Время светлячков Валерия Спасская
        Художница Лара, влюблённая в женатого мужчину, пишет странную картину, смысла которой сама не понимает. Демонические образы картины оживают и проникают в реальность. Лара вспоминает прошлые жизни, связанные с алхимией и древними мистериями, в которых она со своим возлюбленным пыталась добыть заветный эликсир. В новой жизни Лара стремится завоевать любовь Яра, веря, что это и есть цель поисков совершенства. Встреча с ведьмой Тамарой ставит девушку перед сложным выбором.
        Время светлячков
        Валерия Спасская
        Посвящается моей маме за её безграничное терпение и веру в меня, а также всем, кто меня вдохновлял.
        «И знайте, что конец есть лишь
        начало и что смерть есть
        причина жизни и начало
        конца. Узрите черное, узрите
        белое, узрите красное, и это
        всё, ибо эта смерть есть вечная
        жизнь после смерти славной и
        совершенной».
        «Торф философов»,
        арабский алхимический
        трактат[1 - Здесь и далее переводы источников и сведения по алхимии: «Книга алхимии. История, символы, практика», составитель Рохмистров В., электронное издание.].
        Иллюстратор Марпл Мисс
        
                
        Пролог
        Звонким ясным утром первого сентября воздух ещё не совсем остыл от солнечных летних дней, но в дуновениях лёгкого ветра уже ощущалась прохлада начала осени. Дети нарядными потоками стекались к школе; строгие торжественные тона их формы разбавляли цветные пятна букетов и разномастные, но тоже праздничные краски одежды родителей. Локоны, бантики, галстучки, начищенные туфли, запах духов и лака для волос, звонкие детские голоса - всё это заполняло улицу по дороге к школе, и никто поначалу не обратил внимания на странную парочку на обочине тротуара, у стены дома.
        Черноволосая девушка лет двадцати пяти в короткой чёрной расклешённой юбке и ярко-алой блузе, на каблучках и с виду довольно приличная, стояла, опустив руки и бессильно сжав тонкие кулачки. Однако она склонила голову, будто готовясь к нападению, и выговаривала что-то отчаянно и жёстко девочке лет тринадцати, которая нерешительно стояла у стены, почти прижимаясь к холодной бетонной плите. Серые глаза школьницы бегали из стороны в сторону, будто ища спасения, в них читались страх и непонимание. Цветы в помятой плёнке она опустила вниз, рука её дрожала вместе с букетом. Девочка ссутулилась, как затравленный зверёк, и, изредка поднимая на девушку испуганный взгляд, очень тихо отвечала что-то и мотала головой. При этом слегка завитые локоны её светлых волос, завязанных в два хвоста, тоже болтались из стороны в сторону, а большие белые банты колыхались над головой.
        Девушка, в свою очередь, говорила с ней очень жестко, но отчаянно, голос её дрожал от волнения и гнева.
        Люди оборачивались, но продолжали идти дальше - ведь ничего страшного вроде бы не происходило, и все торопились на школьную линейку.
        Однако голос девушки вдруг перешёл на крик, она неожиданно схватила девочку обеими руками за белый воротничок и начала сильно трясти.
        - Ты скажешь! - вопила она, и по щекам её стекали чёрные от смазанной туши слёзы. - Скажешь, как вернуть всё обратно, или я не отвечаю за себя! Клянусь, я найду кого-то посильнее ваших чар и сделаю с вами что-нибудь похуже! Ты во всём виновата и твоя старая карга! Я не этого хотела, не такой жизни! Если б можно было повернуть назад время, но как! Он мне не нужен, слышишь?! Пусть он станет прежним, и я смогу его забыть! Теперь - смогу… Верни всё как было, ты же можешь? Отвечай!
        Девочка тоже уже плакала навзрыд, истерически всхлипывая. Она вся дрожала от страха, и букет упал на асфальт.
        - Я… - пыталась ответить она, но зубы её стучали от волнения, и получалось не очень, - ниччччего не зззнаю! Пррравддда!
        Внезапно девушка отшвырнула её от себя, девочка ударилась о стену, а потом упала лицом на асфальт. Она села, подогнув испачканные колени, и вытирала рукой кровь из разбитого носа, размазывая по лицу грязь. Школьница изумлённо смотрела на красные пятна, растекающиеся по белому манжету рукава, и непонимающе хлопала глазами.
        Люди тут же подбежали и обступили их со всех сторон, из толпы послышались возмущённые крики.
        Девушка и сама вдруг осознала, что она сделала, её взгляд стал более осознанным. Постепенно она возвращалась к реальности и, затравленно оглядываясь, отступала назад, спотыкаясь на каблуках.
        - Я не хотела, я… - пробормотала она и вдруг зарыдала в голос, развернулась и бросилась бежать.
        Ветер
        Пожилая темноволосая женщина с блестящими чёрными глазами, кажущимися слишком молодыми на её изборождённом морщинами лице, задумчиво шевелила горящие в печи поленья. Растрёпанная девочка лет десяти, с непривычно взрослым для своего возраста взглядом, завернувшаяся в драное одеяльце, сидела с ней рядом на низенькой скамеечке, грея босые ноги у огня.
        - Ты обещала рассказать что-то, - напомнила она старухе, - расскажешь?
        Пожилая женщина задумчиво вздохнула и озабоченно посмотрела в сторону окна, за которым гудел, задувая в щели, холодный ветер.
        - Снова заметёт всё, - покачала она головой, - не успеешь разгрести…
        - Я разгребу завтра, - с готовностью сказала девочка, - расскажи!
        - Хорошо, - кивнула старуха, - но это не сказка.
        При этом она внимательно и серьёзно посмотрела юной слушательнице в глаза, так, что той стало не по себе, и она отвела взгляд.
        - А что же? - спросила девочка с опаской.
        - Это история, связанная с древней женской магией, она началась давно, ещё до самой легенды, но никто не помнит, что было раньше. Подобные сказания стары как мир, а возможно, существовали ещё до начала времён. Женская сила - это энергия творения; соединяясь с мужским началом, она порождает всё многообразие форм во Вселенной. Знаешь, прежде, во времена юности Земли, создания, которые позже стали людьми, не имели пола. Это были прозрачные светоносные сущности, могущественные, наделённые волшебными силами. У них не было никаких желаний, и они наслаждались жизнью, лишённой нужд и забот. Мужские и женские энергии в их совершенных телах сливались воедино, подобно соли в морской воде.
        Но текучей женской сущности, стремящейся к непрерывному движению, не хватало свободы, мужская плотность и инертность ограничивали её. Нарастало неудовлетворение, она почувствовала скуку и желание что-то поменять. Чувствуя сопротивление плотных частичек соли, растворённой в ней, не желающих меняться, она с помощью тепла превратилась в пар, стряхнув с себя лишний, как ей казалось, балласт, и устремилась к полной свободе, играя и меняя форму и мир по своему усмотрению. Эта женская сущность решила, что не зависит от тех условий, в которых зародилась по чьей-то неизвестной воле, что она сама себе хозяйка.
        Однако она не знала, что, разделившись с мужским началом, потеряет вскоре свои чудесные способности, а пробудившиеся в ней желания начнут увеличиваться и превращаться в потребности и страсти, которых она не испытывала ранее, и так, лишённая былой гармонии и совершенства, женская сущность познала неведомое ей доселе страдание.
        Постепенно, скитаясь по миру, она разучилась наслаждаться, утратила сияние и больше не могла питаться одним светом. Её тело стало грубым и проявленным, она начала мучиться от холода, голода и жажды. Вскоре эта неразумная дева осознала, как тяжело ей без того элемента, который она безрассудно сбросила, и, позабыв свои тщеславные мысли, пустилась на его поиски.
        Высушенная горстка соли тем временем тоже сохранила в себе жизнь и после череды неутешительных превращений обрела обычное мужское тело, тоскующее по блаженству, доступному прежде, но по какой-то причине утраченному. Теперь они искали друг друга и, пройдя много испытаний, наконец, встретились, надеясь соединиться. Однако, к их общему разочарованию, тела их так затвердели от желаний и связанных с ними страданий, что они уже не смогли слиться в единое целое. Им пришлось просто остаться вместе и помогать друг другу выживать. Вскоре эти два первые человеческие существа обнаружили, что, вместо бесконечного блаженства и магических сил, они получили способность творить себе подобных, в которых желания ещё более умножались с каждым новым поколением и всё меньше оставалось ясности и духовного разума. Вместо духовности люди увлеклись развитием физического ума, с помощью которого они порождали и до сих пор творят множество бессмысленных конструкций, направляя усилия вовне и всё больше теряя гармонию с самими собой.
        Я рассказываю в единственном числе, но на самом деле таких сущностей было множество, и с ними случилось одновременно одно и то же.
        Все люди стремятся к изначальному счастью, хотя мужчины совсем не помнят того, что было ранее, а женская природа сохранила в себе эту подсознательную память. Она чувствует, что когда-то совершила ошибку, но, более мужчины склонная к страстям и эмоциям, часто в этом поиске оказывается совершенно запутавшейся и ищет упоение там, где ждёт её лишь боль и разочарование. Порой она как одержимая ищет мужчину, полагая, что он даст ей то неизмеримое блаженство, которое она когда-то утратила, не подозревая, что ею при этом движут всё те же самые демоны, которые некогда толкнули женскую природу к разделению.
        Эти тёмные сущности коварны, но знаешь, что, моя милая? Наша с тобой порода - ведать, то есть, знать, как всё устроено на самом деле, и пытаться исправить ситуацию. Мы верим, что та первая женщина пыталась освободиться не зря. Значит, было что-то, мешающее ей спонтанно проявляться, но она ошиблась, совсем сбросив со счетов свою противоположность. Мужской аспект энергии нужен нам, но мы должны научиться управлять им и правильно его использовать. Когда-то ещё моя наставница передала мне древнее знание, возвращающее нам часть тех чудесных способностей. Чего только не делают люди, пытаясь найти утраченную гармонию: они ищут её в любви, в науке, в религии, в творчестве, в магии, в наркотиках и других зависимостях.
        Мы тоже ищем по-своему, но наш путь - магия. Мы, древние ведьмы, верим в то, что рано или поздно сможем вернуться к той заповедной реальности, исправив её под свои потребности. В этом смысл нашей жизни, и за нами будущее. Мы специально удаляемся в леса, чтобы не иметь связи с разрушительной цивилизацией. Мы незаметно, но упорно латаем бреши в человеческих отношениях, направляя их по новому пути. Мы не хотим вернуться обратно в наши светящиеся тела для того, чтобы снова быть ограниченными мужской энергией. Расцвет наступит тогда, когда мужчины окажутся у наших ног. К нам и сейчас уже вернулись многие способности, которые казались утраченными, это значит, что мы на верном пути. И в тот момент, когда мы подготовим человечество и научимся распоряжаться противоположными силами без ущерба для себя, мы уже будем точно обладать необходимой магией, чтобы растворить в себе покорную мужскую силу и поставить её себе на службу.
        Старуха замолчала, глядя на догорающие язычки огня, пляшущие над красными мерцающими углями.
        В тишине было слышно, как ветер воет снаружи, оконное стекло подрагивало, в него ударяли крошечные крупинки снега, пляшущие в бешеном танце.
        - Ветер не утихает, - сказала она, - надо быть осторожнее в такую погоду. Ветер порождает страсти и смятение души.
        - Это всё правда? - спросила девочка, - то, что ты рассказала?
        - Конечно, - старуха посмотрела на неё долгим пронизывающим взглядом, - разве ты не веришь?
        - Да нет, я верю, - юная слушательница серьёзно кивнула, - и ты меня научишь этой магии?
        - За этим ты и здесь, - теперь пожилая женщина улыбалась, глядя на неё своими странными блестящими глазами юной девушки, - а теперь иди спать. Тебе сегодня приснятся сны, смотри их внимательнее и постарайся запомнить. Это важно.
        * * *
        Поскальзываясь на льду на тоненьких каблуках, Лара бежала мимо арки, где ветер дул особенно сильно, просто сбивая с ног. Но, воодушевлённая и радостная, девушка не обращала на это внимания. Холодный воздух, казалось, приподнимал её над землёй и нёс к тем необычным ощущениям, за которыми она и ходила с недавних пор на тренинги к новой подруге Злате.
        Кутаясь в лёгкий полушубок, Лара, наконец, добралась до знакомой девятиэтажки, быстро поднялась на шестой этаж и влетела в распахнутые двери. Внутри все было пропитано светом и ароматом благовоний, и девушка сходу попала в объятия Златы, худенькой и нежной блондинки, пахнущей так же сладко, как воздух в её квартире.
        - Ну, наконец-то! - воскликнула она. - Проходи скорей, мы уже начинаем!
        - Сейчас, - сказала Лара, высвобождая из-под шапки длинные чёрные волосы. Блестящей волной они рассыпались по плечам, и она улыбнулась своему отражению. Из зеркала на неё смотрела румяная от ветра симпатичная девушка с горящим взглядом.
        - А у нас сегодня тренинг на любовь!
        - На любовь? Как здорово!
        Переодевшись, Лара вошла в светлую комнату, освобождённую от мебели. В центре комнаты был сложен алтарь из камней, посредине которого горела свеча. Вокруг стояли девушки и оживлённо, но негромко болтали. На полу у камней сидел Яр, высокий темноволосый мужчина лет тридцати пяти, в синей футболке и тёмных спортивных штанах, и смотрел на огонь.
        - Добрый вечер! - сказала Лара, и девушки поприветствовали её в ответ.
        Яр молча улыбнулся ей, поднялся и встал в круг.
        - Хорошо… Мы начинаем, - таинственным певучим голосом сказала Злата.
        Участники глубоко вздохнули, взялись за руки и закрыли глаза. Пару минут они слушали волшебную звенящую тишину перед началом таинства. Лара сжимала руки двух девушек, в сознании и теле её разливалось блаженство.
        Дым благовоний стелился по комнате. Вскоре зазвучала громкая электронная музыка - мелодичная, с восточными мотивами. Девушки и Яр начали спонтанно двигаться в трансовом танце. Злата выключила свет, переставила свечу на полку, и люди продолжали плавно перемещаться по комнате с закрытыми глазами, каждый в собственном ритме, погружаясь в свой внутренний мир. Вкрадчивый голос Златы вёл их по волшебным мирам грёз, где все желания легко исполнялись. В этом потоке было столько счастья и единения, столько раскрытия и силы, что, казалось, воздух дрожал.
        - Каждый мой шаг - это шаг Любви.
        Каждый мой взгляд - это взгляд Любви.
        Каждое моё слово - это слово Любви! - почти пела Злата.
        В какой-то миг в танце, замечтавшись, Лара коснулась плечом плеча Яра, и сердце вдруг начало биться сильнее. Её воображение заполнил образ друга, сияющий в лучах солнца, и, не в силах ничего поделать с этим внезапным переживанием, она отдалась волнам наслаждения, с каждым движением будто бы становясь всё ближе к нему. А когда все, уставшие, в изнеможении лежали на полу головами в центр и Злата включила спокойную расслабляющую музыку, то перед глазами Лары, как светлячки, замелькали блики солнца на зелёных листьях в летнем саду. Пространство было наполнено светом и теплом, и там был Яр, одновременно чужой и близкий, такой родной, будто она знала его всю жизнь… Их тела слились в объятиях, и девушку накрыло ощущение абсолютного счастья.
        После тренинга Лара сидела в недоумении молча и одна не делилась своими впечатлениями с другими, как было принято в конце занятия. Она не понимала, что с ней творится, опускала глаза при взгляде на Яра, но ей было интересно, чувствовал ли он тоже что-нибудь или это были лишь её фантазии. Прежде она никогда не думала о нём ТАК.
        Мечты
        - Ты знаешь, - таинственным, чуть приглушённым голосом говорила по телефону Злата, - на следующей неделе начинается женский семинар. Приедет сама Афродита, она будет учить особенным вещам.
        - Афродита? - переспросила Лара.
        Она была дома, в обтягивающей красной тунике, чёрные волосы мягкими волнами падали на нежное открытое плечо, оттеняя бледную кожу. Лара не любила жару так же, как не любила холод, она не загорала и ненавидела снег. Ей бывало хорошо вечером и ночами, когда ласковая прохлада открывала свои объятия, но шумные дни, наполненные солнцем, смущали её, а зима пугала морозами, и девушка пряталась от них в теплоте своих красок. Если она покрывала холст оранжево-красными огненными мазками, это означало не любовь к солнечному свету, а бегство от снежного холода и беспредельного белого одиночества.
        - Ну да, я про неё рассказывала, помнишь? Тебе надо обязательно пойти!
        - Конечно, - улыбнулась Лара, закусив губу, - это мне сейчас особенно нужно.
        Она начинала всё больше привыкать и даже испытывать потребность в этих занятиях, которые раскрывали спящие силы души, помогали преодолеть препятствия в жизни, шагнуть выше обыденности и получить доступ к удивительным знаниям и способностям, лежавшим за пределами обычного восприятия. Тренинги представляли собой чередование йоги и спонтанных танцев при свечах под громкую медитативную музыку, творчества и динамической медитации, очищения от предрассудков гневной активностью - движениями, позаимствованными из боевых искусств, и наполнения пространства сияющей энергией, а завершались полным расслаблением.
        Отпуская и отбрасывая всё, что мешало быть счастливыми, участники притягивали в свою жизнь самые важные и необходимые вещи, учились мечтать, проявляться свободно и творчески, исполнять желания - свои и чужие. На тренингах они обретали способность слышать себя, понимать, чего жаждет душа, вне зависимости от требований других людей и общества, от предрассудков и сомнений, от страхов и препятствий, от всего, что затмевает внутренний свет.
        В основном занятия посещали девушки, хотя бывали и парни. В этом удивительном кругу доверия, силы и любви каждый чувствовал себя особенным и нужным, чего порой так не хватает в мире одиночества, зависти и злобы. На тренингах возникало ощущение единого целого с людьми, создающими круг, и можно было поделиться с другими своими желаниями, страхами, переживаниями и надеждами.
        Иногда приезжали наставники и наставницы из других городов и проводили семинары, длящиеся несколько дней.
        Реальная жизнь всегда значила для художницы Лары куда меньше, чем мир красочных фантазий, постоянно наполнявших её голову. Ей нравилось загадывать желание, заряжать его силой на тренинге и представлять, как оно сбывается.
        Положив трубку, девушка в задумчивости замерла перед зеркалом, разглядывая себя, и руки её непроизвольно заскользили по нежному алому шёлку, лаская изгибы стройной фигуры.
        Заблудившись в абстрактных смыслах, пытаясь найти удовлетворение в творчестве, она совсем забыла о себе, о своих тайных женских желаниях, которые иногда отражались мимолётно в её картинах, но почти никогда не воплощались в реальности. Те быстротечные романы, которые заканчивались так же неожиданно, как и начинались, были основаны на лёгкой влюблённости и сексуальном влечении. Да она и сама прежде мало интересовалась мужчинами.
        Но вдруг из глубины её существа начала подниматься вверх одна сильная всепоглощающая потребность - отчаянная жажда взаимной любви, которую она всю жизнь подавляла в себе, не видя возможности её утоления.
        Лара задышала прерывисто и часто, задержав потеплевшие ладони на области сердца.
        - Хочу любви, - прошептала она, - такой, которая заставит меня измениться, разбудит спящие желания и способности, подарит совершенное вдохновение! Я знаю, что могу испытывать глубокие чувства, способные изменить этот мир. По крайней мере, мой мир - точно. Хочу взаимной и сильной любви, всепоглощающей, страстной, красивой! Ведь мы приходим в этот мир для наслаждения, так пусть же это, наконец, случится и со мной… Я больше не желаю жить одна в своих красках, образах, фантазиях, мне необходимо разделить всё это с кем-то близким, родным, с тем, кто ищет меня так же, как и я его ищу. Пусть же мы, наконец, встретимся, чтобы создать вместе нечто превосходящее возможности одного человека, но зато доступное в плодотворном союзе! И я жду тебя, Афродита, чтобы ты научила меня любить!
        * * *
        Лара владела одним сокровищем: ключом от двери, ведущей на крышу. Нужно было преодолеть всего лишь два лестничных пролёта от её квартиры на девятом этаже до волшебного тайного места.
        Она взяла бутылку, штопор и бокал, и, шурша бархатными складками длинной чёрной юбки, поднялась наверх, чтобы новый чудесный вечер провести наедине с собой и с красками, наполняющими мир.
        - Пусть пока я одна, - шептала она себе, - но это уже ненадолго. Теперь я знаю, чего хочу.
        Заходящее солнце вдали над лесом переливалось бликами, отражаясь и смешиваясь в палитре бокала с пьянящим напитком. Сидя на самом краю крыши, Лара пила в одиночестве насыщенный красный с оттенками заката, и выше неё были только небо и птицы. А ещё - самолёты, летящие к дальним странам. Художница никогда никуда не летала. Она любила придумывать места, в которых могла бы побывать.
        Девушка представила себе море.
        Вдруг стало легко на сердце, все переживания растворились, а перед внутренним взором задрожала полоса прибоя. Солнечные блики нежились в лазурных волнах… Лара ступала босыми ногами по тёплому песку, улыбаясь, приближалась к воде. Море было таким реальным, оно шумело совсем рядом, оставалось сделать лишь шаг, чтобы ощутить на теле солёные брызги и пойти навстречу волнам, которые, казалось, вот-вот обнимут ступни шипящей пеной, как от шампанского, и отступят, оставив кожу блестеть на солнце… если она успеет высохнуть до следующей волны.
        «Пожалуй, сегодня начну писать море, - подумала Лара, - ведь не так важно, что я его никогда не видела, дело не в этом. Напишу так, как чувствую, как оно отражается в моей душе.»
        Она всегда творила спонтанно, мало сверяясь с оригиналом и даже избегала какой бы то ни было натуры, руководствуясь одним воображением. Лара создавала иные миры, сказочные и фантастические, она не боялась экспериментировать с материалами и красками и в процессе забывала себя, отдавалась безрассудно потоку, доверяя ему. Ещё никогда вдохновение её не подводило.
        * * *
        Сидя одна на крыше, Лара любила придумывать себе отца. Иногда он жил в Финляндии, в загородном коттедже, в одиночестве. Каждое утро отец выгуливал двух доберманов в заснеженном лесу, а потом возвращался домой, чтоб написать очередную главу своей новой книги. Лара могла приезжать к нему, когда захочет, греться у камина, завернувшись в плед, пить глинтвейн после долгой прогулки по лесу. Собаки, развалившиеся на белом ковре у её ног, тяжело дышали, вывалив языки, но не уходили от огня, потому что они очень любили Лару. А папа сидел в кресле, в тёмно-зелёном полосатом халате и уютных коричневых тапках, положив ноги на журнальный столик. Он держал в руках рукопись или уже изданную книгу (знал, что у дочери никогда нет на это времени) и читал вслух главу за главой, пока девушку не начинало клонить в сон, и тогда она отправлялась в свою маленькую комнатку под крышей, где кроме неё никогда никто не ночевал, зажигала тусклую настольную лампу и думала в одиночестве обо всём - так хорошо думалось в гостях у папы в тихом доме, когда метель снаружи завывала и стучала в окно снежной крупой…
        Иногда Ларе нравилось представлять своего папу черноусым цыганом; он вечно мотался по миру, но порой его табор заворачивал в её город, чтобы устроить в каком-нибудь местном клубе шоу с песнями и плясками. Красивые черноволосые цыганки в разноцветных юбках кружились по всему залу и пели так красиво и душевно, что прошибало до слёз, а папа разбивал бокал и тоже пускался в пляс, подхватив дочку; все ликовали, визжали и радовались, а цыганки обирали мужиков, пускающих слюни. Да и вообще - местные просто смотрели и завидовали цыганскому веселью, а Лара была одна из них, тоже цыганка, в её жилах текла буйная отцовская кровь, она танцевала с молодыми черноглазыми ребятами до головокружения, и они так напивались с папой, что, хохоча, держались друг за друга, а потом, распевая песни, покидали клуб в сопровождении всего табора и шумной толпой гуляли всю ночь по городу, пугая народ.
        Утром им нужно было ехать дальше, и Лара прощалась со своей цыганской семьёй, вытирая радостные слезы, а черноволосые родственники обнимали её и желали огромной любви и много денег, а всё остальное ведь и так было у неё, и конечно, в следующем году они обещали заехать снова. Черноусый папа сверкал глазами, целовал крепко и обнимал до хруста костей, улыбался золотозубой улыбкой и говорил, что ни за что бы не бросил дочку, но не может без дороги. Он звал Лару с собой, но ей нужно было остаться дома, с мамой, и она махала им вслед, а они все разноцветными пляшущими пятнами высовывались в окна и двери вагона. Ларе казалось, что это не поезд скрывается в пыли дороги, а яркая кибитка, запряжённая отменными вороными лошадьми, с бубенчиками и разлетающимися цветными лентами в косах на пышных гривах и хвостах…
        Но чаще всего она представляю себе папу как бизнесмена, может быть, издателя какого-то журнала, что-то в этом роде. Она любила его кабинет, оклеенный оливковыми обоями с классическим узором, стол красного дерева с тёмно-зелёной кожаной вставкой, сделанный на заказ, под старину. У стола были причудливые витые ножки, и отец курил трубку над грудой бумаг, погружая всё видимое в мистический ароматный дым.
        Лара любила этот кабинет, и когда она приходила, отец отменял все важные встречи, внимательно выслушивал дочь и давал мудрые советы по самым ничтожным вопросам, которые она ему задавала. На самом деле, всем, чего она добилась в жизни: творчеством, учёбой в нужном месте, тем, что она вообще жила свободно несмотря на те диагнозы, которые ставили ей в детстве - Лара была обязана советам своего вымышленного отца из кабинета с оливковыми обоями…
        На этот раз она даже не знала, как начать. С удовольствием вдыхая терпкий вишнёвый дым, она в замешательстве смотрела в пол.
        - Чаю? - предложил отец.
        - П-пожалуй, - запинаясь, сказала Лара, и тут же, как по волшебству, появилась секретарша с подносом. Она поставила на стол перед девушкой чашку дымящегося зелёного чая с цельными листочками, плавающими на поверхности - знала, как любит дочь шефа.
        Лара с благодарностью кивнула ей, и девушка исчезла так же неожиданно, как и появилась.
        - Ну, так я слушаю, - отец выжидательно поднял брови над стёклами очков и шумно втянул ароматный табачный дым.
        Он с наслаждением откинулся на спинку стула.
        - Я… у меня… - запинаясь, пробормотала Лара. - В общем, папа, я влюбилась.
        Отец подался вперёд, облокотился на стол и удивлённо посмотрел на дочку.
        - Не может быть, - сказал он, смеясь глазами, - вот это новость. И в кого же?
        - Не знаю, - лихорадочно сглатывая, помотала головой Лара, - совсем не знаю. Но это какое-то безумное чувство. Я подумала, что должна тебе сказать. Я всегда всё тебе говорю сразу.
        - Да, и я это в тебе ценю, - кивнул отец, - я горжусь тем, что ты идёшь своим собственным путём и наслаждаешься жизнью, как можешь и хочешь. Это качество действительно ценно в наши дни, когда все гонятся за деньгами и славой. Но… знаешь, дочка, любовь не всегда приносит счастье, зато часто обрекает людей на страдание. Тем не менее, каждый должен через это пройти. Поэтому я не стану спрашивать тебя ни о чём, ты расскажешь мне, если сама захочешь - этому я всегда рад и готов тебя выслушать в любой момент, хотя на самом деле я обеспокоен. Ты уже давно не ребёнок, и довольно странно, что до сих пор этого с тобой не случилось, но вот теперь ты становишься взрослой, и знай, всегда и несмотря ни на что, я буду тобой гордиться, дочь! За твою уверенность в себе и отсутствие сомнений. Так что, Ларочка, благословляю тебя на этот нелёгкий путь!
        Только отец умел так говорить. Только он знал о жизни всё, но, конечно, не мог ничем помочь дочери, которая его выдумала. Ведь он не догадывался, что именно откроет в ней это новое состояние, какие силы выпустит наружу из тёмных глубин её бессмертной души. В тот момент не могла этого знать и сама Лара, наивная девочка, ошеломлённая неожиданной глубиной чувства, пустившего ростки в её юном сердце, нетерпеливо смотрящая вдаль своими серо-зелёными прекрасными глазами.
        Однако почему-то она вдруг испытала невыносимую грусть и уверенность в том, что больше никогда не вернётся к своим наивным детским фантазиям: ни в финский коттедж, ни на цыганский праздник, ни в оливковый кабинет - маленькая девочка, нуждавшаяся в отцовских советах, осталась там, во всех этих грёзах. Лара вступила на путь, который ей предстояло пройти одной.
        * * *
        Перед сном Лара долго расчёсывала перед зеркалом длинные тёмные волосы. Она впервые смотрела на себя оценивающе, начиная, наконец, постигать особую силу своей красоты. Хотя она не была уже юной девчонкой, и конечно, как творческий человек, увлекалась не раз и спала с парнями, сейчас ей впервые захотелось внимательно рассмотреть собственное тело в отражении, изучить каждую клеточку, каждый изгиб и крохотный волосок, чтобы понять, зачем создано всё это и как ОН это увидит, что подумает и почувствует, оказавшись рядом… что лучше всего сказать, как двигаться, как слушать ЕГО, как ЕГО касаться…
        Касаться ЕГО… Лара нежно и медленно провела пальцами по своей щеке, откинула голову и продолжала ласкать себя, спускаясь дальше, к шее, а затем ниже, к груди… Кожа была необычайно чувствительна, и девушка изучала своё обнажённое тело, задрожавшее от предвкушаемого наслаждения. Всё оно было движением, волной, порывом. Лара не понимала, откуда приходила эта любовь к себе, к своему телу, к Вселенной, этот танец изнутри, зарождавшийся где-то в глубине её существа под ритм огромного, как мир, сердца, каждый удар которого стучал в ушах невидимым барабаном, управляя лунными циклами, приливами и отливами, женской энергией, раскрывая в ней скрытую доселе способность испытывать сильные чувства и потребность нв ответном их наполнении.
        Гладкий нежный шёлк простыней струился по телу лазурной волной. Лара впервые легла спать абсолютно обнажённой, представляя, как мужчина её мечты касается каждой клеточки разгорячённого тела, и словно море, заполняет её мир своим присутствием…
        …Во сне она вышла из леса на берег реки. Там сидел шаман с огромным шерстяным бубном, и, глядя вдаль, извлекал из своего инструмента сильные глухие удары, под которые юная душа Лары, танцуя, поднялась высоко в небо и соединилась с облаками и птицами, наполняясь силами воздуха, воды и ветра, чтобы, став целостной и прекрасной, отправиться в неизведанный путь.
        * * *
        Телефон - это средство связи с реальным миром. Реальным ли?
        - Привет, - чарующий голос Златы, словно первые лучи утреннего солнца, разрушил хрупкие ночные грёзы.
        - Привет, - Лара улыбнулась в ответ, представляя улыбку подруги и её саму, такую особенную в ореоле вечной таинственности.
        У неё было хорошее настроение. В воздухе носилось неясное предчувствие чего-то прекрасного.
        - Ну что, ты готова превратиться в настоящую богиню? Афродита уже здесь, - сказала Злата, - начало сегодня в восемнадцать.
        - Конечно, готова! - бодро откликнулась Лара. - Где?
        - Знаешь вспомогательную школу, напротив городской больницы, за мостом? Больше нигде не могла найти зал. Вечером там уже никого нет, и можно шуметь сколько угодно.
        - Да, знаю. Я приду!
        В спортзале закрытой на ночь школы под руководством наставницы Афродиты, настоящего имени которой никто не знал, собравшиеся женщины учились наносить макияж, одевали яркие сексуальные одежды, состоящие из белья и шёлковых платков, чтобы они красиво струились во время танцев. Аромат благовоний наполнял пространство, Злата зажгла свечи и расставила их по комнате, а затем потушила свет. Полуобнажённые, похожие на жриц какого-то индийского храма, девушки начали танцевать под мелодичные звуки мантр, льющихся из динамиков. Они двигались спонтанно и легко, направляемые приятным нежным голосом прекрасной черноволосой наставницы.
        - Мы богини, и нам подвластно всё! - Афродита, так же, как и Злата, певуче растягивала слова, но голос у неё был громче и сильнее; аффирмации проникали прямо в подсознание, убирая ложные установки и закладывая новые программы. - Женская сила управляет этим миром, и все наши мечты быстро сбываются, потому что мы достойны только самого лучшего и, танцуя, плавно, мягко, но упорно движемся к своей цели!
        Мурашки побежали по коже Лары, ей вдруг стало страшно, потому что странные неведомые доселе желания всколыхнулись глубоко внутри и начали подниматься наружу, требуя скорейшего воплощения. В этот момент она поняла, что никогда прежде себя не знала, и, возможно, лишь сейчас, на этом семинаре, увидит и поймёт, чего действительно жаждет её беспокойная душа, до этого дня находившая самовыражение лишь в творчестве - но были ли иллюзорные разноцветные мазки по холсту тем, для чего она явилась в этот мир?
        После танца Афродита раздала девушкам листки и фломастеры.
        - Вам нужно изобразить мужчину, которого вы хотите притянуть в свою жизнь. Это может быть и реальный человек, с которым у вас уже есть отношения, если их надо улучшить.
        Под спокойную медитативную музыку девушки рисовали в свете дрожащих свечей, сидя на полу. Воображение Лары быстро покинуло реальность, и она бездумно отдалась потоку вдохновения. Однако, на сей раз она творила не абстрактные образы, а нечто такое, что должно было обязательно воплотиться наяву. На её листке чёрточка за чёрточкой появлялся красивый статный мужчина, высокий, с пронзительным взглядом чёрных глаз. На нём был синий немного старомодный пиджак, и он стоял, сложив руки, спокойный и уверенный в себе. На заднем плане Лара изобразила небо, на котором горели одновременно золотое жаркое солнце и холодная белая луна.
        - Ого, какой классный, - сказала одна из девушек, заглядывая в листок Лары, - прямо как живой, кто это?
        - Не знаю, - Лара смущённо пожала плечами, - это не конкретный человек, просто намерение.
        - Она ж художница, - улыбнулась Злата.
        - Правда? Нарисуй и мне, - попросила девушка, - а то у меня непохоже получилось. Могу дать фотку своего парня, только до сумки сбегаю.
        - Девочки, каждая рисует сама, - возразила Афродита, - важно ваше восприятие и ощущение.
        К схематичному образу человека девушки добавили энергетические центры в виде цветных кругов, а затем, держа листки перед собой, танцевали с ними медленный танец, посылая свою энергию в разные чакры воображаемого партнёра.
        - Никакой магии, - мелодичным голосом поясняла Афродита, - всё очень просто. Женская сила, нежная и тёплая - это то, на чём держатся нити нашего мира, и любое ваше желание рано или поздно неизбежно сбывается. Сейчас вы просто делаете это более осознанно и ускоряете процесс, который могли заблокировать чужеродные программы, встроенные в вас обществом, семьёй, окружением. Признайте же свою власть, верните себе могущество, принадлежащее вам изначально! Своей сексуальной энергией вы можете управлять всеми процессами в мире, а не только влиять на волю мужчин. Сосредоточьтесь на ритуале. Если человек реальный, то представьте, что вы от него хотите, и посылайте своё желание в его межбровный центр. А если он - пока лишь плод воображения, то тяните его к себе сияющими нитями энергии, исходящими из сердечной чакры, чтобы он быстрее проявился в вашей жизни.
        Держа перед собой схематичный портрет, Лара медленно двигалась под спокойную музыку и старалась выполнять указания наставницы. Это почему-то было нелегко. Во-первых, нарисованный образ кого-то ей сильно напоминал… Яра? Нет, не исключая некоторого сходства, она не могла сказать, что это был он. В облике вымышленного персонажа сквозила холодная надменность, острый ум и скрытая сила - Лара почти чувствовала его присутствие, словно он усмехался, глядя прямо ей в глаза. Странные забытые эмоции всколыхнулись в груди, и вместо светло-зелёных лучей любви она ощутила что-то вроде электрических разрядов между ней и иллюзорным мужчиной. Иллюзорным? Сейчас она могла бы поспорить, что изобразила конкретного человека, который стоял перед ней будто во плоти.
        Лара испугалась и уронила листок. Голова закружилась, ей стало не по себе. Девочки подбежали к ней, спрашивая, что случилось. Она посидела немного у стены, потом порвала и выбросила рисунок, с удивлением заметив, как дрогнуло и сжалось при этом сердце.
        - Можно, я уйду пораньше? - попросила она Афродиту. - Мне что-то нехорошо.
        - Да, конечно, - откликнулась наставница, - у нас осталась только недолгая медитация. Злата тебе расскажет, что нужно взять завтра.
        Оказавшись на улице, Лара почувствовала себя лучше. Она решила прогуляться и пошла домой пешком через мост. От ночной свежести и тишины мысли и чувства приходили в порядок. Думать о том, что произошло на семинаре, Лара не хотела - мало ли что бывает, особенно в трансе. У неё всегда хватало в голове различных странных фантазий, так что лучше было поскорее забыть неприятные ощущения. Тем более, они занимались в очень интенсивном режиме, делали много упражнений, танцевали до изнеможения.
        «Надо как следует выспаться, - сказала себе Лара, - и всё пройдёт».
        Смерть
        - Сегодня - последний день, - напомнила Злата по телефону, - будет групповое занятие с мужчинами.
        - Что? - Лара не могла не засмеяться, так двусмысленно это звучало.
        - Трансформация. Практика умирания. Нужно принести с собой…
        - Гроб?
        Девушки зашлись хохотом.
        - Ларик, ну я серьёзно, - сказала Злата.
        Перестав певуче растягивать слова, она как будто сразу превратилась из богини в обычную девушку.
        - Ну, а что ещё нужно мёртвым?
        - Мёртвым-то ничего, но это же не на самом деле. Хотя будет похоже… Ты должна взять одеяло (потому что мы замёрзнем) и амулет - любой, какой захочешь взять, что-то материальное, символ, который можно держать в руках. Он поможет вернуться к жизни.
        Дневник Лары
        Слушай. Каждый удар бубна, как и твоё сердце, бьётся в ритме Земли.
        Дыши… Каждый твой вдох собирает и концентрирует энергию внутри тебя. Ту, что необходима для перехода.
        Смерть всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки за плечом. Ты призываешь её, и она следит своим зорким взглядом, готов ли ты уже, и когда она видит твою непоколебимую решимость, твоё бесстрашие, она делает всего один шаг и наносит удар.
        Это лишь краткий миг… как правило.
        Меня сковали руки удушья, моё тело билось в агонии, но я продолжала дышать. Холод проникал в конечности, он двигался вверх, заполняя живот, грудную клетку; я чувствовала его как оцепенение, овладевающее всем моим телом. И мне было приятно. Лёгкие мурашки, движение энергии; стремительный вихрь, сметающий всё на своём пути, ощущение пронизывающего давящего ветра, магнитная буря, уничтожающая Вселенную, и я осталась одна, посреди этой бури, которая поглотила всё. Где-то ещё, рядом, моя свободная душа танцевала в окружении зеркал…
        Мне не было страшно. В последние мгновения жизни я готовила себя к этому Переходу, к этому тотальному одиночеству, и оно стало настоящим подарком для меня.
        Всё обретало смысл. Я наконец-то осталась наедине… Сама с собой. Нескончаемый вихрь разрушал всё живое, а я грелась в его лучах, купалась в его безжалостной энергии.
        Холод сковал насквозь, кто-то плакал; возникли люди, что-то значащие для меня в жизни, их образы - какими они остались в моём воображении; так вспоминаешь последнюю встречу с человеком, который умер. Но тут всё было наоборот.
        Они плакали; прощались со мной. Вдруг стало темно. Глухие удары комьев земли, отдалённые всхлипы; я всё глубже погружалась в эту тьму; и наступала ночь. Я знала, что мне предстояло родиться заново, и хотела оставить всё лишнее земле. Скинув с плеч ненужное прошлое, как тяжёлый рюкзак, я кинулась к слепящему солнцу и оказалась в лучах Божественной Любви. Меня накрыло состояние вне слов и мыслей; осталось только чистое беспечное блаженство.
        А потом была переправа, проводники, пещера; огни, священные танцы, и моё окаменевшее тело рассыпалось, превратившись в прах.
        Всё замолкло. Моё существование прекратилось, осталась только Земля. Остались реки и деревья, поля, трава, цветы… Всё, кроме меня.
        «Продолжайте дышать. Не останавливайтесь!» - голос наставницы глухим булькающим эхом доносился будто из-под воды.
        После выдоха прошло так много времени, а естественная потребность вдыхать растворилась в спокойствии смерти. Личная реальность отдельной человеческой жизни утратила основу: мир продолжал существовать, но в нём больше не было меня.
        Невероятно трудно было заставить себя сделать вдох, внимая словам наставницы. Практически невозможно. Прижав к груди магический предмет, мы неохотно возвращалась в тело и наполняли его новой жизнью. Как младенцы, преодолевшие трудный переход, мы изумлённо взирали на этот новый удивительный мир.
        Слов не было, слёз - тоже, но зато чудо жизни предстало перед нами в первозданной чистоте и ясности, свободное от страхов и былых иллюзий. Мы танцевали, как безумные, поздравляя друг друга с рождением.
        - Следите за знаками. - сказала Афродита, - сейчас вся ваша жизнь начнёт стремительно меняться.
        Затем мы стояли в кругу молча, взявшись за руки, и моя рука утонула в тёплой ладони Яра… я слегка сжала её и ощутила, как энергия электрическим разрядом проникла в моё тело, распространившись внутри пульсацией тепла и беспричинной радости. Не знаю, было это связано с практикой или с ним лично. Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались. Он чуть заметно кивнул мне и будто не хотел убирать руку. Остальные уже пошли собираться, а мы всё стояли и молчали. Потом он глубоко вздохнул и разжал пальцы; но мне не хотелось его отпускать.
        (Уже который раз рядом с ним какие-то странные состояния…)
        Яр поднял глаза, он улыбался, и я не могла перестать смотреть на красивый плавный изгиб его тонких, но чувственных губ.
        - Теперь мы - новые люди, - сказал он.
        - Ага, - согласилась я, чувствуя одновременно радость и страх.
        В воздухе вокруг нас словно дрожали невидимые нити энергии…
        …Что-то пришло в движение, я не знаю, плохо это или хорошо, но его уже не остановить.
        * * *
        Лара спала крепко. Ничего не помнила. Высыпалась быстро. Последняя выставка прошла как в тумане.
        В воскресенье зашла Злата, вся в слезах.
        - Что с тобой? - спросила Лара.
        На самом деле она почти ничего не знала об этой хрупкой светловолосой девушке, казавшейся такой сильной и уверенной в зале, а сейчас совершенно разбитой и растерянной. Лара пришла к ней однажды на занятие по йоге, но они обе сразу ощутили некую связь друг с другом. После занятия Лара осталась, чтобы задать ей какой-то вопрос, и Злата пригласила её на семинары, которые «не для всех». Сейчас она сидела рядом, плакала молча, а Лара не знала, как ей помочь.
        До сих пор она воспринимала Злату как учительницу, наставницу, богиню - кем же она была на самом деле?
        - Этот семинар - особенный, - сказала Злата сквозь слёзы.
        - Хочешь чаю? - спросила Лара, не зная, что ещё делать.
        - Давай. Зелёный? - Злата подняла ясные голубые глаза, в которых было столько боли, что все мысли и вопросы тотчас исчезли из головы Лары.
        Она автоматически заварила чай и села напротив.
        Слова родились не сразу. Злата пила глоток за глотком, вытирая слёзы, не глядя на Лару, а потом, сжимая тёплую чашку в ладонях, как спасение, проговорила тихо, но отчётливо:
        - Знаешь… у меня была семья: муж и сын.
        Лара знала, что она старше, но никогда о таком не думала. Она считала, что Злата специально создаёт вокруг себя ореол таинственности, чтобы привлечь людей на занятия, но теперь она увидела, что дело не только в этом.
        - Что значит - была?
        Злата залилась слезами, и чай уже не помогал.
        - Они разбились в автокатастрофе, - продолжала она, - мы ехали все вместе… Муж не справился с управлением, машину вынесло на встречку. Я почти не пострадала, смогла выбраться из машины, вытащила ребёнка… он… умер у меня на руках. И знаешь, что? Он был такой спокойный, будто не боялся умирать, мне даже казалось, что он улыбается и как будто говорит мне: «Не плачь, мама, всё хорошо. Я люблю тебя».
        Она плакала несколько минут, уткнувшись в платок, который дала ей Лара.
        - Он был настоящим ангелом, - продолжала Злата, немного успокоившись, - всегда, с самого рождения, как будто знал, что ему суждено, был спокойным и серьёзным, не давал мне волноваться по пустякам. Будто бы пришёл, чтобы спасти меня, сказать мне что-то, взять на себя плохую карму и затем уйти.
        Серый кот, словно понимая, о чём рассказывает Злата, подошёл к ней, запрыгнул на колени и, замурчав, свернулся клубком, зажмурил глазки.
        - Утешает тебя, - улыбнулась Лара, - этот кот у меня не простой. Я нашла его на улице, он пытался взобраться на бетонный столб в то время, как его братья и сёстры сосали мамкину сиську.
        - На столб? - Злата засмеялась.
        - Ага, я не шучу, - сказала Лара, - он и дома лазил маленький до самого потолка: вон, посмотри, где следы его когтей,
        видишь? Поэтому я назвала его Бесик, он и до сих по любит побеситься.
        - Правда? - сказала Злата, - Спасибо тебе.
        - За что? - не поняла Лара.
        - Что выслушала меня… мне нужно было с кем-то поделиться… Я никому не рассказываю… из тех, кто знает меня недавно. Боюсь, что будут говорить всякие слова, ну знаешь, неискренние, банальные, люди ж не знают, что сказать в таких случаях. Я не люблю этого. А ты… попыталась отвлечь. Даже рассмешила. Спасибо за это. Мне легче стало.
        - Это Бесик пришёл тебе помочь, - возразила Лара, - а я тоже понятия не имею, что сказать, потому и мелю всякую чушь. Я совсем ничего не знаю о страданиях и боли. Ты молодец, ты сильная. Идёшь дальше несмотря ни на что и другим помогаешь. А я… не уверена, что хотела бы иметь детей. Я ведь даже любить не умею.
        * * *
        Перед сном Лара думала о смерти и рождении, обо всех этих странных вещах. Бесик мурлыкал, свернувшись клубочком рядом на подушке; Лара разрешала ему многое. Он был её единственным близким существом на всем белом свете. Ей вдруг стало грустно. Она вспомнила Яра; как они стояли после семинара, держась за руки - время словно застыло в тот момент. Лара, однако, знала, что он женат, и отгоняла любые мысли о нём… хотя он, безусловно, был похож на того мужчину с портрета, который она рисовала, закладывая намерение.
        - Всё же это не он! - сказала Лара коту, - Бесик, сделай что-нибудь, чтобы я перестала думать и заснула.
        Словно понимая её, кот залез выше на подушку и свернулся клубком почти на голове у хозяйки. Лара любила, когда он так делал: своим пушистым теплом и мурчанием Бесик словно разгонял все беспокойные мысли и образы. Она заснула быстро и без сновидений.
        Остров
        Лара хорошо помнила их первую встречу. Была середина весны, и она перепрыгивала на каблуках через грязные лужи, стараясь сохранить равновесие и красивую осанку. Богиня в любой ситуации должна выглядеть достойно.
        Чёрный паджеро, мигая аварийкой, ждал её на дороге напротив дома. Они не стали заезжать во двор, вечно заставленный машинами, потому что от крайнего подъезда Лары до проезжей части было совсем недалеко. Злата махала ей в открытое окно автомобиля, из-за её плеча выглядывал сидящий за рулём темноволосый мужчина, он внимательно следил за Ларой с улыбкой, не отводя взгляда. Когда она села на заднее сидение, он обернулся к ней и представился:
        - Яр.
        Протянул большую ладонь, которая оказалась очень тёплой, прямо горячей по сравнению с её вечно холодными руками, и маленькая ладошка Лары утонула в этой огромной пятерне. Сама же она тонула в омуте пристального взгляда его тёмно-синих глаз. Несколько секунд он не отнимал руки, продолжая смотреть ей в глаза, и Лару внезапно пробило жаром с ног до головы - никогда в жизни она не чувствовала такого странного огня между собой и другим человеком, тем более совершенно незнакомым.
        Всю поездку она сидела в замешательстве, сложив руки, которые вдруг не только согрелись, но даже вспотели, и, моргая, смотрела то на проносящуюся мимо дорогу, то на его затылок. Ей почему-то показалось, что этот человек увидел её насквозь и прочитал все её тайные мысли и желания. Хотя особых тайн у неё не было, но ей все равно сделалось как-то не по себе и при этом неудержимо тянуло к мужчине, везущем её и Злату на очередной семинар.
        Однако, вскоре она отвлеклась на болтовню с подругой и забыла о своих странных состояниях.
        В первой практике участники встали цепочкой друг за другом, и Яр оказался за Ларой. Они делали друг другу массаж; его сильные нежные руки массировали её шею, плечи и верхнюю часть спины, и она почувствовала вдруг, как будто их тела потеряли границы, и его мощная мужская энергия наполнила её тело, от макушки до стоп, задерживаясь в животе, закручиваясь там и циркулируя по телу волнами блаженства. Лара закрыла глаза и не хотела, чтобы это кончалось, но нужно было уже разворачиваться. С трудом выйдя из транса, девушка положила руки на его широкие плечи. Он был очень высоким, и ей пришлось подняться на цыпочки для удобства. Она зажмурилась, боясь потерять контроль, так как вообще не понимала, что происходит. Это было безумно приятно - ощущать его тёплую кожу под своими пальцами, и, надеясь, что он теперь чувствует то же самое, Лара посылала ему волны своей женской энергии. Когда всё закончилось, Яр улыбнулся ей. Она ни разу не испытывала такого, но решила, что это просто воздействие магии семинара, и решила не думать об этом.
        * * *
        Постепенно они подружились. Яр со Златой часто заходили вместе, они втроём пили чай и говорили обо всём на свете. Это было замечательно, но часто после их ухода накатывала какая-то тоска. Прошло несколько месяцев, уже стояла июльская жара, а в жизни Лары по-прежнему ничего не изменилось. Все намерения, которые она с таким энтузиазмом закладывала на зимних и весенних тренингах, как будто где-то зависли и не спешили исполняться. Мечта о прекрасной любви оборачивалась разочарованием. Яр был женат, и о нём не стоило думать, да и к тому же, она не замечала в нём признаков интереса к ней, а других вариантов не было.
        Лара целыми днями писала и совсем выпала из реальности, даже не задумываясь о том, почему друзья давно к ней не заходят.
        Звонок телефона, как обычно, вернул её обратно на землю.
        - Привет, - сказал Яр, - как ты?
        - Привет, - откликнулась девушка, пытаясь улыбаться, но вдруг поняла, что от звука его голоса ей стало очень грустно, - да не очень.
        - Что такое?
        - Не знаю. Устала от всего.
        В последнее время Лара получала много заказов на портреты - она не любила заказы, однако, чтобы оставаться на плаву, приходилось и этим заниматься - ведь всякое могло случиться, а за портреты хорошо платили. Это были внешние причины, но в глубине души девушка понимала, что, загрузив себя работой, пытается заполнить внутреннюю пустоту.
        Голос Яра был какой-то грустный, спокойный, чуть приглушённый. На заднем плане звучала приятная музыка.
        - Знаешь, я сейчас на одном семинаре, - сказал он, - на острове в Карелии, тут озёра, очень красиво. Много разных интересных людей, семинары по йоге и энергетическим практикам, творческие тоже есть. Танцы Единения каждый вечер - это практика такая… Слышишь музыку? Приезжай, тут очень здорово. Я, наверно, буду ещё неделю.
        - Хотелось бы, - вздохнула Лара, - но к сожалению, мне нужно закончить работу, не уверена, что успею.
        - Ничего, приезжай как сможешь, - сказал он.
        Его красивый голос вдруг слегка задрожал, и в нём послышалось Ларе волнение и скрытая мольба. Непонятные переживания передались девушке, по телу побежали мурашки, и какое-то завораживающее чувство обволокло её, как дурман.
        Она молча слушала, как добраться до острова, кажется, даже записывала информацию на листок, но словно проваливалась в странную пустоту.
        Дальше Лара ничего не помнила: как закончила заказ, как собралась и приобрела нужные вещи: палатку, спальник, в каком магазине она их купила, как договаривалась со Златой присмотреть за котом… Всё это стёрлось из её памяти.
        И вот одинокая странница, на попутках добравшаяся в незнакомое место, брела среди сосен по песчаной дороге, разглядывая разноцветные палатки и ленточки на ветках деревьев, вдыхая чистый свежий воздух и чувствуя себя немного потерянной и словно пустой изнутри.
        Она не писала Яру. Ей хотелось отправиться в это путешествие самой и найти в нём что-то своё, не зависеть от него, несмотря на приглашение. Лару с одной стороны неудержимо влекло к этому человеку, но с другой - она боялась сближаться с ним: из-за того, что он был несвободен, но не только… Думая о нём, девушка ощущала какой-то необъяснимый страх, будто связанный с каким-то воспоминанием, но каждый раз, когда она пыталась поймать нить этого воспоминания, оно терялось и проваливалось во тьму, оставляя лишь след недоумения и лёгкое чувство тревоги.
        Навстречу шёл какой-то человек. Вначале Ларе показалось, что это Яр, но, когда он приблизился, стало понятно, что нет. Она даже удивилась, как могла их спутать - внешне они сильно отличались.
        «Может, дело в энергетике, - подумала она, - и возраст примерно одинаковый».
        У него были русые волосы, круглое лицо и добродушная улыбка.
        - Привет, - незнакомец протянул Ларе руку, которая оказалась тёплой, тоже как у Яра.
        - Привет.
        - Ты только что приехала?
        - Да.
        - Жаль, тут всё уже заканчивается.
        - Ничего, - она посмотрела в его ясные светло-серые глаза, - мне просто нужно отдохнуть.
        - О, ну тогда ты вовремя, - заявил он, - народу осталось мало, многие разъехались, зато расслабление полным ходом. Да, я Стас.
        - Лара, - представилась она.
        Он помог ей поставить палатку, не обращая внимания на недовольные взгляды своей девушки, угостил чаем, рассказал, какие семинары и где ещё проходят. По всему лагерю стояли большие шатры, некоторые из них уже пустовали, в других ещё шли практики.
        Потом Стас неожиданно куда-то убежал, и Лара с его девушкой остались вдвоём.
        - Вот такой вот он и есть, - вздохнула девушка, - всё время где-то пропадает, находит что-то или кого-то и собирает в свою коллекцию.
        Лара улыбнулась ей, чтобы она не грустила. Она была невысокая, плотненькая, с вьющимися тёмно-русыми с рыжинкой волосами и конопушками по всему лицу. Ларе понравились её конопушки.
        - Извини, - сказала она, - я только что приехала, хорошо, что он меня подобрал, а то бы я вообще не понимала, что делать, я и палатку не умею ставить.
        Девушка посмотрела на неё и улыбнулась в ответ.
        - Как тебя зовут?
        - Катя.
        - Лара. Меня пригласил мой друг, возможно, он где-то здесь. Пойду поищу.
        Катя кивнула и осталась в одиночестве сидеть на бревне и смотреть на озеро.
        * * *
        Лара зашла в один из шатров и попала на практику связи с родом.
        Нужно было вызвать предков и, ощущая их позади себя, принять силу и помощь рода. Лара ничего не знала про свои корни, но ей почему-то представился рыжеволосый викинг. Улетев в фантазии, она даже успела пообщаться и выпить с ним пива, прежде чем занятие закончилось, участники вышли из транса и открыли глаза.
        «Что за ерунда? - подумала Лара. - Наверно, это просто усталость и свежий воздух».
        - Привет, - сказал сверху приятный мужской голос, и она подняла глаза.
        Молодой черноволосый парень стоял рядом, изучающе её разглядывая.
        - Не видел тебя раньше, - сказал он.
        - Я только что приехала.
        - Да? Но ведь всё уже заканчивается.
        - Я вовремя, - улыбнулась Лара и поднялась, наконец, с разноцветного коврика.
        - Ты откуда? - спросил парень.
        Вдруг оказалось, что он знает Яра и что Яр уже уехал.
        Лара не понимала, радоваться ей или грустить.
        - Он хотел остаться подольше, - сказал её новый знакомый, Кирилл, - но тут кое-что случилось, и ему пришлось уехать. Странно, что он тебе не сказал, если сам тебя пригласил. Кстати, скоро начнутся танцы, они здесь каждый вечер, придёшь?
        Она кивнула, и тут появился Стас.
        - Лара! - кричал он и бежал к ней. - Я тебя искал! Пойдём гулять.
        Наконец, она попала в круговорот событий и эмоций. Никаких семинаров и практик, а только чистые переживания, общение, люди, новая радостная реальность - именно то, чего ей не хватало в жизни.
        Они гуляли со Стасом по побережью, усыпанному огромными камнями, встретили местных людей, которые искали палатку, а у него как раз оказалась лишняя. Местные пригласили их на свой катер, угостили пивом, хотя на семинарах алкоголь был запрещён, и, прокатившись до лагеря, Лара со Стасом спрятали в кустах ещё по бутылке, а потом, отдав палатку, побежали танцевать.
        В большом шатре играла завораживающая музыка, пробуждающая эмоции, люди ритмично двигались, обнимая друг друга за плечи, сначала в большом кругу, потом парами. В шатре было темно, только множество маленьких свечек горели по периметру. Стас взял Лару за руку и привлёк к себе. Они танцевали, крепко прижавшись друг к другу. Тепло его тела успокаивало, а музыка убаюкивала нервы и совесть. Она вдруг пожалела, что Яр уже уехал, всё же они чем-то были со Стасом неуловимо похожи, может быть, именно поэтому её и тянуло к этому полузнакомому чужому мужчине. Хотелось растянуть мгновения, но она решила, что не стоит.
        - Давай погуляем, - прошептал он, прижимаясь щекой к её щеке.
        - Прости, но… я лучше пойду к себе, - сказала Лара, опуская глаза и отстраняясь. Она вдруг вспомнила печальную одинокую Катю.
        - А как же пиво?
        - Если хочешь, пей сам или оставь на завтра.
        - Ну ладно, - грустно вздохнул Стас.
        * * *
        Лара не помнила, спала или нет.
        Рано утром берег был красив и пуст, она сидела на склоне и курила шаманскую глиняную трубку, которую купила вчера на развале. Каждый день ребята-хиппи раскладывали разные необычные красивые вещи: подвески, браслеты, трубки, чашки - на больших цветных покрывалах посреди лагеря. С трубкой даже удалось купить немного табака, он был ароматный и очень успокаивал. На коричневой глине было вырезано изображение змеи.
        Солнце освещало большие плоские камни у озера. Обнажённая девушка с длинными светлыми дредами спустилась к берегу и села на них, подставляя своё стройное тело утренним лучам. Здесь, в лагере, царила невероятная атмосфера свободы.
        «А что, если отпустить всё? - подумала Лара. - Отбросить страхи и сомнения, поддаться своим желаниям и последовать за ними, куда бы они ни вели?».
        Лара втянула ароматный дым, и приятное тепло разлилось внутри. Она вдруг ощутила, как сильно ей не хватает близости, принятия, понимания, чувств - не мимолётных, какие возникали порой и быстро угасали, а настоящих, живых и глубоких.
        Справа, чуть позади, раздались нежные переливы гитарных струн. Она удивлённо обернулась. Стас в одних трусах сидел на берегу, обнимая гриф, улыбался и смотрел вдаль. Она и не заметила, как он подкрался.
        - Что, тоже не спится?
        Лара улыбнулась в ответ. Он играл что-то спокойное, медитативное.
        Размышления на рассвете принесли радость и облегчение. Начинался новый день, и с ним - кто знает, может быть, долгожданные перемены.
        * * *
        Стас раскладывал на камнях какие-то странные карты: это была его стихия, то, чем он занимался здесь, когда проходили семинары. Каждый участник вытаскивал себе несколько карт и медитировал на них. Стас немного объяснял значение, но в основном имели смысл собственные ощущения, переживания, возникающие при внимательном разглядывании изображений.
        На первой карте Лара увидела восьмиконечный символ в солнечной сфере, который окружали люди, занимающиеся практикой, на второй - огромную зелёную змею, гипнотизирующую взглядом, на заднем плане - какой-то храм, на четвёртой - маленькую девочку у чёрной воды. Это выглядело довольно зловеще: солнце садилось за темнеющий лес, и все деревья оскалились демоническими лицами. Следующая карта изображала ведьму, горящую в костре. Пламя поднималось вверх, превращаясь в небе в золотисто-красную птицу феникса. Чёрные обгоревшие перья падали вниз на землю, усыпанную костями. На последней карте девушка в свадебном платье, испачканном в грязи, плакала над гробом, стоящим посреди леса, и вокруг из тьмы выступали страшные морды злобных духов. Основные картинки окружало множество второстепенных дополняющих деталей, их можно было разглядывать бесконечно и представлять всё, что угодно.
        Лару напугали эти изображения, и она даже немного отодвинулась от них.
        - Что у тебя? - Стас склонился к её картам и около минуты задумчиво их разглядывал.
        - Будь осторожна, - пояснил он наконец каким-то неуверенным тоном, - давненько мне не приходилось видеть сразу столько негативных карт. Тут что-то связано с прошлым и ритуальной магией, я бы тебе не советовал играться в подобные игры.
        - Но я ни во что такое не играю, - растерянно пробормотала Лара.
        - Тогда не думай об этом, - улыбнулся Стас, - в любом случае, это всегда не так серьёзно, как кажется. Возможно, ты просто устала, и твоё сознание говорит, что тебе надо немного отдохнуть.
        Вечером она гуляла одна. Яркие флажки украшали разноцветные шатры, на верёвке в центре лагеря люди вывешивали красочную этническую одежду, которую решили оставить в дер, и её можно было брать просто так. Огромные плоские камни отливали металлом на закатном солнце, ели и сосны шумели кронами в высоте. Художники с мольбертами и красками старались запечатлеть невероятную красоту карельских пейзажей, огромное озеро разливалось, как море; другой брег скрывался вдали, а посредине маячили несколько островков с невысокими деревьями. На берегу разместилась самодельная баня из воткнутых в землю столбов, обтянутых тёмной плёнкой.
        Самая настоящая баня, с печкой и трубой, так что во второй половине дня оставшиеся в лагере люди с удовольствием мылись там все вместе, хлестали друг друга вениками и беспрестанно бегали нырять в озеро, чтоб затем снова вернуться в парилку, и так много раз.
        По ночам Ларе по-прежнему не спалось.
        Рисовать ей тоже не хотелось, несмотря на всех этих людей с кистями и полотнами. «Возможно, - думала она, - позже, дома, в спокойной атмосфере, удастся вспомнить и запечатлеть всё это - и образы, и состояния».
        Состояния были не сильными, скорее, расслабленными и необходимыми, очень естественными.
        Обычно Лара наполняла свои картины фантастическими образами, которые не давали ей покоя, особенно по ночам. Неизвестно, откуда брались эти образы: из подсознания, из прошлых жизней, от бурного воображения или ещё от чего-то. Если бы девушка перестала делиться ими в своём творчестве, они бы, наверно, разорвали её на части.
        Парень Костя из соседней палатки, смешной, худенький, тщедушный, всё время пытался привлечь её внимание и теперь, когда она, отчаявшись уснуть, выбралась на воздух покурить, налил ей травяного чаю.
        Они сидели и пили горячий напиток в тишине летней ночи, и он, поправляя очки, предложил Ларе разделить с ним палатку. Она захлебнулась чаем от смеха. Костя остался грустить в одиночестве, а Лара полезла к себе. На самом деле, ей было жалко его, но что она могла сделать?
        Утром Лара снова ни свет, ни заря курила на берегу. Ей немного удалось поспать, но внутри нарастала какая-то нехватка. Тёплая рука коснулась её плеча.
        - Пойдём прогуляемся, - прошептал Стас, и они пошли по дорожке вдоль берега.
        Она чувствовала лёгкое притяжение к нему, и, когда он взял её за руку, мурашки побежали по её телу, но что-то внутри говорило «нет», и Лара убрала руку.
        - Что с тобой? - спросил Стас.
        - Не знаю, - ответила Лара со вздохом, - мне кажется, я скучаю по одному человеку.
        - Кажется или скучаешь? - он улыбался, как будто совершенно не расстроившись.
        Они сели на камни у воды.
        - Всё-таки скучаю, - сказала она.
        - Так почему же ты не с ним?
        «Действительно, почему?» - подумала Лара.
        - Давай искупаемся, - предложила она.
        Гладь озера искрилась в лучах рассветного солнца. Вода была тёплой и очень приятной. Стас поплыл навстречу движущейся в их сторону моторной лодке, размахивая рукой, а затем, когда человек заглушил мотор, повис на борту и о чём-то активно заговорил с хозяином.
        - Мы с Катей завтра поедем на другой остров, - сказал он, вернувшись, - там будет ещё один семинар. Если хочешь, можешь присоединиться.
        Позже днём, сидя у своей палатки, Лара размышляла, ехать ли с ними. Он, его девушка и она… Странная компания. Оставалось несколько дней до возвращения домой.
        - Уезжаешь? - спросил Кирилл.
        Она успела забыть про этого парня, и вот он, будто из пустоты, материализовался перед ней и сел рядом на берегу.
        - Не знаю, - Лара пожала плечами, - меня пригласили на другой семинар, но я не уверена, хочу ли.
        - Тебе надо это понять уже сейчас?
        - Где-то через полчаса-час.
        - Хорошо, тогда успеешь посидеть нами, там одна девушка готовит отличный чай, присоединишься?
        Они направились по берегу к небольшой компании у костра во главе с русоволосой Мартой, которая вскипятила воду в котелке, а затем разлила ароматный чай по крошечным чашечкам из маленького чайничка.
        Чай успокоил и прояснил ум. Новые знакомые оказались приветливыми и открытыми, и Лара поняла, что ей не скучно будет с ними остаться.
        - Ты едешь? - прокричал Стас, и она отрицательно покачала головой, но пошла их проводить.
        Обнимая обоих на прощание, Лара думала, что скорей всего они больше не увидятся, но никого из них это совершенно не волновало. Вот если бы в обычной жизни всегда было всё так просто!
        - Удачи! - сказал Стас, бодро запрыгивая в лодку, и Катя дружелюбно улыбнулась Ларе.
        Было удивительно, что на самом деле со всеми этими людьми они очень мало говорили, но тем не менее хорошо понимали друг друга без слов. Вряд ли это удалось бы объяснить человеку со стороны, но на острове царила атмосфера открытости и принятия, и все как будто плавали на одних волнах, словно превратившись в огромное многогранное существо, состоящее из разных маленьких человеческих миров, неразрывно связанных между собой.
        «Но ведь так и должно быть на самом деле везде, во всём мире, - подумала Лара, - просто что-то случилось, и мы об этом забыли, потеряли связь. Хорошо, что есть такие места и события, которые возвращают людям утраченную близость».
        Оставшиеся дни пролетели на одном дыхании. Днём ребята гуляли по берегу и в горах, ели чернику, собирали и готовили на костре грибы. Ближе к ночи собирались на чай с Мартой, а в последний вечер в темноте играли на барабанах у озера и пускали летающие фонарики. Хотелось остаться тут навсегда, но пришла пора возвращаться домой. Лару ждали несколько заказов, к тому же надо было начинать новую серию картин, чтобы планировать следующую выставку.
        Вернувшись обратно в пустую квартиру, Лара одержимо схватилась за кисти, стремясь успеть передать прекрасное солнечное настроение, которое подарило ей путешествие. Она надеялась с головой окунуться в творчество и продлить немного состояние гармонии и покоя, переполнявшее её. Но на картинах появилось совсем не то, что она ожидала.
        Змеи
        Дневник Лары
        Я помню сухую гладкую прохладу кожи змеи, как она впервые коснулась меня, когда я спала в колыбели, обвила моё маленькое тёплое тело и заснула рядом. Разбуженная нежданной гостьей, я открыла глаза и разглядывала красивый оранжево-чёрный узор на её чешуе, гладила её и что-то напевала, думая, что она меня слышит. Я ещё не умела говорить и общалась с ней звуками.
        Мне можно было играть и общаться со змеями, и я проводила с ними почти всё своё время. Они заползали ночью в мою постель и спали со мной, а утром мы гуляли вместе по лесу, и я помогала им ловить добычу или просто грелась на солнце, пока они ползали рядом. Потом, когда они уставали, я охраняла их сон на камнях.
        Я дружила с любыми змеями, но особенно с ядовитыми. С другими детьми я не играла; это было не разрешено, да они и сами не хотели, опасаясь моих опасных друзей. Меня змеи не трогали. Они показывали мне во снах свои дворцы глубоко под водой, в таинственном мире нагов[2 - Наги - змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме. Изображаются в виде змей с человеческим торсом и человеческой головой, укрытой сверху веером змеиных голов. Обитают в пещерах и водоёмах, на земле, в воде, под водой или под землёй. Могут менять своё обличье и казаться похожими на людей.]; там, в родных краях, они почти ничем не отличались от людей, кроме капюшонов со змеиными головами разных цветов. В своих прекрасных дворцах они хранили многочисленные сокровища; драгоценные камни блестели и переливались в тусклом свете солнца, едва проникавшем сквозь толщу воды, и всё в их мире было голубовато-зелёного цвета.
        * * *
        - Что это за место?
        Яр уже минут пять стоял возле одной картины, на которой был изображен храм, окруженный змеями, а посредине танцевала полуобнажённая девушка. Вдали в сумерках виднелась река и селение, и множество темноволосых одетых по-восточному людей несли оттуда тарелки и подносы с яствами.
        Опять вопросы.
        - Я не знаю. Мне снится это почти каждую ночь.
        - Здесь чего-то не хватает.
        - Чего же?
        - Музыки, - Яр обернулся, легкая улыбка заиграла на его красивых тонких изогнутых мягкой волной губах.
        Синие глаза смотрели мягко и вкрадчиво.
        - Ах, да. Может, она слышит музыку внутри.
        - Нет, - он покачал головой, - и там есть еще кое-кто, за кадром.
        - Кто?
        - Ну, я не знаю, это твоя картина. Просто мне так кажется. Я могу ошибаться.
        - Ты будешь чай?
        В последнее время он часто заходил. Они долго сидели и пили чай, разговаривая обо всём. Яр рассказывал про свои многочисленные поездки в горы, про те необычные состояния, которые там испытал, и слушая его, Лара выпадала из реальности и времени. Они лежали рядом на полу, и он показывал Ларе фотки с телефона из дальних странствий, а потом вдруг замечал, что уже два часа ночи и ему пора домой. Лара провожала его с сожалением и старалась не думать о нём, но потом долго не могла заснуть, вспоминая мягкие интонации его гипнотического голоса, загадочную улыбку, красивым изгибом трогающую его тонкие губы, мечтательный взгляд, устремлённый к тем местам, о которых он с энтузиазмом рассказывал ей, прощальные объятия в дверях, волнующее тепло его тела.
        * * *
        Под уютный треск поленьев в печи ведьма с юными девичьими глазами, уступив уговорам скучающей девочки, рассказывала новую сказку…
        - В древнем храме танцевала жрица, обнажённая, с блестящей кожей, словно смазанной маслом, и отовсюду к этому храму стекались змеи. Большие и маленькие, цветные и серые, ядовитые и безвредные, шипящие, грозные и спокойные, они, однако, никогда не трогали её. Она танцевала для них в храме ритуальные танцы, а люди приносили сладости и масло, молоко и мёд, травяные лекарства - порошки, муку и много других подношений, по цвету преимущественно светлых, складывали их на алтари, куда ползли неисчислимыми потоками хвостатые рептилии.
        Ночью жрица храма спала внутри, и змеи кольцами обвивали её. Её мать была человеком, а отец - нагом, потому она и стала проводником между двумя мирами. Всё шло хорошо, но однажды ветреный принц нагов, охочий до женской красоты, заметил прелестную танцовщицу из мира людей и явился в своём величии, огромным белым змеем с капюшоном из семи змеиных голов. Он танцевал с юной жрицей танец, обвивая её своим длинным гибким телом, а затем не раз являлся ей в виде необычайно красивого юноши. Девушка не устояла перед его чарами и вскоре пала наивной жертвой в кольцах его холодной любви.
        Она, искавшая необычайную сказочную судьбу, поверила сладким речам красавца-змея и согласилась отправиться с ним в прекрасный подземный мир, полный сокровищ и сияющих дворцов, не ожидая, что там окажется заточённой в темнице до конца своих дней, в то время как её возлюбленный проживёт долгую и счастливую царскую жизнь в роскоши и радости рука об руку с достойной его нагиней, просватанной ему родителями.
        Обладая бунтарским духом, а также особой магической силой существа, несущего в себе кровь как людей, так и нагов, наделённая всеми лучшими качествами тех и других существ, юная жрица возненавидела своего соблазнителя и прокляла его, не подозревающего о своей предстоящей судьбе, нежащегося в объятиях принцессы-змеи, светлокожей многоголовой принцессы.
        Однако, зная, что ей не выйти на волю из темницы нагов, она пожелала встретиться с ним вновь в будущих жизнях и рано или поздно удовлетворить свои желания. Девушка мечтала увидеть его в своих объятиях, поверженного силой её страсти и ненависти, оскорблённого самолюбия и безумной иссушающей душу любви.
        Юная жрица не сомневалась, что любит сильно и истинно и заслуживает право на этот подарок: узреть коварного змея, покорно свернувшегося у её стройных ножек, украшенных кольцами и браслетами из сияющих самоцветов.
        Она не знала о том, что каждый раз, возрождаясь в новом теле, душа претерпевает огромные изменения и обретает новый характер, цели, стремления, судьбу, и что исполнение загаданных желаний, даже если оно и заслужено предыдущей кармой, в другом воплощении может принести совсем не те результаты, которые предполагаются в настоящий момент.
        Сократив свою жизнь осознанно, обратившись змеёй и ужалив себя саму, отравленная собственным ядом, юная жрица, полунаг-получеловек, так и не нашедшая себя в этом мире, спокойно заснула, не ведая о том, какие ещё испытания предстоит пройти в будущем её бессмертной душе, а все неутолённые желания полетели следом за ней.
        А юный король продолжал беспечно наслаждаться своей судьбой в окружении прекрасных нагинь - жен и любовниц, а затем своих детей и внуков, ни о чём не заботясь. Он жил долго и почил с улыбкой на устах, позабыв напрочь о некогда обманутой девушке. Он унёс с собой в дальнейшие жизни образы богатства и наслаждений, независимости и достоинства, духовного поиска, свойственные высшим кастам нагов.
        Дневник Лары
        Мне снится долина среди гор, подёрнутых рассветным туманом… Горный воздух свеж и чист. Я в белом платье, словно невеста, стою в центре круга из камней…. Внезапно я чувствую странную силу в воздухе, ощущаю вибрацию пространства, и камни, образующие круг, начинают подниматься в воздух. Они зависают выше меня, на фоне голубого неба; у камней есть лица, и все они открывают глаза…
        Светлячки
        Земля была прохладная, и Лара ощущала ее неровности каждой клеточкой босой ступни. Она оставила кроссовки посреди тропы - на небольшой полянке, с которой началось странствие. Там Яр лазил по деревьям, рассказывая, как прежде он всегда гулял здесь один и делал какие-то практики - раньше это было лишь его священное место, а теперь он привел сюда друзей.
        Они собирали дрова и жгли костер, варили чай пуэр в котелке, который Лара специально купила перед походом, а потом стояли, взявшись за руки, вокруг огня, и распевали какие-то мантры.
        Все это было спонтанно и необыкновенно, они будто выпали из реальности, как всегда и бывает в подобных путешествиях.
        Когда стемнело, решили пойти на речку. Темнота добавляла чувствам остроты, к тому же нужно было сохранять бдительность, чтобы не запнуться. Ларе нравилось ощущать мягкую землю и корни деревьев под ногами. Чувство лёгкости и счастья наполняло её. Сегодняшний вечер напоминал ей приятные прогулки на острове в Карелии, возможно, поэтому она и сняла обувь, с удовольствием бросая вызов общепринятым нормам поведения. Смеясь, дурачась и шаря руками в потёмках, она следовала за проводником Яром, который уверенно двигался впереди, безошибочно различая дорогу. Следом не торопясь шла Злата, напевая какие-то мантры.
        - Сколько до реки?
        - Около километра.
        Ларе хотелось протянуть руку и коснуться его сильной широкой спины, идти с ним рядом, но тропа была слишком узкой для двух людей.
        Дойдя до реки, они с Яром спустились с обрывистого берега, не говоря ни слова, начали раздеваться - вдвоём, донага, и бесстрашно побежали в воду, в ее темную глубину.
        - Я не пойду! - крикнула им Злата с берега и осталась стоять как маяк, освещая дорогу обратно своим внутренним светом.
        Лара никогда не купалась в темноте, но в этот момент исчезли все временные ограничения. Она не раз уже замечала, что это происходит постоянно в присутствии Яра.
        Вода была тёплой. Они плавали молча какое-то время, движимые общим необъяснимым чувством, будто стали единым целом, и лишь тихие всплески нарушали тишину наступившей ночи.
        Выйдя на берег, Лара поняла, что замерзла, босые ноги были одной температуры с почвой, но её успокаивало соприкосновение невидимой во тьме поверхности и ступни, такое естественное, живое единение с землей, порой просто необходимое детям бетонного мира.
        Тропа потерялась во тьме, и Яр шёл напрямик через лес, доверяясь безошибочному чутью. Почти ничего не было видно. Внезапно он наклонился, разглядывая что-то.
        - Светлячки!
        Маленькие еле заметные огоньки горели во мху под деревьями. Затаив дыхание, спутники разглядывали крошечные источники света.
        - Какая красота, - сказала Злата.
        - Я никогда их не видела, - заворожённая удивительным зрелищем, пробормотала Лара, - что они хотят, почему светят?
        - По сути, они так притягиваю партнёров, - задумчиво сказал Яр, - странно, сейчас уже вроде как поздновато для этого.
        - Но ведь для любви не существует времени, - возразила Лара.
        Он помолчал, потом спохватился:
        - Ты, наверно, замёрзла. Пойдём.
        Дневник Лары
        Страницы дневника порой спасают… Сначала лист бумаги девственно чист, как миг ранним утром, когда человек начинает просыпаться. Сон уже закончился, а мысли ещё не появились. Но вот ты открываешь глаза, и множество образов и слов заполняют пространство сознания. Так, перед тем, как начать писать, нужно оставить себе мгновение пустоты, а затем начать выплёскивать на бумагу все, что рвётся наружу, забирая покой…
        Когда мне грустно, я хотела бы, чтобы ты был рядом.
        Дождь шумит за окном, кот бесится и мешает спать по ночам. Я долго лежу в постели, мечтая о том, что не случилось… ты каждый раз исчезаешь раньше, чем я успеваю привыкнуть к ощущению пустоты, которая наступает после того, как закрывается дверь… Недолгие объятия на прощание не спасают… мне очень страшно от того, что ты наверняка чувствуешь, как бьётся моё сердце каждый раз, так сильно, словно готово выпрыгнуть из груди. Я говорю тебе, что это от кальяна, который мы курим с тобой, чтоб скоротать вечера… Но на самом деле я захлёбываюсь в чувствах и боюсь потерять себя. Мне хотелось бы думать, что ты чувствуешь то же, но почему тогда ты уходишь так спокойно, не сказав ни слова, после всех этих волшебных часов вдвоём, наедине?..
        * * *
        - Я собираюсь сегодня кататься на велике, если хочешь, можешь присоединиться.
        Телефон - это живое существо, которое приносит вести из параллельного мира… мира, в котором есть место волшебству.
        - Конечно, с радостью!
        Вечером, когда Яр заехал за Ларой, она обнаружила, что у её велосипеда спустило колесо, и они поехали к его дому, потому что он не взял с собой насос. Оказалось, что он живёт совсем недалеко от неё. Яр ушёл домой за насосом, а Лара осталась стоять на пустыре - большой крыше подземной автостоянки. Она представила, как он заходит домой и объясняет жене, зачем вернулся. Вряд ли он скажет ей правду… а почему жена не катается с ним? Лара совсем ничего нет знала об этой женщине, но ей почему-то стало не по себе. Интересно, как она выглядит? Перед внутренним взором возникла полноватая запущенная женщина в домашнем халате. Лара даже не знала, есть ли у них дети. Ни Яр, ни Злата ничего не говорили об этом. Лара отвела взгляд от дома, как будто боясь увидеть её в одном из окон.
        Да что происходит?! Они же просто друзья.
        Яр вернулся быстро, и они поехали по вечернему городу, к реке, а затем по мосту. Длинные реи моста уходили ввысь, соединяясь вверху под углом, мост дрожал и гудел от проезжающих машин. Большая река мирно несла свои воды вдаль, огромные баржи плыли внизу по своим делам. Лара любила огни города и мост, но сейчас она смотрела лишь на спину Яра в красной футболке и не переставала улыбаться. Рядом с ним она, как всегда, выпадала из реальности и времени. Ехали молча, да и трудно было бы разговаривать из-за шума дороги, Лара старалась не отставать, хоть это было и нелегко. Яр ехал быстро, а она так редко каталась, что быстро устала.
        Наконец, мост кончился, и они повернули направо, следуя вдоль реки по пустынным переулкам. Яр сбавил скорость и поехал рядом. Он стал рассказывать, как когда-то давно бросил курить и много всего ещё, но Лара почти не слышала его из-за движения и ветра… потом они оказались на большой пустынной площадке и катались пока не устали. Там было темно и тихо, и нарезание кругов завораживало, как некий магический ритуал. Странное чувство шевельнулось внутри у Лары, будто повторялось что-то давно забытое, но что - она не могла вспомнить.
        Возвращаться не хотелось. Яр предложил заехать к нему на работу попить чаю. Они сидели в пустом офисе, забыв про чай, и он рассказывал ей, как когда-то раньше пробовал грибы, как однажды, гуляя под мухоморами по мосту, увидел, как мост меняет очертания, искривляется, движется и то уменьшается, то увеличивается в размерах.
        - Сейчас ты тоже их ешь? - спросила Лара.
        - Да нет, как-то хватило тогда, незачем больше, всё, что нужно было, я узнал.
        Ей было просто хорошо с ним.
        Глубокой ночью они спустились к реке, бросили велики на берегу и подошли к воде. Лунная дорожка тянулась с противоположного берега и заканчивалась неподалёку от их ног.
        - Пойдём? - предложила Лара, и он ответил:
        - Пошли.
        Они шагнули ближе к воде, и дорожка отступила дальше.
        - Жаль, что её не догнать, - сказала Лара, - я думаю, если поверить, что она реальна, то можно просто так, спокойно перейти реку. Главное - не терять состояние.
        - Конечно! - серьёзно ответил Яр.
        Они стояли очень близко, их руки почти соприкасались, она даже чувствовала его тепло, но не двигалась. Лёгкий страх и щекочущее ощущение в теле, будто кожу, особенно в тех местах, которые были ближе к нему, покалывали малюсенькие светящиеся иголочки, кружило ей голову. Она всё время размышляла, чувствует ли он то же самое, и сама удивлялась своим ощущениям.
        «Это просто потому, что он единственный мужчина, с которым я сейчас общаюсь, - думала она, - и конечно, меня к нему влечёт. Но ничего не надо делать. Лучше оставить всё как есть, мы просто друзья, и это потом пройдёт».
        Засыпая, она видела лунную дорожку, убегающую вдаль по воде, они с Яром шли по ней, взявшись за руки.
        Алина
        Когда заходишь в речку, вода сначала кажется прохладной, но стоит окунуться с головой, как превращаешься в рыбку - становится комфортно и не хочется вылезать. В мутной воде ничего не видно - тут полно водорослей и ила, но ногами можно нащупать плоские створки ракушек, чтобы затем нырнуть за ними на дно.
        Алина опускалась под воду с закрытыми глазами и старалась найти то место, где ногой нащупала ракушку - чтобы достать её и вынырнуть на поверхность. Она брала только открытые створочки, а те, что были сомкнуты накрепко живущим внутри моллюском, кидала далеко в реку - ни к чему губить чужие жизни.
        Девочка доставала ракушки и аккуратно раскладывала их на досках - сушиться. Потом, когда они высыхали, уносила домой.
        Играть в них можно по-разному: просто перебирать (они издают такой приятный негромкий звук), использовать как денежки для кукол, выкладывать из них узоры на песке, можно взять краски и разрисовать их или обклеить банки и бутылки и превратить их в вазы. Она уже сделала несколько в подарок маме.
        Нырять в темную воду немного страшно, особенно когда мягкие стебли водорослей касаются тела: кажется, что чьи-то невидимые руки тянутся, чтобы тебя схватить, а ты плывешь ко дну, будто слепой котёнок. Но Алина гнала эти страхи прочь. Тем более мама часто говорила ей, что она с рождения была слишком чувствительным ребёнком - на всё реагировала бурно - криком, слезами. По ночам спала плохо, верещала так, что у матери сердце заходилось от страха…
        Девочка верила маме, но не всё можно было объяснить: она действительно видела и чувствовала некоторые вещи, о которых не решалась сказать взрослым. Вот и сейчас, занырнув на самую глубину и шаря вслепую руками в мягком иле на дне, чтобы отыскать гладкий твёрдый полукруг ракушки, Алина вдруг ощутила странную тревогу, сжавшую её сердце, забившееся сильнее от предчувствия.
        Алине захотелось открыть глаза, и, хотя она понимала, что в мутной воде ничего невозможно увидеть, всё же позволила прозреть себе - слепому котёнку, и вдруг во мгле различила неясное движение. Казалось, что уже не водоросли касаются её кожи, а чьи-то мягкие струящиеся длинные волосы. Как звон колокольчика, который настойчиво преследовал её во снах, разлился весёлый, но жутковатый детский смех, телом Алина ощутила вибрацию воды, как будто кто-то проплыл мимо, совсем рядом, и даже задел её слегка, от чего мурашки побежали по коже - от локтя по всему телу.
        Она моргнула и продолжала смотреть, хоть глаза уже щипало от грязной воды, но впереди вдруг показалась фигурка плывущей девочки: обнажённой, с длинными волосами, развевающимися вокруг головы. Девочка обернулась и улыбнулась ей, похожая на неё как две капли воды, будто Алина смотрела в мутное зеркало, а затем, плавно двигая руками и болтая босыми ножками, скрылась вдали.
        Алина резким движением вытолкнула себя на поверхность, не оглядываясь, в ужасе побежала к берегу, задыхаясь и всхлипывая: мало того, что она слишком долго пробыла под водой, так ещё и ужас сковал всё её существо. Ей казалось, что она не в безопасности до тех пор, пока не окажется на суше, но вода мешала бежать, как во сне, когда движения замедляются, не давая скрыться от погони.
        Наконец, ноги её коснулись влажного песка, она пробежала ещё несколько шагов, потом повернулась и села лицом к реке. Обхватив руками мокрые колени, с которых стекали капли воды, Алина продолжала дышать шумно, со всхлипами, и смотрела на речку в надежде увидеть ту девочку: а может, это просто соседка, которая купается тут же. Но нет, никто не появился…
        Больше всего Алину пугало то, что это было слишком реалистичным переживанием, совсем не похожим на клубящиеся пятна тьмы поздним вечером в углах комнаты, принимающие причудливые формы, как облака или ужасы из снов, когда просыпаешься от страха и потом боишься снова заснуть, нет, это было реально и многомерно: она видела, ощущала, слышала это привидение, явившееся из ниоткуда под водой.
        Большое полукруглое зеркало на стене, насиженное мухами, отражало бледную испуганную девочку с русыми прядями непросохших волос, прилипших к щекам. В её светло-серых глазах сквозил ужас.
        Хотя брёвна старого деревенского дома, как ей казалось раньше, давали защиту, но сегодня и здесь она не чувствовала себя в безопасности.
        Открылась и хлопнула со скрипом старая, обтянутая искусственной кожей дверь, из которой в некоторых местах торчали куски войлока.
        - Мама! - закричала Алина, бросилась навстречу вошедшей женщине, повисла у неё на шее и зарыдала громко и отчаянно.
        - Алинка! - недоумённо произнесла мать, оттаскивая от себя девочку за хрупкие плечики, чтобы взглянуть на её лицо. - Опять купалась без спроса! Что с тобой?
        Алина только всхлипывала и ничего не могла ответить.
        Мама усадила её за стол, налила горячего чаю. Грызя сухую баранку и обмакивая её в чай, девочка мало-помалу начала успокаиваться.
        - Я плавала под водой, - сказала она, - и увидела там девочку.
        - Девочку?
        - Да, точно такую, как я сама, как будто в зеркало смотрела! Она проплыла мимо, задела меня рукой и волосами, я чувствовала прямо. И ещё она смеялась, я слышала этот смех. Я не придумываю, это на самом деле было, мама, мне так страшно!
        Мама вдруг побледнела и села на стул. Кухонное полотенце, которое она сжимала в руках, безжизненно опустилось на колени. Не замечая дочь, она смотрела в пустоту.
        - Смеялась… - тихо и без эмоций повторила женщина.
        - Мама, что ты? - Алина перестала пить чай. Глядя на маму, она испугалась ещё больше.
        - Нет, нет, ничего, - женщина как будто взяла себя в руки и, словно очнувшись, стала удивлённо оглядываться вокруг, как будто недавно заснула и теперь не понимала, в каком именно месте она проснулась.
        - Мама, - начала всхлипывать Алина, - мне теперь ещё страшнее! Расскажи, что с тобой!
        - Я и сама не знаю, дочка, - растерянно ответила женщина, но девочка чувствовала, что она врёт.
        Мама никогда не врала, но сейчас Алина почему-то точно знала, что это так. Она разозлилась, бросила сушку, вскочила из-за стола и вышла за дверь.
        Алина бродила по лесу, касаясь стволов высоких сосен, их кроны шумели наверху, наполняя её спокойствием и силой. Глубоко дыша окутывающим её хвойным запахом, девочка понемногу приходила в себя, но панический ужас, пережитый недавно, всё равно не давал ей покоя. Конечно, она была склонна к кошмарам и фантазиям, но не до такой же степени.
        Услышав пение птиц высоко в ветвях, девочка вдруг вспомнила кое-что ещё: примерно месяц назад она проснулась от странных всхлипывающих звуков. Либо это был сон, и ей только показалось, что она проснулась. Алина села на кровати и вгляделась в темноту. Её кровать была высокой старинной, как и сам дом. У кровати были витые ножки, а на спинке - кованые узоры в виде завитков, почему-то всегда напоминавших девочке колокольчики. Чтобы спуститься с этой кровати, Алине приходилось ставить ногу на специальную деревянную ступеньку, и сейчас она села, свесив босые ноги, которые не доставали до пола.
        Рядом с кроватью стоял большой круглый стол; Алина помнила, как на него положили тело её отца, утонувшего в реке, когда ей было лет шесть. Она не могла забыть ужас, охвативший её, когда внесли это огромное распухшее тело - бог знает, зачем его положили на стол, но он лежал там без движения, прикрытый простынью, вокруг всхлипывали и выли родственники и соседи, сбежавшиеся в дом, а простынь немного задралась, и из-под неё торчала распухшая синяя нога. Заплакав, девочка развернулась и убежала прочь, по скрипящим ступенькам поднялась на чердак, и, хотя всегда боялась этого пыльного тёмного места, просидела там в слезах целый день. Всем было не до неё. Но это было самое ужасное и яркое воспоминание в её жизни. Однако, она почему-то многого не помнила.
        В её памяти как будто образовались странные провалы, и порой какой-нибудь звук, образ или запах вызывали отклик изнутри, и что-то начинало подниматься из глубин памяти, она силилась вспомнить, вытащить это наружу, но от всех усилий только ещё больше проваливалась в непроглядную тьму неведения. Это расстраивало её, но она ничего не могла с этим сделать.
        Иногда девочка начинала мучительно искать ответы на вопросы, которые словно жгли её изнутри - она была уверена, что эти провалы в памяти связаны с какой-то важной тайной, а однажды даже подслушала разговор мамы и дедушки в кухне…
        Алина тогда пришла с прогулки и кралась на цыпочках, чтобы в сенях её не услышали привидения, которых она всегда боялась. Взрослые не докрыли дверь, и что-то дёрнуло Алину остановиться около щелки. Не выдавая себя, она прильнула щекой к холодной искусственной коже двери, мягкой из-за ваты внутри, которая торчала из дырок и пахла чем-то затхлым. Алина дышала очень тихо и сама слышала своё дыхание лишь потому, что оно скользило по коричневой коже двери прямо рядом с носом и отражаясь, возвращало ей звук и теплоту.
        - Это даже хорошо, что она ничего не помнит, - приглушённым голосом говорила мама.
        - Но как ты думаешь, почему? - немного взволнованно спрашивал дедушка. - Может быть, показать её врачу? А вдруг у неё то же, что и у меня?
        - Нет, нет, не думаю, - отвечала мама, - мне кажется, когда умер Вася (а это же было всё в один год), она так сильно расстроилась, что забыла и многое другое. Мы и сами забыли про неё тогда - ты помнишь?
        - Да, - ответил дедушка, - а вечером еле отыскали. Она сидела на чердаке тихо, словно мышь, а потом не говорила три дня. Мало того… помнишь, у неё потом ещё как-то на целую неделю отнялись ноги.
        - Да, точно! Но терапевт тогда сказал, что это какой-то парез, бывает в детстве, а потом проходит, ничего страшного. Но я покажу её врачу, хорошо. Только вот какому?
        Дальше Алина не хотела слушать, потому что ужасно боялась врачей, она забыла про осторожность и вбежала в комнату с круглыми глазами.
        - Не надо к врачу, мамочка, пожалуйста! У меня же всё хорошо, правда!
        Но сама она не была уверена, что у неё всё хорошо. Иногда Алина не помнила даже некоторых вещей, происшедших недавно. Она завела дневник, где по вечерам расписывала все события дня с интервалом примерно в 2 часа и так немного контролировала свою память, но иногда и с этим дневником случались проколы: порой она действительно не могла вспомнить, куда подевались некоторые часы её жизни. Хотя в последнее время с ней начало твориться что-то странное. Она стала немного нервной и впечатлительной, и иногда её вдруг накрывали вспышки озарения, как будто всплеск красок в сознании, и она бегом бежала к своему шкафчику, чтобы достать зарытый среди белья блокнот и сверху по заштрихованному простым карандашом тёмному пятну прописать возвращённое памятью событие во времени.
        Вот так же и сейчас, гуляя по лесу после странного видения в реке, девочка вспомнила тот фрагмент, который был даже не вписан в дневник, потому что это происходило ночью, а ночь она не считала временем важных событий жизни. Однако…
        Между кроватью и круглым столом было небольшое пространство. Когда Алина наклонила голову, пытаясь различить источник звука, она в ужасе вздрогнула, потому что увидела в этом узком месте сгустившиеся тени, казавшиеся живыми. Там что-то шевелилось и всхлипывало.
        Девочка инстинктивно подобрала ноги и прикрыла их одеялом, но видение не исчезло. Живое пятно снизу подняло голову, и Алина будто бы увидела себя в зеркале. На неё смотрела девочка с длинными волосами - в темноте сложно было различить их цвет, но казалось, что они точно такие же, как и у Алины - светло-русые и будто бы чуть припорошённые пеплом. Глаза у девочки были припухшие, и она плакала. Она была одета во что-то бесформенное, по цвету и структуре напоминавшее мешок для картошки, голые худые коленки, торчавшие из мешка, были очень бледными, как и лицо девочки, будто она вообще не бывала на солнце. Непонятно, как Алина могла заметить это во тьме, может быть, именно потому, что белая кожа отчаянно выделялась на фоне сгущённых теней, да и глаза начинали привыкать к почти отсутствующему освещению.
        К тому же лёгкий свет луны лился из окна. Его было недостаточно, чтобы видеть чётко, но хватало для большинства важных деталей. Алина не сомневалась, что это не сон и сперва задрожала от ужаса, но этот ребёнок, похожий на неё, был так несчастен и одинок, что она как-то неожиданно для себя вдруг успокоилась.
        - Кто ты? Что с тобой? - участливо спросила Алина, не решаясь, правда, вылезти из-под одеяла и спуститься вниз.
        Так было безопаснее.
        - Разве ты меня забыла? - спросила девочка с отчаянием в голосе. - Я помню тебя! Я всё-всё помню! Как мы играли с тобой у берёзы возле реки, у нас были куклы: Даша и Катя. У твоей Даши были соломенные волосы и красное платье в горох, а Катя до сих пор со мной, ты помнишь?
        - Да, да, конечно, - Алина сама не понимала, что происходит, но у неё действительно когда-то была кукла с соломенными волосами в гороховом платье, только она уронила её случайно в костёр лет в семь, и кукла сгорела, так что девочка никак не могла об этом знать.
        Но губы Алины вдруг непроизвольно начали произносить другие вещи, и непонятно было, что появлялось раньше: слова или образы в голове.
        - Я помню Катю, - пробормотала она, - у Кати рыжие вьющиеся волосы, голубое платье, и мы нарисовали ей веснушки красным фломастером, чтобы она была совсем похожа на соседку Аню.
        Девочка, сидящая возле кровати, улыбнулась.
        - Да, - сказала она, - сейчас эти пятнышки почти стёрлись, но их немного видно…
        И улыбка снова сошла с её губ, а бледное личико исказилось гримасой: казалось, она снова вот-вот заплачет.
        - Не плачь! - не понимая, что делает, Алина спрыгнула с кровати, забыв даже про ступеньку.
        Она села рядом с девочкой на пол и стала пристально разглядывать её. Нет, девочка определённо не была отражением, хотя внешне она и походила на Алину, но лицо казалось более худым, а взгляд таких же серых глаз таил печальную скрытую силу и спрятанное глубоко в подсознание безысходное страдание. Но в этой девочке был какой-то стержень, что-то энергичное и жёсткое, чего не хватало расхлябанной, мечтательной и забывчивой Алине.
        - Мама спит? - спросила девочка.
        Теперь она смотрела смелее и улыбалась, но в её вопросе дрожащими нотками сквозила боль.
        - Да, в соседней комнате, - растерянно ответила Алина.
        - Я бы хотела посмотреть на неё…
        - Но… кто ты? - Алина протянула руку, чтобы коснуться руки таинственной подруги, но девочка вздрогнула и отстранилась. Лицо её стало серьёзным и очень испуганным.
        - Не трогай меня, - сказала она, - это магия. Если ты тронешь, то я исчезну. Я очень старалась, чтобы сюда добраться, не мешай, пожалуйста, позволь мне побыть с вами хоть немного!
        В голосе девочки слышалось отчаяние, и Алина не стала перечить. Сидя на полу, она смотрела, как странная гостья поднялась и босыми ногами пошла в комнату - туда, где спала мама. Сейчас, когда она двигалась в своей мешковине, то действительно больше напоминала сгусток теней, чем реальное живое существо. Она склонилась над кроватью мамы и долго смотрела на неё. Хотя Алине было страшно, она чувствовала, что не нужно мешать.
        Наконец, незнакомка вернулась к Алине и остановилась перед ней. Лицо её было залито слезами, но стало как будто светлее.
        - Если ты когда-нибудь услышишь обо мне, - сказала странная девочка, - разные вещи… - она замялась, - может быть, не очень хорошие. Поверь, я этого всего не хотела и не хочу! Я бы хотела быть дома, с вами, но мне не уйти оттуда, где я сейчас. Пожалуйста, не вини меня ни в чём… я очень тебя люблю! Может быть, я смогу ещё иногда приходить, но не говори маме ничего.
        - Хорошо, - прошептала изумлённая Алина, - но кто ты? Как тебя зовут?
        - Ты вспомнишь, - улыбнулась девочка, - только пожалуйста, сохрани тайну и не называй моего имени. Я не хочу, чтобы меня забыли! Но это сложно… я лишь подтолкнула тебя немного, а дальше ты сможешь сама. Называй меня как хочешь, например, Луна.
        Да, она действительно был похожа на луну. Теперь Алина видела, что кожа её светится как будто изнутри мягким холодным светом.
        И вдруг Луна растворилась во тьме, как будто её и не было.
        Алина долго сидела изумлённая на полу, пока у неё не замёрзли ноги, и тогда она перебралась на кровать. Много мыслей проносилось в её голове, но она никак не могла вспомнить и лишь пыталась понять, как так вышло, что они с незнакомой девочкой, похожей на неё, помнят кукол друг друга.
        Внезапно ещё одна картинка всплыла в памяти Алины.
        Они бежали вдвоём по большому полю: две девчонки в одинаковых пёстрых платьишках, Алина немного позади, а вторая девочка бережно прижимала что-то к груди.
        «Нам надо разогнаться, чтобы он смог!» - объясняла она срывающимся голосом, захлёбываясь от волнения, прямо на бегу.
        Алина сразу все вспомнила: как они нашли раненого воронёнка, как ухаживали за ним, кормили его. Он жил в сенях в коробке, а потом девочки выгуливали его во дворе, и он понемногу поправлялся и учился летать. И вот воронёнок уже почти справлялся, но ему как будто мешал страх, чтобы полететь по-настоящему.
        И вот светленькая девочка лет шести в пёстром платьишке, босая и счастливая, с разрумянившимся лицом, несётся вперёд, намного быстрее Алины (она всегда была решительнее, сильнее, смелее, всегда знала, как, что и когда нужно делать, как будто чувствовала весь мир, да нет, сама была этим миром, и вела за собой сестру). Сестру!
        «Тая, подожди!» - отголоски прошлого, её собственный голос, выкрикивающий родное имя, знакомое с рождения: как же она могла его забыть?!
        А Тая вдруг резко обрывает свой бег на краю обрыва у реки, но руки её продолжают лететь вперед вместе с чёрно-серым опереньем воронёнка, которого она бросает в воздух над водой.
        - Лети! - кричит эта удивительная девочка, и живое крылатое существо начинает бить крыльями воздух, сначала подвисает на месте и даже немного как будто опускается вниз, а затем вырывается в небо красивым плавным движением и летит - летит по-настоящему к простору новой жизни, открывшемуся перед ним.
        * * *
        У Лары всегда были холодные руки, даже летом, особенно в такие ветреные дни. Обхватив чашку с горячим чаем, она глоток за глотком согревала то, что замёрзло внутри. В последнее время её часто била дрожь.
        Злата красиво разложила на тарелочке пирожные и конфеты, кусочки сухофруктов, орехи. Она умела это делать так, как будто каждый раз создавала произведение искусства. Даже жалко было трогать. Но сегодня Ларе прямо не хватало сладкого в организме - сахара и тепла, а может, на самом деле чего-то другого??
        Слова застыли на языке. Так хотелось ей всё рассказать, а главное - узнать о нём больше: но что она скажет?
        - Яр спрашивал о тебе, - с улыбкой сказала подруга, и ком из горла моментально обрушился на самое дно живота, превращаясь во что-то приятное, но при этом липкое, как осьминог, распространяющий свои щупальца снизу вверх во все стороны внутри тела.
        - Да?.. Что?!
        Злата села напротив, глядя своими огромными сияющими голубыми глазами. Она сейчас походила на оленёнка из мультика, а во взгляде мерцали весёлые искорки.
        - Так что же он спрашивал обо мне?!
        - Так, кое-что. Ничего особенного, про тебя, про твои картины.
        - Про картины?
        - Мм… он говорил, что в твоем творчестве что-то очень его притягивает, но он не знает, что именно, некоторые образы ему даже снились, но честно говоря, мне кажется, что его интересуют не это.
        Опять эта улыбка, отведённый загадочный взгляд.
        - Злата! - Лара, наконец, решилась. - Если честно, у меня крышу рвёт, он мне очень нравится. Но ведь он женат! А кроме того, он общается с тобой, а ты моя подруга.
        - У меня ничего с ним нет, - сказала Злата, - и да, он женат. Но это такая старая история…
        - В каком смысле?
        - Да он постоянно говорит о том, что, может, лучше развестись. Даже спрашивал моего совета.
        - Серьёзно? Но почему?
        - Там всё скучно, да и жена против его увлечений, ему нужна такая девушка, как ты.
        - Ты правда так думаешь?
        Осьминог внутри у Лары начал светиться и пополз выше, добрался до груди, щекоча и распространяя щупальца во все стороны - до ключиц, а самые тонкие даже проникли в голову. Улыбка непроизвольно растянула губы девушки.
        - Конечно, - Злата кивнула, наводя порядок на пустеющей тарелке со сладостями, сдвигая аппетитные кусочки на освободившиеся места.
        - Мы вчера катались на великах, - сказала Лара, - весь вечер. Было так хорошо, а потом чуть не ушли по лунной дорожке от одного берега до другого.
        - Вот видишь! - Злата радостно засмеялась, запрокинув голову. Светлые завитки её волос отливали золотом на солнце, наконец появившемся из-за туч и заглянувшем в окно. - Я так рада за вас!
        Лара вдруг поверила, что счастье близко, что они с Яром могут быть вместе, и не могла перестать улыбаться.
        Маша
        - И что тебе дома не сидится? - спросила Лена, стройная миловидная девушка с мелкими рыжими кудряшками до плеч, заворачивая очередную прядку в фольгу. - Понятное дело, я. У меня Серега не так много приносит, да ещё за съемное жилье платить, а ты - делай что угодно, сама могла бы по салонам бегать кудри вить.
        - Не хочу, - возразила хрупкая бледная светленькая Маша, - не могу, не привыкла. Всегда работала, и потом, мне это нравится. Когда рожу, тогда и буду дома сидеть.
        - Вот оно что, - засмеялась Лена. - Ты ещё даже не беременна. А так ходила бы ко мне - я бы каждый день тебе новую причёску делала.
        - Муж-то не против, что ты трудишься? - спросила клиентка Лены, пожилая дама, не боящаяся экстремальных цветов - парикмахерша выборочно намазывала её короткие прядки ярко-фиолетовым.
        - А я всё успеваю, - сказала Маша, - ужин каждый вечер на плите, я ж не беру лишних, работаю в удовольствие.
        - Ну и хорошо, - сказала женщина, - главное, чтоб муж не возражал.
        - А так-то он ей предлагал дома сидеть, - сказала Лена, - потому я и говорю. Могла бы шопиться целыми днями, деньги у него есть, и он их вроде как на жену не жалеет.
        - Про деньги ничего не могу сказать, - вздохнула Маша, выводя на искусственном ногте красивый завиток, - может, и не жалеет, но и дорогими подарками не балует. Он знает, что я много не трачу.
        - Ишь, как ему повезло, - усмехнулась Лена, - а ты попробуй потрать, и посмотришь.
        - Зачем? - не поняла Маша.
        - Да шучу, - весело ответила подруга, - но я бы на твоём месте слишком его не жалела. Мужиков надо воспитывать, а ты что? Он у тебя вечно где-то пропадает.
        - Это правда, - Маша положила ноготь в лампу сушиться и закрутила баночку с краской, - потому он и не жалуется. Вечно его дома нет. Днём работа, вечером тренинги.
        - Да ещё и поездки какие-то, - возмутилась Лена, - можно, конечно, понять, почему ты такое терпишь, но я бы не стала.
        - Что за поездки? - спросила дама в кресле.
        - Семинары по духовному развитию, - с наигранным пафосом ответила Лена, насмешливо улыбаясь.
        - Ну что поделать, это важно для него, - вздохнула Маша, - он мне сразу об этом говорил.
        - У тебя что, клиентка не пришла? - спросила Лена.
        - Да, отменилась только утром. Так что окно. Вот и болтаю с вами.
        Она грустно улыбнулась. Хрупкая девушка со светло-серыми глазами, внешние уголки которых опускались книзу, придавая ей печальный вид. Белёсые жиденькие реснички вокруг глаз были почти незаметны. Брови и волосы у неё тоже были светлые - всё своё, натуральное. Лена не раз предлагала ей покраситься, но Маша отказывалась наотрез - не любила искусственное, хотя сама и делала яркий маникюр другим девушкам, но с собственной внешностью экспериментировать не решалась. Она хотела жить спокойно, ценила естественную красоту и не стремилась выделяться. Впрочем, Маша была довольно миловидна и, возможно от натуральности, выглядела моложе своих лет.
        - А что за семинары у вашего мужа? - не отставала женщина. - Не подумайте, что я какая-то наглая, мне просто интересно, потому что мой тоже пару лет назад в какую-то секту попал. Еле вытащила его оттуда. Домой приходил, какую-то нёс околесицу про планеты и конец света, книжки странные в дом таскал и вообще стал шальной совсем. Я тогда ремонт на кухне затеяла, чтоб его от этой ерунды отвлечь, он побухтел, но взялся за дело. Ну, и некогда ему стало по семинарам шастать.
        - Какая вы молодец, Наталья Ивановна, - засмеялась Лена, - одним выстрелом двух зайцев.
        - Да, - сказала дама серьёзно, - теперь на кухне красота и у мужа голова на месте. Бывает, иногда, конечно, вспомнит, но боится, что я опять что-нибудь затею. Я уж ему намекаю, мол, вон в туалете плитка откололась, да и в комнате неплохо бы обои обновить. Он и замолкает сразу.
        - У меня такое не сработает, - сказала Маша, - мой муж сам начальник, бригаду вызовет да и всё. Мне иногда кажется, что эти семинары для него важней всего - работы, дома и уж тем более меня.
        - Ну, перестань, Машут, он любит тебя! - возразила Лена, но голос её прозвучал неискренне.
        - Но Лена, все эти семинары, я не знаю, он каждый раз приезжает оттуда чужой.
        - Я уже говорила, что, может, лучше бы ты ездила туда с ним.
        - Да, но… ты же знаешь, я не хочу! Я этого не понимаю, это не моё!
        - Понимаю, - кивнула Лена.
        - Да ещё девушки постоянно пишут, звонят, эта Злата - она ему как лучший друг, ну что это такое!
        - Ох, девоньки, - покачала головой Наталья Ивановна, - ну вы даёте. Разве ж можно так мужиков запускать!
        Маша замолчала, бездумно разглядывая собственные ногти - короткие, ровные, идеально покрытые лаком телесного цвета.
        Почему-то вдруг вспомнилась мама. Эта странная неопрятная женщина, пахнущая потом и готовкой из дешёвых продуктов, ужасный дом, в котором с рождения жила Маша: как вообще из человека может получиться что-то хорошее, если он растёт в такой грязи?!
        Постоянно вокруг бардак, вся квартира завалена вещами, толстый слой грязи на полу - маме нравилось так жить. Она и Маше не давала прибираться. Да ещё брат, который начал пить с тринадцати лет. Маша ещё в школьные годы стала подрабатывать летом, покупала себе какие-то вещи, а он воровал и вещи и деньги - да что там говорить, вся эта проклятая семейка с рождения воровала у неё жизнь. Потом ещё этот ужасный отчим, который тоже только сидел в кресле и пил. Семья еле сводила концы с концами, и видимо, от этой беспросветной печали Маша и загремела в больницу с гастритом в двадцать пять лет.
        Не зная ничего о её жизни, никто бы не поверил в это, но Маше там было хорошо. Чистые опрятные постели, добрые медсестры, свежий воздух, блаженное безделье, любимые книги. Ни мамы, ни отчима, ни брата - делай всё, что хочется. Маша будто попала на курорт.
        Она подружилась с девушкой с соседней кровати, Олей. Оля была грациозная и стройная, кареглазая, с длинными пышными каштановыми волосами. Она всё делала красиво. Сидя на кровати в трусах и футболке со скрещёнными ногами, своими тонкими длинными пальчиками с красивым маникюром Оля почти целыми днями раскладывала карты. Потом она что-то писала в узористом толстом блокноте, а иногда уходила в коридор, на лестницу и, стоя у окна, долго с кем-то говорила по телефону. Голос у неё был нежный, низкий, с приятной хрипотцой.
        Иногда она делала перерывчики и, попивая чай из большущей кружки с белыми лилиями, болтала с соседками по палате.
        «Знаете, девчонки, я даже рада, что сюда попала, - говорила Оля, улыбаясь одним краешком рта, как будто усмехаясь, но это была её обычная манера общения, - а то я дома ничего не успеваю. Столько заказано раскладов, девочки ждут, а я совсем замоталась. Муж вообще не помогает, хоть бы денег приносил, так нет, я одна кручусь с дочкой, на двух работах, да вот это ещё, но мне хоть нравится… я бы вообще только картами занималась, но он мне покою из-за этого не даёт, говорит, что типа я порчу на семью навожу, это мать его настраивает против меня, а она и всегда была против».
        Оля отхлебнула чая.
        «Ну к чёрту, в общем, беда, даром что я людям помогаю, у самой дома просто бардак. Вот пускай один попробует пожить».
        «А за ребёнка не беспокоишься?» - спросила круглолицая темноволосая девушка у окна.
        «Знаешь, милая, если честно, то я так устала, что во мне и беспокойства-то не осталось. Да нет, он неплохой отец, если б всё было совсем ужасно, стала бы, думаешь, я его терпеть! Просто, когда я дома, он знает, что всё будет сделано, а так по нужде и зашевелится, как миленький».
        «А гадание всегда сбывается?» - спросила Маша.
        От глубокого пристального взгляда карих глаз Оли Маше стало не по себе. Но потом Оля улыбнулась, как обычно, краешком рта, и ответила мягко:
        «Знаешь, у тех, кто серьёзно относится, сбывается. Надо просто изначально верить. А если приходят девочки побаловаться и поглядеть, сбудется или нет, то чаще всего и карты играются с ними. Это же не игрушка, а инструмент - с помощью карт можно пообщаться со своим подсознанием. Обычно у людей слишком много всего в голове; мысли, программы мешают слышать свой внутренний голос, а карты говорят с нами образами, понятно?»
        Маша кивнула.
        «А разве человек не должен быть рядом, чтобы гадать?»
        «Конечно, так лучше, - сказала Оля, - но я не успеваю, да и муж не любит, когда ко мне паломничество, так что приходится дистанционно».
        «А мне погадаешь?»
        «Конечно, сегодня вечерком, окей? Мне ещё нужно днём парочку раскладов успеть, а потом я свободна».
        Странно, почему все эти подробности так ярко всплыли в памяти сейчас, как будто это было совсем недавно? Может быть, потому что в жизни Маши последнее время так мало происходило интересного. Но разве больничная палата и полузнакомая гадалка - это что-то интересное? Да нет, просто ведь именно тогда Маша встретила Яра…
        - Я так не могу, как вы, - со вздохом сказала она, - воспитывать мужчину, в смысле. У меня другая ситуация.
        - Да, у неё другая ситуация, - согласилась Лена.
        - Может быть, - пожала плечами дама, - я вникать не стану, но распускать их слишком тоже не следует. Ты должна говорить о том, что тебя не устраивает и что тебе хочется.
        - Блин, да я говорила не раз, что хочу поехать куда-то отдохнуть, полежать у моря, но он только отшучивается, ему это непонятно… Говорит, зачем, типа, такой бессмысленный отдых, надо с пользой время свободное проводить.
        - На семинарах, - цинично заметила Лена.
        - Ну, да, - вздохнула Маша.
        - Так поезжай сама на море тогда, - сказала подруга, - отдохнёшь, найдёшь там себе молодого любовника, отплатишь той же монетой.
        - Да я не хочу одна, Лена, - Маша с отчаянием посмотрела на коллегу, - с ним бы я поехала, а одна - нет. Ты что, какие любовники! Мне никто, кроме Яра, не нужен.
        - Успокойся, я шучу, - сказала Лена, немного испуганно глядя на Машу, - извини, конечно, но ты на нём слишком зациклилась. Тебе надо отвлечься, хотя бы по магазинам походить, а лучше вечером в клуб с подружками. Давай напьёмся?
        - Ты же знаешь, я не пью, - возразила Маша.
        - Эхх, ну что с ней делать, - развела руками Лена, ловя в отражении в зеркале взгляд своей клиентки.
        Наталья Ивановна засмеялась, качая головой.
        - Даа, девчонки, - протянула она, - ну, и страсти у вас. Я всё равно считаю, что мужа надо держать в ежовых рукавицах, что бы вы не говорили. Эта распущенность до добра не доведёт.
        - Если я пытаюсь его контролировать, то он совсем пропадает, - вздохнула Маша.
        - Значит, не так контролируешь, - авторитетно сказала пожилая дама, - ты его не пили, а в сексуальном пеньюарчике дома встречай и будь милой, а потом говори твёрдо о своих желаниях.
        - У него вечно другое что-то на уме, - сказала Маша, - я его совсем не понимаю. Пеньюарчик даже не всегда помогает.
        - Да что ещё им может быть нужно? - удивилась дама, - дом, вкусная еда, жена в сорочке. Мой бы это ни на что не променял. Мы уже, конечно, не те, что прежде, - она засмеялась, - но порох ещё имеется.
        - Моему, как видно, нужно что-то ещё, - сказала Маша сумрачно.
        - Давай, я тебя покрашу в какой-нибудь яркий цвет, - предложила Лена, - вот Наталья Ивановна и то не боится экспериментировать.
        - Неет, - Маша, улыбаясь, покачала головой, - не моё это.
        - Вот что не предложишь, всё не твоё, - сказала Лена, - может, и жизнь не твоя?
        «И жизнь, - грустно подумала Маша, - и дом чужой, и мужчина, которого люблю. Я будто украла что-то, но почему? Может, бросить всё и вернуться. Но куда? К маме? Нет, только не к маме».
        Открылась дверь, и салон вместе с ветром влетела юная темноволосая девушка.
        - Я на маникюр, - сказала она, - не опоздала?
        - Проходите, - улыбнулась ей Маша, разглаживая на столе салфетку, - что будем делать?
        Яр
        Ранним утром последней недели августа Яр стоял на высоком берегу, смотрел на синюю воду реки, руки его покоились на чёрном руле велосипеда. Ветер нежно трепал взъерошенные тёмные волосы. На щеках пробивалась щетина; он провёл ладонью по скуле - это его всегда успокаивало. Природа, одиночество, небрежная щетина - что ещё может быть нужно?
        В последнее время ему снились странные сны, а снам он доверял. Он давно уже не сомневался в том, что мир - это иллюзия, но сны воспринимал как конкретное послание, адресованное ему лично. Яр давно, ещё с детства, убедился, что какая-то незримая сила управляет его жизнью через сны. Его судьба подчинялась всегда неким странным законам, которые он изучал по своим снам и частично по книгам и семинарам. Семинары могли быть разными: по йоге, рэйки, шаманским практикам, сновидениям, какие-то авторские методики, трансовые танцы, но главное - в них должна была присутствовать духовная составляющая, нечто, уводящее за пределы обычного восприятия, раздвигающее границы реальности для новых состояний и ощущений - более сильных, чем то, что предлагала обычная жизнь.
        Каждый раз Яр постигал что-то новое и все тщательно собираемые частички опыта прикладывал к своему основному мировоззрению. Так что его личная философия представляла собой некий паззл, являющий уже довольно гармоничную картину, но всё же многих кусочков в нём ещё недоставало, и он продолжал страстно искать эти кусочки, чтобы заполнить оставшиеся пробелы.
        Иногда возникало ощущение, почти уверенность, что очередной духовный наставник, наконец, открыл ему глаза, и всё встало на свои места, что больше нет вопросов и всё предельно просто и ясно, но стоило вернуться обратно в реальную жизнь, и достигнутая гармония достаточно быстро лопалась, как мыльный пузырь - окружающие люди не замечали его духовных подвигов и словно специально провоцировали на негативные эмоции, хотя он никогда не желал никому зла и старался вести себя с близкими, коллегами и подчинёнными разумно, спокойно и корректно.
        Поэтому он вновь и вновь стремился убежать от действительности в свои сны, фантазии и приятные состояния: на природу, тренинги или в женские объятия.
        Почему-то ему всегда казалось, что женщины знают больше - они как будто видят всю картину в целом, в то время как мужчины вынуждены выкладывать кирпичики - работая в строительстве, он знал в этом толк. Есть инженеры, которые создают проект, есть начальники, контролирующие работу, есть рабочие, но никто из них точно не знает до самого конца, каким будет конечный результат, у женщин же есть некая способность видеть всё сразу во всех временах. Именно это и привлекало Ярослава в женщинах.
        Каждый раз погружаясь в новый мир ощущений с очередной дамой, он открывал для себя целую вселенную. Не то чтобы там находились нужные кусочки паззла, нет, но на какое-то время глубокое взаимодействие с женщиной позволяло увидеть конечный результат, ещё не проявленный, но уже существующий на тонком плане - общую вселенскую гармонию, которую он и искал.
        Правда, чаще всего это занимало какие-то краткие мгновения, поэтому очень важно было уметь растягивать общение, как бы выпадая из времени в пространство абсолютного наслаждения.
        Теперь все его мысли занимала прелестная брюнетка - художница с глубокими мудрыми глазами и стройными ножками, к тому же картины, которые она писала, удивительным образом повторяли многие образы из его снов. Скрытое послание из духовного мира вдруг начало материализоваться, и Яр не мог не думать об этом.
        Но его беспокоила Маша, разговоры о ребёнке, о котором она мечтала, и просьбы начать в коттедже ремонт. В прошлом месяце, уступив истерикам жены, Яр действительно нанял бригаду, чтобы построить для неё идеальную жизнь. Но это был просто порыв, который прошёл так же быстро, как и начался - ветер успокоился, и снова ровно и сильно забилось сердце - сердце, которое методично, как часы, отстукивало ритм смысла, ради которого он жил. Этот смысл был поиском божественной гармонии, тех недостающих кусочков паззла, без которых он после кратковременных моментов прозрения снова падал во тьму неведения, заблуждений, омрачающих страстей. Если кого-то не устраивали его ценности, то это были их проблемы. Проблемы недостатка ума, мудрости или контроля. Его жизнь подчинялась поиску - и он не собирался поддаваться ни на какие манипуляции.
        На самом деле, Яр вообще не понимал, зачем нужны дети, да и коттедж, построенный как-то в нетрезвом порыве по европейскому макету, слишком большой для одной маленькой семьи, не вызывал в нём никакого интереса. Яр вообще считал, что для жизни в городе достаточно и квартиры.
        Его пугали эмоции Маши, которые она не выплёскивала сразу, а подолгу копила внутри, он всю жизнь обладал повышенной чувствительностью к ритмам других людей и просто не мог находиться рядом с ней - это было всё равно, что сидеть возле бомбы и слушать часовой механизм.
        Яр знал, что долго она не выдержит и скоро взорвётся. Как именно это произойдёт, он не мог предсказать, но оказаться рядом в этот момент точно не хотел.
        Однако он испытывал некоторое недоумение, не до конца понимая, что именно завело механизм саморазрушения в этой хрупкой девочке. Она всегда была спокойна, мила и сговорчива, как истинная ведическая жена, ни в чём ему не перечила и готова была на всё, лишь бы быть с ним - даже отпускала одного на семинары, хотя ей и не нравились увлечения мужа. Она доверяла ему, да и как иначе - он ведь фактически вытащил её из нищеты и беспросветной жизни в этой халупе у вокзала с тараканами, вонючими кошками и бухими родственниками. Теперь она могла даже не работать, но продолжала, потому что не хотела сидеть у него на шее - хотя это, конечно, был просто каприз. В любом случае, он ни в чём не ограничивал жену и вообще всегда относился уважительно к ней и её свободной воле.
        Но с тех пор, как Маше взбрело в голову завести ребёнка, что-то вдруг поменялось: она стала вздорной, капризной и требовательной, и Яру всё меньше времени хотелось проводить дома. Конечно, у него не раз бывали мысли разойтись с Машей - он давно ничего к ней не чувствовал, да и привычки никакой не осталось. Привыкать к чему-то - это было ему не свойственно, он любил разнообразие и свободу. Можно было бы ещё привыкнуть к чему-то приятному, но в жизни с Машей приятного явно не хватало. Он не относился к числу тех мужчин, которые хотят после рабочего дня прийти в вылизанную квартиру и наесться до отвала домашней еды - хотя с этим Маша справлялась даже слишком хорошо.
        Ярослав предпочитал питаться очень скромно, часто устраивал себе разгрузочные дни или вообще мог неделями голодать. Так что последнее время, возвращаясь с работы, он чаще всего переодевался и уходил - гулять, на тренировку, на семинар, в гости к Злате. Со Златой он проводил довольно много времени и знал, что Маша ревнует к ней больше всего, но тут у неё не было повода для ревности. Конечно, Яру не могла не нравится Злата, но она не воспринимала его как мужчину, да и в ней, казалось, недоставало той открытости и глубины, которых искал Яр в женщинах. Подруга скорее напоминала недоступную вечно прекрасную богиню, манящую издалека и дарящую лишь платонические чувства, возвышенные и обезличенные. Они могли говорить часами на темы, интересные обоим, прокладывать себе пути по сказочным дорогам образов, сновидений и духовных озарений, и он ни за что бы не отказался от этого удивительного общения.
        Другое дело эта огненная Лара! Она сначала явилась ему во сне - сошла с трона, охваченного пламенем и полуобнажённая, в развевающихся красных лентах, спустилась к нему и, оплетая его своим горячим телом, танцевала с ним танец страсти.
        Затем он увидел её впервые в реальной жизни, когда они собирались на очередной семинар. Яр тогда заехал за Златой, а она попросила забрать ещё её подругу. Он остановил машину возле голубой девятиэтажки и почему-то, посмотрев вверх, не мог отвести взгляда от крыши над угловым балконом на девятом этаже - ему вдруг захотелось обязательно подняться на эту крышу, потому что угол смотрел прямо на широкую улицу, уводящую к лесу. Оттуда должен был открываться изумительный вид.
        А потом появилась она. Это действительно было как во сне. Он медленно переводил свой взгляд с крыши вниз, пока не увидел девушку, грациозную и энергичную, в ней чувствовалось много силы и огня. Высоко подняв голову, она торопилась к машине на каблуках, в чулочках (он обожал чулки), в коротком чёрном приталенном пальто, длинные тёмные волосы развевались на ветру. Он сразу запомнил все детали, впитывая её всем своим вниманием, она была как гром - после сияния молнии во сне - неожиданная, яркая, манящая.
        Однако в тот миг он не выдал себя - ни словом, ни жестом, он вёл себя как будто ничего не случилось, позволяя событиям развиваться своим чередом. В конце концов, Яр никуда не спешил.
        То, что должно произойти, рано или поздно происходит. Вот и всё.
        Ему всегда всё давалось легко.
        Так почему же он не разводится? Из жалости? (действительно, очень не хочется смотреть на женские слёзы, слушать проклятия в свой адрес и смотреть, как расстроенная Маша собирает свои вещи, чтобы, поджав хвост, с позором убраться обратно в тот бомжатник, откуда она пришла). Возможно. Яр не был злым человеком, и он ни за что не выгнал бы её вот так, но знал, что, если объявит о расставании, она сразу уйдёт. И кем после этого он будет себя чувствовать?
        Лень и страх? Конечно, все эти бумажные хлопоты с разводом… А вопросы родных, коллег? Не хотелось даже представлять. Да и вообще, зачем? Чтобы женщины открыли на него охоту? (Так и будет, ведь он, в общем-то достойный жених. У большинства местных работяг и квартиры-то своей нет.) Чтобы жениться снова и опять наступить на те же грабли? Маша, по крайней мере, несмотря на заскоки, достаточно беспроблемная жена.
        «Подожду, - подумал Яр, - посоветуюсь ещё раз со Златой».
        Видения
        Когда небо озарилось оранжевыми отсветами закатного солнца, Лара поднялась на крышу с бутылочкой красного сухого вина. Она любовалась цветом напитка, покачивая бокал, отпивала маленькими глоточками, наслаждаясь терпким насыщенным вкусом, и размышляла о сегодняшней беседе.
        Если верить Злате, то счастье возможно… Он спрашивал о ней… у них с женой не очень. Но значит, нужно что-то делать, они ведь давно знакомы, и он так часто заходит. Лето кончается. Всё чаще мерзнут руки. Она устала от неудач в любви и больше не хочет быть одна. Конечно, может быть, нужно куда-то выходить и знакомиться с новыми людьми - если б у неё была мама, то она наверняка не позволила бы ей сидеть одной на крыше, размышляя о чужом мужчине, не имея друзей и общаясь лишь с одной подругой. Но Лара всегда была замкнута, и шумный пустой мир вокруг совсем её не привлекал.
        А семинары Златы, общение с Яром - всё это открывало новые грани жизни, расцвечивало красками её одинокую жизнь - совсем как картины. Разве сможет она найти других людей, с которыми ей будет так же хорошо? Вряд ли! В общении важна глубина, а много ли тех, кто легко открывается навстречу и у кого внутри - целый мир? Конечно, она не знает точно, но наверняка нет.
        Ей вдруг захотелось написать особую картину. Образ невесты с карты Стаса не давал покоя, но, возникая ежедневно перед её внутренним взором, видоизменился в таинственную фантасмагорию.
        Девушка в свадебном платье, перед ней - зеркало в кованой оправе, в отражении - чудовищная фигура, оскалившаяся по-звериному, одетая в чёрный костюм жениха с белой бабочкой на шее. Из-за ворота пробивается уродливая шерсть, а позади виден длинный лохматый хвост - как у волка или большой собаки.
        Дальше, на заднем плане, ей представлялись две реки, сливающиеся в одну - белая и красная.
        - Не знаю, зачем, - сказала Лара сама себе, - это надо нарисовать. Тут есть смысл, пока не понятно, какой, но в любом случае, должно получиться красиво и интересно.
        Живя одна, девушка иногда разговаривала сама с собой.
        Лара отпила ещё вина. Она смотрела на лес вдали. Тени деревьев углублялись, темнели, и ей почудилось вдруг, что они движутся, оскаливаясь мордами чудовищ, но она помотала головой, чтобы стряхнуть наваждение.
        - В конце концов, всё просто отлично, - улыбнулась она, - я люблю Яра, и мы будем вместе.
        * * *
        Проснувшись на рассвете, Лара задумчиво лежала без сна. Она вспоминала парня, с которым встречалась пару лет назад. Парень ей очень нравился, он работал в баре, у него были светлые волнистые волосы, которые он завязывал в пучок на затылке. Его звали Марк. Когда они оставались наедине, он распускал волосы, и Лара любила прикасаться к ним, зарывшись в них носом, вдыхать лёгкий ванильный запах с ароматом дыма трубки, которую он курил… Ничего не существовало в тот момент: только они вдвоём, их тела, переплетённые в страстном порыве, учащённое дыхание, стоны наслаждения, и всё пропадало, мир дрожал и падал в глубокую тьму, они летели вместе - свободно, бесстрашно. Хотелось, чтобы это длилось подольше.
        Но всё когда-то заканчивается. Положив голову на обнажённую грудь Марка, она продолжала ласкать пальцами его нежную светлую кожу, а он курил свою трубку, наполняя комнату ароматом ванили.
        Потом он уходил, обычно не говоря ни слова, и она не знала, когда он снова вернётся.
        Она думала, что любит его, но боялась об этом сказать.
        «Ты клёвый» и «Мне с тобой хорошо» - вот и все слова, на которые она решалась. Страшно было не сказать о любви, а услышать молчание в ответ. Или ещё хуже - не разделяя её чувств, он бы просто ушёл и больше не вернулся. Лара не знала, что у него в голове.
        На её попытки выразить свои чувства Марк отвечал:
        «Ты просто очень впечатлительная. Быстро увлекаешься».
        Сейчас, на заре уходящего лета, чувствуя приближение холодов и внутренне страшась этого, Лара вспомнила почему-то этого парня. Однажды он просто перестал приходить, а она больше не бывала в том баре, чтобы не видеть его и не испытывать боли.
        Тогда ей было легко это сделать, а будет ли так же легко сейчас?
        Правда ли то, что она просто впечатлительная и новое увлечение пройдёт и быстро забудется? Вообще, это свойственно творческим людям.
        Но что в сущности она знала о Марке? В её воображении он не был реальным человеком, а состоял из мгновений и образов, на которые она реагировала, как наркоман на свои любимые снадобья. Дым, запахи, ощущение мягкого шёлка волос и нежной кожи под пальцами, таинственность… Он ничего о себе не рассказывал. Возможно, даже имя его было ненастоящее. Лара не знала этого парня.
        Но Яра - Яра она знала! Они столько часов проводили вместе за душевными беседами, она до краёв была наполнена его миром, которым он делился с ней - не бытовыми деталями, но тем, чем жила его душа: горными вершинами, родниками, далёкими лесами, по которым он любил гулять… он показывал ей свои любимые места и делился сомнениями и переживаниями на духовном пути. Он рассказывал ей свои сны… странно, но почему-то все образы его реальности были необыкновенно близки ей.
        При воспоминании о нём сердце Лары забилось сильнее. Увлечение это или любовь? А может быть, всё дело в том, что они слишком много времени проводят вместе, и любой другой мужчина, находясь всегда рядом, точно так же проник бы в её мысли?
        Столько вопросов, а ответов нет. И где их взять?
        «К чёрту», - сказала Лара, мотая головой. Мысли утомили её. Она рывком отбросила одеяло, встала с постели и пошла на кухню заваривать чай. С чашкой в руке девушка вернулась в комнату и, отхлёбывая на ходу, начала доставать краски, кисти, палитры, поставила мольберт, закрепила холст.
        Думать было бессмысленно. Она хотела изобразить то, что рвалось наружу, в поисках ответов. Так всегда бывало. Ответы приходили через творчество.
        Красные мазки поползли по белому холсту, их становилось всё больше, и вот они превратились в поток кровавой реки, которая мчала свои ужасные воды навстречу белому руслу. У основания огромного дерева, уходящего ввысь множеством ветвей, корнями пронизывающего всю землю вокруг, две реки слились в одну, соединяя в себе мечты и боль, любовь и отчаяние.
        Кованые завитки зеркала превратились в страшных чудовищ. Юная невеста ожидала увидеть себя в отражении, но на неё смотрел ужасный монстр с козлиной мордой, оскалившейся в злобной ухмылке, глаза его, заросшие кустистыми бровями - две чёрные блестящие зловещие точки - таили омуты тьмы. Покрытые чёрной шерстью когтистые руки монстр тянул к девушке, желая схватить - но не её ли это были собственные руки, не её ли лицо - истинное обличье невинной красоты, в глубине души скрывающее демона?
        Не за себя ли саму выходила замуж эта милая красавица? Красавица ли? Её лица не видно было со спины, а что отражало зеркало: галлюцинацию или реальность?
        Когда Лара опомнилась, то весь пол вокруг и всю её одежду покрывали разбрызганные пятна краски - ничего себе, она разошлась. Время пропало - и даже не было желания смотреть на часы. Хотелось продолжать, какое-то исступление обуяло девушку, и, если бы не орущий кот, кто знает, когда бы это закончилось.
        Пошатываясь на затёкших ногах, Лара поковыляла на кухню. Всё плыло перед глазами, за окном уже стемнело. Надо же, целый день прошёл, а она съела с утра лишь половину эклера и даже чай не допила. Во рту пересохло, живот сводило от голода. От включенного света глазам стало больно, они, видимо, уже привыкли к темноте. Дрожащими руками девушка насыпала корм коту, подогрела чай. Проходя в прихожей мимо зеркала, мельком глянула в него: бледное вытянувшееся лицо, на щеках - пятна красной краски. Лара вздрогнула, они напоминали кровь.
        Комнату наполняла тьма. Как она рисовала без света? Чёрный проём, дверь, открытая внутрь. Какое-то странное неприятное чувство завозилось в животе… Лара остановилась в нерешительности, вдруг стало страшно, как в детстве, когда боишься ночью идти в туалет, ведь кто-то может напасть на тебя в клубящейся черноте. Тьма впереди действительно клубилась и дрожала, из неё как будто появлялись светлые облака тумана… и пятна крови.
        «Нет, это мне только кажется, - подумала Лара, - да и не мудрено: весь день перед глазами красные и белые мазки, поэтому они теперь повсюду мерещатся».
        И тут она услышала плач. Электричество страха пронзило всё тело от макушки до пальчиков ног, как будто оно состояло из сетки проводов, и вдруг по ним неожиданно пустили ток. Сердце билось где-то в животе.
        «Нет, это наверно кот мяучит, - пронеслось в голове, - но он же был на кухне, только что хрустел кусочками корма… ЧТО ЭТО?»
        Преодолевая страх и уверяя себя, что всё это ей только кажется, Лара сделала шаг вперёд, торопясь зажечь в комнате свет, но, когда её рука потянулась к выключателю, крик повторился. Он был жутким: как будто плакал младенец, которого оставили одного, плакал не просто громко, а отчаянно, с надрывом.
        «Наверно, забыла закрыть окно, и это у соседей» - продолжала успокаивать себя Лара.
        И тут она его увидела….
        Он лежал в комнате прямо у входа, на полу, в какой-то тёмной луже, голый, страшный, очень маленький, как будто недоношенный, пуповина тянулась из живота и скрывалась в чёрной жидкости под ним. Он резко и страшно размахивал ручками и ножками, весь покрытый синими вспученными венами, раскрывал чёрный беззубый рот и вопил неестественно, со скрежетом и присвистом.
        У Лары подкосились ноги, чашка выпала из рук и разбилась. Кот пронёсся мимо из кухни в комнату, заорал, уронил что-то с грохотом и затаился внутри.
        Ребёнок замолчал.
        Но Лара продолжала видеть его, только он больше не сучил крохотными конечностями, а лежал неподвижно, безжизненно откинув головку. На затылке зияла свежая рваная рана, из которой масляными мазками сочилась чёрно-красная кровь.
        * * *
        Лара проснулась на полу, на том самом месте, где явился ей накануне мёртвый младенец… Дома царило спокойствие, даже кот мирно спал на подоконнике - удивительно, обычно он начинал беситься ранним утром. Было уже светло. Мышцы болели, как будто она не спала всю ночь. Усталость, тяжёлые мысли, стук в висках - всё это, вероятно, было следствием напряжённой работы накануне и того, что она за весь день почти ничего не ела. Живот прямо скручивало от голода - а кота она, видимо, перекормила, так что он даже и не просил.
        Лара кое-как поднялась с пола. На холст не хотелось смотреть - вчерашний день казался сплошным провалом во тьму, и началось всё именно с образов этой картины - а потом с первого мазка. Сознание будто погрузилось в забытье, словно всеми её действиями управлял кто-то другой, некие неизвестные, но неприятные силы, выбравшие Лару быть инструментом в их руках.
        Девушка глубоко вздохнула и пошла заварить себе чай.
        Ей было страшно. То, что она действительно помнила с ужасающей ясностью - это образ окровавленного страшного иссиня-чёрного младенца на полу. Сейчас Лара даже не могла смотреть на место при входе в комнату, где он лежал, и обходила его стороной.
        Она на самом деле видела этого ребёнка - вот что пугало по-настоящему! Это не было воспоминанием полузабытого сна, нет, Лара как будто до сих пор ощущала обрывки его разбитой энергии, словно он вправду лежал и кричал здесь накануне живой, а затем моментально погиб по неизвестной причине прямо у неё на глазах, и она всем существом почему-то ощущала свою вину.
        Лара не знала, как избавиться от этого чувства и глубоко, прерывисто вздохнула.
        * * *
        Яр зашёл вечером и долго сидел молча, крутя свой телефон, как будто не знал, что сказать и ждал от кого-то звонка. Лара заваривала чай и пристально присматривалась к нему. В последнее время стало то ли трудно, то ли не о чем говорить. Казалось, всё давно уже рассказано по многу раз, и теперь в воздухе между ними висела мягкая тишина. Именно мягкая, потому что в ней не было напряжения, а чувствовалась теплота принятия и абсолютного понимания без слов.
        Сегодня Лара в двух словах поделилась с ним своими кошмарами, и он так же просто и легко успокоил её, убедив в том, что она просто перетрудилась, и ей нельзя так глубоко погружаться в творчество. Но картина стояла в комнате занавешенная серым бархатом, и Лара не хотела пока показывать её никому. К тому же, она ещё не закончила.
        Густой ароматный пар заклубился над чашкой Яра, и он улыбнулся, глядя Ларе в глаза. Она стояла перед ним в чёрном коротеньком шёлковом халатике, расписанном драконами, держала в руках чайник и улыбалась в ответ. Сердце в её груди трепетало и разливало по всему телу приятную негу, она больше не понимала, что делать, но знала одно: страшные образы прошлой ночи и тревога, появившаяся с ними всё это бесследно исчезало в его присутствии.
        - Если бы ты был рядом, мне точно не приснились бы такие страшные сны, - сказала она, опустив глаза.
        - А хочешь, я сделаю тебе массаж, - вдруг предложил он, - ты расслабишься, тебе будет хорошо.
        - Конечно!
        - У тебя есть какое-нибудь массажное масло?
        У Лары нашлось. На тренингах иногда изучали какие-то массажи и пользовались маслом. Они зажгли свечи и благовония, лёгкий дым струился завитками и наполнял комнату приятным ароматом. У Лары в очередной раз в присутствии Яра возникло ощущение, что всё это уже было прежде, только вот когда?
        Она легла на матрас, расстеленный на полу, и когда его тёплые руки прикоснулись к её спине, поглаживающими движениями распространяя масло, Лара полностью растворилась в блаженстве, и весь мир для неё исчез. Мелодичная музыка с мантрами помогала унестись куда-то далеко от этого мира… там к ней подлетела огромная золотистая птица, горящая, словно солнце, большие перья на её крыльях казались всполохами огня, и она вся светилась, так, что глазам было больно от неземного сияния. Птица смотрела на Лару искрящимися глазами и будто приглашала к полёту.
        Лара села на её огромную спину, и птица понесла девушку в небо, устремляясь всё выше и выше, к свету. Они летели и, казалось, привычная реальность растворялась в волшебном сиянии, птица приближалась к солнцу, да и сама она, казалось, была этим солнцем, и Ларе становилось всё жарче и всё труднее дышать. Мир пропал из виду, и раскалённые перья птицы уже не ласкали своей мягкостью, а обжигали, и это огромное удивительное существо, недавно казавшееся таким дружелюбным, вдруг превратилось в пылающего монстра, а затем - просто в огненный шар, который больше не летел вверх, а падал вниз, в бездну отчаяния. Лара чувствовала даже не телом, а сердцем своим неизбывную боль, и вместе с падением в пропасть усиливался жар в груди. Она вспоминала то, чего помнить не могла - огромный костёр и множество людей вокруг - они смотрели на неё, выкрикивая проклятия, они желали ей зла. И в этом костре погибало её тело, оставляя след в душе, который ей, как крест, пришлось нести в новое воплощение.
        Потом Лара оказалась на дне пропасти, там было холодно, темно и страшно, сырые стены вокруг пахли землёй и разложением, воскрешая в памяти то, что она бы хотела забыть… больничную палату с запахами чистоты и лекарств, белоснежные простыни и одеяла, плачущих детей, которых утешали взрослые, жалостливые взгляды и её саму - лет трёх-четырёх, в старых штанишках с дырками на коленках и такой же замызганной маечке непонятного цвета…
        …Она могла делать всё, что угодно. Сидеть в палате, выходить в коридор, где взрослые прогуливались и играли со своими детьми, вот только с ней никто не играл… Она была одна и не понимала, почему так.
        Лара зашла в туалет и возле раковины встала на цыпочки, чтобы посмотреть на своё отражение. Из куска разбитого зеркала на неё глядела странная коротко стриженая девочка с худым лицом и огромными глазами, с зелёной соплёй под носом… сколько она себя помнила в детстве - она всё время болела. По ночам её бил сухой страшный кашель, как будто что-то скрипело, скрежетало и грозило сломаться внутри, и иногда чья-нибудь более жалостливая мама подходила, садилась на краешек кровати и растирала ей спинку или даже брала на руки и качала недолго.
        Маленькая Лара, обезумевшая от такого внимания, утром бросалась к этой чужой доброй женщине, забиралась к ней на колени, но женщина, хоть и жалела девочку, старалась поспешно спустить её на пол и отправить обратно на кроватку, сунув книжку или игрушку, пока её собственный ребёнок не заходился криком от ревности.
        Лара не плакала. Она, наверно, когда-то ещё в самом начале своей коротенькой жизни накричалась и узнала, что это не помогает, а потому перестала плакать совсем. Но, глядя в зеркало, девочка видела следы этих печальных дней, которых она не помнила - залёгшие под глазами синеватые круги. Лара моргала, смотрела на себя и шла бродить по коридору дальше.
        Отражение было единственным другом, который у неё был.
        А потом она начала видеть необычные вещи - во снах, а иногда даже и просто так, вокруг. Трудно сказать, было ли это плодом её воображения или какой-то болезнью, но, разглядывая страшные картинки, которые она рисовала, взрослые предпочли второй вариант и отправили её на лечение в другую больницу. Там Лара встретила множество странных детей с кривыми ногами и руками, с холодной, как у лягушек, кожей, детей, которые не следили за собой, ходили растрёпанными и не умели говорить, хотя были уже совсем не маленькими, или, что ещё хуже, болтали беспрерывно всякую чушь. Детей, которые носились как бешеные и орали, задирая всех подряд, или, наоборот, сидели тихо в уголке, раскачиваясь взад-вперёд и бурно реагируя на всякие попытки их тронуть, детей, которые плохо пахли, потому что не мылись сами и не давали их мыть… несчастных, брошенных, обиженных больных детей.
        В этой больнице Ларе давали лекарства, от которых постоянно хотелось спать, и все мысли и образы из головы пропали совсем. К сожалению, исчезло не только плохое, но и хорошее - то, что служило ей утешением - яркие краски цветов, рек, лесов и полей, образы родителей, которых она постоянно придумывала - они тоже пропали, и девочка лежала печальная в кровати целыми днями, потому что ей ничего не хотелось. Ей разрешали рисовать, давали карандаши, но она подолгу сидела над белыми листками и изредка выводила на них бессмысленные круги и разводы.
        Через месяц Лару отправили обратно в приют, в эту шумную толпу безликих детей, ни с кем из которых она не дружила. Ей перестали давать сонные таблетки, и страшные образы вернулись вновь: языки пламени, пожирающего всё вокруг, ощущение огня на коже, запах палёного мяса, удушающий дым… а порой, когда она лежала без сна в темноте, из углов комнаты вылезали страшные чудовища с окровавленными острыми клыками, вращающимися глазами, с ушами, рогами, когтями, копытами, с раздвоенными хвостами, с крыльями и чешуёй - совершенно разные, один ужаснее другого. Лара видела странную печь с горящим внутри огнём, круглые склянки разных размеров, необычные инструменты, разноцветные порошки, древние потрёпанные книги, над которыми она сидела, склонившись, пытаясь разобрать написанные в них полустёртые символы. Это была как будто она и не она в то же время, а взрослая растрёпанная женщина с безумным сияющим взглядом, в груди которой горел огонь познания, огонь желания, огонь страсти….
        В маленькую комнату, освещённую тусклым светом свечи со стекающим воском, заходил высокий темноволосый человек и садился рядом. Она чувствовала его тепло, и они, почти соприкасаясь головами, вместе разгадывали странные знаки в книге. Невероятное чувство восторга захватывало её, а потом было пламя - только пламя, и всё снова сгорало и тонуло в душном дыму.
        Девочка задыхалась, билась в своей кровати, всхлипывала и пыталась уснуть. Приходили нянечки, они пахли чаем и булочками, которые ели, дежуря по ночам, они обычно бывали добрыми и утешали, успокаивали, гладили по головке, пели колыбельные, но недолго, и очень скоро возвращались обратно к булочкам, а Лара опять оставалась одна со своими кошмарами.
        Ей тогда было, должно быть, около шести лет.
        С началом школы стало полегче. Вся эта мучительная огненная энергия, которую она не желала тратить на общение с шумными сверстниками, устремилась в русло учёбы. Девочке было невероятно интересно узнавать что-то новое, она жаждала знаний, но особенно её захватило творчество. Получив все необходимые инструменты, она кинулась в это без оглядки, спасая себя от дальнейшего безумия. Лару перестали отправлять в сонную больницу, а отдали в изостудию, где она очень быстро развивалась и прилежно рисовала на заданные темы, чтобы потом, в свободное время, изображать то, чего желала её душа.
        Мрачные огненные образы постепенно уступили место более мирным и красивым картинам природы, закатного солнца, невиданных пляжей из её мечтаний, красивых людей, которых она ещё не встретила - всей той красоты, какой никогда не видела, но жаждала её душа…
        Все ужасы детства сознание вытеснило и заперло под замок, чтобы они больше не возвращались, ведь с этого времени жизнь её стала неизменно улучшаться.
        После школы Лара пошла в художественное училище и, успешно окончив его, продолжала писать, выставляться, продавать свои работы. Она получила свою собственную квартиру, а одиночество никогда не тяготило её. Друзей девушка не искала, находя всё необходимое в собственном творчестве, порой могла на время увлечься кем-то или чем-то реальным, но обычно это быстро проходило.
        В последний год всё вдруг стало меняться. Это случилось в тот день, когда она пришла на занятие по йоге, решив, что сидячий образ жизни не полезен для здоровья и заметив, как стала болеть спина и шея, а затем и голова. Не интересуясь активным спортом, Лара решила заняться чем-то более спокойным и лёгким и отправилась в самую ближайшую студию йоги.
        Войдя в зал, она попала в непривычную атмосферу: на подоконниках горели свечи, играла приятная лёгкая индийская музыка, дым благовоний наполнял пространство, а несколько учениц уже заняли свои места на ковриках: кто-то тянулся, кто-то просто сидел и ждал. Стройная светловолосая девушка среднего роста стояла возле магнитофона и настраивала музыку, переключая композиции. Когда Лара вошла, она обернулась и улыбнулась ей.
        - Добрый день, - мягким мелодичным голосом произнесла девушка - инструктор, - вы в первый раз к нам?
        - Да, - улыбнулась в ответ Лара.
        - Хорошо, проходите, занимайте свободное место.
        Так она впервые встретилась со Златой. После занятия по йоге, которое показалось Ларе очень приятным, светловолосая девушка объявила о семинаре по шаманским и энергетическим практикам. Лара понятия не имела, что это такое, но ей стало интересно.
        Тот одинокий образ жизни, который она вела, вдруг показался ей скучным - в последнее время творчество скорее подавляло её, чем радовало, уводя от реальности. Собственной фантазии уже как будто не хватало, и она ощутила необходимость в новых переживаниях и образах. Лара жаждала перемен и с радостью откликнулась на предложение принять участие в семинаре.
        И вот небольшая группа людей, в основном девушки, выехали за город, нашли красивую полянку. Наставник со странным именем Лунный Волк был невысоким достаточно молодым парнем с раскосыми глазами. Он улыбался и давал различные задания. Вначале это напоминало детскую игру: они ходили гусеницей, обнимая впереди идущего, водили друг друга за руки с завязанными глазами и делали много подобных глупостей, от которых все расслабились и повеселели.
        Затем развели большой костёр и устроили пляски вокруг него. У всех в руках было что-то, найденное дома: детские бубенцы, трещотки, у кого-то даже блюдо с ложкой - что-то, чем можно было шуметь. У наставника Лунного Волка, который надел на себя шаманскую накидку и шапку с перьями, в руках был огромный бубен. Каждый удар бубна гулко отдавался внутри, и это вызывало у Лары непередаваемый восторг. Казалось, время пропало. Она громко звенела тибетским колокольчиком, который ей как-то подарили друзья на день рождения, и вместе со всеми распевала мантры, посвящённые божествам прошлого, настоящего и будущего.
        Продолжая прыгать вокруг костра, люди кидали в огонь специально принесённые вещи, символизирующие то, что они хотят оставить в прошлом, затем писали записки о том, чего хотят сейчас и снова шаманили, выкрикивая имя богини настоящего, а в конце закладывали программу на будущее.
        Когда костёр почти догорел, наставник начал готовить группу к хождению по углям. Никто не верил, что действительно сможет, но все хотели попробовать, опьянённые ритуалами. Разувшись и громко произнося мантры, люди с силой топали по земле, входя в некое подобие транса, в котором уже ничто не казалось страшным.
        А затем каждый по очереди побежал по дорожке из красных углей, специально выложенной наставником. Задыхаясь от счастья, зажмурившись и готовясь к боли, Лара неслась, едва касаясь углей босыми ногами, но никакой боли не было, а дорожка быстро кончилась, и вот она уже стояла в конце рядом с такими же прошедшими испытание, разглядывая свои пятки, совершенно целёхонькие, немного испачканные и всё.
        Лунный Волк сказал, чтобы они набрали понемножку этих углей и положили их дома на алтарь или просто в какой-то уголок, потому что это священные угли, которые принесут удачу.
        После ритуалов нужно было пройтись и помолчать в одиночестве. Лара ушла дальше других и долго сидела под деревом в тишине. Её наполнило безграничное спокойствие, но вместе с тем и какая-то глубокая беспросветная грусть, будто вся жизнь до сих пор была совершенно пустой и бессмысленной: в ней не хватало чего-то главного, какой-то мечты, сильной, ясной, настоящей. Пытаясь разобраться в мыслях и понять, чего она хочет, Лара увидела внутренним взором образ мужчины и женщины, слившихся воедино в любовном союзе. Это наполнило её желанием и дрожью…. Все былые увлечения показались вдруг пресными и плоскими, лишёнными объёма, красок, эмоций, а самое главное - глубины проникновения в волшебный внутренний мир другого человека, такой же огромный и сказочный, как её собственный.
        Вернувшись домой, Лара нарисовала такую картину, а затем ещё серию полотен, изображающих любовь в её представлении - высшее проявление чувств, соединение миров, образы и фантазии двух людей в порыве страсти, создающие новую Вселенную - мир из двух половинок, сложный и гармоничный.
        Эта выставка была не первой, но самой лучшей за всю её жизнь. Лара пригласила на неё всех участниц семинара и Злату, да и много других людей пришло посмотреть и купить её картины: она неплохо заработала и услышала много приятных слов, но всё это оставалось пустым…
        Вся жизнь в полчаса пронеслась перед её глазами, и она не увидела в ней ни одного мгновения истинного счастья, но вдруг, на волнах наслаждения от мягких ласкающих прикосновений рук Яра, её сознание начало пробуждаться и всплывать из этой глубокой тёмной ямы одиночества и безысходности. Раздвигая руками мутную воду грусти и сомнений, Лара поднималась всё выше, к свету, пока, счастливо вздохнув, не выплыла на поверхность.
        - Ты спала? - спросил Яр, и от звука его голоса всё затрепетало внутри.
        - Кажется, да…
        На неё одновременно вдруг обрушился такой фейерверк разноцветных переживаний, что она едва могла дышать, а сердце билось сильно-сильно, как маленькая птичка в клетке.
        - Так хорошооо, - нараспев произнесла она и потянулась рукой к его руке, ещё скользящей по её спине, но он убрал руку и накрыл Лару пледом.
        - Полежи, - тихо сказал он.
        Она не открывала глаз и не шевелилась, оставаясь в приятном расслаблении, но ощущала, что он лёг и лежит рядом с ней, даже слышала его тихое дыхание. Прошло минут пять, и Лара повернулась в надежде коснуться его, обнять, но он быстро поднялся и ушёл на кухню.
        Девушка вздохнула и села на полу. Разочарование чёрной кошкой заскребло внутри. Опять! Ну почему всё так! Что это за человек такой?
        Она оделась и пошла на кухню. Они пили чай в тишине. Всё было хорошо, но он опять ускользал.
        Ночью Лара долго не могла заснуть. Рядом с ней лежали камни из походов, которые он подарил ей, она спала с ними, как ребёнок с мягкими игрушками, представляя, что они создают невидимую связь между ней и Яром.
        Любовь
        В воздухе пахло осенью. Лето ускользало, и его было не удержать. В этом году оно затянулось немного дольше положенного, и почему-то до середины сентября стояла ясная тёплая погода, август как будто не хотел отдавать свои права, но в голове у Лары не было так же ясно, как в небе… тёмные тучи собирались там, и она жаждала не то грозы с дождём, не то просто дождя, не то желанной прохлады, которая освежила бы её уставший мозг…
        Она устала думать о том, что могло бы произойти, но не происходило, о том, что они с Яром должны быть вместе: ведь так?? Казалось, не было ни одной причины, почему нет; эта мысль зародилась в то мгновение, когда они пили чай у Златы и та сказала, что у них с женой не всё гладко. Хотя Лара ничего не знала о том, как всё обстоит на самом деле, теперь не могла выкинуть тот вечер из головы.
        На самом деле она больше не могла даже рисовать… Она только сидела в прострации, опустив руки, и вспоминала все те мгновения, которые их объединяли: вечера, когда он долго рассказывал ей что-то, опустив взгляд, как будто пытался скрыть самое важное под густыми бровями, но иногда всё же смотрел Ларе в глаза - в эти моменты девушке казалось, что он влюблён по-настоящему, ведь глаза его блестели и долго не выдерживали ответного взгляда - он предпочитал говорить словно в пустоту - то ли стеснялся её, то ли играл в игру, что болтает, пока его никто не слышит.
        * * *
        Очередной вечер был странным и пустым, и она уже готовилась лечь спать со своими камнями, когда вдруг пришло смс от Яра:
        «Приветствую, Волшебница! Что творишь?»
        Лара села в кровати и сон пропал, как будто его и не было.
        «Здравствуй, Волшебник:) Ничего, пока в поисках вдохновения…», - ответила она.
        «Не желаешь ли погреться у печки этим холодным вечером?»
        «Да, правда, наверное первый прохладный вечер, было бы здорово»…
        Ответила осторожно, подбирая слова… нельзя так просто кидаться в омут с головой, но всё же согласилась - да? Впрочем, почему бы и нет, если она действительно всем сердцем желает именно этого, а он - написал так поздно, хочет встретиться с ней, несмотря на жену, значит, у неё есть шанс, как и говорила Злата.
        Лара куталась в чёрный расклешённый плащ, который совсем не грел, потому что светлая шёлковая полупрозрачная блузка и короткая лаковая юбка плохо спасали от холода, а на каблуках от волнения она вообще еле стояла. Снова дул сильный ветер, как в тот раз, когда она бежала на тренинг по скользкому льду, но тогда, зимой, в её сердце только начало пробуждаться то огромное сильное чувство, которое сейчас пожаром полыхало в груди.
        «Женщина, которая любит истинно, неуязвима!» - вдруг громом прозвучал в её ушах сильный глубокий женский голос, и она вздрогнула. Похоже было на голос какой-то наставницы, звучащий громко и ясно, как во время практики умирания, однако Лара понимала, что это не имело никакого отношения к странным ритуалам Златы или Афродиты, потому что голос сейчас раздавался из самой глубины её собственного сердца, а в эту глубину не имели доступа никакие доморощенные маги.
        * * *
        Был один момент в связи со всеми этими семинарами, как-то раз после очередного безумного тренинга, на котором они прыгали, танцевали, кричали как сумасшедшие под громкую яростную трансовую музыку в арендованном зале вспомогательной школы, которая стояла на задворках в старинном бедном квартале.
        Этот квартал представлял собой странный оазис в самом центре развивающегося города, который новыми многоэтажными зданиями продолжал расти вширь, тесня лес. А здесь, у школы для слабоумных детей (правда, Злата рассказывала про этих детей, что они вовсе не слабоумные, а просто более раскрепощённые и радостные, чем другие, например, когда она договаривалась о съёме помещения на выходные, эти дети ходили на перемене по коридорам на руках), в отличие от всего остального города, было много зелени. В этой зелени утопали покосившиеся деревянные дома: одноэтажные и двухэтажные, где ютились доживающие свой век старики и цыгане, занимающиеся тёмными делишками.
        В странной секте, куда попала Лара, тоже было много цыганского. В книгах, повествующих о юности так называемого «Гуру», их учителя, описывалось, что его первой наставницей была цыганка, да и потом они не чурались истинно цыганских методов: жизни за счёт других благодаря высокой цене за свои таланты и услуги, предлагаемые «высокодуховными» практикующими простым смертным.
        Переодевшись в одном из классов школы, участники семинара шли в спортзал, где под громкую электронную музыку с текстами, наполненными призывами к освобождению, они «трансовались», выключив свет, вдыхая аромат благовоний и зачарованные огоньками множества свечей. Неровные язычки пламени бились отчаянно и иногда тухли, потревоженные хаотичным движением множества тел (преимущественно женских), размахивающих руками, верещащих как животные, громко топающих, прыгающих, падающих, катающихся по полу.
        В трансовом танце можно было делать всё, что хочется - отпустить себя полностью и позволить всем блокам, зажимам, ограничениям выйти, покинуть тело и ум, наполниться энергией этой музыки, пространства, места, натренированной наставницы с чёрными длинными, как у цыганки, волосами и угольными глазами с агрессивными стрелками.
        Нужно было выбить из себя всю дурь, все неправильные установки, заложенные в сознание обществом, воспитанием, семьёй, а затем загадать желания быть счастливыми, любимыми, богатыми, и так далее и тому подобное, кому что придёт в голову.
        На тот семинар Лара пришла, выпив полбутылки вина, потому что она закончила одну картину, и ей нужно было это отметить.
        Её смешили девушки, загадывавшие себе богатых принцев на крутых тачках и прочие блага, потому что на этом семинаре их учили раскрывать в себе женственность, ценить себя и клянчить у мужчин дорогие подарки. Одним из заданий было в тот же самый вечер выпросить что-нибудь у любого мужчины, и Лара, придя домой, написала влюблённому в неё парню, что ей нужно обязательно пройти «Посвящение», которое даёт только эта наставница, за 20000 рублей. Парень в тот же вечер перевёл ей требуемую сумму, и на следующий день в темной квартире Златы, озарённой лишь пламенем свечей и наполненной дымом благовоний, Лара слушала зычный голос наставницы, похожей на шлюху, которая нарекла её «Космической жрицей» и подарила белую ракушку, объявив, что эта ракушка является символом посвящения.
        На следующий день наставница пригласила её, Злату и ещё одну девушку на тайное собрание, на котором объявила, что они трое - самые сознательные в этом городе, и теперь, после пройденных семинаров, могут вести в своём городе различные занятия, делать массажи и вообще всё, на что они почувствуют себя способными, но главное - ценить свои таланты и запрашивать на услуги высокую цену.
        Лара немного засомневалась, щупая своё предплечье, которое ей случайно вывихнул на занятии по парной йоге неизвестный никому гражданин, пришедший на тренинг последним и затем больше не появлявшийся на подобных мероприятиях, а также странный массаж «Стопы Будды», когда необученные люди по очереди как попало ходили друг по другу ногами, и она лежала на животе, а по её лопаткам гулял стокилограммовый мужик, то есть, весивший ровно вдвое больше неё, и на вопрос, нормально ли это, очередная наставница ответила, что всё в порядке.
        На самом деле, кроме двух сеансов спонтанного массажа во время семинаров, Лара никогда не делала ничего такого и тем более, не обучалась специально, поэтому её немного удивило заявление, что теперь, являясь «Космической Жрицей», она обладает способностью к любому виду подобного рукоприкладства, да ещё и должна заломить за это немалую цену.
        К тому же, наставница сообщила девушкам, что теперь, как самые продвинутые жрицы, они обязаны поехать на дальнейшее обучение в какой-то ашрам, а потом и к самому Учителю на Алтай, при этом Злата завопила от восторга, но Лара, которая не любила никакого вмешательства в свои личные планы, внутренне закрылась и вела себя учтиво до тех пор, пока не переступила порог квартиры подруги, в которой ей вдруг стало душно, и не вдохнула свободно снаружи.
        В тот вечер, возвращаясь домой тёмными пустынными летними улочками, она думала о том, что вовсе не ищет какую-то группу людей, к которой хотела бы примкнуть, что ей хорошо и так, в своём личном мире, а все эти практики просто помогли ей собраться с силами и вынырнуть из болота одиночества и скуки. Большего Лара не ждала от них. Она ни за что не позволила бы чужим представлениям занять место собственных фантазий, порождённых долгими ночами без сна, яркими живыми сновидениями, литрами вина и облаками кальянного дыма, тех образов, которыми она не делилась ни с кем кроме белых холстов, безудержно и отчаянно заполняя их масляными мазками надежды - на то, что и её жизнь когда-нибудь преобразится и станет такой же интересной и красочной, как её картины.
        Её ничего не связывало с этим призрачным миром отчаявшихся женщин, одевающихся в мини юбки и накладывающих на бледные лица тонны косметики, выходящих на охоту, чтобы стрясти деньги с зазевавшихся мужиков, ничего не дав им взамен - нет, они же не шлюхи, они цыганки-обманщицы, манящие, но не приближающиеся, скрывающиеся в тумане, получив своё…
        Ларе, имеющей достаточно средств и вдохновение творчеством, такой путь был ни к чему. Она хотела просто жить, любить, быть свободной, и ей казалось, что Яр разделяет её стремления. А ещё - больше всего на свете в последнее время - она хотела быть с ним, быть вдвоём, как когда-то прежде… да, она всегда верила в перерождения и, напоённая странной музыкой семинаров, безвредным дымом благовоний, непонятными ритуалами, она ни о чём не жалела, потому что из этих переживаний извлекала свой собственный опыт - проблески воспоминаний о том, что было прежде, когда её душа жила в ином теле.
        Теперь, благодаря состояниям, расслабившим внутренние напряжения, Лара не могла поддаться чужому влиянию, ведь, если другие девушки обнаружили внутри себя зияющую пустоту, требующую наполнения, она сама увидела там такую полноту чувств и красок, что ей в самом деле не хватало физических сил, чтобы справиться с этим сиянием наполненности, и она искала кото-то, кто мог бы разделить с ней этот поток ощущений и мудрости, эту неисчерпаемую силу, которая рвалась из неё наружу и не давала спать по ночам.
        * * *
        Кутаясь в тоненький плащик от порывов прохладного осеннего ветра, Лара пристально всматривалась во тьму, вздрагивая от света фар машин, заворачивающих во двор.
        Наконец, чёрный паджеро Яра подъехал быстро и уверенно. Машина, как и он, была большая и сильная, спокойная, расслабленная. Не гася фар, автомобиль остановился возле неё, и на минуту у Лары перехватило дыхание от счастья. С тихим звуком опустилось стекло, из салона раздались звуки медитативной электронной музыки с индийскими мантрами, Яр улыбнулся и спросил:
        - Девушка, вы не замёрзли?
        Опомнившись, она быстро запрыгнула внутрь и облегчённо выдохнула. Внутри было тепло и пахло спокойствием, музыка тоже настраивала на созерцательный лад. Яр не смотрел на неё, но улыбался.
        Они молчали почти всю дорогу. Лара не знала, что сказать, но слова были и не нужны. Фары высветили из тьмы огромный недостроенный коттедж, Яр заглушил мотор, они вышли вдвоём в тишину и замерли.
        Две тёмные фигуры, еле освещаемые окнами соседних, но не близких домов, они стояли на пожухлой нескошенной траве, подняв головы к небу, и дышали свежим спокойным воздухом наступающей ночи.
        Дыхание девушки было чуть более прерывистым, чем у мужчины, расслабленного, как всегда.
        А о чём ему было волноваться?
        - Как же хорошо! - выдохнул он, наконец.
        Лара завидовала ему. Она не решалась что-то сделать первой рядом с ним, опасаясь нарушить это непоколебимое пространство спокойствия и тишины, в котором всегда оказывалась в его присутствии. Она позволяла ему вести себя в ту сказку, которую он уже создал для себя, да и он бы, скорее всего, не позволил никому вмешаться в этот поток и каким-то образом изменить его ход. Яр полностью управлял своей жизнью, своей реальностью, и он вел за собой туда, куда шёл сам.
        А Лара вдруг потеряла духовную стойкость, не дававшую ей увлечься путём жрицы Афродиты и прочих, потому что она впервые в жизни открыла для себя ориентир, которого неосознанно, но страстно ждала всю жизнь - ориентир любви. И какой-то настойчивый женский голос внутри - гораздо более сильный, чем голоса убогих разукрашенных наставниц из секты - взывал к её сердцу, произнося такие слова, которых сама она придумать не могла.
        Лара шагала следом, повинуясь этому мужчине и его расслабленной силе, сминая высокую траву каблуками, а он шёл впереди и не оборачивался, чтобы помочь ей, она спотыкалась и еле поспевала за ним, но задыхалась от счастья.
        Наконец, дрожа от холода, она стояла посреди пустой комнаты без ремонта с большой печью в центре, а он носил дрова, чтобы разжечь огонь.
        - Будешь вино? - спросил Яр, когда стало теплее.
        Лара кинула. Она уже сидела напротив печки, протягивая руки к огню и потихоньку согреваясь.
        У него не было штопора, он принёс инструменты и открывал вино шуруповёртом и пассатижами, и Лара смеялась над ним, забыв обо всём.
        Потом они сидели рядом на маленькой скамеечке, передавая друг другу бутылку, и она мелко дрожала, а он спрашивал:
        - Ты всё ещё не согрелась?
        Лара не хотела говорить, что дело не в этом, а потом ему позвонила жена.
        - Да, извини, - говорил он сухо, - ну, я пока занят, да. Не жди меня.
        - Она ведь любит тебя? - спросила Лара.
        Ей вдруг стало трудно дышать.
        - Я не хочу сейчас говорить об этом, - сказал Яр.
        И хотя оставшийся вечер они болтали как обычно, Лара не могла выбросить из головы этот звонок. Страх и пустота прорастали внутри сорняками; она сказала себе, что обязательно в ближайшее время поговорит со Златой и узнает как можно больше о его жене.
        Яр рассказал, что построил коттедж лет пять назад, сам не зная, зачем.
        - Тогда мне казалось, что это круто, - усмехнулся он, - я был молод, много работал, появились лишние деньги, пил каждый вечер и спьяну решил построить. Не знаю, зачем я такой огромный отгрохал, хотелось выпендриться. А сейчас думаю, что лучше жить в квартире, да и ремонт тут делать замучишься.
        - Ремонт, конечно, да, - сказала Лара, - но тут спокойно, как будто за городом и в то же время в центре. Я люблю природу. К тому же столько места! Можно сделать зал для занятий, да что угодно.
        Она вдруг представила себе просторную творческую мастерскую, светлую, со множеством окон, в одной из огромных комнат дома Яра, но тут же помотала головой, отгоняя этот странный образ.
        Коттеджная зона располагалась у реки прямо перед высотными элитными домами со светящимися названиями. Раньше тут была деревня на берегу, но затем город, расширяясь, потеснил её, однако до сих пор красивые коттеджи на месте выкупленных и снесённых старых деревенских домов соседствовали с этими полуразвалившимися домишками, часть из которых была уже заброшена.
        Но дом Яра стоял ближе к дороге, за которой уже начинались яркие высотки и соседствовал только с такими же великолепными коттеджами. Участок тоже был большой - огромное поле, заросшее травой.
        - Ага, заведу скотину, - засмеялся он, - утром будут петухи кукарекать, я встану, пойду на двор, наберу яиц, приготовлю завтрак, красота!
        - Корову купишь, - сказала Лара.
        - Нет, с коровами много хлопот, козу, может, - добродушно ответил он, прихлёбывая сладкое красное вино.
        - Я люблю козье молоко, - улыбнулась девушка, принимая бутылку из его рук и задумалась: с кем он тут будет жить?
        Глубокой ночью Яр отвёз её домой - просто докинул до подъезда, и они посидели немного молча на прощание в машине. Его телефон пиликал от смсок; он не брал, но и не выключал.
        - Спасибо, Волшебница, - сказал он на прощание, - такой был чудесный вечер.
        Лара ушла домой, цокая каблуками по безжизненным серым ступенькам, одиноко загудел в пустом подъезде лифт. Дома орал кот, и она поспешно насыпала ему горсть корма, уже захлёбываясь слезами, по дороге скинула прозрачную блузочку, мини юбку и тонкий капрон чулок, дрожа, забралась под одеяло, сжимая в руках холодные камни, рыдала уже в голос, поднося их к губам, согревая дыханием.
        Бесик хрумчал на кухне, потом пришёл, громко мурлыча, забрался ей на голову, согревая тёплым кошачьим телом.
        Она думала о том, как Яр ложится в нагретую постель и обнимает другую женщину, которая знает о нём всё - много такого, чего не знает Лара… и эта женщина злится, ведь она звонила и писала ему весь вечер, но он успокаивает её своим гипнотическим голосом - ни дрожью, ни взглядом, ничем он не даст ей повода усомниться в его лжи. Пахнет вином? Да, они пили с друзьями, были на речке на шашлыках, пока хорошая погода, неформальная деловая встреча, мужской разговор.
        А даже если и нет - разве Злата не говорила ей, что жене приходится терпеть его походы на тренинги и общение с девушками, потому что для него это важно, а она не интересуется такими вещами («Лучше бы интересовалась, - слышится Ларе вкрадчивый голос Златы, - и сама бы расцвела, и не пришлось бы волноваться за мужа». )
        Лара долго металась без сна, а потом скинула кота с головы и вышла на балкон нагая. Ей было всё равно - пусть ветер заберёт её, какой смысл в таких отношениях, во всём этом, зачем он её позвал сегодня и что между ними?
        Весь этот безумный вечер в его коттедже у камина прокручивала она сейчас в памяти и не могла усомниться в его реальности: всё это было на самом деле! Она и Яр, его жена, которой он хладнокровно врёт. А может, не стоит беспокоиться, ведь если он был сегодня не с женой, а с ней, значит, это важно для него и всё не так, как ей представляется. Может, они и не спят уже вместе, откуда только взялась эта картинка нагретой постели и ангельского всепрощения жены!
        Нет, скорее всего она растолстевшая стерва в драном халате и сейчас выносит ему мозг, а он спрятался где-нибудь в туалете и думает, не написать ли Ларе на прощание пару строк.
        «Не бойся, девочка! - вновь прозвучал в её голове таинственный глубокий и низкий чуть хрипловатый женский голос, - посмотри на себя! Ты красива, сексуальна, стройна и прекрасна! Ты самодостаточна, женственна, умна и желанна! Не позволяй глупым мыслям увлечь себя в бездну отчаяния! Этот мужчина с начала времён принадлежит тебе, и ты не должна сдаваться!»
        Совершенно измотанная переживаниями последних дней, Лара не нашла в себе сил сопротивляться этому голосу или хотя бы задуматься о том, что за неведомая сила пробилась в её мысли, ведь сейчас эта сила наполняла её сердце благодатным нектаром надежды, и слёзы хлынули неудержимыми потоками из её глаз.
        - Я люблю тебя, Яр! - вцепившись в раму открытого балконного окна, громко шептала она. - Люблю всем сердцем, слышишь! И эта любовь - не жалкое представление, разыгрываемое с какими-то целями, слышишь?! Для меня нет разницы, богат ты или беден, умён или глуп - всё это бессмысленно и не имеет значения… Я просто знаю, Яр, что ты не случайно встретился на моём Пути, эта было предопределено высшими силами, ведь мы с тобой - единое целое, и так было всегда! Мы не можем быть разлучены, никогда не будет ни одной веской причины, которая могла бы разделить нас! Я твоя, Яр, и я знаю, что тебя от близости со мной удерживает лишь страх. Ты, быть может, не ждал и не искал меня, да и я не искала! Но Судьбе было угодно свести нас вместе именно в это мгновение, и все другие, кто был связан с нами до этого, должны отступить! Я знаю точно, я чувствую это, и я уверена, что и ты это чувствуешь, иначе как ещё объяснить то мистическое притяжение, которым ты одержим! Почему пишешь мне, почему зовёшь, проводишь время со мной и врёшь своей жене! Признайся же наконец самому себе, Яр, что наше время пришло, и незачем больше
цепляться за прошлое! Мы любим друг друга и должны быть вместе!
        В атмосфере этой странной ночи Лара забыла о своих кошмарах. Её измученная душа жаждала исцеления. И таким исцелением - верила девушка без единого сомнения - должна была стать беспредельная любовь между ней и избранным её сердцем мужчиной.
        Укрепив своё сердце этим нерушимым убеждением, она вдруг ощутила в себе такую яростную силу, способную снести все препятствия на пути, что радостно засмеялась, и слёзы печали мгновенно высохли на её глазах. О нет, она больше не согласна на жалкие поверхностные эмоции к мужчинам в красивой обёртке, пустым внутри, она, наконец, нашла золото, которое сияет ярче других, и понятно, что своим сиянием оно притягивает других жаждущих, как притянуло однажды и эту несчастную женщину - его жену!
        Но! Мало таких самородков как он, Яр, и она, Лара, тем более что в прежних жизнях они точно бывали вместе, а скорее всего и не раз, и он, даже если в нём нет этих проблесков памяти, всё равно не может не вспомнить её теми частичками своей души, которые путешествуют из жизни в жизнь!
        Тёплый кот, курмякая голосом, пришёл за хозяйкой на балкон и теперь ходил кругами вокруг её голых ног, ласкаясь и зовя в постель. Только теперь, ощутив, как побежали снизу вверх по всему телу мурашки от прикосновения пушистой шерсти, Лара поняла, как сильно она замёрзла на ветру.
        - Ну что, серый-полосатый, не спится без меня? - нервно усмехнулась девушка, взяла кота на руки, прижимая к обнажённой груди, наслаждаясь его мягкостью и теплом, потёрлась носом об усатую мордочку, и они вместе вернулись домой, чтобы запереться на ночь в тесной пещерке - одной из многих в этой серой панельной скале, каждая из которых - прибежище одной или нескольких простых или сложных жизненных историй.
        * * *
        Каждое новое утро было похоже на прежнее. Ничего не менялось. Лара погрузилась в работу, чтобы забыться. Осень проходила однообразно и печально. Все уже грезили зимой, а ей хотелось вернуться назад, в те ещё достаточно тёплые дни, когда можно было позволить себе капрон и действительно тонкие каблуки, которые теперь представляли опасность на льду. Но всё это не имело смысла, потому что Яр приходил и уходил, обнимая её на прощание.
        - Как у тебя бьётся сердце! - удивлялся он.
        - Наверно, от кальяна, - отвечала она.
        Они оба знали, что это не так.
        Яр зачем-то ждал снег, но Лара не ждала. Она не любила холод, потому что всегда сильно мёрзла, и никогда не гуляла зимой.
        А в последние полгода ей особенно не хватало тепла… Но время бежало, не спрашивая разрешения, и, потерявшись в красочных мазках, девушка совершенно забыла об этом бесконечном движении стрелок и дат календаря, обусловленном непостижимо сложными космическими силами.
        Однажды утром вместо привычной серости потёртых панелек и разбитого асфальта за окном она увидела чистый белый беспредельный простор. Забыв о своём неприязненном отношении к холоду, Лара вышла в одной тоненькой шёлковой сорочке на балкон и замерла, заворожённая этим чудом, в ореоле снежинок, продолжавших падать из пустоты и тающих на её нежной коже, мгновенно покрывшейся мурашками. Девушка не замечала этого. Она всё стояла, глядя в небо, приоткрыв нежные, чуть потрескавшиеся губы - вся она, её душа и сердце, тело и кожа, были слишком чувствительны и уязвимы, и даже внутренняя сила не помогала справиться с этим беспомощным подсознательным желанием быть защищённой, утешенной, нужной человеку, для встречи с которым она родилась…
        Даже стоя босиком на бетонных плитах в холодных лужицах растаявшего снега, позабыв обо всём физическом и потеряв в белой пустоте обрывки полусонных утренних мыслей, Лара не забывала о любви, предначертанной судьбой.
        Было субботнее утро; она никогда не просыпалась так рано и не знала, что заставило её открыть глаза. Быть может, сияние снега. Даже дорога хранила девственную белизну, редкие машины не успели пока разбить эту хрустящую холодную сказку.
        А снег всё сыпал и сыпал не переставая. Не выходя из прострации и слушая удивительную тишину внутри, Лара заварила себе чай и бродила с кружкой по комнате как сомнамбула, рассматривая незавершённые картины, но не представляя, за что взяться и стоит ли браться за что-то вообще. Она понимала, что не выспалась, однако ложиться снова спать совсем не хотелось. «Может, забить кальян?» - лениво подумала девушка. Телефонный звонок рассеял сомнения.
        - Доброе утро, Принцесса!
        - Привет, - улыбнулась Лара.
        - Сегодня чудесный день, пойдём погуляем.
        - Так много снега… я не люблю… - замялась она.
        - Снег - это же чудесно! Давай собирайся, я зайду за тобой.
        Так, значит, никакого кальяна, ещё пару глотков чая в попытке успокоить опять безумно заколотившееся сердце… Оно и так горит, куда уж ему ещё больше тепла!
        Они долго шли по зимнему лесу, болтая обо всём подряд. Яр радовался долгожданному снегу, и Лара чувствовала, как это состояние удовольствия постепенно передаётся и ей… По телу разливалась приятная эйфория, сияющая белизна затопила её сознание, и когда они дошли до полянки с кормушками для птиц, то оба уже перешагнули какую-то грань восприятия…. Их окутало наслаждение каждым движением, вдохом, каждой волной тепла, непроизвольно поднимающейся внутри от внезапной близости. Он остановился, раскинув руки и прикрыв глаза, и она встала так же, спиной к нему. Удивительное состояние абсолютного счастья накрыло обоих с головой. Яр и Лара будто выпали из реальности, как, впрочем, бывало каждый раз, когда они оказывались вдвоём.
        Они долго стояли так, молча, в блаженной эйфории слияния с миром и друг с другом, удивляясь тому, как это просто и чудесно…
        Теперь и Лара уже поняла, как прекрасен снег. На обратном пути Яр взял её руку, а когда они выходили из леса в город, он закрыл глаза и сказал, чтобы она его вела. Это было ужасно весело; на полдороге они поменялись местами, и теперь вёл уже он, а она шла с закрытыми глазами и смеялась от счастья и непривычных ощущений.
        Какие-то люди, видимо, обратили на них внимание, и Яр сказал им серьёзно:
        - Что, не видите, напилась она.
        Лара покатилась от смеха и чуть не упала, но он подхватил её и действительно будто пьяную дотащил до дома.
        Потом они долго пили чай… как всегда, обнимая мгновения. Пространство блаженства лежало вокруг них, и весь остальной мир не существовал до тех пор, пока у него не зазвонил телефон и он не сказал, что ему пора.
        Нежные объятия на прощание, как всегда, урывки близости - вот и всё, что ей перепадало. Конечно, она могла бы схватить его за воротник, привлечь к себе и страстно поцеловать, вдыхая такой родной и влекущий запах, пропасть в нём, как в омуте с головой, но она боялась. Если бы при этом он отстранился, не ответив на её страстный порыв - то этой боли она бы не вынесла. Поэтому Лара не давала воли своим желаниям и с надеждой в сердце ждала хоть какой-то инициативы от него.
        «Теперь я люблю снег» - написала она ему.
        «Я очень рад! - ответил он. - Почему-то у нас всегда мистические путешествия получаются».
        - Теперь я люблю снег, - шептала Лара, сидя на подоконнике вечером и глядя на яркую звезду, такую близкую и такую манящую….
        Одна-единственная звезда во всём тёмном небе, как символ огромного глубокого чувства.
        * * *
        Лара сидела на полу и плакала. С тех пор, как она полюбила Яра, в её реальности появились слёзы, которых она не помнила даже в детстве… Как будто что-то вскрылось в её одиноком сердце, привыкшем скрывать подавленные эмоции и теперь выходило наружу - вся боль неутолённой любви, забытая и оттеснённая в глубину подсознания, прорывалась наружу тёплыми солёными потоками. От слёз становилось легче - до мурашек, до приятной истомы, до изнеможения, которое помогало заснуть, оставляя её без сил каждый новый вечер. Что-то внутри отчаянно хотело верить в возможность взаимного чувства и неизменно проигрывало непобедимой тишине, которой заканчивались дни. Она собиралась сделать угля для кальяна, чтобы сладким фруктовым дымом смягчить эту боль, когда раздался звонок мобильного.
        Лара схватила трубку и увидела, что звонит Он! Сердце её забилось часто и радостно… Странно, но ведь он уехал в деревню, чтобы побыть в одиночестве, как он может сейчас звонить… Это просто какое-то чудо.
        - Алё…
        - Привет! - услышала она весёлый голос Яра. - Как ты?
        - Да не знаю… немного скучно. Сижу одна. А ты как?!
        - Я волшебно! Здесь так здорово, снег и тишина кругом. Расчистил место вокруг дома, дорожку к бане, натопил печку, лежу не печке и греюсь.
        - Как хорошоо… - мечтательно протянула Лара. - Я тоже хочу!
        - Приезжай! - неожиданно пригласил он.
        - Ты что, серьёзно?!
        - А почему нет?
        - Я ведь правда приеду!
        Неужели самые заветные желания могут сбываться вот так, вдруг, когда уже ни на что не надеешься…
        Они с Яром… вдвоём… в его деревне… одни в темноте зимнего мира…
        - Приезжай! Думаю, тебе здесь полегчает! Попаримся в баньке.
        * * *
        Лара едва дождалась утра; закупила продуктов для себя, ведь он сказал, что ему ничего не нужно, так как он голодает, взяла чайник с горелкой и чай пуэр, и вот снежный лес уже проносится мимо окон полупустого автобуса; белая лента дороги убегает под колёса, и Лара чувствует, как приближается её счастье… побыть рядом с ним хотя бы пару дней, только с Ним, и он никуда уже не убежит… Даже ночью… Они вместе, в одном доме… Сердце её замирало счастливо, и прекрасные мечты о близости заполняли голову, неиспытанные состояния блаженства разливались сладкими волнами по всему телу…
        Она вздрогнула и направилась к двери автобуса, когда водитель выкрикнул название Его деревни.
        Яр встретил её у дороги в ватнике и смешной ушанке, повёл по тропке, натоптанной лишь им одним, освещая путь фонариком на лбу. Маленькая деревня была совершенно пуста, не считая их двоих.
        Он счастливо улыбался, и казалось, тоже был очень рад видеть её.
        Они вошли в дом, вокруг которого по периметру было расчищено немного пространства, и Яр сразу же велел ей забираться на печку.
        - Тебе это нужно, - сказал он.
        Лара была уверена, что ей нужно совершенно другое, однако послушно заползла на печку и тут же поняла, что Яр был прав. Такого живого тепла и уюта она не испытывала ещё никогда в жизни, а треск горящих поленьев успокаивал, и всё это вместе прогоняло тревоги, страхи и беспокойные мысли из её головы. Ларе показалось, что после долгих скитаний неизвестно где она наконец-то вернулась домой… какие-то совершенно новые, но как будто забытые состояния заполнили её тело, и она совершенно расслабилась, слившись с кирпичным теплом; ей не хотелось даже двигаться и говорить.
        Яр включил на компьютере спокойную музыку, и она растворилась в блаженстве и звуках; все желания испарились. Лара вылетела из реальности бог знает на сколько времени, пока мягкий голос любимого мужчины не позвал её мыться.
        - Я в раю или где? - шутливо спросила девушка, сонно моргая и спуская с печки босые ноги.
        - Ну, не уверен, что в раю есть баня, - весело ответил Яр, подавая ей полотенце, - так что особо туда не торопись.
        - Значит, это ад, и скоро черти с вениками набросятся на меня, - продолжала веселиться Лара.
        Ей было хорошо, и хотелось шутить.
        - Всех чертей я отсюда прогнал, - ответил Яр, - но если надо попарить, то могу вместо них.
        В предбаннике с потолка свисало множество маленьких сосулек, с которых на разгорячённые после парилки тела капала холодная вода, и это было очень приятно. Они сидели рядом, и Яр рассказывал какую-то фантастическую историю о том, как видел в горах НЛО. Он всё время рассказывал необыкновенные истории, в которые трудно было поверить, но Лара любила слушать их, потому что ей нравилось погружаться в реальность Яра, а ещё… она просто наслаждалась близостью и звуками его гипнотического голоса. Ей не хотелось, чтобы эти счастливые мгновения прекращались. Она могла бы, казалось, вечность сидеть в этой бане и чувствовать, как капли с сосулек холодят её разгорячённую кожу. И… они были рядом, вдвоём, обнажённые, она наслаждалась и любовалась им и с замиранием сердца думала о том, что будет, когда они вернутся домой. Ведь впереди целая ночь…
        Но Лара старалась не торопить события в своих мыслях, потому что боялась намечтать лишнего. Достаточно было того, что он просто рядом…
        Напарившись, они выбежали на улицу голые, и Яр бросил её в снег. Лара визжала от холода и восторга, а вокруг царила тьма и тишина и не было ни души. Они были одни во всём мире.
        Дома, напившись травяного чаю, Яр забрался на печку. Лара сидела на кровати, и они смотрели фильмы. Она думала, если он будет спать на печке, она умрёт. Потом он уступил печь ей, а ближе к ночи они сидели вместе на кровати, и он гадал ей на шаманских картах. Расклад был хороший и гармоничный, а последняя карта выпала «Секс». Он читал ей трактовку по книге, а она улыбалась и сходила с ума.
        Когда Яр закончил гадать и собрал карты, она положила голову ему на плечо. Он молчал, потом ушёл за дровами в холод и тьму сеней. Она, как в трансе, ждала, что будет дальше.
        - В целях сохранения тепла предлагаю спать в одном месте, - послышался его приглушённый и немного срывающийся от волнения голос из сеней.
        Лара облегчённо вздохнула, и её лицо озарилось счастливой улыбкой…
        «Ну наконец-то», - подумала она, а вслух сказала:
        - Согласна.
        Тамара
        Тамара проснулась, как всегда, в темноте. Хотя у неё не было часов, она безошибочно знала время. Пора было совершать защитный ритуал. Она делала его каждое утро, а в последнее время добавила ещё пару часов песнопений, повторяя их снова их снова. Какая ирония - бросать в огонь времени два часа из каждого дня, чтобы выиграть несколько дней жизни. Несколько дней… это звучало ужасающе, но старушка знала, что чёрные всадники уже у порога, а она благодаря этим ритуалам держит в неприкосновенности круг своей жизни до того дня, когда у неё уже совсем не останется силы - даже чтобы встать, а не только собрать хворост для костра. Хорошо, что теперь хворост собирает девочка.
        Девочка спала в углу у печки на старом матрасе. Проходя мимо, Тамара остановилась, чтобы посмотреть на неё. Лицо девочки даже в этой тьме как будто сияло изнутри мягким прохладным светом, кожа её была очень тонкой, на скулах и веках виднелись синие прожилки вен. Такая юная и прекрасная… и скоро уже станет женщиной, сильной, могущественной, как сама Тамара. Хорошо бы успеть передать ей как можно больше знаний до ухода! Малышка кажется такой хрупкой, но она очень способная. Удивительная девочка. На миг Тамаре стало жалко ребёнка перед лицом нелёгкой судьбы, которую она ей готовила, но старуха тут же утешила себя приятными образами.
        «Возможно, она не будет ненавидеть людей и особенно мужчин, так, как я, - подумала Тамара со вздохом, - у неё нет для этого причин. Но во всяком случае, она получит над ними власть. Её мастерство возрастёт, и весь мир ляжет к её ногам. Пожалуй, скоро она начнёт бунтовать, но близится время моего ухода, так что не о чем волноваться. Надо стараться не давать ей повода для бунта, не то с такими способностями это может привести к дурным последствиям… скорее всего, она захочет переехать в город».
        Да, девочка определённо будет совсем другой ведьмой, не такой, как Тамара, но старуха не жалела о своём выборе - да и её ли это был выбор? Не духи ли привели к ней этого чудесного ребёнка? Что ж, время не стоит на месте, но колдовство остаётся прежним. Можно изменить какие-то внешние атрибуты, однако самое главное - это передавать неизменную суть, не позволить погибнуть древней магии.
        Ведьма вышла на воздух. За ночь снега насыпало ещё больше, и пришлось взять в руки лопату, чтобы разгрести дорожку до кострища. Она принесла охапку хвороста и сложила костёр. Глаза постепенно привыкали к темноте. Вскоре огоньки с треском заплясали, освещая пространство вокруг. Тамара протянула к ним руки, чтобы погреть.
        Она была одета просто: в ватник и длинную чёрную шерстяную юбку, на ногах - обычные серые валенки. Голова замотана пуховой шалью, а руки без рукавиц - немного распухшие, с покрасневшей от тепла костра потрескавшейся кожей. Прищурившись, пожилая женщина несколько минут стояла и молча смотрела на огонь. Невысокого роста, крепкая, коренастая; длинные тёмные волосы, припорошённые сединой, выбивались из-под шали и падали на грудь крупными свалявшимися завитками. Когда-то они явно были пышными, красивыми, даже роскошными, но она давно за ними не следила. Круглое лицо Тамары испещряли морщины, но угольно-чёрные глаза под густыми бровями казались неожиданно молодыми, а взгляд был ясным и острым. Женщина пристально смотрела будто бы в самый центр костра, неотрывно, почти не мигая, и пляшущие языки пламени отражались в глазах её, как в тёмных зеркалах.
        Вдруг она резко подпрыгнула, словно взлетела выше огня, закрутилась в воздухе вихрем с такой скоростью, что пробуждённый этим движением ветер поднял вверх подсвеченные пламенем снежинки, и Тамара продолжала вращаться в искрящемся снежном облаке, не замечая, что её подопечная в домике уже проснулась и наблюдает за ней в окно серьёзно и спокойно, опустив голову на сложенные на подоконнике ладони.
        Тамара с глухим звуком приземлилась, топнула пару раз правой ногой, затем по инерции повернулась ещё несколько раз вокруг себя и вдруг завыла волком, а потом, продолжая воем выводить странную старинную песню, заплясала вокруг костра. Шаль упала с её головы на плечи, густые чёрно-белые локоны вились в воздухе, глаза угольками сверкали, отражая огонь, да она и сама была огнём - безумной жаркой стихией страсти, и Тая видела сквозь мутное стекло, как преображается её наставница и вдруг непонятным образом приобретает силу, задор и облик молодой девушки, такой радостной, юной и прекрасной, румяной, пышной, черноволосой.
        Тае казалось даже, что вместо старого рваного ватника Тамары на ней теперь яркое зелёное платье с пышной юбкой и оголёнными плечами - нежные полные белые руки вьются плавными изгибами вокруг её соблазнительного тела, а красные блестящие сапожки мелькают под подолом юбки, выбивая замысловатый быстрый такт.
        Тамара уже не выла, она пела красивую страстную и в то же время яростную песню жизни, женственности, любви - такой, о которой Тая ещё ничего не знала, но уже начинала догадываться по изредка просыпающимся в её теле сильным волнам желания, которые зарождались внизу живота и затем приятной дрожью расходились по всему телу одновременно вверх и вниз, заполняя её целиком от макушки до кончиков пальцев ног.
        В такие моменты, когда девочка почти видела юную Тамару своим недавно открывшимся внутренним взором взрослеющей ведьмы, она даже любила её, а потом не понимала, почему эта некогда задорная молодая женщина превратилась в то чудовище, которое учило её ужасным вещам. Но старуха любила рассказывать о чём угодно, кроме собственной судьбы. За сказками и древними преданиями о любви она глубоко скрывала личную боль, которой не хотела делиться.
        Вздохнув, Тая закрыла и вновь открыла глаза, прогоняя наваждение. За окном в тускнеющих всполохах костра снова плясала со злобным воем старуха в валенках и грязном ватнике. Шаль упала на снег, Тамара в экстазе танца притоптала её ногами и, смешно размахивая короткими руками, продолжала крутиться, но уже как-то вяло, будто бы из последних сил.
        Девочке показалось, что за поляной у кромки леса притаились три огромные чёрные фигуры с раскрытыми в немом рыке зубастыми пастями, ей даже привиделись чёрные страшные кони с пышными гривами, на которых сидели эти оскалившиеся всадники, и звуки сильных глухих ударов, будто кони били копытами по земле, и от этого топота дрожала земля, готовясь разверзнуться и поглотить жалкое существо, словно в последней агонии бьющееся обречённым мотыльком у огня.
        Тая не знала, что всё это значит, она вновь поморгала и увидела только безжизненно упавшую на притоптанный снег Тамару. Лежащая в темноте, ведьма показалась девочке какой-то неестественно маленькой и очень жалкой.
        Испугавшись, Тая вскочила, наскоро накинула на себя куртку и валенки, выскочила во двор, сверкая голыми коленками, подбежала к старухе, склонилась над ней.
        - Тамара! - закричала она. - Ты живая? Очнись!
        В этот момент она вряд ли понимала, что делает. На долю секунды где-то в глубине сознания в голове девочки мелькнула мысль: «Зачем я ей помогаю? Не лучше ли будет, если она умрёт?»
        Но что-то чистое и светлое, живущее в душе Таи, не позволяло ей слышать такие свои мысли, к тому же старуха была хоть и ненавистной, но родной и привычной. На самом деле, девочка уже не представляла иной жизни, она давно умерла для мира, своей семьи и прежних ценностей, вся её реальность была заключена в этом домике в чаще леса и в странной хворающей старухе, валяющейся у костра.
        Тая знала её и другой: злобной жестокой колдуньей, выполняющей свои чёрные, иногда даже кровавые и страшные ритуалы по ночам, для людей, которые постоянно каким-то чудом находили её жилище и добирались сюда бог знает из каких частей земного шара. Не раз у них в этой глухомани бывали даже иностранцы, и, хотя старуха не знала других языков, она могла читать мысли образами и очень сильно удивляла этих людей своей способностью понимать их без слов.
        Тая тоже восхищалась талантами наставницы и иногда, завороженная, не могла отвести глаз от старинных заклятий и часами перебирала ритуальные приспособления, заглядывая в самую суть чёрной магии. А во время учёбы её накрывали и вовсе противоречивые мысли: с одной стороны, она мучительно хотела избежать навязанной ей судьбы и не причинять никому вреда, но с другой… Когда девочка внезапно обнаруживала в себе проявляющиеся способности, которые, словно зеркалом, отражала в ней Тамара, то те сильные тёмные ощущения внутри, которые она испытывала, не сравнимые даже со страстной негой в теле, возбуждали в ней желание соответствовать навязанной роли, страстно и прилежно учиться, стать такой же, как Тамара: могущественной, страшной, прекрасной ведьмой, держащей в руках нити человеческих судеб.
        И сейчас, склонившись в страхе над обессилевшей старухой, Тая призывала это чудовищное существо очнуться, взять себя в руки, чтобы увидеть её снова в былом величии, чтобы снова любить её, любоваться и восхищаться ею.
        Тамара вздохнула глубоко и мучительно, будто она не дышала какое-то время и лёгкие немного отвыкли от воздуха, поэтому ей пришлось сделать сознательное усилие, чтобы снова впустить в себя жизнь. Она открыла глаза, посмотрела на девочку и победоносно улыбнулась.
        - Неет, Луна, - проговорила она низким сиплым голосом, - я пока не настолько слаба, как они думают. Я ещё поживу, у меня остались тут дела.
        С помощью ученицы ведьма села у почти потухшего костра и оглянулась на лес. Начинало светать, и чёрные кроны деревьев уже были легко различимы. Тая проследила за её взглядом, и ей показалось, что какие-то расплывчатые тени с печальным вздохом удалились вслед за ускользающей тьмой.
        - Зачем ты проснулась так рано? - немного растерянно спросила Тамара уже более естественным тоном, будто это не она произнесла предыдущую фразу, а какой-то сильных дух внутри неё, но сейчас она снова стала обычной пожилой женщиной и не понимала, как оказалась сидящей на улице и что здесь делает девочка. - Пойдём пить чай.
        Они сидели за столом, грели замёрзшие руки о тёплые чашки и глотком за глотком втягивали в себя вкус ароматных трав.
        - Сегодня мне нужно будет съездить в город, - сказала Тамара.
        - Хорошо, - кивнула Тая, - мне поехать с тобой?
        У девочки был спокойный нежный голос.
        - Не надо, - ответила Тамара, - я должна купить кое-что для ритуалов, не так много, справлюсь сама. А ты лучше поучи заклинания и попробуй сделать одно простое упражнение, я тебе сейчас всё объясню.
        Встреча
        Лара проснулась и в первую секунду не поняла, почему ей так хорошо. Волны блаженства будто бы даже во сне гуляли по её телу, так что теперь, за ночь, оно стало почти невесомым и мягким, как облако. Она счастливо вздохнула и ощутила, как Яр сильнее сжал её в объятиях. Лара чувствовала его запах, голова её покоилась на его сильной руке. Она лежала к нему спиной и всем телом ощущала его тепло. Мурашки побежали снова изнутри и снаружи по коже, всё её существо было сплошным потоком наслаждения. Лара повернулась к нему лицом и смотрела, как он спит, гладила его тёмные волосы, целовала в закрытые глаза.
        Яр проснулся, улыбнулся и поцеловал её в губы.
        - Это всё на самом деле? - спросила она.
        - Конечно, - спокойно сказал он, - тебе было хорошо со мной?
        Что за вопрос! Разве он не видит, что ей всегда хорошо с ним? А сейчас - особенно.
        - Да, - просто ответила она.
        - Чудесно! - сказал Яр, лаская её грудь. - Хочешь ещё?
        Они проспали до обеда, а потом, выпив чаю, пошли гулять по сказочной пустынной деревне в которой действительно не было ни души, зимой сюда никто не ездил.
        Он снова рассказывал казавшиеся фантастическими истории про лису, которая ела кошек, про разных других животных, которых он тут видел.
        - Вот было бы здорово собрать людей и устроить здесь какой-нибудь семинар, - сказал Яр, - я всегда мечтаю об этом.
        - Так сделай! Что тебе мешает? - улыбнулась Лара.
        Она шла за ним по белому простору; он протаптывал путь своими широкими валенками, а она ставила ноги ровно в его следы. Лара была готова идти за ним вот так вечность, хоть на край света. Миновав молчаливые деревенские дома, они приблизились к какой-то вышке, и Яр по ступеням полез наверх. Лара взбиралась за ним и вспоминала крышу своего дома. Она снова находила между ними что-то общее - оба любили высоту.
        Смешно вспоминать, но незадолго до знакомства с Яром ей приснился сон, как будто небольшой самолёт подлетел к её окну, а на нём, раскинув руки, стоял весёлый обнажённый мужчина, он был чем-то похож на Яра. Во сне это не было так смешно, однако утром здорово повеселило её. В том сне Лара просто чувствовала огромную радость от чего-то светлого, безграничного, ворвавшегося в её жизнь.
        С ним ей было необычайно спокойно и легко. Она уже привыкла к своему постоянно возбуждённому состоянию. На самом деле творческое восприятие не длилось лишь те часы, которые она проводила за мольбертом, нет, оно не покидало её круглые сутки, выслеживая её всюду, накрывая с головой различными образами, звуками, картинками, вибрациями. Когда Лара ложилась в кровать и закрывала глаза, то не находила ни покоя, ни отдыха. Каждую ночь перед её мысленным взором включалось яркое живое эмоциональное кино, множество видений, идей, связанных и несвязанных мыслей роились в её воображении, как будто кто-то специально не давал ей расслабиться ни минуты и постоянно крутил бесконечную киноплёнку.
        Наверно, своими картинами Лара и пыталась остановить эту лавину образов, чтобы создать хотя бы иллюзию застывшего мгновения; творчество помогало ей зависнуть ненадолго в каком-то одном пойманном в ловушку восприятия моменте, а потом, окончив очередную картину, она вновь пускалась в гонку за ускользающими вереницами видений, пытаясь разглядеть среди них самые интересные, ёмкие, яркие, выловить их и вытащить наружу из подсознания.
        Она даже не могла назвать это страданием и попытками избавиться от страданий, потому что никогда прежде не знала, что бывает как-то по-другому.
        И только рядом с Яром, с этим сильным высоким красивым мужчиной с загадочной улыбкой на лице и мудрыми глазами, она вдруг узнала состояние безмыслия и беспредельного спокойствия.
        Сейчас, когда они стояли на вышке и он обнимал её сзади, обволакивая, как защитной оболочкой, аурой расслабленной силы, она увидела безграничное пространство снежной долины за лесом и ясного безоблачного голубого неба, но важнее был тот простор, который разворачивался у неё внутри. Он был светлым, мягким, глубоким и тёплым, и, казалось, нет больше причин вновь появляться лихорадочным образам больного воображения. Вся эта грохочущая сверкающая круговерть мелькающих иллюзий была лишь сильной рябью на ровной поверхности её нежной и жаждущей любви души. И сильное чувство к человеку, спрятавшему Лару от лихорадки, которая колотила её всю жизнь начиная с рождения, вдруг позволило ей обнаружить истинную реальность без нагромождения раздражающих фантазий.
        В этом мире было спокойно и хорошо, а ещё в нём не существовало времени. Они вдвоём будто выпали из привычного потока жизни, и Яр тоже чувствовал это.
        - Ты волшебная, - сказал он, - я очень рад, что ты приехала.
        - Я тоже, - почти прошептала она.
        Слов почти не было, мыслей тоже, Лара даже не могла сейчас сказать ему банальное «Я тебя люблю», потому что общепринятый смысл этой фразы, как ей казалось, слишком сильно отличался от того огромного безмерного чувства, которое она испытывала к нему.
        Они шли обратно, и она уже привычно наступала в его большие следы. Лара мечтала о том, как летом они будут жить тут с Яром, пригласят Злату и других девушек с семинара, устроят танцы вокруг костра с шаманскими бубнами, колокольчиками, поделают какие-нибудь практики на природе или просто погуляют, а вечером сядут за столом или опять у огня, чтобы обменяться впечатлениями, состояниями. Лара по-хозяйски разольёт травяной чай, а потом вернётся к Яру, они будут сидеть в обнимку и общаться в кругу друзей. Ведь эти мечты у них одинаковые, они так похожи, почему бы им не быть вместе, это было бы так хорошо!
        А ведь у Яра есть ещё и коттедж! Она, конечно же, поможет ему сделать там ремонт, сама придумает дизайн и может быть даже распишет стены. В одной комнате организует себе мастерскую, в другой - просторную спальню. Лара представила большую кровать с балдахином, на которой они будут спать с Яром каждую ночь - до конца жизни…
        Замечтавшись, Лара запнулась за порог.
        - Осторожно, - безучастно сказал Яр, проходя мимо неё в дом.
        Лара увидела розовые тапочки у входа. И вообще, она вдруг начала замечать то, на что не обращала внимание раньше. Висящий в прихожей на спинке стула махровый женский халат с цветочками, плетёную шляпку с кокетливой ленточкой на шкафу. С фотографии у зеркала смотрели на Лару улыбающийся Яр в обнимку с бледненькой светловолосой девушкой.
        Так значит, не толстая скучная тётка, а вполне симпатичная молодая жена!
        Сердце Лары обрушилось куда-то в живот, в глубокую чёрную яму, которая всё углублялась и ширилась, и в неё летели разбивающиеся вдребезги осколки тех красивых видений, которые она лелеяла ещё пять минут назад по дороге к дому. Весь её мир разваливался и падал в бездонную пропасть.
        - Что с тобой? - спросил Яр.
        На самом деле Лара уже минуты две стояла посреди комнаты, глядя в пустоту.
        - Так… - пробормотала она, - что-то кружится голова.
        - Посиди, - сказал он, добавив в голос немного нежности, - я сейчас сделаю чай.
        Лара села, безвольно опустив руки на колени.
        Яр ушёл на кухню.
        - Ну, я думаю, ты, наверно, поедешь, - донёсся оттуда его приглушённый голос.
        Что за манера уходить в другую комнату, чтобы сказать вещи, которые неловко произнести, глядя в глаза!
        - Ты меня выгоняешь?
        Всё-таки не выдержала.
        Яр появился в проёме с белым чайником в голубой цветочек в руках.
        - Нет, почему же. Просто я подумал, у тебя наверно, дела, а я так бесцеремонно тебя выдернул. Ну, и… мне нужно побыть одному.
        - Хорошо, - бесцветно сказала она.
        - Не злись, - он как будто пытался её утешить, но это получалось наигранно и неловко.
        - Я и не злюсь.
        Яр провожал её до автобуса, и всю дорогу они шли молча. Но там, на остановке, он обнял её и поцеловал по-настоящему, в губы. Лара с надеждой посмотрела ему в глаза. Они искрились улыбкой и нежностью.
        «Может, просто рад, что я уезжаю», - подумала она, но тут же начала гнать от себя такие мысли.
        - Спасибо тебе, - сказал он, - ну, что ты? Всё хорошо же было? Да?
        - Да, - она кивнула, улыбаясь и стараясь вернуть себе довольный вид.
        - Счастливого пути! - крикнул он ей, когда она уже входила в автобус, и помахал на прощание.
        В автобусе было много свободных мест. Лара села у окна и смотрела, как Яр убегает в лес, смешно прыгая по собственным следам. Она невольно улыбнулась, вспоминая, как он всегда сбегал от неё по лестнице, игнорируя лифт.
        Автобус тронулся и поехал. Впереди расстилалась белая дорога. Уже начинало темнеть, и лес по обеим сторонам сгущался тенями.
        Лара прижалась лбом к холодному окну. У неё внутри бушевала буря из эмоций, страхов, надежд, ожиданий, и она не знала, куда снова деваться от этого потока, который заполонил её мир сразу же, как только она рассталась с источником своей только что обретённой гармонии. А может, это была просто иллюзия хрупкого счастья, за которым на самом деле лежала бездна пустоты и одиночества?
        - Я так понимаю, он тебе не муж, - вдруг раздался совсем рядом бархатистый глубокий женский голос.
        Лара вздрогнула и обернулась.
        Рядом с ней сидела старушечка в ватнике и намотанной на голову шали, из-под которой выбивались тёмные пряди, запорошённые сединой, как деревья под снегом. Она не понимала, как оказалась рядом с ней эта женщина, видимо, пересела с другого места. Но девушка, занятая своими переживаниями, даже этого не услышала.
        - Не бойся меня, ты можешь мне доверять, - успокоила её бабушка.
        В обычном своём состоянии бедная Лара ни за что не стала бы откровенничать с незнакомым человеком, но от старушки исходило ощущение скрытой силы, стабильности и покоя - почти того же самого покоя, которого она искала в объятиях Яра… Во всяком случае, от присутствия этой странной женщины мир, раскачавшийся у неё внутри, начал понемногу успокаиваться, а тревожные мысли постепенно таяли, как призрачный дым.
        Однако что-то в образе старушки смущало девушку. Она действительно выглядела как бабушка, утомлённая заботами, но голос её и ясные угольно-чёрные глаза как будто принадлежали молодой женщине лет тридцати, во всяком случае, если бы Лара только слышала её, а не видела, то ни за что не подумала бы, что таким голосом может говорить восьмидесятилетняя бабушка.
        Но лицо её было испещрено морщинами, и сомнений в возрасте быть не могло. Лара почему-то вспомнила прекрасных наставниц и их летающий по всему залу магический голос.
        - Меня зовут Тамара, - представилась бабушка.
        - Лара.
        Тамара кивнула, радуясь, что девушка, наконец, ответила ей. На самом деле Ларе безумно хотелось поделиться с кем-то всеми своими переживаниями, но она не была уверена, что стоит рассказывать всё это малознакомой старушке.
        - Дорога длинная, - со вздохом сказала Тамара, - пообщаться не с кем.
        - Откуда вы знаете, что он мне не муж? - спросила Лара.
        - Нетрудно догадаться, - бабушка ясно и открыто улыбалась ей, - я многое в жизни повидала.
        Лара посмотрела в окно. В автобусе включили свет, и теперь на улице не было видно почти ничего. Тьма скрывала лес, дорогу и деревья.
        - Тьма в твоей душе, - пробормотала старушка.
        - Что? - Лара повернулась к ней, недоумённо моргая.
        - Не позволяй этой тьме затянуть тебя. Я вижу много всего: и надежду, и страх, и боль, но поверь: ты не должна страдать.
        - Как же вы это видите? - спросила Лара. - Вы что, ясновидящая?
        - Можно и так сказать, - кивнула Тамара, - просто в моей жизни тоже всё это было, но я уверена, что женщина должна слушать своё сердце и бороться за любовь.
        Лара повернулась к старушке и посмотрела на неё внимательно. Ей вдруг показалось, что чёрные угольки глаз Тамары гипнотизируют её, но она тряхнула головой, чтобы снять наваждение.
        - Скажи мне только одно, - серьёзно сказала Тамара, - ты с ним спала?
        - Ведь вы ясновидящая, - усмехнулась Лара, - значит, и это знаете.
        - Я вижу некоторые вещи, которые мне нужно увидеть, - ответила Тамар серьёзно, - но не всё. В особенности сложно с твоими образами, их слишком много сейчас, и я не могу понять, какие из них настоящие, а какие - просто твои фантазии.
        - Но зачем вам это знать? - спросила Лара.
        - Скажи мне, это важно.
        - Хорошо, да, - призналась девушка.
        Старушка удовлетворённо улыбнулась.
        - Ну, тогда ничего не бойся, девочка, - сказала она, - всё у тебя будет хорошо. Мы с тобой не случайно встретились, иногда я делаю кое-какие ритуалы, но эти ритуалы не работают, если не было секса. Надеюсь, что всё и так будет хорошо, но если нет, то вот.
        Она порылась в кармане ватника и извлекла потрёпанный блокнот. Оторвала одну страничку с нарисованным от руки маршрутом; на других страничках блокнота повторялась та же самая схема с линиями, точками, названиями деревень и словами: ручей, овраг.
        - Вот, если что, - сказала Тамара, - тут написано, как меня найти. Я не пользуюсь мобильником, но, когда ты решишь прийти, я узнаю, и это будет только твоё время. В мире магии всегда все правильно.
        - Это что, лес? - удивилась Лара, разглядывая изображённые на листке деревья.
        - Да, - просто ответила Тамара, - внучка рисует. Раньше-то я писала просто, что лес, а она, вот, любит рисовать.
        - Вы живёте прямо в лесу? Даже не в деревне?
        - Да, в лесу. И давно уже. Считай, всю жизнь. Я делаю разные вещи, которые людям не стоит видеть, для их же блага.
        В голосе Тамары вдруг послышалось Ларе что-то зловещее, пугающее, но она поспешно отогнала эту мысль, понимая, что старушка быстро заметит её страх или недоверие. По крайней мере, сейчас надо держать себя в руках, а потом она подумает.
        - Ну, ладно, - кивнула Лара, - спасибо вам. Но я надеюсь, что мне это не понадобится.
        Тамара вдруг наклонилась к ней ближе и приглушённым голосом сказала:
        - Женщина должна бороться за любовь и быть счастливой, не забывай!
        - Но ведь его жена тоже хочет быть счастливой! - так же тихо возразила Лара.
        - Вижу, что там, с её стороны, не любовь, а привязка, и рано или поздно это всё равно плохо кончится, да в любом случае, женские дела - это особая история. Побеждает всегда сильнейшая.
        - А он? Если он любит её?
        Ларе было трудно произнести эти слова, но она всё же сказала.
        - Послушай! - с неожиданной яростью в голосе произнесла Тамара. - Если бы он любил её, не спал бы с тобой, а если бы не спал с тобой, то ты никак не могла бы на него повлиять. Этот клубок раскрутил мужчина, и так всегда бывало, но женщина не должна страдать по вине человека, который сам не понимает, что он творит! Или хочешь отказаться от него и уступить жене? Что же тогда ты его соблазняла?
        В каждом слове Тамары звучала неопровержимая правда, и в самом деле, Лара не могла даже представить сейчас, что она откажется от любви Яра из жалости к этой худосочной девушке на фото.
        Старушка пропала так же неожиданно, как и появилась, или опять Лара, задумавшись, не заметила, как она встала и ушла на своё место. Как бы там ни было, девушка вздохнула свободно. Ей уже почти стало душно в присутствии Тамары, надо было побыть одной и обдумать всё. Она вновь прильнула щекой к холодному окну. Закрыла глаза. Только сейчас заметила, что у водителя играет какая-то весёлая музыка. Она почувствовала сильную усталость, мысли не думались, а упали в яму - на этот раз не черную и беспросветную, а какую-то мутную и вязкую. Сознание постепенно ускользало от неё, и она заснула.
        Лара проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо. Оказалось, остальные пассажиры уже вышли, свет был потушен, а она сидела одна, прильнув к стеклу, сжимая в руке листок со странными каракулями незнакомой девочки.
        - Вставай, дочка, - дружелюбно сказал водитель. Ещё хорошо, что я тебя заметил. Автобус на стоянке, я уж собирался закрывать двери и уходить. Замёрзла бы тут ночью.
        - Спасибо, - сказала Лара и поспешила домой.
        Дома её встретил орущий кот, который, как выяснилось, сожрал весь корм, с избытком насыпанный ему вчера, и наблевал по всей квартире. Пока Лара убирала за ним, она немного успокоилась, а потом открыла ноутбук, чтобы послушать музыку или посмотреть какой-нибудь фильм, как вдруг пришло смс от Яра.
        «Привет, Волшебница! Как добралась?»
        «Привет, Волшебник, всё хорошо».
        «Благодарю тебя за чудесное путешествие».
        Путешествие?..
        «Да, и я тебя благодарю».
        «; -) Хочу медитнуть, давай вместе!»
        Приятные волны пробежали по её телу от кончиков пальцев на ногах до макушки. Она вдруг отчётливо ощутила его присутствие. Он предлагал ей нечто особенное - создать особый мир, где они могли быть вдвоём - независимо от времени, расстояния, обстоятельств жизни. Это было просто спасение, и более того, суетные эмоции и беспокойные мысли Лары моментально испарились сейчас так же, как когда он физически был рядом.
        «Давай», - написала она.
        И закрыла глаза. Лара знала, что нужно делать, сейчас она легко смогла прочитать его намерения и мысли и пошла за ним сразу туда, куда он её приглашал.
        Ей представилось большое спокойное озеро, возле которого стояли они вместе, в обнимку, растворившись в блаженстве священного единения - да, именно священного, ведь это были не совсем они сами, а будто бы их самые сокровенные сущности вышли из тел и обнаружили себя в ином, более чистом, почти эфемерном, но полностью свободном состоянии, в котором не было никаких ограничений, и они могли делать всё, что угодно, вместе.
        Лара больше не боялась. В это пространство, созданное сегодня их общей медитацией, не было доступа никому лишнему, и там она всегда, когда бы ни пожелала, как ей казалось, могла найти любимого.
        Лара засыпала со счастливой улыбкой на лице, согревая своим телом безучастные камни, и впервые за всю свою жизнь она не чувствовала одиночества.
        Тишина
        Перед тем, как зайти в дом, Ярослав остановился снаружи, вдыхая свежий холодный воздух. Темнота была почти непроглядной, и только вверху, в чистом иссиня-чёрном небе, сияли яркие звёзды. Он поднял голову, чтобы смотреть на них и бездумно раскинул руки.
        Яр чувствовал себя счастливым и улыбался, обо всём забыв.
        Жизнь, казавшаяся до этого какой-то скучной и разбитой на кусочки, вдруг сложилась красивым паззлом, и он наслаждался этим порядком, миром и покоем, воцарившимся в душе.
        Всё встало на свои места, и Яр не сомневался, что теперь-то он сможет разрулить неясные моменты. До тех пор, пока его глодали страхи и сомнения, всё представлялось сложным, но это позади, уж точно.
        С работой всё прекрасно, дома ждёт верная жена, мечтающая о ребёнке. Ну а если подумать, почему бы и нет? Он настоящий мужчина, и у него должен быть сын. Или дочь, что тоже неплохо. В конце концов, ребёнком будет заниматься Маша, и это не помешает ему посещать семинары. Теперь появилась красивая, сексуальная любовница, и у него сразу как будто выросли крылья и добавилось сил - конечно, этих сил хватит на всё.
        Любовницы были и прежде - в основном мимолётные увлечения в поездках, а год назад он познакомился на выездном семинаре с одной девушкой - блондинкой c сочными формами, ох, как она была хороша! Периодически они встречались в разных поездках, бывало даже, он врал жене про семинар, а сам просто проводил время с ней. В тот период в его жизни тоже как будто всё наладилось, даже улучшились отношения с женой - возвращаясь домой из объятий нежной и страстной Марины, он каким-то образом становился внимательнее к Маше, уделял ей больше времени, и даже секс обретал былую страсть. Маша, видя его таким, радовалась и переставала замечать многие детали: ночные смски, странные отмазки, светлые волосы на одежде (да что ты, там же куча народу была, коврики для йоги, которыми каждый раз пользовались разные люди), запах духов (то же самое!).
        Огорчало, правда, одно: иногда Марина становилась слишком навязчивой, писала в неподходящее время, бывало, даже звонила и устраивала истерики, хорошо ещё, что она была из другого города. Но однажды девушка просто взяла и приехала, и Яру пришлось срочно придумывать какие-то нелепые объяснения, снимать номер в гостинице и утешать её пару дней, чтобы она не ринулась разрушать его брак.
        Чего только он не наговорил ей в те дни, лишь бы она успокоилась: к тому времени девушка уже успела раздобыть его адрес и телефон жены и донимала его угрозами.
        Всё это прекратилось летом на семинаре в Карелии.
        Какое-то время до этого Марина молчала, но Яр ехал туда, полный надежд на прекрасные ночи с ней на природе, думая, что девушка успокоилась и всё будет, как раньше.
        Но при встрече Марина была холодна и объявила ему, что всё кончено.
        Хотя Яр был уверен, что ничего к ней никогда не чувствовал, это почему-то сильно его расстроило, и он, сам того не ожидая, погрузился в чёрную депрессию. Никакие тренинги в красивом месте на озёрах его уже не радовали, он видел повсюду цветущую Марину, бессовестно и как будто нарочно на его глазах флиртующую с другими мужчинами. В какой-то момент безысходной тоски он вспомнил про черноволосую Лару, богиню из его снов, и позвонил ей, приглашая приехать, кажется, больше для того, чтобы гулять с ней нагишом по плоским карельским камням на глазах у рассерженной Марины - да, пусть ей будет так же больно, как и ему!
        В эти моменты Яр вряд ли задумывался о том, какую сам причинял боль невинной влюблённой в него девушке, и сколько она выстрадала, прежде чем решилась закончить неполноценные отношения с ним.
        Он набрал Ларе, сидя в одиночестве в тёмной палатке, слушая звуки музыки и танцев, доносящиеся из разноцветных шатров, умирая от ревности и бессильной ярости. Лара ответила, что занята и не сможет приехать, но потом всё же собралась - тогда, когда он уже не выдержал и отправился домой.
        Там они так и не встретились, и может быть, правильно, незачем было бередить старые раны и уж точно залечивать их отвлечением на новую девушку.
        Должно было пройти достаточно времени, прежде чем Яр пришёл в себя и снова начал радоваться жизни, но при этом он продолжал общаться с Ларой, и они становилась всё ближе и ближе день от дня. Он давно уже видел, что девушка готова на всё, но страхи неудачных отношений с предыдущей партнёршей глодали его изнутри, и он каждый раз трусливо убегал с поля боя, оставляя Лару в растерянности и печали.
        Однако время шло, раны затягивались, а образ стройной длинноногой красавицы постепенно вытеснял из его памяти прежнюю возлюбленную, и Яр начинал внутренне раскрываться навстречу новым желаниям.
        Ему казалось, что художница Лара - девушка со свободными взглядами и не будет претендовать на серьёзные отношения. Всё выходило удобно и правильно.
        Наконец, он сдался. Ему было хорошо и немного страшно одновременно. Да что там, дух захватывало от новой взятой высоты, он будто совершил восхождение на очередную гору, и теперь, стоя на вершине, вдыхал запах разреженного ночного воздуха. Он даже и давление ощущал, будто оно было самым настоящим. Сколько? Пять тысяч метров, шесть? А может, и все семь?
        Какие ещё наслаждения подарит ему этот восхитительный роман?
        Лара была просто невероятной любовницей. Она творила такие штуки, что все прежние девчонки блекли перед ней.
        Яр радовался, как ребёнок. К тому же, у него было странное ощущение, будто они встречались раньше, быть может, в прежних жизнях, в которые он несомненно верил. Казалось, в этих отношениях таилась какая-то неизведанная глубина, загадочное и манящее измерение со знаком вопроса, новые озарения и открытия, над которыми он уже будто бы бился прежде с азартом первооткрывателя, но по какой-то причине не закончил работу, и теперь ему представился шанс её продолжить - быть может, это даже было главной задачей его жизни, и он ждал этой встречи с момента рождения.
        Странные новые мысли и состояния захватили его, и он решил прогуляться по ночному лесу вместо того, чтобы идти домой.
        В темноте Яр слышал лишь звук своих шагов, но даже этого звука не замечал, возбуждённый и захваченный лихорадочными идеями. Он шёл с каким-то безумным взглядом и что-то бормотал себе под нос, как вдруг справа раздался громкий хруст веток. Мужчина вздрогнул и остановился.
        Поток мыслей и образов мгновенно прекратился, и в его сознании воцарилась внезапная пустота. Он услышал тишину. Тишина эта была объёмная и величественная, как будто она заключала в себе все звуки и образы, всё мироздание: уже проявленное и существующее лишь на уровне идей, все свершившееся прежде, происходящее сейчас и то, что должно случиться в будущем - всё время и пространство от начала до конца, а там, где было начало и конец, пустота как будто закруглялась и встречалась сама с собой.
        Это, правда, длилось всего каких-то пару секунд, но ему показалось, что прошла вечность. В эти мгновения он даже как будто не дышал - он не только выпал из потока собственного ограниченного восприятия, но и как будто перестал быть самим собой.
        С болезненным вздохом Яр вернулся обратно в тело к своему обычному сознанию, как будто заново родился.
        Ветви больше не трещали, но вдали за деревьями кто-то удалялся с глухим топотом по снегу. Яр так и не узнал, было это какое-то животное или таинственные духи леса, в которых он также без сомнения верил, но мужчина не хотел больше оставаться на улице, ему вдруг стало не по себе, и он поспешил домой.
        Он затопил печь, придвинул к ней кресло и сидел, грея руки у огня. Вспоминая происшедшее с ним в лесу, Яр удивлялся и радовался, но ему не хотелось слишком много об этом думать - была в этом событии какая-то неземная отрешённость, оторванность от действительности, это немного напрягало, и хотелось закрепиться вновь в своём привычном теле и сознании, в простых образах и фантазиях несовершенного ума.
        Он взял телефон и написал:
        «Привет, волшебница, как добралась?»
        Яр сам не понимал, что делает. Хотя ему казалось, что его жизнь гармонична и правильна, на самом деле он всё время как будто спасался бегством от одной ситуации к другой, из одного мира в новый, и так бесконечно, до изнеможения. Он не решал проблемы, а перемещался по разным комнатам своего подсознания, каждый раз плотно закрывая очередную дверь. Иногда его спонтанно выкидывало в это изначальное место зарождения Вселенной, такое было уже и прежде.
        Первый раз это случилось, когда Яр напился и после празднования Нового Года бродил по улицам, а потом заснул в сугробе, и если бы вдруг в ту ночь его не разбудила грохочущая всеми звуками и красками мира тишина, то он вряд ли дожил бы до этого момента. И с тех пор он стремился сознательно вернуться к этому грандиозному состоянию, вмещающему в себя всё, и искал для этого разные способы: физические, ментальные, духовные. Ему нравилось пробовать разные вкусы, запахи, образы, и он как будто бы шёл именно туда - к этой пустоте, включающей в себя Вселенную, но хотел прийти не абстрактным пустым местом, а самим собой - со всеми включёнными органами чувств, чтобы после этого опыта не остаться выкинутым на обочину простым ограниченным человечком, а войти туда целиком и полностью, выдержать невероятную силищу этого переживания и остаться в нём навсегда.
        Вот почему спонтанные выпады в пустоту не представляли для него реальной ценности, он понимал, что когда-то, возможно в прежних воплощениях, какими-то практиками заслужил этот опыт, но без реальной осознанности смысла в нём особого не было. К тому же, Яр опасался, что если он, не имея нужных навыков и знаний, попробует задержаться в состоянии безмыслия и каким-то образом его развить, то это будет представлять определённую опасность, граничащую с безумием.
        Поэтому каждый раз после очередного вылета из реальности он старался сразу отвлечься на что-то привычное и знакомое, или, может быть, на что-то новое, но всё-таки достаточно отдалённое от столь глубоких духовных переживаний.
        Звонок телефона вывел его из задумчивой полудрёмы.
        - Ярик, у тебя всё хорошо?
        Сбивчивый, немного растерянный голос Маши.
        - Приветик, да, а что?
        - Не звонишь весь день… - в трубке странные звуки, будто всхлипы, которые она старается заглушить.
        - Ну… я делал практики, медитировал, гулял. Молчал.
        В голосе Яра прозвучали нотки раздражения.
        - Хорошо… прости, что отвлекла. Хоть бы смс написал, я же волнуюсь!
        - Всё хорошо, и ты прости.
        Он немного смягчился.
        - Как ты?
        - Спасибо, что спросил… Ничего… вот только… скучаю.
        - Завтра приеду, - сказал Яр.
        - Но ты же сразу на работу.
        - Ну, да.
        - Ладно, не отвлекаю, спокойной ночи.
        - И тебе. Не скучай.
        Она повесила трубку. Зачем вообще позвонила?
        В эту комнату Яр сегодня входить не хотел.
        Он вздохнул, выбросил из головы раздражающие мысли и полез на печку спать.
        Тая
        Как только дверь за Тамарой захлопнулась, Тая облегчённо вздохнула. Она любила оставаться одна. И хотя маленький старый домик в лесу будто бы обволакивала аура старой колдуньи, всё же Тая ощущала себя спокойно лишь когда та уезжала.
        Прошло уже семь лет с тех пор, как девочка жила в этом доме. Она, правда, не считала годы, но давно уже воспринимала происходящее как должное. В каком-то смысле она даже любила Тамару. К тому же, Тая знала, что рано или поздно она унаследует жизнь старухи полностью и бесповоротно, и не противилась своей судьбе.
        Порой ей очень хотелось вернуться домой, к полузабытой семье, но она не могла представить себе, как сможет там существовать. Во-первых, девочка не ходила в школу, и ей пришлось бы догонять других детей и учиться всему тому, что они знали, а во-вторых - становиться обычным человеком и жить без магии. Вот это второе уже казалось ей чем-то совершенно невозможным.
        Знания о колдовстве: исцелениях, порчах, приворотах - глубоко влились в её подсознание и представляли ясную и незыблемую картину мира. Отовсюду стекались к маленькой избушке в лесу больные люди с разбитой аурой, которую уже научилась видеть девочка, с искалеченными эмоциями. Порой у них болело всё: и тело, и мысли, и желания, и чувства. Каким-то таинственным образом Тая начинала сама ощущать эту боль, и ей хотелось помогать, исцелять, выправлять эти разрушенные энергосистемы, к тому же, обучаемая Тамарой, она уже многое знала, но старуха пока не подпускала её к больным, позволяя лишь ассистировать.
        Девочка с нетерпением ждала возможности самой прикоснуться к заповедному колдовству. Бывало, она тайком пробовала делать что-то - например, недавно научилась создавать фантом и пару раз навестила сестру. Это отняло много силы, но гораздо хуже было то, что встречи оказались слишком болезненными. Больше Тая не хотела туда ходить - достаточно было того, что она убедилась: у родных всё хорошо, они особо её не помнят и в целом нет причин беспокоиться о них и напоминать о своём существовании.
        Конечно, охваченная водоворотом эмоций от этих путешествий, Тая какое-то время металась от желания всё бросить и сбежать домой обратно к мечтам о карьере ведьмы, порой её одолевала жгучая ненависть к Тамаре, и, учитывая степень её доверия, Тая видела множество возможностей уничтожить старуху так, чтобы её потом не обвинили в убийстве. Да и о каком убийстве могла идти речь, если у них с Тамарой не было даже документов, а лишних людей старуха к домику не подпускала, отпугивая и запутывая их с помощью магии. Тая и сама уже многое умела.
        Девочка всегда была развита не по годам, а теперь, когда ей недавно исполнилось тринадцать, сила её возросла. Она начала превращаться из ребёнка в молодую девушку, и девственная женская энергия, самая подходящая для колдовства, открывала множество возможностей.
        Тая научилась скрывать мысли и эмоции от своей учительницы, да и вообще, порой ей казалось, что у неё больше способностей, чем у Тамары. Но она старалась не думать об этом, интуитивно ощущая, что такие идеи таят в себе опасность. Что это за опасность, девочка не знала, но периодически спускала на тормозах свои неожиданно возникающие желания сделать что-то безумное или слишком далеко улететь в фантазии о грандиозном будущем (боже мой, какой прекрасной ведьмой она станет, возможно, прославится на весь мир, проникнет в тайны мироздания и обретёт могущество и абсолютную власть над людьми!)
        Нет, такие мечты были вредны хотя бы даже потому, что в конце концов приходилось возвращаться на землю и обнаруживать себя спящей на рваном матрасе в жалкой лачуге со странной старухой, порой казавшейся ей безумной.
        Да что говорить, разве она знала, чем кончаются все эти истории с колдовством и исцелением, что происходит там, в большом мире, о котором она почти ничего не помнила, когда эти люди, получив заказанные ритуалы, уезжают к себе домой? Порой кто-то возвращался, чтобы упасть на колени и поблагодарить ведьму, они приносили подарки, продукты, деньги, но большинство ушедших людей она уже никогда не видела. Бывали и такие, кто приходил ругаться, обычно те, против кого была направлена чёрная магия. Приближение таких людей Тамара всегда чувствовала и ставила мощную защиту, не позволявшую им подойти слишком близко к избушке.
        - Ладно, хватит думать, - сказала Тая сама себе, - слишком много мыслей - это вредно.
        И она полезла в почерневший от старости деревянный комод на покосившихся ножках, чтобы достать свечи и кристаллы для выполнения упражнений, заданных Тамарой.
        Картина
        Лара откинула серый бархат с недописанной картины. Она изумлённо рассматривала собственное творение и не понимала, как подобные образы могли прийти ей в голову. Больше всего её удивляло то, что вместо девушки, стоящей спиной к зрителю, зеркало отражало образ жениха - оскаленного демона из самых страшных снов. Кровавая река, начинающаяся у подола платья невесты, тоже не сулила ничего хорошего. Ларе вдруг стало страшно. Она не трогала этот задвинутый в угол мольберт с тех пор, как ей пригрезился мёртвый ребёнок на полу при входе в комнату. Сейчас непроизвольно её взгляд устремился туда, к этому месту у порога, но там не было ничего необычного, и она глубоко прерывисто вздохнула.
        Сегодня, когда сердце её трепетало от безграничного счастья, а мягкое покрывало снега за окном, как символ их любви с Яром, казалось таким надёжным и убаюкивало страхи, Лара решилась взглянуть на своё детище. Тем более, с той ночи она рисовала только учебные наброски - вдохновение покинуло её, и ничего нового в голову не шло. Эта недописанная картина маячила в углу, как творческий затык, и то и дело её взгляд падал на неё, но останавливал страх.
        Теперь художница разглядывала образы с отрешённостью стороннего наблюдателя, но не могла понять, зачем она начала писать такое и стоит ли продолжать. Картина стояла перед ней знаком вопроса, как загадка квеста, не решив которую, нельзя было двигаться дальше. Но продолжать это странное полотно у неё желания не было.
        Отчаявшись, она позвонила Злате.
        Подруга прилетела свежая и сияющая, как утренний луч, светлые локоны волос красиво обрамляли её нежное разрумянившееся личико, голубые глаза смотрели ясно и радостно.
        - У меня новый ухажёр, - довольным тоном объявила подруга.
        Её тонкие пальчики с накрашенными серебристым лаком ногтями обнимали чашку с зелёным чаем, салатовый шарфик был кокетливо повязан вокруг тонкой шеи. На девушке было лиловое платье, на запястьях - красивые браслеты с натуральными камнями. Сегодня Злата была просто неотразима. Она почти не пользовалась макияжем, и, хотя никто точно не знал, сколько ей лет, выглядела совсем юной.
        Лара села напротив и с улыбкой глядела на подругу. Она тоже была хороша, но совсем иной, немного загадочной и сильной тёмной красотой, с ярко-подведёнными глазами, в длинной шёлковой синей тунике с изображением орла на спине. Они были как две противоположности, но каждая по-своему прекрасна.
        - Давай, я слушаю, - подбодрила подругу Лара, но Злата вдруг пристально посмотрела на неё.
        - Погоди-ка!
        - Что?
        - Ты какая-то странная, и мне кажется, у тебя что-то поважнее, ну-ка рассказывай!
        Злата, находящаяся в вечном поиске идеального партнёра, быстро сообразила, что новости подруги важнее её собственных недоотношений.
        Лара смутилась и опустила глаза.
        - Яр?! - в голосе подруги звучало нескрываемое торжество.
        - Что тебе рассказывать, - засмеялась Лара, - если ты и так всё знаешь!
        - Знаю, да не всё, - возразила Злата, - он приходил к тебе?
        - Нет, я была у него на даче.
        - На даче! Здорово! Печка, банька, тишина, ммм… я бы тоже не отказалась там отдохнуть, что ж вы меня не позвали!
        И она разразилась звонким колокольным смехом.
        - Только тебя нам там и не хватало, - улыбнулась Лара.
        - Да ладно, я же шучу, - сказала Злата, - так как он вообще? Что говорил?
        Лара поведала всё как было, и о своих сомнениях тоже, только умолчала про странную встречу в автобусе.
        - Вот видишь, - сказала подруга, выслушав её, - зря ты переживала. Я знала, что всё будет у вас хорошо.
        - Я не знаю, - вздохнула Лара грустно, - он же не свободен.
        - Ой, да ну, - Злата махнула рукой, - он сто раз уже говорил мне о разводе. Просто не решался. Теперь точно решится, я даже не сомневаюсь.
        - Думаешь? - Лара с надеждой посмотрела на неё.
        - Знаешь, что, - разозлилась Злата, тряхнув копной великолепных светлых волос, - прекращай это расстройство. Ты же богиня! Разве богиня может сомневаться в своей неотразимости! Ты бы видела, что у него за жена…
        - Я видела! - вздохнула Лара, - на фото. Вполне симпатичная девушка, и почему ты мне не сказала, что она молоденькая!
        - Потому что там не о чем говорить, - наклонившись к ней, пониженным тоном произнесла Злата, - это же совершенно жалкое существо. А ты - сгусток божественной энергии! Давай не придумывай, если он только посмеет тебя обидеть, я с ним разберусь.
        - Хорошо, - кивнула Лара, успокаиваясь, - спасибо тебе, мне стало намного легче.
        - Как здорово! - воскликнула Злата, хлопая в ладоши. - Ты не представляешь, как я рада! Вам обоим нужна эта любовь, вы будто заблудились, но теперь, я уверена, уж точно найдёте свой путь и вступите на него вместе! А впереди так много прекрасного, поверь!
        Взгляд волшебницы Златы затуманился мечтательной дымкой, она снова тянула слова нараспев, как на своих тренингах, и словно смотрела в будущее, и сейчас Ларе очень хотелось ей доверять!
        - Расскажи, что у тебя за новости, - попросила она.
        - Хорошо, - Злата кивнула, возвращаясь с небес на землю, и поправила шарфик на шее, - но мои не так интересны. В общем. Недавно мне нужно было повесить полку, и подруга посоветовала мне одного мастера, Гасана. Он не русский, правда. Пришёл ко мне вешать полку и увидел, что кроме полки ещё много всего нужно сделать. Ну, он сказал, что хочет мне помочь и потихоньку будет приходить в свободное время и что-то ремонтировать. Просто так, представляешь? Я ему, кажется, очень понравилась.
        - Нерусский? Ты что! - возмутилась Лара. - Он же будет к тебе приставать, да и вообще, зачем тебе это?
        - Он вполне симпатичный, но, конечно, я ничего с ним не планирую. Да он и не намекал. Мне кажется, он порядочный парень.
        - Точно? - Лара сильно сомневалась.
        - Ага. Но я очень рада. Мне нужен этот ремонт, самой мне не сделать и денег особо на это нет. А тут вдруг - такой подарок! Просто я как раз на днях создавала намерение про ремонт - и вот видишь, сразу всё сбывается.
        - Слушай, но это ведь опасно, - продолжала волноваться Лара, - ты его совсем не знаешь.
        - Перестань! - возразила Злата. - Я же не буду с ним спать. И он ничего такого не говорил. Пусть делает парень, раз ему хочется.
        - Просто странно, ты на тренингах говоришь, что надо богатых мужчин цеплять, а тут такое.
        - Ну, пока что нет богатых мужчин, - сказала подруга, - и я принимаю то, что приходит. В конце концов, это лучше, чем сидеть и грустить без ремонта. Я его даже и не просила, он сам предложил.
        - Ну, ладно, - вздохнула Лара, - может, я чего-то не понимаю. Но это не просто так, он всё равно будет чего-то ждать от тебя.
        - Подумаешь, пусть ждёт, - пожала плечами Злата, - Богиня не обязана ни с кем спать. Он и сам это почувствует. Мы же, когда общаемся с кем-то, делимся своей божественной энергией, которую раскрываем на семинарах. Любой человек, которому посчастливилось оказаться рядом, напитывается нашей волшебной женской силой, так что это ему в любом случае принесёт пользу, а у меня будет новый ремонт.
        - Хорошо, - кивнула Лара, - уговорила.
        Спорить дальше не имело смысла, философия подруги была несокрушима.
        - Ты хотела показать мне свою картину, - напомнила Злата.
        Они прошли в комнату и остановились перед мольбертом. Некоторое время «богиня» задумчиво созерцала неоконченное произведение, потом вздохнула.
        - Всё, что ты рисуешь, прекрасно, - сказала она, - и это тоже. Но как-то мрачно.
        - Не могу ничего поделать, - Лара беспомощно развела руками, - вот это просится, а ничего другое не идёт. Но я боюсь продолжать.
        - А если это о наших страхах, что мешают нам двигаться вперёд? - предположила Злата, - Видишь, и кровавая река, и этот ужасный демон. Может, тебе надо это написать, чтоб избавиться от сомнений, и тогда у тебя всё начнётся сначала. Посмотри, как меняется твоя жизнь сейчас: ты встретилась с наставницами, развиваешься, ходишь на тренинги и женские семинары, высшие силы уже помогают тебе! Наконец, ты встретила любовь, может быть, мужчину всей твоей жизни! И эта картина - как бы чистка перед новым этапом.
        - Гм, - задумалась Лара, - я даже об этом не думала.
        - Так подумай! - воодушевилась Злата. - Это точно! Тебе надо взять себя в руки и закончить, и чем скорее ты это сделаешь, тем лучше! Не для кого-то, не для выставок, просто для самой себя.
        - Да, ты наверно права, - улыбнулась Лара, - спасибо, а то я прямо не знала, что и делать.
        Подруга удовлетворённо кивнула.
        - Ладно, мне пора бежать, - сказала Злата, - у меня занятие.
        - Хорошо, беги. Увидимся!
        Когда дверь за подругой захлопнулась, Лара ещё какое-то время задумчиво стояла перед картиной. Страхи и сомнения понемногу отпускали её. Внезапно зазвонил телефон, и она взяла трубку, даже не посмотрев, кто звонит.
        - Привет, Повелительница Снега! - у Яра был такой счастливый голос, какого она никогда у него не слышала.
        - Здравствуй, мой Король, - нежно ответила она, садясь на пол, потому что ноги её вдруг стали мягкими.
        - Ого! - удивился Яр на том конце провода. - Осторожнее с такими словами, а то я за себя не ручаюсь.
        - И что будет? - она счастливо засмеялась.
        - Прибегу и подчиню тебя своей власти.
        - Это было бы здорово, - вздохнула Лара, ликуя в душе и надеясь уже на скорую встречу.
        В мыслях она начала перебирать варианты, что бы такое надеть сексуальное к его приходу, но он сказал уже более обыденным тоном:
        - На самом деле я только приехал с работы, сижу у дома в машине, вот решил тебе позвонить. Я обязательно зайду, но как-нибудь в другой раз, хорошо?
        - Хорошо, - пробормотала она.
        - Ну и славно, приятного вечера, целую!
        И он повесил трубку.
        Лара сидела как ошпаренная, смотрела на замолчавший мобильник и не понимала, какие именно чувства она испытывает. Это был целый шквал противоречивых эмоций, лавиной обрушившихся на её хорошенькую головку. И радость от того, что он позвонил, и злость: ну зачем говорить, что готов прибежать и тут же обламывать, и страх, что он пойдёт сейчас к жене и забудет о ней, и надежда: а вдруг, всё же есть какие-то чувства, раз набрал ей прежде, чем пойти домой? Самое плохое было то, что она не понимала, что творится в его голове.
        На самом деле, Лара не понимала даже и того, что происходит с ней самой. Если бы кто-то спросил её, чего именно она хочет и ждёт от этого человека, каких желает отношений, она вряд ли могла бы дать внятный ответ.
        Она просто верила в абстрактную любовь, которая, как в сказке, придёт и сметёт все препятствия на своём пути, и если два человека созданы друг для друга, то они будут вместе несмотря ни на что, и их ждёт безграничное счастье. Самые известные сказки, книги, романтические фильмы, которые смотрят девушки - они все ведь об этом.
        Она впустила этого мужчину в свои мечты о счастливом союзе, о двух половинках, слитых воедино огнём страсти и творения, и этот акт воссоединения возлюбленных в её сознании, охваченном безумным всепоглощающим чувством, был как бы вершиной всего человеческого развития, доступного лишь тем, кто умеет так сильно любить. Лара верила в то, что вместе они смогут то, чего не могли поодиночке, что в них обоих проснутся скрытые силы, таланты и способности, и вместе они будут приносить пользу другим людям, созидать и вдохновлять. Она не сомневалась, что Яр должен ответить взаимностью на её любовь, потому что с первой встречи в их отношениях присутствовала незримая магия, и конечно, он чувствовал то же самое, не зря же он предложил ей создать астральный мир, доступный только им двоим, в который они могли попадать в любое время, чтобы быть вместе.
        Оставалось только уладить некоторые детали и соединиться также в проявленной реальности. Каким бы невыносимым не было это ожидание, сейчас ей следовало набраться терпения и верить, быть мудрой и сильной Богиней, на наделать глупостей и дождаться своего прекрасного Бога.
        В тот вечер Яр больше не позвонил и не написал ей, и Лара, чтобы отвлечься и разделаться с прошлым, по совету подруги, взяла в руки кисти и продолжила работу над картиной. В конце концов, чтобы быть вместе, каждый из них должен закончить незавершённые дела. Всё было гармонично и закономерно.
        Дневник Лары
        Я уже не помню, откуда взялась у меня эта привычка: записывать свои сны. Кажется, я об этом прочитала в какой-то книге по управлению снами. Да, точно! Это первый этап к осознанности в ночное время: начать вспоминать и записывать сновидения. Потом составляешь карту (у каждого она своя), изучаешь её в деталях и начинаешь пытаться во сне понимать, что это сон. А когда уже всё лучше и лучше распознаёшь иллюзорность ночных видений, то пробуешь менять что-то в той реальности, и вскоре можешь делать там, что хочешь: летать, путешествовать, менять свой облик, создавать миры - да всё, что угодно.
        Я, правда, не совсем понимаю, зачем всё это. Прикольно, конечно, но я, как художница, всегда охочусь за новыми образами, а в обычных неуправляемых снах иногда такое проявляется, чего ты в жизни не видел, перед чем твоё жалкое человеческое воображение просто бессильно. Так зачем же ограничивать эти удивительные возможности вмешательством неполноценного разума?
        Во всяком случае, записывать сны - это интересно, так они лучше запоминаются.
        Но какое-то время назад, кажется, с тех пор, как я познакомилась с Яром, мне стали сниться очень странные сны, такие реальные, как будто это не сны, а воспоминания. В них я вижу и осязаю каждую деталь, каждое ощущение, а когда это происходит, то я - это словно не я, а другой человек, наделённый моим сознанием. А просыпаясь, я не нахожу в этих снах обычных для сновидения несоответствий - напротив, всё ясно, понятно и закономерно.
        В последнее время мне снится странная комната где-то наверху, под самой крышей - небольшое помещение с обшарпанными стенами, без мебели; драная подстилка в углу, на которой я сплю, старый стол, заваленный странными предметами: колбами, пробирками, кусками минералов и какими-то порошками, прямо на полу - огромные стопки книг: толстых засаленных фолиантов. На окнах - тёмные занавески, ни один луч солнца не проникает снаружи, с улицы. У одной из стен - красноватая цилиндрическая печь из трёх частей, с куполообразной верхушкой, с круглыми прозрачными окошками в средней части и маленькими отверстиями в нижней, за которыми виднеется дрожащее пламя. Труба её выведена наверх сквозь неровное отверстие в крыше. Тяжёлый неприятный запах наполняет помещение, от него трудно дышать, поэтому меня то и дело бьёт сухой хриплый кашель. Комната освещена тусклым пламенем свечей, расставленных по периметру.
        Я что-то знаю - больше, чем думаю, чем рассказываю.
        Поднимаюсь на рассвете, чтобы проверить огонь и продолжить делать то, что нужно держать в тайне. Печь, порошки, старые книги… но есть ещё кое-что: страсть! Безумная мечта сотворить что-то особенное, то, что не удавалось почти никому. Мне кажется, я понимаю то, чего не понимали до меня, и вот-вот доберусь до сути…
        Достаю какие-то тетради из старого сундука. С этим сундуком я пришла сюда, и это - всё, что у меня есть, это небольшое пространство, куда я могу вместить всю свою недолгую печальную жизнь…. Почему печальную? Я не знаю… слезы начинают течь беспрерывным потоком, когда я устремляю свой взгляд в прошлое - от этого момента до начала своего беспросветного существования - такого, какое оно сейчас… но ведь это началось гораздо раньше, правда, Лев?!
        Я не знаю, как тебя зовут в этом промежутке, когда ты нашёл меня под крышей старого дома, где я вешаю чёрные шторы, чтоб они скрывали то, чем я занимаюсь днями и ночами… Но почему-то это странное имя приходит в голову, и всё моё существо наполняется трепетом при каждом воспоминании о тебе…
        Помнишь ли ты ещё, как мы змеями танцевали в храме, поклоняясь стихии воды? Или минералы, металлы, трансформация - это всё подчинено огню и станет его триумфом?
        Стало ли триумфом то, что последовало?
        Сейчас я знаю, но тогда не знала… я была одержима лишь одним: обрести свободу. Я начала это делать раньше, прежде, чем ты появился в моей тайной лаборатории.
        В те дни я была расстроена и напугана, потому что нашего наставника Аристена, к которому когда-то направил меня названый отец-монах перед тем, как покинуть этот мир, схватили стражи и упекли в темницу, а после этого и все другие наши соратники растворились во тьме, скрываясь от преследований. Конечно, все мы знали, на что идём, занимаясь алхимией, но ничего важнее не существовало в нашей жизни.
        Блажен тот, чья совесть чиста….
        Я была девчонкой, больной, уставшей, дрожащей от ужаса (быть готовой на жертвы - не значит не бояться), когда наблюдала, как ты отгоняешь стражей под окнами моей добровольной темницы, но видит бог, как расцвела моя бедная душа, заметив твой очарованный взор, склонённый над ретортами и ингредиентами, которые мне удалось добыть… как забыв обо всём, ты читал те книги, которые я хранила в пыли своего поднебесного жилища… Как разделял со мной страсть бессонных ночей, поддерживая огонь, как ждал, молясь и изучая до утра секретные формулы, расшифровывая древние символы, так же, как и я, страдал головной болью, надышавшись едкими испарениями…
        То, что мы искали, в ту пору искали многие, но я уверена, что мы подошли очень близко к самой сути, иначе не случилось бы то, что произошло потом…
        У меня были тетради, в которые я записывала то, что знала и о чём догадывалась. Моё прошлое, которое я так до конца и не вспомнила, не было прошлым нищего безграмотного ребёнка, потому что я точно знала грамоту и умела многое, быть может, даже слишком многое для девушки своих лет… Обрывки памяти возвращают мне дни и ночи в старом монастыре рядом с пожилым мужчиной, возжигающим огонь и растворяющим в сосуде порошки и металлы, в этих странных фантазиях я одета как мальчик-монах и выбрита наголо.
        От своего наставника я унаследовала испепеляющую душу страсть обрести гармонию и совершенство, извлечь из тысячи заносимых попутным ветром в мою тайную лабораторию частиц суть жизни - квинтэссенцию элементарного человеческого счастья, чтобы сердце раз и навсегда вздрогнуло, успокоилось и замерло, дрожа от удовольствия - вечного, бесконечного, безмерного, не соотносимого ни с чем иным.
        Я верила в это и, как мне казалось, была уже очень близка к завершению, но чего-то будто не хватало - до того момента, пока в моей комнатушке под крышей не появился высокий сосредоточенный темноволосый человек с орлиным взглядом и щетиной вокруг тонких плотно сомкнутых губ. Он сразу же занял место тайной материи и сути моих поисков. Я открыла ему все тайны и отдала в распоряжение то, что у меня было - книги, инструменты, материалы, частично принесённые из монастыря, частично подаренные Аристеном и соратниками, частично украденные или добытые другими тайными путями. Черноглазый мужчина добавил то, чего у меня не хватало.
        Изначально моим учителем был тот старик из полузабытого детства, когда я росла в монастыре, переодетая мальчиком. Как так случилось и кто были мои родители, я не знала. На смертном одре монах рассказал мне, куда идти, и передал записку для своего старого друга и соратника Аристена, сказав, что я могу полностью ему доверять. Аристен - это было, конечно, вымышленное имя, настоящего имени старца никто не знал. Продолжая занятия в чужой стране и с новыми друзьями, я вспоминала всё больше.
        Более того, я начинала понимать, что мой первый учитель - монах, оборудовавший под лабораторию свою маленькую келью, был очень близок к обретению того сокровища, которое все вокруг так одержимо искали. Например, я помню, как перестала дышать, увидев пузырящиеся чёрные разводы на стенках засаленного сосуда… восторг своего старого седого учителя, смеявшегося и плясавшего вокруг чана, подобно ребёнку, и как он хлопал меня по спине, чтобы я вернулась к жизни! Ведь я знала, что обретение философского камня - это не только превращение неблагородных металлов в золото, это - квинтэссенция вечной жизни и всех доступных человеку прозрений!
        Я боялась дышать, чтобы своими бренными вибрациями не разрушить гармонию неприкосновенной вечности! Однако, старый монах не окончил свой труд, а после его кончины я не видела смысла оставаться в монастыре и скрывать свой пол.
        Но это было далеко в прошлой жизни, которую я едва вспоминала, а сейчас со мной рядом чародействовал мужчина с угольно-чёрными блестящими глазами, он соединял ладони и молился, сидя на коленях, возле моей печи, изучал древние письмена, поддерживал огонь, и мы дышали ядом вместе, соприкасаясь этими вдохами и выдохами, судорожными, дрожащими, соединялись и сливались в единую субстанцию одним желанием - получить то, что дарует вечное счастье и делает людей бессмертными…
        Маша. Прошлое
        Оля в шёлковом сиреневом домашнем костюмчике с коротенькими шортиками сидела на подушке и раскидывала карты. Затаив дыхание, Маша следила за грациозными движениями её тонких пальцев с длинными ногтями, покрытыми бордовым лаком и украшенными блестящими стразинками.
        Оля была сосредоточена и спокойна, изредка она откидывала от лица непослушную каштановую прядь.
        Другие девочки тоже придвинули табуретки, чтобы наблюдать за процессом.
        Неспешно Оля открывала одну за другой красивые карты с яркими незнакомыми образами.
        На картинки Маша не смотрела - ей не было до них дела. Она следила за лицом Оли, ловила на нём эмоции - что прочтёт девушка в раскладе её судьбы: плохое или хорошее увидит там.
        Было немного страшно и волнительно.
        Некоторое время Оля задумчиво изучала карты, затем улыбнулась краешком губ и посмотрела на Машу.
        - Ну, что я могу тебе сказать, подруга, - своим низким бархатистым голосом проговорила она, - тебя ожидают приятные сюрпризы - скоро, очень скоро!
        - Правда? - тихо и радостно спросила Маша, в жизни которой вообще никогда не было сюрпризов - ни приятных, ни неприятных.
        - Да. Во-первых, - Оля весомо ткнула длинным ногтем в одну из карт, - тут есть очень даже перспективный король. Вот, видишь?
        Маша мельком посмотрела на придавленную карту, но изображённый на нём бородатый гражданин ей ни о чём не говорил, поэтому она вновь перевела нетерпеливый взгляд на лицо гадалки.
        - Да, такой, скажу я тебе, достойный, - Оля значительно кивнула, - пожалуй, даже состоятельный. При деньгах. Вот тут денарии рядом с ним. Вижу очень сильный с твоей стороны интерес, а вот с его… ну, он такой, не знаю даже. Как бы в отношениях если ты возьмёшь инициативу в свои руки, то у вас с ним может всё получиться очень даже серьёзно. Да, но, если честно сказать, тут есть какая-то тайна. Может быть…
        Оля задумчиво почесала краешек подбородка.
        - Может, и не тайна конечно, но что-то у него на сердце. Другая женщина или религия, а скорее всего, какая-то магия. Да, и даже что-то такое опасное, тёмное как будто. Но я, честно говоря, не знаю точно. Вряд ли он колдует, да и проклятия нет на нём, но что-то есть. В общем, тебе надо будет держать ухо востро и следить за ним внимательно. Ну, а так… перспективный, знаешь ли, мужчина, и союз с ним. Свадьба возможна. Ребёнок тоже скорей всего, только не сразу, спустя какое-то время, но….
        - Но что? - выдохнула Маша.
        Для неё и этой-то информации было, наверно, уже слишком много, но чем больше Оля говорила, тем больше она завораживала её своим гипнотическим голосом, и хотелось знать ещё и ещё - до умопомрачения много, да вообще всё, что будет в её жизни! Ну как так? Она ведь просто одинокая грустная забитая девочка, у которой не то что парня - даже жизни нормальной, интересной нет, одна отдушина только - не особо оригинальная работа, в которой, тем не менее, есть место творчеству.
        И вдруг - ей говорят, что она скоро встретит мужчину - причём очень интересного, обеспеченного и перспективного!
        - Да, и встреча, кстати, будет очень скоро, прямо… странно, но как будто уже вот-вот на днях! - не отвечая на вопрос и не закончив предыдущую фразу, продолжала тем временем Оля.
        - Нет, подожди, - остановила её Маша, - ты про ребёнка говорила: что там? Мальчик или девочка?
        - Я не знаю, - Оля поморщилась, - извини, конечно, но что-то не так с этим ребёнком. Пола тем более я тебе не скажу. Короче, где дальнее будущее и возможный этот ребёнок - есть какая-то проблема. Если честно, то карта очень плохая. Но ты не переживай сейчас. Отдалённое будущее не всегда карты видят. Ещё может измениться всё. Вот, тебе тут в любом случае совет идёт: мужчина этот - твой шанс, ты должна его не упустить, ясно?
        - Ясно, - улыбнулась Маша.
        Она в ту же секунду забыла о туманном предсказании будущего, куда больше её волновало настоящее и то, что вот-вот должно произойти. Тем более, уставшая от скуки и неустроенности своей печальной жизни, она сейчас была бы рада любому происшествию.
        - А нам, а нам! - защебетали девчонки. - Нам погадай тоже!
        Маша их больше не слушала. Мечтательно улыбаясь, она ушла на свою кровать и улеглась, воображая себе Принца, которого придумала ещё в старших классах школы, но потом, видя, что всё вообще не так, как она себе представляла, похоронила эту фантазию глубоко в подсознании. И вот теперь девушка достала полузабытую мечту из своего запылённого тайничка и бережно сдувала с неё пыль, разглядывая под всеми углами с изумлением: неужели всё-таки сказка бывает в жизни?
        Так она и заснула в сладких мечтах, а утром в больнице появился Яр. Она уже ждала, с нетерпением выходя в коридор, чтобы пройтись: ведь если это очень, очень скоро, значит, надо не сидеть в палате: в палату-то редко кто заходит. Олины карты не соврали: где-то в середине дня во время третьей прогулки она встретила Его.
        Он сидел в коридорчике на драном диване в жёлтых шортах и красной футболке с непонятными символами и задумчиво смотрел в потолок. Маша прекратила своё неспешное движение и остановилась в двух шагах от диванчика, с изумлением пожирая его глазами. Она не сомневалась: это именно тот человек, которого предсказало ей гадание. Не то чтобы он походил на принца из её девичьих мечтаний, нет, но несмотря на отсутствие бороды, этот странный яркий молодой мужчина таинственным образом напоминал ей карту, которую она вчера от волнения особо не разглядела. И было ещё кое-что: гулкие удары сердца внутри, которые вдруг стали настолько ощутимы, будто всё её тело до каждой клеточки подошв на ступнях и до макушки головы содрогалось. А само сердце переместилось в горло, и стало трудно глотать.
        Маша стояла так несколько секунд, ошеломлённая вроде бы предсказанной, но внезапно неожиданной встречей. Потому что хотя она и верила в гадание Оли, но в глубине души сомневалась в том, что сказки случаются в жизни. Так что сейчас она не понимала, сон это или явь, а тем временем долговязый мужчина в жёлтых шортах медленно перевёл взгляд с потолка на её лицо и лучезарно улыбнулся. Маша мгновенно утонула в тёплой бездонной синеве его глаз.
        - Привет, - сказал он, - какое-то скучное место. Не знаешь, как я тут оказался?
        - Н… нет, - пробормотала Маша, вдруг разучившись говорить и машинально делая те полшага, которые она не успела закончить до того, как увидела его.
        - Давно тут? - спросил мужчина, скучающим взглядом обводя коридор.
        - Уже неделю, - очень тихо ответила Маша.
        - Ууу, - протянул он, снова обращая свой взор к потолку, - мне тут недели две лежать, покажешь, что к чему?
        И он снова дружелюбно поглядел на неё.
        - Конечно! - она вдруг тоже расслабилась и улыбнулась.
        - Садись, - он похлопал ладонью по диванчику рядом с собой, - не презентабельное сиденье, конечно, но вряд ли я могу предложить тебе что-то получше.
        Маша засмеялась и села рядом.
        - Интересно, - сказал он, продолжая смотреть в потолок, - давно ли они делали тут ремонт? Мне как-то не хочется погибнуть от куска штукатурки, упавшего на голову. Вот это была бы самая забавная смерть для меня.
        - Почему? - поинтересовалась Маша.
        - У меня строительная фирма, - ответил он, смеясь, - кстати, меня зовут Яр.
        - Маша, - представилась она, - очень приятно.
        - И мне, - улыбнулся он, - здесь имеется чай? У меня есть печенье.
        С этого дня они с Яром стали почти неразлучны. Он заходил к ним в палату и долго сидел, рассказывая много всего: про свою работу, про семинары, путешествия; Маша ещё никогда не встречала такого интересного человека. Оля с ними почти не общалась, у неё было много заказов; она или сосредоточенно гадала у себя на кровати, либо ходила по коридору, разговаривая по телефону. Остальные две девочки слушали с интересом, но почти не принимали участия в беседе, и только Маша, увлечённая им и его рассказами, задавала кучу вопросов, стремясь узнать как можно больше об этом человеке, о его жизни. Она будто никогда не дышала раньше и вдруг ощутила живой, наполненный энергией воздух, и теперь не могла надышаться, не замечая запахов больницы… ей казалось, что она попала куда-то в горы, на большой свежий простор, прикоснулась к другому миру, неизведанному и манящему. И хотя Машу, мечтавшую в жизни только о семье и уюте, никогда прежде не привлекали путешествия и дикие походы, вдохновение Яра захлестнуло её воображение, и она уже мечтала, как он возьмёт её с собой в свою жизнь, полную приключений.
        По ночам Маша не могла спать, ворочаясь с боку на бок, и, несмотря на царящую в палате тьму, перед глазами её горел свет - свет безграничного счастья, осветившего её скудную жизнь.
        Её выписали раньше, но она приходила его навещать. В тот вечер они долго сидели внизу в холле, уже не зная, о чём ещё говорить, но не в силах расстаться, а потом вышли в тёмный коридорчик; он нашёл её в темноте, обнял и нежно поцеловал.
        - Спасибо тебе, чудесная фея, - прошептал Яр, - за то, что освещаешь моё заточение.
        Потом его выписали, и он пригласил её на настоящее свидание, в ресторан.
        До сих пор Маша отчётливо помнила каждый миг их отношений с Яром, каждое слово, каждый взгляд.
        Та неделя в больнице, которую они провели почти неразлучно, до сих пор казалась ей самым чудесным временем, потому что никогда после они с мужем не были так близки. Как и советовали карты, Маша просто вцепилась в этого мужчину, настолько, насколько хватало её способностей. То есть, это было постоянное ненавязчивое присутствие. Она не покорила его сногсшибательными встречами, а взяла ровным спокойным огнём своей искренней привязанности.
        Иногда он удивлялся, выходя из задумчивости, видя рядом эту скромную хрупкую девушку, потому что забывал о её существовании. Еще больше удивлялся, обнаруживая Машу у себя дома, приходя с работы. Как-то совершенно для него незаметно у нее оказались ключи, да и сама она пару раз намекнула, что для неё невыносимо находиться у себя дома. Зная о том, как у неё обстоят дела с родственниками и бытом, Яр жалел её и не прогонял.
        Если бы Маша не увязалась за ним подобно собачке, он вряд ли бы стал продолжать общение с ней, ведь в больнице ему было просто скучно, да и к чему отказываться от общения с приятной девушкой. Но в своей обычной жизни он в ней совершенно не нуждался.
        Интуитивно Маша понимала, что если она не будет всё время рядом с Яром, то он скоро её забудет, вновь с головой окунувшись в работу и свои увлечения. А она безрассудно поверила в гадание девушки Оли, которую после больницы ни разу не видела, поверила слепым инстинктом ведомого человека, бездумно полагающегося на судьбу.
        Последнюю точку в этой незамысловатой истории неожиданно для Маши поставила её мать.
        Эта женщина была больна, и в числе прочих многочисленных недугов страдала не диагностированными психическими расстройствами. Привыкнув к самодурству матери и к тому, что она давно не выходит из дома, её родичи предпочитали относиться спокойно к странным идеям, периодически овладевавшими её помрачённым рассудком и просто старались не лезть на рожон.
        И вот мать Маши, до сих пор смотревшая сквозь пальцы на недавно начавшиеся отношения дочери, как-то утром подняла на уши всю квартиру, устроив страшный скандал по поводу того, что Маша не должна больше ночевать у мужчины, который ей не муж.
        При этом она, казалось, не замечала того факта, что сама не расписана с отчимом. Никто из флегматичных родственников не встал на защиту Маши, но все они привыкли идти на поводу у безумных фантазий хозяйки квартиры, а потому Маша вдруг резко и без всяких объяснений перестала появляться дома у Яра.
        Она очень сильно переживала по этому поводу, но боялась новой вспышки материнского гнева, а потому трусливо отсиживалась дома, ожидая, пока женщина успокоится. Маша знала, что рано или поздно та найдёт себе новую причину для волнения, а скандалить девушка не умела, к тому же привыкла слушаться мать. У неё и мысли не возникло о том, чтобы взять и просто уйти из родительского дома, к тому же она не хотела чрезмерно надоедать Яру и не готова была попросить его пустить её к себе жить.
        В тот период у Яра были сложности на работе, он приходил домой печальный и уставший. Успев привыкнуть к тому, что дома его встречает Маша и готовый ужин, он, хотя в обычном состоянии для него всё это не имело особого значения, вдруг почувствовал беспокойство и тоску.
        Узнав, в чём дело, он как-то спокойно и без всякого пафоса предложил ей выходить за него замуж, раз такое дело. По телефону. Не придавая этим словам особого значения, под влиянием какого-то импульсивного порыва.
        На следующий день Маша вернулась к нему сияющая и радостная, с чемоданчиком вещей, и объявила, что мама, узнав об их планах, разрешила им и до свадьбы жить вместе.
        Всё это было как-то спокойно, душевно и будто закономерно, а потому особо не напрягало Яра. Маша не требовала ничего: ни пышной свадьбы, ни подарков, ни постоянных признаний в любви. Она не ставила условий и ничего не просила. Для него это был скорее неосознанный акт сострадания к бедной девушке, обиженной судьбой, и он, будучи человеком добрым, не хотел обижать её ещё больше.
        Друзья и коллеги не понимали странного выбора Яра, но ему пока что было хорошо и комфортно с Машей. Вдобавок, она вначале ничего не имела против его уходов на тренинги и поездок на семинары. Он и до сих пор закрывал глаза на её капризы и истерики по этому поводу. В его сознании жил образ другой Маши: той, какой она была вначале, спокойно сносящей любое его поведение, и он не хотел видеть перемены в ней.
        Первое время после скромной свадьбы Маша и действительно была всем довольна. Её захватывало чувство головокружительного восторга, когда по утрам она вспоминала, что больше не живёт в материнской конуре с противными родственниками и вонючими кошками, а вместо этого вдыхала запах любимого мужчины, спящего рядом. Маша любовалась им, проснувшись раньше, а когда оставалась дома одна, то пела и танцевала, кружась по комнатам и коридору, с воодушевлением наводила порядок в доме. Яр оставлял ей деньги и говорил, что она может не работать. То, что она получала за маникюры, казалось ему смехотворными копейками.
        Маша просто устроилась в салон красоты поближе к новой квартире и брала много выходных. Ей нравилось ходить по магазинам и покупать вещи для дома, продукты, чтобы приготовить вкусный ужин для Яра.
        Её немного расстраивало то, что иногда он вообще не ел её стряпню или приходил домой поздно, благоухая какими-то восточными запахами. В эти вечера он был очень довольный, но отстранённый.
        Достаточно часто они даже не спали вместе. Как выяснилось, кроме семинаров и путешествий, Яр ещё любил уединение. Наверно, этим и объяснялось то, что он до сих пор не был женат.
        Однако и это поначалу не пугало Машу. Та жизнь, из которой она вырвалась, представлялась ей топким гнилым болотом, и она не хотела туда возвращаться. Теперь она была замужем, жила в светлой квартире в хорошем районе, у неё появились новые подруги - сотрудницы из салона, порой она проводила с ними время, если ей становилось скучно в отсутствие Яра.
        К тому же, Маша не знала, что такое ревность. У неё никогда в жизни ещё не было нормальных отношений, и она не представляла себе, что муж в принципе может изменять. Зная себя и свою верную натуру, девушка наивно предполагала наличие таких же качеств у своей второй половинки.
        В общем, розовые очки на её глазах существовали довольно долго. Но, постепенно привыкая к новой жизни, Маша день за днём переставала радоваться комфорту и уюту, безбедному существованию и свободе. Она начинала замечать много такого, чего не видела раньше: нехватку внимания со стороны мужа, нежелание развивать их отношения, пренебрежение к её желанию иметь детей, его постоянные поездки и вечера вне дома, общение с девушками с семинаров… много всего.
        Иногда Маше начинало казаться, что её будто и нет в жизни Яра, она так, забрела случайно, и что, если она уйдет, он едва ли заметит это. Не так, как когда он предложил ей пожениться, всё же в то время у него ещё были какие-то чувства. А теперь… остались ли они еще?
        Иногда, пытаясь заснуть в холодной постели, ворочаясь с боку на бок, Маша невольно представляла себе, что будет, если она уйдёт от Яра обратно домой. Слёзы наворачивались на глаза от такой перспективы. В родительском доме её не ждало ничего хорошего - она знала, что будет всё так, как было и раньше. Пыльная захламлённая квартира, орущие кошки, безумная мать, бухающие отчим с братом, бесцельно проживающие свою жизнь.
        А её жизнь? Был ли в ней какой-то смысл?
        Всхлипывая в темноте, Маша вспоминала, как стояла рядом с Яром в ЗАГСе, такая счастливая и наивная, в скромном белом платье, как улыбалась, любуясь снизу вверх своим мужчиной, который выглядел просто неотразимо в костюме жениха.
        На выходе из ЗАГСа они пускали голубей. Была весна, улицу заливало радостное солнце, румянец играл на щеках Маши, она радостно смеялась, раскрывая ладони, чтобы освободить белого голубя. Две красивые птицы взлетели к лазурно голубому небу и растворились в облаке своих пернатых сородичей.
        Гостей было немного, они хлопали в ладоши и кричали, и Маше казалось, что этот день станет началом совершенного счастья.
        Теперь даже день свадьбы не казался ей счастливым… Она тогда не знала на самом деле, как сложится её судьба, а если бы знала, то вышла бы за Яра? Наверное, да. Всё же… если бы не он, её жизнь никогда бы не изменилась. Возможно, она встретила бы какого-то человека её круга, работягу с завода, пьющего вечерами пиво под футбол по телеку. Или осталась бы жить с родственниками, прозябая в этой вонючей халупе…
        Да, порой было больно, одиноко и обидно, но Маша ни за что не хотела бы ничего поменять. В глубине её души жила надежда, что Яр может измениться. В такие бессонные ночи всякие странные мысли лезли в её голову, например, о том, что, возможно, она недостаточно хорошая жена и уделяет мужу мало времени и внимания, и каждый раз в его отсутствие придумывала что-то новое. То собирала корзинку на воскресный пикник, то бежала покупать сексуальную сорочку, то пекла пирог к возвращению Яра. В такие моменты ей казалось, что всё можно исправить этими простыми вещами, что муж оценит её хлопоты, растает, поймет, что за чудесная женщина рядом с ним, оставит свои похождения и будет больше времени проводить с ней.
        Ещё она надеялась, что с возрастом любимый начнёт больше ценить домашний уют.
        Все эти отчаянные попытки спасти отношения заканчивались всегда примерно одинаково: Яр возвращался либо уставший, либо слишком счастливый и вдохновлённый духовными практиками в окружении танцующих нимф, и взирал на потуги Маши недоумённо или равнодушно.
        Машино сердце неделя за неделей, месяц за месяцем наполнялось холодным отчаянием, она плакала по ночам, но по-прежнему не закатывала истерик, не устраивала скандалов, а продолжала терпеть, винить себя и надеяться, что всё наладится.
        Маша мечтала о любящей крепкой семье, она очень хотела ребёнка. Учитывая аскетичность Яра и то, как мало ночей они проводили вместе, это было почти невозможно, а кроме того, муж явно не разделял её мечты. Со временем, однако, Маше начало казаться, что ребёнок станет единственным её утешением в этой печальной жизни, а возможно даже, сможет скрепить их разваливающиеся отношения.
        Какое-то время спустя девушка заподозрила, что у Яра есть любовница. Он пропадал на выездных семинарах всё свободное время, возвращался посвежевшим и довольным, она находила на его одежде светлые волосы, а иногда он ни с того ни с сего, даже ночью после секса с ней, выходил из комнаты с телефоном, заслышав звук смски, и подолгу переписывался с кем-то в туалете или на балконе.
        Маша не хотела даже об этом знать. Она нарочно не проверяла телефон и не лезла к нему с расспросами, но совершенно ушла в себя. Она точно знала, что если увидит прямое доказательство измены, то просто не выдержит этого и убьёт себя.
        Девушка не представляла себе жизни без любимого. Подруги уговаривали её развеяться, съездить куда-нибудь, побольше гулять, закатить вечеринку, завести кошку или собаку, но чем больше накапливалось боли в маленьком Машином сердце, тем меньше она могла думать о чём-то другом, кроме Яра.
        Нити судьбы
        Лара с волнением откинула бархатистую ткань, и, склонив голову, несколько мгновений задумчиво рассматривала картину. Пока что в ней было слишком много красного, а всё остальное как в тумане: нечёткие наброски карандашом, размытые образы, неявные черты. Ничего вроде бы страшного. Она и сама не могла понять, чем же собственное творение могло так её напугать.
        Однако продолжать было непривычно трудно. Нелегко давались даже самые обычные шаги: достать кисти, краски, палитру, настроиться и начать. Простая подготовка к процессу, прежде всегда неизменно доставлявшая море удовольствия, сейчас почему-то отнимала много сил.
        Гораздо больше хотелось забить кальян, позвать Яра и сидеть с ним в тишине наступающего вечера, позабыв обо всём, что существует за пределами только им двоим принадлежащего измерения…
        Но она не могла просто так написать ему, а слететь с катушек, дышать дымом, мечтать и плакать одной ей совсем не хотелось. К тому же, теперь всё было иначе: Лара почему-то не сомневалась в том, что они с Яром будут вместе, но для этого она должна была стать сильной и ни в коем случае не позволять негативным настроениям брать над собой верх.
        В её воображении вдруг всплыло лицо Тамары - недавней знакомой из автобуса. Её чёрные глаза, необыкновенно ясные на испещрённом морщинами лице в обрамлении тёмных с сединой волос, горели ярким непримиримым блеском, в них читалась огромная сила и вызов.
        Ларе вдруг показалось, что именно её магнетический голос она слышала и раньше, до встречи с этой удивительной женщиной.
        «Не будь слабой, девочка! - говорила теперь она. - Бери кисти и дерзай! Нарисуй свою судьбу, предскажи то, что должно случиться, уничтожь сомнения и подчини демонов, ждущих твоего зова!»
        С громким верещанием мимо пронёсся кот. Лара вздрогнула, очнулась и метнулась за красками. Дрожащими руками, прерывисто дыша, она собирала всё, что нужно для творчества, но перед глазами её стояли совсем другие предметы: круглые стеклянные колбы, наполненные странными субстанциями, которые она читала когда-то как открытую книгу, зная все элементы, содержащиеся в них… Ртуть, соль и сера, правильная температура огня и бесконечный выматывающий поиск самого важного - загадочного духа всего живого и сотворённого, мыслящего, разумного… Того, что заставляет материю двигаться, чувствовать, думать и говорить…. Жизнь, существующую во всём проявленном, даже в минералах и камнях.
        Она вдруг представилась самой себе странной безумной девушкой с растрёпанными давно не чёсанными волосами, одетой в какое-то длинное засаленное рубище непонятного цвета, с босыми грязными ногами… девушка ходила по комнате, произнося странные слова, как заклинания, впиваясь руками в спутанные волосы до боли, до умопомрачения… на обшарпанной стене висел осколок зеркала - мутного, потемневшего, зеленоватого… Странное существо, которым была в этом видении Лара, остановилось перед осколком и несколько мгновений удивлённо созерцало себя. Огромные карие с золотистыми вкраплениями глаза, тёмные торчащие во все стороны волосы, впалые щёки землистого цвета… С первого взгляда непонятно было даже, какого пола создание, но Лара знала, что это девушка. Она явно долгое время нормально не ела, и у неё был совсем нездоровый вид.
        Ноздри создания раздувались, как у загнанного коня.
        В чертах её, трудноразличимых в том состоянии, в котором она находилась, однако, было что-то восточное. Раскосые глаза, смуглая кожа. Руки с грязными ногтями уже добрались до лица и бессмысленно царапали щёки, оставляя красные полосы.
        Взор её блестящих болезненным блеском глаз, хоть и был устремлён в зеркало на себя, на самом деле блуждал где-то совсем в другом месте. Она смотрела в клубящуюся разноцветную бездну, где что-то булькало и взрывалось, испарялось, рассыпалось на крошечные невидимые элементы и снова соединялось в другую субстанцию. Её взгляд, благодаря бездне знаний, вдруг развернувшейся в голове Лары, от чего в висках запульсировала боль, проникал в самую суть материи подобно магическому микроскопу, улавливающему самое главное, невидимое обычному человеческому глазу.
        Растрёпанное существо женского пола, отражающееся в зеркале, продолжало шептать потрескавшимися полными губами незнакомые слова, но их смысл внезапно начал проникать в сознании Лары болезненными молниеносными вспышками озарения. Это было похоже на уколы тысячи крошечных игл, вонзающихся в занемевшую конечность, когда высвобождаешь её из неудобного положения.
        Сперва ничего не чувствуешь, ведь часть твоего тела забыла, что она жива, но вот ты встряхиваешь её; кровь и нервные токи постепенно возобновляют своё движение, по занемевшей плоти бегут мурашки, а затем импульсы от мозга доходят до неё через боль и отторжение, и ты начинаешь пробовать управлять процессом, шевелить пальцами и постепенно восстанавливаешь двигательную активность.
        Да, но это касается конечности и кровотока, а здесь всплывали огромные пласты, выпавшие из загадочного процесса памяти, но неразрывно связанные с ней, с Ларой, и почему-то с событиями, происходящими в её жизни сейчас. Эти гигантские глыбы знаний настойчиво и уже неостановимо обрушивались в её сознание и сердце, заставляя его биться сильнее, а мозг вынужден был принять такой колоссальный объём информации, которого он, казалось, не способен был просто вместить.
        Усилием воли Лара, поняв, что это может быть даже опасно для её разума, не готового к таким испытаниям, вдруг оказала яростное сопротивление.
        - Нет! - закричала она, стоя посреди своей комнаты напротив неоконченной картины, и вдруг всё замерло, а потом время поменяло свой ход, как будто стрелки сошли с ума, и девушке казалось, что её красивые тяжёлые настенные часы из натурального дерева взбесились: часовая стрелка бежала быстро, как положено, вперёд, минутная вращалась ещё быстрее в обратном направлении, а секундная, не зная, чью сторону принять, дрожала на месте, как в дешёвом компасе, тряслась и дергалась туда-сюда.
        Лара судорожно вздохнула. Вздох получился таким нездоровым и лихорадочным, как будто она до этого существовала без воздуха как минимум минут пять.
        Продолжая дышать, словно не могла надышаться, она в изнеможении села на пол и прикрыла глаза рукой, у неё кружилась голова.
        Иностранные слова, произносимые девушкой, отразившейся в осколке зелёного зеркала на обшарпанной стене до боли знакомой комнаты продолжали звучать в сознании художницы, она даже как будто понимала их значение, и это пугало её.
        Лара вздрогнула и заплакала.
        Перед её мысленным взглядом вдруг возникло новое видение, затмившее и уничтожившее неприязнь, испытываемую только что к этому почти бесполому существу, и страх растворился без следа. Человек, голос которого она слышала как в тумане, говорил также на другом языке, но она понимала каждое слово.
        - Проснись, проснись, милая, проснись!
        Что это? В его голосе - слёзы?
        А она сама - где-то на грани, между сном и явью, в таинственных белых испарениях, движется к лодке, замершей у берега спокойной реки, и странный образ - тёмная тень с веслом задумчиво и обречённо ждёт.
        В белой длиной тунике (о, как она мечтала когда-то, будучи маленькой девочкой, нарядиться в облачное платье, чтобы идти к алтарю под руку с любимым - любимым! Ведь она знала его задолго до рождения, не сомневалась, что встретит и сразу узнает!) ступает босыми ногами по холодной земле измученное печалью и болезнью существо, заблудившееся в ядовитых испарениях священного поиска, к воде, потерянной в тумане…
        Неужто это Стикс, нарисованный античными преданиями - та самая река, начав переправу через которую, уже не вернуть свою прежнюю жизнь?
        Но ведь она не из этого теста, нет, и это уже было раньше - намного раньше, когда змееподобные люди позвали её к себе и обещали вечную молодость, а может даже - вечную жизнь! В итоге она сгнила под землёй вдали от дома в мрачной темнице.
        - Нет! - кричит девушка, останавливаясь и ища спасения в тех символах, что рвутся к ней сквозь пелену тумана. - Кристобаль! Кристо! Спаси меня!
        - Я здесь, я здесь, Камила, - шепчет он, обнимая, прижимая к себе её хрупкое, почти невесомое тельце. Но в голосе его растерянность и тревога.
        Она вдруг очнулась, задрожала, попыталась сесть, но слабость снова роняла её вниз, как будто тяжёлые камни и куски металла, которым она подарила свою не слишком длинную жизнь, обрушились на неё всем своим неподъёмным весом… Несчастная верила в жизнь и сознание этих минералов, они были, пожалуй, её единственными друзьями, неужто и камни теперь способны её убить?!
        - Неет! - снова закричала она, но голос её от слабости напоминал какой-то сдавленный писк. - Кристо!
        Внезапно её обессиленное тело странным образом совершило немыслимый рывок. Она села резко и прямо, вращая расширенными глазами с мерцающими в самой глубине золотистыми звёздочками.
        - Огонь потух?!
        Безумная девушка перевела взгляд на человека, секунду назад сжимавшего её в объятиях.
        У него было вытянутое бледное лицо в обрамлении светло-русых кудрей, лазурные глаза, растерянные и наивные, точно у ребёнка. На вид сложно было сказать, сколько ему лет: из-за хрупкого телосложения, светлой кожи и по-детски ясных глаз ему можно было дать лет восемнадцать-двадцать, но она почему-то знала, что он немного старше.
        - Прости меня! - он помотал головой, в отчаянии закрывая лицо руками, - Я не успел…
        Камила вскочила, подбежала к атанору[3 - Атанор - особая печь, в которой совершалось Великое Делание, длительный и сложный процесс, с помощью которого алхимики получали Философский Камень - субстанцию, представлявшую собой тяжёлый красный порошок, обладавший свойством при определённых манипуляциях превращать металлы в золото, а также являвшийся эликсиром вечной жизни и исцелявший любые болезни. Одним из главных важных условий процесса было поддержание в печи равномерного, «бессмертного», постоянного огня.] остановилась в беспамятстве, прижимая руки к остывшим кирпичам, не в силах поверить в то, что дело её жизни в очередной раз потерпело крах. Ноги её подкосились, и она упала на пол, разразившись неприятным хриплым кашлем вперемежку с рыданиями.
        Юноша подбежал к девушке и обнял её, поднимая на руки. Он отнёс её обратно в угол и положил на кучу ветхих тряпок, служивших ей постелью.
        Заливаясь слезами, Камила мелко дрожала.
        - Что со мной случилось? - спросила она. - Где ты был?!
        - Думаю, ты отравилась парами ртути, - вздохнул Кристо, - и потеряла сознание… Прошу тебя, не расстраивайся! Состав был несовершенен, и надежды на удачу всё равно было мало. Поэтому я уходил, чтобы достать кое-что для тебя.
        Больная девушка протянула юноше худую дрожащую руку, он сжал её в своих тёплых ладонях, поднёс к губам и жарко поцеловал.
        - Кристо… - прошептала она, - ты никогда не прикасался ко мне, это так странно. Но я не в силах тебе противиться, что я могу сейчас!
        - Прости меня! - он вдруг отпустил её руку и вскочил, смущённый и растерянный.
        Худая грудь его вздымалась, а глаза были такими же безумными, как недавно и у неё - в том осколке зеркала.
        - Я ничего не хотел, ты же знаешь…
        Она вздохнула, с нежностью глядя на него.
        - Ты видишь, я что-то не в себе, - сказала Камила, - пожалуйста, начни всё сначала, доделай за меня! Нужно пытаться снова и снова, каждый раз, как в последний, до тех пор, пока не останется сил…
        - Нет, - он помотал головой, - ты закончишь работу сама!
        Кристо внезапно опустился перед ней на колени, склонив голову, и она протянула руку, чтобы коснуться мягких завитков его шелковистых волос.
        Она чувствовала и слышала, как он плачет.
        - Милая сестра, не покидай меня! Ты - всё, что у меня есть, - говорил он сквозь слёзы.
        Лара, очутившаяся по воле странного рока запертой в больном хрупком теле несчастной девушки, знала, что этот мальчик ей не брат. По крайней мере, не родной. Тем более, они были совершенно разными внешне. Но она действительно нежно, как брата, любила его, и в последнее время они почти не разлучались. Кристо очень помогал ей, находил ингредиенты, которые были необходимы для Делания, и следил за огнём, пока она отдыхала.
        - Ты поправишься! - вдруг выкрикнул он. - достанешь Камень и будешь жить вечно! Потому что я принёс тебе кое-что.
        Он взял её безвольную руку и вложил в неё небольшой кусочек, неровный, твёрдый и будто горячий… горячий скорее энергетически. Камила, привыкшая сканировать внутренним чутьём любой минерал или металл, вдруг перестала дрожать и успокоилась. Мощная сильная волна теперь пронизывала её тело, добралась даже и до сознания, она вытянулась на своей нехитрой постели и расслабилась. Судорожный вздох вырвался из её груди, девушка прикрыла глаза и улыбнулась впервые за долгое время… крошечная слезинка просочилась из-под дрожащего тонкого века, потекла вниз по скуле, но Кристо поймал её ладонью, прежде чем она упала на рваную простынь.
        - Надеюсь, это слёзы счастья, - благоговейно пробормотал он, - а если это так, то я сохраню их как сокровище.
        Приоткрыв глаза, Камила видела, как он, держа на одной ладони её дрожащую слезинку, другой рукой взял маленький глиняный кувшинчик, болтающийся на потрёпанной тесёмке на его бледной груди, зубами вытащил из него крошечную пробочку и бережно, но ловко влил туда эту каплю.
        - Что ты делаешь? - изумлённо спросила девушка.
        - Там слёзы моей матери, - просто сказал юноша, потупив взор, - твои мне не менее дороги…
        На улице вдруг раздались громкие мужские голоса, и молодые люди одновременно вздрогнули, обернувшись к окну, как загнанные звери в ловушке.
        - Мне надо идти, - прошептал юноша, - спрячь его! Спрячь хорошенько и никому не показывай!
        - Но… - попробовала что-то сказать Камила.
        - Тссс, - Кристо прижал палец к губам и вдруг посмотрел на неё так, как не смотрел никогда.
        Он был такой родной и близкий, такой бесхитростный и наивный, она действительно любила его, как брата.
        Он вдруг метнулся к ней, обнял нежно и неожиданно поцеловал в губы… Его губы были очень мягкими и тёплыми, они словно вдохнули в её холодное тело горячую мощь цветущей юности, а после он вскочил и исчез так же неожиданно, как появился.
        Камила осталась сидеть одна, ошеломлённая, но подарок Кристо жёг её кожу, подобно огню в печи, и она раскрыла ладонь. На ладони горел, переливаясь солнечными гранями, маленький кусочек чистейшего золота. Она знала это своим сердцем, каждой клеточкой кожи и внутренним сияющим взором, проникающим за пределы материи. Девушка часто и глубоко задышала. Ведь это было именно то, над чем она билась последние месяцы, отравляя себя гремучими смесями, чтобы вывести из созданными людьми чеканных пластинок весь яд, все наносные вещества, все примеси, не имеющие отношения к делу её жизни.
        С теми немногочисленными монетами, которые ей удалось добыть, приходилось работать слишком много, ведь для создания философского камня требовалось абсолютно чистое первозданное золото, которое можно найти лишь в земле, в рудниках, а к подобным вещам у неё не было доступа… И вот Кристобаль вдруг приносит ей такой бесценный подарок: кусок счастья и дорогу к вечности, которую искал отважно и безуспешно её названый отец-монах, передав ей в горном монастыре самую суть наставлений и завещавший продолжить его удивительное дело.
        Однако Камила была слишком слаба, а голоса на улице становились всё громче и агрессивнее, и она нашла в себе силы несколькими резкими рывками добраться до окна и повиснуть на его раме, стараясь разглядеть, что происходит снаружи, но при этом не высовываться наружу.
        Внизу у входа стояли два человека в одежде стражей (тех самых, которых нищие алхимики боялись, как огня, и называли «собаками») и препинались с высоким темноволосым мужчиной, преграждавшим им вход.
        Они нервничали и пытались пройти, но мужчина, противостоящий им, был явно сильнее и настроен решительно, к тому же он недвусмысленно намекал на наличие у себя оружия, держа правую руку на одноимённом бедре, а другой ожесточённо жестикулируя.
        На улице в целом, как и всегда в этом квартале, было достаточно шумно, а потому, несмотря на громкие голос людей, Камила не могла разобрать, о чём они говорят. Но внезапно эти двое отвлеклись от общения с высоким мужчиной и переключились на своих соратников, ведущих под руки худого юношу со светлыми волнистыми волосами.
        Ещё недавно её тонкая рука ласкала эти шелковистые кудри, и вот вдруг невинный мальчик, чьи горячие губы так нежно приникли к её холодеющим губам, - в руках жестоких стражей порядка, уничтожающих любые проявления свободной воли…
        В это время защитник входа в облупленное трёхэтажное здание на окраине города, в котором сдавались внаём квартиры за сущие копейки, увидел, что четыре человека в форме заняты новым пленником, и исчез в тёмном проёме входа, а хрупкая девушка, похожая на привидение, упала навзничь возле грязного полуоткрытого окна.
        Она очнулась и дышала ровно. Руки её покоились на одеяле (боже мой, эта тряпка была разглажена и положена так красиво, что действительно напоминала одеяло). Руки. Пустые руки.
        Камила села, выпрямившись по струночке (странно, её даже не мутило, несмотря на резкое движение).
        - Я проветрил немного, - монотонным безучастным голосом сказал высокий человек.
        Он даже не обернулся. Он сидел у атанора и задумчиво смотрел на горящий ровно огонь масляной лампы внутри.
        - Ты, вероятно, надышалась дымом. Тебе надо бы знать, что подобного рода дым вреден для здоровья и даже довольно опасен для жизни, и почаще проветривать.
        - Я боялась, что запах привлёчет собак, - машинально ответила она.
        - Тоже разумно, - кивнул мужчина у очага.
        - Где Кристо?
        - Разве ты не знаешь? - он обернулся и улыбнулся холодно краешком рта.
        - Его схватили. Я нашёл тебя без сознания у окна, ты должна была видеть.
        - Да… - пробормотала она растерянно, подняла руки и посмотрела на свои ладони. Они согрелись и были слегка красноватыми, особенно правая…
        Камила посмотрела вопросительно на своего гостя.
        - Извини, - сказал он, разводя руками, - я начал без тебя.
        Девушка облегченно вздохнула. Может быть, она не вполне доверяла этому загадочному человеку, но всё-таки он был сейчас здесь, в её лаборатории, он не стащил слиток, как можно было ожидать, не дал собакам проникнуть внутрь и продолжал работу, конечно же, ожидая, что она придёт в себя и подменит его, значит, ему можно было доверять.
        Она не знала, кто он и его имени, но в мире алхимии во время гонений пора было уже привыкнуть к подобным вещам.
        А Кристо… что ж, он не первая жертва, и конечно, же, не последняя.
        «Каждый из нас должен быть готов к подобным вещам, - подумала девушка, - каждый из нас».
        * * *
        Камила быстро поправлялась. Со своим странным гостем, приходящим и уходящим всегда внезапно, она возобновила работу. Девушка достаточно быстро забыла Кристо, она старалась не думать ни о нём, ни об Аристене, ни о других алхимиках; все эти люди оставили след в великом деле, но растворились в ядовитом дыму испарений. Их преследовали как магов, чернокнижников, и лишь некоторым из них удавалось пробраться ко двору и очаровать короля своими чудесами, но чаще всего это оказывались жалкие шарлатаны, которые недолго наслаждались придворной славой, и вскоре, разоблачённые, подвергались заточению и казням. Девушка предполагала, что её новый знакомый приближен ко двору и имеет определённую власть, иначе почему собаки больше не являлись к её обиталищу?
        Однако она не вдавалась в подобные размышления, потому что лично ей связь с таким человеком не сулила ничего хорошего. Её занимали и успокаивали мысли о божественном начале как основе в том деле, которым она занималась.
        Монах, её названый отец, завещав ей тайну, никогда не работал вне духовного контекста. Главной целью таинственных учёных, которые, как представляется многим, стремились научиться превращать в золото любые металлы, было совсем не это. Магический философский камень, который они искали, представлял собой совершенную субстанцию, квинтэссенцию жизни, то, что одухотворяло и наделяло сознанием всё существующее на Земле.
        Алхимики верили в жизненную силу, скрытую в любой материи, в том числе в минералах и металлах. Именно из последних они старались извлечь эту загадочную сущность, олицетворяющую абсолютное совершенство, с помощью которой затем можно было, уподобившись богу, творить и преумножать жизнь и любые блага, всему несовершенному возвращать совершенные свойства. Найдя абсолют и отделив его от всего нечистого, посвящённый в тайны мироздания алхимик мог исцелить любые болезни, избежать старости и смерти, а превращение металлов в золото на фоне чуда вечной жизни было просто приятным дополнением.
        Ослабленная болезнью, Камила не могла работать в полную силу и зависела теперь от молчаливого гостя, который делил с ней атанор, будто это было его собственное дело. Странные образы являлись девушке в неспокойных снах, и присутствие этого человека всё больше волновало и тревожило её.
        Проснувшись, она некоторое время украдкой наблюдала за ним. Он сидел, ссутулившись, возле печи, на маленьком табурете, и, подперев голову рукой, изучал одну из тетрадей, помечая что-то карандашом. Никто не позволял ему этого делать, все книги и тетради здесь принадлежали Камиле. Среди этих сокровищ особое место занимали записи монаха - её названого отца.
        Предчувствуя свою судьбу, многие книги и записи ей передал Аристен - почему-то именно ей, а не другим своим последователям. Братья помогли ей сложить атанор и приходили изредка, но не часто: каждый был занят своей работой. Один лишь Кристо проводил с ней больше времени, и без него она, пожалуй, не справилась бы.
        Они делали многое сообща с братьями, поскольку в сложившейся обстановке следовало всегда иметь запасные варианты. Сообщество было небольшим, но очень сплочённым. Однако, после ареста Аристена и ещё пары алхимиков остальные исчезли. У Камилы тоже возникали мысли переехать, но это было нелегко, учитывая то, сколько всего пришлось бы брать с собой; да и куда бы она могла податься? Теперь у неё больше не осталось покровителей. Кристо предлагал бежать вместе, но все эти мечты казались ей слишком оторванными от реальности.
        Продолжать Великое Делание в сложившихся обстоятельствах было сущим безумием, впрочем, опасность подстерегала бы и в любом другом месте. Учитывая, что этот дом в шумном нищем квартале, где ядовитые испарения сливались с окружающим зловонием, уже обнаружили, оставаться здесь не имело смысла, и Камила не сомневалась бы, что загнана в угол и обречена, если бы не её загадочный гость. Несомненно, этим странным затишьем, в котором она спокойно поправлялась и продолжала работу, девушка была обязана ему.
        Теперь Камила чувствовала себя намного лучше и внимательно наблюдала за ним. Его широкая спина в тёмно-синем камзоле вызывала ощущение защищённости и покоя. Девушка вылезла из своих тряпок, тихонько подошла, придвинула второй табурет и села рядом. Сегодня ей даже не хотелось смотреть в хрустальные окна атанора на чашу с философским яйцом[4 - Философское яйцо - круглая колба из толстого стекла с длинным носом, герметично запечатанным, ставилась внутрь чаши с золой и песком, подогреваемой в атаноре. Внутрь яйца помещались необходимые ингредиенты для Великого Делания, и весь дальнейший процесс заключался в поддержании постоянного огня правильной температуры.] - она была уверена, что всё под контролем, и время проявленных изменений ещё не настало. Куда больше её интересовал незнакомец. Камила почему-то не злилась на пометки в тетрадях, а наоборот, смотрела с любопытством на то, что он рисует на полях старого засаленного дневника Аристена.
        - Я не могу понять, - сказал мужчина, не глядя на неё, и почесал небритую щёку, - вот здесь.
        Он ткнул карандашом в рисунок и передал тетрадь ей.
        Она улыбнулась, зачеркнула пару лишних значков, только что написанных им, и, добавив несколько своих, протянула ему обратно.
        Вся тетрадь была испещрена загадочными рисунками и символами, которые Камила хорошо понимала. Она занималась изучением алхимии всю свою жизнь.
        - Ох, ничего себе! - он хлопнул себя по лбу, удивлённо и радостно моргая.
        Она разглядывала его ресницы, необычайно длинные для мужчины.
        Он, наконец, посмотрел на неё с улыбкой.
        Взгляд чёрных глаз из-под густых нависших бровей был пронзительным и глубоким. Камила невольно задрожала, будто он заглянул ей прямо в душу, хотя страшиться было нечего: её совесть была чиста, а сама она - уверена в себе и своих знаниях. Девушка смело шла избранной дорогой и ничего не боялась.
        - Ведь это по твоей милости меня ещё не поймали? - поинтересовалась она.
        - Сегодня ты выглядишь намного лучше, - сказал он.
        - Ответь мне. Собаки были здесь. Они наверняка знают про меня.
        - Я сказал, что это моя лаборатория, - уклончиво ответил он, - не могу тебе врать, сестра.
        - Ты служишь королю? - прямо спросила Камила.
        Теперь у неё появились силы узнать правду и поразмыслить об этом.
        - Не совсем. Это он так думает.
        Человек с пронзительным взглядом усмехнулся.
        - Ты мне врёшь, - сказала она, вздохнув, - ты украдёшь мои тайны, а меня убьёшь.
        Теперь он посмотрел на неё серьёзным и долгим взглядом. Она не отводила глаз.
        - Это не так, - сказал он, наконец, - однако, я вижу, тебя это не пугает.
        - Чего бояться! - запальчиво ответила Камила. - Тот, кто идёт к высшей цели, не прекратит поисков и после смерти. Рано или поздно я найду то, что ищу, в этой жизни или в другой.
        - Мне нравится твоя решимость, - улыбнулся он, - ты необычайно умна и смела для женщины. Тогда не будем больше и говорить об этом: зачем тебе знать правду?
        Чувство обречённости вдруг наполнило её сердце; Камила знала, что кем бы ни был этот человек, ей от него теперь никуда не деться, а без него никак не закончить начатое. Тем более, пока она лежала без сознания, он успел положить начало процессу, и теперь не было пути назад. Конечно, она ещё могла всё уничтожить, взять основные ингредиенты и сбежать, но она понимала, что это будет не так просто, а бежать ей было некуда и не к кому. Да и на новом месте, даже если чудесным образом девушка нашла бы такое, вряд ли удалось бы повторить то, что уже было сделано.
        Камила поняла, что с этого дня их с незнакомцем связывают таинственные узы, прочнее которых она не встречала в своей жизни, ведь он держал в своих руках хрупкие нити её судьбы. Она вспомнила с грустью и нежностью о своём потерянном друге. Наверняка, его пытают в темнице, чтобы выведать тайны. Как он страдает, бедный! Да и жив ли он ещё? Слёзы навернулись на её прекрасные восточные глаза.
        - Что с Кристо? - спросила она у своего нового покровителя. - Ты знаешь о нём?
        - Не беспокойся, - ответил он сухо, не глядя на неё, - я сказал, чтобы его не трогали.
        «Наверняка, ложь», - подумала Камила.
        - Как тебя зовут? - спросила она, зная, что он не скажет.
        - Зови так, как тебе нравится.
        - Хорошо, - кивнула она, - буду звать тебя Лев[5 - Лев - один из символов мужского начала «серы» в алхимии.].
        Мужчина громко рассмеялся, откинув голову назад, и она невольно улыбнулась.
        Странные чувства поднимались в её груди, горячим жаром заполняя сердце. Камила должна была бы ненавидеть этого человека, она почти не сомневалась в том, что он принесёт ей несчастье, в её сознании чёрной дырой раскрывалась безысходность. Но она почему-то не испытывала к нему неприязни. В его величественном облике ощущалась скрытая мощь, невероятная внутренняя сила и мудрость, которая, девушка понимала своими инстинктами, действительно необходима для наилучшего результата, и только с ним, чувствовала она теперь, возможно было довести до конца то дело, которому отдали жизни её учителя и братья, за которое готова была умереть она сама.
        Они искали не способ превращения металлов в золото - они жаждали истинной трансмутации собственной природы, очищение её от всех неблагородных страстей и обретение наивысшего источника безграничной свободы, вечной жизни и счастья.
        Камила слышала от старого монаха о том, что далеко не каждому дано достичь желанной цели, даже если всё технически сделано правильно. Есть ещё один ингредиент, необходимый для Великого Делания: это личность самого делателя, его невидимые внутренние качества, некое скрытое семя, которое при наличии способно оживить дремлющие соки металлов, подвергающихся обработке.
        Алхимики верили, что металлы живые, но, чтобы эту жизнь пробудить для службы людям, необходимо было не только верить, но и знать, что всё едино, и как бы отразить это единство, соединившись с процессом так, чтобы исчезла разница между тем, кто создаёт, и создаваемым, а именно - уподобиться Богу в чудесном акте творения.
        Мужские и женские свойства нужны для этого: солнце и луна[6 - Солнце и луна - золото и серебро, а также «сера» и «ртуть» («меркурий»), мужское и женское, активное и пассивное, король и королева, лев и орёл - олицетворение двух начал, которые с помощью третьего ингредиента - «соли», порождали ту самую субстанцию, которую искали алхимики. Это также называлось «алхимическим браком», в процессе которого «родители» умирали, чтобы дать жизнь «ребёнку» - Философскому Камню.], а также соль, соединяющая их.
        - Я буду звать тебя Моя Королева, - сказал Лев, подавая ей руку, - теперь мы должны стать неразлучны и обрести плод.
        Его голос звучал торжественно, и Камиле показалось, будто они вместе сидят на троне, рука об руку, и в их коронах, подобно рубинам, сияют чудодейственные кристаллы - долгожданный результат успешного Делания.
        Но недолго длилось это видение, он убрал руку, и они оба обратили свой взгляд к огню.
        - Нужно ещё масло, - озабоченно сказал Лев, - у тебя есть?
        - Нет, но я могу пойти и купить, - ответила она.
        - Хорошо, - кивнул он, - я пока буду здесь, а потом ты сменишь меня. Мне пора.
        Вернувшись и проводив своего помощника, Камила переместилась на его место, не гася пламени, долила в лампу масла и аккуратно добавила нужное количество нитей в фитиль. Теперь она задумчиво смотрела сквозь хрустальное круглое оконце на стеклянный сосуд с длинным запечатанным носиком, который наполовину утопал в золе на дне полукруглой чаши. Внутри что-то кипело, пузырилось и булькало. Что за процессы делались там, и как она, в одночасье вдруг ставшая Королевой, могла на них повлиять?
        Невесёлые мысли крутились в её голове. Обреченность усилилась, но появилось ещё и болезненное чувство тоски, проистекающей из непонятного узнавания, которое она ощущала рядом со своим странным гостем.
        Энергия Льва казалась ей близкой и родной, будто Камила знала его когда-то прежде, но с этим смутным воспоминанием была связана сильная боль, рвущаяся наружу из глубин её существа - из такой далёкой тьмы времён, в которую, казалось, не могла проникнуть её юная память. И там, в той прежней жизни, где они встречались, её голова не была забита всеми этими мистическими символами, пласты древних знаний ещё не покоились один на другом, подобно книгам на полке. Нет, её ум был чист и прозрачен, как утреннее небо, взгляд излучал свет и ясность, а любовь была прекрасной и сильной…
        Молодая девушка двигалась в странном чарующем танце, наслаждаясь живостью и нежностью собственных движений, округлостью и мягкостью женственных форм. Её шёлковый наряд цвета весенней травы состоял всего лишь из одной полупрозрачной юбки, зато и шея, и плечи, и руки были украшены коричневыми узорами, кольцами и браслетами, в ушах звенели длинные серьги, да и вся она звучала, как быстрый ручей, и пела мелодичным голосом красивую песню для множества змей, которые собрались вокруг и заворожённо любовались ею, качая в такт танцу и переливам её нежного глубокого красивого голоса своими разноцветными головами. Их гипнотические взгляды вдохновляли её, и она принималась кружиться с ещё большим рвением; они будто завораживали друг друга: она и змеи, а ещё люди, приходящие посмотреть на них.
        Была среди этих людей и та, что привела её в этот мир - мать, простая женщина из их деревни, посвящённой нагам. Она растила дочку одна, и неудивительно - ведь её отец был одним из этих змей, но почему-то не взял её мать в жёны, и та осталась жить среди людей. Только такие, как эта девушка, могли становиться жрицами нагов, и вот теперь она больше не имела семьи, зато была неотъемлемой частью храма, который стал ей домом.
        Но в этот вечер было ещё кое-что: внутри храма, в углублении, невидимом прихожанам, где жрица зажигала лампады для поклонения высшим нагам, опираясь на стену, стоял высокий смуглый очень красивый юноша. Его длинные чёрные волосы вьющимися локонами спадали на плечи, в них сверкали украшения из драгоценных камней. На нём не было одежды за исключением набедренной повязки, также украшенной самоцветами, и на руках его блестели не простые побрякушки, а браслеты из чистых золота и серебра. Она, будучи дочерью нага, безошибочно различала даже издали блеск благородного металла.
        Этот юноша появлялся уже не в первый раз, и она не знала его, но испытывала непривычное волнение в его присутствии. Оно поднималось с низа живота и растекалось блаженным нектаром по всему её телу, струилось до кончиков пальцев на руках и ногах и ударяло в голову, как крепкое вино.
        Юноша улыбался нежно и призывно, лаская девушку глазами, обрамлёнными тёмными, будто подведёнными веками, от чего его взгляд казался выразительным и притягивающим, словно магнит.
        Под этим пронзительным взглядом молодая жрица танцевала с ещё большим упоением, и иногда ей начинало казаться, что во всём мире существует лишь она и её очарованный зритель, все змеи и люди исчезали, а движения становились вызывающими, откровенными и смелыми. Ей хотелось зачаровать его ещё больше, заставить позабыть всё, кроме неё одной, и в этом желании она упивалась своей женской властью и красотой.
        Даже возмущённые голоса людей и недовольство змей не смущали её, но каждый раз, обращая взор к алтарю и не находя там его знакомой фигуры, она расстраивалась и возвращалась к действительности, в которой её призывали угомониться и вновь исполнять ритуалы как положено, не выходя за рамки приличий.
        С его появлением девушка выпадала из реальности и оказывалась в волшебном измерении, где существовали только они одни.
        В тот вечер сказка не закончилась. Юноша не пропал, как обычно, но вдруг превратился в прекрасного белого змея, величественного и огромного. Он приблизился к ней и обвил её своими кольцами, лаская и затягивая в водоворот наслаждений, словно опоив девушку наркотическим ядом змеиной любви. Жрица уже не понимала, то ли сама обрела гладкое покрытое чешуёй тело и сплетается с избранником в извивающийся узел движениями страсти, то ли он вновь оборачивается прекрасным молодым мужчиной и впивается в её губы, а шелковистые локоны его чёрных волос струятся по её обнажённой груди. В ту ночь они стали единым целым, девушка поверила, что нашла своего возлюбленного и впереди их ждёт бесконечное счастье.
        Она больше не видела ни храма, ни матери, ни своей деревни. Желая вновь и вновь обладать ею, принц нагов унёс её далеко в своё подземное царство…
        «Какая же магия в тебе, мой Король, мой Лев, - пробормотала Камила, качая головой, - чем же так сильно и неразрывно связаны мы, и почему ты каждый раз причиняешь мне одно лишь страдание!
        - О да, я узнала тебя! - вдруг вскрикнула она, как безумная, подняв голову и устремив взор в серый облупившийся потолок. - Как не узнать… Я помню каждое чудесное мгновение, проведённое в твоих объятиях, каждую ласку, каждый нежный взгляд, все твои лживые слова о любви, которыми ты увлёк меня в пучину отчаяния! Я помнила это всю прежнюю несчастную жизнь, когда из родного дома, из драгоценного храма, околдованная твоими чарами, я попала на чужбину, чтобы сгнить там в тёмной сырой темнице несчастной, позабытой, отверженной пленницей.
        И не было ни одного дня, когда бы я не проклинала тебя и твою злосчастную любовь! Но при этом каждую секунду своего заточения я оставалась по-прежнему преданной тебе и желала только одного: когда-нибудь вновь встретиться с тобой!
        Удивительные воды судьбы принесли меня в эту жизнь и тело, где мы должны соединиться алхимическим браком, чтобы в случае успеха родиться вместе для вечной жизни! Но почему у меня так тяжело на душе! Я боюсь, что ты вновь меня покинешь, победишь опять и бросишь в омут страдания! Как же я могу это предотвратить и почему так несправедлива ко мне судьба и ты, мой единственный возлюбленный! Едва успевает зажечься огонь моей страсти к тебе и тут же гаснет… знаю, что это было не только в той древней жизни, но также во многих других до и после, которых я совсем не помню. И, если честно, не хочу вспоминать…. Не гаси же огонь, мой божественный Лев, давай пройдём этот путь до конца и обретём бессмертие вместе, держа в руках багряную суть, пламенный эликсир! Не бросай меня больше, ведь я никогда не держала зла на тебя, а всего лишь хотела, чтоб ты вернулся ко мне…
        И Камила заплакала, закрыв лицо руками, испещрёнными ожогами от кислот, с которыми всю жизнь приходилось иметь дело. Босые ноги её стояли на грязном полу, подобно сосуду-философскому яйцу, утонувшему в золе на дне чана. Внутри неё бушевало пламя и протекали странные процессы, над которыми она уже была не властна. Нити судьбы, тянущиеся из далёкого прошлого, ожили и запустили новое Делание, добавляя ингредиенты, которых она не ждала. Теперь исход был неизвестен. Огонь пылал, а чувство обречённости усилилось. Оно становилось почти привычным, как и боль в сердце, пронесённая сквозь долгие века. Вместе с памятью вернулось страдание. Кажется, и в этой жизни повторялась та же история.
        «Ты победил, - прошептала Камила, как в тумане, - могущественный хитрый змей… опять моя жизнь только в твоих руках!»
        Чёрный
        «НАШ КАМЕНЬ ИМЕЕТ ТРИ ЦВЕТА: ОН ЧЁРЕН В НАЧАЛЕ, БЕЛ В СЕРЕДИНЕ И КРАСЕН В КОНЦЕ». АЛЬБЕРТ ВЕЛИКИЙ, «СОСТАВ СОСТАВОВ»[7 - Здесь имеется в виду процесс Делания: субстанция вначале становится чёрной, и это означает успешное начало. Далее он проходит ещё несколько стадий промежуточных цветов, но основные - это чёрный, белый и красный.].
        Лара вздрогнула и очнулась. Она лежала перед мольбертом то ли во сне, то ли в забытьи. Медленно, осторожно девушка поднялась и увидела, что за окном уже темнеет. Телефон разрывался от гудков, и она схватила трубку, даже не посмотрев, кто звонит.
        - Алло.
        - Привет, волшебница! - голос Яра был бодрым и радостным. - Как ты?
        - Не знаю… - пробормотала она, - только проснулась.
        Но счастливая улыбка уже тронула уголки её губ.
        - Хочу заскочить к тебе ненадолго, можно?
        - Да, конечно!
        - Тогда сейчас, минут 20.
        - Хорошо.
        Вот так, неожиданно. Сердце забилось быстрее. Лара быстро занавесила картину, к которой она так и не притронулась сегодня. Чёрт с ней. Надо успеть привести себя в порядок.
        Он ворвался свежий и возбуждённый, обнял её, наполняя прохладой зимнего вечера, и она не сопротивлялась, счастливо смеясь. Ей как раз не хватало этой свежести; вернувшись из странных грёз, она ощущала некоторое помутнение сознания, как будто и вправду побывала там, в той чердачной комнате, и надышалась ядовитыми испарениями. Но здесь пахло только красками, и то слегка, сквозь приоткрытое окно проникал морозный воздух, ветер дул со стороны леса, а весёлый растрёпанный Яр вроде бы не имел ничего общего с тусклыми и мрачными картинами окончившегося сна.
        - Я принёс с собой шорты! - он весело продемонстрировал пакет со спортивной одеждой.
        - Зачем? - не поняла Лара.
        - Ну, я же как бы на тренировку пошёл!
        - Ааа, - она улыбнулась, - понятно. Что ты будешь? Чай? Кальян?
        - Давай и то и другое, я на всё согласен, - с готовностью заявил он, усаживаясь на диванчик в кухне, - что творишь?
        - Если честно, ничего, - сказала Лара, выкладывая уголь на зажжённую горелку; по белой плите рассыпались крошки чёрной пыли, - хотела рисовать, но уснула.
        Она смотрела на пламя. Неровные кусочки угля занимались красным по краям и белели снизу. Это ей что-то смутно напомнило, она вздохнула глубоко и прерывисто, повернула их золотистыми щипцами другой стороной к синеве огня.
        Лара не рассказала Яру о своих странных видениях, да и не хотела думать об этом.
        Они вдыхали ароматный дым, который поглощал все тревожные мысли. Глотки чая согревали сердце, а красивая индийская музыка гармонизировала, и Лара постепенно успокаивалась. Яр взял её руку и целовал каждый пальчик. Она переместилась к нему на колени, обнимая его всем телом, и вновь они улетели в тот мир, где кроме них не существовало никого.
        Ларе казалось теперь, что они превратились в птиц. Два ворона[8 - Ворон - олицетворение чёрного цвета, символизирующего успешное начало процесса Великого Делания.] кружились над городом, засыпанным снегом, и резвились, вдыхая воздух свободы; целое небо было доступно им. Две чёрные стремительные вспышки в ясном голубом измерении пространства, над серо-белыми скучными домами и такими же бесцветными фигурами людей, блуждающими внизу, месящими грязную подтаявшую жижу.
        Был ли смысл в существовании всех этих никчёмных, безрадостных, рано или поздно обречённых на смерть и забвение человечков?
        Ещё будучи ребёнком, Лара никогда не верила в то, что со смертью прекращается жизнь. Она рано начала понимать, что её творческое сознание, наделённое почти безграничными возможностями восприятия, не может быть обречено на короткую, подобную лучу, вспышку, а затем угасание. Обладая бурным воображением, она, видя множество красочных оттенков состояний, мыслей, эмоций, понимала, что это многомерное пространство нельзя вместить в такой маленький, ограниченный и хрупкий кусок живой плоти.
        С раннего возраста во снах и видениях Лара уносилась далеко за пределы своего тела, комнаты, дома, города, страны и даже планеты, её мысли витали там, куда ещё не залетал ни один космический корабль, созданный руками людей.
        Кроме того, воображение не ограничено временем: в фантазиях можно попасть в прошлое и в будущее, увидеть внутренним взором то, с чем никогда не приходилось встречаться в жизни.
        Ну, и как же эти мощные инструменты восприятия могут вдруг взять и утратить свои функции, подчиняясь закону распада элементов несовершенного тела, подверженного болезням, старению, такого уязвимого и полного нечистот?
        Нет, Лара никогда бы в это не поверила.
        Одна старая нянька в детдоме рассказывала ей про бога. Бог был грозным, справедливым, он карал всех, кто нарушал установленные им законы, но щедро вознаграждал послушных, верных и смиренных рабов, забирая их после смерти в какое-то чудесное место, в котором не было никаких страданий.
        Всё это было очень странно, учитывая то, что Лара видела вокруг. Лет в пятнадцать она много думала об этом и не понимала, как, на основании такой краткой жизни, всесильный бог может выносить свой приговор. Девочка знала, что многие люди живут недолго, рождаются больными либо вообще сразу умирают. Значит, этим новорожденным младенцам повезло, если их, не успевших сделать первый вдох, забирают сразу в рай?
        А как же быть с теми, кто нагрешил, не ведая, что творит, и не успел покаяться перед смертью? Что, они так и пропадают в ужасном аду навсегда без возможности прощения и исправления?
        Один мальчик, воспитывавшийся в её группе, был болен психически и постоянно лупил других детей. Кроме того, на прогулке он часто умудрялся выловить какое-нибудь животное: кошку или крысу и, невзирая на сопротивление, жестоко убивал живое существо. Лара была уверена, что когда он вырастет, то начнёт делать то же самое с людьми. Этот больной ребёнок с изувеченной психикой явно не понимал, что творит.
        А ещё нянька говорила, что у животных нет души.
        Ну как так? Эти безусловно чувствующие, теплые, дышащие, издающие звуки существа, столь похожие во многих своих проявлениях на людей, не имели души?
        Но что такое душа?
        Обо всём этом можно было думать вечно, и иногда Лара останавливалась и просто начинала рисовать. То, чего она не могла понять разумом, девочка постигала интуитивно, и творчество очень ей помогало.
        Постепенно у неё сложилось своё мировоззрение, которым она особо ни с кем не делилась. Да и не с кем было делиться замкнутой фантазёрке, не имеющей друзей?
        Как-то раз ей на глаза попалась газета, которую принесла одна из воспитательниц. Там была статья про прошлые жизни, и, прочитав её, Лара вдруг нашла ответы на многие мучившие её вопросы. Она сразу безусловно поверила в реинкарнацию и решила, что это объясняет её частые сны и фантазии о местах, которых она никогда не видела, о людях, которых она не знала.
        Всё вдруг встало на свои места, и в жизни появился смысл.
        Наверное, душа, о которой Лара слышала от няньки, а теперь прочитала в статье, и была тем многомерным сознанием, которое могло улетать за пределы её ограниченного физического тела. Только после смерти она не попадала навсегда в какие-то иные измерения, а перерождалась вновь в другом существе. Таким образом, у души появлялась возможность развиваться и обретать новое понимание, доделывать то, что осталось незаконченным в предыдущих воплощениях.
        И теперь два ворона в порыве страсти кружились над городом, занесённым снегом, чтобы восстановить утраченную связь и найти то, что они когда-то искали.
        Очнувшись в своей кровати в объятиях Яра, Лара медленно приходила в себя. В последнее время её душа так часто и быстро перемещалась в пространстве и времени, меняя тела и обличья, что она не успевала понять, куда же её занесло на этот раз.
        Но сейчас, вдыхая запах разгорячённого тела любимого мужчины, она обняла его крепче и осознала, что не желает ничего другого.
        - Пусть это длится вечно, - попросила девушка, и он молча улыбнулся в ответ, - мы были птицами, ты тоже это видел?
        - Да.
        - Хорошо, - она положила голову ему на плечо и водила пальцами по его груди.
        Пришёл кот, замурчал, начал тереться и требовать внимания.
        Лара засмеялась, гладя его свободной рукой.
        - Ловит волны удовольствия, - сказала она.
        - Конечно, они всегда знают, когда можно энергии похомячить, - согласился Яр, выбираясь из её объятий.
        На кухне звонил его телефон.
        Он ушёл и несколько минут приглушённо разговаривал, потом вернулся и сообщил, что ему пора.
        Лара молчала. Она села на кровати, завернувшись в одеяло и смотрела изумлённо и расстроенно, хлопая длинными тёмными ресницами.
        Она не находила в себе сил задать ему вопросы, которые крутились на языке. Это было совсем не то, чего она ждала, но при этом девушка боялась дать понять своему любовнику, что желает чего-то большего. А вдруг он засмеётся и посчитает её за дуру. Да она и была дурой, разве нет?
        - Яр, - чуть слышно позвала Лара.
        - Что? - он обернулся, натягивая штаны.
        - Я не хочу, чтобы ты уходил.
        - Но мне надо идти, - возразил он, подбежал к ней и нежно поцеловал, а потом какое-то время смотрел, улыбаясь, в её ясные серо-зелёные глаза, - всё будет хорошо.
        Это не было ни обещанием, ни ответом. Лара вздохнула и встала, чтобы его проводить. Она накинула шёлковый халатик и стояла в дверях комнаты, глядя, как он обувается. Тревожные мысли долетали до губ и исчезали, не облекаясь в слова. Страх и одиночество расползались внутри щупальцами чёрного осьминога. Лара не хотела выглядеть жалкой влюблённой девчонкой, которая умоляет о любви, она была слишком гордой для этого. Она также не могла встать в позу и задать прямые вопросы, понимая, что тогда уподобится его жене.
        Она интуитивно знала, что и в том и в другом случае может его потерять. Конечно, на какое-то время девушка поверила, что он любит её, и теперь, после того, как они начали встречаться, сразу расстанется с женой, но всё оказалось не так.
        Что ж, значит, это ещё не победа, но она же знает: между ними особая связь, и рано или поздно он это поймёт. Надо дать ему время. Не ограничивать. Не настаивать. Дать ему свободу и воздух, чтобы он всё понял сам.
        Он поймёт. Это неизбежно.
        Лара вздохнула, успокаиваясь. Он махнул на прощание, осветил её мимолётной улыбкой и исчез как видение, убегая вниз по лестнице. Девушка ещё какое-то время стояла, высунувшись на площадку и слушая его удаляющиеся быстрые шаги.
        Потом она закрыла дверь, выключила музыку и осталась в тишине.
        Напитавшийся энергией блаженства кот мирно спал в складках одеяла, взбитого страстью разгорячённых тел. Яр ушёл, но постель ещё хранила следы их любви. Внезапно странный звук вывел Лару из задумчивости.
        Что-то будто стучало и трепыхалось на балконе. Девушка распахнула дверь и увидела вздрагивающее на полу крошечное птичье тельце.
        Она взяла в руки ещё теплый комочек, бьющийся в судорогах, и держала его на ладонях. Крошечная грудка лихорадочно и быстро вздымалась и опускалась, но все реже и реже. Птичка ещё пару раз встрепенулась, пытаясь расправить крылышки, но вдруг ещё больше выгнула и без того свернутую шейку и замерла с приоткрытым клювиком и глазками, подернутыми белой пленкой.
        Вероятно, пташка залетела в приоткрытое балконное окно ещё когда Яр был здесь, и из-за музыки они не услышали, как она билась в окно в попытке вырваться на волю. Но теперь её уже нельзя было спасти.
        Какое-то горькое чувство безысходности овладело Ларой.
        Бесик проснулся, приподнял голову и вопросительно смотрел на неё. Она забыла закрыть балкон, по босым ногам дуло холодом.
        Девушка ещё раз взглянула на безжизненное тельце. Сердце в её груди колотилось больно и быстро, как будто она сама была умирающей птицей.
        Лара верила в знаки, и всё это ей не нравилось. Сбежавший Яр, странные видения, образы недописанной картины и эта мёртвая пташка, казалось, не сулили ничего хорошего.
        «Но, быть может, - успокоила она себя, - это означает конец старой жизни и начало чего-то нового. Ведь чтобы что-то родилось, прежнее должно уйти. В любом случае, надо выпить».
        Она завернула птичку в носовой платок и положила обратно на балкон. Завтра нужно будет прогуляться и вынести её куда-нибудь в лес. Но не сегодня. Не сегодня…
        Лара наполнила бокал красным вином и вернулась в комнату. В задумчивости стоя перед занавешенным полотном, она сделала пару глотков. Внутри потеплело. Она вздохнула и откинула в сторону серый бархат. Наконец, хотелось продолжать.
        * * *
        Теперь уже ничто не могло её остановить. Она обмакнула кисть в чёрную краску, смешала с фиолетовым и коснулась холста. Зеркало перед девушкой на картине оживало. Причудливая кованая рама, казалось, была соткана из множества извивающихся веток старого сучковатого дерева - веток неживых, застывших, безлистных. Но угроза в глазах отражающегося демона не была застывшей, нет, он смотрел прямо на невесту неподвижным, но будто пожирающим взглядом. Казалось, ещё мгновение, и он сделает шаг ей навстречу, это была грозная агрессивная сила в движении. Его заросшее чёрной шерстью тело подалось вперёд, он склонил голову и смотрел угрюмо и злобно из-под нависших кустистых бровей.
        Несмотря на то, что чудовище только-только начало оживать под её кистью, Лара задрожала. Ей вдруг показалось, что невеста на картине - она сама. Её лица не было видно, но худенькие руки и тонкая талия говорили о хрупком болезненном телосложении… слишком хрупком даже для стройной Лары. А тёмные волосы растрепались, спутались и торчали во все стороны.
        Камила?
        Художница потрясла головой, прогоняя наваждение. Она не хотела ни думать, ни вспоминать о тех странных вещах, которые грезились ей недавно в обморочном сне.
        Бесик внезапно закричал, спрыгнул с кровати, подбежал к ней и начал усиленно тереться о её ноги, требуя к себе внимания, а когда она наклонилась, чтобы погладить его, вдруг развернулся и, как сумасшедший, с топотом понёсся на кухню. Он продолжил кричать оттуда, и Лара, со вздохом отложив кисти, последовала за ним.
        Увидев кота в полумраке кухни, девушка вздрогнула.
        Он сидел в позе нападения, прижавшись к полу, и приглушённо угрожающе выл. Серый распушённый хвост метался из стороны в сторону, ударяя по полу, шерсть на спине стояла дыбом, и он смотрел не на хозяйку, а как будто на что-то за её спиной. Лара испуганно замерла. Она боялась кота и ещё больше боялась обернуться назад. Сердце гулко билось в её груди.
        Лара нащупала телефон, который на счастье оказался в кармане её халата, и набрала Яру. Он ответил не сразу. Кот продолжал шипеть.
        - Алё, - Яр говорил полушёпотом, и она едва его слышала, - что случилось?
        - Яр, мне страшно, - всхлипывая, пробормотала Лара; она вздрагивала и судорожно дышала, казалось, у неё начинается истерика, - ты можешь прийти?
        - Нет, извини, не могу, а в чём дело?
        - Не знаю, у меня кот воет, и как будто кто-то есть в доме, но никого нет.
        - Может, тебе кажется? Выпей чего-нибудь успокоительного и ложись спать, - мягко посоветовал он.
        - Яр, нет, я сейчас не усну, я даже боюсь пошевелиться, Бесик что-то видит, чего не вижу я, но я ЭТО чувствую.
        - Что же это?
        - Не знаю…
        - Ярик! - раздался на заднем плане громкий женский голос. - С кем ты говоришь?
        - Мне надо идти, - прошептал он, - ты держись там, всё будет хорошо.
        И повесил трубку.
        Задохнувшись слезами, Лара упала и забилась в настоящей истерике. Она каталась, кричала, молотила по полу кулаками, так, что все мрачные угрожающие тени мгновенно расползлись по углам. Теперь, перед лицом чёрного отчаяния, затопившего её сознание, никакие демоны были не страшны, и даже кот перестал выть. Теперь он сидел, изумлённо глядя на свою обезумевшую хозяйку.
        - «Всё будет хорошо», - шептала она пересохшими губами, прислонившись к стене, - значит, вот как ты помогаешь мне… бросаешь меня одну, когда мне плохо и страшно…
        Она сидела и смотрела на экран телефона. Телефон молчал.
        Наконец, когда тишина стала невыносимой, Лара заставила себя подняться, выпить успокоительного и лечь спать. Она взяла с собой камни и уткнулась в подушку, которая хранила запах любимого.
        Теперь, когда они начали встречаться, всё стало ещё хуже. В прежних отношениях без близости было много света, красоты, ожидания чуда. Теперь всё обратилось в мрачную безысходность и почти невыносимую боль в груди. Эта боль вызывала в памяти какие-то страшные состояния, которых Лара не могла помнить. Но ей казалось, что она вспоминает себя совсем крошечную, новорожденную, выгибающуюся от отчаянного плача. Туго скрученное тельце вопило, силясь выбраться из узла пелёнок, но никто не слышал её и не отвечал.
        Ей хотелось ощутить тепло материнского тела, припасть к мягкой груди и глотать питательную влагу, животик скручивало от боли, но вокруг расстилалась только безответная тишина, и никто не появлялся, чтобы взять её на ручки.
        Приступы паники и позже преследовали Лару, но об этом никто не знал. Да и кому она могла рассказать? Возможно, поэтому девочка росла замкнутой и нелюдимой. Не привыкнув ждать помощи от других людей, она уже не верила им. Однако в её сердце жила надежда, что однажды ей удастся найти то живительное тепло, которое она искала тщетно и неосознанно всю свою жизнь.
        И когда руки любимого мужчины обвивали её, когда он нежно прижимал её к себе и они сливались в единое целое, Ларе казалось на краткие мгновения, что она достигла, наконец, того желанного берега безопасности, внимания и поддержки, который всё время грезился ей где-то вдали.
        Рядом с Яром ей всегда было так хорошо и спокойно…
        Так что же произошло? Неужели он не чувствует того же, что и она?
        Как он может спать спокойно, зная, что она в отчаянии?
        Да и знает ли? Вдруг он думает, что это просто незначительная временная блажь, или, того хуже, что она безумна?
        Предположения о том, что думает он, совсем выбивали из колеи.
        Лара закрыла глаза и постаралась успокоить все движения мыслей. Вместо мыслей перед её глазами теперь мелькали чёрные вспышки. Они взрывались в пустоте и растворялись, и тут же из ничего появлялись новые. Она смотрела на них долго, но успокоительное начинало действовать, и теперь вся усталость, которую она не чувствовала до этого, моментально дала о себе знать. Ларе казалось, что какое-то огромное тяжёлое чёрное одеяло накрыло её с головой, забирая остатки кислорода, и она не сопротивлялась, а погружалась в бессознательное состояние без воздуха и света. Но, по крайней мере, в нём не было боли и отчаяния.
        На мгновение перед её внутренним взором мелькнуло лицо демона с наполовину дописанным лицом. Он поднял голову и смотрел прямо и с вызовом, глаза его блестели и, подобно невидимым, но ощутимым щупальцам осьминога, его взор, казалось, проникал ей прямо в душу - в то место, которое существовало из жизни в жизнь. Чудовище оскалилось в торжествующей ухмылке, Лара вздрогнула и провалилась в сон.
        * * *
        С того дня Ларе не здоровилось. Она закрыла серым бархатом неоконченную картину, потому что тошнота подкатывала к горлу каждый раз, когда она подходила чуть ближе… как будто это полотно было проклято. Девушка даже не находила в себе сил снять его с мольберта и начать что-то новое.
        Она плакала, не переставая, круглые сутки, и вместе со слезами силы покидали её…
        Яр звонил и писал по несколько раз в день, но ей было всё равно. Его тёплые руки до сих пор сжимали её в объятиях, и это было навсегда, но не здесь, не сейчас, а в том странном измерении, где они встречались снова и снова, лишённые тел.
        * * *
        Камила сидела, закутавшись в шерстяной плед, спутанные волосы обрамляли худое нездорового цвета лицо, на котором, казалось, остались одни лишь огромные отливающие золотом светло-карие глаза. Она дрожала - не от внешнего холода, а от странного внутреннего озноба.
        Никогда не гаснущая печь пылала, лампа горела не переставая, они со Львом постоянно меняли масло, но девушка не могла согреться. Пронизывающий холод изнутри выходил наружу, так, что зубы стучали. Оставаясь одна, она приподнимала юбку и видела вместо коленей обтянутые синеватой кожей кости.
        Лев приносил ей еду, но её постоянно тошнило.
        Вместе с холодом и худобой являлась бессонница. Ему теперь незачем было дежурить так долго, но он, напротив, почти не уходил. Воспалёнными покрасневшими глазами он следил за процессами в яйце, словно не доверял ей. Да и сложно было доверять этому иссохшему дрожащему существу, от которого уже, казалось, веяло холодом могилы.
        Но однажды он позвал её необычно возбуждённым голосом, и они разглядывали субстанцию вместе сквозь хрустальное оконце, затаив дыхание, плечом к плечу, почти соприкасаясь лицами.
        Непроизвольные слёзы струились по щекам Камилы, угольно-чёрное вещество кипело внутри, пузырилось и оседало на стеклянных стенках, заточённое в своей прозрачной тюрьме.[9 - «Материя, приведённая в движение соответствующим жаром, начинает делаться чёрной. Этот цвет является ключом и началом Делания. В нём заключаются все другие цвета…» (Гигинус из Бармы «Царство Сатурна меняется в век золота»)]
        Лев вдруг обернулся и посмотрел на неё.
        Он глубоко прерывисто вздохнул, нежно улыбнулся и своей теплой ладонью вытер холодные слёзы с её щеки.
        - Не плачь, - прошептал он чуть слышно.
        Казалось, в этой напряжённой тишине длительного процесса Делания они оба разучились говорить и превратились в лишённых голоса слуг кипящей материи… Но его внимание придало ей сил.
        Камила вдруг схватила его тёплую руку, сжала её в своих костлявых холодеющих ладонях и смотрела в его спокойные чёрные глаза жадно, впитывая блеск пылающей в них жизни.
        - Достань его, - попросила она, и потрескавшиеся сухие губы её задрожали. Тонкая кожа треснула, и с нижней губы медленно побежала капля густой алой крови.
        - Достань его, Лев, прошу тебя! Друг ты мне или враг, но я не смогу умереть спокойно, если дело не будет окончено! Я отдала свою жизнь за это, ты же видишь, чем я стала!
        Он, казалось, не обращал внимания на её слова. Как заворожённый, мужчина следил за рубиновой каплей, которая замерла на подбородке девушки, как бы размышляя, упасть вниз на бесцветную ткань мешковатой одежды или продолжить скользить дальше по тоненькой шее.
        Он вдруг склонил голову, и тёмные пряди его давно не стриженых волос нежно скользнули по смуглой коже её лица, сжал ответно её хрупкие руки и, аккуратно коснувшись губами подбородка, втянул красную каплю, а затем поцеловал её в губы так же осторожно, едва ощутимо, словно боясь поранить.
        Она мелко задрожала, и новые слёзы потекли неудержимо по её щекам.
        Лев взглянул на печь, аккуратно поправил фитиль, затем поднял на руки почти невесомое тело девушки и отнёс в кучу тряпок, которая служила ей постелью.
        - Я найду тебе доктора, - сказал он, нежно гладя её по щеке, - теперь мы навеки связаны, ты знаешь. И обещаю тебе, мы закончим вместе.
        * * *
        Она билась дни и ночи в лихорадке, бессвязно крича на разных языках, возможно, выдавая секреты, которые черноволосый шпион - благодетель и палач - аккуратно вписывал в её собственную толстую тетрадь, испещрённую словами, картинками, формулами и символами, или ей это только казалось. Приходил доктор - молчаливый седой старик, который силой разжимал судорожно стиснутые зубы и вливал внутрь лекарство, которое приносило сон и покой.
        Камила открывала глаза и видела то очаровательного светлокожего змея с короной на голове, то - темноволосого бородатого мужчину с пристальным взглядом угольно-чёрных глаз, а порой - оскаленную морду демона, насмешливо взирающего на неё из-под кустистых бровей, но потом её веки вновь смыкались, и она падала в очередную серию забытья.
        Камиле казалось, что, несмотря на лечение и улучшение физического состояния, нечто не зависящее от тела, путешествующее из жизни в жизнь, падало всё глубже в беспросветную тьму, и девушка простирала в отчаянии руки, надеясь на поддержку, она обнимала Льва и прижималась к нему, жаждая утешения и слияния, единства, которое изображали алхимики в виде двуликого гермафродита, наполовину женщины, наполовину мужчины[10 - «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания» («Книга Алхимии. История, символы, практика». )].
        В своём странном бреду Камила поверила в то, что Лев послан ей судьбой не случайно, что именно ему суждено стать её дополнением, её второй половиной, и когда они вместе окончат Делание, то навсегда останутся слитыми воедино силой животворящей красной тинктуры, обещающей вечную жизнь и процветание.
        И хотя каждый раз, проваливаясь в нездоровый сон, навеянный странными туманящими сознание снадобьями седовласого лекаря, девушка видела лишь тьму и как будто спускалась всё глубже и глубже на дно, она становилась все более одержима идеей вечной любви между ней и Львом.
        Белый
        «ВОЗДЕЙСТВИЕ ЮПИТЕРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ ОТ ЧЁРНОГО ДО НАЧАЛА БЕЛОГО ЦВЕТА… НАКОНЕЦ… НА СТЕНКАХ СОСУДА ПОЯВЯТСЯ МАЛЕНЬКИЕ БЕЛЫЕ ВОЛОКНА ИЛИ ВОЛОСКИ… ВОЗДЕЙСТВИЕ ЛУНЫ ВЫРАЗИТСЯ В СОВЕРШЕННОЙ БЕЛИЗНЕ». (ФИЛАЛЕТ)
        Однажды Камиле приснилась зелёная поляна, залитая солнцем.
        Поначалу этот свет ослепил её так, что глазам стало невыносимо больно. Кроме того, она задыхалась, потому что, столько дней падая вниз и погружаясь всё глубже и глубже в сырой сумрачный колодец одержимости, совсем отучилась дышать свежим воздухом и ощущала давление, будто была высоко в горах.
        Когда глаза её немного привыкли к солнцу, а живительное тепло согрело тело, она с изумлением увидела, что стоит босиком на мягкой сочно-зелёной траве, одетая в белое платье из нежного шелка. Она больше не напоминала обтянутый кожей скелет, синеватый полутруп, источающий холод смерти, а превратилась в хрупкую, нежную, живую и здоровую девушку.
        Протянув руку, Камила начала идти за солнцем, которое будто бы сияло не вверху, а прямо перед ней. Да и вообще, в этом мире вместо неба существовало лишь безграничное пространство, залитое светом, а источник его, казалось, был живым.
        Камила шла к нему, протянув руки, и вдруг он обернулся, осветив её всю, его волнистые волосы развевались, и он смотрел на неё с нежной грустной улыбкой, недоумённо покачивая головой.
        - Кристо! - закричала она и попыталась бежать к нему, но ей мешала какая-то тяжесть, вдруг заполнившая всё тело.
        Девушка камнем упала на траву и безуспешно пыталась встать, хватаясь за землю, но земля осыпалась под её пальцами, а тонкие зелёные стебли рвались. Под ногами больше не было опоры, она скатывалась в яму, не в силах выбраться, но брат подбежал к ней и схватил за руку.
        - Камила! - звал он, и его нежное мальчишеское лицо заливали слёзы. - Прошу, не покидай меня!
        Она внезапно увидела другую картину - его окровавленное изувеченное тело с переломанными костями, бледное безжизненное лицо, обезображенное ссадинами, синяками и кровоподтёками. Он лежал на холодном полу темницы такой одинокий и несчастный, юный и невинный - её названный брат, оросивший алой кровью чёрные безучастные камни.
        Столько времени жизни отдали они камням и металлам, веря в то, что эти вещества обладают душой, как живые, но чем теперь безмолвные холодные куски могли помочь несчастному Кристо, принёсшему им в жертву свою жизнь?
        Солнечный свет вновь хлынул в глаза, и Камила зажмурилась от невыносимого сияния, причиняющего боль.
        Тёплая нежная рука брата продолжала удерживать её от падения.
        Даже мёртвый он был сильнее тьмы.
        - Не верь никому, - прошептал Кристобаль, склонившись к ней.
        Камила чувствовала его тёплое дыхание на своей щеке и уже не понимала, кто из них живее. Её рука была холодной, как лёд, и она падала вниз, а он, бесплотный, лёгкий и свободный, пытаясь удержать её, до сих пор ещё теплился здесь, на этом зелёном островке где-то посредине между мирами. Да, без сомнения, это именно он вытащил её из тьмы колодца, но уже не мог удерживать больше, потому что быстро таял, растворялся, как рассветный туман, не утрачивая, однако, своего блеска, а в ореоле света возносясь вверх, к настоящему источнику, на который Камила не могла даже и смотреть - для неё достаточно было его отражения - ослепительного сияния Кристо.
        - Прости меня, - прошептала она, чувствуя, как комочки земли рассыпаются в её ладонях, и она необратимо соскальзывает вниз.
        Брат улыбнулся грустно, покачивая головой, его почти бесплотные губы приоткрылись, будто он хотел ей что-то сказать, но уже не мог. Сила света увлекла его вверх, а Камилу поглощала земля - любимая, вечная, изученная от и до, состоящая из крошечных частиц минералов и металлов, с которыми она зналась с рождения, будто они были её семьёй.
        - Кристо, - прошептала она, и солёные тёплые слёзы заструились по щекам, возвращая память и жизнь, в которой не хотелось просыпаться.
        * * *
        Вначале вернулось дыхание.
        Лара ощущала его как скрытую силу, просыпающуюся внутри - в этих цикличных движениях было много огня - будто лава из недр земли поднималась к жерлу вулкана и закипала у кратера, готовясь вот-вот выползти наружу, но что-то останавливало её - некое успокаивающее противодействие, нежное, мягкое, но настойчивое.
        Она хотела отрыть глаза, но веки были непривычно тяжёлыми. Сознание мало-помалу возвращалось, и она завопила от страха, не понимая, что происходит.
        Собственный крик показался ей непривычно громким.
        - Тихо, тихо, - успокоил её приятный мужской голос, и прохладная влажная ладонь переместилась с глаз на горячий лоб, - не открывай пока глаза, хорошо?
        - Хорошо, - послушно сказала Лара и заплакала.
        Кто-то гладил её по голове ласково, как ребёнка.
        - Я здесь, сестрёнка, - услышала она голос Златы, - не бойся, мы с тобой.
        - Кто - мы? - спросила Лара.
        Она вспомнила то, что было до этого - Яра и чёрную тьму боли, сжимающую сердце щупальцами осьминога. Картину и страшного демона, казалось, выбравшегося наружу с недописанного полотна. Теперь ей вдруг безумно захотелось проснуться и жить - во что бы то ни стало прийти в себя и обнаружить рядом Яра - единственного, любимого, вечного.
        Не открывая глаз, Лара протянула руку, нащупала чью-то ладонь и сжала её. Ладонь была мягкой, податливой, но сильной - как и та, что лежала на её лбу.
        - Я хочу сесть, можно?
        - Садись, но аккуратно, - разрешил невидимый человек, - и можешь попробовать открыть глаза. Но только не резко.
        В его голосе Лара слышала участие и заботу. Это вызвало новую волну безудержных рыданий, она отпустила чужую руку и закрыла ладонями глаза. Теперь девушка плакала в голос, ничего не боясь и не стыдясь - все страхи покинули её в тех мирах, куда она уносилась в последнее время. Теперешняя жизнь и тело утратили реальность - всё, что было важно, лежало далеко за пределами ограниченных органов чувств.
        Она даже не была уверена, кто она сейчас.
        Наконец, постепенно, продолжая всхлипывать Лара раздвинула пальцы рук и, глядя сквозь них, приоткрыла глаза. Тонкие веки дрожали. Мир предстал перед ней во влажном блеске, сквозь пелену невыплаканных слёз.
        «Чёрт, сколько же их ещё нужно выплакать, чтобы начать жить нормально?!»
        На краю кровати прямо перед ней сидел незнакомый коротко стриженный круглолицый парень с ясными светло-голубыми глазами. Его обезоруживающе искренняя улыбка, однако, понравилась Ларе, как и ямочки на щеках.
        - Это Дэнчик, - услышала Лара голос Златы, - он тебя лечил. У него тибетские и китайские методы. Если бы не он, то пришлось бы везти тебя в больницу, а это не очень хорошо, учитывая весь тот бред, который ты тут несла.
        Лара мимолетно посмотрела в сторону подруги, но её взгляд непроизвольно вернулся к лицу загадочного спасителя. Теперь она видела, что от лучезарной немного стеснительной улыбки у него лишь одна ямочка на щеке, а не две.
        - Спасибо, - сказала она почему-то смущённо и улыбнулась в ответ.
        Ей почему-то показалось, что они с Дэном знакомы уже давно, но в этой жизни она точно его не встречала, и более того, он излучал какой-то свет, который успокаивал совсем не так, как присутствие Яра. Он не давал и не обещал абсолютного счастья, но позволял прикоснуться к красоте смирения и тихой радости, несмотря на то, что его переполняли достаточно сильные эмоции. Лара видела это по странному чарующему блеску в его ангельских глазах - в глубине их таилась скрытая, контролируемая энергия и страсть - да, без сомнений. И это почему-то захватывало.
        Её собственные невыраженные чувства, липким осьминогом свернувшиеся внутри, начинали разворачивать свои щупальца и тянуться к свету, жаждая утешения и забвения всего, что причиняло боль, которое, казалось, мог дать ей этот странный человек, будто из ниоткуда появившийся в её пространстве.
        Так где же витала она, о чём болтала в беспамятстве?
        - Что со мной? - спросила Лара.
        Чувство реальности постепенно возвращалось, и подруга, подбежав, села с другой стороны кровати и крепко её обняла.
        - Милая, у тебя был жар, ты билась в бреду и говорила много странных вещей, в основном на непонятных языках. Если бы я вызвала врача, то ты, наверно, уже попала бы в психушку. Тем более у тебя точно не вирус, Дэн бы сразу понял… Это какая-то психосоматика или что-то ещё, я не знаю.
        - Расстройство энергии, - сказал Дэн.
        Лара вдруг вздрогнула и обвела комнату отсутствующим взглядом.
        - А где Яр? - спросила она.
        - Он звонил и беспокоится, - заверила её Злата, - хотел прийти, но я сказала, что пока не нужно.
        - Да, наверно, это правильно, - кивнула Лара, опуская глаза.
        - У вас что-то произошло?
        - Да нет… ничего. Я потом тебе расскажу, - она смущённо взглянула на Дэна.
        - Я могу уйти, - спохватился он, поднимаясь.
        - Нет-нет, останься, - с теплотой улыбнулась ему Лара, - я сделаю чай.
        - Никакого чая, - возразила Злата, - тебе надо лежать.
        - Да нет, мне уже намного лучше, - сказала Лара, - если это нервное расстройство, то вы меня спасли, а чай завершит исцеление, так что…
        Через полчаса, когда Злата принесла чай, чайник и чашки, Лара, не сходя с кровати, с удовольствием разливала чай.
        Мрачные мысли растворялись быстро, как тьма на рассвете. Скоро, успокоенная теплым расслабляющим действием зелёного напитка, Лара с изумлением вспоминала те состояния, которые она переживала в бреду. Всё это уже казалось ей мимолётным затмением, навсегда покинувшим её кошмаром.
        Дневник Лары
        Из глубины нематериальной памяти возвращается ко мне этот ясный взгляд: очень добрый и чуть смущённый. Влажные сияющие глаза Дэнчика, его добрая улыбка и ямочка на щеке чем-то непостижимо привлекательны для меня… Я не знаю истоков этого воспоминания, хотя, учитывая все видения и сны последних дней, догадываюсь, просто не хочу окончательно сбрендить, поверив во всю эту чушь.
        Лучше пусть он остаётся просто милым лекарем, желающим мне добра…
        Я слишком ослабела… все кошмары последних дней плохо влияют на меня. Я смотрю в зеркало и вижу там свою тень… впалые щёки, больное лицо… Будто я и впрямь надышалась ядовитых испарений магического варева из другого мира. А может, надо просто меньше курить кальян.
        Совсем перестать курить.
        Хотя…
        «А ты, наверно, не пьёшь и не куришь?»
        «Нет, почему, я могу иногда».
        Дэнчик застенчиво опускает голову, как будто ждёт продолжения. Мне кажется, его интересуют не эти яды, а возможность быть ближе ко мне. Я каждой клеточкой ощущаю его влечение…
        А Яр… мне больно думать о нём. Страшно вспоминать тот день, когда я в отчаянии звала его на помощь. Внушаю себе, что не пущу его больше, закрою все двери и не стану слушать, что он станет мне говорить.
        Он бесстыдно вскружил мне голову и оставил одну, а ведь все эти ужасные состояния начались у меня с тех пор, как он появился в моей жизни!
        Тёплые слёзы опять струятся по щекам, и я вспоминаю то счастливое время, когда ещё не знала его. Я много работала, гуляла, размышляла… Читала книги, ценила своё уединение. Иногда влюблялась - поверхностно, играла в это, радовалась, порой немного страдала - ровно столько, чтобы чувствовать себя живой.
        Я умела наслаждаться своими перепадами настроения, вспышками безудержного желания, редкими встречами, волнами вожделения, прокатывающимися по коже, отчего она вся до кончиков пальцев на ногах покрывалась мурашками… Свободные отношения, такие, какие были у меня с Марком, дарили и наслаждение, и разрядку, и те необходимые мне впечатления, которые я трансформировала и обращала в творчество.
        Эмоции были мне необходимы, как пища для огня таланта, рождавшего образы, которые я дарила миру.
        Но теперь… то, что я чувствую к Яру, ввергает меня в бездну чёрного отчаяния, мутной безысходности, опустошения и страха. Я не знаю, что делать, и как от этого спастись. Мне хочется забыть всю эту историю, вычеркнуть Его из памяти, чтобы начать жить заново.
        Я так рада, что в моей жизни появился Дэнчик, этот милый мальчик. Он приходит почти каждый день лечить меня, и я благодарю судьбу и Злату за то, что привели его ко мне.
        * * *
        Лара едва доползла до кухни, чтобы покормить кота. И вздрогнула от стука. У неё не было ни домофона, ни дверного звонка: она давно обрезала все провода, чтобы её не отвлекали от работы. Когда художница действительно ждала гостей, созвонившись с ними предварительно по телефону, то встречала их, спускаясь на первый этаж, и сама открывала входную дверь.
        А стук был чем-то необычным и даже неуместным, будто ворвался к ней из другого мира…
        * * *
        Она ждала этот стук, и он раздался в тишине её пламенеющего мира ответом на множество лихорадочных, болезненных мыслей, раздвигающих границы восприятия. Не боясь безумия, ибо Камила не сомневалась уже, что скоро умрёт, а потому могла позволить себе любую блажь, она вспоминала странные вещи, которых помнить не могла…
        Белые кольца чужого, но одновременно такого близкого тела, обжигающего огнём и обдающего леденящим холодом одновременно (кто знает, как такое возможно), обвивали её, и от прикосновения каждой отдельной чешуйки она начинала дрожать в забытьи, подчиняясь потоку странной беспрестанно движущейся стихии, которая была наполовину и её сутью. Она забывала моменты перевоплощения, это была бесконечная эйфория страсти и слияния, и они вдвоём в потоке самозабвенной страсти то принимали облик двух переплетённых змей, то прекрасными обнажёнными юношей и девушкой соединялись в едином порыве и уносились вдаль, теряя связь с реальностью обоих миров, принадлежащих им…
        Юная черноволосая жрица забыла себя и, беспечно оставляя прежнюю беззаботную жизнь, позволила хищному змею увлечь себя в тот мир, из которого так и не нашла возврата…
        - Мне страшно, - прошептала Камила, простирая руки к своему покровителю.
        Она уже много дней не выходила из скрытой от чужих глаз лаборатории. Однако Лев появлялся неизменно через день в одно и то же время, чтобы сменить её, и его никто не преследовал. У входа в дом не толпилась стража, и все немногочисленные обитатели этой бедной гостиницы также не беспокоили её убогое жилище. Подходя к засаленному окну, прижимая ладони к мутному стеклу, сквозь которое едва было видно грязную и шумную улочку их нищего квартала, Камила проливала скупые слёзы, понимая, что здесь она заточена, как в темнице, подобно несчастным братьям, и, возможно, в этом месте ей суждено умереть.
        Но она ничего не боялась.
        Странные чувства поднимались из глубины её измученной души, когда она думала о своём повелителе, только благодаря которому она (в этом не было сомнения) до сих пор оставалась жива.
        - Ну, ну, - говорил он, обнимая её и отрешённо поглаживая по голове, - разве ты не чувствуешь, что тебе лучше? Я уверен, ты совсем скоро поправишься, тем более, всё идёт хорошо.
        - Да, но, - она подняла на него красные, полные слёз, глаза, - что будет потом со мной?!
        - Ты же знаешь, - уклончиво ответил Лев, глядя в сторону засаленного окна, - что происходит с теми, кто завершает Делание? Они живут вечно, исцеляются от всех недугов, а кроме того, обретают богатство и славу!
        - Скажи, - прошептала Камила, дрожа, прижимаясь к нему, - когда это произойдёт, ты будешь со мной?
        - Что ты такое говоришь?! - засмеялся он, обхватил ладонями её худое бледное лицо и заглянул своими глубокими чёрными глазами в её почти потухшие полные слёз озёра глаз. - Зачем я буду нужен тебе тогда?! Ведь ты станешь хозяйкой мира! И в этом немыслимом богатстве обретёшь свою вторую половину - ту часть себя, которая пока спит! Ты уничтожишь меня, а не я!
        Камила безудержно разрыдалась, сползая бессильно к его ногам.
        - Я почему-то не верю, - прошептала она высохшими губами, - Лев, мне снятся страшные сны! Я падаю в пропасть, и мне нет спасения! Я столько сделала для создания этой тинктуры, прошу тебя, во что бы то ни стало, не бросай, закончи, даже если я не увижу цели, ради которой живу, просто оставь мне возможность быть уверенной в том, что все мои труды не пропадут напрасно! И кроме того….
        Она вдруг каким-то неожиданным порывом поднялась с колен и встала перед ним - удивительно прекрасная, преобразившаяся, с безумным сияющим взором и спутанными чёрными волосами, вдруг разметавшимися порывом ветра, распахнувшим оконце и ворвавшимся в маленькую душную чердачную комнатку. Он вздрогнул и замер перед ней, застигнутый необъяснимым ужасом, и в её восточных чертах, очерченных болезненной худобой, вдруг различил неясный облик той странной девушки, которая так часто являлась ему во снах.. невыразимо прекрасная, с круглыми смуглыми формами, она танцевала со змеями, и они не боялись и не пугали её, а напротив, подползали ближе, обвивали её, словно ожерелья и браслеты и, не обижая, скользили по её нежной обнажённой коже, источающей страсть, желание и природную силу, побеждающую, казалось, даже смерть. Ведь эти опасные твари, наполненные ядом, могли одним укусом оборвать жизнь любого человеческого существа, но самое странное - он смотрел на это удивительное действо, как заворожённый, и всем своим существом желал сам обратиться змеем, обвить её своими кольцами и сжать до боли, до безумия, до
умопомрачительного сладкого озноба, забрать её с собой и унести домой - в свой мир, не думая о том, что скажут родные, к чёрту их законы и правила, никто не вправе осудить его за эту любовь, посланную, кажется, самими божествами…
        В следующий миг Лев, казалось, не осознавал, что делает. Он подхватил обессиленную девушку и крепко сжал её в объятиях, припав к её иссохшим прохладным губам горячим поцелуем, и мир закрутился в их головах, когда, отбросив иллюзию временных воплощений, они слились в едином порыве, возвращавшем их к изначальному состоянию, туда, где они никогда не расставались.
        * * *
        Лара открыла дверь, не глядя и не сомневаясь, потому что все времена и образы вдруг слились воедино в этой жизни, которая была то ли благословением, то ли наказанием за прежние движения энергии, заключённые в эти ограниченные, но стремящиеся к вечному совершенству тела.
        Яр переступил порог и посмотрел на неё долгим немигающим взглядом.
        Она не отводила глаз.
        - Что случилось? - спросил он вдруг с неожиданной болью в голосе.
        Лара взглянула на него изумлённо.
        - Ну… а что ты хочешь? - пробормотала она, растерянно моргая.
        - Всё же было хорошо, - сказал он твёрдо, делая шаг в её сторону.
        Это напоминало нападение, но она готовилась и не сомневалась, что сможет противостоять. Вначале нужно было отступать, а затем…
        Всё было слишком сложно. Он почему-то пришёл в белоснежном костюме, и это сбивало с толку, потому что Лара сходила с ума от мужчин в белом.
        - Как твоё здоровье? - он вдруг остановился, глядя на неё с участием, склонив голову. - Прости, не спросил сразу. Ты позволишь войти?
        - Уже лучше, - сказала она вдруг, растерявшись, но тут же взяла себя в руки, - что за вид?
        Теперь Лара смотрела на него насмешливо, с вызовом. Она стояла твёрдо и не собиралась двигаться назад. На ней была светло-розовая облегающая туника, за время болезни она слегка похудела, и теперь выглядела ещё соблазнительнее. Он пожирал её взглядом.
        - Ну, я… эмм… был на одном мероприятии… вот только с него.
        - А. - сказала Лара, вскинув подбородок, будто это не имело значения. - Будешь чай?
        - Конечно, если угостишь.
        Больше она не говорила ни слова. Развернулась и ушла в кухню. Яр поспешно разулся, последовал за ней, сел на стул и сидел, немного нервничая и лихорадочно размышляя, что бы такое сказать. Телефон в кармане белых брюк начал вибрировать, но ему было всё равно. Он нервно следил глазами за каждым её грациозным движением: как же красиво она делала всё! Кто ещё может так соблазнительно заварить и подать чай, тем более он же знает: она от него без ума и прежде в его присутствии всегда волновалась, бегала из стороны в сторону, забывала что-то, делала всё невпопад. Уж Яр-то точно знает, когда девушка влюблена - это же очевидно.
        Ничего подобного он не замечал сейчас. Лара была невероятно собрана, спокойна и уверена в себе. Она не подавала ни единого признака замешательства, напротив, всё в ней дышало какой-то странной расслабленной силой.
        От этого он, напротив, начинал нервничать.
        Кирпичики новой красивой жизненной позиции, в которой он был хозяином и повелителем шикарного коттеджа с двумя пристройками, очень разными, но вполне комфортными, начали сыпаться уже некоторое время назад, с тех пор, как Лара перестала отвечать на его звонки, и он узнал от Златы о её странной болезни. В то же самое время взбунтовалась вторая часть дома - милая послушная Маша, она неожиданно начала закатывать странные истерики, которых он от неё вообще не ожидал. Прежде спокойная и терпеливая жена вдруг принялась нападать на него с обвинениями в неверности, и, хотя у неё не было доказательств, она не принимала никакие объяснения.
        Целую неделю Яр жил в каком-то аду и даже один раз ночевал у Златы, потому что больше не мог выносить постоянных истерик дома, а Ларе, как утверждала подруга, был нужен покой. Допоздна они со Златой пили зелёный чай, и он жаловался ей на своих несговорчивых женщин, втайне надеясь, что она пожалеет и утешит его, такая милая, добрая, всегда внимательная подруга, но в конце концов она печально упрекнула его в невнимании к Ларе и отправила спать на диван.
        И вот теперь они сидели друг напротив друга, без всякого удовольствия потягивая чай.
        - Прости меня, - сказал он, смирив, наконец, свою гордыню.
        - За что? - холодно спросила она.
        Сердце её начинало оттаивать, но она старалась не подавать виду. Кажется, это получалось.
        Если бы он только знал, каких трудов стоило ей удерживать эту ледяную стену! Как же безумно она любила его, как страстно хотела броситься в его объятия, целовать каждую клеточку его кожи и вдыхать безудержно такой желанный, сквозь столько снов и жизней пронесённый аромат! Если бы он мог почувствовать, насколько сильно она мечтает раствориться в его объятиях, пусть даже ей суждено умереть тотчас же, прикоснувшись к нему! Так чего же он медлил! В конце концов: кто из них мужчина, и почему она всё время должна добиваться его!
        А он просто приходит, как бродячая собака, и ждёт, пока она сама его приласкает!
        Для чего?! Чтобы он потом бежал в объятия своей жены, удовлетворённый своим собственным самолюбованием:
        «Боже мой, какой я молодец, все женщины меня хотят!»
        Представляя это себе, Лара ощущала себя змеёй, наполненной праведным ядом, она сверлила его глазами и радовалась, что её гнев сейчас сильнее любви, но на самом деле с трудом сдерживала себя, чтобы не накинуться на него в порыве безумной удушающей страсти.
        О да, она задушила бы его, если бы могла! Тогда, по крайней мере, он никогда бы больше не покинул её. Во всяком случае, в этом теле.
        - Малышка, - Яр протянул к ней руку, - ну успокойся, ну что с тобой. Ты же всё понимаешь, ты же умная девочка. Не бросай меня так больше, пожалуйста.
        Она даже всхлипнула от изумления, не понимая, что он имеет в виду.
        - Яр, - пробормотала Лара, хлопая ресницами, - как я могу бросать то, что мне не принадлежит?
        - Но Ларочка, - он упал перед ней на колени, хватая её за руки, - разве всё, что было между нами, не важно?!
        Она молчала, не отвечая на его прикосновения, невыразимо печальная и холодная, как богиня.
        Внезапно в замочной скважине заскрежетал ключ, кто-то привычно топал ботинками в коридоре, сбивая снег, и Яр потерянно обернулся.
        Через минуту перед ними нарисовался нелепо переминающийся с ноги на ногу Дэнчик, и все страсти мгновенно растворились в чистом свете его виноватой улыбки.
        - Привет! - просияла Лара, бросая руки Яра и поднимаясь навстречу своему спасителю.
        Яр встал с колен мрачно и, склонив голову, пожал руку нежданному гостю.
        - Я принёс тебе кое-что, - сказал он в дверях и протянул Ларе пакет, - это домашнее. Родственники делают. Я знаю, тебе понравится.
        Она приняла от него приятную тяжесть подарка и вдруг потерялась в чувствах, ощутив горячую волну его дыхания на своём ухе.
        - Значит, всё, да? - спрашивал Яр растерянно.
        Зажав обожжённое ухо ладонью, Лара отпрянула и с болью смотрела на него. Он ждал ответа.
        Словно ища поддержки, она обернулась к своему смущённому лекарю и, ободрённая его обезоруживающей улыбкой, смело посмотрела Яру в глаза.
        Глотая слёзы, даже тени которых не было видно на её вдруг посветлевшем лице, Лара ответила твёрдо:
        - Да.
        Яр развернулся и ушёл, а она, обхватив себя руками, дрожа и рыдая, сползла на пол в истерике, такой отчаянной и древней, что противостоять ей это маленькое хрупкое тело не могло никак, и только тёплые руки друга заботливо выхватили ей из тёмной бездны, чтобы вернуть в то место, в котором ей надлежало быть. Лара была ещё слаба после своей загадочной болезни, переживания и слёзы забрали последние силы, и, как только Дэн положил её на кровать и заботливо прикрыл одеялом, она тут же заснула.
        Проснувшись, Лара обнаружила, как всегда, что она сильней тысячелетнего проклятья, улыбнулась свету за окном и пошла на кухню, где ждал её, склонившись над книгой, самый верный и преданный друг.
        - Прости, - сказал он ей, - я не мог оставить тебя одну. Но ты спала так долго. Я позволил себе порыться в твоей библиотеке и нашёл «Чжуд Ши[11 - «Чжуд Ши» - трактат по основам тибетской медицины.]». Откуда это у тебя?
        - Извини, не помню, - она стояла перед ним, растерянно улыбаясь, - будешь вино?
        - Ааа… - он замялся, теребя и закрывая книгу, и вдруг лучезарно улыбнулся, демонстрируя свою соблазнительную ямочку на одной щеке, - да, почему бы нет.
        * * *
        Лара подняла на свет лампы пластиковую бутыль и смотрела задумчиво на красный напиток. Все её чувства вдруг померкли, и осталось какое-то пустое серое безразличие.
        «Надо же, - подумала она, - он принёс вино. Думал, мы выпьем, и я забуду, как болела и страдала из-за него. Он думает, всё так просто».
        И всё же в её душе шевелилось сомнение, правильно ли она поступила, бросая его совсем. Боль уже начала распространять свои противные липкие щупальца из центра груди по всему телу, и слёзы вновь подступали к глазам.
        Ей вдруг мучительно захотелось позвонить и вернуть его, забыть про эти странные дни, которые она провела в бреду, просто выбросить свои страхи и обиды и быть с ним, забыв обо всём, тонуть в его объятиях, падать на самое дно, ведь он - её счастье, а как без этого жить?!
        Лара в беспамятстве схватила трубку и вздрогнула, заметив краем глаза какое-то движение. Она совсем забыла про Дэна. Он ходил в комнату отнести книгу и теперь стоял в дверях кухни, улыбаясь ей.
        - Что за вино? - спросил он.
        Девушка радостно выдохнула, на душе вдруг посветлело, и этот свет прогнал осьминога.
        - Не знаю, - сказала она, - какое-то домашнее. Садись.
        Они пили вино и болтали обо всём на свете. Дэн рассказывал ей про тибетский буддизм и разные странные практики, про восточную медицину, иглоукалывание и прижигание, советовал, как питаться и какие составы лучше попить. Пообещал принести нужные лекарства и сказал, что после его курса ей должно стать намного легче.
        Лара вдруг поверила, что может избавиться от сумрака в своей душе, обрести ясность, здоровье и чистоту помыслов. Ах, как ей захотелось вновь облачиться в белые одежды невинности, смыть негативный опыт и странные болезненные переживания, начать свою жизнь заново, с чистого листа.
        Теперь рядом с ней был друг, который обещал помочь и говорил, что в этом нет ничего сложного.
        Да и правда, зачем она придумала проблемы, которых нет?
        Трудности были тогда, в той мрачной жизни, когда Кристо погиб, а все остальные друзья и соратники сгинули в заточении, сама же она стала пленницей странного человека, который одновременно притягивал её, как магнит, и нёс ей погибель. Сейчас, в этом воплощении, у неё был выбор, и, глядя в ясные добрые глаза Дэна, полные любви, она узнавала в нём названого брата, который вновь сидел перед ней - живой, здоровый, полный сил, а она сама обладала свободой жить как хочется и заниматься чем душа пожелает. Разве могло быть большее счастье, и что же вообще тянуло её во тьму?
        Недоумевая, Лара начинала раскрываться навстречу новому чувству, и тепло заполняло её заледеневшее сердце.
        - Так ты сам собираешь травы?
        - Да, но у нас растут не все. Кое-что заказываю. Мне нравится делать составы самому, тогда точно знаешь, что всё правильно. Тибетские лекари применяют обычно самые основные, общепринятые лекарства, а в книгах очень много описано рецептов. Я люблю пробовать что-то такое, чего уже давно не делали. Это очень интересно. И, знаешь, они реально помогают.
        - Правда? - Лара не могла перестать улыбаться, глядя на него. Казалось, он действительно излучал свет. - У тебя много пациентов?
        - В последнее время стало больше, - ответил он, - я пробую лечить то, за что раньше не брался. И есть постоянные люди с хроническими заболеваниями, которым нужна длительная терапия. Особенность восточных методов в том, что они воздействуют на причину, а не на следствие, пробуждая скрытые силы в теле и направляя их на самоисцеление. Для составов применяются только натуральные природные средства, поэтому они не нарушают естественную целостность живого организма.
        - Как это всё интересно, - сказала Лара, - и что для этого нужно? В смысле, для лечения.
        - Делается диагностика по пульсу, по моче. Я смотрю, какое начало преобладает в человеке: ветер, желчь или слизь, где есть застой или блок, может быть. Ещё смотрю, от каких духов идут провокации.
        - Провокации? От духов?
        - Ну, да, обычно видно по моче: там прямо очертания этих сущностей проявляются.
        - Да ладно, серьёзно? А мне сделаешь?
        - Конечно, но пульсу я уже смотрел.
        - И что у меня?
        - У тебя жар в сердце, а внизу, наоборот, холод. И расстройство ветра. Я давал тебе кое-какие лекарства, но хотел бы иголочки поставить, если ты не против. Они выведут жар и уравновесят ветер, тебе станет полегче.
        - О, это классно! - обрадовалась Лара. - Я согласна. Когда можно начать?
        - Дня три не надо пить алкоголь, и тогда поставлю.
        - Хорошо, - с готовностью кивнула она, - а расскажи про этих духов, их тоже можно прогнать?
        - Да, у некоторых людей бывает одержимость, есть даже специальные точки от демонов, но я не пробовал никогда.
        - А я бы хотела, - сказала Лара. - у меня они точно есть. И мне они мешают.
        - Можно будет попробовать, - улыбнулся Дэн, - но сначала сделаем курс, чтобы ты восстановилась, а то я боюсь тебя в таком состоянии оставлять.
        - Но вдруг моё состояние именно из-за этих демонов, - она наклонилась к нему поближе, - знаешь, я вижу их иногда, особенного одного в последнее время. Мне очень страшно. Я боюсь даже спать.
        Она вдруг задрожала, и слёзы выступили на её глазах.
        - Ну-ну, - он заботливо взял её за руку. Его ладонь была очень теплой и мягкой.
        - Я его нарисовала даже… Я пишу одну картину. Мне кажется, всё это началось из-за неё. Но мне почему-то хочется её закончить, она просто тянет меня.
        - Покажешь? - спросил Дэн.
        - Да, конечно.
        Они вместе подошли к мольберту. Несколько секунд Лара колебалась, а затем откинула серый бархат. Она даже не сразу подняла глаза, чтобы взглянуть на своё творение. Но ничего страшного неожиданно для себя не увидела. Напротив, сейчас недописанный сюжет не вселял в неё никакого ужаса, и даже демон показался каким-то блёклым и печальным, будто лишённым жизни. Может быть, дело было в освещении или высохли краски, но взгляд его не горел, как в тот день, когда она писала это, и он совсем не выглядел пугающе.
        Однако, Дэн смотрел на картину с беспокойством.
        - А что тебя вдохновило? - спросил он.
        - Я даже не знаю, - Лара потупила взор, - наверное, какие-то эмоции. Так чаще всего бывает. Но обычно всё намного проще, а об этой картине я действительно не могу ничего сказать. Сюжет просто пришёл ко мне сам будто из ниоткуда, и он начинает периодически мной управлять. Когда я берусь за эту картину, то начинаю видеть странные вещи: иногда прямо образы с неё оживают. Я правда чувствовала этого демона, как будто он пробрался в реальность, и кот тоже видел его, он шипел, и шерсть у него стояла дыбом, а смотрел в это время на меня или на что-то за мной. А вдруг, это чудовище вообще находится во мне? Вот сейчас я ещё спокойно об этом говорю, но, когда останусь одна, я не знаю, что будет. Кроме того, мне стали сниться странные вещи, скорее даже видения или сны наяву. Может, я просто схожу с ума, и мне надо перестать писать эту картину?
        - Гм, - Дэн взволнованно смотрел на неё, - но так просто она тебя не отпустит. Посмотрим, что можно сделать. Ты расскажешь мне про эти сны?
        - У тебя есть время слушать? Тебе не пора идти? - она с надеждой смотрела на него.
        - Нет, если ты меня не выгонишь, я только рад, - сказал Дэн и улыбнулся.
        - Спасибо тебе! Ты так помогаешь! - неожиданный порыв овладел ею, и она нежно обняла его.
        Ей вдруг захотелось, чтобы он остался с ней, панический страх одиночества пронизывал её насквозь, она схватила его за руку и торопливо повлекла на кухню.
        - Давай посидим ещё, раз у тебя есть время. Ты правда хочешь слушать?
        * * *
        Яр ступил в холодную тьму и постоял несколько секунд, привыкая к пространству.
        «Почему я не начинаю ремонт?» - подумал он, вздохнул и пошёл в подпол за дровами.
        Серая пустота разрасталась внутри. Она не была болезненной, но отнимала чувства и смысл.
        Он растопил печь и сел рядом на какой-то ящик, задумчиво глядя в огонь. Поленья трещали, и разноцветные языки пламени плясали, освещая его печальное лицо.
        Засветился экран телефона; опять звонила жена. Яр выключил телефон совсем. На стенах коттеджа, казалось ему, ползали странные тени. Возможно, это как-то отражалось пламя из печки, но Яру они казались живыми призраками, и он стал присматриваться к ним в надежде, что они дадут ему ответ. Тени не знали ответов, они просто двигались и размахивали своими огромными бесплотными конечностями, ни о чём не рассказывая. Он закрыл лицо руками и продолжал сидеть, слушая своё неспокойное дыхание.
        Можно было сходить на какое-то занятие, чтобы стало легче… почему-то в последнее время он совсем перестал ходить. В уединении было как-то спокойнее. Каждый раз, когда появлялась возможность, он уезжал в свою деревню: там, вдали от реальной жизни, в тишине и покое, всё как будто становилось на свои места, однако с возвращением в город его снова одолевало странное волнение.
        Виной всему была… Лара? Несмотря на неприятный осадок, оставленный встречей, он не мог не думать о ней с нежностью. Теперь, с тех пор как они стали близки, ему казалось, что он обрёл утраченную частичку себя, даже более того, единение с ней представлялось ему искуплением какой-то вины. Несмотря на то, что он обманывал Машу, его почему-то не мучила совесть, а наоборот, на душе стало спокойнее.
        Он совсем запутался… Злата постоянно намекала на развод и говорила о том, как видит их вместе с Ларой, но он почему-то не мог этого себе представить.
        Лара была чарующей прекрасной нимфой из его снов, ярким цветным миражом, богиней, сошедшей с пьедестала для того, чтобы иногда дарить ему, простому смертному, любовь и внимание, а затем удаляться обратно в свои заоблачные миры.
        Он не мог и не хотел видеть в ней простую земную женщину, такую, как его жена, совершенно неинтересную, но поддерживавшую тепло и свет в его жилище. Представить Лару на месте Маши было нереально.
        К тому же, Лара выстроила собственный мир работы и творчества, где всё находилось на своих местах, а у него была своя жизнь и своё пространство, в которое он, если кого-то и пускал, то очень дозированно. Маша туда не лезла, и очень хорошо. Что касается Лары, Яр был почему-то уверен, что, если они будут вместе, она обязательно залезет в его восприятие реальности и докопается до самых глубоких тайников его души, а этого ему совсем не хотелось.
        Летать в фантастический мир, созданный совместным воображением, встречаться во внетелесных проекциях, а периодически - в очень даже тесных телесных - такой расклад его вполне устраивал. Но что же с ней-то было не так? Этого Яр не мог понять. Вот зачем девушкам всё время надо выстраивать какие-то отношения? Ей нужна семья, дети?! Нет же, это он точно знает.
        Но что тогда?
        Яр пошевелил дрова и достал из портфеля маленькую бутылочку коньяка, открыл, с удовольствием отхлебнул. Горячая волна побежала по пищеводу, приятно, до мурашек, согревая изнутри. Ему стало спокойнее, даже тягостное чувство прошло.
        «Ладно, всё образуется», - подумал Яр.
        Просто надо ни о чём не думать сейчас.
        Побыть в одиночестве и покое, ведь это так просто. Телефон выключен, тут его никто не достанет.
        Какие-то огни засветили в окна, тихое шуршание шин по снегу, машина разворачивалась рядом с домом. Яр поднялся и посмотрел на улицу. Ничего кроме света фар не было видно, но уже довольно громкие шаги по ступеням крыльца разрушили хрупкую тишину его уединения. Открылась дверь, и на пороге возникла Маша.
        - Хорошо, что ты здесь.
        - Маша, что…
        Нервными шагами она обежала зал, заглянула в темные смежные комнаты, спустилась по ступенькам вниз, посмотрела в черноту подвала.
        - Ты действительно один? - подошла к нему, обхватила руками, повисла на его шее, рыдая.
        Он стоял, опустив руки, в растерянности глядя на её затылок. Потом взял за плечи, встряхнул и посмотрел в бледное заплаканное лицо жены.
        - Ты что, Маша?!
        - Ну почему ты никогда не отвечаешь?! - закричала она. - Не берёшь трубку, отключаешь телефон?! Скажи мне правду, я тебе не нужна?
        - Нужна, но… ты же знаешь, мне надо побыть одному. Ты не даёшь мне дышать.
        - Я давала бы, но, - она отступила, гневно глядя на него, - тебя просто больше нет.
        - Но я же здесь, - растерянно ответил он.
        - Где - здесь? - она обвела руками комнату. - Тут, в этом холодном доме?! Я так давно прошу тебя начать ремонт, но ты ничего не делаешь! Ты просто уходишь сюда пить!
        - Вот не надо этого, - возразил Яр, - я давно тут не был и не пил тоже давно.
        - А, ну тогда где ты обычно бываешь?! Я что, дура? Где тогда?
        Она смотрела на него в отчаянии, злая, дрожащая, чуть склонившись вперед, сжав маленькие кулачки.
        - Если не здесь, то где, ответь мне, Яр? Куда ты всё время уходишь? Тебя никогда не бывает дома!
        - Маша, но… - он сел обратно на ящик, потирая ладонью лоб, - я не знаю, что тебе сказать.
        - Ты хочешь, чтобы я ушла? Я не нужна тебе?
        - Не знаю, - ответил он сумрачно, - я устал от твоих истерик. Я не собираюсь ругаться с тобой.
        - Хорошо, - сказала она, развернулась и вышла.
        Он остался сидеть ошарашенный, с недопитой бутылкой в руке. Ну, что будешь делать с этими женщинами? Она подозревает его в изменах - окей. Теперь она прибегает сюда, находит его одного, и всё равно ей что-то не нравится. Чего она добивается? Неужели думает, что он побежит за ней и будет, наступая себе на горло, уделять ей какое-то внимание? Чёрт, да достаточно уже того, что она живёт в его доме на его деньги и делает что душа пожелает. Он вытащил её из этого гадюшника, в котором она родилась и прожила всю свою недолгую жизнь, и так бы и сидела до сих пор в этом клоповнике. Да даже и не так всё было, не он её вытащил, а она сама навязалась на его голову. И вот теперь ему же ещё и прилетает.
        - Как же я устал, - прошептал Яр.
        Огонь почти потух. Он сидел неподвижно и даже не чувствовал холода. Ему казалось, что он всё делает правильно, в его системе ценностей все кирпичики лежали на местах, почему же обе его женщины вдруг взбунтовались на пустом месте?
        - К чёрту всё, - сказал он себе, - поеду на какой-нибудь семинар или в поход в горы. Мне нужен воздух и счастливые люди.
        * * *
        Наступала весна. Кутаясь в шубку, Лара сидела на крыше своего маленького мира, потягивая красное сухое, как обычно. Её блестящие чуть завитые чёрные локоны красиво контрастировали с белым мехом, который она поглаживала нежно свободной рукой. На щеках играл здоровый румянец. Всё её удовлетворённое тело пело и ликовало, ей ещё не бывало так хорошо.
        Никогда в жизни ни один мужчина не дарил Ларе столько эмоциональной радости и удовольствия в постели, как Дэн. Он оказался волшебником не только в восточной медицине. Где-то на краю сознания мелькало иногда смутной тенью воспоминание о её страстной любви к Яру, и тут же в ответ на этот образ злость и удивление поднимались со дна души.
        Как она могла так унижаться и пресмыкаться перед этим холодным и безразличным человеком, у которого нет ни чувств, ни сердца? Во всём, что он делал, начиная с самой первой встречи, не было ничего кроме эгоизма и самолюбования. Вот и пусть упивается дальше своим отражением в зеркале, а с ней рядом наконец-то её верный паж, её мужчина, лучший любовник, боготворящий её, выполняющий все её капризы. Да, он беден, но она никогда не гналась за деньгами. У неё самой есть всё необходимое.
        Лара сняла с мольберта, свернула в рулон, убрала в дальний пыльный угол недописанную картину и начала новые вещи: полные света и красок, завораживающих горных пейзажей, сказочных персонажей и тибетских божеств. Она вдохновлялась теперь историями, в которые посвящал её Дэн, читала Александру Дэвид-Неэль, книги по тибетскому буддизму, разглядывала картины Рериха и пробовала делать что-то подобное. Лара мечтала о поездке в Тибет или Непал, и сердце её наполнялось радостью.
        Дэн переехал к ней, соорудил в углу комнаты алтарь и пел там красивые мелодии своих практик, начитывал мантры, перебирая чётки из красных семян рудракши, звенел в колокольчик и стучал маленьким барабанчиком-дамару[12 - Дамару - маленький двухмембранный барабанбарабан(имеющий форму песочных часов. Звук производится шариками на шнурках, ударяющими одновременно по обеим сторонам дамару.]. Густой белый дым тибетских благовоний стелился по комнате и прогонял всех демонов. Теперь ничто тёмное и враждебное не могло проникнуть в их маленький мирок, раскрывавшийся навстречу бескрайним высокогорным просторам.
        Спонтанное сердце Лары не терпело ограничений и дисциплины, она не хотела сама ехать к каким-то учителям и учиться практике, достаточно было того, что делал Дэн, с ним рядом она уже и так ощущала себя в безопасности, под защитой могущественных тибетских божеств. Многие из них выглядели величественно и устрашающе и потому гарантированно отпугивали всю нечисть. Даже Бесик успокоился и верещал от больного живота гораздо реже. Он почти не носился по комнате, потолстел и много спал.
        Теперь, сидя на крыше, Лара слушала мелодичную капель тающих сосулек, наслаждалась ещё прохладными, но обещающими скорое тепло лучами первого весеннего солнышка, смотрела на проносящиеся внизу авто и снующих людей.
        Она представила себя богиней, восседающей на небесном троне, высокомерно наблюдающей за жизнью простых смертных. Их жалкое существование казалось ей сверху таким никчёмным и бессмысленным, не то что её полная чудес, наслаждений и красок жизнь. Лара никогда и не чувствовала своей причастности к миру людей, и всё её творчество было направлено на преображение пустой и бесцветной реальности.
        - Как хорошо, - с улыбкой сказала она сама себе, вращая кистью руки, обернутой медным тибетским браслетом, - что у меня нет родных, и никто не мешает мне жить так, как я хочу. Кто знает, откуда я появилась, и кто мои родители? Что если они - бессмертные боги, закинувшие меня сюда в надежде, что я смогу хотя бы немного приукрасить безрадостную скучную реальность этих глупых людишек? В прошлой жизни я гналась за бессмертием, но кто знает, быть может, нужно лишь поверить в бессмертную душу и менять тела, сохраняя память о прежних воплощениях? Я не помню, что было дальше, но возможно, я всё же добыла эликсир, и он оказался не совсем тем, чем я его представляла. А сейчас - наконец, я позабыла коварного Льва и нашла своего Кристо - для вечного счастья!
        * * *
        Они эффектно вышли из такси: Дэн в белом костюме, за которым они несколько дней охотились по магазинам города (она охотилась, ему же было всё равно), Лара в тёмно-синем (такой глубоководный чуть мерцающий цвет) длинном платье и шляпке в тон. Она никогда не носила шляпки, но что-то захотелось.
        У её спутника волосы были красиво зачёсаны на бок, у неё - струились блестящими завитыми локонами; они выросли ещё длиннее и гуще. Лечение Дэна не только унесло все её недуги, но и, казалось, возвращало цветущую юную красоту. Она и так всегда выглядела моложе своих лет, но теперь как будто действительно овладела таинственным эликсиром. Её кожа сияла необычным блеском, хотя она почти не использовала косметику.
        Задумав идти, гордо подняв голову, не глядя ни на кого, Лара, тем не менее, беспокойно оборачивалась, вглядываясь в лица пришедших на открытие (кого же она ждала? Разве всё не идеально?)
        Фантастично красивые картины с горами, написанные специально заказанными красками с мистическим мерцающим блеском, вызывали бурю восхищения у зрителей, особенно удивляло их то, что художница так юна и пишет вещи, о которых она имеет лишь умозрительное представление.
        Лара принимала восторженные отзывы, несколько полотен были уже фактически проданы, одна, как и было задумано, ушла с аукциона в пользу приютов для бездомных животных. Наигранная улыбка не сходила с лица художницы, она всё чаще подхватывала под локоть своего спутника, чтобы отразиться на новом куске фотоплёнки, а в сердце вдруг неожиданно для неё самой распахнулось отчаяние.
        Она ждала так много от этого вечера, мечтала сиять в ореоле славы и признания, подобно богине… всё шло, казалось, так, как она и хотела, за исключением одной детали, о которой Лара даже не задумывалась: в глубине души она надеялась, что Яр придёт на выставку. Что бы там ни было между ними, но он всегда любил её картины, а Злата разослала приглашения всем участникам своих семинаров. Сама себе не признаваясь в этом, Лара очень хотела, чтобы Яр увидел её такой необыкновенно красивой, здоровой, успешной; он должен был узнать, что она может быть счастлива - без него.
        Теперь, когда она не находила его в толпе восторженных зрителей, проснувшаяся внутри тонкая капелька разочарования начала разрастаться в море боли, обиды, непонимания, злости, а в конце концов - в чёрную бездну безысходной тоски, долго сдерживаемым, но вдруг прорвавшимся потоком хлынувшей из самых тайных уголков её подсознания и затопившей идеальную картину прекрасной жизни, которую она с таким трудом мазок за мазком выписывала на чистом полотне разрушенных надежд.
        Не отдавая себе отчёта, все эти дни упоения иллюзорным счастьем с Дэном она представляла себе, что Яр наблюдает за ней из призрачного облака, созданного совместными грёзами и, делая каждое движение, каждый шаг, произнося каждое слово, она будто говорила ему:
        «Вот, видишь, мне действительно хорошо. Ты сомневался, но я могу жить без тебя, и рядом со мной тот, кто заботится обо мне, так, как ты никогда бы не смог. Я счастлива с ним, и он любит меня по-настоящему, я нужна ему не для мимолётных встреч, а для того, чтобы пройти вместе этот жизненный путь, поддерживать друг друга, ценить, беречь…»
        Умирающей птицей бились в голове отчаянные мысли: «Как бы я хотела, чтобы это был ты!» Она добивала их холодными ударами рассудочных убеждений. Да, у неё не было родственников, мешающих быть собой, но трезвый разум внезапно занял их место. Где-то на окраине нарастающего безумия насмешливо скалился недописанный демон со спрятанной в дальний угол картины.
        Удалившись от вездесущих глаз, в тёмном закутке галереи, Лара поймала за руку Злату и, стараясь быть, как и с другими, наигранно спокойной, спросила:
        - А где Яр?
        Однако подругу нельзя было обмануть. Злата тотчас же увидела во взгляде черноволосой богини такую беспросветную глубину отчаяния, что в порыве сострадания обняла её, нежно поглаживая по спине, не скрывая, однако, удивления.
        - Милая, - сказала Злата, - разве ты не знала? Он уехал в горы неделю назад.
        - Нет, мы с ним не общаемся, - Лара потупила взгляд, - с тех пор, как…
        Она взглянула на подругу затравленным зверем, попавшимся в собственную ловушку, в глазах её стояли слёзы.
        - Можно будет поговорить с тобой… как-нибудь на днях?
        - Конечно! - Злата сжала её руки, непривычно тёплые. - Ты очень хорошо выглядишь, кстати весь вечер хотела сказать.
        Злата посмотрела на неё вновь, и ей вдруг стало страшно. Она увидела не прежнюю милую Лару - нежную, смущённую, сомневающуюся, влюблённую девушку, - а странное тёмное и жестокое существо, полное страха и отчаяния, готовое на всё. Даже цвет её глаз будто поменялся. Лара смотрела с лёгким прищуром, обезумевшая, но одновременно холодная и уверенная в себе. Весь спектр состояний, сверкнувших в одно мгновение во взгляде подруги, невозможно было описать, но Злата вдруг непроизвольно задрожала, вспомнив что-то своё, неосознанное, полузабытое, она потупила взор, отпустила горячие руки Лары и отступила на пару шагов назад.
        - Спасибо! - сказала Лара громко, но безжизненно и мрачно. - Чёрт, как больно.
        Она вдруг положила обе руки на сердце и стояла так, обескураженная и испуганная. В глазах её метались странные тени: если бы Злата осмелилась поднять взгляд, то увидела бы, как на несколько мгновений Лара вдруг стала прежней собой: убитой отчаянием, слабой и побеждённой девочкой, готовой упасть на колени и разрыдаться, забыв обо всём, но в следующий миг новый холодный блеск вдруг кратким прищуром вернулся назад, и прекрасная неземной красотой художница в кокетливо сдвинутой на бок шляпке благородного тёмно-синего оттенка глубоко и успокоенно вздохнула.
        - Ларик, как ты? - рядом уже стоял, переминаясь с ноги на ногу, верный спутник, Дэн в белоснежном костюме с нелепо зачёсанными набок волосами, причёской, совсем не подходящей к его наивному простому лицу.
        - Я хорошо, сейчас… - она посмотрела на него, будто выходя из забытья, схватила за руку и повлекла назад, в зал, полный людей, ожидавших её.
        Лара продолжала улыбаться и играть роль, казалось, наслаждаясь своей славой, до тех пор, пока шумы праздника не затихли в прекрасной юной головке и тишина родного дома не освободила её от необходимости скрывать свои чувства.
        Дэн, в расстёгнутой на груди белой рубашке, с растрёпанной ветром причёской, замер в дверях и с изумлением и болью смотрел, как его любимая рыдает на полу, свернувшись маленьким, полным одиночества клубком. Смятая шляпка валялась в углу, локоны растрепались и прилипли к намокшей щеке, чёрная тушь растеклась по лицу, которое она закрывала руками и, казалось, создавала вокруг себя сильное поле отчаяния безмерной глубины.
        Дэнчик не понимал, что происходит с Ларой, но, обладая особой чувствительностью, видел, что сейчас ей вряд ли может что-то помочь. Он стоял, безвольно опустив руки, и испытывал боль не менее сильную, потому что его единственным желанием с тех пор, как она появилась в его жизни, было оберегать и защищать её от страдания. Но что он, бедный, добрый, наивный и чистый мальчик, мог сделать сейчас, наблюдая, как страдание почему-то оказалось сильнее?!
        * * *
        Соприкасаясь плечами, они восхищённо смотрели в тигель, и улыбки почти не сходили с их лиц. Уже который день там творились настоящие чудеса. Лев даже перестал уходить, и каждый из них спал не более двух часов в день, но несмотря на это, Камила почему-то не ощущала ни измождения, ни усталости. Напротив, казалось, сил с каждым днём прибавлялось, и иногда они позволяли себе даже заняться любовью, соединяясь подобно веществам, заключённым в сосуде, где давно уже во всю свою мощь играла алхимическая свадьба[13 - «Знай, сын мой, что наше Делание есть философский брак, где должны участвовать начала мужское и женское». (Ф.Руйяк «Краткий курс Великого Делания»)]. После того, как на поверхности яйца появился белый кружок, а нагретая субстанция засветилась изнутри оранжевым цветом, во все стороны начали расходиться белые лучи, тонкие, как волоски. Соединяясь в центре, нити, дрожа и извиваясь, множились, постепенно окрашивая содержимое сосуда в белый, и на это можно было смотреть бесконечно.
        - Видишь, жизнь победила, наконец, смерть! - шептал Лев, гладя её тонкие волосы, которые таинственным образом приобрели в последнее время красивый блеск. - Это то, чего мы и хотели! Смотри, родная, этот цвет возрождения, заполняя сосуд, покоряет и нас. Скоро и мы будем вечно юными и прекрасными, как эта нетленная материя, и я не сомневаюсь больше: ведь если уже происходит философский брак, то совсем недалеко и до потомства - лакомого красного куска, который мы оба с тобой так ждём.
        - Но ведь мы будем вместе? - спросила Камила, с тревогой заглядывая ему в глаза. - Мой повелитель, мой король, ведь ты не оставишь меня, правда?! Ты же знаешь, что трансмутация возможна лишь тогда, когда все условия соблюдены, в том числе и такие, как личность делателя, и если бы не наш союз, никак не смогли бы мы добыть этот камень! Правда же, драгоценный, скажи мне, что понимаешь это, что ты любишь меня!
        Лев посмотрел на неё странным взглядом.
        - Я бы хотел, моя дорогая, - сказал он задумчиво, - видеть всё так же, как видишь ты, но, мне кажется, что ты превозносишь моё значение и умаляешь своё. Поверь, я не более чем трусливый вор, пришедший украсть твои знания и опыт, я именно то, чем ты представляла меня вначале. Прошу, не тешь себя надеждами, что тут есть что-то большее, моя совесть и так нечиста, чтобы я солгал тебе ради твоего удовольствия. Этого не будет. Бремя ответственности и без того непосильной ношей тяготит мои плечи, ты не знаешь меня, да лучше тебе и не знать. Довольно того, что мы делаем это вместе, что ты пока жива и, слава богу, здорова.
        - О да, спасибо тебе! - девушка упала на колени перед своим странным покровителем. - Действительно, все мои собратья либо погибли, либо пропадают в заточении, а я до сих пор жива, и более того, я здесь и с тобой, моим благодетелем, движусь и чувствую, что приближаюсь к той цели, для которой жила с того момента, как впервые начала дышать! Я не знала ни отца, ни матери, и тот человек, который по доброте своей души заменил моих родителей, передал мне в наследство свои чудесные поиски и благословил продолжать. Ведь наша истинная цель - это полная свобода от любых условностей и ограничений, от страхов, желаний и от зла. Даже если ты убьёшь меня (о, что за великое счастье умереть от твоей руки), я не стану ненавидеть тебя, потому что знаю то, чего не знаешь ты: только достойным суждено добыть философский камень, и если б ты не был достоин, то и рядом со мной, несчастной заблудившейся овечкой, гораздо более далёкой, как мне кажется, от постижения всех этих великих тайн, чем мой названый отец-неизвестный монах и Аристен - мой покровитель, не нашёл бы то, что искал. Так что, уверяю тебя, всё, что
происходит сейчас здесь - не случайно, это дар небес. Я убеждена, что ни ты, ни я по одиночке не смогли бы даже и приблизиться к тем чудесным превращениям, которые имеем счастье наблюдать сейчас, так что оставим эти нежные споры и продолжим работу с энтузиазмом и рвением, не сомневаясь больше ни в себе самих, ни друг в друге.
        - Какая же ты необыкновенная! - позабыв о субстанции, которая, шипя и пузырясь, обволакивала снежно-белой паутиной стенки раскалённого сосуда, Лев смотрел с умилением на эту странную хрупкую девочку, которую он нашёл случайно, не ожидая, что она окажется таким сокровищем в куче нечистот. Он заключил её зардевшееся румянцем личико в свои ладони и жадно разглядывал каждую черту, утопая в прекрасных золотистых глазах. Потом поцеловал в губы нежно и страстно, долгим поцелуем, желая забыться, забрать её и унести в какой-нибудь иной мир, где всё будет иначе, где не потребуется никого предавать и совершать подлости, ставшие уже привычным делом для него, ищущего не только бессмертия, но славы, богатства и признания.
        И этот кажущийся хрупким цветок, на деле такой сильный и могущественный, ни в чём не желал его упрекать, хотя она была, без сомнения, слишком умна, чтоб не знать его истинных намерений. Да и не скрывала того, что знает. Однако он видел, что в нежном и страстном сердце ее теплится надежда на его порядочность и честность.
        Как он мог обещать ей такие вещи? Погибнуть вместе с ней? Отдать ей славу, за которой он охотится с пелёнок? Ну, уж нет. Пусть всё идёт своим чередом, но, однако, пока они здесь, вместе, и ещё есть время - вымоленная и купленная им отсрочка (а ведь её обвиняют в колдовстве и хотят казнить как еретичку), кто осудит его за мгновения слабости, в которые она так наивно и с таким искренним чувством отдаётся ему каждый раз как последний - как можно устоять перед этими наивными порывами влюблённой девушки, с которой они, к тому же, объединены общей целью? Относительно цели, она, конечно, заблуждается, но разве он может отнять у неё эту хрупкую надежду, составляющую смысл её существования? Это было бы даже кощунственно. К тому же очевидно, что она не верит ему, принимая его слова за акт самоуничижения, а он, между тем, говорит ей правду. Стало быть, здесь его совесть чиста, если можно сказать так о совести человека, совершившего множество других преступлений.
        Пусть же пока существует эта прекрасная иллюзия свободы и счастья, в которой они плавают, наслаждаясь друг другом, опьянённые сладострастием, в созданном совместной фантазией измерении, куда не в силах добраться ни один страж несправедливого закона, забирающего лучших и щадящего шарлатанов. В эти краткие мгновения, уносящие их за горизонт реальности, Лев верил в то, что любит свою необычную спутницу.
        - Давай сохраним это, - попросил он, сжимая в объятиях её обнажённое тело и глядя в глубину сосуда сквозь жемчужные нити.
        - Что же? - спросила она с улыбкой, обнимая тонкими смуглыми руками его за шею и нежно целуя.
        - Этот мир, в котором лишь мы вдвоём, где нам нечего бояться.
        - А разве есть чего бояться? - простодушно смеялась она.
        О нет, это было не простодушие и не глупость, а любовь такой силы, какую сам Лев не умел испытывать, однако видел, что она может, и это немного пугало его. Именно невероятная глубина чувств давала этой юной нежной девочке полное право на бесстрашие, которое ему и не снилось.
        Нет, он был мелочен, меркантилен и труслив, но она не знала этого, и лучше ей было это не знать, потому он и предлагал ей такой мир, в котором она могла думать о нём всё, что захочет.
        Камила теперь смотрела на него серьёзно и задумчиво, склонив на бок голову.
        Она больше не была иссохшим болезненным скелетом неопределимого пола, нет, она просто расцвела на глазах за последние пару недель и превратилась в очаровательную девушку с сияющим глубоким загадочным взглядом, от любви к которой можно было пропасть. Но Лев уже давно отвык от подобных чувств и не собирался возвращаться к ним. Она очаровывала его ровно настолько, насколько он позволял себе вовлечься в эти эмоции. Его жизнь была полностью под контролем, и никто не смог бы нарушить эту чётко отстроенную структуру. В любом деле он преследовал определённые цели, и ничьи чары не могли сбить его с толку.
        - Я не боюсь, - сказала Камила спокойным глубоким голосом, в котором сквозила неизъяснимая печаль, - ты знаешь, что я не строю иллюзий и благодарю тебя за то, что даёшь мне возможность поиграть в эту игру.
        Она вздохнула.
        - Поддержи же меня, - попросила девушка, - не стану произносить слов, от которых у меня сердце леденеет от страха, то, на что ты рано или поздно вынужден будешь меня обречь, к чему говорить о том, что нам обоим прекрасно известно. Я знаю свою судьбу. Но я люблю тебя и буду любить всегда.
        - Я тебя не обманываю, - заверил её Лев, нежно обнимая, - поверь, в том мире, который я строю для нас над облаками, куда не доберутся ни законы, ни ограничения, мы всегда будем вместе!
        - Если я тебе поверю, - ответила она, - возможно, я стану самой счастливой женщиной на свете, но не исключено, что и самой несчастной. В любом случае, я согласна рискнуть, что мне остаётся.
        Сидя у него на коленях, она обратила свой взор к атанору. Сияющие белые нити заволокли полностью сосуд изнутри, и слёзы навернулись на её глаза.
        - Посмотри, какая красота! - воскликнула Камила в восхищении. - Это же мы с тобой сделали, милый…
        Он нежно вытер слёзы с её щеки и поцеловал в затылок.
        Они ещё долго сидели молча, неподвижно, устремив взоры к философскому яйцу. Белоснежные волокна, будто живые, дрожали и двигались внутри, рисуя удивительные узоры, меняющиеся каждую секунду, и это чудо, казалось Камиле, не смог бы изобразить ни один художник, но лишь природа, покорённая силой мысли, являла сейчас взорам двух влюблённых чудо, составлявшее предмет вожделения лучших умов человечества.
        * * *
        - Ну что там, Дэн?
        Лара сидела на своём любимом стуле из красного дерева, склонив голову набок и придерживая тёмные пряди волос, чтобы ухо было открыто. Дэн, бережно оттянув хрящик, рассматривал тонкие синие вены сзади.
        - Вот тут есть одна чёрная, - сказал он, - ты готова?
        - Конечно, - с улыбкой ответила Лара.
        Он аккуратно проткнул чёрное набухшее русло тоненькой иголочкой. Тёмно-красная капля вышла наружу, и Дэн, стерев её ватой, показал Ларе.
        - Смотри!
        - Реально чёрная! - удивилась она.
        - Теперь полежи. Тебе должно стать полегче.
        - Мы едем в деревню завтра? - спросила она, развалившись на белой простыне, волосы блестящей волной рассыпались по подушке.
        Он улыбнулся, склонился и нежно поцеловал её в губы.
        - Да, если хочешь.
        - Хочу, конечно, - вздохнула Лара, - я так устала…
        После выставки она старалась не думать о том, что с ней тогда произошло.
        День ото дня становилось всё теплей, а от этого как-то легче и спокойнее делалось на душе. Всё прежде важное забывалось, тем более, Дэн каждую ночь сжимал её в объятиях, и они занимались сексом страстно, до изнеможения, после чего хотелось только спать. Утром она просыпалась первой, в трусах и тонкой маечке бежала на кухню и, напевая что-то невнятное, но весёлое, жарила блинчики, чего никогда в жизни не делала. Дэн радовал её, и ей хотелось радовать его в ответ. Он был спасением, утешением, лекарством. Он был её сокровищем, её талисманом, оберегом, волшебником, чудом.
        - Там ГРЭС, - сказал Дэн, нежно поглаживая её бедро, - тёплый канал. Если приехать пораньше, прямо на рассвете, то пар над водой как туман, и ты плаваешь в этом тумане, это очень прикольно.
        - Я бы хотела, - сказала Лара, - но только не в первый день. Мы же не поедем ночью?
        - Нет, как хочешь, - он быстро помотал головой, - можем и вообще не ходить.
        - Я хочу, - улыбнулась она, пропуская сквозь пальцы его светло-русые волосы, которые выросли с тех пор, как они впервые встретились и начали слегка завиваться, - мм, какие мягкие. Я всегда так хочу тебя, ты знаешь? Даже ничего не могу делать, и рисовать не могу, хочу тебя постоянно…
        Загоревшись желанием, она притянула его к себе. Казалось, со временем притяжение между ними не ослабевало, а наоборот, нарастало, и более того, в их отношениях с каждым новым днём добавлялось близости и глубины.
        - Так это хорошо или плохо? - шептал он в перерывах между поцелуями.
        - Какой же ты забавный, - смеялась она, - а сам как думаешь?
        - Думаю, не очень, если ты забросишь творчество.
        - Подожди, - она оттолкнула его, перевернулась и заняла позицию сверху.
        …Яру нравилось, когда она ведёт…
        Чёрт!
        - Что такое?
        - Не знаю…
        Лара сидела уже почему-то на краю кровати, потирая лоб, задумчивая и серьёзная.
        Дэн приподнялся, опираясь на локоть, недоумённо глядя на неё. Светлая рубашка на его груди была расстёгнута, волосы всклокочены, но Лара не смотрела на него.
        - Зайчик, - он робко коснулся её плеча.
        Она вздрогнула, вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Теперь лопатки её под его ладонью мелко дрожали, он пересел поближе и обнял её сзади.
        - Слушай, может, мне постричься? - спросила она вдруг, глядя на него вполоборота, чтобы спрятать заплаканные глаза.
        Он вытер слезинку на её щеке.
        - Как ты хочешь постричься?
        - Не знаю… коротко, побрить один висок.
        - Может, не надо? Тебе так хорошо с длинными.
        Теперь Дэн гладил её по голове. Она вдруг повернулась к нему, обняла крепко и рыдала у него на груди, а он продолжал утешать её, как ребёнка.
        - Хорошо, я не буду, - сказала Лара сквозь слёзы, - но ты ведь всегда будешь рядом, да? Всегда-всегда?
        - Конечно!
        Лара отстранилась и посмотрела ему в глаза. В них было столько любви, что она, не выдержав, расплакалась снова и уткнулась мокрым носом в его обнажённую грудь.
        - Ну что ты, зай, - утешал её он.
        - Ты говорил про точки от демонов, - сказала Лара, - поставишь мне иголки, чтоб их прогнать? Мне очень страшно.
        - Конечно, - улыбнулся Дэн, - я только посмотрю подходящие дни.
        - И завтра поедем в деревню, да?
        - Поедем, когда захочешь.
        - Я хочу увидеть этот белый туман.
        * * *
        Они плавали в тумане и не видели друг друга. Стояла полная тишина, только птицы начинали петь, и лёгкие всплески были слышны от их движущихся в воде тел. Под водой и эти звуки исчезали, Лара закрывала глаза, ныряла и скользила в тёмную глубину. Сюда, в отличие от тьмы её подсознания, не доходили странные видения и образы, и она могла быть совсем спокойной. Только тишина и тьма. А вода совсем тёплая, комфортная, так бы остаться тут навсегда, убежать от тревожащих мыслей и желаний.
        Убежать…
        Они с Дэном ночевали на чердаке большого сарая, чтобы не беспокоить его родителей, у которых в доме было не так много места, да и самим чувствовать себя расслабленно. Было начало лета, от свежего воздуха кружилась голова и чувства обострялись. В городе с ним ей казалось, что не может уже быть лучше, но здесь она поняла, что была неправа.
        Они пили зелёный китайский чай на скамейке во дворе, к ним приходила соседская трёхцветная кошка и лизала растаявший шоколад. Лара никогда не видела кошек, которые ели бы шоколад, они смеялись, как дети, глядя на неё, а потом гуляли по лесу и курили там маленький кальян, захваченный с собой.
        Вечером Дэн взял колокольчики и дамару, собрал угощения и бутылочку молока - подношения для змеиного народа, и они пошли на заросший травой берег извилистой речки, убегающей в лес.
        - Не бойся, - говорил он ей по дороге, - змеи не трогают тех, кто делает им подношения.
        - Я и не боюсь, - улыбнулась Лара, - я люблю их. Они мне часто снятся.
        - Здесь настоящий гадюшник, - сказал Дэн, - ты знаешь, есть король нагов, он обычно огромный, но его нечасто встретишь. Мне кажется, я видел его, но только в траве. Было такое движение, как будто ползло что-то очень большое и длинное, и трава шуршала! Я часто делаю для них практику, это было как раз после, я уже уходил, и вдруг услышал шум. Обернулся, а там такое… жалко, что из травы его не было видно, но я уверен, что это был он, и ещё я ощущал его присутствие, мощную силу.
        - Они правда существуют? - спросила Лара. - Прямо здесь, в нашем мире?
        - Этот мир - лишь результат нашего кармического видения, - ответил Дэн, - всё зависит от того, насколько мы ограничены привычным восприятием: обычные люди видят просто змей, но змеи связаны с нагами, которые живут в иной реальности, однако могут показываться тем, кто верит в них и делает для них практики. Возможно, это лишь мои фантазии, но я чувствую и иногда как будто даже вижу их.
        Он раскладывал на песке у воды подношения: куски торта с белым масляным кремом, сыр, муку, сахар, тибетские порошки, белый хлеб. Потом налил в круглую стеклянную вазу молоко.
        - Для нагов нужны только белые подношения и специальные благовония без животных ингредиентов, молоко и всё растительное. Иначе они разозлятся.
        - Понятно, - кивнула Лара.
        Странные образы, как отголоски эха, возникли где-то в глубине подсознания… Толпы смуглых темноволосых полуобнажённых людей, несущих наполненные белыми яствами корзины, масло, тающее возле свечей, дым благовоний, женщины в ярких длинных платьях, звенящие украшениями, шёпот, таинственная музыка, звучащая как будто внутри тела, под которую хочется петь, и нарастающий шелест, шорох отовсюду стекающихся змей. Разноцветные, большие и маленькие, ядовитые и безвредные, они ползли со всех сторон, и люди расступались, пропуская их к храму, в котором она, жрица, начинала танцевать под невидимую музыку, и сразу подключались пришедшие музыканты, наигрывая на флейтах, лютнях, стуча в маленькие барабанчики.
        - Раз уж ты со мной, - улыбнулся Дэн, - я тебя попрошу опустить после практики сосуд в реку, хорошо?
        - Хорошо, а как? Прямо на дно? - спросила Лара.
        - Если получится, то лучше на дно, - кивнул юноша, - здесь вроде не глубоко.
        Где-то вдали огненным полукругом садилось солнце. Ларе казалось, что она попала в какую-то восточную страну: Индию или Непал. Во всяком случае то, что сейчас происходило, не было похоже на российскую действительность. Весь тот мир, в котором она привыкла жить, вдруг исчез. Она больше не слышала криков людей вдали, шума машин и лая собак. Остались лишь звуки ритуальных инструментов, стелющийся вдоль русла реки ароматный дым благовоний от воткнутой в песок палочки, дрожащее на ветру пламя свечей и нежный мелодичный голос Дэна, поющего красивую песню на тибетском. Он не так хорошо выучил язык, но в книгах по практикам тибетские слова был написаны русскими или английскими буквами, потому мелодии мог петь любой человек, имеющий посвящение от Учителя. Лара знала, что есть ещё и визуализации, но, равнодушная к практикам, она просто представляла себе, как подносит угощения этим странным существам-нагам, полузмеям-полулюдям, которые могут представать в любом обличии.
        Однако сейчас ей и не нужно было даже ничего визуализировать, потому что она почти физически чувствовала присутствие этой до боли знакомой энергии. Наги собирались вокруг, и ей казалось, что она слышит шелест их ползущих чешуйчатых тел, любуется изгибами длинных туловищ, отсвечивающих в лучах заката, видит их раздвоённые языки и немигающие глаза. Они как будто завораживали и при этом меняли форму, произвольно превращаясь вдруг в необычайно красивых юношей и девушек, разодетых в шелка, со множеством украшений. Их браслеты, кольца, серёжки звенели, как эхо от колокольчика Дэна, а он пел всё красивее и громче.
        Звонкий мелодичный смех множества прекрасных созданий ещё звучал в воображении Лары, когда Дэн вдруг тронул её за плечо, и она обнаружила, что он больше не поёт.
        - Пора опускать сосуд, - сказал он мягко.
        Повинуясь непонятному порыву, Лара поднялась и полностью разделась. Она взяла сосуд с молоком и пошла с ним в реку, постепенно погружаясь, а затем проплыла немного и нырнула, опуская его на дно. Речка была очень узкая, и далеко заплывать не требовалось. Внезапно под водой, в этой спокойной текучей тишине, Лара ощутила чье-то касание, она открыла глаза, и ей почудились движущиеся вокруг тени: казалось, множество змеиных тел закручиваются вокруг неё в странном танце, и вдруг мелодия из видения про храм снова зазвучала внутри. Но воздух кончался, и нужно было всплывать. Вынырнув на поверхность, Лара вдохнула свежий вечерний воздух и радостно засмеялась. Так хорошо и легко ей ещё не бывало. Она чувствовала благодарность и поддержку новых (а может, старых) друзей.
        - Ты видел их? - спросила она возбуждённо, выбравшись на берег.
        - Ну, - смущённо улыбнулся Дэн, - я их чувствую. Но сейчас я смотрел на тебя, ты так красиво заходила в воду и опускала сосуд, жалко, что я не заснял на видео.
        - Да ладно, - отмахнулась Лара, - что во мне такого. Хотя, если бы ты снял, вдруг бы на плёнке проявились наги. Они наверно до сих пор там плавают.
        - Конечно, - сказал Дэн, - давай запустим свечи по реке.
        В полутьме наступившего вечера они сидели на берегу и, затаив дыхание, смотрели, как несколько чайных свечей, мерцая, уплывали цепочкой вниз по течению.
        «Ну, кто же ещё подарит мне такую сказку?» - думала Лара, наслаждаясь мгновениями, будто выдернутыми из потока обычной жизни.
        А ночью она проснулась в поту, задыхаясь от страха. Ей приснился огромный белый змей, обвивший её плотными холодными кольцами, чужой, безжалостный, но в то же время почему-то такой желанный. Она вырывалась из его ледяных объятий, но на самом деле не желала освобождения. Сильная боль скручивала её сердце сильнее колец царственного нага. Она знала, что страдает из-за него.
        Внезапно змей ослабил кольца, и она полетела вниз, в чёрный бездонный колодец. Лара пыталась кричать, но крик получался беззвучным, как будто этот колодец поглощал не только свет, но и звуки. Наконец, она также бесшумно упала на самое дно, но ей не было больно снаружи, зато внутри как будто открылась другая глубина - более тёмная и страшная. Не мудрено, ведь тело живёт одну жизнь, а эта боль не закончилась со смертью. Она несла её в себе как отпечаток все эти годы, долгие жизни - какие? Она не помнила, а только знала, что так просто не избавится от страдания.
        Лара чувствовала, как задыхается и заживо гниёт в темнице, оторванная от дома и близких, от своей красивой жизни, полной цветов, звуков и танца, и брошена на погибель тем, кого она больше всех на свете любила.
        Она проснулась от собственного крика - здесь, в этой реальности, звуки существовали. Дэн уже тряс её за плечи какое-то время, пытаясь разбудить, и когда она проснулась в слезах, прижал её к себе, успокаивая.
        Слёзы непрерывными ручьями текли по щекам Лары, она вся дрожала и, несмотря на тёплые объятия любимого (любимого?), холод пронизывал её насквозь. Он взял в свои ладони её окоченевшие руки и согревал их своим дыханием.
        На следующий вечер они пошли на кладбище с большим барабаном - дамару, и Дэн сделал для неё практику кормления демонов. За кладбищем лежала железная дорога, и гудок приближающегося поезда словно знаменовал начало ритуала. Потом юный практик начал изо всей силы вращать барабан, чтобы маленькие оплетённые цветными нитками шарики на шнурочках, болтаясь, сильно и часто ударяли то с одной, то с другой стороны по натянутой коже. Другой рукой Дэн звенел в колокольчик и выкрикивал какие-то тибетские слова. В это время приблизился поезд, и земля начала дрожать, будто в такт ударам барабана и сердца Лары, которое, казалось, вот-вот выскочит из груди. Они снова выпали из реальности и унеслись далеко-далеко, туда, где никакие неприятности не могли их достать.
        После практики Лара лежала на коленях у Дэна, изнеможённая, как будто это она целый час размахивала тяжёлым барабаном и вопила. Он нежно гладил её по волосам.
        - Здесь так спокойно, - сказала Лара, - мы, наверно, разбудили всех этих несчастных мертвецов.
        - Ничего, - улыбнулся Дэн, - им же скучно, хоть что-то новенькое.
        Она тихо засмеялась.
        - Ну вот, ты уже смеёшься, - сказал её странный парень, - теперь твои демоны сыты и довольны и не побеспокоят тебя.
        - Так мы их накормили? - разочарованно протянула Лара. - А я думала, что прогнали.
        - В следующий раз спокойно попросим уйти, - пообещал Дэн, - надо подобрать подходящий день для иголок.
        …Это было вчера, а сегодня они плавали в тумане. Дэн очень хотел ей помочь, избавить от кошмаров и жутких видений, и иногда ей казалось, что все его ритуалы и лекарства действительно помогают, но потом вдруг неожиданно всё возвращалось обратно, несмотря на манипуляции и усилия.
        Белый пар помогал не думать ни о чём. Он создавал иллюзию безопасности.
        * * *
        Они жили, как в сказке, и время бежало быстро. Дэн продолжал делать для неё практики, мини кровопускание из тонких сосудиков за ушами, ставил иголки, и Ларе казалось, что она видит, как черные тени-сущности вылетают из её тела, покидают активизированные иглами каналы.
        - Открой окно, пусть он улетит! - кричала она, заметив очередное бестелесное чудовище, и Дэн бежал выпускать лишённого жилплощади демона на воздух.
        - Ты видел его? - спрашивала она потом.
        - Да, такой длинный страшный, с шипами и хвостом.
        - Точно, и я такого же видела, - удивлялась Лара.
        Это было какое-то совместное помешательство. В глубине души Лара понимала нелепость происходящего, но все эти манипуляции создавали иллюзию благополучия и успешного исцеления.
        Хотя благополучие и так было налицо. Лара много писала: не особо глубоких, но достаточно красивых и пользовавшихся спросом картин. Проводя время с Дэном на даче, она начала изображать природу, деревенские дома, леса и реки, а на их фоне - сказочных существ любого происхождения: индийско-тибетских нагов, русских леших и русалок, сказочных эльфов и просто выдуманных существ. Дэн поил её травяными отварами и кормил здоровой пищей, и она даже начала лучше чувствовать себя физически, меньше и крепче спать, быстрее высыпаться.
        Иногда заходила Злата и ещё пара девочек с тренингов, они рассказывали какие-то новости: про семинары, наставников, но Лара почему-то потеряла к этому интерес.
        Незаметно наступила осень с её плодами.
        Как будто ничего не поменялось. Две подруги сидели на кухне и пили зелёный чай. Дэн научил Лару заваривать его правильно и подарил специальную чайную доску и китайскую посуду для чайных церемоний. На столе не было никаких сладостей, потому что правильный чай следовало пить без закусок.
        - Мне доделали ремонт, приходи посмотреть, - похвасталась Злата.
        - Конечно, зайду на днях, - улыбнулась Лара, - тебе тот парень сделал, который тогда предлагал?
        - Ну да, только мы разругались с ним.
        - А что такое?
        - Да ну, он начал ко мне приставать.
        - Я же тебе говорила, - рассмеялась Лара.
        - Говорила, да, - кивнула Злата, - но всё равно же я ему ничего не должна, а он агрессивно стал себя вести, прям настойчиво так, с распусканием рук, я один раз еле его вытолкала. Начал приходить скандалить, по телефону названивать, смски писать, просто ужас.
        - Ну, а что ты хотела, - сказала Лара, - он же думал, не за бесплатно работает.
        - Да, но таких договорённостей не было, - возразила Злата.
        - Видимо, подумал, что были.
        - Я боюсь немного, - призналась Злата, - он бешеный такой стал. Может прийти вечером поздно, начать в дверь колотить. Я уже его в телефоне заблокировала, а когда появляется, предлагаю деньги ему за ремонт. Думаю, найду уже где-нибудь, лишь бы отстал. Нет, ни в какую. «Я, - говорит, - у тебя денег не просил и брать не буду». Я ему: «Но ты так-то и вообще ничего не просил». А он: «Мы же так хорошо общались. Я думал, что нравлюсь тебе». У мужиков всё так просто: дружишь с ним - значит, хочешь его. Разве это нормально так думать? Страшно вообще начинать общаться с кем-то.
        - Тебе надо найти уже себе нормального парня, чтобы этот увидел и отстал, - сказала Лара.
        - Если бы так просто всё было, - погрустнела Злата, - я уже столько времени намерение закладываю. У меня и коллажи на стене висят, и на тренингах образ создаю. Знаешь, мне по ночам снится Шива. Такой классный. Я Махабхарату сейчас смотрю, там они все красивые, такие высокие отношения.
        Она мечтательно вздохнула.
        - Шиву ты вряд ли встретишь, - усмехнулась Лара, - так что придётся тебе выбирать из наших простых мужиков.
        - Даже не знаю, - Злата пожала плечами, - я же хожу на свидания. На сайтах сижу и встречаюсь с кем-то почти каждую неделю. Один даже из другого города ко мне приезжал. Но что-то всё не моё, понимаешь? Я не чувствую ничего вообще, да они, видно тоже. Мы расстаёмся, и никто мне потом не звонит.
        - Странно, - удивилась Лара, - ты такая красивая!
        - Да, и раньше за мной всегда ребята бегали, но это было в деревне, где я выросла. Такие кавалеры мне точно не нужны. Хотя некоторые были и ничего, с ними было весело. Но они же все почти там и остались. Правда, тут мама сосватала мне одного парня, сказала, что мы соседями были, а теперь он в городе живёт и тоже один. В общем, они с его матерью решили нас свести. Мы встретились. Нормальный парень, но простой, скучный. Работает на заводе, пьёт пиво, смотрит футбол. Я ему понравилась, конечно, потом писал мне. Но что я с ним буду делать?
        - Как что? - давясь смехом, сказала Лара. - Трусы стирать, борщ готовить, детей рожать.
        - Ага, - Злата невесело усмехнулась, - делать мне больше нечего.
        - Ну, тогда жди Шиву, - пожала плечами Лара.
        - Да ну тебя, - отмахнулась подруга, - на самом деле у меня есть кое-кто.
        - И кто же?
        - Мы познакомились н свадьбе одной девочки, которая ко мне на йогу ходит, - сказала Злата, - у него жена не смогла прийти.
        - Что? Он женат?
        - Да, но вроде как у них там всё плохо, так что мы встречаемся периодически, где-то раз в неделю. Но мне с ним очень хорошо.
        - Златик, - покачала головой Лара, - это безнадёжное дело, брось.
        - Почему? - подруга недоумённо смотрела на неё своими ясными раскосыми глазками.
        - Ну, ты же видела, что у нас было с Яром.
        Сказала и осеклась… Она давно не думала о нём. Теперь звук его имени пробежал по венам разрядом электричества, и она вся вдруг встрепенулась, будто проснувшись от долгого сна.
        - Так у вас всё закончилось, не начавшись, - помотала головой Злата, - потому что ты его отшила.
        - Я его не отшивала! - выкрикнула Лара неожиданно громко и тут же положила ладошку себе на рот.
        Дэн был дома, он сидел с книжками в комнате, и, хотя обе двери были закрыты, мог услышать её неосторожный крик.
        - А кто же это сделал, интересно, - развела руками Злата, - он потом приходил ко мне такой убитый, всё говорил, как ему тебя не хватает.
        - Не хватает секса со мной, - глухо ответила Лара, опустив взгляд, - тогда, когда ему хочется. А если мне он был нужен, его не было рядом.
        - Так вы только начали встречаться, - возразила Злата, - он ещё не понял, что к чему. Надо было подождать немножко.
        - Может, ты и права, - вздохнула Лара, но, чувствуя, что снова начинает возвращаться в этот дурман, быстро отбросила его, встряхнув головой, - в любом случае, теперь это неважно.
        - Ну конечно, - Злата расплылась в улыбке, - вы же теперь с Дэном. Он такой хороший.
        - Не только это, - сказала Лара.
        Теперь она загадочно улыбалась и будто светилась изнутри.
        - Что же ещё? - Злата расширила глаза и смотрела на неё, затаив дыхание. - Ты беременна?
        Лара молча кивнула и Злата, завизжав от восторга, бросилась обнимать подругу.
        - Как здорово! Давно?
        - Уже четвёртый месяц, но я не хотела сначала говорить, чтобы всё было хорошо.
        - И вы поженитесь?
        - Да, мы об этом думаем.
        - Но это же отлично! - воскликнула Злата. - Надо побыстрее, а то тебе будет некомфортно в свадебном платье с большим животом. Давай, я помогу всё организовать. Подавайте срочно заявление, и поедем выбирать тебе платье!
        * * *
        Лара стояла перед зеркалом в задумчивости. Не хотелось ничего вспоминать, но образы накатывали сами и не отпускали. Позабытая картина опять явилась ей, и теперь, глядя на себя в платье невесты, она ощущала, как где-то внутри живота, неприятно царапая её изнутри, шевелится странное предчувствие. Лара смотрела только на платье и боялась поднять глаза, как будто образ демона с картины мог сей же миг материализоваться в отражении.
        «Нужно сжечь её», - пробормотала девушка, но вдруг поняла, что это не поможет. Картина имела странный смысл, независимый от своего проявления - эти образы жили в её подсознании, а не на полотне.
        «А может быть, - подумала она, - нужно наоборот дописать её, чтобы выпустить их наружу. И тогда они уйдут из моей жизни. Знать бы ещё, что это такое».
        Так и не решившись поднять глаза, она вышла из примерочной в платье, приподнимая шуршащий подол.
        Увидев её, Злата захлопала в ладоши.
        - Боже мой, какая же ты красавица! - счастливо выдохнула она. - Я так за тебя рада! Вот это самое лучшее, бери и не думай.
        - Точно это?
        - Да, но ты сама смотри, тебе решать.
        Лара не сказала подруге о том, что боится поднять глаза выше уровня груди и не может поэтому знать, какое платье идёт больше к её волосам и лицу, а потому послушалась Злату. Она почему-то не испытывала ни особой радости, ни волнения. Зато Дэн был вне себя от счастья и каждый день готовил ей какие-то сюрпризы: то выкрашенные в синий цвет живые розы, усыпанные блёстками, то спрятанную среди белья коробочку конфет, то собственноручно испечённый сладкий пирог. Он умудрялся радовать её, не имея лишних денег.
        «Как же мне хочется любить его больше!» - думала иногда Лара.
        И хотя их страсть не угасала, а нежная привязанность становилась всё крепче, девушка чувствовала себя будто в длительном затянувшемся сне - в сказке, которая становится приторно-сладкой, не имеющей чего-то самого главного - того, что лично для неё представляло наивысшую ценность.
        Она не сомневалась в его искренней и сильной любви к ней, но любила ли она сама этого доброго, нежного, милого человека, стелющего перед ней ковры заботы и благополучия? Они так гармонично сосуществовали, и, казалось, нашли именно то, что ищут обычно в отношениях люди.
        Оба не любили большие компании и предпочитали проводить время вдвоём, спокойный Дэн уравновешивал импульсивную Лару и поддерживал своим лечением её нестабильное психическое состояние, занимался домом и бытом, так что она могла не думать об этом и полностью отдаться творческому процессу. Лара даже немного поправилась, питаясь вкусными и полезными блюдами, которые он готовил для неё. Она привыкла сама зарабатывать творчеством и потому не требовала от него лишних денег, хотя кое-что приносил и он, занимаясь лечением. У него не было кабинета, но он ездил к людям на дом.
        Про свою беременность Лара старалась не думать. Когда они самозабвенно занимались любовью с Дэном, ей почему-то не приходила в голову мысль о последствиях. Конечно, они предохранялись по возможности, но не всегда. Узнав о своём положении, Лара не ощутила ни радости, ни разочарования. Она никогда не думала, хочет ли иметь детей, совершенно ничего об этом не зная. В любом случае, у них с Дэном всё было хорошо. Видя его счастливым, она начинала откликаться на его эмоции и порой ей тоже казалось, что она хочет этого ребёнка. Но оставаясь одна, она ощущала какую-то потерянность и безысходность: вся её предстоящая жизнь лежала перед ней как на ладони: семья, дети, любящий муж, всё пресно, спокойно, размеренно, предсказуемо… больше не будет сильных эмоций, поднимающих на головокружительную высоту и затем бросающих в бездну, в которой - и боль, и вдохновение, и глубина. Сможет ли она прожить без этого всего?
        Лара положила ладони на живот и стояла несколько минут перед зеркалом. Теперь, дома, в одиночестве, когда на ней не было свадебного платья, она могла спокойно на себя смотреть. Лара попробовала представить себя с ребёнком на руках и не смогла. Она вообще не до конца верила в реальность этого ребёнка. Почему-то симптомы начала беременности успешно её миновали, и она не знала ни токсикоза, ни слабости, ни перепадов настроения, ничего такого, лишь необычные приятные ощущения внизу живота, распространяющиеся волнами наслаждения по телу. Да, и ещё она стала выглядеть лучше, женственнее и нежнее. Возможно, этому способствовали тибетские составы, которые она продолжала пить, но в любом случае, ей повезло.
        - Всё хорошо, - успокоила себя Лара, улыбнулась своему отражению и пошла доставать из пакета платье, чтобы повесить его.
        «Надо будет сказать Дэну, чтоб сюда не заглядывал», - подумала Лара и уже собиралась закрыть стенной шкаф, как вдруг взгляд её непроизвольно метнулся вверх, к белому рулону, засунутому под самый потолок.
        - Может быть, и правда лучше дописать эту картину, - сказала она сама себе и пошла за табуреткой.
        Дэна не было, он уехал к пациенту, и Лара могла спокойно заняться творчеством.
        Стараясь не смотреть на демона и зеркало, художница уверенно обмакнула кисть в белую краску и взялась за платье. Теперь, зная, как оно выглядит, девушка старательно прописывала каждую складочку и оборочку, шёлковые ленты пояса. Платье было закончено быстрее, чем она ожидала, но краску менять не хотелось. Оставалось начать писать обозначенную контурами белую речку - откуда же она текла? Почему-то на заднем плане Ларе вдруг представилась круглая печь - атанор, с горящим пламенем внутри, и именно оттуда должны были брать начало обе реки, но красная на картине почему-то пока не имела истока. Она бурлила хаотичными мазками посреди холста и ещё требовала доработки.
        Лара набросала сверху печь несколькими слабыми карандашными штрихами, а затем начала писать белую реку.
        «Молочная речка, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?» - вдруг вспомнилась ей детская сказка.
        - Куда же вы унесли Яра, гуси-лебеди? - вдруг пробормотала она себе под нос, совершенно не задумываясь о смысле того, что говорит. - Чёрт, я даже у Златы о нём не спросила, где он сейчас вообще?
        Кисть упала из её рук и покатилась, пачкая пол белыми пятнами. Бесик спрыгнул с кровати и набросился на кисть, как на мышку, покатился с ней по полу, обняв её передними лапами и что есть силы колотя задними, белые брызги полетели во все стороны, и Лара со смехом побежала отнимать у него новую игрушку. Нагнувшись, она вдруг почувствовала резкую боль в животе, голова закружилась, и девушка села на пол.
        Заскрипели ключи в замке, и вошёл Дэн.
        - Что-то мне не хорошо, - сказала она, - ты можешь завесить картину, не глядя, а потом уложить меня?
        - Я сделаю наоборот, - сказал он, озабоченно подбежав к ней и поднимая её на руки.
        Дэн аккуратно отнёс Лару на кровать и сел рядом. От него пахло свежестью с улицы, на щеках играл румянец. Она протянула руку, коснувшись его прохладной щеки, той, которая с ямочкой, и он закрыл её тонкие пальчики своей ладонью, склонив голову.
        - Что с тобой? Что-то болит?
        - Нет, уже хорошо, - она улыбнулась, качая головой, - ты такой красивый, Денчик.
        - Я люблю тебя, - сказал он, целуя её.
        - И я тебя люблю, - ответила Лара.
        Когда она говорила ему эти слова, то всегда верила, что так оно и есть.
        - Закрой, пожалуйста, картину, - попросила она.
        * * *
        Во сне Лара бежала по тонкому льду. Было холодно, и чёрное звёздное небо расстилалось над её головой. Она была в свадебном платье, но почему-то босиком. Лёд трескался под ногами и ранил её, вонзаясь в кожу тонкими лезвиями, которые тут же таяли и вместе с кровью вытекали наружу, оставляя странный красно-белый след… Лёд был из белой воды, и иногда она начинала проваливаться в неё как в молоко, но тут же вытаскивала ногу и продолжала путь дальше, несмотря на холод и боль, как раненый зверь, спасающийся от преследователя. Почему-то она спешила не к берегу, а к середине реки, где её кто-то ждал.
        Странная высокая фигура в длинном тёмно-синем плаще стояла к ней спиной, но Лара знала, что ей надо добежать, и что там, где они встретятся, закончится её страдание, и она не только будет в безопасности, но и найдёт что-то невероятно ценное, важное, а что это - она знала раньше, но только забыла.
        Внезапно Лара упала на колени, и резкая боль пронзила её левый бок. Она не понимала, что это, но вдали, позади неё, послышалось будто эхо от выстрела, и на этот звук человек на середине реки обернулся к ней.
        - Поднимайся! - нечеловеческим голосом закричал он. - Беги скорей! Уже почти всё готово, смотри!
        Он протягивал к ней свои руки, с правой кисти стекала кровь. Его пальцы были очень длинными, они что-то ей напомнили… когтистые лапы в отражении на её картине… но нет! Этот человек не мог быть чудовищем, он был необычайно красив, и лицо его казалось странно знакомым. Чёрные глаза из-под густых сведённых бровей смотрели с вызовом.
        Лара инстинктивно схватилась за раненый бок, и теплая влага заполнила её ладонь. Она ещё несколько секунд, удивлённо моргая, продолжала сидеть на льду, как будто в трансе или в замедленной съёмке, глядя на свою ладонь, с которой стекали красные капли.
        - Беги! - закричал человек, и лёд под ней треснул.
        Бултыхаясь, она провалилась в белую воду, оказавшуюся вдруг тёплой и пузырящейся. Река словно кипела и краснела от её крови, постепенно меняя цвет, пока Лара не обнаружила себя бултыхающейся в рубиново-красной проруби.
        - Поздравляю! - сказал громкий насмешливый голос сверху.
        Черноглазый мужчина, склонившись, помог ей выбраться из проруби.
        Они сели вместе у кромки льда и смотрели на багряное варево, от которого поднимался розовый пар. Её спутник протянул руку к этому пару и показал ей алый песок, осевший на его ладони.
        - А ты молодец, - сказал он ей, - я не понял сразу, что происходит. Видишь, ты знала. Милая, смотри, что мы сделали! - закричал он вдруг, простирая руки и бросая блестящие красные крупицы вверх. - Мы с тобой повелители мира!
        Она вдруг радостно засмеялась, а затем, повинуясь странному порыву, обняла его крепко, и они слились в долгом страстном поцелуе.
        «Да будет взята твоя кровь с правой стороны твоего тела и кровь жены твоей с левой стороны её тела. Смесь ваших кровей составит шар семи мудрецов. Жди из смеси сей дитя[14 - Василий Валентин «Двенадцать ключей мудрости».]», - шептали губы Лары, и Дэн проснулся рядом с ней, обеспокоенно слушая странный бред.
        - Ларушка, - прошептал он нежно ей на ухо и, обнимая её, вдруг почувствовал тёплую влагу.
        Он в ужасе откинул одеяло, белая простынь была залита кровью.
        - Лара, проснись! - позвал он, она вскрикнула и резко села, недоумённо глядя на испачканную ткань. В ночной темноте кровь казалась черной.
        Внезапно Лара заплакала так горько и безутешно, как никогда ещё не плакала, вздрагивая всем телом и закрывая лицо ладонями.
        - Надо вызвать врача, - пробормотал он, хватая телефон.
        - Зачем? - неожиданно жёстко спросила она, - не будет спасенья, и ты мне не поможешь. А тем более врач. Что он теперь сможет сделать? Собрать моего ребёнка из этих клочков?!
        - Не надо! - Дэн закрыл ладонью её рот и смотрел на неё с тревогой. - Успокойся. Я тоже расстроен, ты же знаешь, но так бывает. Я полечу тебя, сходим к врачам, всё будет хорошо. У нас ещё будут дети! Только не говори больше таких слов, они пугают меня!
        - Зря я сказала Злате, - прошептала Лара, - она тоже из этой шайки. Не надо было никому говорить.
        - Ты бредишь, - вздохнул Дэн, - сейчас я позвоню в скорую и заварю тебе травки.
        - Не нужны мне твои травы! - вдруг закричала Лара, - и скорая не нужна!
        Она вылезла из кровати, завернулась в испачканное кровью одеяло и пошла к картине.
        - Стой, тебе нужно лежать, - попробовал остановить её Дэн, но она уже стояла около мольберта.
        - Дэн! - сказала Лара испуганно. - Почему ты не завесил картину?
        - Я завесил вчера, - печально отозвался он.
        - Но она не занавешена!
        - Может, Бесик сорвал ткань? - предположил юноша неохотно.
        - Нет, иди сюда!
        В голосе Лары звучала тревога; он нехотя поднялся и медленно пошёл в комнату.
        Лара стояла около мольберта и разглядывала бархатное серое покрывало, которое лежало, аккуратно свёрнутое, на столике рядом с красками.
        - Кто это свернул? - спросила она каким-то упавшим голосом.
        - Не знаю, - пожал плечами Дэн, - ты бредила ночью. Может быть, ты сама встала и сложила, а потом забыла.
        - Я не вставала, - возразила Лара, медленно обошла мольберт и взглянула на картину.
        Вдруг она охнула, закрыв руками лицо, и медленно села на стул перед мольбертом.
        - Я этого не писала, - прошептала она и взглянула на него с отчаянием, - со мной творятся странные вещи, но не настолько, Дэн! У меня бывают видения и всякие сны, но я не хожу и не рисую во сне! Я же спала с тобой рядом всю ночь, почему ты не веришь мне?!
        - Я верю тебе, - со печальным вздохом ответил Дэн и подошёл ближе, - можно взглянуть?
        Она молча кивнула, он обошёл мольберт и встал рядом с ней.
        Девушка в белом платье стояла перед кованым зеркалом, в котором отражался злобно оскаленный демон. Вдали виднелся карандашный набросок круглой печи, из которой вытекала белая река и посреди холста сливалась с красной. Устье красной реки начиналось в складках белого платья невесты, которое с левой стороны всё было залито кровью и, капая с подола, кровь вливалась в бурлящий красный поток.
        - Ты в бреду шептала что-то про кровь, - вспомнил Дэн.
        - Да, я помню сон, - шепнула Лара, - теперь ты видишь! Я этого не рисовла - вот этих капель на платье, смотри, они свежие! Я вчера писала только белым и оттенками, гляди, белые пятна на полу, кот утащил кисть и играл с ней. А потом мне стало плохо, и пришёл ты.
        Она посмотрела на свой столик. Лежащая на нём кисть была в красной краске. Лара мелко задрожала, и Дэн обнял её, успокаивая.
        - Мне страшно, - прошептала она, - очень-очень.
        - Давай сожжём эту картину, - предложил Дэн, - даже если убрать все эти странности, она сама по себе какая-то неприятная.
        - Если бы всё было так просто, - пробормотала Лара, - но ты прав. Её по-любому надо сжечь.
        * * *
        Разведя костёр в лесу, они смотрели, как пламя пожирает зловещее полотно. Вопреки ожиданиям Лары, потусторонние силы не послали на этот раз никакого знака, и картина сгорела быстро и спокойно, с лёгким шипением от масляных красок, сгорела дотла, оставив после себя лишь чёрный пепел.
        - Мне надо куда-нибудь поехать, - сказала Лара, - куда-то далеко отсюда, на время.
        - Можно с тобой? - спросил Дэн.
        - Нет, хочу побыть одна…
        Он вздохнул, но не стал настаивать.
        Стояла тихая безветренная погода, желтые и красные листья усыпали землю под ногами.
        «Снова убегаешь? - прозвучал ехидный мужской голос в голове у Лары, и она вздрогнула, - куда на этот раз собралась? Ты же знаешь - от себя не убежишь!»
        Она хотела закричать в ответ, что бежит не от себя, а от преследующего её безумия, и что это безумие - не она сама, но промолчала. Она боялась, что ответят на это демоны в её голове. Лучше было не начинать диалогов с ними, не давать им права проникать в реальность. Лара потрясла головой, чтобы прогнать наваждение и сказала:
        - Пойдём домой.
        * * *
        Стены школы ещё отражали эхо только что замолкшего звонка. Распахнулись двери классов, и шумные толпы детей заполонили коридоры. Они двигались нестройными рядами, болтая, крича, толкая друг друга. Кто-то бежал, кто-то падал, и среди этих волн лавировали спокойные сосредоточенные учителя с папками и учебникам под мышками.
        Высокая стройная женщина в чёрном полушубке поднялась на второй этаж и остановилась в растерянности, не зная, в какую сторону идти. На её щеках играл румянец, тёмные завитые локоны лежали на плечах.
        - Мама? - девочка со светло-русыми длинными волосами в серой блузке и тёмно-синей расклешённой юбке остановилась перед ней.
        - Алина, привет, - сказала женщина, - как ты?
        - Почему ты здесь?
        Девочка смотрела на маму большими удивлёнными серыми глазами. Они не были похожи: Алина пошла в светленького круглолицего отца.
        - Меня вызвала Наталья Ивановна, - ответила мама Алины, - ещё вчера. Но я смогла только сегодня… как раз в это время перерыв.
        - Наталья Ивановна? - девочка изумлённо хлопала длинными светлыми ресницами. - но у меня по русскому пятёрки!
        - Да, я знаю, - мама Алины поправила прядку у виска, - и я не хотела тебе говорить.
        - Почему?
        - Чтобы ты не волновалась. Может, это что-то не связанное с тобой. Вдруг, потребовалась какая-то родительская помощь. Или, - она улыбнулась, - тебя приглашают сниматься в кино, и нужно моё согласие.
        - Мама, - насупилась девочка, - не шути. Можно я пойду с тобой?
        - Но у тебя же урок, - возразила мама.
        - Татьяна Николаевна, - тронула её за локоть невысокая пожилая дама в очках с пучком седоватых волос на затылке, - Здравствуйте. Я жду вас в классе.
        - Да-да, добрый день, - кивнула мама Алины, - сейчас подойду.
        - Я не смогу нормально заниматься, если не узнаю, почему она тебя вызвала, - сказала девочка.
        - Ну, хорошо, - ответила мама, - ты иди, а я, если мы закончим разговор до конца урока, вызову тебя и всё тебе расскажу, идёт? В каком кабинете ты будешь?
        - Ладно, - кивнула Алина, - в тридцать пятом. Но я ничего не делала!
        Татьяна помахала ей и пошла в сторону класса русского языка.
        - Можно? - постучав, она приоткрыла дверь.
        - Да, да, заходите.
        У Натальи Ивановны не было урока, и она проверяла тетради. Отложив ручку, учительница показала Татьяне на парту перед собой и успокаивающе улыбнулась.
        - Да вы не волнуйтесь, - сказала она, - ваша дочь отличница.
        - Я знаю, - кинула мама Алины, усаживаясь за парту.
        Стул для неё был слишком низок, она не знала, куда девать ноги, и чувствовала себя неловко.
        - Так в чём же дело?
        - Вы знаете, - начала Наталья Ивановна, положив переплетённые пальцы на открытую тетрадь, - я очень довольна успехами Алины. Но у неё есть определённые особенности.
        Она сделала паузу, глядя на маму Алины поверх очков.
        - Вы знаете об этом?
        - Возможно. Что вы имеете в виду?
        - Ну, во-первых, она выключается посреди урока. То есть, сначала слушает, делает всё как надо, а потом как будто впадает в некую прострацию, ничего не видит и не слышит, хотя, как ни странно, затем как будто знает весь материал.
        - Да, у неё бывают подобные состояния, - кивнула Татьяна Николаевна, - но в чем проблема? Возможно, она думает о чём-то своём, фантазирует, это же не мешает учёбе и другим детям. Мы наблюдаемся у врача, ничего серьёзного у неё нет. Говорят, со временем это должно пройти.
        - Да, но…
        Учительница порылась в стопке тетрадей, достала одну, открыла первую страницу и протянула Татьяне.
        «25 сентября», - уведомляла первая строчка, «Классная работа». После этого каллиграфическим почерком было идеально выполнено упражнение. Оставшиеся полстраницы заполняли странные буквы и символы, написанные неровным нервным стилем, как будто автор очень торопился, некоторые слова многократно обведены, выделены цветом и подчёркнуты.
        - Листайте дальше, - кивнула Наталья Ивановна.
        Татьяна изумлённо перевернула страницу.
        Домашняя работа от начала до конца, красивая пятёрка в конце, затем - классная работа и упражнение, в котором предложение прерывалось на середине, а недописанное слово спускалось вниз и превращалось в крылатого змея, сливающегося ниже со змеем бескрылым[15 - Крылатый и бескрылый змеи - одни из символов ртути и серы, основных ингредиентов Великого Делания. Остальные перечисленные ниже изображения также являются зашифрованными символами алхимиков.], причём первый был раскрашен жёлтым, а второй заштрихован простым карандашом. Вместе они составляли фигуру наподобие восьмёрки.
        Ниже располагались другие звери: фениксы и львы, вороны и драконы, а также мелко написанный текст на непонятном языке, некоторые буквы, перемежавшиеся с цифрами, напоминали химические формулы, а следующие страницы школьной тетради, также наполовину исписанные упражнениями по русскому за шестой класс, знакомили читателя с устройством какой-то печи с указаниями размеров и температуры пылающего в ней огня, а также странными круглыми сосудами с длинными носиками.
        На одной странице был изображён человек, состоящий из двух частей: мужской и женской, надпись под ним гласила: Rebis[16 - «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания». («Книга алхимии. История, символы, практика.»)].
        И снова строчки нечитаемого текста, составленного как будто из смеси разных языков: латинские буквы и арабская вязь; надписи, громоздящиеся одна на другой, формулы, символы, звери. Причём, рисунки были выполнены в цвете и не оставляли сомнения в художественных способностях их создателя.
        - Что это такое? - мама Алины подняла глаза на учительницу, но та лишь развела руками. - Моя дочь, конечно, любит рисовать, но я никогда не видела ничего подобного. А надписи? На каком они языке? Это розыгрыш?
        - Мне больше делать нечего, как вас разыгрывать? - возмутилась учительница, - и я, и все дети на каждом уроке видят, как Алина выключается из реальности и начинает рисовать в тетради странные вещи, спросите её одноклассников. Я не хочу судить, но, кроме прочего, это отвлекает детей от урока и вызывает насмешки. Я бы вам советовала показать девочку психологу.
        - Мы ходим к психологу, - кивнула Татьяна, словно в трансе, рассматривая странный символ на последней исписанной странице.
        Почему-то не карандашом, а уже ярко-красным фломастером под законченным упражнением был изображён направленный вершиной вниз треугольник с крестом над основанием, от него во все стороны исходили золотистые лучи[17 - «Символ оконченного Делания - это треугольник, обращённый вершиною вниз, с крестом, находящимся над его основанием». («Книга алхимии. История, символы, практика.»)].
        - Дело не в ней, - сказала мама Алины, - когда дочке было шесть лет, без вести пропала её сестра-близнец, и в тот же год погиб её отец, а с ней что-то случилось, и она забыла о существовании своей сестры. Видя это, мы с дедушкой решили не говорить ей ничего, но мне кажется, в этом году она начала что-то вспоминать. И всё же как это может быть связано?
        Татьяна развела руками, глядя на тетрадь.
        - В нашей школе хороший психолог, - сказала Наталья Николаевна, - сходите к ней вместе с дочерью или обратитесь к любому другому. Я не специалист, и вряд ли смогу вам помочь.
        - Хорошо, спасибо, - кивнула Татьяна, - но сначала я поговорю с ней дома. Я могу это взять?
        - Конечно, берите.
        * * *
        Алина жевала бутерброд и безучастно разглядывала картинки и надписи в тетради, которая лежала перед ней на кухонном столе.
        - Мама, ты думаешь, я больная? Я что бы, стала такое рисовать?
        - Не знаю, а кто тогда?
        Татьяна сидела напротив неё, переплетя пальцы.
        - Блин, ты чё, не веришь мне, мама? Не знаю я, кто. Училка, дураки - одноклассники, откуда я знаю?
        - Алина. - мама строго посмотрела на неё. - Мне сказали, что все видят, как ты рисуешь.
        - Тогда как бы я успевала всё? - возразила девочка. - У меня же одни пятёрки! Думаешь, я могла бы одновременно писать эту чушь, рисовать, делать задания и слушать? Как?!
        Она развела руками и сделала круглые глаза.
        - Малыш, ты же знаешь, что у тебя есть странности.
        - Есть, но не такие! - девочка ткнула бутербродом в страницу. - Что вот это такое, скажи мне? Я даже не знаю. Жёлтая курица?
        - Феникс? - предположила мама.
        - Какой ещё Феликс? А это? Змей Горыныч, что ли?
        Хлебные крошки упали на изображение трёхголового дракона.
        Татьяна бессильно вздохнула.
        - Ну если не ты, то кто?
        - Почему ты мне не веришь, мама?
        - Я верю, но… давай сходим к врачу, ладно?
        - Я не больная! - Алина запустила бутербродом в угол кухни и вышла, хлопнув дверью.
        Она долго плакала, обнимая разноцветного единорога, потом пришла мама, попросила прощения, поцеловала на ночь. Алина её не винила. Она не понимала сама, что происходит.
        Много раз она видела один и тот же сон. В этом сне немного менялись декорации, но основное оставалось таким же: ей всегда было около шести лет, и она была в деревенском доме, обычно внутри: на кухне, в комнате мамы, дедушки или в своей кровати, и вдруг всё вокруг заволакивала прозрачная голубая дымка, раздавался звук невидимых колокольчиков, в комнату вплывала, не касаясь пола, прозрачная синяя женщина, подхватывала её и уносила. Что было дальше, Алина не знала, сон на этом всегда кончался, но её каждый раз охватывало ощущение ужаса и безысходности.
        На этот раз она стояла во дворе у крыльца, и была такой, как сейчас, не младше. Мама с дедушкой огребали возле забора жёлто-красные листья, которые красиво падали с растущих у дома берёз. Голубая дымка опустилась как обычно, но из звуков она слышала лишь шелест листвы. Синяя полупрозрачная женщина просочилась сквозь калитку и мимо Алины влетела на крыльцо.
        - Мама, дедушка! - закричала девочка. - Там какая-то синяя тётя зашла в дом!
        Дедушка прислонил грабли к забору и поспешил к ней. Они вместе вошли в дом и проходили молча кухню, зал, спальню. Остановились между кроватью и столом.
        - Тут никого нет, - сказал дедушка, - наверно, тебе показалось.
        Внезапно он упал, как будто что-то притянуло его вниз, пытался встать и сказать что-то, но не мог. Алина хотела взять дедушку за руку и помочь подняться, но услышала звон. Этот звук, казалось, исходил из металлической спинки кровати, на которой извивались кованые цветы-колокольчики, оттуда появилась синяя женщина, подхватила Алину и вместе с ней полетела к выходу.
        Как будто ей нужна была дверь….
        Знакомые ощущения ужаса и безысходности парализовали Алину. Она не могла сопротивляться, да к тому же, делать это было опасно, потому что, оказавшись вне дома, синяя женщина начала подниматься вверх. Они летели в голубом тумане, похожем на облака, и кроме этой густой пелены ничего не было видно. Однако пронизывающий холод говорил о том, что они достаточно высоко.
        «Но это же сон, - вдруг подумала Алина, - почему мне так холодно?»
        Она знала такие сны и умела из них просыпаться, потому что они пугали её, и она научилась различать знакомые образы, чтобы усилием воли как можно скорее каждый раз возвращаться оттуда в реальность.
        Однако на этот раз девочка не только не могла проснуться, но и согреться у неё тоже не получалось. Зубы стучали от холода, рук и ног она уже почти не чувствовала. Синяя женщина крепко держала её одной рукой под мышкой, прижимая к себе.
        Наконец, они начали снижаться. Голубой туман рассеивался и превращался в белую вату облаков, пролетев сквозь которую, они оказались над лесом. На мгновение Алине почудилось, что они падают вниз, и она зажмурилась, но над самыми верхушками деревьев женщина замедлила полёт, и они мягко приземлились перед небольшим покосившимся домиком.
        Женщина отпустила Алину и потрясла рукой.
        - Ну, ты и тяжёлая, - сказала она красивым громким голосом, встряхивая кисть, - рука затекла. Давненько я не катала девчонок.
        Алина с изумлением посмотрела на неё. Никакой синевы больше не было, перед ней стояла обычная старуха, достаточно крепкая, с густыми тёмными волосами, как снегом, припорошёнными сединой, в ватнике и длиной чёрной юбке, из-под которой торчали калоши. Глаза её, однако, как и голос, будто принадлежали достаточно молодой женщине и не соответствовали общему облику и в особенности лицу, изборождённому морщинами.
        В окне избушки мелькнула какая-то тень, и тут же дверь распахнулась. На пороге стояла Тая.
        Девочки смотрели друг на друга молча, изумлённо.
        - Ну, вы же хотели поговорить, - сказала Тамара, - валяйте. А я погуляю пока.
        И она, развернувшись, скрылась в лесу, только шелест листьев под её ногами был слышен ещё какое-то время.
        - Ладно, заходи, - пригласила Тая, - я поставлю чайник.
        Алина вошла в полутёмную избушку и села возле печи, протягивая руки к желанному теплу.
        - Замёрзла? - участливо спросила Тая. - Я только раз и летала… тогда. Плохо помню. Потом горло болело. Я тебе сейчас заварю травки, если заболит, то скорей пройдёт.
        - Но это же сон? - спросила Алина.
        - Сон? - Тая насмешливо обернулась к ней. - А, впрочем, думай, что хочешь.
        Она поставила на стол дымящуюся чашку с ароматными травами и села напротив.
        Несколько минут Тая смотрела на Алину задумчиво, исподлобья.
        - Какая же ты смешная, сестра, - весело сказала она, наконец, - знаешь, я много раз думала, а что, если бы тебя похитили, а не меня. Хотела бы я такой жизни? Не знаю, наверно, нет.
        Тая говорила как-то совсем по-взрослому, и во взгляде её сквозила странная мудрость, необычная для двенадцатилетней девочки. Она была похожа на волчонка - злая, язвительная, дикая.
        - Да ладно тебе! - вдруг рассмеялась она. - Что ты, как отмороженная. Хотя да. Пей скорее, согреешься. На вот.
        Она сняла с плеч пуховую шаль и подала сестре.
        Алина закуталась в шаль, продолжая дрожать, и обеими руками обхватила горячую чашку. Она склонилась над отваром, вдыхая ароматный пар и постепенно согревалась, успокаивалась. Сделав маленький глоток, девочка ощутила, как приятное тепло разливается внутри. Странно, но это всё меньше походило на сон. Во сне не бывает таких ярких переживаний, связанных с телом. Ведь там, пока мы летаем в странных грёзах, наше тело обычно спит в тёплой кровати, оно не мёрзнет, не греется, не может ощутить столько оттенков восприятия…
        - Твой чай вкуснее конфет, - сказала Алина, и Тая рассмеялась.
        - Ну, наконец-то, - вздохнула она с облегчением, - снегурочка оттаяла. Давай уже рассказывай.
        - О чём? - не поняла Алина.
        - Ну, как о чём? Какими ветрами в наши края?
        - Я не знаю, - пожала плечами Алина, - это ты мне скажи.
        - Ладно, - кивнула сестра.
        Алина вдруг увидела, что они совсем не похожи. Лицо у Таи, хотя и круглое, было худое, и она щурилась, будто пытаясь увидеть то, чего не разглядеть обычным человеческим зрением. Девочка склоняла голову вниз, смотрела настороженно, исподлобья, ну точно как волчонок. Тая точно не стала бы растерянно хлопать ресницами, как Алина, и широко открывать свои ясные глаза, от постоянного прищура было даже не видно, какого они цвета. На ней была непонятная мешковатая одежда, подпоясанная простой витой верёвкой, из-под этого импровизированного платья торчали худые ноги в шерстяных носках. И голос у Таи был более низкий, чем у писклявой Алины.
        - Знаешь, что, - сказала Тая, - не увлекайся этой фигнёй, которую ты рисуешь. Мне тоже всё это приходит, но Тамара говорит, что это не наша магия.
        - Я ничего не рисую, - возразила Алина.
        - Да ладно тебе, - отмахнулась Тая, - ты можешь маме пудрить мозги, но не мне. Сама всё знаешь, перестань дурить.
        - Но я… - Алина вдруг замолчала, разглядывая сестру. - А знаешь, что. Раз уж я здесь, то хочу послушать. Про всё. Как ты здесь очутилась, что это за бабка, и вообще.
        - Хорошо, - кивнула Тая, - мне было шесть лет.
        - Я знаю.
        - Я знаю, что ты знаешь, - огрызнулась девочка-волчонок, - но ты дура. У тебя голова половину помнит, а половину нет, и это не твоя вина. Это Тамара тебя заколдовала.
        - Тамара?
        - Ну да, эта самая бабка, у которой я живу. Она ведьма. И она скоро помрёт. Поэтому ей надо было найти себе преемницу, вот она меня и утащила. Дело в том, что мало таких как мы, есть знаки, по которым она нас с тобой нашла. Но ей было вроде как всё равно, кого воровать, вот она и схватила ту, что первая попалась на глаза. А я всегда быстрей тебя бегала, так мне и повезло.
        Тая усмехнулась невесело и вдруг заплакала, уронив голову на сжатые кулаки.
        Алина вскочила и подбежала к ней, чтобы её утешить, но сестра жестом дала ей понять, чтобы она не приближалась. Алина что-то вспомнила и отступила.
        Вся спесь Таи вдруг улетучилась, и она превратилась опять в маленькую одинокую девочку.
        - Ты же можешь вернуться? - спросила Алина, растерянно стоя перед ней. - Давай уйдём вместе! Мама будет рада.
        Тая выпрямилась и обречённо покачала головой.
        - Знаешь, - вздохнула она, - сейчас я, пожалуй, уже могла бы уйти. Хотя ведьма и знает все мои мысли, но я сильнее. Её жизненная энергия в упадке, а моя - в расцвете. Но я и сама не хочу. Я выросла здесь, она учила меня разным вещам, а что я буду делать там, с вами? Всё придётся начинать заново. Нет уж, останусь тут, и, пожалуйста, не говори маме. Пусть она думает, что я пропала, и всё. Я очень по вам скучаю, правда, но не могу вернуться. Там мне не место.
        Сёстры смотрели друг на друга и плакали, не имея возможности обняться, рыдая и отпуская всю боль, которая поднималась из глубины и просилась наружу - теперь, когда они встретились, казалось, каждой стало легче.
        - Ты тоже не простая, - сказала Тая, - не забывай об этом. На связи, короче. И не дури. Перестань рисовать ерунду, если выпадаешь, думай обо мне, рисуй меня - все будут думать, что себя рисуешь, ладно?
        Она засмеялась.
        - Маму не расстраивай, и сама… Ты живёшь в обычном мире, надо вести себя нормально, а то… а то ещё угодишь в психушку.
        - Да, меня уже хотят к врачу отвести, - призналась Алина.
        - Тем более! - сказала Тая. - Ты держись! Ты же сильная у меня. Силу надо скрывать, пока не сможешь ею воспользоваться. Жалко, что тебя совсем не учили, но вот сейчас я тебя учу, потому что уже седьмой год со мной Тамара. Она противная, но очень мудрая. Я её ненавижу, но люблю иногда до безумия. Не знаю, что ждёт нас, сестрёнка, но ты держи себя в руках, пожалуйста, обещаешь?
        - Обещаю, - кивнула, улыбаясь, Алина, - как я рада, что мы встретились!
        - Да, и это не сон, - заверила её Тая, - но ты думай, что сон. Тамара будет мутить тебе память, и ты опять всё забудешь, но я знаю обо всём, что с тобой происходит, так что ты в безопасности.
        Снаружи послышались шуршащие шаги, со скрипом распахнулась дверь. На пороге стояла старая ведьма.
        - Пора, - сказала она и протянула Алине руку.
        Тая кивнула ей, и девочка подошла к старухе, вкладывая свою нежную тонкую кисть в грубую сухую ладонь Тамары.
        Подхватив её под мышку, как раньше, старуха взлетела вверх, навстречу голубому туману.
        Алина проснулась в своей кровати, бормоча невнятные слова пересохшими губами. Ей было очень жарко. Она открыла глаза и увидела, что ещё совсем темно. Только тусклый свет фонарей проникал из окна. Она села на кровати и поняла, что сжимает что-то обеими руками, промокшими насквозь. Это были концы пуховой шали, от которой она и вспотела. Глаза начинали понемногу привыкать к неясному свету. Алина стянула с себя шаль и несколько мгновений непонимающим взглядом смотрела на неё.
        «Наверно, я всё ещё во сне», - подумала она, аккуратно сложила шаль и отнесла её в шкаф, спрятав в самый дальний ящик, за вещами, которые почти никогда не носила, в угол, чтобы мама не нашла, если что.
        Она вдруг услышала невнятные звуки и подошла к соседней кровати, на которой спал дедушка. Дедушка лежал на боку, и свет из окна освещал половину его лица с открытым глазом, в котором читался страх; жилистая дедушкина рука беспомощно хваталась за одеяло, будто пытаясь подтянуть за собой тело, но не могла, рот его издавал странные мычащие звуки.
        - Дедушка! - позвала Алина, положив руку на его плечо.
        Он не спал, но с ним явно было что-то не так.
        - Мама! - закричала девочка и выбежала из комнаты. - Дедушке плохо!
        Потом были слёзы мамы, хаотичные сборы дедушкиных вещей, минуты напряжённого ожидания. Непривычно яркий свет, горящий во всех в комнатах, странно контрастировал с тьмой за окном, наконец, звуки сирены скорой и блики мигалки снаружи. Мама поехала с дедушкой, и Алина смотрела в окно, как разворачивается во дворе белая машина скорой помощи. Потом она пошла к себе в комнату, где по-прежнему горел свет. Открыла портфель и достала тетради. Листала, разглядывала рисунки и символы и плакала. До утра подписывала новые тетради, вытирая беспрестанно бегущие слёзы и шепча как заведённая:
        - Меня туда не увезут, я здорова. Мне не надо к врачу, я справлюсь. Я здорова, здорова, я сильная, я всё помню. Кто писал в моих тетрадях - тот не я. Я живая и здоровая, и я не одна. Со мной моя сестра Тая, но это секрет.
        Закончив, она села перед зеркалом и долго смотрела на своё отражение, стараясь не моргать. В зеркале поочерёдно появлялись разные лица: темноглазая индуска, растрёпанная полногубая европейка с восточными чертами, черноволосая зеленоглазая красавица, похожая на цыганку, чёрная оскаленная рогатая пасть, будто смеющаяся, а потом - мама, дедушка с неживой половиной лица и улыбающейся второй, старуха Тамара, опять тёмная расплывчатая рожа демона, превращающаяся в неровное чернильное пятно, мордочка кота, сестра Тая, оскаленная пасть волка, ущербный диск луны…
        Вдруг сильно захотелось спать, и Алина, свернувшись под одеялом, улетела в туманную дымку сна, на этот раз без путешествий, без образов. Её утомлённое тело расслабилось полностью, а сознание выключилось, как перегревшийся автомат. Она не знала, усталость была тому виной или происки Тамары, но это было и не важно. Всё, в чём она сейчас нуждалась - был крепкий здоровый сон.
        Камни
        Под крылом самолёта мир утопал в голубой дымке и клубились текучие острова облаков, местами плотные, местами прозрачные. Вдали на горизонте поднимались неровные белые горы. Самолёт нырнул под облака, и стало видно косые лучи солнца, падающие на равнину, изборождённую извилистыми руслами рек. Ближе к земле показались неровные ряды построек в несколько этажей, похожие на полуразвалившиеся картонные коробки. Эти нелепо покрашенные в разные цвета домики разной высоты и размера будто громоздились друг на друге, освещённые солнцем, щедро, без разбора раздающим своё тепло всем одинаково.
        Шум, краски и нищета Катманду, засыпанные мусором реки, хаотичное движение транспорта, магазинчики, торгующие дешёвыми безделушками, антикварные лавки с дорогими редкими раритетными предметами. Гигантские бело-золотые храмы, увешанные пятицветными флажками-лунгта, разносящими священные мантры по ветру, чтобы освобождать от сансары всех живых существ.
        «А хочу ли я освободиться от Сансары?» - размышляла Лара, поднимаясь по множеству ступенек вместе с другими паломниками или просто туристами. Сидящие на ступенях нищие протягивали ладони, прося о подаянии, и множество обезьян бегали по каменным парапетам или сидели, словно в медитации, позируя фотокамерам галдящих европейцев.
        В Непал Лара решила поехать неожиданно, увидев в соцсетях описание тура. Его выложила Марта, та девушка с семинара в Карелии, которая готовила изумительный чай. Теперь она увлеклась организацией путешествий, и это был один из первых пробных её туров, поэтому она была очень рада, что едет кто-то из её знакомых, чтобы поддержали и не судили строго. Лара вовсе не собиралась судить. Для неё поездка была поводом отвлечься от странных событий, происходивших в её жизни (или голове), так что она была готова ко всему и даже особо не интересовалась, куда конкретно заведёт её дорога.
        Группа в самом деле собралась непростая. Она состояла из обычных туристов, желавших посмотреть очередные достопримечательности и попробовать свои силы в не слишком сложном горном трекинге. Только одна пара: муж и жена - увлекались ведами, у них было сложное сбалансированное питание, и они носили на себе огромные рюкзаки, полные разных индийских снадобий, причём, большую часть вещей таскала женщина, словно прислуга, во всём угождавшая своему мужчине.
        Все люди в небольшой группе, состоявшей из восьми человек, постоянно хотели разных вещей, и Марта на каждом шагу старалась мягко разруливать конфликты и принимать решения для успокоения недовольных сторон.
        Лара поддерживала её, и порой они находили немного времени, чтобы вдвоём нырнуть в какой-нибудь закуток храма, где служители жгли благовония и распевали мантры, чтобы просто постоять, послушать, почувствовать что-то особенное, уводящее от суеты и беспокойных мыслей.
        Ларе были знакомы эти ощущения, ведь она жила с Дэном, все время жгущим какие-то ароматные палочки и поющим практики на тибетском с красивыми мелодиями, но здесь, под небом Непала, где весь воздух был пропитан верой и молитвами, они казались более живыми и мощными.
        Однако, она знала, что буддизм уводит совсем за пределы обычного восприятия, к какому-то таинственному освобождению, за порогом которого все мирские страсти исчезнут без следа.
        - Марта, - спросила она свою спутницу, - ты хочешь просветлеть?
        - Конечно, но я не следую какой-то религии, - ответила Марта, - некоторые вещи близки мне, но у меня свой спонтанный путь. Я бы назвала его «Путь свободы».
        - Но ведь путь к просветлению - это освобождение от страдания?
        - Да, конечно, - кивнула Марта.
        - А как возможно счастье без страдания? Ведь это же две половины одного целого.
        Марта задумалась.
        - Мне кажется, - сказала она, - что под просветлением имеется виду другой вид счастья, не преходящий и не зависящий от каких-то обстоятельств, а именно полное освобождение от нашего обычного восприятия, загрязнённого страстями, когда новое существо выходит на совершенно иной уровень существования и преодолевает ограничения физического тела. Ты же слышала о тех чудесах, которые являли и продолжают являть просветлённые. Материя больше не властна над ними.
        - Но я бы не хотела, - сказала Лара, - покинуть эту материю. Вот если бы обрести власть над ней, чтобы не стареть и не умирать, не знать нужды и полностью управлять обстоятельствами своей жизни - разве не в этом наивысшее счастье?
        - Я думаю, - сказала Марта, - буддизм учит тому, что всё это не имеет значения: наша жизнь, тело, желания… что есть нечто высшее, настоящее, важное, некая причина жизни, пронизывающая всё существующее, которая на самом деле не является всеми этими преходящими вещами. Сегодня мы здесь, а завтра умираем и обращаемся в прах - этому учит вся восточная культура, люди здесь не цепляются за жизнь, как мы.
        - Но если я, - сказала вдруг Лара в отчаянии, - воплощаюсь вновь и вновь всё с теми же воспоминаниями и страстями, как будто заново продолжаю жить одну и ту же жизнь, не значит ли это, что я не достигла цели своего существования и обязана найти то, что когда-то начала искать? Вдруг найдя это, я обрету земное счастье, ради которого не нужно сидеть годами в холодной пещере на вершине горы без еды и одежды?
        - То, о чём ты говоришь, - сказала Марта, - это твоя карма. От страдания бесчисленных воплощений мы можем избавиться, лишь следуя духовному пути. Но мы пока ещё в любом случае далеки от этого.
        Она улыбнулась. Марта не была красива, но её черты располагали, в её худом вытянутом лице читались доброта и обаяние, глаза были большие, светлые и ясные, как у ребёнка. Непальская разноцветная свободная одежда из натуральных тканей очень ей шла - она здесь смотрелась гармонично, как местная жительница.
        - Я пойду покручу барабанчик, - сказала она, - хочешь со мной?
        Для того, чтобы зародить причину освобождения, люди ходили вдоль стены крутящихся барабанчиков с мантрами и вращали их, но Лара осталась на небольшой площадке у основания храма, где продавались местные украшения.
        Она купила тяжёлые бусы из нескольких рядов красных семян рудракши и надела их на шею. С этими бусами она сразу почувствовала себя спокойнее и увереннее. Они напомнили ей что-то давно забытое, красивое и родное. Весь оставшийся день она ходила задумчивая, молча, а вечером они с Мартой тайком от группы пошли в местный магазинчик и купили какой-то местный крепкий алкогольный напиток.
        - Ты же сама запретила в туре алкоголь, - смеялась Лара.
        - Да, но ты видела, какой у меня был день. А мне ещё в горы этих людей вести. Если я не выпью, то полезу на стену.
        У себя в номере они смешали алкоголь с молочным чаем на специях - масалой, который принесли им служители в номер. Марта включила спокойную непальскую музыку на плеере, и Лара, вдруг повинуясь непонятному порыву, достала широкую малиновую юбку, расшитую по подолу крошечными колокольчиками, которую она купила накануне в местной лавочке, и начала кружиться по комнате в странном танце. Круг за кругом она входила в транс, и Марта с удивлением следила за ней, не в силах оторваться. Красные бусы из рудракши так гармонично смотрелись на ней, и весь наряд: зелёная шёлковая блузка с тесёмками на рукавах, длинная звенящая юбка - очень шли к её чёрным распущенным волосам и разрумянившемуся от свежего воздуха и алкоголя лицу.
        Казалось, что эта девушка - настоящая восточная танцовщица, движения её тела и рук были гибкими и плавными, и внезапно Марте почудилось, будто на Ларе больше украшений, и сама она словно поменяла облик: формы тела стали более полными и округлыми, лицо излучало загадочное свечение, и вокруг неё клубками завивались в движении сотни разноцветных блестящих змеиных тел.
        «Это всё усталость и алкоголь», - подумала Марта, на минуту закрывая глаза.
        Музыка кончилась, Лара остановилась, продолжая глубоко дышать после танца, и улыбка блаженства играла на её лице.
        - Ты занимаешься танцами? - спросила Марта. - Очень красиво.
        - Нет, но я делала это в одной жизни.
        - Что, в самом деле? - удивилась её спутница. - И ты всё помнишь?
        - Не всё, конечно, - Лара села на кровать напротив неё и снова превратилась в обычную русскую девушку.
        Она сделала глоток разбавленного алкоголем чая и улыбнулась просто и спокойно.
        - Но некоторые вещи помню. И вот именно поэтому я не хочу уходить из сансары. Мне нужно кое-что закончить.
        * * *
        На следующий день они отправились в храм, где жила маленькая девочка Кумари - воплощение богини-воительницы Дурги, сражающейся с демонами. Вокруг на территории было множество сооружений из тёмно-красного кирпича с трёхъярусными крышами, украшенными диковинными узорами: фигурами людей и божеств, сливавшихся в танцах и движениях страсти. Большие каменные фигуры возвышались на постаментах: здесь были и слоны, и похожий на слона Ганеша, и напоминающий обезьяну Хануман, и Гаруда - священная птица вроде орла, которая подчиняет нагов, львы и павлины, и какие-то божества с красными лицами, сидящие в углублениях святилищ, перед которыми люди складывали подношения.
        Служительницы храма Кумари, весело смеясь, сидели у входа, который охраняли два изваяния белых львов. Красная величественная дверь во дворец была украшена изразцами, а над ней, на третьем этаже виднелись три открытых окна: с двух сторон красные, посредине - золотистое. Именно там жила маленькая девочка, которую выбирали в возрасте пяти лет, чтобы забрать из семьи и после пройденных испытаний поклоняться ей словно богине. Она играла роль божества до тех пор, пока не достигала возраста половой зрелости, и после этого, привыкнув жить по-царски, лишённая образования и надлежащего воспитания, возвращалась обратно в свою зачастую многодетную семью, где ей приходилось учиться жить среди обычных людей. Однако сейчас юную богиню только что выбрали, и ей ещё предстояло долго принимать поклонение и почести - впереди девочку ждали несколько лет сказочной жизни, недоступной простым смертным.
        Лара с надеждой смотрела на золотое окно, и вдруг, словно сияние рассветного солнца, всполохами мелькнули кисти на головном уборе, и в проёме показалось любопытное детское личико с ярко подведёнными глазами и красным узором с изображением третьего глаза на лбу.
        Девочка смотрела прямо Ларе в глаза и дружелюбно улыбалась. Лара улыбнулась в ответ, и внутри у неё как будто разлилось блаженство узнавания.
        «Мы ведь с тобой встречались прежде, - прозвенел в голове чей-то звонкий радостный голосок, - Я тебя помню».
        - Марта! - позвала она. - Смотри!
        Марта, отвлёкшаяся на что-то, глянула вверх, но девочки там уже не было.
        - Ты что, видела её? - возбуждённо спросила она у Лары.
        - Да, она только что была там!
        - Эх, - вздохнула Марта, - а я пропустила. Ну ничего, я уже видела её раньше. Пойдём.
        И она повлекла подругу рассматривать статуи и святилища.
        * * *
        Вечером Лара бродила одна по туристическому кварталу, и, заходя в каждый магазин, искала ганлин для Дэна. Он давно мечтал о специальной трубе-флейте для ритуала кормления демонов, который делал тогда для неё на кладбище. Инструмент должен был быть сделан из человеческой берцовой кости. Она спрашивала во всех лавочках, но везде ей предлагали ганлины из кости обезьяны, и наконец, в одной антикварной лавочке пожилой продавец с лицом, изборождённым морщинами, протянул ей длинную костяную трубу, раздвоенное основание которой было обтянуто красной кожей.
        - Откуда она у вас? - спросила Лара на английском.
        - Из одного монастыря, - сказал торговец, - скорее всего, ею пользовались для практик.
        - То есть, она очень древняя, - произнесла Лара, аккуратно держа в руках сокровище и разглядывая со всех сторон, - а можно попробовать подуть?
        Старик посмотрел на неё очень внимательно.
        - Не стоит тебе этого делать, - сказал он вдруг, глухим голосом, наклоняясь к ней ближе, - инструмент вызывает тёмные силы, и если ты не знаешь, для чего позвала их, то они разозлятся.
        - Хорошо, - кивнула она, - я всё равно беру не себе, меня попросил человек, который делает эту практику. Но хотелось бы проверить.
        - Могу показать, - сказал торговец и, прижав мундштук трубки к своим потрескавшимся губам, дунул, извлекая гулкий зычный звук, от которого, казалось, задрожал воздух в помещении.
        После этого он прошептал какие-то мантры себе под нос и протянул обратно девушке.
        - Будь осторожна, - сказал он ей, снова приближая своё лицо с покрасневшими белками глаз, - не играй с ними.
        - Но я… - начала было она и друг увидела, что торговец сидит за прилавком, безучастно покуривая трубку и будто не обращает на неё внимания.
        - Будешь пробовать, как звучит? - спросил он её обыденным голосом, и она замерла, хлопая глазами.
        Это как будто был совсем другой человек.
        - Но ведь вы только что мне показали, - пробормотала она.
        - Что? - дед посмотрел на неё недружелюбно. - Я ничего тебе не показывал. Пробуй и бери, или уходи.
        Лара побоялась дуть в кость, но отдала деньги, не торгуясь, и смотрела, как торговец, зажав в зубах дымящую трубку, аккуратно заворачивает инструмент в желтоватую тонкую бумагу.
        Этой ночью ей приснилась Кумари. Богато одетая в расшитое золотом красное платье со множеством украшений, девочка смотрела на неё смеющимися тёмно-карими глазами. Несмотря на чёрные стрелки и ярко-красную помаду, она всё равно не выглядела взрослой: полный энергии блестящий взгляд выдавал в ней обычного озорного ребёнка.
        - Давай играть в догонялки! - крикнула она и побежала по зелёной траве.
        Лара неслась за ней мимо фруктовых деревьев, увешанных сочными персиками, яблоками и грушами, и не могла догнать. Звонко смеясь, девочка бежала босиком, подобрав платье, вприпрыжку, пока не оказалась у реки.
        - Всё, ты меня не догнала, - сказала она весело, садясь на берегу.
        Лара, тяжело дыша, опустилась на песок рядом с ней.
        - Быстро бегаешь, - похвалила она девочку.
        - Конечно, ведь мне нужно всё время их догонять, - пояснила Кумари.
        - Кого? - не поняла Лара.
        - Демонов же, - ответила девочка, удивляясь её непониманию, - разве ты не знаешь? Они для этого меня держат здесь. Чтобы я ловила всех их демонов. Как же они мне надоели!
        Она вздохнула устало, совсем как взрослая.
        - А я хочу играть! - она посмотрела на Лару, сверкая глазками; злая и насупленная крошка.
        Лара непроизвольно засмеялась; так нелепо девочка выглядела в этом шикарном наряде, болтая босыми ножками, да ещё эти жирные чёрные стрелки вокруг совершенно детских глазок, в которых блестели слёзы…
        - Чему ты смеёшься? - вдруг серьёзно спросила Кумари.
        - Я… не знаю, - вдруг замялась Лара и вдруг увидела богиню на месте ребёнка.
        Она была старше, но всё равно очень юная. Её лицо с белой кожей будто сияло изнутри, и наряд, смотревшийся странно на маленькой девочке, теперь лишился нагромождения украшений, но зато как будто был сшит из более качественных материалов, и очень ей шёл. Голову красавицы украшала золотая корона, на лбу сиял третий глаз, он как будто смотрел и видел Лару насквозь. У неё было много рук, в каждой из которых она что-то держала. Лара успела различить трезубец, лотос и изогнутый нож, а одной рукой богиня протянула ей что-то.
        - Ты не это ищешь? - спросила она и раскрыла ладонь.
        Лара, изумлённо моргая, смотрела на сияющий неземным светом рубиновый порошок.
        - Но это же… эликсир, - пробормотала она, вдруг что-то вспоминая, - откуда он у тебя?
        - Странная девочка, - со вздохом сказала богиня, - ты ищешь то, в чём нет смысла. Ни земные блага, ни любовь не дадут тебе счастья.
        И она грустно покачала головой.
        - Дай мне его, - попросила Лара, но её удивительная собеседница уже закрыла ладонь, и теперь девушка не могла понять, в какой из своих многочисленных рук она прячет заветное сокровище.
        - Но ведь ты уже добыла его, - сказала богиня, - и у тебя его украли. Ты даже нашла того, кто это сделал, того, кто помогал тебе когда-то творить, но вместо цели увлеклась похитителем. Теперь ты решила и вовсе забыть об этом, убежав в иллюзии, но ты знаешь, что от себя не убежать. У тебя есть два пути: отдаться практике и исчерпать свою карму, устремившись к просветлению, или попробовать вернуть то, что тебе принадлежит.
        С этими словами богиня рассмеялась и исчезла.
        Лара осталась сидеть одна на берегу реки. Река несла у её ног красно-белые потоки, которые, переливаясь течениями, смешивались и превращались в сияющий на солнце эликсир. Девушка сняла одежды и пошла в воду, но вдруг река забурлила, многочисленные чёрные змеиные тела, переплетаясь, показались на поверхности и, ухватив её за ноги, поволокли в глубину. Теперь вместо эликсира река казалась наполненной кровью, которая пузырилась, будто кипела, и страшные чудовища с разверстыми пастями набрасывались на девушку, оплетая своими скользкими щупальцами, увлекали всё дальше от берега, топили, тянули за собой на дно.
        Лара пыталась кричать и сопротивляться, но никого не было рядом, и она слабела, понимая, что ей не спастись. Чувство безысходности и отчаяния овладело ею, и она проснулась, плача навзрыд, в маленьком скромном отеле в Катманду.
        В комнате горел свет, и рядом сидела Марта, которая, как выяснилось, уже минут десять безуспешно пыталась разбудить подругу.
        - Ну, наконец-то, - вздохнула она с облегчением, - я уж хотела врача вызывать.
        Лара села на кровати и вытерла пот со лба.
        - Мне приснился кошмар, - пробормотала она.
        - Да, я вижу, - серьёзно кивнула Марта, - тут всякое бывает. Сильные места. Меня в первую поездку тоже чистило. Как ты сейчас?
        - Уже лучше, - сказала Лара, - хочу пить.
        Они пили чай и говорили до рассвета. Марта рассказывала про свои переживания, и Лара описала ей свой сон. Облачённые в слова, страшные видения, казалось, теряли свою силу, превращались просто в бессмысленные сны и дурные фантазии, и ко времени завтрака девушки уже весело смеялись над демонами подсознания, уверенные, что движение пробуждающейся жизни разрушит все тёмные чары.
        - Завтра выдвигаемся в горы, - сказала Марта, - там тебе совсем полегчает, я уверена.
        * * *
        Слепящее солнце и ветер, сияющие золотом реки, свободно вьющиеся в долинах между горами, путь, на котором рассеиваются мысли и остаётся лишь чистый воздух, наполняющий лёгкие.
        Все лишние вещи они убрали в большие рюкзаки и передали шерпам, которые должны были следовать за туристами и приносить их каждый вечер к месту ночлега. Эти люди привыкли таскать тяжести в горах. Однако даже те маленькие рюкзаки, которые путники несли на себе, содержали много всего: термосы, воду, фонарики, теплые вещи, которые приходилось то снимать, то надевать, потому что горный воздух пронизывал холодом, а на солнце, когда ветер утихал, становилось слишком жарко.
        Солнце, которое здесь было намного ближе к земле, пекло очень сильно, и требовались специальные защитные очки.
        К месту маршрута прибыли на маленьком местном самолётике, который скрежетал и трясся в воздухе, как будто грозя развалиться, и к тому же летел угрожающе низко, петляя между вершинами невысоких гор, которые неожиданно появлялись из-за облаков.
        Пассажиры кричали от ужаса, когда пилот резко огибал очередное препятствие, внезапно возникшее на горизонте, накреняя самолёт, трясущийся от ветра. Вокруг всё бренчало, шумело, гудело, и они почувствовали огромное облегчение, когда их ноги, наконец, коснулись земли.
        Зато теперь земля и горы расстилались на многие километры вокруг, и путники шли, то поднимаясь, то спускаясь, перекусывая в маленьких деревеньках, где некоторые дома были переделаны под кафешки и постоялые дворы.
        Маршрут был достаточно лёгким - они просто ходили вокруг горы Аннапурны, любуясь видами, но люди в группе не были подготовлены к длительным переходам, часто уставали и останавливались в каждом попутном селении. Поэтому они двигались медленно, и Марта, которой хотелось бежать бегом в горы, только разочарованно вздыхала.
        Однако, прошло несколько дней, и группа неспешно, без лишних приключений, добралась до главной цели путешествия: наивысшей точки 3800 (не очень высоко, но для первого опыта путешествия в горы вполне достаточно). Здесь располагался индуистский храм, известный своими ста восемью источниками, якобы очищавшими от скверны: на самом деле это были сто восемь кранов, расположенных полукругом вдоль каменной стены, из которых текла ледяная вода. Под ними следовало пробежать трижды, да ещё окунуться в пару бассейнов по пути.
        В раздевалке рядом с источниками люди вытирались и переодевали намокшие вещи после этого ритуала. Наверху было довольно холодно, и бегать решились не все, но Лара, вдохновлённая долгим подъёмом, разреженным горным воздухом и кружкой чанга - ячменного пива, которое она выпила в последней деревеньке по пути, решила рискнуть.
        Путешествие, наконец, начало оказывать на неё тот эффект, которого она ждала. Из головы как будто выветрились все лишние мысли, видения, образы и страхи перестали её донимать, страсти в сердце улеглись. Успокоившаяся душа жаждала очищения и полной ясности, поэтому девушка, не раздумывая ни минуты, побежала вслед за Мартой и ещё двумя смелыми спутниками под струи обжигающе-холодной воды.
        Даже одного раза хватило для того, чтобы все остатки омрачающих мыслей полностью покинули разум. Никто из рискнувших не решился повторить этот опыт, но все поспешили скорее вытираться и закутываться, потому что они дрожали от дикого холода, стуча зубами.
        Вечерело, и солнце, которое так часто обжигало днём, создавая иллюзию тепла, больше не грело. Темнота опускалась быстро, и с ней леденящий холод пронизывал до костей. Их спутники поспешили в тёплый отель, но Марта предложила ещё погулять. По дороге к маленькому храму чуть выше источников девушки купили шерстяные платки из ячьей шерсти, чтобы немного согреться. У входа в святилище их встретил странный старик в длинных красных одеждах со смуглым обветренным лицом и кучей дредов, закрученных на затылке в диковинную причёску.
        - Заходите, взгляните на чудо, - сказал он по-английски и повёл их внутрь, к алтарю.
        Под алтарём, на котором сидели каменные божества, протекал источник, и прямо из воды поднималось ровное синее пламя. Это, видимо, и было то чудо, о котором он говорил. Девушки сели в тишине, а он вышел и закрыл двери храма, оставив их одних.
        * * *
        Несколько человек в группе разболелись от подъёма на высоту, и обратно решили ехать на джипах. Лара тоже не спала всю ночь; от солнца, чанга, холодной воды, высоты и начинающейся простуды сильно болела голова, но ей хотелось идти дальше, чтобы поправиться. Стремление преодолевать препятствия и очиститься усилилось, и даже болезнь казалась закономерной. Внутри разрасталось какое-то сильное светлое чувство, она наслаждалась свободой, отсутствием навязчивых мыслей и желаний, которых даже не замечала в обычной жизни, воспринимая их как должное. Теперь, когда неприятные состояния исчезли, она обнаружила внутри кое-что ещё - нечто непередаваемое словами, но живое, ясное, безграничное, светлое и одухотворённое, нечто вызывающее беспричинный восторг и позволяющее радоваться каждому мгновению, не цепляясь ни за людей, ни за образы, ни за вещи - просто присутствие в моменте «здесь и сейчас», свободное от умопостроений.
        Мысли рождались лениво и тут же растворялись в безграничном покое.
        Казалось, она могла вечно ходить по этим горам, не испытывая потребностей в каких-то иных удовольствиях.
        Удовольствием был сам путь и чашка горячей масалы - тибетского чая с молоком, тёплый очаг под вечер, жёсткая кровать в аскетичной комнатке на несколько человек, где сон одолевал сразу, едва голова касалась подушки.
        Спустились в Джомсом на джипах, но Марта предложила сходить до горного озера. Группа разделилась: четыре человека пошли в деревню Марфа прямым ходом, а остальные пять отправились в путь до озера. Дорога оказалась нелёгкой, путники долго шли в гору с небольшими остановками.
        На одном привале Лара легла на огромный камень; к этому времени голова разболелась просто нестерпимо, и она попросила камень забрать, унести её боль. Как ни странно, голова моментально прошла, и Лара села, удивлённо трогая гладкую твёрдую поверхность огромного минерала.
        В конце одной из книг Дэна она читала про волшебные камни, которые не только обладают душой, но и могут творить чудеса, в том числе даже читают проповеди. Но если так, то, вероятно, они действительно могут исцелять. Хотя здесь, на этой волшебной земле, чудеса, казалось, были обычным делом.
        После долгого спуска с потрясающими видами горной природы, начался крутой подъём, путь без тропы; иногда нога теряла опору, мелкие камни летели из-под неё вниз, в пропасть, и леденящий страх сменялся ни с чем не сравнимым восторгом, известным лишь тем, кто не боится рисковать. Ведические муж и жена набросились на Марту с обвинениями, что она повела их маршрутом, опасным для жизни. Марта возразила, что не заставляла их идти к озеру и предупреждала, что сама не была в этих местах, но они не унимались. Лара исцарапала ноги и уколола руку до крови, но это только радовало её. Она начинала привыкать к трудностям, которых, возможно, не хватало в её слишком спокойной жизни.
        До озера так и не дошли - не успевали до заката, зато на равнине над кручей Лара вдруг увидела место из сна… тот сон, в котором камни с лицами левитировали в воздухе. Это снилось ей уже давно, но очень её удивило, и она никогда не забывала эти камни, а теперь узнала их, услышала…
        Сидя в долине камней, встретившись, наконец, с ними, Лара словно выпала из времени. Она смотрела на безлюдный простор, расстилавшийся внизу, и прикасалась к холодным телам минералов, казавшихся ей более живыми, чем многие люди, одержимые различными страстями. В этот миг ей хотелось верить, что она больше никогда не будет такой, как прежде, а возможно, многое переосмыслит и устремится душой к тому полному освобождению, о котором всё больше начала задумываться.
        Дневник Лары
        Прежде я никогда не думала о путешествиях на восток, но удивительным образом оказалась здесь, и не жалею. Этот долгий путь по горам - будто затянувшийся сон или сказка, которой мне так не хватало в моей лишённой впечатлений жизни. Я столько всего придумывала раньше, изображая плоды своей фантазии, но на самом деле ещё ничего в мире не видела. А теперь я пью чанг с монахами в монастыре Ньингма, ем с ними момо[18 - Момо - непальские пельмени.] из ячьего мяса и болтаю о жизни. У них какой-то праздник, и они пируют и веселятся.
        «Россия - это киндом или демокраси?[19 - Kingdom (англ.) - королевство. Democracy (англ.) - демократия.]» - спрашивают монахи и удивляются, что в России есть буддисты.
        Марта догадалась принести им пирог на пуджу - ритуал подношения. Мы отдали пирог ламе, и тот благословил нас, накинув нам на шею жёлтые ритуальные шарфики - хадаки.
        А потом мы прошлись по кривым улочкам деревни Марфы, с домиками, хорошо загороженными от сильных ветров, с которыми мы уже столкнулись в горах.
        Вечером люди и монахи гуляют по деревне, бьют в барабаны, дети пускают хлопушки; толпы поселян играют на деньги - странный, нереальный, затерянный мир…
        И сейчас, когда я лежу с фонариком под одеялом, чтобы не мешать спать Марте, в уютном номере, похожем на келью, где из интерьера лишь стул, две кровати, маленький столик и два окна, у меня перед глазами - течение реки Кали-Гандаки, она везде такая разная… Плеск воды, которой я умывалась и пила прямо из горных ручьёв, устав в пути; заснеженные пики гор, шум ветра в ушах, маленькие цунами из пыли, со свистом разрезающие воздух, звон колокольчиков на козьих шеях…
        И глаза мальчика - монаха… Ему четырнадцать лет, он в монастыре три года и очень счастлив. На лицах детей в далёкой России вряд ли увидишь такую же счастливую улыбку, как у этого мальчика или как у девчонки, которой я подарила куклу. (Марта предупреждала перед поездкой, чтобы мы привезли сувениры для местных детей). Я не видела больше у них игрушек - эти дети играют в камни, но они счастливы… и прекрасны в своей простоте и естественности… а мы… отягощены огромным количеством лишних вещей и при этом настолько бедны и несчастны…
        Перед тем, как отправиться спать, мы несколько минут постояли под звездным небом - оно здесь так близко, как будто долететь до сияющих звёзд ничего не стоит, и захватывает дух, когда поднимаешь голову: то ли от высокогорного головокружения, то ли от чанга, то ли от восторга - смотришь вверх и словно начинаешь падать в это бездонное небо; ни в одном планетарии такого не увидишь. Оно притягивает к себе, как магнит, и не отпускает.
        Я вдруг подумала о том, что скоро придётся возвращаться домой, в ту реальность, о которой я успела забыть, и мне стало страшно. Здесь, на этой священной земле, где все неприятные мысли растворяются в пространстве, так просто быть беззаботной и радостной, а дома - смогу ли я удержать это состояние?
        В любом случае, пора спать… завтра предстоит путь назад.
        * * *
        Площадь, залитая кровью жертвенных животных перед Храмом Исполнения Желаний, повергла Лару и Марту в ужас. К этому месту со всех близлежащих селений стекались толпы паломников, ведущих за собой на верёвках коз, овец и даже быков. На прилавках среди цветов и корзинок с более невинными подношениями в виде разнообразной еды громоздились клетушки с живыми курицами, которых продавали, чтобы те, кто не имел никакой живности, могли принять участие в кровавом действе. Разукрашенные садху[20 - С?дху - термин, которым в индуизме и индийской культуре называют аскетов, святых и йогинов.] забивали животных прямо посреди площади на виду у прихожан и потом жгли в жертвенных кострах. Несчастные жертвы, ошеломлённые запахом дыма их горящих собратьев, даже не кричали, а послушно шли на заклание, покорные своей судьбе.
        По легенде, храмом правила какая-то чёрная богиня, которая в обмен на жизни несчастных бессловесных тварей должна была выполнять просьбы приведших их людей.
        Спустившиеся с гор, одухотворённые и наполненные светлыми мечтами о просветлении, две девушки пришли в ужас и поспешили покинуть это место. Они сели в кафе на выходе, ожидая своих спутников, которым, казалось, пришлось по душе зрелище жертвоприношения.
        - Честно говоря, я не знала, что здесь такое творится, - призналась Марта, - я думала, что это просто храм исполнения желаний, и люди подносят свечи, благовония, какую-то пищу. Если бы знала, не поехала бы сюда.
        - Да, я бы тоже не поехала, - согласилась Лара, - это просто ужас. Здесь так странно.
        - Ну, видишь, - пожала плечами Марта, - большая часть непальцев - индуисты. Ещё много разных сект. Конечно, сострадательный буддизм не об этом, но здесь полно всяких течений.
        - Я бы хотела посетить Пашупатинатх, - сказала Лара.
        - Это там, где кремации? Храм Шивы? Да, я тоже хочу.
        - Гид предлагал экскурсию, когда мы ходили по храмам Катманду, - вспомнила Лара, - но никто туда не захотел.
        - Мы можем сходить туда вместе, - предложила Марта.
        * * *
        Хотя это место также окутывали облака дыма от сгоревшей плоти, но атмосфера здесь была наполнена умиротворением, спокойствием и безмолвием. Лара, одетая в разноцветную свободную непальскую одежду, уже гармонично сливалась со всеми местными реалиями. Пока Марта бродила, разглядывая многочисленные храмы, Лара сидела на ступеньках у реки Багмати.
        Старейший храм в долине Катманду, Пашупатинатх, известен четырёхликим шивалингамом, который считается нерукотворным. Вдохновлённые множеством удивительных легенд и славой этого места, люди приходят праздновать свадьбы на одном его берегу и кремировать на другом умерших родственников. Берега жизни и смерти разделяет река Багмати, несущая в своих водах прах умерших со всеми сокровищами, которые отправляют их родственники в последний путь вместе с их телами.
        Нищие ребятишки забрасывают в усеянную разноцветным тряпьём воду магниты на лесках, словно удочки, надеясь вытащить что-то ценное. Священные животные - коровы бродят мимо храмов, и повсюду снуют бесчисленные обезьяны. Стоит только зашуршать оберткой от печенья в кармане, и они сбегаются со всех сторон, чтобы выхватить угощение из рук прохожих.
        На ступенях храмов сидят разукрашенные нарядные садху, во главе -идеально загримированный Хануман, который кажется настоящим божеством.
        Наблюдая костры кремации, Лара удивлялась, как спокойно реагируют люди, глядя на пламя, пожирающее их умерших родственников. Никто не плакал, они стояли молча и торжественно, вероятно потому, что быть кремированным в этом священном месте считалось высочайшей удачей для покойного. Ритуалом руководили брахманы, умеющие правильно сопроводить душу в мир иной, и родные могли не беспокоиться за будущее того, с кем прощались.
        Не чета тому страданию и безысходности, которое царит на западных похоронах. Да и само отношение к смерти здесь намного проще. Никто не боится умирать, ведь люди знают, что это, как и рождение, естественный процесс, в котором нет ничего ужасного.
        Всё прежнее восприятие, казалось, разрушилось в сознании Лары, на этом берегу. Она не сомневалась, что оставляет здесь себя - такую, какой была прежде. Берега сомкнулись в сознании, и казалось, нечего больше искать. Всё было едино и совершенно в этом миге слияния с вечностью.
        Марта окликнула её. Она стояла чуть выше на ступенях и показывала куда-то вдаль.
        - Смотри! - звала она. - Там какой-то праздник. Пойдём?
        Уже вечерело, и большая процессия из огоньков двигалась вдали, за храмом. Люди, несущие цветы и свечи, шли к реке. Две русские девушки в непальских нарядах гармонично влились в ритуальное шествие, состоявшее только из местных. Оба берега Багмати были заполнены народом, отовсюду лилась музыка, горели фонарики и взрывались хлопушки. Люди зажигали масляные светильники и пускали их плыть по воде, а затем переходили реку вброд.
        - Говорят, у индусов праздников больше, чем дней в году, - сказала Марта, - сегодня вроде как праздник, посвящённый богине солнца. Они будут молиться всю ночь, а утром омоются в освящённых водах.
        * * *
        Проснувшись на рассвете, Лара поднялась на крышу отеля. Вдали слышались звуки песнопений и колокольный звон. Из-за нестройных рядов разноцветных домиков поднималось огромное красное солнце, очень яркое, будто напитанное молитвами людей, призывавших его всю ночь. Казалось, сама богиня отвечает на чаяния своих почитателей и посылает им счастливый знак.
        Сегодня Лара должна была лететь домой. В этом полыхающем красном круге вдруг померещилось ей что-то зловещее, она ощутила лёгкий укол в сердце, и странные воспоминания заполнили сознание. Девушка тряхнула головой, пытаясь отогнать их, но они жужжали внутри, как назойливые насекомые. Багровый лик солнца исказился злобной ухмылкой, словно насмехаясь над ней.
        «От себя не убежишь, - прозвучал в голове знакомый хрипловатый мужской голос, - скоро мы встретимся, милая».
        Лара вздрогнула и обернулась. За ней стояла Марта и с улыбкой смотрела на солнце.
        - Какое красивое, - сказала она, - ну не чудо ли эта страна?
        - Д..да, - пробормотала Лара, глядя в большие ясные глаза подруги, и вдруг поняла, что вся эта поездка не имела никакого смысла: они так и остались стоять на разных берегах… Они с Яром.
        Огонь
        Лара стояла у двери и не решалась постучать. Она не брала ключа, потому что Дэн ждал её дома, а она за эти две недели совершенно забыла о нём. Пожалуй, за всю поездку она вспомнила его лишь в магазине, покупая человеческую кость.
        А теперь ей предстояла встреча, тёплые объятия и долгие разговоры; почему-то всё это вызывало отторжение. Пожалуй, ей пришлось бы набрать ему по мобильнику, если бы домофон внизу не оказался сломанным - она бы не стала торчать на холоде в раздумьях. Но сейчас, в тёплом подъезде на пороге родной квартиры, у неё было немного времени прийти в себя и настроиться.
        Девушка теперь поняла, что уезжала в Непал не просто забыть обо всём, но также переосмыслить свои ценности, и теперь её мучили угрызения совести, потому что имя, с которым она летела в самолёте домой, отличалось от имени мужчины, ждавшего её дома.
        «К чёрту», - подумала Лара и постучала в дверь.
        Дэн как будто уже стоял у порога, потому что сразу открыл.
        - Привет! - закричал он, нежно её обнимая. - Я тебе звонил! Что случилось?
        - А…а, - пробормотала Лара удивлённо, - наверно, телефон разрядился.
        - Ну, слава богу, а то я волновался, - сказал он, улыбаясь во всё лицо; знакомая ямочка на его щеке вдруг подкупила Лару, и она расслабилась.
        Девушка уже искренне улыбнулась в ответ, притянула его к себе и поцеловала в эту ямочку. Его запах, такой родной и знакомый, растворил последние сомнения, и прежняя страсть охватила обоих горячей неудержимой волной. Как будто не было расставания и всех этих дней в пути, дома Лару всё также ждали тепло и уют, и нежные объятия человека, который её действительно ценил.
        Потом были долгие разговоры, обмен подарками, праздничный ужин под красное вино, всё, что она так любила. Дэн не выпускал из рук ганлин - ему не терпелось попробовать сделать с ним практику, но дуть просто так он не решался. Лара говорила, что продавец в непальской антикварной лавке показал ей, как звучит полая кость, но она не была уверена.
        Впрочем, она не была уверена теперь ни в чём.
        Лара проснулась очень рано, ещё в темноте, накинула тёплые вещи и куртку, в которой приехала из Непала, и вышла на балкон покурить. Она не курила уже давно, но кальян разжигать не стала, чтоб не шуметь, а достала из дальнего угла забытую трубку и остатки сухого табака и теперь жадно вдыхала белый дым, сохранивший следы былого аромата. Вишнёвый трубочный табак был самый забористый, крепкий. Лара и вообще любила ритуалы, романтичную красоту, поэтому она никогда не курила сигареты: во всём, что она делала, девушка ценила процесс. А трубка тоже требовала ухода. Достаточно было эстетики момента закупки аксессуаров: сама подходящая по размеру и фасону трубка, дерево, из которого она была изготовлена, фильтры для неё, разноцветные ёршики, и, наконец, табак, который Лара выбирала по аромату. Она никогда не понимала, как люди курят эти зловонные дешёвые палочки; трубочный табак был приятным на вкус и создавал особое настроение, помогал что-то переосмыслить и принять важное решение, от которого могла зависеть чья-то жизнь.
        Жизнь?
        Почему так случается, что мы ответственны за чьи-то жизни?
        Лара вздрогнула от звука пришедшей смски. Из кармана куртки она выудила мобильник, который включила совсем недавно.
        «Доброй ночи, Волшебница. Я слышал, что ты вернулась из дальних странствий. Как и я… Хотелось бы поделиться с тобой откровениями».
        Лара не заметила, как начала дрожать.
        Она всегда замерзала слишком быстро. Стоило только прохладному воздуху коснуться её тонкой кожи, как всё внутри пробирало холодом насквозь. Куртка, спасавшая от горного ветра, не защищала от русских морозов.
        Лара зашла в дом, захватила с собой красный непальский платок из ячьей шерсти, купленный у храма восьми источников и, скинув куртку, пошла на кухню.
        Она не зажигала свет. Неровное пламя свечи дрожало от её прерывистого дыхания. Вино ей уже бы не помогло. Она достала из дальнего угла холодильника бутылку текилы - подарок какого-то поклонника её творчества, и налила себе стопку. Отрезала лимон, посыпала солью (эстетика момента, всё-таки), проглотила не глядя. Прислушалась. В доме было тихо. Кот негромко сопел на кухонном шкафчике под потолком (его любимое место). Телефон теперь тоже молчал.
        Лара открыла последнюю смску, и экран осветил кухню загадочным неестественным светом.
        «Не буду тебе писать, - подумала она, - ведь ты же со своей женой!»
        Рука дрожала… Неровно подстриженный ноготь, отвыкший от маникюра, завис над экраном. Чёрт с ней, с женой, при чём тут она, её нет в том мире, в котором есть лишь она и Яр!
        «Если я не отвечу, зачем мне жить вообще», - пронеслось в голове.
        «Доброй ночи, Волшебник, - написала она, - Что не спишь? Да, вернулась. Где ты? Буду рада поделиться…»
        «Завтра в 11 на набережной у церкви, сможешь?»
        Свет на экране погас, крохотная свеча роняла неровные тени. Темноволосая девушка сидела, закутавшись в красный шерстяной платок, поджав колени, и смотрела на чёрный экран телефона.
        Потом Лара долго думала, кто разрушил её жизнь: этот миг или она сама?
        * * *
        Стояло морозное утро выходного дня, в тишине лишь снег скрипел под ногами. У церкви был парк, они встретились спокойно и пошли рядом, почти касаясь друг друга плечами. Лара что-то бездумно болтала, стараясь за словами скрыть волнение, и Яр, казалось, не слушал её. Погружённый в свои мысли, он просто был здесь, с ней, и на самом деле никто из них не понимал, зачем.
        Она дрожала от холода снаружи, а в сердце её полыхал огонь. Внезапно Яр взял её за руку, и она замолчала.
        «У тебя огонь в сердце, - послышались в ушах слова Дэна, - мы активизируем каналы, и он выйдет. Тебе станет легче».
        Как он мог выйти, если…
        * * *
        Камила проснулась одна в своей комнате, задыхаясь от дыма. Она вскочила и увидела, что горят её книги, но очаг был холоден и пуст. Осколки разбитого философского яйца всё также лежали рядом, но «алый лев» - долгожданная тинктура - пропала вместе со своим создателем.
        Кашляя, со слезящимися глазами, Камила подползла к окну и попыталась его открыть. Но в это время тяжёлая дверь в её чердачную комнату распахнулась и ворвались псы, которых она боялась больше смерти. Страшные люди-шавки подхватили её под руки и поволокли прочь, невзирая на крики и мольбы, на глазах у любопытных соседей. Какие-то нищие в лохмотьях стояли на лестнице, пока её, растрёпанную и беспомощную, тащили вниз; разукрашенные падшие женщины и тощие большеглазые дети, которых она, не выходя из дома, почти никогда не видела - её соседи - неизвестные безмолвные люди, никто из них не мог ей помочь…
        Камила вдруг ощутила беспредельное одиночество, которое было страшнее, холоднее и больнее страха. У неё даже не осталось ни сил, ни влаги для слёз.
        «Кристо, - повторяла она одними губами, - я иду к тебе, встречай».
        Одна эта фраза утешала её теперь, когда она вдруг поняла, что все её грёзы, наконец, рассеялись, как ядовитый туман.
        «Как же я смогу помочь тебе! - вдруг зазвучал в ушах звонкий мальчишеский голос названого брата. - Если ты навеки повязана тайной эликсира с другим!»
        Прозвучал и замер в тишине…
        В тишине, жаре и треске поленьев, которые начинали гореть под ней, и возгласы из толпы:
        - Сжечь ведьму!
        - Долой еретичку! - звучали всё яростней и отчётливей.
        Тогда она поняла, в чём дело. Не суждено ей было погибнуть в пытках, подобно Кристо, Аристену и другим отважным нищим алхимикам, ставящим истину и честь дороже славы и богатства, никто не принимал её всерьёз… да и не мудрено…. Сама багряная тинктура, главные дневники и книги были похищены, а остальное предано огню… она была найдена одна, простоволосая, в окружении странных склянок, порошков, пузырьков, и обвиняли её в такой чепухе, которой она сроду не занималась. В смутное время собак, алчущих золота, добытого в священном огне, её, владеющую секретом философского камня, обвинили в банальном колдовстве наряду с подзаборными бабками, вместо того, чтобы лежать у неё в ногах, умоляя раскрыть тайну бесконечного богатства и вечной жизни.
        Чувствуя, как занимается жар у неё под ногами, странная тощая девушка со смуглой кожей и спутанными волосами вдруг засмеялась нечеловеческим смехом, глядя на толпу перед ней.
        - Вы все - нищие отребья! - закричала она злобно и отчаянно. - Всю свою жизнь я искала то, что очистило бы ваши умы от скверны, и готова была делиться всем, что хотела добыть благодаря своим знаниям, но вы - просто жалкие рабы и так и останетесь гнить в мерзком мире, лишённом прекрасного! Увы вам, мелкие умишки, погрязшие в бедности и разврате, я хотя бы познала счастье, пусть на краткий миг, обрела то, что ищу уже не одну жизнь…. Но… у меня украли и это…
        Она вдруг заплакала горько, казалось, не замечая ни дыма, наполнявшего лёгкие, ни того, как язычки огня начинают опалять её босые ступни, крепко привязанные верёвками к позорному столбу на центральной площади.
        Собравшиеся люди вдруг перестали кричать, словно ветер пронесся над их головами, они зашелестели осенней травой перед налетающей бурей, и стихли, испугавшись гнева этой странной девушки, которая, в отличие от других, не вопила на смертном костре, как кошка, от страха, а бросала им злобные дерзкие речи. И теперь, не чувствуя боли, проливала слёзы о чём-то другом, запредельном жизни и бренному телу, хотя все они уже явственно чуяли запах палёной плоти.
        Люди в страхе начали отступать назад от зловещего костра, а Камила, рыдая, не чувствовала себя побеждённой. Её тело, закалённое парами ядовитой ртути и не проходящими ожогами любви, принесённой из предыдущих жизней, было наполнено до краёв странной химической смесью гормонов, блокирующей нестерпимую физическую боль.
        Её голова, заполненная формулами трансмутации металлов, теперь призывала вещества, составлявшие её тело, взбунтоваться и явить миру то чудо, ради которого она жила. Камила была почти уверена, что ей это удастся, и она останется неуязвимой для зловещего пламени, как вдруг взгляд её упал на одно лицо в свите короля, искривлённое в болезненной гримасе.
        Это был он, её Лев, Повелитель огня, священный супруг и, пожалуй, главный ингредиент её магической тинктуры, в тёмно-синем камзоле под руку с дамой - блондинкой, одетой в алое платье, пышнотелой, испуганной, румяной… она прижимала ладонь к округлившемуся животу и дышала прерывисто и часто. Внезапно женщина, зажмурившись от боли, что-то прошептала на ухо своему супругу (конечно, кто бы сомневался!), и они оба поспешили прочь, однако в последнюю минуту Лев в отчаянии обернулся, и Лара, задохнувшись от дыма, вдруг превратилась в обычную девушку, брошенную в огонь… Языки пламени объяли её и поглотили тело, оставив вместо сердца черный уголёк - сплошную безысходную боль, уносимую к следующим жизням…
        * * *
        Лара остановилась и выпустила руку Яра… Голова кружилась, и она никак не могла найти точку опоры, казалось, вся земля рушилась под её ногами.
        Он подхватил её и прижал к себе, бережно и нежно.
        - Что с тобой? - шептал он ей на ухо.
        «Не верь ему!» - звучал хриплый мужской голос у неё в ушах.
        Но она не могла не верить.
        Он был её жизнью, её вселенной, и больше никто не смог бы их разлучить.
        - Ты предал меня! - сказала она вдруг, нащупав ногами землю.
        Скрипнул снег, она встала ровно, и он отпустил её, удивлённый и испуганный.
        Теперь они стояли напротив, глядя друг на друга, как два раненых зверя.
        Время исчезло, и реальность рассыпалась на множество осколков. Не было больше смысла играть, и, хотя Яр помнил не много, он вдруг упал перед ней на колени, сложив руки в молитвенном жесте.
        - Я не знаю, что на меня нашло, прости меня, Ларик, - просил он, - не надо было нам встречаться, но я… не знаю… ночью выл ветер, какие-то голоса, звуки и хлопающие двери… я думал, всё это закончится, я уезжал далеко, бродил по горам, старался забыть всё, но не могу… забыть… тебя!
        - Я тоже не могу! - она села рядом с ним на снег, взяла его тёплые руки. - Я не держу зла на тебя, нет, я тебя люблю!
        На их вселенную обрушилась тишина. Только её прерывистое дыхание слышно было в этой тишине. Стоял красивый морозный безветренный день. В церкви зазвонили колокола.
        Дрожь от собственного признания пробежала по телу Лары, и, если бы она не чувствовала себя сейчас такой живой, то решила бы, что её снова сжигают на костре.
        - Но любовь - это же… просто чистая радость, - сказал вдруг Яр спокойным и каким-то одухотворённым голосом, - любовь - это свобода. Любить - значит не зависеть от обстоятельств и людей. Я люблю тебя, Волшебница!
        Он обнял её крепко и держал в объятиях несколько минут, пока звучал колокольный звон. Однако Лара не ощущала близости в этих прикосновениях. Несколько минут назад, стоя перед ней на коленях, он был открыт, как никогда раньше, а теперь снова замкнулся в коконе своей странной философии и говорил вовсе не о тех чувствах, которых она ждала от него. Что же он испытывал к ней не самом деле?
        Они уходили из парка вместе, молча, не держась за руки. Лара уплыла во тьму своих мыслей, а Яр был спокоен, светел и тих.
        - Я так рад, что мы поговорили, - сказал он на прощание, безоблачно улыбаясь, - ты знаешь, Маша беременна. У меня будет сын! Или дочь… это неважно. Чудо рождения - вот ещё один вид любви!
        Она смотрела на него непонимающим взглядом. Что-то внутри почернело, обуглилось и рухнуло вниз.
        Дома Дэн курил сигареты… её чистый, добрый, милый Дэнчик, который лишь иногда затягивался вполсилы фруктовым кальяном, чтобы составить ей компанию, теперь вдыхал в себя ядовитый дым, от которого Лара закашлялась, в ужасе глядя в его красные от табака и боли глаза.
        Она открыла окно и впустила морозный воздух в дом.
        - Что ты делаешь? - набросилась она на него.
        - А ты что? - срывающимся голосом спросил он в ответ, затравленным зверем глядя на неё исподлобья. - Куда ты ходила и почему отключила телефон? Я три часа тебе звонил! Ты была с ним, да?
        Лара села на табуретку и заплакала. Она не знала, что сказать, какие найти слова в своё оправдание. Она не хотела видеть Дэна таким, не хотела причинять ему боль. Но он чувствовал её как себя, и оправдания были бессмысленны. Её сердце сгорело в пожаре дотла и чёрным угольком упало в бездонную пропасть отчаяния.
        * * *
        - Яр не понимает, почему ты рассталась с Дэном, у вас же всё было так хорошо…
        Злата сидела напротив за столом, не замечая, что каждое её слово ранит больнее острого ножа.
        - Он не понимает? А ты?
        Подруга замолчала. Она собирала пальцем крошки от пирожного на блюдце.
        - Ты всё ещё любишь его, но… теперь всё иначе, - сказала она как-то неуверенно.
        - Что именно иначе? - спросила Лара с неожиданной злостью в голосе. - Раньше, когда он спал со мной за спиной у своей жены, это было нормально, и я должна была ждать и верить, а теперь, когда я поняла, что не могу быть ни с кем, кроме него, выясняется, что его жена беременна, и ему просто нет дела до меня!
        - Это не так, - возразила Злата, - он любит тебя, но что он может сейчас поделать?
        - Любит меня? - удивилась Лара. - А где он был, когда у меня ночами ехала из-за него крыша? Почему меня спас от отчаяния Дэн, а не он? Что ему надо теперь?! Я хочу его забыть…
        Огонь костра полыхал в её глазах. Злата смотрела недоумённо и не знала, что сказать. Тонкая грань понимания лопнула между ними.
        Закрыв за ней дверь, Лара налила себе текилы. Бутылка была уже почти пуста.
        «Надо будет купить ещё, - подумала она, - вот и всё. Теперь я совсем одна: ни подруги, ни любимого, даже если бы я предложила Яру встречаться для секса, он бы сейчас вряд ли согласился на это. И Дэна уже не вернуть… Что же я такого ужасного сделала? Почему любить так больно?»
        Лара сидела в темноте и допивала текилу. Ближе к ночи отчаяние стало совершенно невыносимым. Не понимая сама, что делает, но не в силах себя остановить, она написала Яру:
        «Я люблю тебя и не хочу делить тебя ни с кем. Помоги мне!»
        Утром Лара хотела стереть сообщение, но он уже звонил ей на телефон.
        - Давай встретимся, - сказал Яр.
        Через час они сидели за столиком в кафе и пили жасминовый чай.
        - Что с тобой? - спросил он.
        Она судорожно выдохнула, отводя глаза, полные слёз.
        - Ничего, всё нормально. Вчера было плохо, но сегодня лучше.
        - Точно? - Яр смотрел на неё обеспокоенно. - Знаешь, я сам запутался. Не уверен, если честно, хочу ли быть дальше с Машей.
        - А как же ребёнок? - неуверенно возразила Лара.
        Хрупкая надежда затеплилась в её измученном сердце.
        - Да, но… если я там останусь, дальше будет только хуже.
        - И что ты собираешься делать?
        - Не знаю. Я никогда не думал про ребёнка. Это она хотела… но у нас всё плохо.
        - Ты пришёл говорить про свою жену? - спросила Лара. - Скажи мне, как ты относишься ко мне?
        Её голос задрожал от волнения.
        - Я отношусь к тебе очень хорошо, - ответил Яр, - с большим уважением. Ты очень много для меня значишь… но… если честно, я вообще не уверен, что умею испытывать те чувства, о которых ты говоришь. Так что…
        - Окей, - сказала она спокойно, - значит, не было никаких чувств, вообще и никогда?
        - Ну, если честно, - сказал он со вздохом, - мне было очень плохо всё это время. Мне тебя не хватало… а как же иначе? Ты мне подарила такие наслаждения и тут же их лишила… Не понимаю, что тебя не устраивало? Разве тебе нужна эта скучная семейная жизнь? Ты же совсем другая…
        - Откуда ты знаешь, какая я? - спросила Лара с вызовом.
        - Ну, уж точно, не примерная жена, - усмехнулся Яр, - иначе почему же ты не осталась с Дэном? Такой хороший парень…
        - Я уже слышала об этом, - отрезала Лара, - не знаешь, почему я не осталась с ним?
        - Знаю, семейная жизнь - это не твоё, - сказал Яр.
        - А, значит, твоё - это иметь разных женщин, которые будут удовлетворять твои прихоти, так?
        Они сидели друг напротив друга: больше не любовники, не друзья и не враги - чужие и одновременно такие близкие люди. Между ними горело пламя.
        - Пойми меня, пожалуйста, - попросил он, - я просто обычный человек. У меня было трудное детство, у меня есть слабости, как и у всех. Но ты для меня всегда была чем-то бесценным… я вспоминаю о тебе, и сразу так светло на душе… Зачем ты хочешь отнять у меня это? Ты могла бы остаться с Дэном, и мы с тобой встречались бы иногда… ты же знаешь, между нами особая связь. И… мне нужна твоя любовь!
        - Я больше не хочу гореть, Лев, - сказала Лара, поднялась из-за стола и ушла, вытирая по пути набежавшие слёзы и стараясь сдержать до дома рыдания, которые раздирали грудь.
        Она лежала в постели три дня, не отвечая на звонки, не отпирая дверь. Она чувствовала себя, как будто ей сделали операцию на сердце, и при каждом движении испытывала почти непереносимую боль. Лара еле доползала до кухни, чтобы насыпать корма орущему коту, а сама пила только воду. На третий день она достала из ящика стола спрятанную в дальний угол бумажку с невнятной картой, нарисованной детским корявым почерком, и долго разглядывала, вспоминая странную спутницу из автобуса.
        - Тамара… Мара… - шептала Лара себе под нос, будто обезумев. - Я найду тебя. К чёрту всех… это мой мужчина! Мой эликсир! Моя жизнь! Я больше не хочу гореть…
        * * *
        Метель за окном свистела всё яростней и злее. Тая не могла спать и села в своём углу, завернувшись в тряпки, мучимая каким-то страшным предчувствием.
        По всей комнате горели свечи, и в центре на полу сидела Тамара, роняя одновременно множество теней во все стороны.
        - Она скоро придёт, - вдруг сказала старуха, посмотрев Тае прямо в глаза, - тебе надо достать путы.
        - Какие путы? - испуганно спросила девочка, вдруг мелко задрожав.
        - С рук покойного, ты же знаешь!
        - Покойного?
        - Твой дедушка умер. Попроси у своей сестры, и всё. Тебе очень повезло, это будет просто.
        Тая вдруг заплакала, закрыв ладонями лицо. Она помнила дедушку, и всё, что было с ним связано, дышало светом и радостью. А теперь ей велели сделать что-то ужасное, да ещё и приплести родную сестру.
        - Нечего было таскаться туда без моего разрешения! - рявкнула Тамара. - Ни ты, ни я ничего не знали бы об этой семье. Но теперь какой мне смысл искать другого покойника, если всё так неожиданно просто. Ты перемещаешься лучше меня и попадёшь к ним быстрее, чем дойдёшь до ближайшей деревни, благодаря своей связи с сестрой. Я не учла это, когда тебя похищала, но теперь это сослужит нам службу.
        - Но зачем? - спросила Тая, продолжая дрожать. - Зачем тебе эти путы?
        - Не мне, а тебе, - поправила девочку старуха, - прости, но моё время вышло. Это дряхлое тело слишком утомляет, у меня нет больше силы помогать отчаявшимся людям. Здесь скоро будет девушка с просьбой, и ты её выполнишь. Делай, что я говорю, к её прибытию всё необходимое уже должно быть у тебя.
        * * *
        Яр стоял на пороге с букетом хризантем. Маша смотрела на него и не знала, смеяться ей или плакать. За тот месяц, что он пропадал в поездке без средств связи, она выплакала все глаза, и теперь, когда он вернулся, они почти не общались несколько дней несмотря на то, что она рассказала про ребёнка…
        И вот теперь он протягивал ей цветы, как ни в чём не бывало.
        - Я знаю, ты любишь полевые, - сказал он, - но сейчас на улице зима. Поэтому вот… что-то типа ромашек. Надеюсь, они тебе понравятся.
        - Это реально мне? - спросила Маша, взяла цветы и прижала к себе, как будто боясь, что у неё их сейчас отнимут.
        - А здесь ещё кто-то есть? - Яр шутливо обернулся вокруг.
        Маша рассмеялась.
        - Пойду поставлю в вазу, - сказала она.
        - Нет, подожди! - он схватил её в охапку вместе с цветами и поцеловал нежно и страстно, как в то забытое время, когда они только начинали встречаться.
        Маша задохнулась от счастья.
        - Прости меня, - сказал Яр, - когда ты сказала про беременность, я испугался. Мне нужно было подумать. Но теперь я готов. Говори, что нужно, и я буду делать. Хочешь, сделаем ремонт в коттедже к рождению ребёнка? Или останемся здесь. Что ты хочешь?
        * * *
        Билеты на утренний автобус лежали на тумбочке в прихожей. Лара стояла у зеркала и смотрела на себя невидящим взглядом, словно в трансе.
        Повинуясь внезапному порыву, она открыла шкаф и достала свадебное платье в прозрачном пакете, развернула шуршащий целлофан, и длинный шлейф заструился по полу. Медленно, без мыслей, Лара надела платье и белые туфли и на сей раз бесстрашно посмотрела на себя в зеркало.
        Она была очаровательна. Белый цвет хорошо оттенял загорелую под непальским солнцем кожу, а длинные волосы чёрной волной падали на гладкий шифон, расшитый блёстками. Ей нравилось, что спереди платье было коротким, чуть выше колен, чтобы не скрывать красивые ножки, а сзади удлинялось в пышный многоступенчатый шлейф, волнами падающий на пол.
        Лара прошлась немного перед зеркалом, поглаживая складки на подоле.
        - Двадцать семь, - сказала она себе, - отличный возраст для того, чтобы выйти замуж. Я уже не слишком юна и глупа, но ещё достаточно молодая.
        И она кивнула себе с улыбкой.
        - Да, - завершила девушка более уверенно и громко, как будто обращаясь к невидимому собеседнику, - не зря я же я купила это платье. Мне просто нужен другой мужчина.
        За окнами было темно и выла метель. Бесик ходил вокруг неё кругами и вопросительно мяучил.
        - Ну, чего тебе? - спросила она его. - Ты вроде бы сыт…
        Внезапно у неё закружилась голова; прямо в платье она дошла до кровати и прилегла на подушки. Быть может, она слишком затянула шнуровку на корсете, но ей не хотелось снимать платье. Она чувствовала себя в нём неожиданно легко и спокойно, как будто всё встало на свои места. В её душе вдруг воцарился мир, а это лёгкое недомогание словно было знаком перехода… перехода на новый уровень, иные вибрации, к другому качеству жизни.
        - Я должна выйти замуж за Яра, - сказала Лара в пустоту, - вот зачем всё это было… и та картина…
        Она задумалась на минуту, уставившись в белый потолок.
        Кот запрыгнул на кровать и ластился, терся об её руку, мял лапой пышные шифоновые складки, выпуская коготки и оставляя на белой ткани серые шерстинки. Лара не прогоняла его и машинально гладила, не глядя. Она словно оцепенела. Внутри нарастало волнение - предчувствие чего-то нового, настоящего и сильного. Это был уже не чёрный осьминог с неприятными скользкими щупальцами, а огромный шумный океан, волнительный и прекрасный.
        Она больше не была рыбкой, заблудившейся в тёмных водах собственных эмоций и грёз, потерявшейся на границе сна и реальности, нет, она сама стала источником гигантского водоёма, дарующего ей новые возможности, власть и ощущение могущества. Любое её желание автоматически становилось частью этого безграничного пространства, объемлющего не только внутренний мир, но и мир внешний, соединяясь с ним невидимыми, но при том вполне реальными энергетическими потоками, влияя на которые, Лара могла управлять всем существующим. Так казалось ей, когда она, закрыв глаза, погружалась всё глубже в чарующие волны новых захватывающих переживаний. Океан пульсировал в сердце и мощными толчками направлял красные потоки крови по венам, артериям, наполняя всё тело мощью, жизнью и силой, он шумел в ушах нарастающим гулом, и, нырнув в эти состояния, Лара не сразу услышала звонящий телефон.
        - Алё, - ответила она безжизненным голосом и услышала робкий голос Дэна, в котором, однако, звучало волнение.
        - Ларик, прости, что беспокою, но… - он замялся, - у тебя всё хорошо?
        Она приподнялась и села на подушках, удивлённо хлопая глазами.
        - Да, почему ты звонишь?
        - Не знаю, какие-то мысли странные, но может, я просто ещё не успокоился до конца.
        - Прости меня, - сказала Лара и вдруг заплакала.
        Из всемогущей богини с океаном внутри она вдруг превратилась в одинокую потерянную девочку.
        - Да ничего, - ответил Дэнчик, - я всё понимаю.
        - Ты такой хороший, - всхлипнула она, - как бы я хотела тебя любить!
        - Может, мне приехать, побыть с тобой?
        - Нет, не нужно, - сказала она и вдруг завершила холодно, спокойно и уверенно, - всё хорошо, Дэн, а будет ещё лучше.
        - Точно? - спросил он, ещё больше обеспокоенный её неожиданно изменившимся тоном, в котором звучала странная сила и нотки льда.
        - Пока, Дэн, - сказала она и повесила трубку.
        - Бесик! - прикрикнула девушка на кота и столкнула его с кровати.
        Кот обескураженно приземлился на лапы и стоял растрёпанный, недоумённо навострив уши.
        Лара встала с кровати, отряхнула шерсть с подола и пошла переодеваться. Она снова аккуратно упаковала платье в целлофан и повесила в шкаф, постояла ещё минуту, глядя на него.
        Метель продолжала выть за окном, и Лара вспомнила тот день ровно год назад в деревне у Яра - самые прекрасные моменты в её жизни. Она тогда действительно поверила, что сбылись все её заветные мечты, и они с любимым мужчиной, наконец, будут вместе. Всего лишь одни сутки счастливой уверенности в том, что её жизнь, наконец, превращается в сказку, что больше не будет страданий и бессонных ночей, волнения, беспокойства и бесконечного ожидания.
        Теперь ровный стук сердца знаменовал завершение долгого поиска… что-то из прошлых жизней. Да, именно так. Завершение. То, к чему она стремилась, когда растрёпанной нищенкой трудилась не покладая рук над чудодейственным эликсиром, дарующим абсолютное счастье, богатство, здоровье и вечную жизнь.
        Но ведь они вместе со Львом завершили Делание и обрели Философский Камень. Почему же ни тот, ни другой не нашли того, что искали? И если Яр - это тот самый Лев, предавший и бросивший её в огонь, стал счастливым обладателем сокровища, то почему он родился теперь в новом теле, а не живёт в прежнем, которое должно было стать неподвластным старению и смерти?
        Что такое случилось, чего она не знает?
        Как бы там ни было, но в этой жизни её тянуло к Яру не меньше, чем в той, средневековой реальности манил юную Камилу заветный эликсир.
        Лара глубоко и прерывисто вздохнула, закрыла зеркальную дверцу шкафа и вновь уставилась на своё отражение.
        - Да, Яр, - произнесла она монотонно и торжественно, - мы с тобой встретились снова не случайно. Очевидно, что-то осталось незаконченным, но если нам удалось однажды создать то, над чем бились лучшие умы человечества, то, видимо, и применить это мы должны вместе. Может быть, мы вдвоём составляем тот самый ингредиент, который необходим для успешного завершения Делания, и нам нужно быть вместе, чтобы это произошло. Возможно даже, и вообще не нужна никакая алая тинктура, а истинный эликсир созревает внутри и производит невидимые внутренние изменения, трансмутацию сознания и духа, а затем - и физического тела, обретающего чудесные качества. Жаль, что ты не изменился и не понимаешь этого, так же, как и тогда! Ну, что ж. Раз так, я возьму эту задачу на себя и сделаю всё возможное, чтобы мы с тобой достигли, наконец, результата. И для этого уместны любые способы, особенно учитывая то, как ты поступил со мной в прошлый раз.
        В голосе Лары зазвучали гневные нотки. Вся боль, все неудовлетворённые желания, вся обида истерзанной страданиями души превращались в холодную ярость, способную на любые действия и не гнушающуюся никаких средств.
        Перед её внутренним взором возникло растерянное лицо Льва в толпе. Она, испытывая тогда невыразимые мучения, сквозь смрадный чёрный дым от собственной горящей плоти смотрела глазами памяти души на то, как её соратник и мучитель разворачивается, подхватив под руку белокурую даму, скорчившуюся в естественных мучениях начинающихся схваток.
        Боль рождения победила боль смерти и затмила тяжкий грех в глазах Яра. Лара не сомневалась, что он и сам не хотел смотреть, как она умирает, но пришёл лишь потому, что не мог не прийти, будучи приближённым короля. Кровожадный король любил присутствовать на казнях.
        Камила, не интересующаяся ничем, кроме эликсира, не знала даже имени этого странного человека, ставшего сначала её спасением, а затем - проклятием. Она не сомневалась, что это он сдал её властям, а точнее, похитив камень, больше не имел причин отгонять от неё собак. Может быть, он и не считал бездействие грехом, но как можно жить с таким камнем на совести?
        Этого Лара не понимала, но она не могла ненавидеть Яра за то, что сделала его душа в другом теле. Общаясь с Дэном, она узнала, что, рождаясь заново, человек обретает новый гороскоп и новые качества, то есть, по сути становится совершенно другим существом, и она была уверена, что тот Яр, которого она знала сейчас, не смог бы поступить так. Он был скорее обычным мужчиной с нормальными слабостями, но не подлецом. Яр действительно хорошо относился к Ларе и, возможно, к своей жене, он любил обеих женщин и не смог бы намеренно причинить кому-то из них боль.
        «Так вот почему, - подумала Лара, - даже зная законы кармы, нам так сложно принять иногда страдания, выпадающие на долю живых существ. Невозможно, например, видя мучения невинного симпатичного ребёнка, растерзанного снарядом, представить, что в прошлой жизни он был злобным кровожадным убийцей и не щадил ни женщин, ни детей. И сейчас я не могу винить Яра в содеянном его предшественником, о котором он, скорее всего, даже не помнит. Но ведь я-то вспомнила! И почему теперь я должна страдать многократно, переживая вновь те события, как будто они случились со мной вчера, а он спокойно спит в своей тёплой постели рядом с беременной женой (боже мой, опять беременная жена!) Нет, всё-таки это несправедливо. То, что я помню и то, что мы снова нашли друг друга - не случайность. Не случайна и моя встреча с той бабкой в автобусе. Сейчас будто все паззлы сложились в моей голове. Так что я поеду и сделаю то, что должна».
        * * *
        Маша проснулась от звука смски, пришедшей на телефон мужа. Была глубокая ночь, слишком тёмная даже для зимы… в соцсетях она читала вчера, что впереди - самая длинная ночь в году, зимнее солнцестояние, когда что-то меняется в мире и в судьбах людей. Сама она не верила в подобные вещи, но именно этим вечером Яр вернулся домой такой счастливый, принёс цветы, говорил о ремонте в коттедже и пообещал быть с ней во что бы то ни стало…
        Почему же на сердце её было так неспокойно? Маша села на краешке кровати, держа руку на своём ещё незаметном животе. Несмотря на то, что её беременность пока не бросалась в глаза, сама она ощущала растущее внутри неё чудо как нечто настолько прекрасное, что оно освещало всё вокруг минимум на несколько километров - ведь это была новая жизнь (подумать только - целая человеческая жизнь!) и гарантировала (как же иначе) её счастье с Яром, то есть, всё, о чём она могла только мечтать.
        Когда глаза привыкли к темноте и Маша начала различать очертания предметов, она обернулась и увидела мужа мирно спящим. Загадочным огоньком мигал его телефон на тумбочке рядом с ним.
        Странное волнующее чувство охватило Машу, и мысли, которых прежде не бывало в её голове, вдруг хлынули в её сознание таким безудержным потоком, что она даже задрожала.
        Ей вдруг захотелось одним действием отменить все страдания, которые выпали на её долю по вине этого мужчины, такого родного и одновременно такого далёкого, а главное - узнать тайну, которую он скрывал. Она никогда не делала ничего подобного, но сейчас чувство страха, одиночества, вой ветра за окном и главное - этот сиротливый безответный звук телефона, разбудивший её, воскресили в ней смутную жажду, и она вдруг представилась себе светловолосой женщиной с проплаканными насквозь глазами, придерживающую руками не иллюзию беременности, а обвисший после родов живот, изборождённый растяжками и синеватыми венами, прикрытый белой длинной ночной сорочкой… Эта странная полубезумная женщина ковыляла во тьме по огромному дому с высокими потолками и гигантскими люстрами, наполненными сотнями свечей, горящих не электричеством - настоящим огнём…
        Подобно светлячкам, стремящимся к любви во мраке безразличия, они манили и звали её за собой… и она шла, как одержимая, увлекаемая одной яркой вспышкой, горящей сильнее других - отблеском и средоточием всего сияния сразу. Полыхая, крутясь и завиваясь, огненный шар перетекал из комнаты в комнату, и Анна ловила его, надеясь избавиться от того кошмара, в который превратилась её жизнь. Все чувства выгорели внутри, даже страха не осталось…
        Она не могла забыть ту странную девушку, объятую пламенем, когда у неё начались схватки… Леонард так настойчиво уводил её оттуда, но растворился сразу, как только она оказалась в надёжных руках повитухи. Дальше Анна почти ничего не помнила. Приступы ужасной, почти невыносимой боли, крики и указания женщины, призванной помочь ей, но незнакомой, и оттого лишь усиливающаяся паника… боль, которую невозможно терпеть… снова провалы в памяти… Лицо мужа, возникающее лишь в её подсознании - был ли он на самом деле где-то рядом, кто знает?
        И потом - страх, беспомощность, слабость… яркий утренний свет, пробуждение… беспредельное одиночество… кромешная тишина. Пытаясь проснуться в этой тишине, Анна ощущала лишь, что не может даже открыть глаза, не говоря уже про что-то большее… А тишина не прекращалась. Она становилась навязчивой, бесконечной, пугающей. То пространство звука, в котором она, как мать, девять месяцев носящая под сердцем родное существо, должна была услышать крик своего новорожденного ребенка, молчало, и Анна не понимала, жива она или уже умерла.
        «Боже, пусть я буду мертва, - молила бедная молодая женщина непонятное существо, которое её с детства учили почитать как нечто высшее и непреложное, - и потому что я уже на небесах, голос моего ребёнка не доносится ко мне».
        Однако постепенно силы возвращались к гей, и спустя некоторое время Анна смогла не только разлепить тяжёлые веки, но и сесть, почувствовать своё дыхание и выпить немного воды.
        Еще через несколько дней несчастная узнала, что ребёнок умер, не успев увидеть свет, а муж сошёл с ума и больше не желает её видеть. Какая пытка может быть хуже для девушки, нежной как полевой цветок, выращенной в удовольствиях и любви, мечтавшей о семье и детях, хрупкой и наивной, ещё несколько месяцев назад полной надежд и счастливых мечтаний?
        Единственное, что угнетало её тогда - это нездоровый вид мужа, связанный с увлечением алхимией, из-за чего он днями и ночами пропадал где-то, стал раздражительным и спал почти всё время, что проводил дома. Но Анна, воспитанная по всем правилам и беспрекословно выполнявшая обязанности жены, старалась не давать воли чувствам и надеялась, что, как только родится долгожданный сын, причуды Леонарда пройдут, и он станет нежным и преданным супругом и отцом. Она верила, что истинный мужчина, способный нести ответственность за свою семью (а именно таковым она и видела своего мужа), должен понять, что наигрался в мальчишеские игры в тот момент, как только возьмёт на руки сына. И так бы оно, пожалуй, и было…
        Но вот только к моменту, когда она очнулась от своей длительной болезни, в которой её тело отчаянно боролось со смертью (зачем?!), её новорожденный сын уже несколько недель гнил под землёй, а мужа пожирала иная хворь - не менее опасная, чем её.
        В день, когда она начала идти на поправку, ей возлюбленный Леонард превратился в обезумевшее чудовище - привидение, безжизненной тенью гуляющее по комнатам. Он был отлучён от королевского двора, всеми презираем и серьёзно болен какой-то неизлечимой душевной болезнью. По ночам он запирался в одной из комнат, и оттуда слышались вопли, шли какие-то странные запахи, шёл дым разных цветов, а порой что-то взрывалось и падало. Все слуги покинули замок, и лишь одна верная служанка Анны, хромоногая больная сирота, которой некуда было идти, жалела хозяйку и, трясясь от страха, сидела с ней рядом ночью, утешая её.
        Когда над холмами поднималось солнце, хозяин покидал свою лабораторию и бродил по комнатам, роняя вещи, и иногда падал с грохотом сам. Пробираясь мимо комнаты своей несчастной жены, которая до сих пор едва могла ходить, мучимая болями, он шептал странные слова, умоляя кого-то о прощении.
        Однажды юная служанка заснула, утомлённая множеством бессонных ночей, наполненных тревогой, а Анна, движимая странным предчувствием, напротив, проснулась, вздрогнула, увидев склонённое над собой худое болезненное синюшно-бледное лицо, обросшее бородой, обрамлённое нечёсаными грязными клочками волос, черными с сединой. Это существо, бывшее некогда её мужем, полным сил высоким красивым мужчиной, сейчас смотрело на Анну безумными чёрными глазами, в которых она, словно в отражении, прочла желание смерти как спасения. Муж схватил её за шею и душил, судорожно сдавливая костлявыми пальцами, и она подчинилась ему, отдалась полностью, без остатка - в том аду, в котором она жила, ей нечего было терять. Однако служанка проснулась и с криками оттащила сумасшедшего хозяина от Анны, забившейся в хриплом кашле.
        В ту ночь никто из них не хотел жить, но зачем-то каждый боролся за жизнь… Когда служанка увела безумного из комнаты, Анна впервые после болезни встала и пошла по безжизненным тёмным коридорам. На улице бушевала гроза, в некоторых комнатах окна были открыты (они всё время проветривали, чтобы устранить невыносимый ядовитый запах из лаборатории мужа), и в большом зале, где принимали прежде гостей, в углу, молодая женщина увидела затаившийся огненный шар - он крутился и переливался как будто разными цветами (а может, ей это просто казалось). Анна направилась к этому шару, одержимая странным порывом, не понимая, что это такое, но чувствуя, что в этой жизни ничего ярче и красивее уже не увидит. Приоткрыв пересохшие потрескавшиеся губы, Анна слушала шум дождя, раскаты грома и вой ветра за окном, и приближалась, подобно привидению в ночной сорочке, к странному явлению, придерживая до сих пор не подтянувшийся после родов живот, как будто в наказание всё время напоминавший ей о мертвом ребёнке… Она шла, как одержимая, жаждая лишь одного - забвения и покоя.
        Не думая о смерти, но подсознательно желая её, Анна коснулась светящегося шара - концентрации природного электричества, чтоб подобно зловещим экспериментам её мужа, подвергнуться такой трансформации, после которой не было бы уже возврата к прежнему состоянию материи…
        …Маша сидела на краю кровати, тяжело дыша. Огни проезжавших мимо машин вернули её к реальности, и она решила, что образы, только что пронесшиеся перед её глазами, - не более чем бред воспалённого сознания.
        «Я схожу с ума, надо успокоиться», - подумала она, ощупывая руками своё живое и здоровое тело. Обернувшись, увидела безмятежно спящего Яра, осторожно дотронулась до мягкой щетинки на его подбородке - ей нравилась эта щетинка… привычные ощущения постепенно возвращались к девушке. Она прислушалась к тому, что происходило у неё внутри - к заметной пока только ей и аппаратам УЗИ новой жизни, пульсирующей в животе и наполняющей их с Яром союз новым смыслом.
        Без всяких мыслей и желаний, не понимая сама, что делает, Маша склонилась над спящим мужем, протянула руку и взяла мигающий зловещим огоньком телефон.
        Закусив губу, держа аппарат дрожащими руками, она посидела в раздумьях с минуту, слушая мирное спокойное дыхание Яра.
        Нажала кнопку. Открыла смски… она никогда не шпионила, и он об этом знал. Несмотря на ревность, которой Маша порой его донимала, она считала чем-то унизительным рыться в его телефоне, и сейчас сама не понимала, зачем это делает. Какой-то странный порыв, не свойственный ей, вдруг овладел её действиями, комната осветилась искусственным светом, и девушка увидела последнее сообщение, пришедшее пятнадцать минут назад - ровно в час-двадцать.
        «Спи спокойно, мой Лев. Завершение близко. Я в пути».
        Красный[«Цвет же камня, прозрачно-красный, переходит в пурпур, из рубинового становится гранатовым, а вес его очень велик и исполнен мощи» (Василий Валентин «Двенадцать ключей мудрости»)]
        За эту неделю, проведённую в подготовке, Тая сильно изменилась. Из диковатой девчонки с наивным чуть потерянным взглядом она превратилась в серьёзную девушку с холодным блеском в глазах. Ей пришлось сделать выбор, определяющий её судьбу. Если раньше она ещё позволяла себе такие надежды и в глубине души успокаивала себя тем, что при желании всегда может найти дорогу домой, то теперь этот путь для неё был закрыт.
        Тая даже не могла бы сказать, кто именно сделал этот выбор: она сама, Тамара или судьба. Перед тем, как решиться, она сомневалась лишь секунду, а затем моментально выбросила из памяти все свои детские слёзы, которыми она обливалась в первые годы после похищения, когда ведьма не выпускала её из дома. Тогда, глядя на горящие свечи, слушая зловещие заклинания и видя жуткую растрёпанную старуху, словно вышедшую из самых страшных детских кошмаров, девочка находилась на грани безумия, она не спала ночами, отказывалась от еды и выплакала все глаза. Но постепенно магнетизм Тамары, очарование ритуалов и вся сказочная атмосфера, царящая в маленьком домике посреди леса начали овладевать сердцем девочки, а после того, как она обучилась основам магии, которая давалась ей необыкновенно легко, Тая не только перестала бояться старуху, но и поняла, что понемногу привязывается к ней.
        Её похитительница постоянно твердила о скорой смерти, но Тая не желала этого, хотя и знала, что смерть ведьмы подарит ей полную свободу. Девочку обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, детские психотравмы давали о себе знать, и она относилась к Тамаре сухо, зачастую позволяя себе небольшой бунт вроде магических путешествий к сестре, которые давали ей надежду на то, что возвращение возможно.
        С другой стороны, самым заветным желанием Таи было прожить с Тамарой, кок с родной бабушкой, долгую спокойную жизнь, полную чудес и волшебства.
        Ей нравились сказки, которые рассказывала старая ведьма, нравилось смотреть, как она колдует, танцует и летает, нравилось учиться магии, хотя она и не чувствовала особого желания браться самой за это дело, и теперь, когда Тамара, наконец, приказала ей выполнить первый серьёзный ритуал, Тая ощутила дискомфорт и отторжение, тем более, что задание включало в себя необходимость обратиться к сестре со странной просьбой, и это вызывало противоречивые чувства.
        Девочка не сомневалась, что Тамара специально выбрала для неё такой путь, хотя можно было поступить иначе.
        - Я видела это во сне, - сказала Тамара, - у тебя особая связь с клиенткой, которая идёт сюда. И ты должна сделать так, как я говорю. Это нужно для вас обеих.
        И вот, она материализовалась на кладбище под сенью высоких сосен с ветвями, покрытым снегом. Дул лёгкий ветер; белая крупа красиво падала, искрясь на солнце. Небольшая группа людей толпилась у свежевырытой могилы, и Тая держалась в отдалении. Она набросила капюшон, опустила голову и мысленно позвала сестру.
        Когда невысокая фигурка, сказав что-то родственникам, отделилась от группы и, словно в трансе, направилась в её сторону, Тая зашла за дерево и ждала.
        - Привет, - сказала она тихо, когда Алина приблизилась, и тут же приложила палец к губам, - тсс.
        - Тая? - Алина остановилась, изумлённо хлопая глазами.
        На её бледном лице играл легкий румянец от мороза. Она стояла, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Прости, - сказала Тая спокойно и как-то отстранённо, - мои соболезнования.
        - Спасибо, - пробормотала Алина, - ты пришла проводить дедушку? Как ты узнала?
        - Ты же знаешь, как, - сказала Тая, - Тамара… она всё знает. И сейчас я пришла… не за этим. Дело в том, что мне нужная твоя помощь.
        - Моя помощь? Какая?
        - Прости меня, сестра, - вздохнула Тая, - наверное, это будет моя последняя просьба. Со мной что-то происходит. Боюсь, что я перерождаюсь в новое качество, перестаю быть человеком, твоей сестрой. Думаю, ты скоро забудешь меня, и это пойдёт на пользу нам всем. Лучше тебе и не помнить… я бы сделала то же самое для мамы, но это невозможно. Никто не способен вычеркнуть ребёнка из сердца матери, никакое колдовство… так что… она будет помнить, но только я… теперь по-настоящему буду мертва.
        - Что? - по щекам Алины потекли слёзы, она протянула руки к девочке, похожей на неё как две капли воды.
        Сейчас ей, надломленной болью утраты, больше всего на свете хотелось взять эту девочку за руку и привести к маме и другим родственникам, вернуть в семью, забрать туда, откуда она была родом. Но девочка сделала шаг назад, и тень от капюшона упала на её лицо. Тая спрятала руки за спиной.
        - Ты же знаешь, - сказала Тая с болью в голосе, закусив губу. - я не могу тебя касаться, я здесь не в своём физическом теле, хотя ты меня видишь. Мне нельзя к вам вернуться. Сделай для меня, пожалуйста, то, о чём я тебя прошу, и потом ты забудешь меня навсегда!
        - Но я не хочу тебя забывать, - возразила Алина, - мы только недавно снова встретились, мне тебя не хватало, и сейчас я скучаю! Я бы хотела, чтобы мы были вместе.
        - Нет, - Тая покачала головой, - прошу тебя, помоги мне!
        В её голосе звучала мольба и вместе с тем какие-то холодные нотки.
        Алина вздрогнула и посмотрела внимательнее на сестру. В то время как на круглом лице Алины играли солнечные блики и вся она словно светилась несмотря на тёмную одежду, бледная худенькая девочка перед ней, казалось, излучала сгущавшуюся тьму. Огромный капюшон оттенял уже всё лицо так, что Алина видела лишь кончик носа и тонкие синеватые губы. Крошечные снежинки падали на них и не таяли.
        Алине стало страшно. Она словно увидела призрак.
        - Что тебе нужно? - спросила она.
        - Когда снимут путы с рук дедушки, - дрожащим голосом сказала Тая, - пожалуйста, найди способ их забрать и спрятать для меня. Это ничем не грозит ни дедушке, ни вам, я клянусь. Но они мне нужны для одного ритуала.
        - Что за путы, я не поняла, - сказала Алина растерянно.
        - Это верёвки или бинты, которыми перевязывают руки покойного. Их обычно снимают перед похоронами. Пожалуйста, помоги, для меня это очень важно.
        - Алина! - раздался голос мамы, и обе девочки вздрогнули. - Где ты?
        - Я сейчас, - откликнулась Алина.
        - Сделаешь? - спросила Тая.
        Алина вздохнула.
        - Я ничего не понимаю, - сказала она, - но если тебе нужно, то да. Мы правда больше никогда не увидимся?
        - Нет, и ты забудешь меня. Твоя жизнь будет долгой и счастливой, я постараюсь для этого сделать всё возможное. Я чувствую тебя и слышу, сестрёнка, и буду слышать даже тогда, когда ты не вспомнишь о моём существовании.
        Теперь уже обе девочки плакали, глядя друг на друга, желая обняться, но не имея возможности.
        - Ну, ладно, - сказала, наконец, Тая, - беги уже, тебя ждут! Я сегодня вечером сделаю один ритуал, чтобы тебе стало легче, и ты успокоишься… из-за дедушки, из-за меня. Береги себя, сестрёнка!
        - Да, и ты, - слабым голосом, всхлипывая, пробормотала Алина, - но куда мне деть эти верёвки?
        - Слушай, - Тая понизила голос, - возможно, забрать их будет нелегко, если твои родные знают, что нельзя этого делать. Кто-то должен будет их снять и положить в гроб, попроси ещё раз проститься с дедушкой и сними сама или достань незаметно оттуда, куда положили. Пожалуйста, постарайся, потому что это правда важно для меня… И спрячь… я не знаю где, может… закопай в снег у изголовья могилы, я найду. И положи что-нибудь сверху, цветок или ветку, чтоб я нашла.
        - Хорошо, - кивнула Алина и улыбнулась, - ты найдёшь. Пока!
        - Спасибо! - прошептала Тая, - пока… Я люблю тебя!
        - И я тебя, - Алина, убегая, послала сестре воздушный поцелуй.
        Тая села на снег, прислонившись спиной к стволу сосны. Дерево излучало сильную спокойную энергию, и сердце девочки, ещё недавно готовое выскочить из груди от волнения, постепенно начинало биться ровнее. Хотя она и была лишь проекцией, но связь с физическим телом сохранялась, как и все обычные ощущения. Стук сердца ещё звучал в ушах, и Тая закрыла глаза, делая дыхание более глубоким и читая про себя заклинание для расслабления. Она сделала всё, что могла, теперь оставалось только ждать и надеяться на сестру.
        Когда звук шуршащих по снегу шин замер вдали, кладбище затопили звуки леса: лёгкий шум крон деревьев в вышине и карканье ворон, слетевшихся на свежую могилу. Тая открыла глаза, поднялась и медленно пошла к чёрному холмику, над которым поднимался деревянный крест, увешанный венками. Букеты живых цветов были воткнуты в рыхлую землю, а снег вокруг был покрыт множеством следов.
        Вороны с шумом разлетелись в стороны, и Тая остановилась возле холмика, потом присела и положила руку на насыпь.
        - Прощай, дедушка, - тихонько произнесла она, - я тебя плохо помню, но знаю, что ты меня любил. Прости, но… мне нужно кое-что взять у тебя… Моя судьба сложилась не так, как мы думали, но я сейчас не уверена, что хотела бы остаться с вами. Так что… не суди меня строго.
        Тая поднялась, обошла холмик и улыбнулась, увидев позади лежащий на снегу браслетик с красными камушками. Она взяла браслет на ладонь и несколько минут рассматривала его, продолжая улыбаться.
        - Спасибо, сестрёнка, - сказала Тая, надела браслет и выкопала бинты.
        Впереди было ещё несколько дел, и следовало торопиться. Тая спрятала путы в карман и начала читать заклинание, чтобы вернуться.
        * * *
        Лара шла по заснеженному лесу так, как ей показали жители деревни, до которой она доехала на автобусе. Вдоль тропинки петлял незамёрзший ручей с красноватой водой.
        «Должно быть, тут торфяники», - подумала Лара, но от цвета воды ей сделалось не по себе.
        В лесу было тихо, она слышала лишь скрип собственных шагов по снегу.
        Прошло уже довольно много времени и начало вечереть. Девушке вдруг стало страшно. Сгущались сумерки, холод начинал пробираться под одежду, и она даже не знала, где будет ночевать. У неё не было ни телефона, ни адреса, ни договорённости - лишь помятый листок бумаги с детскими каракулями.
        Всё предприятие вдруг показалось Ларе каким-то бредом. Она не понимала сама, что хочет сделать, и опиралась лишь на россказни безумной старухи, но что-то продолжало вести её вперёд. В голове вдруг пронеслись воспоминания об их странных отношениях с Яром. Несмотря на то, что они встречались так мало, а в последнее время не виделись вообще, Лара никогда не прекращала думать о нём. Его имя бесконечно крутилось у неё в голове. «Яр, Ярик», - шептала она себе под нос, когда все остальные мысли улетучивались, и с этим звуком она засыпала и просыпалась.
        Тепло разливалось в её сердце при каждом воспоминании о любимом мужчине, но в то же самое время она чувствовала жгучую боль неудовлетворённости и непонимания. Лара была уверена, что они созданы друг для друга, она ощущала его как саму себя, и лишь вместе, казалось ей, они могут обрести гармонию.
        Доходило даже до того, что порой, лёжа ночью в слезах, она мысленно обращалась к его жене, умоляя её отпустить мужа, потому что он ведь не любит её, а любит Лару.
        Она не верила тому, что он сказал ей тогда при встрече в кафе. Лара не сомневалась, что Яр способен любить и любит её, ведь, думая о нём, она неизменно чувствовала горячую волну ответного чувства, жаром разливавшуюся у неё внутри, а иногда он и до сих пор продолжал писать ей странные смски, в которых абстрактными образами описывал свои переживания. Она была уверена, что Яр подавляет свою любовь, и у него для этого были причины. Он боялся что-то менять и хорошо относился к жене.
        «Я ничего плохого сделать не хочу, - сказала она себе, - он уже меня любит, и надо просто немного его подтолкнуть, убрать все страхи и блоки, и тогда истинное чувство хлынет свободным потоком, и мы соединимся, наконец, как и должно было быть с самого начала».
        Лара глубоко и прерывисто вздохнула, ощутила нараставшее внутри волнение и перестала бояться.
        У неё просто ничего не осталось, кроме любви к Яру…
        Без Него Лара не видела смысла жить. Все её прежние занятия: творчество, тренинги - показались ей вдруг пустыми и ненужными, а переживания - плоскими, ненастоящими. Всё было ложью, фальшью, игрой, кроме глубокого всепоглощающего чувства, которое поднимало её на вершину вдохновения и озаряло смыслом всё остальное.
        Она хотела лишь быть с любимым мужчиной, и ради этого стоило рискнуть.
        Лара пошла быстрее. В сгущавшейся тьме она вдруг различила впереди невысокую фигурку в длинной чёрной куртке с капюшоном, надвинутым на самые глаза и большим серым мешком в руке. Оттуда доносились кудахтающие звуки, и мешок шевелился, будто там трепыхалось что-то живое.
        Лара остановилась в нерешительности, но загадочный человек впереди махнул ей рукой, и она приблизилась, начиная дрожать: то ли от холода, то ли от волнения, то ли от страха.
        Подойдя, Лара увидела девочку лет четырнадцати, которая серьёзно смотрела на неё исподлобья, её бледное лицо оттенял чёрный капюшон, а мешок в руке действительно шевелился, и из него слышалось куриное кудахтанье.
        - Привет, - сказала Лара.
        - Здравствуй, - ответила девочка, - я тебя ждала. Меня зовут Тая, а тебя?
        - Лара, - представилась девушка, - как ты могла меня ждать?
        - Тамара… ты встречалась с ней раньше. Это… моя бабушка. Она знала, что ты придёшь, и попросила меня провести ритуал, так что пойдём.
        Девочка махнула рукой, развернулась и зашагала по тропке.
        - У тебя там курица? - удивлённо спросила Лара.
        - Да, - ответила Тая, - для ритуала нужна кровь.
        - Ты что, будешь её убивать?
        - Придется, - вздохнула девочка, - конечно, я не хочу, но иначе никак.
        - Ты давно занимаешься этим? - спросила Лара.
        - Нет, не очень, - сказала Тая, - такое в первый раз. Но я уже много чего могу.
        Хотя Лара не видела её лица, но почувствовала по голосу, что девочка самодовольно улыбается.
        - А откуда ты знаешь, какой ритуал мне нужен?
        - Тамара сказала мне, она всё знает.
        - И ты уверена, что он поможет?
        - Конечно, - сказала Тая вдруг изменившимся голосом, в котором звучала холодная уверенность взрослого человека, знающего своё дело.
        Лара даже засомневалась, что общается с ребёнком.
        - Сколько тебе лет? - спросила она.
        - Тринадцать.
        - Где ты живёшь? В этой деревне? Ты учишься в школе?
        - Давай не будем говорить обо мне, - сказала девочка твёрдо, - сосредоточься на своём желании. Ты должна быть готова к тому, что последует.
        - А что последует? - со страхом спросила Лара.
        - Это приворот, - Тая вдруг остановилась и обернулась, глядя Ларе в глаза прямым немигающим взглядом.
        Серые глаза девочки излучали холод, который словно проникал в тело и, в отличие от жаркой волны, вызванной мечтами о Яре, вымораживал всё внутри.
        - Это серьёзный ритуал, - продолжала Тая, и курица в её мешке вдруг закудахтала громко и отчаянно, - мы будем делать его на кладбище и использовать помощь мёртвых. Можно было сделать иначе, но мы с Тамарой знаем, что тебе нужна сильная магия. Ты не играешь, у тебя всё по-настоящему. Между тобой и этим мужчиной идёт связь со многих жизней, которая несёт в себе нечто важное - важное не только для тебя, но и для нас. Я пока не понимаю, но, кажется, начинаю понимать. То, что горит между вами - это ключ.
        - Горит?
        - Да, - взгляд девочки вдруг стал отрешённым; прищурившись, она смотрела куда-то в тёмное небо словно в трансе, - я вижу огонь, много огня. Он сжигает все препятствия на вашем пути, в нём рождается нечто… такое, над чем не властно ни время, ни смерть, ни страдание - то, что победит всю боль этого мира. Истинное знание, превосходство женского начала, восполняющее свою гармонию и завершённость через подчинение и использование мужской энергии. Да! Это будет величественно и прекрасно, мы знаем. Ты подаришь миру новое откровение, новую религию, новый духовный путь, не похожий ни на что, бывшее прежде! Ты не зря трудилась, женщина, и не зря столько жизней ждала! Ты достойна стать покровительницей, матерью для всех нас, и ты будешь учить других, поведёшь за собой! Ты создашь учение, которое подарит нам утраченный рай!
        Лара стояла, заворожённая, удивлённо моргая.
        Тая вдруг замолчала, вздрогнула, вновь становясь обычной девочкой, надвинула капюшон на глаза, достала из кармана красную свечу и зажигалку и подала Ларе.
        - Вот, возьми, - сказала она своим обычным голосом, - зажги и освещай путь.
        Снег был такой, как тогда, когда они с Яром остались одни во всём мире. Лара вспомнила их встречу во тьме с фонариком, горевшим у него на лбу, ватник и смешную шапку-ушанку, как она ставила ноги в его следы, тепло огня печи, баню, сосульки, сугроб, в который он бросил её, смеющуюся, нагую, такую наивную и живую, каждой клеточкой кожи желающую его и каждой вибрацией исстрадавшейся души жаждущую счастья… глотки горячего чая, тепло и уют дома, блаженство распаренного тела, его близость, нерешительность, а потом - жаркие объятия во тьме.
        Лара вздохнула судорожно, и слёзы заблестели на её глазах. Чёрные локоны растрепались, на них лежал иней, и сама она была снаружи - как снежная заиндевевшая королева во тьме надвигающейся зимней ночи, а внутри горел пожар, сметающий все сомнения…
        Лара наступала в следы девочки, решительно идущей впереди. Её размер был больше, и на девственном снегу оставались лишь отпечатки её подошв.
        Фигурка в чёрном капюшоне остановилась у свежей могилы, чернеющей землёй, припорошённой снегом. Букеты увядших, потемневших цветов торчали из одинокого холмика. Тая положила на землю завязанный пеньковой верёвкой мешок, достала из кармана ещё несколько красных свечей и поочерёдно зажгла их от пламени огарка в руке у Лары. Кудахчущий мешок катался по красноватому в отблесках пламени снегу, собирая на себя белую крупу. Почему-то Ларе больше не было страшно.
        В кронах деревьев под самым небом зашумел ветер. Снежная пыль летела лёгким туманом и опускалась на землю вокруг. Пламя свечей трепетало, но не гасло. Отпечатки следов Таи очертили могилу кругом. Она вернулась и остановилась рядом с Ларой. Из бездонных карманов чёрной куртки достала кружку и небольшой топорик, обернутый газетой. Развернула газету, металл лезвия блеснул в пламени свечи. Девочка улыбнулась.
        Быстрым движением она перерезала веревку и достала чёрную курицу за шею из мешка. Сунула тело бьющейся в ужасе птицы в руки Ларе, бросив топорик на снег, соединяя свободной рукой крылья и лапы:
        - Держи!
        Лара взяла. Глядя на птицу округлившимися глазами, она продолжала думать о Яре. Ведь его деревня была совсем рядом, и, быть может, неподалёку от этого кладбища они гуляли и стояли, поднявшись на вышку… Тогда ей казалось, что всё уже случилось, и больше ничто не помешает их счастью… как же она заблуждалась!
        Но теперь-то точно… Тая поместила голову вздрагивающей птицы на засыпанную снегом доску, которая, казалось, была приготовлена для этого заранее, размахнулась и опустила топор на тонкую шею. Тело курицы трепыхалось в руках Лары, капли крови брызнули на снег, а Тая уже отбросила безжизненную голову и схватила кружку.
        - Лей! - крикнула она.
        Лара машинально приподняла ещё тёплый бьющийся в конвульсиях куриный труп, наклонила его над кружкой, и темная кровь, над которой поднимался пар, со звоном полилась на металлическое дно. На хрупком запястье руки, которой Тая держала кружку, блеснули красные камушки браслета.
        Девочка опустилась на колени и, закатив глаза, начала шептать что-то, держа кружку обеими руками.
        Лара тоже села на снег, дрожа и машинально продолжая держать куриное тело. Руки согрелись от ещё не остывшей покрытой перьями плоти…
        - Как его имя? - глухим, нечеловеческим голосом спросила девочка.
        - Яр.. рослав, - запинаясь, ответила Лара еле слышно.
        На неё вдруг накатил страх и чувство жгучего раскаяния. Ей хотелось вскочить, бросить безголовое тело птицы и бежать прочь, домой, к своей спокойной жизни и картинам, позабыв весь этот ужас, всю эту странную ночь, похожую на сон. Но она не находила в себе сил пошевелиться. Её тело словно парализовало и, не понимая зачем, она судорожно сжимала мёртвую курицу, и кровь из отрезанной шеи продолжала струится на её одежду.
        Лара всхлипывала, но слёз не было.
        Было лишь какое-то странное новое чувство зловещей безысходности, почти свершившегося проклятия. Она бы ещё успела остановить девочку, схватить за плечо и запретить ей читать заклинание, но почему-то не могла, несмотря на страстное желание всё прекратить. Лара только глотала воздух и не могла ни двинуться, ни произнести ни единого звука. Внезапно ей показалось, что вдалеке у чёрной стены леса замаячила одинокая фигура крупной женщины с растрёпанными пышными волосами. Она пыталась глядеть в ту сторону, но глаза её словно придавило странной тяжестью, они закрылись, и Лара, погрузившись в какой-то дурман, слышала только слова заклинания, звучащие гулкими ударами в ритме сердца, то затихая, то становясь оглушительными…
        - За лесами дремучими по полю бескрайнему шел старик кривой, сам седой, а борода черная. Я, раба Лариса, к старику тому подойду, верной подмоги попрошу, душу в ноги ему положу. Пусть раб Ярослав по мне, рабе Ларисе, сохнет да чахнет, все на уме держит; и днем и ночью, на заре утренней и вечерней, зимой и летом, в лесу и поле, в людях и на работах; не забыть ему меня, рабу Ларису. Не запамятовать ни со стариками, ни со старухами, ни с молодцами, ни с молодицами; ни с отцом, ни с матерью; ни с кумом, ни с братом, ни со сватом. Все б меня одну помнил, обо мне бы чаял. Свидетелем мне дед костяной. Заклинаю мертвой кровью и мертвыми узами. Слово. Ключ. Замок. Аминь.
        Тая говорила текст от первого лица, а внутри Лары что-то словно вторило ей, и казалось, что они с этой девочкой - одно целое, что она - позабытая часть её души, потерянная, и теперь, наконец, обретённая. Вдруг пронеслись в памяти рассказы Дэна о том, что душа одного человека иногда воплощается после смерти в нескольких разных людях, но зачем?
        Теперь она знала. Разные частички одной души могли сослужить друг другу службу, помочь сделать то, что один человек совершить не в силах.
        Тая читала заклинание три раза, и в третий раз Лара вторила ей, потому что успела запомнить несложный текст. Она поняла, что решение принято давно и не только ею, так что теперь сомневаться уже поздно.
        Завершая заклятие, Лара явственно различила вдали старуху Тамару и улыбнулась ей, как будто та могла её видеть.
        «Конечно, она всё видит», - подумала Лара спокойно.
        Тая вылила куриную кровь на могилу, и когда Лара подняла глаза, Тамары вдали уже не было.
        Они сложили в мешок останки курицы и всё остальное, Тая погасила несколько свечей и сунула обратно в широкий карман, а две свечи девушки оставили гореть и пошли с ним в обратный путь.
        Однако, уже светало. Лара удивлялась тому, как быстро минула ночь, особенно учитывая то, что зимой ночи такие длинные.
        «Должно быть, я помню не всё», - подумала она и удивилась тому, что больше не мёрзнет. Раньше от самого лёгкого холода её пробирало до костей, а теперь она чувствовала странное тепло внутри.
        Они расстались там же, где и встретились.
        Девочка кивнула ей с улыбкой.
        - Ты молодец, - сказала она, - мне было бы сложно с кем-то другим, но ты так со мной сонастроилась, что, если честно, я бы даже хотела с тобой ещё поболтать. Но… надеюсь, мы были полезны друг другу. Да, и вот ещё что…
        Девочка полезла в карман и достала оттуда какие-то замызганные бинты.
        - Тебе нужно устроить так, чтобы твой мужчина коснулся этих верёвок, - сказала она серьёзно, - это важно, иначе ничего не выйдет. Да, и… раздобудь святую воду. Нам её тут негде достать… Лучше сразу, как можно скорее, можешь по дороге заскочить в какой-то храм. Тебе надо вымыться этой водой, чтоб самой защититься от мертвых, понятно?
        - Да, - кивнула Лара, пряча бинты и вдруг спохватилась:
        - Сколько я должна?
        - Мы не можем называть цену, - помотала головой девочка, - дай столько, столько сможешь.
        Лара протянула ей деньги, и Тая не глядя засунула их в свой безразмерный карман. Капюшон сполз с её головы, и светлые прядки волос упали на лоб. Сейчас она совсем не походила не ведьму - обычная девочка, не выспавшаяся, уставшая, пожалуй, слишком худая.
        «Покормить бы», - подумала Лара и достала из кармана пару конфет, которые брала с собой для успокоения нервов.
        Тая с радостью схватила конфеты, сразу развернула одну и засунула за щёку, совсем по-детски. В глазах её светились радостные огоньки.
        - Так, а когда ждать результатов? - спросила Лара.
        - В течение недели уже, - кивнула Тая, улыбаясь, - ладно, мне пора. Счастья тебе!
        - Спасибо! - выдохнула Лара, и её вселенная вместе с рассветными лучами вдруг озарилась яркими красками.
        Она представила, что скоро Яр будет в её объятиях, и все самые сказочные мечты начнут сбываться. Этого не могло быть, но это происходило с ней и было не просто радостью от долгожданного чуда, а невероятным счастьем предвкушения того, о чём грезила одинокая душа много столетий, будучи заключённой то в одно, то в другое бренное тело, зная, что она может обрести гармонию лишь в слиянии с другой душой, скрытой в иной, противоположной физической оболочке, не подвластной её воле. А теперь вдруг всё совпало, и наконец - они будут вместе! Связанный волшебными чарами, возлюбленный больше не сможет улизнуть! Как некогда они были вместе (Лара в этом не сомневалась), так скоро снова сольются в единое целое, границы рухнут, и бесконечное блаженство заполнит весь мир.
        * * *
        Воскресным утром люди стекались к храму под звон колоколов. Над рекой, которую когда-то они с Яром пытались перейти по лунной дорожке, виднелся растущий месяц, казалось, занявший сегодня место солнца и не желавший сдавать позиции. Возле этого храма гуляли они в тот день, когда от неё ушёл Дэн. Дэн всё знал, так же, как и она… Всё, что происходило между ней и этим странным мужчиной, подчинившим её жизнь, было таким волшебным, что это видели не только они, но и люди вокруг. И Злата тоже знала… странно, почему же она не смогла донести это до него, почему он так упорно не желал этого замечать…
        «Должно быть, какое-то проклятие, - пробормотала Лара себе под нос и смешалась с толпой, стекающейся в храм, - чего только не было в этих прошлых жизнях, которых мы не помним».
        В кармане её лежали мёртвые путы, и она шла в церковь за святой водой. Её никто не остановил, и никто ничего не заметил. Игнорируя службу, девушка набрала в пластиковую бутылочку воды из специальной бочки с краником и потихоньку пошла из храма, пытаясь улизнуть незамеченной.
        - А что же ты уходишь, дочка? - путь ей преградила сухонькая старушонка со сморщенными губами, она смотрела строго из-под густых бровей.
        - Мне только нужна была святая вода, бабушка, - пробормотала Лара.
        Ей было страшно. Подсознательно она чувствовала, что ей нельзя оставаться в храме.
        - Конечно, конечно, - кивнула старушка, - но ты останься на службу, постой, причастись, а уж потом и пойдёшь с богом.
        Лара вдруг посмотрела на неё безумным взглядом, обогнула и побежала прочь из храма.
        - Некогда мне, - повторяла она себе под нос, как будто отвечая старухе, которая уже не слышала её.
        Весь мир исчез в сиянии луны над рекой. Не было больше разницы между днём и ночью, солнечный свет не имел былой власти и опускался в ладони Лары покорными лучами. Девушка нашла во дворе машину Яра и повязала кусок бинта на ручку дверцы со стороны водителя.
        Она не помнила, как добралась до дома, в ванной вылила на себя холодную святую воду, а потом закуталась в одеяло и заснула крепким сном младенца, без сновидений.
        * * *
        Посреди ночи Яр проснулся в холодном поту. Ему приснился страшный седой старик с чёрной бородой, он спустился откуда-то с неба, двигаясь неровными скачками, приблизился и запрыгнул в него, зловеще хохоча. Яр сел на кровати, дрожа, разбудил Машу. Она обнимала его, пыталась согреть.
        - Что с тобой? Ты такой холодный, как лёд… что это? Разве так бывает? - спрашивала она с тревогой, а он обхватил себя руками, но это не помогало.
        Зубы стучали от холода, хотя дома было тепло.
        - Вскипяти чаю, - попросил он жену, и она, неловко поднявшись, заковыляла на кухню.
        Помимо холода, Яра обуял вдруг беспричинный панический страх. Ему казалось, что смерть близко, что он вот-вот умрёт.
        - Как ты будешь без меня, - бормотал он в бреду, глотая горячий чай, который его не грел, - если меня не станет, как ты справишься?
        - Что ты такое говоришь? - в ужасе спросила Маша и вдруг сама задрожала, вспомнив свои недавние видения. - Может, вызвать врача?
        - Не надо, - он помотал головой, - всё нормально. Может быть, это к переменам.
        - Конечно, - кивнула она, вздохнув с облегчением, - много всего, ты наверно, слишком беспокоишься обо всём, о нас… не переживай, любимый!
        Она обняла его, положила голову ему на плечо.
        - Вообще ни о чём не волнуйся, - успокаивала мужа Маша, - не надо никакой коттедж, нам и тут хорошо, места достаточно, давай жить как жили, а я всё равно сидела дома, буду заниматься ребёнком, нам много не нужно, только не переживай. Всё будет хорошо, ложись спать, ладно?
        В её голове странным вопросительным знаком возникла смска, пришедшая позапрошлой ночью от девушки Лары в телефоне мужа, и Маша не призналась, что удалила это сообщение, сама не зная, зачем.
        Постепенно Яр успокоился и немного согрелся. Слушая мирное дыхание мужа, Маша сама не могла уснуть до утра, странное беспокойство одолело её. Она почему-то боялась заснуть, чтобы не случилось чего-то страшного. Кроме того, ей казалось, что по комнате движется крупная тёмная тень, она ощущала чьё-то навязчивое присутствие и как будто слышала болезненные старческие вздохи. Странный сладковатый запах появился в комнате, а от входной двери веяло холодом.
        «Наверно, это всё мои гормоны, - говорила сама себе Маша, - а Яр переволновался. Завтра надо купить успокоительное».
        Она заснула только под утро тревожным, беспокойным сном.
        * * *
        Несколько дней Лара рисовала всё подряд, как безумная. Время шло незаметно, она не просто не пыталась, но даже не могла и не хотела вспоминать о содеянном, бессознательно пытаясь выстроить защиту против собственных чар и убедить саму себя, что ничего этого не было. Она была бы рада, если бы всё осталось, как прежде, и желала забыть своё странное путешествие как страшный сон. Однако, всё это запечатлелось в её памяти настолько реальными картинами, что не вспоминать было сложно.
        Чтобы отвлечься, Лара заполняла полотна позитивными образами: солнечными пляжами, голубым морем, кошками, цветами и симпатичными людьми, но картины получались корявыми и безжизненными. Она рвала и выбрасывала нарисованное, вытирала пот со лба, плакала, курила кальян, просто сидела в оцепенении. Днём пила литрами пуэр, ночью глотала текилу или виски, но ей ничего не помогало.
        Через неделю раздался звонок. Лара смотрела как в трансе на экран с до боли знакомым именем, не в силах ответить.
        Он звонил второй, потом третий раз, а она всё сидела, держа в руках телефон и глядя на имя человека, который перевернул её жизнь, уничтожил её и стал сам этой жизнью. Из воплощения в воплощение, от рождения к смерти, через трансформацию, боль забвения и счастье узнавания, они продолжали путешествовать друг за другом для того единственного момента, когда должны были слиться в едином порыве, стать неделимым целым существом, алхимическим двуполым гермафродитом со всеми качествами совершенства.
        «Ларушка, откликнись, - пришло смс, - хочу тебя видеть».
        Он позвонил опять, и она ответила.
        - Привет, - сказала Лара.
        - Здравствуй, Принцесса! - в голосе Яра звучало едва сдерживаемое волнение. - Я собираюсь в деревню. Понимаю, звучит странно и глупо, но… почему-то очень хочу взять тебя с тобой… только ты и я, и лес, как тогда, помнишь?
        - Конечно, помню, Яр, - сказала она, и слёзы вдруг неудержимым потоком хлынули по её щекам.
        Лара склонила голову, закрыв рукой глаза, и теплая влага заструилась сквозь пальцы.
        Кот подошёл и вопросительно мяукал, глядя на неё с беспокойством.
        - Бесик, уйди, - оттолкнула она его.
        - Так ты согласна?
        - Да…
        - Хорошо, я могу заехать через пару часов, ок?
        - Ок.
        Она собирала вещи, не видя пропущенных вызовов и смсок от Дэна и Златы, скопившихся за эту неделю, хватала всё подряд и кидала в сумку дрожащей рукой, как будто хотела уехать навсегда.
        Навсегда.
        Перед тем, как выйти из дома, глянула на себя в зеркало. Тёплая синяя куртка с меховым воротником, серые болоньевые штаны с чёрным геометрическим рисунком - нужно, чтобы было тепло там гулять…
        Тёмные круги под огромными безумными глазами - плевать, просто надо выспаться - там, с Яром, это будет так легко!
        Вдвоем во всём мире…
        Лара кивнула отражению, погладила кота на прощание (миски с кормом и водой были наполнены до отказа), и ушла навстречу своей судьбе.
        * * *
        Снежная пелена соединяла небо и землю. Белые хлопья летели в лобовое стекло, светлячками горели одну секунду в свете фар, разбивались и гасли, падая во тьму, остающуюся позади. Впереди лежала запорошённая дорога в полторы полосы.
        Тепло собственного дыхания не грело, а от человека, сидящего рядом, исходил непривычный холод. Больше не было того всепоглощающего спокойствия, умиротворения, безоблачного счастья и выпадения из реальности, которое обычно Лара ощущала рядом с ним - только чувство страха и одиночества, расползающегося внутри размножившимися щупальцами осьминога, количество которых росло с неостановимой скоростью.
        Яр ехал слишком быстро, прихлёбывая пиво из пластиковой полторашки. Лара смотрела на него с удивлением - она никогда не видела его таким. Порой машину заносило, а огни встречных машин, казалось, летели прямо на них. Холод внутри Лары обращался леденящим страхом смерти и потери контроля. А кто на самом деле контролировал ситуацию? Она? Или этот молчаливый мужчина за рулём, кажущийся сейчас чужим? Старая женщина с молодыми сияющими глазами, произносящая странные слова, бьющие в самую точку, девочка с кладбища в чёрном капюшоне?
        Лара выдохнула облегчённо, только когда они вышли из машины в полной непроглядной, наполненной свежим холодом, тишине. Как и год назад, Яр зажег налобный фонарик и освещал им дорогу. К дому было не подъехать близко из-за снега, и он протаптывал путь, как прошлой зимой… Тогда Лара захлёбывалась от счастья, наступая в его следы, а сейчас хруст снега просто успокаивал её. Она старалась не думать ни о чём лишнем, а просто наслаждаться происходящим…
        Как тогда… Было ли всё так же?
        Яр прокопал небольшую дорожку к двери взятой из машины лопатой, и они вошли в холодный тёмный дом. Пока девушка согревалась у разведённого огня, он носил и подбрасывал дрова в печь. Наконец, когда в доме заметно потеплело, Яр сел рядом на низенькую скамеечку, протягивая руки к огню.
        Она украдкой немного испуганно посмотрела в его сторону и поймала взгляд, расслабленный и умиротворённый.
        - Всё хорошо, - сказал он ей и вдруг обнял нежно и крепко, поцеловал в губы со страстью, которую она забыла…
        Сладостная волна блаженства пробежала по телу Лары, и она, сжимая ладонями его лицо, ощущая под нежной согревшейся кожей его мягкую щетину, не отпускала своего мужчину, держала его как сокровище и целовала со всем тем неутолённым желанием, которое всё это время подавляла в себе.
        Слёзы текли по её щекам, но она их не замечала. Что-то глубокое, сильное и огромное вскрылось внутри неё и теперь требовало выхода и утоления. Как странник, долгое время мучимый жаждой, она вдыхала его запах и не могла надышаться, ощущая губами вкус его кожи, тонула в океане сладостных прикосновений. Он втянул губами солёную тёплую влагу с её лица, вдруг сжал Лару крепко в объятиях, подхватил, как пушинку, и отнёс на кровать.
        Холод не прогретых простыней контрастировал с жаром их тел, и они жадно любили друг друга, окончательно теряя связь с привычной жизнью.
        Проживая мгновения, о которых за месяцы разлуки она не позволяла себе даже мечтать, Лара чувствовала себя героиней сказки со счастливым финалом. Как странная Камила (кто знает, существовала ли она на самом деле или была лишь плодом её бурного воображения), одержимая мечтой создать чудесный эликсир, по сути умная и талантливая девушка, рождённая творить, Лара готова была сейчас отдать свою жизнь за один глоток немыслимого наслаждения рядом с любимым.
        В изнеможении после любовных ласк, как никогда прежде безудержных и страстных, Лара заснула без сил и во сне оказалась в кромешной тьме, в которой слышала лишь дыхание. Она двигалась наугад, пока не ощутила под пальцами сильные плечи Яра (или Льва?). Она запуталась. Они были очень похожи, а в этом мраке Лара не понимала даже, кто она сама.
        Девушка ощущала ладонями дрожь его напряжённых мышц.
        - Зачем? - спросил мужчина голосом Яра.
        Она молчала, не понимая, о чём он.
        - Зачем ты отправила меня сюда? - повторил он громче и с раздражением.
        Теперь ей казалось, что и голос его дрожит.
        - Яр, я… о чём ты? Я никуда тебя не отправляла!
        - Врёшь! - закричал он яростно и вдруг оттолкнул её.
        Она упала на каменный пол, стукнулась головой и заплакала.
        - Пожалуйста, Яр, - умоляла Лара, закрываясь руками от невидимой сильной фигуры, надвигавшейся на неё.
        Мужчина во мраке тяжело дышал, и она чувствовала его запах - такой знакомый, любимый запах, но сейчас в нём появились нотки опасности, и Лара всхлипывала, отползая назад, как от хищного зверя, готового к нападению.
        - Выпусти меня отсюда! - закричал Яр и упал перед ней на колени, бессильно сжимая кулаки.
        Она видела его каким-то иным зрением, хотя в непроглядной тьме не могла различить ничего. Ощущая вблизи прерывистое дыхание Яра, Лара сжалась в комок, подтянув колени, и рыдала, закрыв лицо руками.
        * * *
        - Ларушка, что ты? Проснись!
        Она открыла глаза и очутилась в тепле совершенно тихого дома, если не считать потрескивающих углей в печи, под одеялом с любимым, который склонился над ней с тревогой.
        Лара не успела ничего сказать, а он начал целовать её в губы, лаская и притягивая к себе.
        - Всё хорошо, милая, - повторял он, - я с тобой. Я люблю тебя!
        Она обхватила его за шею руками, прильнула всем телом, мелко дрожа. Как долго она мечтала услышать эти слова и теперь сразу же забыла о мучившем её кошмаре, отвечая на его ласки.
        - Прости меня! - говорил Яр. - Как я мог быть таким дураком! Как мог не ответить на твои чувства и оставить тебя одну, ведь ты нужна мне! Я погибну без тебя, Ларик, прости меня, родная.
        - И я тебя люблю, - ответила она, нежно целуя его, - не надо извиняться, главное, что теперь мы вместе. Ведь правда, мы вместе?
        - Конечно! - сказал он. - Теперь уж больше я тебя не отпущу.
        Яр сходил задвинуть заслонку, чтоб не выходил жар, вернулся и вскоре заснул, а Лара долго лежала, млея в его объятиях, слишком радостная от свалившегося на неё невероятного счастья и одновременно напуганная странным сном. Она боялась, что едва сомкнёт глаза, ей снова приснится какой-нибудь кошмар, и держалась до последнего, но тепло, наполнившее дом, совершенная тишина и успокаивающая темнота деревенского дома взяли своё; вскоре веки её отяжелели, и она заснула спокойным глубоким сном без сновидений.
        Лара не помнила уже, когда она так хорошо и крепко спала. Утром, к её пробуждению, Яр уже приготовил чай с ароматными травами и принёс ей в постель.
        Она сидела нагая поверх одеяла, держа в руках чашку с дымящимся напитком, чёрные волосы волнами лежали на её плечах, частично закрывая грудь и красиво контрастировали с бледным оттенком кожи. На щеках её играл здоровый румянец, и она улыбалась. Лара давно уже не выглядела такой свежей и довольной.
        - Ты очень красивая, - сказал Яр, садясь рядом на край кровати и любуясь ею.
        Словно в трансе, не в силах противиться притяжению, он нежно поглаживал её лодыжку.
        Лара вытянула ногу, застонала и откинулась на подушки. Он взял чашку из её рук, поставил на столик рядом и сантиметр за сантиметром начал целовать её тело, исследуя каждую клеточку кожи своими губами.
        - Хочу тебя всю, - сказал Яр, сжимая ладонями её груди и лаская затвердевшие под пальцами соски, - ты бесподобна!
        * * *
        К вечеру всё внезапно изменилось. Яр опять замкнулся, стал раздражительным и ходил по дому кругами, злой, растрёпанный.
        - Может, поедем тогда? - нерешительно спросила Лара. - Что с тобой? У тебя какие-то проблемы?
        - Нет, - Яр сел с ней рядом, глядя пустым взглядом в никуда, - я не знаю. Бесит всё. А, поедем.
        - Подожди, - она взяла его за локоть, нервно сглотнула, - ты останешься с ней?
        Он посмотрел на неё, как затравленный зверь. Она не узнавала прежнего Яра. В его глазах была пустота, страх, отчаяние, одиночество, гнев - чего там только не было, кроме обычного отрешённого спокойствия, которым он прежде так подкупал. Словно это был не он, не Яр, не тот, кого она любила.
        Лара обескураженно разглядывала его. Но важнее всего этого было услышать его ответ.
        - Так что?
        - Нет, - сказал Яр, - как я могу? Я же люблю тебя.
        Сказал как-то странно, с болезненной страстью и без эмоций.
        - Одевайся, поедем, я больше тут не могу.
        Он встал, подошёл к зеркальному столику, взял их с женой совместную фотографию и положил изображением вниз.
        Лара облегчённо вздохнула.
        * * *
        Тишина раскололась на кусочки. Хрупкая девушка, стоя у окна, лихорадочно сжимала тонкими пальчиками белый подоконник. Слёз не было, только какие-то странные всхлипы.
        «Ну почему, почему сейчас? - проносилось в её голове. - Мы ведь так мечтали об этом ребенке, столько времени! Мы? А может быть, я сама всё это придумала, и нет никаких „Мы“, только мои глупые мечты и фантазии, и он больше не любит меня - совсем. Или даже никогда не любил».
        Солёные слёзы уходили внутрь, Маша сглатывала их - она не привыкла давать воли эмоциям, всегда держа их глубоко внутри. Наверно, это всё её вина, она просто дура, придумала себе красивую сказку о прекрасном принце и счастливой семье.
        Но всё же было так хорошо…. А мама сразу говорила, что ничего из этого не выйдет.
        Звонок телефона - странная связь с реальным миром, как всегда, вовремя.
        - Леночка, привет…
        - Привет, Машута, что-то случилось?
        - Да, мне как-то нехорошо. Голова кружится, и немного страшно.
        - Хочешь, я зайду?
        - У тебя клиенты?
        - Девочка отменилась, как раз свободна.
        - Окей, было бы хорошо, а то я совсем расклеилась.
        Мирный дворик и детская площадка с высоты десятого этажа выглядели как игрушечные. Дети-муравьишки копошились в песочнице, рядом на скамеечке отдыхали мамаши. Возможно, скоро и Машин ребёнок будет там играть. Почему же ей так плохо?..
        Звонок в дверь вывел девушку из ступора. На ватных ногах она пошла к двери. «Это просто беременность - нормальное состояние», - утешала она себя. Но страшная тоска внутри - до того невыносимая, что хотелось упасть на пол и зарыдать в голос - разве такое состояние должно быть у человека, когда наконец, сбылась давняя заветная мечта?! Ей ведь уже тридцать, и она столько об этом мечтала, так почему же в её сердце нет радости?
        - Что с тобой, крошка?!
        Леночка была, как всегда, на позитиве и полна энергии, но в глазах читалось беспокойство за подругу.
        - Не знаю. Можно, я посижу?
        - Давай в кровать! - скомандовала Лена. - Сделать чаю?
        - Было бы хорошо… там есть травки, какой-то успокоительный сбор. Не знаю, что со мной, правда.
        - Милая, да тебя прямо трясёт!
        Лена помогла Маше дойти до кровати и бросилась в кухню.
        - Давай отдыхай! - крикнула она оттуда. - Я сейчас быстренько.
        Лучшие подруги всегда знают, где что лежит.
        Жмуря глаза, чтоб не плакать, Маша слышала, как Лена ставит чайник, открывает и закрывает холодильник, звенит чашками. Бульканье воды, щелчок чайника, звук наливаемого кипятка. Маша глубоко прерывисто вздохнула. Все звуки почему-то казались очень громкими, прямо навязчивыми, мир звенел и вздрагивал в её глазах, она будто плыла на волнах и вытягивалась на кровати, голова утопала в мягких подушках. Позволяя опуститься отяжелевшим векам, Маша видела, как дрожит темнота…
        - Машута, Машута, ты живая?.. - в голосе Лены сквозило уже непритворное беспокойство. Она трясла подругу за руку, и Маша открыла глаза.
        Мир вернулся на место.
        - Может, скорую вызвать? Ты совсем белая!
        Маша нашла в себе силы сесть и улыбнуться.
        - Ты здесь, и мне сразу лучше, - тихо сказала она, - спасибо. Подожди немного. Сейчас выпью чаю и посмотрим. Если не выкарабкаюсь, тогда вызовем.
        Лена села на краешек кровати и подала чашку - над ней поднимался ароматный пар… эти травки Яр привёз Маше из одного своего путешествия. Они действительно всегда помогали успокоиться.
        Глоток за глотком приятное тепло проникало внутрь, как будто электрические импульсы распространились сверху вниз, и Маша глубоко вздохнула. Вот что ей было нужно. Всё ведь хорошо…? Да или нет?
        - Рассказывай, - велела Лена.
        Да, эти слова и сомнения, болезненные, невысказанные, так накипели внутри, что Маша начинала сходить с ума.
        Подруги всегда спасают.
        Маша снова глубоко и прерывисто вздохнула, вздох получился похожим на всхлип.
        - Да. Сейчас…
        Пальцы непроизвольно смяли простынь, подруга заботливо подала салфетку, и Маша лихорадочно прижала её к сухим пока глазам, но слёзы уже накипали где-то глубоко внутри. Там, в глубине, росла целая грозовая туча - чёрная, огромная, тяжёлая, она готовилась вот-вот разорваться и обрушиться ливнем.
        - Не спеши, я подожду.
        - Понимаешь, он… мы… мы ведь только недавно были очень счастливы, правда, очень. Помнишь тот день, когда я звонила тебе рассказать… он пришёл с букетом цветов - эти хризантемы, они до сих пор стоят на кухне, засохли, забыла выбросить… или, может, не хочу… Знаешь, я ведь так боюсь его потерять! Думаю, а вдруг это последний букет, сама не знаю, почему такое ощущение, что он мне больше не подарит цветов… у меня странное предчувствие, мне снятся плохие сны, страшно, Лена! Нет, подожди, дай мне сказать всё, хорошо, что ты зашла, правда! Мне нужно выговориться. Не знаю откуда, в моей голове в последнее время много пугающих мыслей, воспоминаний, и всё перепутано, как кинолента моей жизни, которую разрезали на кусочки, какие-то обрывки, они выползают все в неподходящий момент - такие яркие! Вот о чём я хотела рассказать, но ты ведь помнишь тот день, я тебе звонила… он пришёл радостный, сказал, что всё это время думал, и теперь понял, что очень рад этому ребёнку, спросил, чего я хочу, и у меня сразу стало так хорошо на душе… на нём была голубая рубашка, ворот куртки расстёгнут, он зашёл с этим букетом и
прямо весь светился от счастья и желания поделиться со мной своими чувствами. Он меня обнимал, целовал и рассказывал, что нанял бригаду, все сроки уже обговорены, процесс запущен, и мы начинает ремонт в коттедже. Коттедж такой огромный, Лена! Там две половины, он купил когда-то, но не знал, что с ним делать, и вот, наконец, понимаешь, всё сложилось - это он так говорил, всё встало на свои места, теперь мы сделаем ремонт и переедем туда, это всё равно город, но когда семья с ребёнком - так здорово жить в коттедже! Он так много всего говорил и всё обнимал меня и целовал, и запах цветов смешался с ароматом его духов, это было так чудесно! Я так хотела его, и мы занялись любовью - страстно, как раньше, в самом начале - а я ведь уже почти забыла то время, когда всё только начиналось… вот сегодня поему-то начала вспоминать, как раз, когда ты пришла…. Но что-то пошло не так. После той ночи… Тогда что-то непонятное творилось, но я не поняла, что… Ему на телефон пришла странная смска от девушки по имени Лара… Правда, я уже не помню, что там было, какие-то несвязные слова, в общем, бред… Но меня она почему-то
очень сильно напугала, а потом по ночам тоже как будто призраки у нас появились… Сколько прошло? Неделя? Или больше? С того дня не стало ни разговоров, ни секса, мы почти не общаемся. Он пропадает где-то, говорит, что на тренингах, я не знаю, что думать… это как летом, когда он уехал в Карелию и вернулся совершенно чужой, у него была депрессия, но он ничего не рассказывал… и вот теперь то же самое, только не депрессия, нет, он просто чужой. Холодный, колючий. Я даже боюсь спрашивать его про этот коттедж. Ничего не знаю, начал он работу там или нет, ну у него, конечно, своих дел по горло, но… Раньше много всякого бывало, возможно даже…
        Маша запнулась, помолчала пару минут, собираясь с духом.
        - Возможно, даже, любовницы, - закончила смело, это хорошо.
        - Ну, что ты, - сказала Лена, - он любит тебя, он же с тобой.
        - Да я уже не уверена, - беспомощно сказала Маша, - я его почти не вижу и даже когда вижу, он будто не здесь. Что-то поменялось, как будто треснуло… не знаю, может, это просто моя дурная голова, может, мне нужно к врачу, но с Яром что-то происходит, а я, как всегда, не знаю, что. И особенно обидно после этих его слов про коттедж, цветов, того дня. Он же ещё тогда сказал, чтоб я бросала работу, потому что это ни к чему, чтоб занималась домом, спокойно готовилась к рождению ребёнка… А теперь молчит, и мне так плохо, ты не представляешь! Я пытаюсь поговорить с ним, но он уходит в себя. Я даже боюсь ему звонить, потому что не хочу слышать этот холодный тон.
        Всё ещё ни одной слезинки… да что же это такое!
        - Слушай, - со вздохом сказала Лена, - давай, ты сейчас не будешь ни о чём думать, просто ляжешь и поспишь, хорошо?
        Маша посмотрела на неё непонимающе. Худое бледное лицо, обрамлённое растрепанными тонкими прядками светлых волос… Синеватые круги под глазами - от переживаний и недосыпа; Лене было настолько её жалко, что сердце сжималось, но что она могла поделать?
        - Я не понимаю, как жить, - прошептала Маша, - думаешь, я засну?
        - Ты поспишь, и тебе станет легче, - уговаривала её подруга, - со мной так всегда бывает. Тебе нужно выспаться как следует, а потом подумаешь. То есть, нет, лучше вообще не думать. Потом позвонишь мне, и мы прогуляемся, хорошо? Ты просто переволновалась, наверняка, всё наладится.
        …Неизвестно откуда, но в последнее время Маша отлично чувствовала любую неискренность - как шестое чувство, поселившееся в ней вместе с этой новой частичкой жизни внутри. Она опять вспомнила Олю из больницы, эта странная девушка говорила ей, что видит ауру, и аура ребёнка обычно гораздо ярче, чем у матери, у детей много силы, и потому у беременных женщин часто открываются способности, которых или не было вовсе, или просто не хватало энергии… а в это время, когда ребёнок так близко и тесно связан с мамой, он делится с ней своей силой.
        Правда это или нет, но сейчас Маша очень легко отличала ложь и фальшивые нотки, а учитывая те страшные предчувствия, которые мучили её, любая неискренность била жестоко по самому больному месту, и даже любимой подруге это было непростительно.
        Однако она промолчала, понимая, что Лена хочет ей только добра, просто не чувствует многого в силу своей слабости…
        Слабости… На самом деле Лена всегда была сильной и весёлой, а это Маше никогда не хватало энергии на то, чтобы выбраться из состояний серости и скуки, один только Яр дарил ей счастье и краски, которых так всегда не хватало в её жизни! А сейчас, когда перед ней раскрывалась бездна отчаяния, она просто ненавидела подругу за её постоянную лёгкость и позитив - она как будто всегда и всем была довольна, и на любую ситуацию у неё были готовые рецепты: грустно - иди в бар с подругами, плохо - ложись, поспи, и всё пройдёт. Как будто не бывает таких ситуаций, когда всё гораздо сложнее и нужны средства посильнее всех этих глупостей… Да, но какие? В любом случае, эта девушка с озабоченным выражением, нарисованным на её обычно улыбающемся лице, с глупыми глазами, в которых, казалось Маше, не было ни капли искреннего сочувствия, потому что Лена просто не была способна на такие сильные переживания, вдруг стала невыносимо её раздражать.
        На одну долю секунды Маше показалось, что она готова хладнокровно протянуть свои бледные худые руки и сжать горло подруги, так лживо уверяющей её, что всё в порядке. Сжать сильно и безжалостно, так, чтобы Лена ничего не смогла больше сказать, чтобы ни одно фальшивое слово не просочилось сквозь эти лицемерно накрашенные красной губной помадой губы, которые улыбаются, чтобы её утешить, в то время как Маше нужна лишь правда о том, что происходит, и реальная помощь, чтобы спастись!
        Обострённое внутреннее чутьё било тревогу, и Маша ТОЧНО ЗНАЛА: НИЧЕГО НЕ БЫЛО В ПОРЯДКЕ.
        Её жизнь рушилась, как карточный домик, который построил муж - единственный человек, которого она любила, и где-то на другой стороне, за этим хрупким домиком счастья, она увидела три призрачные женские фигуры, которые танцевали у огня и сами были как дым, а возле этого странного и ужасного костра сидел Яр - задумчивый и прекрасный - любимый, единственный, но какой-то холодный, будто заворожённый. Одна из женщин была старая, другая - молодая, и третья - девочка. Вдруг средняя, проявившаяся ярче других - гибкая, красивая, с черными волнистыми волосами, вышла вперёд, танцуя. Вокруг её стройных ног, лаская, струился красный шёлк восточных юбок, расшитых звенящими колокольчиками, она зловеще улыбалась и приближалась к Маше, глядя как будто бы сквозь неё. Странное и страшное чувство проснулось в груди у Маши, оно затрепетало, полыхнуло огнём ужаса и узнавания, и в этот момент девушка криво улыбнулась, размахивая факелом, который она держала в руке.
        Маша услышала музыку - странную, завораживающую, потустороннюю… Девушка приблизилась и посмотрела ей прямо в глаза. Маша содрогнулась, увидев в этом взгляде глубину, мудрость, муку и боль такой силы, какую она сама, пожалуй, не в силах была бы выдержать, доведись ей испытать подобное чувство. Да, именно, неописуемое чувство агонизирующей боли хлынуло на Машу неуправляемым мощным потоком, так, что её маленькое хрупкое сердечко, казалось, сейчас разорвётся на куски, и она отвернулась, чтобы не смотреть.
        Но зловещий шёпот иссушенных огнём губ настиг её слух и забился в висках, подобно пульсирующей крови:
        «Да, именно так, не смотри, - шептала девушка, обжигая жаром своего факела, - тебе и незачем на меня смотреть. Это он, он должен смотреть и вытерпеть всю боль, что причинил мне! Я не знаю, что у тебя с ним, но нас связывает давнее проклятье, и до тех пор, пока он не отдаст мне долг, ни его, ни моя душа здесь не успокоится! Знай же, несчастная, что я горела в огне из-за него и не желаю тебе ничего плохого, но если ты не отпустишь его, то сгоришь, как и я! Поверь мне, не ты, а я связана с ним вечными узами любви, так что пока не поздно, беги и спасай своего ребёнка, ибо я не остановлюсь!»
        Маша билась в странном припадке, и Лена, схватив её за плечи, трясла, обезумев от страха.
        - Очнись, очнись! - кричала подруга, слёзы текли по её щекам - такие желанные, долгожданные капли, почему же они не приходят к Маше?
        И Лена, наконец, преобразилась: как ветром сдуло наносную весёлость, в глазах горел неподдельный страх, непритворное сочувствие и искреннее желание помочь…
        Цепляясь за Лену, словно за жизнь, Маша протянула к ней свои руки, но всё было как в тумане, а её уже окружали люди с чужими лицами, от белого цвета их одежд веяло холодом и запахом лекарств. Она внезапно почувствовала лёгкость, как будто уже воспарила к небесам, чьи-то сильные грубые руки подняли её и положили на носилки, она пыталась умолять их оставить её дома, потому что нужно дождаться мужа («послушайте, это очень важно, если меня не будет дома, он забудет, что я существую, положите меня обратно, пожалуйста, я должна быть дома, когда он придёт»), но никто её не слушал, а мир вокруг колыхался и дрожал, в глазах пульсировало и темнело, и лицо лучшей подруги растворилось за взглядами чужих озабоченных глаз.
        Ещё дальше, позади исчезающей реальности, горел огонь, поглощающий всю её жизнь, и из этого огня восставала танцующая фигура черноволосой богини с лицом, искажённым истерическим смехом и бездонными глазами, подобно омутам, наполненными абсолютным чёрным отчаянием, от тьмы которого Маша задрожала и, чтобы только не видеть этого взгляда больше, провалилась в болезненное беспокойное забытьё.
        * * *
        Опять больница, как тогда, когда она встретилась с девушкой Олей, и с ним… Но в прошлый раз эти облупившиеся стены и стерильный запах принесли ей счастье, а теперь… что теперь?
        Маша не знала.
        Яр не приходил её навестить, да и, кроме Лены, никто не приходил. Холодный страх заползал внутрь, проникал от сердца до низа живота, а оттуда распространялся тошнотой вверх до самого горла. Маша не могла есть и спала очень плохо.
        * * *
        Войдя в дом, Лара ощутила странный холод. Ветер дул со стороны окна и распространялся по всей квартире. Слышны были звуки с улицы, и кот не выбежал, как обычно, её встречать.
        Леденящий страх поглотил ощущения счастья и ликования, пару минут назад наполнявшие её сердце. На ватных ногах, будто неживая, Лара пошла к распахнутой балконной двери. Окно тоже было открыто настежь, а пол балкона припорошён снегом, и она стояла на этом снегу, глядя на дорогу, уводящую к лесу, боясь опустить глаза вниз.
        - Бесик… - пробормотала, наконец, Лара одними губами и склонилась над подоконником.
        Он лежал на крыше магазинчика внизу, весь занесённый снегом.
        - Я не открывала окно, - сказала Лара сама себе, начиная плакать, - не могла!
        Дрожа от рыданий, она спускалась по лестнице вниз, не помня, как, искала домоуправление, дворников, общалась с какими-то людьми, и, наконец, забрала его - холодного, твёрдого, с кровью, запекшейся на голове. Он, видимо, упал неудачно, ударившись о выступ одного из балконов, возможно, перевернулся из-за этого и разбил голову. Дрожащими пальцами Лара пыталась закрыть ему глаза, но не могла - веки заледенели.
        - Бесик, прости меня, - шептала она и обескураженно пыталась вспомнить, как уезжала.
        Она была уверена, что не могла оставить дверь открытой, а уж тем более - балконное окно. Обычно холод задувал в щели, и зимой она его никогда не открывала. В комнате было еще одно окно, чтобы проветривать, и когда Лара делала это, то уносила кота на кухню. Это всё составляло чётко отработанную схему и делалось на автомате порой не один раз за день, учитывая специфику её домашней работы.
        Наплакавшись, Лара взяла переноску и начала укладывать туда тело питомца, немного повернув его, и тогда увидела странный знак, начерченный застывшей кровью на том боку, на котором он лежал мертвым.
        Это был треугольник вершиной вниз с крестом над основанием, который Лара видела в странном сне про замёрзшую реку.
        * * *
        - Вот смотри, тут сделаем зал для гостей, я хочу цветочные обои, чтобы у всех сразу поднималось настроение. Поставим большой стол рядом с печкой, будем смотреть на огонь и ужинать. Вино, закуски. Пойдём дальше. Здесь будет спальня; я уже заказала кровать из натурального дерева и огромный телевизор - чтобы валяться и фильмы смотреть. Да мы уже почти все придумали: и цвета, и мебель. Внизу в подвале котёл, батареи работают. А в той половине я хочу сделать свою мастерскую и зал для занятий - можно будет проводить какие-то тренинги там. Но это позже. Пока одну хотя бы часть дома надо доделать и начать жить.
        Обескураженная пылом подруги, Злата ходила за ней без улыбки на лице и не могла вставить ни слова.
        - Подожди-ка минутку, - сказала она, наконец, поймав небольшую паузу в возбужденном монологе Лары.
        - А, что? - спросила та, задумчиво разглядывая стены. - Да, вот здесь мы штукатурку декоративную сделаем, а там балки…
        - Ларик, послушай.
        Злата взяла подругу за руку и поймала её взгляд.
        - Я всё понимаю, ремонт - это классно, но мы сто лет не виделись, мне надо с тобой поговорить.
        - Хорошо, - как-то отрешённо ответила Лара, - давай поговорим.
        Они сели у печки, в которой уютно потрескивали горящие поленья.
        - Расскажи мне, что происходит, - попросила Злата.
        - В смысле? - не поняла Лара.
        - Ну как же? Ты пропадаешь, не отвечаешь на звонки и смски, мы с Дэном общались, волновались за тебя, да, несмотря на то, что между вами было, он хорошо к тебе относится и беспокоится, как и я… Яр тоже замкнулся, куда-то исчез, и вдруг неожиданно вы появляетесь вместе и затеваете в его доме ремонт, который он уже несколько лет откладывает. Пока его жена лежала в больнице, он ни разу её не навестил!
        - Откуда ты знаешь? - спросила Лара.
        - Есть общие знакомые, - ответила Злата. - а вообще, какая тебе разница, откуда?! Знаю, и всё. Слава богу, хоть с ребёнком всё в порядке и с ней тоже, она уже дома… Объясни, пожалуйста, что происходит! Я, конечно, рада за вас, но ничего не понимаю. И потом, обидно, что ты совсем про меня забыла. То есть, ты думаешь, что можешь вот так пропадать и появляться без объяснения причин? И Яр какой-то странный. Что с ним случилось? Он пьёт?
        - Пьёт не больше, чем раньше, - мрачно отозвалась Лара, - что-то не видно твоей радости, ты же хотела видеть нас вместе!
        - Но подружка, - возмущённо сказала Злата, - я всё понимаю, только ведь его жена ждёт ребёнка. Раньше он бы никогда так не поступил. Я хорошо знаю Яра, он, конечно, не идеал верности, но не такой бессердечный, чтоб так вот взять и бросить беременную жену. Это совсем на него не похоже.
        - Просто он любит меня, - холодно ответила Лара, - разве ты не видишь?
        Она обвела взглядом дом и продолжала:
        - Сколько времени они вместе? Начинал он что-то тут делать? Жена не вдохновляла его, он ничего не хотел с ней. А со мной всё иначе. Мы нашли друг друга наконец-то, Злата! Ты же веришь в чудеса, ты сама меня учила! И потом, мы с ним встречались в прошлых жизнях, я это точно знаю, и нам надо быть вместе, чтобы изменить судьбу.
        - Какую судьбу? - спросила Злата. - Да, я верю в чудеса, но тебе не жалко эту бедную девушку?
        - Я тебя не понимаю, - сказала Лара, - он что, должен быть с ней из-за ребенка? Я-то тут при чём? Не я изменяла, не я делала этот выбор. Поговори лучше с ним.
        - Он со мной не разговаривает, - сухо возразила Злата, - и это тоже очень странно. Раньше Яр всё мне рассказывал.
        - Теперь он всё рассказывает мне, - запальчиво сказала Лара, - потому что мы пара, а ты - просто подруга.
        - Не знаю, - покачала головой Злата, - останемся ли мы с тобой подругами.
        - Да ты сама не лучше! - разозлилась вдруг Лара, - разводишь мужиков на дела, на подарки, на всякое, а они сами тебе и не нужны вовсе. Конечно, ты же такая богиня, что за одно общение с тобой они должны тебе деньги платить, что, не так?
        - Это другое! - возразила Злата, гневно глядя на подругу. - Я не увожу чужих мужей.
        - Но встречаешься с ними! Признайся, если бы твой любовник решил быть с тобой, вспомнила ли бы ты про его жену и детей?
        - Я больше не встречаюсь с тем парнем, - ответила Злата, - поняла, что я так не могу.
        - Да, конечно, - язвительно сказала Лара, - ему ведь далеко до Шивы.
        - Не надо так, - Злата покачала головой, в глазах её стояли слёзы.
        - Ладно, но ты мне сама говорила, что Яр с женой хочет развестись. Ты же мне предлагала его завоевывать.
        - Это было раньше, тогда не было ребёнка! - сказала Злата.
        - А его и сейчас нет, - каким-то чужим холодным голосом произнесла Лара, - ещё неизвестно, родится ли он.
        Злата встала и пошла к выходу. Лара её не держала. Она сидела молча, выпрямив спину и чуть наклонившись вперёд, зажав соединённые ладони между колен, и отрешённо смотрела в огонь. Язычки пламени, отражаясь, плясали в её глазах. Она не понимала, что делает, но уже не могла остановиться.
        * * *
        Лара с чашкой зелёного чая сидела, уставившись в монитор компьютера. Яр подошёл и обнял её сзади, целуя в шею.
        - Щекотно, - засмеялась она.
        Он специально не брился, оставляя щетину, как ей нравилось.
        - Что ты смотришь?
        - Дурацкий женский сериал.
        - Ты, вроде, не смотрела сериалы, - сказал он.
        - Нет, а теперь смотрю.
        - И больше не рисуешь?
        - Сегодня позже хочу начать кое-что, - она улыбнулась, разворачиваясь к нему на крутящемся стуле и обхватывая его ногами.
        Он засмеялся, уперся руками в подлокотники, наклонился к её лицу и жадно поцеловал.
        - Ты как магнит, - сказал Яр, - не хочу от тебя отрываться.
        - И на работу опять не пойдёшь? - спросила она.
        - У нас медовый месяц, - шутливо откликнулся он, подхватывая её и неся в сторону кровати.
        - Какой такой месяц? - засмеялась она. - Мы даже не женаты.
        - Ничего, скоро поженимся, - сказал он, бережно укладывая Лару на кровать.
        - Ты не подал на развод ещё, - уворачиваясь от поцелуев, она шутливо отталкивала его лицо, - погоди, скажи мне, когда ты этим займёшься?
        - На днях, - ответил Яр, продолжая к ней приставать, - ну, не заставляй меня, пожалуйста, не хочу я её видеть.
        - Ты прямо как ребёнок, - сказала Лара, - всё равно рано или поздно придётся. Она сегодня приходила в коттедж.
        - Кто?
        Яр отодвинулся от неё и сел на краешке кровати.
        - Твоя жена, - неохотно ответила Лара, - я была там, смотрела, как идут работы, и она зашла.
        - Зачем?
        - Откуда я знаю? Постояла, посмотрела на всё и вышла.
        Лара вспомнила полный боли и отчаяния взгляд светло-серых глаз с опущенными внешними уголками. У неё и так был от этого печальный вид, как у собаки бассета, а сегодня в коттедже Маша и вовсе походила на привидение. Бледная, исхудавшая, она уже не напоминала ту смеющуюся счастливую девушку с фотографии в деревне у Яра. Неожиданно для самой себя, Лара почувствовала какое-то злорадное удовлетворение.
        В глубине души, где ещё жила прежняя добрая девушка Лара, способная любить, она понимала, что могла бы попросить прощения у этой несчастной женщины, рассказать, как сильно она любит Яра, и то, что не хотела бы причинять ей боль. Случись всё это когда-то раньше, Лара, конечно, не отказалась бы от любимого мужчины, но постаралась бы наладить отношения, может, даже подружиться с его бывшей женой, на которую действительно невозможно было смотреть без жалости, она уговорила бы Яра оставить ей квартиру (хотя он и так хотел это сделать), помогать ребёнку. Ведь в жизни бывает всякое, и Лара понимала бы, что сама легко может оказаться на её месте.
        Но сейчас в ней жило что-то злое и безжалостное, колючее и гадкое. Оно, это почти одушевлённое существо, которое начинало понемногу замещать её личность, не ощущало ни особой радости, ни сильных эмоций, и Лара к собственному удивлению начала замечать, что самые приятные чувства испытывает, видя, как страдают другие люди. Общаясь со Златой, она почти намеренно старалась её уколоть и радовалась в глубине души, увидев слёзы в глазах бывшей подруги.
        Так и сегодня, стоя с победным видом перед сжавшейся от боли девушкой, Лара чувствовала, как каплю за каплей высасывает из неё последние силы и сама наполняется терпкой густой энергией, по вкусу напоминающей красное вино… или кровь. Так они и стояли несколько минут молча, глядя друг на друга.
        Потом Маша судорожно вздохнула, прижала обе руки к груди, развернулась и почти выбежала из дома.
        - Ничего не сказала? - спросил Яр, вдруг став каким-то задумчивым.
        - Нет.
        - Ладно, я поговорю с ней, - сказал он и пошёл в коридор.
        Лара поднялась с кровати, встала в дверном проёме и смотрела, как он одевается.
        - Куда ты? - спросила она.
        - Прогуляться.
        Он вернулся к вечеру пьяный, с почти пустой полторашкой пива в руке, и судя по его виду, это была уже не первая.
        - Тебе не кажется, что ты слишком много пьёшь? - спросила Лара.
        Но Яр только пробормотал в ответ что-то невнятное, поставил открытую бутылку на пол в коридоре, добрёл до кровати, упал прямо в одежде и заснул, как мёртвый. По квартире разлился неприятный запах дешёвого пива.
        Лара вздохнула, поднялась и пошла выливать пиво в унитаз, а потом села дальше смотреть свой сериал.
        * * *
        Ранним утром вдруг зазвонил телефон Яра. Лара села на кровати и пыталась растолкать мужчину, спящего рядом, но он лишь мычал в ответ что-то бессвязное.
        Она сама взяла трубку.
        - Да, это телефон Ярослава. Он спит, да. Если нужно, я разбужу. Что случилось?
        Она несколько секунд молчала, слушая монотонный уставший мужской голос в трубке, а затем начала что есть силы толкать бессознательно храпящее тело Яра.
        - Вставай! - кричала она, - Просыпайся давай! Твоя жена… нужно ехать.
        Они поехали вместе, и Лара протирала тряпкой запотевшее изнутри стекло. Яр хрипло дышал перегаром и, вращая руль, моргал опухшими глазами, пытаясь до конца проснуться.
        Никто из них не произносил ни слова.
        У подъезда его дома уже собрался народ. Светало, и над тихим двором, каркая, кружили вороны. Вокруг уже всё таяло, и люди, толпясь, месили грязную жижу ногами.
        - Я шла на работу, когда она упала, - говорила одна девушка, всхлипывая, закрывая лицо рукой, - я только успела обернуться, а она уже - бах! И всё… Я думала, выбросили что-то в окно.
        И она разрыдалась, склонив голову, закрываясь ладонями, худенькие плечики вздрагивали.
        Протолкавшись сквозь неровный строй, Лара и Яр остановились перед распростёртым на земле телом.
        Маша была в махровом розовом халатике, совсем худенькие босые ноги её наполовину утонули в луже, тонкие руки с безупречным маникюром телесного цвета безжизненно покоились по обе стороны от головы. Она лежала лицом вниз, лёгкий ветер играл растрёпанными светлыми волосами, и кровь струилась, смешиваясь с грязной водой.
        Яр рыдал беззвучно, упав на колени, а Лара стояла молча и не могла оторвать глаз от красных ручейков вокруг головы погибшей девушки. Она вспомнила, как держала на руках заледеневшего кота, а потом - свою картину. Две реки, сливающиеся воедино: куда они текли?
        Погасшие светлячки
        Надвинув капюшон на глаза, Тая с треском ломала сухостой и складывала его в одну кучу. Ещё с раннего утра она создала защитное поле и знала, что никто и близко не подойдёт к месту кострища.
        Невероятная свобода, тоненьким фитильком затеплившаяся внутри несколько дней назад, разгоралась теперь огромным и жарким пламенем, мурашками разбегалась по всему телу и проявлялась загадочной улыбкой на тонких плотно сомкнутых губах.
        За три дня она не произнесла ни слова, и эта тишина отзывалась шумом ветра в кронах деревьев, учила её слышать всё вокруг, проникать в тайны жизни природы, узнавать голоса птиц и животных, шёпот деревьев, разговоры корней под землёй. Всё уже просыпалось, готовилось к рассвету тепла, к новой жизни, к лету.
        Тае нравилась её длинная чёрная куртка с капюшоном, которым можно было прикрыть лицо. Таинственность - неплохая штука для ведьмы, и девочка интуитивно знала, что людям нравятся загадочные образы людей, способных менять их судьбу.
        Похожую куртку Тая однажды увидела в одном из журналов, который привезла Тамара из города, и она долго просила старую ведьму об этом подарке. Бабка никогда не покупала ей ничего лишнего, держа девочку в чёрном теле, но эту куртку она подарила ей авансом за первое взрослое дело.
        Теперь у Таи в руках были как собственные заработанные деньги, так и сбережения Тамары, чьё тело лежало рядом на санях, прикрытое старым ватником.
        Девочка не понимала, зачем старуха вела эту странную жизнь в лесу, когда у неё, как оказалось, были скоплены немалые средства, давно уже позволявшие им перебраться в город.
        «Теперь, - думала она, - я ни дня не задержусь здесь».
        Тая выждала необходимое время неприкосновенности тела, а затем погрузила старуху на сани и повезла в лес - к месту, которое было заранее указано ей Тамарой. Ведьма знала, когда покинет этот мир, и последние дни её были наполнены печалью. Она смотрела в пустоту своим всюду проницающим взором, вздыхала и качала головой.
        - Что с тобой, бабушка? - спрашивала Тая, играя роль примерной внучки и ученицы, а сама в глубине души ликовала, надеясь обрести долгожданную свободу.
        - Так и не свершилось то, чего я ждала, - отвечала Тамара.
        Глаза её уже не сверкали молодым задорным блеском, как раньше, и сама она как будто ссохлась, потускнела. Силы покидали её день за днём.
        - А чего же ты ждала? - допытывалась девочка, садясь на пол у её ног, как обычно.
        - Ждала, что сбудется то, для чего я прожила свою долгую жизнь, - отвечала старуха, - что найдётся девушка, которая сможет восстановить мировую гармонию и вернуть нас всех к изначальному источнику, станет проводником и пророчицей для заблудших мучимых одиночеством и разобщённостью душ. Но увы! Я ошиблась. Столько девушек было здесь за все эти годы, но одну я ждала больше всех - ту, которая владеет не только силой и знанием, но и памятью о предыдущих воплощениях, ищущую и проникающую в законы мироздания, способную выполнить высшее предназначение: вернуть утраченную половинку - материализованную мужскую энергию, подчинить её себе и слиться с ней в единое целое… как в той легенде, что я рассказывала тебе, помнишь?
        Тая кивнула.
        - А теперь не знаю, права ли я была и на что потратила свою жизнь. Мне кажется, что никто ни сейчас, ни после не станет больше искать утешения, и люди, одержимые страстями, погрузятся в них, не ведая, что творят.
        Вспоминая последние дни Тамары, Тая без сожаления погрузила исхудавшее и оттого неожиданно лёгкое тело старухи на погребальный костёр и, добавив бересты и хвои для растопки, зажгла со всех сторон, чтоб быстрее занялось.
        Молчаливая и спокойная, сложив руки на груди, смотрела она из-под капюшона, как горит тело её наставницы. Запах палёной плоти и волос распространился вокруг. С шипением, пузырясь, испарялись жир и вода, и Тая усмехнулась удовлетворённо, прощаясь с Тамарой навсегда.
        - Гори, сумасшедшая старуха, - твёрдо и громко произнесла она первые слова за три дня поста и молчания, - никакой радости не дала ты мне, никакого счастья и гармонии, о которой всё твердишь, а отняла жизнь, цены которой даже не знаешь. Жизнь важна сама по себе, а твои поиски - от неудовлетворённых желаний. Кто-то когда-то, видно, сильно обидел тебя, и судя по твоему бреду, это был мужчина. И ты через этих глупых заблудившихся женщин пыталась отомстить за свою обиду, мотивируя это высокими целями. Сама ты была не сильно умнее их. Но я, ничего другого не умея, не вернусь уже туда, откуда ты меня украла, я стану новым человеком и пойду делать то, чему ты меня учила - ради богатства и славы, ради красивой жизни, которой я все эти годы была лишена, сидя тут, в лесу. Спасибо за деньги, которые ты мне оставила. Сейчас прогорит твоё прогнившее тело, и я подожгу этот паршивый сарай, который я ненавидела с того дня, когда ты притащила меня к себе. Я не желаю жить и заблуждаться, как ты! Ты околдовала меня так, что я даже не могла уйти, хотя имела такую возможность не раз. Я нашла свою семью и все лазейки,
но ты держала мою волю в своих костлявых руках! Зачем?! Ты все равно не нашла бы того, чего ищешь - рождайся же вновь, чтобы страдать, за те мучения, которые причиняешь другим. А мне уже всё равно. Я потеряла душу в этой спайке с тобой, и я уже её не найду.
        Человеческое тело горит долго, и Тая села на мокрую землю, прислонившись спиной к сосне, спустив в мутную болотистую жижу ноги в резиновых сапогах. Кое-где ещё белели снежные проплешины, но весь лес уже был наполнен талой сыростью. Нужно было дождаться, закопать не прогоревшие кости и затем исполнить то, что и было задумало - сжечь поганую избушку и отправиться в город с небольшим заплечным мешком.
        Тая чувствовала себя взрослой, сильной и смелой. Не зная законов мира людей, она умела управлять их волей и не сомневалась, что сможет добыть всё, что угодно: жильё, документы и остальное, необходимое для жизни. Она не искала ни смысла, ни счастья, и не желала возвращаться к семье. Выросшая в избушке бабки Ёжки, Тая уже не хотела учиться быть примерной дочерью и сестрой, она решила поехать в те места, где её не знали и никто никогда бы не нашёл - подальше от родных. Она мечтала начать свою жизнь заново, используя магию, стать цельной и независимой личностью.
        В последний раз перед тем, как переступить порог избушки, Тая посмотрела в мутное насиженное мухами зеркало и увидела в отражении дерзкого серьёзного подростка с блестящими глазами - достаточно умными для того, чтобы накинуть несколько лет. Она усмехнулась, кивнула себе и ушла, оставляя огненные следы, вскоре ставшие пеплом.
        * * *
        Летом в близлежащем посёлке заметили странную молодую женщину, темноволосую, с безумным взглядом и неровной походкой. Она шла по тропке, которой раньше ходили все приезжие за помощью к бабке Тамаре, хотя ей и пытались сказать, что Тамара пропала, и дом её сгорел. Она всё спрашивала про какую-то девочку в капюшоне, вероятно, ученицу той бабки, но после пожара и этой след простыл, так что никто после о ней ничего не слышал.
        А потом грибник дядя Вася, любивший ходить в те места, которые все из суеверного страха обходили стороной, утверждавший, что лучшего грибного места во всей округе не найти, видел, как эта сумасшедшая сидела, раскачиваясь, перед развалинами сгоревшего домика и говорила сама с собой.
        - Что-то про светлячков, - рассказывал дядя Вася знакомым за рюмкой водки, - бог их знает, что за светлячки, может, мерещилось ей чего-то.
        * * *
        Обхватив себя руками, Лара упала на колени возле пепелища… она никогда не бывала здесь - тогда, с её странной провожатой, они не дошли до дома, а повернули раньше, к кладбищу. Но сейчас она не сомневалась, что именно здесь жила злополучная Тамара и её подопечная. Она шла сюда с отчаянием и надеждой, что застанет обеих дома и будет умолять снять заклятие, разрушившее не одну жизнь… Но надежда умирала с каждым километром дороги, с каждым вопросом, обращённым к местным людям, да она и сама интуитивно чувствовала, что ничего уже нельзя изменить.
        Какой-то чёрный бездонный омут раскрывался перед ней, закручиваясь в смертельную воронку, и сквозь многие прожитые жизни бросал на дно этой ямы обломки всё новых и новых судеб, злорадствуя и будто спрашивая:
        «Ну что, удастся ли вам выплыть на этот раз? Из воплощения в воплощение рождаетесь вы, беспутые люди, одержимые всё теми же самыми страстями. Тела умирают и разлагаются, а пороки с дурные склонности - нет! Обречённые, продолжаете вы тащить за собой свои неведение, гнев и привязанности, порождающие мириады омраченностей, и словно куклы на невидимых ниточках, движимые этими страстями, танцуете свои порочные танцы, двигаясь к могиле, которая НЕ КОНЕЦ! Вы обвиняете в своих бедах судьбу, государство, демонов, других людей - всё, что угодно, лишь бы не нести ответственность за свою жизнь и не платить по счетам! Знайте же, что обиды, которые нанесли вам другие в этой жизни или в предыдущих, рождены тем злом, которое вы прежде, сами того не помня, совершили по отношению к этим существам, и не разорвав этот порочный круг, вы будете вечно вращаться в моём водовороте и ложиться на дно океана страданий костями новых и новых людей. Только прощение, раскаяние и сострадание могло бы избавить вас от этой участи, но упав уже так глубоко, способны ли вы увидеть хоть какой-то свет?»
        - Нет! - закричала Лара, зажимая уши. - Не хочу тебя слушать, и я не упаду. Я не сделала ничего дурного, я только хотела быть вместе с любимым, и всё. И всё!
        Несколько минут она рыдала, закрыв лицо ладонями, а потом вдруг заговорила другим тоном, монотонно и тихо:
        - Я помню, как мы гуляли в лесу, такие наивные и живые, юные и чистые… всё было так хорошо, мы искали светлячков. Вернее, это ты показал нам их, и таким, именно таким я тебя и помню… я тогда только начинала любить и ещё не знала, как далеко может завести человека слепая страсть… Я хочу вернуться туда, в тот вечер, каждый день молю небо повернуть время назад, чтобы начать всё заново… да, я готова быть одна и страдать, я найду в себе силы оставить тебя именно потому, Яр, что люблю тебя безмерно, и я не хотела, чтоб так всё было…
        Да, Яр, поверь, я совсем запуталась, и я не прошу тебя меня простить, я виновата, очень, но я так любила тебя и не понимала, что творю!
        Помнишь, как мы шли втроём в темноте к реке, как купались, а потом увидели светлячков - знаешь, Яр, они загораются, привлекая партнёра, и их партнёр летит на свет - чтобы любить или чтобы сгореть? Они светятся только в темноте, а днём гаснут и становятся просто обычными серыми жучками - ничего особенного, но ночью они освещают нам путь. Они - это мы с тобой, знаешь ли ты, Яр?
        Я верю, что сейчас просто не наше время, и мы погасли на этот срок, но ненадолго… очень мучительно, но недолго… я потеряла тебя, чтобы вскоре найти, я знаю, мы вновь загоримся и будем вместе!
        Прости меня за всё, Яр, но как я могла иначе? Ведь мы - просто крохотные жучки, заблудившиеся во тьме! Как бы мы иначе нашли друг друга?
        * * *
        - А потом я её увел оттуда, - сказал дядя Вася, - боялся, а ну как заблудится девка в лесу, она же совсем не в себе была. И всю дорогу, пока я её вел, не понимала, где она, спрашивала, куда мы идём. Но на мои вопросы маленько отвечала, так что я понял: она с города. В общем, посадил я её на автобус, деньги у неё нашлись в кошельке, да и бог с ней. Там уж, поди, сама разберётся, али люди направят, куда надо. Главное, что в лесу не бросил, и совесть моя спокойна. А то в прошлом-то году, помните, бабка Аксинья заблудилась, так комары её и съели. Ну, вот.
        - Хорошо всё же, что этой старухи Тамары у нас тут больше нет, - вздохнула бабушка, сидящая за столом напротив дяди Васи, - а то много бесноватых ходило к ней, и страсти всякие, бывало, творились.
        - Куда же она, однако, подевалась? - спросила другая бабушка, потягивая чай.
        - Бог её знает, - пожал плечами дядя Вася, - я там пепел ворошил, костей не нашёл. И девчонка сгинула. Да никто их и не искал. Были они вообще по документам али прямо из преисподней выползли?
        - Ох, боже упаси, - пробормотала одна из бабушек, крестясь, ей последовала и вторая, вздыхая.
        - Грибочки-то, однако, там славные, - беззубо улыбнулся дядя Вася.
        - Ты бы поосторожней с грибочкам-то - сказала старушка, поджимая губы и качая головой.
        - Ладно те, баба Дуся, - отмахнулся грибник, - ну, пойду я. Хватит тут с вами лясы точить.
        - Поди, поди, - махнула рукой баба Дуся и, как он вышел, зашептала второй, придвинувшись ближе в её уху:
        - Слышь, Иванна, внучка-то у него третью неделю хворает. Уж не от этих ли ведьминских грибочков? Ох, не доведут до хорошего его эти места…
        * * *
        Алина поднялась с асфальта и стояла, шмыгая носом. Слёзы, грязь и кровь размазались по щекам, пышные банты сбились, белые манжеты были заляпаны красным. Хлопая глазами, она, как на привидение, смотрела на удаляющуюся девушку, которая бежала, запинаясь, на высоких каблуках.
        - Девочка, с тобой всё в порядке? - участливо спросила незнакомая женщина. - Тебе надо умыться, где ты живешь? Давай, я отведу тебя домой.
        Она взяла Алину за локоть и повела.
        - Вон там мой дом, - показала девочка, - это не я, это Тая.
        - Что?
        - Скажите маме, когда придём. А то я забуду. Мама заболела, а то бы она сама меня повела. Она всегда в этот день болеет, потому что… Я тогда в первый класс пошла, и мама должна была вести в школу двух девочек, а не одну. И одно платье так и осталось висеть в шкафу. Она тогда достала оба одинаковых платья и плакала, не могла повести меня. Дедушка повёл. И так каждый раз, первого сентября, мама со мной в школу не ходит и плачет. Но дедушка умер, и я теперь хожу одна.
        - А что случилось с той, другой девочкой? - спросила женщина.
        - Это Тая, моя сестра. Её искала та девушка. Она пропала, но она живая. Она ведьмой стала. Нет, лучше не говорите маме, пусть мама думает, что она умерла.
        Алина вдруг остановилась и с отчаянием посмотрела на свою провожатую.
        - Не скажете? - спросила она.
        - Нет, могу ничего не говорить, если так надо, - заверила её женщина.
        - Да, - пробормотала Алина, будто не в себе, - лучше не надо. Потому что мама не знает, что я это помню. Я как будто всё забыла, и это так и есть. И этот день сегодня я, наверно, тоже забуду…
        Она заплакала.
        Женщина нашла в кармане платок и протянула девочке. Вытирая красно-серую жижу с лица, Алина шла медленно, запинаясь.
        - Знаете, эта девушка, которая меня толкнула, - сказала девочка, - она приняла меня за сестру. С ней что-то плохое случилось, и это Тая сделала. Но я не знаю, как ей помочь. Но вы… скажите маме, что я просто упала, ладно?
        - Ладно, - пообещала женщина, - но ты лучше сама скажи. Это твой дом? Ты ведь дойдёшь дальше одна? Мне надо бежать, у меня дочь в первый класс идёт.
        - Берегите дочку, - сказала Алина, - спасибо вам.
        Женщина отпустила её и остановилась, задумчиво и удивлённо глядя, как девочка ковыляет к подъезду.
        - Странно всё это, - пробормотала она себе под нос и пожала плечами.
        В любом случае, это её не касалось, и она поспешила обратно к школе, стараясь выбросить странное приключение из головы.
        * * *
        Вернувшись, Лара мыла посуду дрожащими руками. Неожиданная встреча совсем выбила её из колеи.
        - Неужели я ошиблась? - шептала она сама себе.
        Но эта девочка с бантами была так похожа на юную ведьму, которая посреди ночи отрубала голову черной курице на кладбище! Чем-то похожа, а чем-то нет. У той лицо было более худое и взгляд жёстче… если бы только она увидела в глазах школьницы какой-то проблеск узнавания, то не сомневалась бы и не отпустила её так просто. Потому что кто ещё, кроме этой ведьмы, мог вернуть всё обратно?
        Лара ненавидела свою жизнь - то, во что она превратилась, себя - примитивную капризную тётку, и совершенно чужого человека, живущего рядом с ней.
        Яр потерял свою фирму, постоянно сидя дома и пьянствуя, Лара больше не писала, они едва сводили концы с концами, растрачивая небольшие сбережения. У неё не осталось ни друзей, ни подруг, со Златой она не общалась со дня ссоры в коттедже… Коттедж… он так и стоял заброшенный, и Лара уже подумывала уговорить Яра его продать, но каждый раз, когда эта мысль появлялась в её голове, с ней случалась страшная истерика. Продажа коттеджа означала конец её сладкой мечте о красивой совместной жизни с любимым, а пока где-то неподалёку стоял этот большой дом из красного кирпича, ещё сохранялась хотя бы иллюзия надежды.
        В замке заскрипел ключ, и всё внутри Лары сжалось в болезненный клубок неприязни и страха. Она давно ненавидела и боялась этого человека, а точнее - то ужасное существо, в которое превратился Яр. Со дня смерти жены он таял на глазах, пил, болел, худел, не следил за собой и ожесточался. Ни о какой близости и речи не было, но и расстаться Лара тоже не решалась, опасаясь его гнева. Она жила словно в аду и как-то летом решилась поехать в тот лес, к старухе Тамаре, чтобы просить её снять проклятье. Однако на месте дома ведьмы Лара нашла лишь пепелище. Убитая безысходностью, девушка хотела остаться там и умереть, ей невыносима была мысль вернуться домой к той жизни, которую нельзя было уже починить, но какой-то старик увёл её оттуда и посадил на автобус. Она смутно помнила ту поездку, однако с тех пор и сама начала гаснуть, удручённая собственным бессилием.
        - Ларик! - раздался из прихожей хриплый пьяный голос Яра.
        Она не ответила.
        Не разуваясь и громко дыша, он протопал до кухни и остановился в дверях, опираясь на косяк. Из высокого красивого статного мужчины Яр за несколько месяцев превратился в воняющего дешёвым пойлом долговязого костлявого старика, неопрятного, заросшего, с грязными торчащими во все стороны космами волос и бороды. Рубашка на груди была застёгнута наперекосяк, под ней виднелась красная волосатая грудь.
        Лару передёрнуло от отвращения.
        Яр достал из-за спины и, скалясь в какой-то нечеловеческой улыбке, протянул ей растрёпанный букет полевых цветов.
        Она вытащила руки из раковины, повернулась к нему и стояла молча.
        - Я люблю тебя, Ларик, - прохрипел он и двинулся к ней.
        - Я просила тебя больше не пить, - жёстко сказала она.
        - Вот так, значит, - злобно сказал чужой мужчина и швырнул букет на стол.
        Оборванные лепестки посыпались на пол. Лара смотрела на них, как загипнотизированная. Слёзы подступали к горлу, но наружу не выходили.
        - Сделай чай, - приказал Яр.
        - Нет, - ответила Лара и отвернулась обратно к раковине.
        Она скорее ощущала, чем слышала, как он приближается к ней, обдавая её жаром своего тела и гнева, а в следующий момент он обхватил её сзади обеими руками, сцепив их у неё на груди. Сжимая хватку, Яр поднимал переплетённые руки выше, пока они не оказались у Лары под горлом, а затем резко дёрнул их вверх, так, что её ноги оторвались от пола, и она повисла в неестественной позе с запрокинутой головой, цепляясь за его локти и пытаясь оттащить их от горла.
        - Я люблю тебя, Ларик, - продолжал он повторять хрипло, - а ты меня больше не любишь.
        - Яр, - хрипела она, - отпусти меня… я люблю тебя, правда! Пожалуйста, отпусти.
        - Нет! - вдруг заорал он во весь голос и ещё сильнее сжал смертельную хватку.
        Лара задохнулась, что-то хрустнуло, и мир стал черным…
        Она летела где-то высоко в непроглядном ночном небе к огромной белой звезде, которая вращалась и будто манила. Звезда испускала сверкающие лучи во все стороны, и когда Лара приблизилась к ней, вдруг превратилась в красного льва. Девушка подставила ладони, и лев, распавшись на мельчайшие частички, алой пудрой посыпался в её ладони.
        Задыхаясь от счастья, Лара радостно смеялась.
        - Так вот, наконец, мой долгожданный эликсир! - сказала она и вдруг поняла, что на самом деле ничего нет: ни её, ни неба, ни звезды, ни льва - только бесконечная всепоглощающая пустота без красок, без времени, без жизни.
        В этой пустоте медленно таяли, исчезая, все образы её подсознания, и память очередной жизни стиралась, подобно угасающему светлячку.
        Эпилог
        Oh please, tell me Lorraine,
        What am I supposed to do now?
        Oh please, tell me Lorraine,
        What does life mean without your love?
        Maybe one day
        We’ll meet again.
        Blume «For my Lorraine» (песня)
        Пожалуйста, скажи, Лорэйн,
        Что делать мне теперь?
        И для чего же мне, Лорейн
        Жизнь без любви твоей?
        Но, может быть, настанет день,
        Мы встретимся, Лорейн
        (перевод автора)
        Молодая женщина в белом халате, стройная, круглолицая, с нежной словно светящейся изнутри тёплым сиянием кожей, сидела прямо, расслабленно, спокойно сложив на коленях тонкие миниатюрные руки. Её приятная улыбка и большие добрые светло-серые глаза всегда действовали успокаивающе на высокого пожилого мужчину, который сейчас расположился перед ней в большом удобном уютном кресле. У него был нездоровый вид, впалые щёки, и в синих глазах, обведённых тёмными кругами от бессонных ночей, таилась сильная неизбывная боль. Он был одет в больничную пижаму, на ногах - поношенные тапки.
        - Добрый день, Ярослав, - мягко сказала девушка, - как ваши дела?
        - Каждый раз удивляюсь, - улыбнулся он ей, - как столь юное создание может так легко исцелять наши заблудшие души. Вы, наверное, ангел, Алина Григорьевна.
        - Нет, я… - она немного смутилась и теперь пыталась вернуть себе прежнее невозмутимое состояние.
        Она не так давно начала работать в больнице, и иногда у неё ещё случались небольшие приступы паники. Правда, ей всё лучше удавалось сохранять спокойствие в любых ситуациях, но с этим человеком всё было иначе. Она почему-то никак не могла воспринимать его как пациента, он ей не казался больным, напротив, всё, что он рассказывал, живо откликалось в её сердце, будто она вместе с ним проживала те странные события, участником которых он стал. На самом деле, Алина не верила в его психическое расстройство, а приятный тембр его голоса успокаивал её саму и иногда она, позабыв свою роль, начинала вдруг делиться с ним тем, чем больше ни с кем не могла поделиться.
        - Думаю, мне просто жалко людей, - сказала она, - у меня в детстве были странные переживания и сны, невероятные, а ещё провалы в памяти, но потом я всё вспомнила и… может, лучше было не вспоминать… В общем, я именно поэтому и пошла в психиатрию… Хотела понять себя.
        - Получилось? - спросил Яр.
        - Простите, - спохватилась Алина, - я не должна была об этом говорить.
        - Нет, пожалуйста, - мягко настаивал он, - мы уже так долго общаемся, и я вам рассказал столько ужасных вещей о себе. Вы меня просто спасаете, и мне действительно интересно.
        - Да, поэтому я и хочу поделиться, - вздохнула Алина, - вы знаете, мне иногда кажется, что мы с вами уже встречались, вы мне как друг, я не знаю, почему, мне ваша история кажется очень близкой. И эта магия…
        Она покосилась на дверь, словно боясь, что их может кто-то подслушать. Странное волнение нарастало внутри, и Алина начала вдруг дышать чаще и глубже, пытаясь справиться с этим.
        - Да, в общем, - закончила она с наигранной уверенностью, пытаясь скрыть дрожь в голосе, - я очень желаю вашего выздоровления. Потому что… это каким-то образом помогает и мне. Я не шучу… каждый раз, когда у вас улучшения, у меня тоже становится как будто легче на душе.
        Девушка поморгала, стараясь отогнать наваждение, обычно это помогало. Но, как в далёком детстве, когда она среди ночи общалась, сидя на полу, с привидением своей сестры, а потом летала к ней в гости во сне под мышкой у ведьмы, реальность вдруг начала трещать по швам, и она уже не понимала, кто она, где находится, и что вообще происходит. Столько лет обучения, столько сил было потрачено на то, чтобы привести в порядок эту хрупкую действительность и убедить себя в том, что детские воспоминания были лишь плодом её чрезмерно бурного воображения, и вот вдруг всё это лопнуло как мыльный пузырь в присутствии пациента с тяжёлым психическим расстройством, убившего свою любовницу и спустя много лет продолжающего вспоминать то время, словно это произошло лишь вчера.
        - Если бы только, - прошептал Яр, закрывая рукой глаза, наполнившиеся слезами, - если бы только мне действительно становилось легче… как бы я хотел, чтобы это было так просто для твоего утешения, милая Алиночка, прости, можно, мы будем на «ты», а то это так сложно, ты же мне прямо как дочь, которой у меня нет и никогда уже не будет.
        - Ну зачем так говорить, Ярослав, - неуверенно возразила Алина, - да, хорошо, давай на «ты».
        Она уже не могла ничего контролировать. Реальность разбилась, и осколки летели в пропасть.
        - Нет, ты же знаешь, - Яр помотал головой, - я живу ради того, чтобы искупить свою вину. Я любил этих женщин и не видел, что они были светом, дарующим мне жизнь. До сих пор не пойму, как я мог погубить обеих…
        Сейчас в мягком свете солнца, проникающего сквозь светлую тюль занавески, он казался более юным и очень потерянным, несмотря на седину в тёмных волосах, бровях и почти совершенно белую бороду.
        - Как бы мне хотелось вернуться в тот год и всё изменить, исправить! Если бы я только мог!
        - Мы уже говорили об этом, - с мягким вздохом сказала Алина, пытаясь ухватить летящие осколки реальности, - что случилось, то случилось, но… это не было только вашей… твоей виной.
        - Но как же, - Яр посмотрел на неё растерянно, - это я предал Машу. Я своими руками убил Лару. Кто другой может быть виноват!
        Взгляд Алины вдруг стал серьёзным и даже каким-то неожиданно жёстким, и сама она в один момент словно стала старше и мудрее. Она быстро посмотрела на закрытую дверь, придвинула стул к креслу пациента, склонилась ближе к нему и тихо, но твёрдо сказала:
        - Послушай, Яр, ты можешь думать, что угодно, но у меня ощущение, что я тебя знаю всю жизнь. Я ни с кем так больше не говорю, и это нарушение, но если я этого не скажу, то мне кажется, я зря пришла сюда работать. Есть кое-что за пределами нашего обычного восприятия, такое, что мы не можем объяснить с помощью разума… но сейчас, общаясь с тобой, я будто увидела луч света, озаривший мою жизнь, которая на самом деле полна отчаяния: я с детства ищу то, что когда-то потеряла, но я не помню, что… Скорее всего, потеря из другой жизни, и это мучительно. Ты рассказал мне про перерождения, и я верю в них. А сейчас я слышу почему-то твою Лару, которая говорит с тобой через меня, и она очень страдает. Она потеряна, ей страшно, но она не винит тебя, а наоборот, просит у тебя прощения.
        Алина вдруг упала на колени, закрыв глаза руками, а когда подняла их, то Яр с изумлением увидел взгляд - но не юной доброй девушки доктора, а полный отчаяния и боли взгляд Его Лары… несчастной, оплаканной, погребённой, но не забытой, и вдруг - живой!
        В который раз он вспомнил, как разжал руки и неожиданно прозрел, будто пелена пропала с его глаз, и он увидел, как падает на пол к его ногам безжизненное тело любовницы, а он даже не понимает, что произошло… Как во сне, перед его глазами пронеслись последние месяцы бессмысленной жизни… смерть Маши, отупляющие бесчувственные отношения с Ларой - что это было? Её тело притягивало его как магнит, но внутри у него будто царила выжженная пустыня, и день за днём, мучимый засухой, он заливал эту пустыню литрами алкоголя, и словно сквозь какую-то пелену до него доносился возмущённый голос любовницы - тоже несчастной, разбитой, растрёпанной, вовсе уже не привлекательной, но болезненно желанной. И в один такой момент, когда от летнего солнца и спирта голова его будто кипела, готовая расколоться изнутри, мучая его не проходящей болью, и каждое слово Лары болезненным эхом отдавалось внутри, он, раздираемый на куски отчаянным звериным желанием и ненавистью, сжал её в объятиях, словно в тисках, будто стремясь вобрать в себя и стать с ней единым целым…
        - Умереть! - вдруг закричал он. - Мы оба умрём, чтобы создать нечто новое, чего не было прежде, нечто совершенное, могущественное, способное преодолеть смерть! Так вот почему ничего не работало, и после твоей смерти в огне алая пудра превратилась в горсточку золы… Тебя больше не было рядом! Предав тебя, я остался ни с чем после всех этих бессонных ночей, после ада задымлённой каморки, когда единственным утешением моим было сжимать тебя в объятиях! Это ты была тем волшебным ингредиентом, цветком, божественной субстанцией, наделяющей жизнью застывший камень, а я не понимал и окончил свои дни в безумии, потеряв смысл и близких - всё, что у меня было. Это проклятие всегда теперь будет над моей головой.
        - Но и я виновата, - возразила Алина, сидящая у его ног, глядя на него глазами Лары, - прости меня, любимый! Это я пошла к ведьме, чтобы тебя приворожить! В моей жизни не было смысла без тебя, я жила ради твоей любви! Даже эликсир не был для меня так важен…
        - Давай не будем, - вдруг мягко сказал Яр, садясь радом с ней на полу и обнимая её, - не будем больше обвинять себя. Мы оба немало уже наделали глупостей. Прости меня, ведь ты меня не убивала, это я уже которую жизнь творю одно и то же.
        - Яр, - немного отстранившись, девушка смотрела на него внимательно и серьёзно, склонив голову, - я люблю тебя и всегда любила. Но этому безумию не будет конца, если мы не отпустим друг друга.
        - Кто ты? - вдруг спросил Яр, глядя на неё изумлённо, потому что вдруг перестал видеть в ней Лару, будто снова с ним говорила юная Алина.
        - Не знаю, - она покачала головой, - столько странных жизней позади, как можно точно сказать, кто мы такие… Нам нужно признать, что мы ошибались. Нет никакого эликсира, никакой магии, никакой безумной любви. Наш поиск - это поиск гармонии и покоя, который можно обрести лишь в согласии со своей душой, когда мы сами становимся для себя источником счастья. Тот свет, который мы отчаянно ищем снаружи, на самом деле всегда горел в нас изнутри, но мы не видели его.
        Алина поднялась с колен и подала Яру руку.
        Они стояли друг против друга, улыбаясь.
        - Ты действительно ангел, - наконец, сказал Яр.
        - Знаешь, чего я хочу? - спросила Алина.
        - Чего же?
        - Хочу, чтобы мы с тобой больше никогда не увиделись, - ответила она мягко, - чтобы ты поправился и ушёл отсюда навсегда. Чем ты тогда будешь заниматься?
        - Уеду в горы, - сказал Яр и мечтательно посмотрел в сторону окна, солнечные блики заиграли в его глазах.
        * * *
        Дэн зажёг свечу и воткнул в прогретую солнцем землю палочку тибетского благовония. Постелив пенку, он сел, сделал несколько вдохов и выдохов и тихо запел мелодию практики, прикрыв глаза. Ароматный дым закручивался колечками над небольшой аккуратной могилкой.
        Закончив петь, он грустно улыбнулся.
        - Хорошие знаки сегодня, Ларик, - сказал он, - ночью ты приснилась мне в белом, будто невеста… ты так и не стала невестой, но надо ли это тебе? Ах, да.
        Дэн аккуратно достал из сумки горшочек с белыми тюльпанами и начал раскапывать землю, чтобы их посадить.
        - Ты - мой цветок, милая сестра, - сказал он, закончив и нежно гладя лепестки, - надеюсь, что мы увидимся с тобой снова. Только пожалуйста, не падай больше во тьму! Я буду делать для тебя практики, чтобы ты вернулась в этот мир чистой и ясной, победившей демонов и саму смерть. Потому что тот эликсир, который мы искали - это ясный свет и свобода от заблуждений.
        10 апреля 2019 г.
        notes
        Примечания
        1
        Здесь и далее переводы источников и сведения по алхимии: «Книга алхимии. История, символы, практика», составитель Рохмистров В., электронное издание.
        2
        Наги - змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме. Изображаются в виде змей с человеческим торсом и человеческой головой, укрытой сверху веером змеиных голов. Обитают в пещерах и водоёмах, на земле, в воде, под водой или под землёй. Могут менять своё обличье и казаться похожими на людей.
        3
        Атанор - особая печь, в которой совершалось Великое Делание, длительный и сложный процесс, с помощью которого алхимики получали Философский Камень - субстанцию, представлявшую собой тяжёлый красный порошок, обладавший свойством при определённых манипуляциях превращать металлы в золото, а также являвшийся эликсиром вечной жизни и исцелявший любые болезни. Одним из главных важных условий процесса было поддержание в печи равномерного, «бессмертного», постоянного огня.
        4
        Философское яйцо - круглая колба из толстого стекла с длинным носом, герметично запечатанным, ставилась внутрь чаши с золой и песком, подогреваемой в атаноре. Внутрь яйца помещались необходимые ингредиенты для Великого Делания, и весь дальнейший процесс заключался в поддержании постоянного огня правильной температуры.
        5
        Лев - один из символов мужского начала «серы» в алхимии.
        6
        Солнце и луна - золото и серебро, а также «сера» и «ртуть» («меркурий»), мужское и женское, активное и пассивное, король и королева, лев и орёл - олицетворение двух начал, которые с помощью третьего ингредиента - «соли», порождали ту самую субстанцию, которую искали алхимики. Это также называлось «алхимическим браком», в процессе которого «родители» умирали, чтобы дать жизнь «ребёнку» - Философскому Камню.
        7
        Здесь имеется в виду процесс Делания: субстанция вначале становится чёрной, и это означает успешное начало. Далее он проходит ещё несколько стадий промежуточных цветов, но основные - это чёрный, белый и красный.
        8
        Ворон - олицетворение чёрного цвета, символизирующего успешное начало процесса Великого Делания.
        9
        «Материя, приведённая в движение соответствующим жаром, начинает делаться чёрной. Этот цвет является ключом и началом Делания. В нём заключаются все другие цвета…» (Гигинус из Бармы «Царство Сатурна меняется в век золота»)
        10
        «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания» («Книга Алхимии. История, символы, практика». )
        11
        «Чжуд Ши» - трактат по основам тибетской медицины.
        12
        Дамару - маленький двухмембранный барабанбарабан(имеющий форму песочных часов. Звук производится шариками на шнурках, ударяющими одновременно по обеим сторонам дамару.
        13
        «Знай, сын мой, что наше Делание есть философский брак, где должны участвовать начала мужское и женское». (Ф.Руйяк «Краткий курс Великого Делания»)
        14
        Василий Валентин «Двенадцать ключей мудрости».
        15
        Крылатый и бескрылый змеи - одни из символов ртути и серы, основных ингредиентов Великого Делания. Остальные перечисленные ниже изображения также являются зашифрованными символами алхимиков.
        16
        «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания». («Книга алхимии. История, символы, практика.»)
        17
        «Символ оконченного Делания - это треугольник, обращённый вершиною вниз, с крестом, находящимся над его основанием». («Книга алхимии. История, символы, практика.»)
        18
        Момо - непальские пельмени.
        19
        Kingdom (англ.) - королевство. Democracy (англ.) - демократия.
        20
        С?дху - термин, которым в индуизме и индийской культуре называют аскетов, святых и йогинов.
        21
        «Цвет же камня, прозрачно-красный, переходит в пурпур, из рубинового становится гранатовым, а вес его очень велик и исполнен мощи» (Василий Валентин «Двенадцать ключей мудрости»)