История с Малыми Тмутараканями Валерий Витальевич Строкин
        Тяжелое время, после гражданской войны, отряды продразверстки, создание нового уклада… Что может произойти с одним из таких отрядов, если он вдруг попадет во времена Ярослава Мудрого? Не попробует ли он осуществить новую революцию? Что с ним произойдет и как его встретят наши далекие предки?
        Валерий Строкин
        История с Малыми Тмутараканями
        Повесть

1
        Люди стояли вдоль дороги, вытягивая шеи, смотрели голодными и печальными глазами на два воза, груженных пыльными и серыми мешками с мукой и зерном.
        Возле подвод, прохаживались, разминаясь, красноармейцы, с перекинутыми через плечи винтовками.
        Солнечные лучи переливались на новенькой, еще поскрипывающей черной кожанке комиссара. Он, хмурясь, вышагивал перед сельчанами, прижимая к боку длинную портупею с маузером. Ветерок трепал на его старенькой бескозырке ленточки с беспокойным и тревожным именем «Грозный».
        Экс-матрос Балтийского флота остановился перед высоким, широкоплечим, начинающим полнеть, мужиком. Его старенький, видно с чужого плеча, френч, был весь покрыт мелкой мучной пылью.
        Стальные, прищуренные глазки впились в крупное лицо мельника. Правая рука моряка легонько постукивала по крышке кобуры, в которой покоился именной маузер - честь и гордость комиссара.
        - Ты, мельник, народ не баламуть. Городу нужен хлеб, там живут тоже, люди, а вы его скрываете. - Комиссар посмотрел на ряд молчаливых сельчан.
        - Нечего скаредничать, имейте пролетарскую сознательность - Он повысил голос. - Теперь другое время, все равны. Революция провозгласила вас свободными гражданами, гегемонами, нового мира, будьте ей за это благодарно. Теперь нет богатых и бедных. Одни живут и работают, другие - защищают.
        - Оно и видно, - буркнул мельник.
        Комиссар громко хлопнул его по плечу, выбивая облачко белой пыли.
        - Темнота, Ваня-лапотник. Ты сам посуди, пришли новые времена, война закончилась, буржуи в загранку сбежали. Осенью, в вашей деревне, школу построим. Дети грамоте обучаться будут, не то, что ты, будут строить новую жизнь, по-ленински. Ведь это так интересно, эх ты, лапотник. - В голосе появились металлические нотки: - У тебя берданку изъяли? Был приказ - всем сдать оружие.
        - Оно не мое, трофейное, с германской.
        - Смотри, мельник, знаю, что был батраком, но поверь мне: лучше дома на печи сидеть, чем в Губернское чека явиться. Это мое последнее предупреждение. Эй, председатель?
        Из ряда сельчан выступил высокий худой мужик. Ближе подошел к грозному комиссару, нервно выкручивая в руках старую шапку.
        - Слушаю, вашбродие?
        - Что? Что-ооо? - брови комиссара удивленно заплясали. Он наклонился вперед, принюхался, от недавно избранного председателя колхоза, тоже, созданного недавно, ничем подозрительным не пахло.
        - Чего это ты, их благородия вспомнил?
        Большой кадык председателя нервно запрыгал.
        - Я это…
        - Что?
        - Я это… - председатель со свистом втянул в себя воздух, глаза поднялись к голубому небу. - Я это не говорил, ваше…товарищ комиссар.
        - Правильно - товарищ, - рявкнул грозно комиссар, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в бледное застывшее лицо председателя.
        - Ты, Федор, умный и грамотный человек, писать и читать обучен, председатель - первое лицо и представитель советской власти. Люди к тебе тянутся, значит доверяют. Сам говоришь, что по старому нельзя, надо жить по новому и такие слова допускаешь. - Комиссар укоризненно покачал головой. - Думай, когда говоришь, - он постучал по высокому, с залысинами, лбу Федора. - У тебя колхоз, не вотчина, графа Попова. Сбег ваш граф, нынче в Париже, кофе с какавою пьют, на награбленные у народа денежки. И до него доберемся, повесим, - комиссар ткнул пальцем в старый белый тополь, пограничным столбом выросший у тракта, на краю деревни.
        - Вырабатывай, Федор, новое мышление и никого не бойся, никто не посмеет тронуть председателя народного коллективного хозяйства.
        Комиссар отступил от белого истекающего потом председателя.
        - Ты мельник не забудь мой совет, - комиссар погрозил пальцем.
        - А, ты, Федор, проведи общее собрание, объясни людям, зачем нужен хлеб и почему летом, вы обязаны делиться зерном и мукой. Через месяц, пришлем тебе, в помощь, кого-нибудь из города. Там сознательных элементов хватает, не то, что у вас в деревне. Будут вопросы, приезжай в Губернское чека, меня спросишь. Вместе все вопросы и решим. - Комиссар ободряюще улыбнулся, посмотрел на ожидающие возы.
        - Семенов, готовы!?
        - Давно готовы, - отозвался один из солдат.
        - Так, еще воз остался. Пустой. Мне б в Хитрово сегодня попасть, - пробормотал комиссар. Запрокинул на затылок бескозырку, наморщил лоб.
        - Мельник, если поеду по старому тракту, так это в объезд, получается, значит дольше, да?
        - Получается, что да, - кивнул мельник, на лице мелькнула снисходительная усмешка.
        - Там советская власть от силы, раза два побывала, не больше. - Комиссар внимательно посмотрел на мельника.
        - Мне в Хитрово попасть надо, ведь должна быть еще дорожка, покороче, напрямик?
        - Должна.
        - И ты, конечно, знаешь её?
        - Сын лучше знает, у него там зазноба живет.
        - Где сын?
        - Тута я, - отозвался рядом с мельником, высокий широкоплечий юноша, очень похожий на отца.
        - Молодец, сознательный элемент. Проведешь нас?
        Мельник покосился на сына.
        - Проведи, комиссара уважить надо, за народ он, понимаешь?
        - Понимаю, так ведь это через лес надо, куда они с гружеными телегами?
        - Груженые, по тракту, в город поедут, а мы налегке, с одним пустым возом. Не проедем? - спросил комиссар.
        - С пустым, проедете, - согласился сын мельника.
        - Вот и ладненько, - комиссар пошел к солдатам, отдавать распоряжения.
        - Семенов, ты с возами в город. А я, с пустым, хочу в Хитрово наведаться. - Комиссар оглядел своих солдат.
        - Так, со мной пойдут: Кузьмич, Студент и Карпенко.
        - Есть, - троекратно отозвались названные.
        - Как пойдем?
        - Через Багровый лес, - ответил сын мельника.
        Стоящий рядом отец, улыбнулся и похлопал своего отпрыска по саженному плечу.

2
        Воз трясло, он часто подпрыгивал, дребезжа на многочисленных кочках. Лесная дорога, едва различимая, о которой можно было сказать, что ее вообще не было, часто петляла, огибая широкие стволы старых кряжистых сосен, мелькающих меж ними, редких белых стволов берез. По краям тропы рос то густой малинник, то непроходимый орешник.
        Сын мельника, Ваня, сидел рядом с комиссаром, впереди и правил послушным старым мерином.
        - Далеко до Хитрово? - спросил, позевывая, комиссар.
        - Как в дубовую рощу въедем, так за ней уже и Хитрово будет. Там и отпустить меня можете, комиссар товарищ Максим Строгов. - Сын мельника улыбнулся комиссару.
        - Свою зазнобу навестить не хочешь? До Хитрово довезешь, - усмехнулся Строгов.
        Сын мельника больше не пробовал заговорить, а бывший экс-матрос, подложив под бок сена, тихонько затянул: «Раскинулось море широко и волны бушуют у скал, товарищ, мы едем далеко…»
        На корме тряслись Кузьмич, Карпенко и Студент.
        Иван Кузьмич Щербаков, являлся человеком мудрым и самостоятельным в житейских вопросах. Он успел много увидать, когда повоевал и в 1-ую, и в гражданку, против Колчака. Почти вся сознательная жизнь прошла на фронтах и в армиях: белой, потом красной. Как результат ни семьи, ни родни, одним словом бобыль - с задорным, вздернутым носом, длинными пшеничными усами, прокопченными табаком, грустными слегка прищуренными глазами. У него была медленная плавная речь, заполненная короткими паузами. «Человек должен подумать, а потом слово сказать». - говорил он, пыхтя самокруткой.
        Между Кузьмичом и Студентом, опрокинувшись навзничь, лежал Петр Иванович Карпенко. Он был из Губернских волонтеров-добровольцев и по характеру был полной противоположностью Кузьмича. Петр Карпенко имел семью: жену и двоих детей, к его «несчастью» это были дочки. К несчастьям он также причислял наличие тещи и тестя, большой земельный участок и дом, возле железнодорожного полотна, подпрыгивающий, как курица, на насесте, от частого движения паровозов. Немного ленивый, глуповатый и нагловатый, а в общем спокойный и толерантный. Уже плешивую голову всегда скрывала кожаная кепка. Полные щеки и припухлый подбородок прикрывали трехдневная, еще не модная в то время, щетина. Гордый римский нос, был, чуть свернут, в сторону, после неудачного падения с дрезины, которой правил пьяный тесть - потомственный железнодорожник. После этого случая он любил говорить: «Тише едешь, дольше будешь».
        Студентом несколько лет назад был долговязый, светловолосый и курчавый парень с тонким, иконописным, лицом. Вихрь революции сорвал его с первого отделения филологического курса славного Петроградского-Питерского университета. Позднее кронштадские матросы прилепили ему прозвище, как наиболее грамотному - Студент. «Уже не вечный» - отшучивался Юлиан Октавианович Сидоров. Имя было не бедой, а горем Студента. Буржуйское имя - Юлиан, непонятное отчество - Октавианович, которого он тоже стыдился, и все прикреплено к нормальной пролетарской фамилии - Сидоров. На все насмешки революционно настроенных масс по поводу своего имени и отчества Студент с гордостью отвечал, что его папа сталевар, это самая пролетарская профессия, и не его вина, что папе пролетарию нравилась еще с гимназии история древнего Рима.
        - Кузьмич, - затянул песню, Карпенко. - Давай покурим? Кузьмич?
        - Кури.
        - Так одолжи махры, моя кончилась, - канючил Карпенко. - Я курить хочу.
        - Я не хочу.
        - Я хочу, Кузьмич? Одолжи…А, дьявол!
        Телегу сильно тряхнуло на кочке, она въехала в дубовую рощу. Со всех сторон, словно стража, их обступили высокие молодые дубки, но за их молодыми кронами, проступали очертания их могучих, высоких и кряжистых родителей. Впереди начинался пологий спуск в широкий овраг, склоны которого заросли густым непроходимым кустарником.
        - Вот и багровый лес, - объявил Ваня.
        - Почему Багровый, а не дубовый? - спросил Юлиан.
        - Не знаю, - сын мельника пожал плечами. - Его завсегда так прозывали. Товарищ комиссар, может домой пустите, дорогу я показал, честное слово, отсюда уже недалече. Сами доедете до Хитрово, мне отцу помогать надо.
        - Сидеть, отрезал Максим Строгов.
        Воз, дребезжа, начал медленно катиться вниз. Мерин шел, настороженно фыркая, поводя ушами, когда колеса телеги наезжали на трещащий, сухой валежник. Его треск походил на частые пистолетные выстрелы.
        Строгов незаметно расстегнул кобуру, положил руку на вороненую ручку маузера, внимательно разглядывая склоны старого оврага.
        - Цыпленок жареный, цыпленок варенный, цыплятам тоже хочется жить, - шептал Максим.
        Почуя настроение начальника, его бойцы схватились за винтовки. Уже сколько было в Губернске страшных рассказов, о нападении на продотряды, кулацких банд. До этого дня в их губернии все было спокойно. Дно оврага густо устилала прелая прошлогодняя листва, высохшие старые ветки. От ветра, метались беспокойные, суетливые тени, обступивших овраг дубов.
        - Этой дорогой еще кто-нибудь пользуется? - комиссар сам не заметил, как перешел на шепот.
        - Наша Матвеевка, соседние Мурашкины и Хитрово, - не обращая внимания на шепот комиссара, громко ответил Ваня.
        Комиссар недобро покосился на проводника, но смолчал.
        - Товарищ комиссар?
        - Что?
        - До ветра мне надо, в кусты, плаксиво затянул сын мельника.
        - Чего?
        - По большому хочу, так живот схватило, мочи терпеть нету. Товарищ комиссар, я мигом.
        - Терпи, казак, вот выедем из оврага.
        - Так что, мне рядом с вами кучу наделать?
        Максим сердито посмотрел на парня. Лицо Вани исказилось в добродушной гримасе.
        - Ну товарищ комиссар, имейте сознательность, у меня срочное дело к кустам.
        - Вот, блин, связался. - Комиссар тяжело вздохнул и приказал:
        - Студент, проводи парня до кустов, проблемы у него.
        Юлиан и Ваня проворно спрыгнули с телеги.
        - Пошли, - Студент, скинул с плеча винтовку.
        - Поосторожнее с ружьем, конвоир, - фыркнул Ваня, торопливо, чуть не бегом, направился к кустам. Студент, покраснев, закинул винтовку на плечо. Они отошли на пару десятков метров от воза. Ваня, схватившись за портки, полез вверх. Юлиан шагнул следом. Ваня обернулся.
        - Тебе что, интересно голый зад увидеть? Или еще что? - Ваня, улыбаясь, уселся под куст.
        - А ты не балуй. - Юлиан смущенно отступил и отвернулся.
        Его взгляд наткнулся на длинный, поваленный камень, уже наполовину вросший в землю и засыпанный листвой. Юлиан неспешно подошел к камню, напоминавшему поваленную стелу. Смахнул с поверхности, шуршащие листья. На него хмуро уставилось выбитое в камне хитрое лицо старика. Длинные волосы, усы и борода, почти все скрывали, кроме змеиного предостерегающего рта и двух выпученных, как у совы, глаз.
        Под ликом, шли непонятные черточки и резы. Юлиан присвистнул - древнеславянские письмена?
        - Слушай, парень, - он повернулся к кустам, в которых засел Ваня. Там никого не было.
        - Ваня! Ванечка? - тихо позвал Юлиан.
        - Что случилось? - донесся сердитый голос Строгова.
        Юлиан побежал к телеге, на ходу отмечая, как от земли начал подниматься странный, темный туман.
        - Что, мать твою? Что случилось? - Комиссар спрыгнул с телеги, пошел навстречу Студенту.
        - Где Ваня?
        Юлиан растерянно развел руками и глупо переспросил:
        - У нашего мельника случайно фамилия не Сусанин?
        - Сбежал?!
        - Сбежал, - выдохнул, зажмурившись, Юлиан.
        Комиссар выхватил маузер.
        - Убью сволочь! Эх, студент, студент.
        Строгов, побежал в ту сторону, откуда вернулся Юлиан.
        Темный туман стремительно и быстро поднимался от земли, под ним ничего уже не было видать. Одинокий, заблудившийся луч солнца, на миг, прорвавшись, через заградительные кроны деревьев, выхватил дно оврага.
        Все увидели, как по оврагу плыл, клубясь, странный багровый туман.
        Впереди, громко всхрапнул мерин и стал заваливаться на бок.
        - Лошадь отравили! - испуганно закричал Карпенко, озираясь по сторонам и ища невидимых врагов.
        Кузьмич слез с телеги, нагнулся к земле, рассматривая странный, багровый, не имеющий запаха, дым. Через секунду, покачнувшись, неловко упал лицом в низ.
        - Всем наверх, это ловушка! - отдал приказ Максим Строгов. Он задрал голову и тихо выругался. Багровые кольца, не только поднимались со дна оврага, темными, алыми облаками, они срывались со склонов оврага, на дно. Скоро в клубящемся, багровом тумане, скрылся весь овраг, наверх никто не выбрался.
        Из слепящей багровой тьмы оврага, вырвался странный утробный рев, заставивший испуганно вздрогнуть кроны деревьев. Черная стая ворон взметнулась к потемневшему небу, протестующе каркая.
        Среди кустов, промелькнуло бледное, мокрое от пота, лицо Вани. Сын мельника выбежал в дубовую рощу, на миг остановился, оглянувшись назад, торопливо перекрестился и вновь припустил бежать в сторону своей Матвеевки.

3

… Ранним утром, натружено скрипя, из сумерек лога, вырвалась старая телега.
        - Давай, давай братишка, - нахлестывал мерина комиссар. За нм в телеге сидели, стуча зубами от холода Карпенко, Кузьмич и Юлиан Сидоров.
        - Тпру-уу!!! - комиссар оглянулся на своих красноармейцев. - Все расслабились, все живы.
        - Живы, но зачем мы всю ночь провели в овраге? - недовольным голосом спросил Карпенко.
        - Колдовство какое-то, это все сын мельника нас охмурил, - Карпенко высморкался в серый от старости платок.
        - Мельник еще ответит, за свои шуточки, - пообещал комиссар.
        - Туман, вроде был, како-то. Багровый, такой, странный, - потирая лоб, пытался вспомнить Кузьмич.
        - Смотрите красота, какая! - восторженно воскликнул Юлиан, вытягивая вперед руку.
        Огненно-рыжий глаз солнца выкатился на вершину холма, заливая золотым светом, квадратики ровных полей, вспыхнувший золотой рукав реки, обнимающей холм. На вершине холма, в центре золотой солнечной ауры, чернели высокий частокол и жилые постройки. За всем этим великолепием, стояло еще одно; пытаясь разорвать горизонт и слиться, с ранним, бирюзовым небом - широко раскинутое, зеленое покрывало степи.
        - Домой поедем по старому тракту, - пробормотал Строгов, дернул вожжи, коротко свистнул и гаркнул:
        - Н-нооо!
        Мерин радостно затрусил к темным квадратикам полей….
        Выходящие на раннюю работу в поле люди, с удивлением оглядывались на странную, дребезжащую телегу и пассажиров, проезжавших мимо их земляных наделов. Пассажиры с не меньшим удивлением смотрели на полевых работничков, одетых в широкие суконные рубахи и штаны, перепоясанные простыми тесемками, обутыми в лапти.
        - Голытьба крестьянская, Русь лапотная, - вздохнул Карпенко, натягивая на нос кепку.
        - Маскарад, - фыркнул Строгов. - Пока мы спали в овраге, их предупредили матвеевцы. Не удивлюсь, если все запрятать успели, - рот комиссара недобро улыбнулся. - Посмотрим. Найдем, все найдем. Посмотрим…
        Колеса телеги прогромыхали по широкому, но не оборудованному перильцами мосту. Промелькнула синяя речная полоса, берег заросший густыми камышовыми зарослями. Где-то встревоженно крякнула утка, ударила по воде тяжелая рыба.
        - Эх, ушицы бы или супчика с потрошками, - мечтательно протянул Карпенко. Требовательно добавил: - Жрать хочется.
        Дорога медленно стала взбираться вверх, к высокому острому частоколу, двум, распахнутым настежь, половинкам деревянных ворот, прилепленной с боку, странной башенке.
        - Совсем отсталая, доисторическая, какая-то деревня. Кузьмич, может все-таки, покурим? - Карпенко, толкнул сослуживца в бок.
        - Покурим, - пообещал Кузьмич, шаря за пазухой, в поисках кисета с толченым табачком.
        - У меня бумажка папиросная - высший класс, - обрадовался Карпенко.
        - Стой, скотина, - комиссар натянул вожжи, останавливая мерина перед здоровенным детиной, перегородившем им дорогу в ворота. Мужик держал в руке здоровенный кол, на конце которого блестело острое копейное жало.
        - Шик, - только и сумел сказать Юлиан, такого он еще не видел. Кузьмич, забыв про табачок, перекрестился, хотя раньше, никогда не слыл набожным. Карпенко открыл рот и вопросительно хлопал глазами. Один комиссар, приученный партийными заседаниями, ко всему, соскочил с телеги и направился к детинушке.
        Одет детинушка, был очень странно, в тон своему вооружению. На нем были длинная, до колен, переливающаяся, самая настоящая, музейная, кольчуга, из нее росли белые штаны, заправленные в фасонистые, красные сафьяновые сапоги. На широкую железную грудь, падала широкая пшеничная борода. На голове мужика сидел железный шлем-шишок. В общем, образцово-показательный портрет древнерусского витязя, - так думал Юлиан.
        - Кто? Откуда? Куда и зачем? - Деловито, прозвучали короткие вопросы, из под пшеничной бороды. Копье требовательно стукнуло тупым концом, по земле.
        - Это ты у меня спрашиваешь, кто я откуда и зачем? - возмутился комиссар, подскакивая, словно задиристый петушок, к детинушке.
        - Отвечай! Ты не знаешь, кто я и зачем сюда прибыл?
        Витязь странно посмотрел на комиссара, пожал широкими плечами.
        - Может, по делам торговым, а может, князь, какой?
        - Я комиссар, из Губернска, ты что, не признал Максима Строгова9
        - Не признал, князь.
        - Уйди с дороги, я тебе покажу князя и всех благородий!
        - Что? - В голосе детинушки слышалось обидное недоумение.
        В руках комиссара появился маузер.
        - Прочь с дороги, - черный оружейный ствол заплясал перед лицом богатыря.
        - Ты знаешь, чем это пахнет? - Ствол приблизился к носу детинушки.
        - Нет, - честно признал дружинник, втягивая в себя незнакомый запах пороха.
        - Смертью пахнет, смертью, дурашка! - закричал комиссар.
        Витязь покачнулся, зажимая рукой нос, испуганно отшатнулся в сторону.
        - Кузьмич, вперед! - Комиссар бравой походкой завоевателя первым вошел в деревню…

4
        Телега, скрипя, въехала на сельскую площадь. Впереди красовалась, рубленая, в два этажа, изба, с узкими, похожими на бойницы, окошками, широкими двухстворчатыми дверьми и крыльцом. Рядом с домом, возвышался, высокий и могучий, не меньше шести человеческих обхватов, царь-дуб, на пол площади простиравший свою зеленую крону. Зачем-то дуб был обнесен странным палисадом. Странным потому, что на оголенные колья палисада, были насажаны оскалившиеся, желтые черепа животных.
        В центре пыльной площади стоял бревенчатый колодец, а рядом с ним, высокий столб, с изогнутым концом и напоминающий букву «Г», но в первую очередь, виселицу. На её конце висел железный брус, а рядом с ним, на железной, с крупными звеньями цепи, молоток.
        Максим Строгов направил телегу к колодцу. В колодезной тени сидел голый мальчуган, весь серый от пыли, в его ногах копошилась курица. С другой стороны площади, к колодцу приближался высокий худой старик, опирающийся на посох, его седая борода достигала пояса, можно было заправлять в штаны, словно старообрядец.
        - Не нравится мне это место, - прошептал Кузьмич, встревожено оглядываясь.
        - Чем не нравится? - услышал комиссар.
        - Странно здесь все.
        - Тихо очень, - неуверенно добавил Карпенко. - Как будто нас действительно не ждали.
        - Притворяются, сейчас мы их всех разбудим, - пообещал комиссар.
        Максим Строгов остановил мерина, спрыгнул на землю. Мерин протянул морду к колодцу.
        - Сейчас напьешься, Карпенко, напои.
        Мальчуган с любопытством смотрел на комиссара, ковыряя пальцем в носу.
        - Палец сломаешь, - усмехнулся Максим.
        - Не - а, - мальчик завертел головой.
        - А, что это за столб с железками?
        - Людей скликать.
        - Зачем? - комиссар надвинул на лоб бескозырку.
        - Ясно зачем, для веча. - Малыш поднялся, шуганул из под ног рябую курицу, лихо свистнув, побежал к группе своих одногодок начавших собираться под дубом великаном, с засунутыми в рот пальцами.
        - Гой еси, чужеземцы, - к дубу подошел длиннобородый старик. - Легка ли дорога была? Отведайте водицы колодезной ключевой. - На вытянутом, пергаментном лице выделялись только глаза, в которых плескался живой, яркий огонь неба.
        - Здорово дед, какие мы тебе чужеземцы? - Максим рассмеялся. - Вы здесь все на солнце перегрелись.
        Старик улыбнулся, на миг, показав крупные белые зубы.
        - По всему видать, что не здешние…
        - Что-то тревожно мне, студент, дуб у них странный, с черепами, - Кузьмич, вопросительно посмотрел на Юлиана. Расстегнул шинель, потрогал внутренний карман с кисетом. Возле табачка и ладанка, пряталась. Хоть Кузьмич, был беспартийный, но рядом с матросом Строговым, боялся носить свою ладанку, которую не снимал ни в войну, ни в гражданку, а в смутное мирное время, пришлось.
        Юлиан ничего не ответил. Он сам ничего не понимал, с растущим беспокойством в груди, как и Кузьмич, рассматривал невысокие деревянные хатки, обнесенные тыном. Прислушивался, вроде бы к обычным звукам: квохтанью куриц, визгу поросенка, где-то заржала лошадь, мерно постукивал о наковальню молоток в кузне. Над крышей одной из хат поднимался темный дымок. Иногда в дверях и окнах мелькали любопытные лица женщин. Мужиков, они видели раньше, в поле.
        У Карпенко в руках заблестела лимонка.
        - Конечно не здешние, а тутошние, - Максим натянуто рассмеялся. - Ты дед, нам зубья не заговаривай, радуйся, Советская власть пришла.
        - Чья власть? - Старик приставил к уху руку.
        - Ты я вижу, с печи, лет десять не вставал. Ну ты даешь, старый, - Максим рассмеялся, снисходительно покачал головой. - Чья власть, говоришь?
        - Карпенко, бей в железо. Созывай людей, придется им пояснить, кто чужеземцы, и что такое Советская власть. - Максим Строгов подмигнул старику.
        - Не ждали нас?
        - Не ждали, - признался дед.
        - Сознательность надо воспитывать в себе, старик, а не мыслить старыми, царскими категориями. Совсем от жизни, у вас в Хитрово, отстали. Даром, что Хитрово зовется.
        - Сознательность, категории, - пробормотал старик, задумчиво посмотрел на Максима и улыбаясь в бороду сказал:
        - Это не Хитрово, а Малая Тмутаракань.
        - Чего? Я тебе поругаюсь, хрыч старый. - Максим погрозил пальцем…
        Над деревней поплыл тревожный звон: «Бум! Бум! Бум!» Карпенко отводил душу, пытаясь молотком, вогнать в било свой страх и нехорошие предчувствия, которые он вызывал.
        Старик отошел в сторону, сел на высокое, толстое бревно, заменявшее лавку возле колодца или оставленное для грядущих субботников.
        Скоро площадь стала быстро заполняться людьми. Лица тревожно смотрели на чужаков, просто так, на площадь не созывают, значит, новости, чужеземцы, привезли важные.
        - Хорош стучать, ишь, увлекся, - комиссар перехватил руку Карпенко. Услышал выдох студента:
        - Не так все здесь.
        - Что не так? - потребовал ответа Максим, браво поднял на затылок бескозырку.
        - Странные они все. Кузьмич, тоже заметил, и Карпенко, а вы?
        - Ничего странного не вижу, дурочку ломают. Стоят на отшибе, настоящей Советской власти еще не видели.
        - У нас давно так никто не одевается, особенно после гражданки. Все в таких рубахах, шароварах, лаптях, бородатые.
        - Точно, дореволюционные, - подтвердил комиссар.
        - У нас и нет одеваются. Каждый одевается в то, что имеет. - сказал Карпенко, подбрасывая в руках лимонку.
        - Да, а что вы скажите, про тех молодцев-богатырей, которые спешат сюда. - Юлиан кивнул в сторону двухэтажного терема. Пять древнерусских, вооруженных и облаченных в кольчуги ратников, торопливо приближались к их возу.
        - «Богатыри», есть такая картина у Васнецова, только там, их было трое, - сказал Юлиан.
        Комиссар фыркнул, казалось сошедшие с картины, древнерусские витязи, не произвели на него никакого впечатления.
        - В этой деревне, наверное, живут душевнобольные, - прошептал Карпенко, крепче стискивая в потных ладонях лимонку.
        Дружинники остановились напротив. В одном из них, комиссар узнал стража ворот. Он нахмурился, желваки забегали по скулам.
        Вперед выступил высокий кучерявый мужчина, в отличии оть остальных, на его плечи украшал красный плащ. Гордо выпятив грудь и вздернув подбородок, положив ладонь на крестообразную рукоять меча, красный молодец повелительно вопросил:
        - Почто народ созвали? Кто велел бить? Чьи будете и откуда пришли? - совсем как страж у ворот, он стал сыпать быстрые вопросы.
        Люди, пришедшие на площадь, вытянув шеи, ожидали ответов.
        Комиссар, как бойцовый петушок, склонив голову на бок, молча рассматривал доброго молодца. Наконец не выдержав, с издевательской улыбочкой заговорил:
        - Ну, вы и вырядились. Можно подумать не заурядная деревня, а царский бал-маскарад. Может, вы и кофиё с молоком, по утрам, в постелях пьёте? - Голос его вырос до начальственных высот.
        Кучерявый мужчина растерянно захлопал глазами.
        - Вы что, совсем ни о чем не слышали?
        - О чем? - крикнул из толпы мужчина.
        - Вы что, до сих пор и колхоз не организовали?
        - Чего??
        - Ну, вы блин, даете, - выдохнул комиссар, растерянно оглядываясь на своих попутчиков. - Видали таких?
        - Нет, - честно ответили Карпенко и Юлиан.
        - Кажется, что здесь, совсем, нога Советской власти не вступала, то есть, не ступала…Да…Вашу сознательность, граждане Хитровцы, надо воспитывать и перевоспитывать. - Максим насторожился:
        - Или вы, граждане Хитровцы, комедь валяете?
        Возле кучерявого витязя, появился знакомый старик.
        - Вакула, я уже говорил, чужеземцам, что они не туда заехали. Им надо в Хитрово, а здесь - Малые Тмутаракани.
        - Что ты дед несешь, а где же тогда Хитрово? - Максим вопросительно посмотрел на Вакулу. Тот поскреб затылок и улыбаясь, простодушно ответил:
        - Ворожба.
        - Не понял? - в голосе комиссара зазвучала угроза.
        - Хитрой мы речку зовем. А поселок наш князь назвал Малыми Тмутараканями, - пояснил Вакула.
        - Это каким князем, где ты видел сиятельную власть? - Максим Строгов медленно вытянул из кобуры маузер. Тупость поселковских, выводила из себя.
        - Наш князь - Мстислав, что в Тмутаракани, на столе сидит, от итильских булгар заехать должен.
        - Князь, да? - Строгов недобро ухмыльнулся. - Заедет, говоришь?
        - Заедет.
        - Да, здесь контрреволюционным заговором пахнет. Когда заедет?
        - На днях.
        - А сам, ты, кто?
        - Десятник, князем посажен, за степью следить. С ней никогда не бывает спокойно.
        - И о советской власти ты ничего не слышал, кулацкая рожа.
        - О чьей власти ты говоришь, чужеземец? - в голосе витязя было неподдельное удивление.

«В такие игры играют или профессионалы, или сумасшедшие» - подумал комиссар.
        - Так, спорить не будем. Оружие сдать, ишь ножики нацепили, - Максим показал на меч Вакулы. - И валите отсюда подобру-поздорову.
        Кучерявый молодец, степенно огладил каштановую бородку.
        - Не понимаю я тебя, чужеземец, откуда вы, такие нахалы?
        - Сейчас поймешь, - комиссар поднес к глазам Вакулы маузер. - Я комиссар из Губернска, тебе, о чем ни будь, это говорит?
        Вакула пожал плечами.
        С сегодняшнего дня будем создавать у вас колхоз, отсталые вы мои. - Максим кивнул витязю. - Ты, десятник, не балуй и за ножик не хватайся, не таких обламывал. Я в гривенный, с сорока шагов попадаю.
        Вакула нахмурился и неохотно вытянул из ножен меч.
        - Вот что, чужеземцы, проваливайте отсюда подобру-поздорову, пока вас взашей не выгнали.
        Рядом, закудахтала курица-ряба, забытая нагим мальчишкой. Максим не глядя, направил, на звук, маузер и нажал на курок. Сухой выстрел расколол напряженное молчание. Всем показалось, что так громко, треснул сухой сук или, кто-то неосторожно разломил ветку.
        Из тени колодца, вылетела безголовая курица, хлопая крыльями, она бежала в сторону Вакулы. С разгона, ткнулась в ноги десятника, обрызгивая кровью серые сафьяновые сапожки, распластав крылья, затихла.
        Старик опустился на корточки, поднял курицу. Выпрямившись с интересом, но без страха, посмотрел на Максима и его маузер.
        Комиссар, хмурый и злой, больше раздосадованный, обступившей со всех сторон тишиной, положил маузер в кобуру. «Они поняли, что со мной лучше не шутить», - подумал он.
        Тишину распорол шорох железа. Вакула кинул под ноги комиссара меч. Глядя в сторону, ни к кому не обращаясь, произнес:
        - Чародеи. Князь и с чародеями сладит… с черными.
        - И плащ оставь, - обронил комиссар. - Реквизирован на нужды революции, я из него стяг сделаю. Кумач, что надо.
        Десятник сорвал фибулу, кинул плащ. Люди расступились, освобождая проход. За ним потянулись остальные богатыри, кидая под колеса воза свои мечи и копья.
        - Что Мстислав скажет? Не понравится князю такое самоуправство, - заговорили в толпе.
        - А, что он скажет, видели, что с головой было? То и с князем может быть.
        - Черные волхвы…
        - А, может, Мстислава, нет больше? В Тмутаракани другой князь?
        - Что новый, что старый…
        - Мстислав, князь, что надо…
        Максим посмотрел на старика, покачивающего на груди мертвую курицу.
        - Что стоишь, дед, твоя, что ли курица?
        - Моя.
        - Ну, извини, погибла во имя революции. - Комиссар хлопнул старика по плечу.
        - Просыпайся, Советская власть пришла. Теперь дед, другое время наступает, спать некогда будет. - Максим натянуто рассмеялся.
        - Кто в тереме живет?
        - Жил десятник с богатырями.
        - Ясно, значит ребятушки, - комиссар посмотрел на товарищей, - остановимся в этом тереме. Со временем, отдадим его под сельсовет. Надо навести здесь порядок. Глухомань. Слышали, какие здесь, про княжеские настроения?
        Максим вскочил на край колодца, покачнулся и шире расставил ноги. Он поднес ко рту кулак, глухо откашлялся, готовясь произнести речь. Посмотрел на молчаливую выжидающую толпу. Люди с непонятным удивлением и недоверием, смотрели, запрокинув головы. Взгляд комиссара скользил по лицам: бородатые мужские, женские, розовощекие детские. «Да, товарищи, нужда вас, по-видимому, стороной обходила» - подумал Максим.
        - И что за деревня такая, впервые о ней слышу, какие-то Тараканы… или все-таки Хитрово? - пробормотал комиссар. Он досадливо поморщился. Взгляд упал на старика, все еще прижимавшего к груди расстрелянную курицу. Несколько алых капелек проступили на белой рубахе. Максим перевел взгляд на Кузьмича. Солдат, облокотясь на край колодца, задумчиво крутил папироску, руки его дрожали.
        - Значит так, дорогие тьматуракеньцы, - Максим запнулся и неуверенно поправился: - Тьма таракан…
        - Тьфу, ты, черт, - комиссар рассмеялся. - Ну и имечко вы себе выбрали. Светтараканцы! Зачем нам тьма?! - он посмотрел на молчаливую толпу.
        - Правильно я говорю? - Люди продолжали молчать.
        - Молчание знак согласия, но можно и другое имя подобрать. Звучное, чтоб подходило современной эпохе и новым сознательным элементам - голос комиссара окреп. - Например, колхоз «Пролетарий»? Или, скажем, «Красная коммуна»?.. То, что у вас до сих пор нет колхоза, просто удивительно. - Максим неодобрительно покачал головой. - Как до вас Советская власть не добралась, не понимаю? Нехорошо, живете до сих пор, как несознательные элементы. Революционное пламя уничтожило всех князей и бояр, министров и кадетов. Теперь, все - свободные и равные в своих правах, граждане, первого, рабоче-крестьянского государства и тонюсенькой прослойки интеллигенции. Советская власть защитит своих граждан от всех графов и князей, это я вам гарантирую. Никого не бойтесь, никто больше, не посмеет вернуться в наше государство. Есть ли у вас староста деревни?
        - У нас совет старейшин, - выкрикнули из толпы.
        - Это хорошо. Уважаемые люди?
        - Уважаемые!
        Максим покосился на старика, с курицей.
        - Ничего, дед, не бойся. Скоро в вашем колхозе такая жизнь будет. Птицефабрику сделаем, тысяча куриц у тебя будет. Где ваш совет старейшин?
        Из толпы вышли и встали возле злополучного старика, еще четверо, таких же длиннобородых старца. Максим скривился.
        - Это и есть ваш совет старейшин?
        - Совет старейшин, - подтвердили из толпы. Старики хранили строгое молчание.
        Максим развел руками.
        - Ну, с ними, новый мир не построишь, надо молодым дорого в будущее отдавать. - Цепкий взгляд комиссара выхватил в толпе, невысокого кряжистого мужика. Его рубаха была закатана по локоть, а руки по локоть вымазаны, жирной красной грязью.
        Палец комиссара уперся в этого мужчину.
        - Ты кто?
        - Я? - мужчина покосился на стоящую рядом высокую, чернобровую женщину в белом платке.
        - Гончар он, - ответила женщина, хватая мужа за руку.
        - Это хорошо, пролетарий значит. - Максим благосклонно кивнул. - Пролетариев везде уважают. Как тебя звать?
        - Мята Буй, - отозвалась женщина
        - Назначаю тебя, Мята, от имени Советской власти, председателем колхоза.
        Максим посмотрел на длиннобородых старцев и не смог не сдержать снисходительной улыбки.
        - Вы, почтенные, можете идти на пенсию, на печку, да завалинку.
        Комиссар испытующе посмотрел на гончара.
        - В колхозе не должно быть единоличников и кулаков. Хозяйство должно быть общим, что значит одно и для всех. - Окинув взглядом толпу, поднял вверх сжатый кулак. - Только вместе, мы сила, порознь - ничто. Общее хозяйство, это значит больший урожай, это значит конец голоду и бедности, это значит процветание города и деревни.
        Максим посмотрел на своих служилых.
        - В губернию не поедем еще дня два, надо здесь навести порядок, поставить хозяйство на ноги. - Повернулся к гончару и его жене.
        - Значит так, председатель, принимай хозяйство и вечером мне доложишь, сколько в деревне проживает людей, какое поголовье скота имеете и общий запас зерна и муки. Сколько пахотных земель, под какие культуры отданы. Действуй, если, что не так, обращайся прямо ко мне. Все, можете расходиться, но завтра, с утра, все опять соберетесь здесь. Кто не согласен с политикой партии, шаг вперед? - Никто из толпы не вышел.
        - Пеняйте на себя, - Максим неизвестно кому, погрозил в толпе. Он спрыгнул с колодезного сруба. - Я с ребятами в сельсовете буду, надо и отдохнуть с дороги. Карпенко, займи пост, в той башенке, что возле ворот.
        - Зачем?
        - На всякий случай, - Строгов покосился на лимонку, в руках Карпенко.
        - Спрячь гранату, с оружием не шутят. Если появится десятник, со своими молодцами, гони их в шею.
        - Они мужики, может и больные на голову, но фигуры у них здоровые.
        - Винтовка тебе к чему? Через пару часов, тебя Студент сменит.
        Широко расставляя ноги, как на корабельной палубе, Максим пошел к новому зданию сельсовета.
        - Тьмутараканцы, - комиссар сплюнул и покрутил головой. - Совсем народ забили, сволочи…

5
        Студент шел на пост.
        Карпенко, небось, заждался. Сейчас начнет скулить, почему так долго? Где ты был? Черт тебя драл? Через какой город шел - Перекатово?
        По бокам дороги шли низкие изгороди, за ними невысокие рубленые дома с открытыми дверьми и окнами, украшенными резными наличниками, петушками.
        Странная, странная деревня. Если через нее проезжал Радищев, отклонившись от своего маршрута, то с тех пор она, ни насколько не изменилась. Мужики-лапотники, бороды, как у старообрядцев, до пояса. А руки у нового старосты..?
        Юлиан, остановился, он слышал, как за спиной хлопнула калитка и раздался девичий смех. Он обернулся. Три девицы улыбнулись, изучающе, посмотрели на чужеземца. Их светлые русые волосы, были заплетены в длинные косы, украшенные лентами, в ушах покачивались длинные серебряные подвески. Среди них была одна, такая, что сердце Юлиана, вздрогнув, словно после долгой дремы, забилось тревожно и радостно.
        Он улыбнулся в ответ.
        - Здравствуй, чужеземец, - сказала средняя, обладательница жгущих янтарных глаз.
        Сердце Студента забилось еще сильнее. Юлиан нервно поправил на плече ружейный ремень, в очередной раз глупо улыбнулся, хлопая глазами.
        - Здравствуйте красавицы, - пролепетал он приблизившимся девицам.
        Девушки рассмеялись.
        - Откуда вы, такие странные? Люди кажут, что вы черные волхвы.
        - Из Губернска, мы. Красноармейцы, а не черные волхвы.
        - Губернск, под Киевом или Черниговом?
        - Нет, в верстах сорока отсюда будет, если напрямик, через тот лог, - Юлиан неопределенно махнул рукой в сторону частокола, там по его предположению должен был быть лес и овраг.
        - Через лес, можно попасть в Матвеевку, а из Матвеевки, по старому тракту, можно и до Губернска добраться.
        - Странное, ты рассказываешь.
        - Чудно, - щебетали девушки
        Средняя сказала:
        - Нет, здесь таких мест и поселков Кто же вы?
        - Ну, не оборотни, - обиженно ответил Юлиан. - Как нет, я не вру, мы из Губернска.
        - Вижу, что не оборотни.
        - А, как звать тебя? - вмешалась подруга, осторожно трогая приклад ружья.
        - С оружьем поосторожнее. - Юлиан отстранил смуглую девичью руку.
        - Звать меня Юлиан, - краснея, ответил он.
        - Юлиан, - хором протянули девушки и весело рассмеялись.
        - Не вижу ничего смешного.
        - Странное имя, такое же, как и ты сам, - сказала средняя.
        - Чужеземное, - добавила подруга.
        Юлиан пожал плечами, - Я имя себе не выбирал, родители дали
        - Правда, что твоя палка, может на расстоянии убивать? - спросила янтарноглазая.
        - Это не палка, это бердан - оружейная однозарядная винтовка. Она на вооружении с 1868 года.
        - С какого года?
        - С 1868, - терпеливо повторил Юлиан, ласково поглаживая цевье винтовки.
        Девушки опять рассмеялись.
        - Теперь мы знаем точно, что вы чужеземцы, - сказала средняя.
        - Почему, - нахмурился Юлиан.
        - Потому что, вы и время считаете не так как мы. Дедушка оказался прав, - сказала средняя, та, что вызывала робость и своим голосом, заставляла сердце не биться, а трепетать.
        - Я не хотел сказать, что сейчас 1868, на дворе двадцатый век, двадцать четвертый год идет.
        - Не 24-ый, а 6530 год.
        - Что, не понял? - Юлиан растерянно всматривался в лица девушек.
        - Что здесь понимать, вы на землях Мстислава, князя Черниговского и Тмутараканского. Судя по всему, вы люди Ярослава, он всегда смуту в Киеве затевает, о славе Святославиной мечтает.
        Юлиан потер лоб, почувствовал на пальцах холодные капельки пота.
        - Какой Ярослав? Какой Мстислав? - прошептал юноша.
        Девушки не слушали Юлиана, внезапно потеряв, всякий интерес, развернулись и пошли в низ пол улице.
        - Какой Ярослав?! - Прокричал им вслед Юлиан.
        Ответом был веселый девичий смех.
        - Какой год они назвали? 6530? Какой бред, что это будущее или прошлое?
        Юлиан охнул, вспомнив про Карпенко, и со всех ног, припустил в сторону ворот. Чья-то дворовая собака, радостно тявкая, бросилась следом за ним…
        - Слушай Сидоров, ты что, через Перекатово добирался? Тебя что, в кругосветное путешествие, на восемьдесят дней отправили? - Эта фраза Карпенко нравилось, только по тому, что её часто повторял начальник Губернска. - Или ты шел караул менять? - Карпенко медленно поднялся с пола, с трудом отрывая от стены, затекшую спину. Он только недавно проснулся и сейчас чувствовал себя преотвратительнейше.
        - Ты сам говоришь - тише едешь, дольше будешь, - попробовал отшутиться Юлиан.
        - Медленно, это не значит, что совсем никак, - пробурчал Карпенко, вскидывая на плечо карабин. - Скоро народ по домам повалит. Деревня. - Карпенко окинул взглядом окрестные поля, на которых сворачивались полевые работы. Из-за дальнего холма поднималось облачко пыли, с выпаса вели коров.
        - Как загонят последнюю скотину, можешь смело закрывать ворота. Без разрешения комиссара, никого не впускать и не выпускать. Курить есть?
        - Ты же знаешь, я не курю.
        - Плохо, - вздохнул Карпенко.
        - Слушай Карп?
        - Что молокосос, как ты меня назвал? - Карпенко угрожающе придвинулся к Студенту.
        - Ну, ладно, Петр Иванович.
        - То-то, - Карпенко самодовольно ухмыльнулся.
        - Что ты думаешь, про эту деревню?
        - Ничего, деревня, как деревня, только название странное - Тьматаракань.
        - Я серьезно.
        - И я серьезно, ничего особенного в этой деревне нет. Таких деревень пруд пруди не выпрудишь. Может, здесь староверы живут?
        - А помнишь богатырей, которых комиссар выгнал?
        - Ты серьезно? - Карпенко рассмеялся. - Так-то, бал-маскарад, на дурочке хотели выехать, душевнобольные. Ты же знаешь, у мужиков, с чувством юмора сложно. Хватит, Студент, лясы точить. Смотри за воротами. Если что стреляй, мы на помощь придем.
        Карпенко хлопнул Студента по плечу.
        - Смотри, не усни, студент.
        - Пожрать, что-нибудь раздобыли?
        - Раздобыли.
        - Есть хочется, - Карпенко постучал себя по животу, тот ответил голодным урчанием. Медленно пошел по улице, что-то насвистывая.
        Юлиан взобрался на башенку, с любопытством осмотрелся по сторонам. Из ворот выбегала широкая, наезженная дорога. Она плавно сбегала с холма, перебиралась через деревянный мост, обегала края дальних, колосящихся рожью, или пшеницей, полей, взбиралась на невысокий холм, из-за которого малолетние пастушки гиком и свистом выгоняли коровье стадо, и скрывалась в темнеющем, вечернем небе.
        Речка Хитрая, как понял Студент, была названа, сообразно своего нрава - извилистая, кривая, с низкими притопленными берегами, густо заросшими камышами и осокой, из которых доносились крикливые, базарные кряканья уток, гогот гусей, видно деревенских. Было видно, как в воде играет рыба, иногда доносился более внушительный плеск, толи водяного, толи сома или жереха. Хитрая, полу обнимала холм, голубым рукавом. Откуда она пришла и куда убегает, Студент не знал.
        С другой стороны опять шли зеленые наделы полей, сворачивающих работу, людей, одетых уже не в белые, а серые от пота и пыли, рубахи. За полями, стоял, угрожающе ощетинив свои хвойные копья, лес…
        Из которого, мы сегодня выехали с уверенностью, что нашли Хитрово. Куда подевался сын мельника?
        Юлиан зябко передернулся, воспоминаниям о лесе, чего-то нахватало.
        Он убежал… Я помню, что он чего-то боялся, постоянно просил комиссара, отпустить его домой. Говорил, что если проедем лог, из оврага поднимемся к деревне Хитрово. Мы опустились в овраг…Ага, Ваня, просился в кусты и я пошел его сопровождать…Он сбежал, проклятье, как я его не доглядел? Камень! Меня отвлекла каменная плита, она лежала в листве, наполовину вросшая в землю и на ней, что-то было выбито, какой-то рисунок.
        Юлиан закрыл глаза пытаясь вспомнить виденное…
        Это было лицо… Лицо, очень похожее, на лицо, этого старика с курицей. Длинные волосы, борода, вот только глаза, совсем не такие, чересчур огромные совиные глаза. Что было потом? Не помню…Мы выехали из лога и…
        Юлиан открыл глаза, на губах промелькнула улыбка.
        - Все кажется нереальным, похожим на сон, - вслух произнес он.
        - Было ли это со мной? Я и сам не верю, в то, что произошло. Кажется, что в овраге, мы попали в туман. Странный туман, у него был цвет. Словно не туман, а газ, но без запаха. Что было потом, никто не помнит и я. Значит, туман рассеялся, мы выехали из оврага и попали в Малые Тмутаракани. Какое странное название, странной деревни, которой не должно быть.
        - Еще эти даты. Четырехзначные даты. Не знаешь, что и думать. Вновь, приходишь к слову - странные и к слову - абсурдные. Такое ощущение, словно в этой деревне ничего не менялось со времен Владимира Красно Солнышка. Должно быть, славное было времечко.
        Через час с полей потянулись усталые работники, через ворота прогнали стадо коров, коз. Дети от реки гнали шумную стаю гусей и уток. Над воротами висел серый столб пыли, окрашенный заходящим солнцем в багровый цвет.
        Последними, прошли охотники и рыболовы. Молодец, тащивший на плече толстого полуметрового сома, больше похожий на часть замшелого бревна, крикнул Юлиану.
        - Эй, служивый, теперь можешь замыкаться, я последний. Разбойные люди появятся, степняки, знаешь, что делать надо?
        - Что? - Юлиан глотнул пыли и долго кашлял.
        Широкоплечий молодец, рассмеялся.
        - Для начала пугани их из своей чародейской палки. Если не поможет, бей в колокол, что висит над твоей головой. Только не спи.
        - Я не сплю, обиделся Студент.
        Молодец подбросил на плече сома.
        - Ух, и замучился, я его сегодня, из норы вытаскивать. Ушлый и скользкий. Не тужи, служивый, - молодец подмигнул, - я тебе сестрицу с кваском пришлю, горло промочить.
        - Спасибо, - Юлиан проводил рыбака и спустился вниз, закрыть створки ворот. Вложил в пазы, два тяжелых бруса. Толкнул ворота. - Такие только бревнышком осилишь - Пробормотал Юлиан. Подумал о Кузьмиче, он скоро должен прийти сменить. Затем, вспомнились слова рыбака, которым в начале он не придал значения: «…разбойные люди появятся, степняки…».
        Какая опасность? Какие степняки и разбойные люди? Князь? Может, это кличка одного из бандитских атаманов?
        Юлиан быстро взобрался на сторожевую башенку. Посмотрел на степь.
        В набегающих сумерках она, по-прежнему, оставалась пустой, только со стороны реки, доносились оживленные переговоры лягушек, самый пик брачного сезона.
        Тонконогий месяц робким привидением проступил над холмом, в том месте, где было непонятно - уходит деревенская дорога в небо, или срывается в низ, бежит по другой стороне холма.

«Молодой еще», - подумал Юлиан о месяце, вспомнив, как в далеком детстве отец учил его зачаткам астрономии.
        - Видишь ковшик? За ручку можно взяться? Это и есть Большая Медведица…А, месяц, когда он только родится, он на небе, выглядит, маленьким и слабеньким. Если к его половинке приставить палочку, чтоб она смотрела вниз, какую букву мы получим? Правильно, букву «Р». Такая буква и будет означать, что месяц молодой, ранний. Понятно? А, если он похож на небе, на букву «С», то значит, что месяц уже старый и скоро наступит полнолуние…

«Стоп! - воспоминания прервались. - При чем тут месяц? Мне казалось, что у нас там полная луна была. Где у нас и где там?»
        Юлиан повертел головой. Пока все спокойно. Слова о возможном появлении разбойных людей из степи, тревожили.
        Юлиан зевнул. В голове стояла необыкновенная пустота, такая осязаемая, до звона в ушах.
        - Надо было учиться продолжать, а не революцию бежать. Без меня разобрались, а образование упустил. Филолог, - Юлиан поморщился, перевел взгляд на месяц, последний спустился с холма и плыл низко над землей.
        Смотри, не поцарапайся о концы елок. Юлиан нахмурил лоб, погружаясь в тягостные думы.
        Хорошо с комиссарами, главный приказал, ты пошел и выполнил. Думать не надо, старшие за тебя уже все придумали. А, здесь? Ведь чувствую, и не я один, Кузьмич, тоже: что-то здесь не то, что-то здесь не так.
        Попробуем рассуждать логически, как говорил профессор Преображенский. Что мы имеем? Местные жители называют свою деревню Малые Тмутаракани. Стоп! Где-то я слышал о Тмутаракани. Где? На лекциях профессора Лебединского. Уважаемый профессор, читал нам цикл лекций о древних, старославянских письменных памятниках. Повесть временных лет? Может быть… Жития святых и апостолов? Слово о полку Игореве? Точно, вот именно там и было упоминание, только не о деревне, а о княжестве Тмутараканском. Какого князя сегодня вспоминали? Мстислава! - Юлиан, возбужденно заходил по вышке, нервно потирая руки. Воспоминания давались с трудом, но сейчас, он чувствовал себя охотником, выслеживающем дичь и верно идущем по следу.
        Мстислав Тмутараканский, сын Владимира Святославовича, которого былины прозвали Красным Солнышком, брат Владимира Ярославовича, которого, позже, нарекут Мудрым. Мстислав с ним вступит в борьбу, за Киевский престол, разобьёт в каком-то сражении, но почему-то сядет не в Киеве. Братья поделят Русь. Ярослав останется править в Киеве, к славе будущей, русской, а Мстиславу отойдут южные земли, по левому берегу Днепра. Он станет князем Черниговским и Тмутараканским. Где находится Тмутаракань? Сейчас этого города нет, а вот раньше, во времена древней Руси, стоял он на побережье Черного моря, кажется, недалеко от современной Тамани. Тамань и Тмутаракань, что-то похожее в звучании есть. Милый, старый профессор, мог говорить о «Слове про Игоря и его полк» часами, не останавливаясь. Спасибо, что хоть что-то отложилось в памяти.
        Юлиан погладил себя по голове.
        - Не пуста моя коробочка, есть в ней ситец и парча, - пропел он и тут же удивленно присвистнул. - Тмутаракань, Мстислав, степняки, которых зовут половцы. Нет, быть такого не может, потому что уже было.
        Тонкий девичий голос окликнул Студента.
        - Юлиан, я тебе кваску принесла и хлебца горячего.
        Студент вздрогнул и посмотрел вниз, там стояла прекрасная утренняя незнакомка обладательница янтарных глаз.
        - Иду. - Напоследок окинув взглядом окрестности, нет ли какой опасности, спустился вниз.
        Девушка протянула ему холодный кувшин и узелок с хлебом.
        - Вот, отведай, добрый молодец, - красавица озорно улыбнулась.
        Юлиан приложился к горлышку кувшина, отпил кислый, холодный квас.
        - Спасибо, - он перевел дух. - Как звать тебя, прекрасная незнакомка? - смущенно спросил он.
        - Устя.
        - Чудесное, красивое имя. - На щеках девушки ярче вспыхнул румянец.
        - Скажи мне, Устя, - Юлиан выждал мгновение, наконец, решился: - В Киеве сейчас сидит Ярослав Владимирович?
        - Да, один из сыновей Красна Солнышка. Наш князь, Мстислав, тоже сын Великого Князя и достоин, править Киевом.
        - Значит, земли они еще не разделили?
        - Разделили. Лет шесть минуло, с тех пор, как при Листвене, наш князь в бою одолел войска Ярославля.
        - И что степняки?
        - Мстислав строг, при нем они не шибко балуют. Наш князь умеет воевать, - с гордостью сказала Устя.
        - Что-то я совсем запутался, - тусклым и безжизненным голосом, ответил Юлиан. Он развернул узелок и впился в каравай еще теплого ржаного хлеба.
        - А, ты из греков или ромеев?
        - Почему ты об этом спрашиваешь?
        - Имя у тебя не русское. Дедушка сказал, что так кличут у ромеев или византийцев.
        - Он откуда знает?
        - Мой дедушка много знает. А наш прадедушка, с Владимиром на Византию ходил и в Булгарии воевал.
        - Ничего, ничего не понимаю, - Юлиан огорченно покачал головой. Он потрогал лоб, но жара не обнаружил.
        - Что ты не понимаешь?
        Юлиан не успел ответить, из темных сумерек вынырнула кряжистая фигура Кузьмича, донесся запах махорочного дыма.
        - Молодец, Студент, времени зря не теряешь, - Кузьмич с удовольствием посмотрел на Устю.
        - Хотите квасу попробовать?
        - Благодарствую. - Кузьмич затоптал окурок, принял из рук Юлиана кувшин, в несколько глотков осушил.
        - Хочешь хлеба? - спросил Юлиан.
        - Нет, спасибо. - Кузьмич вернул девушке кувшин. - Спасибо, красавица, - повторил он.
        - Доброй вам ночи, - девушка поклонилась, медленно прогуливаясь, пошла прочь.
        - Ты чего пнем стоишь? Проводи девушку, что она, зря приходила? - Кузьмич скинул с плеча винтовку, небрежно прислонил её к башне и сел на нижнюю ступеньку.
        - Кузьмич, ты за забор, тоже иногда поглядывай.
        - Зачем?
        - Говорят степняки-половцы, могут объявиться.
        - Хорошо, - буднично ответил Кузьмич, в голосе никакого удивления, словно так и надо было.
        - Слушай, Кузьмич, как ты думаешь, куда мы попали?
        - В новый колхоз, - буркнул Кузьмич. - Беги, девушку потеряешь.
        - Кузьмич, если что, в колокол бей, он на верху, к крыше подвязан и стреляй, - бросил Юлиан и побежал за Устей.
        - Разберемся, - проворчал Кузьмич, выуживая кисет с табаком.
        На душе скребли кошки. Как выбрались из проклятого лога, все пошло наперекосяк. То ли с ними неладно, то ли деревня заколдована. Но в колдовство Кузьмич давно не верил. Скрутив сигаретку, Кузьмич кряхтя полез в башенку.
        Юлиан торопливо пробежал по улице, но девушка, как сквозь землю провалилась. Чертыхнувшись, Юлиан медленно пошел в сторону нового сельсовета.
        В широкой, просторной горнице ярко горела лучина.
        Как в крепостные времена, даже лампы керосиновой не нашлось.
        Максим яростно вышагивал по горнице. Червленые щиты, старинное оружие, развешенное по стенам, время от времени пересекала мятущаяся, черная тень комиссара. Максим сердито зыркнул на застывшего, у порога Студента.
        - Замерз, что ли? Садись за стол, перекуси и дуй к Карпенко, наверх. Слышишь, как заливает?
        Со второго этажа доносился раскатистый храп Карпенко.
        Юлиан, прошел в горницу, сел к столу, придвинул кувшин со свежим парным молоком, деревянную кружку и холстину, на которой лежали: полкаравая черного свежего хлеба, луковица, несколько огурцов, кусок сыра. В отдельной глиняной тарелке, лежали большие куски жареной рыбы. Юлиан шмыгнул носом, вспомнился метровый сом. Достал из кармана, кусок хлеба, который ему принесла на пост Устя, аппетитно потер руки.
        Пока Юлиан ел, комиссар продолжал нервно расхаживать по комнате, разговаривая с самим собой.
        - Староста, которого я назначил, глуп и неграмотен, читать, писать, не обучен, всем жена заправляет. Принес мне дощечки, а на них черточки. Говорит, что все записал. Не деревня, а полный набор психов. - Комиссар остановился напротив меча, висящего на стене, попробовал пальцем лезвие. - Музейные экспонаты. В Губернск свезем, в музей. И здесь, наверное, музей барский был, хорошо сохранилось. Небось, курган, сволочь буржуйская, разграбил. - Половицы вновь заскрипели.
        - Я у него спрашиваю, ты о Ленине, деревня, что-нибудь слышал, о вожде революционного пролетариата? А, он мне - это не новый хан степной?
        - Ленин - хан! - Максим хлопнул по кобуре.
        - Чуть не расстрелял сволочь…
        - Про великих председателей Совнаркома, то же не в зуб ногой.
        Комиссар остановился напротив Юлиана, протянул жилистую руку.
        - Вот этой рукой, я лично, здоровался с товарищем Троцким и его другом Сталиным. Какие революционные замечательные люди. - Рука сжалась в кулак, Максим поднес его к глазам. - Я неделю её потом не мыл. Я Ленина, в Питере, на броневике видел! Ты ешь, Студент, ты ешь. Завтра, сам устрою смотр их хозяйству. Чувствую, саботажем пахнет. Такое чувство, будто здесь собралось махровое кулачьё. После завтра в Губернск поедем, сюда надо прислать хорошего политработника и тачанку с пулеметом.
        Тень комиссара беспокойно зашаталась по стенам.
        - Не изба, а музей, что скажешь студент? - Встав посреди избы, широко расставив ноги, комиссар, осматривал стены. - У нас в Губернском музее такого не увидишь. Щиты, мечи, палицы, копья.
        - Сулицы, - поправил Юлиан.
        - Пусть будут сулицы. Выпить не хочешь? - внезапно спросил Максим.
        - Нет, - осторожно ответил Юлиан.
        - Правильно делаешь, Студент. - Комиссар принес из темного угла высокий кувшин, рядом поставил золотой тяжелый кубок.
        - Видишь, Студент, чистое золото, от князя осталось, как они только не разворовали все, видно ждут, когда из Парижу вернется. Не дождутся.
        Комиссар уселся напротив Студента, наклонил кувшин. В золотой кубок потекла тягучая золотая вода.
        - Протокол составим, все золото опишем и экспроприируем. - Максим щелкнул по золотому кубку.
        - Бабка приходила, ключницей назвалась, бражку принесла. Очень, ты знаешь, неплохая, на меду. Мед для здоровья полезен. Говорит, что бывший десятник, по вечерам, с молодцами, кувшинчик, другой, любили осушить. Барские холуи. - Максим осушил кубок, сильно стукнув, поставил на стол. - Теперь жалею, что отпустил, допросить надо было, может князь, сейчас где-то в степи хоронится, контрреволюционный заговор готовит?
        Глаза Максима заблестели, словно два золотых пятачка, он заново наполнил кубок.
        - Что скажешь, Студент?
        - Я? - Юлиан несмело кашлянул в кулак. - Товарищ комиссар, скажите, а в прошлое можно вернуться?
        - Нет, - Максим усмехнулся. - Сразу видно, что ты учился в дореволюционное время. Все в мире закономерно и все имеет твердую научную базу, твердый научный материализм. Ты Маркса и Энгельса читал?
        - Не успел еще, - смущенно ответил Юлиан.
        - Почитай, Студент. Полезные книги, для таких, как ты, написаны. Не можем мы в прошлое попасть, - Максим тоскливо посмотрел в узкое окошко, за которым сгустилась ночная мгла. - Ни огонька-огонечка, - прошептал комиссар, отпил из кубка, подпер голову рукой.
        - Я хотел сказать, что эта деревня очень странная, - сказал, совсем тихо, Студент.
        - Кулачье одно, - ответил комиссар, потягивая из кубка.
        - Вот именно, люди странные, одежда их и говор, мне сегодня девушка сказала, что сейчас на дворе 6530 год, а это…
        - Иди спать, Студент, я подниму тебя перед рассветом, сменить Карпенко, - перебил Комиссар. Он широко зевнул, потянулся. - Завтра, с Кузьмичом, порядок наводить будем. Построим отсталое крестьянство, все еще князьями, да графами бредят
        Юлиан поднялся.
        - Спокойно ночи, товарищ комиссар.
        - Спи спокойно…
        Юлиан поднялся по лестнице наверх, навстречу мощным раскатам храпа.
        Карпенко спал на широкой лавке, накрывшись какой-то шкурой, под узким бойничным окошком. Широко раскинул во сне руки, раскрыл рот. Юлиан подошел к изголовью и, сунув два пальца в рот, пронзительно свистнул. Лицо Карпенко недовольно сморщилось, но глаз он не открыл, захлопнул пасть и перевернулся на бок. Храп прекратился. Юлиан, улыбаясь, устроился на другой лавке, укрылся шинелью, подумал, что еще долго не сможет уснуть, о многом надо было подумать, но едва закрыл глаза, как провалился в темное сонное беспамятство.
        Старичок, в длинной льняной рубашке, с белой бородой и огромными совиными глазами, склонился к его лицу и весело прошамкал:
        - Все может быть Студент. От сумы, да от тюрьмы не зарекайся. Откуда ты из ромеев или из Византии? Чужие вы нам. Чужаки. Погодите, вот приедет князь-надежа…
        Юлиан застонал, во сне, лицо старика исчезло.
        В горнице продолжали скрипеть сапоги и половицы. Время от времени, щелкала застежка кобуры, бряцал о стол тяжелый золотой бокал…
        Далеко, на башенке, окутанной тьмою, тлела козья ножка, крепко зажатая в зубах. Пальцы, нежно гладили, извлеченную в ночь, ладанку.
        Молоденький месяц завис, отдыхая, над Хитрой, с любопытством знакомясь со своим отражением.

6
        Рано утром, едва показалось из-за леса красно солнышко, Юлиан отпер ворота первым работникам и охотникам и больше их не запирал. Чуть позже в поле потянулась основная масса сельчан, возбужденно гудящая и явно не торопящаяся на сельхозработы. Юлиан зябко ежился на верху башни, ловя на себе недружелюбные взгляды…

… Кузьмич задерживался… «Что там еще могло случиться?» - тревожно думал Юлиан. Он вспомнил, что комиссар, всю ночь не ложился спать, скрипел половицами, уничтожал подношение ключницы. Тогда, с утра, ему лучше было не попадаться, тем более что на сегодня он наметил создание колхозного правления и полную инвентаризацию. Кузьмич ему должен был помогать.
        Возле ворот объявилась веселая стайка девушек, а с ними младшие сестренки и братишки. Все были вооружены березовыми туесками и лукошками. Юлиан, завидев Устю, в миг оставил свой пост.
        - Доброе утро, Устя, - поздоровался смущенно Юлиан и на деревенский манер, всем отвесил полупоклон.
        - Доброе утро, Юлиан, если оно доброе. Скажи, нам, что такое колхоз?
        - Колхоз? - растерялся Юлиан.
        - Сегодня с утра, ваш десятник, не переставая, кричал это слово.
        - Колхоз, это коллективное хозяйство.
        - Как это?
        - Когда все общее. - Юлиана заинтересовано обступили девушки и ребятишки.
        - Что значит - все общее? - спросил один из карапузов, ковыряя в носу. - Это моё лукошко, я сам его делал, - он прижал к себе плетеную из лыка корзинку. Улыбнувшись, добавил: - Могу дать своей сестренке Уське или другу Кузьке.
        Юлиан смутился.
        - Да, нет, это все мелочи. Коллективное хозяйство предусматривает, допустим, объединение всех коров, в одно общее стадо и значит, что теперь коровы, принадлежат всему колхозу, а не одному кому-нибудь. У кого нет коровы, будет.
        - Как будет? - воскликнула одна из девушек. - У нас нет коров, но у нас, три козы, мне козье молоко, больше коровьего нравится.
        - Ты не поняла, все коровы будут принадлежать тебе и всем одновременно.
        - Всем, это значит никому, - заметила другая девушка. - У нас есть старик Плющ, он смотрит за всеми коровами, а сам не имеет, но зато у него всегда есть молоко, сыр и масло, как благодарность.
        - Да забудем про коров, - поморщился Юлиан, вспоминая, как в Матвеевке создавалось общее стадо, сколько крику и ругани было, пока комиссар, с Губернским начальством всех не построили, пригрозив красноармейцами.
        - Земли, можно объединить, все участки соединить в один. Тогда, если работать на общем поле, можно быстрее собрать урожай, сохранить его.
        - Коллективный труд - это когда работают не только на себя, но и друг на друга. Труд дешевле получается.
        Посмотрев на лица слушателей, Юлиан понял, что ничего толком не объяснил, сюда бы Максима Строгова или Шарапова, из Губернска, вот тот, может о колхозах, часами язык чесать и убеждать.
        - Зачем трудиться на общем поле, если свой надел есть? На княжеском, оно понятно, сообща можно. И у кого это урожай пропадает? - Насмешливо заметила чернобровая девушка.
        - Чтоб у всех все было, лучше иметь колхозы, - неуверенно ответил Юлиан.
        - У нас и так все есть.
        - Но не у всех есть лошадь или корова? - возразил Студент.
        - Значит, есть поросята, гуси, куры.
        Устя покачала головой.
        - Смешные у вас порядки, все не как у людей, старейшинам и людям они не нравятся. Сейчас твой десятник с воином, делают опись добра, у кого, что есть. Зачем? Как князь положил, сколько с дыма брать, так и платим, в начале зимы.
        - За что князю платите?
        - За дружину и его оборону, против половцев, за дороги которые он строит и новые поселки.
        Юлиан пожал плечами, спорить он разучился, это не в студенческой общаге, когда они устраивали диспуты и спорили о революции и Временном правительстве, с комиссаром не поспоришь, у него, все заранее решено.
        - Что вы на меня накинулись, не я законы и порядки новые придумал.
        - А, кто? Твой десятник говорит, что всем народ правит и все равны.
        - То-то и оно, что народ правит, - пробормотал Юлиан.
        - А, если народ не хочет то, что предлагает десятник?
        Юлиан промолчал, политический спор с Устей он проигрывал, лучше было перевести разговор в нейтральное русло.
        - Вы куда, по грибы?
        - Кто по грибы, кто по ягоды. Над логом, такой малинник богатый, - Устя улыбнулась.
        Какая у нее красивая улыбка, подумал Юлиан, улыбаясь в ответ.
        - Медведей не боитесь, они тоже малину любят?
        - Нет, наши охотники, там с утра были.
        - Мы и сами можем постоять за себя, - вмешался конопатый мальчишка, важно выпячивая грудь.
        - Можем! - закричали остальные дети.
        Молодежная кампания вышла за ворота.
        Над деревней поплыл веселый перезвон, заработала кузница.
        Через час появился хмурый Кузьмич. В зубах нервно попыхивала козья ножка. Он устало опустился на ступеньку и безразлично сказал:
        - Можешь идти, отдыхать.
        - Что-то случилось?
        - Ничего особенного, - хмыкнул Кузьмич, глубоко затягиваясь. Когда дым рассеялся, вяло ответил:
        - С утра было общее собрание. Комиссар речь толкал, про колхоз и сознательность пролетариата. Ты бы видел, как на нас смотрели.
        - Как?
        - Как на идиотов. Потом все стали кричать, что мол, не хотим в колхоз идти. - Кузьмич покрутил головой, было непонятно: то ли осуждал, то ли одобрял.
        - И что, комиссар?
        - Сказал, что заводчиков антисоветского бунта и кулацких прихвостней к стенке поставит. Размахивал маузером.
        - А люди?
        - Люди? Ничего, замолчали и разошлись. Комиссар с Карпенко и новым старостой, пошли по дворам, составлять опись имущества.
        Щурясь, от едкого дыма Кузьмич посмотрел на Юлиана.
        - Нехорошо, Студент, дела заворачиваются. Комиссар хочет тебя, сегодня или завтра в Губернск, за помощью послать.
        - Знаешь, Кузьмич, - Юлиан отвернулся и глядя в сторону тихо ответил, - Мне кажется, не знаю как, но мы в прошлое попали. - Он оглянулся на собеседника, лицо Кузьмича скрыло табачное облако, в центре которого тлела лиловая точка сигареты.
        - Когда кажется, креститься надо, - ответил Кузьмич
        - Ты не веришь, что это случилось?
        - Ты сам, как думаешь?
        - Думаю, что могло, - убежденно ответил Юлиан.
        - Ты грамоте учился, тебе виднее, - усмехнулся Кузьмич.
        - Ты ведь сам видишь, что здесь совсем другая жизнь. Никто про революцию и про колхозы не слышал, постоянно своих князей вспоминают. Мы попали, если я правильно понял, в начало одиннадцатого века. В Киеве сейчас княжит Ярослав Мудрый, но Мудрым его назовут позже. В Чернигове и Тмутаракани, сидит храбрый князь Мстислав. Оба, сыновья легендарного Владимира Святославовича, которого народ прозвал Красным Солнышком.
        - Тебе выспаться надо, Студент, а не диспуты устраивать, - проворчал Кузьмич, пыхтя сигаретой.
        - Но я прав, потому что моя гипотеза объясняет все - быт деревни, уклад жизни этих людей. Ты видел, как они в поле работают? Ничего кроме серпов или сох с железными наконечниками. Помнишь дружинников, которые нас вчера встречали? Оружие, что висит в сельсовете? Посмотри, как здесь одеваются.
        - Иди спать, Студент, - повысил голос Кузьмич, давя каблуком окурок. - Махры здесь нет, это точно, - вздохнул он.
        - С нами, что-то произошло в логе. Ты помнишь багровый туман, который повалил из земли? Помнишь, как сын мельника, всю дорогу просился, чтоб его отпустили, значит, он знал, наверняка, про этот проклятый лог, и про то, что там происходят странные явления. Этот Ванюша, сам говорил, что старой дорогой редко, кто пользуется.
        - И что теперь?
        - Ничего. Я вижу, что ты все прекрасно понял, еще вчера. Теперь надо объяснить все комиссару. Я пробовал разговаривать с ним, но он не хочет меня слушать. Нам надо попробовать вернуться назад, той же дорогой, вдруг мы опять попадем в свой мир.
        - Комиссар никого слушать не будет. А идею свою можешь проверить, когда он тебя в Губернск пошлет. - Тихо посоветовал Кузьмич.
        - Ты мне веришь?
        - Иди спать, Студент. - Кузьмич поднялся. Его серые глаза смотрели слишком спокойно и равнодушно. Он стал подниматься на башню.
        - Знаешь, мне здесь даже нравится, - негромко сказал Кузьмич.
        - Мне тоже, - честно признался Юлиан.
        Студент медленно, нехотя побрел в сельсовет. Еще издали, он заметил, как в синей простыне неба, на крыше сельсовет, полощется ветром, красное знамя, в которое превратился плащ десятника Вакулы.
        На радость Юлиана, в сельсовете никого не оказалось. Юлиан, не став завтракать, поднялся на второй этаж и устало повалился на лавку. Но сон не шел, виной тому - разговор с Кузьмичом. Юлиан перебирал в уме все, что знал об одиннадцатом веке.
        Время такое же славное, как и во времена Святослава, сына Игорева. Сейчас Русь должна быть раздроблена, на мелкие княжества, но до татарского нашествия еще далеко. Скоро Ярослав Владимирович, начнет объединять земли в единое Киевское княжество. На южных рубежах должны появиться города-крепости, среди них Ярославль. На Поморье поставит Юрьев. Еще больше вырастет Киев, это при нем появятся Золотые ворота, такие, как в Константинополе, София Киевская, София Новгородская. Это у него три дочери красавицы. Одна станет женой норвежского принца, вторая французской королевой, а третья, женой венгерского короля. Впереди войны со степью и с Польшей. Я могу попробовать себя на дипломатическом поприще. Какое славное, героическое время!
        Мечтая, проворочавшись с час на лавке, Юлиан не выдержал, спустился вниз. Из бочки, зачерпнул деревянной корчагой воду. Отпил, омыл лицо и вышел во двор.
        У старого дуба, окруженного более, чем странным, частоколом, с выбеленными дождями и ветром, черепами животных, стоял знакомый дедушка. Юлиан направился к нему.
        - Добрый день, дедушка.
        - Гой еси, Юлиан. - В густой бороде старика мелькнула улыбка.
        - Вы знаете мое имя?
        - Внучка сказала.
        - Какая внучка?
        - Как же, Устя, али забыл её?
        - Нет, что вы не забыл, я не знал, что это ваша внучка. Она очень красивая.
        - Красна девица, - старик кивнул. - У тебя странное имя.
        Юлиан, в который раз покраснел, вспоминая своих родителей и их страсть к историческим опусам.
        - Дети имен не выбирают, им родители дают.
        - У нас имя заслуживают.
        Юлиан показал на странную ограду, окружающую кряжистого великана.
        - Интересное место.
        - Это наше капище. На этом месте мы справляем свои требы - ответил старик, толкая ветхую калитку. Два козлиных черепа покачнулись, стукнули друг друга лбами. Старик вошел внутрь, поманил за собой Юлиана.
        Внутри ограды стояло несколько деревянных истуканов, вернее два. Меж ними, молчаливая каменная женщина. Под ногами идолов, лежали большие деревянные чаши с подозрительными багровыми пятнами. В чашах валялось несколько обглоданных костей, чей-то рыжий клок волос и обрезки цветных ленточек, куриные перья.
        Старик отвесил идолам низкий почтительный поклон. Юлиан, помедлив, с оглядкой назад, не дай бог, комиссар идет, кивнул головой, как старым приятелям.
        Старая морщинистая ладонь с голубыми прожилками, легла на такую же морщинистую кору дуба.
        - Это священный дуб. Иногда в нем спит сам Перун - бог воитель, бог грома и молний, бог всех небесных стихий. Поэтому дуб, всегда хранит его силу и защищает наш поселок. Отступник Владимир, смертью заплатил за свое предательство нашим древним богам. - Старик грустно вздохнул.
        - Нет, в Святославичах, той могучей силы духа, что присуща нашей земле, которая была у убиенных: Аскольда и Дира, Кия, Хоря, Щека. Повывелись богатыри и земля русская, вновь разбита на отдельные части.
        Рука старика переместилась на деревянное плечо идола. В бревне бала вырублена ромбовидная рама, в которой угадывалось грубое улыбающееся лицо старца с совиными глазами.
        - Наш солнечный бог - Ярила, он ответственен за порядок, как на небе, так и на земле и в воде, - с уважением объявил старик. Его рука легла на камень - безликое, сидящее на коленях боже сто, с широким женским тазом и большими, каменными грудями.
        - Мокошь, женщина прародительница и плодородница, наша покровительница, прядения, ткачества, льна.
        Её каменные колени прикрывал, чистый, вытканный красными ромбами и желтыми колосками убрус. На нем, лежал, маленький, высушенный снопик льна.
        Третьим деревянным истуканом, являлся обычный, полутораметровый, гладко отесанный столб с вырезанной на верху головой быка. Рога ему вставили настоящие.
        - Это Велес, скотий бог. Покровитель и охранитель скота, защитник пастухов, дудочников и рожечников, торговых людей.
        Старик, прищурившись, посмотрел на Юлиана.
        - Видишь, все это наши боги-покровители. Теперь, ты должен понять: каковы боги у людей, таковы и сами люди. Сейчас, князья пытаются привить веру в человеко-бога. - Старик мягко улыбнулся. - Мы не доросли до этого, слишком земные, чтобы считать себя богами, или их избранниками.
        Старик протянул руки к небу.
        - Мы верим в то, что видим и в то, что чувствуем, что не так изменчиво, как сам человек. Это небо, земля, вода и огонь и камень. - Голубые глаза вспыхнули, словно небо ответило на его призыв и добавило своей, небесной синевы. Голос старика, окреп.
        - Поэтому, ты понимаешь, что чужой здесь. Вы все, здесь чужаки и мы не можем выполнять те законы и ту волю, которую, вы пытаетесь нам навязать.
        - Я все понимаю, а раз понимаю, значит не чужой, - сдержанно ответил Юлиан. - Я, как и ты, русский человек, рожден на этой же земле. Мы пришли к вам из будущего.
        Волхв поднял руку, останавливая Юлиана.
        - Я знаю, можешь не продолжать. Мы попробуем вернуть вас назад.
        - Скажи, разве князь Мстислав, Черниговский и Тмутараканский, не заставляет вас верить в человека-бога - Иисуса Христа?
        - В Назаретянина? Нет. Князь придерживается старых обычаев. В Тмутаракани до сих пор стоит капище с родовыми богами. Там по ныне чтят Ярилу и Даждь-бога. Я привел тебя сюда, чтобы ты увидел и понял и объяснил это своему воеводе. Он глух и не хочет слышать моих слов. Мы не хотим, чтоб в нашем поселке пролилась кровь…
        В воздухе прогремели два выстрела. Старик выразительно посмотрел на Юлиана. Студент выскочил из капища, и побежал в сторону сельсовета, откуда донеслись выстрелы. Он увидел, как с улицы, на площадь вышли комиссар и Карпенко, последний вел на поводу белого коня.
        - Что случилось? - спросил, подбегая, Юлиан.
        - Уже выспался? Молодец, Студент, - комиссар похлопал Юлиана по плечу.
        - Смотри, какого коня тебе достали. Настоящий красавец. С боем добывали, одна кулацкая рожа отдавать, на нужды советской власти, не хотела.
        - Вы убили кого-то? - заплетающимся языком спросил Юлиан.
        Максим громко расхохотался.
        - Да, собаку пристрелили, - ответил Карпенко. - Хозяин лошадь давать не хотел, - похлопал коня по холке, - такие красавцы не в хозяйстве, в кавалерии у товарища Буденного служить должны.
        - Верно говоришь, - похвалил комиссар.
        - В общем так, Студент, ты я вижу, отдохнул?
        - Отдохнул, товарищ комиссар.
        - Бери свою берданку, садись на коня и отправляйся в Губернск. Расскажешь, товарищу Шарапову, в чем дело. Пусть ребят берет и сам приезжает. - Комиссар окинул взглядом низкие, приземистые дома. - Скажи, гнездо кулацкое нашли, кругом несознательные элементы. Раскулачивать будем, изымать холодное оружие и золото. В этой захудалой деревушке полно золота, и это в такой момент, когда наша Родина, окруженная экономической блокадой и империалистическими врагами, нуждается в деньгах. Уф. - Максим снял бескозырку, вытер ладонью лоб.
        - На таком красавце, еще сегодня в Губернск попадешь.
        - Зайди к моим, махры попроси у тестя, а то Кузьмич жадничает, - попросил Карпенко.
        - Бросать курить надо, - комиссар вернул бескозырку на место. - Возьмете три воза, или четыре, здесь добра хватит.
        - А чей конь и как его зовут?
        - Кузнец его Соколиком кликал. Мы этого кузнеца, потом в Губернск заберем. Ишь, додумался собаку на комиссара натравливать. Что стоишь, Студент, задание понятно?
        - Так точно, товарищ комиссар. - Юлиан не двигался, мялся на месте, зная крутой нрав комиссара.
        - Вопросы?
        - Я хочу сказать, - решился Юлиан, - что может так случиться, что я Губернск не найду.
        - Потеряться боишься? - усмехнулся Максим. - Едь старой дорогой, через лог, в Макеевку, привет от меня, мельнику передашь и его сыну.
        - Я в том смысле, что Губернска и вовсе быть не может, - Юлиан опустил голову, чтоб не видеть яростных глаз Строгова.
        - Как не быть? - гнетущую паузу разрядило ржание Карпенко. Комиссар показал ему кулак, смех оборвался.
        - Объясни, Студент, - сквозь зубы выдохнул комиссар.
        - Я считаю, что мы попали в прошлое, на это указывают многие вещи, которые нам кажутся странными. Они совершенно не знают, что произошло в России, за последние десять лет. Да, что десять лет, - Студент махнул рукой и посмотрел на Максима. - За последние десять веков. Мы в одиннадцатом веке. Я видел их капище с идолами: Даждь-бога, Велеса, Мокоши, они до сих пор верят в Перуна. Русь сейчас поделена на две половины: левобережным берегом Днепра правит князь Мстислав Черниговский и Тмутараканский, правобережной Русью правит Ярослав. Нам надо пробираться в Киев, к великому князю, за ним будущее России. И последнее, мне кажется, что сюда, по жалобе десятника Вакулы, могут явиться солдаты Мстислава.
        Лицо комиссара ничего не выражало, только колючие серые глазки выразительно сверлили Студента. Карпенко, за спиной комиссара, тихо трясся от смеха и выразительно крутил Юлиану возле виска.
        - Один старик, член совета старейшин, который правит этой деревней, сказал мне что, они могут помочь нам вернуться обратно. - Юлиан замолчал.
        - Это тот старик, тебе сказал?
        От капища к колодцу шел длиннобородый дед.
        - Он.
        - Ясно. - Максим снисходительно кивнул головой, посмотрел на небо, на фоне которого трепетал красный флаг.
        - Да, Студент, вроде ты и грамотный, а в какие только байки, выживших из ума стариков, веришь. - Максим сочувственно подмигнул. - Бери коня, ни о чем не думай, просто отправляйся в Губернск, выполнять приказ.
        - Только ищи получше, - не выдержав, хохотнул Карпенко.
        - Вам ясно товарищ боец, - в голосе комиссара зазвучала сталь.
        - Так точно, товарищ комиссар, - Юлиан вытянулся.
        - Раз ясно, выполняйте приказ. Карпенко, передайте коня товарищу Сидорову. - Максим подозрительно посмотрел на присевшего возле колодца деда. - Не деревня, а гнездо контрреволюционных заговорщиков.
        Юлиан, чеканя шаг, деревянной походкой, направился к сельсовету. Он хотел собраться в дорогу, взять хлеб, для знакомства с Соколиком. Если б ему дали мерина, на котором они попали в деревню, он и за месяц в Губернск, не доехал.

«Так будет правильно, поеду и сам все выясню, - подумал Юлиан. - Комиссар прав, мои слова звучат слишком абсурдно. Если он не хочет в них верить, он не поверит. Деревня, как деревня: колодцы, требища, идолы, здание сельсовета и красный стяг».
        Через пятнадцать минут он проехал через ворота, помахав на прощание, сидящему на вышке, Кузьмичу.

7
        Смена давно должна была явиться, но не являлась. Солнце раскаленным гвоздем, битым в зенит, яростным жаром поливало землю. Вокруг Ярилы барражировали маленькие тучки, но приблизиться к светилу боялись. Если божество не в духе, оно и испепелить может, даже дождичком благодатным, не успеешь на землю прыснуть.
        Кузьмич, давно расстался со своей старенькой «шинелкой», повесив её на перильца. Расстегнул, ворот гимнастерки и благодарно щурясь, подставил солнцу лицо, заросшее седой, трехдневной щетиной.
        В баньку бы, да березовый веничек в шаечку с крутым кипяточком, да кружечку кваску хлебного, на камушки горяченькие, чтоб дух хлебный до самых костей добрался. Эхма, жизь.
        Он капризно пощупал свой кисет.
        Самосаду чуть-чуть. Еще одну, до вечера, остальное на завтра. Карпенко пусть палец сосет.
        Сильные и желтые от табака пальцы, стали скручивать сигаретку.
        На западе, со стороны леса, поднялось легкое облачко пыли. Кузнец прищурился - уж не конница ли? Он посмотрел на висевший, над головой колокол. Сунул сигаретку за ухо. «Как они кличутся, степняки?»
        - Эй, добрый человек, не хочешь ли водицы колодезной испить? - крикнули снизу.
        Кузьмич перегнулся через перила. Возле башни стояли трое древних, длиннобородых старца. «Старейшины? Чего их черт принес?»
        Один из стариков держал с мокрыми запотевшими стенками.
        - Спасибо, - Кузьмич оглянулся на клубящееся возле леса облако. Ему показалось, что в нем что-то блестит. - Скажите, любезные, а степняки со стороны леса нападают?
        - Что ты, милый, на то они и степняки, что со степной стороны налететь, аки тати, могут.
        - А, вот возле леса какие-то люди объявились, - сказал Кузьмич, теперь он точно мог разглядеть в пыльном облаке вооруженных древнерусских всадников. Блеск шел от их доспехов и вооружения.
        Внизу рассмеялись.
        - Нечай, к нам князь с дружиной пожаловали.
        Кузьмич оглянулся на стариков.
        - Какой князь? - сердце застучало часто и тревожно.
        - Ясно, какой, Мстислав Черниговский и Тмутараканьский. Он полки собирает, хочет на касожцев идти, против разбойника Радеди. Ведь этот разбойник набеги аж под саму Тмутаракань учиняет.
        Кузьмич посмотрел на колокол и потянул к нему руку.
        - Зачем звонить, добрый человек, ведь то наши люди, наш князь едет.
        - Комиссара предупредить надо, - Кузьмич посмотрел на старейшин, облизал пересохшие губы. Он до конца, не мог поверить, в то, о чем раньше ему рассказывал Студент. Влипли, здорово влипли, мать моя женщина, роди меня обратно. Неужели это правда?
        Три пары синих глаз впились в лицо Кузьмича, поймали его испуганные, затравленные глаза. Рука солдата медленно опустилась, так и не дотянувшись до колокола. Колдуют, - мелькнула испуганная мысль.
        - Закрывай глаза, добрый человек, закрывай. Тебе отдохнуть надо. Спи. За комиссара не бойся, ничего с ним не будет, с ним князь говорить хочет. Спи, добрый человек, спи… - наплывали, окутывали Кузьмича ласковые, сердечные голоса.

«Ну и посплю…» Кузьмич покачнулся и медленно сполз на деревянный пол башенки.
        Издалека доносилось конское ржание, бряцанье оружия, радостные крики с полей. Люди оставляли поля и бежали в сторону поселка.

8
        Возле лога Юлиан спешился и повел коня в поводу.
        - На-ка, Соколик мой, хлебушка, - мягкие губы приняли с ладони черную краюху. С любопытством и опаской, Юлиан начал спуск в овраг. С двух сторон его окружал густой кустарник и пробивали, свою дорогу к солнцу, молодые деревья. Спуск в овраг, совсем не походил на тот, в который они когда-то спускались с сыном мельника, пересекая мрачные тени, гигантских дубов. Здесь же, можно было рассмотреть синее небо над головой, в светлой зелени горели паутинки солнечных лучей.
        - Тебе не страшно, Соколик? - Юлиан ласково погладил коня по шее. Конь презрительно фыркнул.
        - Мы обязательно с тобой подружимся. Хочешь еще хлеба? - Юлиан вынул из холщовой сумки, перекинутой через плечо, ржаной ломоть и протянул его коню. Тот с благодарностью слизнул с руки подарок.
        - Мне тоже не страшно. - Юлиан пошел вперед, продолжая держаться настороже, зорко оглядываясь по сторонам. Появление багрового тумана, в его планы не входило. Вокруг светлый, спокойный полумрак, никаких каменных истуканов и каменных плит… Лес как лес, овраг, как овраг. Он поднял с земли травинку и прошлогодний лист. Понюхал - ничего потустороннего, запах серы отсутствует. Багровый туман не имел запаха, но и этот овраг не похож на заклятое место.
        Через несколько десятков метров овраг закончился пологим подъемом.
        - Это не тот овраг, - сказал Юлиан, обращаясь к Соколику. Конь, соглашаясь, махнул хвостом и склонил морду к сочной зеленой траве.
        - Тогда где же мы будем искать этот треклятый Губернск? Что скажем комиссару? Ведь он нам не поверит. В этом мире еще нет Губернска, но уже есть Киев, Новгород, Чернигов, Тмутаракань. Ужас. - Юлиан, оставив коня, лакомиться травой, медленно поднялся наверх, обогнув высокие кусты, вышел на широкую, круглую поляну. За спиной затрещали ветки. Соколику не понравилось, что его оставили одного, а на поляне, была такая же, сочная и вкусная трава. Соколик положил голову на плечо Юлиана.
        - Не этой дорогой мы приехали из Матвеевки. Есть шанс, что мы заблудились? Нет, такого шанса нет, мы в прошлом, поэтому и овраг такой маленький и лес такой светлый и молодой. Значит это возможно?
        Юлиан вышел на поляну, широко раскинул руки и улыбаясь, обратился к внимательно слушающему Соколику.
        - Знаешь, если это действительно так, то я согласен остаться здесь навсегда. При Ярославе, Русь еще больше окрепнет и самое главное, мне начинает здесь нравится. Ничего страшного, что это время еще не имеет своих колхозов, сельсоветов, никто не слышал и не знает о Ленине и комиссарах Совнаркома.
        С противоположной стороны поляны раздвинулись кусты и показалась Устя с подружкой, держащей за руку конопатого карапуза.
        - Ты что, здесь делаешь? - удивилась девушка.
        - Искал дорогу домой, - Юлиан широко улыбнулся.
        - Нашел?
        - Нашел.
        - Почему с тобой мой конь? - спросила Устя. - Соколик, Соколик, - позвала девушка. Конь заржал и радостно понесся к хозяйке. Устя легко вспрыгнула в седло и теперь смотрела на Студента сверху вниз.
        - Комиссар дал, - краснея, пробормотал студент.
        - Но ведь это мой конь, разве, твой комиссар имел право его давать тебе? - возмутилась Устя.
        - Я выполнял приказ, - попробовал защититься Юлиан.
        - Выполняй. Можешь искать дорогу домой без моего коня. - Устя нежно перебрала длинную, шелковую белую гриву.
        - Это боевой, богатырский конь, - с гордостью сказала она.
        - Устя, мы пошли, - объявила молчавшая до сих пор подружка и поволокла меньшого братца в сторону оврага.
        - Ответь, Устя, этот овраг, у вас не пользовался дурной славой?
        - Раньше нет, но после вас, теперь будет. Нечисть любит скрываться по темным углам.
        Юлиан ничего, не ответил, пошел в другой конец поляны, пытаясь узнать, нет ли там другого оврага.
        - Ой, обиделся, - девушка объехала его на коне, спрыгнула на землю, пошла рядом, отпустив Соколика пастись.
        - Я не нечисть и не леший.
        - Ты на него не похож, - Устя рассмеялась, но тут же прикрыла рот ладошкой. - Хозяина лучше в лесу не поминать.
        - Какого хозяина?
        - Да, лешего, - шепнула Устя.
        - А, ты боишься? Лешего боишься? Леший! - заорал Юлиан. Девушка зажала ладонью рот.
        - Тише ты, кто в лесу кричит, глупый?
        Юлиан постарался освободиться от Устиной ладони. Их руки стали бороться, на миг их лица сблизились. Юлиан серьезно посмотрел на девушку и тихо сказал:
        - Со мной ты можешь ничего не бояться.
        - Ничего? Ты такой великий богатырь?
        - С тобой и для тебя - великий.
        - Тогда зачем дорогу домой искал, бежать хотел?
        - Я не для себя искал, для комиссара. Я решил здесь остаться. - сам не ожидая от себя такого поступка, Студент притянул к себе девушку и неожиданно поцеловал. В какой-то миг, Устя потянулась к нему, чтоб потом с такой силой толкнуть, что Юлиан не устоял, опрокидываясь навзничь.
        Устя улыбнулась:
        - Тоже мне, защитник, устоять не можешь.
        Юлиан подниматься не спешил. Сорвав травинку, перекатывал ее во рту, смотрел снизу вверх на девушку.
        - Устя?
        - Что?
        - Ты очень красивая девушка. Хочешь, я прочту тебе стихи?
        - Что?
        - «Я вас люблю, чего же боле, что я еще могу сказать, теперь я знаю, в вашей воли меня презреньем наказать, но вы, к моей несчастной доли, хоть каплю, жалости храня, вы не оставите меня…»
        Девушка зачарованно опустилась на колени, слушая, такую странную, с необычным ритмом, песнь сказителя. Юлиан закрыл глаза, боясь сбиться, так близки были светлые янтарные глаза девушки.
        В лесу, совсем рядом, послышалось конское ржание, звякнуло железо. Соколик навострил уши, оторвался от травы и подняв голову заржал в ответ, среди культурных лошадей, принято здороваться.
        Очарование пушкинской поэзии исчезло, Устя кинулась к Соколику, Юлиан, кинулся за ней. Поздно, их заметили. На поляну выезжали вооруженные, рослые всадники, ничего общего не имевшие с разбойными степняками. Легкие, светлые кольчуги переливались на солнце, на головах - остроконечные шишаки, с острой, делающим лицо строгим, стрелкой, над переносицей.
        - Вот один из них! - закричал высокий всадник, голосом десятника Вакулы.
        - Не бойся, это дружина Мстислава, - шепнула Устя.
        - Я не боюсь, - Юлиан сделал несколько шагов навстречу всадникам, немного сожалея о том, что берданка осталась дома.
        - Уже с нашими девушками гуляете, ироды проклятые? - Вакула спешился и направился к Студенту.
        - Давай руки, вязать буду.
        - Ты ушел не вязанным, вот и мои не тронь.
        Окружившие их со всех сторон дружинники, весело загоготали.
        Вакула покраснел, сердито нахмурился.
        - Сам не хочешь, силой свяжу. Тати-разбойнички.
        - Я не тать и не разбойник.
        - Вакула, он тебя на бой вызывает, - смеясь, воскликнул один из всадников - широкоплечий, молодец с длинными русыми волосами, зачесанными назад, ухоженными каштановой бородкой и усами. В левом ухе, алым пламенем ночного уголька, переливалось кольцо с рубином.
        - Видишь, даром что чужеземец, а не из робких, не хочет, чтоб ты ему, при всех другах, руки вязал. - Богатырь широко улыбнулся, подмигнул десятнику. - Бери его, Вакула. - Взгляд обратился к Усте. - А, ты, краса ясная, как с ним оказалась?
        - Я ягоды собирала, там, в кустах, корзинка стоит.
        - Пошла девица по ягоды, - дружинники стали перешучиваться и забыли о девушке, их внимание привлек, готовящийся к единоборству с чужаком, Вакула. Надеялись, что десятник повеселит, князя и дружину, так как исход единоборства, был заранее предрешен. Вакула-богатырнь принадлежал старшей дружине князя, а там хилых людей не было.
        В университете, где учился Юлиан, уроки физического воспитания и культуры, вел бывший цирковой борец-манежник, атлет, Василий Иванович Уланов. Он говорил абитуриентам: «Классический стиль борьбы, господа-студенты, прекрасен, когда вы боретесь с таким же господином-джентльменом, на манеже или в гимназии. Но представьте следующую картину, когда вы не в трико, а во фраке, прогуливаетесь с дамой по тенистой аллее, мило разговариваете и кушаете эскимо. И в ответственный момент, когда вы готовы предложить своей даме руку и сердце, на вас нападают хулиганы или разбойники, которых, в наше время, вы знаете и без меня, предостаточно. На улице всякое может произойти, когда они полны дезертиров, пьяных матросов, да мало ли. Как обычно, у не джентльменов оказывается нож. Грозное оружие, перед которым, может спасовать и джентльмен, оставить даму и обратиться к великому стыду, в бегство. Господа, сегодня я покажу вам, несколько остроумных приемов, которые в свою очередь мне предложил, один мой друг, занимающийся, нынче модной борьбой, известной, как джиу-джитсу. Господин Сидоров, будьте любезны, подойдите ко
мне».
        Вакула бросил на траву широкий пояс с мечом, скину через голову шелестящую кольчугу. Остался стоять в длинной белой рубахе с широкими рукавами. Он засучил рукава, обнажая широкие мускулистые руки. Пригладил волосы на голове, улыбнулся друзьям и князю.
        - Ну, что чужеземец, на кулачки?
        - Как тебе сподручнее, - спокойно ответил Юлиан. Он не сделал никаких приготовлений, остался стоять на месте, насмешливо глядя на десятника.
        - Только не забей его, Вакула, - предупредил широкоплечий молодец с серьгой.
        - Проучу легонько, - буркнул Вакула, шагая вперед и делая замах рукой.
        Никто не понял, что случилось потом. Юлиан ужом нырнул под руку десятника, перехватил руку возле кисти, крутанулся на пяточках и шагнул вперед. Вакула поднялся в воздух, пролетел над его плечом и звучно шлепнулся на землю.
        На поляне воцарилось недоуменное молчание. Десятник, кряхтя, стал подниматься, на его лицо страшно было смотреть, такой злобой налилось оно.
        - Хватит! - властно бросил широкоплечий молодец, заметив перемену в настроении бойцов. - Хватит! - повторил он изготовившемуся к прыжку десятнику. Юлиан с безразличным видом стоял в стороне, словно, поединок его не касался.
        - Молодец юноша, мне такие нужны будут, в походе на Редедю. Много вас в поселке?
        - Трое остались.
        Всадник выпрямился в седле, грозно посмотрел на одевающегося Вакулу.
        Десятник развел руками.
        - А что я говорил, княже?
        Молодец посмотрел на Юлиана.
        - Знаешь, кто я?
        - Догадываюсь.
        - Кто?
        - Князь Мстислав Владимирович.
        - Верно, а где твое огненное копье?
        - Ружье? Я не брал его с собой.
        - Странное и невиданное в наших краях оружие. Откуда вы прибыли?
        Юлиан беспомощно оглянулся на Устю, прося совета.
        - Издалека они, княже.
        - Из какого далёка, девица? В каких далях мы еще не бывали? - Мстислав игриво улыбнулся, встряхнул копной русых волос.
        - Дедушка говорит, что пришли они из другого мира, из неизвестного царства-государства.
        - Из тридевятого, что ли? - хмыкнул князь. - Значит, они ворожбой занимаются, кудесники?
        - Красноармейцы мы, - отозвался Студент. Ситуация показалась настолько нелепой и комической, напряжение от схватки отпустило, что он не выдержал и захихикал.
        - Хорошо, пусть так и будет, - князь нахмурился. - Полезай на коня, бери к себе девицу и в поселок. Там разберемся, кто вы такие и какую смуту сеете в моих землях…

9
        Небольшой отряд Мстислава, около сотни сабель, или мечей, аки соколы, влетели в поселок, ринулись к центральной избе, превращенной «кудесниками» в сельсовет.
        Люди на полях, бросали свои дела, торопились в поселок, предвкушая скорую развязку но, не зная, кто окажется сильнее: князь-надежа или чужеземцы. Все знали о крутом нраве Мстислава, но все, так же убедились, что нрав, у человека которого кличут комиссаром, носящим странный головной убор, с черно-золотыми ленточками, не менее крутой, а то и покруче. Тем более он знал, комиссар, столько чудных и непонятных слов что, вероятно, умел ворожить по черному.
        Юлиан, больше всех боялся неадекватной реакции Максима Строгова, тот в любую минуту мог достать маузер и начать палить, во всех, кто подвернется. Ни к чему хорошему, это не приведет. Юлиан, даже, предупредил князя, что комиссар ни на какие переговоры не пойдет, и упросил князя, от греха подальше, надеть кольчугу.
        Интересно если комиссар пристрелит Мстислава, изменится ли история? Вдруг именно с Малых Тмутараканей, начнется строительство нового светлого будущего, ремесленников и крестьян? - думал Студент.
        Дружина князя быстро и деловито окружила здание сельсовета. Комиссар стоял на крыльце, с маузером наготове, хмуро разглядывая названных гостей. В зубах, была решительно зажата ленточка бескозырки.
        За спиной, стоял бледный Карпенко, прижимая к груди карабин. Его глаза безумно блуждали по спешившимся всадникам. Внезапно он увидел Студента и рядом с ним девушку. Они стояли в стороне, возле высокого широкоплечего мужика, отдававшего воинам приказания. Карпенко нагнулся к Максиму.
        - Ты видел, это Студент их привел, предатель.
        Максим не отвечая, кивнул головой.
        Круг дружинников распался, вперед вышли князь и Юлиан, за их спинами встал десятник Вакула, вооруженный луком.
        - Что, Студент, в контрреволюцию перешел? - Максим выплюнул ленточку. - Тонка, оказалась, твоя вшивая интеллигентская косточка.
        - Я пленил твоего гонца в лесу, - сказал Мстислав. - Предлагаю обойтись без кровопролития, сдавайтесь.
        - Мы можем помочь вам вернуться домой, - рядом с князем объявился длиннобородый старец-волхв.
        - Пусть сдадут оружие и убираются, - милостиво разрешил князь.
        Повторялась сцена, разыгравшаяся вчера.
        - Это ты - недобитый князь? - насмешливо спросил Максим. Теперь он все понимал - этот недобиток, подстрекал крестьян не вступать в колхоз и мешал, торжественному шествию Советской власти. - В любом случае, нас так просто не возьмут, - шепнул Максим Карпенко, стараясь поднять у солдата революционный дух. Кроме холодного оружия, у них ничего нет.
        - Ага, - потухшим голосом отозвался Карпенко, внутренне завидуя перебежчику Студенту. - Интересно, что случилось с Кузьмичом, - шепнул он Максиму. - Может, он уже пал во имя революции?
        - Может, и пал, - Максим оскалился и широко расставил ноги, готовясь дать бой. - Двоих, троих положим, остальные сами разбегутся.
        - Товарищ, комиссар, вы не понимаете, - Юлиан шагнул вперед, на плечо легла тяжелая длань десятника.
        - Не спеши, чужеземец.
        - Что я не понимаю то, что ты предал дело революции и своих боевых товарищей? - процедил сквозь зубы Максим.
        - Разве ты не видишь, - Юлиан показал на князя и его дружину, - это все древнерусские воины, вернее, они сейчас современнее нас. Мы оказались в прошлом, в одиннадцатом веке. Я пробовал найти дорогу в овраг, её не существует.
        - Слышишь, Карпенко, от страха он сошел с ума.
        - Это вы сошли с ума. Неужели вы не видите очевидного? Посмотрите на этих людей и на себя. Никто не знает ни про революцию, ни про радио, ни про войну с Германией.
        - Мы можем вернуть вас обратно, в ваш мир, - повторил старец. - Потребуется вся наша сила, но мы готовы отослать вас обратно.
        - Нет, Карпенко, посмотри на них, они все сошли с ума.
        Карпенко молчал, зубы свело, и подбородок мелко трясся, сейчас, он с удовольствием оказался бы дома, возле ворчливой жены и тещи, пьяного тестя.
        - Ты прав, волхв, это странные люди. - Мстислав посмотрел на старца.
        Комиссар презрительно рассмеялся.
        - Эй, князь, ты прав крови не надо, поэтому сейчас, я отпускаю тебя живым, чтоб ты хорошо подумал. Советую с бандой явиться в Губернск и сдать оружие, тогда вы все попадете под амнистию. Я попрошу трибунал, если за тобой не так много крови, заменить расстрел высылкой в Сибирь, пойдешь по следам декабристов. Будешь лес валить для народного хозяйства.
        - Я не понимаю, что он говорит, - Мстислав покачал головой, - но мне это все равно не нравится. - Он успел сделать несколько шагов в сторону крыльца.
        - Князь, стой! - закричал Юлиан, видя как, комиссар медленно поднимает руку с маузером. Студент метнулся вперед. Прогремел выстрел. Пуля отбросила Юлиана на руки Мстислава.
        На крыльце творилось невероятное. Карпенко зарычал, бросил карабин и обхватил комиссара, прижимая его руки и не давая стрелять.
        Максим успел несколько раз нажать на курок. Оба упали, скатились с крыльца. Матюгающегося Максима и рычащего Карпенко накрыла волна подоспевших дружинников.
        Мстислав, осторожно опустил Юлиана на землю, недоверчиво дотронулся до мокрого алого пятна, растущего на гимнастерке, под левым плечом.
        - Какой невиданный самострел, - пробормотал князь. Рядом опустились на корточки двое старцев. Студент, молчал, широко раскрыв глаза, и не понимая, что произошло, смотрел на князя.
        Князь разорвал гимнастерку, обнажая рану. Маленькая дырочка пульсировала, выталкивая густую алую кровь.
        - Он спас мне жизнь, вы можете, что-нибудь сделать? Помогите ему, - потребовал, чуть ли не крича Мстислав. Прижал к пульсирующей ране кусок гимнастерки.
        - Дедушка, деду, что с ним? - к раненому пробилась Устя.
        - Ничего страшного, пустяки, - слабо выговорил Юлиан, на губах заиграла бледная улыбка, он встретился с янтарным взглядом девушки и медленно прикрыл веки.
        Волхв отстранил руку князя, зажимающую рану, опустил сверху, свою пергаментную иссеченную морщинами и голубыми прожилками, белую ладонь. Губы задвигались в беззвучном шепоте. На ладонь волхва, легла еще одна старческая рука. Кудесники закрыли глаза, их лица застыли, словно тенью подернулись.
        - Кровь-водица, уймись, в свежей ране растворись. Рана-рана, затянись. Кровь-водица, уймись, рана-рана, затянись, - еле слышно, чуть покачиваясь, напевали кудесники, крепко прижимая ладони к груди Юлиана.
        У крыльца стоял Вакула, с удивлением рассматривая помятую поверхность шлема. В голове глухо шумело море-окиян, как после приличного удара палицей. Пуля срикошетила, ему повезло, как и всем остальным Пули комиссара, больше никого не достали. Двое дюжих дружинников, крепко держали Максима за руки. Под ногами валялась измятая бескозырка. Комиссар не обращал на такие пустяки внимания, яростно пожирая глазами, колотящегося, как в ознобе, застывшего в стороне, с открытым ртом, предателя Карпенко. Маузер и карабин лежали под ногами Петра Ивановича, люди князя косились на странное оружие, но не трогали, считая, что оно заговоренное и служит только чужакам.
        - Ну, Карпенко, Петр Иванович, спасибо братишка, вовек не забуду. Жив буду, из под земли достану, собаку.
        Под бормотанье волхвов, кровь, из-под ладоней, перестала течь. Грудь юноши мерно вздымалась, казалось, что он спит. Старики медленно убрали окровавленные ладони. Все увидели на месте раны лиловое, успевшее зарубцеваться, пятно-шрам.
        - Повезло, словно стрела насквозь прошла, ничего важного не задела. - Старик-волхв посмотрел на Устю, неожиданно улыбнулся. - Жить будет твой жених, внучка.
        - Он мне не жених, - покраснела Устя.
        - Ах, волхвы, ну чародеи, - присвистнул Мстислав. - Впервые такую ворожбу вижу. Спасибо, за спасение соколика, - князь поклонился волхвам.
        - Дедушка, пусть его отнесут к нам в дом, - жалобно попросила Устя.
        - Пусть отнесут, - усмехнулся старик в бороду.
        Несколько воинов князя положили не приходящего в сознание Юлиана на плащ и понесли за Устей к ближнему дому.
        Мстислав, взглядом проводил импровизированные носилки с раненным и направился к воинам, сдерживающим комиссара.
        - Пустите руки, без брони он не страшен.
        - Ты уверен? - Максим помассажировал запястья, сложил руки на груди, упрямо выпятил подбородок.
        - Уверен, - устало вздохнул Мстислав. - Что мне теперь с вами делать?
        - Будь уверен, я бы нашел, что с тобой делать. - Заверил Максим, ненавидяще глядя в глаза князю.
        - Я тоже могу тебя повесить, - Мстислав, правильно понял взгляд комиссара.
        - Да вот, волхвы мне сказали, что этого делать, как раз нельзя, мол, изменить историю, какую-то, можем. Можем или нет?
        - Я привык истории менять, - ответил Максим.
        - Я, нет.
        - Не верю словам твоим поганым.
        - Что может тебя заставить поверить?
        - Не смеши, - Максим злобно рассмеялся. - Поздно или рано тебя с твоей бандой поймают и расстреляют. Будь уверен. Ваша печенка спета.
        Подошли пятеро длиннобородых старцев. Видно, такая борода была отличительным признаком принадлежности к профессии волхвов.
        - Он ничего не хочет понимать, - пожаловался князь.
        - Он боится, - ответил один из старцев.
        - Сегодня мы отправим их обратно.
        - Туда откуда они пришли.
        - Сумеете?
        - Всем миром сумеем.
        Мстислав с любопытством посмотрел на Максима.
        - Расскажи мне о своем мире, как вы там живете? Кто в Киеве княжит? Может, Мстиславовичи? - князь улыбнулся.
        Максим молчал. Он не знал, что сказать этим людям, все они убеждали его в том, что не могло, согласно всем законам диалектического материализма, с ними произойти. В это жутко поверить. Студент что-то говорил про одиннадцатый век. Но, если это правда, как заманчиво покончить со всем мировым буржуйством, еще в одиннадцатом веке. Повести этих людей за собой, внушить им светлые идеи мирового господства пролетариата, когда нет ни богатых, ни бедных, все равны, все люди-братья.
        - Я хочу, чтоб меня все слышали, - глухо заговорил комиссар. Глаза разгорелись. Вздернув подбородок, он миролюбиво посмотрел на князя и волхвов. - Слушайте, о великом и светлом будущем…

10
        Кузьмич, зевая, открыл глаза, торопливо огляделся по сторонам. Пошарил рукой по полу.
        - Вот дела, уснул я, что ли? И винтарь, гады сперли. - Он посмотрел на небо, явно перевалило за полдень.
        - Карпенко, как всегда запаздывает, значит, комиссар опять чудит. - Кузьмич резво поднялся, выглянул наружу. В поле никого не было. Несколько подростков гнали от реки стаю гусей и уток, рассекая воздух ивовыми прутьями. По дороге к поселку направлялось мычащее коровье стадо, сопровождаемое двумя подростками и старым пастухом, профессионально щелкающим длинным бичом.
        - Сколько же я спал? - Кузьмич вновь задрал голову, щурясь на солнце. До заката далеко, но светило, начали окружать со всех сторон темные облака, к ним на воссоединение, с восточной стороны, спешила еще одна, черная туча, скрывшая воловину неба. Иногда в ней пробегали огненные зарницы, но грома слышно не было.
        Коровы, протяжно мыча, оповещая хозяек, чтоб они готовили ведра и корыта, для дойки, степенно прошли под воротами. Два раза пистолетными выстрелами хлопнул бич пастуха.
        - Пошевеливайтесь, телки недоенные…
        - Служивый, молочка парного не хочешь? - окликнул Кузьмича, подросток, один из помощников пастуха. В руках он держал глиняную крынку.
        - Спасибо, одни уже напоили водичкой, - пробормотал, спускаясь, Кузьмич.
        - Спасибо, сынок, - Кузьмич принял крынку и с жадностью стал пить теплое молоко. - Ох, вкусно молоко. Спасибо, - он отдал крынку, вытер рыжие усы.
        - На здоровье, служивый.
        - Сынок, а куда все подевались?
        - Ты разве не знаешь? На вечевой площади, байки твоего десятника слушают.
        - Что опять? - Кузьмич поморщился.
        - Его князь попросил.
        - Какой князь? - Сразу вспомнилось пылевое облако у леса и блеск оружия, не зря старики ему зубы заговаривали.
        - Наш князь, Мстислав Владимирович. - Мальчик посмотрел на небо. - Пойду я, скоро дождь будет.
        - Еще раз спасибо, сынок. Иди, конечно. - Кузьмич мелкой трусцой, обогнав подростка, побежал в сторону площади.
        Кузьмич увидел ораторствующего на излюбленном колодезном срубе комиссара. Вытянув кулак с зажатой бескозыркой, Максим толкал пламенную речь о революции в массы.
        - И тогда, рабочий класс, во главе с вождем пролетариата, Лениным, сверг буржуев, продажных министров Керенского и генералов. Кто был никем, стал всем. У нас были трудные годы, ничто без борьбы не получится и враги, не отдавали за просто так свою власть. Была гражданская война. Буржуям помогала Антанта, весь буржуйский мир, но в конце концов, после тяжелых кровавых боев мы выстояли и победили. Сейчас строим новый мир, в котором все равны. Мир рабочих и крестьян во главе с такими замечательными товарищами, как Ленин, Троцкий, Калинин, Сталин и многие другие. Строим мир для себя, без богатеев, графов и князей. Строим школы, электростанции, новые фабрики и заводы. Строим новый мир, великое будущее.
        - Значит, богатых у вас нет? - крикнул кто-то из обступившей комиссара толпы.
        - Нет, дорогие товарищи, все равны.
        - Жаль, уж лучше, не было бы бедных.
        - Ленин теперь на киевском столе сидит?
        - Он в Питере, я же говорю, нет у нас княжеских столов, упразднили. Народ никто не угнетает и не эксплуатирует, я же говорил вам. Зачем вам попы и князья, вы будете свободными людьми!
        - Но ты, то же притеснял нас, заставлял вступать в колхоз!
        - Для вашего же блага. Всем вместе легче вести одно хозяйство, гораздо дешевле и экономичнее.
        - Кому тяжело, помощи у рода попросит, разве кто откажет? - возразили из толпы - Мы в беде никого не оставляем.
        - Тогда зачем вам князя с дружиной кормить? Гнать их в шею надо! - выкрикнул Максим, рубя воздух кулаком с зажатой в нем бескозыркой.
        - Не князя кормить, так разбойников степных.
        - Ты сам, наших коней переписывал.
        - И коров!
        - Кони для красноармейцев, для уничтожения кулацких банд.
        - А ты растил их, кормил?
        - Сами вы дармоеды!
        - И меня напрасно хулишь, - вступил в спор князь. - Я и дружина моя животы своих подданных обороняем, хозяйство защищаем. Кто за них первый в бою костьми ляжет - я и моя дружина. Правду ли я говорю?
        - Правду!
        - И предков своих чтим!
        - Советская власть отменит все религиозные институты, это для отсталых и безграмотных, как опиум. Советская власть вам даст трактора для полей. Слышали про железного коня? Мы проведем в деревню электричество, хватит вам вечера коротать при лучине.
        - Как же вы проведете, если пришли из другого мира?
        Максим смутился. Вот блин, занесло, не о том им говорить надо.
        - И у нас народ правит, все вместе решаем, на вечевом собрании! - выкрикнул под предупредительным оком жены бывший председатель несозданного колхоза Мята Буй.
        Максим покачал головой.
        - Теперь я верю, не моё это время, несознательные вы элементы, не подготовлены принять великие идеи революции. Для вас же стараемся. Ведь в будущем, победа будет за нами, за такими, как мы. Подумайте над этим. Зачем ждать восемьсот лет?
        - Мы не ждем. Не любо нам вступать в колхоз, - закричала толпа.
        - И власть твоя не люба! Уходи! Уходи комиссар!
        Максим сплюнул, спрыгнул со сруба.
        - Твоя, князь, взяла, но знай не надолго, всего на восемьсот лет.
        - Не плюют у нас на матушку землю, грешно, - ответил Мстислав.
        - У нас в богов не верят.
        - Вот и плохо, вера к добру ведет, а без веры… Без веры в себя веру потеряете. Землица русская, для нас самая главная святыня, как мать родная, поэтому и прозвана Родиной.
        - Не учи своему высокоблагородию, ненавижу.
        - Ты помолчи, ведь и мое терпение не безгранично.
        Комиссар и Мстислав обменялись ненавидящими взглядами.
        - Ну, что волхвы, готовы ли вы, пора гостям и честь знать, - обратился князь к старцам. - Люди устали, - он посмотрел на небо, - Вижу, что сам Перун гневается, гроза будет.
        - Мы её и позвали, - усмехнулся один из старцев. - Такое без поддержки богов не сделаешь.
        - Что с тем юношей?
        - Уже оклемался. В доме у Руха сидит, шибко ему внучка волхва понравилась.
        Стоящий среди старцев Рух покачал головой.
        - Пара хорошая, но он должен уйти.
        - Действуйте, чародеи, - приказал Мстислав.
        Чародеи начали действовать…
        Длинная процессия потянулась через ворота. Впереди шли пятеро старцев-старейшин, опирающихся, на высокие дубовые посохи, обвитые ветками омелы. За старцами, окруженные дружинниками: Кузьмич, Карпенко и Максим. Юлиан временно, прощаясь, шел в середине процессии, рядом с Устей и князем.
        - Товарищ князь, ну почему мне нельзя остаться? - раненная рука почти не болела. На рану была наложена чистая белая повязка с какой-то сильно пахучей травой. В другой руке Студент крепко держал ладонь девушки. Сейчас, когда ему казалось, что он нашел для себя все то, о чем бессознательно мечтал всю жизнь, возвращение для него казалось хуже смерти. Он полюбил этот странный новый старый мир. Может, и время неспокойное, а когда оно спокойное и безопасное? Главное, что он чувствовал себя в нем не лишним, своим и даже нужным, хотя бы Усте и, возможно, спасенному князю. История сохранена. Но главное другое - ему нравился спокойный, размеренный быт этого поселка, доброжелательный, добродушный характер людей, выглядевших чистыми, архаичными и незапятнанными, по сравнению с людьми нового времени, когда уже не сами люди, а пробужденный ими к жизни прогресс заставлял, наяривал, погонял, хотят того гегемоны-люди или нет, двигаться вперед. Вроде стали жить дольше, но и быстрее. Революции, войны, социальные потрясения, катастрофы, ломка старого, строительство нового времени, новые погони за новыми религиями, за
новыми - а такие ли они новые? - идеями. Угнетало не только это, Студент подозревал, что если у Строгова сохранится память, то в лучшем случае, что их ждет (в частности, его и Карпенко, вина Кузьмича перед революцией не доказана) - это революционный суд. Их поставят перед трибуналом и товарищ Шарапов огласит приговор - виновны. Исключат навечно из списков в кандидаты коммунистов и поставят к стенке. Может, сам комиссар скомандует: «Огонь!!»
        Но сейчас, когда рядом с ним шла девушка и он держал в своей руке её, об этом и думать не хотелось. Ведь оставалось совсем немного. Надо насмотреться в эти янтарные глаза, запомнить эту добрую улыбку, её голос…
        - Не я решаю - волхвы, - ответил князь. - Но ты можешь попробовать, если багровый туман тебя выпустит.
        - А, вы князь, не хотите наш век навестить? - пошутил Юлиан.
        - Нет, уж лучше вы к нам. Волхвы обещали навсегда запечатать эти ворота.
        - А как получилось, что они открылись для нас?
        - В очень древние времена там было капище, уж и не знаю, какому народу оно принадлежало, - освещала вопрос Устя как внучка чародея, - но это было еще до готов и антов. Может, таврам, только на этом капище совершались человеческие жертвоприношения. Очень злое и нечистое место. Старейшины так и не смогли уничтожить темное пятно, которое там живет.
        - Какое темное пятно?
        - Проход в другие миры, иногда, даже мой дедушка не знает когда, он может открыться. Помните, князь, дракона, которого лет восемьдесят назад одолел в этих местах Добрыня?
        - Сказ про змея и богатыря Добрыню? - усмехнулся Мстислав.
        - Так это здесь произошло. Через те ворота к нам попал этот дракон. Но сегодня это место очистится и благодаря тебе тоже, - Устя посмотрела на Юлиана.
        - Почему?
        - Ты ведь будешь пробовать остаться?
        - Конечно! - с жаром воскликнул юноша.
        - Значит и ты будешь биться за то, что проход был запечатан.
        - Буду, останусь ли я для вас чужаком?
        - Нам ты не чужак, - ответил князь, хлопая Студента по здоровому плечу. - Если вернешься, пойдешь в мою дружину, десятником назначу. Ловко ты повалил Вакулу, по тебе не скажешь, что крутой молодец. Покажешь мне свой хитрый прием?
        - Обязательно.
        - Князь, зачем ему в дружину, пусть остается в деревне, - вмешалась Устя.
        Мстислав рассмеялся.
        - Красавица, слишком рано для такого молодца о печи да о женитьбе думать. Пусть повоюет за землю Русскую, пусть заболеет новой Родиной. Как думаешь, Юлиан?
        - Для меня Родина не новая. Хочешь, оставь меня здесь десятником?
        Князь нахмурился.
        - Хитрец. Ты еще испытания не прошел, пройдешь, будет видно.
        - Пройду, - пообещал Юлиан, только не князю, а девушке.
        Процессия остановилась на холме, перед редким подлеском. За ним, метров через сто, начинался спуск в проклятый лог. Сейчас это был не такой уж, глубокий и большой овраг.
        Поселяне и дружинники вытянулись в цепочку, крепко взяв друг друга за руки. Вперед вышли пятеро старейшин-волхвов.
        Не ко времени стемнело. Темные, низкие тучи заполнили собой небо. Иногда сверкали молнии, начинал глухо ворчать гром, но дождя все еще не было.
        - Сам Перун пришел, слышь, как грохочет, гневается, - шептали люди.
        Началось чародейство. В центр стал волхв Рух. С четырех сторон его окружили другие волхвы, правильно сориентировавшись по сторонам света, положили правые руки ему на плечи. Воткнули посохи, перед собой в землю, держась за них левыми руками.
        Устя привлекла к себе Юлиана, быстро его поцеловала и подтолкнула к стоящим, перед старцами сослуживцам.
        - Иди, если сможешь, возвращайся, я буду ждать тебя, - быстро прошептала она.
        Мстислав поймал ее руку, крепко сжал в своей ладони. С другой стороны, это повторил Вакула.
        - Иди, Юлиан, - приказал князь, видя колебания юноши.
        - Иди, я буду ждать тебя, - кивнула головой Устя.
        - Я вернусь. - Юлиан присоединился к троице.
        Они стояли, как на судилище, лицом к волхвам и вытянутой живой цепочке людей. Сотни глаз были направлены на них, от этого делалось как-то неуютно, стыдно и страшно. Холодный озноб пробегал по спинам, заныли суставы.
        - Теперь, можете идти, - сказал Рух, - желаем счастливого пути.
        Волхв, держась двумя руками, поднял к нему свой посох. Зигзагообразная молния, змеей пронеслась в тучах, впилась в посох. Гром не ударил, сильный порыв ветра, налетел на старика, разметал его седую бороду. Молния должна была его испепелить на месте, но волхв стоял, не пошелохнувшись, словно ничего не произошло. Вот только глаза старика изменились, чужими стали, налились слепящей синевой, в которой уже ничего не отражалось. Эти глаза принадлежали не человеку, а другому существу, верно, и впрямь Перун вселился.

«Чужаки» отпрянули в испуге от преобразившегося старца.
        - Быстрее бегите в лес! - закричали из-за спины Руха волхвы. - Иначе вас испепелят молнии. Люди! Направьте свои взгляды на посох Руха! Ни о чем не думайте, освободите свои головы.
        И неожиданно посох Руха вспыхнул. Он не загорелся, а засиял, словно в его руках была небесная, живая и пульсирующая, молния.
        - Бегите! - предостерегающе закричали волхвы чужакам, парализованным тем, что они видели.
        - А, я?! Что мне делать? - Юлиан бросился к Руху, но непонятная сила отшвырнула его назад, как молотом в грудь ударила. Кузьмич успел подхватить кричащего от боли, падающего Юлиана.
        - Бегите, эта сила убьет вас, вы не защищены, бегите в лог, - вновь прокричал один из волхвов.
        - Скоро откроется дорога в ваш мир, - поддержал его другой.
        - Но, я не хочу возвращаться, - прохрипел Юлиан, с трудом ловя ртом воздух.
        - Когда закроются ворота, если удержишься, вернешься, - прошептал Рух, невидяще посмотрел на Студента. От такого взгляда, тому стало жутко.
        Небо раздраженно зарокотало, теперь, по нему непрестанно проносились огненные всполохи. Кузьмич подхватил Студента и потащил его в сторону оврага. Юлиан больше не сопротивлялся. Им обоим было страшно, такие глаза, как у Руха, убить могут, испепелить на месте. Далеко впереди торопливо шли комиссар и Карпенко. Порыв ветра донес до них голос Максима: «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает».
        За их спинами один из волхвов стал подкидывать в верх заговоренное оружие и небесные стрелы метко разили их, направляемые посохом Руха. Последним вспыхнул, навсегда исчезая, именной маузер комиссара. Раздался оглушительный страшный рев небесного отца - Перуна. Порывы ветра поменяли направление и стали с силой подталкивать четверку чужаков в спины.
        Комиссар и Карпенко скрылись в овраге.
        - Кузьмич, погоди, отпусти меня. Слышишь, стой, я не хочу дальше идти.
        Рядом ударила молния, громче пророкотал гром. Юлиан запрокинул голову. Творилось что-то непонятное, молнии переплетались внутри громовых туч; десятки, сотни, извивались словно змеи, иногда тянулись к сверкающему посоху Руха. Над оврагом появился огромный, святящийся и извивающий огненный клубок, чем-то напоминающий гигантское морское чудовище. Огненный спрут пытался дотянуться своими щупальцами до низких деревьев и кустарника, но ему мешал дотронуться яркий белый луч, бьющий из посоха чародея. Это он, словно пастух, сбивал сверкающие молнии в огромный, пульсирующий, болезненный для глаз, огненный шар. Небо возмущенно роптало, с каждым разом громче и громче, набирая гневные обертона.
        - Шаровая молния. Гигантская шаровая молния, - потрясенно прошептал Юлиан.
        - Она убьёт нас на открытом месте. Уходим. - Кузьмич потянул Студента, не переставая повторять: - Уходим, уходим…
        Протащил сопротивляющегося юношу к краю оврага.
        - Нет, пусти меня!
        - Ты умереть хочешь или вернуться? Тебе ясно сказали убраться с поверхности. - Кузьмич дернул Студента, оба оступились и покатились по склону в низ.
        На дне оврага не было ветра, стояла подозрительная тишина, такая, что в ушах звенело, словно кто-то предупредительно накрыл овраг гигантской ладонью. Странно, если учесть, что на верху стонали и трещали молодые деревья, порывы ветра гнули кустарник к земле, рокотал гром.
        Овраг заливал слепящий, яркий, белый свет, который испускал гигантский шаровой клубок.
        До Юлиана донеслись голоса Карпенко и комиссара.
        - Нет, в чем ты меня обвиняешь, в предательстве? Комиссар, не смешите людей, кто поверит, что ты пытался создать колхоз в 11 веке? И ты и я, все мы будем молчать. Они тебя на кол могли посадить, если б ты только ранил кого.
        - Молчи, Карпенко, лучше молчи.
        - Ты Студента подстрелил, скажи ему спасибо, что он нас всех спас.
        - Мы тебя будем судить.
        - Ты мне не угрожай, твоих доносов я не боюсь. Смотри, комиссар, как бы тебя не засудили. - Карпенко поднес к носу комиссара кукиш. - Видел это?
        - Я никогда тебе не забуду этого предательства.
        - Плевать, я доброволец, завтра, нет сегодня, демобилизуюсь и до хаты.
        Максим оглянулся на Кузьмича и Юлиана.
        - Что, остаться хотите? Дезертировать?
        - Тебе какое дело? - грубо спросил Студент.
        - Я не в тебя стрелял, а в князя. Ты шкуру кулацкую прикрыл, - стал нападать Максим.
        - Для меня это ничего не меняет, - ответил Юлиан.
        - Я всегда чувствовал, что рано или поздно проснется в тебе несознательный элемент, нет в тебе истинного пролетарского духа, не горишь ты за революцию.
        - Хорошо, что человеком остался.
        - А ты Кузьмич?
        - Что, я?
        - Тоже хочешь остаться?
        - Не знаю, устал воевать…
        Невидимая стена тишины, неожиданно лопнула, от могучего удара грома. Словно тысячи орудий выстрелили над ними. Земля дрогнула и застонала. Огненный шар сорвался в овраг. Молния ударила в землю, ослепляя всех, за ней ворвался ледяной вихрь и потащил людей к вращающейся огненной воронке, которая образовалась на месте молнии.
        Карпенко стоял ближе всех и первым с криком провалился в огненный вихрь. Ветер усилился, переходя в завывающий ураган, небо, над ними сотрясалось от дикого безумного хохота-кашля дедушки Перуна. Свист ветра и какофония грома заполонили весь мир.
        Юлиан успел схватиться за тонкий ствол согнувшейся под напором ветра, березы. Сила ветра росла, огненный водоворот упавшей в овраг шаровой молнии, все быстрее крутился, превращаясь в огненную воронку, вытянувшую рот к людям.
        Юлиан увидел как, раскинув руки, стиснув зубами ленточки бескозырки, в светящуюся воронку прыгнул комиссар. Промелькнули и исчезли в огненной пасти тучи прошлогодних листьев, мелькнули старые ветки и сучья. Рядом впился в землю Кузьмич. Ветер играл с ним. Приподнимая, словно легкий листок и вновь прижимая к земле. Потихоньку его сносило к крутящейся, воющей пасти воронки.
        Кузьмич поднял голову. Их глаза встретились. Кузьмич что-то прокричал, но Юлиан из-за воя ветра и непрекращающейся громовой канонады ничего не слышал.
        - …А, махры, Студент, здесь еще нету. Колумб Америку не скоро откроет… И у меня кончилась… Бывай, Студент…
        Ветер наконец оторвал Кузьмича от земли, поднял вверх, играючи подбросил, замотал в старую шинельку и швырнул в кипящий огненный омут.
        Юлиан отвернулся, отчаянно из последних сил обхватил, трещащий ствол березки, прильнул к земле.
        - Ты и я - мы одно целое. Я остаюсь… - Шептал он свою молитву, впиваясь зубами в торчащий из-под земли корень.
        Раздался тихий треск, тело Юлиана с вырванным корнем в зубах протащило по земле. Обломок ствола зацепился за что-то, давая отчаянно сопротивляющемуся Юлиану новую отсрочку. Напор ветра поднял юношу и больше не опускал, тянул к огненному смерчу. Юноша чувствовал, как его пальцы начинают слабеть, медленно съезжать, скользить по березовому стволу.
        Удар грома, самый сильный за эту ужасную ночь, потряс землю, выворачивая овраг. Юлиан закрыл глаза. Устало и обречено, его руки соскользнули с березового ствола. Студента поволокло к огненному шару и… Стих рокот грома, неизвестно куда исчез ураганный ветер. Наступила резкая неожиданная тишина. Огненная воронка перестала выплескивать серебряные протуберанцы, скорость ее постепенно замедлялась, размеры сокращались, пока она не превратилась в маленький светящийся серебряный шарик. Маленький, но освещающий весь овраг. Он нерешительно завис, над телом Юлиана, словно спрашивал, что делать дальше?
        Студент медленно стал отползать. Светящийся шарик, поколебавшись, двинулся следом. Юлиан замер. Шарик, качнувшись, опустился ниже, как будто пытался рассмотреть лицо человека. Юлиан закрыл глаза, стараясь не шевелиться. Светящийся шарик расстроено поднялся и поплыл в сторону.
        Неприятная мертвая тишина заполнила овраг, напоминая ту, после которой разразилась буря.
        Юлиан открыл глаза. Напротив, сильно осыпался склон оврага, торчало множество блестящих обнаженных кореньев и среди них, черная плита из оникса. В центре плиты блестел золотой щит, на котором было изображено неприятное лицо, то ли человека, то ли демона… Студент присмотрелся. Нет, это был не щит. Неизвестный талантливый художник вырубил в черной глыбе контуры лица, а затем залил их расплавленным золотом…
        На Юлиана, улыбаясь, смотрел Демон с человеческими чертами лица. Бараньи витые рога выступали надо лбом, прищуренные щелочки глаз, в одном горел красный рубиновый камушек. Широкая пасть выплевывала длинный змеиный язык, над которым торчали два хищных резца. Вместе с плитой из песчаного основания выступили обломки костей, человеческие черепа…
        Не про это ли место рассказывала Устя?
        Маленький огонек спокойно покачивался над черной плитой, хорошо освещая страшное золотое лицо. В рубиновом глазе горел живой огонек, повелевал приблизиться. Оскаленная пасть усмехалась и грозила…
        Юлиан почувствовал, как зашевелились на голове волосы, меж лопаток потек ледяной ручеек липкого страха.
        Кости под плитой зашевелились, на поверхности показалась черная змеиная голова. Алый раздвоенный язычок выстрелил в сторону Юлиана. Послышалось свистящее шипение. Черное, толстое тело потревоженного гада приподнялось на метр. Алые бусинки глаз, не мигая, смотрели на Юлиана.
        Маленький серебряный шарик - все, что осталось от гигантской шаровой молнии, - решился. Может, его привлекло движение змеиного тела, покачивающаяся плоская голова, похожая на широкую толстую ладонь. Шарик скользнул к черной плите и коснулся в поцелуе золотого лица.
        В следующий миг раздался очередной взрыв. Юлиан не успел закрыть глаза, выплеснувшаяся белая вспышка ослепила его, обломок черного камня ударил в голову, и он потерял сознание.
        Юлиан не видел и не чувствовал, как разверзлись небеса, заливая лес и поле ледяным потоком. Водяное безумство продолжалось несколько секунд, после которых «ударная» ледяная волна сменилась мелким теплым дождем. Время волхования и чар закончилось.
        Промокшие насквозь люди с трудом разорвали руки. Живая цепь распалась.
        Волхвы обессиленно стояли на коленях, опустив головы, закрыв глаза. Ничего не видя и не слыша. Сквозь промокшие белые рубахи проступали контуры костлявых тел. Рядом лежали короткие черные головешки - все, что осталось от посохов.
        Очумелые, вымокшие люди стали возвращаться в деревню. Дружинникам князь приказал поднять отслуживших требу волхвов и разнести по домам.
        Возле Руха стояла на коленях Устя. По лицу её текли слезы или дождь. Мстислав остановился рядом. Услышал тусклый безжизненный голос Руха.
        - Надо идти домой, внучка. После всего того, что случилось, у него не было шанса вернуться. Перун сильно прогневался.
        - Я хочу подождать.
        Мстислав обнял старика за плечи, легко оторвал от земли.
        - Пусть подождет, авось…
        Едва они отошли в сторону, Устя вскочила на ноги и побежала к оврагу.
        - Юлиан! Юлиан! - звала она. Овраг оказался наполовину засыпан землей. Устало девушка опустилась на черное обугленное дно. - Юлиан!!!
        В сгустившейся тьме ничего невозможно было разглядеть. Ей показалось, что она услышала стон. Устя поднялась. Стон повторился. Она стала шарить руками по земле и наткнулась на тело Юлиана. Он лежал рядом. Девушка склонилась над юношей, схватила его за плечи, оторвала от земли голову.
        - Юлиан! Ты живой, ведь, да? Юлиан, ты остался! Юлиан, милый мой, ты победил, я знала, что ты останешься. - Она наклонилась ниже, пытаясь рассмотреть лицо Студента.
        - Юлиан!!! - она увидела застывшую на виске черную кровяную коросту. Голова юноши безжизненно болталась…
        Эпилог

1
        Кузьмич с трудом оторвал от земли гудящую, как с хорошего бодуна, голову. Рядом сидел, натянув на уши бескозырку, Максим. Чуть в стороне лежал и тихо постанывал Карпенко.
        Живы. А Студента не видно, неужели остался?
        Они находились на краю пыльного тракта, вдоль неё петлял заросший камышом и осокой ручей. Еще дальше, на холме, просматривались черные обугленные остовы строений. Остовы печек, гнилыми пеньками зубов скалились в небо. Сквозь обугленные останки бревен уже рвались ввысь к солнцу заросли иван-чая, покачивались венчики конского щавеля.
        Послышалось блеяние, из-за обугленного остова печи выбежала коза-дереза, а за ней показалась кутающаяся в старую офицерскую шинель бабуля.
        - Вот я тебе, - бабуля помахала прутом.
        Услышав голос Максим поднял голову.
        - Эй, мамаша, что это за место такое?
        Бабка от неожиданности вскрикнула, увидав страшных чумазых незнакомцев, несколько раз истово перекрестилась.
        - Настасья, стоять, - дребезжащим от страха голосом приказала она дерезе. Коза послушно встала, опустила рогатую голову в траву.
        - Хутор, Хитрово, здесь был.
        - Как это был?
        - Так и был, еще весной все сгорело, от грозы. Одна я совсем, люди добрые, уж не троньте меня, в землянке живу с Настасьей. - Бабка еще раз перекрестилась. - Настасья, вперед, - коза и бабка побежали.
        - А какой год сейчас? - прокричал вслед Максим, но стена камышей скрыла погорельцев.
        - Вот ведьма, - выругался Максим.
        - Да у себя мы, у себя, - Кузьмич обвел окрестности рукой. - Не узнаешь, самые, что ни на есть, наши места. Карпенко, поднимайся, идти пора.
        - А, я не сплю, слушай, Кузьмич, у тебя махра осталась? Покурить бы, такая ночь была.
        Кузьмич ощупал карман.
        - Есть немного. Иди, покурим.
        Карпенко резво подобрался к Кузьмичу, уже достававшему тощий кисет.
        - Если это старый тракт, то по нему и до Губернска добраться можно.
        Максим смотрел, как они с жадностью скручивают козьи ножки.
        - Кузьмич, мне скрутить одну можешь? - неожиданно попросил Максим.
        Карпенко и Кузьмич удивленно посмотрели на комиссара.
        - Что? Я на флоте курил.
        Кузьмич отдал ему свою папироску, наскреб остатки табака, приступил к новой.
        - Давайте подумаем, что в Губернске балакать будем про мерина и Студента. - Он поймал недоверчивые взгляды солдат. - Что было, то было, а что было, то прошло. - Максим попытался улыбнуться.
        - Было, так было, - миролюбиво согласился Кузьмич.
        - Былого не вернешь, - хмыкнул Карпенко, чиркая бензиновой зажигалкой, сделанной из винтовочного патрона. Три папиросы потянулись к огоньку.
        - Что-нибудь придумаем, - выдохнул дым Карпенко. - Комиссар…
        - Зови меня Максимом.
        - Хорошо, Максим, я хочу демобилизоваться, поможешь мне?
        - Помогу.
        Все трое поднялись, вышли на тракт.
        - А Студент молодец, проявил характер, - Максим задумчиво покачал головой, - все-таки смог остаться.
        - Остался, - Кузьмич с тоской подумал, что мог бы тоже остаться. - Махра подвела, - пробормотал он.
        - Если честно, так я до последней минуты не верил, что мы в прошлое попали, - хохотнул Максим.
        - Людям верить надо, - наставительно заметил Карпенко. - Я нутром чуял, с первой минуты, не нравилось мне все это. Пошли, что ли… - Карпенко и Максим медленно пошли по дороге.
        Кузьмич оглянулся на то место, на котором они очнулись.
        - Удачи тебе, Студент, - пробормотал он. - Уже не свидимся. - Сунув руки в карманы, ссутулившись, он побежал догонять товарищей.
        - Знаешь, Карпенко, я, наверное, тоже службу оставлю, - донесся голос комиссара…

2
        Князь Мстислав лихо взлетел в седло. Боевая дружина выстроилась готовая к походу. На крыльце бывшего здания сельсовета стояли Юлиан Устя и Рух, за их спинами пятеро дюжих воинов. Голова Юлиана была перевязана, под глазами разлились фиолетово-зеленые синяки. Глаза сияли, он был счастлив, ведь он сумел остаться, его желание и, возможно, тайная мечта осуществились, не зря его родители увлекались историей античного мира. Пусть он попал не в Древний Рим, но Древняя Русь, пожалуй, в тысячу раз лучше. Теперь он будет жить не только по-новому, но еще и рядом с ним будет его янтарноглазая, ненаглядная, лада, внучка волхва. Она могла и приворожить…
        Юлиан обнял девушку за плечи и нежно произнес:
        - Устя.
        - Что ж, Юлий, быть тебе здесь десятником. Когда вернусь от касожцев, не забудь гонца в Тмутаракань прислать с приглашением на свадьбу. - Князь улыбнулся, тряхнул густыми светлыми кудрями. Белый жеребец неспокойно заходил под ним. Мстислав поднял, прощаясь, руку.
        - Бывайте, люди добрые, мир дому вашему и счастья. - Он посмотрел на Руха. - Ты, волхв, испроси милости Перуновой, для нашего похода на Редедю.
        - С победой вернешься, князь, - степенно ответил старец.
        - Вот и ладно, прощайте. - Князь стиснул бока жеребца, конь прыгнул вперед и переходя на рысь, поскакал к воротам.
        - Гей! Гей! Урр-рааа!! - Дружина, свистя и гикая, весело понеслась вслед за князем.
        Юлий посмотрел на Устю.
        - Давно хотел сказать тебе, краса моя…
        - Что? - Устя лукаво улыбнулась, в янтарных глазах, вспыхнули смешливые огоньки.
        - Люблю тебя, - он смело привлек к себе девушку и поцеловал её в губы. - И остался я только ради тебя, лада моя.
        Старый Рух, пряча улыбку в бороде, сошел с крыльца, направляясь к колодцу, на срубе которого так недавно любил держать речь суровый комиссар Максим Строгов. Дружинники ушли в дом, после незваных гостей надо было прибраться, навести порядок. На крыше висел поникший без ветра, забытый всеми алый стяг Максима-Вакулы. Небо, отошедшее после шоковой терапии, выстиранное дождем, было безоблачным, ярко-синим, похожим на перевернутое море.
        Рух заглянул в колодец. В синей кайме плавал ярко-желтый глаз Ярилы.
        - И Ярила и вода, покажите образа, - прошептал Рух, кидая в колодец щепотку какого-то порошка.
        Вода помутнела, по ней пробежала рябь и внезапно проявилась ясная отчетливая картина: старая дорога, по которой шло трое человек. Один, с засунутыми в карман руками, в длинной старой шинели, второй - в поскрипывающей пыльной кожанке, сдвинутой на затылок бескозыркой; третий - в старой куртке мышиного цвета. Через несколько секунд картинка потускнела, вновь подернулась рябью, после которой в колодце появился, раскачивающийся на воде, потревоженный желтый глаз Ярилы.
        - Доехали, - пробормотал Рух. - Вот и хорошо. - Он присел возле колодца, на бревнышко, подставил солнцу свое лицо, закрыл глаза, чувствуя его тепло. Сложил на коленях руки.
        - Много времени потребуется, силу свою собрать… Вот и сказочке конец, а кто слушал - молодец, - пробормотал старый волхв, проваливаясь в сладкую дрему…
        Конец.