Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Субботина Наталья : " Клейменные Одиночеством " - читать онлайн

Сохранить .
Клейменные одиночеством Наталья Субботина
        Цикл рассказов о волшебстве королевства Гранзан.
        Наталья Субботина
        Клейменные одиночеством
        Сборник рассказов
        Ночь Невесты
        Яблоневые ветви, усыпанные душистыми цветами, смыкались над головой ажурным шатром, нежно-розовым в лучах закатного солнца. Стоящий в их тени длинный стол, накрытый нарядной скатертью, ломился от яств. Однако никто не спешил насладиться остывающими на ветру кушаньями. Я сидел на почетном месте и старательно накачивался забористой деревенской хмерой. Голова оставалась до обидного ясной. Лавки рядом со мной пустовали: «пирующие» мужики жались друг к другу на другом конце стола, дико косились на мое клеймо и нервно улыбались. Время от времени кто-то из них поспешно покидал празднество, якобы вспомнив о важном деле. Никто, конечно, не возвращался. «Какого черта? Мне здесь не место…- думал я и тут же возражал себе: - Обещал ей остаться до венчания - и останусь!» Крестьяне вздрогнули, когда я громко стукнул пустой кружкой о столешницу. «Почему Лирна сразу не сказала, что выходит замуж? Знал бы заранее - не чувствовал бы себя таким идиотом». Жених сидел напротив меня. Он единственный, кто выглядел не насмерть перепуганным, а счастливым. Я отвернулся, чтобы не видеть эту довольную рожу. Что она в нем
нашла? Здоровенный детина, не обремененный ни умом, ни манерами. Утирается рукавом вышитой рубахи, словно и не слышал о салфетках. Впрочем, надо отдать ему должное, на фоне остальных Мирк смотрелся неплохо. Черные кудрявые волосы до плеч, не иначе как в честь праздника чистые и аккуратно причесанные, открытый взгляд карих глаз, спокойные, уверенные движения… И все равно - неграмотная деревенщина. Бородатый, как все мужичье, грубый, тупой… Лирна достойна лучшего.
        Женщины, согласно традиции, пировали отдельно, в другой части обширного сада. Они, находясь в отдалении, чувствовали себя гораздо свободнее, чем мужчины. Я видел, как девушки пестрой стайкой окружили сидящую во главе стола Лирну и о чем-то оживленно шептались. Она, ослепительно красивая с каскадом темных локонов, рассыпавшихся по плечам, сидела молча и время от времени бросала на меня виноватые взгляды. Чего она ждала, притащив Одинокого на свой праздник? Что все обрадуются и с распростертыми объятиями примут его в теплую компанию? Даже Керен, родной дядя Лирны, лишь сбивчиво представил меня гостям, пожелал приятного аппетита - и побежал улаживать несуществующие осложнения со стряпухами, да так больше и не появился.
        Тени сгустились, вытянулись, солнце почти скрылось за кронами деревьев. Неестественную для праздника тишину нарушило пение флейт и лонтр[1 - Лонтра - струнный музыкальный инструмент]: музыканты наконец вспомнили, что приглашены не просто посидеть на траве возле женского стола. Один за другим в музыку вплетались чистые девичьи голоса, выводящие старинную мелодию. Песня плавно лилась, тянулась, дрожа в напитанном ароматами весны воздухе. Две женщины в нарядных платьях, перехваченных сложными плетеными поясами с алыми кистями и бусинами, ласково взяли Лирну за руки, вывели из-за стола, повлекли в дом - наверное, готовить к Ночи невесты. Ничто больше не держало меня в этом саду, следовало найти место для ночлега.
        Я был уже довольно далеко от дома Керена, когда заметил женщину, идущую вслед за мной. Несмотря на сумерки, стройная фигурка в ладно сидящем платье с развевающимся подолом, четко выделялась на фоне пустынной дороги. У нее была очень красивая поступь, не похожая на размашистый шаг деревенских баб. Когда она приблизилась, я увидел тонкую сеть морщинок вокруг голубых глаз, глубокие складки в уголках бледных губ и серебро в волосах. Женщине было за шестьдесят, и ее возраст никак не вязался с невероятной грацией, заметной издалека.
        - Здравствуй, Путник,- голос был молодой - низкий, бархатистый. Цепкий взгляд исследовал мое лицо, задержался на Клейме: - Север,- тут же определила она его значение.- Величать тебя так, или представишься иначе?
        - Грэн.
        - Рада знакомству, Грэн,- произнесла незнакомка светским тоном.- Вижу, праздник тебе успел наскучить. Приглашаю в свой дом,- безукоризненно правильная речь не имела ничего общего с грубым крестьянским говором. Да и все в этой женщине резко противоречило образу простолюдинки.
        - Я могу заночевать и в лесу. Беспокойство не…
        - Когда ты в последний раз закрывал брешь?- перебила собеседница.
        - Почти четыре луны назад… госпожа.
        - В таком случае, не вижу причин для беспокойства. И не зови меня госпожой, ни к чему это. Местные нарекли Безрукой, я привыкла,- только сейчас я заметил, что у нее нет левой кисти.- Повторяю приглашение, Грэн. Воспользуйся моим гостеприимством.
        - Благодарю вас.
        - Не стоит. Моя любезность - всего лишь плата, хоть и небольшая, за помощь Лирне. Эта девочка мне небезразлична.
        Мы шли по широкой улице вдоль беленых оград с дубовыми воротами и калитками. Крыши домов едва виднелись среди яблонь, словно накрытых снежными шапками. С наступлением вечера их одуряющий аромат усилился, вытесняя все остальные запахи, кружил голову. Девичья песня таяла за спиной, растворялась в шорохе ветвей и птичьих трелях. Где-то протяжно замычал нувар, из-за забора залаяла собака.
        - Простите…- я не знал, как обратиться к собеседнице: госпожой называть себя она запретила, имени не назвала, а прозвище казалось слишком грубым, неуважительным.- Лирна - ваша родственница?
        Безрукая тепло улыбнулась, словно солнечный луч скользнул по лицу:
        - Я помогла ей появиться на свет,- женщина немного помолчала и, помрачнев, продолжила: - К сожалению, через несколько весен девочка лишилась матери. Ее отец… не имел возможности должным образом заботиться о ребенке. Лирна какое-то время жила со мной и стала мне как дочь.
        - Вы, наверное, очень рады, что она обретает свое счастье,- это было ничего не значащее замечание, просто для поддержания вежливого разговора. Но мой голос дрогнул.
        - Разве Лирна показалась тебе счастливой?- холодно спросила Безрукая.
        Я почувствовал себя бестактным. Конечно, невеста была подавлена. Это естественно после того, что ей пришлось пережить на пути к ожидающему в нетерпении жениху. Одного из провожатых Лирны убили на ее глазах, да и сама девушка едва избежала печальной участи.
        - То нападение…
        - Дело не только в этом,- прервала меня собеседница.- Мирк - хороший парень, но…- она не договорила и ускорила шаг.
        - Она не любит его, да?- эта догадка заставила замереть сердце. Нет ничего хорошего в свадьбе без любви, но почему-то мысль, что Мирк не мил Лирне, грела душу.
        Собеседница не сочла нужным отвечать.
        Жилище Безрукой располагалось за пределами селения, в паре стадиев от деревенского частокола, на невысоком холме.
        - Не боитесь жить на отшибе?- спросил я, рассматривая крытый рыжей черепицей бревенчатый дом, не обнесенный ни забором, ни даже живой изгородью. Ни грядок с овощами, ни сада - лишь два герзата[2 - Герзат - плодовое дерево, гранзанский эндемик.], усыпанные алыми звездами цветов, по обеим сторонам высокого резного крыльца.
        - Те, кто нуждается в помощи, не всегда могут ждать, пока им откроют ворота.
        На выкрашенной в зеленый цвет двери четко выделялась «Рука милосердия» - белый отпечаток ладони. «Знающая»[3 - Мудрые женщины, Знающие - ведуньи, целительницы, передающие знания от матери к дочери. Считается, что они могут общаться с духами и даже владеют магией.], - тут же решил я, хотя этим древним знаком пользовались и обыкновенные знахари.
        Пока хозяйка готовила для меня спальню, я сидел за дубовым столом в обширной комнате, служащей одновременно кухней, столовой и гостиной, как в любом крестьянском жилище. Отличительными чертами были лишь добротная печь, облицованная бирюзовыми изразцами, да полное отсутствие безделушек, оберегов, вышитых салфеток и даже шторок на широких окнах. Чисто, просторно… и как-то пусто. Я смотрел на ровное пламя свечи, безразлично отпивая из глиняной чашки кисловатый напиток, резко пахнущий травами. Как деликатно пояснила Безрукая, отвар помогал «вернуть ясность сознания», то есть протрезветь. Пьяным я себя совсем не чувствовал, хотя весь день пытался исправить это упущение, но отказываться не стал. Мысли, казалось, приходили откуда-то извне - неразумные, неправильные - но отогнать их не получалось. «Если бы у меня было время, еще всего пара лун. Возможно, она бы могла… Неужели Керена нельзя убедить? Он ведь не чужой человек…»
        - Ты видел, кого он послал за ней?- Безрукая подошла так бесшумно, что я вздрогнул от неожиданности. И смутился, поняв, что говорил вслух.- Разве так поступают нечужие люди?
        Когда я привел Лирну в дом родича, заметил и большой загон с нуварами, и пару десятков крепких батраков… Дядя мог выделить для племянницы и телегу, и достойную охрану, но не сделал этого. Как могли старик и мальчишка защитить спутницу от вооруженных до зубов головорезов? Если бы я не оказался рядом… Впрочем, и я опоздал. Истела мы захоронили прямо в лесу, неподалеку от места, где разбойники оставили его обезглавленный труп. А мальчика так и не нашли. Надеюсь, ему удалось сбежать…
        - Керена интересует только имущество покойного брата. Он не может им распоряжаться, пока Лирна жива и не замужем.
        - Потому его и не волновало, приедет она на свадьбу или погибнет в дороге?- опустевшая кружка в моих руках брызнула осколками, превратившись в россыпь черепков. На стол упало несколько капель крови из порезанной ладони.
        - Не стоит говорить о человеке хуже, чем он заслуживает,- осадила меня Безрукая.- Здесь спокойные места, о разбойниках никто не слышал уже весен пятнадцать. Керен пренебрег удобством племянницы, а вовсе не ее жизнью. Впрочем,- продолжила она задумчиво,- черствости ему не занимать: свадьбу не отложил, даже несмотря на смерть Истела, который служил ему много лет, считался чуть ли не членом семьи.
        - Лирна может сбежать. Я бы помог.
        - И оказаться вне закона?- голос Безрукой дрожал от сдерживаемого гнева.- Прятаться, как мышь под веником, постоянно ждать, что ее приволокут домой за волосы, как какую-то воровку или потаскуху? Если бы ты хоть немного знал Лирну, понял бы, что она никогда не опустится до подобного. Эта девочка не прячется, а борется. И никогда не теряет надежды.
        - На что же она надеется сейчас?- я вскочил и нервно заходил по комнате, с хрустом давя осколки разбитой кружки.
        - На Мирка.

* * *
        Напоенный весной воздух посвежел. В небе воцарилась почти полная луна, высеребрив травы и уходящую к деревне тропку. Герзатовые цветы в ее лучах слабо светились, словно тлеющие угли. Легкий ветер срывал лепестки, и они хлопьями снега плавно опускались на землю и угасали. Вокруг деревьев деловито кружились жуки и ночные мотыльки. Тишину нарушали стрекот кузнечиков и заливистая трель соловья. Я сидел на ступенях резного крыльца и смотрел, как загораются огни в окнах. Кто бы мог подумать, что в этом селении столько неженатых парней. Наверное, ни один не забыл поставить на подоконник свечу - символ путеводной звезды, указывающей дорогу к счастью. Вряд ли кто-то всерьез ждал, что Лирна придет именно к нему, но не сомневаюсь, они надеялись…
        Ночь невесты. Ночь свободы. Священное право выбора. Никто уже не помнит, откуда взялся этот обычай. Среди знати ходит легенда, будто его давным-давно ввела некая заморская принцесса. Она прилюдно объявила в день свадьбы с гранзанским королем, что уже отдалась пажу, а для жениха-рогоносца династический брак был слишком важен, чтобы отказаться от него из-за легкомыслия будущей супруги. По версии крестьян с Севера, традиция уходит корнями в те времена, когда люди жили в согласии с природой и им не требовались обряды и браслеты, чтобы быть вместе. В южных краях, где поныне чтят мудрых женщин, считается, что здоровые дети рождаются, только если мать потеряла невинность со своим избранником. Сами Знающие учат: любовь для того и задумана богами, дабы от нее появлялось жизнеспособное потомство, и выдавать девицу замуж против воли - грех… Однако авторитета ведуний все же недостаточно, чтобы девушкам позволили самостоятельно выбирать судьбу. Сначала они принадлежат родителям, потом мужу и лишь одну ночь - себе. С кем бы невеста ни провела время от заката до рассвета перед свадьбой - никто не смеет упрекнуть
ее.
        Безрукая давно ушла, пообещав до утра не возвращаться. Я сказал, что в этом нет необходимости, но она была непреклонна: «Разве ты не мужчина? Или уже женат?». Что ж, наверное, приятнее провести время со знакомыми, чем с Вечным путником. В такие ночи многие покидают свои дома, оставляя сыновей и братьев в одиночестве ждать возможного визита невесты. Люди собираются большими компаниями и ведут задушевные беседы в темноте, поют песни. Должно быть, это весело. Поставленную хозяйкой у окна свечу я погасил: не хотел быть одним из тех, напрасно надеющихся. Сколь ни свят обычай, девушки все же проводят Ночь невесты с женихами. «Это меня не касается. Завтра в полдень поздравлю ее - и уйду своей дорогой». Больше ничего не оставалось. Мы были вместе почти три дня, еще немного - и мой Дар начнет вытягивать из Лирны жизнь. Этого допустить я не мог.
        В Школе лучшая пора - ранний вечер, когда занятия уже окончены, а готовиться ко сну еще не время. Можно пойти в оружейную разглядывать блестящие латы и кольчуги, изящные кинжалы с затейливой вязью орнамента вдоль лезвия, тяжелые двуручники и кривые дарлезские клинки, повертеть в руках настоящий охотничий лук, который Наставник обещал подарить, когда мне исполнится десять весен. Или влезть на крышу и смотреть вдаль, любуясь яркими красками, которых так не хватает среди хмурых камней замка. А если повезет - увидеть настоящих нуваров и людей, привозящих из города провизию. Но интереснее всего - кормить птиц, затаив дыхание наблюдать, как птахи жадно склевывают рассыпанные крошки, осторожно приближаясь к раскрытой ладони с угощением.
        Громкое чириканье я услышал еще поднимаясь на замковую стену, выбрался на смотровую площадку и увидел крепкого парня со светлыми волосами, забранными в куцый хвостик, в окружении целой стаи пестрых пичуг. Зэйн сидел прямо на полу, привалившись голой спиной к стене и подобрав под себя обтянутые кожаными штанами ноги, и пристально следил за птичьей возней. Странно было застать его за таким занятием - все свободное время Зэйн проводил на стрельбище или в зале для фехтования. Я не любил его: самый старший из пятерых учеников Школы, он был заносчив, часто похвалялся успехами в стрельбе и владении мечом и жестоко высмеивал чужие неудачи. А после того как Наставники почему-то решили новым Югом сделать Хорина вместо стремящегося поскорее заполучить Клеймо Зэйна - этот тип стал и вовсе несносным. Я уже собирался развернуться и уйти искать себе другое развлечение, как вдруг он протянул руку в сторону одной из птиц - и она упала на спину с поджатыми лапками и осталась лежать неподвижно, как замороженная. Ее товарки испуганно вспорхнули на зубцы башни, заинтересованно косились сверху на разбросанное просо, не
решаясь к нему спуститься. На полу осталось несколько трупиков.
        - Что ты делаешь?!- от моего крика стая всполошилась и взмыла ввысь.
        - Распугал, придурок! Дуй отсюда, пока не получил!- зло шикнул Зэйн на меня.
        - Зачем ты убил их?
        Он посмотрел на небо, досадливо сплюнул и снизошел до ответа:
        - Тренировался. Нас все время натаскивают на выброс силы, а отъем даже не показывают.
        - Потому что верны уничтожаются именно выбросом…
        - А с человеком выгоднее поступить наоборот,- похоже, Зэйну не терпелось продемонстрировать свои познания, и его устраивал даже такой слушатель как я.- Сам подумай! Тогда ты не тратишь Дар, а наоборот, подпитываешь его. Да еще как!
        - И что?
        Убедившись, что птицы уже все равно не вернутся, Зэйн легко вскочил на ноги и горой навис надо мной.
        - А то, что можно целый день есть по крошке хлеба и остаться голодным. А можно - нормально пожрать и какое-то время не думать о еде.
        - Хочешь сказать, если враз выпьешь всю жизнь из человека,- догадался я,- Дар на какое-то время успокоится?
        - Вот именно! Убей врага - и сможешь провести пару лишних дней с другом,- он с самодовольной улыбкой взъерошил мои волосы.- И ничего ему не станется.
        - Откуда ты знаешь?
        - В отличие от тебя, я читаю не только то, что наставники подсунут под нос. Во времена Войны континентов наши так и победили: Одинокие косили противников направо и налево, а на своих целыми лунами вообще никак не влияли.
        Наставники не подтвердили и не опровергли слова Зэйна. Лишь напомнили, что Одинокие призваны защищать людей, а не губить. А что если это правда? Что если я могу остаться еще на два дня, не рискуя жизнью Лирны? Возможно, этого было бы достаточно, чтобы она по-настоящему полюбила меня… От ненависти к Мирку темнело в глазах. Я никогда не убивал людей, но тогда казалось, что готов убить. Это ведь просто, даже прикасаться к нему не нужно…
        В какой-то момент я словно очнулся и испугался собственных мыслей. Пора было ложиться. Нечасто выпадает шанс выспаться под крышей. Поплескавшись в большущей бадье с водой за домом, я, запретив себе даже оглядываться на деревню, направился прямиком в спальню. И замер в дверях.
        Заглядывающая в окно луна очертила жемчужным контуром силуэт сидящей на кровати девушки, оставляя лицо в тени. Лирна! Почему она здесь? Хочет насолить Мирку или… Встала и медленно подошла ко мне, поправила пышные локоны, неуверенно потянулась к шнуровке светлого платья. Я остановил ее руку и посмотрел в глаза - темные и бездонные, как звездное небо. И понял, что ждал ее - ждал, не признаваясь в этом себе. Горло пересохло, а сердце грохотало, как кузнечный молот. Ее холодные пальцы подрагивали. Я привлек Лирну к себе, сжал в объятьях, уткнувшись лицом в волосы, пахнущие луговыми травами и яблоневым цветом. Взял на руки, бережно отнес в кровать. Наклонился и осторожно поцеловал в губы. Лирна ответила - робко и неумело, но меня затопило всепоглощающее счастье. Я сдерживал себя, касался ее благоговейно и трепетно, в каждое движение вкладывая переполняющую меня нежность. Слова были лишними - стук сердец, прерывистое дыхание, тихий стон все сказали за нас…
        На рассвете Лирна ушла. Остались лишь растерянность и вкус прощального поцелуя на губах. И непонятная горечь. Перед глазами снова и снова возникали в детстве затверженные сроки из Книги Дорог: «Та, чье сердце переполняет любовь к Одинокому, черпает силы из мужа своего. И будет жизнь ее долгой, как у суженого, и не познает болезней и старости…» Я не смел надеяться, что Лирна меня любит, но в одном не сомневался: этой ночью звездоокая хотела быть со мной. Будь что будет. Я принялся торопливо одеваться, с раздражением путаясь в рукавах и штанинах, и уже затягивал шнуровку на втором сапоге, когда вошла хозяйка.
        - Грэн? Что произошло?
        - Вы говорили, Лирна хочет этого брака. Это неправда!- я вскочил и бросился вон из спальни. Женщина сделала шаг в сторону, чтобы освободить проход.
        - Не брака - свадьбы,- спокойно сказала Безрукая мне в спину.- Она попросит у Мирка ключ.
        Я остановился.
        Если Лирна снимет браслет сразу после венчания - этот медведь к ней даже не прикоснется. Я собирался потребовать у Керена отменить свадьбу - и он бы побоялся отказать Одинокому. Но этого мало: кто знает, не осмелеет ли дядюшка спустя пару лун после моего ухода? Развод же сделает звездоокую свободной - свободной по-настоящему!
        - А он отдаст?
        Собеседница покачала головой:
        - Только не сегодня. Попытается завоевать ее, будет тянуть время. Вы, мужчины,- бесцветно произнесла она, глядя мимо меня,- относитесь к нам как к неразумным созданиям, которые сами не знают, что им нужно. Он думает, появится ребенок - и она сама не захочет уходить.
        Едва обретенная надежда рассыпалась. Я со злостью стукнул кулаком о стену.
        - Какая разница, чего она захочет? После венчания у нее не останется права выбора!
        - Право на выбор имеет тот, кто его делает,- веско сказала Безрукая, потирая культю характерным движением, словно только что избавившийся от оков узник.
        Я ужаснулся. Чтобы расторгнуть брак - нужно открыть замок брачного браслета ключом, при свидетелях полученным от супруга. Но для отчаявшихся есть еще один способ. И мне вдруг подумалось, что стоящая передо мной женщина когда-то им воспользовалась. И, похоже, верит, что Лирна поступит так же.
        Завтракать я отказался, закрывшись в спальне. То нервно ходил по комнате, то сидел на кровати, обхватив голову руками и глядя в одну точку. Безрукая тихо постучалась ко мне лишь через пару часов:
        - Грэн, пора.

* * *
        Солнце почти достигло зенита, когда мы пришли на ритуальный холм. Здесь уже толпились нарядные люди, которые, при нашем появлении притихли и расступились - то ли испугавшись меня, то ли из уважения к Безрукой. Она взирала на окружающих с величественным равнодушием, лишь слегка кивая в ответ на робкие приветствия.
        Почти все были в сборе. Толстый жрец с обритой головой чинно стоял у Камня благословений, на гладкой, розоватой с черными прожилками, поверхности которого уже лежали серебряные браслеты и раскрытая книга. Сухонький старичок что-то тихо говорил почтительно внимающему Мирку, одетому в черные с красной вышивкой штаны и рубаху.
        Вдруг все взоры обратились в одну сторону. Прибыла невеста. Разряженный по городской моде Керен вел в поводу гнедого холеного нувара с расписанным красными и золотыми узорами лобовым щитом. На животном с отсутствующим видом сидела Лирна. В белоснежном[4 - Белый - цвет траура. Невеста в Гранзане традиционно одевается в красное.] платье. Толпа неодобрительно загомонила, Мирк изменился в лице, Безрукая удовлетворенно улыбнулась. А я убедился, что принял верное решение. Следом за нуваром двумя цепочками шествовали девушки в цветастой одежде.
        Кортеж остановился, невесте помогли спешиться, дядя за руку подвел ее к Камню. Лирна не сопротивлялась, отрешенно глядя прямо перед собой. Жрец поправил складки синего балахона, приосанился, оглядел собравшихся, требуя внимания, и начал церемонию.
        Я напряженно вслушивался в его бормотание, боясь упустить нужный момент.
        - За кого отдаешь сию дщерь земли?- возвысил голос жрец.
        - За меня!- громко провозгласил я, делая шаг вперед.
        Лирна вздрогнула, подняла на меня удивленный взгляд. Я ободряюще улыбнулся. Воцарилась мертвая тишина. Керен, часто моргая, растерянно смотрел то на меня, то на жреца, то на исказившееся в гневной гримасе лицо Мирка. Бабы потрясенно прикрыли рты ладонями, мужики посуровели лицами. Лишь Безрукая осталась невозмутима, словно заранее обо всем знала.
        - Это правда?- спросил жрец, удивленно приподняв брови.
        Керен молчал, нервно тряся головой.
        - Лирна моя!- вскричал опомнившийся Мирк.- Мы заключили Нерушимый договор. Вы все,- он сделал широкий жест рукой,- были свидетелями!
        Все вопросительно уставились на жреца.
        - Это правда,- солидно подтвердил он.- Вчера я засвидетельствовал договор перед ликом всех Семи Богов.
        Крестьяне снова принялись перешептываться.
        - Договор призван защитить невесту и накладывает обязательства только на жениха,- не сдался я.- Керен вправе изменить решение.
        - И это правда,- сказал жрец.
        Мирк легко раскидал двух крепких мужиков, схвативших его за руки, и с диким ревом бросился на меня. На нем тут же повисли еще четверо, уговаривая не делать глупостей. К ним со слезами и причитаниями кинулась маленькая пухленькая старушка - наверное, мать.
        - Убийца!- орал он, вырываясь из цепких рук. К миротворцам присоединилось еще несколько мужчин, общими усилиями они заломили взбешенному Мирку руки за спину и оттащили назад.- Нелюдь! Она моя!!!
        Жрец неодобрительно поджал губы, но в свару вмешиваться не стал и повторил вопрос:
        - Так за кого ты отдаешь сию дщерь земли?
        Керен опасливо посмотрел на бушующего Мирка, на меня… Я показался ему страшнее.
        - За него,- сказал обреченно,- За Одинокого.
        Несостоявшийся жених отчаянным рывком бросился вперед, таща за собой усмиряющих его мужчин, и с воплем боднул Керена в лицо. Тот упал на землю, зажимая рукой разбитый нос, из которого ручьем хлынула кровь. Никто не поспешил на помощь поверженному.
        - Продолжайте,- обратился я к жрецу, становясь рядом с Лирной.- Опекун невесты сказал свое слово.
        Служитель богов благоразумно опустил длинную каноническую речь и сразу перешел к основной части обряда:
        - Пред ликом всех Семи Богов, данной ими властью, благословляю сей союз!
        Не дожидаясь, пока кто-нибудь опомнится и вмешается, я схватил браслеты и всучил Лирне тот, что побольше. Она дрожащими руками застегнула его на моем запястье. Я торопливо надел браслет на нее, крошечный ключик неестественно громко щелкнул в замке.
        - Да будут узы крепки,- окончил обряд жрец, сотворив рукой знак благословения, и устало вытер пот со лба.
        Я привлек любимую к себе и жадно впился губами в ее губы. Потом отстранился и повесил жене на шею ключ от ее браслета. Лирна недоуменно посмотрела на изящную вещицу на груди и, побледнев, подняла на меня свои огромные глаза, они пылали гневом. Одним рывком сорвав с себя цепочку, она швырнула оба ключа в пыль и повернулась ко мне спиной, гордо вскинув подбородок. Я поднял руку, чтобы прикоснуться к ней… и снова опустил. Лирна ушла, так ничего и не сказав. Ошарашенные происходящим люди молча разошлись, уступая ей дорогу.
        «Прощай, звездоокая. Теперь ты свободна».
        Безрукая подобрала ключи и подошла ко мне.
        - Уходишь?
        Я кивнул и протянул ей полный кошель.
        - Позаботьтесь о ней. Через неделю таинник пришлет еще денег, хватит на новый дом и все прочее. Постарайтесь убедить Лирну принять их.
        Она обещала все сделать и обняла меня на прощание, как сына.
        - Ты вернешься?
        - Не вернусь.
        Но мы оба знали, что это ложь.
        Маков цвет
        Разбудил меня нежный поцелуй. Это было бы приятно, не чувствуй я себя так паршиво: голова раскалывалась, подташнивало, во рту пересохло, и привкус гадостный…- все прелести похмелья. Продрав глаза и с трудом сфокусировав взгляд, увидел подле себя незнакомую девушку, осторожно осмотрелся. Мы лежали в роскошной кровати, стоявшей прямо посередине погруженной в полумрак изысканной комнаты. «С какой радости я так напился? И кто?..» - невысказанный вопрос, видимо, отразился на моем лице. Незнакомка с улыбкой откинула за спину смоляные, завитые тугими спиралями локоны, открывая взору белоснежную грудь с маленькими темными сосками, изящную шею и клеймо в виде лотоса на тонкой ключице. Вечноцветущая. В затуманенной памяти кое-что начало проясняться. «Знатно вчера погулял, ничего не скажешь. И позавчера, кажется, тоже…»
        Грациозно выгнувшись, красавица потянулась за чашкой на прикроватном столике и подала ее мне. Я безропотно проглотил кислое зелье с резким травяным запахом и откинулся на подушку. Снадобье постепенно начало действовать: головная боль ослабевала, мысли делались четче. Где-то среди них всплыло имя черноволосой прелестницы - Фаирэ. Она села на постели, поднесла кувшин и с улыбкой наблюдала, как я жадно пил, проливая воду на себя и шелковую простынь. Склонив голову к плечику, поинтересовалась:
        - Кто такая Лирна?- я поперхнулся последним глотком, а Вечноцветущая спокойно пояснила: - Ты так назвал меня ночью,- она не ревновала, конечно. Кто я ей? Очередной мужчина, один из многих.
        - Извини,- сказал я, чувствуя скорее досаду, чем вину. Что мне до задетого самолюбия случайной любовницы?
        - Ответишь?
        - Не твое дело.
        - Конечно,- серьезно кивнула чернокудрая.- Но разве тебе самому не хочется поделиться печалью? Я никому не расскажу.
        - С чего ты взяла, что я печален?
        - Когда спишь с одной, а думаешь о другой - это всегда грустно. Так кого ты представлял на моем месте? Неужели жену?- иронично предположила Фаирэ.
        - Это кажется странным?- обозлился я.
        - Да нет…- она смущенно опустила длинные ресницы.- Браслет у тебя такой, ну… словно ты женился внезапно - в пьяном угаре или по срочной необходимости. Не похоже, что готовился к долгожданной свадьбе. Прости, если ошиблась.
        Да уж, браслет - дешевая поделка. Из тех, что мастера средней руки лепят десятками из одинаковых заготовок, добавляя по просьбе заказчика только некоторые детали в орнамент, чтобы придать рисунку индивидуальность. Для крестьянина вещь роскошная: как-никак серебро. А для Одинокого - почти неприличная. Но избавиться от этого куска металла я не мог. Не из-за отсутствия ключа - звездоокая швырнула его в меня прилюдно, давая право снять ритуальное украшение. И кому какое дело, отпер ли я после этого замок или попросту сломал. Просто пока браслет на мне - любимая будто со мной. Моя.
        - Я, наверно, чем-то на нее похожа?- непосредственность Вечноцветущей граничила с бесцеремонностью, но отчего-то не вызвала раздражения, а заставила задуматься.
        Мне и в голову не приходило сравнивать Лирну с другими женщинами. Была она - и все прочие. Но внешне… Фаирэ действительно немного напоминала звездоокую: тоже невысокая брюнетка, изящная, с тонкой талией и скромной по размеру, зато совершенной по форме грудью. Лицо такое же узкое, высокий лоб, прямой носик, пухлые губы…
        - Да, похожа,- констатировала красавица, не дождавшись ответа.- Потому ты меня и выбрал. Но думал все равно о ней. Чем же я не угодила?
        - Ничем. То есть… ты красива, и в постели хороша, просто…
        Просто растрепанные кудри с выгоревшими рыжеватыми прядками для меня прекраснее роскошных, синевой отливающих на солнце локонов, а маленькие ладошки с шершавыми мозольками - милее холеных рук с отполированными ногтями. И несмелые касания любимой волнуют больше, чем умелые ласки клейменной лотосом. Просто в темных глазах Вечноцветущей я не видел сияния ночного неба. И не во внешности дело, просто…
        - Просто я не она,- снова ответила за меня Фаирэ с мягкой улыбкой. И возразить было нечего.- Не пытайся заменить жену. От этого только хуже, поверь. Пока любишь - любая другая будет «не она».
        Было что-то в ее взгляде, голосе… Мудрость. Боль. Фаирэ знала, о чем говорила. По личному опыту? Телом клейменные лотосом не стареют, но что у них внутри - не знает никто. Сколько весен провела она в Доме Цветов - пять? Пятьдесят? Кого любила, кого теряла?
        - Может, ты права. Но что еще мне остается?
        - То же, что и всем влюбленным от начала времен,- она пожала плечами.- Бороться. Добейся ее, завоюй! И не говори, что это невозможно из-за Дара. Самые обычные люди тоже, бывает, надолго разлучаются. Но что такое расстояние для сердечного огня? Пиши стихи и песни, шли подарки, совершай подвиги! Одинокий или нет, но ты - мужчина. Действуй! Не теряй надежду - и твоя избранница обязательно согласится быть с тобой.
        - Мне недостаточно одного согласия. Нужна настоящая любовь. Разве такую завоюешь безделушками?
        - Хуже от них уж точно не будет,- подмигнула она.- И как знать…
        Совет Фаирэ не стал, конечно, откровением - я и сам иногда задумывался о подобном. Не о песнях и стихах, разумеется,- для них нужен талант. И не о подвигах: рисковать жизнью, подвергая опасности окружающих, не только глупо - преступно, а просто пользоваться могуществом Одинокого, даже для достойного дела,- не героизм. Но послать Лирне подарок временами приходило в голову. Да только вряд ли она приняла бы его. Деньги вот брать отказалась…
        К таинникам я направился сразу, едва только добрался до ближайшего городка - захолустного местечка, выросшего из зажиточной деревни. Горожане, прослышав о моем появлении, попрятались и высовываться из укрытий, чтобы указать дорогу, не спешили. Но отделение Таинного дома нашлось и без подсказок. Оно располагалось в самом роскошном и высоком - целых два этажа - здании на единственной площади, по которой бегали куры и прохаживались жирные гуси.
        Сложенное из серого камня строение с массивной, окованной медью дверью выглядело добротно, хотя и мрачновато. Внутри прохладно, как в погребе, и почти так же темно: свет, падающий из единственного окна, загораживало разлапистое растение в кадке на подоконнике. Рядом за столом сидел юный Руковидец. Устремив слепой взгляд в никуда и напряженно хмурясь, водил растопыренными пальцами над выцарапанным на восковой дощечке посланием. Что-то у него не получалось: мальчишка то и дело отвлекался, непрестанно вертелся на слишком высоком для него стуле, морщил конопатый нос и остервенело чесал припухшую и покрасневшую тыльную сторону ладони со свежим клеймом в виде глаза. На звук хлопнувшей за моей спиной двери пацан не обратил ровным счетом никакого внимания.
        Пройдя вдоль шкафа с множеством выдвижных ящичков, полностью закрывающего противоположную от окна стену, я остановился у дубовой конторки и, не обнаружив колокольчика, нетерпеливо забарабанил по столешнице. Из хранилища показался пожилой плешивый таинник в засаленной мантии, тщательно запер за собой кованую дверь, сдержанно поприветствовал и осведомился о цели визита. А услышав ответ - невозмутимо попросил подтверждения, что я действительно тот, кем являюсь.
        Это было что-то новенькое! До сих пор никому не приходило в голову, что Клеймом Одиночества может щеголять кто-либо, кроме Вечного Путника. Пожав плечами, я протянул руку в сторону окна и шарахнул Силой, едва не задев слепого мальчишку. Растение в кадке мгновенно почернело и скукожилось, в помещении сразу посветлело.
        Таинник, казалось, ничуть не впечатлился, только неодобрительно поджал губы и сказал с укоризной:
        - Достаточно было сличить вашу подпись с образцом,- и вежливо поинтересовался: - Кому вы желаете передать свои сбережения?
        Я рассказал, но чопорному старику полученных сведений было недостаточно. Вдруг в одной и той же деревне живут сразу две Лирны, у каждой есть дядюшка Керен, а отцы были не только тезками, но и умерли в один день? И что если столь значительную сумму вручат не той? Нет-нет, Таинный дом такого допустить не может! Начиная всерьез злиться, я едва удержался от угроз и принялся что-то объяснять, припоминая все, что мне известно о звездоокой, в завершение задрал рукав:
        - У нее есть вот такой браслет.
        - О,- просветлел лицом собеседник,- это совсем другое дело! Сейчас Руковидец считает и передаст в общий архив орнамент, и ваша жена сможет получить деньги в любом отделении и в любое время.
        - Вы не поняли. Надо отвезти их прямо туда и как можно скорее! Понимаете, браслет у нее, но… уже не на ней.
        - Сожалею,- произнес таинник равнодушно.- Но, может быть, лучше прислать за вашей э… за госпожой Лирной повозку и оформить на нее счет? Она, надеюсь, грамотна. Если я верно понял, мешок золота даме хранить негде. На будущей неделе…
        - Да зачем она будет трястись по дороге туда-сюда! Хватайте Руковидца и сами поезжайте, берите свои образцы, заодно десяток солденов все-таки отвезите. И сегодня, сейчас! Пока вы тут будете рассусоливать, она выбросит или потеряет этот треклятый браслет!- не выдержал я.
        «Или выйдет замуж» - добавил про себя. Одаривать какого-то мужика не было ни малейшего желания. Я хотел обеспечить саму Лирну, дать ей свободу, к которой она стремилась. Пусть потом живет с кем угодно, но владеет своим, личным имуществом, на которое не сможет претендовать ни жадный дядюшка, ни муж, ни кто-либо еще.
        Таинник заметил, что такая срочность обойдется недешево, но это было неважно. Крытая повозка с изображением щита и замка на боку загремела по дороге. Я смотрел ей вслед со смешанным чувством удовлетворения и какой-то опустошенности. Позаботился о звездоокой, как и обещал, и… все. Проверить, получила ли она деньги, возможность представилась нескоро. Лишь спустя две луны, попав сюда, в Илантар, узнал, что Лирну нашли, но принять мое золото она отказалась наотрез. Не пожелала ни ехать в ближайшее отделение Таинного Дома, ни разрешить обстряпать дела без своего участия, ни принять хотя бы часть денег из рук в руки. Разумных увещеваний слушать не стала. Ей ничего от меня не нужно - и все тут.
        «Почему она меня так ненавидит? Ни слова на прощание не сказала, не взглянула даже. За что?- спрашивал я себя и тут же с горечью отвечал: - А за что все они ненавидят? За Клеймо, за Дар… Но ведь она сама подошла ко мне тогда, в самый первый день. Боялась, но подошла. Что это было - гордость? Благодарность? Выходит, наша ночь - тоже?.. Нет, это невозможно! Тогда она пришла по собственному желанию, а потом вдруг…» - и мысли шли и шли по кругу. Неужели Безрукая ошиблась и Лирна все же хотела стать женой того бородача, Мирка? Но ведь ничто не мешало им пожениться хоть на следующий день! И ее траурный наряд…
        Поймав на себе сочувственный взгляд Вечноцветущей, заставил себя прервать мрачные размышления. Уже жалея об излишней откровенности, поторопился одеться и откланяться, пока окончательно не потерял лицо. Черноволосая красавица ничего не сказала, только улыбнулась с пониманием и подала упавшую на пол рубаху.
        Уже в дверях я остановился.
        - Фаирэ! Ты… довольна своей жизнью? Я мог бы…
        - Боги, так это правда!- рассмеялась она.- Я думала, это досужие сплетни. Ты действительно выкупаешь Вечноцветущих, с которыми спишь?
        - Не всех,- смутился я. Не знал, что стал знаменитостью среди клейменных лотосом.
        - Разумеется. На всех даже у тебя золота не хватит. Но приятно, что ты озаботился моей судьбой. Не трудись. Мой долг Дому Цветов уплачен еще четыре года назад, и я давно сама решаю, кому отказать, а кому уделить внимание. А здесь осталась - просто чтобы скопить денег, прежде чем уйти. И кое-что за душой уже имею.
        - Что ж, я рад. Спасибо тебе, Фаирэ.
        - Удачи, Север!
        Северные маки зацвели - значит, и сюда добралось лето. Каждый год в конце весны озорная детвора, ускользнув от строгого надзора, разбегается по лугам в поисках распустившихся алых цветов. Окрестности селений наполняются озорным шумом и смехом. Счастливчики, обнаружившие искомое, оглашают округу радостным криком: «Лето! Лето наступило!!!» - и летят со всех ног, спеша первыми принести добычу в деревню или городок, получить за добрую весть сладости и мелкие монетки. Женщины принимаются печь пряники и медовые пироги, мужчины вытаскивают столы, выкатывают бочки с хмельным напитком на улицы. А с наступлением темноты начинается праздник. Все в пестрых нарядах, с красными лентами в волосах поют и танцуют вокруг костров, улыбаются знакомым и незнакомцам, щедро угощают встречного хмерой, предлагая выпить за приход летнего тепла. Девушки со смехом и визгами убегают от парней, которые догоняют красавиц, подхватывают на руки, кружат и бесстыдно целуют в губы при всех. Не смолкают музыка и радостные голоса. Никому не позволено грустить этим вечером! Северное лето капризно: не приветишь его как следует, не
уважишь - обидится и поскупится на солнечные дни, а то и вовсе уйдет раньше времени, уступив место слякотной осени…
        Верно, в этом году хорошо его привечали. Дни стояли теплые, ясные. И маки цвели повсюду, облачая землю в красные одежды невесты. «Может, как раз сейчас платье такого же цвета примеряет Лирна,- думал, шагая по дороге мимо этой красоты.- А я своим появлением испорчу ей вторую свадьбу…» Сколько бы ни отмахивался от этих мыслей, они не давали покоя. Как не отпускала и затаенная, загнанная на самое дно души надежда, что звездоокая мне обрадуется, а ненависть в ее глазах лишь померещилась, почудилась. Беспощадный рассудок шептал, что наша встреча положит конец даже этим зыбким чаяниям, но я твердо намеревался исполнить задуманное. Правильно говорила Фаирэ: Одинокий или нет - я мужчина. А мужчина обязан заботиться о жене, пусть и бывшей. Даже вопреки ее желанию. Со времени нашего расставания миновало больше трех лун, теперь я мог приблизиться к Лирне, не опасаясь причинить вред. Хотя бы увидеть ее…
        Но даже на это не приходилось рассчитывать - только уповать. Появилась тревога: а если звездоокая здесь больше не живет? Могла ведь и перебраться в другие места… И расспросить о ней было некого. Гонца на мышастом нуваре я не стал останавливать - вряд ли мимоезжий человек что-то знал. Конопатый пастушонок задал стрекача, бросив свое стадо без присмотра. Бабы у реки, к которой я спустился смыть с себя пот и дорожную пыль, разбежались с визгами, словно застигнутые за купанием, а не стиркой. Только у самой деревни седой мужичок, согнувшийся под тяжестью плетеного короба на плечах, меня окликнул, не рискуя, впрочем, подойти:
        - Здравствуйте, господин Путник! Вы если к глазастой идете - ну это, значится… к госпоже Лирне - так в деревне не ищите, нету ее тама.
        - Почему?- я сделал шаг в сторону старика, чтобы не перекрикиваться.
        Тот попятился, сохраняя между нами расстояние, и пояснил:
        - Так у Безрукой живет, давно уж. Вы сразу туда ступайте.
        - Спасибо.
        - Дык пожалуйста, господин,- с явным облегчением ответил крестьянин,- мы завсегда пособить радые…
        Судя по всему, рад он был не столько помочь, сколько спасти от Одинокого родное селение. Но это не имело значения, совет оказался кстати.
        Я уже поднимался на холм к домику с Рукой милосердия на двери, когда заметил хрупкую фигурку посреди пламенеющего карминными цветами луга. И сразу узнал, хотя лицо издали было не разглядеть. Звездоокая неспешно шла со стороны леса, о чем-то задумавшись.
        - Лирна…
        Она не могла услышать - слишком далеко,- но подняла голову, замерла. Увидела. И решительно направилась навстречу. Я бросился к ней, ломясь через высокие, почти по пояс, маки - боялся, что передумает, убежит, не захочет разговаривать. В волнении все загодя выдуманные слова вылетели из головы. Она была совсем рядом. Такая же прекрасная, как в мечтах и драгоценных воспоминаниях.
        Но всего в шаге от любимой я остановился, словно наткнувшись на стену. Весь ее облик выражал едва сдерживаемый гнев: плотно сжатые кулачки, напряженные плечи, часто вздымающаяся грудь под тонкой тканью льняного платья, яркий румянец… И пылающие негодованием и обидой глаза.
        - Лир…- звонкая пощечина прервала приветствие.
        Я даже пошатнулся от неожиданности. Растерянно прикоснулся к горящей щеке. Лирна тряхнула головой, отбрасывая с лица выбившиеся из косы локоны, и зашагала прочь без оглядки. Я догнал ее, схватив за руку:
        - Подожди, что слу…- и осекся, когда сомкнувшиеся на девичьем запястье пальцы ощутили холод металла под тканью рукава.- Что же ты, замужняя дама, у Лайяры живешь, к супругу не переехала?- хотел спросить насмешливо-безразлично, но получилось зло и желчно.
        Лирна вздрогнула, как от удара и медленно повернулась ко мне, ожгла взглядом.
        - А муж меня бросил,- холодно произнесла она, вскинув подбородок.- Сразу после венчания, у священного камня.
        Не смея поверить в то, что могли значить эти слова, я распустил тесьму ее рукава, сдвинул его и уставился на орнамент брачного браслета. Это же…
        Каким же болваном я был! Ведь правда бросил, унизил при всех, а она… Порывисто привлек к себе любимую, обнял. Она попробовала высвободиться, но я не пустил - сбивчиво шепча признания, крепко сжал в объятиях. Чтобы убедиться в реальности своего счастья, поверить, что это не сон. Лирна чуть отстранилась, упираясь ладонями в мою грудь, посмотрела в глаза и еле слышно спросила:
        - Это правда?
        - Клянусь жизнью и всеми богами,- хрипло ответил я, склонился к ее лицу, и наши губы встретились.
        Звездоокая отвечала на поцелуй сначала неуверенно, но вскоре осмелела. Прильнула всем телом, таким горячим под тонким льном одежды. Я чувствовал кожей ее пульс, и мое сердце билось в такт. Коса Лирны расплелась, непокорные кудри с рыжеватыми прядками рассыпались по плечам. Маленькие ладошки гладили мои плечи, спину, проникли под рубаху, слегка щекоча шершавыми мозольками. Пряный запах ее волос будоражил, прикосновения обжигали, а темные глаза сияли, как звездное небо. И я потерял голову.
        Окружающий мир исчез, растворился в радужном тумане. Были только мы. Жадно любили друг друга среди жестких маковых стеблей, под сенью цветов. А потом, в закатных сумерках, лежали, усталые и счастливые - она на мне, чтобы нежное тело не холодила остывающая земля, не царапали камешки и травинки.
        «Теперь мы по-настоящему стали супругами,- думал я, глядя в колдовские глаза. Оборвал склонившийся мак и вставил ей в волосы: красный - цвет невесты.- Жены,- поправил себя, смакуя это слово.- Моей жены».
        Пустоцвет
        Я шагал по центру Стакрэнда, временами морщась от запаха нечистот, забивающего ароматы липового цвета, сдобной выпечки и свежей хмеры. На улицах было немноголюдно: весть о приходе Вечного путника, передаваемая пугливым шепотом, уже облетела Срединный город. Редкие прохожие при виде розы ветров на моей щеке шарахались в стороны и вжимались в каменные стены, стараясь оказаться как можно дальше от Одинокого. Плевать я хотел на это. Все помыслы занимала предстоящая всего через пару дней встреча с Лирной. Спустя долгие луны скитаний я шел домой. В город завернул лишь затем, чтобы купить подарки моей звездоокой. И нашему малышу. Я пощупал рукой драгоценное письмо с известием о рождении сына, хранившееся у сердца, и не смог сдержать счастливой улыбки. Скоро я их увижу! Пусть ненадолго, пусть вскоре придется снова уйти… но я их увижу!
        - Север?- я вздрогнул, услышав знакомый голос, и оглянулся.
        - Здравствуй, Север. Ты помнишь меня?
        Я помнил… Она совсем не изменилась за прошедшие девять весен. Все такая же юная, свежая, как росистое утро. Женщина-ребенок. Вечноцветущая.
        … Впервые я попал в Стакрэнд, когда мне было четырнадцать, спустя несколько лун после принятия Клейма одиночества. Полный кошелек оттягивал пояс, но за целый день я не купил и половины того, что мне требовалось. Получив у таинника первое в жизни жалованье, бродил по городу, низко опустив голову, но слишком короткие волосы все равно не скрывали клейма. Повсюду натыкался на полные страха взгляды, как на стены, и не осмеливался спросить дорогу у торопившихся убраться с моего пути прохожих. Торговцы, в лавки которых я заглядывал, покрывались потом, заикались и спешили вывалить все товары на прилавки, готовые отдать их бесплатно, лишь бы скорее избавиться от моего присутствия. Люди не смели отказать в просьбе Вечному путнику - и ненавидели меня. Я чувствовал это нутром, ощущал кожей - и платил не скупясь и не торгуясь, наивно надеясь что-то изменить. Потратил половину годового жалования на самые обычные сапоги и куртку, легко отдал полновесный солден за кружку воды и тарелку жидкой похлебки… Плутая по незнакомым улицам, оказался у Дома цветов и долго стоял под окнами, не решаясь войти.
        Крон, мой предшественник, часто наведывался в Школу и много рассказывал о мире за ее стенами. Он презрительно кривился при любом упоминании чуда любви, зато бесстыдно живописал подробности общения с обитательницами «Цветников». И мне, юнцу, терзаемому любопытством и смутными желаниями, конечно, хотелось побывать в подобном заведении. Но теперь, видя, что горожане сторонятся меня точно так же, как и безграмотные крестьяне, с горечью осознал: Одинокому не будут рады нигде. Я уже собирался уходить, чтобы до темноты покинуть город и устроиться на ночлег в лесу или в поле. Где угодно, лишь бы подальше от людских глаз.
        - Здравствуй, путник,- услышав мелодичный голос за спиной, обернулся.
        В двух шагах стояла девушка в простеньком полотняном платьице. И улыбалась. Никогда прежде мне не доводилось видеть подобной красоты. Совсем юная, моя ровесница, она была подобна хрупкому цветку. В распущенных светлых, почти белых, волосах играло солнце, как блики на воде; по-детски чистое личико с большими голубыми глазами и чуть курносым носиком словно светилось изнутри… И ее улыбка - потрясающая, обаятельная, теплая улыбка была адресована мне. Несмотря на Клеймо.
        - Не желаешь ли провести со мной время?- она слегка отодвинула ворот, демонстрируя правую ключицу. У нее тоже было клеймо: цветок лотоса. Знак продающих тело. Вечноцветущих.
        - Почему?- спросил я, вглядываясь в ее лицо, но не находя на нем признаков страха.- Почему ты подошла ко мне?
        - Ты мне понравился,- просто сказала она и, не дожидаясь ответа, взяла меня за руку.
        Вопреки моим ожиданиям, девушка повела меня не в Дом цветов, а к трактиру неподалеку. Толстый трактирщик в мятом переднике весь затрясся, едва мы переступили порог, и так побледнел, что, казалось, рухнет в обморок. Но что мне было до него, когда теплая ладошка сжимала мои пальцы?
        Она была очень искусна. Опытна. Но я не понимал этого - просто был счастлив. «Шаэнн…» Задыхаясь от восторга и нежности, шептал ее имя, упивался запахом ее волос, сладостью тела. Мальчишка, мнящий себя мужчиной, я вообразил, что влюблен. Потому что впервые познал женщину. Потому что она была прекрасна. Потому что она мне улыбалась.
        Ночью я проснулся в постели один, подушка Шаэнн уже остыла. Ее замшевые башмачки стояли у кровати, плетеный пояс висел на спинке стула, но самой Вечноцветущей в комнате не было. Я нашел ее на лестнице. Девушка спала, прислонившись к стене и трогательно обнимая обтянутые подолом колени. Роскошные волосы, рассыпавшиеся по плечам и грязным ступеням, в свете свечи были как расплавленное золото.
        - Шаэнн?- я присел рядом и нежно поправил прядку, упавшую ей на лицо.- Что случилось?
        Она сонно улыбнулась, прижав ладошкой мою руку к своей щеке, медленно открыла глаза… и со сдавленным криком отшатнулась.
        - Ты боишься меня? Думаешь, я пью твою жизнь?- догадался я.- Глупая…- поставил подсвечник на ступеньку, привлек ее к себе, обнял за плечи.
        Я рассказывал о силе любви, побеждающей Дар, цитировал строки из Книги дорог… Глупо было верить, что первая же встреченная девушка окажется той самой - единственной, кто сможет остаться со мной навсегда. Но я был зеленым юнцом, уставшим от одиночества. И очень хотел верить. Ремесло Шаэнн меня не смущало: тех, кто сам выбирает судьбу, не клеймят, как скот. Но ее жизнь, в отличие от моей, можно было исправить. Казалось, все так легко решить, надо всего лишь рассказать, объяснить.
        - Прости,- прошептала она, когда я замолчал.- Прости, я не смогу любить тебя. Я уже… я…
        - Зачем тогда ты пришла?- я отстранился, посмотрел ей в глаза.- Тебя заставили… быть со мной?
        - Нет,- Шаэнн опустила взгляд.- Я сама. Люди говорят, ты очень щедр…
        - Тебе так сильно нужны деньги?
        - Не мне…- она запнулась.- Один человек - очень, очень хороший человек - в беде,- она решилась поднять на меня глаза, в них стояли слезы.- Он продал себя на галеру. Чтобы выкупить меня из Дома. Если через два дня… если я не успею, его увезут - далеко, к морю,- и мы больше не увидимся.
        - Ты любишь его,- я все понял.
        Первое настоящее разочарование - это очень больно. Ничто не ранит сильнее, чем осколки разбитой надежды. Даже такой - наивной, несбыточной. Глупой.
        Я дал ей денег - больше, чем требовалось. Отдал все до последнего солдена и ушел не прощаясь…
        Теперь Вечноцветущая стояла передо мной - ничуть не повзрослевшая, точь-в-точь такая, как тогда, лишь одета иначе: платье из дорогого шелка, драгоценные каменья в волосах… Но воспоминания о былом не вызывали сожалений. Останься она со мной - и я никогда не встретил бы свою Лирну, мое звездоокое чудо.
        - Здравствуй, Шаэнн. Ты снова подошла к Одинокому?
        - Я больше не боюсь тебя, Север,- она усмехнулась.- Твой дар ведь не тянет жизнь сразу.
        - Раньше ты этого не знала…
        - Обществу, в котором я теперь вращаюсь, известно о вас больше, чем простолюдинам. А где есть знание - нет места предрассудкам,- я мог поспорить, но не стал.- Ты злишься на меня?
        Я улыбнулся:
        - Нет, Шаэнн. Я тебе благодарен,- она удивленно приподняла искусно подведенную бровь, и я пояснил: - Ты научила меня, что любовь сильнее страха смерти.
        Она перевела взгляд на мое предплечье, провела изящным пальчиком по орнаменту брачного браслета.
        - Ты все-таки нашел ее… Я рада за тебя.
        - А ты?- на ее руках браслетов не было.- Успела тогда?
        - Успела. Спасибо, ты очень помог,- она грустно улыбнулась.- У него все хорошо, недавно женился…
        - Мне жаль,- искренне сказал я.
        - Не надо, все правильно. Знаешь, почему нас зовут Вечноцветущими?
        - Вы не стареете.
        - Да. Всю жизнь цветем - но не плодоносим… Пустоцветы,- с горечью сказала Шаэнн.- А она родит ему ребенка.
        Мне было жаль ее - прекрасную, вечно молодую, судя по всему - богатую… Мы тепло попрощались, как старые друзья - по крайней мере, мне казалось, что друзья прощаются именно так. Возможно, когда-нибудь встретимся. Прежде чем скрыться за углом, Шаэнн обернулась:
        - Запомни еще кое-что, Север: даже настоящая любовь иногда заканчивается.
        Я с улыбкой покачал головой. «Этого не может быть, Шаэнн. Настоящая любовь - вечна. Надеюсь, ты это поймешь».
        Брешь
        С наступлением сумерек и без того не слишком оживленный тракт совсем обезлюдел. Лишь душный ветер лениво раскачивал кроны деревьев, да косматые тени шарили по дорожным камням. Звуки леса заглушал низкий рокот, отдававшийся дрожью в груди. С трудом верилось, что кроме меня его никто не слышал. В ушах грохотало так, словно совсем рядом ревел мощный водопад. Впрочем, нувар подо мной тоже что-то чувствовал - нервно прядал ушами и шел вперед с явной неохотой. Я ласково похлопал его по шее, успокаивая. «Понимаю, Друг. Сам туда не хочу. Знал бы ты, насколько…» Треклятая брешь открылась, когда до дома мне оставалось не больше суток пути. Будь она поближе - наплевал бы на все и увиделся с женой и сыном, прежде чем мчаться затыкать чертову дыру, но Дар подсказывал: расстояние слишком велико. Пришлось поворачивать назад, в который раз откладывая долгожданную встречу. Нельзя было позволить бреши стать по-настоящему опасной. Она и так за неделю разрослась до угрожающих размеров.
        Стало немного светлее: вместо леса по левую руку потянулись засеянные поля, залитые лучами закатного солнца. Порывы ветра приносили запахи дыма и навоза. Небольшая деревенька, обнесенная высоким частоколом, расположилась на пригорке. Ни людей, ни скота вокруг видно не было, но ворота на ночь еще не заперли.Я остановился у развилки, спешился и торопливо развьючил Друга. Мы были вместе уже почти трое суток, пришла пора расстаться. С грустью погладил благородноеживотное. Отличный ездовой нувар: сильные ноги, мощное тело с горбатой холкой, блестящий короткий мех темно-коричневой масти, широкий костяной щит[5 - Роговые наросты на голове нувара образуют т.н. щит. У ездовых нуваров он может быть украшен резьбой (часто в виде герба владельца). В щиты боевых нуваров вживляют стальные шипы.] на лбу украшен резным орнаментом. Такой зверь стоит немалых денег, но продавать его я не рискнул. Конечно, крестьяне не стали бы перечить Одинокому, скинулись и купили бы… но потом могли пустить «проклятое» животное под нож или просто выгнать на съедение волкам. Мне приходилось видеть, как суеверный ужас заставлял людей
делать и не такие глупости. А бесхозную скотину, объедающую кусты у плетня, наверняка кто-нибудь заметит и присвоит.
        - Ну вот и все,- я обнял нувара за толстую шею и, отстранившись, толкнул в бок.- Иди,- он сделал пару шагов и остановился, оборачиваясь, словно поджидая меня.
        Животные не понимают значения розы ветров на моем лице, не слушают жутких историй о выпитых жизнях… просто тянутся к человеку, который о них заботится. И не знают, что он может убить их одним своим присутствием.
        - Нет, дружище, без меня тебе будет лучше. Ну же, пошел!- я хлопнул по лоснящемуся крупу, Друг с обидой покосился на меня, но не тронулся с места.- Пошел вон, топай отсюда! Проваливай!!!- и нувар нехотя побрел в сторону деревни, то и дело останавливаясь и оглядываясь.
        Я отвернулся, поднял с земли тяжелые сумки.«Прощай, Друг… Надеюсь, какой-нибудь ушлый мужичок догадается отвести тебя на торжище, а не впряжет в плуг».
        … Лунный свет почти не освещал путь, с трудом пробиваясь сквозь кроны деревьев и густые заросли орешника. Ветви плетьми хлестали по лицу, царапали руки и цеплялись за одежду. Я упрямо пер вперед, чувствуя, что почти достиг цели. Теперь не нужно было прислушиваться к Дару, чтобы определить направление. Сумасшедшая песнь бреши ревела в ушах, появилась пульсирующая боль в висках, нарастающая с каждым шагом. Солнечное сплетение, казалось, превратилось в огненный шар, прожигающий внутренности. Поклажа тянула к земле, ноги цеплялись за корни и коряги, оскальзывались на обомшелых камнях. Я шел, стиснув зубы: «Чем раньше управлюсь, тем будет проще». Воздух, пахнущий прелой листвой, загустел, стал плотным, как вода, еще больше затрудняя движение. На самом деле, я знал, что просто не будет. И никогда не было. Закрытие бреши, даже небольшой,- это всегда боль. А потом - долгие недели блуждания по лесам и пустошам, пока Дар не восстановится и не станет немного безопаснее для людей.
        Показалось, что впереди появился просвет. Я рванулся, торопясь выбраться на открытое пространство - и едва удержал равновесие на краю балки шириной не меньше полутора стадиев. О глубине можно было лишь гадать - слишком темно. А по ту сторону зияла брешь, словно дыра в картине. Она приковывала взгляд, серым водоворотом засасывая сознание в бездну. Чуждая, противоестественная язва закрывала полнеба, и я должен был залечить ее. Больше некому. «Боги, как близко!». Я сделал было шаг назад, но не успел. Дар пробудился внезапно, не дожидаясь, пока я обойду балку и приближусь к разрыву,- слепяще-белым потоком хлынул из груди, дугой выгибая тело до хруста в позвоночнике. Парализованный болью, я безвольной куклой висел в воздухе, едва касаясь земли носками сапог. Хриплый крик утонул в оглушающем шуме бреши… И вдруг все закончилось. Сознание затопила блаженная темнота.
        …Я падал в серую бесконечность, огромную дымную воронку, раскручивающуюся с сумасшедшей скоростью. Судорожно пытался сделать вдох, но лишь тщетно разевал рот, как выброшенная на берег рыба. Грудь словно сдавило стальным обручем, который все продолжал сжиматься. Ребра, казалось, вот-вот лопнут. Я отчаянно задергался, стараясь освободиться, глотнуть воздуха… и закашлялся, едва не захлебнувшись вязкой тепловатой жидкостью. Головокружительный полет прервался, невидимые тиски ослабли, позволяя с трудом, но дышать.Меня окружала плотная, почти осязаемая темнота. Я лежал на чем-то мягком, но вполне материальном. Все тело нещадно болело, будто меня несколько раз переехали телегой.
        - Пейте, пейте. Это необходимо,- мужской голос прозвучал над самым ухом. Я послушно сделал несколько глотков.- Вы видите меня?
        Я хотел ответить, что нет, но из горла вырвался лишь хрип.
        - Как же вас так угораздило?- сочувственно спросил неизвестный. Голос у него был мягкий, приятный, но чувствовалось, что его обладатель немолод.
        На этот раз я нашел в себе силы просипеть:
        - Брешь…
        - Все равно крайне неосмотрительно. Вы не имеете права рисковать собой.
        - Уходи…
        - Господин… Север, если я правильно понял значение вашего клейма,- мне на лоб легла прохладная мокрая тряпка,- я лекарь. И никуда не уйду, пока вы в таком состоянии!Не двигайтесь: у вас сломана нога и два ребра.
        Ощущения были такими, будто у меня вообще все кости переломаны, но я собрал всю свою волю, чтобы выдохнуть:
        - Ухо… ди…- и провалился в забытье.
        …Тихо шелестела листва, пахло костром и чем-то терпким, неприятным. Я открыл глаза. Вокруг черно, лишь вверху надо мной - слабый свет, словно далекий фонарь в ночном тумане. Мне по-прежнему было худо, но сознание немного прояснилось. Я поднял руку - движение оказалось неожиданно трудным и болезненным - и поднес к глазам, но очертаний ладони не увидел. Лишь призрачный свет померк.
        - Очнулись?
        Он все-таки остался.
        - Вы должны… Бегите.
        - Я, возможно, последовал бы совету, господин Одинокий. Но знаете, что у меня в руках? Шип потравника. Его и еще четыре таких же я извлек из вашего тела,- теперь стало ясно, почему я ничего не вижу. Яд этого растения вызывает слепоту, а без помощи опытного целителя - мучительную агонию и смерть.- О переломах и сотрясении мозга можно даже не упоминать. Без противоядия и лекарств вы умрете.
        - Вы не…
        - Молодой человек! В округе десятки деревень, и две из них - совсем рядом! Вы понимаете?
        Я обреченно кивнул. Согласился.
        Трудно сказать, сколько суток провел со мной лекарь. Двое? Трое? Большую часть времени я спал, но каждый раз, когда просыпался - он был рядом. Потчевал своим мерзким питьем, обрабатывал раны, выполнял неприятную работу сиделки, ведь я не мог подняться и сходить в кусты… Он так ничего и не рассказал о себе. Даже имя свое назвать отказался: «Зовите меня Лекарем, господин Север». Тогда я не задавался вопросами, что он делал в этой глуши и как нашел меня: разум был затуманен то ли ядом, то ли снадобьями; в редкие мгновения прояснений думалось лишь о болезненных ранах да о медленно возвращавшемся зрении.
        В очередной раз меня разбудил свет, казавшийся красным сквозь сомкнутые веки. Я осторожно, морщась от боли, приподнялся на локте и открыл глаза. Ни шороха, ни птичьего посвиста… Кругом странная седая трава, застывшая в безветрии - ни одна былинка не шелохнется. Я провел рукой по стеблям - и они осыпались прахом. Мертвые. В нескольких шагах от меня - черное кострище, давно остывшее, безжизненное. Чуть дальше - крутой уходящий вверх склон, утыканный остовами приземистых, словно придавленных тишиной кустов.Свернувшихся, как от печного жара, почерневших листьев не касалось даже дыхание ветра, будто и он умер. Дальше пары десятков шагов я почти не видел - все расплывалось в глазах - но и того, что открылось взгляду, было достаточно, чтобы осознать: это Круг смерти.
        Конечно, Круги в моей жизни бывали и раньше. Но обычно после закрытия брешей я нигде не задерживался, пожухлая листва на месте моих ночевок не выглядела столь неестественно. Сад у нашего с Лирной дома увядал медленно, почти незаметно. По-настоящему мертвой земля была лишь вокруг Школы, но не я сделал ее такой - там ничего не росло много веков. Здесь же… я ошарашенно рассматривал, что натворил, и не сразу заметил, что покрывало сползло и на мне нет ничего, кроме повязок и лубков. Поежившись от озноба, с усилием сел. У изголовья лежанки, покрытой плащом, стояла на плоском камне деревянная кружка с темной жидкостью. Я залпом выпил лекарство и поморщился: даже полностью остынув, оно не стало менее тошнотворным, чем теплое. Рядом лежали мои выпотрошенные сумки. Поковырявшись в ближайшей, нашел лоскуты кожи, в которых узнал остатки своей одежды - видимо, лекарю пришлось ее разрезать, чтобы снять, не потревожив ран… Горло перехватило, когда взгляд упал на две длинные палки с небольшими рогатинами на концах - костыли. Он знал… и позаботился о том, чтобы и без него я не пропал. Он все знал. Неловко
замотавшись в покрывало, я взял костыли и медленно, преодолевая головокружение и боль, поднялся. Опираться на кривоватые палки оказалось трудно, неудобно, но мне удалось устоять. Если бы так же просто было сохранить и душевное равновесие…
        Я ковылял словно по еще дымящемуся пожарищу: от каждого движения трава рассыпалась, и в воздух взмывали вихри невесомого пепла, медленно оседающего за спиной. Казалось, прошла вечность, прежде чем я увидел то, что искал, но надеялся не найти. Он лежал на спине, устремив невидящий взор в небо. Немолодое лицо с седой, аккуратно подстриженной бородкой выглядело спокойным, умиротворенным. На людей Дар влияет не так заметно, как на траву и деревья… но это не менее страшно. Я рухнул рядом с телом на землю, роняя костыли. На мертвеце были рубаха из грубого небеленого полотна, заплатанные штаны и стертые до дыр легкоступы[6 - Обувь без швов, сделанная из специальным образом вырезанных и свернутых цельных кусков кожи. Легкоступы довольно удобны, но недолговечны, чаще всего их носят крестьяне и бедные охотники.]. Так мог одеваться крестьянин из беднейших, а никак не лекарь. Того, кто врачевал мои раны, я почти не видел - лишь бледное расплывчатое пятно, в котором с трудом угадывалось лицо. Но зато я слышал. Речь моего спасителя свидетельствовала о хорошем образовании. Возможно, он учился в Сарнской или
Лиданской академии: названия лечебных растений произносил на ирсанском. Деревенский знахарь так говорить не мог. «Кто же этот несчастный? Слуга? Или случайно забредший сюда охотник?» Осмотрев тело, я понял свою ошибку. На левом предплечье покойника под рукавом рубахи скрывался брачный браслет тонкой работы. Золотой. Такую роскошь может позволить себе не всякий купец… Ключ от ритуального украшения висел на тонкой цепочке на шее, а рядом с ним - еще один, с таким же вензелем - от пары. Странно… По обычаю, во время свадебного обряда жених и невеста запирают замки на браслетах друг друга и ключи оставляют у себя, отдавая своей половинке только если она потребовала развода - и получила согласие. Особо романтичные пары торжественно бросают их в море, в знак нерушимости союза. Мы с Лирной наплевали на традиции и обменялись ключами: мне хотелось быть уверенным, что она сможет уйти, если разлюбит. Но два ключа на одной цепочке… Что бы это ни значило, я решил оставить браслет хозяину - снимать его почему-то казалось кощунством. В сумке, которую покойный все еще прижимал к боку, обнаружились мешочки с порошками,
огниво, баночка с чем-то вязким и резко пахнущим, пара полупустых пузырьков темного стекла, кусок графита, сверток бумаг исписанных мелким и настолько неразборчивым почерком, что не удалось ни прочесть, ни даже определить язык, и еще кое-какие мелочи. Никаких сомнений в том, что передо мной тело того самого лекаря, не осталось. Почему же он не назвался? Что делал в этой глуши в одежде простолюдина - отшельничал, скрывался? Ответов не было.
        Я хоронил его ночью. Копать могилу в сухой, твердой, как камень, почве, да еще со сломанной ногой и используя лишь нож и железную миску, оказалось делом нелегким, и на это ушел весь день.Надгробным камнем послужил небольшой кусок гранита. Я попытался выцарапать на нем хотя бы дату, но лишь попусту затупил нож. Сидя в полутьме на холодной земле, я сжимал в руках кусок тряпицы, на которую графитом из сумки лекаря перенес орнамент браслета. Возможно, по этому рисунку мне удастся найти родных покойного и сообщить о его судьбе. Что еще я мог сделать? Спасти? Прогнать… Но если бы он ушел, Дар, освободившись с моей смертью, выжег бы все на много лиг вокруг. Кто-то погиб бы в любом случае… Я не имел права решать, кто важнее для этого мира - сотня темных крестьян или один благородный лекарь. Успокаивал совесть тем, что он сам сделал выбор. Но обмануть себя непросто, и в глубине души я понимал, почему согласился: мне хотелось жить. До безумия, до отвращения к себе мне просто хотелось выжить - и вернуться к Лирне, обнять ее. И увидеть наконец своего первенца. Может быть, мое мнение ничего не значилои
изменить решение лекаря было невозможно. Но я никогда не узнаю этого наверняка.
        Я просидел у безымянной могилы до утра. Вначале размышлял о том, только ли моя вина в смертях, которые несу, и оправдывает ли их сохранение целостности мира. Или я не в ответе за то, что делает Дар помимо моей воли? Потом мыслей не осталось. С первыми рассветными лучами вдоль балки подул легкий ветер. Мертвая трава таяла, тонкими струйками праха устремляясь вдаль, словно сгорая.
        Долг не проклятие
        К небольшой деревушке меня вывели запахи дыма, навоза и пекущегося хлеба. Она расположилась на холме, подальше от сюрпризов непредсказуемой Арксу[7 - Арксу (Неправильная река)- река в северной части Гранзана, берущая начало в Приокеанских горах и впадающая в Срединное озеро.], славящейся неожиданными разливами. Селеньице было совсем маленькое, захолустное. Не больше десятка дворов, обнесенных общим частоколом. Все какое-то мрачное, блеклое - ни рыжей черепицы на крышах, ни нарядной росписи на ставнях… да и окна не в каждом доме имеются. Герзаты по краям опустевших огородиков, испятнанных кляксами кострищ, уже сбросили листву и походили на костлявые руки, простертые к небу в немой мольбе. Лишь не успевшие облететь кустарники немного оживляли унылую серость тусклым золотом и багрянцем.
        У общинного колодца топталось полторы или две дюжины мужчин и женщин в простой одежде из шерсти и некрашеных кож. Видно, меня приметили издалека и надеялись расспросить пришельца, узнать последние новости. Но, рассмотрев розу ветров на моем заросшем лице, люди, верно, горько пожалели о своем любопытстве. Так и стояли молча, боясь подойти и не решаясь бежать - вдруг Вечный путник осерчает. Холодный прием не слишком меня расстроил, крестьяне есть крестьяне. Зато после почти трех лун одиноких скитаний по чащобам я видел человеческие лица, пусть хмурые и настороженные, и мог переночевать под крышей. Впрочем, задерживаться в деревеньке надолго в мои планы не входило: отсюда всего день пути до резиденции владетеля. Я бы с удовольствием прямо туда и направился, не забредая в богами забытое селение, но не являться же в замок досточтимого Креяра в кое-как слепленной из разномастных лоскутов одежде - сильно поношенной и рваной, босиком и с грязью под обломанными ногтями.
        - Не желает ли кто из вас пригласить меня к своему очагу?
        Я всегда спрашивал, хотя знал, что могу войти под любой кров: никто не посмеет выгнать. Случалось, кто-то выступал вперед и звал к себе - может, знал, что опасности нет, а может - за других боялся больше, чем за себя. Но чаще в ответ молчали. Каждый тихо надеялся, что Одинокому понравится дом соседа, лучше - из дальних, с другого конца деревни. Здесь тоже никто не рвался приютить Путника, но напряженную тишину нарушил голос:
        - Тиренн Нелюдимый примет тебя.
        Я не увидел, кто это сказал.
        - За что же ты так не любишь его, добрый человек?- поинтересовался с усмешкой, оглядываясь кругом в поисках подлеца.- Может, мне лучше остановиться у тебя?
        «Добрый человек» не отозвался. За него ответил плечистый бородач:
        - Ты, Путник, волен поступать по своему разумению,- с поклоном молвил он.- Но Касмин правду сказал. Был бы Тиренн тут, тебя к себе точно позвал бы. Он ваше племя любит шибко. Да ты вели позвать его - пусть сам скажет.
        - Вот как. Что ж…
        - Нет!- неожиданно выкрикнул темноволосый юнец - и тут же схлопотал подзатыльник от лысого дедка, стоявшего рядом. Парень сделал шаг вперед, выдернув рукав из цепких пальцев старика.- Тиренн… он живет далече, а ты устал. Отдохни у нас, господин!
        Я приблизился и посмотрел на смельчака с интересом. Совсем мальчишка - еще и борода не проклюнулась, только пушок под носом. Он вжал голову в плечи, но не отступил.
        - Кто тебе этот Нелюдимый?
        Отрок покраснел и опустил взор.
        - Никто.
        Интересно…
        Тиренн и правда жил довольно далеко от деревни. Пришлось преодолеть около пятнадцати стадиев[8 - Стадий - единица длины, чуть меньше 200 метров], чтобы дойти до огороженного невысоким частоколом двора у кромки леса. Из-за ограды был виден обычный для этой местности дом, сложенный из нетесаных камней и бревен и крытый смолистым корьем. Чуть дальше - большой дощатый сарай и навес колодезного сруба. Первыми мне навстречу с громким лаем выскочили из распахнутой калитки два лохматых щенка-подростка. На шум вышел немолодой кряжистый мужик с пышными седыми усами и бровями, одетый лишь в полотняные штаны, закатанные до колен. В руке огромный топор - то ли всех с ним встречает, то ли просто не отложил, оторвавшись от работы. Капли пота блестели на его плечах, к которым липли темные, с частой проседью, волосы. Хозяин настороженно присмотрелся ко мне, потом просветлел лицом и выронил топор.
        - Никак господин Север! Здравствуй, Путник,- он низко поклонился, затем подошел ближе и снова согнулся до земли.
        - Здравствуй,- удивленно ответил я.- Ты меня знаешь?
        - А чего знать?- он, наконец, выпрямился.- Звезда на щеке, верхний луч ажно до глаза. Одежа вот только…- его взгляд скользнул по моим лохмотьям и босым ногам.- Неужто ограбить кто посмел? Или иная беда случилась?
        - Долго рассказывать.
        - Да что ж это я!- спохватился мужик.- Ты в дом пожалуй, окажи милость. Там и побеседуем.
        Я пошел вслед за хозяином, гадая, чем вызвано такое гостеприимство.
        - Бенирка!- весело крикнул он на пороге.- Нынче праздник у нас. Собирай угощение!
        Распоряжение было излишним: рыжеволосая девушка весен двенадцати уже расставляла на нарядно вышитой скатерти тарелки. Судя по всему - увидела меня в окно и расстаралась. Приятно, но… странно. Согласно местному обычаю, чужак получает пищу, только если сам попросит. Предложить хотя бы крошку - значит признать пришельца своим, почти родственником. Когда мы вошли, Бенира поздоровалась с почтительным поклоном - и выглядела при этом скорее смущенной, чем напуганной. Славная девочка, круглолицая и конопатенькая - не красавица, но взглянуть приятно. Она усадила меня за стол, на котором стояли блюда с копченой олениной, сыром и луком, свежий хлеб, моченые яблоки и кувшины с нуварьим молоком и хмерой. Не зря я зашел в этот дом. На такую радушную встречу Одинокий может рассчитывать разве что в Илантаре[9 - Илантар - ближайший к Школе Одиноких город.], да и то не всегда.
        Тиренн разделил со мной трапезу, ведя неспешную беседу. На расспросы о моем нищенском виде я отмолчался: рассказывать, как оказался на краю гибели, совсем не хотелось. Как спасся - тем более. Хозяин не настаивал. Подливал хмеру в кружки, не давая им опустеть и на треть, говорил о себе. Я слушал вполуха, больше интересуясь угощением, чем нехитрым повествованием, и получая удовольствие просто от того, что был в тепле и не один. Ничего интересного или необычного Тиренн не поведал. Жил небогато, но и не голодал. Мастерил луки и деревянную утварь, которые селяне охотно меняли на шерсть и муку. Поле в последние годы не обрабатывал: в здешних местах почва каменистая, скудная - случалось, и посеянного не возвращала. Лес был щедрее. Жена Нелюдимого умерла весну назад от лихорадки, старшие дети давно разъехались, обзавелись семьями, подле отца оставалась лишь младшая дочь, Бенира.
        - Ты, поди, вымыться с дороги хочешь, господин Север?- сказала девушка, закончив хлопоты у печи.
        Я с благодарностью кивнул: не одну луну мечтал о горячей воде с мылом.
        - Так я живо воды натаскаю!- она потянула с широкой полки огромное деревянное ведро, которое с трудом могла обхватить руками.
        Тиренн возмущенно стукнул кулачищем по столу:
        - Куда, дура, такую тяжесть носить! Дитя во чреве извести хочешь?!
        Я только теперь заметил, что платьице в поясе ей тесновато, а плетеный ремешок повязан чуть выше талии, чтобы не давил на живот. Бенира залилась краской и опрометью бросилась вон из дома, подхватив с пола другое ведерко, вдвое меньше первого.
        - Нашла, дурища, чего срамиться!- досадливо проворчал Тиренн ей вслед.- Дитя - завсегда радость в доме, благословение богов.
        Он снова потянулся было к блюду, но передумал - видно, аппетит пропал. Я молча ел: это семейные дела, меня не касаются.
        - Ты не смотри, Путник, что Бенирка моя с пузом-то и без браслета,- тихо сказал он через некоторое время.- Не ее в том вина. Владетель тутошний… забыл, стервец, что ему земля принадлежит - не люди. Я на торг тогда ездил. Только и осталось, как вернулся, слезы дочке утирать да псов порубленных хоронить.
        - Ты хочешь сказать, что Креяр ее…
        - Что ты! Он уж семь лун как помер. Сын его наследные земли объезжал. Да нас не миновал, поганец.
        Вот, значит, как. Не пировать мне с седовласым владетелем, не слушать красочных историй о доблести предков. Наследника Аскела я почти не знал: он моложе меня на несколько весен и был еще совсем ребенком, когда Креяр принимал меня у себя. Но в замок мне нужно было попасть в любом случае: там находилось единственное в округе отделение Таинного дома[10 - Таинный дом - организация, оказывающая банковские, почтовые и нотариальные услуги в Гранзане. Все отделения имеют связь между собой, и в любом из них адресат может получить устное послание, снять деньги со счета или заказать доставку посылки, ожидающей его в другом отделении.], где я очень надеялся получить весточку от моей звездоокой, а ей - дать знать о себе. Что ж, посмотрим, каким вырос Аскел и насколько теперь похож на отца. В слова Тиренна верилось с трудом: чтобы юноша из благородной семьи - да еще сын такого славного человека - поступил как разбойник! Девчонка могла и наврать… Но с добрым хозяином я своими сомнениями не поделился, не стал обижать. Может, ему легче думать, что любимая дочь ждет ребенка не от какого-то проходимца, а от
аристократа. И потом… вдруг это все-таки правда?
        Солнце еще стояло высоко в чистом, по-летнему голубом небе, по которому медленно двигался на юг птичий клин. Птахи, привычные зимовать в родных местах, щебетали в лесу и на крыше сарая, воровали еду из собачьих мисок. Я лежал в установленной на камнях медовичной[11 - Медовик - дерево, древесина которого при нагревании источает приятный сладкий запах, по поверьям изгоняющий болезни.] омывальне[12 - Омывальня - большая бадья для купания, подогреваемая снизу.], стараясь не шевелиться, чтобы не мешать бреющему меня Тиренну.
        - Почему ты так добр ко мне?- этот вопрос мучил меня с первой минуты нашей встречи.
        - А как иначе? И от тебя ведь добро одно,- спокойно ответил Нелюдимый, промокнув мои щеки полотенцем.
        - Деревенские так не считают.
        - Видно, неласково тебя там встретили,- он грустно улыбнулся.- Ты не серчай, господин Север, не со зла они - со страху.
        - Ты же не боишься.
        Тиренн наклонился, поворошил кочергой уголья под днищем омывальни. Затем неспешно выпрямился, придвинул к себе ногой чурбачок, устроился на нем.
        - Давно то было,- начал он.- Мы с женой как раз первенца ждали. Я в поле работал, а Митка моя дома управлялась. И пошла, дура-баба, на реку стирать одна да с мостков в воду и бултыхнулась. А река у нас злая, быстрая, порожистая - мигом унесет да об камни приложит. И быть бы беде, кабы не Одинокий. Север. Сам едва не потоп, а Митку вытащил. И тут ко всему она рожать удумала, на луну раньше срока - с перепугу, видать. Так Путник ее на руках до дома донес, за Знающей сбегал аж к Черному утесу, наши-то повитухи от него попрятались. Я как домой вернулся - уже и сынок у жены на руках,- суровое лицо Тиренна потеплело. А я своего сына еще даже не видел…
        - А Север ушел своей дорогой,- закончил рассказ Нелюдимый.- И поблагодарить его не успели.
        - Это был другой Север.
        - Знаю. Тот, жена сказывала, седой уж был. А все ж дело вы одно делаете, мир от зла стережете,- он помолчал, а затем сказал невпопад: - А на следующую ночь соседи дом пожгли, а в нем мы все трое были. Митушка после родов слабая, дитя невинное…
        - И они…
        - Что ты! Нешто я бы дозволил! Дверь подперта была - все одно вышиб. Молодой, не то что ныне… И своих вывел, и коз сберег, и пожитки какие-никакие. Люди-то и не мешали - подойти боялись. Вот с тех пор мы в деревне и не живем. Весен пять туда ни ногой, потом только помалу замирились.
        - И ты простил такое?
        - Да как сказать… Митка моя верно говорила: всякую обиду в памяти держи, а в сердце не пускай. Бабы хоть и дуры, а в душах поболе нашего разумеют.
        Тиренн давно ушел в дом, оставив для меня на скамейке чистую одежду, а я все сидел в остывающей воде и думал. Какой ужас владел людьми, которые шли убивать семью соседа, наверняка многим приходящегося родственником, поджигать дом в собственном селении, рискуя спалить всю деревню! И даже время, ясно показавшее, что Одинокий не причинил вреда ни женщине, ни ребенку, не смогло полностью избавить их от суеверной боязни. Кто виноват в этом - природная трусость крестьян или мы сами, Одинокие? Меня всегда раздражал испуг в глазах почти каждого встречного, но ни разу я не пытался что-то изменить. Пользовался тем, что боятся отказать мне в просьбе… и именно этого страха не мог им простить. А Тиренн, пострадавший без всякой вины,- смог.
        Когда я вернулся в избу, хозяин походил вокруг меня, придирчиво осматривая, и огорченно нахмурился. Шерстяная рубаха, украшенная искусной вышивкой, болталась, как на чучеле, а охотничьи штаны из оленьей кожи оказались коротковаты. Мне это было безразлично: главное - одежда чистая и не рваная, а в замке владетеля найдется что-то более подходящее. Но Тиренн наказал дочери поправить дело. Я не возражал, не желая обидеть доброго мужика, от всего сердца отдавшего мне лучшее, что нашлось в сундуках. Уже собирался снять рубаху, как вдруг Бенира сдавленно охнула и бросилась в соседнюю комнату, едва не оборвав плотную штору в дверном проеме. Я вопросительно посмотрел на Тиренна, его взгляд был устремлен в окно.
        - Приперся, песий сын.
        - Кто?
        Нелюдимый посуровел лицом и ответил, отвернувшись от окна:
        - Жених Бениркин. Бывший.
        Я вздохнул. Все ясно. Не каждый захочет взять в жены женщину, беременную от другого. Даже перед освященной вековыми традициями Ночью невесты обязательно заключают Нерушимый договор - чтобы жених не пошел на попятную, если не ему достанется невинность суженой. Но добровольно подаренные ласки - это одно, а насилие… Каково пришлось девчонке, когда любимый, вместо того, чтобы утешить - предал. Конечно, отец отвергнутой невесты не желал видеть человека, причинившего ей боль. Выйти замуж Бенира теперь вряд ли сможет… Хорошо, если сыновья Тиренна позаботятся о сестренке, когда его не станет. Нелюдимый ведь не молод, сила и ловкость уже не те - уходя на охоту, не поручится, что вернется.
        Хозяин решительно направился к двери, распахнул ее и остановился на пороге, сложив руки на груди.
        - Убирайся, недоносок! Иди, откуда явился.
        Я пошел следом и встал за его плечом. Во двор входил паренек - тот самый, который отговаривал меня идти к Нелюдимому. Мальчишка тяжело и часто дышал, открыв рот и держась за бок, словно долго бежал. На Тиренна он не обратил никакого внимания. Заметив меня - рванул из последних сил к крыльцу с криком:
        - Господин Путник!- остановился, переводя дух.- Беда. Там. Верны,- и вдруг хлопнулся на колени: - Братишку спаси.
        Разузнать о случившемся оказалось непросто. В ответ на вопросы малец бессвязно бормотал, таращил лихорадочно блестящие глаза и через слово повторял: «Шоила спаси, братишку». Наконец я влепил ему хорошую затрещину, пацан немного пришел в себя и смог что-то объяснить. Из сбивчивого рассказа выходило, что его брат ходил с друзьями на охоту. Они увидели верна и побежали без оглядки. Отсутствие одного из товарищей заметили уже в деревне и сказать, когда Шоил отстал, точно не могли. В лес соваться никто, понятно, теперь не хотел - зажгли костры вокруг селения и попрятались по домам.
        - А как выглядел тот верн?
        - Огромный, сказывают… И с рогами.
        - Может, это лось был?
        - Так летает, говорят. Черный весь, и трава под ним сохнет.
        Я поморщился. Только крестьяне могли увидеть верна в обличье рогатого монстра. Но если сохнущая трава - не плод их воображения… и если ребенок действительно пострадал от этой твари - спасать поздно. Однако оставалась надежда, что Шоил просто подвернул ногу или свалился в овраг и лежит где-нибудь раненый, ждет помощи. Я без раздумий согласился отправиться на поиски пропавшего. Верны специально на людей не охотятся: их одинаково влечет любая жизнь, а в лесу в ней недостатка нет. Так что шанс избежать смерти у Шоила все же был. Только следовало поспешить.
        - Ты знаешь, где они встретили верна?
        - Да. Примерно…
        - Веди.
        Лес встретил нас сумраком и запахами хвои, грибов и осенней листвы. Было довольно прохладно. Я это едва замечал: доводилось терпеть и не такое, привык. Стылые камни и влажный опад под босыми пятками только бодрили. А вот мальчишка в насквозь пропитанной потом рубашонке зябко ежился. Он испуганно озирался и, казалось, сам не знал, чего боится больше - отойти от меня или приблизиться. Но стремление спасти брата все же было сильнее страха, и я не без удивления понял, что почти зауважал сосунка. Он порывался бежать, пришлось осадить. В изобилующей выворотнями, торчащими корнями, ямами и оврагами местности в спешке можно и ногу свернуть, если не шею, да и силы следовало поберечь. Венк - так назвался мой проводник - уверял, что найдет урочище, в котором охотники повстречали верна, потому я решил направиться прямо туда, а затем идти к деревне по их следам. Шли быстро, но в таком темпе, который можно долго поддерживать. Я прислушивался и осматривался, чтобы не пропустить возможную опасность или Шоила - нельзя было исключать вероятность, что ребенок побежал в сторону дома Нелюдимого. О том, что никуда он
не убежал, думать не хотелось. Но я, конечно, думал. И, хотя судьба мальчика была неизвестна, чувствовал свою вину - перед Тиренном, который верил в мою непогрешимость, перед неизвестным лекарем, три луны назад отдавшим за меня жизнь… и даже перед Венком и другими крестьянами. «Выходит, не зря ждали от меня несчастья». Конечно, тварь могла явиться в эти места откуда угодно, но я чувствовал: верн - мой, из той самой, едва не угробившей меня бреши. Она была открыта достаточно долго, чтобы из нее поналезло изрядно этой пакости. А я в тот раз оказался в таком плачевном состоянии, что не мог с ней справиться… И винить некого, кроме себя.
        Черноигольный бор, где мужики видели верна, мы нашли без труда, восстановить картину событий тоже оказалось несложно. Крестьяне заметили эту дрянь издалека и бросились наутек - их путь проследил бы и слепой, ломились не разбирая дороги. А вот пепельно-серая полоса на соломенно-желтом ковре мелкой травки-подигольника пролегала на приличном расстоянии и совсем в другом направлении - значит, верн ими не заинтересовался, у него была другая добыча… Это обнадеживало. Венк, уверившись, что тварь не тронула брата, заметно приободрился. Тревога никуда не делась, но панический ужас исчез. Парень не раз сталкивался с обычными опасностями, подстерегающими в лесу, и знал, что им противопоставить. Осмотрев все вокруг, мы пришли к выводу, что Шоил бежал вместе с остальными, и двинулись в ту же сторону - медленно, чтобы не пропустить место, где он отбился от своих. Прошел час, за ним другой. Черноигольный бор остался далеко позади, теперь вокруг высились стройные деревья с заметно поредевшими желтыми кронами. Под ногами шуршала опавшая листва. Мальчишка оказался неплохим следопытом и теперь вел меня в нужном
направлении, легко отслеживая путь беглецов даже там, где я не видел никаких знаков.
        - Господин Север,- робко подал голос Венк.- Как там… она?
        Я сразу понял, о ком он, и ответил, не скрывая презрения:
        - Не твоего ума дело, парень. Ты ей теперь никто.
        - Да я… просто…- замямлил мальчишка смущенно и грустно.
        Я разозлился. Девчонка и ее отец были мне едва знакомы, но уже небезразличны, и слушать оправдания этого слюнтяя…
        - Обещал, наверно, жизнь отдать, а когда с ней несчастье случилось - и любовь прошла. Трус!
        - Несчастье?- вдруг заволновался Венк.- Что с ней? Господин Путник, пожалуйста! Она жива?- он требовательно дергал мой рукав, позабыв о том, что прикасается к Одинокому.
        До меня стало доходить, что сделал поспешные выводы и влез не в свое дело. Мало ли, что у них произошло. Может, Тиренн сам разорвал помолвку - решил, что Венк его дочери не пара. Или сама Бенира разлюбила… Кто меня за язык тянул?
        А парень, напуганный моим молчанием, уже всполошился не на шутку.
        - Да жива-здорова!- с досадой сказал я, опасаясь, что юнец сейчас бросит поиски Шоила и помчится спасать любимую неизвестно от чего.- Клянусь, все с ней нормально. Ты брата ищи, герой.
        Пацан прекратил метаться и прибавил шагу.
        Первым его заметил Венк.
        - Братишка!
        Я вслед за ним подбежал к лежащему возле упавшей березы человеку. «Братишка» оказался вовсе не ребенком. Настоящий великан: рослый, широкоплечий, рука выше локтя потолще, чем у иных бедро. Такой хребет нувару голыми руками переломит. Но сейчас это могучее тело беспомощно распласталось по земле - с нелепо подломленными под себя ногами и раскинутыми руками. Молодое лицо с мягкой, юношеской бородкой, было серым, будто присыпанное пеплом. Оно не дрогнуло от братского прикосновения. Казалось, перед нами мертвец и чуть заметное дыхание лишь мерещится. Опавшая листва вокруг была совсем сухая, утратившая все краски. Опоздали. Шоил все-таки не миновал встречи с верном. Венк уложил брата поудобнее, гладил по голове и дрожащим голосом уговаривал потерпеть еще немного, ведь рядом Одинокий, он поможет. А у меня вдруг перехватило горло, и никак не получалось сказать, что помочь тут нечем. Мальчишка повторял, как заклинание: «Путник спасет», и уже не шептал - кричал: понял все по моему лицу, но не желал поверить. А я молчал. Верн выпил из Шоила почти всю жизнь, оставив лишь крохотную, уже угасающую искорку. И
отнятого не вернуть.
        «Путник поможет!»
        «Не вернуть».
        «Поможет!!!»
        «Вернуть… Вернуть отнятое».
        От внезапной мысли у меня вспотели ладони. Она была совершенно безумной, но давала призрачную надежду. И я ей поддался.
        - Отойди,- собственный охрипший голос показался чужим.
        То, что я собирался сделать,- почти наверняка убьет Шоила. Но иначе не осталось бы вовсе никакого шанса. Он умирал.
        - Ты поможешь? Спасешь его, правда?- Венк не торопился послушаться, все так же судорожно обнимал брата и смотрел на меня с отчаянной надеждой. У меня не хватило духу сказать правду вслух.
        - Принеси воды. Живо!
        Мальчишка вскочил и опрометью кинулся в чащу - наверное, к знакомому ручью. Я остался наедине с умирающим.
        Еще никогда мне не приходилось сознательно направлять Силу на человека. Дар почти не поддается контролю - его не остановить, когда начинает тянуть жизнь из слишком долго находящихся рядом людей или пробуждается возле отверзшейся бреши. И даже если сам обращаюсь к нему, не могу регулировать силу воздействия - только продолжительность. Отнимаешь энергию или отдаешь - результат один: смерть. Именно так уничтожают вернов. Намеренно выпущенный поток Силы просто сжигает чуждую для нашего мира сущность. И человеку такое тоже не пережить. Но если…
        Я попятился, оставляя между собой и Шоилом пару десятков шагов. Вытянул в сторону парня руку - она дрожала, а сердце колотилось так, словно хотело выломиться из груди. Несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, сосредоточиться. Послать бы легкий импульс, но это невозможно: Дару нет дела до моих желаний. «Может, все-таки выдержит? Вон какой здоровенный». Я решился. И ударил, с трудом удерживаясь, чтобы не зажмуриться. Слепяще-белый поток вырвался из ладони и впился в беспомощное тело Шоила. Оно дернулось, выгибаясь дугой, словно сама земля толкнула его в спину. Я тут же перенаправил Силу в сторону и прекратил воздействие. Кинулся к неподвижному человеку и рухнул на колени, припадая ухом к его груди. Все произошло в считанные мгновения - однако недостаточно быстро.
        Парень не дышал, сердце не билось.
        Все напрасно.
        Из моего горла вырвался хриплый звериный рык. Убил. Он все равно умер бы, быстрая смерть милосерднее долгой агонии… У меня не было на уме дурного, только желание помочь! Но эти мысли вытесняла одна, молотом стучащая в сознании: я его убил. Нарушил клятву, данную при посвящении, использовал Дар во зло. Убил. «Нет, не может быть, не должно быть так!» Засуетился, бестолково тормоша безжизненное тело. Оно не реагировало. «Он же молодой, сильный!» В отчаянии я судорожно пытался сообразить, что делать, чувствуя, что время уходит… Наконец что-то смутно припомнив, прильнул губами к приоткрытому рту парня и с силой выдохнул. Шею защекотал воздух, вырвавшийся из носа. Я зажал его пальцами и повторил попытку, затем еще и еще. Не помогло. В глазах темнело, и кровь стучала в ушах, как после долгого бега. Отгоняя мысль, что уже поздно, положил руки ему на грудь, несколько раз надавил. Ничего. Ничего! Услышал крик вернувшегося Венка: «Брат!» - но даже не обернулся. Снова поделился с Шоилом своим дыханием и опять принялся ритмично нажимать на грудь. «Ну же, давай! Дыши, мать твою!» Что-то хрустнуло - и меня
обожгло ужасом: я сломал несчастному ребра… но тут же почувствовал, как под ними трепыхнулось сердце. Не веря себе, зашарил рукой по шее парня, нащупывая пульс. Жив! И обнял его, как родного, едва не плача от облегчения.
        Жив.
        До окруженного кострами[13 - Верны не любят огонь, потому костры, горящие вокруг жилищ, служат неплохой защитой.] дома Тиренна мы дотащили наскоро сработанную волокушу с бесчувственным Шоилом уже затемно, усталые и взмокшие. Щенки звонким лаем оповестили хозяина о нашем приходе, и Нелюдимый выбежал навстречу.
        - О боги! Он живой хоть? Давайте помогу…
        - Живой,- я проверял это чуть не через каждые десять шагов. Парень дышал, но все большее беспокойство вызывало его сердцебиение - слишком быстрое и какое-то неровное, с перебоями.- Давай. Вот тут хватай - и несите в дом. А я пока за Знающей сбегаю. Где этот ваш Черный утес?
        - Так вон этот паршивец знает,- Тиренн ткнул пальцем в Венка.- Хотя одного его пускать…
        Нелюдимый объяснил дорогу, и я понесся за Мудрой женщиной. Бежал не останавливаясь, не замечая усталости, словно спасаясь от смерти. Впрочем, так оно и было, только грозила смерть не мне. Черный утес полностью оправдывал свое название - сурово нависшая над громыхающей по порогам Арксу одинокая темная скала. Видимая издалека, она даже ночью - по крайней мере, такой ясной - четко выделялась на фоне неба и указывала путь к ветхому домику с белым отпечатком ладони на двери. Знахарка, сухонькая маленькая старушка, не спала - перебирала разложенные на столе травы и пузырьки со снадобьями, щурясь при тусклом свете лучины. Когда я ворвался в избушку, тяжело переводя дыхание, она невозмутимо поздоровалась, блеснув не по-старчески яркими голубыми глазами, и вернулась к своему занятию. Казалось, Мудрая и не слушала мои сбивчивые речи, но когда рассказ был окончен, сложила лекарства, которые откладывала на край стола, пока я говорил, в сумку и протянула мне:
        - Идем, Путник.
        Осмотрев Шоила, знахарка уверенно заявила, что он поправится, выгнала всех из комнаты и велела ложиться спать, сама осталась у постели больного. Ни у кого ее вердикт сомнений не вызвал. Даже Венк успокоился и безропотно пошел вслед за Тиренном на сеновал. Мы с Бенирой кое-как устроились на лавках у стола. Уставшая от переживаний девчонка заснула почти сразу, а я все ворочался, не в силах избавиться от мыслей. Если пострадавших от верна можно спасти, почему Наставники никогда не говорили об этом? Или я ошибся и Шоил выжил бы и без моего вмешательства? Тогда я зря рисковал, пуская в ход Дар. Но ведь удар не убил парня…
        Резко пахло лечебными травами, из спальни слышалось бормотание Знающей. Когда ее голос стих, я бесшумно поднялся и отодвинул занавеску, разделяющую комнаты. Старушка сидела на кровати и массировала какие-то точки на руке больного.
        - Госпожа,- шепотом сказал я.- То, что сегодня…
        - Хочешь знать, спасешь ли так же других?- понимающе улыбнулась Мудрая.- Входи.- Я подошел и уселся на стоящий у кровати сундук.- Не надейся понапрасну. Сами боги вступились за этого юношу. В нем оставалось ровно столько жизни, сколько нужно. Будь ее чуть больше - и тело бы не вместило твою Силу, чуть меньше - не смогло бы противиться смерти. Такой случай боги даруют раз в сотни сотен раз. Но ты все равно будешь пытаться, верно?- она вздохнула.- Ты хороший мальчик, Грэн. Что ж, может, однажды тебе снова повезет. Но не вини себя, если этого не будет.
        - А если бы я не…
        - Он бы умер,- просто сказала старушка.- Ты все сделал правильно.
        - Спасибо.
        - Подай-ка мне вон тот пузырек… Да, этот, благодарю. И ступай.
        Я попрощался и вышел из спальни. Собирался ложиться, но застыл, привлеченный доносящимися снаружи звуками. Вначале - неразборчивое бормотание. Затем взволнованный и обиженный голос Венка:
        - Но тогда почему?!
        Ему что-то невнятно отвечала, всхлипывая, девушка - Бенира, понял я, глянув на ее лавку, на которой валялось лишь скомканное одеяло.
        - Да как ты подумать такое могла!- возмущенно закричал мальчишка, и я уже собирался пойти и задать ему хорошую взбучку, чтобы не обижал девчонку, но в дверях остановился, услышав продолжение гневной речи: - Дурочка, да разве ж может твое дитя мне чужим быть?!
        Девичьи рыдания сделались громче. Венк снова заговорил, но теперь - ласково, успокаивающе. Плач стих, и не надо было видеть происходящее, чтобы знать - девчонка льет слезы уже у парня на груди.
        «Хороший зять у Тиренна будет,- подумал я с улыбкой, ничуть не сомневаясь, что Бенира убедит отца согласиться на свадьбу.- Еще одна семья в этих местах с радостью встретит Одинокого».
        Ночью мне снились Лирна и наш малыш. Я просил у них прощения за то, что снова задерживаюсь в пути, а моя звездоокая понимающе кивала. Жена поддерживала меня в решении найти и убить всех вернов, вырвавшихся из закрытой три луны назад бреши. «Я вас очень люблю, милые, и обязательно вернусь. Но сначала выполню свой долг».
        И впервые этот долг не казался мне проклятьем.
        Наследник
        В по-осеннему рано сгустившихся сумерках родовое гнездо великих владетелей предстало передо мной сплошной темной громадой, хмурой и неприветливой. Догорающий в небе закат не смягчал строгую мрачность древних камней, а лишь подчеркивал ее. Мнилось, впереди не человеческое обиталище, а монолитная скала, в холодной толще которой нет места жизни. Романтичное и нежное название замка - Зиал-Линарр, что на дораздельной[14 - Дораздельная речь - речь до Разделения Материков - древний язык, на котором разговаривал народ, населявший некогда земли на севере и северо-востоке Гранзана, а также юго-западном побережье Большого Континента.] речи значит «звездный цветок» - казалось неуместным и странным. Хотя я знал, почему именно оно пришло в голову зодчим.
        - Смотрите, господин Грэн,- говорил седовласый Креяр, водя пальцем по плану древней твердыни,- это бастионы. Светлой краской начертаны, значит, высокие. А равелины - вот. Видите, они темнее - пониже. Это сделано нарочно, чтобы неприятеля, если ему удастся завладеть ими, было удобно осыпать стрелами. А главная башня цитадели - здесь, золотом писана,- самая высокая. Последний оплот…
        Я, мальчишка шестнадцати весен, слушал с интересом и во все глаза смотрел на пергамент, расстеленный на массивном столе. Рисунок - назвать это чертежом язык не поворачивался - завораживал. Тонкие линии складывались в подобие звезды или снежинки, сотканной из разных оттенков синего - от почти черного по краям до бледно-бирюзового вокруг золотой сердцевины.
        - По такому принципу на Большом Континенте теперь строят огромные крепости, целые города,- продолжал владетель.- Но придумали это устройство мои предки - больше двенадцати веков назад - для нашего малого замка.
        «Ничего себе - малый замок! Наставник говорил, самый большой на Севере!» - подумал я, но промолчал, чтобы не прерывать интересный рассказ.
        - Ни разу нога врага не топтала нашего двора. А пытались многие… В те времена это было обычным делом. Владетели постоянно воевали - за земли, сокровища, крестьян, прекрасных дам или просто по привычке, из-за давно забытых обид. Но вы, конечно, учили историю и все это знаете. Простите старика за болтливость. Мне нечем гордиться, кроме моих корней. Знаете, ведь именно в нашем роду появился первый великий владетель - мой тезка, Креяр Злоярый. Жестокий человек был, страшный, но воистину великий! Никто не мог противостоять ему. Всех, кто не склонился, он уничтожил. Креяр первый завоевал не только земли соседей-владетелей, но и их самих подчинил, сделался их господином. Правил железной рукой, но мудро. И судил справедливо, даже собственного сына казнил за… Впрочем, об этом не принято говорить в приличном обществе. За дело казнил. Но ведь родную кровь! С тех пор его и стали звать великим владетелем, а потом его наследника. Так появился новый титул. Тогда королей не было. Вернее - предки мои, по сути, и являлись королями этих земель.
        - А что случилось потом?
        - Потом?- Креяр грустно улыбнулся.- Потом была Война Континентов. Мы объединились с другими великими владетелями и Стражами Мира. И все пошло прахом.
        - Почему? Мы же победили!
        - Да,- с горечью сказал Креяр.- Вы победили.
        Я тогда не понял его, но смутился и не стал расспрашивать. В словах великого владетеля мне послышался упрек.
        Обогнув равелин и приблизившись ко рву, я направился на свет фонаря у ворот. Копыта Друга гулко застучали по заиндевевшему настилу узкого мостика. Он был такой же, как и семь весен назад: казалось, вот-вот обрушится. Креяр, гордившийся историей рода и трепетно хранивший всякое подтверждение его величия, помнится, собирался восстановить разрушенный подъемный мост «следующим летом». Но планам что-то помешало - вряд ли владетель просто передумал. Может, Аскел осуществит мечту отца? Как знать…
        Ворота оказались заперты. Со стены меня то ли не увидели, то ли поленились окликнуть. А может, там и не было никого - снизу не разглядеть. Пришлось свеситься с седла, чтобы дотянуться до молотка, расположенного удобно для пешего. Слезать с нувара не хотелось: я слишком устал, чтобы стоя дожидаться привратника.
        Однако скрип и шуршание из-за ворот послышались почти сразу.
        - Кто там шумит на ночь глядя?
        - Грэн Север. Одинокий.
        - А я король Исталейн восьмой!- молодой, судя по голосу, парень, рассмеялся, довольный шуткой, но вновь посуровел: - Завтра приходи, спят все уже.
        Тут он, скорее всего, соврал: так рано в замке не ложились.
        - Я бы тоже не отказался.
        - До утра отворять не велено! Иди в деревню просись. А хочешь - под воротами ночуй, мне дела нет.
        - Ну что ж. Так и поступлю,- покладисто согласился я. И коварно предположил: - Может, даже умру здесь же… Холодает, знаешь ли,- действительно, дыхание на морозном воздухе вырывалось изо рта белыми облачками.
        Что бывает с теми, кто находится рядом с Одиноким в момент его смерти, знали все. Привратник исключением не был и проигнорировать угрозу не смог. Однако узкое смотровое окошко, едва приоткрывшись, тут же со стуком захлопнулось.
        - Врешь, проходимец!
        Моего лица он, конечно, не увидел. Но чтобы сделать выводы, хватило рваной штанины и грязного легкоступа. Благородные люди - будь они урожденными аристократами или Одинокими - так не одеваются. Обычно.
        После непродолжительного шороха наступила тишина. Стражник решил не морочить голову и вернулся в тепло? Я с проклятиями спешился и принялся колотить в ворота: да кто он такой, этот невежа, чтобы гнать меня?! Стук показался недостаточно громким. Я снова схватился за кольцо молотка, но парень уже вернулся.
        - Что ж ты неугомонный такой?!- возмутился он.- Сейчас весь замок всполошишь. Сказано же: до утра не открою. Приказ у меня. На-ка вот, чтоб не околел,- из открывшегося окошка высунулся ком ткани.
        Потянув за него, я вытащил потрепанный плащ с меховым подбоем - и рассмеялся, когда из свертка вывалилась краюха хлеба.
        - В деревню ступай! Раз на трактир денег нет, к старухе Зарне постучись, во второй от дальнего конца дом. Она пустит, чужака не побоится. Красть у ней все равно нечего… а невинность сама бы отдала, да никто не берет,- он хмыкнул.
        Малый оказался незлым. Пустить во двор неизвестного путника ему мешало служебное рвение, а вовсе не черствость. Однако захлопнуть окошко служака не забыл, свою клейменую рожу показать я не успел. Мелькнула мысль, не лучше ли и правда отправиться в деревню или заночевать в палатке у костерка, никого не тревожа. Помыться, опять же, не помешает, прежде чем к приличным людям в гости напрашиваться… Но тут послышались шаркающие шаги.
        - Что тут еще, Кемен?- этот голос - низкий, густой, звучный - ни с каким другим не спутать.
        - Капитан Снериг!- обрадованно крикнул я.- Это Север.
        За воротами несолидно охнули, завозились, что-то грюкнуло, заскрипело - и мы с Другом едва успели шарахнуться в сторону, чтобы не угодить под удар тяжелой створки.
        - Добро пожаловать, Страж Мира!- прогудел невысокий старик с вислыми усами и серебряными от седины волосами, собранными в хвост на затылке.
        Богатырский бас никак не вязался с тщедушным на вид тельцем Снерига. Но мне однажды довелось наблюдать за его упражнениями с мечом во дворе - и убедиться, сколь обманчива бывает внешность. Конечно, с годами Снериг не молодел, но дряхлее, чем раньше, не казался.
        - Видеть вас снова - великая честь,- капитан почтительно склонил голову.
        Из-за его плеча на мое клеймо таращился расширенными от ужаса глазами темноволосый юнец в такой же, как у Снерига, синей рубахе с вышитым серебром гербом Зиал-Линарра. Я знал, что он видел: не просто розу ветров с удлиненным верхним лучом - смерть свою он видел, скорую и неотвратимую. А может, вообразил что-нибудь и пострашнее.
        - Д-д-добро п-п-пожаловать,- выговорил он.- Простите, господин Страж Мира!
        Военные никогда не называли нас Одинокими, предпочитая официальное именование. В отличие от Снерига, парень вряд ли успел послужить короне - скорее, просто брал пример с наставника.
        Владетели не имели права держать собственное войско еще со времен Объединения[15 - Объединение всех земель Гранзана в единое королевство.], но слава дружины Зиал-Линарра не померкла за века, и юноши поныне приходили учиться ратному делу в эти стены. Их охотно принимали - и у хозяина замка была приличествующая ему охрана, которой не требовалось платить. А большинство парней, усвоив науку, проходили жесткий отбор в королевскую стражу. Каждый получал желаемое. Темноволосый, похоже, как раз из новиков.
        - Пойдемте, господин Север,- сказал Снериг,- вам согреться нужно.
        Как я и думал, замок еще не спал. Слышны были смех, незлобивая брань, чьи-то отрывистые распоряжения. Пахло дымом, прелым сеном, кислой капустой и свежесваренной хмерой. Я не снял с головы капюшон, затеняющий лицо, и в полумраке Клеймо Одиночества никто не приметил. Если кто из занятых делом людей и обратил на нас внимание, то никак его не проявил.
        Опрометью пронеслась мимо служаночка с большой корзиной. Старик окликнул ее и приказал готовить купальню «для важного гостя». Девчонка понятливо кивнула на бегу и рванула в другую сторону.
        - Воду пусть из прачечной натаскают!- крикнул капитан ей вдогонку.- А то пока нагреют…- Ты!- гаркнул он уже на привратника.- Скакуна на нуварню сведи и скажи, чтобы накормили и почистили.
        - Проследи, чтобы о Друге хорошо позаботились,- попросил я.
        - Добрый, должно быть, нувар,- с улыбкой прогудел Снериг,- следя глазами за уводящим животное новиком,- раз такое имя заслужил.
        Я пожал плечами:
        - За день он меня ни разу не подвел.
        Седой усмехнулся и жестом пригласил следовать за ним.
        По пути я осторожно поинтересовался, не сопровождал ли Снериг владетеля при осмотре земель несколько лун назад. Нет, капитана в той поездке не было… Не то чтобы верилось, будто Аскел правда насиловал крестьянок. Наверное, дочку доброго Тиренна обидел какой-нибудь разбойник, назвавшийся громким именем. Зачем бы аристократу брать девушку силой? Многие прелестницы и сами с радостью прыгнут в его постель… Однако все же хотелось получить подтверждение. Сам не знаю, зачем. Может, чтобы даже тень подозрения не касалась сына доброго Креяра.
        Меня учили, что будущему Вечному Путнику негоже хныкать, как девчонке, нужно держать лицо. Я понимал, что у Наставника какое-то важное дело в Зиал-Линарре, если опозорю Школу «недостойным ревом» - он больше никогда не возьмет меня с собой. Но сдержать слез не мог.
        - Что случилось, дитя мое?- хозяин замка присел рядом со мной на корточки, пачкая дорогой плащ.
        - Мне нельзя оставить его,- я теснее прижал к себе беспородного щенка и стал сбивчиво рассказывать о своем горе: - В него кидали камнями. Ребята из деревни. Он бы умер, если бы я не спас! Но Наставник сказал, что со мной он тоже погибнет. У меня никогда не будет собаки. Даже когда вырасту. «Одинокие не могут владеть животными. Это нельзя изменить, можно только смириться». Но я не хочу!
        Седовласый владетель понял всю глубину трагедии ребенка девяти весен. И не отмахнулся.
        - Хм… Досточтимый Иштэн прав, вам нельзя долго общаться с этом милым созданием. Но его хозяином стать вы все-таки можете. Владеть - это не значит играть и держать подле себя. Это значит заботиться и нести ответственность. Я знаю, я ведь владетель.
        - Но я же ничего не могу, даже кормить…
        - Тогда вы, как хороший хозяин, должны поручить это кому-то другому. У меня тоже есть собаки, но слишком много дел, чтобы ими заниматься. Это делают слуги. Давайте мы прикажем им ухаживать и за этим славным псом. Только не забывайте, что отвечаете за него. Договорились? Не передумаете?
        Мы с Креяром тогда долго обсуждали, как я буду «заботиться» о щенке. А потом, когда мы вернулись в Школу, владетель исправно слал мне письма с подробными отчетами о том, как поживает пес. И я чувствовал, знал, что у меня все-таки была собака. Конечно, старику это ничего не стоило, пустяк для утешения маленького мальчика. Но для меня это значило очень много…
        В купальне было тепло, светло и вовсю суетились слуги: плечистые, голые по пояс парни таскали ведра с водой, наполняя одну из ониксовых ванн; бледная русокосая девушка расставляла на полке плошки с мылом и флаконы с ароматными маслами; пышнотелая женщина средних лет протирала малахитовые скамьи белоснежным полотенцем. Мое появление произвело впечатление: русокосая ойкнула, плечистые застыли с раскрытыми ртами, зазвенел по мраморному полу серебряный сосуд, задетый пышнотелой. Через мгновение опомнились, низко поклонились. Девушка подняла подкатившийся к ней кувшин, а толстушка расправила пухлыми ручками крахмальный фартук и тепло улыбнулась:
        - Добро пожаловать, господин Север. Как возмужали-то,- она окинула меня ласковым взглядом.- И не узнать вас. Я уж было… ну да вы садитесь, вот тут теплее,- женщина еще раз прошлась полотенцем по и без того сияющей скамье у металлической, покрытой рельефными узорами печки,- мы уж закончили почти.
        Купальню и правда подготовили быстро. Отказавшись от помощи в омовении, я ополоснулся в исходящей ароматным паром воде, наскоро побрился, растерся пахнущим лавандой полотенцем. Разодрал гребнем колтуны на затылке и заплел вечно лезущие в глаза пряди у висков в две тонкие косицы. Из стопки принесенной слугами одежды выбрал простые замшевые штаны и серую рубаху из тонкого сукна со шнуровкой у горла. С трудом натянул высокие сапоги цвета графита, густо расшитые речным жемчугом, да еще с щеголеватыми каблуками и блестящими шпорами. Я предпочел бы что-то попроще, более удобное, но выбирать не приходилось. Затянув на поясе свой ремень, поправил ножны с кинжалом и охотничьим ножом.
        В коридоре стоял Снериг. Увидев меня, он одобрительно кивнул, то ли довольный моим нарядом, то ли тем, что я не заставил себя долго ждать.
        - Вот, господин Север,- старик набросил мне на плечи добротный плащ из паучьего шелка с меховым подбоем.- Не все комнаты отапливаются, недолго и простыть.
        - Благодарю,- я застегнул серебряную пряжку и нахлобучил на голову мягкий капюшон.- Что Аскел?
        - Господину владетелю доложили о вашем прибытии, он ожидает вас к ужину. Я провожу.
        - А мои вещи?
        - Сумки и оружие уже отнесли в ваши покои. Одежду забрали прачки. Нувар обихожен, я лично проверил. Не беспокойтесь, господин.
        Держа трехрогий подсвечник с единственной свечой высоко над головой, капитан провел меня анфиладой полутемных чертогов и остановился у входа в пиршественную залу. Двое нарядных слуг низко поклонились и распахнули перед нами створки высоких, окованных позеленевшей медью дверей.
        Сводчатый потолок колоссального помещения подпирали массивные колонны и контрфорсы с рябыми от сколов и мелких трещин барельефами. Щерили пасти четыре огромных камина - по два с каждой стороны. Между высоко расположенными стрельчатыми окнами, закрытыми глухими ставнями, висели на кованых скобах масляные фонари из мутноватого стекла. Их мягкий свет обнажал изъяны нештукатуреных стен и старинных гобеленов, но едва достигал центра, где красовалась звезда Зиал-Линарра, выложенная из самоцветов столь искусно, что рисунок ни на волос не нарушал идеальной гладкости пола. Длинный стол в противоположном конце залы, покрытый пурпурной скатертью, освещали вставленные в тяжелые канделябры свечи. Зрелище… величественное.
        Шагнув внутрь, я был ошеломлен непонятно откуда выскочившим молодым брюнетом, облаченным в нечто лиловое, шитое золотом.
        - Добро пожаловать, старый друг!- он, как девка, повис у меня шее.
        От неожиданности я растерялся, не зная, как реагировать, и не сразу сообразил, что этот надушенный тип с завитыми и напомаженными волосами, щекочущими мне нос,- и есть Аскел. Трудно было узнать в этом щеголе мальчонку, который бегал от нянюшек и скакал по двору с деревянным мечом, пока мы с его отцом беседовали об истории Гранзана. И столь радостная встреча несколько озадачивала: мы ведь были едва знакомы, а уж о дружбе и речи никогда не шло…
        Бормоча что-то приветственное, я высвободился из крепких объятий и склонил голову перед статной полноватой дамой в светло-зеленых шелках. Ее волосы были уложены в высокую прическу, украшенную жемчугом, а на груди покоилось тяжелое оплечье из крытых белой эмалью золотых пластин размером с детскую ладонь каждая - знак верности покойному мужу.
        - Дозвольте представить вам мою матушку, госпожу Лиансу Зиал-Линнар,- опомнился Аскел.
        Я легко пожал протянутую мне холеную, удивительно тонкую по сравнению с пухлой фигурой, руку.
        - Приятно наконец познакомиться, госпожа Лианса. Жаль, что в такое время. Соболезную вашему горю…
        До сих пор мы не встречались: по словам Креяра, его супруга плохо переносила местный климат, и как только она выполнила свой долг и подарила мужу наследника, владетель разрешил жене большую часть года жить у родни на Юге. Я представлял ее болезненным, изнеженным созданием и удивился, увидев пышущую здоровьем женщину, которая выглядела моложе своих весен.
        - Ах, благодарю за чуткость, господин Север,- пропела она высоким голосом, чуть растягивая гласные.- И добро пожаловать в Зиал-Линарр. Поистине, ваш визит - редкая радость в этих печальных стенах.
        Меня любезно проводили к высокому столу и усадили на почетное место по правую руку от хозяина. Слуги принялись подавать на стол. Угощение неприятно удивляло: к разных видов мясу гарнира предложено не было - не считать же таковым девятитравье! Этот салат из нескольких видов зелени и пряностей помогал древним владетелям избежать цинги и неприятностей с пищеварением. Но времена изменились, овощи и каши давно перестали считаться едой, недостойной аристократов. Однако Аскел, видимо, решил потчевать гостя исключительно «господскими» блюдами. Если юноша хотел поразить меня, то здорово просчитался: того, кто привык кормиться охотой, дичью уж точно не впечатлить.
        Я обратил внимание, что и лампы на стены повесили совсем недавно, притом второпях - иначе, верно, оттерли бы жирную копоть от факелов, которые освещали залу при Креяре: в отличие от смолы, масло для светильников очень дорого. Старый владетель никогда не скрывал, что ему приходится экономить, дабы достойно содержать замок. А молодой, похоже, любит пустить пыль в глаза. Глупо, по-моему, при стесненных средствах - буквально сжигать за один вечер годовое жалование пары слуг. Ради чего? Впрочем, это может быть всего лишь желанием уважить гостя.
        Хозяева любезно предлагали попробовать то одно, то другое блюдо и развлекали беседой.
        - Я, признаться, представляла вас совсем иначе, господин Север,- сказала Лианса, изящно накалывая на золоченый кинжал кусок оленины и обмакивая его в яблочный соус.- Была немного знакома с вашим предшественником. Вы на него ничуть не похожи.
        - Я моложе.
        - Да, но дело не в этом. Крон… он был внешне такой грозный, грубый даже. А вы не лишены изысканности. Я не имею в виду, что вы недостаточно мужественны - наоборот, такой подбородок! Хорошо, что вы не прячете его под бородой.
        - Все Одинокие бреются: лицо должно быть открыто, чтобы каждый видел, кто перед ним,- блеснул познаниями Аскел.
        «Тем более, клеймо бородой не скрыть…» - мрачно добавил я про себя.
        - Ах да, конечно. Но господину Северу это идет, в отличие от многих.
        - А что, правда, при дворе нынче мужчины красят усы?- молодой владетель спросил это будто с насмешкой, но во взгляде сквозила заинтересованность. Верно, побежал бы искать краску, ответь я положительно!
        - Признаться, не имею представления. Я давно не бывал в столице, да и не горю желанием туда попасть.
        - Не любите придворной суеты?- улыбнулась Лианса.
        - Не люблю порты.
        - Понимаю вас. Запах там просто чудовищный!- она брезгливо сморщила тонкий нос.
        - А сотни галерных рабов вынуждены терпеть его днем и ночью. И это далеко не худшее, что им приходится выносить.
        - Помилуйте, господин Север!- горячо возразил владетель.- В Гранзане нет рабства. Эти люди сами выбрали свою участь, им грех жаловаться.
        - Поверьте, мало у кого из них был выбор…
        - Вы чересчур добры, господин Север. Нельзя слишком печься о простолюдинах - мир все равно не изменить и лучше с этим смириться,- в голосе Аскела прорезались высокомерные нотки.- А если беспокоиться обо всех и каждом - только голова заболит.
        - Это правда,- кивнула его матушка, промокнув губы кружевной салфеткой.- Я вот никак не избавлюсь от привычки переживать по пустякам - и постоянно мучаюсь от мигреней. Ни дня не оставляю нашего лекаря без работы.
        Ужин длился долго. Говорили в основном о чепухе. Я, правда, пробовал разузнать о родных человека, недавно спасшего меня ценой своей жизни, но хозяева ничего не слышали об этом целителе, и рисунок его брачного браслета оказался им не знаком. Лианса делилась дошедшими до нее сплетнями об известных персонах, Аскел увлеченно рассказывал охотничьи байки, засыпал меня вопросами о странствиях и в подробностях поведал о впечатлении, которое я произвел на него в свой первый визит. Оказывается, ребенком он видел во мне героя. Да и теперь мнения не изменил. Сразу нашлось объяснение и масляным светильникам, и мясному меню, и пылкой встрече: молодой владетель очень хотел со мной подружиться. Оно и понятно, в округе не так много людей благородного происхождения, большинство местных аристократов укатили в столицу, а те, что остались - почтенные старцы или зрелые мужи, которым сопляк вроде Аскела не интересен. А с простолюдинами великому владетелю водить дружбу не подобает. Я подумал, что молодой хозяин Зиал-Линарра очень одинок, и тут же простил ему все высокомерные глупости, списав их на неумелые и неумные
попытки вызвать симпатию.
        В постель я отправился уже глубокой ночью, но проснулся довольно рано. Солнечные лучи сеялись через стрельчатые окна с желтыми и красными стеклами, вставленными в частую сетку переплета; расцвечивали светлый бархатный балдахин, кремовые простыни, серо-белую шкуру северного тигра на полу, обитые серебряной парчой пуфы и кушетку рубиновыми и янтарными ромбами. Это создавало в роскошных покоях атмосферу теплого уюта и какого-то праздничного веселья. И настроение у меня было легкое и радостное.
        С удовольствием умяв принесенный вызванной горничной завтрак, посетил стыдливо скрытую за портьерой комнату, где в одном углу стояла ночная ваза, а в другом - фарфоровый умывальник с пахнущей цветами водой и стопка чистых полотенец на медовичной скамеечке.
        Как сказала горничная, хозяева еще не вставали, а потому я решил заняться своими делами - в первую очередь, получить вести от жены и из Школы и разжиться деньгами. Заглянув в старинное серебряное зеркало, удостоверился, что выгляжу более-менее пристойно и покинул опочивальню.
        Шагая по мрачноватым, насквозь продуваемым коридорам, то и дело натыкался на слуг. Одни специально выскакивали мне навстречу с приветствиями и рассматривали с заметным любопытством. Другие, наоборот, спешили скрыться в какой-нибудь комнате до моего приближения.
        - Да что ты несешь-то?!- донесся сварливый голос из-за приоткрытой двери.- Наслушалась в своей деревне баек, да повторяешь! Нам еще старый хозяин сказывал, что неправда то все. Да и без того все знают. Бабка моя туточки аж трех Одиноких видывала. Рядом стояла, касалась даже - и ничего, до восьмидесяти годков дожила и еще, дай боги, сколько-нито протянет. И другим тоже ничего от них не делалось. Ты бы лучче не угодить ему боялась, а не небылицы пересказывала. А ну как услышит?
        - Так чего ж бояться, если говоришь, что не страшный он?
        - Много ты понимаешь, бестолочь! Власть-то у его какая, ты подумай!
        - А заявился в драных штанах…
        - И что? Перед кем ему красоваться-то? Как нравится, так и наряжается, никто не запретит. Он всему Северу хозяин, сам король ему «вы» говорит.
        - Будто ты знаешь, чего короли делают…
        Я постарался пройти мимо потише, не желая пугать болтливых служанок, и стал спускаться по широкой лестнице, у подножия которой о чем-то шептались две молоденькие горничные. Завидев меня, девушки залились краской, торопливо поклонились и глупо захихикали, подталкивая друг дружку локотками и перемигиваясь. Кажется, визит Одинокого стал темой всех разговоров в замке. Хорошо, что от меня хотя бы не шарахались. Побаивались, но не более, чем иного именитого гостя. С этой отрадной мыслью я толкнул окованные сталью двери и вышел на двор.
        Помню, Креяр жаловался на с каждым годом уменьшающиеся доходы от земель, из-за чего приходится терпеть еженедельные ярмарки у стен Зиал-Линарра и сдавать пустующие помещения замка, чтобы свести концы с концами. «Потомок одного из лучших родов Гранзана пускает на постой, как простой трактирщик!» - сетовал он. Но, в отличие от того же трактирщика, кого попало под свой кров не принимал. Благодаря мудрому владетелю в Зиал-Линнаре, как в далекие и славные времена, были свой кузнец, стеклодув, ювелир, несколько искуснейших швей и вышивальщиц, лекарь… и таинник. Последним не мог похвастаться больше ни один замок не только на Севере, но и во всей стране.
        Отделение Таинного Дома находилось в замковой стене, в бывшей гарнизонной казарме. Но внутри выглядело, как любое другое: шкаф с множеством маленьких выдвижных ящиков с латунными табличками, массивная металлическая дверь хранилища и высокая деревянная конторка, за которой сидел, устремив пустой взгляд в никуда и выцарапывая что-то на покрытой воском дощечке, слепой мальчик. Тонкая рука с клеймом в виде глаза на тыльной стороне ладони двигалась будто бы независимо от юного Руковидца. А рядом скрипел пером, близоруко щурясь и непрерывно двигая туда-сюда медный подсвечник, невзрачный сутулый человечек в коричневой мантии.
        - Здравствуйте, господин Север!- просиял он, когда я переступил порог и поздоровался.- Вы очень вовремя.
        Таинник вскочил и поспешил ко мне, чуть не уронив стул и едва не разодрав мантию об угол конторки. Росточком он оказался не выше моего плеча.
        - Как хорошо, что вы зашли!- коротышка схватил и энергично затряс мою руку.- Как же это расчудесно! Я уж боялся, что зря отозвал гонцов.
        - Вы за мной посылали, мастер?
        - Ну что вы! Откуда же мне знать, где вас разыскивать? Просто вчера пришло требование сообщить во все селения на три лиги окрест, что вас ожидает послание чрезвычайной секретности.
        - Чрезвычайной?
        - Именно!- невесть чему обрадовался таинник.- Наичрезвычайнейшей. Через Мысленесущего.
        Вот как! Настолько секретных сообщений мне еще не отправляли. Что же такого хотел сообщить отправитель, что нельзя доверить ни бумаге, ни человеку?
        - К сожалению, у нас такого мастера нет, так что…- продолжал чирикать таинник.- Но для вас есть и другие сообщения, сейчас,- он засеменил к шкафу, принялся выдвигать ящички, с шуршанием в них копаться и наконец протянул мне три незапечатанных свитка.
        Я бегло пробежался глазами по посланиям. Все три - от Наставника… с требованием немедленно явиться в Школу, нигде не задерживаясь по дороге. От Лирны известий не было.
        - Вы уверены, что больше ничего нет? Посмотрите внимательнее.
        Таинник с виноватой улыбкой развел руками - ничего, дескать, нет, очень жаль - но под мод моим пристальным взглядом все-таки повернулся к шкафу и принялся в нем копаться, явно не надеясь что-то найти.
        Я нетерпеливо постукивал носком сапога. «Что с Лирной? Не может быть, чтобы за четыре луны она ничего не написала! Или?..»
        Меня отвлек шум со двора - топот множества ног, ругань и женские причитания. Я выглянул за дверь. Слуги и охранники замка толпились у нуварни, туда же бежали еще несколько человек с озабоченными лицами. Размашистым шагом к месту событий спешил разгневанный Снериг - седая косица нервно хлестала по спине при каждом движении.
        Ничего не понимая, я направился следом. Сгрудившиеся у нуварни люди пихались локтями и о чем-то яростно перешептывались. Громко, с всхлипами и подвываниями, рыдала женщина. Еще одна тихо плакала, не утирая слез. Растерянно и испуганно топтались за спинами взрослых дети. Несколько человек из задних рядов заметили меня и расступились. Я подошел ближе и в просветах между головами рассмотрел лежащего на скамье лицом вниз человека - стражника, судя по форменным штанам - с вытянутыми вперед руками; было не видно, но угадывалось, что они связаны. Рядом стоял Аскел с надменной миной, облаченный на этот раз в черное с серебром. И Снериг - брови нахмурены, побелевшие губы сжаты в тонкую линию, глаза мечут молнии.
        Похоже было, что какого-то новика собирались высечь. Но зачем собралось столько зрителей? И отчего все так взволнованы? Пороть слуг в Гранзане давно запрещено, но к ученикам - воинское ли искусство они постигают или иное ремесло - это не относилось. Наставник заменяет своим подопечным отца - и вправе наградить непутевого воспитанника родительской оплеухой или разок пройтись нуварьими вожжами по непокорной спине или чуть пониже. Мне и самому когда-то перепадало за шалости…
        Свист и резкий щелчок - и полный боли полустон-полурык.
        Растолкав плечами людей, я рванулся к месту экзекуции. На голой спине черноволосого новика кровавой полосой багровел след от страшного удара. Казалось, плоть рассечена до кости. Или не казалось. Здоровенный детина в исподней рубахе заносил руку с кнутом, чтобы вновь обрушить на беспомощное тело. Это уже не наказание - истязание! Так можно и до смерти забить.
        Вновь засвистел рассекаемый кнутом воздух. Зрители замерли. Привязанный к скамье человек напрягся…
        - Прекратить! Немедленно!!!
        Щелчка не последовало.
        - Все в порядке, господин Север,- протянул Аскел со светской улыбочкой.- Этот невежа должен заплатить за нанесенное вам в моем замке оскорбление.
        - Какое оскорбление?- оторопел я. Внимательнее присмотрелся к раненому… да это же тот самый привратник, что плащ и хлеб мне в окошко совал!- Разве не вы приказали никого не впускать до утра?
        - Сам протрепался, дурень,- досадливо сплюнул Снериг. И прошипел с ожесточением: - Ну, только вычислю гниду, которая донесла…- и ясно стало: «гниде» не поздоровится.
        Я полностью разделял чувства старого капитана. А еще был очень зол на зарвавшегося хозяина замка. Просто кипел от бешенства. Что, боги его прокляни, он себе позволяет!
        - Ваша доброта не знает границ, господин Север. Но позвольте мне самому судить своих людей,- заносчиво произнес Аскел.
        - Не позволю!
        Как сказала та служанка? «Сам король ему «вы» говорит»? Так и есть. Это спесивые аристократы обращаются друг к другу подобным образом просто из вежливости, памятуя о старых временах. На самом деле они давно могут говорить лишь от своего имени. Зато я - от имени всего Севера!
        - Не позволю!- повторил, глядя в глаза чванливому владетелю.- Здесь нет твоих людей. И вершить суд ты не вправе.
        - Что вы… Да как вы…- он так и не договорил ни одной фразы.
        Потому как я мог позволять себе что угодно. И что угодно посметь. Какой бы титул ни носил этот напомаженный хлыщ, истинный владетель здесь - я.
        Так и не решившись высказаться, представитель древнего рода, потомок полновластных хозяев этих земель, знаменитых полководцев и героев, развернулся на каблуках, хлестнув стоящих рядом прихвостней плащом, и с гордым видом удалился. Вздохнувшие с облегчением слуги стали расходиться. Двое стражников принялись отвязывать сомлевшего Кемена от скамьи. Кто-то вызвался сходить за лекарем.
        - Принесите, кто-нибудь, мои вещи,- сказал я устало и зашагал прочь.
        Больше мне нечего было делать в Зиал-Линарре. И вряд ли когда-нибудь доведется сюда вернуться. Настроение не имело ничего общего с торжеством.
        Разочарование. Больше ничего.
        Выходя за ворота в дареной одежде, чувствовал себя донельзя глупо. Но бежать в гостевые покои переодеваться в крестьянское было бы, наверно, еще глупее.
        Самое печальное, что я ничего не изменил. И изменить не мог.
        Правильно ли поступил, когда вмешался? Не сделал ли хуже Кемену, за которого вступился? Такие, как Аскел, унижения не прощают… «Надо будет отправить Снеригу рекомендации для парня,- решил я.- Может, получится пристроить в королевскую стражу или на флот…» Но на душе все равно было гадко.
        - Господин Север!- меня нагнал капитан на рослом нуваре с украшенным резьбой лобовым щитом.
        Он спешился и протянул мне поводья.
        - Возьмите. В такое время года путешествовать пешком неудобно.
        - Мне ничего не надо,- я потянулся за своими сумками, навьюченными на животное.
        - Это не Аскела нувар - я для себя покупал. Вашего заберу себе, а этот пусть вам сколько-то послужит. Возьмите! Прошу.
        Я со вздохом кивнул. Отказаться - значило оскорбить Снерига. Да и верхом действительно передвигаться удобнее и быстрее. Мы шли рука об руку, думая каждый о своем.
        - Скажите, капитан,- нарушил я молчание.- А Креяр тоже так… наказывал людей?
        - На моей памяти два раза было. Один раз нуварника - тот вроде как девку попортил. Отец ее уже за мельника сговорил, а как застал с задранным подолом на сеновале - крик поднял, насильничают, мол. Все знали, что она сама с тем шустряком миловалась, да в суде ж разбираться не станут - оскопят парня и вся недолга. Вот владетель и велел мальчишку так проучить, чтоб впредь до Ночи Невесты не дурил. Ну и чтоб папашу заткнуть. А другой раз вора пороли…
        - Ясно.
        Вора Креяр, конечно, тоже пожалел. По закону за кражу отрубают руку или отправляют на рудники, что почти равносильно смертной казни. Отчего-то я испытал облегчение.
        Седой капитан проводил меня до окраины деревни. Пора было расставаться.
        - Как зовут этого красавца?- я похлопал нувара по лоснящемуся боку.
        - Пока никак, я его только позавчера взял. Назовите, как нравится.
        - Ну… он меня еще ни разу не подвел.
        Снериг усмехнулся и поклонился на прощание несколько ниже, чем требовала вежливость.
        Что может быть важнее
        Лето шумело листвой, заливалось птичьими трелями, порхало яркими бабочками, пахло травами и древесной смолой. Шелестели березовые рощицы, пестрели цветами луга. По дороге танцевали кружевные тени растущих по обе стороны лип и герзатов. Ароматный ветер гнал волны по разнотравью, обдувал лицо и развевал волосы. Я торопливо шагал ему навстречу, время от времени срываясь на бег, не замечая боли в стертых новыми сапогами ногах, не чувствуя веса тяжелых сумок.
        Еще немного, совсем чуть-чуть - и увижу ее!
        Моя звездоокая, любимая. Единственная. Лирна. Каждый шаг приближал к ней. Сколько ночей я мечтал заключить жену в объятиях, снова вдохнуть пряный аромат ее волос, ощутить гладкость кожи, сладость поцелуев. Сколько лун думал о глазах, подобных ясному ночному небу, вспоминал о теплой улыбке… Видел в снах грудь, бедра, руки…
        Боги, как же мне ее не хватало!
        Радостное нетерпение гнало вперед, а предвкушение счастливой встречи кружило голову. Лирна. И наш малыш. Сегодня я увижу сына! Интересно, на кого он похож. Хорошо бы на мать. Впрочем, какая разница? Наш ребенок прекрасен - просто потому, что наш. Должно быть, уже научился ходить, разговаривать… Знает ли он слово «папа»?
        Недалеко от дороги трудились крестьянки: молодая румяная баба лихо, по-мужски, махала косой, тучная старуха по старинке орудовала серпом. Заметив меня, они бросили работу, встревоженно переглянулись. Я улыбнулся, приветственно вскинув руку: «Плевать, что мне не рады. Я счастлив!» Молодуха поклонилась и суетливо начертала в воздухе символ защиты от зла. Пожилая повторила ее жест, а потом - осенила тем же знаком меня. Я подмигнул доброй женщине и прибавил шагу.
        Наш двор было не узнать: яблони разрослись, сплели ветви, среди листвы проглядывали зеленые плоды, кусты клонились к земле от тяжести алых и янтарных ягод. Две весны моего отсутствия пошли саду на пользу. Только шиповник, высаженный Лирной у калитки, так и не оправился от влияния Дара - засох окончательно.
        Я пронесся по выложенной серым камнем дорожке и взлетел на увитое цветами крыльцо. Сердце бешено колотилось в груди.
        Дома. Наконец-то!
        Толкнул дверь, но она оказалась заперта. Сам виноват - не предупредил, когда вернусь. Снял с плеча колчан, лук, сбросил к ногам сумку. Достал из поясного кошеля ключ. «Так даже лучше,- думал, отгоняя разочарование.- Она вернется, ни о чем не подозревая,- а тут я!»
        В доме было тихо, пусто и… пыльно. Печь холодная, ее в этот день не растапливали. Ничего съестного ни на полках, ни на столе…
        К дому Безрукой я несся сломя голову, остановившись перевести дух только перед ступенями крыльца. Зеленая дверь с белым отпечатком ладони отворилась и на порог вышла… Лайяра?
        Как будто и не изменилась: изящная фигура, несмотря на возраст; безупречного покроя серое платье. Но нет той гордой осанки, выдающей аристократическое происхождение, грации в движениях, легкости, что так поражали меня в этой женщине. Между бровей и возле губ пролегли глубокие складки. Вместо изысканной прически - растрепанный бабий пучок, небрежно прикрытый платком. Что стало с гениальной целительницей, несгибаемой дамой? Передо мной стояла старуха. Я посмотрел в ее потухшие глаза - и внутри что-то оборвалось. Еще до того, как она произнесла страшные слова: Лирны больше нет.
        Стало нечем дышать. Горе захлестнуло темной волной, затопило все вокруг. Сознание отчаянно рвалось к поверхности, к свету: «Не может быть! Неправда!!!» Но солнце померкло, а в груди сделалось так… холодно.
        Черный камень с именем и датой. Алые цветы. Я стоял на коленях у могилы жены.
        Лирна!
        Почти год… а я даже не знал. Ни слез, ни молитв. Только пустота и боль.
        Ничто в мире больше не имело значения. Толчок в плечо, опрокинувший меня на землю, нечленораздельный крик, перекошенное в гневе бородатое лицо. Я равнодушно отметил, что оно мне знакомо. Это Мирк, бывший жених Лирны. Пусть бьет. Разве может быть еще больнее?
        Оказалось, может.
        - Она умерла из-за тебя. Ты убил ее! Как ты смел явиться сюда, ублюдок!!!
        Не давая мужику вновь замахнуться, схватил его за рубаху и притянул к себе. Прошипел:
        - Она любила меня!
        Сбросил противника, не выпуская его ворот, подмял под себя и принялся лупить куда придется.
        - Она! Любила! Меня! Любила!!!
        Он лжет. Дар не влиял на нее, не мог влиять! Даже если… это случилось бы раньше! Мы ведь были вместе пять… четыре весны.
        - Четыре весны вы были женаты,- прошептал Мирк разбитыми губами.
        У меня потемнело в глазах.
        Когда пришел в себя, Мирк не шевелился. На его лице не было живого места. Я поднялся на ноги, с каким-то отстраненным недоумением разжал окровавленные кулаки. Что я делаю, зачем? Заставил его замолчать, но легче не стало. В голове все звучали слова: «Ты убил ее!»
        Вдруг это правда? Мне необходимо знать.
        В тени сирени у дороги чесали языки две бабы. Словно мир без Лирны остался прежним. Словно ничего не случилось, и можно вот так трепаться и лузгать семечки.
        Ветер донес до меня обрывок разговора:
        - Да второй день уж. Безрукая увести хотела, уговаривала, так он и не услышал даже. Только на надгробье пялится и молчит. Как бы не помер тут.
        - Не приведи боги!
        - Не ест, не пьет… Ему бы горе выплакать-то, а он ни слезинки не пролил.
        - Может, и пролил. Сунира сказывала, выл ночью, как зверь раненый.
        - Хорошо, если…- толстая тетка в мятом платье заметила мое приближение и заткнулась.
        Обе крестьянки с ужасом таращились на меня - то ли заляпанная кровью одежда их испугала, то ли мысль, что Одинокий слышал, как ему перемывают кости.
        - Там Мирк,- я махнул рукой в сторону кладбища.- Позаботьтесь.
        - Ой, боженьки! Живой?
        Не знаю. Все равно.
        Женщины, не дождавшись ответа, заспешили в указанном направлении.
        Безрукая ждала меня. Стоило приоткрыть дверь, вскочила со скамьи и бросилась навстречу:
        - Слава богам, Грэ!..- она осеклась.- Что случилось?
        - Скажи только одно: это я? Я убил ее?
        - Не говори глупостей,- Лайяра строго сдвинула брови.- Тебя не было почти две весны.
        - Не лги мне!
        - Кем бы ты ни был, Грэн, люди умирают и без твоего участия. Например, от воспаления легких. Я же писала. Ты правда не получал моих посланий?
        Я не позволил сбить себя с толку:
        - Не верю!- схватил ее за плечи, заставляя посмотреть мне в лицо.- Обычный лекарь мог оплошать, но не ты. Не ты!
        - Именно я!- Безрукая дернулась, вырываясь из моих рук, нервно заходила по комнате.- Хочешь найти виновного? Что ж, ты его нашел. Лайяра Сарнская не спасла самого дорогого человека! Доволен?!- ее голос сорвался. Лекарка бессильно упала на скамью. Запал кончился.
        Я понял, что разговор давался ей тяжело, но не собирался отступать - мне важно было знать правду.
        - Какое-то время мне удавалось… Но я тоже не всесильна! Лирна была очень слаба. Боги свидетели, она с трудом доносила ребенка и только чудом перенесла роды.
        - Значит, если бы не ребенок…
        - Не смей!- Безрукая вскочила.- Не смей винить малыша. Он… если кто-то и мог ее спасти, то…
        - Спасти от чего? Лайяра, посмотри мне в глаза и ответь: мой Дар влиял на Лирну? Поэтому она ослабла? Говори!- лекарка не ответила.- Почему ты молчала?!
        - Она знала,- тихо сказала Безрукая.- Лирна никогда не верила в ваши сказки. Просто любила, и… Не смотри на меня так! Это было ее решение.
        - Право на выбор имеет тот, кто его делает, да?- меня трясло от гнева.- А как же я?! Как же мой выбор?!!
        - Ты не понимаешь. Я не могла ее заставить. Это значило бы предать. Мужчины всегда сами распоряжаются и собой, и другими. А женщины только ждут - с войны, с дуэли, с попойки… А потом расплачиваются за ваши ошибки. Но мы тоже люди!
        - В этом все дело, да? Пожертвовать дочерью - а ведь Лирна тебе как дочь!- лишь бы доказать, что женщины не хуже мужчин?!- вне себя от ярости, я схватил Безрукую за шиворот и прижал к дверному косяку так, что услышал, как ее затылок ударился о дерево.- И еще смеешь говорить, что любила ее. Ведьма!!!- пальцы левой руки сомкнулись на ее горле.
        - Хватит, Грэн. Прекрати!- хрипло потребовала Лайяра. На волоске от смерти она все же не просила, а повелевала.- Лирна мертва, и этого не изменить. Сейчас есть вещи поважнее.
        - Что?! Что может быть важнее?!!
        Гнев, боль, ненависть - к себе, к Безрукой, ко всему миру - выплеснулись криком.
        Удар!
        Ведущая в спальню дверь, на которую он пришелся, с грохотом распахнулась. От неожиданности я пошатнулся, едва удержав равновесие, и вынырнул из охватившего меня безумия.
        И вздрогнул, услышав нежный звон. Сквозняк играл серебряными лирнадскими колокольчиками, висящими над детской кроваткой. Я сам покупал эту игрушку для…
        - Ирвин.
        Как я мог забыть о ребенке? Выпустил лекарку и, затаив дыхание, вошел в спальню.
        Колыбель была пуста.
        - Где мой сын?!
        - Я пыталась тебе сказать…
        Клейменные одиночеством
        Надпись на покосившемся указателе давно стерлась, и название легче было додумать, чем прочитать, но я и так не сомневался: нашел, что искал. Ирвин поселился здесь, и место уже было отмечено Кругом смерти. Вокруг не пели птицы, не стрекотали кузнечики, на увядающих яблонях не было ни одного плода, трава пожелтела, местами пересохла. Что же ты делаешь, малыш?
        Позади послышался хруст сухих ветвей и деловитое кряхтение. Я обернулся и увидел немолодого крепкого крестьянина, выбиравшегося из зарослей на тракт. Разглядев меня, он не вздрогнул и не отпрянул. Не обращая никакого внимания на мое клеймо, мужик деловито поправил закатанные рукава льняной рубахи и легко вскинул на спину вязанку хвороста.
        - Здравствуй, уважаемый,- поприветствовал я его издалека.
        - И тебе не хворать, путник,- спокойно ответил он.- Здесь нет работы для тебя, Одинокий.
        Мужик безразлично обошел меня и направился к деревне.
        - Знаю,- я посторонился, чтобы человеку не пришлось слишком уж ко мне приближаться. Крестьянин усмехнулся в окладистую бороду.
        - Надеешься вразумить Востока?- понимающе протянул собеседник, бесстрашно останавливаясь на расстоянии вытянутой руки.- Бесполезно.
        Я промолчал.
        - Небось, от самой Долины путь держишь,- предположил он, сочувственно глядя на мои стоптанные сапоги.
        Смешно, но обыватели верят, что Возрождающаяся Долина - наш дом, хотя на самом деле это кладбище. Мы не можем позволить себе роскоши умирать где попало. Смерть Одинокого мгновенно освобождает всю мощь его Дара, моментально выжигающую все на многие лиги вокруг. Когда приходит срок, мы уходим в Долину. Веками она принимала наши тела и наши силы, превращаясь в обугленную пустыню - и вновь оживая через пару весен. Но у меня не было никакого желания просвещать случайного знакомого, потому я согласно кивнул.
        - Ну, идем, путник. Провожу,- равнодушно бросил мужик, шагая по дороге.
        Пожав плечами, я пошел рядом. Пара часов в моем обществе человеку ничем не грозит: Дар начинает тянуть жизнь только на третьи-четвертые сутки, сначала совсем понемногу, почти незаметно, а потом постепенно входит во вкус, все быстрее, все более жадно накачиваясь чужой энергией, пока ее поток полностью не иссякнет.
        - Почему жители не покинули деревню?- спросил я у своего провожатого.
        - Почти все уехали,- возразил крестьянин.- Всего шестеро нас осталось, кому податься некуда. Поначалу-то думали, твой дружок сам уберется, как вернов разгонит, а он, вишь, зазимовать решил,- в прищуре светло-голубых глаз было столько укоризны, словно это моя вина.- А нам-то что делать оставалось? Куда по снегу пойдешь? От Одинокого смерть когда еще придет, а волки да юдивры - вон они, за околицей поджидают,- он крякнул, поправляя вязанку на спине.- Да и морозы в том годе рано ударили. Поначалу хотели весны дождаться, потом пока половодье отступится… а там и сеять решили. Негоже лету пропадать. Соберем, что осилим, а там уж и в путь двинемся.
        Странный народ эти крестьяне - урожай и нажитое добро им дороже собственной жизни. Никогда не мог этого понять.
        - И как успехи?
        - Нехудо, путник, нехудо. Поля-то у нас далече, за Ирбицей,- он махнул рукой в сторону едва виднеющихся камышей, росших, по-видимому, на берегу незаметной с тракта речушки,- родят пока.
        Деревня оказалась довольно большой для этих диких мест - не меньше пятидесяти дворов; даже трактир имелся. Но сейчас здесь царили неестественная тишина и запустение. Главная улица выглядела жалко и уныло: не носилась с веселым смехом ребятня, не квохтали куры, не тявкали собаки. Только угрюмая баба, понурив плечи, вела на веревке тощего нувара. Животное мотало башкой с тяжелыми роговыми наростами на лбу, жалобно помыкивало, но покорно брело за хозяйкой. Крестьянка посмотрела на меня потухшими глазами, плюнула под ноги и ускорила шаг, грубо дернув несчастную скотину, решившую было пощипать чахлую травку. Что ж, на теплый прием я и не рассчитывал. Мой знакомец распрощался со мной у своего жилища, указав направление, в котором следует двигаться, и добродушно пожелал удачи.
        Дом Ирвина я узнал сразу, хоть и видел впервые: если все остальные строения окружали пожухлые, но все еще живые деревья, то вокруг этой избы растительность была уже мертва. Черная паутина сухих суковатых ветвей четко выделялась на фоне свежеокрашенных в теплый желтый цвет стен, нарядной черепицы и ясного неба. Потрескавшуюся почву покрывал тонкий слой праха - все, что осталось от травы. У невысокого плетня хищно топорщил шипы труп розового куста. Еще немного, и он тоже рассыплется пеплом, как шиповник у калитки нашего с Лирной дома. Как надежды Востока. Как мои несбывшиеся надежды.
        Дверь с грохотом распахнулась, и на порог выскочил Ирвин в кожаных охотничьих штанах, босой и голый по пояс. Парень, видимо, заметил в окно, кто к нему пожаловал, и поспешил навстречу. Он сильно изменился за время, что мы не виделись: вырос, раздался в плечах… обзавелся клеймом на левой щеке в виде геральдической розы ветров с непропорционально длинным восточным лучом, доходящим почти до уха. От него прежнего остались лишь карие глаза - живые, задорные, с озорной хитринкой. Он на мгновение застыл, словно не веря, что я ему не померещился, а потом легко сбежал с резного крыльца, стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и сдавил меня в объятьях до хруста в костях.
        - Рад тебя видеть, Север,- тихо прошептал он мне на ухо, словно это было большим секретом. Я только теперь понял, как сильно соскучился по этому шалопаю.
        - Здравствуй, малыш,- с улыбкой выдохнул я, когда Ирвин наконец прекратил меня тискать.
        - Устал с дороги, Грэн?
        - Дом Одиноких - Путь,- напомнил я.- Дороги трудны…
        - … но хуже без дорог,- Восток перестал улыбаться и остановился, пристально глядя на меня.- Станешь уговаривать вернуться на Путь?
        - Попытаюсь.
        Ирвин покачал головой и ничего не сказал, только упрямо вздернул подбородок. Я знал, что убедить пацана будет непросто, но обязан был сделать для него то, чего никто не сделал для меня.
        Негромко скрипнула дверь, и на пороге показалась темноволосая девушка в скромном льняном платье. Маленькая, мягкая, с очаровательными ямочками на по-детски пухлых щечках и с большими серыми глазами в обрамлении длинных ресниц. Сколько лет этой девчонке? Четырнадцать? Шестнадцать? Это не имеет ровным счетом никакого значения, если я не уговорю сосунка уехать от нее подальше. Она спустилась по ступеням и остановилась в нерешительности, робко улыбаясь и не осмеливаясь подойти ближе.
        - Вы тот самый Север?- спросила крошечная женщина приятным тихим голосом, поправляя выбившуюся из косы прядку.
        - Видимо, тот самый,- подтвердил я.
        - Очень рада познакомиться с тем, кто заменил Ирвину отца,- я вздрогнул.
        Он так сказал? Тот, кто проводил с ним несколько недель в году,- заменил отца?
        - Я тоже рад познакомиться с такой красавицей.
        - Это моя Диммения,- лицо юноши сияло от счастья, как новенький солден, и это было просто невыносимо.
        Он подбежал к жене, нежно поцеловал в лоб. Подвел ко мне, взяв за маленькую ладошку.
        Очень милая девочка - трогательная, нежная, беззащитная. Такую хочется оберегать и баловать, как ребенка. Она бы сумела осчастливить Ирвина. Если бы только могла выжить с ним рядом.
        - Пойдем в сад,- Восток чувствительно хлопнул меня по плечу,- пообедаем. В дом пригласить не могу, ты же понимаешь…
        Я-то понимаю, а ты чем думаешь, глупец?
        Мы уже несколько часов сидели на заднем дворе за вкопанным в изрезанную трещинами землю столом. После простого, но сытного обеда и нескольких кружек крепкой домашней хмеры, мы рассказали друг другу все, что происходило с нами за последние несколько весен. Когда Диммения отправилась спать, пришло время поговорить о главном.
        - Я люблю ее,- в десятый раз объяснял Ирвин, по-идиотски улыбаясь.- И Димма меня любит.
        - Именно поэтому ты должен меня послушаться, чертов молокосос!- я потерял терпение.- Ты убиваешь ее, Восток! Убиваешь! Как ты не поймешь этого, придурок?!- не думал, что разговор по душам будет настолько эмоциональным.
        - Она меня любит,- упрямо повторил он.- По-настоящему любит, Грэн! Ей ничто не грозит.
        Восток искренне верил в волшебную силу любви. Я зарычал от отчаяния, перегнулся через разделявшую нас столешницу, схватил Ирвина за грудки и заорал, при каждом слове встряхивая его, как герзатовое дерево со спелыми плодами:
        - Ты до сих пор не понял, что наставники кормили нас глупыми сказками?! Это бред, Восток, фальшивая надежда! Байка для наивных учеников, чтобы они не сошли с ума от страха перед пожизненным одиночеством, не повесились при мысли о своей судьбе - и чтобы в Гранзане всегда было четверо идиотов с изуродованными харями, которые будут латать дыры в этом чертовом мире и не дадут ему развалиться!- я так и не увидел в его глазах понимания.
        - Нам врали, малыш,- с горькой усмешкой сказал я, отпуская его.- Сила любви - просто выдумка.
        - Это не выдумка, Север!- он весь буквально светился верой в чудо.- В Книге Дорог это тоже написано! «Та, чье сердце переполняет любовь к Одинокому, черпает силы из мужа своего. И будет жизнь ее долгой, как у суженого, и не познает болезней и старости…»
        - Я помню эти строки,- устало сказал я.- И был таким ослом, что верил в них слишком долго.
        - А тебе не приходило в голову…- Ирвин запнулся и потупил взгляд,- что Лирна просто не любила тебя, Грэн? Или разлю…- я дал ему в зубы так, что он слетел со скамьи.
        - Я не имел в виду, что жена тебя обманывала,- спокойно продолжил Восток, поднимаясь на ноги и стирая тыльной стороной ладони кровь с подбородка.- Она могла не знать, что ее чувства к тебе - не любовь, а что-то другое. Так бывает…
        Когда он ушел, я долго сидел за столом, обхватив голову руками. Беседа ни к чему не привела. Я так и не смог убедить его. Влюбленный мальчишка просто отказывался верить мне, и это сводило с ума. Я двадцать весен жалел, что никто не поведал мне того, что я пытался втолковать Востоку. Если бы только только знал… хотя бы подозревал, догадывался… я оставил бы ее раньше. Моя Лирна была бы жива до сих пор. Четыре весны. Четыре кратких весны мы были вместе. Четыре долгих года я не замечал, что делаю с моей звездоокой, как она стареет с каждым днем все быстрее, как сгорает, словно свечка. Она казалась прежней, такой же юной и красивой, как в тот день, когда мы впервые встретились.
        …Дорога была прекрасна. Она причудливо петляла среди пышных садов, прозрачных березовых рощиц и изумрудных лугов. Деревья пенились белоснежными цветами и распространяли одуряющие ароматы, в ветвях заливались трелями опьяневшие от весны птицы, солнечные блики играли в многочисленных лужицах, оставленных слепым дождиком. Я шел налегке, не обремененный ничем, кроме туго набитого кошелька, весело насвистывал несложный мотивчик, пока не наткнулся на свежий труп, валяющийся у обочины. Обезглавленное тело, заляпанное бурой кровью, совершенно не вязалось с окружающей идиллией. Нахмурившись, я склонился над мертвецом, который, судя по остаткам одежды, при жизни был крестьянином или торговцем средней руки. Точнее сказать сложно: обуви, по которой легче всего определить сословие, на убитом не было. Из леса послышался сдавленный крик, и я поспешил на шум.
        Разбойников не опасался: никто не свяжется с Одиноким даже ради пары сотен солденов. За годы Пути я еще не встречал безумца, рискнувшего приблизиться ко мне по собственной инициативе. А о желающих убить одного из вечных странников - ни разу даже не слышал. И самые отчаянные сорвиголовы надеются прожить долгую жизнь, пусть не все признаются в этом. Тогда я был еще слишком молод, чтобы думать о том, что кто-то может напасть со спины, не успев рассмотреть лицо.
        Звуки борьбы быстро вывели меня на широкую поляну, где подонки вздумали позабавиться с яростно сопротивляющейся девчонкой. Растрепанная, в изорванной одежде, она брыкалась, кусалась и царапалась, но справиться с четырьмя здоровыми мужиками ей было не под силу. Трое скотов с изрядно покарябанными рожами разложили извивающуюся жертву на траве, а рыжий сутулый тип уже спустил портки, гаденько хихикая.
        - Не помешаю?- мое внезапное появление оказалось для насильников неприятным сюрпризом.
        Я повернул голову, давая получше рассмотреть свой левый профиль, и те трое, что были все еще полностью одеты, бросились бежать, оставив девушку, которая тут же пнула в пах рыжего, впавшего в ступор. Тот взвыл от боли, но, корчась и постанывая, все-таки ретировался, путаясь в собственных штанах. Девчонка проворно поднялась на ноги, настороженно заозиралась, тяжело дыша. Тонкая, гибкая, с непокорной копной вьющихся темных волос и огромными черными глазами. Ее полные губы были разбиты, тонкие пальцы стягивали края разодранного на груди платья.
        - Спаси…- увидев мое лицо, она осеклась и отшатнулась, как от змеи, черные глаза расширились от ужаса.
        Ничего удивительного. Лицезрение Клейма Одиночества еще никого не приводило в восторг.
        - Не стоит благодарности,- сухо ответил я, отводя взгляд.- Бери вещи - и пошли. Далеко направлялась?
        - Н-нет…
        - Что - нет? Не далеко? Или не пойдешь?
        - Недалеко…- глухо ответила она и обреченно опустила веки.- Пойду.
        Люди верят, что любой, кто посмеет отказать в просьбе вечному путнику, умрет скорой и страшной смертью. Одинокие ничего не имеют против этих суеверий, даже старательно их поддерживают. Нам, как и всем остальным, нужны еда и одежда, добыть которые без посторонней помощи довольно сложно.
        - Я не собираюсь обращать тебя в рабство! Всего лишь хотел проводить. Но если ты боишься меня больше, чем этих…- кивнул на заросли, за которыми скрылись разбойники.
        Девушка зябко поежилась. Я стянул с себя куртку и швырнул к ее ногам.
        - Возьми и иди вперед. Не беспокойся, без нужды приближаться не буду.
        Молча одевшись, она вдруг уверенно подошла почти вплотную ко мне.
        - Мы пойдем вместе,- девушка гордо расправила плечи.- Я не стану дрожать над парой весен жизни после того, как едва не лишилась ее совсем.
        Эта дорога была прекрасна…
        - Димма постелила тебе в сарае,- негромкий голос Ирвина вырвал меня из воспоминаний.- Завтра пойду с тобой,- я не успел обрадоваться этим словам,- провожу тебя до Стакрэнда.
        Что ж, до города путь неблизкий, будет еще один шанс образумить его. Еще один шанс!
        Я не пошел в сарай - привычнее спать под открытым небом, глядя на звезды - тусклые подобия глаз Лирны, которые навсегда погасли.
        Той проклятой пьянящей весной мы ночевали в лесу, прижавшись друг к другу в попытке сохранить тепло. Ничто не мешало мне воспользоваться ситуацией, но я не мог даже подумать о подобном. Только не с ней.
        - Почему ты согласился на это?- она потрогала мое клеймо, проводя пальцем по длинному северному лучу, доходящему до внешнего уголка глаза.
        - Кто-то должен закрывать бреши,- ответил я.
        Никто не спрашивал моего согласия. Кому какое дело до желаний семилетнего чумазого сироты, проданного школе за бесценок. Просто в одну холодную зимнюю ночь меня привели к наставнику, и моя судьба была решена. Посвящение провели на рассвете, прямо на грязном снегу, не дрогнувшей рукой отрезая меня от мира людей. А спустя шесть лет в Долину ушел Крон, и на моем лице появилась роза ветров. Я стал новым Севером. Нет, Путь не тяготил меня. Дорога много лет назад стала моим домом, и мне никогда не приходило в голову сетовать на постоянную смену окружающих пейзажей. Не хватало только человеческого тепла. Краткий разговор со случайным до смерти перепуганным попутчиком не заменит беседы с другом, которого у меня никогда не было, а ночь со шлюхой - любви, которую я ждал, веря, что ее волшебная сила избавит меня от одиночества.
        - Это трудно?
        - Закрывать бреши? Нет,- я поплотнее укутал Лирну плащом.- Мне ничего не надо делать, Дар сам выполняет всю работу, стоит только подойти поближе к дыре,- я умолчал о боли, раздирающей тело и плавящей разум, когда сила вырывается на свободу.- А вот если из него уже понавылезали верны, приходится попотеть.
        - Ты много их поймал?
        - Ни одного,- признался я.- Но четырнадцать убил.
        Новых вопросов не последовало: Лирна уже спала, доверчиво прислонив голову к моему плечу. Я лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить хрупкий сон звездоокого чуда, с наслаждением вдыхая сладко-пряный запах ее волос и отчаянно мечтая о том, на что не имел никакого права.
        Если бы я только понимал это тогда, если бы…
        Хмурый Ирвин разбудил меня до зари, молча поставил на стол тарелки с холодной снедью. За ночь он как-то осунулся, озорные искры в глазах сменились лихорадочным блеском. Мы завтракали в тишине.
        - Я иду с тобой,- бесцветно выдавил Восток, когда тарелки опустели.
        - Помню,- сказал я, отставляя в сторону полупустую кружку,- до Стакрэнда.
        Ирвин поднял на меня искаженное гримасой отчаяния лицо.
        - Я ухожу совсем. Димма беременна.
        И все-таки в глубине его глаз горел робкий огонек затаенной радости.
        Я потянулся через стол и крепко сжал его руку. Ему больно, знаю, боги, как же хорошо я это знаю. Но мальчик не понимал, как сильно ему повезло. Он будет ходить по дорогам, зная, что где-то есть та, что любит его. И пусть сын Востока будет видеть отца несколько дней в году, но Диммения не умрет от слабости через год после рождения ребенка, и чужие бездушные люди не продадут его в школу вечных путников. Я закрыл глаза, благодаря небеса за милость. Ты слышишь, Лирна, наш внук не повторит мою судьбу. Он не будет одинок. Никогда.
        - Пойдем, Север,- Ирвин решительно поднялся из-за стола.- Нас ждет дорога.
        - Да, пора в Путь… сын.
        Но последнего слова он не услышал.
        notes
        Примечания
        1
        Лонтра - струнный музыкальный инструмент
        2
        Герзат - плодовое дерево, гранзанский эндемик.
        3
        Мудрые женщины, Знающие - ведуньи, целительницы, передающие знания от матери к дочери. Считается, что они могут общаться с духами и даже владеют магией.
        4
        Белый - цвет траура. Невеста в Гранзане традиционно одевается в красное.
        5
        Роговые наросты на голове нувара образуют т.н. щит. У ездовых нуваров он может быть украшен резьбой (часто в виде герба владельца). В щиты боевых нуваров вживляют стальные шипы.
        6
        Обувь без швов, сделанная из специальным образом вырезанных и свернутых цельных кусков кожи. Легкоступы довольно удобны, но недолговечны, чаще всего их носят крестьяне и бедные охотники.
        7
        Арксу (Неправильная река)- река в северной части Гранзана, берущая начало в Приокеанских горах и впадающая в Срединное озеро.
        8
        Стадий - единица длины, чуть меньше 200 метров
        9
        Илантар - ближайший к Школе Одиноких город.
        10
        Таинный дом - организация, оказывающая банковские, почтовые и нотариальные услуги в Гранзане. Все отделения имеют связь между собой, и в любом из них адресат может получить устное послание, снять деньги со счета или заказать доставку посылки, ожидающей его в другом отделении.
        11
        Медовик - дерево, древесина которого при нагревании источает приятный сладкий запах, по поверьям изгоняющий болезни.
        12
        Омывальня - большая бадья для купания, подогреваемая снизу.
        13
        Верны не любят огонь, потому костры, горящие вокруг жилищ, служат неплохой защитой.
        14
        Дораздельная речь - речь до Разделения Материков - древний язык, на котором разговаривал народ, населявший некогда земли на севере и северо-востоке Гранзана, а также юго-западном побережье Большого Континента.
        15
        Объединение всех земель Гранзана в единое королевство.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к