Звезда-полынь Татьяна Талова
        Не все спокойно в царстве Гордеевом: дочки пропадают, богатыри по дорогам шастают, а с ними и ведьмы всякие! А еще, говорят, упадет на землю звезда огненная, звезда-полынь! То-то море синее разбушевалось, нечисть с цепи срывается… Старенькая сказка-стилизация под русскую народную. Говорят, смешно)
        Талова Татьяна
        Звезда-полынь
        Звезда-полынь
        Сказка о Светояре, славном богатыре Гордеевом, о друге его Люте Лютиче, верном воине Кощеевом и о Середе, Бабы-Яги внучке.
        - Э-э-эх! - с этим бравым криком я гордо свалился с кровати.
        Конь, рассеянно жевавший занавеску, на миг оторвался и удивленно посмотрел на хозяина.
        - Э-э-эх, полюшко-поле-е! Поле раздо-о-ольное, воля во-о-ольная-я! - задумчиво пропел я с пола.
        - Попытка первая, - сказал конь, - неудачная.
        - Говорящий! - удивился я, но вовремя спохватился. - А, Храп, это ты… Леший!!!
        Скачок на ноги явно был одной из самых неудачных моих идей - комната поплыла перед глазами, ноги подкосились, пол как раз замахнулся, чтоб меня ударить, но я чудом удержался в вертикальном положении. Все, теперь можно постоять и погордиться собой. Браниться позже буду.
        - Так, Храп… Иди-ка сюда…
        - Если я развернусь, хозяин, я тебе что-нибудь важное оттопчу, - поразмыслив, признался конь.
        - Вот-вот, об этом я хотел поговорить… Какого… лешего… Какого лешего мой верный боевой конь делает в комнате?!
        - Тебе рассказать или сам вспомнишь?
        - Не нравится мне, как ты косишь на меня глаз свой темный…
        Теперь удивился конь. За четыре года общения с этим… животным… я уже привык, что уши торчком и глаза размером с блюдце - это одно из двух, либо "Хозяин с ума сходит", либо "Близко, близко вражья рать - глянь вперед, из-за кустов поперла". На всякий случай я глянул не только вперед, но и назад, и по сторонам. Даже потолок осмотрел - рати не было.
        А вот выданная фраза привела в замешательство меня самого.
        - Баяны-сказители были? - доверительно поинтересовался я.
        Конь кивнул и выплюнул наконец занавеску.
        - Ну, тогда ясно… Я спорил?
        - Не-а, только подвигами хвалился.
        - Много? - я почесал затылок.
        - Как всегда.
        - А… А откуда ты знаешь? Ты что, еще и внизу, в трактире был?!
        То, что наехала пара-другая сказителей, и весь трактир дружно напился под песни о великих героях, это вполне себе понятно, а вот то, что при этом там мог незаметно присутствовать весьма здоровый конь…
        - Я в окошко смотрел, - признался Храп.
        - Ага. Это радует… И дальше что?
        - И, значит, вспомнил ты, как мы Елену-царевну из терема стоаршинного Кощеева умыкали…
        А это трудно забыть! Недели две синяком красовался. Как подняла Елена-царевна белу рученьку, да в глаз кулачком с размаху! Едва в седле удержался. Кто ж знал, что она с Кощеем повенчана тайно. Кумир детства, ученый великий, маг-чародей - а что родители извелись, меня на подмогу кликнули, то ее, видите ли, не касается. Разругался я тогда с царем Гордеем - сам не узнал ничего, а туда же "спасай, богатырь, любиму доченьку, красну девицу…"
        - Да ладно тебе, Светояр, - говорит конь, видя, как я щеку, щетиной поросшую, почесываю в воспоминаньях. - Тверду, вон, тогда вообще не повезло - тоже ведь на сто аршинов прыгал…
        - Тверд?! - схватился я за голову, товарища представляя.
        - Ну на коне… - поправился Храп. - За Настасьей-царевной, помнишь? Бить его не била, конечно, наоборот - герой, в сор… в соревнованиях победил, добрый молодец… - Храп как мог извернулся, уставился на меня и замогильным голосом продолжил:
        - А как пришел к Гордею… Так тот ему и говорит…
        - Что говорит? - заинтересовался я, вперед подался.
        - И говорит… Жени-и-ись!!!
        - Тьфу на тебя, скотина! - отпрянул я, рукой на конягу вредную махнул.
        А тот ржет:
        - Тверд то же самое сказал! А пришлось ведь, попал в сети сокол наш…
        - Так! Ты, Храп, кончай ржать - смотри, мух тут мне всех распугал… И говори, что дальше было! Мы что, в окно заскочили, подвиг тот вспомнив?
        - Это я заскочил, - фыркнул конь. - А ты на мне мешком сидел…
        Я пораженно посмотрел на Храпа - и это существо так придирается к словам, при том, что само только что сказало про Тверда! Ну, гад… Стоило ли из-за такого у Бабы-Яги три дня табун стеречь?! Меня ж тогда лешие пугались - как выйду на четвертый день на тропку нехоженую глухую, весь грязный, потный, навозом провонявший, в пыли, траве, репьях, об камни побитый (где только не носили меня бабкины кони!), волосы торчком, щетина, опять же, едва не до бровей, глаза упыриной краснотой блещут (не спавши-то три ночи), одежда болтается (и не евши тоже), злой, конечно же, ругающийся страшно… Лихо Одноглазое повстречал - оно глаз от греха подальше зажмурило и наутек.
        Только я рот открыл, чтоб коню все припомнить, но тут взгляд упал на окно. На то место, где оно должно было быть. На кусок занавески на полу. На внушительную дыру в стене и живописно обрамляющие ее обломки досок… Конечно, окно же малое само по себе, а конь у меня богатырский! Не копыто - пуд железа!.. И голова чугунная!
        - Так вот откуда мухи налетели… - вздохнул я. - И почему бы из бревен цельных не строить? Авось расшиблись бы… И платить бы не пришлось… Ну ладно, я виноват, напился, как последний…
        - Гад, - подсказал Храп.
        - …А ты-то что… волчья сыть… прыгать стал?!
        Конь молчал.
        - Опять какой-то шутник в ведро с водой браги подлил? - догадался я.
        Конь покаянно мотнул головой.
        - Ладно уж, - решил я. - Оба, значит, хороши. Денег у нас нет, как я понимаю, значит, обратно идем тем же ходом!
        Храп подождал, пока я взберусь в седло, и только потом поведал:
        - А не выйдет, хозяин. Во-первых, я не разбегусь здесь. А без разбега - в капканы попаду.
        Пришлось слазить, вниз смотреть - и вправду, капканы. Видать, дорого окно это трактирщику было, и хитрость мою он предвидел. И много так капканов - чуть ли не весь двор уставлен, чтоб наверняка, значит.
        - А как ты думаешь, конь боевой, поставлены ли капканы у двери входной?
        - Думаю - на дверь не хватило, - авторитетно заявил Храп.
        - Ну, тогда, - я распахнул дверь в комнату и вторично залез на лошадь. - Шагом ма… В смысле, н-но, залетны… Быстро, в общем! Впере-е-ед!!!
        Храп обрадовано фыркнул и сорвался в галоп.
        В галоп! По коридору! Я ж не знал, что до лестницы вниз еще… скакать и скакать, трактир большой попался. Бодро ударившись головой об потолок, я догадался припасть к лошадиной гриве и шепнуть коню:
        - Теперь главное шаг не сбавлять!
        А Храп и прибавить рад! Звучно этак стучат подкованные копыта, я на спине уже развеселился - ну окно сломал, ну не плакать же теперь, будут деньги, верну трактирщику, а сейчас…
        - Э-эх! Полюшко-поле-е!!! О-ох, поле раздо-о-ольное-е! О-ой!!! О-ой, да воля во-о-ольная! О-ой, да воля-а… Прыгай, родимый!!!
        Взвился ввысь богатырский конь - снова я, как ни пригибался, о балку потолочную приложился. Трактирщик только рот открыл, постояльцы к углам кинулись. В аккурат на два стола приземлился Храп - оба переломал - и в дверь, снося ее к черту. Потом еще оградку сшиб - второй раз прыгнуть не успел, - и по дороге, по дороге. Вслед проклятья несутся, ругань несусветная. Храп изловчился, успел фыркнуть эдак презрительно - мол, молчали бы уже, не впервой слышать…
        - О-ох, поле-е… - уже спокойней пропел я, спину распрямляя. - Ушли, Храп! Молодец, хвалю!
        - Слез бы, роздых дал… - ворчит коняга.
        - Прямо так ты устал, - спрыгнул я на землю все-таки, огляделся. - А заметил ты, Храп, что за голова страшенная у них в трактире прибита? Не иначе, чудовищу поклоняются там, да?
        - Это ты, хозяин, пытаешься повод придумать, чтоб деньги им не возвращать, если царь к стенке припрет? - догадался Храп. - Так не получится! Голову эту вчера при тебе прибили, а принес ее ты. Как убил чудо-юдо лесное, округу второй месяц пытающее, так и сказители, откуда ни возьмись, подвалили, и трактирщик, помнится, подобрел разом, медов хмельных все подливал…
        - Подобрел, говоришь? То-то и видно… И хмельные меды - у-ух, хорошо пошли!.. Что-о-о?! Нет, Храп, так не пойдет, почему я своих подвигов не помню?
        - Пить надо… - злобно начал конь.
        - И на этом закончим! - грозно сдвинул брови я. Конь только в очередной раз фыркнул.
        Платить придется. Надоело. Нет, конечно, что бы там Храп не рассказывал, а промашки вроде сегодняшней со мной редковато случались. Но все равно - надоело. Вроде бы служу царю нашему батюшке. Вроде даже получаю от него плату. Хотя гневлив очень наш царь, и после ссоры нашей памятной, что из-за Елены-царевны приключилась, сомневаюсь я в этой плате, но все равно - от трактирщика-то точно не дождешься. А все убытки - личные, не государственные. Помню, как чудо-юдо, другое уже (и откуда они на земле русской в таком диком количестве берутся?!), каждую ночь на мосте являлось, и оттуда шло боем да пожаром по окрестным деревням. Я бы сразу как напал бы, как ударил бы - только и видали это чудо-юдо! Ага, как же. И за мост я бы тогда до сих пор расплачивался. Пришлось сначала выманивать от реки подальше (заодно, чтоб не сбежало), а потом уже и бой принимать. Как бежало чудо-юдо, как радовалось, что богатыря гонит… как приложить успело булавушкой да по головушке… По пояс в землю ушел - это ладно, и оттуда гада достал… Но откапываться потом, шлемом землю выгребать - это уж совсем глупо вышло!
        - Э-э-эх, полюшко-по-о-оле-е! - погрустнев, затянул я. - Эх, поле раздо-о-ольное-е, ой, да воля во-о-ольная-а!.. Воля красна-а-ая, все впере-е-ед! Вперед, да к солнцу я-а-асному-у! К солнцу я-а-асному-у, к солнцу ве-е-ечному-у! К солнцу ве-е-чному-у-у! Ох, прощай!!! - конь споткнулся. Я, распевшись, не обратил внимания. - Прощай ты, моя жи-и-и-изнь! Жизнь моя беспе-е-ечная-а!.. Э-э-эх, полюшко-по-о-оле-е! По-о-оле, сле-е-ед, сырой тума-а-ан, все проше-е-ел! Близко море-окия-а-ан! Все проше-е-ел, да все вида-а-ал! Все проше-е-ел, а счастья не-е-ет, а счастья так и не наше-е-е-ел! Все проше-е-ел да все вида-а-ал! Сгинуть б в море-окиян!!!
        Напоследок так рявкнул, что Храп уши прижал, столбом застыл. Я же, радостный, бодро вперед себе шагал. Добрая песня - она завсегда сердце греет!
        - Хозяин… - робко так спрашивает Храп. - А ты другую песню знаешь?
        - Да я и эту-то не полностью помню… Хотя… Ну, там еще что-то про поле и березку - я в деревеньке какой-то услыхал… Только ее девицы красные в хороводах поют.
        - А может, лучше эту, девичью петь будешь? - предложил конь.
        - А может, я лучше тебя на мыловарню сдам?! - предложил я в ответ.
        - Ну, правда, - не сдается конь. - Который раз ее поешь, а все мороз по шкуре и птицы на подлете глохнут!
        - Да отстань ты, мешок травяной, я и так всего полпесни помню, и то спеть не дают!..
        Так шли мы с конем, шли, весь день шли - жрать-то нечего, зачем останавливаться… Мы так всегда с ним ходили - пока от усталости не валились. Потом, глядишь, и выйдем к какому-нибудь селению, где чудо-юдо очередное разыщется, а медов поменьше будет… Долго ли, коротко ли, а только солнце как раз закатилось, как вышли к реке-Ольхе.
        И стоит там, против заката красного, великий воин! То, что великий - это мне хорошо известно, так как сам таким соколом гляжу, когда кольчуга на мне сверкает, да плащ до земли свисает, да меч в руках, да верный конь копытом бьет - земля трясется. Хотя от этого дождешься. Да и с мечом промашка малая - у незнакомца в руках булава. Шибко напоминает мне она ту, чудо-юдову, что след на башке знатный оставила…
        - Здрав буде, добрый молодец! - говорю, помимо воли рукой к затылку потянувшись.
        Тот помолчал, взглядом меня окинул. Тоже мне, девка он, что ли, чтоб рассматривать? Сам знаю, что выгляжу сейчас хоть куда - хоть в наши темницы, хоть в какие другие - везде без вопросов примут как родного! Меч у седла, лук со стрелами там же, сам в рубахе простой, волосы колтуном грязным, борода - не борода, щетина трехдневная. Я, видишь ли, как убегал, побриться не подумал. Кстати, за отсутствие бороды меня Гордей долго корил, у самого-то подлиннее иной косы будет. Даже ляпнул как-то слова давности этак, столетней - мол, борода - это мужественности признак, силы и здоровья. Дело на пиру было - половина дружины кашлем зашлась, медом поперхнувшись. Я кубок отставил аккуратненько, как раз проглотить успел, выразительно глянул на нашего царя.
        - Намекаешь на что, царь-батюшка? Или других признаков… э-э-э… мужественности не ведаешь?..
        И что-то не то я тогда, наверное, сказал… Сам знаю, что на язык несдержан. Месяц на глаза не попадался царю, от греха подальше. Даже обрадовался потом, что дружина за данью пошла. А после дани - свернул в сторонку и еще на месяц ушел, как говорится в государственных бумагах "подвиги творить", то есть дело делать благое и отсутствие оправдывающее.
        - Оглох, что ли? - интересуюсь у богатыря вежливо.
        - По-русски не разумеет, - говорит Храп.
        - А то, я гляжу, конь какой-то дивный… маленький да косматый.
        В этот момент-то я солнышко полностью пропало и вижу - то не конь уже неказистый, то волк лесной, да огромный такой! Восхищался молча, зверюгу разглядывал.
        - Ну что, хозяин, - шипит тихонечко волк, - может, слово скажешь, или все будем… как это… впечатление производить?
        - Замолчи, Серый, - так же тихо отвечает богатырь, а я смех сдерживаю, конь фыркает больше обычного.
        - Признавайся, ты моего слугу верного загубил, чудище лесное? - спросил наконец богатырь.
        - Это я-то чудище?! - ахнул я. Ну, небрит. Ну, немыт. Ну, лохмат. Ну, страшен, должно быть, сверх меры… Но не чудище же!
        - Это хорошо, тебя, хозяин, об потолок-то приложило! - ржет Храп. - Это, думается мне, он про чудо-юдо, чья башка теперь в трактире красуется!
        - Спасибо тебе, конь верный, - сквозь зубы отвечаю. - Умеешь воинские секреты хранить!
        - Завсегда готов! - не растерялся Храп - нам-то с ним к чему впечатление производить?
        - Значит, ты? - уточнил на всякий случай мой, видимо, недруг. - Так значит, биться нам с тобой до самой последней капли крови!
        - А давай… - вяло отвечаю я. - Нападай!
        Видно, растерялся недруг, не ожидал такого. Да и волк как-то оробел. Прошел вперед пару шагов, остановился, спрашивает:
        - А меч?
        - Храп, тебе меч нужен? - все больше веселюсь я. - Мне вот нет.
        - Может, хоть кольчугу наденешь? - с надеждой спрашивает недруг.
        - А толку? - плечами я пожал. - Все одно - кольчуга пробита в трех местах.
        Следующее действие новоявленного злодея вызвало во мне самые противоречивые эмоции.
        - Ладно, бери мою, - говорит, стягивая с себя звонкую рубашку.
        - Э-э-э… - отвечаю. - Спасибо…
        - Да не за что! - улыбнулся воитель, но тут же опомнился - брови свел, как надо, губы сжал. - Готовься к бою!
        - Да готов уже… А что, это чудище тебе так дорого было? Друг верный? - предполагаю я.
        - Или невеста заколдованная… - продолжает Храп задумчиво.
        А драться-то совсем не хочется - и парень этот вроде совсем неплохой, кольчугу вот, мне всучивает…
        - Слуга, говорю же!
        - Верный? - уточняю я.
        - Злой! И еще жрал слишком много, скотина, потому и по деревням грабежом ходил! - разозлился богатырь.
        - Так на кой он тебе сдался?!
        Второй раз опешил чудо-юдов хозяин. Вообще странно все это как-то, стоят у реки два молодца, к битве готовятся, речи говорят нелепые…
        - Да я сам его прибить хотел… - признается воин, бороду поглаживая. Небольшая борода - видать, молод еще, а уж пушистая - веником во все стороны.
        - А-а-а… - протянул я, меч доставая. - Ну, это другое дело, готовься к смерти, враг!
        - Враг? - совсем ничего не понимает волчий наездник.
        - Ну да. Я же раньше твоего убил, тебе не позволил - за то и ответ держать буду!
        - Лучше бы ты «полюшко-поле» пел, хозяин, - фыркает конь. - Это страшней выходит.
        - Давай, богатырь, будем силушкой мерится, землю-матушку кровушкой поить! - разошелся я, только слюну пустить осталось и взгляд побешеней…
        Смотрит-смотрит витязь… Да как заржет - Храпа за пояс заткнул.
        - Хватит, хватит, богатырь, напугал!
        - Когда это успели мы местами поменяться? - опустил я меч, сам посмеиваюсь, глаза щурю по привычке старой. - Звать-то тебя как, враг мой лютый?
        - А так и звать - Лют.
        - Светоя… - запнулся я, имени не договорив. - Лют Лютич?! Это злодей известный, который самому Кощею Елену помогал красть?! И много всяких непотребств творил, против батюшки нашего царя шел?!
        - Он самый, - отвечает Лют, плечами пожимает. - Светоя… Светояр ты, стало быть? Светояр Вячеславич! Который… который Елену… - снова засмеялся богатырь. - Который Елену домой вез… да не довез!
        - Ага, - помрачнел я. - Ну, бывай, Лют, я поехал, еще кого-нибудь спасу, авось, лучше запомнится, чем Елена эта рапрокля… распрекрасная!
        - Да постой, не обижайся. Про меня тоже сотня слухов ходит - хоть про непотребства вот эти всякие - какие, даже интересно…
        - Жар-птицу украл у царя Берендея, - припомнил я.
        - А ты вернул, - хмыкнул Лют. - Да что ей сделалось? А Берендей добром отдавать не стал бы… Это Кощей попросил, он их все разводить пытается.
        - Так ты и впрямь Кощею служишь?
        - Ага. Поругался малость, вот сейчас и брожу, подвигов на свою… на булаву свою ищу.
        Я усмехнулся. Нравился мне Лют, хоть и из-за жар-птицы той попотеть пришлось (в прямом смысле), и с Еленой неувязка. Да и схожи мы с ним до одури, как я посмотрю, да только он - что удивительно! - понаивней меня будет, хоть и прикидывается вороном.
        - А ты, значит, Гордея богатырь?
        - Поругался…
        - Стало быть, дорожка одна, хоть и разным сторонам служим! - хохотнул Лют.
        Я только кивнул согласно.
        Остановились прямо там, у реки заночевали. Утром удалось рыбу в реке поймать - видели бы товарищи, для чего я луком своим пользовался и сколько стрел извел… Потом путь по лесу шел - там Лют птицу чуть ли не в полете булавой сбил, тоже хорошо.
        - А что, Лют, конька такого тебе Кощей подарил? - спрашиваю я дорогой - интересно же стало.
        - Да нет, - говорит Лют. - Это волчара, я его у нас в лесу нашел, еще мелкий был. Особенные, знаешь, такие водятся…
        - Ага, людей кушают…
        - Бывает, - не стал отнекиваться Лют. - Так то же и с обычными волками бывает. А Кощей на него заклятье наложил, чтоб люди не пугались.
        - А-а, - не сообразил я. - А ночью - это не страшно, что ли? По мне, так наоборот…
        - Конечно! Так это же образ такой - чтоб ночью, на волке, лицом грозен и все с этим связанное… А днем зачем надо?
        - И то верно…
        - Слушай, Светояр, а почему ты коня Храпом зовешь? - помолчав, вдруг спрашивает Лют.
        - А это, Лют, - говорю я мрачно, - ты на следующем ночлеге услышишь…
        Призадумался богатырь.
        - Врет он! - не выдержал конь. - Храпом он меня зовет из-за характера своего скверного!
        - Да как ты о хозяине? - смеюсь я. - Сам же мне все твердил про родословицу свою и что тебя, ненаглядного, по этой родословице положено на «Х» называть! Спасибо бы сказал, что Храп - а не что другое, похуже, что мне сначала подумалось…
        - Спасибо, - ворчит конь по привычке, - удружил…
        - Да ладно тебе… Лют, а Лют, что-то тихо едем! Ты песни знаешь?
        - Конечно! - обрадовался Лют. - Вот, например, любимая… Э-э-эх! Э-эх, по-о-олюшко-по-о-оле-е! Эх, по-о-оле-е раздо-о-ольное-е, ой да во-о-оля-а во…
        Я даже заслушался. Кроме себя-то, ни от кого еще песни этой не слышал - может, слова полностью наконец узнаю.
        - О нет, - молвит волк, с Храпом моим понимающе переглядываясь.
        - Опять ты, Серый, недоволен, - прервался Лют. - Тогда другую вот…
        - Про березку? - с надеждой спрашивает Храп.
        - Что я, девка какая-нибудь? - возмущается Лют. - Боевую знаю! Вот… Сдви-и-инем-ка, бра-а-атья, крепкие щиты-ы - битве быть! В бо-о-оли нам купа-а-аться, землю кровушкой поить! А подни-и-имем мы, бра-а-атья, до-о-обрые клинки - не опустим впредь! Нам - по-о-обеда, ворога-а-ам - люта смерть!!! Как шагне-е-ем мы дру-у-ужно, прямо в се-е-ечу, как шагне-е-ем мы дру-у-ужно, ворогов кале-е-еча! Как скати-и-ится голова-а врага-а, как слетит голо-о-овушка…
        - Все, все, лучше про поле! - завопил конь дурным голосом, ему волк вторит.
        - Подожди, мне интересно, что дальше с головой будет! - говорю я.
        - Ну что, давай тогда про поле… - смотрит Лют на зверье обнаглевшее, голову чешет.
        - Давай! После «моря-окияна» знаешь, что петь?
        Качает головой Лют.
        - Эх, ну ладно, давай так…
        Переглянулись - да как грянем:
        - Э-э-эх! Э-эх, по-о-олюшко-по-о-оле-е!!! Эх, по-о-оле раздо-о-ольное, ой да во-о-оля во-о-ольная-а-а!
        Добрая дорога!
        Как доехали до города Карочуна, так совсем друзьями сделались - и что с того, что он у Кощея служит - у чародея безумного да злобного? Может, и не безумный, и не злобный, а… как это?.. фанатично преданный науке, вот! Полюбила ж его Елена-царевна…
        Я вот вообще Гордею служу - и ничего.
        У города, как это бывает, много-много селений маленьких - если беда, все за стены бегут. Перво-наперво, в одну из таких изб постучались, где хозяйкой старуха была, в баню напросились за поленницу дров наколотых и крыльцо починенное. Лют сразу признался, что у него руки только к оружию правильно прилажены, так что пошел дрова колоть, а я крыльцо мастерить стал. Дед был плотником да столяром знатным, выучить кое-чему и меня успел - сделал крыльцо добротное, даже бабка, ворчливая с виду, похвалила. Потом и вовсе раздобрилась - сверх бани еще ужином накормила.
        Лют из бани вышел, посвежевший, румяный - и не скажешь, что Кощеев богатырь. Я-то как привык их представлять - упыри упырями, а Лют вот волосом черный, кудрявый такой, темноглазый, улыбчивый. Кроме последнего - ну полностью мне противоположность! Я тоже на человека стал похож, даже одежду немного отстирал - благо, штаны в сумке чистые нашлись, а рубаху сухую мне Лют пожаловал. Старуха на нас уставилась, видно, молодость вспоминая, умилилась, каши чугунок выставила, щей налила.
        - Вы, добры молодцы, должно быть, на игры собрались?
        Переглянулись мы с Лютом - удачно в город пришли.
        - И что за игры, бабушка Зореслава? - спрашиваем.
        Та ручкой щеку подперла и говорит:
        - Чудные, это все знают! Ясно дело - царь наш батюшка, Гордей, дочек замуж все выдать хочет. Три у него осталось - Дарьюшка-умница, да Марья-рукодельница, да Марфуша-озорница. Елену-то, красавицу нашу, видишь, Кощей из родного гнезда умыкнул, а Настасья вот после таких-то игр Тверду досталась…
        Подавился Лют, я ему под столом на ногу наступил.
        - А нет, соврала, - не заметила ничего Зореслава. - Как раз недавно шестая дочка от Бабы-Яги приехала, Ясногорка…
        - От Яги-и-и? - теперь уже я заикнулся.
        - Да! Царь ведь никому о ней ничего не говорил до сих пор! Девочку малую, еще десяти не было, в ученицы к Яге отдали. Вот, восемь лет прошло, возвращается.
        И ведь ловко Гордей все сделал - сколько лет при нем ходил, а ни слухом, ни духом о шестой дочери! Хотя давно он ее отдал - я сам тогда только-только перестал по отцовскому двору в рубашке бегать…
        И как это наши знатные мужи постоянно умудряются так влипнуть, что только у нечисти и ведьм всяких защиты просить остается?! И ведь ясно, что те потребуют ребенка! И благо еще - ведьма лесная решила мудрость передать, чтоб не пропала, так ведь тот же Берендей однажды водяному сына отдал! Ничего, правда, обошлось - появился через три года царевич Любим, бледный да тощий, во дворце все рыбы требовал есть. И старух этих, тезок по имени, сестер по колдовству, развелось…
        - Не та ли Яга, у которой табун волшебный? - спрашиваю осторожно.
        - Нет, другая, которая потише да поспокойнее будет… У той Бабы-Яги, помнится, один только Светояр, царский дружинник, три дня продержался, коня взял! Говорят, ему прочили в жены одну из дочерей Гордея, пока с царем не рассорился…
        Все! При царевом гневе на пиру едой не давился - здесь чуть обратно не выплюнул. Почему о таких важных вещах я всегда последним узнаю?
        - И что, - говорю с трудом, отдышавшись. - Здесь нынче царь?
        Кивает старуха:
        - К ярмарке местной все это приплели…
        - Нельзя мне показываться на глаза Гордею! Либо пришибет, либо женит! - говорю я тихонько Люту, когда старушка нам в соседней комнатенке на полу постелила.
        - Страх… - отозвался Лют. - Но не будет же он тебя высматривать - не до того ему сейчас… И знаешь, можно ведь сделать, чтоб царь тебя не узнал…
        Ума нам обоим, конечно, не занимать, быстро придумали, чем от меня глаза царевы отвести и как на играх спокойно показаться. Люта-то все равно без волка, булавы и бровей грозно сведенных никто не узнает, а мою ухмылку гнусную любой царский человек, верно, запомнить успел. То, что гнусную - это не я, это Храп добавил. Конягу я с собой не взял, у бабки оставил, предварительно трубу Зореславе вычистив. Много было сажи - щедро с конем поделился, был рыж, стал гнед! Красивый такой, в пятнышко! И болтать строго настрого заказал. Лют своего Серого еще на подходе к деревне в лес отпустил, чтоб никто не пугался, что волк у избы ночью спит или что лошадь мясо харчит.
        Сперва я Люта в бои кулачные отправил - денег немножко достать. Потом нашли балаганщиков заезжих - купили у них бороду потешную, накладную. Знатную такую, надо сказать, пушистую, густую. Только рыжую - Храпу бы больше подошла, но и на мне ничего так смотрелась. Чесалась только, зараза, страшно, зато от груди до глаз ничего не видать. Я еще и шапку напялил - вообще одни глаза на лице остались. Лют смеялся долго, потом успокоился, на площадь позвал.
        - На дочерей бы царских глянуть - дело… - говорит.
        - Елены тебе не хватило, окаянный? - смеюсь я. - Было бы на что смотреть… Я когда при царе ходил, часто их видел… Настасья - близняшка Еленина, а характером поспокойней будет. Самая веселая - Марфуша, ее все любят, Марья - тихая точно мышь, скрытная такая, а старшенькая Дарья получше царя знает, что и как в государстве делать надо…
        Но на площадь перед теремом царским пошли. Вообще-то терем не царский, а князька местного, Фомы, но на время приезда государя переделали в царский. Даже слово какое-то подобрали - резиденция, на заморский лад. Там шум, гам, веселье! Карусель вертится, лоточники снуют, скоморохи народ веселят, цыгане откуда-то появились - медведя привели, танцевать заставили. Девушки красуются, стайками собираются, глазками постреливают, вечером за воротами люд костры разведет, будут пляски, песни, поцелуи… Надо будет бороду эту дурацкую снять, там-то никто не узнает.
        - И чего все к дочерям этим царским так рвутся? - говорю я тихо. - Глянь-ка, Лют, в сторону - чем не царевна?
        Усмехается Лют.
        - Терема стоаршинного что-то не видать, - продолжаю, - что другое царь придумал, чтоб самого удалого найти?
        - Наверно, охотников тьма…
        - А и может… Хотя после Тверда, я бы не пошел…
        Приметил я тем временем по стрельбе из лука состязания, а рядом тоже парни тешатся, силой да ловкостью похваляются - дерутся, палками вместо мечей машут, на шест высоченный, скользкий забираются. Приметил - Люта за собой потянул. Пока он там палкой орудовал всем на зависть, я пострелял, на шест заполз, детство вспомнив. Вернулся с кольцом колбасы и связкой баранок - решил, что бабке отдам, она меня после дымохода прочищенного уже внучком считает. Лют показался - с валенками, недовольный очень.
        - И зачем мне они? - крушится. - Еще бы тулупом в середине лета одарили!
        - К зиме побережешь, - улыбаюсь я, Люта на волке в валенках представляя. - Бабке отдай, ей больше пригодится…
        - И то верно… Глянь!
        У терема помост соорудили, шесть стульев богатых на нем стоит, один побольше - трону временная замена, остальные для жены, дочерей и малого царевича Ивана. Стража стоит там же, со всех сторон, много лиц знакомых.
        - Что я-то? Это ты хотел смотреть на них, я уже по самые уши…
        - Да посмотри! Счету обучен? Сколько дочек?
        - Три, и Ивашка еще.
        - Вот! А Зореслава сказала - еще одна дочка приехала!
        - М-да… - только и ответил я, царскую семью оглядывая. Царь наш грозный Гордей брови свел, жена его Ефросинья рядышком, Ивашка-царевич десяти лет отроду близ матери, Марфуша глазами лукавыми блещет, Дарьюшка гордо сидит, плечи расправив, Марья косу теребит, очи долу опустила.
        - Может, не приехала еще эта Ясногора? - предполагает Лют.
        - Зная нашего царя-батюшку, - вздыхаю я, - и славу о дочерях его, скорее всего это снова…
        Встал тут Гордей, толпа замолчала, все остановилось - уважают нашего царя и любят.
        - Вот сейчас он возьмет и скажет, - шепчу я, - мол, собирайтесь, ясны соколы, да на помощь красной девице, дочурке моей родненькой, кровиночке…
        - Горе в царском тереме! - звучно молвит царь. - Украли дочурку мою ненаглядную, восемь лет невиденную!
        Я прыснул. На меня покосились как на жестокосердного негодяя. Это что, только мне слова государя смешными показались?
        - Пропала Ясногорушка прямо из терема, в эту ночь увели! Отвечай предо мной, честный люд, видали ли вы что странное этой ночью, слышали ли?
        За время выдержанной паузы люд если что и видел-слышал, то не признался и отвечать не захотел.
        - Добры молодцы! Кто найдет мою доченьку и домой вернет, награду получит!
        - Хм, а царевну в невесты уже не обещает, - говорю я, - с тех пор, как Марфуша из дома убежала, а назад ее мельник местный привел…
        - Награда - три сотни золотом! Надежда вы моя, удальцы русские!
        - Как всегда, - фыркаю я.
        - А кто Светояра, дружинника моего, богатыря, ко мне приведет, тому десять золотых пожалую!
        Я икнул. От удивления. Лют посмеялся тихонечко.
        - Вот и потребовался царю Светояр…
        - Так может, пойдешь? - спрашивает Лют.
        - Не пойду. А вот царевну доставать надо.
        - Слушай, а почему ты вот как бродяга какой-то разгуливаешь, если царь за каждый подвиг всегда такие деньги обещает?
        - Это он люду обещает, - отвечаю я наставительно. - А я и так ему служу.
        - Сдалась тебе тогда эта Ясногора!
        - Ну ты, Лют, даешь! Я же царю при всем прочем верен!.. - душевно так сказал, аж самого пробрало. И добавил:
        - А казна трех сотен убытка не выдержит, это всяко. Тут уж действительно легче меня привести, чем Ясногорку отыскать.
        - Ты прости, Яр, если обидел, - говорит вдруг Лют. - Просто узнать хотел, зачем ты Гордею служишь. Видать и вправду - за добро радеешь. Кощей вот любит себя злодеем первостепенным величать, правда, ржет при этом, что твоя коняга…
        - И что, как-то по другому у тебя служба Кощею идет? - интересуюсь.
        - То же, - тяжко вздыхает Лют, мне меня же напоминая.
        А царь меж тем о горе своем закончил, к делам насущным перешел. Понимаю я царя. Сколько раз пропадали у него дочки - все одно, уведут, запрут и ждут выкупа злодеи. Обычно меня дожидались. Или Тверда, пока тот не женился.
        - А теперь, народ мой, весть славная! - народ оживился. - Знают все, что две дочки у меня на выданье! Три, - поправился (верно, с непривычки), - если Ясногору приведут. Старшая, Дарьюшка, радость моя, скоро выходит замуж за правителя соседнего царства-государства, за Ивана-ду… царя славного да справного!
        Теперь уже не я один ладонью рот зажал. Вот уж где Дарьина смекалка да разумность не помешают! Как этот… Ванятка… до царева престола добрался, не ведаю. Правда, говорят, хороший малый, добрый…
        - А завтра съедутся удальцы со всех сторон в Карочун! Покажут смелость, да доблесть, да отвагу, да силушку молодецкую! Если рода княжеского или боярского или купеческого или воинского - быть мужем Марье моей да Марфе лучшим из лучших…
        Я уж ожидал, что добавит: "И о Ясногорке договоримся на будущее". Не сказал. Забыл, должно быть.
        Идем обратно, к бабке, Лют себя странно ведет, все тревожится, сам не свой.
        - Чтоб дочерей родных как на базаре выставляли, какими-то играми решали, за кем им всю жизнь мыкаться! - говорит, руками размахивает. - Да где ж такое видано?
        - В любом царстве-государстве, где дочек больше двух, - осторожно отвечаю я.
        - Неправильно это!
        - Ишь ты как заговорил, Лютич! Утром вроде о таком не думал, тоже на царевен поглядеть хотелось… Лют! - осенило меня. - Лют, ну ты даешь!
        - Замолчи! - рыкнул Лют, все догадки мои укрепив.
        - Лют, ну это же прям как в песнях! Да не смотри так, я не про твою боевую говорю! Про другие! Ну, когда баяны выплетают - мол, полюбилась красна девица, да ясну соколу, да добру молодцу!
        - И что ж делать теперь? - за голову схватился Лют. Вот уж страшный Кощеев воин, лиходей и все такое - а что сердце горячее с ним сделало!
        - Ну что делать, что делать, - пожал я плечами. - Иди завтра, удаль свою показывай. Род какой?
        - Воинский. Потомственный.
        - Вот видишь, как все хорошо. У меня вот дед плотником был, отец полжизни в дружину царскую пробивался.
        Смотрит, смотрит на меня Лют, да как взвоет.
        - Светояр, друже, да я Кощеев воин! Я Кощею, заклятому врагу Гордея, служу!.. И потом, не хочу я Марью неволить, не дело это… вот кабы сама пошла, а не из-за состязаний этих…
        Серьезно-то все как. Не люблю я эту серьезность. Наверное, по мне заметно.
        - Да кто ж за такого молодца не пойдет? - подбадриваю его, а он упрямый и погрустневший, даже Зореслава заметила - все охала, мол, что невесел, буйну голову повесил?
        - А что, бабка, нет ли у тебя тулупчика какого старого? - спрашиваю я у нее тихонько.
        Зореслава кивает.
        - Что задумали, окаянные? - спрашивает добродушно.
        - Потеху, - мрачно отвечаю я, думу думая.
        Друга-то выручать надо.
        Значит, сговорились мы с Лютом быстрехонько. Утром в город на заре вошли. Я тряпки какие-то у бабки Зореславы взял, в них обрядился, тулуп напялил наизнанку вывернутый, бороду вчерашнюю испачкал и покрепче привязал, шапку на глаза надвинул, к ней еще и пакли какой-то приладил, чтоб на глаза падала, сам весь в пыли да грязи изгваздался.
        Пошел прямо к терему Фомы, где царь с семьей остановился. Благо, забора нет, а со стражей как-нибудь разберусь.
        Лют поблизости схоронился, а я встану, да как заору! Стража сбежалась, а я давай бегать, голосить, чушь какую-то нести, кусаться, от стражи отбиваться - а силушки-то мне не занимать!
        Лют уж на что мрачен был, в затею не верил, а и то, думается, посмеялся.
        - Безумный, безумный! - кричат вокруг, народ стал показываться, а мне того и надо.
        Лют тем временем должен был пробраться в терем и с Марьей своей поговорить - очень я надеюсь, что этой встречи одной им хватит.
        Бегал я по двору, бегал - стражникам уже и ловить лень стало, видят, что вреда от меня нет, а смех один, смотрят. Вдруг раз - вижу, что сам царь вышел, не иначе как на шум. Я остановился.
        - Кто таков? - спрашивает Гордей.
        - Шут! - говорю спокойно. - Лицедей! Смотри, царь-батюшка, всех людей твоих заставил поверить в безумство свое.
        Сощурил царь глаза, засмеялся, рукой махнул.
        - Хорош! Только грязен. Пойдешь ко мне в скоморохи?
        - Вот еще не хватало! - вырвалось, не сдержался. Царь брови сдвинул грозно - я наутек, издалека уже прокричал:
        - Не мое это дело, царь-батюшка! Я еще на воле погуляю, народ посмешу!
        А за воротами меня уже Лют ждет идолом каменным.
        - Ну что, - спрашиваю, тулуп тяжелый да жаркий стягивая, - поговорил?
        - Поговорил, - кивает друг. - Сказал, что против ее воли не пойду. Если не мил, сегодня же из города уеду.
        - Ну, это ты погорячился. А она что?
        - Улыбнулась, - солнышком засиял грозный богатырь. - Сказала, что с ней никогда такого… никогда так… что она…
        - Это можешь не говорить, - остановил я, а то Лют так до вечера заикаться будет. - Значит, все хорошо?
        - Значит… Только батюшка ее против будет.
        - Из-за Кощея?
        - Да… Яр, а Яр! А ведь Марья и тайком уйти согласная!
        Только вздохнул я. Поворчал:
        - Вот так и сворачивают с тропы добра да света добры молодцы…
        - Да ведь любовь… Яр, разве это дело не доброе? Хотя я и сам могу…
        - Конечно! Сам! Ага…
        - Согласен, друже? - веселится Лют.
        - Должен будешь…
        Ладно, чего уж там, хватит воров ловить, пора и самому что-нибудь своровать. Царевну там, например, вместе с другом умыкнуть. А то все либо герой, либо бродяга - надоело!
        Как собрались мы темной глухой ноченькой, да с Кощеевым воином, да царевну Марьюшку красть…
        Леший, не так порядочные сказания начинаются!
        Кому там царевну уже обещали - это не суть, Лют-то все равно посильней самого сильного из здешних будет. Марья, умница, окно открыла, светец зажгла и оделась, ждать села. Мимо стражи пробрались - половина спала после пьянки знатной, что на играх еще началась. С бабкой Зореславой еще вечером попрощались, чтоб не заподозрила чего (отговорку-то придумали, почему на ночь глядя едем, что надо "чтоб солнце в глаза не светило", мудрецы), я коня и волка за стеной городской оставил в месте условленном. Марья вниз веревку из простыней скинула. Ишь ты, а я все - мышка да мышка! И впрямь чувства с людьми чудеса творят! Веревка коротковата оказалась, да Лют, конечно, словил.
        Дальше совсем просто было - Марье плащ дали, через город к дальним воротам прошли, где стражи всего четыре человека стояло. Оглушили дубиной, засовы отворили - и прочь.
        - Погоня будет, - говорит Марья невпопад, назад, на Карочун оглядываясь.
        - А то как же без того…
        - Светояр! - разглядела в темноте царевна. - Ужель ты теперь тоже к Кощею подался?
        - Тьфу на… В смысле, нет, царевна.
        - Спасибо, Светояр…
        Улыбнулся я криво, в сторону посмотрел. Приятно. И другу помог и царевне радость.
        - Лют, родной мой, едем-то куда? - спрашивает Марья. - Я так думаю, что батюшка сначала серчать будет, а потом смирится, ведь не первая уже я из дома сбегаю. Переждать только надо.
        - Везет твоему батюшке на дочерей, одна другой смелее, - улыбается Лют. И вправду - Марья вот, к примеру, даже волка не испугалась, спокойно так сидит, только за Люта держится. - А Светояр сказал, что царь Гордей сперва клич пустит по земле, чтоб поднимались добры молодцы на поиски царевны, а потом…
        - А потом за ним пошлет, - смеется Марья. - Он всегда так делает.
        - Вот-вот. А поедем, Марьюшка, в царство Кощеево. Дом там у меня.
        Вот ведь. Даже дом, оказывается, у Люта есть. Я сколько царю служил, в общей избе дружинной жил. Не сказать, чтоб плохо, да и не держало ничто, когда по дорогам мыкался, а все ж защемило сердце.
        - С сестрой-то, с Еленой, смогу повидаться?
        - Конечно. Авось, царь Гордей и подобреет, связи какие с Кощеем наладит - как никак, а уже две дочери будут жить-поживать в Кощеевой земле! И ты, Светояр, не откажи в милости - гостем в моем доме будь!
        И Марьюшка кивает.
        - Я б с удовольствием, - говорю, - только Ясногорку пора искать. Ты, Марья, не знаешь, кто б это сестру твою увести смог?
        - Не знаю… Я ж ее не видела даже. Появилась, батюшка сказал, поздним вечером, не пойми откуда. Поговорили они о чем-то, а наутро Ясногорки в горнице, где спала, не оказалось.
        Час от часу не легче. Прямо "пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что".
        - А! След колдовской остался, - вспомнила Марья. - Видишь, Ясногорки поздновато спохватились - три раза будить приходили, голос отвечал - мол, сплю, устала сильно с дороги, позже выйду. Потом уж батюшка неладное заподозрил, дверь выломить приказал, а Ясногорки нет, только в углу плюнуто и тот плевок разговаривает Ясногоркиным голосом.
        - Опять на колдуна какого-то нарвались, - вздыхаю я. - Так, кто у нас есть? Кощей отпадает, Баба-Яга, стало быть, тоже… Хотя их много, вдруг какая-то пакостить вздумала?..
        - Еще Ворон Воронович есть! - подсказывает Лют. - И Финист Ясный Сокол. Эти могли прилететь-улететь, чтоб никто не заметил.
        - Ага, - киваю, - а Ясногорку они в клюве утащили, не иначе! Хотя кто их знает, кудесников… Еще кто?
        Призадумался Лют, головой качает:
        - Не знаю, Яр… Вот Кощей может знать, он со всей этой братией лучше знаком.
        - А сказать мне, Гордееву дружиннику, скажет?
        - Если его делам не помешает, то скажет. Тем более, я сам спрашивать буду.
        - Ты ж в ссоре с ним.
        - Да наверняка ищет уже, - пожимает плечами Лют, - вон, как тебя царь Гордей… Так что придется тебе, Яр, все равно с нами ехать!
        - А как сестру мою найдешь, - добавляет Марьюшка, - так пир свадебный устроим - хочу, чтоб вся семья была… Верно, Лют?
        - Верно. Заодно батюшку твоего с Кощеем замирить может получится. А ты, Яр, дружкой на свадьбе сядешь! - Лют даже брови нахмурил - для убедительности. - И чтоб я никаких отказов…
        - Да откажешься тут, как же… Ой, веди, Лютич, в царство Кощеево. А Ясногорку я найду, Марьюшка, ты не тревожься…
        Хорошо на воле!
        Солнце над головой сияет, неподалеку коровы пасутся, пастушок на свирели поигрывает, над лугом запах наиприятнейший летает, сон из последних сил цепляется… На траве девица спит. Ой, бойтесь, парни, таких девиц! С виду ничего себе, вполне обычная такая, а внутри - ведьма самая настоящая, из тех, что в лесах глухих живут и честный люд к ним с большой опаской обращается! И в случае с этой девицей слово «ведьма» значение имело в первую очередь прямое.
        Поднялась девица, по сторонам посмотрела. Быстро ветры ее умчали, только на второй раз сил вряд ли хватит - тут все же ступа нужна, с метлой желательно. На крайний случай просто метла сойдет, но второй раз ветра призвать - нет уж, и так больше дня проспала, едва успела глаза от себя отвести - мало ли что, а так пастух ее утром даже не заметил, и все коровы стороной обходили.
        А встала девица, потому как сквозь сон еще почувствовала, что земля-матушка дрожит. Пошла к дороге, встала на обочине, вдаль смотрит - а дрожь земли все сильней… То не топот войска, то не табун - то едет Микола-великан! Телега его скрипит, зерном отборным нагруженная, восемь коней ту телегу тянут, а колеса у нее едва ли не с жернов мельничий!
        Но добр Микола, только раз выходил он с мечом на врага - много лет уже минуло, а все помнят за морем силушку его невиданную-неслыханную, не решаются на Русь нападать.
        - Здрав буде, Микола Степаныч! - кричит девушка, рукой машет. Рада она, что его встретила, слов нет, ведь с детства, считай, помнит.
        - И тебе здравствовать, Середа! - отвечает Микола, коней останавливая. - Куда путь держишь?
        Я девицу ту Середой звали.
        Не стала признаваться она, что проснулась только что, плечами пожала:
        - А куда глаза глядят, Миколушка…
        - Стало быть, могу и в гости к себе позвать? - подбоченился великан. - А то сколько раз к Яге хаживал, все про поле свое великое баял, а не показал ни разу.
        Середа и рада - мигом на колесо запрыгнула, с него - в телегу.
        - Вот и покажешь!
        - А что, Середушка, - говорит Микола, коней подстегивая, - разве не отправила тебя бабка домой, в терем царский?
        - Отправила, - хмуро отвечает Середа. - Я там уже была.
        - Так значит, Ясногоркой Гордеевной тебя теперь называть?
        А что вы хотели? И царевны ведьмами оказываются!
        - Да ни за что!
        - Поругалась? - понимающе кивает Микола.
        - Микола! Ты не представляешь! - горячо начала Середа. - Меня родители сколько не видели? Восемь лет! И прихожу - что слышу?!
        - Что? - усмехается в бороду Микола, ведьме разошедшейся подыгрывая.
        - Замуж!!! Мне! Внучке Бабы-Яги! Ведьме!
        - Ну, строго говоря, ты ей не внучка…
        - А и что! - злится Середа. - Восемь лет меня Середой величал и люд и вся нечисть лесная - как Яга назвала!
        - А десять - звали Ясногоркой, царя Гордея дочкой, как родители нарекли.
        - Да, но… Но замуж! И не пойми за кого!
        - Ой, глупая! - смеется Микола. - Счастья своего не ведаешь! Богатыри, воины славные состязаться будут, не абы кому, а витязю могучему достанешься!
        - Без меня как-нибудь. Вот если бы колдун какой… Да я за один вечер насмотрелась на цареву дружину! Только Тверд, муж Настасьин, еще ничего, остальные же - один другого глупей! Елена вот за Кощея пошла! Нет, ты представляешь? Елена! За Кощея! Батюшке наперекор!
        - Так и ты, как я понимаю, послушанием не отличилась. Сбежала?
        - Да… Как подальше отсюда уберусь, так весть пошлю, чтоб не тревожились напрасно, все равно не вернусь. А если и вернусь - то чтоб никакого замужества в "интересах государства". Как будто батюшке сестер моих не хватает…
        Покачал головой Микола, смолчал. Середа притихла, сам он задумался. Потом спросил:
        - И не скучаешь? Всего ведь ничего времени с родными побыла…
        - Скучаю, - горько отвечает Середа. - Да только лучше уж так, чем против воли своей идти… Я ведь даже сестер своих не видела, Миколушка! Так, что с детства помню, осталось… Как Дарьюшка меня по двору водила, как Настасья песни пела…
        - Ну, полно, Середушка… - Микола уже и не рад, что спросил - помрачнела лицом Середа, потемнели ясны очи. - У меня пока поживи, по хозяйству помоги, да с полем подсоби - хочешь у меня пожить? А то все дорога к дому и прочь от него…
        Просияла Середа, кивнула только.
        Так стала жить-поживать Ясногора Гордеевна, звавшаяся Середой Ягишной, в доме Миколы-великана.
        А Светояр, на ее поиски сбиравшийся, про то и не ведал.
        Долго ли, коротко ли, а раз ездил Микола Степаныч на ярмарку в ближний город Неку. Вернулся - и с порога говорит:
        - Беда, Середушка! Сестрицу твою, Марью-царевну украли!
        - Когда? - вскочила Середа со скамьи, травы целебные, что в пучки вязала, по полу рассыпала. А скамья-та, надо сказать, чуть ли не в рост Середы была, да та привыкла - у великана же живет.
        - Точно как ты пропала. Царь добрых молодцев со всего света созывает - двух дочерей за раз лишился…
        Задумалась ведьма-царевна.
        - Надобно бы блюдце какое, - молвила, - и яблоко.
        - Тарелку любую бери, - отвечает Микола, - а яблок нет, только репа в подвале.
        - А, леший с ними, с традициями! И репка сойдет!
        Выбрала Середа репку мелкую, поприглядней да покруглей, тарелку глиняную на колени положила, стала катать. Капризничает тарелка из-за того, что не яблоко у ведьмы в руках, а подчиняется.
        - Как я ябл… репку качу, да наливну… качу, в общем. Как по тарелочке, да по краешкам ровненьки… Микола, ты грыз ее, что ли? Покажи-ка мне, тарелочка, покажи мне сестрицу милую, где она живет сейчас, где обретается…
        Рябит изображение, то темнеет, то совсем пропадает, Середа Миколу позвала, показывает.
        - А почему высоко-то так? - удивляется великан.
        - По-другому не хочет, зараза!.. Спокойно, спокойно, тарелочка, и так хорошо, спасибо большое!
        - На царство Кощеево похоже… - молвит Микола. - Вот лес елей-великанов, а вот бор сосновый, а вот и гора Лысая, а это, стало быть, терем Кощеев.
        - Так он же вроде женат на другой моей сестрице, на Елене! - удивляется Середа. - И не так уж плох он, как люди сказывают - мне бабка говорила. Незачем ему девиц красть!
        - Ну-ка, ну-ка, смотри, тарелочка-то ближе теперь кажет… Не Кощеев терем!
        В лесу глухом дом стоит, а близ дома… Никак волк огромный бегает!
        - Лютич! - всплеснула руками Середа. - Верный слуга Кощеев! Пленил сестрицу родную мою! И волка своего сторожить приставил! Ну-ка, тарелочка, сестру покажи!
        Исчезла картинка разом. Сколько не билась Середа - не хочет показывать.
        - Да что же это такое! - злится ведьма, по избе расхаживая. - Сколько времени прошло, недели две уже, неужто ни один добрый молодец не сподобился в царство Кощеево пойти?! И где эти богатыри хваленые?!.. Сестрица моя у Люта Лютича, а я здесь?! Нет, Микола, надобно самой идти, сестру вызволять!
        - Иди, - кивает Микола. - На подвиги всякие и Яга в молодости горазда была. Только их чаще пакостями называли… Ну а ты другую славу создавай! Заодно и с сестрами повидаешься, и с Марьей о себе весть отцу пришлешь.
        - Спасибо, Миколушка, за кров да за совет! - поклонилась Середа. - Стало быть, снова нужно ветра на помощь звать…
        - Ступа у меня есть. И метла найдется, - улыбается Микола. - Яга местная, младшая сестрица бабки твоей, хранить оставила, да уже год как не забирает. Думаю, ничего не случится, если возьмешь.
        - Благодарствую… Хотя с ветрами быстрее…
        - И думать не смей! Кощей - он же хитер! Мигом почует, если колдовство какое в пределах его царства случится. А с Бабой-Ягой у него, ко всему прочему, еще и отношения не ахти - конкурентка, видишь ли! А ступа - это традиция, вроде тарелки с яблочком твоим…
        - Э-эх! - мотнула головой Середа, бабку свою названную до дрожи напомнив. - Тащи ступу, Микола! Восславим же традиции наши святые! А то с яблоком и то неувязка вышла…
        Быстрехонько собрали еды кой-какой в узелок, одежки немного, Середа ножик в сапог спрятала - не столько для обороны, сколько для волшебства - траву там нужную срезать, крови своей капнуть.
        - Как Марью найдешь, - поучает Микола, - тут уж что хочешь твори, вызволяй, хоть ветер, хоть солнце призывай. Главное - чтоб не догнали потом.
        Кивает Середа, запоминает. В ступу уже забралась.
        - Ну, Микола, бывай! - говорит.
        - Удачи, Середушка…
        Да как крикнет Середа, помелом махнет, ветер поднимет! Взвилась ступа вверх, пыль подняла! Только охнул Микола, глаза рукой прикрыв.
        - Ой, ведьма-а…
        Летит ступа над землей, в ней ведьма - волосы ветер запутал, черные брови насуплены, очи гневные горят! Метла ветер так и гонит, так и гонит - только свист стоит!
        Берегись, Лютич!
        Есть в тереме Люта одна башенка высокая - полюбилась она мне, далеко землю видать. Встану там, смотрю - красота. И кто Кощеево царство темным назвал? Это Кощей что-то темнит. Люту о царевне пропавшей ровным счетом ничего не сказал, зато меня к себе позвал, обещал увидеться, когда для встречи все готово будет. Больше недели назад обещал. Костры они там, что ли, до небес разжигают? Смолу горячую в чанах стоведерных кипятят? Ножи булатные точат, к встрече готовясь?..
        Так вот, забрался я повыше, вниз гляжу, ворон в небе считаю. Лют к Кощею поехал в очередной раз, Марья в своей горнице ткет-прядет, челядь немногочисленная спит-отдыхает, на кухне лясы точит, пока не нужно ничего, я же бездельем маюсь.
        Храп по двору заднему бродит, с конюшим разговаривает. Коню тоже скучно - обычно у двора днем Серый крутится, а сейчас с хозяином.
        Вдруг - глядь! - по небу ступа летит! Баба-Яга, верно, мчится! Смотрю я за ней, приметил, что недалеко от Лютова дома на спуск пошла. Не иначе, гости пожаловали!
        Спустился я вниз. Вроде тревожиться должен, а сердце спокойно. Вышел во двор, на крылечке сел. Жду.
        Долго ждать не пришлось - появляется у ворот Баба-Яга. Годы ее согнули, тряпье какое-то ветхое вместо платья, капюшон лицо закрывает, голос хриплый только доносится:
        - А что, добрый молодец, это ли дом Люта Лютича?
        "Как будто ты не знаешь" - думаю я, а сам киваю, улыбаюсь:
        - Нужно что, бабушка?
        - Да мне бы хозяина повидать, - затянула старая. - На ночлег попросится… Не ты ли Лютом будешь?
        Вот ведь зараза. И ведь скажешь, что Лют дома день через день появляется, еще пакостить повадится… Выгонять ее надо!
        - Я буду! - говорю. - Чего надобно? Не ври, старая, я ступу твою видел! Отвечай, зачем пришла!
        Назад отступила ведьма, оробела малость - видать, не привыкла, чтоб обман ее не удавался.
        - Ну? - грозно вопрошаю я, руки на груди скрестив. - Зачем явилась?
        - А вот! - говорит старуха, распрямляясь. - Царевну, тобой плененную, вызволять!!!
        И как скинет плащ ветхий, как ногой притопнет!
        - Ах вот ты как заговорила, карга стара…
        Я заикнулся. И это Баба-Яга?!
        - Ты Баба-Яга? - на всякий случай спрашиваю.
        - Не веришь, пес смердящий?! - ярится гостья незваная. - Добром отдавай царевну, Лютич!
        Стоит передо мной девка молодая. Юбка на ней длинная в узорах, рубаха мужская, явно большая слишком, от пояса и до вся в складки собрана, ветер в ней свободно гуляет. Волосы даже в косу не заплетены, не то чтобы платком прикрыты - на спину свисают прядями русыми, нечесаными. Глаз недобрый гневом горит, зеленью колдовской отсвечивает. И кричит на меня. Нет, по всему видно - ведьма, но чтоб Яга… Смотрел я на нее, смотрел - и откуда такие берутся?.. Посмотрел, поразмыслил, говорю:
        - Нет. Не отдам.
        - Хорошо подумал?! - а голосок-то, голосок неслабый какой, обороты набирает!
        Я еще помолчал, потом кивнул:
        - Хорошо. Или, может, еще чуток подумать?
        Марья из окошка бокового выглянула, мне подмигнула. Челядинцы у окон собрались, забаву предвидя. А отчего бы не повеселиться? Гостья ведь даже Марью и не приметила - значит, не только Люта видеть не видела, каков он есть.
        - А что, - говорю, - богатыри у царя Гордея закончились? Или боязно стало, раз девку послали?
        - Никого не посылали, я по своей воле пошла! За царя нашего батюшку, за землю родную…
        - Или нет, - голову чешу, ведьмы ровно не замечая, - скорее, и вправду не послали, а выгнали, верно? Ну, точно! Не знали бояре, куда б эту Бабу-Ягу, ведьму-разбойницу, убрать, и решили - в Кощеево царство, к Люту в логово!
        - Глухой! По своей воле иду!
        - Правда?!
        - Да! Ради царя нашего!
        - Бедная! Значит, тебе даже жалованья не выплатят, как царским-то дружинникам!
        - Больно языкат, Лютич! - змеей шипит ведьма, едва ли ядом не брызжет.
        - Так поговори вот с вами, со спасителями всяческими! - вздыхаю я, а сам губу закусил, от смеха ели сдерживаюсь.
        Тут ведьма как головой тряхнула, слово колдовское шепнула, из рукава платок вытащила и бросила - и летит ко мне уже не платок, а синева морская. Под ноги легла, я только воздуха глотнуть успел - враз под водой оказался, ровно кто вниз потянул.
        За землю все же уцепится успел, выбрался, еще и на усмешку хватило:
        - Раньше платы-то морями оборачивались! - говорю. - Мельчает нынче Баба-Яга русская!
        - Это ты гребня моего не видел!
        - А он бы тебе не помешал - причесаться!
        Только прежде чем ведьма второй раз в рукав полезла, я к ней метнулся, с ног сбил. А та ка-а-ак двинет локотком в челюсть!
        - Что, язык прикусил, острослов?! - и вырывается, кулаками размахивает.
        А что мне с ней делать?! Хоть четырежды Баба-Яга, а все одно - девка, рука на нее не поднимается! Вот и держу ее, жду, пока успокоится.
        А терем уже ходуном ходит, стены от хохота трясутся!
        - Отпусти девушку, Яр, - просит Марья, от смеха задыхаясь.
        - Ага, - отвечаю, - а она тебя украдет!
        - Яр?! - замерла ведьма, глазами на меня бешеными глядит. - Так ты, значит, НЕ Лютич?! А ты - Марья-царевна?
        - Да, - кивает Марьюшка, - она самая! Долго же я тут богатырей батюшкиных дожидалась! Ну, на худой конец и Баба-Яга сойдет…
        Лежит Баба-Яга, дурой себя чувствует - это по лицу видно. Да уж, посмеялись над ней всласть, даже жаль ее стало. Встал я, руку подал - не приняла. Ведьма. Жалей вот таких.
        - И… и что, домой не хочешь? - растерянно так спрашивает девица царевну.
        Улыбается Марья:
        - Да пойдем в терем, спасительница, все объясню. Ты на Светояра-то не серчай, это он не со зла, а от нрава веселого… Ты и впрямь Баба-Яга?
        - Нет, внучка ее, Середа, - медленно отвечает, на меня косясь.
        Пожал я плечами. Пусть что хочет думает.
        А Середа тем временем думала-припоминала, где же имя слышала - Светояр. Вроде как от батюшки… Так, не стоит, пожалуй, пока что сестре открываться, а то царев человек - он явно вознамерится ее в дом волочь. А руки у Светояра крепкие, это уже проверено, - и сбежишь-то не сразу! Только что Гордеев воин в Кощеевых землях делает? Да еще в доме Люта?..
        Позвала Марья и меня в горницу. За стол, как хозяйка настоящая, усадила, слуга самовар поставил. Так вот, начала все ведьме рассказывать, а та слушает - и лицо все больше вытягивается, а на губах улыбка помимо воли расплывается… Тепло-тепло у Середы на душе оттого, что сестрица родная счастлива, а вдобавок гордость за нее пробирает - вот какая Марья, оказывается, смелая да удалая!
        А я смотрю на ведьму - понять ничего не могу. Напоминает она мне кого-то, а кого - хоть убей, не вспомню! И судя по Марьиным бровкам сведенным - то же с ней творится.
        - Ну что, Середа, отнесешь весть батюшке? - спрашивает Марья, рассказ закончив.
        - Нет! - мигом ответила Середа.
        - Отчего же нет, Середушка? - погрустнела Марья.
        - Я… А почему этого не отправляешь? Или пред царем он повинен?
        - Чуть что так сразу повинен! - откликаюсь я. - Дело у меня - другую царевну, Ясногору Гордеевну искать, потому и у Кощея в царстве - помочь он обещался… А у тебя вроде дел других, кроме Марьиного спасения, и нет.
        - Отчего же нет?.. - удивляется Середа, а глаза бегают. - Марью нашла, отыскала, совет вам с Лютичем, да любовь, как говорится… Вот, теперь вторую царевну надобно искать!
        - И знаешь, где? - заинтересовался я.
        - Знала бы - не сказала! - взъерепенилась внезапно ведьма. - Спасение царевны такому ду… Извини, хозяйка, не дело мне ругаться. Только б все равно не сказала!
        Ну, змея!
        - Стало быть, тоже к Кощею собираешься? - спрашивает Марьюшка, видя, что я сейчас этой Бабе-Яге несостоявшейся такого могу наговорить!
        - Да, - кивнула ведьма. - Ну, я уже пойду…
        Встала скорехонько, поклон отвесила - и шасть к двери.
        - Сиди уж… Середа, - а в дверях Лют! - Кощей сказал, в дом гости пожаловать должны, я и вернулся поскорей.
        - Век здравствовать тебе и дому твоему, - отвечает Середа, а у самой лицо - только помирать. В муках. Страшных.
        - Здравствуй, Середа Ягишна! - улыбается Лют. - Здравствуй, Марья, душа моя… Здр… Яр, ты чего мокрый?
        Середа посмотрела эдак насмешливо, усмехнулась. Отвечаю я мрачно, на ведьму глядючи:
        - Гостью встречал, в лужу наступил.
        - Видал я эту лужу, - чешет затылок Лют, - колодец второй прям у порога… Ну, стало быть, познакомиться поближе успели! Ну и молодцы!
        - И от кого же это Лют ехидства такого поднабрался? - шепчу я Марье, а та только улыбается, зубы кажет - сказать, мол, или так догадаешься?
        - Что ж, дождался, Светояр! - продолжает тем временем Лют. - Ждет Кощей нынче к себе в терем! Только вот гостью нашу прихвати уж с собой…
        - Что?! - заикаться у меня уже в привычку вошло, наверное, а у ведьмы голос разом охрип, но со мной в этом изумлении согласна полностью.
        - Да! - кивает Лют. - Яблочко по тарелочке катала, Середа?
        - Нет, - честно отвечает ведьма. - Репку…
        С минуту молчали.
        - Ну и вот, - опомнился Лют. - Кощей и заметил, что на его земли глаза чужие с помощью колдовства смотрят. А насчет репки… с Кощеем поговори, он обрадуется, если замену какую этим яблокам найдет…
        - А про Ясногорку ничего не известно? - влез я.
        - Об этом тоже - с Кощеем… - невнятно буркнул Лют и рукой махнул - хватит, мол, разговаривать. - Завтра поутру выезжаете.
        Эх, ну что тут делать?
        День коряво пошел, как Середу «встретил», так хоть ночь удалась.
        Замечал я за собой давно такую особенность - обычно сплю, как убитый, ну хоть ты из пушки над ухом стреляй, а бывает ночка - загляденье.
        И луна в небе светит, и звезды все-все видны - хоть ты их горстями собирай да в карманы складывай, и воздух свеж, пьянит, голову туманит. А только самый сладкий такой хмель - то свобода ветерком по травам бежит, листву чуть колышет.
        Есть и другая свобода - та больше по мне. Это уже не ветерок, это вихрь буйный, травы по земле стелет, листья с собой мчит, свистит в высях, бушует…
        Да только и вихри где-то отдыхать должны, сил набираться, мощь в крыльях копить…
        А такая вот свобода - тихая да мирная, - она дороже потому, что душа в ней успокаивается. Потому всегда меня тянет уйти подальше ото всего в такое время.
        До утра не увидят.
        Вышел во двор, а там за ворота - в лес. Неподалеку озерцо - сказывают, что ночью прилетают на такие озера девицы-голубки, ведьмы полуночные… Много чего люди бают - и про навей, и про русалок, и про упырей - чтоб от ночи отвадить. Верно, конечно, ночь безопасной не бывает… Но ведь… По лесу пройти, с деревьями здороваясь, вперед глядя, в никуда, в ночь эту удивительную… Волю ощутить, сердце успокоить - ведь это того стоит?..
        Не знаю как, не помню просто - а дошел я до того озерца.
        Не мне одному, видать, в тереме сегодня не спится! Гляжу - ведьма у воды стоит. Хотел я подойти, слово какое веселое сказать, а понял вдруг - не стоит. Потому как если я себя в такие ночи забываю, то каково ей - той, которая с самой природой сливается? Покой нарушу - врагом заклятым буду, а отношения у нас и так не заладились. Стыдно стало - будто в сон чужой, заветный, смотрю. Хотел уйти - а не смог. Ровно ноги к земле приросли.
        Стоит ведьма - глаз не отвести. Свет лунный волосы одел. Край рубашки длинной, узорами расшитой, в воде намок. Ноги босые бесшумно по песку переступают. А лицо-то, лицо! Совсем не та девчонка, которая недавно все меня ударить норовила - спокоен лик, улыбка на нем светлая, глаза полузакрытые смотрят ласково. Что они там видят - мне неведомо… а только дай-то боги, чтоб хоть однажды эти глаза так на человека посмотрели - век будет тот счастлив…
        А вдруг, вдруг улетит сейчас кудесница, птицей обернувшись - туда, где ни солнце, ни месяц, ни даже ветры могучие ее не найдут?..
        И близко Середа, а ни она меня не замечает, ни я к ней шагнуть не могу - точно стеной мир ведовской отгорожен.
        И что остается? Смотреть только, понимать, что и вода, и ветер, и песок, и вся ночь эта звездная, и каждое дерево - все с ведьмой говорят… Смотреть только, любоваться, тихо-тихо дышать - чтоб даже дыханье твое не могло нарушить этого единения.
        Видел я раньше чародеев, видел! Но они все слова непонятные говорили, руками что-то выплетали, лицом бледнели, когда волшебствовали, а вот как они силу берут - не ведал… И вся-то ведьма в этой ночи исчезла - частью ее стала, неотделимой, бесценной… Даже досадно стало - понимание пришло, что меня ночь к себе просто допускает, позволяет окунуться в такое диво, а ведьму - как родную дочь принимает, укрывает, лелеет…
        Стала Середа петь что-то, тихо так, спокойно - а только ветер сильнее стал, шепот по лесу прошел. Как опомнился я - ночь сказала, чтоб уходил - хватит, мол, насмотрелся, твое-то дело другое совсем, так иди уже… а сейчас ведьмино время, оставь ее.
        Подчинился я той ночи. Лучше понимать стал и ее, и тех, кто в нее добровольно уходят - подобно ведьмам-полуночницам… Подчинился - верность свою ей оставил и души кусочек.
        Ушел встречать солнце красное. В дорогу готовиться. Мое дело - и впрямь другое, вот оно - меч, да конь, да совесть, да песня добрая. А только эту ночь - через все пронесу, и в памяти своей навсегда оставлю.
        Честно говоря, ожидал я, что ведьма еще упрямиться будет, прежде чем ехать. Однако нет, утром хозяев поблагодарила за приют, попрощалась мило. Попрощался и я с другом да с царевной, стою, Храпа по гриве глажу, Середу жду. Мне-то, конечно, милости от нее не увидеть, так хоть бы без ругани обошлось.
        - На коня этого - не сяду.
        Смотрим мы с Храпом на Середу. С одинаковым выражением на лицах-мордах, думается. Я себя спрашиваю - куда пропало видение ночное, нежное? Ведьма стоит упрямая да вздорная. Храп попросту ругается мысленно, должно быть.
        За ступой пошла. Я плечами пожал - коли дорогу знает, то пусть себе летит - я тропу-то уже у Люта спросил.
        Едва-едва только от дома Лютича отъехал, ветер сзади налетел, деревья качнул - взвилась в своей ступе Ба… Середа, внучка Яги, все привыкнуть не могу. Взвилась, мимо, аршинов на пять выше пролетела.
        Храп морду вверх задрал - смотрит.
        - А что, - говорю я, - покажем мы этой ведьме лесной, как русский богатырь да на коне своем верном вровень с ветром мчится?!
        - Это когда мы из деревеньки той, после окна-то выломанного, убегали? - спрашивает конь вяло.
        - У-у, коняга вредная! А ну, вперед, к терему Кощееву, за ступой - марш!!!
        И как сорвется конь богатырский в галоп - копытом по земле словно молотом ударяет, в глазах седока все деревья стеной единой зелено-коричневой стоят! Руки раскинуть - чем тебе не полет соколиный?! Знай только от веток глаза прячь. В прошлый раз я, помнится, столько петель намотал по лесу-то этому, пока терем разыскал, а тут Лют вроде полдня едет на волке, не больше.
        Середа сверху нас заметила, как догонять начали, а тут еще Храп как взовьется соколом над деревьями в прыжке великом - так и стоит в глазах лицо ведьмы удивленное. Опомнилась Середа, хохотом громким зашлась, меня аж дрожь пробрала - такой смех ночью-то темной услышать, в лесу глухом… ясно, отчего в деревнях, близ которых ведьмы такие вот живут-поживают всегда народ какой-то шуганый малость.
        В общем, наперегонки совсем быстро добрались - р-раз, и закончился лес. Вокруг поле чистое, вдалеке терем высокий виднеется - дом Кощеев. И вдруг вскрикнет сверху Середа - я голову поднял, сразу понял, неладное что-то с ней творится. Ступа в воздухе вдруг белкой заскакала, завертелась, Середа одной рукой в ее край вцепилась, другой метлу держит, а лицо белое-белое! А метла-то живая будто, вырывается, да вдруг как дернется - ведьма чуть из ступы не вывалилась.
        - Прыгай! - кричу. - Я словлю!
        Мотает головой упрямая, колдовством вещи взбесившиеся усмирить пытается. А метла древком все по лицу попасть стремится, ступа вниз перевернуться норовит.
        - Прыгай, глупая!
        Поздно. Завертелась ступа вместе с ведьмой, сначала вверх поднялась, а потом вниз пошла со свистом. Быстро так, и еще вдаль уходит. Я Храпа вновь погнал. А там треск слышен и крик ведьмин. Подлетел, с коня на ходу спрыгнул - с торможением-то у Храпа всегда проблемы небольшие имелись, вот и сейчас вперед ускакал аршинов на двадцать.
        Сначала думал - головой ударилась Середа. Сидит она, ровно завороженная, на земле, в одну точку уставилась, дышит с трудом, меня не замечает.
        - Жива? - спрашиваю. Надо бы, конечно, подхватить ее, на ноги поставить, отряхнуть - да кто ж знает, как отзовется на такое Ягишна? Это вам не девица красная из деревни соседней! Хотя те и в ступах не летают…
        - Ага, - кивает ведьма. - Только вот… сломана…
        Охнул я, на колени рядом упал, стал руки-ноги ощупывать - что сломано, где сломано?! Тут уже не до мыслей - как отзовется внучка Бабы-Яги на такие действия! А та взгляд на меня мутный поднимает, смотрит осоловело, за руки взяла, говорит:
        - Светояр…
        У меня уже ум за разум заходит - если и сломала чего, и вдобавок головой приложилась - это же впору "Караул!" кричать. С обычным человеком-то проще, а кудесники, они же как начнут колдовать на больную голову - похлеще всех чудо-юд вместе взятых будут!
        - Светояр… - проникновенно так говорит, в глаза заглядывает. - Дурак ты что ли, Светояр?
        А у Середы, оказывается, конопушки по носу и щекам рассыпаны - солнышку, видать, куда как мила… И голос такой приятный, когда не ругается…
        - С ума сошел, богатырь? - повторяет ведьма.
        - А? - опомнился я. - С тобой - сойду! Что сломала, Ягишна?
        - Метлу…
        И на древко переломленное показывает. Плюнул я - то ли с облегчения, то ли с досады, на Середу посмотрел - а та бечевку из котомки своей достала, примотала деревяшки друг к другу, теперь узлы завязывает. «Перелом», знать, лечит! Ступу-то уже не собрать - совсем разбита. Кривая такая метла вышла да короткая - ну да Середа ее все равно к котомке за спину наискось приладила, теперь помело мечом из-за плеча торчит - ох, и грозен вид девки встрепанной!
        Делать нечего - пришлось залезать ведьме на Храпа моего. Ничего, залезла сзади, уверенно сидит, по-мужски. Хорошо хоть, юбка длинная да широкая, а то сраму не оберешься… Я-то молчал все, Ягишна тоже притихла, только слышно, как сопит за плечом, да пальцы за рубаху держатся.
        - Светояр, а Светояр, - вдруг говорит внучка Яги. - Ты уж прости, если обидела.
        Вот уж не ожидал! Меня? Обидеть? Да куда ей!
        - Какая там обида! - пожал я плечами беспечно. Как-то уж слишком беспечно… Что?! Обидела? И вправду?.. Да быть не может…
        - Глянь, хозяин, - подает голос Храп. - Близко уж Кощеев терем!
        - И где, интересно, костры до небес? Где чаны стоведерные со смолой кипящей? Где ножи булатные, в крови закаленные? - бормочу я.
        Сзади Середа вцепилась крепче.
        - Всегда такой кровожадный?! - спрашивает.
        - Это шутит он, - отвечает Храп за меня. - Мы же были здесь уже. В прошлый раз он спрашивал, где колья с черепами и заборы из костей добрых молодцев, Кощеем замученных. Это всегда он так. А я седею с него. Особенно, когда песни петь начнет…
        - Не мог бы чего получше о хозяине сказать? - смеюсь я.
        - Не мог бы, - доволен Храп. - Я тебе не зеркальце колдовское, чтоб приятное говорить…
        Середа сзади хохотом зашлась.
        - Ты чего? - спрашиваю.
        - Да вот представила, как ты, Яр, у зеркала спрашиваешь! - всхлипывает ведьма.
        - Это какое зеркало-то… это которое - "свет мой зеркальце, скажи"? "Я ль на свете всех белее" и все прочее, да?! По шее бы тебе, Храп, за такое надавать!
        - …А я конь верный, боевой, - продолжает эта скотина, - я тебе честно говорить должен! Чтоб знал о себе всю правду!
        - Я тебе потом такую правду скажу - уши отсохнут!
        - А какие песни поешь? - вдруг спрашивает Середа, меня от мысли о страшной мести коню отвлекая.
        - Да одну он поет, постоянно! - снова влезает Храп. - Про поле это треклятое!
        - "Полюшко-поле", да? - оживилась ведьма. - А полностью помнишь?
        - Мне обычно и половины хватает, чтоб конь волком взвыл! - отвечаю я радостно.
        И ка-а-ак грянем на два голоса, вопли Храпа мигом перекрыв:
        - Э-э-эх, по-о-олюшко-по-о-оле-е!
        Эх, хорошо! Так к крыльцу Кощеева терема и приблизились, увлекшись.
        - Кто же это так складно поет? - раздается голос озорной, из верхнего окна хозяйка наполовину свесилась, улыбается. - Светояр, друже! Синячишко-то подзажил? А песню ты все только до половины знаешь?
        - И тебе долго здравствовать, Елена Гордеевна! - отвечаю я. - Вижу я, и замужество твоего нрава не исправило.
        Как засмеется Елена - будто колокольцы маленькие звенят. А тут и двери и открылись.
        - А она мне, - говорит Кощей, на порог выходя и на Елену кивая, - и такая люба…
        Стоит Кощей - я удивляюсь. Я его, признаться, так и не видел ни разу. Когда за Еленой пришел, тот в отъезде был. Оказывается, не страшен. Худ, будто жердь, костляв, волосы седые совсем, но глаза-то живым огнем горят, морщин почти нет, да и голос звучный, сильный. Чуть не ляпнул: "Ты Кощей?", спохватился вовремя.
        - Кощей, Кощей, ты не удивляйся, - чародей - мысли читает. - Заходи в дом, гостем будешь. Хоть и вышла тогда у вас ссора с женой моей, да и с царем заодно - а надеюсь, зла не держишь. Мне же на тебя злится и вовсе не с чего. Ты прям как Лют мой, воин верный, неудивительно, что сдружились…
        Середа из-за плеча высунулась, смотрит во все глаза на кудесника.
        - А-а, - обрадовался Кощей. - Ты, стало быть, Яги внучка?
        - Середой звать, - кивает ведьма, а вперед не шагает - рядом держится. Приятно. - Ты ступу мою сломал, чары полетные сбил?
        Ой, началось…
        - Ступу? - ахнул Кощей. - Что ты, Ягиш… А ступа твоя была? Тобой заговоренная?
        - Нет, - призналась ведьма. - Бабы-Яги одной…
        - Ну-у-у, - развел руками Кощей. - Тогда извиняй, это из-за меня, значит, сломалась. Поле, что от терема недалеко, от всех сестер бабки твоей заклято - не лады у меня с ними, понимаешь…
        - Конкурентки, - мрачно кивает Середа, Кощей улыбается.
        - Верно. Не ушиблась хоть? Не сломала чего?
        Одновременно мы с ней головами покачали.
        - Ну, тогда пожалуйте в дом, гости дорогие…
        А хорошо у Кощея! Дом светлый, со всех сторон диковинки разные - зеркала говорящие на стенах, сапоги семимильные в углу, ворон черный с жерди под потолком каркает, посередь комнаты на столе гроб стоит - мертвяк оттуда руку синюшную тянет.
        Мигом подскочил Кощей к гробу, крышку захлопнул быстрехонько, руку мертвячью придавил.
        - Не глядите так, гости милые, дальше проходите, это комната одна из моих рабочих… Я бы и не вел через нее, да вторая дверь случайно… к косяку приросла…
        Прошли мы дальше, глянул я внимательно на другую дверь - в дальнем конце комнаты которая. А там и вправду - из двери побеги вьются, с другими побегами - которые из стен, - сплетаются.
        - Это как же! - восклицает Середа. - Т-такое! С деревом умершим сотворить!!! Это же вы, Кощей Кощеич, просто великий чародей! Чтоб и по мертвому, и по живому… и ВОТ ТАК!
        - Это мне тоже понравилось, - улыбается Елена, следом заходя. - Умен мой муж, ни в сказке сказать…
        Оглянулся я на Кощея - а тот раскраснелся, похвалу услышав, смеется:
        - А поначалу не нравилось, что у меня скамейки сами ходят, да горшки по воздуху летают…
        - Да сколько ж ты шишек об эти горшки набил, пока не приучил препятствия огибать!
        Смотрим мы с Середой на них - я брови поднял, она голову на бок склонила - ну чисто голубки ведь кудесник с царевной!
        Дружненько так хозяева по столу угощенья расставили, нас усадили, чаю стали наливать. А ведь Кощей-то - царь! Самый настоящий. Только вот с Гордеем схожести в быту ну никакой. Гордей, конечно, нрава твердого да гордого - терпеть не мог, чтоб за ним слуги как за дитятей малым бегали, а все же молчать иногда приходилось - боярам в угоду. Среди них-то такие вредные попадаются! Вот решит царь, к примеру, ступеньку починить, пока делами государственными не занят или просто ради удовольствия, а боярин какой-нибудь тут как тут - не положено, мол, царь-батюшка. Месяца два эта ступенька так нечиненой и оставалась, все бегали-перепрыгивали, а царь зубами скрипел. Потом сговорились мы с Твердом починить - то было ночью и по пьяни большой. Весь терем на уши шумом поставили, сами ноги еле унесли, но починили.
        Здесь же слуг почти и нет - у Люта, наверное, и то больше. Потом, правда, догадался я, что слово колдовское Кощею десяток людей в хозяйстве заменяет, а руками он мастак не только волшбу творить, к тому же Елена - девица куда как хозяйственная. А царство у Кощея махонькое совсем, дела государственные с ним редко какой правитель решается вести, боятся все, вот он силы все на колдовство ради богатства земли своей и тратит. Сейчас вот вроде думает, какие условия в ближнем лесу надо создать, чтоб источник с живой и мертвой водой там бил, а не на краю земли, да жар-птиц все развести пытается уже который год - это Лют мне рассказал.
        - О чем задумался? - тихо спрашивает Середа, локтем меня под столом пихая.
        - Да вот думаю, какой бы хороший союзник царю Гордею был… И чего собачатся?
        - Может, перестанут, - пожимает плечами Середа. - Как никак, а правитель и воин его первый - дочек царевых мужья… А ты к царю нашему когда ехать собираешься?
        - Как Ясногорку отыщу.
        Не заметил я, как посмурнела Середа, на Кощея посмотрел:
        - А что, - говорю, - добрый хозяин, в милости не откажи…
        - Хватит, хватит, Светояр! - усмехнулся кудесник. - Не привык такими словами говорить, это же по лицу видно, так и не мучайся! О Ясногорке Гордеевне спросить хотел?
        - Ага, - кивнул я, - о ней. Не знаешь ли, кому бы она так понадобиться могла, чтоб ее похитить решились?
        С Середой что-то неладное творится - в кружку вцепилась, отпила - слышно было, как зубы о край клацнули, глаза бегают. Кощей тоже на нее посмотрел эдак внимательно, говорит:
        - Знать - знаю… Я же чародей, я все знаю - где искать, кто с ней рядом…
        Я вперед подался, жду, что скажет. А Середа вдруг чашку поставила, встала резко, брови нахмурила, рот открыла, чтоб сказать что-то… Кощей молвит:
        - Только не скажу, Светояр.
        Середа так и хлопнулась обратно на лавку. И чего это с ней? Может, в чай что подмешано? Так со мной-то все нормально вроде…
        - Отчего же? - вздыхаю я. Вот сколько ж времени потерял…
        - А плата мне нужна.
        "Так, - подумал я, сразу все страшные сказки про Кощея вспоминая. - Девиц из деревень красть не буду, друга не предам, человека не убью, верность царю и родине - не нарушу".
        Посмотрел на Кощея. На жену его Елену. Люта, богатыря Кощеева да друга моего, вспомнил. Первое и второе точно отпадают.
        - Что надобно? - спрашиваю.
        Помолчал Кощей, потом молвит:
        - Ночью узнаешь, - к Середе повернулся. - А ты, Ягишна, стало быть, тоже Ясногорку ищешь?
        Кивает Середа.
        - Значит, дорога вам одна.
        - Нет, - вырвалось - даже подумать не успел. - Кощей, богатырь тут я, в конце концов! Зачем ее впутывать?
        - А это уж мое дело - куда впутываться! - тут же зашипела ведьма.
        - Вот я узнаю, где Ясногора Гордеевна, вместе пойдем вызволять! - покривил я душой. Вот отважу Середу от дел Кощеевых - и второй раз что-нибудь придумаю…
        - Вот не думаешь ли ты, что я тебе поверить могу?!
        - А было бы неплохо!
        - Узнаешь, где Ясногора - не обрадуешься, могу тебя заверить… - бормочет ведьма.
        - А откуда ты…
        - Тише, Светояр! - засмеялась вдруг Елена. - Не пугай девушку… Расскажи-ка лучше о батюшке с матушкой, как они там живут-поживают…
        Оставил я разговор с Середой на будущее, рассказал, что знал о новостях в государстве, о разном потолковал. Кощей начал байки сказывать о делах своих колдовских, меня расспрашивать о победах воинских, Середу - о жизни у Яги. О диковинках всяческих они заговорились - я половину слов не понял, ровно на другом языке колдуны общаются. Потом Середа про яблоки заговорила - она-то, когда с помощью тарелки глядела, репкой пользовалась, чудушко. Кощей обрадовался - не сказать. Стали вместе они гадать, что говорить нужно, чтоб тарелка в таком случае лучше показывала. Дошло до того, что репа сама из подвала прилетела. Вместе с луком и свеклой. Завалили чародеи стол овощами, блюдец понахватали, на ходу начали заклинания придумывать. Елена за голову схватилась, быстро-быстро всех из-за стола погнала.
        Потом покои нам показали, после пути отдохнуть немного. Лег я на постель, потянулся и призадумался. Кажется мне, или Ягишна скрывает чего-то? Неладное с ней творится - вот сейчас, например, совсем грустная в комнату отведенную ушла. Вроде только что пели так складно да весело, а тут - ровно бес в нее вселился, таким взглядом одарила, будто мысленно уже топор к шее приставила…
        А что думать Ясногорке Гордеевне, Середой назвавшейся? Скажет правду - ее за шкирку и в терем царский постылый. "Светояр, он-то, может, человек и хороший, - думает ведьма, с боку на бок ворочаясь. - А Ясногору вернуть должен, это перед царем долг, и верный воин его нарушить никак не может. Не проще ли тогда Середой остаться… И песню он мою любимую очень даже хорошо поет, конь напрасно наговаривает…" И все бы ладно, да покою мысль не дает: "Кощей-то хитер, про меня все знает, а платы требует… И не скажу я - куда еще пойдет богатырь, куда его чародей пошлет?.. Нет, точно, с ним пойду! Хоть совестью не так мучиться! Может, и скажу все… потом, как момент подгадаю… чтоб не прибил". С такой мыслью и заснула, за дорогу да ночь предыдущую бессонную устав.
        Я как-то заснуть умудрился, проснулся - зеркало разбудило. Человеческим голосом вещь говорила! Сказала, чтоб шел Середу растолкал, и наверх поднимался - ночь уже глубокая, с Кощеем поговорить надо. Еще, правда, поведало зеркало, что причесаться мне надо, да и вообще я не на богатыря похож, а на разбойника лесного, но это я мимо ушей пропустил - и так чуть ли не каждый день слышу.
        Не хотел я Середу будить. Как в комнату осторожно зашел, увидел ее - вообще уйти хотел. Вернее, посмотреть на нее еще чуток - и уйти. Свернулась, ровно котенок, подушку руками обхватила, сопит забавно так. А лицо-то совсем детским кажется - ну куда такую пускать, на какие такие подвиги?! А потом призадумался, вспомнил лик ведьмин той ночью памятной - словно берегиня, вдаль смотрящая… Хохот вспомнил ведьминский, над лесом разнесшийся… Не простит ведь, если ее здесь оставлю. Да еще и догонит все равно.
        - Середа! Середушка… Просыпайся, с Кощеем о деле говорить надо, - наклонился низко, говорю ей.
        Проснулась, вихрем взвилась - я только отшатнуться успел.
        - Что? Я заснула?! Кошмар! - вот где душа-то неспокойная!
        - Пойдем уж, - смеюсь я.
        - Значит, не против ты, что я с тобой увязалась? - спрашивает Середа, волосы рукой приглаживая.
        Какое там «против» - улыбалась бы так почаще, да и все…
        - Да разве ты умное слово послушаешь и останешься?!
        Выше всего у Кощея в тереме не башенки, а площадка небольшая - столбом этаким торчит. Собственно, если не по жилым комнатам судить, а по этому столбу, так Кощеев терем куда как больше стоаршинного будет. Там он нас и ждал-дожидался. Появились - улыбнулся чародей.
        - Вместе все-таки идете? Ну и хорошо… А дело такое… А были ли вы у моря? Нынче худо там живется. Повадилось чудище морское со дна подниматься. Отдают местные ему всегда человека - парня или девицу, - только молодых и сильных, других чудище не берет. Думается мне, чудище то под рукою колдуна находится, а людей в морское царство уносит… Понимаешь, что сделать нужно, Светояр?
        - Людей вытащить?
        - Богатырь, сразу видно, - ворчит чародей. - А подумать? Спросить не хочешь, чего это я о море вам на крыше рассказываю и ночью?
        - А чего тебя спрашивать, - ответствую нагло, - ты и сам скажешь.
        - Даже покажу!
        И отодвигается Кощей, трубу подзорную показывая. Большая такая труба, на подставке деревянной. Середа быстрей меня к ней рванула.
        - Видишь? - тихо спрашивает Кощей.
        - Это же… - оторвалась Середа от трубы, лицо белое повернула.
        - Что такое? - глянул и я на небо - звезды враз близко-близко оказались. Одна звездочка оранжевым светит, на копье похожая.
        - Звезда-полынь! - ахнул я. - Только от дедов о ней и слышал! А те слыхали от своих дедов, а те от своих, а те…
        - Не увлекайся, Светояр, - махнул рукой Кощей. - Давно она в последний раз появлялась.
        - Бабушка говорила, что беды предвещает! - выпалила Середа.
        - Эта звезда скоро-скоро уже приблизится, - кивает Кощей. - Думается мне, что морской царь что-то об этом знает. Иначе с чего бы ему людей с земли воровать? Странно это. Нечисть же… Вдруг подгадает время и войной пойдет?
        - Ну, это ты, Кощей Кощеич, перегнул, - говорит Середа неуверенно.
        - В прошлый раз в лесах дремучих все чудища как с цепи сорвались, - пожимает плечами кудесник. - Почему б сейчас морю не взволноваться?
        - Ты что ж, помнишь? - я только ахнул, возраст Кощеев прикидывая.
        - Я ж Бессмертный, - оскалился Кощей.
        Посмотрел на меня и вздохнул:
        - Да не смотри так, богатырь. От деда слышал. А тот - от своего деда. А тот…
        Усмехнулся я, еще раз в трубу поглядел на бед вестницу.
        - Значит, надо вам в царство морское пробраться, узнать, что царь задумал. И предотвратить. Я бы сам пошел, - словно оправдывается Кощей. - Да меня царь морской сразу узнает. И жена… Люта бы послал - да только он теперь тоже…
        - Пустил бы я Люта от жены невесть куда… - отозвался я мигом. - Не для того воровали! К тому же, мне дочку царскую отыскать нужно, а вы, чародеи, ничего за просто так не скажете…
        - Даже гадалка базарная за просто так не говорит, - смеется Кощей. - Хотя я сказать могу… Хочешь знать, что ждет?
        - Хочу, - подумав, решил я.
        - Тогда слушай, Светояр! - Кощей пальцем поманил, голосом на шепот перешел. - А ждет тебя, богатырь… Путь-дорога длинная к морю-окияну! - гаркнул колдун. Я отшатнулся от неожиданности - а ведь как чувствовал, что подвох! - а тот знай скалится. На Середу посмотрел - и эта туда же.
        - Эх, нечисть вы все-таки, потому и веры вам у честного люда нет, братия колдовская…
        Развернулся я и спать пошел - завтра ж снова в путь. На лестнице Середа догнала, на плече повисла.
        - Ой, и прав ты, Яр! - шепчет. - С нечистью-то у нас много схожего, так что не принимай уж близко к сердцу шуточки чародейские! Сам ведь шутить горазд!
        - Да ничего я не принимаю, привык уже, - говорю я, а сам думаю: а вот то, что она руками шею обвила, губами чуть ли не к уху приникла, дыханьем теплым щекочет - это она тоже шутит? А если я вот к примеру… вот сожму ее в объятьях крепко-крепко и расцелую лицо это веснушчатое - она смеяться будет?! Думал я так, думал, ведьму до комнаты ее доводя… Даже попробовать захотелось, только Середа по плечу меня хлопнула и дверь затворила. К тому же Елена тут как тут - стоит, улыбается лукаво:
        - Что, Светояр, никак комнаты перепутал?
        - А ты сама, часом, в ведьмы не подалась, Елена Гордеевна? - спрашиваю я, от дум своих отвлекшись. - А то выпрыгивать невесть откуда уже умеешь! Еще на метле летать научиться - и готово!
        - Так я ж жена Кощеева и хозяйка дома чародейского! - подбоченилась Елена гордо.
        - Спокойной ночи, хозяюшка…
        У самой двери слова ее меня нагнали, серьезные на диво.
        - Ты береги ее, Светояр…
        - А тебе-то какая разница, царевна? - обернулся я, на тон непривычный откликнувшись.
        Удивленно Елена брови подняла, не сразу ответ нашла.
        - Так молодая она еще, - говорит, - а уже с тобой связалась!..
        И шмыг на лестницу, только косы свистнули. Пожал я плечами, спать пошел.
        А как поутру заря по облакам алым цветом растекалась, как солнышко небо вызолачивало, ветерки по земле-матушке бежали, травы пригибали, как копыта коня по мокрой росе ступали - выезжали герои на подвиги…
        Да уж, герои… Как на подбор. Усмехнулся я криво. Опять какое-то непорядочное сказание получается. Один богатырь - кольчуга дырявая. Другая вообще ведьма - метла за спиной. И конь вредный, говорящий. И выезжают эти герои славные из Кощеева терема. А хозяин им вслед глядит задумчиво.
        Подступила сзади Елена, обняла чародея, поверх мужниного плеча на уходящих смотрит, журит с улыбкой:
        - У-у, окаянный! И ведь даже поговорить с сестрицей родной не позволил…
        - Нельзя, голуба моя, - винится Кощей. - Стали бы вы с Ясногорой шушукаться-переглядываться, Светояр бы заметил, неладное бы заподозрил… Я ведь и Люту говорить что-либо запретил…
        - Ладно, понимаю, Светояр - он такой… Ну а почему бы просто не попросить насчет царства-то этого морского? Неужто не пошли бы они людей высвобождать хотя бы? А тут и парня обманом заморочил, и девушку запугал намеками своими…
        - А почему-у, - отвечает Кощей замогильным голосом, разворачиваясь и жену любимую на руки подхватывая, - это тайны великие колдовские! И женам колдовским это знать не положено!
        - Ой ли, Кощеюшка? - смеется Елена, ногами болтая, словно девчонка какая-нибудь.
        - Да, именно так, - наставительно говорит Кощей. - Ну что ж ты от меня хочешь, Елена? Я вообще-то не «Кощеюшка», а Кощей Бессмертный, чародей страшный и ужасный! Мне положено людей морочить и пугать! Злодей я в конце концов или не злодей?!
        - Глянь, хозяин! - говорит конь.
        Я в седле спать умею - еще в начале службы бывалые дружинники научили, - так глаза пришлось открыть. Середа сзади проморгалась, пробормотала что-то неразборчиво спросонья. Тоже, что ли, спала? Ну просто на ходу учится!
        - А ты дороги не перепутал? - у коня спрашиваю.
        - Как ты показал, так и еду. Конь я, по-твоему, или осел?
        - Баран, - хмуро отвечаю я. - Кощей на прямую дорогу к морю нас направил, никакой развилки не предвиделось. Да еще и такой… Снова.
        Слезли мы с коня, смотрим. Стоит камень большой, от него - три дороги.
        - На-пра-во пой-дешь, - читает Ягишна, каракули разобрать пытается, - бо-га-ту быть… На-ле-во пойдешь… жи… же-на… Какая жена, какое налево?..
        - Женату быть, - объясняю я. - А прямо пойдешь - мертву быть.
        - Откуда знаешь? Здесь же все стерлось от времени…
        - Ты что, раньше камней таких не видела? - удивляюсь я. - Их же по земле русской тьма-тьмущая!
        - Да я сама один ставила, - пожимает плечами ведьма. - Чтоб к Бабе-Яге всякие проходимцы не частили. Я там ужасов всяких понаписала… Направо топь была с болотницей злобной - там, стало быть, смерть. Налево - там великан-коноед вроде жил - там, значит, коня потерять. А прямо - вот там написала, что женату быть. Там и избушка бабушкина стояла. Веришь, нет, Яр, но за все время лишь пара человек прямо ходила! И тем жениться расхотелось, как Ягу увидали…
        Усмехнулся я, потом голову почесал.
        - Боло-о-отница, говоришь? И коноед?
        - Ну да… Э, Светояр, ты что?
        Потянулся я, чтоб придушить ведьму конопатую, она отпрыгнула, моргает удивленно.
        - Да вот как-то послал меня царь Гордей - буквально ну и года не прошло! - к той Бабе-Яге! Сказал, вернуть ему что-то надо… А, да то не суть! И коноеда того там теперь нет, и с болотницей я так распрекрасно пообщался! А Яги так и не нашел!
        - Так прямо надо было… - оправдывается Ягишна, от меня пытаясь за Храпом спрятаться. А тот возьми и отойди - верно, он тогда очень не хотел с коноедом встречаться!
        Середа стоит, губы кусает - ясно ей, за чем это таким посылал Гордей богатыря к Бабе-Яге. Да только бабушка тогда сама весть с птицей лесной послала, мол, скоро-скоро вернется, царь, дочка к тебе, неполный год остался…
        - Ругал Гордей? - спросила ведьма робко.
        - Нет, - задумался Светояр, - только рукой махнул, и на другое дело послал… Странно это, на него не похоже…
        "А что было бы, если б Светояр тогда до Яги добрался? - думает Середа. - Уж точно с ним бы не дралась в первую встречу. А сбежала бы из терема царского - знал бы Яр, какова из себя Ясногорка Гордеевна… Мороки было б меньше… Или больше?.. А далеко бы я убежала вообще, с такой-то погоней?.. И убегать… хотелось бы?"
        - Чего прямо-то не пошел? - второй раз говорит Ягишна, видя, что я вроде успокоился. Ага, подойди только, ведьма, враз… А, да что с ней поделаешь!
        - Страшно стало, - отвечаю. - На Тверда насмотрелся. Он хоть и любит, видно, Настасью, да когда ссоры случаются - парню легче десять чудо-юд за раз уложить, чем царевну унять.
        Усмехнулась Середа кривенько, на камень кивнула:
        - Куда едем-то?
        - Прямо давай, - пожал я плечами. - Мы же чудище ищем, верно? Да и море вроде там… Или все же проверим?
        - Нужно бы, Яр… Недолго будет, а Кощею помощь…
        - Много он нам, кудесник этот, помог, - фыркаю я, а сам уже налево шагнул, пыль на дорожке поднял.
        Догнала Ягишна, за ней Храп копытами перебирает бодренько - коноедов-то нынче не предвидится!
        - Знать, жениться торопишься все же, Светояр? - ехидненько так запела ведьма. - А заливал-то - насмотрелся, мол, да ни за что…
        - Такой он, хозяин мой, - поддакивает Храп. - Говорит одно, а делать другое идет…
        - А думает что при этом? - спрашивает Середа.
        - А вообще не думает! - фыркает конь весело.
        - Храп! - поворачиваюсь я, уздечку хватаю. - К ведьминому-то языку острому я привык, а вот тебя…
        - С Середой за пару дней свыкся, а мне на пятом году спуску не даешь?! - возмущается конь.
        Еще не хватало насмешки от этих двоих выслушивать! Запрыгнул я на животное скверное:
        - На правую дорогу, мешок травяной! Только не говорить потом, что Светояр на богатство купился!
        - А и не помешало бы! - не смолчал конь, на скаку молвил. - А то как оборванец какой!
        - Эй!!! - донеслось. - Богатырь!!! Леший!
        - Богатырь или леший? - оборачиваюсь я, спрашиваю.
        - Да едино!!! - бежит ведьма. Ее-то мы и забыли! Влезла на коня, в рубаху вцепилась, буркнула что-то, мы и поехали. По правой дорожке. К богатству этому обещанному.
        Да никогда еще сказанное на камнях не сбывалось - если хорошее обещалось. Смерти там, ужасы всякие - это да, это за милую душу и в любом количестве! Так что добра я не ждал, да и Середа посерьезнела, все из-за плеча выглядывает, смотрит на дорогу.
        - Да ты не бойся, - ляпнул я, не подумав, кому говорю. Взгляд гневный спиной почувствовал, как это он рубашку не прожег?
        И только, значит, сказал, как пролетела мимо стрела. Кривенькая такая стрела, неказистая. Не знаю, куда уж там целились, а от колена моего примерно на аршин вправо упала. Посмотрел я на стрелу, затылок почесал. Потом горло прочистил, гаркнул в сторону кустов, откуда стреляли:
        - Эгей, тати неведомые! Отчего ж на равный бой не выходите?!
        Выкатывается из кустов мужичонка. Борода всколочена, поверх рубахи - броня самодельная, из коры да деревяшек, шлем такой же - чисто ведерко напялил, лапти старые, лук корявый в руках - и всего-то?
        - С тобой, что ли, драться? - спрашивает мужичонка задиристо.
        - Нет, с конем моим, - сквозь зубы говорю. - Хотя охоты нет. Скажешь, что тут сторожишь, добром разъедемся.
        - Ясно что - богатство, - подумав, отвечает недруг новоявленный. - За ним приехали?
        - Нет, - честно отвечаю, - посмотреть просто хотелось.
        - Много вас тут, беспортошных! - другой голос слышится, звучный, насмешливый. - И все - только посмотреть!
        Середа меня за рубашку дергает, чтоб назад оглянулся, да мне и так хватает - глядь-поглядь, а откуда ни возьмись выскакивают на дорогу один за другим, один за другим - ясно дело, кто, разбойники лихие, тати лесные!
        Выступает вперед главный. Некрасиво выступает - сзади пришлось коня оббежать, чтоб мы видели да речам его внимали как следует. А что тут речи? Разбойников я, что ли, не слыхал?
        - Значит, так, путники-странники, до богатств охочие… - начал главарь, к затылку пятерней потянувшись. А затылок заросший, со скрипом чешется, того и глядишь, вши повыпрыгивают.
        - Да не нужны нам эти богатства ваши! - фыркает Середа.
        - Помолчи, девка, с тобой разговор особый!
        Середа аханьем гневным зашлась. Стащил я ее руку со своего плеча, крепко пальцы сжал - помолчи уж и вправду! Заодно и придержу, если рванет куда.
        - Зато нам нужны эти богатства, - продолжает разбойник, палец назидательно поднимает. - Так что, путники-странники, все ценное отдавайте подобру-поздорову, и целы останетесь! И с коня слезайте, его тоже заберем.
        Вот уж не повезло татям лесным. Вздумай мы и вправду все отдать, что получится? С меня меч да лук, с Середы вообще если только на метлу позариться, деньжат у нас самая малость, а конь…
        - Коня - с превеликим удовольствием! - говорю. Храп как морду повернет, как слово свое веское скажет! Мол, не для того, хозяин, ты меня у Бабы-Яги выслуживал, да считай четыре года во все походы водил, чтоб разбойному люду дарить - это и выходило, если ругань площадную убрать. Потом на разбойников глянул, гривой светлой помахал и еще и им все высказал, что думает. Вот уж где душу отвел! Даже Середа притихла, заслушалась.
        - Говорящий! - ахают тати, друг друга в бока толкают.
        - С таким не справитесь! - говорю. - Он же еще и вещий вдобавок. Правда, Хра… храбрый мой?
        - Правда, - отвечает конь. - Я беды предвижу, дурачье!
        - Украдете коня вещего у законного хозяина - бед не оберетесь… - протянул я, на Середу косясь - та удивленно глазами хлопает. Наивная моя, даром, что ведьма… Мы с Храпом уж столько небылиц на своем веку насочиняли - хоть ты в баяны-сказители иди!
        Всяк знает, от вещих животных хорошего мало - так и норовят горе предсказать, нет чтоб хорошее что… Храп мой уже и в роль вошел, - балаганщик тот еще! - глаза темные закатил, ровно больной, ногами неуклюже перебирать стал - я за гриву схватился, Середа сзади и вовсе чуть с седла не упала, только за руку и удержал. Качается из стороны в сторону конь богатырский, вот уже и пена ртом пошла…
        - Чу! Никак будущее снова предсказывать будет! - закричал я. Краем глаза подметил, как часть разбойников подумала-подумала - и в кусты. Авось, обойдет стороной слово вещее, если не слышать его…
        - Э-э-э, богатырь, и часто коняжка так вот себя ведет? - осторожненько интересуется главарь.
        - Часто! - отвечаю радостно. - Сам-то я знаешь, из скольких передряг, им предсказанных, вылез? О-о-ой, не счесть!
        И улыбаюсь во весь рот. Недоуменно смотрит тать - давненько он безумцев не видал.
        - Так что, берете? - спрашиваю. - Так мы тогда пойдем?
        - Вижу!!! - дурным голосом завопил Храп. - Воронье вижу… Над полем бранным… Молодцы погибшие… Копья, стрелы…
        Чего это он про поле бранное начал - не ведаю. Наплел бы про полянку лесную - оно ж верней для этой шайки. Однако проняло удальцов! Зашептались, отступать начали.
        - А над телом-то, над телом! - зашелся Храп. - Ворон старый глаза клюет… А глаза те…
        Зашумели молодцы, кто-то уши заткнул - неохота знать, чьи там глаза ворону достались.
        - Богатырь! - взмолился главарь. - Заткни ты коня своего верного!
        - А отпустите? - спрашиваю. Храп косится - ну как, хозяин, получилось?
        - Отпустим!
        - А что, так бы уйти не смогли? - тихонечко спрашивает Середа.
        - Да не о том, - так же отвечаю я. - Уйти-то одно, это просто совсем, так надо ж и их убрать, чтоб больше честной люд не грабили!
        - …И клюет ворон глаза ясные! - вопит меж тем Храп.
        - Не могу остановить вещего, - смиренно говорю. - Придется слушать.
        - …Глаза атамана разбойничьего!!! Вот он, вот, смерти своей не ведает!!!
        - Уже ведает, - хмыкнул я.
        А разбойнику не до меня, упал наземь, головой бьется:
        - Горе мне, горе, знал бы, никогда на тропу лихую, разбойничью, не ступил…
        Остальные что-то повеселели, ножички, убранные было, вновь подоставали… Храп не оплошал - задрожал, затрясся, вдругорядь завопил:
        - И дружина его, братия лесная! Вся полегла-а!!!
        Что тут сделалось! Шум, гам! Как один попадали разбойники на колени - молиться богам стали, силы всяческие призывать, в недостойном поведении каяться! Середа в спину носом уткнулась, всхлипывает тихонечко, вздрагивает от смеха, внутрь загнанного. Конь шею вывернул - гордо этак глянул. Полюбовался я на все это немножечко, потом прокашлялся, рот открыл, чтоб слово молвить - разбойники так взглядом и прикипели.
        - Да, - говорю, - не повезло.
        Они снова голосить, ровно дети. Вот уж на что глушь глушью - Гордеевы люди затылки почесали бы, заговор на удачу почитали - на том и успокоились бы. Да хотя как тут, в царстве колдовском, Кощеевом, в слово вещее не верить?
        - Послушайте! - крикнул я. - Знаю, чем помочь можно!
        Притихли тати, смотрят.
        - Только что пред богами винились, верно? Ну так и ответьте честь по чести за все свои деяния - на поклон к царю вашему ступайте.
        - К К-к-кощею? - заикается атаман.
        - А к кому ж еще! Он у вас кудесник, мудрый, авось что и придумает! Придете - скажете, что от Светояра, да и объясните все!
        - А он нас н-н-не сгно-но-ноит?
        - Да не станет, ему, я так думаю, вы еще пригодиться можете, - махнул я рукой, но тут же брови грозно насупил: - А и вообще… Тебе что дороже - смерть в поле или жизнь, в темнице пусть, но жизнь?
        Подумал главарь, подумал, к молодцам своим повернулся:
        - Значит, так, соколы, кто жить хочет - со мной к Кощею на поклон, остальные - шасть отсюдова!.. А ушедших сейчас при следующей встрече - убью! Чтоб решение атаманское чтили!
        Желающих уйти не нашлось.
        - А вот… - неуверенно начала Середа, когда толпа разбойничья отдаляться начала, а мы ей вслед глядели. - А ты не боялся, что атаман - он смерть в поле лучшей долей сочтет?
        Оглянулся я через плечо, посмотрел в глаза серые с зеленью. Смутилась ведьма. Потом головой тряхнула, говорит угрюмо, решительно:
        - Вот я думаю… я бы первое выбрала!
        Смолчал я, отвернулся, коня направил вслед разбойникам - к камню возвращаться. Что сказать - что мы об одном и том же подумали? Так она, кажись, это и так уразумела…
        - Яр…
        - Чего?
        - Руку-то, может, отпустишь? Не кинулась бы я на главного, зря схватил…
        Только тогда опомнился я, пальцы разжал. А что, мне и так неплохо было ехать… И вправду, чего вцепился-то?..
        На Храпе мы, конечно же, разбойников мигом обогнали, к камню подъехали. Подумала Середа - и наклонилась, по камню пальцем провела. На нем след от пальца остался - ровно если бы деревяшку головней прижгли. Так вот и написала слово свое ведовское - "Направо ходили, богаты не были". Так-то вот.
        Налево поехали, вечер уже занимался. Думали, как в первый раз, что ехать всего ничего, ан нет. А тут и лес начался - не густой, а все как-то не по себе стало. Пришлось на ночлег устраиваться. Костерок махонький развели, Середа из котомки еду достала, хозяюшкой доброй, Еленой, положенную. Хотел я зверя какого подстрелить - ведьма остановила.
        - Зачем, - говорит, - когда пища есть? Еще ведь и не ясно, чей это лес, да и зверье трогать лишний раз не стоит.
        Устыдился я.
        - Не подумал, - говорю, - не держи зла.
        Улыбнулась Середа, а сама внутренне подивилась - другой молодец не послушал бы девку глупую, тем более если молодец из этих, что в дружине Гордеевой - им только волю дай силушку свою да удаль молодецкую показать, мечом помахать, за один вечер вдоволь насмотрелась на таких, аж тошно…
        - Светояр! - вдруг говорит Середа.
        - Чего тебе, Ягишна? - кусок прожевав, отзываюсь.
        Костерок весело потрескивает, ночка теплая все в памяти ту, другую, оживляет - прямо не по себе, как Середу в ту ночь вспомню. И еще страшно малость - а вдруг дознается? И не то чтобы правду говорить я не привык или гнева ведьминого опасаюсь - жаль просто ту дружбу, едва-едва наметившуюся, расшатывать.
        - А ты правда царский дружинник? - как обухом по голове, выпалила Середа.
        - Да вроде, - говорю.
        А та уточняет:
        - Гордея-царя?
        - Да, - ничего я не понимаю. - А зачем мне тогда Ясногорку искать?
        - Ну, за награду там, или еще что… - пожимает плечами Середа.
        - Нет, это служба у меня такая, - вздыхаю. - Царю еще отец мой в верности клялся и клятву свою сдержал. И я тоже… Да я и рад, в общем-то.
        - Счастливый ты, - как скажет вдруг ведьма, и тут же глаза отводить. - Делаешь то, к чему душа лежит… И вроде служба, а свободен - как ветер. И по правде все, честно, от сердца…
        Насторожился я.
        - А ты, - говорю, - разве не потому в ведьмы лесные пошла, что и свободу сохранить хотела, и мудрость колдовскую перенять?
        - Так-то оно так… Хоть и не по своей воле пошла, а по надобности - а рада была…
        - Так что ж печалишься?
        Середа губу закусила, лоб потерла в раздумьях… Так и не сказала ничего, разговор перевела:
        - А отец где? Родители?
        - Дома, где ж еще… Отца хоть царь и отпустил, а живут в стольном граде…
        - Рады, наверное, что сын такой вырос…
        - Какой? - спрашиваю. - Такой, что его дома по полгода не видать? Такой, что жену вести не торопится, внуками стариков радовать? Такой, у кого своего добра - конь говорящий, меч да кольчуга дырявая? Такой, что то в походах боевых, а то бродит невесть где, ищет незнамо что?
        И чего это у меня вырвалось… Ведь Середа доброе сказать хотела, да и я раньше ни с кем речей таких не заводил…
        - Да рады, конечно. Гордятся. Это так, заметно просто, как дома появлюсь… А что я, на царского богатыря не похож? - на шутку перевести все пытаюсь, да только глаза у ведьмы все серьезные.
        - Не похож, - отвечает. - Совсем не похож, ну да ладно. Спать давай, утро вечера мудренее…
        Улеглась у костра, вытянулась, котомку под голову положила, в плащик - опять же Еленой заботливой подаренный, - завернулась. Я напротив лег, потом спросил:
        - А твои-то родители где? Ведь ясно же, что внучкой Яги только зовешься…
        Не отвечает. И быстро же заснула!
        Утром проснулся, глядь - нет Середы! Мигом на ноги вскочил, по сторонам посмотрел - и Храпа нет! Куда ведьма делась?! Где конь мой верный?!
        - Доброго утра, богатырь! - смеется Середа, сзади из кустов выскакивая. - Чего это ты такой нервный спросонья?
        Я вздохнул спокойно. Гляжу - и конь с ней. Довольный, фыркает, гривой трясет. Вот спелись, скоро хозяина забывать начнет…
        - Мы тут ручеек неподалеку нашли - умылись, воды набрали, - беззаботно молвит Середа. - Сейчас вот кашки горячей состряпаю…
        - Трав своих колдовских не намешай, - хмыкнул я для порядка и тут же задумался - никак, мысль ей только что удачную подал - вон как глазами повела…
        Хотя нет, вроде каша нормальная была или меня уже никакие снадобья не берут. И поехали мы дальше…
        К полудню выехали к поляне… А на той поляне стоит терем - и какой! Добротный, бревенчатый, на вершине конек ладный, всюду резьба искусная, и ни частокола нет, ни даже пса какого-нибудь, сторожа. И словно воздух даже вокруг другой
        - Здесь, думается мне, не Баба-Яга живет… - только и вымолвил Храп. Этот завсегда языком чесать готов, мы же с Середой только рты пораскрывали. Красотища…
        Тут я Тверда вспомнил. Тот сказывал, что раз пошел по такой тропке, где свадьба обещана была - то ли по спору, то ли по дурости своей, - и тоже увидел красивый высокий терем, а из того терема девица вышла… Дальше плохое пошло - злодейкой оказалась, сорок молодцев до Тверда туда ходили - все в неволе остались, в темнице ее.
        И выходит тут девица - красоты неписаной.
        - Здрав буде, добрый молодец, - говорит ласково.
        Залюбовался я. Брови у нее черные, луком изогнутые, глаза ясные синие, румянец нежный на щечках, злата коса до пояса. Станом тонкая, взглядом добр… Да ну к лешему, взгляд - как у змеи! И улыбка - того и глядишь, жало раздвоенное покажется!
        - И тебе не болеть, девица, - ответствую. Середа мне шепчет жарко: "Ведьма!", да я и сам это уже понял. Все припомнить пытаюсь, как там Тверд такую вот одолел, ничего на ум нейдет! А, что за память мерзкая, опять придется по ходу дела все решать да делать!
        Тут хозяйка и голос мой холодный приметила, и Середу увидела - враз посмурнела. Потом, видать, опомнилась, спросила спокойно:
        - Что же ты, добрый молодец, по левой тропке пошел, а девку с собой притащил?
        Я оглянулся на Середу, плечами пожал.
        - Да вот, - говорю, - привязалась по пути какая-то…
        Середа сзади как пихнет кулачком от всей души широкой, я добавляю торопливо:
        - Не гнать же теперь!
        А девица, видно, прогнать бы рада. Думает, небось, что за непутевые женихи нынче пошли… Ничего, ведьма, покажу тебе свадьбу - ввек не забудешь! Растерялась та малость, вроде надо подойти, под руки в дом отвести… так неправильно все как-то пошло! А со мной, думаю, иначе и не бывало еще.
        - В дом, что ли, проходите, гости дорогие, - молвит змеюка.
        Делать нечего, Храпа оставили, пошли. Как в сени ступили, хозяйка дверь открыла, меня пропустила вперед, а потом сама шмыгнула - и перед носом-то у Середы дверь и захлопнула! И быстренько так на засов закрыла. Середа не оплошала - как вдарит с той стороны, комната ходуном заходила! Видать, колдовством подсобила. Нахмурила брови хозяйка.
        - Знать, ведьму ты привел! Хорошо же, что дом мой от любых чар отгорожен - даже в окно не пролезет.
        И с этими словами-то ставни на окнах мигом позакрывала!
        - Открывай!!! - кричит Середа.
        - Ведьма, говоришь? - прикинулся я дураком. - Не знал…
        И тут бы мне дверь открыть, Середу впустить - но остановился. Пусть уж там посидит, помается, я разберусь как-нибудь, а ее Храп постережет…
        - Ведьмы - они такие! - смеется девица, а в глазах лед. - Сразу и не приметишь!.. Устал, должно быть, молодец, с дороги?
        - Да нет, - отвечаю, плечами пожимая. Смотрю - девица снова хмурится.
        - А есть-то хочешь? - спрашивает снова, с нажимом уже. Догадался я кивнуть.
        - Хочу, - говорю, - очень.
        Та и рада - за стол усадила, потчевать стала. Я ж ем не глядя и все вспомнить пытаюсь - ну что ж там с Твердом-то случилось-то?! Тут я было решил уже совсем просто поступить - в мешок ее, ведьму эту - и всего делов! Рот заткнуть, руки связать - пущай поколдует!.. Да что-то в сон клонить стало… может, и вправду на отдых напроситься? Да и ведьма вроде не такая уж змея, как вначале помстилось - вон, улыбается все слаще… За руку взяла, говорит что-то… Нет, и вправду тяжело дорога далась, поспать бы чуток… Девица ровно догадалась - повела, хозяйка добрая, к постели большой, резной, красивой такой, пуховой периной укрытой…
        Вдруг крик дикий тишину прорезал, дремоту отогнал.
        - Светояр!!!
        - Это ж Середа! - опомнился я, к двери шагнул, а ноги не слушаются, да и уши словно мхом забиты, да и перед глазами все плывет…
        Только сейчас дошло - в еду что-то подсунула, ведьма треклятая! Оттого и как во сне все!
        - Ах ты… - попытался я то ли схватить ее, то ли к стене оттолкнуть, а рука будто чужая, не слушается… Легко отмахнулась ведьма, засмеялась.
        "Дурень, - думаю я. - Сколько чудищ порешил, а от девки смерть примешь… И единственно по глупости своей! Как есть дурень…" И только помыслил, чтоб Храп с Середой убрались подальше, как вот они - передо мной стоят!
        Я сморгнуть пытаюсь отчаянно дурман навязчивый: влетел будто бы конь мой верный прямо в дверь, все засовы напрочь снося, а к спине конской рыжей Ягишна пригибается… Понял - не морок.
        И тут как соскочит Середа, да как к хозяйке кинется - хоть без чародейства своего, а глаза-то порасцарапывает! И вдруг - толкает эта гадина Середу к кровати. У той на лице понимание какое-то отразилось, вцепилась в рукав ведьмин, за собой потянула. А кровать-то не простая оказалась, перевернулась разом, а под ней наподобие колодца - так и ухнули вниз обе.
        - Вспомнил, - говорю я, а воспоминание в голове болью отзывается. - Про это-то Тверд и рассказывал…
        - Ну и быстр же ты умом, хозяин, - язвит конь.
        - Говорящий?..
        Конь смотрит с укоризной. Сам знаю, что молодец. Кое-как добрел до кровати обманной, в сторону ее отодвинул, в дыру обнаруженную поглядел - чернота, не видать ничего, только голоса слышны:
        - Это кто тут свалился к нам на головы?! - хорошо, думаю, не расшиблись…
        - Так это ж ведьма та! - догадался я, что там люди пленные находятся, и виновнице их плена, видать, несдобровать теперь…
        - А это что за чудо конопатое с ней?
        - А не все ли едино!
        - Конопатую не трожь!!! - заорал я - боль голову надвое рассекла. - Сейчас веревку скину, подниметесь!
        Нашел веревку в сумке седельной, поискал, к чему б привязать - не нашел. Хотел сам держать, встал поудобнее, приготовился… Конь в плечо мордой ткнулся, говорит:
        - Хозяин, ты ж в таком состоянии, что сам вослед улетишь…
        - Храп… Храп? Что за имя такое дурацкое?..
        - Потом скажу, что за дурак так назвал… Ты лучше конец веревки к седлу моему примотай…
        Так и сделали. Но я все-таки схватился для верности. И вылезают из темницы три молодца - один другого плечистей да выше, только бледные очень. Меж собой схожи - братья, что ль? Последней Ягишна показалась. Вылезла, говорит, юбку отряхивая:
        - Дурни! Хоть бы девушку вперед пустили!
        Замялись ду… добры молодцы.
        - По свету стосковались… - молвят.
        - "Стосковались"! - передразнивает девка. - Раз свет дорог, что ж жениться полезли?! И главное - трое, плечи в двери не пролезают, кулачище с гирьку пудовую, а ума-то… На троих делили, половину растеряли?!
        - Да ладно тебе, не серчай ты на них… - пытаюсь я вступиться за непутевых. - Они ж не знали, что камни эти завсегда врут…
        - И ты дурак не меньший! - заметила меня Середа. - Богатырь нашелся! Во вражьем стане тоже стал бы щи хлебать?!..
        - Помолчи, Ягишна! Знаю, что дурак, но это потом напомнишь, в голове и так звон стоит! - взмолился я.
        - Да если б не Храп, неизвестно, что б с твоей головой дальше случилось! - поутихла Середа, вновь к пленникам недавним обернулась. - Как чувствуете себя?
        Кривятся парни - плохо, но девке ни за что не признаются. И впрямь дурни - Ягишна, может, и помогла бы чем.
        - Тогда кровать на место, и вперед к Кощею, пусть дальше он с этой ведьмой разбирается! И как это он не углядел?..
        И вылетела вон. У меня так быстро уйти не получилось. Посмотрела на меня Середа, головой покачала:
        - Живой?
        - Ага, - отвечаю, - поехали…
        Со второго раза на коня заполз. Середа в котомке своей порылась, бутылек какой-то достала, мне протянула.
        - На, выпей.
        Я глотнул - полегчало. Встряхнул я головой просветлевшей.
        - Что за зелье чудное? - спрашиваю.
        - А, мышей летучих кровь пополам со слизью жабьей, - отвечает Середа, когда Храп вперед пошел. Посмотрела на лицо мое зеленое, добавила:
        - Да ты не боись, я туда кожуры яблочной намешала, чтоб не так противно было.
        - То-то я чувствую, знакомое что-то на языке… а то, оказывается, кровь мышиная!
        Теперь Середа позеленела.
        - Ну вот, хозяин шутки шутит - знать, совсем все хорошо! - ржет Храп.
        Середа в спину ткнула кулачком.
        - Травы то лесные, - чуть погодя говорит. - Я ими утром кашу заправляла… Без того хуже пришлось бы… Как ведь знала, что отравы наглотаешься!
        Я только вздохнул. Умница она, конечно… да только ведьмы все одинаковые!
        - Долго ли, коротко ли… - бормочет Храп тихонечко. Я дремлю, изредка вперед поглядывая, Середа сзади крючок костяной достала, стала вязать что-то.
        - Долго ли, коротко ли, а показался впереди брег морской, холм высокий… На том холме град стоит, ворота открыты… Светояр, я кому рассказываю?!
        - Доехали, что ль?
        - Вы доехали, а я вот своими ногами дошел!
        - По ушам бы тебе…
        - Не обижай скотинку, Светояр, - Середа голос подает.
        Храп только фыркнул, на «скотинку» разобидевшись.
        - Знать буду теперь, как ему рот заткнуть, - ухмыляюсь я. Конь тут как тут:
        - Да?! А вот не дождетесь, не замолчу!
        - Да я ж от души, Храп! - говорит Середа. - Ты у нас молодец, быстро смекнул, что можно дверь ту выбить… И ловко так получилось! Как будто раньше такое же проделывал…
        Посмотрела на мое лицо переменившееся, руками всплеснула:
        - Что, и двери уже ломали таким манером?!
        Переглянулись мы с Храпом, пришлось про постоялый двор тот памятный рассказать, с которого все началось.
        Так к воротам и подъехали - с ведьмой, пополам от смеха согнувшейся… Середа отсмеялась, слезы с глаз стерла, выпрямилась, огляделась.
        - Неплохой городишко, - говорит. - Это здесь чудище лютует?
        - Ага, - отвечаю, - и сегодня как раз оно ожидается. Уже и девицу подготовили…
        - Ты откуда все знаешь? - удивляется Середа. - Едва-едва ж ворота миновали!
        - Так вон же, из-за угла процессия выходит… Храп, обратно!
        И то - лишь походя удивился, что стража у ворот плевать на приезжих хотела - не до того ныне.
        - Так, - говорю решительно, - чувствуется мне, что мы появились в последний момент и действовать придется быстро и по обстоятельствам.
        - Как обычно, - фыркает Храп.
        - А тебе здесь придется остаться!
        Храп фыркнул снова.
        - А я бы и так в море не пошел, я плавать не умею.
        - Все лошади плавать умеют, - не верит Ягишна.
        - Боится, - говорю я.
        - Пойду ведь, хозяин!.. И говорить все время буду - не обрадуешься!
        С этим не поспорить. Снял я с него уздечку, седло стащил. Подумал - и на землю побросал. Искать, куда припрятать, времени нет, так что леший с ними. Выберусь из царства морского - найду, быть может… А, да будь что будет!
        Процессия мимо прошла. Не сказать, чтобы скорбная. Привыкли они, что ли? Девица, конечно, не очень-то радуется - лицо красное, от слез опухшее.
        - Ну, - Середа лоб потирает, - хоть эта на земле останется, порадуется…
        Обнял я коня за шею крутую, лбом ко лбу прижался. Тяжело вдруг на сердце стало. Как ведь выслужил эту заразу светлогривую, так, считай, не расставались надолго… Эх, вот и прощаться надобно - что в таких случаях-то молвить надо?
        - Бывай, - говорю, - до скорого!
        - Ты это, хозяин… Я ж на слове ловлю! Чтоб вернулся цел и Середу притащил!
        Середа подошла, по гриве рукой провела, улыбнулась.
        - Куда ж я денусь…
        Взмахнул гривой конь, развернулся и с места в галоп, только пыль взметнулась.
        - Всегда он так… - говорю я. - Хоть бы затормозить успел до леса, а то опять в дерево врежется, непутевый…
        - Пойдем, - усмехнулась Середа, за руку потянула. - Оба вы непутевые…
        Так вот, за руки взявшись, спустились за процессией к морю. Девушку вперед вывели - стоит, бедная, трясется.
        - Что делать будем? - спрашивает Середа, когда в толпе оказались. Как будто я знаю…
        Только думать начал, а тут вдруг сзади паренек пробивается, руками размахивает. Яро так, локтями всех порасталкивал… Вперед выпрыгивает, девчонку загораживает незнамо от чего - чудище-то еще не появилось. Мечом размахивает - и где достал? Рубашонка-то на нем в заплатах, моя и то покрасивше будет, штаны грязнущие, ноги босые…
        - Уйди хоть ты, Иванко! - слезно взмолилась тут девица. - Двое погибнем!
        - Нет, душа моя! Не уйду, Авдотьюшка! - закричал парень. - Пусть и меня берет чудо-юдо, раз тебя не пожалели!
        - Какие чувства, - вздыхает Середа. - Он же себя готов заместо любимой чудищу отдать…
        - Честно сказать, - говорю я, - на месте чудища я б на такого даже ради пропитания не позарился… Так! Прекратить балаган!
        Вышел я вперед, на меня все взгляды. А чудище словно другого момента подгадать не могло! Появилось, ужасное, из волн морских! Чудо-юдо рыба кит! Пасть огромную разинуло - туда вода полилась. Девице кричат - иди, мол, или беду на всех накликать хочешь? Паренек лицом побелел, а не отступился.
        - Первым пойду! - говорит. - Может, ты и здесь останешься…
        - Оба останетесь! - рявкнул я. - Ты меч-то убери, откуда достал, уж не меня ли воевать обрался?
        Заробел Иванко этот.
        - Кто будешь, мил человек? - спрашивает осторожненько.
        - Не твое дело собачье, - ответствую зло. - Заимели привычку - помирать сообща! Прочь пошли!
        Совсем смутился парень. Авдотья глазами хлопает.
        - Ты, может, убивать его собрался? - спрашивает. - Так до тебя пробовали…
        - Ага, - говорю, - убивать… Авось отравится!
        И развернулся, зашагал в море - в пасть рыбью.
        - Гад!!! - слышу. - Опять без меня!.. Сама убью!
        - Да кто ж тебя держит? - оправдываюсь. - Вот, догнала… Руку давай на всякий случай - мало ли что там.
        - Мы что еще и сами должны в пасть залезать? - возмущается Середа, уже по пояс в воде шагая. Чудище ждет терпеливо. Воду глотает и фонтаном на башке выпускает. Чудной зверь.
        Вслед еще крик - Иванко надрывается:
        - Слабоумных оно не возьмет!!!
        Обернулась Середа, уже по грудь в воде стоя, хотела сказать что язвительное, так чудо-юдо хвостом дернуло - волна с головой накрыла. Так молча и развернулась ведьма, волосы прилипшие с лица разгребая.
        - Гордость чувствуешь? - спрашиваю я. - Подвиг совершаешь ведь!.. Плавать умеешь?
        - Есть немного, - пожимает плечами Середа. - В пасть, так и быть, сама заплыву…
        Не пришлось. Вздохнуло чудо-юдо - нас так течением и понесло. Только и успел подумать, что в рыбьем брюхе еще не бывал… Выскользнула-таки рука Середы, лишь голову ее заметить успел, и в глазах разом померкло…
        …Очнулся - темень кругом. От отвращения аж передернуло, как вспомнил, где это я.
        - Середа! - позвал.
        Быстро откликнулась - ойканьем испуганным.
        - Яр, ты где?
        - Там же, где и ты! - бросил я на вопрос глупый. - В за… в брюхе рыбьем! Наверное. Найтись надо бы… Ты… - я понял, что чуть не повторил ее же вопрос и прикусил язык. Ума - палата!..
        - Давай по голосу найдемся, - предлагает Ягишна.
        - "Ау" кричать будем?..
        Чудо-юдо рыба кит таких придурков еще не видел. А и что, покричали… Пусть думает, что мы грибники. И ведь нашлись! Лбом в лоб. Вернее, Середа лбом - мне в челюсть. Я зубами клацнул, ведьма выругалась. Кое-как руками сцепились, я вздохнул спокойно:
        - Так, все нашлись. Выход искать будем?
        - Так он вроде сам должен выплюнуть…
        - Ага, может еще подождем, пока… мм… естественным путем не выйдем?!
        - Тьфу на тебя! Ищем!
        Ага. Как бы еще самим на этот "естественный путь" не шагнуть и естественно не выйти!
        - Я на что-то наступила, - мертвым голосом сказала Середа. - Оно шевелится.
        - Так уйди, ему, наверно, больно, - рассеянно откликнулся я, стараясь привыкнуть к тьме кромешной.
        И тут кто-то хихикнул. Ну какой еще гад?! Если Иванко этот сопливый полез все-таки, то я его сам зарублю - не зря ж паренек на лютую смерть сбирался! Потом кто-то хихикнул снова.
        И загорелся свет. Голубоватый такой, огоньками собрался в шаре вроде хрустального - хрусталь как-то Гордею в подарок вручили послы заморские. Собственно, недолго он простоял, у нас же… А, опять я не о том! Потихонечку свет растекся - по стенам каменным, по полу…
        - Леший…
        - А что ты сразу не понял, что мы уже не в рыбе-то находимся? - прошептала Середа.
        - А я не знал. Сравнить было не с чем! - огрызнулся я.
        Пол под ногами твердый, а уж на что красивый - мутноватый чуть, зеленый, в разводах синих и белых. Стены такие же, посветлей только, свет в них играет. Дивный камень! Растения прям из стен, тоже - сказать кому, не поверят, что такие есть… Нет, чудные места все-таки, на подводные дива поглядеть - для этого можно и к чудищу в пасть! Посередь залы трон стоит - будто кусок скалы цельный, невесть как здесь оказавшийся, на нем дева гордо сиживает - волосы черные по плечам рассыпаны, кончиками пол подметают, платье на ней доброе, убор богатый, сама вполне себе красивая, только кожей бледна до синевы да глаза цветом различны - правый голубой, левый зеленый. Прислужники вокруг стоят, ликом один другого краше - кто зелененький, кто в чешуе рыбьей, у кого рот полон зубов щучьих. Последние скалятся премерзко. Один, особенно зеленый и отвратный, на полу извивается - Середа на нем стоит - одной ногой на ладони перепончатой, другой на волосах, больно на тину похожих. Стоит себе, рассматривает…
        - Ты со слуги-то моего верного сойди, девица, - царевна морская рукой вяло повела.
        - А чего он на полу валялся? - интересуется Середа, не смущаясь нисколько.
        - А это он под ноги вам кинуться хотел, напугать до дрожи…
        - А-а-а… - глубокомысленно изрекаю я, Середу аккуратно от зеленого уводя.
        Опять все как-то неправильно… Где царь морской? Мы вообще туда попали?! Покосился на девицу на троне - спросить, что ли?
        - Кто такие, - та раньше успела, - будете? Пошто вместо дани, мне положенной, в пасть к чудищу отправились?
        - С каких это пор города наземные Царству Морскому платят? - фыркнула Середа. - И когда это морской царь успел народ данью обложить?
        - А царь и не делал ничего такого, - оскалилась царевна. - То я, дочка его родная, Боряна Моряновна! Царь-то, почитай, годков пять, как долго жить велел, меня преемницей оставил…
        - Мужу, что ль, сплавить не удалось? - брякнула Середа.
        И что я ей рот не заткнул?! Взвилась тут с трона царевна, глазами бешеными повела! Ровно Ягишна ей на мозоль любимую наступила!
        - Ох-х! И перевидала ж я этих мужей-женихов один другого глупей да отвратней! - сжала кулаки царевна. - Скольких мне их подсунуть успели! Да разве я для того премудростям обучалась?! Да я…
        Середу головой кивает сочувственно, царевна это подметила.
        - Никак, и тебе такое терпеть пришлось?
        - Ага… - отзывается Середа рассеянно. Я так на месте и подпрыгнул.
        - Бабка тебе, что ль, женихов подсовывала?! - не вяжется как-то Яга с ролью свахи…
        - Ну то есть нет, - опомнилась Середа. - Но это ж любая царевна терпит - в государственных интересах. Так сказывают…
        - Ска-а-азывают? И кто же? - уточняю подозрительно, а сам-то, тугодумный, начинаю припоминать всякие недомолвки да промашки ведьмины - в доме Люта, да у Кощея в гостях, да и вообще…
        - Кто ж тебе сказывал?!
        - Люди добрые! - огрызается Середа.
        - Какая это бабка такая у тебя? - молвит царевна. - Уж не Яга ли? То-то я смотрю - никак ведьма пожаловала?
        Да ведьму в Ягишне только слепой не признал бы.
        - И зачем же ты здесь?
        - Так вот, любопытство берет, - говорит Середа осторожно, - для какого такого колдовства великого тебе людей столько понадобилось?
        - А ты откуда вызнала, что колдовство замышлено? - у Боряны Моряновны брови так вверх и взлетели.
        - А я не вызнавала, - отвечает Ягишна нахально. - Это ты сама только что призналась.
        - Так вот как, значит, - хмурится царевна. - Ну, стало быть, наипервая помощь от вас и будет! А пока - раз уж от Яги люди здесь! - гостями побудете… Сведите-ка их в покои гостевые!
        Больно мне не понравился прием этот «теплый»! Так под руки нас и повели-поволокли прочь из залы. У Середы метлу отобрали. Только напоследок царевна обернулась, голову наклонила, меня спросила:
        - А ты-то кто таков будешь, парень?
        - Парни в поле пашут, да венки в праздник вяжут, - буркнул я. - А к чудищам по доброй воле только богатыри хаживают…
        - И дураки еще, - усмехается царевна. - Ты мне сказки-то не рассказывай! Думаешь, не знаю, как богатыри выглядят да себя ведут? Где подобрала такого, Ягишна?
        - Да вот, - говорит та мстительно, - привязался какой-то!
        - Надоело, - пробормотал я задумчиво, когда нас в покои толкнули. А покои богатые - и впрямь как для гостей дорогих. По бокам две лавки стоят, перинами накрытые, посередь покоев стол, на скатерти узорчатой яства всяческие расставлены.
        - Что надоело? - вздыхает Середа.
        - Да я так, о своем… Куда не приду, пока чудо-юдо не зарублю или не поломаю чего-нибудь, богатырем и не признают…
        - Так я ж тебе уже говорила - не похож ты на богатыря… Богатыри, они… - задумалась ведьма, на лавку присела, щечку кулаком подперла, глаза прикрыла. - Ну как сказать… Вот взять хоть случай с разбойниками теми. Я уж молчу, что главарь их получше тебя одет был! Так богатырь - он же меч бы вынул булатный, слово бы грозное молвил и…
        - И что? - спрашиваю мрачно. Интересно - и как это я, не знаючи поведения настоящих богатырей, перед царем так выслужился.
        - Ну и, как говорится, меч - голова с плеч, рублю, конем топчу… Пыль столбом, грудь колесом, направо-налево - и всех пораскидал! - выдала Середа.
        - Ага, - осмысливаю я. - Так вот она какая, гордость царская да мечта девичья заветная… Богатырь русский, герой великий - дубина стоеросовая с кулаками пудовыми! И еще чтоб в шапке лисьей и речи говорил!.. Тьфу, бред собачий!
        - Бред, - пожимает плечами Середа, на перине растягиваясь.
        - Ты что, спать собралась? - спрашиваю.
        - Нет. Какое спать? Знаешь, для чего царевне людей столько?
        - Догадываюсь.
        - Жертву приносить.
        Я только выругался. Середа поморщилась. Потом подумала и добавила от себя. Плохо дело. Уж не Чернобогу ли лютому Боряна Моряновна кланяется? Ради какой такой пользы?
        - Делать-то что будем, Ягишна?
        - А что тут сделаешь? Дверь крепко заперта, заклятье такое, что мне не снять. Еда здесь заговорена, хоть малый кусочек откусишь - позабудешь как мать родную зовут…
        Я подумал немного, отломал от пирога кусок немалый, блинов едва ль не половину отхватил - и под лавку запрятал. Пусть-ка считает Борянушка, что гости-дурни поели-таки. О своей промашке недавней я старался не вспоминать. Середа пронаблюдала, кивнула удовлетворенно.
        - Тут только ждать Моряновны… И - по обстоятельствам…
        - А не боишься, что царевна прежде чем за нами прийти, всех людей порешит? Или уже… - я ноги Середы отодвинул бесцеремонно, уселся, щетину в думе почесал.
        - Не боюсь. Яр, я живое тепло людское чувствую. Только где оно - понять не могу. Да и потом - больше силы будет, если все сразу жизни отдадут, - рывком поднялась Середа. - Страшно, Светояр! Думать надо, зачем царевне сил столько?
        Уставилась в пол сначала, потом крючок из-за пазухи достала и что-то вроде платка из шерсти тонкой вязать стала. Довязывать, вернее, и ловко так - по синему полю узор из елочек побежал.
        Надо-то надо думать… Да только у меня все странное поведение ведьмино из головы нейдет! Сдается мне, знает она что-то важное. Знает - и молчит. Зараза.
        - Так как, говоришь, ты к бабке попала? - спрашиваю я задумчиво.
        - Не о том дело! - отмахивается Середа. - Не о том мыслишь…
        - Ага, - киваю я. - Но может, все же скажешь? И с чего вдруг ты решила Ясногорку Гордеевну искать?
        - Говорила уже! - злится Ягишна. - Я…
        - Песни про "да я за нашего царя" ты оставь! - вот уж разозлился я. Ведь понимает, что не верю, а отпирается!
        - Ну-ка сказывай, откуда взялась и зачем у терема Лютова показалась? И откуда… откуда о жизни государевой так наслышана - про замужества эти и все прочее?
        Молчит, смотрит исподлобья. А взгляд этот мне вдруг стал ой как знаком… И Марфушка Гордеевна так глядела, когда ее домой вели после побега неудачного… Нос Гордеев, очи его же…
        - Значит так, - вздыхаю я. - Думалось мне, товарищи мы с тобой, одно дело делаем. Теперь вот знаю, что врешь ты много, ведьма… Или царевной нынче звать?
        - Сам ты царевна! - взъярилась Середа, на ноги вскочила. Так меня еще не оскорбляли! - Думаешь, надо мне оно - царевной этой быть?!
        - Так значит, угадал?
        - Думал долго!
        - Ну, царевна… - я вроде бы и вправду догадался, но… вот ведь как потемнело-то на душе. Ясногорка Гордеевна, Бабы-Яги ученица…
        - Выберемся вот…
        - А и что?! К царю отправишь?
        - А и отправлю! Отец твой себе места не находит! - вот уж душой покривил. Наш Гордей к этим похищениям, я уже сказывал, привык порядочно. - Да знал бы, сразу в мешок - и домой!
        - И людей бы не пошел выручать?! - ахнула ведьма. - Вот уж верно, до настоящих богатырей тебе далековато будет!
        - Да уж силы на одну царевну вздорную хватит! - так руки и чешутся подзатыльник ей отвесить! Вот уж надоела, хуже горькой редьки!
        - А на ведьму?! - зашипела Середа, руки в бока уперла, смотрит с прищуром нехорошим. - Может, подзабыл, как с простой ворожейкой-чаровницей совладать не смог? Да и с возвращением царевен, помнится, промашка вышла!
        - Да какая ведьма из тебя?! - стоим супротив друг друга, думается мне, одинаково злые, чисто петухи бойцовские.
        - Ведьмы - они мудростью владеют, а у тебя ума - ложка на кадушку! - говорю.
        - Что?! - побелела Середа. В чем-чем, а в глупости ее за всю жизни не обвиняли! - Ты знать, умен был, когда в ловушку ведьмину попался? - все-то случай тот ей покоя не дает!
        - Да что б с тобой было, - спрашивает, - если б мы с Храпом дверь сломать не догадались?! Пошто ты вообще меня не пустил, когда кричала, балда?!
        Задохнулся я от такого наскока, кулаки сжал:
        - Так о тебе же, дура, подумал, как бы чего плохого тебе кудесница эта не причинила! Зря, видать!
        - Обо мне?! Никак, вспомнил, что сам герой и девке нечего в дела геройские лезть?! - а если присмотреться, то у Середы и губы дрожат от обиды и глаза как-то странно блестят… Да ну сама виновата!
        - Ничего я не вспоминал, о тебе просто позаботился! Да тебе-то что, в лесу выращенной? Тебе метла эта паршивая подороже будет!
        - Значит, все это от заботы великой?! - едва ль не охрипла Ягишна.
        - А сама не видишь, что дорога мне?
        Смолкла Середа. Посмотрела мгновенье, а потом как крикнет:
        - Так поцеловал бы хоть раз, олух, а не про геройство свое вспоминал!
        Я только приготовился ответ достойный дать, как смысл до меня дошел. Вмиг подскочил - хоть раз, хоть два, хоть десять раз… Ведьма, царевна… да какая, к лешему, разница!
        Обмякла разом Середа, глаза зажмурила, бормочет рассеянно:
        - А то, что ты не зря богатырем царским зовешься, это мне и так ясно…
        - Ты б расплакалась еще, чудушко, - говорю ласково, отпускать ее не торопясь.
        - Шиш тебе, - вздыхает Ягишна, - ведьмы так просто не ревут…
        Я улыбнулся, хотел еще поцеловать, да только голос внезапный будто водой ледяной окатил:
        - Дюже мило… Думала я, они тут головы ломают, как от смерти спастись, а они!
        - Ну что, Середушка, нас тут Моряновна на смерть зовет, - смеюсь я. - Пойдем? - а мне сейчас все по плечу, и море это по колено! Если уж песню вспоминать, то счастье свое я нашел…
        - Да ну ее…
        - Ч-что?! - Моряновна словом подавилась, ногой притопнула.
        Стоит в дверях царевна - очи грозные, брови нахмурены…
        - Ладно, - говорю я, - что надобно? На какую такую помощь подряжать хотела?
        - Узнаете, - усмехается царевна.
        - Да что тут гадать, - говорит Середа. - Убить ведь хочешь, Моряновна?
        - Догадалась, - оскалилась Боряна.
        - Да немудрено. Вот зачем только - понять не могу. Никак, глупой, не уразуметь…
        И понесло-о-ось!.. Мы-то, мол, люди простые, глупые, немест… тьфу! Ну и вот: объясни нам, неучам бестолковым, что ж за мысли великие бродят в головушке светлой?.. Сколько живу, все думаю - почему вот злодею какому только бы послушать, какой он умный да разумный, всех обманул-провел, ай да молодец?! Вот и Моряновна плечиками повела, спину выпрямила, гордость неприкрытая в глазах.
        - Ведаете ли, звезда-полынь снова видна?.. - говорит царевна, улыбается гаденько.
        Что тут стало с Середой! Да и мне поплохело. Самую страшную мысль отогнал, спрашиваю вроде бы безразлично:
        - Временное усиление болезни?
        Моряновна смотрит непонимающе.
        - Какой такой болезни?
        - Бешенства, - поясняю я, слова Кощея припоминая. - А то в прошлый раз, как звезда появилась, нечисть бесилась страшно.
        - Да кто здесь нечисть?! - взбеленилась Боряна, вмиг подлетела, по щеке ладонью хлестнула, я даже дернуться не успел. Середа кошкой злой зашипела.
        - А то я и гляжу, - хмыкнул я, - больно нервная ты, царевна. Так зря волнуешься, звезду тебе все равно не подчинить.
        - А это поглядим!
        И вытолкнула нас из комнаты - прямо к стражникам-уродам в руки.
        - Не выйдет ничего, Моряновна! - Середа смотрит отчаянно, даже вырваться не пытается. - Звезда-полынь до земли сгорает, зря силу потратишь!
        - Нынче не сгорит, - смеется царевна. - То еще мать моя предвидела… В чаше колдовской усмотрела! Звезда нынче упадет… в море. И ход в морское царство закроет.
        Пригляделся я внимательней - как в лихорадке горит царевна. Выходов из царства морского, как и входов, я слыхал, множество. Говорят, и из колодца простого туда попасть легко можно. Но есть один - главный, магией сотворенный, через который чудо-юдо к берегу выплывает. Этот ход море-то с царством и связывает навроде главного узла - разрежешь такой, и остальные по нитке распустятся.
        - Так может, и лучше оно, Моряновна? - шепчет горячо Середа. - Никто ж не тронет ни тебя, ни людей твоих?
        - Лучше?! А может, ведьма, лучше будет, ежели звезда царство Кощеево или еще какое накроет?!
        - Не повернуть звезду! - говорю я. - Никакой силы не хватит!
        - А отколь тебе про силу мою знать?
        Не нашел я что ответить. Язык отнялся, едва в залу огромную нас вытолкнули.
        - Метла! - вскрикнула Середа, палку свою ненаглядную на полу увидев.
        Подбежала, в руках стиснула. А кроме метлы тут еще много интересного было. Противоположная стена в темноте теряется, а на потолке - окна, где большие, где совсем маленькие, формы разной. И в окнах - вода! Плещется, будто так и надо! Чудо! Видать, это и есть ходы-выходы наружу. Стражники-слуги скрылись быстрехонько, двери затворили. Моряновна платье богатое одернула нервно, волосы откинула.
        - Э-эх, где ж вы мои пленники-затворники? Где ж вы, люд наземный?! Появись, появись, покажись, племя людское! Покажитесь… к жертве готовьтесь…
        Из ниоткуда появляются люди - все парни молодые, да девушки. Лица испуганные, щеки бледные, очи погасшие.
        - С-с-светояр? - кто-то голос подал. - С-светояр Вячес-славич? Гордеев дружинник? Богатырь?
        Что тут со мной стало! Где ни бывал - в такие передряги не попадал! И ведь ждут помощи, а что сделать? Боряну эту схватить, связать - так в доме ж ее находимся, стражи не счесть. И выход - наверху, только высоко, не допрыгнуть…
        - В круг! - шепчет Боряна.
        Ровно кто за нити потянул пленников - медленно-медленно, а стали выстраиваться. Колдунья треклятая!..
        - Знаю, как можно спастись, - вдруг говорит Середа. У Моряновны в глазах пелена темная, на руках огоньки пляшут - не слышит ничего.
        И показывает плат связанный - синий, с елочками…
        - Помнишь, как встретились, а воду под ноги платком постелила? Зацепили слова, что мелковато это как-то… Так что вот.
        - Середа! - только и ахнул я.
        - Сбей ты ее с ног и держи, царевну эту! - выпалила ведьма.
        - Лес же крышу дворца пробьет, вода сюда хлынет, - представил я задумку ведьмину.
        - Верь, Светояр! - шепчет Середа. - Я все продумала!
        И когда ж успела, интересно? Только вздохнул я, на Моряновну посмотрел, кивнул - и кинулся к ней. Локтем в бок толкнул, на пол уронил. Та воздух ртом захватила, глазами бешено повела.
        - Не спастись так, Светояр! Лишь смерть отсрочишь! - крикнула. Подняться попыталась, я не даю, на Середу оглянулся. Царевна тоже заметила - и вовремя, плат лесом ввысь стал подниматься, деревца быстро-быстро растут, ветви раскидывают, листьями украшаются.
        - Крышу пробьете, придурки!!! - не своим голосом завопила Боряна.
        Да только Середа и вправду продумала, шепчет что-то, руки крыльями мечутся - и стволы как по порядку, ровнехонько в окна попадают. Люди за них хватаются - сбегают! Опомнилась, видать, Моряновна - слово колдовское сказала, мне руки огнем обожгло.
        - Еще немного, Светояр! - кричит Середа.
        Зубы стиснул, еще крепче вцепился в плечи Моряновны, не даю подняться, даже рукой двинуть не даю! Еще что-то сказала царевна - мне в глаза будто песком швырнули.
        - Держись, Светояр! Еще немножечко!
        Держусь. Глаза, чтоб Боряну проклятую на полу удержать, не нужны… Снова шепот ведьмин - ровно чужие руки на шее сошлись, горло сдавили.
        - Еще чуточку, Светояр!
        Конечно…
        - Все!!!
        Ладонь теплая глаза накрыла - просветлели очи, удавка невидимая пропала, только руки и вправду в ожогах, кожа пузырится. Ничего, больней бывало… Да и Середа что-то бормочет, знать, боль забирает…
        У родной моей лицо - белое-белое, вокруг смотрю - никого, Боряна только. А вверх, через окна стволы деревьев уходят. Люди, видать, уже через колодцы разные да озера повыбирались. Ничего, там земля, там уже сами разберутся, что дальше делать, куда идти. Сейчас бы забраться тоже и… Да Моряновна не даст.
        - Сорвали!!! - кричит царевна. - Все мне сорвали! Я столько готовилась!
        - Так к лучшему, может, Моряновна… - снова говорит Середа тихонечко.
        - Одно радует… И вы здесь сгниете, как звезда упадет!.. Удивились? Редко, но падает звезда-полынь… Огромным огненным шаром…
        - Это тебе тоже мать предсказала?
        - Да… - кивнула Моряновна. - Земля бы трещиной пошла, море же вспенится, забурлит… И успокоится. А вы… готовьтесь к смерти лютой.
        - Снова? - хмыкнул я устало.
        - А что? - вздыхает Моряновна. - Не могу же я вас в живых оставить после такого…
        В голову пришла мысль дикая. Вот еще - погибать! Люди на свободе, Ясногорка нашлась, вот и личная жизнь только-только налаживаться стала, а тут Боряна Моряновна… Мимоходом пожалел, что Храпа нет - тот бы оценил.
        - Далеко ли звезда? - спрашиваю.
        - Близко. Совсем близко, скоро закрыты мы будем.
        - Ну, вы-то будете… Туда и дорога…
        Боряна усмехнулась криво, к двери потянулась. Стражники показались.
        - Схватить их, - командует царевна.
        - Светояр… - поворачивается Середа. - Неужто и… все?!
        - Содержательно, - говорю я. - Да только нет, не все. Метла летать еще может?
        - Плохо, - осторожно отвечает Середа. - На углах заносит, тормозит через раз…
        - Главное, чтоб разгонялась быстро!
        Просияла Середа, первой вскочила на метлу, я сзади - все ж, ее метла слушается, не меня. Мне бы дорогу, по которой нас сюда вели, вспомнить…
        Стражников подступающих как ветром смело, Боряна в вопле яростном зашлась. Коридор петляет, метла виляет, все выступы боками сосчитали! Ага, вот и дверь в комнату, где мы с Середой время недавно коротали.
        - До звезды бы успеть! - крикнула Ягишна. - Куда дальше?!
        - В зал, должно быть, главный! - вспоминаю я. - Это вправо!
        - Леший!!!
        По залу круг описали, пока не приметили ответвление малое - словно занавесью перекрыто.
        - То ход колдовской прямо в море, воздуху набери, - предупреждает Середа.
        Кивнуть не успел, как глаза водой застило, только и мысль осталась - не дышать. Середа метлу вверх направила. Показалось - будто несутся к нам рыбы страшные, чудища морские, а может, и вправду то было… Эх, да где наша не пропадала!
        Вырвались!
        - Что это?! - в ужасе Середа.
        Мчится-летит сверху не чудище, не зверь, а шар огромный - как Боряна и говорила.
        - Звезда-полынь!
        Вижу, что Середа двинуться не в силах, сам древко ухватил, метлу вправо повернул, над самой водной кромкой помчал.
        - Ничего, выберемся!
        Тут-то и вспенилось море синее, вода кипятком ошпарила, волна огромная поднялась - с головой накрыла…
        …Э-эх! Быть того не может… Кажется, или что-то подобное уже со мной бывало? Голова пустая, болит нестерпимо, во рту язык не поворачивается, глаза открываться не желают…
        Где там конь мой верный, зараза говорящая?..
        Руку протянул вбок - песка загреб. Ладонь болью прошило. Обжегся, что ль, где-то?..
        Песок. Берег. Море?..
        Леший!
        Все вспомнил, глаза открыл, голову повернул - где Середа, куда делась, что там с ней? Не видно никого. Надо вставать и идти, искать надо… Ага… Только и хватило сил, чтоб голову в другую сторону повернуть.
        И чудится - конь мой богатырский идет по песку прибрежному! А рядом, запинаясь, за спину конскую держась - Середа! Подходят ближе. Середа стоит, шатается, взгляд безумный. Храп голову наклонил, в лицо мое заглянул.
        - Добить, хозяин, чтоб не мучился? - предлагает.
        Ну, гаденыш! Середа рукой на него махнула и на колени рядом - бух! - упала.
        - Ясногорка Гордеевна? - хриплю я.
        - Какая я тебе Ясногорка, к лешему…
        Наклонилась близко, спрашивает:
        - Ты хоть живой, Светояр?
        - А то не видишь…
        - Вот и славно…
        И упала на грудь, мигом забылась, ровно до того ее что-то держало на ногах, крепило. Да и у меня в глазах свет померк.
        Лесочек небольшой, светленький, то и дело полянки-опушки, птички поют… Избушка на курьих ножках вон, стоит себе.
        - Эгей, избушка! - кричу я раз этак в пятый. - Становись ко мне передом, к лесу задом!!!..
        А хотя избушка-то и так ко мне передом стоит, просто что еще в таких случаях кричат, я не знаю, а так зайти, без разрешения, невежливо будет, еще горшком каким-нибудь по затылку получу.
        - Хозяйка! Ты хоть покажись!
        Открываются ставни - ведьма заспанная выглядывает. Волосы колтуном, конопушки по носу - ввек мне на нее не нарадоваться…
        - Чего тебе, добрый мо-о… - на этом слове заикнулась Яга, вспыхнула. - Светояр?!
        - Нет-нет, ты договаривай, - смеюсь я. - Еще про русский дух вспомни и съесть пообещай!
        - И пообещаю, - говорит Середа неуверенно. - Зачем пришел?
        - Да вот, - говорю, - потерял царь Гордей дочку, кровиночку ненаглядную…
        - Что, опять?!
        - Ага. Марфушу.
        - Так она ж… того, - пожимает плечами Середа. - С Соловушкой, который разбойник, еще зимой убежала. Сейчас живут-поживают, добра наживают…
        - Так царь уже смирился, - киваю я. - Тем более что Соловей теперь грабить перестал.
        - Так что ж ты сюда пришел? - начинает злиться ведьма. А я дальше тяну.
        - На свадьбу звать, - говорю осторожно. - На пир большой, что Гордей затеял…
        - Это из-за Марфуши? - побледнела ведьма, чуть из окна не вывалилась.
        - Конечно, - говорю. - И не только из-за нее.
        Помолчали мы оба. Я порадовался, что коня неподалеку оставил - весь момент бы испортил.
        - Пойдешь, Середушка?..
        Звонко рассмеялась ведьма, прям из окна выпрыгнула и…
        А вот и сказочке конец, а кто слушал - пусть сам дальше додумает.