Музей смерти Александр Александрович Тамоников
        Единственный в своем роде Музей смерти расположен на территории городского крематория г. Новосибирска. За внешней торжественностью и спокойствием этого необычного заведения кроется множество нерассказанных историй и неразгаданных тайн. Об этом - новый роман А. Тамоникова.
        К бывшему спецназовцу, а ныне руководителю частного детективного агентства Никите Ветрову обратился директор Музея погребальной культуры Сергей Борисович Якушин.
        В последнее время на территории музея с пугающей частотой стали случаться ЧП: пожар, попытка ограбления, обрушение потолка, затопление… В конце концов при странных обстоятельствах едва не погиб один из посетителей…
        Александр Тамоников
        Музей смерти
        Глава первая
        Видение последнего боя было необычно ярким, динамичным и страстным. Канва не менялась - менялись вкусовые добавки. Режиссер моих видений не любил повторяться. Два осколочных выстрела, выпущенные гранатометом «РПГ-7», рвутся перед носом головного джипа, и машина по красивой дуге уходит в кювет, встречаясь с глинистым водостоком. Зад внедорожника подлетает, падает обратно. И я сижу не где-нибудь в курилке на базе, а в этой самой головной машине! Меня выбрасывает через лобовое стекло - успеваю сгруппироваться, и основной удар приходится на шлем и плечи. Разлетается стекло, галдят люди. Я качусь в неприветливую Ливийскую пустыню, а за спиной все грохочет. Секретный груз, перевозимый нашим подразделением из Триполи в никудышный городок Аль-Шейх, находится в двух пикапах позади головных машин. Три джипа сопровождения - два впереди, один сзади. Процедура стандартная, никогда не нарывались на засаду! «АКС» кувыркается вместе со мной. Финальный удар головой о камень, брызги света… впрочем, тоже стандартные. Шлем выдерживает. Слева скалистая гряда, за ней и засело вражье войско. Я прихожу в себя, валюсь за
камень и бью по головешкам, мелькающим на гребне. В обезглавленной колонне не сказать, что полный бардак, но все драматично. Из джипа, который я только что покинул, выкатывается старший лейтенант Овсянников, залегает в водостоке и начинает палить. Водитель Терехов навалился на руль, не шевелится. Пуля из крупнокалиберного советского «Утеса» пробила шлем. Шлемы в пути не снимали, но не всегда следование инструкциям спасает жизнь. У второго внедорожника пробиты колеса, экипаж вроде цел, ищет укрытия. Замыкающая машина ощетинилась огнем. И этот джип в плачевном состоянии, разлегся брюхом, пламя из капота. Рвутся гранаты, дым - как из башен Всемирного торгового центра. Пикапы целые - они бронированные, колеса защищены стальными закрылками. Пятится машина с грузом, упирается в расквашенный джип. Пока не видно отступлений от реальности, но все еще впереди! Рычит майор Незнамов - командир группы: к бою! Груз выводить из-под огня! Второй выстрел взрывается в опасной близости. За что мне такая честь? Осколки минуют, я лежу за камнем, голова гудит и тошнит, как на первом месяце беременности. Продолжается
огневая дуэль. Вскакивает боевик с «калашом», но тут же роняет автомат и катится по склону. Боевики уплотняют огонь, но и бойцы особой группы Центра специальных операций не сегодня родились. Они уже в укрытиях, сосредоточены, стреляют прицельно, и еще парочка «духов» отправляется к чертовой матери. Но что это? На юге клубы пыли, катят пикапы, набитые вооруженной публикой, трещат пулеметы!
        - Все туда! - Майор Незнамов тычет пальцем и откатывается. «Туда» - это справа от дороги. Заброшенное здание, похожее на ферму - длинное, неприглядное, с черными провалами глазниц. Возможно, бывшая автомастерская - перед зданием обширный пустырь, остовы сгоревших легковушек. Спецназ заливает врага свинцом, доставая еще парочку бандитов. Виталий Овсянников из канавы швыряет гранаты. Они рвутся у подножия скалы, создавая завесу. Пикапы с ценным грузом уходят вправо от дороги, несутся к двустворчатым воротам. Там действительно в лучшие годы «кровавого» режима работала автомастерская с собственным гаражом - головной пикап разносит створки, влетает внутрь, за ним второй…
        Захлебывается «Утес» на гребне скалы, но проблема решена - меткий выстрел сбивает пулеметчика, как кеглю, громоздкий пулемет валится вниз. Приближается пыльное облако. Внезапно здание с глазницами обрастает стеной огня - водители стащили с кузовов пулеметы «ПК», установили в окнах. Это реально дружеский огонь! Пикапы боевиков разносит, словно ураганом. Спецназ покидает позиции, бежит к зданию. Остаются раскуроченные внедорожники, мертвый Терехов за рулем - царствие ему небесное! Часть бойцов перебегают, остальные прикрывают, потом меняются. Вскрик - подстрелили капитана Карамышева, пуля в ноге. Его подхватывает здоровяк Белыш, тащит на себе, а шустрый Женя Гладышев пятится за ними, стреляет веером. Люди вбегают в растерзанные ворота, ныряют в оконные проемы. Я тоже переваливаюсь через подоконник, отбиваю бок. Некогда глазеть по сторонам. Майор Незнамов скорчился за колонной, хрипит в рацию: «Муслим, Муслим, это Марракеш! Попали в засаду в двенадцати верстах от Аль-Шейха! Есть потери, груз у нас! Требуется поддержка». Виталий Овсянников припадает к соседнему окну, производит выстрел из
подствольника и злобно ухмыляется - верный признак точного попадания. Катятся с горки боевики - их больше, чем думали, наседают упыри из пикапов. Последние тоже не стоят на месте - пыль столбом, здоровенные арабы из закрепленных на турелях «браунингов» бьют по зданию. Снова вскрик - отваливается от амбразуры капитан Максимов из Калининграда, лицо залито кровью…
        Спецназ несет потери, это недопустимо!
        Я вертелся на кровати, обливаясь потом, не мог проснуться… Все меняется, достоверность происходящего начинает вызывать вопросы. Безоблачное небо покрывается разрывами молний, летают крылатые твари с огромными туканьими клювами. Ну все, киностудия Marvel представляет! Пространство искажается, куда-то плывет. Товарищи по оружию - уродцы из кривого зеркала. Каркают «птеродактили», сыплются перья, как из разодранных подушек. Взрыв за окном, я отшатываюсь, невольно озираюсь. Искажается «интерьер». Бетонные колонны, подпирающие потолок, меняют очертания, скругляются, обрастают вычурными капителями, распределяющими нагрузку с потолка. Они напоминают виноградные гроздья. Это и есть, черт возьми, виноградные гроздья! Расплываются стены, потолок устремляется ввысь. На полу полуметровые черные и белые плиты, уложенные в шахматном порядке. Разбитое оборудование превращается в домовины, устланные алой парчой. Все искривляется, рябит. Вия не хватает. И панночки с хорошеньким личиком. Где все? Почему так тихо? Словно затычки выдернули из ушей - море красок, рев! Я разворачиваюсь, высаживаю гранату из
подствольного гранатомета. С воем падающей мины пикирует крылатое чудище, складывает крылья перед приземлением. Глазищи воспаленные, страшные. Пасть такая, что легкий джип проглотит. Граната попадает в брюхо, сыплются перья, тварь падает под окно, и мне ее теперь не видно. Нужно перегнуться, вытянуть шею, но дураков нет! Я пячусь, лихорадочно меняю отстрелянный магазин. Он выпрыгивает, как черт из табакерки, с обратной стороны окна. Бородатая морда - вполне человечья! Где рукокрылый демон? Только на носу почему-то блестят очки. Профессор террористических наук? Он скалится, хрюкает, борода развевается. Я выпускаю в него половину магазина. Во сне бывает всякое - пули летят куда угодно, только не в цель, причудливо ее огибают, а то и вовсе не желают покидать автомат. Сегодня все работает исправно, я стреляю кучно - мишень в полутора метрах. Цель поражена, разлетаются стекла очков. Но что-то не так. Мишень на месте, лишь разбитые очки сидят как-то криво. Боевик обижен, выплевывает зубную крошку, что-то шамкает беззубым ртом - мол, хороший выстрел. Он бросается на меня, игнорируя подоконник! Разверзается
пасть - сноп зловонного пламени! Прямое «пушечное» попадание! Даже во сне я все чувствую, бронежилет выдерживает, распределяет нагрузку. Но боль такая, что я задыхаюсь, теряю сознание…
        Пора просыпаться. Именно так я и сделал - свалился на пол. Кровать скомкана, белье на полу. В окно сквозь неплотно задернутые шторы заглядывает майское солнышко. Все прошло, развеялось. Я привык к подобным вещам, они случались регулярно. Бывало, и в бодрствующем состоянии настигали видения - впрочем, не задерживались, и в присутственных местах я в припадках не бился. На часах начало десятого, на календаре - понедельник, 28 мая 2018 года. Лето пришло в Новосибирск - зеленое, короткое и малоснежное. Я, в принципе, выспался, только в горле застрял комок, тошнило, и болела голова. Смартфон на тумбочке исполнял вопли полицейской сирены. Каждому абоненту в телефоне я присвоил собственный рингтон. Я помотал головой, выгоняя остатки сна, высыпал на ладонь из флакона две таблетки (нужно одну, но где одна, там и две), проглотил их, запив водой из пластиковой бутылки. И только после этого потянулся к телефону.
        - Это Никита? - осторожно осведомился Вадим Кривицкий, мой добрый однокашник, замещающий начальника уголовного розыска Центрального ОВД.
        - А кого хотел-то? - проворчал я. Вадим усмехнулся.
        - Но это не твой голос…
        - Прекрати издеваться, - разозлился я. - Ты всегда узнаешь мой голос, даже с лютого бодуна. А сегодня, кстати, не он…
        - Ой ли? - Мой старинный приятель продолжал веселиться. - А кого вчера патруль принуждал к миру на углу улиц Крылова и Каменской? Там есть кафе с таким банальным названием… - абонент задумался. - С пургой связано…
        - «Ветрянка», - подсказал я.
        - Да, точно, «Метелица», - вспомнил Кривицкий. - Пересказ песни: «А у кафе «Метелица» пять мужиков метелятся…»
        - Я уложил четверых? - испугался я, машинально ощупывая лицо.
        - Нет, только двоих, - успокоил Вадим, - Посетитель, не будем называть его имени, вышел из кафе, случайно задел мирно курящего гражданина, у которого, как выяснилось позднее, за плечами две отсидки и товарищи рядом…
        - Разрушения были? - Я сглотнул.
        - А ты не помнишь?
        - Помню, - смутился я. - Просто уточняю.
        - Разрушения минимальные, и мирно курящие граждане, как свидетельствуют очевидцы, получили по заслугам. Патруль проверил твои документы, старший наряда позвонил мне, поскольку фамилия задержанного показалась ему знакомой. Тебя отпустили, сделав строгое внушение: нельзя так сильно бить блатных людей, поскольку этим ты отбираешь хлеб у работников правоохранительной системы.
        - И меня отпустили? - не поверил я.
        - А что ты хочешь, это страна возможностей, - хохотнул Кривицкий. - Здесь возможно всё. Но отчаянно рекомендую, Никита, в следующий раз держи себя в руках. Твои таланты еще понадобятся нашим сотрудникам и мне лично. Надеюсь, у тебя была железная причина напиться в хлам?
        Я невольно задумался. Причина была, но мир не пошатнулся, и я не чувствовал себя глубоко несчастным. Так - слегка уязвленным. Марина, с которой я встречался последние полгода, сообщила, пряча глаза, что она долго думала и поняла, что я не герой ее романа. Она выходит замуж - за престарелого владельца сети бургерных и шашлычных, к которому у нее вспыхнуло чувство. «Прости, Никита, ты хороший человек, но я нашла себя, - вздыхала Марина. - Все женщины хотят стать женами богатых мужчин». «Дорогая, не обманывай себя, - нашелся я. - Во-первых, не говори за всех, во-вторых, эти дамы хотят стать ВДОВАМИ богатых мужчин. Прощай, моя любовь, я уже скучаю». На этой минорной ноте Марина поспешила покинуть сомнительное заведение, а я остался и, видимо, напился. С личным богатством у вашего покорного слуги действительно проблемы. Особенно в текущем месяце.
        - Ау, ты здесь? - осторожно осведомился Кривицкий.
        - Прости, углубился в прошлое, - вздохнул я. - Спасибо, Вадим, это больше не повторится.
        Я разъединился и бросил телефон на тумбочку. Но он опять завелся - заиграл пионерский горн, предваряющий утреннюю гимнастику. «Здравствуйте, ребята! В эфире «Пионерская зорька»!» Звонила моя помощница и секретарша Римма Казаченко.
        - Ну что? - простонал я.
        - Никита Андреевич, вы в курсе, который час? - нагловато осведомилась Римма. - Вы на работу сегодня придете?
        - А что, опоздал? - фыркнул я.
        - Нет, что вы. - Римма явно переигрывала. - Вы не можете опоздать на работу, поскольку это ваше агентство, и вы можете приходить, когда вам вздумается, или вообще не приходить. Так вы придете на работу?
        В обязанности Риммы Казаченко входило сидеть в офисе весь рабочий день, принимать почту, отвечать на звонки клиентов и не совать свой нос в чужие дела.
        - А есть смысл? - осторожно спросил я.
        - Думаю, да. И поспешите. А не то выгодная работа уйдет в другое агентство. Не хочу вас расстраивать, Никита Андреевич, но деньги самостоятельно на банковский счет не ложатся. Они там появляются в результате упорной и неблагодарной работы…
        Ну это у кого как. Впрочем, по поводу моих отношений с дензнаками Римма была права. Я раздраженно отбросил телефон и продолжил просыпаться. Я, в принципе, малопьющий человек (прикладываюсь часто, но немного), странно, что вчера такое случилось. С Мариной Потапенко, молодым неврологом из детской больницы Заельцовского района, я и не собирался связывать дальнейшую жизнь. «Временный роман», своеобразная почтовая станция на зимней дороге, где ямщики отдыхали и меняли лошадей. За последние полгода я не узнал ничего нового. Только то, что окулистов теперь положено звать офтальмологами, а невропатологов - неврологами. Видимо, меня уязвило, что я тоже был «почтовой станцией». Теперь это не имело значения. В голове еще витали остатки просмотренного сна. Видения давили на психику, и никакие таблетки не спасали. Последний бой, когда я получил тяжелую контузию, преследовал, как назойливый коллектор. Я потерянно бродил по своей двухкомнатной квартире в центре. Тихий дворик, старый сталинский дом на улице Советской недалеко от знаменитых Федоровских бань, которые несколько лет назад снесли, а потом заново
построили. Третий этаж, крохотный балкон с видом на уродливый тополь, две неожиданно просторные комнаты и крошечная кухня, на которую входить рекомендуется боком. Мама объясняла: дом строился в конце сороковых для советских людей, а им не пристало отвлекаться на готовку от строительства коммунизма. Питаться нужно в столовой, а для экстренных случаев сойдут и четыре метра. Родители в этой квартире давно не жили. Отец скончался семь лет назад, мама переехала на Затулинку к больной сестре, а после ее смерти там и осталась. Надеялась, что сын скоро женится и будет жить с семьей в престижном центре. Но сын никуда не спешил, памятуя об английской мудрости: «Брак - это долгий и скучный обед, на котором десерт подается на первое».
        Хорошо, хоть мама не звонила, иначе был бы полный комплект. Я бродил по холостяцким «апартаментам», убедился, что отражение в зеркале не деформировалось после стычки с неприятелем. Значит, грамотно работал, осталась память в руках. Из зеркала в ванной смотрело взъерошенное нечто (пока неплохо сложенное и с не самым отталкивающим лицом), сломавшее в подобных ситуациях не одну зубную щетку…
        Личный автотранспорт в этот день я проигнорировал, будучи законопослушным гражданином. Не новый, но пока еще годный «Террано» стоял на парковке перед домом. Он простоял там все выходные. В субботу его полило дождем, в воскресенье обработало пыльной бурей, а сегодня он нежился на солнышке и меньше всего хотел куда-то ехать. До места работы - два квартала. Пройтись по городу было приятно. Реально наступало лето, припекало солнце, на небе - ни малейших признаков ненастья. Город позеленел, на клумбах распускались цветы. За десять минут я добрался до Потанинской улицы, преодолел шлагбаумы и баррикады из припаркованных машин. Заграждения в этом городе ставили ВЕЗДЕ - мирные жители отгоняли чужой транспорт, офисные работники не подпускали чужаков к своим владениям. Прокуратура устала бороться с этой эпидемией и теперь ограничивалась лишь небольшими штрафами. Офис располагался в двухкомнатной квартире на первом этаже внушительного каменного здания. Предыдущие владельцы вывели квартиру из жилого фонда, за что я им был крайне признателен. И все равно аренда в центре съедала половину дохода. У входа в
подъезд висела табличка «ЧП «Ветров». Частные расследования». Я посмотрел по сторонам, протер ее носовым платком, после чего вошел в подъезд, воспользовавшись «таблеткой».
        Римма Казаченко проводила операцию по пересадке фиалок. Невысокая приятная женщина в эротично облегающем платье - к сожалению, замужем, 43 года, дочь на первом курсе медуниверситета. Муж не бедный, хорошая должность в компании «Сибэко», могла бы не работать. Однако числилась в моем штате уже два года - была единственной наемной работницей. Возможно, в семье у нее было что-то не так, я в эти дела не лез. Отношения с Риммой были чисто деловые. В прошлом она трудилась секретаршей у начальника районного отделения милиции (тогда еще была милиция); а когда он попался на взятке и загремел с поста, ушла в кол-центр, потом нас свел Вадим Кривицкий, порекомендовав эту женщину как идеальную работницу. Возможно, она и постукивала в полицию - меня это мало волновало.
        - Надо же, прибытие, - покосилась в мою сторону Римма. - А что такой мрачный? Букет на похоронах поймал?
        - Очень смешно, - буркнул я, падая на вращающийся стул.
        - Еще и носки разные. - Она быстро глянула на мои конечности.
        - Они одинаковые, - возразил я.
        - Нет, они разные, - настаивала Римма. - Собрался спорить с женщиной, Никита Андреевич?
        Она присыпала пересаженный куст свежей землей, задумалась - не прочесть ли эпитафию. Спорить глупо - женщине виднее. Она вернулась на рабочее место и стала пристально меня разглядывать. Как будто она тут начальница, а не я!
        - М-да, - резюмировала Римма. - Как говорят алкоголики, жизнь прекрасна, пока есть печень. Тридцать пять мужику, а ума так и не нажил…
        - Чушь, - фыркнул я. - Ты знаешь, что я пью мало.
        - Но часто. - Она сделала сочувствующее лицо, которое ей, в принципе, шло. - Что случилось, Никита? На тебе лица нет. Марина бросила, выпивка, видения, галлюцинации под видом сновидений?
        - Да, именно в этой последовательности, - неохотно согласился я.
        - С Мариной ясно, - деловито сообщила секретарша. - Она тебе не пара, я давно говорила. Что с остальным?
        - Не знаю, - отмахнулся я. - Я не толкователь галлюцинаций. Давай не злить меня сегодня, Римма Владимировна, хорошо? Выкладывай, чего звонила?
        - Работу нам нашла, - не без гордости сообщила помощница. - Звонил клиент, и я сразу согласилась составить с ним договор. Ты в курсе, что в этом месяце мы пробили дно, клиентов нет, и кончится тем, что нас выгонят арендодатели и тебе придется объявить свою фирму банкротом?
        - Ну, знаешь, Римма, - разозлился я, - не тебе судить о нашем положении! Ты наемная работница, вот и молчи в тряпочку! За что я ежемесячно плачу тебе бешеные тридцать тысяч? За пересадку вот этих органов? - Я ткнул пальцем в посвежевшие фиалки. - За то, чтобы ты в обход шефа нанимала нам клиентов? Знаешь, я не так часто тебя критикую…
        - Поскольку не за что, - отрезала помощница. - Без моего опыта твой бизнес давно бы зачах. Будем ссориться, Никита?
        - Ладно, не будем, - махнул я рукой. - Выкладывай, кому ты меня продала?
        - Начнем с того, что сегодня 28-е число. - Римма выразительно покосилась на календарь. - Моя зарплата - в конце месяца. Почему я должна напоминать? Мы уже разорились?
        Мысленно чертыхаясь, я добрался до сейфа, утопленного в стену, вынул и бросил на стол заранее приготовленный конверт. Римма взяла его осторожно, двумя пальчиками.
        - Ты чего? - насторожился я.
        - Не бешеные? - Она засмеялась, бросила конверт в сумочку. - Ровно в девять утра звонил Якушин Сергей Борисович, спрашивал тебя. Я сказала, что ты на выезде, но обязательно будешь к одиннадцати…
        - Кто это? - перебил я.
        - Он сказал, что хочет предложить работу - как раз по твоей специальности, все законно, обещает достойно оплатить твой труд. Я сказала, что ты обязательно возьмешься, ему совершенно незачем обращаться в другие агентства…
        - Кто это, Римма? - повысил я голос.
        - Как, ты не знаешь? - Она округлила и без того круглые глаза. - Ты не слышал про наш крематорий и находящийся при нем музей мировой погребальной культуры?
        Звучало, честно говоря, не очень. Я НИКОГДА не бывал в нашем крематории, не хоронил там своих близких и не посещал погребальной культуры. Хотя, будучи эрудированным человеком, что-то слышал. Не любил я мертвых, предпочитал сотрудничать с живыми.
        - Сергей Борисович - основатель и директор крематория, - продолжала мой ликбез Римма (похоже, у нее было время изучить тему), - был вдохновителем создания Музея погребальной культуры. Кстати, штука уникальная - нигде в мире нет аналога. Американский сайт о музеях включил его в список самых странных музеев мира - наряду с музеями конопли, самогоноварения и эротики. Где еще поразмышлять о феномене смерти, как не на краю земли, в далекой и вечно заснеженной сибирской глубинке…
        - Гордость берет за наш заснеженный городок, - пробормотал я. - Уникальный оперный театр, не имеющий аналогов зоопарк, самый большой аквапарк, самый длинный метромост… А теперь еще и… как ты сказала?
        - Музей мировой погребальной культуры, - отчеканила Римма. - Кстати, крематорий у нас тоже уникальный и лучший в Европе. Это не я придумала, так пишут. И в этом заслуга Якушина Сергея Борисовича, бизнесмена и филантропа. Его идеи, его воплощение. Я все изучила, пока ты просыпался и шел на работу, вот, смотри. - Римма надула щеки и развернула ко мне монитор, по которому забегали яркие картинки. - В музее тысячи экспонатов, он занимает несколько зданий. Все, что относится к траурным традициям - нашим, зарубежным. От XVI века - и до наших дней. Редкие артефакты, похоронные экипажи, траурные платья, урны, венки, гробы, плиты, архивная документация, аксессуары, архитектура, украшения, гравюры, картины, иконы, посмертные маски, мемориалы из настенных украшений, инсталляции - манекены разыгрывают соответствующие сценки. Похоронные традиции разных континентов…
        - Римма, выдохни… Что по клиенту?
        - О, ты уже называешь его клиентом, - обрадовалась Римма. - Якушину - шестьдесят с небольшим. Высшее образование… ну это понятно. Преподаватель, переводчик, руководил «Сибирской ярмаркой». В 2003 году основал крематорий, где, между прочим, осуществляется тридцать пять процентов всех захоронений нашего города. Энтузиаст, которых мало. Академик Европейской академии естественных наук… - Римма развернула к себе монитор, увидев, что я не реагирую. - Основатель музея погребальной культуры, издатель журнала «Похоронный дом», учредитель интернет-ресурса «Похоронный портал», президент международной выставки «Некрополь», вице-президент Союза похоронных организаций и крематориев, член совета директоров Международной федерации ассоциаций танатологов… - Она уставилась на мой мутнеющий лик и добавила: - Музей, естественно, входит в федерацию танатологических ассоциаций… И перед кем я распинаюсь? - рассердилась она. - Этот неуч даже не слышал таких слов.
        - Я знаю, что такое Танатос, - возразил я.
        - КТО ТАКОЙ Танатос, - поправила Римма. - У древних греков - олицетворение смерти, родной брат бога сна Гипноса. Крылатый юноша с погасшим факелом. Единственный, кстати, из богов, кто не приемлет даров и подношений.
        - А есть еще «танатос» с маленькой буквы, - сумничал я. - Один из терминов психоанализа - неосознанное влечение к мертвому состоянию. Обратное понятие - Эрос, но это не то, что ты подумала, а инстинкт самосохранения.
        - Приятно такое слышать от военного человека, - похвалила Римма. - Так вот, что касается детища Якушина. Это не только крематорий и музей. Там все поставлено на широкую ногу. У предприятия свой завод, свои мастерские - изготовляют гробы, кресты, атрибутику. Обработка металла и камнеобработка, столярные цеха, учебный центр с широким выбором профессий - от гробовщика до церемониймейстера. Есть фабрика по производству похоронной косметики, проводятся лекции для приезжих специалистов - по искусству бальзамирования, танатопластике - это процесс восстановления изуродованных трупов…
        - Все, Римма Владимировна, довольно… - взмолился я.
        - Можешь заключить с крематорием прижизненный договор. - Римму несло, она меня не слышала. - Услуга недорогая, составляется контракт, в котором ты оговариваешь все, что хотел бы увидеть на своих похоронах: ритуал, сценарий развития событий… Нет, пойми меня правильно, - спохватилась помощница, - я не спешу как можно быстрее от тебя избавиться. Так поступают многие - и большинство из них вовсе не спешит умирать. Есть договора, составленные в 2003 году, - клиенты живы и процветают. Считается, что этому есть объяснение, но оно тебе не понравится…
        - Стоп, - сказал я. - Помолчи, моя дорогая, отдохни, ты устала. Когда позвонит клиент - в одиннадцать?
        Мы дружно повернулись к настенным часам. 10:48.
        - Да, в одиннадцать, - согласилась Римма. - Он сказал, что работа, которую он хочет предложить, связана непосредственно с музеем.
        «Ладно, не с крематорием», - подумал я.
        Она опять уставилась в монитор - повышала свой образовательный уровень. Иногда боязливо косилась - словно это был какой-то экстремистский материал. А я, если честно, не знал, что думать, поэтому просто ждал. Походил из угла в угол, закурил у открытой форточки. Настенные часы быстрее не пошли. Римма выключила монитор, обратила на меня лик пресвятой мадонны.
        - У самой-то как? - спросил я.
        - Нервно, - призналась Римма. - Летняя сессия у нас на носу. Экзамены в университете - это разновидность терроризма. Федор отстранился - работа у него, сами долбитесь. Люська вся на нервах, общаемся исключительно на грубостях. Вчера дома не ночевала - у подруги всю ночь писала курсовую…
        Я сочувственно кивал. Странно, Римма еще не знала, что скрывается под фразой «всю ночь писала курсовую у подруги».
        Телефон зазвенел ровно в одиннадцать. Римма схватила трубку и сделала круглые глаза.
        - Да, Сергей Борисович, он уже здесь. Даю ему трубку…
        - Никита Андреевич Ветров? - осведомился абонент. - Руководитель детективного агентства «ЧП “Ветров”»? - У него был мягкий спокойный голос.
        - Да, это я. Здравствуйте, Сергей Борисович.
        - И вам доброго дня, - подхватил собеседник. - Знаете, Никита Андреевич, я не буду ходить вокруг да около. Разумеется, я наводил о вас справки. Хочу предложить работу по вашей детективной линии. Если интересует, можете подъехать через час-другой. Я буду в музее, и мы поговорим.
        - Это разовая работа? - вырвалось у меня.
        - Да, конечно, - удивился Якушин. - Впрочем, если мне понравится ваш подход к делу, то не вижу причин не предложить дальнейшее сотрудничество. А вы сами решайте, хотите ли с этим связываться.
        - О какой сумме идет речь?
        Он назвал сумму, и чем-то она меня зацепила. Сумма на порядки превышала прожиточный минимум в этой стране и со всех сторон смотрелась привлекательно.
        - В случае успешного разрешения вопроса вы получите бонус в размере пятидесяти процентов от гонорара, - добавил Якушин. - Итак, я жду вашего решения, Никита Андреевич.
        Римма жестикулировала всеми частями тела - давай, давай, не останавливайся! Когда еще представится возможность поправить наше финансовое положение?!
        - Хорошо, Сергей Борисович, приеду.
        Глава вторая
        Я направлялся в крематорий со странным чувством. Пытался осознать его природу, но ничего не получалось. Время прошло - я мог садиться за руль. Я сидел на подоконнике в подъезде между этажами, давился крепким кофе из чашки-термоса, гадал, что со мной происходит. Высунулась Римма, хихикнула с ехидством.
        - Та-ак, гражданин, распиваем кофе в подъезде?
        - Римма, уйди, - взмолился я. - Ты сделала все, что могла. Займись делом - чем ты обычно занимаешься в рабочее время? Зависаешь с подругами в социальных сетях, играешь в игрушки, решаешь лабораторную ребенку?
        Потом я бодро добежал до «Террано» в своем дворе, вывел его на центральную магистраль, традиционно запруженную транспортом. Не меньше часа я пробивался через Красный проспект, через такой же забитый проспект Дзержинского, вырвался на волю, покатил по узкой пригородной дороге. Через десять минут я свернул на светофоре в поселок Восход, застроенный вполне приличными коттеджами, а еще через три минуты остановился у шлагбаума. Я опустил окно, чтобы сообщить цель визита и назвать фамилию пригласившего меня господина, но не успел. Охранник посмотрел на номер машины и поднял шлагбаум. Я въехал внутрь, вновь остановился, чтобы спросить дорогу до объекта.
        - Езжайте по этой дорожке, - опередил меня страж шлагбаума. - Никуда не сворачивайте. Справа от крематория будет парковка. Там увидите вывеску музея.
        Несколько озадаченный, я отправился дальше. Дорожка тянулась мимо зеленых насаждений. Высились шеренги сосен и елей. Слева простирался просторный Парк Памяти, я огибал его справа, въезжал на территорию скорбного заведения. Справа от основного здания действительно находилась парковка со свободными местами. Все вокруг было опрятно, как-то непривычно. Я постоял у машины, покурил. Время терпело, и я совершил небольшую прогулку вокруг крематория. Честно говоря, я ожидал увидеть что-то попроще. Парк Памяти напоминал классический французский сквер, по нему гуляли люди. Не много - но и не сказать, что парк пустовал. Его обрамляли скульптурные композиции ангелов и святых. Возвышались мощные изваяния-урны - они чередовались с белыми фонарями на узорчатых столбах. На дорожках царила чистота, аллеи обрамляли светлые бордюры. Траву уже постригли, в вазонах пестрели цветы. Центральную аллею завершала скульптурная композиция распятого Иисуса под двускатным навершием креста. Центральная аллея фактически упиралась в здание крематория - к главному входу вела широкая лестница. Все строения на территории были
окрашены в неожиданно яркий и совсем не скорбный (по моему разумению) терракотовый цвет. Основное здание имело оригинальную конфигурацию - передняя часть представляла в плане сегмент окружности. Карниз возвышался по всему периметру, и его поддерживали черные колонны. Главное строение венчал сферический купол, навевающий аналогии с куполом собора Святой Софии в Стамбуле. Мои представления о подобных местах, видимо, устарели. Слово «крематорий» всегда ассоциировалось со зловещей трубой, пропускающей через себя продукты горения (как не вспомнить Освенцим). Здесь я, сколько ни озирался, не видел ничего похожего на трубу, что, в общем-то, радовало. Если не замечать надписи на фронтоне «Новосибирский крематорий», то здание могло ассоциироваться с чем угодно - например, с театром. На подъездной дорожке стояли черные катафалки, по ступеням спускались люди, простившиеся с близким. Я поспешил удалиться. К задней части крематория примыкала стена с белыми фальшколоннами и треугольными фронтонами. За стеной находились колумбарии - издали они напоминали миниатюрные жилые здания в конструктивистском стиле. Арочные
галереи, вереницы полукруглых ниш - своего рода кладбище, где хранится прах покойных. К отдельным колумбариям вели лестницы с внушительными перилами и узорными балясинами, другие находились вровень с землей, их окружали вазоны, столики и лавочки. Я ловил себя на мысли, что здесь просто приятно гулять - не ощущая при этом отрицательных вибраций. Часть ниш в колумбариях была свободна, другие «заняты» - за стеклами выделялись изображения почивших.
        Неожиданная находка - самый настоящий одногорбый верблюд за загородкой! Он был вполне себе жив, прогуливался взад-вперед, снисходительно поглядывал на глазеющих на него людей. Я тоже постоял, отправился дальше. Завис, удивленный, у вагона-теплушки, символизирующего, видимо, разгул репрессий в Советском Союзе. Здание музея находилось слева от крематория. Оно не отличалось изяществом линий и сложностью архитектурных решений (по утверждению Риммы, в нем раньше находилась котельная Военторга), но смотрелось солидно. Черные скульптуры на крыше, у входа в музей. Напротив крыльца разлегся сфинкс - не такой, конечно, как в Египте, но тоже неплох. Фронтон здания венчал черный баннер с белым пояснением: «Музей погребальной культуры». Из здания вышла молодая пара. Девушка как-то ежилась, кукольное личико хранило задумчивость. Парень закурил.
        В просторном помещении, напичканном всевозможной атрибутикой, царил загадочный полумрак. Я ловил себя на мысли, что испытываю некий пиетет (пока неясно, к кому) и даже немного зачарован. Атмосфера внушала робость…
        Но первое, что я увидел, - это пол, устланный в шахматном порядке черными и белыми плитами. Я смотрел на этот пол, как баран на новые ворота, и кожа покрывалась мурашками. Все это было, разумеется, совпадением, а мистика - плод фантазии недалеких людей. Именно такие плиты я видел в ночном сне, когда группа майора Незнамова обороняла от летучих тварей заброшенную автомастерскую…
        Я тряхнул головой, освобождаясь от липкого наваждения. Это просто пол - усиливающий атмосферу торжественности.
        - Добрый день. - Ко мне подошла невысокая худенькая девушка. - Вы хотите посетить наш музей?
        - Думаю, да, - засомневался я. - Следует купить билет, не так ли?
        - Если вам не сложно. - Девушка улыбнулась. - Можете рассчитаться прямо здесь.
        Я всматривался в мглистые очертания большого зала. Дефицита экспонатов музей не испытывал. Стеллажи, витражи, сюжетные инсталляции, на стенах картины, иконы. Интимная синеватая подсветка. Напротив входа на небольшом постаменте лежали надгробные плиты. Там же возвышался старинный катафалк - конный экипаж, похожий на карету, - с кучером и домовиной внутри. С экипажа ниспадали траурные балдахины. Кучер на облучке смотрелся как живой. Справа в глубине выделялась лестница на второй этаж. Словно часовой, за ней присматривал установленный на задний торец гроб без крышки. Матово отсвечивал темно-красный бархат внутренней отделки.
        - Лариса, не надо брать с товарища деньги, он мой гость, - прозвучал знакомый голос, и из помещения, примыкающего к входному тамбуру, возник мужчина. Ему было за шестьдесят, он смотрелся представительно и, я бы даже сказал, импозантно. Подтянутый, среднего роста, располагающее лицо с внимательными глазами. Седые волосы и окладистая бородка - и эта седина его не портила, а, наоборот, добавляла какого-то шарма. Темные брюки, белая рубашка под строгой облегающей жилеткой, на манжетах - позолоченные запонки.
        - Хорошо, Сергей Борисович, как скажете, - смиренно кивнула сотрудница и деликатно отошла на второй план.
        - Никита Андреевич? - Мужчина протянул руку. - Очень приятно. Якушин.
        Мы обменялись рукопожатием, его рука была твердой и уверенной. Я тоже старался соответствовать, но он, похоже, сразу меня раскусил. Блеснул в глубинах глаз юмористический огонек. Мол, все ясно с вами, товарищ. Больны «вчерашним», больны отсутствием денег, да и психика в связи с военным прошлым оставляет желать лучшего… Ну уж извините, какой есть.
        - Прошу меня простить, произошла накладка, - виновато сообщил Якушин. - Важные посетители, я освобожусь через двадцать минут и присоединюсь к вам. А Лариса пока покажет вам экспозицию, проведет, так сказать, обзорную экскурсию. Походите с ней по залам, обвыкнитесь, вчувствуйтесь…
        Я глянул через его плечо. В опрятно обставленном помещении (почему-то я мысленно окрестил его «рюмочной») находились столики, навесные шкафы. На тумбочке стояла кофемашина. Поблескивал зеркальный шкафчик, в котором я сразу заподозрил бар. Закипал электрический чайник. Служебное помещение смотрелось уютно. Похоже, ничто человеческое Сергею Борисовичу было не чуждо. Его дожидались мужчина с женщиной.
        - Конечно, без проблем, Сергей Борисович, - кивнул я. - Я никуда не тороплюсь.
        Он кивнул и удалился. Мы ходили по залам с сотрудницей музея, останавливались у экспонатов. У нее был хорошо поставлен голос, выразительная мимика - девушка идеально владела предметом. Посетителей в этот рабочий понедельник было немного, но люди ходили, разглядывали экспонаты. Тишина стояла, как в библиотеке, - я поймал себя на мысли, что в этом здании нет желания громко разговаривать. В принципе, это был обыкновенный музей - кабы не характер представленных экспонатов! Поначалу от увиденного было как-то не по себе, дискомфортно, но по мере прогулки возвращалось спокойствие, я начинал относиться к выставленным образцам как к ОБЫЧНЫМ экспонатам.
        - В нашей экспозиции десятки тысяч предметов, - вкрадчиво вещала Лариса. - Не все они, разумеется, выставляются, часть хранится в запасниках. Но рано или поздно все попадает на выставку.
        - И все ваши экспонаты объединены темой смерти? - спросил я.
        Лариса снисходительно улыбнулась.
        - Нет, боюсь, вы несколько упрощенно все понимаете. Экспозиция посвящена похоронным традициям разных эпох и народов. Все, что касается погребальных ритуалов и похоронной атрибутики. Есть подлинные экспонаты, есть реконструкции - поскольку не все предметы тех эпох дожили до наших дней…
        - А как пополняется коллекция музея? - поинтересовался я. - Откуда это все берется?
        - Сергей Борисович - энтузиаст своего дела. - Лариса застенчиво потупилась. - Вы даже не представляете, сколько личных средств он вложил в этот проект… Зайдите, кстати, на наш сайт. Там сказано, что музей принимает в дар от населения старые предметы, связанные с похоронной тематикой. Это не обязательно XVIII или XIX века - это могут быть предметы, связанные с началом XX века, с советским периодом, в котором тоже было много интересного. Порой встречаются настоящие предметы искусства - такие вещи, если владелец не против, мы, разумеется, покупаем… В нашей коллекции представлено около 200 траурных платьев XIX века, вы можете видеть модели катафалков, множество гравюр, посвященных погребению, фотографии, открытки, медальоны, настенные мемориалы. Есть образцы официальных документов, заключений судебной экспертизы, некрологи и тому подобное. Обратите внимание, здесь представлены образцы кладбищенской архитектуры - могильные плиты XIX и начала XX века; специалисты исследуют типологию намогильного креста…
        Рассмотрев похоронный экипаж, в котором лежала укрытая парчой домовина некоего купца из Бердска, мы подошли к могильным плитам. Они были старые, местами потрескались, стерлись надписи. От них буквально веяло какой-то замогильной стариной. Лариса объясняла: это сейчас ставят стелы в изголовье умерших. На них изображают даты, портреты и эпитафии (последнее - необязательно). Раньше данную функцию выполняли надгробные плиты, а в изголовье водружали кресты. Разбегались глаза. На стенах плотными рядами висели иконы и картины - имелось бы время, каждую из них стоило рассмотреть отдельно. Мы осмотрели коллекцию траурных платьев, покрытых крепом, урны на стеллажах - их было много, и ни одна по конструкции не повторялась. Рядом с лестницей на второй этаж - напротив поставленной на попа домовины - стену украшала коллекция намогильных крестов - тоже разнообразных конфигураций, большинство отлито из бронзы. Домовины, траурные накидки, настенные мемориалы из волос умерших - по-видимому, отдельный вид «изобразительного» искусства. Картина в богатой напольной раме из резного дерева - старый монах в накидке с
капюшоном, опирающийся на лопату: преподобный Марк Печерский, святой Гробокопатель, объяснила Лариса. Монах Киево-Печерской лавры, почитается православной церковью. Подножие картины украшала гладкая каменная плита с кучкой совершенно конкретных человеческих черепов. Потом мы подошли к застекленной витрине - снова черепа, кусочки костей, пепел в фигурной стеклянной емкости. «Прах и костные останки, остающиеся после кремации», - гласила для бестолковых сопроводительная надпись. Становилось интересно. Не совсем то, что требуется с похмелья, но все равно интересно.
        - Полагаю, для вас не секрет, что прах умерших собирается в урны и выдается родственникам почивших, - говорила Лариса. - А родственники сами решают, что с ним делать. Кто-то держит дома, другие хоронят на кладбище, третьи помещают прах в колумбарий. Кто-то распыляет - в горах, на море и тому подобное. Зимой случилась трогательная история… - Голос девушки как-то дрогнул. - Мы проводили церемонию кремации… Когда все кончилось, сынишка умершей, мальчишка лет одиннадцати, незаметно умыкнул урну, вскрыл ее и высыпал на снег, выводя пеплом слово «Мама»… Потом ему хотели всыпать, но Сергей Борисович вовремя подошел, отсоветовал. Пусть так, у мальчика большое горе, он понимает все по-своему… Есть такие, что с прахом усопшего родственника поступают оригинально. Им наполняют кулоны, кольца, перстни, другие ювелирные изделия, имеющие закрытые полости. Из праха делают искусственные бриллианты, керамические изделия. Из праха пишут картины - его добавляют в краски. В Южной Корее к концу прошлого века стало негде хоронить людей, и их начали кремировать. Возникла традиция из праха усопшего выполнять бусины. Их
хранят в специальных емкостях или носят в виде украшения. Это не считается кощунством или чем-то неприличным. Если это помогает сохранить память о человеке - то только приветствуется…
        То тут, то там мы натыкались на манекены, разыгрывающие соответствующие сценки. «Сюжетные инсталляции-диорамы», - по-научному объяснила Лариса. Манекены в одежде минувших эпох очень походили на живых людей. Обстановка «сюжета» воспроизводилась со всеми подробностями. Опознание трупа в старинной прозекторской. Работа патологоанатома с телом безвременно усопшего молодого человека. Швея за пошивом погребального наряда. Прием заказа в похоронной конторе начала XX века - безутешная вдова сидит на стуле, а напротив - приказчик с постной миной, стучит по клавишам старинного ундервуда, оформляя заказ. Похороны младенца - маленький гробик, крохотное тельце, скорбящие родственники, рядом сидит молодая мать в белом платье - очевидно, в некоторых культурах траурным считался белый цвет…
        - Давайте поднимемся наверх, - Лариса посмотрела на часы. - Сергей Борисович скоро освободится…
        Мы поднялись наверх мимо стены, увешанной крестами. Помещение на втором этаже было меньше, плотность же экспонатов в витринах зашкаливала. Похоронная атрибутика, детали одежды, аксессуары, которые следовало носить с собой при печальных обстоятельствах. Бусы, кулоны, ожерелья, изделия из жемчуга и аметиста. Снова мемориальные украшения из поделочных камней и волос умерших. Небольшие гобелены, при создании которых использовались седые волосы - не тускнеющие, в отличие от серебряных нитей. Коллекция дамских сумочек - необходимые предметы к траурным платьям, старинные зонтики от солнца - парасоли. Совершенно неожиданные вещи - коллекция старинных утюгов для разглаживания похоронного наряда - своего рода печки, в которых использовались тлеющие угли. «Очень тяжелые, - улыбнулась Лариса, - Даже те, что выглядят миниатюрно, невероятно тяжелые. Гладильщицы в швейных мастерских развивали неплохую мускулатуру». Шкатулки, табакерки, носовые платки, вуали, портсигары, старинные пипидастры - метелки для смахивания пыли. Дамские перчатки, шляпки, снова траурные платья…
        - В Викторианскую эпоху были строгие моральные устои, - просвещала Лариса. - Сейчас все проще, но раньше нормы в обществе были гораздо жестче. И большинство этих требований относилось к женщинам. У мужчин все было на усмотрение и зависело от личных качеств. Я говорю о трауре, который носили родственники умерших. Вдовам полагалось носить только черное платье и накидку из бомбазина - это смесь шелка с шерстью. Платье - только с крепом, он покрывал практически все изделие. Обязательная траурная шляпка с вдовьим венцом, креповая вуаль. Если дама нарушала неписаные нормы - подвергалась общественному порицанию. Никаких увеселительных мероприятий, званых обедов, походов в театр, никакой косметики на лице. Общение с людьми - минимальное. Если вдова писала письма - то только на специальной бумаге с черной каймой. Через год начинались послабления - скажем, можно было снять вуаль, избавиться от шляпки. Еще через год - к черной одежде разрешалось добавлять лиловые тона. Сдержанность во всем - в еде, питье, общении…
        - Можно представить, с каким нетерпением дамы дожидались окончания траура… - не сдержался я.
        - Да нет, никто не жаловался. - Девушка с юмором покосилась на меня. - У них имелся живой пример перед глазами. Королева Виктория сорок лет носила траур по своему мужу Альберту…
        - Да, это не три года, - признал я. - Несчастная женщина…
        - Говорю же, у мужчин все проще… - Девушка хотела что-то добавить, но такт не позволил (все правильно, погоревал, выпил, другую нашел - утешился, в общем). - Но это что касается вдов. Траур по детям и родителям длился меньше - хватало одного года, но при желании его могли, как сейчас говорят… пролонгировать. По племянникам, дядям и тетям, двоюродной родне и того меньше - три месяца… Теперь обратите внимание на эту часть музея.
        Она подвела меня к стеллажам, сгруппированным посреди зала. Данная часть выставки представляла групповые фото, странные штанги со штативами высотой с человеческий рост, изогнутые приспособления с миниатюрными тисочками. На треноге стояла старинная фотокамера.
        - Для современного человека это выглядит абсурдно, неприемлемо, но в позапрошлом веке и вплоть до 20-х годов XX столетия это было весьма популярным поветрием - в Европе, России, на восточном побережье США. Возник данный жанр в викторианской Англии. Так называемый фотографический сеанс post mortem - посмертное фото. Недавно скончавшегося человека одевали в домашнюю одежду, придавали нужную позу и фотографировали в компании вполне живых родственников…
        - А это еще зачем? - пробормотал я.
        - Существовал спрос - существовало предложение, - пожала плечами Лариса. - Не стоит забывать, что ценности и представления людей прошедших веков существенно отличались от нынешних. Прижизненные фото имелись не у всех - дорогое по тем временам удовольствие. Умирал ребенок, умирал кто-то из взрослых - если у родных возникало желание, приглашали специального мастера из фотоателье, выражали ему свои пожелания, и мастер брался за работу. Запечатлеть мертвого человека, как живого, в окружении близких людей, считалось, как сейчас говорят, круто, и денег на это не жалели. Для кого-то это была последняя память. Мертвых усаживали на мягкую домашнюю мебель, с помощью штативов и зажимов придавали нужные позы, могли и вовсе делать фото в полный рост. - Лариса показала на штангу с тисками. - Приспособления крепились сзади, на снимках их почти не видно. Перед вами несколько семейных фото - можете ознакомиться, а заодно попробовать угадать, кто тут жив, а кто… только делает вид.
        Я всматривался в эти старые жутковатые снимки. Сидящий мальчик - от силы пара лет ребенку. За ним двое взрослых в полный рост - мужчина с женщиной. Как-то даже не по себе - все трое казались живыми! Естественные позы, все смотрели в объектив, глаза немного мутноватые, но это не показатель… Две обнявшиеся девочки - у одной прикрыты глаза, у другой - открыты, но в них такая смертная поволока, что можно не гадать… Детская смертность была невероятно высокой. Грипп, аппендицит, скарлатина - все, что в наше время легко лечится, тогда считалось смертельным заболеванием… Компания из трех взрослых человек - мужчина и две женщины. Все стоят - позы естественные, непринужденные, с лицами тоже все в порядке. В лицах что-то неуловимо общее - возможно, родные сестры и брат…
        - Не догадались? - раздался за спиной голос. Он прозвучал негромко, мягко, и все равно я вздрогнул. Сергей Борисович Якушин подошел неслышно и мог стоять за спиной уже достаточно долго. - Прошу прощения, Никита Андреевич, что подкрался незаметно. - Мужчина улыбнулся. - Мертвый на данном фото - мужчина с усами, за его спиной мутновато выделяется штатив. Если присмотритесь, то поймете. На ранних фото - первой половины XIX века - эту задачку, кстати, разрешить несложно. Тогда использовались дагеротипы, основанные на чувствительности йодистого серебра. Чтобы сделать снимок, требовалась долгая выдержка. Живые, в отличие от мертвых, не могли сохранять неподвижность, и их лица, как правило, смазаны…
        - А здесь кто? - кивнул я на фото с ребенком и родителями.
        - По правде, сказать, сам не понимаю, - пожал плечами Якушин. - Могу лишь догадываться, что жив здесь только мужчина, а мама с ребенком мертвы, хотя и выглядят, как живые. Но это чисто интуитивное мнение… Спасибо, Лариса, что провели человека по музею. А вы простите, Никита Андреевич, что задержался. Прибыли специалисты по бальзамированию из Красноярска, надо было им кое-что рассказать… Вы в порядке, Никита Андреевич? - Якушин прищурился. - Держитесь?
        - Да, Сергей Борисович, я стойкий оловянный солдатик…
        - Вот и славно. Вы можете идти, Лариса.
        Я поблагодарил девушку за познавательную экскурсию, она удалилась в первый зал.
        - Не желаете развеяться, Никита Андреевич? - предложил Якушин. - Я бы тоже прогулялся. До второго здания двести метров, на улице тепло, солнышко, да и вам покурить надо.
        Он словно видел меня насквозь. Мы вышли из музея, я тут же закурил. Очень странно - я находился в здании около часа, а не испытывал никаких отрицательных позывов. Просто устал. Голова не болела, хотя периодически в ней вспыхивали «афтершоки» от ночной встряски.
        - Давайте посидим, - предложил Якушин, опускаясь на лавочку. - Потом посетим еще одно здание музея, а после поговорим. Не будем торопить события.
        - Хорошо, - согласился я. - Вопрос позволите, Сергей Борисович? Как вы пришли к такому? - Я выразительно повел головой по сторонам. - Ну вы понимаете…
        - Почему я бросил успешный бизнес, основал крематорий, возвел тут целую индустрию, связанную с похоронными процессами, а заодно основал музей, который большинство людей считает странным?
        - Ну примерно. - Я сделал вид, что не смущен.
        - Но это тоже успешный бизнес, согласитесь? Я не радуюсь, когда умирают люди, и вовсе не стараюсь на этом нажиться. Я зарабатываю на том, что предоставляю людям качественные услуги на высоком цивилизованном уровне, стараясь всячески смягчить их утрату - и все это, заметьте, по весьма приемлемой цене. Вам же нравится здесь? - Он пристально посмотрел мне в глаза.
        - Нравится, - признался я. - Ожидал чего угодно, но не этого. И все равно не могу избавиться от легкого недоумения…
        - Понимаю вас, - кивнул Якушин. - К сожалению, смерть - естественный процесс, она всегда рядом, никуда от нее не денешься. Когда философски осмыслишь это понятие, чувство «легкого недоумения» пропадает, уверяю вас. Мы не знаем, что произойдет с нами через минуту. Можем что-то съесть, подавиться и умереть. Мы не знаем, что произойдет с нашими близкими. Существование в этом мире зыбко и недолговечно. Вам никогда не приходила мысль, что гарантировать в этом мире можно одно: то, что все мы однажды умрем? Ничего другого гарантировать нельзя. Работа, личная жизнь, друзья, родственники… Все в мире шатко и зыбко, может измениться в любой момент. Мы даже не можем гарантировать, что после этого солнечного дня наступит вечер - ведь всегда есть ничтожно малая вероятность, что прилетит астероид, разнесет все к чертовой бабушке, и уже не будет ни дня, ни вечера. - Якушин засмеялся. - А смерть - вот она, рядом… Рискну высказать то, во что вы не поверите. Пока, во всяком случае, не поверите. Все, что в данную минуту нас окружает, продлевает жизнь и наполняет ее смыслом. Другими словами, мысли о смерти чистят
организм. Рассуждаешь о своей смертности - без паники, с философским смирением - практически гарантия, что проживешь долгую жизнь.
        Он что-то недоговаривал. Но меня это совершенно не касалось.
        - Что такое смерть, Сергей Борисович?
        Он не удивился вопросу, возможно, ждал его. Пожал плечами.
        - Переход на другой уровень. Как-то так.
        Я вздохнул. К чему все эти беседы? Не пора ли переходить к делу? Собеседник внимательно изучал мое лицо.
        - Вы не верите в сверхъестественное, Никита Андреевич?
        - В бога, что ли? - буркнул я.
        - В сверхъестественное.
        - Это вещи разного порядка?
        - Определенно да. Первое придумали люди, второе существует независимо от нас и наших знаний о нем. Вроде электрического поля… Но не буду заморачивать вам голову, возможно, вам это и не понадобится. Не хочу оскорблять ваши атеистические чувства.
        - Я не атеист, - проворчал я. - Никогда не буду с пеной у рта доказывать, что бога нет. Может, и есть, мне все равно. Я не религиозен.
        - А все же признайтесь, - у собеседника задорно заблестели глаза, - вы прибыли сюда с тяжелого похмелья - уж простите за правду. У вас была непростая ночь, что-то с личной жизнью не в порядке, нерешенные проблемы, психологический груз прошлого - рискну предположить, что это военное прошлое. Вы уже час на нашей территории. Вам легче?
        - Да, - кивнул я.
        - Постойте под куполом крематория, - посоветовал Якушин. - Проблемы решатся, здоровье улучшится… - Его пристальный взгляд словно вскрывал мою черепушку. - Не сразу, конечно, но со временем - обязательно.
        - Спасибо, я подумаю.
        - Атаракс? Фенибут? - Он продолжал поражать своей проницательностью. - Но препараты слабые, верно? Они не помогают. Сейчас вы перешли на сильный транквилизатор, рискну предположить, что это феназепам.
        Я молчал. Нет, не мог он об этом знать из «открытых источников». Да и зачем? Я никому не рассказывал, в социальных сетях своими проблемами не делился.
        - Если хотите, можете рассказать.
        И самое смешное, что я начал рассказывать - через смущение, неловкость, как будто у нас обоих вагон времени и нам больше нечем заняться! Сам я не местный, родом с Искитима, но в город переехали, когда мне стукнул год. Детство и юность в Новосибирске, дважды бросал учебу в электротехническом институте, отсюда и пошло - служба в десанте, недолгая гражданская жизнь, контракт, военное училище, «силы специальных операций» - говоря по-простому, спецназ. Дагестан, Осетия, Чечня. В 12 году - Ливия. Миссия секретная, страну разорвали на куски, Каддафи уже прихлопнули в ходе наступления на его последний оплот в Сирте. Формально наша группа охраняла гуманитарный конвой, фактически - все покрыто мраком. Спецслужбы не раскрывают свои тайны. В обстановке секретности погрузили в пикапы на аэродроме ящики с секретной документацией, повезли в Аль-Шейх. Кто-то предал - слил информацию исламистам. Группа подверглась нападению, потеряли три джипа, но сохранили пикапы и костяк отряда. За груз тряслись, как за мать родную - резонно подозревали, что там не тюльпаны! Пикапы прорвались в заброшенные автомастерские, там и
держали полтора часа оборону от семи десятков исламистов. Из двенадцати человек - четверо погибших, двое ранены (по счастью, выжили, но из спецназа ушли), а перед вашим покорным слугой долбанула реактивная граната, и весь мир после этого стал фиолетовым. Бронежилет и шлем уберегли от осколочных ранений, но заработал тяжелейшую контузию, несколько компрессионных переломов, после чего долго восстанавливались зрение и слух. Надо мной работали психологи, неврологи, офтальмологи - то самое дитя без глаза у семи нянек. Службу пришлось оставить, вернулся в родной город. В полицию не взяли - по здоровью не прошел, невзирая на всяческую поддержку Вадима Кривицкого. Домучил на заочном отделении электротехнический институт, который в мое отсутствие вырос до технического университета. Вертел диплом и не мог понять, куда сунуть эту бумажку? Ладно, пусть будет. Напряг своих знакомых, того же Вадима - получил лицензию частного детектива, и вот уже без малого три года…
        - Вы третью сигарету курите, - подметил Якушин. - Впрочем, понимаю, это помогает…
        - Рискну предположить, что в вашем хозяйстве происходят неприятные события, и вам потребовались услуги сыщика со стороны, - сказал я. - Позвонили мне - предварительно наведя справки. Теперь колеблетесь, присматриваетесь. Позвольте вопрос: почему я?
        - Ну это просто, - улыбнулся Якушин, - вы же сын Андрея Васильевича?
        И вновь настал черед удивляться.
        - Да, но он умер перед моим возвращением в город. До последнего скрывал, что с сердцем непорядок…
        - Я знаю. Ведь я окончил пединститут, работал военным переводчиком. Мы неоднократно пересекались с вашим отцом - он был прекрасным и надежным человеком. Потом переписывались, пару раз ходили друг к другу в гости. Я даже вас помню. - Якушин засмеялся. - Но вы тогда были ниже этой лавочки. Когда мы снова встретились, он занимал пост в штабе СибВО, а я уже заведовал здешним хозяйством. Не слушал ваш папа мои советы, на все имел особое мнение, которое не всегда оказывалось верным… Конечно, я позвал вас не по знакомству, наводил справки. Вы способный малый, помогли полиции, когда та зашивалась в поиске «Снегиревского» маньяка, а вы его засекли в «Ленте» на «Родниках», где он спокойно пополнял продуктовую корзину, сообщили, куда следует, а потом двумя ударами вбили в багажник его же машины, где он терпеливо дождался сотрудников ППС…
        - Так была ориентировка, были приметы…
        - Да, но всех окружающих граждан это почему-то не касалось. Только вы его вычислили, а потом проявили скромность, отдав все лавры полиции.
        - Ага, попробуй им не отдать…
        - Потом вы следили за неким гражданином Б, банковским сотрудником, которого некая гражданка Цэ, начальница отдела того же банка, заподозрила в мошенничестве, а обращаться в полицию боялась, резонно полагая, что там гражданина прикрывают. В итоге ниточка, которую вы распутали, вывела на след запрещенной религиозной группы и связанных с ней отдельных товарищей из руководства НИИТО. Эти лавры вы также отдали полиции, да и правильно - собственное спокойствие дороже.
        - Но вы узнали…
        - Но я узнал, - согласился Якушин. - Не пугайтесь, все в порядке. Еще вопросы, Никита Андреевич?
        - Почему верблюд? - Я покосился на «корабль пустыни», рядом с которым стояли несколько гражданских лиц.
        - Ну и вопросы у вас, - улыбнулся Якушин. - «Почему я», «почему верблюд»… Честно говоря, не знаю. Просто понравился, решил купить. От животных исходит успокаивающая энергетика. Их можно даже не трогать, просто находиться рядом. Людям, чей близкий человек десять минут назад отправился в печь, крайне не повредит немного успокоиться, нет? С таким же успехом я мог обзавестись маралом, страусом, зеброй… Пойдемте, хватит курить.
        Второй корпус был сильно вытянут, и в нем оказался только один зал. Знакомая клетка на полу, и как-то веселее: скелеты разъезжали на «исторических» велосипедах, смерть в черном балахоне и с косой. В начале экспозиции было много статуэток, икон, крылатые ангелочки из «желтого металла», помпезные яйцеобразные урны, в которых можно было похоронить целую роту. Дальше пространство разделялось на отсеки.
        - Здесь мы иногда устраиваем квесты, - сообщил Якушин. - Поначалу люди робеют, нервничают. Но потом привыкают, даже нравится. Этапы достаточно необычные: нужно выжить в камере пыток, выбраться из закрытого гроба, из запертого снаружи холодильника в морге… В этом зале на «Ночь музеев» в позапрошлом году мы устраивали бал - «Танго смерти»… О, вы уже не меняетесь в лице, Никита Андреевич, - похвалил Якушин. - С чем и поздравляю. В передней части зала мы проводили выставку, посвященную Советскому Союзу и Великой Отечественной войне - и экспозиция там была не только похоронного характера. Далее у нас постоянные коллекции - прошу. Каждый участок посвящен похоронным традициям разных государств. Представлена атрибутика Древнего Египта, африканские божки, испанские, мексиканские изделия, одежда и аксессуары. Сейчас вы заходите в североамериканскую часть - скоро мы ее закрываем…
        - Почему? - Я бегло разглядывал знакомую по голливудским фильмам атрибутику: лакированный гроб за бешеные деньги, звездно-полосатое полотнище, макет надгробия, парадную форму морпеха под стеклом.
        - Да ну их, - отмахнулся Якушин, - надоели. Африканская и египетская коллекция гораздо интереснее и разнообразнее.
        Означенные коллекции действительно представляли интерес. Я прильнул к египетской «витрине». Она представляла чуть не весь «погребальный» пантеон: остроухий Анубис - страж некрополей и изобретатель бальзамирования; Амсет - божество погребального культа; астральное божество Хапи, охраняющее и сопровождающее умерших… Сфинксы, мумии, кованые культовые аксессуары, отдаленно напоминающие кресты. На мексиканском участке - какие-то трещотки, всевозможные маски, трубки, фигурки, саванные покрывала с жизнеутверждающими яркими рисунками.
        - Не во всех культурах похороны - скучный и печальный процесс, - пояснял Якушин. - Человек покинул этот мир, перешел на более высокую ступень - ему хорошо. Нам, конечно, плохо, что его теперь с нами нет, зато за него можно порадоваться. Похоронные ритуалы у некоторых народностей - бурные и экстатические. Да что далеко ходить? В Новом Орлеане до сих пор хоронят под джаз. Нанимают музыкантов, те начинают за упокой, потом разогреваются - и стартуют бодрые композиции. В завершение похорон устраивают массовые танцы - и всем хорошо, весело… А вот от этой штуки я бы вас предостерег, - предупредил Якушин, обнаружив мой интерес к африканской коллекции. Видимо, эта штука тоже применялась в похоронных племенных «играх». На вид что-то среднее между булавой и детской погремушкой. Гладкую рукоятку венчал череп - явно не взрослого человека. Рукоятка намертво крепилась с черепом. Коллекцию дополняли бусы, причудливые ожерелья, страшноватые статуэтки, маски из черного дерева, покрытая лаком человеческая челюсть. Две аналогичные славные игрушки - но гораздо меньшего размера, и черепа явно принадлежали младенцам.
        - Вы что имеете в виду? - уточнил я.
        - Крупную «колотушку», - объяснил Якушин. - Атрибут похоронного хозяйства одного из племен Центральной Африки. Лучше не спрашивайте, откуда мне досталось все это благолепие. Держитесь от нее подальше. Эта штука отчаянно фонила, насилу справились. Хотели выбросить, но жалко стало. Сейчас она вполне безобидна, но мало ли что…
        - Что вы имеете в виду под словом «фонила»? - Я сглотнул.
        - Зря я это сказал, - виновато улыбнулся Якушин. - Слова «магия», «колдуны», «злой дух», «грязная энергетика» - не из вашего лексикона, верно? Будем считать, что я ничего не говорил.
        - Ага, - поддержал я шутку. - Кажется, догадываюсь. На вас работает армия колдунов и магов, которые чистят заряженные грязной энергией экспонаты.
        - Именно, - кивнул Якушин, учтиво сдержав улыбку.
        - Тогда зачем вам частный детектив, если все проблемы могут решить волшебники, причем одной левой?
        - Ладно, не будем это здесь обсуждать. - Сергей Борисович крякнул, посмотрел на меня как-то странно. - Пойдемте на воздух, Никита Андреевич.
        Глава третья
        Мы сидели на лавочке недалеко от колумбария, я снова курил. Якушин, по его утверждению, бросил эту вредную привычку лет семнадцать назад. У колумбария возилась женщина, вытирала пыль в своей нише, меняла сухие цветы в вазочке. На парковку подъезжали машины, по Парку Памяти гуляли парочки.
        - Возможно, мы и доживем до того времени, - вздохнул Якушин, - когда на кладбища люди будут приходить, как в парк, гулять с детьми, назначать свидания… Кстати, на городских кладбищах Лондона это давно укоренившаяся традиция. Для людей эти места не ассоциируются со зловещим миром мертвых - это место, где можно отдохнуть, развеяться, подышать свежим воздухом…
        «Не ближний свет сюда пилить, чтобы подышать свежим воздухом», - подумал я.
        - Итак, вы осмотрелись, - заключил Сергей Борисович. - Сможете выразить одним словом ваши впечатления от увиденного и прочувствованного?
        - Уютненько… - пробормотал я.
        Якушин от души засмеялся.
        - Спасибо, Никита Андреевич, ответ принимается. Вы сегодня получили скромный, но все равно положительный заряд. Ждите приятное событие - пусть мелочь, пустяк, но оно вас порадует и развеселит. Предвосхищаю ваш вопрос: если следовать этой логике, в хозяйстве некоего Якушина должны царить благодать и гармония. Зачем ему частный сыщик? Но здесь все сложно. Собственной детективной службы у нас нет, приходится подыскивать людей на стороне. В музее и вблизи него происходят странные события, Никита Андреевич, - перешел к цели моего визита Якушин. - Раньше здесь действительно было мирно. Первый случай произошел ровно месяц назад - 28 апреля. В зале на втором этаже главного корпуса вспыхнул пожар. Позднее выяснилось, что коротнула проводка в стене. Пострадала часть зала у окна - сгорела стена, оконная рама, пара стеллажей, безвозвратно утеряны несколько ценных артефактов - шкатулки, медальоны, пара настенных мемориалов, сохранившихся с середины XIX века. Вызвали электриков, ремонтников, последствия устранили в течение пары дней - на это время зал пришлось закрыть. Пострадавшие артефакты заменили другими.
Только отдышались, утром 1 мая в подвале пробило трубу, и залило практически весь первый этаж. Был праздник, посетителей пришлось эвакуировать, и персонал вместе с охранниками бегал с ведрами. Кое-что пострадало от воды - до слез обидно, хотя все это можно пережить. Как и в первом случае, последствия устранили. Четвертого мая была совершена попытка ограбления. Двое молодых людей пытались вынести икону позапрошлого века, изображающую христианского мученика Акакия, которому римляне отрубили голову, и из раны, согласно преданию, вытекли кровь и молоко. Один отвлекал внимание сотрудниц музея, другой под курткой вынес икону. Их догнали охранники в парке, скрутили - одному нашему парню при этом разбили губу, у второго трещина в ступне…
        - Сочувствую, - пробормотал я. - Крепкие орешки попались…
        - Уверен, вы бы все сделали изящнее и бесшумно, - вздохнул Якушин. - Но мои люди спецназов не кончали. Икона разбилась… в общем, все печально. Прибыла полиция, увезла воришек. У них был очень бледный вид, обоих рвало… - Сергей Борисович как-то загадочно усмехнулся. - Но дело, как говорится, сделано. Мы понесли убытки, снова нервы, пришлось на время прекратить работу… Седьмого мая моего бухгалтера сразил инсульт - прямо на рабочем месте. Человека срочно увезли в больницу, откачали. Сейчас он на больничном, когда выйдет, и выйдет ли, неизвестно. А человеку всего сорок девять, любитель физкультуры и здорового образа жизни… 10 мая в главном зале обрушилась часть потолка - это случилось ночью, как ни странно, ни один экспонат не пострадал. Заменили часть потолочного покрытия, несколько плиток в полу. Впору обзаводиться собственной ремонтной бригадой быстрого реагирования… - печально пошутил Якушин. - И знаете, так удачно упали эти плитки - четко между домовиной XVIII века и застекленными стеллажами с урнами…
        - Но я немного не понимаю… - начал я.
        - Потерпите. Хотя все равно не поймете… 14 мая экстренно госпитализирован начальник нашей охраны Колесов. Он тоже находился в главном здании. Потерял сознание. Врачи диагностировали тромб в бедре, срочно провели операцию - вскрыли, все, что нужно, достали, зашили. Сейчас он, естественно, на бюллетене… 18 мая рухнули леса на задней стене главного корпуса - там трещина пошла по стене, меняли часть кладки. Словно кто-то подпилил - но этого точно не было. Конструкция сложилась, трое рухнули - вместе с ведрами, носилками, инструментами… Я потом ругался с их прорабом - неужели руководство музея должно следить за безопасностью рабочих? В принципе, опять же - все живы, но проблема налицо - тяжелый ушиб, сломанная нога, перелом грудной клетки… 21-го числа, после успешно проведенного во втором зале «Бала смерти», приуроченного к «Ночи музеев», явились сотрудники районной налоговой инспекции, потребовали предъявить всю документацию с начала года. Ну, это, знаете ли, нонсенс… - По лицу Якушина было видно, что он действительно в недоумении, - Подобных глупостей в нашем заведении никогда не случалось, трудно
представить более примерного плательщика налогов, чем наше предприятие. Снова нервы, въедливые вопросы, пришлось напрячь людей по своим каналам… Несколько часов нервозности, потом все кончилось, и до сих пор не понимаем, что это было… 23 мая с лестницы в главном корпусе упала посетительница, дама средних лет, вывихнула ногу. Вы знаете, это надо суметь. Она сумела. Достоверно выяснили - никто ее не сталкивал. Дама оказалась совершенно нормальная, с юмором, сама не понимает, почему подвернулась нога. Мы вызвали медиков, я предложил ей компенсацию - хотя ума не приложу, в чем виноват музей… Дама отказалась, шутила, что требует бесплатный годовой абонемент…
        - Могу представить, как начинается ваш каждый рабочий день, - посочувствовал я. - Нервы на пределе: а что сегодня случится? Я действительно сочувствую, Сергей Борисович. Но позвольте замечание: ну и что?
        - В целом все нормально, - пожал плечами Якушин. - Люди живы, последствия устранены, ущерб досаден, но в пределах, как говорится, допуска. Каждый случай по отдельности - рядовое событие, может случиться где угодно и у кого угодно. Проблема в том, что за истекший месяц таких досадностей случилось больше, чем за все предыдущие пять лет. Неприятности сконцентрированы на небольшом отрезке времени, и неизвестно, что будет дальше. Такое ощущение, что нас о чем-то предупреждают: мол, пока еще цветочки, дальше будут ягодки…
        - Но вы же понимаете, что это не умышленное вредительство? Ну хорошо, можно при умении обрушить леса, устроить поджог и пробить трубу. Но тромб у начбеза, инсульт у бухгалтера, нашествие налоговой инспекции, вывих ноги на лестнице…
        - Согласен, Никита Андреевич. - Якушин сухо улыбнулся. - К инциденту на лестнице может быть причастен только призрак - если игнорировать тот факт, что дама сама проявила неловкость…
        - Кстати, насчет призраков. - Я начинал понемногу смелеть. - Если некий экспонат испускает вредоносные миазмы - или как это у вас называется, - неужели штатные маги не могут его выявить?
        - Ваш вопрос исполнен сарказма, но направлен в точку, - усмехнулся Якушин. - Наши, как вы выразились, штатные маги недоуменно разводят руками.
        - И вся надежда - на традиционные методы дознания, - заключил я. - Простите, Сергей Борисович…
        - Да что вы, не извиняйтесь. Вашего брата я видел на своем веку предостаточно. Даже не пытаюсь вас в чем-то убедить - предпочитаю естественный процесс. Все перечисленное - для расширения кругозора. Ума не приложу, что тут может сделать частный сыщик. Теперь о последнем случае - он произошел буквально вчера. Я уверен, и на этом настаивает все мое естество - что данное событие связано с предыдущими… - От меня не укрылось, как подернулось бледностью лицо собеседника. Он быстро сжал и разжал кулаки. До этого Сергею Борисовичу удавалось держать себя в руках. - Вчера был выходной день, но музей работал. В крематории тоже проходили процедуры прощания с усопшими. Посетителю музея стало плохо. Это произошло около четырех часов пополудни. В музее находились несколько человек. Я сидел в служебном помещении рядом с входом - вы его видели, изучал документацию по цеху танатокосметики…
        «В рюмочной», - подумал я.
        - Извините, что перебиваю, Сергей Борисович. Воскресенье, послеобеденное время, вы занимаетесь служебными делами… Это в порядке вещей? Вы не отдыхаете?
        - Это и есть мой отдых, - недоуменно пожал плечами Сергей Борисович. - Плохо понимаю ваш вопрос. В будние дни совершенно невозможно справиться со всеми делами, для меня не проблема приехать сюда в воскресенье. Когда по графику случается относительно свободный день, я беру выходной… Я услышал шум в зале, вышел. Мужчина бился в судорогах на полу - примерно в районе «Марка-Гробокопателя». К нему спешили посетители музея, которых в этот час было, мягко говоря, немного, спешила наша Лариса - вчера у нее был такой же рабочий день. Никто не знал, что делать. На мужчину было страшно смотреть. Все это очень напоминало эпилептический припадок - но не думаю, что это был он…
        - Почему?
        - Во время припадка эпилепсии больной теряет сознание и у него западает язык. Этот человек сознания не терял, и с языком все было в норме - он мог говорить, хотя и не сказать, что трещал, как балаболка. Судороги - да, беспорядочные движения, откинутая голова, бег зрачков - тоже было. Он тяжело дышал, обливался потом, пена шла изо рта. Похоже, он рухнул с лестницы, ведущей во второй зал, пытался от чего-то отползти. На шум сбежались Лариса и посетители - их было четверо. Мужчина средних лет, женщина пенсионного возраста и молодая пара. Лариса кинулась звонить в «Скорую». Когда я подошел, девушка подкладывала ему под голову свою сумочку. Ее спутник был растерян - как и все остальные. Пострадавшему на вид около сорока, рост чуть выше среднего, короткая стрижка, одет обычно - серый костюм спортивного покроя, тонкая кофта под горло. Обычное, немного скуластое лицо, ничего примечательного. Он тужился, пытался подняться. Лицевые мышцы словно заморозило. Вы бы видели, какой страх был в его лице… - Якушин передернул плечами - и почему-то в этот момент я тоже живо представил описанную сцену, и стало не по
себе. «Включение» было недолгим, оставило неприятный осадок. - Это не просто припадок или сердечный приступ, уверяю вас. НЕЧТО вызвало это состояние…
        - Почему у других не вызвало? - снова бестактно перебил я.
        - Замечательный вопрос. Именно поэтому вы здесь. Но не забегайте вперед. Мужчина пытался подняться, что-то хрипел. Слова различались, в принципе, четко. «Уберите эту гадость… Она меня убивает… Почему она здесь…» Впрочем, за дословный «перевод» не ручаюсь. После всего случившегося я пытал Ларису - может, она обратила внимание на что-то интересное? Увы, девушка бегала звонить медикам, видела меньше, чем остальные. Потом мужчина замолчал, тяжело дышал. Когда приехала «Скорая» - а она приехала быстро, потому что медики находились на вызове в нашем поселке Восход - он находился в сознании, но говорливостью, мягко говоря, не отличался. Товарища погрузили в машину, сразу увезли…
        - Куда?
        - Да, я спросил. 12-я клиническая больница Дзержинского района. Это улица Трикотажная. На подстанцию «Скорой помощи» было бы ближе - врач звонила при мне. Но сказали везти в 12-ю. Я догадался взять телефонные номера у очевидцев события - на всякий случай. Адреса не оставили, но телефоны дали. Позднее я скину их вам по СМС. Примерно через час я позвонил в 12-ю больницу, чтобы справиться о состоянии больного. Знаете, что они мне ответили? Пациент сбежал! Только привезли, поместили в палату, сделали укол - как он изволил сделать ноги! Врачи собирались взять анализы, провести диагностику… А он уже вскочил, нашел свою одежду - и был таков. Видели, как он убегал по коридору…
        - Что о нем известно?
        - Документы не показал, вцепился в свою сумочку - отнять не смогли. Когда везли, назвал лишь фамилию: Кротов. Что характерно, мне поведала по телефону дежурная медсестра: когда его доставили в приемный покой, он был уже практически в норме, только глаза бегали и сам был белее мела. В принципе, я не сильно расстроился - человек жив, это главное.
        - Что я должен сделать?
        - Собрать информацию по Кротову, а лучше всего - доставить его сюда. Думаю, это только первая часть работы…
        - Минуточку, Сергей Борисович. - Я усердно наморщил лоб. - Найти неизвестно кого неизвестно где - это нормальная работа для частного сыщика. Я не понимаю другое. Либо вы что-то недоговариваете… При всем уважении, Сергей Борисович, вы нанимаете меня только потому, что вам что-то подсказывает интуиция? Не перебор ли?
        - Нет, не перебор. Это сложно и долго объяснять, Никита Андреевич. - Он пристально смотрел мне в глаза. - Есть люди, которым интуиция заменяет информацию. Она не ошибается. Во всяком случае, не припомню, когда она в последний раз подкладывала мне свинью. Вам не нужны деньги?
        - Очень нужны, - смутился я. - А ваша интуиция не подсказывает, что вы ошиблись с выбором детектива?
        - Нет. Это не засада, Никита Андреевич, не ловушка и не попытка что-то сделать чужими руками. Это работа по вашей специальности, за которую я плачу деньги. Закройте глаза на этот… - Якушин задумался, - легкий мистический флер и просто делайте свою работу. Согласны?
        - Да, разумеется.
        - Отлично. - Я заметил, как он испустил облегченный вздох. - Ждите сообщения по СМС с номерами свидетелей. Больницу найдете сами. Впрочем, не буду вам подсказывать. С этой минуты вы можете смело, а главное, бесплатно входить в любые помещения на этой территории - охрану известят. И последнее. Пока не уезжайте. Не позднее чем через полчаса с вами свяжется человек, которого я командирую вам в помощь. Работайте вместе. Можете ему доверять.
        - А это еще зачем? - удивился я.
        - Этот человек не будет претендовать на ваш гонорар и ваше первенство в расследовании, - успокоил меня Якушин, и в глазах его заблестели какие-то озорные огоньки, заставившие меня напрячься. - Увы, Никита Андреевич, это не обсуждается. Человек в курсе всего. Неизвестно, с чем придется столкнуться. Специалист данного профиля должен находиться рядом. Можете мне звонить в любое время суток. Удачи!
        Ох уж эти загадочные намеки и недосказанности… Он уходил, не оглядываясь. Я тоже не первый год на «ответственной работе», видел, что его снедает беспокойство, иногда граничащее со страхом. Сергей Борисович явно что-то недоговаривал. «Мистический налет» мне тоже решительно не нравился. Жизненный опыт свидетельствовал: любая «мистика» имеет банальное объяснение. Я понимал в глубине души, что человек такого ранга не станет заниматься глупостями, но вера в «священный» материализм стояла незыблемо, не трещала, не гнулась - как каменный столб на ветру. Я искренне не понимал, что происходит. Но оплата капала - какая, в сущности, разница? Я прогулялся по парку, посидел на лавочке, поразмыслил над кое-чем. Неловко признаться, но уезжать не хотелось. Здесь была какая-то особенная, расслабляющая атмосфера (если не смотреть на прибывающие автобусы), не хотелось возвращаться в шумный город. Телефон сработал через тридцать пять минут, абонент имел приятный, мелодичный и, что характерно, женский голос.
        - Никита Андреевич Ветров? - осведомилась дама. - Здравствуйте. Этот телефон мне переслал Сергей Борисович. Я уже подъезжаю. Предлагаю через десять минут встретиться у фараона.
        - И вас зовут… - начал я, но собеседница уже разъединилась. Я пожал плечами, выкурил очередную сигарету и через восемь минут уже бродил по второму корпусу музея погребальной культуры. Посетителей было немного. Парень с девушкой украдкой хихикали над «колотушкой», которую мне усиленно не рекомендовал Сергей Борисович. «Люда, это не фаллоимитатор, пойдем дальше», - сдавленно бормотал молодой человек. Возможно, это были студенты медуниверситета с крепкими нервами. В отделе, посвященном похоронным традициям Древнего Египта, никого не было. Я стоял рядом с «мумией Тутанхамона», изображая непонятно кого, и, видимо, впал в недвижимость, задумался - стоило шевельнуться, как испуганно отпрыгнула полная дама в больших очках. Минутой ранее она вошла в отдел и заинтересовалась мумией. Очевидно, я неплохо сливался с антуражем.
        - О господи, - сказала она.
        - Ради бога, простите, - взмолился я. - Это совсем не то, что вы подумали. Это вы мне звонили?
        Она решила не связываться с подозрительным мужчиной, опустила глаза и бочком удалилась. Я стоял и чувствовал себя идиотом. Последующие минуты я снова посвятил знакомству со старыми товарищами: Анубисом, Амсетом и Хапи. Рассерженно зазвонил телефон.
        - Я ничего не понимаю, - сообщил женский голос, усиленный раздраженными нотками. - Я жду вас уже десять минут, пристаю к незнакомым мужчинам - и все они не вы. У вас проблемы с пунктуальностью?
        - Позвольте возмутиться, прекрасная незнакомка, - ответствовал я, - я тоже десять минут стою возле фараона и пристаю к незнакомым женщинам…
        - У какого фараона? - К ноткам раздражения добавились откровенно злобные.
        - Понятия не имею, он не докладывает. Мумия какая-то…
        - Боже правый, какая прелесть… Фараон - это верблюд!
        - Действительно прелесть, - подумав, согласился я. - Так, значит, завтра на том же месте, в тот же час? Стойте, где стоите, я сейчас подойду…
        - А вот и нет, - злорадно отозвалась дама, - меня уже перехватили, я должна отойти в другое место. Не волнуйтесь, это на несколько минут. Знаете служебное помещение в главном корпусе музея - оно у входа? Ждите там, скоро буду…
        Я задумчиво смотрел на отключившийся смартфон. У Сергея Борисовича оригинальное чувство юмора - навязал мне какую-то взбалмошную злыдню. Сотрудница Лариса кивнула мне, как старому знакомому, когда я вошел в музей. Я мотнул головой на открытую дверь, сделал вопросительную мину - дескать, у меня там назначено. Она кивнула.
        - Да, располагайтесь. Сергей Борисович уехал с шофером на завод, вернется не скоро…
        Присутствие Сергея Борисовича уже не имело значения, он сделал все возможное. Я по-хозяйски расположился за столиком лицом к входу, повесил сумку на спинку. Закурить не решился, воспользоваться кофемашиной тоже посчитал преждевременным. Поднялся, включил электрочайник, заварил пакетик «Липтона» в стеклянной чашке. Я задумчиво помешивал ложкой напиток, когда вошла высокая стройная женщина с короткой стрижкой, посмотрела на меня, убедилась, что больше никого тут нет. Я не спешил, это могло быть ложной тревогой. Но по взгляду понял, что это именно она, учтиво поднялся, отодвинул свободный стул, предлагая присесть. Она подумала, кивнула и присела, обняв миниатюрную сумочку. Недолгое время мы разглядывали друг друга. Она меня - критически, я ее - с интересом. Ничего такая. Лет тридцать, одета со вкусом, строго, но все рельефы фигуры прекрасно прослеживаются. Волосы короткие, скорее светлые, чем темные, немного удлиненное лицо с тонкими губами и глазами цвета спелого салатного листа. Она была высокой (впрочем, с учетом каблуков). Я тоже не считаю себя садовым гномиком, но она была лишь на несколько
сантиметров ниже меня.
        - Итак, здравствуйте. - Женщина поздоровалась с отчетливыми нотками высокомерия. - Я Сташинская Варвара Ильинична, парапсихолог. Меня направил познакомиться с вами Сергей Борисович Якушин. Он просил оказать вам содействие в расследовании…
        - Пара… кто? - Моя нижняя челюсть потеряла ориентацию в пространстве и решила отвалиться.
        - Тогда уж «кто-кто-психолог», - вздохнула женщина. - Так, по крайней мере, будет логичнее. Варвара Ильинична Сташинская, парапсихолог, - повторила она. - Подрабатываю в музее у господина Якушина. Чем я тут занимаюсь, вам знать необязательно. Он рассказал, что вы собой представляете. Если угодно, у меня есть другая специальность - можете считать ее основной. Я работаю в Сибирском отделении Российской Академии наук… - А когда мои брови, в противовес челюсти, устремились вверх, добавила: - Архивист в ГПНТБ - государственной публичной научно-технической библиотеке…
        - Не надо разжевывать, я знаю, что такое ГПНТБ, - пробормотал я. - Чаю, Варвара Ильинична?
        - Спасибо, нет.
        - Вы сегодня прогуливаете основную работу?
        - Я в отпуске.
        - Вы обиделись, что я не умею читать ваши мысли, не знаю, кто такой Фараон, и заставил вас целых десять минут проторчать в глупом положении?
        - И не думала обижаться, - фыркнула она. - Подумаешь, десять минут в глупом положении…
        - И что же я собой представляю, по мнению Сергея Борисовича?
        - Это не его мнение, - глаза салатного цвета отвердели, в них заблестел холодок, - Сергей Борисович предельно интеллигентный человек и никогда такое не выскажет. Приходится додумывать. Косность мышления, сопротивление всему новому, неприятие всего, что выходит за рамки скудного менталитета…
        - Вы откровенны, Варвара Ильинична, - крякнул я. - Идите уж до конца, назовите это узколобостью. Ваше первое впечатление - я вам не симпатичен. Понимаю. Это правда - до «предельной» интеллигентности мне очень далеко. Когда-нибудь вы объясните смысл этого термина. Что там, за пределом? Помимо прочего, я в прошлом военный, живу в неприбранной холостяцкой квартире, курю, ценю добрую выпивку, а вчера и вовсе подрался. Профессионализм - под сомнением, использую застарелые методы - слежка, опрос людей, копание в документах, в грязном белье… И увы, Варвара Ильинична, для отдельных категорий населения понятия типа «парапсихология» - та же алхимия с астрологией. Хотя допускаю, что вы специалист в своей области. Чем похвастаетесь - телепатия, телекинез, мысленное внушение, ясновидение с яснослышанием? Возможно, пирокинез со спиритизмом или, не побоюсь этого слова, левитация?
        Я думал, она обидится и уйдет, но она засмеялась. Это было странно. Я воздержался от комментариев. Из коридора заглянула Лариса, быстро посмотрела на «парапсихолога», потом на меня. Я с важностью кивнул - все в порядке, наводим мосты.
        - Ладно, простите, Никита Андреевич, - миролюбиво сказала Варвара. - Жизнь не сахар, это все на нервной почве.
        - Понимаю, - кивнул я. - У самого эта почва очень нервная.
        Заиграла «Пионерская зорька». Варвара удивленно расширила глаза.
        - Это из моего секретариата, - пояснил я. - Вы позволите?
        - Да ради бога. - Варвара пожала плечами.
        - С прискорбием сообщаю… - заурчала Римма Казаченко. - Несколько минут назад звонил потенциальный клиент, очень хочет воспользоваться услугами нашего агентства. Он считает, что это круче агентства Пинкертона… Я, кстати, не шучу, Никита. - Она перешла на нормальную речь. - Это профессиональный слуга народа, депутат, говорят, хороший человек…
        - Хорошего человека депутатом не назовут, - возразил я.
        - Он заседает в Законодательном собрании, имеет маленький бизнес на Майорке, там же - скромную дачку, и просит за сумму, которую я по телефону боюсь озвучивать, прогуляться на упомянутый остров, чтобы последить за его женой, которая в данный момент находится там. Деньги на расходы, визы и документы господин берет на себя. Для него это вопрос его финансового благополучия. Нужны доказательства ее измены. Тогда, согласно условиям брачного контракта, она не сможет претендовать на половину имущества мужа. Я на перепутье, Никита. С одной стороны, так хочется махнуть на все рукой - на мужа, на грядки с чесноком, на непутевого ребенка с его сессией… Ответ нужно дать сегодня, вылет завтра.
        Я закрыл глаза. «Ждите приятное событие - пусть мелочь, пустяк, но оно вас все равно порадует и развеселит…»
        - Если вам не трудно, Римма Владимировна, сообщите этому депутату, что нам очень жаль, мы уже взяли работу и разорваться не можем. - Я украдкой наблюдал за реакцией Варвары. - Ему придется обратиться в другое агентство. А специально для вас я сегодня закажу на радио хорошую песню - «Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка».
        - Ах ты змей, - сказала Римма. - То есть в юдоли кладбищенской печали все складывается выгодно и перспективно?
        - Да, мы обсудили условия работы, встречаюсь с интересными людьми. В данный момент провожу переговоры с женщиной-парапсихологом, кандидатом околонаучных наук…
        - Пара… кем? - поразилась Римма. - Каких наук?
        - Околонаучных, - повторил я. Варвара смотрела исподлобья, сверлила меня, как электрическая дрель. Но я не мог избавиться от чувства, что она готова расхохотаться.
        - Она молодая и симпатичная, - догадалась Римма. - Никита, действуй, это знак судьбы! Марина ушла, и черт с ней! Это было не твое! А это твое - я чувствую по твоему голосу! Пусть парапсихолог, пусть хоть эксперт по летающим тарелкам - мы выбьем из нее эту дурь! Ты собираешься с ней переспать?
        - Нет, - сказал я, - это невозможно.
        - Ладно, я поняла, - успокоилась Римма, - ты сейчас не можешь говорить - она сидит напротив и смотрит в твои честные глаза. Удачи, сыщик, я еще пару часов буду на связи. Мементо мори…
        - Чего?
        - Помни о смерти, говорю. Все, пока.
        «Есть еще один перевод, - подумал я. - Не забудьте умереть».
        - Девочка из секретариата? - как-то зловеще проурчала Варвара Ильинична.
        - Не девочка, - уклончиво отозвался я. - Ответственная, добропорядочная работница, мать семейства. Нам придется отказаться от второго клиента…
        - Да, я поняла, это денежный мешок с площади Свердлова… Что она спросила у вас? - Варвара морщила лоб, испытывая смутные подозрения. Значит, с телепатией проблемы, обрадовался я.
        - Моя помощница интересуется, не собираюсь ли я с вами переспать. - Проще правду сказать, когда нечего соврать.
        - И что вы сказали?
        - Вы слышали.
        - Мама дорогая, в какую же компанию я попала… - пробормотала Варвара.
        Пришла эсэмэска. Я бегло ознакомился с ее содержимым. Это было то, что обещал Якушин. Часы показывали половину пятого - день неотвратимо приближался к завершению. Я задумчиво уставился на свою «надзирательницу». Пока не время выяснять, зачем Якушин ее ко мне приставил.
        - Я правильно понимаю - вас дома не ждет жена и многочисленные отпрыски? - спросила Варвара. - Вы же сами об этом сказали?
        - Глупо отказываться от своих слов, - согласился я. - А вас кто ждет?
        - Никто.
        Мне было безразлично. Прийти домой, сочинить какую-нибудь еду, потом включить очередной бандитский сериал по НТВ…
        - Вы на машине? - Я допил чай и отставил чашку.
        - Нет, меня привезло такси…
        - И живете вы…
        - На Нижегородской.
        - Хорошо, когда закончим, я отвезу вас…
        Глава четвертая
        Вадим Кривицкий долго отнекивался, когда я попросил по старой памяти пробить адреса через телефоны. Конец рабочего дня, чем моя голова раньше думала?
        - Моя голова раньше думала мозгами, - объяснил я. - И, надеюсь, продолжит это делать. Так вышло, Вадим, раньше не мог. Это не сложно, согласись - с вашими-то базами и новейшими технологиями. Вы уже всех маньяков переловили?
        - Нет, не всех, парочка осталась, - смутился Кривицкий. - Ладно, уговорил, позвоню через час… Эй, подожди, у тебя новая работа? Кто заказчик?
        - Заказчик расположен по адресу улица Военторговская, 4/1, - без обиняков отозвался я. - Жду звонка, товарищ капитан.
        - Бравируете связями с полицией? - спросила Варвара, уставшая шататься вокруг машины.
        - Нет, просто делаю все, чтобы облегчить свое расследование, - отрезал я. - Садитесь в машину, Варвара Ильинична.
        Светофор на перекрестке Каменской трассы и улицы Шоссейной приветствовал зеленым светом главным образом тех, кто ехал по трассе. Желающим на него выбраться приходилось ждать и чертыхаться. Зеленый свет горел секунд десять, успевали проскочить лишь три машины. Поэтому у перекрестка образовался затор. Варвара сидела нахохленная, поначалу что-то тыкала в телефоне, потом наскучило. Я украдкой посматривал на нее. У девушки был интересный, но «временно недоступный» профиль, она поджала губы, задумчиво хмурилась.
        - У вас интересная фамилия. Вы потомок знатного польского рода? - сделал я попытку сгладить неловкость. - Эту фамилию я уже где-то слышал.
        - Да, у нашей семьи давние польские корни, - отозвалась девица. - Когда-то мои пращуры были видными воеводами в федерации Речь Посполитая. Увы, мой род давно обрусел.
        Судя по ее имени, этот род обрусел еще до беготни Сусанина по костромским болотам.
        - Сташинский Богдан Николаевич, агент КГБ, пристрелил в подъезде Степана Бандеру. К счастью, этот человек не имеет отношения к нашему роду. Вы пытаетесь разрядить обстановку, Никита Андреевич. Предлагаю говорить только по делу, и тогда между нами все будет легко и непринужденно.
        - Замечательно, - обрадовался я, - именно это я и хотел предложить. Вы в курсе этого дела?
        - Да, я в курсе всего. Сергей Борисович меня полностью посвятил. Мы обследовали каждый проблемный случай, пытаясь найти в них общие моменты.
        - У этих инцидентов нет ничего общего, - проворчал я, - кроме того, что они произошли в достаточно узкий промежуток времени. Такое случается - редко, но случается. Оставим в покое высшие силы - как бы ни хотелось вам их сюда приплести…
        - Заметьте, я старательно молчу, - сухо улыбнулась Варвара. - Не имею желания метать бисер…
        - Перед свиньями, - закончил я. - До 28 апреля происходило что-то подобное?
        - Не припомню. - Она покачала головой. - Дела у Сергея Борисовича шли успешно, мы заключили несколько выгодных договоров - с рекламщиками, с Тогучинской деревообрабатывающей фабрикой… Он вам рассказывал, что 12 мая его представители потерпели неудачу на переговорах с руководством Тульского мемориального комплекса? Те просто вышли из переговоров без объяснения причин.
        - Нет, об этом он мне не рассказывал. Намекаете, что список майских неприятностей куда обширнее?
        Я надавил на газ, и когда выехал на перекресток, мне уже зажегся красный. Но терпение лопнуло, ждать еще несколько минут - невыносимо. Аварийную ситуацию я, к счастью, не создал, но сиди в кустах гаишник, мой поступок его бы крайне обрадовал. За спиной возмущенно загудел грузовик, но не стал превращать мой зад в отбивную. Потом со стороны заправки, находящейся справа от нас, вынырнула грязная серая «Хонда» - и фактически подрезала грузовик. Терпение водителя оказалось на зависть - он и эту машину не стал таранить, сбавил скорость. Машинально отметилось - эта «Хонда» не выезжала с заправки, она стояла в проезде, приткнувшись к бордюру, словно ждала кого-то. А когда я проехал, резко вынырнула, игнорируя несущийся следом грузовик. Поначалу я не придал этому значения - идиоты на российских дорогах множатся год от года. Потом мой затылок стало что-то неприятно царапать. Неприятные ощущения то отступали, то усиливались. Я испытывал дискомфорт. Шоссе сужалось, забирало в низину. Я сбросил скорость, ведомый необъяснимым чувством. И за спиной сразу образовалась кавалькада. Водители недовольно гудели.
Встречное движение было незначительно. С грохотом и лязгом, выехав на встречку, меня обогнал грузовик. Затем отечественная «десятка». Начинался город, потянулись «сталинские дома», расширилась дорога. Мы проехали позеленевший Сад Дзержинского. Я вскинул глаза к зеркалу. На хвосте висел белоснежный «Лексус» - приклеился ко мне, как кобель к сучке. Что за привычка? Я терпеть не мог, когда водители так делали! Кошка перебежит у меня под носом - и белоснежное чудо японского автопрома останется лишь отвезти на автосвалку. Кто ехал за ним, я не видел. Я смотрел во все зеркала, потом стал дергаться, выворачивать шею.
        - Ну и что мы вертимся, как Гоголь в гробу? - покосилась на меня Варвара.
        «Лексусу» надоело обнюхивать мой задний бампер, водитель утопил педаль и промчался мимо, едва не оторвав мне зеркало. Позади него топтался пыльный «УАЗ» - «колхозно-председательского» исполнения. Стало как-то легче. Может, почудилось?
        - Разве Гоголь вертелся в гробу?
        - Конечно, - удивилась Варвара. - Есть версия, что его похоронили в состоянии летаргического сна. В 1931 году вскрыли могилу у Даниловского монастыря, чтобы перенести останки на Новодевичье кладбище. Череп писателя был повернут, доски гроба исцарапаны изнутри. Не хотела бы я оказаться на его месте в тот момент, когда он очнулся…
        Можно представить. Почтенный Николай Васильевич точно бы стал идейным вдохновителем восстания зомби, случись оно во второй половине XIX века! «В каждом гробу есть будильник, и поставлен он на день Страшного суда» - не помню, кто сказал…
        Я проскочил на зеленый за квартал до Дворца культуры им. Чкалова, а дальше движение уплотнилось. Но не настолько, чтобы все колом встало. Конец рабочего дня, все куда-то ехали. Я поднял голову к зеркалу - и вдруг что-то липкое поползло по позвоночнику. Идущая за микроавтобусом серая «Хонда» вылезла из своего ряда - выдала себя! Водитель вернулся на полосу, но я ее уже засек. Это не могло быть случайностью. Он ждал на выезде с заправки, пока я проеду, теперь тащился за мной, прикрываясь другими машинами. Почему? Или все-таки случайность, первый звоночек от подруги паранойи? Я не успел рассмотреть номер «Хонды» - он не очень хорошо читался: весь покрытый грязью и перевернутый в зеркале. Я снова прибавил скорость, проскакивая перекресток у ДК на желтый сигнал.
        - Эй, але, ты куда? - всполошилась Варвара. - Нам направо, на Трикотажную! Ты еще и город не знаешь?
        Я знал, как свои пальцы, этот полуторамиллионный, кишащий двуногими город! Если это слежка, то сидящим в салоне вовсе не обязательно знать, куда мы направляемся. К больнице я мог подъехать, сделав круг по близлежащим улицам. «Хонда» висела на хвосте, прикрывшись микроавтобусом. Я не видел, кто в салоне - лобовое стекло им тоже не мешало бы помыть. Дальнейшие события я рассчитал четко: квартал по правой полосе, зеленый свет на перекрестке еще не отключился, к пешеходному переходу подходила компания молодежи, которую при повороте направо я должен был пропустить. Поворотник я не включал. Однако вывернул баранку, въехав на перекресток с Индустриальной улицей. На всякий случай просигналил и утопил педаль. Молодые люди уже ступили на переход. Я промчался мимо, заметив их недовольные лица (в этом городе водителей все-таки приучили пропускать пешеходов). Микроавтобус двигался прямо, и водителю «Хонды» пришлось дожидаться, пока он изволит протащиться вперед. Это точно был «хвост»! Когда он все же повернул, компания молодежи уже была на середине улицы, и шли они не очень быстро. За рулем сидел, возможно, не
самый ярый приверженец правил дорожного движения, но не мог же он их тупо давить! Это были драгоценные секунды. Акация вдоль дороги уже раскрыла листочки, росла густой стеной. Она неплохо прикрывала улицу Индустриальную. Я пролетел метров семьдесят до парковочного кармана, очень кстати обнаружил разрыв в плотном ряду машин, втиснул в него свой «Террано» и выключил фары.
        - Возможно, не мое дело, но могу я спросить, к чему такие маневры и что происходит? - спросила Варвара, повернувшись ко мне. Легкое волнение эту женщину не портило, даже придавало привлекательность. Надо полагать, мы перешли на «ты». Я не возражал. Обернулся, вывернув позвоночник - и обнаружил, что серая «Хонда» быстрее ветра пронеслась вдаль по Индустриальной. Мою машину водитель не заметил. Варвара молчала - и, видимо, понимала, что человек я, конечно, ненадежный, но крайне тупо поступать не должен.
        - Подожди минуточку, - сказал я и покинул машину. Вылезать пришлось, почти сплющившись, чтобы не повредить соседний «Инфинити». Я вышел на улицу, повертел головой. «Хонды» след простыл. Трафик на Индустриальный тоже был не маленький. Как поступит водитель «Хонды», обнаружив, что потерял объект? Будет дальше кружить по району? Или смирится с неудачей, сообразив, что мы живем не в параллельном мире и где-нибудь опять всплывем?
        Выждав пару минут, я вернулся в машину. Варвара дважды не повторяла, смотрела пронзительно и требовательно.
        - Серая «Хонда» лохматого года, - не стал я юлить. Почему я должен утаивать этот факт? - Она за нами следила с заправки на Каменском шоссе.
        - Ты не мог ошибиться? - Она сглотнула. Нет, определенно, мы перешли на «ты».
        - Не мог. Возможно, у меня масса других недостатков, но свою работу я знаю.
        - И что это значит? - Она нахмурилась, старалась сохранять невозмутимость.
        - Я думал, что ты мне объяснишь.
        - Но я не знаю…
        - Тогда пойдем по самому простому пути, - вздохнул я. - Эта слежка связана с делом, которое поручил нам Якушин…
        «Может, Кривицкий?» - мелькнула глупая мысль. Но зачем это Вадиму? Да и не реактивный мой старинный однокашник, не успели бы его коллеги так быстро среагировать и вычислить нас на дороге.
        - Люди Сергея Борисовича не могут за нами следить? - спросил я в лоб. - Это не редкость, Варвара, когда заказчик по ряду причин контролирует нанятых им работников.
        - Чушь какая. - Она даже покраснела. - Это полностью исключено. Зачем за нами следить, когда его глаза и уши находятся в этой машине?
        Я чуть не поперхнулся от такого откровения. Впрочем, все правильно.
        - Тогда у нас проблемы, Варвара. Как сказал кто-то из великих, если я что-то не понимаю, то я его боюсь. Не боишься находиться в моей компании?
        - Подожди, я позвоню Сергею Борисовичу… - Она зарылась в свою сумочку, откуда тут же выстрелила губная помада. Мы оба кинулись ее ловить и чуть не столкнулись лбами.
        - Не спеши, - опомнился я. - Не надо звонить. Мы еще не приступали к работе, а уже собираемся жаловаться. Если хочешь, я вызову тебе такси, а сам поеду дальше.
        - Ладно, - она выдохнула, - забудь. Давай делать то, что начали.
        Я уже подозревал, что дело окажется серьезнее и запутаннее, чем представлялось. Но я не собирался отлынивать от работы. Дальше требовалась осторожность. Я вывел машину из парковочного кармана и отправил ее дальше по Индустриальной. В этом квартале находился старый промышленный район - жилые дома практически отсутствовали. Унылые заводские корпуса, склады, гаражи. Здесь даже названия улиц говорили за себя - Электрозаводская, Промышленная. Рабочий день кончался, народ направлялся по домам. Личный транспорт в наши дни - у каждого первого, поэтому столпотворение было приличное. Я вертел головой, выискивая знакомую «Хонду». Она растворилась в пространстве, как призрак. Теоретически я мог ошибаться, но вероятность ошибки стремилась к нулю. Город я знал, но не настолько, чтобы ориентироваться в закоулках индустриальной зоны! Я тыкался в безымянные проезды, как слепой котенок, выбирался обратно. Варвара давала советы, но лучше бы помалкивала! Выезжать обратно на проспект я не хотел, мы же не любим простых решений! В результате я сориентировался, обогнул по бездорожью гаражный кооператив, преодолел тоннель
под Трикотажной и через несколько минут подъехал к зданию 12-й клинической больницы. Часы показывали шестой час вечера.
        - Ты в гонках Париж - Дакар не участвовал? - поинтересовалась Варвара.
        - «КамАЗа» нет, - буркнул я. - А то бы мог.
        В приемном покое было подозрительно тихо. Видимо, народ перестал болеть, или всех уже вылечили. Мы дошли сюда сравнительно беспрепятственно, предусмотрительно надев бахилы.
        - Ну прямо «покойный прием», а не приемный покой, - бормотала Варвара. Она робела, держалась сзади - похоже, у девушки разболелась голова.
        - «Покойный прием» - это морг? - поддержал я шутку.
        - Кто из вас больной? - спросила «модная» уборщица среднеазиатской наружности. Она протирала пол навороченной шваброй и уставилась на нас весьма неласково. Неурочный час, сообразил я.
        - Мы из надзирающего ведомства, - объяснил я. - Где найти заведующего неврологическим отделением?
        Судя по симптомам, вчерашнего пациента могли доставить именно в это отделение. При подозрении на эпилепсию - тоже туда.
        - Там, - показала работница, - на втором этаже.
        «Там» был коридор, заставленный кроватями и каталками. Мимо нужной таблички мы не прошли. «Заведующая отделением неврологии врач-невролог к.м.н. Полипова Валентина Петровна», - пространно извещала табличка. Я постучал, вошел. Терпеть не могу больницы, особенно их запах, въевшийся даже в стены. Но посещать приходится - по счастью, не в качестве пациента. За столом сидела мрачная женщина и смотрела в экран монитора. «Диагноз» я поставил безошибочно: крепкий орешек, не выносящий посторонних. И вообще - не заведующая, а командующая неврологическим отделением.
        - Вы позволите? - осведомился я, проникая в кабинет.
        - Что вы хотите? - она резко вскинула голову. Настроение у особы было отвратительным - возможно, ей не очень нравилась необходимость сидеть в кабинете после окончания рабочего дня.
        - Здравствуйте, Валентина Петровна, - мягко приветствовал я «видного» медицинского работника, - простите, что отвлекаем, мы хотели бы задать несколько вопросов по поводу вчерашнего пациента.
        - Вы из полиции? - Она быстро стрельнула глазами.
        - Нет, я частный детектив, мы проводим расследование… - Я вынул лицензию, упрятанную в солидные кожаные корочки, но эта «обложка» ее не впечатлила. Выяснив, что мы не из полиции, дама опять нахмурилась.
        - Так, немедленно покиньте кабинет, мы не даем информацию о наших пациентах, вам это понятно?
        - Мы от Якушина Сергея Борисовича, - зачем-то сказал я. - Всего лишь два вопроса, Валентина Петровна…
        - Господи, от какого еще Якушина? Я не знаю никакого Якушина! - Она уже конкретно вспылила. - Что происходит, народ совсем офонарел! Вы не видите, что я занимаюсь квартальным отчетом? Немедленно покиньте помещение, больница справок посторонним не дает! Хотите, чтобы я вызвала охрану?
        Я где-то совершил ошибку. Спорить с этой дамой, явно не испытывающей симпатии к здоровой части населения (а к болеющей - тем более), было бессмысленно. Она испепеляла меня взглядом. Хамить ответно я был не настроен. Очевидно, следовало зайти с другой стороны.
        - Прошу прощения, Валентина Петровна, что отняли ваше драгоценное время, - с достоинством откланялся я. - Всего вам доброго, берегите свои нервы. Пойдемте, Варвара Ильинична…
        В этот момент я и заметил в поведении Варвары что-то необычное. За время нашей продуктивной беседы она не вымолвила ни слова, но стояла напряженная, исподлобья смотрела на врача. Загадочная полуулыбка скользила по губам. Мой призыв покинуть кабинет она проигнорировала. Я дошел до порога, когда заведующая произнесла каким-то дрогнувшим голосом:
        - Подождите… Что вы хотели?
        Я встал как вкопанный, повернулся. Это была другая женщина. Ее словно подменили в лучшую сторону! Она кусала губы, все еще хмурилась - словно сопротивлялась навязанным нормам поведения. Но она неуклонно превращалась в нормального человека!
        - Вы согласны нас выслушать? - на всякий случай уточнил я.
        - Да, конечно, присаживайтесь, я могу вам выделить несколько минут…
        Я покосился на Варвару. Она едва заметно пожала плечами. Таинственная полуулыбка придавала ей некоторое сходство с немеркнущей Джокондой. Поколебавшись, я сел на стул, Варвара тоже села.
        - Вчера в вашу больницу с территории Новосибирского крематория доставили мужчину, которому стало плохо. Он назвал свою фамилию - Кротов. Мы хотели бы получить информацию об этом человеке.
        - Он до сих пор находится в нашей больнице? - Валентина Петровна стала растирать перегруженный заботами лоб.
        - Полагаю, что нет.
        - Вы уверены, что его привезли в наше отделение?
        - Мы так подозреваем. В этом ведь несложно убедиться?
        - Да, конечно, я сейчас открою журнал поступающих… - Она застучала пальцами по клавиатуре. - Да, действительно, есть отметка, что вчера около пяти часов вечера привезли некоего Кротова - во всяком случае, он так представился. Пациент отказался от госпитализации, более того - когда ему стало лучше, он самостоятельно покинул больницу. Тут мы бессильны, - заведующая пожала плечами, - наша больница - не тюрьма и не психиатрическое заведение, здесь никого не держат насильно.
        - Лично вы что-то можете сказать об этом человеке?
        - Увы, нет, я его даже не видела… Прием вел доктор Завьялов Павел Викторович, он дежурил по отделению…
        - Мы можем поговорить с доктором Завьяловым?
        - К сожалению, смена доктора Завьялова закончилась в девять утра. Сейчас он дома, отдыхает…
        - Но есть же выход?
        Напряглась рука у Варвары - так уж получилось, что я касался ее плеча.
        - Подождите минутку, я попробую связаться с доктором Завьяловым… - Она подцепила лакированным ноготком лежащий на столе смартфон, провела с ним быстрые манипуляции, приложила к уху. Лицо заведующей казалось немного побледневшим. - Павел Викторович, это Полипова. Вы уже не спите?.. О нет, Павел Викторович, не надо никуда бежать и никого спасать. Отдыхайте, все в порядке. Не будем играть в испорченный телефон - сейчас я дам трубочку товарищу, а вы ответьте на его вопросы, договорились?
        Она протянула мне смартфон.
        - Пожалуйста, можете говорить сколько угодно. Сотовую связь сотрудников оплачивает больница…
        Не все плачевно в нашем здравоохранении… Доктор Завьялов не стал задавать глупые вопросы: кто, почему, зачем? Его попросили - он ответил. За несколько минут я получил подробную информацию, в которой не было ничего секретного. Больного привезли вчера, в пятом часу дня. Действительно, с территории Новосибирского крематория. Он был жив и в сознании. Санитары еще шутили: был бы мертв, там бы и оставили. Глупый какой-то случай. Фельдшер со «Скорой» пожимал плечами: вроде не инфаркт и не инсульт, и на припадок эпилепсии не тянет. Стало плохо человеку, судорожные движения, пот градом, сильная бледность. Пульс 130 (замерили, пока везли) - впрочем, и не такое видали. Пациент находился в сознании, но плохо реагировал на внешние раздражители. Иногда открывал глаза, неласково косился на сотрудников «Скорой». У него был неприятный взгляд, да и вид был, мягко говоря, не очень. Когда больного привезли, доктор Завьялов спустился в приемный покой. Пациента вели под руки, он был очень слаб. Жить будет - наметанным глазом оценил доктор. «Странный он какой-то, - шепнул фельдшер. - Документы не показывал, когда его
хотели раздеть, вцепился в свой пиджак. Сказал, что фамилия Кротов, больше ничего. Мы даже не знаем, имеет ли он городскую регистрацию». Пациента поместили в палату номер четыре, заставили раздеться, ввели успокоительное. В палате находился еще один пациент - отходит после микроинсульта.
        - Что случилось дальше, Павел Викторович?
        - Неблагодарный оказался, крысился на всех, - вздохнул врач. - Мы убедились, что он лежит, ушли. Не выставлять же рядом с ним круглосуточный пост, верно? Случай странный, но это точно не эпилепсия и не инсульт. Я хотел проконсультироваться, назначить больному анализы. Медсестра пыталась убедить его дать контактный телефон кого-нибудь из родственников - ведь человека будут искать. Он даже разговаривать не стал, отвернулся. Прошло минут пятнадцать, у меня были другие дела. Пришла возмущенная медсестра, сказала, что больной покинул палату. Охранник видел, как он в своей одежде покидал больницу, торопливо шел по улице. Он еще не совсем пришел в себя, подволакивал ногу…
        - У вас есть камеры видеонаблюдения?
        - Боюсь, нет, - смутился доктор. - Подобной техникой оснащен лишь коридор у кабинета главврача и хирургического отделения…
        - Можете описать, как он выглядел?
        - Да, пожалуй… Около сорока, крепко сложен, ростом выше среднего. Лицо скуластое, в нем что-то неприятное, глаза узко посажены… Особых примет я не заметил, только много соли у него накоплено в суставах рук, утолщения заметные. Знаете, я особо не всматривался, даже не поговорил с ним…
        - Что с ним могло произойти?
        - Вы знаете, точной клинической картины я не увидел. Требовалось обследование - но он ушел, теперь и говорить не о чем… Это не инфаркт, проблема именно в неврологии… Хотите знать мое мнение?
        - Да, конечно.
        - Человек пережил сильное эмоциональное потрясение. Не исключаю, его банально напугали…
        - Человека описанного вами типа так легко напугать?
        - Напугать можно кого угодно. Смотря как и чем. Потрясение слишком глубоко вошло в него, поразило нервную систему. Говоря простым языком, это был многократно усиленный страх. Все это отдалось по сердцу, по нервам, по голове, вполне могло послужить причиной того же инфаркта, инсульта, чего угодно. Но не послужило, поскольку организм крепкий. Повторяю, это не диагноз…
        - Вы сталкивались с чем-либо подобным в своей практике?
        - Нет, не припомню…
        - Хорошо, Павел Викторович, спасибо вам большое.
        В горле неприятно першило. Я передал телефон заведующей, поблагодарил.
        - Мы можем пообщаться с пациентом из четвертой палаты, Валентина Петровна? Человек выздоравливает после микроинсульта, уверен, ему не повредит немного общения.
        И снова напряглась сидящая рядом девушка, задрожала рука.
        - Да, безусловно. - Дама сглотнула слюну. - Я вам при этом понадоблюсь?
        - Справимся сами, и обратную дорогу найдем. Мы вам премного благодарны, Валентина Петровна…
        Пациент в четвертой палате оказался разговорчивым. Лохматый доброжелательный мужичонка лет пятидесяти в больничной пижаме - он с готовностью согласился ответить на вопросы. Варвара уже не напрягалась, но и в беседе не участвовала. Я поймал себя на мысли, что она работает как катализатор - вещество, не участвующее в реакции, но влияющее на ее течение. Попутно мы узнали много нового: что микроинсульт - это фигня, просто руки слегка немеют и речь становится забавная. Больница - отличная, по крайней мере, намного лучше, чем последнее место лечения говорливого товарища - захудалая сельская лечебница в Северном районе области. Мне с трудом удавалось направить товарища в нужное русло. Поначалу он обрадовался - будет с кем поболтать! Но радость прошла, мужик оказался полным букой. Его ввели в палату, определили на койку, заставили раздеться. Он делал все самостоятельно, сложил одежду в больничный пакет, сунул под кровать, еще и проследил, чтобы посторонние туда не лезли. Медсестра пыталась ему что-то внушить - он не реагировал. Пару раз мелькал доктор Завьялов. Потом они остались одни. Сначала мужик
подрагивал, глаза были мутные, но потом успокоился. Поддерживать беседу не собирался, а когда сосед сильно начал донимать, только прохрипел: «Мужик, отстань, твою мать…» - и отвернулся к стене. Разговаривать с затылком как-то не хотелось. Прошло минут пятнадцать - товарищ засыпал, и вдруг проснулся. Как-то неуютно вдруг стало. Зловредные миазмы поселились в палате, нагнетали дискомфорт. Словно помер кто-то за стенкой! Мужик, доставленный «Скорой», сидел на кровати, тупо смотрел перед собой. Все это было в полумраке, шторы задернуты. Он не смотрел на соседа. Сидел и качался, словно мертвец, решивший вернуться к жизни. Он видел лицо пациента - его еще кривила судорога. Мужчина опустил ноги на пол, вытащил ногой пакет с вещами - и начал торопливо одеваться. При этом он что-то бубнил, но слова не различались. Он быстро оделся, пошатываясь, направился к выходу… И что интересно, после его ухода стало легче дышать - и поди пойми, с чем это связано…
        - Боялся он чего-то, люди добрые, - причмокивая, повествовал пациент. - Как пить дать, боялся. Не в больнице, нет - до этого с ним что-то произошло. Может, напал кто или свалился куда-то… Так боялся, что и мне его страх переходил. Ушел - да и хрен на него. Неприятный он, словно не от мира сего…
        Пять минут спустя мы с Варварой сидели в машине на парковке перед больницей, она усердно рылась в сумочке. Проглотила таблетку, достала крохотную бутылочку с водой, запила лекарство.
        - Что это было, Варвара Ильинична? - вкрадчиво спросил я.
        - Ты о чем? - Она поморщилась.
        - Заведующая отделением гнала нас поганой метлой, даже слушать не хотела. И вдруг в ней что-то произошло - причем она сама не поняла. Хотела вести себя иначе, а ей словно навязывали несвойственное поведение. Ты напрягалась несколько раз… Ты в порядке?
        - Не совсем… - Она закрутила крышку, убрала бутылочку в сумку. У девушки был такой вид, словно она несколько суток без сна и отдыха готовилась к экзамену и только сейчас его сдала. Вроде и радостное событие, а нет сил радоваться. - Я сделала ей небольшое внушение, скорректировала отношение к ситуации… Я не навязывала ей несвойственное поведение, а только немного подтолкнула, вынудила изменить взгляд на вещи…
        - Черт возьми, - я скрипнул зубами, - не верю я в эти штучки…
        - Ну, и не верь, - фыркнула Варвара, - я-то чем могу помочь? Типичная суггестия, субъект получил установку и даже не входил в транс. В гипнотизеров ты тоже не веришь? Лечение гипнозом, коррекция гипнозом - это давно не те вещи, в которые верят или нет. Установка была несложная: этого человека надо обязательно выслушать, не стоит хамить, его проблема крайне важна - ее нужно решить. И немного нервозности: как бы чего не случилось, если сделаешь не так. Паршиво мне, Никита Андреевич. - Варвара шумно выдохнула. - Давай хоть поедем, ветерком продует… Сложно работать в больницах, аура грязная, словно помет повсюду разбросали, - умершие, тяжелые больные, которые скоро умрут - и даже не знают об этом. Голова болит в таких местах - вот такое хрупкое создание тебе досталось в помощницы…
        Не просил я у Сергея Борисовича никаких помощниц. Я выехал с парковки и медленно повел машину по первой полосе. Из этой глухомани все равно придется выбираться. Я искоса посматривал на свою помощницу. Следовало признать, что без нее мне пришлось бы туго в больнице. Ей стало лучше, бледность проходила, щеки зарумянились.
        - Повествуй, что сказал тебе доктор Завьялов.
        В информации не было ничего откровенного. Изложение заняло полторы минуты.
        - И часто с тобой такое? - Я смутился. - Ну, ты понимаешь…
        - По-разному бывает. Зависит от людей, атмосферы, поставленной задачи. Случается, что вообще мимо кассы. Тебе зачем это знать - ты же не веришь в парапсихические способности?
        - И помогает по жизни?
        - Честно говоря, не очень. - Она улыбнулась. - Разве что от хулиганов иногда отбиться - если хулиганы согласны подождать, пока я соберусь, настроюсь…
        - Выходит, ты и мне можешь что-то внушить? - В этом не было ничего рационального, но я забеспокоился.
        - Спи спокойно, дорогой товарищ, - язвительно пробормотала Варвара. - На тебе я свои психологические штучки оттачивать не буду. В этом нет необходимости. Мне и без тебя хватает головной боли.
        - Может, поужинаем? - предложил я. - Способ дедовский, но мне помогает избавиться от стресса. На сытый желудок и мир становится добрее, и голова работает, вопреки популярному мнению.
        - А что, давай, - согласилась Варвара. - Все равно придется где-то ужинать. Выбирайся из этих шедевров постиндустриального зодчества - на проспекте напротив администрации есть приличный KFC. Да не забывай осматриваться - не понравилась мне история с серой «Хондой»…
        Глава пятая
        Заведение и вправду оказалось приличным. В полупустом зале нашлась пара укромных мест, одно из которых мы сразу заняли. Отсюда просматривался выход, и любой желающий за нами понаблюдать не укрылся бы от внимания.
        - Ого, горячие цыпочки, - улыбнулась Варвара, когда я притащил поднос, загруженный едой.
        - Где? - я машинально завертел головой.
        - В тарелке. - Она засмеялась.
        - Ладно, подловила. - Я уплетал традиционные бедра в кляре. Еще подумал с удивлением: а когда я последний раз ел? Обед я точно пропустил, завтрака не было, не считая чашки кофе и еще одной в агентстве. Вчера меня бросила Марина, и в кафе с названием «Ветрянка»… тьфу, «Метелица» я больше налегал на спиртное, чем на хлеб насущный. Варвара сочувственно смотрела, как я уничтожаю мясо со скоростью мясорубки. Варвара ела степенно, с достоинством и даже в этом «злачном» заведении вела себя как светская дама: пользовалась ножом, салфеткой, «дичь» брала исключительно вилкой. Щеки у девушки порозовели - хоть одним поводом для беспокойства стало меньше.
        - Ты извини, что мы ужинаем где попало, - бормотал я, берясь за вторую порцию, - но мы еще не настолько знакомы, чтобы я повел тебя в шикарный ресторан.
        - Забудь про шикарный ресторан, его никогда не будет, уж я прослежу, - фыркала Варвара, однако высокомерие и снисходительность в ее манерах уже сходили на нет. - Мы просто временно вместе работаем, понимаешь эти слова, Никита Андреевич?
        - У тебя хорошая фигура, - заметил я.
        - У меня хорошая диета, - отрезала Варвара. - «Лень готовить» называется.
        В завершение трапезы позвонила Римма и отчиталась по проделанной работе.
        - Это все, Никита Андреевич, - сказала Римма. - Покидаю спаренную зенитную установку и возвращаюсь домой. Там полный беспорядок, хамоватый ребенок, бесполезный муж и наглая, зажратая кошачья морда. Я дико по ним соскучилась. Депутат звонил еще дважды и каждый раз недоумевал: правильно ли он понял, что нас совершенно не интересует перспектива за хорошее вознаграждение съездить на Майорку?
        - И что ты ответила?
        - Я сама в шоке. По-видимому, мой утренний энтузиазм передался тебе. Ты еще не переспал с парапсихологом?
        - Нет, - отрубил я. - На всякий случай оставайся весь вечер на связи - мы работаем.
        Пришло эсэмэс-сообщение. Однокашник Вадим Кривицкий, будучи глубоко порядочным и ответственным человеком, прислал адреса. Не успел я прочесть послание, как он лично вышел на связь.
        - Спасибо, Вадим, - сдержанно сказал я.
        - Обязательно намажу твое «спасибо» на корку хлеба, - хмыкнул Кривицкий. - Слушай… - он помедлил, - твой заказчик реально находится по тому адресу, который ты дал?
        - А что, проблемы? - не понял я.
        - Но это же… - Он снова колебался, подыскивал правильные слова, которых не было, потом решился: - Ты не мог бы ввести меня в курс дела?
        - Нет, - сказал я. И снова напрягся - ментам-то с этого что?
        - Напрасно, Никита, - рассудительно сказал Вадим. - Мало ли в какую историю ты там вляпаешься… Это, знаешь ли, не за адюльтеры бабки получать… Кто тебя будет из неприятностей вытаскивать?
        Я деликатно помалкивал. Варвара наклонила голову и пытливо смотрела мне в глаза. Впору бетонный блок в сознании ставить, чтобы не пролезла!
        - Так что скажешь, Никитушка? - надоедал Кривицкий. - Поделишься информацией? Сделаешь приятное нам обоим? Можешь рассчитывать от меня на любое содействие - в разумных, конечно, пределах; а взамен - всего лишь кроху этой самой информации… Ты не волнуйся, дальше меня это дело не уйдет, даже мой шеф останется в приятном неведении…
        - Я не понимаю, - перебил я, - ты его замещаешь или подсиживаешь?
        Кривицкий вежливо хохотнул, давая понять, что оценил мое чувство юмора. Он был сегодня самой учтивостью - что для моего приятеля в корне нехарактерно. То, что ментов интересовали события во владениях Якушина, удивления как раз не вызывало. Любопытным было то, что Сергей Борисович, похоже, воздвиг для них такой заслон, что полиция не прочь воспользоваться услугами даже частного сыска. Может, еще приплатят? Возникало беспокойство: не угодить бы между двух, а то и более огней. Я тоже начал колебаться, в памяти всплыл призрак серой «Хонды». У полиции все базы, техсредства, личный состав - только свистни, и они ее найдут. А то, что в «Хонде» находились не служители законности, я был почти уверен.
        - Давай потом поговорим? - предложил я соломоново решение.
        - Ты не один, - догадался Кривицкий.
        - Я не один, - согласился я. - До новых встреч.
        Варвара промокнула губы салфеткой и прищурилась. Я вслушивался в ощущения. Вроде никто не лез в мое сознание, расталкивая локтями второстепенные сущности.
        - Могут возникнуть проблемы, - предупредил я. - Этот человек считается хорошим товарищем, но посыл уже понятен: ментам интересна любая тема, связанная с вотчиной Сергея Борисовича. Я далек от мысли, что они хотят найти там что-то нелегальное…
        - Да, это интерес другого рода, - согласилась Варвара. - Предлагаю не плодить сущности. Сергей Борисович знает, что нужно делать в подобных ситуациях и на какие рычаги воздействовать.
        - Ты хорошо его знаешь?
        - Ну, да, неплохо. - Она насторожилась. Видимо, тема была деликатная, и не все вопросы нуждались в ответах. - Ты же не собираешься проявлять чрезмерное любопытство?
        - Меня смущает, что в этом расследовании мы опираемся только на интуицию господина Якушина. Во всяком случае, иные побудительные мотивы мне неизвестны. Почему Сергей Борисович считает, что случай с Кротовым и личность Кротова напрямую связаны с событиями в музее?
        - Раз считает, значит, имеет серьезные основания, - пожала плечами Варвара. - Тебе платят за работу или за обсуждение ее целесообразности?
        - Что, по-твоему, случилось с Кротовым?
        - На его состояние повлияла энергетика одного из артефактов, выставленных в музее. Обширное потрясение вызвало поражение нервной системы, судороги, повышенное сердцебиение, испарину, частичную парализацию, ну и так далее…
        - Гм, мимо экспонатов ходят десятки, если не сотни людей, почему с ними ничего не происходит, а именно с Кротовым?
        - Ты сыщик, ты должен это выяснить.
        Замечательная постановка вопроса!
        - Представим на минутку, что это правда, Варвара: специальные люди со способностями проверяют артефакты на предмет излишней «грязи», темной энергии и тому подобного. По возможности чистят. Почему не выявили этот предмет?
        - Не знаю, - с совершенно искренним видом сообщила Варвара. - Честное слово, не знаю. Это непонятно. По отдельности каждый элемент коллекции не несет опасности…
        - О чем мы вообще говорим? - схватился я за голову. Духи, призраки, темная энергия. Как низко я пал! - В музее погребальной культуры обитают призраки умерших? По углам скапливается, словно пыль, темная субстанция? Это всего лишь музей, где добрая половина экспонатов - инсталляции, имитации и репродукции!
        - А другая половина? - Варвара понизила голос. - Ты не мог бы убавить громкость? На нас уже оборачиваются. Мы же не хотим встретить рассвет в психушке?
        - А надо бы именно там и встретить, - проворчал я, изучая представленный Кривицким список. Один из адресов находился неподалеку - улица Каменская рядом с Центральным рынком. Второй - любимая моей мамой Затулинка, третий - микрорайон «Весенний» в Первомайском районе. Свет не ближний, город огромный. Время - седьмой час. По просьбе Варвары я перечислил адреса, она задумалась. Мне тоже разные мысли приходили в голову. Кривицкому вовсе не обязательно пытать своего старинного школьного товарища. Он знает по этим адресам, куда мы поедем. Поговорим со свидетелями, потом нагрянут менты, убедительно попросят повторить…
        Пока это не было препятствием. Но могли возникнуть и другие осложнения. Способен ли Сергей Борисович (а главное, захочет ли) прикрыть своего работника?
        - Мы думаем об одном и том же, - задумчиво изрекла Варвара, разглядывая стрелки крохотных дамских часиков. - Люди работают, учатся - сложно назначить встречу на рабочее время. Самое удобное - сейчас, с семи до десяти вечера, когда большинство уже дома, но спать еще рано. Пробки через полчаса пойдут на спад… - Она выжидающе на меня уставилась.
        Я полностью был с ней согласен. Закруглиться сейчас - это ждать еще сутки. Куй железо, пока горячо?
        - Ты не устала? - спросил я. - После больницы ты выглядела неважно.
        - Я поела, - сказала Варвара. - Я в отпуске. Дома ни кота, ни рыбок, а полить цветы можно и ночью. Твоя машина, в принципе, удобна, будешь возить меня по городу, который в зеленое время года выглядит не очень безобразно.
        - И у тебя совсем никого нет? - поразился я. - Прости, но ты же… - чуть не вырвалось: «Отпадная телка». Она засмеялась.
        - Как ты хотел меня назвать: «классная чувиха»? «Клевая бикса»? Все в порядке, Никита Андреевич, назовем это временным безмужичьем. Естественное состояние любой незамужней дамы: после крупного переедания требуется немного поголодать - это полезно. То существо, за которое я чуть не вышла замуж, сидит сейчас в Брюсселе, строчит слезливые письма и просит заново пустить его в мою жизнь.
        - А ты?
        - А мне и так хорошо. - Она пожала плечами и добавила: - УЖЕ хорошо. Готов пожертвовать вечером ради высокооплачиваемой работы?
        - Поехали. - Я начал выбираться из-за стола.
        Если выкинуть первые полчаса нашего знакомства, она оказалась вполне приятной дамой - впрочем, со своими «изюминками» и особенностями. Несколько раз по ходу движения возникало жжение в затылке. Но не поручусь, что это было ТО САМОЕ. Сигналили водители, машины давились у светофоров. Типичная картина: орать на тех, кто лезет не по правилам, но самому при первой возможности делать то же самое. У Варвары, по ее признанию, имелись права, но не было машины - так и не решилась приобрести, в ужасе представляя, что станет участницей этого вселенского бедлама под названием «дорожное движение».
        - На такси дешевле, - ворковала девушка, глядя, как на запруженном перекрестке я выражаюсь эвфемизмами, вместо того, чтобы от души выругаться. - В наше время услуги такси недорогие. В итоге выйдет дешевле: бензин, все жидкости, запчасти, страховка, аварии, штрафы, разболтанная нервная система…
        Я соглашался, да, иметь машину в наше время - тяжкий крест. Но как-то незаметно, чтобы население это поняло. Я сделал круг вокруг базара, вернулся по Ядринцевской на Каменскую, втиснул «Террано» на свободное парковочное место. Дикая мысль: а вдруг к машине уже приделали «жучка»? Полчаса она стояла на парковке у KFC, народ клубился, никакой сложности прилепить маячок под днище. Пожаловаться Кривицкому - пусть осмотрят машину, вычислят участников слежки. И вместо этих людей нас уже будут пасти полицейские - лучшие друзья человека…
        Я мог подъехать к нужному зданию, но воздержался. Мы шли пешком через футбольное поле. Пацаны гоняли мяч, и мне удалось разок по нему пнуть. Мяч улетел за горизонт, и детвора злобно шипела вслед. Все-таки воспитанные у нас дети. Могли бы вслух сказать.
        - Ну, и зачем мы это делаем? - бормотала Варвара, семеня следом.
        - Ради спортивного интереса… - Я оглянулся, когда мы почти пересекли поле. Хвоста не было, но что-то незримое, возможно, присутствовало. Витали неприятные миазмы, котята скреблись на душе. Первая свидетельница по имени Альбина Антоновна Оболдина проживала на втором этаже сложной строительной конструкции переменной этажности. Подобные жилые дома строили в 90-е годы, тогда это считалось верхом элитарности. Варвара отстранила меня, когда я набрал номер квартиры на домофоне и приготовился врать.
        - Альбина Антоновна? - проворковала она. - Это сотрудники музея погребальной культуры, который вы вчера посещали. Тогда случился инцидент, мы хотели бы выслушать ваше мнение по этому поводу.
        Тоже способ - начни с правды, а там поглядим. Я не мог понять, использует ли она в эту минуту свои способности. Могла и не использовать, просто собеседница оказалась покладистой и сговорчивой. Нас впустили, мы поднялись на второй этаж, где в просторной квартире находилась единственная печальная женщина. Мы отказались от чая, дальше порога не проходили и неловко себя чувствовали. Ей было около шестидесяти, невысокая, еще фигуристая, с остатками привлекательности на постаревшем лице.
        - Да, я заходила вчера в музей, - негромко говорила Альбина Антоновна. - Мой муж скончался четыре месяца назад, он был главным инженером завода «СИБТЯЖМАШ», работал до последнего дня, пока не случился этот проклятый инфаркт… Наш единственный сын умер восемь лет назад, остались только внучка и невестка, у которой теперь своя жизнь, и она старается со мной не пересекаться… Знакомые посоветовали похоронить мужа в крематории. Не думаю, что я сделала это осознанно, но так надоедали агенты различных кладбищенских служб, лезли, наперебой предлагали свои услуги, я готова была их уничтожить. У них совсем нет ни стыда, ни совести… А в крематории все произошло деликатно, цивилизованно, большое спасибо работникам… Мне предложили захоронить прах в колумбарии, я согласилась… Теперь приезжаю туда каждый месяц, сижу на лавочке рядом с урной, жалуюсь мужу на одиночество, на то, как серо все стало без него. Не сказать, что мы жили душа в душу, всякое случалось, и характер у него был сложный, командирский, и в прошлом у нас разные случаи бывали. Но без него совсем стало пусто… - Она пыталась улыбнуться, но выходила
гримаса. - Приезжаю в крематорий, стою в большом зале под куполом - мне советовали так делать, лучше становится, не знаю, почему так происходит… Иногда гуляю по парку, посещаю музей на территории крематория. Вроде место такое, неоднозначное, может показаться зловещим, а совершенно не хочется оттуда уходить… Вчера пришла в музей, купила билет, походила по залам. Иногда и вправду становится интересно. Изучаю женские аксессуары той эпохи, украшения, сумочки, сравниваю с нынешними… Что, вы говорите, вас интересует? Ах, этот случай… Знаете, я видела вчера директора музея, он вышел к нам, когда мужчине стало плохо, хотела его поблагодарить, но вся эта суета…
        - Он не директор… - машинально пробормотала Варвара.
        «Он типа бог», - чуть не сорвалось с языка.
        - Что, простите? - переспросила вдова.
        - Да нет, все в порядке, - спохватился я. - Расскажите, что вы видели.
        Она пожала плечами, задумалась. Да вроде ничего такого. Случай, конечно, неприятный, очень жалко мужчину. Она не медик, но, по-видимому, это был эпилептический припадок. Она находилась внизу, когда он вошел, разглядывала пышные алые хоругви с изображением Христа, потом перешла к иконам, развешанным на стенах. Экспонатов в музее великое множество, охватить за одно посещение фактически невозможно, потом голова будет пухнуть. С коллекцией надо знакомиться постепенно, приобрести «абонемент»… Она разговорилась, стала улыбаться. Посетитель прошел мимо Альбины Антоновны, какой-то хмурый, насупленный, ей даже пришлось посторониться. Описала приметы, все сходилось. Она его не разглядывала, ничего там выдающегося или особо примечательного. Может, взгляд недобрый. Нет, ей не показалось, что он страдает серьезным заболеванием. Там еще молодая парочка была, стояли у конного катафалка, украдкой хихикали. Паренек предлагал вместо нового «Субару» купить такую штуку - все машины на дороге будут шарахаться, как от проказы… Она не помнит, куда потом девался этот мужчина. Вроде видела его на другой стороне зала,
потом он наверх поднялся. Потом был шум, собрались посетители, сотрудники музея, она подошла последней. Мужчина бился в пене, что-то бормотал. Девушка подкладывала сумочку ему под голову. Пришел седовласый мужчина, директор крематория, давал указания. Очень быстро приехала «Скорая», мужчину переложили на носилки, унесли, а директор попросил у присутствующих номера их телефонов - может пригодиться…
        Женщина не прочь была поболтать, предлагала разуться, выпить чаю. Но мы и так потеряли много времени. Я упрашивал ее вспомнить что-то необычное - она и рада была помочь, да не могла ничего вспомнить. Случай печальный, но ничего незаурядного - город занимает первое место в стране по смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Ее мужа инфаркт разбил так же внезапно, а этого мужчину хоть живым увезли…
        - Вы не знаете, с ним все в порядке, он жив? - спрашивала Альбина Антоновна.
        Жив, кивали мы, живее всех живых, раз так поспешно удрал из больницы. Очень жаль, Альбина Антоновна, что вы не смогли расширить наш кругозор, но все равно спасибо…
        - Я могу ошибаться, с психологией плохо знакома, - тихо говорила женщина, - но не могла избавиться от мысли, что этого человека что-то напугало. И не просто напугало - а каждую клеточку тела поразило. Такого, наверное, не бывает, но такое было чувство… Люди над ним склонялись, он их словно не видел, смотрел за них, в пространство. У него кожаная сумочка на поясе висела - ну знаете, в них деньги носят, документы - так он ее постоянно ощупывал, не пропала ли. А потом глаза в какую-то точку устремились, его опять затрясло, он словно искал что-то глазами, боялся найти…
        - Не можете припомнить, в какую именно точку? - спросил я.
        - Точно не скажу, но на лестницу, по которой он спустился… Там вертикально гроб стоит с бархатной отделкой, на стене кресты висят…
        Когда мы выезжали с улицы Каменской, Варвара была воплощением задумчивости. Она не реагировала, когда я раздраженно сигналил пенсионеру на «Таврии», загородившему выезд со двора, чертыхался, продираясь между припаркованными машинами.
        - Ты зависла? - покосился я на нее. - Сбой в системе?
        - Нет, все в порядке. - Она вышла из оцепенения. - Система перегружается. Тебе не кажется, что мои предположения сбываются? Он что-то увидел, это и дало реакцию…
        - Пока мне кажется, что ты подстраиваешь факты под свою удобную версию, - проворчал я. - Все на уровне догадок и предположений: что-то увидел, чего-то испугался. Версию появления призрака, особенно в светлое время суток, я пока исключу, не возражаешь? Ты нормально себя чувствуешь?
        - Да, спасибо - Она улыбнулась. - Исключительно благодаря стараниям Альбины Антоновны. Она была настроена доброжелательно и ничего не утаивала.
        - Кстати, насчет призраков, - вспомнил я. - В музее работают камеры видеонаблюдения?
        - Не припомню случая, чтобы призраки засвечивались на этих камерах. - Варвара засмеялась. - Это не совсем то, что отображается на современной видеотехнике… Камеры есть, но охватывают далеко не все, а только участки с наиболее ценными экспонатами. Их включают в рабочее время. Когда музей закрыт, технику отключают - это строгое распоряжение Сергея Борисовича.
        - Почему?
        - Догадайся. - Она язвительно улыбнулась. - Разумеется, в целях экономии электроэнергии, для чего же еще?
        Был восьмой час вечера. Я выбрал самую приемлемую дорогу - через новый Бугринский мост, открывать который приезжал лично президент. Это была единственная в городе магистраль, свободная от пробок. Дорогу на Затулинку я знал как свои пять пальцев - особенно после того, как там поселилась мама. Но сегодня я к ней заехать не успевал. В восемь вечера мы уже топтались у подъезда типовой панельки в девять этажей и безуспешно терзали домофон. Солнце еще не село, ласково пригревали последние лучики. На детской площадке копошилась детвора под присмотром мам и бабушек. За кустами у гаражей несколько подозрительных типов пытались зажечь примитивный мангал. Упитанный лысоватый мужчина выгуливал бультерьера - того тянуло, как магнитом, к подвальной решетке, и их прогулка очень напоминала перетягивание каната. В квартире на четвертом этаже никто не отзывался, и это начинало расстраивать. Тащились в такую даль!
        - Звони, - бросила Варвара. - У тебя же есть телефон. Представься работником полиции - уладим эту проблему.
        Она вздохнула и как-то подобралась. Я тоже забеспокоился. То, что с ней происходило после посещения больницы, почему-то ассоциировалось с родами. Я набрал номер, абонент отозвался почти сразу, у него был не очень приятный голос.
        - Ревун Алексей Витальевич? - деловито осведомился я.
        - А че? - Он с трудом удержался, чтобы не вставить в свой ответ еще и третье слово.
        - Из полиции беспокоят. Капитан Ветров, Дзержинское УВД. Мы хотели задать вам пару вопросов, касающихся вчерашнего инцидента в музее погребальной культуры. Вы были свидетелем. Вы намерены появиться дома, Алексей Витальевич?
        - А че Дзержинское-то? - не понял абонент. И я начал смутно догадываться, что, по крайней мере, в прошлом у этого гражданина были сложные отношения с законом.
        - Всего лишь несколько вопросов, - успокоил я. - На ваших глазах мужчине в музее стало плохо…
        - Так это не я его…
        - О, нисколько не сомневаюсь. Но вы могли заметить то, что не заметили другие. Дзержинское УВД - по той причине, что мужчину доставили в 12-ю клиническую больницу именно этого района…
        - А че, он ласты склеил? - насторожился абонент.
        - Напротив, он оказался очень сильным и здоровым человеком…
        В этот момент я почувствовал, как Варвара усиленно толкает меня в бок. Я опомнился. Она куда-то указывала подбородком. Мне стало смешно. Мужчина, выгуливающий бультерьера, держал у уха сотовый телефон и хмурил лоб, глядя в нашу сторону. Даже бультерьер потерял интерес к подвальной решетке, прижался к ногам хозяина и поглядывал то на него, то на нас. Эта парочка была взаимозаменяема. Поменяй их местами, ничего бы не изменилось.
        - Не помню, говорила ли я тебе, что боюсь бойцовых собак… - пробормотала Варвара.
        - А чего нас бояться? Алексей Витальевич, - сказал я в трубку, - вы с вашим очаровательным питомцем смотрите на нас с коллегой - я не ошибся? Пожалуйста, не надо с боем отступать, мы хотим всего лишь поговорить…
        Это была шутка, но такое ощущение, что он понял буквально. Я как-то побаиваюсь людей без чувства юмора. Особенно больших, с сомнительным прошлым и с бультерьером на поводке.
        - Собачку придержите, если вам не трудно, - попросил я, подходя ближе. Варвара ненавязчиво ушла в тень и стала сливаться с моим силуэтом.
        - Да не укусит вас собачка, - фыркнул мужчина. - Попрошу - не укусит. Ее даже дети не боятся, привыкли уже. Только на собак бросается - и то не на всех.
        Бультерьер помахивал обкусанным хвостиком и в целом проявлял дружелюбие. Но злоупотреблять его расположением как-то не хотелось.
        - Вы Ревун Алексей Витальевич? - уточнил я.
        - Ну да, - пожал плечами мужчина. - А че надо-то? У меня все нормально с вашими делами, бригадиром электриков работаю…
        «Комбриг, стало быть», - подумал я.
        - Вы точно из полиции? - засомневался Ревун.
        - Удостоверение показать? - Я сделал вид, что собираюсь забраться в задний карман. Варвара за спиной шумно выдохнула. Я буквально чувствовал исходящую от нее волну. Нет, в таких условиях практически невозможно работать!
        - Да не, зачем удостоверение-то… - засомневался Ревун. Упитанные щеки подернулись бледностью, он сглотнул - с таким видом, словно это причиняло боль. - У вас же на лицах написано, что вы… из этих.
        Ничего подобного у нас на лицах не было. У Варвары - точно. Но человеку виднее. Он испытывал сильный дискомфорт - и даже материться не мог. В этом мы ничем не могли ему помочь. Впрочем, постепенно человек разговорился, и даже матерки проскакивали. Мы отошли на травку, к лавочкам, где Алексей Витальевич и дал волю своему красноречию. Что было с ним в прошлом, то давно поросло быльем. Сейчас он порядочный гражданин, даже пьет не часто, собакой обзавелся по совету друзей. Характер, конечно, тот еще, но никому не делает плохо! Меньше месяца назад его бригаду вызвали в музей погребальной культуры - там вспыхнул пожар из-за проблем с проводкой. Требовалось разобрать часть стены и все сделать нормально. Пацаны охреневали: а что, реально есть такой музей? Все сделали нормально, заодно полазили, посмотрели. Мрачновато, но прикольно! Наверное, единственный музей, в котором он реально увлекся! Потом еще приезжал, бродил по залам. И вчера приехал - выходной был день, машина на ходу. В парке покурил, пошлялся туда-сюда. Хреново, что Затулинка на другом конце бесконечного города, а то бы чаще приезжал. Так уж
вышло, что в вопросах кремации он полный профан. Жена скончалась пять лет назад - на кладбище похоронили, бешеные деньги отдали, а место им нашли рядом с мусоркой. Сеструха преставилась пару лет назад, она укладчицей была (впрочем, не уточнил - шпал или конфет), - тоже в землю зарыли, и вновь проблемы - еще церковникам на лапу дай. Что-то маманя про тот свет заговорила - видно, чует, что пора - надо бы ей про кремацию посоветовать… В общем, посетил музей, не пожалел двести рублей. Особенно увлекли Алексея Витальевича «коллекции» черепов и раздел, посвященный посмертным фотосессиям. Последнее - наверху, там он долго и пробыл, не видел, как мужик в музей вошел. Потом тот поднялся на второй этаж - уже бледный и потерянный, челюсть тряслась, и жилка на виске дрожала. Ревун хотел по плечу посетителя похлопать: мол, что, дружбан, уже вставило? Но удержался - приличное место как-никак. На втором этаже Кротов ничего не осматривал, неприкаянно блуждал по кругу, обливался потом. «Нужна помощь?» - спросил Ревун. Тот раздраженно отмахнулся. Показалось, что Кротов боится спускаться. Но пришлось - иного выхода из
зала не было. Словно храбрости набирался перед тем, как прыгнуть в пропасть. Ушел - а секунд через тридцать внизу раздался шум, загалдели люди. Он тоже побежал - интересно же! Ну так и есть. Мужик до выхода не добрался. С лестницы спустился - там его и повергло. Может, больной? Две девчонки крутились, женщина на пенсии, молодой парень, а еще подошел импозантный седой мужчина с озабоченным лицом - кажется, он задачу ставил электрикам, когда бригада тут работала…
        Я с тоской выслушивал откровения. Все одно и то же, ничего нового. Потерпевший что-то бурчал, вел себя, как эпилептик. Обстановка та еще, плюс этот инцидент - в натуре страшновато. «Скорая помощь», седовласый мужчина взял на всякий случай телефон Алексея Витальевича…
        - Вы очень наблюдательный человек, - польстил я. - Может, припомните что-то особенное - в манерах этого человека, в поведении?
        - Так это… - задумался Ревун. - А он жив вообще?
        - Да что ему сделается, - отмахнулся я. - В бега намылился. Похоже, у него проблемы по нашему ведомству.
        - Знаете, вот и мне это показалось странным. - Ревун оживился, забегали глаза. - Вот он словно мент… виноват, полицейский… а с другой стороны, он вроде как человек бывалый, с биографией…
        - Это как? - не понял я.
        - А хрен его знает, - простодушно признался Ревун и задумался: что это он ляпнул? Потом пожал плечами - да вроде правильно ляпнул. - Оступился я тут по молодости лет, ну, и насмотрелся на эту публику… Но точно не уверен, могло показаться, - отправился Ревун на попятную. - В общем, хрен его знает, товарищ капитан, - развел он руками. - С одной стороны, у парня вроде имеется уголовный опыт, а с другой стороны, он и сам вроде… из ваших. Взгляд такой… - Ревун помедлил. Знаний родного языка катастрофически не хватало. - Бесноватый, но затравленный - вот… И вид у него, словно в колодце неделю сидел - глаза ввалились, кожа серая…
        - Может, из ментов, которые отсидели? - предположил я. - Случаются такие менты. Сидят в специальных зонах. Но если он сидел, то сейчас не может работать в правоохранительных органах.
        - Ну, значит, не может, - пожал плечами Ревун. - Что в голову прилезло, то и сказал. - Он явно начинал тяготиться нашим обществом.
        Из соседнего подъезда вышла женщина со стаффордширским терьером. Бультерьер издал пронзительный индейский вой и кинулся наперерез через детскую площадку! Ревуна поволокло за ним, как баржу за скоростным буксиром. Хорошо, что поводок был обмотан вокруг руки. Он кричал, пытался остановить своего питомца. Но не было в природе такой силы. Дождался! Возмущенно голосила хозяйка стаффордшира. Тот тоже прыгнул в стойку, заблестели воспаленные глаза. Сшиблись два упругих туловища, покатились по асфальту под выкрики возбужденных «дворовых» людей…
        А всего лишь встретились два закадычных друга! Потрепав друг дружку, они стали радостно подпрыгивать, виться кругами вокруг хозяев, которые вступили в словесную перепалку. Ждать Ревуна смысла не было, он сказал все, что мог. А солнце уже практически село…
        - Как самочувствие? - спросил я, въезжая на Бугринский мост. - Если хочешь, давай закончим на сегодня?
        - Нет, доделаем. - Она отняла руки от лица, перевела дыхание. В принципе, могло быть хуже. После больницы точно было хуже. Над великой сибирской рекой расползались сумерки. Трафик был уже не тот, что час назад. Даже Бердское шоссе освободилось. Через полчаса мы въезжали в микрорайон, застроенный нарядными кремовыми высотками. С детскими площадками и парковочными карманами здесь все было в порядке. Из машины выйти не успели - у Варвары зазвонил телефон.
        - Слушаю, Сергей Борисович, - прощебетала она ангельским голоском. Я наблюдал за ее лицом. Сначала оно вытянулось от удивления, округлились глаза. Щеки подернулись румянцем, потом стали бледнеть. Потом все вернулось в норму, но настроение не поднялось.
        - Да, я поняла, Сергей Борисович, хорошо, что никто не пострадал… У нас все в порядке, мы с Никитой Андреевичем еще работаем, беседуем со свидетелями. Позднее он выдаст вам полный отчет… Увы, Сергей Борисович, пока ни откровений, ни прорыва…
        Она отключила телефон и уставилась на меня полными укора глазами. Я сразу начал думать, что я сделал не так?
        - Еще одно происшествие в музее, - утробным голосом поведала Варвара. - В некотором роде курьезное, но кому-то не до шуток. Часы посещения музея уже кончались, несколько человек спускались по лестнице в главный зал, когда упал гроб…
        - Уже интригует… - В горле что-то заклокотало.
        - Ну тот, который был установлен на попа, рядом с лестницей… Люди как раз проходили мимо… Ослабли крепления, раскрутились гайки… - Варвара икнула, но сделала максимально серьезное лицо. - Он просто шлепнулся… Видимо, от вибрации рассыпались черепа, которые лежали под изображением Марка-Гробокопателя… Они раскатились по полу… Там были две женщины - мама с дочкой. При этом у мамы оказалась крепкая нервная система, да и с чувством юмора все в порядке - хотя, конечно, тоже напряглась. А вот у дочки - форменная истерика, насилу успокоили… Что с тобой, Никита Андреевич?
        - Подожди, подышу…
        Я вывалился из машины, а когда вернулся через минуту, еще продолжал икать. Но серьезная мина уже удавалась.
        - Ага, тебе смешно, - начала Варвара.
        - Нет, что ты. - Я энергично замотал головой. - Ситуация предельно серьезная, я бы даже сказал, критическая… Ты сама-то представила ситуацию?
        Через пару минут мы пришли в себя и сделали серьезные лица.
        - Да, смешно, - согласилась Варвара. - Хотя неизвестно, что будет с девочкой и какую компенсацию придется заплатить Якушину, если семья наймет адвоката. Но это звенья той же цепи, не находишь? Неприятности продолжаются, пусть и не фатальные…
        - У нашего призрака неплохая фантазия, - заметил я. - Он ни разу не повторился, каждый раз выдумывает новые ситуации… Слушай, ты реально веришь, что это действуют невидимые силы?
        - Зачем мне в это верить? - Варвара сделала такое же лицо, словно мы только познакомились. - Ты веришь вон в ту тумбочку? - Она кивнула на мусорные контейнеры недалеко от парковки. Счастливая семья приобрела новую тумбочку под телевизор, а старую отнесли на помойку и поставили рядом с баками.
        - Зачем мне в нее верить? - не понял я. - Я знаю, что она есть. И не важно, верю я в нее или нет. Могу потрогать, но как-то не хочется туда идти…
        - Вот и я о том же, - хмыкнула Варвара.
        - Ой, ладно, опять ты за свое. Пошли работать…
        В последнем адресе ей не пришлось напрягаться и терять нервные клетки! Орал малолетний ребенок, но это было меньшее зло из всего, что могло ожидать. «Мы Макаровы, - представились молодые люди, когда мы им искренне признались, кто мы такие и чего хотим, - Саша и Алена». Девушка доучивалась в архитектурном институте, а муж уже окончил и трудился в небольшой дизайнерской фирме. Ребята были приветливые, ничего не скрывали, по очереди бегали кормить и успокаивать распоясавшегося ребенка.
        - Ужасно, конечно, - делала большие глаза белокурая Алена. - Как упал на пол, весь затрясся… Я первая к нему подбежала, давай прыгать вокруг него, сумку под голову подсунула… А что дальше - в упор не знаю, я же не оканчивала ничего медицинского…
        - Она у меня такая участливая, - улыбался Саша, оттирая от майки прилипшую детскую еду. - Если плохо кому на улице, сразу бежит. В гололед кто-то падает - она тут как тут. Недавно кошка на дерево забралась - вечер просто пропал…
        - Мы с тетушкой в крематории недавно простились, - чирикала Алена. - А урну с прахом на кладбище закопали, рядом с бабушкой, как она того и хотела - в смысле, тетушка… Увидели слово «музей» - зашли, потом еще раз в него вернулись, интересно же…
        - Давайте обо всем, что связано с потерпевшим посетителем, - предложил я. - Время уже позднее, и вам с ребенком пора спать, и нам тоже.
        - А что в нем криминального? - заинтересовался Саша.
        - Мы пытаемся это выяснить. Посетитель жив-здоров, хотя и пропал. Нужно понять, что с ним произошло.
        - Да сердце, обычное дело, - пожал плечами Саша. - Хотя я толком и не видел ничего. Это Алена у нас наблюдательная и проницательная.
        - Да, мне кое-что показалось странным, - призналась девушка.
        И вот на этом месте нас поджидала удача. Не сказать, что невероятная, раскрывающая все тайны, но хоть что-то. Алена знакомилась с инсталляцией «Прием заказа в похоронной конторе», когда заметила, как этот человек вошел в музей. Обычный человек, он не казался больным. Разве что помятый, усталый, возможно, настороженный. Позади конного катафалка разложены старинные надгробные плиты - возле одной из них мужчина и остановился. Он резко встал - именно это и привлекло внимание девушки. Был нормальный - и вдруг немного побледнел. Стал поворачивать голову, уперся взглядом в одну из плит, опустился на корточки, всматривался. Он побледнел еще больше, пот пробил. Он вытер его рукой, медленно поднялся - словно суставы перестали слушаться. Сделал неуверенный шаг, отправился дальше по залу. Он двигался, как зомби, несколько раз обернулся. Потом ступил на лестницу, ведущую в верхний зал - и здесь с ним что-то случилось, хватило одного взгляда на стену. Он оперся на перила, начал вздыматься дальше, как старый дед. За ним Алена, разумеется, не пошла, подошел муж, и они принялись обсуждать достоинства и недостатки
конного экипажа, перевозящего исключительно мертвых пассажиров. Но про мужчину Алена не забыла - и когда он возник наверху лестницы, снова украдкой наблюдала. Он спешил вниз, при этом старался не смотреть на стену. И все же искушение оказалось сильнее - повернулся к стене, где висели могильные кресты самых разнообразных конфигураций. Именно это его и добило, мужчина окончательно изменился в лице, его затрясло. Он как-то спустился, сделал несколько шагов и упал, стал трястись. Алена первой подбежала к нему. Мужчина выгибался, тяжело дышал, бормотал странные слова. «Уберите отсюда эту пакость, она меня убивает…» Дословно она не помнит, но смысл таков. Дальше все известно: подбежали люди, Лариса кинулась звонить медикам, прибыла «Скорая» - причем невероятно быстро…
        - А теперь внимание, Алена, - сказал я. - У какой плиты он остановился?
        - Я не знаю, - пожала плечами девушка. - От входа - вторая, но что там написано, прочесть не успела…
        - Вы уверены, что вторая? Отвлекитесь от всего, восстановите в памяти картину…
        - Точно вторая. - Алена мотнула нечесаными локонами. - Она хоть из камня, а вырезана красиво, с узорами…
        - Отлично, - обрадовался я. - Едем дальше. Он что-то увидел, это его, мягко говоря, расстроило. Он пошел дальше - в зал на втором этаже. Поднимаясь по лестнице мимо стены, где висят всевозможные кресты… Вы, кстати, уверены, что там висят кресты?
        - Да, их там очень много…
        - Итак, он увидел на стене то, что усугубило его состояние. Но мужчина не стал останавливаться, поднялся наверх. Там он пробыл несколько минут, потом спустился, снова взглянул на некий крест…
        - Я не знаю, - пожала плечами Алена. - Звучит глупо, но так это выглядело.
        - На какой именно?
        - Не могу сказать. - Она решительно замотала головой. - Как я могла видеть? Их там так много…
        А ведь упавший гроб стоял рядом с этой лестницей, сообразил я.
        - Да и ладно, - отмахнулся я. - Вы все равно нам помогли, Алена. Очень помогли, правда.
        - А вы не хотите посмотреть на фотографию этого мужчины? - спросила девушка.
        - В смысле? - опешил я.
        - Может, я неправильно сделала. - Она смутилась. - Но это привычка снимать все и вся… Достала смартфон из кармана куртки, украдкой сделала снимок - когда он пеной обливался…
        - Гм, - сказала Варвара.
        - Ну да, - согласился я. - Похоже, кроме вас, никто не догадался это сделать. Позвольте взглянуть, если не сложно.
        - Саша, где мой телефон? - вскричала девушка. Я вздрогнул. У хрупкого существа оказались неплохо развиты голосовые связки.
        - А я знаю? - донеслось из детской. - А, вижу, с ним Настеныш играет…
        - Убью! - взревела девушка и умчалась. Потом вернулась, виновато улыбаясь. - Все в порядке, край чехла откусила. Вот, смотрите…
        Снимок был неплох. Весь мужчина в кадр не вошел, только часть мужчины. Голова вывернулась, глаза полузакрыты. Из приоткрытого рта стекала струйка. Черты лица на фоне шахматной клетки музейного пола были вполне различимы. Сорок лет плюс-минус, выдающиеся скулы, широкий нос, стрижка «ежиком». Отнять щетину, серую кожу, круги под глазами - вполне представительный мужчина. Неплохо бы смотрелся в деловом костюме или военной форме.
        - Другого снимка нет? - спросил я.
        - Другого нет, - вздохнула Алена. - Да вроде неплохо вышло, нет?
        - Для любителя сойдет, - улыбнулся я. - Скиньте мне на WhatsApp. - Я продиктовал номер, дождался, пока фото осядет в моем мессенджере, убрал телефон. - Прошу простить, молодые люди, что отняли ваше время. Мы вам премного благодарны…
        Мы сидели в машине на парковке, предавались думам. Каждый - своим. Я разглядывал физиономию Кротова в непростой для него ситуации, чувствовал, как что-то неприятное заползает в организм. Что за субъект? Демон во плоти? Невинная овечка? Сам не понял, в какое дерьмо попал?
        - По домам, Варвара? - Я повернул голову. В полутьме переливались загадочным блеском женские глаза. - Хватит на сегодня, уже устали, пора и честь знать. Диктуй адрес, отвезу, куда скажешь…
        - Никита, давай закончим это дело… - Казалось, ее слова рождаются прямо в голове, минуя «наружные слуховые устройства». - Пока мы на подъеме, пока мы не вылезли из всего этого…
        - Ты уверена, что хочешь?
        - Я в отпуске…
        - Ты эту фразу произносишь уже в четвертый раз…
        Я извлек телефон, набрал Сергея Борисовича Якушина.
        - Это Ветров, Сергей Борисович. Можете говорить?
        - Да, Никита Андреевич, не смущайтесь, я еще не сплю. - Голос абонента звучал чисто, без помех. - Я же говорил, что можете звонить в любое время суток.
        - Эта линия безопасна?
        - С моей стороны - да. С вашей - не знаю. Убедитесь, что вас никто не подслушивает.
        - Меня подслушивает лишь один человек - некая Сташинская Варвара Ильинична, но, думаю, это не проблема.
        - Выйдите из машины, если вы в салоне.
        Я вышел, отправился к мусорке, у которой стояла «нереализованная» тумбочка. На всякий случай потрогал ее, убедился, что она дана в ощущениях. Скрипнула дверца «Террано», Варвара выскользнула за мной, отправилась подслушивать.
        - Мне понадобится пять минут, - предупредил я. Уложился фактически в четыре, отметив все узловые точки: серую «Хонду» с таинственным содержимым, визит в больницу, опрос свидетелей - особенно последних, от которых была получена конкретная зацепка.
        - Мы можем провести эту ночь в вашем музее, Сергей Борисович? Понимаю, что время неурочное, но днем, когда в музее посетители, провести эксперименты проблематично.
        - Браво, Никита Андреевич, вы с головой втянулись в это дело, - похвалил Якушин. - День еще не кончился, а у вас уже есть конкретные зацепки. Информацию про серую «Хонду» я усвоил, остальное - ваша часть работы. Завтра с утра я переведу на ваш счет половину оговоренной суммы, не возражаете?
        Я даже зажмурился от удовольствия. Как приятно жить в мире наживы и чистогана!
        - Разумеется, Никита Андреевич, я приветствую любое рвение в работе, если оно приведет к реальным результатам. Когда вы сможете подъехать? Хорошо, я отдам распоряжение начальнику охраны. Вас впустят и не станут препятствовать вашему затвору в музее. Только хочу вас предупредить… - Якушин замялся, - вы уж берегите Варвару Ильиничну, не заставляйте ее применять чрезмерное усердие. Понимаете, о чем я?
        Я, в принципе, понимал. Вера в торжество материализма еще стояла на промозглом ветру фаллической скалой, но уже начинала потрескивать. Мы вернулись в машину, и я завел двигатель…
        Глава шестая
        Это была самая странная «ночь музеев», в которой я когда-либо принимал участие. В помещениях царила кладбищенская тишина. Охранники ушли по приказу свыше, обретались где-то снаружи. Мглистое свечение расползалось по залу, матово поблескивали плитки пола. Иллюминацию отключили, осталось символическое дежурное освещение. Мы невольно ходили на цыпочках, словно боялись потревожить чей-то покой, говорили шепотом. Глупо, но по-другому не получалось. Атмосфера довлела, мурашки ползли по коже. Даже человеку, в корне отрицающему мистику и прочую астральщину, в этом окружении становилось не по себе. Я включил фонарик в сотовом телефоне - но все равно всепожирающая тьма была сильнее света… Из мглы проступала каменная физиономия кучера, везущего на кладбище катафалк. На миг мне померещилось, что он скосил глаза, глянул вниз - кого там из еще не умерших черти носят? Мы блуждали, как сомнамбулы, натыкались на укрытые бархатом домовины. Проступали очертания святых в ореолах света - они смотрели со стен с ироничными улыбками. Комок подкрался к горлу - предупреждать же надо! Из густого сумрака вынырнула Смерть с
ввалившимся носом и пустыми глазницами! Я отшатнулся, пришел в себя, но осадок остался. В круге темноты эта штука смотрелась просто шикарно: черный балахон с капюшоном, в одной руке коса, в другой - меч, опирающийся острием в пол, а на конце рукояти - скалящийся череп «христианского младенца»…
        Горячее дыхание опалило затылок. Я снова дернулся - Варвара подкралась незаметно, попугать решила!
        - Смерти моей хочешь? - зашипел я.
        Она хихикнула, отступила в темноту. А я начинал от всей души себя ненавидеть. Бравый спецназовец, и испугался? Мутный свет ползал по иконам, по узорчатым старинным канделябрам, картинам в рамочках, живописующим сцены умирания, погребения и последующего траура.
        - Видишь пустое место? - снова образовался шепот в ухе - теперь уже в другом. - Здесь висела нехорошая икона святого великомученика Пантелеймона, которому молятся об исцелении от болезней. Ее сняли полгода назад и запрятали глубоко в запасники…
        - Что значит - нехорошая? - не понял я. - Любые изображения святых чудодейственны, несут свет и являются источником созидательной энергии - разве не так гласят каноны?
        - Не важно, что изображено на иконе. Важно, кто написал. Даже святые иконы могут содержать в себе деструктивные силы, несут зло… Сначала она висела в одном из прощальных залов крематория. Долго не могли понять, что с ней не так. Люди как-то быстро пробегали, старались не смотреть. Жаловались, что взгляд персонажа их угнетает. Странный святой лик - смотришь на него, и плохо становится. Подташнивает, голова кружится, слабость волнами… Икону проверили, с ней действительно было неладно. Один специалист посоветовал убрать реликвию из крематория и повесить в музей. Очень старая была икона, ветхая, жалко выбрасывать. Глаза святого притягивали, неприятные такие, колючие… Думали, в музее она затеряется среди прочих, но и тут обратили внимание, что люди возле нее не задерживаются, головы опускают, спешат проскочить. Решили не искушать судьбу, сняли с выставки, убрали подальше…
        - Это так ты предваряешь нашу историю? - догадался я.
        - Да, это вроде пролога, - согласилась Варвара.
        - Курить хочу, - признался я. - Можно закурить?
        - Ты с ума сошел? - испугалась Варвара. - В музее нельзя курить.
        - Почему? К утру все выветрится, здесь хорошая система вентиляции.
        - Ты на улице курил. Курение вредно.
        - Я опять хочу. Сегодня - полезно.
        - Да кури, черт с тобой, - рассердилась Варвара. - Только пепел на пол не бросай, а то влетит мне из-за тебя…
        А куда, интересно, бросать? В черепок, которых в этом зале - как в чешской Костнице? Я скрутил кулек, вырвав лист из блокнота, отошел к застекленным тумбам. Но и здесь не легче. Загадочное мерцание делалось интенсивнее, множилось. Я поздно сообразил, что огонек тлеющей сигареты отражается от стекла, преломляется в соседнем, падает на третье - в итоге я был весь окружен этим «мистическим» блеском…
        - Ты накурился? - раздался из-за катафалка недовольный голос Варвары. - Может, займемся наконец делом?
        Я на цыпочках обогнул экипаж, покрытый драпировками с волнистыми ламбрекенами, покосился на кучера, везущего своего клиента в райскую бесконечность. На невысоком постаменте лежали в ряд надгробные плиты. Варвара сидела на корточках, держала фонарик. В горле становилось сухо. Заразился мистической шизофренией! Не подхватить бы паранойю подобного рода! Я опустился на корточки рядом с ней, тоже направил фонарь на объект исследований. Вторая от входа плита была внушительной, массивной, отличалась от соседних плит. Не будучи специалистом, я бы затруднился назвать материал, из которого она сделана. Не мрамор, не гранит. Возможно, известняк или песчаник. Но сделали плиту на совесть - явно старинная, благополучно дожила до наших дней, хотя края уже откололись, надпись потускнела и стерлась. Углы плиты украшали рельефные изгибы, и сама она была фактически барельефом. Далеко не всегда на могилах устанавливали стелы, как это делают сейчас. Традиционное захоронение - надгробная плита, обсыпанная гравием, а в изголовье - православный крест (если дело происходит в России). «Дело», кстати, происходило именно в
России (во всяком случае, с большой вероятностью) - подавшись вперед, мы прочитали: «Власова Мария Архиповна». Ниже - даты рождения и смерти: 16 июля 1868 -4 сентября 1910…
        - Ничего себе, - присвистнул я. - Данному изделию больше ста лет, это не имитация и не подделка. Хотя кто бы стал подделывать могильные плиты… Эпитафии тут нет…
        Она фыркнула.
        - Какая тебе нужна эпитафия?
        - Ну не знаю, - пожал я плечами. - Какие обычно пишут? «Помним, любим, скорбим», «Покойся в Царствии Небесном», «Я же говорил, что болен…» Кто такая Мария Власова?
        - Понятия не имею.
        - Ты уверена, что нас интересует именно вторая от входа плита? А если Алена ошиблась? А если эта плита вообще не имеет отношения к Кротову?
        - Если бы да кабы… - рассердилась Варвара. - Это единственная зацепка, которую мы имеем. Давай работать с тем, что есть. Отодвинься, если не трудно…
        Я отодвинулся - от греха подальше. Но фонарик не убрал. Рассеянный свет озарял задумчивый профиль Варвары. Девушка облизнула губы. Она волновалась, бусинки пота поблескивали на лбу. Она поколебалась, опустилась на колено, прижала ладонь к плите. Несколько секунд как будто прислушивалась - как врач, приложивший головку стетоскопа к груди пациента. Потом переложила руку выше, снова застыла.
        - Не мое, конечно, дело, - начал я, - но чем ты сейчас занимаешься, Варвара?
        - Не мешай, - буркнула она, - все равно не поймешь… Странно, - она отняла от плиты руку, - я ничего не чувствую… Впрочем, логично, она лежит тут достаточно долго, никто ничего не чувствует…
        - Хорошо, - я откашлялся, - если уж мы смотрим на наш мир с такой необычной стороны, то могу предложить еще одно решение. Как насчет стены с крестами, которая, согласно «легенде», окончательно добила Кротова? Он прошел мимо этой стены, возможно, обратил внимание на некий крест. Или не обратил - а крест сам его нашел. О боже… - Хоть вторую закуривай! - Представь на минутку, что один из крестов имеет прямое отношение к данной могильной плите. Может, это одно надгробие? Комплект, так сказать?
        Что я нес! Пытался схватить себя за язык, но меня несло, как Остапа Бендера! Варвара уже не язвила, уставилась на меня пусть не с уважением, но уже с интересом. Мы снялись с места, пробрались в конец зала к лестнице. Упавший гроб уже подняли, закрепили. Мы забрались на ступени, с любопытством воззрились на стену. Обычные стенные плиты однотонного светло-кремового окраса, в несколько рядов висели кресты. Всевозможные размеры - от метра до тридцати сантиметров в длину, разных конфигураций, исполнения. По форме - мальтийские кресты, «георгиевские», православные с перекладиной, католические без перекладины… Некоторые поблескивали, другие были сделаны из тусклого материала. Бронзовые, железные, медные. Какие-то - подлинные, с настоящих надгробий, другие - имитации, третьи никоим образом не относились к захоронениям. На стене висели не меньше полутора десятков крестов - от этого разнообразия разбегались глаза…
        - Знаешь, наверное, ты прав, - глухо известила Варвара. - Представим, что некий крест и плита над могилой Марии Власовой - элементы одного захоронения. Они должны быть рядом, а не разнесены, как сейчас…
        - Насколько рядом? - Я сглотнул.
        - Совсем рядом. - Она снисходительно улыбнулась. - Насколько рядом эти предметы находятся на могиле?
        - И что тогда произойдет?
        - А вот это мы и посмотрим…
        Я плохо представлял, что, по ее мнению, могло произойти. По моему мнению - НИЧЕГО. Но уже одолевал азарт, это дело принимало увлекательные черты, хотя и уводило в сумеречную плоскость. Я засомневался - прежде чем снимать кресты, может, лучше позвонить Сергею Борисовичу? Скорее всего, он разрешит, но мы же должны поставить его в известность? Или как?
        - Или как, - бормотала Варвара, хватаясь за ближайший крест. Он не был приклеен, держался на скобе. - Снимаем по одному и относим к плите. А там я разберусь. Но только думай, прежде чем снять. Нас интересуют в первую очередь изделия православного характера, которые гармонично сочетаются с нашей плитой. Мальтийские кресты игнорируем, симуляции и имитации - тоже…
        На отдельных изделиях выделялся распятый Спаситель - мы пришли к выводу, что это тоже чересчур для захоронения. «Будем проще», - бормотала Варвара, тыча пальцем в бронзовый крест с перекладиной. Я встал на цыпочки, аккуратно снял его, отнес к плите. Первое действие в театре абсурда, хорошо, что никто из знакомых этого не видел! Римма Казаченко обхохоталась бы. А если учесть, что я это сам предложил…
        Я не узнавал Варвару. Девушка изменилась - лицо окаменело, охладели глаза. Движения становились плавными, замедлялись. Она перестала разговаривать, общалась со мной только знаками. А у меня решительно пропало желание что-то у нее выспрашивать, особенно язвить. Я пристроил крест на плиту, поспешил отступить в тень. Неужели мне передавалась эта мистическая лихорадка? Варвара затаила дыхание, положила руку на плиту. Потом на крест. Потом опять на плиту. Несколько долгих мгновений ничего не происходило, она не шевелилась. Но вроде дышала. Поводила рукой по плите, провела пальцем по углублениям в камне. Раздался шумный вздох, она шевельнулась.
        - Следующий. Не то…
        Кто бы сомневался! Я потащил крест обратно на лестницу, выворачивал руку, пристраивая его на место. Снял другой крест - самый банальный, из двух перекладин, с удлиненной нижней частью, поволок на другой конец зала. Мелькнула мысль: ты вовсе не Иисус, несущий свой крест…
        - Почему так долго? - зашипела Варвара, отбирая у меня изделие. - Давай, сама справлюсь…
        Снова таинственные манипуляции, при этом она что-то бормотала, словно накладывала заклятье, поглаживала крест. Снова ничего не происходило. Варвара начинала раздражаться, фыркала, критиковала меня за неумение быстро передвигаться. На этот раз я снял ей сразу три креста, принес в охапке. Она возмущалась, что так их можно повредить, оцарапать, разбить! Я сидел на корточках, как таджик на перекуре, размышлял о причинах и свойствах простого человеческого невежества (если не сказать, мракобесия). Она положила на пол «отработанный» крест, подтянула к себе следующий - массивный, чугунный. Через пару минут, скрипя зубами, стащила его с плиты, взялась за деревянный - явно дубовый, с наклонной перекладиной. И снова фиаско! Деревянный крест отправился в «топку», она взялась за последний - выкованный из металла, с проблесками вплавления то ли бронзы, то ли латуни, с удлиненной вертикальной частью…
        И вот на этом месте начались невероятные события! Варвара оцепенела, забегали глаза, она издала прерывистый вздох…
        И вдруг отпрянула - упала бы на спину, но успела подставить руку! Я бросился к ней, выронив телефон с фонариком, подхватил, оттащил подальше от плиты. Она прильнула ко мне, тяжело дышала. Она не притворялась, с ней что-то происходило. Перед кем притворяться? Она сидела на полу, я держал ее сзади. У обоих колотились сердца. Она приходила в себя, зашевелилась.
        - Я в порядке, все нормально… - прошептала она. - Отпусти меня, правда, все хорошо…
        Она сидела на коленях, растерянно смотрела по сторонам, словно не понимала, где находится. Потрогала пол, ощупала себя, потом обнаружила, что здесь и я есть.
        - Ну, и что случилось? - мягко поинтересовался я.
        - Меня только что утопили… - пробормотала девушка.
        - Подробнее, - не понял я. - Тебя толкнули крест с плитой?
        - Нет… - Она замотала головой. Волосы, вставшие дыбом, частично вернулись обратно. - Крест с плитой ни в чем не виноваты. Это не они меня толкнули. Было яркое видение, оно едва не опрокинуло… Я видела чужими глазами, не своими… Секунды две, не больше… Какой-то тусклый день, возможно, вечер, берег реки, плетень, за ним крыша… Камень привязан к шее, больно очень. Рожа бородатая хохочет, толкает меня в воду, а там глубина у самого берега, брызги летят. Дикий страх, как ножом по сердцу, ну и ну… Дай сигарету, Никита. - Она подняла на меня жалобные прояснившиеся глаза.
        Я не стал язвить, сунул сигарету в рот, прикурил, вставил между тонкими приоткрытыми губками. Она сделала затяжку, подавилась.
        - Тьфу, выбрось, убери от меня эту гадость…
        Вот и пойми этих женщин. Но я понимал, докурил сигарету. Она пришла в себя, села на колени, потом пристроила попку на могильную плиту - крайнюю в ряду. Приближаться к ТОЙ САМОЙ она побаивалась.
        - И что это значит? - спросил я.
        - Это значит, что мы нашли свой «комплект», - устало возвестила девушка. - Крест и плита - с одного захоронения. Усопшая - некая Мария Власова. Пока еще много непонятного, неизвестна личность Кротова, но, похоже, мы вышли на причину музейных неприятностей. Пока не могу сказать большего, надо разобраться.
        - Чьими глазами ты видела бородатую рожу?
        - Надо полагать, утопленницы… - она покосилась на плиту, - Марии Архиповны Власовой…
        - Такое возможно?
        - А что это было? Я не спала, сновидением не назовешь. - Она подняла голову, заблестели глаза. - Поздравляю тебя, Никита Андреевич, мы что-то нашли. Неизвестно, что, зачем, и стоило ли вообще это находить, но нашли…
        - Ты точно в порядке? - Мысли метались, отказываясь приходить к общему знаменателю.
        - Мне надо на воздух… - Она засуетилась, стала подниматься. Я схватил ее за локоть.
        - Подожди, вместе пойдем.
        - Нет, ты останься, я одна, мне нужно одной побыть, привести голову в порядок. Подожди меня здесь.
        - Ты осторожнее там на улице…
        - О господи, Никита, - взмолилась Варвара. - Там же охрана повсюду, ты забыл?
        Она ушла, хлопнув входной дверью, сработала защелка. Я оттащил на место ненужные кресты, придал им на стене худо-бедно вертикаль. Вернулся к плитам, сел на ту, что согрела попка Варвары, задумался. Мысли роились исключительно неуютные. Я подтащил к себе телефон, прислонил к выемке на плите, чтобы равномерно освещал пространство. В темноте становилось жутковато. Хотелось выбежать на улицу за Варварой, но я терпел. Не хватало мне еще укоров в малодушии. Мурашки ползли по хребту, волосы шевелились на загривке. Несколько минут прошло - долго она еще будет приводить свою голову в порядок? Не сказать, что я все прочувствовал, в корне переменил мировоззрение, но что-то треснуло во мне, качнулся фаллический столб…
        А еще говорят: если не веришь во что-то - то оно и не произойдет. Я не верил. И никогда не перестану не верить! Я осторожно вынул телефон из «расщелины», направил свет на плиту, когда-то венчавшую могилу Марии Власовой. Крест лежал на плите, и никакие миазмы с флюидами в голову не лезли. Компания подобралась стоящая - красивая, неплохо сохранившаяся плита (со скидкой на 108 прошедших лет), внушительный крест, явно гармонирующий с первым артефактом. Металл изначально обработали специальным составом (для долговечности, борьбы с коррозией), иначе хрен бы он дожил до наших дней. Не вчера его извлекли из могилы - почистили, привели в порядок. И плита смотрелась нарядно…
        Не понимаю, что меня надоумило, но я забрал телефон, сполз со своего сиденья и на корточках пополз к плите. Суевериями не страдаем - я положил ладонь на крест. Что должно случиться? Током долбанет? Тайное знание откроется? Не было ничего. Обычный крест. А под ним плита, которую я тоже потрогал, повозил по ней ладонью, сковырнул ногтем какую-то выступающую «козявку»…
        Абсолютно ничего не случилось. Никаких позывов в организме. Небольшое чувство голода, глаза чуть пощипывало - явный признак, что хватит маяться дурью, спать пора…
        Я вернулся, где сидел… и как-то выключился. Не помню, как это произошло. Но в окружающем пространстве отклонений не отмечалось. Отдаленное ржание, кучер бьет кнутом… Словно так и надо, ничего удивительного. Манекены в похоронных нарядах, пышные драпировки, которые вдруг начали плавно колыхаться, но я относился к этому как к должному. Смерть подняла косу, подумала… и опустила. Ну и ладно, подумал я. Поскрипывали подошвы, и в круге света появился мой отец, скончавшийся семь лет назад. Андрей Васильевич Ветров, собственной персоной. Он был живой - я пока еще могу отличать живых от мертвых. Именно такой, каким я его запомнил в последний раз - не в форме, в домашних брюках с провисшими коленками и в шлепках, клетчатая рубаха, расстегнутая жилетка, которую дома, насколько помню, он практически не менял. Сутулый, небритый, с печальными глазами. Он встал передо мной - одна рука была в кармане, вторая теребила почти оторвавшуюся пуговицу на жилетке. Он явно знал, к кому подошел - пристально смотрел на меня, склонив голову, сопел носом - у него всегда была не в порядке носовая перегородка. Я почти не
удивился - разве что слегка.
        - Привет, Никита, - негромко сказал отец.
        - Привет, пап, - согласился я. - Но ты же умер…
        - Умер, - вздохнул отец. - Глупая смерть, мог бы еще пожить, но сам виноват - не слушал твою маму, когда она говорила, что нужно регулярно обследоваться. Всегда тянул до последнего, и вот дотянул, клюнул жареный петух…
        - Подожди, - не понял я, - но ты как живой… - Я начал подниматься, чтобы его потрогать, обнять. Ведь я скучал по нему, уже семь лет скучал!
        - Не надо, сиди, - возразил отец, отступая назад. - Не вставай, Никита, а то расстраиваться потом будешь. Как у вас с мамой?
        - Да ничего, - я пожал плечами. - Живем в одном городе, в разных районах - может, так и к лучшему. У нее «молодой человек» объявился, смеется, что пенсионер из соседнего дома свататься приходит - он тоже в армии служил, пятнадцать лет на пенсии…
        - Да, он неплохой человек, Иван Егорович, - кивнул отец. - Правда, упрямый иногда, как осел, простых слов не понимает. Но маме он нравится, вижу, бог с ним…
        - И много ты видишь?
        - Хотелось бы больше. - Отец тихо засмеялся.
        - А у тебя-то как? - спросил я.
        - Да терпимо, Никита. - Отец задумчиво пожевал губами. - Не рай, конечно, но, с другой стороны, и не ад. Слушай, я давно у тебя хотел спросить… - отец колебался, - мама простила меня за Ольгу Максимовну? На словах вроде да, а вот как в душе? Ничего не говорила? Не дает мне это покоя, Никита…
        - Кто такая Ольга Максимовна?
        - Вот черт, - отец смутился. - Не сказала, значит? Все правильно, мы дали друг другу слово никогда в твоем присутствии не касаться этой темы… Ладно, извини. - Отец вздохнул. - Пора мне. Твоя подруга уже возвращается…
        - Отец, подожди… - Я все же поднялся. Откуда столько тумана? Он клубился, как на болоте перед рассветом… Словно канал переключили на старом телевизоре! Легкая рябь - и снова та же самая картина. Только отец пропал, а вместо него возникла Варвара - прямая, как штык, нахмуренная, губы плотно сжаты. Вся такая гордая - словно коня с принцем на скаку остановила.
        - Эй, в чем дело? - Она взяла меня за грудки, встряхнула.
        - Ладно, очнулся уже, - проворчал я. - Не тряси меня.
        - Что случилось? - настаивала Варвара.
        - Не знаю, не помню…
        - Все ясно, - заключила девушка, - склероз маразму не помеха. Пойдем, Никита, пока у нас сегодня окончательно крыши не рухнули.
        - Я вспомнил, - пробормотал я. - Отца только что видел, он умер несколько лет назад…
        - Серьезно? Крошка-сын к отцу пришел? - Варвара отстранилась, включила фонарь - хоть догадалась не в глаза, обозрела мой сложный лик. - Ну все, - резюмировала она, - допрыгались. Поздравляю, Никита Андреевич, вы впервые в жизни узрели призрака. Ну все, хватит, заканчиваем это безумие, поехали спать. Такси вызываем или ты еще в состоянии сесть за руль?
        Глава седьмая
        Утро было серое, хмурое, недружественное. Я стонал, ворочался на жесткой кушетке, подсовывал под голову круглый валик, который постоянно скатывался. Что-то было не так, но я не мог понять - снова погружался в сон, просыпался, засыпал - ну, просто аттракцион «волна»!
        - Потрясающе, - ворчала Римма Казаченко, поливая свои любимые фиалки. - Ты перепутал дом с работой, дорогой Никита Андреевич. Вместо того чтобы поехать домой, ты поехал на работу, где и завалился спать. Бедняжка, тебя отключили от сети и до сих пор не могут включить, хотя скоро десять утра. Скажи, ты был вчера нормальный? Не много выпил?
        - Вообще не пил… - прохрипел я, тыкаясь носом в жесткую спинку.
        - Вообще-вообще? - удивилась Римма. - Тогда имеем парадокс. - Она на цыпочках подошла, и теплая струйка из лейки полилась за шиворот.
        - Римма, я похож на фиалку? - Я ворочался, оттолкнул от себя проклятую лейку.
        - В принципе, да, ты синий. Никита Андреевич, вставайте, вдруг клиент придет.
        - Щас встану… - Я старался, но никак не мог продрать глаза.
        - Есть только «щас» между прошлым и будущим, - засмеялась Римма. - Вставай, говорю, проспишь все на свете!
        Я поднимался, как из могилы. В голове гудел церковный колокол. Я стонал, растирал виски. Почему, действительно, вместо дома я оказался в офисе собственного детективного агентства? Стол, компьютер, стулья, дохленькие шторки на окнах, Римма Казаченко, занятая именно тем, чем она должна заниматься. Ночные улицы были пустынные, я домчал Варвару до ее Нижегородской, как-то скомканно попрощались, я развернулся через двойную сплошную и поехал в центр… Где была моя садовая голова? Окончательно отключилась от реальности, а офис с кушеткой оказался ближе родного дома…
        - Ты точно вчера не пил? - зависла над душой Римма.
        - Точно, отвяжись…
        - И по черепу не получал?
        - Нет, не получал…
        - Тогда почему у тебя такой вид, словно твоей физиономией разминировали минное поле? Тебя кто-то обидел?
        - Другие причины…
        - То есть действия сексуального характера со своим парапсихологом ты также не совершал?
        - Римма, хватит издеваться…
        - Ладно, секс в жизни не главное, держи. - Она подкатила ко мне легкий сервировочный столик и водрузила на него чашку с крепким кофе. После этого занялась делами - открыла выдвижной ящик и стала наводить порядок в своих аксессуарах. Я пил мелкими глотками черный напиток, приходил в себя. Нет, я прекрасно все помнил, но не мог взять в толк, почему я оказался в офисе. Должна быть в жизни какая-то загадка? В окно заглядывала хмурая серость, по стеклам стучали капли.
        - С семи утра льет, - сказала Римма. - Наши синоптики - красавчики, дали точный прогноз погоды. Сказали, дождь - значит, дождь.
        - Это был прогноз непогоды, - поправил я, - они всегда сбываются. Ты видела хоть одного синоптика, который хотя бы раз в жизни не угадал погоду?
        - Отлично, - обрадовалась Римма. - Еще немного, и ты проснешься. Кстати, если посидишь еще, сможешь дождаться звонка от депутата, который проявляет подозрительную настырность. Вчера он был очень возбужден. Клянусь, если бы он стал грубить, я послала бы подальше его депутатскую неприкасаемость и…
        - Неприкасаемость - это у прокаженных, - поправил я. - У депутатов - неприкосновенность.
        - И ее бы тоже послала, - отмахнулась Римма. - Ты абсолютно уверен, что мы не собираемся брать этот заказ?
        - А кто мне вчера навяливал музей смерти? - напомнил я.
        - Это было ДО депутата, - возразила Римма, - и его щедрого предложения безнаказанно прокатиться на Майорку. Когда же я последний раз была на Майорке? - задумалась Римма. - Дай-ка вспомню… Мы уже не жалуемся на отсутствие денег? - перевела она тему.
        Я полез за телефоном. Непринятых звонков не было, но в уголке притаилось эсэмэс-сообщение от моего банка, извещающее о поступлении энной суммы на счет. Сумма выглядела вполне приятно. Сергей Борисович сдержал обещание.
        - Нет, уже не жалуемся, - покачал я головой.
        - Прекрасно, - воспрянула Римма, - надеюсь, и следующую бешеную зарплату я получу точно в срок. А теперь убери этот эффект жадных глаз, посмотри на меня и выкладывай как на духу, чем ты занимался вчера весь день. Я имею право знать, я сотрудница твоего агентства.
        - Только при условии, что не побежишь заявлять на меня в психушку, - буркнул я.
        - Заметано.
        - «Ночь в музее», - сказал я.
        - Чушь, - фыркнула Римма. - Всероссийский праздник «Ночь музеев» состоялся неделей ранее.
        - Для меня - вчера.
        - Ладно, давай по порядку, - вздохнула Римма. - Только правду и ничего, кроме правды. Обещаю, в психушку не пойду.
        Когда я покидал агентство через четверть часа, она сидела онемевшая, смотрела на меня объятыми ужасом глазами и на всякий случай крестилась. Я все понимал, кроме одного - при чем тут бог?
        Я вырвался из пробочного плена, спускался к Коммунальному мосту, когда позвонила Римма. Я машинально глянул на часы: немного же ей понадобилось времени, чтобы стряхнуть с ушей всю мою лапшу.
        - Ох, как люблю я такие истории, - вздохнула Римма. - Просто обожаю. Особенно вечерами, перед сном. Никита, я тебя умоляю, не шути со мной. Я же такая доверчивая. Что из твоего рассказа было неправдой?
        - Все правда.
        - Вот черт… Но звучит, как сюжет для телевидения…
        - Римма, хватит! - взорвался я. - Я варился в этом весь день и половину ночи. Мне плевать, как это звучит! Думай что хочешь, но только не рассказывай ментам, хорошо? Кривицкий обязательно будет на тебя наезжать. Скажи, что под хозяйство Якушина копают некие рейдеры из другого города, и он просил меня прояснить ситуацию. Или что-нибудь еще, сама придумай. Но звучать должно правдоподобно.
        - Ладно, - вздохнула Римма. - Ты сейчас куда?
        - К маме.
        - Вот это правильно, - одобрила помощница. - Всякий раз, когда слетает крыша, надо ехать к маме. Она ее быстро на место поставит.
        Мама жила в приличной двухкомнатной квартире с видом на церковь и прочие удобства в виде двух супермаркетов. Еще вполне неплохая собой, не полнеющая, мой извечный повод для сыновней гордости, она прочесывала квартиру, собирая сумки для окончательного переселения на дачу. Я насторожился: не мне ли уготована почетная роль шофера, о которой никто не предупредил?
        - Ой, сынок, как хорошо, что ты приехал, - обрадовалась мама. - Еще немного, и ты бы меня не застал. А до дачи ехать такую даль - целых двадцать минут… Ты не волнуйся, меня знакомый отвезет из соседнего дома. Представляешь, у него, оказывается, и дача рядом с нашей!
        - Какие удивительные совпадения, - хмыкнул я, забираясь в вазу с печенюшками. - Ты говорила, он бывший военный, как и папа?
        - Кстати, об этом я тебе не говорила, - насторожилась мама, - поскольку только позавчера об этом узнала.
        - Как его зовут, ты тоже не говорила, - подметил я. - Можно, угадаю? Не Иван Егорович?
        Мама села на первую подвернувшуюся табуретку и пристально на меня уставилась. В этой информации не было ничего таинственного или невозможного, но мама как-то забеспокоилась.
        - И откуда ты это узнал, Никита?
        Чуть не вырвалось: «От папы. С небес за нами подглядывает». Я быстро переменил тему, помог ей затолкать внутрь развалившееся содержимое кладовки, оттащил сумки в прихожую. Бес усиленно тянул за язык, но я держался.
        - Что случилось, сынок? - Мама пристально всматривалась в меня. - Ты весь помятый, уставший. Спиртным вроде не пахнет…
        - Работы много, - отбивался я. А под конец не выдержал: - Мам, а кто такая Ольга Максимовна?
        Мама снова села на табуретку и заплакала. Я проклял все на свете - бегал на кухню за таблетками, успокаивал ее, уверял, что это был всего лишь сон, но отец в него ворвался, как живой, - и этот вопрос его крайне беспокоил.
        - Это так непохоже на тебя, Никита, - всхлипывала мама. - Ты же так отрицательно всегда настроен против этой чепухи…
        Не объяснять же ей, что сегодня я проснулся другим человеком! Рад бы остаться прежним, но как?! Я нес какую-то чепуху, выкручивался. Она поверила или сделала вид, что поверила. Отец не был благородным рыцарем, преданным всю жизнь одной даме. В этом отношении он был заурядным человеком. Четверть века назад, когда я домучивал начальную школу, у отца случилась другая женщина и такой жгучий роман, что он чуть семью не бросил. Но опомнился, поборол себя, как-то справился с пылким чувством. Мама была в курсе. «Если там все закончишь - окончательно и бесповоротно, то прощу, никогда поминать и упрекать не буду». Отец закончил. Женщина уехала в другой город. Родители договорились никогда мне об этом не говорить - ни при каких обстоятельствах. По крайней мере, в этой жизни, пошутила мама. Даже здесь отец исполнил свои обязательства - в ЭТОЙ жизни не проронил ни звука. Мама украдкой отслеживала перемещения Ольги Максимовны по свету. Та вышла замуж, умерла в 2010 году от тяжелой онкологии, пережив отца всего лишь на год. И вдруг приходит родной сын и называет имя, которое он В ПРИНЦИПЕ не может знать…
        Я выскочил из квартиры красный, как рак. Подкинул родительнице пищу для размышлений! Время было практически полуденное. Встреча в музее - на час дня. Полагаю, я нарушил все существующие правила дорожного движения, пока добрался до ДК Чкалова. В принципе, я знал, где стоят камеры регистрации нашей доблестной ГИБДД, поэтому не сильно рисковал. Вырвавшись за ДК и Сад Дзержинского, я вздохнул с облегчением - не сказать, что шоссе вело в тупик, но на всем его протяжении - лишь садовые общества, а народ еще не созрел для дач. Тем более в будние дни. Оборвались последние «сталинки», сузилась дорога, я мчался, как на пожар, обгоняя попутный транспорт. Навстречу с достоинством проплыл катафалк из крематория - вполне традиционный, без кучера, с бензиновым двигателем. Пошли заводы, перелески, местность становилась неровной. До поселка Восход, где единственной достопримечательностью являлся крематорий, оставалось километра два, когда произошло это чертово происшествие! Я слышал хлопок - лопнуло правое переднее колесо. Машину затрясло, стало бросать из стороны в сторону. Передний привод - это лишь усугубило
проблему. Какой-то дикий страх вцепился в меня - сущая банальность, а проняло до каждой молекулы. Я схватился за руль, убрал ногу с педали газа. Только не тормозить, тогда меня точно закрутит и понесет. «Террано» швыряло по единственной полосе. Пронзительно гудел идущий навстречу фургон - я умудрился занять половину его полосы. Каким-то чудом я избежал столкновения, послав машину по диагонали. В кабине фургона матерился шофер - явно мастер красивого слова. Не успел я опомниться, а правая обочина уже неслась в глаза - как назло, достаточно крутая на этом участке. Я тоже орал - особенно в тот момент, когда правые колеса зависли над обрывом. Но нет, мастерство не пропьешь, подал машину влево, миновал опасный участок. Дальше стало легче, по крайней мере, я держался своей полосы. Машина подскакивала, куда-то ныряла, я плавно выжимал тормоз - и перед самой остановкой сумел-таки взгромоздиться на обочину…
        Я сидел, откинув голову. Что случилось? Можно подумать, впервые подо мной лопнуло колесо. Всякое бывало, и ситуации возникали самые захватывающие. Почему именно сегодня? Прогудел встречный белый «Ленд Крузер» - видно, выразил участие. Прокрякала за спиной машина вневедомственной охраны, обогнала, не стала останавливаться - у людей с автоматами свои заботы. Как-то тихо стало на дороге. Я выключил двигатель, покинул салон. Позади, на моей стороне дороги остался редкий перелесок, за ним бетонный забор - нечто заброшенное, «постиндустриальное». До перелеска местность ровная, спрятаться негде. Правое колесо превратилось в лохмотья - резина в клочья. Диск вроде целый, хотя и принял на себя нагрузку. Я опустился на корточки, стал осматривать повреждение. Наехал на что-то острое? Другие не наехали, а я смог? От места, где лопнуло колесо, я проехал метров двести, не возвращаться же. Кошки царапали на душе. А это точно не пуля? Как сейчас определить, надо экспертизу делать. Если пуля прошла насквозь, то ее там нет, а я не эксперт, чтобы выискивать в этом хламе пулевое отверстие.
        Зачесалось под левой лопаткой, возникло противное тянущее чувство. Я не обладал экстрасенсорными способностями, но годы на переднем крае научили отличать опасность от обычной чесотки. Я напрягся. В спину кто-то смотрел - придирчиво, пронзительно, с самыми недобрыми намерениями…
        Время вернуть самообладание. Я медленно поднялся, закурил, потом повернулся - как бы просто так. До перелеска на моей стороне дороги точно никого не было. Что в лесу и окрестностях забора - неясно, там много мусора и сорной растительности. Снайпер засел с «СВД»? Не тупи, капитан, это не Чечня, не Ирак с Сирией и даже не Ливия. И что такого ты сделал, чтобы у людей возникло желание тебя пристрелить? Профилактическая мера - в свете того, что ты вот-вот что-то сделаешь? Но это не факт, что сделаю…
        Мысли бегали по кругу. Хотели бы пристрелить - давно бы пристрелили. И не нужно огнестрельное оружие, достаточно ножа, умелых рук и момента, когда не ждешь. Колесо лопнуло не случайно, 90 процентов, что это пуля. Но одно дело прострелить колесо (кто докажет, что не само лопнуло?), и совсем другое - пулю в организм…
        Это было дико неприятно, но я знал, что стрелять не будут. Расстояние до объекта изрядно выросло - это не в колесо из леска, трижды по столько… Я отстегнул запаску с задней двери, покатил к поврежденному колесу. В сторону дальнего перелеска я старался не смотреть, работал боковым зрением. Там все было чисто. По дороге проезжали машины - водители равнодушно на меня косились. Я провозился минут десять, отряхнулся, убрал домкрат. Поврежденное колесо оттащил в багажник - оно превратилось в какой-то рваный шаманский атрибут. Перелесок загадочно помалкивал, хотя иногда немело под лопаткой. Но недвусмысленный злой умысел пока не просматривался. Все со мной происходящее могло быть прогрессирующей паранойей - для ее развития хватало причин…
        Охрана на въезде в крематорий пропустила меня как старого знакомого. Я въехал внутрь и вздохнул с облегчением. Состояние, как когда после трудных боев возвращаешься на охраняемую базу и наконец чувствуешь себя в безопасности. Почему так? Но факт оставался фактом, когда я выехал с дорожки на парковку, пульс стабилизировался, краска отлила от щек, и я был готов к встрече с новыми неприятностями.
        Музей работал, но наплыва посетителей не наблюдалось. Сотрудница Лариса приятно улыбнулась и кивнула на «рюмочную». В закрытом помещении сидели двое, пили чай с шоколадкой. Я покосился на часы, половина второго, какой конфуз! Сергей Борисович был, как всегда, представителен, опрятен, хотя и заметно озабочен. Варвара надела джинсовый костюм и смотрелась сексуально. Легкий дневной макияж, нарочитая небрежность в прическе. Ноготки, окрашенные прозрачным лаком, нетерпеливо постукивали по столешнице. Она смотрела не очень ласково. Я поймал себя на странной мысли, что всю первую половину дня мне не хватало этих глаз - пытливых, немного насмешливых, немного укоризненных. Снова на такси приехала?
        - Здравствуйте, - сказал я. Варвара смерила критическим оком мой помятый и все тот же гардероб (неудивительно, если я не был дома), печально вздохнула.
        - Добрый день, Никита Андреевич. - Якушин как бы ненароком посмотрел на часы.
        - Я все понимаю, Сергей Борисович, - проворчал я. - Прошу простить за опоздание.
        У меня была уважительная причина, черт возьми! Я колебался, не знал, с чего начать. Имел ли этот инцидент отношение к нашему делу? Якушин внимательно разглядывал мою сложную мимику, сделал соответствующие выводы.
        - Рассказывайте, Никита Андреевич, почему опоздали…
        Я рассказал. Да, я глубоко опечален этим событием и надеюсь на понимание окружающих. Варвара сделала большие глаза и как-то углубилась в себя. Сергей Борисович расстроился - чтобы понять это, не требовалось быть великим физиономистом. Он медленно отпивал чай, смотрел в пространство.
        - Мне очень жаль, Никита Андреевич, - тихо сказал он. - Событий подобного рода мы никак не ожидали. В этом деле имелась явная каверза, но агрессивное постороннее вмешательство предугадать не могли. Вчера они следили за вами с Варюшей - почти не таясь, висели на хвосте; сегодня - этот неприятный случай…
        - Все в порядке, Сергей Борисович, это могло быть просто случайностью - у всех однажды рвутся колеса. Чувствительность кожи тоже к делу не подошьешь. Вчерашняя серая «Хонда» - первая стадия мании преследования. Машина дважды попалась на глаза - что удивительного, если она ехала за мной? А все остальное - игра воображения и все такое.
        - И вы сами в это не верите, - улыбнулся Якушин. - Хорошо, давайте замнем. Надеюсь, вы не выбросили пострадавшее колесо? Его заберут мои люди, проведут детальный осмотр. Опишите место, где случился инцидент - я попрошу их съездить и все осмотреть. А сейчас вернемся к нашим, так сказать, баранам. Пока вы боролись с колесом и со своими демонами, Варвара Ильинична рассказала о ваших вечерне-ночных похождениях. Это очень интересно. Я поднял кое-какую документацию и изучил ее… - Якушин поворошил листы в раскрытой папке и вдруг посмотрел на меня с каким-то «посторонним» интересом. - С вами что-то случилось вчера в музее после того, как вы определились с артефактами? Варвара Ильинична коснулась этой темы в двух словах. Впрочем, можете не рассказывать, если не хотите…
        Я помялся и все выложил, как на допросе перед следователем. Да, я начинаю немножко сходить с ума!
        - С вашей психикой все в порядке, не переживайте, - заверил меня Якушин. - Не скажу, что это популярное явление, но такое случается - вон Варвара не даст соврать.
        Девушка с важностью кивнула.
        - Не совсем согласен, что это призрак вашего отца, скорее, проекция… Тонкий мир, который находится вне нашего восприятия, способен проецировать и не такое. Подобные вещи случаются не всегда, не везде - в обычной жизни они, как правило, не происходят. Взаимодействовать с ними могут только очень чувствительные и подготовленные индивидуумы… - Сергей Борисович как-то невзначай покосился на Варвару. - Возможно, оставшись один, вы коснулись плиты и креста - это усилило восприятие… Это определенно не призрак, Никита Андреевич, это, если хотите, визит из другого мира. Андрей Васильевич на этой территории, извините, ничего не забыл, недоделанных дел не оставил. Но я, если честно, часто его вспоминаю - мы не были друзьями, но считались хорошими товарищами. К тому же это место, особенно купольный зал крематория, является своеобразным порталом в невидимый мир, о чем мы вам однажды расскажем более подробно… Все в порядке, Никита Андреевич, не надо зеленеть. Вы действительно встретились с отцом и узнали от него конкретную информацию…
        - Простите, Сергей Борисович, - вздохнул я, - но лучше бы вы этого не говорили. Я все равно ничего не понял.
        - Да вам и не надо, - отмахнулся Якушин, - не морочьте себе голову. Просто этой ночью вы осознали, что то, что мы называем жизнью, куда разнообразнее и таинственнее прежних представлений. Конфуций сказал замечательную фразу: «Как мы можем знать, что такое смерть, если мы не знаем, что такое жизнь?» Забудьте по возможности. Итак, к нашим баранам… - Он снова зашуршал документацией. - Надгробная плита с могилы некой Марии Архиповны Власовой появилась в музее два месяца назад, а точнее, 26 марта. Ее привез на своем пикапе работник СМУ-12 Крыленко Георгий Иванович - мой знакомый. Его бригада делала ремонт на даче, выполняла еще парочку работ, однажды разговорились, даже выпили. Георгий Иванович - порядочный интересный человек, выбравший себе именно такую специальность. Позднее я тоже оказал услугу его семье… услугу несколько другого рода, за что Георгий Иванович был мне премного благодарен. Он привез плиту, предложил осмотреть - может, пригодится? Я взял - артефакт старый, буквально дышит историей. Проверили - никакого фона. Я хотел заплатить, но Георгий Иванович отказался, считал себя в долгу передо
мной. Я настаивал - он начал обижаться. Конечно, я спросил: откуда плита? Крыленко человек порядочный, никогда не украл бы плиту с кладбища. По его словам, работали за городом, образовался свободный час, прогулялся в лес, провалился в яму, потом запнулся о плиту, измазанную землей. Очистил - интересно стало. Подогнал пикап, погрузил в кузов… По-видимому, это было отдельное, заброшенное и никому не нужное захоронение.
        - Где именно находился лесок?
        - Каюсь, не спросил, - развел руками Якушин. - А может, спросил, да выветрилось из головы. Они коттеджный поселок там строили или таунхаус, точно не помню…
        - Но телефон для связи с Крыленко у вас есть?
        - Конечно, - кивнул Якушин. - Надо поискать, точно есть.
        - Теперь перейдем к кресту, Сергей Борисович. Оба предмета с одной могилы… по крайней мере, Варвара на этом настаивает. - Я искоса глянул на молчащую девушку. - Но отсюда не следует, что все время они находились рядом. Время могло разлучить артефакты.
        - Простите, перебью, - сказал Якушин. - Материалы разные, но даже по технике изготовления видно, что оба артефакта сделали в одной мастерской. Чувствуется одна и та же умелая рука - уж поверьте моему опыту. Резные элементы, общее соответствие…
        - Хорошо, - кивнул я. - Что по кресту?
        - Еле нашел, - улыбнулся Якушин. - Случай курьезный. Бомж принес, его охрана не пускала, пришлось мне самому до ворот идти. Импозантный такой, представительный товарищ… если для людей данной категории уместны подобные характеристики. Заявил, что работал по научной линии в ИЯФ, пока окончательно не опустился и не пропил квартиру - как излишнее обременение, так сказать. А я-то вижу, крест хороший. Где взял, спрашиваю. Он давай божиться, что это точно не с кладбища, просто нашел в лесу недалеко от заброшенного захоронения. Мол, шел, торчит перекладина. Выкопал - крест. Вижу по глазам, что не врет…
        - И вы опять не спросили, где это было? - рискнул я перебить.
        - Да проклятье какое-то… - в сердцах вымолвил Якушин. - Видимо, спрашивал, но что он может сказать? Речь невнятная, выпить человек хочет. Нашел, и все, говорит. Там, мол - рукой машет. Мы для смеха даже договор составили, представляете? Вот он. - Якушин вытащил мятую бумажку. - Баклицкий Эммануил Ксенофонтович, звучит? Он заломил тридцать тысяч - широкая душа у человека. Я, конечно, не отношу себя к социально незащищенным слоям населения, - усмехнулся Сергей Борисович, - но это товарищ явно загнул. Заплатил ему пять тысяч одной бумажкой, и товарищ радостный убежал…
        - Когда это было? - я вытянул шею.
        - 25 апреля…
        - Стоп. - Что-то стрельнуло в голове. - То есть два месяца назад вы приобрели плиту с могилы Марии Власовой, сделали ее экспонатом, и ничего, собственно, не произошло. Через месяц в том же зале, но на расстоянии в тридцать метров, возник крест с того же захоронения, и в музее начались неприятности…
        - А ведь вы правы, Никита Андреевич… - Якушин задумался.
        - И что это значит? - уныло спросил я. Объяснений, не связанных с мистической стороной дела, ожидать, по-видимому, не приходилось.
        - Неприятности, заметьте, вполне устранимые, - подала голос Варвара. - Ущерб незначительный… в отличие от тотальных бедствий и массовых смертей, чего, слава богу, не произошло. Да, это не похоже на совпадение. По отдельности плита и крест чистые, они не испускают отрицательной энергии, не воздействуют на людей, в противном случае мы бы давно этим занялись. Исключение - то, что произошло с человеком, представившимся Кротовым…
        - Пока оставим в покое этого человека, - поморщился Якушин. - У тебя есть объяснение, Варя?
        - Пока нет, Сергей Борисович. Нужно больше информации. Они аккумулируют энергию, находясь рядом, - плита и крест. Для большинства людей энергия не пагубная. Наши неприятности - словно эта парочка хочет нам что-то сказать. Мол, действуйте, дальше хуже будет. Возможно, мы не понимаем простых вещей…
        - Самая простая вещь - поместить эти штуки туда, где им место. На могилу, - сказал я.
        - А вы втягиваетесь в тему, - похвалил Якушин. - Однако есть великое множество плит и крестов, которые существуют по отдельности и неплохо себя чувствуют.
        - Артефакты ни при чем, - возразила Варвара. - Суть в том, что их наполняет. В подавляющем большинстве это естественные смерти. Гибель же Марии Власовой, насколько я смогла понять, была насильственной. Ее утопили. Отсюда стартуют все чудеса, связанные с артефактами.
        - Ты бы остереглась с этими экспериментами, Варюша, - сказал Якушин. - Психика не железная, так и до греха недолго.
        - Хорошо, - кивнула Варвара, - я буду проявлять максимум осторожности.
        - Простите за дерзость, но неужели вам мало всех этих неприятностей? - сказал я. - Мы выявили, с чем связана проблема, стоит ли дальше тянуть? Выбросьте эту гадость, Сергей Борисович, - не настолько уж ценные экспонаты. Если этой парочки не будет в музее, то они не смогут здесь прикладывать свои старания, верно? Пусть это делают в другом месте. Отвезите на Гусинобродскую свалку, там они никому не причинят зла. Мария Власова уже умерла - больше ста лет назад, ей хуже не станет. Не будет экспонатов - не будет слежки, пробитых колес и тому подобного. Пропадет нужда выяснять, кто такой Кротов. Вам это важно по крупному счету - или важнее спокойствие в музее? Любопытство - хорошо, но до того предела, пока не начинаются несчастья. Я в чем-то не прав?
        В «рюмочной» настало молчание. По рюмочке бы точно не помешало. Якушин колебался. Варвара тоже пребывала в замешательстве - что и правильно, второго здоровья не будет. Можно представить, во что она превратится, если довести это дело до логического конца.
        - Очевидно, Никита Андреевич прав, - допустил Якушин. Он растерянно улыбнулся. - Странно, один из редких случаев, когда я не понимаю подоплеки и колеблюсь с принятием решения… Может, так и надо, Варюша? - Он вопросительно уставился на девушку. - Меньше знаешь - крепче спишь? А любопытство сгубило не только кошку.
        - Я в тумане, - призналась Варвара. - Поступайте, как знаете, Сергей Борисович.
        - Решено. - Якушин резко поднялся. - Мы избавимся от этих артефактов, и будь что будет. Я распоряжусь - их упакуют и увезут подальше, где никто не сможет их найти. Вы никуда не спешите, молодые люди? - Он посмотрел сначала на меня, потом на Варвару. Мы удивленно пожали плечами. С каких это пор нас стали идентифицировать единым целым? - Погуляйте тогда по территории. Можете сходить в поселок, там перекусить. На Шоссейной есть хорошее кафе, там вас точно не отравят узбекским пловом.
        Глава восьмая
        Мы сходили в поселок, который в это время года производил самое благоприятное впечатление, посидели в кафе, где нас действительно не отравили. Я не забывал оглядываться, провожал взглядом машины. Чувство опасности пока дремало. В крематорий приезжали похоронные процессии, автобусы со скорбящими людьми. Эти «картинки с выставки» уже не напрягали, возникало философское отношение. Но сегодня меньше всего хотелось рассуждать о смерти. Жизнь тоже была неплохой штукой. Рассосалось видение пробитого колеса, моих метаний вдоль обочины. Рядом с Варварой было приятно находиться. Да и она не тяготилась моей компанией. Остались в прошлом упреки о моем несвежем виде и неумении в трудную минуту дойти до дома. Она смеялась, говорила о себе, я тоже выдал пару-тройку фактов из своей не очень интересной (для гражданского лица) биографии. Мы вернулись в Парк Памяти, погуляли по аллеям, потом нашли лавочку вдали от входа, где стояли автобусы с печальной символикой. Я украдкой посмотрел на часы - уже было три часа дня. Якушин помалкивал, чем он занимался, неизвестно. В принципе, рабочий день проходил неплохо.
        Когда закончились приятные темы, вернулись к неприятным. Снова черные мысли заползали в головы.
        - Ты действительно считаешь, что твое колесо прострелили? - спросила Варвара. - Это можно сделать из травматического оружия?
        - Вряд ли, - покачал я головой. - Не тот наконечник, не та дульная энергия и скорость полета пули. Стрелой из арбалета можно, но обломки стрелы остались бы в шине. Точно не могу сказать, что это было.
        - Ты просто пробил колесо. - Она смотрела в упор, словно упрашивала согласиться. - Такое случается у всех водителей. Ты же остановился, вышел из машины. Если был стрелок, что ему мешало тебя снять?
        Я пожал плечами, не стал объяснять простые истины. Кому-то не нравится моя работа, и от меня решили избавиться. У человека на скорости лопнуло колесо - бывает, царствие ему небесное. Даже пуля в протекторе - нужно доказать, что это целенаправленный злой умысел, а не злостное хулиганство. Роковая случайность - обратного не доказать. Пуля же в человеке - явное убийство. Возбудится полиция (Вадим Кривицкий - не такая уж сволочь), подключится Сергей Борисович, обладающий достаточными рычагами, - и для убийцы настанут сложные времена. Оно ему надо? Не хотелось без пущей необходимости расстраивать Варвару.
        - Ты сегодня хорошо себя чувствуешь?
        - Да, такое не впервые, - улыбнулась девушка. - Издержки работы, у каждого свои.
        - Почему артефакты так себя ведут?
        - Не знаю. Мария Власова хочет нам что-то сказать, злится, что мы не понимаем… Нужно больше информации. Зачем об этом, если Сергей Борисович решил закрыть тему?
        - Просто умозрительно - что будет, если ты сейчас опять прикоснешься к плите с крестом?
        - Возможно, получу больше информации. Я могу и не касаться плиты, - сообщила Варвара интересную новость. - Уже коснулась, прошло взаимодействие. Представь, ты открываешь страницу в Интернете, а потом отключаешь Сеть. Страница все равно останется на мониторе, верно? Ты просто по ссылкам не пройдешь дальше. Можешь делать с этой страницей что угодно - засунуть в папку, поместить в закладки или удалить. Без контакта, впрочем, не разгуляешься, - призналась Варвара. - Зато самочувствие на месте.
        - Как это у тебя происходит?
        - Не могу объяснить нормальными словами. Это какая-то особая чувствительность, знание, проницательность… Человек в голове перемножает шестизначные числа, потом делит на семизначные. Как он это делает? Он тоже не объяснит. Вспыхивает что-то. Музыкальный гений прослушает незнакомую оперу, а потом сыграет ее по памяти от первой до последней ноты. Думаешь, объяснит, как это получается? Я словно забираюсь на антресоль с могильной плитой под мышкой, отключаюсь от всего, настраиваю каналы для связи… Ну как частоту выбираю на FM-диапазоне… Лучше не спрашивай, - улыбнулась Варвара, - и тогда оба не будем чувствовать себя дураками.
        - Но ты можешь быть… нормальной?
        - А что во мне ненормального? - Она обиделась. - Телекинезом не владею, мысли не читаю, будущее не вижу, с ясновидением - перебои…
        - Понятно, - свел я к шутке. - Даром преподаватели время с тобою тратили. И как тебя нашел Сергей Борисович? В магазине «Все для магии» встретились?
        - На эту тему лучше не шутить. - Она понизила голос. Хотела что-то сообщить - видимо, касательно личности Сергея Борисовича - но передумала. Возможно, я что-то еще не знал? Жизнь насыщенная, интересная. Факультет иностранных языков, служба в группе советских войск в Германии, преподавание в школе, в университете, гид-переводчик, редактор, референт и даже инструктор отдела пропаганды обкома КПСС! Девятнадцать лет блестяще руководил гигантской «Сибирской ярмаркой», которой не было аналогов в этой стране. Продал бизнес, направил деньги на создание и развитие крематория, а также музея погребальной культуры при этой организации, которым тоже не найти аналогов…
        В чем причина - человек оставляет процветающий бизнес, приносящий колоссальную прибыль, и находит свое призвание рядом со смертью?
        - Что такое тонкий мир, Варвара? Сергей Борисович упомянул…
        - Правда хочешь знать? Тогда не смейся. - Она не меняла тональности, говорила, как об обыденных вещах. - Назовем эту штуку невидимой областью, где создаются программы управления нашим миром. Это тонкие энергетические пространства, различные миры - светлые и темные, существа, которые в них обитают… Это эгрегоры - живые системы тонкого мира - вроде здания в городе, со своими жильцами, задачами, водопроводом с канализацией - то есть инфраструктурой. Для примера - эгрегоры Христианства, эгрегоры Денег, без которых в этом мире никуда. Все перечисленное - составные части тонкого мира. Тонкий мир, говоря по-простому, обеспечивает нашу Землю энергией. В тонком мире рождаются и живут наши души, туда они улетают каждую ночь, пока мы спим. Если хочешь, это мир Бога, мир замыленного «Добра и Зла». Там возникают идеи и мысли, которые потом переправляются в сознание людей. Полагаешь, ты самостоятелен в своих решениях? Тогда должна тебя огорчить…
        - И ты, Варвара… - Я пытался выбрать правильную формулировку.
        - Умею взаимодействовать с тонким миром.
        - Как так вышло?
        - Научилась…
        - Этому учат?
        - Не в школе, разумеется. И не в армии. Я научилась перемещать точку сборки…
        - Прости?
        - Ну да, случай тяжелый… Назовем этот феномен неким загадочным устройством в энергетической оболочке человека, позволяющим воспринимать мир. Не пугайся, у тебя она тоже есть. Она всегда в одном месте… по крайней мере, у тебя. При смещении точки сборки меняется восприятие. Чуть в сторону - и видишь наш мир под другим углом. Спроси у наркоманов или алкоголиков - они знают. Сдвинешь сильно - начнешь воспринимать другие миры. Настоящие маги умеют управлять этой штукой…
        - То есть ты можешь кое-куда слетать, поболтать по душам с Марией Архиповной…
        - О, примитивное создание… Внимание, - вдруг напряглась Варвара, - к нам направляется Сергей Борисович.
        Он не просто направлялся - он очень быстро шел и был не на шутку взволнован.
        - Подвиньтесь, молодые люди, фу, запыхался…
        Мы с Варварой разъехались, и он опустился на лавочку между нами.
        - А как вы узнали, что мы здесь? - спросил я.
        - Ерунда, - отмахнулся Якушин. - Если бы я все другое знал, как это… У нас очередные неприятности, молодые люди, - сообщил ужасающую весть Сергей Борисович (и почему я не удивился?). - Значит, так, по порядку. Двое моих ответственных работников тщательно упаковали артефакты, заперли в кузове фургона и повезли. Я приказал их зарыть в лесу за свалкой на Гусинке. Там такая роза ветров, что лес всегда окутан душистыми ароматами со свалки, и люди там почти не появляются. Вроде и ехать недолго, если напрямик. На перекрестке с улицей Чемпионской чуть в аварию не попали - автопоезд, идущий навстречу, потерял управление, еле увернулись. В лесу перед Гусинобродским трактом колеса юзом пошли - съехали в кювет, могли перевернуться. Только выехали на шоссе, чтобы двинуть к свалке, тормоза отказали! Хорошо, что скорость была небольшая, тормозили двигателем, все обошлось… Звонит Шемякин, он машину вел, в панике: что делать, Сергей Борисович, так мы в живом виде никуда не уедем! А у Лопухина, его напарника, кровь носом пошла, затрясло человека, словно лихорадку подхватил… Тут я все понял, кричу: разворачивай,
давай назад! Пять минут прошло, Шемякин снова звонит: едем обратно, пока без происшествий; Лопухин вроде успокоился, жар спал, но еще не отдышался…
        - Ну засада… - пробормотала Варвара.
        - Причем классическая, - невесело усмехнулся Якушин. - Засада по всем фронтам. Они уже здесь, доехали без происшествий. Лопухин оклемался, удивляется, что это было. Я распорядился все это добро складировать в музее под лестницей, недалеко от черного хода. Не на выставку же возвращать!
        - Артефакты не хотят уходить, чего-то требуют… - прошелестел «астральный» голос Варвары.
        - Да понятно, чего они требуют, - поморщился Якушин. - На родную могилу им надо. Не мытьем, так катаньем.
        - Подождите, Сергей Борисович, - напрягся я, - но ведь это не проблема. Найдем могилу, приведем ее в порядок, все вернем, как было…
        «И пусть подавится Мария Архиповна», - чуть не сорвалось с языка, но я его прикусил. Мало ли что. Хотя мои отношения с душами умерших продолжали оставаться сложными.
        - Посмотрим, как вы это сделаете, Никита, - грустно улыбнулся Якушин. - Я пытался в последние полчаса заняться детективной деятельностью, чтобы вас не отвлекать - вы так увлеченно ворковали. Но потерпел фиаско и узнал много печального. Я позвонил по телефону Георгия Ивановича Крыленко, но робот-оператор поведал, что такого номера в природе не существует. Я отыскал в блокноте телефон супруги Георгия Ивановича, связался, она стала рыдать, сообщила, что Георгий Иванович погиб в прошлом месяце, когда ему на голову свалился кран. Апрельский ураган - была такая штука. Банальное нарушение правил техники безопасности. Помните: «Не стойте и не прыгайте, не пойте, не пляшите…»
        «Там, где идет строительство или подвешен груз», - мысленно завершил я.
        - В СМУ-12 работала прокуратура, полетели головы. Смерть не криминальная… Бедный Георгий Иванович, такой хороший был человек. - Сергей Борисович удрученно качал седой головой. - Мне об этом даже не сообщили. Мать покойного слушать не хотела ни о каком крематории, тело захоронили на Хилокском кладбище…
        Мы с Варварой тактично помалкивали.
        - Теперь бомж, продавший мне крест, - развивал тему Якушин. - Где его искать, одному богу известно. Даже найдешь - не факт, что он укажет место. Но имя товарища - это же звучно и индивидуально! Баклицкий Эммануил Ксенофонтович! Во всей России второго такого не найдешь! Полиция, разумеется, не держит базу по бомжам, тем более по местам их обитания. Но я позвонил хорошему знакомому в руководстве ГУВД, на предмет, не мелькала ли фамилия. И знаете, мелькала. Этот человек не Паниковский, у него был паспорт, который он всегда аккуратно заворачивал в тряпочку. Тело господина Баклицкого нашли утром 26 апреля на берегу речки Знаменки рядом с садовым обществом «Аист». Зарезан ножом, никаких денег при нем не было. СНТ «Аист» - это недалеко отсюда. Оперативники раскрыли убийство за полчаса. Счастливый обладатель пяти тысяч рублей добежал до своих знакомых, живущих в соседней теплотрассе, угостил их паленой водкой, похвастался, что продал крест одному седому «лоху» - и сделался сказочно богатым. «Миллионера» зарезали его же дружки, когда он спал. Чистая выручка - 4 тысячи 800 рублей с мелочью. Утром следующего
дня их взяли…
        - Но эти две смерти вряд ли связаны с нашим делом… - засомневался я.
        - Они никак не связаны с нашим делом, - отрезал Якушин. - Иначе мы нафантазируем себе гору всяких невероятностей. Но тенденцию наблюдаете? Все против нас.
        - Но подождите, - зачастил я, - теоретически можно отыскать дружков бомжа, с которыми он пил свою последнюю водку. Он наверняка болтал, мог проговориться, где нашел крест. Впрочем, если допустить, что дружки уже сидят, все становится сложнее…
        - Поднять городские архивы, старые реестры, рабочую документацию похоронных контор Новониколаевска? - предложила Варвара. - Работка аховая, неблагодарная…
        - Это было не кладбище, - возразил Якушин, - большая вероятность, что это одиночное захоронение в лесу. Что-то глаза у тебя заблестели, Варя, - подметил Якушин. - Даже не думай об этом. Собралась на очередной контакт «близкого вида»? Хочу тебя огорчить - ты видишь лишь глазами ЖИВОЙ Марии Власовой. Последнее - это брызги воды и бородатая личность того, кто ее толкал. Место собственного захоронения Мария Архиповна тебе не покажет…
        - Я уверен, можно отыскать концы, - настаивал я. - У Крыленко были коллеги, люди знали, что он нашел плиту, которую впоследствии отвез в музей. Пусть не было свидетелей, но он мог обмолвиться, где ее нашел. Он же не в вакууме в тот день работал - с людьми!
        - Вот и славно, - кивнул Якушин. - Я верю в вас, Никита Андреевич. Займитесь этим делом - если не успеете сегодня, то завтра. Если Варвара Ильинична пожелает к вам присоединиться - буду только приветствовать. У вас карт-бланш - делайте все, что считаете нужным. В рамках Уголовного кодекса, разумеется…
        Мы снова сидели в одной машине - словно ничего не изменилось. Я вертел баранку, высматривая в окружающем пространстве враждебные «мелочи». Варвара извлекла из сумочки планшет, вставила сим-карту и радостно проурчала:
        - Ну здравствуй, дорогой Интернет. Как долго мы не были вместе.
        Я покосился на ее довольный профиль.
        - Думаешь, он скучал?
        Она не обращала на меня внимания, что-то бормотала, включала зачем-то навигацию, определяла свое местоположение.
        - Мы всегда должны знать, в каком месте мы находимся, - заявила она.
        - Мы давно находимся в одном месте.
        - Фу, какой ты грубый солдафон, - поморщилась Варвара. - Так, я, кажется, нашла. СМУ-12, у них есть целый сайт, хотя конторка, похоже, мелковата… Так, несколько долгих лет на строительном рынке… Высокопрофессиональные инженерно-технические работники и такие же рабочие… Заключило договор подряда на строительство жилого комплекса «Рубиновое»… Ввела в эксплуатацию более 20 000 квадратных метров жилья. Бла-бла-бла…
        - Что и где они строили два месяца назад?
        - Такой информации здесь нет, придется ехать в центральный офис и там выяснять. А где у нас находится центральный офис? А центральный офис находится в Первомайском районе на улице Одоевского…
        Я присвистнул. Ничего себе. Если центральный офис - на самом краю, то где все остальные? Битых два часа мы пробивались через уплотняющиеся к концу дня пробки. Автомобилисты спешили выбраться из города. Мы проехали по петляющей развязке с видом на «великую реку» Иню, миновали микрорайон «Весенний», мысленно передавая приветы Саше и Алене. Железнодорожная станция Новогодняя, станция Первомайская… Контора СМУ располагалась за пустырем в отдельно стоящем двухэтажном здании. Обширный двор украшали облезлые экскаваторы, приобретенные в Китае руководством управления.
        - Сильно не напрягайся, - посоветовал я, пропуская даму. - Эту контору мы возьмем без боя.
        Часть сотрудников еще не разошлась. Бродили люди в касках и без касок, трещали принтеры, из которых вылезали чертежи. В кабинете начальника СМУ в конце коридора ругались откровенно матом. Очкастый мужчина с лоснящимся черепом, похожим на «глобус Сахары», рычал в телефонную трубку, требуя, чтобы с утра всех людей перевели на 5-й объект - и ему плевать, что на 4-м складывается критическая ситуация! Пусть Фролов отвечает за объект, ему все равно год до пенсии!
        Он подавился нецензурным словом, обнаружив в помещении женщину - молодую, привлекательную и сверкающую обезоруживающей улыбкой.
        - Вы кто? - на всякий случай понизил голос руководящий работник.
        - Тот, кто в пальто, - популярно объяснил я, украдкой поглядывая на Варвару, которая явно игнорировала мой совет не напрягаться. - Прокуратура. Мы по поводу трагического случая, произошедшего с вашим работником Крыленко.
        - Опять? - шумно выдохнул руководитель. Требовать документы не стал, видно, примелькались уже прокурорские работники.
        - Все в порядке, мы знаем, что виновные уже наказаны. Кое-что для уточнения - по событиям двухмесячной давности…
        Червячок сомнения в голове - и быстро слетает гонор, объект теряется, обезоружен. Посетители могут нести потенциальную опасность - конторе, срокам выполнения работ, ему лично - явно не безгрешному. И человек отвечает на вопросы, какими бы странными они ни казались, ожидая только одного - чтобы его быстрее оставили в покое. Это безопасно, объясняла Варвара. Поудивляется потом - не больше. Можно работать традиционно, дело хозяйское, но ты готов терять уйму времени?
        - Два месяца назад бригада Крыленко работала в Рубиновом. Это коттеджный поселок недалеко от села Кривошлыково, - восполнял наши информационные пробелы замначальника СМУ. - Поселок разбросан, там три улицы - Дунаевского, Раздольная и Печерская. На последней возводили таунхаус переменной этажности…
        - Вы можете выяснить, где именно 26 марта работал покойный Крыленко?
        Мужчина зашуршал бумагами, потом забрался в компьютер. С середины марта до первых чисел апреля Георгий Иванович точно трудился в Рубиновом. Курировал несколько объектов - здания под условными номерами 2, 4 и 8. Он был бригадиром отделочников, имел свой пикап, на котором иногда подбрасывал членов бригады. На каком объекте он находился именно 26 марта, выяснить, к сожалению, невозможно, такой учет не вели - просто закрывали рабочие дни. Можно ли связаться с кем-нибудь из членов бригады? Теоретически можно, но для этого придется вернуться сюда еще и завтра, желательно к восьми утра, когда всех этих бездельников еще можно застать в конторе…
        Я лихорадочно соображал - вернуться можно, но район, в принципе, понятен, коттеджный поселок уже построен, не так уж много там лесов. Вот если не удастся ничего найти…
        У Варвары остались вопросы, но я уже сигналил: валим отсюда, пока у человека не заработала голова! Кто же из живущих в этом городе не слышал про село Кривошлыково! В ту минуту это казалось самым важным - определить район. А как искать конкретную могилу, я пока не задумывался…
        На обратном пути машин было меньше. Опускалось солнце, гасли краски дня.
        - И снова здравствуй, дорогой Интернет, - бормотала Варвара, бегая пальцами по экрану планшета. - Ты уж прости, милый друг, что мы так редко стали видеться… Село Кривошлыково… Ага, вот оно. И вся информация по селу. Ты знаешь, где оно находится?
        - Весьма смутно, - признался я.
        - У черта на рогах - вот где. Информация в «ДубльГис» есть, но это далеко за пределами городской черты. Левый берег Оби, село Марусино, микрорайон Лебяжий - там сплошные частные дома. Это далеко за Кудряшами и Затоном. Коттеджный поселок Рубиновое… Ага, есть такой. Находится в стадии завершения строительства… хотя, возможно, устарел мой «ДубльГис», давно не обновлялся… Теперь информация по селу Кривошлыково. Село растянутое, есть парочка мелких предприятий, две улицы - Центральная и Кабинетная, вдоль северной окраины села протекает речка Мая… Ого, тут пишут, что село Кривошлыково, именно под тем же названием, существовало задолго до советской власти и даже до того, как Гарин-Михайловский построил свой мост через Обь, что, собственно, дало толчок к возникновению города. «Охристианившиеся» староверы, ссыльные, беглые крепостные с Урала… Ого, и охота была в такую даль топать? Советская власть добралась до села к 1918 году, но продержалась недолго, пришел Колчак, и все стало как было. Потом опять пришли красные и вернули 18-й год…
        - Ну, типа сторожки лесника, - усмехнулся я, - которую брали все подряд, а потом пришел лесник и всех послал. Кладбище есть?
        - Конечно, - удивилась Варвара, - не в реку же трупы сельчан сбрасывали. Тут, знаешь ли, не Индия. Но «ДубльГис» по поводу кладбищ деликатно умалчивает, нужно самим выяснять…
        - Ты собираешься составить мне компанию в этой «полевой» работе? - насторожился я.
        - Придется. - Она бросила на меня загадочный взгляд. - Да, признаюсь, в своем деле ты неплох. Часто ошибаешься, ограниченный кругозор, но неплох. Но уже второй день я не могу понять: почему со своей склонностью полагаться на авось и авантюрным складом ума ты еще жив?
        - Ладно, ущипнула, - хмыкнул я. - Будешь моим телохранителем, если не боишься. Что там с картой местности?
        Мы стояли у светофора перед Выборной. Варвара повернула ко мне планшет, я вытянул шею. Интересующее нас местечко действительно находилось далековато - гораздо западнее Лебяжьего. Населенный пункт Кривошлыково был вытянут с севера на юг вдоль восточной опушки лесного массива. На северной стороне петляла синяя змейка - речка Мая. Частично она тянулась по равнине, потом пропадала в лесу. Коттеджный поселок Рубиновое находился на севере, в паре километров от околицы села. Помимо синей змейки, по карте разбегались коричневые - видимо, дороги.
        - Замечательно, - пробормотал я, медленно проезжая перекресток. - То есть бомж Баклицкий за каким-то фигом оказывается в этой местности, находит крест и тащит его через пол-Сибири, на другой край мегаполиса, чтобы продать Сергею Борисовичу? С Крыленко как раз понятно, у него машина, хорошие отношения с Якушиным, которому он хочет оказать услугу, не ведая, что услуга - медвежья. Но с бомжом не совсем понятно…
        - Во-первых, господин Баклицкий мог найти этот крест где угодно, а вовсе не на месте захоронения. Во-вторых, что мы знаем о миграции бомжей? Они как перелетные птицы - сегодня здесь, завтра там. Услышал от кого-то, что есть такой музей, где чудакам можно сбагрить похоронную атрибутику, ну и подался на правый берег. Своеобразный «горизонт событий» - то, о чем мы уже не узнаем никогда, да и ладно… Кстати, почему ты проехал Бугринский мост? - запоздало встрепенулась Варвара. - Это был кратчайший путь на левый берег!
        - Шутишь? - удивился я. - Уж сегодня мы точно искать могилу не поедем. Скоро стемнеет - впотьмах аукаться в незнакомой местности? Представь, какая там грязь, да и прочие удовольствия - клещи, комары, недружественные крестьяне… Может, ты и считаешь меня приверженцем русского «авось», но из ума я пока не выжил и тебе не советую. Поедем утром - выспимся, экипируемся по всей форме. Надеюсь, в твоем модном гардеробе найдутся старые резиновые сапоги? Сейчас я отвезу тебя домой, провожу до квартиры. Не пугайся, внутрь заходить не буду…
        У перекрестка Большевистской с Добролюбова тоже образовался приличный затор. Справа с горки непрерывным потоком спускались машины, сворачивали на Большевистскую - кто в центр, кто в сторону Академгородка. Светофор дал дуба - работал регулировщик. Мы продвигались в час по чайной ложке - в потоке сигналящих, окутанных смрадным облаком машин. Вырваться из этого ада в деревню было бы действительно неплохо…
        Сработал телефон. Я удивился - звонил Сергей Борисович. Снова неприятности?
        - О нет, Никита Андреевич, мир за время вашего отсутствия не перевернулся, - успокоил меня Якушин. - Вам есть что сообщить?
        - Да, Сергей Борисович, мы как раз возвращаемся в город… - Я в нескольких фразах описал создавшуюся ситуацию.
        - Ага, - задумался Якушин. - Ну хоть какая - то определенность. Кстати, роль села Кривошлыково в истории нашей области незаслуженно забыта. Это очень старое село, оно существовало чуть не со времен Ермака. Когда на берегах Оби появился город, многие сельчане перебирались оттуда в Новониколаевск. А там, где сейчас микрорайон Лебяжий, тогда же находилось еще одно большое село. Кстати, оно и называлось - Лебяжье. В начале 20-х годов случился сильный пожар, он совпал с ураганом, прокатившимся по западным окраинам Новониколаевска. Село сгорело, погорельцы потом перебирались в город, мыкались, как могли… Я понял, Никита Андреевич, решайте сами, когда и как посетите эту местность. Надеюсь, вы не настолько безумны, чтобы отправиться туда прямо сейчас?
        - Нет, Сергей Борисович. - Я улыбнулся, покосившись на смутившуюся Варвару (я включил телефон на громкую связь). - Настолько наше безумие не распространяется.
        - Рад это слышать. Теперь по порядку - именно то, что я собирался вам сообщить. «Жучков» на вашей машине не было - во всяком случае, в тот час, когда ваш «Террано» стоял на нашей парковке. Специалисты из службы безопасности осмотрели колесо и пришли к выводу, что его пробили пулей. Калибр небольшой, 5,45 мм - хотя вряд ли вас это успокоит. Третье - вернулись люди, которых я отправил прочесать местность, откуда велась стрельба. Вы описали ее крайне приблизительно - разреженный лесок, бетонный забор. Они уверены, что нашли. Ложбинка за упавшим деревом - это напротив проезжей части, совсем рядом. Вас определенно ждали - воткнули в землю четыре окурка…
        - Спасибо, Сергей Борисович. - Я усиленно старался не измениться в лице. Варвара занималась тем же.
        - Я давно пожалел, что втянул в это дело и вас, и Варвару Ильиничну, - вздохнул Якушин. - Я допустил непростительную ошибку. Будьте осторожны, очень прошу. Берегите Варвару Ильиничну… Если хотите, я могу вам выделить несколько человек в качестве телохранителей. У них есть опыт работы в силовых структурах.
        - Спасибо, Сергей Борисович. Обо мне не беспокойтесь, но что касается Варвары Ильиничны… Будет очень любезно с вашей стороны, если сегодня ночью в машине у ее дома посидит человек. И чтобы у него была связь с Варварой Ильиничной, хорошо?
        Варвара вознамерилась что-то сказать, но я показал ей кулак. Она вспыхнула, промолчала.
        - Хорошо, Никита Андреевич, будьте осторожны. До свидания.
        Регулировщик на перекрестке развернулся на 180 градусов, как оловянный солдатик, махнул жезлом: вали, толпа… Машины по команде устремились к Коммунальному мосту. Справа на Добролюбова раздался грохот - у огромной фуры отказали тормоза! Она не смогла остановиться на крутой горке, ударила в зад фургон с «Чистой водой», и их обоих вынесло на перекресток! Взвизгнула Варвара, вцепилась мне в локоть. Нашла, куда вцепиться! Я ехал в третьем ряду, по крайней левой полосе! Водитель фургона резко вывернул баранку, машина потеряла устойчивость, перевернулась набок. Она машинально двигалась, перегородила встречные полосы. На меня неслось, давая вираж, огромное чудище с горящими фарами! Водитель что-то орал, крутил баранку влево. При этом кабина тоже круто выворачивалась, в отличие от прицепной части, которая продолжала двигаться под прежним углом. Я тоже орал, не мог прекратить движение - тогда бы в меня врезался черный джип, идущий следом! Улепетывал с перекрестка, бросив жезл, перепуганный гаишник. Все происходило, как в замедленной съемке. Я утопил педаль в пол, и «Террано» понесся зигзагами. Он промчался
слева от кабины фуры, чуть не врубился во встречный поток, который тоже частично начинал движение - но были и такие, кто решил пропустить взбесившуюся фуру! Мне дико повезло - одна машина на встречке успела проскочить, а та, что шла следом, вовремя остановилась. В эту дырку я и попал, вписался с ювелирной точностью - с одной стороны - встречный поток, с другой - прицепная часть фуры, совершающая угрожающее движение против часовой стрелки! Возможно, я зацепил этого монстра, но не сильно, скрипнуло зеркало с правой стороны, но удержалось. Шесть секунд на все безумие, а тянулись, словно вечность. Я, будто Одиссей, промчался между Сциллой и Харибдой, вернулся на свою полосу за перекрестком. Здесь дорога была пуста. За спиной все лязгало, рвалось, гремело, кричали перепуганные люди. «Террано» швыряло по сторонам, машина жестко вибрировала. Я направил ее по диагонали к первой полосе, приткнул к бордюру у модернистского здания ночного клуба (олицетворяющего своими очертаниями морскую болезнь) - в этом месте никакими правилами не возбранялась остановка. Варвара делала страшные глаза, держалась за сердце,
такое ощущение, что собралась рожать. Все в порядке, от страха не умирают! Я распахнул дверь, высунулся из машины. Это было просто чудо! Как я ухитрился проскочить?! На перекрестке творилось что-то невообразимое. И ведь только я проскочил! Сигналили машины, кричали люди. Участники движения встали - и, похоже, надолго. Кабина фуры протаранила черный джип, который ехал за мной. Кузов фуры напрочь перегородил Большевистскую в направлении центра. На другой стороне дороги осталось узкое пространство - между фурой и перевернувшейся «Чистой водой». В эту щель устремился ручеек из машин. Особо пострадавших, кажется, не было - что, в принципе, невероятно! Из перевернутого фургона выбирался бледный водитель. Из кабины фуры спрыгнул крепыш - волосы от страха стояли дыбом. Двое вылезали из раскромсанного джипа - тоже целые и невредимые. Машина хорошая, надежная (вернее, была), сработали подушки…
        Все, народ приехал, одна из крупнейших городских магистралей парализована по меньшей мере на час. Я вернулся в машину, захлопнул дверь. Мы сидели, смотрели перед собой на пустую дорогу до самого длинного в мире метромоста. Я положил руку на дрожащий кулачок Варвары, она не отдернула его. Кулачок был холодный, как заледеневшая банка пива.
        - Что это было, Никита? - прошептала девушка. - Мы вроде целы, даже машина не пострадала, но… Что это было?
        - Это был мастер-класс, - выдавил я. - Как проскочить там, где проскочить невозможно… Все в порядке, это просто досадное ДТП, которые регулярно случаются в нашем городе. У фуры отказали тормоза, и она покатилась с горки. Это случайность, Варвара, а не попытка нас убить. Сложно представить, чтобы наши недруги выбрали такой способ. И по времени подгадать невозможно. Есть масса более легких способов нас прикончить.
        - Ты успокоил, - прошептала она, - спасибо…
        - Вопрос в другом. - Я приходил в норму, и потянуло в философию. - Мы начинаем притягивать неприятности, хотя достается почему-то другим…
        - Я смогу это объяснить, - простонала Варвара.
        - Умница, но не надо. И Сергею Борисовичу об этом не рассказывай, пощади его нервные клетки. Мы с тобой хотя бы моложе. Разберемся, Варвара. Пострадавших нет, все отделались испугом и материальным ущербом… Что с тобой?
        А ведь действительно рожала! Она откинула голову, закрыла глаза, тяжело дышала. Вот же угораздило меня познакомиться с «ведьмой»! Я чувствовал, как мне передается ее состояние: пустота в желудке, что-то липкое ползет по спине, колени дрожат. Она распахнула глаза, уставилась так, словно мы незнакомы, и я лежу у нее в постели.
        - Что, опять? - догадался я.
        - Фу… - Она выдохнула, расслабилась. - Видать, на почве эмоциональной встряски… Видение повторилось, Никита. С новыми деталями. Груз на шее, я путаюсь в длинной юбке, наступила в воде на подол, не могу удержать равновесие… Два бородатых мужика в черных рубахах и овчинных безрукавках, они тащат меня на глубину… Один из них орет: «Сдохни, ведьма!» За их спинами еще кто-то, не вижу его лица, он очень плохой человек… Мне страшно, мне невообразимо страшно, дикое отчаяние, безысходность, злость в груди клокочет… Я вырываюсь, что-то кричу…
        - Что ты кричишь? - Я подался к ней, это могло быть важно.
        - Не знаю, пока теряется… До этого я еще не досмотрела… Не пойму, где это происходит. Природа, речка ?же нашей Ини, но быстрая, не удержаться на ногах…
        - Все, успокойся. - Я тряхнул Варвару за плечо. - Это не ты видела речку и бородатые рожи - а Мария Власова, которая скончалась больше ста лет назад.
        «Которая, судя по отдельным репликам, такая же ведьма, как и ты, дорогуша», - подумал я, но озвучивать эту интересную мысль постеснялся. Почему бы, кстати, и нет? Рыбак рыбака, как говорится…
        Мы снова тронулись в путь. Я ехал по первой полосе, очень осторожно, словно первый день за рулем. За спиной на перекрестке переливались огнями проблесковые маячки, скапливалась глухая пробка, прорывался по встречной полосе эвакуатор с подъемным краном. Приближались сумерки. Я забрался по отвороту от Большевички на улицу Восход, упирающуюся в публичную библиотеку, и через несколько минут, вырвавшись из потока транспорта, въезжал в тихий дворик на улице Нижегородской. Он, как и мой двор, по уши зарос пожилыми тополями. Варвара обитала в добротном пятиэтажном здании старой «сталинской» постройки - в принципе, таком же, как и я. Я проводил ее до квартиры на третьем этаже (и у меня третий), мы постояли, прислушиваясь к тишине подъезда.
        - Вот тут я и живу, - показала Варвара на дверь. - Две комнаты, маленькая кухня…
        - И у меня такой же дом и такая квартира, - улыбнулся я. - Две комнаты, маленькая кухня… На балкон с улицы можно проникнуть? - деловито осведомился я.
        Она замотала головой.
        - Нет, что ты, разве только с вертолета. Или от соседей, у них балкон рядом, но там бывший боксер живет, он в тяжелом весе выступал… Спасибо, Никита, что проводил, сил нет, буду спать. Завтра в десять буду готова, как штык. Все инструкции поняла, никому не открываю. Приезжает человек от Якушина - немедленно с ним связываюсь. Извини, что в квартиру не приглашаю, но так, наверное, лучше…
        Я набрался храбрости, поцеловал ее в щеку (она зарделась) и с достоинством стал спускаться по лестнице. Моя езда к родному дому в этот вечер была образцовой до нелепости: я ехал по Октябрьской магистрали со скоростью 50 километров в час, слепо подчинялся всем сигналам светофоров и дорожной разметки. Ума хватило не оставлять машину рядом с домом - я загнал «Террано» на охраняемую стоянку в соседнем квартале, пешком побрел домой. Я вел себя, как багдадский вор! В подъезд входил, как на заминированную террористами базу, стоял, проницая тишину. Потом поднялся, перегнулся через перила, глянул вниз, вверх. Посторонние в квартиру не проникали. Здравствуй, милая сердцу паранойя! Я замкнул дверь на все запоры, обследовал окна, потайные углы, сел на кухне перед бурчащим электрочайником и впал в оцепенение. Потом шатался бестелесной зыбью, запинался о выступающие части интерьера. На улице стемнело, выбралась луна. Я отбился от нее, задернув все шторы в доме. Паранойя процветала. С этим нужно было бороться. Для человека, прослужившего лучшие годы в спецчастях, это как-то несолидно. Что происходило? Неким
силам очень не хотелось, чтобы атрибуты надгробия Марии Власовой оказались на своем родном месте? Это выглядело чушью. Некие силы не хотят, чтобы в ходе нашей работы с артефактами вылезло что-то еще? А вот это вполне возможно и даже очевидно…
        Я вздрогнул от телефонного звонка. «“Пионерская зорька”, здравствуйте, мальчишки и девчонки!»
        - Я еще не переспал со своим парапсихологом, - устало сообщил я в трубку.
        - Да мне плевать, - выдохнула помощница. - Я сегодня Римма Зеленая.
        - М-м… - замычал я, - вообще-то, актрису звали Рина Зеленая…
        - А я Римма! - нервно выплюнула работница. - Зеленая! От страха!
        - Что случилось? - екнуло сердце.
        - Он еще спрашивает… Втянул нас в собачье дерьмо… - Римму трясло, мембрана испускала возмущенные вибрации. - Был звонок в конце дня, а я сидела в офисе почти до семи… К сожалению, не депутат, этот человек, видимо, отчаялся и нашел себе другого сыщика - более умного и благоразумного… У меня от этого голоса мурашки по спине побежали… Вроде обычный, мужской, спокойный, но как услышала, вмиг вспотела… Спрашивал тебя - мол, появишься ли ты сегодня в офисе. Я что-то мямлила, типа, не знаю, мой начальник человек занятой, сейчас у него много работы на выезде, но, может, появится, кто его знает. Я ведь реально не знала, появишься ли ты! Но нет, амуры с парапсихологом для тебя важнее своего офиса, будь он неладен! «Оставьте свои координаты, - сказала я, - и Никита Андреевич вам обязательно перезвонит». Он засмеялся, представляешь? У меня от этого смеха кровь в жилах застыла. Он сказал, что сам позвонит, и отключился. У меня трубка к руке прилипла, душа в пятки ушла… Сидела как на иголках, боялась выходить из офиса…
        - Почему не позвонила?
        - Да звонила я, - разозлилась Римма, - ты не брал. Полюбуйся на свой смартфон, увидишь, что я там наследила. Конечно, кто я такая, у тебя же более важные дела… Я всю голову сломала, почему такой страх, откуда он взялся? Ведь ничего такого! Просто пещерный ужас, первобытный какой-то…
        - Ты права, Варвара, мы влезли в нехорошую историю, здесь стандартные объяснения не работают.
        - Ага, я помню, какую хрень ты мне рассказывал сегодня утром… А ты знаешь, что женщины - существа ранимые, падкие на всякую мистику? Любой нормальный мужик после твоих слов пальцем бы покрутил у виска, а я поверила…
        «Не надо было, - подумал я, - неверующим легче».
        - Потом злость взяла. Да долбись оно конем, думаю! Все меня бросили, пойду я на фиг, к мужу и ребенку! Плевать, что ноги подкашиваются! Пошла, офис закрываю, а на площадке сверху мужик у окна стоит и смотрит на меня так исподлобья. И вид такой, что сейчас нож достанет и бросится. Может, и не к нам он вовсе, ну стоит себе мужик, бывает. И не говорит ничего, таращится, как я офис закрываю. Мне совсем дурно стало, хотя виду не подала. Даже спрашивать ничего не стала, быстро закрыла, вниз побежала. Думаю, увидит камеру на потолке… По ней же не понять, что муляж, а рукой ее не собьешь, даже если прыгать будешь, тут стремянка нужна… К двери подхожу, слышу, он за мной спускается - тут я и помчалась, как дура набитая, только ветер в ушах свистел! Сразу побежала на Красный проспект, оборачиваюсь - никого. А страх-то со мной, руки немеют, холодно спине… Хорошо, что людей на проспекте много, я в один магазин зашла, потом в другой, из «Пирамиды» через задний ход вышла - как ты меня учил. Домой прибежала, там муж, слава богу, не стала ему ничего рассказывать. А он сам и не смотрит на меня, не видит, что у меня
с лицом. Сейчас он в ванной, чудо гуляет где-то…
        - Лови фотографию по WhatsApp, - сказал я. - Не этот мужик стоял на лестнице?
        Она перезвонила через минуту.
        - Не, не этот… - Она немного успокоилась, уже не частила, как печатная машинка. - У этого хоть пена из пасти, а мужчина нормальный. А тот на урку похож, небритый, рожа наглая, опухшая, у него еще крупная родинка между виском и левым глазом. Ума не приложу, как я эту родинку запомнила…
        - Так, из дома ни ногой, - приказал я. - Завтра берешь отгул, больничный, что угодно, но в офисе не появляешься. Рабочий день оплачу. Сигнализацию в офисе включила?
        - По-моему, да… Какой ты щедрый, Никита Андреевич. - В голосе помощницы зазвучали игривые нотки. Выпросила-таки! - У меня как раз на завтра много дел, с Наташкой надо в университет съездить, с деканом познакомиться…
        - Я кому сказал, из дома ни ногой! - возмутился я. - Ау? Ты слышишь вообще, что я говорю? Произойдет с тобой какая-нибудь хрень, и снова я буду виноват!
        - Ну, ладно, ладно, - миролюбиво забормотала Римма. - Как скажешь, товарищ начальник…
        Я отшвырнул смартфон. Действительно полная хрень, не постесняюсь этого слова. Даже абстрагируясь от событий в музее - навязчивая серая «Хонда»; снайпер у дороги; голос в трубке, пригвоздивший Римму к полу; небритый опухший господин на лестничной площадке. И эта страшная кабина взбесившейся фуры, несущаяся прямо на нас…
        Я снова пил чай, что-то жевал, не отходя от холодильника, - холодное и почти сырое. Паранойя жила и здравствовала - перед посещением душа я проверил все замки в прихожей, вставил в дверную ручку палку от швабры, убедился, что она сломается не сразу…
        Телефон Варвары был занят. Не знаю, почему я решил ей позвонить. Но уже наследил, потом не отмыться, она увидит мой вызов… Пришлось опять звонить - не прошло и пятнадцати секунд. Она отозвалась.
        - Это я, - смущенно представился я. - У тебя было занято…
        - Это я тебе звонила - но у тебя было занято, потому что ты мне звонил…
        - Понятно. - Такое ощущение, словно рот расползается до ушей. Покосился в старенькое трюмо - действительно расползался. - Это была моя помощница. Давал указания на завтрашний день.
        И ведь реально же давал, не поспоришь.
        - Ты с ней спишь? - немного подумав, спросила она. Какая прелесть, открываем конкурс «Мисс Ревность»?
        - Я с ней работаю, - искренне признался я. - Она хорошая женщина, но старше меня, замордована бытом, мужем, ребенком-студентом, нищенской зарплатой…
        - То есть все перечисленное обязано тебя остановить? - Она тихо засмеялась.
        - Нет, не обязано, - смутился я, - но почему-то останавливает.
        - Прости, я не должна была об этом спрашивать. Мне, собственно, до лампочки…
        - Моя девушка покинула меня два дня назад, - вспомнил я. - Так что нынче я в глубокой печали… А ты почему звонишь? - насторожился я. - Все в порядке? Злые демоны скапливаются под дверью?
        - Если придут, я на них собственных демонов натравлю - а то им нечем заняться… Все в порядке, Никита, не знаю, почему решила позвонить. Наверное, спросить, все ли у тебя в порядке. Собираюсь ложиться спать. У подъезда стоит «Камри» с неким Василием Петровичем, сотрудником службы безопасности Якушина. Он уже связался со мной, шутил, что спать не будет, поскольку работа во внеслужебное время будет ему оплачена по двойному тарифу. У Сергея Борисовича толковые охранники, он их лично подбирает…
        - Тебе неспокойно? - догадался я.
        - Есть немного, - призналась Варвара. - Но ничего, к утру наберусь спокойствия из космоса…
        - Лишь бы не из Интернета, - поддержал я шутку. - Держу пари, ты лазишь по Сети, ищешь информацию по старинным кладбищам, могилам, надгробиям - особенно то, что связано с Сибирью.
        - Ты такой ясновидящий, - умилилась Варвара. - Да, я побегала по страничкам. Оказывается, село Лебяжье, которое в трех верстах от Кривошлыково, раньше было центром мироздания. Там даже гимназия работала для особо продвинутых девочек. Тот же Смольный, только проще. А еще там имелась процветающая похоронная контора некоего мастера гробовых дел Сидорчука Павла Емельяновича. А в помощниках у него значилось молодое дарование по имени Макар Власов. Вот сижу и думаю - он однофамилец нашей Марии Власовой или родственник? Это просто познавательный сайт, который издает компания, застраивающая Лебяжий. В нем много интересных фактов по истории села. Вот только нет ничего про Кривошлыково…
        Могучая сила - мировая Сеть! Вроде не знал ни черта, а через час уже профессор. Какой только шелухи не найдешь, если нечем заняться.
        - Мне думается, в те времена процветали ВСЕ похоронные конторы. Медицина была нулевая - к умирающим даже докторов не звали, собирались родственники и ждали, пока больной даст дуба. И в голову не приходило, что человека еще можно спасти. Та же штука и с детьми, скарлатину подхватил - считай, покойник. Да и времена были лихие, крепостное право только на бумаге отменили…
        - У тебя пробелы по истории родного края, - заметила Варвара. - В чем-то ты прав, в чем-то нет. Да, умирали от тех болезней, с которыми сейчас неделю сидят на бюллетене. Но и иммунитет был посильнее нынешнего. Крепостных в Сибири почти не было. Государство не жаловало помещиков, хотело лично получать все оброки и налоги на землю. Частная собственность на землю в наших краях - это редкость. Поместий и вотчин почти не было, монастырей - мало. На беглых крестьян закрывали глаза. Когда Александр II подписывал свой Манифест, во всей Сибири от силы три десятка помещиков насчитывалось да кучка беспоместных дворян, владевших лишь дворовыми людьми. К востоку от Урала вместе с этими дворовыми всего три тысячи крепостных было… Так что народ считался продвинутым, с достоинством, крестьяне крепко на ногах стояли, и государство их сильно поборами не обижало…
        - Знаешь, - вырвалось у меня, - преследует идея фикс, что я сейчас должен находиться рядом с тобой. Нет, вовсе не затем, что ты подумала…
        - Ни в коем случае, - испугалась Варвара. - Как ты подумал такое? Завтра будешь рядом. Ну, все, Никита, - заторопилась девушка, - давай спать, завтра будет трудный день, спокойной ночи, все такое…
        «А поцеловать?» - мрачно думал я, вслушиваясь в тишину эфира.
        От разговора, как ни странно, остался приятный привкус. Прежде чем уснуть, я вышел на балкон покурить. Внешние шумы в наш двор почти не доходили. Здесь всегда было тихо и скучно. Публика проживала в основном интеллигентная, старой закваски, много пенсионеров. Криворукие тополя глушили звуки. Их не стригли, не рубили - местный «актив» не разрешал управляющей компании это делать - под страхом грандиозного скандала и угрозы дойти до президента. «Вот помрем - тогда под корень рубите», - поговаривали боевые пенсионерки. Из-за этой гущи двор казался лесом. Детская площадка состояла из качелей и песочницы. Пространство между тополями поросло травой. Двор был замкнут в кольцо соседними зданиями. Я курил, облокотившись на ограждение. Двор вымер, хотя до полуночи еще оставалось время. Гасли окна в домах - пенсионеры рано ложатся спать…
        То ли снова галлюцинации, то ли что… Тополь за качелями вдруг раздвоился в нижней части. Я начал всматриваться. Почему обратил внимание? Боевое прошлое не дает покоя? А ведь бывало, что наблюдательность спасала жизнь. Словно человек отстранился от дерева, и волосы зашевелились на макушке, хотя ветра сегодня не было… Зачем он отстранился? Чтобы прицелиться? Колючий еж образовался в горле, рука разжалась, выпустила недокуренную сигарету. Колени напряглись, я приготовился отпрыгнуть в сторону. Тупо - никто еще не увертывался от пули, выпущенной с близкого расстояния! С километровой дистанции - можно, если заметишь, конечно, вспышку…
        Я стоял, облокотившись на перила, как полный идиот, всматривался в темноту. Я даже не был уверен, что там кто-то стоит, глаза играли злую шутку. Колебались очертания деревьев, смыкались друг с другом. Возможно, там не было никого! Наблюдатель не может сохранять абсолютную неподвижность. Все было тихо, двор помалкивал. Я поедал глазами эту чертову темноту. Нервы натянулись до упора. Чувство опасности колотило в бубен…
        Да идут они все лесом! Я отступил к открытой двери, вписался задом в проем, поднимая ногу, чтобы не споткнуться о порожек. Одновременно присел - если будут стрелять, то в верхнюю половину туловища…
        Я ввалился в комнату, захлопнул дверь, задернул штору… и рухнул на старую софу. Что происходит, черт возьми? Стыдно, капитан! Сам построил логическую цепь: не будут убивать столь вызывающе! Подстроить аварию, несчастный случай - другое дело. Но стрелять из пистолета… Им это невыгодно, если не хотят делать ноги в другой регион или другую страну. Но права Римма - этот страх был сильнее здравого смысла. Он шел от души! Я всегда подозревал, что большие деньги даются каторжным трудом (если не имеешь воровской жилки), но это уже слишком…
        А ночью снова покатились видения. Давненько их что-то не было. Выждали ночку, когда я ютился, как бедный родственник, на кушетке в офисе, и врезали из всех стволов! Я катался по кровати, пропитывая ее потом, орал, стараясь перекрыть пальбу «Утеса»: «Валите, парни, я прикрою! Валите же к чертовой матери! А вы давайте, подходите, твари бородатые и крылатые, я вас чаем угощу! Всех на удобрения!» Я метался по пустыне, не находя себе пристанища, а на меня пикировали террористы-левитаторы, больно клевали, смеялись. Я яростно чесался, выгибался дугой. Отряд ушел, он явно не заметил потери бойца. Впрочем, все вернулись, когда настало время хоронить товарища! Крышка гроба была прозрачной. Соратники перешептывались: а правильной ли стороной опускаем? Как будто я флешка какая-нибудь! Они не могли не видеть, что я жив! Я рвался из гроба, колотился в крышку, а меня придавливали плитой, сплющивали, чтобы меньше места занимал. Я извивался, кричал, что эта плита с другого надгробия, ей больше ста лет, она должна быть не здесь, но меня никто не слушал. Майор Незнамов со сморщенным старушечьим лицом скорбно склонил
голову, за ним остальные: мол, спи спокойно, дорогой товарищ, за тебя отомстят…
        Не собирался я спать спокойно! В итоге рухнул с кровати - привет соседям. Руки чесались. Комаров напустил и забыл включить в розетку их убийцу? О, хоть бы не клопы, их же потом никакими заклятьями не выведешь! Утро было злобным, тоскливым. Очень хотелось в крематорий. Я пил, не отрываясь, кипяченую воду, хотя определенно не был с похмелья. В ванной еще печальнее, впрочем, коммунальщики выполнили часть работы. Из холодного крана действительно текла холодная вода. Мне было без разницы - лишь бы мокрая. Состояние беспримерной тяжести, такого не было даже в армии. Ей-богу, не откажусь от премии, если Якушин предложит. Для относительного приведения в порядок потребовался комплекс жестких упражнений и двойная доза чифиря. В телефоне обретался непринятый (читай, «неприятный») вызов Вадима Кривицкого. Родная полиция, да еще с утра - это более чем сурово. Одежду я приготовил с вечера: плотные штаны, армейские ботинки, непродуваемая ветровка. За плечом сумка с термосом и бутербродами, в потайном кармане травматический пистолет, очень похожий на «ПМ»…
        Как бывалый конспиратор, я отправился в обход квартала. Небо затянули облака. О законах подлости даже вспоминать не хотелось. Но дождь пока не собирался, могло и пронести. Чувство опасности тоже не делало стойку, я окольными кругами добежал до машины, вывел ее с платной парковки. В выходной я доехал бы до Варвары минут за пять, не очень заморачиваясь соблюдением скоростного режима. В рабочую среду то же расстояние покорилось за двадцать минут, что было неплохим результатом. Варвара со словами «Входи, пароль не нужен» открыла с домофона подъездную дверь, я поджидал ее на лестнице, давился от хохота, глядя, как она вытаскивает в подъезд две тяжелые сумки.
        - Ты взяла с собой палатку и запасные канистры с бензином для примуса? - острил я, отбирая у нее багаж. - Не мое, конечно, дело, Варвара Ильинична, но мы не на неделю в поход едем, а всего на пару часов за город. Это не Ханты-Мансийский округ, а пятнадцать верст за городской чертой…
        - Ну и что? - Она усердно старалась нахмуриться. - Я проснулась на час раньше и сразу начала собираться. А вдруг мы где-нибудь застрянем? А вдруг машина сломается в лесу или еще что-то? Это еда, одежда, два термоса на всякий случай - с кофе и чаем, запасные сапоги, перчатки, репелленты от кровососущих насекомых, немного посуды, планшет с зарядником - у тебя же есть прикуриватель?.. Ну извини, я такая, - рассердилась Варвара. - Мне так спокойнее, понимаешь? Тебе же не на себе тащить? Машина железная, пусть тащит, потом обратно выгрузишь.
        Я нисколько не возражал. Крупица здорового юмора в отдающем могильной прохладой деле никогда не лишняя. Я грузил весь этот скарб в зад салона - под насмешливым взглядом коренастого мужика, сидящего за рулем «Камри». Он хмыкал, показывал знаками: дескать, табор уходит в небо? Происшествий за ночь не случилось, все остались живы. Я тоже ему жестикулировал: свободен, шеф, спасибо за службу. «Камри» ушла, водитель помахал на прощание. Обо всем увиденном он доложит Якушину, значит, нам нет нужды делать то же самое. Я украдкой поглядывал на Варвару. Вся в «изюминках» - и все же очень хороша собой! Можно смотреть не отрываясь. Легкая курточка по талии, обтягивающие джинсы, розовые сапожки с загнутыми голенищами, «веселая» бейсболка с неприлично длинным козырьком, похожим на высунутый язык. Отличная мишень! Она усмехалась, довольная произведенным эффектом.
        - Мы поедем или будешь на меня смотреть? - Она с деловитым видом выудила из-под ветровки кошелек. - Нам надо заправиться, как у тебя с денежными знаками?
        Я засмеялся. Ох уж эти знаки…
        Глава девятая
        Самое смешное, что пробки в этот день были везде, кроме нашего маршрута. Мы пролетели Октябрьский мост над великой рекой, углубились в дебри левого берега. Город жил, кипел, строился. На площади Маркса возвышался самый старый в мире долгострой - высотный каркас «Интуриста», возведенный (и брошенный) еще в начале 70-х. Поглазеть на эту достопримечательность уже туристов привозили (наряду с самым объемным аквапарком, оперным, метромостом, вокзалом, а еще, говорят, экспоцентр за неделю не обойти). Этому городу свойственна гигантомания. Две площади, прильнувшие друг к другу - Труда и Энергетиков, улица Станционная, 2-я Станционная, промышленная зона, склады, нефтебазы…
        - Как, мы уже скоро приедем? - удивленно вертела головой Варвара. - Мама дорогая, где мы? Я никогда тут не была, это край мира…
        - Вот отвезу тебя подальше и высажу, - бормотал я. - Не пропадешь, у тебя есть все необходимое для двухнедельного автономного плавания… Не волнуйся, еще долго, успеют прокиснуть твои салаты…
        Как в воду глядел. На перекрестке с улицей Клубной была серьезная авария. Инспекторы ДПС по одной полосе пропускали машины в обоих направлениях. Кто-то кого-то не пропустил, «Форд Фьюжн» смяло в лепешку, в кювете напротив прозябал пожилой «Субару Форестер» - его фактически порвало пополам. Кровь поблескивала на проезжей части. Грудились полицейские машины, несколько реанимобилей. Суетились медики, затаскивая носилки в машины. Рыдала растрепанная женщина, рвалась к машине «Скорой помощи», несколько мужчин держали ее за руки. Как-то сухо стало в горле, когда мы медленно проезжали мимо. Судя по стоянию машин, без трупов не обошлось. Куда спешат, куда не успевают? Теперь уж точно успели…
        - Ужас какой… - передернула плечами Варвара. - На их месте могли быть мы…
        - Напьемся - будем, - мрачно пошутил я.
        Она вытянула шею, провожая глазами место аварии. Украдкой перекрестилась, повернувшись ко мне спиной. Ну конечно, бог поможет. Он никому не делает зла. Он создал Дьявола, чтобы делать зло чужими руками…
        - Ты верующая?
        - Не очень. - Она смутилась. - Скорее дань традиции, чем апелляция туда, - она задрала голову к потолку. - Высшие силы, разумеется, есть, они иногда вмешиваются в ход земных событий, но это не совсем то, на что рассчитывают верующие. Даже совсем не то… Я ведь врачом хотела стать после школы, поступить в мединститут, промучиться шесть лет, а потом еще три - в интернатуре. Вот высшие силы и показали, что поджидает меня в будущем: особенно про собственное кладбище, которое есть у каждого врача…
        Шоссе входило в крутой поворот, за ним - еще один. Мы вырывались на оперативный простор. За кольцевой развязкой большинство машин отправилось вправо - на Колыванское шоссе, мы же покатили прямо, через поля и перелески, мимо Марусино, через Криводановское промышленное хозяйство, мимо дач. Машин становилось меньше, за поселками дорога и вовсе опустела. За Криводановкой, не доехав нескольких верст до Северного объезда, я свернул под указатель «Лебяжье - 2 км», «Кривошлыково - 3,5 км», съехал на грунтовую дорогу и остановился. Варвара удивленно похлопала глазами.
        - Уже проголодался?
        - Постоим пару минут. Просто проверимся, чтобы потом спокойнее было.
        На этом участке крупной растительности не было. Пара перелесков - один в трехстах метрах, другой дальше. Лес темнел на западе в нескольких верстах - плотный, без просветов. К югу - вереница зеленых волнистых холмов. За спиной осталось асфальтированное шоссе - даже не подозреваю, в какое «никуда» оно вело. Через минуту со стороны города пронесся демонический внедорожник, растаял в серой дымке. Ему навстречу протарахтел грузовик, груженный лесом. Еще через минуту в «никуда» проехали «Жигули» шестой модели - темно-фиалкового цвета, неплохо сохранившиеся для своих почтенных лет. Я навострил уши. Машина шла не быстро - впрочем, не исключено, что быстрее она не могла. Сворачивать на грунтовку «Жигули» не стали, пыхтели дальше. Я провожал их глазами - не наша ли тема? Но вроде проехали, назад не возвращались.
        - Считаешь, за нами могут следить? - прошептала Варвара.
        - Могут, - согласился я. - Хотя с их стороны это весьма рискованный поступок. Проще дождаться нас в городе - мы все равно туда вернемся.
        Возвращались тревога, настороженность. Я отвечал сегодня не только за себя, но и за симпатичное существо, сидящее рядом. Я тронул машину. Мы проехали перелесок, небольшую развилку с двумя указателями: налево «Кривошлыково», направо «Лебяжий». Мы свернули налево. Теперь это была не дорога, а «направление»! Грунт проваливался, проезжая часть гуляла волнами, чернели глубокие колдобины. За спиной задребезжало. В сторону коттеджного поселка Лебяжий, выросшего на месте сгоревшего села, подался китайский грузовик. Из кузова до земли свисали гроздья труб.
        Дорога проваливалась, грунт разъели трещины. К коттеджному поселку Рубиновое, расположенному севернее, вела нормальная дорога - поначалу она тянулась параллельно «большаку», потом круто ушла в сторону. До села Кривошлыково пришлось трястись по ухабам. Дорога огибала село, втягивалась в него с юга. За волнистыми холмами и островками леса проглядывали двускатные крыши. Село раскинулось на широком пространстве - между холмами, вдоль берегов вертлявой речушки с заросшими берегами. Особняком стояли коттеджи, опоясанные рослыми заборами. Село, по крайней мере, часть села, выглядело вполне современно - джипы у заборов, спутниковые тарелки, несколько рекламных щитов. Дорога ушла за холм, обогнув его, мы приблизились к южной околице, подкатили еще к одной развилке. В сравнении с примыкающей дорогой предыдущая была чуть не автобаном! Вторая, разбитая до крайности, заросшая молодым чертополохом, огибала Кривошлыково с запада, ныряла за заброшенное аграрное предприятие (именно таковым оно выглядело) и, видимо, тянулась к северу вдоль опушки, параллельно первой дороге.
        - Мы не будем заезжать в село? - наморщила лоб Варвара.
        - На людей посмотреть и себя показать? - улыбнулся я. - А заодно пройтись по местным магазинам и культурным центрам? Нет, Варвара Ильинична, не вижу смысла идти в народ. Если мы ищем захоронение, то оно может быть только на опушке леса или в самом лесу недалеко от опушки. Во всяком случае, это логично. Нам надо обследовать километра полтора. В случае неудачи съедаем твои припасы, ночуем в машине и заходим с другого конца.
        - С какого конца? - Она втянула голову в плечи.
        - Не знаю, - признался я. - Ходим вокруг села и прибегаем к помощи аборигенов. Ничего полезного они, конечно, не выдадут, но хоть послушаем.
        Мой «Террано» был способной лошадкой. Имея приличный клиренс, он легко, хотя и медленно, проходил ухабы. 140 «лошадей» под капотом тянули нас на размытые дождями горки. В разливах грязи колеса буксовали, но с задачей справлялись. Я проглядел серьезную яму, машину тряхнуло, клацнули зубы Варвары, и переключилась волна на приемнике. Надоевшие композиции с «семи холмов» сменил надрывный шансон - без слуха, голоса и чувства меры.
        - Именно то, что надо, - засмеялся я. - Вокруг такая Расея…
        Она пыталась переключить волну, но пальцы от тряски срывались, ударяли не в те кнопки.
        - Господи, откуда это все берется? - ворчала она. - Бандера, Петлюра… Мазепы не хватает…
        - По поводу Мазепы - это к Чайковскому, - хмыкнул я.
        - Ого, какие познания, - поразилась Варвара и извернулась, подтянув к себе сумку. Через минуту она уже шуршала пищевыми обертками, что-то жевала, хрустела золотинка от шоколадки. Про меня она тоже не забыла - извлекла огурец из своей коллекции, щедро посолила и сунула мне в рот. Я хрустел сочной мякотью, выращенной в китайской теплице, старался не отрываться от дороги. Ей все же удалось попасть в тюнер, и разбитной шансон сменило заунывное техно.
        - Ну хотя бы, - вздохнула Варвара и откинула голову. Местность к западу от села казалась безлюдной. Тому, что упиралось в протяженный лесной массив, меньше всего подходило определение «луг». Канавы, бугры, участки голого глинозема. Лес тоже не отличался дружелюбием. Очень старый, почерневшие осины с березами, много пней, поваленные деревья. Подлесок тянулся на высоту человеческого роста - молодая боярка с черемухой, заросли шиповника. Мы совершали «ознакомительную» поездку вдоль леса, присматривались. Именно сейчас я и осознал масштаб бедствия. В городе все представлялось иначе - приедем в деревню, найдем заброшенную могилу, к которой, видимо, обязана вести ковровая дорожка! Теперь, когда я озирал все эти просторы, удрученно констатировал, что мы погорячились. Мы должны были выяснить хотя бы примерное место!
        Еще одна дорога, такой же разбитый проселок, пересекала наше «направление», тянулась от села к лесу. В этом месте находилось деревенское кладбище. Березы и осины стыдливо вуалировали оградки, могильные холмики, покосившиеся кресты и звезды. Кладбище было старым, безбожно растянутым. Древние могилы перекапывали, поселяли на освободившееся место новых «жильцов». Кладбище явно было действующим. До западной околицы села отсюда было метров четыреста. Но сегодня никого не хоронили. Мы проехали погост, снова волоклись вдоль опушки. Лес пятился, проступали разрывы в массиве зелени, потом опять смыкались кусты и деревья.
        - Захоронение реально должно быть обособленным от кладбища, - поучала Варвара. - Эти безжалостные слова «Сдохни, ведьма!», ярость, с которой мужики набросились на женщину, камень на шее… Они ведь убивали ведьму - либо женщину, которая представлялась им ведьмой. На Руси, тем более в Сибири, в начале XX века на ведьм массово не охотились, на кострах не жгли, церковь такие развлечения не приветствовала. Но единичные случаи были. Случись, допустим, массовая смерть, неурожай или что-то еще - так быстро выбирали виновницу и наказывали. А лучше втихую - чтобы не дошло до жандармов или урядников. А если на защиту убийц выступало все село, то им сходило с рук…
        Дорога превращалась во что-то непотребное и явно вела в тупик. Машины здесь не ездили. Мы вышли из салона, прошли до кустарника. Дальше начиналось болото, чувствовался аммиачный запах. Справа доживал свой век заброшенный амбар с прохудившейся крышей, за ним поблескивала речка. Дальше за холмами - коттеджный поселок Рубиновое. Возможно, через речку имелся мостик, но с нашей стороны он не просматривался. Если ныне покойный господин Крыленко работал в Рубиновом, то высока вероятность, что плиту он отыскал где-то в данном квадрате - этот район находился ближе всего к стройке. Хотя и совсем не обязательно. Маршруты покойного Крыленко были неисповедимы, как и пути Господни.
        - Сто лет назад тут все могло быть по-другому, - бормотала Варвара, воюя с корнями, стелющимися по земле. - Больше века прошло, не шутка. Хотя, если вдуматься, село стоит на том же месте, кладбище и лес тоже никуда не переехали…
        В болоте делать было нечего - туда бы Крыленко не полез. Мы немного поспорили - я предложил обойти амбар и посмотреть там. Варвара возразила - в болото не полезем. У нее чутье на эти штучки. Там ничего нет. Мы блуждали по светлым березнякам, старались не лезть в высокую траву, памятуя об энцефалитных клещах. Варвара обработала спреем ноги - сначала свои, потом мои. Нарисовала на сапогах антиклещевым карандашом «магические» круги.
        - Заклинание забыла прочесть, - усмехнулся я, - чтобы клещи не лезли.
        - Почему забыла? Ничего я не забыла…
        Я не стал заострять деликатную тему. Чувства юмора я еще не растерял, но иногда оно начинало бастовать. Блуждание по опушке напоминало анекдот: ищем там, где светлее. Дождя сегодня не было, несколько раз выглядывало солнце, но быстро пряталось за набегающими облаками. Я не забывал оглядываться, памятуя о возможной опасности. Слежки пока не было, спина не чесалась, но все могло измениться в самый интересный момент. Приятная тяжесть пистолета в правом кармане немного успокаивала, но защитит ли нас это смешное оружие от боевого? Мы забирались в чащу, карабкались через горы бурелома, ломали сухие ветки, чтобы пролезть. Варвара умилилась, обнаружив в глубоком овраге нерастаявший снег, стала звать меня. Я рванулся, решив, что она нашла что-то ценное, а потом долго ругался, растирая ушибленное колено. Мы вернулись к машине, перекусили, проехали на юг метров триста. Я загнал «Террано» за кустарник, чтобы не мозолил глаза, и мы снова полезли в лес. Все чаще приходили мысли о бесполезности наших поисков. Мы явно что-то делали не так. Но продолжали блуждать вдоль опушки, ища «вчерашний день». Я забирался в
какие-то канавы, лез в гущу кустарника. Варвара брела сзади, отрывая от лица прилипшую паутину, ворчала, что тащится за мной, как еврей за Моисеем. Но библейский персонаж в итоге избавил евреев от египетского рабства, а я куда заведу? Я оступился, сверзился в канаву, поранил ладонь о ветку. Она ступила за мной и тоже стала падать, но я успел ее подхватить. Она злобно пыхтела, а я смеялся: что крестьянин, то и обезьянин. Мы выбрались из ловушки, снова блуждали по пересеченной местности. Варвара куда-то отдалилась, хрустела ветками в стороне. Потом ойкнула, стала жаловаться, как ей больно.
        - Причина? - потребовал я объяснений.
        - Столкновение с землей… Слушай, тут какая-то яма, я в нее провалилась, это, наверное, старая могила, так интересно…
        Я снова среагировал, кинулся спасать свою «расхитительницу гробниц». Ноги вязли во мху и трухлявых коряжинах - этот лес действительно был очень старый. Маленькая поляна, травянисто-земляное месиво, яма с обрывистыми краями, в которую ухитрилась провалиться женщина. Она пыхтела внизу, пыталась выбраться, осыпалась земля. Это как же нужно вертеть головой, чтобы не заметить «волчью яму» под ногами! Я подобрался к краю, протянул руку. Она возилась в месиве на дне, не обращала на меня внимания. Хрустели трухлявые доски. А ведь это действительно могила, мелькнула мысль. Трухлявые доски - обломки домовины.
        - У тебя все нормально?
        - Да… Ой… - Она испуганно отпрыгнула, обнаружила руку помощи и немедленно ею воспользовалась. Я помог ей выбраться.
        - Что там?
        - Да нет, все в порядке… - Она отдышалась, стала отряхиваться. - Помнишь детскую считалку: кошка сдохла, хвост облез…
        - Конечно.
        - Ну вот…
        - А больше ничего? - Я навис над краем могилы, всматривался. Неужели нашли?
        - Это не то, Никита, - сообщила Варвара неприятную новость. - Да, могила, но не та, которую мы ищем.
        - Почему не та? - Я отступил, критически обозрел вскрывшуюся в земле впадину, маленькую полянку в глубине леса. - Нормальная могила, чем тебе не нравится? И местность подходящая.
        - Тебе какие причины больше по вкусу? Связанные с материальным происхождением мира или основанные на таинстве духов загробного мира? Думаю, первые. Вот тебе сразу две. На дне могилы - обломки деревянного креста и полусгнившие доски гроба, в которой с землей перемешались кости. Тут стоял другой крест, понимаешь? Большой и деревянный. Домовину основательно разъела гниль, но она лежит в этой земле никак не сто лет. За век она бы сгнила полностью. Сохранились бы кости скелета, все такое, но все остальное распалось бы в прах, смешалось с землей. Ты представляешь, что такое 108 лет? А данному захоронению от силы несколько десятилетий.
        - И кого же здесь хоронили? - растерялся я. Обидно, уже обрадовался…
        - Я такие вещи проницать не могу, - фыркнула Варвара. - Приятного, конечно, мало, но на голову не давит, видений никаких. Человека похоронили не на кладбище, явно во времена развитого социализма, который провозгласили в СССР…
        - Самоубийца? - предположил я. - Какой-нибудь уголовник?
        - Уголовников тоже зарывали на общих погостах, - пожала плечами Варвара. - Самоубийц запрещает хоронить вместе со всеми православная церковь - а в годы развитого социализма на эту церковь с прибором положили… Какая-нибудь бабушка из бывших староверок, - предположила Варвара. - Не знаю, Никита. Человек умер не в мучениях, скорее, всего, от старости, душа покоится с миром… И не спорь со мной. - Она повысила голос, строго посмотрела в глаза. - Ты не разбираешься в этих вещах, поэтому помалкивай. Я права, я в этих вещах всегда права. Это не наша могила.
        Я пожал плечами - да ради бога. У всех на свете женщин существует одна особенность - обвинять мужчин, когда они еще рта не раскрыли. Я хотел съязвить, что люди, которые всегда правы, умирают в одиночестве, но передумал. Моей помощнице такая участь не грозила. Скорее всего, Варвара не ошибалась. Я помнил ее реакцию на контакт с атрибутами захоронения Марии Власовой. Можно представить, что бы с ней стало, загреми она в могилу упомянутой гражданки. Но с Варварой все было прекрасно - с учетом самого факта падения в могилу, обнаружения кошачьих останков и того, что она измазалась, как поросенок.
        День летел. На часах - половина третьего. Мы уперлись в кладбище, и пришлось возвращаться к машине. Осталось осмотреть часть леса южнее сельского погоста. Мы уже устали, Варвара волочила ноги. Проезжая мимо кладбища, мы обнаружили живых людей. Несколько сельчан шли от села к могилам, плечистый здоровяк тащил на закорках фрагмент чугунной ограды, сверкающий свежей краской. Плотно сбитая женщина несла ведро и лопаты. Они уставились на нашу машину, как на явление из потустороннего мира. Мы и впрямь ехали «из ниоткуда». Я сбросил скорость, давая им пройти по траверсу. Они еще долго оборачивались…
        За пределами погоста нашлось что-то вроде просеки. Проглядывали пни, заросшие молодыми побегами. Я свернул с дороги, одолел пару покатых возвышенностей и втиснул машину между деревьями. Проезду в глубь леса препятствовали пни. Выбираться задним ходом - не самое приятное занятие. Я оставил эти тщетные попытки, выключил двигатель.
        - Осмотрим опушку на южной стороне, потом подумаем, что делать дальше, - внес я деловое предложение.
        - Пойдем в село искать старожилов? - спросила Варвара.
        - Можно, - согласился я. - Но это будет так же продуктивно, как искать иголку в стоге сена. Но давай пока не загадывать. Здесь метров восемьсот, минут за сорок управимся.
        Мы снова кружили по лесу, выискивая что-нибудь похожее на старое захоронение. Забираться вглубь не стоило - неоднократно помянутый Крыленко в такую дичь бы точно не сунулся. Он нашел плиту на открытом месте, куда без сложностей подъехал на пикапе! От вида старого сельского кладбища на душе остался неприятный осадок. Многие могилы просели, заросли травой, к ним десятилетиями никто не подходил. Надгробья вросли в землю, опутались сорняками.
        - Это еще не самое страшное, - рассуждала Варвара, волочась за мной. - Обычное неуважение к умершим людям - для нашей страны это не новость. Отсутствует у людей погребальная культура. Одни воздвигают пафосные обелиски, вбухивают в это дело кучу денег - не ради памяти, а чтобы кореша и деловые партнеры оценили. Другим - лишь бы закопать, а потом хоть трава не расти. В этой стране нет чего-то общепринятого, веками передающегося из поколения в поколение - такого, чтобы в кровь впиталось… Папуасы, например, подвергают копчению тела своих умерших родственников - мумифицируют таким образом. Коптят, как рыбу, интересно, да? Не зарывают тела в землю, а выставляют на видных местах. А чтобы коптилось и не гнило, зашивают рты и задние проходы. Отрезают подошвы, ладони, языки - отдают близким родственникам, чтобы хранили как память. А на Мадагаскаре аборигены каждые семь лет эксгумируют тела своих родных, заворачивают их в ткань и устраивают с останками зажигательные танцы. Это радостное событие. После ритуала они обильно трапезничают, болтают, выпивают. Потом опять собирают останки и хоронят в другом месте -
чтобы через семь лет снова выкопать и водить хоровод…
        - Я не понял, - ворчал я, - ты ликвидируешь мою безграмотность или проверяешь на прочность мою пищеварительную систему? Она не железная, учти…
        - Я просто рассказываю интересные истории, - обиделась Варвара. - Не хочешь, не слушай…
        Мы проверили несколько полян, осмотрели опушку. «Не сезон, - ворчала Варвара. - Грибов еще нет, ягод нет». Сапоги вязли в сырой земле. Варвара снова оступилась, куда-то поехала. Я в это время осматривал полянку недалеко от опушки. Она сварливо жаловалась: любопытной Варваре чуть нос не оторвали! Хотела заглянуть в дупло, оттуда выскочила белка и устроила гонки по стволу! А Варвара опять в буквальном смысле села в лужу…
        Я выглянул из кустарника. Она не пострадала, задрала голову, выглядывала перепуганного зверька. Я прошел краем ложбины, чтобы выйти на опушку. И вдруг встал как вкопанный. Сработало боковое зрение. Шевельнулось что-то за деревом. И не только там, но и дальше. Онемела кожа на затылке. Я ей крикнуть не успел, как из-за ближайшего дерева набросился какой-то разъяренный леший!
        Одутловатое лицо, скрюченные пальцы левой руки. А в правой нож! Откуда он взялся? На меня бежал грузный коренастый мужик, уже готовился к финальному прыжку. Как же хотелось задать ему парочку вопросов! Машинально подогнулось левое колено, я повалился на бок, выставив правую ногу. Этот тип разогнался, собирался протаранить меня, одновременно нанося удар. Он запнулся о вытянутую ногу, что-то прохрипел, рухнул плашмя, крепко треснувшись массивной челюстью. Я пока еще соображал - что это значит? Местный деклассированный элемент или хвост, который мы притащили из города? Трудно переключиться в «боевой» режим после долгих месяцев ленивого образа жизни! А он оказался шустрым, как кролик. Выплюнул: «Сука», перевернулся на спину, схватив свой упавший нож, подлетел, сделав «мостик». Крупная родинка между виском и левым глазом - неровная, похожая по форме на Украину без Крыма - здравствуйте, дорогой товарищ! Это хвост, который мы притащили из города! Что там насчет сиреневых «Жигулей», явно ведомых задумчивым водителем?
        Он вновь летел, а я качался, как маятник. В ложбине испуганно восклицала Варвара, что-то вопрошала, ей тоже хотелось все знать! Я нагнул голову, прободал упитанное брюхо, нагнулся, схватил какой-то дрын - увесистую жердину с обломанными ветками. Мы оба отшатнулись, он попятился. Рожа, конечно, гадкая, сидеть изволили, сударь? Кто же вас нанял-то таких?! Он попер на меня в психическую, но я уже был в норме, приветствую тебя, родная стихия! Я швырнул дрын - он сделал пару оборотов, сбил агрессора с ног. Тот снова потерял свое «холодное оружие», откатился в кустарник. Пока поднимется, куча времени пройдет. Я мог бы развить наступление, добить его, удовлетворить свое любопытство - но на севере, со стороны кладбища хрустели ветки, силуэты мелькали среди деревьев. Да их тут целое войско! Я даже не вспомнил про свой травматический «ПМР» в правом кармане. Пока он явно не помощник. Я прыжками слетел в ложбину, кинулся за кустарник, куда откатилась Варвара. У нее от страха подрагивал подбородок, метались глаза. Она узнала меня, но все равно перепугалась. Я схватил ее за руку, потащил на запад, там очень
кстати уплотнялись заросли и петляла лощина с покатыми краями. Неплохая палочка-выручалочка! Я поволок Варвару в глубь леса по узкой змейке. Метров через двадцать она пришла в чувство, сама сообразила - вырвала руку и понеслась быстрее меня. Мы пробились через кустарник, полезли на склон и через полминуты уже корчились за грудой трухлявого валежника. Варвара дрожала, как зайчонок, зубы выбивали тяжелый металл. Она вцепилась мне в плечо, дыхание срывалось.
        - Никита, а что это было… вот сейчас?
        - Учения, - лаконично объяснил я, - максимально приближенные к боевой обстановке. Будем разбираться. Слушай сюда, Варвара. Это моя игра, выполняешь все приказы моментально, а обсуждать будешь вечером. Идешь строго туда, - я показал на запад. - Отсчитываешь семьдесят шагов и под прямым углом поворачиваешь направо. Не налево, не кругом, а четко направо - нужно разжевывать? Бежишь на север - при этом смотри по сторонам и не светись, как лампочка. Обнаружишь опасность - визжи, как только можешь. По идее ты должна дойти до просеки, на которой мы оставили машину. В тачку не лезь, затаись где-нибудь рядом, жди. Все, выполняй, Варвара, вопросы потом…
        Я подтолкнул ее в спину для ускорения, перевел дыхание. Она убегала, пригнув голову, скрылась за деревьями. В лесу было тихо, никто не ругался, не аукался. Я вслушивался, отключил все, кроме слуха… Странная тишина, за исключением обычных звуков леса. Впрочем, хрустнула ветка, за ней другая… Я извлек пистолет, начиненный резиновыми пулями, выполз из кустарника, перебежал, скатился в ложбину, которую мы с Варварой покинули минуту назад. Я шел по ней пригнувшись, задержался в кустарнике. Потом на корточках поднялся на склон, присел за «трехрукую» развесистую осину с мощной корневой системой. Отсюда часть леса до опушки неплохо просматривалась. Из-за дерева показался коренастый тип, которого я от души отоварил жердиной. Он держался за бок, злобно кривился. Субъект прислонился к дереву, сканировал лес колючими глазками. Возможно, он не пил как алкоголик, но явно имел проблемы с почками. Нож матово переливался в руке. Хотели ли нас убить? Совсем не обязательно. Напугать, избить, искалечить - вполне возможно. Если нет трупов - другое отношение к потерпевшим, другая статья, хотя дело по-всякому сделано.
Мы вышли на что-то опасное для КОЕ-КОГО? Данный субъект - не важная персона, обычная сявка, хотя и выглядит внушительно. Парочку подобных господ я обезвредил не так давно, идя по следу главврача одной больницы, решившего подзаработать на наркотиках. Полиция сказала спасибо, сейчас они в золоте купаются на колымских рудниках…
        В сумрачном пространстве обретались еще двое. Они выходили на белый свет, исподлобья смотрели по сторонам. Тоже не лондонские джентльмены, хотя и не сказать, что подзаборная шваль. Обоим лет по сорок, короткие прически, самое время побриться. Одеты невзрачно - джинсы, немаркие ветровки. Они ступали крадучись, вертели головами, как сычи. Дружбой в коллективе, по-видимому, не пахло - поглядывали друг на дружку весьма нелюбезно. Двое шипели на мужика с родинкой - это он во всем виноват! Они не спешили нас догнать. Я, кажется, понимал, в чем дело. Если они шли за нами от кладбища, то не могли не заметить машину на просеке! Дай бог, не нагадили - хотя зачем бы им это делать, если задача поставлена другая? Без машины мы никуда не денемся, будем отрезаны от мира в этом районе… Тревожная мысль ужалила: а если их не трое, а четверо, и один остался у «Террано»? И Варвара скоро выскочит ему в объятия…
        Нет, вряд ли. Четверо в таком деликатном деле - уже толпа. Даже трое - многовато… Один из мужиков присел на корточки, уставился в землю. Сместился тараканьим шагом, снова что-то разглядывал. Следопыт, мать его! Остальные стояли рядом, помалкивали. Он что-то бросил им. Вся компания пошла вперед, стала ускоряться…
        Они могли понять, что их водят за нос. И тогда предпримут верные действия - например, вернутся к моей машине! Я не мог такого позволить. Я оторвался от осины и ударил ногой по сухой коряжине! Она переломилась со звонким треском - на весь лес! Ну как такое не услышать? Дружные матерки из всех глоток! Я кинулся обратно к лощине, одолел ее в несколько прыжков, метнулся за деревья в южном направлении. Они заметили меня, пустились наперерез. Решили не думать, почему я один и что вообще тут делаю! Я ускорялся, не задумываясь об очевидных вещах - нельзя бегать с ускорением по пересеченной местности, при этом не глядя под ноги! Я запнулся о ветку поваленного дерева, покатился в заросли молодой крапивы. Словно в клубок ядовитых змей попал! Вскочил - где мой пистолет? Нет пистолета! Замечательно! Значит, не выстрелит в финале ружье, которое с первого акта висело на стене…
        Я мчался дальше, а за спиной хрипели, сипло дышали, нависали демоны над душой. Лучше не оглядываться, они не могут бегать быстрее меня! Однако именно так и происходило. Затылок немел, «кошачьи когти» царапали спину. Как в глупых фильмах ужасов - бедная жертва улепетывает по лесу, как заяц; психопат-убийца идет за ней размеренным прогулочным шагом - и, что характерно, всегда догоняет! Я пробился через плотный шиповник, выбежал на поляну и тут же метнулся за массивную прямоствольную осину - вытянулся, руки по швам, пятки вместе, считал мгновения, когда появится этот нетопырь…
        Я сбил его с ног ударом корпуса, когда он поравнялся со мной. Тот пролетел по инерции пару метров, запнулся, сделал красивый, но незавершенный кульбит. Я кинулся к нему, рухнул на колени - и когда он задергался, чтобы подняться, врезал кулаком по глазу! Это был не тот, кого я отоварил, тому уже хватит. Тоже здоровяк, с мясистым носом, пыхтящий злобой. Удар потряс его, но дух не выбил. Такого вырубить - постараться надо. Фонарь под глазом зажегся, как прожектор, заискрил фиолетовыми бликами. Я откатился от него - бегущие параллельно засекли возню, я должен был удирать, пока их свет на мне клином не сошелся! Я откатился, припустил дальше с низкого старта. И так неожиданно столкнулся с одним из них - резвый тип, обогнал, решил перерезать дорогу. И у этого нож в руке, рожа злая, залысины на черепе, нос крючковатый, самое то его свернуть налево! Возможно, и не было приказа нас убивать, но я их разозлил, забыли про приказы! Он сжимал свою игрушку нижним хватом, выбросил руку, чтобы вспороть мне живот. Я поставил незатейливый блок из перекрещенных предплечий, а когда он закричал от боли, повредив лучевую
кость, а нож упал под ноги, двинул локтем в левый висок. Он отшатнулся на расстояние прямого удара, и тут уж я не подкачал. Двинул в челюсть с такой силой, что его отбросило на пару метров!
        Все это было лишь временным послаблением. Не было времени добить паршивца! Справа рычал разъяренный зверь, распинывал валежник. Я перемахнул через упавшего, кинулся дальше, а когда оглянулся, он уже вставал, из глаз летели молнии. Им было хоть бы что, все трое меня преследовали! Однако я оторвался метров на сорок, теперь бежал со всеми мерами предосторожности, по крайней мере, смотрел под ноги. Снова трещина в земле, я перепрыгнул через нее, съехал в травянистый ложок. Симпатичный малинник, усыпанный глянцевыми листочками. Я пробивался через него, когда заприметил справа спасительную канаву. Расщелина в земле - с полметра шириной, засыпанная прошлогодней листвой. Что меня надоумило? Я подался вбок и повалился в нее, стал нагребать на себя листву. Глупо, за секунды не замаскироваться, но хоть так. Рука нащупала «сбалансированную» коряжину, похожую на палицу, стиснула ее. Вот и славно. Если обнаружат - метну в наглую небритую рожу, а потом кувырками прочь…
        Но они протопали рядом и не заметили меня! Всем досталось, бешенства - полные штаны, а наблюдательности - хрен. Двое пробежали с одной стороны, третий у «изголовья». Они свистели ноздрями, кто-то кашлял. Я не верил своему счастью. Неужто получилось? Они удалялись растянутой цепью - к южной оконечности леса, до которой оставалось не так уж много. Дальше поле, следующий лесок, уж сообразят, что их оставили с носом…
        По крайней мере, отдышаться в своей канаве я успел. Выкатился из нее, припустил, озираясь, на восток…
        Минуты через три я выбежал на просеку. Когда и зачем ее вырубали, непонятно. Но дело до конца не довели, углубились в лес на сотню метров и бросили, даже пни не стали выкорчевывать. Я побежал направо, к сереющему просвету. Вылетел к машине, забегал вокруг нее кругами. Четвертого члена коллектива в природе, видимо, не существовало - иначе обозначил бы свое присутствие. Повреждений в кроссовере я не заметил. Где Варвара?!
        - Никита, господи… - застонал терновый куст. Я бросился на стон, влетел за кустарник. Здравствуйте вам! Губы сами растянулись до ушей. Она скорчилась в три погибели, моргала жалобно, тряслась, как осиновый лист. Добираясь до текущего рубежа, она неоднократно падала, измазала физиономию, из волос торчали ветки и листва. Шапочку не потеряла, комкала в руке. Она смотрела то на меня, то на коряжину-палицу, которую я машинально сжимал в руке. Я опомнился, выбросил ее - бывает, доисторические предки вспомнились. Она зашмыгала носом, прижалась ко мне. Все в порядке, не такая уж и ведьма, обычная испуганная девчонка…
        - Ты один? - пробормотала она.
        - Один, - согласился я. - Парни скоро подойдут. Но не сразу, у них проблемы с ориентацией и здоровьем. Ну, что ты плачешь, дуреха?
        - Не знаю. - Она шмыгала носом. - Боялась, что ты меня бросишь, не вернешься…
        Еще чего придумала! Нет уж, теперь мы с Варварой ходим парой…
        - С жизнью уже простилась, - вздыхала она. - Сижу и думаю - как глупо, вот сгинем мы с тобой в этом диком лесу - и что после нас останется?
        - Как что? - удивился я. - Светлая память останется. Разве этого мало?
        - Ах, ты издеваешься? - рассердилась она и стала вытряхивать из волос листву, размазывала грязь по лицу. - Не смотри на меня, я сегодня некрасивая…
        - Неправда, - возразил я, - не бывает некрасивых женщин.
        - Да знаю, - отмахнулась она, - бывает мало водки и неумело нанесенный макияж… Что ты делаешь? - Она вздрогнула, застыла.
        - Это был поцелуй, - смутился я. - Дружеский, в чумазую щечку. Не является лекарством, - зачем-то добавил я. - Прости, вырвалось… я про поцелуй.
        Она засмеялась - нервно, на грани истерики. Все это было хорошо, очень хорошо! Но стоило спешить, чтобы не стало очень плохо. Пистолет остался в лесу, черт с ним. Я помнил, где его обронил, когда-нибудь приеду, найду… Я сгреб в охапку свою «трепетную лань», потащил к машине…
        Глава десятая
        Самое смешное, что я не собирался покидать этот живописный уголок. Так и объяснил успокоившейся девушке, после чего она опять заволновалась. Почему мы должны отсюда уезжать? Раз на нас напали неопознанные личности, значит, мы на верном пути. Сейчас уедем, а потом опять приезжать? Нет уж, это дело нужно довести до логического (или какого там) конца - да хоть до полного абсурда! Если Варвара боится, я могу отвезти ее подальше, например, в поселок Лебяжий, а на обратном пути забрать. Она возражала: нет уж, я вместе с ней пройду весь этот путь до полного абсурда! Злодеи решат, что мы сбежали, в селе искать не будут. Да и большое это село, нужно очень постараться, чтобы найти в нем нужных людей…
        Я втихомолку ухмылялся - не Варвара, а полное собрание противоречий. «Террано» выбирался из просеки задним ходом. Я спешил покинуть лес, пока не вернулись упыри. Если увидят, куда мы двинули, возникнут новые сложности. Вопреки здравому смыслу, я развернул машину передним бампером на север, поехал вдоль опушки, торопясь отдалиться от просеки. Я помнил про дорогу к кладбищу от западной околицы села - по ней недавно на погост шли люди. Сейчас там никого не было, хотя на кладбище под березками кто-то возился. Хотелось верить, что это простые сельчане, не обремененные злым умыслом. Я повернул направо, проехал метров тридцать и остановил машину. От южной части леса ее прикрывал высокий земляной вал. Я сбегал на разведку, покурил. В районе выезда с просеки активности не было. Что делали наши противники, оставалось догадываться. Убедятся, что нет машины, будут чесать репы, связываться с «кураторами». Решат, что мы покинули район. Или нет…
        Я вернулся в машину, и мы направились к селу. К центральной улице Кривошлыкова вел узкий переулок. Впрочем, спешка была неуместна, справа обрисовался заброшенный амбар, я подался к нему и завернул за угол. Здесь не было людей, лишь спрессованные горы сена, свалка металлолома, деревянный неликвид. Пахло навозом, где-то в стороне кудахтали куры, лаяли собаки.
        - Приводим себя в порядок, - приказал я. - Чистим перышки, создаем респектабельный вид. Нельзя в таком виде появляться в приличном обществе.
        В вещах Варвары нашлись всевозможные тряпки, щетки (пригодились-таки!), в моих вещах - канистра с водой. Мы мыли открытые участки тел, чистили одежду. Варвара с надменным видом - мол, я же говорила, а ты не слушал! - извлекла из багажа новую ветровку - теперь уже не розовую, а голубую. Я не возражал. Злодеи будут высматривать девушку в розовом, а никак не в голубом. В конце концов, я изнывал от нетерпения! На часах почти четыре, а она только взялась наводить марафет! «Это вечерний макияж», - объяснила Варвара, выкладывая свои атрибуты из упитанной косметички. Ох уж эти женщины! Потом она меня позвала, предложила перекусить.
        - Давай, - согласился я.
        Она была постоянна в своих желаниях - ей постоянно что-то хотелось! Она жевала свои ватрушки, я вертел баранку и посматривал на нее с уважением: как не уважать худых женщин, обожающих ватрушки! Переулком мы выехали на главную сельскую улицу, выясняя между делом, что в сельской местности не так уж все плачевно. Главная дорога была местами асфальтирована, частные домики смотрелись нарядно. Отдельные избы перестраивали в коттеджи - видимо, зарплата позволяла. Мы проехали мимо оплота местной власти с российским триколором на козырьке, мимо полицейского участка, где на крыльце курили люди, а у входа красовался стенд «Их разыскивает полиция». Здесь было людно, кипела жизнь. Отделение Сбербанка, кафе, церквушка, парикмахерская, замаскировавшаяся под салон красоты. Согласно данным из Интернета, в Кривошлыкове проживали три тысячи жителей, и все эти люди, в принципе, в город не рвались. Показался двухэтажный торговый центр с просторной парковкой на задворках. Там стояли несколько машин. Недолго думая, я свернул направо, проехал между клумбами и поставил машину за пыльным фургоном, который, судя по
спущенным колесам, стоял тут долго и никуда не собирался.
        - Ты уверен, что это правильно? - насторожилась Варвара.
        - Пойдем пешком, - сказал я. - Машина - штука вызывающая, а так мы почти не будем выделяться. Не забывай посматривать по сторонам.
        В торговый центр мы заходить не стали, хотя Варваре хотелось - она явно испытывала доверие к сельским универмагам. На завалинке у крайнего дома сидел пожилой мужчина, щурился на выглянувшее солнце и попросил закурить. Мы остановились, я дал человеку две сигареты и высказал просьбу:
        - Вы нам не поможете, уважаемый? Мы с коллегой приехали из города, работаем на новостном портале «Огни Новониколаевска», слышали о таком? Мы собираем интересные истории из жизни жителей пригородных сел и деревень. Нас интересуют истории столетней и более давности, интересные люди, события, как становилась жизнь на селе, кто тут жил. В некотором роде мы краеведы. Не посоветуете, с кем можно поговорить? Возможно, старожилы помнят рассказы своих родственников?
        - Во как. - Абориген сдвинул кепку и почесал плешивую голову. Он был немолод, но едва ли тянул на звание старожила. - У нас, знаете ли, молодые люди, тоже есть Интернет, образованные мы тут, особенно молодежь… - хмыкнул дедушка, лукаво поглядывая на Варвару. - А еще выдашь пару сигарет, молодой человек?
        Я охотно выполнил просьбу. Собеседник рассовал сигареты за уши, в нагрудный карман затертого пиджака.
        - Даже не знаю, что вам посоветовать… - Мужчина важно пожевал губами. - Знаете что? Идите туда, - он махнул рукой. - На север, стало быть, ближе к околице. Но только не по Центральной улице идите, а по этой, как ее… По Кабинетной, стало быть. Она идет, как наша, только там, - старик показал за спину большим пальцем. - По улице пойдете, там и поспрашивайте. Старые бабки там живут, и не сказать, что все из ума выжили… Как-то приезжали уже энтузиасты из города, давно это было, лет пять назад, там и ходили по бабкам, записывали старые частушки. Может, жив там кто еще, не знаю…
        Мы поблагодарили доброго человека и отправились дальше. Снова узкий переулок - и мы вышли на восточную сторону села. День стремился к вечеру, блекли дневные краски. Молодые девчонки сидели на скамейке, плевались подсолнечной шелухой и с любопытством на нас глазели. Пацаны гоняли мяч на задворках трансформаторной будки, уставились на Варвару, стали перемигиваться, тыкали в нее пальцами.
        - Какая святая непосредственность, - вздыхала Варвара, на всякий случай держась ко мне ближе. - Песня так некстати вспомнилась: «Поедем, милая, в деревню жить…»
        - А в чем проблема? - пожал я плечами. - Через полгода станем такими же. А лет через двадцать наш город сомкнется с этой деревней, и она его поглотит…
        На улице Кабинетной легче дышалось. Меньше народа, подальше от опасности. Внешний вид улицы тоже отличался от Центральной. На той кипела жизнь - пусть не такая, как в городе, но все же. Здесь все было архаично, патриархально, царил неистребимый деревенский дух. Покосившиеся заборы, асфальт в выбоинах и трещинах. Сорняки росли везде, и это скорее даже ласкало глаз, нежели раздражало. Блуждали сонные собаки, дружили с облезлыми котами. На гребнях оград висели глиняные горшки, стеклянные банки. Кукарекали петухи в курятниках. Приличных строений почти не было - обычные деревенские дома не первой свежести. Проваливался в землю фундамент, кособочились крыши, со стен осыпалась штукатурка с известкой. Женщина средних лет развешивала белье во дворе. Покосилась на нас, доброжелательно кивнула. Мы тоже поздоровались.
        - Слушай, Варвара, неловко как-то просить… - зашептал я. - Сама понимаешь, скоро вечер, мы не можем тут торчать до темноты. Не могла бы ты… ну как это сказать… применить свои навыки, что ли?
        - Можно, - вздохнула Варвара. - Аспирин есть?
        - Найдем, Варвара, и не только аспирин… Ты сильно не напрягайся, зачем? Эти люди не испытывают к нам негативных эмоций…
        - Хорошо, я постараюсь. Только ты теперь уж молчи, договорились?
        Она вежливо окликнула женщину, та перебросила простыню через плечо, подошла к ограде. Варвара не мудрствовала, озвучила мою версию - краеведы, собираем интересные истории с длинной бородой! Женщина уставилась на меня с интересом. На Варвару тоже смотрела, но не так.
        - Ой, знаете, я даже не в курсе… - Местная жительница озадаченно почесала курносый нос. - Наша бабушка умерла два года назад, ей было сто три года, многое знала, помнила… Но с ней вы уже никак не поговорите… А-а, знаю, - обрадовалась женщина. - Пойдете дальше, будет дом Агриппины Силантьевны, этой бабушке тоже под сто - вроде дружит пока с головой. С ней две внучки живут - обе разведенки и тоже немолодые. Только у бабки Агриппины со слухом не того… - Собеседница ткнула в ухо, а потом испугалась - нельзя на себе показывать. - 23-й дом у них, мимо не пройдете…
        - Ума не приложу, - бормотала Варвара, ревниво дыша мне в ухо, - почему на тебя женщины смотрят? Что они в тебе находят?
        У 23-го дома, фактически вросшего в землю, нас поджидал сумасшедший собачий лай… и больше ничего. Здоровая кавказская псина гремела цепью, вилась вокруг будки и старательно нас облаивала. Звенел колокольчик, но из дома никто не выходил.
        - Вулкан, заткнись, мать твою! - проорал мужской голос позади нас. Собака послушно замолчала, поджала хвост и забралась в будку. На участке через дорогу стоял мужчина лет шестидесяти, что-то жевал и пил молоко из картонного пакета. «Все же что-то не так с нашей деревней, - задумался я. - Коровы кончились, молоко в магазинах покупают?»
        - Бесполезно, - махнул рукой мужчина. - Не дозвонитесь. Глаша с Дашей в город уехали, а старая Агриппина с Вулканом на хозяйстве остались. Она не слышит ни хрена. Чего хотели-то?
        Мы подошли и в третий раз озвучили версию. Из уст Варвары звучало убедительнее, чем из моих. Сельский житель пожал плечами.
        - Это можно, - хмыкнул он. - С Агриппиной всегда поговорить можно, она не вредная. Только хотел бы я глянуть, как вы с ней базарить будете. - Мужик простодушно хохотнул. - Она глухая, как червяк, орать будете у самого уха - все равно не услышит. В прошлом годе еще чего-то слышала, а теперь - ау - кризис…
        - Что же нам делать? - расстроилась Варвара.
        - А снять штаны и бегать, - нашелся мужчина и снова засмеялся. - Да ладно, не смущайся, барышня. Валентину Овечкину знаете? Ну да, откуда вам ее знать… Там она живет - 16-й, дай бог памяти, дом. Не такая древняя, как Агриппина, но и молодость свою давно пережила… - Мужчина веселился, похоже, он что-то подмешивал в молочко. - Поговорите с ней, одна она живет. Всю жизнь - в этом селе. И маманя ее тут жила, помню ее, когда пацанами бегали…
        Мы учтиво раскланялись, поблагодарили и побрели своей «дорогой разочарований», не особо рассчитывая на удачу.
        И именно в 16-м доме по улице Кабинетной нас поджидала невероятная удача! Впрочем, выяснилось это не сразу. На стук в калитку из дома выглянула женщина - пожилая, но не сказать, что древняя, невысокая, в меру плотная, с живым и, я бы даже сказал, интеллигентным лицом. Она подошла к калитке, поинтересовалась целью визита. Варвара блистала! У женщины потеплели глаза, она пригласила нас в дом. Вошла первая, махнула рукой:
        - Входите, не стесняйтесь, ноги вытирайте и входите. Собаку не бойтесь, она не кусается.
        Во дворе действительно имелась собака, но, в отличие от предыдущей, ей следовало родиться кошкой. Она лежала под завалинкой, смотрела грустно, подтянула бок, давая пройти. Мы поднялись на крыльцо. Я опасливо заглянул в сени. Варвара усмехнулась.
        - У тебя не было такой привычки, когда в ОМОНе служил - сначала гранату забрасываешь, потом сам входишь?
        - Была, - кивнул я. - Еле отучили. Только я в ОМОНе никогда не служил…
        - Да какая разница?
        Действительно, какая разница, от кого Родину защищать. Я вошел в освещенные сени, не забыв вытереть ноги. Зашевелился картофельный мешок, лежащий в проходе, высунулась усатая кошачья морда, поводила носом. Мы с Варварой переглянулись - ну и ну, кот в мешке…
        - Вы садитесь, чаю хотите? - ворковала хозяйка, бегая по опрятной комнате, где имелось все необходимое для жизни - старенький приемник, телевизор «Шарп», которые охотно расходились в 90-е, парочка кресел из далеких 70-х. Включился и забурчал электрический чайник. Я обратил внимание на книжный шкаф. Он был забит томами. Весь Цвейг, Лев Толстой, Чарльз Диккенс, Михаил Шолохов. Мы продолжали переглядываться: а мы вообще по адресу зашли?
        - Ой, спасибо, - сказала Варвара. - Может, не нужно чаю? Давайте просто поговорим?
        - Ну уж нет, - бормотала хозяйка, вынимая из серванта чашки с блюдцами. - Пришли - так пришли, теперь и чаю попьете, и сытыми от меня уйдете. Давненько гости не приходили, заскучала уже… Овечкина я, - представилась женщина, - Валентина Михайловна Овечкина, восьмидесяти пяти лет от роду, всю жизнь прожила в селе. А вы хотели старую бабку увидеть? Так это лет через пять приходите, в самый раз будет…
        Мы ожидали встречи с глубокой стариной, а перед нами сидела пожилая женщина - без проблем со слухом, памятью и логикой. Только зрение подводило - очки на нос нацепила. Радушная, доброжелательная - этакая редкость в наше время. Нам было неловко. Хозяйка выставляла вазочки с плюшками и печеньем, отдельную посудину с карамельками - которые я, кажется, с детства не видел. Она наливала заварку через ситечко, я подскочил, чтобы помочь, она отмахнулась - сиди уж.
        - Травку кушайте, ребята, - ворковала хозяйка. - Обычную садовую травку: салат, базилик, эстрагон. И память будет что надо, и мозгами до глубокой старости шевелить будете - если это вам интересно, конечно… Что вам требуется, ребятки? Могу про себя рассказать…
        Всю свою жизнь Валентина Михайловна прожила в этом замечательном селе. Появилась на свет в 33 году, когда пошла «мода» на колхозы. В городе гремела индустриализация, на селе множились совхозы и колхозы. Многие не выживали, всякое было… Образование десять классов, большего не вышло - слишком рано вышла замуж, двух детей родила. Все печально - муж погиб, когда местный пьяный тракторист на Т-40 в речку с обрыва сверзился, а ее Степан в это время с удочкой на берегу сидел. Глупая смерть, обидная, страшная. Один ребенок в младенчестве умер, на здешнем кладбище похоронен, второй дожил до сорока и погиб такой же глупой смертью на дороге: ехал, никого не трогал, а пьяный дебил вылетел на встречку - и в лоб… Замуж больше не выходила, так, жила недолго с одним, да запил, выгнала его к чертовой матери. Работала секретарем в сельсовете, бухгалтером в леспромхозе, заведовала секцией в универмаге, да не понравилось торгашеское дело. Перед пенсией снова в сельсовете сидела - тогда еще советская власть была, светлая ей память. С 88 года ушла на пенсию - все, хватит. С голода не пухнет, подсобное хозяйство
выручает. Все при ней - телевизор, огород. Общения захочется - соседи есть. Или в магазине, или в поликлинике… Народ в селе мирный, эксцессы редко случаются. Отца своего и не помнит, в Красной армии служил, погиб на Дальнем Востоке, но дело темное. Мать скончалась в 82-м, тоже старенькая была, 88 лет разменяла - и сразу слегла. Всю жизнь маманя в колхозе горбатилась, тоже из села - ни ногой…
        - Минуточку, тетя Валя, - мягко перебил я. - Значит, в 1910 году вашей маме было шестнадцать лет?
        - Ну да, где-то так, - мысленно прикинула женщина. - А что? Вас что-то конкретное интересует?
        Тут мы рассыпались в извинениях и открыли страшную тайну. Нас интересует кое-что конкретное, хотя вряд ли тетя Валя сможет дать полезную информацию. Вот на этом месте нас и поджидала удача! У обеих женщин была превосходная память, они прекрасно помнили, что происходило в селе. Ох уж эти вечерние разговоры с матерью - сколько их было! А что еще делать вечерами двум одиноким женщинам?
        - А вы знаете, я помню эту историю, - ошеломила нас хозяйка. - Ну как помню, с рассказов мамы, конечно. Очень неприятная была история - вы правы, примерно в десятом году, еще до мировой войны, на которую многие из нашего села ушли. Ездили жандармы и приставы по селам, забирали мужчин в солдаты…
        Она рассказывала так, словно все видела собственными глазами. Мы слушали, зачарованные, открыв рты. И словно сами уносились в стародавние времена, переживали события вместе с их участниками… Громкая была история, некрасивая. В Кривошлыкове тогда примерно тысяча человек жила - приличный считался населенный пункт. Управа сельского главы - старосты, церковный приход с батюшкой Порфирием, несколько мастерских, ткацкий заводик, гончарный промысел, небольшая строительная артель. Село таким же разбросанным было - часть у леса, часть на Мае. Власову Марию Архиповну все знали. Статная, красивая - можно сказать, украшение села. Она образованной была - из Томска в село приехала, в городе школу окончила. Познакомилась там с купцом Севастьяном Власовым, который по делам в город ездил, вспыхнуло чувство. Подалась за любимым в деревню, сына родила. Здесь у них хороший дом был на берегу реки, жизнь нормальную вели. Сына родила в 18 лет, мужу тогда 28 было, и почти 20 лет жили счастливо. Что потом случилось? Вроде несчастный случай, отсутствовал злой умысел, но сын Макар винил мать в смерти отца - его телегой с
лошадьми к воротам придавило. Темная история. Мария искренне горевала, траур по супругу носила. Сын Макар уехал в Лебяжье, устроился на работу в тамошнюю похоронную контору и вскоре неплохо себя зарекомендовал. С матерью практически не общался. А Мария продолжала жить в Кривошлыкове - в том же доме на берегу реки. Открылось в ней что-то после смерти Севастьяна - лечить стала. То ребенка, заболевшего скарлатиной, на ноги поставит, то роженице подсобит. Подробности неизвестны - как лечила, чем. В 1910-м ей было примерно 42, все такая же красивая независимая женщина. Ходила молва, что она колдунья, дескать, кто-то видел у нее змеиную кожу, засушенных пауков, травы она какие-то собирала и чахла над ними. Старушки косились и крестились, батюшка Порфирий хмуро поглядывал. Но как на самом деле было? История темная, но у Марии реально включились способности излечивать людей. Многие мужики к ней сватались, пытались ухаживать - она их всех отшивала, хранила верность своему Севастьяну. Гордая была, но не злая, просто замкнутая, себе на уме, предпочитала одиночество, из-за чего и поползли нелепые слухи. А тут
вдруг местный староста Савельев Тихон Фомич решил за ней приударить - зацепила она его чем-то. Тоже видный мужик, но тщеславный, злопамятный, не любили его сельчане. Бабником он был. Тоже вдовец - жена покончила с собой за пару лет до этого, а перед тем у нее рассудок помутился. Раз подкатил к Марии, другой подкатил - она отшила старосту, решительно и однозначно. Так случилось, что по селу прокатилась волна неприятных событий: то неурожай, суровая зима, выкидыши у рожениц, то дети в омут по дурости попрыгали и утонули. То Мая из берегов вышла, поле затопила, то пожар в церкви, который вовремя ликвидировали… И староста Тихон Фомич продолжал домогаться Марии, уязвленный, что она его игнорирует. И однажды на собрании сельчан она такое ему высказала - унизила при всех! Староста позеленел от позора, народ хохотал, а Мария только усмехалась…
        Все в этой истории поросло густым мраком. Кто-то грешил на старосту, затаившего злобу на своенравную женщину, кто-то реально считал, что во всем виновата ведьма. Мария лечила семью Сафроновых, подхватившую инфекцию. В результате вся семья скончалась от корчей! Люди перешептывались: мол, это староста, это он им что-то в пищу подмешал. Не любил Тихон Фомич Сафроновых, давно зуб точил на их клочок земли, примыкающий к его участку. А тут такое дело - одним ударом двух зайцев! Не сам, понятно, злодейство учинил - подослал кого-то. Многие понимали, что происходит, но запудрили людям головы, пошло, как сейчас говорят, мощное пропагандистское воздействие. Все вывернули, обвинили «ведьму» - дескать, злая колдунья, ворожея, лжезнахарка! Какие-то «улики» подбросили. Староста подливал масла в огонь: дескать, ату ее, отрекшуюся от бога и православной церкви! Кумушки с подачи старосты разносили по селу «достоверную информацию» - де, точно ведьма, варит колдовские зелья и порчу на людей наводит. Губит животных, малых деток, портит коровье молоко и даже нерожденных младенцев пачками убивает! Божились кумушки, что
сами видели - чинит эта тварь заклинания с помощью «книги мертвого человека с приговором», чародейские бумаги использует, разные травы - чем и умерщвляет невинных людей, в частности несчастное семейство Сафроновых. Еще блаженная какая-то билась в истерике: обещала помочь, дьяволица, а сама привела на кладбище, привязала к дереву и стала душить - еле вырвалась!
        - Такие вот нравы были, молодые люди, - вздохнула тетя Валя. - Хотя это редкий случай, на Руси такое не принято было… Заклевали, в общем, женщину. Она на самом деле ведьма была… ну в хорошем смысле - чародейка, кудесница. Но зла никому не делала, людям помогала, а то, что в свою жизнь никого не пускала, - так это ее право… Кончилось печально. Официальная версия, которую потом жандармы нарисовали, - сама с собой покончила. И точка. Труп ее с камнем на шее пацаны нашли - от ее подворья отнесло метров на сто… Но люди шептались, всякое говорили. Кто-то видел, и мама меня уверяла, что этим людям можно доверять, не сплетники они. Староста Тихон Фомич подзуживал родственников Сафроновых, всячески науськивал. А тут подпили мужики - и давай… Вроде их староста и привел, но держался сзади. Ворвались мужики в дом к Марии, выбили дверь, давай ее бить, за волосы таскать. Люди слышали, как Мария кричала - мол, невиноватая она, но только пуще распалила родню Сафроновых. Выбросили ее во двор, через заднюю дверь, а участок к реке спускался, и от соседей не видно, что у Власовых происходит… И никто не знает, что
было дальше…
        Но представить несложно. Камень на шею - и в воду. Вечер уже был, смеркалось. Потом вернулись в дом, навели порядок, на берегу тоже все подчистили. Наутро Марию никто, конечно, живой не видел, назавтра - тоже. Потом пацаны ныряли - чуть богу душу не отдали, когда труп из воды на них выплыл… Жандармов вызвали, все написали, как надо. Сама это сделала - и точка. Туда и дорога злой бабе.
        - А ведь знали многие, все как есть знали, - вздыхала тетя Валя. - Да и сам староста ходил гоголем, фыркал на всех. Но кому охота с ним связываться? Власть как-никак, с полицеймейстером дружит, с местной церковью - разве докажешь правду? Только в гроб себя сведешь. Когда труп нашли и в больничный морг отправили, Макару сообщили в Лебяжье - отпрыску Марии. Не любил он свою мать, так сложилось у них в семье, но похоронить приехал. Он в погребальной конторе трудился, был помощником ее владельца, господина Сидорчука, ну и расстарался - сделал хорошее надгробье, гроб - из лучших, крест, не пожалел денег ради мамки… Староста ему решительно отказал: ведьму, тем более самоубийцу, на кладбище среди нормальных людей хоронить не позволю. Вон у болота хорони, на выселках, там, где люди не ходят. Делать нечего, заплатил Макар парням, отвезли тело от других подальше, все атрибуты могильные, и устроил захоронение на выселках. Красивую могилу, говорят, отгрохал - крест, плиту, с гробом особо постарался… Староста дернулся: мол, какой такой крест у ведьмы?! Не православная она, утеряла веру! Так Макар его осадил -
вранье это все, наветы и злопыхательство, Мария Архиповна всегда была доброй христианкой - верил в это и всегда будет верить! А кто не верит, пусть катится к дьяволу! Тихон поостерегся спорить, боялся, что правда вылезет, унялся. А впоследствии ударил исподтишка: отобрал у Макара дом матери, подделал бумаги в нотариальной конторе, привел полицию в дом и поставил перед фактом. Макару отсоветовали воевать со старостой, мол, смирись, парень, пока жив…
        - Да уж, отвратительная история, - заметил я.
        - А вы думаете, она на этом кончилась? - Тетя Валя подскочила, чтобы подлить мне чаю. - Прошло не больше месяца, как друг за дружкой умерли три сельских мужика - родственники убиенных Сафроновых. Два брата жены и деверь. Одному пила на лесосеке горло перерезала; у другого черепушка треснула - лошадь-тяжеловоз на нее наступила, когда он оступился в конюшне… Третий утонул… Люди говорили, что это мужики, которые со старостой в дом Марии в тот вечер нагрянули… Но и это еще не все. Когда Макар могилу-то матери отгрохал, три пьянчужки на нее пришли - как потом стали говорить, деклассированные элементы. Самогон пили, крест выдрали и выбросили, могильную плиту перевернули - а потом еще и хвастались на селе, мол, дали прикурить проклятой ведьме! Прошла неделя - стали умирать в жутких мучениях. У одного живот схватило, приехал врач, развел руками - не мой, говорит, случай, везите на кладбище. Другой напился в кабаке и помер, не приходя в сознание. У третьего во сне кровь горлом пошла, бился в корчах, земский доктор даже не доехал… Макар, сынок Марии, приехал из Лебяжьего, все поправил на могиле, сделал, как
было, и уехал. К тому захоронению больше никто не подходил - все поняли. А Макара больше никто не видел. Может, приезжал на могилу, да в деревню не заходил. Потом война началась, а потом… ну сами знаете…
        - У вас прекрасная память, тетя Валя, - пробормотала Варвара. Мы молчали. Становилось не по себе. Холодная ящерица ползла по позвоночнику, поднимались волосы от мурашек.
        - Староста не умер? - спросил я.
        - Мама удивлялась - жил какое-то время. Злой ходил, постоянно раздражительный. Кому-то признался, что терзают дикие мигрени, видения мучают. Доктора не помогают со своими микстурами, батюшка с божьим словом тоже не лечит. Может, врали люди, может, нет, но слухи ползли, что Тихон Фомич украдкой являлся на могилу Марии, каялся, умолял простить. Но Мария была непреклонна, и мучения только усилились… В двенадцатом году, или чуть позже, но еще до войны, он сгинул куда-то - сказывали, что продал свое имущество вместе с домом Марии, убег куда-то… Да, моя милая, хорошая память, не жалуюсь, - улыбнулась женщина Варваре. - Мы с мамой очень близки были. Она одна, и я одна. Я же поздняя у нее, в тридцать девять родила, других детей у матери не было, не считая трех выкидышей…
        - Спасибо, тетя Валя, вы нам здорово помогли, - сказал я.
        - И фотографии не хотите посмотреть? - Хозяйка прищурилась, смотрела хитро, явно понимая, что с нами что-то нечисто.
        - Фотографии? - встрепенулся я. - А есть фотографии?
        Взлетели к потолку выщипанные брови Варвары.
        - Конечно, есть, - кивнула тетя Валя. - Ведь это был двадцатый век, технический прогресс шел полным ходом. В Криводановке работало фотоателье, их выездные фотографы разъезжали по окрестным селам, закупали препараты и технику в Новониколаевске. Если в село приезжал фотограф, к нему обязательно выстраивалась очередь; люди звали агента фотоателье к себе домой, где он их снимал в домашней обстановке. Удовольствие было недешевым, но стоило того, многие люди специально откладывали деньги, дожидаясь визита мастера по съемкам… У мамы было много фотографий… - Тетя Валя кряхтела, вытаскивая старые обувные коробки из буфета. - Не все они, конечно, сохранились, многие выцвели, там ничего не разглядеть, но есть и такие, где все видно… Вот, смотрите. - Тетя Валя села за стол, стала перелистывать ветхие альбомы, а мы стояли у нее за спиной, таращились на снимки.
        Эпоха оживала, приходила в движение, прогуливались люди, и даже замычала корова, рядом с которой снимались счастливые детишки… Я мотнул головой, скинул наваждение. Тетя Валя перебирала блеклые пожелтевшие снимки. Изображения выцвели, бумага ветшала, некоторые фотографии, чтобы не развалились, переклеили клейкой лентой. Меня всегда поражали лица на старых фотографиях. Они какие-то замороженные, постные, без эмоций. Глаза широко раскрыты, спины прямые, а лица никакие, словно боялись показать, что они живые люди. Словно фотограф перед съемкой призывал: а теперь застыли и делаем наискучнейшую физиономию… Люди во дворе, люди в домашних интерьерах, люди на деревенской улице. Село Кривошлыково, конечно, узнавалось с трудом.
        - Вот смотрите, это семейство Сафроновых, которое скончалось при загадочных обстоятельствах…
        На стульях, приставленных друг к другу, сидели люди. Оделись, видно, в лучшее, что у них было. В центре пожилая женщина с каменным лицом, по бокам мужчина и женщина моложе. Один ребенок в белом платье прислонился к отцу семейства, другого, совсем мелкого, держит на коленях смотрящая исподлобья мать. И даже у детей замороженные лица, хотя им трудно в таком возрасте что-то приказать…
        - И кто тут мертвый? - машинально пробормотал я. Варвара пихнула меня локтем, покрутила пальцем у виска.
        - Что вы сказали? - шевельнулась хозяйка. Я опомнился:
        - Ой, простите…
        Она перебирала дальше старые фото.
        - Вот это моя мама, Серафима Игнатьевна, - представила тетя Валя смирную девочку, стоящую рядом с молодой женщиной. - Здесь ей лет тринадцать. Даже не знаю, кто рядом, наверное, соседка… Вот это Мария Власова - очень старый снимок, самое начало века, еще муж был жив. Ума не приложу, как он у мамы оказался…
        Мы подались вперед, поедали глазами размытое изображение. Женщина в нарядном темном платье с кружевами и оборками - она стояла, высоко подняв голову. Сложная прическа на голове, правильное лицо с удлиненным подбородком. Жгучая брюнетка - она действительно была очень привлекательной. Мужчина сидел на стуле, она положила руку ему на плечо. Мужчина нас мало интересовал, в нем не было ничего выдающегося - хорошо одет, пиджачная тройка, распушенные усы. Видно, правила этикета в те годы были ровно обратные - женщина стоит, мужчина сидит… Варвара сглотнула, что-то почувствовала - она смотрела на женщину, не моргая. А тетя Валя продолжала демонстрировать фотографии. Снова девочка с букетом цветов и бантом на макушке, пожилые люди на завалинке. Священник с мучнистым лицом и козлиной бородкой…
        - Вот, пожалуйста, - сказала тетя Валя, посмотрев надпись на обороте. - Снимок сделан в 1909 году, за год до несчастья, разразившегося в Кривошлыкове. Это батюшка Порфирий, с ним какой-то дьячок, это староста Савельев Тихон Фомич - видите, какой мужчина был видный… Это наш сельский почтмейстер, это какой-то купец, не знаю их фамилий, это полицейский чин, урядник…
        Групповое фото вышло на славу, хотя лица могли быть и четче. У батюшки был хитрый взгляд - что еще взять с сельского попа? Пожилой почтмейстер держал на поводке стриженую собаку. Мужчина в мундире стоял, как на параде, по стойке «смирно». Староста обретался сбоку - крепкий, но не полный, одет довольно просто - домотканая рубаха с кушаком, галифе. Крем поблескивал на яловых сапогах. Прилизанные темные волосы, напомаженные бриолином, изгибались дугой тонкие усы. Густые брови, темные глаза…
        - Тетя Валя, вы позволите? - Я разложил на столе несколько снимков, снял их смартфоном, максимально приблизив.
        - Ничего не понимаю в вашей технике, - отмахнулась хозяйка. - Конечно, мне не жалко. А то получается, что только я смотрю на эти фотографии…
        - И последний вопрос, тетя Валя, - вкрадчиво сказал я. - Вы, случайно, не знаете, где находилось захоронение Марии Власовой?
        - Да как же не знать, конечно, знаю, - ошарашила нас хозяйка. - Сама туда, понятно, не ходок, но люди сказывали… Это туда, - она показала примерно на север, - где лес кончается, к Мае подступает, там старый амбар, а за ним болота начинаются. Так по тропинке надо пройти, болото в стороне останется, там вроде пара полян будет…
        Вашу-то мать, подумал я.
        Глава одиннадцатая
        Прошло каких-то полчаса - мы пешком выбрались к амбару, углубились в дебри бурьяна на его задворках и вскоре оказались на поляне, заросшей молочаем. Лес вплотную подступал к поляне. Кустился шиповник, маскируя подножья старых осин. Насколько здесь все разрослось за 108 лет? Поляна явно сузилась. Макар нашел неплохое место для последнего пристанища своей матери. Я с любопытством озирался. Мы проверились, хвоста не было. Справа, за лесополосой, змеилась речушка, было слышно, как журчит вода на перекате. Болото здесь действительно отступало, «туалетный» запах почти не ощущался. Справа, должно быть, мостик. В самом деле, что мешало Крыленко прокатиться на пикапе по мосту, оставить за деревьями машину, прогуляться сюда, если было время? Почему меня никогда не слушают? Ведь говорил же! Но нет, «у нее чутье, в болоте делать нечего».
        - А ведь сразу могли сюда прийти, - сказал я. - И ничего бы не было.
        Она фыркнула, поджала губы. Глупо сотрясать воздух, все равно выкрутится. Фразу «Ты был прав» за всю историю человечества не произнесла ни одна женщина. Могила вскрылась, ее размыло дождями, возможно, еще какие-то воздействия. Поляна и так была не слишком ровная. Края могилы осыпались, накренился кустарник, росший на краю захоронения. В яме валялись комья земли, часть их заросла травой. Вроде все было в порядке, я не чувствовал холодка по спине, проблем в организме. Отсутствовало желание самому себе перерезать горло. Варвара пристально смотрела на могилу. Подрагивали пальцы рук.
        - Мы нашли, что хотели, - задумчиво изрек я. - Может, не стоит здесь долго находиться? Теперь мы знаем это место, можем восстановить могилу…
        - Почему мы не можем здесь находиться? - Она вздрогнула, быстро посмотрела на меня. Я пожал плечами.
        - Крыленко снял с могилы плиту. Через два месяца Крыленко умер… Бомж Баклицкий стащил крест. Где сейчас этот бомж? Я уж не говорю про мужиков, участвовавших в убийстве Марии. Молчу про тех маргиналов, что буйствовали на ее могиле…
        - Никита, ты путаешь разные вещи… - Ее голос подрагивал. - Мы не собираемся ничего воровать с могилы Марии Архиповны, мы не планируем устраивать здесь пьяные шаманские пляски и всячески ее поносить. Наоборот, мы собираемся ей помочь, хотим восстановить могилу, выяснить, что же произошло и кто виноват… Чуешь разницу?
        - Чую, - согласился я. - И все равно пошли отсюда. Мы знаем это место, возьмем рабочих у Сергея Борисовича, привезем сюда плиту и крест, все сделаем, как когда-то Макар сделал. Закроем хотя бы мистическую сторону этого дела…
        - Да подожди, - отмахнулась Варвара. - Побудем еще немного. У меня, кажется, контакт с этой женщиной…
        Мне расхотелось смеяться. Может, в этом есть резон: если наука в XXI веке что-то не объяснила, то это не значит, что этого нет? У науки всегда есть шанс открыть что-то новое. Она присела на край могилы, потом осторожно спустилась вниз. Я ушел подальше, сел на корточки и закурил. Варвара вроде не умирала, кряхтела в могиле, потом стало тихо. Я докурил, осторожно приблизился. Она испуганно смотрела мне в глаза.
        - Снова торкнуло? - спросил я.
        Она кивнула.
        - Расскажешь?
        - Нет, потом… - Она замотала головой, отвернулась.
        Я походил кругами вокруг могилы, потом занялся мониторингом обстановки. Чувство опасности безмятежно спало - в этих краях нас точно не пасли! Да какого черта? Я снова подошел к могиле, спустился вниз. Варвара покосилась на меня, но ничего не сказала. Любопытство губит, конечно, и людей, и кошек, но оно всегда здесь, ему очень трудно сопротивляться. Я занял относительно устойчивое положение, опустился на колени. Штанам хуже не станет. Что на меня нашло? Я откатил один ком глины, потом сместил другой, начал руками, как крот, зарываться в землю.
        - Эй, поосторожнее там, - буркнула Варвара.
        - Да ладно, - отмахнулся я, - не могилу Тамерлана вскрываем.
        Все уши прожужжали с этой могилой, вскрытой в Самарканде 20 июня 41 года! Типа, древнее пророчество: вскрывать нельзя, разразится самая страшная в истории война! А ничего, что план «Барбаросса» расписали еще тремя месяцами ранее, а в первых числах июня все войска стояли на позициях, и время было назначено? Что, не вскрой похмельные советские археологи эту могилу - и все бы обошлось? Гитлер бы передумал, и история отправилась бы по другому пути?
        Гроб, конечно, сгнил, остатки трухлявой древесины рассыпались в руках. Я нащупывал петли, гвозди - необычные для нашего времени, но вряд ли достойные зваться артефактами. Я наткнулся на перемешанные с землей кости, отпрянул, пропотел. Но ничего не произошло, это были просто кости! Организм уверенно работал, сознание не мутнело. Варвара сидела неподвижно, повернувшись ко мне спиной, размеренно дышала. Я вернулся к своему занятию, извлек из залежей земли и глины еще пару скобяных изделий, огрызок медной ленты. Чудом сохранившийся гребень для волос, потом нащупал что-то железное, угловатое, принялся тащить на себя. Варвара услышала мое кряхтение, обернулась. Находка не выглядела чем-то драгоценным, но это был точно артефакт. Маленькая железная шкатулка, вроде увеличенного футляра для очков. Я рукой счищал с нее грязь. Проявился барельеф, какие-то витиеватые узоры. Шкатулка не сгнила, будучи металлической, но товарный вид потеряла. На боковой части имелся замочек-скобка, я подцепил ее ногтем. Шкатулка сопротивлялась недолго, со скрипом открылась. Внутри лежало круглое зеркальце с ручкой - небольшое,
вроде крупной лупы. Хватило же у меня догадливости взять его в руку! Защипало пальцы, ахнула Варвара:
        - Ты что делаешь? Это нельзя трогать! Пусть лежит, где было! - Она отобрала у меня зеркало, сунула обратно в шкатулку, захлопнула крышку. Сунула ее в ямку, присыпала землей. Потом уставилась на меня и удрученно покачала головой: - Ты бы хоть спрашивал у меня, что можно, а что нет. Я для чего тут сижу?
        Пальцы жгло, словно я их в крапиву сунул. Суставы начинало сводить судорогой.
        - А что, обычная дразнилка… - Я как-то незаметно перешел на блатной жаргон.
        - Ту-ту. - Она постучала кулаком по голове. - Мы забрались в могилу ведьмы, тебе этого мало? Макар, хороня мать, положил в гроб кое-что из ее вещей. Некоторые из них имели отношение к ритуальным ведьмовским обрядам. Парень правильно рассудил - ему эти штуки без надобности, а мамане в загробном мире могут пригодиться. Ну ведьма она была, ты еще не понял? Зла не приносила, людям помогала, но все равно ведьма, тем и жила, оттого и в одиночестве время проводила. Вскрылись у нее способности после смерти любимого мужа…
        - Это что же… - я закашлялся, - типа, «свет мой, зеркальце, скажи»?
        - Типа да, - кивнула Варвара. - Если ты настолько примитивен, то пусть будет так.
        - Но ты же сама взяла его в руку…
        - Мне можно.
        Боже правый, куда я попал! Все это дело мне решительно разонравилось, я начал выбираться из могилы, пытался достать сигарету трясущейся рукой. Она убегала, я за ней гнался. Дрожь не проходила, онемение расползалось по конечности. Вот же угораздило! Но дальше локтя все было нормально, видимо, я вовремя избавился от этой гадости. Варвара поглядывала на меня с усмешкой. По счастью, наши посиделки в могиле не затянулись. Варвару это тоже тяготило. Глядя на нее, я не мог избавиться от мысли, что она впитывает информацию. А как процесс завершился, она тоже заспешила. Я подал ей руку, помог выбраться. Сколько можно тянуть кота за резину? Солнце уже садилось. Мы сделали свое дело, а дальше хоть трава не расти…
        Мы без приключений добрались до машины, притулившейся за заброшенным фургоном. Усталость была дикая. Рука не слушалась, дрожала, я не чувствовал пальцев. Сельчан на центральной улице было с избытком, на нас почти не смотрели.
        - Я сяду за руль, - сказала Варвара, критически обозрев мой жалкий вид. - А ты не дергайся и не психуй, скоро пройдет.
        - Но ты не умеешь водить, - напомнил я.
        - Я не умею покупать машины, - поправила Варвара. - А ездить я умею, и даже права получила. Не волнуйся, справлюсь с твоей «танкеткой». Ближе к городу пересядешь за руль - там я действительно пасую…
        И все равно она волновалась, вела машину рывками (особенно мимо полицейского участка), напряженно смотрела на дорогу. На землю укладывались пока еще легкие сумерки. Мы выехали из Кривошлыкова. Погони не было, я немного расслабился. Выезд из села - один-единственный, это немного напрягало. И дорога до трассы была в единственном числе, затеряться в принципе негде. Оставалось верить в свою счастливую звезду. К счастью, мы были не одни на дороге. Транспорт в основном попадался встречный - видно, многие сельчане работали в городе. Неужели трудно дорогу сделать? Я держался за ручку над головой, скрипел зубами, когда колеса ныряли в ухабы и вылетали из них. Варвара пока не знала, что такое плавно давить на газ. Мы выбирались из вереницы холмов на открытое пространство. Вокруг дороги зеленели перелески. До нормального асфальта оставалось несколько километров. Варвара расслабилась, вела машину увереннее.
        - Рассказывай, - сказал я, - что узнала? Ты же не просто так сидела в могиле?
        - Ну, да, в отличие от некоторых, я ее не оскверняла… Тяжело это, Никита. - Она глубоко вздохнула. - Я уже не реагирую так болезненно на эти видения, начинаю привыкать. Устанавливается некий контакт с Марией Власовой… или, если угодно, с ее духом…
        Мне было неугодно, но я помалкивал, поглаживал руку, пострадавшую в баталии с «колдовским миром».
        - Контактируя с ее вещами, с могилой, где покоятся ее останки, я вижу те события…
        - Почему именно те?
        - Наверное, именно их она хочет мне показать, не знаю… Сегодня я «досматривала» то, чего не видела раньше. Видения становятся длиннее - две-три секунды, даже больше. Это уже не вспышки, а полноценные движущиеся картинки… Мы уже поняли, что она не самоубийца. Во всем виноват староста Савельев Тихон Фомич - тщеславный, мстительный, крайне неприятный тип. Как сейчас говорят, он фальсифицировал улики, совершил подлог, являлся если и не исполнителем, то инициатором убийства семьи Сафроновых и Марии Власовой… Они ввалились в дом к Марии, когда уже темнело, орали, что пришли отомстить за своих родственников. Били посуду, крушили мебель, таскали за волосы Марию. Потом поволокли во двор, спускающийся к реке. Я все это видела, это была не сплошная подача «видеоматериала», а словно нарезанные куски… Староста не вмешивался, только ухмылялся где-то сзади, покручивал усы…
        - Ты его видела?
        - Смутно, обрывками. Он постоянно за спинами. Но похож на того прилизанного типа с фотографии у церкви… Мария поняла, кто ее подставил, - ее эмоции до сих пор у меня в голове… Дикое отчаяние, безысходность, злоба - вот что она чувствовала. Она поняла, что произойдет. И кричать бессмысленно, никто не поможет… Она вырывалась, умоляла, но те были пьяные, еще больше заводились, пинали ее к реке, потом бросили на землю, стали привязывать камень к шее…
        Нарастал комок в горле. Набегала глухая тоска - словно и мне передавались эти страсти-мордасти…
        - Потом этот истошный вопль… - Варвара передернула плечами. - «Будь ты проклят! Будешь вечно мучиться в этом мире!» А потом меня… вернее, ее толкнули, толща воды сомкнулась над головой… Свой посыл она обращала, разумеется, к старосте, - добавила Варвара. - Мощный энергетический выплеск - к кому же еще? Те трое мужиков особо и не виноваты. Да, не самая приличная публика на деревне, но их натравил староста, внушил какую-то дичь, напоил. Они-то считали, что совершают праведную месть, уничтожают злую ведьму…
        «Что не помешало им скончаться спустя энное время», - подумал я.
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Как герой «Служебного романа», - засмеялась Варвара. - В сравнении с Бубликовым - неплохо… Сегодня лучше, правда. Уже не было такой встряски…
        Надеюсь, она не собирается превращаться в Марию Власову? - обеспокоился я. Варвара уже по-свойски справлялась с машиной - где надо, притормаживала, где не надо, ускорялась. Навстречу прогремела разболтанная «девятка» с музыкой. Мы обогнули лесок, вырвались на очередной простор. Слева на обочине стояли желто-синие «Жигули» с символикой ГИБДД - я удивился, надо же, почти цивилизация. Заняться этим людям было нечем - после той «девятки» ни одной машины, кроме нашей, на дороге. Варвара нормально ехала, скоростной режим не нарушала, фары горели! Но от капота оторвался инспектор со светоотражающей полосой на рукаве, сделал два шага и лениво махнул жезлом: дескать, тпру!
        Варвара чертыхнулась, как завзятая автолюбительница, вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами, значит, судьба. Есть ли у нее права при себе, вопрос интересный, но в мою страховку она точно не вписана. А стало быть, штраф, причем немалый, но неприятность эту мы переживем.
        - Тормози, чего там, - буркнул я. - Только плавненько, не дергай, съезжай на обочину…
        - Зачем? - взвизгнула она. - Мы что нарушили?
        Я удивленно на нее уставился - что это с ней? Минуту назад она была совсем другая. Девушка изменилась, побледнела, бусинка пота блестела на лбу. Она облизнула пересохшие губы. «Мой первый гаишник» - явление, конечно, серьезное, но зачем так волноваться? В тюрьму не посадят.
        Она остановилась, опустила стекло. Я, глядя на нее, тоже подобрался, вдруг что-нибудь выкинет по незнанию? Инспектор подходил неторопливо, грузно. Остановился возле левой дверцы, слегка нагнулся, осмотрел Варвару, потом меня. Козырек форменного кепи был надвинут на глаза. Взгляд у него был пытливый, не сказать, что беспристрастный. Он смотрел как-то неприятно, въедливо. Серое, гладко выбритое лицо, выступающие скулы. Мне тоже стало не по себе под его взглядом. Варвара же откровенно обливалась потом, на инспектора не смотрела, таращилась в лобовое стекло.
        - Здравствуйте. - Инспектор козырнул, немного отстранился. - Старший лейтенант Бугров, попрошу права, страховку и документы на машину.
        - Командир, мы что-то нарушили? - спросил я - и вдруг почувствовал, как в горле пересохло. Что за мистика повсюду!
        - Разве я сказал, что вы что-то нарушили? - удивился инспектор. - Мы проверяем транспортные средства, подпадающие под последние ориентировки. Предъявите документы, пожалуйста, - вежливо попросил он. - И выйдите из машины.
        А это еще зачем? - чуть не вырвалось. Варвара сидела окаменевшая, она никак не реагировала! Я покосился на «Жигули» с символикой - там еще напарник должен быть, но что-то не видно. Экономят на личном составе в свете сокращений в ведомстве?
        Раздался предупреждающий звуковой сигнал - как кочергой по черепу! Откуда взялся этот самосвал? Мы даже не видели, что он приближается. Он прокатил по встречной полосе, обдал гарью. Инспектор закашлялся, ему пришлось прижаться к нашей машине. Для него это тоже стало неожиданностью. Он отшатнулся, когда машина проехала, выругался. Молодец водила, маленькая месть нелюбимой инспекции!
        И в тот момент, когда самосвал отвлек инспектора, Варвара ударила по газам! Она и не глушила машину! Я ахнул, схватился за приборную панель! Мысли перепутались. «Террано» несся по колдобистой дороге, набирая скорость, прыгал, как козлик, по ухабам. Варвара вцепилась в баранку, подалась вперед, кусала губы. Она практически в пол вдавливала педаль! Вот доверь управление обезьяне! В первые мгновения я потерял дар речи, а когда очнулся, машина фактически летела. Дорога огибала очередной лесок, снова вырвалась на открытые просторы.
        - Варвара, побойся бога! Что ты делаешь? - крикнул я. - Ты знаешь, что нам за это будет?
        Я прилип к зеркалу заднего вида. Не видно ни черта! Обернулся, чтобы все видеть своими глазами без всяких отражений. Погони не было, ревущая и искрящая огнями машина ГИБДД из-за перелеска не выскакивала. Я ждал - вот-вот появится. Но нет, не появлялась. Варвара становилась виртуозом - обогнала с выездом на встречную полосу плетущуюся «Таврию» и снова ушла в отрыв. Погоня отсутствовала. Охота этому инспектору шевелиться? Сообщит по рации - на следующем посту нас встретят, как родных…
        - Не знаю, Никита, честное слово, не знаю… - Зубы моей помощницы продолжали выбивать чечетку. - Сама не понимаю, что на меня нашло. Такой липкий пожирающий страх, это не объяснить, это надо чувствовать… У меня аж челюсть свело от страха, продохнуть не могла…
        Я устал вертеться. Не было за нами никакой погони! Впереди показалась трасса. Никакая засада там вроде не просматривалась. Но мы не сегодня родились! Мелькнул отворот на такую же убитую грунтовку, я воскликнул:
        - Все, тормози, дальше сам поведу! У нас у обоих теперь руки трясутся!
        А ведь было что-то, рано нам в дурдом. Пусть не такой всепоглощающий ужас, но я тоже ощутил что-то липкое, гадкое, и это еще мягко сказано! Мы поменялись ролями, я быстро сдал назад, поехал по кочкам параллельно автостраде. Лучше время потерять, поплутать по Лебяжьему, зато миновать опасный участок на автотрассе. Из Лебяжьего есть дорога в Марусино, оттуда «огородами» - до скопления частного сектора вокруг улицы Клубной, а там уже город, можно выбрать дорогу, свободную от постов. Доехать до дома, а завтра будь что будет. С неприятностями по «официальной» линии я как-нибудь разберусь…
        Мы доволоклись до города разбитые вдребезги. Варвара не могла пошевелиться, когда я поставил «Террано» у ее подъезда. Она шептала, что никуда не пойдет, будет ночевать здесь, она уже привыкла к моей машине. Пришлось взять ее в одну руку, в другую - весь ее «нереализованный» багаж, и все это благолепие тащить на третий этаж. В квартиру я снова заходить не стал, лишь втащил в прихожую ее сумки - пусть сама разбирает. На краткий миг она зависла в моих объятиях, потом опомнилась. Я поцеловал ее в щеку - как-никак мы уже знакомы.
        - Ложись спать, и никаких гвоздей. Утром заеду.
        - Угу, - сказала она и поволоклась в спальню. Велик был соблазн туда заглянуть, но я унял неуместные аппетиты и хлопнул дверью. Сумерки сгустились в темень, когда я дотащился от платной парковки до квартиры, закрыл дверь (не забыв приделать швабру) и чуть не уснул на полу в прихожей.
        Это был необычный день, стоило все обдумать, расставить какие-то точки. Спать было рано - как того ни хотелось. Я принял контрастный душ, долго терся, потом зачем-то поменял постельное белье на кровати. Две чашки кофе, чашка чая - не сказать, что я стал как огурец, но уже не был размазанным помидором.
        Сергей Борисович Якушин снял трубку после третьего гудка.
        - Ну наконец-то, Никита Андреевич, - вздохнул он с облегчением. - Сто лет от вас вестей не слышал. Закрутился, весь в делах, несколько раз порывался вам с Варварой позвонить, потом менял решение, чтобы не отвлекать от работы. Плодотворно потрудились?
        - Уфф… - сказал я. Якушин засмеялся.
        - Главное, что вы целы и Варвара Ильинична, судя по всему, тоже. Мне есть смысл отправить к ее дому охранника?
        - Сделайте одолжение, Сергей Борисович.
        - Хорошо, я сейчас распоряжусь и перезвоню вам.
        Он перезвонил через три минуты.
        - В двух словах, если не сложно, Никита Андреевич.
        - В двух не выйдет, - возразил я. - Тут такое…
        - Ладно, давайте в трех.
        Меня несло минут пять, он терпеливо слушал.
        - Хм, я не ошибся в вас, уважаемый сыщик, - похвалил, переварив мой рассказ, собеседник. - Спасибо, что сами остались целы и сохранили Варвару Ильиничну. Я подниму вам оплату, Никита Андреевич. Оно того стоит. История с Марией Власовой очень интересна, и теперь мы понимаем, с чем были связаны проблемы в музее. Постарайтесь сохранить себя до утра в целости и сохранности, а утром приезжайте в музей, и мы решим, что делать. Затягивать это дело не стоит, надгробие Марии Власовой должно находиться там, где ему предписано. Это место следует огородить и облагородить. Спокойной ночи, Никита Андреевич.
        Сон испарился. Я глушил чай кружками, что-то жевал, курил - уже не на балконе, а в ванной (на всякий пожарный случай). Шторы были задернуты, освещение - только «дежурное». Я лежал в постели, пытался смотреть телевизор. На каналах - фильмы-однодневки, новости, из которых затруднительно узнать правду. Кто-то пошутил: правда в этой стране - это то, что говорит и показывает Москва. На канале ТВ-3 я пробился через плотные слои рекламы, начал смотреть «научно-познавательную» передачу про ведьм, их заклятья и атрибутику, посредством которых заклятья передаются. Потом схватил в раздражении пульт, выключил телевизор к чертовой бабушке. Как только я начинал думать о событиях минувшего дня, возвращался безотчетный страх. Грядущая ночь не прельщала. Видения из «сегодняшнего», плюс мои традиционные, связанные с защитой Родины - эта ночка обещала стать незабываемой!
        Потом мой взгляд уткнулся в прозябающий без дела смартфон, подключенный к зарядке. Я задумался. Взял его, повертел, отыскал абонента в адресной книге. Время - одиннадцать вечера, спит, не спит - вопрос неясный. Мой старинный однокашник, выбравший стезю полицейского, еще не спал.
        - Я на работе, - ворчливо сообщил Вадим Кривицкий. - Но пара минут есть. Процветаешь?
        - Едва хватает на безбедную жизнь, - отшутился я. - Ты баллон вчера катил: расскажи да расскажи, чем ты занимаешься в конторе у Якушина. А сегодня - тишина весь день. Пропал интерес, Вадим?
        - А что ты предлагаешь? - буркнул однокашник. - Ну приезжай, дам тебе ручку и бумагу, напишешь объяснительную. На откровения потянуло, Никита? Или хочешь что-то взамен?
        - Хочу, - честно признался я. - Между нами, девочками, говоря, нас сегодня чуть не убили.
        - Нас - это кого? - немного оживился Кривицкий.
        - Не важно кого. Меня… и еще одного человека. Эти люди - не моя компетенция, не Якушина, а нашей родной полиции. Публика сидевшая действует по наущению, личность главаря под вопросом. Предлагаю завтра вечером все обговорить и принять решение к обоюдному удовольствию.
        - Так завтра бы и звонил, - проворчал Кривицкий.
        - Да что случилось, Вадим? - Мой приятель был явно подавлен.
        - На работе сижу, говорю же, - огрызнулся Кривицкий. - Приказ начальника управления - полная дурь, между нами… - Он понизил голос: - Да, такое случается не каждый день, даже не каждый месяц - чтобы убивали сотрудников полиции, да еще не нашего ведомства. Но какой резон в бессмысленном протирании штанов? Как будто мы им тут родим убийц и принесем на блюдечке. А все случилось даже не на нашем берегу и, вообще, не в городе…
        Мне стало как-то нехорошо.
        - Нормально можешь сказать? Это ведь не секретная информация?
        - Почти секретная. ГИБДД стоит на ушах, выпустили все машины на линию. Трясут уголовный розыск, чтобы мы что-то делали. Американцев, видимо, насмотрелись, где каждое убийство полицейского - великое событие… Два часа назад сообщили, что за городом, где-то между Криводановкой и Лебяжьим, обнаружили машину ДПС Ленинского отдела, а в ней два трупа - инспекторы Бугров и Елисеев. Оба зарезаны, лежат на сиденьях. Машина стояла на обочине, угадай, много ли желающих было в нее заглянуть? Никто бы и не стал это делать, начальство забеспокоилось, почему их постовые на связь не выходят. По навигатору определили местонахождение экипажа… Пока ничего не известно - кто убил, зачем убил. Но жалко мужиков, молодые были, у обоих малолетние дети… Да, забыл сказать, один из инспекторов был раздет до исподнего… Ты что вдруг замолчал? - насторожился Кривицкий.
        - Да нет, Вадим, все в порядке, - скрипнул я. - Сочувствую… Жалко ребят, кошмарный случай…
        Я отключил телефон и несколько минут сидел в оцепенении. Мурашки расползались по коже. Меня нешуточно затрясло. Из-за нас с Варварой какой-то гад убил двух нормальных ментов… Кто же к нам подходил на дороге? Этого мужика не было среди атаковавших нас в лесу. Зачем он убил гаишников - для него это раз плюнуть? Но убить служителя законности (а тут сразу двух) - уже навлечь на себя колоссальный геморрой. А он это сделал легко и непринужденно - всего лишь затем, чтобы подкараулить нас на дороге! Знал (клевреты доложили), что из района мы не выезжали, значит, рано или поздно появимся. Получил сигнал, что мы едем, а тут машина с инспекторами подвернулась…
        В этом деле мистика причудливо переплеталась с реальностью. Но этот тип в гаишной форме не был призраком! Он был реальным человеком, из плоти и костей!
        Я снова перезвонил Якушину, извинился, сослался на важность сообщения. Сергей Борисович подавленно молчал. Пока все живы (пусть и происходит нечто, напоминающее покушение) - это одно дело. Когда появляются трупы, да еще и не простых смертных, - дело перестает быть кулуарным и выходит на другой уровень!
        - Не паникуйте раньше времени, Никита Андреевич, - подал дельный совет Якушин. - Завтра я свяжусь по своим каналам с компетентными товарищами и постараюсь все выяснить.
        Какой тут сон! Меня трясло, как будто жар перевалил за сорок. Я сбегал в ванную, сполоснул лицо. Схватил телефон, набрал Варвару. Неспокойно было. Если спит, извинюсь, ничего страшного. Длинные гудки били по черепу, она не брала трубку. Могла, конечно, спать, учитывая ее состояние после поездки «на пикник». И все равно волнение зашкаливало. Могла бы и проснуться по такому случаю! Что со мной происходило? Еще два дня назад я не подозревал о существовании этой женщины, а сейчас мысль о том, что с ней может что-то случиться, вгоняла в жар!
        Запиликал домофон. Какого черта, полночь! Кровь отлила от лица, я побежал в прихожую, схватил трубку.
        - Это я, Никита… Варвара…
        Вот так номер! Сама явилась. Я распахнул дверь, загремел по гулкой лестнице. Она поднялась до площадки между первым и вторым этажами, я свалился ей на голову, схватил за плечи, принялся вертеть, осматривать. Ведь не просто соскучилась. Сил хватало лишь до спальни добраться, сам видел!
        - Ты в порядке?
        Она сглатывала, кивала, сама была бледная, нерасчесанная. Одевалась как попало, не накрасилась, из-под джинсовой куртки сорочка торчала, сумочка расстегнута. Я схватил ее за руку, повлек в квартиру. Заперся, швабру втыкать не стал - хватит нам одной параноидальной особы! Она сидела на кушетке, обнимая себя за сжатые колени, пыталась успокоиться.
        - Мертвым сном спала, - шмыгая носом, излагала Варвара. - А только в дверь заскреблись, проснулась, представляешь? Подлетела - озноб по коже, зубы стучат. Сначала думаю, почудилось, но нет, замок снаружи пытаются открыть… Я кричу, чтобы немедленно убирались, что уже сообщила в полицию, она уже едет. Они перестали вроде скрестись, а я понимаю, что дело швах, сейчас опять полезут, по-быстрому одеваюсь. В квартире две двери, но обе старые, деревянные… Я на внутренний засов задвинула - в это время они внешнюю и распахнули! На площадке две квартиры, кроме моей - одна пустует, в другой глуховатая женщина - хоть заорись… Я пулей на балкон, перелезаю к соседям, колочусь в стекло. Сосед выскакивает, чуть в лоб мне не заехал - хорошо, узнал. А их квартира - в другом подъезде… Я и убежала через их подъезд, даже объяснять ничего не стала. Яша хороший человек, хоть и боксер. Я до «Восхода» добежала, поймала первого попавшегося частника, и к тебе…
        - Полицию не вызвала?
        - Да какая там полиция? - Она горько усмехнулась. - Я и телефон под матрасом оставила…
        Делать нечего, я в третий раз позвонил Сергею Борисовичу. Он пока терпел, но голос был уже сонный.
        - Прошу простить, - сказал я, - но передо мной сидит некая Сташинская Варвара Ильинична, очень расстроенная, заплаканная, и готова поведать вам свою печальную историю. Но лучше это сделаю я.
        - Черт возьми… - культурно выругался Якушин, выслушав мой рассказ. - А мой человек задержался, поздно подъехал… Эти люди словно знают, где мы находимся и что собираемся делать. Оставьте ее у себя, Никита Андреевич, всего на одну ночь, хорошо? - Мне, видимо, почудились юмористические проблески в его голосе. - А мы все же присмотрим за ее квартирой. Можем и за вашей. Утром ко мне, не забыли?
        Я отпаивал ее чаем, кормил засохшими конфетами, уверял, что все будет отлично, надо только подождать. В дело вступит полиция, полезные связи Сергея Борисовича, голливудская кавалерия… Она может переночевать в постели - для кого я стелил свежее белье? А я, так и быть, свернусь на коврике в прихожей. Она улыбалась сквозь слезы, начинала оживать. Потом пошла в ванную и, конечно, забыла полотенце. Я постучал, чтобы просунуть его в щель, она сообщила дрогнувшим голосом, что я могу войти лично, если не буду совершать противоправных действий, и я вошел, на всякий случай зажмурившись. Она отобрала полотенце, потом подумала и сказала, что уже можно открыть глаза…
        Мы очнулись посреди ночи в одной постели, сначала я, потом она. Я размышлял, почему я полностью раздет и лежу здесь, а не на коврике в прихожей. Она прижалась ко мне, как-то вздрогнула.
        - Спишь?
        - Нет…
        От нее исходило приятное тепло, я обнял ее, но она вдруг отстранилась.
        - Подожди… Мне что-то в голову пришло, не могу сообразить… У тебя компьютер есть?
        - Это странный вопрос посреди ночи, Варвара Ильинична…
        - Тогда пойдем, проверим мою абсурдную теорию. Телефон свой возьми и шнур для подключения к компу…
        Это выглядело странно. Мы выбирались из кровати, скользили по комнате, как привидения. Она закуталась в одеяло, я стащил с кресла дырявый плед и сделал из него пончо. Ноутбук на компьютерном столике долго реагировал, неохотно загружался. Лампа-прищепка отливала мутноватым светом. Мы сидели за столом. Она смотрела в монитор, я на нее. По лицу Варвары скользили блики, она вдруг как-то возбужденно задышала - словно ожидалось долгожданное прозрение.
        - Загрузи в ноут свои последние фотки из телефона, - попросила она каким-то глуховатым голосом.
        Я перегнал снимки из WhatsApp. Фотографии сделались больше, смотрелись лучше.
        - Залезь в настройки монитора, поставь максимальную четкость…
        И это я сделал. Мы пристально разглядывали старые фотографии. Убиенная семья Сафроновых; мамаша тети Вали - в столь нежном возрасте и не помышлявшая, что станет когда-то мамашей. Мария Архиповна Власова за несколько лет до смерти - красивая, статная, даже будучи замужем, демонстрирующая независимость. Не последние люди села на выходе из церкви: хитромордый батюшка Порфирий, староста Савельев Тихон Фомич, дьячок, почтмейстер, полицмейстер…
        - Ты еще не понял? - глухо спросила Варвара, повернув ко мне голову.
        Я боялся что-то понимать. Боялся, что вернется страх, и на всякий случай покачал головой.
        - Тогда передвинь в левую часть монитора групповое фото, а справа открой портрет господина Кротова, бьющегося в припадке на полу в музее.
        Я сделал, как она просила. Мы смотрели на это искаженное лицо сорокалетнего мужчины, потом переводили взгляд на старосту Савельева. Сбивали с толку щегольские «гренадерские» усы, волосы, густо смазанные бриолином. Но это можно мысленно убрать, оставив только лицо. И сравнить его с лицом господина Кротова.
        Это было одно и то же лицо.
        Глава двенадцатая
        Мы молчали, пожирали глазами фото - видимо, пытались найти в них хоть одно различие. Варвара дрожала - я обнял ее, так, на всякий случай.
        - Да ну, ерунда, - выдохнул я. - Родственник, что ли?
        - У родственников во внешности иногда бывает что-то схожее… - прошептала Варвара. - Иногда схожего довольно много. Но это никак не может быть одно лицо…
        - Что ты хочешь этим сказать? - Я засмеялся, но попытка не удалась - словно кость проглотил. - Ты не права, Варвара. Бывает, что в четвертом, пятом поколении потомок очень сильно напоминает своего предка…
        - Что с тобой? - Она беспокойно шевельнулась. Я не хотел говорить, начинался озноб, явно не от простуды. Я тоже кое-что замечаю, но не всегда этим делюсь…
        - Ничего страшного. - Я сделал новую попытку улыбнуться. - Легкий приятный морозец по коже…
        - Говори. - Она сверлила меня глазами. - Ты что-то знаешь…
        Я неохотно рассказал об истории с двумя гаишниками. Она закрыла глаза, обхватила голову. Потом вновь устремила на меня взгляд - он был охвачен тоской.
        - Ты знаешь что-то еще, говори, я же вижу…
        - Не хочу тебя окончательно расстраивать, но вспомни сегодняшнего гаишника… Сравни его со старостой и Кротовым…
        Она смотрела, завороженная, включала память. Она не могла во всех подробностях рассмотреть лицо «инспектора» - ее в машине заморозил страх, но тем не менее… Не только бриолин с усами меняют лицо - полицейская униформа делает то же самое. Она отвлекает от лица, на него почти не смотришь - ведь все инспектора одинаковые! А если еще шапка с козырьком закрывает полголовы…
        Мы сидели перед компьютером, потрясенные. Становилось душно, как в склепе, хотя форточка за шторами была открыта. Заморгала лампа-прищепка, потемнело, потом освещение вернулось - может, напряжение в сети упало, или что-то другое…
        - Ты о чем сейчас подумала? - прошептал я.
        - О том же, что и ты…
        - Это чушь. - Я решительно и категорично замотал головой. - Ладно, колдовские атрибуты, ведьмы, призраки, общение с духами умерших. Это трудно, но можно стерпеть. Но сейчас ты пытаешься внушить мне что-то запредельное!
        - Я ничего не внушаю, Никита, ты сам себе внушил… Я не просто так проснулась и решила устроить эти ночные посиделки у компьютера. Мне было видение, дух Марии явился…
        - И приказал подойти к компьютеру? - Я рассмеялся неестественным смехом. - Мария Власова понимает, что такое компьютер? Это, знаешь ли, очень продвинутый дух.
        - Не кощунствуй, Никита…
        - Я - кощунствую? Ну, знаешь ли…
        - Вспомни проклятие Марии перед смертью, адресованное старосте Савельеву - я тебе о нем говорила. Во мне до сих пор звучат ее слова… Их смысл понимаешь не сразу, верно? «Будь ты проклят! Будешь вечно мучиться в этом мире…» ВЕЧНО, Никита, понимаешь? В ЭТОМ мире, а не в каком-то еще… Помнишь, тетя Валя говорила, что все причастные к этому делу умерли, а староста - нет? У него начались невыносимые мигрени, терзали видения. Приходил на могилу, просил простить, избавить от страданий, дескать, раскаялся. А потом исчез, и больше его, как говорится, не бачили…
        - Ты понимаешь, какую ахинею предлагаешь рассмотреть?
        - Это не я предлагаю, Никита. Мы с этим столкнулись. Что ты знаешь о проклятиях ведьмы, сделанных под воздействием мощного энергетического импульса? Даже я об этом не могу все знать. Это запредельная зона, терра инкогнита…
        - Но существуют же законы - физики, биологии, анатомии, наконец…
        - Не знаю, Никита, мы многого не знаем…
        - Тогда зачем Кротов… будем называть его Кротов, не возражаешь? Зачем он пришел в музей - ведь мог догадываться, что эти музейные артефакты его сжуют и выплюнут?
        - Пока не могу объяснить… Он мог не знать про артефакты, просто пришел в музей - туда все когда-нибудь приходят. Это могло быть неосознанное влечение, не поддающееся объяснению…
        - Нет, все, хватит. - Я резко отодвинул стул. - Ты сходишь с ума, а я этому потворствую. Все легко объясняется, мы прослеживаем близкую родственную связь, которая в четвертом поколении может выглядеть именно так. Проклятье ведьмы могло распространяться не только на Савельева, но и на его потомков. Этим все и объясняется. И не надо громоздить мистику на фантастику. Завтра отвезем надгробие на могилу, и пусть рабочие приведут ее в божий вид. На этом наша работа заканчивается. А полиция пусть ищет реальных преступников, - я ткнул пальцем в фотографию Кротова, бьющегося на полу. - У нас реальный, а не мистический преступный сговор. Действует банда людей с сомнительным прошлым. Они следят, нападают с ножами, взламывают квартиры. Этот субъект реальный убийца, не забывай, - по меньшей мере двух инспекторов ДПС… Варвара, пойдем спать, - взмолился я. - Тебя не убивает мысль, что наша первая ночь проходит как-то необычно?
        Утром мы опять проснулись одновременно. Это было, мягко говоря, позднее утро. Электронные часы утверждали, что уже половина двенадцатого. Солнце пыталось пробиться через шторы, сочилось в щели. Ладно, спасибо, что проснулись. Играла «Пионерская зорька». Я совсем забыл про свою незаменимую помощницу! Я, в принципе, выспался, был полон сил для совершения новых глупостей. Я схватил телефон, откашлялся.
        - Ну, здравствуй, всех начальников начальник, - сказала Римма Казаченко. - Судя по голосу, ты еще жив. Как идет расследование нашего мутного мистического дела?
        - Помутнело еще больше, - признался я. - Ты где?
        - Я на работе, - сказала Римма. - Не волнуйся, это не новая работа, а все та же. Сижу в нашем агентстве, занимаюсь обычными офисными делами - разведением фиалок, скачиваю рецепты из Интернета…
        - Кто приказал выходить на работу? - Даже голос сел от волнения.
        Римма засмеялась - но как-то натянуто.
        - Ты бы послушал, как это звучит. Абсурд в каждом слове. Вчера я на работу не выходила, тебе не звонила, хотя соблазн был. Вечером гуляли с мужем, видели свет в твоих окнах, ладно, думаю…
        - Римма Владимировна, уйдите, пожалуйс - та, из офиса. Я не шучу, все достаточно серьезно…
        - Успокойся, Никита. Я мужу все рассказала - представляешь, он, оказывается, не такая бессердечная сволочь! Вчера со мной сидел в офисе, пока я почту проверяла и на пропущенные звонки отвечала. Сегодня двух парней отрядил с работы - не на весь, понятно, день… Ладно, уйду, не проблема. У нас несколько пропущенных звонков и пара электронных писем. Ничего зловещего. Звонили из НИИТО, очень хотели тебя услышать. Депутат еще не потерял надежду, готов потерпеть пару дней… Он рецидивист, ты знаешь?
        - Это как? - испугался я.
        - На второй срок собирается. Я устала объяснять человеку, что ты не собираешься на Майорку, родная Сибирь тебе милее и безопаснее. Эх, а ведь чуть не сбылась моя просроченная мечта, - сокрушенно вздохнула Римма. - Да, совсем забыла. Как там наши отношения с парапсихологом?
        - Нормально, - буркнул я.
        - Что я слышу! - возликовала Римма. - Что за нотки в твоем голосе! Ты переспал со своим парапсихологом! Она и сейчас рядом! Надеюсь, это был санкционированный доступ к телу? Ну все-все, пока-пока, - заторопилась Римма. - Не буду мешать твоему отдыху с видом на секс…
        Я перевел дыхание. Хоть в этой «части света» все в порядке. Раздался душераздирающий стон, и рядом со мной на кровати уселось лохматое, опухшее, но очень даже привлекательное привидение. Она натянула одеяло на подбородок, затравленно смотрела по сторонам.
        - Кто это был?
        - Моя секретарша.
        - С которой ты не спишь?
        - Именно.
        Она отодвинулась к стене, сверлила меня взглядом - пыталась вспомнить, что предшествовало этому безобразию. Как после бурной вечеринки, где все перепились, накурились, нанюхались, а потом приходится просыпаться, поди пойми, с кем.
        - У нас с тобой вчера что-то было? - хрипло спросила она.
        - Да.
        - Что?
        - Все.
        - Вот черт…
        Она молчала, свыкаясь с новыми реалиями в своей жизни, колебалась, не решалась сделать важный поступок. Я пошел ей навстречу, раскрыл объятия. Она испустила жалобный стон (означающий, видно, прощание с предыдущим этапом своей жизни), подалась ко мне, прижалась, зажмурилась, когда я начал осторожно, сперва по-детски ее целовать…
        Потом она сидела на кровати, ероша восставшие волосы, скользила взглядом по разбросанным одеждам. Словно раздумывала: как бы так одеться, чтобы выглядеть раздетой. В итоге спрыгнула с кровати, выдернув из-под меня простыню, замоталась в нее и убежала в ванную. Когда вернулась, долго искала свой телефон, забытый дома под матрасом. А я лежал на кровати, подбив под голову подушку, с удовольствием наблюдал за этим спектаклем, стараясь не думать, что нас ждет…
        В «рюмочной» царило тягостное молчание. Дверь была закрыта на замок, на окнах - жалюзи. Снаружи иногда доносились звуки - в музей входили посетители, алчущие припасть к таинствам погребальных ритуалов. Сергей Борисович был немного бледным. Он смотрел в одну точку, задумчиво перекатывал в руке китайские шарики из яшмы. Они монотонно постукивали. Мы с Варварой молчали. Что тут можно сказать, если все сказано? Она достала из сумки бутылочку с питьевой водой, сделала глоток, убрала обратно. Молчание нервировало. Сейчас нас с Варварой уволят, - почему-то подумал я, - как не справившихся с простым заданием и наплодивших кучу сущностей.
        - М-да уж, огорошили, нечего сказать, - медленно проговорил Якушин. - Многое повидал я за годы своего, так сказать, существования, но чтобы такое… Варвара Ильинична, вы уверены? - Он пристально воззрился на свою внештатную сотрудницу.
        - Да ни в чем она не уверена, Сергей Борисович, - сказал я. - Давайте не сходить с ума - это лучшее, что мы можем предложить друг другу. Человек не может жить полтораста лет и при этом выглядеть на сорок. О чем мы вообще говорим? Смеете уверить, что были прецеденты?
        - Нет, мне о таком неизвестно, - покачал седой головой Якушин. - Но это невозможно категорически отвергать…
        - Помните, вы сказали на днях: в нашем мире нельзя гарантировать ничего, кроме того, что все мы умрем? Получается, теперь вы отвергаете собственную теорию?
        - Да, я мог погорячиться, - недовольно шевельнулся Якушин. - Все мы ошибаемся… - Он осмотрел наши пасмурные лица и вдруг рассмеялся. - Ладно, друзья мои, забудьте, это бред, мы сходим с ума, выстраивая фантастические версии. Вы славно поработали и… - он не удержался от лукавой ремарки, вгоняя нас в краску, - и, похоже, с чувством отдохнули. Прошу прощения за самодеятельность, но работники службы безопасности всю ночь дежурили у дома Варвары Ильиничны и даже у вашего, Никита Андреевич. Они также вели вас до крематория - и остались вами незамеченными, поскольку профессионалы. Еще раз прошу извинить, не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Правоохранительные органы поставлены в известность, вам придется описать приметы нападавших. О том, что гибель инспекторов ГИБДД косвенно связана с вашим расследованием, я сообщать не стал. Полиция от этого лучше не заработает, а вам создадутся сложности. Не позднее завтрашнего утра следует избавиться от плиты и креста. Они по-прежнему под лестницей. В музее пока спокойно, видимо, Мария Архиповна… - Якушин изобразил на лице что-то сложное, - ждет. Как долго это
продлится, мы не знаем. Не делайте постное лицо, Никита Андреевич, это тоже реалии, хотя и не всегда даны в ощущениях. Пора привыкнуть. Территорию крематория вам желательно не покидать. Я звонил в похоронную фирму: обещали рабочих-гробокопателей, способных восстановить захоронение и придать ему приличествующий вид. Вот только не знаю, удастся ли им сегодня… - он недовольно посмотрел на часы.
        - Предлагаю закончить работу в темное время суток, - сказал я. - Не светиться днем ни в городе, ни в селе, ни на трассе. Никакой помпы, никаких колонн сопровождения и тому подобного.
        - Что вы конкретно предлагаете? Только тут такое дело… - Сергей Борисович стушевался, снова бросил взгляд на циферблат. - Мне крайне неловко, но через шесть часов я должен быть в Барнауле, утром семинар по танатопластике, приедут специалисты из Москвы и Петербурга, я должен присутствовать и выступить с докладом…
        - Это не проблема, Сергей Борисович. Занимайтесь своими делами. В музее есть охрана, поставьте ее в известность. Пусть пара человек нас сопровождает. В районе полуночи подгоним машину к заднему входу, перегрузим артефакты - и в путь. Ну хорошо, пусть для пущего спокойствия еще одна машина следует за нами. Можно попытаться подъехать к могиле через «Рубиновое». Там выгружаем, проводим остаток ночи в ожидании специалистов из похоронного хозяйства. Варваре Ильиничне участвовать в этой операции совсем необязательно.
        - Ага, щас, - грубовато отозвалась Варвара.
        - А наутро стряхиваем прах старого мира со своих ног, - улыбнулся Якушин. - Хорошо, Никита Андреевич, я принимаю ваш план. Чем меньше людей будет посвящено, тем лучше. Охране и людям из погребальной конторы, разумеется, ни слова, чем мы занимаемся на самом деле. Мы платим - они выполняют. Не болтать, молодые люди, понимаете, о чем я? - Он строго посмотрел на нас. - Особые аспекты этого дела, вызывающие у нас разногласия, являются строго конфиденциальными. За Варвару Ильиничну я спокоен, а вот за вас, дорогой сыщик…
        Он так на меня посмотрел, что я стал красным, как пролетарское знамя. Откуда он может все знать? Чудовищная проницательность? Или я давно не проверял свой офис на наличие жучков, клопов и прочих зловредных насекомых? А кому я сказал? Только Римме. И то не все.
        - Если можете исправить ситуацию, то усиленно рекомендую это сделать, - добавил Якушин.
        - Хорошо, Сергей Борисович. - Я кивнул и уткнулся в пол. Придется запудрить Римме ее симпатичную головку и все свести к шутке.
        - Вот и славно, молодые люди. Будем надеяться, все пройдет без шума и пострадавших…
        Глава тринадцатая
        Очередная «ночь в музее». С вечера прокапал дождик, к ночи осадки прекратились, но небо затянула сплошная облачность. Порывами налетел ветер, давая понять, что начало лета в Сибири будет сложным и неоднозначным. Охранники, получившие ценные указания, курсировали по периметру, еще как минимум один находился внутри у главного входа. День прошел в каком-то вялом ожидании. Мы снова прогулялись в поселок под бдительным оком людей на шлагбауме, перекусили, набрали еды и питья с собой. Провели время в задней части прощального комплекса, где у персонала имелись комнаты для отдыха. Около полуночи я подогнал «Террано» к задней двери главного музейного корпуса, открыл дверь выданным мне ключом. Мы проникли внутрь. Освещение в задней части здания было минимальным, едва угадывались очертания предметов. Мы шли по коридору почти на ощупь. Коридор изгибался, мы оказались в заднем демонстрационном зале - из всех залов он имел наименьшую площадь. Слева находились туалетные кабинки, за ними - проход на лестничную площадку. Посетители музея этой лестницей не пользовались, но она наличествовала, как требовали правила
пожарной безопасности. Под ней хранили хозяйственное добро, здесь уборщики держали свой инвентарь, теснились какие-то ненужные шкафы, стеллажи. Там же под лестницей, завернутое в несколько слоев брезента, лежало то, что мы должны были вывезти…
        - Подожди минутку, мне что-то нехорошо… - прошептала Варвара и юркнула в «дамскую комнату». Я решил ее подождать, стоял посреди зала. Под потолком горела мутная красноватая лампа в плафоне. Мерклый свет обрисовывал развешанные по стенам гравюры и литографии, жестко закрепленные стеллажи. На полках не было пустого места - всевозможные урны для праха, колбы, стеклянные баночки, медицинские инструменты. Выделялась странная старинная штуковина (возможно, муляж) со звучным названием клепсидра - водяные часы. Часть зала использовалась под инсталляцию - манекены разыгрывали действие. На столе патологоанатома лежал обнаженный мертвый мужчина с укрытым полотенцем причинным местом. Над ним склонялся прозектор в шапочке и белом халате - человек работал. Рядом с покойником лежала гипсовая посмертная маска. В углу, за спиной прозектора, смутно обрисовывалось что-то еще - словно согнувшийся в три погибели монах в капюшоне наблюдал за работой медика. Над головой прозектора висела полусфера - медицинская лампа.
        Я отвернулся, сунулся на лестницу, отступил. Как-то боязно приближаться к артефактам без Варвары… Она уже выходила из «дамской комнаты», выключила там свет. Обрисовался тонкий силуэт в узких джинсах и курточке. Я поймал себя на странной мысли: две минуты ее не было, а уже соскучился…
        - Ты в порядке?
        - Не знаю, Никита, неспокойно мне… Вроде здание охраняется, а все равно…
        Что это было? Подспудная тревога, окопавшаяся в подсознании, выбиралась наружу. Охватывал знакомый страх, не имеющий под собой никакого основания. Дышать становилось трудно, отяжелели ноги. Варвара подошла, я отыскал ее руку - она была такой же неживой, как рука манекена, лежащего на столе прозектора! Я поздно сообразил, что нас опять обвели вокруг пальца! Что-то в этом зале было не так. Замешательство усиливал полумрак, на отдельных участках зала переходящий в полную тьму. Что за монах за спиной прозектора? Разве там был монах? Ноги пригвоздило к полу, я непростительно долго выбирался из этого болота. Преступное промедление! Это был не манекен. И не некий неодушевленный предмет, укрытый чехлом от глаз посторонних! Зашевелилась нечеткая субстанция, как-то вдруг сместилась - а в следующий миг уже вылетела в узкую щель и накинулась на нас на крыльях ночи! Пискнула Варвара, раздался шум, она упала, я прыгнул в стойку, но что-то тяжелое обрушилось на челюсть, и последнее, что я чувствовал - как подгибаются ноги…
        Без сознания я пребывал недолго. Очнулся, лежа на спине, руки были скованы стандартными полицейскими наручниками. Рядом стонала Варя, я подался к ней - живая, лежала на боку, прерывисто дышала. Ее руки тоже были скованы в запястьях. Я сделал попытку подняться, но разъехались ноги, хотел крикнуть, но закашлялся.
        - Варюша, ты целая? - слова давались только шепотом.
        - Не знаю, Никита, господи, какой ужас… у меня все болит…
        - Не надо, молодые люди, делать резких движений и пытаться кричать, - прозвучал негромкий, какой-то надтреснутый голос. - Охранник без сознания, в ближайшую неделю лучше его не будить. Больше никого, кроме нас, в здании нет. Они же получили приказ не мешать вам, верно? - раздался тихий угрожающий смех, от которого кровь застыла в жилах.
        Раздались вкрадчивые шаги, и в освещенное пространство под плафоном вошел человек в легкой, не шуршащей накидке. Он стянул капюшон. Обрисовалось лицо - серое, уже обросшее легкой щетиной. Кожа натянулась на выступающих скулах. Из-под косматых бровей смотрели глубоко посаженные глаза - колючие, злые, не предвещающие ничего хорошего. Он выглядел нездоровым - круги под глазами, сиплый голос, в коротко стриженных волосах блестела седина. Но даже с учетом болезненного состояния он выглядел лет на сорок, не больше. В нем чувствовалась невероятная усталость.
        - Как вы сюда попали? - просипел я, принимая позу, позволяющую обороняться (хоть ногами). Голова упиралась в ножку стола прозектора, а Варвара вся находилась практически под столом.
        - Какая разница? - ухмыльнулся субъект. - Прошел как посетитель, надев очки… - Он едко засмеялся. - Очки ведь сильно меняют внешность, верно? Как и усы, прическа, форменная одежда? Вам очень интересно, где я отсиживался? Допустим, в гробу - их в зале много, есть и вместительные… - Он смеялся, как робот. - Тогда уж уместнее сказать - отлеживался. Спасибо, что убрали плохо влияющие на мое здоровье артефакты - понимаете, о чем я? - Он повернул голову, посмотрел на закуток, ведущий к лестнице. Его и артефакты разделяли проем и десять метров - очевидно, безопасное расстояние.
        Послышалось поскрипывание - он накручивал глушитель на ствол пистолета Макарова. Жар ударил в голову, я напрягся. Застонала Варвара. Мужчина прервал свое занятие, поднял глаза, в них заметались ироничные огоньки.
        - Что вы собираетесь делать?
        - А на что это похоже? - удивился он. - Я бы не стал, зачем мне это надо? Но жизнь требует, знаете ли, молодые люди. Я сразу, еще два дня назад, понял, что от вас придется избавляться, но лучше это сделать не вызывающе. Интуиция, хотите верьте, хотите нет. Понял, что будете копать до конца, наводил о вас справки, мои человечки за вами наблюдали, все такое. Вы очень настырные, так нельзя. Девушка, не пробуйте на мне свои чары, - повернулся он к Варваре. - Не тот случай, чувствительности ноль… И про Якушина я многое узнал. Любопытный мужчина, хотя и не болтливый. Хорошо защищен, но ведь не существует ничего невозможного? - Он зловеще подмигнул. - Сегодня вы, завтра он.
        - Кто вы такой? - прохрипел я. Только бы не поднял раньше времени свой пистолет! Мысли метались, что делать? Себя не жалко, Варвару жалко! Смириться? Но это не наш метод, надо действовать, заговорить ему зубы, заставить расчувствоваться…
        - А вы как думаете… Никита Андреевич, если не ошибаюсь?
        - Вы потомок Савельева - старосты села Кривошлыково?
        Мужчина засмеялся трескучим смехом. Тяжело вздохнула Варвара - видимо, посетовала, какой же я идиот.
        - Как вам угодно, давайте считать меня потомком Тихона Фомича, мне без разницы…
        И все же была разница, я чувствовал, что ему - колоссальная разница! Нельзя разговаривать с людьми, которых собрался убить - потеря времени, те могут что-то придумать, подоспеет вездесущая «кавалерия», да и на кой тебе нужен контакт с людьми, от которых хочешь избавиться? Но ему хотелось говорить. А с кем он мог откровенничать? Только с теми, кого скоро убьет…
        - Можете звать меня Кротовым, - вещал мужчина. - Или кем угодно, тем же Савельевым. Был я и тем, и этим… Сейчас я, кстати, занимаю должность заместителя начальника уголовного розыска Новосибирского сельского района. В городской полиции обо мне информации нет. Понимаете, откуда у меня возможности? Добыть информацию, пару-другую шустрых ребят с криминальным душком, которых я избавил от отсидки?
        - Зачем вы пришли в музей 27 мая? - тихо спросила Варвара.
        - О, у нас возникают доверительные отношения? - Мужчина колебался. - Почему я пришел? - Он задумался. - Сложно сказать, милая леди. Назовите это «вечным зовом» или как-нибудь еще. В этом было что-то неосознанное, оно притягивало некие голоса в голове. Я не мог знать, что здесь находится, с чего бы? Выяснил, что есть такой музей, почувствовал притяжение… Что вы можете знать? - Он изменился в лице. - С 1910 года чудовищные головные боли, которые невозможно терпеть, но я научился, видения, галлюцинации, с ними тоже приходится жить. Образ дьяволицы не выходит из головы… - У мужчины задрожала челюсть. - Вы никогда не сидели на анальгетиках, которые действуют от силы полчаса, а потом все снова начинается?
        Этот человек был морально измучен, безмерно устал от жизни, но это не умаляло его сущность негодяя.
        - И вы ни разу за эти годы не пытались с собой покончить? - продолжала «допрос» Варвара.
        - Были мысли, отчего же нет. - Мужчина сплюнул на пол. - Но так и не собрался. Вам трудно поверить, но в душе я глубоко верующий человек, понимаю, что в аду будет еще хуже. Уж лучше здесь… - Он хищно оскалился.
        - Вас можно убить? - спросил я.
        - Это вопрос с прикладной точки зрения? - хихикал убийца. - А почему же нет? У меня обычное, но почему-то нестареющее тело, я не из железа сделан, не бронирован, бьется такое же сердце, как у всех…
        - И ведь не убили же… - с досадой бросил я.
        - А это для чего? - постучал по голове «Кротов». - Хочешь жить - умей вертеться. Две мировые войны, одна гражданская, разгул репрессий… Вы хотите знать, как я прожил эти непростые десятилетия?
        Лично я не хотел выслушивать паранормальный бред, но ведь нужно что-то делать, чтобы не потянул за спусковой крючок! Он разглагольствовал, поигрывая пистолетом, смотрел насмешливо. Но было видно, как в его черепушку прорывается головная боль. В 12 году он уехал из села - продал свой дом, продал дом Марии Власовой, которым завладел обманом, имея сговор с полицейским урядником и волостным старшиной. Чего сидеть в селе - его уже не избрали старостой на очередном общественном сходе. Подался в Новониколаевск, на вырученные деньги прикупил аптеку. Боли терзали - хороший способ быть поближе к лекарствам. Война с Германией - смастерил себе инвалидность. Нашествие большевиков на Русь - заранее держал нос по ветру, понял, что грядет. Избавился от бизнеса, заделался трудягой - средним классом. Познакомился с девкой, оказалась дочерью председателя районной ВЧК. Страшна была, как мировая революция! Но сломал себя, женился, и в один прекрасный миг обнаружил на себе кожаную куртку, а в кобуре - «наган»… Делу ВКП(б) был не то чтобы верен, но усердие проявлял, не высовывался, припрятывал золотишко, добытое у
интернированных эксплуататоров. Ох, как пригодилось ему потом это золото! Вроде беременной жена была, уже не помнит. С 20 года стал все чаще заглядывать в зеркало, удивлялся - почему не меняется? Полвека разменял, а в зеркале - на сорок. Еще через пару лет все понял. Мигрень не унялась, долбила каждый день, случались такие приступы, что очухивался в больнице. Видения не кончались, образ ведьмы не уходил из сознания. Частенько приходила мысль: а живой ли я вообще? Истязал себя, резал кожу - вроде жив… Однажды дошло: хочешь жить в таких условиях - каждые десять лет меняй сферу деятельности и регион проживания (где тебя еще не знают). Готовься заранее: документы, деньги, «легенды», будь хитрым, умным, изворотливым, безжалостным, просчитывай все ходы, чтобы не спалиться. А главное, никому не верь! Подстроил собственную смерть - типа в реке утонул, унесло течением. Всплыл в Омске - туберкулезник, героический инвалид Красной армии. Потом милиция, войска НКВД, Восточная Сибирь, охрана зоны, в которой содержались «политические» по 58-й статье. Командовал целой охранной ротой, благо в ЧК научили стрелять и
выкрикивать команды. Когда избивали армию и НКВД, сидел тише мыши, постукивал на сослуживцев, оттого и выжил… В июне 41-го, будучи офицером советской милиции, валялся в районной больнице на Западной Украине - куда и прорвались сброшенные с самолетов немецкие парашютисты. Испугался умирать, лапки поднял. Концлагерь за линией фронта - но это недолго, школа абвера, куда набирали всякий антисоветский сброд - снова извернулся, в ней и остался на преподавательской должности. В августе 44-го завладел документами и формой мертвого советского капитана - уж больно этот парень был лицом на него похож. Одному майору СМЕРШ что-то не понравилось в предъявленной «легенде» - пришлось по горлу и в канаву… Вернулся на «родную» Брянщину с искалеченной якобы рукой, жена не признала, но это ее проблемы - скончалась, разрыв сердца от чрезмерной радости. Соседи тоже не шибко признавали, пришлось отращивать бороду и ссылаться на потерю памяти и невнятную речь - последствия контузии. Десять лет на Брянщине, потом Калининград - бригадир монтажников-высотников, потом Байкало-Амурская магистраль, тоже бригадир, опыт
строительства уже имелся. Была какая-то жена, ребенок; бросил - и плевать! За паспорта и прописки платил деньги, куда деваться? Владивосток - морской порт, заведующий складом; Хабаровский край - председатель исполкома райсовета в каком-то никудышном районе (очень пригодился опыт сельского старосты). Однажды случилась накладка - пришлось убрать чересчур любопытного секретаря районного суда. Но в целом он относился ответственно к правдоподобию своих личностей. Десять лет на золотом прииске. Начал пить. Имел серьезное намерение по завершении «десятилетки» уйти из жизни, но снова не решился. Половина зарплаты уходила на лекарства. Зато намыл золотишка, пополнил кубышку… Перестройка, 90-е, Благовещенск, сколотил банду, с которой занимался мелким рэкетом, да познакомился с интересным ментом, тот и обучил его особенностям жизни в новых условиях: мол, криминал уходит на нет, скоро менты будут мазу держать. Красноярск, Санкт-Петербург, замначальника районного ОБНОН - скромно, но со вкусом; город Сочи, где милиция всему голова. В 2012 году прибыл в родной регион, в котором не был ровно век, поначалу
присматривался, удивлялся - как тут все изменилось за какие-то сто лет!
        - Ладно, друзья мои, наговорился, - хмыкнул убийца, поднимая пистолет. - Вы первые, перед кем я душу выворачиваю…
        А у меня, хоть тресни, ни одной полезной мысли! Он следил за каждым нашим движением, был наблюдателен, имел реакцию. И вдруг убийца застыл, заткнулся на полуслове. Дрогнул ствол пистолета, опустился. Он прислушался. Из проема на лестницу (а под лестницей плита и крест) раздался явственный шорох. Словно кто-то спускался по ступеням. Поскрипывали подошвы, шуршала ткань. Он как-то дернулся, глаза заметались. Но справился с собой, отступил на шаг.
        В проеме возникла женская фигура. Высокая дама, одетая в черное платье с небольшим кринолином, с рукавами-оборками, с глухим воротом, медленно подходила к убийце. Черные распущенные волосы растеклись по плечам. У нее было правильное лицо, немного надменное, породистое. Глаза не отрываясь смотрели на убийцу. Теперь она шла бесшумно, казалось, не шла - плыла по воздуху! Убийца учащенно задышал, пот хлынул со лба. Он попятился, как от призрака. Впрочем, почему КАК? Я тоже онемел, и скулящая Варвара притихла. Женщина подходила ближе. Я видел ее на старой фотографии в доме тети Вали. Ее звали Мария Архиповна Власова. Я должен был чему-то удивиться? Но пару ночей назад в этом здании я уже беседовал с одним призраком…
        «Кротов» сдавленно вскрикнул, вскинул пистолет. Глушитель подавил шум, но все равно бабахнуло прилично. Убийца оступился, потерял равновесие… А вот теперь я не дремал. Большое вам человеческое спасибо, Мария Архиповна! Я рывком вскочил, сделав «мостик». Жилы рвались, мышцы стянуло судорогой. Руки в наручниках, ладно, не беда. Я налетел на него, как коршун, схватился за ствол, начал выворачивать. Удар коленом в то самое место, которое Создатель приделал мужчине, явно не подумав. Убийца захрипел. Он был жилист, силен, но растерян, выведен из равновесия. Его согнуло, я ударил локтем в челюсть, продолжая отворачивать от себя. Рывок, ствол уперся ему в грудь. Дернулась голова, он захлебнулся слюной. Пальцы свела судорога, он их не контролировал, а еще я давил своими натруженными руками. Хлопнул выстрел - я одновременно сделал ему подсечку - видимо, уже ненужную. Убийца повалился, я на него. Он вздрагивал, кровь шла горлом, затылок несколько раз ударил об пол. Убийца застыл. Я скатился с него. Тошнило - мочи нет, я глотал подступающую к горлу рвоту. Глубокий вдох, выдох. Надо подниматься…
        - Варвара, ты в порядке? - Ну и голос у меня был сегодня ночью!
        - О да… - стонала девушка, выбираясь на четвереньках из-под стола прозектора. Кажется, наш герой был мертв - на все сто. Осуществилась мечта, которую он так боялся реализовать! Самое смешное, что пистолет остался в его вывернутой руке. Он запрокинул голову, открылся рот, из уголка которого стекала струйка. На груди расплывалось пятно. Я лихорадочно шарил по карманам его накидки, нашел ключи от наручников! Надо же, запасся, мент какой-никакой! Сначала я освободил себя, потом Варвару. Завертелся - где призрак? Призрака не было. Я заглянул в коридор, метнулся в проем, откуда возникла странная фигура. Это ведь была реальная человеческая фигура! Без всякой эфемерности, «подсветки», постепенного исчезновения… На лестнице не было никого, а лестница вела в никуда - то есть к запертой двери. Я попятился, повернулся к Варваре.
        - Где… Мария Власова?
        - Ее нет, Никита, она призрак, - жалобно сказала Варя. - Она исчезла, как только ты сцепился с этим гадом…
        - Да к черту! - взорвался я. - Я же не слепой! Мы слышали шаги, шуршало платье. Призраки могут шуршать платьями?
        - Могут, - пожала плечами девушка. - Если им надо, то могут. Ну что ты споришь? Ты эксперт по призракам?
        Я выбежал на улицу, орал охране, потом побежал обратно, схватил Варвару в охапку, кантовал в соседний зал… Голова пока работала, первым делом я позвонил Кривицкому, а уж потом набрал популярный номер. «Дело, собственно, твое, Вадим. - Язык заплетался от усталости. - Это музей погребальной культуры, в нем труп… надеюсь, ты прибудешь первым. Это парень, который прикончил тех самых гаишников. Я тебе его дарю. Несколько минут назад он пытался застрелить меня… и еще одного человека».
        Естественно, что после такого откровения капитан Кривицкий примчался первым. Когда сотрудники ППС и приданные им опера с криминалистами штурмовали музей, он уже сидел на лакированном гробике и усердно заполнял протокол. В принципе, Кривицкий догадывался, что я не убийца. А если где-то и кривлю душой, то отнюдь не из криминальных побуждений.
        - Вадим, ты же умный, придумай что-нибудь, - льстил я своему явно подобревшему товарищу. - Если я начну тебе все рассказывать, ты в психушку нас запрешь. Он убить нас хотел - видишь следы на запястьях от наручников? И охраннику череп проломил. Не повезло ему, замешкался, я успел броситься. Девушка - свидетель. Правда, симпатичная? Считай, он сам себя убил, истинный крест, Вадим. Он из ваших, в полиции работал, в Новосибирском сельском районе. Вроде замначальника. Как фамилия - не знаю…
        - Откуда знаешь, что он из полиции? - насторожился Вадим.
        - Сам сознался…
        - Слушай, у тебя все белыми нитками шито и рвется, как гнилая рубаха, - образно заметил Кривицкий, с опаской поглядывая на гробик, который оседлал. - Я понимаю, что ты не злоумышленник, но… Полагаешь, такое прокатит?
        - Одни сутки, Вадим, - взмолился я. - Максимум двое. И у тебя будет стройная версия запутанного дела, которое ты блестяще раскрыл и заслужил внеочередное звание.
        - М-да? - Кривицкий задумчиво почесывал ручкой переносицу. - Ну не знаю, не знаю… Это все-таки убийство, а не кража велосипеда…
        - Какое убийство? - вскричал я. - Он сам в себя выстрелил, любая экспертиза докажет!
        - Ладно, не ори, - шикнул он. - Что-нибудь придумаем.
        - И чтобы никаких временных задержаний на сорок восемь часов, или чего вы там любите?
        - Ага, медаль тебе выпишем, - усмехался капитан. - «За заслуги перед Отечеством». Ладно, больше ни с кем не разговаривай, поедете со мной… Да не в кутузку, не багровей…
        Он куда-то испарился, заговаривал зубы людям, осматривающим тело. Мы сидели на полу, я обнимал Варвару. Все закончилось как-то странно, мы вроде другими вещами собирались заняться…
        - Я Сергею Борисовичу позвоню… - шептала Варвара, укладывая голову мне на плечо. - Надо поставить его в известность…
        - Не надо никуда звонить, - возражал я. - У человека утром в Барнауле ответственная лекция, не стоит беспокоить по пустякам…
        Эпилог
        Только через пару дней мы все собрались вместе. Был вечер, музей уже закрылся. Повод выпить имелся железный. Сергей Борисович извлек из тумбочки бутылку хорошего французского коньяка, разлил по чашкам, из которых мы пили чай. Варвара со сосредоточенным видом строгала лимон.
        - Надеюсь, вы не за рулем? - строго посмотрел на меня Сергей Борисович.
        - За рулем, - кивнул я.
        - Отлично. - Он продолжал разливать продукт. - У меня есть телефончик фирмы «Трезвый водитель», позвоню, и вас увезут на вашей машине. Услуга бесплатная.
        Варвара морщила нос, чтобы не рассмеяться. Мы сидели рядышком, словно так и надо. Она вошла в мою жизнь и, надеюсь, никуда не собиралась. Утром смеялась, едва проснувшись: «Снова завтрак в постель? Ты еще прошлый не отстирал!»
        - Давайте выпьем, - сказал Сергей Борисович. - За то, чтобы никогда не сталкиваться в работе и в личной жизни с подобными явлениями.
        Мы выпили. Аминь.
        - Забудьте обо всем, что было, Никита Андреевич, - мягко сказал Якушин. - Ничего не было. Какой-то мужик, болтающийся по стране полтора столетия, - полная чушь. Мы современные люди. Клетки стареют, тела изнашиваются, и никакая ведьма не может повлиять на этот процесс.
        - Но он сам рассказывал… - сглотнул я.
        - Сочувствую, Никита Андреевич, у вас было временное отклонение, - улыбнулся Якушин. - Вы устали, это бывает. Психика - сложная и неустойчивая вещь, иногда откалывает такие номера, просто диву даешься. Варвара Ильинична, вы же ничего такого от Кротова не слышали?
        - Абсолютно, - пожала плечами Варвара. - Этот человек - потомок в четвертом поколении деревенского старосты Савельева. Да, была Мария Власова, домогательства старосты, убийство женщины, все по списку… Было ли проклятье, никто не знает. Сын Тихона Фомича от первого брака проживал с бабушкой по материнской линии - сама же мать покончила с собой. От него и пошли прямые потомки. Господин Филиппов - а именно такую фамилию носил наш герой - считал, что он проклят… ну это его проблемы. Колдовские манипуляции правоохранительные органы не расследуют.
        - Да, они ерундой не занимаются, - подтвердил Якушин. - Полиция задержала трех жителей Новосибирского сельского района, с которыми контактировал Филиппов. Двое из них сидели, третий… сам по себе маргинальный элемент. Возможно, со дня на день вам придется прокатиться в район и поучаствовать в процедуре опознания. Из мира интересного, Никита Андреевич: в личном владении одного из этих достойных господ имеется серая «Хонда» девяносто восьмого года выпуска. Переживать вам нечего, версию подгонят, все сделают логично.
        - Значит, и призрака Марии Власовой не было? - сглотнул я.
        - Привиделось, - пожал плечами Якушин.
        - Однако она спасла наши жизни…
        - Так съездите на могилку, положите цветы, поблагодарите, - улыбнулся Якушин. - Скажите пару добрых слов, женщине будет приятно. Мои люди и работники похоронной компании с ваших слов нашли это место, за несколько часов привели могилу в порядок. В качестве подтверждения прислали фото. Все очень мило и в меру. Думаю, вам с Варварой Ильиничной стоит туда съездить.
        - Да, мы обязательно съездим…
        Сергей Борисович снова разлил. Он тщательно скрывал беспокойство. Видимо, не все еще решилось и обрело окончательные очертания. Возможно, я чего-то не знал. Все эти колдуны, маги и парапсихологи были обычными людьми, испытывающими те же самые чувства. Терялись в сложных ситуациях, совершали ошибки, боялись - если возникала причина. Имелись ли силы, обладавшие большими возможностями и влиянием? Я не знаю.
        - Вы не делали никаких глупостей, Никита Андреевич? - спросил Якушин.
        - Согрешил, Сергей Борисович, - покаянно признался я. - Люблю просматривать в Интернете старые фото, копаться в архивных документах, выложенных в свободном доступе. Вот интересно, обнаружил снимок семьдесят седьмого года, сделанный корреспондентом «Комсомольской правды» на одной из веток БАМа - ударной комсомольской стройки. Позируют машинисты строительного поезда, и одно лицо - ну такое знакомое… Через десять лет - снимок, на нем корреспондент безвестной районной газеты где-то в глуши Хабаровского края берет интервью у председателя местного исполнительного комитета. Такое знакомое лицо, и, что характерно, совсем не изменившееся… Или вот, тоже любопытно, Санкт-Петербург, девяносто пятый год, офицеры отдела ОБНОН гуляют в ресторане на Фонтанке… Нет, я не настаиваю, это могут быть разные люди. Да о чем я говорю - это и есть разные люди…
        - Вам еще повезло, что вы не видели снимок, сделанный немецким фотографом в 43 году, - вкрадчиво сказал Якушин. - Окрестности польского городка Козлинки, позирует группа курсантов диверсионной школы абвера, руководимой неким полковником Вальтером Крабсом… м-да… Ведь просил же вас, Никита Андреевич, прекратить эти изыскания. Они не приведут ни к чему хорошему. Придется поработать по своим каналам - чтобы всякая двусмысленная информация была уничтожена. Незачем, знаете ли, будоражить население… Варвара Ильинична, вы можете сделать так, чтобы этот молодой человек раз и навсегда выбросил дурь из головы?
        - Безусловно, Сергей Борисович, я им займусь. - Варвара послушно склонила голову.
        О, быстрее бы начинала…