Помойник Борис Владимирович Терехов
        Главный герой романа, Володя Бугримов, никогда и не предполагал, что однажды окажется в самом эпицентре невероятных и мистических событий. Он попадает в больницу и его увольняют с работы. От него уходит гражданская жена, и ему становится негде жить. Володя вынужден перебраться в подмосковный поселок, в квартиру, которую им оставил их дядя. Правда, имеется одно неудобство - сам поселок расположен поблизости с городской свалкой, на которой обитает Помойник - загадочное и злобное существо, наводящее ужас на всю округу.
        Новое время рождает новых монстров…
        Борис Терехов
        Помойник
        Глава первая
        Я, Володя Бугримов, почти как Юра Гагарин. Если он полетел старшим лейтенантом в космос, то я старшим лейтенантом полетел из армии. Но если он приземлился майором, то я - рядовым охранником в бутике. В Москве. Впрочем, мог бы приземлиться где-нибудь похуже и в звании пониже.
        Итак, был обычный февральский вечер.
        На душе моей было так же холодно, темно и неуютно, как и снаружи, на зимней столичной улице. Но это образно выражаясь и исключительно ради красного словца. Время близилось к закрытию нашего дорогого и модного бутика. Из-за отсутствия покупателей и даже праздношатающихся, мы откровенно скучали и, томясь от безделья, терпеливо ждали этого счастливого момента. Приятно ласкал слух, внося шумовое разнообразие, тарахтящий распылитель воздуха во вместительном аквариуме с крупными рыбками. Куда слабее гудели лампы дневного освещения. Они заливали все вокруг лиловым светом и превращали наши лица в застывшие синюшные маски, как у обитателей морга.
        Кстати, мы - это менеджер бутика Гарик, сидящий в центре зала и нарочито подавляющий зевоту. Кассирша Люба - пышнотелая крашенная блондинка, пересчитывающая дневную выручку. Продавщица Вика, стоящая у застекленной витрины и с загадочной улыбкой рассматривающая собственные ногти. И, наконец, я - красавец-охранник - помогающий ей этим заниматься, то есть разглядывать ее ногти. Меня всегда привлекало все прекрасное в любых его формах и проявлениях. В данном случае яркоокрашенные ногти Вики. Потом мне хотелось понять: каким таким своим потаенным мыслям она улыбается? Не маникюру же или лаку для ногтей, купленному по-дешевке, как она сама хвасталась, на вьетнамском вещевом рынке. Отнюдь нет. Вероятно, как и Мона Лиза, чему-то своему сокровенно-интимному. Но, спрашивается, почему бы не предаться барышне сексуальным фантазиям?
        Работа охранника в бутике меня нисколько не смущала. Не мог же я, не имея ни малейшей склонности к финансовым операциям-махинациям претендовать, скажем, на роль главного держателя акций холдинга? Или, хотя бы, на должность его генерального директора? Разумеется, не мог. Нужно довольствоваться тем, что есть. А довольствоваться было чем. Например, на мне был строгий серый английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный шелковый, в широкую полоску галстук. Да, еще начищенные до блеска итальянские ботинки. Ну а про свежий носовой платок в заднем кармане брюк и упоминать не стоило.
        Эти двое парней, что поднялись к нам на второй этаж, не понравились мне с первого взгляда. Хотя, судя по стильной и добротной одежде и потому, как они следили за собой, их вполне можно было отнести к категории наших постоянных клиентов. Но мне не понравилась их взвинченная, дерганая походка. Нездоровый - и не от изъяна освещения - цвет кожи напряженных лиц. Бегающие блестящие глаза и вздрагивающие, как при нервном тике, руки.
        Задержавшись на лестничной площадке, парни принялись издали изучать витрины с выставленными на продажу вещами, одежду, висящую на вешалках. Но больше всего, манекены негритянок, в натянутом на них соблазнительном нижнем кружевном белье. Изучали они и нас четверых, томившихся в зале.
        Парни беспокойно переминались с ноги на ноги. Особенно один - чуть ли не пританцовывающий. (По-моему, что-то ирландское.) На зеленой ковровой дорожке, естественно, быстро образовались следы от их грязной влажной обуви.
        В мои служебные обязанности, помимо прочего, входила обязанность выпроваживать нежелательных посетителей. Брать их за шкирку - и выпроваживать. Не шучу. Но, будучи по натуре человеком мягким и деликатным, меня это крайне тяготило, и я очень не любил выполнять эту свою обязанность. Иногда, бывало, я натыкался на откровенную грубость и хамство. Иногда возникала даже легкая потасовка. Выражалась она в основном в обоюдном толкании и выяснения актуального вопроса: а ты кто такой? К счастью, подобное происходило не часто - не та у нас была публика. Но сейчас был, вроде бы, именно тот случай - эти парни относились к числу нежелательных посетителей.
        Я решительно направился к парням. Хотя, вместо этого, мне гораздо больше хотелось подойти к заросшему водорослями аквариуму на подставке в углу зала. Постучать по его стеклу, чтоб к стеклу важно подплыли полосатые, наподобие моего галстука, рыбки. Как обычно, они уставились бы на меня холодными глазами и принялись шевелить толстыми губами, словно говоря, что нечего, дескать, хулиганить, тварь ты сухопутная, - дай нам поесть. Лучше всего живого мотыля, да пожирнее.
        Или, на худой конец, продолжать разглядывать Викины ногти. Но мало ли кому чего хочется?!
        Приблизившись к нежелательным посетителям, я вежливо, поправляя галстук, поинтересовался:
        - Не могу ли я быть вам чем-либо полезным?
        Стоящий впереди плотный парень, с круглым скуластым лицом, уклонился от прямого ответа и пробормотал что-то совершенно невразумительное. Второй, что был повыше и с танцевальными задатками, и вовсе ограничился глуповатой ухмылкой. Столь содержательным и интригующим оказалось начало нашей беседы.
        Я повторил свой вопрос, но уже настойчивее.
        - Э-э, - протянул первый парень.
        - Что «э-э»?
        - Польза от тебя, голубок, будет вот какая. Покажи нам, где у вас здесь лежат деньги, - проговорил он, на сей раз внятно и уверенно.
        - Ага, и давай живее! Ждать нам некогда! - поторопил меня его приятель. - Так, где оно хранится ваше бабло?
        - Вестимо где - в швейцарском банке на четвертой полке сверху. Ладно, ребята, все. Повеселились, и хватит. Покиньте, пожалуйста, немедленно помещение, - твердым голосом попросил я. С гордостью про себя я отметил, что не ошибся в своих предположениях на их счет. Глаз у меня был все-таки наметанный.
        - Не указывай нам, хмырь! Покинем твое помещение, когда того пожелаем! - подбоченившись, огрызнулся первый парень.
        Между тем второй, «танцор», зашел ко мне с левой стороны. Расстегнул молнию на большой спортивной сумке, висевшей на его плече, и рывком вынул оттуда бейсбольную биту.
        Я хотел с ехидцей спросить, играть он сюда явился, что ли? Но не успел, поскольку события стали развиваться в самом стремительном темпе. «Танцор» замахнулся битой - и я инстинктивно отступил к лестнице, а следовало бы - подальше в центр зала. Поэтому удар битой меня все же достал, придясь немного выше моего левого уха. Ощущение было ужасное. Я подумал, что голова у меня треснула, мозги то ли разболтались, то ли спрессовались. Шея же свернута на бок под острым углом.
        Охнув от боли, я упал и, считая каменные ступени, покатился по лестнице, пока не распластался на площадке внизу. Распластался, словно баран, готовый к разделке или подстриганию шерсти. Сознание у меня спуталось и смешалось, потемнело в глазах. Действительность воспринималась какими-то вспышками и обрывками. Но я отлично чувствовал холод мраморных плит, которыми был выложен пол вестибюля.
        Казалось, что все части моего тела, пронизываемого болью, существуют как бы независимо и отдельно друг от друга. Само собой, напрашивалось сравнение с манекеном-негритянкой, расчлененным на составляющие и со съехавшими до колен кружевными трусами. Еще мне было жаль, что помялся мой английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный галстук в полоску, не говоря уж о носовом платке в заднем кармане брюк. Что поцарапались итальянские ботинки. Неизвестно, когда теперь выдадут новые. Чем, спрашивается, мне было до тех пор довольствоваться?
        Сверху же, из зала бутика, слышался громкий, раздражающий уши шум.
        В один из моментов прояснения моего сознания, через туманную пелену, я увидел, как мимо с топотом, проносится парень, стукнувший меня бейсбольной битой. К груди он прижимал свою спортивную сумку.
        Я протянул руку и схватил убегавшего парня за голень. «Танцор» споткнулся, замедлил движение, протащил несколько шагов меня за собой и рухнул во весь рост на пол. Тут же встал на четвереньки и попытался освободить свою ногу. Но я держал парня крепко. Тогда он, извернувшись, сильно ударил подошвой ботинка по моему лицу - и сознание окончательно меня покинуло.
        - Как твое самочувствие, Володя? - озабоченно спросила моя старшая сестра Шура, приехавшая навестить меня в больницу. Сейчас это была располневшая сорокалетняя женщина с продолговатым и добродушным лицом, одетая почему-то сразу в нескольких шерстяных кофточек. Но в моем восприятии она навсегда останется другой. Тонкой стройной девушкой в нескладном ситцевом платье, часто провожавшей меня за руку в школу. Над этим еще потешались мои одноклассники. Подобное было совсем не принято в нашем небольшом подмосковном городке.
        - Так, скажи, как ты себя чувствуешь? - спросила она еще раз.
        - Ничего, Шура, сносно, - ответил я. Шумно затянулся сигаретой и, поперхнувшись, ощутил резкую боль в груди - в трех сломанных ребрах. Я задержал дыхание. Тем более что дышать здешним воздухом было не слишком приятно - ароматы его наполняли еще те.
        Больница имеет один общий специфический запах. Но каждое отделение в ней, обладая своей собственной изюминкой, пахнет по-особому. Нашему травматологическому отделению был присущ запах гнойных бинтов, мази Вишневского и ампутированных конечностей. (Отрадно хоть, что не моих конечностей!) Правда, в курилке, где мы сидели на кушетке, он почти не ощущался. В курилке витал стойкий дух табака, от которого Шура то и дело морщила нос. Но где еще можно было уединиться зимой в больнице для разговора с близким человеком? Не в операционной же или перевязочной - они предназначены несколько для иных целей. Потом, кто ж нас туда пустит?
        - Бросал бы ты курить, дорогой, - покачала она головой.
        - Обязательно скоро брошу, и начну вести здоровый образ жизни, - пообещал я. - Только выберусь прежде из больницы.
        - Я тебе тут кое-что привезла, - сказала Шура, протягивая мне пакет с продуктами. Как я понял по ее полным сумкам, она успела побывать уже в столичных магазинах. Считалось, что в Москве все товары продаются лучше и качественнее, чем в Подмосковье. Не знаю, насколько они были лучше, но то, что дороже - это точно.
        - Захватила тебе еще несколько книжек. Остались от дяди Виктора. Я помню, что ты любишь читать, - вынула она из одной из сумок стопку дешевых изданий карманного формата.
        - Спасибо, Шура, - поблагодарил я, взвешивая на ладони стопку. - Почитаю.
        - Честно, я думала, что ты выглядишь хуже. Но, оказывается, что ничего. Вполне терпимо.
        Шура делала мне явный комплимент. Хотя мои синяки и гематомы почти зажили, вид у меня был отвратительный. Квазимодо Квазимодой. Лицо, словно после продолжительного запоя - заплывшее и опухшее. Не полностью затянулись зашитые рваные раны. Но, справедливости ради, нитки из них не торчали. Такое вот слабое утешение.
        Из-за вывихнутой ноги я заметно хромал. Главное же, иногда у меня нестерпимо болела голова.
        - Я хотела сказать, что могло быть хуже, - поняв течение моих мыслей, поправилась Шура. Моя старшая сестра была чуткой и по-житейски умной женщиной. Поэтому к ее словам я привык прислушиваться.
        - Как вас здесь кормят? - спросила она, меняя тему.
        - Так себе, сильно не разжиреешь.
        - Ты ешь больше фруктов и пей сок. В следующий раз я еще привезу, - произнесла Шура. Потом внимательно осмотрела курилку. Задержала свой взгляд на плакате Минздрава, висевшем у нас за спиной. - Пока ты не начал вести здоровый образ жизни, постарайся все-таки меньше курить.
        - Постараюсь.
        - Признаться, я не ожидала, что эта больница окажется такой чистой и хорошей.
        - Меня сюда устроило мое начальство. Это здание совсем недавно построили, по-моему, турки. Да, внешний вид - ничего. Но медицинское оборудование старое и изношенное. Лекарств в обрез. С бинтами и теми проблема. В общем, сплошная показуха, - посетовал я.
        - Ну, погоди, не все сразу, - вздохнула Шура. - Но я бы и сама полежала в такой больнице.
        - Только не накаркай.
        - А что? Все мы люди, все под Богом ходим. Болячек у меня скопилась уйма. Но видел бы ты нашу районную больницу! Нищета - страшная! На больных там с потолка штукатурка падает, а со стен - тараканы. Не выдерживают бедные насекомые бытовых условий нашего лечебного заведения.
        - Да знаю.
        - Откуда, дорогой? Вспомни, когда ты приезжал к нам в последний раз?
        - Извини, Шура, мне было все как-то недосуг, - пробормотал я. Что я мог еще ответить? Но так уж сложилась моя жизнь. Не хотелось мне возвращаться после увольнения из армии в свой родной провинциальный городок. Мне совсем нечего было в нем делать.
        - Почему ты молчишь? - спросила Шура.
        - Немного задумался.
        - Володя, а тех преступников поймали?
        - Поймали. Оказались обычными наркоманами. Обкурились - и потянуло на подвиги. Как ни странно, оба из благополучных семей.
        - Какая тебе разница, из каких они семей?
        - В принципе, никакой, - согласился я. - Но их родители приходили ко мне в больницу с извинениями.
        - Тебе, Володя, от извинений родителей ни холодно, ни жарко. Лучше бы денег дали на лечение, - заметила Шура. - А что говорит начальство с твоей работы?
        - Начальство? Ему, начальству, никогда не угодишь. Поблагодарили, конечно, поохали. Пообещали выписать премию и попеняли, что я не сумел справиться с какими-то двумя несчастными наркоманами.
        - Их бы на твое место.
        - Им и на своем месте хорошо, - усмехнулся я. - А на мое место они собираются взять более профессионально подготовленного охранника. Позавчера, кстати, ко мне приезжала одна продавщица из бутика, Вика. Она сказала, что у них стал уже работать какой-то бывший спортсмен-пятиборец.
        - По-моему, несправедливо.
        В курилку осторожно, бочком, вошла молодая женщина в темных очках. Накануне ее привезли в наше травматологическое отделение. Она встала у окна и, вынув из кармана халата пачку сигарет, закурила.
        Вид женщина имела самый жалкий. Она горбилась и старалась прикрыть рукой и воротником свитерка кровоподтеки на своем лице. Пестрый халат как на вешалке болтался на ее, часто вздрагивающих, острых худых плечах.
        Дежурная медсестра рассказала мне вчера строго по секрету, что эту молодую женщину избил ее бывший муж.
        «Вот изверг. Чуть не зашиб бедняжку до смерти. Ноги бы ему повыдергивать. Но привыкай, Володя. Больница - это тебе не великосветский раунд», - в завершение произнесла она и принялась за чтение любовного романа из жизни высшего общества.
        «Раундом здесь и не пахло», - согласился я с медсестрой.
        - Что ж, начальству виднее, кого нанимать на работу, - сказала после паузы Шура.
        - Нехорошо, конечно, такое желать. Но хотел бы я посмотреть на действия этого пятиборца, если бы его неожиданно огрели бейсбольной битой по голове. Тут уж никакие профессиональные навыки не помогут.
        - И смотреть не нужно. Ему будет плохо, - кивнула она. - Значит, Володя, с работы тебя уволили?
        - Пока нет, но за этим дело не встанет. После больницы мне обещали дать группу инвалидности. А кому нужен охранник-инвалид? Правда, я где-то читал, гунны специально делали себе шрамы на лице, чтобы внушать страх своим врагам. Так что для запугивания грабителей я вполне еще подойду, - заметил я и шепотом добавил: - Особенно на пару вон с той мадмуазель у окна.
        - Фантазер ты, Володя. Вы распугаете с ней не только грабителей, но и всех покупателей с продавщицами. Охраннику в магазине следует иметь приятную и располагающую внешность.
        - Откуда ж ее теперь взять?
        - Ну, не волнуйся. Со временем шрамы заживут, а то и вовсе исчезнут.
        - Будем надеяться.
        - Как там твоя Марина? - спросила Шура про мою гражданскую жену, а точнее сказать - сожительницу. - С ней все в порядке?
        - В абсолютном. Но жить вместе мы больше не будем. Марина не намерена меня содержать, - заметил я, осторожно ощупывая свои ребра.
        - Это Марина тебе сказала?
        - Нет. Но, наверное, она так думает.
        - Прости, Володя, это как-то не по-людски, - нахмурившись, произнесла Шура.
        - Почему? У Марины нет передо мной никаких обязательств. Она вольна поступать как ей угодно. Потом, вроде бы, она нашла мужчину своей мечты.
        - Тогда понятно. Здесь ничего не попишешь, - согласилась она. - Что ты собираешься делать?
        Это был именно тот вопрос, выяснить который Шура и приехала сегодня ко мне в больницу. Но знать бы самому на него ответ. Теперь в Москве у меня не было ни работы, ни жилья.
        - Не замыкайся в себе, Володя.
        - Я не замыкаюсь.
        - Так, что ты собираешься делать?
        - Понятия не имею, - честно признался я.
        - Станешь снимать квартиру?
        - На что? Не на пособие же по инвалидности.
        - Верно. На это пособие даже не прокормиться. Вот что, Володя. Если ты решишь перебраться жить ко мне, то, конечно, я тебя не прогоню, - с трудом подбирая слова, произнесла Шура. - Ты мой брат. Наша родительская квартира такая же моя, как и твоя. Тебя оттуда никто не выписывал.
        Она замолчала и принялась перекладывать свои покупки из одной сумки в другую.
        - Ясно, - пробормотал я.
        - Но ты знаешь, что характер у моего Геры не мармелад, - вздохнув, сказала Шура.
        Точно. Мармеладным характером этот мой родственник никак не отличался. Чаще всего он бывал вполне приличным и адекватным человеком. Но порой в него словно вселялся бес. Он становился злым и агрессивным. Раздражался буквально по любому поводу - ругался и скандалил, покрываясь красными пятнами и брызгая слюной.
        - Володя, еще одно. У меня больной ребенок, - напомнила Шура.
        - Но он же в основном живет в интернате, - сказал я, чуть было не добавив «для умственно отсталых», но во время прикусил язык.
        - На выходные он приезжает к нам. Иногда с ним бывает очень сложно.
        - Не представляю даже, как ты со всем этим справляешься. И больной ребенок, и Гера с его характером, и работа диспетчером в ДЕЗе. Нет, ты заслуживаешь памятника.
        - Спасибо, но я привыкла.
        - В общем, Шура, я тебя прекрасно понимаю. Но сейчас так уж сложились обстоятельства. Мне совсем некуда деваться, - сказал я. Не хотелось стеснять семью моей сестры. Не хотелось доставлять ей лишние хлопоты и беспокойства - у нее была и без того несладкая жизнь. Но другого выхода у меня просто не было.
        - Я обещаю, что проживу у вас недолго. Только подлечусь немного. Потом устроюсь на работу и подыщу себе какое-нибудь жилье, - пообещал я.
        - Ни минуты в этом не сомневаюсь, - кивнула она. - Слушай, ты хорошо помнишь дядю Виктора? Ну, младшего брата нашего отца.
        - Как же, помню. Но смутно. По-моему, долговязый такой мужик, с луженой глоткой и косматыми бровями. Изредка он приезжал к нам. Обычно они закрывались с отцом на кухне, сидели там и выпивали. После скандалили до хрипоты, но быстро мирились и снова выпивали.
        - Верно, - подтвердила Шура. - Между ними всегда были сложные отношения. Они почему-то никак не могли найти общий язык. Что-то у них там тянулось из далекого прошлого.
        - Меня это не особенно трогало.
        - Да и меня. Дядя Виктор работал зоотехником на птицеферме в одном подмосковном поселке. Пока эту птицеферму не разогнали. Значит, полгода назад он умер.
        - Жалко. Очень жалко, - заметил я. - Но, кажется, ты мне об этом говорила по телефону.
        Молодая женщина в пестром халате у окна закурила вторую сигарету, сняла темные очки и бросила взгляд в нашу сторону. Я приветливо ей кивнул. В ответ она улыбнулась. Но из-за разбитой губы улыбка у женщины получилась кривая и однобокая. Как у гестаповца из старого советского кинофильма, допрашивающего пойманного партизана.
        - Стало быть, дядя Виктор умер и отписал мне свое наследство. Правильнее сказать, нам двоим. Поскольку никаких других родственников у него не осталось. Все его наследство - это двухкомнатная квартира в доме городского типа в поселке Вихляево. Само собой, с обстановкой.
        - Я и не знал.
        - Володя, я ж тебе рассказывала о его наследстве еще осенью, - упрекнула меня Шура.
        - Разве? Что-то не помню, - пожал я плечами. Возможно, она действительно мне рассказывала, но я не придал этому никакого значения. Что ж, бывает.
        - Сначала я подумала: зачем нам сдалась эта его квартира? Был хотя бы деревянный домик - тогда куда еще ни шло. Приезжали бы отдыхать летом. А то квартира в поселке - ни туда, ни сюда. Но потом решила: вдруг когда-нибудь пригодится? Чего добру пропадать? Опять же, продать можно. Как твое мнение?
        - Точно, вдруг пригодится, - согласился я. - Но лучше бы дядя оставил нам квартиру в Москве.
        - Оно конечно, гораздо лучше. В общем, начала я оформлять наследство. Ты не представляешь, как это сложно у нас с нашими бюрократами. Нужно собрать целую кучу документов и ходить с ней по разным кабинетам. А у них, у чиновников, то огромные очереди, то неприемные дни, то они уехали куда-нибудь. Я все нервы себе истрепала, даже аппетит потеряла. Не говорю уж о том, что на каждом шагу приходилось давать взятки. Но куда без них?
        - Большие?
        - Это - как посчитать, - ответила она и, помолчав, добавила: - Извини меня, Володя, я все записала на себя. Понимаешь, чтобы было меньше волокиты.
        - Записала, так записала. Я не в претензии.
        - Ну и отлично. Ну так вот, у нас с Герой есть к тебе предложение. Может, после больницы ты поедешь жить в тот поселок? Чего нам всем ютиться в одной квартире? К тому же ты человек молодой. Вероятно, пожелаешь жить с какой-нибудь девушкой.
        - Зачем загадывать раньше времени? - смутился я. - Подожду я пока с девушками.
        - Ой, не зарекайся. Это ж вполне естественно, и я не намерена тебе мешать. Но как мы в этом случае вообще уместимся в нашей малогабаритной квартире?
        - Давай, пожалуйста, не сгущай краски, - попросил я. - Что толковать о том, чего еще нет.
        - Нет, так будет, - убежденно произнесла Шура. - Но есть один вариант. Я переоформлю все документы и владей имуществом дяди ты один. Но тогда больше ты ни на что претендовать не будешь. Мы составим соответствующую бумагу. Ладно, Володя?
        Как известно, женщины с именами, которые могут быть и мужскими, имеют в характере черты, присущие противоположному полу. У Шуры сейчас это проявилось в полной мере. Женская мягкость сменилась мужской твердостью.
        - Как скажешь, - кивнул я. С детства я привык подчиняться своей старшей сестре.
        - Вот и чудесно! Только, дорогой, ты не подумай, что я отправляю тебя к черту на куличики. Поверь, у дяди Виктора не так уж и плохо, - быстро сказала Шура, заметив мои колебания. - У него нормальная квартира на втором этаже. Дом городского типа с электричеством, магистральным газом и холодной водой. Есть колонка, чтоб подогреть воду для ванны или душа, - вдохновенно продолжала она. - Словом, квартира полностью пригодна для постоянного проживания.
        - Крыша-то в его доме хоть не протекает? - спросил я.
        - Нет, не волнуйся - не протекает. За домом следят, - обидевшись, ответила Шура.
        - Тогда это то, что мне нужно.
        - Конечно. В квартире дяди есть обстановка, холодильник, телевизор. Ну, все-все. А сколько в ней всяких интересных вещичек! Но беспорядок в квартире ужасный. Будто Мамай прошелся. Впрочем, это ерунда. Приберешь потихоньку, избавишься от лишнего хлама, сделаешь косметический ремонт - и живи там хоть до скончания века.
        В раздумье я погладил свою побаливающую шею. Меня настораживало, что очень уж все славно Шура описывала. Если там и впрямь так замечательно, то почему она сама не переберется жить туда с семьей? Ведь ее квартира в подмосковном городке далеко не предел совершенства. По сравнению с некоторыми столичными квартирами - она просто собачья конура. Странно. Хотя сестра наверняка ответит, что не переезжает исключительно из-за работы, своей и мужа.
        - Кстати, как с работой в том поселке? - спросил я.
        - Обыкновенно как - никак. Плохо, как и везде в сельской местности. Но, я думаю, при желании можно всегда чего-нибудь найти.
        - До Москвы долго добираться?
        - Точно сказать не могу. Но по-моему, где-то в районе двух часов, двух с половиной. Дорога, правда, неудобная. С пересадками. Да, совершенно забыла. У дяди огромная библиотека, - радостно произнесла Шура. - Даже Гера, насколько не охотник читать, и то в последний наш приезд взял себе несколько книг.
        - Сама-то ты часто бываешь в дядиной квартире?
        - Нет. Говорю же, далеко ехать, не ближний свет. Видишь, даже прибраться в ней не успела.
        - Раз так, то поселяне и поселянки мигом все разворуют, - заметил я.
        - Не разворуют. Я договорилась с соседом Марком Петровичем, чтобы он присматривал за квартирой. Вполне положительный дядечка - рассчитывать на него можно. Мне кажется, что он с примесью еврейской крови.
        - Что ж, будем надеяться на Марка Петровича.
        - В общем, квартира дяди для нас всех хороший выход. Только есть одно но. В самом поселке иногда бывает не слишком приятный запах. Это когда дует ветер с определенной стороны.
        - Почему?
        - Понимаешь, Володя, такое дело, - замялась она. - Поселок находится недалеко от мусорного полигона.
        - Рядом с городской свалкой, что ли?
        - Ну да. Но не рядом, а на некотором расстоянии. Потом чем она тебя смущает? Это же не ядерный полигон. Местные жители, например, нисколько не жалуются ни на свалку, ни на неприятный запах, - сказала Шура, завершая наш разговор. - Ладно, я побегу. Скоро приеду к тебе с нотариусом. Оформим все документы прямо здесь, в больнице. Конечно, это влетит нам в копеечку. Но зато мы избавимся от всех хлопот. Володя, ты согласен?
        - Естественно, - ответил я. Вероятно, самое мое место было сейчас на городской свалке. Дожил, называется.
        - Познакомишься там с Помойником.
        - Что это за фрукт?
        - В поселке узнаешь.
        - Но все же?
        - Да мне самой ничего про него толком неизвестно. Ну, до свидания, дорогой. Быстрее поправляйся, - сказала она, поднялась и звонко чмокнула меня в лоб.
        Прихрамывая, я проводил Шуру до выхода из курилки и немного по коридору. Затем, помахав ей рукой, вернулся обратно на свою насиженную кушетку, закурил и взглянул на женщину в пестром халате, блуждавшую с потусторонним выражением лица у окна.
        - Привет! - поздоровался я, возвращая ее на землю.
        - А-а?..
        - Владимир, - представился я.
        - Татьяна, - назвалась она, улыбнувшись мне все той же кривоватой улыбкой. - Простите, я невольно слышала часть вашего разговора.
        - Пустяки, нам от людей скрывать нечего.
        - Ну, все же как-то неловко. Знаете, я лежу в палате с двумя старушками - милыми созданиями. И за день они уже довели меня до белого каления своими расспросами и наставлениями. Одно убежище от них - курилка, - оправдываясь, сказала Татьяна. У нее был удивительно красивый голос - низкий и мелодичный. К счастью, побои, нанесенные бывшим мужем, ему нисколько не повредили.
        - С моими соседями аналогичная история. Почему-то у некоторых в больнице просыпается педагогический дар - неуемная страсть к поучительству. Однако, несмотря на это, пойду, отдохну в палату, - вздохнув, заметил я.
        - Разумеется, отдохните - у вас такая напористая родственница.
        - Что есть, то есть. До скорой встречи, - я поклонился Татьяне, затушил в пепельнице сигарету и поковылял из курилки. На ближайшее будущее у меня были обширные планы. Как-то: размышление над предложением Шуры, чтение принесенных ею детективов и, само собой, лечение полученных боевых ранений. Поэтому скучать мне не придется.
        Глава вторая
        Если я еще питал слабые иллюзии насчет того, что меня все-таки оставят на прежней работе, то в воскресение утром они окончательно развеялись.
        Сразу после завтрака ко мне в больничную палату пришел менеджер нашего бутика Гарик. С собой он принес бутылку армянского коньяка и коробку шоколадных конфет, которые водрузил на мою тумбочку, сдвинув с нее газеты и грязную посуду. Потом, разместившись на стуле, протянул мне конверт с деньгами. Чтобы, стало быть, я ни в чем не знал себе отказа. Конечно, в пределах выделенной суммы.
        Мы потолковали о том, о сем. Но главным образом - о его предстоящей поездке в Турцию. Ведь тогда в магазине он тоже пережил сильнейший шок и теперь нуждался в отдыхе.
        Чувствовалось, что Гарика тяготит пребывание в больнице, со всеми ее малоприятными атрибутами и лекарственными ароматами. В самом деле, кому это понравится и к тому же воскресным днем. Посещение больницы всегда испытание для впечатлительного человека, коим, несомненно, он являлся.
        Не меньше Гарика тяготила возложенная на него миссия. Заключалась она в том, что он должен был сообщить мне: к сожалению, дирекция бутика больше не нуждается в моих услугах. Но мне будет выплачено повышенное выходное пособие. Поэтому я смогу спокойно, не испытывая серьезных денежных затруднений, подыскать себе новое место работы, которое соответствует моему нынешнему физическому состоянию.
        - Володя, мы все считаем, что с тобой поступили несправедливо. Но таковы законы нашего отечественного бизнеса. Потом, по-моему, так даже лучше. Ты поставлен в известность и сразу начнешь думать, как тебе устроить свое будущее.
        - Я уже думаю, как его устроить, - сказал я.
        - Вот видишь! Нет, ты можешь судиться с дирекцией бутика, чтобы тебя восстановили в твоей прежней должности. Но, лично я, не рекомендую. Тебе понадобится много времени, денег и здоровья. И не факт, что ты выиграешь дело. Совсем не факт, - заявил Гарик, постукивая пальцами по зеленоватому портфелю с золотыми застежками, лежащему у него на коленях.
        - Не в моем характере судиться.
        - Правильно. Давай держись, и не унывай.
        - Замечательный у тебя, Гарик, портфель, - с восхищением заметил я.
        - Из натуральной кожи крокодила, - похвастался он, предлагая мне его пощупать.
        - Ты берешь его с собой в Турцию?
        - Да, а что?
        - Ты осторожнее с ним там. Турки запросто могут упереть. На твоем месте я оставил бы его дома, - посоветовал я на прощание Гарику, пожимая ему руку. В принципе, он был неплохим парнем, и я, наверное, напрасно это сказал. Теперь перед отъездом у него прибавится тяжелых дум. Но, действительно, будет жалко, если украдут этот портфель из натуральной кожи крокодила с золотыми застежками.
        - Радуйся, Володя, что в твоем магазине такие совестливые, порядочные люди, - заметил мой сосед по палате Коля, когда за Гариком закрылась дверь. Коля был мелким предпринимателем, владевшим торговой точкой на Черкизовском рынке. Он успешно выкарабкался из крупной автокатастрофы, сломав себе только ключицу, помяв бока и поставив шишку на лбу.
        - Я только этим и занимаюсь, - ответил я.
        - Вот мой двоюродный брат Герман тоже был охранником. Работал на продуктовом складе. И во время одного его дежурства склад ограбили, а самого связали и избили до полусмерти. Так его начальник - ну, чисто бандитская рожа - заподозрил Германа в соучастии ограбления. И заставил возмещать причиненный ущерб из собственного кармана. А тебе, Володя, повезло. Эти твои из магазина - люди приличные. На коньяк и коробку конфет разорились. Повышенное выходное пособие обещали выдать. Поэтому, я считаю, радуйся.
        - Экий ты чудной мужик, Коля! Чему ему радоваться? Он что умом тронулся? - возразил с койки в углу второй мой сосед Спиридон Михалыч - проще, дед Спиря. Пошел пенсионер субботним утром в магазин за подсолнечным маслом и куриными яйцами, поскользнулся на обледенелых ступенях, упал и сломал ногу. - Человека искалечили, когда он защищал хозяйское добро. Человек, можно сказать, стал инвалидом. А начальники от щедрот своих раскошелились на какие-то конфеты и дешевый коньяк.
        - Володя, а что турки и впрямь могут стащить тот его портфель? - поинтересовался Коля.
        - А кто им помешает? Не ты же. Украдут - и глазом не моргнут, - ответил за меня дед Спиря. - Вороватый народ, в точности как наш.
        Разговор моих соседей по палате продолжал проистекать примерно в том же русле. Не вступая в него, я, зевнув, лег на кровать и повернулся лицом к стене.
        В армии я служил на севере в морской авиации в технической службе аэропорта. Иногда в выходные, покидая часть, я отправлялся на берег моря. Вот и сейчас мне хотелось побродить в одиночестве по берегу холодного северного моря.
        Если у меня еще теплилась надежда, что я останусь с Мариной и буду, как и раньше, жить у нее, то после обеда и она полностью исчезла.
        Марина пришла во второй половине дня. Опустилась на скрипучий стул, стоящий возле моей кровати, и, чтобы подчеркнуть важность момента, положила ладонь мне на руку.
        - Прежде всего, Володя, как твое здоровье? - с придыханием спросила она. - Как ты сам?
        - Гораздо лучше.
        - Ты говоришь это серьезно?
        - Разумеется.
        - Тогда отлично. Володя, нам нужно с тобой объясниться, - выдержав паузу, многозначительно произнесла Марина. - Понимаешь, твоя травма и то, что у тебя проблемы с работой - ерунда. Это не играет никакой существенной роли. Все дело в том, что я встретила человека, которого полюбила. Он меня - тоже.
        - Так вот сразу?
        - Нет, не сразу. Если откровенно, то познакомились мы еще несколько месяцев назад. Но я не решалась тебе об этом сказать. Я проверяла свои чувства.
        Марина - миниатюрная шатенка с блестящими карими глазами - имела весьма миловидную внешность. Но в ее лице присутствовала некая неуловимая неправильность. Что это была за неправильность, я понял только сейчас, когда из больничного окна на нее падал рассеянный зимний свет. Заключалась она в полной симметричности правой и левой стороны лица Марины. Встречалось такое нечасто.
        Ведь как обычно бывает у всякого нормального человека, включая женщин? Один глаз, как будто, без изъянов, на другой же дождевой тучей нависает оплывшее веко. Одна бровь тонкая и с изгибом, другая - толстая и прямая. Одна ноздря больше, другая - меньше, но зато с торчащими из нее волосками. Одно ухо сидит выше и прижато к голове, другое - ниже и оттопырено. В одной половине рта зубы есть, хоть и не все, в другой - вообще не предвидится. Бородавка и та, зараза, располагается не по центру, а обязательно где-нибудь на щеке, сбоку от искривленного носа.
        Конечно, я преувеличиваю, но в целом - верно. Словом, нет и намека на порядок и гармонию в лице нормального человека.
        - Почему ты молчишь?
        - Я слушаю.
        - Мне показалось, Володя, что ты куда-то отъехал, - упрекнула меня Марина.
        - Если отъехал, то недалеко.
        - Ну, неважно. В общем, мы с Денисом решили, чтобы он перебрался жить ко мне. Зачем ему по углам скитаться?
        - Действительно, зачем? - согласился я. - Кстати, кто он?
        - Денис родом с Украины, из Тернополя. В Москве у него маленькая фирма - что-то там связанное с вывозом мусора. Но по образованию он инженер-технолог.
        - Ясно.
        - Поэтому, Володя, извини. Боюсь, что ты не сможешь больше жить у меня. Я прекрасно к тебе отношусь. У нас с тобой были незабываемые часы. Но время идет и все меняется. Потом, если уж говорить начистоту, то мы никогда по-настоящему не любили друг друга, - грустно улыбнувшись, произнесла Марина. - Мне пора. Денис, наверное, заждался. Я привезла тебе бутылку красного марочного вина. И вареную курицу. Съешь обязательно, вкусная! Со специями! В жиле! Значит, я побежала. Пока. Счастливо, и не унывай!
        У дверей палаты она остановилась и оглянулась. Кивнула мне и моим соседям и пожелала всем скорейшего выздоровления.
        - Тебе, Володя, еще повезло, что твоя Марина на проверку оказалась порядочной женщиной, - заметил Коля после ее ухода.
        Сегодня сглупа я изменил своему правилу и разговаривал с Гариком и Мариной не в курилке, как с сестрой Шурой, а в палате. Тем самым я дал обильную пищу для пересудов своим скучающим соседям. Придется мне теперь расплачиваться за эту оплошность, выслушивая их разоблачительные речи.
        - Знаешь, как они, бывает, морочат голову нашему брату? Просто караул! - продолжал Коля. - У одного моего дальнего родственника Герберта жена была. Так обобрала бедолагу до нитки. Да еще рога ему наставляла, с кем не попадя. Хоть и наша, татарка по национальности. А твоя Марина курицу вон привезла, вино марочное и сказала все прямо, без утайки: так, мол, и так - отвали, парень, я полюбила другого.
        - Что ему толку от этой ее правды? Изменяла бы где-нибудь потихоньку - какая трагедия? - заявил дед Спиря, от переизбытка чувств приподнимаясь на кровати.
        - Категорически с тобою не согласен. Правда - всегда лучше вранья, - возразил Коля.
        - Это как посмотреть. Потому как от этой правды человеку жить больше негде. Но если бы, скажем, они состояли в законном браке, тогда Володя мог бы начать качать свои права.
        - По закону сожитель тоже имеет некоторые права, - буркнул Коля, поглаживая гипс на руке.
        - Вот именно - некоторые, - хмыкнул дед Спиря.
        - Ладно, довольно меня обсуждать. Нашли себе маленького мальчика, - вспылил я. - И без вас на душе муторно. Вы на самих себя лучше поглядите. Сами звезд с неба не хватаете. Один разругался со всей своей родней. Второй, бизнесмен недоделанный, не знает, как расплатиться за взятый кредит. Но вот обсуждать других вы мастаки.
        Коля раскраснелся и готов был вступить со мной в спор. Но его опередил дед Спиря:
        - Ты прав, Володя. Но развлечений у нас здесь кот наплакал. Сколько можно смотреть телевизор и слушать радио. Вот мы и разбираем жизненные ситуации друг друга. А так мы, верно, не слишком удачливые люди, коль сюда попали.
        - Вы, возможно, - да, а лично я - нет, - с жаром возразил Коля.
        - Дурачок, больших везунчиков в больнице не бывает.
        - Что ж, по крайней мере, у нас есть повод выпить. За нашего брата, неудачника, - произнес я и достал из тумбочки бутылку коньяка, привезенную Гариком.
        - Если только чуть-чуть, - моментально оживившись, сказал дед Спиря.
        - Спасибо, я не буду. Мне вера запрещает, - заявил Коля.
        - Молодец, мусульманин. Мы и не настаиваем. Грешить тебе не следует, - похвалил его дед Спиря. - Мы же махнем с твоего разрешения понемногу.
        - Хотя подождите. Больным в данном вопросе делается послабление, - поколебавшись, заметил Коля. - Сейчас я порежу лимон.
        В понедельник вечером я сидел в курилке и читал очередной женский детектив. Признаться, они мне изрядно надоели. Но читать детективы было все же куда приятнее, чем слушать в палате бесконечные препирательства Коли и деда Спири.
        В курилку пришла Татьяна. Опустилась около меня на кушетку, достала из пачки сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурила. Если лицо Марины поражало своей симметричностью, то лицо моей новой соседки, напротив, отличалось удивительной асимметрией. Причиной тому были не вполне зажившие раны и синяки. Но в целом она выглядела значительно лучше, чем при поступлении в наше отделение.
        - Если не секрет, что ты читаешь? - дружески спросила Татьяна. В больнице люди быстро сходятся между собой. Совсем как в поездах дальнего следования.
        - Детектив, - ответил я.
        - Интересный?
        - Одно слово - дамский. Наверное, двадцатый по счету. Но любопытная деталь. Читая их, начинаешь сам видеть мир женскими глазами.
        - По-твоему, это плохо?
        - Ни плохо, ни хорошо. Скорее - противоестественно, - пожал я плечами и посмотрел в окно. На улице, кружась, падали крупные хлопья снега. - Кстати, в криминальную тему. Статистика говорит, что в снегопад совершается больше преступлений, чем обычно.
        - Гм. Наверное, преступники считают, что снег скроит следы их злодеяний.
        Я поднялся и, как рекомендовал мне мой лечащий врач, для улучшения кровообращения прошелся взад и вперед по курилке. Еще можно было бы приседать, хлопая в ладони над головой. Но боюсь, что это показалось бы невежливым по отношению к Татьяне. Да что там невежливым! Как бы она не сочла меня сумасшедшим!
        - Нет, Таня, - сказал я, останавливаясь. - Всему виной генная память. Наши далекие предки не ходили в снегопад охотиться на мамонтов или северных оленей. Коротали время, сидя, в пещере у костра. Ну и тырили со скуки друг у друга каменные топоры и звериные шкуры.
        - Вероятно, что так. Не буду спорить, - улыбнувшись, произнесла Татьяна. Все-таки у нее был изумительный голос - журчащий, как весенний ручеек. Один такой голос позволил бы сделать блестящую карьеру. Но, собственно, она ее и сделала. Если можно назвать блестящей карьерой работу диктором на вещевом рынке.
        - Сегодня у тебя было много посетителей. Заполнили весь коридор. - Я снова опустился на кушетку, но с другого края и ближе к Татьяне.
        - Да. Прямо целая делегация. Приходил мой любимый бывший муж с матерью и другими родственниками. Все просили, чтобы я забрала из милиции свое заявление.
        - Ты его заберешь? - с участием спросил я.
        - Пока еще не решила. Наверное, да. Какая мне польза от того, что его посадят в тюрьму? На одних передачах разоришься.
        - Здесь я тебе не советчик. Но он тебя сильно избил.
        - Он извинился и пообещал, что такое никогда больше не повторится.
        - Ты ему веришь?
        - Господи, конечно, нет, - фыркнула Татьяна. - Не наивная девочка.
        - И продолжаешь с ним жить?
        - Продолжаю - по привычке. Хоть и бывший, а муж. Но мне трудно с ним.
        Я отодвинул ногой подальше от себя утку, лежащую на полу возле кушетки. Из нее нестерпимо пахло закристаллизовавшейся мочой. Что, натурально, мешало плавному течению моих мыслей.
        - Почему ж ты, Таня, тогда хочешь забрать свое заявление? - поинтересовался я.
        - Да жалко этого дуралея. Он работает в администрации нашего рынка. Работа тяжелая и нервная. Домой иногда возвращается злой как черт. Срывается на мне. В эти минуты я его просто ненавижу.
        - Понимаю.
        - А знаешь, как он меня ревнует? Жуть! И все на пустом месте. Шут с ним. Говорить еще о нем - больно много чести, - заключила Татьяна, выдержала короткую паузу и сказала: - Слушай, Володя, я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь выпила. Хочется забыть обо всей этой истории.
        - Как скажешь. У меня заныкана бутылка марочного вина, - бодро ответил я.
        В полутемной палате, оторвавшись от телевизора, дед Спиря с явным осуждением, а Коля с хитрым прищуром наблюдали за моими действиями. За тем, как я вынимал из глубин тумбочки бутылку вина. Как мыл в раковине под струей воды два стакана. Как засовывал в карман спортивной куртки апельсин. Как прыскал на себя одеколоном.
        - Куда, любопытно, ты снаряжаешься? - не стерпев, спросил дед Спиря.
        - Ясно куда - на занятия спортом, - ответил я. - Надеюсь, что еще увидимся.
        - А мы - нет, - буркнул мне вслед дед Спиря.
        Татьяна терпеливо ждала меня в курилке. Сидела на кушетке и, покусывая нижнюю губу, листала мою книжку. Скорее всего, искала в ней картинки. Напрасно. Картинок в этой книжке не было.
        - Прости, что задержался, - извинился я.
        - Ерунда, - махнула она рукой.
        Я разлил вино по стаканам, и мы быстро, по-воровски, их осушили. Что и говорить, больничная курилка была не самым лучшим местом для распития спиртных напитков. Потом я опасался, что сюда может нагрянуть еще кто-нибудь из больных и попытаться присоединиться к нашей компании. Не знаю, как Татьяне, но лично мне он был не нужен.
        - Спасибо, Володя. Мне сразу стало легче, - поблагодарила Татьяна, облизнула красные от вина губы и принялась чистить апельсин.
        - Пожалуйста. Я подумал, что твой бывший муж похож на супруга моей сестры. Гера, бывает, тоже иногда начинает буянить, - заметил я, выливая в ее стакан остатки вина.
        - В самом деле? Интересно, как в таких случаях поступает твоя сестра?
        - Шура отправляется в ближайший скверик читать какой-нибудь роман. Часа через два Гера успокаивается и прибегает к ней просить прощения.
        - Мудрая у тебя сестра! Но с моим охламоном этот номер не пройдет. Я пробовать даже не хочу. Я буду сидеть в скверике хоть до посинения, но все равно ничего не высижу. С извинениями он не прибежит, - вздохнув, произнесла Татьяна. - Кстати, где ты собираешься жить? Ты уже решил?
        - Решай, не решай, а больше негде, как в квартире дяди. В поселке рядом с городской свалкой. Отступать мне некуда. На прошлой неделе мы с сестрой оформили все документы, - ответил я. Затем, будто невзначай, обнял Татьяну за талию и прикоснулся губами к ее волосам - они пахли цветочным шампунем и почему-то зеленкой. Зеленкой, в особенности.
        Она не сопротивлялась и даже, напротив, теснее прижалась ко мне. Впрочем, наверное, не из-за моей мужской неотразимости, а из-за желания досадить своему бывшему мужу и нынешнему сожителю. Досадить ему и впрямь стоило.
        - Мне представляется, что это не худший вариант, - негромко проговорила она.
        - Да?
        - Разумеется.
        - Но ты о чем?
        - О квартире твоего дяди. А ты о чем?
        - Я - не о его квартире. Таня, может быть, нам уединиться? - предложил я. Снегопад, оказывается, влиял не на одни только преступные наклонности человека. Действительно, не могли же наши предки в непогоду без конца присваивать себе чужие каменные топоры да звериные шкуры? Помимо этого, им требовались и иные занятия.
        - Что? - переспросила она изменившимся голосом.
        - Говорю: может быть, нам уединиться на предмет интимной близости?
        Прежде чем ответить, Татьяна посмотрела на меня долгим пристальным взглядом. Сейчас было бы уместно сказать, что я утонул в ее серых бездонных глазах, один из которых был меньше другого по причине распухшего нависающего века. Но этого, увы, не произошло - у меня не поэтическая натура. Но как бы там ни было, мы поцеловались.
        - Хорошо, Володя. Но где? - приглушенным голосом спросила она.
        И вправду: где? Вероятно, это был третий по значимости извечный русский вопрос. Но в нашей ситуации он вышел на первое место. «Что делать?» - мы с ней знали. «Кто виноват?» или, точнее, «Что виновато?» - в принципе, тоже. Оставался вопрос - «Где?»
        Но мне следовало торопиться. Желание Татьяны как возникло, могло точно так же и пропасть.
        - Погоди, есть одна идейка, - сказал я.
        - Какая?
        - Нормальная.
        - Только учти, из больницы я никуда не поеду, - потянув меня за рукав, произнесла Татьяна.
        - Обещаю, что уезжать нам никуда не понадобится, - заверил я и вышел из курилки.
        В центре коридора за столиком, освещенным неяркой лампой, сидела дежурная медсестра Вера. Морща лоб, она разгадывала кроссворд из рекламной газеты.
        Я остановился возле нее в униженной позе просителя. Вера была молодой полной девушкой восточного типа, уже умудренной горьким жизненным опытом.
        - Что тебе надо, Володя? - спросила она, поднимая на меня утомленный взор.
        - Как продвигается процесс разгадывания кроссворда?
        - Так себе. Устанешь за день и вечером ничего не соображаешь.
        - Как проистекает дежурство? Надеюсь, без происшествий?
        - Без происшествий. Что тебе надо-то?
        - Понимаешь, Вера, мне захотелось заняться уборкой. Ты не возражаешь?
        - Нет. Я не надсмотрщица за тобой. Занимайся, сколько душе твоей угодно.
        - Спасибо, прелесть моя, - поблагодарил я. - Но, скажи, что за уборка без швабры и ведра? Без мыла и моющих средств? Недоразумение одно. Поэтому мне необходим ключ от подсобки.
        Вера отложила рекламную газету и задумалась, покусывая кончик шариковой ручки.
        - Вижу, Володя, что ты уверенно идешь на поправку. С кем же ты собираешься заняться этой… уборкой? - поинтересовалась она.
        - Не беспокойся, с одной ходячей больной.
        - Ясно, что не с лежачей больной. Зачем той заниматься приборкой, с проникновением в подсобку. Она и без того лежит. Хотя не говори. Я сама, по-моему, знаю.
        - Ну, естественно, знаешь. Ошибиться здесь сложно. Выбор кандидатур у нас ограниченный. В общем, дай нам ключ от подсобного помещения.
        - Не дам. Мне это строго запрещено. Даже не проси, - решительно ответила она.
        - Вера, все больные нашего отделения считают тебя самой красивой медсестрой в Москве. Все удивляются, почему ты до сих пор не участвуешь в конкурсах красоты.
        - Хватит заливать-то.
        - А о твоей доброте и вовсе ходят легенды, - продолжал я откровенно льстить Вере. - Если кто-то нуждается в помощи, то предпочитают обращаться именно к тебе. Ты всегда готова отдать последнюю рубашку. И вдруг ты отказываешь мне в сущем пустяке. В каком-то несчастном ржавом ключе. Стыдно, честное слово.
        - Ничего мне не стыдно. Если об этом узнает начальство, то меня уволят с работы.
        - Клянусь, Вера, что никто ничего не узнает. Ну, пойми, нашу ситуацию. Хочешь, я тебе заплачу? - предложил я и полез в карман куртки за деньгами.
        - Володя, ты что с ума сошел? Немедленно убери. Ну, что мне с вами делать? Ведь взрослые люди, а ведете себя, как дети. Держи уж. Но чувствую, что ни к чему хорошему это не приведет, - не устояла Вера под моим напором, вынула из ящика шкафа, висящего над столом, ключ и протянула его мне.
        Но, правда, я чуть было не успел забыть, зачем, собственно, мне понадобилось это самое подсобное помещение. И в первый момент готов был взять швабру и ведро и начать убирать больничный коридор. Но вовремя вспомнил, что мыть полы мне здесь совсем ни к чему. Все же я не работаю здесь санитаркой по совместительству.
        Хотя ничего удивительного. Это сказывались последствия моей черепно-мозговой травмы.
        - Но прошу, очень недолго. Не зажигайте свет и не шумите, - напутствовала меня медсестра.
        - Благодарю, Верочка. Ты настоящий боевой друг. Не волнуйся - мы тихо, как лабораторные мышки, - пообещал я. - За мной коробка шоколадных конфет.
        - С ликером!
        - Обязательно!
        К счастью, за время моего отсутствия Татьяна не изменила своего решения и с нарочитой покорностью последовала за мной.
        В подсобке мы включили матовый плафон на потолке и огляделись. Подсобка представляла собой небольшое помещение, с продолговатым оконцем на уровне человеческого роста. Пребывало оно в состоянии легкого хаоса и было доверху завалено всевозможным хламом. Старым и ненужным. Но, впрочем, эта картина не могла не вызывать чувство гордости за бережливость и непритязательность нашего народа в лице сестры-хозяйки!
        Мы освободили столик у стены от посуды и остатков вечерней трапезы санитарок. Затем, надавив на столик ладонью, я проверил его на прочность. Другого места, более подходящего для нашего с Татьяной мероприятия, в подсобке не оказалось.
        - Ну, как? - шепотом спросила она.
        - По-моему, выдержит. От соприкосновения не рассыплется, - также негромко ответил я.
        - Но ложиться я не буду.
        - Конечно, загремим еще с него.
        Татьяна кивнула. Не без жеманства повернулась ко мне спиной, подняла до талии халат, приспустила, повиливая бедрами, маленькие прозрачные трусики и, опершись локтями о стол, расставила ноги. Потом, подбадривая меня, оглянулась через плечо и растянула губы в своей зловещей улыбке гестаповца из наших старых кинолент.
        Как и обещал Вере, я выключил свет и наощупь двинулся к ожидавшей меня женщине. Татьяна умелой рукой помогла себя найти. Партнершей она оказалась довольно искушенной. К тому же - старательной.
        Мне хотелось, чтобы Татьяна что-нибудь сейчас сказала своим неповторимым мелодичным голосом - это бы весьма меня вдохновило и раззадорило. Причем все равно что, лишь бы сказала. Ну, хотя бы, к примеру: «Уважаемые покупатели! В пятой секции нашего рынка вы можете приобрести нижнее и верхнее белье высокого качества. От импортных и отечественных производителей. Администрация рынка желает вам удачных покупок!» Или любую другую какую-нибудь чушь.
        Однако Татьяна, соблюдая полнейшую конспирацию, хранила гробовое молчание. Тишину нарушало только предательское методичное поскрипывание хлипкого стола. Поэтому иногда в этой кромешной темноте, вспоминая ее кривую улыбочку, у меня возникало не совсем приятное чувство. Казалось, будто я нахожусь в противоестественной связи с фашистским оккупантом. С проклятым поработителем русской земли!
        У меня затекла правая вывихнутая нога. Пытаясь найти ей новое, более удобное положение, я случайно задел пустое ведро, стоящее у ножки стола. Чертово ведро упало и с ужасающим грохотом покатилось по полу.
        Бедная медсестра Вера. Наверняка она была вне себя от ярости. Иди, называется, навстречу людям! Делай им добро!
        Чу! Из коридора донеслись неуверенные шаркающие шаги. У дверей подсобки они стихли. Вероятно, проходивший мимо человек, живо заинтересовался, что это творится в недрах этого служебного помещения, и обратился в слух. Когда через минуту нетвердые шаги по направлению к туалету возобновились, я вздохнул с облегчением и понял, что пора кончать с этим нашим делом. Пока меня и Татьяну не застукали здесь в самых неприличных позах. Или, что еще хуже, нам на голову не свалились каркасы металлических кроватей, сложенных в гору рядом с нами, у стены.
        Глава третья
        В среду утром я сгреб свои манатки в сумку, попрощался с соседями по палате, поблагодарил лечащего врача, медсестер и санитарок. Подарил им всем разные по ценности подарочки и выписался из больницы.
        Татьяна спустилась со мной в вестибюль и проводила до самых входных дверей. У них мы расцеловались и пообещали не забывать друг друга. Как я понял, обмениваться на праздники поздравительными открытками. Возможно, что нужно было постоять с ней подольше, взявшись за руки, но я торопился.
        Этот день был у меня расписан по минутам. Во-первых, я хотел получить расчет на работе. Во-вторых, забрать некоторые свои вещи из квартиры Марины. И, в-третьих, отправиться в область на освоение доставшейся мне дядиной жилплощади.
        Но как же я был далек от суровой действительности!
        По собственной наивности я полагал, что приеду на работу, получу там, в бухгалтерии, причитавшиеся мне деньги - и гуд бай родной бутик. Но не тут-то было!
        Сначала я дожидался директора, чтобы он поставил подпись на моем заявлении об уходе.
        - Салют, Володя! - приветствовал меня директор. Появился он примерно в полдень. Пригласил в свой кабинет, предложил кофе, спросил о здоровье, рассказал, как ходил вчера на ипподром играть на скачках, расписался на моем заявлении, пожал мне руку и послал к главному бухгалтеру.
        Главный бухгалтер - пикантная женщина средних лет - сообщила: для получения расчета мне нужно побывать у кладовщика. Он должен убедиться, что я у него ничего не брал.
        Как водится, кладовщика не оказалось на месте. Придя, запыхавшись, через час, он убедился-таки, что я ничего у него не брал и дал мне соответствующую бумажку.
        Пикантная женщина, работавшая старшим бухгалтером, похвалила меня за расторопность и отправила в соседнее помещение к кассирше Валечке.
        Валечка обедала - святое дело. Когда она вернулась, то выяснилось, что у нее нет денег. Вернее, они были, но эти деньги не предназначались для выплаты сотрудникам - для этого требовалось особое распоряжение директора. Он же уже уехал домой. Но зато, сказала Валечка, я хоть сейчас мог получить свою трудовую книжку.
        Трудовой книжкой я и удовлетворился на сегодняшний день.
        В результате, до квартиры Марины, расположенной в районе Северного Чертаново, я добрался, чуть ли не под вечер. Когда на город уже опустились сумерки. Самочувствие у меня было неважное. Болела голова, скверно слушалась вывихнутая нога. В глазах рябило и плыло. К тому же, находясь в больнице, видишь сравнительно ограниченное число людей, поэтому нескончаемый человеческий поток на московских улицах и переполненные вагоны метро, с непривычки повергал в настоящее стрессовое состояние.
        Но съездить к Марине было необходимо.
        Познакомился я с ней в стоматологической поликлинике. Мы сидели в очереди на прием в один кабинет. Обычно в такие моменты все мысли посвящены отнюдь не девушкам. Они посвящены тому, как будешь чувствовать себя в анатомическом кресле под звуки работающей бормашины. Или тому, сколько придется заплатить в итоге за лечение врачу. Но, помимо того, что моя соседка была привлекательной девушкой, она оказалась еще приятной собеседницей. Мы разговорились на волнующие нас темы - о стоматите, кариесе и пародонтозе.
        После приема у стоматолога, я назначил Марине свидание на вечер. Наше свидание прошло замечательно, и спустя всего несколько дней я перебрался жить к ней на квартиру.
        Встречаться же сейчас с Мариной, а еще больше - с ее теперешним сожителем Денисом, я не испытывал ни малейшего желания. Возможно, следовало бы оставить ей все мои пожитки? Так было бы по-мужски. Однако если взглянуть на ситуацию под иным углом, то на кой шут Марине мои шмотки - мои рубашки, свитера, пиджаки и головные уборы? У нее совсем другой размер. Не будет же она их перешивать, подгоняя под себя! Особенно трусы и носки! Но мне бы они в моем нынешнем положении очень даже пригодились бы.
        Скрипя сердце, я поднялся на лифте на шестой этаж. Дверь мне по-хозяйски открыл молодой мужчина самой заурядной наружности. Как я понял, это был Денис. Единственной отличительной его чертой являлся подвижный выпирающий кадык. Денис также догадался, кто я. Было заметно, что от моего визита он не ждал ничего приятного.
        - Привет! - поздоровался я. - Как дела?
        - Тебе кого?
        - Марину.
        - Зачем? - насторожено поинтересовался он, не пуская меня за порог.
        - Володя, ты?! Ну, здравствуй! - воскликнула Марина, появляясь в коридоре за его спиной. - Поправился? Я так рада! Но я полагала, что тебя выпишут только послезавтра. Проходи же, не маячь в дверях. Денис, вы уже познакомились?
        - Денис, - сквозь зубы буркнул тот.
        - Владимир, - едва внятно ответил я.
        - Володя, как ты и просил, я собрала твои вещи, - сообщила Марина.
        Я неторопливо вытер подошвы ботинок о половую тряпку на порожке и, не снимая куртки, прошел в большую комнату. В ней в углу рядом с музыкальным центром стояла моя старая спортивная сумка и темный потертый чемодан. Меня неприятно поразило, как быстро эта комната стала чужой и незнакомой, словно я в ней вовсе и не жил. Как быстро она впитала в себя новый дух и запахи. Хотя, если честно, то по-настоящему своей я ее никогда не считал.
        - Подумай, может быть, ты хочешь что-то еще взять? - спросила Марина.
        - Пожалуй, нет.
        - Ну, чего-нибудь на память?
        Я еще раз окинул взглядом чисто прибранную комнату со стандартной обстановкой. Поколебавшись, открыл створку платяного шкафа и осмотрел висящую в нем одежду.
        - Давай закругляйся, - поторопил Денис, стоящий сзади и внимательно следивший за мной.
        - Ага, закругляюсь.
        - Слушай, мне кажется, что твоего здесь больше ничего нет, - сказал Денис. Видимо, он свыкся с мыслью, что все, находящееся в этой квартире, теперь его неотъемлемая собственность.
        - Будь вежливее. Нельзя же так, - упрекнула его Марина.
        - Можно. Все равно его здесь ничего больше нет.
        - Разве? - удивился я.
        - Я в этом не сомневаюсь.
        - Что ж, похвально. Но вельветовые джинсы, которые сейчас на тебе, мои.
        - Ошибаешься, приятель. Я купил их в супермаркете месяц назад, - возразил он.
        - Шут с ними, с джинсами. А черное пальто, которое висит на вешалке в коридоре? Ты тоже купил в том же супермаркете месяц назад?
        - Это? - фыркнул Денис. - На вешалке? Пальто ты можешь забирать. Мы позабыли положить его в твою сумку. Какие вы, москвичи, однако, кусочники! Тьфу на вас! Готовы прямо удавиться за собственное барахло!
        - Коль так, то дарю его тебе! Пользуйся им, дорогой бессребреник! - ответил я, понимая, что пора было уходить. Иначе наша перепалка с Денисом грозила перерасти в крупный скандал, а то - и потасовку. Драться же сейчас у меня не было желания. Да и не хотелось расстраивать Марину. Чувство вины и без того читалось на ее лице.
        Я попрощался с Мариной и покинул ее «гостеприимную» квартиру.
        Выйдя из подъезда, я разместил свои сумки с чемоданом на обледенелой скамейке и стал думать, что мне делать дальше.
        На улице было холодно и неуютно. Мела сильная поземка, быстро покрывшая меня и мои вещи толстым слоем снега. Почти во всех окнах дома горел свет. Но нигде он не горел для меня.
        Конечно, можно было пойти к кому-нибудь из своих друзей. Но не хотелось никого стеснять и обременять. Путь в Подмосковье к сестре займет слишком много времени. В дядину квартиру - тоже. Тем более что завтра мне необходимо было быть в Москве, чтобы получить расчет на бывшей работе. Поэтому оставалось только попытаться снять гостиничный номер. Либо коротать ночь на вокзале.
        Лязгнув, открылась тяжелая металлическая дверь, и на улицу вывалилась раскрасневшаяся Марина. В руках она держала мое черное итальянское пальто.
        - Хорошо, Володя, что ты еще не ушел, - произнесла она, переводя дыхание.
        - Я как раз собирался, - ответил я. - Что, Денис не принял подарка с моего плеча?
        - Ну, его… Развонялся, как последний жлоб. Противно даже. Но не в этом дело. Где ты будешь ночевать?
        - Я пока не решил.
        - Вот тогда, держи, - сказала Марина и, отдавая мне пальто, сунула в мою ладонь связку ключей.
        - Что они отпирают?
        - Квартиру Лидки. Я вас как-то знакомила. Она живет в соседнем подъезде, на четвертом этаже. В двухкомнатной квартире. Мы однажды были у нее в гостях. Помнишь?
        - Помню. Чудная несколько девица. Пила все зеленый чай и ела винегрет палочками. По-моему, она работала официанткой в китайском ресторанчике.
        - Точно, она самая, - кивнула Марина. - Сейчас Лидки нет дома. Она уехала на неделю в Тверь к двоюродной сестре и просила, чтобы я присматривала за ее квартирой. Ты можешь спокойно у нее переночевать. Никто не помешает.
        - Что ж, огромное спасибо.
        - Но, Володя, у меня к тебе одна просьба. К Лидке ты иди не сразу, а какими-нибудь окольными путями. Я уверена, что Денис наблюдает за тобой из окна. Понимаешь, мне бы не хотелось, чтобы он узнал, где ты проведешь эту ночь.
        - Ясно. Незачем дразнить гусей.
        - Мы и не будем. Располагайся там. Скоро я к тебе ненадолго забегу, - пообещала она.
        - Э-э, Марина, назови домовой код, - попросил я.
        - Это ни к чему. На связке висит фитюлька, которой открывается общая дверь. Ну, до встречи.
        Нарочито вежливо и равнодушно, специально для следившего за нами из окна Дениса, я поклонился Марине. Взял свои вещи и, прихрамывая, пошел к автобусной остановке. На себе я постоянно ощущал его ревнивый неприязненный взгляд. Постоял на остановке, дождался автобуса и сделал вид, что сажусь в него. Затем, усыпив бдительность соперника, задворками вернулся к дому.
        Мое поведение напоминало поведение советского разведчика во вражеском тылу. (Ни дать, ни взять - Штирлиц!) Возможно, что в другое время я бы даже с удовольствием поиграл в подобную игру. Но только не сейчас. Ведь мне приходилось выделывать эти маневры по неровной скользкой дороге с тяжелой ношей в руках. Однако такова была плата за ночлег.
        Квартира Лидки, пропахшая терпкими благовониями, являла собой образец уютного гнездышка, которое при желании можно создать на весьма скромные и ограниченные средства. Гнездышко было выполнено в китайском стиле. Вместо дверей были шуршащие бамбуковые занавеси, на стенах красовались раскрытые веера, повсюду стояли ширмочки с изображением драконов, высовывающих длинные красные языки. С полочек взирали аляповатые современные Будды из дешевых сплавов.
        Мне понравилась ее квартира. Но особенно порадовало то, что мне не придется спать на полу, застеленному циновками, а на вполне обычной европеизированной кровати.
        Я включил корейский телевизор. По одному каналу рассказывали рецепты приготовления плова по-узбекски, по второму советовали, как похудеть, по нескольким другим шли развлекательно-юмористические программы. Сейчас мне не хотелось ни толстеть, ни худеть, ни смеяться. Я выключил телевизор и отправился в ванную комнату приводить себя в порядок. Но успел лишь ополоснуть лицо и руки, как раздался дверной звонок. Это была Марина.
        - Вот и я! Еще раз здравствуй!
        - А пароль? Как-никак я у тебя на конспиративной квартире.
        - Обойдемся без пароля.
        - Как? Разве я уже не шпион?
        - Какой ты шпион? Это я - шпионка. Соврала Денису, что меня срочно вызывают на работу подменить сменщицу, - произнесла она, села на стул и принялась стягивать замшевые сапоги.
        - Ох, натерпишься ты, Марина, от этого Дениса, - заметил я, вешая на вешалку ее влажную от тающего снега меховую куртку. - Наверное, тоже петляла по пути, чтобы он ни о чем не догадался?
        - Да уж. Пришлось сделать круголя. А то, что я от него натерплюсь, я давно поняла.
        - И что это за предприниматель? Не брезгует носить чужие штаны.
        - Володя, ты не сердись на него. Видишь ли, это я их ему отдала. Сказала, что они тебе малы. Нет, в целом, Денис неплохой человек. У него есть свои положительные стороны. Ну да ладно. Чего мы, как школьники, топчемся в коридоре? Пойдем в Лидкины китайские апартаменты.
        Марина уверенной походкой вошла в комнату, опустилась на невысокий плоский диван, смахивающий на обычный топчан, застеленный ярко-синим покрывалом, и жестом предложила разместиться возле нее.
        - Я думала, что ты возненавидел меня после всего этого, - негромко произнесла она. - Что ты вообще не захочешь со мною больше разговаривать.
        - Марина, мы с тобой современные люди. Мы прекрасно понимаем, что в жизни всякое случается, - дипломатично ответил я. Но на самом деле мне было очень досадно, что она предпочла другого.
        - Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Я так по тебе соскучилась, - сказала она с придыханием, обняла меня и крепко поцеловала. Под свитером у нее ничего не оказалось. Я погладил Марину по спине, талии и чуть ниже, насколько позволяла выбранная ею поза.
        Ловко освободившись, она вновь взяла инициативу в свои руки. Быстро встала, вместо покрывала застелила диван-топчан простыней, торопливо разделась и легла, позвав меня к себе. Она не обманывала, когда говорила, что сильно соскучилась. Я по ней, кстати, тоже. Привязался я к Марине все-таки за эти годы - нельзя было их просто так вычеркнуть из своей памяти. И еще. Мы оба понимали, что, возможно, это наша последняя встреча.
        После мы сидели на кухне с опущенными шторами, на которых были изображены бытовые сценки на фоне фанз и цветущих вишен. Сидели и пили вино, обнаруженное в баре подруги Марины.
        Работая официанткой в ресторанчике, как я помнил, Лидка приносила вино различных марок и крепости, по тем или иным причинам недопитое ее клиентами, сливала в общую бутылку и угощала этой смесью своих гостей. Напиток у Лидки получался уникальных вкусовых качеств, и все без устали хвалили ее за изобретательность и смекалку. Но, по-моему, в нем было чересчур много чего намешано. Впрочем, неважно - выбирать мне сейчас не приходилось. И следовало вести себя по принципу: пей, парень, то, что дают. Не кривись!
        Вот я и потягивал этот напиток и разглядывал Марину. Все же, несмотря на излишнюю симметричность, у нее было милое и приятное лицо. Без тени смущения она сидела в одних трусиках-стрингах, закинув ногу на ногу. Ей всегда нравилась собственная нагота. Почему бы нет? В ее ладной фигурке не было ни малейшего изъяна.
        - Мне сейчас хорошо, - сказала Марина, сладко потягиваясь. - Но я по-прежнему, Володя, чувствую перед тобой вину. Напрасно, наверное, я связалась с этим Денисом. Но это произошло как-то стихийно, неожиданно и словно помимо моей воли.
        - Что теперь об этом говорить.
        - Хотя бы потому, что это меня волнует. О чем я думаю? Все могло бы сложиться иначе, если бы у нас были дети. Как, по-твоему?
        - Вероятно. Но речь о детях мы никогда не заводили, - заметил я.
        - Ты прав, - с неохотой согласилась она. - А странно мы с тобой познакомились. В стоматологической поликлинике.
        - Почему? Замечательное место. Вообще я с детства люблю посещать стоматологическую поликлинику. Помимо пользы для здоровья, там всегда узнаешь много нового для себя. Например, что зубы у тебя растут криво. Что они слишком хрупкие. Что в них очень узкие каналы. Что сам ты трус трусом, а по большому счету и вовсе редкий урод, - усмехнулся я.
        - Что точно, то точно.
        - Но, интересно, где ты познакомилась с Денисом?
        - В кафе. Зашла перекусить туда во время обеденного перерыва.
        - Тоже романтично.
        - Значит, собираешься-таки уезжать в свою деревню?
        - Не в деревню, а в поселок.
        - Ой, велика ли разница? - дернула Марина плечом. - Но ты оставь мне на всякий случай свой адрес.
        - Обязательно.
        - Между прочим, здесь мой хозяин открывает второй зал. На постоянную работу там ему требуется наладчик игровых аппаратов. На днях я разговаривала с ним о тебе и, по его словам, ты ему подходишь. Он готов взять тебя по старой памяти.
        Я ничего не ответил и налил себе еще бокал Лидкиного напитка. Из круглого аквариума, размещенного на подставке, за моими движениями внимательно наблюдала лупоглазая золотая рыбка. Видимо, она соскучилась по человеческому общению.
        - Моему хозяину известно, что теперь у тебя инвалидность, - продолжала она. - Но налаживанию игральных аппаратов это нисколько не помешает. Ты неплохо себя зарекомендовал, когда подрабатывал у него. Что касается жилья, то можешь снимать пока комнату. Я знаю даже у кого - у той же Лидки.
        - Ты серьезно?
        - Вполне. А что такого? Ревновать к ней я не буду. Не Джульетта, слава Богу. Пойми, многие так делают. И уезжать тебе никуда не придется.
        - Спасибо, конечно, за хлопоты, - поблагодарил я. - Но я еще, Марина, не совсем оправился после больницы. Поэтому боюсь, что не справлюсь с этой работой.
        - Что там справляться? С твоим военно-техническим образованием для тебя это пустяки.
        - Давно ее кормила? - спросил я.
        - Кого?
        - Рыбку. Кажется, она голодная.
        - Да кормила я рыбку, кормила - вчера и сегодня. Просто она вечно голодная. Акула настоящая.
        - У нас в бутике, если помнишь, стоит большой аквариум. В углу, справа от входа. Иногда от скуки я давал корм рыбкам. И как-то раз прикрепил жирного мотыля к стенке аквариума. Примерно в сантиметре от поверхности. Поначалу добраться до него желали многие, но вскоре прекратили свои попытки. Осталась только одна самая упорная - скалярия. Выскакивала, она выскакивала из воды минуты две-три, и, наконец, схватила червячка. Но тут из водорослей выскользнула такая маленькая зачуханная рыбка и отняла его у скалярии.
        - К чему, любопытно, ты это рассказал? - поинтересовалась Марина.
        - Да ни к чему. Забавная ситуация, и очень жизненная, - ответил я. - Нет, честно, мне необходимо отдохнуть, прежде чем устраиваться на новую работу.
        Марина поднялась с табуретки, обогнула подставку с аквариумом, подошла ко мне и взъерошила мои волосы.
        - Мой бедненький! Но это место могут занять. Жалко его упускать - хлебное место. Получал бы нормальные деньги. Словом, Володя, ты еще подумай.
        - Обязательно.
        - Я бы о тебе заботилась, всячески помогала, - обольстительно улыбнулась она.
        - А Денис?
        - Что Денис? С него бы не убыло. Кстати, через час мне надо возвращаться домой.
        Не понимаю женщин, как они могут носить эти трусы-стринги? Хоть убей, но не понимаю! Ведь задняя тесемка постоянно трет между ягодиц. По-моему, это так же неудобно, как ходить с павлиньим пером, воткнутым в зад. У меня бы, например, наверняка там появилось раздражение и без конца чесалось. Поэтому я решил немедленно избавить Марину от напрасных мучений и снял с нее эти дурацкие трусы. Она не возражала.
        Утром я встал рано. Прибрал за собой в квартире Лидки, выпил чашку растворимого кофе, покормил в аквариуме мотылем вечно голодную золотую рыбку, опустил в почтовый ящик связку ключей и отправился на работу за расчетом.
        Где-то в середине пути, в переполненном вагоне метро, я увидел Вику - продавщицу из нашего бутика. Между нами всегда существовали ровные приятельские отношения. Она была славной и симпатичной девчонкой. Правда, слегка перебарщивала с использованием косметики и в уходе за собственными ногтями.
        Мы поздоровались издали. Потом, с частыми извинениями перед другими пассажирами, пробрались друг к другу и встали рядом, держась за поручень и покачиваясь в такт движения поезда.
        - Доброе утро, Володя! - сказала Вика, напрягая голос, чтобы перекричать стук колес идущего состава. Судя по всему, она была искренне рада нашей встрече.
        - Привет, Вика! Какая ты сегодня красивая - глаз нельзя отвести, - заметил я.
        - Не преувеличивай.
        - Я не преувеличиваю. Как твои дела?
        - Как мои дела? Бывает, что чудесно. Но в основном - отвратительно. А как у тебя?
        - Аналогично.
        - Куда это ты так навьючился с утра пораньше, если не секрет? - спросила она, указывая пальцем на мои сумки с чемоданом на полу вагона.
        - Вовсе нет, Вика, не секрет. Сначала я хочу получить деньги в бутике. А после сразу махну в квартиру за городом в поселке Вихляево. Она мне досталась от дяди.
        - Счастливчик! Досталось человеку наследство, а мне от моей родни достаются одни долги, - с улыбкой произнесла она. - Забыла, еще пинки да шишки.
        - Не расстраивайся. Со временем получишь чего-нибудь, кроме долгов, пинков да шишек.
        - Собрался все-таки уезжать, Володя?
        - У меня нет иного выхода.
        - Жалко. Эти наши начальники те еще деятели. Они извлекли для себя сплошную выгоду из того нападения на бутик, - взяв за локоть и прильнув ко мне, громко говорила в мое ухо Вика. - Деньги, похищенные из кассы Любы, в милиции им почти сразу же вернули. Потом, страховая компания заплатила за причиненный ущерб. Причем, как говорит бухгартеша, этот самый ущерб дирекция значительно завысила. К тому же, я слышала, что родители тех парней выложили кругленькую сумму. Ну, чтоб наши начальники не имели к их детям никаких претензий. Как тебе такой расклад? Не хило, да? Наши начальники в накладе не остались.
        - Они - обычные нынешние коммерсанты.
        - Я о том же. Обычные нынешние коммерсанты, умеющие из всего извлечь прибыль. Тебя же они сделали козлом отпущения, и уволили.
        - Что поделаешь, Вика?
        - Да ничего. Но видел бы ты, кого они взяли на твое место?! Если это спортсмен-пятиборец, то я тогда штангистка-рекордсменка. Сморчок какой-то, а не охранник. Слезы на глазах наворачиваются. Только распугивает наших покупателей своим перегаром.
        Мне было приятно чувствовать близость молодой хорошенькой девушки. То, как она поглаживает меня по плечу. Как, склоняя голову на бок, заглядывает в мои глаза. Как доверительно улыбается. Как она старается внятно и раздельно произнести каждое слово, чтобы я правильно все понял. Впрочем, странно, если все было бы иначе.
        - Знаешь, Володя, - продолжала Вика, - я, наверное, уйду из этого бутика. Не нравится мне, как у нас относятся к сотрудникам. Меня зовут работать в магазин на соседней улице. Платят там примерно столько же, но зато процент с продаж немного выше. Но главное, отношение к сотрудникам у них лучше.
        Поезд остановился на станции «Маяковская», и с потоком спешащих людей мы вышли из вагона. Не прекращая что-то болтать, Вика помогла мне донести до дверей бутика одну из моих сумок.
        Через полчаса сидения в приемной я дождался появления директора. Он очень удивился, когда узнал, что вчера мне не удалось получить расчет. Потом пригласил в свой кабинет. Спросил о здоровье, рассказал, как вчера вечером ходил в казино играть в рулетку, пожал мою руку и послал к главному бухгалтеру.
        Пикантной женщины, увы, не было на месте. Она с документами уехала в головной офис. Пришлось опять идти к директору.
        Директор посетовал на собственную забывчивость, предложил выпить кофе, рассказал, как минувшим летом отдыхал в Ницце и, печально вздохнув, позвонил кассирше и распорядился, чтобы та выдала мне расчет. Ну, из тех средств, которые были не предназначены для выплаты сотрудникам. Под его личную ответственность. На прощание он, по своему обыкновению, пожал мою руку.
        Спустя пять минут я получал у кассирши Валечки, причитавшиеся мне деньги.
        - Нет, Володя, ты чем-то определенно сумел завоевать расположение нашего начальства, - убежденно произнесла она, давая мне расписаться в ведомости. - Иначе бы они мурыжили тебя не меньше месяца. Я их прекрасно знаю.
        Я вышел на оживленную улицу и отдалился от бутика уже метров на десять, когда из него выскочила Вика в накинутой на плечи короткой дубленке.
        - Погоди, Володя! - крикнула она, подбежала ко мне и схватила за рукав. - Погоди!.. Я считаю, что тебе совсем необязательно уезжать из Москвы. В магазин, в который я ухожу, требуется еще охранник. Желательно с опытом подобной работы. Я только что выяснила это по телефону. Ну а про то, что тебя стукнули битой по голове, можно не говорить. Скажешь позже, когда они к тебе там привыкнут. Пожить же, я предлагаю, пока у меня.
        - Спасибо. Но как на это посмотрят твои родители? - спросил я.
        - Никак. Они давно в разводе. Я живу вдвоем с бабушкой. Она клёвая старушка, хотя и зануда. Но ты, пожалуйста, не подумай ничего неприличного. У меня нет никаких коварных замыслов. Я предлагаю тебе это из чисто дружеских побуждений.
        - Конечно, Вика. Понимаю. Но как к твоему предложению отнесется Гарик? Вроде бы ты с ним встречаешься.
        - Причем тут Гарик?! Между нами, он вообще голубой! За мной он ухаживает лишь с единственной целью, чтобы его таковым не считали, - запальчиво заявила она.
        - Не буду с тобой спорить. Но лично я не замечал за Гариком никаких гомосексуальных наклонностей. Портфель из кожи крокодила - да, замечал, а этого - нет. Ну да ладно. Спасибо тебе, Вика, за участие. Но я принял уже решение и не хочу его менять. Всего наилучшего и удачи, - сказал я, чмокнул ее в щеку, подхватил свои сумки с чемоданом и направился к станции метро.
        Когда-то мне надоело в моем родном городке, потом - в армии, а теперь вот и в Москве. Надоело, так надоело. Значит, пора было сменить обстановку.
        Но что-то в последнее время я начал пользоваться бешеным успехом у женщин, подумал я, спускаясь вниз по эскалатору. Вероятно, моя хромота, неокончательно зажившие шрамы на лице и периодические головные боли придавали мне особенный неповторимый шик. Но, скорее всего, дело обстояло куда как проще. Татьяна желала чем-то досадить своему бывшему мужу-извергу. Марина, как она сама призналась, испытывала передо мной чувство вины. Вика же, действительно, собиралась чисто по-человечески помочь. Хотя разве мужчине дано было проникнуть в потаенные женские мысли?
        Глава четвертая
        В поселок Вихляево, в котором жил и завершил свои дни мой дядя, я приехал уже вечером. Дорога показалась мне долгой, трудной и нудной. Так неудачно получалось, что я везде ждал и везде опаздывал. От железнодорожной станции в райцентре меня с грехом пополам довез допотопный дребезжащий автобус. Кстати, во время поездки на этом автобусе я, без преувеличения, чувствовал себя участником ковбойского родео. Помимо того, постоянно следил, чтоб окружающая меня подозрительная публика не свистнула мои пожитки или не залезла мне в карман.
        Я вышел на автобусной остановке в центре поселка. В глаза сразу бросилась его основная достопримечательность - церковь с тремя уцелевшими стенами, погнутым металлическим каркасом купола и грудой битых кирпичей внутри, занесенных снегом.
        Не знаю, что там, в англиях делают джентльмены, когда зимним вечером попадают на продуваемую ветром улицу неизвестного населенного пункта. Может, занимаются сексом с фонарным столбом? Может, исполняют матросский танец «Яблочко»? Не знаю, врать не буду. Лично я закурил возле неработающей продовольственной палатки, тревожно озираясь по сторонам. Потом, отловив случайного прохожего, спросил у него:
        - Не подскажите, где находится улица Механизаторов?
        К моему удивлению, он не послал меня, по нашей национальной традиции, куда подальше. Метко добавив при этом, что улица Механизаторов находится там же, где и улица Зоотехников. Напротив, к моему вопросу прохожий отнесся очень серьезно.
        - С удовольствием. Идите прямо, потом сверните направо, - любезно ответил он.
        - Это далеко?
        - Не слишком. Только идите осторожно. У нас здесь темно.
        - Спасибо.
        - Не за что. Всего вам доброго.
        Под напутствия и пожелания прохожего я двинулся в указанном направлении по тропе, пролегавшей параллельно главной трассе.
        Мне было недосуг любоваться открывавшимися перед моим взором красотами поселка. Его обычными деревенскими избами, огороженными покосившимися гнилыми заборами. Столбами линий электропередач. Старыми корявыми деревьями, тянувшими голые ветви к небу. Замершим пожарным прудом трапециевидной формы. Просто недосуг. Я старался не сбиться с неровной бугристой тропы. Боялся, оступившись, завязнуть в глубоком снегу, что лежал по ее краям.
        Улицу Механизаторов освещал один тусклый фонарь. Состояла она из трех кирпичных домов, строения таинственного назначения, смахивающего на обычный хлев, двух сараев и нескольких ржавых гаражей-ракушек.
        Дом дяди был последним слева и выгодно отличался от прочих наличием чердака и кривой телевизионной антенной на покатой крыше. В его подъезде, естественно, было темно и пахло кошачьей мочой. Но было все же отрадно, что домом дяди не оказался тот самый хлев, расположенный рядом.
        Я поднялся по крутым выщербленным ступеням на второй этаж и принялся отпирать дверь под табличкой с номером пять. Однако ключ, несмотря на все мои усилия, никак не проворачивался в замочной скважине.
        Обшарпанная дверь квартиры напротив слегка приотворилась. Вместе с потоком неяркого света в коридор из нее осторожно высунулась голова пожилого мужчины с редкими всклокоченными волосами.
        - Постой, молодой человек! Что ты здесь делаешь?! - со строгостью в голосе спросил мужчина, внимательно оглядывая меня.
        - Здрасьте! Что я делаю? Да вот открываю дверь, будь она неладна! - ответил я, не разгибаясь.
        - Это я, представь, вижу. Не слепой. Но это не твоя квартира. Ну-ка, парень, давай не хулигань! Живо пошел отсюда! Иначе я сейчас вызову милицию!
        - Не стоит напрасно беспокоить органы правопорядка. Эта квартира самая что ни на есть моя. Прежде в ней жил дядя Виктор, фамилия Бугримов. Я, стало быть, его родной племянник. Вы же, насколько я понимаю, тот самый сосед, о котором мне говорила моя сестра. Она вас просила присматривать за квартирой.
        - Верно, было такое дело, - согласился он. - Как, между прочим, имя твоей сестры?
        - Шура, сокращенно от Александры.
        - А ее мужа?
        - Гера, сокращенно от Герасима.
        - Чего это у вас сплошные сокращения?
        - Семейная традиция. Экономим на звуках. Что еще?
        - Документы на квартиру у тебя имеются?
        - Да. К тому же паспорт, трудовая книжка, свидетельство о рождении и карточка обязательного медицинского страхования. Показать?
        - Вообще, желательно бы, но не к спеху, - сказал мужчина, заметно расслабляясь. - Меня зовут Марк. Или - Марек.
        - А отчество? Сестра говорила, но я забыл.
        - Марк Петрович. Но можно без отчества и на «ты», - он сделал шаг в коридор, подтянул застиранные пижамные штаны и пожал мне руку.
        - Очень приятно, Владимир, - назвался я. - Спасибо, Марек, что присматривал за квартирой.
        - Не стоит благодарности. Соседям без взаимовыручки в наше время не обойтись. Постоянно будешь здесь жить?
        - По всей вероятности. Но как получится.
        - Чем думаешь заняться?
        - Пока я еще точно не решил, - ответил я. - Недавно мне дали группу инвалидности. Поэтому надо у вас прописаться, чтоб мне начали платить пенсию.
        - Ну, для этого тебе придется ехать в район. Только советую - надолго не откладывай.
        - Разумеется, - кивнул я. - После попробую устроиться на какую-нибудь работу.
        - Что ж, понимаю. Работы у нас в поселке хватает. Работы, слава Богу, в избытке. Правда, носит она несколько специфичный характер и не всем она по душе, - заметил Марек и замолк. Очевидно, посчитав, что на данный момент все темы для разговора были исчерпаны. Я придерживался того же мнения.
        - Не станем заранее загадывать. Спокойной ночи, - пожелал я пытливому соседу.
        - Спокойной ночи, Володя. Отдыхай. Но если вдруг тебе понадобится моя помощь, то обращайся ко мне без всякого стеснения. Где я живу, ты знаешь. Кстати, чтобы отпереть твой замок, нужно приподнять дверь чуть вверх и влево. Со временем привыкнешь.
        Поблагодарив Марека и воспользовавшись его советом, я без труда открыл дверь и вошел в свое новое жилище. Оно было окутано кромешной темнотой. Воздух в нем был затхлый и застоявшийся. Я нащупал на стене в прихожей выключатель и, испытывая в груди некоторый трепет, зажег свет.
        Признаться, я ожидал увидеть гораздо худшее. Но это оказалась вполне приличная двухкомнатная квартира, хотя и с безденежно устаревшей планировкой. С крошечной прихожей, невысокими потолками, совмещенным санузлом и малюсенькой, тесной кухней.
        Но зато в квартире была исправная сантехника, вместительный холодильник и импортная газовая плита. В комнатах стояла добротная мебель из разных гарнитуров середины прошлого века. Полы покрывали пыльные, но нестертые до дыр ковры, а на стенах висели картины в красивых старинных рамах. Две-три из них, изображавшие горные пейзажи, представляли, по-моему, даже определенный художественный интерес.
        Ну, конечно, беспорядок в квартире царил ужасный, словно по ней пронесся тихоокеанский тайфун. Мебель была сдвинута со своих мест. Дверцы шкафов распахнуты, и все их содержимое с бельевыми ящиками свалено на пол. Стулья опрокинуты. Вешалка в прихожей болталась на одном гвозде. А у японского телевизора, лежащего на боку, на древнем комоде, была и вовсе снята задняя крышка.
        Впрочем, меня это нисколько не взволновало и не покоробило. Просто придется в ближайшие дни заниматься уборкой и наведением порядка в квартире. Главное же, что благодаря покойному дяде и ныне здравствующей сестре я в одночасье превратился в состоятельного человека. Подумать только, совсем недавно у меня не было ни кола, ни двора, а теперь я владел домом полной чашей.
        Я наспех разобрался на кухне, вскипятил воду в найденном электрочайнике и попил чай с бутербродами, привезенными с собою из Москвы. Потом, не раздеваясь, лег на дядину кровать в комнате, что была больше и с японским телевизором на комоде. День сегодня выдался не из легких, и я почти мгновенно заснул.
        Утром меня разбудили косые солнечные лучи, бьющие прямо в мои глаза. Значит, следовало либо повесить на окне плотные портьеры, либо перетащить кровать к дальней стене, решил я поднимаясь. Но в любом случае браться за это лучше было вечером, поскольку днем у меня и без того намечалось множество дел. Во-первых, нужно было съездить в райцентр прописаться и оформить получение пенсии. Далее, если на то хватит сил, заняться генеральной уборкой.
        Однако прежде чем приниматься за осуществление столь грандиозных планов, требовалось пополнить свои продовольственные запасы. Желательно бы самыми нехитрыми полуфабрикатами. Как я понимал, отлаженной системы общественного питания в поселке не имелось, и готовить еду отныне придется мне самому.
        На улице Механизаторов пахло настоящей весной. На бездонном синем небе светило яркое и заметно пригревающее солнце. С южной стороны, чернея, подтаивали ноздреватые сугробы. С сосулек, свисавших с крыш, обильно капала вода. Воздух был чистый и удивительно прозрачный. И совершенно не ощущалось близкое соседство городской свалки.
        Избы в поселке мне уже не казались сейчас такими жалкими и убогими, как вчера вечером. Напротив даже, за редким исключением, вид они имели добротный и основательный. Чувствовалось, что за ними следили - вовремя чинили, красили и подправляли. Летом же наверняка они и вовсе утопали в листве фруктовых деревьев и кустарников.
        Но то - летом.
        Второй по значимости достопримечательностью в поселке, после руин церкви, несомненно, был местный магазин. Находился он на улице Парижских коммунаров в недавно возведенном строении с явным присутствием элементов архитектурных излишеств. Выражались они в непонятном, но броском барельефе бегущего волосатого существа на фасаде и двух гипсовых колонах у входа.
        На площади перед магазином располагался мини-базарчик, на котором несколько скучающих теток торговали овощами и солениями. На меня они воззрились с великим любопытством, собираясь подозвать к себе и показать свой товар. Но я быстро прошагал мимо.
        К фасаду магазина была приставлена деревянная лестница. На лестнице стояла рыжеволосая девица в тулупе, одетым поверх белого халата, и старательно протирала тряпицей каменный барельеф.
        - Э-э, - протянул я.
        - Вы ко мне? - обернувшись, спросила девица.
        - По всей вероятности.
        - Я сейчас, минуточку. Заходите, пожалуйста, в магазин. Но ничего там не воруйте.
        - Конечно, - пообещал я, - у меня и мешка-то с собой нет.
        - Почем я знаю, - парировала она. - Может быть, у вас карманы как мешки.
        Я поднялся по трем низким ступеням, открыл, помогая себе плечом, массивную тяжелую дверь на упругой пружине. Миновал маленький темный коридор, отворил еще одну дверь и очутился в пустом помещении магазина.
        Почти сразу за мной появилась продавщица и, снимая на ходу тулуп, прошла за прилавок. Это была простоватой наружности девица лет двадцати пяти. С натуральными рыжими волосами, что доказывали веснушки возле ее вздернутого носа и болотного цвета глаза. На левой груди продавщицы вздымалась, благодаря тесному бюстгальтеру, табличка с надписью от руки «Юля». Табличка предназначалась мне и мне подобным. Поскольку местные жители, разумеется, знали не только имя продавщицы, но и всю ее подноготную вплоть до седьмого колена.
        - Я совсем ничего не воровал, - сказал я.
        - Верю-верю. Ваша одежда нигде не оттопыривается. Да и щеки не надуты.
        - Но привет, Юля! - поздоровался я. - И в вашем лице всем парижским коммунарам!
        - Доброе утро! - ответила продавщица, расцветая в улыбке и показывая золотой верхний передний зуб. Очевидно, она обрадовалась появившейся возможности поболтать с неизвестным человеком. - Но, к сожалению, я не представляю никаких коммунаров. Мне они глубоко до лампочки.
        - Какое совпадение. Мне тоже.
        - Что желаете? Я вся к вашим услугам.
        - Очень надеюсь, - со значением произнес я. - Но для начала я осмотрюсь.
        Поселковый магазин поражал обилием своего ассортимента. Казалось, здесь было все что угодно. Но в нем царил подлинный хаос. Такой же, как в памятном мне подсобном помещении травматологического отделения больницы. Но очень поражало, что, например, жестяные банки с эмалью соседствовали с ящиком копченой рыбы. Или совковые лопаты - с коробкой DVD-дисков.
        Удивили меня и цены. Они были на порядок ниже, чем на самом дешевом московском оптовом рынке. Они представлялись просто чисто символическими.
        - Выбрали чего-нибудь? - подбоченившись, поинтересовалась рыжеволосая продавщица.
        - Пока еще нет. Глаза прямо разбегаются. Что-то у вас все тут дико перемешано.
        - Что есть, то есть. Помойник не любит порядка.
        - Какой Помойник? - спросил я. И вспомнил, что Шура тоже говорила о нем, когда навещала меня в больнице.
        - Это у нас в поселке бытует такая присказка.
        - Понятно, местный фольклор.
        - Во-во, типа того.
        - Помойник не Помойник, но у вас все тут дико перемешано. Это я вот к чему. Вы, Юля, можете запросто взвесить мне вместо мармелада, скажем, мелких гвоздей.
        - Ну, что вы, милый покупатель! Не волнуйтесь ради бога! Я не ошибусь! Обещаю, что кушать гвозди вместо мармелада вы не будете. Равно как и болты с шурупами, - хихикнула она.
        - Спасибо, это обнадеживает. Посоветуйте мне тогда что-либо на свое усмотрение, - попросил я. - Естественно, то, что пригодно в пищу.
        - Обижаете, у нас все продукты пригодны в пищу. Отравы мы принципиально не держим.
        - Однако, к слову, у того изделия не слишком свежий и аппетитный вид, - показал я на батон заветренной колбасы за стеклом витрины.
        - Разве? - удивленно вскинула брови Юля. - Но это же сущие пустяки! Перед употреблением это колбаску следует только сварить или поджарить. Делов-то на пять минут. И все болезнетворные микробы и бактерии мигом передохнут. Без остатка. И вы насладитесь настоящим колбасно-чесночным вкусом.
        - Ваши сосиски-сардельки из той же серии? - спросил я.
        - Как котлеты и пельмени, - ответила она.
        - Признаться, по натуре я не экспериментатор. Судьбу испытывать я не буду. Поэтому придется мне ограничиться консервами, - сказал я, взял с прилавка банку тушенки и повертел ее в руках. Банка выглядела крайне подозрительно. У нее были деформированы бока и оборвана этикетка. К тому же, уже год как истек срок ее годности.
        - М-да, - протянул я, возвращая банку на место. - А как у вас вон та селедка, плавающая в бочке?
        - Прелесть, а не селедочка. С тонким ароматным душком. Любимая закуска всех наших здешних мужиков.
        - С душком? Выходит, что протухшая?
        - Ну, не совсем, есть можно. Пока ею никто еще не травился.
        - Отрадно слышать, что обходится без жертв. Геройский, однако, у вас народ, - заметил я. - Юля, вы не подумайте, что я чересчур привередливый человек. Но я попробую вашу селедку как-нибудь в другой раз. А как насчет обычного хлеба?
        - Свежий хлеб нам не привозили уже неделю, - сказала Юля. - У нас есть пшеничная мука. Только ее нужно хорошенько просеять.
        - Ага, ясно. Ну а крупы у вас имеются?
        - Пожалуйста. В самом широком ассортименте. Попадаются нормальные пакеты, попадаются - с малюсенькими червячками и жучками. Но это ерунда. Переберите крупу перед готовкой.
        - Что у вас все продукты такие не качественные?
        - Как же иначе, если почти все они со свалки, - невозмутимо произнесла Юля.
        - Вы хотите сказать…
        Я не договорил, потому что в магазине появилось новое лицо. Краснощекая тетка с крупным мясистым носом, одетая в изящное пальто с шикарным воротником из чернобурки. Она поздоровалась зычным голосом и окинула меня заинтересованным взглядом. Потом, в мучительных колебаниях, постояла у прилавка и купила несколько осклизлых куриных окорочков, пачку маргарина, пакет чая и еще какую-то мелочь.
        Видно было, что тетка была не прочь потолковать с продавщицей. Но не решилась делать этого при постороннем. С ухмылкой кивнула нам, шмыгнула носом и, семеня ногами, вышла на улицу.
        - Так, Юля, ты говоришь, что ваши продукты с городской свалки? - спросил я, невольно переходя на «ты». Юля относилась к той категории людей, которые с трудом располагают к иной форме общения.
        - Конечно, Володя. С нее родной.
        - Ты меня знаешь? - удивился я.
        - А то, как же! Ты недооцениваешь наших местных жителей. Тебя сейчас не знают у нас в поселке разве что грудные младенцы. Да и они знают. Только сказать не могут. Ведь ты племянник покойного Виктора Бугримова, - улыбнувшись, произнесла рыжеволосая продавщица.
        - Точно, племянник, - согласился я.
        - Ну а то, что в нашем магазине почти все продукты со свалки, мы не скрываем. Откуда бы у нас тогда взялись такие низкие цены? Нет, мы пробовали раньше торговать непросроченными товарами. Но их не брали - дорого. Эти же - пожалуйста. С великой радостью. Скажу больше, к нам приезжают отовариваться со всех окрестных деревень.
        - И не травятся люди?
        - От грибов гораздо чаще. Мы что вредители, чтоб травить наш собственный трудовой народ? Заведомое гнилье мы в магазине никогда не предлагаем.
        - Но мне любопытно, как на это смотрят контролирующие органы? - спросил я. - Та же торговая инспекция, к примеру?
        - В контролирующих органах не люди работают, что ли? Им что есть не нужно? Честное слово, ты будто из Америки приехал. Не знаешь, как это у нас делается.
        - Стало быть, даете взятки?
        - Угу, взятки, - хмыкнула она. - Володя, ты надолго в наши края?
        - Наверное. Но будущее покажет.
        - Не сомневаюсь. Ничего, постепенно привыкнешь к нашей пище.
        - Разумеется, привыкну, - кивнул я. - Сейчас же посоветуй, что мне у вас купить.
        - Ну, возьми куриные окорочка, итальянскую лапшу и еще красную рыбу. Если желаешь, возьми ананас. Найду тебе с совсем маленьким лежалым бочком, - пообещала она.
        - Отлично, беру. Потом, мне бы хотелось чего-нибудь выпить. Исключительно в целях подстраховки от болезнетворных микробов. Лучше всего подойдет водка. Средство испытанное.
        - Понимаю. Но помнишь, я говорила, что у нас почти все со свалки? Под словом «почти» я имела ввиду в том числе и водку. Она хоть и не со свалки, но паленая.
        - Тогда не надо, - отказался я. - А как ваше вино?
        - Вина у нас море разливанное. И красное, и белое, и розовое. Но все оно кислое и с осадком, - состроила соответствующую гримасу Юля. - Но выход есть. Выход есть всегда. По-моему, ты живешь по-соседству с Мареком. Он у нас, так сказать, местный умелец и гонит приличный самогон. Но в основном, как утверждает, для личного употребления. Попроси, возможно, он продаст тебе бутылку, а то и ящик.
        - Что ж, попробую. Но тогда уж логичнее - сразу целый эшелон.
        - Благодарю за покупку, - хихикнула она, протягивая мне целлофановый пакет и беря деньги. - Володя, понадобятся овощи - спроси на нашем базарчике тетку Ульяну. Это моя мать. Мы живем с ней на краю поселка - в самом отдаленном от свалки месте в поселке. Поэтому овощи у нас безвреднее, чем у других.
        - Спасибо. До скорого свидания, - попрощался я со смешливой продавщицей и вышел из магазина.
        Признаться, я был несколько озадачен новой, неожиданно возникшей проблемой: как и чем мне теперь питаться? Не продуктами же с мусорного полигона! С моим желудком, изнеженным за последнее время, ими недолго было и отравиться. Требовалось срочно искать какой-нибудь выход. Выход же, как верно заметила Юля, есть всегда.
        Вечером, когда я гремел в потемках связкой ключей в коридоре перед своей дверью, из квартиры напротив, снова выглянула лысеющая голова Марека.
        - Здорово, сосед! - с явным облегчением произнес он слегка заплетающимся языком. - Чего припозднился?
        - Привет, Марек! Дела задержали. Но я вижу, что ты бдительный мужик, - похвалил я его.
        - Без этого сейчас никак нельзя, Володя. Жуликоватый у нас народ. Страсть! Вор на воре едет и вором помахивает. Ну, рассказывай, как твои успехи?
        - Побывал, значит, в райцентре. Прописался по месту жительства и отдал документы на оформление пенсии.
        - Молодец! Обычно это занимает больше времени.
        - Чертовски повезло. Чиновники сидели по своим кабинетам и были в благодушном настроении, - поделился я. - Марек, деликатная просьба. Я слышал, что ты делаешь замечательный самогон. Ты не продашь мне пару бутылок? Для чисто медицинских целей.
        - Соседу не могу ни в чем отказать. Давай заходи, - открыл он дверь шире. - Но кто тебе сказал про самогон? Это моя великая тайна.
        - Да продавщица Юля. Рыженькая такая.
        - Ясно, - буркнул Марек. - Главная наша местная осведомительница. Ну же, заходи.
        - Погоди, занесу к себе только вещички, - ответил я и поставил в своей прихожей две полные неподъемные сумки. - Вот запасся в районе на неделю продуктами. Не покупать же их в здешнем магазине.
        В квартире Марека - по планировке: зеркальным отражением моей квартиры - стоял стойкий дух спиртного. Совсем как в цехе ликероводочного завода. Если, по словам Юли, самогон он гнал в основном для личного употребления, то каким же, черт побери, богатырем нужно было быть. Не иначе как Николаем Валуевым!
        Я прошел на маленькую кухоньку. Она была сплошь уставлена пустыми и полными емкостями. На полу лежали разобранные части самогонного аппарата. Марек усадил меня на колченогую табуретку и плеснул из огромной бутыли в стакан желтоватой пахучей жидкости.
        - Попробуй. Чтоб не покупать кота в мешке. Недавно приготовил, теплый еще. Сам-то я уже принял свою норму, - сказал он.
        Выпитый самогон обжег мое горло и слизистую оболочку желудка. Немного закружилась голова, а на глазах выступили крупные слезы.
        - Ну, как? Забирает?
        В ответ я сумел лишь промычать.
        - Закуси, - пододвинул ко мне Марек алюминиевую миску с квашеной капустой.
        - Откуда?
        - Что «откуда»?
        - Капуста, - пояснил я.
        - Понял, учился в институте. Не пугайся, не со свалки. И не с нашего базарчика, - усмехнулся он. - Кое-что я предпочитаю делать сам: квашеную капусту, маринованный чеснок, соленые огурцы и помидоры. Самогон, опять же. Кстати, как он тебе?
        Марек вылил из моего стакана на блюдце остатки желтоватой жидкости и поднес к ней горящую спичку. Жидкость тотчас вспыхнула голубым колеблющимся пламенем.
        - Впечатляет. Возьму, пожалуй, пару бутылок. Сколько я тебе должен? - спросил я, нащупывая в боковом кармане пиджака бумажник.
        - Ерунда, после сочтемся, - отмахнулся он. - Открою тебе мой секрет. Для улучшения вкусового качества продукта я добавляю в брагу сухофрукты. Но, между нами, возни с этим самогоном не оберешься.
        - Но зато хоть на экспорт его отправляй.
        - Не те объемы, Володя. Не те объемы. Приходится им у нас приторговывать. Куда деваться? Пенсия нищенская - концы с концами не сведешь. А ведь мне еще надо помогать дочери. Она живет у меня в Москве. Сам знаешь, сколько там требуется денег молодой девушке.
        - Знаю, - кивнул я. - Москва - не Вихляево. Цены здесь и там не сопоставимые.
        - Еще бы! Продукты же в нашем магазине главным образом с городской свалки, - невесело усмехнулся Марек. - Между прочим, ты накупил вот себе всего в райцентре. Выложил наверняка немалые деньги. Но тебе известно, откуда у них эти продукты?
        - Неужели? Думаешь, что?..
        - Не думаю, а уверен. Если в нашем магазине рыжая Юлька еще постесняется предложить откровенную гадость, то в райцентре сделают это за здорово живешь, без зазрения совести. Там такие мастера трудятся. В особенности около станции, закачаешься. Например, из самого незначительного. Перебивают на консервных банках срок годности и переклеивают на них этикетки.
        - Приятная новость - ничего не скажешь, - протянул я и для сохранения душевного равновесия выпил еще полстакана самогона.
        - Рассуждают они следующим образом. Если из Москвы к ним в район на свалку свозят разную дрянь, то они вполне вправе отправлять ее назад. Не резонно ли? И продавать они ее стараются людям со столичной внешностью. Для своих же, местных, под прилавком у них имеются более-менее сносные продукты, - объяснил он.
        - Обрадовал ты меня, Марек.
        - Впрочем, не расстраивайся. Вообще мы в нашем поселке считаем, что все произведенное должно быть съедено и выпито.
        - Ладно, тогда съедим и выпьем. Твои сухофрукты тоже со свалки? - спросил я после паузы.
        - Разумеется.
        - Ты сам ходишь за ними?
        - Зачем? - удивился он. - Сухофрукты мне приносят на дом в обмен на самогон. За самогон местные бомжи могут принести все что угодно. Сам я на полигоне больше не бываю. Возраст уже не тот, ноги болят от долгой ходьбы. И атмосфера там вредоносная для здоровья. Потом, чтобы отыскать на полигоне что-нибудь стоящее, необходимо сильно потрудиться.
        - Я смотрю, весь поселок существует за счет свалки, - заметил я.
        - Да, так или иначе. И существуем в целом гораздо лучше, чем другие поселки и деревни в нашей округе. Народ в них, не скрывая, завидует нам.
        - Завидовать у нас любят.
        - Особенно, когда есть чему, - подтвердил Марек. - Еще до революции, при царском режиме, тут было богатое село. При коммунистах жили тоже терпимо. Был совхоз-миллионер. Я, между прочим, заведовал свинофермой. Твой дядя - птицефермой. Потом, в перестройку, все развалилось. Что сгорело, что обанкротилось - остальное разворовали к чертовой матери.
        - Да это везде так.
        - Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря нему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде все растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работенка, - заключил Марек и налил себе полный, до краев, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня он уже принял свою норму.
        Подумав, я присоединился к нему.
        - За городскую свалку! За нашу кормилицу! - провозгласил он тост.
        - За нее, матушку! - послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.
        - Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? - спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку черного хлеба, втыкая ее себе чуть ли не в самую ноздрю.
        - Если честно, пока ума не приложу, - признался я. - На работу в Москву отсюда не наездишься.
        - И то верно. Кстати, кем ты там был?
        - Охранником в бутике.
        - Это - типа магазина, что ль?
        - Ага, типа.
        - Вот названий нынче напридумали, - усмехнулся Марек. - Ничего хоть платили?
        - Да так, терпимо.
        - Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живем в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.
        - Понятно, что не требуется, - сказал я. И живо представил себя в своем английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селедкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово - красота! Там мне и место. Правда, еще лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селедочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.
        - Да, Володя, ты знаешь, где работал твой дядя?
        - Точно нет. Мне этого никто не говорил. Но по профессии, по-моему, он был зоотехником.
        - Гм, было дело, - согласился Марек. - Но мало ли у кого какая профессия? Это имело значение прежде - при развитом социализме. В последнее же время Виктор работал сторожем на свалке.
        - Что ж, вероятно, сторожить и охранять наше семейное призвание, - заметил я.
        - Очень возможно. Твой дядя был хватким и смекалистым мужиком. Важной фигурой в поселке и на мусорном полигоне. В общем, человеком авторитетным. Я его уважал и был многим, чем ему обязан. Поэтому я сразу отнеся к тебе по-доброму. По-отечески. Ты ж его родной племянник. Между нами, у Виктора осталось здесь немало должников, - понизив голос до шепота, произнес Марек.
        - Как любопытно! Давай расскажи подробнее, - попросил я и приложил ладонь к уху.
        - Как-нибудь в следующий раз. На трезвую голову. К тому же все подробности мне неизвестны, - мягко уклонился он от ответа. - Но, запомни, работу у нас можно найти на одной лишь свалке. За нее ты там получишь не пустые обещания, а живые деньги. Короче, если надумаешь, то обращайся ко мне. Помогу, как сумею.
        - Представляю, Марек, что это за работа. Наверняка сбор цветных металлов, пустых бутылок и пузырьков, бумаги и тряпья. Ну, еще костей для варки мыла.
        - Примерно, Володя, примерно. Но ради этого люди приезжают к нам, черт знает откуда. Даже из самой столицы. Даже из ближнего зарубежья. У тебя же перед ними огромное преимущество. Ты живешь недалеко от полигона в теплой и уютной квартире.
        - И с тобой по-соседству, - добавил я.
        - Да, и со мной по-соседству. Но не считай, пожалуйста, что туда можно просто так придти и начать работать. Для этого необходима рекомендация. Без нее тебе там не позволят ничем заниматься. При худшем раскладе могут вообще убить.
        - Хорошо, договорились. Если я туда соберусь, то обращусь за рекомендацией к тебе, - заверил я Марека. Но про себя я принял твердое решение, что не пойду работать на свалку ни при каких обстоятельствах. Ну, если только в самом крайнем случае.
        Глава пятая
        Всю следующую неделю я редко выходил из дома. Только ради того, чтобы подышать воздухом ранней весны и размять затекшие ноги. Купить в магазине не слишком просроченные продукты и узнать от продавщицы Юли свежие поселковые новости. Все остальное время я занимался наведением порядка в дядиной квартире и приданием ей приличного жилого вида.
        Я мыл полы и стены. Устанавливал покрепче унитаз в туалете и раковину в ванной. Прочищал водопроводные трубы. Клеил новые обои в комнатах и прихожей. Подкрашивал белой эмалью оконные рамы и подоконники. Уничтожал заросли паутины по углам потолка. Пылесосил ковры и мягкую мебель. Расставлял по своим местам разбросанные повсюду вещи и предметы.
        К вечеру я так уставал, что не хватало сил даже смотреть телевизор.
        Ночами, однако, спалось мне скверно.
        Хотя, в отличие от Москвы, здесь ничто не мешало. В окна не проникал свет от уличных фонарей. Не ревела сигнализация у какого-нибудь автомобиля, оставленного возле дома. В поселке стояла мертвая звенящая тишина.
        Но я долго ворочался и полночи не смыкал глаз. В голову приходили самые разнообразные мысли.
        Ну, скажем, почему мне в юности так надоело в моем родном городке? Почему я так стремился из него уехать? В моем городке было, в общем-то, неплохо. Там были развлечения. Например, сначала выпивка, затем дискотека и драка. Или сначала дискотека, затем драка и выпивка. Или сначала драка, затем выпивка и дискотека. Словом, существовали варианты. Я же предпочел поступить в военное училище.
        Но почему мне тогда захотелось уйти с военной службы?
        Ответ был прост: не хватало свободы.
        Иногда мне надоедало лежать без сна. Я вставал с постели и, осторожно ступая босыми ногами по холодному полу, подходил к окну.
        За стеклом, в кромешной темноте, нельзя было ничего разглядеть. Только где-то вдали, на необъятных просторах мусорного полигона, казалось, блуждали слабые огоньки. Они завораживали и манили. Они притягивали к себе. Хотелось немедленно отправиться на их поиски. Но я понимал всю несуразность этого поступка. Зачем сдались мне эти огоньки на городской свалке?
        Я любил утро. Утром исчезали все мои беспричинные страхи и тревожные мысли. Но главное - я мог видеть, как занимается заря и восходит солнце. Не мешал, как в городе, густой лес многоэтажных зданий.
        Правда, восход этот происходил над мусорным полигоном.
        Была пятница. Стояла прекрасная погода. Солнечная и безветренная. Мое настроение соответствовало погоде. Сегодня я принял историческое решение, что пора было прекращать наводить порядок в квартире. Для некоторых людей благоустройство собственного жилища превращается в настоящую манию. Я не желал им уподобляться. Возможно, что по причине своей природной лени.
        Итак, приняв это решение, я отправился в магазин за покупками. Следовало достойно отметить этот собственный праздник.
        Рядом с магазином, едва ли не преграждая в него вход, стоял замызганный и скверно пахнущий «КамАЗ». В кабине на водительском месте скучал скуластый парень, в засаленном ватнике и серой кепке набекрень. Он поочередно ковырял мизинцем то в ухе, то в носу. Затем пристально разглядывал то, что прилипало к его пальцу. Увиденное, натурально, повергало его в глубокое и тягостное раздумье.
        Неожиданно водитель открыл дверцу и принялся переругиваться с тетками, торговавшими по-соседству, на площади.
        Слушать их перепалку у меня не было ни малейшей охоты. Я вошел в магазин и поздоровался бодрым голосом с теми, кто в нем находился.
        Юля плавно повела головой и в знак приветствия помахала ладошкой. Длинный прыщавый мужик в другом конце помещения, обернувшись, издал негромкий звук, наподобие утиного кряка. Наверное, в преддверии начала посевного сезона он, сидя на корточках, изучал внешнее и внутреннее устройство культиватора.
        - У меня сегодня как Первое Мая, - сообщил я рыжеволосой продавщице за прилавком. - Но я тебя к себе не приглашаю. Знаю, что ты занята.
        - Ну, хотя бы попробовал для приличия.
        - Договорились, попробую на Второе Мая.
        - Э-э, долго ждать. Я состарюсь. Но интересно, что у тебя за праздник? - спросила Юля.
        - Эпохальный. Не побоюсь этого слова. Я, наконец, навел порядок в дядиной квартире. Придал ей мало-мальски терпимый вид.
        - Поздравляю. Но, учти, что в гости я к тебе не напрашиваюсь.
        - Мне же спокойнее. Можешь натоптать там, наследить. Но чем ты собираешься порадовать мой истощенный организм?
        - Голландским сыром, мороженой свининой и развесными оливками, - хмыкнув, ответила она.
        - Беру, заверните.
        - Обязательно. Чем теперь думаешь заняться? - спросила Юля, вылавливая черпаком из открытой банки оливки.
        - Чем я буду заниматься? Прежде всего, мне надо съездить в райцентр. Поторопить там чиновников с оформлением пенсии. Потом хочу наведаться в Москву. Кстати, что тебе оттуда привести?
        - Да привези что угодно. Лишь бы было красиво и дорого, - сказала она.
        Я улыбнулся. Чего греха таить, Юля мне нравилась. Хотя, с другой стороны, нравиться покупателям была составная часть ее профессии. Как вообще без этого заниматься торговлей? Прогоришь!
        - Слушай, а куда у вас обычно кавалеры приглашают дам? - поинтересовался я.
        - Володя, все забывала спросить, сколько тебе лет?
        - Намек понял. Но не волнуйся, недоразумений не возникнет. Школу я уже окончил.
        - Долго же ты ее кончал.
        - Обижаешь, Юля. Была не только школа. Был еще детский сад и кружок танцев.
        - Это меняет дело. А серьезно?
        - Тридцать один. Так куда приглашают у вас кавалеры дам? - повторил я свой вопрос.
        - Смотря для чего.
        - Ну, скажем, для чисто человеческого общения.
        - Зимой у нас тут замирает вся жизнь. Замирает даже чисто человеческое общение, - вздохнула она. - Был раньше клуб. Да и тот закрыли.
        - Что ж, досадно. Придется нам с тобой и впрямь ждать майских праздников.
        Я простился с Юлей и вышел с покупками из магазина. Когда я выходил, прыщавый мужик, оторвавшись от изучения культиватора, проводил меня долгим пристальным взглядом. Чему, собственно, я не удивился. Здесь было вообще принято внимательно, словно носителя опасного инфекционного вируса, рассматривать всех незнакомых людей.
        Дома у меня внезапно разболелась голова. Как молоточком, застучало изнутри в висках. Загудело в ушах. Зарябило в глазах. Пришлось принять сразу несколько таблеток, прописанных в больнице моим лечащим врачом. Ничего не поделаешь. Продолжал сказываться все-таки удар бейсбольной битой по моей голове.
        Вскоре мне стало лучше. Головная боль почти прекратилась. Пора было приниматься за приготовление праздничного обеда.
        Я собирался приготовить солянку по-грузински, латвийский курземес строганов с отварным картофелем и украинский извар из сушеных фруктов. Рецепты их были в кулинарной книге, обнаруженной в дядиной библиотеке. Все необходимые продукты у меня имелись. На неделе я купил у тетки Ульяны, матери Юли, много разных овощей и солений. И, честно сказать, последние дни я в основном всем этим и питался. Хотелось надеяться, что она их вырастила на своем огороде, а не нашла на городской свалке.
        Когда я вертелся у плиты, почему-то вспомнил о Ленине. Точнее, об его знаменитых словах, что каждая кухарка, после революции, сможет у нас управлять государством. Любопытно, а умел ли он сам готовить? Очень сомневаюсь. Причина - огромная занятость вождя мирового пролетариата. Публичные выступления и написание научных трудов отнимали все его силы и время. Впрочем, стоп. Как же тогда он жил летом 17 года в шалаше в Разливе? Не носили же ему товарищи по партии, нарушая законы конспирации, в судках комплексные обеды? Значит, варганил все-таки себе на костре какую-никакую похлебку. Именно там, в Разливе, и вызрел его опыт управления страной.
        Получается, все наши беды проистекали от того, что наши правители плохо готовили или вообще не умели готовить. Неплохая мысль. Нужно будет ее запомнить.
        Дверной звонок загремел так, как упавшая на пол пустая кастрюля. Моя промашка. Во время ремонта следовало бы сменить его на другой звонок - более тихий и мелодичный.
        На пороге стоял длинный прыщавый мужик. Тот самый, что в магазине, сидя на корточках, изучал культиватор. У него были неприятные мутные глаза с черными крапинками, которыми он оценивающе смотрел на меня.
        - Очнись, приятель. Чего надо? - спросил я, прерывая затянувшуюся паузу. От мужика исходила явная угроза. Нет, это был вовсе не обычный скромный поселянин.
        - Так чего надо? - снова спросил я.
        - Аппетитно у тебя пахнет. По-моему, ты чудесно здесь устроился, - с усмешкой произнес он.
        - Но тебе-то что за дело?
        - Дело как раз есть. Меня зовут Геннадий, - представился мужик. - А ты, выходит, родственник Головы?
        - Какой такой «головы»?
        - Не слишком ты сообразительный малый, Вова. Я говорю про твоего умершего дядю. Про Виктора Бугримова.
        - Сразу бы так и сказал. А то «голову» какую-то приплел. Да, я его племянник. Таиться от народа мне нечего, - огрызнулся я.
        - Прекрасно, племянник. Ты-то нам и нужен. Твой дядя был нам должен.
        - Кому это нам?
        - Своим коллегам по работе.
        - Сочувствую лично тебе и другим его коллегам. Но мне не ясно, причем тут я?
        - Очень даже причем, - с нажимом произнес он. - За покойного Виктора придется расплачиваться тебе. Ведь именно ты получил все его добро.
        - Что с того?
        - А вот что. Ты, Вова, должен заплатить нам десять тысяч баксов.
        - Сколько-сколько? - переспросил я, подумав, что ослышался.
        - Повторяю: ты должен заплатить нам десять тысяч баксов. Я прошу еще по самой нижней планке и без процентов. Я учитываю то, что ты инвалид и тебе требуется усиленное питание.
        - Да ты рехнулся, мужик! Как у тебя с головой?! Откуда ты берешь такие цифры! Все дядино добро вместе с квартирой стоит намного меньше, - возмутившись, заметил я.
        - Ну, предположим, не меньше, - возразил мужик. - Ничего, Вова. Наскребешь где-нибудь, не маленький. Советую, пораскинь лучше мозгами.
        - А у вас есть его долговая расписка?
        - Какая к шутам долговая расписка? Я приду к тебе за деньгами ровно через неделю. Ты давай уж, не заставляй нас прибегать к крайним мерам. Мы этого не любим, - произнес он, развернулся и разболтанной походкой направился к лестнице.
        Я был в полном замешательстве. Не найдя мужику слов для достойного ответа, я продолжал стоять истуканом в дверном проеме.
        Шутка ли сказать - десять тысяч долларов. Я не обладал такими деньгами. Но если бы и обладал, то с какой стати должен был платить за своего дядю? Эдак любой прохвост с улицы может потребовать с меня деньги. Дескать, ему задолжал покойный Виктор.
        К действительности меня вернул грохот отъезжающего от дома самосвала. Вероятно, мой визитер использовал его в качестве такси. Что ж, самый подходящий транспорт для наших весенних дорог. За исключением боевой машины пехоты.
        Нет, но хороши бывшие коллеги моего дяди!
        За разъяснениями я решил обратиться к Мареку. Наверняка он, как сторожил, был в курсе всего происходившего в поселке.
        Мой сосед долго не открывал дверь. Когда же, наконец, ее открыл, то выглядел бледным, напряженным и испуганным.
        - Это ты, Володя? Ну, здравствуй. Извини, я слышал звонки. Но не отпирал, потому что был занят. Гнал самогон, - сказал он. Теперь стало понято, почему обычно бдительный и любопытный Марек не выглянул из своей квартиры на наш разговор с мужиком.
        После нескольких незначительных фраз, я пригласил его к себе на праздничный обед.
        Но обед, мягко говоря, у меня не получился. Что-то я недосолил, что-то - пересолил. Курземес строганов подгорел. Картофель разварился. Извар наполовину выкипел из кастрюли.
        Нет, легче и проще было питаться полуфабрикатами!
        Впрочем, если бы у меня даже отлично получились все блюда, то ел бы я сейчас без всякого удовольствия. Недавний визит длинного прыщавого мужика начисто отбил у меня весь аппетит.
        Поэтому, немного пожевав подгоревшую свинину, я рассказал Мареку, кто и зачем ко мне сегодня приходил.
        - Ничего удивительного, - выслушав меня, сказал он. - Твой дядя, мир его праху, был у нас заметной и влиятельной фигурой. Виктору вполне могли одолжить денег под одно его честное слово.
        - Стоп, Марек. Но я помню, ты говорил совсем иное. Что, напротив, многие ему были должны, - возразил я.
        - Я этого не отрицаю. Но согласись, я же не вникал во все его денежные дела.
        - Ладно, проехали, - махнул я рукой. - Кстати, тебе знаком этот мужик? Он называет себя Геннадием.
        - Естественно, это Генка Кривонос. Прежде он был правой рукой у твоего дяди.
        - По-моему, премерзкая личность эта его правая рука, - хмыкнув, заметил я. - Но все же мне не понятно, почему я должен кому-то там платить?
        - Просто долги Виктора стали теперь твоими долгами, - нравоучительно произнес Марек и пододвинул ближе к себе тарелку с остатками национального латвийского блюда. - Как, говоришь, называется?
        - Курземес строганов.
        - Красиво. Зря, Володя, ты ругаешь свою стряпню. Мне, например, она очень нравится. Почти как в ресторане. Не каждая женщина еще сумеет приготовить так, чтоб было с хрустящей корочкой.
        - Я рад, что не напрасно старался, - ответил я и вытер салфеткой повлажневший лоб.
        - Слушай, Володя, я долго к тебе присматриваюсь и никак не возьму в толк. Ты на самом деле не знаешь, кем был твой дядя? Или только притворяешься, что не знаешь?
        - Почему не знаю? Отлично знаю! Сначала он был зоотехником. Потом, по твоему рассказу, сторожем на мусорном полигоне, - сказал я.
        - Да, верно, - кивнул Марек. - Официально он числился сторожем. Всегда только так себя и называл. Все же остальные - Голова. Потому как на этой городской свалке Виктор был царь и бог. От его воли зависела жизнь и смерть ее обитателей. Все они ему подчинялись и каждый месяц платили дань. У него были помощники. Не из бомжей. В том числе и Генка Кривонос.
        - Занимательно. И что над дядей не существовало никакого начальства? - поинтересовался я.
        - Почему? Без начальства у нас никак нельзя. Над ним была администрация полигона. Но это чисто номинально. Всей реальной властью обладал Виктор. Администрация ни во что не вмешивалась.
        - Прямо средневековье какое-то.
        - Угу. С отдельными человеческими сообществами иногда именно так и происходит, - сказал Марек. Поколебался и налил себе вторую тарелку солянки. - Как называется супчик?
        - Солянка по-грузински.
        - Запиши после рецепт. Но мне странно, Володя, что ты обо всем этом ничего не знал.
        - Разумеется, черт возьми! Я жил совсем другой жизнью. До настоящего времени меня никак не трогало, что творится у вас здесь в поселке и на свалке.
        - Конечно. В Москве мало кого волнуют наши дела, - согласился Марек. - Но я продолжаю. Вероятно, Виктор чего-то там недодал-недоплатил своим помощникам. И сейчас они желают получить это с тебя. Все просто.
        - Этот Кривонос требует с меня десять тысяч долларов, - напомнил я. - Но откуда, спрашивается, я их возьму? Не из швейцарского же банка!
        - Ты наследник Виктора, Головы мусорного полигона. А он был весьма состоятельным человеком. Причем, даже по вашим столичным меркам. Тебе, Володя, любой скажет это в нашем поселке.
        - Возможно. Но я что-то в упор не заметил его богатства. Есть, конечно, в дядиной квартире любопытные вещички. Английский барометр там, каминные часы, старые книги. Ну, и все. Остальное же барахло барахлом.
        - На свалке иногда бомжи находили очень ценные предметы. Все их они приносили показать и оценить Виктору. Кое-что он покупал. Причем за гроши. Потом с выгодой для себя перепродавал, - сказал Марек. - Значит, ты не нашел в его квартире ни денег, ни драгоценностей?
        - Ни золота, ни бриллиантов, ни иностранной валюты. Монгольских тугриков и тех нет. Если бы я нашел хоть чего-нибудь из этого, то давно бы отсюда уехал. Не сидел бы здесь с тобой на кухне, - усмехнулся я.
        - Ясно. Получается, что куда делись все его накопления по-прежнему неизвестно.
        - Получается, что да.
        - Но ты не думай, я ни на что не претендую. Мое дело сторона. Мне интересно чисто по-человечески, - положа руку на грудь, проникновенно произнес Марек. - Понимаешь, Володя, на полигоне у Виктора была сторожка. Но в ней он тоже не хранил никаких ценностей. Там никто ничего не находил. Ведь у нас ничего нельзя утаить. Все следят друг за другом. Теперь вот люди косятся на тебя. Ты живешь в его квартире. Стало быть, имеешь возможность исследовать в ней каждый закуток.
        - Заинтриговал ты меня, Марек, - заметил я. - Но неужели раньше никто не пытался искать в его квартире эти сокровища? До моего приезда. Ни за что в это не поверю.
        - Пытались, и не раз. Каюсь, не уследил.
        - Сам-то ты искал?
        - Гм, прости. Был грех. Но поверхностно. И не ради денег, ради спортивного интереса, - потупившись, признался он.
        - Ну и ладно.
        - Твой дядя, Володя, был мастак придумывать разные загадки. Вот мне и хотелось разгадать, куда он спрятал свои капиталы.
        - Вполне невинное желание, - согласился я и попросил: - Кстати, расскажи, как он умер?
        - Со смертью Виктора тоже не все до конца ясно, - помедлив, произнес Марек. - Остался ночевать в своей сторожке на полигоне. Утром его нашли возле нее мертвым. Тело было сильно изуродовано. Почти до неузнаваемости.
        - Жалко человека.
        - Не то слово, - вздохнул он. - Столько лет мы были с ним добрыми соседями.
        - Между нами, дядя выпивал?
        - Случалось иногда. Но он не злоупотреблял и никогда не напивался до потери памяти.
        - Так что с ним там случилось?
        - Сложный вопрос. По факту его смерти проводилось милицейское расследование. Проводилось, правда, кое-как, спустя рукава. Какими-то зелеными стажерами.
        - Понятно, - протянул я. - Но они до чего-нибудь докопались?
        - По существу, нет. Вынесли заключение, что причиной его смерти явился несчастный случай при невыясненных обстоятельствах. Главное у нас как? Написать бумагу и отчитаться перед начальством. Остальное - не важно. Вот. Похоронили Виктора, стало быть, на местном кладбище. Администрация полигона выделила деньги. И поселковая администрация выделила деньги.
        - Надо будет сходить на кладбище, - сказал я. Давно бы мне следовало это сделать, подумал я. Сходить в впервые же дни моего приезда на кладбище к дяде Виктору. - Покажешь мне его могилу?
        - Покажу, - пообещал он. - О чем разговор? Но давай лучше потом. Когда сойдет снег.
        - Марек, а ты не считаешь, что моего дядю убили?
        - Кто знает? Возможно, - ответил он, почесав в затылке. - Но Виктора у нас уважали и побаивались. К тому же он был крепкий мужик. Любому умел дать достойный отпор.
        - Для убийства это не преграда. Потом ради денег некоторые готовы сейчас пойти на все.
        - Так-то оно так, Володя. Но очевидцы рассказывали, что когда нашли твоего дядю, на его лице застыла гримаса ужаса. Да такая гримаса, что у них самих побежали мурашки по коже. Вероятно, перед смертью Виктор чего-то до жути испугался.
        - Не соврали ли твои очевидцы? - усмехнувшись, спросил я. - Что могло испугать его на свалке? Ты же сам говорил, что он был на ней полновластным хозяином.
        - Ну, мало ли… - замялся Марек. - Слушай, мне вчера принесли с полигона несколько банок просроченного компота. Знакомые бомжи постарались. Хочу сегодня поставить на ночь с ним брагу. Из такой браги иногда получается изумительный самогон.
        - Ты прямо как Менделеев.
        - Менделеев и есть. Впору с лекциями выступать. Вообще у меня самогон всякий раз получается неповторимый. С разным вкусом и крепостью. Причина тому во множестве факторов. Всех сразу и не перечислишь.
        - Марек, куда это тебя понесло? Твой самогон меня сейчас совершенно не волнует, - заметил я. - Почему ты не отвечаешь, что могло испугать моего дядю на свалке?
        - Да потому, Володя, что мне самому ничего толком не известно, - отозвался он.
        - Но какие-то предположения у тебя все же имеются?
        - Имеются. Но ты вряд ли примешь мои слова всерьез.
        - Давай не тяни кота за хвост, - поторопил я.
        - Будь по-твоему. Я считаю, что в смерти Виктора повинен Помойник. Без него тут никак не обошлось.
        - Гм, Помойник? Как же, помню. Мне о нем говорила Шура и еще продавщица Юля. Но это всего лишь ваше поселковое суеверие.
        - Володя, ты не совсем прав. Помойник - не суеверие. Помойник - вполне реальное существо, обитающее на нашей свалке, - сказал он.
        - Брось заливать, Марек!
        - Я не заливаю. Мне ничего не известно о его происхождении. Но, по-моему, это дух свалки. Настоящий ее хозяин.
        - Ты, наверное, шутишь? - кашлянув, поинтересовался я.
        - Нисколько. Новое время породило новое существо.
        - Но сам-то ты его видел?
        - К счастью, не доводилось, - понизив голос, произнес Марек. - Но зато его видели другие люди. Бомжи и кое-кто из наших, поселковых. Говорят, что это такое отвратительное создание. Брр. Ни в каком кошмаре не приснится.
        - Охотно верю, что он не секс-символ.
        - Не смейся, Володя. Это не смешно, - поморщился сосед. - Потом, очень показательный пример. Раньше бомжи не покидали свалку круглые сутки. Спали там. Чтоб быть рядом с местом работы. Теперь же они предпочитают ночевать за ее пределами. Уходят в ближайший подлесок. Знаешь, почему?
        - Почему?
        - Они боятся Помойника, - чуть ли не прошептал Марек. - Не приведи Господи, столкнуться с ним в ночную пору. Мало, кто после этого, остался в живых. Но принято считать, что погибли они в результате невыясненного несчастного случая. Так-то. Поэтому, Володя, не вздумай ночью ходить на мусорный полигон.
        - Как скажешь, Марек. Впрочем, я и днем-то туда не хожу. Что же там делать ночью - и вовсе ума не приложу, - резонно заметил я.
        - Ты лучше не зарекайся заранее. В жизни могут возникнуть разные обстоятельства.
        - Думаешь, что у дяди возникли именно такие обстоятельства?
        - Не обязательно. С Виктором совсем другая история. По моему мнению, он не случайная жертва. Помойник охотился за ним. Он хотел всем показать, кто является на свалке истинным хозяином. Смерть Виктора была предрешена, - сказал он, посмотрел на часы и заторопился домой. - Как поздно. Засиделись мы с тобой.
        Оставшись один, я убрал со стола грязную посуду и принялся ее мыть в раковине.
        Мой сосед Марек не производил впечатления любителя поесть. Напротив, имел худую и поджарую фигуру человека, привыкшего ограничивать себя в питании. Между тем, он съел у меня все, что можно было только съесть. Как-то: солянку по-грузински, курземес строганов с отварным картофелем, блюдце зеленого горошка, банку латвийских шпрот, все оливки - некоторые из них с косточками - батон белого хлеба, триста грамм голландского сыра и выпил сырыми три мои последние куриные яйца. Кроме того, прикончил весь украинский извар.
        Нет, надо сказать, уникальных способностей оказалась личность. Особенно, если учесть, что все это время он почти непрерывно говорил. Впрочем, возможно, его слишком увлекла обсуждаемая нами тема, и он перестал контролировать себя в еде.
        Но что я узнал от Марека? Прежде всего, немало нового и неожиданного про своего дядю. Не думал, что он был здесь столь значимой величиной. Приятно грело душу, что, возможно, где-то в моей квартире спрятаны несметные сокровища. Хотя крайне сомнительно. Еще до меня эту квартиру перерыли сверху донизу. Поэтому и нечего было мечтать о внезапном обретении большого богатства. Что ж, а жаль.
        Да, но с каких средств мне отдавать дядин долг? И стоит ли вообще это делать? Ведь легко можно было превратиться в дойную корову для славной шайки, возглавляемой Генкой Кривоносом. Где только дядя отыскал себе таких замечательных коллег? Впрочем, глупый вопрос. Ясно где. На городской свалке.
        Потом, неплохо было бы узнать, как в действительности погиб дядя Виктор. Во многом бы это определило все мое дальнейшее поведение. Если он умер насильственной смертью, то, скорее всего, в результате каких-либо внутренних разборок среди обитателей полигона. Хотя нельзя было исключить и обычный несчастный случай. Мусорный полигон - место опасное.
        Но я не понимал, зачем Мареку понадобилось так откровенно пугать меня этим мифическим существом - Помойником? Туману он тут напустил, будь здоров.
        В общем, желал я того или нет, придется самому завтра отправляться на городскую свалку. Нужно было познакомиться с ней ближе. Тогда, вероятно, мне будет легче разобраться в сложившейся ситуации.
        С этой мыслью я лег в постель, натянул до подбородка верблюжье одеяло и выключил торшер. Как и следовало ожидать, ночью спалось мне не слишком сладко и безмятежно. На рассвете же меня и вовсе разбудил концерт, разыгравшийся на улице. Выступали, повинуясь любовному томлению, мартовские коты.
        Мне хотелось выскочить из дома и разогнать к шутам их визгливый хор. Либо самому, ради шутки, присоединиться к нему. Но было лень. Да и как-то не солидно. Поэтому я положил сверху себе на голову подушку и, проклиная весь кошачий род, попытался снова заснуть.
        Глава шестая
        Утром я не стал бриться, умываться, чистить зубы, причесываться и прыскать на себя одеколоном. Ничего этого сегодня мне было не нужно. Наоборот, следовало выглядеть как можно хуже.
        Наскоро позавтракав, я облачился в потертые джинсы, побитый молью свитер, потрепанную и выцветшую куртку. Обул старые стоптанные ботинки, которые неизвестно почему до сих пор не выкинул. Потом полюбовался собой в зеркале. Чудесный из меня получился хмырь. Совсем как на карикатуре про маргиналов, подумал я и вышел на улицу.
        Свалка она и была свалкой. Ничего больше про нее и не скажешь.
        Поражало, правда, в некоторых местах обилие пищевых объедков. Судя по их количеству, никакой голод нашей стране в ближайшее время не грозил.
        Я шел по неровной тропе, петлявшей между возвышенностей из спрессованного мусора. Вскоре от трудной дороги у меня стала слабеть вывихнутая месяц назад левая нога. Поэтому мне приходилось все чаще останавливаться и отдыхать.
        Иногда вдали я замечал фигурки людей. Они ходили с палками и низко опущенной головой. Помнится, Марек предупреждал, что здешние обитатели терпеть не могут чужаков и гонят их взашей. Но на меня они не обращали ни малейшего внимания. Они просто игнорировали мое присутствие.
        Над одним из участков свалки с криком кружила большая стая чаек. Значит, в том месте им было чем поживиться.
        Чтобы узнать, что там происходит, я поднялся на ближайший холм.
        В пору моей юности выпускали сигареты «Памир». На ее пачке был изображен альпинист, стоящий на вершине горы и обозревающий окрестности. Название «Памир» в народе расшифровывалось следующим образом: пошел Абрам Моисеевич искать работу.
        Так вот, сейчас я чувствовал себя тем самым Абрамом Моисеевичем. Только не на вершине горы, а на вершине мусорного холма.
        Там, где носились чайки, разгружались два мусоровоза. Возле них, возбужденные не меньше чаек, собралось человек десять с мешками и баулами.
        Но вместо того, чтобы присоединиться к ним с целью добыть что-либо ценное и полезное, я отправился к маленькой группке людей, расположившейся неподалеку от моего холма. Группка состояла из трех людей - двух мужчин и женщины - и лохматой дворняги. Люди что-то варили в закопченном котелке над костром. Настроены, по-моему, они были вполне миролюбиво. По-крайней мере, явной враждебности от них не исходило. Только дворняга тявкнула пару раз для порядка.
        - Привет, ребята! - бодро, по-суворовски, поздоровался я приблизившись.
        - Здорово! - вразнобой отозвались бомжи, а собака подозрительно покосилась на меня и нервно зевнула. Больше они никак не прореагировали на мое появление. Продолжали невозмутимо сидеть и смотреть на потрескивающее пламя костра.
        - Оттуда ж ты взялся, красавец? - спустя минуту, все же поинтересовалось женщина. От женщины, правда, в понимании этого слова в ней мало чего осталось. Так, отдельные штрихи. Кое-как подкрашенные губы. Серый свалявшийся платок, наполовину сползший с головы. Серьга желтого цвета в одном ухе. Отвислая грудь, поднимавшая у живота кофточку. В основном же она больше походила на бесполое существо.
        - С того холма, - ответил я.
        - Это, представь, мы поняли. Вообще ты откуда? - уточнила она вопрос, потуже запахивая свой тулуп
        - Из соседнего поселка.
        - Вона как. Выходит, что ты деревенский, - хмыкнула она.
        - Скорее, поселянин, - поправил я.
        - Что-то, парень, я тебя здесь раньше не встречал, - вмешался в наш разговор кряжистый мужик с выпирающей вперед нижней челюстью. Одет он был в дорогое модное полупальто, отделанное по краям светлой замшей, но грязное и затертое до безобразия. Местами порванное и без половины пуговиц.
        - Я нечасто бываю на свалке.
        - Ну, это твое дело, - заметил кряжистый мужик. - Сегодня, значит, к нам не привезут ничего стоящего. Посему нечего тут шастать. Возвращайся к себе в поселок.
        - Да, поселянин, давай лучше топай отсюда по добру по здорову. Не то мигом ребра пересчитаем, - прекратив жевать вяленую рыбину, поддакнул ему второй мужик - костлявый и сутулый. Облачен он был в синий милицейский бушлат.
        - Что вы, ироды, выпроваживаете молодого человека? Что вы ополчились на него? Может, ему нужна какая-нибудь мелочь для хозяйства, - заступилась за меня бомжиха. Оказывается, что женского осталось в ней больше, чем я предположил вначале. - Может, он нам за нее еще денег предложит.
        - Дура ты наивная! Держи карман шире! Кукиш он тебе предложит, а не денег! - усмехнулся сутулый мужик, принимаясь вновь обгладывать свою рыбину.
        - Я бы вам заплатил. Только здесь мне ничего не нужно. Я пришел просто посмотреть на свалку.
        - Видите, зачем он пришел? Зачем его трогать? - продолжала заступаться за меня бомжиха.
        - Ишь ты, какой шустрый сыскался?! Чего тут смотреть?! - сердито скривился кряжистый мужик, помешивая длинной ложкой похлебку в котелке над костром. - Любопытным делать у нас нечего! Это тебе не цирк! Не виляй, как ужака под вилами! Признавайся, зачем явился?! Иначе мы потолкуем с тобой иначе!
        - Да хватит меня стращать! Ведь я могу потолковать с вами так, что сами не зарадуетесь! Без ушей у меня все останетесь! - в тон ему произнес я. - Объясняю, у меня экскурсия по памятным местам. Я пришел посмотреть, где трудился мой дядюшка. Его фамилия Бугримов. Вы, случайно, его не знали?
        - Вот что, парень, не полоскай нам мозги! По-моему, тебя требуется проучить, - заявил он, приподнимаясь с места.
        - Проучим - обязательно! Мы здесь все на хрен Бугримовы, - сказал сутулый мужик, готовый присоединиться к своему товарищу.
        - Бугримов, говоришь? - задумчиво произнесла женщина и облизнула толстые губы. - Как его имя?
        - Виктор, - ответил я.
        - Слушай, а не наш ли это бывший Голова? - спросила бомжиха. Определенно, что из всех троих она была наиболее сообразительная.
        - Он самый.
        Они все изменились в лице и едва ли не с глубочайшим почтением уставились на меня. Словно я был высоким зарубежным гостем.
        - Значит, ты кем ему будешь? - поинтересовался кряжистый мужик.
        - Племянником.
        - Что ж ты сразу нам не сказал? Ходил зачем-то кругами? Извини, мы иногда тупим. Да ты не стой столбом. Садись. Хочешь, на мое место? Или - вон. - Он поставил на попа лежащий возле него деревянный ящик. А его приятель услужливо застелил грязные и влажные доски относительно чистым и сухим лоскутом материи.
        - Давай тогда уж познакомимся, - предложила бомжиха. - Как тебя зовут?
        - Володя, - ответил я, подумав, что Владимир прозвучало бы сейчас слишком официально. В особенности, если добавить еще и отчество.
        - А мы, Вова, попав сюда, позабыли о своих прежних именах. Они остались в нашей прошлой жизни, - сказал кряжистый мужик, пытаясь выудить неловкими пальцами сигарету из помятой пачки. - Здесь меня зовут Крохля.
        - Странное имя.
        - Ничего странного. Есть такая утка Крохаль. При опасности она ныряет под воду, и ее становится не видно. Никому не известно, что она там делает и чем занимается. Понимаешь, я два срока отмотал в тюрьме. Жил бы я в городе, меня бы опять упекли в тюрьму. За какую-нибудь мелочь. Одно спасение от наших властей - мусорный полигон.
        - Ясно, - сказал я.
        - Это - Басмач, - кивнул он на сутулого мужика.
        - Как есть, вылитый басмач, - вставила бомжиха.
        - Он наш, русский. Но жил в Средней Азии. Нет, чтобы выращивать у себя на родине в Ферганской долине дыни, потащила его нелегкая на заработки в Россию. Заработал - ничего не скажешь. Басмача, как принято у нас, избили и ограбили. Причем свои же земляки-азиаты.
        - Будь они прокляты, зверюги! Отобрали даже паспорт! - дополнил тот картину.
        - Шут с ним, с паспортом. Повезло, что хоть не убили. Вопрос, Вова, куда было ему идти? Ответ: кроме помойки, некуда. Так, а эта оторва - моя баба.
        Приподнявшись, бомжиха церемонно склонила голову. Сам же Крохля с удовольствием задымил сигаретой, добытой наконец-то из пачки.
        - Кастра? В честь Фиделя Кастро, что ли? - спросил я.
        - Как же, дался мне этот старпер, - хмыкнула женщина.
        - Нет, говорит, что она Вероника Кастро. Это из «Богатых, которые тоже плачут». Говорит, что скрывается у нас, на свалке, от своих поклонников. Достали, говорит, в Бразилии. Прохода не дают, - заметил Крохля. - Про нее я наверняка ничего сказать не могу. Бабская душа для меня - потемки. Всякий раз она сочиняет про себя новую историю. Опять же, постоянно меняет собственные имена. Я уж в них запутался. Но сейчас она точно - Кастра. Ну а это - Жулька, - показал он на черную дворнягу с белым пятном на груди.
        - Привет, Жулька! Как дела? - спросил я. Собака посмотрела на меня гноящимися глазами, вильнула хвостом и принялась яростно искать блоху на спине. Судя по всему, дела у нее обстояли очень неважно.
        - Без псины здесь никак не обойтись. Без нее хана. Она нас охраняет и проверяет всю нашу пищу, - пояснил Крохля. - Теперь у меня есть хорошее предложение. Выпить за знакомство.
        Он вытащил из котомки, лежащей у его ног, литровую бутылку с какой-то подозрительной мутноватой жидкостью и, лукаво подмигнув, взвесил ее на ладони. Басмач и Кастра, как по команде, тут же протянули к нему свои заляпанные эмалированные кружки.
        Но Крохля бросил на них укоризненный взгляд. Кастра кивнула и, с извиняющейся улыбочкой, поспешила вручить мне сколотую фаянсовую чашку, выуженную из той же котомки. Потом, немного поразмыслив, взяла чашку обратно, вытерла ее изнутри скомканным носовым платком и вернула мне.
        - Спасибо, ребята. Но я не буду, - сказал я, борясь с тошнотой, подступившей к горлу.
        - Неприлично отказываться хлебнуть за знакомство. Как-то не по-нашенски. Не разбивай компанию. Обещаю, что ты не загнешься от этой выпивки.
        - Понимаешь, я недавно выписался из больницы, - заметил я. - Врачи запретили. Поэтому ты не настаивай.
        - Что такое, Вова?
        - Сотрясение мозга.
        - Сочувствую. Тогда, конечно, воздержись временно. А мы хлопнем по маленькой. Без водки у нас, на свалке, нельзя. Без нее - полный каюк. Пропадешь. Как иначе убережешься от всякой заразы? Приходится, стало быть, употреблять водку с самого утра и до позднего вечера. В целях профилактики. Ну, поехали! За знакомство!
        Они дружно выпили, смачно крякнули и сделали по глотку из одной бутылки с минеральной водой. Сразу заметно ожили и повеселели. Крохля был прав. Без спиртного, действительно, им было нельзя. Как можно трезвыми глазами взирать на окружавший их мир?
        - Вова, хочешь бананьев? Вкусные! Полезные! У нас тут их на днях полфуры сгрузили. Давай возьми с собой. Сколько утащишь, - предложила Кастра и показала на картонную коробку за своей спиной. - Мы ели их, ели. В обезьян уж красножопых превратились.
        Я было заколебался. Бананы выглядели ни чуть не хуже тех, что продавались на столичных рынках. Но потом подумал, что со свалки, как и кладбища, не следует ничего брать, и тактично отказался. Обойдусь и без бананьев.
        - В городе плохо. Там живут несчастные люди, - икнув, пустился в рассуждения Крохля. - Но они считают, что у них нормальная жизнь. Чепуха! Это у нас нормальная жизнь. Мы свободные люди. Мы не боимся ничего потерять.
        - Конечно, не боимся. Мы уж профукали все, что могли профукать, - усмехнулся Басмач.
        - Ага, точно. И у нас нет причин для расстройства, - подтвердил Крохля. - Ну, как, Вова, понравился тебе дядин мусорный полигон?
        - Ты, Крохля, тупеешь прямо на глазах, - заявила Кастра. - Что у тебя за глупые вопросы? Кому может нравиться этот полигон, кроме нас?
        - Само собой. Это же не пляж в Малибу, - согласился я с бомжихой.
        - Пляж не пляж, но место очень доходное, - возразил Крохля. - Ответь честно, Вова. Ты что собираешься заменить нашего умершего Голову?
        - Стоп, пацаны! Осторожнее на поворотах. Виктора уже заменил Генка Кривонос, - напомнил Басмач.
        - Верно, - подтвердил тот. - Связываться с Кривоносом опасно. Его остерегался даже Виктор. Мужик он отвязанный и злопамятный. Как что не так, то сразу лезет в драку.
        Я заметил, что, как и вначале нашего разговора, бомжи не знали, как следует себя вести со мной. С одной стороны, они побаивались нынешнего Голову. Но с другой стороны - чем черт не шутит? - я вскоре мог занять его место. Я же был наследником Виктора. Ошибиться им здесь было нельзя.
        - Сместить Кривоноса сложно. Он - фигура, - в замешательстве произнес Басмач. - К тому же у него много помощников.
        - И прихлебателей, - добавила Кастра.
        - Ага, этого добра хватает. Но не ясно за кем все они пойдут? За Генкой или Вовой? - сказал Крохля и принялся снимать с палки, висевшей над костром, котелок с кипящим варевом.
        - Что мой дядя был богатым человеком? - после паузы, поинтересовался я.
        - Будто не знаешь! Вот таким! - воскликнула Кастра и широким жестом, каким рыбаки показывают пойманную рыбу, изобразила его несметное богатство.
        - Он выделял нам участки для работы. Мы ему за это платили. Хороший участок стоил больше. Плохой - меньше, - сказал Крохля.
        - Теперь Кривонос за все участки берет с нас одинаково, - буркнул Басмач. - Даже за самые никчемные.
        - Что поделаешь? Все меняется только к худшему, - вздохнул Крохля. - Виктор был справедливым. Найдешь на свалке что-нибудь интересное, то он сразу за это платит. Правда, немного. Зато сразу. Без обмана.
        - Этого у него не отнять, - согласился Басмач. - Но денег он имел много. Очень много.
        - Хотелось бы верить, - заметил я.
        - Разве они тебе не достались? - удивился Крохля.
        - К сожалению, нет. Но не важно, - ответил я. - Кстати, что там произошло с моим дядей? Разумеется, не по официальной версии, а на самом деле? Что говорят у вас люди?
        - Разное говорят. Но ясно, что история темная. У нас, на свалке, Виктор был слишком большим человеком, чтоб просто так сгинуть, - сказал Крохля, зачерпнул ложкой из котелка и, обжигаясь, попробовал получившееся варево. - Гм, по-моему, ничего. Но мало специй. Подождем, пускай остынет. Перекусишь с нами, Вова?
        - Нет, благодарю, - отказался я. - И какого же мнения придерживалась милиция?
        - Ну и чушь же ты несешь, парень! - возмутили его мои слова до глубины души. - Какая, к чертовой матери, милиция! Милиции мы до фени! Знаешь, сколько народу подыхает на этом полигоне? Страсть! Но до нас никому нет дела.
        - Согласен, Крохля. Но все же мой дядя не был бомжом. Он работал здесь сторожем. Платил государству налоги. Стало быть, милиция обязана была провести официальное расследование.
        - Скажешь тоже - расследование! Ну, приехали два мента, перекурили, поматерились и укатили. Из машины даже не выходили. Вот тебе, Вова, и все расследование! Твой дядя, извини, ни член правительства. Ни олигарх. Дал дуба, ну и фиг с ним. Туда, значит, ему и дорога! - заявил Крохля. Затем поплевал на ладони, вытер их о свое модное полупальто и, ловко орудуя ложкой, принялся поглощать приготовленное варево. К нему, подсев поближе, присоединились Басмач и Кастра. Собака Жулька, соблюдая правила гигиены, лакала из отдельной миски.
        Я деликатно подождал, пока они, сопя и чавкая, не опустошили весь котелок. Пока не выпили еще по кружке подозрительной жидкости из бутылки Крохли. Потом затронул вновь интересующую меня тему:
        - В поселке ходят разные слухи. Например, что будто бы мой дядя погиб по вине Помойника. Встретил, дескать, его возле своей сторожки. По-вашему, на сколько это правда?
        Никто из троих бомжей не пожелал мне ответить.
        - Водится хотя бы Помойник на вашей свалке? - поставил я вопрос иначе.
        - Может, водится, а может - нет. Это кому уж как будет угодно, - уклончиво сказал Крохля, наблюдая, как Жулька старательно вылизывает свою миску.
        - Наверняка этого никто не знает, - поддакнул Басмач.
        - Да водится, паразит, водится. Чтоб ему лопнуть, - убежденно произнесла Кастра. - Я его видела.
        - Что, действительно? - спросил я.
        - Угу, действительно. Выдался однажды у меня неудачный день. Почти ничего не заработала. Пришлось торчать на полигоне до позднего вечера. Хотела собрать хоть пустые бутылки. Ты-то, Крохля, спал тогда пьяный в нашей хибаре в подлеске. Басмач дрых с тобой.
        - Какая ты, оказывается, у нас труженица, - хмыкнул Крохля.
        - Да, труженица. Не чета вам. Стою я, стало быть, разгребаю мусор из контейнера. И вдруг чувствую, что на меня сзади кто-то смотрит. Пристально так. Оборачиваюсь - никого. Только неожиданно ветерок холодный подул. Ну, думаю, померещилось, и снова принимаюсь за работу. Но через минуту опять чувствую на себе этот взгляд. Быстро оборачиваюсь - и замечаю, как мелькнула чья-то большая тень. Честно, я чуть не описалась со страху. Побросала к чертям все найденные бутылки и быстрее прочь со свалки. Потом меня всю ночь колотила дрожь. Да такая сильная, что тряслись стены нашей хибары!
        - Кастра, мне уже до смерти надоела эта твоя история. Рассказываешь ее и рассказываешь. Как тот попугай в клетке, - буркнул Крохля.
        - Но Вова-то ее не слышал. Поэтому лучше помолчи, - огрызнулась бомжиха.
        - Однако самого Помойника ты не видела, - уточнил я.
        - Да. Только одну его тень. Но мне и ее хватило.
        - Зато я столкнулся с Помойником нос к носу, - произнес Басмач, обращаясь ко мне. - Иду я как-то раз в сумерках с полигона. Тащу в сумке дневную добычу. Сворачиваю за холмик, а навстречу мне Помойник. Огромный такой. Весь в рыжей шерсти. Морда звериная. Глаза горят. А воняет от него - прямо жуть.
        - Верно. Запах от Помойника отвратительный, - подтвердила Кастра.
        - Так вот, увидел я его - и обомлел. И ну деру. Сумку потерял. Из кармана бутылка водки выпала. Бежал без остановки до самого подлеска. Короче, едва ноги унес.
        - Брехун ты, Басмач, и водку сам выдул, - усмехнулся Крохля. - С Помойником он столкнулся. Если бы ты с ним столкнулся, от тебя бы мокрого места не осталось.
        - В натуре, не осталось бы. Если бы это случилось ночью. Но я же встретился с ним в сумерки. Когда он еще не обрел свою полную силу. Поэтому мне и удалось спастись.
        - Возможно, - не стал возражать Крохля. - Вообще, иногда на свалке творится, черт знает что.
        - Ночью лучше на ней не появляться. Да что там на свалке. В подлеске он тоже бывает, - сказала Кастра. - Давай не перечь мне, Крохля. Это так. Возьми Жульку. Случается, что она начинает скулить ни с того ни с сего. Опускает голову, жмется к ногам. А то и вовсе убегает неизвестно куда.
        - У собак на него нюх, - заметил Басмач.
        - Кобеля она чувствует, а не Помойника. Зов природы. Глупые вы люди. Помойник на то и Помойник, чтоб обитать среди помоев, - хмыкнул Крохля.
        - Тебе лишь бы спорить, - пожала плечами Кастра. - Вова, знаешь, в каком виде была сторожка Виктора после его гибели?
        - Конечно, нет, - ответил я.
        - В ней все было перевернуто кверху дном. Теперь спроси меня почему?
        - Почему? - выполнил я ее просьбу.
        - Помойник ненавидит чистоту и порядок, - с торжеством произнесла Кастра.
        - Не факт, что это был Помойник. Скорее, кто-то из наших гавриков с полигона искал, где спрятал свои деньги Голова, - заметил Крохля. - Ладно, хватит болтать. Пора работать. Ну, поднялись, лентяи! Живо!
        Басмач и Кастра, несмотря на все его понукания, не испытывали никакого желания возвращаться к своему ремеслу. Продолжали невозмутимо сидеть возле догорающего костра. Впрочем, на то у них имелись основания. К нам, показавшись из-за мусорных неровностей, разболтанной походкой приближался какой-то долговязый мужик.
        - Вот он - Генка Кривонос, - с придыханием шепнула мне Кастра. - Наш новый Голова, собственной персоной. Явился, не запылился. Хорошо хоть, что не шибко пьяный.
        - Прохлаждаетесь, голубчики?! - крикнул тот еще издали. - Ну-ну! А платить когда будете?! Почему мне нужно искать вас по всему полигону?! Вконец обнаглели!
        - Извини, Гена! Не успели! Так, это, мы сейчас и заплатим, - ответил Крохля, быстро подскочил к нему и протянул несколько скомканных купюр. - Стало быть, за меня и мою бабу.
        Примеру товарища без промедления, почтительно пригнувшись, последовал и Басмач. Кривонос с деланным непониманием уставился на его деньги.
        - Ха. Я не врубляюсь. Ты за кого меня держишь? За кретина? - спросил он.
        - Натурально, нет. С чего это ты решил?
        - С того, что ты в который раз мне недоплачиваешь. Ты задолжал мне уже триста рублей.
        - Каких триста? - удивился Басмач.
        - Обычных! Бумажных! Тебе посчитать? Если я буду считать, как положено, то получится все пятьсот, - наступая на него, сказал Кривонос.
        - Точно, триста. Я вспомнил, Гена, - торопливо закивал Басмач, начиная шарить по карманам. Результатом его поисков явились две мятые десятирублевки. Он просительно посмотрел на Крохлю, и тот, недовольно кашлянув, добавил недостающую сумму.
        - Так бы давно. Это вам не богадельня. Между прочим, Крохля, ты мне тоже должен. Но меньше. Вместе с Кастрой всего двести рублей. Расценки изменились. Но не напрягайся. Отдашь завтра. Пользуйтесь, паразиты, моей добротой, - растягивая слова для придания значимости происходящего момента, произнес Кривонос.
        - Спасибо, Гена, - благодарно закивала Кастра.
        - Но почему посторонние на объекте? Не порядок. Что этому типу здесь нужно? Что он тоже решил покопаться в мусоре? - спросил он, не глядя в мою сторону.
        - Нет, не для этого. Вова из поселка. Пришел сюда погулять, - объяснил Крохля.
        - Он родной племянник нашего бывшего Головы, - заметила Кастра.
        - Вова наш гость, - вставил Басмач.
        - Неужели?! Ба, что за важная птица! Я польщен! Но, кажется, я уже с тобой встречался. Имел такую честь, - сказал Кривонос, изображая на лице неописуемую радость. - Но какими судьбами в наших краях?!
        - По зову сердца, - ответил я.
        - И призыву партии. Понимаю. Ну и как тебе тут?
        - Впечатляет.
        - Приятно слышать. Но, господа, наша свалка начинает приобретать популярность. Коль ее стали посещать личности, вроде Вовы.
        - Наверное, - робко согласилась Кастра.
        - И как полюбились тебе бывшие дядины угодья? - спросил Кривонос.
        - Ты шутишь? С какой стати мне должна полюбиться обычная свалка?
        - Не скажи, дорогой! У каждой свалки есть свои особенности. Есть своя специфика. На каждой свалке царят свои правила и законы. Но что говорит тебе твоя родовая память? Разве не вызывает она у тебя никаких приятных воспоминаний?
        - Нет. Это, вероятно, у тебя она что-то там вызывает, - предположил я.
        - Что ж, может быть. Но мне представляется, что ты пришел сюда неспроста. Дай-ка подумать… Догадался, ты пришел вернуть мне должок Виктора.
        - Я вижу, что тебе здесь все должны.
        - Правильно видишь. Наблюдательный мальчик. Так ты принес деньги или нет? - с угрозой спросил он, чуть ли не вплотную приблизившись ко мне. - Ну, отвечай! Я жду!
        - Нет, не принес.
        - Если нет, то вали отсюда! Вон со свалки! Чтоб духу твоего больше тут не было! Тебе ясно?! А вас, голубчики, если еще хоть раз застукаю с ним, то поколочу смертным боем. Места живого не оставлю. Потом прогоню с чертям собачьим с полигона, - смерил он бомжей злобным взглядом и вновь обратился ко мне: - Ты что глухой?! Давай вали отсюда! Немедленно!
        Еще вчера, при первой встрече с Кривоносом, у меня возникло желание задать ему хорошую трепку. После разговора с Мареком и особенно бомжами, оно только усилилось.
        Я размахнулся и не затейливо так, по-деревенски, двинул его правой рукой по уху. Я знал, что самое простое бывает иногда самым действенным. Удар получился сильным и сочным. Кривонос охнул и изогнулся дугой.
        Мой следующий удар оказался не таким удачным, как первый. Но все равно отпечатался кровоподтеком на его скуле.
        Не давая Кривоносу опомниться, я схватил деревянный ящик, на котором сидел, и ринулся на него. Вид, наверное, у меня был весьма устрашающий.
        Кривонос, держась за ушибленное ухо, пятился назад. Пока не упал, споткнувшись о кусок арматуры, торчащий из земли. Я занес над ним ящик и, честное слово, готов был его обрушить ему на голову. Он закрылся руками, задергал ногами и что-то громко закричал. На краткое мгновение я почувствовал себя палачом, исполняющим привычную работу на лобном месте.
        Но работу палача я все же не исполнил. Подоспели Крохля с Басмачом и оттащили меня от Кривоноса, лежавшего на земле. А Кастра, расцепив мои пальцы, вырвала из них ящик. Впрочем, я не слишком сопротивлялся. Весь мой запал внезапно куда-то исчез.
        - Вова, не горячись. Успокойся. Фиг с ним. Отвел душу - и ладно, - говорил Крохля.
        - С него хватит. Он свое получил. С избытком, - вторил ему Басмач.
        - Тише, тише. Угомонись, - просила Кастра. - Беда, какой ты вспыльчивый.
        Но все их миролюбивые речи мало что значили. Было видно, что они в восторге от той взбучки, которая досталась Кривоносу.
        Между тем Генка, мотая головой, поднялся. Торопливо удалился на приличное расстояние от места нашей стычки и закричал оттуда:
        - Ну, гаденыш! Мы с тобой еще встретимся! Даром тебе это не пройдет! Ты кровью у меня умоешься, козлиная твоя рожа! Погоди только немного!
        - Чего годить?! Зачем откладывать?! Сейчас и встретимся! Иди сюда! - ответил я, снова закипая.
        Что за времена, что за нравы? Пожалеешь человека, проявишь к нему снисхождение - не отлупишь до потери сознания. Он же в благодарность тебе сразу начинает угрожать, обещая учинить всяческие пакости.
        Я схватил свой деревянный ящик и, воинственно размахивая им над головой, побежал к Кривоносу. Однако вскоре поскользнулся на ледяной корке, покрывавшей тропу, и грохнулся в кучу бракованных пластиковых пакетов. Пока же поднимался и приходил в себя, он уже успел скрыться среди мусорных неровностей. Так, наверное, оно было и к лучшему. Мне совершенно не хотелось гоняться за ним по всей городской свалке.
        - Ты я вижу, Вова, боевой парень. Весь в своего дядю. Он тоже не давал никому спуску. Теперь Кривонос долго тебя не забудет, - говорил Крохля, помогая мне отряхивать одежду. - Но сейчас, советую, исчезни. Мне известны повадки нашего нового Головы. Скоро он сюда вернется со своими помощниками. Тогда уж тебе точно не сдобровать.
        - Да, не теряй времени. Кривонос появится здесь минут через пятнадцать, - добавила подошедшая Кастра.
        Они были правы. Оставаться на свалке дольше не имело никакого смысла. Я простился со своими новыми знакомыми.
        По дороге домой меня осенила неожиданная мысль. Если вдруг я все потеряю - квартиру, документы, деньги - то смогу всегда придти на мусорный полигон и начать жить вместе с этими бомжами. Впрочем, делать мне это совсем не хотелось.
        Глава седьмая
        Вечером ко мне приехала Татьяна.
        Когда раздался звонок у входной двери, я подумал, что это пришел Марек. Или Кривонос, решивший привести в исполнение свои недавние угрозы. Но на пороге стояла, назовем ее так, моя приятельница из травматологического отделения больницы. Однако с первого взгляда я даже ее не узнал. Она сильно изменилась, и в лучшую сторону. Прежде всего, окончательно зажили все ссадины и гематомы на ее лице. Потом, одета она была вовсе не в больничный халат.
        Сейчас это была ослепительная красавица. Впрочем, теперь, после бомжихи Кастры, любая женщина, мало-мальски следившая за собой, будет казаться мне ослепительной красавицей.
        - Здравствуй, Володя! Очень рада тебя видеть! - сказала она, наполняя мелодичной музыкой своего голоса мою квартиру. Все же голос был самым главным ее достоинством. - Надеюсь, ты не прогонишь бедную странницу?
        - Конечно, странница. Без вопросов. Не прогоню, - ответил я, пропуская ее в прихожую. Крепко поцеловал Татьяну в подставленную щеку, взял из рук две туго набитые сумки и помог снять пальто. - Ты удивительно похорошела.
        - Находишь?
        - Вне всякого сомнения.
        - Спасибо, Володя. Я бы предупредила, что приеду. Но с тобой совершенно невозможно связаться, - с упреком произнесла она. - У тебя нет ни обычного, ни мобильного телефона. Как ты существуешь без связи с внешним миром?
        - Я считал, Таня, что в моей ситуации телефон мне ни к чему, - объяснил я.
        - Хотел пожить отшельником?
        - Вроде того.
        - Может, и монахом?
        - Как получится, - пожал я плечами.
        Прикоснувшись к талии Татьяны, я проводил ее на кухню, усадил на самую удобную табуретку и предложил приготовить для нее чего-нибудь поесть. Правда, больше из вежливости. Поскольку, после вчерашнего визита Марека, в доме у меня почти не осталось никаких продуктов. Но, к счастью, она отказалась. Согласилась лишь выпить чаю. Женщины бывают иногда поразительно тактичны.
        - Я смотрю, Володя, ты неплохо справляешься с хозяйством. Везде у тебя полный порядок, - похвалила она меня, помешивая ложечкой сахар в чашке и разглядывая мою маленькую кухню. - Поздравляю.
        - Стараюсь, - ответил я. - Но спасибо покойному дяде. У него все было. Пришлось только слегка прибрать в квартире. Между прочим, из моего окна площадь Красная видна. Вернее, мусорный полигон. Но для поселка Вихляево он примерно, как Красная площадь для Москвы.
        - Панорама, я думаю, грандиозная.
        - Закачаешься.
        - Ой, погоди! Я привезла с собой печенье. Купила в дорогу, чтоб не замутило от голода, - сказала Татьяна. Быстро поднялась и, порывшись в одной из сумок, достала из нее раскрытую пачку овсяного печенья.
        - Слушай, давай я отварю тебе картошки. У меня есть почти полный мешок. Купил по случаю.
        - Не хочу, - покачала она головой.
        - Я же не предлагаю сразу отварить весь мешок, а всего несколько штук.
        - Благодарю, я поняла. Но сейчас мне и одна картофелина в горло не полезет.
        - Таня, так что у тебя произошло?
        Она посмотрела мне в глаза и, немного помолчав, сказала:
        - Я решала расстаться со своим мужем. Нет, официально мы с ним развелись год назад. Ты же знаешь.
        - Знаю.
        - Но мы продолжали жить вместе. Как бы по инерции. Считали себя мужем и женой. После того, как я выписалась из больницы, он перестал заниматься рукоприкладством.
        - Ясно. Опасался оказаться за решеткой, - заметил я.
        - Наверное, - кивнула Татьяна. - Но зато он начал меня всячески изводить. Начал придираться по любому самому незначительному поводу. Скандалил, бил посуду, хлопал дверьми. Отбирал у меня ключи от квартиры. Словом, превратил мою жизнь в один нескончаемый кошмар. Я терпела, терпела - и не выдержала. Решила уйти от него. Навсегда.
        - Давно было пора.
        - Признаться, Володя, я часто вспоминала о тебе. Не скажу, что каждый день. Но часто. Ты понимал меня, - проникновенно произнесла Татьяна. - Можно, я какое-то время поживу у тебя? Если ты не желаешь, то я не обижусь. Я поеду к своим родителям в Красноярск.
        - Да чего там, оставайся, - ответил я. - В Красноярске холодно. Сибирь как-никак.
        Я подумал, почему бы нам, собственно, не попробовать жить вместе? Это был отнюдь не худший вариант. К тому же он не накладывал на меня никаких обязательств. По крайней мере, на первых порах. Иной вопрос, разве я мог себе представить тогда в больнице, утопая в ее серых глазах и сливая наши уста в едином жарком поцелуе, чем для меня в конечном итоге все это обернется.
        - Разумеется, Таня. Оставайся, - добавил я. - О чем разговор? Мне нравится, как ты вписываешься в интерьер этой квартиры.
        - Спасибо, - растроганно поблагодарила она.
        - Не за что. Ты только не считай, что у нас тут райская жизнь. Проблем и сложностей в Вихляево больше чем достаточно.
        - Ну, проблем и сложностей везде хватает.
        - Опять же, в нашем поселке нет работы. Почти никакой. По твоему узкому профилю - тем более. Честно, мне жаль погубить твой дикторский дар. Он не пригодится даже на местной автобусной остановке.
        - Не волнуйся, Володя. Мы что-нибудь придумаем, - легкомысленно заявила Татьяна. - Одно скверно. Запахи у вас здесь стоят умопомрачительные.
        - Видимо, на полигоне сегодня сожгли слишком много мусора. К тому же ветер дует в нашу сторону. Но не страшно. В поселковом магазине продаются респираторы. Тебе купить?
        - В подарок? На день рождения?
        - Нет, просто так. По доброте душевной.
        - Пожалуй, не нужно.
        - Правильно. Респиратор не украшает внешность человека, - заметил я, представив, как Татьяна расхаживает в нем по квартире. Нет, вписываться в интерьер моей квартиры она тогда точно не будет. - Ладно, если ты не возражаешь, я пойду, постелю свежее белье.
        - Я тебе помогу, - сказала она, поднимаясь.
        Чуть ли не полночи Татьяна по моей просьбе произносила своим низким мелодичным голосом, сдерживая хохот, объявления. Те, что обычно она делала на вещевом рынке. Например, чтоб бригадир строителей Мамедов срочно подошел к крытому павильону номер два, где его ждут друзья-земляки. И другие, тому подобные.
        Встали мы поздно. Где-то в начале двенадцатого. Оделись, умылись, привели себя в порядок и, ведя расслабленную беседу, попили чаю с жалкими остатками овсяного печенья.
        Затем я, не спеша, отправился в местный магазин пополнить наши продовольственные запасы. Посылать за покупками Татьяну было в высшей степени рискованно. Как незнакомому человеку, рыжеволосая продавщица могла запросто всучить ей что-либо заведомо не качественное, а то и неудобоваримое.
        В магазине я терпеливо подождал, стоя в сторонке, пока Юля обслужит двух медлительных и на редкость говорливых старушек. Потом подошел к отглаженному многочисленными руками прилавку.
        - Володя! Сокол ты мой ясный! Надеюсь, здорово ночевал?! - вместо приветствия, с ехидцей спросила она.
        - Здорово, вспоминая о твоих прелестях. Замечательные у тебя шины.
        - Что за шины?
        - Автомобильные. Те, которые у тебя в дальнем углу.
        - Лгун. Нужны твоей милости какие-то автомобильные шины, - усмехнулась Юля. - Полагаю, что сегодня ты возьмешь продуктов больше, чем всегда. Верно?
        - Верно. Но откуда ты знаешь?
        - Нетрудно догадаться. Ведь к тебе приехала такая надменная, расфуфыренная фря. Вся в черных одеждах. Ты и пожелаешь ее получше накормить.
        - Естественно, что пожелаю. Расфуфыренная фря приехала же погостить не в Освенцим, в концлагерь, - ответил я, в который раз поражаясь насколько быстро в поселке Вихляево распространяется любая новость. Или, может, это просто проявление повышенного интереса только к моей персоне? Не понятно.
        - Не в Освенцим, Володя. Но и не в Монте-Карло, - с задором произнесла Юля. - И не говори мне, что она твоя двоюродная сестра.
        - Пожалуйста, не буду. Как прикажешь, - согласился я. - Хоть она мне и не родственница, но некоторое время поживет в моей квартире. Ты не возражаешь?
        - Возражаю! Фу, распутник! Устроил, понимаешь, в нашем поселке гнездо разврата!
        - Не без того, Юля. Не без того. Но этого требует романтизм моей натуры. Порекомендуй, что купить?
        - Отравить бы вас обоих. Но я не буду. У меня доброе и мягкое сердце. Ну, в продаже сегодня имеются сырокопченые куры, - сказала она, распахнула дверцу холодильника и вопросительно посмотрела на меня. - Возьмешь?
        - Возьму. Потом, мне еще сыра, колбасы, оливок из той открытой банки…
        - Погоди. Не тараторь так быстро. Я ж тебе не автомат. Строго между нами, прожорливая твоя фря. Не знаю, как ты ее прокормишь? Хватит ли у нас в магазине продуктов?
        - Да легко. Вашими продуктами со свалки весь Ватикан прокормишь, - усмехнулся я.
        - Зачем тебе сдался Ватикан?
        - Это я для примера.
        - Ладно - прокормишь. Но ты с ней разоришься.
        - Разорюсь, так разорюсь. Ты-то чего переживаешь? - спросил я.
        - Как же мне не переживать? - вплеснув руками, возмутилась Юля. - Обнадежил, можно сказать, наивную девушку. Я имею в виду себя, чтоб ты понял. Наобещал ей с три короба, а сам в кусты. У него, оказывается, есть другая.
        - Любопытно, что ж я тебе наобещал?
        - Неужели позабыл? Ну, скажем, когда потеплеет, позвать меня на прогулку в лес. Я-то, глупая, и размечталась. Строила радужные планы. Платье даже новое купила.
        - Но не понимаю, чем помешала тебе моя постоялица? Обещал - значит, позову. Не пропадет в сундуке твое платье. Будет у нас с тобой прогулка в весенний лес.
        - Спасибо, изменщик. Как-нибудь обойдусь, - фыркнула она, небрежно складывая в пакет мои покупки.
        - Какие, однако, мы гордые, - сказал я и протянул ей деньги.
        - А где твоя благодарность?! - возмутилась Юля. - Что за дела?! Я для тебя стараюсь. Не грублю, не обсчитываю, не обвешиваю. Приветливо улыбаюсь. Рискуя карьерой, выбираю самые лучшие продукты. А где твои слова благодарности?
        - Извини. Я думал, что теперь мои любые слова тебе ни к чему. Прими низкий поклон за то, что обслужила, - раздельно произнес я. - Но что слышно еще нового в поселке? Кроме приезда расфуфыренной фри?
        - То, что ты поколотил Генку Кривоноса. Гонялся, как бешеный, за ним по полигону с деревянным ящиком в руках. Напрасно. Не стоило с ним связываться. Он опасный человек.
        - Почему тебя это беспокоит?
        - Хотя бы потому, что Кривонос мой хозяин, - неожиданно серьезно отозвалась она. - Точнее, он хозяин этого магазина.
        Вероятно, я сильно изменился в лице, и она спросила:
        - Ты разве не знал?
        - Мне об этом никто не говорил.
        - Странно, Володя. Следовало бы кому-нибудь поставить тебя в известность.
        - Просто некому было это сделать, - заметил я. - Значит, Юля, ты во всем блюдешь интересы своего хозяина?
        - Ну, допустим, не во всем. Но иногда случается.
        - Смотри, не переусердствуй.
        - Не бойся, не переусердствую.
        - Может быть, я чего-нибудь еще не знаю?
        - Сейчас проверим. Тебе известно, кто прежде был владельцем этого магазина? Не долевым, а главным.
        - Теперь я не удивлюсь, если им был мой дядя.
        - Он самый, - кивнула она. - Поэтому я и хотела тебе понравиться. Как своему возможному будущему начальнику. Поэтому, стиснув зубы, терпела твои грязные домогательства. Но сейчас я могу спать спокойно. Никаких бумаг на магазин у тебя нет. Получается, что ты даже не знаешь об их существовании.
        - Хитрая же ты штучка, Юля. Я не подозревал в тебе столько коварства. Прямо настоящая Кармен. Но все эти бумаги можно восстановить. Потом наверняка где-то хранятся их копии.
        - Ты как не от мира сего! - воскликнула она - Ты думаешь, что Кривонос сидел, сложа руки? Если копии и были, то он давно их уничтожил. Тебе нужен оригинал.
        - Неплохо, конечно, иметь свой магазин. Но ничего, проживу и без него. Меньше хлопот, - сказал я. - Кстати, Юля. Я слышал, что мой дядя погиб по вине Помойника.
        - О! Дался тебе этот Помойник, - хмыкнула она.
        - Но люди говорят о нем вполне серьезно.
        - Мало ли о чем они серьезно говорят. Но кто именно?
        - Ну, бомжи с полигона.
        - Хо-хо-хо. Нашел, Володя, кого слушать. Они соврут - недорого возьмут.
        - Еще вот Марек.
        - Марек? Он не меньший сочинитель. Нет, ты такой же чудак как твой дядя. Виктор тоже в него верил. К тому же полагал, что тот является его покровителем. Представляешь, как замкнуло человека? Он заказал даже сделать барельеф с его изображением.
        - Это тот, что у вас снаружи? - спросил я.
        - Ну да. Только на нем ничего не поймешь. Скульптор попался пропойца из пропойц. Каких свет не видывал. Ой, а как вешали этот барельеф! Комедия! Целый месяц крепили его с Виктором к стене…
        Юля замолчала. В магазине появилось трое новых покупателей. Немолодая, привычно и беззлобно переругивающаяся, супружеская пара. И замшелый старичок в ватнике и штанах-галифе, в которых, вероятно, еще его дед воевал в гражданскую войну.
        Продолжать при посторонних наш разговор было нельзя. Поэтому я простился с Юлей и вышел на залитую солнцем улицу. Мне хотелось рассмотреть изображение на барельефе, что висел на фасаде магазина. Изображение странного полусогнутого существа, напоминавшего чем-то рисунки снежного человека.
        Впрочем, изучал я его недолго. Вскоре мое внимание привлек серебристый джин «ниссан» на обочине дороги. Но еще больше меня заинтересовали два парня, стоявшие рядом с машиной.
        Вот кого я не ожидал здесь и сейчас увидеть! Это были те самые парни, которые устроили зимним вечером налет на бутик, охраняемый мною! Те самые парни, по чьей вине я угодил в больницу и получил группу инвалидности!
        - Вован! Дорогой ты наш! - воскликнул один из них и, огибая лужи, устремился ко мне. - Что за встреча! Ну, как старых фронтовиков! Мы израсходовали почти весь бензин, пока искали тебя. Но, как говорится, на ловца и зверь бежит. Между прочим, меня зовут Алекс, - он взял меня под локоть и повел ко второму парню, оставшемуся возле джипа.
        Само собой, происходившее меня не радовало. Но я не противился парню. Решил сначала выяснить, чего это вдруг им от меня понадобилось.
        - Смотри, Фролик, он прекрасно выглядит. По нему не скажешь, что он недавно лечился в больнице, - широко улыбаясь, произнес Алекс.
        - Ага, не скажешь, - подтвердил его приятель.
        - Он прямо-таки цветет и пахнет.
        - Одно слово, Алекс, персик.
        - Хотя забрался ты, Вован, в несусветную глушь. Но зато на лоне родной природы. У нас за тебя душа радуется.
        - Да. Уголок сказочный. Я бы тоже здесь пожил, - добавил Фролик.
        - Успеешь еще. А пока давай дыши свежим воздухом.
        - Зачем вы приехали? - спросил я.
        - Вопрос по существу, - кивнул Алекс. Достал пачку дорогих сигарет, раскрыл и протянул мне.
        - Не хочу. Так, зачем вы приехали?
        - Где бы нам здесь с тобой потолковать? У нас к тебе серьезный разговор. Конечно, мы не рассчитываем, что ты пригласишь нас к себе домой. Но есть у вас в поселке приличная забегаловка?
        - В виду наличия отсутствия нет, - витиевато выразился я.
        - Откуда, Алекс, взяться здесь забегаловке? Кому в нее забегать? Окрестным коровам, что ли? - усмехнулся Фролик и, вздрогнув, оглянулся на проезжавший мимо «КамАЗ».
        Из кабины «КамАЗа» на нас смотрели скуластый водитель и Генка Кривонос. Если бы я сейчас был один, то они бы наверняка вылезли из своего грузовика и всыпали бы мне по первое число. Получается, что эти парни, сами того не подозревая, оказали мне немалую услугу. Парадокс, да и только!
        - Нет, вы видели этого чумового водилу?! - воскликнул Алекс. - Он чуть было не зацепил мой джип! Вот козел!
        - Верно. Неприятно стоять на обочине, - согласился я.
        - А я о чем тебе говорил, - сказал он. - Поедем лучше прокатимся.
        Я предусмотрительно сел на заднее сиденье. Они не возражали и расположились спереди. Новый внешний облик джипа вводил в заблуждение. Судя по состоянию салона, пользовались им долго и активно. Причем, совсем пренебрегая следить за ним внутри.
        Алекс оказался неплохим водителем. Он быстро миновал пределы поселка и, маневрируя, умело поехал по разбитой проселочной дороге, пролегавшей между негустым лесом и полем с подтаивающим снегом на комьях земли. Потом плавно затормозил у края дороги.
        Когда мы выбрались из машины и встали на относительно сухое место, Алекс сказал:
        - Вован, не хочу больше ходить вокруг да около. Скоро над нами будет суд. Ты понимаешь, что мы не желаем очутиться за решеткой. Даже на самый короткий срок. Тем более за какую-то детскую шалость. Я согласен: да, мы сглупили. Да, сваляли дурака. Но что ж теперь нам до конца дней за это расплачиваться?
        - Некоторым иногда приходится расплачиваться и за меньшие прегрешения, - заметил я. И отошел подальше он наполненной жидкой грязью автомобильной колеи.
        - Возможно, что и так. Но мы не собираемся относиться к их числу, - буркнул Фролик.
        - Точно, не собираемся, - подтвердил его приятель. - С дирекцией твоего бутика мы договорились. Они не имеют к нам претензий. С нашим следователем, в принципе, тоже. Он готов все замять. Слово осталось только за тобой.
        - За ним мы к тебе и приехали, - произнес Фролик и мастерски высморкался на дорогу. Я всегда мечтал научиться сморкаться подобным образом. Надо будет как-нибудь потренироваться.
        - Существует три варианта, - продолжал Алекс. - Первый. Мы даем тебе деньги, и ты пишешь такое же заявление, как дирекция бутика. Что не имеешь к нам претензий. Короче, даем тебе отступного.
        - И сколько? - поинтересовался я.
        - Восемьсот баксов. Не находишь, что это нормальная цена за листок бумаги. Правда, изначально у нас была тысяча. Но у нас возникли непредвиденные расходы. Второй вариант. Это - если ты откажешься писать заявление. Мы платим следователю, и он обставляет дело так, что во всем произошедшем оказываешься виноват ты один. Типа того, что ты, будучи нетрезвым, сам пристал к нам, обычным покупателям. Нецензурно выражался, размахивал кулаками. Ну и случайно свалился с лестницы. Отличный вариант. Но у него есть минус. Следователь требует чересчур много.
        - Жадный, собака, - заметил Фролик.
        - Погоди, не встревай. Как он тебе, Вован? Нравится? - спросил Алекс.
        - Не отвлекайся, - попросил я. - Обрисовывай варианты дальше.
        - С удовольствием. Стало быть, вариант третий. На тот же случай, что и второй. Но к нему, признаться, нам бы не хотелось прибегать.
        - Мы ж не душегубы, - вставил Фролик.
        - Вот именно, - кивнул Алекс. - Но, возможно, ими станем. Заплатим какому-нибудь местному бомжу за твое физическое устранение. Те же восемьсот баксов - и дело в шляпе.
        - Нет пострадавшего, нет судебного разбирательства, - добавил Фролик.
        Теперь настала пора задуматься мне. Я прошелся около их серебристого джипа. Закурил сигарету и посмотрел на видневшиеся вдали уродливые очертания мусорного полигона.
        - И что ты нам ответишь? - спросил Алекс, поигрывая в руках зажигалкой. - Но, учти, мы не настаиваем ни на одном из вариантов. Мы за свободу выбора.
        - Я не возьму в толк, зачем вам понадобились эти варианты? При умелом адвокате вы много не получите. Скорее всего, отделаетесь условным сроком.
        - Натурально, что условным, - подтвердил Алекс. - Но, ты прикинь, зачем нам вообще судимость? Это ж пятно на всю жизнь. Итак, Вован, что ты выбираешь?
        - Ладно, обсудим все ваши варианты. От первого я сразу отказываюсь. Как я могу писать заявление, что не имею к вам претензий? Я же их имею.
        - Ясно, что имеешь. Но чтоб ты их не имел, мы даем тебе деньги, - напомнил Алекс.
        - Спасибо. Я ценю вашу щедрость. Но они мне ни к чему, - ответил я. - Чувство испытанного унижения в бутике, время, проведенное на больничной койке, и полученная инвалидность стоят, по-моему, дороже, чем восемьсот долларов.
        - Ну, смотри, - протянул Алекс.
        - Я смотрю и вижу, что нужно перейти ко второму варианту, - сказал я. - Задумано, действительно, неплохо. Но вы посчитали сумму, в какую в итоге он вам выльется? Кроме следователя, вам придется заплатить еще свидетелям. Потом, не факт, что адвокату удастся свалить всю вину на меня. Как ни крути, а я - пострадавший. О чем у меня имеется медицинская справка.
        - Попытка, не пытка, - буркнул Фролик.
        - Попытайтесь, конечно. Если есть охота и лишние деньги. Ну а о третьем вашем варианте мне и говорить не хочется. Он какой-то детский. Полагаете, что заплатите первому встречному бродяге - и все будет шито-крыто? Ничего подобного! Нет, разумеется, ваши доллары он возьмет. Еще и поблагодарит. Но ровным счетом ничего не сделает. Зачем ему напрягаться? Зачем кого-то там убивать? Зачем, собственно? Но зато у него появится отличная возможность вас шантажировать до конца дней.
        - Кое в чем ты, Вован, прав, - подумав, сказал Алекс. - С бомжами лучше не связываться. Со следователями и адвокатами - тоже. Но, как я понял, ты желаешь получить сумму крупнее. Давай обсудим.
        - Вовсе нет, не желаю.
        - Что же тогда?
        - Существует четвертый вариант. Он бы меня вполне устроил.
        - Что за вариант? - спросил Алекс.
        - Самый простой и примитивный. К тебе, собственно, претензий я не имею. Поэтому, прошу, не вмешивайся.
        Я занял позицию удобнее и сильно, с разворота, ударил кулаком в подбородок Фролика, стоящего слева от Алекса. Ударил так же неожиданно, как некогда и он меня в бутике бейсбольной битой по голове. Потом еще несколько раз по лицу. Никакой злости я к нему сейчас не испытывал. Он был мне чуть ли не безразличен. Долги, однако, следовало возвращать.
        Фролик не защищался и не уклонялся от моих ударов. Он лишь, согнувшись, пятился назад. Продолжать бить человека, который не оказывает сопротивления, было некрасиво и неинтересно. Наверное, даже подло. Поэтому я прекратил это занятие. И стал, переводя дыхание, потирать разбитые в кровь костяшки пальцев.
        - Все, точка. Теперь я к вам больше не имею никаких претензий, - сказал я.
        Алекс молча пожал плечами.
        - Где писать заявление? - спросил я.
        - Ты успокоился?
        - Да.
        Помедлив, Алекс открыл дверь джипа и кивнул на переднее сиденье.
        - Вован, оказывается, ты мстительный мужик, - заметил он, садясь на место водителя.
        - Извини, какой есть, - буркнул я. - А чего вы хотели? Бесплатную путевку в санаторий? За то, что ограбили магазин и спустили меня с лестницы? Потом, вместо того, чтобы попросить прощение, приехали сюда меня пугать. Найдут они, мол, бомжа для моего физического устранения. Скажи спасибо, что тебе самому не досталось.
        - Спасибо, - поблагодарил Алекс. - Но ты хотя бы предупредил в начале.
        - Что за метаморфоза с тобой произошла? Вы меня не предупреждали. Око за око, зуб за зуб. Как завещал нам пророк Моисей.
        - Ты что еврей?
        - От еврея слышу, - парировал я.
        - Если бы ты, Вован, не застал меня врасплох, то я бы тебе показал, - подал голос с заднего сиденья Фролик, осторожно прикладывая носовой платок к своему лицу.
        - Это я бы переломал тебе тогда в бутике все ребра, если бы ты не застал меня врасплох.
        - Гадина, - прошипел он.
        - Охладись, Фролик! Это по твоей вине мы вляпались в эту историю! Все покоя тебе нет! Вован, не обращай на него внимания, - сказал Алекс. Достал, обернувшись, дипломат, лежащий сзади на сиденье, вынул из него чистый лист бумаги и вместе с шариковой ручкой протянул мне.
        - На чье имя писать? - поинтересовался я.
        - На имя этого… Как, черт, его?.. Ну, на имя начальника милиции, - поразмыслив, ответил он и принялся диктовать текст заявления.
        Прежде чем отдать ему исписанный текс, я попросил мне дать сто долларов.
        - Гоните, гоните, - поторопил я.
        - Ты и наглец, - отреагировал Фролик.
        - Но мне казалось, что твой четвертый вариант исключает деньги, - напомнил Алекс.
        - Верно, исключает. Но мой четвертый вариант здесь не причем. Эта сотня за мое потраченное время. Я обещал любимой женщине, что приду домой через десять минут. А не через два с лишним часа, как сейчас. Поэтому я должен подарками загладить перед ней свою вину.
        - Ладно, мы не обеднеем. Но давай-ка я быстрее отвезу тебя домой. Пока у твоей мадам не разыгрался аппетит на подарки, - произнес Алекс, включая зажигание.
        Глава восьмая
        Я давно понял, жизнь сложна ровно настолько, насколько ты сам ее себе усложняешь. Усложняешь в собственном воображении. И по мере сил старался этого не делать. Что получалось, к сожалению, далеко не всегда.
        Можно сказать, что у нас с Татьяной был медовый месяц.
        За это время узнаешь друг о друге много нового и интересного. Например, вскоре выяснилось, что хозяйка из моей избранницы никакая. Точнее, она не любила заниматься домашним хозяйством. Просто оно ее не волновало - это была не ее стихия.
        Иногда, правда, Татьяну обуревала неуемная страсть к наведению чистоты и порядка. Тогда она, предварительно выкурив подряд две сигареты, надевала передник и принималась за уборку. Всего в течение нескольких минут ей удавалось перевернуть квартиру буквально кверху дном. Но ее порыв также внезапно затухал, как и возникал. Она уставала и отправлялась отдыхать на кресло перед телевизором. Завершать начатую уборку приходилось обычно мне.
        Не обладала Татьяна и кулинарными способностями. Предпочитала готовить блюда простые и незатейливые. Они же, как известно, были самыми здоровыми для организма. Если, конечно, не подгорали или не переваривались.
        Но я и не рассчитывал найти в ее лице домработницу и повариху.
        Словом, не стоило все усложнять. В своем воображении - тем более.
        Раза два к нам заходил сосед Марек, одетый в парадный костюм, сохранившийся, вероятно, со времен работы заведующим на свиноферме. Он был непривычно чисто выбрит. И от него пахло одеколоном, а не как всегда - сивухой.
        С собой Марек приносил бутылку самого лучшего самогона из собственных запасов. Сидел на кухне и рассказывал забавные истории из своей комсомольской юности. Много шутил и отпускал комплименты в адрес Татьяны. Определенно, что ему хотелось понравиться и наладить с ней добрые отношения. Но та держалась с ним подчеркнуто сухо и сдержано.
        - Володя, не приучай Марека к нашему дому, - попросила она после его очередного визита.
        - Почему? - удивился я.
        - Скользкий он тип.
        - Пожалуйста.
        - Спасибо.
        Через неделю к нам пожаловала моя старшая сестра со своим мужем. Чтобы посмотреть, как я устроился здесь, в поселке Вихляево. О чем она заявила сразу же с порога. И, едва сняв верхнюю одежду, принялась с сосредоточенным видом, рысцой, обегать квартиру, разглядывать каждый угол и комментировать то, что увидела.
        За Шурой, словно собачка на поводке, неотступно следовал Гера. Кивал и во всем с ней соглашался. За то время, что мы с ним не встречались, он разительно изменился. Сейчас это был совсем другой человек, чем прежде. Гораздо мягче и послушнее. Вот так Шура! Она сумела усмирить буйный нрав мужа и приспособить его под себя.
        При осмотре квартиры моя сестра высказала множество советов, замечаний и предложений. Но в целом осталась довольной. Во всяком случае, на словах.
        Шура и Татьяна занялись на кухне приготовлением обеда. Что, как правило, позволяет женщинам лучше узнать и понять друг друга. Мы же с Герой уединились в комнате, служившей гостиной. Стало быть, для мужского общения. Он скинул тесноватый пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул две верхние пуговицы и облегченно вздохнул. Потом долго и опасливо устраивался в кресле, словно боясь, что из него выскочит пружина и вонзится ему в зад.
        - Ну, ты как, Володя? - спросил он на правах старшего, разглядывая стену напротив себя, с висевшими на ней картинами.
        - Ни шатко, ни валко.
        Честно, я никогда не испытывал к Гере особой симпатии, и, по-моему, совершенно взаимно. Он был обычным, ничем не примечательным мужиком. Со своими тараканами в голове. С минусами и плюсами. Но главным для меня было то, что он был мужем моей сестры.
        - И как тебе житуха в этом поселке?
        - Я уж с ней свыкся, - ответил я. - Отсюда и нужно танцевать.
        - Понимаю. Я как бы твой родственник и того… желаю тебе одного добра.
        - Мне известно.
        - Кстати, что это за девица у тебя в доме? - оживившись, поинтересовался Гера. - Раньше я почему-то ее не видел.
        - Это - Татьяна. Я же представлял вас друг другу в коридоре. Ты еще пожимал ей руку. Или забыл? Мы познакомились, когда вместе лежали в больнице.
        - Ничего не скажешь, Володя. Нашел подходящее место для знакомства, - заметил он.
        - В театре, конечно, знакомиться лучше, - согласился я.
        - Она, случайно, не хворая?
        - Была, теперь нет. Поправилась.
        - Приезжая? То есть, откуда она родом?
        - Из Красноярска.
        - Ух ты, не ближний свет. Сибирь. Но ты с ней только того… не сильно расслабляйся. Мало ли чего, - неопределенно поводил рукой в воздухе Гера. - Сейчас с приезжими необходимо соблюдать крайнюю осторожность.
        - Думаешь, кто-нибудь позарится на эту квартиру в поселке рядом с городской свалкой?
        - Еще как позарится! Ты просто плохо знаешь людей. Некоторые за копейку готовы убить. Убить, и не перекреститься, - авторитетно заявил он. - А как она вообще?
        - Вообще? Вполне прилично.
        - Ты меня не понял, Володя. Я имею в виду, гм, в чисто женском плане?
        - У Татьяны красивый голос.
        - Я обратил внимание. Голос у нее и впрямь красивый. А то бывает такой, что живого в гроб вгонит. Как железом по стеклу, - вздохнул Гера. Видимо, у него имелся печальный опыт на этот счет. - А какая у Татьяны профессия?
        - Она - дикторша.
        - Смотри-ка! Наверное, денежная профессия?
        - Это точно. Деньги лопатой гребет. Но пока Татьяна сидит дома. Слушай, Гера, а как ты? Как у тебя с работой? - спросил я, устав отвечать на его вопросы.
        - Знаешь, нормально. Я ведь ушел из железнодорожного депо. Надоело, понимаешь, горбатиться за гроши. Которые к тому же не всегда выплачивают в срок. Шура тебе говорила, что мы купили садовый участок за городом? Ближе к лету переберусь туда жить. Хочется на старости лет пожить в свое удовольствие.
        - Отличная новость. Я рад, - сказал я. - А как у вас с деньгами?
        - Обыкновенно. Крутимся-вертимся. Как все, - ответил Гера. Взгляд его блуждал по комнате, перескакивая с предмета на предмет.
        - Если тебе что-то понравилось, то можешь взять. Не стесняйся. Сестра, по-моему, оставила мне слишком много дядиных вещей.
        - Это не мое дело, Володя. Пускай решает Шура.
        Прервав нашу затянувшуюся беседу, нас позвали обедать на кухню. Признаться, эта беседа мне изрядно наскучила и начала тяготить. Да и Геру под конец тоже. Бедняга с трудом сдерживал зевоту.
        За столом говорила в основном Шура. Извинялась за незатейливые блюда, приготовленные на скорую руку, рассказывала последние новости своего городка. Восхищалась нынешней ранней весной. Жаловалась на частое нарушение графика движения пригородных электричек. Хвалила меня за мой выбор, то есть за Татьяну. Поскольку в доме без женщины не обойтись, а без такой рукодельницы - тем более. Шура договорилась даже до того, что теперь, дескать, ей было не страшно и умереть. Было на кого меня оставить.
        Не проронивший до этого мгновения ни звука, Гера не сдержался и громко высморкался в салфетку. Естественно, мужик обиделся, что его совсем не принимали в расчет. Вроде бы он здесь совсем лишний и посторонний.
        Но Шура не прореагировала на эту наглую выходку мужа. В настоящий момент мою сестру гораздо больше занимала Татьяна и ее поведение.
        Сама же Татьяна была, как никогда, внимательной и услужливой.
        - Хорошо, что сейчас есть, кому присмотреть за Володей, - сказала ей Шура. - Он редкий шалопай. За ним нужен глаз да глаз.
        - Ну, ты наговоришь, - заметил я.
        - Разве я не права?
        - Но ты преувеличиваешь.
        - Какое там! Вспомни, как я провожала тебя в школу. Один ты до нее, случалось, не доходил. Шлялся где-то. А сколько раз ввязывался в драки? Не счесть!
        - Добавь еще, Шура, что меня до сих пор помнят в школе. За то, что я спалил ее.
        - Чего не было, того не было. Слава Богу, школу ты не поджигал. Да и вообще не всегда хулиганил. Бывали просветы. Посещал даже кружок танцев.
        После обеда Шура сказала, что хочет сходить в магазин. Купить чего-нибудь сладкого к чаю, а заодно прогуляться. Меня она попросила ее сопровождать.
        Что и говорить, поселок был сейчас малопригоден для пеших прогулок. Везде текло и капало. Дороги превратились едва ли не в сплошное грязевое месиво. Но здешних поселян это обстоятельство нисколько не смущало. Они натягивали сапоги и смело шлепали, куда того желали. Иное дело - я. На улице Шура сразу вцепилась в мою руку и тесно к ней прижалась, затрудняя тем самым мне возможность для маневра в огибании луж и куч талого снега. Поэтому я был вынужден прыгать в своих кроссовках горным козлом с одного сухого места на другое.
        - Извини, Володя, что я назвала тебя шалопаем, - сказала она, щурясь от яркого солнца.
        - Я не обиделся.
        - Молодец. Но это, действительно, так. За тобой нужно присматривать, - покачала Шура головой. - Твоя Татьяна симпатичная девушка. Но хозяйка из нее так себе. Поверь моему женскому взгляду. За квартирой следит плохо. А то, как она готовит - лучше вообще не видеть.
        Я промолчал. Что я мог ответить, если это было правдой? Но любые наши слова не прибавят Татьяне кулинарных и хозяйских способностей. Они лишь распалят нас.
        - У нее артистическая натура. Но со временем она научится готовить. Научится следить за квартирой, - заметил я после паузы.
        - Возможно. Ну да ладно. Важнее всего, что она тебе нравится, - произнесла Шура, замедляя шаг. - Меня больше волнует другое. Насколько хорошо ты ее знаешь?
        - Вопрос по-существу. Я знаю, что она приехала из Красноярска, ушла от мужа и работала диктором на вещевом рынке. Вот, пожалуй, и все, - ответил я. - Кстати, это же у меня спрашивал и Гера.
        - Видишь, Володя. Нас волнует одно и то же. Мы боимся, что ты попадешь в лапы какой-нибудь мошенницы.
        - С Татьяной я познакомился в больнице. Не думаю, что она попала туда с мошенническими целями.
        - Народ сейчас очень ловок. Впрочем, будем полагаться на твою интуицию, - заметила Шура. - Только как обычно делают нормальные люди? Какое-то время они присматриваются к человеку и потом уже начинают жить с ним вместе. А не наоборот.
        - Прости. У меня получилось не как у нормальных людей.
        - Да, с Мариной было намного проще. Но тебе, по крайней мере, следует быть осторожнее с этой Татьяной. Не раскрывать перед ней всех своих карт. Нам же неизвестно, что на уме у твоей новой женщины.
        - Что за карты ты имеешь в виду? - спросил я.
        - Не игральные карты, Володя. Не игральные, - вздохнула Шура. Дать мне полностью исчерпывающий ответ она не успела. Мы подошли к огромной луже перед магазином и принялись огибать ее по краю.
        Как выяснилось, Юля прекрасно знала мою сестру. Она тут же расплылась в широкой радостной улыбке, сверкая при этом своим золотым верхним передним зубом.
        - Добрый день, тетя Шура! - произнесла рыжеволосая продавщица. - Что-то давно тебя не было видно в наших краях. Куда ты запропастилась?
        - Здравствуй, Юлечка! Здравствуй, моя красавица! Понимаешь, завертелась как белка в колесе. Но вот выбрала денек и приехала навестить своего брата-шалопута.
        - Привет, Володя! - заметила она и меня. - Как поживаешь, дорогой?
        - Привет! Устроили бы перед магазином паромную переправу, что ли? А то, наверное, тонут люди.
        - Обязательно. Но если ты пойдешь паромщиком.
        - Да, Юля, расскажи, как он у вас в Вихляево себя ведет? - попросила Шура.
        - Володя-то? О, он в нашем поселке не скучает. У него множество развлечений. Ходит на мусорный полигон. Дружит с бомжами. Устраивает кулачные разборки со всеми подряд. Опять же, крутит безумный роман с этой расфуфыренной фрей. По имени Татьяна. Прямо вылитый Евгений Онегин. В общем, твой брат развил у нас здесь кипучую деятельность, - заключила она.
        - Тебя, Юля, послушаешь, так хоть смирительную рубашку на меня надевай, - буркнул я.
        - Ну, смирительную рубашку, может, и рано надевать. Но приструнить тебя следует.
        - Ладно, Юля. Мужчинам надо прощать их маленькие слабости, - резонно заметила Шура.
        - Вот так маленькие! - воскликнула та.
        - Мужчины ничего не смыслят в жизни. Но зато мнят себя очень умными. Поэтому, Юля, прошу, присматривай за ним. Пока он не отмочил чего-нибудь похуже.
        Мы купили просроченную на полгода коробку зефира в шоколаде, пакетик леденцов и полкило сушек. Попрощались с рыжеволосой продавщицей - я коротким кивком, а сестра поцелуем в щеку - и вышли на улицу.
        - Замечательная девушка эта Юля. Веселая, расторопная, услужливая - прелесть, - сказала Шура, поправляя платок на голове.
        - Ага, прелесть. За всеми тут следит и наблюдает, - дополнил я.
        - Ты к ней чересчур строг. Просто она старается быть в курсе происходящего в поселке.
        - Кстати, Шура, вопрос в тему. Ты была в курсе того, что этот магазин раньше принадлежал дяде Виктору? - поинтересовался я.
        - Да, была, - выдержав небольшую паузу, ответила она. - Ты, конечно, можешь обижаться, что я тебе этого не сказала. Но что б изменилось? Да ничего! Все равно у нас нет на него никаких документов. Но если б даже они и были… Хорошо, предположим, что были бы. Ты знаешь, каково ходить по кабинетам чиновников и добиваться права на вступление во владения любого наследства? На право же владения магазином - и подумать страшно! Сколько для этого требуется сил и здоровья! Нет, благодарю покорнейше. Я уж вдоволь находилась, когда оформляла на себя квартиру дяди.
        - Представляю, - кивнул я. - С нашими чиновниками лучше не связываться.
        - Точно, Володя. Поэтому давай с тобой жить спокойно и не связываться с ними.
        - Но допустим, что у нас все-таки были бы эти документы. Ты бы стала тогда оформлять наследство на магазин?
        - Я не уверена, - ответила Шура, останавливаясь у подъезда моего дома. - Прежде всего, нам бы понадобилось много денег. Очень много денег. Чтоб избежать излишней волокиты. Потом, у нас бы возникли трения с нынешним владельцем магазина.
        - С Генкой Кривоносом?
        - С ним самым. Отвратительная личность. Юля шепнула мне по секрету, что ты с ним уже сталкивался, - призналась она. - Хотя, с другой стороны… Словом, если ты обнаружишь в квартире какие-нибудь важные бумаги, то немедленно сообщи мне.
        - Непременно.
        Шура помедлила, внимательно посмотрела на меня и спросила:
        - Ну а вообще, Володя, ты находил что-либо ценное в дядиной квартире?
        - Ценное? Что ты имеешь в виду?
        - Да что угодно.
        - Как будто, нет, - нерешительно ответил я. - Так, по мелочам. Интерес, по-моему, представляют две-три картины, висящие в большой комнате. Но это под вопросом. Есть еще английский барометр и каминные часы. Желаешь, забери чего-нибудь себе.
        - Спасибо, Володя. Но пускай эти вещи хранится у тебя. Как память о нашем дяде.
        Мы вернулись в квартиру к скучавшим Татьяне и Гере. Все вместе попили чаю с зефиром в шоколаде и сушками, поболтали о том, о сем, и через полчаса сестра с мужем засобирались к себе домой. На прощание они пообещали вскоре приехать с повторным визитом.
        Оставшись вдвоем с Татьяной, мы прибрали на кухне, посмотрели по телевизору очередной сериал и стали готовиться лечь спать.
        - У меня поползли колготки, - трагическим тоном сообщила Татьяна, сидя на краю кровати. - Это моя последняя пара. Где теперь купить новые? Ума не приложу. В нашем магазине они не продаются.
        - Поноси пока обыкновенные носки. Длинные, на резинках, - зевнув, посоветовал я. - Выглядеть, между прочим, будет весьма сексуально.
        - Это ты привираешь. Убогость не может выглядеть сексуально. Но придется носить носки, коль нет другого выхода.
        - Придется, Таня. Эти колготки уже не заштопать. У них на пальце дырка.
        - Володя, у тебя прекрасная сестра, - сказала она без всякого перехода. - Да и Гера, сразу видно, что порядочный человек. К тому же у него есть хорошая черта. Он старается ни во что не вмешиваться. Но, я чувствую, обо мне у них сложилось не слишком лестное мнение.
        - Заблуждаешься, крошка. Напротив. Ты им очень понравилась. Они рады, что мы стали жить вместе, - заметил я, поправляя под собой складку на простыне.
        - Хочу тебе верить, - погладила она мое плечо. - Володя, ты меня любишь?
        - Конечно.
        - Слушай, а кем был твой дядя? Почему им все так интересуются?
        - Кто все?
        - К примеру, Гера. Когда вы с Шурой ушли в магазин, он расспрашивал меня о нем. Но что я могла ответить? Я сама ничего не знаю.
        - Он был сторожем на мусорном полигоне.
        - Всего-навсего, - разочарованно протянула Татьяна.
        - По меркам жителей поселка - это завидная должность. В руках дяди была сосредоточенна большая власть. На полигоне все ему беспрекословно подчинялись. Ходят еще слухи, что он спрятал где-то мешок, а то и два, с деньгами и драгоценностями.
        - Ну да! Славно было бы нам их найти, - мечтательно произнесла она.
        - Естественно, - согласился я. - Тогда не пришлось бы тебе горевать по поводу порванных колготок. Мы купили бы их целый таможенный терминал. Только до его сокровищ много охотников.
        - Понятно теперь, почему вокруг твоего дяди такой сыр-бор.
        - Чтоб совершенно все прояснилось, добавь сюда и Помойника.
        - Что еще за Помойник? - спросила Татьяна.
        - Шут его разберет. Нечто вроде собаки Баскервилей на местный лад, - сказал я. - Это наш ответ сэру Артуру Конан Дойлу. Но Помойник круче. Изнеженная английская собака не выжила бы у нас на свалке. Ей, привереде, девонширские болота подавай.
        - Как любопытно, - заметила она и, поколебавшись, поинтересовалась: - Может, мне сделать объявление? Скажем, что на территории вещевого рынка работает кафе «Привет», предлагающее вкусную и здоровую пищу.
        - И дорого предлагает?
        - Не очень.
        - Хорошо, сделай это объявление. С удовольствием его послушаю, - заметил я, пододвигаясь к ней ближе на постели.
        Но, несмотря на восхитительный голос Татьяны, меня быстро сморил сон. Однако, закрыв глаза, я успел подумать, что все вокруг ведут со мной какую-то непонятную игру. И Шура с Герой, и Татьяна, и продавщица Юля, и сосед Марек, и Генка Кривонос. У бомжей и у тех есть что-то свое на уме. Или я ошибался? Хорошо, если бы это было так.
        Ночью мне приснился странный сон. Мне снилось, что на городскую свалку, подобно гигантскому спруту, опустилась ночь, опутав ее щупальцами непроглядного мрака. Не светила луна, скрытая за покрывалом плотных облаков. Иногда только вспыхивали то здесь, то там маленькие холодные огоньки. Дующий порывами свежий ветер разносил по полигону пьянящие запахи гниения и нечистот. Ночную тишину лишь нарушало едва уловимое дыхание завалов спрессованного мусора.
        Наступила моя пора. Я любил ночь. Ночь была неотъемлемой частью моей сущности. Она придавала мне необычайную силу.
        Я был Помойник.
        Мои глаза прекрасно видели в темноте. Они различали даже самый мелкий и незначительный предмет, встречавшийся мне на пути. Мои движения были быстрыми и уверенными. Мое дыхание - легким и глубоким. Мне не было преград.
        Я был хозяином этих мусорных просторов!
        Я чувствовал в себе неистребимую злость, и не желал ее укрощать. Эта злость мне нравилась. Она грела меня изнутри, доставляя несказанное наслаждение. Она была такой же неотъемлемой частью моей сущности, как и ночь. Охотнее всего я вымещал ее на живых людях. Мне нравилось преследовать их. Настигнув же - мучить и терзать. Пока не начнет коченеть их обезображенная плоть.
        Вот и сейчас я гнался за одним жалким человечком, который осмелился оказаться здесь ночью. Моя погоня будет долгой. Она будет изнурительной для человечка, выматывающей все его силы. И в какой-то момент он даже решит, что ему удастся спастись. Что он сумеет перехитрить меня, Помойника. Но напрасно. Просто я любил поиграть с людьми. Участь его была предрешена.
        Глава девятая
        Утром Татьяна поднялась непривычно рано. Заходила в распахнутом халате и полуспущенных из-за тугой резинки трусиках по квартире. Захлопала дверьми, слила воду в туалете, приняла, вскрикивая, холодный душ в ванной. Включила зажужжавший, как огромный майский жук, фен. Потом загремела пустыми кастрюлями на кухне.
        Я полежал в постели, прислушиваясь к этим обычным утренним звукам. Думая о том, что, как справедливо замечено, подлый быт убивает всякие романтические чувства. Затем, отчаянно трясся головой, последовал ее примеру - встал и побрел умываться.
        За завтраком Татьяна сказала мне, что хочет съездить сегодня в Москву. Забрать из квартиры бывшего мужа оставшуюся там одежду. В том числе, разумеется, и колготки.
        Что ж, ее желание было вполне объяснимым и обоснованным. Потому как пополнить здесь, в поселке, свой личный гардероб ей было решительно негде. Если не считать обносков, найденных на свалке, что продавались в местном магазине. И еще моих и дядиных вещей. Но последние были Татьяне явно не по размеру и болтались бы на ней как на огородном пугале.
        В коридоре, возле нашей двери, Марек старательно подметал пол.
        - Доброе утро, молодежь! - бодро поздоровался сосед, выпрямляясь. - Далеко ли это вы направляетесь ни свет ни заря?
        - Здравствуйте, - произнесла куда-то в сторону Татьяна.
        - Доброе утро, Марек! Далеко. Татьяне нужно съездить в Москву, - ответил я.
        - Да, полезно бывает иногда отвлечься от домашних дел. Погода мерзкая. Для поездки в столицу в самый раз. А я вот решил прибрать в коридоре. Чтоб не нести грязь в квартиру.
        - Марек, прошу, оставьте. Не утруждайте себя. Отдохните лучше. Я сама здесь подмету. Завтра или послезавтра, - заметила Татьяна и перешагнула через кучу наметенного мусора.
        - Мне это не сложно. Для меня это вместо утренней зарядки. Не следует позволять расти животу до безобразных размеров, - с улыбкой заметил он, подтягивая слезающие с бедер линялые трико. - У вас вчера, кажется, были гости?
        - Да, моя сестра с мужем.
        - Я знаю. Перекинулся с Шурой несколькими фразами. Хорошая она женщина. Ты, Володя, прислушивайся к ее словам. Плохого она тебе не посоветует.
        - Извините, Марек, но нам некогда. Мы торопимся, - заявила Татьяна, взяла меня под руку и чуть ли не силком повлекла за собой к лестнице.
        - Счастливо! - прокричал сосед нам вслед.
        - Неприятный же он субчик, - сказала Татьяна, когда мы вышли из подъезда и оказались на сырой полутемной улице.
        - Почему неприятный? Не каждый человек будет утром подметать пол в коридоре возле чужой квартиры, - заметил я.
        - Ты разве не понимаешь, зачем он это делает?
        - Зачем?
        - Да чтоб стоять у наших дверей и подслушивать. Нет, Володя, ты обрати внимание, вечно он чего-то там вынюхивает. Ко всему присматривается.
        - Возможно. Но к Мареку требуется относиться снисходительнее. Он одинокий пожилой человек. Чем, спрашивается, ему еще заниматься? Ему ведь необходимы свежие впечатления, - заступился я за Марека. Как-никак мы иногда вместе с ним пили его самогон. Говорили по душам. Такими соседями грех было разбрасываться.
        - Но его страсть к свежим впечатлениям переходит все допустимые границы, - возразила Татьяна. - Разве ты не понимаешь, что он за нами откровенно шпионит?
        - Не преувеличивай, пожалуйста. Мы с тобой не секретные агенты ЦРУ или важные персоны из Кремля, чтоб за нами следить. По большому счету, мы никому не нужны и не интересны. Мареку - тоже.
        - Ну, не скажи, - не согласилась она. - Некоторым мы очень даже нужны и интересны.
        Я проводил Татьяну к автобусной остановке. Говорить, собственно, нам было больше не о чем. Не обсуждать же до посинения поведение Марека? На остановке она принялась изучать график движения автобусов на жестяной табличке, висевшей на столбе. Я же стал смотреть на руины церкви на фоне быстро плывущих по небу низких фиолетовых облаков. Впрочем, казалось, что облака как раз никуда и не плыли - это руины церкви вместе с самим поселком Вихляево уносились неизвестно куда. В какой-то другой мир.
        С отчаянным громыханием подъехал автобус, грозивший вот-вот рассыпаться на отдельные части. Поддерживая за талию, я помог Татьяне подняться в него. И послал ей воздушный поцелуй, когда она бочком пробиралась вглубь салона.
        Отправив Татьяну, я решил не возвращаться домой, а прогуляться по поселку. Мне хотелось развеяться от кошмарного ночного сна. Признаться, он произвел на меня сильное впечатление. Не каждый же день снится, что ты Помойник и словно угорелый гоняешься на мусорном полигоне за людьми.
        В общем, мне нужно было немного погулять.
        Пройдя по кривой улочке с бревенчатыми домами, я остановился у пожарного пруда, обрамленного старыми плакучими ивами. Пруд еще крепко сковывал лед. Но ближе к берегу лед уже начал чернеть и подтаивать.
        На базарчик перед магазином с котомками торопилась тетка Ульяна, мать Юли. Правда, слово «тетка» к ней не очень подходило. Это была невысокая поджарая женщина. Понятно, что с нелегкой жизнью, но с такими же веселыми и задорными глазами, как в пору своей молодости.
        Возле меня она замедлила шаг и, широко улыбаясь, поздоровалась. Я ответил ей такой же улыбкой и пожеланием здоровья. Именно у тетки Ульяны я недавно купил мешок картошки и другие овощи. И она вполне обоснованно считала, что обрела в моем лице надежного и постоянного клиента.
        Почти сразу за ней возникла местная львица - Лариска, с которой я нередко встречался в поселковом магазине. Она обладала крупным мясистым носом и роскошным розовым пальто с воротником-чернобуркой. Впрочем, сейчас на ней была ее повседневная верхняя одежда - короткая куртка сизого цвета, с испорченной молнией. Но если пальто Лариски и отсутствовало, то, во всяком случае, ее нос оставался на месте.
        Она не без кокетства поприветствовала меня. На что я отвесил ей изящный поклон.
        Нет, в поселке Вихляево прямо-таки бурлила жизнь!
        - Чего размечтался, Володя? - спросил через минуту проходивший мимо Пахом Максимыч. Тот самый мужик, что в первый день моего приезда в поселок растолковывал мне, как найти улицу Механизаторов.
        Пахом Максимыч - сутулый узкоплечий человек, в толстых очках и вечно приоткрытым ртом - работал в поселковой администрации. Имел важную и ответственную должность. Конкретно же занимался он тем, что перекладывал деловые бумаги из одной стопки в другую. По крайней мере, именно это он делал, когда я по просьбе Татьяны приходил в поселковую администрацию жаловаться на частое отключение подачи воды в своем доме.
        - В настоящий момент вода у вас идет исправно? - поинтересовался Пахом Максимыч.
        Кстати, у него была любопытная манера расхаживать по своему кабинету, держа одну руку во внутреннем кармане пиджака, вторую - в кармане брюк. Наверное, одна его рука не давала потеряться деньгам, вторая - брюкам. Еще Пахом Максимыч, по слухам, имел любовницу. Естественно, что ей являлась Лариска. Но не думаю, что у них на сегодняшнее утро намечалось романтическое свидание. Оба они были не при параде.
        - Так, вода в вашем доме идет исправно? - повторил Пахом Максимыч свой вопрос.
        - Спасибо, твоими молитвами, - ответил я.
        - Без перебоев?
        - Вроде бы. Но боюсь сглазить.
        - Тогда лучше сплюнь. Как электричество?
        Если серьезно, то Пахом Максимыч был заместителем главы поселковой администрации. Но поскольку сам глава постоянно отсутствовал, то все его обязанности исполнял он. Человек же, наделенный властью, требовал к себе уважения.
        - Претензий, Пахом Максимыч. никаких нет, - сказал я со всей ответственностью.
        - Видишь, как мы трудимся на фронте оказания коммунальных услуг? В поте лица и не покладая рук! - с чувством законной гордости произнес он. - Так что ж тебе мечтать, коль вода и электричество есть? Газ-то поступает нормально? Без перебоев?
        - Нормально. Без перебоев.
        - Замечательно. Хотя я тебя понимаю. Мне, например, тоже не дает покоя эта поправка.
        - Какая еще поправка? - спросил я.
        - Да американская поправка. Джексона-Веника. Дискриминационная она по отношению к нашей стране.
        - Что есть, то есть.
        - А твои думы о чем, Володя?
        - Хочу вот как-нибудь на досуге заняться рыбной ловлей, - кивнув на пруд, произнес я первое пришедшее на ум. Не рассказывать же ему о моем ночном кошмаре.
        - Одобряю. Карасей десять здесь точно водится, - заметил Пахом Максимыч. - Если повезет, поймаешь одного. Может, даже двух.
        - Жалко, я рассчитывал как минимум на трех.
        - Эка, разбежался - на трех! Весь пруд зарос тиной и водорослями. Летом он полностью цветет. В нем способны обитать одни лишь пиявки да лягушки.
        - Понятно, - протянул я. - Нет, спасибо, пиявки с лягушками мне не нужны. Я ж не француз. Но почему бы вам его не почистить? Не запустить в него какую-нибудь приличную рыбу?
        - Конечно, неплохо бы привести наш пожарный пруд в божеский вид. Запустить в него, как ты говоришь, промысловую рыбу. Скажем, ту же форель. Благоустроить берег. Поставить на нем скамейки и беседки. Открыть пункт общественного питания. В общем, превратить в место культурного отдыха населения. То мое давнее желание. Но у нас не хватает средств. У нас катастрофически ни на что не хватает средств, - печально вздохнул он. - Но вот если бы ты, Володя, спонсировал поселковую администрацию. Тогда бы мы облагородили пруд и прилегающую к нему территорию. Могли бы завести даже белых и черных лебедей.
        - Здорово! Нас бы показали по телевизору на сельском часе! Но с лебедями ты, Пахом Максимыч, по-моему, переборщил, - заметил я.
        - Согласен, с лебедями я перегнул палку. Обойдемся без них. Ну как, Володя, поможешь? - спросил он с загоревшимися глазами.
        - Я не знаю.
        - Ладно, побегу. Заболтался я здесь с тобой. Работы у меня непочатый край. Но ты подумай над этим предложением. Дело того стоит.
        - Несомненно, - сказал я ему на прощание, чтобы не разбивать его мечту о создании культурного центра для отдыха населения. На мои капиталы.
        «И черт меня дернул за язык с этой рыбной ловлей!» - выругался я про себя в сердцах. Зачем мне этот водоем, заросший тиной и водорослями?! Теперь при каждой встрече Пахом Максимыч будет просить у меня деньги на очистку пруда и благоустройство его берега. Он, как и все жители поселка, был уверен, что я необычайно богат.
        Нет, лучше было бы рассказать ему о моем сегодняшнем сне, о Помойнике!
        От досады мне захотелось закурить, и я полез в карман куртки за сигаретами. Но тут же вспомнил, что нашу последнюю пачку увезла с собой Татьяна. Следовательно, нужно было идти в магазин.
        - Довольно прихорашиваться, красотка. Пора приниматься за торговлю, - сказал я рыжеволосой продавщице, стоявшей за прилавком, вытянув трубочкой накрашенные губы и подводящей карандашом глаза.
        - Чего?
        - Привет, говорю, Юля! Чудесная погода! Но к вам не проберешься. Когда высушите вашу лужу перед входом?
        - Была охота. Сама высохнет.
        - Хотелось бы надеется. Отпусти-ка мне сигарет и, пожалуй, ведерко устриц.
        - Чего? - снова переспросила она, пряча в карман халата зеркальце и карандаш.
        - Чего-чего. Пиявок и лягушек я не люблю. Они пахнут тиной и водорослями, - доходчиво объяснил я. - Поэтому давай отпусти господину ведерко устриц.
        - Господам устриц мы продаем только бочками.
        - Нет, бочки для меня будет много. Давай тогда одних сигарет.
        - Поштучно?
        - Можно целую пачку.
        - Что-то ты сегодня рано встал. Обычно ты приходишь к нам в магазин позже, - воркующим голоском заметила Юля. Потом, повернулась ко мне спиной и достала с витрины пачку сигарет, грациозно при этом изогнувшись. Правда, грациозно настолько, насколько можно было это сделать в узком пространстве между прилавком и витриной и с ее крепкой крестьянской фигурой. Эта фигура позволяла Юле одинаково успешно трудиться в поле с утра до вечера, разгребать в хлеву вилами навоз и отмахиваться в лесу оглоблей от волков. Ну и, конечно, работать продавщицей в магазине.
        - На заре я провожал Татьяну на автобусную остановку. Понадобилось, видите ли, ей немедленно поехать за своими вещами в Москву, - сказал я.
        - Понятно, Володя. Не успел, значит, ее спровадить и тут же отыскал предлог, чтоб пожаловать ко мне с грязными предложениями. Никакие лужи перед входом тебе не помешали.
        - Юля, не преувеличивай собственных достоинств. Просто мне нечего было курить.
        - Подлый обманщик! Ловелас! Прикидывается еще порядочным господином! Устрицами интересуется! Ты явился сюда, чтоб начать меня соблазнять. Не так ли? - У Юли был острый, чуть выступающий вперед подбородок, часто дрожавший и морщившийся от сдерживаемого смеха. Вот и сейчас он дрожал и морщился.
        - Между нами, ты давно уже соблазнилась, - подмигнул я ей. - Но успокойся. Не трепещи столь сильно. Мы не станем придаваться разнузданному разврату на твоем рабочем месте. Прибережем нашу страсть на будущее.
        - Нахал!
        - Точно, он самый.
        - С тобой совсем нельзя общаться.
        - Но ты же общаешься.
        - Исключительно по производственной необходимости.
        - Сочувствую, получи тогда деньги за покупку, - сказал я. - Что слышно нового в поселке?
        Юля мгновенно изменилась в лице. Одернула халат, словно прогоняя шутливое настроение, и серьезным тоном произнесла:
        - Новости у нас скверные.
        - До какой степени они скверные?
        - Рассказываю, стало быть, по порядку. Утром, к самому нашему открытию, прибежала Кастра - это одна бомжиха со свалки, и взяла десять бутылок водки. Я еще удивилась: зачем ей столько? Прежде она никогда не брала так много. Ну, бутылки две-три, а здесь сразу - десять. Естественно, я спросила, что случилось? Что за торжество они отмечают? Так вот, Кастра залилась слезами. Сказала, что эта водка не для торжества. Она для похорон, для поминок. Оказывается, что сегодня утром ее сожителя нашли на полигоне мертвым.
        - Крохлю? - вырвалось у меня.
        - Ну да, Крохлю, - подтвердила Юля. - Такие, стало быть, у нас скверные новости. Кстати, по-моему, ты его знал.
        - Да. Но шапочно. Встречались однажды, - ответил я и вспомнил свой недавний сон, в котором был Помойником. Вспомнил, как гнался ночью по мусорному полигону за каким-то жалким человечком.
        Мне стало не по себе. Получается, что мой сон был самой настоящей явью! Вот так чертовщина! Меня пробил нервный озноб, защемило сердце, а по спине скатилась капля липкого пота.
        - Не понимаю, Володя, зачем тебя вообще понесло на эту свалку, - покачала она головой.
        - Были причины, - заметил я. - Юля, тебе известно, как он погиб?
        - Откуда? Я же не вела расследования. Кастра только сказала, что труп Крохи был сильно обезображен и изуродован. Потом, что нашли его на самом краю полигона. Недалеко от подлеска, где обычно ночуют тамошние бомжи.
        - Слушай, ты никогда не задумывалась, почему бомжи ночуют в подлеске, а не на самой свалке?
        - Что мне над этим задумываться? Делать мне больше нечего, - ответила она. - Ну, наверное, в подлеске воняет все-таки меньше, чем на свалке.
        - Юля, а тебе не кажется, что Крохлю убил Помойник? - спросил я.
        - Чушь! Нет, не кажется! По-твоему, Помойник единственная причина всех бед бомжей на полигоне? Ты даже не представляешь, сколько там погибает людей. Бомжи погибают от несчастных случаев. Бывает, что от болезней и отравлений. Часто же они просто убивают друг друга. Хватят спьяну приятеля тяжелым предметом по голове или пырнут его ножом в живот - и поминай, как звали! Есть новопреставленная душа! И причем здесь твой Помойник? Замкнуло тебя на нем! В действительности он не существует. Это все бабушкины россказни! Очнись, Володя! Тук-тук!
        - Кто там? Войдите, - проведя рукой по лицу, произнес я. - Я очнулся, и оделся.
        - Спасибо, вошла.
        - Но, может быть, на свалке все же обитает какое-то неизвестное науке существо? - спросил я.
        - Глупости! Исключено! Повторяю, что нет! Не обитает! - раскрасневшись, заявила Юля. - Понимаешь, Володя, бомжи сами выбрали себе такую жизнь. Вот и расплачиваются за это. Никакой Помойник тут не виноват. Конечно, не все они выбрали. Некоторые попали на свалку по стечению обстоятельств. Вообще мне жалко бомжей. Особенно тех, кто не утратил человеческий облик. Я помогаю им, чем могу.
        - Народ знает, что у тебя отзывчивая душа. Поэтому отпусти мне две бутылки водки, - попросил я, отсчитывая деньги.
        - Зачем? Ведь ты раньше никогда нашу водку не покупал. Она ж паленая.
        - Не волнуйся, любимая. Я не для себя - для бомжей. Они к ней привычные. Я хочу сейчас сходить на мусорный полигон, - сказал я.
        Неожиданно сам для себя я принял решение немедленно побывать на полигоне. Чтобы попытаться выяснить, как именно погиб Крохля. Вполне вероятно, что его смерть была каким-то образом связана со смертью моего дяди.
        - Ты сдурел, Володя!
        - Нет. Пойми, для меня это очень важно.
        - Я бы не советовала тебе туда ходить. Это всего лишь твоя блажь, - сухо произнесла Юля, барабаня пальцами по прилавку. - Ты хочешь узнать, что случилось с Крохлей?
        - Да.
        - Послушай, в конце концов, в нашем магазине рано или поздно это станет известно. Кто-нибудь придет к нам и все расскажет. Совсем не обязательно идти самому для этого на полигон.
        - Может быть. Но до сих пор почему-то никто не пришел в ваш магазин и не рассказал, что явилось истинной причиной смерти моего дяди, - напомнил я.
        - Все и так ясно. Это был обычный несчастный случай.
        - А более подробно?
        - Я не знаю.
        - Видишь, а говоришь, что в вашем магазине все становится известным, - упрекнул я ее. - Юля у меня к тебе просьба. Подскажи, где мне найти на свалке Кастру?
        - Не нравится мне твоя затея, - вздохнув, заметила она. - Решительно не нравится. Сидел бы ты лучше дома. Фрю бы свою ублажал. Зачем тебе, извини за выражение, соваться на полигон? Ну, хочешь, я обо всем расспрошу Кастру, когда она в следующий раз придет в наш магазин? Посулю ей бутылку водки - и она от меня ничего не утаит. После все передам тебе. Или ты сомневаешься в моих умственных способностях?
        - Я в них и не сомневаюсь.
        - Сомневаешься, Володя, ох, сомневаешься. Думаешь, что я не справлюсь?
        Вариант, предложенный Юлей, был заманчивым. Главное же, безопасным и не хлопотным. Но я боялся, что она не сумеет в точности пересказать все слова Кастры. Опять же, пройдет какое-то время, а вместе с ним у той пройдет острота и свежесть впечатлений. Потускнеют и забудутся важные детали, а некоторые под влиянием винных паров и вовсе сотрутся в памяти бомжихи.
        - Юля, благодарю за твою заботу. Но мне все же нужно самому побывать на свалке.
        - Наверное, ты считаешь, что между гибелью Крохли и Виктора есть что-то общее? - помедлив, спросила она. - Что ж, не берусь судить. Но я не понимаю, зачем тебе впутываться не в свое дело?
        - Почему не в свое дело? Оно - мое. Погиб же не только Крохля, но и мой дядя.
        - Прошу, не лезь ты в эту темную историю. Любопытство до добра никогда не доводит.
        - Посмотрим, до чего оно доводит, - сказал я. - Итак, где мне искать Кастру?
        - Упертый ты, Володя, просто сил нет, - покачав головой, произнесла Юля. - Я думаю, что Кастра сейчас не на свалке. Сегодня ей не до сортировки мусора. Наверное, она в подлеске. Это недалеко от восточной оконечности полигона. В подлеске у них с Крохлей есть хижина. Там у бомжей нечто вроде поселения. Есть даже определенное место для захоронения своих покойников. Конечно, не всех. Самых уважаемых. Которых есть, кому хоронить.
        - Ну и ну. Почти как Новодевичье кладбище в Москве.
        - Вот-вот. Примерно. Вероятнее всего, Кастра сейчас где-то в тех краях.
        - Данке шон, - поблагодарил я Юлю.
        - Битте шон. Но не за что. Только будь там осторожнее, - напутствовала меня рыжеволосая продавщица.
        - Я сама осторожность.
        - Что-то мне не верится.
        Глава десятая
        После нашего разговора с Юлей я, нигде больше не задерживаясь, сразу отправился домой.
        У себя в квартире, наученный опытом, я переоделся в старый дядин ватник, натянул потертые джинсы и резиновые сапоги. В довершение нахлобучил на голову меховую кроличью шапку. Все эти вещи Татьяна обнаружила на антресолях в ходе одной из своих сумбурных приборок. Там вообще хранилось множество разного добра, припасенного, очевидно, моим родственником специально для меня.
        Я примерно представлял, где искать «те края», о которых упоминала Юля, и поэтому относительно быстро их нашел. Восточную оконечность полигона до подлеска отделяло неровное поле в комьях рыжеватой глины и истоптанное вдоль и поперек следами обитателей свалки.
        В подлеске росли молодые стройные сосны и березы. Кое-где попадались пушистые аккуратненькие ели, способные украсить собой новогодние праздники в любой городской квартире. Но праздники эти миновали, и пока они могли не бояться быть срубленными на радость детишкам под самый корешок.
        По всему чувствовалось, что места это были грибные. Так и хотелось придти сюда летом или осенью с лукошком за белыми, подосиновиками и подберезовиками. Впрочем, есть грибы, собранные здесь, я бы ни за что не отважился. Подлесок был загрязнен и загажен сверх всякой меры. Повсюду виделись ничем не прикрытые следы человеческой жизнедеятельности.
        В глубине подлеска, где деревья росли гуще, располагались разрозненные шалаши бомжей. Они были грубо сколочены из досок, листов фанеры и другого, порой самого немыслимого материала. Из крыш шалашей под различными углами торчали закопченные трубы печей-буржуек. Постройкой собственного жилища занимались явно не специалисты, и относились они к этому делу более чем прохладно и наплевательски.
        Кастру я увидел возле шестого или седьмого такого жилища.
        Она сидела на древнем продавленном канапе, под деревом, с живописно развешенным на его сучьях постиранным нижним женским бельем. Оно красиво развевалось и колыхалось на ветру. Точь-в-точь как флажки расцвечивания на мачте боевого корабля во время военно-морского парада.
        Строение, принадлежавшее Кастре, было, пожалуй, наиболее прочным и приличным из всех тех, что встретились мне до сих пор в подлеске. Оно имело местами бревенчатые стены, накладную дверь, обитую худым дерматином, маленькое застекленное оконце и крышу из рифленого железа. Поэтому заслуживало гордого названия хибары.
        Правда, я не сразу узнал бойкую подругу Крохли в этом сгорбленном бесполом существе в расстегнутом пальто крысиных тонов. Лишь после того, как она подняла свое зареванное лицо и посмотрела на меня мутноватыми глазами.
        Выглядела Кастра хуже некуда. Оказывается, что в прошлое наше свидание она была просто эталоном женской красоты, разумеется, по здешним меркам. Сейчас же из-под платка, съехавшего на сторону, выбивались сальные свалявшиеся пряди волос. Веки покраснели и вздулись. Воспаленные потрескавшиеся губы кривились в горестной улыбке. Из приплюснутого носа текло и капало, и она постоянно им шмыгала и утирала его рукавом пальто.
        - Здравствуй, Кастра! В общем, прими мои соболезнования, - сказал я, останавливаясь в отдалении.
        - Ты кто?
        - Володя.
        - Какой еще Володя?
        - Бугримов.
        - Какой еще Бугримов?
        - Да Володя Бугримов. Я - племянник вашего бывшего Головы, - напомнил я.
        - Вовка, ты, что ль? Как же, я не забыла. Чего притащился? Опять гуляешь? - не без укора спросила она.
        Вместо ответа я подошел к Кастре и протянул ей целлофановый пакет с двумя бутылками водки и куском сырокопченой колбасы, купленными в магазине. Затем, отступив назад, осторожно примостился на стволе поваленной березы. Ствол покоился на двух деревянных подставках и служил чем-то вроде скамьи.
        - Спасибочки, я тронута, - равнодушно произнесла бомжиха и вновь опустила голову.
        У ног Кастры на влажной земле, опутанной прелой прошлогодней травой, лежал труп человека. Труп был завернут в упаковку из-под крупногабаритной бытовой техники и туго перетянут бельевыми веревками, представляя собой большой нелепый кулек.
        - Прими еще раз мои соболезнования. Сейчас тебе тяжело, но нужно крепиться, - произнес я, что обычно произносят в таких случаях. - Люди рождаются, чтобы умереть.
        Кастра промолчала, никак не прореагировав на мои слова.
        - А что, гроба у вас не нашлось? - спросил я, выдержав паузу.
        - Не нашлось. Конечно, это как-то не по-христиански без гроба. Я понимаю. Но откуда ему взяться? Гробы на свалку не выкидывают, - шумно вздохнула она и смахнула рукой набежавшую слезу. - Не выкидывают даже бракованные.
        - Угу. Народ использует их по прямому назначению, - подтвердил я.
        - Вот-вот. А сделать сам для себя гроб Крохля не догадался. Умишка не хватило. Даром только школу в тюрьме кончал.
        - Мы не планируем собственную смерть. Мы считаем, что будем жить вечно.
        - И то, правда. Не планируем, - хлюпнув носом, согласилась Кастра. - Ведь не мужик был - чистое золото! Каких поискать! Все изготовлял и мастерил собственными руками. Где-нибудь за бугром, в Голландии, ему бы цены не было. А у себя на родине оказался на свалке. Как последняя собака. Обидно.
        - Еще бы.
        - Видишь, Вовка, что за домину нам отгрохал?
        Я послушно посмотрел на их убогую хибару, и кивнул.
        Нельзя сказать, что я сильно сокрушался по поводу смерти Крохли. Но мне было его жалко. Однако странно устроен человек. При виде чужой смерти ему почему-то в первую очередь становится жалко самого себя.
        - Клянусь, это лучшее жилье здесь у нас. С ним не сравнится ни одно другое, - продолжала она. - Крохля сам все построил. Нет, второго такого мужика не найти. Он все нес домой. Ну, все ценное, что находил на свалке. Я была за ним как за каменной стеной. Он всегда за меня заступался.
        - Охотно верю.
        Кастра громко чихнула, вздрогнув всем телом. Рот ладонью она, естественно, не прикрыла. Поэтому ее слюна долетела до меня.
        - Будь здорова! - отряхиваясь, пожелал я ей.
        - Постараюсь. Если не загнусь, - ответила Кастра и достала из моего пакета бутылку водки. - Само собой, что Крохля пил. Я ж не спорю. Но кто у нас не пьет? От такой жизни любой запьет запоем. Знаешь, какая у него была тяжелая жизнь? Нет, не знаешь! Мыкался, человек, мыкался. Целыми днями копался в дерьме и помоях.
        - Все мы, так или иначе, в этом копаемся, - философски заметил я.
        - Какое мне дело до всех. Лучше ответь, как мне теперь одной, без него, жить? Кто за меня заступится? Кому я теперь нужна? Ой, бедная я, несчастная!
        - Слушай, Кастра, как он хоть умер? - спросил я, прерывая поток ее причитаний. Поскольку причитания эти могли длиться до бесконечности.
        - Как-как? А я почем знаю! - фыркнула Кастра. - Утром, едва рассвело, меня криком в ухо будит Басмач. Полоумный мужик, право. Кричит, что моего Крохлю нашли мертвым. Тут, дескать, недалеко. Я спросонья всегда соображаю через пень колоду. Да и после вчерашнего голова трещит, мысли скачут, в глазах двоится. Беда, - перевела она дыхание.
        - Но, значит, спрашиваю: как так мертвым? А Басмач молчит и тянет меня за рукав. Ну, помчались мы с ним к краю полигона. Как лоси. На том краю уже давно не сваливают мусор. На том краю все ровное и пологое - почти без возвышенностей. Прибежали. Гляжу, Крохля и впрямь там лежит. Весь в крови. Изуродован мужик до жути. Я, конечно, поревела-поубивалась, и в поселок в магазин за водкой. Придут друзья Крохли. Захотят помянуть. Но чем? Нечем. Ведь о живых тоже надо помнить.
        - А ты будешь куда-нибудь заявлять о его смерти?
        - Куда?
        - В ту же милицию.
        - Зачем? - удивилась Кастра.
        - Ну, чтобы провели расследование о причине гибели Крохли.
        - Издеваешься, Вовка? Кому мы нужны?
        Неизвестно откуда появилась Жулька. Побегала с прижатыми ушами по кругу, обнюхала дверь хибары. Затем подошла к трупу Крохли, завернутому в картонки, ткнулась в него носом и вильнула хвостом. С несчастным видом посмотрела сначала на Кастру, а потом - на меня, и жалобно заскулила.
        - Надо же, все понимает, псина. Да, Жулька, такие дела. Нет больше твоего хозяина. Нет больше Крохли. На том свете, наверное, ему будет лучше, чем здесь, - надтреснутым голосом сообщила ей Кастра. В ответ собака повела мордой, снова вильнула хвостом и заскулила.
        За спиной я услышал шаги, обернулся - и увидел, что к нам неторопливой, уставшей походкой приближается Басмач. Как и в нашу прошлую встречу, на нем был милицейский бушлат. К бушлату прибавилась меховая милицейская шапка, съехавшая на самый затылок. На плече он держал совковую лопату, перепачканную землей и глиной.
        - Грунт тяжелый. Насквозь промерз. Ничто его не берет. Копал к чертям, копал - выбился из сил. Руки на ветру окоченели. Прямо отваливаются. Решил немного отдохнуть и погреться, - произнес он еще издали.
        - Конечно, Басмач, отдохни. Ты ж не железный, - быстро проговорила Кастра, поднимаясь ему навстречу. - Выпьешь, чтоб согреться?
        - Пропущу стаканчик, - кивнул бомж. - Вова? Ты, что ль? Сразу тебя и не признал. Богатым будешь. Ну, здорово!
        - Привет, Басмач!
        - Как поживаешь-то? - спросил он и мешковато опустился возле меня на ствол поваленной березы. Ствол, скрипнув, прогнулся и зашатался. И мне пришлось постараться, чтоб на нем усидеть и не свалиться вниз на землю.
        - Жизнь моя протекает, в целом, благополучно, - ответил я, устраиваясь надежнее на стволе.
        - Ну и отлично. А нам похвастаться нечем. Если только ментовской шапкой. Вот отрыл недавно в мусорном контейнере. В комплект к моему бушлату.
        - Любая форма внушает уважение, - заметил я. - Хоть и старая.
        - Верно. Но эту шапку у меня едва не отобрал Генка Кривонос. За долги. Я все ему должен. Но потом побрезговал. Сказал, что не любит чужих вшей. Ментовских - в особенности. А мне без разницы, чьи они. Свои или чужие, - усмехнулся Басмач, сжимая и разжимая непослушные красные пальцы.
        Я промолчал. Чьи-то вши в данный момент меня нисколько не трогали.
        - Но, Вова, что-то давно тебя не было видно. Крохля очень ждал, когда ты снова у нас появишься. Все уши нам про это прожужжал. Хорошо хоть, что сейчас пришел с ним проститься.
        - Да? - удивился я. - Досадно. Как только я узнал о его смерти в магазине от продавщицы, то сразу поспешил к вам сюда.
        Кастра откупорила бутылку водки, налила полный стакан и, просеменив к нам мелкими шажками, угловатым движением протянула его Басмачу. Тот, не раздумывая, тремя глотками осушил стакан, поморщился и промокнул тыльной стороной ладони губы.
        - Тебе, Вовка, не предлагаю. Ты все равно откажешься, - взглянув на меня, сказала Кастра.
        - Да, откажусь, - подтвердил я. - Мне эта водка не идет на пользу. Застревает в горле.
        - Мы не настаиваем, - хмыкнула она.
        - Спасибо, что не настаиваете. Басмач, почему погиб Крохля? Кто, по-твоему, его убил?
        - Ну, ты как чистый маньяк, Вова. Опять лезешь к нам с дурацкими вопросами. Пойми, нам самим ничего толком не известно. Ничего! Вчера вечером мы все крепко перебрали, и он остался ночевать на свалке. У нас там есть свое пристанище - небольшая теплая конура. Она, кстати, рядом с тем местом, где мы встретились с тобой в первый раз.
        - Эта конура нужна нам для дневного отдыха, - добавила Кастра.
        - Вот именно! Когда притомишься днем! Но ночевать в ней нельзя! Сколько раз мы ему твердили, что оставаться ночью на полигоне опасно. Но он был редкий неслух.
        - Прямо как осел, - согласилась с Басмачом Кастра.
        - Чего теперь уж там, - буркнул тот.
        - Ты считаешь, что в смерти Крохли виноват Помойник? - спросил я.
        - Помойник не Помойник. Никто сейчас тебе точно не скажет, - ответил Басмач.
        - Ой, бедный мой Крохля! Ненаглядный ты мой! За что ж тебя так изничтожили?! - с надрывом проголосила Кастра, обхватив голову руками.
        - Да уж, постарался кто-то от души. Места живого на человеке не оставил, - кивнул Басмач, и поинтересовался: - Вова, ты пойдешь на поминки?
        - На какие поминки?
        - На самые обыкновенные. Пока Кастра оплакивает здесь Крохлю, наши бабы готовятся к поминкам. В соседнем шалаше. Стряпают жратву разную, кутью. Накрывают стол. Перед тем шалашом есть подходящая площадка. Чтоб принять сразу много народу. Но сперва, натурально, будут похороны на нашем местном кладбище. Кто-то прочитает молитву. Кто-то толканет речь. Кто-то просто скажет доброе слово. Не сомневайся, у нас все как у людей.
        - Все чин чином, - вставила Кастра.
        - Только сам процесс совершается быстрее. Мы не можем держать жмурика…
        - Помягче выражайся-то, - упрекнула она Басмача.
        - Извини, Кастра. Сорвалось нечаянно с языка. Мы не можем держать покойника в морге. Тянуть с его погребением. Протухнет. Хоть и не жарко. Опять же, собаки возьмут и отгрызут чего-нибудь. Так, ты пойдешь на поминки?
        - Пожалуй, нет. У меня много дел дома, - отказался я. - Но, в любом случае, спасибо за приглашение.
        - Да ты не стесняйся, Вова. Там будут все свои. Наша братва с мусорного полигона, - пообещал Басмач.
        - Действительно, оставайся на поминки, - присоединилась к нему бомжиха. - Плюнь ты на свои дела. В лес они не убегут.
        - Разборок там между нами никаких не возникнет. Это по поводу дележа его наследства. Делить нам нечего. Все пройдет мирно и гладко, - продолжал он меня уговаривать.
        - Приятно слышать. Но, повторяю, у меня нет времени, - сказал я.
        Принимать участие в этих траурных мероприятиях мне совсем не хотелось. Вдруг, вопреки заверениям Басмача, они все же начнут ссориться из-за имущества умершего? Или выяснять отношения? Как бы тогда не попасть под чью-либо горячую руку. Но не это даже было главным. Как бы хорошо я к ним ни относился, меня не прельщала перспектива долго находиться в обществе бомжей.
        - Ну, тебе виднее. Наше дело предложить. Тогда давай прощай. Мне нужно сходить на кладбище. Посмотреть, как там продвигается работа. Боюсь, что без меня наши мужики могут залениться. Вырыть могилу недостаточно глубоко. Не для себя же, черти, стараются, - сказал он и вопросительно взглянул на Кастру.
        В ответ та утвердительно кивнула.
        - Верно, Басмач. Это наш последний долг перед Крохлей. За нашими мужиками со свалки нужен глаз да глаз. Если что не так, вправь им мозги. Пинками под зад, - посоветовала бомжиха.
        Басмач крякнул, поправил милицейскую шапку, хлопнул ладонями по коленям и, взяв лопату, поднялся.
        - Теперь Крохле не очень важно, какая по глубине у него будет могила, - заметил я, провожая взглядом удаляющуюся фигуру бомжа.
        Жулька, вскочив с места, колебалась. Она решала, с кем ей было лучше остаться. Нюхала воздух и вертела мордой. Потом стремительно, с лаем, побежала следом за Басмачом.
        - Само собой, Крохле это до фени. Но мы обязаны все сделать, как положено. Не хочу, чтоб после у меня болело сердце, - заявила Кастра.
        - Сходи в церковь, поставь свечку за упокой его души, - посоветовал я. - Помолись.
        - Не желаю, Вовка. Нет мне смысла молиться. Бог забыл о нас здесь, на земле. И вряд ли вспомнит там, на небе, - ответила она и звучно шмыгнула носом.
        - Получается, что ты атеистка?
        - Получается, что да.
        - Кастра, я не понимаю, почему Крохля так сильно меня ждал? - спросил я, меняя тему нашего разговора.
        - Как же, парень! Он верил, что ты станешь новым Головой. Приструнишь Кривоноса. Наведешь порядок у нас на полигоне. Он верил, что за тобой стоят солидные деловые люди. А не как за Генкой - шайка вечно пьяных забулдыг.
        - Вот дела! Но, по-моему, я ничего ему такого не обещал. Это его фантазии, - произнес я, чувствуя вину перед Крохлей за то, что обманул его ожидания.
        - Может быть, не обещал. Но ты вел себя с Кривоносом смело и дерзко. Поэтому мы подумали, что у тебя серьезные намерения. В общем, что ты типа собираешься занять его место. Особенно ты убедил в этом Крохлю, - сказала Кастра. - Кстати, потом у нас с Кривоносом были из-за тебя крупные неприятности.
        - Прости. Но как Генка узнал, что вы тогда подумали?
        - Очень просто. Крохля сдуру проболтался. Язык-то без костей.
        - Это он зря.
        - Конечно. Еще Кривонос рассерчал на нас, что мы принимали тебя. Поколотил меня и Басмача. До сих пор ребра болят. Крохля тоже попал под раздачу. Вдобавок Генка начал требовать с нас больше денег. А если мы откажемся платить, грозил вообще прогнать со свалки. Но куда мы пойдем? - с горькой усмешкой спросила бомжиха. Затем прочистила нос, поочередно зажимая то левую, то правую ноздрю, высморкалась на землю.
        - Ну, на другую свалку, - предположил я.
        - На другой свалке свои правила и законы. Разве к ним быстро привыкнешь? Да и наше жилище здесь бросать жалко. Трудно все начинать заново.
        - Да, нескладно все получилось. Я не хотел сталкивать вас лбами с Кривоносом.
        - Понимаю, Вовка, что не хотел. Только все вышло совсем наоборот, - вздохнула Кастра. - Знаешь, в чем ошибался Крохля?
        - В чем же?
        - В том, что очень в тебя поверил. Все ждал, когда ты придешь и прищемишь хвост Кривоносу. Так ему и сказал: вот придет, мол, племяш бывшего Головы и прищемит тебе к псам хвост. Каково? Того это, конечно, это до кишок задело. Кому ж такое придется по нраву? - она сделала паузу и почесала под мышкой.
        - Я говорила Крохле, чтоб он, старый дурень, угомонился. Не лез на рожон. Зачем самому нарываться на неприятности? Ведь не зеленый мальчишка. Но он меня не слушал. Посылал вместе с Басмачом куда подальше. Матюгами. По этой причине мы вчера с ним и разругались. Он напился в дым и остался ночевать в нашей конуре на свалке. А утром, значит, его нашли мертвым.
        - Мертвым - в той же конуре?
        - Да нет же! Не в конуре! Я тебе уже рассказывала, что на самом краю полигона.
        - Кастра, ты считаешь, что это Кривонос решил свести с ним счеты? - спросил я.
        - Господи! Какой ты, Вовка, однако, ступор! Как последний здешний алкаш! Ничего я не считаю! - возмутилась бомжиха. - Может, Кривонос! Может, Помойник! Может, еще кто-то! Какая теперь разница! Человека с того света все одно не вернешь!
        - Само собой, не вернешь. Это не в наших силах. Только хорошо бы знать, кто его убил.
        - Согласна. Тогда бы я с ним расквиталась. Мне бы и Басмач помог.
        - Ни минуты в том не сомневаюсь. Расквитаетесь еще. Но до этого пока далеко, - сказал я. - Что у Крохли было повреждено? От чего именно он умер?
        - Кто ж его разберет? Я в этом деле не бум-бум. Я ж тебе не лекарша, - ответила Кастра и покосилась на труп Крохли, лежащий возле ее ног. - Мы с Басмачом к его телу особо не приглядывались. Признаться, я до жути боюсь мертвяков. Мне кажется, что они могут встать и вцепиться в мое горло.
        - Людям всякое иногда кажется.
        - Вот-вот. Но видок у Крохли ужасный. Брр. По-моему, у него все повреждено. Места целого не найдешь. Мы с Басмачом быстро его завернули в целлофан и картон из-под холодильника. Чтоб не пугать народ.
        - Правильно, наверное, поступили, - заметил я.
        - Нет, Крохля не заслужил такой страшной гибели. Но почему ты у меня все это выспрашиваешь? - насторожившись, поинтересовалась она.
        - Как бы, Кастра, тебе доходчивее объяснить. Видишь ли, причина смерти моего дяди тоже какая-то не понятная. Вот я и подумал, что, возможно, она в обоих случаях одна и та же.
        - Эка, парень, что взбрело тебе в башку! Но нет никакой одной причины! Не-ту! Слишком разное они занимали положение у нас на полигоне. Крохля не чета нашему бывшему Голове. Он перед ним как червяк, - заключила бомжиха.
        - Но все же…
        - Нет никаких «но все же». Если у тебя есть охота, то взгляни на него. Разверни и любуйся им, сколько хочешь. Только после сам снова его запакуешь. Тут я тебе не помощница.
        Разумеется, я отказался от ее предложения. Не стал раскрывать картонки, чтоб обследовать тело умершего бездомного. Не то, что бы я страшился покойников - просто я не испытывал никогда желания изучать их с близкого расстояния. Как говорится, нос к носу. На это действие меня не могла сподвигнуть даже вероятность того, что удастся выяснить истинную причину его смерти. В чем, кстати, я весьма сомневался. Поскольку, по словам Кастры, на теле Крохли не осталось живого места.
        От самой бомжихи также нельзя было больше добиться никакой интересующей меня информации. Поэтому я начал подумывать, что не следовало ли мне и впрямь пойти на эти поминки в соседний шалаш. И попытаться выудить там, у приятелей Крохли, сведения, способные пролить свет на причину его гибели. Хотя маловероятно, что обитатели свалки были бы со мною предельно честны, откровенны и дружелюбны. Скорее всего, они бы послали меня куда подальше матюгами. Как Крохля вчера свою сожительницу вместе с Басмачом.
        - Кто ж над тобой так поиздевался, милый ты мой?! Кто ж эта скотина?! Чтоб ему лопнуть, паршивцу окаянному! - вновь заголосила Кастра, громко всхлипывая. - На кого ж ты меня покинул?! Я ж теперь одна-одинешенька осталась на всем белом свете!
        - Не убивайся ты так крепко. Успокойся. Что сейчас поделаешь? - сказал я.
        - Как мне, Вовка, не убиваться? Как успокоиться?! Нет у меня теперь нигде ни единой близкой души! Нет своего надежного угла!
        Судя по настрою Кастры и основательно принятой скорбной позе, очередной взрыв ее причитаний был рассчитан надолго. Наверняка не меньше, чем на час. В моих утешениях она не нуждалась. Они только пуще ее раззадоривали. Никаких иных дел у меня на свалке больше не намечалось. Поэтому я решил, что пора было возвращаться домой.
        Итак, я решил, что пора было возвращаться домой. И в этот самый момент уловил за спиной странный шорох. Хотел оглянуться, но не успел. Потому как почувствовал сильный жесткий удар по затылку. От этого удара я мигом съехал с пошатнувшегося ствола березы и потерял сознание.
        Глава одиннадцатая
        Я очнулся оттого, что Жулька влажным шершавым языком лизала мое лицо. Из пасти собаки пахло нечистотами, словно из канализационного люка. Что было уже само по себе не слишком приятно. Кроме того, грозило реальной опасностью подцепить кишечных паразитов. Вероятнее всего - глистов. Но отогнать ее у меня недоставало сил. Сил даже недоставало, чтоб произнести «пошла прочь».
        Другой вопрос: стоило ли ее прогонять? В отличие от некоторых людей эта дворняга не желала мне зла.
        Я лежал на правом боку в позе человеческого зародыша. Поджав под себя ноги, и с руками, крепко стянутыми за спиной веревками. Щекой я ощущал ледяной холод сырой земли. Весь мир мне виделся снизу и, соответственно, в искаженном виде. Надо мной возвышались молодые деревья, редкий кустарник и хибара, возведенная Крохлей. Надо мною на сучьях березы колыхалось нижнее женское белье. На одном уровне с глазами были уголья догоревшего костра, ножки древнего канапе и моя меховая кроличья шапка, что валялась неподалеку. Эта шапка смягчила удар по моему затылку.
        У меня болела голова. Хотелось пить. Хотелось курить. Но еще больше хотелось принять нормальное вертикальное положение.
        Ко мне, тяжело ступая, приблизился какой-то человек в серых вельветовых джинсах и обутый в тяжелые кожаные ботинки. В таких ботинках любили ходить скинхеды. Но откуда могли они здесь взяться? Что понадобилось им на мусорном полигоне? Не фашистская же атрибутика? Не брошюры же с речами Гитлера и Геббельса?
        Хотя, стоп. Скинхеды вели войну с бомжами. Как явлением, позорящим лицо нации. Очевидно, они сегодня устроили налет на это поселение обитателей свалки. Меня же приняли за одного из них. Из-за моего потертого ватника и резиновых сапог. Замаскировался, называется! Впрочем, так маскируется добрая половина населения нашей страны.
        Человек в тяжелых ботинках склонился надо мной и принялся пристально изучать. Потом, смачно сплюнув, двинул меня ногой под ребра, в печень.
        Я застонал и согнулся еще сильнее, чувствуя острую боль во всем теле.
        - Шевелится, голубчик, - с усмешкой произнес человек.
        Я его узнал. Узнал по голосу, хотя слышал его до этого лишь однажды. Когда он переругивался с тетками, торговавшими овощами на площади возле поселкового магазина. Это был вовсе не скинхед, а тот скуластый водитель, который возил Кривоноса на «КамАЗе».
        - Что с ним сделается? Он, сукин сын, у нас живучий, - заметил сам Генка, подойдя к своему водителю. - А ты, помнится, говорил, чтоб я не бил его лопатой. Но нашего Вовочку хоть ломом охаживай - ему все нипочем будет. Подожди, он нам еще спасибо скажет. За закалку организма.
        Конечно, приятно получать столь лестные отзывы в свой адрес. Только бы вот не приняли бы они эти слова как призыв к действию и не начали бы на самом деле охаживать меня ломом. Несмотря на то, что, по мнению Кривоноса, я обладал поразительной живучестью, подобное испытание вряд ли бы выдержал.
        - Так-то оно так. Но рискованно. Вдруг он еще окочурится, - заступился за меня его дружок. - Нам же сперва требуется с ним серьезно потолковать.
        - Правильно, Свисток. Не учел. Сейчас и потолкуем с Вовочкой. Пока он живой, - согласился тот. - Давай помоги мне. Бери его под мышки.
        Вдвоем они, кряхтя и переругиваясь, подтащили меня к высокой березе, росшей поблизости. И усадили, прислонив спиной к ее стволу. Под березой пологой горкой лежал снег, покрытый заледенелой коркой. Снег, естественно, незамедлительно забился в голенища моих сапог.
        - Погодите, ребята. Одну минуту. Я подложу под него фанерку, - подскочил к нам Басмач. До этого он стоял вместе с Кастрой в стороне, у хибары.
        - Ничего, обойдется. Не депутат, блин, сельсовета. Возможно, что зад ему вообще больше не понадобится. Зачем беречь то, что уже не пригодится? - заявил Кривонос, отобрал у Басмача кусок фанеры и зашвырнул ее далеко за кусты. После, нагнувшись, прицелился и залепил мне кулаком в правый глаз. - Это тебе, Вовочка, за тот прошлый раз. Помнишь? Но, учти, это только разминка.
        - И у меня, Вова, есть к тебе разговор, - сказал его дружок и, без всякой подготовки, двинул меня кулаком в левый глаз. Удар скуластого водителя оказался сильнее, чем у Генки. От него моя голова вильнула на бок, а из глаз посыпались искры.
        В ответ я попытался лягнуть его ногой, но не достал. Водитель успел во время отпрянуть.
        - Но-но, не брыкайся, как жеребец. Арабский скакун, понимаешь, нашелся. Не то мы и ноги тебе свяжем, - грозно предупредил он.
        - Извини, Вовочка. Позабыл познакомить тебя с моим товарищем. Закрутился. Рекомендую - Паша Свисток. Честнейшей души человек. Между прочим, ты ему тоже насолил, - сообщил Генка.
        Я подумал, ударит ли Паша Свисток меня еще раз ради знакомства? Вероятно, что да. Вот только куда? Оба мои глаза уже были подбиты. Нижняя губа - тоже. Побаливала ушибленная печень. О затылке и вспоминать не хотелось. Впрочем, наверное, для творческого поиска - это была не помеха.
        Однако скуластый водитель проявил благородство и воздержался пока от нового рукоприкладства.
        - Ребята, вы его того, не шибко бейте. Он весь из себя хворый. Просто страсть! Выпить даже, бедняга, не может. Говорит, что недавно выписался из больницы, - кашлянув, попросил Басмач.
        - Да, вы уж того, не увлекайтесь. Он, Гена, невредный парень, - присоединилась к нему Кастра. - Принес мне сегодня две бутылки водки и полбатона колбасы. Правда, колбасы этой у нас хоть завались. Целая коробка и немного во второй. Покойный Крохля еще раздобыл. Мы всю неделю ее ели, ели - объелись.
        - Заткнитесь! Причем тут его хвори?! Причем тут ваша колбаса?! У меня от вас, недоумки, голова кругом идет! Не встревайте не свое дело! - осек их Кривонос.
        - Колбасу эту пускай жрут сами. А его две бутылки пускай отдадут нам, - заметил Паша. - Промочили бы сейчас себе горло.
        - Две не получится. Одну мы уже выпили, - ответила Кастра.
        - Устал я, пока копал могилу для Крохли. Подкреплялся, значит, - пояснил Басмач. - А от колбасы вы зря отказываетесь.
        - Хватит про колбасу! Достали меня своей колбасой! - вспылил Кривонос. - Ну, скажи на милость, что за народ?! Сами уже выпили! Нет, чтобы подождать начальство! Смотри, Вовочка. Они пьют, буянят, обманывают. Но требуют к себе доброго и гуманного отношения! Дрянь, а не народ!
        - Но мы… - попробовал что-то сказать Басмач.
        - Что мы?! Ладно, пес с вами. Свободны. У вас, по-моему, сегодня похороны.
        - Да-да. Похороны, - поспешно ответила бомжиха, испугавшись вспышки его гнева. - Вы придете на похороны? У нас там будет много выпивки.
        - И колбасы, - добавил я.
        - Ага. Целая коробка, - согласилась она.
        - Не придем, - сквозь зубы проговорил Кривонос. - Мы с Пашей помянем Крохлю одни, без вас.
        - Ну, как желаете.
        Басмач и Кастра примерились, взялись удобнее и поволокли труп Крохли в направлении местного кладбища бомжей. Сопровождала их Жулька, то убегая вперед, то возвращаясь назад.
        Упаковка из-под холодильника и целлофан, что прикрывали труп, часто загибались, обнажая его одежду или же голое тело. Тогда бомжи останавливались. Приседали на корточки и, чертыхаясь, принимались потуже затягивать веревки, заталкивая под нее куски упаковки и целлофан. Собака сновала около них, нетерпеливо поскуливая. Наверное, она чувствовала, люди делают что-то не так, что-то неправильно. И ей хотелось быстрее похоронить своего хозяина.
        - Эй! Только вы пока не закапывайте могилу Крохли! - крикнул Кривонос вдогонку Басмачу и Кастре. - Повремените! Я полагаю, что она еще пригодится для этого нашего приятеля! К чему вам лишняя работа?!
        - Не станем! - отозвался Басмач.
        - Но пригодится, конечно, в одном случае. Если мы с ним не договоримся, - уточнил Генка.
        - Счастливчик ты, Вова. У тебя будет славная компания. Вдвоем с Крохлей вы там, в одной могилке, не соскучитесь, - заметил Паша, рассматривая пятна грязи на своих вельветовых джинсах.
        - Угу, займемся игрой в шашки, - буркнул я.
        - Точно. В поддавки.
        Кривонос подтащил древнее канапе Кастры. Установил в метре от моих ног и неторопливо на нем разместился. Потом закурил и, пуская дым колечками, принялся меня изучать.
        - У меня сегодня праздник. Я очень рад, что мы с тобой встретились. Существует все-таки на свете справедливость, - проговорил Генка после паузы, стряхивая пепел с сигареты. - Ты уж не сердись, что мы взяли из твоего кармана триста рублей с мелочью. Не обращайся по этому поводу с заявлением в милицию. Триста рублей - не деньги.
        - Нечего позориться перед милицией, что носишь с собой такую маленькую сумму, - вторил Кривоносу его дружок. - Ведь засмеют на все отделение.
        - Ха-ха. Однако вы-то не побрезговали взять эту сумму, - возразил я. - Как сказал бы один мой знакомый наркоман, вы, ребята, застали меня просто врасплох.
        - Всегда кто-то кого-то застает врасплох. К примеру, как тот муж неверную жену. Такова жизнь, - произнес Кривонос и покосился на Пашу. Скуластый водитель уже не разглядывал грязь на своих джинсах, а стирал ее, изредка поплевывая на ладонь.
        - Для измены у жены иногда бывают веские причины, - усмехнулся Паша.
        - Бывают. Как и у любимых девушек, - добавил Кривонос. - Свисток вон тоже давно искал встречи с тобой.
        - Искал встречи врасплох, - кивнул тот.
        - Поздравляю, Паша! Твоя мечта исполнилась! - сказал я и прислонил плотнее затылок к холодному стволу березы. Чтоб унять боль и кружение в голове.
        - Спасибо.
        - Что брюки-то, наверное, у тебя выходные? - поинтересовался я.
        - Бери выше, Вова. Они исключительно для торжественных мероприятий. Ну, вроде свидания с тобой. Но, я полагаю, что твои брюки сейчас в еще худшем состоянии, чем мои.
        - Не волнуйся, я куплю себе новые в магазине. Не буду, как ты, искать их на мусорном полигоне.
        - Пожалуйста, покупай, - хмыкнул Паша. - Только в наш магазин для продажи я приношу брюки, найденные на свалке.
        - Ладно, довольно болтать о портках. Чьи портки у кого лучше и краше. Вы, между прочим, не в модельном салоне, - вмешался Кривонос в нашу завязавшуюся было мирную беседу. - Ответь-ка, Вовочка, ты что, действительно, собираешься занять мое место?
        - С чего это ты решил?
        - Да вот Басмач с Кастрой мне говорили. Но особенно распространялся на эту тему покойный Крохля. Твердил, как все будет расчудесно и распрекрасно, когда ты станешь новым Головой. Каким ты будешь добрым и справедливым хозяином свалки. Меня слеза даже пробила.
        - Они ввели тебя в заблуждение. Я никогда не хотел занимать твое место, - сказал я.
        - В общем, я так и думал, - удовлетворенно кивнул он. - Быть Головой - не для тебя. Это - не шутки шутить. Ты, не в пример своему дяде, не создан для этой работы. Кишка у тебя тонка. Ты не сумеешь одновременно ладить и с администрацией полигона, и с бомжами. Для всего этого нужен особый талант.
        - Не сомневаюсь, что у тебя он есть.
        - Не ехидничай, умник! - прикрикнул Кривонос.
        - Я не ехидничаю.
        - Вот и помалкивай! Управлять людьми сложно. Здешними людьми - тем более. У каждого свой норов. У каждого свои заморочки. Иногда я с ними просто чумею.
        - С ними любой очумеет, - поддакнул Паша.
        - Но знал бы ты, Вовочка, как Басмач и Кастра лебезили передо мной. Как умоляли простить, что принимали тебя. Тьфу! Противно было смотреть! Один Крохля еще хорохорился. Пытался держать фасон. Только плохо получалось. От страха у него самого тряслись поджилки, - с презрением произнес Генка.
        - Ну и что? - пожал я плечами.
        - Да ничего. И это группа твоей поддержки?! Что тут скажешь?! И с ними ты рассчитывал скинуть меня?! Наивный ты малый!
        - Какой есть. Но я не желал тебя никуда скидывать.
        - Слушай дальше. Стоило тебе придти в этот раз к бомжам, как Басмач сразу побежал мне об этом докладывать. А Кастра давай стенать и рыдать, чтоб ты не заметил нашего появления с Пашей. Неплохо, да?
        - Какого такого героизма ты хочешь от этих бомжей? До него ли им вообще? Они бедные и несчастные люди. Они просто борются за собственное выживание, - покачав головой, возразил я.
        - Я же говорю, что здешний народ дрянь. Ну да хватит о бедных и несчастных. Они уже мне поперек горла стоят. Приступим к делу. Зачем ты снова сюда притащился? - спросил Кривонос, принимая грозный вид. Его грозный вид выражался в следующем: он насупил брови, выпучил глаза и сжал кулаки.
        - Я собирался расспросить Кастру и Басмача о том, как погиб Крохля. Но им самим ничего толком неизвестно. Они всю ночь спали пьяным сном, а утром его увидели уже мертвым на краю полигона.
        - Гм. Да, история с Крохлей вышла неприятная, - согласился он.
        - Но надеюсь, ты-то знаешь, что с ним случилось. Ты же не последний человек на свалке.
        - Верно, что не последний. Но сейчас меня больше занимает другой вопрос. Когда я получу назад свои деньги?
        - Какие?
        - Что значит какие?! Не валяй дурочку! Обыкновенные деньги! Те самые, что задолжал мне Виктор, твой дядя, - возмутился Кривонос.
        - Генка, видно, у тебя начисто отшибло память. Я ж тебе русским языком объяснял, что у меня нет никаких денег.
        - Опять ты завел свою старую песню. Надоело. Пойми, меня не касается - есть они у тебя или нет. Гони на бочку - и точка!
        - Легко говорить: гони на бочку. Но откуда я их возьму? - буркнул я.
        Снег подо мной подтаял, и стали коченеть ноги. Иногда их сводила судорога. Вдобавок началась икота. Прав, наверное, был Генка, когда говорил, что мое место в могиле рядом с Крохлей. Слишком плохо сейчас мне было.
        - Зачем, козлы, вы связали мне руки? - спросил я.
        - Чтоб ты меньше возникал, - заметил Паша.
        - Во-во! Не мешал нам учить тебя уму-разуму, - добавил Кривонос. Затем приподнялся с канапе и наотмашь заехал мне в челюсть. Но несильно. Скорее ради порядка, показывая, кто здесь хозяин положения.
        В его несильном ударе я усмотрел для себя добрый знак. Если, конечно, можно усмотреть что-либо доброе в самом факте своего избиения. Это вроде того, что у тебя сгорел дом, но зато горел он вяло и неохотно.
        Впрочем, от этого удара была и реальная польза - я прекратил икать.
        - Как лучше? Прочистились мозги? Так-то! Ты давай больше не забывайся. Не груби нам, - предостерег Кривонос. - Пойми, Вовочка, меня не волнует, где ты возьмешь деньги. Украдешь или вынешь из своего комода. Главное, возврати долг Виктора.
        - Этот долг его подтверждается только одними твоими словами. Но коль тебе без него жизнь не мила, можешь забрать часть вещей моего дяди, - предложил я.
        - Зачем мне нужно старое барахло Виктора?
        - Как зачем? Странный вопрос. Развернешь этим барахлом торговлю в своем магазине. Между прочим, если не ошибаюсь, раньше он принадлежал моему дяде. Не знаю, как с его долгами, но его магазином ты точно завладел. Поэтому неизвестно, кто кому еще должен.
        - Магазин тебя не касается! Никаким боком! - резко отозвался он и заелозил на канапе.
        - Ага, Генка, ясно, - кивнул я. - Меня касается только якобы его долг.
        - Долг - настоящий! Всамделишный! Без разных «якобы»! - вспылил Кривонос. - Короче, отдавай его или нам придется прибегнуть к крайним мерам!
        - Нет у меня никаких его денег. Нет, и не было, - простонал я.
        - Не ври! - рявкнул он.
        Но, видимо, что мое упорство произвело все же на Кривоноса впечатление. Заколебавшись, он посмотрел на меня. После бросил взгляд на своего дружка.
        - Слушай, Свисток, такая фишка. Может быть, у него и впрямь нет денег? - спросил он у Паши. - Они все у его сестры. Обманула дорогого родственника - и помалкивает. Она особа ловкая.
        - Ничего она не обманула. У нее тоже нет денег. Если и есть, то самая малость на черный день, - заступился я за Шуру. - Да и то вряд ли. Гера, как пить дать, давно бы все спустил.
        - В денежных делах ни на кого нельзя полагаться. На родню, в особенности. Это тема тонкая, - нравоучительно произнес Паша. - Сегодня я надеялся выяснить кое-что о его сестре по своим каналам. Но смерть Крохли спутала все мои карты.
        - Значит, это не вы его убили? - спросил я.
        - Ты что с ума сошел, Вовочка?! Само собой, нет! - с негодованием ответил Кривонос. - С какой стати нам его убивать? Мы что отморозки ненормальные? Он и без того был в полной нашей власти. Конечно, могли бы покалечить. Слегка. Набить бы там морду, сломать ребра. Да и то по пьяному делу.
        - Была нам охота пачкаться, убивать его, - подтвердил Паша. - Нет, беспредел нам на свалке ни к чему.
        - Но кто же тогда убил Крохлю?
        - Даже не представляю. В ауте. Но позже я этим займусь. Вплотную, - пообещал Генка. - Обязательно кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал. Не беспокойся, все тайное становится явным. Подождем.
        - Бомжи укажут тебе на Помойника, - заметил Паша. - У нас всегда так, если что неясно.
        - Юля говорит, что Помойника не существует, - вспомнил я слова рыжеволосой продавщицы. - Что это бабушкины россказни.
        - Как же, россказни! Юлька сама великая мастерица сочинять, - усмехнулся Кривонос. - Верно, Паша?
        - Этого у нее не отнимешь, - кивнул тот.
        - Но сейчас у меня другая проблема. Она будет важнее, чем смерть Крохли. Я не знаю, что делать с тобой, Вовочка? - признался Генка.
        На данную проблему у Паши имелось собственное мнение. Он попросил жестами своего приятеля встать с канапе и поманил за собой к хибаре Крохли. Там он принялся что-то тихо, но убежденно, говорить ему на ухо. Прикрываясь ладонью, чтобы я не расслышал его слов.
        Кривонос иногда утвердительно кивал. Иногда же, резко мотая головой, возражал. Изредка оба они с разным выражением лица - Генка с недоверием, а Паша с лукавой усмешкой - поглядывали в мою сторону.
        Наконец, очевидно, придя к соглашению, Кривонос вразвалочку приблизился ко мне и проговорил:
        - Ладно, мы пока тебя отпускаем. Гуляй, Вовочка. Кушай мороженое. Пес с тобой, сегодня я добрый. Но не надейся, что я забуду о твоем долге. Память у меня отличная. Ты отдашь мне все до копейки.
        - До цента, - уточнил я. - Долг же в долларах.
        - Видишь, ты сам все знаешь, - похвалил он меня.
        - По случаю похорон Крохли у нас произошла амнистия. Это твое счастье, повезло. Но запомни раз и навсегда, спрятаться тебе от нас нигде не удастся. Мы отыщем тебя на краю света и заставим заплатить, - добавил Паша. Нагнулся и большим складным ножом разрезал веревки, стягивающие запястья за моей спиной.
        «Вот черт! Ну и люди! Удавятся из-за денег! Как их только земля носит?! Чтоб им, гадам, провалиться!», - выругался я про себя. Но вслух, естественно, ничего не сказал. Вдруг они еще передумают! Заявят, что я не попадаю под амнистию! Сидеть же дальше под деревом, как бледная поганка, перепутавшая времена года, - было уже свыше моих сил. Терпеть их издевательства и побои - тоже.
        Придерживаясь рукой за ствол березы, я кое-как встал на влажную землю, разъехавшуюся под подошвами моих резиновых сапог. Намокшие джинсы липли к замершим ногам. Тело сотрясала крупная дрожь. На ватнике сохранилась всего лишь одна пуговица, болтавшаяся на длинной нитке. Воротник на рубашке был порван и запачкан кровью. В общем, вид я имел сногсшибательный - в прямом смысле этого слова.
        Конечно, я не ожидал, что здесь, в пристанище бомжей, меня встретят с распростертыми объятиями. Но попасть в подобный переплет я все-таки не рассчитывал.
        - Что загрустил, Вовочка? Гляди на мир веселей! Или ты до сих пор не веришь, что свободен? - поинтересовался Кривонос.
        - Почему? Верю, - ответил я.
        - На похороны-то пойдешь?
        - Генка, не шути. Куда ему сейчас идти на похороны? Его самого запросто могут похоронить вместо Крохли, - усмехнувшись, заметил Паша. - Пускай лучше топает домой. Принимается искать деньги Виктора.
        - Правильно. Нечего терять даром время.
        Я промолчал. Наклонился и подобрал с земли свою кроличью шапку, втоптанную в грязь. Поколебался и положил ее на пустующее канапе Кастры. Толку теперь от этой шапки не было никакого - ее бы постеснялся носить даже самый непривередливый бомж.
        Постоял еще немного и последовал совету Паши - отправился домой. Но не для того, чтобы начать искать дядины деньги. Сейчас мне просто надо было отдохнуть.
        Глава двенадцатая
        Я лежал на постели, прикрытый пледом, со свинцовыми примочками на синяках под глазами. Комнату освещал неяркий умиротворяющий свет уходящего дня. По ней порхали две бабочки. Типа моли. Не жалко - пускай себе порхают. Они мне не мешали.
        Самочувствие у меня было, как того теннисного мячика, которым весь сейм отыграла Маша Шарапова.
        Я слушал тихую мелодичную музыку, лившуюся из стоящего рядом радиоприемника. Эта музыка была вполне созвучна моему минорному настроению.
        Мне не хотелось ни о чем думать. Но в голову упорно лезли самые разнообразные мысли. В первую очередь - о дядином долге. И о том, что никаких денег Кривоносу я не отдам, если даже их найду. Теперь у меня не было сомнений, что эти деньги определенно существовали. Недаром же о них твердили все в поселке. Вот только, интересно, где они находятся?
        Еще я думал о сестре Шуре. О том, что она наверняка знала гораздо больше о делах нашего покойного дяди, чем сочла нужным мне рассказать. Поэтому необходимо будет в ближайшее время вызвать ее на откровенный разговор. У меня были вопросы к моей сестре. Например, на какие средства они приобрели садовый участок? Почему так внезапно присмирел ее муж Гера? Почему он ушел с работы? И на что они собираются жить? Ни на одну же Шурину зарплату.
        Любопытно было так же, какую роль во всей этой истории играет Паша Свисток? Помимо того, что является дружком Кривоноса. Как расценить странные намеки Генки, отпускаемые в его адрес? Вероятно, роль Паши была значительнее, чем представлялось на первый взгляд.
        Мысли о страшной гибели Крохли на полигоне незаметно отошли на второй план. Но, несомненно, его смерть была каким-то образом связана со смертью моего дяди. Следовательно, она напрямую затрагивала и меня.
        Оглушительно затрезвонил дверной звонок.
        Я предположил, что это вернулась Татьяна. Поспешно вскочил с постели, нащупал ногами шлепанцы, отлепил с синяков под глазами свинцовые примочки и вытер насухо лицо полотенцем. Не хотелось, тут же сразить ее на повал своим внешним видом.
        За мною увязалась одна моль. Та, что была смелее.
        Но это оказалась не Татьяна. На пороге стоял мой сосед Марек. Одет он был, будто на первомайскую демонстрацию времен брежневского застоя. Не хватало разве только алого революционного банта на лацкане пиджака. И, в качестве дополнительного украшения, транспаранта с портретом кого-нибудь из членов политбюро КПСС.
        - Добрый день, Володя! Или скорее - вечер! - с юношеским задором произнес он, проникая в мою прихожую. - Как дела?
        - Отлично! Доброе! Будем считать, что утро!
        - Извини, наверное, ты спал, а я тебя разбудил!
        - Да нет. Я бодр… бодр-ство-вал, - не справился я с первого раза с этим словом и выговорил его по слогам.
        Марек быстро шагнул дальше в прихожую, пригнулся и прихлопнул ладонями моль. Бедная-бедная моль! Трагически оборвалась ее и без того короткая жизнь! Погибла, как говорится, в самом расцвете сил!
        Впрочем, туда ей и дорога.
        - Ну, Володя! Развел ты в своей квартире насекомых! - упрекнул меня сосед.
        - Она была моей подружкой.
        - Тоже мне нашел себе замечательную компанию. Но не переживай, наплодятся новые. Значит, ты бодрствуешь? Чудесно! Татьяна уже вернулась из Москвы?
        - Нет пока. Сам вот жду.
        - Ничего, не расстраивайся. Поездка в столицу - история долгая. Сегодня она может и не возвратиться домой… Ой, батюшки! Что с тобой, дорогой, случилось?! - испуганно спросил Марек, поправил очки, сползшие на кончик носа, и принялся внимательно меня изучать. - Моль-то я разглядел, а тебя в упор не видел!
        - В принципе, сущая ерунда. Встретился кое с кем.
        - Догадываюсь, с кем именно. Но я ведь тебя предупреждал, чтоб ты не связывался с Генкой Кривоносом. Чтоб держался от него подальше. Эх, молодежь, молодежь! Вечно вы ищите себе приключений на одно место, - укоризненно произнес он. - В милицию заявлять будешь?
        - Обязательно. Так как желаю, чтобы у меня прибавилось хлопот и неприятностей, - ответил я.
        - И то верно. С ними тоже лучше не связываться. Пускай без нас борются с преступностью, - кивнул Марек. - Но я пришел, собственно, узнать, что ты планируешь делать сегодня вечером?
        - Вроде бы, ничего особенного. Собирался придумать имя для моли. Но ты ее прикончил.
        - И к какому же имени ты склонялся?
        - К Джулии Робертс. Это - моя любимая киноактриса. Согласись, та моль походила на ее «Красотку». Она была такая же милая и непосредственная.
        - Моль Джулия Робертс. Что ж, впечатляет!
        - Но судьба ее напоминает больше судьбу принцессы Дианы.
        - Однако куда тебя занесло. Выходит, что я вовремя прихлопнул эту моль. Не заказывай по ней только панихиду, - заключил мой сосед. - Понимаешь, Володя, ко мне приехала дочка из Москвы. Она нечасто балует меня своими визитами. И, стало быть, я приглашаю тебя разнообразить нашу компанию.
        - У тебя есть дочь? - удивился я.
        - Здрасьте! А как же! Я тебе о ней рассказывал!
        - Да-да, прости, вспомнил. Есть. Ей еще требуется в Москве много денег.
        - Чего-чего, а это точно.
        Мне совсем не хотелось сейчас идти к Мареку. Общаться с его дочерью и, попивая жидкий чай с засахаренным вареньем, вести скучные и нудные разговоры. В лучшем случае, о книжных новинках и театральных премьерах. В худшем - о погоде и столичных да поселковых сплетнях. Впрочем, одно другому не мешало. Не исключало и не противоречило. Длиться же это обещало до самого позднего вечера. Раньше они меня вряд ли отпустят.
        Но моему соседу разве откажешь? Разве возразишь? Он расшибется в лепешку, а настоит на своем. Поэтому я сразу, хоть и состроив кислую гримасу, согласился.
        Марека моя гримаса нисколько не смутила. Он - сама любезность и предусмотрительность - бережно взял меня под руку, словно опасаясь, что я либо рассыплюсь, либо сбегу, и проводил в свою квартиру. Но не на кухню, где, бывало, мы коротали с ним время за бутылочкой самогона, а в большую парадную комнату. С зеркальным сервантом. С ядовито-красным ковром на полстены. С корейским телевизором и музыкальным центром.
        Почему? Догадаться было не трудно. В этой комнате на почетном месте сидела Вика - продавщица из моего московского бутика.
        От изумления у меня разинулся рот. Как у того еврея, которому вдруг разрешили выехать из Советского Союза на историческую родину, в Израиль.
        Надо же - Вика! Вот кого уж я ожидал меньше всего здесь встретить! Весь необъятный мир сужается иногда до размеров обычной коммунальной квартиры!
        Вика проворно поднялась со своего кресла, подобно легкой пушинке порхнула ко мне и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула в щеку. Где-то в районе носа.
        - Я безумно рада, что ты пришел, Володя! Здравствуй! Дай-ка на тебя поглядеть! Как давно мы с тобой не виделись! Кажется, что минуло целых сто лет! Честно, я так соскучилась! - восторженно затараторила она.
        Мы с Викой всегда дружили, испытывая друг к другу взаимную симпатию. Но у нас с ней никогда не было слишком близких отношений, и, признаться, я не рассчитывал на столь бурное проявление чувств с ее стороны. Поэтому, естественно, несколько смутился.
        - Здравствуй, Вика! Я тоже рад тебя видеть!
        - Но что у тебя с лицом?
        - Ерунда! Не поладил сегодня с работниками мусорного полигона. В общем, не заостряйся на пустяках, - ответил я и свою очередь задал вопрос: - Но почему ты молчала, что твой отец живет в этом поселке? Ты же знала, куда я еду.
        - Ну, как тебе объяснить? Даже не знаю. Да ты располагайся удобнее, - торопливо произнесла Вика, посадила за стол и пододвинула ко мне несколько блюд. - Поешь вот. Выбирай: заливной язык, маринованные шампиньоны, винегрет, пирожки с рисом, красная икра. Почти все привезла из Москвы.
        - Благодарю. Но дай немного отдышаться.
        - Прекрасно тебя понимаю. Со всеми бывает. Но попробуй хотя бы фаршированную щуку.
        - Ты не отказывайся. Не вороти нос. Вика сама ее готовила, - заметил Марек, притулившийся на стуле, на краю стола. - Как начнешь есть - не остановишься.
        - Непременно попробую, - заметил я. - Но чуть погодя.
        - Тогда выпей, что ли, - предложила Вика. - Я захватила с собой из столицы отцу армянский пятизвездочный коньяк. Правда, московского розлива. Не все же ему, несчастному, хлестать один свой самогон. Да и тебе, Володя, с ним на пару.
        От рюмки выпитого коньяка у меня неприятно заныло в желудке, и слегка закружилась голова. Вероятно, сейчас мне бы следовало воздержаться от спиртного. Но встреча с Викой оказалась очень неожиданной. Прямо как гром среди ясного неба. Коньяк же был хорошим средством, позволяющим быстро придти в себя.
        Вика выпила вместе со мной, как, впрочем, и Марек. Поморщила носик, съела дольку лимона, облизнулась и пустилась в путаные объяснения по поводу того, почему она не сказала мне, что ее родной отец живет в Вихляево. Причин набралось великое множество. Причем причин часто взаимоисключающих.
        - Но главное, Володя, я хотела сделать тебе сюрприз, - заявила она под конец.
        - И этот сюрприз вполне удался, - сказал я.
        Однако, вероятнее всего, причина была гораздо прозаичнее. Ничего общего с сюрпризом для меня она не имела. Вика просто скрывала, что родом из захолустного поселка, который, вдобавок, граничил с городской свалкой. Ей было неудобно, что об этом узнали бы ее подруги-продавщицы из модного столичного бутика. Она же всегда выдавала себя за коренную москвичку.
        Но если я произнесу свою догадку вслух, то как бы не обиделся Марек. Получается, что его дочь стесняется собственного места рождения и, стало быть, его самого - Марека. Такая вот, по меткому выражению Бориса Ельцина, получалась загогулина.
        - Вика, а моего дядю ты помнишь? - спросил я.
        - Ну, разумеется. Как же мне не помнить нашего соседа? Дядя Виктор был угрюмым и неулыбчивым мужчиной. Но прикольным. Бывало, отмочит чего-нибудь, то хоть стой, хоть падай.
        - Верно, похохмить Виктор любил, - подтвердил Марек. - И не был он угрюмым и неулыбчивым.
        - Наверное. Но вечно он ходил погруженный в собственные мысли. Женщины его почти совсем не интересовали. Но ко мне он относился хорошо. То есть, я имею в виду не как к женщине, а как к ребенку. В общем, ты понимаешь.
        - Понимаю, - кивнул я. Хотя точно не понимал, что должен был понимать? Как иначе может относиться нормальный человек к соседскому ребенку?
        - Иногда дядя Виктор приносил мне со свалки игрушки. Некоторые были даже в фабричной упаковке. Мама запрещала еще их брать. Но я не слушалась и брала. Потом она их находила и закатывала скандал. Забирала и выкидывала на помойку. Помню, что я иногда из-за этого плакала. Ссорилась с мамой, - с печальной улыбкой проговорила Вика.
        - Можно подумать, что у тебя не было обычных игрушек из магазина, - заметил Марек.
        - Были. Но среди тех, что приносил дядя Виктор, попадались совсем новые. Очень красивые. Только потом я поняла, насколько была права мама. Нельзя детям иметь игрушки со свалки. Если, конечно, семья не впала в крайнюю нужду.
        - Чаще всего уроки детства запоминаются на всю жизнь, - глубокомысленно произнес я и посмотрел на дочь Марека.
        Ажурная прозрачная кофточка Вики почти не скрывала ее небольшую грудь с вздернутыми розовыми сосками. Будучи по натуре человеком как бы высоконравственным, я старался не смотреть на ее грудь. В особенности, слишком пристально. Но порой мой, мягко говоря, заинтригованный взгляд все же на нее обращался. Во многом это объяснялось двумя (или уже тремя?) выпитыми рюмками коньяка.
        Но с другой стороны, если бы сама Вика не желала подобных взглядов, она бы выбрала для моего приема иную, менее откровенную кофточку. Или же, хотя бы, поддела под нее либо лифчик, либо комбинацию. Зачем иначе ставить джентльмена в неловкое положение?
        - Нет, дядю Виктора я прекрасно помню. Помню все, связанное с ним. Но в Москве мне никогда не приходило в голову, что он твой родной дядя, Володя, - сказала Вика. - Просто удивительное совпадение!
        - Как у тебя на работе? Ты, кажется, собиралась уходить из нашего бутика, - поинтересовался я, вновь отводя взгляд от ее груди под кофточкой и вонзая его в блюдо с фаршированной щукой.
        Может быть, действительно, стоило попробовать щуку? Пока до нее не добрался Марек. Ведь заливного языка, красной икры и полблюда с винегретом на столе уже не существовало. Все это с поразительной быстротой исчезло в его желудке. Близились к концу пирожки с рисом и маринованные шампиньоны. У меня даже закралось подозрение, что Марек специально уговорил одеть дочь эту нескромную кофточку, чтобы отвлечь мои мысли от еды.
        - Что ты сказал? - переспросила Вика.
        - Как у тебя на работе? - повторил я вопрос и отправил себе в рот кусочек фаршированной щуки. Она на самом деле была на редкость вкусной.
        - Ну, ее! Говорить, и то неприятно! Но я еще не ушла. Только заикнулась об этом начальству - мне тут же повысили зарплату. Но не намного. Курам на смех. Поэтому я все равно уйду оттуда.
        - Тебе виднее.
        - Не нравится мне, какая там сложилась атмосфера. Но в целом, в бутике все по-старому. Народ сидит на прежних местах. Все наши новости - Гарик. Наш маленький волшебник Гарри Поттер, но без очков. Слушай, Володя, что он за волшебник, если не может исправить себе зрение? Я не понимаю.
        - Почему не может? Может. Элементарно. Но в Англии подслеповатым волшебникам выплачивают пособие. Опять же, они имеют льготы. На проезд в общественном транспорте. Но ты говорила о другом Гарике, - напомнил я. - Не о Поттере.
        - Другой Гарик получил повышение. Стал заместителем то ли коммерческого директора, то ли финансового, то ли исполнительного. Я до сих пор так и не разобралась. Директоров всяких развелось как навозных мух.
        - Или как моли в Володиной квартире, - усмехнулся ее отец, доедая фаршированную щуку. - Он даже имена им начал придумывать.
        - Про Володину моль с именами я ничего не знаю, - сказала она. - А вот с нашим Гариком я, между прочим, больше не встречаюсь. Уникальный жмот! Пошел бы он в задницу!
        - Вика, девочка, что за вульгарные выражения! - упрекнул Марек дочь. - Мне за тебя стыдно. Прошу, дорогая, будь сдержаннее. Мы же с тобой не на базаре.
        - Выражение для Гарика самое подходящее. Сейчас он на Мальте. Лечится. Все никак, несчастный, не может оправиться после того происшествия в нашем бутике и без конца разъезжает по курортам. У него, видите ли, ранимая психика. Ну, а у меня все в порядке, - заключила Вика. Судя по состоянию ее ухоженных ногтей на руках, у нее и впрямь все было в порядке.
        - Что ж, я рад.
        - Теперь рассказывай, Володя, как живется тебе, - попросила она.
        - По-разному, Вика, по-разному. Это я про сегодняшний случай. Но, в основном, не слишком весело. Вся моя жизнь сводится к этому дому, магазину и отчасти к мусорному полигону, - ответил я.
        - Рыжая Юлька, как и раньше, работает продавщицей в поселковом магазине?
        - Естественно. Она служит для меня источником всех местных новостей.
        - По-моему, она работает в магазине только ради собственной любви к сплетням. Но ты не очень-то ей доверяй. Юлька часто привирает. Девица она непростая. Не считай, что у нее на уме одни хихоньки да хаханьки.
        - У каждого свои слабости, - произнес я и подумал, что Вика может расценить мои слова как намек на ее прозрачную кофточку. Нет, язык мой - враг мой.
        - Слабость слабости рознь. Ладно, это дело Юльки. Нужно будет как-нибудь сходить в магазин, поболтать с ней.
        - Разумеется, сходи, развейся, - кивнул Марек.
        - Но вообще, Володя, я тебя отлично понимаю. Поэтому сочувствую, - продолжала Вика. - Я была на седьмом небе от счастья, когда мои родители развелись, и мы с мамой перебрались жить в Москву к родственникам. Ты извини, отец. Конечно, на седьмом небе от счастья не оттого, что вы развелись, а оттого, что уехала отсюда.
        - Я понимаю, - вздохнул Марек.
        - Ты у меня умный. Так вот, тоска в этом поселке зеленая. Хоть волком вой. Делать абсолютно нечего, и особенно зимой. У молодежи здесь нет никаких развлечений. Здесь тупик.
        - Тогда, наверное, я тебя обрадую. Пахом Максимыч, что из поселковой администрации, собирается сделать зоной отдыха территорию, прилегающую к пожарному пруду, - вспомнил я свой утренний разговор с ним. - Сам же пруд почистить, облагородить и запустить туда промысловую рыбу. Завести также на нем белых и черных лебедей.
        - Хорошо хоть, что не розовых фламинго, - прикрыв рот ладошкой, прыснула Вика. - Прости, но ты меня развеселил. Самое большое, на что его хватит - так это на две-три скамейки на берегу. На них станут распивать водку местные алкоголики вперемешку с бомжами со свалки. Пахом Максимыч - известный Манилов. С годами он ни чуть не изменился. Раньше он все хотел восстановить нашу церковь и, заодно, соорудить колесо обозрения. Как в Москве, в парке Горького. Но, скажи, зачем нужно в нашем поселке колесо обозрения? Что с него обозревать?
        - Окрестности, - несмело предположил я.
        - Угу, в особенности мусорный полигон - изумительное зрелище с высоты птичьего полета.
        - Э-э, девочка, Пахом Максимыч - мужик вовсе не глупый и не фантазер, - произнес Марек, отодвигая от себя очередное пустое блюдо - на сей раз с винегретом. - Он вовремя смекнул, как поступают все наши правители. Главное - это пообещать райские кущи. Остальное неважно. Народ переварит любую глупость, а после еще будет им восхищаться. Все наши правители держат нас за круглых дураков!
        - Умоляю, отец, не горячись, - попросила его Вика. - Ведь ты ничего не изменишь.
        - Пожалуйста, я молчу, - согласился он.
        - Но в этом поселке на самом деле скучно, - сказала она. - Помню, как мы полчаса тряслись на автобусе до райцентра, чтоб посидеть там, в привокзальном ресторанчике. У нас это называлось выходом в свет. Потом полгода этим хвалились друг перед другом. Представляешь, Володя, что за убогость?
        - Представляю. Сам не из Рио-де-Жанейро.
        - Но мальчишки те могли хоть послоняться по мусорному полигону. Что-то там поискать, чем-то себя развлечь. Мы же девчонки - нет. Вот и сидели, куковали дома. Перемывали подружкам косточки. А в Москве всегда есть, чем заняться.
        - Безусловно, - кивнул я.
        - Ничего, Володя, не унывай. Сейчас я буду чаще приезжать к отцу. И вносить, как сумею, разнообразие в твою жизнь.
        - То, что ты, Вика, собираешься чаще приезжать ко мне - это замечательно. Я только порадуюсь. Но как посмотрит Татьяна на то, что ты станешь вносить разнообразие в жизнь ее мужчины? - поинтересовался Марек.
        - Придется вносить разнообразие и в жизнь Татьяны, за компанию, - нашлась она. - Между прочим, Володя, расскажи о ней поподробнее. Я слышала, что она такая эффектная крашеная блондинка.
        - Зачем рассказывать, если ты уже все слышала? - резонно возразил я, осторожно ощупывая синяки под глазами. Теперь у меня появилось увлекательное занятие на всю ближайшую неделю. Следить за процессом их заживления. Нет, Вика ошибалась! Есть у меня тут развлечения!
        - Ладно, поставлю вопрос иначе: что она вообще за человек? - спросила она. - Говорят, что она довольно-таки высокомерная особа.
        У Вики была кукольная внешность, предполагавшая, казалось бы, отсутствие всяческого ума. Но это было далеко не так. Конечно, она не поражала глубиною собственных познаний и оригинальностью суждений. Зато в полной мере обладала наблюдательностью и сообразительностью. Кроме того, Вика строила свою речь не только из одних простых предложений, как многие из ее сверстниц. В отличие от внешности, в которой лишь отдаленно угадывалось сходство, здесь она явно напоминала Марека.
        Сейчас Вику интересовала Татьяна. Не знаю, в чем заключалась истинная причина ее интереса. Очевидно, в обычном женском интересе. Но, так или иначе, обсуждать с ней Татьяну я не желал. Она поняла это и с запоздалой тактичностью прервала свои расспросы, переведя разговор на другую, более нейтральную тему. О нравах обитателей поселка, и как на них влияет соседство с городской свалкой.
        Но когда ее отец отправился на кухню, Вика сказала:
        - Володя, я не хочу вмешиваться в твои отношения с Татьяной - они меня не касаются. Но мое предложение по-прежнему остается в силе. Словом, если хочешь, то перебирайся ко мне в Москву. Я помогу тебе с работой и жильем. Я же вижу, как тебе приходится в нашем славном Вихляево. Я же не слепая, - произнесла они, выразительно взглянув на мои синяки. - Так что с тобой приключилось? Давай поделись.
        - Да ничего особенного. Не беспокойся, Вика.
        - Это, по-твоему, ничего особенного?! У тебя же все лицо изуродовано! - развела Вика руки.
        - Говорю, ерунда.
        - Можно подробнее?
        - Пожалуйста, - ответил я. - Посетил, стало быть, сегодня полигон. Повздорил там с Генкой Кривоносом и одним его дружком. Знаешь Кривоноса? Он теперь тамошний Голова, вместо моего дяди.
        - Спрашиваешь! Конечно, знаю. Я же отсюда родом. В наших краях мы все друг друга знаем, - заметила она. - Он мерзкий и наглый тип. Но не понимаю, тебя-то чего потащило на свалку? Вроде бы ты никогда не питал слабости к мусору и помоям.
        - Верно. Не питал и не питаю. Но сегодня на рассвете там нашли мертвым моего приятеля-бомжа. Я ходил, значит, выразить свои соболезнования его родным и близким.
        - Поступок благородный. Похвально… Да, точно! Когда я приехала, отец сказал мне, что на свалке нашли труп какого-то бомжа, - наморщив высокий чуть выпуклый лоб, словно напрягая память, произнесла Вика. - Но я пропустила это мимо ушей. Мало ли там погибает бездомных? Хорошие приятели, однако, у тебя появились.
        - Что есть, то есть. Ребята не из политической или экономической элиты. Даже не из мира шоу-бизнеса. Но таких знакомых мне уж послала моя судьба.
        - Отчего он умер?
        - Неизвестно. Пока это тайна, покрытая мраком, - ответил я. - Кстати, Вика, ты ничего не слышала о Помойнике?
        - Еще бы! Нельзя жить здесь и ничего о нем не слышать! - усмехнулась она. - Помойник - это ужасный, злобный монстр, поросший рыжей шерстью. От него за версту дурно пахнет. Ночью он бродит по свалке и нападает на людей, которые, к своему несчастью, оказались у него на пути. Он устраивает за ними настоящую охоту.
        - Веселое у вас здесь место.
        - Веселее не бывает. На полигоне, наверное, считают, что это он расправился с тем бомжом? - спросила Вика.
        - Единодушного мнения еще не сложилось.
        - Ясно, - кивнула она. - Мне удивительно, как Помойником до сих пор не заинтересовались специалисты? Те, кто занимается различными аномальными явлениями и неизвестными существами. Почему они не замечают его у себя прямо под самым носом?
        - Нашим доморощенным специалистам гораздо интереснее ездить в Гималаи и Центральную Америку. Или, на худой конец, в Сибирь и Приморье, чем на обычную подмосковную свалку.
        - Верно, Володя. Экзотика у нас тут напрочь отсутствует, - согласилась она. - Но, между прочим, от нашего Помойника есть польза. У нас им пугают непослушных детей. В детстве я боялась его больше Кощея Бессмертного и Бабы-Яги.
        - Я бы тоже испугался.
        - Помню, зимними вечерами мы с девчонками запирались в комнате у кого-нибудь дома и рассказывали про него разные жуткие истории. От этих историй кровь холодела в жилах, и шевелились волосы на голове. Но нам нравились эти страшилки. Потом мы всю ночь дрожали от страха и не могли заснуть.
        - Это вы зря. Вика, а тебе известно о нем что-либо доподлинно? - спросил я.
        Она кивнула и принялась, попивая чай с лимоном и шоколадным печеньем, таинственным, приглушенным голосом рассказывать. Правда, не столько о Помойнике, сколько о своем не слишком отдаленном детстве. Как выяснилось, детство у нее было трудным и безрадостным. Но все же с множеством приятных и забавных моментов.
        Мы засиделись. К себе домой я начал собираться уже поздно вечером, чуть ли не ночью. Я устал от событий сегодняшнего дня. Окончательно меня добили воспоминания Вики вкупе с ее ажурной прозрачной кофточкой.
        Татьяна еще не приехала. По крайней мере, я не слышал, как она отпирала дверь нашей квартиры, что вызывало обычно немало шума. Наверное, как и предполагал Марек, она не успела уладить все свои дела в Москве и осталась ночевать у какой-нибудь из подруг.
        Глава тринадцатая
        Я вошел в темную прихожую, закрыл за собой дверь - и не осмелился сделать дальше ни шагу, почувствовав в своей квартире постороннее присутствие.
        В квартире стояла невообразимая вонь, и было очень холодно, словно внезапно распахнулись настежь все окна. Но главное - то, что из глубины прихожей на меня, не мигая, смотрели чьи-то красные глаза, горящие как раскаленные уголья. Они притягивали, завораживали, пронизывали насквозь. Проникали до самого сердца. В моей голове пронеслась ужасная догадка - что это на меня смотрел никто иной, как Помойник! Я стремительно отступил назад и прижался спиной к двери. Прижался настолько тесно, насколько смог. По моему телу пробежала волна животного страха, и заструился липкий пот, а в сдавленном горле застрял испуганный крик.
        Кромешной темноты в прихожей не было: из щели между дверью и полом пробивался свет электрической лампочки из общего коридора. Дополнял его лунный свет, лившийся сюда из окна комнаты. И вскоре я разглядел, нет, вернее, различил, что эти глаза принадлежали огромному существу, едва умещавшемуся в небольшом пространстве моей квартиры. Крупная в шишках голова существа касалась потолка, вздутые массивные плечи упирались в стены. Вдоль мускулистого тела, покрытого густой жесткой шерстью, свисали толстые руки (или лапы?), чуть согнутые в коленях ноги были широко расставлены.
        Вне всякого сомнения, это был Помойник. Тот, о котором знали все жители поселка и обитатели мусорного полигона. Тот, о котором рассказывала мне совсем недавно Вика. Тот, кем здешние родители пугали своих непослушных детей. Но как он проник в моё жилище? Хотя, что за глупый вопрос? Ведь Помойник обладал сверхъестественными способностями, и пробраться куда угодно для него было вовсе не сложно. Как обычному человеку купить в бакалейной лавке коробок спичек. Как проглотить червяка в гнилой черешне.
        Все происходящее представлялось мне чем-то фантастическим, придуманным и нереальным. Появилось даже странное ощущение, что во всем подлунном мире существуем только мы двое, он и я, и что стоим мы так, друг против друга, уже целую вечность.
        Тишину нарушало, будто напоминая, что всё это творится в текущей действительности, тарахтенье работающего холодильника на кухне, капающая вода из неплотно закрученного крана в ванной и тиканье секундной стрелки настенных механических часов, висевших в комнате. В той комнате, что служила нам с Татьяной спальней.
        Помойник не предпринимал никаких действий. Он просто стоял, слегка покачиваясь, и смотрел на меня. Создавалось впечатление, что происходящее его забавляет и приносит удовольствие. Я это ясно чувствовал, снова удивительным образом ощутив себя на время Помойником, как во время вчерашнего сна, но вместе с тем оставаясь самим собой, словно в моём сознании внезапно случилось раздвоение личности. От этого я боялся ещё сильнее. Мне до крайности хотелось убежать отсюда - отворить дверь и, как пробка из бутылки, выскочить в коридор. Позвать истошным голосом на помощь Марека, Вику, других жильцов дома. Но я знал, что этого не сделаю. Хотя бы потому, что не желал подвергать их жизнь смертельной опасности. К тому же, они мне ничем не помогут. Разве нам, даже совместными усилиями, справиться с Помойником? Нет и нет! Думается, что его не возьмёт и огнестрельное оружие. Пули там или дробь не причинят ему ни малейшего вреда. Он как Кинг-Конг, но меньше. Как Терминатор, но больше.
        Я знал также, что не отважусь повернуться к нему спиной, чтобы отворить дверь. Да и зачем? Ведь он не позволит мне убежать, а если и позволит, то обязательно догонит, как догнал вчера ночью Крохлю на мусорном полигоне. Он только продлит этим со мной свою игру.
        На улице, подвывая, залаяла дворовая собака. Вероятно, по мне. Спасибо, собачка, в самый раз. Я был искренне тронут. Животные вообще меня любят. Однако же нет, чтобы примчаться сюда и, подпрыгнув, тяпнуть его за жирный отвислый зад. Но она струсит, побоится. Выть же - пожалуйста, это мы умеем. На это мы мастера. Это нас хлебом не корми.
        Вот бы оказаться сейчас на миг Леной Исимбаевой - нашей прыгуньей с шестом. Скок - и на чердаке! Скок - и на крыше, держусь за телевизионную антенну! Но… Пустые мечты!
        Неподвижный взгляд красных горящих глаз Помойника, несомненно, обладал сильным гипнотическим действием. Он вытягивал из меня всю душу, наполнял трепетом, лишал воли к сопротивлению. Заставлял дрожать колени и пригибал к земле. Но, все же, медленно оседая под его тяжёлым взглядом вниз, касаясь спиной двери, я искал рукой предмет, который мог бы послужить хоть каким-то оружием. Но откуда ему было тут взяться? Естественно, что такого предмета никак не находилось. На вешалке висела моя и Татьянина верхняя одежда вперемешку с пустыми целлофановыми пакетами. На полу стояла наша обувь, да лежал тряпичный коврик для вытирания ног. Ничего металлического или же деревянного не было и в помине.
        Жалко, что я не увлекался зимними (и, увы, летними - тоже) видами спорта. В этом случае в коридоре, безусловно, были бы, несмотря на приход весны, либо лыжи с палками, либо клюшка с коньками, либо сани со шлемом. Но лучше всего подошли бы коньки. Но не для фигуристов, а для конькобежцев. У тех коньков лезвия были более подходящей формы. Врезал бы тогда ему одним промеж глаз. Не зарадовался бы! Даже Помойнику не понравится гулять с коньком, торчащим из переносицы - кепку и ту не наденешь. Водолазный скафандр - тем более. Натурально, это бы его не остановило. Однако добрая память о людях наверняка бы сохранилась надолго.
        Но вот запах, исходящий от Помойника, резко усилился и он, издав скрежещущий гортанный звук, неторопливо, вразвалочку, двинулся ко мне. Я, подобравшись, приготовился выбросить навстречу ему кулак, со сжатыми в нем ключами от входной двери. Прямо в две сопящие дырочки над его дико оскаленной пастью. Все так же неспешно Помойник потянул ко мне свою лапу с длинными загнутыми когтями. Еще короткое мгновение и она сомкнется на моей шее…
        Громко вскрикнув, я вздрогнул и проснулся. Весь мой лоб покрывал ледяной пот, отчаянно, рывками, колотилось сердце, подушка на постели сбилась, простыня сдернулась. Одеяло наполовину сползло на пол, как после бурной любовной сцены с Татьяной. В правом кулаке я сжимал врезавшиеся в кожу дверные ключи - мой слабый ответ гниде, Помойнику.
        Но, слава Богу, это был только сон, подумал я, и тут же в том усомнился.
        В квартире по-прежнему чувствовалось постороннее присутствие: ее наполнял тошнотворный гнилостный запах, и сильно сквозило из распахнутого окна, а с улицы, как и во сне, доносилось собачье лаянье с подвыванием. Но в остальном же никаких явных причин для тревоги не было, и никто, вроде бы, не покушался на мою драгоценную жизнь.
        Я натянул одеяло до самого подбородка, полежал ещё немного в постели, слегка успокоился и решился зажечь ночник у себя над изголовьем. Однако тусклый жёлтый свет, заливший комнату и населивший её причудливыми тенями, отнюдь не прогнал моих страхов. Скорее даже, напротив. Мне начало казаться, что Помойник прячется где-то здесь рядом и лишь выжидает удобного момента, чтоб совершить на меня коварное нападение. Что он просто играет со мной как кошка с мышкой.
        Да нет же, убеждал я себя, это был всего-навсего кошмарный сон. Это была невинная шалость Морфея. К тому же подобные сны полезны для тренировки сердечной мышцы, если, конечно, не хватит кондрашка с перепуга - тогда уж эти тренировки будут ни к чему. Потом, довольно верить в разную чепуху. Никакого Помойника, как говорит продавщица Юля, в природе не существует, и существовать не может. Живём же мы ни в Гималаях и ни в Центральной Америке или, на худой конец, ни в Сибири и ни в Приморье, куда отправляются на исследования все приличные специалисты по аномальным явлениям и таинственным существам. В наших же краях их стараниями ничего неразгаданного и неразведанного не осталось! А объяснялось все тем, что накануне у меня выдался на редкость трудный и насыщенный событиями день. Вдобавок, очевидно, от удара лопатой по голове я получил сотрясение мозга. Вот и приснилась всякая белиберда. Опять же, почему-то открылось окно: комната насквозь пропиталась миазмами с городской свалки, и в ней стало холодно, что послужило вместе замечательным фоном для этого моего дурацкого сна. В общем, в настоящее время мне
срочно требовался освежитель воздуха и включенный на полную мощность электрообогреватель.
        Но если бы они у меня еще имелись!
        Более-менее овладев собой, я, поеживаясь, поднялся с постели и затворил плотнее окно, затолкав под низ рамы куски ваты из Татьяниных запасов. (Никогда бы раньше не подумал, что обычное раскрытое окно может явиться причиной стольких человеческих страхов!) После, все еще робея - тревожно озираясь по сторонам и зажигая повсюду свет - я отправился на кухню. У меня пересохло в горле и очень хотелось пить. Сейчас я, чтоб взбодриться и утолить жажду, не отказался бы от стаканчика сухого красного вина или бутылочки холодного пива. Но, разумеется, ничего этого в доме не оказалось, и мне пришлось ограничиться сырой водой из-под крана. Благо, что вода текла исправно - значит, мой тот визит в поселковую администрацию к Пахому Максимычу не был напрасным. Коммунальщики старались.
        На кухне, сидя на табуретке, возле тарахтящего холодильника, и попыхивая сигаретой, я окончательно себя убедил, что мне и впрямь просто приснился кошмарный сон. Но сразу возникал вопрос: не часто ли теперь они мне снятся? Ведь ничего хорошего в будущем это не сулило. Так недалеко и до помешательства. Нет, вероятно, я слишком серьезно воспринимал рассказы о Помойнике.
        Как бы там ни было, но мне стыдно его бояться - я же не маленький зашуганный мальчик, а взрослый сильный мужчина. Стало быть, сам должен подавать личный пример в борьбе с этими глупыми суевериями.
        Должен-то-должен. Но когда я вернулся в комнату и лег в свою постель, то так и не стал выключать свет и весь остаток ночи не сомкнул глаз, ненадолго задремав лишь перед самым рассветом.
        Каждый человек, вероятно, иногда чувствует, что в его жизни многое протекает не так, как бы хотелось. Поэтому у него возникает желание изменить ее и направить по иному, более правильному руслу.
        Вот и я утром, пребывая еще в постели, решил начать вести здоровый образ жизни. Что это под собой подразумевало? Сущие пустяки: нужно было бросить пить и курить, постараться правильно питаться и, главное, заняться спортом. Это, во-первых, укрепит мое тело. Во-вторых, отгонит дурные мысли и улучшит сон, избавив от ночных кошмаров. И, в-третьих, в прихожей всегда будет находиться спортивный инвентарь. Кроме прямого назначения, его можно будет использовать в качестве оружия. Скажем, в случае нападения того же Генки Кривоноса с его дружками. О Помойнике молчу. Он - существо, разумеется, мистическое.
        Словом, необходимо было начинать заниматься спортом!
        Поднявшись с постели, я десять раз отжался от пола. Затем покачал брюшной пресс, помахал руками, поприседал, попрыгал на месте. Постоял, и отдышался. Теперь мне неплохо было бы совершить пробежку. Хотя бы километра три. Больше мне не одолеть из-за бессонной ночи и побоев, полученных накануне.
        Гордясь собой, я спортивным шагом подошел к окну и выглянул в окно. Увиденная картина, мягко говоря, меня обескуражила. Бегать было негде - все дорожки утопали в несусветной грязи. Можно, конечно, обуть резиновые сапоги, а еще лучше - болотные - и вперед, за рекордами. Только что подумают жители поселка? Представить было не сложно. У Вовки Бугримова, дескать, после взбучки от Кривоноса на свалке, совсем мозги поехали. Бегает по утрам, в распутицу и нет, чтоб в магазин за водкой или пивом для опохмелки, а просто так, без веской на то причины. Пора, голубчика, определять в дурдом, пока он нам к шутам чего-нибудь не подпалил.
        Что ж, от утренней пробежки придется временно отказаться.
        Я принял холодный душ. На завтрак съел тарелку овсяной каши и выпил несколько сырых яиц. Как Сильвестр Сталлоне в кинофильме «Рокки-1». Хотя одно из яиц, как назло, оказалось тухлым. О чем я догадался, отправив его уже себе в рот. Тьфу, редкая гадость!
        Тотчас я задался вопросом: насколько тухлые яйца соответствуют понятию правильного питания?
        «Соответствуют, - решил я. - Китайцы те их даже любят. И ничего, не вымирают».
        Итак, дальше мне следовало выбрать подходящий вид спорта. По причине межсезонья зимние и летние виды отпадали. Спортивные командные игры, из-за отсутствия этих самых команд, также. Вывод был неутешительный - оставались лишь настольные игры. Стало быть, придется играть с соседом Мареком в шахматы и шашки. В нарды и карты. В домино и кости. Вот как разбиваются благие намерения о грубую действительность.
        После завтрака делать мне было совершенно нечего, и я решил заняться в квартире поиском дядиных сокровищ. Поиск сокровищ, по мнению авторов книг для среднего школьного возраста, являлся одним из самых увлекательных занятий в мире. К тому же разбогатев, благодаря своей находке, я бы мог позволить себе многое из того, что сейчас было для меня недоступно. Например, я бы не ломал голову над тем, какой вид спорта мне выбрать. Взял бы и махнул на горнолыжный курорт в Альпы. Хотя нет, сначала лучше, учитывая состояние моего здоровья, мне бы следовало пройти курс лечение в Баден-Бадане на минеральных водах. Потом я бы всерьез занялся теннисом, конным спортом и - почему бы нет? - фигурным катанием. Уверен, что у меня бы отлично получился каскад прыжков, состоящий из двойного тулупа, тройного ватника и четверного бушлата с разворотом под музыку Баха. (Между прочим, два последних элемента - мое собственное изобретение.) Как бы я затем скользил назад по льду, слушая овации восторженных зрителей, вытянув руку и подняв ногу. На мне просторная серебристая рубашка, трепещущая на ветру, и черные облегающие брюки,
которые рельефно очертывают ягодицы. У меня строгое просветленное лицо с закрытым ртом. Красота! Позже, естественно, я бы получил в Кремле от президента за свой триумф дорогою иномарку…
        Дело оставалось лишь за малым - разбогатеть.
        Теперь у меня исчезли все сомнения, что дядя Виктор и впрямь где-то что-то спрятал. Об этом говорили Генка Кривонос и Паша Свисток, на это намекали сестра Шура и сосед Марек. Но говорить и намекать - одно, найти же - совсем другое.
        Для начала требовалось определить, что именно нужно было искать. Не сокровища же тамплиеров, выброшенные на свалку, на которые случайно наткнулся мой дядя.
        Далее. Я не думаю, что он хранил свои богатства исключительно в бриллиантах. Скорее всего, это была иностранная валюта и золотые изделия, положенные в какую-нибудь коробку. Причем обычных размеров.
        - Но где, интересно, она может находиться? - спросил я сам себя и тут же ответил: - Да пес ее знает!
        Казалось бы, я успел исследовать всю эту квартиру вдоль и поперек, когда делал в ней косметический ремонт. Кроме того, Татьяна во время своих бестолковых приборок тоже не находила никакой коробки с драгоценностями. Но если бы она даже нашла и промолчала, то я бы сразу это понял. По блеску ее глаз. По изменившемуся поведению. Но ничего этого не было.
        Ладно, пойдем иным путем. Где прячут обычно рядовые граждане собственные сбережения и ювелирные украшения, когда надолго отлучаются из дома? Ясно, где! На антресолях в старых вещах. Под ванной. В мягкой мебели. В туалете за сливным бачком. Среди обуви и инструментов. В цветочных горшках. На полках среди книг. В холодильнике. Под крышкой рояля. В шкафу среди постельного белья. В корпусе телевизора.
        Но я давно уже осмотрел все эти места, за исключением рояля, ввиду его отсутствия в квартире, и ничего не обнаружил. Впрочем, мой дядя не относился к числу рядовых граждан. Скорее, принадлежал к тем, о ком обличительным тоном рассказывают на телевидении в криминальных репортажах. Следовательно, он вполне мог оборудовать тайник. Где-нибудь в стене или полу. Отсюда и нужно было плясать.
        Когда Татьяна вернулась из Москвы, то застала меня ползающим на коленях и методично простукивающим пол в большой комнате.
        - Ты чего делаешь, Володя? Потерял что-то? - спросила она из прихожей, стоя в длинном темном пальто и держа в руке огромную «челночную» сумку.
        - Привет! Ничего я не терял! - ответил я, поднимаясь. Затем, массируя поясницу, подошел к Татьяне и поцеловал ее в раскрасневшуюся щеку. - Я тебя заждался. Почему так поздно? Что случилось?
        - Со мной, представь, все в порядке. Вчера мой бывший муженек весь день проторчал дома. Мне не хотелось с ним встречаться и пришлось переночевать у одной приятельницы с вещевого рынка. Сегодня утром он отправился на работу, и я спокойно забрала из его квартиры все свои пожитки.
        - Поздравляю.
        - Повезло еще, что он не поменял замки на дверях. Не то бы осталась с носом с моими старыми ключами. Но устала я, правда, зверски. Как ломовая лошадь, - сообщила Татьяна, сидя возле вешалки на стуле и неспешно стягивая сапожки. - Слушай, дорогой, куда подевались мои домашние тапочки?
        - Они за твоей спиной.
        - Спасибо, Володя, нашла. А с тобой, как я наблюдаю, не все в порядке.
        - Ты о моих фингалах?
        - О чем же еще?
        - Не обращай внимания. Чепуха, заживут, - сказал я. - После того, Таня, как ты укатила в Москву, я сглупа побывал на свалке. И был вероломно и нещадно побит тамошними ее обитателями.
        - Но сам-то ты хоть кому-нибудь из них физиономию начистил? - усмехнувшись, поинтересовалась она.
        - Нет, не сумел. Они подкрались ко мне сзади, двинули совковой лопатой по голове, и я потерял сознание. Очнулся со связанными руками.
        - Ловко! Молодцы!
        - Это как посмотреть.
        - Не огорчайся! Наконец опять ты стал походить на настоящего мужчину. Мужчину украшают синяки и шрамы. Они знак перенесенных мучений, - проговорила Татьяна, прикасаясь кончиками пальцев к своему лицу. Вероятно, вспоминала о побоях, причиняемых ей бывшим мужем.
        Внезапно я подумал, что, возможно, ей даже нравилось быть побитой. Что без этого она просто скучала.
        - Я тебя люблю, - прошептала Татьяна.
        - Взаимно. Но ты ошибаешься, по жизни я часто ходил с синяками, - заметил я, чтоб не уронить себя в ее глазах.
        Однако удивительные люди эти мазохисты. Поэтому никогда не нужно будет впредь торопиться с выражением своего сочувствия незнакомому человеку по поводу побоев на его лице. Вдруг они доставляют ему удовольствие? Вдруг он нарочно бился лицом о стену?
        Хотя, может быть, в отношении Татьяны я заблуждался, и выводы мои были слишком поспешными.
        - Счастливчик! Продолжай славную традицию, - посоветовала она.
        - Обязательно.
        - Поесть ты нам, разумеется, ничего не приготовил, - проворчала Татьяна на кухне, открывая крышки пустых кастрюль, стоящих на газовой плите.
        - Не-а, не приготовил. Видишь ли, Таня, с сегодняшнего дня я решил начать правильно питаться. Посему пока точно не определил, какой кухне отдать предпочтение. Индийской или тайской? В частности на этот обед.
        - Балаболка. Но я догадывалась о нечто подобном и привезла с собой пакет пельменей. Слиплись - наверняка. Но все же лучше, чем пухнуть с голода. Ждать, когда тебя осенит, чем нам теперь следует питаться, - заявила она, вымыла руки и поставила на плиту воду в кастрюле. - Любопытно, Володя, какие ты еще принял эпохальные решения в мое отсутствие?
        - Множество. Главное же - вести здоровый образ жизни, - скромно, но не без гордости ответил я. - Прежде всего, брошу пить и курить. Буду заниматься спортом. Конкретно: играть в гольф.
        - Замечательная идея. Осмелюсь, дополнить твой список: не ругаться матом, посещать музеи и театры, кормить бездомных животных. Я - целиком за. Но все это требуется хорошенько обмозговать, - сказала Татьяна, вынула из пачки сигарету и закурила.
        - Милая, ты не считаешь, что курение вредит твоему восхитительному голосу? - спросил я, разгоняя ладонью дым от ее сигареты.
        - Господи, Володя, проснись! Кому нужен мой голос в этой дыре? Кто его вообще замечает? Извини. Разумеется, кроме тебя, - с досадой произнесла она.
        - Ну, не совсем верно. Замечают. Потом, ты могла бы предложить свои услуги в районном городе местной радиостанции. Глядишь, сделала бы карьеру. Сейчас разных радиостанций в стране развелось без счета. Как бактерий на помойке.
        - Наивный ты сил нет! Для этого необходимо, как минимум, окончить специальные курсы. Не говоря уж, о протекции. А так - не стоит и пытаться. Голос у меня не поставлен. Да и речь не всегда правильная.
        - Нормально у тебя все. Не прибедняйся. Послушала бы иных дикторов с поставленным голосом и правильной речью. Плакать хочется!
        - Ладно, остынь, - прервала меня Татьяна. - Кстати, что ты вчера ел?
        - Вчера?.. Вчера я перекусил у Марека. Фаршированной щукой и пирожками с рисом.
        - Неплохо. С чего бы это?
        - К соседу пожаловала с визитом его дочь Вика. Прикинь, мы с ней работали в Москве в одном бутике. Она продавщица, - ответил я. В принципе, мне не хотелось ей рассказывать о Вике. Но я подумал, что рано или поздно она все равно об этом узнает, и замучает тогда меня своими необоснованными подозрениями.
        - Поразительно! Просто поразительно! - заметила Татьяна и, насторожившись, прекратила даже помешивать ложкой в кастрюле варившиеся пельмени. - Но прежде о Вике ты мне ничего не говорил.
        - Конечно. Ведь до вчерашнего дня мне самому это не было известно.
        - Охотно верю. Но такие совпадения не бывают случайными. Чувствую, здесь что-то не так. Или ты мне не обо всем рассказываешь.
        - Ты меня ревнуешь?
        - И не надейся, - фыркнула Татьяна.
        - Честно, мы с ней только знакомые, - заверил я. - Мы с ней бывшие сослуживцы.
        - Эта Вика хоть симпатичная?
        - Пожалуй, да. Но она не в моем вкусе.
        - Чем она занимается?
        - Говорю же, Таня, что Вика работает продавщицей в бутике.
        - Зачем она приезжала?
        - Навестить отца. Ты бы с ней подружилась, - сделал я смелое предположение.
        - Я очень сомневаюсь. Наверное, внешностью и характером она пошла в Марека?
        - Ну, не совсем.
        Больше мы к этой теме не возвращались. Не надо было быть великим психологом, чтобы заметить, что Вика ее сильно заинтриговала, и что отнеслась она к ней критически. Примерно, так же как сама Вика к Татьяне. У женщин вообще с этим сурово. Неприязнью они проникаются друг к другу мгновенно.
        - Да, Володя, что ты искал в комнате на полу? - спросила Татьяна, после того, как мы поели и, расслабившись, пили растворимый кофе.
        - Понимаешь, какая штука. У меня есть серьезные основания считать, что мой дядя что-то спрятал в этой квартире.
        - Хорошо бы. Но что именно?
        - Точно я не знаю. Но ясно, что не спицы для вязания. Как, впрочем, и не золото Трои. Вроде бы, свои сбережения. Помнишь, я говорил тебе, что дядя Виктор работал сторожем на мусорном полигоне? Он заправлял там всеми делами и слыл в поселке первым богачом. Так вот, многие полагают, что здесь, в нашей квартире, он спрятал все свои сбережения.
        - Да-да, прекрасно помню. Я и от других слышала про его богатство. Только не придавала этому никакого значения. Мало ли о чем болтают люди? Но оказывается, что это правда, - сказала Татьяна, воодушевляясь. - Теперь я понимаю, откуда у нашего соседа Марека появился к нам такой повышенный интерес. Вот еще и дочка его пожаловала. Шустрая девочка. Тут как тут. Нет, своей выгоды они не упустят.
        - Не суди так строго людей. Ведь об их замыслах нам ничего не известно, - возразил я.
        - Не будь дураком! Известно! - воскликнула она. - Как, думаешь, много было у твоего дяди денег?
        - Думаю, миллиона два-три евро.
        - Шутишь?
        - Самую малость.
        - Ха-ха, - вырвался у нее нервный смешок. - Но почему ж мы здесь раньше ничего не находили?
        - Естественно, что дядя не держал свои сокровища на виду. Или там, где их можно было легко найти. Вот почему. Скорее всего, он сделал в квартире какой-нибудь хитроумный тайник. Виктор был мужик не промах.
        - Ты прав. Абсолютно, - согласилась Татьяна. - Но теперь скажи, какую долю буду иметь я? На что, собственно, мне рассчитывать?
        - Не стоит делить шкуру неубитого медведя. Но обещаю, Таня, что я тебя не обижу. Ты останешься довольна. Мы с тобой почти как в законном браке.
        - Это «почти» меня и смущает.
        - Напрасно, пускай не смущает, - заметил я. - Но извини, у меня что-то разболелась голова. Пойду-ка я отдохну.
        Сегодня, действительно, я переоценил свои силы и чувствовал сейчас себя не лучшим образом.
        Разместившись в одежде на постели, я стал культурно рассматривать иллюстрации в альбоме западноевропейской средневековой живописи. Рассматривал и поразжался, как средневековый быт западных стран напоминал наш нынешний быт в России. Всех слоев общества. По сути, те же занятия и увлечения, отчасти те же предметы интерьера, схожая утварь. Те же переживания на лицах людей.
        Тем временем Татьяна, приняв мое недавнее положение на четырех точках, ползала и тщательно простукивала каждый сантиметр пола в большой комнате. Оставалось только восхищаться, какой энергией и энтузиазмом способно зарядить человека желание разбогатеть. Иногда устав, она, со стонами и охами, разгибала спину и, пошатываясь, отправлялась курить на кухню.
        Однако страсть к легкой наживе вскоре неумолимо влекла ее назад в комнату.
        Помню, как-то раз в детстве я отдыхал с родителями в Сочи. И однажды какой-то парень положил охлаждаться на морское дно авоську с бутылками пива. Потом весь пляж полдня наблюдал, как он нырял в море в надежде найти свою авоську, унесенную подводным течением. Так вот, сейчас Татьяна вела себя точно так же, как тот парень.
        Впрочем, я понимал, что веду себя не совсем правильно. Как не подобает мужчине. Понимал, что мне бы следовало присоединиться к Татьяне. Но по-прежнему лежал на постели, ограничиваясь лишь изредка ценными советами и указаниями.
        Наверное, я в пятый раз листал свой художественный альбом, когда Татьяна, с торжествующим возгласом, замерла в дальнем конце комнаты у стены.
        - По-моему, Володя, тут что-то есть, - перейдя на таинственный шепот, произнесла она.
        Тотчас позабыв о головной боли и общем недомогании, я в мановение ока оказался около Татьяны. Она указала пальцем на половую доску у самой стены. С видом опытного судебного эксперта я постучал по доске. Прислушался к звуку и убедился, что под ней и впрямь имелась полость. К тому же гвозди, крепившие ее, вынимались даже ногтями.
        Татьяна, напряженно следившая за моими движениями, протянула мне плоскогубцы и отвертку.
        - Возьми, - сказала она, - подденешь.
        Коротко кивнув, я просунул отвертку в щель между доской и плинтусом, и без труда ее приподнял. Татьяна, как клещами, сжала мне плечо и учащенно задышала прямо в самое мое ухо. Признаться, что от волнения и у меня дрожали руки.
        Под половой доской было небольшое углубление, занесенное клочьями пыли. В нем лежал какой-то предмет в промасленной тряпице. К сожалению, на чашу Грааля он никак не походил. Да и на легендарное копье Судьбы - тоже.
        Осторожно, словно опасаясь, что меня ужалит ядовитая змея, я опустил руку в углубление. Татьяна еще больнее стиснула мое плечо и навалилась на меня так, что я едва не опрокинулся на пол. Нащупав предмет, я достал его и, даже не разворачивая тряпицу, догадался, что это такое.
        Я не ошибся. Нашему взору во всей красе предстал пистолет Макарова. Пистолет - не новый, потертый. Со сбитыми номерами и царапинами на вороненом стволе и рукоятке. В углублении, под ним, лежала также полная коробка с патронами.
        Что ж, эта находка подтверждала, что мой дядя был человеком непростым. Занимался сомнительными делами и имел серьезных врагов. Иначе, зачем бы ему понадобился пистолет? Не голубей же в поселке стрелять? Не бомжей же на полигоне пугать? Но в любом случае, воспользоваться им, чтобы защитить себя, он не сумел или не успел.
        - Фу ты черт! Я-то, глупая, надеялась, что это шкатулка. С золотом и каменьями, - состроив презрительную мину, проговорила Татьяна. - Стоило ради этого столько ползать на четвереньках.
        - Пистолет Макарова тоже не хухры-мухры. Просто так на дороге не валяется, - заметил я. - Но лично я бы предпочел маузер в деревянной кобуре.
        - Почему?
        - Солиднее как-то.
        - Не о том ты думаешь, Володя. Ой, не о том. Скажи лучше, что будешь с ним делать? - спросила Татьяна. - Теперь он как бы твой.
        Нет, нравится мне ее позиция! Если бы мы нашли шкатулку с золотом и каменьями, то она бы стала нашей, общей. Пистолет же сразу стал исключительно моим. Следовательно, я один должен был нести за него все бремя ответственности. Каково? Ну и штучки эти женщины! Хитрые дальше некуда!
        - Не знаю, - буркнул я.
        - Сдашь в милицию? Я бы не советовала. Зачем привлекать к себе внимание внутренних органов? Может, выбросишь его в речку или закопаешь где-нибудь на свалке?
        - Ага, выбросить?! Закопать?! Я, Таня, не российский олигарх! Пистолет денег стоит. Бандиты его с руками оторвут.
        - Не хватало тебе только с бандитами связаться.
        - Это я для примера.
        - Какой же ты, Володя, оказывается, скряга! Я от тебя не ожидала! Продашь - и наживешь себе кучу неприятностей. За это, дорогой, по головке не погладят. За это, между прочим, люди сидят в тюрьме, - подытожила Татьяна.
        - Называется, не было печали! Садись ни с того, ни с сего в тюрьму! Ладно, оставим лежать пистолет там, где он лежал. Если что случится, то мы, значит, не подозревали о его существовании. Вещь, дескать, дядина, пускай он за нее отдувается. Хотя бы и с того света, - сказал я, твердо решив, что на сегодняшний день все наши поиски следует прекратить. А то, чего доброго, найдешь еще станковой пулемет. Вот будет тогда геморрой вкупе с псориазом.
        Глава четырнадцатая
        Прошло несколько дней.
        Я сидел в расстегнутой куртке на лавочке и, как ящерица, после долгой зимней спячки, грелся под лучами яркого весеннего солнца. Вторым моим занятием было лузганье семечек. Я подкидывал снизу их себе в рот, разгрызал и сплевывал шелуху перед собой на асфальт. За моими действиями внимательно следили окрестные голуби и воробьи. А также вороны на ближайших деревьях. Изредка, со словами «гули-гули», я бросал им всем горсть семечек.
        За птицами в свою очередь наблюдал из-за кустов рыжий кот. Но вскоре кота спугнула пробегавшая мимо большая лохматая дворняга. С заливистым лаем, она загнала его в узкую щель между двумя гаражами-ракушками.
        Нет, что ни говори, приятно иногда ощущать себя человеком - венцом природы. Меня вон никто не заставит прятаться в этой щели. Ни какая дворовая собака. Да я бы в ней и не уместился. Впрочем, зачем мне там умещаться? Я же не кот.
        Такие вот иногда приходят человеку причудливые мысли!
        Кстати, семечки я лузгал не оттого, что оголодал по причине недостатка питания. А оттого, что хотел заглушить пагубную тягу к курению, возникавшую у меня обычно после обеда. Ведь я продолжал вести здоровый образ жизни. Как-то: не пил, не курил, по моему представлению, правильно питался. По утрам делал физзарядку и обливался холодной водой. По вечерам играл с Татьяной в карты, в «подкидного дурака». Если, конечно, у нее было на то настроение.
        Единственное, что я пока я еще не выбрал - так это, каким видом спорта мне стоило заняться. Вот если бы к спорту причислили лузганье семечек, то я бы выбрал именно данный вид спорта. Почему бы и нет? Порой, бывает, что спортом становятся, на первый взгляд, самые абсурдные занятия. Это же - даже полезное. Семечки содержат витамины и растительные масла. Оценивали бы быстроту лузганья, технику и искусство сплевывания шелухи. Со временем это могло бы вообще перерасти в олимпийскую дисциплину. Тут уж нам не было бы равных соперников! Тут мы бы уж показали класс! Конкуренцию бы нам составили только украинские и белорусские спортсмены. Это, господа, вам ни какой-нибудь там футбол!
        Кроме всего этого, я думал, что мне следовало как-то определиться с работой. Но в поселке работы не было. Трудиться же на городской свалке мне не хотелось ни в каком качестве. Ну, не имел я призвания мусорщика. Хватит в нашей семье и одного косвенного представителя этой почетной профессии - дяди Виктора.
        Поэтому я начал склоняться к тому, чтобы заняться мелким бизнесом. Например, установить в поселке игровой аппарат. В центре, около автобусной остановки. Правда, меня смущала мысль, что я буду вроде бы как обирать и без того небогатое здешнее население. Но, с другой стороны, я дам людям развлечение, подкрепленное надеждой на скорое обогащение. За развлечения же, как известно, необходимо платить. Ничего бесплатного не бывает.
        Итак, дело было за сущей ерундой. За, собственно, игровым аппаратом. Но на его приобретение у меня недоставало средств. Занять же деньги я не мог ни у кого, кроме Шуры. Полагаю, что она не откажет в этом своему младшему брату.
        В это мгновение я заметил, что ко мне торопливой походкой приближается Гера.
        Просто поразительно, какая тесная телепатическая связь существовала между мною и моей сестрой. Стоило лишь вспомнить о Шуре, как тотчас на горизонте нарисовался ее дорогой муженек. Чудеса, да и только!
        Теперь нужно будет деликатно так, без нажима, прозондировать почву. На предмет его отношения к тому, чтобы они одолжили мне денег на покупку игрового аппарата. Без сомнения, мнение Шуры важнее. Но и его мнение тоже имело значение.
        - Здравствуй, Володя! - сказал он подойдя. Пожал мою руку, поставил на лавочку свою потрепанную сумку и сел рядом со мной.
        - Привет, Гера!
        - Чем занимаешься?
        - Да ничем особенным. Отдыхаю по мере сил. Греюсь на солнце. Восполняю для организма недостаток тепла. Семечек дать? - поинтересовался я. Затем, подкрутив, подкинул одну семечку и виртуозно поймал ее ртом, тренируясь, перед будущими выступлениями на Олимпийских играх.
        - Ловко.
        - А то. Долго учился.
        - Нет, благодарю. Я лучше закурю.
        - На здоровье. А я недавно бросил, - похвалился я.
        - Что сказать? Молодец.
        - Согласен, что молодец.
        - Перед приездом я хотел позвонить, - сказал он. - Но у тебя, Володя, нет телефона.
        - Ну и позвонил бы, Гера. Какие проблемы? Телефонов у нас море разливанное. У Татьяны есть мобильник. У соседа Марека - обычный телефон.
        - Я не знал ни того, ни другого номера.
        - Спросил бы у Шуры.
        - Шуры нет.
        - Почему?
        - Потому, что ее похитили, - ответил Гера и как лошадь мотнул головой.
        - Как это похитили? - не понял я и подавился семечкой. Спортсмен по лузганью семечек из меня получается никакой. Так, пожалуй, я не доберусь и до отборочного тура. - Кхе, кхе.
        - Стукнуть? - предложил Гера, занося над моей спиной костлявый, но крепкий кулак.
        - Не стоит. Кхе… Может она того, пошла погулять?
        - Толкую же тебе, что ее похитили.
        - Объясни, как похитили?
        - Обыкновенно, как похитили. Думаю, что скрутили и уволокли, - отозвался он, поиграл желваками и глубоко затянулся сигаретным дымом.
        - Я что-то не понимаю. Как же это так? Слушай, Гера, похищают обычно богачей, политиков, знаменитостей. Точнее, жен их там или детей. Но наша-то Шура кому понадобилась? - спросил я. Я все еще не был убежден, что он говорит правду, а не шутит.
        - Почем я знаю! Выходит, бывает, что похищают и простых смертных, - ответил Гера. - Короче, вчера утром Шура отправилась за город на наш садовый участок. Хотела заплатить членские взносы. Ну и немного прибрать в дачном домике. Помыть полы. Сменить постельное белье. В общем, все как полагается. На носу же открытие летнего сезона.
        - Ясно, - кивнул я.
        - Я ждал Шуру к ужину, когда по телевизору начинается ее любимый сериал. Но она не вернулась. Я стал беспокоиться. А часов в десять позвонил один мужик. Ну, чистая скотина. С таким гнусавым противным голосом. Сказал, что они, дескать, похитили Шуру и надежно ее спрятали. И что для ее освобождения я должен заплатить им двести пятьдесят тысяч долларов.
        Я промолчал. У меня даже не нашлось слов, чтобы прокомментировать названную сумму.
        - Двести пятьдесят тысяч долларов, - повторил Гера.
        - Ничего себе! - присвистнул я. - Ну и аппетиты у этих похитителей!
        - Во-во. Совсем очумели.
        - Когда?
        - Через три дня.
        - Час от часу не легче. Нет, люди сейчас просто помешались на деньгах, - заметил я и вспомнил, что сам всего несколько минут назад собирался занять у Шуры. Впрочем, деньги мне были нужны не ради самих денег, а чтобы приобрести на них игровой аппарат. Хотя аппарат этот мне требовался, чтобы делать деньги. Но, опять же, не ради их самих, а для пристойного существования. Замкнутый круг какой-то! Как ни крути, в нашей жизни без денег никак не обойтись.
        - Похитители, наверное, кавказцы? - спросил я.
        - Не похоже. По-моему, эти паразиты из наших - доморощенных, - ответил он. - Вот я и хотел посоветоваться с тобой по телефону. Потом решил, что лучше нам будет встретиться. Обсудить все с глазу на глаз. У нас с Шурой ты единственный близкий родственник. Как ты знаешь, вся моя родня в Тамбовской губернии. Да и то дальняя. Седьмая вода на киселе. Приехал, следовательно, к тебе.
        - Правильно. Чего тебе сидеть киснуть одному дома?
        - Ага, никакого резона. К тому же он обещал позвонить мне не на домашний, а на мобильный телефон.
        - Когда?
        - Да сегодня вечером. Вообще-то мобильника у меня отродясь не было. На кой хрен он нужен? Прекрасно без него обходился. Но Шура раскошелилась и подарила мне на день рождения. Чтоб, стало быть, мы переговаривались, если бываем в разных местах. Но не больно-то по нему наговоришься - дорого. А, глянь-ка, на что сгодился?! Черт его побери! Так, что мы будем делать, Володя?
        - Дай сначала закурить, - попросил я.
        - Ты же вроде бросил.
        - Бросишь здесь с вами! С этой минуты я снова закурил. Прощай мой здоровый образ жизни, - проворчал я, вынимая из его пачки кривую мятую сигарету. - Расскажи подробнее, как ее похитили.
        - Я тебе все уже рассказал, - простонал Гера. - Поехала, значит, Шура на наш садовый участок и не вернулась с него. Вот, собственно, и весь рассказ.
        - На чем поехала?
        - На автобусе. Он идет почти от самого нашего дома.
        - Ты не пробовал выяснить, может, кто-нибудь видел, как ее похищали? Может, кто-нибудь запомнил лица похитителей?
        - Обижаешь, Володя. Кое-что я соображаю. Это вид у меня такой обманчивый. Признаться, туповатый вид. Конечно, пробовал. Толку-то ноль. Мне даже неизвестно, где это произошло. Но, думаю, на территории садового товарищества. Самое подходящее место. Сейчас там безлюдно, - махнул рукой Гера. - Вчера поздно вечером я позвонил нашей председательше. Поднял, по-моему, Моисеевну с постели. Она поклялась, что ничего не видела и не слышала. Не мудрено, ее дом находится на противоположном краю дачного поселка. За пригорком. Сказала только, что Шура заплатила членские взносы. А больше спросить мне не у кого. Сезон же еще не начался. Вдобавок будние дни.
        - Получается, свидетелей нет. Ладно, пойдем ко мне, - сказал я, озираясь по сторонам. Несмотря на чудесную весеннюю погоду, на улице мне стало неуютно и тревожно. Подобного рода дела лучше следовало обсуждать в доме. В четырех стенах, за крепким замком.
        - А как Татьяна? - спросил Гера.
        - Чего тебе Татьяна?
        - Понимаешь, тот тип меня предупредил, чтобы я никому ничего не говорил.
        - Но мне же ты сказал.
        - Ты ее брат.
        - Прошу, Гера, не волнуйся. Татьяна не станет носиться по всему поселку и кричать на каждом шагу, что Шуру похитили. Это не в ее характере. Она не из болтливых женщин, - заверил я его.
        - Все они болтливые, - буркнул он.
        - Хорошо, пускай. Но не сидеть же нам здесь с тобой до темноты.
        Мы поднялись в мою квартиру.
        Татьяна, напевая что-то про любовное томление девочки-подростка, хлопотала на кухне. При появлении нас с Герой она изобразила на лице неописуемую радость. Когда же он рассказал ей о похищении Шуры, тотчас побледнела и опустилась на стул, рассеянно вытирая сухие руки о полотенце. Признаться, я не ожидал, что Татьяна примет столь близко к сердцу это сообщение. Я считал, что к моей сестре она относиться довольно прохладно.
        - Бедная-бедная Шура. Совесть у людей сейчас совсем пропала, - тяжело вздохнув, проговорила она. - Гера, может, выпьешь чего-нибудь? Хотя в доме у нас нет ни грамма спиртного. Мы с Володей стали недавно трезвенниками. Стыдно даже перед народом. Но я быстро схожу в магазин и куплю.
        - Зачем в магазин? Путь к Мареку за самогоном гораздо короче, - заметил я.
        - Не желаю я травиться его пойлом. Безопаснее покупать в магазине, - возразила она.
        - Спасибо, Татьяна. Но не нужно никуда идти. Я все привез с собой, - устало произнес Гера, вынул из своей потертой сумки две бутылки водки и поставил их на стол.
        Что ж, прощай мой здоровый образ жизни, подумал я. На сей раз окончательно. Впрочем, в настоящий момент это беспокоило меня меньше всего.
        - Гера, но есть же какая-то причина, что похитили именно Шуру? - спросила Татьяна, доставая из холодильника трехлитровую банку с солеными зелеными помидорами.
        - Чего уж тут срывать? Есть! По моему разумению, все это из-за нашего милого родственничка. Из-за дяди Виктора. Пропади он пропадом! Кто-то считает, что он завещал нам несметное богатство. Нажил он его не шибко честным образом. Коль так, почему бы не отщипнуть с нас его часть? Необходимо, дескать, делиться.
        - Но это же неправда! - запальчиво произнесла Татьяна. Затем почесала левую ногу под коленкой - верный признак того, что она нервничала. То была не самая ее красивая привычка. Однако некоторые, волнуясь, чешут и другие гораздо более интимные места. Поэтому уж пускай скребет себе лучше под коленкой.
        - Не завещал нам дядя никакого богатства, - присоединился я к Татьяне.
        - Да. По большому счету, не оставлял и не завещал, - кивнул Гера, сделал паузу и сказал: - Но кое-что все-таки было. Понимаешь, Володя, после смерти вашего дяди, Шура прибирала в этой квартире?
        - Понимаю. Только, когда я сюда приехал, разгром в ней царил страшный.
        - Возможно. Сложно навести полный порядок в квартире всего за пару часов. Но не важно. Прибирала она, значит, и наткнулась на сверток. В свертке было двенадцать тысяч долларов и несколько тысяч рублей. Короче, сумма в целом получалась приличная. Часть ушла на его похороны. Ты, кажется, не принимал в них участия.
        - Извини, Гера. Сожалею, что свалил все на вас с Шурой. Но тогда я был очень занят. Работал в две смены. У меня заболел сменщик.
        - Бывает, - согласился он. - На оставшуюся же часть мы купили садовый участок с домиком. Мы давно с Шурой о нем мечтали, а тут как раз подвернулся удачный случай. Недорого, недалеко от нашей городской квартиры и в живописном месте. Грех было его упускать. Но главное, у нас на руках были немалые деньги. Впервые за долгие годы. Представляешь?
        - Еще бы, - усмехнулся я. - Примерно, как у меня было бы с игровым аппаратом.
        - С каким игровым аппаратом?
        - Да, что за аппарат? - поинтересовалась Татьяна.
        - Не самогонный. Это, увы, пока моя неисполненная мечта, - ответил я.
        - Не расстраивайся. Твоя мечта еще исполнится. Ты, Володя, молодой, - сказал Гера. - У тебя все впереди. Это мне пора воплощать мечту в реальность. Понимаешь, хочу пожить в собственное удовольствие. На своем садовом участке.
        - Конечно, поживи. Не вопрос.
        - Но неудобно, что ты был не в курсе наших дел. Я говорил Шуре, чтоб она сказала тебе о найденных деньгах Виктора. Но она решила - это необязательно. Думала, что поступила по-честному. Тебе - его квартира, нам - садовый участок. Ты не сердишься на нас?
        - С чего бы мне сердиться? Ни в коем разе, - успокоил я его. - Я никогда ни на что не претендовал. К тому же отношения с дядей в основном поддерживала Шура. За ней и последнее слово в дележе его имущества.
        - Ну и хорошо. А то я переживал, - сказал Гера, выпил рюмку водки и закусил половинкой соленого помидора. - Но что же нам теперь делать? Как мы будем вызволять Шуру из плена?
        - Может, обратимся в милицию? - предложил я, разглядывая жирное пятно на скатерти.
        - Следовало бы. Но тот тип сказал, чтобы я никуда не заявлял о похищении Шуры. Иначе ей не поздоровится. Почему-то я ему верю. Такие вот пироги.
        - Да, похитители людей шутить не любят, - согласилась с ним Татьяна. - Лучше нам не торопиться с этим обращением. Я вообще сомневаюсь, будет ли от милиции хоть какой-нибудь толк.
        - Возможно, что и не будет, - не стал я возражать. - Тогда нам нужно заплатить выкуп. Только где мы возьмем сколько денег? Даже если мы продадим наши квартиры и ты, Гера, ваш садовый участок, то все равно необходимой суммы нам нипочем не собрать.
        - Точно. Тем более что за три дня мы продать ничего не успеем. Так, чтоб за нормальную цену, - добавил Гера.
        - Само собой.
        - Я всю ночь сегодня не смыкал глаз и ломал над этим голову, - проговорил он и, помедлив, спросил: - Володя, ты случайно не находил здесь денег? Или иностранной валюты? Похитители ведь тоже не идиоты. Они явно на что-то рассчитывали. Думается мне, ни на одни наши квартиры с садовым участком.
        - Никаких денег и валюты я здесь не находил. Ручаюсь, - ответил я. - Вот и Татьяна скажет.
        - Как на духу, Гера, ничего не было, - кивнула она.
        - Так, собственно, я и предполагал. Просто хотел лишний раз в этом убедиться.
        - Повторяю, что нет, не находил. Получается, Шура думала, что здесь спрятаны еще деньги?
        - У нее были только догадки на этот счет. Но они не подтвердились. Ты ничего не нашел. Очень жаль. На эти деньги у меня была последняя надежда, - обреченно произнес он.
        - Не драматизируй, Гера, - похлопал я его по плечу. - Не все еще потеряно. Выкарабкаемся. Когда он будет тебе звонить?
        - Сегодня вечером.
        - Ты ему объясни, что такой сумасшедшей суммы тебе ни за что не собрать. Тем более за короткий срок. Хоть лопни, но не собрать. Он должен это понять. В общем, торгуйся с ним и тяни время. Он уступит. В конце концов, им нужны деньги, а не Шурина жизнь.
        - Благодарю за совет, Володя, - хмыкнув, отозвался он. - Между прочим, все это я пытался втолковать ему еще при нашем первом разговоре. Но он как глухой. Как заводная игрушка. Ничего не желает слышать. Знай, себе твердит; гони, мол, деньги. Иначе мы порешим твою жену.
        - Значит, они уверены, что у нас есть деньги, - заметил я.
        - Ну, естественно. Они в этом уверены. Зачем им пустые хлопоты? Зачем им напрасный риск?
        - Риск и хлопоты никому не нужны. Придется нам все же обращаться в милицию. Иного выхода я не вижу.
        - Наверное, придется, - пробормотал Гера.
        - Но тогда они ее убьют, - сказала Татьяна.
        - Убить Шуру они могут при любом раскладе. Даже если мы отдадим им всю требуемую сумму. А так у нас хотя бы появится шанс на ее освобождение.
        - Эх, Володя! Слабый шанс, и очень сомнительный. Но иного выхода у нас действительно нет, - согласился Гера. - Давайте только повременим немного с этим нашим обращением.
        Всю вторую часть дня вплоть до самого вечера мы сидели на кухне, затянутой сизоватой дымкой от выкуренных сигарет, и ждали телефонного звонка от похитителей.
        На кухне стояла прямо-таки африканская жара. Виной тому были раскаленные батареи, яркие теплые солнечные лучи, бьющие через оконное стекло, и включенная газовая плита, на которой Татьяна беспрерывно что-то варила и разогревала. Не помогала даже открытая настежь форточка. Поэтому Гера расстегнул на три верхние пуговицы свою полосатую рубашку. Я разделся до зеленой армейской майки. У Татьяны же почти до половины груди был распахнут легкий ситцевый халат. Из-под халата виднелся тесный красный бюстгальтер. По размеру он, по-моему, подходил Вике. Можно было даже предположить, что Татьяна его у нее позаимствовала. Позаимствовала по причине личной неприязни. Если бы их пути где-нибудь раньше пересекались.
        Иногда Татьяна смущенным движением запахивала халат. Но вскоре он распахивался вновь. Однако надо отметить, что ее бюстгальтер разряжал гнетущую атмосферу, царившую на кухне. Я прежде и не подозревал, какой это был, оказывается, важный и полезный предмет дамского туалета. Ведь, помимо главной своей функции, он служил еще для мужчин элементом психологической разгрузки. Если, конечно, принадлежал молодой привлекательной женщине.
        Мы на все лады обсуждали сложившуюся ситуацию и думали, как нам вызволить Шуру из плена. К сожалению, никто из нас не мог предложить ничего, способного помочь в решении нашей проблемы. Разговаривая, мы словно невзначай опрокидывали рюмку за рюмкой водки. Но совсем не пьянели - столь велико было наше нервное напряжение.
        Наконец в начале десятого раздалась заливистая трель мобильного телефона Геры.
        - Да-да! Это я! Он самый! - прокричал он в трубку. Крепко прижал ее к уху и принялся возбужденно расхаживать по кухне и прихожей, размахивая свободной рукой. - Поразмышлял… Ты обалдел, поимей совесть!.. Я не гоню волну… Понимаю, обязательно… Как Шура?.. Значит, с ней все хорошо?.. Где я столько возьму?.. Ты чудак. Я же не миллионер… Я не грублю… Но сбавь немного… Зачем мне неприятности?.. Не вопрос… Я тоже их не люблю… Я не успею при всем желании… Надеюсь.
        Закончив говорить, Гера, не произнося ни звука и не поднимая головы, аккуратно положил мобильник на кухонный стол между пустой рюмкой и чашкой с чаем. Потом некоторое время, покусывая язык, разглядывал свою правую ладонь. Будто пытался по ее линиям найти ответ, что теперь ему следует делать и как себя вести.
        - Ну, что он сказал? - не выдержав его долгого молчания, спросила Татьяна.
        - То же, что и вчера. Угрожал и запугивал, - резко ответил Гера. - Сволочь! Опять предупреждал, чтоб я не обращался в милицию. Ни в коем случае. Если я не желаю получить Шуру частями. Требует по-прежнему двести пятьдесят тысяч долларов. Ни сотни не уступает. Единственное, о чем мне удалось его упросить, чтоб дал нам еще пару дней для сбора денег. Нет, чистая скотина!
        - За два лишних дня не слишком разгуляешься. Такая маленькая отсрочка нам ничем не поможет, - заметил я.
        - Какая уж есть, - буркнул он.
        - У тебя на телефоне определился его номер?
        - Нет. Я смотрел: не определился.
        - Скверно. В милиции бы в два счета выяснили и его номер, и откуда он звонил.
        - Ой ли, Володя! Похитители не такие глупцы, как нам бы хотелось. Им известны прекрасно все эти штучки, - возразила Татьяна. - Они наверняка подстраховались.
        - Вероятно, - не стал я спорить. - Но как Шура?
        - Говорит, что с ней полный порядок. Что пока они ее не обижают. Еще, что она не жалуется и всем довольна. Врет, конечно, - сказал Гера. - Вот объясни мне, Володя. Как можно быть всем довольным, если тебя похитили? Если тебе неизвестно, что с тобой будет завтра? Что-то я не въезжаю.
        - Да чушь собачья! Они принимают нас за дураков!
        - Не без того, - подтвердила Татьяна.
        - Надо было бы тебе, Гера, перекинуться с Шурой несколькими словами, - сказал я. - Узнать, как да что? Как ее самочувствие? Где она находится?
        - Ты прав. Как-то я не догадался. Заморочил он мне голову этим выкупом и своими требованиями. Потом, он тараторил как сумасшедший. Но в следующий раз я обязательно это узнаю, - заверил он.
        Меньше чем через час наш разговор плавно сам собой затух. Мы сидели на кухне, клевали носом и, борясь с зевотой, пили остывший чай. Поняв в итоге, что сегодня нам уже ничего не решить, мы разошлись спать по комнатам. Я с Татьяной - в большую комнату, Гера - в маленькую.
        По привычке, я включил телевизор. Показывали какой-то боевик. Но смотреть его сейчас я не испытывал ни малейшего желания.
        Странное дело. Вроде бы, меня неудержимо одолевал сон, однако заснуть я никак не мог. Татьяна, лежавшая на нашем семейном ложе спиной ко мне, - тоже. Но старалась не подать виду и, мерно посапывая, притворялась, что спит. Несомненно, сегодняшний день ее сильно утомил, и ей хотелось спокойно отдохнуть. Свой красный бюстгальтер она, разумеется, сняла, и он небрежно висел на спинке стула с моей стороны постели. Перед самыми моими глазами.
        «Вот дьявол! Дался мне этот ее бюстгальтер!» - выругался я в сердцах. Но мне нравилось звучание этого слова, а еще больше звучание глупого словосочетания «наш бухгалтер съела свой бюстгальтер». Это, когда внезапно нагрянула ревизия…
        Нет, надо же! У меня похитили родную сестру, а мои мысли были заняты, черт знает чем. Какими-то бюстгальтерами. Какими-то бухгалтерами. Очевидно, я был уже ни на что не способен. Кроме как лузгать семечки, мечтать об игровом аппарате и разглядывать нижнее женское белье. Кажется, ты, парень, совсем тронулся рассудком! Что ж, душевно тебя поздравляю!
        Я перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку и заставил себя думать исключительно о похищении Шуры. На ум сразу же пришло любопытное соображение. Обсуждая ее похищение, мы не касались одного вопроса. Кто бы мог его совершить? Бесспорно, что это был человек, который знал обо всех дядиных делах и об его наследниках. То есть - обо мне и моей сестре. Человек, который был посвящен во все, что происходило в поселке и на мусорном полигоне. Следовательно, он был человеком не случайным и не посторонним.
        Кто отвечал всем этим качествам?
        Досадно. Но подозрение в первую очередь падало на Шуру и Геру. Что они сами инсценировали это похищение. Только зачем? С какой целью? Если бы я обнаружил в своей квартире крупную сумму денег, то поставил бы их об этом в известность. Поделился бы по-братски с родственниками. Ну, пистолет - это из другой оперы. Не делиться же с ними пистолетом, разбирая его на части?
        Нет, у Шуры никогда не возникало повода усомниться в моей честности. Поэтому, зачем проверять меня столь диким способом. Стало быть, сестра с ее мужем отпадали.
        Хорошо, кто еще оставался?
        Татьяна, сопящая рядом на постели. Сосед-самогонщик Марек. Его дочь Вика. Продавщица Юля. Ее мать тетка Ульяна. Пахом Максимыч из поселковой администрации. Местная львица Лариска… Хотя вряд ли. В особенности, тетка Ульяна и Лариска.
        Конечно, наиболее заинтересованным лицом, казалось бы, был Генка Кривонос со своими дружками. Он уже доказал, что пылает желанием завладеть деньгами моего дяди. Но Генка, само собой, ни в чем не признается ни нам, ни сотрудникам той же милиции. Только посмеется в глаза. Он мужик неглупый, тертый, и если пошел на похищение Шуры, то наверняка тщательно к нему подготовился и просчитал наперед каждую мелочь.
        Впрочем, возможно, что он ни к чему и не причастен.
        Глава пятнадцатая
        Встав утром, чувствовали мы себя весьма посредственно, если - не отвратительно. Ходили из комнаты в комнату подобно сомнамбулам. За ночь никого из нас не осенила гениальная идея, как нам вызволить Шуру из плена. Мы обменивались короткими незначительными фразами и старались не вспоминать вслух о событиях вчерашнего и позавчерашнего дня. Вся боль и тревога были внутри нас. Слава Богу, что все это не выплескивались наружу, и мы не срывались друг на друге.
        После завтрака я решил отправиться в магазин. Не хотелось толкаться без дела в квартире. Сейчас полезнее было узнать от рыжеволосой продавщицы о последних поселковых новостях. Но главное - я собирался выведать, неизвестно ли ей чего-нибудь о похищении моей сестры. Если - да, то это бы одно говорило уже о многом. Ведь любопытная и наблюдательная Юля работала в магазине, принадлежащем Генке Кривоносу.
        - Куда это ты нацелился, Володя? - спросил меня Гера в прихожей, когда я снимал с вешалки свою куртку.
        - Знамо куда - на кудыкину гору, - отозвался я.
        - Извини, далеко ли? - поправился он.
        - В поход, как Мальбруг. Который… Но не важно. Хочу немного пройтись, проветриться. Между прочим, тебе бы тоже не помешало.
        - Неохота.
        - Зря отказываешься. Подышал бы свежим воздухом. Набрался бы энергии космоса, - заметил я, стараясь попасть рукой в рукав куртки. - Да, как правильно сказать: одевать или надевать? Постоянно я забываю.
        - Вечно, Володя, ты лезешь со своими приколами. Не знаю. Лично мне наплевать. Скажи, как угодно. Ну, натягивать там, облачаться, наряжаться. Без разницы, - поморщившись, произнес Гера. - Такое возникло дело. На сегодняшний день, по-моему, нам понадобиться выпивка. Водку-то вчера мы всю оприходовали.
        - Как пожелаешь. В принципе, я не возражаю, - ответил я, подумав, что ну, вот опять все начинается сначала. Так и спиться недолго. Повод у нас имеется.
        - Вчера, помнится, ты говорил, что у твоего соседа можно купить приличный самогон. Верно?
        - Верно.
        - Но я боюсь, что меня он надует. Сдерет в три дорого. Да всучит еще какую-нибудь гадость. Примешь - и поутру окочуришься. Поэтому давай пойдем к нему вместе.
        - Пойдем.
        Марек почти мгновенно отворил дверь, после моего звонка. Казалось, он нисколько не удивился ни нашему раннему визиту, ни нашей просьбе. Лицо его излучало поистине отеческую заботу и трогательную готовность помочь ближнему. Он вежливо, с легким поклоном, осведомился: какое количество самогона мы намерены у него приобрести?
        Гера, закатив глаза к небу и сгибая пальцы на правой ладони, ответил:
        - Никак не меньше двух литров. Меньше нас не прошибет.
        Марек, кивнув, сходил к себе на кухню и вернулся оттуда с четырьмя бутылками, положенными в новенький целлофановый пакет. Сервис обслуживания был поставлен у него на должную высоту. Пожалуй, ни чуть не хуже, чем в ином столичном супермаркете.
        - Кстати, ребята, почему не приехала Шура? - полюбопытствовал он, пряча полученные деньги в нагрудный карман рубашки. - С ней что-то случилось?
        - Марек, а тебе, собственно, откуда известно, что она не приехала? - насторожился я.
        - Да, ты что подглядываешь за нами? - насупившись, спросил Гера и сделал к нему шаг. - Мне это не нравится. Смотри, не забывайся!
        - Как же, была нужда подглядывать за вами! Тоже мне дамочки голые нашлись! - парировал он. - Просто когда Шура бывает у нас в поселке, то всегда забегает ко мне поболтать. Так, почему она не приехала?
        - Не смогла, - коротко ответил Гера и, громыхая бутылками в пакете, направился обратно в нашу квартиру.
        - Потребуется еще - милости прошу, - крикнул ему вдогонку Марек. - Обслужу как почетного клиента.
        - Заскочу как-нибудь. Путь я запомнил, - бросил тот через плечо.
        - Слушай, Володя, что это он сегодня смурной, угрюмый? И с самого утра. Что с ним творится? - озадачено спросил меня Марек, когда за Герой закрылась дверь.
        - Разве? По-моему, ничего особенного.
        - Не выспался он, что ли?
        - Выспался. Это его обычная манера поведения. Не обращай внимания, - сказал я.
        - Странно. Весьма. Раньше ничего подобного я за ним не замечал, - произнес Марек и пристально посмотрел на меня.
        Я ответил ему точно таким же взглядом, пытаясь понять, знает ли он о похищении моей сестры. Но, к сожалению, я не умел читать чужие мысли. Не было сведущих учителей.
        - Ты мало с ним знаком, - проговорил я.
        - Допускаю.
        - К тому же, возможно, он ревнует тебя к Шуре.
        - Не болтай глупости! Шутник! - отрезал он. - У вас там все нормально?
        - Да так, по-разному, - неопределенно ответил я. - А у тебя, Марек?
        - У меня все неплохо.
        - Я рад. Нигде не бывал?
        - Где мне бывать? Из этих своих четырех стен я почти никуда не выползаю. Это ты у нас знатный путешественник. Одно слово, Пржевальский. Бродишь постоянно по городской свалке, а я, как старый хрыч, сижу дома.
        - Вика в Москве?
        - Естественно. А ты, случайно, не надумал туда перебираться? - поинтересовался Марек.
        - С какой стати? Меня и здесь все устраивает.
        - Ну-ну. Приятно слышать, Володя. Только ты, гляди, не увлекайся этим делом, - посоветовал он, щелкнув себя пальцем по горлу. - Ни к чему.
        - Не буду, воздержусь, - приложив ладонь к сердцу, пообещал я.
        Попрощавшись с Мареком, я спустился с лестницы и вышел из дома.
        На улице было прекрасно, хотя и прохладнее, чем накануне. Весь воздух, потому как ветер дул не с мусорного полигона, был пропитан свежими весенними запахами и ароматами. Звонко и весело щебетали птицы. По краям дороги зеленела ранняя трава. В палисадниках частных строений набухали почки на деревьях и кустарниках, а верба, росшая у пожарного пруда, и вовсе вся серебрилась.
        В тени у заборов, столбов линий электропередач и стволов некоторых деревьев жалкими кучками лежал снег. Этот снег напоминал рис, сваренный недавно на ужин Татьяной. Он тоже был кое-где рассыпчатый, кое-где слипшийся, а кое-где и черный. Но я все равно его съел и похвалил Татьяну за великолепное кушанье. Иначе бы обошлось себе дороже. Потом, возможно, что приготовленный так рис был даже полезен. Особенно, если ведешь здоровый образ жизни.
        Весной обычно Москва наводняется великим множеством молодых красивых девушек. Там они, группками и поодиночке, встречаются буквально повсюду. Но то в столице. Про поселок Вихляево этого сказать было нельзя. Здесь они физически отсутствовали. Если, само самой, не набраться смелости и не причислить к молодым красивым девушкам тетку Ульяну, махнувшую мне рукой из проулка. Да чумазую девчушку-подростка, стоявшую у бесхозного сарая и проводившую меня долгим скучающим взглядом.
        Показалась хотя бы Лариска. Есть же у нее, помимо розового пальто с воротником чернобуркой, какая-нибудь соблазнительная юбка. Не отравляется же местная львица весной или летом в райцентр, а то и в Москву, в ватных штанах?
        Но, как говорится, нет худа без добра. Зато ничто не должно было - в частности, девушки - отвлечь меня от моих мыслей о Мареке. Конкретно о том, может ли он быть замешан в похищении Шуры? Не мог ли он, скажем, навести на нее похитителей? Ведь ему было отлично известно обо всех делах и начинаниях дяди Виктора. Как другу и соседу. Впрочем, маловероятно. Марек по натуре своей не преступник. За исключением подпольной торговли самогона, он вполне законопослушный гражданин.
        Так-то оно так. Но у Марека была горячо им любимая дочь. Вика же особа честолюбивая. Судя хотя бы потому, с какой радостью она покинула родной поселок и как страстно желала добиться успеха в жизни. Для чего, к примеру, встречалась с Гариком, который, по сути, был ей глубоко безразличен. Но который обещал сделать хорошую карьеру.
        Однако использовать для достижения намеченной цели свои внешние данные - одно. Совершить ради этого преступление - совсем другое. Нет, не было у Вики достаточно веской мотивации. Да и зачем ей так рисковать, ставя на карту всю свою дальнейшую жизнь? Поэтому, скорее всего, Марек и Вика не имеют к похищению Шуры никакого отношения.
        Придя к такому заключению, я решил поговорить с еще одним человеком из лиц, возможно, причастных к этому преступлению. А именно - с Пахомом Максимычем. Не то, что бы я сильно его подозревал. Но он был заметной фигурой в поселке. Не повредило бы выяснить, чем он сейчас занимается и как себя чувствует.
        В здании поселковой администрации Пахом Максимыч занимал комнату на первом этаже. Комната именовалась кабинетом N 5. На полу в ней был расстелен потертый ковер багровых тонов. На стене, сбоку от окна, висел дешевый портрет президента. На двух других стенах - пожелтевшие почетные грамоты о победах в социалистическом соревновании. В дальнем конце стоял книжными шкаф, заставленный запыленными спортивными кубками и прочими наградами.
        Сам Пахом Максимыч сидел за письменным столом. Его рабочее место украшали отдельные части компьютера, среди которых не хватало процессора. Естественно, что компьютер находился в нерабочем состоянии. Но, по мнению хозяина кабинета, для придания солидности он вполне годился.
        Я подождал, пока заместитель главы администрации обратит на меня внимание, и вежливо поздоровался:
        - Мое почтение, уважаемый Пахом Максимыч!
        - Взаимно, Володя! Взаимно! - ответил он. Приподнялся со стула, пожал через стол мою руку и тотчас гневно хлопнул ладонью по развернутой газете, лежащей перед ним. - Ну, что скажешь?! По-моему, этот Хавьер Солана ведет откровенно антироссийскую политику! Читал его последнее выступление на Совете Европы?
        - Не успел.
        - Что же, получается? Ты не следишь за международным положением? За внешней политикой нашей страны? Скверно! Это тебе жирный минус!
        - Я исправлюсь.
        - Верю! Иначе и мхом недолго обрасти! Свежую прессу необходимо читать каждый день. Нет, но каков гусь! Я о Солане. Обнаглел до предела! Непонятно, почему наши власти терпят эту его клевету? - возмущенно произнес Пахом Максимыч. - Нет, скажи мне, почему они все к нам цепляются?! Почему не оставят нас в покое?! Змеюки!
        - Точно, змеюки, - подтвердил я.
        - Ну да ладно. Бог им судья. Чего пришел-то? Опять возникли проблемы на коммунальном фронте?
        - На коммунальном фронте, к счастью, нет. Судьба пока миловала. Трубы не протекают. Газ подают. Электричество не отключают. Я заглянул, чтоб просто поздороваться.
        - Поздоровались уж, Володя. Что дальше? - спросил Пахом Максимыч.
        Но если бы я сам знал, что дальше?! У меня не было никакого плана. Я даже не представлял, о чем буду с ним разговаривать. Вся надежда была на экспромт.
        - Как жизнь? - поинтересовался я.
        - Движется, и движется целиком в трудовом ритме.
        - Как самочувствие?
        - Благодарю, не кашляю. Чего и всем желаю. Ну, что у тебя там наболело?
        Замявшись, я посмотрел через его голову в окно. На глубокое, бездонное небо и на голубую ель под окном, освещенную косыми лучами солнца. Потом мой взгляд упал на единственный ровный в поселке участок дороги, что вел к зданию администрации. И возникшую на нем еще одну «девушку» из числа местных - дворничиху Земфиру, немолодую женщину восточной внешности, которая вдохновенно орудовала метлой.
        - Не стесняйся, дорогой, говори, А то мне некогда, - поторопил Пахом Максимыч. - Наступила весна, и работы с ней на нас свалилось непочатый край. Мозги прямо закипают. Поэтому давай не тяни. Я тебя внимательно слушаю.
        - Задумка у меня, Пахом Максимыч, следующая. Я хотел бы поставить в нашем поселке игровой аппарат. Желательно в центре. В районе автобусной остановки. Или, на худой конец, около магазина на улице Парижских коммунаров.
        - Гора родила мышь, называется, - не скрывая разочарования, произнес он. - Поставь, сделай одолжение. Законом не запрещено. С нашей стороны, обещаю, что преград мы чинить не будем. Разворачивайся. Только ты в районе зарегистрируй все надлежащим образом. Чтоб не было после нареканий от контролирующих органов. И занимайся на здоровье своим мелким бизнесом.
        - Значит, ты не возражаешь?
        - Нет. Зачем мне возражать? Я политику правительства понимаю правильно. Но нам здесь, на местах, от твоего бизнеса ни тепло, ни холодно. Все твои налоги будут утекать неизвестно куда. В Кремль, наверное, - сказал Пахом Максимыч и, помедлив, добавил: - Эх, нужно было бы тебе придти ко мне домой как-нибудь вечерком. Посидели бы за рюмкой чая и обсудили бы все по-людски. Потому как, я полагаю, у тебя могут появиться определенные сложности с одним человеком.
        - И с кем же?
        - Да с Генкой Кривоносом.
        - Причем тут он? - удивился я.
        - Ты, Володя, будто несмышленое дитя, - укоризненно заметил он. - Господин Кривонос контролирует в нашем поселке всю частную предпринимательскую деятельность. Негласно, конечно. А как до меня дошло, ты с Генкой в раздоре. Вроде бы даже на ножах. Поэтому поставить игровой аппарат ты можешь. В любой момент. Но получишь ли от него прибыль? Большой вопрос. Вероятнее всего, через день-другой его сломают. Или украдут.
        - Что ж, ясно, Пахом Максимыч. Спасибо за науку, - протянул я. Несмотря на то, что никакого игрового аппарата у меня и в помине не было, мне стало жалко его чуть ли не до слез. Вот проклятый Генка! Вечно он лезет со своими палками в мои колеса!
        - В общем, договорись прежде с Кривоносом. А потом уж открывай хоть салон игровых аппаратов. Хоть бордель со стриптизом.
        - Здесь как раз есть, кому этим заняться.
        - Понял твою иронию. Молодежи, действительно, у нас не хватает. Но решишь как-нибудь эту проблему, - усмехнулся он. - Только по мне, вложил бы ты лучше собственные капиталы в сектор реального производства. В промышленное предприятие, а не в игорную индустрию. Вдохнул бы, тем самым, новую жизнь в наш поселок.
        - Я подумаю.
        - Давай подумай, Володя. Иначе что? Смешно сказать, человек твоего масштаба тратится на мелочи. На один несчастный игровой аппарат. Нам всем пользы от него будет, как от козла молока.
        - Это пока лишь пробный шар, - ответил я, едва не добавив, что у меня и на один-то игровой аппарат нет денег. Не говоря уж о борделе со стриптизом. Таков был мой нынешний масштаб!
        - Попробуй, запусти.
        - Кстати, Пахом Максимыч, вопрос. Почему у тебя на столе стоит неполный компьютер? - поинтересовался я.
        - Что, заметно?
        - Невооруженным глазом.
        - Тогда уточняю, временно неполный. Кривонос обещал скоро принести к нему все недостающие части.
        - Надеюсь, что Генка не подведет. Он хороший добытчик. Всего тебе наилучшего! - сказал я и, кивнув ему, покинул его кабинет.
        На крыльце здания администрации я задержался, прислонился к перилам и закурил.
        Визит к Пахому Максимычу убедил меня, что он не причастен к похищению моей сестры. Ни коим образом. Что ни говори, приятно было обрести пошатнувшуюся веру в человека.
        Но пройдоха и махинатор он был еще тот. Дурит здешнее население, прикрываясь громкими словами, почем зря. Наверняка берет взятки. Правда, взятки небольшие. Скорее напоминающие ни на что не обязывающие подношения. Проворачивает не совсем чистые делишки. Но все строго в рамках приличий. Так, чтобы не уронить себя в глазах окружающих. Пойти же на серьезное преступление у Пахома Максимыча не хватит решимости.
        Еще, я понял, что в некоторых вопросах он полностью зависит от Генки Кривоноса.
        Я открыл тугую дверь магазина. Потом плавно ее закрыл, оставаясь на улице.
        Надо же, до чего удобно! Можно сберечь деньги и не тратиться на дорогостоящий тренажер. Для чего следует ежедневно приходить в магазин и по нескольку раз открывать и закрывать его дверь. В результате, окрепнут мускулы рук, ног и спины. Повысится тонус и аппетит. Улучшится самочувствие и настроение. Нормализируется кровяное давление. Наладится работа пищеварительного тракта. Для кучи: перестанут выпадать волосы и зубы. Возможно, что исчезнет даже перхоть.
        Нет, какой, оказывается, Кривонос делает неоценимый вклад в оздоровление жителей поселка! Какой, оказывается, он молодец! Только бы не узнал об этом. Ведь иначе обязательно сменит пружину на двери на другую - более мягкую. По причине врожденной вредности.
        - Володька, угомонился? Скажи, ты почто ломаешь нам дверь? Замучаешься, всякий раз по-новому присобачивать на ней пружину, - изображая возмущение, произнесла Юля. Она стояла, облокотясь о прилавок, и придавалась нашей национальной забаве. Грызла семечки, сплевывая шелуху в кулачок. Тоже очевидная претендентка в олимпийскую сборную в данном виде спорта.
        - Исключительно ради того, чтоб сделать тебе приятное, - ответил я. - Чтоб ты подумала, что в магазин ломится толпа оголодавших покупателей.
        - Мерси, я тронута и польщена. Давай-ка, дружок, устраивайся к нам швейцаром.
        - Спасибо за честь. За доверие. Дельное предложение. Люблю чаевые. Но я еще потренируюсь, - с галантным поклоном произнес я.
        - Не за что.
        - Слушай, пошла бы на улицу, погуляла. А то в поселке совсем нет красивых девушек. Да и прочих разных - тоже. Как корова языком слизала. Подмигнуть даже некому.
        - Я на работе. В выходные - непременно. Только наряжусь. Но ты можешь подмигивать мне и здесь. Я тебе разрешаю, - хихикнула Юля.
        - Сейчас.
        - Ну, подмигивай. Я трепещу от ожидания.
        - Нет, не буду. Под открытым небом интереснее. Свежий воздух стимулирует половые гормоны.
        - С тобой все понятно, стимулированный ты наш. Единственное твое спасение тогда - Татьяна. Перед сожительницей и распускай хвост. Выходи с ней на улицу под ручку и распускай.
        - У меня нет хвоста. Увы, не вырос. Недоедал в детстве. Если лишь ты одолжишь свой.
        - Бери, выдергивай с мясом мою последнюю красоту. Но шутки в сторону. Зачем пожаловал-то? Кроме, разумеется, выдергивания моего хвоста, - спросила она и со стоном распрямила спину, принимая нормальное положение. - Старость - не радость. Так, что тебе? Приказывай, Володя.
        - Мне-то… - замялся я, выгреб из кармана мелочь и принялся пересчитывать ее на ладони. Черт побери! Попадались сплошь одни копейки. Натурально, на них ничего нельзя было купить. И это, смешно сказать, у местного богатея! У человека, которому требуется заплатить многотысячный долларовый выкуп, чтобы освободить свою сестру! Какое унижение! Кошмар!
        - Ну, что ты желаешь?
        - Пиво, - скромно пожелал я. - Имеется у тебя в продаже холодное свежее пиво?
        - Ага, имеется. Баночное. Из личных запасов Кривоноса. Да ладно, не позорься ты с этими медяками. Больно глядеть. Я тебя угощаю, - с ангельской улыбочкой, сменившей змеиную, произнесла Юля.
        - Спасибочки, - поблагодарил я. Сел на подоконник, нагретый солнцем, и стал открывать банку, любезно протянутую мне рыжеволосой продавщицей. Но открыл крайне неудачно. Пиво, шипя и пенясь, как джин из лампы, вырвалось наружу и где облило, где забрызгало мне полу куртки и верхнюю половину брюк.
        - Ты ж говорила, что оно свежее, - упрекнул я Юлю. - Не умудренное седой пеной.
        - Свежее и есть, Володя. Это ты, безрукий, не умеешь банку у нас открыть.
        - Умею.
        - Вижу. Зачем тогда его взбалтывал? Горе ты луковое. Привык, наверное, к разливному пиву из бочки. Эх, темнота, - заметила она, покачала головой и кинула мне через прилавок тряпку. - Тебе помочь?
        - Не беспокойся, пожалуйста. Справлюсь как-нибудь своими силами, - буркнул я и вытер тряпкой руки, куртку и брюки.
        - Справился?
        - Конечно, - кивнул я, сделал глоток из банки и спросил: - Юля, твои-то как дела?
        - Да вот, раздаю малоимущим гражданам пиво на шару.
        - Ну, теперь ты будешь до гробовой доски вспоминать об этом своем щедром поступке.
        - И буду. Почему ты мне запрещаешь? Может, он греет мое девичье сердце, - ответила она. - Я сегодня добрая и сентиментальная. Что такого? Семечек отсыпать?
        - Жареные?
        - С пылу, с жару. Из моего кармана.
        - Спасибо. Но я бросил засорять себе желудок. Начал курить, - сказал я. - Юля, к тебе заходила Вика, дочь Марека? Она приезжала недавно навестить отца.
        - Я знаю. Нет, не появлялась. Вика у нас птица высокого полета. Мы, поселковые, ей неровня.
        - Кстати, как она тебе?
        - Ничего. Но очень много о себе мнит. Ты что запал на Вику? Решил организовать маленький гаремчик?
        - Не волнуйся, без тебя он будет неполный. Недоукомплектованный гаремчик. Словом, жди приглашения, - обнадежил я ее. - Помнишь, Юля, ты обещала мне выяснить подробности смерти Крохли? Тебе это удалось?
        - Сожалею, но ничего нового я пока не услышала. Да тебе, Володя, отлично все уже самому известно. Ведь ты ходил с водкой на свалку на его похороны. Разговаривал там с бомжами, с Кривоносом.
        - Кстати, Генку ты часто видишь? - как бы невзначай поинтересовался я, рассматривая в ладони банку пива.
        - Конечно. Это же мой хозяин. Он постоянно заглядывает, чтобы проверить свой магазин.
        - А когда Генка был в последний раз?
        - Вчера и был.
        - И как он?
        - Как обычно. Ходил, как навоза объелся, ко всему придирался. Принюхивался, - равнодушно произнесла Юля. - Надоел хуже пареной репы. Но не темни. Что конкретно ты хочешь узнать?
        - Ну, вообще, - туманно ответил я.
        - Как это вообще? Впрочем, я понимаю, почему ты о нем расспрашиваешь. Тебя беспокоят те деньги, которые твой дядя занял у Кривоноса и по естественным причинам не вернул. Теперь, по-моему, он требует их с тебя. Не так ли?
        - Угу.
        - Да, неприятная история.
        - Ты уверена, что мой дядя был ему должен?
        - Володя, правда, мне ничего точно неизвестно. Мало ли чем они там занимались? Может, работорговлей? Может, шпионажем в пользу Эфиопии? Не женского ума это дело. Но Кривонос говорить зря не будет. Получается, что Виктор и впрямь брал у него деньги, - подумав, сказала Юля. - Я сочувствую твоему положению. Я обязательно попробую как-нибудь тебе помочь.
        - Каким образом?
        - Хитренький, все тебе и расскажи. Пока я еще не решила. Но, во всяком случае, не преступным образом и не аморальным. Приличия будут соблюдены. Удовлетворен?
        - Глубоко. Что ж, заранее благодарен, - с признательностью произнес я. - Что слышно новенького в поселке?
        - Ровным счетом, ни-че-го. Народ отдыхает, и готовиться к лету.
        - А как на свалке?
        - На помойной возвышенности тишина, - усмехнулась она. - С деньгами у тебя действительно так плохо?
        - Да нет, не совсем.
        На прощание я получил еще две банки пива, молчком протянутых мне Юлей. Мне оставалось только гадать о причине ее столь неожиданной щедрости. Как бы там ни было, следовало чаще будить лучшие чувства в душе рыжеволосой продавщицы, пересчитывая при ней с мрачной физиономией мелочь из собственного кармана.
        Но, похоже, что о похищении моей сестры Юля, в самом деле, ничего не знала.
        Глава шестнадцатая
        Гера и Татьяна даже не заметили, как я вернулся домой. В расслабленных позах они сидели на кухне, окутанной табачным маревом. Успев осушить одну бутылку самогона и более чем наполовину вторую. Передо мной предстало прямо-таки живописное полотно из жизни обитателей неблагополучной квартиры - алкоголиков или наркоманов. В кастрюле на газовой плите что-то кипело и булькало, испуская густые клубы пара. Весь стол был завален грязной посудой, а пепельница доверху переполнена почему-то мокрыми окурками. (Суп они из пепельницы хлебали, что ли?) У обоих были раскрасневшиеся лица с влажными сверкающими глазами.
        Мое появление на кухне Гера и Татьяна встретили почти безразлично, прореагировав на него лишь вялым взглядом и кивком.
        - По-моему, друзья, вы чересчур резво начали. Смотрю, вы уже тепленькие. Как бы вам не перегореть, - заметил я, пододвинул табуретку и сел за стол рядом с Татьяной.
        - Не бэ, не перегорим, - отозвался Гера. - Ты, главное, не бойся.
        - Вам виднее, - не стал я спорить.
        - А что, прикажешь, нам делать? Польку танцевать? Ведь такие дела - плакать хочется, - всхлипнув, произнес он. Потом взял с тарелки большой соленый зеленый помидор и целиком отправил к себе в рот. Помидор с трудом уместился у него во рту, вынудив Геру до безобразия надуть щеки. Чтобы он не вывалился наружу, ему пришлось, с отчаянным сопеньем, придерживать его указательным пальцем.
        - Моя помощь не требуется? - спросил я, в тревоге приподнимаясь с места.
        В ответ он, прикрывая рот рукой и вращая выпученными глазами, отрицательно мотнул головой.
        - Да выплюни ты его, - посоветовал я.
        Гера снова мотнул головой, что должно было означать - никогда! Ни за что на свете!
        - Не страдай, выплюни!
        - Ладно, не смущай его, Володя. Проглотит как-нибудь. Будешь есть вареную картошку? - поинтересовалась Татьяна. Несмотря на то, что выпила она, очевидно, немало, голос у нее по-прежнему оставался красивым и мелодичным. В нем появились даже какие-то новые воркующие нотки.
        - Нет, спасибо, - отказался я. - Кстати, твоя картошка уже сварилась.
        - Точно, дорогой, она готова. Можно подавать на стол, - согласилась Татьяна, слегка пошатываясь, встала со стула, взглянула в кастрюлю и выключила плиту.
        - Как, Володя, на улице? Как проветрился? - благодушно осведомился Гера, счастливый оттого, что справился, наконец, со своим зеленым помидором.
        - Неплохо. Погулял немного, полюбовался весной, поговорил кое с кем.
        - С кем? - насторожилась Татьяна, повернувшись ко мне от плиты.
        - Пропустишь с нами по одной? За возвращение, - предложил Гера и принялся наливать нетвердой рукой из бутылки самогон в рюмку себе и Татьяны. При этом обильно капая им на клеенку. - Танюш, достань ему рюмашку. Или, может, тебе сразу дать стакан?
        - Не беспокойся, Гера, не надо. Я выпью лучше пива, - ответил я и, соблюдая великую осторожность, чтобы опять не облиться, начал открывать банку.
        - Напрасно, шурин. Не советую. Будешь только от него без конца бегать в уборную.
        - Ничего, не из графьев - сбегаю.
        - Так, с кем же ты, Володя, разговаривал? - повторила Татьяна свой вопрос, выпив рюмку и тыкая сигаретой в пепельницу, чтобы смахнуть с нее пепел.
        - С Пахомом Максимычем из поселковой администрации и продавщицей Юлей, - смиренно произнес я. - До этого еще немного с Мареком.
        - Правильно, сделал, что поговорил, - похвалил меня Гера. - Вытянул из них что-нибудь полезное для нас?
        - По большому счету, нет. Просто уточнил для себя некоторые детали.
        - Ну и шут тогда с ними, с администраторами и продавщицами! Да и с твоим соседом Мареком! Хоть убей, не доверяю я никому в вашем поселке.
        - Между нами, Гера, он неровно дышит к этой рыжей Юльке из магазина, - заявила Татьяна. - Как что, то мигом к ней. Будто бы купить продукты.
        - С чего это ты, любопытно, решила? - спросил я.
        - Дышишь, дышишь. Не делай невинный вид. Я же вижу, не слепая на оба глаза. Вон и к Вике, дочке Марека, тоже. Если еще не сильнее. Он, Гера, оказался на проверку страшным бабником. Готов увиваться за каждой юбкой. Он как настоящий сексуальный маньяк.
        - Ага, и тюрьма по мне плачет! Но ничего подобного! Полная чушь! - с негодованием произнес я. - Потом половина юбок ходит сейчас в штанах.
        - Господи, какая разница, в чем они ходят? Главное, что увиваешься.
        - Это ты, Володя, напрасно. Оставь юбки и штаны в покое. Дались они тебе, - строго сказал Гера и плавным движением потянулся за вторым помидором.
        Но я успел вовремя перехватить его руку.
        - Стоп, остынь. Новых твоих мучений мне не пережить.
        - Хорошо, обойдемся без мучений. Но я бы легко охомячил этот помидор. Разрезал бы на части, и охомячил, - ответил он. - А Татьяна у тебя нормальная баба и совсем не стервозная. Нет, поначалу-то, при первой нашей встрече, я принял ее за обычную шалаву. Словом, за профуру, которая облапошила тебя как дошкольника. Но потом, когда мы здесь посидели с ней вдвоем и потолковали…
        - Это кто шалава?! Кто профура?! - возмутилась Татьяна до глубины души, уткнув кулаки в бедра. - Ничего себе сказанул! Хам ты и негодяй после этого! Урод недоделанный!
        - Это он не о тебе, Таня, - поспешил заметить я.
        - Верно, Володя. Я не о ней. Шалава и профура - это Юлька с Викой, - нашелся Гера. - А ты, Танюш, во всех отношениях порядочная и положительная женщина.
        - Тактичная, воспитанная, интеллигентная. С настоящим талантом. Дикторша на вещевом рынке. Хоть и бывшая, - добавил я и попросил: - Только впредь давай сдерживайся. Не лезь сразу в бутылку.
        - Ты сам лучше держи себя в узде, - хмыкнув, посоветовала Татьяна.
        - Я всегда держу себя в узде.
        - Не всегда.
        - Ошибаешься, всегда.
        Гера, поморщившись, демонстративно махнул на нас рукой. Разбирайтесь, дескать, сами, без меня: кто есть кто. И выпил полную, до краев, рюмку самогона. Затем, словно поразился неприятной мыслью, внезапно помрачнел и пристально уставился на меня.
        - Ты вот что, милый родственник, скажи мне: почему ты зажал деньги на выкуп Шуры? Выходит, что цветные бумажки тебе дороже жизни собственной сестры? По моему разумению, сволочной это поступок, - медленно и с нажимом произнес он.
        - Гера, прошу, поверь, нет у меня денег. Я же тебе вчера об этом говорил. Ты прямо как Генка Кривонос. Он тоже с ослиным упрямством требует с меня дядин долг, - вздохнув, ответил я.
        - Врешь, есть!
        - Не вру. Это правда.
        - Нет, честно слово, у нас никаких денег, - присоединилась ко мне Татьяна.
        - А ты бывшая дикторша с рынка вообще молчи! Не встревай в мужской разговор! Не с тобой толкуют! - побагровев, заявил он и стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда, стоявшая на нем.
        - Тебе, Гера, наверное, моча ударила в голову! Все-то ты позабыл! - рассердившись, произнес я. - Это у вас, у тебя и Шуры, были деньги - двадцать тысяч долларов! Это вы их от меня утаили! Я же ничего не скрывал и не скрываю! Нет нужды! Ты меня перепутал с вами самими!
        - Не двадцать тысяч, а двенадцать и рубли! - громко поправил он. - Да, мы их утаили, спрятали, заныкали! Называй, как хочешь! Но зато ты получил эту квартиру! Со всем добром и обстановкой! Разве тебе этого мало?!
        - Спасибо, не мало. Я безмерно счастлив. Но повторяю русским языком, мы в ней ничего не находили.
        - Не обманывай, находили! И никакие-нибудь жалкие двенадцать тысяч, а намного больше. Но ты их зажимаешь! Шура сидит там страдает у похитителей, а тебя жаба душит с ними расстаться! - брызгая слюной, проорал Гера, схватил меня за грудки и приблизил свое лицо к моему лицу. - Гони их немедленно! Не жмись!!
        - Нечего мне давать - у меня, их нет! Понимаешь, нет! Они есть только в твоей фантазии! - ответил я, отцепляя его пальцы от своей рубашки. - Успокойся и не буянь. Вообще, иди-ка ты сейчас лучше отдохни.
        - Да, в постельку, - поддакнула Татьяна. - Бай-бай.
        - Фигушки вам! Никуда я не пойду! - распаляясь еще сильнее, заявил Гера.
        - Ну и дурак! В таком состоянии Шуре ты ничем не поможешь, - заметил я.
        - Очень даже помогу! Я сдеру с тебя деньги, чтоб ее освободить! Костьми лягу, а сдеру!
        - Сиди тогда тут. Валяй ваньку, сколько твоей душе угодно. А мы пойдем, - сказал я, поднялся сам и поднял со стула Татьяну. Она не противилась, и покорно пошла впереди меня с кухни.
        - Гоните деньги, сукины вы дети! - злобно крикнул нам вслед Гера.
        - Нет их у нас! - бросил я ему через плечо.
        - Не будь болваном, Гера. Откуда мы их тебе возьмем? - поддержала меня Татьяна.
        - Что твоей бабе все неймется?! Что она, курица щипаная, встревает в наши денежные дела?! Укороти ей язык! Не то, обещаю, я сам это сделаю, - пригрозил он.
        - Руки коротки! - с видимым удовольствием съехидничала Татьяна. - Сморчок!
        - До твоего языка они дотянутся!
        - Мечтать - не вредно!
        - Гера, не неси пургу, и она не станет встревать, - посоветовал я, притормаживая в коридоре и поворачиваясь к нему. - Успокойся.
        - Последний раз говорю тебе по-хорошему: дай деньги на выкуп Шуры, - потребовал он.
        - Последний раз отвечаю тебе по-хорошему: нет у меня никаких денег, - сказал я.
        - Значит, нет?!
        - Нет!
        И здесь во всей своей красе проявился скверный, вздорный характер мужа моей сестры, о котором я был так наслышан от Шуры.
        Гера достал из-под стола пустую бутылку самогона и тщательно проверил, не сохранилось ли в ней чудом самогона. Чуда, увы, не произошло. Потом задумчиво подкинул бутылку на ладони, неторопливо прицелился и - со словами «держи, фашист, гранату» - запустил ею в меня. Но я сумел вовремя уклониться. Однако, просвистев мимо меня, она угодила донышком в висок Татьяне. Та сдавлено вскрикнула от боли и испуга и, обхватив голову руками, опустилась на коврик перед входной дверью. Вскоре из-под Татьяниной ладони показалась кровь. Она потекла тонкой струйкой по ее щеке и шее. И дальше, проникая под халат, на красный атласный бюстгальтер. Возможно, что и до самых трусов.
        Ну и Гера! Тоже мне вольный стрелок Вильгельм Телль! Научился бы сначала бутылку, как предмет метания, держать в своих корявых лапах! Промазал в меня и вот, пожалуйста, - испортил девушке любимую носильную вещь.
        Преисполненный праведным негодованием и не только за испачканный бюстгальтер, но и за кровоточащую рану на виске Татьяны, я решительно направился к Гере.
        Он тотчас, как по команде, встал с места и сделал два-три шага мне навстречу. Вцепился пальцами обеих рук в мое горло и, пылая лютой злобой, принялся душить. У меня перехватило дыхание - я начал задыхаться и хрипеть. Длилось, правда, это не долго. После короткой ожесточенной борьбы, я сумел освободиться и резко, с силой, оттолкнул его от себя.
        Словно пушинка, Гера отлетел назад, опрокинув при этом стол. Со стола с грохотом посыпались тарелки, рюмки, соленые помидоры, вареная картошка, пепельница с мокрыми окурками, початая пачка сигарет, зажигалка, чашки, вилки. Скатилась также моя банка с недопитым пивом и вторая бутылка с остатками самогона.
        Гера гулко стукнулся спиной о кухонный пенал и с подогнутыми коленями присел на пол. Но, издав воинственный клич, тут же вскочил и со стальной вилкой, зажатой в кулаке, ринулся на меня. К счастью, его атака не удалась. В живот он мне не попал. Я же, отняв его вилку, крепко двинул ему по челюсти. Гера потерял равновесие и растянулся почти во всю ширину моей небольшой кухни.
        Но его упорству можно было позавидовать. Придя немного в себя, он поднялся и бросился в новую атаку. Ну, просто натуральный камикадзе! История в точности, за исключением лишь отъема вилки, повторилась - я вторично уложил Геру на пол. Ничего удивительного. Я был моложе его, сильнее и, вдобавок, чуть ли не совершенно трезвый.
        Нет, Шура бы не одобрила моего поведения. Наверняка бы отругала и поставила в угол. Стоял бы грыз ногти и смотрел в стену до самого прихода родителей. Но сейчас я об этом мало думал. Я готовился стукнуть Геру еще раз. Если, разумеется, он попытается опять меня атаковать.
        - Прекрати, Володя! Сию же минуту прекрати!! - закричал Марек громовым голосом, неожиданно появляясь на кухне. Подскочил ко мне и схвати сзади за локти. - Ты что, в самом деле?! Ополоумел?! Давай, дружок, охладись!
        - Охладился и прекратил, - ответил я, переводя дыхание.
        Гера не замедлил воспользоваться представившейся паузой. Предусмотрительно отполз подальше, к газовой плите, и сел, прислонившись к ней спиной. Пол возле него был залит пивом и самогоном. Там же валялась битая посуда и подавленная картошка с солеными помидорами. Что ж, весьма удобно. Чтоб, не сходя с места, выпить и закусить.
        - Видишь, Марек, что сделал со мной мой дорогой родственничек? Этот хрен моржовый! - сказал Гера, размазывая кулаком по щекам кровь вместе со слезами. - Он всегда меня ненавидел. Ждал только подходящего момента, чтобы разделаться со мной. Он со своей шалавой Танькой хотел меня убить. Представляешь, Марек? Но не получилось, обломилось у них. Меня так просто не возьмешь. Я - ни какой-нибудь хлюпик… Не ухмыляйся ты, Вовка! У-у, скотина! Погоди, я с тобой еще расквитаюсь!
        Я мягко высвободился из объятий моего соседа, подошел к Гере и, склонившись над ним, отвесил ему две крепкие звонкие оплеухи. Начатое дело все же следовало доводить до логического конца. То есть, полностью приводить его в чувство.
        - Видишь, Марек, он хочет меня убить, - плаксивым голосом проговорил Гера, утративший весь свой бойцовский дух и загораживаясь от меня руками. - Прошу, останови его! Он же ненормальный! Как из клетки вырвался!
        - Угомонись ты. Володя, наконец! Ты, действительно, как ненормальный! - разозлился Марек, оттаскивая меня от него. - Хватит! Не навоевался еще?! Что у вас здесь происходит?! Объясните мне!
        - Да ничего особенного, - ответил я. - Он напился с утра, как извозчик, и полез в драку.
        - Ха-ха-ха, - невесело рассмеялся Гера. - Слушай его больше. Он тебе еще не того наплетет. Я приехал к нему не самогон глушить, а попросить денег. Как же, допросишься их от Вовки. Скорее, гастрит себе заработаешь. Зато издеваться по всякому поводу над человеком он великий специалист.
        - Ну-ну, заливай дальше, - усмехнулся я.
        - Ничего я не заливаю. Вот спрашивает, Марек, сегодня утром, как правильно говорить одевать куртку или надевать? Да мне на это наплевать! Если не выразиться грубее! Или кушаю я соленый помидор, а он давай давиться от смеха, что кушаю я не как положено. Не по культурному. Клоуна себе нашел! Родственник, называется! И это вместо реальной-то помощи!
        Из ванной, прижимая к виску мокрое полотенце, вышла Татьяна и встала на кухне возле холодильника.
        - В общем, спасибо за избиение немолодого хворого человека. Уважил, шурин. А эта подруга его еще подначивала, - сказал он, указывая в ее сторону.
        - Твоими словами получается, что ты, Гера, невинная овечка. Прямо святой угодник какой-то, - заметила Татьяна, выразительно жестикулируя незанятой рукой. - Ответь тогда, зачем пулялся бутылками? Ты мне, черт, голову чуть не проломил. Я в больницу чуть не угодила.
        - Прости, конечно, - смутился он. - Но я не в тебя бросал, а в твоего сожителя, в Вовку. Ты просто попала на линию огня.
        - Артиллерист фигов, - буркнул я.
        - Считаешь, Гера, что мне от этого легче? Теперь, может, у меня на всю жизнь шрам останется?
        - Прости еще раз. Но бабе по любому не следует встревать в мужской разговор.
        - Не указывай мне, что я должна делать в собственном доме, - фыркнула Татьяна.
        - Давно, интересно, он стал твоим собственным?
        - Это тебя не касается.
        - Отчего же, очень даже касается.
        - Перестаньте, друзья. Честное слово, вы как на базаре. Успокойтесь. Иначе вы снова подеретесь, - вмешался Марек. - Так объясните, что у вас случилось?
        - Шуру похитили, - устало произнес я.
        - Ты серьезно?
        - Какие уж тут шутки.
        - Когда?
        - Позавчера, - вздохнув, ответил я. - Гера рассказывает, что она отправилась на садовый участок проверить дом перед началом летнего сезона. Назад она не возвратилась. Поздно вечером ему позвонили и потребовали заплатить за ее освобождение выкуп. Двести пятьдесят тысяч долларов.
        - Ух, ты! - вырвалось у Марека. - Губа у них не дура!
        - Естественно, что таких денег у Геры под рукой не оказалось, и он приехал посовещаться со мной. По крайней мере, именно так я понял.
        - Еще бы! Гера же у нас не миллионер, не нефтяной барон, - кивнул Марек. - То-то я почувствовал нечто неладное, когда вы утром заявились ко мне покупать самогон. Кошмар, что творится на свете. Но нужно было сразу мне сказать, что произошло. Почему вы, друзья, молчали? Я ведь вам не чужой человек.
        - Я не рассчитывал, что ты сумеешь нам в чем-то помочь, - заметил Гера. - Потом гниды-похитители запретили мне посвящать в эту историю посторонних.
        - Что ж теперь делать? - спросил Марек.
        - Не знаю, - пожал плечами Гера.
        Марек участливо помог ему подняться с пола. Стряхнул сзади брюки, усадил на стул и налил стакан водопроводной воды.
        Казалось, что с Геры выветрился едва ли не весь его хмель. Во всяком случае, говорил он сейчас вполне разумно. Я даже упрекнул себя, что несколько минут назад его поколотил. Наверное, мне все-таки не стоило с ним ссориться и затевать драку. Следовало просто удалиться в свою комнату и закрыться в ней.
        Вот так со мной всегда. Сделаю чего-то, а после начинаю сожалеть.
        Татьяна почти тоже окончательно протрезвела и, с внезапно пробудившимся чувством хозяйки, принялась подметать на кухне пол. Как ни парадоксально, но полученная встряска пошла всем нам на пользу. Мы разрядились.
        - Я, Марек, приехал к Вовке одолжить денег, а вместо них схлопотал по морде, - горестно произнес Гера, потирая желвак на скуле. - Разве это справедливо?
        - По-моему, не справедливо. Но, Гера, вся штука в другом. У Володи нет таких больших денег, - сказал тот и метнул на меня быстрый взгляд прищуренных глаз. - Подумай, откуда им у него взяться?
        - Ну, он мог найти деньги в этой квартире. Ведь раньше она принадлежала Виктору, а их с Шурой дядя был богатый мужик. Первый воротила в вашем поселке. Куда ж тогда подевались все его капиталы? Ясно, что они у Вовки, - заключил Гера.
        - К сожалению, нет. Володя не находил его капиталы. Иначе бы я об этом догадался.
        - Точно. Кто-кто, а ты бы догадался, - согласилась Татьяна, сметая мусор в совок.
        - Но мне-то, откуда было знать это наверняка. Я ж не его сосед, как ты, Марек, - буркнул Гера. - Понимаешь, я сильно переживаю за Шуру. Постоянно думаю, каково ей приходится там, у похитителей. А тут Вовка со своими шуточками и подначками. Будто положение сестры его совсем не волнует. В общем, достал он меня. Я терпел-терпел, и вспылил.
        - По-твоему, ты один переживаешь за Шуру? Один думаешь, каково ей у похитителей? Заблуждаешься. Я переживаю не меньше твоего. У меня нервы тоже на пределе. Только я этого не показываю. Не скандалю и не швыряюсь бутылками, - ответил я Гере. - Впрочем, все равно извини. Я погорячился.
        - Ладно, чего уж там. И я был хорош, - пробормотал Гера и протянул мне руку.
        - Давно бы так, ребята, - с одобрением произнес Марек. - Это по-нашему.
        - Угу. Сначала подраться, после помириться, - усмехнувшись, заметила Татьяна.
        - Как же по-другому? Не согрешишь - не покаешься. Не подерешься - не помиришься. Так у нас повелось, - сказал Марек. - Кстати, шум у вас стоял ужасный. Как при смертоубийстве. Я уж хотел милицию вызывать. Но потом решил зайти прежде сам.
        - Спасибо, что не вызвал, - поблагодарил я. - Пришлось бы нам еще и с милицией объясняться. Да, а кто тебе открыл? Я не слышал звонка.
        - Татьяна и открыла. Она сидела на полу возле двери.
        - Верно, - подтвердила она. - Не мудрено, что не слышал. Тебе было не до звонков. Ты был занят на кухне.
        - Отлично, разобрались. Выпьем по такому поводу мировую, - предложил Гера. - Самогон, по-моему, у нас еще остался. Переколотили мы сгоряча не все бутылки.
        - Я против. Давайте ограничимся кофе. Потому как второго такого побоища моя кухня не выдержит. Мне и без того придется наводить в ней порядок до завтрашнего дня, - сказала Татьяна и поставила кипятить на плиту воду в чайнике.
        - Правильно, лучше кофе, - кивнул Марек. - Сейчас тебе, дорогой, с Володей нужно не самогон хлестать, а решать, как вызволить Шуру из лап похитителей.
        - Ха. А что мы можем решить? Ничего! Мы бессильны, как тот крот перед экскаватором. Денег у нас нет. Как ни крути. Поэтому остается только пить, - заключил Гера.
        - Хоть пей, хоть не пей. Но мы и впрямь не знаем, что нам предпринять, - добавил я.
        - Пускай не знаете. Но какие-то соображения у вас имеются? - спросил Марек.
        - Соображение всего-навсего одно, - помедлив, ответил я. - Тем, кто похитил Шуру, было, несомненно, известно о капиталах Виктора. Не за нашими же личными сбережениями они охотятся? Стало быть, в поселке у них есть свой человек. Следует вычислить кто это. Потом через него выйти на остальных похитителей.
        - Что ж, весьма разумно, - согласился Марек. - Причем он мог и сам принимать непосредственное участие в похищении.
        - Вероятно. Он мог быть даже организатором.
        - Вполне. Ты кого-нибудь подозреваешь, Володя? - поинтересовался Марек.
        - Всех. Но конкретно никого.
        - Неужели и меня? - встав в оскорбленную позу, спросила Татьяна.
        - Ага. И тебя, и Геру, и Марека.
        - Ловко! - усмехнулся Гера. - А себя?
        - Себя? Нет. Меня должны подозревать вы, - без обиняков ответил я.
        - Эдак вы, ребята, далеко зайдете, сидя в доме и подозревая друг друга. Боюсь, что до большой крови, - заметил Марек, почесав в затылке. - Но есть еще один путь. Попытаться выяснить, где они ее прячут.
        - Ну, это ты, Марек, загнул, - протянул я. - Мало ли на свете существует разных укромных уголков. Попробуй выяснить, в каком именно она уголке. Целой жизни не хватит.
        - В принципе, да. Но логично предположить, что если похитители знали о положении Виктора и его деньгах, то они как-то связаны со свалкой. Как, по-твоему, Володя?
        - Безусловно.
        - Значит, очень возможно, что Шуру прячут где-нибудь здесь рядом. Например, на нашем мусорном полигоне, - заключил он.
        «А что? - подумал я. - Неплохая идея. Странно, как она сама не пришла раньше мне в голову? Нет, наверное, нужно поменьше размышлять о женских бюстгальтерах».
        - Но мусорный полигон большой, - сказал я.
        - Большой. Но не безграничный. Не пустыня же Сахара. А для человека, которому он хорошо известен, полигон и вовсе маленький, - резонно заметил Марек. - Но почему бы вам, друзья, не обратиться в милицию?
        - Похитители запретили, - буркнул Гера.
        - Да и нет нашей милиции никакой веры. Они будут не столько искать Шуру, сколько выяснять, откуда у нас могли взяться такие деньги, - усмехнулся я.
        - Понятно, - кивнул Марек.
        - Нет, конечно, мы туда обратимся. Но после.
        - В самый последний момент, - добавила Татьяна.
        Мы выпили по чашке кофе, посидели еще немного и уговорили Геру, сникнувшего на глазах, пойти отдохнуть в маленькую комнату. Потом Марек, озадаченно покачивая головой, удалился к себе в квартиру. Татьяна, позевывая, но, держа данное обещание, принялась убирать на кухне. Я же спустился во двор, чтобы выпить оставшуюся банку пива и выкурить сигарету.
        Удобно развалившись на лавочке, под сенью готовых распустить листву деревьев, я открыл банку, сделал глоток - и поперхнулся. В кармане моей куртки зазвонил мобильный телефон Геры, взятый мной на всякий случай на улицу.
        Вот чертовщина! Решительно не везло мне сегодня с этим пивом. То оно, вырываясь из банки, мочило мою одежду, то Гера разливал его на пол, то я сам им давился. Наверное, Юля одарила меня им не от чистого сердца. Была у нее потаенная мыслишка.
        - Алле, Гера, - раздался в трубке гнусавый мужской голос. Хотя голос был явно изменен, он показался мне знакомым. - Где ты шляешься? Почему сразу не отвечаешь?
        - Это - не Гера. Я - Владимир. Брат его жены, - сказал я с трудом сдерживая волнение. Между прочим, оттого, что у меня першило в горле, голос мой также изменился.
        - А-а, Владимир? А куда подевался Гера? - спросил он после некоторого замешательства.
        - Он не может сейчас подойти.
        - Как это не может?! Что за дела?! Ладно. Значит, ты брат Шурки? Поговорю с тобой. Ты в курсе, кто я? И чего я желаю?
        - Приблизительно.
        - Приблизительно или точно? Я не собираюсь растолковывать тебе все снова.
        - Тогда точно.
        - Ну, другой разговор. Я звякнул, чтоб узнать, наскребли вы бабки или нет?
        - Скорее, нет. Откуда нам столько взять?
        - Меня это колышет меньше всего.
        - Понимаю. Но и ты пойми нас. Если даже мы все продадим, то наберем от силы тысяч сорок, - постарался, как можно убедительнее, произнести я. - Да и то дней через десять.
        - Повторяю, меня это колышет меньше всего. Это ваши проблемы. Короче, к завтрашнему дню, чтоб все бабки были собраны. Или мы начнем резать твою сестричку и присылать вам по почте части ее тела. То пальчик, то носик, то ушко. Ценными бандеролями. Чтоб дошли в целости и сохранности, - хохотнул он.
        - Я хочу поговорить с Шурой.
        - Завтра. Я позвоню завтра и дам ей трубку.
        - А сегодня?
        - Нет.
        - Ты вроде бы обещал Гере, что дашь нам на сборы денег еще два дня, - напомнил я.
        - Ничего я ему не обещал. Меня, вообще, не касается, что он тебе там наплел. Требование прежнее: к завтрашнему дню вы должны собрать все бабки. Двести пятьдесят тысяч зеленых. Ясно?
        - Ясно.
        - И еще, чтоб ты знал. Я звоню из машины. Каждый раз по-новому мобильнику, потом сразу его выкидываю. Не жалко. Они ворованные. Усек, к чему я? По телефону на нас выйти нельзя. Все. Отбой, - сказал он и в моей трубке раздались короткие гудки.
        По всему чувствовалось, что он нервничает и не очень уверен в себе. Это меня беспокоило. Находясь в таком состоянии, он со своими сообщниками действительно был способен причинить Шуре серьезный и непоправимый вред. Но я не знал, как мне повлиять на ход событий.
        Нет, человечество на собственную погибель изобрело эту телефонную связь! От нее только сплошные неприятности! Лучше бы оно вечно пребывало в блаженном невежестве!
        Допив пиво из банки, я покинул лавочку во дворе. Поднялся на свой второй этаж, открыл незапертую входную дверь и, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. Татьяна негромко, но вполне внятно и отчетливо, разговаривала на кухне с кем-то по телефону. Будь он неладен!
        Я остановился в прихожей, повесил на вешалку куртку и переобулся в домашние тапочки. Хотя подслушивать, как меня учили в детстве, было некрасиво, делать сейчас я начал именно это. Виной тому были обстоятельства. В настоящий момент сложилась слишком тревожная ситуация, чтобы во всем слепо соблюдать правила хорошего тона.
        … - Не волнуйся, я поняла, - говорила Татьяна в трубку невидимому собеседнику, - я попробую… Ты не пожалеешь… Ну, само собой, ни в коем случае… Нет, ему ничего неизвестно. Он и не догадывается… Я обещаю… Желательно поскорее… Но ты, смотри, не подведи меня… До встречи… Целую.
        - Тебе кто-то звонил? - спросил я, войдя на кухню и принимаясь мыть руки под краном.
        - Да так, - смутившись и слегка покраснев, отмахнулась она ладошкой.
        - Если не секрет, кто?
        - Один мой давний знакомый, по делу. Раньше мы работали с ним вместе. Имели общие интересы.
        Я понял, что распространяться дальше на эту тему Татьяна не намерена. По своему опыту я знал, что, как не пытайся, ничего больше выудить из нее мне не удастся. Она просто замкнется в себе, словно улитка в раковине. Но зато теперь у меня появилась обильная пища поразмышлять на тему, с кем это она, любопытно, вела тайные переговоры по телефону. Чем, собственно, я и занимался до самого вечера.
        Глава семнадцатая
        Всю ночь я провел в беспокойном полузабытье. Когда же, наконец, заснул под утро, то мне приснился Помойник.
        Мне снилось, что я нахожусь на городской свалке. На черном небе блестят крупные яркие звезды, а полная луна заливает всю округу слабым призрачным светом. Порывы ветра носят по полигону легкий мусор. Сама свалка, вздыхая, как огромное живое существо, испускает резкий запах аммиака.
        Я спешу.
        Я иду, разгоняя стаи крыс, по каким-то своим неотложным делам. Путь мой пролегает по извилистой тропе среди мусорных куч и холмов.
        И вдруг дорогу мне преграждает Помойник. Охваченный трепетом, я врастаю в землю. Я не в силах шевельнуть ни рукой, ни рукой. Я очень боюсь.
        Помойник тоже замирает на месте. Выглядит он еще более жутко и безобразно, чем в моих предыдущих снах. Его жесткая шерсть всклокочена. Он весь перепачкан в крови. Как я понимаю, кровь эта человеческая, и свежая. Она каплями стекает с когтей его лап, образуя под ними на земле неровные пятна.
        Но Помойник не делает попыток приблизиться ко мне, и от него не исходит обычной злобы. Он только стоит и смотрит на меня своими красными горящими глазами. В них читается застывший немой вопрос.
        В страхе я проснулся и присел на постели, сотрясаемый мелкой дрожью.
        В комнате было темно и тихо. Ничто не нарушало ночного покоя. Не слышалось даже заливистого храпа Геры из соседней комнаты. Лишь гулко тикали настенные часы да слегка шелестели парчовые занавески от тока воздуха из открытой форточки. Дворовые собаки и те не тявкали. Спали вместе со всем миром.
        - Что с тобой? - сонно поинтересовалась Татьяна, лежавшая рядом в постели.
        - Ничего особенного, - с хрипотцой отозвался я, пытаясь совладать с собой.
        - Приснился какой-нибудь кошмар?
        - Да. Точно уж, не комедия.
        - Ничего, бывает. Не бери в голову. Сходи на кухню, попей водички.
        - Лень.
        - Напрасно, Володя. Постарайся тогда еще заснуть. Завтра у нас трудный день, - сказала Татьяна и зевнула. Потом повернулась на другой бок. Брыкнулась, как молодая сноровистая лошадка, едва не опрокинув меня на пол, и, обращаясь к стене, добавила: - Давай, Володя, спи и не вздыхай. Не мешай мне.
        - Хорошо, сейчас.
        - Спи-спи.
        Я, конечно, понимал, что мне следовало как можно лучше отдохнуть, чтобы набраться сил для предстоящего дня. Потому как встретить его нужно было во всеоружии. Но, спрашивается, заснешь разве сразу после такого сна? Черта с два. Не стоило и мечтать.
        Нет, мало мне было дум и переживаний по поводу похищения Шуры, а тут снится еще этот урод - изверг рода человеческого. Нагоняет страха. Честное слово, попался бы мне Помойник наяву - разорвал бы его, паразита, на мелкие кусочки собственными руками. Нечего пугать по ночам законопослушных граждан!
        Днем мы все втроем сидели на кухне, вяло переговаривались и посматривали в окно. На пустынную улицу и дальше - на очертания городской свалки на горизонте. Надо сказать, что этот вид не доставлял мне никакого удовольствия. В особенности, в свете моего очередного ночного кошмара. Чтобы нам не было совсем уж тоскливо и невмоготу, утром я купил в магазине у Юли несколько банок пива из личного запаса Кривоноса, и мы, как заправские немецкие бюргеры, медленно его попивали, часто перемежая пиво перекурами.
        Мои наручные часы показывали 13.30., когда зазвонил мобильный телефон Геры. Разумеется, мы сразу поняли, кто это желал с нами связаться.
        Я вопросительно взглянул на Геру и, получив от него утвердительный кивок, взял трубку. Понятно, что он был рад возложить на меня всю ответственность за переговоры с похитителями.
        - Алле, Вова? - спросил в трубке знакомый гнусавый голос. - Это ты?
        - Угадал. Приз в студию, - ответил я. - Но я-то Вова, а вот ты кто? Как, прикажешь, к тебе обращаться?
        - Охладись, Вова. Давай не суетись под клиентом. Я не вижу повода для близкого знакомства с тобой. Обойдешься пока местоимениями. Бабки собрали?
        - Сначала я хочу поговорить со своей сестрой.
        - Так и быть. Я ж тебе обещал. Подожди, - недовольно буркнул он. - Вы только давайте быстро.
        - Алле! Алле! Володечка, это ты, мой дорогой?! - услышал я через минуту в трубке взволнованный и сбивчивый голос Шуры.
        - Да! Я! Я! - прокричал я тотчас в ответ.
        - Дай мне! - попросил Гера, протягивая к мобильнику раскрытую ладонь. - Мне важнее!
        - Погоди, не сбивай с мысли, - отмахнулся я от него. - Шура, как ты себя чувствуешь?
        - Ничего.
        - Как тебя кормят? Ты хоть не голодная?
        - Нет, не голодная.
        - Как они с тобой обращаются?
        - Ну, как? Терпимо, - всхлипнула она. - Я знаю, Володя, что они требуют, чтобы вы заплатили им за меня огромные деньги. Не представляю, где вы их возьмете?
        - Не беспокойся. Это не твоя забота. Мы придумаем чего-нибудь, - заверил я ее. - Скоро мы тебя освободим.
        - Ты с кем сейчас?
        - С Герой и Татьяной у меня в квартире. На кухне. Дать ему телефон?
        - Не нужно. Гере будет больно.
        - Шура, где ты находишься?
        - Да не пойму я. Гулять меня не водят. Я сижу в какой-то комнате с занавешенными окнами, - ответила Шура. - Здесь плохо пахнет.
        - Ясно. Протухло что-то. Тебе известно, как зовут твоих похитителей?
        - Нет. Но я знаю… - в трубке послышались звуки непонятной возни и посторонние голоса. Затем «местоимение» строго произнес: - Ну, ты, Вова, наглеешь. Может, тебе еще наши паспортные данные дать?
        - Не повредило бы.
        - Я смотрю, прыткий ты малый. Как бы тебе об этом не пожалеть. Но, короче, мы свое обещание сдержали. Ты поговорил с сестрой. А как вы свое? Собрали бабки?
        - Откуда мы их вам соберем? Нет, естественно.
        - Что ж, досадно. Но на нет и суда нет. Тогда мы начинаем резать ножичком твою сестру, - пригрозил он. - Ножичек у нас острый. Ждите вскорости почтовое извещение на получение бандероли с частью ее тела.
        - Постой. Не лезь ты сразу в бутылку!
        - Никуда я не лезу. Ты вообще осторожнее в выражениях, недоумок.
        - Ладно, извини. Не лезешь. Но ты рано позвонил. Сейчас нет и двух часов. Дай нам еще время.
        - Так и быть, мы добрые. Предоставим вам отсрочку до сегодняшнего вечера. Все, - произнес он и отключил свой мобильник.
        А «местоимение» ошибся, подумал я. Ошибся в том, что разрешил мне поговорить с Шурой. По этому телефонному звонку легко можно было определить их местонахождение. Постольку он был сделан не из движущейся машины. Хотя нет. Наверное, он не ошибся. Просто ему было известно, что мы пока не обращались в милицию. Получается, он по-прежнему в курсе того, что у нас происходило.
        - Володя, как Шура? Что она тебе сказала? - спросил Гера после того, как я отнял трубку от своего уха.
        - Сказала, что жива-здорова. Что чувствует себя ничего, терпимо. Сказала, что сидит в комнате с занавешенными окнами. Не голодает. Она знает о том, что с нас требуют несуразную сумму за ее освобождение. Беспокоится, что у нас нет таких денег, - ответил я.
        - Шура - замечательная женщина. Она тоже переживает за нас.
        - Я ее прекрасно понимаю, - заметила Татьяна, поправляя халат на груди. Свой красный атласный бюстгальтер, испачканный в крови, она отправила в стирку. Теперь на ней был зеленый, как тот соленый помидор, которым чуть не подавился вчера Гера. По-моему, он еще был теснее предыдущего. Нет, такими темпами она скоро дойдет до нулевого размера. Но следует ей посоветовать, одевать вместо халата что-нибудь другое. Чтобы она прекратила смущать нас, мужчин.
        - Ну а что говорил этот… ее похититель? - спросил Гера.
        - Все, как обычно. Без изменений. Интересовался, собрали ли мы деньги? Я ответил, что нет. Тогда он пригрозил, что они применят к Шуре силу. Но я упросил его этого не делать. Он дал нам отсрочку до вечера, - бесцветным и монотонным голосом сообщил я.
        - Вот сволочь, - прошептал Гера. - Ничего нам не собрать до вечера.
        - Как мы поступим? - спросила Татьяна.
        - Обратимся в милицию, - ответил я.
        - Давно пора. Нужно было сделать это немедленно. Как только мы узнали, что ее похитили. Сейчас же милиция не успеет ничего предпринять. Нечего нам было столько времени выжидать.
        - Не обращались потому, Таня, что этим самым мы бы подписали Шуре смертный приговор. Кстати, это было и твое мнение.
        - Не помню, - мотнула она головой.
        - Ладно, не важно, - сказал я. - Теперь нам все равно нечего делать.
        - Верно, - кивнул Гера. - Деваться нам некуда.
        - Но сначала определим, куда нам обращаться? В районное отделение милиции по месту жительства Шуры или в Главное управление министерства внутренних дел по Московской области? Так, что ли, оно называется?
        - Вроде бы. Давай лучше в Главное управление, - посоветовал Гера.
        - Я тоже так считаю.
        - Делайте, что хотите. Но только не откладывайте надолго, - поторопила нас Татьяна.
        Слава Богу, я не имел сомнительного счастья каждый день связываться с этим Главным управлением и, разумеется, не знал наизусть его телефонный номер. Поэтому я встал из-за стола и направился в маленькую комнату, где, помнится, на книжном стеллаже лежала телефонная книга.
        В это самое время, как всегда, оглушительно затрезвонил звонок у входной двери. Я подумал, что это пожаловал Марек, и, развернувшись на месте, пошел ему открывать. Но на пороге робко стояла Марина. Да-да, именно Марина. Та самая девушка, с которой я познакомился в стоматологической поликлинике, и после прожил вместе с ней несколько лет.
        Сказать, что я удивился, значило бы, ничего не сказать!
        - Здравствуй, Володя, - слабым голосом произнесла она и, с долей театральности, упала мне на грудь. Что ни говори, все женщины прирожденные актрисы. Однако мой сегодняшний сон оказался в руку. По крайней мере, я испытал такое же потрясение, как, наверное, и при встрече в реальности с живым Помойником.
        - Ну-ну, Марина. Не надо плакать, - пробормотал я. - Все хорошо.
        - Прости, я не могу сдержаться. Слезы льются помимо моей воли. Я успела даже позабыть, как ты выглядишь.
        - Мариночка, прелесть моя, какими судьбами? - проговорил Гера, появляясь в коридоре. Между прочим, он всегда питал к ней глубокую симпатию и самые нежные чувства. В тайне от Шуры.
        Чтобы Марина могла ему ответить, я бережно отстранил ее от себя.
        - Не спрашивай, Гера, Так нескладно все получилось. Я рада тебя видеть. Мне не хватало вас всех. А это?.. - поинтересовалась она, имея в виду Татьяну, стоявшую в коридоре за его спиной.
        - Извини, - опомнился я. - Марина, познакомься, это - Татьяна. Татьяна, это - Марина.
        Они вяло и сухо, с постными физиономиями, пожали друг другу руки. Ни первая, ни вторая не произнесла обычной фразы, принятой в подобных случаях. Что, дескать, им очень приятно или что они польщены этим знакомством. По всему выходило, что обе они были не польщены и что им это было не слишком приятно.
        - Можно, я разденусь? - спросила Марина, впрочем, не торопясь этого сделать, а утирая слезы на глазах согнутым указательным пальчиком.
        Я невольно засмотрелся на ее красивое лицо, поражающее похожестью двух своих половин - левой и правой. Есть примета, согласно которой перед смертью лицо человека приобретает симметрические черты. Но у Крохли оно их не приобрело. Марина же, напротив, давно уже ходит с такими чертами и ничего - жива-здорова. Тьфу-тьфу-тьфу. Чтоб не сглазить. Верь, называется, после этого приметам!
        Татьяна поймала мой взгляд, и нахмурилась. Что ж, теперь у нее прибавится причин именовать меня бабником. Особенно в приступе ревности. Я отчетливо представил, как она стукает меня чугунной сковородой по голове. Приговаривая: Вот тебе Вика! Вот тебе Юлька! Вот тебе Маринка! Вот тебе я! При этом при каждом ударе я приседаю до земли и, залихватски охая-ахая, вытягиваю вперед руки, словно исполняю русскую народную пляску «Барыня». Но, справедливости ради, по отношению к Марине ее подозрения были не совсем беспочвенны. Я действительно по ней соскучился.
        - Насилу вас отыскала, - заметила Марина. - Ведь мне никто не объяснил, где конкретно ты находишься. Где там улица, дом? Сам поселок? У меня был один твой адрес. Плохо без путеводителя.
        - Естественно, путеводитель тебе бы не помешал. Но главное, что ты нас отыскала, - сказал я, помог Марине снять длинный бежевый плащ и повесил его на вешалку. Потом проводил ее на кухню и усадил на стул, предварительно освободив его от разного барахла, сваленного на него.
        - Выпьешь с нами пива? Свежего, баночного. Или хочешь кофейку? Растворимого, бразильского, - любезно предложил я.
        - Спасибо, я ничего не буду. А у вас здесь чудненько, - нашла она, озираясь по сторонам.
        - Целиком заслуга Татьяны. Она постоянно прибирает в квартире. Бывает, что круглые сутки напролет. Вообще она редкая рукодельница. Прямо Марья-искусница, - произнес я, чувствуя себя последним подхалимом. Но кому, спрашивается, охота схлопотать чугунной сковородой по башке? Это - больно. Да и роняет мужское достоинство. А так, глядишь, смилостивится и пощадит. Ограничится для стуканья всего лишь алюминиевой сковородой.
        - Значит, Володя, тебе повезло.
        - Еще бы, - кивнул я, ощупывая свою пока еще неповрежденную голову.
        - Только он этого не ценит, - сказала Татьяна.
        На миг я отвлекся от того, что происходило на кухне. Я подумал: вот хорошо было бы соединить воедино мелодичный голос Татьяны и ее умение носить тесные бюстгальтеры с красивым симметричным лицом Марины и ее пикантностью. Далее, добавить в ту же корзину ладную фигурку Вики и ее ухоженные яркоокрашенные ногти с роскошными рыжими волосами Юльки и ее веселый легкий нрав. Конечно, идея соединения черт разных людей для создания одного, была вовсе не нова. Но зато какова по сути! Получилась бы просто неотразимая и сногсшибательная красавица. Разве можно было бы поставить с ней в один ряд любую из модных ныне фотомоделей? Тысячу раз нет!
        - Только он этого не ценит, - повторила Татьяна. - Куда ты опять отъехал?
        - По делам, - ответил я, возвращаясь на землю. - Научно-исследовательским.
        - Вот так всегда с ним.
        - Да. С ним бывает подобное, - вспомнила Марина.
        - Заблуждаешься, Таня. Я ценю твои заслуги, - заметил я. - Марина, ты нас прости. Мы сегодня не в своей тарелке. Сейчас мне нужно позвонить. У нас крупные неприятности.
        - У нас горе, - произнес Гера.
        - Я знаю, - негромко проговорила Марина.
        - Откуда? - невольно вырвался у всех нас троих один и тот же вопрос.
        - Мне сказал Денис.
        - Это твой… - осекся я.
        - Ну да. Денис и похитил Шуру, - ответила Марина и, набравшись духа, продолжала: - Я обратила внимание, что последние дни он ведет себя как-то не так. Как-то странно. Ходит то слишком угрюмый, то слишком возбужденный. Потом я случайно услышала этот его телефонный разговор. Он мне очень не понравился. А вчера мы с ним поругались. В запале он мне все и рассказал, - она сделала паузу, и Гера с изяществом, совершенно для него не присущим, сунул ей в руку стакан пива.
        - Спасибо, а то у меня пересохло в горле… У нас с ним вышел жуткий скандал. Стены дрожали… Денис сказал, что похитил Шуру потому, что ты и Гера задолжали ему крупную сумму денег. Что иначе ему никак не удастся ее с вас получить.
        - Брешет, пес шелудивый! Ничего мы ему не должны! Ни копья! - гневно заявил Гера. - Да кто вообще этот Денис? Откуда он взялся на нашу голову?
        - Знамо откуда, с Украины. Там много таких гарных хлопцев. Он нынешний сожитель Марины, - охотно пояснила Татьяна. - Володя мне поведал о ее похождениях.
        - Вернее, это не вы задолжали Денису, а Виктор - ваш родственник. Я оговорилась, - смущенно улыбнулась та, пропустив колкость Татьяны мимо ушей.
        - Ага. Так-то будет справедливее, - кивнул Гера.
        - А откуда он знает дядю Виктора? - спросил я. - И какое он вообще имеет к нему отношение?
        - Как же, Володя? Самое что ни на есть прямое. Денис же работал раньше вместе с ним на городской свалке. Был одним из его ближайших помощников. Потом он перебрался в Москву и обзавелся в ней своим небольшим бизнесом. Компанией по вывозу мусора.
        - Вот оно что, - протянул я.
        Я вспомнил, что Денис с первого взгляда вызвал у меня антипатию. Но, выходит, дело было не только в том, что он увел у меня Марину и без спросу носил мою одежду. Как бы, в придачу к отбитой женщине. Вероятно, я инстинктивно почувствовал, что Денис держит за пазухой еще один камень. Ведь тогда он к тому же нацеливался на деньги моего дяди, о существовании которых в ту пору я и не подозревал.
        - Между нами сразу возникла взаимная неприязнь, - заметил я.
        - Что было, то было, - согласилась Марина.
        - Вот кто оказывается тот гнусавый тип из телефона.
        - Он - Денис. Я потребовала у него, чтобы он немедленно отпустил Шуру и извинился перед всеми вами.
        - Нужны нам его извинения, - буркнул Гера.
        - Но он наотрез отказался, - продолжала Марина. - Не захотел даже слушать мои доводы. Наорал на меня и пообещал убить, если я кому-нибудь проговорюсь, что это он похитил Шуру. Откровенно скажу, я перетрусила. Он не шутил. Вид у Дениса был страшный. Как у реального психопата. Я притворилась, будто бы приняла его сторону. А позже, когда он отправился в киоск за сигаретами, убежала к Лидке. Помнишь ее, Володя? Раньше она работала официанткой в китайском ресторанчике. Мы ходили еще с тобой к ней в гости.
        - Разумеется, отлично помню, - ответил я. - У нее, по-моему, страсть ко всему китайскому.
        - Точно. Совсем тронулась умом, старуха, на этой почве. Осталось одну веру сменить и сделать пластическую операцию на лице. Словно бы мало без Лидки китайцев на белом свете. Умрешь с ней. Но подружка она надежная. Стало быть, я переночевала у нее, а утром поехала к тебе в Вихляево. К счастью, у меня сохранился твой адрес.
        Выслушав Марину, мы несколько минут просидели, не проронив ни звука. Признаться, ее рассказ произвел на нас сильное впечатление. Нам требовалось время, чтобы его осмыслить.
        - Теперь нам будет легче. Мы знаем, кто похитил Шуру. Это должно нам помочь, - прервал молчание Гера, нервно скребя подбородок. - Черт, я вчера и сегодня позабыл побриться. Весь уж зарос щетиной.
        - Да, но и Денис знает, что мы это знаем. Я бы на его месте поторопился. Начал бы действовать более решительно и жестко. Хотя они и без того действуют решительно и жестко. Дальше, кажется, некуда, - заметил я. - Марина, тебе известно, где они прячут Шуру?
        - Я спрашивала Дениса, но он мне не ответил. Только нагло так ухмыльнулся.
        - Не удивительно. Это тайна за семью печатями. А где он сам сейчас?
        - Даже не представляю. Когда я уходила от Лидки, то позвонила по телефону себе домой. Хотела все-таки его образумить. Но никто не взял трубку.
        - Ясно. Отправился на свой преступный промысел, - сказал я и побарабанил пальцами по столу. - Марина, ты случайно не знаешь, кто помогал ему в похищении?
        - Ой, нет. Откуда? Но, по-моему, это два каких-то молодых парня. Я как-то раз видела их с Денисом на улице. Они стояли и о чем-то втроем шушукались. Но я тогда не придала этому никакого значения.
        - Сможешь их описать? - спросил я.
        - Вряд ли. У меня плохая память на лица. Парни как парни. Один повыше, другой пониже. Одеты прилично, но не броско. Не красавцы, но и не уроды. В нашем городе таких тысячи, - пожала она плечами.
        - Получается, что больше тебе ничего не известно, - сурово заключила Татьяна. Тон и поза у нее были прокурорские. - Что ж, не густо.
        - Вспомни, пожалуйста, еще чего-нибудь, - попросил Гера. - Давай попробуй, Марина.
        - Нет, у меня все.
        - Да, не разгуляешься, - буркнула Татьяна. - Это очень мало.
        - Извини, но ты не права. Марина и так много чего нам рассказала. Разыскала нас невесть где и рассказала, что Шуру с какими-то парнями похитил Денис. Не каждая женщина отважилась бы на такой шаг, - заступился я за нее. - Марина - молодец.
        - Спасибо, Володя. Я знала, что ты меня поймешь, - произнесла она, готовая снова заплакать. - Вот вы спрашиваете, где Денис? Где Денис? Я же не желаю больше видеть его гадкую рожу. Негодяй! А как красиво ухаживал. Дарил цветы и конфеты, клялся в вечной любви. Приглашал в кино и театр. Обещал свозить летом в Турцию. И я, наивная, ему и поверила. Но кому? На проверку он оказался подлым обманщиком. Преступником! Мне стыдно, вы понимаете?! Нет, я последняя дуреха. Теперь он сам угодит за решетку и меня за собой потащит.
        - Не бойся, Марина, никто в тюрьму тебя не посадит, - сказал я, успокаивающе похлопывая ее по спине.
        - А вот и нет. Посадят. Сто пудов, что посадят, - всхлипнув, возразила она. - Я соучастница преступления - похищения человека. За это у нас строго наказывают.
        - Осторожнее необходимо быть со случайными знакомыми, - нравоучительно заметила Татьяна.
        - Я и была осторожна. Я всегда осторожна. Но откуда я могла знать, что нормальный с виду мужчина вдруг окажется негодяем?
        - Увы, от встречи с негодяями у нас никто не застрахован, - сказал Гера с чувством законной гордости за то, что сам он к их числу никак не относится. Пьяница, драчун, дебошир - это да, возможно. Но чтобы негодяй - никогда!
        - Верно, Гера. Никто не застрахован, - подтвердила Марина. - Они умело маскируются.
        - Так-то оно так. Но где нам сейчас искать этого Дениса? - спросил он. - Черт бы его побрал!
        - Хороший вопрос, - почесал я в затылке. - Помнится, ты Марина говорила, что в Москве у него есть компания по вывозу мусора. Хотя я сомневаюсь, чтоб он сидел там, на месте, и ждал нашего прихода.
        - Конечно, он может быть, где угодно, но только не в своей компании, - согласился Гера.
        - Нечего нам голову ломать. Пускай теперь этим делом занимается милиция. Ищет и арестовывает Дениса. Освобождает Шуру. Она для этого и создана, - сказала Татьяна.
        - Замечательное предложение, - печально усмехнулся я. - Но когда наша милиция его разыщет? За это время он успеет двадцать раз убить Шуру и благополучно скрыться у себя на Украине. Еще и подельников с собой захватить. Потом помашет нам оттуда ручкой.
        - Скорее всего, Володя. Но где нам самим его искать? - возразила Татьяна. - У нас просто нет иного пути, кроме как обратиться в милицию.
        - Может, вы ему заплатите? - неуверенно спросила Марина.
        - К сожалению, у нас нет таких денег, которые он требует, - ответил я.
        - Хотите, я вам добавлю?
        - Хотим. Это было бы очень неплохо. Добавляй нам тогда двести тысяч долларов. Пятьдесят мы соберем как-нибудь сами.
        - Господь с тобой, Володя! Нет, столько я не могу, - стушевалась она. - При всем желании не могу.
        Мы замолчали. Делать было нечего. Следовало и впрямь обращаться в милицию.
        «Ай да Денис! Ай да сукин сын! Вот кого уж я никак не брал в расчет. Вот кого уж никак не подозревал. Ловко же он обвел меня вокруг пальца», - отправился я с этими мыслями в маленькую комнату за телефонной книгой, чтобы узнать номер телефона Главного управления.
        И снова в это самое время затрезвонил дверной звонок.
        Что за чертовщина?! Просто рок какой-то! Заколдованная эта книга, что ли?! Только пойду за ней - сразу раздается дверной звонок!
        На сей раз, к нам пожаловал сосед Марек. Он едва сдерживал свое волнение.
        - Привет! У меня есть для тебя важное сообщение, - не переступая через порог, сказал он и оттянул меня за руку в коридор. - Пойдем, пойдем. Ну, живее. Ты и Гера.
        Мы с зятем послушно, не задавая вопросов, последовали за ним. В квартире Марека были Басмач и Кастра, смущенно стоящие в его тесной прихожей.
        - Здравствуй, Вова, - проговорил Басмач и, заметив позади меня Геру, добавил: - Здравствуйте и вам.
        Лицо Кастры осветила тусклая улыбка, и она дважды уважительно нам кивнула.
        - Здорово! Слушай, Кастра, прекрасно выглядишь, - заметил я.
        - Спасибочки. Ты кавалер.
        Натурально, я безбожно преувеличивал. Выглядела она, мягко говоря, не фонтан. Весьма и весьма средне. Контраст с Татьяной и Мариной, которые остались у меня дома, был разительный. Ни одну из черт характера либо внешности Кастры я бы не включил в свой женский идеал. Разве лишь ее крайнюю неприхотливость? Да и то вряд ли.
        - Откуда ранение? - поинтересовался я, имея в виду свежий синяк под ее правым глазом.
        - Да вот, пришлось бабе вправлять мозги. Заснула вчера пьяная на лежанке с горящей сигаретой, - пояснил Басмач.
        - Неужели? - Нет, насколько я был прав. Неприхотливость Кастры граничила с полным пренебрежением к собственной личности и жизни окружающих.
        - Не ври, не заснула, - буркнула она.
        - Заснула-заснула. А к чему это приводит? К пожару. Спалила бы к псам нашу хибару и себя бы в ней поджарила.
        - Ты давай к моей хибаре не примазывайся. Она - не наша. Она - моя. Запомни. Что хочу в ней, то и ворочу. Твое разрешение мне ни к чему, огрызнулась Кастра. - Много вас здесь таких ходит. Охотников до чужого. Хибар на всех не напасешься.
        - Ну, ты и стерва.
        - Сам стервец.
        - Как тебя только Крохля терпел?
        - Представляете, друзья, какое дело, - начал Марек, не обращая внимания на перебранку бомжей. - Приходят они ко мне, значит, купить самогон - три бутылки. Меньше они не берут. Ну, я их и спрашиваю: не видели ли, мол, они на свалке чего-нибудь необычного? Например, не появлялись ли на ней новые люди? Они отвечают, что да - появлялись. Стоп, говорю, заглохли - и к вам. С докладом. Пойдемте ко мне на кухню. Пускай они вам сами все расскажут.
        - Чего рассказывать-то? - спросил Басмач, усевшись на краешке стула, на кухне возле окна.
        - Разумеется, что видели. Что знаете… Ага, понял. Сейчас, - спохватился Марек, извлек из холодильника бутылку самогона и налил бомжам по полному стакану. - Это, чтоб освежить вам память.
        - Будем здоровы! За процветание и дружбу! - торжественно провозгласил Басмач и залпом осушил свой стакан. За ним, смачно крякнув, это же сделала и Кастра.
        - А вы? - поинтересовался Басмач.
        - Мы - потом. Ты за нас не беспокойся. Давай рассказывай, - поторопил его Марек.
        - Чего ж мы видели? Начисто память прохудилась, хоть к доктору обращайся… Ах да! Видели! В общем, в сторожке Виктора, нашего покойного Головы, уже как несколько суток живет Денис и с ним еще какие-то оглоеды.
        - Ничего себе! - присвистнул я и обменялся взглядом с Герой.
        - Ну да. Денис и с ним еще какие-то оглоеды, - повторил Басмач. - После смерти Виктора его сторожка долго пустовала. Теперь, стало быть, в ней поселились они. Правда, Денис часто уезжает. В Москву, наверное. Но точно мне невдомек.
        - А что это за оглоеды? - спросил я.
        - Хрен их разберет. Парни какие-то.
        - Они тоже иногда уезжают?
        - Не-а, не уезжают. Они живут в ней безвылазно. Как прилипли к сторожке, - заметил Басмач.
        - Кстати, сколько этих парней?
        - Я их не считал. То ли двое, то ли трое. Пойми, Вова, они мне до фени. Вернее, были. До нашего прихода к Мареку.
        - Ты, случайно, их не знаешь?
        - Откуда? - вскинул косматые брови Басмач. - Они мне не представлялись. Да и плевать я на них хотел. Меня они не задевают, не трогают - ну и ладно. Вот Дениса того я знаю. Раньше, при Викторе, он работал на полигоне. Вместе с Кривоносом. Но, честно скажу, Денис мне никогда не нравился. Вечно он задирал перед нами нос. Показывал, что мы ему не ровня. Потом, после смерти Виктора, он перебрался в Москву. Нашел себе там работенку. Что-то связанное с вывозом мусора. Поэтому я иногда его встречал у нас на полигоне, - закончил он и повертел в руках пустой стакан, намекая Мареку, что не помешало бы наполнить его вновь.
        - Ты, Басмач, позабыл сказать про машину, - напомнила Кастра, наблюдая за тем, как Марек наливает им в стаканы очередную порцию самогона.
        - Да я ж говорю, что у меня продырявилась память. Решето, а не память. В общем, прикатили они на джипе. Все это время он стоит около сторожки. Большой такой, хоть коров в нем вози. Серебристого цвета.
        - А женщину ты с ними видел? - спросил Гера.
        - Бабу? Вроде бы, нет.
        - Нет, - подтвердила Кастра. - Хотя некоторые одеваются сейчас как мужики. Запутаешься. Но я бы все равно ее различила. Глаз у меня цепкий, не подводит.
        - Экая ты глазастая тетка. Прямо позавидуешь. Но, чего греха таить, я и самих парней видел только издали и мельком, - заметил Басмач. - Что до вашей бабы, то может она сидит в сторожке.
        - А как ведет себя Денис? - спросил Гера.
        - Да как? Обыкновенно он себя ведет, - ответил Басмач. - Но не выступает. Особо не высовывается.
        - Гм, Вова, такая штука. Марек нам сказал, что похитили твою сестру. Что вам угрожают, требуют за нее выкуп. Надо же, какое несчастье. Поверь, я тебе сочувствую, - потупившись, произнесла Кастра.
        - Да, мы тебе сочувствуем, - присоединился к ней Басмач. - Ты парень свойский, не вредный. И того, прости нас за прошлый раз. Выходит, что мы типа тебя предали. Мы не хотели, правда. Но мы люди маленькие. Ссориться с Кривоносом нам не с руки. Ты ж его знаешь. Начни ему перечить, он житья не даст. Запросто со свалки выгонит.
        - Не держи на нас зла, - шмыгнув носом, добавила Кастра.
        - Нет, хорошее предложение. Я в восторге, - возмутился я. - Тебя предают, приводят Кривоноса. Бьют почем зря совковой лопатой по голове, связывают и издеваются. А ты будь пай-мальчиком и не держи на них зла. Вот что, ребра переломать вам мало!
        - Володя, умоляю, не ломай им ребра у меня в квартире, - с тревогой в голосе попросил Марек. - Выйди с ними лучше на улицу.
        - Мне неизвестно, шурин, что между вами там произошло. Но извини ты их, - посоветовал Гера. - Чего с них взять? Зашуганные они какие-то до предела.
        - Ладно, извиняю, - с показной неохотой согласился я. - Но исключительно за ваше сегодняшнее сообщение.
        - Спасибо, Вова. Ты не пожалеешь. Мы тебя больше не предадим, - пообещал Басмач. - Ты, наверное, думаешь, что мы опустившиеся люди, у которых совсем нет совести? Это не так. Ты можешь на нас положиться.
        - Надеюсь, что вы меня не обманываете. Тогда я на вас рассчитываю, - строго произнес я. - Итак, по-моему, все ясно. Шура находится на мусорном полигоне в сторожке Виктора. Ты, Марек, вчера был совершенно прав.
        - Молодчина, - похвалил его Гера и дружески двинул кулаком в плечо. - Как ты только догадался, что Шура на полигоне? Я бы в жисть этого не сообразил.
        - В принципе, легко. Володя сказал, что, по его мнению, в похищении участвовал кто-то из местных жителей. Я же всего лишь развил эту мысль. Творчески, естественно, творчески, - не без гордости заявил Марек. - Будете теперь вызывать милицию?
        - Причем, немедленно, не откладывая ни минуты. Мы знаем, кто похитил Шуру. Знаем, где она сейчас находится, - сказал Гера, потирая ладони. - Спасибо вам всем за помощь. Без вас мы бы никуда. Милиции и работы-то никакой не осталось. Приехать, арестовать Дениса с его бандой и освободить Шуру.
        - И получить премию за раскрытое преступление, - добавил Марек, - Премии получать они умеют. Этого у них не отнимешь.
        - Конечно. Но есть вопрос. Когда наряд милиции доберется до сторожки на свалке даже из местного отделения? Дай бог, что к ночи. Да и то при условии, что они сразу нам поверят. Но, скорее всего, на свалке они будут не раньше завтрашнего утра, - заметил я. - А Денис давал нам время до сегодняшнего вечера. После он обещал применить к Шуре силу.
        - И то правда, - согласился Гера.
        - Возможно, что это лишь пустые угрозы, - продолжал я, - а если нет? Потом вдруг они решат сменить место своего пребывания? Денис же тоже просчитывает наши ходы. Где тогда нам их искать?
        - Что ж, прикажешь, нам делать?
        - Выбор у нас невелик. По-моему, нам нужно идти самим освобождать Шуру.
        - Я с тобой, - тотчас вызвался Гера.
        - Честно, я бы тоже с вами пошел. Но мне уже возраст не позволяет - быстро устаю. Боюсь, что я буду вам только обузой, - с досадой произнес Марек.
        - Вова, ты и нас не принимай в расчет. Какие мы на фиг освободители? Смех один, - покачал головой Басмач. - Посмотри на нас. Мы сами едва ноги таскаем.
        - Да, мы не по этой части, - поддакнула ему Кастра.
        - Горе с вами, - буркнул Гера. - Пить надо меньше - были бы по этой части.
        - Нет, нравитесь вы мне, ребята. Пять минут назад клялись и божились, что я могу на вас положиться. Когда же дошло до дела, то вы сразу в кусты. Или я придумываю? Вот и надейся на вас после этого, - пристыдил я их.
        - Верно, Вова. В яблочко. Мы - подлые трусы и не держим свое слово. Но, понимаешь, мы не хотим впутываться в эту историю. Она - не наша. При всем уважении к тебе, она нас не касается. Неизвестно, чем все завершится, а нам на свалке еще жить и жить, - извиняющимся тоном произнес Басмач. - Но до сторожки Виктора мы вас проводим.
        - До самых дверей, - подтвердила Кастра. - И все-все там вам покажем. А дальше уж разбирайтесь одни, без нас. Нутром чувствую, в сторожке будет жарко.
        - Между прочим, Володя, к ним стоит прислушаться. Они говорят не глупости, - заметил Марек. - Может быть, лучше все-таки обратиться в милицию? Не факт, что вы вдвоем справитесь с похитителями. Ведь, по крайней мере, там их трое.
        - Милиция наверняка опоздает, - ответил я. - А я не желаю, чтобы Шуре причинили физический вред. Довольно с нее и морального вреда.
        - Да мы с шурином их одними зубами разорвем! - воинственно заявил Гера. - Верно, Володя?
        Я с сомнением покосился на Геру. На половине его зубов стояли металлические коронки, вторая же - и вовсе не наблюдалась. На крепость собственных зубов я так же не слишком полагался. Не акула, однако. Не крокодил. К тому же полгода, а то и год, не посещал стоматолога. Впрочем, попробуем. Шмяк-шмяк!
        - Верно, Гера, разорвем. Как нечего делать. Ты не волнуйся, Марек, мы с ними справимся. Только бы не двинули сзади по голове тяжелым предметом. Вроде совковой лопаты. Голова у меня наиболее слабое и уязвимое место.
        Договорившись с бомжами, что они подождут нас в квартире Марека, мы с Герой вернулись к себе домой.
        Увы, за время нашего отсутствия между Татьяной и Мариной не возникло ни теплых дружеских отношений, ни душевной близости. По-прежнему обе были внутренне напряжены и подчеркнуто вежливы между собой. Но это глазами пессимиста. Если же смотреть глазами оптимиста, следовало радоваться, что за минувший час они не подрались и не покалечили друг друга.
        Как бы там ни было, но обе с одинаковым интересом стали слушать рассказ Геры на кухне о том, что нам поведали Басмач и Кастра. Кстати, в паузах он не забывал поглощать прямо из трехлитровой банки свои любимые соленые зеленые помидоры. Как я понимал, с их помощью он хотел набраться сил перед предстоящим походом на мусорный полигон.
        Я же удалился в большую комнату, чтобы найти нам с ним нужную одежду для этого самого похода. Но одежда одеждой. Главное было, достать из дядиного тайника пистолет. Что, собственно, я и сделал. Нет, нельзя было не восхититься прозорливости моего дяди. Он словно наперед знал, что пистолет понадобится его племяннику. Ведь, что ни говори, он был куда надежнее, чем наши с Герой зубы.
        В комнату решительным шагом вошла Татьяна - и я едва успел спрятать пистолет в карман брюк и сделать вид, что разглядываю собранную мною одежду. Проверяя иногда ее на прочность. Пистолет Татьяне видеть было совершенно ни к чему. Зачем ей лишние волнения?
        - Володя, не по душе мне твоя затея. Не по душе, - встревожено произнесла она. - Самодеятельность какая-то. Чистой воды. Куда вы пойдете? Где будете искать Шуру? Я не понимаю. Но я знаю, что мне не удастся тебя переубедить. Ты же упрешься как осел, настаивая на своем решении.
        - Разумеется, что не переубедить, - согласился я. - Не нужно и пытаться.
        - Ну а Геру, зачем с собой берешь? Ему бы лучше кости на печи греть и ввек с нее не слезать, чем по городским свалкам шастать.
        - Он сам напросился.
        - Ладно. Будьте, хотя бы, осторожнее.
        - И, смотри, не ввязывайся в драку, - присоединилась к ней с наставлениями Марина, которая появилась в комнате вместе с Герой. - Если встретишься с Денисом, постарайся договориться с ним по-хорошему. Помни, человек он опасный. Он способен сильно вам навредить.
        - Разве Володя нас послушается? Обязательно учинит там Мамаево побоище, - вздохнула Татьяна.
        - Давайте я пойду с вами, мужчины. Попробую еще раз уговорить Дениса отпустить Шуру, - предложила Марина. - Пообещаю ему, что вы его простите и все забудете. Будто это была просто глупая шутка.
        Под весом пистолета, лежащего в кармане, мои брюки начали предательски сползать. Не то, чтобы мои трусы были очень дырявые или, скажем, поехали по шву, но показывать их сейчас дамам было совсем неуместно. Подумают еще, что в такой неподходящий момент я, не приведи Господи, имею в их отношении грязные развратные намерения.
        - Благодарю, Марина, но не нужно. Мы как-нибудь уж сами, без твоей помощи, с ними разберемся, - ответил я, стараясь незаметно подтянуть брюки и ища глазами в комнате подтяжки.
        - Как хочешь.
        - Конечно, лучше было бы, чтобы этим делом занималась милиция. Но боюсь, Денису успеют сообщить, что мы знаем, где они прячут Шуру. Ищи тогда ветра в поле.
        - Кто, интересно, сообщит? - спросила она.
        - Тот, кто сообщал ему обо всем, что здесь у нас происходит, - сказал я и взглянул сначала на Марину, потом - на Татьяну.
        - Вы не беспокойтесь, девочки. Все будет в полном ажуре, - заверил их Гера.
        - Ну, что с вами делать? Так и быть, отправляйтесь на свою свалку. Только вы позвоните мне, то есть, нам по мобильному телефону, когда чего-нибудь выяснится. И вообще поддерживайте с нами постоянную связь, - обреченно, с нотками фатализма, произнесла Татьяна. - Если от вас долго не будет никаких известий, то мы вызовем милицию.
        Глава восемнадцатая
        Впереди нас, повиливая облезлым хвостом, бежала Жулька. Все это время она терпеливо ждала своих хозяев-бомжей на улице возле дома. И встретила их радостным повизгиванием и счастливым выражением карих глаз. Но это лирика - счастливое выражение собачьих глаз.
        Суровая действительность была такова: мы шли по городской свалке.
        Когда Басмач говорил, что они с Кастрой едва таскают ноги, то врал самым наглым и бесстыдным образом. Во всяком случае, мы с Герой, утирая пот со лба, с трудом поспевали за ними - настолько шустро и проворно шагали они по тропе, пролегавшей среди нагромождений всевозможного мусора и хлама. При этом Басмач умудрялся давать еще комментарии причудливым видам, что открывались нашему взору в неярком свете уходящего дня. Сюда, дескать, обычно свозят гнилые овощи и фрукты с ближайшего подмосковного рынка. Сюда - бытовой мусор из столичных помойных контейнеров. Сюда - пиратскую аудио и видеопродукцию, предназначенную для уничтожения. Сюда - разную гадость, вроде использованных шприцов и гнойных бинтов из районной больницы. Сюда - трупы домашних животных из ветлечебницы.
        Поэтому, помимо основной задачи - освобождения Шуры из плена, наш поход носил еще и чисто познавательную ценность. Правда, лишь для меня. Поскольку Гера не отвлекался на подобные пустяки и был целиком поглощен процессу ходьбы.
        Честно сказать, я сам не чувствовал под собой ног и думал, что нашему путешествию не будет конца-края. Но вдруг Басмач сказал, что мы почти на месте. И впрямь, свернув за очередную мусорную неровность, перед нами во всей своей неповторимости предстала сторожка Виктора - осевшее в землю, неказистое строение из бруса, с покатой металлической крышей и дымящей трубой над ней. Вдали виднелся опущенный шлагбаум, преграждавший въезд на свалку. Впрочем, свалка росла и расширялась. Нередко водители выгружали мусор из своих «КамАЗов» и за границами ее официальной территории.
        Около сторожки стоял серебристый джин. Мне он был знаком. Однажды я имел сомнительное удовольствие на нем прокатиться.
        - Ну вот, господа хорошие, притопали, - негромко, словно по секрету, сообщила Кастра. Остановилась и поправила линялый платок, повязанный на голове.
        - Они там, в сторожке. Хобот на отсечение, - произнес Басмач тоном, подразумевающим, что на этом их миссия завершена.
        - Нужен нам твой хобот, как рыбе зонтик, - метко заметил я.
        - Ладно, оставлю его себе, - не возражал он. - Дым над трубой видите? То-то.
        - Дальше вы уж идите одни, - промолвила Кастра.
        - Выбываете, значит, из игры? Но спасибо, что хоть не обманули. Довели, куда следует, - поблагодарил я их и посмотрел на Геру. Бесспорно, дорога поубавила в нем сил. Однако отвагой и решимостью он по-прежнему был преисполнен до краев.
        - Удачи вам, - напутствовал нас Басмач.
        Помахав бомжам рукой, я вдвоем с Герой короткими перебежками, скрываясь за нагромождениями мусора, направился к сторожке. Мы приблизились к ее боковой стороне. К той, у которой не было окон. Немного отдышались и, пригнувшись, пошли вдоль грязного фасада, обращенного на выезд со свалки.
        Соблюдая предельную осторожность, я распрямился и заглянул в первое из двух маленьких окон. Но ничего не увидел - окно оказалось плотно задернуто выцветшими занавесками. Второе - тоже. Затем мы поднялись по трем шатким ступенькам на крыльцо и остановились перед входной дверью. Дверь вызвала у меня обоснованное уважение. Сделанная из массива дуба и обитая стальными полосами, она производила впечатление на редкость крепкой и надежной.
        Я приложил указательный палец к губам, призывая Геру к молчанию, и медленно потянул дверь за ручку на себя. К моему изумлению, она, жалобно скрипнув, легко приоткрылась. Я приставил ухо к образовавшейся щели. Несомненно, что там внутри кто-то находился. Я попытался уловить отдельные слова, долетавшие до меня. Но напрасно - звуки доносились слишком тихие и приглушенные. К тому же мне мешал Гера. Он настойчиво лез со своим ухом к щели, одновременно с этим почесывая себе спину. Наверное, на нервной почве.
        Помолившись, я приотворил шире дверь и проник в крошечную прихожую со сваленной прямо на пол верхней одеждой. Гера, сосредоточенно посапывая, последовал за мной. Потом, собравшись с духом, я решительно вошел в продолговатую комнату с низким потолком и стенами, обклеенными дешевыми обоями.
        Взгляд мой сразу же выхватил Шуру, сидевшую на скамье в дальнем углу. После - Дениса, отбившего у меня Марину. Он лежал в свитере и джинсах на кровати у окна, свесив ногу, и вертел в руках мобильный телефон. В комнате находилось еще двое. Один рассматривал за столом картинки в журнале, второй - подкидывал дрова в горящую печку-буржуйку. Это были Алекс и Фролик, парни, совершившие зимой налет на бутик и приезжавшие недавно ко мне в Вихляево за заявлением в милицию. Что, впрочем, не явилось для меня большой неожиданностью. Я узнал их джип, стоящий возле сторожки.
        Никто из них не ожидал моего с Герой появления. На миг в комнате повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печке. Затем Шура с громким возгласом вскочила со скамьи и бросилась к нам.
        - Володя, родной! Это - ты?! Я так рада! - плача выпалила она и прижалась ко мне. Но тут же отпустила и устремилась к мужу за моей спиной. - Гера! Дай я тебя поцелую! Я знала, что вы меня найдете! Я хотела убежать сама. Но не сумела. Они не спускали с меня глаз. Ни на минуту не оставляли одну.
        Между тем Денис тоже пришел в себя. Заковыристо выругался и быстро поднялся с кровати. Отдернул занавески на окне и выглянул во двор - на площадку перед сторожкой.
        - Вы одни? - вырвался у него вопрос.
        - Естественно. А тебе нужно, чтобы с нами была рота автоматчиков? - спросил я.
        - Не нужно мне никаких автоматчиков. Ни роты, ни взвода. Зачем они мне? - усмехнулся он. - Ну и на что же ты, Вова, рассчитываешь?
        - Исключительно на ваше благоразумие.
        - Похвальная вера в людей. Я перед тобой преклоняюсь. Но о земном. Бабки ты нам принес?
        - Нет.
        - Досадно. На наше благоразумие ты мог бы надеяться только с бабками в кармане. Причем в размере всей суммы выкупа за эту вашу мадам, - сказал Денис и сделал шаг в нашу сторону. Парни сочли это как приказ к действию. Алекс стал, двигаясь вдоль стены, заходить к нам с левого бока. Его же дружок Фролик, взяв со стула бейсбольную биту, обогнул стол и занял позицию напротив нас.
        - Узнаешь, Вован? - с ухмылочкой поинтересовался он и многозначительно покосился на свою биту. - Она, лапочка, соскучилась по твоей тыкве. Желает опять по ней постучать. Тук-тук. Уважим, милую?
        - Я полагал, что менты изъяли ее как вещественное доказательство, - заметил я.
        - Не-а, не нашли.
        - Тогда поздравляю тебя и твою деревяшку.
        - И все-таки, Вова, на что ты рассчитывал? Неужели всерьез думал, что мы вас всех троих просто так отпустим? Принесем извинения и отпустим? Нет, голубки, вы заплатите нам все сполна, - заявил Денис. - Еще и со штрафом. За вторжение на чужую территорию.
        - Мечтай, приятель, мечтай. И о штрафе, и о том, что вы не отпустите нас, - усмехнулся я. - Попробуй, однако, угадать, на чем строился мой расчет?
        - Погоди-ка, кажется, я понял. Строился он на этом хмыре, что жмется за твоей спиной. Наверное, он мастер восточных единоборств, - высказал он смелую догадку.
        - Ну да, мастер. Удивительный и неподражаемый. У него коричневый кожаный пояс. Чтоб не слезали штаны. А у меня вообще импортные эластичные подтяжки. Продемонстрировать? - предложил я.
        - Не смеши людей. Вот что я скажу: вы оба мастера пожрать и выпить. Ни на что вы больше не годны, - хмыкнул Денис и еще на шаг приблизился к нам. Положение становилось угрожающим. Весьма. Алекс и Фролик ждали только лишь его сигнала, чтобы атаковать нас одновременно сразу с двух сторон.
        Я взглянул на Геру и понял, что у него готовы не выдержать нервы, и он первым бросится на них. Это же чувствовала и Шура. Бледная как полотно она стояла, прижавшись к нему плечом, и держала его за руку.
        Что ж, пора!
        Сейчас следовало действовать мне. Я хотел было на лихой ковбойский манер выхватить пистолет. Но не получилось. Одно дело выхватывать кольт из кобуры на поясе, и совсем другое - пистолет из бокового внутреннего кармана куртки. К тому же он, подлый, зацепился курком о подкладку. Хорошо хоть, что не выстрелил самопроизвольно!
        Ладно, не суть важно. Главное, эффект на наших противников пистолет произвел должный. Все трое замерли на месте, признав собственное поражение.
        - Как, по-твоему, похож я на Клинта Иствуда? - шепотом спросил я у Геры.
        - Похож, похож. А кто это такой?
        - Не играет роли, - раздосадовано буркнул я в ответ. Впрочем, по мнению Геры, на кого-то я все же был похож. Но, любопытно, на кого? Скорее всего, на мультяшного Карлика Носа. Или Вини Пуха. А то и вовсе - на нашего реформатора Егора Гайдара. Но, чур, меня! Ни к ночи будет упомянут!
        - Ну-ка стоять и не двигаться! - гаркнул я. - А ты, приятель, брось биту на пол!
        - Почему, Вова, ты нам сразу не сказал, что у тебя за пазухой пушка? Зачем дурочку валял? - покачивая головой, произнес Денис. - Сейчас понятно, откуда взялась вся твоя смелость.
        - Поговори у меня еще! - резко оборвал я Дениса и направил на него ствол пистолета.
        - А пушка-то хоть заряжена? - спросил Фролик.
        - Заряжена, заряжена.
        - А если проверить? Выстрелить.
        - Патроны, между прочим, стоят денег, чтоб тратить их в холостую. Тебе на забаву, - сказал я. - Шура, ты не знаешь, есть ли у них какое-нибудь оружие?
        - По-моему, нет. Только вон та бита, которой они мне без конца угрожали.
        - Отлично, - кивнул я. - Теперь, Гера, позвони домой и успокой наших дам.
        Не мешкая, он тут же набрал номер мобильного телефона Татьяны и торопливо произнес в трубку:
        - Это я - Гера. У нас все тип-топ… Не волнуйтесь, не дрались. Обошлось. Шура с нами… Да-да, жива-здорова. Скоро мы вернемся. Ждите. Пока.
        - Денис, не желаешь передать Марине последний привет с воли? - спросил я. Нет, справедливо вчера меня упрекал Гера - язва я еще та.
        - Пускай отдыхает. Что ты собираешься с нами делать?
        - С вами-то? Я хочу, чтобы вы за все с нами расплатились. За свои поступки всегда следует держать ответ, - строго изрек я, как школьный учитель ученикам-шалопаям. - Шура, как они с тобой обращались?
        - Да плохо, поганцы несчастные, - махнула она рукой. - Деньги все требовали.
        - Ясно. Но это им зачтется.
        - Слушайте, может быть, мы с вами договоримся? Заплатим вам, извинимся, - предложил Алекс. По своему обыкновению, он готов был пойти на компромисс. - Как мы, Вован, договорились с тобой в прошлый раз. Чтоб все остались довольны. Ведь по большому счету мы не причинили твоей сестре никакого существенного вреда.
        - Конечно, - присоединился к нему Фролик. - Сильно же мы ее не обижали.
        - Нет, ребята, вы меня просто умиляете. Вы что, не понимаете? Прошлый раз - не пример. Речь тогда шла обо мне одном, - напомнил я. - Потом, что значит, не причинили никакого существенного вреда? Что значит, сильно не обижали? Это вам не детские игры продержать человека три дня взаперти. Угрожать ему расправой, если за него не дадут выкуп.
        - Мы согласны, что да - не детские игры. Но не собираешься же ты за это нас убивать? - спросил Денис. Он успел уже набраться храбрости. Правда, его храбрость больше напоминала обычную наглость.
        - Была охота нам возиться с вами. Убивать еще. Мы сдадим вас тепленькими в милицию, - заявил Гера.
        - Пускай с вами разбираются прокурорские работнички, у них соответствующая квалификация - добавил я.
        - Может, не стоит, - протянул Алекс.
        - Очень даже стоит. Но сперва я сам кое с кем рассчитаюсь. Оставлю, как говорится, о себе добрую память, - сказал Гера, подошел к Денису и по-простецки наотмашь залепил ему кулаком по уху. Точно так же, как я в свое время Кривоносу на свалке перед бомжами.
        Денис не стал защищаться или же пытаться вступить с ним в драку. Приложив ладонь к уху, он отступил назад. Гера хотел было рассчитаться подобным образом еще с Алексом и Фроликом. Но к нему подбежала Шура и принялась его успокаивать.
        - Остынь, дорогой! Прошу, не трогай их!
        - Почему я не должен их трогать?! - с возмущением спросил Гера. - Выходит, им можно, а мне нельзя?! Ишь, какие цацы!
        - Не надо, не связывайся с ними.
        - Если бы я с ними связался, то от них бы осталось мокрое место.
        - Теперь оставлять от них мокрое место - дело милиции, - резонно заметила Шура.
        - Да, не лишай наших милиционеров куска хлеба. Это их законная работа, - поддержал я сестру. - Сейчас голубчиков к ним и отвезем. Но, Денис, ответь мне прежде, зачем ты похитил Шуру?
        - Мне понравилось ее нижнее белье.
        - Не хами! Не то схлопочешь еще разок! - пригрозил Гера, показывая ему кулак.
        - А серьезно? - спросил я у Дениса.
        - Ежу понятно, почему. Мне позарез нужны были бабки. Не ради ее же прекрасных глаз.
        - Опять начинаешь?! - вспылил Гера. - Видать, тебе все никак неймется!
        - Ага, - кивнул Денис.
        - Ладно, давай не отвлекайся, - попросил я. - Рассказывай, я слушаю.
        - Ну, я знал, что Виктор оставил вам крупную сумму в наличных. И подумал, что было бы неплохо, если бы вы поделились со мной. Я ж два года гнул на него спину. Помогал проворачивать ему разные делишки, а в результате получил шиш. Дырку от бублика. К тому же он и при жизни мне недоплачивал. Греб все под себя.
        - Физиология, батюшка. Так у человека уж устроены руки, чтоб грести под себя, а не под своего соседа, - заметил я. - А как ты познакомился с Мариной?
        - Заверяю, Володя, ничего такого романтического я в своей голове к ней не держал. Никаких нежных чувств к ней не питал. Я прагматик. Повторяю, я знал про деньги Виктора. Знал, что рано или поздно они достанутся вам, тебе и твоей сестре. Решил понаблюдать за вами. Но в основном за тобой. Почему? По моему мнению, ты быстрее должен был добраться до его денег. Потом, не раздвоиться же мне?
        - А что, было бы интересно посмотреть на тебя раздвоенного, - вставил я.
        - С целью понаблюдать за тобой я, собственно, и приехал в Москву, - продолжал Денис, не среагировав на мою реплику. - Для отвода глаз организовал компанию по вывозу мусора. Так было удобнее. Чтобы больше узнать о тебе, сошелся с твоей Маринкой. Дальше дело закрутилось само собой. Ты ж меня понимаешь? Не вчера родился. Словом, не смог устоять перед ее чарами. Но кхе… с Маринкой я несколько просчитался. В самый ответственный момент она меня подвела. Принялась подслушивать, что-то там разведывать. После вот помчалась к тебе и, наверное, заложила меня со всеми потрохами. Стало ясно, что скоро ты найдешь меня здесь, на свалке. Поэтому я собирался перебраться отсюда в более надежное место. Но мы с ребятами не успели, вы нас немного опередили. Вам просто повезло. Как теперь вы с нами поступите? Сдадите в милицию? Получается, все мы погорели голубым пламенем, - заключительные фразы он произнес, смотря куда-то мимо меня.
        Я хотел обернуться, чтобы проследить за взглядом Дениса. Но в этот миг кто-то напал на меня сзади, сильно толкнув в спину. Нападение оказалось столь внезапным, что я не устоял на ногах. Потерял равновесие и растянулся во весь рост на полу. Вдобавок, как полный простофиля, выронил пистолет. Правда, я быстро пришел в себя. Извернулся и ударил неизвестного противника, оседлавшего меня, локтем в лицо. Тот вскрикнул от боли и сполз с моей спины.
        С великим изумлением я узнал его. Это был никто иной, как Гарик - менеджер бутика, в котором я раньше работал охранником. Он встречался еще с Викой, дочкой моего соседа Марека. Ну и дела! Кстати, сама Вика тоже была здесь и скромно стояла у входа в комнату.
        Эх, Вика, Вика! Славно же она водила меня за нос все это время! Просто хитрая лиса, а не девушка! Видите ли, одни ногти на руках у нее на уме!
        Впрочем, сейчас мне было не до размышлений о нравственной стороне ее поведения. Я допустил ту же ошибку, что и Денис с его парнями. Не закрыл на щеколду входную дверь сторожки. Понадеялся сглупа на Геру, а зря. Теперь нужно было расплачиваться за эту свою оплошность.
        Хотя я и сумел подняться, но мне требовалось сразу отбиваться от троих наседавших противников - Гарика, Алекса и Фролика. Хорошо хоть, что последний из них не орудовал своей бейсбольной битой. Иначе мне бы пришлось совсем скверно. На мое счастье, Фролик ограничивался лишь одними кулаками. Но работал он ими неплохо. Как, впрочем, и Алекс. Из Гарика же кулачный боец был одно слово - никчемный. Конечно, это ему было не нотации читать в бутике продавщицам или приветливо улыбаться богатым клиентам.
        Но, сказать откровенно, стоящей драки у нас как-то не получалось. Из-за недостатка оперативного простора мы сбились в тесную кучу и все наши действия смахивали на какую-то бестолковую и суматошную возню.
        Краем глаза я видел, как Денис, пылая духом мщения, подскочил к Гере и ударил его коленом в пах. Естественно, что тот, громко охнув, согнулся в три погибели. Но на помощь к Гере пришла Шура и прекратила дальнейшее избиение своего супруга. Вцепившись руками в волосы Дениса, она принялась мотать его из стороны в сторону, приговаривая: «Гнида ты американская! Будешь знать, как калечить моего мужа!» Казалось, что Шура вымещала на нем все свои обиды и унижения, перенесенные ей за это время.
        В свою очередь, оправившийся Гера, издав воинственный клич, вцепился зубами в ляжку Дениса. (Недооценил я, однако, крепость остатков его зубов в металлических коронках!) Взвившись на месте, Денис разразился дикими криками. Еще бы, непросто было терпеть эдакую боль! Не хотел бы я быть на его месте!
        На выручку к Денису, не выдержав его истошных воплей, устремился Алекс. Мне стало легче - противников у меня убавилось. Теперь их было только двое и оба с расквашенными в кровь носами. Но силы мои почти закончились. Мне следовало спешить и не упускать благоприятного момента. Я отшвырнул Гарика в сторону, к кровати, чтоб менеджер не путался под ногами, и оказался один на один с Фроликом. Глубоко вздохнув, я ринулся на него в решительную атаку.
        - Прекрати, Вова! - приказал Денис, прижимая дуло пистолета к виску Шуры. - Прекрати немедленно! Пошалил, и хватит! Или я сейчас размозжу твоей сестре голову!
        Ситуация поистине парадоксальная!
        Вот почему, собственно, я выжидал и не торопился вынимать из кармана пистолет. Я знал, что, воспользовавшись пистолетом, должен был быть готов к тому, что им могли воспользоваться и наши противники. Так, в общем-то, оно и случилось.
        Не оставалось ничего другого, как послушаться Дениса. Ко мне тут же подскочил Фролик и заехал кулаком в подбородок. Я не осмелился ответить ему тем же. Сохранность головы Шуры была для меня важнее, чем новый синяк на физиономии моего противника.
        Я, Гера и Шура сидели в рядок на скамье у стены со связанными руками. Вид у нас был, хуже не придумаешь. Как у той побитой уличной собаки.
        В том, что мы с Герой из освободителей Шуры сами превратились в пленников, была целиком моя вина. Самонадеянный кретин! Иного выражения для себя и не подберешь. Бомжи же говорили, что, вероятно, с Денисом находится не двое парней, а трое. Почему я не придал значения их словам? Почему мы не связали Дениса, Алекса и Фролика, когда была такая возможность? Почему оставили дверь сторожки открытой?
        Потом, напрасно я попросил Геру позвонить домой и сказать, что у нас все благополучно. Кто меня только за язык тянул! Теперь Татьяна не станет вызывать милицию и будет с Мариной ждать нашего возвращения. Получается, что помощь к нам ниоткуда не придет.
        Хотя еще неизвестно, помогла бы нам милиция.
        Вся их компания собирались куда-то уезжать. Фролик расхаживал по комнате и кидал в сумку разбросанные повсюду вещи, а Алекс во дворе перед сторожкой накачивал вручную колеса джипа. Но не все участвовали в этих сборах. Скажем, Денис сидел за столом вместе с Гариком и Викой.
        - Гарик, как ты полагаешь, могу я заболеть бешенством? - спросил Денис, разглядывая, приспустив джинсы, укус Геры на своей ноге. - Страсть, как ноет. Вика, не смотри!
        - Очень мне надо на тебя смотреть, - фыркнула та.
        - Так как, Гарик, могу я заболеть бешенством?
        - Вполне, Денис, - отозвался менеджер, - А то и бытовым сифилисом. Я, например, за этого субъекта не поручусь. Наверное, он весь заразный. Весь в экземах и струпьях, скрытых под его одеждой.
        - Вот негодяй! Рождаются же уроды на свете!
        - Ладно, не пугай человека, - заметил Фролик. - Но, всякий случай, ранку следует обработать спиртом.
        - Да, не помешало бы. Но некогда. Значит так, бабки вам, недоноски, придется нам все-таки заплатить, - сказал Денис, гневно сверкнув глазами в нашу сторону.
        - Господи, дружок, откуда ты набрался такого бандитского лексикона? Бабки какие-то? Ты же, вроде бы, окончил институт и получил высшее образование. Но разучился почему-то правильно говорить, - поморщившись, упрекнул его Гарик. Затем достал из кармана замшевого пиджака флакончик одеколона и попрыскал вокруг себя. - Ну и запашок же тут стоит! Фу! С ума сойти!
        - Пора привыкнуть. Не благородная девица. И хватит придираться к моим словам, - недовольно буркнул Денис. - Учитель нашелся.
        - Давайте, пацаны, перекусим, - с просительными интонациями в голосе произнес Фролик, наткнувшись у кровати на объемистый пакет с продуктами. - Я проголодался - сил никаких нет. В животе страсть как урчит. В самом деле, сколько можно обходиться без еды.
        - Ты предложи устроить нам здесь еще застолье под музыку. После, Фролик. После. Пойми, нам сейчас не до жратвы и не до отдыха, - отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Денис и вновь обратился к нашему ряду пленников на скамье. - Итак, бабки, то бишь, деньги вам придется выложить нам сполна.
        - Любопытно, как ты себе это представляешь? - поинтересовался я.
        - Как? Да элементарно. На этот раз деньги для нас станет собирать ваша баба. Извините, госпожа Александра. Возможно, что у нее получится это лучше, чем у вас, тормозов. А вы пока оба разделите нашу компанию. Чтоб она энергичнее шевелила задом, мы будем вас мучить и пытать. Но немного, самую малость. Больше для проформы. Ну, вонзим иголки под ногти или что-нибудь в этом роде.
        - Утюг на лоб поставим, - добавил Фролик.
        - Во-во, - кивнул Денис.
        - Что ж, я одобряю. Звучит вполне разумно, - согласился Гарик. Ни своим обликом, ни своими манерами он совершенно не вписывался в эту зачуханную сторожку на окраине мусорного полигона.
        - Тебя-то, Гарик, каким ветром сюда занесло? - спросил я.
        - Прости, Вова, это я дал маху. Я тебе не все рассказал, - картинно спохватился Денис. - Значит, я перебрался в столицу и начал наблюдать за тобой. Первым делом я выяснил, где ты изволишь обитать, что было несложно. Мне говорил об этом по пьяному делу еще твой покойный дядюшка. Потом выяснил, где ты работаешь. И, представь, что за редкая удача! В одной из продавщиц твоего бутика я узнал дочку Марека-самогонщика, соседа Виктора. Я не растерялся и стал следить и за ней. Так я вышел на Гарика, с которым она крутила шашни. Присмотрелся: парень, кажись, ничего - хваткий. Своего не упустит. Мне как раз требовался помощник. Ну, я и решил привлечь его к операции по изъятию ваших капиталов. Умно, да?
        - Ты у нас, Денис, вообще редкий умник. Да все вы тут сплошные умники - дальше ехать некуда. Глупые одни мы с Алексом и должны делать за вас всю черновую работу, - ворчливо заметил Фролик, начавший с ленцой наполнять вещами вторую сумку.
        - Вот и помалкивай, коль так! - осадил его Денис. - Двигайся лучше быстрее. Сколько можно копаться? Тебе давным-давно нужно было все собрать.
        - Собираю я, собираю. Я почти как метеорит.
        - Ага. Тунгусский метеорит, который сто лет найти никто никак не может.
        - Денис, что Гарик сразу так и согласился на твое предложение? - спросил я.
        - Не сразу. Поломался, как водится, для приличия. Разорил меня дважды на ресторан и выторговал условия себе повыгоднее, - ответил он. - Настоящий предприниматель западного склада ума.
        - Почему бы нет? - вмешался в наш разговор Гарик. - Дело выглядело несложным, но прибыльным. Ты, Володя, извини меня за прямоту, человек в высшей степени примитивный и ограниченный. С одной извилиной в мозгу. Зачем тебе столько денег? У тебя не хватит даже фантазии с толком ими распорядиться. У твоей сестры с ее мужем - и подавно. С ними вовсе клинический случай в интеллектуальном отношении. Мне же деньги нужны для осуществления одного важного проекта.
        - Ишь, какой ты шустрый, - возмутился, молчавший до сих пор, Гера.
        - Пускай еще скажет, что хочет построить дом-интернат для детей-инвалидов, - покачала головой Шура.
        - Не скажу. Вам все равно меня не понять.
        - Твое право. Но попросил бы взаймы, - заметил я. - На кругосветное путешествие на байдарке я бы, например, тебе одолжил.
        - Спасибо, на байдарке - я не желаю. На байдарке путешествуй ты сам, - парировал Гарик. - Я собираюсь открыть отель на Кипре. Но в любом случае просить взаймы у тебя не имело смысла. Денег у тебя тогда все равно не было. Вот мы и решили с Денисом снарядить тебя в поселок Вихляево, чтобы ты их там для нас раздобыл. Хотя, по-моему, ты не слишком в этом преуспел. Поэтому мы стали склоняться к мысли, что деньги Виктора хранятся у твоей сестры.
        - Вы прямо-таки творческие гении, - хмыкнул я.
        - О чем ты говоришь? Побойся Бога. Нет у нас никаких денег, - сказал Гера. - Откуда им взяться? Ты ошибаешься.
        - А если бы и были, то мы бы вам их ни за что не отдали, - заметила Шура. - На чужой каравай рот не разевай.
        - Ну, это мы еще посмотрим, - со злодейской улыбочкой произнес Денис.
        - Дулю тебе - смотри, не смотри.
        - Получается, Гарик, что это вы организовали налет на бутик? - спросил я.
        - Кто же еще?! - даже возмутился он. - Разумеется, что мы. Я придумал и разработал план. Денис предоставил двух исполнителей - Алекса и Фролика. Охарактеризовал их с самой положительной стороны. Из приличных семей, студенты-заочники частного гуманитарного университета. Но с преступными наклонностями. Употребляют наркотики и алкоголь. Но чаще алкоголь. Как раз то, что нам было нужно.
        - Не понимаю, Гарик, твоей иронии. Очень она уж тонкая. Бывает, ты ставишь меня в тупик. Чем тебе не угодили мои ребята? - поинтересовался Денис.
        - Да. Отвечай, чем? - присоединился к нему Фролик. - Мы с Алексом старались, и все сделали правильно.
        - Бесспорно, идеально. Поэтому-то и угодили в милицию, - съехидничал Гарик.
        - Ну и что? В конце концов, все же завершилось нормально. Какие проблемы? - спросил Денис. - Между прочим, Вова, во многом благодаря твоему заявлению в милицию. Добрая ты душа.
        - Я счастлив за вас, - заметил я.
        - Все верно, - подтвердил Гарик слова Дениса. - Но вопрос в ином. У парней имелась инструкция, которую следовало строго и неукоснительно исполнять. В цели Алекса и Фролика не входило громить бутик. Им требовалось нанести травму охраннику и взять деньги из кассы. Они же учинили какой-то форменный дебош.
        - Подумаешь. Ну, погорячились парни, - усмехнулся Денис.
        - Засунь, Гарик, свою инструкцию себе в зад, - буркнул Фролик.
        - Пора тебе, друг мой, лечиться от кретинизма, - нашелся тот.
        - Но зачем все так сложно? - спросил я. - Зачем вы устроили это нападение на бутик? Могли бы просто врезать мне битой по башке где-нибудь в темном переулке. Или вам столь уж необходимы были деньги из нашей кассы?
        - Во-во, я это же самое и ему говорил. Слово в слово, - быстро закивал Денис. - Зачем к шутам все усложнять? Зачем нам эти приключения? Но Гарику важен был сам факт налета. И чтоб налет непременно проистекал у него на глазах. А после он мог бы сказать, что ты не справился со своей работой, и тебя бы уволили.
        - Не только, Денис. Ты недооцениваешь мой интеллект. Я еще хотел наглядно показать начальству, насколько у меня опасная и рискованная работа.
        - Вот учись, Володя, как некоторые люди делают себе карьеру, - заметила Шура, - Нет, я им прямо восхищаюсь.
        - Я тоже преклоняюсь перед его гением, - поддержал я сестру и перевел взгляд на не проронившую до сих пор ни звука Вику.
        Судя по всему, чувствовала она себя в этой компании не слишком уютно и комфортно. Вместо недавнего легкомысленного наряда - прозрачной ажурной кофточки и светлых джинсов, которые игриво сидели на ее бедрах, показывая тугую резинку на трусах - на Вике была короткая кожаная куртка, наброшенная на плечи, темный свитер с воротником стойкой и плотные вельветовые брюки. Хотя для этой сторожки на свалке ей бы, куда больше подошла телогрейка, байковая рубаха и штаны из брезента. На ноги же, вместо черных сапожек, я обул бы ей калоши на шерстяной носок. Но не все находилось в моей власти. Вернее сказать, сейчас в моей власти вообще ничего не находилось.
        - Вика, ты-то, зачем согласилась участвовать во всей этой истории? - спросил я.
        - Прости, Володя, я виновата. Но так уж получилось, - негромко отозвалась она, отнимая от своего кукольного личика крепко надушенный носовой платок.
        - Ну да. Обстоятельства иногда бывают выше нас. Но ты, помню, говорила, что Гарик тебе не нравится. Посылала его куда подальше. Говорила, что он, по твоему мнению, нетрадиционной сексуальной ориентации. Голубой, словом.
        - Экая гадость, - прошептал Гера.
        - А что? Очень даже похож. Вылитый гей, - также тихо ответила ему Шура.
        - Это я сам Вику научил, - гордо сообщил Гарик. - Для маскировки. Хе-хе. Чтоб ты, как следствие, сильнее к ней расположился. А ты и поверил? Здорово.
        - Молодец. Правильно посоветовал. Ход интересный, - похвалил я его, нагнулся и связанными руками поскреб себе правую голень. - Черт! Совсем закусали проклятые блохи!
        Гарик нервно поелозил на стуле. Потом заглянул под стол, очевидно, ища под ним блох.
        - Денис, что, действительно, они здесь водятся? - с тревогой осведомился Гарик, принимая вертикальное положение. Затем, не дожидаясь ответа, стал громко притоптывать ногами, словно желал нагнать страха на всех насекомых, что находились в сторожке.
        - Угу. Водятся и без счета, - серьезно подтвердил Денис.
        - Не шутишь? Что ж ты раньше меня не предупредил? Я бы захватил с собой какое-нибудь противоблошиное средство.
        - Вроде собачьего ошейника от блох, - хихикнула Шура.
        - Нашему Володе бабы всегда легко морочили голову, - неожиданно заявил Гера. - Что Марина, что Татьяна. Теперь, оказывается, вот еще и Вика.
        - Если бы ему одному. Такова наша мужская участь, - вздохнув, заметил Фролик. Он собрал, наконец, вещи, уместившиеся в две спортивные сумки. Сидел на кровати и слушал наш разговор, подперев ладонью щеку.
        - Фролик, нечего тебе расслабляться. Несчастный мальчик. Бабы, видите ли, ему тоже морочили голову. Иди-ка лучше помоги Алексу, - приказал Денис.
        - Какой ему от меня прок? Я в машинах ни черта лысого не смыслю, - возразил тот.
        - Вика, значит, все это время Марек следил за мной и докладывал вам, чем я занимаюсь? - скорее констатировал, чем спросил я.
        - Нет, не так. Мой отец абсолютно не причем. Он ничего не знал. Просто когда я ему звонила, то он подробно рассказывал мне обо всем, что происходит в поселке. В том числе и о тебе, Володя. А что ему еще делать, кроме как варить самогон, смотреть телевизор и следить за соседями?
        - Чем ты мило и воспользовалась?
        - Чем я мило и воспользовалась.
        - Любопытно, Вика, а в тот вечер зимой тебе было известно, что на бутик будет совершен налет?
        - Честно говорю, что нет. Я была в полном неведении. Как и ты, - заверила она. - Гарик рассказал мне все лишь несколько дней спустя. После того, как я навестила тебя в больнице.
        - Вика тебя не обманывает. Она права, - подтвердил Гарик. - Я не посвятил ее сразу в наше дело. Поостерегся. Все же у нее неустойчивая женская психика, и она могла нас подвести. Загубила бы нам на корню всю нашу операцию. Прежде Вику следовало подготовить.
        В комнату деловитой походкой вошел Алекс. Опустил засученные рукава свитера, перепачканного машинным маслом, и произнес:
        - Порядок. Можем трогаться хоть сейчас.
        - Почему так долго, мастер ты хренов? На дворе уж смеркается, - упрекнул его Денис.
        - Ну, во-первых, я подкачал все четыре колеса. Потом не горела левая фара. Пришлось искать запасную лампочку. Кое-что еще там по мелочам. Автомобиль же не новый. Лет семь как у нас в России. Не считая трех-четырех в Европе. Состарился, бедняга.
        - Раньше, Алекс, нужно было этим заниматься. Гораздо раньше.
        - Когда раньше? Я сторожил вон эту, - возмущенно кивнул он на Шуру. - Сам же кричал, чтоб мы не смели отлучаться ни на шаг из сторожки. Только в самом крайнем случае. Иначе, кричал, оштрафую.
        - Нечего со мной спорить. Виноват, так прямо и скажи. Не то манеру взяли перечить по любому поводу. Ладно, поднимайтесь, пойдемте. Хватит задницу отсиживать, - приказал Денис.
        - Может, Шуру вы сейчас освободите, - предложил я, продолжая, как ни в чем, ни бывало сидеть на скамье. - Она бы тогда уже начала собирать деньги.
        - Да, отпустите ее, чего вам стоит, - присоединился ко мне Гера.
        - Нет, позже. Мы высадим ее где-нибудь на трассе, - поколебавшись, ответил Денис. - И смотрите, без всяких выкрутасов у меня в машине. Накажу!
        Глава девятнадцатая
        Дверь прихожей резко и с шумом распахнулась, и в комнату ввалился Генка Кривонос. Рядом с ним, чуть сзади, был его дружок Паша Свисток, державший наизготовку помповое ружье. Если и прежде в сторожке не хватало простора, то сейчас в ней стало просто тесно.
        Появление этих новых лиц не сулило мне ровным счетом ничего хорошего. «Вдруг еще и эти приятели начнут требовать с меня деньги? Дядин должок. Вот будет комедия! Живот от смеха лопнет!» - подумал я и поежился.
        - Привет честной компании! - сказал Кривонос. Потом сделал несколько нарочито громких шагов по комнате, держа руки в карманах распахнутого серого плаща. - Ну, рассказывайте, что здесь у вас творится?
        - А-а, Гена! Здравствуй! Мое почтение, Паша! Как вы неожиданно нагрянули. Как снег на голову. Мы даже испугались. Ничего такого у нас не творится. С чего бы это? Нет, у нас все нормально, - ответил Денис, двинувшись к ним навстречу.
        - Как это, ничего не творится?! Как это, все нормально?! Что я, по-твоему, слепой?! - раздраженно спросил Кривонос, не замечая его протянутой руки. - Что у вас здесь за сборище?!
        - Остудись, Гена. Вспомни, ты же сам неделю назад разрешил, чтобы мои друзья пожили несколько дней в сторожке Виктора.
        - Да, разрешил. Было такое дело. Ты сказал, что им нужно на время от кого-то спрятаться, - согласился Кривонос и окинул комнату внимательным взглядом. - А что дочка Марека тоже прячется с ними за компанию? Отличное местечко, Вика, ты для себя выбрала. На мусорном полигоне среди темных личностей.
        - Наверное, она случайно наведалась на огонек, - усмехнувшись, вставил Паша.
        Вика густо покраснела и прикусила нижнюю губу.
        - Почему молчишь?
        - Нет-нет, она тут не прячется. Она пришла с Гариком, - ответил за нее Денис.
        - Что еще за Гарик?
        - Мой друг.
        - Чудесно, Денис. Полный кайф. Устроили, понимаешь, на моей свалке неизвестно что. Какую-то бандитскую сходку, - заключил Кривонос. - Я не знаю твоих дружков, но они мне не по вкусу. У них физиономии мошенников. Я знаю вот этих троих. Они родственники Виктора. Стало быть, имеют право находиться на полигоне. Хоть какие, но они наши. Точно, Паша? - обратился он к приятелю.
        - Точно, - поддакнул Паша. Потом, несмотря на то, что в руках он сжимал ружье, исхитрился и поковырял мизинцем у себя в ухе. Это походило на настоящий акробатический трюк. Никак не меньше.
        - Кстати, почему они связаны? - поинтересовался Кривонос. - Ну и шуточки у тебя, Денис. Как у того боцмана с тонущего корабля. Кто позволил? Не слышу ответа: кто?
        - Да никто. Довольно на меня наезжать. Достал, - огрызнулся Денис. - Я тебе не мальчишка. И скажи Свистку, чтоб отвел от нас свою дурацкую пугалку. Не ровен час, еще пальнет. С него станется. Гляди, что он с ней вытворяет. Даром, что дрова не колет.
        - Заруби у себя на носу, ты здесь никто и ничто. Звать тебя никак. Поэтому не указывай, что нам делать. Паша, дай мне ружье и освободи родственников Виктора. Не ввек же им так сидеть, - приказал Кривонос. Затем приблизился к столу, взял с него пистолет, повертел его в руках и сунул себе в карман. В сторожке сейчас хозяином был он, и никто не осмелился ему возражать.
        - Вижу, Денис, что ты вооружился.
        - Это не мой пистолет, а Вовкин.
        Тем временем Паша подошел к нашей скамье. Складным ножом перерезал веревки у нас на запястьях и, чему я был немало удивлен, дружески похлопал меня по плечу. Случаются же чудеса на свете!
        - Благодари Басмача и Кастру. Это они разыскали нас на полигоне и рассказали про вас, - шепотом сообщил он. - Иначе, Володя, я бы вам не позавидовал. Истлели бы где-нибудь на свалке ваши косточки.
        - Что ж, большое им спасибо. Вероятно, ребят замучила совесть, и они решили исправиться, - негромко ответил я. - Я-то считал, что они нас бросили.
        - Нет, Басмач и Кастра следили за тем, что происходило в сторожке. Потом, когда вас поколотили и связали, они побежали за нами. Хорошо, что успели. Мы собирались уже уезжать. Не ночевать же нам на мусорном полигоне.
        - Надо же, какие молодцы, - пробормотал Гера.
        - Они нас просто спасли, - добавила Шура.
        Между тем в центре комнаты, у стола, Денис, взяв под руку Кривоноса, убежденно ему говорил:
        - Напрасно Паша их развязал. Это ошибка с вашей стороны. Понимаешь, Генка, тут такая тема. Мы можем здорово разбогатеть. Истинная правда. Давай выйдем из сторожки, и я все тебе объясню. Обещаю, что ты не откажешься от моего предложения.
        - Не хочу я с тобой никуда выходить, - поморщился Кривонос, освобождая свою руку. - Объясняй здесь.
        - Лучше выйдем. Чтоб подальше от посторонних ушей.
        - Еще раз повторяю: не хочу я с тобой никуда выходить. Свалка мне осточертела. Ничего, кроме свалки, я не вижу. Говори здесь или вообще заткнись.
        - Ладно, будь по-твоему. Понимаешь, Генка, вот с этих трех субчиков, - ткнул Денис на нас пальцем, - можно срубить огроменные бабки.
        - С этих?
        - Конечно, с этих! С кого ж еще?! Ты чего тормозишь?! Слушай меня внимательно. У них оказались все бабки Виктора. Принадлежат они им не по праву, а так - по чистой халяве. Покойник нас обделил. Он обирал нас при жизни и обделил после смерти. Ловко, да? Давай прижмем их как следует. И, знаешь, сколько бабла с них вытрясем? Закачаешься! - возбужденно произнес Денис.
        - Помню-помню. Деньги у Виктора водились, - согласился Кривонос. - Деньги - немалые.
        - А я о чем тебе толкую?! Ты же, как слабоумный. Дошло, наконец? Если вы с Пашей нам посодействуете, то мы вас тоже возьмем в долю. Верно, пацаны?
        Алекс и Фролик помедлили, переглянулись и кивнули. Но кивнули без всякого энтузиазма.
        - Возьмем, Денис. А куда деваться? Разве у нас есть выбор? - буркнул Фролик.
        - Постойте, ребята, я чего-то не понимаю. С какой, спрашивается, это стати? Зачем нам заниматься благотворительностью? Мы долго проворачивали это дело. Готовились к нему, разрабатывали, рисковали. Тратили свои личные средства. Так почему сейчас мы должны с кем-то делиться? Когда нам осталось всего лишь спокойно забрать деньги. Нет, у нас не было такого уговора, - запальчиво заявил Гарик. - Поэтому я категорически возражаю.
        - Не жмись, денег Виктора хватит на всех, - сказал Денис, повернувшись к Гарику. - Без Гены и Паши нам не справиться. К тому же мы на их территории.
        - За что я тебе безмерно благодарен. Но зачем нам нужно было забираться на эту вонючую свалку? На чью-то чужую территорию? Территорию, вдобавок, кишащую блохами, - спросил он, закатывая глаза кверху. - Совершенный идиотизм!
        - Вовсе не идиотизм. У нас не было другого места, чтоб надежно спрятать эту тетку.
        - Дениска, не возьму я в толк, что это за разнаряженный крысеныш у тебя возникает? Все вякает и вякает. Кто он вообще такой? - поинтересовался Кривонос.
        - Да я ж тебе говорил, что - это Гарик. Ухажер Вики. Живет в Москве. Менеджер из бутика. Парень надежный. Только иногда его заносит.
        - Значит, заносит? Ну-ну. Вон Вова, насколько любит зубоскалить - и то молчит как рыба.
        - Увы, Генка, не моя ситуация. Я теряюсь, когда много людей. Теряюсь, и начинаю заикаться, - скромно отозвался я со скамьи, разминая затекшие руки. Как мне было их не разминать, если они стали почти как у Венеры Милосской? Совсем не чувствовались! А вдруг придется снова драться? Как мне тогда сражаться? Позор один!
        - Верно, с Володей изредка бывает, - подтвердила на всякий случай Шура. Разумеется, в виду она имела не мои онемевшие руки, а заикание.
        - Видишь, Дениска, человек стесняется. Неудобно ему выступать. Хоть у него и есть на то повод. А этот твой Гарик заливается курским соловьем. Скажи ему, чтоб заглох. Пускай валит в свой бутик, рыло свиное. А здесь, на свалке, мы как-нибудь и без него разберемся. Сами с усами.
        - Э-э, нельзя ли вежливее! Мы не в колонии-поселении строгого режима! Нечего хамить! - возмутился Гарик.
        - Довольно, угомонись! - осадил его Денис. - Не зарывайся. Не забывай, где ты находишься. Клянусь, иначе тебя тут похоронят.
        - Представь, я это понял. Они похожи на могильщиков.
        - Ну и друзья у тебя, Дениска. Шваль какая-то, а не парни. И пошел с ними на такое серьезное дело. О чем ты думал? Нет, с тобой не соскучишься. Потому как ты, по моему мнению, конкретный придурок, - хмыкнув, проговорил Кривонос. - Одна дочка Марека в твоей шайке еще ничего. Смазливая девчонка, хоть и змея подколодная.
        - Мерси, Генка, за комплимент, - сухо произнесла та. - Я глубоко польщена.
        - Пожалуйста, Вика, радость моя, - церемонно поклонился он. - Если не секрет, сколько же ты, Дениска, надеешься в общей сумме получить?
        - Четверть миллиона баксов. Как, впечатляет? Это только для начала. На первом этапе. Вам с Пашей мы отстегнем двадцать процентов, - сказал Денис.
        - Двадцать процентов? Двадцать процентов много для них, - буркнул Гарик.
        - Нормально. В самый раз.
        - Неплохо бы от двухсот пятидесяти. Только для начала. На первом этапе, - заметил Кривонос. - Однако никаких денег у них нет.
        - Ошибаешься, есть, - усмехнулся Денис.
        - Конечно, есть, - вторил ему Гарик.
        - Это вы оба ошибаетесь. Толкую вам, что нет. Усекли? Если бы у них были такие деньги, то они бы вели совсем другую жизнь.
        - Они хитрые. Они притворяются простачками и всех нас дурят почем зря, - не согласился Денис.
        - Верно, - поддакнул Гарик.
        - Хитрые не хитрые. Но денег Виктора у них нет. Физически нет. И говорить о них я больше не хочу. Надоело. Меня сейчас волнует другая тема. Помнишь, Дениска, ту историю, которая случилась между тобой и Виктором?
        - Ну, помню.
        - История, по-моему, очень темная. Но я в нее не влезал. Потому как в итоге я от нее выиграл.
        - И выиграл немало, - подтвердил Денис.
        - Расскажешь?
        - Нет. Как-нибудь в следующий раз.
        - Ладно, история давняя. Не будем ее ворошить, - согласился Кривонос. - Но то, что ты сейчас творишь на свалке, переходит все рамки. За кого ты меня принимаешь? За идиота? Врешь мне в глаза, что кому-то надо спрятаться в сторожке Виктора. Но сам прячешь в ней похищенных тобой людей. Что за дела?! Кем ты выставляешь меня перед народом?! Прикинь, ко мне прибегают бомжи и рассказывают, какой за беспредел творится на моей свалке. Я стою, и знать ничего не знаю. Ни ухом, ни рылом. Выходит, что я не хозяин на своем мусорном полигоне?! Нет, так не пойдет, - заявил он, перехватил поудобнее помповое ружье и направился к Денису. - Я считаю, что тебя следует проучить. Чтоб другим не было повадно.
        - Слушай, Гена, что ты собираешься делать? - с тревогой спросил тот, пятясь назад.
        Кривонос не ответил и приблизился к Денису. Мгновение помедлил и внезапно ударил его снизу вверх прикладом ружья в челюсть. У Дениса лязгнули зубы, и дернулась голова. Он непроизвольно отступил на шаг, покачнулся и упал навзничь на пол.
        - У-у, гаденыш! Это тебе, чтоб ты уяснил, кто здесь, на свалке, хозяин. Вас, троих, мне бы следовало тоже проучить. Особенно выскочку-Гарика. За его слишком длинный язык. Но этим пускай лучше занимается Вова. Основания у него более весомые, - сказал Генка и поманил меня к себе пальцем. Затем вытащил из кармана плаща мой пистолет и, сдунув с него мнимые пылинки, протянул мне.
        - Спасибо, - вежливо произнес я.
        - Не за что. Но не думай, Вова, что я стал твоим задушевным другом. Я по-прежнему тебя терпеть не могу. Обязательно при случае дам тебе по физиономии. Но справедливость для меня дороже личных отношений, - произнес он, преисполненный чувством собственного благородства.
        Признаться, я не ожидал от него подобного пафоса. Просто сцена из рыцарского романа, прочитанного, очевидно, им в глубоком детстве и запавшего ему в память.
        - И еще, Вова. Ты больше мне ничего не должен. На текущий момент мы с тобой в полном расчете, - добавил он.
        - Меня радуют твои слова, - кивнул я. - Они прямо бальзам для моего сердца.
        Кривонос одарил меня скупой улыбкой и перевел взгляд на стол. На столе его внимание привлек мобильный телефон последней модели, лежавший между пустых пивных бутылок.
        - Чья игрушка? - спросил он, со вспыхнувшим в глазах интересом.
        - Денисова, - неохотно ответил Гарик.
        - Ага. Тогда я конфискую эту игрушку у Дениски. В качестве возмещения за причиненный моральный ущерб. Нечего своевольничать у меня на полигоне. Тоже мне манеру взял людей похищать. Надеюсь, что никто из вас не возражает?
        Естественно, что в сторожке никто не возражал. Все были исключительно «за». С видимым удовольствием Кривонос положил мобильник во внутренний карман своего плаща.
        Ко мне подошел не обремененный боевыми трофеями Паша и крепко стиснул мою руку.
        - Нам пора, Вова. Ты извини нас за тот прошлый раз. Мы с Генкой всего лишь вспылили. Не успели понять, что к чему.
        - Какие, Паша, могут быть разговоры, - ответил я. Нет, разговоры как раз у меня были, но только не сегодня. Вдруг под влиянием этих разговоров у них еще изменится настроение, и они перейдут в стан наших врагов. Поэтому разумнее пока было от них воздержаться.
        - Да, ты давай быстрее разбирайся с этими гавриками. Чтоб не торчать долго на свалке, - посоветовал он, покосившись на окно.
        - Почему?
        - Не задерживайся, и все.
        - Хорошо. Но я буду возвращаться домой на машине. На джипе приятелей-наркоманов, - заметил я.
        - На машине?.. На машине, думаю, еще ничего. Пронесет. Ну, счастливо, Вова! Не горюй! - сказал Паша и поспешил за Кривоносом, вышедшим уже во двор.
        И вновь роли наши в сторожке поменялись самым кардинальным образом. Теперь на скамье у стены со стянутыми веревками руками сидели Гарик, Алекс и Фролик. Вид они имели соответствующий - грустный и понурый. Дениса мы с Герой решили не связывать. То была бы только напрасная трата времени. Он по-прежнему лежал на полу и едва подавал признаки жизни. Удар Кривоноса ружейным прикладом ему в челюсть оказался довольно сильным.
        Вику мы так же пощадили, освободив от пут. На мой взгляд, она не представляла для нас угрозы. К тому же, связанная, она могла бы причинить себе урон. То есть, сломать свои прекрасные длинные ногти. Что было бы жалко. Столько отращивала их, отращивала - и, бац, на тебе!
        - Вика, вопрос. Когда ты предлагала устроить меня в Москве на работу, ты меня обманывала? - не удержавшись, и спросил я. - Цель у тебя была та же - завоевать мое доверие?
        - Не совсем, но…
        - Разумеется, обманывала, - усмехнулся Гарик. - И без всяких «но». Вика у нас такая. Если бы ты согласился, она бы нашла тысячу причин, чтоб отказать тебе. Словом, дать от ворот поворот. Это ж тебе не Маринка, которая сразу помчалась докладывать тебе то, что выведала у Дениса.
        - Понятно, - кивнул я. - А если бы, не смотря на ваш хитроумный план, я не поехал в Вихляево? Устроился бы сам на новую работу. Нашел бы себе жилье в Москве, и не поехал бы?
        - Не фантазируй, Володя, поехал бы. Куда б ты делся? Я прекрасно тебя знаю. Ты затаил обиду на весь мир, что с тобой поступили несправедливо. Не по совести. Ты обязан был поехать.
        - А если все же нет? Сорвалось бы у вас.
        - Ну, тогда бы мы вернулись к тому, что Денис советовал сделать в самом начале. Мы бы прислали тебе письмо от неизвестного доброжелателя. В нем бы говорилось, что в Вихляево ты можешь стать обладателем несметного богатства. Полетел бы туда на крыльях. Как миленький. Кто не мечтает разбогатеть? Правда, у письма имелись серьезные минусы. Им бы мы показали, что есть люди, заинтересованные в том, чтобы ты нашел деньги Виктора. Выдавать же себя раньше времени нам не хотелось. По крайней мере, без крайней нужды. Поэтому я раскритиковал тот первый вариант Дениса.
        - Вообще изначально это была дурацкая затея, - сказала Вика.
        - Удивительное дело, прежде ты придерживалась совершенно иного мнения.
        - Ошибаешься, нет.
        - Придерживалась-придерживалась. Впрочем, не важно. Все течет, все меняется. В принципе, ты права - затея была не из лучших. Но все мы умны задним умом, - заметил Гарик. - Тем более что эти двое со свалки, Кривонос и Паша, оказались не на нашей стороне. Кстати, Володя, денег Виктора действительно у вас нет?
        - У нас их полные закрома, - ответил я. - Но, конечно, нет. Вот вобьют себе люди чего-нибудь в голову и никак не переубедить их потом в обратном.
        - Где ж они тогда?
        - Откуда мне знать? Я же не ясновидящий, - пожал я плечами. - Слушай, Гарик, а что это за история произошла между Денисом и моим дядей? Ну, о которой упоминал Кривонос.
        - Мне ничего о ней не известно. Денис не любит посвящать никого в свои секреты. Товарищ он скрытный. Да и не водили мы с ним никогда близкой дружбы. Скажу больше, он был мне даже несимпатичен. Нас объединяло одно только общее дело.
        - Ладно, поверю. Ну а вы слышали чего-нибудь? - обратился я к Алексу и Фролику.
        - Нет, - в один голос отозвались они.
        - Володя, наскучило мне так сидеть. Все отсидел. Блохи, опять же, повсюду прыгают, - пожаловался Гарик, елозя на скамье.
        - Ничем не могу тебе помочь. Привыкай.
        - Что вы собираетесь с нами делать?
        - Действуем по старому плану. Повезем, стало быть, вас в околоток. Тебе там понравится. Конкретно, в обезьяннике. Будут кормить, поить. По ночам разрешат спать, - пообещал я и попросил зятя: - Гера, дай мобильник. Я хочу позвонить домой и сказать, чтоб они там не беспокоились. Мы скоро вернемся.
        - Дать-то я его тебе дам. Не трудно. Но что от него толку? Все равно ты по нему никуда не дозвонишься, - проворчал Гера и протянул мне трубку, треснувшую в нескольких местах. - Один из этих обормотов - кажется, Алекс - сломал мне мобильник во время драки. Убить его мало, жука колорадского! Такая дорогая штуковина, подарок Шуры на мой день рождения!
        - Да не расстраивайся ты сильно. Куплю я тебе новую трубу, - буркнул Алекс.
        - Как же, так я и поверил!
        - Желаешь, напишу расписку?
        - На кой шут мне твоя расписка?!
        - Плохо, что у тебя, Гера, сломался мобильник. Очень это не во время. А у Дениса его, по-моему, забрал Кривонос, - вспомнил я.
        - Точно, понравилась игрушка. Как ребенку. Возьми мой, - любезно предложил Гарик. - Только в нем садятся батарейки.
        Я набрал на его трубке телефонный номер Татьяны и после первого же гудка услышал ее взволнованный, но, как всегда, красивый и мелодичный голос: - Кто это?
        - Да я, я.
        - Володя?
        - Он самый.
        - Почему ты звонишь по чужому телефону?
        - Просто наш накрылся медным тазом.
        - Бог с ним. Но почему вы никак не возвращаетесь? Мы здесь с Мариной с ума уж посходили.
        - Едим. Считай, что мы в пути, - коротко ответил я и отключил мобильник.
        - Давно пора, Володя. А с этим типом, что будем делать? - спросил Гера и указал кивком на Дениса, который, скорчившись, сидел в центре комнаты на полу и, словно заведенный, мотал головой.
        - Кривонос крепко звезданул его прикладом. Прямо-таки по-зверски. К тому же он стукнулся затылком о половые доски. М-да, не повезло парню, - заметила Шура и, вздохнув, направилась к Денису.
        - Пустяки, - авторитетно сказал я. - Со мной такое тоже бывало. Еще и хуже. Но ничего - выжил. Погрузим мальчика в машину и отвезем в участок. Там, в медпункте, его осмотрят. Если понадобится, положат в больницу. Но вряд ли. Сам оклемается.
        Шура склонилась над Денисом, пощупала, безмолвно шевеля губами, его пульс и потрогала лоб. Потом взяла под мышки и попыталась зачем-то поставить на ноги. Но вдруг охнула и, схватившись рукой за грудь, сама неловко опустилась на пол. Я и Гера немедленно поспешили к ней на помощь.
        - Ой, больно. Сердце у меня что-то защемило, - с трудом произнесла она, ловя воздух открытым ртом.
        Вдвоем с Герой мы сначала осторожно пересадили Шуру на кровать, затем положили на нее.
        - Гарик, такое дело. Есть здесь у вас какое-нибудь сердечное лекарство? - спросил я.
        - Не-а, лекарствами мы не запасались. У нас все здоровые, - ответил за него Фролик. - За исключением вон сейчас травмированного Дениса.
        - В моем джипе есть аптечка, - вспомнил Алекс. - Для гаишников. Чтоб не придирались.
        - Так сбегай за ней.
        - Ага, сбегай. Я же связан. Зубами мне открывать багажник, что ли?
        Не говоря ни слова, Гера резко выпрямился, жестом позвал с собой Алекса и вместе с ним вышел из сторожки. Пока их не было, я поправил верблюжье одеяло, взбил подушку и поудобнее уложил Шуру на кровати. Принес ей стакан минеральной воды, найденной в пакете у стола. После сам примостился с края на кровати у нее ног. Немощный вид моей сестры не вселял в меня никакого оптимизма. В Вику, стоявшую тут же, с сочувственным выражением лица, вероятно, тоже.
        - Не волнуйся, Володя, скоро отпустит. Отдохну немного, и отпустит, - промолвила Шура.
        Вика смочила свой крохотный носовой платок водой из бутылки и сунула его Шуре под кофту.
        - Слышь, Вован, пока суд да дело можно мы с ребятами перекусим? Будь человеком. Не бери грех на душу. Не позволь нам умереть с голода в расцвете сил, - заканючил Фролик. - Ну, пожалуйста, прошу.
        - Отвяжись, - огрызнулся я.
        «С чего это я должен беспокоиться об их желудке? Пускай поголодают», - подумал я. Разве они жалели Шуру, когда ее похищали, а после несколько дней держали взаперти? Разве они жалели меня и Геру, когда требовали с нас выкуп за ее освобождение, обещая в случае нашего отказа начать отрезать ей пальцы? Еще нос и уши. Потом отправлять нам бандеролью по почте части ее тела. Так с какой стати мне сейчас потакать их желаниям?
        - Совсем неизвестно, как скоро там, в милиции, нас будут кормить? Но наверняка, не раньше завтрашнего утра. Скажи, как нам все это время обходиться без пищи? - продолжал ныть Фролик. - Мы ж не выдержим. Передохнем как мухи.
        - Это не моя забота.
        - Само собой, Вован, что забота не твоя. Но понимаешь, как раз перед тем, как вы ворвались в сторожку, мы собирались перекусить на дорожку. Я, например, даже помыл руки. А вы ворвались, как злобные дикари, и помешали нам.
        - Нет, здорово у тебя получается. Значит, это мы с Герой во всем виноваты? - усмехнулся я.
        - Ну, не во всем.
        - Пускай поедят, Володя, - проговорила слабым голосом Шура. - Отстанут хотя бы.
        - Действительно, почему ты нам запрещаешь? - спросил Гарик. - Кому это повредит?
        - Ладно, ешьте. Набивайте свое ненасытное брюхо. Занимайтесь чревоугодием. С меня не убудет, - сказал я, не выдержав их совместного напора. Положил на стол пакет с продуктами и с помощью Вики посадил на стул Дениса.
        - Спасибочки, Вован. Ты человек. Только как нам есть со связанными руками? - поинтересовался Фролик. - Мы ж тебе не фокусники из цирка.
        - Да, будь уж любезен, развяжи нас, - попросил Гарик. - Не вредничай. Не порти картину. Даю слово, что мы не убежим и не набросимся на вас.
        - У тебя, Вован, пистолет. Разве ним поспоришь? Если не желаешь оказаться с лишней дыркой. Лишние же дырки нам не нужны, - добавил Фролик.
        - По-моему, вы, парни, обнаглели до предела. Может быть, вам еще официанток из ресторана вызвать? А самому мне спеть и сплясать? Или - чего мелочится? - хор цыган пригласить? Ничего, перебьетесь. Не особо важные персоны. Вон Вика вам поможет.
        - Разумеется, помогу, - подтвердила та.
        - У нас есть не тронутая бутылка дагестанского коньяка! Четыре звездочки! - радостно вспомнил Фролик. - Разреши, Вован, мы хлопнем по чуть-чуть.
        - Давайте, - безразлично махнул я рукой. - Хлопайте. Хоть коньяком, хоть дверьми.
        В сторожку вернулся Гера. За ним послушно, словно верный пес, плелся Алекс. Он тотчас присоединился к своим приятелям, сидящим за столом, а Гера с аптечкой в руках направился к лежащей на кровати Шуре.
        - Нашел валидол. Никакого другого сердечного лекарства у них нет. Положи таблетку под язык, - сказал он, высыпал из тюбика себе на ладонь таблетки и протянул ей одну.
        - Не стоит травить химией свой организм. Это гадость. Рекомендую выпить грамм пятьдесят коньяка. От него намного больше пользы, чем от таблеток. Это старое испытанное средство, - заметил Гарик. - Посмотрите на Дениса. Принял немного человек, и сразу стал как огурчик. Хоть на закуску подавай.
        Следуя совету Гарика, я взглянул на Дениса. Конечно, назвать его «огурчиком» даже при всем желании у меня бы не повернулся язык. Но то, что самочувствие его значительно улучшилось, было несомненно.
        Вика, не долго думая, принесла Шуре рюмку коньяка, наполненную до краев, и та, приподняв голову от подушки, пожалуй, излишне интеллигентно, мелкими глоточками, выпила рюмку до дна. Вскоре и в самом деле сказалось благотворное действие коньяка. Она ожила. Краска возвратились к ней в лицо и загорелись, потухшие было, глаза, а движения приобрели почти привычную живость.
        - Сколько времени я пробыл в отрубе? - неожиданно спросил Денис. Голос его звучал хрипло и невнятно. Держась ладонью за затылок, он сидел и раскачивался на стуле. - Проклятье, как башка-то раскалывается. Ну и засандалил же мне этот гребаный Кривонос.
        - Не только засандалил. Он забрал еще твой мобильный телефон, - сообщил Фролик.
        - Сказал, что конфискует его в качестве штрафа за нанесенный моральный ущерб, - дополнил Гарик.
        - Вот сволочь! Слова-то, пэтэушник, какие использовал! За моральный ущерб! Не хило! Чтоб ему загнуться! - выругался Денис. Посмотрел в окно - и буквально посерел на глазах. - О, дьявол! Как, уже так поздно?! Чего ж мы здесь рассиживаемся?! Давно было нужно отсюда сматываться! Линять к чертовой матери! На всех парах!
        - Ждали, когда ваша честь соизволит окончательно очнуться. Потом Шуре стало плохо. Сорвалась женщина, бывает, - ответил Гарик. Затем открыл шире рот и принял из пальчиков Вики дольку сырокопченой колбасы. - Но что, собственно, случилось?
        - Пока, к счастью, ничего. Сам узнаешь, если это случится, - сказал Денис и, опираясь обеими руками о стол, тяжело поднялся. - Поехали, поехали!
        - Нам и впрямь сле-следует тро-трогаться. Не-нечего тут про-прохлаждаться, - заикаясь, согласился я. «Ну вот, с чем тебя и поздравляю, - мрачно подумал я. - Накликал сам на себя заикание. Теперь ни на одном праздничном концерте не выступишь с речью! Освистают!»
        - Стало быть, и тронемся. Но я не понимаю, почему этот Денис нами командует? Тоже начальник мне сыскался. Ты должен сидеть и помалкивать в тряпочку, а не лезть во все щели. Указчик. Мы без тебя знаем, когда нам ехать, - возмутился Гера. - Шура, скажи, как ты себя чувствуешь?
        - Лучше, но я бы полежала еще немного.
        - Конечно, полежи. Наберись сил, - кивнул Гера, по-хозяйски подошел к столу, подцепил одноразовой вилкой ломтик сельди в винном соусе и отправил себе в рот. - Здоровье важнее всего.
        - Не гони нас, Денис, мы еще не покрепились, - переставая жевать, произнес Фролик.
        - Не дергай, дергатель, - поддакнул Алекс.
        - Поехали же! Прошу вас! - взмолился Денис.
        - Верно, нам бы не помешало поторопиться, - присоединился я к нему. Мое заикание внезапно прекратилось. Я вспомнил, что Паша Свисток, прощаясь, настоятельно не советовал мне долго задерживаться на мусорном полигоне. Правда, не объяснил почему.
        - Да что такое? - спросил Гера.
        - Сегодня полнолуние, точно?
        - Ну и плевать. Что за невидаль? Полнолуниев мы не видали, что ли?
        - Если бы плевать, - невесело усмехнулся Денис. - В это время лучше не оказываться ночью на свалке.
        - Господи, как же я могла об этом забыть? Как же я, глупая, лишилась памяти. Какой ужас, - побледнев, прошептала Вика, но так, что в комнате ее все услышали. - В полнолуние на свалке появляется Помойник.
        - Кто это? - полюбопытствовал Гарик.
        - Давай расскажи людям, - попросил Гера.
        - Некогда сейчас рассказывать. Потом, потом, - сбивчиво проговорил Денис и, покачиваясь, направился к выходу. За ним быстрыми шажками засеменила Вика. Далее, Шура, бережно поддерживаемая Герой, Гарик, Алекс и продолжавший жевать на ходу Фролик. Шествие замыкал я.
        - А сумки?! Мы оставили наши сумки! - всполошился Гарик, притормаживая на месте. - Вика, птичка, вернись и забери их! И портфель, мой портфель!
        Вика-птичка промолчала. Ничего не прощебетала ему в ответ. Наверное, не услышала или пожелала не услышать. Она выпорхнула уже в прихожую, затерявшись за спинами, идущих за ней людей. Вот и надейся на представительниц пернатого пола.
        Меньше всего на свете мне сейчас нужны были их сумки и портфель Гарика из крокодиловой кожи. Этот портфель, очевидно, он взял для хранения полученных от нас с Герой денег за освобождение Шуры. (Мог бы ограничиться и обыкновенной котомкой!) Мне совсем не улыбалось исполнять роль грузчика. С какой, спрашивается, это стати? К тому же бесплатно. За здорово живешь. Однако я остановился, спрятал пистолет в боковой карман куртки, подхватил с пола все их добро и, вздохнув, следом за другими выбрался из сторожки.
        На свалку опустилась темнота. Но назвать ее непроглядной было бы несправедливо. На небе висела полная луна, заливавшая слабым таинственным светом округу. Помигивая, сверкали первые звезды. (Впрочем, это мигали не сами звезды, а мигало у меня в глазах после яркой электрической лампочки без плафона, на потолке, в комнате.) Стояла поразительная гнетущая тишина. Воздух наполняла сумасшедшая смесь терпких помоечных запахов. Кое-где струйками вился легкий дымок от тлеющего мусора.
        - Где машина?! - голосом, готовым сорваться на истеричный крик, спросил Денис, озирая пространство перед сторожкой. - Где эта чертова машина?!
        - Она там, - испуганно ответил Алекс, показывая рукой направление. - Я отогнал ее немного дальше, поближе к выезду со свалки.
        - Зачем?! Кто тебя об этом просил?! А?!
        - Никто. Но я подумал, что так нам будет удобнее. Не придется объезжать в потемках мусорные кучи. Ведь в них можно запросто застрять или проколоть резину на колесе. А запасной шины у меня нет. Как тогда быть?
        - Зачем вообще тебе понадобилось думать, кретин ты безмозглый?! Даун! Колеса ему жалко, а нас - нет! Мы для тебя пшик! Ты нас всех погубил! Ясно?! Без ножа зарезал! - в сердцах выпалил Денис и пошел к джипу настолько быстро, насколько позволяло его нынешнее состояние. Остальные, в том числе и я, сбившись в кучу, поспешили за ним. В настоящий момент не имело никакого значения, что он вроде бы как был моим с Герой врагом и пленником. Денис лучше других знал этот мусорный полигон и поэтому все мы беспрекословно ему подчинились. Хотелось бы надеяться, что он сумеет оправдать наше доверие.
        Мы торопливо свернули за один свеженасыпанный мусорный холм, метров через двадцать - за второй, с плоской скошенной верхушкой.
        Идти было сложно.
        Я то и дело спотыкался на тропе - отдаленном подобии Военно-Грузинской дороги - о торчавшие из земли самые несуразные предметы. Потом, мне оттягивали руки и нарушали равновесие две тяжелые спортивные сумки. Вдобавок, под мышкой я держал портфель, совсем как карикатурный советский бюрократ. Но кого в этом винить? Кроме себя было некого. Да, чего там скрывать, я - вредный, как недавно справедливо заметил Гарик в сторожке. Если бы я не встал в позу и освободил от веревок его, Алекса и Фролика, то сейчас бы нашлось, кому еще таскать эти треклятые сумки с портфелем. А так приходилось за всех отдуваться мне одному. Как иначе? Те трое были связаны. Денис и без того с трудом передвигал ноги. Гера поддерживал Шуру. Вика сроду не отличалась физической силой, скорее наоборот. Хотя, полагаю, что полупустой портфель Гарика она бы вполне смогла нести. Не обломилась бы. Но, с другой стороны, он и для меня был не самой большой обузой.
        Когда вдали уже начал вырисовываться силуэт джипа, Денис, вскинув левую руку, внезапно замер на месте и прислушался. Все тотчас последовали его примеру.
        Сначала я не почувствовал ничего опасного и подумал, что это просто какая-то его блажь. (Мало ли что могло померещиться человеку?) Но чуть позже ощутил едва уловимое колебание воздуха. Кроме того, запах помойки, словно сгустившись, стал еще более резким и омерзительным, чем тот, к которому мы привыкли. Но главное, появилось неприятное и тревожное чувство, что за нами кто-то наблюдает. Меня охватил безотчетный ужас, как, впрочем, и всех остальных.
        Казалось, что над мусорным полигоном физическим телом повис страх. Страх - животный.
        - Все, опоздали, - обреченно проронил Денис. - Нам не добраться до машины. Мы не успеем. Нужно быстрее возвращаться назад.
        Не сговариваясь, мы развернулись и, не обращая внимания на изъяны дороги, стрелой понеслись к сторожке. И Денис, неожиданно обретший проворство и ловкость. И Вика в модных сапожках на среднем каблуке. И Гера, с причитаниями, помогающий Шуре. И Гарик, Алекс и Фролик со связанными руками. И, разумеется, я. Между прочим, не в последних рядах. На бегу я потерял одну из сумок и портфель Гарика, о чем, кстати, нисколько не сожалел. Шут с ними! Если парням понадобится, то завтра, при свете дня, их несложно будет найти. При условии, что к тому времени им не придется сидеть в каталажке или лежать бездыханными трупами на свалке.
        Глава двадцатая
        Никогда бы раньше не подумал, что эта убогая сторожка на краю мусорного полигона покажется мне такой родной и близкой, способной защитить от всех опасностей внешнего мира. Но именно это чувство я испытал, когда мы, после дикой толкотни на крыльце, очутились в ней. Что ни говори, а в сторожке, за четырьмя стенами, было гораздо безопаснее, чем под открытым небом. По крайней мере, пока.
        Но главное, в ней пахло человеческим жильем!
        Денис и я остались в прихожей. Все другие же прошли в комнату, освещенную лунным светом. Гера и Шура, прерывисто дыша, сели передохнуть на кровать. Гарик, Алекс и Фролик принялись немедленно развязывать с помощью Вики веревки на руках. Мы с зятем не возражали. Излишние строгости были сейчас ни к чему. Общая угроза объединила нас и отодвинула на второй план все наши старые счеты и обиды. Впрочем, я не отказался от мысли сдать всю их преступную компанию в милицию. Если, конечно, мы сумеем выбраться живыми из этой передряги.
        Между тем Денис в темноте почти на ощупь запер входную дверь на два внутренних замка. Затем, повозившись, положил увесистый брус в стальные скобы, что торчали по обе стороны дверного косяка.
        - Полагаешь, что это поможет? - спросил я.
        - Сомневаюсь. Если Помойник захочет войти, то он войдет. Никакие двери и запоры ему не помешают. Он разнесет их в щепки. Вся наша надежда на то, чтоб ему этого не захотелось, - ответил Денис и устало опустился на пол. - Больше уповать нам не на что.
        - Сколько нам ждать?
        - До утра. При дневном свете он не нападает на людей. Дрыхнет, наверное, собака.
        - До утра долго. Ночи сейчас не очень короткие.
        - Но короче, чем зимой, - заметил он.
        Фролик в комнате подошел к выключателю на стене, примыкающей к прихожей, и зажег электрический свет. Денис тут же, как ужаленный, вскочил с места и, выразительно вращая пальцем у виска, прошипел:
        - У тебя, что крыша съехала, олух?! Погаси сию же минуту! Или придушу!
        - Что ж теперь мы всю дорогу должны сидеть в темноте? Будто землеройки какие-то, - отозвался сварливым голосом Фролик, но все-таки подчинился его прикажу. - Кого мы хоть так боимся?
        - Помойника мы боимся. Помойника, - едва разжимая губы, буркнул Денис. - Понимаете, нам необходимо соблюдать светомаскировку. Ну, как на войне при бомбежке.
        - Как прикажешь, командир.
        Фролик призвал на помощь Алекса и вместе с ним занавесил два окна верблюжьими одеялами, сдернутыми с кровати. На третье окно, противоположное им и выходящее вглубь свалки, одеяла не хватило, и он, поколебавшись, занавесил его собственной коричневой дутой курткой.
        - Сейчас, вроде бы, порядок. Снаружи у нас ничего не видно. Ни огонька не пробивается, - произнес Фролик и, полюбовавшись творением своих рук, опять включил свет в комнате.
        - Ладно, сойдет, - бросил Денис.
        - Сам-то ты, кстати, встречался когда-нибудь с этим вашим Помойником? - спросил Фролик.
        - Повезло, не удостоился чести.
        - Так, может, он и не существует вовсе?
        Денис проигнорировал эту реплику Фролика.
        - Слушай, а что он с нами сделает, если доберется до нас? - поежившись, поинтересовался Гарик, сидевший с Викой на скамье у дальней стены. - Убьет?
        - Нет, спросит, где находится ближайший винный магазин, - хмыкнул Гера.
        - Угу, спросит. Помойник разорвет нас в мелкие клочки, - сказал Денис. После, вернувшись в прихожую, проверил дверь, подергав ее на себя, и снова примостился на полу около меня.
        Вот как порой судьба смеется над нами. Денис был моим самым заклятым врагом, который наглым образом отбил у меня Марину и похитил ради выкупа мою сестру. Я люто его ненавидел. Но сейчас я сидел рядом с ним, бок о бок, и не испытывал к нему почти никаких враждебных чувств. Но разве мог я вести себя иначе в сложившейся ситуации? Разумеется, что нет.
        Я достал из пачки последнюю сигарету и закурил.
        Неожиданно снаружи раздались странные, но хорошо различимые звуки. Я вздрогнул. Сигарета намертво прилипла к моей губе. Насторожившись, я обратился вслух. Остальные люди в сторожке тоже.
        Было ясно, что возле нашего дома кто-то ходит и не желает этого скрывать. Как тот беспощадный хищник, загнавший свою жертву во временное и ненадежное убежище.
        С полной очевидностью стало понятно, что все разговоры о Помойнике не были досужей болтовней. Они были правдой. Причем более страшной и зловещей, чем могло показаться из этих разговоров. Словно в подтверждение моих мыслей, Помойник издал жуткий гортанный звук. Я и прежде, бывало, слышал его ночью в поселке, когда страдал от бессонницы. Только тогда он был намного слабее и не столь устрашающим. Так, лишь незначительным отголоском звука нынешнего.
        На крыльце жалобно заскрипели ступени, прогибаясь под тяжестью медленно ступавшего по ним ужасного обитателя городской свалки. В висках у меня застучали молоточки, а на лбу выступила испарина. Все органы моих чувств были напряжены до предела. Горящая сигарета отцепилась от губы и, разлетевшись искрами, упала мне на брюки.
        В комнате вскрикнула Вика. Пискнул мышью Гарик. Скороговоркой зачитала «Отче наш» Шура. Сдавленно кашлянул Гера. Привстал со стула Алекс, опираясь руками за его спинку. Наклонился Фролик, чтобы взять с пола бейсбольную биту, но так и застыл в этой несуразной позе. Чертыхнулся рядом со мной Денис и отполз подальше от двери.
        С минуты на минуту должно было произойти что-то страшное и непоправимое.
        Мы ждали.
        Время остановилось.
        Вдруг одна из ступенек, не выдержав веса Помойника, с треском сломалась. И все звуки мгновенно прекратились. В воздухе повисла гнетущая тишина. Потом послышались шаги, неторопливо удалявшиеся от сторожки.
        - Уф, кажется, пронесло на этот раз, - вздохнув, прошептал Денис. Сам того, не замечая, он до боли сжимал мою руку.
        - Он вернется? - задал я совершенно глупый вопрос. Откуда могло быть ему это известно? Он же не провидец. Не Мишель Ностердамус и даже не Павел Глоба. Он мошенник и похититель людей. Но мне просто хотелось услышать сейчас не пугающие гортанные звуки, издаваемые Помойником, а обычную человеческую речь.
        - Понятия не имею, - ответил Денис.
        - Помойник появляется только в полнолуние?
        - Нет, не обязательно. Но в полнолуние он обретает свою наибольшую силу.
        - Мне об этом никто не говорил.
        - Естественно, Вова, - кивнул он. - Ведь, представь, тебя не считали по-настоящему своим парнем ни в поселке, ни на свалке. Хоть ты и родственник Виктора, но чужак, пришлый человек. Поэтому всего тебе и не рассказывали. Такой уж здесь собрался заковыристый народ. Черт его побери!
        - Но и ты чужак.
        - В общем-то, да. Но я прожил здесь несколько лет, а не месяц-другой, как ты.
        - Тогда почему ты сам дал маху с этим полнолунием? Почему не убрался вовремя со свалки? - спросил я.
        - И на старуху бывает поруха, - поморщившись, произнес Денис. - Но, если ты помнишь, меня вырубил Кривонос. Все утверждает свою власть на свалке, гнида. Ведь едва не отправил меня на тот свет.
        - Но не отправил же. Ладно, продержимся как-нибудь до утра. По-моему, у сторожки стены надежные. В окна ему не протиснуться. Единственное слабое место - дверь.
        - Совершенно справедливо. Твой дядя Виктор это понимал и неплохо ее укрепил.
        - Кстати, когда он погиб, было тоже полнолуние? - подумав, спросил я.
        Прежде чем ответить, Денис выдержал долгую паузу.
        - Нет, не полнолуние. Была обычная ночь.
        - Как же тогда его убил Помойник?
        - Виктора убил не Помойник, - помедлив, раздельно проговорил он. - Знаешь, Вова, я очень сомневаюсь, что нам удастся дожить до завтрашнего утра. Помойник наверняка возвратится и всех нас замочит. За ним это не заржавеет. Крайне упорная тварь. Поэтому я расскажу тебе все без утайки. Чтоб облегчить свою душу… Так вот, твоего дядю убил я. - Видно было, что это признание далось ему не просто.
        - Ты? - переспросил я.
        - Я самый. Только давай не лезь сразу в драку. Все равно, считай, что мы с тобой покойники. Повезет еще, если от нас останется, что хоронить.
        - Рассказывай, - попросил я. - Драться я сейчас с тобой не намерен.
        - Ну, слушай, - начал Денис, сев удобнее на полу. - Понимаешь, все произошло случайно. Я не хотел убивать Виктора.
        - Ой ли?
        - Да, не хотел. Короче, твой дядя как-то раз провернул удачную сделку с приемкой левого мусора на полигоне и наварил кучу денег. И вечером мы обмывали ее в этой самой сторожке. В сделке я ему помогал и думал, что Виктор со мной поделится. Так было бы по справедливости. По-джентельменски. Но он стал жадничать и дал мне сущую чепуху. Как официанту на чай. Натурально, я возмутился. Что за дела? Но он сказал, что это ему решать, кто сколько заработал. Поэтому я должен радоваться, что хоть чего-то получил. Иначе говоря, зажал мои бабки. По принципу, он - начальник, я - дурак. Кому это понравится? Ну и слово за слово, мы с ним крепко поругались. Потом подрались. Я не помню, кто первый ударил. Но не имеет значения, - Денис замолчал и почесал у себя живот под рубашкой. - Извини, наверное, кожное раздражение.
        - Ничего, - заметил я.
        - Я тоже того же мнения. Так вот, сначала мы дрались здесь, в сторожке, - продолжал он, - после переместились во двор. Виктор не то, чтоб был великим силачом, но кулаками махал здорово. Любой молодой бы ему позавидовал. В общем, вздул он меня по первое число. Почти до потери пульса.
        - Сочувствую.
        - Спасибо. И, сам не знаю уж как, я стукнул его медным пестиком в лобешник. Нашел этот пестик днем на свалке. Положил в карман - цветной металл как-никак. Нет, я всегда носил с собой нож. Увереннее с ним себя чувствуешь. На полигоне же встречаются разные люди. В том числе бывшие уголовники. Но ударил я Виктора не ножом, а пестиком. Случайно попал в висок, хотя целился в лобешник. Я не хотел его убивать. Я защищался, - развел он руками. - Виктор охнул, зашатался и упал. Смотрю - он мертвый…Вова, сигареты есть?
        - Кончились.
        - Плохо, у меня они кончились еще днем, - вздохнул Денис. - Что дальше? Ну, я испугался, и в момент протрезвел. Шутка ли, убить человека? За это путевкой в санаторий не наградят. За это можно угодить в тюрягу, и на долгий срок. Но я не чудак там париться.
        - Чудаком тебя никак не назовешь, - согласился я.
        - Вот-вот. Но кому, какое дело, что я защищался? Не стукни я его пестиком в лобешник, он бы сам меня угробил. Забил бы насмерть кулаками, как нечего делать. Короче, большой вины на мне не было. Я вернулся в сторожку и выпил для храбрости. Чтоб выйти из ступора и начать соображать. Выпил, и решил: обставить все таким образом, чтобы выглядело, как будто с Виктором разделался Помойник. Я изуродовал до неузнаваемости во дворе его тело, а в сторожке устроил настоящий погром. Потом привел себя в порядок и пошел в Вихляево. Я снимал там полдома в центре, рядом с развалинами церкви. Ну, ты представляешь, где это.
        - Да.
        - На следующий день я шепнул в магазине продавщице Юльке, что Виктора, возможно, убил Помойник. Она известная сплетница, и скоро об этом шумел весь поселок. Причем каждый от себя добавлял все новые и новые подробности, - сказал Денис и перевел дух. По всей вероятности, раньше он никому не рассказывал эту историю. Но поделиться с кем-нибудь ею ему очень хотелось. Сейчас же, перед угрозой близкой смерти, у него появилась для этого отличная возможность. Лучше и не придумаешь.
        - На мое счастье, на ментов сверху никто не давил, и они занимались этим делом спустя рукава, - заговорил Денис снова. - Убийство Виктора поручили расследовать каким-то практикантам. Поначалу они подозревали Кривоноса. Поскольку он был самым заинтересованным лицом. Ведь в случае смерти твоего дяди, Генка автоматически занимал его должность и получал всю его власть на свалке. Но в тот день Кривоноса тут вообще не было. Он уезжал с документами по делам администрации полигона в Москву. Стало быть, имел железное алиби. Практиканты покопались еще немного, но так ничего и не нарыли. Нет, конечно, кое-кто из наших догадывался, что Виктора мог убить я. Но на свалке не принято откровенничать с ментами. Это не в здешних традициях.
        - Понятно, - протянул я. - Но не верю я тебе, что ты убил Виктора случайно, защищаясь. По-моему, ты изначально хотел завладеть его деньгами.
        - Пожалуйста, Вова, не верь. Мне от этого ни холодно, ни жарко. Но это действительно так. Все произошло случайно. В запале. Об его деньгах я вспомнил потом, когда он был уже мертв. Но в сторожке я ничего не обнаружил. Кроме тех бабок, которые он выручил от последней сделки. Тогда я подумал, что все его капиталы достанутся вам, его родственникам. Но, интересно, с какого такого перепоя? Я решил, что вы обязаны поделиться со мною, и отправился в Москву. Хотел поближе понаблюдать за вами. В первую очередь, за тобою. А денег, найденных в сторожке, как раз хватило на то, чтобы открыть там свой маленький бизнес.
        - Ну и ограничился бы им. Чем он тебя не устраивал? Занимался бы благородным делом. Очищал бы Москву от мусора.
        - Я заслуживал большего, чем быть обычным мусорщиком. Хоть и столичным, - фыркнул он. - Что я напрасно столько лет гнул спину на Виктора?
        - Ага, и столько лет жил в антисанитарных условиях. Нет, не убедил, - заметил я. - Какой же ты негодяй, Денис. Мало того, что ты убил Виктора, ты еще устроил слежку за нами с сестрой. Потом и вовсе ее похитил.
        - Вова, считай меня кем угодно - негодяем, извергом, душегубом. Я не возражаю. Теперь это не имеет ни малейшего значения, - мрачно усмехнулся он.
        - Ты не боишься, что я заявлю об этом в милицию?
        - Представь, не боюсь. У тебя нет никаких доказательств моей вины. Кроме моих собственных слов. От них же я откажусь в любой момент. Если, конечно, нам удастся выжить этой ночью.
        - Здесь с тобой не поспоришь, - вяло согласился я. - А тебе известно, что произошло с Крохлей?
        - С Крохлей-то? Я сказал «А», скажу и «Б». Крохля был единственным человеком, который видел, как я в тот вечер сидел и выпивал вместе с Виктором. Но и только. Он просто заглядывал к нам в сторожку. До того, как мы с ним поругались и сцепились. Но Крохля был несерьезным свидетелем. Кто бы ему поверил? Он вечно пребывал под градусом. Поэтому до поры до времени я его не опасался. Но потом до меня дошли слухи, что ты, Вова, был на свалке и разговаривал с бомжами. В частности, с Крохлей. Это меня встревожило. Сдуру он мог о чем-нибудь проболтаться. Тогда бы ты начал под меня копать. Мне это было совсем не к чему.
        - И ты решил его убить?
        - Нет. Я поехал на свалку всего лишь сказать, чтоб он поменьше молол языком. Нашел Крохлю спящим пьяным в его шалаше на полигоне. Растолкал. Мы немного потолковали. Но с пьяным это тухлое дело. После отправились к его хибаре в подлеске. И, прикинь, по дороге он стал мне угрожать. Говорить, что расскажет тебе, как видел меня в тот вечер в сторожке с Головой. То есть с Виктором. И что, дескать, ты меня расколешь и выведешь на чистую воду. Вот мразь подзаборная! Естественно, я не стерпел. Вспылил и стукнул его пестиком в лобешник. Точнее, в висок. Как Виктора. Во второй раз это было легче.
        - Тем же самым пестиком, что и моего дядю?
        - Да, им. Жалко было его выбрасывать. Удобная вещица. Я увез пестик с собой в Москву. Но после истории с Крохлей, все-таки от него избавился. Ни к чему хранить такую важную улику.
        - Правда, избавился?
        - Правда. Но не навсегда. Я знаю, где его найти. Вдруг еще понадобится.
        - Получается, что Крохлю ты тоже убил случайно? Защищаясь? - спросил я. - Или как?
        - Или как. Нет, его не случайно. Слишком многое он себе позволял. Но не велика потеря для рода человеческого. Одним бомжом больше, одним бомжом меньше. Кто их считает? Они как пыль под ногами, - произнес Денис. - Я изуродовал тело Крохли, чтобы опять подумали, что это лютует Помойник.
        - Я слышал, что Крохля погиб ночью, - вспомнил я.
        - Тебе соврали. Бомжи вообще любят пугать друг друга Помойником. Но особенно, посторонних.
        - Я это заметил.
        - К тому же им выгодно само его существование - уменьшается продолжительность их рабочего дня. Нет, когда я с ним разделался, начинало только-только смеркаться.
        - Но напрасно ты убил Крохлю, - покачал я головой. - Он мне про тебя ничего не говорил.
        - Да? Молоток, мужик. Но что с того? Сказал бы позже. А так, нет человека, нет проблемы, - назидательно промолвил Денис. - Впрочем, сейчас нам нужно думать о другом. О том, как нам самим остаться в живых.
        - Что ты предлагаешь?
        - К сожалению, ничего. Но следует быстрее найти какой-нибудь выход, пока Помойник до нас не добрался, - сказал Денис, поднялся с пола и пошел в комнату. Сидеть одному в полутемной прихожей мне не хотелось, и я последовал его примеру.
        Гера и Шура о чем-то тихо переговаривались на кровати. Гарик и Вика занимались тем же на скамье у дальней стены. Фролик сидел за столом и угрюмо разглядывал свою бейсбольную биту, а Алекс расхаживал замысловатыми кругами по комнате.
        - Все из-за тебя, - с раздражением упрекнул он Дениса, оказавшегося у него на пути. - Вечно мы из-за тебя попадаем во всякие дурацкие истории. Сперва с этим налетом на бутик. Еле-еле откупились от милиции и чудом не угодили за решетку. Потом с поездкой к Вове за заявлением и синяками для Фролика. Теперь вот с похищением этой бабы получилось и того чище. Помойник какой-то объявился, от которого надо прятаться. Иначе он растерзает нас живьем.
        - Верно, говоришь, Алекс. Денис шибко хитроумный. Постоянно всех подставляет. Держит нас за полных кретинов - с воодушевлением поддержал приятеля Фролик.
        - Я бы тоже ни за что не связался с этим прохиндеем, - присоединился к ним Гарик. - Но он наобещал мне золотые горы. А где эти горы?
        - Где-где? В Караганде, - находчиво ответил Денис.
        - Потом, следовало нас предупредить, что на свалке обитает эдакая образина, - продолжал Гарик. - Да и ты, Вика, хороша. Почему молчала о Помойнике?
        - Откуда я знала, что Денис вообще потащится сюда, на мусорный полигон? - возразила та.
        - Морду набить ему надо, - заметил Фролик.
        - Ну и набили бы, - подзадорил его Гера.
        - Ты-то, ради бога, не встревай, - осекла мужа Шура. - Пускай они сами между собой разбираются.
        - И давно бы набили. Да руки не охота об него марать, - буркнул Алекс.
        - Нет, я не могу! С вами прямо умора! Какие, однако, вы умники! Какие чистоплюи! Захотели заиметь бабки, совсем не прилагая никаких усилий. Ловкачи! К вашему сведению, так никогда не бывает! - огрызнулся Денис.
        - Мы только и делаем, что прилагаем усилия. Все в пене от этих усилий. А в результате? Мы ровным счетом ничего не получаем, кроме одних твоих обещаний и угроз, - досадливо произнес Алекс, продолжая кружить по комнате. У окна - того самого, через которое я безуспешно пытался заглянуть в сторожку - он на секунду задержался.
        Внезапно со звоном разлетелось стекло. Верблюжье одеяло, что занавешивало окно, откинулось в сторону, и в комнату проникла огромная лапа. Лапа была с длинными закругленными когтями и покрыта рыжеватой шерстью. Она вцепилась в горло Алекса и оторвала его от пола.
        Какое-то мгновение все мы, как завороженные, смотрели на парня, который только что разговаривал с Денисом. Как он с вылезшими из орбит глазами, дергая в воздухе ногами, пытается разомкнуть страшную хватку. Но тщетно. Сделать этого ему не удавалось. Напротив, от его стараний освободиться хватка становилась лишь сильнее и крепче. Из-под лапы выступила кровь Алекса. Она начала стекать по шее хрипящего парня и дальше - по груди, окрашивая багровыми пятнами его свитер.
        Все происходящее казалось нереальным. У меня даже промелькнула мысль, что мы находимся в кинотеатре на просмотре голливудского фильма ужасов.
        Потом оглушительно, зажмурив глаза, завизжала Вика. Вскрикнула Шура и вместе с посеревшим Герой отбежала от кровати, стоявшей рядом с окном. Гарик с причитаниями забился в самый дальний угол комнаты. Фролик дрожал за столом крупной дрожью и часто моргал. Денис же совершал какие-то странные движения головой и руками, будто марионетка, которую дергал за веревочки пьяный кукловод.
        Очнувшись от первоначального шока, я выхватил из кармана куртки пистолет и принялся стрелять наугад в окно. В кромешную темноту, как это представлялось из ярко освещенной комнаты.
        И вскоре Помойник издал такой громкий рев, что у нас заложило уши. Но, по-моему, ревел он не столько от полученных ранений, а сколько - от удивления. Впрочем, как бы там ни было, он разжал свою лапу и выпустил Алекса. Тот с грохотом рухнул на пол и растянулся на нем в нелепой позе, подвернув под себя левую ногу. Судя по тому, как сильно и неестественно была изогнута его шея, вероятнее всего, она была сломана.
        Помойник, словно с великой неохотой, медленно убрал свою лапу из комнаты.
        Спохватившись, Денис неуклюже, как-то боком, бросился к стене и выключил свет. Комната погрузилась во тьму, освещаемая лишь лунным светом, проникающим из окна с разбитым стеклом. Слышно было, как плачет Вика, шумно дышит Шура и тихо матерится Фролик.
        В дальнем углу засветились разноцветные огоньки - это Гарик пытался торопливо кому-то дозвониться по своему мобильному телефону.
        - Вызывай сразу милицию и скорую помощь, - срывающимся голосом посоветовал Денис.
        - И службу спасения, - добавила Шура.
        - Да, и службу спасения, - подтвердил он.
        - Я всех их и вызываю, но у меня ничего не получается. Мой мобильник не фурычет. У него сели батарейки, - с отчаянием отозвался Гарик.
        - Свяжись хоть с кем-нибудь.
        - Каким образом, Денис? Говорю ж тебе, что у мобильника сели батарейки.
        - У Алекса, вроде бы, была трубка, - вспомнил Фролик.
        - Так возьми ее и позвони, - сказал Денис.
        - Она у него в джипе.
        - Ты что издеваешься, недоумок? Тогда нам от его трубки нет никакого прока!
        Пригибаясь и поглядывая на разбитое окно, я осторожно приблизился к Алексу. Присел возле него на корточки и попробовал нащупать пульс на его запястье. Затем - на сонной артерии. Пульс нигде не прослушивался.
        - Кажется, он того, мертв, - негромко заключил я.
        - Что ты несешь?! Не может быть! - не поверил Фролик моим словам, подскочил ко мне и присел рядом с телом друга. - Алекс, что с тобой?! Давай, приятель, очнись!
        - Не тормоши его. Бесполезно, - остановил я Фролика. - Наш Алекс отошел в лучший мир.
        - Врешь!
        - Нет. Он, действительно, отошел в лучший мир.
        - Но почему? Что я теперь скажу его матери? Его бабушке? Младшему брату?
        - Скажи, все как есть. Что Алекса задушил Помойник, - ответил за меня Гера и сам в свою очередь спросил: - Володя, как ты застрелил этого выродка?
        - Вряд ли.
        - Эх, если было бы так просто убить Помойника, его давно бы уже пришили. Сделали бы чучело и продали в музей, - вздохнув, заметил Денис. - Но он, паразит, на редкость живучий.
        - Может быть, Володя, ты хотя бы напугал его своими выстрелами? - предположила Шура. - И сейчас он оставит нас в покое.
        Нет, увы.
        Я не напугал Помойника, и оставлять нас в покое он не собирался. Потому как именно в этот момент страшно затрещала входная дверь. Вся сторожка наполнилась ужасающим грохотом. Как при землетрясении, в семь баллов, заходили ходуном стены. Закачалась выключенная электрическая лампочка, свисавшая на проводе с потолка. Задрожали стол и стулья. Сдвинулись с места скамья и кровать. Сверху же на наши головы посыпалась какая-то труха. Но труха - это ерунда. Как бы придачу на нас не обрушилась и крыша!
        Несмотря на то, что дубовая дверь была крепкой и надежной, с каждым новым ударом становилось все более очевидным, что долго она не выдержит столь яростного напора. Что, рано или поздно, она разлетится вдребезги.
        - Денис, это что конец? - слабым голосом спросил Гарик. - Мы все погибнем?
        - Не хотелось бы. Но возможно. И времени у нас в обрез. Попробуй позвонить еще раз по мобильнику. Чем черт ни шутит? Вдруг получится, - резко ответил он и заметался по комнате, будто ища в ней наиболее безопасное место.
        - Бесполезно, - махнул Гарик рукой.
        - Да попробуй, - попросил Гера. - Чего тебе стоит?
        - У меня есть идея. Давайте навалимся на него дружно, всем скопом, - предложил Фролик, сжимая в руках, как последнюю надежду, свою биту. - Вперед пошлем Вована. Парень он здоровый и у него пистолет.
        - Спасибо за доверие, господа. Польщен и растроган, - буркнул я.
        Я отнюдь не горел желанием первым бросаться на Помойника. Даже с пистолетом. Но, как ни крути, кто-то должен был быть первым. К сожалению, моя кандидатура подходила больше других.
        - А что, Фролик? Мысль. Я - за. Всецело. Обломаем мерзавцу рога. Отомстим за задушенного парня, - сказал Гера, нагнулся и поднял с пола пустую коньячную бутылку. Что и говорить, швырять пустые бутылки он был великий мастер. Не далее чем вчера чуть не раскроил череп Татьяне.
        - Давайте попытаемся, мужчины, - кивнула Шура и принялась искать на столе предмет, который мог бы послужить оружием против Помойника. Но на нем лежали лишь в беспорядке корки хлеба, грязные салфетки, пластиковые тарелки и чашки, одноразовые вилки да консервная банка с остатками винного соуса. Ничего из этого даже отдаленно не напоминало оружия. Шура разочарованно махнула рукой и стала примеряться к стулу.
        - Проблематично, что у нас чего-нибудь получится, - заметил Гарик, терзая мобильный телефон. - Но куда деваться? Он прижал нас к стене. Я с вами.
        - Наверное, правильно. Необходимо дать ему отпор. Но, пожалуйста, обойдитесь без меня, - проговорила со скамьи Вика. - Я не принесу вам никакой пользы.
        - Значит, решено - нападаем, - заключил я. - Денис, вынимай свой медный пестик, если сейчас он у тебя. Лобешник, наверное, у него такой, что по нему ты не промахнешься.
        - Вы рехнулись. Все поголовно. Для Помойника мы не противники. Он передавит нас как слепых котят, - остудил Денис наш боевой пыл.
        - Тогда следует укрепить хотя бы входную дверь, - сказал Гера.
        - Не поможет.
        - Но нужно что-то делать, - заявила Шура. - Не сидеть же нам, сложа руки? Ждать, когда Помойник нас всех здесь поубивает.
        - Естественно, что нет. Это была бы самая глупая позиция, - ответил Денис и подошел к окну, выходящему вглубь свалки. Сорвал с нее куртку Фролика, открыл раму и выглянул наружу. Мы молча и с интересом наблюдали за его действиями.
        - Так, ребята, - сказал Денис, обернувшись к нам. - Есть только один-единственный выход. Пока он, зверюга, ломится в дверь, выбраться из этого окна, обогнуть сторожку и постараться добежать до машины. Ничего другого я предложить вам не могу.
        - Рискованно, - с сомнением произнес Гарик. - Мы не успеем. До нее далеко.
        - Иного варианта спастись, у нас нет.
        - Вероятно, да, - кивнул Гарик. - Потом, это все же лучше, чем драться с Помойником. Но почему мы не дошли до джипа Алекса в первый раз?
        - Ты что тупой? Или притворяешься? Младенцу ведь ясно. Тогда дорогу нам преграждал Помойник. Он наблюдал за нами, скотина, - раздраженно проговорил Денис. Затем пододвинул к окну скамью, чтоб легче было из него вылезать. - Ну, кто со мной? Давайте быстрее определяйтесь. Медлить дальше нельзя. Скоро он сюда ворвется.
        - Я, - вызвался Фролик и тут же взобрался на скамью.
        - Ладно, я с вами, - немного поколебавшись, присоединился к ним Гарик.
        - Я боюсь, - сложив руки на груди, сказала Вика.
        - Некогда бояться, черт побери! Повторяю: некогда! Нам дорога каждая секунда. Надо решаться, - поторопил Денис и, не дожидаясь ее согласия, бесцеремонно направил девушку за плечи к окну. - А вы?
        - Я? Я бы тоже пошла, но, боюсь, я в нем застряну, - смутившись, произнесла Шура.
        Я прикинул на глазок размеры сестры и понял, что она была совершенно права. Шура, действительно, застрянет в этом маленьком оконце. Застрянет ровно на середине своего тела. Где-то в районе пышных бедер. Встречать же Помойника в подобной позе было бы, по меньшей мере, нетактично. В особенности, если она станет выбираться из сторожки головой вперед, как говорится «рыбкой». Что он может о ней подумать? Стыдно и сказать.
        Не сдержавшись, я хохотнул в кулак.
        - Ты что, Володя? - спросила сестра.
        - Извини, это чисто нервное. Мои очередные штучки. Не обращай внимания.
        - Ты, Шура, не волнуйся. Мы с шурином тебе поможем, - заверил ее Гера. - Подтолкнем.
        - Без толку. Толкайте - не толкайте, мне все равно не пролезть.
        - Коль Шура не пойдет, то и я не пойду, - заявил он.
        Я посмотрел на людей, собравшихся в сторожке, на распахнутое окно и скамью под ним. Представил опасный путь по свалке до джипа и сказал:
        - Ну и я тогда составлю вам компанию.
        - Нет-нет, иди лучше с ними, - попросила меня сестра. - Не думай о нас.
        - Конечно, Володя. К чему тебе напрасно заморачиваться, - добавил Гера.
        - Вы без меня заскучаете, - улыбнувшись, ответил я. Если бы я сейчас их покинул, то после корил бы себя за это всю свою жизнь.
        - Вова, по-моему, ты совершаешь крупную ошибку, - быстро поговорил Денис. - Здесь тебя ждет верная смерть. Но я не хочу встревать. Это твое сугубо личное дело.
        - Вот именно.
        - Но, пойми, вместе с тобой нам бы было легче прорваться к машине.
        - Возможно.
        Треск выламываемой Помойником двери усилился, и Денис, выругавшись, поспешил к распахнутому окну. Но неожиданно остановился, развернулся и бросился к неподвижному телу Алекса. Склонился над ним, наспех ощупал карманы его брюк и извлек из одного из них связку ключей. После сдернул простыню с кровати и прикрыл ею его тело.
        - Проклятье, ключи! Чуть не позабыл ключи от зажигания! - пояснил он. - Куда бы мы без них? Пришлось бы возвращаться. Не хватало нам только плохих примет.
        Первым из окна сторожки, предварительно отправив вниз свою дутую куртку и бейсбольную биту, ногами вперед вылез Фролик. За ним - хотя и не столь ловко, из-за пивного животика - Гарик. После - как заправская гимнастка - Вика. Последним был Денис.
        Высунувшись из окна, я видел, как они, все четверо, сгорбленными тенями осторожно прошли вдоль стены сторожки, свернули за угол и устремились к джипу. Впрочем, об этом я мог только догадываться, поскольку мой обзор был ограничен.
        Чтобы отвлечь Помойника и дать им хотя бы несколько лишних секунд, я отправился в прихожую и что есть мочи двинул ногой в дверь, сотрясаемую от его ударов. Затем - ладонью.
        - Чего, козел, ты никак не угомонишься?! Разбушевался, понимаешь, Фантомас! Рвешься и рвешься! Как придурочный! Тебя что блохи вконец закусали?! - проорал я.
        Атака на дверь прекратилась. Вероятно, Покойника поразили до глубины его существа мои слова, и он попытался уловить органами своих чувств, что же такое творится там, у нас, внутри. Продолжалось, однако, это недолго. Вскоре штурм сторожки возобновился с удвоенной силой.
        Не скрою, я испугался, что входная дверь рухнет прямо на меня. Что было делать? Я собрался с духом, напряг мускулы и приготовился, как античный герой, принять ее на себя. Правда, быстро передумал - ведь раздавит меня в лепешку дубовый массив - и благоразумно отступил к стене, прижавшись к ней спиной. К счастью, дверь удержалась на своих петлях.
        Внезапно удары стихли, и перестало ощущаться близкое присутствие Помойника. Я понял, что он удаляется от нас прочь.
        Глава двадцать первая
        Я, Гера и Шура сидели рядышком в темной комнате на скамье, точно приговоренные к смертной казни.
        Мы молчали. Говорить не о чем не хотелось. Да и все давно было уже сказано. Не хотелось даже думать.
        Течение времени для нас словно остановилось.
        К действительности нас вернул взревевший мотор джипа, взорвавший ночью тишину. Стало быть, наши беглецы сумели добраться до машины. Больше того - они ее завели! Это нас очень порадовало. Мы же переживали за них душой и сердцем.
        Но порадоваться можно было и за нас самих. Теперь, вероятнее всего, Помойник погонится за ними. Конечно, он обладает сверхъестественными способностями. Но разве в состоянии он развить скорость мощного современного автомобиля? Весьма сомнительно. Слипнется у него. Значит, гоняясь за джипом Помойник, вымотается до последней степени. На то же, что бы возвратиться к нашему убежищу и расправиться с нами, у него не будет уже ни сил, ни желания.
        Кроме того, можно было надеяться, что, добравшись до первого населенного пункта, который подвернется им на пути, они попросят оказать нам помощь. Или, по крайней мере, расскажут о том, что происходит сейчас на мусорном полигоне. Тогда кто-нибудь вызволит нас отсюда.
        Впрочем, мы об этом с ними не договаривались. Но, полагаю, что они сами могли бы до этого додуматься. Вопрос: додумаются ли? Кто знает, какие мысли бродят у них в голове? Но хотелось бы верить в лучшее. Не законченные же они подлецы и убийцы. Даже тот же Денис.
        Сейчас я был готов оправдать кого угодно.
        Но, во всяком случае, Вика, дочка Марека, не должна была бросить нас на произвол судьбы. Она была обязана нам помочь.
        Рано, однако, я размечтался.
        Не прошло и минуты, как мы услышали резкий визг тормозов. Почти сразу за ним оглушительный скрежет и грохот. Потом раздался громкий взрыв, а чуть погодя городскую свалку огласили душераздирающие крики.
        Мы невольно поежились.
        Стало ясно, что затея Дениса не увенчалась успехом. Она просто с треском провалилась. Им не удалось спастись от Помойника на машине.
        Что ж, досадно.
        Очень досадно.
        Спустя некоторое время у задней стены сторожки, обращенной на полигон, раздались едва различимые то ли стоны, то ли всхлипывания. Я выглянул из окна и удивил внизу, под собой, Вику, сжавшуюся в маленький комочек. Вид она имела кошмарный. Ее лицо, освещенное лунным светом, было наполовину перепачкано в крови, наполовину - в грязи. Губы дрожали. Одежда изорвана чуть ли не в клочья, а правый рукав кожаной куртки и вовсе отсутствовал. Короткие светлые волосы, всегда аккуратно уложенные, взлохмачены. Глаза же, устремленные на меня, были неимоверно расширены и лихорадочно блестели.
        Я протянул девушке руку и помог ей, после нескольких неудачных попыток, забраться в комнату. Оказавшись с нами, она тут же, заливаясь слезами, повисла на мне. Тело ее колотил сильнейший озноб.
        - Вы не представляете. Это было ужасно. Это было ужасно, - повторяла Вика.
        Осторожно освободившись из ее объятий, я усадил девушку на скамью рядом с Шурой.
        Разумеется, нам не терпелось узнать, что же у них там произошло. Но мы не решались ее ни о чем расспрашивать. Мы искренне жалели Вику, понимая, что она слишком многое пережила и испытала большой страх. Гера принес ей бутылку минеральной воды, найденную в комнате под столом, а Шура, не переставая, поглаживала ее по плечу.
        - Успокойся, Викочка, не плачь. Не надо. Все позади, девочка, - приговаривала она.
        - Ты у друзей. Мы тебя в обиду никому не дадим, - вторил жене Гера.
        - Они… Они все погибли, - всхлипывая, наконец, произнесла Вика. Сделала глоток воды из бутылки и продолжала: - Представляете, все-все! До единого!
        - Ты сама это видела? - спросил я.
        - В общем, да, - кивнула девушка. - Помойник погнался за нами, когда мы не дошли еще до джипа. Он даже не бежал. Он прямо летел, почти не касаясь земли. Такой страшный - огромный, весь волосатый. С красными глазами величиной с чайное блюдце. Еще он так противно пищал. Не ревел, как недавно, а именно пищал. Как комар, но гигантский. Словами и не передашь. Хорошо хоть, что до машины нам было всего ничего. Но мы еле-еле успели в нее забраться. За руль сел Денис. Вел он плохо, просто отвратительно. Как-то коряво и рывками. Поэтому Помойник начал нас настигать. Но мы все же выехали со свалки. Сломали шлагбаум и выехали. И здесь Денис на всем ходу врезался в большую мусорную кучу. Понимаете, я ему говорила, чтобы он не оглядывался назад, на Помойника. Но он меня не слушал, и все оглядывался, - прервала она свою возбужденную речь и перевела дыхание. - Нет, до чего же невнимательный человек. Всех взял и погубил. Машина перевернулась, закрутилась и заглохла. Мои ноги оказались наверху, и я больно ударилась головой о крышу салона.
        - Бедняжка! - всплеснула руками Шура.
        - Теперь у меня там шишка величиной с кулак. Нате, пощупайте, - повернула она к нам голову, чтобы мы могли в этом сами убедиться.
        - Да, есть, - сочувственно подтвердил Гера, ознакомившись с шишкой на ее голове. Выскреб из кармана горсть мелочи и сказал: - Вот приложи, поможет.
        - Куда мне столько?
        - Чем больше, тем лучше.
        - Ну, спасибо, Гера, - кивнула она. - Но драйв у нас получился отличный.
        - Дальше ехать некуда, - заметил я.
        - Удивляюсь, как я не потеряла сознание в машине? После такого-то удара.
        - Благодари своего ангела хранителя, Викочка, - сказала Шура.
        - Наверное, он, действительно, мне помог, - подумав, согласилась девушка. - На чем я остановилась?.. Ах, да! Когда наша машина перевернулась, Денис и Гарик быстро из нее выскочили.
        - И бросили тебя? - поинтересовался Гера.
        - Нет, я вылезла с другой стороны, - ответила Вика и, после паузы, добавила: - Но выходит, что они и точно меня бросили.
        - Извини, что перебил.
        - Ничего, Гера. Ну вот, выскочили они из машины и помчались что есть духу. А Помойник, эта образина, тут как тут. Будто специально их поджидал. И давай за ними гнаться. Мой взгляд за ним прямо не поспевал. Я тоже выбралась из салона. Осмотрелась и побежала. Только не за ними, а к вам, в сторожку. В обратном направлении. А куда мне было еще бежать? Не к Помойнику же в лапы.
        - И правильно сделала, дорогая, - одобрила Шура. - У нас, здесь, безопаснее, чем на свалке.
        - Денис и Гарик, по-моему, погибли. Помойник их догнал и… растерзал. Как он обычно поступает. Вот зверюга ненасытная! Я слышала, как они кричали. Ужас! У меня кровь стыла в жилах. Никогда не думала, что люди могут так кричать. Бедный Гарик, бедный мой Гарик. Как же ему досталось. Честное слово, он не заслужил такой страшной смерти.
        - Никто из них ее не заслужил, - заметил я.
        - Верно, Володя, - кивнула девушка. - Денис тот - тоже. Хотя он один во всем виноват.
        - А что случилось с Фроликом? - спросил я.
        - Ой! - сильно вздрогнула Вика. - Фролик сидел на сиденье рядом с Денисом. Мне кажется, что он погиб во время автокатастрофы. Нет, не кажется, а наверняка. Он стукнулся грудью о переднюю панель. Проломил об нее свою грудь. Еще он разбил голову о ветровое стекло. Стекло было расколото и все перемазано в его крови. Когда я вылезала из салона, то позвала Фролика с собой. Он не ответил. Тогда я подергала его за одежду. Но лучше бы я этого не делала. Фролик был уже покойник. Фу. Потом я торопилась - боялась, что взорвется машина.
        - Я думаю, что парню повезло, - мрачно произнес Гера.
        - Можно сказать и так, - согласился я. - По крайней мере, он избежал встречи с Помойником.
        - Господи, какие страсти, - прошептала Шура.
        - У меня еще очень болит правое плечо. По-моему, я его вывихнула, - пожаловалась Вика, - Оно у меня таки отваливается от боли. Поэтому, Володя, я и не могла залезть сразу в окно сторожки.
        - Понимаю.
        - Ну а вы как здесь?
        - Сама видишь. Без изменений, - ответил я.
        - Лучше бы я осталась с вами. А то послушалась этого путаника Дениса, пошла с ними к машине. Вот дурочка.
        - Ладно, не кори себя. Это был твой выбор. Потом, вы все могли бы спастись.
        - Нет, Володя, не могли, - резко мотнула она головой. - Помойник бы нам этого не позволил. Он не знает пощады для тех, кто оказывается ночью в полнолуние на мусорном полигоне. Мы поступили как настоящие самоубийцы.
        - Значит, ты легко еще отделалась.
        - Получается, что так, - согласилась она. - Но здесь-то с нами что будет?
        - Хороший вопрос, Вика. Но ответа у меня на него нет, - негромко произнес я.
        Мы замолчали и стали прислушиваться к тому, что происходило на городской свалке. Но там стояла мертвая тишина. Никакие звуки оттуда до нас не долетали. У меня проснулась надежда, что Помойник махнул на нас рукой, то есть лапой, и утратил к нам интерес. Может, ему хватило погони за джипом, а затем - за Денисом и Гариком.
        Но нет, не хватило.
        Прошло не более получаса, после того, как к нам возвратилась Вика, и Помойник возобновил штурм входной двери. Снова стены сторожки стали сотрясаться от его мощных ударов, а на голову нам сыпаться всякая труха с потолка. Снова мы почувствовали себя как в мышеловке.
        Мы сидели на скамье и ждали самого худшего. Все было так, словно за истекшее время ничего не изменилось. Только за одним исключением - сейчас нас было в два раза меньше, чем прежде. Половина из нас погибла. Алекс лежал на полу в комнате под несвежей простыней, со сломанной шеей. Фролик - в перевернутом обгоревшем джипе и совершенно неописуемом виде. Денис и Гарик - вероятно, у последних мусорных холмов за пределами официальной границы свалки. Представлять, как выглядят в настоящий момент их тела, мне тоже не хотелось.
        - Володя, как ты считаешь, сколько выдержит еще наша дверь? - постарался твердым голосом спросить Гера. Правда, у него не слишком это получилось.
        - Минут пять. От силы - десять, - ответил я, если и тверже, то ненамного.
        - Это я во всем виновата, - едва слышно произнесла Шура. - Если бы мне не стало плохо, то мы бы давно уже уехали с этой свалки.
        - Чего сейчас об этом говорить, - заметил Гера.
        - Это не ты виновата, а твои похитители, - поправил я сестру.
        - Прости, Шура. Ведь, получается, я тоже участвовала в твоем похищении, - тихо произнесла Вика.
        - Да ладно, не думай об этом, - вздохнула та.
        - Но давайте хоть чего-нибудь сделаем, - сказал Гера. - Я не собираюсь просто так сдаваться этому уроду.
        - Конечно, сделайте чего-нибудь, - попросила девушка.
        - С удовольствием, - кивнул я. - Но что?
        - Не знаю, черт побери, - развел руками Гера. - Всадить бы осиновый кол ему между лопаток.
        - Откуда его взять?
        - Да, с колом и впрямь проблема. Ну, забаррикадируем хотя бы вторую дверь из прихожей, - предложил Гера. - Подтащим к ней кровать, стол, стулья.
        - Еще скамью, - добавила Вика.
        - Денис говорил, что это бесполезно. Это нам ничем не поможет. Наша баррикада не остановит Помойника, - ответил я. - Впрочем, давай, Гера, построим. Чтоб как-то занять себя.
        - Ой! - воскликнула Шура. - Погодите, мужчины! Не нужно никаких ваших баррикад. В сторожке есть подпол. Почему бы всем нам в нем не спрятаться?
        Она живо встала со скамьи, подошла к углу у стены, отгораживающей комнату от прихожей, сдвинула ногой ветхий коврик и подняла за железное кольцо деревянный люк. Из подпола на нас пахнуло плесенью и затхлостью.
        Я присел и чиркнул зажигалкой. Благодаря маленькому голубому огоньку мы получили возможность лучше рассмотреть подпол. Он был небольшой и неглубокий - очень в стиле и духе дяди Виктора. Словом, мечта экстремала. Само собой, что и для всех окрестных крыс. Но, как представлялось, в нем вполне могло уместиться несколько взрослых человек. Разумеется, без удобств и согнувшись в три погибели. Однако это было какое-никакое убежище. Другое дело, что Помойник с его обостренным чутьем моментально обнаружит этот подпол с людьми.
        - Как-то раз Денис хотел меня посадить сюда за строптивость. Но смиловался, и не стал. Сказал, что его доброта обойдется нам в лишние двадцать тысяч долларов, - вспомнила Шура.
        - Удивительной доброты был человек, - заметил я.
        - Из-за его добродетелей мы сейчас и оказались здесь, - вздохнув, произнесла Вика.
        - Бог с ним, сейчас нам не до Дениса. Этот подпол для нас единственный выход. Во всяком случае, ничего другого пока не наблюдается, - заключил я. - Короче говоря, вы полезайте втроем в подпол, а я сверху его чем-нибудь прикрою.
        - А как же ты, Володя? - спросила Шура.
        - Я останусь в комнате. Если я спрячусь вместе с вами, то наверняка мы все погибнем. А так у вас появится хотя бы маленький шанс спастись.
        - Это, действительно, твое мнение?
        - Чье же еще? Поэтому, прошу, не тяните время. Иначе будет поздно, - поторопил я их.
        На прощание я обнялся и расцеловался с сестрой, пожал руку ее мужу и похлопал его по плечу. Вика же сама припала к моей груди и звонко чмокнула в губы.
        - Извини меня, пожалуйста. Наломала я дров, - шепнула она мне на ухо.
        - Понимаю, Вика, - кивнул я. - Но поговорим об этом завтра.
        - Если оно наступит.
        - Не сомневайся, что оно наступит.
        - Слушай, Володя, может мне все же стоит остаться с тобой? - спросил Гера, уже спрыгнув следом за женщинами в подпол. - Давай я поднимусь.
        - Прости, но я не вижу в этом смысла.
        - Не говори, смысл есть.
        - Какой?
        - Может быть, вдвоем мы совладаем с Помойником.
        Я не ответил Гере - было уже не до дискуссий - и опустил над его головой люк. Затем прикрыл люк ковриком и сел на него сверху. Но не только ради того, чтобы лучше его замаскировать. У меня была и вторая причина. Я боялся, что не выдержу взгляда Помойника. Колени мои задрожат, и я начну оседать на пол. (При условии, конечно, что он не сразу накинется на меня и не растерзает на мелкие кусочки.) Просто не хотелось показывать ему свою слабость. Пускай считает меня смелее, чем я есть на самом деле. Поэтому разумнее было встретить Помойника сидя на полу. Не придется потом пригибаться в его присутствии.
        Итак, я остался один в комнате. Но еще большой вопрос: поможет ли мое геройство спастись людям, спрятавшимся в подполе? Скорее всего, нет. Все мы здесь в сторожке были обречены. Но не стоило лишать Геру, Шуру и Вику последней надежды на спасение. Зачем им было знать всю правду. Иногда она оказывается очень жестокой - бывает, лучше находиться в полном неведении.
        Я достал из кармана куртки пистолет дяди Виктора. Пистолет Макарова был прекрасно мне известен. В Советской Армии на вооружение его приняли в 1951 году. Кроме того, сейчас ПМ состоял на вооружении еще в 12 странах. В конструкции его была использована схема «Вальтер» РР. Автоматика действовала на основе отдачи свободного затвора-кожуха, полностью охватывавшего ствол. Возвратная пружина затвора надевалась непосредственно на ствол. Включение предохранителя можно производить большим пальцем руки, удерживавшей оружие. Прицельные приспособления размещались на затворе и рассчитывались на дальность стрельбы до 50 метров. Боевые окна в корпусе магазина позволяли судить о его наполненности. Скорострельность - 30 выстрелов в минуту.
        Нет, как не отнекивайся, но солдафонство во мне так и не изжилось.
        Вынув из пистолета обойму, я пересчитал оставшиеся патроны. Было их не густо - всего-навсего три. Особенно не разгуляешься. Слишком уж я погорячился, стреляя через окно в Помойника, когда тот душил Алекса. Выпустил целых пять штук. Непозволительное расточительство. Конечно, мне бы следовало захватить с собой для похода на мусорный полигон, как минимум, одну запасную обойму. Хотя, собственно, какой прок от пистолета в моей ситуации? Да ни малейшего! Потому как обычные пули не в состоянии причинить Помойнику никакого существенного вреда или урона. Против него хорошо было бы иметь переносную зенитную установку «Игла». Как против военного вертолета. Ка-ак жахнул бы из нее - спалил бы к чертям Помойника вместе со сторожкой!
        Но откуда взять эту «Иглу»? К сожалению, мой дядя не хранил ее в своей квартире.
        Но вот свершилось.
        Дубовая дверь, наконец, не выдержала яростного напора Помойника и с ужасающим грохотом рухнула на пол в прихожей. Грозный обитатель городской свалки проник в дом.
        Я невольно почесал бок и проглотил слюну. Почему-то у меня заложило уши, а по спине скатилась капелька ледяного пота. Сидящим в подполе было сейчас нисколько не лучше, чем мне. Если и того не хуже. Я чуть ли не физически ощущал, как дрожит подо мной люк. Натурально, кромешная темнота и полная неизвестность отнюдь не способствует спокойному и благостному настроению.
        Помойник бесшумно, по-кошачьи, проскользнул в комнату. Все его движения отличались поразительной плавностью и пластичностью. Выглядел он почти точно так же, каким я видел его в своих снах. Прежде всего, он был огромных размеров и покрыт густой перепутанной шерстью. Звероподобную морду усыпали многочисленные бородавки и прорезали глубокие морщины. Она была со скошенным подбородком и приплюснутыми ушными раковинами. Торчала его морда, без намека на шею, прямо из широкой мощной груди. Верхние мускулистые лапы свободно свисали вдоль упитанного тела. Нижние же, крепко стоящие на земле, пожалуй, были несколько коротковаты. Еще он сильно сутулился.
        Впрочем, рассмотреть его подробно, во всех деталях, я не мог - недоставало освещения. Да и, честно сказать, не испытывал никакого желания. Больно нужно было мне его рассматривать! Все-таки он был не обнаженной женской натурой!
        Возле тела мертвого Алекса Помойник замер и обвел комнату цепким взглядом красных горящих глаз. На мне его взгляд остановился - у меня перехватило дыхание. Нет, я бы сейчас наверняка не удержался на ногах. Упал бы как подкошенный. Поэтому я похвалил себя, что поступил правильно, встретив его в сидячем положении.
        Но до чего же отвратительно от него воняло!
        Он совершил настоящую газовую атаку на сторожку. Хотя, с другой стороны, как иначе могло пахнуть от существа, которое обитало на свалке и никогда не пользовалось мылом? От существа, которое погрязло во мраке невежества и никогда не видело по телевизору рекламы про новые моющие средства? (Типа: «я этого достойна».) Поэтому вполне естественно, что он насквозь провонял гнилью и нечистотами.
        Пасть и лапы Помойника были в свежей крови. Без сомнения, человеческой крови. Дениса и Гарика. Вскоре к ней должна была присоединиться и моя. Следующей будет кровь Геры, Шуры и Вики.
        В нервном тике у меня задергалось левое веко.
        Мне было страшно.
        По-настоящему.
        Чтобы разрядить обстановку, я хотел было попросить у Помойника закурить. Но не хватило наглости. Нет, лгу. Наглости-то бы у меня как раз хватило - просто не раскрылся рот, сведенный судорогой. Мой рот как заклинило. Словом, не одолжил я у него пригоршню дуста, что, наверное, он курил. Если, само собой, не берег собственное здоровье.
        Зато вот Помойник открыл свою пасть с частыми острыми зубами прекрасно. Без малейших проблем. Из нее тут же закапала какая-то вязкая тягучая жидкость. От вида которой меня едва не стошнило.
        Помойник сделал неторопливый шаг в моем направлении, оставив грязный след на простыне, прикрывавший труп Алекса. Потом - второй и третий.
        Я съежился и старался казаться меньше. Ждал, когда он подойдет ближе, чтоб выстрелить ему в глаз. (Вероятно, что это было единственное его уязвимое место.) Я хотел, чтобы все случилось быстрее. Чтобы он не медлил и не испытывал долго мое терпение. Иначе, как я опасался, у меня начнут слишком дрожать руки, и я промахнусь. Из трех выстрелов, что у меня было, ни разу не попаду в намеченную цель. А то и вовсе не сумею поднять пистолет.
        Помойник вновь пристально посмотрел на меня, словно желая вынуть всю мою душу. Затем вдруг резко развернулся и… стремительно покинул сторожку.
        Я отказывался верить собственным глазам. У меня не вырвался даже вздох облегчения. Я продолжал сидеть в каком-то полуобморочном состоянии на люке подпола не в силах и шевельнуться.
        Глава двадцать вторая
        Минуло пять дней с тех страшных и невероятных событий, которые разыгрались с нами ночью в полнолуние на окраине городской свалки. После того, как я и Гера ходили на мусорный полигон освобождать Шуру, и как там поочередно погибли Алекс, Фролик, Гарик и Денис. После того, как мы сидели в сторожке дяди Виктора с дубовой дверью, сотрясаемой под ударами Помойника, и как я с ним встретился, едва живой от страха. За это время многое что произошло.
        Ну, для начала, мы с Герой провели почти двое суток в КПЗ районного отделения милиции. Как говорится в народе, попали из огня да в полымя. Нас обвиняли в предумышленном убийстве трех человек - Алекса, Гарика и Дениса. Повезло еще, что Фролика сразу сочли погибшим в результате автокатастрофы. Иначе было бы - четырех.
        В общем, подозревали нас в совершении особо тяжких преступлений. Насколько тяжких - можно было судить хотя бы потому, с каким уважением и почтением относились к нам сокамерники. Какой непререкаемый авторитет мы среди них имели. Чем, кстати, нещадно пользовался Гера, буквально купаясь в лучах криминальной славы. На проверку он оказался редким честолюбцем. Помимо того, неплохим актером. Признаться, я никогда раньше не подозревал за ним подобных способностей и талантов.
        Но, действительно, обвинения нам выдвигали более чем серьезные. Все наши объяснения выглядели нелепо и наивно, а моментами - и просто фантастически. Что, впрочем, понимали и мы сами. Без напоминаний пожилого желчного следователя, или дознавателя, в потертом пиджаке, которому поручили вести наше дело.
        Во-первых, говорил он, никакого похищения вашей родственницы не было. Не было, коль скоро оно не зарегистрировано у них в картотеке. Потом, кто такой Помойник? Это сказки для малышей. Коль скоро факт существования Помойника научно не доказан и не подтвержден, стало быть, его нет. (Логика железная!) Зато имеется трое граждан, погибших насильственной смертью. За это нужно кому-то отвечать. Ясно? Нигде в цивилизованном мире нельзя безнаказанно убивать людей. Пора, ребята, колоться. Пора! Советую по-отечески. Чистосердечное признание смягчит ваше наказание. Суд его учтет. Судьям вообще нравится раскаяние преступников. Значит, они уже встали на путь исправления.
        Не знаю. Может быть.
        Все подозрения, однако, и впрямь падали на нас.
        Шура тоже не осталась в стороне. Она проходила по нашему делу как соучастница. Но с арестом ее пока не торопились, и она жила в Вихляево в дядиной квартире вместе с Татьяной.
        Положение у нас было незавидное. Если не сказать, что аховое.
        И трудно передать наше удивление, когда на вторые сутки нашего заточения, ближе к вечеру, меня с Герой вызвали в кабинет к следователю, или дознавателю, и, после напутственной беседы, выпустили на свободу. Бывает же иногда, что сказочно везет!
        Пожилой следователь, он же дознаватель, пожурил нас только за то, что мы слишком поздно гуляем по мусорному полигону. Сразу видно, мол, что мужчины вы положительные, не подонки и забулдыги, а таскаетесь где не попадя. Советую, впредь вам поступать более осмотрительно.
        Как выяснилось из дальнейшего разговора, следствию удалось установить, что тройное убийство было совершенно в результате драки, возникшей между потерпевшими на почве личных неприязненных отношений. Трупы же Гарика и Дениса изуродовали неустановленные лица - предположительно, местные бомжи - из хулиганских побуждений. Что, в принципе, было весьма далеко от истины. Но ведь Помойника как бы не существовало. Как упоминать о нем в официальных бумагах? Товарищи там, наверху, не поймут. Отстранят к шутам от должности.
        Впрочем, главное - уголовное дело в отношении нас было прекращено ввиду отсутствия состава преступления.
        Мы с Герой вышли из мрачных застенков российской камеры предварительного заключения и с удовольствием вздохнули сладкого воздуха свободы.
        На следующий день, рано утром, сердечно попрощавшись со мной и Татьяной, сестра с мужем укатили к себе домой. Им до чертиков надоел и опротивел поселок Вихляево, а так же все события, связанные с ним и мусорным полигоном. Кроме того, они соскучились по своему сыну, живущему в специнтернате. Правда, отъезд их больше напоминал бегство. Причем бегство паническое.
        Но я отлично понимал Шуру и Геру.
        Что касается меня, то в этот день мы с Мареком отправились в областной город навестить в больнице его дочь.
        Больница располагалась на центральной улице в старинном кирпичном здании дореволюционной постройки, и сменило за долгую историю многочисленных хозяев. Внутренние покои этого лечебного заведения вполне соответствовали его внешнему облику - обшарпанному и запущенному.
        Вику мы застали в четырехместной палате на втором этаже. Она безучастно сидела на узкой кровати, поджав под себя ноги. К принесенным нами продуктовым деликатесам, которыми мы, разгоняя крупных и мелких тараканов, завалили ее тумбочку, девушка не проявила ни малейшего интереса. Скользнула лишь по ним равнодушным взглядом, коротко кивнула и продолжала изучать свои сломанные ногти на руках.
        Если, по словам лечащего врача, ее физическое состояние не внушало серьезных опасений, то психическое, напротив, вызывало определенную тревогу. Вика находилась в глубокой депрессии. С врачом сложно было не согласиться. Хотя чему удивляться? Она же пережила сильнейший шок, когда бежала по свалке, спасаясь от Помойника. И потом, когда пряталась от него в темном и тесном подполе сторожки. Подобное не проходит бесследно. Любой может впасть, в какую угодно депрессию. Может кричать по ночам или выть на луну. А то и вовсе вообразить себя Юлией Тимошенко и порываться без конца выходить под оранжевым флагом митинговать на майдан Незалежности.
        Несколько минут спустя Вика, подняв голову, нарушила затянувшееся молчание. Слабым голосом она попросила у меня прощение за свою причастность к похищению моей сестры, как и у самой Шуры в сторожке Виктора. Естественно, я ее простил. Я не держал на нее зла. По большому счету, вся вина Вики заключалась в том, что она стремилась лучше устроить собственную жизнь. (Как в свое время и Марина.) Для достижения чего, во всем слушалась и потакала Гарику. Она просто ошиблась, сделав на него ставку, и понесла за это очень суровое наказание.
        Впрочем, перед самым нашим уходом я заметил у Вики определенные признаки скорого выздоровления. Как говорится, лечебный процесс продвигался успешно.
        - Володя, так ты хочешь? - поинтересовалась она.
        - Чего? - не понял я.
        - Как чего? Чтоб я устроила тебя на работу в Москве?
        В ответ я только глубокомысленно хмыкнул.
        Потрясающая все-таки она девушка! По крайней мере, иногда она меня именно - потрясала!
        Да, еще Вика сказала, что не станет больше сама отращивать ногти. Отныне она будет наращивать их в салоне красоты. Что ж, вполне разумное решение.
        В тот же день, после обеда, Марек отвел меня на поселковое кладбище. Я давно собирался на него сходить. Но мне было все как-то недосуг.
        Это было обычное деревенское кладбище со старыми и новыми захоронениями, расположенными без всякого видимого порядка. Благодаря погожей погоде и стараниям людей, посещавшим его, оно не утопало в весенней грязи и выглядело весьма пристойно.
        Мы с полчаса поплутали по кладбищу, по его узким дорожкам среди покосившихся крестов и оградок. Наконец Марек отыскал, но, кажется, совершенно случайно, могилу моего дяди под кустом сирени с молодыми листочками, и торжествующим жестом указал мне. Дескать, помнит он все расчудесно - старческое слабоумие ему пока не грозит.
        Я хотел прибрать его могилу и захватил с собой для этого все необходимое. Но прибирать мне на ней ничего не потребовалось. За дядиной могилой кто-то тщательно следил и ухаживал. Получается, что в Вихляево кто-то еще, помимо меня, хранил о нем память.
        Но, любопытно, кто?
        Позавчера же у меня состоялся важный разговор с Татьяной.
        Утром я сидел на кухне и, чтобы окончательно не отстать от мировых событий, читал свежие газеты. Как наказывал мне некогда Пахом Максимыч у себя в кабинете.
        Татьяна опустилась на стул напротив меня, обратила взор в окно и спросила своим мелодичным голосом:
        - Что там пишут?
        - Что на Марсе есть вода. В газообразном состоянии.
        - Надо же. Замечательно, - отреагировала она.
        - Угу, для марсиан. Не ссохнуться полностью.
        - Володя, мне придется уехать.
        - Пожалуйста, - кивнул я. - В Москву?
        - Да, - подтвердила Татьяна. - Но ты не правильно меня понял. Я собираюсь там остаться.
        - Где?
        - В Москве, естественно.
        - Надолго?
        - Надеюсь, что надолго. Мне предложили работать диктором на стадионе «Динамо».
        - Поздравляю, Таня, - ошеломленно произнес я единственное, что пришло на ум. Оно и объяснимо. Это, действительно, была новость так новость.
        - Кто предложил? - поинтересовался я.
        - Один мой знакомый из администрации вещевого рынка, на котором я раньше работала.
        - Твой бывший, что ли?
        - Ошибаешься, не он. Правда, при его поддержке, - слегка смутившись, ответила Татьяна. - Помнишь, дней десять назад я ездила в Москву за своими вещами?
        - Разумеется.
        - Нет, я тебя не обманывала. Эти вещи, в самом деле, мне были нужны. Но, кстати, я еще прошла собеседование и прослушивание в одном месте. Я им понравилась, и мне предложили быть диктором на стадионе. С приличной зарплатой и возможностью карьерного продвижения. Но сразу я не согласилась. Сказала, что прежде мне требуется подумать. Ведь такой перелом в судьбе. Они не возражали. Дали срок две недели, чтобы я могла до конца определиться.
        - Выходит, ты все это время думала? - задал я совсем глупый вопрос.
        - Еще как! Голова прямо раскалывалась!
        Теперь мне стало понятным странное поведение Татьяны в последние дни. Почему у нее часто, без видимой причины, менялось настроение. Чем были вызваны ее внезапные вспышки то необоснованной ревности, то пламенной любви, то полного безразличия по отношению ко мне. Почему она нервничала и что утаивала от окружающих. Стали объяснимы недомолвки в ее телефонных разговорах при посторонних.
        Она думала и определялась.
        Но, как ни крути, предложение Татьяне было сделано заманчивое. Работа на стадионе, несомненно, могла послужить первым шагом в ее будущей блестящей карьере. Кто слышал прежде ее голос на вещевом рынке? Только продавцы-южане, полупьяные грузчики да не слишком богатые покупатели. Какая от всех них была польза для ее профессионального роста? Никакой! Зато на многотысячном стадионе, во время футбольного матча Татьяну наверняка услышат люди значительные и влиятельные. Они в состоянии по достоинству оценить ее необыкновенный дар и помочь ей до конца его раскрыть.
        Хотя если бы я отыскал деньги Виктора, то она бы и не помышляла никуда уезжать. Сидела бы дома, в Вихляево, и наслаждалась жизнью. Во всяком случае, в ближайшие месяцы. А так, конечно, кому охота коротать свой век в поселке на границе с мусорным полигоном, каждодневно вдыхая его зловонные запахи?
        - Володя, ты, почему молчишь?
        - Тоже думаю.
        - Словом, я решила согласиться, - сообщила Татьяна. - Ты не будешь возражать?
        - Нет, отчего же? Не буду, - ответил я. - Это несправедливо, что твоим волшебным голосом в полной мере наслаждаюсь я один. Пускай и весь остальной народ получит удовольствие.
        - Боюсь, что на весь остальной народ для получения удовольствия меня не хватит. Шутка, - улыбнулась она. - Но ты просто прелесть, Володя. Насчет же моего голоса ты преувеличиваешь.
        - Если только самую каплю.
        - Ну, спасибо. Я польщена. Ты умеешь делать комплименты. Теперь о нас с тобой. Давай договоримся следующим образом. Сначала я переберусь в Москву, обоснуюсь там. Выйду на работу и сниму жилье. А после ты спокойно переберешься ко мне, - сказала Татьяна, прекрасно понимая, что вряд ли у нас все так гладко и складно получится. Скорее, это относилось лишь к благим пожеланиям. Новая сфера ее деятельности подразумевала под собой новый круг знакомств. Новый круг общения. Впишусь ли я в него? В высшей степени сомнительно.
        Меня еще смущало, что эту работу она нашла с помощью своего бывшего мужа - любителя рукоприкладства. Что само по себе уже наводило на многие вопросы. Разбирать, однако, подробно я их не желал.
        Но до чего же было бы забавно, если бы Татьяна ночью в постели делала объявления такого плана: «Мяч в ворота английского клуба „Челси“ на первой минуте забил Владимир Бугримов…» Хотя стоп. На первой минуте рано и в прямом и в переносном смысле. Это никуда не годилось.
        - Договорились, Володя? - спросила она, нежно поглаживая мою руку.
        - Договорились, - кивнул я.
        На другой день, утром, Татьяна уехала в Москву. Крепко обняла и поцеловала меня на автобусной остановке, промокнула платочком набежавшую слезу, подхватила кожаный чемодан, помахала свободной рукой - и уехала.
        Сегодня я тоже хотел отправиться в Москву. Славный поселок Вихляево себя исчерпал. Более того, он надоел мне хуже пареной репы. Цель моего пребывания в нем была выполнена. Я отошел от своего пребывания в больнице и отдохнул от кипения столичной жизни. Пора было возвращаться назад и устраиваться на работу.
        Только вот куда?
        Потом, я пока не решил, где буду жить в Москве.
        Представление об этом у меня имелось очень туманное. Татьяна, естественно, сама еще не успела там обосноваться. Вика, страдая от депрессии, лежала на больничной койке в областном городке. Правда, можно было найти приют у Марины. Когда мы с ней расставались в последний раз, она мне об этом прозрачно намекнула. Добавив, между прочим, что быстро же я угодил под каблук Татьяны.
        Но принять ее предложение значило бы вернуться в прошлое. Мне этого не хотелось. Скорее всего, мне придется снимать угол в коммунальной квартире на какой-нибудь дальней окраине.
        Я ходил из комнаты в комнату и собирал вещи, одновременно прощаясь с дядиной квартирой. Поэтому вещи я собирал так же медленно и неторопливо, как недавно Фролик в сторожке на свалке. Кроме того, занятие это было не из легких. Время от времени я вытряхивал собранные сумки на ковер, застилающий пол, и начинал наполнять их вновь, определяя, насколько для меня важна и необходима та или иная вещь. Но все равно всякий раз почему-то получалось две неподъемные сумки.
        Хорошо хоть, что я отказался от идеи взять с собой пистолет. Тогда на рассвете, на мусорном полигоне я хотел сгоряча его выкинуть. Но передумал - нечего зря раскидываться огнестрельным оружием. Не американская военщина. Принес пистолет домой и положил на старое место в дядин тайник.
        Громко зазвенел дверной звонок, на немелодичность которого я уже не обращал внимания. Привык.
        На пороге стояла улыбающаяся Юля в ярком нарядном платье. Платье шло ей гораздо больше, чем белый, часто несвежий, халат продавщицы. Короче говоря, выглядела она как конфетка в красивом фантике. Так бы взял, развернул и съел. Впрочем, нет. Сладкое вредит зубной эмали. Зачем, спрашивается, мне кариес? Он мне ни к чему.
        - Привет, Володя!
        - Привет, Юля! - Нет, я просто обожал, когда ко мне приходили девушки. Другое дело, что с собой они, нередко бывало, приносили большие проблемы.
        - Вот решила осчастливить тебя своим визитом.
        - Наконец-то! Я переживаю прямо второе рождение. Но, по-моему, для романтического ужина при свечах еще несколько рановато, - заметил я, галантно пропуская ее в прихожую. - Не так ли?
        - Ой, не бери в голову. Это - ерунда. Пустые условности. Романтический ужин при свечах можно устроить в любое время суток. Было бы желание. Нужно только плотнее занавесить окна.
        - Согласен. Наивный я чукотский мальчик. Что ж, проходи тогда на кухню.
        - Фи, почему на кухню? - обиженно фыркнула она и прищурила левый глаз, будто прицеливаясь.
        - Ты мне нравишься, честное слово! Не в койку же немедленно. Или позабыла, что ты приличная девушка? Изольем сначала друг другу душу, - сказал я и тут же решил: вот кому я отдам оставленные Татьяной бюстгальтеры - Юльке! А что? Зачем пропадать добру? Не таскать же мне их самому? Для этого необходимо прежде поменять пол. Что дорого и хлопотно. К тому же я привык к своему мужскому облику. Он меня вполне устраивает.
        Поэтому, действительно, отдам-ка я бюстгальтеры Юльке. Тем более что они ей как раз по размеру. Тютелька в тютельку. Постирает, погладит, заштопает дырочки и потертости - и, пожалуйста, носи их, не снимая, хоть еще лет сто. В них не стыдно будет пойти даже на прием к английской королеве в Букингемский дворец. Если, разумеется, туда пригласят, и потребуют вдобавок раздеться там до нижнего белья.
        «Не откладывая, сейчас и примерим один - голубой», - подумал я.
        - Ты, Володя, поседел, - сочувственно произнесла Юля на кухне, несколько сбивая меня с моего возникшего было игривого настроения.
        - Да? Но отрадно, что не полысел.
        - Разделяю твою радость. Но все же странно, почему Помойник тебя не тронул?
        - Понятно почему - испугался. Если бы он меня тронул, я бы показал ему, где раки зимуют. Размазал бы, голубчика, по стене.
        - Ни минуты в том не сомневаюсь. Ну а без шуточек? - серьезно спросила Юля. Она сидела напротив меня и машинальными движениями поправляла юбку на коленях.
        - Вероятно, он счел меня несъедобным. Принял за гриб мухомор. Но, по-правде, я сам теряюсь в догадках, - ответил я, почесывая в затылке. - Для меня это тоже тайна. Я уж полагал, что мне пришел конец. Перетрухнул, словом, я сильно. До сих пор мороз по коже пробегает.
        - Представляю, Володя. Я бы, например, сразу грохнулась в обморок. И ни чуть бы этого не стыдилась. Между прочим, ты первый, кто так близко его видел и сумел уцелеть.
        - А Вика, дочь Марека?
        - Она видела его издалека. Это не одно и то же.
        - Погоди, Юля. Но ты же сама уверяла меня, что Помойника не существует в природе, - вспомнил я.
        - Извини, я не хотела нагружать тебя этим монстром. Мне было бы жалко, если бы ты испугался и уехал из нашего поселка, - смутившись, произнесла она.
        - Не испугался бы и не уехал.
        - Как знать. Но все-таки я не понимаю, как ты сумел уцелеть?
        - Случайно, Юля. Чисто случайно. Поэтому не велика моя заслуга, - усмехнулся я. Поводил пальцем по клеенке на столе, изображая контуры Помойника, и предложил: - Может, желаешь чего-нибудь выпить?
        - Желаю. Но ты давай не суетись. Я принесла с собой, - сказала она, подняла с пола свою сумку и достала из нее три банки пива.
        - Спасибо. Ты моя спасительница. Из запасов Кривоноса? Я-то считал, что Генка давно все уже уничтожил, - заметил я, беря одну банку, предусмотрительно открытую для меня Юлей.
        - Нет. Это - из моих собственных запасов. Кривонос будет не в обиде. Что, значит, твоя Татьяна тебя бросила?
        - Почему вдруг сразу бросила? Она просто подалась на заработки в Москву. Короче говоря, погналась за длинным рублем. Кстати, разве ты сегодня не работаешь?
        - Отстал, Володя, ты от нашей поселковой жизни. К твоему сведению, мы взяли в магазин новую продавщицу - девушку из соседней деревни. Я попросила ее подменить меня до обеда, - сказала Юля и сделала один за другим два больших глотка пива из банки. И все же чувствовалось по ее движениям и манере общаться, что сегодня она была непривычно скованной и напряженной.
        - Поздравляю с прибавлением штата.
        - От Марека я слышала, что вроде бы ты сбираешься нас покинуть. Вслед за Татьяной.
        - Скорее всего. Но Татьяна тут не причем. Понимаешь, наскучило бить баклуши. Пора сменить обстановку и устроиться на работу. На нормальную работу. А здесь что? Не идти же мне на свалку в подчинение к Кривоносу копаться в мусоре и собирать пустые бутылки.
        - Вероятно, ты прав. Занятие - и впрямь незавидное, - дернула она плечиком и, после короткой паузы, вызванной очередным глотком пива, спросила: - Знаешь, Володя, почему я к тебе пришла?
        - Конечно, - ответил я, приняв молодцеватую позу. - По причине моей мужской неотразимости.
        - Ну, это само собой, и не обсуждается, - кивнула Юля. - Но, пока ты еще не уехал, я хотела тебе сказать, что Виктор был моим отцом.
        - Да-а, - удивленно протянул я и тотчас вспомнил про прибранную могилу дяди под кустом сирени на местном кладбище. Вот, оказывается, кто за ней ухаживал.
        - Точно, - подтвердила она. - Я его дочь.
        - Почему тогда ты рыжая?
        - Не волнуйся, это не чубайсовский след. Рыжая я в материнскую родню.
        - Спасибо, успокоила.
        - История, в общем, такая… Рассказать?
        - Естественно, - кивнул я.
        - Тогда слушай. Моя мать Ульяна - ты хорошо ее знаешь - работала по молодости у Виктора на ферме птичницей. Он же у нас при коммунистах был большим начальником, - начала Юля.
        - Да, Марек говорил мне об этом.
        - Ну, она и сошлась с ним. Шуры-муры. Любовь-морковь. В результате, как водится, забеременела. Но что-то у них там не сложилось, не склеилось, и она ничего ему об этом не сказала. Между прочим, мать была настоящей красавицей и очень гордой. Он тоже красивый и гордый. Впрочем, кто сейчас их разберет? Кто был красивее и более гордым. Столько лет минуло. Разругалась она, значит, с Виктором и сбежала в Москву. Устроилась на стройку маляром и получила место в общежитии. В этом общежитии родилась я. Но жить в Москве одной, без родственников, с грудным ребенком на руках, на маленькую зарплату - не сахар. Сплошное мытарство. Поэтому, когда умерла моя бабушка и отписала ей свой дом, она вернулась в Вихляево. Даже не раздумывала долго.
        - Печально, но жизненно, - заметил я. - Но неужели здесь никому не было известно, что Виктор твой отец?
        - В том-то и дело, что нет. Мать никому об этом не говорила. В поселке считали, что она родила меня от какого-то своего столичного ухажера. Причем от такого, о котором и вспоминать-то не желала.
        - По-моему, не все сходилось по метрикам.
        - Мать говорила, что родила меня недоношенной, и все сходилось. Да и Виктор хорош гусь. Молчал, как партизан, о прежних отношениях с матерью. Он вообще, кажется, не придавал им никакого значения. А о том, что я его дочь, и вовсе не знал до самого последнего времени. Если откровенно, женщины мало его интересовали. Нет, он был нормальный мужик. Но женщины были не его конек. Только с моей матерью у него проскользнула искра. Думаю, что тогда она сама его заарканила. Но быстро в нем разочаровалась. Вот и махнула с досады в Москву.
        - Прости, Юля, но мне всегда представлялось, что в этом поселке все знают все друг о друге. Что в нем нельзя ничего утаить.
        - Получается, что можно. Еще как. Нет, конечно, наши бабы судачили во всю про меня и мою мать. Строили разные догадки. Но никаких реальных подтверждений у них не было. Так, одни пустые домыслы.
        - Что, к примеру, ты незаконнорожденная дочь Нельсона Манделы? Или Патриса Лумумбы?
        - Во-во, типа того.
        - Ясно, - сказал я. - А то я все никак не понимал, почему не могу всерьез за тобой приударить? Хоть плачь.
        - Чего тут понимать? Тебе мешала Татьяна. С ней не больно-таки походишь налево. Она бы живо наставила тебя на путь истинный, - усмехнулась Юля.
        - Нет, еще даже до ее приезда в Вихляево. Не мог, будто меня что-то удерживало, - проговорил я. Затем наклонился к Юле и, шумно потянув носом, понюхал ее щеку. - Так и есть!
        - Что?
        - Запах крови!
        - Верно, он самый. Когда я утром готовилась к визиту к тебе, то сделала огуречную маску.
        - Позволь уточнить, маска была из соленого огурца?
        - Нет, из свежего, парникового.
        - Странно, - сказал я. Замечание мое относилось исключительно к огурцам. - Знаешь, Юля, я начал догадываться о нечто подобном. Что в поселке живет кто-то еще близкий Виктору. Правда, поздно. После посещения его могилы на здешнем кладбище… Но такое событие необходимо отметить.
        Я поднялся со стула, извлек из холодильника банку соленых огурцов и бутылку самогона, изготовленного Мареком, и наполнил две рюмки. К сожалению, ничего более подходящего для столь знаменательного случая у меня не нашлось. Заранее я к нему не готовился.
        - За неожиданное обретение сестры! - стоя, провозгласил я торжественно тост. Чокнулся с Юлей, выпил рюмку и звонко чмокнул ее в лоб.
        - Володя, поверь, мне очень приятно, что у меня появились брат и сестра. Ты и Шура, - прочувственно произнесла она, также осушив до дна свою рюмку. - У меня же никогда не было никаких родственников. Кроме, конечно, матери и отца, который и признал то меня всего полтора года назад. Да и то с трудом и в тайне от всех.
        - Понимаю, - кивнул я, жуя соленый огурец. Не уставал я просто поражаться себе. Надо же, какое сделал открытие. Оказывается, помимо Юли, я состою еще в кровном родстве и с огурцами. Свежими и солеными. Но больше всего - со свежими, парниковыми. Чудны дела твои, Господи! Отныне я всегда буду есть их с особым трепетным чувством.
        - Честно, Володя, я давно хотела тебе все рассказать. Но была вынуждена молчать.
        Я удивленно взглянул на Юлю.
        - Да, была вынуждена.
        - Наверное, боялась, что я перестану с тобой флиртовать? - попытался я угадать.
        - Не без того, - улыбнулась она. - Без флирта заскучаешь. Но существовала причина важнее и серьезнее. Все деньги отца были у меня. Нет, не все. Незначительная часть лежала в этой квартире. Их нашла Шура. Остальные же были у меня. Мне завещал их сам отец. Но об этом никто не знал. Даже моя мать.
        - Что ж, прими мои горячие поздравления.
        - Но я понимала, что об этих деньгах следует помалкивать. До поры до времени. Слишком много уж нашлось до них желающих. И главный тот, кто убил отца. Меня бы он тем более не пощадил.
        - Ты подозревала Дениса? - спросил я.
        - Пожалуй, нет. Но у меня было ощущение, что именно его следовало остерегаться в первую очередь. Чувствовала, что он темная личность. Темная и опасная, - подумав, ответила она.
        - Но почему тогда ты не уехала отсюда со своими капиталами куда-нибудь подальше?
        - Скажешь тоже: уехала. На новом месте я бы рассталась со всеми деньгами еще быстрее, чем здесь. Новые места всегда меня пугали. Потом этот отъезд сразу бы навел на мой след того же Дениса. Поэтому лучше было не высовываться. Сидеть дома в поселке и ждать, когда все само собой уляжется, - заметила Юля, рассматривая над моей головой занавески на окне. - Но, видишь, не улеглось. Когда похитили Шуру, я поняла, что таиться мне больше нельзя. Из-за меня мог пострадать невинный человек. Ну и сказала Кривоносу, что я дочь Виктора и что все его деньги находятся у меня. Отдала ему еще долг отца, который он требовал с тебя.
        - Вон оно что. То-то Генка так внезапно подобрел ко мне, - усмехнувшись, вспомнил я.
        - Между прочим, Кривонос не такой уж плохой мужик, как ты, Володя, считаешь. Он, по-своему, честный и справедливый. С ним можно ладить, если только знать к нему подходы. Например, я его попросила, и он помог вам тогда на полигоне. Разобрался с Денисом и его приятелями.
        - Погоди, Юля. Но я думал, что это Басмач и Кастра замолвили за нас словечко.
        - Они, разумеется, тоже. Они позвали его в сторожку Виктора, - подтвердила она. - Но прежде, днем, с этим я обратилась к Кривоносу. Обрисовала ему ситуацию. Потом, я еще попросила его вызволить тебя и Геру из милиции.
        - Теперь ясно, почему нас так легко выпустили. Признаться, я думал, что они действительно провели расследование.
        - Смеешься, что ли?! Какое там расследование! Ничего они не производили! Они палец о палец не ударили! - не удержалась Юля от возмущенных восклицаний. - Просто Кривонос переговорил с кем нужно и дело против вас прекратили в два счета.
        - И много пришлось заплатить?
        - Не очень. Поскольку вы были невиновны и в милиции это понимали. Ведь там, в органах, не круглые дураки сидят. Представь, кое-что они кумекают.
        - Кумекают, не кумекают, но все равно прими от меня и Геры нашу огромную благодарность. Неизвестно, как бы долго они с нами разбирались, - заметил я. - С их-то темпами, вероятно, не меньше года.
        - Если не больше. Томились бы вы у них в казематах, дорогие, до скончания века.
        - Сколько мы тебе должны за наше освобождение?
        - Нисколько. Это бесплатная услуга, - сказала Юля. - А уж как обрадовался Паша Свисток, когда узнал, что ты мой двоюродный брат. Я передать тебе не могу. Он же все это время страшно ревновал меня к тебе. Чуть ли не довел себя, несчастный, до белого каления.
        - Он что ухаживал за тобой?
        - Почему ухаживал? Он и сейчас ухаживает. Разве ты не в курсе? Удивительно! Паша предлагал мне этой зимой выйти за него замуж. Вполне официально. Дал месяц на раздумья. И тут как раз появился ты.
        - Выходит, что ты отказала ему из-за меня? - поинтересовался я.
        - Однако самомнение у тебя, закачаешься. Нет, Володя, не обольщайся. Ты здесь не причем. Просто Паша мне не нравится. Не лежит у меня к нему сердце, - решительно произнесла она. - К тому же он постоянно ковыряет в ушах. Скажи на милость, как такое терпеть?
        - Ну, вот здрасьте! Я смотрю, Юля, на тебя не угодишь. Нельзя джентльмену и уши прочистить.
        - Можно. Но не прилюдно и не каждую минуту. Потом, если бы только это одно, - вздохнув, развела она руками. - Кстати, знаешь, половина магазина принадлежит теперь мне. Я показала бумаги отца Кривоносу и, он сказал, что все правильно. Что у него нет никаких возражений. Требуется лишь оформить все как полагается в нотариальной конторе. Сказал еще, что готов уступить мне свою долю. Чтоб магазин был полностью моим. Осточертели ему до ужаса хлопоты с ним. Правда, сумму Генка заломил немыслимую. У меня аж потемнело в глазах.
        - Ничего, сторгуетесь, - приободрил я ее. - Вот так живешь, бок о бок с настоящей богачкой и не подозреваешь об этом. Позволяешь иногда себе по отношению к ней даже некоторые вольности.
        - Да будет, Володя, меня уедать. Нашел тоже объект для насмешек.
        - Постой, дорогая, - вдруг осенило меня. - Если ты единственная наследница Виктора, стало быть, эта квартира также принадлежит тебе. Верно?
        - Нет, не верно. Отец оставил ее вам с Шурой, а мне деньги и магазин. Точнее, часть магазина. Поэтому как ты владеешь квартирой, так и дальше ей владей, - твердо ответила Юля.
        - Не берусь возражать.
        - Но о чем я, собственно, хотела с тобой поговорить. Володя, мне известно, что ты собирался поставить у нас в поселке игровые аппараты. Я случайно не ошибаюсь? Ну и давай ставь их, ради бога. Желаешь, хоть в здании поселковой администрации. У них там весь второй этаж пустует. Я дам денег и все устрою. Не сомневайся. Словом, не уезжай, не надо. Будешь помогать мне в магазине, и заниматься своими игровыми аппаратами. До собирания с бомжами пустых бутылок на свалке ты не опустишься. Я тебе обещаю.
        - Спасибо за предложение. Но, понимаешь, я раздумал ставить игровые аппараты. Ну, их на фиг. Помощники же в магазин тебе и без меня найдутся, - сказал я и взглянул на Юлю: с ее-то деловой хваткой помощники вообще вряд ли ей понадобятся. Она вполне справится одна. Кроме того, у нее был сильный твердый характер. Сумела же она так долго молчать о том, что деньги Виктора хранятся у нее. Соблазна проговориться наверняка было предостаточно.
        - Но ты еще подумай, - попросила Юля. - Хорошенько все взвесь. Ладно?
        - Извини, но я не вижу в этом смысла.
        - Жаль. Значит, все-таки уезжаешь?
        - Да. Я не люблю менять свои решения. Слушай, а не поехать ли тебе вместе со мной? Этот поселок не лучший уголок в мире. Стоит ли за него так держаться?
        - Возможно, что не стоит. Но здесь мой дом, магазин, друзья и знакомые. Мать, наконец.
        - Это не преграда, - убежденно произнес я. - Мать возьмешь с собой, магазин продашь, на дверь дома повесишь амбарный замок. С друзьями и знакомыми попрощаешься - и вперед, с песней. На завоевание новых земель. Какие проблемы?
        - Как у тебя все легко и просто.
        - Потом, вспомни, поселок граничит со свалкой, - продолжал я, - а на свалке обитает жуткое существо - Помойник.
        - Что с того, Володя? - вскинула она брови. - Лично мне он нисколько не мешает. Я же не имею привычки бродить по ночам по свалке. Днем - тоже. Встреча с ним мне совершенно не грозит. Поэтому чего мне его бояться?
        - Не спорю, встреча с ним тебе не грозит. Но неприятно все же осознавать, что он бродит где-то по соседству. Мерзкий и кровожадный.
        - Почему? Напротив, даже интересно. Помойник - наша главная местная достопримечательность. Наша слава и гордость. Он щекочет нам нервы, будоражит кровь и добавляет перца в нашу жизнь.
        - Что есть, то есть. Перца он мне действительно добавил. Едва не довел до инфаркта.
        - С тобой, Володя, особый случай. Ты слишком близко с ним столкнулся, - заметила она. - Между прочим, Помойником иногда называли Виктора.
        - Не вижу ничего странного. Помойник, так или иначе, живет в любом из нас, - философски изрек я. - Недаром вокруг нас сплошные мусорные свалки. Они по жизни окружают человека. Куда деваться?
        Юля не ответила. Молча поставила на колени свою сумку, порылась в ее недрах, вынула на свет две тугие пачки долларов в банковской упаковке и протянула мне.
        - Здесь в каждой пачке по десять тысяч долларов, - сообщила она. - Одна тебе, другая - Шуре.
        - Может, не нужно? Мы как-нибудь обойдемся. У меня от дяди есть эта квартира. У Шуры с мужем - садовый домик на земельном участке, - смутившись, проговорил я. - Ты вовсе не обязана с нами делиться. Как единственной дочери все его деньги по праву принадлежат тебе одной.
        - Бери-бери, не стесняйся. Не пионер на утренней линейке.
        - У меня нет для них подходящего портфеля, как у Гарика. Чтоб из крокодиловой кожи и с золотыми застежками.
        - Он тебе ни к чему. Бери, - настаивала Юля. - Вы с Шурой мои родственники. К тому же вы столько претерпели из-за этих проклятых денег. Было бы несправедливо, если бы ты и Шура остались совсем без ничего.
        - Ну, благодарю, - растроганно произнес я. - Ты мне прямо как мать родная. Разреши, впредь я буду тебя так и называть? Мама, мамочка.
        - Ишь, чего удумал - мамочка! Нет, не хочу. Ты живо сядешь мне на шею. Попросишь кормить кашей с ложечки и петь на ночь колыбельные песни. Оставайся лучше моим двоюродным братом. Но, Володя, если тебе понадобятся еще деньги, обращайся. Как сумею, помогу. Приходи тогда с портфелем. Но небольшим.
        - Черт побери, как хорошо иметь богатых родственников! Просто красота! - заметил я, взвешивая на каждой из ладоней по пачке долларов. Было самое подходящее время для того, чтобы сделать Юле ответный подарок. Но я его не сделал. Не стал дарить ей поношенные бюстгальтеры Татьяны. Смешно сказать, заробел. Мало ли какие теперь причуды могут возникнуть у разбогатевшей Юльки? Вдруг она возьмет и с помощью силикона увеличит объем своей груди? Тогда, естественно, эти изумительные бюстгальтеры будут ей не по размеру. Будут жать и стеснять.
        - Строго по секрету: доллары-то не фальшивые? - вежливо осведомился я.
        - Надеюсь, что настоящие, - ответила она и, озираясь по сторонам, шепотом спросила: - Кстати, знаешь, где отец хранил деньги?
        - Откуда?
        Юля еще раз подозрительно оглядела кухню, будто опасаясь, что кто-то может прятаться в духовке газовой плиты или камере холодильника. Но от личного их досмотра решила все-таки воздержаться.
        - Не поверишь, Володя. Под барельефом Помойника на фасаде нашего магазина. Там оборудован хитроумный тайник, - чуть слышно произнесла она.
        - Да ты что?! - воскликнул я.
        - Тише! Не кричи! Не то об этом проведает весь наш поселок.
        Ее шиканье заставило меня даже пригнуться.
        Я вспомнил, что дядя питал удивительную слабость ко всякому роду тайникам. Один он устроил в своей квартире, второй - в сторожке на свалке, а третий, получается, - на фасаде магазина, под барельефом Помойника. Что ж, остроумно. Остроумно и логично. Но, без подсказки Юли, сам бы я никогда до этого не додумался.
        - Только ты никому не говори, - попросила она.
        - Я - могила.
        - То, что нам требуется. Ведь его деньги лежат по-прежнему там. Представляешь, я до сих пор не знаю сколько точно. Но много. Я не успела еще посчитать. Сейчас о тайнике отца известно всего двоим: тебе и мне.
        - Не опасаешься, что у меня появится желание в нем похозяйничать? - спросил я.
        - Нет, Володя, не опасаюсь. Ты - не тот человек. Ты не станешь зариться на эти капиталы Виктора. Ну, до свидания. Не хочу долго прощаться, - сказала Юля, поднялась и неловко чмокнула меня в щеку. И стоя уже на пороге, со значением добавила: - Давай приезжай к нам чаще. Я буду рада снова тебя видеть.
        Замечательная она все же девушка, подумал я, когда за Юлей закрылась дверь. Всегда приятно, что ты в ком-то не ошибся. А к Юле у меня сразу возникла симпатия. Выходит, не напрасно. Наверное, я смутно предчувствовал, что однажды она одарит меня деньгами.
        Теперь, имея на руках такую сумму, я мог немедленно отправиться хоть в Париж. Взобраться там на Эйфелеву башню и плюнуть на голову какому-нибудь зазевавшемуся французу. Впрочем, скорее всего, это окажется вовсе не француз, а наш российский турист. Спрашивается, на кой шут тогда мне тащиться в Париж и карабкаться на эту несчастную башню, чтобы плевать на своего собственного соотечественника? Можно и здесь, у нас, залезть на любую крышу и плеваться с нее, сколько душе твоей угодно. Опять же, это будет куда патриотичнее - иностранная валюта останется на родине.
        Нет, шальные деньги определенно скверно действуют на мою психику. Однако, что было бы со мной, если бы я получил больше? Скажем, миллион. Страшно и представить!
        Ладно, первым делом следовало съездить к Шуре и отдать причитающуюся ей пачку долларов. Дальше уж будет видно, чем мне заняться.
        Но, в любом случае, в поселок Вихляево рано или поздно я обязательно вернусь.
        Эпилог
        Когда на вечернем небе появлялась полная луна, самая большая куча мусора в центре городской свалки, словно оживая, начинала шевелиться. Шевеление это происходило из глубины кучи и с каждым часом становилось все заметнее и заметнее. Когда же ночь окончательно вступала в свои права, из нее на поверхность выбирался Помойник. Мотал головой, отряхивался и, издавая слабые гортанные звуки, принимался счищать с себя когтистыми лапами то, что прилипло к его густой шерсти. Движения его были неторопливыми и заторможенными.
        Потом Помойник находил известный ему одному участок земли, из которого выступала ядовитая зеленоватая жижа, и становился на него. Постепенно ядовитая жижа наполняла его силой и энергией. Обостряла чувства. В нем просыпалась неистребимая злоба ко всему роду человеческому. Вместе с ней пробуждался и азарт охотника.
        У Помойника красным пламенем загорались глаза.
        Он поднимался на мусорную кучу и окидывал медленным взором округу, залитую причудливым лунным светом. Ничто не могло утаиться от него здесь, на свалке. Он ощущал ее всю целиком и каждый ее уголок в отдельности.
        Теперь Помойник готов был заняться своим привычным делом - ожиданием. О, он был очень терпелив, и его терпение всегда вознаграждалось. Наградой ему служило очередное убийство.
        Но почему тогда Помойник не убил в полнолуние того человека в сторожке на краю полигона? Почему позволил ему остаться в живых? Причина была проста. Он никогда не трогал и щадил тех, в чьих жилах текла кровь людей, что ему поклонялись. Даже, напротив, старался им помочь. Конечно, как он сам это понимал.
        Итак, Помойник ждал.