Авантюрист Роман Терехов
        Ролевик Тридцатилетний сибиряк Богдан Романов презирает покой и уют, бабскую болтовню и гламурные тусовки. Ему не хватает приключений в жизни, он прирожденный авантюрист. Поэтому, когда подружка приглашает его принять участие в ролевой игре, которая проходит в осенней тайге под Омском, Богдан охотно соглашается. Устроитель игры, небезызвестный Арагорн Московский, замечает в парне немалую силу и талант полководца. Игра переходит в другую стадию - Арагорн переносит Богдана в магическую реальность, где немалым способностям сибиряка находится применение…
        Роман Терехов
        Авантюрист
        Лесная опушка встретила пришельцев яркими красками и запахами ранней осени. Покрытые дорожной пылью и насекомыми туши внедорожника и микроавтобуса разбавили лесные ароматы зловонной струей, а выбравшиеся на травку из утроб машин люди раскрасили поляну пестротой одежды и огласили округу натужно-радостными воплями. Жизнь прямоходящая и окультуренная, по моим ощущениям, казалась чужеродной на фоне сибирской природы, спешившей насладиться последними теплыми деньками.
        Мои ряженые спутники собрались в той или иной мере поучаствовать в ролевке. Я же предвкушал полноценный пикник на свежем воздухе. За все лето я так ни разу и не выбрался на настоящую, дикую природу. Всякие шашлыки на дачах по выходным и даже заморский отдых в расчет не шли. Море, солнце, песок и «все включено» - унылая разновидность эрзац-отдыха. То ли дело - посидеть с удочкой в лодке посреди таежного озерка на рассвете, пугая комарих репеллентом! Или побродить полдня по березовым колкам в поисках грибов, которые уже собрали предприимчивые пейзане. Даже у порошкового пива в хвойном лесу совсем другой вкус, оно у костра не в пример приятнее, чем сваренное в иных заведениях. Сегодня мне была обещана не банальная пьянка «на пленэре», а культурно-массовое мероприятие под названием
«Ролевая игра». Здесь уже собрались реконструкторы, медиевисты и всякие дивные люди, ушибленные томами фэнтези, стремящиеся уйти от несовершенства нашей жестокой реальности.
        - Богдан, помоги ребятам! - В поле зрения появилась крашеная блондинка. Можно сказать, моя половинка. Милое личико с набросками фэнтезийного макияжа выражало готовое сорваться с язычка «Хватит пить» - как мне надоела эта ее дежурная фраза!
        Помогать надо было девам и отрокам, которым предстояло отыгрывать свиту эльфийской не то принцессы, не то жрицы, а груда багажа, по мнению Алки, могла надолго вывести их из образа. Ведь эльфы, как известно, не потеют. И вообще, мужик не должен болтаться сам по себе, а обязан приносить пользу семье и обществу.
        - Иду-иду, - отрыгнул ячменным ароматом в сторону мелированной копны волос. Проклиная себя за слабость к большим сиськам, яростно растоптал допитую банку, сунул ее в карман рюкзака - мусора и без моих стараний на поляне хватало - и отправился на подмогу прыщавым лузерам-архимагам и субтильным лучницам-анорексичкам.
        Алка, Алка! Клевые буфера, помноженные на практичность! Я всегда к ним стремлюсь, хотя они лишены не только интеллекта, но и терпения, и творят со мной ужасные вещи. То, что не удалось растоптать высокомудрому начальству, досталось на растерзание Алке, ее изящным пальчикам - с ноготками в дорогом акриле за мой, заметьте, счет. Впрочем, как поется в одной песне: «Нас атомной бомбой напугаешь едва ли». Я забыл репеллент против насекомых, зато универсального средства от юной стервы и ее малосимпатичных подружек припас в избытке. Слишком долго ждал отдыха на природе, чтобы позволить кому-то мне его отравить.
        Транспорт отогнали на специально отведенную стоянку, а навьюченные рюкзаками и баулами участники, болельщики и просто отдыхающие вроде меня подались по тропе. Туда, где между деревцами виднелись разноцветные палатки, бродили интересные люди и откуда приятно тянуло дымком.
        Костер горел ровно и мощно, щедро разливая вокруг тепло и свет. Пламя согревало меня снаружи, а добрый глоток коньяка изнутри. Костер, ночь, звезды - романтика!
        Шепот огня и треск пожираемых дров временами заглушали шум лагеря ролевиков. Отбегав в своей амуниции целый день по лесам, ребята «зажигали» до упора. Бессмысленно и беспощадно.
        Мне не спалось, я сидел у костра вблизи границы нашей стоянки. Не спалось вовсе не из-за песен, разговоров и пьяной движухи, бурливших в лагере, несмотря на позднюю ночь. Но когда в кустах неподалеку блюют, а соседнюю палатку сотрясают плотские утехи, находиться в таком окружении лично мне некомфортно, хотя уснул бы, конечно, хоть и не сразу. Говоря откровенно, главная причина моего бегства на окраину лагеря - это Алка. Не горел желанием встречаться с ней сегодня вечером. Даже развлечься битьем физиономии ее нового знакомца не хотелось. Я не альфа-самец, и Алка - уже не моя территория. Не нужна мне такая жена.
        Поэтому устроился на изрядном удалении от эпицентра хмельного веселья. Приволок два бревна средней толщины и соорудил подобие скамейки. На длинную часть верхнего накинул сложенную вчетверо накидку, чтобы сиделось мягко и без последствий. Запасся дровишками. Из камней соорудил основательный очаг. Развел костерок, утер трудовой пот и откупорил припасенную загодя бутылочку.
        Я не искал полного уединения. Едва обустроился, как, подобно мотылькам, на мой огонек вырулила из окрестных зарослей сладкая парочка. Их украшенные пирсингом и затейливыми рисунками лица так и светились от счастья. Скорее всего, нашли друг дружку на ролевке. Я не стал выяснять. Они хотели погреться и помолчать в объятиях друг друга, а мой костерок удачно встретился им по дороге. Когда влюбленные ушли в лагерь, подвалил архимаг в бесформенном плаще и рваных джинсах. Очкастый субтильный стихоплет неожиданно возжелал человеческого общения и признания своих талантов. И, конечно же, «догнаться» на халяву. Парня я выпроводил буквально двадцать минут назад, потратив на него аж полкружки драгоценного эликсира, и теперь жадно ловил момент единения со стихиями огня, воздуха и земли.
        Рука прошлась по шершавой коре и наткнулась на вбитый в бревно туристический топорик, который нужно вернуть владельцу. Мой собственный топор - вычурное изделие, приобретенное в бутике бесполезных, но дорогих туристических товаров и оранжевых футболок с игривыми надписями, - пал жертвой гонки эльфийских вооружений. Некто из свиты «Электродрели» смотрелся недостаточно внушительно, и Алка, со свойственной ей бесцеремонностью, решила «как лучше», меня не спросив. Вечером, после игры, видел на поясе у ее приятеля мою собственность: цветная наклейка на кожаный чехол и нитка с бусинами, намотанная вокруг топорища, превратили мой топор в игровой реквизит. Вскипел, но от мордобоя и выяснения отношений удержался. Все-таки не юнец какой.
        Так я остался с голыми руками против груды сухостоя, собранного для костра. И когда встал вопрос о рубке дров, пришлось поднять задницу, пересилить себя и топать к соседям. Я патологически не люблю просить. А тут пришлось. Встреченные персонажи либо меня игнорировали, либо «лепили отмазки», ибо отдавать нужную в хозяйстве вещь незнакомцу дураков не было. В итоге, отыгрывая роль эдакого Кисы Воробьянинова и проклиная легкомысленность моей подруги, добрался аж до стойбища орков.
        Брутальные мужички с зелеными рожами и вставными клыками, одетые в кожаные и металлические доспехи и вооруженные колюще-режущими предметами, явно собирались в поход. Если они чем и могли снабдить приблудного цивила, то указанием верного пути в русском народном стиле.
        Выручил меня некий персонаж, откликавшийся на имя Сан Саныч и среди явных бойцов больше похожий на представителя «интеллигентной профессии» - на шамана. Пусть без бубна, зато с сумкой. Орк Сан Саныч увидел меня не сразу, хотя я, назойливо выпрашивая требуемое, пробрался уже в центр стойбища. Мужик сквозь клыки пробормотал что-то про «наглых глюков», старчески покряхтел, сгибаясь в подкольчужнике, и одарил меня видавшим виды топориком. Если бы знал «зеленокожий», с кем за компанию я приехал на игру, то, возможно, я не в руки получил бы от него вожделенный инструмент, а по темени этим самым инструментом.
        Орочья дружина выдвинулась по своим игровым делам, а я вернулся к нашим палаткам и погрузился в медитацию с перерывом на необременительные хозяйственные работы. Потом в лагере развернулись во всю ширь народные гулянья, мне стало некоторым образом не до орков, а Саныч за своим добром не пришел. Затем топор вновь потребовался для устройства нового места дислокации вот здесь, на окраине лагеря. Незаметно стемнело, да и лень-матушка, пользуясь безмолвием утопшей в алкоголе совести, нашептала, что удобнее вернуть взятое утром, на свежую голову.
        Стояла на удивление теплая и практически безветренная ночь. Заботы и проблемы растворились в алкоголе или ушли с дымом в небо. Я пошевелил палочкой головни, и столб искр устремился к звездам. Искорки дружным потоком рвались ввысь. Огненный вихрь, мощный в метре от земли, на высоте в полтора метра уже значительно редел. Некоторые искорки гасли в самом начале пути, другие исчезали позже, и лишь несколько искр сверкали чуть дольше и улетели выше прочих. Но и эти тоже гасли. Картина навевала мысли о бренности сущего и предопределенности бытия, что в свою очередь порождало легкую тоску, но я не отказал себе в удовольствии запустить в атмосферу раз за разом несколько сотен стремительных огненных крох.
        Сегодня я снова один. Подобен этому костру: пока есть топливо - интерес к жизни, - я горю, а людям рядом со мной тепло и уютно. Им хорошо быть рядом со мной. Но вот вокруг костра собирается слишком много желающих тепла, уюта и вкусностей. На всех костра уже не хватает. Костер горит ярче, а топливо расходуется быстрее. А потом… Потом - кому охота сидеть на пепелище? Неуютно им… И так раз за разом.
        - Хорошее место выбрал. Правильное.
        К моему костру подвалила еще одна неприкаянная душа. Отметил слегка покровительственную манеру разговора, но поставить пришельцу на вид помешал коньяк. Вспыхнувшее с силой пламя высветило лицо, и я узнал визитера.
        Мастер игры Арагорн собственной персоной, какая честь! Пламя опало, но огоньки в глазах пришельца остались. Или мне показалось?
        - Место хорошее, - согласился я. - Да только ходят тут всякие. Налить?
        Если он и действительно оценил грамотное расположение моего лагеря, то хороший коньяк тем более оценить обязан.
        - Не откажусь.
        Выпили не чокаясь и без тоста. Помолчали.
        - Как игра? - Пришлось поддерживать разговор, отыгрывая роль хозяина локации.
        - Могло быть и лучше. Участников много, настоящих героев мало, - пожаловался гость.
        - Жизнь такая. Там, где серые будни, нет места ярким характерам.
        Сказал - и вдруг понял, что солгал. Говорить общие фразы легко, но зачем с напыщенным видом врать незнакомцу? Ведь случайные попутчики - самые лучшие собеседники, или я никогда не ездил в поездах по великой и необъятной?!
        - Выходит, скучно тебе? - ухмыльнулся Арагорн. - А почему в игре не участвовал?
        Нехотя отбрехался, что вообще попал сюда случайно. Познакомился недавно с девушкой. У той брат - ролевик со стажем, своя тусовка. Я же поехал с ними за компанию: любопытство свое потешить и на природе развеяться. Господа настоящие ролевики костюмы чуть не полгода готовили, в роли вживались, и сегодня им было счастье. Что до меня, то наряжаться эльфом западло, ворюгой или некромантом - просто лень, дефилировать доспешным воином весьма накладно даже для холостяцкого бюджета, поэтому приехал балластом. Сегодняшний день тупо протолкался в лагере, хотя впечатлений получил выше башки, отчего к вечеру уединился медитировать. Хотя неправда, что «балластом». Палатки ставил, дрова таскал, ямку под сортир копал. Попойку спонсировал да своей команде превосходный шашлык на обед обеспечил. Да и вообще, тот, кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Или у костра. Ведь на огонь и воду человек может смотреть бесконечно.
        Если честно, мечи и магия хороши лишь в компьютерных игрушках, а не в реальной жизни. Эльфийские напевы меня никогда не вдохновляли, а сегодня так просто бесили. Великого и Ужасного Толкиена оценил только в виде фильма и только в переводе Гоблина. Разве что закованные в железо мужики вызывали чуточку уважения, да отряд зеленомордых и клыкастых урукхаев улыбнул изрядно. Вот такой я скучный и не игровой человек сегодня. Прогоревший к своим тридцати годам до углей. Снова один, аки перст. «Мотылек с армированными крылышками» - Алка погрелась возле и была такова.
        Как обычно, крайняя мысль в потоке сознания сделала крутой вираж, резанув по самолюбию. На последней сентенции организм потребовал отхлебнуть чудодейственного эликсира, и я ему не отказал в этой маленькой слабости.
        - А ты не думал о том, что родился не в том веке? - Арагорн ловко перескочил с мелких жизненных неурядиц на самое главное - мою персону. Еще и глазищами зыркнул - проникновенно, оценивающе.
        - Нет. Не думал. Но ты не первый, кто мне это говорит. - Чуть было не сказал грубее, но благородный градус смягчил мой ответ. Пусть я не числю себя в неудачниках, но что, если действительно отдельные пробелы моей жизни объясняются несоответствием моей личности духу времени?
        Собеседник взял паузу и продолжал буравить меня черными глазами, в которых мерцали огоньки - словно плясали языки пламени. Трюк, достойный Мефистофеля. Если этот странный человек предложит нечто непристойное, то у меня уже колышек заготовлен. Осиновый.
        - А тебе еще не надоело здесь? - сделал неожиданный заход кучерявый парень, действительно смахивающий лицом на актера, сыгравшего Странника во «Властелине колец».
        - На игре, что ли? - вопросом на вопрос ответил я, прекрасно понимая, что мастер спрашивает отнюдь не про игру. Да и мастер ли спрашивает? Чтоб так угадать человечью душу, мало быть просто психологом.
        - На Земле, - терпеливо уточнил собеседник, отчетливо и без скрытых смыслов. - Не скучно тебе?
        - За всю Землю не скажу. Мало где был и еще меньше видел… - Пусть в свое время объехал половину необъятной Родины, не раз и не два побывал за границей, я ничуть не лукавил. Смотреть и видеть - разные вещи. Впрочем, юлить вокруг да около мне уже самому надоело.
        - А разве у меня есть выбор?
        - Выбор. Есть. Всегда.
        Смысл ответа пронзил мое сознание острым кинжалом.
        - Предлагай мне свой выбор, рассмотрю обязательно. Еще по одной?
        Арагорн перевел дух, не то согласно, не то разочарованно тряхнул кудрями и протянул кружку.
        - Ты ведь азартный человек…
        - Где-то в глубине души есть маленько, - согласился я и поднес кружку к губам.
        - Погоди! Ты мне нужен трезвый, - остановил мой порыв собутыльник. - Потом обмоем твое согласие.
        Казалось, шум и гам в лагере ролевиков доносились слабее, словно клочок земли с костром и нами переместился на значительное расстояние. Мы оба взяли паузу. В наступившей тишине отчетливо слышался треск дров и гул пламени. Наполнившие каменный очаг угли щедро источали жар. А я покрылся холодным потом, по моей спине маршировали мурашки. Подкрадывался озноб - верный признак либо простуды, либо ключевого момента в биографии, когда от принятого решения будет зависеть очень, очень многое, если не все.
        - Ты можешь принять участие в увлекательной игре. Нет, не в этом мире. Да, все по-настоящему. И любовь, и ненависть. И жизнь, и смерть. И награда.
        Арагорн начал фразу скороговоркой, а последние слова не произносил - ронял, словно пудовые камни со стены в орду серых мыслишек, штурмующих твердыню моего разума.
        - Мечи и магия? Спасать мир от великого зла? А в финале - вино и женщины?
        Лицо собеседника резко поскучнело, и мне стало немного стыдно за примитивный и скептический образ моих мыслей.
        - Миров множество. Подходящий уже готовится принять тебя. Нужно только немного веры и терпения. А финал полностью зависит от тебя. Ты и только ты хозяин своей судьбы, и никто больше.
        - Вот это по мне! - выкрикнул я, салютуя небесам почти пустой бутылкой. Мандраж потихоньку меня отпускал. Как когда-то на экзаменах, а впоследствии на собеседованиях и трудных переговорах, волнение уступило место деловой сосредоточенности. Легкий алкогольный туман растаял, голова прояснилась.
        - Что ж, тест-драйв не предусмотрен, но ознакомительный обзор я провести обязан, - по-деловому сухо информировал меня устроитель игр.
        Рука его поднялась над костром и с некоторым усилием вошла в дымный, удивительным образом загустевший воздух, затем опустилась рубящим ударом вниз. Ткань нашего мира беззвучно разошлась по линии «разреза», края ее подернулись разноцветной рябью, смешиваясь с роем пляшущих искр, распахнулись и…
        Не скажу, как долго длился сеанс погружения в иной мир. Сложно вести счет времени, когда без остатка растворяешься в иной, без преувеличения более увлекательной реальности. Где даже в роли простого зрителя испытываешь яркую гамму эмоций - такого дома, на Земле, давно не приходилось ощущать! Картины безмятежной жизни иномирян - труда, веселья и всевозможных событий - сменяли боевые действия. Вот многолюдная ярмарка, а здесь городское собрание, ритуальные хороводы вокруг гигантского дерева. Шествие цеховых мастеров и подмастерьев. Вот семьи добропорядочных горожан, поутру спешащих к культовому сооружению, а вот уличные девки, завлекающие клиентов в омут порока. Караван повозок, запряженных ящерицами, медленно везущий людей и тюки с товарами по мощеной дороге. Колонна солдат - латников, пикинеров и стрелков, - марширующих по проселку к насыпным укреплениям с деревянными башенками. С кровавого поля боя мы переносились в набитый веселыми подмастерьями кабак, а разудалая деревенская свадьба сменялась церемонией похорон монаршей особы. Блеск богатых нарядов и жалкие лохмотья нищих калек. Грубые доспехи и
тонкие кружева. Храбрые мужчины и прекрасные женщины.
        Красной нитью через весь этот колдовской перформанс проходила жизнь. Насыщенная, интересная, другая. Мир менялся и развивался, люди жадно спешили жить и чувствовать, превращая серые будни в яркий праздник, а обычные поступки - в достойные эпоса деяния. Зрелище радовало и одновременно печалило меня как стороннего наблюдателя.
        Сознание воспринимало не просто объемное изображение, но и звуки, солнечный свет, ветер, запахи, дрожь земли и множество другой информации. Эффект полного присутствия достигался либо гипнозом, либо реальностью происходящего!
        Потрясающее шоу продолжалось и продолжалось, но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Когда я «вынырнул» в свою реальность, то ощутил нечто сравнимое с первым уколом разочарования, болезненно воспринятым неокрепшей душой ребенка. Бесконечно давно во времена тотального дефицита и всеобщей унылости мне удалось посмотреть красочные импортные мультфильмы. То ли кассета попалась пиратская, то ли взрослые спешили, но сеанс быстро закончился. Моему сожалению не было предела. Впоследствии купил все серии и просмотрел их много раз подряд, но момент был категорически упущен, и ощущения я испытал на два порядка слабее. Вот и сейчас захотелось вернуть исчезнувшую реальность, ухватиться всеми конечностями и не отпускать. Потому как мое.
        Я потрясенно молчал. Сердце колотилось, как у загнанного кролика. Меня сильно повело в сторону, на голых инстинктах ухватился руками за бревно и только благодаря этому удержался в вертикальном положении. Немного коньяка пролилось из упавшей бутылки на выкатившиеся из костра угольки…
        - Итак, готов ли ты отправиться в мир, назначенный тебе?
        Смысл произнесенных Арагорном слов дошел до меня не сразу.
        - Это зачем? - я протянул ослабевшие руки к рдеющим углям. За просмотром чудесного блокбастера я совсем забыл, что надо подкидывать дрова.
        - И ты еще спрашиваешь? - Голос собеседника обрушился на меня лавиной, словно стало в Арагорне не меньше полусотни метров роста.
        Мои конечности вдруг ослабели, и я полетел лицом прямо в ревущее раскаленное марево, отчетливо пахнущее кровью, металлом и смертельной опасностью. Твою ж налево!
        Пробуждение в новом мире походило на удар только что освежеванной тушей в лицо. Словно некий затейливый шутник извалял парную говядину в навозе и от всей души приветил меня. С прибытием! Желудок очнулся вслед за обонянием. Наше вам
«здравствуйте»!
        Прежде чем я успел что-либо осознать и предпринять, поток рвоты кавалерийской лавой пронесся по пищеводу и вырвался на свободу. Острый спазм определил центр моего тела, а отголоски спазма проникли во все клеточки и доложили мозгу о состоянии и положении организма. Состояние - паршивое. Положение - лежачее. В ребра впились острые камни, а голова покоилась на мягком и высоком подобии подушки. Отчего блевалось мне особенно некомфортно.
        Вдыхая через раз, медленно встал. Глаза не хотели открываться! Удар дубинкой говномяса не прошел бесследно. Лоб и лицо покрывал слой липкой, пахнущей медью гадости. Слабыми дрожащими пальцами ощупал голову, чтобы убедится в отсутствии ран. На лице подсыхала чужая кровь, но не она являлась причиной намертво сомкнутых век. Страх. Сильнейший страх перед неизведанным. Нелегко было прекратить детскую игру в прятки с самим собой.
        - Да твою ж налево!
        Я. Один. Дрожащий. Жалкий. Посреди бескрайнего поля, усеянного трупами. Людей. Нелюдей. Странных животных. Ветер трепал лоскутки одежды на близлежащих телах. Хрипло кричали и хлопали крыльями стервятники. По соседству за кучей мертвечины мародеры делили хабар, ругаясь на незнакомом языке. Отличные соседи, помнится, я со своими-то миролюбивыми на Земле не ладил.
        Нет, я не потерял ни сознания, ни дара речи. Холод пронизывал кожу. Упав на колени, я мысленно взмолился: «Боже! Как же так? Я ведь не об этом мечтал! Разве этот ад мне обещал Арагорн?» Стоп, стоп, стоп, дружище! Говорила тебе бабушка, не садись играть с чертом в карты? Говорила! Так при чем тут Бог? Что-то ты о нем не вспоминал, попивая у костра коньячок с каким-то подозрительным типом! Так, не в ту степь лихие скакуны мыслей понеслись. Я практически гол и бос. Нахожусь непонятно где. Обращение в местное общество защиты прав лохов отложим на потом, а пока есть более насущные задачи.
        - Сначала умойся, - предложил тихий голос за спиной, угадывая мою мысль «С чего бы начать?». В трех шагах совершенно индифферентно висело объемное изображение человека в пыльнике и капюшоне, который указывал правой рукой на ближайший солдатский ранец.
        Поскольку голографический «император из звездных войн» предлагал разумный поступок, выяснять происхождение говорящего глюка не хотелось. Не вставая, подтянул к себе ранец, извлек притороченную сбоку круглую кожаную флягу, умылся и прополоскал рот.
        - Хороший мальчик. Теперь сними с меня сапоги.
        Послушался и в этот раз. Переминаться с ноги на ногу на острых камнях - удовольствие сомнительное. С обувью у ближайших покойников дела обстояли скверно. Какие-то грубые тряпочные полуботинки на деревянной подошве с обмотками. Еще и убитые совсем. Как и их хозяева. У нелюдей вместо нормальной обуви на ногах имелись чувяки, мокасины или копыта. Взгляд вернулся к трупу человека в пыльнике, что послужил мне подушкой. Страшная рана на спине ставила крест на идее присвоить модный и, наверное, удобный наряд. Зато покойный носил приличные на вид сапоги из натуральной кожи, с высоким голенищем и шнуровкой. Прикинул по подкованной ровными рядами металлических гвоздей подошве - размер подходящий!
        - Быстрее! - торопил меня неугомонный призрак.
        В ответ ругнулся шепотом. Ослу понятно, что покинуть поле боя надо как можно оперативнее. Желательно в удобной обуви, в одежде и с оружием в руках. Злобные крики моих опасных «соседей» тому изрядно способствовали: бежать, скорее бежать!
        Чтобы ловчее стаскивать обувку, с усилием перевернул неподатливый труп с живота на спину. Вот так сюрприз! Рука покойного сжимала револьвер оригинальной конструкции. Звякнувшее о стальное зерцало на груди кожаного жилета оружие словно обострило мой слух. Где-то неподалеку глухо и натужно стонал раненый. Каркали и хлопали крыльями падальщики. Вдалеке продолжалась перестрелка. Окинул взглядом окрестности - ниже по склону начинался хвойно-лиственный лес. Вот туда мы и направимся, после того как…
        Голограмма пошла полосами, словно кто-то глушил сигнал или батарейки садились. Постепенно окружающий мир становился ярче: алела кровь на камнях, на светлой солдатской форме, сочно зеленели пучки травы между черными и серыми буграми тел зверолюдей, сверкала нагрудная пластина у мага, сватающего с того света мне свои зачетные боты.
        - Постарайся меньше шуметь. У нас мало времени! - спокойно констатировал
«призрак», но это спокойствие из тех, что побуждало к действию сильнее истеричных воплей.
        Перевел дыхание, а заодно собрался с духом. Все-таки грабить покойника при свете дня - это вам не яблоки из соседского сада под покровом ночи тырить. Тут перед самим собой стыдно, не говоря о том, а ну как увидит кто? Особенно из тех, кто это побоище учинил! Тогда мне револьвер очень пригодится…
        Нашлась веская причина, чтобы все-таки отсрочить любимый момент сталкеров, тру-выживальщиков и мародеров всех мастей - отъем хабара у покойников. Прежде следовало разобраться с устройством трофейного оружия. Цельнометаллическое исполнение с воронением превосходной сохранности. Длинный восьмигранный ствол с крупной мушкой. Жестко закрепленный барабан, снаряжаемый по одному патрону через специальное оконце. Вот только на месте курка конструкцию дополнял странный цилиндр, который, впрочем, не мешал заряжать револьвер, поскольку был чуть уже барабана.
        Револьвер сел в ладонь удобно, если отбросить ощутимую тяжесть и габариты. Качество обработки, совершенство линий, эргономичность - за всем этим виделась основательность мастера. Рукоять оканчивалась четырехгранным шипом, таким, наверное, удобно пробивать висок противника в ближнем бою.
        - Пули на поясе, - пояснил призрак, равнодушно взирая, как я схожусь на импровизированном татами с его мертвым телом. - Сними все вместе.
        - Спасибо, - поборов глупую брезгливость, я расстегнул литую пряжку толстого кожаного пояса с кобурой и коробками и вытащил его из-под неподъемного тела. - Про сапоги помню.
        Беседа с призраком ничуть не смутила мой рассудок. Здесь недавно сотни людей коллективно и в муках ушли в лучший мир, а этот задержался, чтоб дать мне ценные указания. Ведь без гида мне в чужом мире совсем никак…
        Не откладывая в долгий ящик, приладил приобретение себе на туловище, прямо поверх рубахи навыпуск и грубых холщовых штанов свободного покроя, которые каким-то чудом оказались на мне вместо моей земной одежды. В двух кожаных коробках из четырех в специальных гнездах покоились боеприпасы - тупоконечные полуоболоченные пули с выемкой в донце. В одной оказался металлический цилиндр - двойник прикрученного к револьверу. Та сторона, которой он, как подсказывала логика и живой пример, должен прилегать к барабану, блеснула поверхностью темного камня.
        - Так, не понял, пули есть, а патронов нет? - озадачился я, теребя револьвер за выступающие части.
        - Поворотный механизм… вижу, разобрался, - прокомментировал призрак мои манипуляции по перезарядке револьвера.
        Рычажок, взведением которого прокручивался барабан, обнаружился с левой стороны под цилиндрическим выступом как раз в зоне досягаемости большого пальца. Но я предпочел взводить рычажок по-ковбойски «об рукав». Похоже, барабан придется крутить после каждого выстрела, чтобы совместить со стволом следующую камору.
        Одну за другой зарядил пять увесистых окольцованных медью тупоконечных пуль - последнюю бывший владелец выпустить по врагам не успел - и сунул оружие в кобуру. Надо отдать должное, навалил он знатную баррикаду из тел - она-то сейчас и укрывала меня от глаз банды грабителей. Значит, ствол вполне рабочий, а не для красоты присутствовал. С зарядами, правда, непонятно. Транслировал вопрос призраку. Оказалось, он не понял слова «патроны», потому как унитары да и порох тут не в ходу, а насчет зарядов меня успокоил: мол, «гамион свежий поставил, только пять раз успел выстрелить». На человеческом языке это означало, что тридцать один выстрел у меня в активе, если своевременно набивать барабан свинцом. А уж этого добра в пульницах на поясе имелось изрядно.
        Когда я, пыхтя от усилий и шепотом матерясь, стащил второй сапог, в полный рост нарисовалась проблема портянок. Мотать их я совершенно не умел, а носить сапоги без оных - моветон. Памятуя о нестыковке с патронами, насчет носков пытать призрака не решился, к тому же голопроекция за последние минуты весьма побледнела. Дрожа от прохладного ветра и от страха, впопыхах натянул обувку на босу ногу, затянул шнуровку и с выражением внимательной заинтересованности на лице повернулся к призраку.
        - Браслет, - прошептал мой бестелесный благодетель, после чего картинка окончательно поблекла и «схлопнулась». А я уж было приготовился отмазываться от каких-нибудь невыполнимых поручений вроде спасения мира…
        Еще разгибая холодные пальцы на рукояти оружия, ощутил под своей ладонью нечто любопытное. Рукав рубашки покойного сполз, обнажив бледный безволосый локоть. Чуть выше запястья руку плотно обхватывал широкий массивный браслет с темным крупным камнем, закрепленным с наружной стороны. С внутренней стороны браслета гнездо пустовало.
        Я вдруг почувствовал, что эта вещь, без сомнения, мне жизненно необходима! Никаких глупых мыслей, вроде «вот доберусь до обжитых мест, загоню первому встречному ювелиру, куплю баб деревеньку да заживу помаленьку». Наоборот, лучше лишиться моих единственных штанов, чем расстаться с волшебной штуковиной. Никаких сомнений в магическом происхождении артефакта у меня не возникло. Увесистый браслет самостоятельно щелкнул застежкой, раскрывшись наподобие пасти хищного зверя. Сходству особенно способствовали крупные пазы. Десница покойника безвольно опала, оставляя занятную вещь мне.
        Ровно секунду помедлил, после чего с каким-то торжественным чувством нацепил трофей на правую руку. Раздался металлический щелчок. Вот черт! Массивный тяжелый наручник очень плотно обхватил запястье, едва не перекрывая ток крови. Этот прекрасный новый мир встретил меня в целом неприветливо, и колдовской браслет не сделал для меня исключения.
        Дальнейшие ощущения можно назвать как минимум… хм… необычными. Будто все альбомы
«Рамштайн» за тридцать секунд прослушал. Разнополая многоголосица прокаркала, прошелестела, прогавкала на все лады одновременно, за малым не учинив мне разрыва мозга… Грозящие безумием буря и натиск утихли, схлынули, оставив в постепенно светлеющем сознании хаос обрывков фраз чужеродного языка. Вдобавок ко всему камешек на браслете сверкнул, а кожу под металлом начало ощутимо покалывать. Пока удивлялся, задавая сам себе глупый, но закономерный вопрос: «Это что такое было, а?» - покалывание перешло в неприятный зуд.
        - Везет, как утопленнику! - в сердцах воскликнул я. Вот ведь меткие попадания - то мордой в чужую кровищу, то рукой в капкан!
        Естественно, в ту же минуту попытался снять предательскую вещь дрожащей с перепуга левой рукой. В процессе возни с неподатливой железякой заметил, что камень начал светлеть. Зуд еще немного усилился, по руке медленно распространилось онемение.
        Внезапно по организму разошлась теплая волна, выжигая дрожь и озноб до выступившего пота, вселяя уверенность и наполняя свежими силами. Еще несколько секунд я наслаждался необыкновенным ощущением - во мне словно «прорастал» другой человек. Новый, более приспособленный к изменившимся условиям жизни. Предательская дрожь в частях тела унялась, голова просветлела. Даже дышать стало легче - смрад поля недавней битвы словно ушел на второй план.
        Видимо, отмеренное мне на вхождение в реальность этого мира время истекло, создаваемый призраком защитный покров пал, и мой отчаянный крик привлек внимание конкурентов по ограблению павших. Из-за распоротого крупа звероящера показалась отвратительная перемазанная в крови морда… котопса. Чудо-юдо, словно собираясь с мыслями и дыханием, громко фыркнуло, подняв тучу насекомых, набившихся в рану. Через мгновение хищная тварюга, не спуская с меня крупных желтых глаз, выбралась на тушу целиком. Возмущенное фырканье перешло в глухой клокочущий рык. Пришелец, похожий обликом на карликового, измученного жизненными невзгодами и стригучим лишаем льва, показал мне полную пасть желтых клыков. Я перехватил злобный взгляд и ответил хищнику той же монетой, непонятно как издав могучий рев. Зверюга слегка потеряла запал, припав на задние лапы, и отвела взгляд, обернувшись за моральной поддержкой к своим, пока что незримым для меня, хозяевам. Заодно продемонстрировала мне широкий строгий ошейник, а также костлявый бок, украшенный струпьями и жидкими пучками волос.
        Тяжелый солдатский ранец, принадлежавший покойному магу, птицей взлетел мне за спину. Сражаясь с лямками, цепляющимися за браслет и локти, я ни на секунду не отрывал взгляда от фыркающего «четвероного друга», умудряясь еще уточнять обстановку на флангах боковым зрением. Правой рукой обнажил револьвер, которым погрозил агрессивной скотине. В крови моей бушевал адреналиновый шторм, помогая выбрать верную последовательность действий и трезво оценивать ситуацию.
        Я сделал несколько шагов назад и оглянулся, чтобы проверить, нет ли какой предательской запинки на дороге. В ту же секунду драный «бойцовый кот» распластался в полете. Забыв про пистолет, я тупо закрылся от удара летящей туши руками. Клацнули желтые зубы. Меня сильно качнуло от удара - котопес шмякнулся со всей своей дури о незримый щит и рухнул на залитую кровью каменистую землю. Правая рука рефлекторно дернулась, направляя ствол на врага.
        Револьвер бахнул, слегка «лягнулся», выпустив пулю прямо в черепушку коварного врага. Гром выстрела заставил меня вздрогнуть, а отдача, вполне умеренная для приличного калибра, напомнила, что в моей руке грозное оружие, которое грех не использовать для самозащиты.
        Я сделал несколько неуклюжих прыжков по направлению к лесу, когда интуиция заставила меня обернуться. На кучу тел успели взгромоздиться агрессивные оборванцы в количестве трех рыл: один целился в меня из ружья, двое других заряжали свои
«карамультуки», переломив их наподобие охотничьих ружей. Странно, выстрелов я не слышал, наверное, забыли перезарядить. Расстояние позволило разглядеть желтые редкозубые оскалы на лицах престарелых даунов.
        Наползающая на глаза большая каска с гребнем помешала уродцу взять верный прицел, его пуля прошла высоко над моей головой. Вместо того чтобы дать ему вторую попытку, я выписал ему две свинцовые пилюльки прямехонько в центр затянутого в шкуры и кожаную портупею организма. Игнорируя голливудские стереотипы, стрелок не брызнул во все стороны потоками крови, отлетая на полтора метра, а банально скрючился, выронил свой длинный неказистый «транклюкатор» и умер с хриплым ругательством на окровавленных губах. Второй мародер рыбкой полетел за баррикаду из трупов, не выронив при этом оружия, а вот третий замешкался - нога, обутая в обмотки, соскользнула и застряла в капкане мертвячьих конечностей. Выстрел пришелся в правую сторону лба - теперь плеснуло красненьким от души, и завал вырос еще на одно бьющееся в агонии тело.
        Признаюсь, я испытал прекрасное чувство радости от удачных попаданий, чисто выполненной работы, словно как когда-то с отцом мишени в тире укладывал на спор, а не по живым и разумным существам палил. Револьвер бил точно, посылая увесистые снаряды именно туда, куда я хотел. Выдавал в окружающую среду умеренный шум, с легким дымком и слабой вспышкой. Просто сказка: знай не забывай после каждого выстрела рычаг большим пальцем взводить да жать на спуск. Вражеский выстрел так же обошелся без ожидаемого облака дыма. Призрак не соврал - местные «транклюкаторы» метали пули без пороха.
        - Жрите дерьмо, сквернавцы проклятые! - выкрикнул первое, что пришло в голову.
        Охреневать в атаке не наш метод, и я энергично припустил к леску. Ноги мчали, выбирая путь между трупами, сторонясь острых предметов и всяких нежелательных сюрпризов, коими поле боя изобиловало. Глаза искали укрытие и признаки врагов на маршруте. Пальцы путались в патронташе, вытаскивая пули для перезарядки. Всего-то две штуки уронил, зато барабан револьвера наполнил. Голова вполне успешно управляла всеми действиями сразу, сообщив мне, что я понимаю отдельные крики нападающих: «русин» и «шакал». Во время забега в меня выстрелили раза четыре, подтверждая правоту моего выбора: рвать когти, вместо того чтобы стоять и сражаться.
        С правой стороны, где, как я отметил на бегу, трупы солдат в светлых одеждах лежали особенно кучно, по мне дали мощный залп. Уж не знаю, какое чудо в ответе за это, но вражеские пули взрыли землю и состригли макушки пахучих луговых трав там, где я находился полсекунды назад. Жуткий свист резал не воздух, он терзал душу, заставляя втягивать голову в плечи и совершать непредсказуемые прыжки, игнорируя слабость в коленях.
        На самой опушке вражеская пальба достала меня - пуля-дура ощутимо толкнула в правую лопатку. От боли захотелось тут же сбросить ношу и сплясать на месте зажигательный танец, но, собрав все силы в кулак, я юркнул в кусты.
        Одним попаданием враги не удовлетворились - судя по крикам и стрельбе, к травле подключилась изрядная толпа. Через считаные мгновения «свинью» и «шакала» поминали уже со всех сторон. Вот же как бывает: никогда в великих бегунах не значился, а тут, гляди-ка, мой забег оказался заметным событием в местной спортивной жизни и собрал толпу фанатов. Помимо зоологических оскорблений и интенсивной стрельбы, камрады подбадривали меня странным кличем: «Аг-р-р-а-а!»
        - За-аряжай! Целься-а! Бе-ей! - скомандовал мерзкий голос у дороги. Изнемогая от усиливающейся боли, я ежился от дружного раската ружейных выстрелов, шарахался от тупых ударов пуль в стволы деревьев и вздрагивал от шороха опадающих веток и коры.
        Некстати дал знать о себе браслет. Рука онемела настолько, что револьвер пришлось перебросить в левую. Да что за напасть, что за гон, чертов Ара-гон! Мы ж так не договаривались! По спине текла теплая и липкая кровь, смешиваясь с едким потом. Внезапно в какие-то мгновения первая острая боль ушла, оставив пекуче-кусачее ощущение. И ведь не почешешь! Одно хорошо: похоже, пуля застряла в подкожном слое, обошлось без серьезных травм. Точно, она ведь через ранец с барахлом прошла.
        Продравшись сквозь подлесок, благо по нему до меня, похоже, уже доброе стадо слонов туда и обратно пробежало, я оказался в вековом лесу, полном мертвых тел. Пейзаж изменился, картина осталась прежняя - смерть во всех ее проявлениях. Разгоряченные беготней ноги споткнулись о какую-то фузею с ножевидным штыком. Руки сами потянулись схватить новое оружие. По причине агрессивно настроенной похоронной команды я нуждался в любом усилении огневой мощи. Револьвер - хорошо, а винтовка - тоже штука полезная. С ней, конечно, в этих полутемных дебрях с мачтовыми стволами в два обхвата не особо развернешься, только… С этой мыслью я, тяжело дыша, ускоренным шагом двигался от тела к телу в глубь чащи. Всякие одно-, двух- и даже четырехствольные «пищали» нескромного калибра и ужасного качества изготовления, лежащие неподалеку от «оборванцев», я отвергал с ходу. Как и длинные, почти в рост человека «фузеи» с намертво посажеными четырехгранными штыками. Эти дульнозарядные гладкостволки, напоминающие короткие копья, принадлежали русоволосым солдатам в светлых мундирах. Стальные, деревянные и комбинированные арбалеты
всех размеров по понятным причинам я тоже игнорировал. Богатый выбор колюще-режуще-рубящих предметов также оставил меня равнодушным. Никогда не питал к «холодняку» никаких теплых чувств, и сейчас отягощать себя какой-нибудь саблей, палашом или топориком смысла не видел.
        Едва успел шагнуть за толстый ствол дерева, как неугомонные враги вновь дали раскатистый залп по подлеску. За грохотом пальбы не заметил, откуда прилетела короткая стрелка, - словно «выросла» из бугристой коры у самого виска. Глаза искали стрелка недолго: закутанный в звериные шкуры чумазик с морщинистым лицом идиота даже не прятался, а энергично крутил своими лапками ворот агрегата. Гад оказался с противоположной стороны от погони. Когда успел меня обойти?!
        Стрелять с левой руки оказалось весьма неудобно. Арбалетчик отреагировал на вскинутый ствол резвым скачком влево, пытаясь укрыться за корневищем. Промахнувшись, я сделал два шага вперед и пальнул в видневшийся широкий участок спины. Снова промах! Пуля выбила фонтан земли у локтя противника. Еще два шага - и снова выстрел! Попал!
        Вражина заорал благим матом, перевернулся на спину и засучил конечностями, как жук, нанизанный на булавку. Я сделал еще шаг, прицелился и украсил шкуры на рахитичной груди кровавым цветком…
        Справа! Быстрее, чем боковое зрение успело засечь движение в мою сторону, сознанию просигнализировала о направлении опасности красная вспышка.
        Гах! - выскочивший из-за дерева сквернавец покачнулся, неуклюже махнул копьем, распарывая широким листовидным наконечником воздух в метре от моего живота. Животный оскал сменила гримаса боли. Лишь на миг встретился взглядом с большими желтыми глазами, что «брызгали» в меня концентрированной ненавистью из-под косматой гривы. Моя рука не дрогнула.
        Гах! - револьверная пуля нанесла копьеносцу сокрушительный удар в солнечное сплетение. Позади врага дерево и траву щедро окропило красным. Ноги «чертика из табакерки» разъехались, и он грохнулся на землю, кашляя кровью.
        Да сколько же вонючек в этом лесу?!
        Торопливо шагая прочь и озираясь, зарядил револьвер. В этот раз не уронил ни одной пули, зато «уронил» себя, споткнувшись о тело «дупарского наемного стрелка». Вылезшими на лоб от боли глазами уставился на интересное ружьишко - барабанную винтовку с восьмигранным вороненым стволом. Подхватив ее с земли свободной рукой, я с удивительной для раненого ловкостью юркнул за широкий и поросший мхом ствол лесного гиганта.
        Погоня шла по пятам, и секундой раньше тяжелые пули выбили облако пыли и опилок, дополнив новыми ингредиентами мою слипшуюся в кровавые сосульки прическу.
        Стволы сросшихся деревьев подарили мне надежную защиту от обстрела. Здесь я неосторожно упал своей раненой лопаткой на ранец и взвыл от свежей порции боли. Слезы, брызнувшие из глаз, не помешали рукам отправить револьвер в кобуру. Затем, сжав зубы, присел и потянул к себе тело, рядом с которым подобрал оружие. И откуда только силы взялись, но труп в зеленых шароварах и кожаном доспехе с перекрестьем патронташей удалось немного перетащить и перевернуть на бок.
        Здоровой рукой я проворно расстегнул патронташ и дернул его в укрытие. Потому что боеприпасы от моего револьвера ружью очевидно не подходили.
        Немеющая ладонь легла на резную «пистолетную» рукоять, пальцы прошлись по выступающим частям конструкции, и пятиместный барабан откинулся влево. Деревянный приклад и ложе украшала затейливая резьба, но, главное, удерживать трофей оказалось легко и удобно. Пока перезаряжал, таская увесистые тупоконечные цилиндры из остающегося на наемнике патронташа, поразился, как мои руки умело управлялись с оружием, которое они держали - могу поклясться - впервые в жизни. Сразу понял - мое.
        Традиционный цилиндрический набалдашник, неизменный атрибут всех виденных образцов местной «стрелковки», превосходил деталь моего револьвера раза в полтора. Что вкупе с длиной ствола и крупным калибром пуль наталкивало на логичный вывод о разной мощности этих самых… «гамионов» - нашлось в голове нужное слово. Последующий поток информации разложил все по полочкам, объяснив отсутствие унитарного патрона и пороха вообще. А еще пришло знание, как наполнять волшебные аккумуляторы энергией. Если в револьвере еще оставалось двадцать два заряда, то резервов трофея хватит на два барабана. Поэтому никаких позиционных боев, просто по-мальчишески хочется испытать приобретение разок-другой на живых мишенях. Заодно дыхалку в норму приведем и снова побегаем - подыграл здравый смысл злости и азарту.
        Левая рука, как единственная пригодная для мелкой работы, проворно наколупала из второго патронташа пригоршню боеприпасов - автоматически засунул их в карман своих
«шаровар». Затем меня осенило пошукать у пана наемника запасной гамион. Но не успел. «Болельщики», будучи не в силах пережить разлуку с кумиром, приближались с двух сторон, покрикивая, постреливая и варварски доламывая кусты. Пули стригли ветки и ранили стволы лесных гигантов на предполагаемой траектории моего бегства, но совсем не там, где я залег. Вредно судить всех по себе. У меня стиль жизни: убегая от неприятностей, периодически останавливаться и крепко давать им по зубам. Дабы не наседали.
        В просвете между кустами появилась фигура большеголового рахита, собравшегося расстрелять из своего непомерно длинного ружьишка прямо весь темный лес сразу. Качающиеся от воздействия моей туши ветки ему мешали, вот он их неуклюже отгибал ложем фузеи. Искать меня глазами в такой ситуации ему несподручно.
        - Аг-р-ра! - выкрикнул враг и несмело шагнул вперед.
        - Агр-р-а-а! Агр-р-а-а! - откликнулись его подельники полудюжиной голосов, благоразумно оставаясь на опушке.
        Я же молча приладил оружие, используя покойника вместо бруствера, прицелился и нажал на спусковую скобу. Винтовка - а кованый ствол, несомненно, имел нарезы, - отрывисто и зло бахнув, ощутимо толкнула в плечо. Враг сложился пополам и тонко завопил. Я же, напротив - выгнулся между замшелых корней дугой - засевшая в спине пуля бередила рану просто зз… замечательно, но героически промолчал. Правая рука, пронзенная молнией вдоль нервов и «забитая» до полного онемения колдовским браслетом, воевать категорически отказалась. Больше прицельно вести огонь я не мог: пот, слезы и какие-то странные крапинки в глазах крайне усложняли поиск цели.
        Бахнув в ближайшие кусты на характерный шум еще пару раз для острастки с левой руки, я выронил ружье и, руганью заглушая боль, потянул бывшего обладателя моего оружия на себя. Ценой титанических усилий удалось сдвинуть тушу на полметра и перевалить ее через вздыбленный корень. Ежесекундно рискуя шкурой, обшарил район гузки «дикого гуся».
        Правая рука продолжала бастовать, и в голове не укладывалось, как тащить награбленное и одновременно отстреливаться. Не успел отругать себя за логическую нестыковку, как пальцы сами щелкнули нужными защелками и притянули тяжелую поношенную сумку к груди.
        Ради чего рисковал жизнью? Само собой пришло знание, что многие дупарские наемники таскают сзади на поясе хабарник с продуктами, запасными боеприпасами и прочими ништяками. Мне, на первый и второй взгляд, достался весьма состоятельный покойник: оружие дорогое, прикид добротный, кожаная с латунным замком сумка просто неприлично трещала по швам. Удачливый был дядя, судя по полупустым патронташам, много успел пострелять по русинам, да только не угадал, когда в лес полез. Здесь-то «засадники» досыта отведали солдатских штыков с тесаками - по два, а то и по три к одному размен пошел. Иных так и вовсе пошинковали: тот головенки лишился, этот с рукой по плечо простился, третий, пардон, сизый клубок кишок вывалил. Совсем иная картина, чем на дороге, где русинские стрелки умирали, как стояли, - рядами. В ближнем бою русинский пехотинец страшнее медведя, а лес ему - дом родной.
        Откуда мне известны повадки наемников? Почему я уверен, что погибшие солдаты в светлых суконных мундирах - это русины из числа княжьих стрелков? А хрен его знает. Наверное, оттуда же мне известно, что гладкоствольные ружья системы Дербана - вооружение этих частей - мало к чему, кроме траурного салюта, пригодны. Их главная сила - длинный четырехгранный штык, раны от которого не закрываются и плохо заживают. Оружие сквернавцев за редким исключением - просто союз трубы и полена. Ах да, мои преследователи - это жители гигантской области, где царит немыслимое беззаконие и полнейший хаос, в просторечии называемой Скверной. Вот сколько новостей в голове образовалось сразу…
        К слову, мой трофей тоже не лишен недостатков: в отличие от «дербанок» и прочего здешнего металлолома, пули для него на коленке не изготовишь. Наивно рассчитывать, что где-нибудь под соседним кустом разлегся еще один наемник со стволом штучной работы того же калибра и полным боекомплектом…
        - Ах ты ж падаль!
        Нехорошо, конечно, так о покойных, но простите великодушно, вырвалось. Запасной гамион преспокойно лежал в специальном кожаном чехле на поясе наемника! В карман его, пусть компанию пулям составит.
        Убрался за дерево вовремя. Осмелевшие сквернавцы полезли сквозь кусты, бахвалясь на своем паскудном наречии порезать проклятого недобитка в скором времени на ремни.
        Бах! - сказал им на это мой «мастерворк», созданный оружейником Клементом Лоше по заказу арсенала города Плежа в год шестьсот третий. Вдруг осознал, что умею читать на имперском! Гравировку на латунной табличке на прикладе я прочел сразу, как поднял трофей, но смысл фразы сделался понятен только сейчас. Круговерть в глазах получила новый импульс. Если верить нервам, вгрызающаяся в меня пуля достигла размеров яблока.
        Гах! Д-дах! Ба-бах! - ответил ему разноголосый и неслаженный хор. По-прежнему под аккомпанемент перестрелки солировал вражий подранок, слегка деморализуя неприятелей. Победный клич сквернавцев звучал от случая к случаю, упоминания вслух
«русин-шакала» тоже сошли на нет.
        Патронташ повесил на шею, одним концом зажав под лямкой ранца. Отнятая у пана наемника сумка оказалась позади меня. Пришлось, поскуливая, привстать. Щелкнул застежкой, прикрепляя сумку к поясному ремню, взятому у мага вместе с кобурой. До второго крепежа не успел дотянуться - пришлось возобновить отстрел «зверья».
        Бах! - снова рявкнул шедевр мастера-оружейника, и крадущийся в кустах слева по курсу злодей ткнулся лицом в прелую листву.
        - Вот так стреляет сын офицера, ублюдки!
        - Шакал, твоя смерть идет! - не осталась безучастной противная сторона.
        Тем временем проклинаемый мной на все лады браслет продолжал свою работу. Молнии боли, простреливающие руку от раны до кончиков пальцев, резко снизили свою мощность, и рука вновь согласилась функционировать. Весьма кстати. Пошарил напоследок во втором патронташе усатого пана. Три пули загнал в пахнущий сгоревшим маслом и горячим металлом барабан и еще три кинул в рот, удивляя себя самого. Нет, слюна у меня не ядовитая, просто это самый удобный в моем случае способ для быстрой перезарядки.
        Бах! Поворот рычажка. Бах! Поворот. Бах! Уж не знаю, задел ли кого пальбой от бедра, но попытку создать «завесу огня» сквернавцы мне зачли, спрятавшись за деревьями и попадав на землю. Закусив губу до крови, резво рванул прочь, прикрываясь необъятными и замшелыми «отпрысками Фангорна». Лес за моей спиной наполнился сплошным гулом выстрелов и близкими ударами пуль в древесину, на время даже заглушившими крик раненого сквернавца.
        Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сплюнул пули в руку, огляделся по сторонам. Ни живых, ни мертвых не видно, далеко забрался. Не любят сквернавцы лесов, им степь милее, да холмы, да многоярусные каменные клоаки-лабиринты, да пещеры. Хорошо их угостили стрелки Светлейшего Князя Белоярова, страшно подумать, что бы случилось с засадой сквернавцев, будь у солдат нормальное оружие и командиры! Мне-то повезло и с командиром, и с оружием. Перезарядка закончена, да и привал тоже. Вот только хабарник к ремню вторым карабином пристегну, а то лупит по заду на бегу, вроде как
«ускорение придает», а на деле только мешает. Патронташ пока так повисит, вроде зацепился крепко и теряться не намерен. Смена гамиона, как выяснилось, дело не быстрое: выкрутить один с почти почерневшим «стеклышком» да вкрутить наподобие лампочки свежий. Вот пусть теперь супостатам через канал ствола «засвечивает».
        Усталость и боль вынесли постановление: еще секунду отдышаться, затем забиться в Грымскую пущу на пару километров - пользуясь кабаньими тропами, иначе бурелом диколесья не преодолеть, - где предстоит заняться раной и активным отдыхом. А дальше видно будет. Кабаньими тропами? Это где на маршруте «работа - дом - работа - пятничный кабак» я видел «кабаньи тропы»? Я снова сам себя удивляю!
        С места недавней перестрелки донесся выстрел, похожий на пистолетный, - раненый мгновенно заткнулся. Не теряя времени, вражий командир активировал «ревуна», созывая не слишком занятых мародеркой бойцов и зверье по мою душу. В чем-то я его понял, нельзя такие художества оставлять безнаказанными. Я б на его месте ни за что не стерпел такого плевка на ботинок. Догнал бы, убил бы цинично и жестоко да об тушку поганца харкотину бы вытер.
        Первый раз стало по-настоящему страшно. Причем испугался не тот тюфячок и брюзга, который пил коньяк у костра на ролевке, а новый я - весьма ловкий и безбашенный парнишка, который успешно вел бой с превосходящими силами. Было отчего сдрейфить: мой след взял брутальный мерзавец, добивающий своих. У такого не забалуешь. А еще рассудительный - вон, свежих загонщиков позвал на подмогу, этим-то требования морали не предъявишь. Если главарь банды - профи, то по следу пустит бойцовых котов, а может, даже изверга. Бойцового кота - побитого молью «льва» - я не просто видел, но даже успел каким-то фокусом удивить до смерти. А вот с другим «домашним питомцем» сквернавцев ситуация обстояла не в пример хуже. Опять пришел и самостоятельно распаковался в мозгу очередной массив информации. Возникший в голове образ изверга был напитан лютой ненавистью и ужасом. Косматая рогатая тварь, стремительная и мощная, кажется, подобный «минотавр из Бухенвальда» смердел с сильно попорченной шкурой неподалеку от павшего мага. Да, с дрожью в членах тела припомнил все, как видел: широкие копыта, вывернутые назад колени, куцый,
словно купированный, хвост, тощая горбатая спина, заросшая жесткой шерстью с мощным костяком хребта, которую гармонично дополняли два окровавленных наконечника пик… Я вспоминал то, что было не со мной…
        Гах! Гах! Гах-х! - револьвер в «моей» руке деловито добивал в упор звероящера и его наездника в богатом пластинчатом доспехе. Какофония битвы почти заглушала револьверную пальбу. Рядом в агонии бился, размазывая по наждаку придорожной земли своего седока, еще один диковинный «конь». Пораженный в грудь и живот всадник выронил копье, в попытке удержаться за шею раненого животного. Ящер вздыбился в двух шагах, в предсмертном крике распахнул смрадную пасть, залитую потоком густой крови из глазницы, и медленно завалился на бок. Вопль-стон порождения Скверны на время заглушил все звуки кипевшей вокруг меня схватки.
        Гах! - и высокий узколицый сквернавец в помятой кирасе, железной каске, срубивший русинского стрелка в спину бердышом, повалился на землю.
        Гах! - и сквернавец-стрелок уронил только что перезаряженную картечницу и сложился пополам. Время не тянется, оно разбито на вдохи и выдохи. Ведь это последний бой. Без шансов выжить. С единственной надеждой забрать с собой побольше врагов. И прикрыть отход горстки солдат, спасающих тело княжны.
        Горячий ствол револьвера с хищным азартом выбирал новую цель - их много, но это все одноразовые бездоспешные бойцы с холодным оружием. Одной пулей тут никак не справиться, для них наготове последнее средство.
        Сдвоенный тычок в спину сбил прицел и дыхание, но не заклятье. Пусть вместо радости от очередного меткого выстрела сознание заполонила боль. Пусть. Ни боль, ни смерть уже не в силах помешать. Незримый вихрь, порожденный выбросом огромной силы, смел на землю первый ряд бегущих на меня врагов. Они уже никогда не поднимутся - мой последний удар распылил два десятка темных сгустков, заменяющих сквернавцам души.
        Но этой прекрасной картины я не увидел, перед глазами лишь капельки свежей крови, облепленные пылью. Чувство жесточайшей несправедливости не способна загладить мучительная смерть твари, убившей меня в спину своими острейшими рогами. Два русина-пикинера слаженно подняли рычащего и брыкающегося изверга на полукопья и тут же сами пали, порубленные…
        Ноги, перебирающие между корнями, пнями и покрытым пожухлыми растениями хворостом постепенно наливались нехорошей, неправильной тяжестью. Еще не усталость, но беготней лучше не злоупотреблять, чтобы мышцы вдруг не перехватила судорога. Дыхание выровнялось, пришло в рабочий ритм, пот уже основательно пропитал одежду. Пока чужие видения тревожили душу и грузили мозг, тело двигалось на автопилоте. По ощущениям, метров на восемьсот от кромки леса ушел. Причем как-то само собой получалось прерывать оставляемую цепочку следов в жидкой траве и палой листве - то на валун запрыгнешь, а с него по крепкому еще стволу упавшего дерева пройдешь… Конечно, ни коту, ни извергу это не помеха, они по густому шлейфу из крови и пота меня найдут легко.
        В ответ на неуклюжие акробатические этюды рана генерировала боль на грани терпимости. Приходилось останавливаться, переводить дух и дожидаться, пока глаза снова начнут различать предметы. При размеренной ходьбе рана сужалась до пекучего ожога размером с два пальца и жалила под лопатку в такт учащенному пульсу. Вполне терпимо.
        Последние мгновения жизни мага, прокрутившиеся в моем разуме красочным клипом, привели все чувства в смятение. На некоторое время тема загонной охоты, инициированной решительным и жестоким противником, ушла на второй план. Не мои это воспоминания и эмоции, вот что странно! Если включить логику, то очутился я на поле брани после того, как камрад, снабдивший меня ценной экипировкой, испустил дух. А может, в меня вселился призрак погибшего мага, вот его предсмертные переживания и наложились на мой разум? А еще, похоже, он щедро поделился со мной навыками и жизненным опытом. Да и знание некоторых местных реалий всплывает в мыслях вполне к месту. Опять же с необычным револьвером и винтовкой освоился в экстремальной ситуации очень быстро. Еще бы с браслетом разобраться для полной ясности, как эта деталь моего костюма работает… Браслет! До того, как его надел, бормотание мародеров оставалось тарабарщиной, а во время погони уже понимал отдельные слова сквернавцев.
        Ничего. Чую, вещь мне досталась непростая. Р-р-разберусь! Вот тогда и повоюем!
        Да уж, храбриться в моем положении просто необходимо. Отдельные мелкие достижения меркли на темном фоне зловонной пропасти, в которую я провалился. Все благодаря мозгам, затуманенным книжками и играми. Благодаря розовым очкам, возникшим от сытой и легкой жизни. Разнообразия захотелось. Адреналина. Что ж, хлебай полной ложкой, бродяга! А как расхлебаешь, тебе идущие по пятам поклонники еще порцию подвезут. Мало не покажется.
        До чего ж скверно складываются мои дела! Арагорн, пора бы заканчивать эту нелепую шутку! Я ранен, загнан в чащу, смертельную для дитяти асфальта. Да, я облажался! Готов признать, у меня ничего не вышло, не принял меня этот проклятый мирок! Еще шаг, теперь надо ухватиться свободной рукой покрепче за эту елку. Не принял, а разжевал и выплюнул! Так, аккуратно ножки между корней ставим, обходим этот
«баобаб» слева, так ловчее… Арагорн, будь ласков, забери меня отсюда, я тебя как человек человека последний раз вежливо прошу!
        - Ой, дрянь!!! - Поверьте, это не все, что я воскликнул, когда мои ноги пробили лиственный ковер и реликтовые хвощи больно хлестнули по мокрому лицу, а я на собственной заднице банально, причем совсем не грациозно, съехал на дно оврага. Чертова пуля, не иначе со смещенным центром тяжести, оснащенная головкой самонаведения и бурильной установкой. Похоже, гадина, добралась до серого вещества. Физически ощущал, как волны раскаленного масла омывали кору моего родного, головного. Что же я не подох до сих пор? Как же мне удается игнорировать болевой шок, кровопотерю и все такое прочее? А вот так. Глаза не закрылись, просто перед ними вдруг не стало ничего.
        А в лесу вековом раскидала первые краски осень. И дышалось особенно легко. Воздух чистый и чуть сырой, с оттенками листвяной прели, позднеспелых трав, влажного мха и грибов. Часть листвы на кустах, качающихся над моей головой, окрасилась желтыми и красными пятнами. Как говорил классик, красота-то какая, даже матом ругаться не хочется! Высокие стройные сосны, разлапистые каштаны, сребролистые тополя тянулись к чистому голубому небу. Не пора ли тебе вслед за ними, парень?
        - Вашбродь, давайте руку! - прошептал небритый детина в светлой униформе и какой-то арестантской шапочке с нечитаемым символом. Русые волосы, голубые глаза, нос картошкой да, похоже, ломаный, на правой щеке свежая ссадина. Роста высокого, телосложения спортивного. Из особых примет вроде все.
        Вместо руки доброхота встретил ствол винтовки - рефлексы меня не подвели. Мало ли кто мог нацепить заляпанный кровью мундир русинского стрелка?
        - Кто такой? - услышал я свой хриплый голос.
        - Буян. Третьего батальона князя Белоярова мастер стрелок, - представился собеседник.
        Раз говорит, а не стреляет, значит, свой. А стрельнуть у нового знакомца есть из чего. Огромный арбалетище со стальными дугами, заряженный оперенным болтом с металлическим трехгранным наконечником. Такой кабана, лося или медведя остановит, а не только из тщедушного сквернавца поганый дух выбьет. От одного вида грозного оружия кишкам в животе сразу сделалось неуютно, а ствол «мастерворка», ушедший было в сторону, вновь прицелился в центр мощной груди. Хорошо бы проверить свежеиспеченного знакомца.
        - Победа или смерть! - с подачи незримого советника озвучил официальный девиз русинских частей.
        - Третьего не дано, - грустно улыбнулся Буян. Чтобы дать верный отзыв, нужно быть русинским солдатом, нужно думать, как русинский солдат. Или быть осведомленным шпионом. Или дезертиром.
        - По форме доложись! - я чуть повысил голос, продолжая проверку и заодно проясняя положение вещей. Вышло вроде убедительно.
        - Осади, вашблародь! - отмахнулся Буян, опасливо вглядываясь в чащобу - рост позволял делать это из оврага. - Ох и зря нашумели вы, ох и зря. Не отступятся теперь поганые.
        Вот наглец! Зато вроде свой наглец. Стоном-покряхтыванием привлек к себе его внимание. Русин тут же помог мне подняться на ноги и выбраться на противоположную сторону оврага. На несколько мгновений стрелок задержал мою ладонь в своей грубой мозолистой клешне. Полагаю, в моем взгляде он уловил удивление, в его же голубых глазах мне почудилась незлая усмешка.
        - Старшие по званию есть? - перейдя на шепот, поинтересовался причиной неучтивого ответа «моему благородию». Накосячил я с погоней, не вопрос, но вдвоем-то легче отмахаться?
        В ответ Буян повернулся левым плечом, молча демонстрируя нарукавную повязку и абсолютно пустой погон. Так, а где очередная посылочка с информацией? А то я в здешних воинских званиях не силен. А сабля полагалась простым чинам или боец ее затрофеил? Нет ответа.
        Отошли на дюжину шагов от оврага - здесь в корнях гигантского дуба мой спутник оставил свою котомку из мешковины и тубус с болтами к арбалету.
        - Сымайте ранец, надо пулю достать.
        Как-то тревожно поворачиваться спиной к незнакомому человеку. Но выбора-то нет. Двум смертям не бывать…
        - Надо бы тебе руки продезин… помыть.
        - Не извольте беспокоиться. Прислонись к дереву. Полегчает.
        Буян помог мне снять ранец, а с рубахой мне пришлось возиться самому. Разве что, видя мои мучения, солдат плеснул немного воды из своей фляги на прилипший к коже участок ткани. Затем я встал на колени и ухватился обеими руками за шершавую кору векового гиганта. Русин покопался в своей котомке, пошуршал какими-то бумажками, затем обратился ко мне:
        - Вашбла-ародие, дозвольте, ранец гляну. Небось у вас берлист имеется.
        Снова я оказался в тупике. Как ответить на вопрос, который не понимаешь? Правильно, промолчать. Благородиям позволено падать в обмороки? А то ветерок рану
«ласкает», браслет опять руку высушил, а солдатик отчего-то копается. Когда же мне полегчает, а, дуб кудрявый?
        - Нафол. Потерпи, вашбродь, фейчас, - сообщил мне Буян. Я не видел, но каким-то образом знал, что говорить ему мешал оказавшийся между зубами край бумажного пакета с… пластырем. Или Бернадотовой бумагой, он же Бернадот-лист, по фамилии врача-изобретателя, сокращенный неграмотными солдатиками до «берлиста». Снова сами собой всплыли в моей памяти знания, которых никогда там не было. Прежде чем я подумал, что одному недостреленному долбодятлу-попаданцу сказочно повезло заиметь суфлера-всезнайку, как самозваный медбрат засадил мне в рану раскаленной кочергой. Я совсем не по-мужски зарыдал в голос, но быстро спохватился и прикусил многострадальную губу. Говорят, малая внезапная боль отвлекает от большой, но мне не особо помогло. Однако не стоило указывать сквернавцам наше местонахождение, да и обогащать лексикон Буяна простыми русскими словами также нежелательно.
        На мох перед глазами упал окровавленный кусочек металла. Как там говорится про
«мал золотник да дорог», только сильно наоборот?
        - Шушяс-шушяс, - Буян чпокнул пробкой, но против предположений не плеснул алкоголем в рану, а смочил край полотняного бинта и обтер кровь вокруг горящей огнем выбоины в моем организме.
        Самочувствие мое стремительно улучшалось: браслет прекратил свое непонятное воздействие на руку, камень продолжал светлеть прямо на глазах. Боль ушла на задворки сознания, где оказалась на правах бедной родственницы - вроде терпимое беспокойство, а хрен ты ее выгонишь, поселилась на несколько следующих дней. Шепот Буяна доносился сквозь набившуюся в уши вату. Измученный болью и пережитыми ужасами разум пал легкой добычей нового пьянящего состояния. Но с действием алкоголя сравнивать это ощущение было примитивным кощунством. Я плыл на волнах чистоты и радости. Я воспарил над действительностью с удивительной силой. И тело, и разум, и душа мгновенно настроились утолять жажду жизни.
        - Хватит, нельзя много брать! - оборвал мою медитацию Буян, отняв мои конечности от прохладной шершавой коры. Пока я радовался жизни, напитываясь жизненными силами мощного и мудрого дерева, мой товарищ закончил обработку раны и заклеил ее пластырем.
        - Идти нам надо. Молчун их недолго задержит. - Буян вытер и поместил в ножны
«свинорез» приличных размеров. Это им он пулю из меня доставал?
        Несмотря на пережитое единение с деревом, ноги в коленях вдруг потеряли силу, а тело одолел озноб - то ли от приличной кровопотери, то ли от вида испачканных моей собственной кровью орудий убийства. Все ж права та медсестричка, слабый мы народ, мужики, плохо вид крови переносим. Собственной. Потому как месячные нам с ней никогда грешить не мешали.
        Вновь не туда помчали скакуны моих мыслей шальных. Вон Буяну строго параллельно, что своя кровь, что чужая, которой его суконный кафтан заляпан сверх меры. Нож в руках держал, как профи, и выражение лица при том сохранял невинное: мол, людей, бывает, им режу, но хлебушек чаще. Пули иногда из попаданцев достаю. Работа у меня такая, ваше благородие.
        Первым делом, как добрался до ранца, я напился воды. Осушил свою флягу до дна - и ведь не хватило. Тоскливо стрельнул взглядом на Буянову емкость, но сами знаете, чем просить и унижаться… Кроме того, неизвестно, сколько нам еще идти и встретится ли нам источник воды.
        Я достал из ранца чистую рубаху и, превозмогая себя, оделся. Окровавленную рубаху скомкал и было собрался сунуть под куст, да наткнулся на неодобрительный взгляд Буяна - как ни прячь, а получится знак для погони. И сунул мокрый комок на самое дно, стараясь избежать его контакта с продуктами, аптечкой и запасными бриджами.
        Чтобы согреться, развернул скатку одеяла из шерстяной ткани тонкой работы. Благодаря заранее сделанному отверстию с обметанными краями, оказалось возможным надеть его как пончо. Даже не подпоясанный ощутил, как плечи, а затем остальное тело постепенно укутало ласковое доброе тепло. Одеяло порадовало и разумным зеленовато-серым цветом - маскировочным и немарким. Чем больше я вступал в нежданное, но весьма богатое наследство, тем сильнее уважал бывшего владельца.
        Сдвинув в сторону пенал с письменными принадлежностями, блок чистых прошитых листов для записей, пробитый пулей точно посредине, запустил здоровую руку в распотрошенный грубыми клешнями Буяна бумажный пакет-аптечку. На свет извлек сушеный листик не больше лаврового, оторвал половину и бросил в рот. Вторую бережно и аккуратно положил обратно. Возникло стойкое ощущение, будто в тот момент кто-то другой руководил моими действиями.
        Буян сам без просьбы взял мой ранец, помог застегнуть на спине трофейный патронташ. Я поднял винтовку, автоматически проверил, застегнута ли кобура револьвера. Машинально поднял сплющенный свинцовый комок и сунул в карман. Надо при случае обязательно вернуть владельцу. Так чтоб наверняка, без мучений. Далекий ружейный выстрел ударом кнута подстегнул нас к быстрому шагу.
        - А Молчун как же? Не будем его ждать? - вопрос задал с целью узнать про нового персонажа, а вовсе не из-за тревоги за незнакомца.
        - Не впервой. Поводит супостата за нос, добудет снеди какой и прибежит, - охотно пояснил Буян. И добавил: - Не бывало такого, чтобы без прибытка возвращался.
        - А с чего взял, что я «ваше благородие»?
        - Так известное дело - фигулька на руке мажеская. А еще лицо бритое да руки холеные. Что спина не поротая, зубы целехонькие и тело гладкое - это я уж опосля разглядел. Али не угадал?
        Спасибо, что пояснил. Значит, маги здесь, можно сказать, люди первого сорта, носят отличительные знаки вроде моего браслета. Жалуют ли здесь чародеям и волшебникам дворянство? Не испытывают ли простолюдины к одаренным людям классовой ненависти? И как тут обстоят дела с инквизицией или аналогичными органами? Если бы только это! Столько вопросов! Жаль, не спросишь напрямик. Не время, не место, и не в тех мы отношениях, чтобы доверительно беседовать. Все-таки очень наблюдательный тип этот Буян. Надо держаться с ним осторожнее. Уж как минимум не одолевать пустяковыми вопросами, когда ребром стоит вопрос жизни и смерти.
        - Прости, браток, от боли и с перепугу совсем разум помутился, - слова лились сами, и я с удивлением заметил, что стал подражать речи собеседника. - За малым не убили меня проклятые. А насчет снеди в ранце запас есть.
        Мое щедрое предложение осталось без внимания - у стрелка котомка тоже не пустовала. Мы вплотную приблизились к непроходимым зарослям. Здесь Буян по обыкновению замер и осмотрелся, после чего сделал шаг прямо в ветви и совершенно пропал из виду! Я храбро шагнул следом и оказался в темном и стиснутом с обеих сторон тонкими стволами пространстве. Три шага вперед, поворот налево с наклоном, еще пришлось сделать три или четыре шага в полуприсяде, затем ход повернул направо, и дюжина шагов привела к просветам в листве. Вот так: вплотную не увидел, а если бы проводник не полез первым, то и я бы тоже не отважился. Если б не коты да изверги, поставил бы годовое капральское жалованье против банковских сбережений, оставшихся на Земле, что сквернавцам нас нипочем не сыскать. Мысленно одернул себя: сам-то понял, с кем и на какой заклад спорить собрался?
        Пейзаж в очередной раз изменился. Через полсотни метров вековая чаща оканчивалась подлеском, в просветы которого виднелось мертвое редколесье. Ветер донес запах сырости и гниющей растительности. Неужели прямо по курсу болото?
        - Где мы, Буян?
        - Не шуми. - Арбалетчик замер и сделал знак остановиться.
        Погоня осталась далеко позади, ни выстрелов, ни командирского «ревуна» мы уже давно не слышали. Впрочем, пением птиц и прочими звуками дикой природы лес нас не баловал. Мы затаились за последними мощными деревьями, после чего мой проводник издал горлом птичий крик. Из зарослей донеслись два ответных. Кажется, нас опознали. Кому как, а мне одной пули на сегодня хватило по самые брови. Получить еще от своих будет смертельно обидно.
        - Буян, ты? - из кустов донесся молодой голос.
        - Мы. Выходим, не стрельните там, - тихо, но достаточно четко отозвался мой проводник.
        Вот мы и у «секрета», выставленного перед тропинкой, ведущей к последнему приюту разбитого батальона. Двое мальчишек-рекрутов, один вооружен арбалетом, а второй неизменным ружьем системы военного инженера и имперского лорда Дербана. Сила.
        - А с тобой кто? - судя по иному тембру голоса, спросил второй часовой. Положение обязывало.
        - Подофицер, - важно обронил Буян. И торопливо добавил: - На посту болтать не велено.
        Ребята - солдатами этих светловолосых мальчишек называть язык не поворачивался - вытянулись по стойке «смирно».
        - Кхм-кхм, - многозначительно выдал я. Пусть сами додумывают, что имел в виду господин «подофицер». Что в таких случаях говорят настоящие, а не ряженые военачальники? Приказывают подчиненным привести себя в порядок? А видок-то у ребят еще тот: высокому нескладному арбалетчику серьезно досталось по лицу, возможно, прикладом, отчего один глаз заплыл, а губы кривились от боли. Странно, что нет симптомов сотрясения. Воротник мундира оторван и висит на честном слове. В дорожной пыли изваляли паренька изрядно.
        А второй - невысокий подвижный крепыш, из каких получаются замечательные спортсмены - тяжелоатлеты и боксеры. Арбалет, на мой взгляд, лучше бы ему вручили, а не «дербанку», ствол которой приходился выше русой макушки. Как ухитряется заряжать-то? Мундир его годился только на тряпки: располосованный то ли о сучья, то ли об острые железяки, но аккуратно, без большой крови. Вдобавок уцелевшую поверхность покрывали крапинки ожогов, виднелись обгоревшие полы и спина. Интересно, чем это его шарахнуло: магией или тут зажигательные гранаты в ходу? На ногах ребят стоптанные до последней крайности ботинки из грубой промасленной ткани на деревянной подошве. Без слез не взглянешь. У «боксера» обувка тоскливо «просила каши», а утративший пуговицу единственный погон сиротливо свисал с плеча. Ремни, пульницы, тубус с болтами да неказистые «арестантские» шапчонки с княжеской эмблемой сохранили. Похвалить бы их за сбережение казенного имущества, да только этого ли от меня ждут? Словом, оба красавцы писаные. Почти как я, если
«по-чесноку». Из офицерских признаков только револьвер в кобуре, козырные сапоги и магический девайс. Плюс в активе моего авторитета расцарапанная рожа.
        - Пошли, госпожа ждет, - настойчиво предложил мне Буян.
        Вот те раз. С каких пор солдаты с непонятными повязками младшим офицерам указывать стали? Чем дальше, тем больше в этом уравнении неизвестных появляется. То Молчун, то «госпожа», следующим кто будет? Захотелось поинтересоваться, не водит ли он совершенно случайно знакомство с неким Арагорном Московским? Есть к тому дельце, что не терпит никаких отлагательств. Пускай бы свел лучше с ним.
        - Благодарю за службу, молодцы! - похвалил часовых, не столько искренне желая их поддержать, сколько чтобы исполнить хоть что-то осмысленное в навязанной мне роли командира.
        Узкая тропинка от «кочки к кочке» привела нас на небольшой островок, окруженный стоячей водой и мертвым лесом. Здесь я очутился в неумелой импровизации на тему полевого лазарета. Полтора десятка людей сгрудились в небольшом пространстве, олицетворяя старую истину: «Где солдаты, там бардак». Кто-то бесцельно сидел в полнейшем ступоре, кто-то стоял с тем же эффектом, кто-то пытался перетянуть свои собственные или раны товарища какими-то жалкими тряпицами, кто-то плакал, кто-то стонал, кто-то молился, кто-то безадресно бранился. На первый взгляд все чем-то заняты, на второй - форменный бардак под соусом из безнадеги.
        Оружие и экипировка хаотично лежали на земле. Хоть с честью из боя вышли, не побросали. Еще радовало, что плачущие беззвучно размазывали слезы, сквернословы ругались вполсилы. Очевидно, сознавали опасность своего обнаружения.
        - Офицер на плацу! - тихо и зло выплюнул Буян. Царившая в лагере пораженческая атмосфера на него тоже действовала удручающе. Бойцы подобрали оружие и медленно встали в полукруглое подобие строя.
        С тем мы и приблизились к отдельно расположившейся группе из двух солдат и закутанного в потрепанное солдатское одеяло тела. По фигуре и контексту угадывалось, что лежит женщина. По закрытому тканью лицу, проступившим пятнам крови и скорбящим позам двоих, единственных, кто позволил себе не вставать по команде Буяна, стало понятно, что покойная.
        - Выходит, не успели мы, госпожа… - выдохнул Буян.
        Ситуация до боли понятная. Самого ножом по сердцу резануло так, что глаза остались сухими просто чудом.
        - Не вставай, браток, да что же ты! - бросился я к усатому пожилому солдату, который, превозмогая себя, пытался подняться, опираясь на толстую суковатую палку. Дядька с неглубокой, но страшной рубленой раной бедра шарахнулся от меня как от изверга. А люди меж тем стояли плотно и робко тянули ко мне руки, стремясь удостовериться, что я не морок, что глаза их не обманывают. Чтобы ненароком никого не задеть - на некоторых, без преувеличения, не осталось живого места! - пришлось изобразить трюковой номер эквилибриста. Вышло хреново - чуть было не грохнулся на задницу. Что ж такое?!
        - Так, братцы, дело не пойдет! - от досады на собственную неуклюжесть и растерянность вышло качественно рявкнуть на других. - Что ж вы делаете?! Вы же стрелки! Вы же… Я видел вашу работу! Я видел, как вы умеете сражаться. Не слышу наш девиз!
        - Победа или смерть! - поддержал меня Буян и еще несколько слабых голосов. Проводник, как заправский хоровой дирижер, регулировал громкость за моей спиной - дабы какой балбес от излишнего рвения не рыкнул на все болото.
        - Русины вы или сброд? - распалился я.
        Следующая попытка озвучить «командную кричалку» вышла увереннее. Пусть угрюмые лица солдат не посветлели, но мне как минимум удалось привлечь их внимание.
        - Итак, братцы. Зовут меня Богдан. Я подофицер четвертого класса… Армии Освобождения. Был придан вашему батальону для усиления ставкой Светлейшего Князя Белоярова.

«Спасибо, камрад, вовремя помог красиво соврать».
        - Я принимаю командование. Теперь отвечаю за каждого из вас. - Перевел дух и окинул взглядом свое воинство, стараясь на всей траектории повстречаться взглядами с возможно большим количеством подчиненных. Боже милосердный, я ведь понятия не имею, что следует делать в такой ситуации! - Мы в большой беде. Не время причитать и богохульствовать. Все зависит только от нас. Мастер-стрелок Буян!
        Камрад только сейчас истолковал мне смысл повязки на левой руке Буяна. Мужчина являлся старшим солдатом, за плечами которого не менее пяти лет непорочной службы или подвиг. Глядя на Буянову рожу, скорее верилось в пять подвигов, чем в один год без нареканий со стороны вышестоящих.
        - Слушаю! - откликнулся боец.
        - Есть ли среди личного состава фельдшер или хоть кто-то, знающий толк в ранениях?
        - Я лекарь, - прежде чем Буян ответил, подал голос один из «скорбящих».
        Я присмотрелся, так и есть - не солдатского покроя на нем наряд. Просто сукно некрашеное вкупе с общей мешковатостью ввели в заблуждение. Головной убор опять же неуставной - тонкие бледные пальцы пожилого мужчины теребили широкополую шляпу. А еще возраст - седая борода ненадежный показатель, но вместе с морщинами на лбу и у глаз гарантировала ему бронь от призыва на военную службу.
        - Представьтесь, уважаемый, - предложил я.
        - Фома Немчинов, - послышался легкий акцент.
        - Фома, я уважаю ваше горе… но прошу немедля приступить к вашим обязанностям!
        - Господин подофицер, дело в том, что я в суматохе потерял свою сумку… - потупил взор лекарь, хотя интуиция подсказала мне, что дело не только в этом. Мужчина не был напуган и растерян, он очень сильно устал, словно исполнял какую-то тяжелую и более важную, чем уход за ранеными, работу.
        В ответ сделал жест Буяну, чтобы он поставил мой ранец перед нами. Достал все наличные медикаменты и протянул их лекарю.
        - Посмотрите, что можно сделать со всем этим… - свои дальнейшие намерения я не озвучил, а полез разорять трофейный хабарник. Да и сам лекарь уже подставлял ладони под струю воды из солдатской фляги. Поливал ему второй, еще недавно скорбевший, совсем молодой юноша в неприлично новом и чистом мундире стрелка и добротных сапогах.
        - Значит, слушай мою команду все! С тяжелыми ранами остаетесь на месте. Остальные три шага назад.
        Солдаты выполнили приказ. Вот она, магия армейской дисциплины. Работает!
        - Мастер-стрелок Буян! - Воодушевленный первыми успехами, поймал себя на странной мысли, что готов фонтанировать приказами, как, пардон за тавтологию, фонтан в городском парке Ньюкасла. Триумфальный каскад которого имеет семь уступов и семь порогов, а общая мощность шедевра гидротехнической мысли прошлого столетия составляет тридцать пять тысяч литров воды в секунду. Откуда эта хрень в голове? Камрад, да ты никак ржешь над моими потугами?
        - Слушаю! - откликнулся русин, возвращая меня в реальность.
        - Провести перекличку личного состава, учитывая состояние, - раз. Посчитать оружие и боеприпасы - два. Обеспечить костер без дыма и горячую воду - три. Еще «старшие» в лагере есть?
        - Мастер-стрелок Молчун совершает разведку, - отрапортовал Буян.
        - Господин подофицер, разрешите представиться, кадет Евгений Белов! - уверенно и четко произнес юноша. Он успел совладать со своими чувствами и передать флягу кому-то из солдат. - Прошу мной располагать.
        Я опешил, пытаясь сообразить, кто такой кадет и с чем его едят. Если он обратился ко мне как к равному, а это явно проистекало из уверенного тона юноши, то почему он не взял на себя командование? Убит горем? Растерян? Ни одно из предположений не выглядело убедительным. Зато юноша один среди всех носил кобуру с пистолетом. Значит, все-таки не простой солдат. Своевременно появился кадет Белов, а то у меня фонтан приказов уже собирался иссякнуть.
        - Вы готовы взять на себя охранение? - осторожно поинтересовался я.
        Юноша согласно кивнул.
        - Это вам средство усиления. Надеюсь, разберетесь? - С этими словами передал ему
«мастерворк» и «бандольеро» с пулями. - Через положенное время мастер-стрелок Буян подберет смену.
        Оба в унисон ответили: «Есть, разрешите идти?» - с чем и отправились исполнять приказы.
        А я собрался помочь Фоме исцелять ранения. Колотые, резаные, пулевые и ожоги. От одного вида которых становилось дурно. Еще бы знать, как к ним подступиться… Неуклюже опустился на колени. Чего-то худо мне. Никак ответственность за полтора десятка жизней давить начала.
        - Я посмотрю вашу рану, - встрепенулся лекарь.
        - Нет, она в порядке. Только после них, - махнул рукой с браслетом в сторону солдат и добавил: - Не обсуждается.
        Медик задержал свой проницательный взгляд на магическом камне и продолжил пользовать тяжелораненых. Интересно, а как он узнал, что я ранен? Неужели протекает из-под пластыря? Или по другим признакам распознал? Нет в лесу зеркал, а надо полагать, я не только бледное от потери крови лицо морщу, но и движения стеснены. Мало ли косвенных признаков?
        Дотянулся до пакета с медициной и взял пожевать еще половинку волшебного листика. Ничего так вкус, терпкий и горьковатый. Оставшийся запас Фома распределил среди раненых с наказом тщательно жевать и ни в коем случае не глотать целиком. Тяжелые получили по листику, легкораненым досталось по половинке - на этом запас местного аспирина иссяк. А вот завтра… что ж, я-то потерплю, а вот одноглазому с распоротым бедром, усачу с рассеченной грудью, юному рекруту с переломом руки, да и тем, кого попятнали свинцовые картечины, - не позавидуешь.
        В сторонке в углублении затрещал сухими веточками костерок. Над огнем, поддерживая друг друга, притулились солдатские котелки. Буян принес Фоме все бинты и условно чистые тряпки, собранные с миру по нитке.
        Затем расторопный боец подробно доложился по ситуации, благодаря чему удалось подвести невеселые итоги. Под моим началом оказалась инвалидная команда в составе восемнадцати человек. По моему мнению, слабовооруженная и не способная к дальнейшей ретираде методом форсированного драпа по лесисто-болотистой местности. Держать оружие и сражаться могли двенадцать человек. Плюс ценный и мобильный, но, увы, классический некомбатант Фома Немчинов. Что-то с математикой у меня хреново, себя вот забыл посчитать среди боеспособных. На двенадцать потенциальных носильщиков имелись пятеро неспособных самостоятельно двигаться. Я тащить никого не могу и не буду, как бы меня самого не пришлось завтра кантовать. Вот выйдет весь адреналин, улетучится активное вещество обезболивающего - и привет.
        На всю честную компанию, без учета моего арсенала, приходилось одиннадцать единиц стрелковки и три исправных арбалета. Из холодного оружия Буян почему-то особо выделил две «боевые косы», хотя сам вооружен кинжалом и короткой саблей с массивной гардой, а многие солдаты таскали в ножнах тесаки, здорово смахивающие на мясницкие ножи с длинной ручкой. К десяти гладкоствольным ружьям системы Дербана имелось ровно десять пуль, но по причине полной разрядки магических батарей, гамионов, в состоянии поражать врага стрельбой только половина. Боекомплект драгунского двуствольного пистолета, которым владел юный кадет, составлял четыре пули. К арбалетам в наличии по шесть болтов. Если принять во внимание неисправный арбалет, то можно порадоваться дисциплине моих солдат - никто не бросил оружия, даже стволы тяжелораненых вынесли вместе с их владельцами.
        Что до скудости боезапаса, то подсказчик в моей голове поведал любопытный факт - батальон выступил в поход с половиной штатного боекомплекта.
        Запасные гамионы к оружию хранились вместе с пулями в обозе под надзором подофицеров. За несколько дней до похода в батальоне произошла замена всего командного состава на присланных из Империи амнистированных преступников из числа бывших военных. Большинство из них незадолго до нападения перешли на сторону бандитских шаек. Отдельные капральства и вовсе остались без огнестрельного оружия перед лицом врага.
        Степень военного маразма перешла грань политического предательства. Батальон стрелков цинично послали на убой. Захотелось плюнуть в глаза Светлейшему Князю Белоярову.
        Итак, две единицы холодного древкового, а именно глефы, поименованные «боевыми косами». Тут необходимо остановиться подробнее. Я и сам слегка «подзавис», переваривая очередную порцию интеллектуальной помощи подселенца попаданцу. К глефам прилагались два необычных одинаковых с лица мужика богатырских размеров. В качестве защитного снаряжения гигантам служили стальные помятые кирасы поверх стеганых фуфаек все той же светлой расцветки, украшенной теперь жуткими узорами бурых пятен. Предплечья окружали подобия буфов, отчего казалось, что у
«глефоносцев» гротескно перекачаны бицепцы. Локти закрывали наручи с гибкой пластиной, защищающей тыльную сторону ладони поверх грубых кожаных перчаток. Защиту головы обеспечивали стальные шлемы-каски с козырьками и пластинчатой защитой шеи.
        Титаноподобные бойцы в лексиконе моего суфлера фигурировали под названием
«древичей». Нет, они не являлись каким-то особым воинственным племенем, проживающим в дебрях, чащах и пущах русинских княжеств, в силу жизненных обстоятельств или божественного произвола получившие роль «швейцарцев». Несомненно, они являлись живыми людьми со всеми их сильными и слабыми сторонами. Несомненно, они обладали душой и разумом. Вот только появлялись они на свет не вполне естественным путем. Их отцы - колоссальные деревья, Асени. Посмертные воплощения великих героев и мудрых правителей русинского народа. Сохраняя мой когнитивный процесс в деловом русле, процесс оплодотворения, как и все прочие, суфлер оставил за кадром.
        Под моим началом оказались два опытных, хорошо обученных воина первой линии. В наемных отрядах им бы гарантированно платили двойное жалованье. Ходячие мясорубки. Способные остановить несущегося на пехотное каре драгуна или любую тварь, порожденную колдунами Скверны. Способные без устали, игнорируя раны, перемалывать в рукопашной любую пехоту, кроме, пожалуй, наемных латников и панцирников имперской гвардии. Готовые сражаться до конца в самой безвыходной ситуации, заставляя врага дорого заплатить за их жизни…
        Имелся лишь один недостаток. Парни туговато соображали и нуждались в приказах. Лишенные цели и командира, они совершали массу тактических ошибок и теряли возможность дать отпор паршивому сквернавцу.
        А причина крылась в базовом запрете на убийство разумного существа. Русинские божества создавали защитников своей земли, а не машины для убийства и завоеваний. Поэтому без жесткой направляющей воли воеводы эти воины, увы, самостоятельными боевыми единицами являлись весьма условно. Что ж, теперь они получили приказ привести в порядок оружие и снаряжение.
        Раньше мне не раз доводилось успешно решать задачу по транспортировке волка, козы, капусты. Но никогда от моих решений не зависела ничья жизнь. И в первую очередь моя собственная. Когда у тебя над головой свистят матюги отмороженного начальства, это одно, а когда вплотную к тонкой коже воздух режут смертоносные свинцовые плюхи, совсем другое. Только теперь, когда довелось сравнить, я начал постигать истинную цену своего решения. Эх, есть ли здесь такой бог, который бы мог отмотать время вспять или заставить господина Арагорна вернуть все, как было? Ведь это не игра. Здесь возможность сохраниться не предусмотрена. Поэтому права на ошибку у меня тоже нет.
        Положа руку на сердце признаюсь, мне виделся единственно возможный выход - оставить раненых и рвать когти как можно быстрее, пока нас не обложили в этой западне… Если понесем всех с собой, следовательно, десять человек - а многие сами легкораненые - впрягутся в носилки, мы потеряем единственное наше преимущество - скорость.
        - Яр и Тур вызвались нести госпожу, - в мои тяжкие думы вмешался лекарь. - Я прошу вас учесть этот факт, господин подофицер.
        Отлично! Я тут живых не приложу ума как спасти, так меня еще мертвой госпожой нагружают. Если принять во внимание, что они ее из боя вынесли наравне с ранеными и оружием, за потерю которого назначено суровое наказание, то глупо предполагать, что тело бросят на болоте. Еще одна задачка…
        Так, стоп. Решаем проблемы по мере их поступления. Точнее, разгребаем завал. Вместе с пониманием ситуации пришло единственное разумное решение официально узаконить привал. О чем незамедлительно объявил солдатам.
        Вытащил из ранца листы и перо для письма. Когда-то мне на шестнадцатилетие матушка подарила паркеровскую ручку с золотым пером. Вот похожую по конструкции приспособу я и извлек из пенала, чтобы переписать личный состав. Насколько мне известно, в зоне боевых действий вести записи запрещено, но как, черт возьми, я должен организовать свою работу? Суфлер на этот счет молчал, и я приступил к опросу вверившихся мне людей.
        Рядового Емельяна назначил кашеваром. Выдал ему полкраюхи хлеба, сухари и мешочек крупы из своего ранца. Трофейный хабарник пополнил наш стол свертком с вяленым мясом, кульком вареных в меду орешков и солью. Солдатские котомки и ранцы, несмотря на третий день похода, тоже не пустовали, но сохранить их удалось не всем. Сегодня нам голод не грозил, а вот завтра…
        Буквально с первых шагов столкнулся с новой проблемой - фамилиями солдат. Вступая в ряды княжеских стрельцов, русины их лишались. Считалось, теперь бойцы принадлежат душой и телом князю Белоярову, и прошлая жизнь для них окончена. Отдаленно традиция напоминала обычай смены фамилии во французском Иностранном легионе на Земле. Впрочем, ни по фамилии, ни по именам называть солдат здесь не принято. Обычно офицеры редко обращались к рядовым напрямую, но если приходилось, то в лучшем случае военнослужащий слышал: «стрелок», «солдат», «эй, ты», «морда»,
«скотина», «мужлан» с различными эпитетами. В худшем - и вовсе нецензурно. Если офицер служил с личным составом достаточно долго, то придумывал стрелкам клички, а если фантазии не хватало, обозначал их числами и буквами. Поэтому я слегка опешил, когда русины стали называться как попало: Большеротый, Чурбан, Сапог, Нос, Третий, Храп и тому подобное. Временно решил в своем подразделении обходиться именами и званиями, благо у рядовых их целых три: рекрут, собственно рядовой или стрелок и мастер-стрелок.
        Рядового Прохора озадачил отливкой пуль к «дербанкам», для чего пожертвовал извлеченным из меня свинцом. Рядовой озадаченно посмотрел на столь смехотворное количество металла, потом почесал перебинтованную голову, взял шапку в руки и пошел по кругу:
        - Братцы, тряси мошну на святое дело!

«Братцы» отзывчиво насыпали в шапку новоявленному каптенармусу тяжелой чешуи, опорожняя свои крошечные кошели - «копы», специально предназначенные для хранения мелких свинцовых монет. Безденежные и самые рьяные рвали с рукавов своих мундиров оловянные пуговицы. Несколько окровавленных картечин поступило от лекаря… Металла набралась половина шапчонки - от силы на двадцать тяжелых сферических пуль. Пришла мысль провести инвентаризацию боекомплекта к «мастерворку», вдруг отыщу пули без оболочки - ими и пожертвую, промелькнула мысль.
        Прохор возился с пулелейками и тиглем, а я запустил свои «грабки» от слова
«грабить» в сумку наемника. Есть! Кожаный туго набитый кошель! Развязал и щедро сыпанул монеты в солдатскую шапку. Вот, мол, смотрите, братцы, все для фронта, все для победы.
        Рядовой от такой щедрости крякнул и уронил увесистую пулелейку себе на ногу.
        - Не пойдут, вашебродь. Это империалы, а то медяки. А баронских грошей нема?
        Я хлопнул себя по лбу. Температуру плавления меди со школы забыть не грех, но ведь знал же когда-то, что на костре ее не расплавить? «Империалы» же и вовсе были сработаны не из металла, а из… стеклопластика или чего-то подобного. Для суфлера название материала являлось тайной. Империя всегда чеканила монеты разного достоинства из этого легкого, долговечного и негорючего неизвестно чего. Баронскими грошами, а также «свинскими деньгами» звались не очень крупные небрежно исполненные чешуйки из свинца. Каждый мелкий властитель на территории Скверны считал своим долгом чеканить такую вот «одноразовую» валюту. Чаще всего, выпущенные одним бароном, оставив характерный след на нескольких руках временных владельцев, эти монеты оказывались в плавильном тигле на монетном дворе его соседа. Или, как в нашем случае, шли на пополнение боекомплекта…
        Я собрал все негодные для переплавки монеты назад и, засовывая кошель поглубже уже в свой ранец, обнаружил другой кошелек, размером поменьше. Осторожно расстегнул, и на свет появился крупный грубо обработанный камень в серебряной оплетке. Гамион исходил ровным, ослепительно белым светом, демонстрируя полный заряд.
        - Где же вы раньше были! - В глазах лекаря стояли слезы. - Ее можно было спасти…
        Фома осекся и жалобно окинул глазами солдат, не то в поисках поддержки, не то раскаиваясь в чем-то.
        Неужели гамион способен вытащить с того света смертельно раненного? Тогда почему этот нюня, черт его побери, обзавелся не им, а жалким кулончиком на цепочке, которым он старательно водил над ранами пациентов? Неужели ни ему, ни его госпоже столь необходимая на войне вещь оказалась не по карману? И что достойное королей сокровище делает в ранце простецки одетого мага, который принял бой наравне с солдатами? Кто же ты такой, камрад, какие еще открытия таят твои вещи?
        Стоило помянуть черта, как подселенец раскрыл маленький секрет моего браслета. Тем, что ранение в спину прекратило меня терзать, удовлетворившись раздражающим зудом, я был обязан не столько хирургическому вмешательству Буяна, сколько целительским свойствам моего приобретения. Камень, на моей памяти то и дело менявший цвет, после объятий с деревом успокоился на хорошем светлом оттенке. Снять болевой шок, подавить патогенную микрофлору, проникшую в раневой канал, стимулировать иммунитет и регенерацию - вот на какие чудеса оказался способен браслет погибшего мага. По объему заряда и силе воздействия «мега-гамион» в серебряной оправе превосходил встроенную в наручник «аптечку».
        Без лишних слов передал артефакт лекарю. Мысленно пообещал себе: если он поставит к утру всех неходячих пусть не на ноги, хотя бы на костыли, лишь бы двигались самостоятельно, я ему в свою очередь памятник поставлю.
        Попутно выдал ему из наследства мага добрых размеров квадратный флакон темного стекла, в котором плескалась бурая едкая жидкость, аналог йода. Бинты и так называемые берлисты отдал еще раньше. У наемника из медицинских препаратов обнаружилась только стеклянная колба с мелким серым и весьма пахучим порошком. Местный кофе?
        Лекарь неодобрительно покачал головой. Кажется, это ни разу не лекарство и даже не специи, а вполне может статься - наркота. Выкинуть не решился, просто отложил увесистую емкость «дури» в сторону. Сегодня мне пришлось убивать разумных существ. Так почему я не могу продать им эту отраву в случае финансовых затруднений? Конечно, законность и цена вопроса, как и поиски «достойной» клиентуры, еще долго будут неактуальны. Посмотрим, может, еще передумаю. Потаскаю завтра свой ранец с моим плечом, так не только этот порошочек в кусты полетит, но кошель с монетами вполне может показаться лишним…
        Еще у наемника в хабарнике обнаружился мешочек с тремя десятками пуль. Все оказались с рубашкой из желтого сплава, отчего отдавать их в переплавку - затея бессмысленная, если не сказать преступная. Как и в случае с револьвером, пули к нарезной винтовке изготавливаются здесь на заказ, и до ближайшего оружейника невообразимое количество километров. Значит, мне предстоит не только руководить боем, но и поработать главным стрелком отряда. Не меньше полусотни выстрелов к ружью у меня в запасе. Можно резервный гамион не заряжать: если довериться опыту мага, «свежего» хватит весь наличный боезапас перекидать во врага…
        Из своего ранца добыл два рулона мягкой холстины - портянки что надо. Весьма своевременно. Ноги в сапогах чувствовали себя крайне некомфортно по вполне понятным причинам.
        Не успел я продолжить знакомство с солдатами, из разведки вернулся Молчун с двумя бойчишками. Второй в моем подразделении мастер-стрелок оказался вылитой копией Буяна, разве только волосы чуть темней и кудрявые да глаза не голубые, а карие. А так - точно такой же суровый профи, даже вооружен так же - арбалетом и короткой саблей в грубо сработанных ножнах и боевым ножом.
        Разведчики приволокли два ружья, полные заплечные мешки трофеев и две изрядные охапки хвороста. С видом героя дня вернувшийся мастер-стрелок уселся у костра, украдкой поглядывая за моими манипуляциями с грузами. Я тем временем освобождал трофейную сумку для нужд лекаря, перекладывая вещи в опустевший после выдачи продуктов и медикаментов ранец. Не представился, как положено, этот Молчун. С таким характером и заслужить повязку мастера? Да он никак полдюжины черных баронов придушил и трупики под порог княжеского терема сложил. Вот, еще и этого теперь под присмотром держать!
        Приведенный Молчуном солдатик потолокся у костра, походил среди раненых, тихо выспрашивая про Максима Ушастого из второй роты. Потом кто-то из стрелков шепнул новоприбывшему, что я офицер. Парень, несмотря на упреждающий приказ «вольно», вытянулся и представился рекрутом Нилом. После чего замялся, но продолжал
«преданно есть меня глазами». На незаданный вопрос о судьбе его товарища я ответил правду. После чего отправил рекрута к лекарю: мизинец на его правой руке висел багровым лоскутом, на куртке и штанах темнели кровавые потеки. Видимо, получил в горячке боя картечи под кожу или еще какие раны - сейчас их не чувствует, а потом они могут загноиться.
        Второй спутник Молчуна под мои представления о солдатах и наделенных разумом людях никак не подпадал. Нет, конечно, выглядел он как человек и в лагерь пришел на ногах. Босиком. Зато одежда у него имелась - грязные до последней крайности лохмотья стрелецкого мундира. У костра между солдатами странный человек предпочел ползать, а те, словно, подыгрывая ему, гладили по загривку, как собаку. Вместо членораздельной речи издавал мычание. Сначала я принял эти закидоны за проявление горя - по приходе в лагерь «зверь» поскулил над телом госпожи, потыкался мордой в живот покойницы. Но и потом странности продолжились.
        - Это Трындец, - пояснил усатый солдат по имени Дунай.
        - Не понял тебя, солдат.
        - Трындец. Блаженный, - терпеливо объяснил и закашлялся - сабельная рана в грудь - это не шутки.
        Теперь дошло. Этакий Маугли в роли сына полка - на лицо «зверь» оказался весьма молод. Почувствовав мой интерес, юноша приполз к нам, и тогда стало ясно, что пожилой солдат не ругался, а произнес кличку. И я увидел, что такое настоящий Трындец. По-другому и не скажешь. Усевшись по-турецки, подпоясанный не то кистенем, не то плетью, человекоподобный с любопытством наблюдал, как Фома накладывает повязку. Затем разразился радостным угуканьем и полез грязными руками в сумку. День клонился к закату, но я без труда разглядел, что у парня отсутствуют ушные раковины. Его собственные. Зато чужие - всевозможных калибров и степени сохранности имеются в изобилии. Разложив трофеи в причудливом беспорядке по сумке и коленям, он по очереди приставлял мертвечину к своим жутким шрамам. Мычанием и характерным движением подбородка «зверь» обращался к тому или другому солдату за одобрением композиции. Что удивительно, княжеские стрельцы откликались одобрением, если пара совпадала, и наоборот, всячески критиковали ущербный дизайн из ушей неподходящего размера.
        Фома, заканчивающий свою работу по уходу за ранеными, обернулся ко мне за поддержкой. Что ж, в каждой избушке свои игрушки. Пора подофицеру четвертого класса навести порядок в этом балагане!
        - Вашбродь, дозвольте, - обратился к нам с лекарем тяжело раненный в грудь солдат. - Трындец хочет, чтобы прирастили ему ухи. Он долго выбирал и хочет эти.
        Он перевел нам жуткую пантомиму настолько спокойно, что отсутствие диплома и практики не помешали мне мгновенно поставить ему диагноз. Тем более что он говорил искренне и серьезно. При этом солдат четко осознавал, что ему суждено остаться на этом острове посреди болота. Он недоумевал, почему невесть откуда взявшийся офицерик тратит на них магическую силу, делится пищей и медикаментами. Он, уже смирившийся с неизбежной смертью, просто не готов был понять и принять отказа. Раз уж его, бесполезного, выхаживают, то неужто столь щедрому магу сложно прирастить мальчишке-охотнику куски чужой плоти? Тем более в коллекции огромный выбор совсем свежих, сегодняшних…
        Куда, тудыть их восемь раз через коромысло, смотрит здешняя призывная комиссия? Как, я спрашиваю, как понять мне этих людей? Лишенные командиров «мужланы», вооруженные хламьем, истребленные на две трети в подлой засаде, каким-то образом организовались, вернулись на поле боя и со страшными потерями отбили у врага не знамя, не казну, а тело женщины, которую называют госпожой. После чего забились в медвежий угол и за редким исключением потеряли разум. Ну, если трюк с «госпожой» еще как-то можно объяснить, например любовью к родине, к матери, что сконцентрировалась на конкретной земной женщине, то наличие в отряде всеобщего любимца Трындеца в моей голове не укладывалось совершенно. Нет, пора прекращать. Рассудок дороже. Слетевший с катушек маг-неумеха фору даст любой обезьяне с фугасом.
        - Мастер-стрелок Молчун.
        - Ну, я, - солдат даже не привстал.
        - Головка от… - После такого вступления я перешел на деловой тон и под редкие глухие смешки выдвинул справедливое требование представить доклад по результатам разведки.
        - Докладаю, мы в полной дупе. - Молчун продолжал сидеть ко мне спиной. - Даже нет, господин енерал, скажу так: мы в самой глубокой и вонючей дупе на всем белом свете!
        Вот скотина! При озвученной мной древней рифме солдаты прыснули в кулаки, но и во время «доклада» оппонента с трудом подавляли смех. Даже раненые, кривясь от боли и хватаясь за раны, дружно хрипло «закашляли». Смех и слезы, да и только.
        Я уговаривал себя не сорваться. Накопившиеся за этот бесконечный день боль, усталость и страх готовились вскипятить все мое дерьмо разом и обрушить его всесокрушающей лавиной на голову смутьяна. И тогда с таким трудом приведенное в относительный порядок стадо баранов затопчет меня в эти надоевшие кочки.
        Как бы подчеркивая свое нежелание хвататься за оружие по столь пустяковому поводу, я сложил усталые руки на груди.
        - Ну, что ж, мастер-стрелок, шут гороховый! Вы доказали, что вам лучше молчать, чем говорить. А теперь ваш безухий питомец отправляется спать. У него превосходное чутье, и поэтому он идеально подходит для «собачьей вахты»!
        После этих слов я величественно простер левую руку над головой недоумевающего Трындеца и скомандовал: «Отбой!» Бедняга повалился прямо в смрадный ковер своих трофеев, словно у этой марионетки обрезали все нитки.
        - Ах ты гнида! - Молчун вскочил с ножом в руке.
        Гляди-ка, проняло негодяя. Да и солдатики притихли.
        - Ой, не надо. Ты так легко не отделаешься… - Внешне я был спокоен, но меня разбирала нехорошая такая дрожь, что, если не ударишь кого, эмаль на зубах крошится да костяшки пальцев хрустят недобро.
        Стрелок поборол себя. Самоконтроль у парняги - позавидуешь. Мне б таких чудо-богатырей полсотни, да с «мастерворками» и в полном прикиде, да сплоченными-сытыми-обученными. Сейчас бы не мы по болотам хоронились. А жены черных баронов непослушных детишек нашими именами бы пугали.
        - Мастер-стрелок Молчун!
        - Я.
        - Берешь двух самых веселых, и отправляетесь менять пост у тропы.
        - Есть, - глухо ответил боец. Выкликнул Афанасия и Матвея, с чем и был таков.
        После долгого перерыва сердце трепыхнулось и заколотилось с удвоенной силой. Нескучного дежурства тебе, Молчун. Если не свалите ночью, клянусь, что сделаю из вас бойцов. Но кто сделает офицера из меня? Пришлось кликнуть рекрута Нила и клещами вытягивать более чем безрадостную обстановку из него…
        Но вот удалось выкроить небольшой перерыв, чтобы уделить внимание себе. Для чего удалился за природную ширму из камыша. Отогнав водоплавающего гада и тучку комаров, справил долгожданную нужду прямо в ряску. Усевшись на кочку, собрался потренироваться в наматывании портянок. Распустил шнуровку, стащил один сапог, затем другой. Хорошо, что волшебный листик вкупе с браслетом действовали на выбоину в моем теле благотворно. Жутко не хотелось привлекать кого из рядовых, выказывая слабость и посвящая в тайну.
        - Да-а-а, хреновые дела-а-а, - протянул бесшумно подкравшийся Буян, глядя на мои стертые ноги. - Это где так сапоги носить учат?
        В конно-водолазных войсках стратегического назначения, чтоб тебя! Пришлось придумывать легенду. Ну в самом деле, какой из меня офицер, даже младший? Солдат с браслетом мага в природе не бывает. Мог бы за медика сойти, если бы не оказалось на острове Фомы Немчинова… А теперь прикинем, кто еще мог на законных основаниях находиться в колонне войск, шедших на передовую, но чтобы рядовые могли ничего о нем не знать?
        - А нигде. Журналист я. Военный корреспондент «Имперского вестника». Сам видел, что у меня в ранце бумага и письменные принадлежности.
        - Это ты у нас вроде писарчука получаешься? - озадачился стрелок.
        - Точно, писарчук и есть! Только без портянок, - ничуть не покривил душой я. Да и ладно, журналистом на войне назваться не стыдно, даже почетно. Особенно если мы про классика жанра говорим, например, Константина Симонова.
        Буян раздосадованно хмыкнул. Никогда не слышали, как смешок тихим стоном оборачивается?
        - Вот незадача. А ребятушки уже поверили, что с нами офицер. Хоть и младший, а все же надёжа. Ай-ай-ай. Как же теперь быть?
        Понятно, отчего Буян враз погрустнел. Только-только у ребят просвет появился, как я этот луч света по собственной глупости уничтожил. Кто я в глазах Буяна? Шпион? Дезертир? Беглый каторжник или просто недоразумение? Нехорошие у него интонации пробились к концу речовки, совсем не добрые.
        Я-то думал, что попал к простым, доверчивым людям. Вот он, мой личный особист со строгим прищуром, готовый из профессионального интереса дослушать мою нелепую легенду и вынести приговор…
        - Да, без командира нам никак не выбраться из этой болотины, - я посмотрел в ясные, но холодные глаза солдата. - Ты мне поможешь стать настоящим офицером.
        Я не кривил душой. Не просил. Утверждал очевидное.
        - Все «настоящие офицеры», которых мне довелось знать, были настоящими ублюдками, - в голосе Буяна просто звенела ненависть к военачальничкам всех мастей. Оно и понятно. Сколько на его долю выпало зуботычин и плетей от офицерья - наверное, и не сосчитать. В батальон сослали всякую шваль из военных тюрем Империи, восстановленную в чинах и званиях. И бросили умирать в Скверне. Поэтому и неподчинение Молчуна, и недоверие Буяна ко мне вполне объяснимы. Еще слишком мало сделано, чтобы претендовать на какой-либо авторитет у этих выживших вопреки всем обстоятельствам людей.
        Я отвернулся и промолчал. Жалеть кого бы то ни было мне, теперешнему, и в голову не пришло. А тот балбес, с которым я расстался у костра на ролевке, прежний я, чего доброго бы ляпнул, как ему жаль беднягу Буяна.
        - Те, кто мог колдовать, были ублюдками вдвойне, - его слова за малым не прозвучали как приговор.
        Естественно. Я взял силы у дерева, чтобы спасти свою жизнь. А Буяновы начальники со способностями к магии бессовестно отнимали жизненные силы у рекрутов, чтобы исцелить свое похмелье или заработать на добавку…
        Мне оставалось лишь обернуться и вновь посмотреть солдату в глаза. Наша игра в гляделки длилась недолго - я мазнул взглядом по его массивному кулаку, красноречиво сжимающему рукоять ножа, и укрепился в догадке: вякни я секунду назад про жалость или начни лепетать другую нелепицу, то уже хлебал бы перерезанной глоткой болотную жижу. Не за Трындеца с Молчуном. За обманутые надежды.
        - Я не убил тебя в овраге. Не убью и сейчас, - легко признался он.
        - Ты надеялся, что я спасу госпожу? - выдохнул я.
        - Да, - без колебаний соврал, что было заметно, мастер-рядовой.
        - А теперь надеешься, что спасу нас всех? - я позволил себе покровительственный тон.
        - Да, - последовал четкий и правдивый ответ.
        - Но ведь я не настоящий ублюдок. На что ты рассчитываешь, Буян?
        - На удачу, - не растерялся боец.
        Обдумывая услышанное, я невольно затянул паузу. По совокупности признаков в момент нашей встречи Буян точно знал, что княжна Кира Белоярова уже покинула этот мир. Камрад-подселенец продолжал радовать меня всевозможными откровениями, но упорно хранил в секрете информацию, известную любому молодому рекруту.
        - Чтобы догнать удачу, нам всем придется побегать, мастер-стрелок. А у твоего командира просто беда с портянками!
        Буян улыбнулся. Я тоже. В наших улыбках не было безумного оскала диких зверей. Просто сегодня мы сберегли свои глотки, чтобы завтра сообща резать чужие.
        Несмотря на обезболивающее и магическую помощь, раненые стонали, мертвецки уставшие солдаты ворочались на импровизированных лежаках, жабы переругивались с ночными хищниками, звенело кровожадное комарье, да еще странное чувство тревоги не давало мне сомкнуть глаз на переполненном острове. Рана почти не беспокоила. Фома осмотрел меня, как и было приказано, в последнюю очередь, продезинфицировал кожу вокруг раны и налепил последний оставшийся берлист. Даже полкотелка солдатской каши в желудке не способствовали сну. Вместо полноценного погружения в необходимый организму продолжительный отдых я, прислонившись к ранцу и закутавшись в одеяло, грезил наяву, клевал носом, но, к великому своему раздражению, оставался в сознании. А ведь завтра мне предстояло руководить организованным отступлением остатков батальона, транспортировкой раненых в сложных условиях непроходимого леса. Кроме этого наверняка придется повоевать.
        Чтобы ночь прошла с пользой для отряда, нагрузил ранец разряженными гамионами к солдатским ружьям и отбыл на большую землю составить компанию часовым Молчуна и деревьям. Заклятые магией камни автоматически пополнялись за счет носителя, но там, где обычному человеку потребуется ночь и серьезное напряжение сил, я справлюсь за полчаса без особых последствий.
        Обстановку на этот раз строптивый мастер-стрелок доложил как положено. Судьба нам благоволила, отряд не обложили и даже не обнаружили. Никакие диверсанты в кустах с ножами в зубах не таились, вражий зоопарк нас игнорировал. Молчун трижды за последнее время, несмотря на сумерки, отходил на сто - сто пятьдесят метров от
«зеленого лабиринта» и, затаившись, прислушивался. Помогало ночное зрение и тренированное обоняние бывшего браконьера. Опаснейшая авантюра - эти одиночные выходы, если учесть наличие у противника бойцовых котов и извергов, но обуздать непоседливую и деятельную натуру Молчуна мне, увы, пока было не по силам. Не во вред отряду, и ладно.
        С моего разрешения мастер-стрелок высказал предположение, что враг караулит нас в наиболее удобных местах: у Каменной Длани, где дорога огибает развалины старого замка, и в ущелье Рока - других альтернатив для рассеянных остатков батальона не существовало. Двигаться к вольному городу Грыму на соединение с главными силами после столь «жаркого приема» - выбор суицидников. Как только враги добьют окруженный у Грыма экспедиционный корпус Армии Освобождения, вся баронская вольница, разнокалиберные банды наемников и мародеров, хлынет по тракту Висельников. Чтобы сполна воспользоваться плодами своей победы и совершить грандиозный набег на Колонии Объединенных земель и русинских княжеств…
        Остальные направления для нас наглухо закрыты непроходимыми чащами и болотом. Протянувшаяся вдоль тракта скальная гряда попросту неприступна - малочисленные проходы в ней мало того, что под контролем, так еще и ведут в бандитские гнезда… Несмотря на туман, царивший в сознании, версия стрелка мне показалась состоятельной. Сил у сквернавцев после «пирровой победы» на прочесывание всей пущи не осталось, а вот закупорить узкие места они могут себе позволить. Возможно, тот брутальный полевой командир и рванул в обход болота, чтобы успеть к ущелью Рока раньше меня. Я бы так и сделал. Кто знает, сколько недобитых русинов в лесу попряталось? Чем терять бойцов в стычках во время прочесывания, проще всех беглецов поодиночке и группами «принять» из засады - усталых, голодных, деморализованных.
        Пользуясь служебным положением, напряг рядовых на организацию мне лежака. Лунного света для рубки еловых лап не хватало, поэтому выпал случай изучить еще одну функцию браслета - камень испускал направленный пучок света с возможностью регулировки диаметра и интенсивности излучения. Все-таки нереально крутой подгон: тут тебе и умная аптечка, и переводчик, и фонарик, да все автоматически подзаряжается от моей магической энергии, запас которой, как оказалось, весьма продуктивно восстанавливали деревья.
        И не только они. Жизнь в другом мире продолжала радовать «открытиями чудными». Расторопный рядовой по имени Афанасий принес нам с Молчуном две металлические кружки исходящего паром травяного отвара. Мастер извлек из-за пазухи берестяную цилиндрическую посудинку, из которой натряс себе в чай щепотку снадобья. Характерный запах мгновенно воскресил в памяти недавнюю находку в хабарнике наемника - серый порошок в широкой стеклянной колбе. Суфлер бодрствовал и не оставил меня в неведении. Загадочную субстанцию, называемую ашем, доставляли из самого центра Скверны, точнее, из глубоких подземелий, куда никогда не ступала нога нормального человека. Суфлер не имел точной информации относительно происхождения порошка: преобразованный Скверной прах живых существ, споры неизвестного растения, алхимический продукт - версий было много.
        Средство, метко прозванное за последствия «бошколомом», увеличивало активный запас магической силы человека и стимулировало ее пополнение. Пользовались ашем, как правило, люди не слишком одаренные магической силой, а также те, кому приходилось постоянно применять в своей работе магию: врачи, алхимики, ремесленники. Регулярное употребление пахучего серого порошка вызывало привыкание, со временем кроме головной боли проявлялись более серьезные побочные эффекты, начиная от расстройства памяти и заканчивая неконтролируемыми вспышками ярости вплоть до полного помутнения рассудка с потерей магических способностей. Однако местные жители не привыкли консультироваться с врачами по таким мелочам, как повышенная раздражительность, а большей беды отмеренная доза Молчуну причинить неспособна, если мужик не начнет каждый день «торчать» на ней. Мастер заварил себе так называемый «егерский чай» - сбор лесных трав и четверть дозы коварного порошка. Мне же не предложил снадобья не из вредности или жадности, а потому, что сильным природным магам аш вреда наносил куда больше, чем пользы. Прихлебывая напиток, Молчун
выпростал из-под униформы и сжал свободной рукой висящий на шее амулет.
        Однако, гордец. Видел же, что я солдатам ружья заряжаю, а ведь его амулетик более деликатного обращения требует. Эх, одно дело «вспомнить», как обновлять и усиливать контуры вложенного в артефакт заклинания, а другое - уметь применять на практике. Ничего, господин подселенец, выберусь из болота, а там дайте срок, освою премудрость…
        - Глазоотвод, - коротко пояснил Молчун, заметив мой интерес. - С одного «туза» снял в прошлогодней кампании.
        Понятно, на солдатское жалованье такой не купишь. Устало кивнул, подтверждая назначение амулета - список моих талантов пополнился возможностью на небольшом расстоянии определять простейшие контуры заклинаний, вложенных в камни. Какое-то время мы молча пили чай, наслаждаясь относительной тишиной и спокойствием. Кто его знает, как сложится завтрашний день, но сейчас-то мы живы. Лелеем надежды и строим планы.
        Мастер-стрелок поправил свою саблю - на гарде у лезвия сверкнул половинным зарядом утопленный в металл камешек.
        - Не дает клинку тупиться, - с гордостью сообщил Молчун.
        - Э-э, нет, боец. Это у тебя щит. Небольшой, но направленный. - Я обрисовал стрелку размер защитного поля его гамиона, немного расплескав свой напиток, и добавил, что при полном заряде амулет защитит от пистолетной пули. Пояснил, что хотел сказать словом «направленный» - щит автоматически принимал положение параллельно телу. Как и все изделия для носителей, не имеющих полноценных магических способностей, вложенное заклинание срабатывало независимо от владельца. Все, что требовалось от Молчуна, это регулярно заряжать прожорливый камешек.
        - Благодарствую, - мастер выпустил отводящий глаза амулет и озадаченно положил руку на эфес.
        Есть контакт! Общение со строптивцем налаживается - с удовлетворением отметил я.
        - Я вот что спрошу, вашбродь, только не сер-ик-чайте… - стрелок икнул и осоловело повел глазами. Ничто не берется из пустоты, вот и аш преобразовывал физические силы человека в заряды гамионов, ослабляя тело и разум.
        - И не собирался, - соврал я, перебив стрелка. Долгожданный сон все не шел.
        - Дальше-то как будем?
        - Воевать будем. - Руки перебирали гамионы к солдатским ружьям, выбирая пригодные для частичной подзарядки. - Бить их будем, солдат.
        Я скрипнул зубами от душевной боли и досады. Месть следует употреблять в холодном виде и на трезвую голову. И это вовсе не про расчеты за пулю в моей спине. Стоило прикрыть веки, перед глазами вставал тракт, устланный телами русинов, жуткие раны солдат, лица лекаря и кадета над телом княжны Белояровой. Счет огромен и к непосредственным исполнителям и к тем, кто спланировал и допустил это безумие. Сейчас важнее спасти остатки батальона. Но просто так уйти нам не позволят.
        - А…
        - Завтра рано утром уходим, - упредил я не прозвучавший вопрос. - Сколько до ущелья Рока пути?
        - Если по тропе, но с ранеными…
        - С ранеными, Молчун, с ранеными. Своих не бросим.
        - Три дневных перехода, но раненым тяжело придется.
        - Места знаешь?
        - Доводилось бывать…
        - Решено, - зевнул я во всю мощь. - Возьмешь на себя организацию головного дозора, да чего там, разведку, в общем. Человека четыре тебе отряжу, кого назовешь. Задача, сам понимаешь, путь отыскать, где с ранеными пройдем, а лучше, чтобы втайне от сквернавцев. Что должно делать - сообразишь, чай, не зря нашивку мастера носишь. Припасов мало, постарайтесь попутно добыть что-нибудь из крупной дичи.
        - Сделаем, - Молчун легко согласился с моими приказами, словно они совпали с его мыслями.
        Я достал блокнот и записал имена стрелков, названных Молчуном. Рядовые Афанасий и Матвей присутствовали неподалеку, исполняя поочередно обязанности часовых и сообща прислушиваясь к нашему разговору. Еще мастер-стрелок запросил себе рядового Нила, а наличие в команде Трындеца подразумевалось само собой.
        Затем я осторожно перевел разговор на Евгения Белова, чтобы прояснить, что его звание, и звание ли, означает и как мне себя с ним держать. Мои смутные догадки подтвердились, Белов имел титул баронета, но чин офицера пока не получил. Более того, кадет к батальону никакого отношения не имел, даже рядовым стрелком не числился, а по своему желанию сопровождал госпожу Белоярову. Во вчерашнем бою на тракте Висельников, по словам Молчуна, юный баронет как командир себя не проявил, зато оказался смелым и стойким бойцом, а также метким стрелком из пистолета. Молчун, Буян и Белов сообща и весьма результативно прикрывали отступление группы русинов с телом княжны.
        В моем отряде Белову отводилась роль огневой поддержки. Если он ловко управляется с драгунским «обрезом вертикалки», то с «мастерворком» тем более будет неплох. Я, как подобает офицеру, должен руководить боем, а не самолично лупить, прильнув к прицелу, сквернавцев, словно мух газеткой. Идея же вручить кому-то одному из мастеров или вовсе рядовому скорострельную барабанную винтовку штучной работы выглядела весьма сомнительной. Огневая подготовка княжьих стрельцов оставляла желать лучшего: их кое-как учили стрелять по групповым целям по команде офицера. Упор делался на штыковой бой.
        Дохлебал теплые остатки отвара. Амулет на шее собеседника уже показывал полный заряд - за беседой время летело незаметно.
        - С Буяном давно служишь? - продолжил я знакомство с личным составом.
        - Шестой год.
        - До армии вместе… дела делали?
        Молчун ухмыльнулся. Аш, накрывший его как залпом выпитая чарка дрянной водки, постепенно отпускал, возвращая самоконтроль.
        - Нет. Здесь уже спелись. Сначала морды друг дружке разукрасили, а потом вот…
        Утро все никак не наступало. Удалось ухватить пару раз примерно по тридцать минут дремы. Молчун, понимая мое состояние, попыток возобновить разговор не предпринимал.
        Незаметно для себя сумел влить по десять-двенадцать зарядов в три магических камня к «дербанкам». Зачем-то полностью зарядил запасной к трофейной винтовке и наполнил оба гамиона к своему револьверу. Браслет руку не беспокоил, а его камень, несмотря на непрерывно трудившуюся «аптечку», слегка просветлел.
        Молчун тронул меня за плечо, возвращая из мира туманных грез в реальный. Кадет Белов привел, поддерживая под руку, без преувеличения, едва живого лекаря. Следом притопал злой и помятый Буян. Фома рухнул на освобожденный мной лежак, осушил, держа дрожащими руками, солдатскую баклагу.
        Сначала я не понял, что произошло, - догадался по изменившимся лицам сгрудившихся вокруг Фомы людей, что происходит нечто из ряда вон. Гамионы собравшихся слегка разгоняли тьму, позволив мне разглядеть выражения крайнего удивления во всех подробностях.
        Неразборчивый и сбивчивый шепот лекаря внезапно сменился внятной и членораздельной речью, но что самое удивительное, Фома говорил женским голосом! Вне всякого сомнения, этот голос был хорошо знаком русинам: глаза Евгения увлажнились, мастера растерянно теребили полы форменных курток, переводя по-детски удивленные взгляды с лекаря на своих товарищей. Внезапно проснувшиеся Афанасий с Матвеем буквально окаменели от доносившихся обрывков фраз, - хорошо, что сменившие их часовые не слышали голоса госпожи.
        Княжна Белоярова обращалась ко мне. Причем по имени. Приказ я получил яснее ясного - выступить со всеми наличными силами к Каменной Длани и освободить пленных княжеских стрелков. После чего отряду предстоял переход по рассекавшей Грымскую пущу тропе до ущелья Рока. Затем княжна Белоярова, шеф батальона княжеских стрелков, озвучила последнюю волю: она пожелала упокоиться в единственной Богороще русинского штата Колоний.
        Закончив сеанс «чревовещания», Фома потерял сознание, носом пошла кровь, а прежде сомкнутые в замок на груди ладони безвольно разжались. Взгляды присутствующих приковал удивительной красоты каплевидный гамион, неизвестно когда и как появившийся у лекаря. Могу поклясться: когда он пил, то ничего, кроме фляги, в руках не имел.
        Что ж ты не спас свою госпожу сам, если у тебя вон какой крутой камешек имелся? - возникла первая и не самая хорошая мысль.
        Включился подселенец, обыденно поясняя, что мне с бойцами довелось увидеть чудо высшего порядка. В картине мира стрелков-русинов Асени являлись земными воплощениями богов и богоравных героев. Эти гигантские одушевленные деревья творили чудеса, исцеляли болезни, дарили миру благодать и даже новую жизнь, но то, что Фома держал в руке… не просто редкость. Конкретно эту излил покровитель рода Белояровых по жертве, принесенной княжной. Патриарх Золотой рощи предвидел ее гибель. Теперь и без того мужественный поступок княжны для меня обрел новый смысл: хрупкая женщина, получив такой «аванс», не сошла с пути, отправившись с обреченным батальоном стрелков навстречу судьбе. Теперь понятно, отчего солдаты до последнего бились, чтобы ее тело не досталось Скверне. До момента гибели княжны гамион оставался просто камешком необычной формы без всяких полезных эффектов. А после смерти принял в себя светлую душу и стал Слезой, квинтэссенцией света, всепобеждающей мощью чистоты и источником благодати Асеня, - продолжил познавательную лекцию камрад-подселенец.
        Несмотря на то что это, по сути, не оружие, против орд Хаоса более эффективного средства не существовало. Локальный Армагеддон, учиненный умирающим магом из моего видения, уступал мощи Слезы на несколько порядков. Но и он в радиусе двадцати метров вышиб сгустки тьмы из множества сквернавцев, обратив их в падаль, которой они и являлись. Вот только маг выстраивал свое заклятие не один день и особый заряженный под завязку гамион под это дело отвел. Тот гамион после убийственного для сквернавцев выплеска разлетелся в пыль, оставив пустое гнездо в браслете…
        Я не на шутку испугался, узнав от суфлера, что неправедному человеку магический артефакт запросто испепелит руку, лишит разума - список кар невелик, но ужасен. В праведниках-то я никогда себя не числил, предпочитая честному труду до седьмого пота более эффективные, но не всегда приемлемые с точки зрения морали способы достижения успеха… Будь у меня возможность, я бы выбрал менее мощное, но зато безотказное заклинание павшего мага.
        Совершенно понятно, что неконтролируемая мощь Слезы Асеня в руках неуча - весьма опасна для носителя и для самого артефакта. Во-первых, гамион содержал душу Белояровой, что обязывало меня соблюдать особую осторожность. Во-вторых, подселившийся в меня маг никакого опыта работы с артефактами такого уровня не имел, и способ активации этого гамиона оставался для меня тайной. Я прекрасно понимал, Слеза предназначена мне судьбой как испытание и единственный шанс спасти остатки батальона.
        На опушке ночного леса наступила особенная, «звенящая» тишина.
        - Я верю в тебя, Богдан, - голос княжны Белояровой звучал отовсюду.
        - Я не подведу, княжна, - медленно выговорил я и решительно взял гамион левой рукой.
        Покалывание в ладони быстро перешло в волну невообразимой силы и переполнило меня. Мой опытный в магических делах подселенец помог совладать со слабостью тела и мощью артефакта. Гамион занял свое место в пустовавшем гнезде браслета - металл, словно пластилин, принял форму камня и застыл, образовав надежную оправу. Теперь, чтобы заполучить капсулу с душой княжны, сквернавцам придется отрубить мне руку.
        Благодать Асеня не только прогнала сонливость, усталость и боль, она пробудила жажду деятельности у всех участников «военного совета».
        - Буян, Евгений! Фому срочно на остров. Всех способных держать оружие ко мне!
        - Есть!
        - Молчун!
        - Я!
        - Бери Трындеца и отправляйся на разведку пути до Каменной Длани. Отряди двоих замести следы на берегу.
        - Есть!
        Я поделился переполнявшей меня благодатью с появившимися как по волшебству передо мной остальными солдатами. Легкие ранения бойцов исцелились, усталость, апатия, страх перед неизвестностью исчезли на глазах. Вместе с Буяном оперативно провели ревизию вооружения и снаряжения: все лишнее, в том числе остатки провизии, приказал оставить на острове.
        Итак, к Каменной Длани поздней ночью выступило шестнадцать человек, в том числе вооруженный револьвером подофицер четвертого класса, три арбалетчика, два одоспешенных древича с глефами, кадет с пистолетом и скорострельной винтовкой, а также восемь стрелков с крайне ограниченным боезапасом. Арсенал рядового Трындеца помимо легкого топорика составляли кистень и засапожный нож. Несмотря на отсутствие ружья или арбалета, враги, судя по увесистой сумке с трофеями, на слабую вооруженность странного рядового не жаловались.
        Два часа быстрого, но осторожного марша по ночному лесу не показались нам серьезным испытанием. Поскольку двигались налегке, люди сохранили силы, благодать Асеня все еще была с нами. Где необходимо, я подсвечивал путь «фонариком», а бойцам, чтобы не отстали, было приказано взяться за пояса товарищей.
        Перед рассветом Молчун и Трындец отличились - бесшумно взяли в ножи секрет сквернавцев, усиленный так называемым хозяином зверей и извергом. Рядового Нила мастер-стрелок отправил ко мне предупредить, что обнаружил врага. В итоге ряды супостатов поредели на пятерых злодеев разом. Парнокопытная плотоядная зверюшка, просидевшая на страже всю ночь, в результате чего ее феноменальная чуткость к рассвету ослабла, получила болт прямо меж рогов. Изверг умер мгновенно и не нашумел падением тела - метко пущенный Молчуном болт пригвоздил уродливую голову к вековому дубу. За сладкий крепкий сон заплатили своей жизнью трое бандитов: двоим банально перерезали горло, одному свернули голову набок. Единственный, кто, почувствовав неладное, подскочил, оказался одетый лучше других господинчик. Его труп с проломленной головой и болтом в спине смердел неподалеку. Коллективную работу Трындеца и Молчуна оценил на «пять», - надо обязательно поощрить бойцов по окончании миссии.
        Вражий секрет засел, точнее, залег на дне небольшого оврага между корнями деревьев. А обнаружили их разведчики до смешного просто: по запаху немытых тел, а также нечистот, которые попировавшие с вечера награбленными припасами сквернавцы щедро рассеяли по окрестным кустам.
        Арсенал врага составляли три кастрированных «дербанки» со скромным боекомплектом пуль и картечи в берестяных стаканах-берендейках. Мало того, что сквернавцы отпилили стволы и укоротили приклады ружей, они обвешали их всякой дрянью вроде пестрых лоскутков, ниток бус, костей, когтей зверей и вяленых человеческих пальцев. Ложи и остатки прикладов «украсили» неуклюжей резьбой, а воронение металла исцарапали каракулями и пиктограммами. Если короткие стволы сделали оружие для тщедушных бойцов удобнее в обращении, то остальные модификации никакого практического смысла не имели. Одержимый идеей усиления огневой мощи отряда, я попытался всучить Буяну и Молчуну обрезы в нагрузку к арбалетам, но те совершенно справедливо отказались таскать лишнее никчемное железо. Точность боя у обрезов отсутствовала в принципе, вот почему в сумках бандитов преобладала картечь. Мастера продолжали упорствовать даже после того, как я сорвал с изувеченных ружей все «амулеты» и заявил, что никакой зловредной магии в них нет и никогда не было. В итоге я умерил свои желания, и разведчик Молчун остался при своем привычном,
безотказном и малошумном агрегате, а с виду недовольный Буян получил снятый со старшего сквернавца пистолет-вертикалку, кобуру и две дюжины остроносых смертей. Гамионы с обрезов, пули и картечь рядовой Прохор распределил среди стрелков.
        Обыск хозяина зверей порадовал медной диадемой с крупным камнем и пятью крохотными, не больше ногтя, гамионами различного назначения и стеклянным кувшинчиком аша. Да еще увесистым кошельком, куда солдаты честно добавили все монеты, собранные у врагов из обуви, поясов и даже из-за щек.
        Еще обнаружились три солдатских ранца, набитых награбленными на дороге вещами и продовольствием. «Мародерку» стрелки тут же распотрошили и поделили при свете зари. Первоначально я не собирался брать ничего, кроме боеприпасов. Какой смысл тащить, быть может, в последний бой деньги и прочее барахло? Но хозяйственные натуры солдат прибрали все до последнего лоскута и сухарной крошки - мне не оставалось ничего, кроме как согласиться с положением дел.
        Узел не то с гадальными костями, не то с ритуальными принадлежностями, кривой посох и несколько единиц холодняка из дрянного железа вместе с приведенными в негодность обрезами оставили покойникам на вечное хранение. Кошель с монетами навьючил на Буяна, а колдовские камешки прибрал в свой ранец, - с тем и продолжили путь.
        Не принимавший, казалось, участия в дележе добычи Буян протянул мне рулончик белой ткани.
        - Бинт? - удивился я и попросил мастера положить его в мой ранец.
        Буян хмыкнул и, зажав пальцами уголок, выпустил рулон из ладони. Раскрывшись в полете, моему взору предстал белый шелковый шарф, украшенный серебряным узором по краям и кистью на конце.
        Кажется, я снова попал впросак! Офицерский шарф. Какой дурак наденет его по доброй воле? Любому снайперу за полкилометра видно будет, кого первым на тот свет оформлять! Постой, а ведь все одно к одному складывается.
        - Повяжи, - приказал Буяну, чтобы не опростоволоситься со способом ношения музейного аксессуара.
        Мастер обернул полосу ткани вокруг моего туловища через правое плечо и скрепил на левом боку. Сильные и, скажем откровенно, весьма грязные пальцы арбалетчика тщательно расправили шарф у меня на груди - ведь на нем красовался символ батальона и герб князя Белоярова.
        - Как настоящий, - прошептал мне на ухо мастер-стрелок и оскалился, довольный своей шуткой.
        Вот ведь, собачий сын, не удержался, напомнил наш вчерашний разговор, а я уж было надеялся, что приказ княжны прояснил мой статус.
        - Вечером уточнишь, кто «настоящий». Ясно? - ровным голосом произнес, глядя ему в глаза.
        Буян посерьезнел и согласно кивнул.
        Под надежной защитой леса наш отряд добрался до Каменной Длани. Название местности происходило от руин цитадели, венчавших холм. В незапамятные времена Длань служила убежищем череде мелких властителей Скверны - черных баронов, имен которых история не сохранила.
        Широкий, мощенный диким камнем тракт Висельников лениво огибал невысокий и аккуратный, словно рукотворный, холм. С первого взгляда становилось понятно, что в лучшие дни хозяева Длани держали тракт крепко и, скорее всего, трясли купчишек неслабо. Со второго бросалось в глаза, что лучшие времена этого места безвозвратно ушли. Лет десять назад Армия Освобождения взяла замок штурмом и попыталась переоборудовать его в свой передовой форпост. Но гарнизон простоял недолго и даже не успел залатать стены, слишком уж мешал бандитским шайкам, мятежным баронам, а больше всех торговым делам вольного города Грыма. Остатки укреплений гордо несли следы былых осад и артиллерийских обстрелов - в прошлом Длань не раз переходила из рук в руки. Относительно хорошо сохранился лишь донжон, некогда похожий на воздетую к небу каменную руку. Из пяти зубцов-пальцев артиллерия и время пощадили только три, но топоним уже прочно вошел в обиход.
        Несмотря на стратегически выгодное положение, постоянных владельцев у Каменной Длани не появилось - восстанавливать и защищать замок в условиях регулярных усобиц и экспедиций Армии Освобождения ни баронам, ни горожанам оказалось не по средствам. Удерживать отдаленный и легко блокируемый форпост для колониальной армии выходило слишком накладно. Поэтому башни и часть стен взорвали, а вал срыли, практически полностью засыпав ров. Остатки укреплений ветшали и изредка служили стоянкой торговым караванам, в прочее же время - прибежищем бандитам и дезертирам.
        Сегодня у Каменной Длани оказалось многолюдно - вокруг холма просыпался лагерь сквернавцев, на первый взгляд никак не меньше сотни голов. Караульной службой враги не пренебрегали, но четыре поста в зоне видимости несли ее не слишком уж ответственно.
        В глаза бросились четыре вкопанных на обочине тракта косых креста с висящими на них человеческими телами - со следами изуверских пыток. Промелькнула мысль, что пленных замучили не ради потехи и не только для устрашения, но суфлер, против обыкновения, ясности не внес.
        Укрепления на скорую руку подлатали. На месте рухнувших стен выросли баррикады из камней и габионов, усиленные рядами рогаток. Свежие груды земли говорили о работах по углублению рва. Вокруг уцелевшего донжона за остатками стены просматривались многочисленные двухколесные телеги и несколько фургонов. По всей видимости, здесь собрали захваченный обоз батальона. Этот факт наводил на нехорошие мысли - кто-то держит бандитскую вольницу в узде, кто-то достаточно сильный, чтобы предотвратить разграбление военного имущества. При том не только брезгливый, но и вполне авторитетный, чтобы удалить зловонных обитателей Скверны за пределы укреплений. Узнать у подселенца, кто командует противником, не вышло - с появлением в браслете Слезы он проявил себя только общей информацией о Каменной Длани, а затем словно в воду канул.
        На всем протяжении вражеского стойбища лениво дымили многочисленные костры. Под криво натянутыми тентами ворочались клубки тел в шкурах и без. Между просыпающимися шатались ранние пташки, кто с оружием и определенной целью, а большинство же просто «пинали воздух» в ожидании кормежки и развлечений.
        Неподалеку от лагеря протянулся овраг, на краю которого равномерно возлежали несколько извергов и полдюжины бойцовых котов. Большинство тварей дремало, вывалив набитые животы, парочка самых ненасытных лениво грызла мослы. Верная догадка о рационе бестий никак не отразилась на моем самочувствии. Странным образом чувства мои замерли, и я разглядывал врага без всяких эмоций. В голове корректировался план нападения, и неинформативная шелуха попросту отсеивалась. Подавляющее численное преимущество врага почему-то меня не останавливало.
        Из единственной на весь бардак палатки, кутаясь в солдатское одеяло и почесываясь, вылез сквернавец в дурацком колпаке и сапогах. Суфлер вновь оставил меня мучиться в догадках, что за уродец на белый свет выбрался: колдун, главарь шайки или же простой телохранитель?
        Тихонько спросил Молчуна, оказавшегося у Длани раньше всех: видел ли он остальных пленных? Ведь княжна не могла отправить нас в бой ради четырех трупов! Разведчик сообщил, что во дворе замка любого черного барона имеется большая земляная тюрьма. Работорговля и похищение людей ради выкупа вместе с контрабандой и грабительскими набегами составляют основные статьи дохода здешних «шишек». И опять обошлось без суфлера - всю необходимую информацию мне поведал мастер-стрелок, шипящим от негодования шепотом.
        Значит, размышлял я, захваченные русины сидят в зиндане, спуск в который расположен где-то между фургонов и повозок. Но пока не прорвемся к руинам замка, наверняка этого не узнаем. А если пленных уже угнали в другое место? План по уничтожению врага в общих чертах оформился еще в лесу. Из всех новых обстоятельств во внимание принял только донжон, в котором засели неизвестные хозяева либо, что более вероятно, союзники сквернавцев и обстрел из которого мог серьезно спутать нам карты при штурме развалин.
        Я изложил своим воинам план атаки. Никаких пафосных речей, просто четкие указания группе Молчуна, усиленной Беловым, и стрелкам под командованием Буяна. План атаки целиком и полностью строился на применении Слезы Асеня, доставить которую в центр вражеского лагеря предстояло лично мне. Последствия применения этого оружия массового поражения представлял лишь я, да и то смутно, остальным пришлось поверить господину подофицеру на слово. Благо до моего слова прозвучал приказ погибшей княжны Белояровой, без преувеличения - любимицы всего батальона. Хотя я бы вместо ее благословения предпочел ручной пулемет. Или лучше два.
        Несмотря на явную авантюру, никто не подумал возразить, даже вольнодумец Молчун. После личного обращения погибшей княжны, слух о котором в маленьком отряде распространился мгновенно, отношение солдат ко мне изменилось в лучшую сторону, а авторитет в глазах мастеров и кадета вырос невероятно. Стрелки воспрянули духом, и толпа стала отрядом, последний боец которого являл живую иллюстрацию к поговорке:
«Русинский солдат не спрашивает, сколько врагов, он спрашивает, где они».
        Словно в наказание за неверие меня разобрал нехороший мандраж. Но не потому, что мой навык работы с гамионами оставлял желать лучшего и на помощь подселенца я не рассчитывал. Стало пронзительно страшно, так страшно, как никогда до этого. Нехорошие мысли сменяли одна другую. Что, если вдруг по моей вине распадется камень, заключающий душу княжны Белояровой? Или, наоборот, слишком слабый удар оставит в живых много врагов, не говоря уже про шаманов или кто у сквернавцев работает злыми колдунами? А второй попытки у меня не будет. Сильнее собственной смерти и судьбы? людей, что мне доверились, волновало меня то обстоятельство, что в случае неудачной атаки гамион с душой княжны окажется в грязных лапах сквернавцев. Ответственность такого уровня я никогда на себя не брал и ни за что на свете не взял бы, но жизнь распорядилась по-своему. Вдох - выдох. Бойцы не должны почувствовать страх командира. Вдох - выдох, я обязан справиться с нервишками. Вдох - выдох. Это всего лишь первый, самый трудный, но самый важный шаг.
        Притаившиеся в овраге русины поспешно переоделись в чистое белье, у кого оно не пошло на перевязки или досталось при недавнем разделе хабара. Иные проверяли, как закреплены пульницы, легко ли вынимаются из ножен осадные ножи и засапожники. Предбоевая суета миновала лишь Яра с Туром. Древичи сидели на дне оврага в одинаковых позах с похожим выражением лиц, положив древки своих боевых кос на левое плечо. Приказ княжны для них, быть может, более свят, чем для прочих, а благодать Асеня умножила их и без того титанические силы.
        Я тоже не терял времени зря. Чтобы не остаться перед лицом врага безоружным, я запихал заряженный револьвер в голенище правого сапога. Выяснилась причина, по которой погибший маг активно сватал мне свою обувь. Пока рассовывал по карманам штанов запас пуль, мастер-стрелок посмотрел на мобильный тайник с разных сторон.
        - А ведь незаметно, - удивленно прошептал Буян. Действительно, и сам с трудом поверил увиденному: едва затянул шнуровку, как кожа голенища «сгладила» габариты
«ствола». Мышцей полностью ощущал свое оружие, а вот глаза меня обманывали. Выживу, можно будет бутлегером поработать - пришла в голову дурацкая мысль.
        В награду за хорошую весть мастер получил пояс с кобурой и наказ доставить мне в пылу битвы остальной боекомплект и запасной гамион. Буян не остался в долгу и протянул мне свой боевой нож, от вида которого внезапно закололо рану под лопаткой. Последовал молчаливый диалог. Отчего-то в тот момент мы понимали друг друга без слов, читая по лицам: «Бери, вашбродь, сгодится». - «А ты как же?» - «А у меня еще есть. Два». Машинально сунул подарок в левое голенище для симметрии. По глазам было видно, русин не ждал от меня иной благодарности, кроме руководства отрядом. Я давал этим людям шанс выполнить свой долг, а нож дарил мне дополнительный шанс уцелеть.
        Затем господин лжеофицер, собравшийся разыграть роль сдающегося в плен, навел последний штрих к образу: замаскировал повязкой магический браслет со Слезой и для пущей достоверности повесил руку на перевязь. Авось у сквернавцев не окажется сильного и сообразительного колдуна…
        Сердце спряталось в одной из пяток. В висках колотили адские барабаны, в горле, само собой, пересохло, спина, несмотря на парад мурашек, покрылась липким потом, а пальцы намертво - лебедкой не отодрать - вцепились в корневище дерева.
        Вот уже Молчун на пригорке с кустами занял освободившееся место вражеского часового и даже умудрился нацепить его пончо. Следовательно, кадет залег неподалеку, чтобы поддержать мой безумный замысел огнем из «мастерворка». Больше нельзя тянуть, пора идти «сдаваться в плен».

«Да не дрейфь, Богдан, два раза не умирать», - успокоил я себя, а вслух прошептал подчиненным:
        - Победа или смерть! - и шагнул навстречу судьбе.
        Солдатский отклик на грани слышимости догнал меня уже в спину.
        Как только события завертелись вокруг меня, стало понятно, что с термином «план» моя задумка «как одолеть сквернавцев, сохранить душу княжны и выжить» имела мало общего. Однако внукам на завалинке буду рассказывать о битве при Каменной Длани, бессовестно опуская тот факт, что Слеза Асеня сработала независимо от меня, а я шел навстречу с врагами как настоящий Наполеон Бонапарт: «Главное ввязаться в бой, а там видно будет». Но тот ходил в атаку с большими батальонами, а не с едва прикрытой спиной.
        Размахивая свободной рукой, чтобы привлечь внимание врагов, пересек тракт. Белую тряпку на палке не стал изобретать принципиально. Ведь я шел не сдаваться в плен по-настоящему, а воевать. Маскарад необходим, чтобы подпустили поближе, а символ капитуляции в руке русинского офицера - не просто урон моей чести, но и удар по боевому духу отряда. Приказ княжны с того света, конечно, свят и должен быть исполнен, но поставьте себя на место рядового солдата! Когда твои собственные глаза видят полчища врагов, поневоле появятся мыслишки, что госпожа Белоярова не являлась командиром батальона и что ее приказ заведомо невыполним. Тут же придут в голову и прочие глупости, которые в качестве оправдания трусости подсказывает инстинкт самосохранения.
        Беглый взгляд на изрезанные ножами трупы солдат, распятых на крестах вдоль тракта, породил во мне бурю эмоций, сквозь которую пробились серьезные сомнения, что идея сдаться в плен этим изуверам могла прийти в голову здравомыслящему русину. Выход нашелся неожиданно легко: бегущим ко мне со всех ног сквернавцам крикнул, что являюсь гражданином Империи и высокопоставленным военным советником. Крикнул, само собой, на чистом имперском.
        Бегущая на меня волна захлестнула, закружила в помойном водовороте и, несмотря на мою привычку всегда крепко стоять на своих двоих, уронила, как кеглю. Под ногами сквернавцев инстинктивно сжался в комок, принял позу эмбриона, закрывая лицо и бока согнутыми руками. Но отделался я легко. Несколько слепых и слабых ударов под ребра, незначительных тычков дубинами и древками копий, да излишне ретивый кот не совсем уверенно цапнул за ляжку, словно передумал в последний момент загнать в мое мясо зубы на всю длину.
        Естественно, я вопил во всю глотку! Более того, я матерился на родном, великом и могучем, забыв про классический имперский. Так громко и самозабвенно, что не расслышал повелительного окрика, заставившего распаленную толпу отступить от жертвы.
        Проклиная свой план, я поднялся в плотном облаке из пыли, зловония раззявленных пастей и ненависти. Отряхнуться не дали - окружившие меня плотным кольцом враги, сдерживая рвущихся с поводков котов и извергов, не очень учтиво погнали древками копий к широкому провалу в руинах стены. Судя по замеченной во время недавней рекогносцировки колее на пересекающей ров насыпи, этот проем использовался как грузовые ворота. Его защищала пушечка, укрытая невысокой баррикадой из камней.
        Демонстрация уродов, двух- и четвероногих животных двигалась медленно, обрастая, как снежный ком, новыми участниками, один краше другого. Хаотические движения внутри подогревали бурлящие страсти. Поскольку я примерно на голову возвышался над самыми рослыми бандитами, то прекрасно обозревал положение дел вокруг. Уже у самой стены понял, что моя персона оказалась в центре всей банды за исключением часовых, кашеваров и раненых. Обстановка накалялась. Во внутреннем кольце прибавилось колоритных персонажей, тянувших ко мне свои грязные руки с острыми предметами, обдававших вонью своих тел и ртов, оглушающих рычанием и воплями.
        Местную элиту представляли четверо сквернавцев крупнее прочих, одетых в толстые пестрые халаты с ржавыми кирасами поверх и вооруженные двуствольными пистолетами и саблями. Головные уборы каждого соперничали в конкурсе пародий и безвкусицы, который, видимо, с большим размахом проходил в лагере у подножия крепости.
«Украшенные» сверх всякой меры всевозможной металлической хренью от пробитых монет до пряжек солдатских ремней, эти шляпы, надо полагать, служили атрибутами власти. Четыре бородатых клоуна, размахивая вооруженными конечностями в наслоениях грязи и грубых украшений, затеяли между собой весьма экспрессивный спор. Скорее продолжили начатый, ненадолго прерванный моим появлением, судя по тому, как мало внимания уделялось моей персоне. Понимая их тарабарщину с пятого на десятое, я уловил, что ублюдки не только выясняли, кто из них главнее, но и делили мои сапоги.
        Я продолжал экспрессивно выкрикивать, что являюсь гражданином великой страны, золотопогонным офицером генерального штаба и гарантирую им хороший выкуп от себя лично или же лютые кары от имени Императора. В ответ один из спорщиков мимоходом ткнул меня посохом в солнечное сплетение. Удар на время лишил дара речи, чего, видимо, сквернавец и добивался. В качестве побочного эффекта - я упал на вытоптанную траву. Да укушенной ляжкой об землю!
        Расталкивая толпу пинками и руганью, ко мне приблизились два аккуратно одетых и хорошо вооруженных мужчины, разительно отличавшихся от остальных своим телосложением и чистой кожей. Пожалуй, их можно было бы назвать офицерами, вот только их доспехи не несли никаких знаков отличия. Лаконичный функциональный стиль в их одежде и молчаливый интерес резко контрастировали с пестротой лохмотьев и эмоциональным галдежом бандитских главарей.
        Отряхиваясь, поднялся с земли и встретился глазами с первым визитером, чье лидерство по внешности и осанке читалось бесспорно. Сказать, что от него веяло безжалостностью, было бы в корне неверно. Разве можно психически здоровому мужчине испытывать жалость к каким-то там насекомым? На секунду почти поверил, что мое место где-то с тараканами и мокрицами, отчего глупо улыбнулся холодному взгляду, одновременно давая себе обещание непременно убить этого опасного персонажа первым. Его шлем намеренно и старательно был лишен намеков на крепление плюмажа, а отличить этот шлем от каски имперского штурмовика мог лишь опытный глаз при ближайшем рассмотрении. Былую принадлежность с головой выдавал узнаваемый дизайн.
        Кираса, наплечники и набедренники, великолепно подогнанные, но без каких-либо изысков, слегка отливали медью в тон загорелому лицу с резкими чертами. Массивные наручи, единственные детали его брони, украшенные выпуклым рисунком, смотрелись чужеродно. Змейки изящно оплетали руку от локтя до запястья, а их головы с вмурованными в пасти небольшими красными гамионами напоминали многоствольные пулеметы в магическом исполнении. В который раз за сутки в новом мире поймал себя на мысли, что уметь видеть и понимать увиденное - две большие разницы.
        Вооружение начальника составляли офицерская сабля с золоченой гардой в простецких ножнах с красными кистями и короткоствольный огнестрел в наглухо застегнутой кобуре. Тем не менее мужик производил впечатление очень и очень опасного в бою противника. Возможно, традиционное оружие являлось вспомогательным. На грудной пластине как приклеенная покоилась стальная цепь с обыкновенным, на вид полностью заряженным, гамионом, разве что весьма внушительных размеров. Еще один среднего размера камень блестел на пряжке пояса - оба содержали активированный физический щит. Не ради понтов - видно, что мужик понимал цену не только чужой, но и своей крови.
        Второй смотрел на меня чуть презрительно и вскользь, больше уделяя внимания лидерам сквернавцев. Стоя вполоборота, прикрывал левый бок и спину своего напарника. Его ладони с обманчивой небрежностью покоились на рукоятях богато отделанных двуствольных пистолетов, выставляя на всеобщее обозрение гибрид защитных перчаток и кастетов, оснащенных неизменными магическими «стразами». Пистолеты находились в кобурах на бедрах. Еще два пистоля непонятной конструкции показывали свои ребристые вытертые до светлых пятен рукояти из-за спины. Узкие коробчатые пульницы занимали на поясном ремне все свободное место.
        Его правый локоть защищал стальной наруч необычной конфигурации с тремя внушительной величины камнями на внешней стороне. Физический щит, причем какой-то мудреный, догадался я. Из холодного оружия я разглядел только нож в ножнах на правом плече - по всей видимости, метательный. Дорогостоящий и избыточный арсенал для линейного офицера, но в самый раз для ганфайтера-фанатика.
        Моя способность определять гамионы работала вполсилы, подсказывая, что у него имеется крупный амулет под броней на груди и какие-то смертельные штуковины притаились за голенищами его шикарных сапог черной кожи. Носил он зеленые штаны с нашитыми наколенниками и серебряным орнаментом на лампасах, стилизованным под клубки земноводных. Довершала наряд налобная повязка из зеленой ткани в виде двух змей, держащих в пастях по гамиону с неизвестными мне функциями. Правильно они опасались сквернавцев. Тут и меньшее количество дорогих игрушек, чем на них понавешано, серьезный повод убить и ограбить. Неужели эти персонажи командовали княжескими стрелками? Тогда анархические эскапады Буяна и Молчуна вполне обоснованны.
        - Вы говорите по-имперски, сэр? - обратился я ровным деловым тоном к лидеру в красных доспехах.
        - Ужасный колониальный акцент… И одет, как босяк, - игнорируя вопрос, но не спуская с меня глаз, проговорил «красный» своему бдительному напарнику.
        - На дупарского пана совсем не похож, - поддержал беседу тот. - Наверное, он из так называемых окультуренных русинов.
        В соответствии с его ожиданиями, при намеке на мое неимперское происхождение я скорчил оскорбленную мину, затем якобы быстро взял себя в руки и весьма достоверно изобразил сдержанные аплодисменты патриция уличному актеришке, подчеркивая неуместность насмешки.
        Секунду-другую мы разглядывали друг друга. Под имперской каской и банданой происходила напряженная работа мысли. Кажется, не только сквернавские лидеры стали прислушиваться к нашему разговору, поскольку базар-вокзал во вражеских рядах, точнее, кругах сошел на нет.
        - Позвольте, господа! - натуральным образом завелся я. - Я барон весьма уважаемой фамилии и офицер Армии Освобождения, а вот кто вы такие?
        - Ты откуда такой взялся, чучело? - безразлично выплюнул вопрос мне в лицо меднолицый лидер.
        - Я не помню этого Пиноккио среди прочих, кэп, - с легким беспокойством констатировал «зеленый» ганфайтер, теребя рукояти своих пистолетов.
        - Я настаиваю, назовитесь!
        - Даггер Бладлеттер, капитан, - после небольшой паузы представился «красный».
        - Джевелин Гринснейк, первый офицер, - с издевательской улыбкой качнул лбом
«зеленый». По совокупности признаков он, скорее всего, левша. Вон и левый бок босса подпер, чтобы оставить себе простор для работы. На правой - наруч со щитом, мощи которого двоих прикрыть хватит, и нож не просто для дополнительной защиты плеча висит. Чувствуется, что снаряжение и совместные действия этой боевой пары продуманы и отработаны.
        - Господа офицеры, назову вам свое настоящее имя. - Не упустил возможности дать противнику понять, что раскусил их уловку с кличками. - Барон Богдан Романов. Офицер Армии Освобождения, командир отдельного отряда стрелков, батальон князя Белоярова.
        Мои собеседники удивленно переглянулись. Еще бы! Изменники знали всех своих сослуживцев в лицо, и те, кто не перешел на их сторону, уже сутки кормили ворон.
        Хотел было полезть в бутылку, потребовав уточнения, офицерами какой армии являются мои противники, но чуйка подсказала мне, что подобная глупость может плохо кончится. Озвучь я нелепое требование о срочной капитуляции, и смеяться они закончат уже над моим трупом. Как мне еще потянуть время? Когда же сработает Слеза?!
        - И что с тобой прикажешь делать, уважаемый барон? - Вопрос «капитана» не предвещал ничего хорошего.
        Один из сквернавцев в шутовских шляпах, видимо, понимающий имперский язык лучше других, при именовании моего титула занятно хрюкнул. Эта паскуда еще глумиться будет! - внутри не просто все закипело - заклокотало.
        Сквозь раздражение осознал, кого мне напомнили эти двое. Работа парами, манера представляться вымышленными именами, превосходная экипировка вкупе с серьезной биографией, отраженной на лицах. Люди для грязной работы. Судя по уровню наглости, состоят либо состояли на службе у самого крупного и поэтому бесцеремонного государства на планете. Внешняя разведка Империи, если я ничего не путаю при работе с багажом знаний моего подселенца. Кстати, где он скрывается, когда мне так нужна его помощь?
        Испугаться скорой и нелепой смерти я не успел. Ибо умирать начали они.
        Когда уже совсем отчаялся, что Слеза когда-нибудь при моей жизни сработает и прихлопнет всех супостатов аки навозных мух, то ощутил полоской кожи под браслетом покалывание. Мегагамион вошел в контакт с моими энергетическими потоками, забирая часть силы для активации. Долгих десять секунд ничего не происходило, только неприятные ощущения в правой руке нарастали. Прозвучал эпитафией риторический вопрос офицера-изменника, «зеленый» поигрывал пистолетом. Потерявшие терпение сквернавцы продолжали шуметь, смердеть и толкаться как ни в чем не бывало.
        С ближними врагами внезапно приключились жестокие и забавные метаморфозы: слова застряли в их глотках, вместо галдежа вырвались на свободу облачка концентрированной тьмы. И без того гнусные рожи перекосило, а тела выгнуло против воли. Глаза моих недавних собеседников мгновенно остекленели, на заносчивых лицах вздулись черные сетки сосудов, заметные под внезапно побледневшей и истончившейся кожей. Оснащенные и подготовленные против всевозможных угроз, они ничего не смогли сделать против силы священного Дерева.
        Блюющие черными невесомыми «пикселями» сквернавцы во множестве валились мусорными мешками, образуя вокруг меня настоящую свалку подрагивающих тел. Большинство опадало к моим ногам без признаков жизни, но некоторые умудрялись более чем правдоподобно агонизировать - энергично сучили конечностями, барахтались и хрипели. Задними рядами врагов овладела паника - они еще не успели осознать, что происходит нечто из ряда вон, но та волна, что выбила поганые души из ближайших ко мне рядов и повалила наземь среднюю часть толпы, спровоцировала массовую истерику, дойдя до окраины. Забавно было наблюдать, как искажались лица тех, кто видел гибель подельников. В следующую секунду успевшие лишь испугаться сами валились на землю в судорогах, роняя оружие. И это продолжалось и продолжалось. Никаких внешних спецэффектов - разноцветных волн или «лучей смерти», - не считая последних выдохов крупнозернистого черного пара из вражьих глоток.
        Завороженный зрелищем магического геноцида, я медленно поворачивал голову, радостно удивляясь происходящему. В реальность мое сознание вернула острая боль. Повязка, маскирующая браслет, вспыхнула прозрачным, но весьма жарким пламенем. Тряпица сгорела в считаные мгновения, сквозь облачко невесомого пепла ударил нестерпимо яркий свет. Отвернувшись и закрыв глаза левым локтем, я задрал руку с браслетом над головой. С трудом сделал шаг, другой, утвердился на бездыханных телах павших офицеров-изменников. Чтобы божественный свет разошелся дальше, чтобы ни одна тварь не ушла, не ощутив на своей шкуре гнева Асеня. Я ликовал не из-за появившейся вдруг надежды на спасение, а от того, что вершился правый суд: свет рассеивал тьму, чистота уничтожала скверну, порядок одолевал хаос.
        Вдоль моего позвоночника от земли к браслету словно пробегали молнии - на какое-то время внутри меня не осталось ничего, кроме крика боли и радости, рвущегося наружу сквозь бесконечный лабиринт моего существа.
        Внезапно в глазах свет померк. Лишь ударившись коленями о металл доспехов, я понял, что ноги мои подкосились, и, переживая сильнейшее опустошение, обессиленно упал на трупы поверженных врагов.
        Краткий миг тишины взорвался нечеловеческими воплями. Я и не надеялся, что сила Асеня удавит всех подлецов и негодяев. Однако результат превзошел ожидания. Треть супостатов, а также большинство их домашних питомцев гарантированно отдали концы, еще треть билась в конвульсиях с неясным исходом, остальные же с воем, закрыв ладонями глаза и прихрамывая, разбредались прочь.
        Раздались первые выстрелы. Пока непонятно, кто стрелял, - Белов или кто-то из вражеских командиров уцелел и пытался остановить бегство, сплотить бандитов.
        Как можно быстрее поднялся на ноги посреди поля смерти, сжимая готовый к бою револьвер. В левой руке болталась цепь с амулетом - я умудрился на ощупь
«затрофеить» у «красного» защитный камешек. Ему уже все равно, а мне точно еще пригодится.
        Никаких сигналов к атаке своему отряду заранее не назначил, поэтому, утвердившись на ногах, отыскал взглядом придорожные заросли, скрывающие русинов, и помахал револьвером в направлении мечущихся врагов. Сам же рысаком метнулся к развалинам, чтобы не мешать стрелкам исполнять их прямые обязанности - поражать огнем растерянных и оглушенных врагов.
        Не помня себя, несколько раз перепрыгнул неподвижные трупы, растолкал группу ошалевших и, похоже, ослепших врагов и оказался у крепостной стены.
        Рядом с пушкой приходили в себя трое одинаково обмундированных в кожаные доспехи солдат. Невзирая на русые волосы и простые располагающие лица, расстрелял расчет в упор. С оружием - значит, враг, а уж внешность дело десятое.
        Припал спиной к стене. Провел взглядом по кругу. Перезарядил. Револьвер отправился в кобуру - на замену ему схватил новенькую короткую винтовку с примкнутым штыком, выпавшую из рук убитого артиллериста. Как и в предыдущих случаях, пальцы взаимодействовали с механизмом сами. Мягко отошел назад пахнущий ружейным маслом затвор, и глазам предстало донце пули, плотно сидящей в стволе. Одно движение, неразличимое на фоне боевого шума клацанье металла, и оружие готово к бою.
        Через баррикаду камней неуклюже перевалился сквернавец с обнаженным палашом в дрожащей руке. Едва мои глаза встретились с мутными бельмами, как гулкий выстрел трофейной винтовки, казалось, одним лишь грохотом проломил его череп, отправив в Бездну вслед за пушкарями.
        Как только я юркнул в укрытие, многоголосый вой поверженных силой Асеня сквернавцев распался на отдельные вопли. В ту же секунду поле боя накрыл дружный залп десятка ружей. Эти жалкие брызги свинца принимающая сторона скорее всего не заметила. В картину боя вписался скорострельный «мастерворк» Белова. Через несколько томительных секунд в хаотично мечущуюся толпу врезался еще один залп, выбив из нее новую порцию воя подранков, панических воплей и топота убегающих. Вновь секунды, наполненные воплями, и еще залп! Гром русинского «Ура!» на время заглушил все прочие звуки.
        Отняв у трупа пульницу с боекомплектом к моему трофею, я выглянул наружу полюбоваться, как развивает первоначальный успех мое подразделение.
        Жидкая цепь русинских стрелков с «дербанками» наперевес схлестнулась с дюжиной чумазых коротышек, побежавших от страха вместо своего лагеря в сторону тракта. Заработали глефы - любо-дорого посмотреть! Кое-где пошли в ход штыки и приклады, но все же большая часть бойцов продолжала заряжать и стрелять. Очнувшиеся после гнева Асеня враги поспешили присоединиться к «веселью», но создать численного перевеса им не удалось. Русины били подбегающих бандитов по одному, а в поединке грудь на грудь щуплые и дезориентированные противники проигрывали даже безусым рекрутам. На флангах стрелковой цепи самоотверженно трудились Яр и Тур. Головы сквернавцев летели на землю, как падалица с больной яблони во время бури.
        Группа Молчуна, прикрывавшая мой эффектный выход, двигалась на соединение со мной по кратчайшему маршруту, так быстро, насколько это возможно по плотно лежащим трупам и агонизирующим телам. Кадет расчищал путь, постреливая с обеих рук из подобранных пистолетов, Молчун хладнокровно пронзил штыком трофейной винтовки пару взбешенных котов, рвущихся с ремней, намотанных на мертвые руки хозяев. Скачущий разъяренным бабуином Трындец то орудовал топориком левой рукой, то метал кистень на длинной цепочке с правой, заканчивая земной путь раненых и ослепленных врагов.
        Звуки битвы перехлестывали через стену. Под неудержимым натиском стрелков и древичей едва опомнившиеся враги бросились в пролом, намереваясь укрыться от смертельных залпов внутри крепостных стен. Один из бегущих - желтокожий с длинными жидкими волосами, заплетенными в несколько сальных косичек, - бросился на меня с ятаганом. Я ловко парировал удар карабином, уберегая пальцы от скользнувшего вдоль ствола лезвия, и, прежде чем успел что-либо сделать, подоспевший ко мне на помощь Молчун пырнул сквернавца штыком ниже ребер и откинул его ногой. Хрясь! - мастер-стрелок с силой пронзил горло упавшего врага примкнутым к стволу клинком. За его спиной колыхнулся арбалет, - подобрав такой же карабин, как у меня, мастер-стрелок не бросил свое штатное оружие в пылу схватки.
        Трясущимися руками я перезарядил трофей и, не целясь, выстрелил в ближайшего на удивление крупного урода с занесенным над головой топором. Молчун ловко приветил штыком и этого и с природной грацией крестьянина, словно сноп вилами, уложил поверх трупа с распоротым горлом чуть более свежий.
        Грянул «мастерворк» кадета - рогатая, залитая темной кровью тварюга уткнулась мордой в острые обломки и в агонии заскребла когтями по каменной кладке. Картина вызвала в моей душе острое ликование, подселенец «аплодировал стоя».
        - Браво, Евгений!
        Белов от переизбытка чувств сыпал какими-то рифмами и лихорадочно перезаряжал
«мастерворк». Опустошенные шестиствольные пистолеты со знакомыми потертостями на рукоятках валялись рядом.
        Поддавшись азарту, я разрядил барабан в спины бегущих врагов. Не спешите осуждать - враг есть враг, а спина - весьма удобная мишень. Пораженный в нее тупоконечной пулей противник выбывает из строя так же надежно, как получивший свой заслуженный свинец в грудь или живот. Естественно, не дал ни одного промаха, отдельные пули застревали только во втором теле - мощь оружия на фоне скромной отдачи впечатляла. Следом за мной по бегущим бандитам отработали Белов и Молчун. В результате «центральная аллея», ведущая к донжону, покрылась слоем мертвых и умирающих. На минутку спрятался за колесо фуры, чтобы перезарядить револьвер и осмотреться.
        Возникла убежденность, что пора уже приступать к обязанностям командира. За стеной с медвежьим рычанием вместо «Ура» отряд Буяна штыками и прикладами добивал остатки сквернавцев. Ослепленные и напуганные бандиты попытались укрыться в полузасыпанном рву, кто-то посчитал себя самым умным и притворился мертвым - дошла очередь и до него.
        Желающие напасть на нас закончились - деморализованные и часто безоружные бандиты поодиночке проскакивали через бреши в стене справа и слева, скрываясь под двухколесными телегами, груженными военным имуществом в тюках, ящиках, бочках и мешках. По этому лабиринту сквернавцы расползлись, как тараканы. Выкуривай их теперь отсюда! - досадливо сплюнул сухой и черной слюной. Несколько вражин засели между фрагментами стен, обрушенных в стародавние времена, и даже осмелились стрелять в ответ. Дурным примером им послужили несколько винтовочных выстрелов из башни в нашу сторону.
        Мой взгляд скользнул по пушке, установленной на лафете с большими, в половину человеческого роста, колесами. Как я успел заметить, когда расстреливал артиллеристов, жерло орудия представляло собой многорядное «сито». Неужели картечница? Прежде чем начинать поиски пленных, нам предстоит штурм центрального узла вражеской обороны. Геройствовать голыми руками не хотелось категорически. Возникла идея переслать осажденным на пробу пару-тройку гостинцев. Неважно, что картечь, - залп с такого расстояния не успеет разлететься и порубит ворота в щепки. Изнутри их наверняка подпирала баррикада, так что картечница могла бы нас здорово выручить при штурме.
        Белов схватил меня за плечо и покачал головой. Господа Даггер и Джевелин, мир их праху, выбрали вместительную и хорошо сохранившуюся единственную башню замка своей ставкой, казармой и складом. Уцелевшие офицеры-изменники с прислугой собрались защищать этот рубеж до конца: и дело тут не в награбленных ценностях, а в их паршивых жизнях. Совершенно очевидно, спастись бегством им не светило.
        От обстрела из бойниц донжона нашу троицу скрывал высокий тентованный фургон с толстыми бортами, груженный деревянными ящиками. Но позиция картечницы простреливалась противником просто отлично. Парочка фанатов многоствольных «пушек» легко создаст высокую плотность огня, что ставило крест на идее применить картечницу. Чего-чего, а оружия и боеприпасов у этих вояк наверняка в избытке. Бурное воображение нарисовало картину: офицеры палят в нас, а ружья и пистолеты им перезаряжают декольтированные маркитантки своими ловкими пальчиками. И ведь не жаль сучкам маникюра.
        - Буян, берегись башни! - своевременно крикнул Молчун.
        Несколько русинов укрылись за обломками стены с правой стороны «ворот». Я заметил, насколько неудобна пехотная «дербанка» для действий сидя и лежа. К счастью, некоторые солдаты самостоятельно разжились трофейными пистолетами разных конструкций. Находчивые и сообразительные у меня ребятушки! Подходящее оружие нашли да позицию выбрали с умом, чтобы нас прикрывать.
        Враги, избежавшие пули или штыка, бежали без оглядки в лес, бросив оружие, амуницию и раненых. Отдельного стрелка назначили наблюдать за лагерем и кромкой леса, а ну как вернутся сквернавцы… Внутри крепости перестрелка разгоралась.
        Гарнизон донжона в самом начале боя заперся и отказался впустить внутрь спасавшихся бегством сквернавцев. К некоторым из них странным образом вернулся боевой дух, и они принялись рьяно оборонять ворота, игнорируя маневр и укрытия. Очень быстро у залитых кровью створок выросла гора тел, создав нам еще одно препятствие.
        Несколько минут ответная стрельба противника не давала русинским стрелкам поднять головы. Сказывалась поддержка из башни, а также преимущество в скорости перезарядки казнозарядных «винтарей» и пистолетов перед «дербанками». И без того мой скромный отряд понес новые потери.
        Но в дело вновь вступила наша смертоносная троица, и ответная пальба из башни быстро затихла. Сломив попытку организованного сопротивления, мы занялись истреблением прячущихся между грузами и телегами бандитов. То кадет давил сквернавцев огнем, а я ловил их на смене позиции, то я наводил шороху из револьвера, заставляя противника нервничать и переводить заряды, тогда как Молчун и Белов получали возможность целиться и убирали злодеев на выбор. Игра шла, что называется, в одни ворота. Стрелки в основном били по бойницам донжона, прикрывая нас.
        - Где Трындец, мастер? - крикнул я, переживая за судьбу всеобщего любимца.
        - А я ему пастырь? - отозвался тот, подстреливая очередного сквернавца между телегами. Ничто так не захватывает, как стрельба по живым и трудным мишеням.
        Пока что в наше надежное убежище залетали лишь деревянная щепа и каменная крошка. Одна из ответных пуль срикошетила и завертелась волчком у моих ног.

«А ведь могла бы и в голову! - мелькнула мысль, от которой сделалось неуютно. - Время! Время! Время! Быстро пришли, быстро ушли, как заправские грабители банков. А пока буксуем, не ровен час к осажденным подмога придет», - накручивал я себя, надеясь, что найду какое-то решение, способное переломить ситуацию.
        - Буян, ты меня слышишь? - крикнул вверх.
        - Да, вашбродь! - через некоторое время прозвучал ответ.
        - Как сам? Доложи о потерях!
        - В порядке. Двое ранены легко.
        - Полусотня, слушай приказ! По возможности собрать трофеи, но под пули не подставляйтесь. Подели стрелков на две группы - одна остается с нами, другую веди вдоль стены со стороны их лагеря. Надо перекрыть гадам другие пути отхода.
        Вот так, пусть слышат и мочатся в подштанники. Нас тут полсотни вышедших из лесу поквитаться диких русинов. Пощады не будет никому!
        - Так точно, вашбродие, сделаем, - рыкнул Буян во всю мощь, подыгрывая мне. - Первое капральство и гренадеры, за мной!
        Мелкие камни зашуршали под солдатскими ботинками. Воцарилось относительное затишье, прерываемое стонами раненых и редкими выстрелами с обеих сторон. Гарнизон башни выразил свое отношение к нашему маневру несколькими безрезультатными выстрелами.
        Мимо нас прямо по вражеским телам, взволнованно храпя, проскакала приземистая большеголовая лошадка рыжего окраса. Где-то за донжоном конюшня? - посетила меня мысль. Ну конечно же, ведь лошади и таскали все эти обозы! Тягловые ратаи и куланы, вот кто! Возникшая в глубинах моего разума поговорка «Мир дурака полон открытий» совершенно четко указала мне на интеллектуальную активность подселенца. Как же ты вовремя, камрад! Небось опять расскажешь мне кучу второстепенной шелухи вместо совета, как одолеть супостата с наименьшими потерями?!
        Я, Белов и Молчун использовали передышку, чтобы перезарядить все наличное оружие, пополнить арсенал и боекомплект за счет покойных артиллеристов. Кулек пистолетов и пульниц приволок рекрут Нил, оставшийся при Молчуне, чтобы перезаряжать оружие. Парень морщился при каждом вдохе - видно, получил в драке по ребрам или ушибся о камни. Так или иначе, каждый из нас приобрел несколько саднящих царапин или синяков, но, к счастью, обошлось без серьезных повреждений, требующих лечения.
        - Братушки, выручайте! Братушки, мы здесь! - донеслось откуда-то из-под земли.
        Справа от нашей позиции вспыхнула скоротечная рукопашная схватка: хэканье, удар тела о деревянный ящик, треск рвущейся ткани, - после чего над землей поднялась лестница. Из башни раздался хлесткий винтовочный выстрел, затем целая серия пистолетных. Лестница подрубленным деревом рухнула вперед.
        - Бей по бойницам все, кто может! - приказал я, понимая, что опоздал прикрыть неизвестного бойца, обнаружившего зиндан с пленными.
        Со всех сторон крепостной стены по врагу грянули «дербанки» и трофейные «стволы». Несколько секунд каменную облицовку бойниц энергично клевала «стая хищных птиц».
        - Молчун, Белов, на помощь туда, скорее! Я прикрою!
        В ту же секунду послал пулю прямо в темный узкий провал над воротами. Бойцы одним рывком преодолели заваленную вражескими телами аллею. Следом рванул Нил, и я не успел остановить бойца. Вражеский свинец ударил его в грудь и голову. Падая, молодой русин развернулся и не рухнул ничком, а словно лег на спину, продолжая смотреть в небо.
        Едва высунул голову, чтобы отомстить, как получил деревянной щепой в щеку. Едва не в левый глаз. Пули рвали воздух над головой, одинаково зло били в новые ящики и в старые стены. А как же мой трофейный щит? Я ведь не зря накинул его на шею! Камень подмигнул мне половинным зарядом. Похоже, он уже не раз спас мне жизнь, надо быть осторожнее!
        Снова дали залп мои стрелки. Кадет и мастер-стрелок, укрывшись за арбой, разрядили свои ружья по врагу. Позади них поднялся, опираясь на кулак и рукоять кинжала, контуженый сквернавец, но кто-то из русинов опередил меня, вогнав подранку свинцовый гостинец меж лопаток.
        Мы постреливали по бойницам. Противник вяло отвечал. Из-под земли продолжал молить о спасении хор солдатских голосов. Ситуация сложилась патовая: штурмовать башню наличными силами мне не представлялось возможным, а освободить пленных под огнем загнанных в угол крыс и вовсе из области фантастики.
        Однако жизнь в очередной раз показала, что безвыходных ситуаций не бывает. Нам оставалось только повернуть дело к своей пользе. Сначала в одной из бойниц мелькнул белый лоскут. Затем из соседней высунулось копье с белой рубахой, привязанной за рукав. Универсальный символ перемирия энергично поднимался и опускался, насколько позволяла узкая бойница. Либо у осажденных банально сдали нервы, либо они решили потянуть время или измыслили какое коварство.
        - Прекратить огонь! - крикнул я своим бойцам, оставаясь в укрытии и подозревая подвох.
        - Не стрелять! - передали мой приказ по цепочке. - Не высовываться!
        В наступившей тишине из башни донеслись крики на русинском:
        - Не стреляйте! Переговоры!
        - Я буду говорить только со старшим офицером! - пытаясь набить себе цену, прокричал осажденным. А засевшим с той стороны «аллеи трупов» Молчуну и Белову вполголоса сказал:
        - Не договоримся, так хоть главного угробим.
        - Не по чести, - скривился перезаряжающий ружье кадет.
        Молчун издевательски хмыкнул и сплюнул. Я счел необходимым прояснить свою позицию:
        - Баронет, у предателей нет чести. Играть в благородство с подонками мы не будем.
        - Благородство - это не игра! - искренне возмутился Белов.
        Подселенец посоветовал мне следить за языком. Как-то в суете последних событий я упустил, что нахожусь в чужом «монастыре», где свой устав следует продвигать по возможности ненавязчиво, выбирая выражения.
        - Вы правы, мой друг, не игра. И ставки здесь не медяки и империалы, а жизни. - Мы с Беловым одновременно повернулись к убитому рекруту Нилу. - Баронет, помните о том, что эти изменники подставили батальон под расстрел, они повинны в гибели княжны и пытках пленных. А сейчас, готов спорить, они будут нам угрожать, тянуть время или попытаются купить.
        - От меня им пощады не будет, - заявил Белов. - Но как человек чести обязан напомнить вам, господин подофицер, о правилах ведения войны.
        - Евгений, обещаю: когда последний враг ничком на землю ляжет, мы с вами поговорим о чести и правилах. Под хорошее вино. А пока продолжайте исполнять свою работу, у вас отлично получается.
        Стрелки, притаившиеся за стеной, судя по металлическим звукам, вовсю шустрили шомполами, загоняя пули в стволы.
        - Капитан с лейтенантом из первой роты уже смердят, - поддержал мою точку зрения Молчун и кивнул головой в сторону поля смерти, укрепив мои догадки: «красный» и
«зеленый» занимали командные должности. Они и привели батальон русинов в засаду.
        - Все верно, Молчун. Их жизни оказались неугодны Асеню. Остальным недолго осталось ждать встречи с Бездной. Помните о нашей миссии! - Я показал браслет со Слезой, разгоняя в душе кадета последние сомнений. Поскольку задачу спасения души и останков княжны Белояровой возложили на меня, то мне и решать, каким способом ее выполнить.
        Ворота башни с трудом отворились - мешали наваленные грудой трупы сквернавцев. В узкую щель протиснулся русоволосый здоровяк в доспехах из кожи с металлическими вставками. Играючи, но с толикой брезгливости он раскидал тела сквернавцев, как грязные тряпки, и открыл створку ворот пошире. Вторым выбрался на свет толстяк в вычурном мундире и богатом головном уборе, при взгляде на который в моей голове возникло слово «треуголка». Ворота тут же захлопнулись. Оба переговорщика вышли совершенно безоружные, даже без неизменных офицерских сабель, что насторожило меня еще больше.
        Назвался офицером, вылезай из укрытия, веди переговоры - подстегнул себя. Находиться на открытом пространстве, да еще и без винтовки, было, мягко говоря, неуютно. Еще недавно здесь воздух рассекали увесистые и стремительные свинцовые градины. На результаты этих полетов, что в изобилии лежали повсюду, впечатлительным особам долго любоваться нежелательно, чтобы не тронуться рассудком. Мягкие пули крупного калибра страшно уродовали хрупкие тела людей и животных. Вспотевший лоб так и свербел, чувствуя на себе вражеский прицел. Думаю, не только у меня, но мастер-стрелок Молчун и кадет Белов встали рядом, придавая уверенности своему командиру.
        Толстый мужчина в годах, наряженный в мундир попугайской расцветки с двумя рядами серебряных пуговиц, назвался интендантом первого класса Яковом Глаттоном. Оценивающий взгляд бил по нам из хитро прищуренных глаз, как меткий стрелок из амбразур каземата. Второй подбородок, покрытый рыжей свиной щетиной, подрагивал в такт речи и тяжелому дыханию с примесью перегара. А еще от делегата одуряюще пахло одеколоном с цветочными нотками.
        За пазухой у него, топорща украшенную золотым шитьем и потеками вина ткань мундира, скрывался неизвестный мне гамион. В очередной раз я проскрежетал зубами - мне недоставало знаний и навыков. В тот момент решалась не только моя судьба, поставлены на кон жизни русинских солдат. Многие из них мне уже поверили, других еще только предстояло спасти. Я же вместо того, чтобы сконцентрироваться на переговорах, был вынужден гадать, что за «гостинец» припас мне этот хитрый и жадный боров, оставивший в башне даже колюще-рубящий атрибут своего офицерства.
        Второй переговорщик, настоящий человек-гора, играл роль телохранителя. Интендант даже не посчитал нужным его представить. Громила не имел никакого оружия, не считая пудовых кулаков, а из амулетов нес на себе только примитивные и распространенные - щит и аптечку.
        Определились с языком переговоров - вражий делегат начал было плести словесные кружева на имперском, но я одернул его, потребовав перейти на русинский, чтобы
«мои офицеры тоже понимали». Не знаю почему, но даже тени сомнения не возникло, что ушлый интендант знает русинский на достаточном уровне.
        С самого начала переговоры не обещали быть легкими. В прошлой жизни мне приходилось иметь дело со снабженцами. Наверное, мне просто не везло, наверняка среди них есть масса достойных, но мне встречались только такие - люди без совести, с покалеченной алчностью логикой, их переспорить в принципе невозможно. И вот жизнь снова столкнула меня с одним из таких - с армейским интендантом.
        Мы должны были договориться о временном прекращении огня, которое обе стороны собирались использовать по-своему. Враг надеялся, что в скором времени сюда пожалует новая банда. Скорее всего, Каменная Длань была назначена точкой сбора, снабжения и перегруппировки вражеских сил, действующих в тылу экспедиционного корпуса Армии Освобождения.
        Когда я представился командиром особого отряда стрелков, Глаттон тут же посмел усомниться в моих полномочиях, затем озвучил абсурдные требования нашей немедленной сдачи. Язык интендант знал превосходно, изъяснялся чисто, без всякого акцента.
        В ответ, глядя в его хитрые глазенки, я поинтересовался, в своем ли уме новоявленный главарь офицеров, изменивших присяге? Удобно ли предателям сидится на сундуках с награбленным добром, хороший ли у его подручных аппетит, не мучает ли их жажда и не предвкушают ли их шеи близкого знакомства с пеньковой веревкой? Долг платежом красен, поэтому между делом полюбопытствовал, все ли изменники согласны, что интендант говорит от их имени.
        Во время моей тирады ни лицо, ни поза, ни руки Глаттона никак не выдали его волнения или истинных мыслей.
        - Я отказываюсь вести переговоры в таком тоне! - наигранно брызнул слюной боров-интендант, но без вполне ожидаемых багровений рожи и гневных потрясаний членами тела. Вот уж крепкий орешек мне попался!
        - Вы в моих руках! Прежде чем мы продолжим обсуждать условия вашей капитуляции, потрудитесь освободить моих людей! - продолжил наседать я.
        - Это невозможно! - с возмутительной невозмутимостью на роже интендант сложил руки на груди. Ай, ай, ушел в закрытую позицию. На результат ему плевать, он просто тянет время!
        И Глаттон, и я прекрасно понимали, что освобождение пленных изменит расклад сил кардинально. Никто не помешает мне тут же вооружить их трофеями. А с многократным перевесом жестокая расправа над бывшим начальством лишь вопрос времени.
        - Это не обсуждается. Освободите, и тогда мы рассмотрим приемлемый для вас выход. Сделайте знак своим людям, чтобы не мешали моим выбираться из ямы. Иначе переговорам конец!
        Пользуясь затишьем, двое стрелков подняли и унесли за стену тело Нила. На секунду они приковали взгляды всех пятерых переговорщиков.
        - Боюсь, вы не понимаете! - взревел интендант, собираясь поведать мне, что именно я не понимаю, но мне удалось перекричать его.
        - Вы правильно боитесь, Глаттон! - Я избегал смотреть собеседнику в глаза, чтобы он не прочел в них свой приговор. - Задумку с крестами мы оценили. Через полчаса те из вас, кто не сложит оружие, окажутся там. Вот этими руками буду приколачивать!
        Интендант засопел на меня ядреным выхлопом, формулируя достойный, по его мнению, ответ. Казалось, эту глыбу заносчивого дерьма ничем невозможно расшевелить.
        - Вы! Господин офицер, назовите свою цену! - цинично предложил он и начал обмахиваться расшитой золотом треуголкой.
        - Сначала свободу пленным, потом вернемся к деньгам! - ответил я, закидывая врагу наживку. Хорошо, что Молчун с Беловым никак не проявили своего удивления.
        - Получив деньги, вы уйдете, а русинский сброд мы отпустим следом, - попытался схитрить заглотивший наживку до самой задницы интендант и пустился в увещевания: - Поверьте, юноша, вы же разумный человек, это единственный выход для всех нас. Ваши обозники мне не нужны, кормить их еще! Чем быстрее вы вернетесь туда, откуда вывалились на мою голову, тем больше шансов, что сохраните свою.
        - А куда мне спешить? Все крупные банды в этом районе уничтожены. Мои усиленные пикеты контролируют тракт, - откровенно блефовал я. - У вас пять минут, чтобы освободить пленных. Затем мы снимем с крестов наших солдат и соберем трофеи. После этого предлагаю обсудить вашу капитуляцию. Кстати, вы останетесь здесь как гарант перемирия! Точнее, прекращения огня.
        Глаттон отрицательно качал головой на каждое мое предложение, а на последней фразе напрягся. Рыжие сальные патлы, торчащие сосульками из-под треуголки, смотрелись особенно мерзко, а перегарно-одеколонное амбре уже порядком раздраконило мое обоняние.
        - Вы получите столько империалов, сколько сможете унести. И вы, и ваши офицеры станете обеспеченными людьми. А будете упорствовать, не получите ничего! Мы дорого продадим наши жизни!
        - Господин Глаттон, я скорее дерьма на лопате куплю, чем ваши жизни!
        Кто-то из моих солдат не удержался от смеха.
        - Да как ты смеешь, подлый человечишка! - Интенданта наконец проняло - бледная конопатая рожа пошла пятнами, а щетинистый подбородок заходил ходуном.
        Ну же, давай вытаскивай свою хрень из-за пазухи или договаривай, почему мы должны уносить ноги! - мысленно подзуживал я Глаттона. Вот только интендант оказался скуп на информацию…
        Тянулась минута за минутой. Переговоры зашли в тупик. Глаттон молчаливо расстреливал меня глазами, но почему-то не спешил поджав хвост убегать в башню. Он совершенно не боялся меня, вот что странно! Ведь только что перестала существовать сотня сквернавцев, погибли главари группы офицеров-изменников, а оставшиеся блокированы.
        Я размышлял. Если жадный до денег армейский снабженец собрался дать мне взятку, скорее всего, он рассчитывает ее тут же вернуть назад. Значит, наверняка ждет подмоги. Следовательно, надо их валить и штурмовать башню. Жаль, с бойцами никаких сигналов не обговорили…
        - Так мы с господином Богданом не сговоримся, - вдруг произнес на чистом русинском молчавший до этого момента дюжий телохранитель.
        Подтолкнув Глаттона за фургон так, чтобы закрыться тентом от наблюдателей из донжона, он зафиксировал конечности командира своими ручищами. Под напором интендантского пуза мы втроем вынужденно подались назад. Со стороны могло показаться, что переговорщики решили посмотреть за фургоном нечто очень важное, а телохранитель поддержал своего господина под руку. Интендант порывался завопить, но успел лишь метнуть на подчиненного гневный взгляд, который погас под хруст его шейных позвонков.
        - Продолжим наш разговор, - предложил телохранитель, заломив правую бровь с немым риторическим вопросом: «Возражений нет?» Не сводя с нас пронзительного взгляда, мужчина аккуратно опустил труп покинувшего наше общество господина, прислонив его спиной к деревянному колесу фургона. Треуголка в процессе усадки тела надвинулась на лоб, а второй подбородок растекся ожерельем по заляпанному вином и пищей мундиру, отчего покойный приобрел вид офицера-гедониста, прикорнувшего по пьяному делу в неподобающем месте.
        - Власть у изменников поменялась? - с ядовитой хрипотцой в голосе поинтересовался я. - Так вы, как пауки в банке, друг дружку сожрете без нашей помощи.
        - Покажи Слезу Патриарха, - пропустив мимо ушей мои колкости, уверенно попросил бывший телохранитель. Словно имел право. А еще меня посетило ощущение, что кадет и Молчун не являлись для него серьезной помехой. Захочет посмотреть - посмотрит. Даже пробитый навылет пулями моих стрелков…
        Я повернул руку, выполняя необычную просьбу потенциального союзника.
        - Значит, исполнилась ее судьба. Не сберегли госпожу… - Гамион отразился искорками в его темных глазах.
        - Да ты кто такой?! - рявкнул Молчун.
        Сидевшие за стеной солдаты возмущенно зашумели.
        - В Золотой роще узнаешь, стрелок, - прозвучал ответ. - Если дойдете.
        - Мы должны дойти. Говори, - я убрал правую руку с браслетом за спину, попутно зацепив из кобуры револьвер, и отошел на несколько шагов. Встал так, чтобы мои парни не закрывали сектор.
        - То-то и оно, что должны. Потому пойдете через ущелье Рока.
        Кадет с Молчуном переглянулись. Если бы странный громила захотел напасть, момент был подходящий - ему удалось нас ошеломить.
        - Так, - вспомнился мне приказ княжны Белозеровой, озвученный Фомой этой ночью. Странное совпадение грызло мозг, мешая продолжать осмысленный разговор. - Как?
        - Это еще почему? - наигранно равнодушно протянул Белов.
        - Как своих всех вызволите да обоз возьмете, захотите ведь трактом пойти. Это легче, но там посты.
        - Не нам хоронить и эту падаль, и будущую, - барским жестом повел я свободной рукой, словно показывая собеседнику учиненный разгром. - Тебе, ратай, какая печаль?
        На «ратая» здоровяк никак не отреагировал, хотя я полагал, что обидится. Ведь телосложением и чертами лица он идеально подходил на роль старшего брата Яру с Туром. Хоть умный и самостоятельный до изумления. Какой-то неправильный изменник, многослойный, подумалось мне. Забыл о своей выгоде и нас учить жизни взялся.
        - Какая мне печаль, Богдан, узнаешь в роще. Когда Слезу вернешь Патриарху. А пока знайте. По тракту идет караван с ротой дукарских стрелков. Они везут сотни ружей вроде этих, чтобы обменять на джамью и аш. - Он указал на наши с Молчуном трофеи и продолжил: - В башне плата за первую партию ружей и пистолетов, батальонная казна, пятьсот гамионов к «дербанкам». И нажитое офицерами, но это мелочи. Главное - это восемь специальных гамионов для артиллерийских орудий.
        Внимательно слушавший переговоры камрад внезапно рванулся, как зверь в клетке.
        - Большой набег? Под угрозой русинские земли? - я выразил его опасения своим голосом.

«Суперратай» молча кивнул.
        Даже крупной бандой не напугать граничарские роты и линейные части, но здесь налицо попытка организовать разбойников и мародеров в армию, снабдить их скорострельными винтовками и зарядами к орудиям. А это будет уже не набег, а нашествие. Тут и крупным поселениям со стенами и гарнизонами придется туго, хутора же и села просто сметут.
        Кадет и Молчун потрясенно хранили молчание. Не знаю, кем они считали лжетелохранителя: раскаявшимся предателем, спасающим свою шкуру, случайно оказавшимся в стане врага честным человеком или кем-то еще. Я же видел перед собой агента экстра-класса, проникшего в центр крупной сделки по продаже оружия. Круто я попал. Ни за что не поверю, что караван с оружием - затея покойного Глаттона. Он здесь даже не руководитель, а один из исполнителей. Возможно, отвечали за сделку те два «церэушника», которых у стен крепости уничтожила сила Асеня. Выходит, я игровую комбинацию, а то и серьезный бизнес расстроил большим людям. А что, если княжна отправила меня не только пленных выручать? И что означает невероятная осведомленность негаданного союзника о наших планах? А его интерес к судьбе госпожи Белояровой? Новый мир преподнес мне сюрприз, который лучше всего разобрать по косточкам на досуге. Сейчас некогда себя оплакивать либо утешать, необходимо быстрым ударом зачистить башню, а там дай бог ноги унести. И трофеи.
        - Что предлагаешь… друг?
        - Сейчас я вернусь назад. Скажу, что вас купили за пятьсот империалов, а Обжора остался в заложниках. Ящик с казной вам принесут сюда двое других. Может, трое, если повезет. Внутри их останется восемь или девять.
        - Давай так. Скажи им, что сначала они должны не препятствовать освобождению пленных, потом пусть несут казну. И еще скажи, что я требую час форы.
        - Не выйдет, Богдан, с пленными. Они сволочи, а не идиоты. Деньги им заранее Глаттон приказал подготовить. По себе привыкли судить, оттого и поверят, что вас купили.
        - Будь по-твоему, - согласился я. - Значит, валим тех, кто с сундуком. Затем бьем по бойницам залпами. Один рывок, и мы у ворот. Откроешь?
        - Добро. Готовьтесь, - обронил он и отправился к башне.
        Вдруг пришло в голову, что слово «добро» не слишком подходит для нашего замысла и что я так и не спросил имени необычного древича.
        Нами овладели предбоевая суета и томительно-радостное предчувствие близкой победы.
        - Молчун, пусть бойцы приберут труп под телегу, ну ты понимаешь, чтобы «гости» не сразу увидели. Арбалеты сюда. «Гостей» надо «убрать» тихо. Никому не высовываться, ждать моего сигнала.
        Кадет, как ни странно, не возмутился, не обвинил меня в коварстве. Мастер-стрелок кивнул, проследил за кантующими смердящее тело солдатами и отправился за вторым арбалетчиком.
        Я продолжал отдавать распоряжения. Молчун и три бойца займутся делегацией
«покупателей», затем освободят пленных. Три связки собранных на поле боя ружей, пистолетов и пульниц должны обеспечить вернувшихся в строй солдат оружием. Белова и трех самых метких стрелков с казнозарядными винтовками выделил в особую группу огневого прикрытия и поставил им задачу бить по бойницам второго этажа.
        Явившегося на призыв Буяна, увешанного пистолетами и амулетами, назначил в штурмовой отряд под руководством сами догадайтесь кого. Туда же включил древичей, для чего довооружил их палашами и пистолетами. Ломиться всей толпой - только множить потери. Если ратай-союзник не подкачает, то на первом этаже мы справимся вчетвером. Белову дал уточнение: когда начнется бой внутри, следовать за штурмовой группой. Чтобы, если позволит толщина перекрытий, стрелять по врагам, не поднимаясь наверх. Двум раненым стрелкам предстояло поддерживать нашу атаку огнем и наблюдать за лесом и трактом.
        Что же меня так колбасит немилосердно? Вроде уже сутки плотняком воюю, всякого насмотрелся, а поди ж ты, трясет, как осиновый лист на ветру. Некомфортно мне, братцы. Грязные и посеченные каменной крошкой лица соратников поплыли, превратились в пятна, а затем и вовсе исчезли…
        Сырая прохлада непрошеной гостьей проникла под рубаху, но еще не успела погостить достаточно, чтобы организовать мне простуду. Зато взбодрила до зубовного стука. Я включился в жизнь и, кряхтя, приподнялся на руках, потрясенный увиденным. Вроде собирался штурмовать башню, а очнулся в темном лесу. Совсем не похожем на Грымскую пущу. Меня окружал плотный строй деревьев примерно одинакового диаметра, одетых в антрацитовую шершавую кору. Лес производил впечатление неживого и «стылого» - легкие выдыхали пар, окружающее пространство медленно, но верно тянуло из меня тепло. Запахи ощущались какие-то тусклые, главенствовала нотка старого пожарища. На уровне древесных крон клубилась густая тьма, не пропускавшая ни кванта солнечного света. Царящий сумрак разгоняли мои гамионы на груди и на руке, еще немного света давали пятна неизвестных организмов, облюбовавших торчащие из черной палой листвы корни и ветки.
        Под сапогом пронзительно, словно ледышка, хрустнул сук, усугубляя мою растерянность до невольного испуга. Вот как бывает: на поле боя выстрелов уже почти перестал пугаться, а тут от треска сучка до дрожи проняло. Проверил оружие и амуницию: револьвер в кобуре, Буянов подарок за голенищем, браслет на руке да трофейный амулет на шее. Зябко повел плечами и растер плечи ладонями. И тут я увидел отблеск костра. Ноги сами понесли навстречу теплу и свету.
        На сложенных крест-накрест бревнах сидел мужчина в кожаном плаще и грел над постреливающим искрами пламенем босые ступни. Мое появление вызвало у него весьма неоднозначную улыбку. Смерив меня взглядом, он оперся широко расставленными руками на бревно и выпятил грудь. Трактовать его мимику и жесты можно было как угодно. Я остановился, окинул быстрым взглядом поляну и расстегнул кобуру.
        Сам костер и окружающее его пространство показались мне знакомыми. Я ведь своими собственными руками после ролевки сложил этот очаг, положил два ствола друг на друга, принес охапку дров. На Земле. Кажется, это случилось так давно! Но если напрячь мозг, то прошли примерно сутки с того момента, как Арагорн втравил меня в историю. Так, может, все кончилось и я уже дома? Буду вспоминать, как попал на настоящую войну, показывать очередной пассии шрам на спине, укус на бедре и ожоги на запястье. С загадочным видом намекать, что ранен при обстоятельствах, не подлежащих разглашению.
        - Нет, Богдан, ничего не кончилось, - развеял мои надежды человек у костра хорошо поставленным баритоном.
        Был ли это вздох разочарования или я перевел дыхание для следующего раунда?
        - Я тебя знаю! - воскликнул я по-русски. Взгляд пробежал по ладной фигуре, отметив запомнившиеся образы - кожаный плащ, коричневую кирасу с зерцалом, аккуратные холеные кисти рук, босые ступни. В последнюю очередь я всмотрелся в лицо собеседника, искренне опасаясь поворота в стиле фильма ужасов. Что вот сейчас из его глазниц полезут могильные черви и монстр кинется на меня, раззявив смрадную пасть с острыми клыками. Ничего подобного не произошло. Вполне живое лицо с правильными чертами и равномерной небритостью на щеках. Черноглазый и темноволосый
«покойник» мирно подкидывал топливо в костерок и разглядывал меня.
        - «Камрад», «подселенец» и другие странные наименования - это все я. Ральф Дорпат, исследователь и путешественник, - ответ на русском языке в сочетании с чинным поклоном имперского нобиля произвели неизгладимое впечатление. А ведь он молод, быть может, даже моложе меня. А впрочем, кто их, колдунов, разберет! Балуются, поди, эликсирами да заклинаниями напропалую.
        - Богдан Романов, человек многих профессий, попаданец, - зеркально повторил комбинацию движений, надеясь, что Ральф оценит мой прогресс в области хороших манер. Собеседник весело улыбался, разве что не смеялся.
        Никак в голове не укладывалось: его окровавленный холодный труп остался на дороге, а теперь вот он сидит напротив, греется у огня, говорит и дышит, как живой. Или это не совсем он? Как бы выяснить правду, чтобы не огорчить напрасно хорошего человека? А я? Я что, тоже помер?! Вот так на ровном месте копыта отбросил?!
        - Заканчивай паниковать и злиться! - одернул меня Ральф. - Ты - жив. А вот я балансирую на грани бытия и небытия. Прах и пепел - тут бы подошла пафосная цитата какого-нибудь драматурга, да из головы повылетало все к хренам собачьим.
        - Спасибо, что разъяснил, - протянул я в легком замешательстве и почесал руку рядом с ожогом на правом запястье. На самом деле от сердца отлегло. Согласитесь, очень грустно умирать, когда только начал жить по-настоящему. Прямо скажем, нечестно и неправильно. Значит, я все-таки не помер, и мы сейчас не в стране вечной охоты на здешний лад. - А что цитат нет, оно и к лучшему. Я не любитель театра.
        Немного запоздало осознал, что Ральф читает мои мысли, как открытую книгу. Ступор. Суета и мельтешение мыслишек. Пылающие щеки и застрявшее в поджатых губах грязное ругательство. И бессилие, невозможность что-либо изменить. Вам случалось оказаться внезапно голышом в метро в час пик? Так вот, я бы с вами не раздумывая поменялся.
        - Присаживайтесь, сэр Богдан. - Камрад резко сменил тему, тон и язык - перешел на имперский. - Есть важный разговор.
        На полном серьезе сэром назвал, без иронии. Это помогло мне собраться. Как я и предполагал, браслет дипломированного мага автоматически ввел меня в благородное сословие. Не только в глазах подчиненных мне солдат - много ли они видели на своем веку магов? - но и бывшего владельца, который, в отличие от остальных, в курсе моего пролетарского происхождения. И носа не воротил, признал за равного.
        Не удержался задать давно терзавший меня вопрос:
        - Выходит, я знаю то, что знал… то есть знаешь ты? И наоборот?
        - Почти так, пришелец из иного мира. Мои знания и умения достались тебе, так сказать, в наследство. Частично. Знания останутся с тобой навсегда, а вот навыки предстоит развивать, многому и вовсе предстоит учиться с самого начала.
        Похоже, мужик уверен, что я продолжу свои приключения в том мире, - мелькнула первая здравая мысль. Следом за ней родилась вторая - поблагодарить человека.
        - Спасибо. За револьвер спасибо огромное. И за сапоги тоже. Выручил.
        Я говорил совершенно искренне и вовсе не из-за телепатических способностей собеседника, а по зову сердца.
        - А за браслет? - съехидничал Ральф. - Чтобы его получить, десять лет терпел педагогические эксперименты зануд и садистов.
        Я понимающе улыбнулся - вот и нашлись у нас общие черты. Если к моим школьным годам прибавить время, бездарно потраченное на высшее образование, то у меня стаж неволи в обители пыльных догм, маразматиков и копролитов из «грызущих гранит науки» куда больше. Зато мой диплом разве что на стену можно вешать для солидности. Атрибут прошедшего обучение мага не в пример функциональнее.
        - И за браслет тоже, - согласился я и осторожно предложил: - Могу вернуть.
        - Вместе с сапогами? - хмыкнул Ральф и пошевелил пальцами ног с налипшими на них жухлыми травинками и частицами пепла. Прах к праху. Однако какой неугомонный попался покойник, еще разует меня!
        Я энергично завертел головой, отказываясь расстаться с удобной обувью.
        - То-то же! Такими вещами не шутят. Теперь это твоя ноша до самой Золотой рощи.
        - А поподробнее? С темой Асеней знаком. У меня в отряде двое древичей… - Я вскочил, удивив Ральфа. - Ох! Как они там без меня? Справились?!
        Ральф задрал левую руку и покачал ладонью, мол, присаживайся.
        - Скоро сам узнаешь. Парни знают свое дело, не переоценивай себя.
        - Слушай, Ральф, мне назад надо, к своим. Надо, понимаешь?! Я вообще не понимаю, как здесь оказался и…
        - Ты наглотался эманаций Хаоса.
        - Чего наглотался? - перебил я. - Да у меня весь бой маковой росинки во рту не было!
        - Дубина! Неужели ты… - Ральф закрыл глаза ладонью левой руки. - Постой, а что ты видел необычного, когда Патриарх явил свой гнев?
        - Необычного? Шутишь? Да там… - Возникшее в голове окончание фразы «все было необычное» так в ней и погибло. По суровому выражению лица Ральфа понял, что вопрос мне задан совсем не праздный. - Из гадов повалила чернота. Не то дым, не то пар, не то мелкие насекомые. Из одних больше, из других меньше.
        - Слеза сразу свет испустила?
        - Не-ет, а что? - Я заподозрил подвох. - Повязка была на руке…
        Мрачное молчание Ральфа испытывало мое терпение не больше минуты, но мне показалось невероятно долгим.
        - Что чувствовал, когда убивал?
        - Чувствовал? Да я себя не помнил! Сейчас спроси, как все было, и под пытками не расскажу. Злость была. Помню. Ярость. Азарт. Еще жить хотелось, да. Сильнее всего. Ну-у, может, потом, в самом конце, радость, если так можно сказать.
        - Понятно. Понравилось?
        - А хоть бы и так! - выкрикнул я с вызовом. Хотел было пересказать Ральфу, что довелось увидеть на дороге, в лесу, что сотворили бандиты с пленными у Длани, но промолчал. Парень сознательно пошел на войну с порождениями Скверны. Кто знает, от каких благ он отказался, чтобы сражаться с Хаосом?
        Маг печально кивнул. Оправдания. Они необходимы, чтобы сохранить рассудок, а это непросто. Ведь я преступил базовый принцип человека разумного - убивал себе подобных. Осознание этого останется со мной до конца дней, но будет ли оно висеть на душе тяжким бременем, ежечасно отравляя существование? Или же, играя роль своеобразного «маяка», сделает меня сильнее? Хороший вопрос. Памятники жертвам автокатастроф, стоящие вдоль трассы, волнуют водителя несравненно сильнее, чем запрещающие дорожные знаки.
        - Видишь ли, друг, Хаос прикоснулся к тебе, - тоном врача, сообщающего неутешительный диагноз, поведал Ральф. - Если бы ты сегодня продолжил убивать и разрушать, то очень скоро сам превратился бы в монстра. Госпожа Кира нуждается в тебе и поэтому отключила твое сознание. Чтобы след Хаоса не стал печатью.
        - Спасибо. А отчего она мне сама этого не скажет?
        - Не все сразу. Ты мой подопечный, мне за тебя и отвечать.
        - Учить будешь?
        - Наставлять.
        Вот так, значит. Какое-то у нас слишком конструктивное общение. Без истерик на тему: ну надо же, из другого мира попаданец! Расскажи-ка, что там у вас новенького человек разумный придумал? Этот ученый - «калач крученый», зуб даю, активно осваивал мои знания, пока я в войнушку играл. Но с меня взятки гладки, даром что напротив сидит настоящий маг! Однако каких только эльфов семидесятого уровня я в кинофильмах и играх не видел! Памятная ролевка подкинула материала изрядно.
        Я поднял хворостину и помешал ею в костре, высвобождая поток искр. Отважные частицы тепла и света поднимались вверх и гасли в холодной тьме. А вдруг хоть одна долетит и пробьет темный покров над лесом? Маг наблюдал за моей игрой, закусив губу. Ах да, меня пригласили на важный разговор, а я, вместо того чтобы выслушать, сам завалил собеседника вопросами. Где мои манеры?
        - Да спрашивай, чего уж, - вдруг расщедрился Ральф. Беседа развивалась совсем не так, как он планировал, это чувствовалось по его интонации, читалось во взгляде и жестах. - Ладно, что по браслету упустил?
        Артефакт мага хранил в себе немало удивительных открытий. Предпочитаю один раз удивиться основательно, а не растягивать радость на несколько сеансов. Пока освоил только фонарь. Аптечка и щит действовали независимо от моих желаний. А знать матчасть на войне - строго обязательно.
        - У нас принято называть его «гамионхолдер», или просто «холдер». Мой, то есть теперь, конечно, твой, как видишь, с секретом. Выглядит он как стандартный холдер дипломированного мага, но в любой момент ты можешь увеличить его мощь за счет подключаемых гамионов. Моя доработка, даже Слезу Асеня смог принять! - В голосе мага сквозила искренняя гордость. - Браслет выполняет роль инструмента, а также удостоверяющего личность документа. И… «посмертной обители», его называют
«смертником». Мы сейчас на браслете внутри камня.
        Я огляделся. Поляну с костром по-прежнему окружал темный, пронизанный холодом лес, пахнущий старым пожарищем и палой подмерзшей листвой. Ральфу не позавидуешь - унылые декорации достались ему для посмертного заключения. Холод и тьма с момента моего появления немного отступили от костра.
        Ощупал свой организм - вполне себе телесный и плотный от слова «плоть». Даже рубаха рваная и грязная, лопатка зудит, укус, ссадины и ожоги болят. Значит, я сейчас в камне на моем же браслете. Занятно.
        - Виртуальный мир?
        - Если тебе так будет проще понять, то да.
        Меня вдруг осенило, и мысль мне не понравилась совершенно.
        - Уж не хочешь ли ты… - я приподнялся, собираясь всеми доступными мерами отразить нападение. Совсем не улыбалось пасть жертвой коварного волшебника. Затащил меня в эту виртуальность, наплел с три короба, потом, не успею оглянуться, и моими голубыми глазами смотрит на мир уже совсем другая личность.
        - Даже если бы хотел, то не смог, - избегая смотреть мне в глаза, он печально повесил голову. - Понимаешь, тело и дух едины. И душа, в отличие от тела, бессмертна.
        Несомненно, Ральф Дорпат не врал мне. Он не собирался похищать мое тело, даже в случае крайней необходимости. Пришло понимание, что честь и достоинство для него - совсем не пустые слова.
        - Я бы на твоем месте… - буркнул я, чувствуя себя виноватым. Хотел бы павший в бою волшебник заселиться в мою плоть, не стал бы плести словесные кружева, а давно бы уже реализовал задуманное.
        - Ты не дослушал, Богдан! - распалился собеседник. Видимо, я походя задел его базовый принцип. - Душу можно «вынуть» из тела, а в освободившееся пространство подселить нечто. Псевдоразум или слепок души, если признавать наличие души у тех, кто практикует подобную мерзость! В нашем случае это невозможно: я не владею этим… с позволения сказать, знанием и никогда не пойду на подобный шаг! Дело не в том, что у меня нет ни шанса на успех. Дело в принципе. Тем более что у меня есть более продуктивная идея.
        Согласно кивнул, мол, готов выслушать, какую судьбу он себе, да и мне заодно уготовил. Ральф, как живой, набрал в легкие воздуха и продолжил:
        - Все мы, то есть маги, - рабы камней. Наши души принадлежат тем культам, которым мы служим. Просто так уйти в небытие ни один владеющий даром не имеет права. Но мы часто гибнем. На войне, в поединках, из-за интриг, в результате экспериментов и нелепых случайностей. Многие заканчивают свой жизненный путь сами по ряду причин. Единицы доживают до глубокой старости и узнают, что смерть неумолима, как имперский мытарь. Наши знания слишком ценны, поэтому каждый обученный получает привязанный к нему особый гамион. После смерти его слуги или соратники обязаны вернуть капсулу с душой для ритуала единения в главное святилище культа. Это закон, общий для всех культов вселенной.
        Ральф поерзал на бревне, устраиваясь поудобнее. В руке появилась знакомая бутылочка! Конечно, меня заинтересовал смысл, который он вложил в слово
«вселенная», но появление выпивки отодвинуло выяснение этой несущественной детали на потом.
        - А конкуренты не дремлют, ведь так? Шпионаж, месть, тщеславие…
        Разум утратил свою бодрость, и завершить начатую фразу не получалось. Внимательный взгляд жестяных кружек поблизости не обнаружил. Купленное за дорого походное барахло, к великому сожалению, осталось на Земле.
        - Все верно. Причин для охоты за гамионами-«смертниками» много, - подтвердил мои догадки Ральф. - Всем требуется энергия. А душа - это энергия. Душа опытного мага - это суперконцентрат. Способный восстанавливать себя.
        Я задумался, а не Ральфова ли энергия питала исцеляющее плетение, облегчая мои страдания? Если так, то я крупно задолжал покойнику и по этой статье. И что, если нет у меня никаких магических способностей?
        - Понятно. А душа княжны? - Насколько я мог судить, пользуясь доступными мне воспоминаниями Ральфа, Белоярова обученным магом не являлась.
        - Это другая грань, - собеседник почесал небритую щеку. - Душа святого человека - источник светлой магической силы. Заклинания высшего порядка в принципе невозможны без обеих сторон силы. Поэтому любой культист или Принц разрушения отдаст за Слезу Асеня руку. Послать на убой сотню-другую подданных только за возможность поучаствовать в гонке за Слезой для многих не составляет труда.
        Вот это новость! Сбежавшие бандиты разнесут информацию о Гневе Асеня по Скверне как пить дать. У каравана с оружием, упомянутого загадочным союзником, тоже есть либо штатный маг, или, что более вероятно, опытный и рассудительный человек. Да кто угодно, внимательно глядя на последствия разгрома у Каменной Длани, сообразит, чем дело пахнет. Последняя воля княжны Белояровой грозит обернуться нехилым побоищем. Но, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Опять-таки предстоит хоронить проблемы по мере их появления.
        - По поводу твоих способностей, - вернул меня в свою реальность Ральф. - Строго говоря, ты не маг.
        - Но как же? Получается же работать с амулетами и распознавать камни, это не магия разве?
        - Нет. Здесь это доступно любому. Многие примитивные конструкты не требуют от носителя ничего, кроме энергии. Итак, ты не маг, - повторил Ральф, после чего выдержал паузу. - Но можешь им стать.
        - Быть рабом камня желания не испытываю. Я крещеный, а два раза не присягают.
        Потенциальный наставник испытующе посмотрел мне в глаза. Не скажу, что выдержать тяжелый пристальный взгляд было легко.
        - Не вижу проблемы. Здесь любой разумный в той или иной степени пользуется силой природы. Вселенная пронизана первородным эфиром. И вопрос способностей часто сводится к доступу и контролю. Чем шире твое поле, тем больше ты собираешь маны за единицу времени. Чем сильнее навык, тем быстрее в тебе идет преобразование
«первородного эфира» в «чистый», тем меньше негативных последствий. Маг работает с энергией напрямую, применяя ее непосредственно в заклинаниях или в артефактах. Это принципиальное отличие.
        Наши аналоги в стане врага - варлоки - пользуются заемной силой Хаоса, за что обязаны расплачиваться душами несчастных, а в посмертии слить и свои собственные, так сказать, в общую «копилку» - алтари Принцев разрушения.
        - Постой, - я вновь перебил мага. - Все это, конечно, интересно, но…
        - Терпение, - он вытянул руку с открытой ладонью. - Правда в том, что истинный маг свободен от выбора покровителя, и тебе не придется отступать от своей веры. Ты способен получать необходимое из окружающего мира: от живой природы, от Источников, из полученных камней и даже от людей против их воли, если мы говорим о темной стороне. Истинные маги мобильны и независимы. Дальше продолжать?
        - Нет, я и так уже понял, что ты человек трудной судьбы, - я поджал губы, сдерживая плевок разочарования.
        Почему все так непросто и в этой, как мне казалось, совсем другой жизни? Теперь плащ гонимого скитальца придется примерить и мне. Ничто не дается просто так, тем более козырный браслет и сверхчеловеческие способности. Даже в мире, живущем магией.
        - Зато мы свободны от божков! - Ральф погрозил клубящейся над нами тьме пальцем. - Мы, маги, используем научный метод познания реальности! Вместо слепого преклонения, вместо догм и ритуалов мы можем посвятить себя поиску и сохранению истинного знания! Служению правде! Понимаешь?!
        Я отрицательно покачал головой, хотя смысл патетичной речи Ральфа понял прекрасно. Когда-то мне пришлось променять карьеру преподавателя на годовые бонусы успешного менеджера. Маг напомнил мне ученого, одержимого поисками решения некой архиважной задачи. Знавал я людей, точнее маньяков, фанатевших по своей профессии. Ему бы очки на переносицу, лабораторный халат да всклокоченную «ботву», и образ гения от науки завершен.
        - Приступая к службе любому из восьми Имперских культов, одаренный адепт именуется магом, но, по сути, превращается в варлока, вечного раба, обреченного в посмертии умножить силу своих лживых хозяев - верховных жрецов. Влияние культов на территории Империи абсолютно. Они проникли во все сферы деятельности. Они и есть Империя.
        Равнодушный тон лектора убивал. Местные «божки» хотя бы удостоились гневного жеста, а про империю Ральф задвинул, как про механизм. Меня продрал мороз по коже.
        - Охренеть. Деструктивные секты поработили мир?
        Ральф проигнорировал вопрос, ибо в ответе тот не нуждался.
        - Вот мы и добрались до главной темы разговора, - резюмировал маг. - Я не собираюсь возвращаться к верховным жрецам Культа Камнесилы.
        - Они тебе будут не рады? - я позволил себе немного съязвить.
        - Очень рады, поверь. - Ральф неприятно оскалился. - По ряду причин они сделают все, чтобы добыть мой «смертник». Поэтому я прошу тебя доставить мою душу в Золотую рощу. В обмен на помощь и консультации.
        - Вам с княжной по пути. Подброшу, - легко согласился я. Чутье подсказывало, что иначе нельзя. И рассудок, опираясь на недавние события, его полностью поддерживал. Выбор без выбора. Хуже уже не будет, а без знаний и навыков Ральфа мне точно не обойтись.
        Мы торжественно, над костром, обменялись рукопожатием, глядя друг другу в глаза.
        - Вот и хорошо. - Камрад расслабленно присел на бревно, щедро отхлебнул золотистой жидкости, затем протянул бутылку мне. Сделку следовало закрепить еще одним универсальным ритуалом.
        Напиток оказался бесподобным, за всю свою обширную алкогольную практику не пробовал ничего похожего! Потрясающий букет сочетал медово-цветочные нотки с тонами луговых трав, благородного дуба и морского бриза. Богатый вкус волна за волной раскрывался на языке, лаская рецепторы, долгое послевкусие умножило сочетание тонов и намеков: специи, травы, фрукты. Хлестать такую драгоценность из горла - настоящее преступление.
        Почему-то мне представились цветущие луга и темно-зеленые морские волны с шапкой седой пены, бьющие в скалы. Словно я стоял на смотровой площадке высокой башни, наслаждаясь свежим морским бризом, ощущая ладонями прохладный камень родового замка. Напиток расцвел огненным цветком в желудке, наконец-то проявив свой солидный градус.
        - «Сто трав» Скалистых островов, с моей родины, - пояснил Ральф с ностальгией в голосе. - Вкус жизни.
        Полагаю, он видел ту же картину, что и я. Мы погрузились в воспоминания каждый о своей родине.
        - Скучаешь по дому?
        - Еще как, Богдан! Дюжина долгих лет вдали от родного очага - не шутка, - голос
«исследователя и путешественника» дрогнул.
        Зря я задал этот вопрос. Вернуться на родину магу теперь не суждено. Мы с ним своего рода собратья по несчастью: только я сам рвался прочь из той жизни, обыденной и скучной, а Ральфа вынудили обстоятельства. Вот только он уже понял, что потерял, а я пока что даже смутно не подозреваю, чего лишился.
        - Да, Богдан, такова наша природа - начинаем больше ценить что-либо, когда уже потеряли. - Отчего-то в его устах эта фраза не прозвучала банальной.
        Дабы усугубить гармонию момента, пришлось пропустить еще по глотку.
        - Напиток богов, - я с неохотой вернул бутылку владельцу. «Сто трав» не пьянили, они бодрили, как свежий ветер, дарили ощущение безграничной свободы, согревали и разгоняли кровь. Никаких затуманенных мозгов, ослабевших мышц и прочих симптомов, будто и не крепкий алкоголь.
        - Нет. В домене моего отца, бывает, и серву перепадает пропустить стаканчик-другой. По праздникам или в лечебных целях. - Дорпат спохватился. - Без намеков, друг.
        Я развеял остатки грез и предложил вернуться к изучению возможностей моего браслета. На заклятиях «Светоч» и «Лекарь» Ральф решил не останавливаться, мол, и так все ясно. Сообщил, что в библиотеке в числе прочих имелись книги на медицинскую тему. По «Щиту», кроме автоматического действия, пояснил, что плетение краденое и «жрет немерено», оттого и спина открытая. В общем, мне дана тема для изучения и «прокачки» номер раз. Но сначала, опять-таки, добро пожаловать в библиотеку. Несколько «оцифрованных» книг и записи самого Ральфа будут мне изрядным подспорьем в освоении тонкостей и премудростей ремесла.
        Выяснилась причина моего ночного беспокойства на болотном острове. В гамионе холдера имелось плетение «Сторож», которое реагировало на солдат, мешая мне выспаться. Сторожил амулет мой покой от людей, животных и порождений Скверны в пределах магической ауры, то есть до полутора метров в обе стороны.
        - Так что спи один, - порекомендовал Ральф. - Один - это значит подальше от… всех.
        - Это что же, теперь с дамой сердца после утех придется «а поговорить», вместо того чтобы как следует выспаться? - возмутился я.
        - За все надо платить. Привыкай. В особом случае можно или функцию отключить, или определенных людей «допустить к телу», но я тебе настоятельно рекомендую быть настороже и перестраховываться. На всякий случай.
        Похоже, странствующего мага норовит обидеть каждый встречный. Ничего удивительного - не только в Скверне, но и в цивилизованных землях «ничей» означает
«жертва». Предвосхитив мой следующий вопрос, Ральф пояснил, что собственно боевых плетений в его арсенале нет. Предложил в пределах ауры бить врага «Щитом», а за пределы ауры швырять в противника тяжелыми предметами. И все, никаких тебе файерболов, молний и облаков яда. Еще имелась «домашняя заготовка» на тему гнева Асеня с поэтическим названием «Изгнание Хаоса». Плетение, заточенное строго против носителей печати Хаоса. На банальных грабителей из подворотни оно не действовало. Теперь стало понятно, зачем «исследователю и путешественнику» необходим револьвер. Офицерам Армии Освобождения полагались штатные одно- и двуствольные пистолеты вроде виденного мной у Белова. Превосходный револьвер ручной работы Ральф приобрел на личные деньги еще до вступления в армию.
        Наставник посоветовал поискать в его библиотеке описания боевых заклятий, а также внимательно осматривать трофеи. По его словам, в Скверне распространены амулеты
«серого производства», с которых можно скопировать плетения. А разобравшись в принципах работы, несложно самому улучшать параметры заклинаний. Преподать первый урок, как вкладывать заклятья в камни, он пообещал в другой раз.
        Закончив обзор возможностей моего холдера, маг и путешественник позволил себе еще один глоток напитка «Сто трав» и передал бутылку мне.
        - Итак, друг, учись, развивайся, совершенствуй себя. Удачи тебе на этом поприще. А теперь позволь поздравить тебя.
        Я отхлебнул чудодейственного напитка - что называется, не стесняясь - и спросил:
        - С чем? С прибытием в расположение доблестной потерянной роты?
        Я уже смирился с тем, что мое предназначение в этом мире как-то связано с группой уцелевших русинских солдат, но не прокомментировать злую шутку Арагорна не мог.
        - В чем тут соль? - спросил Ральф. - Нет, серьезно, ты теперь человек военный. Поздравляю тебя с присвоением звания. Сказал бы, что внеочередного, так ведь нет. В нарушение всех правил ты, если хочешь знать, через четыре ступеньки скакнул.
        - Это как так? - для поддержания разговора спросил я. Багаж знаний на тему чинов и званий в Армии Освобождения еще «не распаковался». Пока оперировал знаниями из прежней жизни на уровне: офицер «слуга царю, отец солдатам» и «солдатушки, бравы ребятушки».
        - А вот так. Сначала в табели о рангах идет простой рекрут, через год непорочной службы он считается полноценным рядовым. Через пять годков или если вдруг отличился в бою - получи повязку мастера-рядового. То есть старшего солдата. По-вашему, э-э-э, ну и каша у тебя в голове… в общем, аналог ефрейтора в Советской армии. Не понял? Забей, как у вас говорят. Для многих рядовых на этом карьера заканчивается, ибо в Армии Освобождения процветает торговля званиями. Мне паршивый капральский патент в тридцать империалов обошелся. Капрал - это подофицер четвертого класса, а всего этих классов пять. Кстати, служат здесь не год и не два, как ты думаешь. Рядовые тянут лямку, сколько смогут, а офицеры, пока денег не заколотят достаточно, или не выслужат необходимый чин, или пока не надоест.
        Вот уж попал так попал. Всю жизнь мечтал погеройствовать, вот мне Арагорн и нарезал поле непаханое. Правда, с сорняками, каменюками и деревянной сохой в придачу. Но это мелочи, не так ли?
        - Ясно. А ты зачем на войну пошел? Много платят капралу княжьих стрелков?
        - Не в деньгах счастье! - усмехнулся Ральф. - Видишь ли, я исследователь, а многие явления из области моих интересов имеются только в Скверне. Да и сырья тут немало. Светлые такие мелкие кристаллики. Называются «джамья». Из них изготавливаются гамионы всех видов и размеров, без которых наш мир просто немыслим.
        Недоверчивая улыбка растянула мои губы. Темнить изволите, господин хороший. Никак не увязывались в мозгах его слова про «солдатскую лямку» с желанием заняться в Скверне научной деятельностью. А сырье он собственноручно собирался добывать? И не
«наш» мир, а ваш.
        - И поехал бы как ученый. Охрану разве проблема нанять?
        - Как тебе сказать…
        - Чтобы не обидеть? - продолжил я.
        - Именно, - кивнул Ральф. - Я был никто и звать никак. Без бумажки сам знаешь, кто ты. У тебя, кстати, «бумажки» нет.
        А ведь он прав. Я на нелегальном положении. Вот пробьемся мы через ущелье, и первый же военный патруль спросит, кто я такой есть. В своем праве. И что, мне лепетать им про корреспондента из не помню уже какого журнала? Мол, не смог остаться в стороне и принял командование. Ну-ну.
        - Значит, звание есть, а бумажки нет? Непорядок.
        - Богдан, ты бы за голенищем сапога поискал… - глядя на мою печальную физиономию, маг не смог удержаться от улыбки.
        - Зарезаться предлагаешь? Остроумно. Можно я тебе в лоб из револьвера пальну, ради шутки юмора? - Но ладонь все-таки сунул в правый сапог и сразу же нашарил что-то вроде козырька, завернутого внутрь. Карман? Замаскированная под шов застежка разошлась, и грязные пальцы извлекли бумагу. Точнее, тонкий лист того же волшебного материала, который используется для чеканки имперской валюты. Зеленоватая «бумажка» беззвучно раскрылась, демонстрируя мне ровные строчки, выполненные идеальным каллиграфическим почерком, и официальную символику великой страны: орла, стрелы, восьмиугольную звезду, стилизованный орнамент, исполняющий декоративную и защитную функцию.
        - Это мой капральский патент, - пояснил Ральф. - Дай сюда.
        - Вижу, не зря ты мне свои сапоги навяливал.
        Ральф кивнул. Однако если у него вещицы с двойным и тройным дном, вроде этих сапог, то каков же сам хозяин?
        - Мне нужна энергия, - он указал на трофейный кулон на моей шее. - Вон та висюлька пойдет.
        Получив требуемое, исследователь гамионов продолжил:
        - Смотри внимательно за потоком. Вот я беру силу из камня. Вот меняю структуру патента. Магическую защиту вскрыл раньше, извини, мне было скучно. Итак, Ральф умер, да здравствует Богдан! Готово. Бароном ты не просто так назвался, здесь порядок, менять титул не нужно. В бою командовал, злодеев победил? Получай повышение. Да, чуть не забыл, «приданный для усиления» ты у нас, из самого генерального штаба армии, чтобы совсем никто не подкопался. Теперь стабилизируем структуру носителя. Восстанавливаем защитное плетение.
        Принципиально ничего сложного не увидел. Все манипуляции Ральфа оказались просты и интуитивно понятны, а ощущение дежавю не покидало меня. Вау! Да я могу ваять фальшивки не хуже профи.
        - Лей-те-нант? - вчитался я в буквицы имперского алфавита.
        - Ты сам посуди, кто такой подофицер четвертого класса? Это тьфу! Мелюзга!
        - Сам же подсказал, - напомнил я Ральфу. «Сто трав» пьянил, но мозг не туманил. Память работала.
        - Я тогда тебя еще не знал. Да и внешне ты на офицера и близко не походил.
        - Может, капралом побыть, как ты?
        - Не смеши. Капрал - это тьфу! - расплевался Ральф.
        - А лейтенант - это круто?
        - Лейтенант - это не «круто», а заместитель командира роты. Во время войны убыль в офицерах немалая, поэтому лейтенант, командующий ротой или «особым отрядом», как в твоем случае, никого не удивит. Понимаешь? До ста двадцати человек в подчинении может быть. Такие отряды часто действуют самостоятельно. Мало какой военачальник просто от лейтенанта отмахнется. Есть шанс сохранить свое подразделение. Ты ведь этого хочешь?
        Яростно закивал. Сразу всплыла подробность - в случае с «полным» лейтенантом слово
«первый» опускается. А если ты числишься младшим по званию, то добавлять «второй» в обращении и в документах обязательно. Наука!
        - Бывают первый лейтенант и второй. Иногда и третий. И всякие их подвиды, тут выдумывать себе приставки «наши благородия» горазды. Второй лейтенант тоже величина не малая, ведет в бой два взвода или занимает всякие разные должности. Это мы все про пехоту, фиксируешь? Старшинство между офицерами одного звания определяется, кто раньше это звание получил. Ты уже год «прозябаешь», и для своры обормотов, купивших патенты в начале Грымской кампании, ты уже ветеран.
        - Неужели не отличить от настоящего? - Я повертел листок, любуясь переливами защитного плетения. Кто бы мог подумать, хоть и самозваный, но барон и офицер!
        - Ну почему же? Я знаю пятерых господ, что сделают это с ходу. И тебе даже не потребуется доставать документ. Но все они не покидают пределов островной части Империи. Здесь немногие могут заподозрить подделку, и то, если ты сам дашь серьезный повод. Эта технология за гранью доступного для абсолютного большинства дипломированных магов, не говоря про самоучек Скверны. Поэтому имперские документы вне подозрений.
        - Ага, подловят на пробелах в легенде, поднимут архивы, списки. Нет?
        - На номерок документа глянь, он там не просто так. Канцелярия князя Белоярова продает их больше, чем мальчишка-разносчик горячих пирожков в базарный день. Служит в войсках треть от тех, кто числится. И это в лучшем случае. Бланки патентов подлежат строгой отчетности, но по ряду причин встречная проверка маловероятна. Большинство покупателей офицерских патентов Армии Освобождения - состоятельные люди без прошлого, кому не нашлось места в цивилизованном Юниленде. Теперь ты один из этих авантюристов.
        Новость стоила того, чтобы за нее выпить. Я переживал, как бы мне половчей легализоваться, а тут такой оборот! И заманчивая перспектива маячит.
        - Спасибо тебе, добрый человек.
        - Не перебивай. Благодарить будешь, когда научишься сам гамионы «варить». И не палиться на сбыте, - Ральф вдруг замялся, словно сболтнул лишнее, но, как и подобает имперскому нобилю, сделал вид, что так было задумано. - Вот научу тебя со
«стекляшками» работать…
        Через глоток бутылка показала дно. И тут мне стало тепло, даже жарко. Свет, исходящий от костра, затопил все вокруг, ударил по глазам, проник внутрь моего существа, распыляя его на атомы.
        Очнулся от лютой тряски, словно тело мое распласталось по поверхности гигантского сита, а непросеянные каменюки периодически били в спину. Как же болела подстреленная лопатка! Дергающая боль расходилась по венам, отдавая в легкое. После тишины мертвого леса неудержимым цунами ворвались в мой разум всевозможные звуки: топот множества ног и копыт, стук колес по утоптанной каменистой дороге, шум снаряжения, команды и обрывки фраз на русинском, стоны раненых. Болтанка и липкая духота усиливали тошноту, зрачки никак не могли поймать фокус, чтобы затуманенное сознание наконец обрело точку отсчета и приступило к продуктивной деятельности.
        Туман перед глазами превратился в пробитый пулями парусиновый полог. Прежде чем до меня окончательно дошло, что мое бренное тело болтается поверх грузов в фургоне, словно та самая субстанция в проруби, как внутрь просунулась голова в стальном шлеме с козырьком и гребнем, а за ней широкие плечи в легких кожаных доспехах. Вторженец развернулся ко мне лицом. Буян! Как же я обрадовался его протокольной роже!
        - Кто командует? - прохрипел я, едва мастер-стрелок снял стальной шлем и приблизил ухо к моим губам. Левая щека от угодившей щепки припухла и, мерзавка этакая, давала о себе знать при каждом слове.
        - Кадет Белов, - ответил он и поднес мне горлышко солдатской фляги.
        Сделал жадный глоток воды, отдышался. Слава богу, не плен. И мы все-таки победили!
        - Доложи обстановку, мастер! - потребовал я, ворочаясь на жестком и тряском ложе - стопке солдатских одеял, брошенной поверх деревянных ящиков. Я испытывал законное желание контуженого командира узнать, с каким счетом разгромили супостатов.
        - С нами тридцать четыре бойца. Обозных ратаев двадцать один. Всего девять раненых, двое из них тяжело. Взяли картечницу, много оружия и провианта. Еще десять малых двухколесных повозок взято, фургон этот, да еще два десятка куланов с грузом. Двигаемся по тропе к ущелью.
        - Что важного пропустил? - Силы возвращались, и Буяну уже не требовалось прислушиваться к моему шепоту. Очевидно, я самым позорным образом пропустил штурм башни, освобождение пленных и много чего еще.
        - Башню взяли, пленных освободили. Бой был на тракте у поворота на воровскую тропу. С ходу сшибли банду голов двадцать. Те шли к Длани. Нас подпустили близко. Господин кадет скомандовал. Дали мы залп-другой, да в штыки бросились. Они и опомниться не успели. Никто не ушел. Лютовали ребятушки после ихнего гостеприимства. В куски псов рубили, иных оттаскивать пришлось и вот… - Мастер показал сбитые костяшки пальцев. - А едва на тропу свернули, как за нами увязались еще одни. Белов взял дюжину стрелков, встретит проклятых.
        Хмеля в голове как не бывало, словно не я пил с Ральфом, а кто-то другой. А компресс мне бы сейчас не помешал - растрясло кости нереально, мутило порядком, а слабость сковала по рукам и ногам.
        Кряхтя, полез наружу. Сухонький возница со сморщенным, как печеное яблоко, лицом пожелал мне «доброго здоровьица» и подвинулся, пропуская нас. Буян спрыгнул пружинисто и практически бесшумно, несмотря на доспехи и пистолеты за поясом. Каменистая земля лягнула меня в подошвы, но мне удалось устоять. Замутило так, что горечь добралась до горла, «старую» рану под лопаткой пронзило острой болью, а новая от кошачьего укуса на ляжке полыхнула жарким пламенем. Усилием воли вернул себя в действительность. Отдышался, отер выскочившие на лбу бисерины пота, опираясь другой рукой на пробитый пулями деревянный борт фургона. Хорошо хоть предупредительный возница тормознул четверку куланов со впалыми боками и лоснящейся рыжей шкурой.
        - Выходит, правду сказал тот… тайный, - я почесал затылок левой рукой, тщетно пытаясь усилить мыслительный процесс. С этими словами оглядел окружающий мир, показавшийся мне особенно ярким после «смертника» покойного мага.
        - Выходит, что по тракту не пробиться. И госпожа нам сказала так. И тот. А откуда ему-то было ведомо?
        - Где он, кстати? Пора бы познакомиться, так сказать, в более другой обстановке.
        - Когда мы вошли, его не было! - сообщил Буян, вновь переживая недавнее удивление. - Слуги и бабы ихние мертвые лежали. Видно, кого мы в бойницы побили, а других он зарезал да пострелял. Кровь свежая, ворота открыты. А сам пропал, как и не было!
        Мастер-стрелок неуловимо пожал плечами под толстой кожей кирасы и на пару секунд сделался задумчив. В чувство его привела ветка куста, хлестнувшая по лицу.

«А чего ты ожидал, Богдан? - говорил я сам себе. - Что к твоей команде присоединится элитный боец и поможет одолеть супостатов? А ты не думал, что у него своя задача и твое появление на сцене, возможно, помешало ему внедриться к врагу? У супердревича свой путь, а у тебя особая миссия, парень».
        Тропу, названную «воровской», с обеих сторон плотно обступал густой подлесок, едва тронутый дыханием осени. Просвет между деревьями свидетельствовал, что уже за полдень. Следовало сориентироваться во времени, для чего обратился к часам в браслете. Итак, пространственно-временная ориентация была восстановлена: минуло два часа дня, отряд уверенно двигался по тропе от тракта Висельников к ущелью Рока. Поставил себе в «оперативной памяти» галочку - непременно поискать среди трофеев карту.
        Извлек револьвер из расстегнутой кобуры, проверил наличие пуль в каморах и заряд камня. Вернул готовое к бою оружие назад, но кобуру не застегнул. Тело разогрелось. Идти стало легче, если бы не раны и гнетущее чувство неизвестности, то происходящее малым отличием можно счесть туристическим походом. Или продолжением ролевой игры.
        - Где Молчун?
        - Его господин Белов на болото отправили за Фомой и ранеными. Пятеро с ним, еще тягло и куланы.
        Мастер-стрелок пустился в объяснения, что встреча с группой Молчуна оговорена в известном ему месте, что тот ушел сразу от крепости по нашим следам и «должон» успеть к месту встречи первым. Если обстоятельства - понимай «враги» - позволят, то там же отряд и заночует. А потом Буян рассказал, что рядовой Трындец героически погиб, когда тащил к зиндану лестницу. Это его подстрелили из донжона.
        - Всего пулями испятнали, - с горечью в голосе произнес русин. - Он лестницу двигал, а они били и били…
        Помолчали под скрип колес и крики возницы, жалея всеобщего любимца. Но это война, а она только кровью солдатской сыта бывает.
        - Кто еще погиб из тех, кого знаю?
        Буян перечислил имена: Нил, Афанасий и Глеб. Из названных никак не мог вспомнить последнего, мой блокнот с записями остался в ранце, а тот в фургоне. Да, хреновый из меня Александр Македонский пока, надо память на имена и лица тренировать.
        - Вместе с отрядом Молчуна личный состав считал? - Голова все еще соображала плохо, но обязанности офицера никто с меня не снимал. Следовало подсчитать наличные силы, прикинуть маршрут, места стоянок, уйти от погони и спланировать прорыв через ущелье Рока, занятое противником. И попутно решить гору иных вопросов, определить ответственных, нарезать им дел и проконтролировать исполнение.
        Буян отрицательно покачал головой. Оказалось, что ушедшие за ранеными шестеро стрелков, включая Молчуна, при шести тягловых ратаях не входили в число тридцати четырех солдат, что двигались сейчас с нами. Так же и двенадцать бойцов под командой Белова, что продолжали прикрывать тыл отходящего отряда. Однако немалая сила собралась. Если с головой распорядиться, то выйдет много вражеской крови выпустить на землю Скверны. Если не сложу эту самую голову по глупости…
        - Кто в головном дозоре?
        - Рядовые Паленый и Григорий Рыжий. Обозники, но вроде сметливые. Из старослужащих, - гримаса на лице мастера-стрелка выражала сомнение в способностях новоявленных разведчиков. Вот только других в наличии не было - в зиндан попали как раз те самые обозники, прочие же полегли на тракте. К слову, самые боевитые бандиты и наемники навеки остались вдоль него же. Именно благодаря героизму русинских стрелков, проявленному в том бою, мы сейчас «живы и ножкой дрыгаем» - пришла на ум имперская поговорка.
        Снова вдоль тропы пошли густые кусты - тут любая тварь незамеченной подкрадется к любой части обоза. Ладно, отмахнулся я от важного дела, как от мухи, пока важен сам факт наличия дозора, а кто там службу исполняет… эх, кто есть под рукой - теми и воюем. Вон из какой передряги выбрались, да еще с прибытком в силах и средствах. Притом немалым. Надо срочно разбираться со всем хозяйством. Битву наполовину просохатил, так хоть на оргвопросах отыграюсь.
        - Приготовь умыться и переодеться, - озвучил просьбу-приказ.
        С трудом стащил с себя липкие почерневшие лохмотья, еще утром бывшие вполне справной рубахой. Штаны боевые действия пережили немногим лучше. А вот модный офицерский шарф оказался утрачен безвозвратно.
        Не стесняясь проходящих мимо подчиненных, я вяло, но продолжительно оросил придорожные кусты подозрительно темной струей. Почки не стонали, значит, обман зрения. Затем подставил руки под флягу Буяна, сполоснул лицо, плечи и грудь, вытерся чистой холстиной. Освежился, так сказать, в походных условиях. Еще бы побриться не мешало. Для большего соответствия образу офицера в глазах моих новых подчиненных.
        Ветер издалека донес ружейный залп, пронзительные крики и клич сквернавцев
«Агр-ра-а!». Кто знает, какой ценой сейчас стрелки Белова покупали нам небольшую передышку?!
        Едва нагнали ушедший за время туалетных процедур арьергард, как мастер-стрелок ненадолго оставил меня с незнакомыми бойцами, топавшими за картечницей, а сам без объяснений проскользнул вдоль растянувшегося по тропе обоза.
        Рядом со мной шли безусые мальчишки и старики с богатой растительностью на суровых сухих лицах. Многие были избиты, легко ранены, поголовно одеты в лохмотья и через одного разуты. Зато вооружены внушительно, хоть и разнообразно: наряду с привычными «дербанками» встречались трофейные пистолеты и карабины, палаши, сабли и неуставные топоры. Солдаты с робким интересом разглядывали контуженое и полуголое чудо природы в моем лице.
        - Выше нос, бойцы! Мы эту сволоту били, бьем и бить будем! - хотел еще завернуть, что это не отступление, а коварный тактический прием, в результате которого мало никому не покажется, но вовремя остановил словесный понос. Дело надо делать, а не лясы точить.
        Прекратившие движение и вытянувшиеся как по команде русины не сразу нашлись, что ответить. Один затянул: «Рады стараться, ваше благородие», второй крикнул: «Слава! , третий промычал что-то невразумительное, прочие же временно лишились дара речи. То ли человеческое обращение со стороны незнакомого военачальника их пугало, то ли просто растерялись. А может, все дело в том, что офицером-то я как раз и не выглядел? Какой-то рыхлый и расхристанный барчук с револьвером и «мажеской фигулькой» - разве в таком виде должен представать боевой офицер перед своими чудо-богатырями?
        Да и сам не знал, что говорить дальше. Глядел в полные надежды солдатские глаза, и все всплывающие в памяти слова мне вдруг показались какими-то мелкими, пустыми и в осмысленные предложения никак не складывались. Секунды тянулись, бойцы смотрели на меня. Квадратное «сито», венчающее жерло орудия, виляя и подпрыгивая на ухабах, удалялось.
        Затянувшуюся паузу нарушила пара кашеваров. Рядовой Емельян и неизвестный мне крупный бородатый мужик обошли солдат, выдавая им не очень аккуратно нарезанные куски хлебных лепешек, вяленого мяса и сала.
        Заметив мое к ним внимание, солдаты прекратили выдачу пайков.
        - Емелька, дуй за концервами, - бородатый свойски двинул помощника локтем в бок.
        Ральф в моей башке глупенько хихикнул. Солдаты считали консервированные продукты исключительно офицерской едой, но ничего смешного в этой ситуации я не увидел. Только информацию, что в обозе имелись консервы.
        - Отставить «концервы»! Давай, что там у тебя?
        Время спать, а я не ел! Это виданное ли дело, чтобы офисный хомяк так развоевался, что про завтрак с обедом забыл? Непорядок, так и отощать недолго.
        Мужик протянул мне лепешку и долго выбирал кусок копченого мяса побольше.
        - Как звать тебя, солдат? - Я с наслаждением уже жевал хлебную лепешку. Аромат мяса терзал мои ноздри, и я с трудом сдерживался, чтобы не ускорить тормозящего дядьку обидными словами.
        - Повар Никодим, - в отличие от вытягивающихся «во фрунт» рядовых, он сохранил расслабленную позу. Может, он вообще не строевой? Потом разберемся с этим. Пока же, прикрыв от счастья глаза, жевал жесткое и пересоленное, но удивительно вкусное мясо.
        - Скоро кашка поспеет, - пробасил Никодим. - Дозволите привал, ваше благородие?
        Верно бородатый мыслит, горячего людям похлебать необходимо. Считай, многие уже больше суток без еды. Не думаю, что в плену русинов кормили. Обернулся назад, словно собираясь проконсультироваться с кем-то:
        - Если с мясом, то дозволяю, - согласно кивнул поварам головой. - Чтобы ложка в котелке стояла, сам проверю!
        Бородач крякнул и выпучил глаза, картинно обижаясь.
        - Вашбродь, уставы знаем! Завсегда после дела каша с мясом полагается.
        Я прожевал очередную порцию еды.
        - Вот что, повар Никодим. Раненым бульон свари покрепче. Молчун еще привезет нескольких. И про отряд кадета не забудь, - распоряжения рождались легко.
        Бородач без лишних слов кивнул с пониманием в глазах. Скорее всего, Никодим с Емельяном уже позаботились о питании раненых, и мои приказы оказались излишни.
        Меж тем выдача пайка и наш разговор с Никодимом собрали изрядную толпу стрелков - к арьергардной группе подтянулись возницы и другие солдаты. Я почувствовал необходимость что-то сказать подчиненным, приободрить их:
        - Бойцы! Русины! Рад приветствовать вас вновь в рядах батальона княжьих стрелков. Нам предстоит долгий переход и бой…
        Поскольку слабо себе представлял, куда конкретно движется колонна и что творится позади и впереди нас, то не нашел ничего лучше, как закончить выступление фразой:
«Помните, с нами благословение княжны Белояровой!» - и демонстрацией браслета со Слезой Асеня. После чего закинул кусок мяса в рот и быстрым шагом пошел к фургону, у которого с чистой рубахой и трофейной кирасой меня ожидал Буян.
        Облачаться на ходу в незнакомую броню, да с криворуким ассистентом - та еще морока, а мне приходилось еще и думу думать, как заправскому герою Гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву.
        - Вот что, Буян. Подбери мне ординарца порасторопнее. А сам принимай десяток стрелков.
        - Есть.
        - Чего смурной? Молчуну десяток и тебе тоже десяток. Все по-честному вроде.
        Русин не разделял моего бодрого настроя. Я приладил пояс с револьвером поверх кирасы, подвигался, привыкая к местному аналогу бронежилета.
        Печальный пример Ральфа совершенно примирил меня с грузом экипировки и некоторой скованностью движений. Правда, укушенная нога и подстреленная лопатка отреагировали на наличие брони как положено, но оздоравливающее плетение в моем браслете во время беспамятства потрудилось на славу. Зуд и ритмичная тянущая боль доставляли мелкие неудобства и не более того.
        - От судьбы не уйдешь, - горько выдохнул мастер-стрелок, застегивая на мне пояс с длинной увесистой саблей. Вот теперь я настоящий офицер!
        - Буянище, ну чему ты не рад? Мы только что из такой передряги вышли. Внуки тебе ни в жизнь не поверят: сквернавцев больше сотни накрошили, с изменниками рассчитались, трофеи богатые взяли. Наказ княжны - спохватился! - выполнили. Сам жив-здоров, воевать можешь. Так какого рожна?
        Проверил, как клинок извлекается из ножен, и этим ограничился. Сабля твердо намеревалась мешать при ходьбе, и мне приходилось поддерживать массивную гарду левой рукой.
        - Так-то оно так. - И снова одоспешенная грудь стрелка испустила печальный выдох.
        Я действительно не понимал, куда клонит Буян, хотя причина, судя по хмурому лицу ветерана, серьезная, вполне способная затмить радость от заслуженного повышения. Пусть ущелье впереди перекрыто врагами, пусть на нас наседают обозленные сквернавцы. Нормальная боевая ситуация. Бог даст - выкрутимся, а не даст, так мы уже сделали больше возможного. Я бросил быстрый взгляд на браслет с двумя гамионами и тоже тяжело вздохнул. Но вовремя спохватился: еще не хватало полемизировать с подчиненным, чья ноша тяжелее.
        - Значит, так, мастер-стрелок, кто организует движение колонны? - поинтересовался я командным тоном, обещая себе в ближайшем будущем поговорить с Буяном по душам. Где-то он усмотрел угрозу, неочевидную для меня. Не время и не место корчить из себя спесивого дворянина!
        - Да как-то все само устроилось, - наклонил голову к правому наплечнику мастер.
        - Это хорошо, что само. Плохо, что никто не управляет процессом, - сказал без недовольства, но максимально жестко.
        Невероятно, но продвижение отряда из бывших военнопленных с ранеными и грузами по территории противника действительно «само устроилось» как по волшебству. Каждый делал, что должно, проявляя разумную инициативу. Погонщики аккуратно вели куланов, ратаи тянули нагруженные телеги, поголовно вооруженные бойцы бдительно поглядывали по сторонам и помогали обозникам, кашевары подкрепляли людей на ходу сухомяткой и попутно готовили горячую пищу в мобильной полевой кухне, Буян офицера-неженку в боевую готовность приводил. Каждый при деле. Все-таки мне сказочно повезло с солдатами. Война - это коллективная работа. Герою всех супостатов в одиночку нипочем не одолеть.
        Буян спросил разрешения и слинял «организовывать движение и проверить головной дозор».
        Встав на подножку фургона, я увидел, что тропа сделала небольшой крюк. Чтобы показаться подчиненным в полном облачении, засветить легендарную Слезу, а главное, лично оценить масштаб и результат наших деяний, я пересек лес и оказался в голове колонны. С умыслом выбрал широкий просвет между мачтовыми стволами и забрался на пень, как принимающий парад на Красной площади генсек на Мавзолей.
        Люди, древичи и куланы с шумом и криками не быстрее ленивого пешехода продирались по узкой дороге. Возглавлял колонну четырехколесный экипаж с извозчиком залихватского вида и стрелком. Вместо пассажира под крытым откидным верхом располагалась охапка ружей, привязанных ремнем. Позади возницы возвышалась груда из нескольких тюков. Непонятно, как эта груда добра еще не вывалилась на дорогу.
        За экипажем при помощи здоровяков-древичей следовали двухколесные арбы. Переваливаясь на ухабах, прошла телега, нагруженная ранеными. Трясло их немилосердно - от одного только вида мои собственные болячки атаковали нервную систему. Двое с окровавленными повязками на головах ковыляли рядом, опираясь на отполированные куски древка или флагштока. Снова пошли арбы, вьючные куланы, древичи со своими боевыми косами, какой-то рыжий тип в гражданском. Едва катились запряженные двойками лошадок фургоны. Приютивший меня - длинный и с серым простреленным в нескольких местах тентом, второй же - чуть меньше размерами и крытый зеленой тканью. Тент сзади откинулся, и я увидел три женских лица. Одна из дам помахала мне ручкой. Охренеть, бордель на марше! Сжались кулаки: что бы такого Буяну «хорошего» сделать, чтобы научился докладывать?!
        Пара куланов тянула самую настоящую полевую кухню: два объемных котла, распространявших аппетитные запахи, дымящая труба и деревянный короб располагались на двухколесной повозке. Пожалуй, емкость и для роты маловата будет, не только для батальона. Не слишком увязывалась полевая кухня с нищенской армией и наплевательским отношением к солдату. Скорее всего, Глаттон прихватил полезную вещицу для себя, любимого, и своих друзей.
        Незнакомые оборванные солдаты вели животных, кое-как навьюченных мешками и ящиками с амуницией. Гвоздем парада, несомненно, выступала трофейная картечница на колесном лафете с зарядным ящиком на передке. Тащить орудие четверке запряженных куланов помогали солдаты, выделенные в арьергард колонны. Запах людского и куланьего пота заглушал ароматы леса и кухни.
        Обрывки дельных идей «груз распределен неравномерно» и «некоторые части колонны оголены» тонули в бурлящей серой каше мыслей. Помимо вопроса «Что же делать?!» в голове вертелось лишь два цензурных слова: «бардак» и «махновцы», а также дюжина нецензурных. На секунду лучшим выходом показалось взять свой ранец, выбрать ружье получше и сбежать. Нет, не так! Сначала отыскать карту, потом ствол покруче, набить ранец жратвой и сделать ноги.
        Передо мной появился тщедушный и бледный юноша в зеленом фартуке поверх униформы стрелка с непомерно огромной холщовой сумкой, боковую поверхность которой украшала вышивка в виде чаши на фоне зеленого листа. Тот же символ украшал его нарукавную повязку. Он-то и отвлек меня от нехороших размышлений.
        - Господин офицер, разрешите обратиться, батальонный медбрат Харитон Ветров! - старательно и громко представился юнец.
        - Офицер Армии Освобождения Богдан Романов, - ответил гораздо тише, тем самым регулируя громкость разговора. - Давай без чинов. Мастер Буян доложил, двое тяжелораненых у нас? Выдержат ли дорогу?
        - Сделано все возможное, но на… все воля Асеня.
        - Что еще?
        Не дожидаясь «выступления» картечницы, пошли с юношей вдоль колонны, нагоняя телегу с его подопечными.
        - В нашем распоряжении аптечный магазин батальона. Всего в избытке.
        - А почему раненые на телеге? - Я не хотел показаться строгим, но парень явно стушевался - бледная кожа пошла пятнами, глаза увлажнились. Мой вопрос вернул его в прошлый день, который ему вспоминать не хотелось. Трудно держать при себе такое, и Харитон рассказал, с трудом сохраняя ровный голос. Как при захвате обоза сквернавцы перевернули фургон с больными солдатами и всех, кто не смог идти, зарубили. И батальонного лекаря и второго медбрата тоже не пощадили. А его, впавшего в ступор, пинками, уколами штыков и копий погнали вместе с остальными в плен. Под свист и улюлюканье слуг и маркитанток имперских офицеров. Вот такой получился у юноши первый и последний, как тогда казалось, бой. Но парень не сломался, отметил я про себя, и это чертовски здорово.
        - Слушай приказ, Харитон. На ближайшем привале раненых перевести в фургон. Мастер-стрелок Буян организует погрузку имущества из фургона в телегу, а ты позаботься об удобствах для людей. Готовься принять еще раненых. С ними прибудет лекарь Фома Немчинов…
        - Доктор княжны жив? - радостно воскликнул медбрат, едва не подпрыгнув на месте. - Милость Асеня!
        - Да. Милостью Асеня Фома жив, - автоматически повторил слова за набожным юношей. - И, надеюсь, здоров. Он поможет тебе обиходить…
        - Поможет? - задорно перебил меня медбрат. - Это для меня великая честь помогать ему!
        Я вновь ощутил, что попал в дурацкое положение, и сквасил «морду лица». Эх, молодость-молодость! Вчера, в зиндане сидючи, смерти своей желал, минуту назад чуть не разрыдался, а сейчас на месте мячиком скачет! И «строить» это дитя отчего-то я не мог.
        - Простите, господин офицер, - юноша сконфузился. - Так рад… после всего…
        - Я все понимаю, медбрат Харитон, - многозначительно и прохладно произнес я в ответ. - Изволь исполнить приказ, а пока возвращайся к раненым.
        - Позвольте, господин офицер, а о каком фургоне идет речь?
        - Естественно, о том большом, в котором я сюда добрался, - уточнил я очевидное. Разрешил медбрату идти, а сам, сплевывая от досады, направился за своими вещами.
        На половине пути встретил Прохора, вооруженного до зубов и увешанного сумками и пульницами. Каптенармус обходил личный состав и нуждающимся раздавал пригоршнями свинцовые «пилюли» подходящего калибра, проверял наличие и заряд ружейных гамионов. К моему удивлению, грамотный солдат вел перепись имевшегося на руках огнестрела. Выяснилось, что учет преследует цель равномерного распределения между бойцами дефицитных боеприпасов. Также Прохор брал на заметку, сколько и каких пуль ему предстоит отлить в скором будущем. Было видно, солдат искренне обрадовался моему возвращению в строй.
        - Молодец, что выжил, Прохор, - простецки хлопнул его по плечу. - Благодарю за службу. Расс… докладывай, что у нас с вооружением и боезапасом.
        Солдат просиял, браво подобрался и, продолжая свою работу, обстоятельно изложил ситуацию, явно воспринимая познавательную для меня лекцию как аттестацию на должность каптенармуса. На вооружении батальона состояли гладкоствольные шомпольные ружья двух разных калибров и видов боеприпасов: устаревшая «дербанка» заряжалась тяжелой сферической пулей, а к более продвинутому ружью требовались заряды меньшего диаметра, но конические, с выемкой в донце. Не нужно знать точного определения термина «баллистика», чтобы понять, что дальность и точность боя у моделей несколько разнились. Помимо проблемы снабжения, я увидел явную трудность в управлении боем.
        Эти «азы» Прохор не только объяснил, что называется «на пальцах», показал боеприпасы и сопроводил наглядным примером, обнаружив у одного рекрута незаряженную «дербанку». Вновь меня посетила мысль, что эти ружья словно нарочно созданы для зарядки в положении ростовой мишени. Творение имперского лорда и инженера Дербана - максимально простое и дешевое приложение к штыку, способное при помощи пехотинца стрелять в сторону врага. Если пехотинец обученный, то не менее четырех-пяти раз в минуту. А если как у меня, то следовало больше уповать на штык и приклад, чем прицельную пальбу. У первой модели господина Дербана на стволах даже не имелось мушек!
        Наше счастье, что два десятка казнозарядных винтовальных ружей или штуцеров системы «Марксман», доставшихся нам в бою, оказались фабричного имперского производства и под одинаковый калибр - двенадцать миллиметров. Но главное, они заряжались с казны. За традиционным цилиндром, содержащим гамион, находилась рукоять затвора. Благодаря ее движению вверх и назад затвор отпирался, обеспечивая стрелку возможность поместить полуоболоченную пулю в ствол. Затем обратным движением затвор запирался и при необходимости производился выстрел. На всю операцию уходили считаные секунды, но, по словам Прохора, стрелять из штуцеров чаще шести раз в минуту невозможно. Ральф оперативно отреагировал фразой:
«специальное ограничение, потом объясню» - и мне не пришлось ломать голову.
        Еще одно важное отличие штуцера Марксмана от ружья Дербана состояло в наличии на стволе более прогрессивного рамочного прицела с разметкой прицельной дистанции до тысячи метров. Очень опасное оружие в руках опытного стрелка!
        Боезапас к штуцерам, по словам каптенармуса, взяли более чем солидный: по запасному гамиону и пятьсот пуль на каждый ствол. Полный набор предметов для ухода за оружием и пулелейки оказались в обозе вместе с запасным боекомплектом. Видимо, сквернавцев вооружили перед засадой - состояние стволов и камней показывало, что изделия уже применяли по назначению.
        В голове крепла мысль: срочно перевооружить весь отряд современными трофеями. Правда, к смене коней на переправе я в последнее время относился скептически. Видимо, это возрастное. В русинских стрелков годами вбивали тактику, заточенную под гладкоствол и действия строем, и за пять минут переломить ситуацию невозможно, можно только напортачить. Совершенно очевидно, техническая грамотность, а главное, индивидуальная стрелковая подготовка этих деревенских мужиков, замордованных муштрой, оставляла желать лучшего.
        По мере возможностей Прохор демонстрировал мне «модельный ряд» доставшихся нам вооружений, сопровождая каждый новый образец комментариями. Трофейные стволы, в особенности разномастные пистолеты, существенно умножили путаницу в калибрах. Дело в том, что офицеры Армии Освобождения предпочитали пользоваться не штатным оружием, а купленными за свои средства многоствольными пистолетами, драгунскими пистолетами-карабинами либо револьверами ручной работы. Если в армии с унификацией калибров дело обстояло неважно, то на гражданском рынке и вовсе царило фантастическое разнообразие.
        По подсчетам Прохора, драгунских пистолетов имперской работы у Длани и в донжоне собрали почти три дюжины в комплекте со сменными камнями, кожаными кобурами, ремнями и пульницами. Откидной блок длинных нарезных стволов обеспечивал быструю перезарядку, приличную точность и дальность, а конструкция спуска позволяла стрелять поочередно. Емкость гамионов рассчитана на двадцать выстрелов. С учетом умеренного веса и вполне адекватных габаритов - понятно, почему устаревшее оружие имперских драгун одинаково полюбилось и офицерам, и небогатым наемникам, и отморозкам, коих в моей реальности журналюги именовали боевиками. Поражала отличная сохранность оружия и снаряжения, уже давно снятого с вооружения имперских войск, но еще только начавшего поступать в боевые части Армии Освобождения. Очевидно, что карабины с драгунскими двустволками и являлись первой партией оружия, предназначенного для продажи бандитам.
        Прохор, к слову, сам вооруженный исключительно трофеями - «марксманом» и шестиствольным пистолетом явно ручной работы, оказался настоящим оружейным маньяком, дорвавшимся до своей страсти. Сложно представить себе более надежного единомышленника в деле повышения огневой мощи отряда.
        - Вот что, Прохор. Нам предстоит еще немало боев. Противник всегда будет превосходить нас числом, а на Слезу Асеня… - я продемонстрировал разряженный камень на браслете каптенармусу и ближайшим стрелкам. - Только лишь на Слезу уповать не следует. Поэтому мы должны быть вооружены лучше, стрелять, а главное, попадать чаще, чем враг. Твои предложения?
        Первым делом солдат попросил узаконить мелкое нарушение устава - ношение рядовыми пистолетов. Я согласился, выдвинув встречное предложение: принять драгунский пистолет в качестве штатного для строевых бойцов, а всякие дульнозарядные и разнокалиберные «пушки», замеченные мной у некоторых стрелков, передать обозникам. Которым, к слову, штатное огнестрельное оружие до того момента не полагалось. Особо оговорил, что неволить бойцов на марше лишней тяжестью не стоит. Прохор возразил, что переход со старых «дербанок» на трофейные штуцеры дает существенную экономию по весу самого оружия и боекомплекта - более трех килограммов. Тем не менее внедрять альтернативное оружие в широкие массы решили постепенно.
        Затем начвор собрался выбрать нескольких солдат «поголовастее», тех, что уже освоили трофеи, и во время привалов провести ликбез по матчасти с остальными. Непременно с тренировочными стрельбами. Первый пункт программы согласовал без вопросов, а насчет тренировки с пристрелкой - «по обстоятельствам». Двоих продвинутых солдат Прохор своевольно, на правах старослужащего, уже назначил себе в помощники. От меня только требовалось узаконить, что я и сделал, оговорив, что, когда стрелки войдут в капральства Буяна, Белова и Молчуна, то подчиняться будут своим командирам.
        По итогам общения с Прохором родился очередной «приказ по армии»: арбалеты списать в обоз, всех желающих стрелков обеспечить единообразными пистолетами, приступить к переходу с «дербанок» крупного калибра на «марксманы» по мере их освоения, обозный люд вооружить в обязательном порядке короткостволом на усмотрение каптенармуса.
        В этот момент мы оказались у буксируемой двумя тягловыми ратаями арбы, и Прохор с плохо скрываемой радостью откинул крышку продолговатого ящика. Я увидел гигантский кованый многогранный ствол с толстым стержнем в казенной части. Два пальца свободно вошли в жерло. «На уток, что ли?» - мелькнула дурацкая мысль, порожденная виденными некогда в Интернете фотографиями охотников с так называемыми
«утятницами».
        - Никак… пищаль? - я долго подбирал нужное слово, безрезультатно напрягая «архивы» Ральфа.
        - Крепостное ружье, вашбродь, - поправил меня начвор.
        - И?
        - Та самая «грымская метла», - после уточнения Прохор зачитал небольшую лекцию по ТТХ этого смертоносного девайса. По дистанции действенного огня гладкоствольная
«метла» равнялась «дербанке» второй модели, вот только в одном залпе содержалось двадцать четыре сферических пули. Картечные выстрелы находились в так называемых раундах - устройствах, похожих на револьверные барабаны. По восемь выстрелов в каждом: с рабочей стороны каморы перекрывали пыжи, с тыльной стороны - стальные футляры с гамионами. Четыре раунда располагались в гнездах в ящике со стволом. В соседней таре ехали складная деревянная тренога, жестяная коробка с запасом чудовищного калибра пуль и средства по уходу за эрзац-пулеметом. Расчет ружья составлял три человека, точнее, тягловый ратай, стрелок и его помощник, но в случае крайней необходимости простота конструкции позволяла обойтись всего двумя.
        Выяснилась любопытная деталь: в одну из прошлых кампаний армия Грыма
«презентовала» новое «вундерваффе», выставив на укрепленные позиции не меньше десятка крепостных ружей, способных меньше чем за минуту дать восемь залпов. Тяжелые пули пробивали по два тела подряд, нанося смертельные раны даже при попадании в конечности, а на близком расстоянии рвали людей в куски, - экспедиционный корпус Армии Освобождения за один день потерял три тысячи солдат убитыми. Плотные построения батальонов зачастую выходили на дистанцию ответного огня в половинном составе. Враг активно применял маневр, перебрасывая расчеты с ружьями на телегах с одного участка на другой. Сосредоточенный огонь с флангов буквально сметал с поля боя пехоту атакующих. Так родилось неофициальное наименование «грымские метлы».
        Внезапно проснувшийся Ральф обозвал творение оружейников вольного города
«эрзац-артиллерией». Затем любезно пояснил, что технология создания мощных гамионов для настоящих орудий в полной мере освоена только имперскими мастерами. Она сложна и энергозатратна, но в Скверне не прекращаются попытки наладить массовое изготовление полноценных пушек. Пока дальше штучных изделий дело не пошло даже у передовых в этом вопросе оружейников Грыма.
        Производство орудий в Империи по ряду причин не поспевало за потребностями военных, поэтому в Скверне вовсю трудились картечницы и «метлы» всевозможных калибров и конструкций. В качестве своеобразной замены пушек широко использовались ручные гранаты, бомбометы и даже ракеты. В моей реальности аналоги буксируемого в хвосте колонны трофея не успели показать себя на полях сражений, поскольку их сменили первые «Гатлинги». В Скверне же развитие технологий несколько запаздывало по сравнению с Империей. И если более-менее надежные ружейные и пушечные стволы производить они научились, то артиллерийские гамионы массово делать сквернавцы не могли. Даже камни для своих «метел» их ремесленникам давались с трудом.
        Наглядным примером, подтверждающим заявление Ральфа, служила казенная часть трофейной картечницы, в которой находился пакет из двадцати пяти ружейных гамионов повышенной мощности. Очевидно, что полноценные орудия заменяли собранными в несколько рядов ружейными стволами или же гладкостволками неприличного калибра, не по чьей-то прихоти или глупости, а по объективным причинам. Тем выше ценность моего трофея - восьми магических камней…
        - Расчеты подобрать и подготовить срочно. Первоочередные цели - вражеские офицеры, варлоки, стаи Извергов с Хозяевами зверей. Расчеты вооружить пистолетами для самозащиты в обязательном порядке, - у меня перехватило дыхание от нахлынувших перспектив. - Вот что, Прохор, есть мысль выделить группу тяжелого вооружения. Картечница, эта… хм, «метла». Гранат бы еще… Для огневой поддержки, понимаешь?
        Начвор удивленно кивнул. Ничего нового я не открыл, поэтому привычно списал удивление солдата на то, что вышестоящий офицер свободно обсуждал с ним свои планы. Ситуация для рядового, мягко говоря, непривычная. Несмотря на малочисленность, артиллерия в Армии Освобождения являлась самостоятельным родом войск, напомнил Ральф. Получалось, я на глазах у подчиненных скрещивал ежа с ужом. Да какие проблемы? Что хочу, то и верчу. Со своим лейтенантским патентом я теперь наиглавнейший варлорд на многие километры окрест.
        - Господин кадет интересовались картечницей, - заметил каптенармус. Судя по осторожному намеку, должность начвора Прошу вполне устраивала. А наш пострел и здесь поспел. А ведь неплохая вроде бы мысль назначить Белова руководить группой тяжелого вооружения или все же определить в «меткие стрелки»?
        - Хорошо, рядовой Прохор, ступай. У нас много работы.
        - А гранаты вашбродье смотреть не изволит?
        - Гранаты?! Еще как изволит! Веди!
        Боеприпасы оказались в «багажнике» офицерской брички - лучшего места им не нашлось. Два некрашеных ящика утвердили поверх массивного сундука и прихватили ремнями. В укладке вперемежку лежали боеприпасы: чугунные шары с сегментированными
«рубашками» двух размеров - с «нормальное» яблочко и какие-то «царь-бомбы». Возможно, артиллерийские снаряды. Похоже, павшие смертью подлых офицеры приготовились нас встречать всей мощью «карманной артиллерии», а вышло иначе. И мои солдатики в спешке и собрали все вперемежку. Способ применения этих бомб прост - поджигай запальный шнур и кидай подальше.
        Поборов иррациональный страх перед смертоносной мощью, заключенной в металлическом корпусе, по очереди взвесил в руке обе гранаты. М-да, обычному солдату зашвырнуть далеко крупнокалиберные чушки не светило. Срочно требуются гренадеры из числа здоровенных древичей - появилась еще одна галочка в «оперативной памяти».
        Напоследок попросил Прохора заняться боекомплектом к моему револьверу и подыскать для меня что-нибудь посущественнее - для боя на дальних дистанциях.
        Внезапно дорога сделала резкий крюк вправо, точнее, колонна сошла с пути в лес. Вместо хоженой тропы под ногами пошла палая листва, хворост и корни деревьев. Движение замедлилось. Донеслось взволнованное ржание куланов и ругань возниц. Причина заминки открылась мне сразу же: сквозь пожелтевший подлесок проглядывал участок умершего леса, через который проходила тропа. Удручающая картина напомнила мне пейзаж Ральфова прибежища - засохшие и почерневшие деревья тянули свои голые ветки в темное облако, зависшее прямо над пятном, где царили смерть и распад. Удивленный оптическим эффектом, я напряг зрение - без сомнения, воздух между стволами выглядел темнее и гуще, если такое вообще возможно. Привычный запах куланьего и людского пота перебил смрад разложения и старого пожарища.
        Стрелки сгрудились вокруг меня, ощетинились стволами и штыками по направлению к гиблому месту.

«А вот это и есть Скверна, мой друг! - чуть взволнованно сообщил мне Ральф. - Предельное внимание!»
        Браслет кольнул кожу - сработало плетение «Страж». «Спокойно, Богдан, - продолжал подселенец. - «Страж» самостоятельно активируется в плохих местах, увеличивая радиус действия».
        В ту же секунду в моей ладони оказался револьвер. Прохор с шестиствольником в одной и карабином в другой руке прикрывал мне спину. Стрелки вращали головами и шептали охранные слова, отгоняя зло. Вдруг я почувствовал все: и нервное напряжение людей, и ужас животных, и вполне осязаемую опасность, исходящую от некоего предмета у обочины воровской тропы. В голове возникла путаница мыслишек, жутко зачесались раны. Кто-то большой и грозный подсказывал: беги прочь, смертный, спасайся! Русины за моей спиной отступили назад кто на шаг, кто на полшага. Позади нас медленно двигалась колонна, огибая «скверное место».
        Что мне помешало последовать мудрому совету? Скептическое отношение к местным божествам? Храбрость на грани глупости? Ответственность за подчиненных? Словно бросая вызов неведомой силе, я остался на месте, продолжая расстреливать взглядом плотный серый воздух, шершавых обугленных исполинов, покрытую хлопьями сажи и оскверненную землю.
        Поэтому отлично увидел, как беззвучно и резко пыхнуло чернотой в плотном, как кисель, воздухе. Будто сухопутный осьминог, притаившийся на обочине воровской тропы, выпустил вверх чернильную струю. Наш отряд, словно неосторожный турист, наступивший на «табачный гриб», освободил ждущее своего часа облачко Хаоса. Темные искры, мгновенно размыв контуры «выброса», устремились к колонне, чью беспомощность перед надвигающейся бедой я вдруг остро ощутил.
        По наитию сделал три быстрых шага вперед, нарушив незримую границу. Мир вокруг сделался холодным и тусклым, словно из ранней осени я шагнул в начало зимы, но без снега. Выронив в спешке револьвер, растопырил ладонь в останавливающем жесте.
        - Свет да одолеет тьму! - свой голос я не узнал. Проявление враждебных сил заклинал явно кто-то другой, причем даже не Ральф. И вновь колдовство случилось без каких-либо спецэффектов. Черные зерна, летящие мне в лицо, к людям и животным позади меня, заметались, развеялись, мелкой сажей осыпались на землю и заблестели жирной влагой на ближайших мертвых стволах. В глазах потемнело, выступил обильный пот, несмотря на окружающий меня холод. Укус котопса и ожог резко разболелись, разом похерив несколько часов благотворного воздействия аптечки.
        Подобрав оружие, шагнул назад: прохладное облако выпустило меня из своих объятий, мгновенно вернулись звуки и краски. Еще несколько трудных шагов, и стало намного легче дышать. Вернулся в строй, приковав на несколько секунд удивленные взоры ближайших солдат. Я и сам охренел, вон какую штуку выкинул! И, что характерно, нигде не учился!
        Совсем без последствий не обошлось. Впереди кто-то громко охнул. Прохора внезапно стошнило. Стрелок - совсем еще мальчишка - вдруг бросил ружье и кинулся прочь от мертволесья. К счастью, более опытные сослуживцы отреагировали мгновенно - сбили беглеца с ног, пощечинами привели в чувство. Пока занимались с одним, другой с рычанием всадил штык «дербанки» в обугленную кору ближайшего дерева и принялся мастерски сквернословить.
        - …В гробину через три колена дышлом!
        Силача образумили более хладнокровные солдаты:
        - Влас, опомнись!
        - Служивый, в строй! - Мои губы изрыгнули грозный приказ.

«Белые кафтаны» навалились толпой на сквернослова, один из русинов с плотницкой сноровкой вогнал в расщеп топорик, - и к концу «малого солдатского загиба» не только вернули в колонну его автора, но и ружье освободили. Наше счастье, аномальное пятно оказалось небольшим.
        - Спокойствие, братцы, только спокойствие! - бормотал я солдатам. - С вами благодать Асеня и офицер для особых поручений. А кто против нас? Хренота из-под кота! Чудище лесное, из дерьма и палок собранное!
        Окружив медленно продирающуюся между лесных исполинов картечницу, мы, толкаясь локтями и поминутно наступая друг другу на ноги, медленно уходили прочь от гиблого места, готовые расстрелять любое движение.

«Что это было, Ральф?!» - «Сказал же, Скверна. Варлок провел здесь нечистый обряд. Поставил на тропе что-то вроде сторожа».

«Он теперь неопасен?» - «Не уверен».

«Белов пройдет?» - «Если повезет, если все вместе и дальше, чем вы, обойдут, есть неплохой шанс…»

«Если он еще жив, - передразнил я Ральфа. - Слишком много «если»! Теперь враги знают, что мы идем? Сколько нас? Что я маг?» - «В общих чертах - да».

«Хреново!» - «Хреново было бы, напорись вы на Скверну на дороге. А теперь внимание!»
        Участок кожи под браслетом снова кольнуло. Я прочесал взглядом оскверненный лес, но никакой явной опасности не заметил. Какой-то комариный зуд не давал мне покоя. Прохор, да и сосед справа отмахивались руками, словно отгоняя назойливых комаров.
        - Замыкающим - предельное внимание! - повторил я вслед за магом солдатам.
        Пятились таким макаром еще несколько томительных секунд. Мушка моего револьвера гуляла от просвета к просвету, а взмокшие стрелки, взывающие к милости Асеня, прилежно повторяли мои движения.
        - Колонна, слушай приказ! - крикнул я во всю мощь легких, обернувшись к голове колонны. - Вернуться на тропу! Ускоренный марш!
        Мои призывы подействовали на народ вполне отрезвляюще. Куланы-то давно успокоились и тащили груз, как и подобает, а вот люди к той дряни, которой неизвестный варлок напитал местность, оказались не в пример чувствительнее. Тяжелее их отпускало. Если мне с могущественной Слезой Асеня на браслете было не по себе, что же довелось пережить простым солдатам?
        Пот. Тяжелое дыхание. Неуклюжая давка. Прерывистое бормотание. И незнакомое до того момента чувство локтя. Пусть даже мне этим локтем совсем не по-товарищески кто-то заехал по обожженной руке… Так ведь ненароком.
        Когда мертволесье скрыла стена живых деревьев, неприятное ощущение вынудило меня оглянуться. На границе черных стволов в киселе темного воздуха размазался нечеткий силуэт. Кто это был - враг, нечисть или душа принесенного в жертву человека, я не знал, а подсказчик закрылся в своем «смертнике».
        Подбежавший Харитон, глотая слезы и воздух, доложил, что оба тяжелораненых стрелка умерли.
        Рыкнул в сторону. Сплюнул следом за звуковой волной. Полегчало.
        - Прах и пепел! Учи меня, дурака, Ральф! Крепко учи! Не должно так быть в этом мире!
        По удивленным лицам солдат понял, что сказал эту фразу вслух.
        С кашей пришлось подождать - ускоренный марш по тропе длился еще больше часа. Усталость и опустошенность навалились сразу же, как меня отпустил «адреналиновый шторм». Ноги перестали держать, и я, тихо проклиная себя за прилюдное проявление слабости, забрался в фургон. Остаток пути провел, сортируя собранные у сквернавцев гамионы. Большинство оказалось банальным мусором, не стоившим, по мнению Ральфа, потраченного сырья. Нашел пару неплохих «Щитов» на цепочках и вспомнил, что оставил свой славный трофей, снятый с имперского «церэушника», в пристанище Ральфа! Ведь когда недавно снимал рубаху, на шее никакой цепи с магическим камнем уже не было. Странно. Вроде бы тело мое бесчувственное солдаты закинули в фургон, значит, переносилось в «смертную капсулу» только сознание, но как тогда исчез материальный объект? Если только уронили или украли…
        Отложив решение этой головоломки на потом, перекачал из сквернавской «шелухи» и
«пуговиц» всю энергию в оба защитных амулета, добавил немного своей до полного заряда. Да, дилемма. Сохрани я тот трофей, эти «Щиты» мог бы выдать двум своим помощникам, Буяну и Белову. Отчего-то возникла уверенность, что Молчун о себе непременно позаботился. И непонятно, что хуже - отряду потерять меня или мне потерять кого-то из МОИХ русинов.
        Отдельно лежала добыча покрупнее, завернутая в куски ткани, отрезанные от одежды. Понятное дело, солдаты побоялись хватать магические камни голыми руками. А ну как со смертью владельца потенциальная добыча мародера превращается в мину на боевом взводе? Благодаря Ральфу мне стало известно, что активной защитой оснащались только артефакты высшего порядка, изделия попроще автоматически блокировали функции и отдачу энергии в чужих руках. Мелкие амулеты никто и никогда не оснащал ничем подобным, поскольку энергии и объема хватало для одного полноценного плетения. В гамион размером с ноготок в принципе невозможно запихнуть больше одного плетения, да и оно в неумелых руках будет работать не ахти. Профи сможет эффективно пользоваться и «пуговицей», а вот обычному «юзеру» желательно иметь камешек покрупнее, с запасом емкости, мощи и опцией автоматического запуска и самоподзарядки. Ральф активно давал пояснения по каждому трофею без исключения, поскольку добыча состояла из стандартных и массовых амулетов. Его опыт по части магических камней был огромным, но в большей мере специфическим. Что касается
уникальных боевых и защитных амулетов, то Ральф честно расписался в своей слабой компетенции. «Взлом» отдельных таких изделий, пригнанных бывшими владельцами под себя, погибший маг вспоминал как «шаманские пляски с бубном».
        Первой из ящика крупных трофеев я достал налобную повязку со змеями, принадлежавшую одному из офицеров, павших от Гнева Асеня. Повертел, определил в ней два гамиона, влияющих на зрение, и отложил. Заполучить наручи второго изменника, перчатки или что-то подобное я даже и не мечтал - все свертки выглядели слишком маленькими. Зато открылась тайна, что за «булыжник за пазухой» держал Глаттон. Плоский, толщиной в палец кристалл, похожий по форме на советский знак качества, к сторонам которого крепились пять пальцевидных разноцветных гамионов поменьше. Артефакт напоминал выточенную изо льда причудливую пародию на черепашку.
        Ральф только завистливо присвистнул.

«Пентахилер Грейтсоула! Системный исцелитель с гармонизатором ауры». - «Хорошо, что объяснил про ауру. А то я было подумал, что Великий Пятихрен для усиления либидо».

«Опять юмор? Ну-ну. В организме человека есть системы: нервная, лимфатическая, пищеварительная, мышечная, кровеносная. Всего их насчитывается десять или больше, а этот… э-э-э… девайс воздействует на пять. Да он им…»

«…Похмелье лечил!» - догадались мы в унисон.

«Мама дорогая, купить пентахилер, чтобы лечить похмелье!» - Ральф «схватился» за голову.

«Реально крутая штука?»

«Конкретно эта на две головы выше моего гамиона, который ты Фоме отдал. Куда катится мир? Да это как микроскопом гвозди забивать!»
        - Возница, медбрата Харитона ко мне, срочно! - крикнул я наружу.

«Как думаешь, Ральф, разберется салажонок?» - «Штучка для армейских сделана, хотя дорогая больно. Не знаю, чему этого асенита учили, но, если хоть каплю дара и мозгов имеет, разберется».
        Хм, Глаттон пентахилер использовал. Хотя что мне известно о вороватом и бесстрашном интенданте, кроме моих догадок? Отчего бы ему не иметь медицинское образование?

«Слушай, а куда мой амулет девал?» - «Жаба давит?»

«Скажи, брал или нет? Ральф, а Ральф, ау!»
        Камрад не откликался. Зато появился Харитон. Его лицо при виде целительского гамиона надо было видеть. Детское удивление вкупе с профессиональным интересом.
        - На вот, принимай, - я протянул Харитону распластанный на ладони причудливый кристалл.
        Тот осторожно взял и, поборов изумление, перевернул, коснулся пальцами, вызывая свечение. Меню?
        - Господин офицер, дозвольте осмотреть ваши раны.
        Ох, а крови-то на штанине изрядно! Всю жизнь любил и уважал кошек, некоторых особей даже холил и лелеял. Но с боевыми питомцами сквернавцев отношения не сложились. Вспомнил, как зубы котопса входили в мою плоть, и вздрогнул.
        - Хочешь на живом человеке испытать, коновал?
        Юноша заметно растерялся, но я сменил гнев на милость и улыбнулся. Надо придерживать язык, мой юмор здесь не все понимают…
        - Ваше благородие же маг, ежели вдруг чего не так, поправите неуча.
        С этими словами Харитон передал мне работающий пентахилер, достал из своей безразмерной сумки с эмблемой врачей-асенитов тряпицу, укрепил между ящиками квадратную стеклянную бутылку в оплетке и банку пахучей ранозаживляющей мази.
        На последней миле перед прибытием в точку встречи фургон трясло немилосердно. Все время пути запах варева, доносящийся из походной кухни, драконил мой измученный живот. Бутерброды провалились куда-то в «яму желудка», как будто их и не было. После близкого знакомства с пятном Скверны раны и ожоги разболелись немилосердно. Даже Харитон с мощным гамионом и мазью не слишком исправил ситуацию.
        Пожалуй, меньшим из неудобств оказались насекомые, налетевшие на запах крови и пота. Твари одинаково досаждали и куланам и людям, меня же кровососы употреблять в пищу отчего-то не спешили, но непрерывным зудением нервировали даже больше, чем остальных солдат. Все-таки я дитя асфальта, а не таежный житель, привыкший к бесчинствам гнуса.
        Грязные, усталые, раздраженные, мы добрались до стоянки задолго до конца светового дня. Но сил двигаться дальше уже не осталось. И не только у меня.
        Как и было обещано, группа Молчуна ожидала нас в условленном месте - походном лагере на берегу ручья. У тропы наших дозорных встретили часовые-лесорубы, запасавшие топливо и строительный материал.
        С опушки Грымского леса открывался вид на невысокий земляной вал с редкими почерневшими жердями, исполняющими роль ограды. На тридцать-сорок метров от вала деревья были сведены под корень, а дальше значительно прорежены. Кустарник и молодые деревца, судя по рыжеющим по периметру тут и там кучам, подрубали в начале сезона, но за лето побеги снова вымахали. Вместе с высокими травами они составили острова буйной растительности, разделенной недавними покосами и натоптанными тропинками. Если скосить эти пятна на корм скоту и подстилку бойцам, то для ружейного огня откроется превосходная дистанция.
        Лагерь представлял собой правильный четырехугольник размером не меньше футбольного поля, обнесенный по всему периметру невысоким валом с намеком на плетеную изгородь. Площади хватило на всю колонну с лихвой, отчего окрепло предположение, что в лучшие времена здесь останавливались на ночлег торговые караваны количеством штыков, голов и повозок побольше нашего.
        Стоянку подчиненные Молчуна активно обживали. Снаружи периметра под присмотром часового паслись стреноженные куланы. На валу виднелись свежесрубленные колья, укрепившие ограду, а внутри лагеря завершалось строительство навесов из тонких сосенок, осинок и еловых лап. Под самым просторным разместился лазарет, и Фома с помощником из числа солдат готовились к приему новой партии раненых. В ямах и каменных очагах горели бездымные костры, согревая котелки с водой. Неподалеку хозяйственные мужики сложили запас сухого хвороста и охапки еловых лап.
        Работы по обустройству лагеря продолжились сами собой, без каких-либо распоряжений с моей стороны. В русинских частях, как когда-то у римских легионов, бытовало железное правило относительно укрепления даже временных стоянок. Русинские солдаты, как я уже успел убедиться, - трудолюбивый, дисциплинированный и хозяйственный народ. Обеспечить себе комфортный и безопасный отдых даже после боя и марша для них не тяжкая повинность, а осознанная необходимость. К тому же десятники и принявший командование полевым госпиталем Фома Немчинов исполняли свои обязанности на «отлично». Мое вмешательство потребовалось, чтобы указать позиции для картечницы и крепостного ружья да распорядиться, чтобы освободившиеся солдаты занимались изучением матчасти под руководством Прохора.
        Заслушал краткий доклад Молчуна. Добрались они без приключений и потерь, даже с прибытком. К оставленным на острове бойцам прибились еще двое солдат из нашего батальона, по традиции вышедших из боя с оружием, конкретно с арбалетами. За них мастер-стрелок ручался и без лишних расспросов приставил к делу, благо легкие ранения не мешали нести службу наравне со всеми. Тело княжны доставили. Фома окреп и по пути отходил от раненых, только чтобы собрать травы и ягоды для лекарской надобности.
        С какой стороны ни посмотри, Молчун шикарно прибарахлился у Длани: оделся в добротный камзол серого сукна до середины бедра и короткие, немного ниже колена, кожаные «панталоны». Камзол явно с офицерского плеча, но без традиционной вычурной вышивки, за исключением растительного орнамента на стоячем воротнике. Модель не предусматривала рукавов, зато имелись усиленные кожаные накладки на груди и животе, а также два просторных кармана в районе бедер. Понравился мне камзол, надо такой завести в своем гардеробе. Обулся мастер-стрелок в высокие офицерские сапоги из черной кожи, куда новее моих. Из доспехов на нем присутствовали кожаные наручи с металлическими клепками и пояс.
        Ремень вызвал у меня не меньшую зависть, чем камзол. Широкий, как награда чемпиона боев без правил, и укрепленный узкими металлическими пластинами, он обеспечивал неплохую защиту «ливера». Великолепная черненая пряжка не только усиливала собой защитные свойства пояса, но и содержала небольшой гамион со «Щитом». В расположенной на животе кобуре находился драгунский двуствольный пистолет. Свой арбалет мастер сменил на карабин, но тубус с болтами, прикрепленный к ремню сбоку между подсумками, намекал, что привычный стрелку агрегат совсем неподалеку. Довершал картину вопиющего нарушения уставной формы одежды пулезащитный амулет нескромного калибра, спрятанный на груди.
        Несомненно, кошелек и ранец ловкого пройдохи тоже пополнились изрядно. Что моим взглядам на жизнь нисколько не противоречило. Пенять на неуставной вид, как и Буяну, не стал, наоборот, оформилась мысль узаконить не только трофейное оружие и снаряжение, но и одежду, обувь и разные потребные в солдатском быту вещи.
        Довел до Молчуна решение о перевооружении солдат казнозарядными нарезными карабинами и драгунскими пистолетами, чем вызвал удивленный взлет бровей, придавший вызывающему взгляду мастера комичное выражение. Добил его приказом отобрать десяток солдат в разведчики и возглавить этот разведотряд.
        - Не набрать, а отобрать, это понятно, мастер-стрелок?
        - Раз-вед-чи-ки?
        Я чертыхнулся, точнее, помянул по здешней традиции «гнутый корень». В русинских батальонах не имелось своей разведки, отдельные ее функции выполняли случайно назначенные солдаты либо приданные формирования граничар. Иастер пожелал внести ясность в статус его бойцов. Судя по выражению лица, термин «разведчик» ему не нравился.
        - Среди имперских егерей есть специальные люди - скауты. Разведчик - это дословный перевод на русинский язык, понимаешь? «Ведать» - это знать, и нет ничего постыдного в том, чтобы командир «ведал», где враги, сколько их и что замышляют. Разведчики - это ловкие и смелые люди, идущие впереди отряда, чтобы он не попал в засаду. А еще они узнают, где врага бить сподручнее, чтобы меньше терять бойцов. Как тебе еще объяснить?
        Размышлял Молчун считаные секунды. Значит, я не ошибся, и быть ему капралом.
        - А хоть горшком зовите, лишь бы в самое пекло! Согласный я! - залихватски махнул рукой стрелок, в одночасье ставший разведчиком.
        Поговорили еще немного о тактике и вооружении его солдат. Очевидно, им необходимы скорострельные системы умеренного калибра, ведь разведчики всегда в меньшинстве и в отрыве от обоза. Обязательно в отряде должно быть высокоточное оружие и меткие стрелки. Тут я приказал Молчуну срочно обратиться к Прохору. Согласился сохранить по два арбалета на десяток разведчиков для малошумной «работы»: метать ножи умели немногие рекруты, а сквернавских зверюшек, несущих караульную службу или возглавляющих погоню, взять «в ножи» попросту невозможно. Мастер вдохновился идеей создания «скаутского капральства» по самую маковку и что-то там прикидывал вслух, но я отвлекся и не слушал.
        Тут к нам подошли и встали чуть в стороне двое: темноволосый русин в аккуратной униформе стрелка с каким-то нетипичным ружьем, бердышом и добротным ранцем и молодой парень явно гражданской наружности с котелком горячей каши и с котомкой. Я догадался, что Буян выполнил мой приказ по подбору ординарца и прислал мне сразу двоих, на выбор. Проверяет меня, скотина, или усердие выказывает?
        Кандидаты в ординарцы показались мне, мягко говоря, неподходящими. Правда, я эту категорию солдат никогда в жизни не наблюдал, разве что видел в фильмах, а как понял свою задачу Буян, мог только догадываться.
        Офицерского слугу, назовем его ординарцем, денщиком или вестовым, я представлял себе либо молодым, ловким, но недалеким парнем, либо умудренным жизнью старым служакой, немного ворчливым и суетливо-заботливым. Этаким дядькой при барине на военной службе. И тот и другой вариант меня бы вполне устроил. Но Буян оказал мне медвежью услугу.
        Стоящий передо мной русин являлся моим ровесником, и это еще половина беды - подумаешь, везучий и ловкий, но нелюбимый начальством рядовой! В спокойном взгляде его серых глаз читались разум и богатый жизненный опыт, а также интерес к моей персоне. Если кого этот солдат и напоминал, то телохранителя, причем слишком умного для рядового представителя этой профессии.
        Второй - рыжий среднего роста паренек и обликом и позой куда больше походил на слугу. Но вот только взгляд его - сонный и безучастный ко всему - мне не понравился категорически. В сложившихся обстоятельствах слуга и телохранитель - это, конечно, хорошо, но ведь они в два счета поймут, что я не просто самозваный офицер и барон, а вообще пришелец из другого мира!
        Впрочем, чему быть, того не миновать! У меня авторитет мага и победителя. Я носитель гамиона с душой княжны, и ко мне она обратилась после смерти при свидетелях. Мое лидерство просто некому оспорить.
        Версию на тему имперского журналиста, волею судьбы оказавшегося на передовой, я уже озвучивал Буяну на болоте и пока опровергать ее не собирался. Патент лейтенанта, как туз в рукаве, точнее в сапоге, в ближайшее время укрепит мой авторитет командира. Все просто: стал бы офицер аж из самого генштаба армии представляться затравленным окруженцам, которые могут в любой момент оказаться в плену? Сейчас ситуация изменилась. Теперь даже необходимо представиться. Был журналист, а стал офицер по особым поручениям. Тем более что офицером тут может стать любой богатей благородного сословия без всякой учебы и экзаменов. Видишь, Ральф, я и сам кое-что могу. Ничего-ничего, спи дальше, камрад.
        - Да, Молчун, можешь идти, - невпопад ответил я на неуслышанный вопрос мастера и посмотрел в глаза моего будущего порученца и телохранителя.
        - Ваше благородие, дозвольте представиться!
        Кивнул.
        - Рядовой третьей роты Акинф.
        - Фамилия?
        - Иванов.
        Молча пригласил кандидатов в ординарцы следовать за собой. Фургон, в котором я проделал половину пути, разгружали, освобождая для перевозки раненых.
        Усевшись на деревянный окованный темно-зеленой медью сундук, принялся ослаблять шнуровку сапог. Ноги уже не держали, натертым вчера ступням, по-видимому, наступил кирдык. Если бы не браслет, купирующий боль и ускоряющий регенерацию, уже бы наверняка хромал, подвывая в голос.
        Акинф ловко выдвинул вперед рыжего, приняв у него кашу, и тот помог мне расшнуровать и стянуть обувь. Вот так и расставились акценты: кто есть кто.
        Слабый портяночный дух пощекотал ноздри и растаял под налетевшим с опушки леса легким ветерком. Хорошо бы Ральф зачаровал сапоги на проветривание или борьбу с бактериями, помимо сокрытия оружия. Из-за голенища выпал Буянов подарок, которым так и не довелось воспользоваться.
        Рядовой степенно подал мне котелок, чистую деревянную ложку и замер рядом. Да, вот и первое палево, натертые ноги у бравого офицера - я болтал ступнями и наслаждался ласками ветра.
        Рыжий без всяких приказаний забрал портянки, с чем и был таков. Через полкотелка потрясающе вкусной каши, то есть с быстротой молнии, «соня» вернулся, добыв брезентовое ведерко теплой воды и кусок ткани.
        - Как звать тебя? - обращаться сверху вниз к старательно обихаживающему мои ступни человеку было несколько неудобно.
        - Редди, господин офицер, - раздался тихий и какой-то мультяшный голосок с явным акцентом.
        - Служил уже? У кого?
        Заканчивая опустошать котелок, я внимательно следил за ловкими манипуляциями рыжего.
        - У мастер-сержанта Фридриха Риттера, господин, - парень слегка растягивал слова. - Он был добрый господин, хоть и немец.
        - Поди с изменниками был заодно этот твой Риттер?
        - Что вы, господин! Он честно служил. Говорят, он погиб. Его вещи разграбили, а меня бросили с остальными обозными людьми в тюрьму.
        - Значит, так, Редди. Служи пока мне, Богдану Романову, а как выберемся, сам решишь, что делать.
        Парень заторможенно, словно нехотя, поблагодарил меня.
        Акинф тем временем отыскал и принес мой ранец, сообщив: «Изволите бриться». С нижними конечностями разобрались, теперь «фотокарточку» в потребный вид привести надобно. Гладко выбритое или украшенное ухоженной растительностью лицо являлось здесь признаком аристократизма и непременным атрибутом офицера. Барон Белов, к примеру, брился. Незаметно на фоне военных потрясений моя морда лица равномерно покрылась колючей щетиной. Непорядок.
        По моим наблюдениям, усы и бакенбарды в русинском батальоне являлись привилегией старослужащих, своего рода солдатской модой и шиком. Многие тщательно ухаживали за своими атрибутами мужественности, даже в такой отчаянной ситуации, как сейчас. Молодые рекруты все сплошь ходили с жидкой, но длинной порослью на лицах, конюхи и нестроевые по-мужицки отпускали бороды, и выглядело это, на мой взгляд, неэстетично. Буян, Молчун и Акинф свои волосы коротко и аккуратно стригли, отчего их бороды смотрелись вполне пристойно и даже щеголевато.
        - Уже служил ординарцем, Акинф? - спросил я, отдавая ему пустой котелок и ложку.
        Я извлек с самого дна дорожный несессер, вознося хвалу и благодарность Ральфу.
        - Гайдук, - последовал быстрый ответ. - Бывший.
        Как обычно, я ничего не понял, но тут Ральф, польщенный моей благодарностью за полностью укомплектованный набор всяких нужных здешним «метросексуалам» приспособлений, расщедрился на порцию инфы. Я не изменился в лице и даже усидел на месте, разве что по-новому взглянул на Акинфа Иванова.
        - Медвежья гвардия князя Белоярова? Хм, занятно, - задумался, а затем улыбнулся. Вот уже воистину «медвежья услуга», надо поблагодарить Буяна. От души.
        - За что оттуда выслали, не спрашивайте, вашбродие, не скажу, - твердо заявил русин.
        Хмыкнул в зеркальце. Откровенно говоря, и не собирался вызнавать, что да почему. Наверное, была веская причина, чтобы сослать гвардейца, то есть «изделие» штучное и дорогое, в рядовые. А может, и нет, кто хитросплетения извилин в голове князя разберет?
        - Не беда. Этим тут никого не удивишь, братец. У каждого своя тайна, одна страшнее другой. У Белова, у Молчуна с Буяном… - В паузе перехватил красноречивый взгляд Акинфа. Этот секреты хранить умеет. Хорошо.
        - Расскажи, как в плен попал.
        - А никак, вашбродие, - ухмыльнулся солдат. - Не имел возможности оценить их хлебосольство.
        - Не понял тебя, воин.
        И тогда Акинф рассказал, как пережил разгром батальона. Он служил ординарцем у второго лейтенанта Самсонова, который на момент вражеского нападения оказался в обозе, поскольку накануне получил ранение на дуэли. Изменники устраняли последних офицеров, не вовлеченных в заговор, и не погнушались подстроить поединок. Уж не знаю, что подвигло принять Самсонова вызов, поскольку дуэли в боевой обстановке в русинских частях были не просто строжайше запрещены, но и сурово карались. Бывший гайдук с горечью признал, что не смог защитить своего господина во время атаки на обоз, так как не имел оружия и находился под арестом. Мимоходом упомянул, что убил ближайших сквернавцев голыми руками и бежал в лес с несколькими солдатами. На опушке напоролись на вражий пикет. Сослуживцы Акинфа полегли в скоротечной стычке, а бывший княжий телохранитель разжился шестиствольным ружьем и привычным ему бердышом. К нашей колонне присоединился уже во время марша по лесу.
        - Почему решил идти к ущелью? - взволнованно спросил я.
        - Да лес и укроет, и накормит, а одному проскочить не трудно, - последовал очевидный ответ.
        - Вот что, Акинф, надо собрать все офицерские сундуки и сумки в одном месте. Карту будем искать.
        - Сделаю. Буян… Мастер-стрелок Буян сказал, что ваше благородие ранены.
        - А ты и в ранах понимаешь?
        Русин кивнул.
        - Повезло мне. Ногу мне Харитон уже починил, а вот спину посмотри.
        Рубаха под кирасой спарилась, пластырь, именуемый солдатами берлистом, частично отклеился и сполз. Но рана, по словам денщика, выглядела неопасно.
        Чего он там делал, не знаю, но работал аккуратно. Заметив «на горизонте» ранение, прискакал упомянутый Харитон и снабдил денщика перевязочными материалами и прочим. Пришлось отослать парня - сам не люблю, когда под руку с советами лезут и просто рядом толкутся. Всех «болотных сидельцев» обиходил? Нет? Ну так «Кругом, марш!».
        Подглядывая за Акинфом в зеркальце, наконец-то заметил, что щетина на моих скулах не просто гуще прежнего, хотя куда уж гуще? - но и посветлела, стала светло-русой. А лицо приобрело отчетливо-славянские черты, словно постарался талантливый художник, глядя на усредненный портрет русского мужчины. Я и дома на Земле имел вполне привлекательную внешность, а теперь из зеркала на меня смотрел красавец писаный. А что, мне нравится! Значит, буду представляться русином по крови, но выросшим на чужбине в проклятой Империи. Журналист, стремительно перековавшийся в боевого офицера. Однако сюжетец! Достойный, чтобы оставить внукам в виде мемуаров…
        На смену теплому осеннему дню надвигался кровавый закат. Свежело. К ароматам скошенных трав, хвои и походной кухни примешивались запахи навоза и пота. Лепота. Вокруг кипела жизнь военного лагеря, а я, сидя на сундуке с отбитой у врагов казной батальона, брил соломенную щетину, роняя хлопья мыльной пены на пыльную утоптанную землю. Ральф навязчиво предлагал услуги цирюльника. При жизни скрести собственноручно свою черноту путешествующему магу откровенно нравилось. Вот и захотелось ему вновь почувствовать себя живым. Но тут мы и «сами с усами», точнее, без таковых. Весьма удивила приспособа для бритья, извлеченная из несессера. Ни на первый, ни на второй взгляд не нашел сколько-нибудь значимых отличий от так называемой безопасной бритвы. У отца в молодости была точно такая, если сделать поправочку на материалы и ручную работу имперского мастера. И, несмотря на то что мне пришлось пользоваться разрекламированным изделием одной американской компании, я имел полное представление, как правильно зажимать лезвие в станок и как избежать глупых порезов в процессе. А Ральф-то у нас модник! Простой народ
вовсю пользуется похожими на складные ножи опасными бритвами.
        Не так уж сильно наши миры различаются, жить можно. Кожаные штаны на мне почти привычного вида. Только вместо молнии «хозяйство» защищают пуговицы, а более свободный покрой не подразумевает карманов на заднице, вот и все различия. А ведра, из каких возницы поят куланов, один в один емкости, какие у многих в багажнике ездят. Здесь кожа, а там синтетические материалы. Магия? И что? Магия - это технология, доведенная до совершенства. Кажется, так говаривал товарищ, фото которого с высунутым языком у нас так любят вешать в своих кабинетах начальники, мечтающие прослыть гениями или как минимум оригиналами. Перефразирую советского селекционера, не менее знаменитого: не нужно ждать милостей от магии, взять их - вот наша задача. Да-да, Ральф. Общего у наших миров много, а станет еще больше. Богдан здесь неспроста оказался.
        Рядовой Акинф служил в третьем батальоне княжеских стрелков второй год, существенно меньше Буяна с Молчуном, но дольше большинства выживших солдат. Однако авторитетом пользовался не меньшим, чем мои новоявленные десятники. За что на него осерчал князь Белояров, мне, если честно, было неинтересно. Даст бог, сам расскажет. Пока что я просто почувствовал, что никакой опасности ни для меня, ни для отряда этот факт его биографии не таит.
        Тесные контакты с местным населением уже приучили меня к ярким человеческим запахам, но от Акинфа исходило какое-то особенно резкое, звериное амбре. Я не смутился, просто отметил этот факт - смердели тут все. Те, кто ночевали на болоте, - менее заметно, да и «принюхался» уже. Те же, кого утром вытащили из зиндана, куда гаже. Мелькнула мысль, как выберемся - загнать весь личный состав в баню. Мужики опытные - сообразят, как изготовить походную помывочную из палатки. Были б чистая вода да дрова в достатке.
        Пока бывший гайдук помогал мне привести себя в пристойный вид, я разглядел, что за оружие висело на плече у Акинфа. И без дорогой отделки высокое качество «ствола» бросалось в глаза. Полюбопытствовал, жестом попросил, взял в руки. Тяжелый, зараза, но основательный, что ли. Мой револьвер, к тяжести которого уже начал привыкать, - просто изящная игрушка рядом с этим «недоделанным пулеметом». Традиционная для шедевров оружейной «промышленности» медная табличка на прикладе сообщала, что ему достался «Шестиствольный казнозарядный штуцер 11,5 мм Маркуса Бергшталя. Сделан в городе Плеж по заказу компании купцов-авантюристов в год пятьсот девяносто восьмой». Увидев мой интерес, Акинф поспешил продемонстрировать, как из полости между стволами выскакивает тридцатисантиметровый игольчатый штык. Накоротке да против превосходящего противника - самое оно.
        Что до рыжего паренька, полное имя которого звучало как Редворт, то с ним все как раз оказалось предельно просто. На первое время во избежание культурного шока решил близко не подпускать и по возможности обслуживать мелкие нужды собственноручно. В прошлой жизни, несмотря на вполне солидный заработок топ-менеджера, барскими замашками не обзавелся и жил по принципу: «У нищих слуг нет». Другое дело, что здесь прислуга означает не только степень комфорта, но и статус. Офицеру без ординарца, как и «благородному дону» без слуги, никак невозможно.
        Подтянулся к нашей стоянке отряд Белова в количестве девяти бойцов, раненых, уставших и грязных, нагруженных двумя-тремя ружьями каждый, но жутко довольных своим героизмом. На опушке леса эти чудо-богатыри грянули скабрезную пародию на строевую песню с простецкими рифмами «кровь-любовь» и «водка-селедка». Так и дошагали до ворот, собрав всеобщее внимание. По мне, так пусть хоть имперский гимн, стоя на головах, поют, лишь бы воевали как следует. Герои дня, как ни крути, им многое можно.
        Впереди всех с «мастерворком» на плече, опоясанный двумя кобурами и саблей, бодро вышагивал кадет. Повязка на голове придавала ему небольшое сходство с товарищем Щорсом, однако примятая ломкая трава под ногами героического Евгения не была сырой - пылила. Кровавый след за кадетом вопреки словам народной песни тоже не стелился. Однако знамя красного цвета на сцене присутствовало! Слегка удивился очередному кульбиту своего ничуть не воспаленного, но плодовитого на странные параллели сознания. Надо было догадаться сравнить барона этого мира с героем Гражданской войны, погибшим за светлое будущее без дворян в моем мире.
        Ну а почему бы и нет? Щорс партизанил, и Евгений наш тоже не плюшками целый день баловался. Тот был ранен в голову, и этому досталось от бандитской пули туда же.
«Сыны батрацкие» в наличии. Да и невесть откуда взявшееся знамя, точнее штандарт, усиливало сходство до полной невозможности смотреть на картину без слез умиления.
        Встретились в воротах, обнялись, словно после долгой разлуки.
        - Ну, красный барон, рад тебя видеть! - поприветствовал я героя дня.
        - Взаимно, господин подофицер.
        Я не стал поправлять его, а он меня. О моем внезапном повышении кадет, конечно же, не знал. Прилагательное «красный» в русинском языке выступало синонимом слова
«красивый». Отчего мое приветствие выглядело как комплимент старшего «реального пацана» младшему: «Красава!» Только на здешний манер.
        Кадета я задержал, а его бойцам приказал сдать лишнее вооружение Прохору, посетить лазарет, привести себя в порядок и поужинать кулинарным шедевром повара Никодима в удобном для них порядке. Насчет шедевра я ничуть не лукавил, каша удалась, и некоторый перевар даже пошел ей на пользу. Требовать немедленного и подробного отчета о действиях отряда посчитал бессмысленным, но уточнить обстановку было необходимо:
        - За тыл спокоен?
        Кадет посторонился, пропуская свое воинство в лагерь.
        - Встретили погоню достойно, живыми только двое выскользнули. Потом еще с одной бандой стрелялись. Ерема предложил подранков им делать, чтобы… вы понимаете? - Белов поморщился и сбился, этот пункт доклада ему явно был неприятен. - Часа три потом шли спокойно. Солдаты землю слушали. Сказали, нет за нами погони.
        - Однако, кадет, наслышан о ваших действиях у Длани, и должен признать, результат выше всяких похвал.
        Кадет подобрался и выкрикнул: «Служу отчизне!»
        Интересно. Не князю, не штату, а отчизне - земле отцов?
        - Как… э-э… гиблое место прошли?
        - По вашим следам не решились. Вы близко прошли. Дозорному померещилось что-то жуткое в Скверне, вот мы крюк побольше заложили. Все равно было не по себе. Вокруг стяга сплотились и прошагали.
        - Стяг вижу. Позвольте полюбопытствовать…
        Белов потупил взор, затем резко вскинул голову и с вызовом посмотрел мне в глаза. Что ж у них за манера такая дерзкая - что у простолюдинов, что у дворян?! Я ж командир, а не пень, у которого собаки лапы задирают. И спросил не из праздного любопытства! Уфф!
        - Это платок госпожи Белояровой с собственноручно вышитым символом ее рода. И на нем ее кровь. «Кровь на орле»…
        Сделал юноше останавливающий жест рукой, все мне стало понятно с первых слов. Княжна в прошлом шеф и в настоящем, без преувеличения, - душа батальона. Ее тело солдаты бережно доставили в лагерь и готовы нести до Золотой рощи на руках. Кто-то из русинов сетовал, что отец лишил ее благословения за своевольный уход с обреченным батальоном, но это только добавило ей любви и сочувствия со стороны солдат. Молчун вроде упоминал, что Белов в списках батальона не значился и сопровождал княжну по своему желанию. Влюбленный рыцарь увековечил память о своей прекрасной даме. Поступок несколько странный, но весьма перспективный! Чтобы сплотить выживших и укрепить веру в победу, лучшего инструмента не придумаешь!
        Залитый кровью квадратный отрез шелковой материи алого цвета с серебряной вышивкой в виде двуглавого орла. Само по себе знамя небольшое, а смысловой нагрузки, понятной любому стрелку, несет просто запредельное количество: тут и военачальник, предавший своих солдат-«детей», и любовь, что сильнее страха смерти, верность долгу, вера и надежда. А главное, оно как нельзя лучше отражает полуофициальный девиз русинских частей «Победа или смерть!». Откровенно говоря, меня пробрала лютая зависть: пока я с Ральфом беседы беседовал, парень геройски воевал, да еще и создал гениальную - нет, слово «вещь» тут никак не подходило… создал гениальный артефакт! Уже и имя знамени придумали.
        - Мысль верная. Только древко надо подобрать получше. И стрелков в почетный караул, кто в бою отличился, назначишь… извольте назначить. Теперь ваша задача - чтобы «Кровь на орле» никогда, ни при каких обстоятельствах не попала в руки врагу. Это понятно?
        Кадет щелкнул каблуками сапог. А я занес себе очередную галочку - следить, чтобы Белов не натворил глупостей вроде какой-нибудь самоубийственной атаки под красным знаменем в полный рост.
        - Разрешите исполнять?
        - Исполняйте.
        Тем временем мой ординарец организовал четверых бойцов на сбор офицерского багажа по повозкам - у фургона выстроилась дюжина разнокалиберных сундуков, выросла груда добротных ранцев и полевых сумок. Эту же четверку под руководством Акинфа я приставил к сортировке трофеев. Многие сундуки оказались заперты на механические встроенные или навесные замки, но среди солдат нашелся умелец с набором отмычек. Какие не поддались воровским приемам, бойцы вскрывали при помощи топора. Среди уцелевших солдат не только Молчун браконьерствовал, и не один Буян с кистенем в подворотне баловал, «протокольные рожи» разбавляли отряд в пропорции один к трем. Неудивительно, что отыскался бывший взломщик.
        Основу добычи составляли носильные вещи - шелковое белье, запасные повседневные и парадные мундиры, а также теплая одежда и добротная обувь. Чулки и носки. Похоже, изменники неплохо подготовились к зиме. Аксессуары, вроде шарфов, ремней, знаков и всякого рода изысков, для которых я не нашел нужных определений даже с Ральфовой помощью. Одеколон. Алкоголь. Несессеры. Дуэльные пистолеты и холодное оружие. Письменные принадлежности. Посуда. Склянки с ашем. Офицерские патенты и бумаги, удостоверяющие принадлежность к дворянскому сословию Империи и разных стран. Консервированные мясо, рыба, супы, каши. Увесистые круглые банки из толстой жести вполне привычного вида, хоть без ключей и с одноцветными этикетками серой бумаги. Ни гамионов, ни предметов боевой экипировки и прочих потребных в бою вещей не нашли. Все это и многое другое либо уже собрали с трупов, либо осталось у Длани.
        В каждом сундуке обнаружились разной степени полноты кошельки и шкатулки с деньгами и украшениями. Я то и дело перехватывал красноречивые взгляды рядовых на растущую кучку ценностей - покойники отнюдь не бедствовали, - пока не додумался убрать их в сундук с казной батальона.
        На секунду выпустил происходящее вокруг меня из поля зрения, так как осматривал окрестности стоянки, испытывая подзорную трубу - единственный, на мой взгляд, полезный для войны предмет, найденный в офицерских сундуках. На запах халявы слетелись все мои действующие и будущие военачальники. Молчун, Буян, Белов, Прохор, Фома и даже Никодим оказались поблизости. На предстоящий в скором времени
«совет в Филях» и специально приглашать никого не надо - внутренне улыбнулся я. Пользуясь служебным положением, позаботился о себе. Ведь я оказался в этом мире практически голым, босым и безоружным. И вот теперь выпал удачный случай слегка подправить эту несправедливость. Много ли скромному человеку надо?
        Отобрал себе из общей кучи превосходный офицерский мундир зеленого цвета с серебряными пуговицами в комплекте с однотонными штанами и забавной, но богато украшенной треуголкой.
        В качестве повседневной формы одежды выбрал слегка поношенные, но подходящие по размеру кожаные штаны и полевой камзол синего сукна, сверкающий надраенными медными пуговицами. Не хуже того, что затрофеил Молчун. По факту одежка являлась безрукавкой с полами до середины бедра, хорошо приспособленной для защиты туловища от холода и вражеских поползновений. Толстый подбой предназначался для смягчения ударов, стоячий воротник защищал горло, кожаные полосы на груди и животе обеспечивали не только красоту, но и дополнительную защиту жизненно важных органов. Широкие накладные карманы в районе бедер позволяли носить с собой запасные боеприпасы и прочие нужные вещи. Одежка попалась без дизайнерских изысков, но весьма годная в качестве поддевки под мою кирасу с наплечниками. Броню при помощи ординарца примерил и сразу снял - ноги пока что держали меня неуверенно.
        Заботливый Акинф отобрал для меня несколько рубах, две смены белья, носки и вместе с парадным мундиром перепоручил хабар Редди - упаковать в дорогу. Порванные и испачканные кровью и землей бриджи после бритья сменил на запасные, как назло, светлые. Теперь же с удовольствием переоделся в прочные и удобные кожаные брюки. Наряд дополнил головной убор - что-то вроде треугольной шляпы. Ральф подтвердил мою догадку, что в умах здешних простолюдинов треуголка имеет статус офицерского аксессуара. Поэтому все-таки уломал себя попарить макушку. В бою бестолковую шляпу решил заменять на стальной шлем, как у Буяна, благо мастер-стрелок и о моей голове позаботился.
        Затем в соответствии с иерархией прибарахлился Белов. Мы договорились пользоваться услугами Редди сообща к взаимному удобству. Буян с Акинфом поменяли свою обувь на офицерские сапоги да накинули добротные кафтаны, что сразу же выделило их из солдатской среды. Тряпья оставалось в достатке и пришлось ставить обоих мастеров на раздачу вещей нуждающимся солдатам. Естественно, те распределили барахло в первую очередь среди своих подчиненных.
        Ни на минуту я не забывал, ради чего полез копаться в вещах покойных. Искомое обнаружилось в самом крупном сундуке, снятом с офицерской брички. В резной деревянной конторке находились бумаги и увесистая кожаная папка с тоненьким ремешком. При виде ее Ральф встрепенулся. Внутри оказалась «дощечка» из того же магического материала, что и патенты, размером чуть больше стандартного листа бумаги. Белая поверхность была разбита на квадраты, покрытые цветными линиями, значками и сокращениями. По команде Ральфа я перевернул планшет, ибо держал его вверх ногами.
        С правой стороны в специальном держателе покоился стилос. В правом верхнем углу
«дощечки», утопленный прямо в дивный материал, вращался почти привычного вида компас. Чуть ниже сверкал небольшой гамион. Еще ниже - небольшой экран, площадью примерно с две визитки.
        Присел в сторонке и прислушался к мудрому совету подселенца о том, как совладать с магическим девайсом. Доселе невиданным, но необходимым командиру.
        С первого же взгляда карта проясняла текущее географическое положение моего отряда. Красный треугольник замер в двенадцати километрах от Каменной Длани и тракта Висельников, оставшихся на юго-востоке вместе с оседлавшим тракт вольным городом Грымом. Протянувшаяся на запад сквозь Грымскую пущу вдоль непроходимой каменной гряды тропа после безымянного ручья начинала ветвиться и петлять между скалами, обозначенными как Столпы. Все обозначенные пути - воровская тропа, по которой двигались мы, и проселочная дорога вдоль западной гряды - вели на северо-запад в узкое бутылочное горлышко ущелья Рока, которое начиналось сразу, как заканчивался лес. Две скальные гряды обнимали лес с севера и лесисто-болотистую местность с запада, оставляя нам один-единственный путь.
        Я не в первый раз обратил внимание, что здесь используется метрическая система. Подселенец было буркнул, что «не видит в этом ничего удивительного» и «в империи всегда так было: расстояния в километрах и метрах, а ружейные стволы в миллиметрах». Мол, я это вместе с частицей Ральфовой мудрости усвоил. Но на половине рассуждений, обещающих быть не менее пространными, чем обычно, маг осекся и пообещал прояснить историю вопроса.
        - Проясни, проясни, голуба. Мне самому интересно, откуда у вашей Империи наша метрическая система. - Судя по заинтересованному лицу Акинфа, я опять думал вслух.
        По команде Ральфа коснулся указательным пальцем гамиона. Я не понял, что произошло, но обозначений на карте внезапно прибавилось. Похожее на отпечаток большого пальца болото змейкой пересекла еще одна линия. Потыкал в нее стилосом - на экране появились загадочные каракули, принятые мной поначалу за тайнопись. Почерк у бывшего владельца, как у врача с похмелюги! Заботливые и находчивые аборигены проложили с островка на островок приличную гать, а некий исследователь занес ее местоположение и описание в свой «навигатор».
        - Акинф, глянь вот сюда, что видишь? - ткнул стилом в Столпы, затем в гать.
        Ординарец пригляделся к карте и взял несколько секунд на размышление.
        - Ждут они нас там, на Столпах-то, ваше благородие.
        Бывший гайдук подтвердил мои соображения. Местные отморозки обожали устраивать засады на Столпах - скальных образованиях, самой природой предназначенных на роль наблюдательных башен и стрелковых позиций. Иногда их выбивали граничары, эдакие казаки на здешний лад, которые, в общем-то, тоже не промах собрать с купцов чрезвычайный налог, а то и вовсе разграбить якобы дружественный сквернавцам караван. Наличие потайной гати представлялось ему здравой идеей еще и потому, что проселочная дорога, протянувшаяся от ущелья между болотом и западным скальным образованием, дублировала тракт Висельников, но предоставляла караванам большую свободу маневра. Никто не любит отчислять налоги, еще меньше дураков платить не только бандитам, но и властям.
        - Как мыслишь, фургоны пройдут?
        - Навряд ли, - ответил Акинф - До начала гати, может, да только муторное дело с ними по лесу таскаться.
        Чем больше я смотрел на карту, тем сильнее убеждался в правоте своего замысла, промелькнувшего искрой в тот момент, как увидел путь через болото. Нас ждут на кораблях, а мы с горы на лыжах. Оставил идею дозревать и созвал военный совет.
        Помимо троих десятников и лекаря Фомы приглашения на совет получили начальник вооружений Прохор и… повар Никодим. Последнего с подачи Акинфа я назначил главой обоза, о чем предстояло сообщить ему самому и прочим. Раз уж он «и к людям и к тяглу подход знает, и при нем никогда не голодали», даже при лютом воровстве покойных офицеров. Помимо обязанностей «шеф-повара» батальона Никодим, не будучи строевым солдатом, «тянул лямку» артельного старшины первой роты. Следовательно, стрелки доверяли ему свои скудные «пайковые» деньги и муку, выдаваемую в счет жалованья для организации «приварка». Задумай я провести в отряде конкурс на соответствие внешности слову «хозяйственность», повар бы занял первое место. Что немаловажно, он умел читать и писать. Поэтому Никодим был обречен разгребать в моем подразделении логистические вопросы.
        Расселись по ящикам. Белов рядышком со мной приземлился, десятники же на некотором отдалении. Вроде как дистанцию соблюли.
        Для затравки разговора я предъявил собравшимся свой лейтенантский патент. После личного обращения покойной княжны Белояровой и эпического разгрома сквернавцев у Длани эффект, конечно, получился уже не тот. И маленький, но тщеславный шоумен во мне от всеобщего молчания слегка сконфузился. Отреагировали мои соратники сдержанно, словно ожидали чего-то подобного.
        После краткой паузы озвучил им свою «настоящую» легенду: мол, на деле я офицер для особых поручений генштаба русинского корпуса Армии Освобождения, приданный батальону для усиления. Узкое место, каким таким чудом я оказался на дороге в голове разгромленной колонны, пришлось проскочить. Уцелел же в засаде просто: сбили с ног в толчее да по голове «прилетело неслабо». Испугался. Все-таки первый бой как-никак. Притворился мертвым. Потом перестрелял мародерствующих сквернавцев и бросился в лес, где и плутал, отстреливаясь, пока не набрел на Буяна. Признаваться в своей трусости было непросто, но, увы, необходимо, чтобы придать рассказу какую-то видимость правды.
        Честно говоря, больше всего переживал за этот момент: аборигены в слово «честь» вкладывали непривычно много смысла, раздувая его до глыбы, которую нельзя ни перепрыгнуть, ни обойти, не запятнав репутацию. А ее, как одежду по поговорке, следовало беречь смолоду. И, что характерно, в первую голову это касалось особ благородного происхождения. Да уж, порядки…
        Евгений Белов - единственный, кто имел право упрекнуть меня в «недостойном офицера поведении», - предпочел отвести глаза. Похоже, юноша понимал, что не время и не место выяснять, кто достоин, а кто здесь «погулять вышел». На мое счастье, разум парня слишком чист, чтобы изводить себя ревностью и домыслами. Если посмотреть на ситуацию объективно, то Фома отдал Слезу Асеня с душой княжны какому-то приблудному авантюристу, а не влюбленному в нее юному рыцарю. Не похоже, что без страха и упрека. Не потому ли он так взялся геройствовать, что тоже растерялся под огнем? Так или иначе, окажись на месте Евгения более эгоистичный и ограниченный субъект, мне бы не удалось избежать конфликта, - к гадалке не ходи.
        Также никто не заявил, что не видел меня во время предшествующих стоянок, на марше и затем в бою. И это радовало. Пусть мелкий червячок сомнений точит разум кого-то из подчиненных в свободное от боевой работы время. Пока они готовы сражаться под моей командой со сквернавцами, превозмогать всяких «червячков» в их головах нет нужды.
        Вторым пунктом на повестке дня стояла раздача чинов и заодно приведение толпы спасенных стрелков в подобие организованного отряда. Озвучил идею с формированием четырех подразделений и соответственно огласил назначенцев: подофицер первого класса Белов становился моим заместителем и командиром группы тяжелого вооружения, капрал Молчун уже вовсю отвечал за разведку, капрал Буян - за ядро отряда стрелков, мастер Прохор получил должность начальника по вооружениям, а Никодим Наумов отныне исполнял обязанности обозного главы. Повару, как нестроевому, звания не полагалось. Буяну, Молчуну и Белову поручил присвоить «мастер-стрелка» воинам, отличившимся в боях, а из их числа назначить потребное количество сержантов.
        Сержант в Армии Освобождения - это не звание, а должность. Вроде помощника капрала по дисциплине и хозяйственным вопросам - примерно по одному полагается на каждый десяток солдат. Еще в тумане заметил, что Ральфу доставляет удовольствие просвещать штатского в моем лице на тему армейских реалий. Видимо, сам недавно в рядах, вот и выеживается.
        Внезапное повышение восприняли сдержанно, считая его не то блажью штабного офицера, не то временной необходимостью. Да и ладно, нечего радоваться раньше времени - нам еще до своих надо дойти.
        Защитных гамионов среди трофеев нашлось две штуки, а снятый с имперского «агента Смита» Акинф обнаружил в фургоне при разгрузке офицерского багажа. Ума не приложу, как он оказался между сундуками, вместо того чтобы остаться у меня на шее или бесследно сгинуть в посмертном убежище мертвого мага. Нашелся, и к лучшему - потому как Белов и Буян о личной защите от метательных снарядов врага до сих пор не позаботились. В несколько движений, в очередной раз удивив самого себя, настроил трофейные «Щиты» под ауру владельцев и повесил им на шеи. Почти как медали.
        На этом пришла пора огорчить военный народ. В профилактических целях.
        - Итак, господа и товарищи мои боевые, волю княжны мы не выполнили.
        По обозначенной группе лиц прошла волна недоумения под тихий ропот.
        - Пока не выполнили. Да, отбили своих. Но до рощи не дошли. И не дойдем, если не бросим обоз.
        Все прекрасно понимали, что громоздкий и медленный обоз делал колонну уязвимой для нападения и задерживал нас, что грозило поставить отряд по прибытии в ущелье Рока между молотом и наковальней. В том, что стратегический проход враг уже закрыл, сомневаться не приходилось. Тем не менее подчиненные переглядывались между собой, пожимали плечами, скребли затылки и многозначительно вздыхали.
        В попытке понять, что виной такому неадекватному поведению - глупая жадность или безрассудная ответственность за казенное имущество, воззвал к Ральфу. Но безуспешно.
        Вместо козыря предъявил планшет с картой. «Советники» потыкали в диво дивное пальцами и чуть более вдумчиво почесали затылки. Про само болото слышали все, причем только ужастики, о полноценном же пути через топь никто не подозревал. Что неудивительно. Но если прикинуть специфику местной торговли, наличие неуправляемых банд и засадоопасную ситуацию у Столпов, то альтернативный и потайной маршрут просто обязан иметь место. Гать выглядела более приемлемым маршрутом, и понимание этого факта членами совета я физически ощущал. Но бросать добро им не хотелось категорически.
        - Итак, будем исходить из того, что оружие, аш и гамионы возят вьючные куланы контрабандистов. Наши, следовательно, тоже пройдут. Весь путь до ущелья Рока через болото займет, по прикидкам, около двух суток. Значит, продовольствия надо брать на трое суток.
        - А как до рощи идти? - спросил Никодим. - Еще на три дня надо брать.
        - Твоя правда… - признал я. - Тем не менее повозки и все лишнее придется бросить. Берем только продукты, оружие и самое ценное. Куланов не перегружать, иначе не пройдем…

«Советники» недовольно загудели. Призвали Фому, ссылаясь на необходимость в транспортировке раненых. А где одна повозка, там и десять… Ага, щас! С вероятностью в сто процентов у Столпов нас ожидает засада. Тащить, надрываясь, добычу врагу - преступный идиотизм. Так и заявил.
        Обратил внимание, что наше собрание привлекло внимание большинства рядовых, закончивших прием пищи и по недогляду командиров не имеющих срочных дел.
        Нелепую игру в демократию пришлось резко прекратить. Решение я принял, и последовавший доклад лекаря повлиять на него уже не мог. Раненых не бросим, заверил собравшихся, кого-то понесут обозные ратаи на носилках, кого-то посадим на куланов. Буяну и Прохору поручил озадачить бездельников, греющих уши, а сам выслушал Фому.
        Слегка волнуясь, доктор Немчинов изложил ситуацию с небоеспособными стрелками, которых числилось двенадцать человек. Уверенно пообещал вернуть в строй от трех до пяти солдат в течение двух суток. Прогноз по многочисленным легким ранениям у бойцов также оказался благоприятным. Особо поблагодарил меня за большой гамион, отданный на болоте, и пентахилер. Для ухода за ранеными он попросил выделить еще одного солдата - Василия по кличке Гусляр. Очевидно, речь шла о том солдате, что помогал Фоме до прихода колонны на постой.
        - Чей боец? - обратился я к «отцам-командирам». Медбрат Харитон в помощниках - это хорошо, но раз сам княжеский лекарь предлагает натаскать в медицине еще одного человека - грех препятствовать.
        Молчун отозвался, что собирался Василия «позвать в разведчики», формировать свое капральство он уже почти закончил.
        - Это необходимо, господин Романов! - поднял указательный палец в патетическом жесте Немчинов, напрасно ожидая от меня жалостных песен про нехватку бойцов. - У Василия талант.
        - Дык, получается у парня с ранами. Бабка у него, говорил, кровь словами затворяла. И по-людски это, - пригладил макушку своей кучерявой шевелюры Молчун. - Пускай помогает. Мыслю, будет через это польза отряду.
        - Добро, - подтвердил я решение. - Но в бою его место в строю, а не в обозе. Достаточно Харитона. Вы, господин Немчинов, не стесняйтесь привлекать для грубой работы обозных.
        - Милостью Асеня в помощи никто из возниц не отказывает, а многих и просить не надо. Благодарю, - кротко и благостно ответил Фома.
        Затем лекарь затронул тему предстоящих похорон умерших от ран солдат, точнее кремации по принятому у русинов обычаю. И вновь от меня требовалось сказать свое слово.
        - Пусть обозники готовят костер. Как положено, попрощаемся с братьями, - распорядился я и поинтересовался, как поступили с погибшими у Длани.
        Молчун рассказал, что тела всех павших в бою и замученных до смерти стрелков сложили на две телеги прямо в освободившемся дворе разрушенной крепости. Снизу подложили вязанки хвороста, запасенные офицерскими слугами, деревянные части телег, пустых ящиков и древкового оружия. Набитые с разных сторон пучки соломы полили из трофейных ламп и масленок - погребальный костер занялся быстро.
        Настало время подвести итоги совета и раздать всем собравшимся ценные указания.
        - Раненые и княжна. Оружие, боеприпасы, продовольствие. Трофейные гамионы и казна. Имущество, остро необходимое отряду в обозримом будущем, - расставил я приоритеты. - Все, без чего можно обойтись в бою и тем более на отдыхе, является балластом и подлежит уничтожению. И еще, господа и товарищи, сами осознайте и стрелкам скажите, что это не бегство и не отступление. Нам предстоит сложный маневр и тяжелый бой.
        Выговорившись, замолк и обвел взглядом лица, цепляясь за любое проявление сомнений. Никодим звучно высморкался, не иначе от волнения. Кряхтение подчиненных, начавшееся после решения бросить повозки, перешло в покашливание, печальные вздохи в надсадные охи.
        Избавляться от лишнего добра, повышая боеспособность и обеспечение личного состава всем необходимым, поручил Буяну, Прохору и Никодиму, подкрепив их Фомой на случай обнаружения лекарств, а также в качестве незаинтересованной стороны.
        Вновь взял слово лекарь и поведал, что ноги у половины солдат в отвратительном состоянии, отчего скорость предстоящего марша под вопросом.
        - У вас же есть мазь. - Целебные свойства пахучей субстанции, предложенной Харитоном, я уже ощутил на своих ожогах, ранах и потертостях. - Кому не достанется годной обуви - выдать ткань на портянки и обмотки. Все.
        Немчинов понимающе кивнул. Насупленные члены военного совета вновь переглянулись. Все равно по-моему будет, братцы!
        - У нас два с половиной - три часа светлого времени. Молчун, слушай приказ. Через полчаса выдвигаешься со своими к болоту и ищешь гать. Обнаружишь - выставь дозоры, разведай проход на пару километров и отправь к нам навстречу проводника. Но сначала получи у Прохора и Никодима все необходимое, как мы с тобой проговаривали. Исполняй.
        С этими словами передал ему найденную подзорную трубу. Может, в густом лесу она бесполезна, но то болото я видел только на карте, вдруг да сгодится.
        Молчун еще раз вгляделся в карту и отправился готовить к выходу своих разведчиков.
        - Евгений, - обратился я к своему заместителю, - необходимо поделить боеспособных солдат между группой тяжелого вооружения и стрелками. У Прохора был набросок списка личного состава. Мне нужен уточненный список с разбивкой по подразделениям.
        - С древичами как быть? - поинтересовался до той минуты молчавший Белов.
        - Справедливый вопрос… Нужны пикинеры для прикрытия стрелков - их к Буяну. В расчет крепостного ружья - один тягловый, а также двое-трое для переноски гранат. И сколько нужно возьми для картечницы. Остальных в обоз, то есть в госпиталь, - раненых нести будут. У нас на все про все час времени. Затем выступаем.
        - Есть! - отчеканил Евгений. Он, пожалуй, единственный, кто не переживал по поводу дальнейшей судьбы отбитого у врагов добра.
        Я продолжил распоряжаться.
        - Сержант Прохор, выдашь Молчуновым бойцам все то, что у нас есть из скорострельного. Пистолеты - обязательно. И все, что попросят. Никодим, собрать для разведчиков сухпай на три дня. Ранцы я в обозе сам видел - им первым выдать прямо сейчас. И сапоги, если найдутся, тоже, все-таки в болотину лезть. И прочее, сообразите сами.
        - Есть. Помозгуем с Петром Тимофеевичем.
        - С кем? - вырвалось у меня раньше, чем понял, о ком говорит обозный. Молчун - это ж кличка. Уже больше суток общаемся, а как по-человечески его зовут, только сейчас узнал.
        Разогнав подчиненных воплощать мои решения в жизнь, продолжил обыск конторки. И не напрасно! Помимо всякой бумажной шелухи, которая являлась маскировкой, обнаружил действительно важные вещи. Журнал боевых действий - раз. И стальной тубус-футляр - два. Листы журнала блистали девственной чистотой, что просто великолепно, - вести его предстояло мне, командиру особого подразделения стрелков, причем в обязательном порядке. Если верить Ральфу, это второй после патента документ, который потребует для проверки вышестоящее начальство, когда доберемся до своих.
        Тубус же и вовсе преподнес мне шикарный подарок - четыре чистых бланка офицерских патентов. С трудом превозмог себя, чтобы не выписать своим назначенцам документы тут же. Слишком много нежелательных вопросов это вызовет со стороны людей, которые доверили мне свои жизни.
        Выбрал отдельный ранец, сложил в него планшет, тубус с патентами, журнал, чистую бумагу и принадлежности для письма. Эту ношу доверил Акинфу, наказав беречь как зеницу ока.
        Работа вокруг кипела - солдаты и обозные носились, как за две зарплаты, разгружая повозки и изобретая на ходу вьюки для куланов. В компании телохранителя отправился навестить ратаев. По пути привлек к труду на благо обороны двух древичей-алебардистов, переживших побоище у Длани без нежелательных последствий. Разве что рукава и полы стегачей у Яра и Тура покрылись бурой коркой. Они как раз занимались чисткой и починкой своих кирас. Пришлось им и тягловым древичам отложить заслуженный отдых, раз командиру взбрендило увеличить количество бойцов первой линии.
        Идея моя имела право на жизнь по ряду причин. Оказалось, еще недавно в русинских частях не менее двадцати процентов личного состава занимали латники, вооруженные древковым оружием. Поэтому спасенные из плена ратаи по большей части оказались пикинерами, списанными в обоз в качестве тягловой силы. Огнестрел в этом уголке вселенной постепенно вытеснял пикинеров, но пока еще они были необходимы. Несмотря на наличие несъемного штыка у «дербанок», потребность в защите стрелков в ближнем бою, особенно от кавалерии на тиранхорсах, оставалась. Эффективность работы Яра и Тура в атакующей цепи я оценил лично во время боя за Длань. Древичи двигались чуть впереди: их гигантский по сравнению с аборигенами Скверны рост, длина рук, защитное снаряжение и мастерство давали им огромное преимущество в рукопашной. Там, где работал «глефоносец», солдаты стреляли чаще и точнее, ибо не отвлекались на штыковой бой. «Мушкетеров» в моем отряде прибавилось. Оставалось разбавить их пикинерами, и можно будет пофехтовать с «гвардейцами кардинала» по всем правилам здешней военной науки.
        К слову, Ральф успел проанализировать последние события и не так давно порадовал меня заключением, что огнестрельного оружия у сквернавцев во время засады на тракте и у Длани оказалось неправдоподобно много. Как правило, оснащенность баронских дружин и бандитов огнестрелом на порядок ниже. Основу стрелковой мощи противника составляли обрезки трофейных «дербанок», пистолеты, многоствольные и крупнокалиберные творения грымских оружейников. Редко встречались скорострельные винтовки и револьверы - как правило, лишь у состоятельных наемников из Юниленда и Дукарии. В армии Грыма все еще состояли целые роты арбалетчиков! Пусть у многих из них в качестве оружия ближнего боя имелся за поясом дульнозарядный пистолет, тем не менее это были именно профессиональные арбалетчики, вооруженные мощными, хоть и несколько архаичными агрегатами, облаченные в доспехи и с павезами за спиной.
        Не стал язвить по поводу запоздалых догадок Ральфа, поскольку уже знал, что имперские офицеры-изменники привезли с собой значительный арсенал, часть из которого успели распродать бандитам. Со слов таинственного союзника выходило, что сквернавцы у Длани ждали еще один обоз с огнестрельным оружием. И я бы не поручился, что таких поставок не было в прошлом.
        Тем не менее умозаключения Ральфа натолкнули меня на мысль, что враг, ожидающий нас в ущелье, возможно, уступает нам в огневой мощи, но превосходит числом. Поэтому попытается решить дело натиском и рукопашной. А поскольку скорострельных ружей у нас всего ничего, выход очевиден - поставить позади стрелков «клоны» Яра и Тура, чтобы в критический момент защитить стрелков.
        Для изготовления пик отлично подошли тесаки, замеченные мной у некоторых солдат еще на болоте. Их длинные полые ручки замечательно садились на древки, как и было задумано оружейниками. В обозе нашлись запасные «осадные ножи», пара глеф и несколько протазанов. Украшенные кистями короткие копья с широким листовидным лезвием выполняли функцию знамени для взводов - ими вооружались сержанты и прапорщики, а также начальники караулов из числа нижних чинов «для солидности». Но в умелых руках это оружие давало пехотинцу шанс противостоять всаднику и пустить немало крови врагам в рукопашной.
        Прохор и тут проявил себя, еще во время лесного путешествия подкинув идею оснастить пикинеров пистолетами. И теперь у многих за поясами наблюдались двуствольные «драгунки», а поверх кирас «бандольеро» с запасными пулями.
        Пока я наблюдал, как под руководством Яра и Тура бойцы первой линии облачались в найденные в обозе стеганки и подгоняли нагрудники, пока Никодим с Прохором снаряжали разведку, а Фома с Буяном обходили обоз, заглядывая в каждую повозку, пришла беда, откуда не ждали. Точнее, свалилась как снег на мою голову в виде пяти особей женского полу. Трех из них я уже видел и легкомысленно окрестил «борделем на марше».
        Две дамочки выделялись «старомодными» нарядами, мало подходящими для активной жизни во всех смыслах, ювелирными украшениями и вызывающе надменным видом. Они составляли ядро «бабьего бунта» и являлись его голосом.
        Прочие стояли позади и чуть в стороне, соблюдая сословные приличия. Крепенькие, в меру декольтированные, в грубых, но вполне приспособленных для походов, труда и обороны платьях с кожаными вставками. В руках, отмеченных следами тяжелой работы, они сжимали ножи. Не то служанки или прачки, не то солдатские жены, но явно не
«вспомогательно-развлекательное» подразделение. Нагло и внезапно заслонили мне милую сердцу картину жизни военного лагеря и принялись голосить непонятное и требовать невозможного. А именно предоставить охрану, компенсировать потерянное имущество, выдать документы и вообще срочно обеспечить им сносные условия жизни. Будто у меня другие дела закончились!
        С левого фланга на меня наседала пышнотелая леди, справа ее напор поддерживала худощавая напарница. А три простолюдинки оказывали лидершам моральную поддержку.
        - Кто такие? - как можно более грозно рыкнул я. - А ну, прах и пепел, по очереди докладывать!
        Оказалось, мои бравые ребятушки в спешке прихватили не только офицерскую бричку, винный погреб господина интенданта, кучу посуды, мебели и товаров народного потребления, но и двух офицерских жен и трех… хм, пусть пока числятся служанками. В донжоне со своими благоверными полегли не все - эти просто не успели добежать до укрытия и прятались под телегами. Пока их товарки своим мужьям заряжали ружья и пистолеты, убившие Трындеца и Нила, эти отсиживались непонятно где. А потом присоединились к колонне, по привычке помыкая возницами и солдатами. Что-то я их не видел рядом с санитарной телегой, и для помощи Фоме пришлось отряжать еще одного бойца! Может, поэтому и не взяли солдатскую обувь и обмундирование, что кому-то пришлось фургон с этими запрягать и везти? Зато теперь, как стая сорок, на меня налетели требовать то да се, пятое-десятое… Спрашивается, за какие заслуги?
        Не было печали! Во-первых, это головная боль сейчас. Я поморщился, словно сорочий гвалт разбередил все мои ранения одновременно. А во-вторых, «геморрой» потом - продолжил размышления сроднившийся с моей личностью Ральф. Свидетельницы кровавых злодеяний господина Романова у Каменной Длани. «Убийство граждан Империи и офицеров Армии Освобождения - раз, незаконное владение магическими способностями и артефактом - два, присвоение материальных ценностей в особо крупных размерах вроде казны и артиллерийских гамионов - три», - зачитал как приговор список моих прегрешений мертвый маг. Отчего за Слезой Асеня половина Скверны будет гоняться, это понятно, но незаконное владение как понимать? - вскипел мой разум возмущенный. Геноцид мирных, но вооруженных до зубов пастухов как пить дать пришьют, но браслет-то почему вне закона?! Маг внезапно пропал, подтверждая тем самым мою догадку, что ляпнул что-то совсем не то. И здесь засада…
        Дело ясное, что держать языки за зубами красавицы не умеют, а даже наоборот. Стоит им только добраться до цивилизации, за смерть своих покровителей отомстят мне сполна. И бросить их я не могу. Не потому, что совесть не позволит, а потому что их благородия так поступать не должны. Мои подчиненные меня не поймут. Будь бабенки посообразительнее, они бы попросили защиты у барона Белова, и хрен бы я куда делся, пришлось бы отрывать солдат от работы для удовлетворения их капризов, но наглость и нервы их подвели. Набросились на «главаря бандитов» они напрасно. На меня где сядешь, там и ляжешь.
        - Спокойно, ляди! Я командую особым отрядом в подчинении генштаба Армии Освобождения, - я нарочно исказил имперское обращение к супругам господ офицеров. Еще и уравнял общим обращением и благородных дам, и простолюдинок. Мне мелкая радость, а они пусть думают, что перед ними пальцы гнет некуртуазный неотесок со всеми вытекающими. - Можете обращаться ко мне «господин лейтенант» или «господин Романов».
        Дамы, однако, не растерялись и громкость своих нападок не отрегулировали. Мое представление вкупе с их унижением оказались напрасными сотрясениями воздуха.
        - Внимание! - пришлось повысить голос, чтобы перекричать галдеж и для солидности частично перейти на имперский. - Тишина! Заверяю, все ваши требования будут рассмотрены после того, как мы окажемся на своей территории. Сейчас мы во враждебном окружении, и я не могу заниматься устройством вашего быта! Однако, если вам не по вкусу еда из общего котла, я прикажу обозному главе Никодиму выдать вам провиант. И чуть не забыл самое главное! Через час мы выступаем. Ваша повозка остается здесь! Вы можете оказаться в руках тех, кому служили ваши мужья, а можете вместе с моим отрядом вернуться в Колонии. Куланы будут отданы под вьюки с военным имуществом. Я так решил - и точка! Помыкать моими солдатами я запрещаю! Ах, вы так?! Пошли прочь, курвы рублевские! Акинф, гони этих мегер прочь! Пошли прочь, я сказал!
        Насилу отбившись - не без некоторого ущерба для камзола и физиономии - от озлобленных дамочек, возмущенных до глубины души перспективой остаться без гардеробов и прочего непосильным трудом нажитого имущества, пересекся с Прохором. Начвор протянул мне список переданного разведчикам оружия и снаряжения - на превосходной бумаге. Молчун-Петр оказался горазд не только себя обеспечивать, но и о людях своих позаботился похвально. Мои наказы насчет скорострельного и точного оружия подчиненные исполнили на все сто: группа из десяти солдат получила четыре штуцера Марксмана, три «плежских барабанных винтовки», представлявших собой массовую версию моего первого трофея, а также револьвер и восемь драгунских пистолетов со всей причитающейся амуницией. Два разведчика остались со штатными арбалетами, а Молчун, повторюсь, упаковался с ног до головы самостоятельно. Пробежав список выданного боекомплекта, холодного оружия, экипировки, одежды и обуви, с довольным выражением лица подмахнул бумагу протянутым самописным пером. Добавил затейливый вензель к своей обычной подписи для пущего соответствия времени. Ни капли
удивления начвор не выразил, значит, я угадал и здесь.
        Прохор степенно поместил документ в офицерскую полевую сумку и увлек меня в сторону сортируемых грузов. Я и сам был несказанно рад убыть подальше от разъяренных стерв, нарушающих работу моего мозга. Усталость, раны, недосып и цейтнот - еще минута неконструктивного общения с «прекрасным полом», и я готов был сорваться и нарубить сплеча дров. Настрелять пяток «ноусэрок»… мечты-мечты.
        Начвор, у которого руки наконец дошли исполнить мою просьбу, предложил на выбор: пехотную винтовку системы «Марксман», длинноствольный револьвер с деревянным кобурой-прикладом и богато украшенную нарезную вертикалку изрядного калибра. Не стал огорчать Прохора кислой «мордой лица», хотя ни один из предложенных вариантов мне не понравился. Все они отличались превосходным исполнением - первый вариант прямо-таки просился в руки начинающему снайперу. Логику, по которой начвор отобрал второй и третий, я также понял. Ненавязчиво привлек Акинфа в качестве оружейного эксперта, предложив тому сменить свою тяжелую шестистволку на комплект из револьвера и одного из двух ружей на выбор.
        Бывший гайдук меня удивил, попросив у начвора драгунский пистолет. С прадедушкой
«Гатлинга» мой телохранитель расставаться отказался, а пистолет брал «на всякий случай», к тому же, как выяснилось, боеприпасы у них взаимозаменяемые. Пока Акинф придирчиво отбирал себе альтернативный «ствол», я вышел из тупика, взяв из ящика новенький штуцер. Стрелять из такого мне во время штурма руин довелось немало, а вес и габариты смертоносного изделия довольно скромные. Решил осваивать матчасть вместе с подчиненными. Опять же такой немаловажный моментик: глядя на меня, бойцы охотнее будут изучать новые возможности более совершенного оружия.
        Вокруг шустрили солдаты, подготавливая упаковки с амуницией к вьюкам. На заднем фоне Никодим «строил» возниц и обозных ратаев, повышая скорость и эффективность рабочих процессов. «Загадочная речевая магия русинов в действии», - пояснил я ситуацию любопытному Ральфу. Буян, покончив с выдачей скромных запасов обуви и одежды, распределял каски, шлемы и стальные и кожаные нагрудники. В обозе нашлось с десяток добротных ранцев и две дюжины солдатских котомок, что решило насущную проблему транспортировки личных вещей и продуктового НЗ. Назначенные сержанты следили, чтобы у каждого стрелка по возможности получился полный комплект снаряжения. Ситуация с обувью и одеждой улучшилась незначительно - солдатских вещей покойный интендант не запас совершенно, либо ботинки и мундиры остались в брошенных у Длани повозках.
        Прохор порадовал меня не только пополнением боекомплекта к револьверу, но ремнем с
«бандольеро» - места для ношения подсумков с боеприпасами к штуцеру на поясе не осталось. В комплекте шли три кожаных подсумка с ячейками, рассчитанные на сорок пуль каждый, которые начвор называл «кюгельницами», и цилиндрический кармашек для запасного гамиона. Тяжесть получилась приличная, к тому же офицер должен руководить боем, а не стрелять. Поэтому два подсумка с пулями и штык в ножнах я передал Акинфу с просьбой прибрать в мой багаж. Из холодного оружия при мне остался подарок Буяна, вновь убранный после смены портянок в голенище сапога на правой ноге, да сабля, периодически мешавшая мне нормально ходить. Более чем достаточно для главаря.
        Фома застал меня вооруженным до зубов, но чрезвычайно печальным. Я поминутно сверялся с браслетным хронометром и кусал губы, сожалея об утекающих как песок сквозь пальцы минутах.
        От лекаря узнал, что очередной жертвой рабочей группы по оптимизации обоза пал винный погребок, принадлежавший покойному интенданту Глаттону. Надо было догадаться нагрузить целую арбу вином, бренди, консервированными фруктами, сладостями и копченостями. Немчинов обратился за разрешением забрать крепкое спиртное в количестве пяти разнокалиберных бутылок для медицинской надобности и овощи-фрукты для раненых. Поинтересовался, как быть с винами и настойками?
        Пришлось пройти на место происшествия. По пути бывший лекарь княжны Белояровой поведал, что имперские нобили повсеместно распространили привычку отправлять на тот свет недругов супердорогим алкоголем с «добавками», и взялся проверить наличие яда магическим способом. «Заряженных» бутылок оказалось две - с красным вином и бренди, еще насчет двух лекарь высказал опасения. Подозрительное бухло я самолично прибрал, твердо решив посчитаться с преследователями за магическую «мину» на тропе. Или, что ближе к правде, кинуть супостатам ложку дегтя в бочонок меда, точнее, брошенного нами имущества.
        Столовое вино приказал разделить между солдатами, сохранив пару бутылок для ушедших разведчиков. Вышло по небольшому стакану на брата - некоторые выпили сразу, иные вылили во фляги для дезинфекции воды. К слову, емкости для вина здесь оказались ручной работы - тяжеловесные, пузатые, мутного стекла, с неровной поверхностью и кривыми горлышками. Пару покрытых благородным налетом времени кривобоких бутылок все-таки решил сохранить - чтобы было чем отпраздновать будущую победу. Рука не поднималась уничтожить элитный алкоголь, а напиваться перед тяжелым переходом по лесу мне и в голову не пришло.
        Возникла мысль пожертвовать рабочей группе бутылку бренди для повышения работоспособности. В процессе инвентаризации внезапно обнаружилось немало замечательных вещей, расставание с которыми гарантировало хозяйственным натурам тяжелую психологическую травму. Но от идеи «легкого компресса» для изгнания скаредности пришлось отказаться. Моя «жаба» заступилась за своих подруг, душивших мужиков: мол, я не пью и им не позволю.
        Вместо глотка бренди Фома предложил мне исходящую паром солдатскую жестяную кружку.
        - Что это? - я втянул аромат напитка.
        - Баронский чай, - пояснил лекарь, демонстративно отхлебывая из своей посуды.
        Обращение к базе данных Ральфа ввергло меня в задумчивость. Здешний чай - листочки и цветы кустарника, эндемика Скверны, - собранные в определенное время и особым образом высушенные высоко ценились за вкус, аромат и увеличение магических сил. В рецептуру «баронского чая», помимо собственно гербария, входили мед и… бренди. Обдул круг парящей темной жидкости и сделал добрый глоток бодрящего напитка. Своего рода местная версия грога, согревающая и придающая силы, в том числе и сверхъестественные.
        - Ух ты! - я пережил вкусовой шок. - И сколько у нас этого добра?
        - В офицерской бричке четыре тюка.
        - Ваши предложения, любезный Фома?
        - Вывезти любой ценой, - выработанная неутешительными диагнозами интонация пресекала все возражения на корню.
        Я сделал еще один глоток горячей бодрости и пользы и немедленно согласился. А еще приказал заварить всему личному составу. Впереди нас ожидал многочасовой переход по дикому лесу, и силы требовались не только самозваным баронам.
        Позади отряда полыхало зарево погребального костра, сложенного для солдат, погибших от ран в ловушке варлока. Врагу оставался укрепленный лагерь, наполненный хаосом из приведенных в негодность повозок, провианта и всевозможного армейского имущества, тканей, товаров, а также офицерской мебели и различной утвари, бесполезных безделушек и нужных годных вещей, портить которые нам было некогда и незачем. В боевых действиях врагу они напрямую не помогут, а вот драку при дележе вызовут непременно. Да подкинут супостатам головоломку, как это богатство вывезти и защитить от конкурентов.
        Сквернавский огнестрельный самодел, признанный комиссией, включающей меня и Прохора, неперспективным, лишили гамионов и выбросили в ручей, выбрав место поглубже. Заодно запасли в дорогу чистой воды. На большее не хватило времени. Стоя посреди дурдома и постоянно сверяясь с хронометром, я подгонял и без того носящихся муравьями нижних чинов, подофицеров и обозников. Правда, когда колонна потянулась в лес, на пару минут отвлекся - при помощи Акинфа организовал закладку отравленного спиртного. Мой телохранитель воспринял идею адекватно - на войне как на войне - и даже вызвался разместить бутылки так, чтобы они не вызвали у бандитов подозрений, что «угощение» оставлено специально для «дорогих гостей». По его словам выходило, что сквернавцы весьма падки до алкоголя, а яд, надо полагать, в бутылках не быстрый, но надежный. Передовому отряду хватит с гарантией, если в его рядах не окажется способного распознать отраву.
        Это невероятно, но факт - быстрый марш по лесу мой отряд совершил идеально: прибыли в намеченный пункт в срок и без отставших. Скорость движения избавленного от обоза отряда осталась практически прежней, зато лес сделался для нас проходимым. Двое разведчиков встретили колонну и проводили кратчайшим и удобным для раненых и тяжело навьюченных животных путем к началу гати. На половине пути болото дало о себе знать характерным запахом гниющей растительности.
        Уходящую в болото гать Молчун отыскал без труда - следы недельной давности выдали бандитскую тайну. Видимо, заключил глава разведчиков, о секретном маршруте контрабандистов проведали менее осторожные бандиты: вьючный скот пробил в лесу заметную тропу, помеченную сломанными ветками, взбитым дерном и кучками навоза. По словам Молчуна, серые торговцы применяли разные хитрости, чтобы сохранять в тайне свои пути: заматывали куланам морды и копыта тряпками - в основном для соблюдения тишины, а кроме того, чтобы меньше повреждать растительность. Подвешивали скотине под хвост специальный мешок для сбора навоза. Специальные замыкающие следили за тем, чтобы не осталось четких указателей на местности: кто, в каком направлении и в каком количестве двигался. Ничего подобного здесь не было и в помине: значительный отряд прошел не скрываясь, обозначив свой путь на совесть.
        Спросил капрала, не является ли явно оставленный след подстроенной ловушкой. Уставший мозг породил мысль, что все «якобы совпадения» - части коварного плана, мысль при дальнейшем рассмотрении довольно глупую, но, увы, сказанного не воротишь. Ральф из глубин сознания ругнулся словом «паранойя». Я парировал, что здоровая паранойя еще ни одному военному не вредила, особенно на вражеской территории. Тем паче что планшет удивительным образом оказался не защищен паролем. Контрвыпад мага базировался на том, что появление магической карты и мое решение идти по болоту - чистые случайности, а столь зыбкого фундамента для строительства коварного плана совсем недостаточно. Что же до защиты от «кулхакеров», то планшетом способны управлять только имперские маги, коих в Скверну гамионом размером с русинский калач не заманишь. Зачем направлять группу недобитков на болотные острова, когда проще перебить всех на тропе? Или как, скорее всего, запланировано, зажать у Столпов.
        Я предложил исходить из худшего: раз проход через трясину обозначен на карте изменников, следовательно, собравшиеся в ущелье враги о нем знают и без внимания не оставят. Дорпат оспорил вывод, ибо сквернавцы выступают не единым фронтом, они действуют как случайные соединения банд грабителей и мародеров, наемных отрядов, баронских дружин и регулярных частей армии вольного города.
        Внутренний раздор прервал Молчун, развеяв мои подозрения. Сквернавцы, жители каменистых равнин, боятся болот еще больше, чем дремучих лесов. Именно поэтому очевидное решение контрабандистов, возможно, и сейчас остается для большинства бандитов тайной. Полноценная засада на покрытом стоячей водой пространстве затруднена, опасаться следует дозорных на противоположном берегу и незнания местности, а это уже работа для разведки.
        Молчун-Петр рассказал, что найти путь до островка оказалось непросто. Следы людей и животных уходили прямо в темную воду. Мистика? Ничего подобного. Молчун не бросился искать «настоящую гать» - глаза его не обманывали. Болотная тропа продолжалась метрах в тридцати от топкого берега, о чем свидетельствовал просвет в поврежденной растительности лежащего напротив островка. Тщательный промер слегами показал, что под ряской всего лишь по щиколотку воды, которая скрывала довольно широкий настил из деревянных толстых плах.
        Но за поросшим густым камышом и кустами островом гать внезапно обрывалась - нащупать скрытый под водой путь не удалось. Кто-то из русинов обратил внимание на странные симметричные «кочки», оказавшиеся при ближайшем рассмотрении опорами. Вода и ряска скрывали перекладины, которые должны были поддерживать настил, способный выдержать навьюченного кулана. Другой солдат заметил стволы мертвых сосен, не свойственных болоту деревьев, расположенных как маячки, указывающие сведущему человеку направление.
        Прошедшие этой тропой до нас унесли с собой несколько десятков секций настила, специально изготовленных легкими и съемными. Молчуновцы, переправившиеся со всеми предосторожностями на следующий остров, обнаружили, что история со сваями и маячками повторилась. Мостки, сбитые из толстых отесанных жердей, нашлись на третьем острове в густых кустах. Между вторым и третьим островами оказалось примерно равное расстояние. Получалось, что, переправившись на второй островок, контрабандисты вынуждены были демонтировать мостки, чтобы проложить дорогу на третий остров, где и спрятали снятые секции настила.
        На острове один из разведчиков вернул мне подзорную трубу. Надвигающиеся сумерки не помешали разглядеть вполне проходимую, хотя местами подтопленную тропу, петлявшую между поросшими осокой кочками и затянутыми ярко-зеленой ряской провалами. Командир разведчиков предположил, что возвращаться караван будет той же тропой. Картина выходила странная - следы оставили, но мостки убрать не поленились.
        - Отличная работа, капрал Молчун! И хорошие новости. Значит, путь через болото еще остается в тайне.
        - Иначе бы здесь давно проложили постоянную гать… - продолжил мою мысль Белов.
        - На полдня работы, - поддержал разговор Буян.
        - Непонятно только, зачем нужны такие сложности с настилом, - размышлял я вслух. Переправлять караван пришлось частями, поскольку остров не смог вместить всех людей и куланов за раз. Солдаты и обозники протискивались мимо нас со снятыми секциями настила, чтобы голова колонны могла пройти на третий остров и двигаться дальше по обычной, без причуд, гати. Затем кому-то придется, стоя по колено в иле и по пояс, а то и по грудь, в вонючей жиже, передавать эти деревяшки назад…
        - Это - пепельная лиственница, обработанная особым образом… - поведал Молчун. - Совсем не гниет. Я видел такое… в канализации Фрайбурга.
        Я не успел поинтересоваться, что забыл Молчун в клоаке, как Ральф встрепенулся и поведал мне, что Фрайбург - крупнейший портовый город Колоний, мощная военно-морская база, центр восьми имперских культов и штаб-квартира имперской торговой компании. Агенты, продажные офицеры и контрабандные стволы - все эти изделия гордо несли клеймо «Сделано в Империи». Чтобы уберечь свою голову от преждевременной поломки, я решил тупо ненавидеть все, что так или иначе связано с этой самой Империей. Как ни странно, подселенец не возражал.
        В сгущавшихся сумерках при свете масляных ламп и факелов мои чудо-богатыри одолели два километра зигзагообразной - от острова к острову - гати и встали лагерем на двух клочках суши по соседству. На один все не вместились. Нас окружала чахлая растительность, плотная, хоть ножом режь, вонь и навязчивые звуки живой природы. Уставшие люди чувствовали себя неуютно, но альтернативы не имелось, пришлось разбивать лагерь.
        Бесконечный и богатый на события день закончился и для меня. Натруженные ноги подкашивались от усталости, голова отказывалась соображать, но сон-лентяй надвигался нехотя, словно делал мне одолжение. Полусидя-полулежа на одеяле поверх жидкой охапки камыша, я пялился в карту, гадая, какие испытания нас ожидают завтра. Список личного состава и погибших, составленный Беловым, пробежал глазами, собрался было отметить что-то существенное, но потом передумал и вложил документ в девственно чистый журнал боевых действий, заполнение которого отложил на потом. Созвал командиров и выяснил, что дозоры выставлены, никто во время марша не отстал, личный состав поужинал и отдыхает. Раненые перенесли марш удовлетворительно. Скот разгружен, стреножен, накормлен. Женская часть обоза живет своей собственной жизнью, без эксцессов. На всякий случай напомнил о режиме маскировки: никаких «пионерских» костров, громких разговоров и хождений с огнями. Посещать отхожие места приказал строго парами. Обязанность следить за порядком и исполнением приказов по традиции легла на плечи свеженазначенных мастеров и сержантов. Я же
растянулся на постели из камыша и солдатских одеял, полюбовался звездным небом и, забыв распустить совет, провалился в страну снов. - Ра-а-альф, какого хрена?
        Молчание в ответ. А перед глазами все та же густая пелена.
        - Ральф Дорпат! Кар-рамба, коррида и чьорт побер-ри! Где я?!
        Однако командный голосок у меня прорезался на диво. Никогда не подозревал, что имею талант уверенно голосить, внутренне обмирая от страха. Было отчего испугаться. Лег спать на острове в окружении своих солдат, а оказался хрен знает где, совершенно один. Ни Акинф, ни Буян с Молчуном на мой призыв не откликнулись. Подстилка из камышей испарилась. Камзол с сапогами, револьвер в кобуре да Буянов подарок - вот и все мое имущество. Саблю, естественно, отцепил перед сном, а дремать в обнимку со штуцером еще не привык. Не настолько еще нас война сблизила.
        Мертвый маг и по совместительству мой подселенец, которого я привык за последние двое суток привлекать в случае затруднений, не реагировал. Совсем никак. Я уже научился определять, когда Ральф специально затворяется в своем «смертнике», устав от моей тупости или навалив мне очередное корытце пищи для невеселых размышлений. И вот опять, когда мне так нужна его помощь, его нет!
        Ба, да это не проблемы со зрением, это туман. Правда, очень, очень густой. На вытянутой руке пальцев не разглядеть! Активировать магический фонарик в браслете не разучился, но луч света бессильно потонул в мутном царстве.
        Туман, конечно, на болоте не редкость, но вот беда, поверхность под ногами была не просто сухой, абсолютно неживой. Ни травинки, ни пылинки, а по фактуре напоминала стиральную доску с кавернами. Если бы создатель этой декорации поинтересовался моим мнением, то сообща назвали бы ее «застывшая лава». Даром что никогда не был ни в жерле вулкана, ни на месте ядерного взрыва. Да и сам туман, насквозь ненатуральный, без вкуса и запаха, влажный по ощущениям на коже и в то же время совершенно сухой при вдохе. Не туман и не дым, а пелена, обман оптический. Не напрасно я на зрение сначала грешил.
        Кроме неровностей поверхности под ногами, буду называть ее полом, больше ничего более-менее реального вокруг не ощущалось. Совсем не похоже на «смертник» Ральфа… Мелькнула мыслишка, а не вернулся ли я домой, на Землю, в окрестности родного сибирского города? Вот только поверхность под ногами - совсем не асфальт и не бетон. Огни, звуки и запахи большого города напрочь отсутствовали. На родные пенаты не похоже.
        Продолжать взывать к Ральфу - бесполезно. Высиживать на месте, ожидая, когда распогодится и туман развеется, глупо. Взялся пометить место «попадания». Не подумайте обо мне плохого, я, как приличный домашний кот, в незнакомых местах не гажу. Достал из-за голенища нож и старательно нацарапал на застывшем волнами камне крест. Мало ли каким макаром я тут очутился! Может, вернуться назад к отряду я смогу только с этого места. Звук получился противный, но какой-то затухающий. Словно лениво парящие седые клочья гасили звуковую волну.
        Крест принял за центр этой необычной локации и, освещая путь фонариком, сделал несколько шагов. Затем еще и чуть было не «пометил» место в том самом смысле. Прямо из клочков тумана перед моими глазами сформировался призрак. Нормальный такой, я бы даже сказал, «классический»: череп с пустыми глазницами под капюшоном, свисающие до земной тверди обрывки безразмерного балахона. Бледная копия нечисти протянула ко мне костлявые руки, раззявив беззубую пасть.
        Оправившись от первого шока, чертыхнулся и отмахнулся Буяновым подарком, который не успел спрятать в ножны. Призрак беззвучно распался на клочья тумана, смешавшись с окружающей меня белесой мутью. Не успел одолеть одного, как надо мной нависли уже две неприкаянных души. Повеяло холодом или это мурашки от страха? Снова пустил в ход крепкое словцо, два взмаха клинком - и наваждение развеяно. Выставив нож, топтался на месте, ежесекундно оглядываясь. Очередной гость не заставил себя ждать. Если первая троица имела сероватый окрас, то у этого превалировал темный, но против доброй стали и этот не устоял.
        Через несколько минут непрерывной пляски с ножом я вспотел, выбился из сил и сбился со счета, скольких страхолюдин смешал с туманом. Зато осознал, что привидения почти как мотыльки летели либо на свет моего фонаря, либо на средоточие магии в браслете. На мою жизнь и здоровье тени вроде бы не покушались. Похоже, эти сущности пытались банально ухватить капельку магической энергии. Именно каплю, поскольку больше физически не могли усвоить. Направленный на призрака поток света разрывал его в клочья еще лучше клинка.
        Как только осознал, что потерял нацарапанный на «стиральной доске» ориентир, отправился куда глаза глядят, поскольку хуже уже не будет. Бесплотную нечисть игнорировал, разве что самые настырные бесславно гибли под лучом магического фонаря. Через дюжину шагов я, уже привыкший к перемещению по неровностям пола, споткнулся о непонятное. Фонарик высветил вплавленный в пол человеческий скелет.
        Ойкнул, подпрыгнул, перекрестился, чуть не пырнув себя самого зажатым в ладони ножом. Давно упокоенный, неизвестный лежал на спине, аккуратно поджав все конечности, кроме правой руки. Дрожащий луч высветил опавшую грудную клетку, разверстый в предсмертном крике рот, затем лучевые кости и фаланги пальцев. Снизошло озарение: положение костей пальцев уж очень напоминало указатель направления!
        - О-остров сокровищ! Книжку про пиратов написал когда-то… О-остров сокро-овищ! Роберт Льюис Стивенсо-он!
        Напевая пришедший как нельзя кстати на ум мотивчик, на нетвердых ногах я рассекал молочные облака, направляясь в полную неизвестность. Пение пришлось прекратить - послышались какие-то посторонние звуки. Нож перекинул в левую ладонь, а в правую прыгнул револьвер. Справа возникла чья-то тень, и это, я готов был поручиться, совсем не призрак! Какой-то здоровенный, кривоногий, пахнущий зверем и, похоже, вооруженный мужик. По крайней мере, щит в его руке сверкал так, что мне мой браслет стало жалко. Погасив фонарик, медленно присел и замер. Положив ствол на запястье левой руки, прицелился, ожидая, когда сердце уймет свой бешеный бег и ладонь окрепнет. Неразборчиво бормочущий неизвестный, провожаемый дулом револьвера, быстро протопал мимо. Вот и ладно, вот и хорошо.
        Туман, словно нехотя, расступился, и я очутился в руинах величественного сооружения, по отношению к которому время проявило всю возможную жестокость. Целые колонны подпирали темные клубящиеся своды. Огромные осколки намекали, что в древности этих самых подпорок имелось на порядок больше.
        Призраки оставили меня в покое, но плечи и затылок явственно ощущали не то постороннее присутствие, не то чьи-то взгляды. А еще не давало покоя мельтешение теней вокруг «колонного зала дома союзов», так я окрестил новую локацию. Неизвестный не появлялся, но ощущение чужого присутствия меня не покидало. Многие люди чувствуют чужой взгляд, и сейчас я накручивал себя, подозревая за каждым постаментом колонны засаду. Пытаясь прогнать прочь неуверенность, я бродил меж резных монолитов, меняя траекторию и избегая поворачиваться спиной к пустому пространству, всматривался глазами и зрачком револьверного ствола в красоты броуновского движения клочьев тумана. Пока наконец в свете фонарика не увидел следующий указатель - бурую стрелку. Неизвестный художник с усилием обтер свою ладонь, испачканную в краске, о гладкую поверхность упавшей колонны. Получилось наглядно, если не думать о происхождении красителя. Уж больно похоже на высохшую кровушку…
        Лес колонн, уходящий верхушками в свод из темного облака, остался позади, а я настороженно замер на верхней ступеньке древнего амфитеатра. Круглые террасы ступеней-сидений внизу переходили в крошечный пятачок сцены. Седые клочки колдовского морока отступили окончательно, позволяя разглядеть детали интерьера в мельчайших подробностях. Хм… насчет «древнего» я, похоже, загнул - на полированных поверхностях и орнаменте не заметно ни песчинки, ни пылинки. Растительный, доселе невиданный орнамент покрывал боковые части, демонстрируя любопытную технику работы по камню без малейшего следа инструментов. Циклопические блоки-ступени отполированы и подогнаны так, что между ними не вогнать кончика ножа.
        Возникло непреодолимое ощущение, что мое место там, внизу.
        - Вперед, Богдан, подмостки ждут своего героя… - пробормотал я себе под нос, спускаясь на арену. Револьвер, дабы не смешить отсутствующую пока публику, спрятал в кобуру, а нож - в ножны за голенищем.
        Шло время - здесь его течение отчего-то ощущалось особенно остро, а я не решался ступить на «игровое поле», нарезанное на шестигранные плитки.
        Каждую из них украшал легко читаемый символ: меч, золотая монета, плаха, корона, солнце, дерево, башня, чаша, лодка, череп, змея, свиток, сердце… И великое множество разных других, внешне узнаваемых и наполненных бесчисленными слоями смысла, как строка стихотворного шедевра, созданная подлинным мастером слова. Площадь этих плиток едва достаточна, чтобы плотно две ноги поставить, но ступить на ближайшую я не спешил. Оттягивал, искренне наслаждаясь моментом. Пожалуй, впервые за все время я почувствовал себя подлинным и безраздельным хозяином своей судьбы. Сладостный миг, растянувшийся до невозможности, и пафос, низведенный до абсурда: делай что хочешь, главное - делай!
        Я поднял ногу, намереваясь впечатать подошву сапога в шикарную плоскую корону, как шестигранные плиты пришли в движение. Границы смешались, символы вспыхнули, истончаясь с космической скоростью, и гексагоны изошли светом. Подошва не встретила ожидаемой поверхности, трепыхнувшееся сердце сжалось от тоски и через вдох взорвалось от адреналина, а я полетел в антрацитово-черный зев бездны.
        - Мои поздравления, смертный! - рухнули на меня громкие слова, припечатывая к земле.
        На секунду нелогичность событий вкупе с моей беспомощностью намекнули, что я сейчас дрыхну без задних ног на болотном островке, а окружающий морок есть впечатления тяжелого дня, преобразованные подсознанием в бред. Но нет. Это был не сон. Во сне не ушибаешься до слез из глаз и полной потери ориентации в пространстве. Воплю старых ран вторили ушибы ступней, неприятное ощущение в коленях, животе и кровь из разбитых о булыжник ладоней. К своему великому сожалению, я так и не проснулся.
        Оправившийся от потрясений мозг четко зафиксировал смену декораций: ровную площадку с горящим посредине огнем окружали развалины неведомых построек из дикого камня. Позади фрагментов стен клубился все тот же непроницаемый для взгляда туман.
        Цементным мешком на плечи навалился такой упадок сил, что отправить бессмертного анонимуса в пеший эротический тур в ответ на его поздравления не вышло. Сжав волю в кулак и тяжело дыша, добрался до отполированного чьими-то седалищами валуна. Забрызганные жижей и засохшей ряской полы камзола дружно встали на защиту моего здоровья и комфорта - ретроприкид радовал меня все больше и больше. Скомандовал фонарику «выкл.». Протянул ладони к костру. Выдохнул.
        Костер горел без дров, без подведенных газовых труб, и даже магических артефактов не наблюдалось. Пламя не производило ни дыма, ни жара, - только свет, круг которого служил границей для вездесущего, наполненного неприятным подобием жизни тумана. При ближайшем рассмотрении структура огненного языка распадалась на тысячи слитных упорядоченных искорок. Вглядеться тщательнее не получилось - начинали болеть глаза.
        Огонь отгонял молочную пелену на достаточное расстояние, чтобы не слишком переживать за безопасность тыла. Повторный осмотр окружающего пространства не принес ничего нового: утоптанный крупнозернистый грунт площадки, разрозненные дикие камни и иллюстрирующие словосочетание «седая древность» остатки построек. Приближаться к местным достопримечательностям с целью детального их изучения мне запретила лень. Она же возразила мимолетному желанию взять и осмотреть обнаружившийся неподалеку от костра архаичный, полностью металлический щит. Даже следы на нем - от ударов тупыми и острыми предметами - не разбудили во мне любопытства. Пускай себе стоит у камешка, раз кто-то его туда прислонил.
        Центральный элемент этой локации не давал мне покоя. Едва руки перестали гореть от ушибов, не иначе как под действием браслета, мне захотелось наладить общение с пламенеющей загадкой. С огнем у меня давняя прочная дружба: разжечь в сыром лесу костер из ничего - пожалуйста, подготовить идеальные угли под шашлык - не вопрос, подкинуть пару полешек в баньке - удовольствие. Признаюсь как на духу, я пироман. Надо было мне в сталевары податься. Ничего, на пенсии точно каким-нибудь кочегаром придется поработать, чтобы вопреки трогательной заботе родного государства не протянуть с голодухи ножки. Но это все потом, до пенсии еще дожить надо…
        Головой вроде при падении не ушибся, однако странные идеи посещали меня одна за другой. Подбросить в костерок отсутствующего здесь топлива, например. Или сунуть в магическое пламя пальцы - интересно же, что будет! В розетку же совал в юные годы в тщетной надежде подружиться с электричеством… Жизненный опыт продиктовал компромиссное решение - «прощупать» огонек клинком боевого ножа, подаренного мне Буяном.
        Едва осуществил задуманное, как в тумане напротив меня вспыхнул крохотный огонек. Новая напасть оказалась не карликовым монстром-циклопом, а приближающейся человеческой фигурой. Бесшумный шаг-другой - и вот передо мной появился очередной глюк из тумана: стоптанные пыльные кирзачи, заляпанные не то кровью, не то машинным маслом брюки старого покроя вроде галифе, грязный, небрежно застегнутый на одну пуговку ватник и смешной картуз на голове. Руки в бока, голая грудь вперед, козырек замурзанной кепки на лоб, и вся эта странная фигура излучает мощную волну недовольства в мою сторону. Очень неуютное и стойкое ощущение возникло. Словно этот мужик самолично для великой цели священный «вечный огонь» запалил, а я, гад такой, собрался на нем сосиски жарить или чего похуже задумал. Лица его я не разглядел. Выйдя на свет, пришелец затянулся мощной папироской, вполне возможно, что самокрученной «козьей ножкой». Огонек на ее конце вспыхнул с новой силой и через мгновение утонул в сизом дыму. Мужик яростно погрозил мне пальцем и внезапно ушел весь в удушливые последствия своей затяжки. Плотное облачко убралось
в туман, из которого еще некоторое время мне подмигивал яркий огонек. Неприятное ощущение совершенного святотатства постепенно развеялось, и я посмотрел на клинок. На первый взгляд никаких метаморфоз он не претерпел, поэтому отправился по месту постоянной прописки.
        Все-таки хорошо, что я щит не тронул. Отчего-то возникло убеждение: присядь я на него или там еще чего учуди, появилась бы дева-валькирия. Не размениваясь на жесты, отоварила бы сразу каким-нибудь клевцом по темечку! Мол, не лапай чужое, не бери пример со сквернавцев.
        Время у костра растягивалось как резина, но момент, когда окружающий мир схлопнется и я окажусь либо среди своих людей на болоте, либо в очередном
«колонном зале» или «амфитеатре», все не наступал. Удалось подремать неизвестно сколько, так как хронометр в браслете замер в позиции поздний вечер - видимо, сразу при попадании в вотчину туманов и развалин.
        Несколько раз на границе света и клубящихся седых клочьев замечал тени, похожие на силуэты людей. То воин в доспехах пройдет, то непонятного пола персонаж в плаще с накинутым капюшоном. По общим впечатлениям - вроде дама, но какая-то «железная», что ли. Один раз вовсе померещился мужик в камуфляже и с «калашом».
        Как неохота вставать, плестись в ванную, набивать пузо завтраком и потреблять мерзкий кофейный напиток, торчать в пробках по пути на постылую работенку! Так хочется еще немного понежиться в постельке без насилия над собственной природой. Рука автоматически потянулась к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы отложить повтор мелодии минут на десять. И наткнулась на грязный носок чьего-то сапога. Сон-наваждение схлынул. Постелью мне служила накрытая куском толстой ткани развалившаяся охапка камыша и пара солдатских одеял, а вместо запаха ополаскивателя для белья в нос бил купаж «ароматов» из болотной тухлятины, куланьего навоза и застарелого пота.
        Прах и пепел! Не помню, чтобы ставил будильник! Мобильный-то остался на Земле, а с Ральфом Батьковичем только хронометр осваивали. Скучающий по причине бестелесности подселенец подобрал привычную мне мелодию и проиграл ее мне прямо в мозг. Ай да шутник! А еще, похоже, он уменьшил радиус действия «Стража», ибо рядом сидел готовый служить и защищать Акинф Иванов, чей сапог я и потрогал. Поборов первое желание спросить, где я нахожусь, встал, потянулся, разгоняя дремоту, окинул взглядом оживающий лагерь. Эх-ма! Зато работенка у меня теперь - не соскучишься!
        Вот-вот собиралась забрезжить зорька. Над поросшими осокой кочками стелился обычный без всяких там колдовских штучек туман. Бодрила ощутимая прохлада, осень словно намекала, что скоро вступит в свои права и запретит нам ночевать где попало.

«И снится нам не рокот космодрома-а…» - сам собой получился мощный и заразительный зевок. Н-да, товарищ, рановато вы домой засобирались, всего вторая ночевка на свежем воздухе! Уй, спина моя спина! Эх, болят мои крылья, то есть боевые раны. Но в целом готов к труду и обороне.
        Редди в позе египетского раба раскочегаривал костерок. Неподалеку маячили разведчики, благодаря награбленным шмоткам, заткнутым за пояса пистолетам и колюще-режущему арсеналу больше похожие на пиратов, чем на солдат регулярной армии. На соседнем островке всхрапывали недовольные навьючиваемой на них поклажей куланы.
        Наша жизнь-игра продолжается, господа присяжные заседатели! Последние в лице комсостава вверенного мне судьбой - или Арагорном Московским? - подразделения не заставили себя ждать.
        Заспанный и помятый Белов доложил, что ночь прошла без происшествий, отряд готовится выступить. При взгляде на усталых подчиненных ощутил укол совести - в тумане я неплохо отдохнул от забот. Я выспался и набрался сил, а мужики в лучшем случае ухватили часа три сна в не самых комфортных условиях.
        Молчуна и компанию погнал в разведку. Помимо выполнения стандартных задач его бойцам предстоит выставить в сложных местах вешки в виде жердей с лентами из яркой ткани. Учли вчерашний опыт. В голову колонны теперь переброшены инструменты, да и назначенные саперами солдаты уже вовсю рубили кусты с деревцами на фашины. Дополнительно озадачил поиском более просторного и удобного места для дневки, мол, если верить трофейному планшету, впереди расположен большой остров. Недаром говорят про утро, которое вечера мудренее: снизошло озарение, что в предстоящем бою с неслаженным коллективом и не пристрелянным оружием ловить нечего. Проще назло сквернавцам, ждущим нас в засаде, утопиться здесь и сейчас.
        Проговорили порядок движения нашей колонны и актуальные для деятельности отряда вопросы. Узнал две грустные новости. Поскольку полевая кухня осталась в лагере, то у нас возникла проблема с горячим питанием. Снизить ее остроту Никодим планировал путем выдачи походных котлов по два на капральство. Решение я одобрил и предложил для экономии времени раздать рядовым консервы из офицерских запасов. Часть в качестве носимого НЗ. Этого добра всех видов, как в стеклянных банках, так и в жестяных, имелось в достатке. Сухари, сыр и солонину на завтрак солдаты уже получили, заварку для самостоятельного приготовления чая тоже. Благодаря распределению товаров из обоза металлические котелки и кружки теперь у каждого. Даже лишенного полевой кухни русинского солдата врагу не одолеть!
        Но с мытьем посуды и гигиеной непременно возникнут сложности. Вторая неприятность как раз и заключалась в том, что к утру следующего дня отряд начнет испытывать нехватку чистой питьевой воды. Солдаты запаслись основательно, наполнив водой из ручья штатные баклаги, трофейные фляги и даже освободившиеся винные бутылки. Неожиданно много пили прежде неприхотливые куланы, а болотная жижа и без замечания доктора Немчинова, очевидно, была противопоказана всем: и людям, и древичам, и животным, и даже добровольно следовавшим с нами офицерским вдовам, хоть они те еще жабы. Таблеток вроде акватабса в батальонной аптеке не имелось, а магический способ обеззараживания, по словам Фомы, потребует не менее часа и не исправит характерного вкуса и запаха. В результате коллективного напряжения мозгов вспомнили пару способов улучшить органолептику жидкости - кипячение с древесной золой или отстаивание с добавлением листьев и соцветий местного болотного кустарника. Увы, довольно редкого. Поручил Никодиму подобрать из трофеев ткань, подходящую для устройства фильтра, и вместе с обозными во время обеденного привала
приступить к очистке воды в «промышленных масштабах» методом отстаивания, фильтрации с последующим кипячением. Ресурсы гамионов предназначались строго для лечения раненых, а геноцид бактерий и прочей дряни лучше осуществлять по старинке.
        - Благодарю, любезный! - подоспел Редди с двумя кружками - в одной вода для гигиены полости рта, в другой горячий чай. От обязательной мороки с бритьем удалось отказаться, точнее, схитрить. Отведенную воду потратил, чтобы освежиться по пояс. После процедуры растерся полотенцем. Обнаруженная в несессере Ральфа зубная щетка выглядела вполне привычным образом, точь-в-точь повторив ситуацию с бритвой, разве выполнена была из дерева и щетины непонятного происхождения. А вот белый мелкий тяжелый порошок в деревянном туеске навеял детские воспоминания. Если честно, советский, как я его помню, в неравном бою с кариесом и налетом помогал детским зубам существенно лучше, но сейчас искренне радовался и немудреной смеси абразива с отдушкой. Простой народ здесь все больше довольствовался золой, жеванием смол и гербария, кроме борьбы с болезнями полости рта получая легкое опьянение или, если жвачка была заряжена ашем, немного магической силы. Здешняя медицина на такие фокусы смотрела сквозь пальцы.
        В компании Акинфа съел кусок холодного соленого мяса и сухарь, вспоминая добрым словом оставшуюся на Земле СВЧ-печку. Горячий чай спас от позора, ведь переоценивший свою холодостойкость командир - это воплощение позора. Рубаха, пояс с револьвером, ножны с саблей, «бандольеро» через грудь и штуцер на плечо. Незаметно настал момент, чтобы, с характерным жестом сказав «Поехали!», отправиться навстречу новым приключениям.
        Во время утомительного марша с островка на островок по гати, проложенной неизвестными, но очень старательными и подкованными в инженерном отношении людьми, успел обсудить с Беловым вопрос выплаты жалованья. Вчера в процессе реорганизации обоза выяснилось, что стрелкам два месяца не выплачивали денежное довольствие. Логика военачальников вполне понятна: деньги нужны живым - на хрена деньги смертникам? Теперь, когда казна батальона возвращена, а список личного состава составлен, настала пора вернуть долги по зарплате.
        По моему убеждению, можно сколько угодно играть в солдатики, назначая вчерашних рядовых мастерами и сержантами, размахивая патентами и соблюдая устав… И даже знамя всего лишь символ. А вот денежное довольствие - это часть дисциплины, еще одно доказательство того, что мы часть регулярной армии, а не махновцы какие. Нельзя требовать от людей полной отдачи, если ты сам не выполняешь обязательства перед ними.
        К слову, в частях колониальной Армии Освобождения существовал обычай выплаты денежного довольствия после крупных сражений. Неважно, настало время ежемесячной выплаты или нет, военачальник обязан отдать уцелевшим людям кровью заработанное!
        Едва я скомандовал привал на большом островке со следами многочисленных стоянок, как собрал свой штаб и довел информацию о предстоящих мероприятиях: стрельбах и зарплате.
        Предстоящую пристрелку обговорили во всех подробностях: подготовку мишеней, упражнения, методику подсчета, затраты времени и ресурсов. Назначил ответственных. Как обычно, столкнулся с факторами, которые следовало учитывать.
        На каждый из двадцати двух штуцеров Марксмана в моем отряде приходилось по два гамиона - основному и запасному. По словам Прохора, все камешки к «современным» ружьям за редким исключением обладали полным зарядом, эквивалентным шестидесяти выстрелам. Для сравнения - магические камни ружей Дербана в зависимости от модели и срока эксплуатации гарантировали тридцать-сорок выстрелов, а у принятых на вооружение пистолетов этот ресурс составлял десять полноценных «бабахов» на каждый ствол.
        Гамионы от первых «дербанок» совершенно естественным образом не подходили к продвинутой версии, не говоря уже про револьверные винтовки и штуцеры. А ведь в Длани захватили пятьсот полностью заряженных элементов. Что называется, стреляй - не хочу. Разве что среди «марксманов» и драгунских двустволок царила относительная унификация деталей, в том числе магических элементов пулеметания. Однако настораживал тот факт, что на металлических футлярах с камнями были выбиты те же номера, что и на казенной части каждого штуцера. А обративший мое внимание на это обстоятельство Прохор советовал использовать только те гамионы, которые шли в комплекте с оружием от производителя. Что немаловажно, подзарядка магических камней полностью ложилась на утомленных маршем солдат. Фома подтвердил слова капралов - к утру завтрашнего дня многие бойцы смогут безболезненно зарядить лишь третью часть гамиона «марксмана». Приняв во внимание также и дефицит времени, пришлось сократить количество тренировочных выстрелов до пятнадцати-двадцати на человека.
        Ломать, точнее, совершенствовать привычную стрелкам тактику огневого боя я планировал постепенно. Поэтому кроме пристрелки и выявления потенциальных снайперов, запланировал тактическое упражнение - «стрельба пятерки залпами». Эту тактическую «новинку» предстояло отработать в теории и закрепить на практике.
        Новость о выплатах денежного довольствия командиры и специалисты встретили с одобрением, и я продолжил:
        - Знаю, у вас есть что мне сказать относительно оставленного и, кхм, спасенного вопреки моему распоряжению имущества… - Взял паузу. - Догадываюсь, что не ради армии и себя старались. Так?
        - Так, господин лейтенант, - согласились в унисон Буян и Молчун. Прочие в подтверждение кивнули головами. Дальше русло разговора круто изменилось.
        Капралы попросили слова и вызвались опросить всех уцелевших солдат, чтобы с помощью ученого грамоте Никодима составить список боевых потерь. Мне же отводилась скромная роль - представить список в штаб армии, раз я туда вхож. А лучше в канцелярию светлейшего Князя Михаила Белоярова, и тут капралы многозначительно посмотрели на господина подофицера Белова. Находчивым ребяткам Ральф «аплодировал стоя», намекая, что данная мысль обязана была возникнуть в голове их благородия лейтенанта Романова, с кислой миной постигающего очередное откровение. По словам участников штурма донжона, списки личного состава вместе с архивом офицеры-изменники успели спалить. Да и пес с этими неактуальными бумажками, диареей вроде никто не страдает, хотелось мне сказать и во время доклада в лагере, и повторить сейчас, но я не стал перебивать подчиненных.
        Тут пошел наплыв сведений от подселенца.
        По имперским законам за каждого дезертира русинские общины обязаны поставлять Армии Освобождения нового рекрута. Этот правовой беспредел гордо именовался чрезвычайным рекрутским набором, и имперские чиновники строго следили, чтобы новобранцы поступали из тех же селений, откуда родом изменники. Ральф знал о службе в русинских батальонах немного, но заверил меня, что отсутствием боевого духа бойцы, набранные в русинских княжествах, никогда не страдали. Более того, стойкость этих людей в бою вошла в поговорку во всех Колониях. И это при варварских способах ведения войны! Надо иметь стальные нервы, чтобы, стоя лицом к лицу с врагом, по команде офицера осыпать друг друга свинцовыми шариками со скоростью два-три залпа в минуту. Перед глазами сразу же встала мясорубка на тракте Висельников и вопрос: а ты бы так смог? Потом пригрезилась вторая часть кровавой драмы в лесу. Затем я выдохнул, успокоился и вернулся к потоку информации от Ральфа и обсуждению предложения двух капралов.
        Стопроцентная вероятность, что за твою слабину расплатится кровный родственник или односельчанин, снижала количество дезертиров в русинских частях по сравнению с прочими до мизерного процента, но все же дезертиры по бумагам то и дело проходили!
        Обычно факт измены присяге подтверждался документом, составленным офицерами части либо военной полицией по факту казни беглеца через повешение. Доходило до маразма: попавшие в плен русины не могли вернуться на родину. Их имена заносились в сыскные листы наравне с преступниками. Каждый гражданин, опознавший беглого солдата, под страхом телесного наказания и штрафа обязан был выдать его властям. Пропавшие без вести также ставились вне закона, а наказание за дезертирство не имело срока давности.
        Буян, Молчун и Прохор синхронно расстегнули кафтаны, демонстрируя татуировки на правой стороне груди, в виде окруженной ромбом литеры «Р». Вот сволочи, чуть не врывалось у меня, людей, как скот, метят. МОИХ солдат!
        Бесправие нижних чинов и подлежащих рекрутскому набору слоев населения умножало злоупотребления. Естественно, вся убыль личного состава в результате жестокого обращения и болезней часто списывалась на дезертирство. Процветала и продажа солдат нечистоплотными офицерами в другие части. На их место специальные команды охотников за головами регулярно присылали пополнения, опустошая городские тюрьмы, долговые ямы, притоны и ночлежки, нередко хватая случайных прохожих на трактах или скупая крепостных. Потому что состоятельные общины и помещики предпочитали откупаться от рекрутских команд, закабаляя спасенных от солдатской лямки работников до гробовой доски. Что до древичей, те обходились армии еще дешевле обычных людей.
        Очевидно, что факт гибели батальона княжьих стрелков неоспорим лишь для нас - случайно выживших свидетелей. Канцелярии князя Белоярова всех павших выгоднее зачислить в предатели-перебежчики и затребовать себе пятьсот голов свежего пушечного мяса. Следуя букве устава - дезертиры мы и есть, поскольку приказ идти на соединение к экспедиционному корпусу Армии Освобождения никто не отменял. То, что корпус, скорее всего, окружен у вольного города Грыма, батальон княжьих стрелков фактически уничтожен, а тракт Висельников блокирован превосходящими силами противника, никто учитывать не будет.
        Как обычно, фактическую информацию предоставил мне Ральф, а две двойки я сложил самолично, развивая мыслительный аппарат. Вот и нашел логичное объяснение Буянова депрессмя, да и до меня таки дошло, откуда росли ноги у странной жадности моих подчиненных. Куланов они нагрузили безжалостно. Артиллерийские гамионы и джамья подлежали обязательной эвакуации вместе с оружием и боеприпасами. Мешки с чаем спас начальничьим произволом, сам виноват, не спорю, да и по соотношению цены и веса - сплошной выигрыш. А вот тащить в обозе дорогую ткань, керамические кувшины с ашем, короба с мылом и свечами, бидоны с алхимическими красителями и светильные лампы с запасом масла своего позволения я не давал. И совершенно напрасно, по мнению моих подчиненных и Ральфа.
        - Так вот и у меня есть что сказать вам… - Понимая, что пауза затянулась, я посмотрел в глаза всем собравшимся. - Помочь семьям погибших - дело доброе. Обещаю сделать все от меня зависящее, когда доберемся до расположения наших войск. Оставшаяся казна батальона пойдет на эти цели.
        - А офицерские кошели? А иная добыча? Что с бою взято, то свято, - молвил Буян при общей поддержке. Оно и понятно. Та же «золотая шкатулка» интенданта Глаттона легко покрывала батальонную казну. О восьми артиллерийских гамионах знали единицы, но и они имели только общие представления об их стоимости. Ральф определил цену одного изделия как «очень высокую» и предупредил, что со сбытом возникнут проблемы. Пришлось наивного парня успокоить, глупости вроде торговли подобным оружием я совершать не собирался.
        - Я тебя не перебивал, капрал Буян, - усмехнулся, понимая, что тот выразил общее мнение. Кроме, пожалуй, Белова. Евгений смотрел то на меня, то на капралов и не вполне понимал, о чем разговор.
        - Взглянем правде в глаза, вы все - покойники, - мои слова лились с нарочитым спокойствием. - Даже хуже, дезертиры. И если в ущелье Рока нет ни одного сквернавца, вы станете добычей или ватаги граничар, или первого проходимца, купившего офицерский патент. И оставят вам только то, что под ногтями. Гуляй, рванина! И чем ты, мастер Буян, и ты, мастер Молчун, ты, нестроевой Никодим, и ты, рядовой Прохор, сможете помочь семьям своих погибших товарищей?! И кто доставит тело княжны в Золотую рощу, если вас развесят вдоль дороги патрули? Я вас спрашиваю?!
        На русинов стало больно и страшно смотреть. Буян сжал свои кулачищи так, что ногти до крови впились в дубленую кожу ладоней. Молчун явно метался между харакири и мятежом с убийством старшего офицера. Повар-обозник скомкал бороду, закрыв лицо руками. Прохор, доживший до седых висков солдат, тихо плакал. Самое трудное было устоять, не влиться в общую волну эмоций. Рыдающий офицер - это был бы полный финиш, - а я на одних каблуках стоял над самой пропастью, настолько мощный поток скорби и жалости к самим себе захватил души этих людей.
        Теперь уже Ральф «стоя аплодировал» мне. Мимолетные фантазии на тему собственной военной структуры окончательно оформились в виде плана предстоящих действий. Настал момент истины, затягивать который смертельно опасно.
        - Нет, братцы! Нет! Послушайте меня хорошенько. И мне без вас никак, и вам без меня только в разбойники или головой в болотину с разбегу. Милостью Асеня и княжны Киры теперь у нас одна дорога. Имя ей иностранное, но какое уж есть - кондотта. Отныне я ваш кондотьер, вы мои воины, Скверна наш враг, а Колонии - союзник. Вы мне подчиняетесь, а я за вас отвечаю перед богами и властями. После Золотой рощи кто захочет, волен будет вернуться к князю, силком держать никого не буду. Остальным службы и добычи на годы хватит. Про семьи погибших уже говорил. Всю добычу, какая есть и какая будет, делим по обычаям «вольных рот». Жалованьем не обижу. Ваше слово.
        Офицеры и рядовые бросились обнимать и колошматить по плечам друг друга, не миновала эта участь и нас с Евгением. Незаметно собравшиеся погреть уши нижние чины грянули «Ура!», бросая в воздух свои шапчонки, потрясая оружием и случайными предметами, оказавшимися в руках. Самые буйные изобразили гибрид казацкого гопака и танцев дервишей под звуковую импровизацию товарищей. Досаждавшие нам своим звуковым сопровождением жабы и москиты обратились в паническое бегство. Субординация и вбитая плетьми дисциплина на время улетели к чертям. Опять убедился, что народ здесь не стесняется в проявлениях эмоций, а сами чувства сильные и чистые. Ральф доложил, что в магическом плане ощутил заметный выплеск энергии, и я, насквозь прагматичный, даже пожалел, что не вся она в ружейные гамионы пошла.
        Вот как завершился круг. Начали с денежного довольствия, свернули на тему долга перед павшими, затем прошлись по легитимизации нашей банды и вернулись к тому, от чего плясали, только на другом уровне. Развитие по спирали, однако. По воинским традициям этих мест, приняв из моих рук деньги, русинские солдаты фактически присягнут мне. Тем самым из рядового «проходимца с офицерским патентом» превратят меня в фигуру, чей авторитет подкреплен полусотней стволов. А на мне, кроме ответственности за каждого человека, теперь решение самых различных вопросов с военными и гражданскими властями. В том числе обеспечить отряд обещанной кондоттой - договором на аренду наших ружей, штыков и сабель. То, что русины примут награбленные деньги, теперь я ничуть не сомневался.
        Хорошо все, что хорошо кончается. Точнее, все только начинается! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить первый шаг, все-таки посреди проклятого болота торчим. В мире, где есть не только мечи, но и магия. Тьфу, тьфу, еще раз тьфу!
        Повелел мастерам и сержантам привести в чувство и отогнать от штабных кустов народ путем постановки задач. Финансовые и имущественные вопросы, как известно, не терпят суеты и щенячьих восторгов, зато любят светлые головы и чистые руки. Ральф, пользуясь паузой, «скинул» мне информацию о принятых в наемных отрядах правилах раздела добычи.
        - Деньги, отнятые у предателей, разделим сейчас, - объявил я подчиненным. - Драгоценности и товары будут оценены и реализованы при удачной возможности на безопасной территории. Все пригодные к войне трофеи объявляются имуществом отряда, разделу и продаже до особого решения не подлежат! Тряпье и обувь оценивать некогда, кто воюет - имеет право на хорошую одежду и обувь. Да и особых богатств никто вроде не нахапал. Но в дальнейшем предстоит строгий учет и честный дележ!
        Механику распила хабара взяли предельно понятную и отработанную десятилетиями войн. Половина всей добычи после ее детальной оценки отходит в казну отряда на текущие расходы вроде выплаты жалованья, закупок вооружения, тяглового скота и фуража, на медицинское обслуживание, на оплату прохода по мостам, дорогам и частным владениям, на прочую хозяйственную деятельность. Из «текущих расходов» будет оказана денежная помощь родственникам погибших стрелков. Современное оружие, экипировка, равно как и «транспортные средства», продаже подлежат только в случае крайней необходимости.
        Вторая половина честно награбленного делится на равные доли. Рядовому полагается одна доля, добыча мастера-стрелка и канонира удваивается, капрал и специалист уровня каптенармуса и обозного главы получает пять, офицеры и доктор - по десять долей. За полученное ранение полагается компенсация - нижнему чину в одну долю и прочим в две, при увечье прибавляется три… Свой вклад в общее дело скромно оценил в пятнадцать долей. В качестве апофеоза справедливости к участию в сегодняшнем дележе пригласили обозный люд.
        - Любо, братцы? - я гордо подбоченился, надеясь произвести впечатление удачливого атамана.
        Предложение вызвало самое горячее одобрение. Еще бы! Позавчера на острове свинцовые гроши собирали, чтоб на пули переплавлять, а тут в руках у каждого бойца окажется изрядная сумма! Да и перед павшими товарищами будет совесть чиста.
        И если вопрос с обозниками и нестроевыми решился ко всеобщему удовольствию, то с древичами возникло затруднение. Денежного содержания им по уставу не полагалось, только продовольственный паек, так как эта категория солдат являлась армейским имуществом со всеми вытекающими. Да и деньгами они почти не пользовались: выпивка, продажная любовь, азартные игры и прочие статьи солдатских расходов их не интересовали в принципе. Никодим предложил изящный выход - начислить каждому древичу по половине доли и получившуюся сумму пожертвовать Золотой роще. Я немного подумал и согласился.
        Капралы и каптенармус по моему приказу отправились готовить личный состав и площадку для пристрелки оружия. А мы с Беловым и обозным главой погрузились в бухгалтерию войны.
        Деньги-деньги-дребеденьги. Внушительная россыпь нумизматических радостей, обрамленная пузатыми кошелями и шкатулками, покрывала солдатское одеяло. Новенькие золотые и серебряные кругляши подмигивали и переливались в редких лучах солнца, пробившегося сквозь нависшие серые тучи. Угрюмо и тяжеловесно покоились горки меди и свинца. Столбиками казиношных фишек высились цехины и империалы, выполненные из загадочного материала.
        Задачка нам предстояла нелегкая: сортировать, подсчитать, а потом конвертировать ценный металлолом, представлявший почти полмира, в имперскую валюту, поскольку Армия Освобождения получает денежное довольствие именно в ней. Юнилендовские марки, талеры, дукарские дукаты и гроши, рубли и копейки, а также их клоны из Колоний и Скверны - какой только монеты в добыче не было! Углубляться в местные банкирские премудрости чревато - вот где и самый ловкий чертяка рога поломает, но, увы, необходимо. Надо подчиненных честь по чести рассчитать да прикинуть, какими финансовыми ресурсами располагает новорожденная «вольная рота».
        Прежде всего, имперская система поражала простотой и функциональностью. Один империал равнялся десяти золотым цехинам весом в пять граммов чистого металла каждый, а один цехин содержал в себе сто частей, именуемых центами. Изготовленные из специального колдовского пластика империалы и золотые цехины, полновесные серебряные полуцехины и кварты, медные центы наполняли собой «кровеносные» жилы имперской, да и мировой экономики. Денежная масса двигала не только караваны и флотилии, но армии, которые сносили целые государства с политической карты этой вселенной. И вот малая частица этой страшной силы оказалась в наших руках. Магия-шмагия, ха-ха три раза! Вот она, настоящая власть над миром! Мои ладони, к слову, тряслись, как у старика, даже в бою подобного мандража за собой не припомню. Никодим кряхтел, потел и сжимал кулаки, как перед дракой, а Евгений краснел и почему-то прятал взгляд. Вот и настала пора ответить себе, кто мы такие есть перед властью денег? Фу-ух, глаза боятся, руки делают. Приступим, братцы, помолясь.
        Происхождение империалов и центов вполне объяснялось их названиями. С цехином дело обстояло сложнее. В некоторых областях островной сверхдержавы эту монету называли
«чеканом» - по способу производства. Но знатоки выводили этимологию «цехина» от городских промышленно-торговых объединений - цехов, которые долгое время обладали эксклюзивным правом чеканить золотую монету весом в пять граммов чистого золота. И те и другие сходились во мнении, что золотые цехины существовали еще во времена Первой Империи. Вот эта наполовину истертая золотая «блямба» весом примерно в двадцать пять граммов золота и есть тот самый раритет. Нумизматов среди нас нет, поэтому пойдет по цене лома, проба, по словам Ральфа, в седой древности была не хуже современных.
        Полуцехин и кварта в современном исполнении чеканятся из серебра высокой степени чистоты и имеют вес в двадцать пять и двенадцать с половиной граммов. Сделано это для удобства подсчетов, поскольку серебряные монеты обмениваются на золото по принятому в границах Империи твердому курсу десять к одному. Больше всего в обороте и добыче оказалось медной монеты малого достоинства в десять, пять, три, два, один цент и половину цента. Медь и серебро - металлы сами по себе ценные, а высокий технологический уровень чеканки служит дополнительной защитой от фальшивомонетчиков, считать в имперской денежной системе их удобно, поэтому имперские монеты принимают охотно по всему миру. А чтобы мошенники не обрезали края идеально ровных серебряных монет, их ребра защищает тонкий рисунок, воспроизвести который под силу лишь самым современным монетным дворам Юниленда.
        Ситуация с обеспеченностью золотом валюты единственной на планете сверхдержавы немного напомнила мне ту, что сложилась в нашем мире. Процентов девяносто так называемых «золотых цехинов» в обороте имперский монетный двор уже давно заменил негорючим, нестираемым и легким чудо-пластиком, подделать который невозможно, зато легко и просто обменять в банке самого богатого государства на кругляш
«презренного металла» весом в пять граммов. Вот только меняют не всем и не всегда. Наоборот, система трудится гигантским пылесосом, собирая в метрополию благородные металлы со всего света. Но если кто из иноземных купцов и государей вдруг откажется принимать пластиковые кругляши и похожие на игральные карты ассигнации, тот непременно узнает всю смысловую многогранность слова «горе». Как ни крути, но обеспечиваются имперские деньги не золотом, а свинцом, чугуном и сталью самой мощной армии и флота.
        Благодаря Ральфу я знал, что серебряные и золотые монеты остальных государств на глобусе соотносятся с имперской валютой по «плавающему» обменному курсу в пользу последней. В Колониях сплошь и рядом процветают менялы, под разными предлогами снижая курс юнилендовских валют до крайне невыгодного. Армия Освобождения, банки и крупные торговые компании все свои финансовые операции проводят строго в рамках имперской денежной системы.
        Но вернемся к прозе жизни. Помнится, Ральф сетовал, что отвалил канцелярии Светлейшего князя Белоярова за капральский патент тридцать империалов - целое состояние! Рекруту Армии Освобождения в день полагалось четыре цента в качестве оплаты за его нелегкий и опасный труд, а капралу первого года службы - аж сорок два. Нетрудно посчитать, что годовое жалованье Ральфа составило бы чуть больше полутора сотен цехинов, что лишь наполовину покрыло бы затраты на патент. Хорошо, что документ бессрочный: приходи, как накопишь денег на следующий чин. А надоело воевать, читай: грабить врагов, красть военное имущество и обирать подчиненных, - продай или передай другому, отстегнув положенное патентодателю. Весьма привлекательная ценная бумага. Но ведь надо еще кушать и выглядеть соответственно статусу. Нижние чины для организации своего питания отдавали половину денежного довольствия и полученные сверх того муку и крупу специально нанятым людям вроде Никодима. Подофицерам в русинских частях было не зазорно питаться из одного котла с рядовыми, старшие офицеры держали для себя отдельную кухню. Ее-то хозяйственный
Никодим и «приватизировал» после разгрома лагеря предателей. Очень удобная оказалась штука мобильная полевая кухня - жаль, пришлось бросить.
        Траты капрала на снаряжение и поддержание должного вида поглощали внушительную часть бюджета, и позволить себе камзол вроде моего трофейного Ральф уже не смог. Из жалованья военнослужащих вычитались штрафы, коих в уставе предусматривалось великое множество: от дисциплинарных до имущественных, например, за утерю любой детали экипировки. Штрафовали с упоением вплоть до маразма - даже за перерасход пуль в бою! Потерявший оружие либо самую дорогостоящую его часть, гамион, и выживший после порки солдат оказывался в пожизненном рабстве у армии. То есть жалованья фактически не получал, только скудный «мучной приварок». Живи, доблестный защитник Колоний, и ни в чем себе не отказывай, а попадешься на мародерке - высоко поднимут на веревке за шею. Это у офицера есть возможность замазать зоркие глаза и вечно голодную пасть военной полиции, а нижним чинам - добро пожаловать на «свадьбу с пеньковой теткой».
        Дневной же заработок разнорабочего или подмастерья в крупных городах Колоний составляет четыре - шесть центов, а цехового ремесленника обычно доходит до восьми. Стоимость курицы в Колониях равняется одному центу, кусок простого мыла продается за три. На эту же сумму можно плотно пообедать в приличном трактире, запив трапезу кувшином пива или фруктового сидра. Пожелай кто-то из моих подчиненных приобрести козу, а Уставом это не запрещалось, то она обойдется ему в полцехина, дойная корова - в два с половиной или даже три. Скорее всего, цены на рогатую мясомолочную живность за время боевых действий успели сильно вырасти. Ценник на куланов, как основную транспортную силу, всегда был высок, а с началом Грымской операции скакнул до двадцати цехинов за голову!
        Свой уберствол с кобурой Ральф приобрел за двадцать восемь цехинов еще в Империи, в Колониях аналог обошелся бы ему в полтора-два раза дороже. За сапоги заплатил пятнадцать и чары накладывал собственноручно, за кирасу двенадцать, за ранец без содержимого шесть и еще полтора цехина за шерстяное пончо-одеяло. Итого расходов поимел мой подселенец столько, что не отбить и за полгода службы. С какого боку ни погляди, маг и путешественник попал в оборот к людям без совести и переплатил за свой патент изрядно. Ибо сэр Ральф считал ниже своего достоинства обирать солдат, торговать казенным имуществом и грабить трупы.
        Пока мы в шесть рук сортировали и считали наличку, капрал Молчун выкинул фортель. Да еще какой! Пришел и выложил перед комиссией солдатскую торбу с несколькими горстями монет, ювелирных украшений, серебряных пуговиц и пряжек, драгоценных камней и амулетов с мелкими гамионами, - бойцы сдали в общий котел то, что самочинно собрали с трупов. Надо понимать, сдавали присвоенное при горячей моральной поддержке капрала, который увлек бойцов личным примером. В копилку отряда упало больше сотни цехинов только монетой.
        Момент получился скользкий. С одной стороны - налицо грубое нарушение дисциплины и по меркам Армии Освобождения, да и по наемничьим понятиям тоже. С другой - нарушители оперативно повинились. А повинную голову, как известно, меч не сечет. На доброе слово я, в отличие от прежних командиров, пока еще ни разу не скупился. Однако личный состав все же настороженно воспринимал положительную оценку своей работы из моих уст. Похвалив Молчуна, я напомнил всем присутствующим и попросил донести до рядовых, что теперь отряд существует по другим, не менее суровым законам и надзор за справедливым разделом заработанного кровью и потом - личное дело всех и каждого.
        От слов плавно перешли к делу. Рядовой боец в моем подразделении получил заслуженного еще в Армии Освобождения жалованья по два цехина и еще пригоршню разнокалиберных монет на сорок центов. Буяна с Молчуном рассчитали как единственных уцелевших мастеров по пять с половиной центов в день или по три целых тридцать сотых цехина на каждый не раз битый жизнью нос. При разделе денежной составляющей добычи рядовым и обозным досталось по тринадцать цехинов и сорок одному центу. Без малого годовое солдатское жалованье! Каждому раненому соответственно было выдано двадцать шесть целых и восемьдесят две сотых имперских денег. Капральские кошели потяжелели на шестьдесят семь цехинов с «копейками», то есть, конечно же, центами. Доктору Немчинову и кадету Белову жалованья не полагалось, поскольку в штате батальона те не числились, зато вышло почти по девяносто четыре монеты награбленного. Я же разбогател на двести цехинов разом. Небольшой и обманчиво легкий, но плотно набитый имперскими монетами кошель занял место в моем ранце.
        Пожалуй, стоит пояснить, кто спонсировал столь шикарный «банкет». Основным
«вкладчиком» выступила батальонная казна. Этого никто не ожидал - среди солдат циркулировали слухи, что обитый железом денежный ящик пуст, мол, поэтому и жалованья не платят. Те же, кому посчастливилось его грузить в фургон, предположили в нем некоторое количество свинца и меди. Я же, заглянув внутрь, сильно ошибся в оценке содержимого по причине неопытности. После выплаты жалованья уцелевшим русинам в батальонной кассе насчитывалось еще две тысячи триста цехинов с мелочью - двухмесячный фонд оплаты труда пятисот солдат, обозных людишек, младшего и старшего комсостава. В том числе немалая сумма на покупку фуража и непредвиденные расходы. Еще тысячу восемьсот «условных единиц» преподнесли нам офицерские кошели и шкатулки. Надо полагать, нам достались карманные деньги. Взятки за предательство и выручка от продажи оружия, возможно, остались в тайнике донжона. Не исключено, что деньги дожидались предателей в другом месте, всех тонкостей этого мутного дела мне уже никто не раскроет. Вклад Молчуна, а также кошель дукарского наемника и монеты перебитого дозора оказались жирными каплями в этом денежном море.
        Колониальные и имперские товары, драгоценности, два десятка килограммов сырья для производства магических камней по приблизительным оценкам принесут отряду гораздо большую сумму. И это хорошо. Действующие бойцы не останутся без жалованья, и новых смогу нанять, оснастить их самым передовым, дорогим оружием и снаряжением. Достойную оплату нашего нелегкого труда стоило отметить, и от глотка трофейного бренди никто не отказался.
        Наверное, оценивать и делить поровну следовало все захваченные трофеи вплоть до башмаков и пуговиц. Но у нас не было времени и людей на пунктуальные подсчеты. И так почти половину светового дня на месте простояли. Да и зачем было делить все до копейки, ведь простые солдаты мехами и золотом не обросли, брали себе только самое необходимое. Странным образом лучшая одежда и обувь достались тем бойцам, кто штурмовал Длань и воевал под командой Белова. В этом я усмотрел воспитательный момент: кто хорошо сражается, тот одет и обут.
        Все, что создавало боевую мощь моего подразделения - от пряжки до штуцера, я приказал считать «основными средствами», или как орудия труда по бухгалтерии проходят? Больше всего меня волновало, как прорастет в головах подчиненных мысль о полном моратории на продажу амулетов и гамионов. Крамольных, но очень соблазнительных предложений продать самую ценную часть нашей добычи, к моему облегчению, не прозвучало. Простую одежду, обувь, предметы обихода списал с баланса, так как в дальнейшем всем сотрудникам моей вольной роты предстояло заботиться о них самостоятельно.
        Я уже считал этих людей своими и на задворках сознания рисовал заманчивые перспективы по развитию частной военной структуры. Однако дружище Ральф своевременно напомнил, что все русины, увы, частная собственность князя Белоярова, сданная в аренду Армии Освобождения. Поэтому рано или поздно возникнет вопрос, кто из них останется со мной, чтобы делить регулярно выпадающий из супостатов хабар, а кто волей-неволей вернется под стеки офицерья. Я ставил на свою способность
«решать проблемы», но не стоило забывать и про души солдат. Присяга, долг и честь для них - не просто набор красивых слов. Если в будущем дойдет дело до внутреннего раскола, то имущественный козырь поможет удержать нужных мне людей.
        А вот как посмотрит на присвоение неким должностным лицом своего имущества Светлейший князь, иной вопрос. Могут мне военные власти за грабеж казны предъявить обвинение? Проще простого! Как и за организацию вооруженного мятежа и дезертирства. Эти преступления из разряда особо тяжких. Хотя на фоне убийства военнослужащих Империи они слегка меркнут. Подделка документа и присвоение собственности культа Камнесилы и вовсе мелочь. И за все эти и другие дела отвечать мне и только мне, раз назвался груздем, то есть офицером. Насчет отдаленных последствий судьбоносных решений я пока не беспокоился. Разрешил своей пока что плотно сидящей на плечах голове заболеть строго после доставки княжны и Ральфа в Золотую рощу.
        Пристрелка трофейного оружия оказалась насквозь рутинным и скучным делом, да еще и затянулась больше чем на полтора часа. Проходила она в два этапа. На первом рубеже на дистанции пятьдесят метров разместили пять импровизированных ростовых мишеней из натянутых на рамки из кольев прямоугольных кусков ткани «чудом спасенного» фургонного тента. На втором рубеже на расстоянии ста метров довольно широко друг от друга насадили на колья чучела из вязанок камыша, «одетых» в солдатские обноски. Дольше провозились с защитными сооружениями для ассистентов наблюдателей, в чью обязанность входила маркировка попаданий и доклад наблюдателю, роль которого выполнял командир этого отделения либо каптенармус Прохор Смирнов.
        На первом рубеже команды из пяти стрелков по сигналу сержанта делали пять выстрелов - каждый по своей цели из привычного положения стоя. После каждого залпа стрелки поднимали ружья, а солдат у мишеней вставал из-за земляной насыпи и отмечал пробоины углем, наблюдатель у рубежа записывал результат и выдавал корректировки. Обычно пяти выстрелов оказывалось достаточно, чтобы бойцы освоились со штуцерами, но отчаянных мазил, которых, к счастью, оказалось не много, пришлось наградить двумя дополнительными выстрелами. Понимая, что наполнять гамионы энергией предстоит самолично, бойцы старались, хотя результаты меня не вдохновляли.
        Отстрелявшись, пятерка переходила ко второму рубежу, где им предстояло выполнить еще две серии по пять выстрелов. Здесь задача усложнялась не только вдвое большим расстоянием и малой площадью мишеней. Огонь вели по команде то стоя на колене, то лежа, периодически меняя положение. Мишенями служили закрепленные на груди
«манекенов» лоскуты ткани размером с носовой платок. Мастер-стрелок в произвольном порядке называл цель и давал команду, например, «Левый крайний! Бей!», «Второй справа! Бей!». Помимо грудных мишеней на верхнюю часть камышово-тряпочных болванов прикрепили сбитые между собой две расколотые чурки, обозначавшие голову условного противника. По головам разрешали работать индивидуально - тем, кто показал хороший результат на первом рубеже. Здесь немногие отличившиеся стрелки входили в азарт - их приходилось не заставлять, а ограничивать. Хороший результат показали только старослужащие, посредственный - те рекруты, кому довелось вчера изрядно пострелять, прочие же даром тратили пули и энергию гамионов.
        Ожидающие своей очереди русины с соблюдением всех мер предосторожности отрабатывали навыки прицеливания и перезарядки, а также «залп пятерками» вхолостую. В это время артиллерийские расчеты под командой Белова распаковали и установили «метлу» на треногу, сгрудились вокруг разобранного лафета картечницы. Как вчера вечером отсоединили колеса и разобрали станину, естественно, никто не помнил. Зачисленные в артиллерию чесали разные части тела для стимуляции умственной деятельности и поминутно поминали «гнутый корень», «бездну» и кривые руки разработчиков адской системы залпового огня. Я деликатно не вмешивался, предоставляя подчиненным самостоятельно одолеть «кубик Рубика».
        Когда стало ясно, что все участники вникли в свои обязанности и процесс, несмотря на некоторые инновации, идет в нужном русле, удалился проинспектировать деятельность хозчасти и медиков. Раненые перенесли болотный марш удовлетворительно, усталый Фома Немчинов гарантировал всем полное выздоровление. С обработкой стоячей воды объединенная команда справлялась неплохо, угроза жажды отодвинулась на неопределенный срок. Инспекция вскрыла неожиданный и отрадный факт: одна из «маркитанток» добровольно помогала бригаде Фомы и Никодима. Впрочем,
«сонную муху» Редди тоже привлекли к общественным работам.
        Юная быстроглазая «маркитантка» носила зеленое платье из грубой холстины с длинными рукавами и подолом чуть ниже колена, без легкомысленных вырезов и прочих корсетов, но украшенное по швам синими узорными лентами. Длинные темно-русые волосы покрывала травянисто-зеленая косынка. С плеч свисала светло-серая ткань, назовем сей предмет накидкой. Еще не все названия деталей мужских нарядов усвоил, а в женской одежде - полный профан, да и Ральф мне в этой области никакой помощник. Мой взгляд с подчеркнутых темно-синей лентой заметных бугорков скользнул по изящно-женственной талии, по пути к добротным бедрам зацепился за узкий кожаный поясок. К нему спереди крепился сердцевидный объемный кошель, а справа - короткий нож в чехле.
        Какая практичная девушка! «Все свое ношу с собой» - раз. Одежда больше подходит для прогулок по болоту, чем у прочих, что изображали скучающих зрительниц на стрельбище, - два. Сообразила, где может принести пользу, - три. А не выдать ли ей ружье полегче? - мелькнула дурацкая мысль. Ох, заигрался ты в солдатики, барон самозваный! В душе поднялась легкая досада на самого себя. Ты лучше посмотри, какие сочные губы и как романтично выбились пряди из-под головного убора. Все-таки при всей юности организма выражение лица слишком серьезное. Но это у нас «там» позднее развитие, а здесь она, может, познала радости материнства и горе от потери близкого человека. А то и не раз.
        Разглядываемая столь бесцеремонным образом особа назвалась Имирой Эрхард восемнадцати лет, родом из Любеча, вольного города на севере Юниленда. По ее словам, выросла в семье зажиточного горожанина и получила домашнее образование. По крайнем мере, мой имперский понимала отлично, а свои мысли формулировала четко. С четырнадцати лет она поступила на службу в знаменитый госпиталь Алексея Нестяжателя, основанный до распространения по Юниленду имперских культов с их лечебницами. Некие обстоятельства, оставленные рассказчицей за рамками повествования, вынудили ее вместо уготованного родителями замужества отправиться в Колонии. Я не понял и не стал уточнять, каким образом она оказалась в числе лиц, сопровождающих господина лейтенанта Фридриха Риттера к новому месту службы. Путешествие заняло около полугода, да и по Колониям пришлось немало прошагать и поколесить, отчего походные условия и солдатское общество сделались для юной фемины привычными деталями картины мира.
        Девушка добровольно предложила свою помощь по уходу за ранеными и не скрывала, что собирается добраться с отрядом до Золотой рощи. Доктор Немчинов, по моим наблюдениям, появлению еще одной пары изящных и квалифицированных ручек отчего-то не радовался, но помощь принял. Возможно, имели место религиозные противоречия, а скорее всего, пожилой доктор категорически не воспринимал мысль, что женщина может врачевать. Окажись госпожа Имира феминисткой, не миновать княжескому медику настоящей нервотрепки и прочих «козьих морд». Но хвала Арагорну и здешним богам, запах феминизма в этой части вселенной пока не ощущался.
        Зато медбрат Харитон, похоже, не разделял взглядов Фомы, потому как чаще смотрел на девушку, чем под ноги, и от переизбытка эмоций чуть ведром кипятка не обварился. Ставший моей тенью Акинф не сплоховал, и производственной травмы удалось избежать. Симпатичная мордашка у общительной барышни Имиры и характер куда как легче, чем у ее эгоистичных товарок, - подумалось мне.
        Фома Немчинов деликатно дождался финального реверанса Имиры, моих пожеланий благодати Асеня и удачи, после чего настойчиво взял меня под локоток.
        - Господин Романов, имею важный для нас с вами вопрос.
        Непринужденное общение с приятной девушкой привело меня в бодрое расположение духа, я словно получил глоток свежего воздуха посреди клоаки. Болото щедро делилось с нами своими миазмами и гнусом, но за сутки я к этому почти привык. А сейчас вновь почувствовал, словно впервые, едкий болотный запах. И как бедняжка Имира терпит все тяготы и лишения?
        - Конечно же, спрашивайте, любезный Фома. Постараюсь ответить на любой.
        - Кондотта… Я не могу взглянуть на документ?
        Вот же гад. А собственно, почему гад? Молодец, Фома, так меня наемничьим салом да по лживым сусалам!
        - Увы. Вы же помните, что я оказался на острове в одних подштанниках и с трофейным оружием. - При этих словах лекарь княжны бросил странный взгляд на кобуру с револьвером. Приметный пекаль! Если Фома видел Ральфа ранее, то отчего молчит? Я продолжил невозмутимо вешать лапшу на уши пожилому человеку:
        - А в башне все документы превратились в пепел. Конечно, я внимательно осмотрю трофеи и тогда, возможно, предъявлю своим людям этот документ.
        Собирался наплести собеседнику еще немало словесных кружев, но лекарь перебил меня и четким ровным голосом, выделяя интонацией ключевые слова, сообщил:
        - Кондотта, юноша, есть договор между сторонами. Невозможно объявить кондотту в одностороннем порядке. Помните, суть превалирует над формой, а правое слово не горит и не тонет.
        - Вот и я о том же, Фома! Хорошо, что мы понимаем друг друга! А ваш вопрос очень своевременный и важный! Спасибо, что его задали! Я обязательно на него отвечу, а пока меня ждут неотложные вопросы на стрельбище.
        Однако старый хрыч держал мою руку мертвой хваткой и вывернуться оказалось не так просто.
        - Господин офицер, вопрос действительно важный, - голос Фомы сделался тих и вкрадчив, хотя мы отошли уже достаточно далеко от лишних ушей. - Мне стало известно, что некий молодой офицер при генеральном штабе Армии Освобождения заключил соглашение с Советом Хранителей Золотой рощи о найме вооруженных людей для защиты обители, ее земель и поселений. Мы ведь имеем в виду одну и ту же кондотту?
        Что мне оставалось делать, кроме как энергично кивать? Способность здраво мыслить под натиском эмоций меня, к счастью, не покинула. Очевидно, меня подписывает на войну крупное религиозное поселение.
        Что мне известно о Золотой роще? Пожалуй, немного. Именно эту богорощу Ральф собирался посетить, но так и не смог, только подтвердил, что поселение соперничает размерами и экономической мощью со столицей русинского штата - Белым городом. Оказалось, Ральф некоторое время жил в Русинских княжествах - вот откуда он знал русинский! - но в священных рощах Асеней не бывал. Гравюры видел, описания других путешественников читал, но откровенно признавал свою некомпетентность.
        Воображение мое рисовало мощные стены и башни монастырей, виденные на фотографиях и в жизни. Или нечто вроде кремлей Тулы, Нижнего Новгорода и других русских городов. Только вместо золотых куполов храмов над мощными укреплениями вздымались кроны исполинских деревьев, хранящих в себе дух и историю народа. Вокруг зеленеют сады и желтеют наливным колосом нивы. Трудолюбивая братия варит соль, разводит пчел, огородничает и прочими ремеслами наравне с дарами и пожертвованиями наполняет казну религиозного центра.
        Но что зря фантазировать? Вот выполню возложенную на меня миссию, сам все красоты увижу. Главное сейчас, что Совет Хранителей может легализовать меня и моих подчиненных, и у новоиспеченного кондотьера перестанет болеть голова на тему поиска работы.
        К асенитам бойцы относятся с уважением, а служба Совету Хранителей и защита русинских поселений в Колониях - по сути, одно и то же. Можно счесть предложение приемлемым. Теперь следовало уточнить полномочия ловкого медработника.
        Набрав побольше воздуха в грудь, я принялся буравить взглядом переносицу собеседника.
        - Следовательно, вы готовы подтвердить существование этого договора, господин Немчинов?
        Вместо ответа Фома приложил правую ладонь к груди, затем извлек из-под кафтана серебряный кулон, похожий на дубовый желудь, и поцеловал его.
        - Я, доктор Немчинов, советник Хранителей Золотой рощи, принимаю на службу офицера и кондотьера Богдана Романова с его людьми сроком на один год. Обязуешься ли ты сам и от имени своих людей служить Совету Хранителей верой и правдой?
        Несложная присяга оформилась в голове сама собой.
        - Я, Богдан Романов, офицер и кондотьер, присягаю Совету Хранителей Золотой рощи. Клянусь сам и от имени моих солдат служить верой и правдой сроком один год.
        Рукопожатие и честный взгляд глаза в глаза скрепили договор. И никакой тебе писанины с печатями, юристами и прочим зубным налетом цивилизации. А за гонорар, так и быть, после перетрем.
        Вернулся на грохочущее стрельбище слегка рассеянный, но весьма довольный положением дел. Многострадальную картечницу таки поставили на колеса и теперь катали туда-сюда по относительно ровному пятачку, отрабатывая слаженность действий при смене позиции и установке. Лишние детали от станка на виду не валялись, начинающие «боги войны», даже на мой придирчивый взгляд, работали отлично.
        Через импровизированный тир прошли все солдаты и подофицеры без исключения. Даже обозникам и древичам пришлось пострелять по ростовым мишеням из пистолетов с расстояния в десять и двадцать пять шагов. Себя и Белова в количестве выстрелов я не ограничивал, ибо офицер обязан владеть оружием лучше подчиненных. Подзарядку опустошенных нами гамионов взял полностью на себя. Воодушевленный своими попаданиями из моего штуцера - к барабанному ружью пуль осталось мало, - юноша предложил было пари. Но, впервые взяв в руки драгунский двуствольный, я, что называется, «уделал» Евгения. Вопреки моим ожиданиям, высокого класса владения пистолетом дворянин и кадет Белов не продемонстрировал. Да-а, а Молчун нахваливал его как меткого стрелка из «короткоствола»! Хотя какие стрелки здесь считались хорошими, я уже поглядел - едва не прослезился. Видимо, магическая компонента местных метателей пуль здорово тормозила наработку навыков. Не зря ограбленный мной наемник носил с собой склянку с ашем - перезарядка гамионов - дело тяжкое и неприятное. Для любого человека, не обученного управлению энергетическими потоками,
пополнить запас в пятьдесят-шестьдесят выстрелов за счет сил организма - более чем серьезное испытание. Получается, тем, кого здешние боги не одарили магически, нужно, чтобы иметь возможность стрелять, либо напрягать нижестоящих, либо платить культистам, либо «торчать» от сквернавской наркоты.
        По мере того как капральства завершали упражнения, бойцы отправлялись получать продукты. Артиллеристы сдавали зачет по стрельбе из винтовок и пистолетов в последнюю очередь и только на первом рубеже. Затем по приказу Белова выкатили на второй рубеж с трудом собранную картечницу и установили крепостное ружье. Свежие и уцелевшие связки камыша и прутьев унесли на триста метров, благо местность позволила это сделать, не намочив ног. Одна кассета на двадцать пять пуль ушла на пристрелку, хотя Белов с подзорной трубой корректировал стрельбу после каждого залпа. Что-то там с наводкой не ладилось, да и пули при встрече с грунтом вопреки ожиданиям красочных фонтанов грязи не поднимали, большей частью предпочитая бесследно уходить мимо цели. Но зато когда пристрелялись, в пару залпов разметали груду измочаленных связок камыша в мелкую труху, заодно порубили густые кусты и мелкие деревца на заднем фоне. Действие картечницы впечатлило всех присутствующих на рубеже без исключения, не приведи Боженька нам выйти гурьбой под прямую наводку адской мясорубки! Сомнительно мне, что самый мощный защитный амулет
способен отклонить сразу пять тяжелых пуль.
        В финале произвели пару выстрелов из крепостного ружья - больше для проверки работоспособности и ради любопытства, чем для учебы. Попали в земной шарик уверенно, а с более мелкими целями мои «боги войны» пока взаимности не нашли. Пучки картечи один за другим с грохотом ушли в неизвестность - корректировщик не смог засечь, куда именно. Трудно ожидать иного результата от вчерашних землепашцев, едва обученных обращаться с простейшим ружьем. Силы небесные, как же воевать-то будем?!
        Заслушал отчет Прохора по расходу боекомплекта. К штуцерам оставалось еще порядка четырех с половиной сотен пуль на ствол, что более чем в три с половиной раза превышало возможности их гамионов. К «дербанкам» второй модели на поле боя у Длани собрали по двести цилиндрических тупоконечных смертей на каждую, к драгунским пистолетам штук по сорок, но «двустволок» у нас было больше всего - хватило оснастить всех рядовых и часть древичей.
        Запас выстрелов орудия составлял четыре снаряженные кассеты и еще двести пуль россыпью, но магической энергии при полном заряде хватит только на сорок залпов. К
«метле» четыре раунда по восемь выстрелов каждый: картечные стаканы снарядить не проблема, а вот с зарядкой гамионов возиться мне. По разнокалиберным пистолетам, которые получили некоторые древичи и обозники, статистика утешала - совсем безоружными перед лицом врага они не останутся. В Длани захватили пять тысяч сферических пуль к «дербанкам» первой модели, которых в обозе скопилось до восьмидесяти штук. Прохор с помощниками брался во время ближайшего привала порубить пару сотен пуль на части, получив аналог картечи для стрельбы из этих ружей в упор. Чтобы не утруждать людей, решили, что доставлять в боевые порядки эти привычные бойцам ружья будет особый кулан. Точнее, два, поскольку не принятые на вооружение пистоли каптенармус брался рассортировать, снабдить боекомплектом и навьючить корзины с ними на животных-подвозчиков. В результате этих манипуляций мои бойцы сохранят силы, маневр и получат огневое превосходство над врагом. Про запасы пыжей и прочего слушать не стал. Попросил Прохора проследить, чтобы солдаты после стрельб вычистили оружие, не жалея масла и ветоши.
        Себе поставил задачу дозарядить в ближайшее время гамионы «метлы» и орудия. Без помощи суфлера придумал взять немного энергии из трофейных артиллерийских камней. Довольный моей сообразительностью Ральф подтвердил, что перекачка вполне осуществима, и пообещал раскрыть перед благодарным учеником и эту грань своего таланта.
        Тир позволил не только определить метких стрелков и подтянуть навыки остальных до приемлемого уровня, но и помог натренировать слаженность действий подразделений. Свежеиспеченные сержанты, мастера и капралы вдоволь покомандовали. Солдаты, что называется, «вернулись в колею». Все вместе узнали свои возможности и обрели твердую почву под ногами, да еще и научились вопреки уставу стрелять лежа. Неплохо освоили технику стрельбы пятерками, которую моему подразделению пока суждено практиковать в качестве основной. Меткие стрелки по причине незначительного их количества пока тянули лишь на довесок.
        Сержанты и мастера получили свои нашивки не зря. Для себя лично отметил еще такой положительный момент - стал называть по именам сержантов и некоторых рядовых.
        А потом была гречневая каша - матушка наша и сухарь ржаной - отец родной. И марш на пределе сил сквозь тучи кровососов и булькающую зловонием трясину, местами по колено в густом вонючем киселе. Коварный ил стаскивал башмаки, боевые товарищи поддерживали оступившихся, несмотря на нешуточную угрозу самим уйти в трясину. Испытывая нас на прочность, накрапывал мерзкий дождик, отчего сырая, покрытая налетом водорослей и соляными разводами одежда совсем не грела. Помню печальные и облепленные мухами плачущие глаза усталых куланов… Но до намеченной стоянки отряд дошел без потерь.
        Памятуя о самопроизвольном уходе в туман, но больше ради конфиденциальности предстоящих бесед, выбрал под резиденцию окраину «бивуачного» островка. В процессе чаепития и медитации у костра вручил своим офицерам патенты, столь любезно предоставленные в мое распоряжение ныне покойным интендантом.
        Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, поэтому затруднения возникли с каждым счастливым обладателем «аусвайса». Капралам преподнести сюрприз не получилось, поскольку счел за лучшее уточнить, какими именами и фамилиями им удобнее воспользоваться, дабы попрощаться с «проклятым прошлым». Простые русинские солдаты Силантьев Петр Тимофеевич да Озоровский Ярослав Иванович, вчерашние мастера Армии Освобождения, несостоявшиеся мятежники и дезертиры, долго смотрели на колдовские переливы своих первых в жизни документов, будучи не в силах поверить в крутой вираж судьбы и карьеры. Обоих зачислил в «служилые люди Русинских земель», подняв по социальной лестнице с бесправных рабов до лично свободных и уважаемых лиц, немного защищенных от произвола колониальных властей и армии. Поскольку благодаря Империи своего единого государства русины не имели, пришлось прибегнуть к стандартному и понятному любому чиновнику обобщению. До зуда в пальцах хотелось допустить пару опечаток, объединив реальную солянку княжеств, земель и городов в несуществующую державу, но Ральф предостерег о возможных проблемах со
стороны бдительных чинуш. Крамола в документе гарантирует суровый приговор за подделку, дожидаться результатов запроса в княжескую канцелярию никто не будет. Слегка подсластил пилюлю вольный перевод русинских имен с фамилиями на имперский. Молчун в патенте значился как Петер Сайлент, а Буян как Йар Фьюриос.
        В качестве напутствия поручил капралам распространить новую моду на родовые имена среди солдат. Всем, кто в дальнейшем решит податься на вольные хлеба под моим руководством, предстояло вспомнить или придумать себе фамилии для «обельной грамоты», которую в припадке энтузиазма я пообещал выправить в штабе Белоярова. Времени в пути до Золотой рощи будет достаточно, чтобы определиться с выбором своей судьбы.
        Никак не мог придумать, каким званием осчастливить нестроевого Никодима, и вызвал его для разговора. Бывший повар аргументированно предложил «колдовскую папирку» на него не тратить, но не потому, что планирует возвращаться в русинские части, а потому, что предложенный мной «интендант» невероятно солидный чин, что не всякому лорду или князю по карману. В самых крупных частных армиях коллеги Никодима испокон веков трудились без всяких патентов. А вот паспорт и «доверительный акт» ему в работе потребуются непременно. Во время лекции обозного главы сердечко мое екнуло, а головушка наполнилась воспоминаниями о недавних событиях. Образ покойного Глаттона украсили новые подробности, не сулившие мне, как соучастнику убийства влиятельного имперского дворянина, ничего хорошего. Логично, ведь все хорошее мы у него уже отняли и поделили, а отвечать за свои дела рано или поздно придется.
        Сложнее получилось с Беловым. К счастью, при нашем разговоре присутствовал только Акинф.
        - Прошу сообщить, с кем и когда составлена кондотта! - срывающимся голосом с ходу потребовал Евгений.
        - Евгений Михайлович, признаю свою вину и докладываю по порядку. Наш отряд нанят Советом Хранителей Золотой рощи. Подробности вы можете выяснить у доктора Немчинова. Задание прежнее - спасти тело и душу княжны Киры Белояровой, доставив их в главную обитель наших нанимателей.
        - Ап… - Белов задохнулся воздухом.
        - Далее действуем по обстановке, сообразно офицерской чести и традициям «вольных рот». Очевидно, будем защищать мирное население от нашествия банд из Скверны. Если с этим закончили, то вызывал я вас по другому вопросу.
        Богатый набор жестов показал, что вопрос по кондотте закрыт и можно продолжить разговор.
        - Имею честь вручить вам, Евгений Михайлович Белов, патент подофицера первого класса Армии Освобождения.
        - Но это же… обман и подлог? - искренне возмутился юноша, едва взяв в руки
«свежий» патент.
        Быстро сообразил, молоток, вот только сомнения гложут душу уставшего командира: похвалить заместителя или пристукнуть?
        - Евгений, милость Асеня! - картинно всплеснул руками я. - Вы только никому не говорите, ради всего свя… что вам дорого. А то какой-нибудь пустоголовый невежа в богатом мундире, не подумав, повторит другому. И придется им рты землицей замазать, а самих под дерн спрятать.
        Если взял в руки липовый документ, значит, «сломался», посему бить не будем, только ласково пожурим. Не обращая внимания на круглые от удивления глаза Белова, я продолжил:
        - Да, вы правы в своих предположениях, я - персонаж незаурядный. Но миновать канцелярию Светлейшего князя у нас с вами не выйдет. Как вы помните, людей, что нам доверились, надобно обелить. Вот тогда вы, как честный человек, сможете внести из своей доли плату за патент.
        Вымотался на марше до предела, но каким-то чудом удавалось удерживать нервы в узде. Но он мне нужен, этот пылкий мальчишка, с головой, набитой кодексами чести и рыцарскими романами! Если мои догадки верны, то парень князю Белоярову не чужой человек. И, в отличие от дочери, - жив. А вернет его в семью лейтенант Романов, тут мне и слава, и всякий блат обеспечены.
        - Мне не хватит, - Белов повесил голову. - Вынужден просить вас о займе.
        - Доля вам с этого дня пойдет подофицерская, а до Колоний еще много дней пути. Теперь от вашего труда зависит ваше благосостояние. Будет необходимость, будет и займ, - пришлось заверить парня, хотя денег неимоверно жалко. Не для Белова, для штабного ворья. - Евгений, вы нужны мне как офицер. Не заставляйте меня сожалеть о решении.
        - Вы команд… кондотьер, вам виднее, - сухо ответствовал юноша и откланялся. На том и порешили.
        А звезды здесь много ярче. Тысячи тысяч блестящих серебряных монеток. Интересно, если потрясти небосвод как следует, сколько их упадет к моим ногам? А может, это не монеты, а шляпки гвоздей, скрепляющих купол мироздания? Если вытащить хоть один, то, может, оно как-нибудь обойдется. А если в процессе «полетят» тормоза и сам не заметишь, как вырвал десяток? Тогда дерзкого грабителя похоронит кусок темного льда. Со спины повеяло прохладой - подбросил несколько веток горевшему в ямке огню. Зябко мне, Потрясателю Вселенной, стало…
        Разговор с бывшим княжеским гвардейцем давно назрел. Отряд наемников в зоне боевых действий - отнюдь не иголка в стоге сена, а его кондотьер - еще то шило в мешке. Много ума не надо, чтоб связать гибель имперских офицеров и торговцев оружием с моим появлением в Скверне. Глупо надеяться, что интерес черных баронов к Слезе Асеня, даже после ее доставки в рощу исчезнет. Интерес к артефакту - возможно, а к моей персоне вряд ли. Да и Ральфовы недомолвки намекали на толстые обстоятельства, что подвигли отнюдь не рядового культиста поменять сытое и комфортное стойло в Империи на далекую окраину мира, охваченную войной. Как же, охотно верю тебе,
«калач верченый», что все случилось по твоему желанию. А приметные вещички теперь на мне. И мне же по его долгам, буде таковые всплывут, отвечать. А спросить может кто угодно и когда угодно. Сегодня лекарь княжны своим взглядом на Ральфов револьвер пытался дать понять, что мои россказни про журналиста и офицера по особым поручениям его не впечатлили. И тут же нанял меня, точнее, узаконил положение дел. Надо полагать не за красивые глаза, а потому, что у меня есть люди. А люди - это главный ресурс. Они составляют боевой отряд. Пока он существует, я буду защищен и благополучен.
        - Садись, Акинф, поговорим, - попросил я ординарца-телохранителя.
        Мужчина повесил свой многозарядный штуцер на воткнутый в грунт бердыш и присел передо мной на корточки.
        - Скажи, я вчера просто спал или нет?
        - Пропадали ваше благородие под утро. Я глаз открыл - нету и одеяло холодное. Лагерь обошел тихонько, вернулся и глазам не верю! Спите, значит, как ни в чем не бывало.
        Чуткий сон для телохранителя - это плюс.
        - Что думаешь?
        На простой вопрос последовал адекватный ответ:
        - За магами… разные странности водятся.
        - Это ты верно подметил. Заговариваюсь еще, да? Это мелочи. Ты сейчас видел, как я управился с патентами, и понимаешь, что это значит.
        Акинф на мгновение опустил веки.
        - Еще одна за мной странность… Погоня за мной, Акинф, такая, что одному не отмахаться. Бегать здесь можно долго, а теперь я почти на виду. Шила в мешке не утаишь. - Я почесал ожоги вокруг браслета на правом запястье. - Рано или поздно мне надо будет остановиться и крепко врезать им по зубам. Не со следа сбить, а время выиграть. И чтоб те, кто за ними придут, страх узнали. Постараюсь, чтобы отряда мои личные беды не коснулись, но сам понимаешь…
        - Я с вами.
        Взгляд прямой, честный. И лицо, и осанка ординарца заставили пожалеть, что я не живописец.
        - Вот так, без условий?
        - Чай, не благородие, чтобы условия ставить.
        Хорошо, что пылкий вьюнош Евгений не слышал сего ответа. Да и мне, как барону, пожурить наглеца следовало бы. Вот только в гайдуки худородному не попасть, проще мне в шоу-балет записаться. Разговор у нас без чинов, и Акинф это сразу понял. Меня проверяет?
        - А хотел бы? - озвучил прозрачный намек на свободный патент.
        - Не заслужил пока, - мгновенно нашелся ординарец.
        - Какие твои годы, Акинф? Послужи мне, как должно, а уж я тебя не обижу. И первая служба для тебя будет - вспомнить и рассказать мне о Светлейшем князе Белоярове. А вторая - присмотреть одним глазком за народом в отряде. С бору по сосенке собрали. Упредить надо малодушных, глупцов или праздных болтунов, чтобы беды не вышло. Справишься?
        Утвердительный кивок не заставил себя ждать. Покладистый ты человек, Акинф Иванов. А может, просто нам суждено пройти этот путь плечом к плечу?
        Ухватил краткий миг теплой истомы с кружкой чая у разведенного в ямке костерка, заслушал традиционный ночной концерт жаб и прочих тварей. Где сидел, там и рухнул в темноту без сновидений.
        Проснулся лагерь в молочно-белом тумане и облаке привычных болотных миазмов. Утро кондотьера Романова началось с тревожных предчувствий. Если верить планшету, а пока он меня не обманывал, выказывать ратные умения моему воинству предстояло ближе к обеду. Вряд ли раньше, ведь я планировал подойти к ущелью Рока, как старый бык из бородатого анекдота. Даже если сквернавские пикеты собьем с наскока, все равно силы потребуются, чтобы сделать рывок между скал. Ведь рядом, «полпальца» по карте, на группе каменных исполинов, именуемых Столпами, нас обязаны поджидать враги. И по воровской тропе непременно идет алчущая нашей крови за разгром у Длани погоня. Если нет, я в воинах Скверны сильно разочаруюсь и наведаюсь в этот заповедник непуганых идиотов за зипунами еще не раз.
        Разогретые на углях мясные консервы с сухарем и кружка крепкого чая, на этот раз без глотка бренди, составили мой завтрак, который ничем не отличался от того, чем подкрепили свои силы остальные бойцы. Доктор Немчинов осмотрел мои раны, а Харитон их обработал и наложил повязки. Укушенная котопсом ляжка, пораненная щепой щека, ожоги и ссадины меня практически не беспокоили, а выбоина под лопаткой твердо вознамерилась в ближайшее время самоликвидироваться. Я слышал от отца, что на войне раны заживают быстро, а болезни обходят служивого стороной. Теперь вот на своей шкуре проверил фронтовые истины. Да и магия, конечно же, помогла моему организму. Без нее здесь никуда.
        С группой Молчуна в головной дозор ушел Белов, без знамени, но с несколькими своими «меткими стрелками». Зачехленный штандарт рядом с телом княжны нес пожилой солдат по имени Ермолай, отличившийся в стычке на воровской тропе с преследовавшими сквернавцами. Евгений чуял скорую битву и рвался вперед. Если научится держать себя в руках, будет у меня толковый заместитель. Сила в головном дозоре собралась немалая, но, чем больше пути преодолевал отряд без боя, тем сильнее я опасался жаркой встречи на берегу. По карте мы выходили к небольшой рощице в двух километрах от постоялого двора, расположенного в двух с половиной километрах по прямой от входа в ущелье. Не верилось мне, что трактир не облюбовала банда сквернавцев. Не может такого быть, чтобы мы не встретились с патрулями, а то и со спешащими к ущелью отрядами грымских головорезов или просто лихими людишками, готовыми половить рыбку в мутной воде. Слишком уж все гладко выходит! И тут со стороны головного дозора донеслись крики, а затем практически синхронно прозвучали два выстрела. И снова раздались крики. В этой части болота преобладали поля
стоячей воды, над которыми звуки разносились непривычно далеко. Вот и сбылись тревожные ожидания, с некоторым облегчением подумал я. Планшет через плечо, штуцер в руки - и вперед!
        - Буян, отряд к бою! - скомандовал я и быстрым шагом прошел вдоль колонны, чтобы выяснить, что там стряслось у впереди идущих.
        Повстречались мои воины с дюжиной дукарских наемных стрелков при скромном обозе. К моменту моего появления Белов, по своему обыкновению, учудил нечто из ряда вон благородное - принял почетную сдачу с сохранением холодного оружия, отчего сиял, как самовар у доброй хозяйки.
        Эмоциональный доклад его прояснил ситуацию. Здесь гать делала крюк, и Молчун, несмотря на болотные испарения, вовремя заметил шедший навстречу отряд вооруженных людей с вьючными животными. Евгений при помощи подзорной трубы определил среди них дукарских наймитов и приказал занять оборону на крошечном острове. А вот выслать ко мне связного с донесением не подумал. Минус ему. Буйная растительность острова, как и туман, скрывали нашу колонну, но разведчиков не заметил бы только слепой. Дукарские шляхтичи и представить себе не могли, что по тайной тропке могут двигаться недобитые русины. Большинство разведчиков сменили лохмотья белых кафтанов на добротные наряды из гардероба офицеров-изменников. Поэтому бывших княжьих стрелков приняли не то за союзных контрабандистов, не то за коллег по цеху. Далее события развивались так: наемники приблизились, окликнули наших. Молчун ответил на дукарщине пришедшуюся к месту скабрезность и вышел к ним с опущенным ружьем, чем окончательно усыпил бдительность врагов. А потом островок ощетинился стволами, а подофицер Белов представился и потребовал от «солдат удачи»
немедленной капитуляции. Силы оказались не равны, на узкой тропке даже залечь невозможно. Дукары стояли под прицелами пятнадцати ружей и в болотной жиже, но торговались столь рьяно, словно над ними не капало.
        Я пробежался взглядом по лицам и рукам пленных. Десять мужчин разного возраста с одинаково колючими взглядами. Поджарые крепкие тела, потрепанная, но доброго кроя воинская справа из кожи и толстого сукна, стриженные под горшок пшеничные волосы да у каждого второго густые усы. Их мертвых коллег мне довелось уже видеть у тракта, одного даже удачно «обмародерил». Трое, судя по оставленным саблям и наличию защитных амулетов, принадлежали к благородному сословию, они теснились на кочках перед обозом из четырех навьюченных куланов. Прочие же рядком стояли по колено в ряске перед гатью. Такая вот социальная несправедливость. Одному из захваченных врагов оказывали скорую помощь, бинтуя окровавленный бицепс правой руки поверх одежды.
        И уж совсем на коленях в ожидании своей участи тряслись двое тщедушных погонщиков из числа аборигенов Скверны, справедливо полагая, что их жизни гроша свинцового не стоят. Еще один чужак толокся среди разведчиков, растирая запястья с отметинами веревок. Вполне аккуратная бородка и добротный дорожный камзол свидетельствовали о том, что дукарским гостеприимством мужчина пользовался сравнительно недолго. Навскидку ему можно дать около сорока лет, из возрастных признаков - только приличные залысины на чуть тронутой сединой голове. Он был немного ниже ростом большинства собравшихся на острове, телосложение средней плотности. Попроси меня через пару минут описать его внешность, больше ничего бы не добавил.
        - Позвольте вас искренне поблагодарить, господин…
        Мужчина говорил по-русински чисто, но что-то мне подсказывало, что родным для него является совсем другой язык.
        - Лейтенант Романов, - представился я.
        Жать мне руку бывший пленник отчего-то не порывался, и пришлось завершить начатое было движение почесыванием шеи. Комары-с!
        - Благодарю вас, господин лейтенант Романов, за мое спасение из плена этих негодяев. К вашим услугам - Зигфрид Кауфман, старший управляющий колониальной конторы компании купцов-авантюристов.
        Я внимательно посмотрел на стоявшего передо мной купца. Несомненно, дукарские наемники таскали с собой его ради выкупа. Что за купцы-авантюристы такие и под каким флагом, а главное, каким товаром зарабатывают себе на хлебушек с икоркой? После уточню при случае.
        - Рад был служить достойному человеку. Прошу вас занять место в колонне. Позже я бы хотел получить у вас кое-какую информацию о положении дел в ущелье Рока.
        Сказано было достаточно громко, чтобы пленные поняли: они не представляют для нас ценности в качестве источника информации. Зигфрид удалился с островка после изящного полупоклона.
        На клочке голой земли поверх подстеленных плащей возвышалась гора трофеев. Похоже, каждый наемник нес по ружью и паре пистолетов, а также сабли, топорики, кинжалы и разную амуницию. Штыков я почему-то не увидел. Интересно, а засапожники да разные хитрые приблуды для скрытого ношения ребята у них собрали?
        Груда трофеев еще раз подтверждала догадку, что наемники мне попались тертые. К вопросу оснащения подошли с умом и тугим кошельком, чего у новичков и неудачников обычно не наблюдается. Основу огневой мощи отряда составляли плежские реплики казнозарядных штуцеров Марксмана. Насколько я мог судить, линейка марксмановских ружей здесь и сейчас выступала аналогом автомата Калашникова по простоте, надежности и высоким боевым характеристикам. Порадовала глаз пара превосходных револьверных скорострелок с полными «бандольеро». Среди прочих образцов нашелся брат-близнец Акинфова ружья. Больше прочих меня заинтересовали ручная мортира и две двудульные вертикалки внушительного калибра. Ручной гранатомет - отличный трофей. Да и дробовики, если вспомнить «зоопарк» на службе наших врагов, вполне к месту. В ближнем бою часто именно картечь решает, кому по земле ходить, а кому в ней лежать. Надо учесть!
        На второй взгляд, в куче трофеев выходило больше чем по одному ружью на брата, даже если погонщиков зачислить в отряд. Побросали как попало - где ствол, а где приклад закрыт амуницией, и не сосчитать сразу. И что мне теперь с ними делать? Не с железяками, а с людьми, конечно.
        - Буяну, колонне - отбой. Пятиминутный отдых, - бросил Акинфу, забыв, что единственный на весь табор хронометр у меня в браслете.
        Повернул голову, уловив боковым зрением искры ненависти в зеленых глазах раненого. Четко осознал: этот человек опасен, нельзя оставлять его в живых! Но что-то мешало убить его прямо сейчас.
        - Кто стрелял?
        - Тот негодяй, - Евгений указал движением головы в сторону горбуна, чью правую руку перетягивал тряпицей рыжий наемник. - Я подозреваю, он подбивал прочих к сопротивлению…
        Видно, кто-то подстраховал заигравшегося в благородство командира. Привык, значит, парень к пулям над головой. Голос не дрожит, в глазах озорные бесенята скачут, сам весь «на шарнирах» от бескровной победы. Плохо, очень плохо.
        - Молчун, - я слегка понизил голос. - Этого, как закончат бинтовать, обыскать, крепко связать руки и мешок на голову. Найдешь магические вещицы - мне.
        - Будет сделано, господин лейтенант.
        Н-да, барон-знаменосец, ваши рыцарские замашки, не приведи господь, однажды усадят меня сочинять мадам Беловой похоронку. Надо было подпустить этих псов войны на верный выстрел, распределить цели и дать залп. Затем проконтролировать штыками, трупы обобрать и отправить в трясину, хабар и куланов - в обоз, и марш-марш вперед. Честное слово, я бы так и поступил со спокойной душой - невиновные здесь не ходят. Нет, не так. Я бы непременно пленного взял. Допросил бы и вонючую жижу хлебать спровадил.
        К концу потока сознания чувствительно уколола совесть. Словно эти люди были невиновны, словно они лишь по чьей-то злой воле оказались по другую сторону баррикад.
        - Кто господину подофицеру жизнь спас? - Я нарочно поставил вопрос таким образом, чтобы убить несколько зайцев сразу: сделать Евгению внушение, отметить отличившегося и завиноватить наемников. Если эти отморозки способны понять разницу между попыткой убийства первого встречного и подофицера Армии Освобождения.
        - Рекрут Аристарх, - доложил Петр-Молчун.
        - Молодец, Аристарх, так держать - и быть тебе мастером.
        - Рад стараться, ваше благородие!
        Все молодцы, не только Аристарх. И бдительности не теряли - стволы смотрели в нужную сторону, никто никому сектор обстрела не загораживал. Может, дукары помышляли о глупостях, да только шансов у них при такой опеке не предвиделось. Я же прислушался к себе - то, что я принял за ропот совести, на самом деле оказалось чем-то много большим, словно на меня снизошла частица сверхъестественного блага, любви и правды. Отчего ощущение ущербности моих размышлений о том, «как бы я лихо уничтожил этих людей», стало невыносимо жгучим.
        - Хосподьин официр, йа бы хотеть обсуштать условий… - произнес на корявом имперском главарь наемников. Кажется, он еще не осознал, кто командует отрядом - Белов или я. Потому что Евгений - и щеголеватый, и с саблей, а я весь такой повседневный и без оной. Сдал ее в обоз еще вчера. Тяжело и неудобно с саблей-то по болоту шагать. Шарф офицерский при штурме Длани утратил, а новым не озаботился.
        Почетная сдача! - ну кто вас просил, Евгений? Ведь теперь не только руки им связывать не моги, но и по карманам в поисках оружия шарить нельзя. Давшие
«честное благородное» не имеют морального права пытаться бежать и вредить нам. Следовательно, отряжать конвоиров не потребуется.
        - С кем имею честь? - оборвал я вводную конструкцию дукара, добавив в голос изрядную долю пренебрежения. За акцент не сойдет при всем желании, для тупых любителей «божьей росы в глаза» еще и рожу скривил.
        - Самуил Городецкий, нобиль и кондотьер, - ответ прозвучал с некоторым вызовом и сопровождался выпячиванием груди и полуоборотом туловища. С целью откровенной демонстрации вышитого на добротной ткани плаща щитка с гербом, «фирменной» фибулы и стальной цепи с кулоном-амулетом. Еще сверкнул перстенек-печать на указательном пальце правой руки - вот теперь полный комплект цацек аристократа. Язык тела следовало понимать, как «гляди сюда, Богдаша, перед тобой не оборванец какой, даже герб имеется». А что бойцов неполное «копье, - насмешливо продолжил я за собеседника, - да из челяди две калеки, так это мелочи жизни, налегке сегодня гуляем».
        Нобилем он представился на имперский манер, что нехарактерно для наемников из Восточной Марки - вставил свои «пять копеек» Ральф. В здешней табели о рангах шляхтич или дукарский нобиль и колониальный барон - примерно одинаковая мелкота. Любая крупная ватага может своего предводителя именовать бароном. «Вас таких тут как грязи!» - съязвил Ральф, потомственный барон Скалистых островов, между прочим.
        Я в свою очередь представился не менее серьезно, похоронив насмешку глубоко внутри.
        - Итак, ясновельможный пан Городецкий. Мы регулярная часть Армии Освобождения, и ваш текущий статус - военнопленный. Ваши люди, соответственно, в таком же статусе.
        - Я не служу ни одной стороне конфликта! - энергично и без акцента протестовал Городецкий, словно репетировал эту фразу не раз.
        Но я был готов к такому повороту событий.
        - Вот как?! Вы двигались по секретной дороге, которую используют торговцы оружием и контрабандисты. Вот вы, а вот ваш товар, - я указал на гору трофеев. - По закону военного времени - расстрел на месте.
        Раненый горбун буркнул Городецкому нечто неразборчивое на родном языке. Я демонстративно положил ладонь на кобуру. Желание убить врага немедленно буквально жгло ладонь, но из глубин моего существа гипнотически мягко пробивалась мысль: не надо мараться, пусть живет.
        - Любезный Самуил, ваш человек дурно воспитан. Я из уважения говорю с вами на общепонятном языке. Еще раз он раззявит ДУПЛО, продолжит разговор с… э-э-э болотным чертом!
        Молчун, не дожидаясь, когда наемник затянет на повязке узлы, заломил неучтивому горбуну руки и с усилием перетянул их кожаным ремнем. Затем стащил с пленника тяжелый пояс с кошельком. Пресловутые «права человека» относятся к людям, а рабовладельцы, изуверы и их пособники естественным образом этой благодати лишены.
        - Он не ест мой шеловек! - без колебаний отрекся от горбуна шляхтич.
        После двусмысленного слова «дупло», которое я специально выделил, собеседник предсказуемо сморщился, сильнее, чем при откровенно хамском обращении «любезный». Спасибо, Ральф, указал на ахиллесову пяту дукарских наймитов, мнящих себя
«идейными борцами за свободу».
        Дукария - милое уху любого патриота название некогда великой родины теперь на многих языках Вселенной звучало подобно ругательству, обозначающему филейную часть тела. Оскорбительное название шляхтичей, ушедших на чужбину в погоне за воинским счастьем, - «дупары» - запустила в оборот проимперская партия Восточной Марки. Познавшие блага цивилизованного Юниленда, вкусившие плодов с древа имперской культуры, свою родину они презрительно именовали Вселенской Дупой. Емко обозначая и перманентный бардак во всех сферах жизни от гигиены до политики. Справедливости ради, они же первые создали для такого печального положения дел все предпосылки, допустив раскол своей страны. Разделенная на воеводства и множество мелких
«гербов», ограбленная, погрязшая в нищете и внутренних раздорах Дукария давала этому миру, пожалуй, самые яркие характеры наемников. Не менее выносливые и стойкие, чем русины, находчивые и умелые в обращении с оружием, как ландскнехты Юниленда, бесстрашные и яростные, как норингары, бесшабашные и неудержимые, как степняки, - эти бойцы среди наемничьей вольницы более прочих славились патологической склонностью к дуэлям, азартным играм, мотовству и амурным похождениям. Спесь и неуправляемость шляхтичей вошли в поговорку. Где два дукарских нобиля, там три мнения, два заговора и одна измена - именно так некий проницательный имперский дипломат отозвался о низах аристократии Восточной Марки. Обнищавшие, не знавшие и не желавшие себе иного занятия, кроме войны, а если предельно откровенно - иных занятий, кроме убийств и грабежа, шляхтичи представляли собой превосходный материал для формирования из них наемных воинов. Если бы кому-то удалось вытравить из них лишнюю спесь, одолеть упрямство и умерить жадность, он, несомненно, получил бы лучших солдат, каких можно купить за деньги.
        Ругательный ярлык намертво прилип к «солдатам фортуны» родом из Восточной Марки и широко разлетелся по свету. В иных глухоманях правильного звучания и не знали, ибо дукарские «дикие гуси» обладали несомненным талантом наживать смертельных врагов повсеместно. Итак, в плен ко мне попали опасные ребята. Окажись их больше и не в столь безвыходной ситуации, еще неизвестно, кто бы кого обобрал и собирался допрашивать.
        Изучая во время разговора мимические реакции Городецкого на мои слова, я обратил внимание на ярко выраженную ямочку в центре его крупного подбородка. Эта черта могла говорить как о твердости характера, так и о бараньем упрямстве, что далеко не одно и то же. Правда, в вопросах соответствия внешности и характера я давно зарекся верить чему-либо, кроме своего собственного мнения о человеке.
        На лице Самуила читался не столько возраст, сколько пережитые тяготы. Ниже глаз пролегали заметные косые линии. Существование двух других, параллельных
«подглазным» скрывали темные усы, кончики которых слиплись сосульками и слегка заворачивались вверх. В очередной раз поразился разнообразию местной моды на лицевую растительность. Отчего-то подумалось, что если пану наемнику суждено дожить до старости, то его лицо идеально подойдет для маски, выражающей вселенскую скорбь и печаль. Может, все дело в игре света и тени в этом живописном и экологически чистом заповеднике комаров и лягушек, а может, у него есть повод для печали и посерьезнее, чем сегодняшнее пленение.
        Со мной остались Акинф и Белов с несколькими стрелками. Я отдал распоряжения касательно судьбы пленных, трофеев и дальнейшего движения колонны, после чего обратился к нобилю и кондотьеру вновь на имперском.
        - Итак, пан Самуил, у нас мало времени на пустую болтовню. От ваших ответов зависит судьба ваших людей.
        Городецкий понимающе кивнул. Еще бы, у меня в запасе такой источник информации, как купец Зигфрид! А купцы во все времена - первые разведчики. Даже если он все время в зиндане просидел, что вполне возможно, все равно должен знать немало полезного.
        - Я правильно понял, что вы возвращаетесь из ущелья Рока?
        - Так, пан официр. - Ответ прозвучал на русинском.
        - С какой целью?
        - Пан официр, барон Тотенкопф, пьесья крэв, не есть шестный шеловек. Он выставил нас под фузеи граничар. Много крови и мало грошей. Мы ушли.
        - Только вы или другие наемники тоже?
        - Знаю только за своих людей. Кто бежит из боя, тех барон лишает души. Цэрн-Га взял последние золотые… - Слово «последние» Городецкий выговорил нарочито тщательно. - Взялся нас провести тайно.
        А теперь и произношение наладилось странным образом! Значит, горбун - проводник. Надо ковать железо, пока пан теплый. Я извлек планшет и включил его.
        - Как? Откуда у вас та весч? - выпучил глаза Городецкий на зависть Станиславскому.
        - Самуил, давайте договоримся на будущее: вы не задаете глупых вопросов, а я не говорю вам грубых ответов. Планшет вам знаком?
        Кондотьер замялся.
        - Так да или нет? - при помощи Ральфа я сопроводил свои слова несильным психологическим нажимом.
        - Та. То так. Мой наниматель имель такой.
        - Тотенкопф? - закинул удочку на удачу.
        - Ни! Ни! Другий. Импэрэц клятый. - От волнения Городецкий замахал руками и перешел на смесь родного и колониального: - Намэ ин кондотта есть ин баггэдж, оно совсем… кривда ест.
        - Имя нанимателя не настоящее?
        Самуил подтвердил мой перевод кивком головы. Получается, парочка агентов не только торговала имперским оружием, но и вербовала боевиков для врагов своей страны? А ведь тайный союзник сказал, что караван с новой партией сопровождала сотня дукарских стрелков. Ладно, оставим клубки интриги для посиделок на завалинке. Сейчас необходимо разобраться с маршрутом и врагами. Главарь наемников мешал мне сосредоточиться на работе с картой.
        - Посфольте спросить, господьин, о судьбе гарнизона Камень-Руки…
        От меня не укрылся жадный блеск глаз, которыми он «щупал» навьюченное на куланов добро.
        - Да, Самуил. Весь гарнизон Каменной Длани уничтожен нами поголовно, причем малой кровью. Если вы двигались к этому сборному пункту, то вы мне не соврали. Ваши наниматели мертвы, и теперь вы «не служите ни одной стороне конфликта».
        Получив свои же слова обратно, шляхтич никак не отреагировал. Значит, про «божью росу в глаза» я верно угадал.
        - Какой ваш план есть? - Похоже, инициатива в разговоре постепенно переходила к Городецкому. Каррамба, кто кого допрашивает?! Глазами попросил поддержки у Белова.
        - Самуил, а судьба ваших людей вам безразлична? - ловко «закатил шар в лузу» Евгений.
        - Так про то и спрос… - притворился овечкой кондотьер.
        Мимо нас продолжали двигаться связанные вереницей вьючные куланы - отряд растянулся по узкой гати почти на полкилометра. Я предложил Городецкому представить двоих его спутников, которым сохранили личное оружие.
        - Болеслав Мрец, подхорунжий, гренадьир, - представился высокий усатый мужчина.
        Не офицер, но и не рядовой передо мной, а конкретнее - хрен его разберет. Но гренадер - это хорошо, надо пошукать у них в обозе гранаты. Особенно к ручной мортире. Или допросить его по системе, с которой у нас пока никто не разобрался.
        - Оркан Лещинский, обер-канонир, - доложил второй шляхтич: плотный, краснолицый дядька с мощными ручищами. Ух ты, артиллерист! Понятно, почему его так заинтересовала картечница. Оба представились сами на вполне сносном русинском, без спеси в голосе, внимательно, но не подобострастно наблюдая за мной.
        - Итак, господа, не вижу смысла скрывать, что мы двигаемся в ущелье Рока, - произнес я и движением руки предложил пленным шляхтичам следовать за собой. Жест получился двусмысленным, но паны покорились столь крутому повороту в своей судьбе.
        И тут в мозгах Городецкого словно прорвало плотину. Не успели одолеть сухой путь по острову, как он вылил на нас с Беловым поток информации о ситуации в ущелье. Все оказалось даже хуже, чем я мог предположить в припадке пессимизма. Перед скалистым дефиле раскинулся лагерь сквернавцев, в котором собрались дружины трех баронов, несколько наемных отрядов, кланы воинственных горцев и рота грымских стрелков с батареей легкой артиллерии. Общее количество противника Городецкий оценил в полторы тысячи человек. Вся эта орда уже двое суток безуспешно штурмовала проход, который обороняли волонтеры графа Драгомирова и граничары, численность которых была кондотьеру неведома. Граничары - местный аналог линейных казаков, несущих пограничную службу на рубежах Колоний. Именно эти непревзойденные стрелки перебили во вчерашней атаке две трети «солдат удачи», от которых отвернулась изменчивая Фортуна. Спасая остатки людей и имущества, Городецкий дезертировал… Вот почему среди трофеев ружей больше, чем стрелков.
        Подтвердилась моя догадка о сильном заслоне в районе Столпов, назначенном перехватывать русинов из разбитого батальона. Я удивился скорости передачи информации - о победе на тракте Висельников лидер осаждающих, некий барон Тотенкопф, объявил еще два дня назад! Зато о разгроме у Длани Городецкий ничего не знал. А двигался он именно туда, чтобы возродить свой отряд из пепла, хотя старательно обходил эту тему. Парой наводящих вопросов вытянул из командира дукарских наемников, что главенство барона Тотенкопфа в осадном лагере номинально, подлинного единства среди разношерстных отрядов не существует, а недавний провальный штурм еще сильнее вбил клинья между подельниками по предстоящему грабежу Колоний.
        - А если фас победьят, хосподьин Романов? Как тогда? - выразил свои опасения нетерпеливый шляхтич.
        - Это вряд ли. Убить, предположим, могут. Если постараются. А победить - нет. Нельзя победить тех, за кем правда. - Я произнес последние слова заметно громче, рассчитывая поднять боевой дух своих солдат. Не хватало еще, чтобы по колонне поползли слухи о несметной орде врага, перекрывшей единственный путь к спасению.
        - Вы играйт в слофа!
        - Ничуть, Самуил, просто я верю в себя и своих людей.
        Городецкий остановился, чем вынудил меня обернуться.
        - Тогда… наймите моих…
        Мысль интересная, и пришла мне несколько раньше, вот только платить неохота.
        Браслет рванул руку, и во мне пружиной развернулась иная личность, причинив сильный дискомфорт. Не враждебная, но моей личности пришлось потесниться.
        - Спешишь увидеть свою Ружену, рыцарь? - я не узнал свой голос, но паники не ощутил. В тот момент для меня вообще ничего не существовало, кроме безумных глаз Городецкого.
        - Как… кто ты?
        Я улыбнулся, ощутив всю чужеродность движений лицевых мускулов. Так, наверное, могла бы улыбаться женщина. Мало мне Ральфа! Соскучилась девица в своей темнице? С наемничками флиртуем, да?! Ну-ка, брысь под лавку!
        Внезапно позади нас раздались крики моих солдат. Картина маслом: двое голосящих от ужаса стрелков нанизали горбатого проводника на штыки своих «дербанок». Тот пытался дотянуться до них скрюченными пальцами раненой руки, другая в районе запястья заканчивалась темно-красным кровящим срезом. А лежащая в траве кисть сжимала драгунский пистолет. Видимо, тот древич протазаном упредил. Ловко! Прочный ремень, стягивавший руки сквернавца, выглядел будто разорванный. Доводилось слышать, что горбуны отличаются невероятной физической силой, но не такой же!
        Голосящие стрелки не могли высвободить свои ружья, так засадили штыки меж ребер, а одержимый нечистой силой горбун не имел возможности им ничем повредить. Стрелять - не стреляли, то ли от испуга, то ли напротив, не желая шуметь или случайно задеть своих. Несмотря на пробитую грудь и отрубленную кисть, враг был жив. Окровавленный рот скривился, глаза наливались чернотой. Кокон света внутри меня совершил резкий оборот…
        - Акинф, голову… руби! - Не успел закончить фразу, как точный взмах бердыша отвалил врагу означенную часть тела.
        Из разрубленной шеи сквернавца вместо крови брызнула чернота, та самая дрянь вроде орды мелких-премелких насекомых, виденная мной у Длани и в ловушке варлока. Изуродованное тело безвольно повисло, а затем рухнуло на тропу, вырвав ружья из рук перепуганных стрелков. В столб «гнуса» из Слезы прожектором ударил свет, на секунду затопив все вокруг. Акинф оказался единственным, кто успел прикрыть глаза. Новая волна людских криков и ржание перепуганных куланов донеслись до моих ушей, словно через толщу воды. Хлопьями сажи нейтрализованная нечисть осела на обезглавленный труп и помятую копытами осоку.
        - Гад, Тимоху пырнул и пистоль выхватил…
        - Кол в сердце забить надобно…
        Я отстраненно наблюдал, как сквозь толпу пробился Харитон с распахнутой сумкой, как Акинф помог трущим глаза рекрутам вытащить штыки и заставил их сбросить останки в болото, предварительно подрубив горбуну ноги под коленями и несколько раз проткнув штыком живот.
        - Продолжаем движение! - хрипло приказал я столпившимся, развернулся и оступился нетвердой ногой на кочке. Рухнуть в грязь не дали шляхтичи, сбивчиво бормочущие молитвы Отцу-дереву. Эвон как их пробрало! Добрый знак.
        - Я ответил на ваш вопрос, пан Городецкий? - Ощущение чужого присутствия внутри меня исчезло, и с наемником вновь говорил Богдан Романов, а не кто-то иной. И чуть слышно добавил: - Прости меня, княжна.
        Предводитель дукаров впервые снял шапку и закивал. Вот так, не вполне понятным образом я заполучил союзника накануне решающей битвы.
        Колонна вышла на берег посреди густой рощицы, еще не ощутившей на себе дыхания осени, зато узнавшей о нуждах большой армии не понаслышке. Разведчики рассыпались по уцелевшим от вырубок зарослям, взяв на прицел проселочную дорогу. Под руководством и при непосредственном участии Оркана артиллеристы быстро вернули картечницу в рабочее состояние: к лафету приставили колеса, закрепили ствол, запрягли куланов. Болеслав и Прохор навьючивали на избранных древичей подсумки и торбы с гранатами. Здоровякам предстояло метать снаряды в бою по команде людей.
        Дукарам вернули их оружие и амуницию. Наемники времени не теряли - приводили себя в боевую готовность. Вопрос оплаты их услуг пока не поднимался. Оркан с Болеславом смотрели на меня другими глазами. Они, по словам Акинфа, успели «покрутить носами» среди моих солдат во время марша, перебросились парой слов с капралами. Без сомнения, вояки прониклись пониманием, что мне удалось вытащить свой отряд из совершенно безнадежного положения. Еще и с добычей.
        Все еще находящийся под впечатлением от расправы над одержимым сквернавцем Самуил, скрипя зубами и пряча глаза, вспомнил, скольких его боевых товарищей Тотенкопф превратил в бездушных «гхол» якобы за трусость в бою. Я счел необходимым ободрить коллегу-кондотьера. Городецкий с ухмылкой согласился, что хуже незаконченных дел для благородных господ ничего не бывает. Его люди согласно склонили головы, ударив кулаками себя в грудь вместо клятвы биться на одной стороне. Кроме долга крови, шляхтичи собрались получить с бывшего нанимателя остаток жалованья, а «на сдачу отсыпать подлой свинье свинцовых грошей». Суровый солдатский юмор, однако.
        Вокруг меня собрались подофицеры, сержанты и новоявленные союзники, всем своим видом жаждущие битвы.
        - Вот что я вам скажу, господа и товарищи мои. Честного боя - грудь на грудь - я врагу давать не хочу и не буду. Коли панове наемники подпустили нас к себе, приняв за своих, так и тут может выйти не хуже. Не ждут они нас со спины. А мы подойдем и ударим.
        Голос мой звучал тихо, но уверенно. Странное светопреставление, которое случилось два часа назад, не без участия покойной княжны, оставило мне достаточно сил для предстоящей битвы. В глазах моих бойцов, русинов и дукаров, проглядывала знакомая холодная решимость.
        Чуть больше шестидесяти стрелков, включая дукаров, и двадцать древичей - вот та армия, с которой мне предстояло прорубить дорогу к Золотой роще сквозь полторы тысячи сквернавцев. Но в нашу победу я верил! А главное, эта вера пробуждалась в остальных. Былая готовность умереть, дорого отдав жизни, что плескалась в солдатах во время болотных скитаний, сейчас сменялась стремлением победить, при этом уцелев.
        Картина предстоящего боя развернулась перед глазами четко и ясно без помощи планшета. Осталось так же четко и ясно изложить ее подчиненным. А там Бог не выдаст, Скверна не съест.
        - Нам предстоит захватить и удерживать несколько зданий постоялого двора. Необходимо ударить стремительно, уничтожив как можно больше солдат и офицеров врага. Паника в их лагере - наш союзник. Пятеркам, назначенным в штурмовую группу, разбиться на тройки и двойки. Всегда прикрывать друг друга, иметь на двоих запасной выстрел. Вблизи действуйте штыком и прикладом. Под окнами проходить пригнувшись! Перед дверью в рост не становись! Бей в дом через дверь и в окно из-за угла, и только потом входите с ножом и пистолетом. Если противник опомнится и засядет в доме, давите его огнем, помогая действовать гренадерам. Пленных не брать.
        - Простите, хосподьин официр, на постоялом дворе квартирует «кошкин дом», - заметил Городецкий.
        На мрачных сосредоточенных лицах командиров групп заиграли усмешки.
        - Приказ относится к вражеским солдатам и офицерам. С женщинами мы не воюем, но я не собираюсь терять людей, если какой-то урод прикроется шлюхой!
        - Тогда глафный штурм этого дома наш! Женщин защитим, - заявил шляхтич.
        Евгений всем своим видом выразил солидарность с паном Городецким. Возможность постоять за честь падших, но обязательно прекрасных дам - а откуда в прифронтовом борделе другие?! - юноша упускать не собирался. Пришлось попросить его озвучить свою задачу, поскольку повторение - мать учения.
        - Организовать оборону на окраине поселка вдоль ручья!
        - И еще, Евгений! Преследованием бегущих не увлекаться и беречь знамя. Пусть мы подойдем скрытно, но в бою враг должен видеть, с кем имеет дело.
        - Это честь для меня! - пылко откликнулся Белов.
        Захват двухэтажного каменного здания трактира взял на себя Самуил, спутав мне расклад. Буяна пришлось перенаправить на штурм надворных построек и жилищ прислуги. Разведчикам предстояло действовать большей частью в арьергарде, охраняя громоздкий обоз, только вооруженных скорострельными ружьями включил в отряд штурмовиков.
        Через час колонна полностью подготовилась к атаке. Все группы и подгруппы получили указания, как действовать в бою. Лично я успел дозарядить картечницу при помощи Ральфа и одного из артиллерийских гамионов. А также перевооружился сообразно предстоящей задаче - маневренному бою между зданий. Забрал у Белова свой
«мастерворк», пулями к которому со мной поделился здоровяк Самсон Ковальский, занимавший в отряде Городецкого должность каптенармуса.
        - Прошу. - Самсон жестом потребовал ружье, объясняя, что клейма на казенной части не только расскажут про калибр, но и тип пули. У стволов под свинцовые пули без оболочки нарезы глубже, а шаг оборота шире. У оболочечных и полуоболочечных - нарезы и шаг меньше. Получив винтовку, Самсон внимательно изучил цифры, знаки и буквы на стволе. Удивился непонятным словосочетанием:
        - О-о, круль леон! - затем прикинул в уме и озвучил вердикт: - Полсотни дам. Добре?
        - Добре.
        Евгению я передал штуцер, заодно проверил заряд защитного амулета и посоветовал юноше не удаляться от знамени, а следовательно, от опытного солдата Ермолая и древича Яра, назначенных знамя охранять.
        - Подъем, русины, - Буян поднял на ноги отдыхавших солдат своего капральства. - Сегодня нас ждет победа! А тварей из Скверны - смерть!
        - Разведчики всегда впереди! - поддержал его Молчун.
        - Смелей, стрелки! Все, что в руках - оружие! Все, что в глазах - мишень! - влился в общий хор Белов. А в моей голове без конца вертелась строчка из «Сплина»: «Время начинать матч, время начинать матч».
        Боковым зрением успел заметить, как слетела улыбка с узкоглазого смуглого лица часового, когда брошенный Акинфом нож угодил в горло выше крупного кадыка. Латник выпустил алебарду и рухнул замертво, подминая жидкий плетень. Остальных сторожей и просто случайных зевак с оружием, вылезших из-под ближайших навесов поглазеть на прибытие моего отряда, в следующие мгновения нанизали на штыки. Роняя корзины с постиранным бельем и оглашая полусонный лагерь визгом, бросились прочь маркитантки. Шедшие в голове отряда дукарские стрелки, легко опрокинув расслабленных часовых, рванули по дороге к трактиру, полосуя саблями всех вооруженных мужчин, какие попались по пути. Они рубились молча, но эффективно.
        - Бегом за славой, р-ребятки! - взрыкнул я.
        Буян с Молчуном транслировали мою команду непечатными словами, зато не в пример громче и ярче, заглушая заполошный бабий визг, предсмертные вопли заколотых штыками и частую пальбу.
        - Ура-а-а!! Бей-убивай! - откликнулись полсотни солдатских глоток. В едином порыве ощетинившаяся богатым арсеналом смерти человеческая масса снесла имитацию ворот, жидкий плетень и коряво сделанные рогатки. Солнце сверкнуло на широких тесаках штуцеров, игольчатых штыках «дербанок», превращенных в пики осадных ножах, обещая нам победу.
        Вместе с воплями убийц и жертв к небесам взмыл окровавленный орел на княжеском платке. Хищник расправил крылья, словно тоже собирался терзать застигнутых врасплох врагов острым клювом и изогнутыми когтями.
        Первым выстрелом Акинф упредил какого-то резвого усача, выскочившего из просторной серой палатки справа от дороги. Кровавый цветок распустился на светлой рубахе со щегольским воротником, и мужик рухнул назад, не успев разрядить в нас свои пистолеты.
        Как и было приказано, бойцы рассыпались на двойки и тройки меж вражеских жилищ и повозок. Непрерывную череду ружейно-пистолетной пальбы разбавили первые разрывы гранат. По всему пространству, какое удавалось охватить взглядом, растерянные враги падали на землю, вываливались из дверей и окон, повисали на заборах и штыках, истекая кровью.
        - Бей-убивай сучье племя!
        - Смерть! Смерть!
        - Ура-а-а! Ура-а-а! - Русинский клич заглушил хор удивленных нашим коварным нападением глоток. Пусть и в основном лагере знают, кто напал. Им полезно.
        Я возглавлял группу, которой предстояло занять позиции перед ручьем, чтобы с одной стороны отсечь пути отхода вражеским офицерам, сутенерам, спекулянтам, работорговцам и прочим сливкам здешнего общества, а с другой - противодействовать подходу основных сил из осадного лагеря. Ну и контролировать Евгения, чтобы тот не натворил глупостей, тоже мое право и моя обязанность.
        Поскольку впереди нас стаей кровожадных волков по овчарне промчались дукары, достойные «мастерворка» цели в поле зрения отсутствовали. Револьвер оставался в предусмотрительно расстегнутой кобуре, а подаренный Буяном нож - за голенищем. Перегружать себя саблей или гранатами не стал - кираса и каска весили изрядно, но уговаривать себя не пришлось ни секунды. Была б такая возможность, обрядил бы в броню всех своих солдат, а не только командиров и древичей.
        Со всех сторон неслись топот сапог, крики, выстрелы, козлиное блеянье и куриное кудахтанье. Опрокинутая корзина с бельем, клочья сена, куланьи «яблоки» разной степени свежести - мозг отчего-то особенно ярко фиксировал посторонние детали. То и дело под ногами попадались агонизирующие тела - дукары так спешили зачистить публичный дом, что не утруждали себя последней милостью победителей.
        Едва справа распахнулась деревянная дверь каменного домишка, как мой ординарец-телохранитель двумя выстрелами сквозь серые доски уложил рослого холеного мужика. Поверженный враг, одетый в светлые рейтузы и зеленый халат, бросались в глаза шикарный пояс с кинжалами и золотая цепь, выпал наружу. Наружность его совсем не гармонировала с обликом жалкой лачуги, но откуда-то Акинф знал, что убивает того, кого нужно.
        Из дверного проема бахнул заполошный выстрел в спину дукарам. Следом из узкого окна раздался еще один. Едва подбежавшие русины успели по разу пальнуть в оконце, как Акинф закатил в помещение брызжущую искрами и дымом гранату. Выброшенного смерчем огня и осколков офицера в форме со знаками отличия грымских стрелков добил я. Двое моих солдат пальнули в окно из штуцеров, метя по углам, и вломились в разгромленное жилище с пистолетами наготове.
        Впереди спасались бегством какие-то личности в подштанниках, бросившие оружие бандиты, задравшие подолы юбок тетки и чумазые голоногие дети. Почему-то они не пытались перепрыгнуть через низенькую имитацию каменного забора, а всей гурьбой ломились в полуарку ворот, создав толчею.
        Выстрел над самым моим ухом резанул нервы и сбил прицел, но выскочивший как черт из табакерки сквернавец в овечьей безрукавке, выронив топор, кувыркнулся в пыль. С правой стороны раздавались разрывы гранат - Прохор с Буяном выкорчевывали супостата из домов и крытых повозок, размещенных на приусадебных участках жителей маленького поселка. По левую руку звенели битыми стекляшками и саблями союзные дукары, врубившиеся в публичный дом. Такой кабацкой драки эти стены еще не видели. Женский визг периодически накрывал прочие звуки плотной пеленой. Смотри, Городецкий, расцарапают по ходу пьесы моську, не жалуйся, сам напросился падших женщин оберегать.
        Появившегося из-за сарая сквернавца застрелили без моей помощи, следующего аж двумя штыками пришпилили к стене из дикого камня. Бедняга, одетый в поношенный солдатский кафтан грымской армии, истошно орал, брызгая кровью на пыльную дорогу, кладку и соскочившую с головы железную шапку. Эх, братцы, какой садист вас штыковому бою учил! Из сарая лихо выскочил офицер с обнаженной саблей: начищенные черные сапоги, синие штаны со сверкающими пуговицами на лампасах и почти чистая белая рубаха отпечатались в памяти. Мой выстрел раздался первым, но пуля срикошетила в дорожную пыль от магического щита. Без успеха разрядив следующую камору барабана, заметил, как ткань на его груди вспучилась от массивного амулета на толстой цепи. Отбив удар сабли стволами шестиствольника, Акинф красивым движением проткнул ему горло блеснувшей молнией штыка. Бежавшие следом стрелки разрядили свои ружья в темнеющий дверной проем. Вытащив пистолеты и обложив упрямого противника последними словами, продолжили бой внутри постройки.
        Присев за опрокинутую арбу, я перевел дыхание и дозарядил «мастерворк». Рядом хрипел сквозь светлую кровавую пену грымский стрелок. Пожилой уже дядька с седыми бакенбардами, пышными длинными усами и бронзовым лицом с наковальней подбородка. Наши взгляды встретились: я не жалел его ни капли, но он и не просил пощады. Возможно, он видел уже не меня, а посланца смерти, что пожаловал сопроводить его душу в Бездну. Я же видел именно то, за чем сюда пришел: одного из множества поверженных врагов.
        Вдруг выяснилось, что Аристарх, тот самый разведчик, который подстрелил горбуна, путает штуцер с копьем. Только вражьему гренадеру неважно, чем его пришпилили к столбу. Потому как фитиль бомбы догорел и спрессованная смерть вырвалась на волю под его ногами. А мне стало интересно, почему Аристарх оказался в первых рядах, хотя должен был охранять обоз. Потом все разборки, одернул сам себя.
        Враг сверху! Двоих попугайски разодетых хлыщей, стрелявших с террасы трактира, одного за другим уложил Акинф. Третьего, пузатого бородача в кожаной безрукавке, уделал вместе с кем-то из солдат, потратив на убийство этой туши целых три выстрела. И если сбитые ординарцем «фазаны», как и подобает, повисли на перилах, словно на поясе охотника, пузан умудрился по-голливудски подергаться от попаданий, свернуть кадку с растением и спикировать вниз, выбив хорошее облако пыли. Хлопать в ладоши будем потом! Сейчас перезарядиться, повертеть головой. И дальше, быстрее, кровавее!
        Повсеместно в сложенных из дикого камня домах, палатках и под навесами еще продолжалась кровавая расправа над ошеломленным противником, но уже любому с первого взгляда становилось ясно, что этот период мы выиграли. В сопровождении Акинфа, дюжины стрелков и знаменосной группы я достиг намеченной цели. Два грубых каменных столба по обеим сторонам грунтовки обозначали ворота, а кое-как сложенный из дикого камня заборчик символизировал границу поселения. Далее простирался практически голый каменистый склон с перепадом высоты метра в три с половиной, переходящий в полосу грязных луж и мокрых камней шириной тридцать-сорок метров. За данное безобразие следовало благодарить горный ручей с разветвленным руслом. По этой полосе препятствий во все лопатки удирали полураздетые враги, женщины и дети. Стрелять в спину им никто из моих солдат не стал. А вот некоторые дукары, как ни странно, стреляли. И делали ставки. Циничные псы войны использовали подвернувшийся случай попрактиковаться в стрельбе по движущимся мишеням. Беглецов укладывали меж камней один за другим, подтверждая армейскую мудрость про побег от
снайпера. Да-а, опасно к этим специалистам спиной поворачиваться.
        Прямо напротив нашей будущей позиции начинались временные постройки основного лагеря сквернавцев: высились ряды палаток из темной ткани и длинные навесы с плетеными стенами, очевидно, склады и загоны для скота. Между постройками мельтешили группы солдат в железных шлемах, желтых куртках и темных шароварах. Со стороны вражеского лагеря доносились звуки труб и «крикунов», означавших тревогу и общий сбор.
        К сложенному из дикого камня невысокому забору, предназначенному стать линией обороны, стягивались мои бойцы: привел людей Буян с окровавленной саблей, прибежал с двумя древичами Прохор, увешанный пистолетами и полупустыми гранатными сумками. Рядом переводили дух и торопливо заряжали оружие пьяные легкой победой русины-стрелки…
        Наука на болотном стрельбище пошла впрок, мои солдаты не маячили ростовыми мишенями, а заняли оборону, по приказу сержантов встав на одно колено за каменным забором.
        Подзорная труба в рейтинге полезных вещей среди всех трофеев и без того занимала не последнее место, но сейчас готовился присудить ей топовую позицию. Перед моими глазами развернулась панорама огромного скопища шалашей, навесов, фургонов, загонов для скота, дымящих костров, вооруженных людей и прочих деталей, из которых далеко не все, по моему мнению, в полной мере относились к понятию «военный лагерь». Этот хаос занимал практически все пространство от скал и каменных осыпей с левой стороны до топкого берега озера по правую руку, концентрируясь в четыре очага. Три баронских дружины и часть регулярной армии Грыма, а все прочее место занимали стоянки мелких банд и горных кланов. Пересекающая осадный лагерь почти прямая грунтовая дорога упиралась в земляные укрепления, возведенные в ущелье Рока обеими сторонами. Валы, ряды кольев и набитых землей габионов, батарею из четырех мелкокалиберных пушек мельком разглядел в подзорную трубу, прежде чем вернулся к событиям в основном бивуаке противника. Сосчитать врагов не представлялось возможным. Весьма вероятно, что сведения пана Городецкого оказались
верны, и штурмовать ущелье Рока собирались до полутора тысяч человек.
        Сквозь толпу спасающихся бегством пробились первые организованные силы врага. Судя по униформе, все те же грымские стрелки. Регулярных пехотинцев вольного города на берегу ручья становилось все больше - уже не желтые кафтаны пронзали серую толпу беглецов, а счастливо избегнувшие дукарских пуль женщины и дети просачивались сквозь строй стрелков, сплошь вооруженных длинными ружьями вроде «дербанок», но с выкрашенными в синий цвет ложами и примкнутыми ножевидными штыками. На общем фоне своими кирасами и шлемами с пышными плюмажами выделялись офицеры, приводившие шеренги в порядок отрывистыми командами.
        Бросил беглый взгляд на вошедший в заключительную стадию разгром гадюшника позади. Судя по легкости, с какой нам далась победа, мы атаковали охрану торгашей и сутенеров, а не баронскую дружину или наемный отряд. Подвыпившие и расслабленные женскими чарами офицеры грымской армии не в счет. Может, это и к лучшему. Пока мы действовали без потерь, завоевав психологическое преимущество и выгодную позицию. А в стане врага зарождалась неразбериха: готовились продолжать штурм ущелья, а получили острый нож в ягодичную мышцу…
        Покончившие с сопротивлением, русины стягивались к основной позиции. Многие несли с собой охапки трофейного оружия, сумки с боеприпасами, выдернутые из плетней и зданий колья, камни, катили бочки. Мои командиры - все тут как тут, довольные собой, удальцами и положением дел, распаленные боем и чужой кровью, с нетерпением ожидали распоряжений. Поди, шапок полные котомки насобирали - супостата закидывать…
        - Занять оборону вдоль забора! Приступить к постройке укреплений! Господин Белов, устраивайте основную позицию для орудия у ворот. Пункт сбора и последняя линия обороны - двухэтажное здание трактира. Там будет госпиталь и склад боеприпасов. Гражданские пусть убирают убитых и помогают строить баррикаду. Молчун, назначить наблюдателей, докладывать мне обо всех перемещениях противника! Не забудь про тыловое охранение, иначе нас «натянут» так же, как мы этих олухов!
        Буяновы бойцы, половина разведчиков и стрелковая часть капральства Белова растянулись вдоль нагромождения камней: треть держала на прицеле вражеский строй, остальные принялись активно «врастать в землю», укрепляя бруствер подручными средствами. Дукары всем десятком закрепились на террасе трактира, укрывшись за опрокинутыми столами. Там же обер-канонир Оркан зычно потребовал установить обе
«метлы». Я оценил идею и отправил нескольких метких стрелков обживать крыши прилегающих к окраине построек. Будем гостей стрельбой в два яруса встречать, превратив труднопроходимый участок еще и в плотно простреливаемый. Поселок вокруг трактира и так на возвышенности относительно других вражьих стойбищ, отчего бы не усилить преимущество для моих стрелков?
        Снова оглянулся назад: возницы и обозные ратаи под руководством Никодима уводили в загоны и разгружали куланов. Канониры прикатили картечницу, но выставлять на обозрение у ворот не спешили, а до установки набитых землей тур замаскировали орудие секцией плетня между построек.
        Я бросил беглый взгляд на лицо Белова: его мысли читались легко. Закусив губу и сложив руки на эфесе сабли, которая еще не отведала крови, Евгений разглядывал выстроенные и готовые атаковать шеренги грымчан. Ноздри его раздувались, и я вспомнил, как утром сравнивал себя со зрелым быком из анекдота. И тут мой побулькивающий после пробежки живот внезапно скрутило.
        Низкая ограда едва доходила сидящим бойцам по грудь, поэтому почти вся предбоевая суета моих бравых ребятушек предстала для противника во всей красе. Сказать, что те взбешены русинской наглостью, значит нисколько не погрешить против истины. Свой воинственный настрой супостаты не выдавали раскатистыми рыками кличей и плясками с оружием, но слаженность действий и стальная дисциплина заверили меня в серьезности их намерений!
        Основные моменты предстоящего боя проговорили с командирами еще в роще у болота: врываемся в лагерь вокруг трактирного поселка, занимаем оборону, перемалываем атакующих в оборонительном бою. Те, естественно, такой подляны не ожидают и при первых потерях разбегутся, бросая оружие и моля о пощаде. План базировался на трех факторах: нашем превосходстве в огневой мощи, внезапности нападения и своевременной помощи защитников ущелья. С большой долей уверенности я предполагал, что волонтеры Драгомирова и граничары не будут сидеть сложа руки, как только поймут, что бой в тылу осаждающих - это не внутренние разборки и не инсценировка. Связи с защитниками ущелья не имелось, поэтому пока их помощь представлялась в том, что они оттянут на себя часть врагов и затем выступят в качестве наковальни.
        Таким образом, наша первоочередная задача выглядела как закрепиться вокруг трактира и нанести сквернавцам максимальный урон. Я рассчитывал, что, попав меж двух огней, эта публика не будет бодаться до последнего человека, а отступит по воровской тропе к Столпам. Либо с боем, либо в результате переговоров, но отряд должен получить коридор в ущелье. Молчаливым одобрением ветераны признали план действий состоятельным. И его первая часть исполнилась в точном соответствии замыслу. А затем план полетел к чертям. Или, если точнее, в выгребную яму.
        Все утро я ощущал легкий дискомфорт в животе, который списывал на предбоевой мандраж. Какая ирония! Стресс, неправильное питание, антисанитария нанесли мне предательский удар как раз тогда, когда я собирался развивать успех во вражьем тылу. Естественные позывы организма превысили всякое терпение…

«Желтые кафтаны» по команде выставили ряды штыков и молча двинулись на нас.
        Белов вскинул штуцер к плечу и звонко выкрикнул:
        - Товсь! Целься-я-а! Бе-ей!!!
        Следом за его выстрелом на сомкнувшую ряды неполную сотню грымской пехоты обрушилась бесконечная лавина свинца. Времени нам дали предостаточно, и мои стрелки загодя распределили цели. Распоровший небеса залп с секундной задержкой поддержали дукары, подтвердив свое звание самых превосходных стрелков, каких можно купить за деньги. Залп сильно растянулся во времени - занятые возведением укреплений бойцы присоединялись к стрелявшим. По вражеским порядкам несколькими безжалостными взмахами прошлась гигантская коса, почти полностью упредив ответную стрельбу. Вооруженные револьверными винтовками «быстрые стрелки» продолжали посылать пулю за пулей в почти безответные мишени. Владельцы штуцеров отставали от них лишь самую малость.
        Но всего этого я не видел, поскольку, злобно матерясь, опорожнялся в каком-то закутке, подальше от живых и мертвых.
        Первая шеренга врагов попросту перестала существовать. Вторая напомнила многим пасть хищника после множества сильных ударов. Поверженные тела устелили собой берег, и жалкая горстка израненных солдат возвышалась над трупами, агонизирующими и кричащими ранеными. Третьей шеренге от наших щедрот досталось всего ничего, но ужасная картина мгновенной гибели значительной части атакующих повергла остальных в шок. Те немногие, кто поначалу не последовали за бегущими, а продолжали возиться со своими ружьями, попросту находились в ступоре.
        Человек - это хищный зверь, для которого догонять убегающую жертву - инстинкт. Когда я в сопровождении Акинфа вернулся к оборонительному рубежу, Белов, увлекший за собой помимо своих солдат половину капральства Буяна и древичей, уже ворвался на окраину вражеского лагеря. Народ предпочитал бежать сплоченной группой по более-менее ровной дороге, а не бить ноги среди мокрых камней. И наше счастье, что в тот момент в том месте как организованная сила вражеские стрелки более не существовали.
        Часть русинов и древичей все-таки остались на позициях, еще несколько бросились за юным героем с опозданием. Нам с Акинфом и Прохором ничего не оставалось делать, как следовать за знаменем отряда, чтобы попытаться превратить стихийную атаку в организованную, а для начала простыми доходчивыми словами развернуть толпу в подобие строя. Стрелкам на крышах прилегающих к забору домов и дукарам приказал поддержать наши действия огнем, а остальных повел за собой.
        Громогласное «Ура!» сорока глоток переорать невозможно, из-за прикрывающего огня стрелять в воздух бесполезно, оставалось поднажать. Наша «группа поддержки» нагнала часть атакующих, когда стрелки рассыпались по берегу, оказывая последнюю милость раненым грымчанам, успевшим отползти с поля боя в кусты. Запах крови, а пуще того ужасный вид множества страшных ран, еще сочившихся кровью, сыграл надо мной и несколькими молодыми рекрутами злую шутку.
        Легкие с натугой втягивали воздух, а успокоившийся было желудок взбаламутила беготня. Не смотреть и дышать. Ноги совсем не держат. И новое необычное ощущение от пульсации крови в висках! Не смотреть и ды… Э-э! И тут меня вывернуло чуть ли не наизнанку… Нет, я это точно не ел на завтрак! Хорошо, что в тот момент несколько стрелков поблизости мучились так же, как и я… Коллективом оно не так стыдно…
        Но бой не собирался ждать, когда я приведу свои чувства в порядок. Белов с горстью бойцов успел прорваться на добрую сотню шагов по дороге и на запруде из телег увяз в рукопашной. Я сделал над собой усилие, и тут же на помощь пришел Ральф, а может, и княжна. На сознание словно опустилось забрало, сквозь которое проникали только важные и очищенные от эмоций факты окружающей действительности. Благодаря Буяну, Прохору, Акинфу и сержантам менее чем за минуту управляемость войском удалось восстановить. Перезарядившись и собрав все силы в единый кулак, мы поспешили на помощь отважным безумцам, незаметно для себя углубившимся во вражеские порядки. Они бы ускакали гораздо дальше, но дорогу закупорили столкнувшиеся массивные груженные ящиками повозки, чьи тягловые животные - огромные мохнатые и вонючие ящерицы, - похоже, были убиты.
        Едва мы соединились в единый отряд, как с трех сторон нас обстреляли - жидко, несогласованно и поэтому без особых последствий. Под огнем мои солдаты смогли выстроиться на дороге в подобие каре, частично прикрытое баррикадой из повозок и штабелями военных грузов. Первая шеренга по команде присела на колено.
        - Огонь по готовности! - проорали сержанты, когда, опрокидывая плетни и палатки, разношерстные враги бросились в рукопашную сквозь проходы между штабелями ящиков и мешков. В плотную толпу, мчавшуюся на нас по дороге, Прохор и Акинф весьма своевременно метнули по паре гранат. Снаряды моего ординарца рванули прямо над головами, изранив осколками множество людей.
        Наши ружья грянули в упор, равномерно устилая подходы агонизирующими телами.
        Сквернавский клич «Агра-а!» потонул в криках боли. Для тех, кто перепрыгнул через своих убитых и раненых, неприятным сюрпризом оказались двуствольные пистолеты у каждого русинского стрелка. Бессмертных среди бесстрашных не обнаружилось. Троих-четверых накололи на пики древичи, вовремя шагнув из-за спин заряжающих оружие стрелков.
        Передо мной, схватившись за голову, рухнул солдат, и я немедленно занял его место в линии, стреляя по набегающим врагам так часто, насколько позволяло ружье. Встав на одно колено, принялся набивать барабан «мастерворка», упустив из вида происходящее вокруг.
        В следующий миг Акинф выдернул меня из-под удара алебарды и срубил нападавшего латника. Чудовищный удар отделил голову в шлеме от тела, а направленные ловким движением брызги плеснули в глаза следующему врагу. Еще миг - и подставленное им окровавленное лезвие бердыша защитило меня от пули…
        Скольких супостатов угостил свинцом, сказать затруднительно, но барабан ружья опустел два раза. Дошло дело и до револьвера, а если бы не защитный амулет, меня бы застрелили минимум дважды. Враг оказал неожиданно серьезное сопротивление, и наше счастье, что большинство регулярных стрелков и офицеров мы выбили раньше. К тому же в наших рядах оказались дети Асеня с длиннодревковым оружием и навьюченные запасом ручных гранат, которому Акинф и Прохор не позволили лежать мертвым грузом.
        Отчаянные головорезы, то и дело получавшие небольшие подкрепления, какое-то время продолжали перестрелку, укрываясь за мертвецами и штабелями грузов. Но чем дальше, тем сильнее соотношение складывалось не в их пользу. На каждый их ствол отвечало пять наших, а в скорости и удобстве перезарядки их дульнозарядные ружья сильно уступали. Русины не стояли столбами, благо штуцеры и пистолеты допускали стрельбу из любых положений, прикрывали друг друга огнем, использовали любое укрытие. При этом бой не распался на череду отдельных схваток, связи с подчиненными я не терял, невероятным образом сочетая отстрел самых наглых сквернавцев с управлением.
        Помимо остатков грымской пехоты нам противостояла настоящая «солянка»: ополченцы в гражданском платье, одетые в шкуры бородачи с кинжалами, пистолетами и обрезами
«дербанок», некоторое количество наемных стрелков и латников. Последние две категории и нанесли нам ощутимые потери, тогда как прочие лишь омыли кровью и укрыли телами каменистую землю.
        Во время безумного штурма множество куланов и тягловых ящериц - довольно крупных зверюг - разбежались из загонов по лагерю, причиняя разрушения и усиливая неразбериху. От взрывов гранат загорелись палатки и временные постройки, выбрасывая в небо жирные клубы дыма. Враг был отбит, и солдаты занялись ранами друг друга и сбором трофеев. В стане сквернавцев царила неразбериха, усиленная прежними беглецами и немногими отступившими. Среди палаток и фургонов метались люди, то и дело кто-нибудь падал от ливня пуль дукаров и моих стрелков, засевших на крышах домов у трактира. Но, чтобы обезопасить наш отход, требовалась более серьезная преграда.
        - Нужно больше огня, господин офицер! - выкрикнул Прохор.
        - Дело говоришь! Будет нашим сигнал, а врагу урон! Поджигайте навесы и палатки!
        В силу ряда причин удержать захваченный плацдарм не было никакой возможности, даже ограбить захваченные склады грымских артиллеристов нам бы не дали. Во-вторых, требовалось убрать удобную для накопления сил защищенную позицию, увеличив зону обстрела. Кроме того, огонь и дым хорошо прикроют наш отход по ровной дороге и покажут граничарам и колониальным волонтерам весь масштаб заварушки.
        Белов обнаружился в шаговой доступности, поскольку Яр по моему приказу крепко держал резвого подофицера за поясной ремень.
        - Командуйте своим людям доставить убитых и раненых в трактир, барон Белов! По пути собрать все трофеи, какие сможете, - озвучил я приказ.
        Герой дня артачился и пытался доказывать, что мы легко опрокинем все вражье воинство, «нужно только чуть поднажать». Вот что адреналин или, как здесь принято говорить, «боевой запал» с людьми делает! Закатать бы их благородию «лося», да нельзя. Непедагогично детей бить.
        - Господин подофицер первого класса! Извольте выполнять приказ. Вы мне нужны на оборонительном рубеже! - на сей раз приказ сопроводил психическим давлением. Благодаря чему герой дня вместо продолжения скандала отсалютовал мне окровавленной саблей и ринулся исполнять, потянув за собой дюжего древича и Ермолая-знаменосца. Старому солдату, к слову, сильно досталось: поспешные повязки из тряпок на голове и левой руке набухали кровью. Пусть в жаркой рукопашной ни один враг не прорвался к знамени, зато у стрелков знаменосец пользовался особым вниманием. И вообще, раненых вокруг меня оказалось до обидного много. Если учесть, что первоначальный план и был призван уберечь личный состав от близкого огневого контакта и рукопашной. Победителей не судят, но Белов одним «лосем» не отделается! Непонятно, от чего глаза слезятся - от обиды или горького дыма.
        Пока русины грузили наших убитых и раненых в повозку с уцелевшими каким-то чудом куланами, я, пользуясь относительным затишьем, присмотрелся к странной конструкции, возвышавшейся на шестиколесной телеге. Полог частично сполз, и нашим взорам открылась ни много ни мало, а установка залпового огня!
        - Прохор, ко мне!
        - Тут я, ваше благородие! - бодро откликнулся каптенармус, выносящий армейского вида ящик из-под навеса, окруженного невысокой каменной баррикадой.
        - Что там у тебя?
        - Бомбы, вашблародь! А то дюже много потратили, - доложил тот, бережно передавая ценный груз ближайшему сержанту. Узрев деревянный станок с железными трубками, каптенармус подбежал к нему, потом рванулся назад, не иначе вспомнив приказ, остановился, поймал мой взгляд и вернулся к телеге.
        Отряд Евгения медленно и печально двинулся к трактиру, а я с несколькими стрелками остался прикрывать отход своих, как не раз мечтал в детстве. Вот что советские фильмы про войну с людьми делают!
«А почему бы и нет?» Полагаю, немало людей, задавших себе этот вопрос, впоследствии не раз жалели о своих положительных решениях. Конечно, роскошь укорять себя доступна лишь выжившим. В моей биографии к тридцати годам накопился изрядный багаж противоречивых воспоминаний, объединенных единым лозунгом: «В тот момент эта идея мне показалась удачной!» Думал ли я о последствиях, рассматривая деревянный станок для одновременного пуска восьми ракет? Ничего подобного. Меня одолевал мальчишеский азарт, ведь такие игрушки в мои руки еще не попадали, а переполнявший вены адреналин не давал мозгу здраво оценивать ситуацию. В итоге получилось то, что получилось.
        Прохор с Акинфом дружно сняли станок с повозки и установили его прямо за ней. В результате беглого осмотра консилиум постановил, что ракеты готовы к пуску. Немного подвигали упоры, нацеливая в сторону вражеского лагеря: площадь большая, промазать невозможно, лишь бы долетели! Движимые любопытством, Аристарх с Емельяном вскрыли верхнюю пару ящиков, нагруженных на телегу, обнаружив там боезапас. И сопроводили свой доклад демонстрацией железных цилиндрических хреновин с длинными стабилизаторами из бамбука.
        До синхронного прихода в наши головы «светлой» мысли: «Надо обязательно жахнуть!
        - никто не подумал разгрузить повозку, даже крышки остались открытыми… В моем представлении главное - снаряд нацелить в сторону врага, да со стороны сопла чтобы струю раскаленных газов никто не поймал. Стоит ли объяснять, что техника безопасности этими правилами не ограничивалась? Какая, в Бездну, осторожность, когда у Прохора, словно заправского факира, в руке образовался горящий пальник? Я скомандовал всем отойти в укрытия и закрыть уши, после чего гагаринским жестом санкционировал ракетный обстрел супостатов. Хорошо, что основная часть наших уже находилась на половине пути к трактиру.
        Одна за одной восемь ракет с резким свистом взмыли в небо, подняв тучу пыли, задорно выбрасывая удушливые клубы дыма и хвосты искр. Замерев в восхищении с перекошенными от неприятной какофонии лицами, мы провожали глазами замысловатые траектории, гадая, «на кого бог пошлет». А в это время от попавших искр в ящиках занимались фитили запасных ракет. Когда в мои слегка оглохшие от резкого свиста уши ворвалось незапланированное продолжение, глаза успели зафиксировать, как два огненных метеора скрылись между штабелей ящиков под навесом. Под тем самым, где Прохор отыскал ручные гранаты. Поэтому куда именно приземлились пущенные нами ракеты, мне вдруг стало неинтересно. И не только мне. А русинский язык оказался не менее богат и могуч, чем русский! Каждый из группы прикрытия выдал непечатный оборот, и ведь никто не повторился. Впрочем, не поручусь, на каком выругался я, скорее всего, на родном.
        К нашему счастью, запряженные в повозку с боекомплектом ящеры удивительным образом оказались живы, только сильно напуганы предшествующей стрельбой и криками. Пуск
«вундервафель» в непосредственной близости их окончательно доконал, и звери потянули объятую дымом повозку от нас по направлению к вражескому стойбищу. Прямо по трупам и поэтому слишком медленно.
        - Все наза-а-ад! - Мой крик потонул в буре аналогичных воплей.
        Я успел отбежать примерно полдюжины шагов, когда за спиной вспучился навес, раскидывая по округе горящие связки тростника и куски ящиков. Еще полдюжины скачков, и каменистая земля ощутимо ударила в ноги, а вслед за грохотом разрыва на упавших солдат обрушилась волна жара, тлеющих обломков и, что хуже всего - камней. Горное эхо разнесло последние новости на многие километры.
        Из-за стены дыма и огня я не видел, как распылило на атомы повозку, но сквозь звенящую плотную пробку в ушах проник звук второго взрыва. Бедные ящерки…
        Во время падения ушиб колено и поэтому не сразу смог встать. Акинф помог мне утвердиться на ногах, сунул в руки упавший в пыль «мастерворк», затем поднял рывком за шкирку вездесущего Аристарха, в обалдении глядящего на приземлившийся рядом с его головой камешек. Ноздреватый и сопоставимый по размеру. Подгоняемые канонадой разрывов, мы бросились к спасительному поселку, в воротах которого в полном восхищении фейерверком замер арьергард «беловцев».
        Как ни странно, в забеге до дому до хаты всех опередил Прохор, находившийся к установке ближе остальных и умудрившийся по пути прихватить-таки ящик ручных бомб. Видимо, необходимое ускорение ему придавали два висящих крест-накрест штуцера, бившие его прикладами по ягодицам. Не слишком отстал от него Буян, мчавшийся с охапкой трофейных ружей и оставлявший за спиной шлейф дыма от горящего камзола. Хороший повод для дружеских шуток, если бы не струйки крови из оттопыренных ушей на оголенной огнем голове резвого каптенармуса. У капрала же от брошенных взрывом головешек прогорело сукно на спине и штаны на причинном месте, поскольку офицерский «бронежилет» защищал только грудь.
        Группа прикрытия уцелела, но контузию заработала в полном составе, как и ожоги, и ушибы. Прожженные дыры и застрявшие в камзолах осколки никто за ущерб не считал. Пусть с мокрыми штанами, но с задачей мы справились. На месте складов грымского подразделения во всю ширь лютовала огненная стихия: в разноцветных клубах дыма чертили узоры инверсионных следов ракеты, нескончаемой гулкой очередью рвались бомбы. В промежутках между разрывами доносился рев пламени, пожирающего военные грузы, амуницию, провиант и артиллерийские припасы. Что бы у них там ни пылилось, но исходило это добро в небеса шикарными протуберанцами и жирным черным дымом, поднимавшимся над полем боя колоссальным столбом.
        Сквернавцы не помышляли о контратаке: разбежавшийся тягловый скот, ракетный обстрел, разлетевшаяся облаком горящих щепок и осколков повозка причинили немало бед в основном лагере.
        Жахнули на славу! Вместо фейерверка нечаянная диверсия получилась. Если учесть, что в самом начале дела пошли в буквальном смысле через задницу, то отделались легким испугом. Не считая пятерых погибших и четверых тяжелораненых в рукопашной. Половина потерь - древичи. Слишком крупная мишень, а стальные кирасы от пуль из нарезных ружей защищали чуть лучше, чем никак.
        Если во время погони за ушедшими в атаку солдатами я изрядно взмок, то на обратном пути совершенно выбился из сил. Мои же спутники из «заградотряда» как ни в чем не бывало разных трофеев натащили. Какое-то время сидел на земле, привалившись спиной к воняющей застарелой мочой стене трактира, и никак не реагировал на снующих мимо солдат и попытки докладов. Я переводил дух, утирал обильный пот и безуспешно пытался выколотить из ушей пробки. Если бы не проблевался на берегу ручья, то наверняка стошнило бы сейчас - до того гадостно ощущал себя организм. Война - не легкая прогулка, это я понял еще на болоте. Теперь же убедился, что слово
«прогулка» не подходит даже в ироническом контексте. А может, не ту войну выбрал…
        Выхлебав предложенную Акинфом фляжку, встал, проинспектировал взглядом процесс постройки укреплений. Пока основная часть отряда геройствовала, на месте символического забора выросла полноценная баррикада, артиллерийскую позицию укрепили гамбионами. Причем устроили ее не там, где приказал я, а в более выгодном для флангового огня месте. На единственной улице поселка целая толпа ратаев, возниц, не успевших удрать слуг и не пожелавших удирать рабов вязала рогатки, сновала от обоза к передовой с грузами. Трактир и часть зданий готовили к круговой обороне. Но это я еще перед штурмом приказал.
        Пользуясь относительным улучшением самочувствия, покинул боевые порядки, чтобы оценить положение дел в госпитале и тылу. Не иначе, браслет помог: слабость ушла, слух более-менее восстановился. Руководство обороной оставил на Белова, для чего, отчаявшись в силе простых слов, привел юношу в разум магическим макаром. Ничего предосудительного, просто вновь применил тот же трюк из арсенала Ральфа, которым ранее уже подчинял строптивца. Один раз отряд чуть не погубил, а второй раз наступать на грабли не в моих правилах.
        По спине текло в три ручья. Поминутно промакивая соленый пот на лбу рукавом камзола, вошел в главный зал трактира, на удивление мало пострадавший от штурма. А шума-то было, показушники! Убитых сквернавских офицеров и охранников из бывшего публичного дома уже вынесли, теперь на столах и скамейках с относительным удобством разместились наши раненые и… несколько непонятных молодых людей в кровавых повязках. Враги, добить которых не поднялась рука? За столами, что из обеденных в одночасье стали перевязочными, хлопотали доктор Немчинов, Имира, Харитон и господин Кауфман собственной персоной. Мужчина не терял времени даром - разжился парой пистолетов и пристроился подальше от передовой. Но как бы при деле, пускай его. Купчина порывался мне что-то сказать, но проницательно ограничился полупоклоном и доброжелательной улыбкой.
        Глаза зацепились за характерный сверток алого шелка, лежащий в дальнем углу помещения на отдельном столе. Вслед за пониманием, чье это тело, мной овладела минутная оторопь. Скольких людей я сегодня лишил жизни собственноручно, скольких обрек на смерть своими приказами, а вот только сейчас, вновь глядя на останки княжны, задумался о страшной, непоправимой трагедии, которой является смерть любого человека.
        Что ж так тяжко мне? И на душе паскудно, знобит и крутит. Хорошо, хоть живот притих. Не откат ли после адреналинового шторма настиг? И точно, гамион на шее разрядился и тянул энергию. Сколько же он летящих в меня пуль сегодня отклонил?
        В следующую секунду изнутри пришло ободрение, запястье онемело от потока силы, что вливался в мое измученное тело из Слезы Асеня. Логично, ведь бой не окончен, а я ощутимо устал физически. Но не духовно. Снизошло озарение, почему насквозь гражданский человек слишком спокойно реагировал на гибель стольких людей. Я смотрел в глаза умирающему солдату Грыма и чувствовал, что так и должно быть! А думал почему-то о том, что розовая пена - признак пробитого легкого. И на берегу ручья меня тошнило не от мысли о смерти как ужасной трагедии, не от страха, а лишь от мерзких видов, к которым просто-напросто еще не привык. Откуда у человека, выдернутого из мирной жизни, такой образ мыслей? Явно не Ральф поработал с моей психикой, тот больше по мертвым каменюкам спец.
        - Спасибо, княжна, - прохрипел я, наклонив голову и с удивлением чувствуя себя послушной марионеткой. Что ж, ее посмертие будет устроено, я же выживу и преуспею в этом мире. Цели в данном случае оправдывают средства. Мы союзники, и нет повода для истерик. А остальное пока неважно. Зато важно помнить, что я командую людьми, для которых «Победа или смерть!» не просто боевой клич, а образ жизни.
        Пока познавал нового себя, жизнь продолжалась. Стонали прежние раненые, подцепившие, как выяснилось, болотную лихорадку, им вторили сегодняшние жертвы моих решений и беловского экспромта. Суетились, стараясь облегчить их страдания, санитары; обозники продолжали складировать вдоль стен отрядное имущество. Поймал одетого в солдатский кафтан сутулого пожилого мужика с жиденькими усами на печеной картошке лица:
        - Вот что, братец. Передай Никодиму, пусть организует доставку воды в цепь. Смотри мне, чтоб никто потом животом не маялся! Понял?
        Обозник закивал и ретировался, уступив место на сцене другому персонажу.
        О, явление понтов народу! Со второго этажа спустился приодетый в богатый кунтуш Городецкий. Он был увешан пистолетами и активно жестикулировал. Пана наемника распирало от адреналина и безумной детской радости, аж до полного покраснения лица. Тот факт, что среди устеливших своими телами окрестности, возможно, находились его соотечественники, этой радости ничуть не омрачал.
        - Мои пострафленья, господьин Романофф! Это путет триумф!
        Сам люблю этот патетичный жест с воздеванием перстов имени боярыни Морозовой, но дукарскому нобилю он удался много лучше.
        - Милость Асеня с нами, пан Городецкий, - скромно сложил руки на груди. - Увы, две сотни трупов еще не победа. Сейчас они снимут с осадной линии четыре «метлы» и дадут нам прос… жару. Будьте любезны, передайте пану Оркану приказ позаботиться о запасных позициях для моих орудий с прислугой.
        - Та, та, канешна! - Ликующий Самуил отвернулся и сайгаком поскакал по лестнице, стараясь не испачкать полы кунтуша в лужицах подсыхающей крови. Тонкой работы ткань, богатая вышивка. Пусть с чужого плеча обновка, а все равно ему жаль. Аккуратист, сука, бережливый.
        После доклада о состоянии дел в госпитале походя справился у Немчинова о судьбе следовавших с нами офицерских жен. «Дамы и не дамы» оккупировали кухню, но не в надежде пожрать или погреться, просто потому, что при штурме там никого не убили. Теперь они кипятили воду для нужд госпиталя. Служительницы Венеры в процессе взятия их храма, то есть трактира, не пострадали. Сказался жизненный опыт. Повизжав для порядку, без понуждений забились в подвал, где и находились во власти томительного ожидания, чья возьмет. Так и не рассмотрел я здешних «ночных бабочек». Да не больно-то и хотелось. Направляясь к выходу, еще раз оглядел помещение. По всему выходило, пан Городецкий схитрил, выпросив себе самый легкий фронт работ под соусом миротворческой миссии. Кто он после этого? Филей дупарский, вот кто! - Господин лейтенант, - окликнул меня Молчун во время инспекции. - Там… там, люди. Ваше благородие просят.
        Пришлось пробежаться, что в кирасе, каске и с моим арсеналом оказалось весьма утомительно. К этому времени я уже сгонял на конюшни к Никодиму, проверил тыловое охранение, бегло осмотрел добытые на складе и собранные на поле боя трофеи, распорядился, где ломать проходы, а где, наоборот, перегораживать… Панически боялся не успеть, оставить без внимания слабое место, пропустить удар, который обязан был упредить. Чем больше противник допускал просчетов, тем сильнее я подозревал немыслимое коварство. Парадокс: безграмотное поведение врага держало меня в напряжении.
        Невыносимая вонь била из-под земли фонтаном. Повсюду вились жирные трупные мухи. Сгрудившиеся между хозяйственных построек изможденные мужчины в лохмотьях прикрывали от солнца грязными руками глаза. Они заполонили небольшой дворик, но из рукотворной преисподней на свет божий продолжали выбираться все новые и новые несчастные. Земляная тюрьма и рабы - обычная картина для Скверны. Зинданы располагались на отшибе, возможно, поэтому до освобождения узников дошли руки только сейчас.
        - Внимание! - я обратился к освобожденным на русинском. Громкость первого слова украл комок в горле, да и недавняя контузия не шибко способствовала четкой речи. - Внимание! Все способные держать оружие! У вас есть возможность вернуть свободу, честь и достоинство!
        Успокоившись, повторил сказанное на имперском. По лицам ясно - в этой дыре заживо гнили люди разных наций.
        Они жадно дышали, пили, на коленях со слезами благодарили своих богов и освободителей. Один порученец побежал к Белову, чтобы тот распределил пополнение по капральствам. Второй отправился на поиски Прохора, которому предстояло это пополнение вооружить. Надеюсь, Фома успел подлатать каптенармуса, иначе я не представляю, как он поймет задачу. Написать приказ на бумаге? Да где ж мой ранец теперь сыскать? Редди в трактире на глаза не попадался.
        Из толпы бывших рабов встали в строй немногим больше половины - две дюжины человек. Ральф признался, что не рассчитывал на такой превосходный результат. Четверть от общего количества являлись древичами «рабочей модели», насилие глубоко противно их природе. Что до остальных мужчин, отказавшихся взять в руки оружие и сражаться, то, очевидно, у них имелись свои резоны. Впрочем, рабочие руки на строительстве укреплений нам требовались не меньше, чем активные штыки, и всем непротивленцам также нашлись общественно полезные занятия.
        На левом фланге, как раз там, где Оркан до поры заныкал картечницу, разгорелся адресный обмен свинцом. Несколько раз гулко рванули гранаты. Действуя рассыпным строем между валунов у самого подножия скал, группа наемников юнилендовской внешности пыталась подобраться на гранатометный выстрел. Дукарам с террасы супостаты видны как на ладони, а даже самый виртуозный маневр под ливнем свинца смертельно опасен. На нашей стороне преимущество в высоте и защищенности позиций. А по вооружениям паритет. По цепочке прошел приказ не высовываться никому, кроме метких стрелков. Пока вражеские «недолеты» рвались на склоне, скрываясь за высоким бруствером, к месту атаки подобрались стрелки Белова и обеспечили нашей стороне огневое преимущество. Безумная разведка боем завершилась скорым отступлением противника.
        Не успели отогнать этих наглецов, как между грудами тлеющих головешек зашевелились новые группы наемных стрелков. Судя по тактике и меткой стрельбе - против нас действовали отборные вояки. Баррикада в нескольких местах окрасилась кровью, на крики раненых помчался Харитон.
        Накопившись в низине и под прикрытием уцелевших построек второго лагеря, враги, двигаясь бегом врассыпную, преодолели открытое пространство и рассредоточились по фронту, забившись в ямы, между камней, укрывшись завалами из тел. Теперь на каждого нашего стрелка приходилось по трое наемников, вооруженных преимущественно казнозарядными винтовками. Под прикрытием их массированного огня группа гранатометчиков у скал получила пополнение и вновь попыталась отработать свой хлеб с маслом, разрушив ливнем снарядов баррикаду. Часть людей, чтобы избежать ненужных потерь, пришлось отвести от баррикады и укрыть в соседних постройках. Мои дукары лупили бывших коллег из ружей, «метлы» и ручных бомбометов с каким-то особенным остервенением. Слишком хорошо знали, что пощады никто в поселке не получит. Вроде бы взялись за нас еще не в полную силу, но прощупывали уж очень жестко.
        Чтобы облегчить задачу моим солдатам, пришлось нам с Акинфом прихватить по винтовке Марксмана и составить компанию паре стрелков на крыше сарая на правом фланге. Здесь мы посвятили несколько минут отстрелу наемников, меняющих позиции. Бах! Согнутая в три погибели фигурка в синем кафтане ткнулась лицом в горячую золу. Бах! Враг выкатился из-за серого валуна, извиваясь и суча ногами. Я не удержался, добавил. Бах! Бах! Высунувшийся из-за бугристого ствола ивы наемник выронил винтовку и упал на колени, обняв ствол руками. Акинф не стал добивать своего подранка. И правильно. Бах! Бах! Бах!
        Всласть пострелять нам не дали, заставив спрятать головы за нагромождением мебели, бочек, ящиков, мешков и габионов. Баррикада служила нам неплохой защитой, но слышать, как пули сплошным градом кромсали дерево и лупили в щебенку, оказалось непростым испытанием для нервов.
        Безусый мастер-стрелок, привалившись спиной к бочонку, выдрал щепу, вонзившуюся над правой бровью. Кровь заливала глаз, а он, моргая, перезаряжал револьверную винтовку. У второго русина, продолжавшего размеренно посылать пулю за пулей, на голове белела кривая повязка с влажным алым пятном.
        - Как звать тебя?
        - Сокол, вашбродь, - прозвучал хриплый от пересохшего горла голос.
        - Скольких приземлил?
        - Сейчас вот. - Парень растопырил пятерню и подогнул большой палец, с черной от свинца подушкой.
        - А всего? - Отчего бы не поговорить, пока пули долбят укрытие, не давая высунуть носа. Правда, орать приходится, рискуя сорвать голос.
        - Счет не разумею, вашбродь, - опустил голову солдат.
        - А пусть их Бездна считает, вашбродие! - после выстрела, не оборачиваясь к нам, крикнул раненный в голову сосед Сокола. И добавил: - Вот вам за Нила, афедроны блудливые!
        Акинф довольно крякнул, сняв еще одного. Настала моя очередь поговорить с наймитами на понятном языке.
        Накрученные мной заранее сержанты и мастера особо следили за тем, чтобы молодые рекруты и недавние пленники не глупили, проявляя молодецкую удаль под пулями. Выставить над бруствером шапки и шлемы на шестах оказалось весьма продуктивной идеей. Пока сквернавские наймиты состязались в убиении чучел, меткие стрелки, периодически меняя позиции, били тех на выбор. Особо опасных Болеслав Мрец ювелирно накрывал из своего бомбомета. Остальным бойцам было строго приказано прекратить огонь, поскольку вражья затея преследовала очевидную цель исчерпать запасы наших ружейных гамионов. Сквернавцы судили по себе, ожидая, что две перестрелки опустошили наш боезапас, и рассчитывая после снайперской дуэли сыграть с наглыми русинами в одни ворота. Отчасти они оказались правы: по докладам мастеров ресурсы гамионов к штуцерам и скорострельным револьверным ружьям уже подходили к концу. Но знали бы они, сколько припасено трофейной стрелковки, вряд ли наемники ввязались бы в это гиблое дело. И мой туз - картечница - все еще пребывал в рукаве.
        Белов хорошо управлял огнем своих штуцерников, не давая гранатометчикам врага приблизиться для бомбардировки баррикады. Новоявленные снайперы, оставаясь недосягаемыми для ответного огня, нанесли атакующим ощутимый урон. А «метельщики» под руководством Оркана несколькими удачными попаданиями неплохо проредили спешащую из основного лагеря группу поддержки. Немало «диких гусей» в результате получасовой перестрелки остались «клевать камни».
        Внезапно стрельба пошла на спад. Сержанты по цепочке передали команду прекратить огонь. Наемники ушли, как и пришли: прикрывая друг друга и используя любое укрытие. Защитники поселка потеряли четверых человек убитыми из числа освобожденных пленников. Беднягам настолько не терпелось отомстить сквернавцам, что пренебрегли моим приказом и подставились под пули. У орудийной прислуги да среди штуцерников насчитали семерых раненых, которых пришлось отправлять к Фоме. Большинство своим ходом, к счастью. Вполне терпимые потери на фоне поля, усеянного телами.
        При этом сквернавские полководцы пришли к неверному выводу, посчитав, что редкий огонь и молчание большинства ружей с нашей стороны связаны с экономией последних зарядов. Не исключено, что наемники для поддержания реноме крутых боевиков отчитались за «много убитых русинов».
        Постреляли, и будет. Натиск отбит, пора к прямым обязанностям возвращаться…
        Внизу у сарая меня уже поджидала делегация. Передал винтовку Акинфу и, покряхтывая, спустился по лестнице. Вышли из закутка на дорогу.
        - Господин Романов, мы обязаны дать неприятелю унести раненых! - выступил с удивительным заявлением возбужденный Белов. Рот его будто бы сполз набок, а правый глаз ритмично дергался. Парню тоже довелось немало пострелять - пустой гамион оттопыривал карман камзола, а голос звучал на два тона громче, словно это его контузило взрывом, а не меня. Со второго раза только понял, чего он от меня хочет.
        Сам-то в прошлой атаке сабельку не в томатном соку измазал, откуда сей ложный гуманизм, позвольте спросить? Хорошо, что баррикада скрывала нас по плечи. Не первый раз господин подофицер игнорировал мой приказ: «Передвигаться вдоль стрелковой цепи только пригнувшись». Жаль, дворян здесь пороть не принято, очень жаль!
        Со стороны сгоревшего лагеря явственно доносились стоны, разноязыкие ругательства и просьбы о помощи. Наших тяжелых уже унесли в лазарет, легкораненых перевязывали товарищи прямо на позициях. Подтверждая легенду о стойкости, русины отказывались покидать строй из-за «пустяковых царапин». Тот же Ермолай отдавал знамя Яру со слезами, пришлось на служилого прикрикнуть. Тяжелые свинцовые градины вбили в его тело грязные нитки. Не обработай раны сейчас, и если сегодня бойца не свалит кровопотеря, то завтра доконает воспаление. Но у моих солдат есть «доктор Шанс», он же Фома Немчинов.
        - Евгений, посмотрите внимательно! - при этом придержал юношу за плечо, чтобы тот ненароком не высунулся за бруствер. - Наши пули иногда убивают с опозданием, но убивают всегда. Такова правда жизни. А собрать оружие и расчистить дорогу я им не позволю!
        Пользуясь замешательством собеседника, опустошил фляжку на пять добрых глотков.
        Пусть слушают «концерт», пусть топчут трупы соратников, рассудил я. Весьма стимулирует размышления о бренности бытия и появление даже в самой тупой башке закономерного вопроса: «А оно мне надо?»
        Только юноша собрался привстать, как вражеская пуля чиркнула по камню, накидав Белову за шиворот острого крошева. Целились явно в громилу Яра, стоявшего навытяжку со стягом памяти госпожи Белояровой. Древич-знаменосец всюду следовал за господином подофицером, представляя собой отличную мишень. Странно, что нашу компанию с таким ориентиром еще «метлами» не накрыли. Обезглавили бы отряд одним ударом.
        - А тебе, блин горелый, особый приказ?! А ну убрал котелок из-под обстрела!
        И как им втемяшить, что мне живые герои нужны, а не гипсовые бюсты в парке Победы? В том, что мы победим, я уже не сомневался.
        В тот день сквернавцы преподносили нам шикарные подарки нескончаемой чередой. Сначала беспечные часовые, которых больше интересовали выпивка и девки, чем служба. Затем бестолочи-офицеры выставили неполную сотню вымуштрованных стрелков под расстрел. Затем попавшая в шаловливые ручки ракетная установка, с голливудскими спецэффектами пустившая по ветру все припасы полуторатысячной группировки. Два десятка пленных, пополнивших наши ряды. Целый арсенал оружия, включая большой запас ручных гранат. Приготовленные для осадных работ инструменты, корзины и габионы, использованные против бывших владельцев. А главное, пассивность и несогласованность действий противника. Подкрепи недавнюю атаку наемников артиллерийскими залпами по крышам да начни правильный штурм, уже бы и раздевали наши трупы.
        Времени на превращение группы строений в неприступную крепость враг предоставил неприлично много. Вот, пользуясь отсутствием сквернавских стрелков, на проходимой части склона возникли два ряда связанных на скорую руку рогаток. Этим мы еще раз сказали, что уходить не собираемся.
        Стрелки, расчеты крепостных ружей и картечницы надежно укрыты от вражеских пуль. Всякий солдат знает свое место, свой маневр, обеспечен всем необходимым и полон решимости взять сторицей за погибших на тракте товарищей. Рассчитаться за ужасные дни рабства. Устроить лютый разгром подлому нанимателю.
        Наконец, деловито спокоен и сосредоточен «штандартенфюрер» Белов. Чувствуется, как Буян, Молчун и вся старая гвардия, что называется, уперлись рогом в новоявленную твердыню. Будут зубами держаться. Городецкий, похоже, вмазав для запаха из трофейных запасов, бил копытом в оккупированном «пентхаусе». Но уже не от того, что ему в рукопашный бой со второго этажа ходить несподручно, а переполненный решимостью похоронить в русле горного ручья всех наличных сквернавцев и «плюс двадцать процентов бесплатно!». Смешно сказать, но пан Самуил заявил мне, что участвует в самой блистательной операции в своей военной карьере. И, мол, по его авторитетному мнению, противник способен выбить нас с этой позиции лишь ценой полной потери боеспособности всех своих отрядов. То есть, даже если остаткам батальона суждено здесь лечь костьми, мы уже совершили больше возможного, поскольку запланированный захват ущелья Рока будет отложен на неопределенный срок. Следовательно, подготовленный грымскими военными удар в спину экспедиционного корпуса Армии Освобождения обернулся «пшиком».
        Война войной, а обед по расписанию. После каши с мясом все замерли на боевых постах, а я в компании дукарского каптенармуса Самсона Ковальского лихорадочно перекачивал энергию из артиллерийских камней в опустевшие ружейные гамионы. Ковальский, оправдывая имя древнего силача, трудился вдвое результативнее нас с Ральфом, не являясь при этом дипломированным магом. К вящему удивлению, Самсон отказался от аша, зато накатил «баронского чаю», точнее бренди с добавлением крутой заварки. Чай разносили по всему периметру обороны, исполняя таким способом мой приказ о доставке воды бойцам. Я чуть было не упал с бревна, когда тщедушный престарелый возница пояснил, что чай заваривают не кто-нибудь, а офицерские жены. Никодим как организатор тыла поднялся в моих глазах еще выше. Разве можно проиграть с такими людьми?
        Постепенно тяжелеющую каску так и не снял, зато лоб догадался перетянуть банданой, чтобы пот прекратил разъедать глаза. Опять усталые ладони тискали подзорную трубу, а мозг, пожирая картинки, генерировал вопросы. В лагере противника наблюдалось оживление. Две изрядные толпы двигали в нашу сторону тяжелые повозки с конструкциями, похожими на большие бочки. Для осадных мортир калибр слишком конский, а станки хлипкие. Опять ракеты? Четыре «метлы» так и остались на прежних позициях напротив ущелья. Боятся вылазки? От Столпов в лагерь промаршировала банда в полторы сотни голов - точнее сосчитать деревья мешали. По всему выходило, скоро нам опять принимающей стороной работать. Вот и славно, вот и хорошо. Пора солдатушкам «давать накачку». Помоги мне Бог! Да имперский маг Ральф и русинская княжна Кира тоже не зевайте!
        - Братцы! Русины! Стрелки! - Я прошел вдоль сидевших за баррикадой усталых и запыленных бойцов. - Заклинаю вас, никакой пощады к врагу! Издалека цельтесь лучше, а как ближе подойдут - встречайте их гранатами, угощайте пистолетами! Вон сколько добра нам враг подарил, а потому пуль не жалеть! А тех смельчаков, что до нас дойдут, не стыдно и в штыки принять будет! Знайте, чем больше их ляжет здесь, тем меньше они напаскудят в Колониях да у рощи святой. Вцепились мы сегодня сквернавскому зверю в гузно удачно, грех не оттрепать, чтоб забыл, как ходить куда не следует!
        Едва я взялся перевести дух, как капралы и «старая гвардия» немедленно грянули:
«Ура!» А там и прочие подтянулись. Клич мгновенно захватил всех до последнего человека, не исключая дукарских стрелков, бывших пленников других наций и укрытых в трактире раненых, превратившись в серию громогласных раскатов. Всем существом ощутил огромный выплеск психической энергии и протянул руки, вбирая ее с помощью Ральфа в браслет. До чего сладостно быть центром силы, может, в первый и последний раз в жизни, но до чего ж славно!
        А вот и вышеупомянутый зверь всей ордой на горизонте нарисовался. Стяги и «ревуны» подтвердили, что не рядовая банда нас воевать приготовилась. Массовка приличная собралась, зачетная. Может быть, барон Тотенкопф собственной персоной пожаловали-с. Да, похоже, не в одно рыло, а с союзниками. Гуртом-то оно легче. Жаль, ни я, ни Ральф в сквернавской геральдике не сильны, а то весь почет одному недоноску. Мне ж не жаль пару ячеек своей памяти под имена тех, кто уже стал историей.
        - С нами княжна и милость Асеня, братья! А против нас ничтожества, отрыжка Скверны, проклятая орда. Их много, но мы - русины! Мы щедрые люди, пусть приходят! Пуль и штыков незваным гостям хватит!
        - Ура-а-а!
        Я вновь сделал паузу, утирая пот и радуясь, как ребенок, простой логике. Там, где стоит нога русинского солдата, там и есть русинская земля. У клочка Скверны теперь новые хозяева, кровью и потом оплатившие права на владение. А кто не согласен с такой постановкой вопроса, милости просим на дистанцию выстрела.
        Русины при необходимости - самые умелые воины. Поставь им цель, дай толкового командира, и против них любой кровью умоется; дураки и сами не поймут, как закончатся, а умные предпочтут не связываться. Жаль, что сейчас с той стороны ни те, ни другие. Или оно и к лучшему?!
        Вражеские командиры выстраивали квадраты и шеренги закованных в латы алебардистов, стрелков и разных прочих. Центр сплошь занимали «гхолы» - одетые в лохмотья пленные и штрафники, лишенные своих душ варлоками при помощи мерзких ритуалов. Значит, точно Тотенкопф, его почерк. Городецкий исплевался, повествуя, да и Оркан с Болеславом клялись поквитаться за товарищей, коих в бездушных тварей обратили. На берегу озера скучковались стаи извергов и котопсов, издававших мерзкий лай и визг. Этих пустят первыми, чтобы опрокинуть защитников баррикады. Затем пойдут лишенные душ при фланговой поддержке горцев и наемных стрелков. А на десерт латная пехота и стрелки из числа баронских дружинников. Диспозиция более-менее ясна. Как пыл негодяев остужать будем, тоже предусмотрено.
        - Русины, стрелки! Слушай меня все! - Я ловил горящие взгляды на разгоряченных грозных лицах товарищей. - Выбор у нас всегда был небогатый, а нынче и вовсе нет! Только победа, братья! Только победа!!!
        Гремело «Ура!», бойцы расправляли плечи, поднимая к небу оружие. В тот миг мои солдаты становились чудо-богатырями без кавычек. Я и сам словно прибавил в росте, мышцы налились силой, а в голове просветлело. Словно и не было контузии, ран, недосыпа, тяжелого марша по лесам и болотам.
        С резким шумом из-за громады вражеской армии к нам протянулись десятки дымных хвостов. Не успел я матюгнуться, как почти по Пушкину: «И пошли басурманы на приступ…»
        Хлипкая дверца из жердей захлопнулась, надежно отсекая меня от жизни военного лагеря. Вырубленная в скале неглубокая пещера встретила прохладной темнотой. В одной из ниш конвой оставил оплавленную свечу, над которой бился крошечный язычок пламени. Глиняная кружка с водой на каменном блоке, заменяющем мебель, - вот и все небогатое убранство. Подстилка отсутствовала в принципе. Даже ведра нет - нужду предстоит в дальний угол справлять. Судя по вони, прежние постояльцы именно так и поступали. А когда-то это помещение местному населению заменяло погреб для хранения продуктов.
        Предстояло скоротать ночь в неприятном ожидании военно-полевого суда и, кто знает, вполне возможно, казни. Но не будем раскисать, лучше подремать. От заросших пыльной паутиной стен ощутимо повеяло прохладой. Кружку переставил в нишу рядом со свечой. Подложив парадную треуголку, устало опустился на камень. Сил осталось ровно на то, чтобы сидеть ровно, дышать тюремным смрадом да смотреть на пляшущий огонек свечи в надежде заснуть. Гауптвахта - самое подходящее место, чтобы спрятать слишком резвую пешку, возомнившую себя ферзем. Возможно, полковник так указал мне мое место и собирается в дальнейшем использовать в своих играх. Не может такого быть, чтобы завтра мой путь в этом мире оборвался у расстрельной стенки. Нет, это совершенно невозможно! После того, как я выжил в тяжелом бою и одержал грандиозную победу, ожидал чего угодно, но не такого пенделя от судьбы. Что ж, сделать уже ничего нельзя, зато есть время, чтобы подвести итоги.
        Прежде всего, мы победили. Бой балансировал на грани, но вылазка волонтеров Драгомирова, захвативших осадную батарею, склонила весы в нашу сторону. Уцелевших сквернавцев охватила паника. Лишившийся войска черный барон Тотенкопф бросил мне вызов. И проиграл.
        На сегодня в отряде начинающего кондотьера Романова числилось двадцать восемь бойцов, считая легкораненых, так что победа досталась более чем дорогой ценой. Белов, Молчун и Буян получили кровавые отметины, но строй не покинули. Прохор кроме контузии был серьезно ранен в ногу, и Фома не отходил от него ни на шаг. И вроде бы костяк подразделения сохранен, да только среди освобожденных в Длани русинских стрелков погибли многие, а уцелевшие ранены поголовно. Все назначенные пикинерами древичи легли в рукопашной с гхолами Тотенкопфа, ценой своих жизней обеспечили истребление орды бездушных убийц. Из дукарских наемников уцелели только Оркан Лещинский и Самсон Ковальский. Обер-канонира и каптенармуса необходимо удержать в отряде любой ценой. По освобожденным из зиндана пленникам Старуха безжалостно прошлась своей косой - всего двое остались в строю, да еще сколько-то пластом в обозе в числе полусотни раненых различной степени тяжести.
        Отряд, вставший лагерем в ущелье, напоминал табор, зато освобожденные пленники и тягловые древичи, прибившиеся к отряду слуги и персонал борделя обеспечили перевозку раненых и трофейного имущества, взяли на себя организацию быта уцелевших бойцов. Большая в том заслуга Никодима и команды возниц. Двигался наш табор медленно, ведь уставшим до последней крайности людям пришлось очищать триста метров пути от трупов вражеских солдат и животных. Местами тела лежали в несколько слоев. Немудрено, что вода в горном ручье, а затем и в озерке покраснела от крови. Если гхолы и твари Скверны от природы лишены инстинкта самосохранения, то людей гнали в самоубийственную атаку, предварительно одурманив алкоголем, наркотой и магией. Бойня получилась эпическая, до позднего вечера на меня накатывала дурная слабость и посещали мерзкие видения, несмотря на защиту Слезы Асеня. Княжна и Ральф делили со мной боль и скорбь, даже не знаю, что бы делал без их помощи.
        По словам капитана Драгомирова, наша сегодняшняя победа первая за всю эту кампанию. Его волонтеры в кровавом бою захватили осадную линию и развернули батарею «метел» и ракетных установок в тыл обескровленных дружин черных баронов. Это решило исход боя в не меньшей степени, чем упорная оборона моих людей. Обратившихся в бегство сквернавцев расстреливали безответно, загнав в камышовые заросли. Весь болотистый берег озера покрылся телами: спаслось сотни полторы - самых быстроногих, безоружных и полностью деморализованных.
        Еще не затихли над полем боя стоны последних недобитых сквернавцев, как Драгомиров собственной персоной вышел к нам из захваченного лагеря в сопровождении пяти гайдуков, точнее, товарищей-телохранителей и нескольких юных офицеров с ординарцами.
        Камзол, изящная кираса с травленым рисунком, усиленная защитными гамионами, серые бриджи с лампасом, черные сапоги с высоким голенищем - все детали гардероба равномерно забрызганы подсохшей кровью. Уважаю! Командир, идущий в бой в первых рядах, по определению не может быть подлецом. На перевязи ладно пристроена сабля с позолоченной гардой, на широком поясе друг друга уравновешивали две кобуры с массивными револьверами. За голенищем - кожаные фехтовальные перчатки. На губах замерла кривая улыбка, вздыбившая и без того закрученные вверх и густо навощенные усы, а в широко посаженных глубоких черных глазах стояли слезы.
        Расстегнутый высокий воротник облегал гладко выбритый подбородок, который нагло напрашивался на эпитет «упрямый». Молодой мужчина на ходу снял головной убор с козырьком и высокой тульей, обнажив широкий умный лоб и слипшиеся масляные волосы, бывшие недавно прической с пробором. Не кивер, но и не фуражка точно, но интереснее моей треуголки, современнее, что ли. Пускай пока картузом числится, тем паче что Ральф не против.
        А затем пахнущий кровью, ядреным потом, выделанной кожей и хорошим парфюмом Драгомиров полез обниматься и хлопать меня по спине. Прямо по заживающей ране, поскольку ставшую непосильной ношей кирасу я успел сдать в обоз. А брызги из глаз принял за слезы счастья, что было верно примерно наполовину, и оттого Руслан еще больше расчувствовался. Следом пришла очередь Белова побывать в медвежьих объятиях, но Евгения Драгомиров тискал жалеючи, вовремя заметив повязки - свежую на правой руке и старую на голове.
        Драгомировские ближники были экипированы не хуже, правда, вместо кирас - пластинчатые жилеты на толстой подкладке, кроме пары одноствольных и двуствольных пистолетов каждый вооружен револьверным ружьем либо казнозарядной винтовкой. У двоих наличествовали гранатные сумки. Выбор оружия наводил на мысль, что Драгомиров обладает прогрессивным складом ума, коль скоро делает ставку на огневой бой. И немалыми средствами тоже, поскольку современное оружие не выглядело в их руках непривычными трофеями.
        Никаких знаков отличия у делегатов не приметил, а сапоги и элементы экипировки отборных волонтеров весьма разнились. И капитан, и его офицеры обошлись в тот день без эполетов-аксельбантов и прочих галунов с вензелями, что выгодно отличало их от офицеров из полка Фишера, увиденных мною несколько позднее. Военачальников среди
«комитета по встрече» определял по гладко выбритым подбородкам и осанке, чуть более добротному снаряжению и двухцветным поясам. От рядовых волонтеров вооружением юноши не отличались - те же револьверные ружья или казнозарядные штуцеры, пистолеты и сабли.
        Гайдуки носили шапки типа «кубанок» с медными кокардами, но после боя двое щеголяли «чалмами» из перевязочного холста, как и Белов. Не отводя глаз, я непроизвольно потрогал имперскую офицерскую каску, бессчетное количество раз спасшую мою голову от камней, осколков и рикошетов. Заметив мой жест, драгомировцы звонко рассмеялись, к ним присоединился командир и догадавшийся, в чем соль, Белов. Затем грубый хохот охватил большинство собравшихся в голове колонны русинов, под раскаты которого мои капралы братались с гайдуками. Кстати, капитан волонтеров отряду наемников на службе у Золотой рощи слегка удивился, но начинание одобрил.
        Так я познакомился с Русланом Драгомировым, храбрым воином, талантливым военачальником, графом и замечательным человеком.
        По дороге до лагеря в ущелье капитан поведал мне, что экспедиционный корпус у Грыма вчера дал врагу генеральное сражение с неясным пока результатом. Осторожный вопрос прояснил мне способ дальней связи в войсках. Вполне ожидаемо технология строилась на гамионах. Экспедиционный корпус Армии Освобождения имел в своем распоряжении мобильную «радиостанцию». Сообщения поступали во Фрайбург, откуда пересылались в приграничные крепости и части по линии оптического телеграфа. Эти полезные изделия в Армии Освобождения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Группировка, обороняющая ущелье Рока, получала донесения эстафетой из форта Стерегущий. Потешив свое любопытство, заработал подозрительный взгляд Драгомирова - мобильные версии «магических радиостанций» если и существовали для нужд подразделений мельче полка, то только у имперцев. Но идея капитану в душу запала:
        - С такой штукой совсем другая война бы у нас вышла. Кабы разом ударили, то погнали бы поганых до Столпов. И там бы били их сообща с меньшими потерями!
        Ему виднее со скал было, насколько сильно во вражьем стане распространилась паника после взрыва складов. Однако винить Драгомирова, что его атака задержалась, мне и в голову не пришло.
        Мой краткий рассказ о ситуации на тракте Висельников подтвердил подозрения Драгомирова, что коммуникации корпуса полностью перерезаны. Капитан волонтеров с горечью в голосе озвучил неутешительный прогноз: попавшим в ловушку под Грымом войскам предстоит либо тяжелое отступление, либо поражение. Косвенно об этом свидетельствовала беспечность наших покойных противников, полностью уверенных в безопасности своего тыла.
        - Корпусный генерал армии Корн - известный самодур и бездарь. Лучшей кандидатуры, чтобы провалить операцию и погубить людей, во всех Колониях не найти, - рокочущим от негодования басом отрекомендовал командующего экспедиционным корпусом Драгомиров.
        Чем сильнее мне раскрывалась суть происходящего, тем меньше традиционный поход Армии Освобождения с целью замирения паскудных соседей походил на чисто военную операцию. Без продажных политиков и грязных приемов рыцарей плаща и кинжала тут не обошлось.
        - Печальная картина, господин капитан. Но нам остается делать, что должно, и пусть будет, что будет, - осторожно высказался я.
        Мне пришлось выдержать пристальный взгляд Драгомирова глаза в глаза, после чего капитан пригласил нас с Беловым посетить вечером полевой офицерский клуб. Это он совершенно правильно придумал. Я б на его месте такого нежданно-негаданного Богдана непременно расспросил в неформальной обстановке под водочку. И потом бы еще своих офицеров опросил, кто чего необычного в его, то есть моем, поведении заметил. Но судьба распорядилась иначе, и в благородном собрании раскрыть себя не довелось. Вспомнилось, как перед злополучным визитом к полковнику Фишеру нежно погладил пузатый бок последней бутылки бренди, доставшейся от Глаттона. Эх, водички глотнуть, что ли? Только ее происхождение не внушало уверенности. Не стоило ухудшать свое скверное состояние еще и дизентерией…
        Собственно ущельем Рока называлось «бутылочное горлышко», зажатое между практически отвесными скалами. Если верить карте, узкая лента пролегала между седых от снега гор четыре с половиной километра.
        Когда-то, возможно вполне недавно, здесь жили и трудились люди, о чем напоминали руины четырехугольных башен на входе и множество темных провалов рукотворных пещер; на террасах лепились друг к другу заброшенные строения, напоминавшие мне
«ласточкины гнезда».
        От одной гряды до другой вряд ли больше двухсот метров. Разбросанные по «руслу» валуны и небольшие скалы дробили, а карманы увеличивали свободное пространство внутри ущелья. Впрочем, сейчас весь проход был занят хаосом бивуачной жизни - палатками, повозками, навесами, кострами, всевозможными грузами, гуртами скота и бог весть чем еще.
        Планшет изменника подтверждал стратегическую роль ущелья Рока - не считая опасных и непроходимых для вьючных животных горных тропинок - это единственный проход в земли русинского штата имперских колоний. Тем более странно, что ни Империя, ни одна из сторон конфликта не озаботилась здесь постоянным укреплением. Налицо та же песня, что и с Каменной Дланью: пока нет большой драки, ходи кто хочешь и куда хочешь, а придет беда, трупами заткнем дыры в обороне, а бабы еще нарожают. Но это на взгляд пришельца, а местным «и так нарядно» - отбиваться от напасти, сидя за валами и брустверами, на скорую руку выложенными из дикого камня. Дело хозяйское. Впрочем, позиция сильная - без артиллерии, блокады или измены тут ловить нечего. Теперь понятно, как пан Городецкий умудрился потерять большую часть личного состава, мир их праху.
        Едва отряд добрался до свободного клочка земли, как пожаловал посыльный из штаба полковника Фишера. Не прибежал, не появился, а в полном смысле слова пожаловал, как умеет тот редкий тип людей, которым каждый встречный непременно обязан самой возможностью дышать. Лощеного офицера с надменным лицом в ладном и богатом мундире, украшенном сверкающим горжетом, с двумя рядами серебряных пуговиц и внушительными эполетами, в белых перчатках и островерхом шлеме с плюмажем сопровождали четверо рослых солдат в синих мундирах и светло-серых штанах в обтяжку. Судя по выправке, медным каскам, особым сумкам и бляхам с изображением искрящих бомб, сопровождал его здешний «паркетный спецназ» - фрайбургские гренадеры. Не представившись и не обращаясь ни к кому конкретно, офицер громогласно потребовал «старших офицеров на доклад к господину полковнику Армии Освобождения Уильяму Фишеру».
        Пришлось отвлечься от кучи насущных дел, подойти и представиться. Штабной предсказуемо скривился и смерил меня долгим презрительным взглядом; посоветовал привести себя в порядок и с чувством выполненного долга удалился. Вроде и этот деятель проглотил мое наемничье происхождение без проблем. Передал руководство лагерем Белову, а сам кликнул Редди. Но юноша как сквозь землю провалился. Пришлось самому искать свой багаж и с помощью Акинфа облачаться в парадно-выходной трофей. Револьвер благоразумно спрятал в ранец, дабы не светить. Да и браслет со Слезой из тех же соображений перемотал бинтами, а «бриллиантовую руку» на шею повесил. И маскировка, и вид геройский - «в одном флаконе».
        От Драгомирова мне стало известно, что Уильям Фишер не «настоящий полковник». Он получил не звание, а что-то вроде почетного титула от гражданской администрации Фрайбурга, как заслуженный деятель. Когда-то в молодые годы он, естественно, числился кадровым военным. Как и всякий дворянин отдал обязательную дань обществу и государству в виде нескольких лет службы в Армии Освобождения, конкретно в дворянском ополчении, гордо именуемом гвардией. Еще подростком отец записал его в штат гренадерского полка для выслуги, затем купил юноше патент подофицера первого класса и пристроил на непыльную должность. Фишер регулярно являлся «на работу», носил нарядный мундир гвардейца, пышные усы и саблю, благодаря чему быстро и выгодно женился. Служба без серьезных обязанностей в принципе не способна кого-то обременять, но отец жены уготовил зятю роль крупного землевладельца и настоял на скорой отставке. Впоследствии Фишер посвятил себя карьере чиновника по земельным вопросам в колониальной администрации, благодаря чему умножил личное влияние и перешедшее от жены состояние, а годам к пятидесяти ко всем своим регалиям
получил звание «полковника».
        В воздухе ощутимо запахло войной, и «почетный полковник» Фишер волшебным образом превратился в «полковника Армии Освобождения». Его поставили руководить четырьмя сотнями ополченцев Фрайбурга, набранных из постояльцев городских ночлежек и тюрьмы. Дело для него оказалось новое, поскольку от внешней угрозы город защищала имперская армия, а от внутренней - полиция, колониальная же гвардия существовала главным образом для украшения общественных мероприятий. Предполагалось, что новое формирование займется искоренением разбойных ватажек, которые возникали вдоль Имперского тракта как грибы после дождя. Но жизнь внесла свои коррективы, и едва формирование полка завершилось, как ему быстро нашлось применение - заткнуть дыру в обороне границы со Скверной.
        Понимая, что из большинства уголовников и бродяг никакими колотушками солдат не выкуешь, Фишер разбавил их своими слугами и арендаторами из числа должников. Офицерские чины полковник раздал друзьям, коллегам и сослуживцам юности. Волей случая в их числе оказалось несколько компетентных военных специалистов. Но главное, он усилил отряд сотней гвардейцев, получивших сержантские должности и задачу превратить сброд в солдат, а толпу в подразделение. И вот полк Фишера отправился навстречу превратностям войны и за две недели марша без единого выстрела понес около сотни небоевых потерь за счет дезертиров и заболевших. Для полноты картины следует добавить, что полковник Фишер был повинен в том, что атака бойцов Драгомирова и граничар несколько запоздала. Фрайбургские ополченцы вступили в ущелье в тот момент, когда мой «заградотряд» спешно ретировался от рванувшего боекомплекта ракетной установки и теоретически мог поддержать намеченную вылазку волонтеров. Но момент был упущен из-за нерешительности полковника. Капитана Драгомирова, готовившего атаку, взялись допекать порученцы и курьеры, требовавшие ввести
вновь прибывших офицеров в курс дела; а Фишер, продержав его в приемной во время обеда, с ходу похерил проект совместной атаки. Ко всему прочему, передовой дозор полка при появлении в ущелье обстрелял тыловое охранение граничар. Хоть и безрезультатно, но непростые отношения колониальных войск с этими гордыми воинами осложнились до предела. Более ничем, кроме мелкой мародерки, фрайбургские ополченцы в тот день себя не проявили.
        За массивным столом, неизбежно превращающим каждого посетителя в просителя и внушающим ему священный трепет перед Государственной Машиной, невзирая на поздний час, имитировал бурную деятельность сухощавый мужчина в вычурном и богатом камзоле.
        Созвездие крупных ювелирных изделий - не сразу сообразил, что вижу награды, - рассыпалось от горла до плеча. Ниже высокого воротника с шитьем по груди растекся монументальный золотой горжет, украшенный драгоценными камнями и орнаментом. Толстая, расшитая златом-серебром лента заменяла офицерский шарф. На плечах в такт движениям покачивались заросли циклопических «висюлек», пришитых к овальным подушечкам, покрытым, в свою очередь, золочеными вензелями. Судя по эполетам, передо мной маршал, или нет, генералиссимус Вселенной! От обилия узорного шитья и камней слегка рябило в глазах. Совершенно справедливо чувствуя себя поденщиком в рабочей одежде, подумал: сколько же весит такой парадный мундир? Мужичок ведь совсем не богатырских статей.
        Каюсь, поначалу принял его за очередного секретаря или адъютанта, вереницу которых миновал в прихожей, поэтому огляделся по сторонам в поисках самого полковника. Поскольку чиновник не соизволил сразу оторвать от документов свой взор, некоторое время «любовался» его крупным необычной формы черепом и узловатыми пальцами, которыми он ловко перебирал серые листы бумаги, подписывая избранные вычурными завитушками. Голова с лоснящимся пергаментом кожи, обрамленная жидким волосяным покровом с редкой сединой, походила на Лысую гору. Сходство усиливали тени от огней, учинившие разнузданные пляски на внушительных залысинах. Таким оказалось первое впечатление, какие демоны скрывались внутри, мне еще предстояло узнать.
        Ярко и расточительно пылали свечи в настольных роскошных канделябрах на три рожка, масляные лампы с дорогими плафонами из тонкого стекла, а в массивной жаровне потрескивали угольки, завершая атмосферу света, тепла и комфорта. В воздухе ощущался густой и непривычный запах благовоний. С наличием двух комодов я готов был смириться, даже кресло и гарнитур мягких резных стульев не вызывали явного отторжения, а вот необходимости тащить на войну вазы, статуэтки и шкатулки никак не понял. И без них эту сверхшикарную обстановку никакой Никодим не втиснет меньше чем в две фуры!
        Когда мне надоело разглядывать рабочий кабинет крупного чиновника, оказавшийся в походном офицерском шатре, на утомленного героя дня снизошло озарение, что этот лысоватый очкастый невзрачный писатель резолюций и есть здешний царь, бог и воинский начальник.
        Привлекая внимание хозяина кабинета, откашлялся и как можно четче представился, озвучив заранее приготовленную и даже отрепетированную перед зеркалом фразу.
        Полковник оторвался от дел и сквозь забавное пенсне в мой лоб уперся колючий взгляд бумажного крота. Чинно сложил стопочкой подписанные бумаги, погладил короткую бородку клинышком и указательным пальцем поддержал свои окуляры на переносице. Густые усы расцветки «соль с перцем», несомненно, составляющие гордость данного индивидуума, и брылястые щеки с бакенбардами дополняли образ. Странным образом мой лоб покрылся испариной. Мелькнула внезапная мысль, что
«полкан» не такая уж старая и бесполезная развалина, а умудренный жизненным опытом интриган, который не только сам врет как дышит, но и за версту чует ложь. - Юноша, сколько вам лет? - вкрадчиво поинтересовался полковник, автоматически отложив мой патент в сторону. Зря переживал только. Установление моей личности его мало интересовало.
        Вопрос, мягко говоря, озадачил. Раньше доводилось слышать, что молодо выгляжу, правда, в основном от женщин. Я ожидал какого угодно подвоха, но только не попытку зачислить меня в когорту безусых юнцов. Конечно, щеки заметно ощетинились русыми колючками, а усталость взяла свое. Пришлось выдержать небольшую паузу, за время которой прикинул, что Богдану с его подселенцем выгоднее сбросить по паре лет. Побудем молодым да ранним, зато, глядишь, мимо сыскного листа, то есть ориентировки на Ральфа, просочимся.
        - Двадцать пять, господин полковник! - разве что каблуками не щелкнул.
        - И только, а уже лейтенант?! Занятно, занятно, - официальный тон смягчился до тона «доброго дядюшки». Наверное, решил, что перед ним выскочка из богатой и влиятельной семьи. Оказалось, герр Фишер неплохо владеет русинским. Изредка в его дальнейшей речи проскакивали юнилендовские словечки да небольшой акцент давал о себе знать.
        Полковник помолчал, шурша бумагами, и снова поднял на меня испытующий взгляд.
        - А Всеслав Романов вам кем приходится?
        Несмотря на ровную интонацию, подвох чувствовался в каждом слове.
        - Простите, господин полковник, вы могли бы уточнить свой вопрос?
        - Так называемый Великий князь Всеслав Романов - это имя для вас что-либо значит? - Собеседник мгновенно сменил формулировку, но ощущение ловушки только усилилось.
        - Полагаю, с господином Романовым мы однофамильцы…
        - Сомнительная честь! Вы ведь не отрицаете, что знаете этого русинского бунтовщика и самозванца?! Вы ведь русин?! - Полковник привстал из-за стола и совсем некультурно ткнул в мою сторону пальцем. Лицо его светилось какой-то радостной злобой, словно он только что раскрыл особо опасного вражеского агента.
        - Да, я русин по рождению, как несложно заметить. В Оксбридже, где прошли мои юные годы, я изучал биографии разных достойных людей Империи. На бунтовщиков времени не было! - Ответ прозвучал на чистейшем имперском. Зачетная фига полковнику состроилась сама и без помощи Ральфа. Похоже, я начал неплохо ориентироваться в багаже его знаний.
        Но полковник либо умел держать удар, либо не полностью осознал, что именно я сказал. А заявил Богдан Романов ни много ни мало о своей принадлежности к элите в масштабах сверхдержавы, поскольку в императорском университете в Оксбридже обучались избранные юноши богатейших и знатнейших фамилий.
        - И кто же готов подтвердить, что в наши края залетела столь важная птица из имперских краев? - язвительно поинтересовался старый пень также на имперском. - Неужели кто-то из русинского сброда?
        До разговора я планировал в крайнем случае сослаться на авторитет Фомы Немчинова, как человека, вхожего в дом князей Белояровых, и советника Хранителей Золотой рощи. Но в процессе разговора колониальный чиновник родом из Юниленда раскрыл свое истинное лицо, точнее мозги, загаженные фобиями и пропагандой. Русинские дворяне, как настоящая элита, разделили судьбу своей страны и в Колониях котировались слабо. Поэтому я решил примазаться к имперской знати. Колониальная аристократия волей-неволей признавала свою вторичность по отношению к юнилендовским дворянам, а уж перед выходцами из имперских высших кругов и те и другие заискивали наперегонки.
        - Конечно, никто! - праведный гнев мне удался неплохо. - Я нахожусь в ваших краях инкогнито. И всем известен под указанной в патенте фамилией. Но вам, как человеку чести, будет достаточно слова офицера и имперского дворянина?
        - Совершенно недостаточно! - Словно нечиненым пером по бумаге проскрипел чинуша мой приговор. - Ваши поступки характеризуют вас как бесчестного проходимца!
        Сердце в груди оборвалось. Значит, офицерские жены успели первыми. «Полкан» - пожилой человек и если втемяшил себе, что перед ним подонок и мерзавец, то в пять минут его не переубедишь, что я свой в доску мерзавец и очень полезный подонок. Так оно и вышло. Последующий обвинительный монолог подтвердил мои опасения: господину Романову инкриминировали «ограбление караванов» в промышленных масштабах, сиречь мародерство, деяние, в военное время наказуемое смертью. Дезертирство против ожиданий на меня не повесили, либо статус частного подрядчика Золотой рощи сыграл свою роль, либо полковник не разобрался в ситуации. Гибель офицеров-изменников тоже странным образом осталась за кадром.
        Фишер словоблудил вдохновенно, даже самоотверженно, и даже выкрикнул в лицо оскорбления. Мне, герою дня, победителю барона Тотенкопфа, истребителю сотен сквернавцев! Ральф бы наверняка вызвал наглеца на дуэль, наплевав на строжайший запрет и субординацию, я же молча оставил зарубку на память.
        В мой усталый, взбодренный эйфорией победы и обескураженный таким поворотом дел разум лучом света проникла догадка, что этот «пуп земли» вымораживал взятку. Конечно! Жены изменников нащебетали про батальонную казну, гамионы и товары. Обоз, растянувшийся по ущелью на полкилометра, трудно не заметить. И то, что Никодим мобилизовал приблудных слуг попутно обмародерить трупы и центральный лагерь по договоренности с волонтерами Драгомирова, от заинтересованных глаз тоже не укрылось. Вот и решил «полкан» половить рыбку в мутной воде. Зацепившись за догадку, попытался оценить, как далеко зайдет жадность военачальника. Обойдемся деньгами или придется сдать драгоценности, товары и, не дай бог, артиллерийские гамионы?
        - Хорошо, сколько? - Я понизил тон достаточно для столь деликатного вопроса.
        - Да как вы смеете?! - Оппонент мгновенно отреагировал, словно ждал вопроса.
        - У каждого есть цена, полковник. - Мне не пришлось разыгрывать цинизм в голосе. Вселенская усталость его вполне подменяла. - Скажите сколько, и закончим этот фарс!
        - Мерзавец! Подонок! - повторял разгневанный Фишер, который, казалось, был готов напасть на меня с кулачками, так яростно он ими потрясал. - Это немыслимо! Под суд! Нет, под трибунал! С распубликованием! Расстрел!!!
        Все в кучу собрал, идиот, гражданскую казнь и военно-полевой суд! Распубликование - элемент гражданской казни чиновника, когда факт позорного увольнения со службы публикуется в газетах. В отношении офицеров Армии Освобождения не применяется.
        Есть предел человеческим силам, тому же терпению. Мое еще днем благодаря непоседе Белову закончилось. Забыв про подчиненных и главную миссию, вспылил, оборвав полковничьи разглагольствования криком:
        - Вы старый, больной на голову кулан, Фишер! Вы совершаете большую ошибку!
        - Увес-с-сти! - задохнулся раскрасневшийся оппонент, опадая в удобное кресло. В руки клещами вцепились охранники, мгновенно отняв саблю и пистоль. Я лишь загадочно им улыбался, понимая, что ничего исправить уже не выйдет.
        Увы, поздно понял: полковнику не нужна была часть, он захотел присвоить себе все - и победу, и трофеи. Стоило попадать в другой мир, чтобы увидеть этюд «если красть, то миллион» в исполнении высокопоставленного ничтожества?
        На выходе из палатки, глядя перед собой, скороговоркой произнес на русинском:
        - Акинф, старшим назначается Белов. Я задержан по подозрению в мародерстве.
        Двое дюжих гренадеров столкнулись между собой ровно на том месте, где секундой раньше находился мой ординарец. Какой-то слуга, уронив полный поднос бутылок и закусок, рухнул кулем под ноги караульным, мешая тем сорваться в погоню. Смазанная тень Акинфа бесшумно растворилась в темноте.
        - Держи его! Держи!!! - запоздало крикнул один из крутившихся у палатки лощеных холуев. Подхватили клич многие, но отчего-то никто из толпы синемундирных солдат и попугайски разодетых офицеров не спешил перехватить ловкого русина у лагеря отряда. Стрелять вдогонку посреди стиснутого скалами бивуака, к счастью, никто не решился.
        Уход в туман оказался неожиданным, но своевременным. Мрачные своды темницы на фоне упадка сил и мутных перспектив практически вдавили меня в депрессию. После сортирной вони сухой и неприятно липкий туман на секунду показался свежим ветерком. Забавно. Я топтался посреди ровной площадки - плотные жгуты из тумана ограничивали ее с четырех сторон, словно боксерский ринг. Вспомнились призраки, скелет-указатель и всякие ряженые, которых наблюдал у костра в прошлый раз. Ножны за голенищем ощутил с невыразимым облегчением.
        - Готов?
        Мужской смутно знакомый голос раздался позади, заставив непроизвольно вздрогнуть. Н-да, выстрелов и пуль над головой уже не пугаюсь, но сейчас струхнул.
        - Всегда готов! - прохрипел я, оборачиваясь к источнику голоса. В противоположном углу подпрыгивал в пижонских кроссовках и разминал кисти в красных перчатках мастер игры Арагорн Московский. Все-таки площадка оказалась именно рингом, даже поверхность под ногами слегка пружинила. С тихим шелестом с плеч новоявленной звезды бокса опал блескучий халат и уполз за канаты. Противник остался в коротких спортивных шортах и майке со звездами, сшитых из какой-то умопомрачительно дорогой ткани ярко-алого цвета.
        - Какими судьбами?
        - Выдалось пять минут свободных. Язык разминать в пикировках с разными деятелями уже устал, вот решил размять кулаки.
        Мои кисти почувствовали на себе основательно подзабытую тяжесть десятиунцевых
«перчей», и тело само приняло защитную стойку. Шутник наколдовал мне перчатки синего цвета. Все люди сходят с ума по-своему, а боги вовсе непостижимым образом. Возникшая в усталом теле легкость только убедила меня в нереальности происходящего, а антураж намекал, что мне назначено сойтись в шутовском поединке с крейзанутым богом.
        Конечно, Ральфовы боты отнюдь не спортивная обувь и резво скакать в них по пружинящим матам несколько затруднительно. Кроме перчаток, Арагорн ничем больше меня не снабдил, только сковывающий движения камзол сбросил с меня тем же колдовским способом, что и свой мажорский халат.
        Без лишних движений я пошел на соперника тараном, надеясь на силу удара, выносливость и высокий болевой порог. Первая связка встретила пустоту, вторая увязла в защите, третья не получилась, поскольку прилетел хороший ответ в лицо. Боль вернула мне чувство реальности. Запоздало закрылся, ушел, но слишком медленно - соперник наседал, контратакуя. Некоторое время выручала глухая защита и маневр. Планируя перейти в наступление, неожиданно для себя открылся, снова от души получил в «пятак» и отшатнулся к канатам. Схлопотав в правый бок и ухо, с глухим рыком сунул наудачу и попал!
        Арагорн «приласкал» с правой вдогонку, но по сравнению с предыдущей серией этот тычок показался мне сущим пустяком. И сам не заметил, как во рту образовался привкус меди. Какое-то время держался под градом ударов, уйдя в глухую оборону и пытаясь постоянно увеличивать дистанцию. Противник оказался сильнее и гонял меня по рингу с толком и с чувством, до обильного пота и хриплого дыхания. Согласившись играть по его правилам, я сразу же проиграл. Уровень Арагорна делал мое положение безнадежным. Тем не менее гордость не позволяла просить пощады.
        - Жалкий любитель! - так соперник отреагировал на мою попытку сойтись в клинче.
        Улыбающийся негодяй материализовался по правому боку, я резко развернулся и обрушил на него множество бестолковых, но сильных и быстрых ударов. На секунду возникло ощущение, что я вовсе не плох, но очередной пропущенный тычок под дых развеял его без остатка. Перехватить инициативу не удалось, а дыхание сбил и последние силы потратил.
        - Соберись, тряпка! - рявкнул мучитель, когда от нехватки воздуха и усталости я было опустил руки. После этой фразы поединок протекал только под аранжировку все возрастающего сопения кровящих ноздрей. Техника никогда не была моей сильной стороной в искусстве бокса, поэтому пришлось стиснуть зубы и, время от времени брыкаясь, терпеть трепку с одной-единственной надеждой, что она скоро закончится. Внезапно, чудом не добившись нокаута, ничуть не вспотевший Арагорн отпихнул меня на канаты и крикнул:
        - Довольно с тебя! - Затем в мгновение ока сменил свою пафосную спортивку на деловой костюм строгого покроя. С чем и был таков.
        Фу-ухх, достоял до финала, вместо гонга несколько секунд в ушах звенело его
«довольно».
        Вот и поговорили. Заодно отношения выяснили. В принципе, ясно, что хотел сказать великий и ужасный мастер ролевок: он здесь главный, а мне надо поучиться держать удар и не раскисать.
        Дыхание пришло в норму, и соленая влага перестала сочиться из носа, а уши, кожа на лбу и губах только «разгорались». При помощи зубов стащил правую перчатку, затем левую и бросил их на пол к камзолу. Вытер юшку пальцами, а те в свою очередь простецки обтер о штаны. Не столько «накидал», сколько измотал, гад.
        Назад в пещерную гауптвахту туман не отпускал. Упругие канаты бесследно истаяли, но бродить по молочной пелене желание отсутствовало. Резкое убытие Арагорна по делам оставило впечатление незаконченности нашей своеобразной беседы в духе мистера Холмса и мистера Ватсона. Опыт подсказывал, что ждать возвращения этого непростого, но весьма могучего персонажа лучше не сходя с места. Неизвестно, как он отреагирует на мое исчезновение. Показывать характер следовало чуть раньше, теперь совершенно ясно, кто здесь главный.
        По прошлому разу хорошо уяснил, что туман не то место, где можно невозбранно шарахаться без оружия и доспехов. Мне при аресте благодаря необычайному свойству Ральфовых сапог удалось утаить только ножик. Он хоть и чудесный, но в сравнении с арсеналом шастающих в тумане «глюков» совсем короткий. И от браслета в бою по-прежнему толку чуть. В итоге сидим на попе ровно, ждем-с.
        Пародия на бокс взбодрила, спать расхотелось. Из-за голенища достал давно и прочно прописавшийся там подарок Буяна. Однако какая занятная цепь событий получилась: первый встреченный в этом мире «свой», мастер-стрелок Буян, подарил мне перед памятным штурмом Длани заурядный, довольно грубый боевой нож. Его я протаскал с собой без всякой пользы, пока не очутился в странном царстве тумана, призраков и видений. Где не придумал ничего лучше, чем окунуть клинок в пламя необычного костра. А во время недавнего поединка с прислужницей Хаоса он внезапно пришелся весьма кстати, поскольку под влиянием пламени приобрел полезный эффект - он мог теперь эту самую Скверну уничтожать. Причем свою способность артефакт проявил в момент убийства, до того измененный пламенем клинок словно «дремал» и ничего необычного сидящий в своем «смертнике» Ральф не чувствовал.
        Рукоять из мореного дерева перелетала из ладони в ладонь. Темная гладкая сталь клинка порхала перед глазами, легко гипнотизируя усталый разум.
        Смертельное получилось трио - я, Ральф и нож. Именно мы баронессу Тотенкопф на ноль помножили. Да-да, вскрытие показало, что передо мной не фрик полоумный кривлялся, а магичка-истеричка скандалить пыталась. Сама, между прочим, на поединок вызвала, понимая, что битва для нее безнадежно проиграна. Кичась мощью, даже место расчистила, раскидав тела павших сквернавцев колдовским образом. Но дружину свою пережила ненадолго.
        Не знаю, о чем она думала, может, и не думала вовсе, глядя, как ее воины и гхолы под ливнем свинца и в клубах гранатных разрывов бездарно устилают собой русло ручья, виснут на пиках древичей, падают под ударами штыков и клинков моих отчаянно-озверелых бойцов, - жажда мести ей разум застила. Будем снисходительны к павшей и предположим: все-таки думала. Оценив ход и итог битвы, ожидала, что на бой выйдет прямой, как древко, солдафон, увешанный защитными амулетами снаружи и набитый кодексами служителя света внутри. А жизнь преподнесла черной баронессе большой сюрприз в виде гоповатого попаданца с мертвым магом-помощником и артефактным клинком в придачу. Трое против одной - никаких шансов у бедняжки.
        Поглядев на замысловатые пассы руками, на манер Индианы Джонса совершенно бесхитростно пальнул вражине в живот из револьвера. Мое «здрасте» баронессу согнуло пополам, но спустя секунду-другую она лишь нагло рассмеялась каркающим смехом. При первом ощущении подвоха оформил добавку, разрядив весь барабан во вражью тушку, затянутую в доспех из масляно блестящей антрацитовой чешуи. Никакого эффекта. Оно и понятно: злодейка находилась где-то на полпути между жизнью и не жизнью, поэтому банальная пуля в ливер особыми осложнениями ей не грозила. Ответный удар показался пушечным выстрелом. Только вместо снаряда или картечи в мои жизненно важные органы по кривым траекториям полетели черные щупальца с острейшими иглами наконечников. И в тот же миг сапоги чуть не опутало непроницаемое облако, одним своим видом сулившее адские муки.
        Ральф отразил оба выпада при помощи Слезы Асеня, за миг до атаки построив вокруг меня защитный кокон. Мы действовали без предварительной договоренности, но как единое целое - я успел взметнуть руку с браслетом и револьвером в останавливающем жесте. Щит мой интеллектуально подкованный подселенец сплел, естественно, не простой. Вся мощь вражьей атаки без вреда утекла в гамион пулезащитного амулета на моей груди. Пользуясь тем, что баронесса не отсекла от атакующих заклинаний проводящие силу каналы, видимо, не надеялась сразу преодолеть мою защиту, имперский маг ловко украл львиную долю ее запасов. Скоростная перекачка энергии едва не лишила баронессу сознания - черная фигура покачнулась. «Домашние заготовки» у паникующей колдуньи закончились вместе с маной. Тут подоспел я собственной персоной, швырнув разряженное оружие ей в забрало шлема. Растерянная сквернавка отшатнулась, теряя решающие мгновения и устойчивость, - легкий толчок в грудь опрокинул ее на спину. Не дав подняться, навалился сверху, выхватывая нож из-за голенища, и парой сильных ударов в лишенную брони подмышку решил дело. Нож входил в
плоть как в масло, пробивая ребра, а ее жуткий предсмертный крик из-под личины шлема заглушил победный рев уцелевших русинов. Третий удар, направленный в горло под шлем, оборвал существование черной баронессы в этой реальности. По словам Ральфа, я успел вовремя. Балансируя на грани, злодейка инстинктивно потянулась за мощью Хаоса, то ли собираясь перевоплотиться в нежить окончательно, то ли в попытке «уйти красиво», превратив место поединка в пятно Скверны, а меня в неприкаянного стража этой мерзости. Клинок с первого удара «отключил» тварь от
«розетки», вместе с телесной оболочкой разрушил и сложную связь между гамионами, поддерживавшими в ней подобие жизни.
        Когда сквернавку стошнило летучей чернотой, браслет был наготове, и Слеза испустила поток очищающего света.
        Движимый любопытством, сорвал с ее головы шлем и… оторопел. Выделялся черный провал рта - более похожий на сфинктер, хаотически обсаженный острыми желтыми зубами. Высокий лоб, выбритый для лучшего контакта кожи с гамионами в шлеме. Полуседые сальные пучки безжизненных волос, обрамляющие череп. Хищное, искаженное агрессией лицо, бледную кожу которого испещряли синие вены и розовые рубцы искусственных шрамов. Пришло знание, - это не следы пыток. Поклоняясь Хаосу, колдунья уродовала сама себя, многократно стимулируя выход силы собственными страданиями. Достигни своей цели хоть десятая часть заряда ее «кровавых гамионов», и моя нервная система «выгорела» бы в считаные секунды.
        Жалость? Сожаление? Ничуть не бывало! Не женщину я убил, а отвратительный гибрид нежити и киборга, жестокого врага, питавшего свои силы болью и жизнями несчастных жертв. Туда ей и дорога.
        Я неуклюже отвалился в сторону, стремясь разорвать с мерзкими останками физический контакт и ощущая себя нырнувшим в городскую канализацию. Ральф же, напротив, не успокоился, а продолжал свои чародейские экзерсисы. Поглотив остатки энергии из накопителей павшей, он сотворил хитрый фокус, без помощи моих рук выдрав частью из ее снаряжения, а частью из бездыханного тела разнокалиберные гамионы. Трофейные камни притянулись к пулезащитному амулету на моей груди, покрасневшему от проглоченной негативной энергии, и в яркой вспышке слились в уродливый артефакт. Когда моим глазам вернулась способность видеть, они узрели эдакий кочан цветной капусты бордового окраса размером с два мужских кулака, с блуждающими внутри искорками и крайне нехорошей аурой. Я аккуратно снял с шеи цепочку с тяжеленным и отталкивающим результатом опыта Ральфа. Внезапно маг признался, что работал с таким количеством гамионов впервые. В числе «добытых» из баронессы «стекляшек» оказалось немало так называемых «кровавых», созданных в результате жертвоприношений и далеко «не безобидных, но любопытных конструкций». На этой
характеристике маг захлебнулся от восторга, категорически запретил мне прикасаться руками к «кочану», транспортируя его исключительно за цепь, и сразу же заперся в своем смертнике, неведомым образом собираясь изучать то, якобы зачем и прибыл в Скверну.
        Левая, правая, левая, правая, бросок вверх и увесистый шлепок рукояти о ладонь. Левая, правая. Наконец поднял взгляд и вздрогнул, столкнувшись почти нос к носу с Арагорном, наблюдавшим за кульбитами ножа в моих руках.
        - Хватит в игры играть, дело есть, - голос его не источал недовольства.
        Дело так дело, развел руками я и… закончил движение уже в новой локации. На миг показалось, что мучитель вернул меня в пещерную гауптвахту. Оказалось, нет. Мы стояли на куче щебня у подножия скалистой гряды, поднимавшейся вверх на высоту двух десятков метров. Прямо перед нами скальный массив был рассечен идеально ровным проходом, пол которого устилали мелкие камешки и крупные песчинки. Потолком ему служило серое небо.
        - Уф-х! - Фантомная боль в груди резко выбила из меня дух, бросила коленями на острое крошево.
        За считаные секунды пронеслась перед глазами сцена: вот конвой выводит меня из пещеры и буквально тут же ставит спиной к скале в ущелье Рока. Подслеповато щурюсь на ласковое утреннее солнышко, стараясь не глядеть на шеренгу синемундирных усачей с ружьями в человеческий рост. Думать в позитивном русле, как советуют психологи, отчего-то никак не получается, плакать и биться в истерике - тоже, хотя совершенно ясно: вот он, конец пути. Лиц в толпе не видно, одни светлые пятна. Офицер быстро читает приговор. Сержант тоже на русинском, что особенно неприятно, зычно командует: «Товсь! Целься! Бей!» - черные зрачки стволов расцветают тусклыми вспышками, и полдюжины тяжелых пуль проламывают мне грудь и выворачивают спину бордовой изнанкой с сахарными пятнами костей. Тело неуклюже оседает и падает на живот, демонстрируя пышно одетым зевакам кровавое месиво и мускульные судороги.
        - Боишься смерти? - насмешливо поинтересовался Арагорн.
        Сердце в который раз уже за день оборвалось, трепыхнулось и вернулось к норме.
        - Глумишься, да? А вот фиг тебе! Ну, сдохну завтра, ну очнусь в мягком офисном кресле, смахну со лба испарину и продолжу бумажки перекладывать, - храбрился я.
        Лицо собеседника перекосила брезгливая снисходительная усмешка.
        - Нет. Пора бы понять, что ты не в сказку попал, не в «стрелялку». Смерть - это навсегда.
        - Чего-чего? Этого пункта в договоре не было!
        - Как и самого договора, - хмыкнул мне в лицо негодяй. - Я помог тебе, чтобы ты помог мне.
        - Как-то хреново помог. Давай лучше помогай! А то мне завтра высшая мера корячится. И твои далеко идущие планы далеко и пойдут.
        Арагорн отвернулся, внимательно разглядывая, чем заканчивается коридор, пробитый в скалах.
        - Ну, чего молчишь, мастер-хренастер? Ты ж меня в одних трусах сюда десантировал! Людей вон годами готовят к операциям на чужой территории, и то они не застрахованы от провала! Устроил мне тут хардкорное прохождение и сейв-лоад похерил, блин.
        Арагорн продолжал хранить молчание.
        - А что, если меня обменяют на какого-нибудь из этого мира? Наверняка в главной Омской психушке здешних засланцев к нам солидный запас! Арагорн Батькович, мы ж это, в одной лодке! Уж посодействуй… те, а?!
        - Скучно с вами, с землянами. Каждый мнит себя умнее других. Наезды, истерики, подколки ослоумные, - по-стариковски посетовал он.
        - Так я не один такой «избранный»? - Мое нахмуренное чело озарили догадка. Следом в памяти всплыли смутные образы людей, мелькавших в клубах тумана и у костра.
        - Всему свое время.
        Пришлось изобразить недоумение, развести руками еще раз, правда, клинок к этому времени занял свое место за голенищем.
        - Теперь по пунктам. То, что ты, Богдан, оказался в своем мире голый и босый, сам виноват. Ты на МОЮ ИГРУ приехал неготовым! Ни костюма, ни роли, ни хрена! И не надо мне мычать отмазки! Не готов, и точка!
        - Лады, - согласился я с доводами только для того, чтобы сохранить лицо. А ведь действительно по привычке собирался озвучить заведомо бессмысленные возражения.
        - Домой тебя вернуть вполне реально.
        - Но есть одно «но». Типа «помоги мне, чтобы я помог тебе»?
        - Не перебивай! - сверкнул черными глазами Арагорн. - За шалость твою с костром руки бы тебе оборвать, да только сегодня они тебе понадобятся. Сейчас идешь прямо, никуда не сворачиваешь. Найдешь останки своего предшественника и поступишь по совести. Не возбраняется поразмыслить о бренности бытия. Правда, времени у тебя на это не будет.
        Последнюю фразу я слушал, набирая скорость в указанном направлении.
        Юмор свой мастер ролевок, похоже, шлифовал в компании отборных комедиантов. Пробежав по прямому, как стрела, проходу до конца, ни малейшей возможности свернуть не обнаружил. Еще не давали покоя слова про бренность бытия и отсутствие времени. Вот это точно не шутка. Арагорн пока ни разу не сотрясал воздух попусту, поэтому в его словах наверняка имелся какой-то смысл, от меня ускользающий.
        Скелетированный труп предшественника лежал на серой гранитной плите довольно компактно и практически не смердел. Только за это парню следовало сказать спасибо. Окинув взглядом каменный мешок, осознал, что похоронить или сжечь тело здесь никак не смогу. Следовательно, необходимо вытащить его отсюда. У плиты обнаружилась скатка, обломок древка или посоха и погнутая двустволка слонобойного калибра. Гамионы в своих футлярах отчего-то превратились в пыль, которая большей частью просыпалась через лопнувшие швы на землю.
        Я расстелил пыльный, но довольно крепкий плащ у плиты и принялся бодро перекладывать на него все «запчасти» покойника вплоть до самых мелких, включая куски экипировки. Пока руки трудились, мозг фиксировал факты. Мужчина когда-то носил кожаный жилет с длинными полами без рукавов и штаны из толстой прочной ткани, а также клепаные наручи, подбитые гвоздями сапоги и шлем с гребнем, вроде конкистадорского мориона. Жилет был усилен ровными рядами некрупных металлических пластин. Благодаря знаниям Ральфа появилась догадка, что такая мода бытовала в Юниленде в раннюю колониальную эпоху. Теперь же экипировка неизвестного являла жалкое зрелище, а все крупные кости скелета оказались раздроблены. Парня сдавили, словно тисками, и бросили здесь гнить много лет тому назад… Как верно подметил мой суровый работодатель, «смерть - это навсегда».
        В мешанине костей, ржавых железяк и тряпок обнаружился большой, но тощий тряпочный мешочек с веревочной петлей. Похоже, при жизни мужчина носил его под одеждой на шее. Внутри сиротливо звякнули монетки, намекая, что у меня в руках кошелек. Не удержался, заглянул внутрь. Н-да, одни медяшки, зато бедолаге будет чем с лодочником рассчитаться. Высыпал на ладонь в тщетной надежде увидеть блеск золотого. Правда, вслед за пригоршней зеленых «пуговиц» в ладонь сами прыгнули две игральные костяшки привычного вида. Монеты ссыпал назад, кошелек положил к останкам, а кости поместил в карман камзола. Можно будет время скоротать, когда Арагорн вернет меня в темницу. Помня о времени, быстро перекидал в узел с остальными костями все до последней фаланги, даже пару серебряных колец, обрывки цепочки, пряжки и пуговицы.
        Предшественник, значит. Нашел на свою голову приключений. Не просто же так он сюда забрался? Покончив с погрузкой останков, внимательно осмотрелся вокруг, для чего размотал маскировочную повязку на запястье и включил фонарь. Круг света прошелся по «плинтусу», стенам, полу. Обогнул плиту, ощупывая боковые поверхности камня лучом, как ладонью. Слой пыли запорошил небольшое круглое отверстие, в котором отыскалось металлическое кольцо.
        - «В тот момент это мне показалось отличной идеей!» - передразнивая самого себя, я уцепился за ручку пальцами и потянул. Крышка легко поддалась и, придавив носки сапог, обнажила лежащий в нише сверток пыльной холстины. Он скрывал круглый металлический футляр размером не больше баллона монтажной пены с цепочкой вместо ремня. В таком могли бы храниться карты, важные бумаги, подзорная труба, а может, и нечто более интересное. Находка оказалась довольно увесистой, но немедленно вскрывать не стал, помня, что времени мало. Не знаю, как бы выкрутились настоящие расхитители гробниц, но в моем случае пол на острые колья не рухнул, дело обошлось без ядовитого выхлопа и потопа, и даже ни один гигантский булыжник за мной не погнался. Мчался я резво, «гирю» на шее уравновешивал узел с предшественником на горбу.
        Копать могилу пришлось при помощи Буянова артефакта и рук. У покойного по неизвестной причине не нашлось при себе никакого холодного оружия. Добротный пояс с креплениями присутствовал, а сам арсенал, увы, нет. Только шлем приспособил вычерпывать грунт. Ножом рыхлил крупный слежавшийся песок, руками выворачивал камни, откладывая их кучкой в сторону. Пригодятся на завершающей стадии для ландшафтного дизайна.
        Поначалу размахнулся метр на два, но быстро сообразил, что в теперешнем виде покойному столько места не надо. К тому же копать пришлось на время. Сначала пришло ощущение недоброго взгляда в спину. Выкидывая очередной камень, засек движение на границе тумана. На серую скалу на фоне серого же неба опустилась какая-то размытая тень. Уши уловили звук хлопающих крыльев. Затем справа и с секундным отрывом прямо по курсу из тумана вынырнули окрыленные человекоподобные фигуры. Одна шумно приземлилась поодаль на кучу щебня, где я получал текущий квест. Вторая совершила серию скачков с валуна на валун ближе прочих. Какое-то небольшое крылатое создание на двух уродливых лапках. Падальщики?
        Чутье заглавными буквами подсказало ускориться. Камни и песок полетели из углубления гораздо быстрее. Несколько минут гости ничего не предпринимали, позволяя мне углубить раскоп. Но затем существо на валунах со скрежетом когтей по граниту приблизилось к могиле на несколько прыжков. Эту тварь удалось рассмотреть лучше прочих. Гарпия! Сложно не узнать это мифическое существо - гибрид крупной птицы и хищной самки человека. Интересно, зачем их принесло? Жаль, про мифы древних греков читал давно и мало…
        Стало понятно, что имел в виду Арагорн, когда говорил, что на размышления времени не будет. Теперь только успевай поворачиваться, закапывая могилу! Гарпии окружили место моих работ. С «мастерворком» и револьвером я бы не отказался поохотиться на
«птичек», но, имея один клинок против множества острых когтей, - выгоднее мирно разойтись.
        Камень, с таким трудом вывороченный из песка, грохнулся в кучу. Я вытер пот, заливающий глаза. Шлем проскрежетал по дну, собирая мелкие камешки. Поднялся в рост. Да уж, сколько провозился, а расковырял окопчик всего по пояс. Вымотался, да еще твари эти! То одна, то другая «бабокурица» делала робкий шажок, приближаясь к месту земляных работ. Стоило мне глянуть на одну, как гарпия останавливалась, чуть ли не шаркая «ножкой» от смущения, зато остальные две тихой сапой продолжали подкрадываться. Как работать в таких условиях?
        - Что вам надо? - крикнул я, замахиваясь булыжником. - Валите лучше педикюр делать!
        - Наш-ш-ш! Наш-ш-ш! - совсем не девичьими голосами шипели твари, хлопая крыльями.
        - Ваше то, что под ногтями! Говорю же, идите друг дружке копыта грызть.
        - Наш-ш-н! Наш-ш-ш! - не унимались порождения туманного мира.

«Ага, аж два раза ваш!» Узел с костями предшественника аккуратно уложил на дно и выбрался из ямы. Чем ненадолго отпугнул «птичек», поскольку оказался существенно выше их. Женская часть подсказала им, что грязный мужик, громко орущий непристойности и размахивающий ножом, - не лучший объект для близкого знакомства, а хищная составляющая с ней согласилась. Большой же, еще сам нападет и съест.
        Засыпал могилу как угорелый, дважды отвлекался на то, чтобы запустить в ближайшую гадину камнем покрупнее. На сложенный из камней холмик водрузил ржавый шлем со свежими царапинами.
        - Земля тебе пухом, парень! Прости, если что не так. При случае сочтемся.
        В качестве салюта последней чести поднял над головой нож. Могилу медленно, словно распускающийся изнутри призрачный цветок, охватил яркий свет. Гарпии панически заголосили, захлопали крыльями, прикрывая перекошенные рожи. Похоже, моя миссия окончена. Улучив момент, рванул в туман. В спину в унисон злобно прошелестело трио:
        - Не уйдеш-ш-ш-шь!
        Седые клубки призрачных нитей, стелющихся над камнями, приняли как родного. Почувствовав нарастающий шум за спиной, упал на колени, перекатился, ощутив лицом, как обдало потоком смрадного воздуха. Там, где только что находился, о поверхность, леденя душу, клацнули когти. Снова бросок на колени и перекат вправо. И вновь воздушная атака прошла мимо. Поймав ощущение близящейся волны, отмахнулся над собой ножом. Почуял, как клинок чиркнул по твердому, а через полсекунды резаная гарпия заверещала, как подобает. Ага, не понравилось!

«Теперь, главное, не повторяться, женщины любят оригиналов», - напомнил себе, намечая новый маршрут для маневра. Резкий уход влево, и прямо по бывшему курсу образовалась свалка - сразу две гарпии столкнулись и принялись драться. Внезапно молочные клубы расступились. Перед моим лицом в немом крике распахнулась пасть, полная острых зубов, пространство отгородили распахнутые крылья. Самая умная тварь оказалась самой невезучей. Моя рука на автомате вогнала нож справа чуть ниже вздрогнувшего «ушка спаниеля» с такой силой, что в грудине смачно хрустнуло, а
«бабокурица» заметно покачнулась. В запоздалой попытке защититься тварь отбросила меня крыльями, лишив последнего оружия. Да и визгу получил на хорошую контузию. Лучше дважды сквернавцам склад с гранатами спалить, чем такое разок прослушать.
        Вот и спасительный костер! Как я любил его в тот момент! Камзол промок до нитки от пота, а я с трудом переставлял ноги. Вот щит, вот отполированный чьей-то усидчивой пятой точкой камень…
        - Больше не теряй. - Арагорн аккуратно кинул мне под ноги оставленный в теле гарпии клинок.
        Хриплым голосом односложно поблагодарил, схватил дрожащей рукой нож, обтер об рукав и спрятал за голенище.
        - «Спасибо» оставь себе, а находку давай сюда.
        - Лови. - Кинул увесистую капсулу через костер так же под ноги, но Арагорн ловко перехватил снаряд в полете.
        - Что еще взял у бродяги?
        - Тоже расстреляешь за мародерку? - скорчив для порядка недовольную физиономию, извлек игральные кости из кармана камзола, положил на камень и с видом сироты, отдавшего негодяю единственную черствую горбушку, уставился на пламенеющий костер.
        Арагорн спрятал стальной тубус во внутренний карман пиджака, молча поднял кости правой рукой и сжал в кулаке. В черных глазах загорелись искры, а губы сложились в довольную усмешку.
        - Нет, не расстреляю. Может, сыграем, Богдан?
        - Уже сыграл по твоим правилам… - пробурчал я в распухший от удара нос. - Азартные игры не мой выбор.
        - Лукавишь, однако! Я же вижу, азарт в тебе есть. Практичный ты, неоправданный риск не любишь, но для дела это даже хорошо. Чем заканчивается безграничная вера в свою удачу, ты сегодня увидел.
        С этими словами мужчина положил на камень костяшки двумя шестерками вверх.
        - Бери, не стесняйся. Знаю, пригодятся.
        Благодарить не стал. Кости вернулись в набедренный карман камзола. А в следующую секунду сделалось темно. То, что вместе с туманом физиономия распрощалась с последствиями боксерского поединка, я ощутил не сразу. - Вы что себе позволяете? Что за дешевые трюки с исчезновением? Почему не сообщили, что вы маг? - атаковал вопросами разгневанный Фишер. Он нервно ходил по своей «кабинетной» палатке в расстегнутом мундире и протирал лицо тонким белоснежным платком.
        Улыбнул, старпер. Забавно у тебя разведка работает. Весь лагерь только о том и гудит, кто баронессе Тотенкопф засадил по самые помидоры. Шевельнулась мысль уточнить у Самсона с Орканом, почему Городецкий числил даму мужским полом.
        Но это потом, а пока нападение - лучший способ защиты.
        - Полковник, успокойтесь. Я сразу же доложил вам, что нахожусь в особом распоряжении ставки, и полагал, человек вашего уровня достаточно осведомлен, что сие означает.
        Пока под конвоем топал до штабной палатки, родилась отличная идея выдать себя за сотрудника самой секретной спецслужбы. В активе - безупречный документ, знание имперского языка и странные обстоятельства моего появления. К тому же местные
«церэушники» часто пользуются услугами наемных отрядов - Фишер по роду службы обязан знать это. Однако полковник не произвел на меня впечатления человека, сведущего в вопросах контрразведки. Раз меня выдернули с кичи «замирять русинов», это мой шанс еще раз популярно объяснить, кому жалкий скудоумный человечишка удумал вставлять палки в колеса и словесные клизмы. Пускай сразу не поверит, пускай вернет в кутузку до выяснения обстоятельств. Главное, у стенки не оказаться, а там уж как-нибудь выкручусь.
        - Что за чушь? К чему такая таинственность? - Фишер вдруг сел, где стоял, и более спокойным и даже доверительным тоном поинтересовался: - Так… вы?.. - Не дожидаясь заготовленного ответа, продолжил: - Конечно, как же я не догадался раньше?! По особым поручениям, говорите?!
        Я не упустил возможности подыграть тщеславному дураку, заговорщицки прошептав:
        - Тише, прошу вас!
        - А вы, господин Романов, по дипломатической части… или как?
        - «Или как». Вы гарантируете здесь отсутствие лишних ушей? Вы уверены в своих людях?
        Легким движением руки перевел внимание Фишера от попытки определения, к какой категории агентов я принадлежу, к приемной палатке, где охрана и писари вовсю
«грели уши». Затем нарочито строго и громко заявил:
        - Полковник Фишер, не забывайтесь! Я и так сказал вам более, чем мог! Только из уважения к вашим заслугам в глазах моей службы.
        Собеседник прямо-таки засветился от какого-то затаенного счастья. Бездушный бюрократ исчез, передо мной вытянулся, подавшись вперед, распространитель слухов со стажем, алчущий немедленно приобщиться к чужим секретам. Причем в глазах читалось - разницы между светскими сплетнями или военной тайной этот уникум не понимал совершенно.
        - О! Не знал, что в тех сферах известно о моих, хотя… что это я… Итак, к делу! Ведь дело, несомненно, государственной важности!
        Энергично опустив подбородок на грудь, я подставил себе резной тяжеленный стул, уселся и вальяжно откинулся на спинку стула, словно заправский сын турецкоподданного. Голос мой сделался тих и расслаблен:
        - Мне поручено расследовать несколько случаев контрабанды стратегического сырья и оружия. Как вы понимаете, речь идет об особо крупных злоупотреблениях, в которых могут быть вольно или невольно замешаны имперские служащие и офицеры. Честь мундира для старой знати - далеко не пустой звук. Меня предупреждали, но я не верил, насколько на окраинах нашей цивилизации все прогнило!
        Полковник согласно кивал, как игрушечная собачка с головой на пружинке при езде по ухабистой дороге.
        - Вы и сами уже догадались, что мне удалось раздобыть вещественные доказательства. Их необходимо срочно доставить моему руководству. Любой ценой. Несомненно, полетят головы, не только в Колониях, но и в Метрополии.
        После этой фразы мой визави надул себя воздухом, придавая лицу как можно более суровый вид.
        - Да-да, я понимаю. Господин барон, искренне сожалею, что явился невольной причиной задержки, и приношу вам свои глубочайшие… - нарочито раболепно залепетал полковник, хотя по глазам было видно, что за свой чин и место он нисколько не переживает. Видимо, не так туп и сделал вывод, что отголоски борьбы за власть между династиями имперских нобилей до его позиции долетят не скоро, если вообще достанут.
        Моя физиономия растянулась в доброй улыбке.
        - Ну что вы, господин полковник! Ваша импровизация выше всяких похвал! Знаете ли, мне сейчас просто необходимо выглядеть дезертиром, мародером и закоренелым в грехах мерзавцем.
        - Идеальное прикрытие? - с видом знатока поднял бровь Фишер. - Сброда здесь хватает: русинские волонтеры, граничары. Да и в моем полку, признаюсь, публика бесконечно далека от приличной…
        Пришлось мужественно насупить лицо и согласно кивнуть. Агент 007 выходит из вражеского тыла во главе банды мародеров, чтобы фрайбургские ополченцы приняли его за своего? Выглядела такая легенда широко известным продуктом сивой кобылы. Но чем глупее, тем достоверней. А может, не такая глупая идея? Когда вокруг специалисты торгуют смертью оптом, то агентура в действующих войсках имеется непременно, и разная. И если с мерзавцем попытаются найти общий язык, то «светоносного паладина» с принципами помножат на ноль без лишних прелюдий.
        Непродолжительную паузу в разговоре вновь нарушил полковник. Заговорил он громкими восклицаниями, но без какой-либо искры эмоций.
        - Невероятно! Подвиг! Прорыв сквозь орду бандитов и чернокнижников! Триумф! - неумело лебезящий чиновник подскочил и порывался продолжить, но пришлось прервать поток лести:
        - Какой такой прорыв? Полковник, прошу вас уяснить одну принципиальную вещь: барона Романова, офицера по особым поручениям, здесь вообще никогда не было. Зато имела место быть героическая осада под вашим руководством, в ходе которой противника удалось измотать и обескровить. Затем вы осуществили победоносное наступление, опрокинули, умело действуя огнем и маневром, полностью уничтожили превосходящие силы сквернавцев малой кровью. В своем совершенно секретном отчете, который с нетерпением ждут наверху, я обязательно отмечу вас как автора этой блистательной победы.
        Подобный оборот польстил Фишеру до безумия. Он даже бросился к своему монументальному столу и торопливо записал несколько фраз на первом попавшемся листе бумаги. Скромному попаданцу памятники не нужны, чем меньше треплются о моей персоне, тем меньше вопросов, кто я такой и откуда здесь взялся.
        - Простите великодушно мои грубые манеры! - закудахтал полковник, подняв со столика серебряный узкогорлый кувшин с крышкой. - Может, вина? Бренди?
        Упредив непроизвольный холостой глоток зевком, вежливо отказался.
        - В последние дни было слишком много дрянного бренди и еще более дрянной крови. А мне потребуется трезвая голова. А также мой патент, сабля и пистолет.
        - Да, да, я понимаю. - Фишер отставил кувшин и аккуратно выложил на стол конфискованное. Затем, глядя, как я экипируюсь, налил себе и тут же осушил кубок. - Я в вашем распоряжении. Мой штаб, слуги… Все для успеха нашей… вашей миссии.
        - Благодарю. Учту в своих планах.
        Старикан повеселел и набулькал себе еще вина, но на половине бокала с недоумением остановился и отставил посуду. Фишер не выглядел любителем спиртного и сейчас, похоже, сам себе удивлялся.
        Внезапно полковник поинтересовался, каким образом мне, имперцу, удалось
«приручить» русинов? Причину моего вызволения из заточения имел неосторожность сообщить совершенно сбитый с толку офицер. Русины под руководством Белова отказались подчиняться полковнику, а граничары и волонтеры не позволили подавить бунт силой. Когда конвой, отправленный за господином Романовым, обнаружил пустоту, солдаты получили традиционные зуботычины, а на гауптвахту послали надежного офицера. После того как тот, выпучив от усердия глаза, подтвердил мое отсутствие, в полусонном царстве штаба поднялся переполох. Велико же было удивление повторно отправленного порученца, когда тот застал меня чинно сидящим на камне в абсолютной темноте. Он тут же мне все и выложил. От удивления.
        Истинная же причина бузы, учиненной «ребятушками», полагаю, заключалась совсем не во мне, а в моем браслете. Точнее - в Слезе Асеня, что содержал в себе душу молодой княжны Белояровой. Ее при жизни весьма уважали в батальоне стрелков, а после гибели выбрали своей покровительницей. Любой ценой Слеза должна попасть в Золотую рощу, где душа Киры соединится с назначенным ей священным деревом - Асенем. Перед выходом из темницы я успел снова замотать запястье бинтом и теперь ни взглядом, ни мыслью не выдал эту тайну Фишеру. Однако пришлось снова говорить то, что хотел услышать полковник:
        - Немного справедливости, капля свободы и несколько медяков. И, конечно же, жесткая рука и глаз да глаз! Их идеал - суровый, но справедливый отец-батюшка. Наше главное правило: «использовать аборигенов». Так учил лорд Вендиш.
        - Министр по делам Колоний? - у полковника перехватило дух. - Как? Вы с ним знакомы?
        - Я с ним - конечно, а вот знаком ли со мной этот выдающийся человек… В Оксбридже он давал несколько лекций о, скажем откровенно, низких народах и способах их применения к пользе Империи. Мне повезло посетить их все. Вряд ли сегодня лорд Вендиш помнит одного из своих благодарных слушателей. Однако мой отец, если в чем и соглашался с дедом кроме рецептуры напитка «Сто трав», так это в том, что у старика Вендиша феноменальная память…
        Новой грани Ральфа я удивился не меньше полковника, но виду не подал. Давние подозрения о «хитровыделанности» подселенца получили очередное подтверждение. Надо покопаться у него на «чердаке» как следует…
        - Великий человек! - выдохнул ошарашенный Фишер. - Может, все-таки каплю бренди? Есть совершенно чудный напиток. В составе очищенный аш… Позволит вам восстановить силы…
        В глазах полковника я уже сделался практически своим настолько, что он взялся соблазнять меня контрабандным алкоголем. Не может быть, чтобы этот болван, не имеющий ни капли дара и забравшийся столь высоко по социальной лестнице, ничегошеньки не знал о сущности магов, не знал, что аш - истинному магу помеха. Или это проверка?
        - Увы, господин полковник! Вы очень вовремя напомнили мне о моих русинах. Это все силы, которыми я располагаю здесь и сейчас, а моя миссия сложна и опасна. Приходится беречь мерзавцев. Тем более что к нескольким я почти привязался, пока мы бродили по вражескому тылу на волосок от смерти. Такие авантюры, знаете ли, сближают даже очень разных людей. Касаемо бунта. Отразите в своем докладе, что кучку русинских дезертиров, вышедших из леса после боя, вы подвергли децимации и включили в состав своей части. Сейчас вынужден вас покинуть. Еще раз напоминаю о строгой конфиденциальности нашего разговора. Надеюсь, все недоразумения между нами улажены.
        - Да, да, я распоряжусь, чтобы вам не чинили, а наоборот, оказывали. Всячески! И, пожалуйста, зовите меня Уильям! - несколько запоздало предложил Фишер, очень резво подскочивший провожать меня к выходу из палатки.
        Интересно, как Вилли объяснит внезапно возникшее расположение к мародеру Романову? Никак не привыкну, что дворянин и офицер не обязан объяснять своих поступков окружающим. Да и ладно.
        Ночной воздух наполняли ароматы и звуки мужского веселья - пахло зажаренным на угольях мясом, доносились песни, исполняемые не вполне трезвыми голосами, хоть и от души. Основной праздник с лихими танцами и прочими аттракционами развернулся на
«верхнем этаже» ущелья, террасе, занятой граничарской ротой. Расположившиеся на противоположном склоне волонтеры отмечали победу с меньшим размахом. Они вынесли основную тяжесть штурма на своих плечах, потому и день победы получился, как в песне, «со слезами на глазах». В полку Фишера, казалось, вся жизнь сосредоточилась вокруг комплекса штабных палаток. Занималась своя грандиозная всеофицерская пьянка с блек-джеком и маркитантками. Ведь сразу столько поводов: во-первых, наконец-то добрались до места назначения, во-вторых, враг разгромлен и в-третьих - далее по списку, известному любому фрайбургскому гвардейцу. Чудом отвертелся от настойчивых приглашений со стороны полковничьих прихлебал.
        Вход в расположение мне преградили незнакомые вооруженные дядьки. По внешнему виду типичные махновцы с поправкой на эпоху дульнозарядного огнестрела. Граничары - местная версия русских линейных казаков, - мелькнула догадка в усталом мозгу. Фишер отозвал своих солдат, но несколько граничар остались, чтобы хранить покой моего утомленного воинства.
        Бородаты и воинственны до крайней степени. Одеты, как и положено суровым аборигенам гор и степей, - бурки, меховые шапки, свободные штаны с мотней, полусапоги, «черкесские» кафтаны, но вместо газырей на груди нашиты просто широкие карманы. Надо полагать, ячейки под винтовочные пули внутри предусмотрены. У каждого, помимо длинноствольной винтовки, за поясом по внушительному кинжалу и пистолету. Только у одного, как у заправского пирата, собравшегося на абордаж, дополнительно имелось аж три одноствольных пистолета, закрепленных на кожаной перевязи через плечо. Все оружие граничар покрывали серебряные узоры, накладные и чеканные. Себя, любимых, воины фронтира также не обошли в плане ювелирных украшений - перстни, кольца, цепочки.
        - Поздорову вам, служивые.
        - И тебе поздорову, офицер, - за всех ответил вышедший вперед «пират». - Вольные мы.
        Вот так, шапки ломать перед каким-то офицеришкой на границе дураков нет. Блюдут честь казацкую, с ходу поправили. Учтем. Но меня не узнали, в лагерь пропускать не намерены. Звездная болезнь пока не поразила мой головной мозг; да и интерес разобрал поболтать с неожиданными союзниками. Но от «подколки» все же не удержался:
        - Вот скажи мне, вольный, кто вашу вольницу нынче в узде держит?

«Махновцы» переглянулись, состроив кустистые брови домиками.
        - Старшина наш Василий Недоруб да сотник Кудеяр Бесобой. А пошто пытаешь?
        - Да вот хочу к солдатам своим пройти да вздремнуть как следует, - зевнул я, чудом не вывихнув челюсть. - Так нужно ли твоих начальников будить ради такой мелочи?
        - А ты назовись для порядку. Коли свой, так пройдешь, - не поддавшись на провокацию, спокойно предложил старший из тройки часовых. Пришлось раскрыть свое инкогнито. Тут и Акинф Иванов подоспел.
        Шикарный лежак неподалеку от рдевшего углями костра уже ждал меня, и через пару минут этот бесконечный страшный день стал историей.
        Пробуждение вышло болезненно резким, словно от ушата ледяной воды. Вскочив со смятых перекрученных жгутами одеял, поймал озадаченный взгляд Акинфа. Ординарец выглядел слегка напряженным, словно не ждал от меня подобной резвости. Слушая удары сердца, утер со лба испарину тыльной стороной ладони.
        Ночью мой разум настигли вчерашние события в формате алогичного и жуткого калейдоскопа. К счастью, запомнились только последние минуты кошмара…

…В трактире удушливо пахло людьми, кровью и медициной. Чадили масляные светильники и кривобокие сальные свечи. Снаружи доносились звуки ожесточенного боя: рык, ругань, вопли боли, частая ро?ссыпь пистолетной пальбы, звон стали. Пан Городецкий лежал в проходе между трактирными столами, на которых стонали перебинтованные солдаты. Трофейный кафтан не спас его от осколков в живот и грудь. Умирающий кондотьер глядел в закопченный потолок и ослабевшими губами звал Ружену, свою любовь и несостоявшуюся невесту. Зигзаг судьбы - вчерашний враг за полдня сделался боевым товарищем, которого жалко потерять до кома в горле, до слез.
        Раненых в бою получалось много больше убитых, и специальные команды сносили их в трактир. Убирать умерших во двор свободных рук не хватало, тела просто откладывали в сторону. Постепенно первый этаж бывшего борделя из полевого госпиталя превратился в мертвецкий покой. Когда поселок пришлось оставить, мы погрузили всех живых на телеги, внесли остававшихся снаружи убитых, накидали дров и подожгли здание. Нельзя оставлять тела павших Скверне - это закон.
        Сцену прощания с Городецким мозг воспроизвел детально, но дальше события сна расходились с реальностью. От копчика вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна, доставив в мозг импульс ужаса. В расщепленные ставни дружно просунулось несколько ружейных стволов, немедленно грянувших смертоносным свинцом. В ответ стреляли Кауфман, Харитон и немногие раненые, способные держать оружие. Даже Имира с визгом разрядила невесть как оказавшийся у нее крохотный пистолетик. Ущерб нападавшим остался за кадром, нам же поспешная канонада никакого вреда не причинила - это я четко видел из-за толстой столешницы, превращенной ординарцем в щит при первых признаках опасности. Двери с грохотом распахнулись, отбросив двоих возниц, пытавшихся подпереть створки массивным бочонком. Ворвавшихся в проем визжащих сквернавцев мы с Акинфом встретили шквалом свинца - остальные защитники спешно перезаряжались. О капитуляции никто не помышлял, даже тяжелораненые готовились умереть с оружием в руках.
        На куче агонизирующих врагов возникла фигура в черных доспехах, усыпанных
«кровавыми» гамионами. Дважды полыхнул магический щит, отразив наши пули. Дымные черные змеи рванулись из ладоней варлока, синхронно пронзая пару бросившихся наутек обозников. Их грудные клетки взорвались багровыми хвостами, а тела бросило назад к двери, превратив останки людей в подобия жутких комет.
        Акинф не успел принять удар на себя. В следующую секунду моя голова отлетела от туловища и укатилась под стол. Боли не было. Глаза продолжали фиксировать стремительно краснеющую картинку расправы черного барона над беспомощными людьми…
        - Сон, просто дрянной сон… - пробормотал я в свое оправдание. Как же мое сознание искалечено видеоиграми! Странно, что кошмар обошелся без кроваво-красной надписи
«game over» в финале! - Надо у Фомы травок каких попросить…
        - Лучше баньку, вашбродь, - мечтательно выдохнул Акинф, подбрасывая веточки в жадные языки пламени под костром.
        - А что, есть? - оживился я.
        Мечты о бане начали одолевать еще в первую ночевку на болоте. Сейчас не стыдился исходящего от меня запаха лишь потому, что тот беспомощно терялся на фоне бивуачного смрада. Многодневное скопление людей и животных да каменные стены, перекрывавшие доступ ветру, обеспечили даже привычному обонянию незабываемый букет. Ко всему, здесь, среди мертвых серых скал, еще прохладнее, чем на болотах. Осень на носу, как-никак. Было бы неплохо прогреть нутро, чтобы никакая слякоть там не угнездилась. Да и нервишки успокоить.
        - Прикажете - будет, - заметил Акинф без тени холопства, а даже с неким вызовом. Поставил себе зарубку на память, но дальнейшую беседу с ординарцем пришлось прервать, поскольку заметил идущую к нам Имиру. Сначала из-за фургона показались тонкие руки с моим парадным камзолом, а затем и сама она. Улыбнувшись, девушка изобразила вежливый полуприсед и пояснила свои действия звонким голоском:
        - Ваш мундир, господин офицер.
        Нарядной тряпке вчера изрядно досталось во время событий в тумане. После возвращения на «гауптическую вахту» как мог, подсвечивая себе браслетом, избавился от пыли, оборвал кое-где свисавшее лохмотьями шитье, чтобы метаморфозы в моем облике не слишком бросались в глаза. Вряд ли аккуратист Фишер не заметил потрепанного вида офицера по особым поручениям, но тактично промолчал.
        Искренне поблагодарил девушку за своевременную услугу. Барону и офицеру не пристало заботиться о состоянии собственного гардероба, а подлеца Редворта извинит только то, что им уже закусили создания Бездны. В ответ на похвалу Имира почему-то опустила взгляд. Э-э-а… на чаевые намек? Повод для разговора?
        - У тебя какая-то просьба, милая?
        - Нет-нет, господин, - в подтверждение своих слов она отрицательно мотнула закутанной в платок головой и поспешно удалилась.
        - Акинф, через пять минут жду всех командиров для доклада. Никодима и Самсона тоже позови. Да и Фому обязательно пригласи. Скажи, долго не задержу.
        Ординарец кивнул и удалился, оставив меня наедине с котелком чистой воды, подогретой на костре для утренней гигиены.
        Заседание штаба получилось весьма информативным для меня и продуктивным в плане ЦУ для подчиненных. Притом что люди знали свое дело и делали его не за страх, а за совесть. Опытному офисному обитателю этот факт все еще колол глаза.
        В первую голову объявил, что вчерашние трения с полковником улажены, отряд признан самостоятельной боевой единицей и чинить препятствий при выполнении нашей миссии Фишер не планирует. С каждым моим словом уверенность в завтрашнем дне на лицах подчиненных проступала все четче. И я радовался этому зрелищу! Еще бы! Ведь не перед расстрельной командой стоял, судьбу проклиная, а в кругу верных товарищей планы на будущее строил. Пришлось народ огорчить, что полностью расслабляться не следует, пока не окажемся за стенами Золотой рощи. Имущества разного нахапали горы, а «активных» штыков дефицит. Непонятно, кого следует бояться больше: «своих» вроде Фишера или чужих. Бандиты, не будь дураками, уже просочились козьими тропами в приграничные степи. Граничары тоже те еще волки. Дезертиры и наемники опять же бродят в поисках легкой добычи. Налетит крупная шайка - и не отобьемся…
        Пока командир дрых и сновидениям ужасался, работа в лагере кипела вовсю. Еще до рассвета поварская команда приготовила кашу, испекла хлеб. Специально для раненых сварили бульон и вскипятили воды для отваров и дезинфекции повязок. Личный состав употребил кашу с мясом и салом, похрустел трофейными маринованными овощами на закуску. Запили плотный завтрак горячим чаем: «господский» напиток плавно вошел в привычку среди служащих «вольной роты». Теперь бойцы занимались чисткой оружия, починкой одежды и снаряжения. В ближайшей перспективе предстояли пополнение боекомплекта, сортировка трофеев, профилактика телег и повозок перед дальней дорогой и прочие дела в порядке важности.
        Белов предоставил обновленный список личного состава. Итого под моим началом двадцать шесть стрелков, больше чем в первый день на болотном острове, но меньше, чем после захвата Каменной Длани. Несколько спасенных из зиндана пленников оказались граничарами и двое способных ходить «дезертировали, прихватив ружья», сразу после боя. Евгений интересовался, следует ли их арестовать, когда они придут навестить своих раненых товарищей. За инициативу я поблагодарил, поскольку дисциплина, конечно, прежде всего, но идею отверг:
        - Они на нашей стороне больше чем кто-либо другой, и это их территория. Два ружья и пара бинтов - не великая плата за кислую мину полковника Фишера.
        Евгений вздохнул, Буян хмыкнул, Молчун подбоченился. Трудно представить, что вчера они пережили: командир арестован, а вместо отдыха и наград светит междусобойчик с союзниками. На закуску после страшного боя и большой победы. И вместо исполнения посмертной воли княжны вновь солдатская лямка и игры с судьбой. Но все хорошо, что хорошо кончается.
        - Господин Немчинов, обрисуйте, пожалуйста, ситуацию с ранеными. Мы вольны продолжать путь, вот только многие ли перенесут дорогу?
        - Нужны сутки покоя. - Фома задумчиво пожевал губы. - Кому суждено умереть - умрут, остальные окрепнут для дороги.
        - Сутки даю. Сколько всего людей у вас на попечении?
        - Тех, кого можно спасти, - шестьдесят два человека. Мы объединили усилия с медслужбой волонтеров.
        Воцарилось молчание. Каждый задумался о своем, я же - о цене победы. Очень надеюсь, не придется в глаза матерям смотреть.
        - Сколько из них можно вернуть в строй в обозримом будущем?
        - Чуть больше трети. В Золотой роще скажу точнее… Шестьдесят два на сегодня - это общее количество пациентов. Но…
        - Но что?
        - У господ из Фрайбурга слишком много заболевших. Говорить об эпидемии пока рано, но…
        - О них есть кому позаботиться.
        Фома пожевал искусанные губы.
        - В том и дело, господин Романов! В том и дело, что некому. А эпидемия в нашем случае крайне опасна. Крайне!
        Пришлось оборвать дотошного доктора.
        - Скажите, что необходимо для наших раненых?
        - Фуры, - за односложным ответом крылась большая работа. Все прочие проблемы госпиталя он решил совместно с обозным главой либо самостоятельно.
        - Никодим, у кого в лагере есть фуры? - спросил, в процессе угадывая правильный ответ. Речь шла о санитарных или грузовых армейских фурах с рессорными подвесками. Обозный глава подтвердил мои догадки, ни у граничар, ни у волонтеров Драгомирова ничего подобного в распоряжении не было. Захваченный у сквернавцев транспорт проблему не решал, для перевозки раненых требовались более комфортные экипажи. Дороги и «техника» здесь такие, что три дня жестокой пытки подопечным Немчинова гарантировано.
        - Придется навестить полковника…
        Несмотря на накрывающую нас тень, обратил внимание на изможденный вид медика. Запавшие глаза и щеки, обострившиеся черты, по-стариковски неопрятная щетина, да и седины прибавилось.
        - Господин Немчинов, вам необходимо отдохнуть. Я не могу приказывать, но прошу: поспите хотя бы несколько часов. Тем более что есть кому позаботиться о ваших пациентах.
        - Да, вы правы. У Киры подежурят послушницы, с вашего позволения, - прошептал одними губами Фома и ушел. Послушницы? Меня удивило такое сообщение, но вскоре я забыл о нем, занимаясь более важными вопросами.
        Из-за ранения Прохора обязанности начальника вооружений поручил Самсону Ковальскому. Он, как и канонир Оркан, выразил согласие продолжить службу в моем подразделении за цехин в день и капральскую долю в добыче. Магически одаренный наемник, да еще проявивший себя в деле, на мой взгляд, стоил дороже. Повысить ему оклад решил в обязательном порядке после, но при удобном случае, чтобы избежать склок в коллективе. Самсон словно острый палаш врубился в курс дела, поскольку у покойного Городецкого занимал аналогичную должность.
        Новый начвор начал с плохих новостей: запас пуль к револьверным винтовкам иссяк, и пополнить его до самой рощи будет невозможно, поскольку в полевых условиях оболочечные пули с необходимой точностью не изготовить. Трофеи аналогичной системы оказались других калибров, и их прибрали разведчики Молчуна, прикрываясь моим давним указанием. Еще раз восхитился находчивостью Петра Тимофеевича, исполняющего свои обязанности, как положено разведке: тихо, быстро и вдумчиво.
        Подведя нас к решению перевооружить личный состав имперскими штуцерами, Ковальский выложил перед собравшимися распиленный металлический футляр с запасным гамионом к
«марксману». Половину занимал нормальный камень силы, половину - стекловидная масса, идентичная по весу, - подделка! Самсон скрупулезно проверил каждый запасной гамион из назначенных на вооружение, правда, не столь же варварским способом, а при помощи своего дара. Дефект обнаружился у подавляющего большинства запасок, взятых в бою у Длани. Если основные камни, как и положено, вмещали энергии на шестьдесят выстрелов, то запасные обладали лишь половиной стандартного объема.
        В ожидании штурма полупустые основные гамионы заменили на запаски, и жестокая правда выяснилась посреди решающей атаки противника. Четверть боекомплекта у доброй половины стрелков корова языком слизнула, притом что ставка делалась на огневое превосходство. Замена гамиона - вовсе не секундное дело. Хорошо, что каждый боец имел под рукой по нескольку заряженных ружей и пистолетов да основную кровавую жатву сняла картечница.
        По словам нового начвора, винтовки разных систем и калибров, взятые с тел офицеров-изменников и наемников, имели полноценные запасные элементы. Следовательно, контрабандисты продали бандитам намеренно ухудшенное вооружение. Скорее всего, со стороны «оружейных баронов» имела место банальная жадность, нежели коварный расчет, ведь гамион - самая дорогая часть местного огнестрела. Но продавцы вместо золота получили заслуженный свинец, а пребывающим в Бездне покупателям уже не до стрельбы. «Марксманы» достались хорошим парням, заодно и головная боль, как вернуть оружию утраченные характеристики.
        Главный специалист по камням силы «выскочил» из своего «смертника» как чертик из табакерки. Из его сбивчивой мыслеречи рисовалась следующая картина. Сейчас в полевых условиях сделать ничего невозможно - да оградит меня Асень от попыток приспособить к «марксманам» гамионы от «дербанок»! - но впоследствии, если мне суждено будет постичь и осознать, то изготовление «столь примитивных объектов» станет для господина Романова рядовым событием. Вот сотворить «объект из баронессы» - это достижение, а «наварить игрушек для пострелушек» по плечу толковому ремесленнику, владеющему несколькими секретами. Проскочив эти несущественные, на его взгляд, подробности, Ральф взялся живописать, что за штуковину он создал. Пришлось ученого «закруглить», чтобы не мешал проводить совещание.
        - Что ж, пока воюем тем, что есть. А что у нас есть, кстати?
        - Всего богато, - сверкнул глазами Ковальский, извлекая кипу серой бумаги. - Пока разобрали да сочли с друже Орканом только новье.
        Посетовав на разнобой в калибрах и системах, Самсон предложил перейти всему отряду полностью на казнозарядные штуцеры и винтовки, благо прежние трофеи и свежие поступления позволяли вооружить и обеспечить боекомплектом от полусотни человек. В ущелье «марксманов» захватили вдвое меньше, чем у Длани. Может, торговцы смертью поленились, может, по другой причине. Зато у наемников оказалось много неплохих винтовок сносного качества и состояния, большинство с полноценными запасными элементами. Хотя и разных калибров. Шустрый начвор уже подготовил дюжину комплектов, куда входили винтовка, запасной гамион, сумка-пульница или
«бандольеро» и принадлежности. Основу огневой мощи сквернавцев во вчерашнем бою составляли все те же двуствольные «драгунки», «дербанки» и их грымские копии, а также дульнозарядные нарезные карабины «немецкой работы». Они-то нам крови и попортили. Если тяжелые сферические пули «дербанок» и пистолетов часто застревали в кирасах древичей, а стеганый поддоспешник спасал от серьезной травмы, то более легкие цилиндрические пронизывали человека в тяжелой броне с большой дистанции.
        Помню, еще на поле боя поднял карабин, повертел, приложился. Простой и с виду надежный егерский винтарь. Прикладистый. Легкий. Судя по разметке на рамке прицела, позволяет адресно передать свою ненависть к врагу на расстояние до восьмисот метров. Глядя на прицелы имперских и юнилендовских образцов, еще раз поразился распространению десятичной системы измерений, что никак не вязалось с общим антуражем. Ральф все еще не прояснил этот животрепещущий вопрос.
        Одно плохо у «ягера» - неудобное заряжание. Но их собрали много, это по их вине я предполагал у врага большее число казнозарядных винтовок, чем оказалось на деле. К моему мнению начвор добавил, что нам досталась исключительно точная «зброя» с емкими мощными гамионами, а главное, под тот же тип пули, что и «марксманы». Чем не кандидат для вооружения новобранцев? Ковальский согласился, но со странной формулировкой: «Не можно жолнежу без штыка», а егерские штуцера как раз комплектовались превосходными длинными тесаками. Что для меня казалось странным - в земной истории легкая пехота действовала рассыпным строем и огнем, избегая штыковых атак.
        Традиционно среди трофеев оказались широко представлены различные пистолеты и множество обрезанных «дербанок» первой модели, как немой укор мясникам, командующим колониальными войсками.
        Распорядился всем капральствам сегодня заменить оставшиеся «дербанки» на штуцеры с полноценными запасками и провести занятия. Егерские задумал приберечь для первоначального обучения стрельбе возможного пополнения. А там посмотрим.
        - Есть, - откликнулись хором Буян и Белов.
        Разведчики Молчуна вооружились еще до болотного марша исключительно офицерскими скорострелками.
        - Итак. Задача номер один, господину обозному главе Наумову - подготовить баню. Очередность помывки капральств сами определите, отцы-командиры. Фурами займусь лично. К черной работе привлекайте приблудных, солдатам нужен отдых. Оплата из казны деньгами или продуктами. Задача номер два, господа капралы, и лично вам, господин Белов, - поддержание дисциплины. Да, мы победители, но помилуй Асень каждого, кто затеет свару с солдатами из других отрядов или проявит неуважение к офицерам… Также доведите особо, что, кроме вас, им больше никто не указ.
        Баню народ одобрил. Не прикажи я, сами бы организовали.
        - Идем далее. Кхм. Я, Никодим, первый в ухо заеду тому, кто худое слово про твою кашу скажет. Сколько вчера «в плен» скота взяли? Так что давай к обеду побалуем служивых мяском в разных видах.
        - Сделаем! - тряхнул бородой обозный глава.
        Зацвели мужские лица улыбками.
        - Вот еще что. К отряду прибилась всякая публика. Не отряд, а табор! За сегодня отфильтровать: кто не годен в солдаты и возницы или не наймется на работы - за ранеными ходить, прачками там, водоносами или еще кем, гнать в три шеи. Господин Белов и Наумов - это ваша общая задача.
        - От иных много пользы было, другие немощные, а дети с теми, кто нам помогает, как их гнать? - засомневался Никодим.
        Вот ведь большое сердце на мою голову! Уж и забыл, как локти кусал на лесной опушке, где бросили повозки и гору имущества, чтобы уйти от погони. Простое правило: оброс барахлом и бабами - потерял мобильность и дисциплину. Пока не выучим, будем повторять.
        - Никодим, сказано тебе: в шею! Кто на службу не пойдет, долой с пляжа… долой из лагеря. И самое важное тебе задание, друг ситный. Подготовь сегодня записку, какие у нас приходы-расходы по провианту. Емельян же вроде жив? Вот его и запрягай. Тех, кто вчера нам помогал, кто сильно ослаб, болен, детишек опять же, пока стоим лагерем, кормить бесплатно. Варите им после солдат, но с оглядкой - нам своих кормить надо. Евгений, пожалуй, вы полностью берите в свои руки наведение порядка в расположении части. Выполнять.
        Помолчал, давая подчиненным переварить приказы.
        - Молчун, сколько у тебя в строю?
        - Пятеро.
        - Ставь всех на охрану казны и оружия.
        - Есть.
        - Господин Романов! Стрелок Аристарх в почетном карауле у знамени, - отчеканил Белов.
        - Это правильно. Господин Белов, в обед разведку сменить, график дежурств и караульная служба на вашей совести.
        - Есть.
        - Теперь еще ближе к хлебу насущному. После обеда, как раскидаемся с делами, собираю трофейную комиссию в прежнем составе: господин Белов, обозный глава и я. Итак, господа, за работу!
        Совет завершился, но Белов не спешил уходить. По лицу было видно, что его тяготила какая-то проблема.
        - Евгений, скажите же, в чем дело? Кстати, вы не видели этого недоумка Редди?
        - Дело, собственно, в нем, - подофицер скривился, как от зубной боли. - Исчезли мои сбережения и кое-какие вещи. Полагаю, он меня обокрал и сбежал.
        - Вот как? - у меня зародились нехорошие предчувствия. - Минутку.
        Рванулся к своему ранцу, вытряхнул небогатое снаряжение - набитого монетами кошелька не оказалось, да и самих пожитков убавилось. Издал горький смешок и совсем неблагородно запустил к небу матерок, а пятерню в шевелюру. Вот ведь как бывает, мародерствуешь напропалую, то есть трудишься изо всех сил, а какой-то проходимец ловким движением оставляет тебя без копейки денег.
        - Что ж, Евгений, позвольте пожать вам руку, как собрату по несчастью. Крепитесь. Мужайтесь. После обеда наши финансовые дела немного пойдут на лад. Легко пришло, легко ушло - так говорят островитяне.
        Островитяне - распространенное наименование жителей Империи, старейшие провинции которой расположены на островах. Однако мои слова не произвели на подофицера должного эффекта. Видимо, юноша рассчитывал на эти средства и не считал, что они ему легко достались. Оно и понятно, сам лично кипел от возмущения, заменяя рвущиеся нецензурные выражения первой пришедшей в голову белибердой. Да уж, разве не дворянская добродетель - сохранять хорошую мину при плохой игре?
        - Евгений, друг мой, не печальтесь. Беру это дело на себя. Если негодяя удастся отыскать, он пожалеет, что вылез на белый свет из сточной канавы. Так обмануться в человеке, прах и пепел!
        - Благодарю вас, - огорченный происшествием юноша кивнул и ушел. Кажется, отделять агнцев от козлищ сегодня он будет с особенным рвением.
        Себе до обеда наметил проинспектировать госпиталь для воодушевления раненых и контроля трудоголика Фомы, затем посетить полковника насчет аренды фургонов и попутно расследовать бегство вороватого слуги. Измотанный ночным дежурством и потому неловкий Харитон удерживал меня полчаса, меняя повязки и обрабатывая раны. Благодаря госпоже Удаче и Акинфу за вчерашний день моя коллекция «украшений» обошлась без свежих поступлений - синяки, ссадины и легкая контузия не в счет. По словам Харитона, пулевое ранение под лопаткой скоро перестанет меня беспокоить совершенно, укус и ожог твердо встали на путь исцеления, и свернуть с него санитар им не позволит. Молодой медбрат перенес бессонную ночь лучше княжьего лекаря, но зевал просто заразительно.
        Пока шел сеанс терапии, Акинф успел опросить народ в лагере и, глядя на меня глазами побитого пса, доложил, что Редди от моего имени получил пару пистолетов у Ковальского и консервы у обозного главы. Вещи, пропавшие из ранцев, моего и Белова, ясно свидетельствовали, что воришка наладился в поход.
        Харитон нас покинул, и настало время для беседы с ординарцем.
        - Тебя, Акинф, не виню. Сам в человеке ошибся, да еще и Белову такую свинью подложил. Давай поразмыслим, зачем Редди совершил столь опрометчивый поступок?
        - Торопился? Или еще что пропало? - предположил Акинф.
        Пронзила догадка - магический навигатор еще вчера находился в ранце, а когда опростал его перед Беловым, девайса в нем не было!
        - Планшет! - Я резко вскочил и обошел вокруг крошечного костерка. - Сдается мне, это дело по твоей части… Расспроси Имиру. Она же с этим, как его, Риттером… сопровождала, в странствиях. А Редди назвался его бывшим слугой. Все, что знает про этого ушлепка, выясни. Где они по пути к месту службы останавливались, есть ли у него знакомые по маршруту от ущелья до рощи. Мало ли, может, болтал что на привалах. Сам сообразишь, что еще спросить.
        Нехорошая догадка пронзила мое сознание. Пытаясь сдержать нервное возбуждение, я ходил и сжимал-разжимал кулаки. Понизив голос, продолжил:
        - Планшет, планшет… Он не просто так его взял! Либо должен его вернуть, либо знает, кому продать. Понимаешь?! Это выход на организацию, у которой мы ружья и гамионы отняли. Он не планшет продаст, а наши головы. Он не должен добраться! Городецкий говорил, что у того, кто их нанимал, тоже имелся такой планшет. Узнай у Самсона и Оркана, кто это был, где, когда, приметы нанимателя, может, тайные слова для опознания, в общем, все, что скажут. Они теперь с нами в одной лодке, должны помогать, но суть дела пока не открывай. Ты грамотный?
        Акинф утвердительно кивнул. Задачу изложил скороговоркой, но повторять не пришлось.
        - Возьми из офицерских вещей бумагу, запиши все, что скажут, любую мелочь. Кажется, это дело не на одну трубку…
        - Граничары сторожат ущелье крепко.
        - Верно! Так-так! Он же спал на ходу и миновать патрули никак не мог. Либо гада подстрелили, и теперь наши деньги и планшет в тайной захоронке, либо он затаился в лагере. Будем искать. Но прежде позавтракаем.
        Хорошо, что не позволил себе набить пузо, как привык в той, прежней, жизни. От вида ран и людских страданий, запахов полевого госпиталя пополам с другими
«ароматами» делалось невыносимо дурно. Крепился, двигаясь на ватных ногах от кучки мужичков с самодельными костылями до последнего пристанища безнадежных в отдельно стоящей палатке, затем от лежака к лежаку с теми, кто, по мнению Немчинова, должен пойти на поправку.
        Медперсонала сильно прибавилось: дюжие древичи-санитары уносили на носилках покойника, сновали с кружками-плошками и всякой медицинской поклажей в руках девушки в белых платках. Много новых лиц и среди раненых. Волонтерам осада и штурм артиллерийской батареи обошлись немалой кровью. Да и полк Фишера подбросил примерно капральство заболевших во время марша кишечной пакостью солдат - их устроили вдалеке, как того требовали наставления.
        - Прохор! Жив! - В ту же секунду я пожалел, что крикнул это нелепое «жив». И без того уже вчера знал, что жизнь каптенармуса вне опасности.
        В глазах Смирнова стояли слезы, а перебинтованные руки указывали на перетянутую полотном культю ниже колена правой ноги. Рядом находилась очень молодая девушка в светлом переднике с вышитым листом Асеня. Несмотря на покрасневшие от слез глаза и распухший нос, весьма симпатичная.
        - Вот, ваше благородие… отбегался Прошка, - надсадно прохрипел раненый, силясь приподнять голову. Сестра милосердия отерла полотенцем капли пота с его серого лба.
        - Ты мне это брось! Отбегался! Еще на свадьбе своей спляшешь! - совершенно искренне попытался приободрить начвора. Говорил громко, поскольку Прохор пережил контузию.
        - Так не можно же нам, - горько оскалился мужчина.
        - Как это не можно? Как я скажу, так и будет! А я говорю - можно! Ты теперь свободный человек, Прохор Смирнов, и при деньгах…
        - Да как же… вашбродь, не гоните! Служить буду-у! Я могу-у! - в голос зарыдал искалеченный солдат и потянул ко мне руки. Девица вскочила испуганной наседкой, не зная, то ли беспокойного пациента успокаивать, то ли с ним заодно меня умолять.
        В русинских батальонах разрешение на брак давал командир части. Естественно, не бесплатно. Память Ральфа не сохранила ничего о запретах для солдат погибшего батальона. Прохор из моих слов заключил, что я отправляю его в отставку, утешая возникшей возможностью жениться и добытыми деньгами. Надо следить за языком, а то по сердцу резануло. Оно у меня всего одно, и не стальное.
        - Да не гоню я тебя, солдат! Служить будешь. Прогонять в мыслях не было. Да ляг и успокойся! Ляг! Нет в моем отряде рабов, вот я о чем. Понимаешь? Понимаешь?!
        - Да!
        - Вот и хорошо, - сжал его руку выше локтя, чтобы гарантированно не бередить ран.
        - Батюшка… благодетель…
        - Тьфу! Ты сам заслужил храбростью своей и геройством! Сам видел, что на болоте никого не бросили, ни в плену у поганых никого не оставили, как княжна велела. У трактира всех собрали и вывезли! Неужто сейчас кого бросим? - обернулся к другим солдатам, которых незаметно собралась изрядная толпа. - Ты ж гренадер! У гренадеров вместо слез пули! Да чего ревешь-то?
        - Вспомнилась жинка моя Катерина. Под князьями осталась…
        За тысячи километров друг от друга. Муж под присягой и смертью, жена в крепостной зависимости. И после этого «Ромео и Джульетта» трагедия?!
        - Ну, понимаешь, только собрался на твоей свадьбе гульнуть! А если есть жена законная, надо ей при муже быть. Так, братцы?
        Перебинтованные покалеченные братцы оживленно галдели, переваривая ранее услышанное, куда важнее далекой и чужой Катерины. Едва осенило, как сразу же пожалел, что рядом некому врезать мне за такое! Номинально солдаты не являлись крепостными. Барщина, оброк и другие повинности закабаленного земледельца исчезали вместе со сбриваемыми в карантине волосами. С другой стороны, рекрутчина в народе справедливо считалась много худшей долей, чем принадлежать самому лютому самодуру-помещику. Опять же отказ солдат от прежней фамилии откровенно намекал, что они собственность армии. Конкретно в нашем случае - Светлейшего князя Белоярова.
        Поскольку все еще слабо ориентировался в местных реалиях, похоже, снова накосячил. Объявление воли нижним чинам, а как иначе трактовать слова: «В моем отряде рабов нет?» - может иметь далеко идущие последствия для карбонария Романова. Вряд ли потерпевшая сторона проглотит такую наглость. Пришлось дезавуировать заявление:
        - Значит, повторяю еще раз. Дойдем до Золотой рощи, каждый будет волен решать, ГДЕ ему дальше служить. В вольной роте лейтенанта Романова на защите Золотой рощи или в батальонах у князя Белоярова. Это раз. Там же вся добыча будет продана, и, кому сколько полагается, все столько и получат. Сегодня сочтем вчерашний прибыток: раненым полагается двойная доля, увечным тройная. Можете выбрать из своих рядов доверенное лицо в помощь нам. Это два. Как и обещал, буду хлопотать в штабе армии и перед князем, чтобы погибших в засаде товарищей наших записали павшими в бою и больше обычного рекрутов с их общин не требовали. Поименный список в четыреста восемьдесят пять душ господин подофицер Белов подготовил.
        Получилось только хуже. Народу собралось порядком. В задних рядах задавали вопросы, на вопрошавших «шикали», отчего гвалт только увеличивался.
        - Дальше. Часть и прошлой и новой добычи назначена в помощь родственникам погибших. Сколько на это дело всего денег выйдет и как это лучше устроить, станет ясно в Золотой роще. На этом все разговоры прекращаем. Приказ по госпиталю: всем набираться сил и выздоравливать.
        Перевел дух, думая, как поступить с женой каптенармуса. Обещать надо аккуратно, у меня, конечно, «цельный» маг в браслете квартирует, но вряд ли он сможет телепортировать ее из далекого княжества за тридевять земель в русинский штат Колоний. Да, география - наука не дворянская, хоть бы в атлас глянул, прежде чем языком болтать.
        - Ты, Прохор, главное, поправляйся, а там видно будет. Война план покажет, солдат.
        На выходе столкнулся еще с двумя медсестрами в «фирменных» асенитских передничках и шапочках. В руках корзиночки с бинтами и флаконами, свернутые одеяла-простыни. Светленькие, чистенькие, робкие. В паху вдруг сделалось тесно, в животе томительно щекотно, а в голове пролетело телеграфом: «Милашки. Я бы вдул. Каждой отдельно или двум сразу». Следом пришло ощущение, словно кто-то снисходительно и мягко погладил меня по голове, как шаловливого ребенка.

«Извини, княжна! Вчера перед женским полом нагрешил весьма, но все равно бы вдул!
        - упорствовал я. В ответ ощутил направленное на себя сочувствие. И вот уже сознание проецирует образы каких-то неизвестных пацанов в мундирах. Вызов? Дуэль? Черт, больно-то как железякой в кишки получить. Предсказуемый финал: деревенская баба ухватом перефехтует меня с саблей, а боевой офицер, пусть даже безусый юнец, порвет, как грелку. Чужие невесты для погусарить - совсем не вариант. Как говорится, «осознал свою вину, меру, степень, глубину!». Вот, значит, какие тут порядки, неосторожный намек - и одним мертвым наемником станет больше. Лады, держу себя в штанах, иду своей дорогой.
        Фу-у-х. Вот это я попал! Одно дело - на болоте отчаявшийся народ в наемники вербовать, там можно было обещать что угодно, потому как мало кто верил, что выберемся. Здесь уже граница русинского штата. Свои законы, традиции с обычаями - о которых я ни малейшего понятия не имею, а Ральфу до моей дури дела мало, у него сейчас свои игрушки.
        Неплохо размялся, теперь не страшно и с полковником Фишером вчерашнее словесное айкидо продолжить. Кликнул Акинфа. Какой-то ветошью прошелся по запыленным сапогам, выудил из кипы трофеев и нацепил перевязь с «пырялом» в ножнах побогаче. Во время проверки, легко ли извлекается узкий клинок из ножен, пришло понимание, что у меня в руках здешний аналог шпаги, который называется нобильшверт, или благородный меч. Статусная вещица - подразумевает, что владелец заслужил право на ношение. То, что нужно, чтобы подчеркнуть заявленную принадлежность к имперскому военному нобилитету, авось не придется доставать. К моему немалому удивлению, Ральф владел холодным оружием немногим лучше меня, хотя в имперском университете фехтование - в числе обязательных предметов. Подсказал, как правильно нацепить, чтоб не вызвать подозрений и насмешек, и на том спасибо.
        Поправил отороченную поверху белым нежным пухом дурацкую треуголку, покрутился в мундире - ох, вовек не рассчитаюсь с милашкой Имирой. Цепь с гамионом на шею - Акинф успел-таки снять ее с того щеголя, которого заколол штыком в начале вчерашнего боя. Чего не хватает для полноты образа? Точно, перебинтовать запястье с браслетом и руку - на перевязь. Не-е, милых сестричек по такому пустяку тревожить чревато, как-нибудь сам. Ординарец догадался, зачем необходим маскарад, и пришел на помощь.
        В палатку с извинениями сунулся Наумов. Весь «в мыле» и с деловым до жути лицом.
        - Господин Романов, звиняйте, дело есть дело…
        - Говори.
        - Купец Кауфман и мадама Виолетта Пинкроуз с просьбой. Просят уделить им имущества и припасов. За деньги.
        - Они здесь?
        - Нет, - мотнул «гривой» Никодим. - Сказал им, заняты вы.
        - Молодец, чужим ври, мне не смей. Что за имущество? Для кого?
        - Дак девки… непотребные из трактира хотят обустроиться. Шатры, одеяла, ткани, свечи, а лучше лампы, дрова, посуду, провиант… вот список.
        - Так уж и непотребные… - Последний узел на повязке вокруг запястья, и с маскировкой браслета закончено.
        Акинф с Никодимом синхронно ухмыльнулись простецкой шутке.
        - Так купить хотят или в аренду? - уточнил я.
        Вчера стало ясно, что обоз перегружен добычей. Заманчиво превратить часть ее в деньги, для удобства транспортировки и дележки. Иначе снова придется бросить добро, чтобы вывезти всех раненых.
        - Выходит, купить, - выдохнул обозный глава. - На повозки размахнулись, да я отказал. Во Фрайбург они задумали идти.
        - По повозкам намек понял, потороплюсь, а то перекупят. Хм, интересно, откуда у Кауфмана деньги? По их просьбе - давай так. Мне от тебя нужен отчет, чем богаты. От того и плясать будем. Пока же сам реши, чего дать из мелочей, нам не нужных, и сколько денег взять. Но прежде главные дела сделай…
        - Не извольте беспокоиться! - заверил меня Наумов и задернул вход в палатку.
        До Фишера не добрался. Со стороны полковой гауптвахты доносился барабанный бой и хлесткие удары. Прежде чем перед нами развернулась отвратительная сцена, меня посетила догадка, что предстоит познакомиться еще с одной деталью местного колорита - телесными наказаниями в Армии Освобождения. Так и оказалось. Вдоль скалы расположились две шеренги фрайбургских гренадеров, вооруженных прутьями. Между рядами под барабанную дробь пропускали голых по пояс шестерых бедолаг с разукрашенными спинами. Экзекуция длилась уже долго - вспомнил, что барабаны в этой части лагеря начали выбивать дробь, когда я возвращался из госпиталя.
        Главный распорядитель мероприятия, грузный офицер в красном мундире и белых облегающих брюках, поприветствовал меня на имперском наречии. Вчера при штабе я его не видел. Этикет требовал ответить тем же:
        - Лейтенант Романов, барон. Кого имею честь приветствовать?
        - Капитан Эдвард Ван Хорн. Как вам погодка? Душновато, не так ли?
        Погодка? Еще бы фуфайку напялил! Помимо мундира толстого сукна капитан облачился в светлый толстый жилет, из-под которого виднелась рубашка или сорочка. Упомянутые ранее брюки из ткани тонкой выделки спускались в высокие черные сапоги. Образ дополнял сияющий золотом массивный горжет с двумя маленькими гамионами, трехцветный офицерский пояс. Его нобильшверт с золоченым эфесом покоился на богатой перевязи с пышными кистями, а вот свой титул господинчик не назвал. Следовательно, капитан небрежен в общении.
        Ван Хорна сопровождал пожилой осанистый лакей в полувоенном наряде, но без оружия. Мужчина носил на лице пышный и густой монолит из усов и бакенбард, тщательно брил подбородок. На седой голове гордо красовался колоритного вида берет с помпоном. Ральф ничего не сообщил об этом слуге, а мне, смущенному видом телесного наказания, было не до уточнений национальности лакея.
        Здравия желать этому извергу Ван Хорну совершенно не хотелось, и, чтобы вновь не попасть впросак, я мысленно воззвал к Ральфу, чтоб узнать, как тут принято обращаться к вышестоящим из другого подразделения. Но капитан меня опередил, зашептав, выделяя интонацией наиболее важные для него слова:
        - Лейтенант - это ваше ОФИЦИАЛЬНОЕ звание? Насколько мне известно, ВАШИ ЗВАНИЯ идут с понижением от общеармейских на ступень для как это… конспирации. Так что мы с вами, выходит, ровня?
        - Выходит, господин капитан, в хозяйстве полковника Фишера неизвестно, что есть военная тайна, - ответил я ледяным тоном. - Я выполняю специальное поручение штаба армии и не волен сообщить ничего сверх того. Прошу принять ситуацию как она есть.
        На последней фразе приложил правую руку к сердцу, как принято у имперских нобилей. Для полноты образа.
        - Понимаю, - капитан приподнял короткий кивер с массивной бляхой и пышной
«метелкой» за кожаный козырек, обнажая недлинные рыжие волнистые волосы. - Могу называть вас Богдан?
        - Если вам будет угодно, Эдвард.
        Собеседник снял тесные белые перчатки и протянул мне пухлую ладошку, которая оказалась на удивление крепкой. Поймав искру удивления в моих глазах, Ван Хорн улыбнулся, наклонив голову к левому плечу. Он напомнил мне чуть погрузневшего доктора Ливси из старого мультика «Остров сокровищ». Такой же пышущий здоровьем, осознанием собственного превосходства и с толикой сумасшедшинки во внешности и поступках. Но ведь он не чистокровный имперец, а как это говорят… «окультуренный юнилендер». Не дремлет имперская пропаганда, распределяет «бремя белого человека» по сливкам общества вассальных территорий, - у меня возникло стойкое убеждение, что Ван Хорн прибыл в Колонии не так давно.
        - Как вам экзекуция, Богдан?
        Сквозь град хлестких ударов доносились редкие глухие стоны наказуемых.
        - Они называют ее «березовой кашей» и вкушают сие блюдо регулярно. Я знаком с русинскими обычаями.
        - О нет, только не сегодня! - Эдвард умудрялся говорить, скаля крупные зубы в подобии улыбки. - Сейчас секут не русинов. Это зибиры из Артарии. Совсем не понимают человеческий язык. Ди-ка-ри!
        Я не удержался от усмешки, вспомнив фольклор из прошлой жизни: «Ты что, не русский? Русского языка не понимаешь?» Эдуард не уступал мне ростом, а сноровкой в рукопашной, быть может, и превосходил, но до судорог захотелось закатать ему с правой. Свернуть его лиловый нос набок и поинтересоваться: а ты, свинья, по-человечески понимаешь? Понимаешь, что пороть людей нехорошо?
        - Любопытно. Что за враг вам подсунул такой дрянной матерьял?
        Собственно говоря, а чего я завелся? Наивно полагать, что дисциплина в моем подразделении держится лишь уставом да присягой. Наверняка «отдельные спорные моменты» подкреплены кулаками мастеров и сержантов, а то и штыками идущих позади.
        - Отлично сказано! Ха! Разрази меня гром, если у меня был выбор!
        - И в чем же их преступление?
        - Из Фрайбурга моя рота вышла с девятью зибирами. Дорогой один издох. А сегодня капралы недосчитались сразу двоих.
        - И как дорого обходится дезертирство в вашей роте?
        - Пятьсот ударов на рыло, - охотно пояснил капитан и зачем-то добавил: - Ха! На каждое немытое лесное рыло!
        Сосчитал глазами - двадцать пять молодчиков в шеренге, соответственно во второй столько же. Если по одному удару от каждого, получается, по десять прогонов на брата.
        - Еще держатся на ногах… Вызывает уважение, Эдвард, разве нет?
        - Это только первая часть. Я позволю им отлежаться пару дней и прогоню сквозь строй повторно. Вот тогда пташки запоют, они всегда поют, поверьте мне. А их вопли предостерегут других малодушных от глупых поступков.
        - Эдвард, почему я не вижу полковника? - попытался сменить тему.
        - Порка вгоняет его в тоску. Хотя настоящего мужчину она стимулирует!
        В конце фразы капитан смиренно потупил глаза. Невольно проследив, я с омерзением обнаружил, что у «настоящего мужчины» топорщится ширинка. Ах ты дрянь! Точно, сейчас получишь голенью в промежность, затем с правой - в «сливу»! Еще и еще, чавкая-брызгая юшкой, вдолбить эту наглую самодовольную улыбочку в харю. Повалить и топтать скотину, перемешивая ребра с ливером, слушая поросячьи визги. Пока мозг генерировал сценарий расправы, руки жили отдельной жизнью, не собираясь выполнять грязную работу. Правую остановил на половине пути к кобуре с пистолетом, изобразив для маскировки невразумительный жест. Пусть думает, что я о чем-то своем задумался.
        Фееричная картина для солдат - стоят два офицера, улыбаются друг другу, у одного обтягивающие штанцы вздымает эрекция. Второй в ступоре. Охренеть, что мужики подумают. Надеюсь, такое здесь не в порядке вещей, иначе ждет Арагорна Московского суровая претензия.
        Мужики, точнее, невольные палачи, промаршировали мимо нас двумя шеренгами, сжимая в кулаках пучки прутьев. Розог или шпицрутенов - я оказался не силен в специфической терминологии, а Ральф не желал делиться «сокровенным». В университете он был далеко не паинькой и надолго запомнил сказочные ощущения от соприкосновения прута с кожей, обтягивающей пятую точку.
        У скалы под караулом остались сидеть на земле шестеро избитых солдат - невысоких, крепкого телосложения и с одинаковыми азиатскими лицами.
        - У тебя дело к Удильщику?
        Со второго раза только услышал, что капитан интересуется, какое у меня дело к полковнику Фишеру.
        - Удильщик? Забавное прозвище. Эдвард, у меня дело касательно… Нужно достать пару-тройку фургонов. Поможешь?
        Рыжий капитан вновь наклонил голову к плечу, и не сходящая с его лица улыбка сделалась отвратительно широкой. Глаза излучали тот самый блеск, именуемый не иначе как алчным. Крупные ладони теребили кивер.
        - Могу уступить превосходную в своем роде вещь. Поступили из Метрополии перед началом кампании.
        Ван Хорн принялся расхваливать транспортное средство, увлекая меня за собой, словно заправский торговый представитель. К слову, весь наш диалог и последующий разговор проходил на так называемом «универсальном», или «популярном имперском», - языке торговли, войны и всякого ремесла. От той версии сверхдержавной «мовы», на которой вчера объяснялись с полковником Фишером, народная версия отличалась лексикой, более простым порядком слов в предложении и еще рядом мелочей. Обеими версиями, благодаря Ральфу, я владел в совершенстве.
        Фургон стоил тридцать пять империалов, но он того стоил. Ладный, вместительный - человек шесть с комфортом уложить можно, в отличном состоянии. Акинф осмотрел под днищем колеса, стальные оси, рессоры и украдкой просемафорил, что все в порядке. Прилагался полный комплект упряжи и принадлежностей для обихода движущей силы - четверки полудохлых куланов. Стоимость животных была включена в общую цену.
        - Беру! - согласился я. - Как говорят русины, по рукам!
        Капитан отдал краткое распоряжение, сопроводив его каскадом ярких жестов, и находившиеся неподалеку синие мундиры резво взялись разгружать покупку. Тюки и мешки перекладывали на другие телеги и под навесы.
        - Надеюсь, у меня не возникнет… осложнений с полковником или интендантами?
        - О нет! - уверил меня капитан. - Это имущество моей роты, и я волен им распоряжаться.
        - Кто еще из ваших сослуживцев готов уступить мне свои фургоны?
        Через пять минут аналогичная сделка состоялась с неопрятным, краснолицым и страдающим от похмелья здоровяком, представленным мне Ларсом Эриксоном, капитаном правофланговой гренадерской роты, причем Ларс передоверил оформление договора и право на получение оплаты Эдварду - обычные расчеты меж друзьями. Прочие обозы оказались укомплектованы телегами и повозками разной степени ушатанности. Глянул и сморщился, мои вчерашние трофеи выглядели лучше. Остальные два фургона, из числа поступивших для нужд полка, по словам Ван Хорна, перевозили личное имущество Фишера. Обеспечить отправленный на войну полк специальными санитарными повозками отцы-командиры не озаботились.
        Ван Хорн вызвался меня проводить и сделал знак возницам купленных повозок - возниц называли фурьерами - следовать за нами. По пути капитан пояснил, что его рота
«несколько сократилась» в результате дезертирства и «естественной убыли». Только поэтому отличная фура досталась мне так дешево. Многословие собеседника выдавало его с головой: Ван Хорн считал, что напал на золотую жилу, и спешил разработать ее до конца. Что ж, готов в этом вопросе пойти ему навстречу, обменяв мертвый металл на живых людей.
        - Скажите, Эдвард, в вашей роте наверняка те смутьяны не единственные? - забросил предприимчивому офицеру наживку. Ни на минуту не забывал, что своим выживанием обязан сплотившимся вокруг меня людям, которые сейчас, увы, большей частью погибли или находились в госпитале. Пока существует «вольная рота», быть кондотьеру Романову в безопасности, при деле и деньгах.
        - Понимаю, к чему вы клоните… - Капитан взял паузу, то ли считая в уме барыш, то ли таким образом начиная торг и надеясь слупить с меня за каждого рекрута подороже.
        - Эдвард, всего лишь хочу избавить вас от головной боли. По дружбе. Скоро пожалуют сквернавцы, и гонять смутьянов через строй станет затруднительно. Я немного знаю русинов… Их невозможно победить, только убить. Это не моя фраза, кто-то из наших мужей древности вывел эту сентенцию. Я к тому, что они не подлежат перевоспитанию, а вы им дадите оружие перед боем. Ведь дадите? Следуя инструкциям, я формирую свой отряд исключительно по национальному признаку. И могу вас выручить. Не без пользы для вашего кошелька.
        Ван Хорн нацепил свой кивер и нахмурился, словно подготавливаясь встретить упомянутых аборигенов Скверны.
        - Когда пожалует крапивное семя Бездны, мне понадобятся все солдаты, какие есть. С другой стороны, островитяне не зря говорят про овцу. Десятка полтора уступлю, - излишне задумчиво проговорил он и назвал цену. - Здоровые русины обойдутся вам по два империала за голову.
        Капитан имел в виду поговорку: «Паршивая овца все стадо портит». Имперцы, стригущие половину мира, как никто другой знают толк в овцеводстве.
        - Разрази вас гром, Эдвард! И молния в придачу! Это совсем не по-товарищески!
        Особенно если учесть, что капитан получил во владение рекрутов безвозмездно, то есть даром.
        - Ваше предложение? - азартно продолжил торг он.
        - Двенадцать цехинов, и ни центом больше. Помилуйте, это же отбросы!
        - По двенадцать, пожалуй, отдам зибиров. Семнадцать!
        - Пятнадцать, и зибиры вполцены.
        - Пятнадцать и десять.
        - С условием! Я выберу. Это хорошие деньги, и ведомство меня не поймет, если я куплю негодный товар.
        - По рукам! - согласился довольный продавец живого товара.
        Вот же занесло меня в мир, где работорговля в порядке вещей! Акинфа ни порка, ни оптовая покупка соплеменников совсем не впечатлили. Хотя общались мы на имперском, но суть нашей беседы от него не укрылась. Гайдук повидал в своей жизни всякого и научился неплохо контролировать свои эмоции. Ординарец внимательно смотрел по сторонам и пару раз ненадолго отлучался по «делу Редди».
        Незнакомых личностей в пределах нашего лагеря на беглый взгляд поубавилось. Полным ходом готовилась баня и сопутствующая ей стирка. Очень кстати по пути встретилась Имира. Пока доставляли и передавали фургоны Никодиму, девушка сбегала за закусками и бренди, накрыв импровизированный столик у моей палатки. Попросил ее «не дать капитану умереть от скуки», пока мы будем считать деньги. Ван Хорн не возражал, даже наоборот, и я заранее в душе повинился перед милой девушкой. Оказалось, напрасно. «Простимулированный» зрелищем порки, капитан проявил себя джентльменом, то есть руки распускал в пределах терпимого.
        Акинф кликнул Молчуна, и разведчики приволокли сундук с казной в мою палатку. Вкратце обрисовал ситуацию Никодиму, - требуемая сумма в семьсот цехинов за транспорт была готова, прежде чем Ван Хорн допил первый «дринк».
        Разбавляя пустые разговоры несколькими глотками бренди, скоротали время. Я не догадался поспрашивать у капитана новостей, а он не горел желанием освещать текущие дела в Колониях. Никодим составил купчую на два фургона, которую продавец незамедлительно подписал. Вскоре к нашему лагерю подошла вереница из двадцати одного рекрута, возглавляемая капитанским слугой. Людей, как принято в таких случаях, предоставили без оружия, ранцев и верхней одежды, а шестеро зибиров и вовсе стояли полуголыми. Аборигены далекой и загадочной Зибирии сгрудились вместе, остальные мужчины соблюдали некое подобие строя. Все без исключения бросали на нас мрачные отрывистые взгляды исподлобья.
        - Итак, господин Романов, выбирайте! - хозяйским жестом капитан указал на своих подчиненных.
        Помня о промашке со слугой, тихо воззвал: княжна, не дай ошибиться! Сработало, Слеза откликнулась. Нет, я не приобрел рентгеновского зрения, чтобы «видеть» людей насквозь, но стоило задержаться рядом, и во мне рождалось понимание: да, этот будет хорошим бойцом, пожалуй, и этот сгодится, и тот, но надо будет наказать сержантам присмотреть за ними, а вот этому в отряде не место. Хмурые рекруты слегка подались, чуя переполнившую меня колдовскую силу. Со стороны действо выглядело довольно странно: офицер останавливался и от нескольких секунд до минуты вглядывался в лицо кандидата в наемники, затем заявлял: «Годен» - либо пропускал без комментариев. Мастер Сокол отводил признанных годными в сторону, выстраивая в шеренгу. Все шестеро зибиров прошли отбор - честные, хоть и диковатые парни, которых злая судьба занесла на чужбину. Всего забраковал троих.
        - Это не солдаты, а шлак, - прокомментировал специально для Ван Хорна оставленную на месте троицу. - При всем уважении к вам не готов взять их даже бесплатно.
        - Жаль, очень жаль, - причмокнул капитан, смакуя выпивку, которой уделил больше внимания, чем моему комментарию. Вряд ли он сожалел, просто должен был что-то сказать. Не каждый день выпадает возможность толкнуть армейского имущества на сумму, сопоставимую с жалованьем за полгода.
        - Эдвард! Сегодня отличный денек, хорошая погода, превосходный бренди и удачная сделка!
        Генерировать любезности неприятным людям я научился в юные годы во время работы в предвыборном штабе депутата Госдумы. Дальнейшая моя карьера только способствовала
«прокачке» полезного навыка красноречия.
        - Истинно так. Выпьем!
        Имира наполнила трофейные бокалы тонкого стекла трофейным же бренди с превосходным букетом, и мы выпили. Капитан пил мелкими глотками. Я же прикончил свою порцию в два гигантских глотка.
        Никодим положил на стол перед Ван Хорном купчую на солдат, придавливая лист толстой бумаги пузатыми кошельками. Еще минус двести сорок цехинов из кассы отряда. Зато капральства Белова и Буяна получат по шесть человек, знающих, с какого конца браться за ружье. Зибирских охотников и следопытов в полном составе решил передать Молчуну. Умей Ван Хорн читать мысли, увидел бы в этом определенную иронию: незнающие «человеческого» языка дикари с немногословным браконьером во главе.
        Капитан осушил свою посуду, закусил помесью груши и яблока, от добавки отказался и вежливо раскланялся. Не стал его удерживать, трофейной комиссии давно пора приступать к делу. Нечаянная покупка пополнения внесла свои коррективы в планы на день. А еще мне дико хотелось в баню, которая напомнила о себе запахом сгоревших дров и сновавшими мимо нас водоносами и довольными солдатами в исподнем.
        Едва состоялась купля, как появившийся со стороны госпиталя Харитон без напоминаний занялся спинами поротых. Настоятельно попросил его осмотреть пополнение на предмет насекомых и заразных болезней. Асенит понимающе кивнул.
        Возник Никодим - он снова попытался получить санкцию на кой-какое имущество для все тех же «непотребных девок» до инвентаризации. Порученный ему отчет по продуктам, увы, находился в начальной стадии, ибо «мадама» Пинкроуз наседала на старшину со страшной силой. «Строить» обозника не стал, приказал предприимчивую мадам игнорировать, а приобретенных солдат накормить и обеспечить сносной одеждой и обувью. Белову приказал распределить их по капральствам, указав ему наименее надежных и потому подлежащих особому надзору со стороны всех вышестоящих.
        Пока мою «покупку» кормили и одевали, заглянул к Ковальскому. Вне зависимости от качества и мнения самого пополнения, получить оружие и экипировку у начвора предстояло всем. Все-таки отряд в зоне боевых действий. Это дело сержантов и мастеров - выяснить уровень подготовки и обучить. Положа руку на сердце, оснащение новичков послужило лишь поводом заглянуть в епархию Ковальского, мною двигали любопытство и корыстный интерес.
        Начвор спрятался между серыми скалами и телегами, где в окружении пирамид и завалов оружия, груды бандольер, сумок, кобур и ремней, как большой кот, щурился на не по-осеннему ласковое солнышко. Почесывая монументальный подбородок, Самсон качал в ручищах свежепочищенное барабанное ружьецо и напевал на родном языке… колыбельную?
        Перед ним на ящике в ряд лежали четыре кобуры с револьверами, отличными друг от друга всем, от дизайна и габаритов до количества зарядных камор и калибров.
        - Здоров будь, легионер! - почему-то был уверен, что такое обращение Самсону польстит. Так и вышло. Ковальский оборвал куплет и, в свою очередь, пожелал здоровья пану офицеру.
        - Пуль к револьверу и плежскому ружью хотел у тебя попросить.
        Самсон печально покачал головой и развел руками. Точно, говорил же на утреннем совещании, что в полевых условиях боеприпасов к «мастерворку» не изготовить. Но безоружным у нового начальника над стволами остаться сложно. Среди трофеев каким-то чудом затесался брат-близнец Ральфова револьвера с солидным боекомплектом. Ковальский всерьез предложил помолиться о вечном покое бывшего владельца, ибо «его предусмотрительность стоит доброго слова».
        - В Золотой роще помолюсь за него седым кронам, - серьезно пообещал я. - Знать бы еще имя этого парня.
        - Так вот же, - начвор протянул мне револьвер рукоятью с латунной пластинкой, испещренной буквами имперского алфавита. Что ж, Андрэ Волкофф из второго драгунского полка, покойся с миром, если это, конечно, ты меня выручил. Даже если и нет, тогда тебе вдвойне приятно, что с тем, кто именное оружие с твоего трупа прибрал, мы посчитались, и его ствол теперь смотрит в правильном направлении.
        - Основным что посоветуешь, Самсон?
        Начвор явно ожидал вопроса. Словно факир извлек из-под промасленной мешковины футляр, обтянутый потертой шкурой ящерицы, из которого в мои руки лег вроде бы обычный «марксман». Первый взгляд отметил великолепную обработку металла и более удобную конструкцию ложи и приклада. Руки подсказали, что модель легче массовой. Второй взгляд заставил подпрыгнуть на месте, едва уперся в крепление для оптики. Прибор нашелся в отдельном футляре, но едва взял в руки, как понял, что мне достался не совсем обычный оптический прицел. Вся конструкция размером со спичечный коробок, считая толстый латунный корпус, заключавший в себе желтоватый гамион. Вместо сетки - одна-единственная точка.
        Короткий процесс монтажа захватил всех троих - ведь Акинф и Самсон, несмотря на свой немалый боевой опыт, не имели дела с оптикой. Приложился, выбрав целью приметный камень в кладке полуразрушенного дома на террасе противоположного склона ущелья. Навскидку - метров сто пятьдесят плюс-минус десятка. Возникло твердое ощущение, что попал бы сразу, пускай брусок моей ладонью не закрыть, вот Буяновой пятерней запросто. Передав штуцер на ознакомление Акинфу, озвучил Ковальскому приказ:
        - Завтра в начале пути проведем пристрелку в первом же удобном месте. По двадцать выстрелов на брата. Общая организация - на Белове, техническая сторона за тобой, Самсон.
        - Зробим.
        Получив боекомплект к приобретению, поблагодарил наемника и собрался уходить.
        - Оставляйте, пан Богдан, зброю. Обихожу. - Начвор сделал характерный приглашающий жест по направлению к револьверной винтовке.
        Прозвучало укором состоянию старого друга «мастерворка», отчего ответ получился не очень вежливым.
        - Да брось. Сам не безрукий. Ветоши только дай и масла.
        Мое внимание привлек украшенный узорами топорик на длинной рукояти. Эксклюзивная добротная работа сразу бросилась в глаза. Где-то глубоко внутри забрезжило смутное ощущение, что вещь мне пригодится. Пока непонятно как, но узоры притягивали, а топорище буквально просилось в руку. Вещь, однозначно! В Эрмитаж бы его определить, а не во вражью башку или полено.
        - Он стреляет, - вмешался Акинф.
        - Что? А? - Обух продемонстрировал мне зрачок дула и каплевидную ручку шомпола.
        - Ух ты! Точно беру. Самсон, скажи Никодиму, чтобы из моей доли вычел цену топора и револьвера именного, если сам забуду. А еще, будь добр, подбери мне саблю. Офицерскую. Но полегче. Хорошо?
        Перевязь с парадно-выходной шпагой присоединил к куче трофеев, откуда и брал ее для несостоявшегося похода к Фишеру.
        - Будет сабля пану офицеру, - начвор протянул мне кисет-сумочку с пулями к пистолету в топорище, а Акинфу набор для чистки моего оружия. Не стал возмущаться. Они аборигены, а я здесь гость залетный.
        Время в общении с оружием пролетело незаметно, пополнение накормили и приодели. А значит, настала пора для приветственного слова в моем исполнении. Эх, когда-то стеснялся публичных выступлений, каждый раз себя пересиливал, на интервью как на казнь шел. В прошлой жизни. Сейчас и сам не заметил, как хлопком привлек внимание и двинул речь:
        - Солдаты! Вы теперь служите в вольной роте Богдана Романова, лейтенанта Армии Освобождения. Вот он я, весь перед вами. Здесь принято подчиняться старшим по званию, уважать товарищей, любить родину и не бояться врагов. Моя рота защищает Золотую рощу от Скверны. Девиз наш прост: победа или смерть!
        На последней фразе те, кто безразлично разглядывал носки своих стоптанных ботинок, резко подняли головы. В глазах некоторых загорелись искорки настороженного интереса. На лицах неблагонадежного контингента заиграли наглые ухмылки. Удивлены? Или оскорблены? Тем, что неофициальный девиз русинских батальонов прозвучал из уст офицера колониальной армии? Отметил себе этот моментик, чтобы не попасть впросак, как с женой Прохора. Пусть меняются планеты и цивилизации, но всегда будет в избытке желающих призвать новичка к ответу «за базар».
        - Это не просто слова. Вчера мы уничтожили врага, что был сильнее нас многократно. Потому что в бой нас ведет княжна Белоярова. Мы победили, потому что стояли насмерть!
        У моей палатки возвышалось знамя, укрепленное пятой древка в пирамидке из камней. Рядом с Аристархом, исполнявшим роль почетного караульного, стоял, опираясь на костыль, перевязанный Ермолай. Солдаты перевесили знамя на укороченное древко от пики, которое покрасили красным цветом и снабдили навершием от парадного протазана. Молодцы, не дают мне забыть о главном.
        - Вчера многие наши товарищи погибли, другие ранены. Мы никого не бросили. Сколько ушло в бой, столько возвращается. Это закон. Мы не отступаем, мы ищем возможность бить врага на наших условиях и бить насмерть.
        Теперь все рекруты поглядывали на меня с интересом. Лица их ожили, а спины выпрямились. Самое время растолковать про обязанности.
        - За вас оплачено не просто деньгами. Это не значит, что вы чья-то личная собственность. Деньги эти добыты в бою. Нашей кровью. Теперь вы в долгу перед честными людьми. И долг этот надобно отдавать честной службой, прилежанием в боевой учебе, храбростью в бою. А пока половинного жалованья и доли в добыче будет достаточно. Во всем прочем вы такие же солдаты. Помилуй вас Асень, если кто собрался бежать! Знайте и то, что служба в моей роте для вас шанс выйти в люди. Остальные порядки вам объяснят сержанты и мастера. Честь имею!
        Повернулся к Белову и увлек его чуть поодаль для приватного разговора.
        - Евгений, люди отличились в бою. Нужен список: кого из рядовых в мастера, кого из мастеров в сержанты. Из отличившихся учредить почетный караул к знамени по дням. Деньгами можно поощрить героев, хотя… лучше защитными гамионами и личным оружием!
        - Список готов, господин лейтенант, - отрапортовал юноша.
        - Отлично. После выдачи наградных хочу провести присягу… - и осекся. В голове сложилось все красиво: клятва перед лицом товарищей по оружию, поцелуй знамени… Не учел одного - стрелки княжеского батальона уже поклялись в верности Армии Освобождения. Купленные рекруты, скорее всего, тоже давали присягу. А главное, кому присягать? Самозваному барону?
        Нет, я позиционирую роту как часть Армии Освобождения, а не личную банду. Каррамба и черт побери, что за день «своевольной метлы» сегодня такой?!
        - Для пополнения… Клятву, в общем. Ну, вы же понимаете?
        - Кажется, да, - подофицер не скрывал своей неуверенности. - Я поставлю в известность господина Немчинова. Как нашего нанимателя и хранителя Асеня.
        - Да, отлично! Пожалуй, трофеи подождут полчасика, я больше ждать не могу, - на самом деле мне просто необходимо было спрятаться от людей и собственной некомпетентности.
        - Все, вы работайте, а я иду в баню! - И на два тона ниже, благо ординарец всегда рядом: - Акинф, не в службу, достань мне полотенце. И пойдем пошепчемся.
        Роль бани выполняли две вместительные, обтянутые шкурами юрты. В отведенной командному составу стояла железная печка, на которой булькали кипятком чугунки. Внутри оказалось жарко натоплено, но никаких привычных условий не было и в помине. Все-таки походная импровизация из подручных материалов. Настоящей родной баней, хорошим деревом, березовым веником и дровами близко не пахло. Посидеть всласть, попарить кости под разговор о наболевшем не вышло, да и к лучшему. Время неумолимо летело, а я себе напридумывал дел по русинской простонародной присказке: «делов как дров аль у гидры голов»; еще одного дела толком не закончил, как несколько новых образовалось.
        Зато Акинф отчитался: распросы Имиры ничем расследованию не помогли; Редди присоединился к свите лейтенанта Риттера в Белграде - вотчине князя Белоярова, - предъявив рекомендательные письма. За время пути по тракту Висельников ничем себя не запятнал.
        Зато Акинфу удалось выяснить, что вчера днем из лагеря был отправлен экипаж фельдкурьеров. Фишер торопился присвоить себе блестящую победу и отправил в ближайший форт Стерегущий курьера с донесением на охраняемой повозке. Опрос свидетелей показал, что Редди покинул лагерь в ней. Вороватый слуга, возможно, купил себе место в экипаже, потому что посадка происходила на выходе из лагеря. Если он уже прибыл в форт, то дело дрянь. Он сильно опередил нас по времени. Даже думать не хочется о том, что в Стерегущем могут находиться сообщники торговцев оружием…
        Ординарцу надоело лицезреть мою свежепомытую, но кислую мину.
        - Ваше благородие, дозволь догнать вора.
        Он не шутил. Вспомнился наш первый разговор: собирался в одиночку пройти грымский лес, прошмыгнуть мимо бандитских засад в ущелье. И тогда, и сейчас говорил уверенно, словно не видел в этом анабазисе затруднений. Оно и логично - бывший гвардеец, по земным меркам, считай - спецназовец. Опять же личные счеты - хороший мотиватор выследить и закопать негодяя. Гайдук неоднократно спасал мне жизнь, и я к нему сильно привязался. Все мне в нем нравилось: и манера, и разум, и ухватки, а своим предложением «догнать вора» он меня сразил наповал. Что я такого совершил, что человек мою беду разруливать взялся?
        - Жаль будет тебя потерять, Акинф.
        - Смертушка меня обождет.
        - Тогда собирайся, брат. Я тебе пока документы выправлю!
        Кинулся к офицерскому саквояжу, в который сложил бумаги изменников, достал папку, извлек бланк патента. Ральф на этот раз не помогал, только наблюдал за магическим превращением опального гайдука в армейского капрала.
        На толстой, богато украшенной геральдикой бумаге я накропал на имперском что-то вроде: «Настоящим удостоверяется, что капрал Армии Освобождения Акинф Иванов выполняет особое задание лейтенанта Богдана Романова, офицера генерального штаба Армии Освобождения. Подателю сего оказывать всемерное содействие». Повторил тот же текст на русинском, добавил затейливую роспись с расшифровкой и дату. Следом оформил сыскной лист на вора и изменника Редди. С описанием его невыразительной для рыжего паренька внешности я намучился изрядно, так что пообещал при встрече непременно усадить предателя на самый кривой и сучковатый кол. С рукописными документами устал сильнее, чем с патентом, поскольку каждую буковку приходилось тщательно вырисовывать - настолько у меня, оказывается, испортился почерк благодаря «клаве». И языки как-никак совсем недавно освоил.
        - Вот, держи, - передав документы, повесил ему на шею пулезащитный гамион. - Вся надежда только на тебя.
        Пока упражнялся в каллиграфии, ординарец собрался-подпоясался в дорогу.
        - Не сомневайтесь, Богдан Всеславыч, наше дело правое. По своей земле ходим.
        Кто кого напутствовал - еще вопрос. Непозволительно долго выколупывал из сознания адекватный ответ. Запутался в имперских, английских, русинских и русских словах сразу. Только когда Акинф ушел, осознал, что он назвал меня чужим отчеством, а я ординарца не поправил. Настоящее в этом мире еще ни разу не прозвучало. Видимо, не один полковник Фишер связал мою фамилию со здешней версией «бунтовщика и обманщика Емельки Пугачева». Время покажет, что я выгадал, а что прогадал, променяв офисное стойло на волчью жизнь.
        Ральф «выбрался» из своего «смертника» и, как заправский слон в посудной лавке, растоптал изящный фарфор моих планов на остаток дня. Маг не просил, требовал срочно поднять задницу и отнести полученный в результате гибели черной баронессы стеклянный «кочан брюссельской капусты» в туман. Супергамион внезапно зажил своей собственной жизнью, чем сильно озадачил, а затем напугал своего создателя до икоты. Как водится в этих ваших голливудах, ученый - «калач верченый» в приступе творческого экстаза соорудил нечто выдающееся. Творение «совершенно случайно» обнаружило пакостные свойства, и теперь простой парень срочно должен спасти окружающую среду и себя лично. Кому же еще поручить это дело, кроме как самому себе, офицеру по особым поручениям?!
        Маг успокоился и объяснил, в чем, собственно, дело. Поскольку баронесса в последние секунды существования взывала к силе Хаоса, то сотворенный артефакт приобрел свойство маяка. То ли зов черной баронессы был невероятно силен, то ли Ральф напортачил, «спекая гамионы», только теперь результат манил не только отрицательную силу, свойственную этому миру изначально, но и работал магнитом для проникающей извне. От которой здесь все главные беды.
        Природа конструкта такова, что для исполнения своей функции он крадет силы у окружающих. Чем больше высосет людских «соков», тем сильнее зов, тем быстрее под напором инородного Хаоса истончится ткань этого мира. Сильнее всех от вампиризма пострадают раненые, как и тогда в пятне Скверны на лесной тропе. Значит, тащить с собой в обозе эту бяку никак нельзя, здесь закопать тоже опасно. Буквально несколько дней - и одним аномальным пятном на границе станет больше. Уничтожить можно, но лучше не пытаться, подсказал маг, слишком много энергии «насосал» зловредный камешек. Ральф прикинул все доступные возможности и решил, что лучше всего артефакт унести за пределы этого мира, используя мою способность проникать в царство туманов, диковинных мест и видений. А там либо найдется управа на обезумевший конструкт, либо удастся перенацелить Хаос с нашего мира. Угу, вторил я ему, на какой-нибудь чужой, который не жалко.
        Зловредный супергамион сразу после триумфального возвращения в трактир поместил в первый попавшийся небольшой чугунок, который обернул несколькими слоями грубой мешковины и обвязал веревкой. В таком виде трофей оказался в моей палатке. «Мой ночной кошмар наверняка связан с исходящим от артефакта злом. А ведь я под защитой Слезы Асеня!» - посетила запоздалая догадка.
        Пришлось забыть об отдыхе, о котором молил организм, о продолжении квеста с фургонами, о дележке трофеев и даже о полноценном обеде, хотя со стороны кухни попахивало близким знакомством выдержанного в вине мяса с горящими углями. Перехватил на ходу что-то из оставшихся от визита Ван Хорна закусок, перелил во флягу остатки бренди. Прицепил на пояс кобуру с револьвером. Вытряхнул барахло из ранца и поместил в него тяжеленный узел с «корнем зла». Завершая недолгие сборы, сунул за пояс стреляющий топорик. Почему-то не возникло и тени сомнения, что странный туман вдруг не окажется «вне зоны действия сети».
        За старшего оставил Белова, поручив ему на всякий случай провести раздел трофеев и предупредив, что нижним чинам предложено выбрать делегата в помощь комиссии. Юноша приказ понял и лишних вопросов не задал.
        Буян как раз проверял экипировку пополнения. Пришлось крикнуть:
        - Капрал Озоровский, ты мне нужен. - Когда подчиненный приблизился, отдал распоряжение взять в сопровождение двоих ветеранов в полном снаряжении. Дал пять минут на сборы.
        Капрал кликнул мастеров Блуда и Дуная. Нарисовались старые знакомцы по болотному острову: пожилого солдата с бакенбардами по имени Дунай я запомнил хорошо. Одноглазый бородач, тщетно скрывающий хромоту, звался Блудом. Однако молодец Немчинов - с такими ранами за пять дней людей на ноги поставил.
        - С возвращением в строй, стрелки!
        - Рады стараться, господин лейтенант! - хрипло откликнулись солдаты. Дунаю из-за ранения в грудь было больно говорить.
        - Как пополнение, капрал? - обратился к Буяну. - Смотрят волчьими глазами в лес?
        - Если только самую малость, по привычке. Растолковал им маленечко ваши порядки, вашбродь.
        - Смотри, за них деньги из отрядной казны плачены!
        - Не утекут! Вот так всех голубчиков держу! - Озоровский энергично сжал правую руку в кулак и перехватил мой взгляд. - Только вот что хочу сказать, ваше благородие, уж не серчайте.
        Я осмотрелся по сторонам. Лагерь жил своей жизнью, никому не было до нас никакого дела. Сделал капралу знак продолжать.
        - Они думают, что их прислали сюда беглых ловить и вешать.
        - Так. Ты про то, что войны не нюхали? - У меня и мысли не возникло, что моему отряду могут быть поручены карательные функции.
        - За этим дело не станет… - замялся Буян. - Щас скажу.
        - Да режь - вываливай свою сермягу, не томи, капрал.
        - Не солдатское дело - палаческое исполнять. Супротив своих. А у тракта, считай, половина ватажек русинского роду… А многие не своей волей и не от хорошей жизни в леса ушли. Из полка утекли их товарищи и сейчас по дорогам промышляют.
        Вот и проявилось темное прошлое Буяна, задав мне непростую задачку! Золотая роща - крупный землевладелец, вроде монастыря средневекового. И Богдан Романов с ним кондотту заключил. Прочь иллюзии - как бы не пришлось голодные бунты подавлять, а уж разбойников как волков травить - святое дело. Но и заманчиво «приватизировать» рабочую силу, ушедшую в леса, подальше от официальных властей.
        - Ясно. А в Скверне много беглых русинов?
        - А Бездна знает. Полоняники есть, а чтоб сами шли, такого не слышал. Кто переметнулся к врагу извечному, тот нам не брат. Про другое толкую…
        - Я тебя понял, капрал. Скажу так. Не думаю, что Совету Хранителей нужна кровь меж своими. Одно могу обещать: прежде чем заговорят ружья, с русинами будет людской разговор. Мне не нужно братоубийства. Вон даже с дукарами договорились. Враг у нас общий - Скверна.
        Обратил внимание на гримасу боли, исказившую лицо Буяна. Со вчерашними инвалидами понятно, чего кривятся, а капралу вроде не сильно в бою досталось?
        - Да зуб, зараза, разболелся. И живот что-то крутит, - признался Буян.
        - У тебя одного или у вас тоже? - обратился я к солдатам.
        - Да почитай у всех разлад в теле, - ответил капрал. - Со Скверной всегда одна и та же песня, болячки после вылазят, как грибы.
        Дунай с Блудом согласно закивали, подтверждая правоту командира.
        - Ясно. Скоро это закончится. - Я обратился к караульному у знамени: - Аристарх, а где Ермолай?
        - Дык, ваше благородие, в гошпиталь унесли. Стоял-стоял и упал.
        - Жив?
        - Жив. Сомлел от ран!
        - Вот что хотел тебе сказать - будешь еще штуцером во врага кидаться, отберу и копье выдам. Штуцер - он, брат, для стрельбы.
        - Виноват, ваше благородие!
        - Здоровье как?
        - Да милостью Асеня жив-здоров, ваше благородие.
        - Правду говори мне!
        Боец тяжело и болезненно выдохнул.
        - По правде, кости с утра крутит да рубцы ноют чего-то. Может, с устатку? - приглушенно пожаловался Аристарх.
        - Ничего, служи, стрелок. Дальше будет легче, - и добавил: - На своей земле стоим.
        - Рад стараться! - воспрянул разведчик.
        Поздно, ваше магичество Ральф, барон Скалистых островов, обнаружили проклятие баронессы Тотенкопф. Ничего, я этой суке на солдат моих порчу наводить не дам. Если извести колдунью смогли, то уничтожить «подлое эхо войны» тоже сумеем.
«Губическая вахта», к моей удаче, оказалась свободна. Буяна с товарищами поставил караулить вход с приказом никого не пускать под предлогом жуткого ритуала супротив Скверны и шагнул в зловонный мрак, подсвечивая фонариком. Дверь захлопнулась, напомнив нерадостные события сегодняшней ночи.
        Несколько минут ничего не происходило. Заставил себя сконцентрироваться на тумане и странной локации с костром по центру. На первый взгляд ничего не изменилось. Раздраженно выдохнул… и заметил, как в луче света дальняя стена пещеры пошла белесыми клубами. Поправил лямки капральского ранца, топорик за поясом, проверил, легко ли расстегивается кобура. Сделал осторожный шаг, затем еще один.
        Несколько минут двигался по тоннелю, чьи стены, потолок и даже пол сотканы из непроницаемой дымки. Вдалеке забрезжил огонек. Еще немного - и белесая пелена распалась на фрагменты, а ноги вынесли к знакомой локации. Вот они, тонущие в седых клубах руины древних стен из дикого камня, негасимый костер и раскиданные вокруг него валуны. В сторонке все так же опирался на камень забытый кем-то круглый металлический щит. Что ж, полдела сделано, теперь можно подумать, как быть дальше. Благо время в тумане течет не так быстро, это я еще в прошлые разы заметил.
        Ранец с тяжелым грузом снял и притулил между камней неподалеку от костра. Топор за поясом мешал нормально присесть, поэтому я положил его позади себя за выбранный в качестве сиденья валун. В ожидании дальнейших идей боролся с зевотой и любовался игрой языков магического огня. Долго наслаждаться неземной красотой мне не позволили. Сначала на противоположной стороне появилась пара начищенных сапог. Поднимая глаза, отметил галифе, массивную бляху ремня, расстегнутый щегольский френч насыщенного синего цвета с искрами серебряных пуговиц. Ни эполетов, ни орденов, ни прочих галунов с канителью - только рукава украшены серебряным шитьем в виде растительного орнамента. Простой черный берет без знаков и украшений, ровно сидящий на голове, дополнял строгий стиль крупного военачальника непонятного рода войск и неизвестной армии мира.
        - Что господин-товарищ столичный маршал, тускнеет аксельбант от мирной жизни? - задорно подколол я Арагорна Московского, желая слегка щелкнуть его по носу за некогда разбитый мой.
        - Покой нам только снится, лейтенант самозваный, - не остался в долгу мастер игры. - Если помнишь, есть такая профессия…
        - …Родину защищать, - закончил известную фразу. Помнится, в нестареющем советском кинофильме «Офицеры» она проходила красной нитью. Никак на мою основную задачу намек? Только нет у меня Родины, наемник я. - Эта мысль родила раздражение, отчего срочно захотелось полюбопытствовать у ряженого фельдмаршала, как обстоят дела на фэнтезийных фронтах. Мол, эльфы орков ломят или наши шведов гнут? Но озвучить вопрос не успел.
        - Про орков… ты к месту подумал.
        Лицо напротив приобрело удивленно-добрые черты.
        - Есть необходимость растолковать тебе пару вещей, Богдан… Что ж, пусть будет понятный тебе язык синематографа.
        Придвинулся ближе к костру, языки пламени которого принялись менять оттенки и движение, формируя оживающие, как на экране, картинки. Роли исполняли Арагорн и мельком виденный в первое посещение тумана тип в старом ватнике на голое тело, грязных штанах, старой кепке и стоптанных кирзачах. Тот самый, что грозил пальцем за соединение Буянова ножа с «вечным огнем». Незримый «бегунок» постепенно увеличил громкость, и речь собеседников доносилась отчетливее с каждой секундой, хотя не становилась при этом понятнее. Одетый рокером-неформалом Арагорн поприветствовал курящего папиросу «тракториста» как «наблюдателя», после чего они мило побеседовали о своих общих знакомых - Лофте и Фрейе. Из разговора уловил, что первый является безумцем, а перед второй персоной Арагорн сильно провинился. Мимоходом назвали Землю ни много ни мало «закрытым миром победившего Хаоса». Вот и весь небогатый информулов, хотя я и старался.
        - Говори, - «военачальник» прервал свой показ, прочитав явное недоумение на моем лице.
        Признаюсь как на духу, что от природы не способен вникать в чужие интриги с первого раза. Нету сноровки, даже на уровне обывателя, самой примитивной, которая воспитывается сериалами да детективами в мягкой обложке.
        - Знаешь, мне трудно воспринимать чужих богов таковыми. - Все-таки непросто говорить, когда собеседник умеет читать мысли. - Отчего все ваши… заботы воспринимаются… как-то никак. Я уже понял, что ты не простой мастер игры и не ради хохмы меня с Земли выдернул. Дозвольте взять с полки пирожок, мон женераль?
        Арагорн откинул голову и хохотнул:
        - Твой «пирожок» на сегодня в ранце лежит. Когда позовут, пойдешь, куда скажут, и сдашь вещицу тому, кому нужно ее сдать.
        - Благодарю за подробные инструкции, та-арьщ маршал конно-водолаз…
        Собеседник сверкнул глазами, прерывая меня, и отчеканил:
        - Мир, которому нужна помощь, выбрал тебя. Я могу отменить этот выбор в любую секунду. И это НЕ ОЗНАЧАЕТ ВОЗВРАТА ДОМОЙ для тебя. Как принял?
        - Принял четко и ясно! - Едва не щелкнул каблуками. Для себя уже решил, что в новом мире мне повезло, и готовился пресекать на корню возможные спекуляции на возвращении домой. А повезло мне не в плане баронства-офицерства, способностей к магии, денег и шмоток - нет, это все тлен. Во-первых, мне стало до крайней степени интересно жить. А во-вторых, замаячила цель, возможность совершить грандиозный поступок. Одна лишь возможность оставить о себе добрую память перекрывала по важности все, что можно пожелать обычному парню: богатство, власть, популярность и что там еще котируется у людей?
        - Теперь вот это прими, - снисходительно бросил Арагорн и указал на костер.
        В то же мгновение из языков пламени вырвалась пылающая частица и микрокометой врезалась прямо мне в лоб. От неожиданности я вскочил на ноги и замер, чувствуя, как под сводом черепа происходит какая-то непривычная работа. Да он в меня информацией кинул, и архив самостоятельно распаковался.
        Так, что там у нас? Отец-император и его культ. О как интересно! Происхождение Скверны? Едва запустил «видеопрезентацию», как Арагорн отменил мое действие. Что ж, потом с Ральфом разберемся. Ему не меньше моего будет интересно.
        Мастер игры прищурился и предварил следующий кинопоказ:
        - Вот, приглядись к одному товарищу. Будет для вас работенка. Скоро. - С чем и был таков.
        Чуть не заработал разрыв мозга, когда в чудесном костре увидел… сам костер и окружающие его валуны. А еще между камнями-сиденьями бродил самый натуральный орк. Клыкастый, длиннорукий, с землисто-зеленой кожей лица и рук. Одетый в длиннополый стеганый халат и облезлую меховую шапку. На левой руке был закреплен небольшой круглый блестящий щит, с поясного ремня свешивались сабля и длинный кинжал. На боку - большая полотняная сумка, вроде тех, с какими изображали в старых фильмах почтальонов.
        Много хабара можно утащить, подумалось мне, как раз когда «один товарищ» взялся рассматривать прислоненный к камню щит. Хотя в ранце пожитки таскать все же удобнее!
        Орк смотрел на ничейный элемент экипировки не как на трофей, а с интересом другого рода. Мне самому стало любопытно, что в нем такого особенного, и я отвлекся от кино, чтобы рассмотреть щит вблизи. Ага, внутреннюю поверхность испещряли письмена. Вполне читабельные русские буквы, что, однако, не сделало весь текст совершенно понятным. Послание накорябала некая Алена. В начале было сказано про закольцованное пространство. Про смертельную опасность мертвых миров предупреждала аж тремя восклицательными знаками, как это водится у эмоциональных девушек. Не обошлось и без стихотворения из «Властелина колец». Многовато «колец» на один щит получилось: или она фанатка ролевых игр, или тут какая-то загадка, или ей уж замуж невтерпеж.
        Дальше шел список имен, исполненных в разной манере подручными инструментами. Из чего следовал вывод: кроме Алены тут побывало немало русскоязычного народу. Что примечательно - одни мужики. Значит, выбор у девушки имелся изрядный. А если представить, какими кондициями надо обладать, чтобы таскать с собой далеко не зонтик по весу, да еще и принимать на него удары… Совершенно спокойный за дальнейшую судьбу Алены, положил архаичный артефакт на место.
        От костра-экрана донеслись глухие ругательства. Сожалея об отсутствии попкорна, присел на свой валун. Русскоговорящий орк в полный рост наезжал на Арагорна, угрожая стукнуть и требуя свой «загруз в реальности»! Дальнейший диалог персонажей многое расставил по местам. Зеленокожий с сумкой был назван Санычем. Подобное количество знакомых деталей явно выходило за рамки простого совпадения. Если это не Сан Саныч, знакомый мне по игре, то я не Богдан Романов. Он мне одолжил топорик, перед тем как все завертелось, а теперь, выходит, самолично попал сюда. Если принимать во внимание слова Арагорна, нам предстоит сыграть в одной команде. И вдруг туман распахнулся, означенный орк оказался напротив и, как заправский хищник, заприметил меня мгновенно.
        Появление гостя произошло внезапно, а сам он оказался настолько явным, телесным, шумным, насколько только могут быть живые существа, что рука сама собой потянулась к кобуре с револьвером. Уж очень раздраженно трепетали ноздри на морщинистом свирепом лице. С местными глюками не спутаешь при всем желании. Пригляделся к походке, внешности, осанке пришельца - Сан Саныч собственной персоной. Не зря я фляжку бренди наполнил, чуяло сердце! И топорик прихватил в туман тоже удачно. Вместо продажи первому встречному подвернулся удобный случай возвратить старый должок. Брать и не отдавать - это поперек моей сути, не могу жить в долгу. Но не будем торопиться, лучше вообще пока ни топор, ни пистоль не лапать. Кто знает, что собрату по несчастью довелось пережить и как это отразилось на его характере?
        Поприветствовал урук-хая Сан Санычем. Тот прокосолапил к костру, потоптался, выбирая валун посимпатичнее и попутно приглядываясь ко мне. Пауза слегка затянулась.
        - Привет! А ты - Глюк-без-топора? - Его ответ сразу же снизил градус напряжения.
        Узнал. Откуда? Да оттуда же, что и я, пожалуй. Я искренне рассмеялся шутке. Похоже, общение завязалось.
        - Обозвал так обозвал! Ага, он самый!
        Орк устроился на валуне напротив и поинтересовался, откуда я его знаю. И правда, если приглядеться, себя прежнего, земного, он напоминал отдаленно. Поменял расу, постарел, игровой реквизит превратился в реальную экипировку степного знахаря-лекаря-воина. Интересно, с чего бы это такие метаморфозы внешности? Самому жуть как интересно, поскольку сделанное перед игрой ради Алкиного удовольствия мелирование обернулось для меня превращением в натурального блондина. Пошел, блин горелый, на поводу у пассии, заработал минус к интеллекту, да и ладно. Теперь, того и гляди, вместо каноничных анекдотов про блондинок попсовый репертуар Николая Баскова начну исполнять. Уточнять у собеседника Арагорна, это проделки или побочный эффект перемещения между мирами, - не стал. Невежливо отвечать вопросом на вопрос, все-таки не одесситы мы, а сибиряки. Москву от Гитлера спасли по пути к Берлину!
        Объяснил, почему признал в нем Сан Саныча. Поведал про недавние киносеансы и собственное восприятие. Самооценка слегка понизилась после провальной попытки осознать, чем провинился мастер игры перед Фрейей, что за безумный Лофт такой и каким боком в этом сериале некий наблюдатель, наряженный жителем сельской глубинки. Теперь в разговоре с потенциальным соратником отыгрался, сославшись с умной миной на «совокупность признаков», выдавших в пожилом орке
«земелю»-ролевика.
        При упоминании «киносеансов» собеседник встрепенулся и попросил подробностей. Я говорил и радовался, что есть с кем пообщаться на русском. Потом вкратце обрисовал свой мир, точнее, войну, так как больше ничего другого, по сути, еще не видел. Разговор плавно перетек в сторону теплых сортиров, точнее, их отсутствия. Я не так страдал от походов в кусты, как от невозможности принять нормальный душ и выспаться на привычной кровати, но плакаться в жилетку не стал. Мол, что нас не убьет, то сделает сильней. Наоборот, предложил обмыть встречу. Все-таки событие незаурядное: земляков занесло черт знает куда и хрен знает зачем, а волей случая встретились, как тут не выпить?
        Достал флягу и предложил:
        - Давай за знакомство!
        Орк с неподобающей его возрасту резвостью откликнулся на призыв, и тут его ждал облом! Он шел ко мне и не приближался! Не топтался на месте, а двигался, технически совершал шаги, но под ногами словно разматывался бесконечный рулон. Пожилой орк замер, недоуменно скользя взглядом по мне, костру и вросшим в грунт камням. Я поднялся и повторил его действия - с тем же результатом. То есть без такового.
        - Во прикол! - с ругательной интонацией воскликнул собеседник. - Генерация пространства из ниоткуда!
        Меня же вопрос теории произошедшего занимал не так, как реализация «рационального предложения». Я почесал затылок и пожаловался:
        - Это что, тут и не выпить в хорошем обществе?
        Орк принялся экспериментировать, кидая в мою сторону камни. Хорошо, что пояснял свои намерения словами, а то я чуть было не подумал, что дитя степей так досадует на ускользнувшую возможность тяпнуть на халяву - кусок щебенки прилетел мне в колено.
        Догадавшись, что над неживыми предметами магия туманного мира не властна, запустил в ответ в него флягой. Распробовав бренди, Саныч угостил меня своим шаманским снадобьем, перебросив аутентичную баклажку из сушеной тыквы. С алкоголем в желудке неведомый не то настой, не то отвар ужился преотлично. По телу прошла живительная волна, прогоняя усталость и наполняя тело силой, здоровьем. С трудом удержал себя, чтобы не приложиться повторно. А то ведь можно навредить себе неправильной дозировкой.
        Потек неспешный разговор. Я продолжил рассказ о своем мире, Саныч в ответ - о вселенной, куда Арагорн завлек его словами про «больной мир, которому требуется доктор». Логично, что маскировка с темной кожей и клыками потребовалась среди орков-соплеменников, которые кочевали в своих степях в «усредненно» средневековом мире. Внезапно сошлись на том, что Арагорн знает больше, чем говорит. Ничего удивительного, генералы своим солдатам никогда не говорят всей правды. И правильно делают.
        - Не удивлюсь, что и эту нашу встречу он зачем-то подстроил, - предположил Саныч. - Как ты думаешь, Глюк-без-топора?
        С первой частью утверждения автоматически согласился, а вот в отношении клички готов был спорить:
        - А вот и неправда. С топором! Да еще с каким. Вот, посмотри, - тут же предъявил весомый аргумент.
        - Погоди, не кидай! - Орк остановил мой порыв и предложил: - Положи на землю и отойди подальше, на другую сторону костра.
        - Точно, а то выйдет как в том анекдоте: «Что хрипишь, не поймал, что ли?» - сострил я, полностью поддерживая разумное предложение. Орк подобрал топор и, внимательно разглядывая его, вернулся на место. Попробовал ногтем сталь топорища и собрался было положить инструмент на землю. Пришлось напомнить, что на Земле топор так и не вернул законному владельцу, а в долгу быть против моих правил.
        Благодарный Саныч обозвал «подгон топора» мажорской штучкой. Я чуть не хлопнул себя по лбу с досады - к топору прилагалась маленькая сумочка из кожи с несколькими снарядами.
        - Лови пульницу, там припас!
        - Какой?
        А-а, это ж для меня очевидно, а каноничные орки больше с луками да с арбалетами ходят. Пояснил:
        - Топор с секретом. Стреляет!
        Оскалив и без того внушительные клыки, Саныч довольно улыбнулся. Орк обнаружил встроенный в черенке стволик и освоил нехитрую премудрость стрельбы из топора по ближайшему камню. Нашуметь мы не боялись - все-таки нас двое, костер опять же. Наскочит какой безумец из тумана, будет сам виноват.
        Плюющийся свинцовыми шариками агрегат Сан Санычу понравился. Правда, он посетовал, что пороха у них в степях не достать.
        - А он и не нужен, - заверил я. - Там работает гамион… это камень такой. Магия, в общем. Сейчас в нем - почти полный заряд, которого хватит еще на четыре «бабаха». Камень заряжается автоматически при контакте с твоей аурой. У сильного мага - быстрее, у слабого - дольше. Ты маг?
        - Не знаю, - орк неуверенно пожал плечами.
        - Не страшно! Обычный человек тоже крохами Силы владеет.
        Хотелось верить, что в его мире гамион-пулеметатель будет работать корректно. А нет, так сама по себе вещица статусная. Сталь хорошая, рукоять ухватистая, узоры опять же, что еще нужно степному шаману? Все-таки я к Санычу проникся симпатией, очень не хотелось подложить ему свинью, когда вместо того, чтобы в рукопашной удивить до смерти противника, случится осечка… Стараясь не думать о гипотетическом подвохе, продолжил наставление по топорно-стрелковому делу:
        - Теперь достань шомпол. Ага, вот так. Возьми из сумки пулю и вставь ее в ствол. Забей ее шомполом до упора - она там раздастся при выстреле и пойдет по нарезам.
        Саныч старательно выполнял указания, но второй раз «бабахать» по валуну не стал, следуя моему совету поберечь заряды.
        - А что ты там про неслучайность нашей встречи говорил? - постарался перевести разговор, точнее, вернуться к теме, прерванной вручением топора.
        - А то, что мы тут сидим, как два умных пуделя, твою «амброзию» пьем, а это, скорее всего, так и было спланировано. Значит, Арагорну от нас еще что-то нужно, кроме наведения порядка в тех мирах, куда мы попали, - заявил орк.
        Я буркнул нечто скептическое, хотя в душе готов был разделить предложенную точку зрения. Очевидно, костер работает маяком, огоньком, на который, как бабочки, слетаются попаданцы. Что же тогда такое туман? Необычный особенный мир или транзитная площадка между многими мирами? И его величество Арагорн Вездесущий кто как не повелитель тумана, способный устраивать в нем встречи и подбрасывать задачки? Вот ему не с руки было прибрать предыдущего приключенца - меня припахал в прошлое посещение, мотивируя воспитательно-испытательными целями.
        Примитивная уловка сработала. В подтверждение своей догадки Сан Саныч поведал мне о встреченном у костра кренделе в маскировочном плаще, который рассказал орку, что по указке Арагорна с тремя такими же попаданцами стащил в безумном замке непростую дверь и впоследствии был вынужден устраивать из нее телепорт. Но главное, что в своем мире у того курорт, не считая небольших головняков, а вот здесь, в тумане, пришлось изрядно напрячься и рисковать головой. То, что в мире туманов и видений можно влипнуть в приключение, я прочувствовал на собственном опыте. И на щите Алены предупреждение неспроста появилось.
        - А не соврал тебе этот, в плаще который? - В финале рассказа вновь надавил на
«педаль скепсиса». - Поди врал, как сталкер, или привиделось?
        - Не думаю, - возразил Саныч. - Я все-таки по жизни психиатр, ложь от галлюцинаций отличаю.
        - Вот бы своими глазами посмотреть! - вырвалось у меня.
        То ли Арагорн наш треп подслушивал, то ли я овладел магией синематографа, но не успел договорить, как пламя вспыхнуло столбом и распалось, окружая растущий круг с подрагивающей поверхностью. Очередной «Ералаш» экран покажет наш?
        Когда поверхность ожила, поймал себя на мысли, что следующая живая картинка
«костер в костре» может оказаться последней ступенькой на пути к неадеквату. Запросто выйду из себя и вернуться не смогу. Хоть к Сан Санычу на прием записывайся.
        На «нашей» локации с вечным огнем тусовались сразу четверо совершенно разных персонажей. Девица в чешуйчатом доспехе, вооруженная молотком с острым клювом и дубиной. Очевидно, перед нами хозяйка брошенного щита с посланиями, хотя я себе ее представлял… менее богатырских статей. Да и свежий шрам на лице шарма не добавлял. Хотя, на второй взгляд, есть в ней изюминка. И подержаться тоже есть за что. Вот только без спросу лучше этого не делать.
        Крупный высокий лучник в необычном камуфляже опирался на глефу. Похоже, это и был встреченный Санычем рассказчик. Чуть поодаль разместился персонаж в черном костюме. Благодаря покрою, закинутому на спину мечу-катане и всяким-разным метательным ножикам наряд сильно смахивал на рабочую одежду японского ниндзя. Еще присутствовал некий тип в плаще и с посохом, навершие которого оформлено в виде совы. Всем участникам крепко досталось в «предыдущей серии», но четвертый имел наиболее жалкий вид. Мокрой курицы, что ли… Герои выглядели усталыми, измотанными, как бывает после тяжелой работы, боя. А еще потерянными, словно все титанические усилия обернулись непонятным результатом. Крикни им сейчас: «Парни, вас ждет вторая серия!» - и хорошо, если уковыляешь на своих двоих. Проглотив зубы.
        Может, поэтому беззвучный разговор у них не клеился. Костер речь не передавал, но и жесты, позы, движения достаточно четко характеризовали ситуацию. «Валькирия» обращалась то к одному, то к другому, не находя взаимности. Трое мужиков отвечали вяло, более поглощенные невеселыми думами, своими, неведомыми нам заботами. Печальная пантомима продолжалась, пока наконец оборванец с посохом не предложил свою сумку для какой-то цели. Решение всех устроило: такие разные воители закивали, затем дружно поднялись, чтобы уйти в непроницаемый туман.
        - Ты видел?! - воскликнул я. - Значит, этот твой в плаще не врал.
        Стало стыдно, что, изображая скептика, раскрутил товарища на информацию, а свои похождения в тумане утаил. Недоверие к Арагорну частью перенеслось на орка, которого тот определил мне в союзники.
        - Почему мой? - удивился орк. - Не мой, а такой же Арагорнов, как мы с тобой.
        - Я свой собственный, - прозвучало напыщенно, но я сказал так больше для того, чтоб себе напомнить реальное положение вещей, чем выпендриться или мастеру игры фигу в кармане показать. Жизнь научила никому не доверять: сегодня мир-дружба, а завтра вместо жвачки ножом в спину угостить могут. И дело не только в человеке, но и в обстоятельствах. Тот же сын степей, интересно, на что готов пойти, чтобы вернуться домой?
        Время есть, можно и даже нужно выяснить:
        - Вот сделаешь ты то, что избавит твою планету от Скверны, и что дальше?
        Сан Саныч почему-то ответил не сразу. Вроде дело ясное, хотя кто его знает?
        Я же отдавал себе отчет, что находился только в начале пути, и легкой победы над Скверной не ждал. Несмотря на мелкие неприятности вроде ран и разногласий с торговцами оружием, мне нравилось жить по новым правилам. Случись завтра погибнуть, попытался бы сделать это с максимальной пользой для своих и уроном для чужих. Без сожаления. По крайней мере, такой финал сейчас выглядел для меня логичнее. Совершенно не представлял, как можно вернуться с «экскурсии на войну» в мою бывшую жизнь, чтобы как ни в чем не бывало наносить пользу родному предприятию. Продолжать коптить кондиционированный воздух в комфортном офисе, после того как пожил по-настоящему?
        Невозможно забыть ужас и упоение боем. Нельзя предать тех, кто стоял и погибал с тобой плечом к плечу. Не выйдет стереть из памяти тех, кого убил. Чтобы выжить, я изменился, стал совершенно другим человеком, которому не осталось места в прошлом. Тем более никакие родственные связи меня не сдерживали, та же Алка пошла по левому борту еще на Земле.
        Психиатр же твердо решил для себя, что лучшим финалом для приключения будет возврат домой, в родные пенаты. Мол, работа по профессии - лучшее средство от скуки. Для спасения от нее, родимой, у орков рецептов маловато. Даже у годных лекарей.
        Я не унимался, провоцируя собеседника на откровенность:
        - Ведь здесь, в этом тумане, загадок хватает! Я такие красоты и странности видел - не вышептать! Да и вообще - возможность путешествовать между мирами, смотреть, где что и как… Интересно же!
        Похоже, мы поменялись местами: Богдан пылал энтузиазмом, а Сан Саныч критиковал:
        - И в одном-то мире не сразу сообразишь, что делать. Думаю, что далеко не везде нам будут рады. Средневековье же почти везде.
        Так-то оно так. Но не ты ли, друг ситный, еще недавно соглашался, что «мы не умерли от походов в кустики»? Или ему неинтересно старым кочевником жить, когда можно свое нормальное состояние вернуть?
        - Торговля и тогда существовала, - сделал заход с другой стороны. - И торговцы. Вот скажи, орки отказались бы от партии таких пистолей, как у меня?
        С этими словами похлопал себя по кобуре. Затем достал и продемонстрировал собеседнику револьвер. Попутно с основной миссией топор тащил в туман для продажи, поскольку честно награбленные монеты у меня спионерил неблагодарный слуга.
        - Нет, конечно. Только как переправить? Ни ты, ни я - не вьючные волки, а то, что на себе можно утащить, «партией» не назовешь.
        - Да брось! Хороший меч во все времена на золото по весу меняли! Так что овчинка выделки стоит. Ну, тогда что-нибудь мелкое и ценное, вроде тех же гамионов. Золотишко, камешки - можно перетаскивать. Бумага - весит мало, а то, что написано, посильнее пистолетов бывает! Заклинания - те совсем невесомы, но тут надо быть уверенным, что придуманное в твоем мире будет действовать у меня и наоборот. Инструменты, приблуды магические, травки всякие лечебные. Ты же шаман у нас, эликсиры и все в таком роде - это по твоей специальности. Мне твое зелье, чую, помогло отлично. Опять же рабочие модели, образцы для наглядности. Ты говорил, что у вас там гномы есть. Эти должны разобраться.
        Настойка из тыквенной баклажки действительно сотворила чудо. Перед уходом в туман пришло ощущение, что многодневная усталость и недосып вот-вот свалят меня с ног, а теперь снова готов к труду и обороне.
        Орк хмыкнул:
        - Заняться прогрессорством?
        - А почему бы и нет? Не то чтобы в чистом виде, - я скривился, поскольку идея развивать «диких» предков меня самого не прельщала. Во-первых, не такие они дикие и да-алеко не тупые, особого смысла ломать их уклад прежде времени нет. Во-вторых, счастья всем даром при моем довольно скудном багаже знаний не выйдет, а сотворить финансовую пирамиду или другую мерзость совесть не позволит. Счел необходимым скорректировать свою мысль: - Скорей не так. Надо понять, какие вещи из моего мира могут быть востребованы, а главное, воспроизведены у тебя и не повредят твоему народу в перспективе. Вот их и продавать как идею. Как-то так. Но пока предлагаю для личного употребления и в порядке эксперимента.
        Чуть вздрогнул, когда кто-то прикоснулся сзади к левому плечу. Оглянулся - ничего и никого. Что это? Предостережение от высших сил? Стоило отвернуться, как действие неизвестного повторилось в сопровождении чуть слышного зова. Судя по выражению лица собеседника, он никаких посторонних звуков не слышал. Значит, звали меня.
        - Идея соблазнительная, - признал Саныч. - Только из меня торговец - как из бегемота балерина. Не мое это. Лень напрягаться. И пролететь боюсь.
        Ответ, честно говоря, меня поразил. Но по здравому размышлению такая точка зрения стоила уважения. Пусть попали из одного века, но теперь мы представители разных эпох. Смогли понять друг друга, есть база для сотрудничества, только вот векторы движения несколько различаются. Тщательно выбирая слова, чтобы ненароком не обидеть, предложил все же подумать над предложением. Хотя организация поставок наталкивалась на серьезную проблему - стабильности встреч.
        Разговор вроде себя исчерпал, да и обещанное Арагорном «тебя позовут», похоже, сбылось: нечто теребило за плечо и тянуло меня в сторону от костра все настойчивее.
        Извинился за срочное убытие. Поднял рюкзак и, положив руку на рукоять револьвера в расстегнутой кобуре, отправился в туман…
        Из пещерной «губы» выбрался на своих двоих и сразу же под тяжестью ранца привалился к валуну. Ноги не держали, пот заливал полуослепшие от солнечного света глаза, горячий воздух с шумом вырывался из легких, и его катастрофически не хватало. Кто-то, кажется, Буян поднес мне флягу, не дожидаясь просьбы. Напился, утерся, кашлянул, прищурился на небо. В голове прокручивался калейдоскоп недавних событий: вот я смотрю кино и болтаю с орком, вот мыкаюсь в тумане, а вот потею от страха на мосту. Да уж, сходил «в буфет за пирожком» с подачи Арагорна Московского. Натерпелся. Тьфу, тряпка, обошлось ведь! Не зря рисковал, прах и пепел, не зря! «Трындец баронессе» не просто остался на ответственном хранении в другом мире, но ушел по курсу как минимум втрое против своего веса в тамошних
«тугриках». Знай наших, старина Ральф! А ведь мечтал избавиться от своего творения безвозмездно. Правда, вырученные монеты отчеканены из сплава золота и серебра. Электрума или вроде того. Что ж, дело поправимое, надеюсь, умельцы не перевелись на здешней Руси.
        Солнце осталось на прежнем месте, да и бойцы не выглядели заскучавшими. Хватило ума задушить в зародыше вопрос: «Сколько времени меня не было?» Для них, может, минут пять всего прошло, для меня по ощущениям полдня. А если прислушаться к бунтующему желудку, то сутки, не меньше.
        Поначалу все шло привычным образом: следовал за незримым поводырем в тумане, готовый, как мне казалось, к любым неожиданностям. Белесые клубы то расступались, демонстрируя обычные декорации - скалы и руины, то начинали кружить меня в хороводе с призраками и видениями, искажая зов, сбивая с пути. Приходилось ждать, пока таинственный зазывала тычком в плечо укажет потерянное направление. Спустя три часа хаотических метаний добрался до площадки, свободной от надоевшей до тошноты непроницаемой мути.
        Трапециевидный клочок земли, вымощенный квадратными каменными плитами, с двух сторон обрывался в неизвестность. Противоположный от меня конец поля украшала закругленная арка из белого камня. В стыках меж плит чахла бледная от отсутствия солнца растительность. Поверхность покрывал хороший слой пыли, особенно заметный благодаря цепочке следов, оставленных двуногим прямоходящим в обуви.
        За изящной дугообразной конструкцией, пронзая белой иглой темно-синее пространство, протянулся длинный, но крайне узкий мост без опор, вант и перил. Ловушка? Остановился, огляделся.
        Чуйка молчала. Звенящую тишину нарушал только стук моего сердца, дыхание да шорох ремней амуниции при поворотах туловища. А ведь следы обутых ног вели лишь в одном направлении. Неужели Арагорн оформил мне билет в один конец?
        От моего дыхания камень арки посыпался мелким песочком. Дал волю рукам, проверил, что действительно не осевшая за годы пыль осыпалась, а верхний слой материала разрушился, истлел. Отчего? Не от времени же?
        Незримый поводырь настойчиво подталкивал меня на мост. Вдох-выдох. Попробовал носком сапога ровную, отражающую звездный свет поверхность. Убедился, что не морок и не осыплется в бездну под моим весом, после чего шагнул вперед. Против воли заглянул за край пролета. Метрах в двадцати ниже моих подошв клубился туман, и определить глубину провала не представлялось возможным. И к лучшему.
        Упс! Перехватило сердце. Вдоль спины от копчика поднялась холодная волна. А в-ведь я это… не пе-пе-ереношу-у выс-соты. То есть совсем. Просто дико боюсь. Безотчетно. Несколько лет прожил в квартире на четырнадцатом этаже. Странное дело, на пейзаж за окнами смотрел без проблем. Но стоило подойти к балконным перилам и опустить глаза к земле - острые и неприятные впечатления были гарантированы. А перила у моста, повторю, отсутствовали напрочь. То ли строители пожадничали, то ли спроектировали так, или украл кто, а может, пылью рассыпались давно. Мало ли причин? Главное, я абсолютно беззащитен перед устрашающей бездной. На этом фоне дискомфорт от открытого и дико безграничного пространства постеснялся заявить о себе.
        Почувствовав бурю исходящих от меня эмоций, поводырь и зов на время предоставили меня самому себе. Странным образом этот факт усыпил подозрения насчет возможной ловушки.
        Мыслей не стало. Никаких. Не думалось ни о спасении мира, ни о том, что обязан пройти очередную проверку Арагорна, преодолеть себя. Награда? О деньгах вспомнил только в конце обратного пути, благо тяжесть ранца тому весьма способствовала.
        Минуты текли струйками сухого песка сквозь пальцы. Мою пустую оболочку наполнила черная пустота, вытесняя паскудное ощущение из кишок и панику из головы. Когда первый холодный пот превратился в соленую липкую корочку по всей коже, пришла осознанная необходимость действовать. Вжав голову в плечи, сделал шаг вперед. Ногти впились в ладони. Еще шаг. Для меня не осталось ничего, кроме прямой узкой линии, бешеной скачки сердца и ударов крови в виски. Следующий шаг дался легче. Еще несколько мелких трудных шажков. Мост сделался у?же или мне показалось? Снова шаг - нельзя останавливаться. Не оглядываться! Шаг. Смотреть перед собой. Шаг. Цепляйся взглядом за полосу, Богдан, думай о цели на том берегу! Шаг.
        Светлую твердь под ногами можно было перекрыть ладонью. Снова накатило до слез. Песчинка на соломинке посреди великого ничто. Одно дуновение Бездны и… Бессмысленные движения, все равно конец неизбежен. Шаг. Холодный зуд в потрохах сделался невыносим. Врешь! Не возьмешь! Еще шаг. Зубовным скрежетом можно было напугать любого, но оголенные нервы уже не реагировали. И еще шаг. И еще.
        Возникшая впереди арка подарила надежду. Передвигать ногами стало легче, даже веселее, по мере приближения к арке мост расширялся. Но я не торопился - мышцы ослабели, зато мозг заработал. Одно неверное движение - и холодный мрак внизу стиснет горе-канатоходца в своих смертельных объятиях. Двигался медленно, но верно.
        Йаху-у! Прах и пепел! Я сделал это! Я смог! Смахнул слезы, вытер рукавом пот со лба, выругался всласть. Все это - стоя подальше от моста и края мощеной площадки, копии той, что осталась позади. До чего же здорово обеими ногами стоять на земле! Широко и твердо стоять, надежно, а не болтаться на жалкой полоске над бездной.

«Поводырь» дернул за плечи, разворачивая лицом к странному существу. Несколько неуверенных шагов приблизили меня к скрюченной фигуре в сером балахоне. Чужак опирался на витой металлический посох с гигантским алым камнем в навершии. Коренастую фигуру опоясывала сверкающая полоса из искусно покрытых узором и хитро соединенных между собою блях. Центр каждой украшал крупный ограненный камень. Было заметно, что и пояс, и посох - исключительно тонкой работы вещи. И без магического зрения понятно, что камни зачарованы.
        Балахон скрывал лицо и ноги «контрагента», но руку, сжимавшую посох, удалось разглядеть. Шестипалую ладонь с очень длинными пальцами без ногтей обтягивала дряблая морщинистая кожа пепельно-серого цвета. Несколько шикарных перстней не смогли смягчить бьющее в глаза уродство.
        - Покаш-ши тофар… - слабым ветром прошелестел чужой голосок в моей голове.
        Прекратить поток потенциально обидных для низкорослого телепата мыслей не получалось. Сознание сравнило развернувшуюся сцену с киношными встречами наркоторговцев. Снял и открыл ранец, с некоторым трудом достал обвязанный тряпкой чугунок с супергамионом. Распаковал, поставил перед собой, придвинул «тофар» ногой к странному покупателю.
        Из-под балахона донесся тихий скулеж. «Карлик» взмахнул посохом, и стеклянный
«кочан» с алым отливом приподнялся над импровизированным контейнером. Я невольно сделал шаг назад, пальцы против воли теребили застежку кобуры. Засунул большой палец за пояс, а ладонью прихлопнул кожу, укрывавшую мой последний аргумент.
        Балахон сдвинулся в сторону, увлекая за собой парящий в воздухе гамион. На прежнем месте остался небольшой овальный ларец, с крышки которого на меня уставился трехглазый череп из серебристого металла. Навершием посоха покупатель коснулся черепа-ручки, вызвав небольшую вспышку. Видимо, снимал сторожевые чары. Крышка ларца медленно приподнялась, открыв моему взору тусклую россыпь овальных пластинок-монет.
        Камень на стальном прутке совершил движение-жест, приглашая меня подойти и получить расчет. Ага, щас, присяду, а он по затылку меня своей клюкой шандарахнет.
        - Помощь - да, доферие - да. Обман - нет.
        Доверие, говоришь? Хэх! Посветив браслетом, задержал взгляд на монетах.
        - Что за металл? - холодно поинтересовался я. - Ни на золото, ни на серебро не похоже!
        - Алем. Сплаф.
        - Сплав чего с чем, уважаемый?
        Поскольку всесильный Арагорн выступил посредником нашей сделки, дальнейшая судьба гамиона, как и возможность его использования хаоситами, меня уже не волновала, и я всецело сконцентрировался на вопросе вознаграждения. Зачем тащить домой металлолом?
        Фигура покупателя дрогнула. Из-под балахона возникла вторая отталкивающего вида конечность и взметнулась к звездному небу в яростном жесте.
        - Солото. С-серепро. Сплаф. С-сила с-семи металлоф!
        - Семи? А злата-серебра там сколько?
        - Много польш-ше прочих! - заверил меня покупатель.
        Уверен в ценности своей валюты - это хорошо. Или прирожденный талант фуфло пихать. Черт, он же слышит мои мысли!
        - Ладно! Ладно! Годится, - я произвел открытыми ладонями успокаивающий жест.
        - Запомни, челофек. Такое купить фсегда рад. Ты принос-сиш-шь, мы хорош-шо купить. Помочь другу. Ты гофорить да?
        - Трудно ходить сюда. Не могу обещать, - пожав плечами, выдавил ответ, невольно копируя манеру собеседника.
        - Ш-шаль, - неприятно прошелестело в голове.
        - Не будем жалеть о том, чего еще не случилось!
        Словно соглашаясь со мной, тот взмахом посоха организовал денежный поток в мой распахнутый ранец. Монетки-то одна к одной, а звук до чего приятный! Эх, так бы стоял, любовался бы видом и наслаждался бы звоном как можно дольше! Жаль, тару мне не отдали - зловредный гамион оказался в ларце сразу же, как денежки поменяли хозяина. Покупатель повернулся ко мне спиной и засеменил прочь. Следом за ним, как черепашка на незримом поводке, пополз, вздрагивая на стыках плит, ларец. Из камня на посохе хлынул поток синего света. Вспышка проглотила скрюченную фигуру, оставив меня в одиночестве.
        Сделка свершилась, точка в разговоре поставлена, пора и честь знать.
        И вот я в арке на «чужом» краю моста. Узенькая полоска рассекает бездну. Вдох-выдох. Что ж, смог один раз, повторить будет легче. Значительно потяжелевший ранец давил на плечи, намекая, что уверенность в своих силах должна опираться на хорошую физическую подготовку. А так получается из разряда «глаза боятся, ноги делают» или «пять минут страха - и ты дома».
        Куда ж я иду?! Это не может существовать, не то что мостом называться! На чем эта полоска вообще держится? Хороший вопрос для человека, который не может внятно объяснить, на каком принципе его револьвер работает.
        Взмах рукой, нога предательски дрогнула, и сердце улетело в пятку. Спокойно, спокойно. Никаких полетов сегодня не предвидится! Правильно лямки ранца отрегулировал - ноша никуда не сползает, сидит на спине как часть тела. Хорошо, хоть безветренно. Не просто хорошо, а великолепно. Иначе…
        Не смотреть вниз. Смотреть вперед. Ни за что больше! Никогда! К черту все золото мира! Вот и арочка замаячила. Не самка попугая, а полукруглая конструкция из камней и по совместительству символ завершения кошмара. Усталые ноги рванули против моей воли. Правая подошва едва не ушла в никуда, кусок пролета отвалился, а я коленями заелозил по поверхности моста.
        Ладони впились с обоих боков в камень, толстый слой которого подобно старой штукатурке взялся крошиться, улетая в бездну. Удар подбородком до зубовного клацанья подействовал отрезвляюще. Хватательный рефлекс позволил закрепиться: колени на мосту, руки почти вокруг него. Вот только сдвинуться с места - проблема. Большая.
        С носа сорвалась капля пота. За ней устремилась еще одна. Скоро целое озеро натечет. Надо ползти вперед, иначе скоро станет слишком скользко на этой балке, брошенной над бездонным провалом. Постепенно понимание ситуации добирается до рук, ладоней, побелевших кончиков пальцев.
        Несколько метров ползу, проклиная жадность и чуть не плача от боли, - налитый свинцовой тяжестью ранец давит на мой центр тяжести так, что шансы остаться без наследников возрастают с каждой минутой.
        Ширина полотна позволила подняться, а мужская гордость заставила это сделать, превозмогая силу притяжения, помноженную на страх. Шаг, другой, третий. Уф! Вроде не быстро шел, а между колонн влетел как муха в паутину. Мельтешение точек в глазах и странный шум в ушах длились несколько секунд… Бац! - и я оказался в пещере живой и невредимый, если не принимать во внимание утраченные нервные клетки и жировую ткань. - Вас не так легко найти, барон! - поприветствовал меня командир отряда русинских волонтеров. Он подошел ко мне в сопровождении нескольких своих бойцов.
        - Надеюсь, не заставил себя ждать, граф?
        Отодвинулся от зловонной пещеры с невозмутимым видом, будто двигался мимо, совершая послеобеденный моцион. Не хотелось врать хорошему человеку, оправдывая свое пристрастие к пустующей «губе».
        - Пустяки, - Руслан перевел взгляд с капральства фрайбургских ополченцев, занятых строевой подготовкой слева от меня, на суету в маркитантском муравейнике справа.
«Непотребные девки» при помощи оборванцев, калек и детей расставляли шатры и обустраивали навесы. В суете лагеря островками спокойствия возвышались два армейских фургона. Некто расторопный выцыганил транспорт у Фишера, чем нанес моему самолюбию чувствительный укол. Во время пристального взгляда на это скопище мелькнуло сравнение с блохами, перебежавшими на тело нашего лагеря с трупа вражеского. Едва презрение и брезгливость заявили о себе, Слеза Асеня кольнула запястье, пробуждая во мне стыд.
        - И, несомненно, вас привело важное дело…
        Драгомиров в ответ слегка наклонил голову.
        - Пойдемте ко мне, капитан, - я передал Буяну свою ношу. Мне требовался твердый шаг, а Озоровскому можно доверять, он и виду не подал, что в ранце весомый груз. Сопровождающих графа я пригласил следовать за нами.
        А если спросят, откуда дровишки, чего врать будем? Известно, что: я маг, отыскавший клад. Могут маги искать клады, а, Ральф? Могут, говоришь? Вот и чудненько. Значит, вчера со скуки «просканировал» пол, стены импровизированного узилища и обнаружил чью-то древнюю заначку. А сегодня забрал без лишних свидетелей. Формально здесь территория фишеровского полка, могут затребовать три четверти добытого или сколько по закону полагается.
        Дело Драгомирова оказалось более чем важным, поскольку касалось огнестрельного оружия. Половина волонтеров выступила в поход и выдержала осаду ущелья, не имея оного. Причина столь печального положения дел крылась не в том, что у нерегулярных вояк не хватило средств, а в том, что гражданский рынок оружия делал первые шаги.
        Русинский штат выступает в качестве буферной зоны для части колониальных владений Империи. Раньше трех линейных батальонов и десяти граничарских рот вполне хватало, чтобы набеги баронов, горцев и прочего отребья Скверны на русинские земли превратить в рискованные предприятия. В этом же году граница оказалась оголена - два батальона княжеских стрелков отослали на восточные рубежи прикрывать юнилендовские города и поселки. А третий сняли с линии пограничных укреплений и отправили в Скверну для прикрытия тылов и коммуникаций экспедиции, а по факту - на убой.
        Правда, перед этим событием перевели из него за редким исключением весь младший и старший офицерский состав, а также большинство опытных и дисциплинированных рядовых, оставив только сорвиголов вроде Молчуна да Буяна. Пополнили часть необученными рекрутами и назначили офицеров из числа амнистированных военных преступников. Смысл этих манипуляций пока оставался от меня скрыт. Но вернемся к ситуации в приграничном краю.
        В фортах вместо полноценных гарнизонов остались инвалидные команды. Половину граничарских сил генерал армии Корн принудил сопровождать свой экспедиционный корпус в качестве легкой пехоты. Дорога на главную святыню русинов в Колониях - Золотую рощу - оказалась прикрыта слабо, что и побудило Совет Хранителей объявить сбор ополчения, наплевав на запреты колониальной администрации. Самый крупный и боеспособный отряд возглавил граф Драгомиров, как имевший боевой опыт и вложивший существенную сумму в оснащение волонтеров.
        Империя, поколениями ссылавшая поближе к Скверне беспокойные и непокоренные народы, справедливо ожидала вооруженного мятежа. Свободно владеть огнестрельным и холодным оружием в русинском штате могла лишь верхушка общества - дворяне и их гайдуки. Ни городская милиция, ни храмовая стража Богорощи, ни тем более частные лица до недавнего времени не имели права владеть стрелковым оружием.
        Бытовавший полсотни лет подряд жесткий запрет несколько лет назад заменили квотами: каждое крупное поселение получило возможность приобрести некоторое количество легкого оружия. Видимо, имперские военные решили распродать запасы старья со своих складов длительного хранения. В прошлом году отменили и квоты, однако продукция имперских и юнилендовских оружейных фабрик пока не хлынула на рынок штата по целому ряду причин. Закупать оружие для отряда графу пришлось во Фрайбурге и даже у контрабандистов, но в преддверии боевых действий и без того высокие цены взлетели еще сильнее. Выбор же зачастую отсутствовал. При этом качество и технические характеристики изделий оставляли желать лучшего. О том, чтобы быстро вооружить три с половиной сотни ополченцев однотипными надежными и современными ружьями, не могло быть и речи.
        Костяк волонтерского отряда составляли молодые и небогатые дворяне со слугами, свободные горожане и арендаторы, вооружение которых составляли либо охотничьи ружья и всякого рода «каретные», «жилетные» и «дуэльные» пистоли, либо разномастные военные образцы, в том числе трофеи прошлых кампаний. Одну роту стрелков удалось обеспечить из арсенала Золотой рощи «дербанками» обеих моделей. Два десятка пикинеров довооружили дульнозарядными солдатскими пистолетами. Вот и все, на что расщедрилась асенитская община.
        Скорострельные винтовки и редкие в Колониях револьверы имелись только у ближников графа, который прикупил их по случаю во время поездки по городам Юниленда.
        В недавнем бою несколько его метких стрелков проявили отчаянную смелость, пробравшись на виду у врага на узкий и опасный карниз, с которого перебили орудийную прислугу. Стволы грымских орудий не поднимались под необходимым углом, но, будь у сквернавских «метельщиков» больше стрелков для прикрытия, жертва русинских храбрецов оказалась бы бессмысленной. А так герои хоть и понесли потери, но обеспечили возможность штурма батареи.
        Почти полторы сотни волонтеров в следующий бой пойдут исключительно с холодным оружием. Положение аховое, но даже с одним стволом на двоих русинские волонтеры готовы стоять за свои дома, семьи и землю насмерть. Решимость и мужество они сполна продемонстрировали во время штурма сквернавской батареи. Как не помочь храбрецам и нашим спасителям?
        Нашу беседу прервал Буян, он одарил меня котелком мясной похлебки. Гости тоже не отказались отобедать чем Никодим, наш бог кастрюли и половника, послал. Голод повлиял на мои манеры не лучшим образом, и я старательно заработал деревянной ложкой, не дождавшись, пока миски гостей будут наполнены.
        Из дальнейшего рассказа стало ясно, что за арендованное у Совета Хранителей рощи оружие Драгомиров нес персональную финансовую ответственность и по завершении боевых действий обязался вернуть ценное имущество владельцу. Совершенно понятно, мой собеседник планировал превратить свое формирование в ядро будущих военных сил штата. Легкая артиллерия теперь у него имеется, а остальное, в соответствии с поговоркой, приложится.
        Единственную сложность я видел в следующем: мало кто признавал, что захваченное у врага оружие являлось законной добычей моих солдат. А ведь многие из бойцов получили тяжелые ранения и увечья. Вырученные от продажи оружия деньги позволят им встать на ноги, особенно если ног не полный комплект, как, например, у Прохора. О чем, глядя прямо в глаза, и заявил собеседнику:
        - Поймите меня правильно, Руслан, передавать оружие безвозмездно даже союзникам и спасителям не имею права. Если вы готовы купить, не вижу препятствий. - Полпорции сытного, приправленного ароматом костра варева не привели меня в щедрое расположение духа, но позволили максимально смягчить формулировки.
        Драгомиров не изменился в лице, но я кожей ощутил возникшее у него чувство непонимания. Он начал говорить о том, что свободной реализации опасного товара препятствует ряд колониальных законов.
        - Вам, конечно же, известен порядок действий. Оружие предстоит узаконить у военных и гражданских властей, а это волокита, а также взятки, и немалые. Вы ведь действуете от имени Армии Освобождения? Насколько мне известно, излишки подлежат сдаче без призовых денег. Поэтому предлагаю уступить часть трофеев сейчас, как будто бы их взяли на поле боя мы, тем самым вы лишите себя головной боли и расходов, - озвучил встречное предложение Драгомиров. И добавил: - Конечно, я смогу с вами расплатиться.
        Губы и кулаки самопроизвольно сжались. Это фронтир или императорский парк, черт побери? Плевать мне на тех, кто мечтает превратить народ в баранов, отказывая ему в праве на самооборону. Тупость законов всегда и везде компенсируется их неисполнением.
        Руслан пытался мной манипулировать, подводя к выводу, что «всем будет лучше», если излишки оружия перейдут волонтерам здесь и сейчас. И этот фокус выглядел, по меньшей мере, странно на фоне того, что вчера моему отряду позволили снять сливки с вражеского лагеря. Что мешало бойцам Руслана сделать несколько шагов и добыть чуть больше остро необходимых ружей и пистолетов? Когда я совершенно справедливо заговорил про деньги для своих солдат, Драгомиров меня не понял. Он уступил мне право грабежа, пусть его вклад в общую победу не меньше моего, и теперь ожидал ответной любезности. Ведь благородные доны обязаны соблюдать этикет и помогать друг другу.
        К слову, граничары посетили остатки вражеского бивуака строго после ухода моих трофейщиков. Видимо, это те самые правила ведения войны в действии. Белов ведь что-то лепетал странное на тему правил и чести, а я слушал вполуха и теперь в очередной раз вынужден суровой маской скрывать напряженный труд мозговых извилин.
        Нам необходимо сбросить часть балласта, иначе обоз вновь станет медленным и уязвимым для нападения, не говоря о необходимости разместить всех раненых. Но деньги с Драгомирова возьму непременно, в Бездну манеры.
        - Хорошо, - отставив пустой котелок, ослабил ремень. Эх, сейчас бы чарку бренди в качестве дижестива и голосом таможенника Верещагина перефразировать про пулемет, который «ребятам» решил-таки дать. - Кроме оружия вас еще что-то интересует?
        - Нет, только ружья, - последовал четкий ответ.
        Емельян и две молодки-поварихи принесли подносы с местным аналогом шашлыка, блюдо свежих и маринованных овощей, сыры и пузатую бутылку вина в оплетке. Мясо барашков оказалось выше всяких похвал, отчего мне даже взгрустнулось. Еще на болоте посещала мысль: выберемся, такой шашлык ребятам организую, а вот нашлись умельцы лучше меня.
        Дождался, пока гости доедят, после чего пригласил проследовать в хозяйство Ковальского. Самсон в паре с Власом, тем самым солдатом, у которого сдали нервы рядом с «пятном» Скверны, заканчивал комплектовать винтовки для перевооружения моего отряда. Смертоносное и признанное годным к бою «железо» уже рассортировали по системам и уложили в отдельные штабеля. Довольно аккуратные по сравнению с возвышавшейся чуть поодаль хаотической кучей неисправного «стволья».
        Протянув мне окончательный список трофеев и ведомость выданных на руки и сданных на хранение ружей, Самсон отпросился вместе с подошедшим Орканом. Они отправились искать тела своих товарищей, погибших в первом штурме ущелья: покойных следовало похоронить подобающим образом.
        Драгомиров и компания огорчились, когда я отказал им в продаже «марксманов», поскольку планирую оснащать ими своих бойцов. Предложил волонтерам приобрести
«дербанки» обеих моделей, как самые массовые однотипные ружья среди трофеев. Да к тому же надежные, простые в освоении и обслуживании. Цену на них пообещал не заламывать. Покупатели желали столь хорошо показавших себя штуцеров и винтовок, но экономическая целесообразность и здравый смысл склонили их выбор в пользу гладкоствольных ружей как дешевых и наиболее подходящих для неопытных стрелков. Бомбометы, как и ручные гранаты, я откровенно зажал. Запас остался скудный, и возможности его пополнения по пути к роще не предвиделось.
        Через час перед делегацией волонтеров лежали сто шестнадцать ружей и семьдесят пистолетов. Больше всего провозились при отборе сорока сквернавских реплик первой
«дербанки», тех самых, что собрали с расстрелянной перед трактиром неполной сотни грымских «мушкетеров». Чуть не половина ушла в гору хлама, поскольку продавать такое оружие союзникам совесть не позволяла. Отметил, что производственная культура у сквернавских оружейников находится в зачаточном состоянии, а также тот факт, что боевые подразделения регулярных армий здесь вооружены хуже наемников, баронских дружинников и даже чумазых горцев. Я-то наивно полагал, что должно быть наоборот. Если с преданным русинским батальоном все ясно, то бойцам из Грыма могли бы вручить что-нибудь более современное. Даже стыдно за них.
        Для очистки совести посоветовал покупателям спилить штыки и использовать
«дербанки» для стрельбы картечью из-за укрытий. Предложение Прохора отлично сработало при обороне трактира. Лично видел, как прорвавшиеся через рогатки гхолы и «боевые бестии», попав под своевременные залпы импровизированных дробовиков, волна за волной устилали склон своими разорванными телами. Такое не забудешь…
        Вторым пунктом в счете значились четыре десятка «дербанок» второй модели с запасным гамионом к каждой, что позволит волонтеру при полном заряде камней выпустить по врагам восемьдесят тяжелых полусферических пуль с выемкой в донце. Ружья с клеймом имперского арсенала в виде головы росомахи выглядели довольно потасканными, но более чем пригодными для смертоубийства. Присмотревшись к этой модели повнимательнее, признал, что был неправ в своем критическом отношении. Нормальное пехотное ружье, адекватное общепринятой тактике стрельбы шеренгами. Есть не только мушка, но и целик, а игольчатый штык откидывается, позволяя избежать травм руки при быстрой перезарядке.
        Первые две модели не годились для точной стрельбы на значительное расстояние, например, для борьбы с вражескими метельщиками и гранатометчиками. Положение спасали три дюжины дульнозарядных егерских штуцеров юнилендовского производства. Первоначально хотел оставить их про запас, для обучения новичков, например, но достаточно было один раз посмотреть в глаза гайдукам…
        Эти точные и надежные эрзац-«марксманы» Драгомиров предполагал выдать наиболее подготовленным стрелкам по две штуки, закрепив за каждым заряжающего. Вполне удачное решение для повышения скорострельности.
        Однако стоимость каждого изделия составила одиннадцать с половиной монет, а запасного металлического футляра с камнем, рассчитанным на сорок выстрелов - восемь цехинов. Поэтому почти два десятка штуцеров остались в моем обозе.
        Отыгрались волонтеры на пистолетах. Драгунских взяли полсотни, добрав еще два десятка различных моделей в хорошем состоянии. Подобная любовь к короткостволу объяснялась не только умеренной ценой, но и серьезным преимуществом, которое обеспечивают пистолеты в бою накоротке. Особенно заметно на примере граничар, да и среди трофеев перевязи под три или четыре пистоля встречались нередко. И драгунские двустволки не зря снискали бешеную популярность у обеих сторон конфликта. Нарезка обеспечивает точный бой, конструкция «вертикалки» быструю перезарядку, опять же два выстрела всегда лучше одного. По стоимости револьвер Ральфа в приграничье равнялся примерно шести драгунским пистолетам.
        Также покупателям передали груду сумок, кобур, бандольер, пулелеек, принадлежностей и всякой прочей амуниции в широком ассортименте. Свинца в виде пуль и слитков уступил не много - двести килограммов, но у волонтеров имелся свой запас, да и на месте сгоревшего склада разжились пригодным для изготовления пуль металлом. Все проданные волонтерам ружья и пистолеты спокойно переваривали боеприпасы, изготовленные в полевых условиях.
        Общая сумма сделки составила две тысячи двести монет - пару имперских рублей скостил ради круглой суммы. После того как итоговая сумма счета прозвучала, Руслан взял минутный тайм-аут, чтобы перекинуться словом с пожилым и вооруженным до зубов гайдуком.
        Наличными Драгомиров готов выплатить пятьсот цехинов. Чтобы закрыть остальную сумму, Руслан предложил оформить на меня земельный надел неподалеку от Золотой рощи. Бывший владелец - дальний родственник Драгомирова, погиб во время штурма. Других наследников и претендентов на собственность не имелось, в чем и свидетельствовал Устин Жилин - тот самый пожилой гайдук, состоявший дядькой при погибшем. Перед боем бывший владелец оформил дарственную на Драгомирова, завещав, в случае своей гибели, использовать владение для защиты Святой рощи и русинской земли. Сейчас документ перепишут на мое имя и заверят свидетели. Затем мне предстоит подтвердить право собственности перед Советом Хранителей, что, по уверению Руслана, пройдет без сучка без задоринки. Косвенно это указывало на невысокую ценность надела, хотя Устин объяснял отсутствие волокиты тем, что я, Богдан Романов, барон и служу интересам асенитской общины.
        Жилин взялся живописать потенциальную собственность моего отряда: и выпас для скота, и роща со строевым лесом, и сад большой, и дом и надворные постройки, и река близко. Общая площадь угодий - шестьдесят три десятины. Цена «красная» - всего каких-то двадцать пять имперских «рублей» за десятину. Единственное условие - позволить семье престарелых арендаторов дожить век в их хибаре.
        Явившийся в поисках моей персоны Никодим сообщил, что дороже, чем по пятнадцать цехинов за десятину, считать нельзя. Задохнувшийся от возмущения Устин едва не пошел на «мироеда» врукопашную, Драгомиров даже рыкнул на подчиненного. Сошлись на девятнадцати цехинах за десятину. На остаток суммы в пятьсот монет Руслан оформил
«долговое письмо» - расписку с расчетом в следующем году.
        Так внезапно для себя узнал два любопытных факта, что на календаре пятое число и что мое появление в этом мире совпало с первым днем нового года. Общенациональный праздник здесь отмечали не зимой, а в месяц сбора урожая, эквивалентный нашему сентябрю. На фоне эпохальных открытий как-то незаметно согласился от имени отряда подождать выплаты значительной суммы целый год.
        Оружие и амуницию уступил волонтерам по более чем лояльной цене - это раз. Земельный надел, не виданный в глаза и оформленный в виде «филькиной грамоты», принял выше среднерыночной - два. Товар почти на четверть суммы отпущен в длительный кредит - это три. Несмотря на чистую благотворительность с моей стороны, гайдуки покидали лагерь, едва скрывая свое недовольство. Их стремление к халяве в ущерб моим людям оставило меня в полном недоумении. По их мнению, деловой подход выглядел неуместно среди своих, в условиях смертельной угрозы штату и роще. Не с руки благородным господам торговаться, вот и пал барон Романов в их глазах до уровня нувориша. Не сошлись мы во взглядах, и, как следствие, у обеих сторон остался осадочек.
        По здравому размышлению, в моих уступках выразилась благодарность за спасение. С какой стати наемник должен ради сочувствия общему делу поступаться интересами отряда и своими собственными? Больше всего прочего меня заботило, как бы не прослыть среди своих людей излишне мягкотелым. Что с бою взято, то свято. Разбазаривать оплаченный кровью хабар - последнее дело для командира. Не хотелось и, наоборот, оказаться беспринципным рвачом и жмотом. Все-таки плечом к плечу сражались вчера, и завтра эта война не закончится. Судя по довольным лицам Никодима и Буяна, мне удалось соблюсти баланс.
        Еще не успели волонтеры погрузить покупки на повозки, как подтянулась делегация граничар с аналогичной целью. Что бы там Руслан ни говорил про препоны, но смертельный товар пользовался ажиотажным спросом.
        В обмен на службу по охране границы здешние казаки, как и в моем мире, освобождались от налогов и трудовых повинностей, но снабжать из казны огнестрельным оружием их никто и не думал. Теперь господа пограничники спешили воспользоваться удобной возможностью усилить собственную огневую мощь да прикупить
«на вырост» для сыновей, коим скоро настанет пора «входить в службу». От меня не укрылось, что количество пистолетов и богатство их отделки определяли статус владельца. Граничарский старшина по фамилии Недоруб, к примеру, гордо нес два шикарных пистолета за многослойным алым кушаком, и еще два двуствольных покоились в «ольстрах», свисавших по бокам. Это помимо неизменного длинноствольного ружья, сабли и кинжала. Сразу видно, серьезные ребята - за покупками, как на войну.
        Василий Недоруб, одетый в парадный кафтан мужик из породы «поперек себя шире», подбоченился, поприветствовал честной народ и представился. Дождавшись ответного слова с моей стороны, изложил очевидную цель визита граничарской делегации.
        - Вот что, старшина, - честно предупредил я, вытирая руки ветошью. - Скорострельные винтовки и штуцеры не продам. И не проси. А остальное - вот! Смотрите, чем богаты, выбирайте.
        - Немецкие «ягеры» почем отдашь? - поинтересовался главный граничар. Судя по прямому вопросу, он отлично разбирался в ценах, знал, чего хотел, и не рассчитывал на халяву.
        - Эти егерские штуцера превосходной работы в отличном состоянии? Да с запасным гамионом и с сумкой-пульницей каждое? Только для тебя по два с половиной империала за комплект.
        Да-да, для Драгомирова, как для крупного покупателя, действовала оптовая цена, а для граничар уже розничная. Если перековываться в «нового русинского», то по всем правилам науки экономики.
        - Вижу, братство вольных ты не чтишь и гнева Асеня не боишься! - сверкнул глазами и потряс кудрями шкафообразный Василий, разве что за рукоятки своих произведений искусства не схватился.
        - Ты, старшина, в моей шкуре бывал не раз и понять меня должен. Я не на свой карман торгую. О людях, что жизнями и здоровьем своим эти железки оплатили, думаю. Много моих солдат побили с этих вот штуцеров вчера, а позиция у нас была крепкая. Так что оружие доброе, не сомневайся, и цена правильная.
        Выслушав мою оправдательно-рекламную речь, Недоруб повел торг за оставшиеся два десятка егерских винтовок «для общества». Остальные вольные обступили кучки пистолетов и нестандартного стволья, выбирая, обсуждая, прицениваясь. Буян, Влас и Никодим активно включились работу с придирчивыми и прижимистыми покупателями.
        Да, с денежным обращением в этих местах просто беда. Ни тебе чеков, ни кредиток, ни черных кейсов с наличкой. Хотя вру, сундук, набитый монетами всех возможных и невозможных видов, имеется, но, похоже, у меня одного. За двадцать «ягеров» и дюжину драгунских пистолетов Недоруб расплатился товаром - сырьем для магических камней в полусотню килограммов и увесистым кожаным мешком с разной гамионной мелочовкой. Озвучив свое предложение, граничарский старшина попытался меня жестко
«продавить» в магическом плане. Подселенец вовремя просигналил - рука с укрытым в рукаве браслетом махнула перед моим лицом, характерным жестом стряхнув чужую волю. Легкость и непосредственность, с которой пошли прахом его чары, старшину впечатлила и насторожила. Я улыбнулся и согласился принять оплату бартером, хотя Ральф честно меня предупредил, что деяние наше насквозь незаконное. Частное лицо может на свой страх и риск добывать стратегическое сырье с единственной целью - для продажи имперским скупщикам по строго фиксированной цене. А свободный оборот джамьи жестоко карается.
        Тем не менее мой подселенец обеими руками голосовал за предложение граничара. Ральф уже видел себя воплощенным в Асене, а сила божественных деревьев в немалой степени базируется на гамионном песке, который в качестве жертвы приносят последователи культа. Ученый не собирался вести «растительную» жизнь, надеялся продолжать изыскания по своему профилю. У Каменной Длани мы захватили больше двадцати килограммов джамьи, а с сегодняшним прибытком хватит и магу «живой мавзолей» обустроить, и для моих тренировок в «гамионостроении» запас останется. Второй его аргумент звучал так: если выходить на рынок с «серыми» гамионами, то сразу с большой партией. Я же предложил: прежде чем открывать торговлю нелегальщиной, следует обеспечить верных людей более мощными и емкими оружейными и защитными камнями силы. Тем более что прибыток наш общий, а не мой личный.
        Вот так буква имперского закона по обоюдному согласию сторон очутилась в тотальном игноре. Старшина граничарской роты получил оружие, а я разжился ценным сырьем и мешком камешков, среди которых уже почуял немало «кровавых». Замаячил шанс повторить выгодную сделку в тумане.
        Ударили по рукам. Хватка у Василия оказалась терминатору на зависть - едва не вскрикнул, угодив в тиски. А ведь среди офисного люда не чувствовал себя слабачком. Не раз попадались товарищи, утверждавшие свое превосходство «стальным пожатием», - всегда выходил достойно из подобных положений. Но не в этот раз: протянул граничару мужскую пятерню, а по факту - пучок вареных сосисок. Проглотив обиду, вкрадчиво полюбопытствовал:
        - Ты, Василий, дважды со мной пошутил. Может, мне отплатить тебе той же монетой? Вот достану любой камешек из этого мешочка…
        Старшина предусмотрительно отступил на шаг. Ага, значит, дело и впрямь нечисто.
        - …и увижу всех людей, чьи руки его касались. Их имена, мысли…
        Лицо граничара сделалось серьезным до крайности, а ладони откровенно легли на оружие.
        Повисла тяжелая пауза. Покупатели подобрались к своему начальнику, мои тоже держали нос по ветру. Буян просигналил подчиненным, и те ненавязчиво взяли беспокойных гостей в кольцо. Оружием никто не размахивал, дабы не обострять ситуацию.
        - Так, всем стоять и дышать ровно! Уважаемый! Ты пошутил, я тоже пошутил. Отойдем в сторонку.
        Да я крут! Вызвал местного уголовного авторитета на приватную беседу легко и непринужденно. Теперь главное - образовавшийся в голове план правильно разыграть, иначе верхушку «вольной роты» со всеми, кто под руку попадется, на ленточки для бескозырок порежут. Или как тут у аборигенов принято?
        - Плохая вышла шутка, - процедил сквозь зубы разозленный граничар, когда мы оказались у скалы. Волчий взгляд угольно-черных глаз обжигал.
        Сердце мое колотилось как сумасшедшее, нервы напряглись сильнее, чем недавно на мосту между мирами, но мой голос был спокоен:
        - Это с какой стороны посмотреть, Василий. Я к тебе со всей душой, а ты свой характер показываешь. Нехорошо так, совсем нехорошо.
        Слово «характер» нарочно выделил интонацией - владеющие силой люди среди граничар зовутся характерниками. Прозвучало с легким оттенком иронии, не обидная, но неприятная оценка самородка из уст профессионального мага. По-моему, так в самый раз «ответка».
        - Зубы не заговаривай! - прищурился оппонент, по вискам его потекли капельки пота.
        - А ты не дави, - снова играючи стряхнул я пелену чужой воли. - Мне до твоих тайн дела нет, свои бы унести. Ты ведь не камешки мне отдал, но и скверную смерть в нагрузку, так?
        - И что? - собеседник упредил вполне логичное предложение снизить стоимость товара.
        - Считай это наукой, старшина. Сила, она не только в пальцах живет, но и в слове благородного человека. Барон Романов на рубли не разменивается и чужие секреты хранить умеет. Сделка наша в силе, товар твой я беру со всеми непонятками.
        - Эк, - колючий взгляд старшины сменился на недоверчиво-любопытный, а желваки исчезли. - Зброя твоя тоже не с арсенала взята… Слушай, коли так рассудил. Пощипали мы бесов-грымчаков. Поганые девок ехали покупать, чтобы в Скверну увести на позор и муки. Не вышло.
        - Да этих дерьмоедов Патриархи велят под корень сводить. Опасаться нужно тех, кто им девок привез. Искать будут и живой товар, и камни.
        - Укх, - Василий словно собрался горло прочистить, но дыхания не хватило. Видимо, не ожидал от молодого дворянчика знания здешних реалий.
        - Всех разом брали?
        - Так! Ни одна гнида не выскочила! Девок по дальним хуторам развезли.
        - Умно. А подстроили, что на покупателей подумать легче?
        - Смекаешь.
        Тут уж я выдохнул. Само собой работорговля и контрабанда джамьи под контролем далеко не простых людей. Это мы у Каменной Длани на примере торговцев оружием проходили. Пусть ищут. Кто предупрежден, тот вооружен.
        - Скажи мне, друг, ведаешь, кого я везу к седым кронам?
        - Слухами земля полнится. Любимая дочь воеводы Белоярова.
        - Камешки эти упокоятся в роще под Асенем. Так будет лучше для всех.
        - Добре. Помни, барон, ты слово дал.
        На этот раз рукопожатие оказалось без подвоха. Вот только ладони вспотели. У обоих.
        Заслушал доклады подчиненных. Наказ мой выполнили - лагерь удалось полностью очистить от посторонних лиц. Белов доложил, что из числа «вольницы» завербовано пять человек, и теперь под моим началом почти полсотни активных штыков, не считая возниц и санитаров, чьи ряды также пополнились. Евгений радовался, как ребенок: на его глазах отряд возрождался из пепла.
        Кандидатов представили пред мои светлые очи: новобранцам было сказано - для знакомства, на деле - для проверки. Пятеро юношей в диапазоне от шестнадцати до восемнадцати лет, светловолосые, с правильными чертами лица. Ребята поджарые, крепкие, имеющие все задатки стать сильными, ловкими и выносливыми. Судя по всему, не слишком сообразительны, зато склонны соблюдать дисциплину.
        Новобранцы не только внешностью оказались похожи между собой, но и пунктами в биографии. Все подростками были проданы сквернавцам в рабство и выросли в военном лагере. Армия Грыма не только противостояла колониальным войскам, а периодически укрощала самых наглых черных баронов и мылила холку соседям, отстаивая финансовые интересы олигархов города-государства. Поэтому парни хорошо представляли себе солдатскую жизнь и выбрали долю наемников сознательно. К тому же они не хотели возвращаться на родину без прав и без средств к существованию. А что до юных лет, здесь редко кто знает свой реальный возраст, да и «хэдхантеры» больше физическую форму принимают во внимание. За свою короткую жизнь каждый из них протопал сотни километров военных дорог, сменил массу занятий, поэтому знает и умеет все, что необходимо солдату. Кормежка у меня в отряде сытная, рост и мускулатуру доберут быстро.
        Благодаря княжне пришло понимание, что Скверна не успела укорениться в их душах, и все пятеро были зачислены в отряд.
        У Никодима дела двигались еще лучше. Из освобожденных в зиндане рабов пятеро людей и трое древичей нанялись в возницы для ухода за куланами и прочих работ. Восемь женщин зачислили в обоз прачками, еще две, наиболее сведущие в ранах и уходе за пациентами, пополнили ряды медперсонала.
        Для прочих было организовано горячее питание, выделены материалы для постройки временных жилищ. К слову, вчерашние голодранцы, рабы и побирушки щеголяли обновками, да и к рукам, что собирали добычу с убитых сквернавцев, непременно прилипало некоторое количество монет. Самые активные при первых действиях Никодима и Белова либо отправились в поисках пристанища к полковому обозу, либо прибились к стоянке маркитанток. Еще утром настроенный жалеть и обогревать сироток Наумов оптимистично заявил: сами проживут.
        По словам Никодима, подготовка повозок, тягловых животных и грузов к завтрашнему выступлению двигалась полным ходом, но проблема с нехваткой мест для тяжелораненых по-прежнему сохраняла остроту. Отчет по продовольствию и фуражу порадовал обилием пунктов и приложенным к нему увесистым кошельком. Никодим успел превратить большую часть предметов далеко не первой необходимости в звонкую монету.
        К слову, о деньгах. В тот день мы так и не успели вплотную взяться за оценку и пересчет трофеев на доли. Перенес расчеты на завтра, попросив командиров разъяснить ситуацию подчиненным. Излишки фуража решили оставить волонтерам, а подходящие для транспортировки раненых повозки освободить красивым жестом - учинив пир на весь мир.
        Подготовку торжественного построения полностью вытянул на себе Евгений Белов, я лишь приготовил ценные подарки и утвердил кандидатов. От идеи привести отряд к присяге благоразумно отказался, сместив акцент на вручение наград и званий отличившимся.
        Из-за недостатка места полностью отряд построить не удалось, поэтому людей выводили на пятачок перед знаменем по капральству. Церемонию проводили на пару с Беловым. Начало положили специально нанятые барабанщики и флейтисты из числа перешедших в наш лагерь из разгромленного вражеского. Маленький оркестр исполнил некую композицию, в которой Ральф опознал перепевку «Марша имперских гренадеров».
        Затем я выступил с краткой речью, в которой обрисовал, каких чудо-богатырей мне довелось вести в бой, тяжелый, кровавый, но справедливый и своевременный. Пояснил, что захвати сквернавцы ущелье, то смогли бы не только разграбить приграничье, но и поставить Экспедиционный Корпус на грань уничтожения. А там недолго и Золотой роще запылать… Теперь же путь к святыне крупным отрядам врага перекрыт, а мелким, что успели прокрасться козьими тропами, недолго нашу землю топтать осталось. Как бы ни сложилась дальнейшая кампания, русинские земли на сегодня в относительной безопасности. Большое дело сделали, что характерно, малым числом и относительно небольшой кровью.
        - Теперь и всегда бьем врага по-новому, до победы. А смерть пусть нас подождет!
        Лагерь накрыл полный ликования крик «Ура!». Как тогда, перед вражеской атакой, я ощутил прилив сил.
        Первым чествовали Фому Немчинова, который спас множество жизней и, забыв на многие сутки про полноценный сон и пищу, возвращал в строй бойцов. Подарком доктору послужил увесистый и богатый фолиант под названием «Лечебник Теодора Бока, дополненный Вермонтом Сострадающим», взятый в обозе одного из черных баронов вместе с запасом лекарств и наркоты. Предварительно посоветовался с Ральфом, чтобы не вышло казуса, но, судя по временно разгладившимся морщинам на лице Немчинова, с подарком я угадал.
        Медбратьям Харитону Ветрову и Василию Гусляру вручил по серебряному кубку и по крупному медицинскому гамиону-«аптечке». Растроганный подарком, княжий лекарь поблагодарил медбратьев от себя лично, признав их помощь неоценимой.
        Никодиму Наумову презентовал набор серебряной посуды и денежную премию для его подчиненных. Обозный глава прибежал в поварском наряде, что вместе с волной ароматов свежего хлеба и жареного мяса прозрачно намекнуло собравшимся на близящийся банкет.
        Белов, Буян и Молчун кроме моей искренней благодарности получили револьверы и богатые сабли. Среди добычи оказалось много ювелирных украшений, но ни малейшего смысла дарить боевым товарищам блестящие цацки я не видел. Разве что Белову вручил золотые часы-луковицу на массивной цепочке. Будем теперь, как настоящие офицеры, сверять часы перед атаками.
        Особо чествовали раненых, которых нам разрешили на время забрать из госпиталя, после подошла очередь прочих отличившихся. Помимо повязок мастеров нижним чинам вручали и два вида нашивок: серебряную ленту за храбрость и алую - за полученное в бою ранение. Не пришлось ничего изобретать, все в строгом соответствии с уставом Армии Освобождения. Хотя совсем без «отсебятины» не обошлось - такой комплект гарантировал бойцу вольной роты двойное, «ветеранское» жалованье. Вполне обычная практика среди наемников. По задумке, подобный синтез должен превратить отряд в инструмент моей защиты и хорошего заработка.
        Шелковая ткань на ленты пошла дорогая, из первых трофеев, что также не осталось незамеченным личным составом. Помимо нашивок костяк отряда поголовно получил амулеты, защищающие от пуль и Скверны. К моему удивлению, во вражьем стане насчитывалось немало «нормальных» людей, достаточно состоятельных, чтобы обеспечить себя защитой от вредоносного воздействия сил Хаоса. Ранее редкий солдат третьего батальона княжьих стрелков владел каким-либо камнем силы, кроме казенного ружейного гамиона. Теперь же разведчики, стрелки, гренадеры и артиллеристы с удивлением обнаружили, что стали владельцами сразу двух спасительных амулетов, каждый ценой в жалованье рядового за пару лет службы. А выданные санитарам - еще дороже. Лекарей и бойцов лично предупредил, что магические артефакты являются собственностью отряда и выдаются им в пользование на время службы, как оружие. Снова показал людям, насколько ценятся их жизни в вольной роте господина Романова.
        Награды своим подчиненным вручали сами капралы. Я же скромно жал солдатские руки, выслушивая неизменное: «Служу Отечеству!» По окончании официальной части, задержавшись, я индивидуально настраивал амулеты, чтобы те не слишком обременяли своих владельцев. Ибо кроме «баронского чая» иные допинги в моем отряде по настоянию Фомы попали под полный запрет.
        В целом действо получилось весьма торжественным и полезным. Купленные мной бойцы, затаившие мысль о побеге при первой возможности, наверняка сменили планы на «пока послужим, а там видно будет». Природная скромность не мешала мне думать, что все остальные воины просто благодарили судьбу за встречу со мной.
        Знамя с почетным караулом, нарядные командиры, успевшие привести себя в порядок солдаты, музыка, заслуженные награды, крики «Ура!» - все это внешние атрибуты. Главным элементом торжества, несомненно, была атмосфера всеобщего единства. Оказывается, я дал людям сразу и цель, и возможность: защищать свое Отечество, не погибать, но жить для него.
        Вспомнил, что называется, молодость, когда пришлось «шоуменствовать» в поисках денег. Белов же, этот едва оперившийся кадет, отправившийся на войну от избытка юношеских завихрений, показал высший класс. Снова убедился, что мне достался многообещающий «орленок», которого необходимо направлять да регулярно подкармливать «кровавым мясом супостатов». Посетила идея, «когда все это закончится», провести в Золотой роще парад Победы. А кто скажет, что недостойны, - тот кровью захлебнется.
        Дальше начался пир на весь наш мир. Солдаты и возницы обступили импровизированные столы, что ломились от мясных блюд и разных угощений. Никодим внял моему предложению, и соблазнительные запахи терзали наше обоняние во время мероприятия, отсекая лишние речи. Музыканты грянули бесконечную зажигательно-танцевальную импровизацию, а прислуга не успевала наполнять посуду напитками.
        На огонек заглядывали компании граничар и волонтеров. Для каждого нашлись кружка вина, мясо, сыр и хлеб. Пробрались попрошайки, подбирая куски и зарабатывая мелочь ужимками и трюками. Веселье и стремление жить захватили всех без исключения. Капралы лихо отплясывали с какими-то девахами. Кому не досталось партнерш, выводили коленца, демонстрируя по-детски беззаботную ловкость. Другие, обступив танцоров и хлопая в такт, хором исполняли шутливые короткие песенки на удивление безобидного содержания. - Господин и… госпожа Кауфман! - поприветствовал на имперском двух персон, появившихся в сопровождении Никодима и какой-то декольтированной румяной девахи. Трезвый и отдающий себе отчет в допущенной бестактности, я тем не менее чувствовал свою правоту, ведь предприимчивые и напористые «господа» сегодня вынесли моему главному обознику весь мозг. Иначе бы он не повязал поверх кафтана офицерский шарф, желая таким образом обозначить распорядителя банкета в своем лице. Нестроевой ты наш!
        - Нет, что вы, господин барон! Моя спутница не госпожа, но приятная во всех отношениях сударыня, - отшутился купец и представил ее: - Виолетта Пинкроуз, хозяйка заведения, которое вследствие известных вам обстоятельств превратилось в дым.
        Сводня, крепко сбитая бабенка в довольно скромном платье, чью руку поцеловал купец, изобразила вежливый полуприсед. Девица, что следовала за ней, автоматически повторила движение, вывалив из корсета свои аппетитные достоинства на мое обозрение.
        - Говоря по-русински, пошло по ветру. На войне как на войне, мадам, - улыбнулся им в ответ. Компенсация погорельцам «кошкиного дома» не входила в мои планы.
        - Это уже в прошлом. Вы позволите украсть у вас минутку времени? - спросил купец.
        - Отчего нет? Пойдемте.
        Кауфман дал понять, что добиваться справедливости не намерен. Возможно, в обертке из любезности он приготовил какое-нибудь выгодное предложение, которое лучше обсудить в моей палатке.
        Сквозь прочную влагостойкую ткань шум солдатского веселья доносился слабее. Здесь уже можно было общаться спокойно, не выкрикивая слова.
        - Во-первых, я бы хотел поблагодарить вас за свое спасение из плена…
        - Поблагодарить? И только-то? - Я решил не церемониться с этой публикой. Неприязни во мне они не вызывали, но и желания общаться тоже. Вообще воину пора баиньки, а тут приперлись, понимаешь, совсем не Хрюша со Степашкой и хотят вместо сказочки на ночь поделиться какими-то идеями.
        - К сожалению, я сейчас не могу в полной мере…
        - Отчего же? Можете! - перебил я купца. - Две тентованные фуры на мягком рессорном ходу. Это как раз то, чего не хватает моим людям.
        Визитеры переглянулись.
        - Виолетта?
        - Полагаю, вы планируете перевозить раненых, так?
        Ее первая реплика заставила посмотреть на сутенершу другими глазами.
        - Вы проницательны, мадам. Прошу извинить за резкость.
        - Зигфрид, мы можем себе это позволить, - заключила Виолетта, игнорируя мои извинения.
        Ладони соединились в замок - есть! Встречные условия не заставили себя ждать. Говоря кратко и официально, мадам Пинкроуз и компания желали совершить безопасный вояж по опасной территории в Золотую рощу, а также воспользоваться моим покровительством в случае возникновения трудностей с представителями военных и гражданских властей. Риск нажить геморрой размером с кулак был велик, но и столь желанные фургоны я получал навсегда.
        - Граничары не многим отличаются от разбойников. А в Стерегущем расположен таможенный пост. Конфликт с граничарами - это худшее, что может произойти с путешественниками вроде нас, - счел необходимым пояснить Кауфман.
        Самообладание не позволило ухватить себя за светлые кудри. Ведь я вознамерился вывезти из Скверны нескромную партию оружия, наркоты и стратегического сырья.
        - Зигфрид, я больше по военной части… но готов взять этот вопрос на себя. При условии, что завтра вы мне дадите полную консультацию.
        - Конечно, я в вашем распоряжении. Значит, мы договорились?
        - Договорились. Время отбытия и ваше место в колонне уточните у господина Наумова.
        Мадам Пинкроуз поблагодарила меня по-своему:
        - Господину офицеру будет угодно обсудить свои планы на вечер с моей лучшей воспитанницей?
        Ожидавшая «мамкиного» сигнала «воспитанница» впорхнула в палатку.
        - Угодно, - я не раздумывал ни секунды, но переговорщики уже оставили нас наедине.
        Лучшая, говорите? Кондотьеру как раз требуется «баки слить», пока в голову не ударило. И пусть Ральфи завидует, а княжна не осуждает, краснея. Надеюсь, куртизанке уже исполнилось восемнадцать…
        Разглядывая меня в свете масляной лампы, девушка принялась распускать шнуровку. При этом она обрушила на меня весь свой арсенал: взгляд, движения, волосы, запах, не говоря уже про наливные перси. Прости-прощай, Алла, твое счастье, что ты не стоишь рядом с этой потаскушкой. Во всех смыслах.
        - Оставь корсет в покое. Есть способ проще, и ты его знаешь.
        Я не ошибся.
        Снаружи донесся женский крик, снявший с меня сладкую дрему, как острый нож яблочную кожуру. Вскочил в сапоги, цапнул револьвер и выбежал на воздух. В исподнем. И что же я там увидел? Вражеских диверсантов? Пьяную драку? Отнюдь.
        Только что покинувшая мои апартаменты фея неуклюже сидела на земле, раскинув ноги в задравшихся подолах юбок, и размазывала по лицу слезы.
        - Кто толкнул пани? - Я обернулся к Буяну, который в отсутствие Акинфа назначил себя моим телохранителем и дежурил у входа в палатку.
        - Не могу знать, - нагло соврал капрал. - Отвернулся по нужде.
        Девица, завидев меня, поднялась и заголосила. Цыкнул в ее сторону, мол, не шуми, люди спят.
        - Значит, у командирской палатки пристроился, больше места не нашел?
        В ответ Озоровский изложил без запинки мне некий пункт устава, позволяющий часовому во время боевых действий справлять малую естественную потребность, что называется, «не отходя от кассы». Очевидно, капрал не одобрял мимолетной связи своего начальника и, похоже, сочувствовал Имире, учинившей эту диверсию. Больше некому.
        - Не видел он. Ладно, проводи… пани и возвращайся обратно меня сторожить, а то коварный враг не дремлет. А нам всем необходимо выспаться.
        На последней фразе зевок чуть не вывернул мне челюсть. Буян не остался в долгу и тоже зевнул. На этом я удалился, задумчиво покручивая коротенькую щетину над губой.
        Шестого числа первого месяца 607 года по имперскому летоисчислению с первыми лучами солнца из ущелья Рока показалась колонна из пятидесяти повозок, сотни вьючных куланов и почти трехсот пешеходов. Зазмеилась по старому торговому пути между скал и холмов, поросших соснами, поднимая пыль и создавая невообразимый шум. Даже не верилось, что вся эта громоздкая, растянувшаяся почти на километр махина тронулась с места по моему приказу.
        За час до выступления, еще затемно, дюжина разведчиков Молчуна отправилась к выходу из ущелья на рекогносцировку. Теперь шестеро из них двигались по разбитой колее в головном дозоре в трехстах метрах впереди основных сил. Остальные пробирались по лесам и между скал, высматривая малейшие следы противника. Жестокий урок, полученный княжьими стрелками на тракте Висельников, пошел впрок, да и мои наставления не пропали даром.
        Авангард состоял из группы тяжелого вооружения под командой Белова при картечнице, гранатометах, «метле» и зачехленном знамени. Собранный в единый кулак отряд, взаимодействуя с разведкой, просто обязан раскатать в блин любую толпу, заступившую нам дорогу с целью вымогательства.
        Помимо устройства дубликатов таможен, у местных бандитов бытовал еще один незатейливый способ «ограбления караванов», когда внезапно из подходящего для игры в прятки места выскакивала орущая вооруженная толпа. Отогнав или перестреляв охрану, бандиты хватали первое, что попадется под руку, и скрывались, прежде чем уцелевшим удавалось организовать отпор. Ландшафт и периодические сужения проезжей части подобным нападениям весьма способствовали. Поэтому фланговые дозоры Молчуна в первую очередь проверяли засадоопасные места, а я с людьми Буяна организовал прикрытие колонны, расставив в шахматном порядке пешие пары стрелков. Сам Буян и трое его бойцов во главе со мной образовали мобильный резерв, готовый подойти на помощь из центра колонны в случае нападения. Совсем не случайно этот резерв находился у повозки, нагруженной сундуками с отрядной кассой, гамионным песком и артиллерийскими мегалитами, ашем и другими ценностями. Роль возницы «золотого фургона» исполнял вооруженный до зубов мастер-стрелок Блуд, а охранника - героический знаменосец Еремей. Оба еще не вполне оправились от ран и двигаться пешком
не могли, но страстно желали исполнять важное поручение.
        Желанная добыча при внезапных налетах - навьюченные добром животные. По совету Никодима связанных в цепочку куланов расположили с левой стороны, чтобы прикрыть их повозками и не растягивать порядки. Поддержка в виде вооруженных возниц и наспех созданной Кауфманом охраны, давала неплохую гарантию, что трюк с наскоком обойдется супостату слишком дорого.
        Вслед за отрядным обозом тащились два десятка повозок полевого госпиталя асенитов с сотней раненых и заболевших. Движимый человеколюбием Немчинов настоял на необходимости доставить на излечение в Стерегущий три дюжины фрайбургских ополченцев, «страдающих животом». Надеюсь, воздух в ущелье значительно посвежеет и служба у оставшихся на страже рубежей пойдет веселее. Госпиталь, как и маркитанток, тоже пришлось прикрывать, растягивая парные патрули на значительное расстояние друг от друга.
        Выступление задержалось из-за «воспитанниц» мадам Пинкроуз, а также полковника Фишера. Первые слишком долго снимали лагерь, ползая, как сонные мухи, - вчерашняя трудовая вахта «прокатчиц стана» закончилась только под утро. Полковник же слишком поздно спохватился послать полуроту своих ополченцев в Стерегущий за провиантом, фуражом и другими припасами. Фрайбуржцы нагнали нас на выходе из ущелья и теперь плелись в хвосте, после маркитанток и прочего сброда, глотая дорожную пыль. Фишеровские вояки автоматически получили роль арьергарда, что позволило мне усилить боковое охранение.
        До полудня наша колонна двигались совершенно спокойно, пока наконец не произошло столь ожидаемое нападение. Место злодеи выбрали вполне удачное - дорога сужалась и огибала один за другим пару холмов, кустарник подступал вплотную к проезжей части, а переплетение сосновых корней и камней обеспечило скрытность и защиту позиций. Бандиты собирались втянуть голову отряда в перестрелку, чтобы затем пощипать колонну с боков. Их план имел все шансы на успех, только не в отношении вольной роты Богдана Романова.
        Следопыты Молчуна обнаружили характерные следы выходов к дороге, о чем незамедлительно передали по цепочке. Повозки подтянулись, бойцы получили приказ приготовиться. Пропуская головной дозор, потенциальные куланокрады убрались за холмы.
        Через несколько сотен шагов таежный охотник Айтыш, находившийся в охранении по правому флангу, обнаружил группу вражеских стрелков, при этом остался невидимым для противника. Молчун, не теряя ни минуты, скрытно отправил Белову вестового с донесением, а сам, стянув все силы в кулак, направился в обход по указанному зибиром пути. Вместо успешной засады горцы получили классику жанра - «молот и наковальню». Когда развернутые в боевой порядок беловцы взялись из-за укрытий гвоздить врага гранатометами, в спину дрогнувшим бандитам ударили скорострельные ружья и пистолеты разведчиков.
        Чуть раньше первых выстрелов по цепочке до меня добралась информация о готовящемся нападении с обеих сторон. Колонна замерла, бойцы, присев за тележные колеса и камни, примкнули штыки и расстегнули пульницы, а некомбатанты попрятались под повозками. Перестрелка в голове колонны уже затихала, когда вниз по склонам и справа, и слева с воплями, потрясая холодным оружием, на нас бросились отчаянные налетчики.
        - Отряд к бою! Огонь по готовности! - успел прокричать я. Буянова трансляция приказа потонула в грохоте винтовочного залпа.
        Поймал в гамионный «коллиматор» затянутую в шкуры грудь ближайшего врага. Выстрел - и труп катится, ломая побеги и взрывая конечностями палую листву.
        Пока возился с «бандольеро», бой закончился. Замершая колонна обрушила на врагов невообразимое количество свинца. Противнику должно было показаться, что в него стреляют даже дети, женщины и древичи, что не слишком расходилось с действительностью.
        Получив серьезный отпор, уцелевшие горцы благоразумно ретировались, оставив десяток убитых и раненых. Конечно, девяносто девять процентов наших пуль ушли мимо, но главной цели достигли. Только у одной двойки дошло до рукопашной - новобранец получил легкое ранение руки, а нападавшего сразил из пистолета его напарник. Бандитские стрелки потеряли убитыми две дюжины, из ловушки спаслись очень немногие. Преследование нападавших Белов остановил вовремя, заработав жирный плюс в моих глазах. Итого наши потери составили трое раненных легко и один тяжелораненый. Не повезло одному из купленных у Ван Хорна рекрутов - пуля чиркнула по черепу, обеспечив нокаут и сильное, но неопасное кровотечение. Да-а, асенитам без работы скучать не придется.
        Выслушал сбивчивый доклад распаленного схваткой подофицера.
        - Евгений, ваши действия выше всяких похвал! - Я пожал руку храброму юноше. - Как закончите с трофеями, распорядитесь трупы убитых бандитов снести на обочину.
        - Можно узнать, для чего?
        - Два фургона из тех, что везут наших раненых, переданы отряду под гарантию безопасности. Пусть наши подзащитные увидят результаты работы.
        Все-таки здесь не Скверна, мертвых жечь не обязательно, да и бежавшие подельники просто обязаны прибрать свою падаль.
        - Будет исполнено!
        Появились нагруженные трофеями и ведущие троих пленных разведчики. Молчун с нескрываемой гордостью предъявил начальству своих подчиненных - героев дня.
        Мои слова не прошли мимо ушей капрала Молчанова, и Аристарх в наказание за бросок штуцера получил арбалет. В нагрузку. Из которого без лишнего шума убил дозорного, расположившегося в раскидистой кроне дерева. В результате противник остался в неведении относительно маневров разведки и ударной группы. А свежеиспеченный мастер-стрелок присоединился к остальному отряду и принял деятельное участие в истреблении засадников.
        Когда Яппар, второй отличившийся в деле зибир, бежал к Белову с донесением, парочка ловких горцев попыталась перехватить вестового. Один даже ухитрился ранить его копьем в бок, за что немедленно получил прикладом в лицо. Вот этот, с трудом стоящий на ногах, сплевывающий осколки зубов. Второй с пулей в груди навсегда остался лежать в тех же кустах, где джигитов настигла идея показать свою удаль щуплому раскосому парнишке.
        - Ты, Аристарх, как я вижу, из мастеров сразу в капралы метишь? Хех, мало тебе двойного оклада? Ты, Айтыш, и ты, Яппар, с сегодняшнего дня на полном жалованье. Благодарю за службу, бойцы!
        - Рады стараться, ваше благородие! - тщательно выговаривая слова чужого языка, повторили зибиры за Аристархом.
        - Вижу, Петр Тимофеевич, можешь воевать по-новому! Благодарю за службу, капрал!
        И снова это неуставное: «Служу Отечеству!» Ведь нет же у русинов своей страны. Есть лишь две дюжины разобщенных княжеств в Старом свете и штат-буфер в Новом. Скоро голова распухнет от вопросов.
        Вибрирующих от страха пленных привязали за руки к повозкам. Через считаные минуты отряд возобновил движение к своей цели.
        После боя в моем окружении появился «старина Зигфрид», как именовали купца заслуженные босяки и некоторые маркитантки. Кауфман рассыпался в комплиментах по поводу удачной стычки с горцами, после чего принялся консультировать меня относительно прохождения таможенного контроля в Стерегущем.
        Арсенал средств по усмирению чиновничьего рвения выглядел небогато: подкуп, угроза и уловка. Первое - наиболее простой и наименее выгодный для нас путь, ибо аппетиты таможенников велики. Устав бороться с контрабандой, администрация Колоний установила размер премии в десятую часть от стоимости перехваченных товаров. Угроза таможенникам физической расправой грозила поставить мой отряд вне закона. Давить авторитетом рощи я не имел права. Можно сразу оказаться вне закона и потерять нанимателя. «Уловка» в исполнении маркитанток означала, что запрещенные товары прятались как можно дальше, а если досмотр проходил со всей строгостью, начинался концерт в духе «визит ОМОНа в цыганский наркопритон». Временами такая психическая атака, подкрепленная своевременной взяткой, позволяла проскочить, но, по понятным причинам, мне этот вариант не подходил. Опытный купец с видом игрока, кладущего на стол козырь, предложил объявить сундуки с запрещенными товарами личными вещами благородных особ. Вариант позволял значительно сэкономить на подношении, все-таки благородную кровь принято уважать.
        Для одного меня багажа набиралось слишком много, пришлось привлекать в подельники барона Белова. Использовать юношу втемную совесть не позволила, и я подробно просветил его обо всех сторонах затеи. В итоге мы едва не разругались. Я уже всерьез подумывал над возможностью штурма здания таможни, когда подофицер великодушно согласился участвовать в этом «бесчестном деле».
        Понятно, что маркитантки те еще мастерицы скрывать нажитое от «слуг государевых», но отчего-то Кауфман не постеснялся напомнить, что я пообещал им свое покровительство.
        Едва расстались с Зигфридом, как меня взялся допекать второй лейтенант - некий Ганс-Дитер-Мария - дальше я просто не запомнил - Кляйншурке. Молодой офицер ландвера, мешая слова русинского и родного языка, жаждал всевозможных подробностей
«урока, преподнесенного этим грязным животным». Тщедушный и жалкий, несмотря на свой холеный вид, опрятный мундир, дурацкую дорогую двухуголку с пышным пером и зажатый под мышкой модный аксессуар - стек, «фюрер» полуроты фишеровского полка вызывал отталкивающее, неприятное впечатление. Которое он усугубил, придя в крайнюю степень ажитации от вида уложенных вдоль дороги покойников.
        Не зная, как отвязаться от болтливого и подвижного «союзника», наплел ему, что в авангарде следуют опытные бойцы, наделенные собачьим нюхом и соколиным взглядом. Во время скитаний по Скверне они отточили прирожденное мастерство убивать голыми руками и приохотились питаться сырой человечиной. Нехотя «признался», что сам кушать сырое мясо не могу, все-таки дворянину больше подобает жаркое или нежный паштет из печени достойных врагов. Стрельбу якобы затеяли исключительно для того, чтобы горцы массово опорожнили кишечники.
        - Тех, кто, пардон за подробности, опростался, разорвали и съели, у прочих просто выпили кровь.
        - Ка-ак? Всю? - Ганс-Дитер и далее по списку забавно выпучил карие глаза.
        - Конечно! Это же древний русинский обычай, с кровью врага к нам переходит его сила, ловкость и ум.
        Я повторил эту фразу на имперском, прокомментировав, что недавно съел сырым мозг одного умника из числа островитян - и вот результат.
        - Да-а? - бедняга судорожно сглотнул.
        - Конечно! Я вижу, вы столкнулись с этим впервые, хотя здесь подобное в порядке вещей. Вы же лично видели тела?
        Буян, с интересом слушавший мою байку, скорчил жуткое лицо и плотоядно облизнулся. Второй лейтенант взглянул на капрала и часто-часто заморгал, как пойманная лучом фонаря сова. Ешь твою медь, этот «Симплиций» принял мой треп за чистую монету! Конечно, неуемное любопытство заставило его осмотреть место боя, где взрывы гранат поразвесили на кустах кровавой требухи. Стараясь не расхохотаться, я вдохновенно продолжил рассказ:
        - Видите, майн фройнд Ганс, троих взяли живьем специально! Это больше дюжины литров кровушки! Знали бы вы, как «свежак» придает сил! Даже после двух жарких девок естество требует еще и еще! - Я заговорщицки подмигнул стремительно бледнеющему собеседнику. - Не желаете вечером испить бокал волшебного напитка?
        Мой указательный палец прогулялся по растрепанным фигурам в меховых безрукавках и грязных шароварах, выбирая, кого из троицы налетчиков сегодня пустить на кровавый коктейль, якобы повышающий потенцию. Обернувшийся пленник с разбитой рожей издал болезненный стон-крик. Совершенно ошеломленный юнилендовец промямлил извинения и поспешил удалиться по неотложному делу. Буяна со товарищи сотрясал беззвучный хохот.
        - Отставить смехреночки, капрал Озоровский. К весне чтобы читать, писать и считать научился. Иначе заставлю чужие мозги есть.
        - Есть, вашбродь!
        - И есть, и кровушку пить!
        На конкурсе среди темных властелинов мое ехидное «хе-хе» легко бы оказалось в фаворитах у самого строгого жюри. Это ему за вчерашнее.
        Чтобы засветло добраться до безопасной стоянки у форта Стерегущий, пришлось сократить привал. Следовательно, отменить учебные стрельбы и обещанную выдачу денег. Я спешил покинуть негостеприимную местность, не надеясь на повторное везение, но настойчивые просьбы Немчинова и жалобы Пинкроуз не позволили отказаться от привала совсем. Раненые нуждались в уходе, женщины и дети выбились из сил, а гурту жалобно мычащих куланов требовалась заправка.
        Перекус всухомятку разбередил сожаления о брошенной полевой кухне. Поставил в
«оперативной памяти» зарубку обеспечить отряд этим полезным приспособлением при первой же возможности. Нас снова выручили чай и консервы: во вражеском лагере взяли приличный запас жестянок имперского и юнилендовского производства. Должно хватить надолго, но желательно иметь собственный канал поставки, поскольку привычные русинским пехотинцам ржаные сухари с ключевой водичкой не ахти какое топливо для быстрых маршей. Сделаем!
        Трофейная комиссия обошла все повозки, но полностью оценить добычу так и не смогла. Слишком много материальных ценностей взяли: посуды и скота, доспехов и украшений, одежды и транспорта, холодного и огнестрельного оружия, аша, гамионного песка и амулетов, провианта и денег, даже знамя. Только сейчас стало ясно, что все это оценить, превратить в деньги и распределить - задача непростая.
        Возникло неприятное ощущение, какое обычно бывает, когда не выполняешь обещанное. Пора бы научиться декларировать достижимые цели; сначала думать, а потом говорить. Пришлось капралам довести до личного состава, что выдача денег откладывается до момента, когда все подсчеты будут закончены.
        Прохаживаясь вдоль колонны с инспекцией, навестил раненых. Похоже, я уже начал привыкать к виду людской немощи и страданий. Где добрым словом, где рукопожатием, а где демонстрацией Слезы Асеня поддерживал дух солдат. Мы уже близко, и мы обязательно дойдем. Дойдем все вместе, братцы.
        Несколько раз миновали руины каменных построек, да и дорога местами сохранила старую брусчатку. Ральф вернулся к обязанностям гида и поведал, что когда-то ущелье Рока и другие ключевые места Приграничного края контролировала имперская армия. В напоминание о тех временах осталась действующая линия старых крепостей, а также руины поселков, где некогда проживали выходцы с островов и срединных земель, еще не ставших Объединенными. Та же Каменная Длань в свое время являлась передовым форпостом имперских войск.
        Более четверти века назад орда сквернавцев отбросила войска островитян к побережью: многие крепости были захвачены, сотни поселений уничтожены, а уцелевшие жители угнаны в рабство. Осажденная Золотая роща в те дни оставалась единственным островком спокойствия и безопасности на много дней пути. К сожалению, Ральф знал о событиях лишь в общих чертах.
        С тех пор Империя предпочла воевать чужими руками, ускорив процесс колонизации опустошенного войной края. Для защиты переселенцев были созданы вооруженные силы, получившие пафосное название - Армия Освобождения. Сквернавцы не ставили своей целью захват и удержание территорий, скорей они хотели отогнать пришельцев, разорвать контакт, отгородившись поясом выжженной земли. А вот Армия Освобождения, напротив, дойдя до старой границы штата, не остановилась. Вот уже десять лет подряд, едва ли не каждый год, обязательно предпринимались масштабные экспедиции из разных штатов на сопредельные территории Скверны.
        Первое десятилетие Империя сохраняла свои гарнизоны в отвоеванных ключевых точках, подобных стоящему на переправе через реку Белая форту Стерегущий. Но вот уже восемь лет, как последний солдат островной сверхдержавы покинул пограничье русинского штата. Тяготы бесконечной войны тяжким бременем легли на вольных и невольных переселенцев, рекрутские наборы обернулись кровавой данью для русинских княжеств Старого света.
        Форт Стерегущий встретил нас неприветливо. На границе зеленеющих соснами каменистых холмов и степного редколесья молчуновцы наткнулись на патруль из дюжины молодых граничар. До стрельбы не дошло, но обеим сторонам довелось пережить неприятные минуты под взаимным прицелом, пока Белов не добрался до места и не представился. Со стороны пограничников переговоры взял на себя коренастый юноша, назвавшийся Алексой, сыном Григория Семибрата, старшины белорецких вольных.
        Заметив приближение колонны, гарнизон отреагировал странно. Горнист протрубил тревогу, и на широких каменных стенах старой крепости, оседлавшей приземистый холм, забегали люди. Пущенная Молчуном по рукам командиров подзорная труба позволила разглядеть суматоху в подробностях. Полуодетые канониры бежали к единственному орудию, офицер размахивал руками, отдавая приказания. Лишь когда один из граничар подал условный сигнал вымпелом, офицер, успевший застегнуть свой двубортный мундир на бесконечный ряд блестящих пуговок, скомандовал горнисту протрубить отбой.
        В сам форт ни наш отряд, ни фрайбургских ополченцев не пустили. И в прилегающий к нему укрепленный граничарский поселок тоже. А ведь в поселке располагался гостиный двор, рассчитанный на пару караванов вроде нашего и, естественно, пустовавший с начала боевых действий.
        Кауфман с Никодимом оказались людьми опытными и, не дожидаясь реакции местных властей, распорядились ставить подобие вагенбурга на специально отведенной площадке. Под прицелом медной пушечки, тонко намекавшей, кто тут главный.
        Задымили костры, засуетились возницы и слуги, разгружающие куланов, асениты оперативно развернули госпиталь и перенесли тяжелораненых из повозок в палатки. В пути никто не умер, но многим дорога далась очень тяжело.
        Составленные в пирамиды винтовки, портяночный дух, разнологосица приказов, перебранок, стонов, куланьего ржания и прочего звяканья-бряканья. Вся эта другая, насыщенная, когда-то желанная жизнь порядком приелась. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, оказалась очередная встреча со вчерашней пышногрудой куртизанкой. Девица, с тщательно замазанным бланшем под правым глазом, преследовала меня весь день, каждый раз улыбалась мне так, словно вчера я показал себя эталоном галантности. Зато Имира скрывалась среди медсестер-асениток и на глаза мне не попадалась. Пожалуй, перестрелка с налетчиками меня меньше взволновала, чем дела сердечные.
        В душе зарождался протест. Кто решил, что на войне день идет за три? Шесть дней в чужом мире, а вымотался как за год каторги. Хватит! Я устал! Хочу побыть один!
        Второй лейтенант ландвера Ганс-Дитер-Мария отправился к воротам ругаться с караульными, прихватив для солидности десяток «синих мундиров». Гарнизонные
«белокафтанники», старослужащие и инвалиды, мягко говоря, недолюбливали фрайбургских союзников, в строгом соответствии с поговоркой о въезжавших в рай на чужом горбу. Уверен, сегодня они взаимно обогатят лексикон друг друга. Пожелав Гансу-Дитеру терпения, вознамерился в некотором отдалении полежать на травке, наслаждаясь пением цикад, мягким теплым вечером, запахами земли, отцветающего разнотравья и готовящейся похлебки. С шумящей неподалеку Белой повеяло влагой и запахом, который я поэтически назвал воздухом горной реки. Я раскинул руки, стремясь обнять землю, и вдохнул полной грудью.
        Внезапно странная тяжесть вдавила в дерн мое утомленное тело, будто бы опустилась на букашку-Богдашку прозрачная многотонная ступня великана. Прах и пепел! Сел, стряхнув с себя остатки давящей силы. Разогнав кулаками туманную пелену в глазах, осмотрелся. Вот дела - лес вокруг вырос в считаные секунды. «Елки зеленые!» - вспомнилась любимая присказка босса с позапрошлой работы. Он ее вместо связки в предложениях пользовал, постепенно отучая себя ругаться матом при дамах и журналистах. Матерился бывший сильно пьющий председатель совхоза на удивление уныло и однообразно, и эти «елки зеленые» поначалу казались молодому специалисту свежей струей, прикольной речевой фишкой.
        Действительно, меня окружали елки - самые что ни на есть зеленые. Приятный смолистый запах щекотал ноздри, опавшая хвоя колола ладони. У меня возникло предположение, которое подтвердилось через пару шагов по рыже-серому пружинящему ковру.
        Я снова очутился в «смертнике» Ральфа. Только вместо костра на опушке сейчас лужайка с пылающим очагом и массивными резными скамьями. На одной сидела красивая девушка в нарядном красном платье и головном уборе, расшитом жемчугами, а стоящий позади мертвый маг перебирал пряди длинных светлых волос, повторяя тихим голосом:
«Все будет хорошо, милая».
        Ральф зачем-то облачился в изящную черную мантию с искрой. Грудь Дорпата украшала массивная серебряная цепь, а кудрявую голову венчала шапочка-менторка. Мне довелось лицезреть подселенца в полном парадном облачении магистра наук собственного Его Императорского Величества Оксбриджского университета. Было непривычно видеть Ральфа рядом с девушкой, но чутье подсказывало, что происходящее не на пустом месте возникло, что существует между этими двумя тайна, обернувшаяся распущенными волосами красавицы.
        Обстановка с прошлого посещения изменилась к лучшему, что сразу бросалось в глаза. Холод, гарь и запустение уступили место теплу, буйству жизни и красок. Для полноты ощущений не хватало стайки порхающих бабочками нимф и мультяшного Бемби, пасущегося на сочной лужайке.
        Я злился. Злился потому, что увлеченная собой парочка не замечала меня, лишнего на этом празднике жизни. Ведь зачем-то меня пригласили сюда, в сказочный мирок, разве нет?
        Находясь под впечатлением момента, я бродил тенью вокруг, будучи не в силах позвать Ральфа шепотом. Ведь это неминуемо отвлечет его, разрушит сложившуюся гармонию. Кира Белоярова, а это, конечно же, была она, нуждалась в сильном заботливом спутнике. Пришло понимание, что геноцид, учиненный у Каменной Длани, не прошел для хрупкой доброй девушки бесследно. Княжна надорвалась. Она металась, пронзенная ужасом. Вот откуда и странные эскапады, и эпизодические уколы совести из браслета. Но ведь тогда с Городецким она помогла…
        Кира смотрела в одну точку, изредка кивая, словно соглашаясь с утверждением покойного мага и путешественника. Я стоял напротив, нуждаясь в глубоком, успокаивающем вдохе и в то же время боясь малейшим движением колыхнуть теплящийся в ней огонек жизни.
        Подняв на меня лицо, девушка распахнула бездонную синеву глаз с криком:
        - Мама! Мамочка! Я дома! - Вставайте, ваше благородие.
        Я уже ничему не удивлялся, вот и голосу ординарца тоже. Заслоняя кровавый закат, надо мной возвышался Акинф Иванов. Зачем капрал вольной роты, мой доверенный человек, коего прочил в особисты, переоделся в униформу Медвежьей гвардии? Кто эти трое лбов, как две капли воды похожих на таинственного союзника, что выручил нас тогда в Длани?
        Поднялся, опираясь на протянутую ладонь, как на каменный монолит.
        - Здорово, гайдук! Дело сделал?
        - Сделал, вашбродь, - глаз он не отвел. - После обскажу, Великая княгиня Белоярова ждать не может.
        Княгиня? Вроде всю дорогу князь под этой фамилией фигурировал. Помнится, я его даже убить собирался при случае. Не уверен, что на женщину рука поднимется, да и не позволят мне. Гвардейцы эти - то ли почетный караул, то ли арестантский конвой, непонятно.
        - Веди, Акинф.
        Покрытый дорожной пылью сапог на мгновение замер и опустился, приминая траву. Всего лишь шаг. Шаг навстречу судьбе.
        Конвой-эскорт доставил меня в гостиный двор поселка. Сразу к Великой княгине меня не допустили. В искусно сделанной деревянной беседке, стоящей в окружении старых елей, меня встретили ее доверенные лица. Доктор Немчинов и крепкий седовласый мужчина в наглухо застегнутом однорядном кафтане коричневого цвета с длинными полами и узкими рукавами. Его голову украшал отороченный мехом колпак с ниспадающей на плечи белой накидкой, украшенной зеленым растительным орнаментом. С помощью Ральфа мне удалось ощутить исходящую от этого человека Силу, направленную на меня. Все стало на свои места - передо мной асенит не из простых, да и маг не из последних. Он не «прощупывал», а открыто, даже дерзко изучал и оценивал меня. Понятная процедура - обыск подозрительного субъекта с поправкой на магию. И Фома и Акинф прекрасно знали как минимум странные, а как максимум подозрительные обстоятельства моего появления в грымском лесу на месте разбитого батальона. Вдруг под личиной господина Романова скрывается хитровыделанный засланец из Скверны? Что характерно, револьвер и шпагу оставили, да и нож из-за голенища не
попросили достать.
        Без прелюдий и преамбул «коричневый» потребовал обнажить браслет со Слезой. Когда я задрал рукав и вытянул руку, он опустился на одно колено и прикоснулся к диковинному гамиону. Странный звон в ушах мгновенно оборвал контакт с чуть раздраженным и весьма настороженным Ральфом.
        Асенит резво отпрыгнул, словно ужаленный электрическим разрядом, и молча обернулся к лекарю.
        - Что? Что не так? С девочкой все в порядке? - взволнованно выпалил Фома. - Да говорите же, ваше преосвященство!
        Ошеломленный маг сделал Фоме предостерегающий знак трясущейся ладонью, затем со второй попытки взял со столика серебряный кувшин, наполнил до краев кубок рубиновой жидкостью. Осушил залпом всем собравшимся на зависть.
        - Не переживай, брат. Душа княжны Киры вне опасности. Но она не одна…
        Мне же вдруг вспомнилась часть подслушанной когда-то женской присказки, которая выскочила наружу прежде, чем я прикусил язык:
        - Суженый придет, косу расплетет.
        - Он чужак! - сжал кулаки Фома. - Отступник и колдун!
        Ага, значит, все-таки узнал сапоги и револьвер! А чего ж тогда на болоте промолчал? Чего подозрительному мародеру кондотту со священной Богорощей предложил? Проглотив недоумение с чистым прохладным воздухом, сказал:
        - Он прикрывал тех, кто княжну вынес из боя, а сам погиб. И после смерти помог мне спасти нас всех.
        - Пустое говорите оба, - рассудил «коричневый». - Патриархам было угодно, чтобы появился Асень с двумя кронами. Кира допустила… этого в Слезу, ты слышишь меня, брат Томас? Сама! Вижу, разлуку с ним княжна не потерпит.
        - Вы забираете Слезу?
        Вопрос не требовал ответа, насколько все было очевидно, и лекарь с его преосвященством промолчали. Что ж, похоже, судьба Ральфа определена, будет ему то посмертие, которое он желал. А вот что ожидает меня?
        - Значит ли это окончание договора о найме?
        - Поймите, Романов, княжеские стрелки должны вернуться в белояровские казармы, - буднично, как давно решенное дело, сообщил мне «коричневый кардинал».
        Значит, мы с Беловым останемся при двух десятках недавнего пополнения и никакого интереса для Золотой рощи представлять не будем?
        - Это неприемлемо! Это ваша награда за их подвиг? Белояров потерял на них все права, когда отправил своих людей на смерть!
        - Осторожнее, юноша, осторожнее! - уколол меня взглядом высокопоставленный асенит.
        - На напрасную смерть!
        - Да уймитесь, Романов! - сквозь сжатые зубы призвал меня к порядку Фома.
        Я проследил за его взглядом - к беседке приблизилась траурная процессия. Две женщины в сопровождении шкафообразного гвардейца. Шедшая первой - статная, стройная, осанистая в изысканном траурном одеянии с кружевной вуалью, несомненно, являлась матерью Киры Белояровой. Ее сопровождала пожилая монахиня в строгом облачении черного цвета.
        Кто сказал, что у войны не женское лицо, тот не встречался с Великой княгиней Белояровой. Чтобы я мог посмотреть в ее глаза, она откинула вуаль, демонстрируя лицо матерой хищницы, потерявшей самое дорогое. Теперь она не успокоится, пока враг не захлебнется, глотая из той же скорбной чаши.
        Едва выдержав обжигающий холодом взгляд, я собрался с духом и произнес:
        - Ваше сиятельство, позвольте принести мои глубокие соболезнования. Я сделал все, что в моих силах. Сожалею и соболезную вашему горю.

«Коричневый кардинал», спеша исправить свою оплошность, схватил меня за руку, сжав браслет. Мгновение, другое - и «капля» супергамиона отсоединилась, порождая во мне дискомфорт и разлад. Прах и пепел! Я остался без своего наставника! Один против этой своры!
        Сжатые перекошенные губы княгини не проронили ни звука в ответ. Она прочла меня… нет, не как открытую книгу, увы мне, а как подсунутый на улице крикливый рекламный буклет. Прочла и отложила в сторону, не сказав ни слова. И царственным движением руки приказала проводить меня. Мол, у их сиятельства есть дела поважнее.
        И это все? А где награда? Где княжья милость? Слезу отобрали, с Ральфом разлучили, отряд тоже хотят отжать, церковники гадские. А меня даром что взашей не вытолкали, как собаку. А чего от них ждать, если Ральф, ушедший на чужую войну и отдавший свою жизнь, чтобы уцелевшие бойцы смогли вынести княжну, для них «отступник»? Кто же в их глазах тогда я?
        Что ж, пойдем, наемник, отсюда, пока на костер не сволокли. Нас ждут великие дела. Кровь, грязь, лишения и смерть. За пригоршню жалких талеров. Ведь от сильных мира сего ждать милостей не приходится. Взять их, вот наша задача! - Как, говоришь, зовут тебя, человече? - полюбопытствовал здоровенный провожатый с изуродованным лицом, внезапно положив мне руку на плечо и тем самым резко останавливая меня - разогнавшегося господина Романова. Невежливо как минимум. Жаль, мы в разных весовых, жаль, сила на их стороне - десятка два бурых мундиров
«медведей» только в поле зрения.
        - Ты не представился, гвардеец, - процедил я в ответ, навешивая свою правую на локтевой сгиб его «бревна». Ни хрена себе богатырь, такой щелбаном в нокаут отправить может, а юродствовать взялся. Хорошо, «наше благородие» еще в школьные годы обучены не вестись на хулиганские подначки.
        - Зови меня Шрам, - равнодушно позволил тот, шагнув назад.
        - Тебе идет. Так вот, любезный Шрам, я Богдан Романов, барон и лейтенант.
        - Ба-арон и лейтенант, значит. Что же с тобой делать, барон?
        Даже инстинкт самосохранения не возразил рассудку, когда рассудок понял, что терять уже нечего. А что, если знак «увести» я спутал с жестом «убрать»? Так что в Бездну манеры!
        - Знаешь, Шрам. Последний, кто задал мне такой же вопрос, через минуту сдох мучительной смертью. Но тогда у меня была Слеза и помощь княжны. И все было понятно: вот свои, а вот враги. А сейчас у меня даже Акинфа отняли.
        Мой бывший ординарец и бровью не повел на такое заявление.
        - Не скули, Богдан, - снисходительно попросил телохранитель княгини. - Тот Богдан Романов, которого я знал, себе такого не позволял.
        Не сказать, чтобы заинтриговал, но захотелось подробностей, прежде чем возможность задавать вопросы исчезнет окончательно.
        - Не сомневаюсь, у этой истории есть продолжение. Просвети меня, добрый человек.
        - Нету продолжения, Богдан. Четвертовали того мальца и сожгли нечестивцы окаянные. В Новокабановском остроге. Одна судьба с отцом.
        Здоровенному, битому жизнью гвардейцу определенно нравилось повторять мое имя. Или не мое?
        - Мы живем, пока жива память о нас. Что ж, дозволь с Акинфом словом перекинуться.
        Шрам хлопнул в лопатообразные ладони. Положив их мне на плечи, мягко направил в сторону, откуда ветер донес отчетливый запах сгоревшей и распаренной березы. На открытой веранде девушка в слишком богатом для служанки наряде сервировала застолье на несколько персон.
        - Наговоритесь еще. После баньки.