Монголы Павел Геннадьевич Тимофеев
        #
        Тимофеев Павел Геннадьевич
        Монголы
        Вред и польза алкоголизма.
        Знаете, какое блюдо труднее всего приготовить? Неправильно: яичницу. Алексей стоял на кухне, посыпая солью и трёхэтажным матом свою экс-тефлоновую сковородку, когда в прихожей раздался длинный, нетерпеливый звонок. Он с сомнением посмотрел на недожаренную яичницу и задумался. Алексей знал, что если он выключит газ, яичница останется сырой, а если оставит, то она пережарится. Поняв, что оба варианта для него одинаково неприемлемы, Алексей подвинул сковородку вправо так, чтобы она была не полностью доступна пламени горелки (по другому этого было не сделать, так как огонь уже лет десять не регулировался) и, положившись на волю случая, пошёл открывать.
        На пороге с извиняющимся выражением лица и бутылкой водки в руке стоял сосед Ваня. Алексей закрыл глаза рукой:
        -О, Господи, опять.
        Ваня покраснел, его лицо стало ещё жалобней; он безысходно развёл руки по сторонам. Это означало, что ему опять не с кем выпить, конечно, кроме Алексея, который увидев этот полный раскаянья жест глубоко вздохнул и, уже без надежды в голосе, сказал:
        -Как же тебе не стыдно, ещё только двенадцать часов дня?
        Ваня стал ещё более виноватым, но бутылка уже перекочевала из левой руки в правую. Хоть этот человек и пропил свой мозг, но интонации он ловить умел. Он был одним из тех людей, которые, не обладая и малейшими зачатками интеллекта, являются личностью. Ваня был, ну как это сказать, цельным человеком. И Алексей был практически уверен, что если бы такого вещества, как спирт, не существовало в природе, то он всё равно нашёл бы способ стать алкоголиком. Иногда ему казалось, что Ваня находится в запое с детства, а может быть даже с прошлой жизни. С ним было абсолютно невозможно спорить, когда у него была какая-то устоявшаяся точка зрения, например какая-нибудь телевизионная новость, услышанная им "на взлёте", то есть в тот момент, когда он только перевалил из состояния похмелья в несильное и радостное опьянение. Его стратегия была предельно проста. Сначала он улыбался и отрицательно качал головой, а потом поворачивался в угол и уходил, но не надолго, а по возвращении предлагал выпить за примирение. Возможности Алексея в области поглощения алкоголесодержащих жидкостей были гораздо скромнее, чем Ванины,
поэтому Алексей предпочитал для сохранения своего здоровья свести количество споров к минимуму.
        Алексей вернулся на кухню, убрал с огня уже начинавшую подгорать яичницу и сел на табуретку, пытаясь оценить текущее состояние своего организма и его отношение к предстоящему испытанию. Ваня в это время пытался развязать трясущимися руками шнурки на своих протёртых, чуть ли не до дыр, ботинках.
        В дверь снова позвонили, и Алексей пошёл открывать с радостной надеждой на то, что его срочно куда-нибудь вытащат, и он сможет избежать столь неприятного на данный момент занятия.
        На пороге стоял Олег, один из его лучших друзей. Он знал Олега уже больше десяти лет, поэтому ничуть не удивился его виду: его шапка и толстое шерстяное пальто были покрыты тающим снегом. Алексей жестом показал ему, что перед тем, как войти в квартиру, было бы неплохо отряхнуться. Олег стал отряхиваться со свойственной ему методичностью и неторопливостью, но в его движениях всё же проскальзывала еле заметная нервозность. Пока он избавлялся от снежного покрова на плечах, снег на шапке уже успел растаять и впитаться, так что когда Олег дошёл до неё, стряхивать было уже нечего.
        Алексей стоял у двери в неудобной позе, так как когда открывал, не рассчитывал простоять долго. Мышцы его спины уже начало сводить, когда Олег, наконец, перестал отряхиваться и переступил через порог. Он подождал, пока Олег освободится от своего не по погоде основательного (на улице было около нуля) облачения, указал ему на дверь, ведущую на кухню, и когда тот прошёл, последовал за ним.
        Ваня уже успел приготовиться, он даже разложил на тарелке нарезанную невероятно ровными (учитывая тремор Ваниных рук) ломтиками колбасу. Алексей почувствовал себя неловко, его гости явно не принадлежали к одному кругу.
        Алексей сходил в комнату, достал из серванта три рюмки и вернулся на кухню. Олег и Ваня не сказали за это время ни слова. Ваня сидел, положив свои грубые, чернеющие въевшимся машинным маслом руки на стол и внимательно разглядывал их. Олег же заинтересованно осматривал мутно просвечивавшие сквозь плотную завесу снега однообразные ряды гаражей.
        Алексей поставил рюмки на стол и повернулся к холодильнику, чтобы достать что-нибудь, что могло бы подойти на роль закуски. Отыскав полбанки маринованных огурцов, он решил, что в сочетании с принесённой Ваней колбасой этого будет достаточно. Он стал аккуратно протаскивать банку, располагавшуюся у самой задней стенки, мимо кастрюль и других, иногда практически пустых банок и бутылок из-под кетчупа, но вдруг услышал тихий звон со стороны плиты. Он вытащил банку, поставил её на стол и сразу увидел источник этого звона.
        На втором кухонном столе, на чистом махровом полотенце были расставлены чашки и стаканы - Алексей накануне помыл посуду, поставил сушиться, а потом забыл убрать в шкаф. Ваня поменял свою рюмку на стакан, а теперь смотрел на Алексея с виноватой улыбкой, как бы говоря "Извини, привык." Алексей подумал, как хорошо, что Ваня привык пить из стакана, а не из горла, придвинул третью табуретку к столу и сел.
        Олег услышал звук придвигаемой к столу табуретки, отвернулся от окна и оглядел стол, заметив Ванину манипуляцию со стаканом.
        -А, правда, что это мы из рюмок, Лёха. Пускай твой друг и для нас стаканы поставит.
        Алексей представил, как он будет пить водку из стакана и невольно скривился:
        -Как хочешь, а я лучше из рюмки. Без повода много не пью.
        Услышав о поводе, Олег хлопнул себя по лбу.
        -Как это без повода. Повод как раз есть, во всяком случае, у меня.
        Алексей заинтересовано кивнул, и Олег продолжил.
        -Помнишь, я говорил тебе, что мой брат вступил в это дурацкое общество генеалогии. Ну вот, они несколько месяцев подряд организовывали культпоходы по разным архивам и библиотекам, тратили кучи денег на переводчиков, и вот теперь каждому выдали по листу бумаги формата А3, на котором нарисовано генеалогическое дерево каждого. В общем брату всё это удовольствие обошлось примерно в триста долларов.
        -Прекрасно, - улыбнулся Алексей, поднимая рюмку, - будем пить за то, как легко твой брат расстался с тремя сотнями баксов?
        -Да нет же! Дай договорить, - нетерпеливо сказал Олег, но тоже взял в руку стакан, -Я не знаю, можно ли верить этим людям, но судя по этому дереву, мы с моим братом являемся чуть ли не прямыми потомками Чингисхана, то есть монголами.
        Ваня, до этого из последних сил удерживавший себя, не выдержал.
        -За это надо выпить, - сказал он и, не дожидаясь остальных, опустошил стакан.
        Алексей с укором взглянул на Ваню, чокнулся своей рюмкой со стаканом Олега и опрокинул её в рот. В тот же момент он почувствовал, что не сможет проглотить водку даже под страхом смертной казни, подбежал к раковине и выплюнул обжигающую рот жидкость. Вернувшись за стол и заметив направленный на него неодобрительный взгляд Вани, он, оправдываясь, произнёс:
        -Извини, я не могу это пить.
        Алексей повернулся и достал из холодильника бутылку пива, взял со стола стакан, а рюмку поставил в раковину.
        Ванин взгляд потеплел, наверное, он понял, что в этом случае ему останется больше. Он наполнил стаканы и стал выжидающе смотреть на остальных.
        Алексей налил себе пива, поднял бокал и сказал:
        -Нечасто приходится пить с такими великими людьми, как ты, Олег. Так давай же выпьем за русско-монголо-татарскую дружбу.
        -Это что, я татар -то? -Ваня сделал вид, что собирается обидеться.
        -Да нет, это я монголо-татарин, а ты русский. -рассмеялся Олег, а увидев, что Ваня налил себе намного больше половины стакана водки, добавил тихим голосом, -Ты-то уж точно русский.
        Они выпили, пиво пошло гораздо лучше. Алексей подумал, что ему пора сходить к врачу, это не нормально, когда человек физиологически не переносит водку, причём приблизительно один раз из десяти. Понятно, если бы он совсем не мог её пить, но обычно может, да ещё как может, а иногда не в состоянии даже проглотить. Так можно и обидеть кого-нибудь.
        Через пять минут Ваня стал настолько пьяным, что было невозможно понять, как тот умудряется не упасть под стол. Алексей знал, что настолько пьяным он сам стать не может, потому что за долго до того, как наступит это состояние, его сердце уже успеет остановиться. Олег же казался совершенно трезвым. Более того, куда-то исчезло его хорошее настроение, а покрасневшие белки глаз создавали иллюзию того, что он очень зол. Ещё через пять минут водка кончилась, и Ваня без всякого зазрения совести молча встал из-за стола и качаясь пошёл к выходу. Алексей закрыл за ним дверь, подумав, сколько бы он отдал, если бы мог так же уходить из тех мест, где ему больше нечего делать. Когда он вернулся на кухню Олег уже стоял около стола.
        -Ты знаешь, я, наверно, тоже пойду. У меня к тебе было дело, но я сейчас не в том состоянии, чтобы заниматься делами.
        Алексей кивнул.
        Они оделись, и Алексей проводил Олега до остановки троллейбуса. Тот вёл себя очень неестественно, и вопреки обыкновению всю дорогу либо молчал, либо односложно отвечал на вопросы Алексея. Ехать было всего три остановки, но он зачем-то поймал машину и уехал не попрощавшись.
        Когда машина отъехала, Алексей в растерянности пожал плечами, закурил сигарету и медленно побрёл к дому.
        Уже стемнело и крупные снежинки налипали на плечах и шапке. Алексей посмотрел наверх, на фонари, которые, казалось, были источниками снега. Ему внезапно стало холодно и мокро. Где-то внизу, под рёбрами, сжался тяжёлый комок депрессии, самой худшей из тех, что бывают в природе - депрессии беспричинной.
        Начало.
        Всё началось с телефонного звонка, который разорвал сон Алексея. Он спрыгнул с кровати, подбежал к аппарату, но почему-то не решился сразу взять трубку. Телефон продолжал звонить надрывным механическим звуком, а Алексей почувствовал, что этот звонок не может нести ничего хорошего, и в то же время он, Алексей, не может на него не ответить.
        Он снял трубку и поднёс её к уху.
        - Да. - голос получился хриплым и как будто чужим.
        -Лёша? - В трубке зазвучал голос Марины, жены Олега, а вместе с этим голосом в Алексея хлынула волна чужого страха и суеты, -Лёша? Олегу плохо, он в коме.
        -Где? - ощущение того, что кто-то говорит вместо него, не покидало Алексея.
        -В районной больнице, ну мы туда ездили, когда Никита ногу сломал, - в голосе Марины стали проступать обычные деловые интонации.
        -Что я могу сделать? - Алексей нащупал висевшие на стуле джинсы и стал их натягивать, прижав трубку к уху плечом.
        -Когда Олег приехал домой, он сказал, что был у тебя и там пил какую-то водку. Врач почти уверен, что именно этой водкой Олег и отравился. Если ты привезёшь бутылку, то это может помочь врачам.
        -Ясно. Сейчас буду, -проговорил Алексей, а чтобы не тратить время на дальнейший разговор, добавил, -Адрес я знаю.
        -Спасибо... -Начала Марина, но Алексей уже вешал трубку.
        Алексей быстро оделся, нашёл на кухне бутылку, положил её в первый попавшийся полиэтиленовый пакет, захватил сигареты и вышел из квартиры.
        Он несколько минут не мог поймать машину, пока не понял, что люди не хотели останавливаться, так как в руке у него была водочная бутылка, просвечивающая через прозрачный пакет. Алексей положил её в карман, после чего остановилась первая же машина.
        Водитель ехал настолько быстро, насколько позволяла снежная каша, ещё не убранная дорожными службами, но Алексей всё равно пытался его подгонять, что чуть не стоило им обоим жизни, когда до больницы оставалось не больше двух перекрёстков.
        Огромный бензовоз, видимо не рассчитав своей массы, вылетел на середину дороги, и водителю машины, в которой ехал Алексей, стоило не малых усилий увернуться от столкновения с оранжевой цистерной.
        Наконец, они подъехали к больнице, Алексей дал водителю сто рублей, вышел из машины и, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, пошёл к двери над которой горела облезлая табличка "Приёмный покой". Открыв дверь и взобравшись по лестнице, Алексей столкнулся с высоким пожилым человеком в белом халате со следами то ли бессонницы, то ли прогрессирующей алкогольной зависимости на лице. Тот поймал его за руку.
        -Молодой человек, сколько можно говорить? Карантин. Посещения запрещены.
        Алексею некогда было ему объяснять цель своего прихода, и он просто протянул ему сто рублей.
        -Молодой человек, - повторил обладатель белого халата очень скрипучим и тонким, а оттого невероятно противным голосом, - ночью дороже.
        Алексей разозлился:
        -Хватит с тебя. Где токсикологическое отделение?
        Тот тяжело вздохнул и махнул рукой в конец коридора.
        -Ну и молодёжь пошла... Вон там, в конце коридора стеклянные двери.
        Не ответив, Алексей пробежал по коридору, за стеклянными дверьми оказался ещё один коридор, перпендикулярный первому. Слева от дверей, положив голову на руки, согнувшись, сидела женщина. Он узнал Марину.
        Алексей окликнул её, она вскочила и подбежала к нему, схватила под локоть и потащила по коридору. Ему в голову пришла абсолютно неуместная мысль. Ему стало жутко интересно, правда ли Марина так переживает за Олега, ведь их обычные отношения никак нельзя было назвать идеальными. Она дотащила его до белой двери с какой-то табличкой. Алексей не успел разглядеть надпись, так как Марина буквально втолкнула его в кабинет.
        За столом сидел толстый человек в белом халате. Под его глазами были громадные фиолетовые мешки. С его шеи несколько набок свисал фонендоскоп, мембрана которого лежала в кармане халата. Это выглядело так, как будто этот человек настолько боится умереть от инфаркта, что готов круглые сутки слушать удары собственного сердца, чтобы вовремя успеть оказать себе помощь. Алексей подошёл к столу и заметил, что врач убирает в ящик стола недоразгаданный кроссворд.
        Поставив на стол пустую бутылку, Алексей оглянулся на Марину. Она подошла и стала что-то нудно объяснять. Доктор вытащил бутылку из пакета, понюхал положил обратно и внимательно оглядел Алексея.
        -Не бедные люди. Что же вы эту отраву пьёте?
        Марина проигнорировала его реплику и спросила:
        -А как же экспертиза? Вы ведь говорили, что будете делать экспертизу.
        Врач понял, что Марина устроит истерику.
        -Извините, как вас по имени- отчеству?
        -Марина Вячеславовна, но...
        -Никаких "но", Марина Вячеславовна. С этой водкой у нас сегодня уже трое. Это те, кто выжил. Успокойтесь, скорее всего, всё будет в порядке. Сейчас для вас лучшее - выпить валерианки и лечь спать.
        Марина поняла, что её истерика ни на кого не произведёт должного впечатления и, развернувшись, вышла из кабинета. Алексей было последовал за ней, но доктор окликнул его:
        -А вас, молодой человек, я попрошу остаться.
        Алексей остановился и выжидающе посмотрел на доктора.
        -Мне интересно, почему вы сейчас не на соседней койке рядом со своим другом? Ведь вы вместе пили эту водку.
        Алексей улыбнулся:
        -Да нет, я её не смог пить. Пришлось им с Ваней...
        -С каким Ваней? - резко прервал Алексея врач.
        -С моим соседом - алкоголиком. Он и принёс эту водку.
        -Тогда ясно, но вы знаете, у вас уже нет соседа - алкоголика, как ни цинично это звучит.
        Улыбка Алексея исчезла.
        -Вы уверены?
        -Ну, конечно, бывают и чудеса, но, скорее всего, он мёртв.
        Алексей кивнул и попросил разрешения пройти к Олегу. Врач ответил, что не возражает, тем более что тот всё равно без сознания.
        Они прошли в палату, Олег лежал на койке, опутанный сетью капельниц и проводов, Мерно раздавались отслеженные электроникой звуки сердца. Его лицо было серым, щёки впали, нос выделялся вперёд гораздо больше, чем обычно.
        -Когда он придёт в себя? - Алексей с трудом оторвал взгляд от неподвижного, напоминающего восковую маску, лица.
        Врач подошёл к постели, поправил какие-то датчики, проверил капельницу и, не поворачиваясь к Алексею ответил:
        -Вы знаете, он в коме, а это состояние, мягко говоря, ещё недостаточно изучено. Скорее всего, это произойдёт через два-три дня, когда нормализуются процессы жизнедеятельности организма, с другой стороны, он может очнуться прямо сейчас, а может никогда не очнуться. Я вообще стараюсь не предсказывать ничего, а особенно, когда дело касается комы. Это не доказано медициной, но мне кажется, что время пребывания в коме зависит больше не от тяжести травмы, а от желания пациента жить.
        Алексей кивнул, соглашаясь, попрощался с врачом и вышел из палаты.
        Монголы

* * *
        Алексей отдёрнул штору и выглянул в окно. Снег только что кончился, и двор представлял из себя ровный белый прямоугольник с еле угадывающимися дорожками, да некоторыми обезличенными снежными шапками машинами. Небо светилось совершенно ровным, не перечёркнутым траекториями самолётов светом. Он раздвинул шторы, и кухня наполнилась солнцем.
        Олег уже неделю как выписался из больницы, а последние два дня уже мог есть привычную для себя пищу. Ваня же действительно умер, а участковый непонятно зачем вызвавший милицию, долго расспрашивал Алексея, что происходило в тот злополучный день. Он видимо перечитал или пересмотрел детективов, и был обуреваем желанием раскрыть хоть какое-нибудь мало-мальски закамуфлированное убийство.
        С его же подачи к Алексею приходил и следователь Кашкин, долго выяснявший, в каком магазине Алексей купил ядовитую водку, а узнав, что он её не покупал, стал требовать рассказать, из чего её Алексей приготовил.
        С трудом справившись со следователем, который чуть было не начал хвататься за наручники, Алексей, наконец, понял настоящее значение слова "свобода", но не успел им полностью насладиться, так как в этот же день к нему нагрянул двоюродный дядя из Ростова, прокатавшись с которым неделю по выставкам, он возненавидел культуру, как таковую.
        И вот, наконец, дядя уехал, и это воскресенье стало для него первым нормальным выходным за достаточно большой промежуток времени. Раздумывая накануне, чем бы занять этот воистину бесценный дар небес, Алексей всё-таки склонился к мысли, что, учитывая все предшествовавшие ему события, самым разумным было провести его с бутылочкой пива перед телевизором.
        Поставив воду для пельменей (готовить их гораздо легче, чем яичницу), он пошёл в ванну и разделся, собираясь принять душ. Но всё оказалось не так просто: когда рука Алексея уже тянулась к рукоятке крана, тихое шипение водопровода прервал резкий телефонный звонок.
        Он снял трубку.
        -Я слушаю.
        -Я рад, очень полезное занятие, - ответил голос, по интонации которого было нетрудно узнать Олега.
        -Ты не мог бы перезвонить, я моюсь. - Алексей собрался повесить трубку, но Олег быстро проговорил:
        -Да ты мойся, мойся. Я сейчас приеду.
        В трубке раздались короткие гудки. Алексей с грустью подумал о бутылочке пива перед телевизором, тяжело вздохнул и вернулся в ванную.
        Олег приехал достаточно быстро, что было на него совершенно не похоже. Как только он вошёл, Алексей заметил произошедшие с ним изменения. Его волосы, обычно аккуратно причёсанные, торчали в разные стороны, а на губах блуждала беспричинная полусумасшедшая улыбка.
        Он вошёл в прихожую, бросил шапку на вешалку, туда же повесил пальто, запихнув шарф в рукав и протянул Алексею кофейного цвета бумажный пакет, в котором находилась толстая пачка бумаги.
        -Вот, смотри. Это моё генеалогическое древо вместе с копиями архивных документов.
        Они прошли в комнату, Алексей включил свет и выложил содержимое пакета на стол. Древо представляло из себя лист бумаги формата А3, на котором было изображено диковинное дерево, у которого вместо листьев были имена людей. Рядом с именами располагались ссылки на источники, из которых были почерпнуты сведения об этом человеке
        Наверху, на самой макушке дерева, находилось непонятное имя. Алексей спросил Олега, почему тот говорил о том, что является потомком Чингисхана. Олег засмеялся.
        -Я не утверждаю, что это именно так, но за исследования в этой области мой брат отдал лишних пятьдесят баксов, а историк, которому это поручили, сказал, что этот человек, чьё имя находится на вершине дерева, является внебрачным сыном Чингисхана. Я сильно сомневаюсь, что это действительно так, так как если бы предположение не оправдалось, то по их странным правилам, историку пришлось бы вернуть моему брату сорок долларов.
        -В таком случае, может ты вообще не монгол?
        -Да нет, в этом-то я не сомневаюсь, - Олег улыбнулся так, как будто именно этого вопроса он и ждал.
        Алексей заметил эту улыбку:
        -По тебе видно, что ты что-то хочешь рассказать.
        Олег улыбнулся ещё шире:
        -Как это ты догадался?
        -Трудно поверить, зная твой характер, что ты приехал сюда только для того, чтобы продемонстрировать мне это, мягко говоря, генеалогическое, древо. Пойдём на кухню, у меня осталось две бутылки пива, там и расскажешь, в чём дело.
        Они прошли на кухню, Алексей включил свет, задёрнул шторы и достал из холодильника пиво.
        -Надеюсь, это пиво куплено не там же, где та водка, - улыбнулся Олег, присаживаясь на табуретку спиной к батарее.
        -Главное, не где куплено, а где сварено, - ответил Алексей с наигранной обеспокоенностью рассматривая бутылку на просвет.
        Он открыл пиво и разлил его по тонким стеклянным стаканам, достал из пенала пакет солёных крекеров и выложил на стол пачку сигарет с зажигалкой. Вытряхнув привычным жестом сигарету, Алексей прикурил её и расслабленно откинулся на спинку стула.
        -Ну, рассказывай, зачем пришёл.
        Олег укоризненно посмотрел на него.
        -Если ты будешь слушать меня с таким видом, да ещё и на трезвую голову, то я буду чувствовать себя на приёме у психотерапевта. Так что давай сначала выпьем, а потом я начну. Тем более, мне тогда будет легче всё вспомнить и сформулировать более верно и доступно.
        -Грех отказаться, - улыбнулся Алексей и протянул руку к своему стакану.
        Олег сделал большой глоток, задумчиво посмотрел на потолок и начал:
        -Я, пожалуй, расскажу тебе всё с самого начала. Когда я приехал от тебя домой, я на некоторое время почувствовал себя полным сил, у меня появилось непреодолимое желание что-нибудь сделать, вылившееся во вбивание в стену гвоздя для картины. Чтобы ты понял всю величину этого порыва, я скажу, что Марина просила меня вбить этот гвоздь около пяти месяцев. - он достал сигарету из пачки Алексея и закурил.
        Алексей решил, что он переходит к какому-то важному для него моменту повествования, так как до этого он видел курившего Олега не более трёх раз, из чего примерно вывел уровень волнения, необходимый для того, чтобы тот закурил. Олег выдохнул сиреневый на фоне светлых занавесок дым в потолок и продолжил:
        -Как только гвоздь оказался в стене, я почувствовал, что моё мажорное состояние начинает улетучиваться, причём довольно быстро. Через десять минут я уже почувствовал непреодолимое желание лечь, а ещё через пять понял, что со мной происходит нечто серьёзное. Марина была на кухне, и мою жизнь спасло то, что радиотрансляционная сеть не работала. Я решил звонить в скорую, но когда я повернулся на бок и потянулся к телефону, силы покинули меня и я упал на пол, столкнув телефон со столика. -Олег отпил ещё пива, положил в рот крекер, прожевал его, снова глотнул пива, и начал с новой интонацией.
        -Марина услышала звон падающего телефона, зашла в комнату, вызвала скорую. Следующим, что я помню, был потолок в больнице. Дело в том, что я смог открыть глаза гораздо раньше, чем пошевелиться, вот и пришлось мне рассматривать этот дурацкий потолок в течении двух дней, так как лежать с закрытыми глазами было слишком тоскливо.
        -Я представляю себе это ощущение, - вставил Алексей, с улыбкой посмотрев на потолок.
        -Я рад за тебя, -было видно, что из-за реплики Алексея Олег потерял нить рассказа, а теперь пытался вернуться. Наконец, ему это удалось, - Итак, ты в курсе, что я был в коме. Врач говорил, что ты даже заходил тогда... Знаешь, я ведь ничего не помню о коме... Некоторые рассказывают о каком-то белом туннеле, некоторые видят себя сверху, вылетают из тела, а я ничего, ничего не помню. Падение с дивана, а потом сразу же потолок... Знаешь, я сначала очень удивился этому...
        Алексей понял, что Олег проводит манёвр, делает театральную паузу, нагнетает напряжение, чтобы произвести наилучший эффект тем важным, что он собирался сказать. И правда, в глаза Олега сощурились, а в голосе послышались загадочные интонации.
        -Так вот, я удивился этому. Ведь большинство людей после комы очень меняются, а я оставался тем, кем был до неё. Хоть и отравленным, но тем же.
        Алексей снисходительно улыбнулся:
        -Слушай, хватит резину тянуть. Давай дальше.
        -Ну ладно, - шутливо насупился Олег, -Раз ты так, то слушай. Я, конечно, несколько сгустил краски, но у меня действительно появлялась мысль об уроне, нанесённом мне комой. Мысли были, а урон не наблюдался, ничего не происходило до первой ночи после выписки из больницы. Но в эту ночь мне приснился сон.
        -Да, это действительно невероятно, - улыбнулся Алексей, - тебе - сон?.. Поразительно.
        -Ты будешь слушать, или издеваться? - в голосе Олега послышалось лёгкое раздражение.
        Алексей отвернулся к холодильнику, извлёк из него ещё две бутылки пива, поставил их на стол. По его выражению лица Олег понял, что ему и самому надоело перебивать и дальше он станет слушать более внимательно, что, собственно, и было нужно Олегу.
        -Сон был про монголов, но не это заинтересовало меня. Сон был совершенно неотличим от яви, там не было обрывков событий, нелогичности, неверных оценок происходящего, там не было всего того, что отличает обыкновенные сны. - Олег сделал паузу, но Алексей и не собирался перебивать его, это успокоило Олега, и тот продолжил. - Удивительно было ещё и то, что я помнил всё, что происходило во сне. Так, как будто это были события предыдущего дня, а вовсе не сон. Целый день я морочил голову Марине, рассказывая ей, что делали и как одевались монголы, ей это так надоело, что она позвонила подруге и уехала к ней, сказав мне, чтобы я записал всё, что помню, и рассказал ей потом. Я ничего записывать не стал, поел и лёг спать... И, представь себе, мне снова приснился сон про монголов, но это был не тот же самый сон, как иногда бывает, это было продолжение этого сна, словно кто-то, кто управляет человеческими снами решил показать мне сериал.
        -Да, это интересно, - сказал Алексей, убирая опустевшую бутылку под стол.
        -Ты думаешь, что это всё?
        -Ну да, а разве что-нибудь ещё?
        -Естественно ещё, ты думаешь, я ради этого поехал бы к тебе, тут и телефона хватило бы... Итак, сон оказался с продолжением, продолжение было таким. Я находился в большом красном шатре, я ещё только проснулся, когда полог резко отошёл в сторону и в шатёр влетела женщина. Она была одета небрежно, было видно, что одевалась в спешке. Прямо с порога она крикнула мне: "Господин, шатёр вашего конника горит!" Я вскочил и выбежал на улицу. Небольшой темно-серый шатёр, располагавшийся около моего, источал клубы белого дыма. Я бросился к шатру, проник внутрь и обнаружил лежащего на полу без сознания человека. Я схватил его за ноги и выволок наружу. Нас обступили люди, человек закашлялся, почувствовав прилив свежего воздуха. Некоторые люди стояли вокруг меня, другие же пытались потушить неумолимо разгоравшийся шатёр. Я всмотрелся в лицо спасённого мной человека, и вдруг понял, что это Колян, ну наш, из фирмы, Латынин. Я чуть с ума не сошёл, он настолько не вписывался в окружающую обстановку, что я чуть не начал оглядываться, чтобы узнать, какое он производит впечатление на остальных. Но все смотрели на
шатёр, от которого уже остался лишь яростно горящий скелет. Я подошёл к Латынину, который к тому времени тоже повернулся к шатру, тронул его за плечо. Он вздрогнул, посмотрел на меня, но это уже был другой человек.
        -А ты говоришь, что в твоём сне всё, как в реальности. Откуда в реальности мог взяться Колян среди монголов?
        -Не знаю, но вскоре я проснулся. Прошло не больше часа, всё ещё был вечер, но стрелки стенных часов уже почти сошлись на двенадцати. Я отыскал записную книжку, нашёл номер Латынина, набрал. Мне ответил сонный голос, но после первых трёх фраз, Латынин попросил меня подождать, а через минуту подошёл снова. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал: "Спасибо, что разбудил, если бы не ты, я бы сгорел". Ты понимаешь! Сгорел! Оказалось, что у него вспыхнул шнур обогревателя в комнате, ну, той, где балкон. А у него там двадцать банок нитрокраски для дачи. Сгорел бы не только он, но и ещё полдома.
        -Ты хочешь меня убедить, что стал экстрасенсом? - Алексей достал из пачки сигарету и прикурил.
        -Я ни в чём не хочу тебя убеждать, но если у тебя есть ещё какие-нибудь объяснения, то я готов их выслушать.
        Алексей в ответ усмехнулся и сказал заговорщицким шёпотом:
        -Никаких, я тебе верю. Но только мой тебе совет, не рассказывай об этом больше никому.
        -Почему? - спросил Олег, незаметно для себя переходя на шёпот.
        -Если об этом узнают в МЧС, то они тебя убьют.
        Олег всё ещё не понимал, что Алексей его разыгрывает:
        -Почему?
        -Ты, что, не понимаешь? А вдруг ты начнёшь предсказывать все пожары, наводнения и землетрясения? Они же без работы останутся. -ответил Алексей, но не выдержал и рассмеялся.
        -Да ну тебя. Смотри, не умри со смеху.
        -Надеюсь, это тебе ещё не приснилось, - с трудом, сквозь смех проговорил Алексей и засмеялся ещё сильнее. Когда смех утих, он сказал.
        -Ты знаешь, я тебе не говорил, но я тоже умею предсказывать будущее.
        -Ага, будущее, прошлое и настоящее. И вообще, ты инопланетянин.
        -Не веришь? Смотри, сейчас зазвонит телефон.
        Телефон действительно зазвонил. Алексей рассмеялся снова. Олег не сразу понял, в чём дело, но, посмотрев на часы, увидел, что на них одиннадцать вечера, а именно в это время Марина обычно звонит, когда Олег засиживается у Алексея.
        Алексей снял трубку и, послушав, передал её Олегу.
        Ход конём
        Обычно Олега раздражало, когда Марина звонила Алексею и напоминала ему, что уже поздно и пора идти домой, но на этот раз он был рад этому звонку. Он быстро вышел от Алексея.
        Он чувствовал накопившееся раздражение, вызванное тем, что Алексей не поверил его рассказу, и не просто не поверил, но даже высмеял его. Впрочем, что можно ожидать от такого человека, как Алекс. Он никогда ничему не верил.
        Олег шёл по пустым дворам, покрытым выпавшим накануне снегом, под ногами, на дороге, грязного, а на газонах и на кустах белого, немного отливающего оранжевым, благодаря некоторым уцелевшим фонарям. Он прошёл под аркой и вышел на длинный пустырь, ограниченный с одной стороны дорогой, а с другой ровной линией бетонных гаражей. Вокруг не было ни души, несмотря на то, что было только двенадцать часов ночи.
        В дали, из-за поворота, оттуда, где кончались гаражи послышался отрывистый и резкий собачий лай. Ему ответил другой, потом раздался визг, человеческий окрик, и из-за гаражей появилась стая бездомных собак. Олег вздрогнул, недавно в новостях показывали женщину, которая ночью встретилась с такой же стаей, и то, что она рассказывала, очень походило на картину разворачивавшуюся перед ним теперь. Собаки были небольшие, по большей части дворняги. Из них выделялась одна, со светлым пятном на боку, которая была несколько крупней остальных и, казалось, вела за собой стаю.
        Собаки бежали около гаражей, и Олег уже стал надеяться, что они пробегут мимо, но приблизившись к нему на расстояние, приблизительно равное тридцати метрам, стая остановилась. Собака с белым боком отделилась от неё и медленно пошла к Олегу. Он заметил, что пятно на боку не было пятном, это был старый, зарубцевавшийся шрам, то ли от ожога, то ли в этом месте когда-то была содрана шкура. Из приоткрытой пасти валил пар, а слева свисала, покачиваясь, эластичная нитка слюны. Олег смотрел в чёрные блестящие глаза и был не в силах оторваться, хотя знал, что нельзя смотреть в глаза собакам, так как они воспринимают это как вызов.
        Вожак подошёл ближе, и тут краем глаза Олег заметил, что стая окружила его. Он почувствовал, как по его спине катятся капли холодного пота. Он уже представлял себе, что от него оставит стая, когда его пронзило незнакомое ощущение. Олег внезапно почувствовал своё превосходство перед этими животными. Он оторвал взгляд от вожака, обернулся кругом, потом снова взглянул в глаза собаки со шрамом и тихо произнёс.
        -Уходи.
        Он сам почувствовал, что в его голосе прозвучали такие нотки, которых он сам никогда от себя не слышал, это было что-то величественное, смелое. Олег отчётливо понял, что его приказ не мог быть не исполнен.
        Собака удивлённо взвизгнула, каким-то недоверчивым, забитым взглядом посмотрела ему в глаза, словно надеясь, что эти интонации в его голосе ей почудились, но Олег понял, что его самой большой ошибкой было бы повторить приказ. Собака не выдержала его взгляда, она поджала хвост, снова взвизгнула и побежала прочь. Стая по привычке потянулась за сломленным вожаком, а Олег быстро пошёл дальше, не желая испытывать судьбу. Он поймал себя на мысли, что знает, что ждёт вожака.
        Олег так вспотел, что когда добрался до дома, успел порядочно замёрзнуть, и поэтому как только за ним закрылась дверь квартиры, он разделся и залез под душ. Когда он вышел, Марина уже заснула, что совершенно не удивило Олега, так как повторялось очень часто. Засыпала до его прихода она только в тех случаях, когда он был у Алексея. Причём, если он не приходил домой даже после её звонка, на следующий день на него сыпались укоры, что она не спала всю ночь, так как волновалась за него.
        Он пошёл в маленькую комнату, взял "сонную" книгу с полки и лёг на диван читать. "Сонной" эта книга называлась потому, что Олег читал её уже на протяжении трёх месяцев, но засыпал, ни разу не выдержав и трёх страниц. Причём это не зависело ни от его настроения, ни от степени усталости. Единственным минусом этого способа засыпать было то, что в комнате всю ночь горела лампа.
        Заснул Олег и на этот раз.
        Приснилось ему синее, темнеющее ближе к горизонту небо, бесконечная степь, покрытая пологими, поросшими рыжей, умирающей травой, холмами, на которой, как на ладони раскинулось огромное войско. Около расположенных ближе к центру шатров, неестественным красновато-оранжевым огнём светились бесчисленные точки костров. Он стоял на огромном кургане, и чувствовал, как в нём борются два противоположных друг другу чувства. Одно из них было удовлетворением от того, что он выиграл битву, другое говорило ему, что он должен был подождать. Ведь он знал, что через несколько дней его заменят на другого. Он мог бы не брать вину за убитых в этом сражении людей на себя, но жажда славы пересилила.
        Сев на коня, Олег спустился вниз, подошёл к одному из костров, и ему сразу же подали большой кусок мяса. Это было мясо трофейного барана. Он впился зубами в горячую мякоть и ощутил, что в глубине мясо было жёстким, непрожареным. Олег аккуратно разжал челюсти и посмотрел на след своих зубов. Из покрытого хрустящей коричневой корочкой куска баранины на ладонь капала кровь. Олег с отвращением швырнул мясо в костёр, встал и пошёл к себе в шатёр. Он ещё не успел дойти до шатра, когда за его спиной послышался приближающийся стук копыт. Олег обернулся, в его сторону скакал всадник, который выглядел чёрным силуэтом на фоне всё ещё не потемневшего неба. На покрывавших человека и его лошадь китайских доспехах играли отблески многочисленных огней.
        Всадник приблизился к Олегу.
        -Мы всё узнали, надо заканчивать, поехали.
        Олег не знал, о чём он говорит, но сел на лошадь и последовал за всадником. Они объехали курган, с которого Олег рассматривал войско, и попали в необъятную долину, противоположный конец которой уже не был виден из-за сгустившегося тумана. Неподалёку от них выстроилась шеренга всадников в точно таких доспехах, что и тот, который приехал за Олегом.
        Как только они подъехали, один из всадников спешился, отбежал на несколько метров и присел. Через несколько секунд он вернулся на лошадь, а из места, рядом с которым он сидел, потянулся лёгкий дымок, а потом и вспыхнуло пламя. Это был сигнал.
        Из той части долины, что была скрыта в тумане, долетел глухой стук копыт и громыхание разгоняющейся повозки. Лошадей было как минимум две, они неслись во весь опор. Повозка показалась из тумана, было уже настолько темно, что можно было различить лишь силуэт. По земле, нелепо подпрыгивая и виляя из стороны в сторону, тащился какой-то предмет. Повозка достигла группы всадников и поравнялась с Олегом. Вспыхнули факелы. Олег протянул руку, и один из факелов передали ему. Он спустился на землю, обошёл повозку, приблизился к тому, что было к ней привязано, чуть не споткнувшись о натянутую верёвку.
        Неведомо откуда налетевший ветер сбивал огонь факела так, что Олегу не сразу удалось рассмотреть предмет, но когда он зашёл за повозку, и она закрыла его от ветра, он увидел, что около повозки лежит человек. На его плечах лежали обрывки красного плаща, Олег почему-то решил, что этот плащ выдаёт знатное происхождение этого человека. Лицо было покрыто ссадинами, полученными, когда телега тащила его за собой. Ссадины были дочерна запудрены пылью.
        Олег снова почувствовал непреодолимое желание рассмотреть лицо этого человека поближе, наклонился и почувствовал необъяснимый, сковывающий страх. И снова, как в предыдущем сне, лицо человека начало мутнеть и размазываться, а на его месте начали медленно появляться знакомые черты. Это был Вячеслав Маратович Алтынов - его преподаватель по игре на электрогитаре.
        Ужас всё больше и больше захлёстывал душу Олега, он почувствовал, что вываливается из этого мира, но перед тем, как всё потемнело, вспыхнул другой пейзаж. Олег не успел рассмотреть, что было вокруг, но там ярко светило солнце, а над головой в небо улетал зелёный воздушный шар в виде сердца.
        Олег проснулся с таким ощущением, словно накануне произошло нечто страшное, а он никак не может вспомнить, что именно произошло. Олег зажёг свет, пошёл на кухню, налил себе стакан воды. В проём между занавесками была видна часть пустыря и дорога, это было то самое место, где произошла его встреча с собаками. Казалось, что время остановилось, или кто-то подставил вместо реального вида качественную фотографию. Олег застыл на какое-то время. Что-то заставляло его снова и снова пытаться залезть себе в душу, и он пытался, так как знал, что там скрывается что-то важное, что он должен вывести на поверхность, хотя и понимал, что он не в силах что-либо изменить.
        Так и не докопавшись до главного, Олег вспомнил свой сон. В этот момент у него не было никаких сомнений в том, что Вячеслав Маратович может умереть, но он не представлял себе, где в таком большом городе можно быть казнённым таким изощрённым способом. Но это могло произойти где-нибудь за городом, за городом есть всё, что для этого надо: и лошади и верёвки, а следовательно, необходимо помешать Вячеславу Маратовичу выехать за город.
        Олег нашёл записную книжку, но, посмотрев на смутно белевший в полутьме циферблат часов, передумал. Он понял, что если позвонит Алтынову в пять утра, то тот примет его за сумасшедшего, а в этом случае, у Олега не получится помешать ему выехать за город. Он вернулся в комнату и лёг на кровать, даже не надеясь заснуть, но сон нахлынул и утянул его за собой.

* * *
        Олег проснулся поздно. Подушка валялась рядом с кроватью на полу, а простыня сбилась к стенке, скатавшись в неровную верёвку. В квартире было настолько тихо, что на первый план выступили равномерные удары капель о раковину на кухне.
        Как всегда после ненормально длительного сна, к тому же сопровождавшегося кошмарами, Олег испытывал тягостное ощущение, которое лучше всего описывается словом "обречённость". В эти минуты на него спускалась непоколебимая вязкая уверенность в полной бессмысленности своего существования, беспросветности будущего и бесполезности попыток что-нибудь изменить. Но теперь к этому чувству, благодаря первому сну, добавился страх.
        Олег с трудом заставил себя подойти к телефону и снять трубку. Он положил её рядом с базой, открыл записную книжку и стал набирать номер Вячеслава Маратовича. Нажав последнюю цифру, Олег взял трубку, сел в стоявшее рядом кресло и поднёс её к уху. Из динамика раздавался сплошной гудок. Он нажал ещё одну цифру и снова послушал. Телефон не среагировал.
        У Олега началась лёгкая паника, но вдруг он вспомнил, что несколько дней назад звонил робот и своим металлическим от недостаточно большой частоты дискретизации голосом заявил, что в ближайшее время будет отключен тоновый набор. Олег слышал, что обычно этим звонком и заканчивается, но у одного из его знакомых тоновый набор всё-таки отключили, причём именно в тот день, когда у него случился сердечный приступ, так что ему пришлось ползти к соседу за сотовым, чтобы вызвать скорую.
        Успокаиваясь, Олег представил, как он ставит к стенке этих телефонных бизнесменов, и от этого ему стало гораздо легче. Он поставил трубку в зарядное устройство, переключил тумблер на базе, снова взял трубку, которая, на этот раз, отозвалась до боли знакомым треском, когда он стал набирать номер.
        На том конце долго не отвечали, но Олег знал, что телефон в квартире Алтынова находится около входной двери в конце длинного коридора. Вячеслав Маратович был уверен, что именно такое расположение телефона располагает к использованию его по назначению - для обмена информацией, а не для праздных разговоров. Его семья поначалу сопротивлялась, но потом смирилась, и послушно разговаривала в коридоре.
        Но вот, гудки оборвались, на том конце раздалась характерная серия щелчков, и Олег услышал знакомый голос:
        -Алло.
        Олег так и не придумал, что сказать.
        -Здравствуйте, Вячеслав Маратович, это я, Олег.
        -Чем могу быть полезен? -ответил Алтынов после паузы, и Олег понял, что его не узнали.
        -Вы когда-то давали мне уроки игры на электрогитаре. Одному моему другу срочно потребовался учитель, и я порекомендовал ему вас. Я хотел, если вы не против, встретиться с вами и договориться о занятиях.
        -Странно. Будет лучше, если он сам ко мне подойдёт.
        -Я понимаю, но в данный момент это невозможно, тем более, я очень хорошо знаком с его уровнем и смогу с вашей помощью подобрать необходимый курс.
        -Ну, как хотите, я сегодня направляюсь в центр. У меня будет свободный час с двух часов дня. Если вы согласны, то встретимся в два на выходе на Канал Грибоедова, у метро.
        -Да, конечно, так значит в два?
        -Да, до свидания.
        Олег выключил трубку и положил её на журнальный столик, стоявший около телевизора. Откуда-то прилетали еле слышные, обрезанные бетоном стен до неразборчивых басов, заставлявших бокалы в серванте изредка позванивать, звуки музыки, казавшейся таинственной и величественной, скорее всего из-за того, что её было так плохо слышно. Это напомнило Олегу о кассете, которую он когда-то нашёл в школе, случайно уронив карандаш на пол. Он принёс её домой и стал слушать. На ней оказался сборник из десяти песен, которые были на тот момент наиболее популярными, но не это заинтересовало Олега. В конце второй стороны находилось вступление к неизвестной ему песне (видимо предыдущий владелец кассеты надеялся, что и эта песня влезет на неё, но просчитался, а записав вступление не стал его стирать). Это вступление показалось Олегу по-настоящему волшебным. Он разыскивал эту песню больше полугода, а когда нашёл, испытал одно из самых серьёзных разочарований в своей жизни, конечно, из тех, что не были связаны с женщинами.
        Олег подумал, что и тогда и теперь всё волшебство и таинственность музыки заключались лишь в том, что он не слышал её полностью. Да и всё, что кажется таинственным, является таковым только пока не открыто полностью. Как он может быть уверен, что его вещие сны про монголов не имеют какого-нибудь более правдоподобного объяснения, кроме невероятного совпадения, или ещё более невероятного волшебства.
        Откуда-то со стороны телевизора пикнули часы. Олег отыскал их среди кучи старых телепрограмм, надел на руку и обнаружил, что до встречи с Алтыновым остался час.
***
        Через двадцать минут Олег уже стоял на обочине проспекта и ловил машину. Через тридцать он уже выходил из застрявшей в пробке на Лиговке десятки, коря себя за то, что не поехал до Электросилы, а через пятьдесят подходил к назначенному месту.
        Вячеслав Маратович появился, как всегда, минута в минуту, встал около самого выхода, не обращая внимания, что мешает людям выходить, и стал рассматривать витрину газетного киоска. Олег подошёл к нему и поздоровался, тотчас осознав, что не имеет и малейшего понятия, что нужно говорить.
        Но, к счастью, Алтынов сам узнал Олега.
        -Так это ты звонил, а я и не узнал тебя, - сказал он своим низким, прокуренным до хрипоты голосом, протягивая руку Олегу.
        -Да, это был я. -Олег чувствовал себя не в своей тарелке, как бывает практически всегда при встрече с человеком, которого не видел долгое время. Дело, наверное, даже не в том, что не знаешь, как общаться с изменившимся человеком, а в том, что не можешь выбрать из двух линий поведения, той, которой придерживался в те годы, когда общался с ним, или той, которая используется тобой в данный момент жизни.
        Вячеслав Маратович же не выказывал даже малейшего удивления, но это не удивляло Олега, Алтынов никогда не был впечатлительным, хотя может просто редко делал свои эмоции достоянием окружающих.
        -У меня назначена встреча в кафе, - сказал Алтынов, смотря Олегу прямо в глаза, - Встреча в кафе, тут неподалёку. - повторил он, словно забыв, о чём говорил, - Мы можем пойти туда и там обсудить содержание уроков для вашего товарища.
        Олег кивнул, и они подошли к пешеходному переходу через Невский проспект, пропустив многочисленную группу европейских туристов, которых можно было легко отличить от наших соотечественников по несуразно яркой многоцветной одежде, выхоленным, кукольно упрощённым лицам и пожилому возрасту. Когда Олег со своим спутником оказались на проезжей части, светофор замигал, заставив их подняться обратно на поребрик. В этот момент Олег обратил внимание на огромную толпу людей, собравшуюся на противоположной стороне проспекта, это, почему-то, вызвало у него мысль, что этот переход - идеальное место для теракта. От этой мысли Олега передёрнуло.
        Ему захотелось как можно быстрее перейти Невский, он взглянул на светофор и почувствовал, что не может оторвать от него взгляд. Его красно-оранжевый свет, с трудом пробивавшийся сквозь пыльное стекло, что-то напомнил Олегу. Несколько секунд он в оцепенении смотрел на немигающую лампу с деформированным от времени изображением возмущённого вынужденной остановкой пешехода, а потом вспомнил. Это был свет костров, который Олег видел, когда во сне осматривал с холма своё войско.
        Он резко окинул взглядом стоявших рядом с ним людей, но не нашёл среди них Алтынова. Выскочив на проезжую часть, развернувшись и ещё раз оглядев толпу, Олег заметил его седые волосы, бросился в ту сторону, но в тот момент включился зелёный и в его сторону хлынула толпа. Откуда-то справа резко взвизгнули тормоза, послышался оглушительный грохот, битые стёкла звеня посыпались на асфальт. Толпа, переходившая дорогу бросилась в рассыпную, Олега толкнули так, что он не удержался на ногах.
        Упав, он услышал резкое ржание в отдалении. Со стороны Казанского собора прямо на Олега летел экипаж, запряжённый тремя лошадьми.
        Олег откатился в сторону, попытался подняться на ноги, но его пронзила резкая боль в ступне левой ноги. Он с ужасом наблюдал, как обезумевшие от резкого шума животные летели по Невскому, а на их пути без сознания лежал Алтынов. Его, наверное, тоже толкнули во время паники, а теперь никто не рисковал оттащить его, лошади были уже слишком близко.
        Повозка пронеслась мимо, но каким-то непостижимым образом подцепила тело Вячеслава Маратовича, протащила около десяти метров и отбросила, глухо ударив об колесо одной из столкнувшихся машин.
        Олег, преодолевая боль, поднялся и допрыгал на здоровой ноге до трупа (он уже тогда знал, что Алтынов мёртв, оснований не верить своим снам у него не осталось). Опёршись рукой о крышу машины, Олег стоял и с недоумением смотрел на тело. Почему-то он подумал в тот момент, что Алтынов лежит в очень неудобной позе, но вовремя удержался от порыва положить его поудобнее.
        Внезапно Олега прошиб холодный пот. За спиной Вячеслава Маратовича был красный плащ, как тогда, во сне. Олегу стало казаться, что он снова в заполненной туманом долине, но он понял, что это был не плащ, это был красный шарф Алтынова.
        -Это он его толкнул... это он я видела, - резкий женский крик разорвал тишину, которой Олег раньше и не замечал.
        Олег непонимающе посмотрел в сторону кричащей. У женщины была истерика, её лицо и шею покрывали большие, несимметричные красные пятна. Она подбежала к нему, стала тыкать в его сторону пальцем, обзывать убийцей, извергом, повторять, что она видела, как Олег толкнул Алтынова.
        Олег достал из кармана сигареты, закурил, сел на капот покорёженной машины и стал дожидаться прибытия милиции и скорой.

***
        -Вы свободны.
        -А зачем было меня сюда привозить? -Олег поморщился и потушил в пепельнице казённую приму(его сигареты отобрали, пока везли в отделение)
        -Как зачем? А если бы та сумасшедшая на меня накинулась, что я убийц на свободу отпускаю, -следователь ухмыльнулся, достал из кармана расчёску и стал быстро водить по зубьям большим пальцем, извлекая разные по высоте звуки.
        -Но ведь я не убийца.
        -Это бы вы ей и доказали.
        Следователь встал, давая знать, что разговор закончен. Олег взял со стола шапку, надел её на голову и вышел из комнаты. Около входной двери курил молодой милиционер с автоматом на шее.
        -Куда, - спросил он, пытаясь придать своему голосу как можно более металлический оттенок.
        -Куда, куда... амнистия, - кисло улыбнувшись ответил Олег и вышел.
        К вечеру погода испортилась, небо затянуло, начался мелкий дождь, заставивший снег потемнеть. Олег стоял на остановке и пытался систематизировать то, что с ним произошло. Он не понимал, как всё это может быть реальностью, но жизнь научила его, что пользоваться надо не теми теориями, в которые веришь, или можешь объяснить, а теми, которые работают. Если бы ему сказали, что для того, чтобы выиграть в лотерею надо отпилить ножку у стула, и он, отпилив ножку, выиграл, то потом, каждый раз перед тем, как покупать лотерейный билет, наносил бы такие же повреждение своей мебели. И ему было бы абсолютно всё равно, совпадение это или нет.
        Так и на этот раз Олег не находил причин не связывать свои сны со следующими за ними событиями. Более разумным было принять эту связь как факт и думать о способах предотвращения событий, подобных сегодняшним. Но никаких способов он не видел, как ему казалось, потому, что их просто не было. Да и какие тут могут быть способы? Как можно прекратить сны?
        Конечно, можно обратиться к психиатру, но вдруг у него какое-нибудь серьезное психическое заболевание, какое можно вылечить лишь в стационаре. Что скажет его начальник, когда Олег принесёт больничный лист с печатью психбольницы? Впрочем, то же самое, если он его не принесёт, не предоставив ничего в оправдание своего отсутствия на работе: "Вы уволены". Так что придётся разбираться своими силами, но как?
        Подошёл автобус, Олег попал под пресс из людских тел, ему больно наступили на ногу, и он почувствовал, что стало намного легче. В голову снова пришла дурацкая мысль, что физические страдания заглушают душевные, но когда ему наступили и на вторую ногу, то заглушилась даже эта мысль. Вскоре рядом освободилось место, Олег упал на него под неодобрительный гул пенсионерок, отвернулся к окну и без мыслей стал смотреть на проползавшие мимо дома и ларьки, разноцветные огни которых как будто говорили ему, что им плевать на то, что кто-то умер. В таком огромном городе, как Петербург, каждый день умирает большое число людей, и город к этому совершенно равнодушен.
        Остановка шла за остановкой, бесконечной чередой плыли мимо огни придорожных фонарей, красочные рекламы, неоновые вывески. Это серое, однообразное зрелище успокаивало, заставляло вспоминать забытые ощущения, отвлекало от происходящего. Потом, незаметно для Олега, одна ассоциация уцепилась за другую, и он медленно, без перехода, провалился в лёгкий сон без видений, так свойственный всем людям, спящим в транспорте.

***
        Алексей точно помнил, что ножницы лежали рядом с фотографиями, но как он ни пытался их нащупать, кроме толстого, миллиметра в четыре, слоя пыли, ничего обнаружить не мог. Было бы гораздо легче, если Алексей смог бы заглянуть на шкаф, но для этого, как минимум, пришлось бы вставать на стол, а стол стоял в другой части комнаты и имел такой вес, что одному его было невозможно не только передвинуть, но и просто приподнять.
        Алексей плотно схватился левой рукой за угол толстой вертикальной доски шкафа и, приподнявшись на цыпочки , достал правой рукой почти до стены, нащупав холодное кольцо ножниц. В этот момент из-под ног раздался скрип, и табуретка стала медленно съезжать в сторону. Нечего было и думать о том, чтобы спрыгнуть на пол, ведь в этом случае на Алексея упало бы всё, что лежало на шкафу.
        Он аккуратно вытащил руку, но и это небольшое движение, вызвав смещение центра тяжести, усилило нагрузку на треснувшую ножку. Табуретка сложилась, а Алексей полетел куда-то в сторону, стащив за собой несколько книг и фотографии. Он упал очень удачно, на диван. Тихо звякнули ножницы, отскочив от плотного слоя линолеума. Алексей поднял глаза и увидел над самой головой поблескивавшую отражённым светом острую грань деревянного поручня. Если бы он упал на пять сантиметров подальше, то после этого самым желанным гостем в его доме был бы нейрохирург.
        Когда Алексей осознал, насколько он был близок, если не к смерти, то к сотрясению мозга, он ощутил детскую и совершенно необоснованную радость. Поднявшись с дивана и собрав фотографии, он направился на кухню, по дороге к которой, его и остановил короткий, как будто застенчивый, звонок в дверь. Алексею почему-то представилось, как звучал бы этот звонок, если бы он лежал на диване с раскроенным о подлокотник дивана черепом, но картина получилась не страшной, видимо потому, что у Алексея не было времени представить эту ситуацию достаточно подробно.
        За дверью стояла Марина. Она не смотрела в сторону двери, а разглядывала надписи, которыми были густо покрыты стены парадной Алексея. Увидев это и зная, что за надписи находятся около его двери, Алексей постарался открыть как можно быстрее, при этом поклявшись себе купить краску и замазать все эти дурацкие каракули.
        -Олег у тебя? - спросила она с интонацией, по которой было ясно: она и так знает, что Олега здесь нет.
        -Нет, - ответил Алексей, решив не доверять интонации.
        -Я зайду? - спросила она снова.
        Алексей, поняв, что вопросительный знак можно просто опустить, вместо ответа открыл дверь шире и отошёл в прихожую. Марина вошла, он помог ей снять шубу, вытащил с обувной полки самые приличные на вид тапки и пошёл на кухню заваривать чай.
        Она появилась через минуту, молча села на табуретку у окна и стала молча наблюдать за его действиями.
        Алексей наполнил заварочный чайник кипятком, поставил его на стол и сел напротив Марины. Она смотрела на него, но, в то же время казалось, что её взгляд направлен куда-то внутрь. Такой взгляд бывает у людей, либо слишком уставших, либо полностью погрузившихся в невесёлые мысли о своей тяжёлой и беспросветной жизни. Тишина затянулась, Алексей не знал, что сказать, и первой заговорила она.
        -Я знала, что Олег не у тебя.
        Он хотел было сказать, что он это понял, но Марина продолжила:
        -Ты знаешь, последнее время, с тех пор, как он вышел из комы, он совершенно не похож на себя...
        -Я не заметил, вроде бы всё в порядке... - попытался возразить Олег, но Марина, казалось, не слышала его, а говорила лишь для себя одной.
        -...Что-то бормочет по ночам, по утрам срывается из дому, ничего не объясняя... Я, конечно, не должна тебе этого говорить, но когда мы вчера, ну ты понимаешь, у меня было ощущение, что я с совершенно посторонним человеком, мне даже стало страшно.
        -Я думаю, что ты драматизируешь ситуацию. Это просто последствия перенесённого стресса, причём Олег эти последствия переносит гораздо легче, чем ты. - Алексей деланно улыбнулся, но, не дождавшись ответной улыбки, стёр с лица и свою.
        -Ты не понимаешь, с ним что-то происходит, а мне нужно во что бы то ни стало выяснить, что именно.
        -Я думаю, всё будет в порядке. Когда человек оказывается слишком близко к грани между жизнью и смертью, он начинает воспринимать окружающий мир совсем по-другому.
        Марина прищурилась и, в первый раз со времени своего прихода, улыбнулась:
        -Демагогия.
        Алексей шумно вздохнул, как бы разочарованный тем, что его раскусили.
        -Ну, демагогия, а что делать? Хотя, скорее всего, ты права, он действительно изменился, - и Алексей рассказал Марине про случай с Латыниным, конечно, выразив полную уверенность в том, что это было совпадение.
        Они разговаривали ещё больше часа, и в процессе разговора Алексей понял, что он сильно недооценивал Марину. Раньше он воспринимал её лишь как жену Олега, никогда с ней больше пяти минут не разговаривал, но теперь в ней открылось что-то неуловимое, чего раньше было не видно за маской, такой же, что более или менее успешно носят все. Что-то изменилось в их разговоре и Алексей увидел настоящую Марину, не ту, которой она обычно хотела казаться, а ту, какой она была на самом деле. И к этой, настоящей, он почувствовал непреодолимое и, вместе с тем необъяснимое, влечение. Она что-то говорила, а он, не понимая слов, вдыхал каждый звук этого чудесного голоса, ловил каждый жест.
        Марина, казалось, почувствовала эту перемену и, прервавшись на середине фразы, с удивлением взглянула на Алексея. Он почувствовал, что краснеет, ему показалось, что она видит его насквозь и знает, о чём он думает. Не зная, куда себя девать, Алексей резко встал, Марина медленно последовала его примеру.
        Чувствуя, как в висках отчаянно пульсирует кровь, он сделал неуверенный шаг в её сторону. В тот момент Алексею показалось, что если бы он не сделал этого шага, то никогда себе бы этого не простил. Она плавно шагнула к нему, и её руки мягко легли на его спину. Не веря самому себе, Алексей наклонился и осторожно поцеловал её в губы. Она ответила...
        Когда всё кончилось так же неожиданно, как началось, Марина встала, как-то стыдливо быстро надела на голое тело свитер, взяла в охапку остальную одежду и вышла из комнаты. Алексей оделся, подождал минуту и пошёл на кухню. Почти сразу за ним туда вошла и Марина.
        -Прости... - начал Алексей, но она улыбнулась, отрицательно покачала головой и произнесла:
        -За что?
        Ему стало тепло, почему-то он не ощущал никаких угрызений совести. Марина внимательно посмотрела на Алексея:
        -Я думаю, мне пора. Иначе мы с тобой тут чёрт знает до чего договоримся.
        Алексей понял, что она имеет в виду, и кивнул.
        Когда она поправляла перед зеркалом свой белый шарф, Алексей стоял, прислонившись к двери в ванную, и ждал. Марина повернулась:
        -Поговори с ним.
        -О чём? - абсолютно искренне спросил Алексей.
        -Ну уж не о том, что было между нами, - улыбнулась она, - С ним, на самом деле, что-то происходит.
        Когда Марина выходила, Алексей наклонился, чтобы её поцеловать, но она неуловимо ускользнула, сделав вид, что не заметила его движения. Он вернулся на кухню, погасил свет и долго стоял у окна. Он видел, как она шла вдоль дома к остановке, как поднялась на тротуар, чтобы пропустить проезжающий автомобиль. Алексей не знал, чего он ждёт, и только когда Марина дошла до конца дома и обернулась; когда ему показалось, что их взгляды встретились, он понял, что ждал именно этого - он ждал ответа.
        Случай, слепой как стрела.
        Меч пролетел всего в нескольких сантиметрах над его головой. Он инстинктивно пригнулся и ещё сильней ударил босыми пятками в бока своего коня. Преследователи стали отставать, их хриплые от бьющего в лицо холодного ветра крики становились всё тише, и наконец, потонули в звуках его прерывистого дыхания. Он обернулся, через далёкий курган одна за одной переваливались маленькие, еле заметные на фоне бардового закатного неба точки преследовавших его всадников.
        Он знал, что рано или поздно это произойдёт, они отстанут, но не знал, когда это случится. Пусть их кони гораздо лучше, чем его, но перед тем, как напасть на лагерь, их войску пришлось преодолеть переход, занявший не меньше шести часов, а его конь был полон сил, хорошо отдохнув после предыдущей битвы.
        В этот самый момент, когда ушедший от преследования всадник оглянулся на закат, Олег понял, что он снова находится во сне про монголов. Если бы он в этот момент мог управлять своими движениями, то непременно упал бы с лошади.
        Стало быстро темнеть, как всегда в степи, но он продолжал своё движение. Нервы были на пределе, ему всё время казалось, что преследователи не отстали, а своим уходом просто решили усыпить его бдительность, хотя он понимал, что ни один, даже самый глупый, князь ни за что на свете не пошлёт своих людей в степь ночью.
        Через полчаса, когда темнота стала непроглядной, а конь уже начал хромать, провалившись копытом в нору какого-то мелкого грызуна, Олег заметил впереди серое пятно, выделявшееся из окружающейся темноты. Что бы это ни было, но он решил приблизиться, перевалил через вершину холма и увидел костёр, около которого сидело несколько человек. Точное их количество Олег определить не смог, но по каким-то признакам понял, что в этих людях для него нет никакой опасности.
        Олег спешился, спустился с холма и подошёл к костру. Сидевшие у огня, казалось, не обратили на него внимания, как будто он недавно отошёл, а теперь вернулся, лишь старик в сером, местами прорванном балахоне, с длинными седыми волосами и нечесаной серебряной бородой, на которой плясали блики от живого жёлто-оранжевого пламени, взглянул коротко на Олега и указал кивком головы место около костра. Олег присел и прислушался.
        "...сказал он рабам своим: "будьте же теперь вольны, разделите стадо поровну и сами заботьтесь о своей части". Слуги разделили стадо, но так как никто из них не умел всего сразу, то не было у них достатка. Некоторые разорились и с голоду перерезали свой скот, другие же объединились и стали процветать. Пришли тогда разорившиеся рабы к хозяину и сказали: "Глупы мы были, что хотели свободы, возьми нас и управляй нами..." Засмеялся в ответ хозяин: "Раньше все получали не по труду, а по необходимости. Теперь вы снова хотите в рабство, потому что вы не хотите трудиться в поте лица своего. Спросите у тех, кто сейчас процветает, хотят ли они снова становиться рабами?" И пошли нищие к богатым и сказали им: "Возвратитесь к хозяину, он будет снова вас кормить, а стадо будет служить всем нам. От вас же не надо ничего, кроме вашей свободы и ваших тягот". Но ответили те: "Нет нам большего счастья, чем тягости трудов наших, нет нам больше пищи, чем свободы. Славься хозяин, давший нам волов. Мы готовы вернуть то, что он дал нам, у нас останется ещё трижды по столько. А вы, как рабами были, так ими и остались." И
ушли нищие ни с чем."
        Олег слушал этот рассказ и смутно чувствовал, что ему этот рассказ что-то напоминает, но он никак не мог понять, что именно. В этих словах было что-то вечное, истинное, не наигранное, поэтому Олег очень удивился, когда люди, дослушав, стали бросать к его ногам деньги, а он - собирать их, пряча в где-то в складках своей изорванной одежды. Только что он казался учителем, лучшим, высшим из собравшихся, а теперь стал прислужником, нищим, просящим подаяния.
        Тот, кем был Олег, повернулся к старику и бросил ему небольшой кожаный мешочек. Старик развязал, стягивающую мешочек верёвку и его глаза загорелись. Олег заметил, как золото вяло сверкнуло перед тем, как исчезнуть в одежде старика.
        -Ты слишком высоко оценил мой рассказ, - сказал старик извиняющимся тоном.
        -Эти деньги не только за то, что я только что услышал. Я узнал тебя, и слышал, что ты умеешь говорить людям их будущее.
        Что-то по-птичьему злое промелькнуло в чертах старика, но он очень быстро подавил в себе это. То ли причиной этому было золото, которое уже оттягивало его карман, то ли острое лезвие сабли, лежавшей у Олега на коленях.
        -Это будет дорого стоить, к тому же, лучше тебе не знать твоё будущее.
        -Что лучше мне, решать не тебе! - повысил голос Олег и увидел, как старик содрогнулся.
        -Пусть так, но ты пообещаешь сохранить мне жизнь, и тогда я скажу тебе правду.
        -Обещаю. - Олег почувствовал, что не дал бы и ломаного гроша за свои обещания.
        Лицо старика преобразилось, в нём появилось нечто дьявольски хитрое, это было лицо душевнобольного.
        -Ну, слушай, коли так.
        Олег почувствовал, как его пальцы сжали рукоятку сабли. Старик помолчал, глядя в чёрное, лишённое звёзд светом костра небо.
        - Ты проиграл последнюю битву. Ты идёшь на север, где тебя ждут твои палачи. Ты можешь свернуть куда угодно, но ты всё равно выйдешь к ним, так как теперь каждый человек, который держит в руках оружие считает своим долгом стать твоим убийцей. Теперь ты отшельник, проклятый, как и я. Ты стал чужим для своих, но чужие не меньше хотят твоей смерти. После тебя останется только твоё опозоренное имя, которое ляжет проклятьем на всех твоих потомков. Ах да, ты ведь не знаешь, у тебя скоро родится сын, но ты не увидишь его никогда...
        Олег не заметил, как оказался за спиной старца, блестящий полукруг сабли уже был занесён над седой головой, когда старец внезапно закончил словами:
        -А сейчас ты нарушишь своё слово.
        Сабля со свистом врезалась в дряхлое тело. Голова соскользнула в сторону и легла затылком вниз на примятую траву. Много бы Олег отдал, чтобы закрыть в этот момент глаза, но его глаза были открыты, и он видел, как блестящий сапог оттолкнул голову от огня. Лицо на долю секунды преобразилось, став молодым и безбородым, но потом голова исчезла из поля света, создаваемого костром.
        Олегу стало страшно, он повернулся к костру и на секунду увидел будущее, ждущее его и этих людей. Потом их лица изменились, и он проснулся.

***
        День выдался тёплым и на удивление ясным. Они только что закончили прибивать последний железный лист на крыше и теперь устроили перерыв перед тем, переходить на другое крыло дома. Где-то внизу размеренно бухал по свае молот - в проект опять внесли изменения, и теперь около дома должен был расположиться подземный гараж, хотя совсем недалеко находился целый гаражный кооператив. Логику проектировщиков и инвесторов понять было трудно, да это и не пришло бы в голову никому из бригады кровельщиков, увлечённо обсуждавших увиденный накануне хоккейный матч, рассевшись на ещё не убранные мешки с цементом и песком.
        Внезапно что-то мелькнуло мимо них и унеслось вниз, оставив после себя странный звук, напоминающий гром, который через несколько секунд повторился в несколько усечённом варианте, когда лист (а это был именно кровельный лист) достиг земли.
        Бригада кинулась к оконному проёму, все пытались взглянуть на землю. Это было неудивительно, так как от результата падения этого куска железа на землю зависели если не их жизни, то их свобода точно. То, что они увидели внизу, превзошло все их наихудшие опасения. На перекопанной бульдозерами земле лежало тело человека, голова которого находилась несколько поодаль. Лист же отражал солнце прямо в направлении смотрящих так, что им были заметны места, где железо окрасилось кровью.
        Около минуты бригада молча смотрела вниз, словно позируя для фотографии, как это делали вначале двадцатого века, когда чувствительность фотоэмульсии была мала, потом где-то вдалеке протяжно каркнула ворона, и все, словно по команде, сорвались со своих мест и побежали вниз по лестнице, совершенно забыв про стоящий рядом подъёмник.
        Когда они спустились, вокруг тела уже собралась толпа зевак, которые переводили взгляд с тела на крышу. Кто-то громко пошутил, что это первый человек, гильотинированный в новом году во всём мире, но шутку не поддержали. Бригадир осмотрел лист и вздохнул с облегчением - на листе не было ни одной дырки от гвоздей, следовательно, он был не из тех, что бригада закрепляла на крыше, это был другой лист. Дело в том, что заказчик поджимал с финансированием, и бригаде выдавали материала в обрез, то есть у них просто не было лишних листов. Он подумал, кто бы мог затащить на крышу лист, чтобы потом скинуть его на землю, но в это время в его поле зрения снова попал труп, и мысль заглохла. Главным было то, что в этой смерти его вины нет.

***
        Следователь Кашкин проснулся рано, в окно ярко светило солнце, а из радиоприёмника, прикованного к розетке на кухне, вместо привычных детских песенок доносился усталый голос Розенбаума. Кашкин подумал, к чему бы это, но понял, вспомнив увиденную им накануне афишу. Он быстро разогрел вчерашний рассольник, съел его и позвонил тёще.
        Женщина, которой он позвонил, уже год как перестала быть его тёщей, но отношения между ними от этого не ухудшились, а наоборот стали более дружелюбными. Кашкин не знал, зачем он помогает этой женщине, ведь его бывшая жена уже полгода как уехала, то ли в Израиль, то ли в Америку, со своим новым мужем. Но даже себе он не признавался, что делает это только из-за того, что бывшая тёща собирается завещать ему свою двухкомнатную квартиру.
        Кашкин причесал волосы вокруг громадной лысины, украшавшей его выпуклый череп, (той лысины, которую ещё десять лет назад он называл "высокий лоб интеллектуала") и выпил стакан чая, не переставая при этом говорить по телефону.
        Цель у этого звонка была одна: тёща жила в одном доме с Алексеем, и Кашкин с самого начала установил у неё в квартире современное оборудование, а в телефон Алексея вмонтировал небольшой жучок, как раз в то время, когда Алексей разговаривал с ужасно любопытным (по просьбе Кашкина) участковым.
        Против оборудования тёща не имела ничего, так как в его состав входил довольно современный компьютер, на котором она и стала с утра до вечера раскладывать пасьянсы, да лазать в интернет за новыми рецептами, которые потом с наслаждением испытывала на Кашкине.
        Тёща сообщила ему, что с утра записался только один телефонный разговор, и если он хочет, она может его ему передать по "Хипеналу" (так она называла HyperTerminal). Кашкин согласился и включил компьютер.
        Через пять минут он уже нажимал на кнопку Play в Winamp'е .
        " -Алло, - прервав гудок раздался голос Алексея.
        -Привет, это я, - ответил скороговоркой голос Олега.
        -Ну, кто же ещё может звонить в такую рань!
        -Я бы не позвонил, но мне страшно. Я только что отрубил человеку голову.
        -Надеюсь, ты пересказываешь мне свой очередной сон?
        -Да, сон, но все предыдущие сны сбылись!
        -Ничем не могу помочь, - было слышно, что Алексей не только не верит в сны Олега, но и испытывает при разговоре какую-то брезгливость, как человек, слушающий сумасшедшего.
        -Ты понимаешь, я думаю это можно предотвратить, - Олег говорил быстро, словно боялся, что Алексей повесит трубку, - я сейчас просидел час, смотря как рабочие настилают листы железа на крышу строящегося дома, пока мне не пришло в голову, что лучшим заменителем сабли в наше время является именно такой железный лист. Почему-то мне показалось, что это верно, что именно так и произойдёт.
        -Ладно, я хочу спать. Если и на этот раз твой сон сбудется, я тебе поверю, но если нет, то не обессудь, я сдам тебя на лечение в жёлтый дом на Лиговке, у Обводного. - откровенно раздражённым голосом сказал Алексей и с треском повесил трубку. "
        Кашкин ещё прокрутил запись, потом снял трубку телефона и набрал какой-то номер.
        -Установить наблюдение за домом, тем, где у нас жучок. И ещё вышлите группу на стройку... - он назвал адрес.
        Кашкин оделся, вышел из квартиры, завёл свою побитую чёрную Волгу и аккуратно выехал из двора.

***
        Солнце всё ещё светило, распуская по заваленной хламом строительной площадке солнечные зайчики, расположившиеся на земле так же ровно, как и уже остеклённые окна нижних этажей, которые стали причиной их появления.
        Работа на стройке затихла, почти все собрались в удивительно ровное кольцо вокруг места происшествия. Когда подъехал Кашкин, тело уже упаковывали в чёрный полиэтиленовый мешок с молнией, а один из судмедэкспертов на повышенных тонах обсуждал с красноглазым строителем в спецовке и оранжевой каске необходимость изъятия металлического листа, ставшего причиной смерти человека.
        Кашкин попросил показать ему бригадира, отвечавшего за укладку листов на крышу, и ему указали на того самого красноглазого субъекта, что не хотел отдавать следствию орудие убийства (в том, что это было убийство, Кашкин уже не сомневался).
        -Наша бригада не виновата, - сказал бригадир ещё перед тем, как Кашкин успел открыть рот.
        -А лист откуда? - Кашкин попытался сделать свой голос как можно более зловещим.
        -Чёрт его знает, со склада, наверное... Там у них вообще беспредел творится, - затараторил бригадир, пытаясь увести разговор от неприятной для него темы, ведь он и сам не был окончательно уверен, что этот лист действительно не был оставлен кем-то из его бригады.
        Осознав, что дальнейший разговор с бригадиром вряд ли будет настолько же информативен, Кашкин, показав ему фотографию Алексея и убедившись, что тот его видит в первый раз, отпустил его, а сам пошёл к подъёмнику, чтобы осмотреть пункт отправления смертоносного листа.
        Подъёмник двигался медленно, и следователь стал осматривать строящийся дом и площадку под ним, чтобы не терять времени даром. Иногда мелкие детали лучше видно издалека. Осмотрев всё, что было слева, Кашкин стал перемещаться вправо, и вдруг пол под его ногой немного прогнулся. Он инстинктивно отпрыгнул, упёршись спиной в пыльный борт подъёмника, покрашенный таким же жёлтым цветом, как доперестроечные железные заборы, некогда разделявшие встречные полосы на крупных улицах города, а теперь заменённые чёрными, с ядроподобными шарами между секциями.
        Кашкин посмотрел на пол и понял, что испугался напрасно. Ему показалось, что под ним прогибается обветшавший пол, а на самом деле это был покрытый мешковиной лист стали, точно такой, какой попал в ничего не подозревавшего человека, отрубив ему таким образом голову. Кашкин остановил подъёмник и поехал вниз, делать на крыше было больше нечего.
        Когда подъёмник уже находился на уровне второго этажа, Кашкин заметил, что милиция загружает в машину отчаянно сопротивлявшегося человека. Спустившись и расспросив оставшихся на месте преступления, Кашкин узнал, что рабочие поймали какого-то сумасшедшего и тот сознался, что скинул лист с крыши.
        Кашкин понимающе покивал головой, пошутил что-то на счёт чистосердечного признания, хотя ни на йоту не сомневался в невиновности задержанного. Он знал имя истинного убийцы, простое имя, в переводе с греческого означающее: "помощник, защитник, предотвращающий", а без перевода: "Алексей".

***
        Марина обещала позвонить около двух, но Алексей, после звонка Олега, уже сомневался в том, что этот звонок состоится. Ему почему-то показалось, что Олег если не знает, то догадывается о произошедшем между им и Мариной, хотя говорил он о другом.
        Алексею приходилось сидеть на кухне, так как в гостиной сверху раздавались равномерные удары молотка, сопровождаемые перетаскиванием чего-то большого и тяжёлого из одного угла в другой. Так как у Алексея не было никакого желания связываться с соседями сверху, он решил записать футбол, который собирался смотреть, и перенести просмотр на более безопасный для психики момент времени, тем более, матч транслировался в записи.
        Около двух часов дня, десятью минутами раньше, раздался звонок, но к удивлению Алексея, звонок был не телефонный, звонили в дверь. Алексей на цыпочках прошёл в прихожую и наклонился к глазку. Непонятно почему, но у него внезапно возникла мысль, что соседи сверху, разобравшись между собой, решили теперь приняться за него (скорее всего эта мысль появилась потому, что молоток наверху снова затих).
        Соседа с окровавленным молотком наизготовку за дверью не оказалось, но там находилось то, что обрадовало его не больше, чем если бы это был сосед: там была лысина, большая, блестящая, конусообразная лысина следователя Кашкина.
        Лысина повернулась из стороны в сторону, потом поднялась и её место занял глаз, который медленно приблизился к глазку, закрывая собой свет (следователь таким образом хотел проверить, горит ли в квартире свет).
        Алексей тяжело, но беззвучно вздохнул, отошёл на цыпочках в комнату, а потом, громко шлёпая тапками по линолеуму, подошёл к выключателю, включил свет и сделал шаг к двери. В глазке по-прежнему было темно, поэтому он напустил в голос побольше недовольства и спросил:
        -Кто там?
        -Я.
        -Нет, я-то здесь, - попытался пошутить Алексей, одной рукой уныло снимая с двери цепочку, а другой поворачивая ручку замка.
        Следователь ворвался в квартиру с такой скоростью, словно придуманный Алексеем сосед с окровавленным молотком существовал в действительности и, как раз в это мгновение, громадными прыжками летел вниз по лестнице, угрожая полностью изменить геометрическую конфигурацию лысины Кашкина.
        Алексей закрыл дверь, оценил мокрые следы, оставленные на линолеуме оттаивающими ботинками Кашкина и прошёл за ним в комнату. Следователь уже сидел в кресле, а между пальцами правой руки дымилась только что прикуренная сигарета. Если бы не события последнего месяца, Алексей, может быть, и разозлился, но теперь он понимал, что если Кашкин себя так ведёт, то у него для этого есть какая-то причина, пусть даже им самим придуманная.
        Алексей присел на диван и сказал:
        -Я вас слушаю.
        -Нет, это я вас слушаю. Для начала я хотел бы, чтобы вы рассказали мне, где находились сегодня с десяти до двенадцати часов. Только не надо ничего придумывать, я хочу знать, что вы делали после того, как вам позвонил Олег.
        -Откуда вы знаете, что он мне звонил? - Алексей уже понял, что что-то произошло, а Кашкин пытается разыграть из себя нечто среднее между Коломбо и Глебом Жегловым, и считает, что у него это прекрасно получается.
        -У меня свои источники, и я не обязан их разглашать. Вы будете отвечать на вопрос?
        Осознав, что отпираться бесполезно, Алексей ответил.
        -Буду. С тех пор, как я повесил трубку, я никуда не выходил из квартиры, и большую часть времени просидел на кухне, так как в этой комнате кто-то молотком по потолку всё утро стучал.
        -Это ваше последнее слово?
        -Вы хотите, чтобы я придумал то, чего не было, так как то, что было, не вписывается в заранее построенную вами картину преступления, которое сегодня произошло?
        -Вот я вас и поймал. Откуда вы знаете о том, что сегодня произошло преступление, если вам об этом ещё никто ничего не сообщал.
        -Вы же сами спрашивали, что я делал с десяти до двенадцати, а обычно это спрашивают тогда, когда хотят проверить чьё-то алиби, а кто проверяет алиби, когда нет преступления? Логично?
        -Логично-то, может быть, логично, но я вам всё равно не верю, а алиби, как выясняется, у вас просто нет.
        Алексей устал от хищнического взгляда следователя:
        -Так что всё-таки произошло?
        -Как будто вы сами не знаете? Сегодня утром вы убили человека, причём довольно оригинальным способом. - Кашкин оглянулся в поисках пепельницы, но когда пепел упал на ковёр, снова перевёл глаза на Алексея и улыбнулся, то ли выжидающе, то ли прося прощения за свою неловкость, а может и так и так.
        -Я? - Алексей испытал ощущение, несколько схожее с тем, что испытывает человек, когда его ударяют большим и пыльным мешком по голове. В связи с испытанным ощущением, голос дрогнул, исказив вопросительный знак на конце реплики и превратив его в нечто несуразное, но чрезвычайно подозрительное. Если бы Алексей сам услышал от кого-нибудь фразу, сказанную таким голосом, то он поставил бы всю имеющуюся при себе наличность на то, что всё сказанное - чистейшая ложь.
        -Ну не я же? - Кашкин стёр с лица улыбку, - Вы скинули с крыши строящегося дома, прямо на проходившего мимо человека, лист железа, причём оцинкованного железа, да так, что этому человеку отрубило голову.
        Алексей побелел:
        -Это Олег, мне кажется, он сошёл с ума...
        -Олег? Нет, Олег всего лишь ваша беззащитная жертва, жертва, которая просто рассказывает вам накануне или просто незадолго до убийства, как всё будет.
        -Но откуда он может знать, что будет, если он не сам всё и делает.
        -Вы рассказали ему всё в самом начале, под гипнозом. Вы хотите, чтобы его посадили в психиатрическую лечебницу.
        -Но зачем мне это? Он ведь мой друг.
        -Как это зачем, - лысина Кашкина покраснела, он был сильно взбудоражен, видимо он и раньше проигрывал в голове этот диалог, - Затем, что вы хотите отнять у него его жену.
        Алексей понял, что с внешней точки зрения история Кашкина имеет только одну слабую точку: он не имеет и малейшего понятия о гипнозе. Доказывать же, что их отношения с Мариной начались уже после того, как первое убийство было совершено, было абсолютно бесполезно. Тем более, что Кашкин мог утверждать, что Алексей, как истинный маньяк, сначала испытывал к Марине безответные чувства, а та, например, прознав, что он собирается убить Олега, решила отдаться ему для сохранения жизни супруга.
        Алексей понял, в чём сила версии Кашкина. Эта сила была в том, что фантастичность этой версии была как раз вровень с фантастичностью самого происходящего. Тот, кто сможет поверить, что один человек отрубил другому голову, сбросив с шестнадцатиэтажного дома лист кровельного железа, сможет поверить и в то, что этот поступок он спланировал заранее, загипнотизировав своего друга, чтобы тот, подставляя себя, рассказывал о том убийстве, которое надо совершить в этот день.
        Но в этой же фантастичности была и слабость этой версии. Не было ни одного прямого доказательства, ничего, зато был ещё один подозреваемый, которого Кашкин отмёл без допроса, хотя тот и был пойман на месте последнего происшествия. Но Алексей знал отношение нашего правосудия к отсутствию доказательств. Обычно, если нет, или мало прямых улик, то помогает чистосердечное признание, которое, в свою очередь, получается гораздо более простыми методами, чем пресловутые улики. Главное - построить логичную версию событий, а потом сделать так, чтобы обвиняемый написал её без ошибок, да не закапал своей кровью лист.
        Диалог продолжался и продолжался, но ни один собеседник так и не смог навязать другому своё мнение. В конце концов, Кашкин попросил чая, и поняв по виду Алексея, что чай ему придётся заваривать самому, удалился на кухню.
        Внезапно зазвонил телефон, а через некоторое время на автоответчике замигала лампочка записи. Алексей взглянул на светящийся в опустившейся полутьме циферблат встроенных в видеомагнитофон часов, на них было около семи часов вечера.
        Кашкин вернулся с кухни, держа в руках поднос, на котором дымились две чашки, наполненные до краёв ароматным красновато-коричневым напитком.
        -Вам кто-то звонил?
        -Я не подходил, а то вы ещё подумаете, что я договариваюсь с кирпичным заводом о поставке оптом кирпичей, которые будут вам потом случайно с крыши на голову падать.
        -Это угроза? - Улыбнувшись, спросил Кашкин, незаметно засунув руку в карман, в котором находился пульт вызова спецгруппы, находившейся внизу в машине.
        -Я пока не настолько спятил, чтобы угрожать следователю при исполнении.
        Внезапно произошёл перебой в сетевом напряжении, свет медленно погас, потом настолько же медленно загорелся снова. Автоответчик, видимо приняв эту помеху за нажатие кнопки "Play" зашипел последней записью и комнату наполнил срывающийся голос Олега, который, по всей видимости, находился в истерике.
        "Хорошо, что тебя нет дома. Так ты смог бы меня остановить... Ты... Ты знаешь, Марина упала с третьего этажа, а я вспомнил, что с ней это должно произойти только когда она уже поднималась... Мы были на вокзале, я подсознательно хотел уехать за город, там нет третьих этажей, но забыл, почему мне так хочется её увезти. А теперь я хочу оправдать свою смерть....В... В ней нет ничего от самоубийства, кроме способа исполнения.... Я хочу спасти вас всех..."
        Дальше не слышал ни Алексей, ни Кашкин.
        Они летели вниз по лестнице, забыв о существовании лифта. Оказавшись на улице, они уселись в машину Алексея, хотя тот и не был специально обученным для гонок по заснеженному городу водителем, как молодой сержант, сидевший в машине, ждавшей Кашкина.

***
        Ехать было совсем недалеко, но пока они были в пути, на служебный сотовый телефон Кашкина поступил один звонок, который поколебал его уверенность в виновности Алексея. Это был звонок из отделения милиции, в которое отвезли того странного человека, который был задержан утром на стройке. Этот человек написал чистосердечное признание, подписал безо всякого давления.
        А потом умер, и смерть его была не менее странной, чем все произошедшие до этого события.
        Олег
        Они подъехали к парадной, около неё никого не было, хотя следователь знал, что там должна была находиться группа, которую Кашкин приставил к Олегу для его же собственной безопасности.
        Они поднялись на третий этаж. Около двери Олега стояли трое в штатском, один возился у двери с чем-то, отдалённо напоминающим ключи. Алексей мягко оттеснил его в сторону, разбежался и выбил дверь плечом, в котором от этой непривычной работы что-то хрустнуло. Наверное, это была ключица.
        Алексей не почувствовал боли, он побежал по коридору, распахнул дверь в комнату Олега, но на пороге остановился. Пахло гарью, и чем-то, смутно, до тошноты напоминавшим жареное мясо. Этот запах говорил об одном: было уже поздно, слишком поздно.
        Олег сидел на стуле, вплотную придвинутом к столу, его голова лежала на столе, неестественно повёрнутая набок. Алексей медленно подошёл к телу, приподнял его. Из ладони выпал пистолет и глухо уткнулся в длинный ворс ковра.
        На виске Олега не было входного отверстия, в его черепе, окружённая слипшимися и почерневшими от крови волосами находилась большая, по размеру превышающая теннисный мяч, вмятина. Она была дополнена несколькими углублениями, располагавшимися в чётком геометрическом порядке. Это не было пулевое отверстие, это был след от удара палицей....

* * *
        Люди, пытавшиеся до этого открыть дверь квартиры Олега отмычкой, надели на Алексея наручники и быстро вывели его вон. Он почти не сопротивлялся, лишь бормотал что-то насчёт палицы и того, что ему всё равно. Труп, приподнятый Алексеем медленно сполз со стула и теперь лежал на полу, раскинув руки, словно сокрушаясь в содеянном.
        Кашкин оглядел оконное стекло с пулевым отверстием и подумал, что в первый раз рука самоубийцы дрогнула, и он не попал в себя, ведь отверстие на стекле было слишком ровным для пули, которая прошла насквозь две твёрдые черепные кости. Но почему же бригада слышала только один выстрел, и почему в обойме не хватало только одной пули?
        Кашкин присел около трупа, чтобы ещё раз проверить, и поднял револьвер: только одна гильза была использованной.
        "Странно, неужто есть кто-то третий?" - подумал Кашкин, и в тот момент в комнату вошёл пожилой, полный милиционер. В его глазах был страх, но страх этот не имел своей причиной произошедшее здесь. Он протянул следователю папку из коричневого кожзаменителя, помялся, не зная уходить ли.
        -Вы что-то хотите мне сказать? - спросил Кашкин. Его голос получился каким-то отрешённым, словно из него вытащили эмоции.
        -Это чистосердечное признание того человека, которого поймали на стройке. - сказал сержант, но остался стоять, как вкопанный, хотя Кашкин взял у него папку и кивнул.
        -Говорят, он умер? - спросил Кашкин.
        -Да. Мы нашли его в камере... он...был сдутый.
        -Как это сдутый? Пьяный, что ли?
        -Нет, как будто из него выкачали всё, что было им, и оставили лишь оболочку... Оставили лишь оболочку, -повторился сержант, повернулся, плавно, как будто вокруг была очень густая жидкость, и медленно вышел из комнаты.
        -Эй, как вас там? Вы не могли бы объяснить...? - крикнул Кашкин в дверной проём, но ему никто не ответил.
        Он вышел из комнаты, прошёл на кухню, включил свет, сел на табуретку у окна и открыл папку. Там была всего лишь одна, исписанная аккуратным крупным почерком, страница.
        " Я, Перегудов Дмитрий Дмитриевич признаюсь в содеянном. Я убил их всех. Убил старика, толкнув его под колёса кареты на Невском проспекте. Убил неизвестного мне человека на стройке, скинув на него лист кровельного железа.
        Но я, Перегудов Дмитрий Дмитриевич, не имел другой возможности выжить. Сегодня я должен был совершить ещё два убийства, но так как я их не совершу, то и не останусь в живых. Я - человек, существующий для того, чтобы соблюдать порядок, и энергия, отпущенная мне на жизнь, впрямую зависит от того, насколько хорошо я этот порядок соблюдаю. Сегодня я умру, и я не жалею об этом. Не слишком приятное занятие - всю жизнь убивать для того, чтобы жить самому".
        Кашкин тяжело вздохнул и вышел из квартиры. Ему предстояло закончить работу. Столько сумасшедших в одном деле у него не было никогда. Единственное, что волновало следователя в ту минуту: как Алексей смог организовать убийство Перегудова, да и убийство жены Олега, но в этот день он не собирался отвечать на эти вопросы.
        Тогда он не знал, что ответов он не найдёт никогда, но это было одно из его первых самостоятельных дел, и оно не очень сильно отразилось на карьере.