Слеза Жар-птицы Оксана Токарева
        Царевна-лягушка #3
        Увидев друг друга, они забыли обо всем. Но правду говорили старейшины: не пара Жар-птице ящер из Исподнего мира…
        Оксана Токарева
        Слеза Жар-птицы
        Тревожным багрянцем и медью пылал над лесом закат, и на его фоне догорал княжеский терем. Но это беспощадное пламя, с легкостью перемалывающее столетние дубы, не могло сравниться с пожаром, бушевавшим в душе покинутой женщины. Стоя на высоком косогоре возле кузнечного посада, она смотрела на зарево, заламывая тонкие руки. Потом обнимала плечи, из которых когда-то росли крылья, и, не имея сил плакать, изливала душу в горьком причитании:
        - За что, Кощеюшка? За что? Как ты мог со мной так поступить? Зачем тебе понадобилась княжеская дочь?
        А ведь поначалу все так хорошо складывалось, ничего не предвещало беды. Или предвещало? Правду говорили старейшины: не пара Жар-птице ящер из Исподнего мира…
        * * *
        Как на море Окияне да она острове Буяне лежит камень Алатырь. Из-под того камня бегут три ключа: ключ с мертвой водой, ключ с живой водой и ключ с одолень-водой, которая утешает все скорби и лечит любые раны - и телесные, и душевные. Питают те ключи Мировое древо, корни которого уходят глубоко в Исподний мир, а могучий ствол достигает горних высот великого Неба.
        День и ночь шумит раскидистая крона, простирающаяся далеко на Полудень и Полуночь, на Закат и Восход. На ее ветвях в дивном Ирийском саду, не зная боли и тревог, живут вещие птицы: Сирин и Алконост, Стратим и Могол, Рарог и Гамаюн, Феникс и Жар-птица. Крик Стратима вызывает на море бурю, падение Гамаюна предвещает низвержение земных владык, Рарог и Финист хранят небесный огонь и передают людям волю богов, Сирин и Алконост поют дивные песни и придают целительную силу любым плодам, а Жар-птица охраняет дарующие молодость золотые яблоки.
        Хотя и не обладают птицы силой бессмертных богов, но могут принимать человеческий облик. Рассыпаются по широким плечам огненные кудри Рарога и Финиста, до пят струится коса белокожей Сирин, украшает скатный жемчуг венец румяной красавицы Алконоста, смех ее звенит серебряным колокольчиком. А краше всех все равно Жар-птица. Косы долгие отливают золотом, лик сияющий луне подобен, кожа атласная, тонкая, под кожей видать, как в сахарных косточках мозг переливается.
        Вот в таком облике, когда не хотят, чтобы их узнали, спускаются вещие птицы из Ирия к людям в Явь или встречаются там с насельниками Нижнего мира - хранителями корней Мирового древа, владеющими волшбой мудрыми ящерами.
        Народ ящеров немногочислен, но все они храбрые охотники и искусные кузнецы, хранители несметных подземных и подводных богатств. А разумнее и краше всех - Кощей. В обоих обличиях добрый молодец хорош. Примет свой истинный облик - залюбуешься, как переливается черная, гладкая чешуя, как под ней играют могучие мышцы. Перекинется добрым молодцем - и остановишься, завороженный статью богатырской да красой белого купавого лица, обрамленного черными, точно смоль, густыми кудрями. Выйдет Кощей на кулачный бой - одолеет не только всех добрых молодцев человеческого рода, любых царевичей-королевичей, но и Рарогу с Финистом спуску не даст. Пойдет плясать - всех перепляшет, а уж, казалось бы, наилучшие песельники и плясуны живут в светлом Ирии.
        Вот так и вышло, что полонили эта удаль и краса молодую Жар-птицу, необоримыми кольцами обвили сердце девичье, нарушив все традиции и спутав все планы.
        Встретились-то они на день Летнего Солнцеворота, который люди называют Купалой. В эту пору обитатели всех трех миров вместе встречаются: жгут высокие костры, водят хороводы, поют звонкие песни, прославляющие мудрость устройства мира и величая ярое солнце. А еще в этот день и люди, чья жизнь быстротечна и подвержена тлену, и вещие обитатели тонких миров ищут женихов и невест. Выбирают чаще по договоренности и с благословления племени и родных. Но, случается, увлекшись веселой игрой в умыкание или потеряв в хороводе среди переплетенных берез ту, которую батюшка с матушкой нарекли, ведут к священному огню совсем другую, с ней об руку прыгают через высокий костер, ее вводят в дом счастливой невестой.
        Вот так и у Кощея с Жар-птицей случилось. Вроде бы и его родные благословили брак с пригожей дочерью Водяного, раскрасавицей из подводного народа с волосами цвета липового меда, прозрачной, нежной кожей и зелеными манящими глазами. И Жар-птице обещался ясен сокол Финист, молодец из молодцов, первейший удалец и красавец, златокудрый и голубоглазый, чье оперенье исцеляет любые болезни.
        А как увидел Кощей Жар-птицу в хороводе нарядных подруг, как заприметил исходящее от ее волос и атласной кожи сияние, так ему нежная красота русалки тусклой и блеклой помнилась. Как узрела Жар-птица черные кудри, спускающиеся на могучие плечи, покрытые переливчатой рубахой тонко выделанной кожи, так ей огненная копна Финиста и кумачовый кафтан показались кричащим и безвкусным. А уж как увлек ее Кощей в круг зажигательной пляски, как подхватил на могучие руки, как закружил заворожил, не только род свой и честь девичью - себя красавица забыла.
        Ох, много горестей обоим народам принесла та ночь. Разлилась бурной рекой изошедшая слезами русалка. И бедный Финист, чьи огненные крылья от муки неразделенной любви сгорели дотла, не смог вернуться на Небеса. Поселился среди людей, стал их лечить и обучать премудрости кузнечной.
        Только и нарушителям спокойствия в их родные пределы старейшины вход закрыли, не желая слушать никаких оправданий. Да и не оправдывались влюбленные толком, просто хотели чувствами с близкими поделиться.
        - Люб он мне, - пыталась достучаться до подруг Жар-птица. - И я ему по сердцу. Он мне сам об этом сказал.
        - Да где же такое видано? - качала головой, звеня височными кольцами, робкая Алконост. - Где слыхано, чтобы Ирийская птица возмечтала о жителе Нижнего мира?
        - Да где ж вы с ним жить собираетесь? - переплетая косу, вопрошала суровая Сирин.
        - Одна нам теперь дорога - в Средний мир к людям, - пояснила Жар-птица, без сожаления покидая родной небесный сад.
        - Да как же вы там собираетесь жить? - поразилась Алконост. - Там же даже до неподвластных тлену обитателей тонких миров может добраться смерть.
        - Проживем как-нибудь, - улыбнулась Жар-птица. Главное, вместе.
        Обняли ее на прощание подруги. А Финист подарил свое перо:
        - Если будет муженек тебя обижать, только покличь. Сразу явимся с братом на помощь! У меня хоть крыльев теперь нет, зато жить буду от вас неподалеку. Пригляжу, если что.
        Первое время о подарке Финиста Жар-птица и не вспоминала, занятая обустройством на новом месте, увлеченная новыми впечатлениями, очарованная жаркими ласками Кощея. Как и Финист, молодой ящер поставил рядом с домом кузницу. А золотые жилы и самоцветные россыпи он умел не просто находить, а к себе приманивал. Да и кузнь узорчатую ковал такую, что и в заморских странах, где сплошь маги да кудесники живут, такой отродясь не видывали. Тянул из золотой и серебряной проволоки тончайшую филигрань, напаивал на привески и височные кольца крупную зернь, заливал колты эмалями, украшал скатным жемчугом. Куда уж Финисту до такого умения.
        Слава о невиданном златокузнеце разнеслась по всему дольнему миру. Приходили к нему князья да бояре, гости торговые именитые, заказывали браслеты да ожерелья, диковинную утварь да узорчатую сбрую и пояса. Платили серебром и златом. Да и жены их с дочерями приезжали. И не только на кузнь полюбоваться, а у Жар-птицы разным премудростям рукодельным поучиться. Все ведали, что жена Кощея непревзойденная вышивальщица, создает узоры невиданные, а на ее рушниках и шалях плоды да деревья выглядят, как настоящие.
        И жить бы себе молодой чете да не тужить, но запечалился Кощей, закручинился. Повесил буйную голову на правое плечо. Увидела это Жар-птица, испугалась, что милый ее разлюбил, подошла с расспросами. Стала узнавать, что гнетет его и гложет.
        - Всех ты, любушка моя, мне милей, - подтвердив слова горячим поцелуем, успокоил ей Кощей. - Разве могут женщины Среднего мира сравниться с вещей птицей из Ирия? А тоскую я потому, что вижу краткость и бренность земной жизни. День за днем смотрю, как молодые да цветущие мужчины и женщины внезапно погибают, тогда как дряхлые старики кряхтят, но живут. Вот и подумал я, что жизнь кузнеца полна превратностей, а золото, которое мне больше всего по сердцу, имеет свойство смущать людские умы. Разбойников я не боюсь. Пусть приходят, я их всех одолею. Да только не всегда люди, чтобы достигнуть своих целей, прибегают к честной борьбе. А от удара из-за угла не убережет ни верный меч, ни вещее око.
        Испугалась Жар-птица. Она жила и не задумывалась, что их дом лучше всех не только в их слободе, а красотой убранства превзойдет и хоромы княжеские. Для нее старался влюбленный ящер. Изукрашивал наличники окон, балясины да опоры кровли узорчатой резьбой, напоминавшей о его родном море Окияне и деревьях в саду Ирия. Рисовал на сводчатом потолке крону Мирового Древа, украшал стены и утварь изображениями всяких морских чуд и небесных див. А еще сундуки в глубоком подполе у них ломились от злата, и ни в чем Жар-птица не ведала отказа даже в неурожайные годы.
        - Как же такую горе-кручину избыть? - спросила она, с тревогой глядя на мужа. - Я на все готова, только бы тебя не потерять!
        - Мне многого и не надо, - ласково обнимая, улыбнулся ей Кощей. - Достанет одной твоей слезинки. Из нее я скую иголку, на конце которой спрячу свою смерть. А чтобы ты не сомневалась в моей любви, на вечное хранение ту иголку тебе отдам.
        Поверила Кощею Жар-птица, хотя и знала, что в слезах вещих птиц горнего мира заключена целительная сила великая. Только слезу еле выплакала. С чего бы ей плакать, когда они с любимым мужем живы-здоровы, а дом у них - полная чаша. Выковал Кощей из слезы иголку и жене с поцелуем отдал. Да только, когда Жар-птица на секунду отвернулась, увлеченная блеском нового почти готового убора, он иглу подменил. Отдал копию, а истинную себе оставил. Отправился в Исподний мир и запрятал так глубоко, что кроме него самого никто ее не нашел бы. Поскольку уже тогда замыслил зло.
        Не по нраву пришлось Кощею, что, хотя он искуснее и богаче всех мужей в той земле, где они поселились, а не зовут его ни в боярскую думу, ни в княжеский совет. Без него решают вопросы государственного устройства, сбора податей и содержания дружины хороброй. А для мужа разумного да состоятельного это настоящая обида.
        Надеялся Кощей, что князь да бояре, увидев его искусство, сами в совет пригласят, но вятшие мужи той земли слишком спесивые да чванные оказались. Сочли, что не место в совете простому кузнецу, пускай даже и самому лучшему на земле мастеру, а все равно без рода без племени. Тогда Кощей задумал с ними породниться.
        Молодая княжеская дочь хотя и не сравнилась бы красой с Жар-птицей, а не просто так носила в своей земле имя Милолики. Приходила Милолика к Кощею в дом и ничего не подозревала. Подолгу толковала с Жар-птицей, узнавала у той, какие узоры золотой нитью по шелку класть.
        Делилась секретами с княжной Жар-птица, гладила по головке, женским премудростям учила, не подозревая, какую подлость задумал ее муж. И никогда не вспоминала о судьбе несчастной русалки, которая слезами до смерти изошла. Единожды предавшему веры нет. Но Жар-птица и сама чувствовала свою вину перед гордым Финистом. Но разве сердцу прикажешь? А что до мужа, то она не заподозрила ничего, даже когда Кощей сковал для княжеской дочери венец краше, чем для нее.
        Хотя Милолике понравился убор, от подарка она отказалась, сказав, что батюшка за красивую и дорогую вещь сколько надо золотом заплатит. Когда же Кощей поведал ей о своих нежных чувствах, только удивленно изогнула соболью бровь.
        - О чем ты речь держишь? Ты ж ведь женат.
        В их земле брачным клятвам хранили верность, и разрешить от них могла лишь смерть.
        Не услышал ее Кощей. Пошел к князю ее в жены просить.
        - Не могу, - сказал. - Страстью пылаю. Не отдашь - терем твой спалю, а княжну с собой заберу.
        - Да как ты смеешь?! - вспылил князь. - Ты что о себе возомнил, смерд? Да я тебя сейчас собаками затравить велю, прикажу гнать до границ моего княжества. Чтобы и духу твоего тут не было!
        - Какой я тебе смерд? - обиделся Кощей.
        Принял свой истинный облик, обернулся змеем крылатым, растерзал, раздавил дружину, так что и мокрого места от матерых крепких воинов не осталось. А потом схватил когтями княжескую дочь, поджег терем, разметал по бревнышкам кремль и посад да скрылся в черном смерче. Все, кто выжил, застыли в ужасе. Случались в людском мире иногда разные бесчинства-душегубства, но лиходеев находили и наказывали изгнанием. Да и войны если и велись, то обычно заканчивались после поединка лучших борцов-единоборцев. Стороны договаривались и расходились. А тут при всем честном народе за пустяшную в общем-то обиду. Да и какая тут обида? Разве можно человеку, связанному брачной клятвой, другую желать?
        Вот с этого времени в исподнем мире и появилась темная Навь. Сползлись туда самые мерзкие чудовища, которых не могла вынести Мать сыра земля, собрались отъявленные душегубы и прочие создания Тьмы. А Кощей стал называться Бессмертным или Властителем Нави. Всех ящеров себе подчинил, заставил их возвести в самых потаенных глубинах неподалеку от того места, где спрятал свою смерть, богатые хоромы. В этих хоромах поселил княжескую дочь. А поскольку гордая Милолика после того, что он с ее родными сотворил, не захотела подарить Кощею любовь, стал он похищать девок красных из других царств-княжеств, города жечь и прочие бесчинства творить.
        Многие витязи пытались его победить, некоторые даже находили дорогу до его хором. Но живым никто не вернулся. Из кого Кощей душу не вынул, тех в камень обернул, не замечая, что собственная душа стала чернее ночи. Да и обликом внешним переменился Кощей. Пожелтел и высох от злобы, что глодала его изнутри. Затаил обиду на весь род людской.
        * * *
        Долго смотрела Жар-птица на догорающий княжеский терем. Долго пыталась понять, что ж она сделала не так, почему любимому мужу опостылела, чем не сумела угодить, да так и не надумала.
        - Зачем, зачем только тебе, Кощеюшко, понадобилась это место в совете? Почто всерьез воспринял слова глупого князя? Зачем людям простым столько горя причинил?
        Не услышал ее Кощей, не отозвался, да и просто думать о ней забыл, поглощенный своими великими планами мести всем жителям Среднего мира. Не сразу прознала о тех планах Жар-птица, не сразу в них поверила. Поначалу наивно думала она, что еще можно все исправить. Раздала имущество бедным погорельцам, чтобы построили новый город лучше прежнего, выходила раненых, кого могла спасти.
        Но когда запылали соседние города, жители которых Кощею ничего дурного отродясь не делали, а князья и слова поперек не сказали, когда засохли поля и леса, а вода в реках стала дурной и тлетворной, поняла Жар-птица, что не в одной обиде дело. Черпает Кощей из людских страданий силу, кровью-рудой волшебство напитывает, и, если его не остановить, он не только Средний мир обратит в пустыню, обрубит корни Мирового Древа, всю вселенную пустит прахом.
        Достала Жар-птица заветную иглу, которую Кощей ей с клятвой в вечной любви на хранение отдал, и поняла, что уже тогда жестоко обманул супруг. Подменил иголку. И что теперь делать, никто не мог подсказать.
        Долго ли, коротко ли скиталась по городам и весям Жар-птица, людям помогала, больных и раненых лечила. Много трудов претерпели ее белые руки, а огненные крылья от горя подернулись пеплом. И вот однажды на свежем пепелище возле недавно сгоревшей кузницы увидела она коваля с перебитыми ногами и узнала в нем прежнего своего жениха Финиста.
        - Что же ты наделала, любушка? - еле слышно проговорил узнавший ее Финист. - Зачем супостату слезу подарила?
        - От смерти хотела сберечь, - не стала таиться Жар-птица. - И тебя спасу, - добавила она, доставая его перо, от прикосновения которого и от слез Жар-птицы к Финисту вернулись силы, хотя перебитые черной палицей Кощея ноги так до конца и не исцелились.
        - А почему же ты сразу меня не позвала? - горестно спросил Финист, обозревая картину разрушений.
        - Стыдно было, - призналась Жар-птица. - Виноватой себя чувствовала. Хотела сама все исправить.
        - Да как же ты исправишь, когда ни иглы у тебя нет, ни дороги до владений выползня не знаешь.
        - Иглу я верну! Он мне ее отдать обещал! - упрямо сжав кулаки, сверкнула ясными очами Жар-птица. - А дорогу отыскать мне сердце поможет. Чую я его, постылого. Потому от города к городу за ним и иду. Были бы крылья, быстрей успевала!
        Только она это промолвила, почувствовала за спиной привычный живительный жар. Услышали ее старейшины, истинный облик для борьбы с супостатом вернули. Глянул на нее Финист и застыл от восхищения. Даже в те дни, когда гуляла Жар-птица в хороводе веселых подруг, называясь его невестой, ее нетленная краса не так ярко сияла. Или это просто старые чувства вспыхнули после долгой разлуки?
        Перевел взгляд Финист на свои искалеченные ноги и тяжко вздохнул:
        - Я бы пошел за тобой, любушка, да, боюсь, только стану обузой.
        Ничего не отмолвила Жар-птица, лишь крепко, как прежде, поцеловала, и не смог не ответить на ее жаркий поцелуй Финист. Потеряли они счет времени, словно вновь перенеслись в светлый Ирий, где нет ни боли, ни слез, где за спиной у обоих сияли пламенные многоцветные крылья. Так бы до окончания времен и не размыкали объятий. Да раздался на дороге стук копыт, и пришлось Финисту и Жар-птице вновь в человеческом облике прятаться. На добром коне в бурмицком панцире, опоясанный мечом и увенчаний шеломом с бармицей к кузнице подъехал славный богатырь Иван-царевич.
        - Люди добрые, - обратился он к Жар-птице с Финистом. - Не видали ли вы невесты моей - Царевны-ненаглядной красоты, дочери царя этого государства? - спросил он.
        - Где видали - теперь уж нет, - понуро отозвался Финист. - Унес ее Кощей в свои темные чертоги. Не смогли мы его остановить. Хоть на бой вышли всем миром. Даже меня супостат одолел и калекой оставил.
        - Знать бы, где он скрывается! Я бы жизнь положил, чтобы невесту свою найти и отомстить!
        - Ну вот тебе, любушка, и попутчик, - сказал Жар-птице Финист. - А я хоть сам идти не могу, но скую меч-кладенец, который сумеет уничтожить Кощея.
        * * *
        В самых темных глубинах зловещей Нави, там, где царят вечный холод и мрак, куда не проникает ни единый луч солнечного света, зато стекается вся слизь и гниль, стоят чертоги из черепов сложенные. Охраняют те чертоги чуда подземные, навьи неприкаянные, лиходеи и душегубы, умершие дурной смертью, да так в содеянном и на раскаявшиеся. На воротах стоит Лихо Одноглазое, на сторожевых башнях караулят злая Недоля, Горе да Кручина, Обида да Беда. Ни пешему, ни конному нет сюда пути. А если кто и доберется, заживо по косточкам растащат.
        В царской палате на золотом троне сидит сам Кощей обиду свою пестует. А в палатах поменьше, забранных золотыми решетками, выходящих в закрытый сад с золотыми цветами и деревьями, томятся бедные пленницы, дочери княжеские да боярские. Краше всех Царевна-ненаглядная красота. Каждый день приходит к ней Кощей спрашивает: «Пойдешь ли за меня замуж?», каждый день получает отказ. Только знает царевна, долго это продолжаться не может. По крупице выпьет супостат из нее жизнь, как из других царевен, с которыми она гуляет в саду между золотых ветвей да цветов, самоцветами украшенных. С каждым днем становятся девицы прозрачней горного хрусталя или адаманта, сохнут и чахнут, а их место занимают другие.
        Такая доля ожидала и Царевну-ненаглядную красоту. Вот как-то раз сидела она в саду под деревом с золотыми плодами. Горькие слезы точила, о друге милом сердечном Иване-царевиче вспоминала.
        - Как ты там, мой бедный Ванечка, сокол ясный ненаглядный? Помнишь ли свою сизокрылую голубку? Кручинишься, разузнать о судьбе ее горькой пытаешься? Али, сраженный злым недругом, сгинул в бесплодных поисках? Али оплакал потерю, смирился и забыл?
        - Как я могу забыть тебя, лада моя? Как могу о тебе не помнить? Полонила ты навсегда мое сердце, а что до недруга, так мы с ним еще поквитаемся.
        Испугалась Царевна-ненаглядная красота, глазам своим не поверила, решила, что чудится ей. Но нет: вот он воочию стоит, ее ненаглядный жених Иван-царевич, в золотом саду, живой и невредимый. Пала на грудь к любимому Царевна-ненаглядная красота, орошая ее слезами.
        - Не плачь, лада моя, не кручинься, милая. Я тебя из полона твоего вытащу.
        - Да как же ты вытащишь, Ванечка? - еще пуще заплакала Ненаглядная красота, прижимаясь к любимому, пытаясь на него наглядеться.
        - Одолею супостата и освобожу весь полон, - пообещал Иван. - Мне б только узнать, где выползень поганый погибель свою прячет.
        - Так это всем в Нави известно, - всхлипнула бедная Царевна - Вон он, заклятый дуб! - указала она на возвышающееся на утесе неподалеку от хором мертвое дерево. - На нем висит сундук, в сундуке лежит яйцо, а в яйце - Кощеева смерть. Вот только еще ни одному отважному витязю или могучему богатырю не удавалось туда добраться. Кого не растерзала злокозненная навь, того сам Кощей в камень обратил!
        - Не бойся за меня, лада моя ненаглядная. Не испугаюсь я козней нави, дойду до дуба, добуду иглу, одолею злодея, вернемся мы домой и заживем с тобой душа в душу.
        Крепко поцеловал Ненаглядную красоту на прощание Иван-царевич и отправился в путь. Едва он ступил на дорогу, ведущую к заклятому дубу, преградила ему дорогу злокозненная навь. Чудища жуткие и безобразные, великаны многорукие, змеи шестиглавые, разные гады ползучие, настолько уродливые и злобные, что не нашлось им места на Земле. Достал Иван-царевич выкованный Финистом меч-кладенец и храбро вступил в бой. Принялся сечь и кромсать он жутких чудовищ, отсекать головы с зубастыми пастями, разбивать каменные панцири, рубить железные когти и ядовитые жвала.
        Вместе с другими пленными княжнами да царевнами следила за битвой из дворцового сада Ненаглядная красота, замирала от страха за любимого, а все равно не могла наглядеться. Какой Иван удалый, да отважный, как он любит ее, коли не побоялся в темную Навь пробраться, в бой с ее порождениями вступил. Не сосчитала царевна, сколько чудищ поганых уничтожил ее милый, однако меньше их не стало. Набросились они на Ивана всем скопом, к стене придавили. А тут явился не запылился и сам владыка Нави поганый царь Кощей.
        - Что у нас тут? - скривился он, разглядывая пришельца. - Никак опять человеческим духом в моей Нави повеяло? Жалкий, глупый, влюбленный мальчишка решил, что сумеет добыть мою смерть? Не бывать этому. Как же мне с тобой, таким дерзким, поступить? Слугам моим на растерзание отдавать тебя даже жалко, а в камень обращать скучно. Сделаю я из тебя золотую статую. Надо же новой моей невесте Царевне-ненаглядной красоте подарок к свадьбе сделать.
        Не смогла сдержать крика царевна, видя, как закручивается вокруг ее любимого вихрь злого гибельного колдовства.
        - Говорила ж я тебе, Ванечка! И меня не спас, и сам погибнешь!
        - Думаешь, ты первая такая? - вздохнули другие царевны. - Наши женихи тоже пытались нас вызволить, да только теперь их кости ненасытная навь глодает!
        - А выползень поганый, сгубив родных и любимых, потом заводит речь о сватовстве.
        - Смотрите, что это там?
        Увидели пленные царевны, как на месте черного вихря запылал ярый огонь, от которого половина чудищ растаяла, а еще треть ослепла. И руки бедного Ивана, уже застывшие и покрывшиеся золотой пленкой, снова стали живыми и подвижными.
        - Не пойму, Кощеюшка, о какой невесте ты при живой жене говоришь? - как гром среди ясного неба раздался исполненный горечи мелодичный голос.
        Вихрь рассеялся, а между Кощеем и Иваном встала женщина невероятной красоты с вещими грозными очами и сияющими крыльями за спиной.
        - Думал, коли, нарушив брачную клятву, спрятался от меня в самых темных глубинах Нави, я тебя разыскать не сумею? Али ты забыл, что иголку, на конце которой смерть свою спрятал, мне отдать собирался? Али запамятовал, как мы с тобой у священных ракит в кругу плясали. Ну так я тебе напомню.
        И с этими словами она завела песню и пустилась в пляс, да такой огневой и зажигательный, что даже самые суровые стражники на месте устоять не смогли. Все чуда подземные, гады безобразные, лиходеи да душегубцы, которые охраняли хоромы да держали Ивана, закружились в вихре стремительного хоровода. Не в силах противиться волшебным движениям плясуньи, они притоптывали ногами и лапами, выкидывали невероятные коленца, клацая клыками и цокая когтями, устоять на месте не могли. Даже Лихо Одноглазое, Горе с Кручиной, Недоля с Бедой и Обидой присоединились к огневому вихрю. Да что там Лихо. Не сумел удержаться и сам царь Кощей. Ноги сами против его воли принялись вить веревочки, выбивать сложные дроби. А потом и вовсе пошли в присядку и кувырком. Один лишь Иван, едва стражи о нем забыли, пустился бежать в сторону дуба и уже почти вскарабкался по стволу на ветку, где висел сундук.
        - Что происходит?
        - Кто она такая? - недоумевали пленницы, которые выбежали из сада, благо стражи, увлеченные волшбой, забыли запереть решетку и тоже присоединились к плясунье, помогая ей наводить на Кощеевых слуг сладкий пленительный морок.
        - Жена его Жар-птица, - пояснила одна из пленниц, которая хоть и стала уже совсем прозрачной, а все не могла исчезнуть.
        Словно в насмешку или назидание держал ее в своем зачарованном саду Кощей.
        - А ты почем знаешь? - удивилась Ненаглядная красота.
        - Так они когда-то в государстве у моего батюшки жили, - вздохнула царевна, назвавшаяся Милоликой. - Кощей ее обманул, власти захотел. Отца моего убил, меня сюда унес. Но сколько веревочке ни виться, а конец все равно сыщется.
        И в самом деле, долго ли, коротко ли продолжался поганый пляс Кощеева царства, а появился в кругу Иван-царевич с ларцом в руках, разбил яйцо, достал иголку и разрубил ее мечом-кладенцом.
        Задрожали сложенные из черепов хоромы, стоном застонали все порождения Нави. Хоть и сделался теперь смертным и уязвимым, а не захотел сдаваться Кощей. Черным вихрем обратился, на Ивана налетел. Не испугался Иван. Отдал обломки иглы Жар-птице, поднял меч-кладенец.
        И началась тут битва великая. Бились они день, другой и третий. Червленые щиты у них в щепы разбились, панцири бурмицкие разломались, кольчатые рубахи в клочья порвались. Стал одолевать Ивана Кощей: своей палицей булатной по колено в землю вбил. Увидела то Жар-птица. Достала перо Финиста, хранящее частицу небесного огня. Ослепило сияние горнего мира отвыкшие от света Кощеевы глаза, ослабли его руки, пропустили удар. Снес Иван-царевич его бесчестную главу. Тут Кощею конец и пришел.
        Рассыпались в прах сложенные из черепов хоромы, выползни и гады попрятались в самые темные отнорки и углы, лиходеи и душегубы обратились в прах, а витязи и богатыри, которых Кощей сгубил, ожили, забрали из полона невест и, благодаря за спасение, разъехались по своим землям. Иван-царевич и Ненаглядная красота тоже в свое царство вернулись. Звали с собой и Жар-птицу, но она отправилась к Финисту, который к тому времени отстроил заново и кузню, и дом, а теперь помогал обустроиться другим жителям разоренного Кощеем царства
        - Примешь ли меня, сокол ясный? - спросила Жар-птица.
        - Готов был принять, еще когда ты выползня поганого не встретила, - с радостной улыбкой приветствовал ее Финист, провожая с дороги в дом и усаживая на лавку в красный угол. - И нынче приму, если, конечно, ты не хочешь вернуться в светлый Ирийский сад.
        - Нет мне теперь туда возврата, - пояснила Жар-птица, показывая заклятую иголку, которая после гибели Кощея сделалась снова целой. - Такую тяжесть не выдержат светлые небеса. Не знаю, как так получилось, но, видимо, нельзя зло до конца уничтожить. Придется теперь эту ношу нести и хранить, чтобы супостат не вернулся и вновь могущество не обрел.
        - Что ж, тогда тебе без заступника точно не обойтись, - посуровев, заключил Финист, показывая развешенное по стенам оружие. - Наверняка найдутся те, кто захочет лиходея вернуть и темной Нави ход в средний мир открыть.
        Так они и остались жить среди людей, свято храня тайну иглы, и передали ее своим детям, а те - детям своих детей. Говорят, и сейчас в нашем мире живут потомки Жар-птицы и Финиста, из поколения в поколение передавая заклятую иглу. Чтобы не нарушалось равновесие в мире, чтобы не взяла верх темная Навь.