Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Точинов Виктор : " Георгиевский Крест " - читать онлайн

Сохранить .
Георгиевский крест Виктор Павлович Точинов
        Конец света, назначенный на декабрь 2012-го, не состоялся. Свечи, макароны и тушенка пылятся по кладовкам. Но не спешите их выбрасывать! Вспомните, крохотный по космическим масштабам метеорит над Челябинском всерьез напугал не только жителей этого города. Извержение исландского вулкана закрыло небо над Европой, на несколько дней отбросив ее на сто лет назад, когда люди передвигались только по суше и воде. А Фукусима? А цунами в Индийском океане, которое унесло сотни тысяч человеческих жизней? И пусть оптимисты сколько угодно рассуждают о том, что настоящий конец света наступит не ранее чем через три миллиарда лет, когда погаснет наше Солнце, мы-то с вами не столь долговечны…
        Виктор Точинов
        Георгиевский крест
        (Четвертый сон Юлии Леонардовны)
        - Скажи, Остин, как там, в будущем?
        - Ну-у… У всех летающие машины… Обед и ужин жрем в виде таблеток… А Землей правят злые вонючие обезьяны. Старый фильм
        1.По улицам ходила большая крокодила
        На набережной Мойки, на тротуаре, тянущемся вдоль парапета, пятеро парней - в зеленых платках, прикрывающих нижнюю часть лица до глаз, в низко надвинутых кепках - били ногами человека в одежде православного священника. Вернее, пинали четверо, а пятый фиксировал процесс на видео, заходя с разных ракурсов. Он же время от времени бросал взгляды по сторонам: не помешает ли кто развлечению?
        Никто не мешал.
        Хотя зрители были… Не толпа, скорее кучка, человек семь-восемь, но к ней время от времени присоединялись новые прохожие. Держались они в благоразумном отдалении, на другом тротуаре, у домов. Трое снимали происходящее на мобильные телефоны, остальные наблюдали, изредка негромко комментировали.
        Егор с неприязнью подумал, что когда-то весьма активно призывали «Не проходите мимо!» Мимо таких вот ситуаций не проходите, разумеется… Допризывались. Не проходят.
        И в самом деле, ни один мимо не проходил. Кучка зевак на тротуаре росла.
        Значит, нельзя проходить и ему. Камеры наблюдения натыканы всюду, особенно здесь, в центре, - мертвых зон почти нет. Но толку от всей машинерии ноль, если не знать, за кем имеет смысл наблюдать. Запись с этой камеры будут изучать придирчиво, и лучший способ угодить под колпак - вести себя не так, как все: бежать, когда другие стоят, или стоять, когда другие бегут, или шагать мимо, когда другие глазеют на расправу.
        Избиение продолжалось, но стало менее зрелищным. Жертва уже не пыталась подняться на ноги. И прикрыться руками от ударов уже не пыталась…
        Егор занял место среди зевак.
        - Фейк, - комментировал негромкий, хорошо поставленный, прямо-таки лекторский баритон. - Постановка. Ни один поп фелонь поверх рясы не натянет. И уж тем более диаконским орарем не подпояшется… Им вообще не подпоясываются.
        - Да не, натурально корчится… - возразил молодой ломающийся тенорок. - И кровищи-то, кровищи… Походу всерьез все.
        - Баночника поймали да силком обрядили… - предположил женский голос, полный откровенной неприязни; неясно, правда, к кому эта неприязнь относилась - к баночнику, или к поймавшим и обрядившим его, или вообще ко всему на свете.
        - Не похож, сытый на вид. И чистый… В смысле, был совсем недавно.
        Егор перестал вслушиваться. Мерзко.
        Удары по неподвижному окровавленному телу прекратились. Снимавшие на мобильники - двое из троих - решили, что ничего интересного уже не произойдет. И поспешили прочь, в разные стороны: один к Сенной, другой к пешеходному мостику. Оба на ходу продолжали нажимать клавиши, наверняка оперативно выкладывая ролики в Сеть. Тут кто первым успел, тот и собрал львиную долю просмотров.
        Третий сам себе режиссер продолжил снимать. И не ошибся, кое-что интересное еще предстояло. Экзекуция вступила в новую фазу. В завершающую. Один из парней достал из кармана шнур, нагнулся, подсунул под голову жертвы… Скрестил концы шнура, намотал вокруг ладоней, явно прилаживаясь закончить дело. Удавить, проще говоря.
        Кто-то в небольшой толпе охнул.
        Кто-то отвернулся.
        Кто-то сказал - повысив голос так, чтобы пятеро услышали - что полиция уже вызвана и вот-вот появится. Это он зря конечно, подумал Егор. Здесь пешеходная зона, что для полицейской машины, разумеется, не помеха. Но со стороны Сенной не подъехать, все перекопано, а пока доберутся дальним объездом, можно удавить священника, или кто он там, не торопясь, с перекурами, - и смыться по пешеходному мостику, где машина не протиснется… Место для экзекуции пятерка выбрала с умом.
        Но раз полиция вызвана, за трансляцией с места событий сейчас наблюдают вживую. А потом многократно просмотрят в записи.
        Парень с веревкой вызванной полиции не испугался. И потянул концы удавки в разные стороны.
        Не то священник, не то ряженый баночник ожил. Мотнул головой, впился зубами в руку своего палача.
        Парень заорал. Дергал рукой, голова ряженого билась о тротуар с мерзким хрустким звуком, но зубы не разжимались. Остальные бросились на помощь, лупили остервенело, уже не красуясь для камеры, не принимая киногеничные позы. Толкались, мешали друг другу. Тоже что-то орали, неразборчивое, да и крики укушенного, вопившего на порядок громче, не позволяли ничего толком расслышать.
        - Вы ведете себя не толерантно, - прозвучал механический голос, лишенный интонаций.
        Вроде и негромко прозвучал, но совершенно в иной тональности, - и как-то удивительно легко перекрыл саунд-трек избиения.
        - Ваши действия классифицируются по статье семнадцать Федерального закона «О нахождении в общественных местах», статье сто одиннадцать часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации в редакции от… - продолжал тот же голос.
        Голос стал громче и раздавался снизу, от Мойки, - неподалеку как раз имелась лестница, спускавшаяся к воде. Полицейский катер, решил Егор. Эти посудины с электроводометами двигаются бесшумно, скользят по воде бело-синими призраками…
        Пятеро, войдя в раж, ничего не услышали. Но зрители - а набралось к тому моменту уже десятка полтора зевак - все поняли и быстро стали рассасываться.
        Пошагал прочь и Егор. Сделав несколько шагов, все же бросил взгляд назад. И сбился с ноги. Над верхними ступенями спуска показалась голова крокодила, а затем и туловище, поднималась рептилия быстро. Со шкуры скатывались струйки воды, - значит, никакого катера внизу не было.
        Гребенчатый… Гребенчатый, мать твою! Они же не могут, когда меньше восемнадцати градусов… Значит, теперь могут… Уже могут.
        Полицейская форма крокодилу не полагалась, надпись «полиция» и личный номер красовалась прямо на брюхе, нанесенные белой краской. Да и глупо как-то рассекать вплавь реки и каналы Северной Венеции в намокшем мундире.
        Надо досмотреть, решил Егор. Он никогда не видел гребенчатого в деле. Лишь слухи доходили, и самые паршивые слухи… Досмотрит. Будь что будет, начнут пасти, - значит, судьба такая. Оторвется, не впервой.
        Но какая махина… Центнеров шесть, а то и все семь.
        Шагала рептилия на задних лапах, однако звания прямоходящей не заслуживала - туша склонилась вперед, могучий хвост играл роль балансира. Все снаряжение гребенчатого крепилось на спине, на ремне, перетянувшем условную талию, и на двух портупеях. И оттуда, из-за спины, доносился мертвый голос динамика, перечисляющий статьи, параграфы, пункты и подпункты.
        Как ни были увлечены нарушители статей и параграфов своим занятием, все же услышали монотонную речь. Вернее, услышал один, крикнул друзьям. Остальные подняли головы и тотчас же увидели крокодила, как раз шагнувшего на тротуар.
        Реагировали на увиденное все пятеро по-разному… Двое - те, что стояли ближе к проезжей части, - после секундного оцепенения развернулись, явно намереваясь выдать рекордный спринтерский забег с высокого старта. Еще один вжался спиной в парапет, смотрел испуганно - ему наверняка тоже страстно хотелось дать деру. Но гребенчатый почти перекрывал парню дорогу, проскочить надо было рядом с зубастой пастью.
        Четвертый участник расправы, тот самый, укушенный, - оказался полным, по мнению Егора, тормозом. Руку из зубов жертвы он сумел-таки выдрать, и теперь пылал жаждой мщения. Пылал и мстил, не откладывая. Кушал блюдо горячим.
        Уже после предостерегающего крика он нанес удар, замахнулся для второго… И тут увидел крокодила, застыл с отведенной назад ногой. Полное впечатление, что ему хотелось и побежать, и пнуть, - и он никак не мог сообразить, чего же ему хочется сильнее.
        Последний из пятерки реакцией обладал неплохой. Обстановку оценил сразу: и ему гребенчатый перекрыл путь для бегства. И парень выдернул из-под куртки оружие. Ловко выдернул, для дилетанта даже очень быстро.
        Дальнейшее разглядеть в деталях оказалось непросто. Все произошло за один миг.
        Только что все шестеро были на ногах - пять человек и одна рептилия. Миг - и трое оказались на асфальте, сбитые ударом огромного хвоста: «тормоз» и наладившиеся бежать. А еще на асфальте лежал «макаров». И кисть руки, ровненько отхваченная точно по суставу. Запястье парня, наоборот, оказалось располосовано, мышцы повисли лохмотьями, белел обломок кости. Кровь пока не текла.
        Гребенчатый застыл неподвижно. Словно не он только что провел мгновенную ампутацию без наркоза.
        - …в трактовке, подтвержденной решением Конституционного Суда Российской Федерации от второго марта текущего года, - закончил динамик и смолк.
        Тишина стояла мертвая. Даже лишившийся руки не издавал ни звука. Хотя рот его распахнулся, и губы круглились все шире, - казалось, кожа сейчас лопнет в уголках рта, брызнут капельки крови…
        Вместо этого кровь брызнула из культи. Сначала лишь брызнула, но тут же хлынула струей, обильно пятная тротуар, и без того густо залитый красным.
        Парень осел назад. Приземлился на пятую точку, так и не закричав. Платок, свалившийся с его лица, висел на шее на манер детского слюнявчика.
        Гребенчатый шагнул вперед. Наклонил туловище, уставившись неподвижными зрачками на истекавшего кровью человека.
        И тут покалеченный парень сумел удивить… Не крокодила, тот не умел удивляться, - Егора.
        Левая уцелевшая рука поползла к валявшемуся рядом оружию. Вполне осознанным и целенаправленным движением.
        Гребенчатый не двигался. Казался оцепеневшим, внезапно вспомнившим, что при температуре воздуха ниже восемнадцати градусов подвижным ему быть не полагается.
        Сбитая с ног троица ворочалась, пытаясь встать, - не получалось. Похоже, у всех троих переломы. Один из них застонал, негромко, протяжно, на одной ноте.
        Оставшийся на месте и на ногах окаменел, стал частью гранитного парапета, - горельефом, символизирующим всепоглощающий ужас.
        Пятый истекал кровью, но упрямо тянулся к своей пушке.
        Егор понял, что происходит. И что произойдет вскоре, как только видеорегистратор крокодила зафиксирует прикосновение к оружию, понял тоже.
        Но решил досмотреть до конца. Засветился он и без того дальше некуда, из всех зевак единственный остался на месте. Торчит, как одинокий клоп на белой простыне. Так что терять особо нечего…
        Все произошло, как в первый раз, столь же стремительно. Едва пальцы парня коснулись пистолета, голова и все туловище крокодила метнулись вперед - смазанным, едва различимым движением. Пасть открылась, закрылась, резко дернулась в сторону - все за доли секунды.
        Обезглавленное тело завалилось набок. Ноги дергались, скребли по асфальту. Егор пошагал прочь. И не обернулся, чтобы посмотреть, кто там истошно, пронзительно завопил, - один их сбитых с ног или оживший гранитный горельеф.
        Слухи не врали. Гребенчатый был хорош… Егор не представлял, сумел бы он уцелеть или нет, окажись на месте парня с «макаровым». Нет, он никогда бы так нелепо не подставился, не прохлопал бы появление крокодила, но все же… В любом случае не стал бы глупить, вытаскивая ствол в непосредственной близости от противника. Попытался бы вскочить на парапет, достаточно широкий, увеличить дистанцию, а уж затем хвататься за оружие. А вот успел бы или нет - вопрос спорный.
        Реакция у твари оказалась именно такой, как рассказывали. Молниеносной. Хотелось бы взглянуть и на живучесть… Жаль, что парень не успел выстрелить.
        Через сотню шагов он бросил взгляд назад. Рептилия мотала башкой, с зубов свисала застрявшая тряпка. Зеленый платок (теперь - красно-зеленый), не так давно прикрывавший лицо. Вытащить его у гребенчатого лапы оказались коротки.
        На том берегу виднелись характерные силуэты двух кайманов-патрульных, спешивших к месту происшествия и уже подходивших к мостику. Издалека доносился вой полицейской сирены.
        Егор ускорил шаг, но не слишком. Его, конечно же, зацепили, но пасут пока без тщания… Перейти на бег - значит тут же подогреть градус интереса к своей особе.
        Но все равно надо отрываться сразу, при первой возможности.
        2.Лишь того, кто любит труд, негром в Африку возьмут
        Если спросить: где живет человек, на голову которому сваливается кокос, а затем он (человек, не кокос) отправляется охотиться на бабуина? - ответы возможны разные, но локализованные в пределах Черного континента. Мы живем на Занзибаре, в Калахари и Сахаре, на зеленой Лимпопо, где гуляет гиппопо…
        Или называть континент Черным неполиткорректно? Кружилин не знал. Он жил не в Африке, - в Питере, на Звездной улице. Тем не менее кокосовый орех совершил жесткую посадку именно на его череп. И предстояла дурацкая охота на дурацкую обезьяну.
        Кокос на голову, кстати, Кружилин тоже схлопотал из-за них. Из-за охоты и обезьяны. Утром в темноте запиликал будильник смарта - назойливо, как комар над ухом спящего. Он пошарил рукой у кровати, ничего не нащупал, и на тумбочке не нащупал, и на столе…
        Писк доносился откуда-то сверху. Кружилин, стряхивая остатки сна, вспомнил, что положил смарт на шкаф, - чтобы не отключить, не заснуть снова, водился за ним такой грешок, когда приходилось вставать раньше привычного. На службу он просыпался сам, без будильников, минута в минуту.
        Приподнялся на цыпочки, стал нашаривать противно зудящий прибор, - а вместо него зацепил кокос. Тот покатился, ну и… Ладно хоть недолго летел в свободном падении и не успел набрать приличный разгон до контакта с кружилинской головой. Но все равно приятного мало.
        Кокос давным-давно привез из Гвинеи дедушка Кружилина. В те времена советские люди крайне редко попадали в Африку и ездили не туристами, - исключительно в служебные командировки. Вот и дедушка сподобился там что-то строить, и обучал строительному делу аборигенов. А поскольку кокосы в Союзе не изобиловали и даже изредка в продаже не встречались, дедуля по возвращении вместе с другими африканскими диковинками привез заморский орех. Не на еду, в качестве сувенира. Теперь кокосы грудами лежали в любом супермаркете, и Кружилин убрал сувенир с глаз подальше, выбросить рука не поднялась, все-таки память о дедушке и вообще о прошлом, о легендарных былых временах.
        Но прошлое умеет мстить. И это не фигура речи, - бьет, и больно… Прямо по голове.
        Жил он один, и холостяцкий завтрак не затянулся: Кружилин включил кофеварку, затем помедитировал перед открытым холодильником, соображая, что бы разогреть в микроволновке… В результате ограничился чашечкой кофе. Желудок явно не услышал писк смарта и продолжил дрыхнуть - вид продуктов вызывал лишь желание побыстрее захлопнуть белую дверцу.
        Если день с утра не заладился, то и дальше пойдет наперекосяк. Примета верная. Сработала и сейчас - на Витебском Кружилин влетел в пробку. С чего бы в такое время? Сзади подъезжали новые машины, взяв кружилинский «скаут» в плотную коробочку.
        Минута ожидания, вторая, третья… «Тойота», стоящая впереди, тронулась, медленно прокатила метра три, снова издевательски зажгла стоп-сигналы. Кружилин круто вывернул руль вправо, благо находился в крайнем ряду, заполз правыми колесами на газон, перевалив невысокий поребрик. Дернул машину вперед-назад, еще дальше убирая с проезжей части. Короче говоря, припарковался, - аккурат рядом со знаком, запрещающим такие действия. Не беда, заявятся эвакуаторы, увидят номер Управления и отправятся искать другую добычу.
        Кружилин решил отправиться в Павловск поездом, до станции Купчино он не доехал несколько сотен метров. Если повезет с расписанием, можно успеть, электричкой езды тут минут двадцать, не больше… А выехал он с запасом.
        Проходя через развязку с Дунайским, увидел причину пробки - большегрузная фура столкнулась с «паджеро», перекрыв три полосы из четырех.
        Кружилин мысленно высказал несколько пожеланий в адрес водителя фуры, в адрес водителя джипа, в адрес собственного начальства, затеявшего ни свет ни заря охоту на бабуина, в адрес бабуина, избравшего для обитания парковый массив площадью в полтысячи с лишним гектаров… Кокосу тоже досталась пара ласковых.
        Разумеется, он опоздал. Электричка ушла из-под носа, следующая подъехала через четверть часа… Стоило ожидать.
        За опоздание никто не попрекнул. Даже внимания никто не обратил. Три служебных автобуса, подвозившие в Павловск сотрудников, живших невдалеке от Управления, добрались до места сбора еще позже Кружилина. Тоже пробирались через пробки, хоть и ехали другой дорогой.
        Разглядывая собравшихся, Кружилин удивился. Ни одного сержанта, да и лейтенантов лишь двое. А в основном капитаны да майоры, даже подполковники попадаются… Что за странное сафари лишь для старших офицеров?
        Наконец подъехали автобусы. И с вновь прибывшими та же картина - лейтенантов и сержантов нет. Хотя, конечно, ныне почти на половине сержантских должностей кайманы с аллигаторами, все равно странно.
        Среди высаживавшихся нашлись ребята с их этажа, и даже из отдела. Но Кружилин обратился с расспросами не к ним, а к Толику Спицыну, одному из двух лейтенантов, почтенных начальственным доверием и удостоенных участия в охоте. Тот был человеком на редкость общительным, знакомых имел во всех подразделениях Управления и всегда знал хоть чуть-чуть, но больше других.
        - Дело государственное, старики! - сказал Толик, наставительно подняв палец. - Вон там знаете, что за халупы стоят?
        За полуоблетевшими деревьями смутно виднелось нечто псевдорусское, бревенчатое, - так, наверное, представляют режиссеры исторических фильмов боярский терем с надворными постройками.
        - Любимая ресторация Самого! - сообщил Спицын, не дожидаясь ответа на риторический вопрос. - Еще с питерского его житья… И нынешние шишки городские сюда заезжают нередко. И приехавших московских зазывают. Чтобы, значит, отметиться и как бы приобщиться… И вот, значит…
        Закончить Толику не удалось. Началось построение, перекличка прибывших, разбивка на группы, все сопровождалось суетой и неразберихой. Начальство, похоже, и само мало что понимало: приказания звучали зачастую противоречивые.
        Помаленьку все устаканилось, группы начали уходить с небольшой полукруглой площадки, засыпанной утрамбованным крупным песком. Располагалась площадка возле ворот главного входа в Павловский парк, и Кружилин понадеялся, что их поведут внутрь, давненько здесь не бывал, а ведь в молодости часто гонял сюда, и в компании парней, и вдвоем с девицами доводилось гулять такими вот осенними днями по аллеям, усыпанным золотыми листьями… Неплохо б глянуть на знакомые пейзажи, вспомнить юность.
        Но в парк их группу не повели, нестройная колонна - примерно взвод по численности - пошагала вдоль ограды. Предварительного инструктажа не проводили, оружие не раздавали… И ничего другого, способного сойти за орудия охоты, не раздавали. Кружилин все меньше и меньше понимал суть и смысл происходившего.
        И Толика было не расспросить, тот угодил в другую группу.
        Пока шли, Кружилин перемолвился парой слов с коллегами по отделу. Но и они ничего толком не знали. Паша по прозвищу Дикобраз вообще не заморачивался, его гораздо больше заботила дилемма: обеспечат их горячей пищей или придется давиться сухим пайком? Поразмыслив немного вслух над своей дилеммой, Дикобраз пришел к выводу: могут вообще ничего не дать, с начальства станется.
        Аппетит Кружилина от дикобразовых слов проснулся, встрепенулся и намекнул хозяину, что пришло время завтрака. Кружилин вздохнул и посмотрел с надеждой на второго своего коллегу, майора Проничева. У того карманы камуфляжной куртки топырились, чем-то набитые. Бутерброды, наверное, или что-то еще съедобное. Мадам Проничева, похоже, харчами снабдила майора с запасом, поделится…
        Топали, топали и притопали в Тярлево. Там, на входе в поселок, тоже кучковался служивый народ, и опять лишь офицеры… Все чудесатее и чудесатее.
        Кружилин со товарищи прошли еще дальше, по самой дальней, граничной тярлевской улице, дома которой выходили окнами аккурат на Павловский парк. Особнячки стояли лишь с одной стороны улицы, более напоминающей березовую аллею. С другой стороны вплотную к обочине высилась ограда парка, сваренная из трехметровых металлических прутьев.
        Здесь, на аллее, их поджидал «пазик» с черными военными номерами и незнакомый полковник в камуфляже. Кружилин пригляделся к его петлицам - ФСО. Вот даже как… Всех согнали.
        Для начала полковник разбил группу на три отделения, назначил старших и зоны ответственности. Затем заставил всех расписаться под каким-то документом. Кружилин поставил роспись против графы со своей фамилией, мельком глянул на текст. Вчитываться не стал - подписка по двести семьдесят второй форме, отлично ему знакомая.
        Серьезные дела… За нарушение такой подписки - от семи и выше, вплоть до пожизненного. Кружилину-то все равно, на нем таких подписок висит, как сосулек на весенней крыше. Но сам факт примечательный, особенно в сочетании с тем, что говорил и не договорил Толик…
        Потом они получили оружие, тоже под роспись. Пневматические винтовки солидного калибра. Стреляли они не пулями - не то карпулами, не то мини-шприцами, - короче, чем-то цилиндрическим и пластиковым с иглой на конце. Иголка втыкается в цель, а тяжелое донце-поршень по инерции движется вперед, выдавливая в кровь содержимое. Дешево и сердито.
        - А если я невзначай в нашего пульну? - невинно спросил Пашка-Дикобраз, подкинув на ладони коробочку с пулями-карпулами; боеприпасы выдали не щедро, каждому стрелку на два выстрела.
        Вопрос был не праздный. Дикобраз не блистал на зачетных стрельбах по выскакивающим из-за углов улицы-тренажера мишеням в виде террористов и уголовников. И зачастую вместе с фигурами, изображавшими экстремистов, дырявил и другие, изображавшие законопослушных граждан.
        - Он получит антидот. А вы… - полковник замялся на секунду, бросил быстрый взгляд в список, - а вы, капитан Бурич, получите выговор с лишением премии и неполное служебное соответствие. Еще вопросы?
        - Что это и как им пользоваться? - спросил Проничев, вертя в руках свое оружие.
        Пневмашки достались не всем. Многие, Кружилин в том числе, получили нечто странное - подобие укороченной донельзя базуки. Ствол короткий, толстый, но стенки тоненькие, сколько-нибудь приличного заряда штука наверняка не выдержит, взорвется.
        - Это называется ПМС, - объяснил полковник. - Отставить смехуечки! Портативный метатель сети, ясно? Действует просто: снял с предохранителя - вот так, навел на объект, нажал вот здесь. Дальнобойность - семь-восемь метров. Заряд один, стрелять наверняка. Еще вопросы?
        Вопросов не оказалось, и полковник перешел от оружия к дичи. Выдал три снимка, по одному на каждое отделение, их пустили по рукам, разглядывая. Сам фээсошник тем временем зачитывал по бумажке приметы, перемежая их своими комментариями:
        - Рост сто двадцать сантиметров, телосложение нормальное, шерсть нетипичной окраски, светло-серая. Хвост купирован в районе третьего позвонка… Короче, нет хвоста совсем. Физически развит, ловок, способен быстро перемещаться по вершинам деревьев и крышам зданий… Короче, в поселок прорваться не должен, всем ясно?
        Фотография дошла до Кружилина. Ну да, бабуин… Седьмой серии или выше. И это хорошо, челюсти и клыки у зверюг первых серий были ого-го, со стаей таких зубастиков даже леопарды не связываются… А у этого вполне приличная морда лица, у людей порой встречаются более развитые челюсти.
        - Владеет речью, словарный запас очень высокий… Но я вам вот что скажу, между нами и без протокола: начнет болтать - не слушайте, стреляйте. А вдруг что услышите - немедленно забывайте. Всем ясно? Продолжим… на чем я там… а, вот… Может быть одет в костюм темно-синего цвета, либо в его остатки. Вот и все приметы… Стрелять только на дистанции уверенного поражения, боеприпасы зря не расходовать. Пока можете перекурить и расслабиться, загонщики начнут… - полковник взглянул на запястье, - через двадцать три минуты. И вот еще что… Местные предупреждены, чтобы сидели дома и не высовывались. А если какой дурак высунется и невзначай рядом с объектом окажется, - пакуйте немедленно. Обоих, и объект, и дурака. Вопросы есть?
        Вопросов вновь не оказалось… На каком основании им паковать случайных свидетелей, глупо спрашивать. Был бы человек, а статью подберем.
        Еще глупее спросить: да кем же он был, этот съехавший с катушек бандерлог? Если ловить его загнали чуть ли не всех питерских силовиков? Причем не просто силовиков, а офицеров, имеющих допуск не ниже бэ-четыре?
        Подписав двести семьдесят вторую форму, таких вопросов не задают.
        Полковник уехал на своем «пазике», они остались. Выполняли приказ: перекуривали и расслаблялись. Кружилин не курил, а для расслабухи поведал соседям утренние свои злоключения - начиная с кокоса.
        - Разбился кокос-то? - заинтересовался Дикобраз. - Притащил бы с собой, что ли… Точно ведь пожрать не дадут, ни слова полкан про еду не сказал…
        Кружилин пояснил, что кокос уцелел, к тому же был не совсем свежий; рассказал и про дедушку, обучавшего пролетариев Африки секретам стахановских методов и тонкостям социалистического соревнования.
        - Лишь того, кто любит труд, негром в Африку возьмут, - глубокомысленно заключил Дикобраз. - Интересно, есть тут продмаг поблизости?
        3.Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе
        Телевидение Егор не любил. Развлекательные программы его не развлекали, ужастики не пугали, комедии не смешили… Смешили, правда, боевики со стрельбой, драками и погонями, но их тоже смотреть не хотелось.
        Так и остались бы новости да хроника городских происшествий единственными программами, признанными годными к употреблению. Но как-то натолкнулся на кабельный ретроканал, сутки напролет крутящий старые фильмы. Цветные показывали редко, один-два за день, а в основном черно-белые, отечественные, первой половины прошлого века. Раз посмотрел, два и как-то незаметно подсел на это дело.
        Так вот, среди тех древностей зачастую попадались фильмы о мужественных революционерах, боровшихся за счастье всем сразу и даром. А с ними, в свою очередь, боролось охранное отделение. Боролось методами, способными вызвать в наши дни лишь умиление…
        Наружным наблюдением, сиречь слежкой, в старых фильмах занимались шпики, они же филеры. Наивные такие ребята - все как на подбор с бегающим вороватым взглядом, с усиками, все в котелках, все с тросточками, прямо-таки униформа какая-то, только на груди большой нашивки «ФИЛЕР» не хватает… Естественно, бравые революционеры опознавали шпиков с первого взгляда и дурили их, как хотели. Славные были времена… Жаль, что прошли.
        Но Егору отчего-то казалось, что из объективов камер на него пялятся именно такие филеры… Черно-белые. В котелках. С усиками.
        …На Сенной проходил очередной митинг, круглосуточный и бессрочный. В защиту кого или против чего митинговали, Егор не знал. Большинство митингующих, наверное, тоже. Да и какая разница? Митинги давно стали обыденностью и играли роль деревенской завалинки. Потусоваться, людей посмотреть, себя показать, со знакомыми пообщаться, бесплатный концерт послушать, угоститься кофе с бутербродами от щедрот устроителей, а затем и рюмочкой чего-нибудь покрепче в кафешке по соседству… И при том ощущать себя человеком с активной гражданской позицией. Борцом, можно сказать, окрепшим духом в борьбе. А против кого или за что нынче объявлена борьба, не так уж важно.
        Вечером он оторвался бы в толпе легко и просто. Но поутру митингующих было негусто. Два усиленных патруля на двух концах площади откровенно скучали. Их автозаки смотрелись ненужными и инородными.
        Парень в черной кожанке - то ли не по годам лысый, то ли наголо обритый - выкрикивал с эстрады короткие рубленые фразы. Почему-то в мегафон выкрикивал, хотя рядом стояли нормальные микрофоны. Свою речь лысо-бритый подкреплял энергичными жестами и вообще пытался, как умел, завести немногочисленную публику.
        Публика реагировала вяло. Десятка два слушателей у эстрады нестройным хором откликались на призывы, что-то кричали в ответ. Остальные бесцельно слонялись по Сенной, сбивались в маленькие кучки у лотков с кофе и бутербродами.
        Егор не вслушивался в речевки брито-лысого. Неспешно двинулся по площади, влился в броуновское движение, хотя прекрасно понимал: от наблюдения при здешнем малолюдье избавиться не удастся…
        Подошел к лотку, где народ роился чуть гуще, чем у остальных. Бесполезно… Объектив камеры совсем рядом, пялится вороватым взглядом усатого филера…
        Надо искать другой вариант. Имелась неподалеку большая мертвая зона в проходном дворе, но соваться туда под плотным наблюдением не хотелось… Оторвется, но пару отличных мест таким образом Егор уже спалил и там сейчас красуются новенькие камеры.
        Пока он раздумывал, у лысого на эстраде иссяк запас речевок. Он выкрикнул что-то прощальное и свалил вместе со своим обслюнявленным мегафоном.
        Еще один оратор? Или концертный номер?
        Повезло. Следующим шло выступление фемусек. Что внушало надежду…
        Группа оказалась из новых, наплодившихся. На приличную студийную фонограмму девчонки не заработали, выступали с живым звуком. Звук оказался поганейшего качества, громадные динамики безбожно искажали что высокие частоты, что низкие. Ни слова не разобрать. Да и не стоило оно того, наверное… Известно, какие из фемусек стихотворцы. Такие же примерно, как певицы.
        Броуновское движение на площади приобрело более упорядоченный вид, народ потянулся к эстраде. Потянулся и Егор. Хоть и жиденькая, но все же толпа собирается.
        Семеро девчонок в балаклавах били по струнам электрогитар, выкрикивали что-то не мелодичное. И танцевали - если счесть танцем высокое задирание ног, обтянутых разноцветными лосинами.
        Торсы у фемусек, разумеется, оказались полностью обнажены, хотя на улице было градусов десять-двенадцать, не больше. Короче, в царство свободы дорогу грудью проложим себе… Если не отморозим ее раньше.
        Цель благая, но вот средство для ее достижения подкачало.
        Сиськи у выступавших девиц были, как бы помягче выразиться… Егор пытался найти мягкий эпитет, не получилось. Сиськи были. И только. А жаль, в ином случае толпа могла бы собраться погуще…
        Лишь одна из фемусек оказалась, по мнению Егора, девкой годной, непонятно как и зачем прибившейся к феминисткам. Но она, как на грех, держалась позади трех солисток, на подпевке-подтанцовке, да еще и с краю, почти скрытая аппаратурой. Но зрители концентрировались у эстрады так, чтобы получше разглядеть именно эту бэк-вокалистку.
        Двинулся туда и Егор. Не пялиться на прелести певуньи, разумеется. Гораздо больше его интересовали те, кто пялился сейчас на него. Он затылком ощущал липкие взгляды филеров… Вот так, пожалуй, хорошо. На дальние камеры плевать, а в кадр ближайшей попадают спина и затылок Егора в окружении других спин и затылков. И эстрада попадает, что важнее.
        Исполняемая фемуськами композиция подходила к концу. Холодновато все же для таких выступлений. Все участницы группы двинулись вперед, к самому краю эстрады.
        Егор потянул вниз молнию куртки, вынул из внутреннего кармана мобильник, нерабочий, как раз для таких реприз предназначенный. Вполне замотивировано, многие парни снимали выступление.
        Фемуськи выдали нечто громкое и финальное, все разом подпрыгнули, подняв над головами руки. И в этот момент Егор уронил мобильник. Матернулся, нагнулся… Никто из окружающих на него не глядел.
        Хотелось надеяться, что у экранов наблюдения дежурили все-таки мужики… И хотя бы на секунду-другую отвлеклись на крупный план фемуськиных прелестей, подпрыгнувших вместе с владелицами.
        Двух секунд Егору вполне хватило. Сдернул куртку, вывернул наизнанку, мгновенно натянул снова - отрепетированными, выверенными до микронов движениями. Снял бейсболку, скомкал, пихнул в карман. Все делал на ходу - одновременно быстро смещался влево, буравя толпу, по-прежнему согнувшись, скрываясь за спинами. Мобильник подобрал, пригодится.
        В нескольких метрах - и в зоне наблюдения другой камеры - из-за спин зрителей вынырнул уже иной человек. Куртка не просто изменила цвет, но и выглядела теперь более молодежной. Пластику движений Егор тоже постарался изменить: стал двигаться более энергично, подпрыгивал, размахивал рукам - точь-в-точь как собравшийся вокруг молодняк. В общем, если смотреть со спины - помолодел лет на пятнадцать. А то и на двадцать.
        Фемуськи раскланялись, затем вновь подпрыгнули, повторили свой финальный вопль, - и убежали отогреваться. Публика похлопала, но без фанатизма. На эстраду колобком выкатился ведущий митинга - низенький, краснощекий, весьма упитанный, - и начал представлять очередного народного трибуна.
        Толпа редела на глазах, многие вообще уходили с площади. Ушел и Егор, не стараясь обойти патрульных, прошагав совсем рядом. Кайманы смотрели своим обычным, ничего не выражающим взглядом. Патрульные-люди равнодушием соперничали с пресмыкающимися коллегами.
        Оторвался?
        Скорее всего да. Но лучше подстраховаться. Теперь можно и во дворы, в мертвую зону. Для полной гарантии.
        4.Мартышка к старости слаба мозгами стала
        - Зачем нам приметы бандерлога? - поинтересовался Кружилин. - Один ведь, наверное, тут такой… Все-таки не город, помоек нет, старушки жалостливые тоже не подкармливают.
        Вопрос прозвучал риторически, но Дикобраз тут же откликнулся:
        - Х-хе, один, скажешь тоже… Ты что, в парке здешнем давно не бывал?
        - Давненько… - признал Кружилин. - С курсантских времен… С шестнадцатого года, или с семнадцатого, когда они тут юбилей Павловска справляли…
        - Вот-вот. А нынче в парке бандерлогов - тьма. Ну, может, не совсем тьма, а просто все они вдоль самых людных аллей трутся. Туристы и рады: фоткают, видео снимают, бананы дают… Внутри, недалеко от главного входа, даже ларек специальный есть - бананы, ананасы, прочие финики. Чтоб было чем угостить, значит.
        - Понятно. Раньше белок здесь так кормили, с ладошки.
        - А белки того… не осталось белок… Да и птиц совсем мало теперь. Видать, с одних бананов сыт не будешь.
        Едва разговор свернул на еду, кружилинский желудок вклинился в него со своей безмолвной и возмущенной репликой: что за дела, хозяин, где моя законная утренняя порция?!
        Кружилин полез в карман, достал фляжку - плоскую, металлическую. Из другого - три стопочки-наперстка, вложенных друг в друга. Подозвал коллег. Утро холодное, неплохо бы согреться.
        Пашка-Дикобраз все понял с полуслова, а Проничев протормозил - стоял, держа свой ПМС, как женщина держит младенца, с задумчивым видом глядел куда-то вдаль… И отреагировал только на второй оклик.
        Выпили, закусили, раскулачив карман майорской куртки, там оказались бутерброды с ветчиной.
        - Хороший коньяк, - сказал Дикобраз.
        - Дагестанский, - сказал Кружилин.
        А майор Проничев сказал нечто странное:
        - Водки бы сейчас…
        - Ну и вкусы у тебя, Сергеич… - покачал головой Кружилин. - Водка после коньяка… фи…
        - Как отстреляемся, я сбегаю? - вкрадчиво предложил Дикобраз.
        - И не мечтай, - отрезал майор. - Я о другом… Вспомнил прадеда… У него день рождения сегодня… Я когда мелкий был, бабка каждый год сюда всю семью вывозила в этот день.
        - Сюда - это в парк? - Дикобраз кивнул направо. - Или в Тярлево? - Он кивнул налево.
        - Не совсем… Но тут неподалеку, километра два. Памятник там над братской могилой, оборонявшим Ленинград в сорок первом… Бабушке тринадцать лет было, когда прадед в дивизию народного ополчения пошел. А ему - сорок семь, старый уже, близорукий и вообще больной, еще в империалистическую воевал, газами надышался… Но пошел, добровольцем. Здесь почти все и легли, под танками. Даже могилка только такая осталась, братская. Одна на всех. Любила она своего отца, бабушка… Выпьет водки сто граммов, ржаным занюхает, - и сидит там, у обелиска, о чем-то с ним мертвым говорит, губы шевелятся, а ни слова не слышно… Такая вот была семейная традиция. Потом забылась как-то. После бабушкиной смерти разок-другой съездили, а затем то дела, то еще что… А я вот стою сейчас и думаю: прадед тут с «тиграми» воевал, а мы с мартышкой сбрендившей… Тьфу.
        Кружилин хотел сказать, что в сорок первом у немцев «тигров» еще не было, но не сказал. Потому что прав Проничев, как ни крути. Богатыри не мы…
        Их неторопливый разговор прервали, - командиры отделений разогнали всех по местам, Дикобраз оказался метрах в пяти правее, Проничев еще дальше, тут уж не до задушевных бесед.
        Вдалеке слышался собачий лай, а за деревьями парка и впрямь ощущалось какое-то движение. Но что именно происходило, пока разглядеть не удавалось. Парк здесь - в отличие от той его части, что окружала Павловский дворец, - выглядел как лес, лишь чуть-чуть облагороженный рукой человека: аллеи редкие, деревья растут сами по себе, как им от природы и полагается. Но вплотную к ограде березки и елочки не подступали, отделенные луговиной в несколько десятков метров шириной. Чуть в стороне луговину наискось пересекал небольшой пруд, примыкая одним берегом вплотную к ограде.
        Кружилин, сжимая свой ПМС, разглядывал диспозицию, прикидывая, откуда могут появиться уходящие от загонщиков бандерлоги. А у самого вертелась в голове довольно-таки бредовая мысль. Что сейчас среди полуоблетевших ветвей замелькают не хвостатые силуэты мартышек. Что оттуда, из парка - ломая деревца и сминая подлесок - выкатятся лязгающие громадины Pz-III и Pz-IV, а за ними развернувшиеся в цепь панцергренадеры…
        Бред, конечно же, вызванный отчасти рассказом Проничева, отчасти несколько противотанковым видом ПМС.
        Среди деревьев показались бандерлоги. Небольшая группа, голов семь-восемь.
        Двигались обезьяны по ветвям, в нескольких метрах над землей. Лихо перескакивали с дерева на дерево… Когда деревья закончились, небольшая стайка разделилась.
        - Это ж он! - возбужденно прокричал Дикобраз. - Бля буду, он!!! Бесхвостый!
        Бандерлоги не колебались, не петляли, пытаясь сбить погоню со следа. Быстро и по прямой почесали к ограде. Причем не кучей, а веером, словно каждая обезьяна наметила для прорыва свою точку периметра и стремилась вырваться именно там.
        И - прав оказался Дикобраз - одна из зверюг отличалась от остальных размерами, окраской и отсутствием хвоста. Даже какая-то тряпка развевалась за ней на бегу, остаток темно-синего костюма, надо полагать.
        Несся бесхвостый бабуин прямо на Кружилина. Вот повезло-то… Хотя после кокоса и пробки на рассветном Витебском в самый раз, в масть.
        Он стиснул ПМС, навел на обезьяну. Стрелял Кружилин неплохо, не чета Дикобразу. Но метатель сети - оружие непривычное и не опробованное.
        И тут же он понял, что зверюга выйдет к ограде чуть в стороне, как раз там, где стоял Дикобраз. Телепат бесхвостый… Вычислил слабое звено в цепи.
        Пневмашка хлопнула, когда до бандерлога оставалось метров десять. Попал Дикобраз или по обыкновению промазал, Кружилин не понял. Аллюр зверя не изменился, бабуин несся с прежней прытью.
        Добежал до ограды и ловко, очень быстро полез наверх.
        Дикобраз матерился, переломив пневмашку и пытаясь ее зарядить, - ничего не получалось, не то карпулу перекосило, не то руки дрожали от волнения.
        Кружилин не спешил с выстрелом, дожидаясь, когда обезьяна окажется на гребне ограды - чтобы прутья не помешали сети развернуться.
        Он недооценил бандерлога. Или переоценил свою скорость реакции, неважно. На гребне бабуин не задержался ни на долю секунды. Раз! - и сиганул на березу, словно подброшенный катапультой. Через мгновение стрелять сетью в густое скопление ветвей стало бесполезно.
        Слева и справа подбегали, несколько раз хлопнули пневмашки - уже от беды, от отчаяния, березы на аллее росли высокие, а бандерлог взмахнул почти на вершину. Шанс, что пуля-шприц найдет к нему дорожку сквозь мешанину сучьев и листвы, был исчезающе мал.
        Если бы бабуин двинулся вдоль аллеи, по-прежнему оставаясь в верхней части крон, мог бы уйти далеко. Но сбрендившее существо не стало искать оптимальных путей.
        Прыжок - бандерлог перелетел на второй ряд берез. Если и не как птица перелетел, то уж как белка-летяга точно. Прыгучий, зараза.
        Сбитые прыжком листья летели к земле медленно, кружась. Это зрелище вкупе с карабкающимся к вершине бандерлогом почему-то породило у Кружилина дикое чувство нереальности происходящего. Бывают такие моменты в бредовых сновидениях - когда с радостным облегчением понимаешь: все не взаправду, кошмар, сон, откроешь глаза, и все закончится…
        Он крепко зажмурился. Снова открыл глаза. Не закончилось ничего. Так же вокруг толпились подбежавшие охотники. Бандерлог так же оставался на березе.
        Недолго, впрочем, оставался. Еще прыжок - и бесхвостый грубо нарушил границы частной собственности. Осуществил несанкционированное вторжение. Проще говоря, перемахнул на ближайший участок, пролетев над низенькой оградой из дикого камня.
        Хозяин участка владел им явно не в видах садоводства и огородничества. Никаких яблонь с грушами, равно как и парничков с грядками. Все для отдыха, все для релаксации. Деревья на участке имелись, но исключительно не плодовые.
        Обезьяна для начала перескочила на дерево, названия которого Кружилин не знал, - туя, или кипарис, нечто пирамидальное и хвойное, но хвоя плоская и мяконькая, ничем не напоминающая сосновые или еловые иголки.
        Однако и мягкая хвоя оказалась бандерлогу не по нутру. Вскарабкался повыше и тут же перепрыгнул на березу, росшую невдалеке от особнячка. Дерево было гораздо моложе растущих на аллее, - соответственно, гораздо ниже и тоньше.
        Примат залез поближе к вершине, уцепился за ветви одной передней и одной задней лапой. Повис почти горизонтально и поглядывал на охотников издевательски: вот он, дескать, я, что предпримете?
        - Стоять! - гаркнул Проничев на охотников, устремившихся было к березке. - Нечего толпой его пугать… Значит, так: ты и ты, - заходите сзади дома, смотрите, чтобы на другой участок не махнул. Ты, ты и ты - во-он туда, вдоль забора, за беседку, растянитесь там пошире… Ты и ты - стойте здесь, чтоб обратно не ломанулся…
        Непонятно с чего майора пробило вдруг поруководить охотниками, но руководил он толково. Грамотно расставил людей, отрезав бандерлогу пути отступления. Поверху таких путей имелось всего два - обезьяна могла вернуться на как бы кипарис, а оттуда на вершины аллеи. Могла попробовать допрыгнуть до крыши дома. Но мартышки и на земле шустрые, человеку не угнаться, и Проничев позаботился перекрыть все дорожки отхода.
        - Пошли, молодежь, - сказал майор. - Ты бандуру свою зарядил?
        - Зарядил, - кивнул Дикобраз. - Может, поменяемся, а? Опять промажу…
        - Да и хрен с ним, Паша. Главное, его с ветвей согнать, на земле или крыше живо сеткой накроем.
        Их троица двинулась к березке - разойдясь, заходя с трех сторон. Бандерлог продолжал висеть в той же позе. Кружилин наконец разглядел, что за тряпка болтается на обезьяне. Не обрывок костюма или рубашки - длинный галстук, весьма стильный и модный, и даже неплохо сохранившийся, с учетом манеры владельца скакать по ветвям берез и елок.
        Голос раздался неожиданно. Звучный, громкий, хорошо поставленный. Словно распахнулось окно особнячка и внутри включили радио или визор. Включили посреди передачи, на полуслове.
        - …в проект «Русский дом» свидетельствует, вне всякого сомнения, о понимании и трезвой оценке нашими зарубежными партнерами его перспектив, даже, не побоюсь этого выражения, необозримых исторических перспектив. Вместе с тем определенные деструктивные силы, как внутри страны, так и за рубежом…
        Говорил не визор. И не радио. Говорил бандерлог. Хорошо говорил, весомо, значительно. Правда, несколько подпортил впечатление тем, что по ходу речи испражнился. Обезьянье дерьмо звучно плюхалось в небольшой, обложенный болотным туфом декоративный водоемчик, располагавшийся аккурат под березкой.
        Они не вслушивались в речи бандерлога. Подошли поближе, взяв дерево в кольцо, вернее в треугольник. Подняли оружие. Кружилин стоял как раз между березкой и стеной особнячка и надеялся не повторить давешнюю ошибку: сеть летит значительно медленнее, чем заряд дроби, и стрелять надо не просто влет, а с большим упреждением, едва лишь тварь сгруппируется для прыжка…
        - Давай, Паша, - тихонько скомандовал Проничев.
        Дикобраз тщательно и долго целился. Ветви и листья здесь прикрывали цель не так густо и можно было надеяться на попадание. Можно было бы, если бы стрелял не капитан Бурич по прозвищу Дикобраз.
        Но бандерлог, разумеется, понятия не имел, что жизнь столкнула его с одним из худших стрелков Управления. И не стал дожидаться, чем все закончится. Прервал свое выступление, опять-таки на полуслове, и красивым длинным прыжком устремился в сторону водосточного желоба.
        Кружилин выстрелил, как и планировал, - с большим упреждением. И промахнулся. Хотя никак не должен был, сеть раскрылась в расчетной точке… Но свалилась на землю, никого не захватив. Дело в том, что бандерлога подвел галстук.
        Галстук, как известно, атавизм в мире моды, абсолютно не функциональный. Но и беды от него никакой. Если носить под костюмом, как полагается. А вот скакать в одном лишь галстуке по кронам деревьев - занятие чреватое.
        Короче говоря, в момент прыжка болтающийся конец галстука застрял в развилке ветвей. Полет прервался. Извивающийся бандерлог повис на манер висельника. Сук трещал и гнулся, но пока выдерживал.
        Возможно, бесхвостому удалось бы освободиться, отцепив галстук или сломав ветвь. Возможно, петля в конце концов удавила бы его. Но не произошло ни того, ни другого, - Проничев поставил точку в затянувшейся охоте.
        Ветви теперь не мешали, - и взметнувшаяся сеть закутала, запеленала со всех сторон бандерлога. Майор потянул за тонкий леер, крепившийся к ПМС, добыча мягко упала на аккуратнейше подстриженную лужайку.
        Бабуин лежал неподвижно. Кружилин подошел поближе, подобрав свою сеть и держа наготове. Мало ли что… Как-нибудь выскользнет, отпутается, и начинай все по новой. Предосторожность оказалась излишней. Освободиться бандерлог не пытался. Или был шокирован падением, или в сети имелись тончайшие и суперпрочные режущие нити, причиняющие боль при любой попытке шевельнуться.
        Морда та же, что и на фото, - безволосая и морщинистая пародия на людские лица. Но сейчас Кружилина поразили глаза обезьяны. Совершенно человеческие глаза… Темно-карие, смотревшие грустно и осмысленно. Казалось, сейчас бесхвостый произнесет: «Да ладно вам, ребята, поигрались и хватит, снимите с меня поскорей эту дурацкую маску…»
        Но бандерлог ничего не сказал. Вместо того прозвучал другой голос… На сей раз точно от особнячка. И дикцией, и лексикой обладатель голоса весьма уступал бандерлогу.
        - Что за хуйня?! - прокатился над участком возмущенный вопль.
        Владелец… Надо понимать, еще минуту назад владелец особнячка, кипариса, березки, альпинария и водоемчика сладко-сладко спал, такую опухшую со сна рожу нарочно не изобразить. Возможно, видел приятные сны. Продрал глаза, натянул тренировочные штаны, выскочил за дверь, - и вляпался в самую неприглядную реальность. Ухоженные лужайки истоптаны, и процесс вовсю продолжается. И это он еще плавающее посреди живописного водоемчика бандерложье дерьмо не успел разглядеть… Но и увиденного хватило.
        - Да вы… Да я… - Возмущенному владельцу не хватало воздуха и слов, но чувствовалась, что сейчас вдохнет поглубже, соберется с мыслями, - и разродится чем-то длинным, громким и малоцензурным.
        - Дурак? - небрежно ткнул пальцем в сторону владельца Дикобраз. - О нем полковник толковал?
        Вопрос был обращен к Проничеву. Майор кивнул.
        - Дурак… - констатировал Дикобраз.
        - Ну все… - прямо-таки проскрежетал владелец. - Напросились…
        Он потянул из кармана треников смарт, наверняка собравшись звонить кому-то грозному и высоко сидящему, способному надолго испортить жизнь и капитану Буричу, и остальной компании охотников. Учитывая стоимость таких особнячков с окнами на парк, знакомства у заспанной личности и впрямь могли быть серьезные.
        Пневмашка глухо чпокнула. Владелец, отвесив челюсть, уставился на выросший у него из живота шприц. Затем рухнул навзничь.
        - Не промазал, - удовлетворенно произнес Дикобраз.
        5.Килька в банке на моем окне, килька в банке счастлива вполне
        ЗКП-17, именуемая в народе Балтийской банкой, снаружи выглядела красочно. Огромные разноцветные щиты выстроились вплотную друг к другу, словно здесь сомкнули строй щитоносцы какой-то великанской фаланги. Щиты рекламировали полезные и нужные товары, и услуги, не менее полезные и нужные, а заодно скрывали от глаз все, что за ними находилось.
        Что предстанет взгляду, если убрать щиты, Егор знал. Обшарпанные, разрушающиеся стены. Оконные проемы, заложенные свежей кирпичной кладкой. И другие пломбы из свежего кирпича, гораздо больше размером, наглухо закупорившие подъезды, переулки и улочки.
        В общем, зона компактного проживания. В речах оппозиционных политиков - «гетто» или «резервация для лишенцев». А народ говорит попросту: банка. Да и в самом деле, где еще, как не в банке, обитать анчоусам?
        Блокпост располагался на Розенштейна. Один из четырех наземных официальных входов в банку (имелись, разумеется, разные потайные лазейки, мышиные норки и тараканьи щелочки, кому надо, тот о них знал и пользовался). Пятый вход-выход под землей - почти двухкилометровый туннель, ведущий к станции метро «Балтийская». Но метро в последние два года не то, что раньше: можно уехать лишь в другую банку или в одну из промзон, часть станций не функционирует, у других заблокированы выходы в чистые районы, до эскалаторов приходится добираться по длинным пешеходным туннелям… Из банок добираться, разумеется.
        Ситуация сложилась непонятная. Сначала он засветился на Мойке рядом с «крестоповальцами», затем ушел от камер на Сенной, а просто так люди от камер не прячутся…
        Запись уже прогнали через идентификатор… С какой надежностью работает компьютерная программа опознания, Егор знал не понаслышке. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Может быть, идет установление смывшегося свидетеля, ленивая работа, без души, для галочки. Но не исключено, что дичью объявлен сам Крестоносец. И вот тогда будут рыть землю…
        И все же он решил войти в банку легально.
        Все мышиные норки и тараканьи щелки засвечены и находятся под негласным наблюдением. Люди в погонах знают об их существовании, но законопатить наглухо не спешат, все равно появятся новые, придется их искать и вычислять, а так все под контролем, да и доля капает от контрабанды…
        А контрабанды хватает. Водка в баночных магазинах на удивление дешевая, правда, отвратного качества. Курево опять же разрешено… Презервативы и противозачаточные таблетки стоят буквально гроши, - и вот они-то на уровне лучших стандартов, без дураков.
        Но если и впрямь ловят Крестоносца, вся контрабанда пойдет побоку. Тут не до жира и не до копеечного навара. Лазейки прикроют так, что мышь не проскочит. Но обнаружить это он сможет, лишь влетев в мышеловку.
        А на блокпосту усиленный режим не утаить… И сразу станет ясно, что к чему.
        Блокпост работал только на вход… Первый звоночек.
        Сначала у него проверили документы. Егор отметил, что сканер в руке постового скользнул не только над удостоверением личности, но и над ваучером, лежавшим здесь же, в соседнем отделении бумажника. Обычно на входе дело ограничивалось визуальным контролем документов: полноправный избиратель? - проходи, раз уж имеешь какие-то дела в этом отстойном местечке…
        Ваучером проверка не закончилась. Постовой порылся в бумажнике, нашел права, над ними тоже мазнул сканером. Серьезно… Многие любители ездить с левыми корочками сегодня спалятся. Блокпост не то место, где можно незаметно для видеофиксатора сунуть купюру… Такое на дорогах с дэпээсниками-людьми проходит, а здесь все фиксируется с нескольких точек и запись не остается на блокпосту, сразу уходит в операторскую Управления.
        И что дальше? Сканирование отпечатков? Или личный досмотр?
        За отпечатки он был спокоен. Подмена биометрической карты обошлась в свое время в очень круглую сумму, но дело того стоило. Теперь можно хоть на генетическую экспертизу отправляться…
        Но проверкой документов все и закончилось. Значит, до красной тревоги дело не дошло. Но все-таки надо отсидеться здесь хотя бы несколько часов, пока рвение немного поутихнет.
        В банке было все как всегда. Смеялись дети. Ядовито зеленели пластиковые газончики. У винно-водочного маячила личность с плакатом «КУПЛЮ» на груди. Что именно личность желает приобрести, плакат не уточнял. И без того всем ясно. При здешних ценах на спиртное можно целый месяц квасить в теплой компании, задвинув свой избирательный ваучер. А в одно рыло и того дольше. Но желающие в очередь к личности не выстраивались, не так тут много осталось обладателей ваучеров…
        Все было как всегда. В подворотне кто-то кого-то бил - шумно, с матерками и утробным хеканьем. Грязные стены пестрели похабными надписями. От мусорных баков - ржавых и переполненных - пованивало более чем ощутимо. Но, как ни странно, именно здесь Егор дышал полной грудью. Потому что здесь не было камер. Ни одной. За пределами блокпостов - ни одной. Время от времени власти затевали эксперименты с новыми, все более вандалозащищенными моделями, но завершались опыты быстро и предсказуемо.
        Дом, где Егор снимал комнату, построили давненько, в позапрошлом веке. Но звания «памятник архитектуры» он не удостоился и не имел соответствующей таблички на фасаде. Ибо относился к домам, возведенным для нищих обитателей рабочих окраин и архитектурными излишествами не изумлял.
        Ольга жарила картошку. На дешевом растительном масле. Весть об этом Егор получил еще на лестнице, и оттуда, через дверь, запах показался аппетитным. Внутри аппетит исчез, концентрация аромата оказалась чересчур уж ядреной. И мимо плиты никоим образом не пройти - коридора нет, двери всех трех комнатушек и санузла выходят прямо в кухню. Такая уж планировка суперэкономная.
        - Гарик? - Ольга обернулась на звук открываемой двери и тут же разулыбалась. - Физкультпривет!
        - И вам не кашлять, - откликнулся Егор.
        - Совсем запропал, носа не кажешь третью неделю…
        - Дела были.
        С Ольгой он неплохо ладил. И с ее дочерью от первого брака. В отличие от ее муженька, не то второго, не то третьего. Того регулярно приходилось учить правилам хорошего тона - легонько, без членовредительства.
        - Картошки хочешь? С колбаской и с баклажанами - пальчики оближешь!
        - Да нет, спасибо… Может, позже.
        Ольгину стряпню он любил. Но пусть повыветрятся кухонные ароматы…
        Он собрался пройти к себе, Ольга остановила.
        - Подожди, Гарик… Есть к тебе очень серьезный разговор.
        - Слушаю.
        - Нет, ты подожди, я сейчас, на минуточку.
        Ольга сняла сковородку с огня, накрыла крышкой, выскочила за дверь… Но вернулась и впрямь быстро. Уселась на свободный край стола, очевидно, серьезный разговор предполагался не коротким. Была она крашеной блондинкой тридцати семи лет от роду, аппетитной, - для тех, кто имеет склонность к кустодиевским женщинам. Егор такой склонности не имел.
        - Вот чего… понимаешь… тут такое дело… Как у тебя с деньгами?
        - Сколько надо?
        Много давать нельзя. Иначе пройдет слух среди местной шпаны, что Ольгин жилец страдает избытком наличности. Серьезные люди его знают и не сунутся, но дураков всегда и везде хватает. А разумной суммой почему бы и не выручить.
        - Да нет, ты не понял, Гарик… Я ж про другое. Ты комнату еще одну подснять не хочешь? - она кивнула на дверь. - Стенки тут говенные, фанера да штукатурка, можно вообще убрать…
        - Подожди… А Маша?
        - Тю… Чаще надо дома бывать, Гаричек. Машка замуж вышла… Третьего дня отгуляли, все - как у людей, с цветами и шампуньским.
        - За кого?
        - Амир, под Турком ходит… Может, знаешь?
        - Без ЗАГСа?
        - Главное ж любовь, а не штамп в паспорте.
        - Любовь… это, конечно… - не стал спорить Егор.
        Он попытался вспомнить, исполнилось ли Маше шестнадцать… Не вспомнил. На вид-то была как четырнадцатилетняя… Наверное, исполнилось, в десятый класс все-таки пошла. Училась Маша старательно, часто просила Егора достать ту или иную книжку, - в баночных школах известно, какая программа, если хочешь в вуз поступить, все самой изучать приходится… Но Маша клялась, что попадет в первую десятку выпускников и пройдет по льготной квоте. Теперь не попадет и не пройдет. Будет сидеть дома, рожать Амиру детей, для этого алгебра с физикой без надобности.
        Егору захотелось что-то сделать… Ударить Ольгу по лицу, например. Больно ударить, до крови. Затем выйти на улицу, вернуться к блокпосту и выпустить кишки кайману. Своему сорок седьмому кайману… Под всеми камерами и всеми стволами, и будь что будет.
        Он сдержался.
        Он знал, что когда-нибудь так и случится… Знал, что от той жизни, что он ведет последние четыре года, рано или поздно слетит с резьбы. Пока резьба держала… Пока… Но только что в ней стало на один виток меньше.
        Ольга вернулась к насущному:
        - Так вот, комната теперь свободная… А чужих не хочу пускать. Мужик въедет - будет моему собутыльник… Баба и того хуже, я на сутки уйду, так работать ведь не смогу, изведусь вся, мой-то кобель еще тот, от Машки отгонять устала… Снимешь, Гаричек? За такие же деньги?
        - Я подумаю, хорошо? Финансы прикину.
        Придется снять… Новые жильцы здесь и Егору не нужны, хоть и по другим причинам.
        - Вот и ладушки… Нет, погоди, еще не все… Хочешь меня трахнуть?
        Он подумал, что ослышался… Тем же тоном Ольга предлагала отведать картошки.
        Ее полные ноги раздвинулись, потянув в стороны полы халатика. Трусики Ольга не носила. Либо сняла их во время своей недолгой отлучки.
        Позже, анализируя случившееся, Егор понял: Ольга использовала единственный шанс. Никакие намеки-заигрывания не сработали бы. Но она шандарахнула своим предложением, как обухом по лбу, не дала опомниться… А чуть позже в дело вступила физиология. Механизмы возбуждения, рассудку слабо подвластные. И сработало то, что уже четыре месяца у Егора не было женщины.
        - Не думай, я без претензий… - говорила Ольга. - Мне много не надо, махонький кусочек своего, бабьего… Мой-то хоть похотливый, да все яйца пропил, трезвый не может начать, а пьяный - кончить…
        Она говорила быстро, горячо, так и продолжая сидеть на столе. Склонилась вперед, нащупывая молнию на джинсах Егора, халатик совсем распахнулся, открыв грудь. С такими бюстами фемуськи собирали бы стадионы-стотысячники, мелькнула у Егора несвоевременная мысль…
        Он взял Ольгу, не сходя с места. Стоя рядом с кухонным столом, обтянутым дурацкой оранжевой клеенкой. Ольга постанывала, стол покачивался, накрытая крышкой сковородка ползла к его краю вместе с подставкой. Ползла, ползла, - но все же не свалилась. Все закончилось быстро. Четырехмесячное воздержание долгому сексу не способствует.
        Ольга, впрочем, казалась довольной.
        - Ну ты и засандалил… Какой крест у тебя смешной, не видала таких…
        - Не надо трогать, пожалуйста, - попросил Егор, застегивая рубаху.
        - Верящий? Ну и ладно… Пойду, подмоюсь.
        Она подобрала свалившийся шлепанец, двинулась в сторону санузла. По дороге отодвинула нависшую над краем стола сковородку, приподняла крышку…
        - А потом картошечки рубанем, с колбаской да с баклажанчиками, да и по сто граммов не грех… Ладушки?
        Егор не ответил. Он боролся с накатившим рвотным позывом.
        У самой двери Ольга обернулась, хихикнула.
        - А вот скажи: чувствуется, что я двоих рожала? Ну… там вот… натурально, чувствуется?
        Егор - сквозь рвотный позыв - выдавил отрицательное междометие. Не соврал, кстати. Для дважды рожавшей женщины - и для обитательницы банки - Ольга сохранила отличную форму. Хотя едва ли в здешней женской консультации практикуют процедуры для поддержания вагинального тонуса.
        - Хи-хи, а ведь сработало! Петровна научила, у нас в овощном которая… Берешь, значит, баклажан, недоспевший, крепенький, дырочку в нем проковыряешь, шнурочек продернешь… И натурально сзади вставляешь… ну, ты понял…
        Она махнула рукой, снова хихикнула, исчезла за дверью. Там зажурчала вода.
        Егор сблевал прямо в кухонную раковину - в старую, металлическую, с обколотой эмалью.
        6.Маленький мальчик рыбку удил, сзади неслышно подплыл крокодил
        - Притормози у Купчино, - попросил Кружилин. - Выйду.
        - На метро, что ли, собрался? - удивился Проничев.
        - Машина у меня здесь… Утром в пробке застрял, я ж говорил…
        - А-а… Я уж и забыл, столько всего накрутилось… Где высадить-то?
        - Поближе к Дунайскому, можно за светофором, можно перед ним… Слушай, Сергеич, что за проект «Русский дом», про который бандерлог толковал? Слышал когда-нибудь?
        - Не-а… Да что с нее возьмешь, с мартышки сбрендившей… Вылазь скорей, сейчас зеленый зажжется.
        «Скаут» стоял там же, на газоне, под запрещающим знаком.
        А рядом - кайман, на груди буквы ДПС и личный номер. Неподвижно стоял, застыл, как статуя, - изображающая генно-модифицированного крокодила, но в то же символизирующая триумф человеческого разума и торжество научного прогресса.
        Ни людей-патрульных, ни дэпээсной машины не видно. Подходил Кружилин с тяжелым предчувствием. И оно не замедлило оправдаться.
        После проверки документов динамик каймана забубнил, перечисляя нарушенные пункты правил. Из прорези мини-принтера поползла квитанция на штраф. Видеорегистратор прилежно фиксировал недовольную кружилинскую физиономию.
        И все. Делай что хочешь: кивай на номера Управления, рассказывай о пробке и срочном задании, - ничто не поможет. Не положено стоять здесь на газоне никому, хоть лимузину с президентскими номерами. Нет такого пункта в правилах.
        Полюбовно тоже не договориться… Как тут дать на лапу, если на ней вместо нормальных пальцев когти, купюру удержать решительно не способные? Да и не взял бы кайман, даже имей нормальные грабки. Нет такого пункта в правилах.
        И делай что хочешь - штраф придется платить.
        Хотя нет, не совсем все… И не совсем что хочешь. Материться не рекомендуется - рептилия живенько распечатает еще одну квитанцию. И резких движений лучше не совершать. Поначалу, как только появились на дорогах чешуйчатые патрульные, случались инциденты. Поднимали пьяные недоумки на кайманов руку… На этом их водительская карьера обычно заканчивалась, права одноруким инвалидам не положены…
        В общем, Кружилин взял квитанцию. И стал дожидаться, пока кайман уйдет. А тот не уходил. Вновь обернулся статуей торжества прогресса и разума. Наверняка аппаратура чешуйчатого уже зафиксировала коньячные пары… Теперь бестия дожидалась нового нарушения.
        Кончилось тем, что в Управление Кружилин поехал на такси. «Скаут» остался, где был. Дважды за одно нарушение не штрафуют.
        Но все закономерно, чего еще ждать от дня, начавшегося с удара кокосом по голове?
        Оказалось, что ждать еще можно самых поганых неожиданностей. Глашатаем первой из них выступил Толик Спицын. Встретил на лестнице, когда Кружилин поднимался к себе на этаж, ухватил за рукав, отвел в сторонку, подальше от ближайшей камеры. Но микрофоны здесь стояли чувствительные, и Кружилин скорее прочитал по губам, чем расслышал:
        - Новый начальник…
        Теперь понятно, почему и. о. Трофимов не руководил своими орлами во время утренней охоты в отличие от прочих начальников отделов.
        Запас новостей у Толика на том не иссяк. Следующую он изложил беззвучно и неполиткорректно - легонько постучал себя кулаками по груди.
        - Ох… - сказал Кружилин.
        - Вот-вот, - сказал Толик. - Сочувствую.
        - А потом опять в парк…
        Толик скользкую тему развивать не стал и поскакал куда-то по своим делам. Если у него, конечно, были в Управлении другие дела, кроме сбора и распространения слухов. Кружилин в том сомневался.
        Ну вот, теперь и они узнают, каково служить под началом псевдоразумного примата… Проклятый кокос.
        Дикобраз уже был в курсе, удивить его не получилось. Переговорили на цокольном этаже, в коридорчике, ведущем к кладовым, каптеркам и прочим помещениям, принадлежавшим АХЧ. Здесь электронных шпионов не было.
        Пашу дальние перспективы службы под началом бандерлога не заботили. У него голова болела о насущной и сиюминутной проблеме.
        - Слушай, у меня следак сегодня парня по сто сорок шестой закроет… А парень-то неплохой, сглупил по дурости, зачем его на полгода к уркам… И мамаша его у меня вчера была, просила… Я думал, Трофимова на подписку до суда уболтаю, он следаку звякнет… А теперь что? Как мне к этой заднице волосатой сунуться? Может, попробовать все-таки?
        - Никак не сунешься, - сказал Кружилин. - Со сто сорок шестой не прокатит.
        Что мамаша Дикобразу занесла, ясней ясного. Он из правильных, дело за деньги не похерит, убийцу или насильника не отпустит… Но в случаях пограничных, где можно войти в положение, - там благодарность возьмет, не откажется. Кто без греха, пусть первым бросит камень.
        - Так мамаше и объясни: дура лекс, мол…
        - Да не дура, приличная тетка, преподом в универе работает…
        - Ладно, проехали… Скажи лучше, ты про проект «Русский дом» слышал что-нибудь?
        - Чего… Какой на хер дом? У меня парня закрывают, делать что-то надо…
        Вот и поговорили. Дикобраз умчался сам убалтывать следака, без начальственной помощи. А Кружилин вернулся в отдел, повозился с текучкой, затем настучал с вялым интересом запрос на поиск в Сети по словосочетанию «Русский дом». Ответы не впечатлили. Какое отношение могла иметь к бабуину фирма из Кондопоги, торгующая бревенчатыми срубами, а также возводящая дома и бани «под ключ»? Никакого…
        Заглянул Проничев, попили кофе. Майор тоже не ждал от нового назначенца ничего хорошего, даже в бытовых мелочах… Он, например, собирался отпроситься на пару часов раньше - сгонять в автосервис, тормоза у «шкоды» барахлят… И что теперь? Отпустит эта ходячая инструкция? Крайне сомнительно.
        А после кофе их вызвали к новому начальству, весь личный состав отдела.
        В знакомом кабинете, за знакомым столом сидел бабуин. Тот самый, бесхвостый и с нетипичной окраской. Искупали, вычесали репьи из шерсти, нарядили в новый костюм… Хорошенько промыли мозги и назначили на новую должность, благо с подчиненными уже отчасти знаком…
        Бред, конечно же. Съехавшие с катушек бандерлоги никогда на прежние должности не возвращались и на новые не назначались. С ними работали мозговеды-зоопсихологи, затем животные отправлялись в отбраковку. Просто зверюга той же серии и модификации, только и всего.
        - Рад познакомиться, господа офицеры. Присаживайтесь.
        И голос тот же самый - глубокий, звучный.
        Бабуин говорил что-то еще, вполне формальное, то же самое мог сказать и любой человек…
        Кружилин не слушал. С ним приключилось нечто странное, вроде дежавю, только наоборот: изученный до мельчайших деталей кабинет казался абсолютно чужим и незнакомым… Он не стал спорить сам с собой. Ладно. Пусть так. Новый начальник, новый кабинет, он здесь никогда не бывал…
        Он будет работать. Работать под началом существа, говорящего как человек, но мыслящего бог ведает как…
        Зато бабуин знает назубок все законы, все подзаконные акты, все служебные и должностные инструкции, - и принимает решения лишь на их основании. Никаких личных соображений. Никакой корыстной заинтересованности. Закон, только закон и ничего, кроме закона.
        А уж налогоплательщикам и бюджету какая лафа… Высокопоставленный чиновник обойдется в содержании дешевле дворника. Еда да новый костюм раз в полгода, вот и все затраты. Еще служебная жилплощадь - клетка два на полтора. Экономия… А если поставить клетку тут же, в Управлении, - так и никакой машины с мигалкой не надо, чтобы добраться от дома до работы.
        Сбрендит. Раньше или позже съедет с катушек… Возможно, позже, - психика бабуинов становится устойчивее от серии к серии… Тем хуже. Больше дров наломать успеет… Страшное дело - бездушный закон, прущий по живым людям как асфальтовый каток. А за рулем катка - бабуин.
        Обряд знакомства завершился. Началась работа. Стандартная утренняя планерка, сдвинутая из-за охоты на брата-близнеца нового начальника отдела.
        И профессионализм взял-таки верх над ощущением полной бредовости ситуации. О текучке Кружилин докладывал, как докладывал бы человеку.
        Едва закончил, на столе начальника зазвонил телефон. Бабуин протянул к трубке лапу - абсолютно нечеловеческим, чужим движением. И сюрреализм вновь запустил цепкие когти в Кружилина…
        - Срочный вызов, - произнес бабуин своим глубоким баритоном. - Инцидент на Марата с участием дреддера. Капитан Бурич и капитан Кружилин - на выезд. На месте поступите в распоряжение майора Субботина из ОРПИ. Докладывать каждый час. По возвращении - рапорт на мое имя. Задача ясна? Вопросы имеются?
        - Почему мы? - возмутился Дикобраз. - Территориалы что, мышей уже не ловят?
        - Ваши вопросы, капитан Бурич, к полученному вами заданию никак не относятся. Объявляю вам замечание. Приступайте к исполнению.
        Торжество закона начинается… Во всей красе. И торжество подзаконных актов. И служебных инструкций.
        Они вышли молча, с каменными лицами. В приемной Паша тихо-тихо прошептал:
        - Мартышка красножопая… Поубивал бы.
        Кружилин лишь вздохнул.
        7.Долго кряхтел крокодил-старичок
        - Юлия Леонардовна, эфира у вас сегодня не будет.
        - Что случилось, Слава?
        - Ну-у-у… - протяжно выдохнул Брутман, помялся, покряхтел, и она поняла: сейчас начнет врать.
        Врать Брутман не умел. Абсолютно. И научиться не смог бы, физиология не позволяла.
        Слава Брутман, завредакцией авторских программ, выглядел плотненьким и мясистым… Встречаются такие люди, кажутся с первого взгляда жирными, но чуть приглядишься и понимаешь: дряблого жира под кожей нет. Там упругая плоть, мясо. Не мышцы, не мускулы, - именно мясо. С точки зрения анатомии звучит абсурдно, любой физиолог скажет, что мясо это и есть мышечная ткань… Может и абсурд. Но люди такие встречаются. И своим существованием опровергают мнение физиологов и анатомов.
        Мясистыми были щеки, нос, подбородок, скулы… проще говоря, все лицо. И лысина. И даже уши. И все это мясистое хозяйство при любой попытке соврать краснело, наливалось кровью. Даже перед началом такой попытки Слава менял цвет. Не повезло человеку.
        - Ну-у-у… Есть нарекания на последнюю программу… и оттуда… - Палец Брутмана устремился к потолку. - И от слушателей…
        Он врал, она это знала, он знал, что она это знает… Но продолжал. Таковы уж правила игры. Их не изменить, надо играть и мучиться.
        - Какие нарекания? Изложи конкретно.
        - Ну-у-у… мат в прямом эфире…
        - Ерунда. Одно словечко, к тому же по большому счету относительно цензурное. И услышали его лишь на Дальнем Востоке.
        - Но ведь услышали…
        - Ладно, нарекание номер один принято. Готова выслушать остальные.
        - Ну-у-у… в общем-то… еще отклонение от темы… О чем вы собирались говорить? О монетизации вторичных избирательных прав? И куда в результате уехали?
        И тут Брутман ей подмигнул. Правым глазом. И еще раз, и еще, и еще… Моргал так яростно, словно решил проморзировать сонет Шекспира. А то и венок сонетов. Карандаш в руке Брутмана что-то чиркал на листе из блокнота.
        - Принято. Слушаю дальше. Или на этом список исчерпан?
        - Ну-у-у… Эти ваши знаменитые словесные ляпы… «В него стреляли, но не попали, только ранили…» Как вы это представляете, Юлия Леонардовна? Не попасть, но ранить?
        И Брутман вновь яростно заморгал. Теперь, для разнообразия, левым глазом. Затем показал взглядом на стол. Исчерканный листок был свернут в осьмушку, Слава накрыл ее ладонью, а когда ладонь сдвинулась, осьмушки на столе не осталось.
        Понятно.
        - Достаточно… Вот этим ты меня убил… Я унижена, сражена и растоптана. Уйду в пустыню, замаливать грехи и питаться акридами. Но помни, Слава: я всегда тебя любила! И сейчас люблю! И буду любить вечно!
        Она обогнула стол, поцеловала Брутмана в пламенеющую лысину. На мгновение показалось, что целует окорок - домашний, безумно вкусный, закопченный в гуцульском селе, в дыму не паршивых ольховых опилок, а буковых поленьев…
        Осьмушка перекочевала к ней.
        - Прощай! Ты навсегда в моем сердце!
        Когда она вышла, Брутман достал платок и вытер лысину. Она, уже в коридоре, сплюнула.
        Новость ее не опечалила. Не обрадовала, конечно же, но и не расстроила ничуть. Оставила равнодушной.
        Отмена эфира - ерунда, плюнуть и растереть. Бывало и хуже, даже программу дважды закрывали… И открывали снова. Юлия Закревская - это бренд. Это голос, который люди привыкли слышать. Не услышат на этой частоте - погоняют немного верньер настройки и будут слушать на другой, только и всего.
        Гораздо интереснее поведение Брутмана. Что он пытался сказать? Что говорил - понятно, ерунду всякую болтал, - но что пытался впихнуть между фраз?
        Записка - позже, записку она прочтет в машине. А сейчас надо разобраться со сказанным, пока слова и интонации свежи в памяти…
        Мат в эфире отбрасываем. За слово «мудак» эфир не отменят. Ну разве что сдуру употребить его в адрес большой шишки… Она не употребляла. Вычеркиваем.
        Монетизация прав… Тема острая, болезненная… Так у нее все темы такие… Не то… А куда она свернула? Ну да, на дело Астраханцева… Или, называя вещи своими именами, на Тамерлана Булатовича Хайдарова.
        Вот это уже теплее. Можно сказать, горячо. У Хайдарова найдутся рычаги, чтобы немного подпортить жизнь, снять очередную программу с эфира… Человек он, по всем отзывам, более чем вменяемый и вполне мог таким способом высказать свое «фи»… Эх, затащить бы его в эфир, схлестнуться перед аудиторией… Не пойдет. А жаль.
        Но как понять третий пассаж Брутмана - дикий и ни с чем не сообразный? Стреляли, попали, ранили… Это к чему? Это о чем? Да когда она вообще такое сказала, кажется, год назад, а то и раньше… Просто так сболтнул мясистый недомерок? Ляпнул первое пришедшее на ум? А зачем моргал, аж веко смозолил? Во время слов про мат в эфире обошелся без подмигиваний.
        Что-то эти слова означали, но что? Хайдаров и намек на уголовщину в одну логическую конструкцию не укладываются. Не втискиваются, хоть пополам согни… Не тот человек.
        Загадка. Тайна веков, покрытая мраком. Хотя не исключено, что ключ к ней на свернутом в осьмушку листе из блокнота.
        Она села в машину и развернула записку. М-да… Уж на бумаге мог бы выразиться пояснее… Пять слов, объединенных в три коротких фразы:
        НАДО ПОГОВОРИТЬ
        СРОЧНО
        ОЧЕНЬ ВАЖНО
        Ладно, поговорят… И даже срочно. Сегодня позвонит Брутману, договорится о встрече. Но это поздним вечером, когда он отстреляется… А сейчас, коли уж негаданно выдалось трехчасовое окно, надо заскочить в «Сазонович и Сидоров», получить гонорар… Жуки там еще те, до сих пор платят наличкой, наверняка черной… Впрочем, если спалятся, - их проблемы.
        Жаль, авторские экземпляры не получить… Когда-то любила взять в руки новенькую, типографской краской пахнущую книжку, полюбоваться на свой портрет на задней странице обложки, раскрыть с хрустом, вчитаться в знакомые и одновременно незнакомые строки…
        Увы… В редакции сидят те же люди и делают то же дело, но без типографии - не то. Файлы, даже после всех трудов верстальщика, корректора и редактора, открываются без всякого хруста. И краской не пахнут. Ладно хоть гонорары за электронные копии капают…
        …На Большом она чуть не влетела в пробку. Хорошо вовремя заметила, успела свернуть на Введенскую. На четырехрядном проспекте - пробка. Днем. Все-таки в мире слишком много дешевых машин. А в этом городе особенно. И бензин слишком дешев. И что-то с этим надо делать… Пора перевернуть древний-древний лозунг: автомобиль должен стать роскошью, а не средством передвижения. По крайней мере в мегаполисах. Хочешь передвигаться - в общественный транспорт. А хочешь жить роскошно - плати в десять, в двадцать раз больше за машину, за бензин, за парковку.
        У нее складывался план программы под условным названием «За свободные дороги». С планом проезда к «СиС» дело обстояло хуже. Новую засаду, поджидавшую на другом избранном пути, она удачно миновала - «Авторадио» предупредило о пробке на съезде с Троицкого моста.
        Акциз, беспощадный акциз на новые тачки, а всю авторухлядь принудительно изымать - и под пресс… Ничего, в банках живут без машин, не жалуются. И остальные привыкнут.
        Но до наступления тех светлых времен желательно как-то просочиться к издательству. Она решила сделать хитрый финт: выехать на радиальную скоростную, платную - туда анчоусы в своих ведрах с гайками не суются. А с Юго-Западной развязки - обратно к центру, через туннель, под банками. И выскочит как раз недалеко от Фонтанки, прогуляется немного пешеходной зоной.
        Решено - сделано. И на сей раз обошлось без сюрпризов, а то ведь порой и в туннеле застрять случается… Выехала под открытое небо, чуть-чуть не успела проскочить светофор - стояла у самой стоп-линии, дожидаясь зеленого… Мысленно похвалила себя за успешный маневр: креативный человек в любой ситуации найдет достойный выход… А анчоусы пусть стоят в пробках, проклиная все на свете, кроме главных виновников - себя самих.
        По «зебре», у самых бамперов машин, шагал одинокий пешеход. Быстро шел, почти бежал, - зеленый человечек на светофоре уже подмигивал. Она скользнула по пешеходу равнодушным взглядом, приготовилась дать газу, как только он уберется из-под колес…
        А в следующий миг ее спланированный и вполне предсказуемый вечер взорвался и разлетелся миллионом осколков.
        Пешеход улыбнулся ей. Помахал рукой. И тут же как-то очень быстро возник у правой передней дверцы. И взялся за ручку. И оказался внутри.
        Все произошло стремительно. Зеленый человечек еще продолжал мигать, а пешеход превратился в пассажира ее машины. Забавный фокус, правда? Крибле, крабле, бумц…
        Она прокляла себя за вечную забывчивость, за опять не заблокированную пассажирскую дверцу. Затем еще раз прокляла - за сумочку с шокером, небрежно брошенную на заднее сиденье. Затем узнала человека. Затем не поверила себе и своему узнаванию. Затем успела убедить себя, что ошиблась. Затем узнала опять. Затем поняла, что у нее едет крыша - медленно и шурша шифером.
        Мыслительные процессы - все вкупе - заняли секунду, не больше.
        Зеленый человечек погас, сменился красным.
        Сзади нетерпеливо засигналили. Она нажала на газ и поняла, что в «СиС» сегодня не попадет.
        8.Кости трещат в мускулистой руке, труп крокодила плывет по реке
        Легко расследовать преступление, когда все оно, от начала и до конца, совершилось под бесстрастными объективами видеокамер.
        Дело происходило так:
        В 16.07 к супермаркету подкатила патрульная машина, припарковалась. И почти сразу патрульный-аллигатор откусил голову своему коллеге-человеку, сидевшему за рулем. Не напрочь откусил, от шеи не отделил, но, как пишут в казенных бумагах, «нанес повреждения, несовместимые с жизнью». Умер патрульный сразу.
        Трагедию, разыгравшуюся в машине, никто не разглядел. По крайней мере, когда рептилия топала по парковочной площадке, никто в панике не разбегался. Идет по улице крокодил и идет, эка невидаль. Прошли те времена, когда первые чешуйчатые патрульные собирали толпы зевак.
        Крокодил вошел в услужливо раздвинувшиеся двери с фотоэлементом. И тут же начал убивать. Начал с охранника магазина - одним укусом выдрал изрядную часть живота со всем содержимым. Потом занялся продавцами и покупателями.
        На беду, одна из кассирш успела врубить тревогу. Автоматика первым делом заблокировала двери. Люди оказались в ловушке, могли только убегать и прятаться в пределах торгового зала. А тварь занялась охотой в лабиринте из витрин, стеллажей и лотков с продуктами… Поохотилась не менее успешно, чем ее предки в болотах и джунглях: еще восемь пострадавших, из них трое скончались на месте, а для двоих медики утешительных прогнозов не давали.
        Даже прибытие нового патруля, усиленного и укомплектованного лишь людьми, не сразу внесло перелом. Картечь из полицейских дробовиков для крокодила, как щекотка, а специальных пуль, с сердечниками, у патрульных не оказалось. Но все же несколько попаданий поумерили прыть рептилии, а прикончил ее подоспевший рептолог. Причем без единого выстрела, ножом.
        Такая вот история… Зафиксированная во всех подробностях. Но ни на одном кадре нет ответа: с какого перепугу чешуйчатый все это сотворил?
        Дикобраз работал со свидетелями, с трудом отходящими от шока. И Кружилин ему не завидовал. Женщина-эксперт работала с трупами, Кружилин ей не завидовал тоже.
        Майор Субботин из ОРПИ выбрал для себя дело почище: бродил по разгромленному залу, вчерне набрасывая схему происшествия. Схема получалась сложной.
        Сам Кружилин бегло, вполглаза, просмотрел записи внутренних камер, изъял нужные под протокол.
        Затем занялся мертвым аллигатором и его победителем.
        - Пойми, у аллигатора мозгов нет, - втолковывал рептолог[1 - Наука рептология не существует; рептолог - термин полицейского сленга, образованный по аналогии с кинологом.]. - Ему сходить не с чего. Ты видел где-нибудь спятивший пистолет?
        - Пистолет не видел, - согласился Кружилин. - Но у пистолета есть предохранитель. Для исключения самопроизвольной стрельбы. А у аллигатора?
        - Тоже есть.
        - Где?
        - А вот посмотри…
        Рептолог повозился с небольшой коробочкой, крепившейся на спине аллигатора вместе с другим снаряжением. Отвинтил крошечной отверткой крошечные винтики, снял крышку, пошуровал внутри, и продемонстрировал Кружилину небольшую пластинку, весьма напоминающую телефонную «симку», только размером побольше.
        - Что это?
        - Блок-чип.
        - И как работает?
        - Все просто… Вот отсюда тянется проводок к башке - снаружи не видать, он прямо в толще шкуры проходит. При любых неадекватных действиях по проводку идут импульсы. Не простые, к ним как раз очень чувствителен участок мозга, отвечающий за восприятие температуры. Термоконтроллер, если по-простому. И крокодил мерзнет. Для него, субъективно, минус двадцать. И организм мгновенно реагирует соответствующе: цепенеет, парализуется. Просто и надежно. На первых моделях ставили механические инъекторы с парализующим, но те ломались, да и срабатывали с задержкой.
        - А если сбой? И попрут импульсы, активизирующие центр агрессии? Или охоты?
        - Случайный сбой невозможен. Если думаешь рыть в этом направлении, копай уж сразу у производителя… На предмет целенаправленной диверсии.
        - А не сбой, поломка? Ты можешь утверждать, что этот блок-чип исправен?
        - На вид, сейчас? Не могу. Надо гонять на стенде… Но можешь поставить следственный эксперимент. Запихай этот блок-чип вон тому кайману, - рептолог показал на патрульного, застывшего в центре разгромленного зала. - Только подожди, пока я подальше уйду.
        Тут их беседу прервал майор Субботин, руководивший сводной следственной группой:
        - Кружилин, живо дуй в кабинет директора, Бурич и эксперт уже там. Я сейчас подойду, займемся бумагами.
        В кабинете, кроме Дикобраза и эксперта, торчал еще и кайман. Застыл у стены, на вид абсолютно безопасный. Вернее, Кружилин привык за полтора года воспринимать кайманов так - для своих безопасными. Граната тоже штука грозная, но если уметь ей пользоваться, владельцу и окружающим ничего не грозит.
        Но после разговора с рептологом Кружилину совершенно не нравилось близкое соседство зубастой пасти. Мало ли в чем технари уверены…
        Субботин заглянул на минутку и тут же вышел - начальство вызвало, по рации патрульной машины… Кружилин посидел, поглядывая на каймана, майор задерживался, и он сказал Паше:
        - Я отлучусь, звякни на мобилу, когда Субботин придет.
        Он вернулся к рептологу. Поинтересовался: да как же тот умудрился завалить аллигатора? Голыми руками, - а тварь перед тем в три ствола добить не могли?
        В свой вопрос Кружилин постарался щедро добавить льстивого изумления.
        Сработало, и отвечал рептолог с большим энтузиазмом.
        - Ну не голыми, допустим, а ножом. Так ведь ножик-то кому угодно не поможет, живо и руки лишишься, и ножика. Смотри - вот здесь, на спине, поближе к башке у него есть нервный узел. Расположен близко, почти под кожей, так уж природа крокодилов создавала… Генные конструкторы ошибку природы подправили, кожу здесь нарастили втрое толще - видишь, горбится? Ножом не пробить, даже пулей трудно. Да еще сверху динамик для лишней защиты крепится. А теперь посмотри, где от ножа ранка…
        Кружилин посмотрел. Небольшое отверстие виднелось ниже и динамика, и горбика.
        - Во-от под таким углом клинок идет, наклонно. Если заглубишь сильнее, то завязнет в мышцах, - и хана тебе. Если полого пойдет, то под кожей скользнет - и опять хана.
        - Длинное лезвие нужно?
        - Восьми сантиметров хватает. Но лучше подлиннее брать, сам понимаешь. Не всегда до конца вогнать получается.
        - Буду знать… Надеюсь, не пригодится.
        - Погоди, погоди… Ничем тебе это не пригодится. Крокодил хоть глупый, но все ж не совсем дурак. Не будет спокойно смотреть, как ты у него за спиной шуруешь. Пасть сначала блокировать надо. Чтобы он ее не раззявил и башку тебе не откусил.
        - Как?
        - Левой рукой. Смотри…
        Рептолог ухватился за челюсти аллигатора, показал.
        - Видишь как? Тут выступ такой, за него и хватаю, чтобы пальцы не оттяпал.
        - А удержишь?
        - Каймана? Легко. Хилые у них открывающие мышцы на челюсти, у кайманов. Они ж в природе не антилопами и буйволами питаются - рыбой, птицами водоплавающими… С аллигатором сложнее, у него пасть помощнее. Но все равно, если рукой пудовую гирю жмешь - удержишь. Долго ж держать не надо - зафиксировал, ножом тык, и готово дело. Только он в этот момент хвостом бьет, конвульсивно. Ноги надо беречь.
        - А брюхо зачем вспорол?
        - Для гарантии. Типа контрольного выстрела. Иногда случается нервный узел вскользь зацепить, рука дрогнет или еще что… Он тогда обрубится на пару минут, а потом может такое устроить… А со вспоротым брюхом не шевелится, даже если очухается, - лежит и тихонько отходит, так уж устроен… Резать надо по шву панциря, по складке, ее хорошо видно. Вот так их и мочат. На самом деле просто.
        Все просто, если знать и уметь…
        Рептолог добавил:
        - А вот со здоровенными крокодилами - с нильскими, с гребенчатыми, - такая механика не поможет. Там и нервные центры глубже упрятаны, и пасть о-го-го, рукой не сдержать, они ж буйволам ноги откусывают… Хорошо, что их нам…
        Он не договорил. Грохнул выстрел, тут же второй. Затем раздался истошный женский вопль.
        Кричали в директорском кабинете. Стреляли там же.
        Кружилин несся через зал, на бегу выдергивая пистолет и опрокидывая уцелевшие от разгрома лотки. Рептолог спешил следом, поотстав. Вопль не смолкал.
        Коридорчик, белая дверь. Кружилин рванул внутрь.
        Кричала женщина. Уже не так громко, обессилев. Лежала она у самой двери, под ногами. Левой руки у нее не было. Из развороченного живота змеились кишки, частично разорванные. На полу росла лужа крови.
        Пашу сразу от входа Кружилин не увидел. Зато увидел каймана, рванувшегося из угла кабинета. Выстрелил раз, второй. Одна пуля отрикошетила, вторая пробила шкуру, но видимого вреда не принесла. Окровавленная пасть рептилии надвигалась.
        - Прочь!!! - рявкнул подбежавший рептолог.
        Пихнул в сторону Кружилина, прыгнул в дверной проем… И сработал, будто на тренировке. Словно только и ждал оказии показать, как воплощать теорию в практику.
        Раз! - челюсть захвачена движением ювелирной точности. Два! - резкий рывок пригнул голову каймана к брюху. Три! - движение руки с ножом за спину.
        И все закончилось… Конвульсивный удар хвостом - и рептилия затихла. Кружилин не знал, сможет ли он повторить немудреный алгоритм, не лишившись по меньшей мере пальцев.
        Дикобраз лежал в дальнем углу кабинета. Окровавленный. Возможно, Паша стрелял и отступал, отвлекая каймана от женщины, давая ей уйти… Возможно, скоротечная трагедия разворачивалась как-то иначе. В любом случае выскочить из комнаты женщина не успела.
        Он нагнулся, услышал дыхание Дикобраза. Жив… Но дела хреновые…
        - Что здесь… - послышался за спиной голос майора Субботина.
        - Врачей, сука! Бегом!!! - проорал Кружилин, оборачиваясь.
        Обернулся он, как стоял, с пистолетом в руке. Субботина как ветром сдуло. Рептолог тоже быстренько испарился, от греха. С катушек не только крокодилы слетают…
        Кружилин снова нагнулся над Дикобразом.
        9.Взвейтесь кострами, синие ночи
        - Твоя новая физиономия… она…
        - Мужественная и обаятельная, да?
        - Нет, такая же противная, как и старая. Дело в другом… Знаешь, я видела… в Испании, по-моему… интересное панно. Огромное, во всю торцевую стену дома. Портрет мужчины - утром, в лучах рассветного солнца, он кажется молодым, почти юнцом. Солнце движется по небу, черты лица меняются медленно, незаметно для глаза, но на закате мужчина выглядит как глубокий старик.
        - А ночью, наверное, вообще как труп, - предположил Егор.
        - У тебя одни трупы на уме… Я о другом: твое лицо как то панно - чуть повернешься, свет чуть по-иному ляжет, и совсем другой человек.
        - Так и планировалось. Чудеса пластической хирургии. И ежедневная гимнастика для лицевых мышц. Как дурак, целый час в зеркало пялюсь. Зато программы идентификации зависают. И художники, рисующие фотороботы, с ума сходят. Их, художников, на Пряжке уже целая палата, думаю.
        - Тебя ищут?
        - Меня всегда ищут.
        - Не надоело?
        - Привык.
        - Ты не хотел бы пожить где-нибудь в спокойном и тихом месте? Несколько лет, пока все забудется и уляжется?
        - Кто ж не хотел бы… Но вот какая штука: все места, где я пробую жить, становятся со временем неспокойными и шумными.
        Она не знала, что еще сказать. Он тоже. Разговор пересох, как пересыхают порой речки, текущие в жаркой степи, даже в полупустыне: становятся меньше, уже, маловоднее, - и совсем исчезают, никуда не впадая.
        После затянувшейся паузы Егор взял инициативу на себя:
        - Теперь, когда мы подробно обсудили мое новое лицо и далеко отъехали от места, с которого мне хотелось побыстрее убраться, - пора приступать к ритуалу прощания.
        Она молчала. Долго.
        - Но можно и без прощаний, - сказал Егор. - Просто высади меня там, где тебе удобно.
        Она молчала.
        - Хорошо. Я выйду, как вошел. На светофоре.
        - Ты действительно этого хочешь? Ответь честно, я прошу. И одним словом.
        Теперь замолчал он. Надолго. Затем ответил одним словом:
        - Нет.
        - И я не хочу. Помнишь, ты когда-то говорил: счастье - это когда делаешь то, что хочешь, и не делаешь того, чего не хочешь.
        - В той формуле счастья имелось продолжение: но самое трудное понять, чего же ты по-настоящему хочешь.
        - Ты уже понял?
        - Наверное, нет.
        - Тогда давай ограничимся вторым слагаемым. Не будем делать то, чего не хотим. Проведем этот вечер вместе.
        - Вообще-то такое должен предлагать мужчина…
        - Это сексизм.
        - Значит, я сексист.
        - Так ты согласен?
        - Ты же знаешь ответ… Согласен.
        - Сейчас заскочим куда-нибудь, приоденем тебя немного.
        - Зачем?
        - Я хотела бы провести вечер в месте, где эксцессы исключены. Не случаются по определению. Куда пускают не всех.
        Одежду Егор всегда подбирал с умом, очень тщательно, - так, чтобы не бросалась в глаза ни в чистых районах, ни в банках. Нечто граничное, позволяющее не выглядеть чужаком по обе стороны рассекших город барьеров. Однако для VIP-местечек не совсем то… Но разве одежда главное?
        - Ни к чему, - сказал он. - Фейс-контроль пройду, не беспокойся. Я просто улыбаюсь охране на входе и меня обычно пропускают.
        - А если все же не пропускают?
        - Тогда я перестаю улыбаться. Вот так примерно… И спокойно прохожу.
        Она искоса взглянула на его лицо. И поверила. Попросила:
        - Знаешь, ты все-таки лучше улыбайся…
        …Местечко оказалась средней паршивости. По меркам Егора, разумеется. Он оценивал подобные места, не обращая внимания на качество кухни и развлекательной программы, на количество нулей в ценниках, на престижность среди людей, стремящихся утвердить свой статус. Для него существовало два критерия: насколько велик шанс спалиться и можно ли без проблем свалить в случае какого-либо эксцесса. Потому что эксцессы случаются везде, что бы ни говорили некоторые. Даже в таких местечках. Хотя в таких, конечно, реже.
        На сцене началось действо, анонсированное как музыкально-эротическое шоу. Музыка Егора вполне устраивала - шумовой фон сделает направленные микрофоны бесполезными. А стационарных здесь нет. Пронюхает о такой подставе кто-нибудь из VIP-клиентов, слух расползется, - и статусному заведению конец. Придется переквалифицироваться в забегаловку для мелочи пузатой, в кормушку для анчоусов.
        А вот эротикой шоу пока не блистало. На сцене, выстроившись в два ряда, бодро маршировали на месте пионеры и пионерки. Хотя возраст у юных борцов за дело Ленина был не совсем пионерский, скорее комсомольский, но оделись они по всей форме: синие юбочки и синие шорты, пилотки, белоснежные рубашки и белоснежные гольфы. И конечно же алые пионерские галстуки.
        Они на шоу почти не отвлекались.
        - Все, что ты делаешь, достигает обратного результата, - говорила она. - Недавно появились гребенчатые в роли патрульных. Из-за тебя. Из-за дураков-подражателей, мнящих тебя героем и научившихся убивать кайманов. Ты представляешь, что за машина смерти этот гребенчатый?
        - Представляю. Видел в деле.
        - А если он станет неадекватным? Они и адекватные-то не сахар… Сегодня гребенчатый на Мойке убил человека, еще троих покалечил…
        - Я знаю. Оказался рядом, так получилось… Они сами напросились. Убивали священника - просто так, для ролика-миллионника.
        - Да какой он священник… Артист последнего разбора. Для которого потолок - детские утренники и самые дешевые корпоративы… Подожди… Ты был рядом - и не вмешался?
        - Я никогда не вмешиваюсь. И ни во что. Я просто живу. Когда на меня нападают, я защищаюсь. Мир сошел с ума, но я не психиатр и не знаю, как его лечить. И не умею. Обучен только хирургии. Ампутационной. Я мог вмешаться - там, на Мойке. В мире стало бы на несколько молодых дураков меньше. И на одного артиста-алкоголика больше. Стало бы миру хоть чуть легче? Не знаю.
        - Значит, если кто-то попытается сейчас меня убить…
        Егор перебил:
        - Ну вот, а говорила, что приличное местечко… Пойдем отсюда, пока не поздно? Я тут невдалеке пельменную знаю, порции дешевые и нажористые.
        - Не юродствуй. И не уходи от темы. Если здесь и сейчас меня начнут убивать - ты не вмешаешься?
        - Нет. Зачем? Видишь ли, когда мы спорили с тобой, - тогда, в другой жизни - мне казалось: все твои теории о дельфинах и анчоусах - пустая игра ума, к реальности неприменимая. Я был не прав. А ты права. Мы живем в мире, который ты выбрала. Создать который ты помогла. И даже внутри этого мира мы сейчас находимся в месте, выбранном тобой, - среди прочего, по соображениям безопасности. И если сюда придут и тебя убьют, - значит, все твои выборы ложные. Дело не в тебе и не во мне. Мир неправильный. Мир больной. А лечить его я не умею. Или он уже умер, по-тихому, без Армагеддона и прочих спецэффектов… Но воскрешать миры я тоже не умею.
        - Наш мир жив, и даже пошел на поправку, и никто здесь никого не убьет. Но я получила ответ. Спасибо за откровенность. Ты прав… Если сюда придут тебя брать, я тоже не стану вмешиваться. Хотя могла бы попробовать отмазать… Мне не нравится твой мир. Я не люблю кровь, кишки, мат на улицах, блевотину на дешевом линолеуме. И пельменные со столами без скатертей не люблю.
        - Не станешь отмазывать? Так и запишем. Учтем на будущее.
        - Говори, пожалуйста, «учту»… - попросила она.
        Очень тихо попросила. Если бы не крошечный антракт в музыкально-эротическом шоу, Егор бы не услышал.
        - Не понял.
        - Говори в единственном числе: учту на будущее. У нас с тобой нет будущего. В смысле, общего.
        - Как скажешь. Кстати, горячее несут…
        Кормили здесь вкусно. Горячее Егору понравилось. Хотя Ольга, по его мнению, могла выдать под настроение что-нибудь не хуже, пусть и не имела диплома шеф-повара международного класса.
        Шоу тоже сделалось погорячее. С пионеров и пионерок постепенно исчезали предметы туалета: белоснежные рубашки, гольфы, юбочки и шорты. Уцелели главные аксессуары - пионерские галстуки. Более того, увеличились в числе. К тем, что болтались на шеях, добавились другие - пары галстуков, связанных узлами за концы, изображали у юных ленинцев набедренные повязки. У пионерок в дополнение к тому аналогичные конструкции заменяли бюстгальтеры. Неудачно заменяли. Или наоборот, удачно. Короче, ничего практически не скрывали.
        «Ну и чем они лучше фемусек?» - спросил сам у себя Егор, бросив быстрый взгляд на сцену. И сам себе ответил: «Всем лучше». Фемусек здесь развернули бы на пороге, не пустив даже на предварительный кастинг. Какой хлеб, такие и зрелища. Под черняшку с плавленым сырком и фемуськи сойдут. И сто граммов контрабандной баночной сверху.
        - Ты меня не слушаешь! Ты пялишься на эти дебильные сиськи!
        Все женщины одинаковы… Что в банках, что в элитных районах.
        - Слушаю. Внимательнейшим образом. Ты только что говорила, что стремительное социальное расслоение, происходящее в однородных поначалу банках, свидетельствует о… И тут ты сбилась с мысли, когда вон у того юноши свалился его набедренный галстук… А затем продолжила уже про меня и сиськи.
        - Так вот, я хотела сказать… на чем я остановилась?
        - Не надо продолжать мысль. Я примерно понял твой антиэгалитарный довод… Меня он не убеждает. Могу объяснить, почему.
        - Антиэгалитарный… ты раньше не знал таких слов.
        - А кто заставлял меня читать книжки? Кто занимался сексуальным шантажом: лучшая прелюдия - прочесть две главы из Гамсуна? Приохотила… А потом появилось много времени для чтения. Сидишь, к примеру, безвылазно, дожидаясь, пока новую физиономию разбинтуют и можно будет на люди показаться, - чем еще заняться?
        …Ужин двигался к десерту, пионерское шоу - к финалу. Судя по всему, должен он был пройти под ту же песню, с какой началось представление - под «Взвейтесь кострами, синие ночи», но переаранжированную почти до неузнаваемости. В качестве апофеоза, предположил Егор, пионеры и пионерки лишатся последних пионерских галстуков, уцелевших лишь на их бедрах… Унылый у вас креатив, господа. Предсказуемый.
        - Что мы будем пить на десерт?
        - Кофе. Мои вкусы не изменились.
        - А из десертных вин?
        - Может, хватит? Ты все-таки за рулем…
        - Не бери в голову. Ну остановят, дам автограф и поеду дальше, можно подумать…
        После слов «не бери в голову» Егор ее уже не слышал. И не потому, что отвлекся на апофеоз шоу. Хотя и апофеоз свою роль сыграл - в зале стало значительно темнее, очевидно, раскрытие Главной Пионерской Тайны сопровождалось светотехническими эффектами, а то и пиротехническими.
        По полутемному залу закружились метелью крошечные разноцветные световые пятнышки. Одно из них привлекло внимание Егора размером и окраской. А еще тем, что пятнышко двигалось вразнобой с остальными. В ином направлении и с иной скоростью. Сползло со скатерти, поднялось на блузку.
        В следующий миг одновременно произошло множество событий.
        Их стол опрокинулся.
        Пионеры и пионерки синхронными движениями сдернули с чресл галстуки.
        Егор нырнул вперед, опрокидывая Юлю.
        Публика заорала в восторге, зааплодировала.
        На сцене громко взорвалось-выстрелило нечто пиротехническое, выбросив вверх огненные фонтаны.
        Дико заорала сидевшая за соседним столом женщина, и восторг в ее вопле напрочь отсутствовал.
        И все это за какой-то миг. Шоу закончилось эффектно.
        Миг прошел. Бедлам продолжился. Левые от сцены столики по-прежнему приветствовали артистов, справа набирал обороты скандал. Женщина продолжала вопить, явно от боли. В дуэте с ней выступал утробный мужской рев. В качестве бэк-вокала раздавались другие крики, менее громкие, но тоже не восторженные. Возмущенные. Кто-то матерился. Кто-то звал полицию.
        И, перекрывая всю какофонию, откуда-то сверху грянул выстрел. Уже второй, первый заглушила пиротехника.
        Егор на кутерьму не отвлекался. Он несся по залу, низко пригнувшись. И тащил за собой Юлю. Той поневоле приходилось быстро переставлять ноги, чтобы не упасть. Потом она все-таки не устояла - от неожиданного и резкого рывка Егора. Упасть он ей не позволил, подхватил у самого пола.
        Как раз в этот момент грохнул второй выстрел. Один из прожекторов рампы разлетелся.
        - Ниже! Не высовывайся! - рявкнул Егор.
        Она не поняла, потом сообразила, пригнулась - и вновь превратилась в волочащийся груз.
        Они выскочили в коридор. Навстречу четверо - плечистые, богатырского роста. Все одеты в цивильные костюмы, выглядящие как униформа. Лица встревоженные, недоуменные.
        - Стрельба в зале! Женщина ранена! - отрывисто крикнул им Егор, не дожидаясь вопросов. - Из зала никого не выпускать! Перекрыть служебные выходы! Полицию и «скорую»!
        Трое потопали дальше, а четвертый задержался. Уставился на них, пытаясь понять, кто это тут раскомандовался. Не понял и стал уточнять, весьма недружелюбно:
        - А ты кто та…
        - Управление! Четвертый отдел! - отчеканил Егор, не дожидаясь конца вопроса.
        Небрежным и привычным жестом он потянулся к внутреннему карману. Детина расслабился - и тут же согнулся пополам, словно отвешивая земной поклон дорогому гостю из Управления. Затем стал заваливаться набок.
        Егор потянул Юлю дальше, но у нее наконец прорезался голос. Правда, не совсем тот, что привыкла слушать постоянная аудитория программы «Наша эра» - в среду в двадцать тридцать, в субботу в семнадцать ноль-ноль.
        - Ты дебил?! - взвизгнула она упираясь, тормозя движение. - Что творишь?! Здесь приличное место! Зачем…
        - Заткнись, - перебил Егор.
        Говорил он без крика, но прозвучало это очень страшно. Она замолчала. И перестала упираться. Он продолжил:
        - Там, в зале, баба словила пулю. А должна была словить ты. Теперь молчи. Все разговоры потом. Когда выберемся. Если выберемся. Молчи, сбавь шаг и улыбайся.
        Она шагала, она молчала, она улыбалась (хотелось бы взглянуть потом на эту улыбку). В холле он усадил ее на диванчик, метнулся куда-то. Вернулся быстро, через считаные секунды. Ей показалось, что прошла вечность. За вечность она успела понять, что произошло. Да, там стреляли. Да, стреляли в нее - недаром же прожектор разлетелся над головой, осыпав стеклянной крошкой. Или не в нее. В него. Или в них обоих. Но стреляли всерьез, без дураков. Настоящими пулями. Способными убить. Его жестокий и кошмарный мир ворвался следом за ним. А она идиотка.
        На констатации этого факта вечность закончилась. Появился Егор, вновь потянул за собой.
        - Выходим на парковку. Держись рядом и мгновенно выполняй любую команду.
        - Ключи… - безжизненно произнесла она. - В сумочке, в зале…
        - Плевать. На твоей нельзя… Потом заберешь и ключи, и тачку.
        На улице уже стемнело. Парковка выглядела зловещей. Погасшие фары машин уставились, как глаза оцепеневших чудовищ. Оцепеневших, но готовых в любой момент ожить и растерзать. Казалось, что в какой-то из машин сейчас опустится стекло или распахнется дверца, высунется черный хищный ствол, и…
        - Забейся за колонну и не отсвечивай. Я сейчас вернусь.
        Он быстро, почти переходя на бег, пошел вокруг здания, к главному входу. Юля разглядела в его руке не то кепку, не то фуражку, вяло удивилась: когда и у кого, а главное, зачем успел умыкнуть? И выполнила команду - укрылась за колонной от немигающих взглядов фар.
        На парковку вкатила машина, развернулась. «Бугатти». Она вздохнула. Нормальные люди. На нормальной машине. Из нормального мира. А она… Ей захотелось вернуться в зал ресторана. И убедиться: там все в порядке. Кошмар рассеялся. Мир остался прежним и прочным.
        Дверца «Бугатти» приоткрылась. Егор призывно помахал рукой. Она шагнула вперед неуверенно, сомневаясь: может, все-таки вернуться в зал?
        - Быстрее, - поторапливал он. - Скоро здесь будет вся королевская рать. При поддержке авиации и бронетехники. Полночи проведешь, давая показания. Говорил же: в пельменную надо ехать!
        Она засмеялась. Не веселым смехом, а скорее истерическим. Смеясь, она села в машину. «Бугатти» вырулил со стоянки и укатил. Машины с мигалками подъехали через три минуты.
        Первые полчаса Егор кружил по городу, по видимости, бесцельно. Как она потом поняла, просто давал ей время прийти в себя. Оклематься.
        Она пришла и оклемалась, она умела быстро вскакивать на ноги после нокаутирующих ударов судьбы. Оклемалась и тут же начала обвинять:
        - Ты угнал машину… А я пособница.
        - За кого ты меня принимаешь? В жизни не унижался до кражи.
        - Еще хуже… Значит, я пособница грабежа? Или разбойного нападения? Сколько мне полагается?
        - Расслабься… Имел место факт добровольной передачи имущества. Ты не поверишь, но есть такие глупые дельфины: подкатывают к ресторации и сами отдают и тачку, и ключи с имкой, как только увидят фуражку с оранжевым околышем.
        Она тяжело вздохнула. Но оплакивать свою печальную судьбу соучастницы перестала. И даже посоветовала:
        - Не вздумай держать меньше ста двадцати.
        - Не маленький, сам знаю…
        Если ехать на «Бугатти» или другой машине того же класса, законопослушно придерживаясь установленных в городе ограничений скорости, постовые начнут махать своими жезлами. Ибо сообразят: или машина угнана, или владелец ее сотворил нечто серьезное и старается теперь быть святее папы римского. Может, у него криминальный труп в багажнике…
        Сильно разгоняться тоже не рекомендуется. Сто двадцать - золотая середина.
        - Удачно сходили поужинать, - без малейшей иронии сказал Егор, вырулив на Лиговку.
        - Любопытно… Боюсь представить, как выглядит неудачный ужин в твоем понимании. Очень кроваво выглядит, я полагаю.
        - Я не о том… От пуза натрескаться в дорогом кабаке и ни копейки не заплатить, - не каждый день такое удается. Удачно зашли.
        - Куда мы едем? - Она заметила, что машина перестала бесцельно кружить и катится куда-то вполне целеустремленно.
        - В одно местечко… Отсидишься, пока я разберусь, кто стрелял и зачем. Не люблю, когда вокруг пальба непонятного происхождения… Раздражает.
        Тут она взорвалась.
        - Мне незачем отсиживаться!!! Это твоя стрельба! Вернее, по тебе! Ты притащил это дерьмо из своего мира! Ты! И теперь тянешь туда меня! А мне там нечего делать! НЕЧЕГО!!! Останови. Я выйду.
        - Хорошо, остановлю. Но сначала скажи: ты часто бываешь в том ресторане?
        - Ну… бываю… не каждый день…
        - Раз в неделю? Раз в месяц? Еще реже?
        - Скорее чаще. В среднем два-три раза в неделю. Удобно расположен, кухня хорошая…
        - Попробуй включить свои профессиональные качества. Ты провела достаточно журналистских расследований заказухи, чтобы представлять механику. Я впервые был в заведении. Попал туда случайно, даже для себя неожиданно. Пусть меня срисовали прямо на входе - можно за два часа организовать и исполнить покушение?
        Она молчала. Егор не открыл ей никаких Америк. Она все понимала не хуже его. Но мозг отказывался от этого понимания, искал любую зацепку, любую альтернативную версию.
        - Ты прав, - сказала она; таким же тоном сообщают, что кто-то умер. - И что теперь делать?
        - Твой телефон остался в сумочке?
        - Нет, с собой.
        Она терпеть не могла носить мобильник в сумочке. Потому что ее сумочка напоминала хозяйство известного помещика Плюшкина в миниатюре… В общем, совсем не комильфо демонстрировать содержимое, когда зазвонит телефон, завалившийся на самое дно.
        - Отключай немедленно. И батарею вынимай. С ней и по выключенному запеленгуют.
        - Я угодила под арест… А право на один звонок?
        - Отключай. Позвонишь с моего.
        Напоследок она просмотрела список неотвеченных вызовов, отметила: Брутман трижды пытался связаться.
        Прозвучала прощальная мелодия, экран погас. Она продолжала держать аппарат в руке. Словно забыла о нем.
        Брутман… Стреляли… Не попали… Стреляли… Не попали…
        - По-моему, один человек пытался… - начала она неуверенно.
        - Приехали, - сказал Егор.
        Приехали. Приплыли. Влетели. Вляпались. Богат русский язык, но сколько синонимов ни подбирай, суть дела не изменится: дальше дороги нет.
        Засаду выставили с умом. Сразу за тем местом, где Боровая подныривает под железнодорожную ветку. Проезжая часть сужалась и круто поворачивала, поневоле приходилось сбрасывать скорость. При этом насыпь полностью скрывала от глаз то, что впереди.
        Впереди, метрах в тридцати за насыпью, стоял БТР, перекрывая две полосы из трех. Не армейский, полицейская модель - броня тоньше, вес и габариты меньше - но на таран даже грузовиком не взять. Рядом стояли две дэпээсных легковушки.
        Машинам приходилось еще больше замедляться, перестраиваться в левый ряд и по очереди объезжать препятствие. Кроме тех, кому приказывали остановиться. А чтобы никакая отчаянная голова не вздумала обогнуть засаду справа, там топорщился густо посаженными шипами «скорпион».
        Жест полосатой палки места для сомнений не оставлял: пожалуйте сюда.
        Егор затормозил, прокачивая варианты прорыва. Их практически не имелось… Будь дорога пуста, еще можно было бы попробовать обогнуть БТР лихим виражом, и затем уж как повезет: если у них есть стрелок в пулеметной башенке и готов к стрельбе, - превратит в дуршлаг, далеко не уедешь.
        Но дорога не пустая. Единственная свободная полоса заполнена машинами, сзади подкатывают новые.
        - Сиди, - быстро сказала Юля. - Я сама с ними поговорю.
        - Хорошо, - кивнул Егор. - К машине не возвращайся, когда они пойдут…
        Единственный вариант - переваливать через поребрик и дуром переть на «скорпион». А потом уползать на пробитых покрышках. Движок мощный, хоть полтинник, да выжмет… Но без стрельбы дело не обойдется. И начинать надо, когда патрульные подойдут вплотную, тогда хотя бы в момент старта из пулемета стрелять не будут…
        Юля приблизилась к дэпээсникам - было их пятеро, все люди, ни одного каймана. Двое с автоматами, в брониках… Она о чем-то говорила с ними, жестикулировала. Если владелец «Бугатти» еще не хватился пропажи, есть надежда отболтаться.
        Но что ж она так долго… Показывает на машину, на Егора, патрульные улыбаются. Один зачем-то пошел к БТРу, что-то крикнул в боковой люк.
        Он подумал, что именно так: внешне беспечно, с улыбкой, - желающие пожить подольше патрульные отреагировали бы на весть, что в машине сидит Крестоносец. И словно бы невзначай сообщили бы стрелку-пулеметчику…
        И сейчас стволы крупнокалиберной спарки придут в движение…
        Башенка не шелохнулась. Вместо того из бронемашины вылез еще один человек в форме, присоединился к остальным, обступившим Юлю. Тоже заулыбался, потом вообще расхохотался…
        Накрапывал дождь, все сильнее и сильнее, но развеселая компания не обращала внимания. Наконец ливануло по-настоящему. Компания рассыпалась - постовые попрятались кто в легковушки, кто под броню, один тут же вернулся, облачившись в дождевик. Юля поспешила к «Бугатти».
        - Поехали…
        - Ты очень красивая, когда мокрая, - сделал он комплимент, вписываясь в вереницу машин, огибающих БТР.
        - Бр-р-р… Предпочитаю быть мокрой после душа… Есть душ в той берлоге, куда ты меня везешь?
        - Есть.
        - А горячая вода?
        - Есть.
        - Тогда езжай быстрее. Машина, кстати, уже в розыске. Но я договорилась, нас останавливать не будут, они предупредят.
        - Как ты умудрилась?
        - У женщины должны быть маленькие интимные секреты… Я же не спрашиваю, как ты умудрился выдернуть меня из-под пули.
        - Там было просто…
        - Здесь не сложнее, честное слово.
        10.А потом позвонил крокодил…
        Дикобраза до больницы довезли. Умер он на операционном столе.
        Кружилин вышел из клиники Джанелидзе. Было темно. И вокруг, и у него на душе.
        Паши нет, и к этой мысли придется долго привыкать… А еще придется разобраться, отчего так получилось. Странное совпадение: за минувший год всего три инцидента, связанных с немотивированной агрессией крокодилов. И два из них почти совпали в пространстве и времени. С точки зрения теории вероятности шанс на случайное совпадение стремится к нулю. Надо искать связь…
        Но для начала нужен транспорт, чтобы выбраться отсюда. Доставившая Кружилина служебная машина давно укатила, он вышел на Белградскую, поднял руку.
        Остановилась первая же тачка и оказалась почти попутной, - водитель подбросил до Проспекта Славы, до перехода под железкой, а там уж и до дома рукой подать, остановки три… Пешком дойдет, поразмышляет.
        «Скаут» он решил не забирать, делать крюк не хотелось. Ни один автовор не рискнет покуситься на машину с синими номерами, ночь простоит спокойно.
        Наискосок, через дворы, не пошел - приключений не боялся, но и не искал. Хватит, наприключался сегодня… Однако и на Витебском встретилась поддатая компания, впрочем, агрессии не проявившая. Кружилин при виде ее сообразил, что в Управление он так и не заскочил и служебный пистолет в сейф не вернул. Вообще-то с оружием он вне службы не ходил в отличие от Проничева. Тот постоянно уносил с работы пушку - жил в неблагополучном районе, а машину держал в гараже, почти в километре от дома. Интересно, как отнесется вновь назначенный бандерлог к постоянному нарушению инструкции? Известно, как…
        Сам Кружилин считал, что с агрессивными алкашами или мелкоуголовной шпаной разберется голыми руками. Основания для уверенности имелись: после училища пять лет служил в ВДВ, причем в бригаде спецназначения, и не всегда служба состояла из тренировок и учений… Служил бы и дальше, но ранение дало нехорошее осложнение: на земле все в порядке, а вот о прыжках с парашютом пришлось забыть. На штабную работу не звали, да и сам не хотел, уволился, а в Управлении приняли с распростертыми объятьями.
        В общем, Кружилин обычно ходил без пистолета. Нож складной носил, но вполне законопослушной длины и для мирных надобностей. С девятисантиметровым лезвием. Как раз хватило бы пырнуть того зубастого гада в директорском кабинете.
        Знал бы, чем все обернется, пырнул бы загодя… Хотя нет, загодя не смог бы, про уязвимые точки рептилий узнал лишь перед самым нападением каймана… Кстати, он сам тоже мог угодить под раздачу, если бы не отлучился к рептологу. Наверняка бы угодил.
        Тем тщательнее надо все обмозговать.
        Что могло вызвать две случайности подряд?
        Версия номер раз: какая-то внешняя техническая причина. Допустим, в маркете установили новое оборудование. Торговое, контрольно-кассовое, неважно какое, однако никак с генно-модифицированными крокодилами не связанное. Но с маленьким побочным эффектом: что-то с чем-то резонирует и зубастые бестии слетают с катушек… Неплохая версия, но без технарей не проверить. Да и тем придется изрядно повозиться в поисках того, сам не знаю чего…
        Нет, не катит. Кайманов было ДВА! Один в кабинете, второй в зале. И тот, второй, остался вполне вменяемым и безопасным. Если гипотетический источник непонятно чего имеет крайне ограниченный радиус действия, аллигатора на парковке он бы тоже не зацепил…
        Вторую версию подкинул рептолог: диверсия производителей блок-чипов. Вредители там окопались… Хилая версия. Будь вредительство поставлено на поток, инциденты, подобные сегодняшнему, шли бы густым косяком. А если вредят изредка, то в дело вновь вступает теория вероятностей и разносит версию вдребезги… Не могли случайно пересечься две рептилии с бракованными чипами.
        Однако из осколков второй версии тут же вырастает третья. Вот какая: допустим, рептолог знал не все или не все рассказал. Допустим, у блок-чипов есть дополнительная функция, активизирующая участки коры, отвечающие за нападение, за агрессию. Но активизируется не случайно, не в результате поломки, - а запланировано, от внешнего сигнала. Почему бы и нет? С точки зрения людей в больших погонах глупо, наверное, иметь под рукой столь мощное биологическое оружие и использовать его лишь для патрулирования и постовой службы. А вдруг случится большая заваруха, бунт, мятеж, путч?
        Но красная кнопка, превращающая крокодилов в одержимых манией убийства бестий - наверняка тайна за семью печатями. Слишком много потрачено усилий, чтобы убедить общественность: гуляющие на воле генно-модифицированные рептилии для законопослушных граждан абсолютно безопасны. Такие уж гены. Так модифицированы.
        При нужде можно использовать кайманов и для одиночных акций… Идеальный киллер, если вдуматься. Что с ним ни делай, заказчика не сдаст. И «глухарь» на долгие годы не повиснет, отчетность портить не будет… Несчастный случай, дело в архив.
        На спине у крокодилов куча снаряжения, долго ли там упрятать маленькое, самое примитивное устройство мобильной связи? И в нужный момент послать SMS с кодовой последовательностью цифр…
        Если версия верна, то без высоко сидящего оборотня в погонах дело не обошлось.
        Нет, сложно и надуманно…
        Не того калибра дичь Паша-Дикобраз, чтобы расправляться с ним с такими сложностями… Да и Кружилин тоже… Он мысленно перебрал свои последние дела, затем известные ему дела Паши… Ну да, оскорбленная в лучших чувствах мать парня, закрытого по сто сорок шестой, решила отомстить изысканным и замысловатым способом. С фантазией женщина…
        Когда Кружилин вошел в свой подъезд, версия была признана бредом… Будем думать дальше.
        Но раздумья он временно отложил, увидев стоящего в подъезде человека.
        Прямо от входных дверей лестница из восьми или девяти ступеней поднималась на просторную площадку: с одной стороны лифтные шахты, с другой - почтовые ящики.
        А дверь на дальнем конце площадки вела на лестницу, используемую в крайних случаях, при поломке лифтов. Именно там стоял человек в темной куртке. Не спускался, не поднимался, просто стоял и разглядывал Кружилина.
        Немая сцена длилась около секунды. Затем человек шагнул вперед, быстро поднял руку.
        Выстрел грохнул оглушительно. Мощный звук прокатился по всем этажам.
        Кружилин осторожно приподнял голову над ступенями, держа пистолет наготове. Человек лежал неподвижно, ничком, затылка у него фактически не осталось. Лежал он теперь ближе к Кружилину, чем в момент выстрела, и казалось, что человек, даже умирая, тянулся к своему врагу, хотел его прикончить. Так лишь казалось, мертвецом он стал мгновенно и ничего хотеть уже не мог. Просто удар пули швырнул человека назад, он ударился спиной о косяк, отскочил обратно, как мяч от стенки, и рухнул, словно бы потянувшись к Кружилину. Умершие мгновение назад люди довольно упруги. Но не агрессивны.
        Рядом лежал пистолет, модель Кружилин с лету не опознал, но пушка серьезная: калибр изрядный и на ствол навинчен глушитель.
        Он оглянулся - одно стекло внутренней двери подъезда разбито, на внешней двери, металлической - глубокая вмятина. Все-таки успел пальнуть, гаденыш…
        Может, оно и к лучшему. Легче отписываться, явная самооборона…
        До сих пор он действовал на рефлексах. Да и мыслил тоже… И лишь сейчас задумался.
        Вы жаловались на избыток совпадений, капитан Кружилин? Вот вам еще одно, для коллекции: едва вы посчитали, что киллер-кайман для вас слишком изыскано, тут же объявился вариант попроще - киллер из породы хомо сапиенсов.
        Именно киллер. Гопстопщика или наркомана, промышляющего на дозу, убитый напоминал не больше, чем Годзилла крокодила Гену.
        Сверху доносились встревоженные голоса, но вроде бы из дверей никто не высовывался… И наверняка кто-нибудь набирал знакомый с детства номер из двух цифр.
        Он перевернул мертвеца - абсолютно незнакомое лицо с пулевым отверстием над переносицей. Пробежался пальцами по одежде. Ничего не нащупал, ни ключей, ни бумажника, ни зажигалки с сигаретами. Профессионал…
        Лишь в боковом кармане куртки прощупывалось что-то плоское и тонкое. Достал, взглянул и понял - надо немедленно уходить, и плевать на все служебные неприятности. Не в свою квартиру уходить, разумеется…
        Поколебавшись, он все же забрал пистолет мертвеца. Искать гильзу от своего времени не было…
        Он приоткрыл дверь осторожно, огляделся, оставаясь под ее прикрытием. Киллер работал не в одиночку. У него ключей от машины не оказалось - кто-то его сюда привез и поджидал неподалеку.
        Так и есть… В ряду припаркованных машин, совсем недавно плотном, теперь зиял разрыв. Исчезла «Королла» с тонированными стеклами. Он ее мельком отметил, проходя мимо, ибо обычно парковал «скаут» как раз на то место… Рисковать люди в «Королле» не стали, услышали громкий выстрел, сделанный явно не из оружия киллера, поняли: все идет не по плану, - и тут же отчалили.
        Кружилин быстро вышел со двора на улицу, обогнул дом, прошагал вдоль его стены, держась в неосвещенной фонарями зоне. Свернул вдоль стены, потом еще раз. В результате оказался все в том же обширном дворе, но на противоположном его конце, метрах в двухстах от своего подъезда. Здесь выстрел не слышали, и у жильцов нет причин глазеть в окна. Он устроился на лавочке, укрытой полуоблетевшими кустами.
        Понаблюдает за подъездом: кто приедет на вызов? И отнюдь не будет спешить явиться пред их светлые очи…
        Причина предосторожностей лежала в кармане. Фотография Кружилина, найденная у мертвеца. В общем, ожидаемый аксессуар для киллера. Но снимок был не простой…
        Он снова достал фото, разглядел в слабо сочащемся из окон свете.
        Ну да, он и есть, в парадном капитанском мундире, на груди награды - два боевых ордена и медаль, полученная уже в Управлении по случаю юбилея органов.
        Файл снимка лежал в архиве Управления. И все распечатанные с него копии неподалеку, в пределах того же здания, в отделе кадров и прочих местах… Свой экземпляр Кружилин не стал забирать. Не понравился сам себе, слишком уж мрачный и серьезный.
        Ниточка от убитого киллера тянулась прямиком в Управление.
        Теперь можно не гадать, отчего убийца-профи работал с некоей небрежной наглостью: многие в Управлении знали, что Кружилин пистолет домой не таскает… Случись и сегодня так, сейчас в подъезде остывал бы он. Без оружия шансов не было. Ни одного. Ни убежать, ни спрятаться, не успеть разблокировать ПЗУ.
        Время шло. У кружилинского подъезда - никакого движения. Значит, труп пока не обнаружен. А по поводу громкого звука, похожего на выстрел, никто сломя голову не помчится… Лишь для ловли сбрендивших бандерлогов всех силовиков в ружье поднимают.
        Бандерлог!
        Черт возьми!
        Он-то ломал голову, перебирал дела Паши и свои, а самое интересное пропустил… Бандерлог и его запретные речи… Ничего сенсационно-разоблачительного они не услышали. Но ведь кто-то мог посчитать, что услышали… И что? Сразу, толком не проверив, устранять по такому подозрению двоих офицеров? Нет, троих, Проничева нельзя забывать…
        Что же знал чокнутый обезьян?
        План потайного туннеля между Смольным и Кремлем? Набитого золотыми и платиновыми слитками?
        Он достал телефон, набрал номер, заговорил вполголоса, продолжая наблюдать за подъездом:
        - Привет, Толян.
        - Привет, привет, - жизнерадостно откликнулся Спицын. - Где тебя носит-то? Или дома уже?
        - Пока еще не дома… - не стал врать Кружилин. - В больнице был. Про Дикобраза знаешь?
        - В Управление уже сообщили… - сказал Толик Спицын с тщательно отмеренной долей скорби. - Хреновые дела… Ладно бы уркан или экстремист, а то своя же служебная животина… Обидно.
        Он замолчал и явно выжидал, что еще скажет Кружилин. Тот сразу перешел к главному, времени мало, вот-вот подкатят…
        - Помнишь, Толик, ты утром, перед охотой, про того спятившего бандерлога говорил? И не договорил? Так растолкуй сейчас, кто он и откуда. И еще: если ты где-то как-то хоть краем уха слышал о проекте «Русский дом», тоже рассказывай.
        - Э-э-э… Старик, а ты уверен, что способен воспринять информацию прямо на ходу? Дойди уж до дома, перезвони, потолкуем не спеша.
        - Рассказывай сейчас, - жестко сказал Кружилин.
        Толик замолчал. Выдержал долгую-долгую паузу, полминуты, не меньше. А когда заговорил, Кружилин удивился: голос вроде тот же, но интонация другая, напрочь исчезла обычная толикова дурашливость.
        - Все просто. Бандерлог не сбежавший вице-премьер по оборонке, сенсации не будет. Обычный столоначальник, доводящий до клерков волю высшего начальства. Но случилась накладка. Не ту бумагу ему дали для доведения… Ошибка, случайность. Тут же спохватились, заменили. Но у зверюги память фотографическая - глазами пробежал, на всю жизнь запомнил. Ну а дальнейшее сам домысливай… Я только одно тебе скажу: дурак ты, Кружилин. Другой бы махнул стакан после охоты, да и забыл все нахрен. А ты волну поднял, Проничева стал выспрашивать, других… Да еще запросы в Сеть начал слать. Со служебного компа! Да ты не просто дурак, а патологический. Патентованный.
        - Полегче на поворотах, лейтенант Спицын.
        - Не качай субординацию… Званиями померяемся, когда история эта закончится. Так что иди домой и хорошенько обо всем подумай.
        - Пойду и подумаю. А завтра всерьез с тобой поговорю, - пообещал Кружилин.
        Дал отбой и тут же отключил телефон. Потому что Толик прокололся… С чего он взял, что Кружилин сейчас подходит к дому? Тот такого не говорил, мог задержаться в больнице, мог заскочить куда-то еще… К любовнице мог поехать, живущей на другом конце города, в конце концов.
        Кружилин подозревал, что перед глазами Спицына был экран, а на экране - данные локализации кружилинского мобильника. Лавочку, с которой шел разговор, не засечь, но что сигнал идет через ближайшую к дому соту, Толик знал.
        И знал кое-что еще… Иначе не стал бы говорить то, что сказал. А сказал он, если вдуматься, очень многое… Дал понять, что Кружилин попал под негласное наблюдение, и Толик в нем участвует, либо полностью информирован о нем. Если он на деле работает на собственную безопасность Управления, выбалтывать такое глупо. Если крот, внедренный от другой спецслужбы, - еще глупее.
        Такое имеет смысл говорить лишь без пяти минут мертвецу. Спицын знал о киллере.
        У подъезда замерцали синие вспышки мигалки… Одна машина. Обычный патруль. Но подходить к приехавшим в любом случае нельзя, учитывая новые расклады.
        Прямой связи с киллерами Толик не имел, это очевидно. Но он и те, кто за его спиной, очень скоро прочитают в оперативной сводке по городу: в подъезде дома на Звездной обнаружен труп мужчины с огнестрельным. Решат, что это Кружилин, будут ждать вестей от киллера. Пока разберутся, небольшой запас времени есть, и надо его с толком использовать.
        Он достал другой телефон, нигде не засвеченный, числившийся за владельцем, никак с Кружилиным не связанным. В работе опера всегда полезно иметь под рукой такую штуку.
        Звонил на ходу. Шел без какой-либо цели, просто удалялся от места происшествия.
        - Ты?! Вот не ждала…
        - Я сам не ждал. Но так уж получилось.
        - И чем обязана?
        - У меня к тебе просьба. По старой дружбе.
        - В таком случае позвони лучше старым друзьям.
        Кружилин сглотнул комок в горле. Комок был горьким. Комок до крови раздирал глотку.
        - Тогда у меня просьба к женщине, которую я очень любил, - произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
        - Женщины, которых по-настоящему любили, любившим мужчинам в просьбах не отказывают… В чем дело?
        - У тебя большой круг знакомств. Информаторы во всевозможных структурах. Ты вхожа в самые разные сферы, порой высокие… Где-нибудь и когда-нибудь, в любом возможном контексте ты слышала о проекте «Русский дом»? Меня интересуют любые слухи, намеки, обмолвки, даже…
        - Достаточно. Теперь послушай меня. Никогда, ни по телефону, ни при личных встречах, ни письменно не употребляй это название. Забудь его. Просто забудь. Это очень хороший совет. Наверное, лучший из всех, что могла дать женщина, когда-то любимая и брошенная.
        В трубке запиликал отбой. Кружилину захотелось шмякнуть ее об асфальт. Вместо этого он связался с Проничевым.
        - Сергеич, ты в порядке?
        - Да ни хрена не в порядке!
        - Что?!
        - Шланг тормозной менять стали - трубки посыпались, а там и до цилиндров дело дошло… Ты пробовал купить тормозной цилиндр после восьми вечера?! На такси полгорода объездил… Просил же, как человека, отпусти пораньше… А он не человек. Он гамадрил.
        - Понятно. Теперь о главном. Дела заварились поганые. И ты в них непосредственно участвуешь. Дикобраз мертв. Толик ссучился.
        - Как…
        - Вопросы потом. Ты на нашей СТО?
        - Если бы… Они ж от звонка до звонка. Я на…
        - Стоп! Не называй. Там, где мы были весной на моем «скауте»?
        - Ну да…
        - Если починишься, не уезжай. Я скоро буду. А телефон отключи. Немедленно. Приеду - все объясню.
        Возможно, Проничеву повезло с тормозами и с блюдущим дисциплину начальником-бандерлогом… Как знать, кто мог поджидать майора на пути от гаража к дому.
        11.Дельфин и анчоус - они, если честно, не пара, не пара, не пара…
        «Берлогой» Юля обозвала квартиру Егора. Одну из квартир.
        Съемного жилья у него имелось с избытком. С большим запасом, который, как известно, карман не трет. Две комнаты и квартирка-однушка в трех разных банках, три квартиры в чистых районах, но пользующихся разным статусом и репутацией.
        Эта квартира, на Типанова, по статусу нечто среднее. Не голимый эконом-класс, но и далеко не премиум. Идеальный вариант: дом относительно новый, планировка удобная и просторная, подъезд с консьержем, контингент жильцов приличный. Но не премиум. Стрясется что - не слетятся, как мухи на навоз, правоохранители со всего Питера, не будут рыть носом землю и просеивать мелким ситом всю округу. Отработают не спустя рукава, но обычным порядком.
        Именно сюда он решил временно поселить Юлю.
        Хотя имелась, имелась грешная мыслишка: а вот в банку ее, да к Ольге на квартиру, пусть жизнь получше узнает, пусть картошечки жареной понюхает да с баклажанчиками… Пожалел.
        …О смерти Брутмана они узнали по ящику, из ночной хроники городских происшествий. Хотя всего лишь любопытствовали, как отразят СМИ события в ресторане. Отразили крайне скупо. Никакого видеосюжета, никаких блиц-интервью с участниками или свидетелями. Ведущий программы сказал несколько слов так, словно они, слова, были у него на вес золота, и при том словарно-золотой запас подходил к концу.
        Инцидент со стрельбой, есть пострадавшие, расследование происшествия ведется. И все. Ни слова больше.
        Затем в хронике шел сюжет про Славу Брутмана. До того Юля дважды безуспешно пыталась дозвониться до него. Теперь понятно, почему не отвечал…
        Брутмана убили, когда он подходил к своей припаркованной на Чапыгина машине. В двухстах метрах от входа в радиоцентр. Два ранения, оба смертельные, в грудную клетку и в голову. Стреляли издалека, из неустановленного оружия, на момент репортажа не найденного. Следствие, разумеется, ведется.
        К этой новости нацепляли всего: и интервью, и комментарии, и краткую биографию покойного… Егор всю эту шелуху досматривать не стал, выключил. Главное и так ясно…
        Те люди, что отметились в ресторане, Брутмана застрелить не могли, не успевали. Но почерк - один в один. Та же школа. Птенцы одного гнезда. А это уже зацепка.
        Потом он долго расспрашивал Юлю. О том, где она могла наступить на мозоль влиятельным и не стесняющимся в средствах людям. И о последнем разговоре с Брутманом. Они вдвоем разобрали беседу по гаечке, по винтику, благо значительную часть анализа Юля проделала до того. Но теперь стало ясно, что все сказанное и не сказанное Брутманом надо воспринимать исключительно всерьез. Весомость своих слов и намеков он подтвердил страшным, но действенным способом.
        Когда всплыла фамилия Хайдарова, Юля стояла на своем: не тот человек. Никак не мог участвовать в заказухе. Программу прикрыть мог. Радиостанцию обанкротить мог, если бы сильно подперло. Мог сделать так, чтобы Юлия Закревская не вылезала из судов, заваленная исками о защите чести и достоинства.
        Но только не заказуха.
        Егор сомневался. Жизнь приучила во всем сомневаться. Дольше пожить получается у сомневающихся…
        - Помнишь генерала Кромова? - спросил он.
        - В загородном доме застрелили, убийцу не нашли?
        - Вот-вот… Тоже все думали: не такой человек. Правильный, как жена Цезаря. А после смерти столько дерьма всплыло…
        - Я немного занималась этим делом. Там была мутная история с большими деньгами, пропавшими из его сейфа сразу после убийства, там, в коттедже…
        - Речь не о деньгах. О репутации. О незапятнанной. Проверять я буду все и всех, без скидок на репутацию.
        - Пока ты проверяешь, я не могу здесь отсиживаться.
        - Убьют. Заказ получен, надо отрабатывать…
        - Уеду за границу, открытых виз хватает.
        - Как только закажешь билет, начнется обратный отсчет.
        - На машине?
        - Шансов больше, не спорю… Но ты согласна сыграть в русскую рулетку?
        - Ты хочешь замариновать меня тут, как кильку в банке?
        - Можешь считать себя дельфином в океанариуме. Для повышения самооценки. Да ты не волнуйся, я быстро управлюсь. По-простому, без формальностей. Мне ордера, понятые и протоколы не нужны.
        Она помолчала, о чем-то думая. Затем вынесла вердикт:
        - Я уйду отсюда.
        Взглянула за окно и добавила:
        - Утром.
        - Метал бисер… - вздохнул Егор.
        - Ты не понял… Я не собираюсь героически изображать живую мишень. Но включи логику: есть два зайца, по следу каждого идет своя компания охотников. Зачем им сидеть в одной норе? У обоих шансы уцелеть падают в два раза.
        - Убедила… Но у тебя имеется своя незасвеченная норка?
        - Я сейчас поразмыслила и поняла: имеется. Дом в пригороде… Хозяйка холодные полгода проводит в Майами, часто просит хороших знакомых пожить осенью и зимой. Бесплатно, разумеется, для пригляда… Сейчас дом пустует.
        - Я бы вычислил такую норку на счет три.
        - Не бахвалься… С хозяйкой я не знакома. Вообще не пересекалась. Должна была пожить наша общая знакомая, не сложилось, тоже уехала и попросила меня хотя бы изредка заглядывать… Никто об этом не знает. Запасные ключи спрятаны в тайничке у дома. Соседи незнакомым жильцам по холодам не удивляются, привыкли. Вопросы есть?
        Вопросов не было. Даже надежнее, чем квартира на Типанова…
        Потом разговор свернул на более отвлеченные темы. И, разумеется, перерос в спор.
        Все вернулось.
        Кухня была другая, и квартира другая, и время другое, и мир вокруг другой. И они другие. Но все вернулось.
        Говорил он:
        - Да пойми, ты тогда, семь лет назад, всю плешь мне проела с дурацким законом о дерьме, по любому поводу поминала… Ну да, закон Старджона. Все состоит из дерьма на девяносто процентов. Ты не понимаешь, что мы сейчас живем прямо посреди первого и главного следствия этого закона?! А оно гласит, что нельзя искусственно отделять дерьмо от недерьма. Если твои чистые и благоуханные десять процентов станут отдельным, независимым множеством, - к нему снова можно применить закон Старджона, так? С тем же результатом. И снова искусственно отделить чистых. И так далее… И весь мир превратится в дерьмо. Уже превращается. И мы в нем живем. Идея хорошая: запереть весь криминальный элемент, всех маргиналов в банках, избавить от них приличных людей… Любой нормальный человек под ней бы подписался. И любой бы депутат проголосовал. Подписались. Проголосовали. И что? В банках режут, убивают, насилуют, - а в чистых районах тишь и благодать? Хрена с два. У меня нет доступа к сводкам Управления, но хронику смотрю регулярно. Нет тишины. Нет благодати. Кривая преступлений в чистых районах растет. Подозреваю, даже круче
растет, чем раньше, - слишком много сил на банки оттянуто. Да и чистые они уже относительно… Вот Средняя Рогатка, чтоб далеко не ходить. Четыре года назад считалась не люкс, но вполне приличный район. А сейчас? Можно стеной обносить и метро разблокировать. Созрела Рогатка для банки, вполне. Да что там Рогатка - меня тут давеча в двух шагах от Сенной зарезать пытались. Гоп-стоп с применением. Не гопота, не маргиналы, вполне приличные на вид парни… были… Ты тут говорила про свой чистый, уютный и безопасный мир, населенный дружелюбными и креативными людьми? Если пойдет, как идет, твой мир сожмется до размеров крохотного элитного квартала, окруженного высокой стеной с колючкой. А потом дерьмо придет и туда. И ты в нем захлебнешься.
        Он говорил не с кондачка. Выстраданное, давно обдуманное. Он был уверен в своей правоте. Жизнь подтверждала все построения. Он не знал лишь одного: что можно сделать, как помешать миру катиться к Апокалипсису. А он катился…
        Очередной ангел поднес к губам трубу и надул щеки - в Думе лежал законопроект, еще сильнее сужающий круг избирателей, и обсуждался во втором чтении. Не хочешь исполнять гражданский долг, три раза подряд не появлялся возле урн в день голосования? - долой из списков избирателей. И еще полтора десятка категорий граждан, недостойных быть гражданами. И уже не монетизация - безвозмездное аннулирование ваучеров. Лишенцев прибавится, банок тоже.
        Потом говорила она:
        - Человек закончил школу для дефективных, ай-кью у него ниже плинтуса. Но паспорт получил, идет голосовать. Насильник-педофил отсидел, получил паспорт, идет голосовать. Старушка на грани маразма - тоже на участок тащится, вместе с педофилом и олигофреном. И у них три голоса против моего одного. Почему они должны решать, как будет жить моя страна - значит, и я в том числе? Ладно, педофилов, убийц и дебилов уже отсекли. Не о них речь. А об огромной массе анчоусов. Ни на что не способных, ничего по большому счету не желающих. Крыша над головой, жратва на столе, баба в койке, ведро с гайками в гараже, работа, пусть самая тупая, но чтоб платили без задержек, водка в магазине и футбол в ящике. Все. Круг интересов и потребностей исчерпан. Не хомо сапиенсы. Хомо анчоусы. Люди выходили в океан, не зная, что за горизонтом, и плыли к неведомым континентам. Люди изобретали порох и искали философский камень. Люди сплачивали империи железом и кровью. ЛЮДИ! А если бы и тогда все решали тупым большинством анчоусы, черта с два Колумб отплыл бы из Кадиса…
        - Он вообще-то отплыл из города Палос-де-ла-Фронтера.
        - Ну оговорилась, бывает… Но он ниоткуда бы не отплыл, если бы рулили анчоусы. И Бертольд Шварц порох не изобрел бы. Представь, мы завтра объявляем референдум: люди, выберите что-то одно, от чего мы откажемся - от космической программы России или от футбола по ящику. Не потянуть нам и то, и другое разом. Результат предсказуемый: вместо сообщений о запусках - пьяные вопли «Го-о-о-л!» из всех окон по субботам. Анчоусам звезды не нужны. А я хочу, чтобы мои внуки туда полетели. Очень хочу.
        Она говорила не экспромтом. Выстраданное, давно обдуманное, обкатанное в разговорах с другими умными людьми, озвученное в эфире и высказанное в статьях и книгах. Она была уверена в своей правоте. Жизнь подтверждала все построения. Она не знала лишь одного: что можно сделать, чтобы облегчить процесс родов, процесс появления на свет нового, лучшего мира… Роды, прав Егор, процесс неприглядный и болезненный. А роды продолжаются, головка уже показалась. В Думе обсуждают новый закон, спасающий людей и их будущее от анчоусов. Живешь на пенсию или пособие, не платишь налоги? - не тебе решать, как будут жить те, кто тебя кормит. Дважды или более судился по уголовной? - ну и живи по воровским законам, избирай себе паханов. И еще полтора десятка категорий анчоусов, не нуждающихся в звездах и в избирательных правах. Не хватит банок - построим. Футболом, водкой и работой обеспечим. И будут счастливы все. И люди, и маленькие глупые рыбки. А если клопам кажется Апокалипсисом выбрасывание на помойку старого дивана - то это проблема исключительно клопов.
        Потом спор закончился.
        Примерно так же, как заканчивались все другие, давние споры.
        Она поднялась, прошлась по кухне, выглянула в окно… И спросила:
        - У тебя сохранился тот Гамсун?
        - Тот самый томик? «Виктория», «Пан» и «Голод»?
        - Да.
        - Сохранился, - соврал Егор, не моргнув глазом.
        - Прочтешь мне пару глав из «Пана»? Не усну ведь после такого денька… А выспаться надо.
        Все вернулось.
        Спальня была другая, и кровать другая, и время другое, и мир вокруг другой. И они другие. Но все вернулось.
        Он ласкал ее долго, нежно, зная, что заводится она медленно, но как заведется, только держись… И она завелась. И он держался, держался, держался, держался, пока мог, как граната с выдернутой чекой, которой отчего-то очень не хочется взрываться. А потом все-таки взорвался…
        Все было, как всегда. Все было, как в первый раз.
        Потом она ласкала его, тоже медленно, тоже неторопливо, потом быстрей и настойчивей, и оказалось, что есть еще порох в пороховницах, не все сгорело в первом фейерверке.
        Потом они просто лежали рядом. И смотрели друг на друга. Двое, сбежавшие из двух своих таких разных миров в третий - в крошечный мир, очерченный мягким светом ночника. В мир для двоих.
        - У тебя не было этого шрама… И этого…
        - Нажил…
        - А этот твой крест… - она коснулась цепочки, - какой тяжелый… Тебя из-за него прозвали Крестоносцем?
        - Я сам себя так прозвал. Надо же как-то называться, если имена и фамилии постоянно меняются.
        Она замолчала. Молчала долго, лежала неподвижно, ровно дыша, он уж подумал, что задремала.
        - Егор…
        - У?
        - Слушай… если все разрулится… если мы останемся живы… если… в общем, давай попробуем снова? Я авантюристка и сама понимаю в глубине души, что хорошим не кончится… Но давай попробуем?
        - Ключевое слово тут «если»… - вздохнул Егор.
        - Это значит «да» или «нет»?
        - Ты же знаешь ответ…
        Она улыбнулась. И очень скоро уснула, по-прежнему с улыбкой.
        Он любил ее всегда. Когда понял, что не сможет с ней жить, любил. Когда уходил, любил. И все семь лет разлуки любил тоже. И все последующие годы разлуки будет любить… Или месяцы… Или дни… Сколько отмеряно, столько и будет любить. А расстаться придется… Ее предложение сделано сгоряча, никакой возможности легализоваться рядом с ней нет… В ресторане Юля смотрела на вещи более реалистично: нет у них общего будущего. У него просто нет, а ее будущее под большим вопросом. И надо вопрос разрулить. Это он сумеет. На это его хватит.
        Спать не хотелось абсолютно. Сегодня, вернее уже вчера, отоспался в Балтийской банке. А раз так, не стоит терять время. Первой фазой предстоящего дела можно заняться сейчас. Обдумать еще раз все вводные, прикинуть первые шаги.
        Он тихонько встал, прошел на кухню, не одеваясь. Все двери, проходя, плотно притворял. Вспомнил, что за куревом так и не дошел, достал из шкафчика заначку. Портсигар был самодельный, но добротно сработанный - из нержавейки, на крышке отчеканен портрет улыбающегося Гагарина. Памятный сувенир из прежней жизни, один из немногих, у него сохранившихся.
        Внутри лежали шесть сигарет. Тоже старых, пожелтевших. Четыре года лежат… Понюхал, ощутил табачный запах… Не совсем выдохлись, сойдут. Хватит, чтобы поломать голову, и еще останется. Курил он мало.
        Включил кофеварку, уселся за стол - туда же, где сидел совсем недавно.
        Лучше бы он этого не делал… Наверное, по кухне болтались какие-то незримые флюиды, или эманации, или еще какая-то хрень, не признаваемая наукой физикой. Короче, отголоски их недавнего спора.
        И спор продолжился. Теперь безмолвный, звучащий исключительно в голове Егора. Задним числом он находил разящие аргументы и неопровержимые доводы, сразу не пришедшие на ум, выстраивал из них прочнейшие логические конструкции. Но сам понимал: не убедил бы. Ни в чем. Потому что порой в голове звучал другой голос, женский, опровергавший неопровержимое и вдребезги разносящий самые прочные постулаты.
        Он слишком хорошо ее знал. И мог весьма правдоподобно вести мысленный разговор за двоих.
        Закончился виртуальный спор точно так же, как и реальный. Не виртуальным сексом, разумеется. Каждый спорщик остался при своем мнении. Невозможно переубедить человека умного, информированного, логично мыслящего, - однако смотрящего на вещи под другим углом. Имеющего тот же набор базовых ценностей, но оценивающего их важность с другими приоритетами. Невозможно… У него, по крайней мере, не получалось.
        Он мог ее убить, но не убедить.
        Ведь трещина между ними пролегла не на той, старой кухне…
        Кухонные споры - ерунда, сотрясение воздуха. Трещина куда глубже и шире. Она ведь во многом ответственна за появление того мира, в котором живет Егор и который он ненавидит. Она не принимала новые избирательные законы, и другие, загнавшие людей в банки. И не огораживала, не затыкала входы и выходы блокпостами. Не подавляла - жестко, пулеметами - бунт в ЗКП-7.
        Но она готовила почву. Готовила умы. Готовила людей - тех, кто это делал, и тех, кто не вмешался.
        «Дельфины» и «анчоусы» - это ведь она придумала. Уж и забылось, словно всегда эти слова-ярлыки на слуху были, словно народ их породил. А это она. Придумала, произнесла в эфире. И произносила снова и снова. Два раза в неделю. В двадцать тридцать и семнадцать ноль-ноль. Мелочь, конечно… Но значимая. Человек человеку друг, товарищ и брат, внушали всем когда-то. У многих застряло в мозгах… А она вышибала. Человек человеку - но не анчоусу же, правильно?
        Неожиданно в голове зазвучал третий голос. Дожил… Так вот ты какая, шизофрения…
        Пока он тут плел логические кружева, делающие Юлию Закревскую ответственной за все беды мира, слово взял Крестоносец: сделай шаг в сторону, и пусть случится все, что должно, и она получит то, за что боролась. Крестоносец был молод, появился на свет после того, как Егор расстался с Юлей. И ни малейших чувств к ней не испытывал.
        Заткнись, сука!!! - мысленно рявкнул на него Егор.
        Альтер эго куда-то забилось и притихло.
        Значит так… Все ее анчоусы и дельфины - слова. И все остальное, что она делает, - слова. Против слова борются словом. Только им. Точка. Обсуждению не подлежит. Выходите в эфир, пишите книги, выставляйте против ее правды свою. Убеждайте ее, Егор не сумел, но есть же другие, не чета ему, самоучке, университетов не кончавшему. Убеждайте читателей и слушателей Юли. А тот, кто сунулся с эту словесную борьбу со снайперской винтовкой, тот сам себя поставил вне всех правил. И долго не проживет.
        Все разложилось по полочкам. И он пошел спать. Поздно уже планы составлять, утро вечера мудренее.
        Да и сигареты подвели… Раз затянулся и отложил.
        12.Близка аллигатора хищная пасть, спасайся, несчастный, ты можешь пропасть
        Проничев ничему не поверил… Поначалу. Но Кружилин выкладывал аргумент за аргументом, один к одному, как кирпичи в стену. Двумя последними кирпичиками стали пистолет киллера и фотография в парадной форме.
        Конструкция получилась основательная. Проничев это признал, но тут же попытался разрушить:
        - Нестыковка у тебя торчит… Аллигатор в супермаркете - каким он тут боком?
        - А вот он единственная случайность во всей истории. Прикинь - ты сука в больших погонах, сидишь высоко, сам мараться не будешь. Надо срочно гасить три источника информации. Очень срочно, чтобы информация не пошла дальше. Ты профи и понимаешь - чем быстрее акцию готовят, тем меньше у нее шансов на успех. И опять-таки, ты сам с киллерами не контактируешь, и пока еще все шестеренки, все звенья цепочки сработают… Короче, ты ломаешь голову, а тут в сводке - сбрендивший аллигатор. А ты до того момента просто забыл, что у тебя под рукой кайманы-киллеры. Не вспомнил, иначе привык работать. Инерция мышления. Возможен такой вариант?
        - Возможен… А по радио говорили, что возможен дождь. Да только не пошел… Проверить надо.
        - Можешь проверить. Отправляйся сейчас домой. Если позвонишь мне из квартиры, живой и невредимый, - вся моя версия бред сивой кобылы.
        - Х-хе… Давай, пожалуй, как-то иначе проверим.
        Помолчали, подумали…
        - Сглупил я там, на охоте… - признал Проничев. - Надо было всей толпой на макаку наваливаться, и каждый шаг, каждое слово снимать, хоть на мобилу… А раз уж только втроем там были…
        - Подожди, подожди… - поднял руку Кружилин. - Хозяин участка… Мы трое и он… Больше никто бандерлога услышать не мог.
        - Его ж запаковали… в смысле, хозяина…
        - Что ему по закону пришьют? Проникновение в зону спецоперации, так? Три часа в отделении, штраф, - и домой с песнями. Но если я прав, то…
        - Поехали в Тярлево, - решительно перебил майор. - И если он сидит дома и чай пьет, - бензин за твой счет. И водка, что я дома выпью. Потому что после твоих рассказов без стакана не уснуть. Едем прямо сейчас, вон как раз мою таратайку с подъемника спускают.
        - На твоей нельзя, оставим тут.
        - Чего ради?
        - Я у тебя про «Русский дом» один лишь раз спросил. В машине, у перекрестка. Сучонок Спицын знал про этот вопрос.
        Майор помрачнел.
        «Скаут» Кружилина отпадал по тем же причинам.
        - И как же мы? - спросил Проничев. - Поездом? Я угоном заниматься не буду.
        - Придумаем что-нибудь…
        Машина нашлась здесь же, в маленькой автомастерской. Принадлежавшая лично хозяину «хонда» десятилетней давности, неказистая, но вполне на ходу.
        За разумную компенсацию хозяин тут же накропал «рукописку», вновь введенную в прошлом году, вручил ключи и документы. Залогом послужила «шкода» Проничева. Майор тяжело вздохнул, но возражать не стал. Понимал, что с клиентами из Управления без крайней нужды здесь отношения портить не будут.
        …В Тярлево приехали ближе к полуночи, многие дома уже стояли неосвещенные. Машину оставили за несколько кварталов, причем на другой улице, в глубине поселка.
        - Не нравится мне та аллея, - сказал Проничев. - Не подойти к дому скрытно.
        - Уверовал? Засады опасаешься.
        - Нет, логично мыслю. Допустим, нас сейчас ловят и ищут. «Перехват» мы на дороге не видели, правильно? Значит, общей тревоги нет. Значит, засады в местах вероятного появления.
        - Думаешь, допетрили, что мы тут можем появиться?
        - А ты знаешь, скольких я на засадах повязал, кто такого не думал?
        - Ладно, сделаем круг через парк… Посмотрим на дом из-за ограды.
        …Ночь выдалась безлунная. Удачно. Хотя с какой стороны взглянуть - перебежали луговину незаметно, но до того начертыхались, пробираясь между деревьями и продираясь сквозь подлесок.
        Не промахнулись, вышли точно к особнячку. Дом стоял темный, ни одного светящегося окна. Наблюдали полчаса. Ничего. Никакого шевеления. Никакого мелькнувшего огонька. Надо идти.
        - Давай-ка, Сергеич, разделимся, - предложил Кружилин. - Я к дому схожу, а ты меня отсюда прикроешь. Если засады нет, свистну. Тогда подходи спокойно.
        - Немощным считаешь? Старым? Вместе пойдем.
        - Не кипятись… Если в доме несколько человек, я один их не положу. И вдвоем мы тоже. И вообще стрелять первыми нельзя… Вдруг там пацанов с райотдела посадили матерых урок ловить? Придется их прощупать, потом отрываться. Обратно в парк, иначе никак. По участкам через заборы скакать - не вариант. Но и до ограды чтобы добежать, кто-то прикрыть огнем должен. Стрелять по окнам, не давать прицелиться.
        - Ну если так… Ладно, разделимся. Но почему ты к дому?
        - Хорошо. Иди ты. Но на ограду подсаживать не буду.
        Проничев поднял голову, посмотрел на вершины железных прутьев… Тяжело вздохнул.
        - Э-хе-хе-хе… вот она, старость… Иди. Только не рискуй зря и не геройствуй дуриком.
        - Не буду. Но запомни - пока я на участке, не стреляй. Что бы там ни происходило, что бы тебе ни показалось, - не стреляй. Меня здесь не жди, я вернусь в другом месте. Отстреляешься и отходи вон к тем деревьям, там встретимся. Все понял?
        - Да не дурак… Давай уж, Кутузов, двигай. Замерз я без дела стоять.
        Он мягко спрыгнул с ограды, пересек аллею, зашел на участок, держась так, чтобы кипарис прикрывал от взглядов, направленных из окон. Постоял, подождал. Быстро поднялся на невысокое крыльцо.
        Ни из дома, ни с участка не доносилось ни звука, ни шороха.
        Прежде чем звонить, он легонько толкнул дверь. Дверь плавно подалась назад.
        Понимай как знаешь…
        Засада, заманивают?
        Самоуверенная небрежность мирно спящего хозяина?
        Или утром, когда хозяина свинтили, не позаботились запереть вход, - и в доме с тех пор никто не побывал?
        Позвонить?
        Почему бы и нет? Если в доме засада, они его уже засекли, ждут, когда войдет…
        Входить нельзя. В кромешной тьме и без «ночного глаза» не повоюешь. Фонарь у него был, но все равно что не было - слабенький, с севшими батарейками, захваченный майором из «шкоды». Таким фонарем хорошо обозначать себя в качестве мишени. Для другого он не пригоден.
        Он уже коснулся кнопки звонка, когда в голову пришла новая идея. Не факт, что сработает, но попробовать можно… Едва ли у противника много людей для засад, расширять круг посвященных резона нет. И внутри может оказаться один хорошо знакомый человечек…
        Кружилин левой рукой достал мобильник - свой основной - нажал клавишу включения. Данные загружались с еле слышным писком. Плевать, если там засада, он и без того засвечен.
        Вызов пошел. Кружилин превратился в слух. В одно огромное напряженное ухо.
        Попал! Случайный выстрел угодил в десятку!
        В доме послышалось легкое шевеление. Еле-еле слышное. Совсем болваном Толик не был и громкий звонок отключил. Но вибровызов оставил.
        Кружилин пнул дверь. Она распахнулась с грохотом. Внутри полыхнула вспышка, бабахнул выстрел. Не предупредительный - пуля вылетела наружу, зацепив косяк. Брать живым его не собирались.
        Значит, не пацаны с райотдела… Или там левые киллеры в компании Толика, или все свои, но ссученные.
        Он выпустил внутрь дома веером четыре пули, по-прежнему держась за простенком. Стрелял из трофейного пистолета, вслепую, наугад. И тут же длинным прыжком ушел с крыльца. Метнулся вдоль стены, оставаясь невидимым из окон.
        В доме грохотали выстрелы. Из нескольких стволов палили в дверной проем, еще не сообразив, что за ним никого нет. Потом сообразили. Стрельба смолкла. Разом, явно по команде. Кружилин выжидал.
        Фигура в темном ночном камуфляже вылетела из двери. В прямом смысле вылетела, не коснувшись крыльца. Тут же перекат, еще прыжок - и камуфляжник уже занял позицию за каменным основанием ограды, направив ствол чего-то длинномерного в сторону парка. Вот она, инерция мышления во всей красе… Противник должен убегать туда, откуда пришел.
        Другое дело, на улице можно повоевать… Не солнечный полдень, но все же света хватает для боя на близких дистанциях. По крайней мере здесь, в поселке.
        Кружилин ждал, укрывшись за углом дома. Держал на прицеле камуфляжника, но стрелять не спешил. Не один же тот сидел в засаде… Должны показаться и другие.
        Показались… Следующий не демонстрировал акробатические трюки, быстро пробежал по крыльцу. Не залег, лишь пригнулся, поводил головой и стволом по сторонам.
        И тут загрохотали выстрелы. От ограды парка. Кружилин прикусил губу. И плавно потянул спуск. Камуфляжник дернулся и остался лежать неподвижно. Второй залег и бегло палил из пистолета в сторону парка. Проничев не отвечал. Стрелок сделал паузу, наверняка чтобы сменить опустошенный магазин. В этот момент Кружилин застрелил его выстрелом в голову.
        Затвор трофейного пистолета откатился назад и замер. Патроны кончились. Кружилин запихал оружие киллера под ремень, достал свою пушку. В ней пять патронов и запасной обоймы нет. Не ожидал угодить на войну.
        Надо уходить, больше никто не высунется. Жив ли Проничев? Или все же подвернулся под ответную пулю?
        Он двигался вокруг дома, полностью обойдя его. Изнутри вновь не доносилось ни звука. Вдруг там и в самом деле находились лишь двое? Нет, в дверь лупили не из двух стволов, из нескольких… Он рванул с высокого старта, через несколько метров резко изменил направление. Перескочил каменную оградку, залег за ней.
        Тишина.
        Может, рискнуть и забрать у камуфляжника его автомат? Раз пошли такие игры, пригодилось бы что-то поосновательнее пистолета. И подальнобойнее. Не исключен второй раунд - на природе, в парке.
        Из дома вылетело окно. Целиком, вместе с рамой. Все хозяйство со звоном и грохотом обрушилось на подъездную дорожку гаража.
        Тотчас ожил пистолет Проничева. Жив, курилка… И даже позицию сменить догадался. Хоть майор и поспешил вступить в бой, но сейчас инструкцию выполнял в точности. Стрелял по окну.
        Кружилин рванул через аллею, теперь не до трофеев. Загрохотала длинная очередь. Из другого окна. Выбитое оказалось отвлекающим маневром, а сейчас стреляли прямо сквозь стеклопакет.
        Пули выносили стекла. Пули буравили кипарис. Пули ударяли в березовые стволы. Пули искали Кружилина. От ограды грохнул ответный выстрел. Один.
        Он несся под прикрытием дальнего от дома ряда берез, стремясь скорее выйти из сектора обстрела. Пора! Подпрыгнул, уцепился за концы прутьев, подтянулся… Из дома стреляли, но уже наугад, наобум.
        Он спрыгнул с ограды и поспешил к месту встречи - к группе сосен, стоявшей наособицу. Майор, если жив, уже там, Кружилину пришлось преодолеть большее расстояние.
        Проничев стоял, скособочившись.
        - Ранен?
        - Бочину цепануло… До свадьбы заживет… До твоей… Пошли отсюда…
        - Точно идти сможешь?
        - Смогу… Не тормози…
        Далеко они не ушли. Двигались к массиву деревьев, но не напрямую, наискосок, метров двести по луговине. Путь невелик, но на середине его Проничева пришлось поддерживать, а в конце - нести на себе.
        Оказались среди деревьев, Кружилин аккуратно сгрузил майора. Разрезал одежду, подсветил рахитичным фонариком. Проничев с трудом приподнял голову, тоже взглянул на рану.
        - Заштопают, - сказал Кружилин, - еще повоюешь.
        Он лгал. И оба это знали. Люди, без разговоров начавшие стрельбу на поражение, «скорую» вызывать не станут.
        Проничев не бывал на войне, но насмотрелся жмуров с огнестрельными. И начитался заключений судмедэкспертов и результатов вскрытий. Он спросил лишь одно:
        - Выходное есть?
        Кружилин не ответил… Попали в майора не из пистолета. Из автомата, и пуля осталась внутри, успев покувыркаться по самой поганой траектории. То, что майор совсем недавно мог передвигаться, - это горячка боя. Адреналин в крови, естественный анестетик и стимулятор.
        - Нет выходного… - сам себе ответил майор.
        Если бы здесь, в двух метрах, стоял операционный стол со всеми прибамбасами и готовая к операции медбригада - шансы бы имелись.
        А так - ни одного.
        - Будешь уходить… оставь патрон… мои кончились… Не хочу… чтоб эти… добили…
        Кружилин не стал тянуть - вынул магазин, выщелкнул патрон, зарядил в пистолет Проничева. Дослал в ствол, снял с предохранителя, положил оружие рядом с правой рукой майора. Щедрый подарок. Один патрон из пяти, когда на кону жизнь, - дороже миллиона, отстегнутого на благотворительность.
        - Не уходи… сказать хочу… и передать… Помнишь… я прадеда… который здесь?
        - Помню, Сергеич, все помню, не говори много.
        - Не перебивай… бабка хотела… чтоб я офицером… не брали… плоскостопие… я в Управление… через юрфак… увидела меня в форме… в первый раз… через три дня умерла… перед смертью отдала… сейчас тебе отдам… помоги снять… вот… держи… прадедовский… за то, что… ладно, это долго… держи… потом другому… передашь…
        Пальцы Кружилина ощутили угловатый кусочек металла. Он повернул руку в сторону доносящихся от Тярлева отсветов, присмотрелся. На тоненькой цепочке висел крест. Не православный нательный - Георгиевский. Массивный серебряный крест. Боевая награда.
        Он бережно надел цепочку на шею, опустил крест под тельняшку. И почувствовал, что металл еще хранит тепло майора.
        - Спасибо.
        - Знаешь… бабуля похвалит… если там… вдруг встретимся… как прадед… в бою… на том же месте…
        Майор замолчал. Молчал долго, и Кружилин подумал, что дело идет к концу. Вдалеке звучали сирены. У ограды парка, в районе особнячка, происходило какое-то шевеление, доносились непонятные звуки, в темноте Кружилин не видел подробностей. Пора было уходить.
        Проничев заговорил совсем уж тихо, пришлось нагнуться, чтобы расслышать:
        - Портсигар… в нагрудном… возьми…
        - Я ж не курю.
        - Дурак… собаки…
        Кружилин понял, переложил портсигар в свою куртку. Хорошо знакомый портсигар, из нержавейки, с улыбающимся Гагариным в космическом шлеме. Сирены стали громче. На повороте от Павловска засветились фары нескольких машин.
        - Мне пора. Прощай, Сергеич.
        - Прощай… живи…
        Он поднялся, пошел в глубь здешнего как бы леса. Отшагав с полсотни шагов, оглянулся. И замер. Что-то темное двигалось по луговине. Игра теней, фантомы ночного зрения?
        Он всматривался и не мог понять, видит что-то или нет. Потом понял, что ему поможет. Фары едущих сюда машин, изгиб дороги… Если въезжать на березовую аллею, его не миновать, а куда еще могут катить гости с мигалками?
        Первая машина, легковая, далеко оторвалась от остальных. Изгиб миновала быстро. Световой поток слишком стремительно скользнул по лугу, но Кружилин все же успел разглядеть несколько силуэтов.
        Не ошибся… Идут к Проничеву… Наискосок через луг, точно по их следу. Собака? Но почему так мешкают?
        Вторая машина, автобус или грузовик, ехала медленнее. Луг осветился на больший срок, Кружилин успел разглядеть подробности. Собаки нет. Четверо людей и кайман. Обоняние у рептилий нулевое, погоня идет по цепочке кровавых пятнышек, подсвечивая их инфрофонарем. И хотя бы у одного есть ночная оптика. Кровь из раны майора не лилась струей, капала, потому и движутся так медленно, отыскивая новые пятна…
        Решение пришло мгновенно. Если сейчас в парке начнется игра в догонялки и прятки, без ночной оптики ему конец. Зрячие будут охотиться на слепого, и финал такой охоты вполне предсказуем.
        Надо рискнуть. Четыре человека. Четыре патрона в пистолете. Кайман не бросится, если стрелять с нескольких метров. Если это обычный кайман… А если нет, остается нож. И маленький шанс на то, что наука рептолога пригодится.
        Он повернул назад. Не по своему следу, а так, чтобы подходившие оказались между ним и поселком. Тогда можно будет стрелять не наугад.
        В Тярлево стало значительно светлее. Горели фары заполнивших аллею машин. Во многих домах вспыхнули окна, жильцов разбудили недавние выстрелы. Силуэты приближавшихся теперь были неплохо видны. Похоже, на помощь от вновь прибывших эти пятеро не рассчитывали. У них была своя охота.
        Когда пятерка приблизилась, Проничев выстрелил. Люди дернулись, кайман остался спокоен. Они остановились. Ни залечь, ни стрелять ответно не пытались. Сообразили: выстрел глухой, не в них. Повернулись в ту сторону, где лежал майор. Наверное, старались понять, действительно ли перед ними самоубийца, или тут какой-то трюк, ловушка.
        Они стояли спиной к Кружилину. Он поднимал пистолет, не дыша. Прекрасно понимал, как мизерны шансы. Десять метров, четыре человека, четыре пули. Не бывает… Из «макарова» и в темноте - не бывает. Достаточно не просто промахнуться, но всего лишь не убить одного из четверых наповал, ранить, - и ответный огонь поставит точку в затянувшейся игре.
        Кружилин поднес левую руку к груди, ощутил кожей угловатый кусочек металла. Выручай, святой Георгий Каппадокийский, помоги тезке… Странная молитва, но других он не знал.
        Он четырежды нажал на спуск. И четыре раза попал.
        Люди попадали. Кайман стоял неподвижно. Потом шевельнулся, переступил с лапы на лапу, пошагал, непонятно куда и зачем. Вломился в подлесок и вскоре исчез из виду. Живи, чешуйчатый…
        Приборы ночного видения оказались у всех четверых, но пуля миновала лишь один - попала в основание черепа и вышла у левого уха. Лицо уцелело, прибор тоже. Кружилин натянул его… Ну вот, совсем другое дело. Он взглянул на человека, поделившегося «ночным глазом». Узнал Толика Спицына. Хотел плюнуть ему в лицо, но слюны во рту не было.
        Проничев не дышал, когда Кружилин подошел к нему.
        Он остался совсем один. И даже представить не мог, как долго ему придется быть одному…
        Первого каймана Егор Кружилин убил три дня спустя. Убил, как учил рептолог, и отделался поцарапанными пальцами левой руки… Убил после того, как с огромным трудом дозвонился до генерала Кромова, курировавшего собственную безопасность Управления. Про Кромова говорили, что правильный. Кружилин все ему без утайки рассказал и договорился о встрече.
        Но вместо встречи угодил не просто под облаву - под натуральную войсковую операцию, участники которой имели приказ живым не брать.
        Он вырвался чудом, уложив первого своего каймана. Тогда он еще не знал, что этот - лишь первый, что будут и другие… Он тогда еще питал иллюзии. Он верил, что остались высшие уровни власти, не опутанные щупальцами «Русского дома». И если очень постараться, до тех уровней можно допрыгнуть. Или хотя бы докричаться.
        Через месяц иллюзий не осталось.
        Что такое «Русский дом», он понял значительно позже. Но было поздно - он жил в нем. Все жили в нем. Конец света произошел просто и буднично. Без ангелов с трубами и всадников, сеющих смерть. Демократично произошел, можно сказать. Был утвержден думским голосованием…
        Жить в новом мире Егор Кружилин не хотел. Умирать тоже не торопился.
        Тогда он взял псевдоним Крестоносец. И начал крестовый поход. В одиночку.
        Одна беда - Крестоносец не имел понятия, в какой стороне Иерусалим.
        Но если долго шагать по пустыне…
        Если очень долго - со стертыми в кровь ногами, с песком на зубах, с сожженной солнцем кожей - шагать по пустыне, то рано или поздно за гребнем очередного холма откроется вид на Великий Город.
        Он на это надеялся.
        Эпилог
        Ночью похолодало, под утро выпал первый снег. Непрочный, октябрьский, обреченный растаять через день-два, а то и сегодня.
        - Красиво… - сказала Юля. - Как в первый день творения… Все чистое и непорочное.
        - Угу, - откликнулся Егор. - И кайманов на улицах не будет.
        - Ты не романтик.
        - Есть грех.
        - Как и все анчоусы…
        Он молча стал одеваться. Не глядя на нее, не говоря ни слова. Она стояла у окна голышом, тоже молчала. Казалось, в комнате между ними появилась стена - невидимая, прозрачная, как стекло, и прочная, как броня.
        Егор вышел в прихожую. Она наблюдала сквозь оставшуюся открытой дверь. И сквозь прозрачную стену.
        Достал куртку… Сейчас уйдет… Как один раз уже ушел. Теперь - навсегда. Теперь уж точно навсегда.
        Она метнулась вперед. Стеклянная стена разлетелась на куски, больно поранив. Она не обратила внимания.
        Она говорила, и каждое слово давалось с трудом, словно она забыла все слова или все слова куда-то исчезли из мира, и приходилось на ходу придумывать новые, чтобы выразить мысль.
        - Прости… меня… Я… никогда… так… тебя… не назову…
        - Глупая, - сказал Егор. - У меня сигареты закончились, а в соседнем доме консьерж приторговывает баночными. Через десять минут приду.
        Он нагнулся, осторожно поднял ее с колен, притянул к себе.
        А она ничего, беззвучно сказал через несколько секунд Крестоносец.
        Заткнись, лоботомирую, пригрозил Егор.
        - Собирайся неторопливо, - сказал он вслух. - В одиннадцать сорок пять наша консьержка ходит пить чай в дворницкую, хоть часы по ней проверяй. Тогда и выйдешь. Ну все, я пошел…
        Он ушел. Она осталась одна. Прошла в ванную, привела себя в порядок. Затем неторопливо оделась. Хотела включить кофеварку, но решила дождаться Егора.
        Прошло десять минут. Или больше. Он не возвращался.
        Она не догадалась засечь время ухода и обманывала себя, греша на сбой внутренних часов.
        Еще через десять минут самообман потерял всякий смысл.
        Мысль, что ее снова бросили, она не пускала в голову. Он просто задержался, мало ли может случиться причин для задержки, встретил знакомого, разговорился, или консьерж там тоже ходит пить чай, но не по часам, а когда вздумает, или…
        Грохнул выстрел. Снаружи. Приглушенный стеклопакетом, но близкий.
        Она метнулась к окну. И тут же прозвучали новые выстрелы, быстро следовавшие один за другим, три или четыре, она не смогла сосчитать.
        Окно выходило на двор, небольшой, П-образный. Никого, лишь припорошенные снегом машины. Никто больше не стрелял.
        Она поспешила в спальню, там окно выходило на улицу. На ходу твердила, как спасительное заклинание: здесь плохой район, он сам говорил, здесь плохой, плохой, плохой…
        Рядом с домом никого, вдали катят по Типанова машины, пешеходов почти нет.
        Она села, скорее рухнула на кровать, не зная, что можно и нужно сделать. Тотчас вскочила, опять оказалась на кухне. Двор был прежним, белым и пустым.
        Ничего не происходило. Она не могла здесь оставаться. Надо выйти, узнать, что случилось. Она выбежала из квартиры, как была, без верхней одежды. Подскочила к лифтам. Правый, пассажирский, поднимался. На индикаторе мелькали зеленые цифры: пятый этаж, шестой…
        Она была на двенадцатом.
        Сюда? Егор? Или…
        Седьмой, восьмой…
        Или дверь откроется, и она увидит чужого? И направленный на себя ствол?
        Девятый, десятый, одиннадцатый…
        Может, проедет выше?
        Двенадцатый…
        Лифт остановился.
        Она не отрываясь смотрела на двери лифтной шахты. Секунды, минуты, века… После невыносимо долгой паузы двери начали разъезжаться. Тягуче расходились, микрон за микроном.
        Юлия Леонардовна Закревская, журналистка, радиоведущая и писательница, обладательница и номинантка многих литературных и массмедийных премий, стояла, упершись взглядом в двери лифта и подозревала, что они будут открываться всю жизнь.
        Всю оставшуюся ей жизнь.
        notes
        Примечания
        1
        Наука рептология не существует; рептолог - термин полицейского сленга, образованный по аналогии с кинологом.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к