Сохранить .
Виктор Павлович Точинов
        Пылающий лед
        (Тайный город)
        Пролог
        Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, разведчик и охотник народа альмеутов, вышел из ледяного храма. Сегодня шаманы не особо усердствовали, и молебен закончился раньше обычного.
        До Дня Всплытия оставался еще почти месяц, а Хранилище заполнено уже более чем наполовину. Когда явятся сборщики "чернухи", они останутся довольны. И селение получит новые дотации... Слово "дотация" Талькуэ не знал, он подумал проще: у них появятся патроны, новые рыболовные сети взамен изодранных, спирт... А все остальное настоящий альмеут всегда добудет сам.
        Осторожно ступая по снегу, Талькуэ подошел к краю высокого, в два человеческих роста, тороса и застыл, глядя на бескрайние белые просторы. Потом осторожно провел рукой по ледяному сколу и тяжело вздохнул. Льды... Всюду Льды. Ничего больше не осталось в мире...
        В языке альмеутов не было слова в единственном числе, обозначающего лед. Льдов много, и все они разные, очень разные. Разве можно, например, назвать одним словом только что народившийся тонкий осенний лед, носящийся по воде, - и громадную льдину, оторвавшуюся от ледника и начавшую свой путь по океану? Нельзя... Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, знал это как никто другой и легко дал бы фору профессорам или академикам, много лет изучавшим особенности разных агрегатных состояний воды. Они, профессора с академиками, знали неизмеримо больше умных слов, чем Талькуэ, и, непринужденно вплетая в речь научные термины, легко бы объяснили неграмотному альмеуту различия в химическом составе и физических свойствах льда древнего, пакового, год за годом, десятилетие за десятилетием кристаллизующегося из выпадающего над Арктикой снега, - и льда молодого, припайного, образованного недавно замерзшей морской водой.
        И "мертвый лед", на который старался не выходить Талькуэ, не поставил бы в тупик корифеев льдоведческих наук: обильно загрязнен, дескать, радионуклидами, печальное наследство канувшей ядерной энергетики, десятков взорвавшихся в проклятом августе реакторов и сотен поврежденных, давших течь.
        Происхождение вожделенного "черного льда", служившего целью одиноких многодневных походов Талькуэ, корифеи растолковали бы легко и просто: выбросы нефти из поврежденных катаклизмом арктических скважин и проложенных по дну трубопроводов скапливаются в определенных местах, определяемых океанскими течениями, - скапливаются у нижней поверхности льда и изолируют его от морской воды, не позволяют льду утолщаться, намерзать снизу, а по сторонам от "нефтяного кармана" процесс замерзания продолжается, и со временем в нижней плоскости ледяного поля получается обширная выемка, нечто вроде громадного перевернутого блюдца, заполненного нефтью...
        Ученые мужи могли объяснить все. Но в настоящих Льдах они были бы беспомощнее новорожденного тюлененка - тот без всяких приборов чувствует, с какой стороны находится полынья...
        Талькуэ не доводилось жить в городах и водить знакомство с деятелями науки. Родившийся в крохотном поселке на берегу студеного океана, он побывал в настоящем городе один-единственный раз, не так давно.
        Если двигаться на закат много дней, не жалея ни себя, ни собак, можно дойти до развалин Проклятого города. Талькуэ доходил и видел мертвый город, почти погребенный Льдами, наползающим с гор ледником. Наверное, в уцелевших домах можно было найти много интересных и полезных вещей, но Талькуэ не стал искать. Ни к чему повторять ошибки братьев, уступивших искушениям Демона.
        Когда-то, до возвращения Древних богов, такие города были повсюду, и хойто жили в них. Все они были на одно лицо, жили одинаково - одинаково уныло, и не знали ничего, кроме служения Стальному Демону, пожиравшему умы своих слуг. Даже их название было безликим - оно означало просто "не-животные". Демон дарил многие соблазны и - что уж скрывать - соблазнил многих альмеутов, переставших быть людьми и ставших "не-животными".
        Не так давно все изменилось. Мир Демона рухнул. Вернулись Древние боги - Отец-Морж и Мать-Рыба, и альмеуты познали прикосновение истины. Истина проста и в то же время всеобъемлюща, у нее сто обличий и одно имя: Льды.
        Льды... Льды - это вечное. Льды - это навсегда. Люди рождаются и умирают, города строятся и превращаются в прах, даже земля, кажущаяся незыблемой, уходит порой под воду, в чем пришлось убедиться совсем недавно...
        А Льды были, Льды есть и Льды всегда будут.
        - Капитан Дашкевич Руслан Викторович! - объявил генерал-лейтенант Тимманен.
        Я поднялся по невысокой, на пять ступенек, лесенке, прошагал по сцене строевым шагом. Момент исторический, жаль, что операторы не запечатлеют его для хроники. Что я буду показывать внукам (если у меня когда-нибудь будут внуки), иллюстрируя свою старческую болтовню о давних героических делах? Любительскую запись из чьей-то "балалайки"?
        Вообще-то правительственные награды вручают в другой, более торжественной обстановке. И событие фиксируется, как положено: для истории, для внуков и для выпусков стереоновостей. У каждого награжденного есть возможность поручкаться с главой государства и услышать от него несколько теплых слов, заранее сочиненных спичрайтерами.
        Но сегодняшнее награждение - особое. О некоторых подвигах бойцов спецподразделений ОКР вещать в широком эфире не рекомендуется, и даже их лица демонстрировать потенциальным врагам ни к чему. Как бы, например, я ручкался с Президентом, натянув наномаску или глухой капюшон с прорезями?
        Вот и приходится раздавать награды в узком кругу... Междусобойчик для головорезов.
        Как бы то ни было, небольшая медаль перекочевала из красной сафьяновой коробочки в руки Тимманена, а оттуда - на мою грудь. Со сцены я спустился под аплодисменты.
        - Мангуст, а ведь ты теперь дважды Герой, - негромко сказал Сулейман, когда я вернулся на свое место в зале. - Вроде бы бронзовый бюст полагается...
        Его грудь тоже украсила сегодня медаль Героя России, но выглядевшая несколько иначе: ленточка та же, но под ней вместо креста, напоминавшего Георгиевский, - композиция из искривленного меча и полумесяца. Герои, исповедующие иудаизм, соответственно получали наградной знак со звездой Давида. А буддисты... героических буддистов мне встречать не доводилось, ни единого.
        - Бюст - штука полезная, - согласился я так же негромко. - Поставлю в прихожей, чтоб все сразу видели, к кому в гости явились.
        - Так он же посмертно полагается, над могилкой... - огорчил Сулейман.
        - Не дождетесь!
        Зал взорвался очередными аплодисментами, прервав нашу дискуссию. Захлопали и мы с Сулейманом.
        Он умирал и хорошо знал, что умирает. Даже примерно представлял отпущенный срок... Надежды на излечение не было, и все рекомендации электронного диагноста Отто Вирхов пропускал мимо ушей. Кибердоктор не лгал - ОЛБ-3, острую лучевую болезнь третьей степени, лечат... Даже когда она протекает в костномозговой и кишечной форме одновременно.
        Лечат, но не вылечивают...
        Болезненные (и весьма дорогостоящие) процедуры могли помочь выиграть дополнительные недели, может быть, месяцы, - но спасти не могли. Отто прекрасно понимал это - и не обращал внимания на все, что предлагал виртуальный эскулап, скрытый в компьютере медицинского отсека. Нет, он бы согласился и на резекцию желудка, и на пересадку костного мозга... И за все бы исправно заплатил, благо денег осталось с большим избытком. Несколько лишних месяцев жизни никому не помешают... Но что толку мечтать о несбыточном. Функционирующих госпиталей в ближайших окрестностях не осталось, и не осталось людей, которые могли бы доставить туда умирающего... Сигнал на единой аварийной частоте звучал гласом вопиющего в пустыне. Эфир сейчас ломился от таких сигналов... И ни один из них не получал ответа.
        Оставалось одно - использовать с максимальной пользой то, что медики называют "периодом мнимого благополучия". Никакого благополучия, конечно же, нет и в помине - но разрушительные изменения в организме несколько дней происходят почти без внешних симптомов... Он нуждался в этих днях. Он хотел закончить начатое.
        Отто Вирхов всегда жил надеждами, жил будущим... Когда долгие годы работал на военных, когда ушел от них и занялся бизнесом... Всегда считал: самое главное - впереди. В последние годы прекрасное будущее приблизилось на расстояние вытянутой руки... И оказалось миражом. А миражи, когда к ним приближаешься, исчезают.
        Он почти двадцать лет вкалывал на людей в погонах, и работодателям казалось - Вирхов типичный "яйцеголовый", хорошо разбирающийся в сложных теориях и беспомощный в реальной жизни. Но так лишь казалось... Все годы, проведенные в лабораториях военного ведомства, Отто занимался весьма заманчивой для господ генералов темой - виртуальными психосуггестивными атаками. Идея красивая: не уничтожать врага, а подчинять, зомбировать, используя его собственную "балалайку". И результаты были достигнуты достаточно интересные... Но, увы, - лишь у ничтожной доли испытуемых. Один человек из десятков тысяч - такая поражающая способность нового оружия генералов никак не устраивала. Вероятность, что удастся зацепить, к примеру, офицера вражеского генштаба - практически нулевая. А тратить столько сил и средств для подчинения рядового или капрала - бессмысленная растрата ресурсов.
        Кончилось тем, что тему признали бесперспективной и закрыли. Отто Вирхову вручили двухмесячный оклад и указали на дверь - ничего другого он толком не знал и не умел...
        Он уходил с печальным видом и с ликованием в душе. Оторванный от жизни и ее реалий "яйцеголовый" оказался не так уж прост. Один побочный результат исследований, в боевых условиях никак не применимый, Вирхов на стол начальству не выкладывал... И нигде не публиковал, когда с материалов сняли гриф секретности. Он сразу понял: то, что не пригодилось военным, можно использовать в бизнесе. Главное - не продешевить, не отдать идею за бесценок в чужие руки...
        Первые же испытания в новых условиях принесли блестящие результаты. И деньги - огромные по меркам ведомственного ученого, но достаточно скромные в сравнении с тем, что можно было заработать...
        ...Всего лишь год назад казалось, что великая цель близка и достижима. Денег уже хватало, он заканчивал подготовку к главному проекту своей жизни на собственной яхте, служившей домом и лабораторией одновременно. Работал вдали от семьи, родные предпочитали сушу. Семидесятиметровое судно океанского класса, почти полностью автоматизированное - экипаж всего три человека, - позволяло держаться поодаль от берегов, от суетной земли... Но в тот злосчастный день береговые скалы оказались слишком близко. Тридцатиметровая волна (кто и как мог предугадать появление в океане этакого монстра?), разбитый корпус, погибший экипаж... Апартаменты Вирхова и его лаборатория находились на корме, и он уцелел. Ненадолго - поврежденный реактор и лучевка третьей степени обеспечили смерть в рассрочку...
        Не стало дома, не стало семьи - как и всего Анклава Сингапур, как и всей планеты, на которой привык жить Отто Вирхов. И не стало никакого будущего.
        Остались деньги - ими не придется воспользоваться и некому их завещать. Остались считаные недели жизни, если это можно назвать жизнью... Осталась почти завершенная работа... А еще - дикая ненависть ко всем, разрушившим привычный мир. И заодно уж - ко всем, кто останется жить и продолжит дело разрушения.
        Он продолжил работу на полуразрушенной яхте, лишь сменил вектор поисков на более глобальный. Теперь он лихорадочно трудился не для себя. Для всей планеты, как патетично это ни звучит... Для планеты, почти погубленной двуногими обитателями, неизвестно за какие заслуги именующими себя разумными...
        Он успел. Закончил, когда уже начались боли и приходилось глушить их ударными дозами анестетиков. Когда аварийные аккумуляторы находились при последнем издыхании... Закончил - и столкнулся с новой проблемой. С отсутствием выхода в Сеть. Строго говоря, единой Сети уже не существовало - остатки, обломки, не связанные между собой сегменты. Но и этих осколков хватило бы для задуманного... Но - ни одного уцелевшего ретранслятора в зоне досягаемости. Ни одного спутника, отвечающего на сигналы...
        Все напрасно. Можно было сразу пустить себе пулю в лоб, не дожидаясь мучительных болей... Можно застрелиться сейчас.
        Он не застрелился. Он ждал чуда - превозмогая чудовищную боль, отключив все потребляющие энергию приборы, кроме аппаратуры, повторяющей безнадежные попытки зацепить какой-нибудь спутник...
        И чудо произошло. Спутник появился. Значит, он все сделал правильно. Значит, его прощальный дар планете принят. Просто так чудеса не случаются.
        ...Подмигивание светодиодов на панели прекратилось. Пакет информации ушел в Сеть. Банковская система устояла, несмотря на все потери и банкротства отдельных финансовых монстров - и с финансированием проекта проблемы не возникнут даже после смерти его инициатора.
        Таймер настойчиво пищал, сигнализируя о необходимости очередной инъекции. Отто Вирхов не обращал на писк внимания... Дело сделано, можно умирать.
        Часть первая
        Робинзоны и кладоискатели
        1. Кто ищет, тот всегда находит
        - Беспилотник сбили отсюда, - уверенно заявил Геллуэй, указывая на лежавшее на боку рыболовное судно. - Больше неоткуда.
        Олаф Абдельфарид на миг оторвался от бинокля, в который созерцал непонятный предмет, едва торчащий из ила, молча кивнул и вернулся к прерванному занятию. Он не любил зря тратить слова, тем более для подтверждения очевидных фактов.
        Рыболовное судно, вопреки названию, рыбной ловлей никогда не занималось - на правой его скуле виднелся здоровенный раструб водозаборника. Охота за поредевшими рыбьими косяками задолго до Катаклизма стала в Северном море делом нерентабельным, и ютландские рыбаки давно перешли на ловлю планктона, криля и прочей едва различимой невооруженным взглядом добычи. Однако упорно именовали себя рыбаками...
        Такой же водозаборник наверняка украшал и левую скулу - сейчас не украшает, смятый, раздавленный многотонным корпусом судна. Еще на рыболове имелась автоматизированная производственная линия, превращавшая насыщенную микрофлорой и микрофауной морскую воду в замороженные брикеты из пресловутой флоры-фауны. И много чего еще имелось, что надлежит иметь судну, дабы успешно плавать по морям-океанам. Но системы ПВО среди штатного оборудования не числились...
        Однако, как подозревал Геллуэй, не так давно кто-то исправил упущение: вырезал изрядную часть борта и установил внутри зенитно-ракетный комплекс. Название ЗРК Геллуэй не знал, да и какая разница - летать они здесь не собирались, а сбитый беспилотник был у них первым и единственным: маленький, около метра длиной, с небольшим радиусом полета и простенький - видеокамера да металлодетектор.
        Разыскивать обломки самолетика Геллуэй не видел смысла, гораздо интереснее другое: запуск ракеты произошел в автоматическом режиме или внутри рыболовного судна засели люди, резко отрицательно относящиеся к авиатехнике, пролетающей над их головами? Если справедлив второй вариант, то, скорее всего, и прибывших посуху гостей здесь встретят крайне неласково.
        Геллуэй повернулся к Абдельфариду:
        - Ну что?
        Двухметровый швед вновь опустил бинокль, помолчал, словно размышляя над увиденным. И выдал авторитетное заключение:
        - Пороховой ускоритель, выгоревший. От "Кадета" или "Альджазии". Или от "Кобры-217", модернизированной под новые ракеты. Если вытащим из ила - скажу точно.
        Слова Олафа прикончили последнюю крохотную надежду на совпадение, на то, что кому-то вдруг что-то срочно понадобилось с погибшего сейнера - силовая установка, например, или давно протухшие брикеты криля...
        Надо было принимать решение, не торчать же вечность здесь, на вершине холма, более-менее сухого и свободного от ила, поджидая, когда засевшие в рыболовном судне люди высунутся наружу. Если их мало, могут и не высунуться. Запросят помощь, и та не задержится, ясно ведь, что никто не станет оборудовать позицию ПВО просто так, лишь ради удовольствия сбить самолет или вертолет, залетевший в эти гиблые места. Должен быть объект защиты...
        И объект очень ценный - на этом участке дна Северного моря, неожиданно ставшем сушей с треть Исландии размером, очень много погибших кораблей. Здесь всегда было оживленное судоходство - под слоями ила на бывшем дне ржавеют корпуса древних судов, затонувших давным-давно, и относительно новых, ставших жертвой громадного цунами, устремившегося из Атлантики к европейским берегам. Есть чем поживиться. И любителей поживы хватает - но так далеко в илистые болота они не забираются, незачем, у бывших берегов добычи не меньше... Дальняя экспедиция требует немаленьких вложений, Геллуэй знал об этом не понаслышке. Да и ЗРК - пусть даже устаревший и списанный - тоже не пять юаней стоит. Главный приз должен с лихвой окупить все затраты...
        У Геллуэя крепло подозрение: цель их похода - тот же самый приз, за которым охотятся установившие ЗРК люди. Поганый вариант, ой какой поганый... Все расчеты на спокойную и неторопливую работу рушатся. Лишь одно обнадеживает: по всему судя, иметь дело с государством или Анклавом не придется. Конкуренты такие же вольные стрелки, как и команда Геллуэя, иначе не стали бы прилагать столько сил, чтобы остаться необнаруженными.
        - Что в эфире? - спросил он у Апача.
        "Балалайка" перевела ответ ломщика с крохотным запозданием, словно в плохо дублированном стерео, - губы Апача уже закончили шевелиться, а голос продолжал звучать в голове Геллуэя:
        - Ничего подозрительного... Вот тот "шарик" работает, как и ожидалось. Прощупывает небо, но тихо, аккуратно, уже с полусотни километров его не засечь.
        Сама по себе тишина в эфире ничего не означала. Группа Геллуэя тоже шла по маршруту в режиме полного радиомолчания. А насчет "шарика" все понятно: шаровидная антенна локатора, новенькая, появившаяся среди тронутых ржавчиной надстроек сейнера явно в то же самое время, что и дыра в борту. Следит, не появится ли в небе железная пташка, по которой можно вмазать ракетой.
        Ломщик произнес что-то еще, и после паузы прозвучал перевод:
        - И еще SOS какой-то непонятный, чуть в стороне, километрах в трех...
        - Что за SOS?! - неприятно удивился Геллуэй.
        Ответа тритона в очередной раз пришлось дожидаться секунду-другую. Эти паузы, особенно при быстрых обменах репликами, несказанно раздражали Геллуэя. Вообще-то программа-переводчик стояла у него хорошая, дорогая: тщательно подбирала синонимы, сообразуясь с контекстом, знала множество жаргонизмов и даже, синтезируя речь, старалась воспроизвести интонацию оригинала. Но притормаживала...
        - Стандартный автоматический SOS. Каждые пять минут одно и то же сообщение: прошу помощи и координаты.
        - Их кто-нибудь слышит?
        - Едва ли. Их даже я едва слышу. Сейчас попробую идентифицировать индивидуальный код сигнала.
        - Не надо. Какой-нибудь радиобуй с ядерной батареей. Некого там спасать уже. Пошли к "Гепардам".
        А воображение отчего-то нарисовало странную картину: люди, изможденные, бледные, несколько лет запертые в железной тюрьме, в наглухо задраенном отсеке, доевшие все запасы, - и последняя их надежда, радиобуй, посылающий сигнал все слабее, слабее, слабее... Ерунда полная, но картинка упорно стояла перед мысленным взором: исхудавшие лица с огромными глазами, устремленными на попискивающий прибор.
        Геллуэй выругался и зашагал вниз по склону холма, стараясь думать о приятном. О том, как он поступит с ломщиком, когда все закончится и придет время отправляться в обратный путь. Тритонов он ненавидел давно и люто, всех до единого. Пятнадцать лет неустанных трудов, пятнадцать лет откладывания динара к динару, - все рухнуло в одночасье из-за какого-то урода вроде Апача. А может, и из-за него самого, всякие случаются совпадения. Жуткое было время: деньги исчезали со взломанных банковских счетов, банки лопались как мыльные пузыри, мировая финансовая система билась в конвульсиях...
        Гибель других банков Геллуэй как-нибудь бы пережил, а на мировую экономику ему и вовсе было наплевать, но случилось страшное - рухнул банк "Эль-Арабия", монстр, казавшийся несокрушимым. Рухнул, конечно же, вместе со своим маленьким филиалом в Оденсе, где хранились все сбережения Геллуэя. Его счет никто не взламывал, не стоила, наверное, потенциальная добыча тритоньих трудов... Просто у банка вдруг не стало денег, и многотысячные толпы вкладчиков впустую пикетировали филиалы, а затем жгли и громили их, - тоже впустую.
        Минувшие с той поры годы не умерили ненависть Геллуэя. Трех ломщиков он уже отправил в огненную бездну Джаханнама, Апач станет четвертым. Но именно он поможет вернуть то, что Геллуэй потерял по вине поганого тритоньего племени, вернуть с избытком.
        А сейчас Геллуэю пришла в голову неплохая идея: если ломщик не подведет, если умело выполнит свою часть работы, - может быть, получит шанс... Крохотный, но получит. Геллуэй запрет его в отсеке какого-нибудь из многочисленных кораблей, валяющихся здесь. Наглухо запрет, заварит все двери, люки и иллюминаторы. Воды и пищи он оставит тритону вдосталь и прорежет достаточное количество небольших вентиляционных отверстий... Но ни радиобуя, ни даже "балалайки" у тритона не будет. Ни к чему.
        Представляя бледного, изможденного Апача, заживо гниющего в просторном железном гробу, Геллуэй мечтательно улыбался.
        Шагавший рядом Олаф Абдельфарид косился неодобрительно. По разумению шведа, поводов для улыбок не было.
        2. Облагораживающий труд на свежем воздухе
        - ...доходы колхозников от общественного хозяйства намечается увеличить за пять лет на двадцать четыре тире двадцать семь процентов. О как! В точку! У нас тут, сталбыть, колхоз? Хозяйство общественное, так? Значит, вырастут доходы, верно говорю!
        Дед Матвей поднял палец к небесам, словно призывал в свидетели не то ангелов небесных, не то верхолазов, пережидающих лихие времена в каком-нибудь спейс-отеле. Затем продолжил чтение:
        - На развитие легкой и пищевой промышленности, а также сферы бытового обслуживания в десятой пятилетке направляется свыше тридцати мильярдов рублей, на шесть мильярдов больше, чем в предыдущей!
        Он дочитал до конца страницы (вернее, до конца половинки страницы), оторвал ее от книги, давненько лишившейся обложки, стал ладить самокрутку. Бумага была древняя, желтая и ломкая, крошилась при неосторожном обращении, но дед привык и справлялся ловко. Закурил и продолжил тему:
        - А у нас тут, сталбыть, что? Легкая и пищевая промышленность, точно. Вот нам мильенчик с тех мильярдов и пришлите, в хозяйстве сгодится!
        Пищевая-то она, конечно, пищевая, да не такая уж легкая... Есть ли занятие более мерзкое, чем вручную, словно в каменном веке, вскапывать тяжелую глинистую землю? Вскапывать, чтобы зарыть в нее картошку, а осенью, под проливным дождиком, корячиться, выкапывая клубни обратно?
        Несколько лет назад Алька, городской мальчик, выросший среди асфальта, бетона и пластиковых газонов, наверняка ответил бы отрицательно на сей риторический вопрос.
        Полный бред, сказал бы тогдашний Алька, пытаться что-то вырастить на истощенной почве, из которой люди за века и тысячелетия вытянули все, что смогли. Фабрики искусственной еды работают бесперебойно, и что за беда, если якобы картофельные чипсы делают из не пойми какой водоросли, коли на вкус они такие же, как баснословно дорогие натуральные? Ну ладно, почти такие же...
        Но за прошедшие годы городской мальчик превратился в сельского юношу (в юношу - по законам природы, а в сельского отнюдь не своей волей), и теперь у него имелся совсем иной ответ на тот же вопрос: да, бывает кое-что и похуже, чем тяжкий труд с опостылевшей лопатой. Например, обед на исходе зимы - три те самые картофелины, разделенные на четверых едоков. Сваренные в мундире и в мундире же съеденные, чтобы ни крошечки продукта не пропало... Мышцы, конечно, после дня копания-сажания болят о-го-го как, но это все же лучше, чем постоянная голодная резь в желудке.
        Примерно так думал Алька, оторвавшись на короткий передых от монотонной работы: воткнуть в землю штык лопаты, перевернуть пласт земли, разбить его несколькими ударами на комки, отбросить в сторону корешки полыни, одуванчиков и прочих сорняков, снова воткнуть, снова перевернуть... Лучше так, чем подыхать от голода, спора нет. Но лишь чуть-чуть лучше.
        Дед Матвей, наоборот, работал в охотку. В феврале совсем уж помирать собрался старый, не вставал почти с лежанки, а пригрело солнышко - ожил, снова на ногах, сыпет шутками-прибаутками, строит великие планы: вот уродится картофь, да подрастет коза Машка, да случат ее, сталбыть, по осени с козлом, да пойдут козлятки... И заживут они как люди, а не как псы, по свалкам промышляющие.
        Алька вздыхал. Псы по пригородным свалкам теперь не промышляли. Их уже самих того... промыслили... Уцелели только те, что подались в леса, подальше от городов, и ведут натуральную волчью жизнь. Зимой слышали вой - вдали, за Плюссой, а собаки там выли или волки, не понять. Да и нет, наверное, никакой разницы для того, кто повстречается в недобрый час с оголодавшей стаей.
        Дед не унимался:
        - А картофь уродится, сталбыть, лишку на брагу поставим да на сало сменяем. А бражка, сталбыть, доспеет - тут и свадебку можно справить, а, Настена? В город за женихом ехать будешь или тут приглядишь?
        Он улыбался во все свои шесть уцелевших зубов, переводя взгляд с Настены на Альку. Последнее время брачная тема весьма занимала деда Матвея. Он даже сам пытался подбивать клинья к немой Анжеле, вроде бы как в шутку, но вроде как и нет. Весна, гормоны торжествуют. Вроде бы какие уж там гормоны у старого, а вот поди ж ты...
        Настена молчала, аккуратно резала семенную картошку, отделяя полукругом верхнюю меньшую часть с глазками - ее и сажали, остальное шло на еду, к весне запасы совсем истощились. Работа тонкая, отхватишь лишнего - и не прорастет кормилица, все труды понапрасну.
        - Или вот Ибрагиша, чем не жених? - не унимался дед. - Все же наш, русский, хоть и омусульманенный. Считай, холостует мужик, всего две жены, а ему по Корану аж четыре полагаются! Будешь третьей, а четвертой Анжелку засватаю, калыму наберу, заживу, как верхолаз на острове!
        Алька искоса наблюдал за девушкой, за ее реакцией на подначки старика. Ну да, ей уже девятнадцать, а ему семнадцать только летом стукнет, но... Но был у Альки план на дальнейшую жизнь, хорошо продуманный бессонными голодными ночами. И Настена занимала в этом плане очень большое место. Правда, сама она о том пока не знала. Однако чуть позже Алька наберется духу и обязательно ей все выложит...
        - Ну ладно, внучата, перекурили да и за работу, - сказал Матвей, поднимаясь. - Эти две сотки до вечера, хошь не хошь, добить надо.
        В двух коротких фразах дед умудрился соврать трижды. Во-первых, курил только он, зловонную до одури самокрутку, в содержимом которой табачные крошки составляли ничтожное меньшинство.
        Во-вторых, внуками Настена и Алька ему не приходились, не говоря уж о немой Анжеле - полтинник на вид тетке, не меньше, хоть разум, будто у восьмилетней. Но времена такие... жизнь прибила друг к другу, живут.
        А в-третьих, насчет двух соток дед явно лукавил. Никак не меньше трех с половиной было в новой делянке, которую он затеял дополнительно вскопать и засадить этой весной...
        Но делать нечего, надо так надо. Алька снова взялся за свою ископаемую лопату. Ископаемую в прямом смысле слова - откопали ее здесь, расчищая фундамент одного из домов нежилой деревушки, названия которой никто из четверых не знал... Дед отскоблил от ржавчины, насадил на новую рукоять и сказал, что еще послужит, железо на инструмент раньше добротное пускали, не то что нынешние металлопластики - одна видимость, сталбыть, для настоящей работы непригодная.
        Но поднапрячься и осилить к вечеру проклятую делянку не довелось. Немая замычала вдруг, заугукала громко-громко, показывая рукой вдаль и вверх.
        Километрах в пяти, над вершиной нависшего над Плюссой холма, показались клубы черного дыма. День выдался ветреный, и дым стелился, прижимался к земле, но виден был хорошо: дед в свое время не пожалел трудов и свалил несколько больших деревьев, закрывавших вид на холм, - изрядно пришлось потрудиться, без пилы-то, с одним лишь небольшим плотницким топориком...
        Алька хорошо знал, что горит. Покрышки и другие куски ненужной резины, уложенные в старую железную бочку совместно с сухой растопкой. Точно такая же бочка есть и у них - но место здесь низкое, и укрыта та бочка на вершине высоченной старой сосны, а сама сосна обустроена так, что вскарабкаться на нее можно быстро и просто - где петля веревочная с верхнего сука свешена, где зарубка на стволе, ногу поставить, или ступенечка деревянная приколочена...
        А эту бочку поджег хромой Ибрагим, что жил с двумя своими женами у реки, в заброшенном, развалившемся и кое-как восстановленном домишке не то бакенщика, не то паромщика... И означал сигнал одно: тревога, чужаки! Не просто чужаки - опасные, вооруженные. Но самое главное - идущие сюда, к давно заросшей лесом деревеньке, не нанесенной на карты. Иначе Ибрагим бочку бы не запалил, просто рассказал бы потом, что шлялись, мол, чужие... К нему изредка забредали самые разные люди - рыбак, поневоле у реки сидит, издалека виден.
        От них к Ибрагиму вела тропа. Или от Ибрагима к ним, с какой стороны взглянуть. Малозаметная такая тропка, специально старались не натаптывать, но встав на нее, с пути не собьешься...
        Игривость и веселость мгновенно улетучились из голоса деда, когда он произнес:
        - Дождались, сталбыть. Сподобились... Ну, внучата, что делать, сами знаете, не раз сговорено. Начинайте, не мешкайте.
        3. Атака по всем правилам
        Давно, в полузабытом детстве, мать называла его Збышеком, - свое настоящее имя он не забыл, но хранилось оно в дальнем, редко посещаемом уголке памяти.
        В его последней - в очередной последней - "балалайке" было прошито фальшивое имя Стефан Карски, совместно со столь же фальшивой биографией. Таких имен и биографий сменилось много, все не упомнить, да он и не старался запоминать сброшенные личины.
        Много лет его звали Апачем, и это прозвище он носил с гордостью, потратив немало трудов и времени на то, чтобы им действительно стоило гордиться...
        А вот когда его называли тритоном, Апач не любил. Тритоны - воспоминания о них хранились в том же дальнем уголке памяти, где покрывалось пылью имя Збышек, - тритоны это нечто мокрое, мерзкое, земноводное, что ловят марлевым сачком в грязном болотце и помещают в стеклянную банку-тюрьму... Самое подходящее название для обитателей цифрового болота. Для земноводных, возомнивших себя богами. Но не для Апача, не для одинокого воина, идущего своим путем.
        Покойный Чайка был гением, спору нет, по крайней мере написанный им в Африке р-вирус мог создать лишь гений. Но тысячи и миллионы последователей?! На них отблеск гениальности не упал...
        Когда-то очень давно косматое существо, больше похожее на обезьяну, чем на человека, додумалось привязать камень к палке, и это стало гениальным прорывом. Но многочисленные последователи существа, тут же с энтузиазмом начавшие разбивать друг другу головы с помощью гениального изобретения? Они гениями не стали. Они остались обезьянами. С каменными топорами, но обезьянами.
        А тритоны хуже обезьян. Значительно хуже. Отчасти похожи - обезьяны, если очутятся вдруг в вычислительном центре или вырвутся из клеток в лаборатории, тоже разгромят и изгадят все, до чего дотянутся. Но в джунглях, в своей законной экологической нише, обезьяна сама добывает себе пищу и служит пищей кому-то другому, леопарду или питону, - короче говоря, является необходимым звеном в пищевой цепочке.
        Тритоны ничего созидать и добывать неспособны, они могут лишь разрушить и украсть созданное и добытое другими. Паразитизм в чистом виде. Но есть простой биологический закон: суммарная масса паразитов не может превышать массу организма, на котором они паразитируют. Иначе погибнут все - и организм, и его паразиты... Нарушать этот закон никому не дано, даже самозваным пророкам Цифры. Сорок Два попытался нарушить, и что получилось? Где сам "пророк"? Где его клевреты? Если кто и выжил в жесточайших синдиновых ломках, сидят сейчас по укромным углам и пытаются понять: почему же все так плохо закончилось, если все так весело и хорошо начиналось? А некоторые головы не ломают - пошли в услужение к недавним злейшим врагам, танцуют перед ними на задних лапках за порцию синдина... Новое шоу в цирке уродов - дрессированные тритоны, спешите видеть!
        В общем, Апач не считал себя тритоном. И р-вирусом не пользовался принципиально.
        Синдин... с синдином сложнее. Без него не обойтись. На работе - не обойтись. Но становиться рабом наркотика Апач не собирался. И не стал. Никогда, ни одной дозы он не принял просто так - чтобы расслабиться, чтобы снять стресс, чтобы просто кайфануть, наконец... Возможные последствия перебоев в поставках синдина он оценил одним из первых - и немедленно вложил все свободные деньги, сделал внушительный запас. Этот запас не растрачен до сих пор, Апач не поддался искушению продать его по пятикратной, по десятикратной, а под конец и по двадцатикратной цене.
        Когда - и если - нынешняя операция успешно завершится, можно будет бесплатно раздать оставшийся синдин всем желающим. Зарабатывать на жизнь трудом ломщика больше не придется...
        При мысли о своей доле в грядущем куше Апач мечтательно улыбнулся.
        ...Рыболовное судно они атаковали по всем правилам военной науки: артподготовка, дымовая завеса, под ее прикрытием - отвлекающий удар, затем высадка десанта.
        Несколько снарядов из безоткатки, выпущенные Абдельфаридом, легли очень удачно - все судно заволокло густыми клубами дыма. Дым был не простой, густо насыщенный микроскопическими и раскаленными полиметаллическими кристалликами, - любые датчики, любые прицелы у неведомого противника должны были на время ослепнуть и оглохнуть. А у каждого, кто рискнул бы без противогаза вдохнуть задымленный воздух, немедленно приключились бы серьезные проблемы со здоровьем. Не летальные - снаряды эти разрабатывались не для военных, для полицейских операций, - но когда из глаз ручьем текут слезы, а все тело сотрясают приступы жесточайшего кашля, много не навоюешь.
        Одновременно с газодымовой атакой вперед устремился один из "Гепардов" - пустой, управляемый Апачем в телеметрическом режиме. Несся он фактически по прямой линии, а второй "Гепард" - за его штурвалом сидел сам Геллуэй - приближался к сейнеру тоже на полном ходу, но скрытным зигзагом, максимально используя мертвые зоны, образованные складками местности. В отдалении, на холме, Олаф был готов отработать из безоткатки по любой обнаружившей себя огневой точке - уже боевыми снарядами, естественно.
        И все оказалось напрасным.
        Никто не стрелял по пустому "Гепарду". И второй тоже завершил свой путь беспрепятственно. Никто не встретил огнем четверку бойцов (два из них - в "саранче"), устремившихся в прорезанное в борту отверстие. И тройка, заходившая с тыла, через выбитые иллюминаторы надстроек, никакого сопротивления не встретила...
        Некому оказалось сопротивляться.
        Установленный во вскрытом трюме комплекс "Кадет-7М" функционировал в автоматическом режиме и все наземные цели попросту игнорировал.
        В общем, получилась тренировка. Отработка взаимодействия в условиях, близких к боевым. Геллуэй остался доволен: весь его маленький отряд по итогам учения заслужил оценку "отлично", все двенадцать человек. Даже тритон, надо признать, выполнил свою задачу четко и грамотно. Что, впрочем, на его судьбе никак не отразится.
        Апач, кстати, совсем не походил на стереотипный образ ломщика, который так любят эксплуатировать сценаристы и режиссеры стереосериалов. Экранный ломщик всегда хилый и слабосильный, а то и вовсе калека, передвигающийся на инвалидном кресле. Апачу же отнюдь не приходилось компенсировать в виртуальных баталиях свою немощь в реальной жизни - парень рослый, плечистый, накачанный. И стреляет неплохо, и в рукопашной не подкачает. Клад, а не ломщик...
        Даже немного жалко закапывать этот клад здесь, на бывшем дне бывшего моря.
        Но придется.
        ...Подходы к локатору и к огневой позиции комплекса его владельцы заминировать не позаботились. Едва ли причиной была их небрежность и дилетантская самоуверенность. Скорее, неплохое знание реальной обстановки.
        Геллуэй себя дилетантом не считал, не задерживались дилетанты в его нынешней профессии - быстро становились или грамотными специалистами, или трупами. Однако и для Геллуэя столкновение с конкурентами здесь, посреди непролазных илистых болот, оказалось полной неожиданностью. Авиаразведка - да, более реальна, и от нее пришельцы застраховались.
        Сухопутный путь сюда Геллуэй прокладывал два месяца, неторопливо, осторожно, устраивая замаскированные склады горючего в кораблях, самых неинтересных с точки зрения скаута-кладоискателя, - "Гепарды" идеальное средство для передвижения по илистой топи, но горючее пожирают в баснословных количествах. Вероятность того, что кто-то еще занимается той же самой работой и нацелился на те же места, Геллуэй считал пренебрежимо малой. И в расчет не принимал.
        Но даже самая малая вероятность не есть нулевая, подтвердит любой математик, - именно эта взяла да и осуществилась весьма поганым образом. Радовало одно: Геллуэй о неприятном факте уже знал, а неведомые конкуренты - нет.
        Изучал "Кадеты" Абдельфарид, как главный специалист по военной технике. Ни слова не говоря, все облазил, ощупал, чуть ли не обнюхал... Долго исследовал металлический пенал, опустевший после пуска ракеты. Отвинтил крышку распределительного щитка, задумчиво рассматривал провода и контакты - опять-таки молча, никак не комментируя свои действия.
        Апач откровенно скучал. Работой комплекса в автоматическом режиме управлял примитивнейший процессор, только и умеющий опознавать обнаруженные цели да выдавать команду на запуск ракеты, - у "мозга" кухонного мультикомбайна и то больше функций. Ломщику высокого класса зазорно подключаться к такому агрегату.
        - Старые, списанные, - сообщил наконец швед. - Не армия.
        - Зачем? - спросил было Геллуэй, увидев, что Олаф прикручивает крышку щитка, аккуратно уложив на место уплотнительную прокладку.
        Но тут же сообразил - зачем. ЗРК, как ни парадоксально, работает не только на своих хозяев. На отряд Геллуэя тоже. Страхует от того, что в игру неожиданно вступит третья сила. Прилетит, например, кто-нибудь на боевом вертолете, позарившись на чужую добычу, - а тут для него наготове два оставшихся "Кадета". Разве плохо?
        - Месяц, - сказал швед, вытирая руки тряпкой.
        - Э-э?? Что - месяц? - переспросил Геллуэй.
        - Месяц назад все это установили. Плюс-минус неделя. Скорее плюс.
        И швед замолчал, посчитав, что прочие его наблюдения и выводы к делу не относятся. Какая, в самом деле, разница, в каком году и на каком заводе произведен комплекс?
        Но время установки комплекса - информация крайне важная. Значит, месяц назад конкурирующая фирма уже по меньшей мере локализовала место работ. А возможно, и приступила к ним... И вполне может статься, что те работы близки к завершению. Геллуэй практически уверил себя в том, что цель у него и у конкурентов одна: "Истанбул".
        О том, что конкуренты могли не только начать, но и завершить операцию, Геллуэй не разрешал себе думать. Если его ждет скорлупа от съеденного ореха - опустошенный корпус "Истанбула" - проще всего достать "дыродел", приставить к виску и на практике проверить все теории о загробной жизни. Люди, кредитовавшие его экспедицию, выстрел в голову считают чересчур гуманным методом воздействия на несостоятельных должников... Фантазия у них богатая, и фильмы о последних часах злостных неплательщиков смотреть без содрогания невозможно.
        ...По корпусу сейнера загрохотали подкованные ботинки. Чересчур быстро загрохотали, по мнению Геллуэя. Кто-то очень спешил сюда, прямо-таки бежал со всех ног... Очередная поганая новость?
        Вниз спрыгнул Фигаро - опытный, проверенный в деле боец, но склонный воспринимать происходящие в жизни события чересчур эмоционально.
        - Там... Там... - Слов у Фигаро не нашлось, и он широко раскинул руки, изображая нечто большое.
        - Что? Что там? Сейф с "Куин Мери"? Говори толком!
        - Во-о-о такие! Здоровенные!!
        Геллуэю захотелось его пристрелить. Очень сильно захотелось. Но он сдержался.
        - Тьфу... Тараканы у тебя в голове здоровенные, придурок... Что нашел-то?!
        Окончательно закипеть и если не выстрелить, то хотя бы отвесить подчиненному пару затрещин Геллуэй не успел - подошел Валет, обследовавший вместе с Фигаро окрестности сейнера на "Гепарде", больше для проформы, чем в надежде отыскать что-то интересное.
        Этот доложил четко:
        - Следы. Чуть в стороне, где ил немного подсохший. Ведут отсюда на запад.
        Четко, но ничуть не более понятно...
        - Что за следы? Чьи следы? - изумился Геллуэй.
        Ни на вездеходе, ни на танке здесь далеко не уедешь, аппараты же на воздушной подушке, вроде их "Гепардов", своей "юбкой" никаких заметных следов не оставляют.
        - Две широкие колеи, - сказал Валет. - Никогда таких не видел. Вроде и не от колес, и не от гусениц...
        Решение пришло мгновенно. Наплевать, на чем они тут ездят, на каких аппаратах неизвестной конструкции. Гораздо важнее - куда. К "Истанбулу", куда же еще...
        Значит, условия задачи меняются: нет нужды вести кропотливые поиски, проверяя, какой из скрытых под слоем ила кораблей окажется искомым. Эту часть работы выполнили другие, и главный козырь теперь быстрота. Более чем вероятно, что здесь, на сейнере, установлен тревожный датчик - и он уже послал короткий условный сигнал, выделить который на фоне помех может лишь специальный фильтр. Тогда хозяева ЗРК уже едут сюда. Причем не слишком быстро - техника, оставляющая следы в болотной топи, слишком быстро передвигаться не может, законы физики не позволяют. А "Гепард" выжимает на форсаже семьдесят пять узлов, если же считать на сухопутный манер, в километрах, цифра получается еще больше... Есть шанс напасть на врага, пока он разделил свои силы, и уничтожить по частям. Алгоритм атаки только что отработан на сейнере - отчего бы не повторить?
        - Собирай людей! - приказал Геллуэй шведу. - Все по "Гепардам", броники и "саранчу" не снимать!
        4. Мирные люди с пулеметом
        Алька ждал, что из леса появятся пешие чужаки. Появятся самое раннее через час после того, как Ибрагим подал сигнал, - и то если идут налегке и быстры на ногу. А кроме как на своих двоих в заброшенную деревеньку не добраться, место для жилья дед выбрал с умом.
        Грунтовую дорогу, что некогда сюда вела, от окружающего леса сейчас и не отличить. Шоссе, от которого та дорога отходила, опознать еще можно: насыпь уцелела и асфальт кое-где виден, но никто по тому асфальту уже не поездит, даже на вездеходе, - вздыбленные обросшие мхом плиты, поднявшиеся торчком под напором выросших деревьев.
        Водным путем тоже не подобраться, от реки далековато, и местность там труднопроходимая, болотистая топкая низина. Вертолет, конечно, прилететь может, но сесть ему негде: и бывшая деревня, и бывшие поля вокруг нее - сплошной лес. Покружит стальная пташка да и уберется восвояси...
        Но оказалось, что всего дед Матвей предусмотреть не смог. Да и Алька тоже. Про один вид транспорта они не то чтобы не знали или позабыли, просто мысль о нем в голову не приходила...
        Не через час, много раньше, на ведущей от Ибрагима тропе появились всадники. Один неторопливо выехал из-за деревьев, второй, третий... Всего чужаков оказалось пятеро. Все верхами, все при оружии.
        Лошади... Для Альки они обитали в каком-то ином измерении. В стереофильмах, снятых на исторические темы. В компьютерных играх про эльфов и гоблинов. А в жизни... Нет, умом он понимал, что где-то настоящие живые лошади существуют и кто-то на них ездит, богатенькие верхолазы, например. Но понимание сего факта никак не предполагало возможности того, что лошади могут оказаться перед ним - живые, всхрапывающие, какие-то совсем неказистые в сравнении с экранными жеребцами и кобылами: те, в стерео, всегда лоснящиеся, с хвостами и гривами, расчесанными волосок к волоску...
        Внезапно Альку посетила очень тревожная мысль, и он торопливо зашарил взглядом по окружающему подлеску... Уф... Отлегло... Собак или хотя бы одну собаку всадники с собой не привели.
        Конечно, содержать собаку в наше время накладно, но ведь лошадь-то еще более прожорлива? А хорошо замаскированный в лесу хлев, где обитала коза Машка, а теперь к ней присоединилась и Настена, без собаки в жизни не отыскать, можно пройти в пяти шагах и не заметить. Но это лишь без собаки...
        Всадники приблизились. Молча, никак не приветствуя их троицу, остановили коней на краю делянки. Двое спешились, остальные остались в седлах, все опять-таки молча. Кто такие, не понять, даже и гадать не стоит. Одеты кто во что - двое в пятнистых камуфляжных комбинезонах, смахивающих на армейские, остальные в цивильном. Оружие тоже самое разное. Армейский автомат с подствольником, и другой автомат (таких у солдат Алька никогда не видел), карабин с оптическим прицелом, и что-то еще непонятное, но явно стреляющее. У одного из тех, кто остался верхом, поперек седла лежал ручной пулемет.
        Дед, Алька и немая сгрудились, неосознанно потянувшись друг к другу, и тоже молчали. Хотя Анжела и без того разговорчивостью не отличалась, но сейчас совсем смолкла, не мычала и не угукала.
        Бандиты? Или мирные охотники? Или немирные, охотящиеся на двуногую дичь? Алька перебирал эти возможности, когда заметил, что у всех пятерых на груди, слева, не то пришиты, не то прилеплены одинаковые эмблемы, небольшие, в половину ладони размером. Что на эмблемах написано-нарисовано, отсюда не разглядеть.
        Похоже, служивые все же люди... Приятнее знакомство от того не станет. Не армия, наверняка какой-то местный отряд самообороны, расплодились те отряды повсюду и обороной занимаются лишь по названию - нападают тоже за милую душу. На всех, у кого есть чем поживиться. Алька очень надеялся, что в их убогом хозяйстве чужаки ничего не сочтут подходящей поживой.
        Пауза затягивалась.
        Нарушил ее один из тех незваных гостей, что были в гражданском. Пошагал по делянке, оставляя следы рубчатых подошв на свежевскопанной земле. Пройдя половину расстояния до Матвея и его домочадцев, остановился и произнес:
        - Здорово, селяне! Расслабьтесь и принимайте гостей. Мы люди мирные, хоть и вооруженные.
        Ну-ну, самое время расслабляться... Может, еще и удовольствие прикажете получать, когда начнете убивать и грабить?
        Вооруженный, но мирный человек свой автомат (тот, что не армейский, без подствольника) держал в опущенной руке, дуло смотрело в землю. Но палец лежал рядом со скобой, и огонь чужак мог открыть через долю секунды. Кобура на поясе - застегнутая - не иначе как дополнительно демонстрировала миролюбие своего владельца. Заодно и вооруженность, понятно.
        Его сотоварищи тоже расслабляться не спешили: оружие из рук не выпускали, даже тот, что держал в поводу двух коней. Аккуратно рассредоточились, кучей не собирались, - если дело дойдет до пальбы, под пули своих не подвернутся...
        - И вам здоровья, - осторожно сказал дед Матвей. Что еще тут скажешь?
        - Спасибо тебе, старинушка, на добром слове, пусть и не от души сказанном... Авось да сбудется.
        "А ведь он городской и образованный, - подумал Алька. - Хоть и натянул ватник с обрезанными рукавами и сапоги-говнодавы, но городской. Речь выдает".
        - Так вот, селяне, - продолжил городской и образованный, - расставим сразу все и всех по местам. Грабить и убивать мы вас не собираемся. Насиловать тоже. И даже объедать не будем, припасы имеются. Мы здесь по казенной надобности, сделаем свое дело и уедем.
        Он замолчал, сдвинул предохранитель автомата, закинул оружие за спину. Улыбнулся широко-широко - посмотрите, дескать, какой я и в самом деле мирный...
        - Что ж за надобность у казны до нас появилась? - спросил дед. - Или пенсию решили заплатить за семь лет просроченную?
        - Фи... За пенсией - это в Питер, к федералам. Портфель справок собери, полгода в очередях поночуй - и получишь компенсацию. Как раз на четвертушку хлеба хватит. Или не хватит, уж как повезет. А мы власть местную представляем. Волостную. Переписчики населения.
        - Кто?
        - Переписчики. Населения. Тебя перепишем, и тебя, и тебя. И кто тут еще с вами живет, тоже перепишем. Учет и контроль, понятно? Ладно, селяне, откладывайте свой сельхозинвентарь и вон там присядем, пообщаемся.
        Он кивнул на самодельный навес, под которым стояли кое-как слаженные из обрубков сосновых стволов подобия мебели. Совсем недавно (но еще в другой жизни, не очень сытной, но хотя бы спокойной) там сидели они вчетвером, и дед балагурил, пыхтя своей зловонной самокруткой... Там же и обедали в теплое время, если было чем обедать.
        - Давайте, давайте, селяне, - поторапливал чужак. - Раньше сядем, раньше закончим. Мы люди казенные, нам еще объехать две точки сегодня надо, да и домой засветло возвратиться хочется.
        - Как же называть тебя, казенный человек? - спросил дед Матвей.
        Похоже, старый несколько успокоился. И в самом деле, когда хотят убить и ограбить людей, заведомо более слабых, политесы с разговорами затевать ни к чему. Но Альке все происходившее решительно не нравилось. Не кончится добром, ох не кончится...
        - Зови меня, старинушка, по-простому, по-свойски: ваше благородие. А вопросов мне больше задавать не надо. Если совсем уж невтерпеж, сначала спроси разрешения. Спрашивать здесь буду я, а вы отвечать, правдиво и честно. Потому что уклоняющихся от переписи мы наказываем в административном порядке, согласно предписанию: вешаем на ближайшем дереве. А у вас тут не далекие степи Забайкалья, деревьев хватает, каждому по персональной сосне выделим. Доступно излагаю?
        Вот так... Знайте свой шесток и помните: безоружный всегда раб вооруженного. По крайней мере сейчас и в этой стране.
        "Благородие" сделал знак своим подручным. Те, что оставались в седлах, спешились, один собрал поводья всех пяти лошадей, повел их куда-то в сторону, за деревья. Другой чужак уже уселся за чурбаком, заменявшим стол, разложив на нем здоровенную книгу с разлинованными страницами. Альке показалось, что переплетена она кустарно, вручную, и страницы тоже разлинованы от руки.
        Пулеметчик со своей машинкой отошел, пристроился поодаль на небольшом пригорке, настороженно поглядывал по сторонам. А последний бандит (пардон, переписчик населения) решительно пошагал к хибарке, по-хозяйски распахнул дверь, зашел внутрь.
        - Э-э-э... - протестующе протянул дед Матвей и начал было вставать с грубо вытесанной лавки, на которую едва успел присесть.
        - Сядь! - рявкнул "благородие". - Досмотр хозяйства! А кто уклоняется... - Он махнул рукой в сторону ближайшей сосны. - ...согласно предписанию. Доступно излагаю? - повторил он.
        5. "Истанбул", история вопроса
        Официально считалось, что легкий ракетный крейсер "Истанбул" - водоизмещение 2270 тонн, длина 102 метра, экипаж 289 человек - находился в День Станции в районе боевого дежурства, в северо-западной части Балтийского моря.
        На деле же крейсер двигался в обход Скандинавии, направляясь в Баренцево море - очередное усиление эскадры Исламского Союза. Двигался, естественно, под прикрытием "зонтика", невидимый для радаров и спутников, и соблюдая полное радиомолчание - обнаружить корабль можно было лишь вблизи и лишь визуальными средствами разведки.
        А затем случилось то, что случилось, - страшный катаклизм потряс недра планеты, пришла в движение дремавшая в глубинах магма - и на поверхности океаны откликнулись, отозвались гигантскими цунами...
        "Истанбул" исчез. К эскадре в Баренцевом море легкий крейсер не присоединился, на Балтику не вернулся, на связь больше не выходил. Поначалу исчезновение боевого корабля прошло почти незамеченным. Правительства - там, где уцелели правительства - подсчитывали потери более крупные: сотни смытых в океан городов и поселков, десятки взорвавшихся АЭС, сотни миллионов погибших людей...
        Позже, когда хаос не то чтобы превратился в порядок, но стал более управляемым, про "Истанбул" вспомнили. Восемь пусковых установок, тридцать две тактические ядерные ракеты, способные пролететь пол-Европы, два реактора последнего поколения, основной и резервный... О таком не резон забывать.
        Крейсер считался непотопляемым. Конструкторы и строители кораблей часто именно так характеризуют свои детища и всегда что-либо не учитывают. Создатели "Титаника" не учли айсберг, который ну никак не мог дрейфовать в таких низких широтах в такое время года - однако дрейфовал...
        Конструкторы "Истанбула" оказались более предусмотрительными. Считалось, что никакая естественная причина не могла отправить легкий крейсер на дно, да и людям, оснащенным самым современным оружием, пришлось бы для этого изрядно потрудиться. Гарантией непотопляемости "Титаника" считались одиннадцать водонепроницаемых отсеков - как выяснилось, лишь относительно водонепроницаемых: переборки между ними не доходили до палубы. На "Истанбуле" счет действительно герметичных отсеков шел уже на сотни. Любой, даже самый малый отсек - боевой, технический, жилой - при тревоге автоматически задраивался (а при отказе автоматики - вручную) и был снабжен автономными системами жизнеобеспечения, позволяющими оказавшимся на дне людям дожидаться спасения в течение месяца. Фактически по этому параметру "Истанбул" можно было назвать подводной лодкой - неспособной, правда, к самостоятельному всплытию.
        И все-таки крейсер затонул.
        Кораблестроители вновь просчитались, но грех их винить. Никак они не могли предусмотреть гигантскую, невиданную в истории человечества волну, набравшую разбег в Северной Атлантике и втиснувшуюся в акваторию Северного моря, породившую там водовороты непредставимых размеров, швыряющие корабли на скалы. Да и само появление новых скал в районе спокойного мореплавания лишь в кошмарном сне могло привидеться проектировщикам: ну кто мог предположить, что мирно дремавшая Скандинавская платформа вспомнит вдруг свою геологическую юность и сдвинется к юго-западу, вздыбливая литораль Северного моря?
        Крейсер искали старательно: оружие, реакторы, компьютеры и оборудование должны были уцелеть в герметичных отсеках и представляли немалую ценность. Вычислили точку наиболее вероятного нахождения корабля в момент катастрофы, начали поиск в постепенно расширявшемся круге... Беда в том, что границы этого круга очень скоро соприкоснулись с новорожденной Шетландской впадиной, на дне которой продолжались активные вулканические процессы. Поиски в других секторах круга результатов не принесли - судя по всему, бурное течение Нового Гольфстрима утянуло корабль в такие бездны, где какие-либо спасательные работы по определению исключались...
        Все заинтересованные стороны вздохнули с облегчением. Было их три: командование объединенного ВМФ Исламского Союза, объявивший о независимости Бернийский имамат и Исламская республика Эльскандия, многими признаваемая правопреемницей развалившегося Северного султаната, - и каждая утешалась тем, что лишний ядерный козырь не достался конкурентам.
        Геллуэй ни на одну из сторон не работал, он вообще был профессионалом другого профиля - хоть и специализировался по исследованию погибших судов, но лежащих не в морских глубинах, а на новой суше. Однако именно он случайно натолкнулся на аварийную капсулу "Истанбула", некий гибрид спасательный шлюпки и батискафа, способный покинуть не просто тонущее судно - уже затонувшее и лежащее на большой глубине.
        Капсула нашлась там, где она, по всем расчетам, не могла найтись, и была заполнена мертвецами - тридцать девять мумифицированных тел в герметичном гробу: страшный удар о скалы титанопластовый корпус капсулы выдержал, люди оказались сделаны из менее прочного материала... Мертвец в роскошном капитанском мундире сжимал в руке водонепроницаемый футляр, а в нем хранился чип с судовым журналом.
        Возможно, военные моряки, что как раз в это время вели активные поиски "Истанбула", заплатили бы за чип определенную сумму. Но куда с большей вероятностью попросту конфисковали бы его, все-таки собственность ВМФ... Геллуэй не стал проверять их щедрость, сразу сообразив - вот его шанс. В мечтах тот виделся Геллуэю несколько иначе: как сейф с затонувшей яхты богатенького верхолаза, например. Но и тридцать две ядерные боеголовки - очень неплохой куш в мире, где сила оружия стала куда действеннее, чем сила денег и сила законов...
        Конечно же, судовой журнал был зашифрован. Взломавший код машинист по прозвищу Спичка давно кормит червей в земле, а координаты места, где лежит "Истанбул", хранятся лишь в голове Геллуэя. Приблизительные координаты, увы, - аппаратура крейсера, способная определять его положение с точностью до метров, стала бесполезной, потеряв связь с навигационными спутниками, и штурману пришлось воспользоваться дедовскими методами...
        Но в любом случае и ВМФ, и Эльскандия, и посланцы имама Берни искали очень далеко от истинного положения крейсера. Секретность, окружавшая последний поход "Истанбула", сыграла свою роль - последние тридцать часов ракетоносец двигался в направлении, почти противоположном предписанному: проблемы с основным реактором заставили командира корабля повернуть на исламскую базу ВМФ в Киль-Кале. Радиомолчание крейсер по-прежнему соблюдал... А когда грянуло, все призывы гибнущего корабля о помощи остались без ответа, командир до самой своей смерти не знал причин отказа связи: спутники, оказавшиеся в непосредственной близости от гигантского энергетического столба, вставшего над планетой, сгорели или попадали, угодившие на дальнюю периферию выплеска энергии - превратились в мертвые куски железа, бесцельно кружащие по орбитам.
        Труднее всего оказалось найти покупателя на боеголовки и разработать схему обмена их на деньги, а не на порцию свинца... Геллуэй нашел, Геллуэй разработал, и казалось, что все продумано, просчитано и взвешено, ничто не помешает взять главный приз и закончить свои дни в покое и довольстве, а не сдохнуть в очередном рейде по проклятым болотам...
        Так лишь казалось.
        В игру вступили новые игроки. Кто именно, не так уж важно, Геллуэй не желал ломать голову над этим вопросом. Может, кому-то удалось найти другую спасательную капсулу "Истанбула"? Командир, как следовало из записей, был уверен, что в его капсуле собрались все уцелевшие, но вдруг? Или Спичка перед смертью как-то исхитрился скопировать судовой журнал? Или покупатели неведомым образом сумели вычислить район предстоящих поисков - и решили сыграть на опережение, выслали свою группу?..
        Не важно. Случатся вдруг пленные, можно будет допросить, хотя много ли знают простые исполнители... Брать кого-то в плен Геллуэй не был настроен. Он мчался к "Истанбулу" с одним намерением: убивать. Убивать всех, кто там окажется, кто посмел протянуть свои грязные лапы к его мечте, такой близкой, такой реальной...
        ...Следы неведомого транспортного средства (действительно не похожие ни на что известное Геллуэю) порой исчезали, на особо топких местах жидкий ил давно восстановил свою нарушенную гладкую поверхность. Но там, где посуше, громадные колеи - почти в человеческий рост глубиной - можно было разглядеть издалека, хоть с километрового расстояния. "Гепарды" со следа не сбивались.
        Передовая машина выскочила на гребень очередной гряды, и Геллуэй увидел то, что видел до сих пор лишь на снимках, на изученных до мельчайших деталей схемах и чертежах, а еще чаще в сновидениях, - "Истанбул"...
        Крейсер лежал на киле с боковым креном около двадцати градусов. Вернее, так лежала его передняя часть. Оторвавшаяся корма в двадцати метрах, и крен ее значительно сильнее... Примерно такая картина и ожидалась после изучения корабельного журнала.
        Но кое-что стало для Геллуэя полной неожиданностью.
        6. Учет и контроль как основа феодальной экономики
        - Как это нет фамилии? - удивился "благородие". - Мало ли что немая, но грамоте-то обученная? Пусть на бумажке фамилию напишет.
        Анжела замычала что-то протестующее. Дед Матвей пояснил:
        - Она и сама-то не знает. Под бомбежку баба попала, контузило и всю память отшибло. Имя кое-как вспомнила, и все. Где жила, чем занималась, родня жива ли, - ничего, сталбыть, припомнить не может.
        - Нет фамилии - нет и человека! - наставительно сказал "благородие". - Сейчас придумаем...
        Думал он недолго, секунды две. И в размышлениях своих не перетрудился. Объявил:
        - Будешь отныне Анжелой Беспрозваной! Пиши, Сидор: Анжела Беспрозваная, пятьдесят один год и два месяца, НДР.
        Возраст он сочинил так же легко и просто, как и фамилию. Бомбежка не повод для нарушения порядка.
        - Беспрозваная - с одним "эн" или с двумя? - спросил Сидор.
        - Без разницы. Пиши с одним, бумагу сэкономишь.
        Писарь по имени Сидор заводил пером по бумаге. Вернее, не совсем по бумаге и не совсем пером. Книга состояла из листов белого пластика, на котором ни карандаш, ни ручка следов бы не оставили, да и на самокрутки он не годился ввиду полной несгораемости. Чувствителен был материал лишь к свету с определенной длиной волны, и писарь выводил свои записи лазерным стилом.
        - Разрешите спросить, ваше благородие, что значит эндээр? - поинтересовался дед.
        Под левым глазом у него набухал здоровенный синяк - напоминание о том, кому здесь вообще-то полагается задавать вопросы.
        - Спроси, старинушка, спроси. Разрешаю, - глумливо произнес "благородие".
        - Э-э-э... м-м... Сталбыть, спрашиваю: что значит эндээр-то?
        - То и значит - сколько поле ни засевай, ни черта не вырастет. Неспособная к деторождению.
        Алька и старик уже были учтены и переписаны, получив аббревиатуры ГСС и ОГСС соответственно. Годен и ограниченно годен к строевой службе. Дед - поплатившись за вопрос подбитым глазом - изумленно спросил: на какой такой службе его собираются использовать? Танкистом али летчиком? "Благородие" пообещал службу легкую: кашеварить, например. Или по минному полю шагать впереди взвода.
        Альку значение дурацких аббревиатур совершенно не занимало. Он напряженно гадал о другом, о главном: рассказал или нет Ибрагим чужакам про Настену? Специально бы говорить не стал, понятно, но мало ли... Вдруг "благородию" и его присным жены Ибрагимовы приглянулись? Староваты, конечно, но вдруг? Ибрагим при таком раскладе вполне мог сказать: есть, мол, тут совсем неподалеку помоложе да посимпатичнее... Своя рубашка ближе к телу.
        Тогда "благородие" попросту играет с ними, как сытый кот с мышью. А может, и не играет, может, просто привык над людьми куражиться, а про девушку Ибрагим промолчал?
        Пока Алька себя накручивал, писарь закончил выводить последнюю запись, а к навесу подошел тот парень, что шарился в хибарке. Ничего докладывать не стал, лишь пожал демонстративно плечами.
        - Ну и ладно, - добродушно проронил "благородие". - Рад, селяне, что отнеслись вы с пониманием, миссии нашей не препятствовали, ничего не утаили... Потому что все утаенное и затем обнаруженное подлежит немедленной конфискации. Поросенка прятать вздумаете - заберем поросенка. Мешок соли утаите - заберем. Бочку керосина припрячете - зимой при лучине сидеть будете. Ну и, понятное дело, людей лишних, не учтенных сразу же забираем. Но у вас-то все чин по чину, правильные селяне, порядок понимаете...
        Он говорил совсем уж благодушно, а потом словно взорвался:
        - Кто в той халупе живет?! Почему не сказали?! Молчать!!! Ты отвечай! - Он ткнул пальцем в Альку. - Быстро, не задумываясь!
        - В какой халупе... - не понял Алька. - Мы тут только...
        - Вон в той, парень, вон в той, куда тропочка мимо кустов бузины ведет... Кто живет? Живо!
        Отсюда, из-под навеса, ни тропку, ни строение увидеть не было никакой возможности. Значит, "благородие" рассмотрел все еще при подъезде, хоть и с той стороны углядеть что-то сквозь стену подлеска непросто. Глазастый, однако...
        - Никто там не живет... - сказал Алька. - Банька там у нас.
        - Банька... - презрительно скривил губы "благородие". - Да лучше полгода грязным ходить, чем в таком клоповнике мыться... Ильгис, проверь.
        Камуфляжник неторопливо, вразвалочку пошагал к баньке. Алька почувствовал нешуточное облегчение. Ничего, похоже, Ибрагим не сказал, и "благородие" стреляет наугад, в расчете на случайную добычу. Это хорошо, это просто здорово, но все-таки немного обидно, что их хитроумный план, рассчитанный на неприятный поворот событий, не пригодился...
        "Благородие" меж тем заговорил иным тоном, деловым, без угроз и подначек:
        - Значит, так, селяне. Как я вижу, соток двадцать вы тут под картошку поднимете. Урожай будет мешков пятьдесят, не больше. Паршивая земля, истощенная... Удобрений в этом году не получите, все до грамма расписано. Своими силами обходитесь, золу подсыпайте, дерьмо собственное... Налог с вас будет, как со всех, - пятина. Пятая часть, значит. Как урожай выкопаете, десять мешков к Ибрагимке на себе доставите, а мы оттуда на баркасе до замка довезем. Если вдруг неурожай - лето жаркое, без дождей, или еще что - идите в замок, пишите челобитную его сиятельству, бланк и образец в канцелярии выдадут. Не будет за вами провинностей числиться - скостим за этот год налог, на другой доплатите недоимку с процентами. Кроме того, общественные работы. В июле, по низкой воде, мост будем через Плюссу восстанавливать...
        Тут "благородие" узрел изумление на лицах слушателей, осекся, махнул рукой.
        - Э-э-э, да вы тут совсем дикие, жизни не знаете, сидите в лесу, как Робинзон на острове... Ладно, спрашивайте без разрешений, только быстро и по делу.
        Дед быстро спросил о главном:
        - Это с чего ж мы, твое благородие, картофь свою кровную отдавать должны? Ты, сталбыть, лес тут корчевал? Сажал ее, картофь, своим потом поливаючи? Или, может, ты зимой...
        "Благородие" перебил, произнося слова негромко, раздельно и отчего-то очень страшно:
        - Как ты меня назвал? Повтори.
        Он не сделал никакого угрожающего жеста, не потянулся к лежащему под рукой автомату, но Алька понял: сейчас он убьет деда. И они останутся втроем.
        - Ваше... ваше благородие... - торопливо поправился дед Матвей, тоже углядевший что-то совсем нехорошее во взгляде собеседника. - Извиняйте, невзначай вырвалось...
        - Вот так. И только так. Теперь отвечаю: вы живете на чужой земле. На самовольно захваченной чужой земле. А за все в жизни надо платить. Не только за землю. Защита тоже кое-чего стоит. Его сиятельство давно всем самочинщикам амнистию выписал: живите, землю поднимайте, хозяйство крепите... Ну и налог, конечно, платите, и предписания соблюдайте. А если беспредельщики из-за Плюссы придут? Картошечку заберут, тебя, старинушка, на месте кончат, а парня с бабой - в шахты, сланец рубить. А нынче шахтеры не те, что в старые времена, когда их большими деньгами в шахту заманивали. Нынче у шахтера один путь - вниз, под землю. Под солнышко даже трупом не вернется. Пока норму наверх выдают, им жратву и воду вниз спускают, да теплогенераторы. А не отгрузят - шиш, друг друга жрите. И ведь жрут, по слухам. Что тебе, парень, больше по нраву: картошечкой поделиться с тем, кто тебя охраняет, или в шахтеры пойти? Можешь не отвечать, вопрос риторический. Короче говоря, не нравятся порядки здешние - собирайте манатки и ищите лучшей доли. Его сиятельство никого силком не удерживает.
        - А кто это - его сиятельство? И "замок" его где? - торопливо спросил Алька, чувствуя, что время свободных вопросов истекает.
        - Его сиятельство - господин барон Гильмановский, глава волостной администрации. Ну а замком мы администрацию зовем... Где ж обитать барону, как не в замке?
        - Настоящий барон? - подивился дед. - Из тех, допрежних?
        - Не из тех, но самый доподлинный. Удостоен за заслуги перед императорским домом. Бумага из Цюриха, от наследника престола выправлена, на стене висит, в рамке и с золотой печатью. И герб от геральдической комиссии - вот, видал?
        Он ткнул себя пальцем в грудь, где была пришита эмблема - баронский герб, как выяснилось. Изображал он вставшего на дыбки медведя, сжимавшего в одной лапе большой циркуль, а в другой автомат "абакан". Над зверем нависала небольшая золотая корона, а вокруг кресты на лазоревом фоне да снизу надпись латиницей, мелкие буквы, не разобрать.
        Замки и бароны в представлении Альки ассоциировались с другим миром, пусть жестоким, но ярким: дамы в декольтированных платьях, штандарты над ажурными башнями, роскошные рыцарские турниры... А тут... Репьи в конских хвостах и ватник с обрезанными рукавами. Не то. Подделка.
        - Ну ладно, селяне, - сказал "благородие", поднимаясь. - Не буду дольше отвлекать от трудов праведных. Работайте, бога не забывайте.
        Неожиданно подмигнул Альке, произнес с улыбкой:
        - А ты парень, я гляжу, крепкий, не увечный. Зазорно такому в земле ковыряться. Осенью будет смотр, если приглянешься его сиятельству - к нам в дружину попадешь, может, вместе станем...
        Он не договорил. К навесу быстро, чуть ли не трусцой, подошел тот же камуфляжник, Ильяс, кажется, или Ильгис, Алька уже не помнил... Не то Ильяс, не то Ильгис с размаху шлепнул что-то на стол-чурбак. Заявил торжествующе:
        - Девку прячут, крысеныши! Или бабу молодую! Гляньте, вашбродие!
        "Благородие", явно ничего не понимая, уставился на обмылок, лежавший на столе. И Алька ничего не понял, да и остальные, наверное. Мыло как мыло, сероватое, с дурным запахом, но лучше уж таким мыться, чем...
        - А-га-а-а-а... - протянул "благородие", не то сообразив, не то разглядев.
        Брезгливо, кончиками пальцев, поднял обмылок, начал отлеплять-разматывать с него волос - длинный, русый, ничего общего не имевший с прическами "селян": Алька раз в месяц брил голову, у деда вокруг лысины рос венчик седых волос, а шевелюра Анжелы канула в той же бомбежке, что и память.
        Волос принадлежал Настене.
        Все вроде предусмотрели, все следочки ее здешнего житья попрятали, а на такой малости погорели...
        7. Конкурентная борьба с применением артиллерии
        Одного взгляда хватило, чтобы понять две вещи, обе до крайности неприятные.
        Во-первых, конкурентов оказалось значительно больше, чем он рассчитывал. Численность своего отряда Геллуэй полагал оптимальной для выполнения задачи и надеялся, что чужаков будет примерно столько же: десяток, много полтора. Просчитался... На крейсере и вокруг него находилось, пожалуй, не менее тридцати человек, но едва ли все враги разгуливали на виду, кто-то из них оставался во внутренних помещениях корабля, кто-то - в большом разборном ангаре, установленном неподалеку, кто-то - в незнакомом Геллуэю средстве передвижения, в "грязеходе", как он называл его в мыслях.
        Во-вторых, сразу стало ясно - стрелять в сторону крейсера нельзя. В крайнем случае аккуратнейшим образом, из легкого стрелкового...
        Неизвестно, к какой цели стремились конкуренты, но явно не к той, что Геллуэй: демонтировать и тайно вывозить боеголовки они не собирались. Пусковые установки не находились под палубой крейсера, как полагается, - незваные гости вытащили их наружу, использовав самодельный подъемный механизм из системы блоков и корабельной лебедки.
        Мало того - установки не просто извлекли, но и выровняли, компенсировав крен при помощи импровизированной сварной конструкции, и заново подключили к ним кабеля и шланги.
        Мало того - пеналы с ракетами находились на пусковых. Все восемь штук. Не учебные макеты, и не обычные ракеты, не снабженные ядерной боеголовкой, - и то, и другое имелось на "Истанбуле", но ярко-белая окраска пеналов не позволяла Геллуэю усомниться: товар, за которым он шел, готов улететь неведомо куда.
        На прежнем "Истанбуле", плававшем по морям, такое не дозволялось даже на маневрах и учениях. Тренировались на макетах, учебные стрельбы проводили осколочно-фугасными и лишь при красной тревоге, при непосредственной подготовке к ядерному удару ракеты в белых пеналах могли оказаться на пусковых...
        Геллуэй не мог понять, что тут затевается. Конкуренты вознамерились спровоцировать атомную войну? Кого? С кем? Решились шантажировать какой-нибудь Анклав или государство? Приставив к виску этакий ядерный "дыродел", можно выторговать немало... Или в самом деле собрались кого-то либо что-то уничтожить?
        Сейчас чужаки активно работали с антеннами крейсера. Причем большую грибовидную, расположенную на корме корабля, они уже выровняли и, судя по ее вращению, запустили в рабочий режим - "зонтик" вновь прикрывает "Истанбул".
        Размышлять над увиденным Геллуэй не стал. Выкрикнул в микрофон:
        - Атакуем по плану "В-2"!
        Дождался, пока Апач включит связь, и повторил ту же фразу для второго "Гепарда" - план "В-2" соблюдение режима радиомолчания не предусматривал.
        Обе машины рванулись вперед - на форсаже, завывая турбодвигателями.
        И почти сразу по ним открыли огонь.
        ...Все, кому доводилось иметь дело с Геллуэем (вернее, те, кто имел дело и остался в живых), единодушно считали: он законченный псих. Пятнадцать лет работал в СБА, причем не на теплом месте где-нибудь в Анклаве - мотался по всему миру, сопровождая геологов, пытающихся разыскать хоть какие-то неразведанные, случайно пропущенные запасы нефти. Поиски проходили в местах самых диких, населенных людьми порой до крайности неприятными и негостеприимными. Собачья была у Геллуэя служба, но оплачивалась хорошо. А потом случилось Черное Лето мировой экономики, банки полопались вместе с надеждами Геллуэя на обеспеченную старость, и крыша у парня поехала... Свою мечту - дожить остаток жизни богатым человеком - он теперь превращает в реальность крайне жестко, убивая даже тогда, когда без этого вполне можно обойтись...
        Но профессионализм и умение тщательно готовить и просчитывать операции Геллуэй, при всей своей отмороженности, не потерял. Со стороны могло показаться, что он впал в бешенство при виде чужаков, тянущих лапы к вожделенному сокровищу, что бросился на них как бык на красную тряпку, - очертя голову, без плана и подготовки, практически на верную гибель...
        На деле же Геллуэй действовал не наобум: в то, что придется драться за крейсер, не верил - однако же имел план и для такого поворота событий.
        "Истанбул" он знал прекрасно, мог с завязанными глазами пройти по крейсеру от камбуза до мостика - пройти любым путем, хоть самым коротким, хоть самым безопасным... Своих соратников Геллуэй заставил изучить внутренности корабля не менее дотошно, причем не только на схемах и планах - на виртуальном макете, закачанном в "балалайки".
        Геллуэй и его люди были готовы ко всему. Даже к маловероятной возможности боя во внутренних помещениях крейсера с численно превосходящим противником. Но это на крайний случай - если не сработает план "В-2", главная роль в котором отводилась ломщику Апачу и процессору, снятому со спасательной капсулы "Истанбула".
        Процессор ничего особенного из себя не представлял, выполняя простейшие функции навигации, связи и жизнеобеспечения капсулы. Однако с него можно было дистанционно войти в локальную сеть "Истанбула". Пусть ненадолго - сеть быстро разберется, что коды доступа давненько не возобновлялись, и попытается заблокировать канал. Но по меньшей мере два информационных пакета в сеть "Истанбула" уйдут - и тут уж Апачу все карты в руки.
        Беда в том, что дистанция доступа ограничивалась прямой видимостью и уже за ближайшей возвышенностью связь прекращалась - спутник, обеспечивающий ее на дальних расстояниях, канул в День Станции. Ломщику приходилось работать с "Гепарда", ведущего бой.
        ...На стрельбу из полутора десятков стволов Геллуэй почти не обращал внимания - защита кабины и двигателя выдержит и пулю, и легкую гранату из подствольника, а резиноподобный материал "юбки" аппарата обладал свойством сам затягивать небольшие пробоины.
        Но 37-миллиметровая скорострельная шестистволка "Истанбула" - это серьезно. Предназначалась она для борьбы со скоростными и слабо бронированными целями, как раз такими, как "Гепард". Едва ли чужаки предполагали, что в гости к ним заявится группа Геллуэя, но пушку предусмотрительно привели в порядок. Повезло, что стрелял из нее - дистанционно, оставаясь в боевой рубке, - не комп, а человек, к тому же не слишком опытный. Похоже, за пультом наводчика оказался тот, кто был к нему ближе в момент начала атаки.
        Геллуэй маневрировал, бросая "Гепард" то вправо, то влево, резко тормозил, ускорялся, выписывал немыслимые зигзаги... Пока что маневры помогали разминуться со снарядами, но наводчик явно осваивался, и разрывы ложились все ближе.
        Ладно хоть управляемым реактивным снарядом не могли ударить, Геллуэй намеренно держался в мертвой зоне реактивных установок, вернее, в зоне неуправляемого полета снаряда.
        Наверху тарахтел пулемет - Фигаро, управляя им дистанционно, стрелял по всему живому, что видел, стараясь лишь не направлять ствол в сторону пусковых установок и антенн крейсера.
        - Ну что?! - спросил Геллуэй у ломщика через "балалайку".
        Проклятая пауза показалась бесконечной, и он успел подумать, что если попытка не удалась, то придется воспользоваться планом "В-3": пробиваться внутрь корабля и подключаться напрямую к информационным шлейфам, потерь в таком случае не избежать, ведь драться придется с противником, видящим каждое помещение, контролирующим запорные механизмы всех люков, и тогда...
        - Связь зафиксировал. Теперь не мешай... - наконец отозвался Апач.
        Он сидел с закрытыми глазами в специальном кресле, компенсирующем толчки и ускорения, тонкие провода змеились вокруг, соединяя "балалайку", процессоры капсулы и "Гепарда", "раллер"... А еще - небольшую черную коробочку, закрепленную на обнаженном предплечье ломщика. Несмотря на скромные размеры, в ней скрывался достаточно совершенный медицинско-диагностический комплекс, фиксирующий малейшие изменения в физическом состоянии и вспрыскивающий в кровь точно отмеренные дозы синдина. Передозировка Апачу не грозила, и в помощи ассистента в процессе взлома он не нуждался.
        Геллуэй мысленно пожелал ему удачи.
        8. Развилка жизненного пути
        - Вы же, селяне, у меня не первые... - грустно произнес "благородие". - Не вторые и даже не третьи, кого переписываю. Нагляделся и все понимаю. Время лихое, приходят люди с оружием - прячь девок, прячь скотину, не то все позабирают... А нам не забирать, нам жизнь хоть как-то наладить задача поставлена. Короче говоря, селяне, перед вами сейчас развилка жизненного пути. Или в дурости своей быстренько мне покаетесь и штраф заплатите, или врать и упорствовать начнете: шла, дескать, дева-странница мимо, а вы ее на ночлег пустили да в баньке попарили. Тогда разговор предстоит болезненный. Для вас, разумеется.
        Звучало все разумно. Правдиво звучало... Да только Алька не верил. Они феодализм натуральный возрождать затеяли, с оброками и повинностями... А там среди повинностей вроде и "право первой ночи" числилось. Кто ту повинность в замок отбывать пойдет? Не Анжела немая, надо думать... Да и штраф "благородие" чем брать собирается? Обрезками семенной картошки? А то Алька не видел, как бойцы его Анжелку разглядывали: не сгодится ли, часом, для "деторождения"... Нет, господа феодалы, ищите дураков в другой деревне.
        - Не в чем нам каяться, - тяжело вздохнул дед Матвей. - Волосы внучки моей, Настены...
        - Где? - коротко спросил "благородие".
        - Пойдем, отведу...
        Алька отметил, как оживились "дружинники", какими взглядами переглядывались. И понял, что был прав. Может, первая ночь среди повинностей и не числится, но, похоже, у баронской челяди право пользовать приглянувшихся селянок есть. Или без всякого права юбки задирают, и жаловаться на них как бы себе дороже не получилось...
        Шагали все ввосьмером: и пришлые, и местные. Дружинники оружие держали в руках и позыркивали на троицу робинзонов отнюдь не дружелюбно. Скольких, интересно, они переписали, а скольких уклонявшихся по деревьям развесили?
        Погост был обустроен внутри здоровенного, раза в четыре больше остальных, фундамента. Может, в древние времена стояла тут сельская администрация, или почта, или еще какое-то казенное здание... А сейчас посреди фундамента вымахала высокая сосна, а под ней - одинокий холмик, свежий, с воткнутым колом и приколоченной поперек него табличкой. На табличке значилось: АНАСТАСИЯ ГНЕДЫХ. А чуть ниже две даты, вторая совсем недавняя... Табличку регулярно, раз в три дня подправляла сама Настена, она же перекапывала холмик, шутила: "Сто лет теперь проживу, не меньше..."
        - Третьего дня, сталбыть, преставилась... - сказал дед негромко и печально. - Весна... За зиму все подъели, а сейчас супцом из лебеды пробавляемся... Ну и... Слабела день ото дня, иссохла, совсем, сталбыть, как былиночка стала...
        Дед всхлипнул. По морщинистой щеке - Алька удивился - поползла настоящая слеза. Сам он не смог прослезиться над фальшивой могилкой... Но постарался изобразить печальное лицо, вздохнул жалостливо.
        - Сочувствую, селяне... - сказал "благородие".
        Почти даже искренне сказал, и почти даже стал похож не на цепного баронского пса, а на нормального человека. Но затем добавил, все испортив:
        - Молодая... Много чего за нее в замке могли получить, селяне...
        - Молодая и свежая... Может, откопаем? - предложил пулеметчик и загыгыкал так, что стало ясно: доверять такому дебилу пулемет - дело рискованное.
        У Альки все сжалось внутри. Ну как "благородие" и в самом деле заставит их разрыть яму? Для проверки, для полной гарантии?
        Не заставил. Вскоре кучка всадников исчезла за деревьями - возвращались назад той же тропкой, что и приехали, дальше конного пути не было: непроходимые леса, буреломные, там и пешему-то надо топором себе дорогу прорубать... И туда, подумал Алька, надо было уходить, когда присматривали место для поселения. Потому что здесь жизни не будет. Повадились приезжать, теперь не отстанут. Может, поначалу и в самом деле не станут налогом давить, дадут хозяйству подняться. Зато потом спуску не жди... Да и Настену один раз уберегли, а в другой гости незваные нагрянут неожиданно - и что? Ибрагим к ним в сторожа не нанимался...
        Дед Матвей придерживался того же мнения.
        - Сниматься с места надо, - говорил он час спустя, когда Настена вернулась из убежища. - Летом к Нарове дорожку разведаем, плот в укромном месте на берегу сладим. Урожай соберем, продадим, - и ходу на тот берег. А благородиям и сиятельствам, сталбыть, шиш на масле, а не картофь нашу кровную... Ну да ладно, пора и за работу. Хошь не хошь, а делянку заканчивать надо.
        Чем больше Алька, уныло ковыряя землю, размышлял над планами деда, тем меньше они ему нравились. Потому что, если уж решил бежать - так беги, все бросай и беги. А земля, тобой обработанная, она ж как липкая паутина: держит, не отпускает. Вот и деду не расстаться со своими делянками, расчищенными и засеянными... Урожай соберут, проще не станет. Продать - легко сказать, картошечка многим нужна, да чем покупатели расплачиваться будут? Деньги федеральные сейчас ничего не стоят, даже на самокрутки не годятся, каждый глава администрации свои боны печатает или кредитные обязательства. Наверняка и здешний барон какие-нибудь дукаты шлепает... Или флорины, с него станется. Хождение местные валюты имеют, конечно, но уже в соседнем районе меняют их по курсу безбожному, грабительскому, а чуть дальше отъедешь, никто и за деньги не посчитает... За юани или динары продать урожай - другое дело, тогда и вправду можно куда угодно переехать и не голодать, на новом месте, все с начала начиная. Беда в том, что не водится у здешнего народа ни юаней, ни динаров, а если у кого вдруг есть немножко - прячут в укромном месте
и на картошку ни за что не потратят.
        Можно, как крайний вариант, выменять на картошку патроны. Они - валюта самая надежная, нужная всем и везде. Ну тут есть одна тонкость. Патронами между собой расплачиваются люди сильные, вооруженные, кто не боится, что в него тем же патроном и выстрелят... С их припрятанной охотничьей одностволкой - старой, срабатывающей через два раза на третий - лучше на такой торг не соваться.
        В общем, деду Алька не верил. Не считал, что тот их специально обманывает, - сам обманывался старый. Сейчас его земля возделанная держит, а осенью к ней урожай добавится, ни продать, ни бросить "кровную картофь" Матвей не сможет... Отложит до весны, а там опять ноги едва волочить будут, и все по кругу... Так и сгниет плот в укромном уголке на берегу Наровы.
        У Альки свой план имелся. Думал, позже начинать придется, через год, когда повзрослеет, сил наберется... Но жизнь иначе рассудила, и Алька решил: сейчас. И с Настеной надо поговорить сейчас, не откладывая, пока решимость не угасла, пока сам не начал придумывать десятки предлогов отложить разговор.
        Едва дед объявил очередной перекур и достал свою заветную книжку, Алька отозвал Настену в сторонку, за фундамент, заросший диким малинником. Матвей понимающе хмыкнул им в спину.
        Для долгих вступлений времени не было, и Алька сразу взял быка за рога:
        - Уходить надо, Настя. Не осенью, раньше. Псы баронские до осени сюда еще наведаются и до тебя доберутся.
        Уговаривать и убеждать не пришлось. Перспективы здешнего житья-бытья, как выяснилось, Настена оценивала весьма схожим образом.
        - Знаю, Аленький... Помогу деду отсеяться, поблагодарю за все доброе - и уйду. Одна. Негоже вам хозяйство бросать из-за меня. А со мной только бед наживете...
        Сначала Аленьким цветочком, а затем и просто Аленьким его только Настена называла. Алька не возражал, нравилось... А вот задумка ее не совсем приглянулась. Он примерно то же самое планировал, но чтобы вдвоем с Настеной.
        Хотел было сказать, что не сможет она одна, не сумеет, до первого поста на дороге дойдет - и все, солдатам на потеху... Но не сказал. Знал, что еще как сможет и сумеет. Когда Настена к ним прибилась, от мальчишки-беспризорника ничем не отличалась: коротко острижена, грудь прибинтована, да еще лишай фальшивый на всю щеку... Та еще выдумщица, ложную могилку тоже она придумала.
        Поэтому сказал Алька другое:
        - А куда? По всей России ведь как здесь, а кое-где и похуже...
        - В Москву, наверное. Там хоть какой-то порядок сохраняется. Может, пропустят, работу найду...
        Никакой уверенности в голосе девушки не слышалось. Про Москву слухи ходили самые разные, но сходились они в одном: в Анклав попасть и раньше было непросто, а теперь и вовсе всем приезжим от ворот поворот дают. Якобы пару раз голодные толпы пытались прорвать периметр со стороны России - останавливали их жестоко, пулеметами.
        Алька заговорил быстро - перекуры у деда недолгие, - но уверенно и убедительно:
        - Я ведь тоже здесь засиживаться не собираюсь, и так в лесу тоскливо, а без тебя вообще... Только не в Москву надо. На север, к Станции. Я карту смотрел, высчитывал - за месяц дойти можно. Они всех пускают, пусть не сразу, но я согласный хоть месяц, хоть два, хоть три в фильтре ждать...
        - Пускают - и что?
        - Дорога там, туннель к другой планете... Новый мир, представляешь? Ни радиации, ни голода, все по-другому...
        - Слышала я эту сказку, Аленький. Не бывает так. К другим звездам долго лететь надо, а так, чтобы в коридор на одной планете войти, на другой выйти, - не бывает.
        - А если бывает? А если так и есть? Недаром вся планета наша на дыбы встала, когда тот коридор пробивали. Да и люди ведь идут туда и идут вдоль магнитки, назад не возвращаются...
        - Новый мир... - произнесла Настена мечтательно.
        А продолжила совсем иным тоном:
        - Только если и вправду не сказка - люди-то туда идут прежние. Озверевшие. Кто-то, как здесь, с нуля начинать будет, зимой с голода пухнуть, а кто-то их обирать тут же пристроится, грабить да насиловать...
        - Хуже, чем здесь, не будет, - заявил Алька убежденно. - И так, как здесь, не будет. Если нефти в достатке, если почвы не истощенные - наладится все помаленьку. Не такие люди уж звери из себя, просто жизнь собачья. Даже "благородие" сегодняшний, может быть, человеком бы стал, если б мог иначе на жизнь нормальную заработать...
        Он услышал голос деда Матвея, окликавшего их по именам - хватит, дескать, любезничать, пора за работу, - но не обратил внимания, надо было спросить самое главное. И получить ответ.
        - Пойдешь со мной на север?
        "Со мной" он выделил голосом.
        - С тобой?
        Настена улыбнулась, помедлила с ответом, у Альки все сжалось внутри, сейчас она скажет, какой он глупый мальчишка, или что-то другое, утешительное, чтоб не так обидно прозвучал отказ. Наверное, надо было спрашивать совсем иначе, надо было что-то сказать про свои чувства к ней, но он не умел, хотел и не получилось, и теперь...
        Ответить она не успела. Со стороны делянки послышался крик. Истошный крик, страшный. Кричала Анжела, без слов, вопила на одной ноте.
        Алька бросился туда, обогнул угол фундамента - и застыл столбом, чуть не упершись грудью в дуло "дыродела". Настена врезалась на бегу в Алькину спину.
        - Ну, с воскрешением тебя, Анастасия Гнедых, - весело произнес "благородие", сделав пару шагов назад. - А ты симпатичная и бойкая, для трехдневной-то покойницы.
        Пулеметчик стоял здесь же, держа у пояса свою машинку, готовую к стрельбе. Скалился мерзко и похотливо.
        - Не подвело чутье старого пса, не подвело... - продолжал "благородие". - Похлебали ушицы у Ибрагимки, да и вернулись, - а тут ты, молодая и красивая. Придется на лошадке прокатиться с нами, красавица. А потом проезд отработать со всем прилежанием...
        Алька бросился на него, метя в глаза растопыренными пальцами. Он не рассчитывал на победу, "благородие" был крупнее и сильнее, и даже без оружия и без помощи пулеметчика имел бы куда больше шансов. Но слишком уж неожиданно все рухнуло и рассыпалось, вся жизнь, все планы, и осталась лишь надежда - крохотная, маленькая, тень и призрак надежды: пока его будут убивать, Настена каким-то чудом успеет ускользнуть, скрыться в лесу...
        Выстрел он не услышал. Мир полыхнул багровой вспышкой, раскололся на тысячу огненных кусков и исчез.
        9. Мир без названия
        Монстр напоминал громадного сухопутного осьминога, но напоминал лишь своим бесформенным студенистым телом и наличием щупальцев. Любое головоногое существо: хоть осьминог, хоть кальмар, да хоть и сам Великий Кракен - вне родной стихии окажется беспомощным, и победит его не враг, а собственный вес и отсутствие скелета.
        Эта же буро-зеленая тварь передвигалась по суше очень быстро. Не переставляла ног, которых у нее не было, не ползла, не подтягивала себя щупальцами. Она скользила, наподобие быстро скользящей по стеклу капельки ртути.
        Несколько мгновений - и псевдоосьминог оказался около подъемного моста замка. Штурм начался немедленно, без разведки, без предварительного нащупывания слабых мест в обороне. Огромная масса заполнила ров, ударилась о поднятый мост, стоящий вертикально и прикрывающий ворота. Щупальца атаковали разом со всех направлений: упругими живыми таранами били в стены, тянулись к бойницам, нависали над зубцами стен и рушились вниз.
        На концах одних щупальцев распахнулись зубастые пасти, остервенело грызущие камень, железо и дерево. Другие истончались, их игольно-острые кончики втыкались, ввинчивались в малейшие трещинки и щелочки, просачивались внутрь замка, словно вода, проходящая через невидимые глазу отверстия в запруде. Часть щупальцев ушла в землю, подобно корням дерева, но и там, в глубине, продолжалась разрушительная работа: земля содрогалась, и дрожь ее передавалась стенам и башням.
        Замок отбивался отчаянно. Огненные струи вырывались из бойниц надвратной башни и не просто обжигали - испепеляли, превращали в ничто атакующие щупальца, но тварь мгновенно отращивала новые. Оборону затрудняли последствия другого, недавнего штурма: пробитые в нескольких местах стены были наспех залатаны деревом, две угловые башни - почерневшие и выгоревшие внутри - никак не участвовали в отражении нового приступа.
        Одна из двух толстенных цепей, удерживающих подъемный мост, не выдержала и лопнула, - он накренился, перекосился. Чудовище усилило натиск. Казалось, еще несколько титанических усилий, - и мост рухнет, открыв путь к решетке, способной защитить от людей, но никак не от щупальцев, проникающих в любые отверстия.
        В этот момент обороняющиеся перешли в контратаку. У подножия надвратной башни распахнулся хорошо замаскированный порт-батард, и наружу хлынул поток стремительных существ - напоминали они гигантских сороконожек или сколопендр, откованных из серебрящейся стали. Гигантами существа казались лишь в сравнении с обычными представителями своего семейства: вытянувшись вертикально, серебристая сколопендра дотянулась бы человеку как раз до горла. На фоне исполинского монстра размеры многоногих тварей выглядели ничтожными, но их количество и неукротимая ярость по меньшей мере уравнивали силы.
        Многие сколопендры подвернулись под сокрушительные удары щупальцев и отлетели, искореженные и раздавленные. Многих спалили огненные струи. Но извергаемый замком сверкающий поток не слабел, твари вцеплялись, вгрызались в колоссальную тушу, в щупальца, терзали, отрывали куски плоти. Черная кровь псевдоспрута хлестала из многочисленных ран, но он, ни на что не обращая внимания, делал свое дело.
        Лопнула вторая цепь, тяжеленный мост рухнул - не с грохотом, как должен бы рухнуть, но с сырым шлепком, - слишком много плоти, переплетенной в яростной схватке, оказалось на пути падения.
        Защитники замка усилили натиск. Огненные струи били теперь без перерыва, сплошным потоком. С вершины донжона ударила в тело монстра ветвистая синяя молния, - и он, похоже, впервые в этой схватке получил удар если на смертельный, то достаточно чувствительный: бесформенная туша скорчилась в конвульсиях, щупальца хаотично заметались в воздухе...
        Никто - ни атакующая сторона, ни обороняющаяся - не обратил внимания на одинокого воина в черных вороненых доспехах, подошедшего к замку с другой стороны. Так и было задумано. Между тем главная, смертельная для замка угроза надвигалась именно отсюда... Воин легким движением перепрыгнул ров, сделал несколько быстрых шагов вдоль каменной кладки. Осмотрел свежую заплату, кое-как прикрывавшую брешь в стене, удовлетворенно кивнул головой.
        Этим воином был Апач.
        ...Когда идет виртуальная битва - взлом сложной компьютерной системы или схватка за контроль над ней с другим машинистом, - у ломщика нет времени и возможности разбираться со строчками машинных кодов, вдумчиво изучая противодействующие программы. Да и нужды в том нет: все это лучше и быстрее может сделать вирус. Но программа-агрессор, сколь угодно совершенная, неспособна на импровизации, на неожиданные ходы и решения, кажущиеся нелогичными, но ведущие к победе, короче говоря, неспособна на все то, что отличает человека от машины. В конечном счете виртуальный бой ведет человек, однако "противники" в том бою не выглядят как длинные последовательности цифр, букв и символов, - программа-вирус трансформирует их в нечто знакомое и быстро опознаваемое.
        Визуальное воплощение процессов, происходящих в атакуемой сети, целиком зависит от личных вкусов ломщика, написавшего вирус. Апач предпочел вариант с за?мками и магическими чудовищами - скопировал антураж древней игры, любимой в детстве, но почти недоступной: мальчик по имени Збышек рос в небогатой семье и играть приходилось изредка, урывками, на чужих машинах...
        ...Черная кровь чудовища (мощного вируса, но призванного в основном отвлекать внимание и поглощать ресурсы атакуемой сети) оказалась ядовитой для сколопендр (антивирусных подпрограмм-чистильщиков), серебристые существа не гибли, но прекращали драку, двигались совершенно бессмысленно и хаотично, словно разом ослепли, оглохли и потеряли все прочие органы чувств. Иногда, натолкнувшись на что-то - на стену замка, на бок чудовища или на собственного собрата - пускали в ход жвала, но без прежней ярости, как будто сами не понимали, для чего и зачем это делают.
        А вирус-монстр тем временем лишился почти всех своих щупальцев и отбросил их, как отбрасывает хвост ящерица. Отделившись от туши, щупальца не утеряли способность двигаться и атаковать - втянулись сквозь решетку на внутренний двор замка, и схватка закипела там с новой силой.
        Два взмаха меча - и в заплате, прикрывающей брешь в стене, открылся вход в виде Л-образной арки. Воин в вороненых доспехах шагнул в замок.
        Ломщик Апач, пробившись через защитные программы и системы безопасности периферийных устройств, вошел в операционную систему крейсера "Истанбул".
        10. Пираты Северного моря
        Задача перед Олафом Абдельфаридом стояла более сложная, чем перед Геллуэем, и в то же время более простая. Он должен был отвлечь внимание от второго "Гепарда", принять на себя главный огонь, однако его действия никак не сковывала необходимость находиться в зоне прямой видимости с крейсера...
        И швед выбрал для первой фазы боя среднюю дистанцию. Его "Гепард" маневрировал на полуторакилометровом расстоянии от крейсера, используя как защиту складки местности, время от времени выскакивая на вершины холмов, чтобы выпустить два-три снаряда из безоткатки.
        По крейсеру Олаф не стрелял, выполняя приказ Геллуэя. Три первых снаряда подожгли ангар и вдребезги разнесли стоявшую неподалеку водометную установку (наверняка именно с ее помощью с "Истанбула" смыли толстый слой ила, покрывавший крейсер). Сам по себе водомет шведа не интересовал, но позади него укрылись несколько чужаков и азартно палили по второму "Гепарду" из личного стрелкового.
        В ангаре, судя по всему, среди прочего хранилось немало топлива для "грязеходов", оно тут же полыхнуло жарко и чадно.
        Вторая вылазка, второй залп, - и сами "грязеходы" превратились в металлолом, неспособный к самостоятельному передвижению. Конструкция у них оказалась любопытная: под днищем не колеса, не гусеницы, а два продольных цилиндрических баллона-поплавка с добрую цистерну объемом, - вокруг них спиралью завивался шнек, образуя некое подобие архимедова винта. Поплавки сообщали "грязеходу" положительную плавучесть, не позволяя погрузиться в воду или болотную топь, а вращаясь - заставляли двигаться вперед. В скорости и маневренности такая машина далеко уступала "Гепарду", но мощностью и грузоподъемностью превосходила, да и топлива наверняка сжигала в разы меньше. Абдельфарид расстрелял оригинальные аппараты без малейшего сожаления.
        Во время третьей вылазки швед намеревался ударить по оторвавшейся корме крейсера, откуда тоже шла активная стрельба. Но вместо этого сам угодил под залп из реактивной установки. Три снаряда, оставляя за собой хвосты белого дыма, понеслись к "Гепарду", Абдельфарид резко ушел влево, выполнил стандартный противоракетный маневр, подсказанный "балалайкой", и тут же еще один - нестандартный, собственного изобретения, затем отстрелил два пиропатрона, призванные обмануть тепловые датчики УРСов.
        Помогло лишь отчасти - один снаряд ударился в склон и взорвался, второй обманулся, сработал на пиропатроне, но третий после промаха вычертил в отдалении дымную петлю и вновь нацелился на "Гепард". Олаф дернул рычажок и над кабиной заработал "ревун". Швед в стрельбе участия не принимал - не дано человеческому глазу целиться в предметы, летящие с околозвуковыми скоростями. Оставалось лишь надеяться на автоматику и скороговоркой пробормотать самую короткую из молитв - вероятность сбить УРС из "ревуна" - приблизительно сорок процентов.
        Молитва помогла, или теория вероятности оказалась благосклонна, - неизвестно, но УРС взорвался метрах в восьмидесяти, и хотя пара осколков все же в "Гепард" угодила, серьезных повреждений он не получил.
        Уф... швед смахнул холодный пот, выступивший на лбу. Мерзкая штука эти корабельные УРСы - когда направлены на тебя... Небольшие, чуть больше метра длиной, и одинаково хорошо работают по любым мелким и увертливым целям: по наземным, по надводным, по низколетящим воздушным. Лет сто назад на боевых кораблях использовались лишь ПКР, противокорабельные ракеты, предназначенные для борьбы с крупными и хорошо бронированными целями. Но разгул берегового пиратства заставил довооружать крейсера, фрегаты и сторожевики "мухобойками", как прозвали УРСы моряки - тяжелые дальнобойные ракеты оказались бессильными перед легкими и скоростными пиратскими моторками... Однако повезло, что "Гепард" не превратился в прихлопнутую муху...
        Бортовой компьютер докладывал о полученных повреждениях - ничего серьезного, можно отложить осмотр и ремонт на потом. А сейчас надо разобраться с расчетом установки, потому что второй раз может и не повезти.
        Абдельфарид отстрелил дымовой патрон, на всякий случай решив продемонстрировать, что "Гепард" подбит и загорелся, - если в носовой части УРСа стояла видеокамера, противника этим не обманешь, но встречаются и безкамерные модели...
        К "Истанбулу" он двигался по широкой дуге, скрытно, решив подойти под прикрытием кормы почти вплотную и расстрелять из пулемета всех, кто обнаружится на палубе, а затем высадить десант и выковырять тех, кто засел в надстройках, или по крайней мере в боевой рубке...
        Высаживать десант не пришлось. И открывать огонь из "ревуна" Абдельфарид не стал. На крейсере и без его участия начались очень интересные события...
        На "Истанбуле" взревели сирены. Взревели так, что Олаф испытал крайне болезненный акустический удар - хотя вдобавок к звукоизоляции "Гепарда" его уши прикрывали наушники. В помещениях же крейсера звук был попросту убийственным - в прямом смысле слова, без всяких преувеличений. Швед увидел, как из левого крыла мостика выскочили двое - один рухнул на палубу, скорчился, другой, ни на что вокруг не обращая внимания, сорвал шлем, зажал уши руками... Абдельфарид расстрелял обоих одной короткой очередью "ревуна".
        Из отдраенных иллюминаторов спардека повалила пена, она расползалась по палубе неаккуратными сугробами, - внутри явно сработала система пожаротушения. 37-миллиметровая автоматическая пушка, столь досаждавшая Геллуэю, неожиданно развернулась и почти в упор ударила по стрелкам, засевшим на оторванной корме крейсера.
        У Апача все получилось! Системы "Истанбула" под его контролем!
        11. Высшие сферы
        - Господин генерал-полковник, на связи президент Моратти, - доложил адъютант. - Настаивает на срочном личном разговоре.
        Генерал Кравцов, глава ОКР России, удивился. Он уже больше года не разговаривал с президентом СБА - не было необходимости. Да и желания не было.
        Моратти уже не тот, что несколько лет назад, не всесильный руководитель всесильной спецслужбы. Одни Анклавы перестали существовать после Катаклизма, - например, Сингапур. Другие борются за выживание в изменившемся мире, отстаивая исключительно собственные интересы, и во многих из них службы безопасности признают главенство Моратти лишь номинально - как в давние времена два десятка де-факто независимых государств формально признавали верховную власть британской королевы. Мир стремительно катится под откос, и "Положение об Анклавах" давно превратилось в никчемную бумажку, никого ни к чему не обязывающую.
        Конечно, сбрасывать Моратти со счетов рано. Многие серьезные люди сделали на него ставку и продолжают поддерживать даже сейчас. Силы и возможности у президента СБА не те, что раньше, но достаточно велики: служба безопасности Анклава Цюрих и еще нескольких европейских анклавов, мощная сеть осведомителей, агентов влияния и законспирированных боевых групп, раскинутых по всему миру...
        - Соединить, - коротко приказал генерал.
        - Защита по классу "альфа"? - спросил адъютант.
        Таким тоном задают рутинные вопросы, подразумевающие лишь положительный ответ. Но генерал Кравцов, после короткой паузы, сказал:
        - Нет, по классу "бета".
        Так будет лучше. По уровню защиты от возможного прослушивания оба высших класса конфиденциальности примерно равны, но "альфа" предполагает, что ни один из собеседников не сможет записать разговор и впоследствии как-то использовать запись. Вернее, записать-то недолго, но это будет всего лишь разговор с виртуальной картинкой на экране, говорящей к тому же голосом, не принадлежащим далекому собеседнику, а синтезированным компьютером.
        Имеет смысл сразу продемонстрировать Моратти: выслушать-то тебя выслушают, но все, что ты скажешь, может обернуться против тебя.
        После обмена приветствиями президент заговорил подчеркнуто официально:
        - Господин генерал, из агентурных источников мне стала известна важнейшая информация, поделиться которой с вами я считаю необходимым и безотлагательным.
        - Внимательно слушаю, господин президент.
        - Группа террористов неустановленной принадлежности захватила бесхозный ядерный арсенал и готовится к пуску ракет, - сказал Моратти, едва заметно выделив голосом два слова: "неустановленной" и "бесхозный". - Ядерный удар будет нанесен в самое ближайшее время, господин генерал. И цель находится на территории России.
        Лицо генерала не дрогнуло, по крайней мере он надеялся, что не дрогнуло. Но пальцы лихорадочно забарабанили по клавиатуре, находящейся вне поля зрения собеседника: тревога-ноль, срочный сбор начальников служб и немедленная связь с главкомом ПРО.
        - Россия велика, - сказал генерал. - У вас есть конкретные данные об объекте удара?
        Обращение "господин президент" Кравцов отбросил, каждая секунда на счету. Куда полетят ракеты? Сеть противоракетной обороны находится в плачевном состоянии, более или менее надежно прикрыта лишь столица... А Россия и в самом деле велика - даже с учетом того, что возникновение мятежной Сибирской республики вдвое уменьшило площадь подконтрольных Петербургу территорий.
        - Такие данные есть, господин генерал, - произнес Моратти по-прежнему неторопливо и размеренно. - Но абсолютно непроверенные, как вы понимаете.
        "Да говори же скорей, сучий выродок!" - хотелось рявкнуть генералу. Но он сдержался. На боковом экране замигал бесшумный сигнал вызова - связь с ЦКП противоракетчиков установлена, главком на линии. Кравцов потянулся к сенсорной клавише - включить односторонний режим, пусть генерал Стригалов, командующий ПРО России, получит информацию из первых рук.
        - Удар нацелен на испытательный полигон номер тринадцать "Науком", - сказал Моратти, и палец генерала замер, не дотянувшись до клавиши. - Проще говоря, на Станцию.
        Это меняло многое. Это меняло все, черт побери!
        - Откуда полетят ракеты, вам известно? - спросил Кравцов уже без прежнего нетерпения.
        - Предполагаемый район пуска - Северное море. Точные координаты сейчас устанавливаются.
        - "Ошоси" или "Истанбул"?
        Других вариантов не было, лишь эти бесхозные ядерные арсеналы могли обнаружиться в Северном море. Причем "Ошоси" - это очень серьезно. На вооружении стратегического подводного ракетоносца вудуистов числились баллистические ракеты с десятью разделяющимися боеголовками, по пятьдесят мегатонн каждая.
        - "Истанбул".
        - Тактические ракеты... - протянул генерал. Точные характеристики вооружения исчезнувшего крейсера он не помнил.
        - Да. Максимум, чего можно ожидать - залпа восемью ракетами средней дальности по десять килотонн каждая. Времени на подготовку ко второму залпу у террористов уже не будет. Скорее всего, не будет. А вероятность третьего залпа попросту нулевая.
        - Вы предупредили Эльскандию? Ракеты полетят через их территорию.
        - Конечно. Но остановить их полет скандинавам нечем. Вся надежда на вас, господин генерал. Попытайтесь перехватить ракеты. Я имею представление, в каком состоянии противоракетный щит России на северном направлении. Поэтому говорю: хотя бы попытайтесь их сбить.
        "Отчего бы тебе не сказать прямо: всего лишь попытайтесь, но не сбивайте?" - подумал генерал.
        - Когда террористы нанесут удар?
        Правильнее было бы спросить: когда вы ударите по Станции, господин президент?
        - Точный час "Ч" мне неизвестен. Но удар можно ожидать в самое ближайшее время, господин генерал. В самое ближайшее.
        Все понятно... Серьезные люди решили попробовать на прочность окруживший Станцию пузырь силового поля непонятной природы. Попытка не рассчитана на использование самого мощного вооружения, способного испепелять многомиллионные города - разведка боем, прощупывание тактическими зарядами. Террористы - миф, прикрытие для истинных организаторов операции, ни к чему нормальным террористам наносить ядерные удары без попытки шантажа, без выдвижения ультиматумов и требований...
        Даже если за спиной анонимных террористов стоял не Моратти, а кто-то иной, то наверняка президент СБА контролировал каждый их шаг с помощью внедренной агентуры. И наверняка выступил со своим предупреждением в самый последний момент. Перебрасывать на север мобильные комплексы ПРО смысла нет... Хотя отдать такой приказ придется. У Москвы, когда придет время разбирать причины инцидента, не должно быть поводов для претензий к России.
        - Благодарю, господин президент, за ваше предупреждение, - церемонно произнес Кравцов. - Необходимые меры будут приняты незамедлительно.
        - Рад, господин генерал, что вы с надлежащей серьезностью отнеслись к моим словам. Но, как вам известно, агентурные сведения не всегда подтверждаются. Вполне вероятно, что не подтвердится и это сообщение.
        Еще один посыл почти открытым текстом: особо не старайтесь совершить невозможное.
        Собеседники распрощались. Кравцов немедленно соединился с главкомом ПРО, но говорил с ним нарочито неторопливо. Сообщил о полученном предупреждении, сделав акцент на невозможность как-либо проверить источник, затем долго и подробно перечислял необходимые меры...
        А в далеком Цюрихе Ник Моратти удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Все, что надо сделать, сделано. Остались мелочи, детали, последние штрихи, которыми занимаются люди, понятия не имеющие, на кого работают в действительности. Один из таких штрихов - информация о появлении новой террористической организации, немногочисленной и дерзкой, объявившей своей главной задачей отомстить "Науком" за последствия Катаклизма. Группа, понятно, останется виртуальной, существующей лишь в виде манифестов и деклараций, размещенных в уцелевших остатках Сети, а все "террористы" погибнут во время накрывшего "Истанбул" сокрушительного удара исламистов.
        Час "Ч" президент СБА конечно же знал. Хотя правильнее уже вести обратный отсчет на минуты. Пятьдесят минут - и в воздух поднимутся восемь извергающих дым и пламя подарков для Кауфмана. Бывает и так: стреляя по Станции, Моратти целился в Москву и в своего заклятого врага. Без Станции долго не протянет и Москва, слишком много ресурсов, людских и материальных, Анклав вложил в полигон № 13.
        Конечно, не факт, что защиту Станции удастся вскрыть. Но окружающая инфраструктура пострадает серьезно. И многочисленные, переполненные людьми лагеря-фильтры, окружившие зону "Науком". Люди добираются туда всевозможными путями, легальными и нелегальными, не только со всей России - со всей Европы, из государств и даже из Анклавов. Процесс необходимо остановить, Европа и без того не оправилась от вызванных Катаклизмом людских потерь, - и ядерная бойня на Кольском полуострове поубавит прыти у желающих сбежать в мифические обетованные миры...
        Просчитаны все последствия, все варианты развития событий, для любой неожиданности спланированы ответные меры... Сделано все и остается только ждать. Всего лишь сорок восемь минут... Целых сорок восемь...
        Моратти просчитал все, но не мог предвидеть, что в игру вмешается отморозок по имени Геллуэй, давно считавший "Истанбул" своей законной добычей.
        12. Мир без названия - 2
        Воин в вороненых доспехах шагал по двору замка.
        Шагал без опаски - битва закончилась, и замок сам теперь добивал своих уцелевших защитников, превратившись для них из убежища в ловушку. Выскакивающие из стен решетки превращали помещения и коридоры в тюремные камеры, но долгое заключение узникам не грозило - на них рушились своды, полы под ногами разверзались бездонными провалами, в стенах открывались секретные ходы, и из них лезли хищные плотоядные твари...
        Жив или нет враждебный маг (или, если угодно, враждебный машинист) - совершенно не волновало Апача. Скорее всего, погиб: донжон замка (он же центральный командный пост "Истанбула") заполнен сейчас отнюдь не воздухом - инертным газом. Постаралась система пожаротушения, запущенная Апачем. Но если главный враг все-таки жив, если предусмотрительно запасся автономным дыхательным прибором, то бьется сейчас в бессильной ярости головой о стены: все его заклинания утеряли силу, вся аппаратура превратилась в груды мертвого железа...
        На брусчатке двора извивалось странное существо, напоминающее земляного червя, отрастившего себе большую зубастую пасть и вымахавшего до размеров анаконды. Хвост червя-анаконды исчезал в ее пасти, существо заглатывало, пожирало само себя, но не уменьшалось, постоянно отращивая все новые и новые кольцевидные сегменты тела.
        Одна из антивирусных программ "Истанбула", понял Апач. Прикончил ее маг, замурованный ныне в ЦКП крейсера, и прикончил довольно оригинальным способом, но изучать его методы нет времени. Покалывание в предплечье становилось все ощутимее - "ежик" отправлял в кровь новые порции синдина. Как только концентрация наркотика в крови приблизится к критическому уровню, придется покинуть виртуальный мир. А здесь необходимо выполнить еще одно очень важное дело. Во дворе все явственнее ощущался запах гари - тянулся откуда-то снизу, из подвальных отдушин. Апач знал, в чем причина: в подземном хранилище огонь подбирается к кладовой огненного зелья, к тридцати двум просмоленным бочонкам с порохом. Иначе говоря, противник, уже теряя контроль над сетью "Истанбула", успел-таки активизировать программу самоуничтожения боеголовок.
        Не беда, в реальном времени до взрыва пройдет тридцать минут - огромный срок по меркам виртуального мира. Можно при желании разобрать замок по камушку, а уж на то, чтобы найти и ликвидировать пожар, времени хватит с избытком.
        Апач не ошибся и не переоценил свои силы. Круто спускающаяся лестница, коридор с низкими кирпичными сводами - и вот он, зал, заваленный каким-то хламом, теперь весело пылающим. На другом конце помещения дверь - низкая, дубовая, с мощной металлической оковкой. Замочная скважина - судя по ее размерам, чтобы исполнять в замке должность ключника, требовались незаурядные физические данные.
        А из скважины торчало нечто вроде толстой веревки - фитиль, надо полагать. Пламя к нему еще не приблизилось, можно не торопясь выбрать наилучший вариант: погасить ли огонь, или воздвигнуть на его пути несгораемую преграду, или пройти сквозь зал, понадеявшись на жаропрочность вороненых доспехов, и выдернуть фитиль из скважины...
        Ничего решить Апач не успел.
        Страшный удар обрушился на затылок. Замок пошел трещинами, рассыпался на куски, сгинул в непроглядной черноте. Мир исчез. Апача тоже не стало.
        13. Пираты Северного моря - 2
        Подавить остаточное сопротивление стало задачкой для детского сада. Три или четыре человека продолжали стрелять - скорее от отчаяния, уже понимая, что никакого вреда их пули "Гепардам" не причиняют. Абдельфарид накрыл две огневые точки выстрелами из безоткатки, одну заставил замолчать Геллуэй.
        Кто-то попытался сбежать - "грязеходами" здешний парк машин не исчерпывался, у чужаков в придачу к ним имелась двухместная "водомерка": легкий скоростной аппарат, способный скользить хоть по воде, хоть по льду, хоть по грязи. Малая грузоподъемность позволяла использовать такой аппарат лишь для разведки. Или для бегства... Но далеко "водомерка" на своих тонких лапках не убежала - Олаф подбил ее первой же очередью из "ревуна", а потом всадил еще две в рухнувшую машину. После взрыва аккумуляторов никто из пассажиров "водомерки" не имел ни единого шанса выжить.
        Ожила "балалайка" шведа:
        - У меня проблемы. - В голосе Геллуэя ощущалась тревога, впрочем, не слишком сильная. - Подъезжай поближе, нужна помощь.
        Олаф подъехал. "Гепард" командира двигался медленно, с сильным креном на борт, и швед понял, что из четырех нагнетателей, подающих воздух под "юбку", работают только три.
        Не беда, запчастей в достатке, а с матчастью Абдельфарид был на "ты". Он откинул верхний люк, начал вылезать наружу... - и тут же спрыгнул обратно.
        Хорошая реакция спасла жизнь Олафу. Очередь из "ревуна" прошла впритирку с макушкой, наполнив металлом и смертью то место, где только что находился торс высунувшегося из люка шведа.
        "Совсем спятил, жадный ишак!" - подумал он, бросаясь к креслу водителя.
        Мысль относилась к Геллуэю. Олаф подозревал, что когда дело дойдет до дележки, команда может весьма поредеть. Допускал, что и его Геллуэй попытается вычеркнуть из списка претендентов на главный приз, - и принял на сей случай кое-какие меры. Но чтобы так рано начать пальбу по своим... до того, как боеголовки демонтированы и погружены... точно спятил.
        В рукав вцепился Валет, что-то прокричал, широко разевая рот. Абдельфарид не услышал - в ушах звенело после грохота очереди, - он оттолкнул Валета, не глядя, ладонью, ударил по клавише пуска и...
        Вторая очередь. В упор, по кабине, по десантному отсеку. "Гепарды" стояли рядом, борт к борту, словно боксеры в клинче, и теоретически каждый попадал в мертвую, не простреливаемую зону другого, но Геллуэй недаром накренил свою машину, имитировав неисправность - теперь он мог расстреливать второй "Гепард" безнаказанно, не опасаясь ответного огня. Мог - и расстрелял.
        Титанопластовый корпус "Гепарда" неплохо защищал от обычных пуль и небольших осколков, но одиннадцатимиллиметровые пули "ревуна" недаром многие называют снарядами - по кумулятивному действию они и в самом деле не уступают пушечным снарядам двадцатого века. Смерч из раскаленного металла прогулялся внутри обреченной машины - справа налево, потом обратно, потом еще раз, еще... Обшивка стремительно превращалась в дуршлаг. Пули разносили аппаратуру, разрывали на куски людские тела. Бронежилеты не спасали, да и "саранча" не могла защитить на таком расстоянии. Никто из шестерых не успел ничего предпринять. Даже понять, что происходит, никто, кроме Олафа, не успел...
        А шведу казалось, что он запустил двигатель, что сейчас отъедет подальше под прикрытием дымовой завесы и поучит жизни жадного ублюдка... Пальцы Абдельфарида цеплялись за рычаг, пытались сдвинуть его на "полный вперед", но лишь бессильно скользили по рубчатой рукояти, оставляя кровавые пятна.
        Потом рука упала на пульт, пальцы дернулись последний раз и замерли. Олаф умер.
        14. Добро пожаловать в реальный мир
        В затылок ему с размаху воткнули заржавленный лом, пару раз провернули и выдернули, а затем для полноты ощущений залили в образовавшееся отверстие расплавленный свинец...
        На самом деле все произошло проще - в разгар работы "балалайку" грубо выдрали из разъема, и Апач это прекрасно понимал.
        Наноэкраны, имплантированные в сетчатку, погасли, Апач стал слеп. Открывать глаза и познавать мир древним способом, данным не то природой, не то богом, совершенно не хотелось... Хотелось вернуться туда, во двор замка, на поле выигранной битвы, еще раз взглянуть на трупы поверженных врагов и...
        Проклятье! Фитиль! Боеголовки!
        Апач рывком поднял веки.
        - Очухался, земноводное? Добро пожаловать в реальный мир, у нас тут весело.
        Ломщик не понял, кто обратился к нему на правильном английском, совершенно не похожем на тот гибрид датского, английского и арабского, что использовался для общения в команде Геллуэя.
        Мелькнула мысль, что английские слова вырываются из широко распахнутого рта Фигаро. Но тот уже не был способен к разговорам - трудно говорить, когда во лбу красуется пулевое отверстие, а содержимое черепной коробки огромной мерзкой кляксой расползлось по подголовнику и спинке кресла...
        Чужаки подбили "Гепард" и ворвались внутрь машины?
        Апач повел взглядом по сторонам. Труп, еще труп... Из десантного отсека торчали ноги в высоких ботинках и камуфляжных брюках, не стоило гадать, жив ли их обладатель... В "Гепарде" остро пахло сгоревшим порохом.
        Гораздо больше, чем вид свежезастреленных мертвецов, Апача потряс еще один "труп", лежавший на консоли, - раскуроченный, вдребезги разбитый чем-то тяжелым "раллер". Ломщик смотрел на него, как смотрит отец на тело умершего сына, смотрел, позабыв обо всем...
        - Как видишь, у нас незапланированные потери, - глумливо произнес тот же голос. - Только мы с тобой и уцелели.
        Апач попытался повернуть голову и не смог. Оттолкнулся от пола ногой, повернулся вместе с вращающимся креслом и увидел - к нему обращался Геллуэй.
        Что за ерунда... на нормальном английском этот отморозок не говорил... или скрывал?..
        Секунду спустя лингвистическая загадка перестала волновать Апача. Владел Геллуэй английским или нет, стало не важным. Главное, что он владел "дыроделом" изрядного калибра, и ствол был направлен прямиком на ломщика. Чужаки сюда не врывались, понял Апач. Всех убил Геллуэй. Из этой вот самой пушки.
        - Ребята умерли быстро, - сказал Геллуэй. - Они заслужили... А ты - нет. В детстве я ловил тритонов, надувал их через соломинку и бросал обратно в пруд. Смешно было смотреть, как барахтаются они, пытаются нырнуть и тут же всплывают обратно, и вид у них глупый-глупый... Такой же, как сейчас у тебя.
        Подвижность возвращалась, Апач попробовал повернуть голову, получилось, поглядел на руку - предплечье болело все сильнее. Так и есть, "ежик" сорван со своего места, ранки саднят и кровоточат... Но других повреждений вроде бы нет. А значит, можно сыграть с Геллуэем в свою игру. Выложить на стол самый старший козырь в колоде.
        Времени оставалось мало, и ломщик решил обойтись без вводных слов:
        - Боеголовки в режиме самоуничтожения. До взрыва меньше получаса. Чтобы остановить процесс отсюда, - Апач кивнул на бортовой процессор "Гепарда", - мне потребуется пять минут. Но сначала предлагаю обсудить проблему гарантий.
        - Вот моя гарантия, - помахал "дыроделом" Геллуэй. - Голову тебе разнесет гарантированно.
        Не поверил... Принял за блеф...
        - Ты не понял, идиот?! Все взорвется к чертям! Твои деньги опять сгорят, а ты, даже если врубишь сейчас полный газ, все равно скоро сдохнешь от лучевки!
        - Вот беда... Не шуми так, земноводное. Я все знаю. До взрыва двадцать семь минут и сорок две секунды. Сорок одна... Сорок...
        Геллуэй проделал несколько манипуляций с кнопками пульта, и на второй экран стала выводиться та же информация, что он видел на своем, командирском...
        Диспетчер задач главного компьютера "Истанбула". Строки быстро мелькали, но поверх них светилась ярко-красная иконка с цифрами обратного отсчета.
        Апач ничего не понял. Ровным счетом ничего... Зайти отсюда в диспетчер задач - не самая сложная техническая проблема, но только не для Геллуэя, всегда относившегося и к компьютерам, и к программам с какой-то подчеркнутой, демонстративной брезгливостью...
        Или все это было маской? Наряду с незнанием английского?
        - Отключить самоуничтожение ты не сможешь, - произнес Апач с уверенностью, хотя не был уже уверен ни в чем. - Надо влезать в машинные коды. Так что предлагаю договориться. А для начала отдай мне свою пушку.
        - У меня есть встречное предложение. Вот какое!
        "Дыродел" дважды оглушительно грохнул. Апач съежился в кресле, удивляясь, что ему до сих пор не больно. Но пули полетели не в него, обе ударили в процессор, снятый со спасательной капсулы "Истанбула". Внутри изуродованного корпуса проскакивали искры, пахло горелой изоляцией. Оба экрана светились мертвыми синими пятнами. Связь с сетью крейсера утратилась, и никакой технический гений не смог бы восстановить ее за оставшееся до взрыва время...
        Геллуэй удовлетворенно оглядел останки процессора и сказал:
        - Так вот, предложение... Попробуй добраться до "Истанбула" и там разобраться с машинными кодами. Если повезет, успеешь. Не повезет - будет что рассказать на Страшном суде, не каждому довелось побывать в эпицентре ядерного взрыва.
        Геллуэй окончательно спятил - других версий происходящего у ломщика уже не осталось, но и эта казалась весьма шаткой. Больно уж странные симптомы: знание английского и навыки системного машиниста еще полбеды, но полное безразличие к деньгам, к большим деньгам, способным обеспечить на всю жизнь? Это у Геллуэя-то, без сомнений и терзаний убивавшего за лишнюю тысячу динаров? Проще было поверить, что у отморозка имелся тщательно скрываемый брат-близнец, воспитанный совсем в иных принципах. Прятался всю дорогу в грузовом отсеке, а теперь вот выскочил и начал убивать...
        Геллуэй, не обращая больше внимания на ломщика, вынул из пульта чип, активизирующий ходовые и боевые системы "Гепарда", засунул его в нагрудный карман, начал вылезать в верхний люк... Апач понял, что добираться до "Истанбула" ему придется на своих двоих. Но все равно шансы неплохие. Среди вещей ломщика лежал вспомогательный комп - простенький, на одном "поплавке", но если подключить его к какой-нибудь периферийной системе крейсера... Апач начал расстегивать ремни, фиксировавшие его в кресле.
        - Совсем забыл, - жизнерадостно сказал Геллуэй, возвращаясь. - Стартовое условие нашей игры - минус пятьдесят к способности передвигаться.
        Он быстро вскинул "дыродел", выстрелил и снова полез наверх.
        Боль была адская, лишь остававшийся в крови наркотик не позволил Апачу потерять сознание от болевого шока. Нога чуть выше колена превратилась в мешанину из окровавленной плоти, наружу торчали белые обломки костей. Кровь хлынула пару мгновений спустя, хлынула обильно, будто из перерубленного шланга.
        Можно было попытаться хоть что-то сделать. Наложить жгут, например, и заживо сгореть во время безнадежной попытки доползти до "Истанбула". Вместо этого Апач с размаху ударился головой о переборку, отделявшую десантный отсек от кабины. Затем еще раз, сильнее. Потерять сознание, уйти из дикого кошмара в реальный мир поверженных чудовищ и пылающих замков...
        Тонкая переборка сотрясалась, из разбитой головы ломщика струилась кровь, перед глазами плыли огненные круги... Сознание он потерял лишь десять минут спустя, обессилев от кровопотери.
        15. Крестовый поход Робинзона
        Голова буквально раскалывалась от боли, и Алька понял, что жив, у мертвых головы не болят... Никакой радости осознание этого факта не доставило.
        Он открыл глаза и увидел зеленевшую совсем рядом свежую майскую травку и желтый цветок мать-и-мачехи. Над цветком жужжал крупный шмель, пытался пристроиться на венчике, но тонкий стебелек сгибался под весом насекомого, и ему никак не удавалось удержаться. Алька наблюдал за попытками шмеля самым внимательным образом, словно ничего важнее в мире не осталось. Вспоминать все случившееся совершенно не хотелось. Просто лежать, просто смотреть на траву, на шмеля...
        Раздосадованный шмель улетел. Алька машинально проводил его взглядом, чуть повернув голову, и застонал - простейшее движение оказалось крайне болезненным.
        Где-то рядом встревоженно заугукала Анжела...
        Подняться на ноги Алька смог лишь под вечер. Все тело ломило, ноги подкашивались, голова отзывалась на каждый шаг, на любое движение тягучей болью... Он уже понял, что "благородие" не стал стрелять, приложил чуть выше виска рукоятью "дыродела". Едва ли пожалел, скорее просто не хотел лишать барона рабочих рук, учтенных и переписанных.
        Деду Матвею досталось куда сильнее от кулаков и подкованных сапог подчиненных "благородия". Могли и насмерть запинать, войдя во вкус, но вернувшийся начальник прекратил экзекуцию.
        Однако деду и без того хватило... Лежал под навесом, встать не мог, надрывно кашлял, прижимая ко рту тряпицу. На тряпице оставались кровавые пятнышки. Ребра сломаны или по меньшей мере треснули... Наверное, дед смог бы отлежаться, поправиться, но Альку поразил его взгляд - потухший, мертвый. С таким взглядом на поправку не идут. Таким взглядом смотрят туда, за край нашей жизни...
        Пошатываясь, Алька побрел к тайнику. Вдруг пустой? У "благородия" нюх прямо-таки собачий, ожидать всего можно... Раздвинул кусты у дальнего фундамента, засовывал руку в открывшееся узкое отверстие медленно, осторожно - на тот случай, если норку приглядела для жилья какая-нибудь зверушка с острыми зубами, а то и змея.
        Ни зверушка, ни змея на пальцы не покусились, зато ружье оказалось на месте, Алька нащупал ствол сквозь несколько слоев пленки и промасленных тряпок. Доставать не стал, вернулся к деду.
        К вечеру похолодало, и Матвей с помощью Анжелы кое-как перебрался в хибарку, на лежанку.
        - Дашь ружье? - сказал Алька с порога.
        А для себя уже решил: если не даст, взять без разрешения. Но сначала лучше все-таки спросить, а то не по-людски получается, словно у "благородия" и его подручных.
        Старик молчал. Дышал тяжело - на выдохе раздавался еле слышный, но неприятный свистящий звук, завершавшийся каким-то побулькиванием.
        - Уходишь? - заговорил наконец дед Матвей.
        - Да.
        - К замку, сталбыть?
        - Да.
        Он намеренно отвечал коротко, односложно. Ничего объяснять не хотелось. И слушать, как его будут сейчас переубеждать, не хотелось. Алька и без того знал, что затеял дело дурное, глупое. Не просто смертью грозящее... Оно само смерть и есть в самом натуральном виде. Ну так и не отговаривайте! Потому как жить все равно незачем...
        Но дед, похоже, очень хорошо все понял. Отговаривать не стал. Долго молчал, посвистывая-побулькивая. Потом заговорил - коротенькими фразами, после которых делал долгие паузы, иначе не получалось, начинал кашлять.
        - Иди... И ружье бери... Патронов еще десяток... Кроме тех, что в тайнике... В хлеву, под крышей... Слева, сталбыть... Хорошие, с черным порохом... Не подведут... Анжелке скажи... Чтоб картофь сварила... Семенную, что уж теперь... И сырой возьми... Сколько снесешь... Я ведь эту картофь... Всю жизнь растил... В агрофирме... Для верхолазов сучьих... В ресторанах жрали... С парной телятиной... Настоящей, не соевой... Думал, хоть под конец... Для себя... Не судьба, сталбыть... Но барону подделанному... Растить не буду...
        Он замолчал и все-таки раскашлялся, прижал тряпку ко рту. Алька стоял и не знал, что сказать.
        - Иди, - махнул рукой дед, прокашлявшись. - Если вдруг... Жить останешься... Анжелку пристрой, не забудь... Сгинет здесь... Иди!
        - Прощай... - сказал Алька.
        Так говорят покойнику над свежей могилой.
        - Прощай и ты... Иди, время дорого.
        Час спустя Алька покинул деревушку, название которой узнать так и не довелось. Пошагал тропинкой, ведущей к Ибрагиму. Поклажа не тяготила - ружье, патроны, нож, спички и горстка соли в тряпице... Да еще два десятка семенных картофелин, сырых. Что он успеет их испечь и съесть, Алька сильно сомневался.
        16. Последний кладоискатель
        Человек, совсем недавно бывший Геллуэем, стоял на вершине холма. В "дыроделе" остались два патрона, но он решил досмотреть спектакль до конца.
        Мысли, воспоминания, навыки и умения прежнего Геллуэя никуда не подевались, но многое нынешнему, обновленному Геллуэю казалось смешным и странным. Глупая погоня за деньгами, непонятное желание тащить куда-то боеголовки, которые можно прекраснейшим образом взорвать прямо здесь... Красивое будет зрелище, наверняка красивее, чем на всех кадрах хроники, что доводилось видеть...
        Он стоял на скальном обломке, покрытом ракушечником, - расставив ноги, скрестив руки на груди, - словно памятник самому себе, Геллуэю-Разрушителю. Неотрывно смотрел на крейсер, боясь пропустить самый первый момент, самое начало превращения стальной громадины в испепеляющую плазму.
        Когда таймер на наноэкране в уголке глаза отсчитывал самые последние секунды, Геллуэй вдруг усомнился: что-то не так, что-то неправильное с ним происходит... А потом крейсер мгновенно превратился в огромную яростную вспышку. Она заполнила весь мир и выжгла глаза Геллуэя. Он, уже слепой, шагнул - или ему показалось, что шагнул - вперед, к огненным воротам, наверняка ведущим в неведомые и чудесные миры...
        Испепеляющее пламя сожгло Геллуэя и покатилось дальше...
        Часть вторая
        Генерал и его солдаты
        1. Кто ходит в гости по утрам...
        Едва "вертушка" вынырнула из облаков, Альберт Нарута (для своих - Алька), рядовой роты "Гамма-7", привстал и попытался осторожно заглянуть в иллюминатор над плечом сержанта Багирова, более известного под коротким прозвищем Баг, - тот понимающе хмыкнул, слегка отодвинулся. Первый раз парень в воздух поднялся, горючка нынче на вес золота ценится, шестимесячный курс подготовки десантников учебных вылетов не предусматривает, лишь тренировки на земле да обучение на программах-симуляторах, закачанных в "балалайки"... А стартовали сегодня ночью, рассвет встретили в облаках, - ну как же тут салаге удержаться, не взглянуть сверху на землю-матушку?
        Земля-матушка, если честно, взгляд порадовать не могла. Внизу раскинулась Печора, столица никем не признанной одноименной республики. Вернее, то, что от столицы осталось: руины промзон, просто зон и жилых кварталов... Руины относительно старые, не восстановленные после Толчка. Руины новые, появившиеся этой ночью, обглоданные огнем и кое-где еще дымящиеся... Виднелось несколько темных пятен - следы вакуумных бомб, и там ничего не горело. Хорошо штурмовая авиация отработала, не поскупилось начальство ни на горючку, ни на бомбы и ракеты...
        Была столица непризнанной республики - и, считай, нету. Теперь и признавать-то нечего... Сержанта этот факт более чем устраивал. Алька же просто глазел с высоты на развалины, впервые почувствовав, что и в самом деле летит.
        - ГАММА-СЕМЬ, ПОЛНАЯ ГОТОВНОСТЬ!
        Голос Мангуста взорвался в голове Альки грохотом горного обвала. "Балалайка" парню досталась далеко не новая, юзаная и перепрошитая, и калибровка звука безбожно сбоила. Постоянно приходилось бегать к технарям, те колдовали над приборчиком, день-два он работал нормально, а затем снова начинал орать так, что хоть святых выноси. Знал бы Алька о вылете заранее, сходил бы вчера в техроту, да кто же о таких делах заранее предупреждает... Зато, нет худа без добра, ни один приказ мимо ушей не пропустит. Облажаться на первой своей боевой операции Альке очень не хотелось.
        Десантники натягивали шлемы, последний раз проверяли амуницию и оружие. Бортовой люк справа от Альки распахнулся, внутрь рванулся холодный ветер. "Ревун" выставил хищное дуло наружу, сержант приник к пулемету. Рядом второй номер пулеметного расчета - готов заправить новую ленту или пристыковать новый баллончик с азотом к системе охлаждения стволов.
        Все по штатному расписанию, все как на тренировках... И все не так. Даже не в пронизывающем холодном ветре дело, и не в вибрации, и не в грохоте ротора над головой. Не было и не могло быть при наземных тренингах этого тревожного чувства, заставляющего кровь быстрее бежать по жилам: сейчас начнется, сейчас начнется, сейчас начнется...
        И тут началось.
        "Вертушку" тряхнуло, неслабо так дернулась многотонная машина, у Альки аж зубы клацнули. С крохотным запозданием донесся грохот взрыва, ударил по ушам. Не все обитатели стольного града погибли при бомбардировке или ушли в лесотундру после ее окончания. Кое-кто остался, и сохранил оружие, и салютовал сейчас долгожданным гостям, наконец-то пожаловавшим... Сепаратисты, в просторечии сепы, конечно же, не надеялись, что Федерация смирится с их уходом, - готовились как могли к неизбежному "восстановлению территориальной целостности", распотрошили все доступные арсеналы севера, провели мобилизацию, крепили ПВО и наземную оборону, - и все оборонительные узлы их столицы одна атака с воздуха не смогла уничтожить.
        Звуковой удар как-то странно растянулся во времени, Алька не сразу сообразил, что взрыв давно отгремел, а сейчас рядом работает "ревун". А когда он работает, прочие звуки из мира куда-то исчезают.
        Сержанта трясло, словно он вцепился не в гашетки пулемета, а в высоковольтные контакты. Гильзы сыпались в гильзосборник со звоном, о котором можно было лишь догадаться. "Вертушка" наполнялась едким запахом сгоревшего пороха, ладно хоть выдувало его очень быстро.
        Давай, сержант! Вмажь им, объясни засранцам, как нехорошо сгребать под себя остатки нефти, когда вся страна замерзает и голодает. И заодно вразуми, кто прилетел к ним в гости, - ну как не слышали о "манулах", о дивизии ДОН-3?! Покажи им небо в алмазах! Кажется, Алька прокричал это вслух, не опасаясь, что кто-нибудь услышит.
        Вертолет пару раз качнуло, не так, как только что, более плавно, - пилот пальнул главным калибром. Звук сорвавшихся с пилонов ракет тоже никто не услышал. Куда они устремились, к какой цели, Алька не знал. Впрочем, не его это дело. Задача десантников проста - выбраться побыстрее из "Иволги" и надрать задницы тем гадам, что пытались сжечь их на подлете.
        Перед загрузкой в "вертушки", на информации, объяснили все четко и ясно: мирных жителей тут нет, все граждане "республики", кто не угодил под мобилизацию, приписаны к отрядам самообороны, у всех дома стволы, - дашь слабину, живо отблагодарят за гуманность выстрелом в спину. Другое дело, что много тут и неграждан, живущих по сути на рабском положении, тех при возможности трогать не надо... Да кто же в горячке боя бумажку с гражданством спрашивать будет? Правильно сержант после информации сказал: "Гасите все, что движется, после разберемся, кто тут сеп, а кто мимо гулял..."
        Приземлились неудачно. Точнее, сели-то нормально - пилоты отыскали среди развалин ровный забетонированный пятачок, бросили винтокрылую машину в крутое пике, едва-едва погасив скорость у самой земли. Не слишком комфортно для десантников, зато безопасно. Но едва в "балалайке" Альки прогрохотал приказ о высадке, под правой лыжей вертолета что-то хрустнуло, а может, и сама она подломилась, поврежденная осколками зенитных ракет. В общем, "вертушка" накренилась, и весьма основательно.
        Правый люк, из которого недавно вел огонь сержант, навис над землей, чуть не уткнувшись стволами "ревуна" в серые, потрескавшиеся бетонные плиты, а в левый, противоположный, видно было лишь затянутое низкой облачностью небо. Днище десантного отсека изображало крутую горку, хоть на санках катайся. Санок у "манулов" не было, покатились без них - на Альку и на тех, кто сидел по правому борту.
        Возню, неразбериху и матерные пожелания в адрес пилотов прекратил командный рык сержанта:
        - Па-а-ашли!
        Короткое замешательство - в штатном режиме их взвод должен был высаживаться из переднего левого люка - сержант пресек на корню без лишних слов: пихнул ближайшего десантника к огневому люку и пинком ускорил процесс осмысления изменившейся обстановки. Боец кое-как протиснулся мимо пулемета, спрыгнул.
        Этот неловкий прыжок означал, что для роты "Гамма-7" Третьей дивизии особого назначения ОКР Российской Федерации началась наземная фаза операции "Парма".
        - Пшел, пшел!
        Тройки одна за другой покидали вертолет - чуть медленнее, чем на учениях, но все же быстро и четко. Второй взвод высаживался с кормы, им повезло больше - задний десантный люк расположен справа и протискиваться мимо пулеметной турели не приходилось.
        Когда подошел черед прыгать Альке, он вдруг испугался: сейчас ведь непременно зацепится ремнем или еще чем за выступающую деталь "ревуна", повиснет, нелепо дергаясь и задерживая остальных... Обошлось.
        Спрыгнул, огляделся - и только сейчас понял: их приземление не заслуживало называться таким словом, "вертушка" опустилась на плоскую крышу какого-то низкого, приземистого здания. Большая крыша, в длину метров сто, не меньше, в ширину примерно пятьдесят, хоть в футбол играй, только за улетевшим мячиком долго бегать придется... Кое-где на бетоне виднелись следы разметки, уничтоженной дождями и непогодой, - в точности похожей на ту, что "манулам" приходилось регулярно подновлять на вертолетной площадке их родной части. Похоже, эта крыша и в самом деле некогда использовалась для посадки винтокрылых машин, но куда более легких, чем "Иволга". Лыжа тяжеленной десантной "вертушки" продавила одну из плит, и та теперь не лежала - стояла наклонно, открывая узкий лаз куда-то вниз, в темноту.
        Парни из ПВО мятежников недаром получали свой паек. И денежное содержание, и униформу, и новенькие, спешно учрежденные наградные знаки, - недаром. По "Иволге" они отработали грамотно: броневая защита отсека уберегла десантников, но снаружи виднелись следы осколков, турбодвигатель, похоже, не избежал повреждений, работал с перебоями, то взвывал раненым зверем, то сбрасывал обороты.
        Последним "вертушку" покинул сержант. И очень вовремя. Плита - та самая, под правой лыжей - еще раз хрустнула, просела... и металлическая птица окончательно завалилась набок. Пропеллер рубанул по бетону, куски металла полетели в разные стороны...
        А в следующую секунду рвануло. И рвануло неслабо.
        2. Белый лед, синее небо, красная кровь
        Ледоход на Печоре - зрелище внушительное и завораживающее, особенно при взгляде с изрядной высоты. Передвижной командный пункт операции "Парма" располагался как раз на километровой высоте, на борту дирижабля "Дмитрий Донской", и лично командовавший операцией генерал-полковник Кравцов не удержался, полюбовался несколько минут на бесконечную белую ленту, от горизонта до горизонта рассекшую зеленые просторы лесотундры. Впрочем, и там, в лесотундре, виднелись белые пятнышки, словно кто-то рассыпал по зеленому сукну пригоршню соли - на северных склонах моховых кочек еще лежал снег. Такой здесь июнь...
        Льдины огромные и льдины маленькие сталкивались под бешеным напором прибылой воды, ломали и крошили друг друга, вставали торчком и рушились обратно... И вся эта белая мешанина неудержимо стремилась на север, к студеному океану, словно понимая: здесь с каждым днем все теплее и теплее, остановиться или задержаться нельзя, опоздавшие погибнут под немилосердными лучами солнца.
        Генерал подумал, что еще месяц назад Печора казалась незыблемым белым монолитом, под которым где-то глубоко, невидимые и неслышимые, струились смирные до срока воды. И подумал другое: Россия тоже не так давно казалась монолитной... А теперь - точь-в-точь как ледяной панцирь Печоры - все развалилось, раздробилось, и куски-осколки ломают и давят друг друга... нет, не друг друга - враг врага... И все вместе взятые дрейфуют по течению, куда-нибудь да вынесет... Единственная разница - льдины на Печоре белые, или по крайней мере кажутся белыми, грязь издалека и с высоты не видна. А осколки России, как и откуда на них ни взгляни, сплошь залиты кровью и дерьмом, дерьмом и кровью. И радиоактивными осадками, разумеется.
        День стоял почти безветренный, и "Дмитрий Донской" (в девичестве, до выплат репараций после второй карпатской войны, носивший имя "Вильна батькивщина") медленно дрейфовал к юго-западу, не включая двигателей.
        На земле разворачивалось наступление... Совсем не каноническим образом разворачивалось. По канонам военной науки наступающие должны превосходить противника в живой силе и технике как минимум в три раза. А если тот обороняется в заранее возведенной полосе укреплений, тогда вообще желательно соотношение один к семи, по крайней мере в количестве артиллерии, ракетных систем и бронетехники...
        Примерно такая пропорция и соблюдалась в наземной фазе операции: на одних направлениях три к одному, а на других семикратное превосходство одной из сторон, а кое-где и поболее... Беда в том, что везде превосходящей стороной были сепаратисты. Лишь в воздухе полное господство быстро и безоговорочно завоевала российская авиация.
        Вторым козырем федералов стала внезапность. Весьма относительная, конечно, внезапность. Незаметно операцию таких масштабов не подготовить, силы приходилось стягивать буквально отовсюду, выдергивая где батальон, где роту, а кое-где даже взвод из самых отдаленных гарнизонов. Агентурная сеть, развернутая в РФ, у мятежной республики имелась, и удар сепаратисты ожидали. Но не знали конкретных сроков и не готовились к массированному воздушному десанту.
        Все свободные (весьма относительно свободные) силы ОКР стягивались к пограничной реке Ижме: две сводные дивизии мотопехоты, бронетехника, авиация. Там же, в Сосногорске, спешно создавалась мощная речная флотилия: спускались на воду доставленные из Питера бронекатера и прочие малые боевые корабли, пригодные к транспотировке по железной дороге; буксиры и баржи местных речников срочно готовили для перевозки десанта, обшивали титанопластовой броней, устанавливали на них "молотки" и пусковые для УРСов... Грузопассажирский атомоход класса "река - море", застигнутый в Усть-Ижме окончанием прошлогодней навигации, переделывали в плавучий штаб генерала Кравцова.
        Работа шла большая и проводилась всерьез - и тем не менее была одной большой дезинформацией. Отвлечением внимания. Мятежники тоже готовились - оборудовали позиции на берегах Печоры, минировали и укрепляли места, удобные для десантирования с воды. И еще кое-какие сюрпризы готовили, по данным разведки: например, начиненные взрывчаткой скоростные, юркие моторные лодки и водяные скутеры, - намеревались они управлять ими дистанционно или при помощи смертников-камикадзе, разведка не выяснила. Да и незачем такая информация, все равно все силы и средства, вложенные в береговую оборону, истрачены впустую.
        Но самый важный результат отвлекающей подготовки на Ижме - главари сепаратистов предполагали, что у них в запасе еще есть две недели, или по меньшей мере дней десять. Пока не пройдет ледоход по Ижме и Печоре, опасаться нечего, федеральная флотилия вторжение не начнет.
        А когда начнет, времени для принятия контрмер все равно останется с избытком. От Сосногорска до Печоры относительно недалеко лишь по прямой, по железной дороге, разрушенной между этими двумя городами целенаправленно и основательно - не только пути разобраны и мосты взорваны, даже насыпи во многих местах срыты взрывами. А водным путем получается изрядный крюк - сначала на север по Ижме, затем на юг Печорой, против течения. Четыре-пять дней плавания, если оценивать скорость флотилии по самым ее тихоходным судам.
        Но флотилия пригодится позже, когда придется выбивать мятежников из городков и поселков, разбросанных вдоль Печоры и ее притоков. А удар в их сердце, в столицу, наносился с воздуха.
        К воздушным налетам мятежники готовились, но предполагали их локальными, поддерживающими операцию на реке. Массированную переброску войск по воздуху не ожидал никто. Все знали, как в России обстоят дела с нефтью... Не просто плохо - практически никак не обстоят. После катаклизма нефть вновь появилась в Оренбуржье - тектонические сдвиги выдавили ее из каких-то глубинных слоев, не разведанных в свое время или не разрабатываемых из-за трудностей глубокого бурения... И что? Нефтяной инфраструктуры там не осталось, давно демонтирована: нет буровых, нет трубопроводов, чтобы ту нефть выкачать, нет заводов, чтобы переработать ее на месте. Нефть фактически стала ресурсом местного значения: кое-как, из подручных средств собрали две вышки, производительность низкая, добытое перегоняют самым примитивным, дедовским крекингом, с большими потерями...
        Топливо получается низкокачественное и большей частью потребляется на месте. Кое-что вывозят в столицу - автотранспортом, потому что железная дорога и там накрылась. Никто специально не разрушал, как в Коми, - просто не дошли руки восстановить мосты, разрушенные Катаклизмом, а коли уж поезда все равно не ходят, зачем зря гнить и ржаветь рельсам и шпалам, которым в хозяйстве множество применений найдется? Растащили...
        Автотранспорт - это значит, что надо сжечь часть бензина, чтобы доставить остальное в Петербург. Мало того, трасса проходит по регионам, весьма условно контролируемым федерацией. И с главами тех регионов договариваться бесполезно, власть у них осталась лишь номинальная... Власть сосредоточилась внизу, на местах, и влиятельность ее определяется количеством бойцов и стволов в отрядах местной самообороны. Каждый глава волостной или поселковой администрации норовит установить плату и за проезд по дороге, и за проезд по мосту, и за переправу на пароме, если моста нет, и за ввоз товара на "свою" территорию, и за вывоз товара с оной... Самые отмороженные вообще норовят напасть на нефтяную колонну и все захватить. Одних приходится учить уму-разуму (опять расход горючего и боеприпасов), с другими - кто посильнее или посговорчивее - договариваются, отстегивают проценты с нефтяного транзита... С учетом всех расходов из тонны оренбургских нефтепродуктов до столицы доезжает едва ли треть.
        А Печора, так уж получилось, теперь нефтяное сердце России. Из законсервированных скважин Усинского нефтегазоносного района вновь ударили черные фонтаны... Консервировали их в расчете на то, что рано или поздно появятся новые технологии, позволяющие добраться до неизвлекаемой нефти, при старых способах добычи недоступной, - а она составляла на здешнем нефтяном поле не много и не мало: пятьдесят два процента. Больше половины запасов приходилось на нефть сорбированную, на нефть неподвижную, на нефть структурированную, на нефть целиковую... На "мертвую", как одним емким словом называют ее нефтяники.
        Технологии время от времени предлагались, остающееся под землей богатство не давало покоя боссам нефтяной промышленности. Боссы напрягали подчиненную им ведомственную науку, наука старалась как могла, отрабатывая нефтединары, нефтерубли и нефтеюани: самые крупные целики нефти выкачали сквозь дополнительные скважины, пробуренные с точностью чуть ли не до метра. Кое-что добыли, воздействуя на пласты новыми методами - плазменно-импульсным, например.
        Но большинство технологий годились лишь для применения в определенных благоприятных условиях, ни одна не окупала себя при повсеместном использовании в промышленных масштабах. И недоступная нефть продолжала ждать своего часа.
        Час пришел. Случился Катаклизм, древние Уральские горы, казалось, навеки забывшиеся летаргическим сном, ожили. Сдвинулась геологическая платформа, разрушая структуру целиков и сжимая пласты, вытесняя нефть к поверхности...
        В принципе, то же самое произошло и в оренбургских степях, но здесь нефти появилось больше в разы, на порядки. И в целости и сохранности осталась вся инфраструктура - почти неповрежденные трубопроводы, тянущиеся через Ямал и Коми от месторождений арктического шельфа, ныне разрушенных. Нефтеперерабатывающие заводы Усинска и Печоры частично пострадали от подземных толчков, но восстановить их гораздо проще, чем строить новые.
        Однако сразу же нашлись желающие подмять под себя неожиданно обнаружившееся богатство. Двух недель не прошло после радостной вести из Усинска, когда непонятно откуда взявшийся Временный совет объявил в Печоре декларацию о государственном суверенитете. И пошло, и поехало, и понеслось...
        Не то что отдавать - даже продавать федерации нефть сепаратисты не собирались. Трубопроводы стояли сухие, НПЗ по-прежнему лежали в руинах. Для своих нужд мятежники использовали топливо, в изобилии пролившееся из разрушенных хранилищ, впитавшееся в землю. Добывали не то что дедовским способом - прапрапрапрадедовским. Проще не бывает: выкопай яму-колодец в удобном месте, низком и с песчаным грунтом, - и черпай. Даже очищать не надо, песок - отличный фильтр, можно сразу в бак заливать. Они и черпали. Помаленьку, для себя. А Россия медленно подыхала без нефти.
        В чьих интересах действовали (точнее сказать, бездействовали) вожди сепаратистов в нефтяной отрасли, до конца выяснить не удалось.
        Возможно, мятежники поджидали китайцев - потребителей ненасытных, способных скупить все, что можно выжать из Усинска, и попросить добавки. Китайцы неторопливо, но безостановочно тянули свой "Великий путь" по землям другой самостийной республики, Сибирской (насчет той сомнений не возникало: марионеточное государство, созданное на деньги Поднебесной и сполна отрабатывающее вложения).
        Вариант с поднебесниками - весьма вероятный, но не единственный. Потому что нездоровое оживление наблюдалось и на западе, как в странах Исламского Союза, так и в европейских Анклавах. Месяц назад прошел тендер на строительство (вернее, на переделку из уже построенных судов) партии необычных танкеров - относительно небольших, маневренных, с корпусами повышенной прочности... Короче говоря, способных плавать в арктическом бассейне, в непростой ледовой обстановке. И заходить в крупные реки, судя по габаритам... Заказчик - никому не известная нефтяная компания мутного происхождения, однако вполне кредитоспособная, аванс победителям тендера уже выплачен. На бирже очень серьезные игроки ведут дела так, словно имеют инсайдерскую информацию о появлении на рынке новых партий нефти, тормозящих непрерывный рост цены на нее... А печорские мятежники тем временем активно переделывают баржи-сухогрузы в нефтеналивные... Любопытные совпадения.
        Медлить было недопустимо... А вдвойне недопустимо затягивать войну с сепаратистами. Едва ли они всерьез рассчитывали победить Россию в противостоянии один на один. Хомяку медведя не одолеть, даже если медведь стар, слаб, потерял почти все зубы и находится при последнем издыхании. Он, медведь, даже рухнув замертво, просто-напросто раздавит хомяка.
        Но завопить на весь мир, взывая о помощи, - это будьте уверены. Караул, геноцид, гуманитарная катастрофа, дети гибнут под бомбами российских варваров, ад и голодомор! Признайте нашу независимость! Обуздайте агрессоров!
        Немедленно всполошатся гуманисты: и исламские, и китайские, и католические, - все, испытывающие острую нужду в нефти, а кто ее сейчас не испытывает? Надавят санкциями, заклеймят резолюциями, пригрозят вторжением... Подтянут авианосцы к Печорской губе, объявят бесполетную зону над русским Севером. И хлынут потоки оружия в самозваную республику. И потоки наемников под видом "добровольцев". А против всего мира не повоюешь, тем более без нефти...
        Сценарий известный, такое не раз происходило в регионах, богатых теми или иными ресурсами. Поэтому последний год Россия обращалась с Печорой бережно, как с миной на боевом взводе. Разумеется, никакого признания Временный совет и сменивший его "парламент" не получили, даже самого косвенного, даже как партнеров по переговорам о будущем "Печорской республики". Нет такой республики и нет такой проблемы, точка. Но при этом федерация не совершила ни одного враждебного шага, даже самого малого. При любом намеке на конфликт войска отводились без единого выстрела, крохотная поначалу республика расползалась по карте, как нефтяное пятно по воде. Цильма, Нарьян-Мар (порт, прямой выход к морю!), Инта... Даже над Воркутой, над городом-призраком, поднят флаг сепаратистов.
        Федерация делала ставку на один удар, на одну операцию. Не медленное, с боями, продвижение вдоль разрушенной мятежниками железной дороги. И не вторжение на тихоходных речных корабликах. Мощнейший воздушный удар и тут же массированный десант. Чтобы все закончилось, едва успев начаться. Чтобы купленные с потрохами журналюги не завалили СМИ слезливыми репортажами о гибнущих от голода и бомбежек детях. Чтобы гуманисты и общечеловеки не смогли, не успели завести речь о международном признании мятежников ввиду полного отсутствия в природе объекта признания.
        На эту карту генерал Кравцов поставил очень многое. Фактически весь госрезерв российской нефти, не больше и не меньше... А это не просто цистерны и емкости с горючим, это судьба и будущее России. Еще в качестве маленькой дополнительной ставки выступала голова генерала. В случае неудачи в кресле главы ОКР не усидеть, а с такого поста в сложившейся ситуации в почетную отставку не уходят. И в позорную тоже. Его можно лишиться только вместе с жизнью, таковы уж правила игры...
        Проигрывать было нельзя.
        Генерал Кравцов очень надеялся выиграть - Россию, нефть, свою жизнь...
        3. Сметая крепости, с огнем в очах...
        "Иволга" горела жарко, дымно и шумно. Пылала горючка, которую буквально по литру полгода копили для сегодняшней операции. Горело то немногое, что способно сгореть в боевом вертолете, а негорючие пластмассы от жара превращались в густые клубы дыма. Взрывались запасные боекомплекты.
        "Шеф будет в бешенстве, - подумал я. - Любые сообщения о невосстановимых потерях боевой техники приводят его именно в такое состояние духа. Но для роты "Гамма-7" все обернулось к лучшему: посадка не осталась незамеченной, и люди, только что шарахнувшие "булавкой" по накренившейся "вертушке", наверняка сейчас собирались вплотную заняться ее пассажирами... А поваливший дым - отличная завеса, никакая оптика не поможет разглядеть высадившихся десантников, и на инфракрасных прицелах будет красоваться роскошное пятно. Жаль, ненадолго, - системы пожаротушения уцелели, исправно извергают пену и вскоре собьют пламя. Ну так ведь и мы здесь зимовать не планируем..."
        Экипаж "Иволги" жалко... не выбрались, до последнего надеялись сберечь машину. Со вторым пилотом и бортмехаником я не был знаком, но командир, Гасан, по праву считался асом - и своим умением проложить безопасную дорожку в небе, кишащем огнем и смертью, не раз спасал жизнь десантуре. Спас и сегодня, а сам не уберегся... Пусть гурии будут ласковы к тебе в раю, воин.
        - Мангуст, я Каньон! Видели взрыв, доложите обстановку.
        Обстановка простая и понятная: скоро нас начнут убивать и обратный отсчет истекает. Уцелей в округе хоть одно достаточно высокое здание, оттуда по нашей крыше сейчас гвоздили бы по меньшей мере из всех видов стрелкового оружия. Но зданий не уцелело. Чуть западнее еще вчера уродовал окружающий пейзаж микрорайон серых унылых пятиэтажек - теперь, спасибо летчикам, там видны лишь груды эрзац-кирпича и прочих обломков. Пейзаж тоже не украшают, но из соображений безопасности куда более приятны для взора.
        Расписывать Каньону открывающиеся с крыши красоты и виды я не стал, доложил коротко:
        - Каньон, я Мангуст. Высадились. Потери - "сковородка" с экипажем. Приступаем к выполнению задачи.
        - Постара... - начал было Каньон и не договорил. Точнее, он-то договорил, но я не стал дослушивать.
        Все равно ничего толкового Каньон с расстояния в несколько километров нам не присоветует, и я переключился на внутренний канал, предназначенный для связи с взводными командирами. В нашем случае с единственным командиром - сержантом Багировым по прозвищу Баг. Вторым и последним взводом роты по совместительству приходилось командовать мне - нехватка кадров дикая, ДОН-3 хоть и числится дивизией, но по личному составу не дотягивает до армейской бригады мирных времен...
        Баг повоевать успел изрядно и свое дело знал туго. Десантники уже не торчали столбами - залегли, рассредоточились, используя вместо укрытия невысокий бордюр, обрамлявший крышу. Хреноватое укрытие, как сказал бы Багиров, любящий по всякому поводу упоминать и хрен, и производные от названия этого растения, - пуля любого калибра прошьет навылет тонкий металлопластик. Но чтобы попасть в спрятавшегося за ним, стрелять придется наугад.
        - Пора вниз, Баг, - сказал я сержанту. - Добавь пару дымовых, пожар слабеет.
        Пеногоны сработали исправно, хоть и запоздало, - "вертушка" уже не полыхала, да и дымила значительно слабее. Но две дымовые гранаты быстро поправили дело.
        - Не нравится мне эта хренотень, - показал Багиров на бетонную коробку, приткнувшуюся к противоположному краю крыши и имевшую на обращенной к нам стороне металлические раздвижные двери.
        Мне "хренотень" тоже не нравилась. По всему судя, ею заканчивалась шахта грузового лифта, некогда служившего для сообщения с вертолетной площадкой. Наверняка имелась там и лестница на случай поломок лифта и прочих непредвиденных обстоятельств. Но если бы я командовал обороной объекта, то первым делом позаботился бы наглухо перекрыть ведущий вниз путь. А еще лучше его аккуратно заминировать и в случае нападения пропустить вражеских разведчиков, а когда в шахту или на лестницу втянутся основные силы - взорвать все к чертовой матери.
        Но искать и обезвреживать заряды времени нет... Этому моему теоретическому выводу жизнь немедленно подкинула экспериментальное подтверждение - внизу, неподалеку от фундамента здания, грохнул взрыв. Вроде и несильный, но если там рванула не минометная мина, то я ничего не понимаю в минах и взрывах. Через несколько секунд второй взрыв, на сей раз с другой стороны здания. Взяли в "вилку". А мы торчим на крыше, как бифштекс на тарелке. И сейчас нас той самой вилкой будут кушать...
        - Из-за ангара лупят, - сообщил сержант, оторвавшись от отверстия водостока, которое он использовал на манер амбразуры. - Самоделка какая-то, похоже. И наводчик у них хреновый.
        Третья мина упала опять с перелетом, но почти под самой стеной. Наводчик у сепаратистов и в самом деле оказался отнюдь не снайпером, но рано или поздно пристреляется - и на крыше сразу станет неуютно.
        - "Гамма-семь", слушай команду! - рявкнул я по общему каналу. - Отползаем к вертушке, аккуратно, не высовываясь. И ныряем в дыру по одному. Первый взвод - исполнять!
        - Куда нырять-то? - не понял кто-то из бойцов.
        Растолковал ему Багиров, мигом уловивший суть моей идеи:
        - Плита. Продавленная. Под лыжей. Ползком к "вертушке" - и в дыру!
        Идея с элементом риска, надо признать. Если на чердаке у сепов установлен хотя бы один пулемет - положат там всех, не особо напрягаясь. Но это вряд ли. С чего бы им страховаться на такой маловероятный случай? Гасан, вечная ему память, не собирался садиться на крышу и продавливать ее - по плану "Иволга" должна была зависнуть в метре от бетонных плит и высадить десант, но все планы перечеркнули осколки "Кадета", повредившие турбодвигатель...
        Обстрел тем временем затих. Миномет - оружие примитивное, его недолго склепать в любой мастерской из обрезка трубы. Изготовление боеприпасов при наличии токарного станка тоже проблемы не составляет. Но отказы у таких самоделок случаются часто - то мина застрянет в дуле, то еще какая неполадка...
        Я подполз к обугленному корпусу "Иволги" одновременно с парнем из первого взвода. Лицо под прозрачным бронепластиковым щитком шлема показалось незнакомым - из молодых, необстрелянных. Командовать десантниками мне приходилось от случая к случаю, на операциях вроде сегодняшней, но почти всех старых бойцов батальона "Гамма" я знал в лицо, а многих и по именам.
        - Быстрей, быстрей! - подгонял сержант своих подчиненных, больше для порядка - "манулы" и без того шустро спрыгивали в черный провал лаза.
        Я заметил, что от каждой команды Багирова новобранец морщился, как от сильной зубной боли. Разбираться с причинами странной мимики не было времени - миномет сепаратистов вновь заработал, и первая же мина легла на крышу. Затем еще одна, и еще, и еще...
        Сержант, старый лис, не ошибся - мины и в самом деле оказались самопальные: обточенные чугунные болванки, снаряженные не то аммоналом, не то еще какой-то промышленной взрывчаткой. Боевые "летучки" - начиненные мощным ВВ и несколькими тысячами шаровидных и стреловидных поражающих элементов с хорошей пробивной способностью - живо проредили бы арьергард роты, не успевший убраться с крыши. Самоделки же порой вообще падали без взрыва, на манер пушечных ядер давно минувших веков, а если взрывались, то шумно, но до поры безвредно - увесистые чугунные осколки могли разнести щиток шлема или вспороть кевлайкру, но было их, осколков, слишком мало. К тому же большая часть мин падала по другую сторону "Иволги", и летящие осколки принимала на себя наша многострадальная "вертушка".
        Едва я успел отметить этот обнадеживающий факт, мина взорвалась неподалеку. Сглазил... Тяжеленная зазубренная чугуняка ударила в бок - бронежилет не пробила, угодив в титановую пластину, но кевлайкра лишь отчасти сумела погасить энергию удара. Мне никто и никогда не бил кувалдой по ребрам, но подозреваю, что ощущения при этом возникают схожие...
        - Все живы?
        Почти все из последнего десятка, остававшегося наверху, не пострадали... Но одному из бойцов повезло меньше, чем мне, - осколок рубанул по рукаву, не защищенному пластинами, вспорол, виднелась кровь... Парень оказался из бывалых - уже тянулся за индивидуальной аптечкой. Необстрелянные от вида собственной крови часто впадают в ступор. Остальным "манулам" взрыв лишь придал ускорение, и они спрыгивали вниз куда быстрее.
        - Прыгай! - поторопил я раненого. - Там перевяжешь! Пристрелялись, гады...
        Он, неловко держа на отлете кровившую руку, протиснулся между горячим боком "вертушки" и бетонной плитой. Я за ним, напоследок швырнув под "Иволгу" еще одну дымовую гранату. Пусть сепы считают, что мы еще здесь, пусть расходуют впустую боезапас. А мы тем временем спустимся и удивим их до невозможности.
        Пол чердака покрывал слой керамзита около трети метра толщиной - утепление, надо полагать. Легкие гранулы разлетелись в стороны после моего прыжка, затем постепенно начали заполнять образовавшуюся мини-воронку. Значит, здание построили лет семьдесят назад, не меньше. Когда загнулись последние ТЭЦ, работавшие на угле, исчезли и стройматериалы, производимые из шлаков... Вот какой я умный и способный к дедукции.
        Кроме керамзита, на чердаке никого и ничего не было: ни сепов с пулеметом, ни сепов без пулемета, ни пулемета без сепов... Лишь изгибались пологими дугами железобетонные балки, поддерживающие плиты перекрытий и здорово напоминающие ребра не то мастодонта, не то кашалота. А среди этих ребер, в грудной клетке неведомого монстра, очутилась рота "Гамма-7" - шестьдесят два человека, считая меня, с оружием и снаряжением.
        - Там люк! - кивнул куда-то вправо Баг, бойцы его взвода успели обследовать помещение. - Стальной, запертый, вроде не толстый... Взрываем на хрен?
        - Отставить! Пойдем прямо здесь! - Я указал на слой керамзита под ногами.
        Наверху по-прежнему грохотали мины, сепы продолжали старательно обрабатывать место высадки. Значит, те, что засели в здании, не ждут нас по крайней мере в ближайшие минуты. Ну так усилим фактор внезапности, эффектно обрушив вниз обломки потолка, а следом свалимся сами.
        Пока бойцы отгребали керамзит, расчищая место для закладки заряда, я жестом отозвал Бага в сторонку, сдернул с головы шлем. Сейчас утечка информации исключена, и пришло время раскрыть сержанту цель нашей маленькой операции, проводящейся под прикрытием большой операции по уничтожению мятежной Печорской республики. Но все же лучше сообщать такие вещи, не пользуясь электронными средствами связи. Кто и какой аппаратурой тут прослушивает эфир, я не знал. Подозревал, что едва ли у сепов есть декодеры последних моделей, но лучше перебдеть...
        Хотя сомнительно, что подслушанная боевая задача роты "Гамма-7" порадовала бы неприятеля... Одной фразой пресловутую задачу можно было сформулировать так: найди то, сам не знаю что.
        Либо у шефа действительно имелись лишь обрывки информации, либо он не считал нужным информировать в полном объеме подчиненных, но я знал (а теперь узнал и Багиров) вот какие секретные сведения: в этом самом здании - которое летчики очень старались не зацепить при нанесении авиаудара и на крышу которого мы высадились - сепаратисты занимаются чем-то непонятным и засекреченным даже от граждан самозваной республики. И начальство очень желает знать - чем же именно. Посему надлежит работать аккуратно, объект без нужды не разрушать, внимательно поглядывать по сторонам и при обнаружении чего-либо непонятного или любопытного немедленно брать под контроль и вызывать подмогу.
        - Хренота какая-то, капитан... - охарактеризовал Баг изложенную мною начальственную директиву. Подумал секунду-другую и внес уточнение: - Самая хреновая хренота.
        Я не стал спорить... Бойцы тем временем закончили расчищать пол от керамзита - под ним оказались те же бетонные плиты, что и наверху, но здешние выглядели поновее. На плиту лег гибкий уголок из металлопластика, заполненный внутри пластитом и выгнутый сейчас в форме большого овала - два метра в длину, метр в ширину. Мы с Багом наблюдали за работой, не вмешиваясь: заряд ребята укладывали грамотно, в стороне от несущих балок, и обрушиться вниз вместе с взорванным потолком роте не грозило.
        - Давайте так, капитан - ваш взвод идет первым, - предложил Багиров. - И ищет свои хреновины. А мы с ребятами прикрываем с тыла и флангов.
        Я вздохнул... Давно пытался перейти с Багом на "ты", но сержант упорно отвергал все попытки. Причина известна - я для него чужак, и наплевать, что за плечами десяток совместных операций. Пока не пролью свою кровь - я не "манул", всего лишь прикомандированный офицер, пусть и наделенный правом командовать... Но такое уж мое везение: во всяких переделках побывал вместе с Багом, но обошелся без единой царапины. Вот и сегодня - ребра до сих пор ноют от удара осколком, но ни капли крови не пролилось.
        - Пусть так, - согласился я. - Тыл твой. Здание большое, все не удержать... Откуда будем уходить - минируйте.
        - "Лягушек" маловато...
        - Ставьте растяжки. Но в спину нам никто ударить не должен.
        Теперь вздохнул сержант. Соорудить из ручной гранаты импровизированную мину натяжного действия недолго, но... Но когда вступаешь в бой в отрыве от основных сил, количество носимого боезапаса зачастую определяет, кто победит. Если патроны и гранаты закончатся раньше, чем противники, десантными ножами много не навоюешь. Перестреляют из чего угодно - из дедовских берданок, из самодельных минометов...
        Сержант это хорошо понимал. Я тоже. Но другого выхода не было. Слишком мало людей для полноценной зачистки.
        ...Заряд сработал относительно негромко - я очень надеялся, что продолжавшийся на крыше концерт не позволит сепам сразу обнаружить наше вторжение. Овальный кусок железобетона рухнул вниз, разбросанные взрывом гранулы керамзита забарабанили по щитку шлема. Тут же еще три взрыва прозвучали почти без пауз между ними - три осколочные гранаты сделали расположенное внизу помещение гарантированно безлюдным. Не успело смолкнуть отраженное от перекрытий эхо, а я уже стоял на краю провала, направив вниз луч лазерного дальномера. Семь метров...
        - На леерах! - скомандовал я и показал сержанту пять оттопыренных пальцев на левой руке, потом загнул три из них.
        Десантники споро цепляли карабины лееров за балки, за выступающие из бетона концы арматуры, прыгали вниз. Первая тройка, вторая... Взвизгивали мини-лебедки, укрепленные за левым плечом, ударялись о пол шипованные подметки десантных ботинок, с негромкими щелчками отстегивались карабины, когда натяжение лееров слабело. И все. Никаких других звуков. Седьмая тройка, восьмая... Тишина давила. Тревожила... Секретный объект - и нет внутренней охраны?!
        Внизу ударила очередь - скупая, на три патрона. Еще одна, еще... Грохнуло несколько раскатистых одиночных выстрелов - ничего похоже звучащего на вооружении десантников не имелось.
        Ну и славно. Начинаем панихиду с танцами, кто не спрятался, тот покойник...
        И я шагнул в овальное отверстие.
        4. Дети льда и дети асфальта
        Взмах ножа, еще один, еще... Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, подхватил очередной снежный блок, поставил его на возводимую конструкцию, отсек лишнее... Снова взмахнул снеговым ножом - длинным, с полуметровым лезвием. Блоки из слежавшегося плотного снега были все разные, несколько отличались и размером, и формой - однако почти идеально вставали на нужное место, и подгонять их по размеру приходилось редко. Куполообразное сооружение росло очень быстро.
        - Лихо работает... Я бы палатку дольше ставил, чем он строит и?глу. Сколько лет тренироваться надо...
        - Это у здешних узкоглазых врожденное, генетическое. Разве птицы тренируются строить гнезда? Или пчелы?
        - Пчелы гнезда не строят. Только осы.
        - Какая разница... Что-то и пчелы строят.
        - Пчелы строят соты. Из воска.
        - Ну вот... Кто их учит, кто тренирует, кто им чертежи рисует? Никто. Так и альмеуты. Безмозглые, как пчелы. А не будет вокруг льда и снега - какую-нибудь хибарку из жердей и шкур им в жизни не придумать. Так и замерзнут, быдло узкоглазое.
        - Да ты расист...
        - Я не расист. Я реалист. Констатирую реальные факты. Расисты - это они, узкоглазые выродки. За людей нас не считают.
        - Ребра до сих пор болят? Я тебя считаю человеком, но если бы ты заявился в мой дом, выжрав до того в одиночестве пинту виски, и попытался поиметь мою жену "по законам гостеприимства" - получил бы от меня не меньше, чем от альмеутов.
        - Разве я это придумал? У них так заведено. К тому же у тебя нет дома. И нет жены. И кто бы от кого получил, еще вопрос.
        - А у тебя больше нет виски. Так что давай сменим тему.
        - Надоело пялиться на это насекомое... Сейчас заползет в свою нору и задрыхнет. Скукота...
        - Вообще-то странно... С чего Тальк вдруг взялся строить иглу? Погода хорошая, ни сам, ни собаки за три часа пути устать не могли...
        - Ленивая узкоглазая свинья. Нажрется сейчас спиртом, да и все дела.
        Талькуэ-иа-сейглу не слышал голосов, сравнивающих его то с пчелой, то с иными представителями животного мира, - звучали они в полутора сотнях километров от заканчивающего постройку альмеута. Строил он, кстати, отнюдь не иглу, вопреки мнению далеких наблюдателей. Альмеутское иглу - капитальное жилище, в котором можно стоять в полный рост, а маленькие хижины, служащие приютом для путешественника, назывались инзи. Разместиться в них можно было только лежа и только скрючившись в позе эмбриона. Впрочем, никто из альмеутов не снисходил до разъяснения хойту таких тонкостей - не-люди слишком тупы и слишком мало понимают в настоящей жизни.
        Ну вот и все... Купол почти идеальной формы из сорока восьми - не больше и не меньше - снежных блоков готов. Сорок девятый блок лежит неподалеку и должен закрыть входное отверстие. В сферическом куполе осталось небольшое отверстие-отдушина - не на вершине, а снизу, с подветренной стороны. Можно было обойтись и без него, снег - материал воздухопроницаемый, а очаг в инзи обычно не разжигают, крохотное жилище обогревается теплом его обитателя. Но сегодня хижина-инзи послужит не только как укрытие от бури.
        Талькуэ бросил взгляд вокруг. Нарты установлены у тороса правильно, чтобы как можно меньше времени пришлось потратить впоследствии, откапывая их из снега. Распряженные собаки устроились в снежных ямках, подкрепляются сушеной рыбой, - этим мохнатым зверюгам не нужны искусственные убежища, чтобы переждать буран. Ветер сам нанесет над ними снеговой купол...
        Погода и впрямь стояла хорошая - на взгляд хойту, ничего не понимающих в жизни. Но Талькуэ знал: не позже чем через час разразится снежная буря, короткая, но яростная. Рожденные во Льдах не ошибаются в предсказаниях погоды... А если ошибаются, то долго не живут.
        Теперь надо сделать главное, без чего в новое жилище человек войти не может, даже во временное... Вернее, войти-то сможет, но вместе с ним войдет и кое-что еще. И не только в жилище - тело спящего человека, покинутое душой, лакомая добыча для злых духов, бесприютно блуждающих по ледяным просторам.
        - Что за херню он там бормочет? Я и четверти не понимаю...
        - Молитва. Это староальмеутский, нормальных словарей его никогда не существовало... Так, коротенькие разговорники. Они-то к нам в "балалайки" и закачаны.
        - А парень еретик, похоже... Что за древняя тарабарщина? Все правильные молитвы им сочиняет наша Дениза. Знатная из нее получилась верховная шаманша... Черт, я сам готов перейти в альмеутскую веру ради ее сисек! И ведь ни одну камеру не дает установить в храме, сука... Чем они там занимаются, что выходят такие сияющие? Точно дело не обходится без групповухи...
        - Ты уверен, что Дениза нас сейчас не слушает?
        - Уверен.
        - С чего бы?
        - А она на ковре у начальства. На виртуальном, понятно.
        - Ты, конечно же, этого не знаешь, но запись звука на восковые валики изобрели еще в конце девятнадцатого века. С тех пор звукозаписывающая техника весьма усовершенствовалась.
        - Весь дрожу, сейчас рожу... В пультовой сегодня дежурит Зиг. А этот парень кое-что мне по жизни должен. И я могу тут с тобой обсуждать планы взрыва Острова или ограбления спиртового склада. Или судачить о промежности Денизы, все равно никто ничего не услышит, ни напрямую, ни в записи.
        - Обсуждай сам с собой. Я, пожалуй, воздержусь. Мне Зиг ничего не должен... Смотри, Тальк заползает внутрь.
        - Ну вот, теперь три камеры из четырех ни о чем... Переключись на ту, что у него на груди, в амулете... Да нет, на инфра... Вот, другое дело. Только на что тут смотреть? Как он помастурбирует и задрыхнет? Давай-ка лучше сходим на часок к Зигу. Он втихаря, через Анкориджский центр связи, нащупал выход в Сеть. Соединение паршивое, с перебоями, но уже скачал пару новых вирт-сексушек...
        - Дениза приказала наблюдать без перерывов. Ее очень интересует, как этот парень умудряется находить чернухи столько же, что и остальные альмеуты, вместе взятые. А в иные месяцы даже больше.
        - Брось, в этой конуре он сейчас не найдет ничего, кроме собственного члена...
        - Ну тогда, если ты прав, он собрался сделать себе обрезание.
        - Хе... и вправду ножик... строгает какую-то палку... Будем изучать альмеутскую технику резьбы по дереву или сходим все-таки к Зигу?
        - Иди один. Я немного поизучаю.
        - Смотри, сексушки там с защитой от перезаписи, поделиться не смогу.
        - Переживу. Я не очень люблю цифровых партнерш.
        - Ну да, ну да... Ты же раз в неделю ходишь к докторше, якобы на процедуры... А сколько ей лет, ты не в курсе?
        - Иди уж куда шел, спермотоксикозник.
        - От геронтофила слышу. Заглянет начальство - я в клозете.
        Нирльх (коготь в переводе с альмеутского, короткий и бритвенно-острый ножичек, носимый в рукавице) скользил по деревяшке легко, едва касаясь, - стружка получалась длинная и тоненькая, почти прозрачная.
        Когда топлива набралось достаточно, Талькуэ зажег огонь - с соблюдением всех необходимых ритуалов и после молитвы, которую далекие наблюдатели и слушатели тоже посчитали бы тарабарщиной.
        Пламя было под стать горючему - легкие, словно призрачные языки огня устремились вверх, не растапливая снег под кучкой стружки. Крохотный костерок пылал секунды три или четыре, а затем Талькуэ высыпал на него изрядную пригоршню порошкообразного вещества, извлеченную из кожаного кисета, висевшего на груди, под одеждой.
        Огненные языки исчезли, крохотное помещение наполнилось густым дымом, способным вызвать у непривычного человека затяжной приступ кашля. Талькуэ-иа-сейглу не закашлялся, и глаза у него не заслезились. Он буквально пил дым, как пьют ледяную, обжигающую глотку воду, - вдыхал его очень медленно, постепенно заполняя легкие.
        Тело альмеута застыло неподвижно, широко распахнутые глаза смотрели вперед, но Талькуэ-иа-сейглу уже ничего не видел. В этом мире - ничего.
        - Ха! А парень-то натуральным торчком оказался! Надо будет подкатить к нему, может, поделится травкой...
        - Что так быстро вернулся? У Зига накрылась лазейка в Сеть?
        - Какое там... Угадай, что случилось?
        - Дениза предложила тебе сердце и койку?
        - Еще круче! У нас тут такие дела... Встать! Смирно! Госпожа комендант, боевой расчет ОНП-2 ведет согласно вашему приказанию наблюдение за объектом "Т"! Докладывал командир расчета капрал Кински!
        - Вольно, мальчики, вольно. Капрал Стоун, продолжать наблюдение. Капрал Кински - за мной!
        - Слушаюсь!
        - Слушаюсь!
        ...
        - Ну вот, капрал Кински, встань здесь. Нет, вот здесь, у этой стенки. Значит, ты, Кински, собрался перейти в альмеутскую веру ради удовольствия посмотреть на мои сиськи?
        - Я... госпожа комендант... я...
        - Не надо оправдываться. Вполне законное желание правильно ориентированного мужчины. Ну так смотри.
        - Ох...
        - Нравятся? А вот так? Нравятся? Отвечай, урод, когда тебя спрашивает командир!
        - Э-э-э-э...
        - Не очень вразумительно, капрал Кински, но учитывая конфигурацию твоих форменных брюк чуть ниже пряжки ремня, будем считать, что нравятся. Жаль, что это зрелище не повергнет тебя в полное беспамятство... Мне действительно жаль, Кински. Лучше бы ты не ходил в пультовую...
        - Не нада-а-а-а! Я нико... э-у-э-э-э...
        - Дик? Забери быстренько со своими парнями двух холодных, в джи-семнадцать и рядом, в кладовой... Да, Кински и Зигберис... Нет, Слоун ничего услышать не успел. Выполняй.
        ...Талькуэ-иа-сейглу двигался в кромешной темноте Междумирья. Не шел и не бежал - и ноги, и все тело остались далеко, в крохотной снежной хижине. Но если оперировать привычными для Среднего мира понятиями, то Талькуэ как бы крался, внимательно контролируя каждое движение. Вокруг хватало колодцев, невидимых в темноте провалов, ведущих прямиком в Нижний мир. Среди далеких предков Талькуэ были великие и могучие шаманы, способные спускаться туда и возвращаться обратно, побеждая живущих в Нижнем мире чудовищных демонов либо как-то договариваясь с ними...
        Сам Талькуэ шаманом себя не считал, тем более великим и могучим. Он не проходил посвящения, и полноценного ученичества у него не было - Талькуэ (носившему тогда иное, детское имя) исполнилось семь зим, когда ушел дед, последний хранитель древних знаний и умений... А родители поклонялись иным богам.
        Многое ли запомнит семилетний мальчишка из того, что рассказывал и показывал старик? Причем общаться им доводилось лишь в короткие месяцы летних каникул, когда воспитанники интерната в Нууке отправлялись в родные поселки и стойбища... Как оказалось, запомнить можно на удивление немало. Много зим спустя у Талькуэ, уже ставшего охотником и воином, получившего настоящее мужское имя, всплывали вдруг в памяти странные слова неведомого языка и их значения, или знания о древних ритуалах, виденных в детстве и, казалось бы, прочно позабытых...
        Но шаманом Талькуэ себя не считал. И спуститься в Нижний мир не рискнул бы.
        5. Панихида с танцами
        Комната оказалась небольшая, но с высоким потолком. Пара шкафов, потрепанный жизнью стол, на нем компьютер ископаемого вида - здоровенный агрегат, килограмма на полтора, убить таким можно. За стеклянной перегородкой виднелся вроде как склад - куда более обширное помещение с высоченными, под потолок, стеллажами. А здесь за столом, подумал Алька, сидел кладовщик и что-то выдавал... Выдавал, выдавал, да все и выдал, - стеллажи пустовали. Рабочее место тем не менее не выглядело заброшенным - на компьютере ни пылинки, рядом с клавиатурой стояла консервная банка, наполненная бычками самокруток, свернутых из желтоватой упаковочной бумаги.
        Альке представился здешний кладовщик или завскладом - древний, как и его компьютер, седой, одышливый, в очках с толстыми линзами - каждое утро по привычке приходящий на свой опустевший склад и уныло пялящийся на экран, на таблицы с нулями во всех графах. Представился так реально, что Алька щелкнул выключателем компа, почти уверенный, что на экране сейчас появится та самая таблица с нулями.
        Не появилось ничего. Экран остался пустым, на системном блоке не загорелся светодиод - напряжения в сети не было.
        Зато негромкий щелчок тумблера "включил" Мурата, стоявшего у распахнутой двери и прислушивавшегося к звукам перестрелки, раздававшимся где-то в глубинах здания, - подскочил, схватил Альку за рукав, тряхнул как следует, зашипел в лицо:
        - Дурной, да? Руки блудливые, да? Сунь в штаны и там блуди, ишачий сын!
        В казарме за такое обращение он живо схлопотал бы по своей раскосой роже. Не желторотый же новобранец, в самом деле, Алька, - полгода в учебке, да почти полгода в части оттрубил, посвящение прошел - полноправный "манул". Ну... почти полноправный, экзамен кровью только и осталось выдержать.
        Но на операции руки распускать нельзя. Начальство не станет разбираться, кто прав, а кто не очень, - на первый раз вкатят месяц гауптвахты, при повторном нарушении - пинком под зад из "манулов", прямиком в матушку-пехоту.
        Поэтому Алька лишь стряхнул руку татарина и посоветовал Мурату поинтересоваться у собственной матери особенностями секса с ишаками.
        - Отставить! - прикрикнул на них ефрейтор Грач. - А ты, Альберт, и в самом деле не нажимай на что ни попадя.
        - Любопытно же... - попробовал оправдаться Алька.
        - А вот так нажмешь на какую-нить фиговину - и кишки наши во-о-он там повиснут... - Грач ткнул в потолок, откуда сиротливо свисали три запыленные лампы дневного света. - Любопытно будет?! Два наряда вне очереди!
        - Есть два наряда... - понуро откликнулся Алька. Украдкой показал татарину кулак и отвернулся к стене, где красовались два сепаратистских плаката - не голографические, отпечатанные обычными красками на обычной бумаге.
        На одном посреди бело-голубой заснеженной тундры торчал полосатый пограничный столб с двумя приколоченными стрелками-указателями: "Печора" и "Рашка". И закутанный в меха абориген решительно заворачивал оленью упряжку в сторону самостийного государства. Подпись гласила: "Мне туда, однако!"
        Персонаж второго плаката явно относился к славянской нации - типичнейший русский, рыжеватый, голубоглазый, нос картошкой... Сидел плакатный славянин у самовара - а стол перед ним ломился от разнообразнейшей снеди - и агитировал всех сомневающихся: "Живу в своей республике - ем калачи да бублики!"
        Вкус бубликов Алька помнил смутно, а калачей ему не то что пробовать - даже видеть вообще не доводилось. Он с любопытством разглядывал красочную груду выпечки, пытаясь вычислить среди нее загадочные калачи, и тут ожила "балалайка".
        - ПЯТАЯ, ШЕСТАЯ ТРОЙКА - КО МНЕ! - завопил сержант Баг, завопил так, что Альке захотелось обхватить голову руками - не ровен час, взорвется, разлетится на куски.
        - За мной! - Грач махнул рукой, шагая за дверь.
        Пятеро бойцов следом за ефрейтором загрохотали подметками по коридору.
        Лампы здесь не горели, как и во всем здании. Окон не было, но кое-какой тусклый свет долетал из распахнутых дверей. И Алька не сразу понял, обо что он споткнулся, показалось - какой-то мусор.
        Нагнулся, пригляделся - под ногами лежал человек. Вернее, то, что недавно было человеком... Нелепо раскинул руки, словно пытаясь поплыть саженками по луже собственной крови, в полумраке казавшейся черной. Не "манул", чужак: ни шлема, ни броника, одет по-цивильному - куртка, пропитавшаяся кровью, штаны, заправленные в резиновые сапоги. Рядом валялось оружие, вроде бы охотничье ружье, Алька не разглядел толком, Грач поторапливал:
        - Не отставай, Нарута, не отставай, сегодня на жмуров еще вволю насмотришься!
        Он прибавил шагу, стараясь не отставать. Стрельба слышалась теперь громче: короткие очереди из десантных "абаканов" перемежались с завыванием "дрелей" и громкими и раскатистыми выстрелами из чего-то непонятного. Изредка бухали гранаты.
        Впереди маячила смутно различимая фигура. Свой... Сквозь поляризационный фильтр щитка - только сквозь него - хорошо можно было разглядеть опознавательную светлую полосу, опоясывающую шлем. От электронных маячков, позволяющих в бою отличать своих от чужих, в войсках отказались давно - с появлением р-вируса они слишком часто давали сбои, вынуждая стрелять по своим.
        - Туда жмите, к взводному, - показал боец на коротенький, вбок отходящий коридорчик.
        А сам остался здесь, на развилке, настороженно поглядывая то в одну сторону большого коридора, то в другую. Понятие "тыл" в этом бою оставалось весьма условным - сепы гораздо лучше знали все закоулки здания и в любой момент могли появиться с любой стороны.
        "Манулы" двух резервных троек прошли коротеньким коридорчиком, спустились по лестнице - небольшой, на десяток ступенек. И оказались в местной курилке - о чем недвусмысленно информировала надпись "КУРИТЬ ЗДЕСЬ!". Сержант Багиров надпись игнорировал и не курил, равно как и десантник, несший на спине громоздкий ретранслятор с выдвижной антенной, связывавший "балалайки" роты в локальную сеть. Двое сепов, лежавшие здесь же, у стенки, курить не могли по уважительной причине недавней смерти. А больше в курилке никого не было...
        Вторая дверь - еще не так давно застекленная, а теперь лишившаяся всех стекол - вела отсюда на другую лестницу, винтовую, с металлическими решетчатыми ступенями. Судя по всему, витая эта конструкция спускалась не то в цех, не то в громадный ангар, занимавший изрядную часть здания. Снизу был полумрак, и доносился из этого полумрака неприятный запах...
        Туда-то, ко второй двери, сержант и подозвал Грача, что-то ему тихонько втолковывал, показывая вниз.
        Алька тем временем присмотрелся к убитым сепаратистам. Один лежал ничком, из спины у него торчало нечто странное, белое такое и пушистое... Лишь несколько мгновений спустя Алька понял: вата! Пули насквозь прошили и ватник, и его хозяина, вышли из спины и выдернули здоровенные комья искусственной ваты - словно четыре белых траурных цветка расцвели на покойнике... Напихать бы эту вату в уши, да только ничему она не поможет, команды, передаваемые "балалайкой", хоть и слышатся как оглушительные звуки, но напрямую, мимо ушей и барабанных перепонок, уходят через разъем к слуховым нервам.
        Стрелкового оружия у владельца ватника не было, лишь на поясе висели две самопальные гранаты - неказистые, слаженные из обрезков толстых труб с торчащими фитилями.
        Второй мертвец лежал на спине. Глаза ему прикрыть никто, конечно же, не позаботился, и сеп смотрел на мир остекленевшим взглядом, отчего-то казавшимся безмерно удивленным. Следов ни пуль, ни осколков на теле не видно - как будто и впрямь умер от удивления. В руке сепаратист до сих пор сжимал охотничье ружье, древнюю прадедовскую двустволку. Больше всего Альку поразила обувь мятежника - теплые домашние тапки с меховой опушкой. Нет, понятно, что здание нетопленое и полы здесь холоднющие, но как-то совсем неуместно эти тапки выглядели... Кто ж на войну ходит в домашних тапочках? Встретить такого вот мятежника на улице в мирное время - ни дать ни взять учитель младших классов на пенсии... Седой, с огромной лысиной, в очках. Дужка изолентой примотана... Сидел бы ты, дедуля, дома у стереовизора, или с другими старперами козла забивал, или с внуками нянчился... Нет, поперся на баррикады, за калачи и бублики воевать... Ну и зачем теперь тебе бублики?
        Однако не так страшен черт, как его малюют. С оружием у сепов туго. Из "дрели" хорошо в городских перестрелках палить, когда противники ничем не защищены или в легких жилетах из кевлайкры. Десантника в полном боевом из такой трещотки можно ранить лишь при большой удаче... Ну а дробовики - вообще несерьезно. Ни дробь, ни картечь, ни пуля-жакан кевлайкру не пробьют, не говоря уж о титановых вкладышах. Разве что дуло вплотную к щитку шлема приставить, да кто же такое позволит...
        - Парни, наш выход! - повернулся к бойцам Грач. - Задача простая: снизу цех, в цеху сепы. Спускаемся вшестером и гасим всех.
        Алька обрадовался - если бы задачу им ставил сержант через "балалайку", точно бы голова взорвалась.
        - Одной тройки хватит, - убежденно сказал Мурат. - С их пукалками только...
        - Одна тройка туда уже спустилась, - не дал договорить Грач. - Там и осталась. Так что работаем без дураков, по полной программе.
        И они сработали - образцово, хоть на стерео снимай, для учебного пособия. Вернее, образцово все началось...
        В цех полетели гранаты - сначала светошумовые, затем дымовые, затем осколочно-фугасные. Тут же, не успело смолкнуть эхо взрывов, вниз метнулись два темных силуэта, едва видимые в дыму, - метнулись мимо лестницы, на леерах. Взвыла "дрель", и тут же сверху загрохотали в четыре ствола "абаканы", бахнул подствольник.
        - Затяжным! - хлопнул Грач по плечу Альку.
        Парень перевалился через низкую балюстраду, полетел вниз. На тормоз лебедки нажал, когда до пола оставалось менее метра - чуть-чуть не рассчитал, удар по ногам оказался весьма чувствительным.
        Тут же залег, откатился в сторону, вскинул "абакан", пока не понимая, куда и в кого надо стрелять. Груда пластиковых ящиков, нечто вроде конвейера с громоздящимися вдоль него агрегатами непонятного значения... Где засел враг? Откуда ловит Альку перекрестьем прицела?
        Мимо тонкой змейкой мелькнул леер - отцепился от трупа сепаратиста, первым сброшенного для отвлечения внимания. Сеп - тот самый, в домашних тапочках - лежал неподалеку, и грудь его теперь пересекала ровная цепочка пулевых отверстий.
        Спрыгнули еще двое - Мурат и ефрейтор. Другая тройка и сержант продолжали прикрывать огнем сверху.
        Грач без лишних слов, жестами, приказал: Алька направо, Мурат налево. Все не раз отрабатывалось: сейчас надо рассредоточиться, перекрестным огнем прижать сепов, не давать им поднять голову, пока спускается вторая тройка.
        Рассредоточиться они не успели. Из-за конвейера, как чертик из табакерки, выпрыгнул человек. С дробовиком-двустволкой. Стрелять он начал еще в прыжке. Бах! Бах! - два выстрела слились в единый оглушительный звук.
        Алька повернулся, поймал сепа мушкой - чувствуя, что запаздывает, что враг сейчас рухнет, срезанный очередью Грача или татарина.
        Тот не рухнул. Переломил дробовик, потянулся рукой к патронташу.
        Алька машинально взглянул налево, Грача не увидел, а Мурат... Мурат лежал на бетонном полу, широко раскинув ноги. Головы у него не было. Ничего не было - ни шлема, ни того, что ему надлежит прикрывать, лишь какие-то кровавые ошметки торчали из воротника. Алька перевел взгляд на сепаратиста и наконец-то сообразил нажать на спуск. Автомат не выстрелил.
        Время странно замедлилось. Казалось, они целую вечность стояли напротив друг друга: сеп, не отрывающий взгляд от "манула" и никак на ощупь не попадающий гильзой в патронник, - и Алька, изо всех сил давящий на спусковой крючок.
        Вечность спустя он понял, что просто-напросто не снял оружие с предохранителя. Сдвинул рычажок перед прыжком - все как положено, все по инструкции, - а обратно вернуть позабыл.
        Сеп затолкал-таки патроны в стволы ружья, стал закрывать его - и тут "абакан" разродился наконец длинной очередью. Пули отшвырнули врага, откинули к штабелю синих пластмассовых ящиков. Пули кромсали плоть и в клочья рвали одежду. Автомат содрогался в руках и грохотал, грохотал, грохотал... А потом смолк, Алька услышал пронзительный, истошный вопль на одной ноте: "А-а-а-а-а-а!!!" - удивился живучести человека, буквально нашпигованного свинцом, и вдруг понял, что кричит не сеп - он сам...
        Рядом непонятно когда и как оказался Багиров, потянул "абакан" из сведенных судорогой пальцев, что-то говорил - Алька слышал звуки, попробуй не услышать этакий взрыв в собственной голове, но не понимал ни слова...
        Он только что впервые убил человека.
        6. Тихая кабинетная работа
        Генерал Кравцов, руководивший боем, мало напоминал полководцев былых времен, распоряжавшихся жизнью и смертью на поле сражения. Ни порохового дыма с пушечным грохотом, ни свистящих мимо ядер, ни прижатой к глазу подзорной трубы, ни гонцов, скачущих на взмыленных лошадях к полкам и дивизиям, ожидающим приказа...
        Звуки выстрелов и взрывов до "Дмитрия Донского" доносились, но звукоизоляция гондолы не пропускала их внутрь. Действие на полутора десятках экранов, установленных перед генералом, происходило безмолвно. Сюжеты перед генералом разворачивались самые разные: передаваемые камерами, установленными на самолетах, на вертолетах, даже на ракетах и реактивных снарядах. Плюс то, что видели десантирующиеся бойцы - непосредственная картина близкого боя, порой даже рукопашного, транслируемая через "балалайки".
        Конечно, видеоинформация попадала к главе ОКР далеко не в полном объеме, в таком густом потоке мелькающих кадров одному человеку не успеть разобраться. Самое главное, происходящее в ключевых точках, отбирали одиннадцать офицеров-операторов, курировавших действия боевых подразделений. Они же работали с устными донесениями командиров штурмовых групп, ракетных дивизионов, эскадрилий, сообщая наиболее важную информацию Кравцову. Принимали решения по тактическим вопросам, встающим в ходе боя, - генералу не приходилось отдавать приказания увеличить плотность огня или изменить вектор атаки. Он ставил задачи: батареи мятежников, обстреливающие Печорский аэропорт и препятствующие приему самолетов с техникой, должны быть уничтожены. Какими силами и как - это дело уже операторов и их подчиненных. Лишь когда сил не хватало, когда приходилось вводить в дело части из резерва, решать, какой свежий батальон или эскадрилья вступит в бой, приходилось Кравцову.
        Казалось бы, работа штабного оператора тихая и кабинетная: бой далеко, мерно жужжат компьютеры, кондиционеры создают приятную прохладу, по одному движению руки ординарец ставит рядом чашку горячего кофе... Однако, странное дело, изнашивается организм офицеров-операторов не меньше, чем у их коллег, геройствующих под пулями и осколками. Инфаркт в сорок лет - профессиональное заболевание операторов и прореживает их ряды не слабее плотного пулеметного огня.
        ...Сражение разворачивалось не совсем так, как планировали в Петербурге, в большом доме с аркой, украшенной вздыбленными конями. Ночной авиаудар достиг цели: сепаратисты лишились единой системы ПВО - силам вторжения противодействовали лишь ее остатки и осколки, отдельные, лишенные общего управления батареи и установки. Но все же противодействовали, и потери были. Падали в лесотундру объятые пламенем десантные машины, потери вертолетов огневой поддержки достигли десяти процентов, и цифра эта постепенно росла.
        На земле тоже не все проходило гладко...
        И здесь ночной налет фактически уничтожил связь, без которой управление войсками невозможно. Ракеты "воздух - земля" разрушили точечными ударами ретрансляторы - не вслепую, по маячкам, установленным заранее заброшенными разведгруппами. Эти же группы вычислили проложенные под землей оптико-волоконные кабели, и в час "Ч" каждый был взорван в нескольких местах. После этого мятежники могли общаться лишь в УКВ-диапазоне - но мощности, применяемые дивизионами РЭБ для глушения, делали эту возможность чисто теоретической. Каждый боевой компьютер печорцев работал без связи с остальными, в автономном режиме. Каждый командир, оборонявший тот или иной участок, знал обстановку в своей зоне ответственности, а об остальном мог лишь догадываться или получать от вестовых неполные и стремительно устаревающие данные.
        Шла война слепых со зрячими. Но слепых было гораздо больше, и они даже на ощупь лучше ориентировались в своем доме... А самое главное - не собирались сдаваться.
        Все расчеты на панику и дезорганизацию не оправдались. При подготовке операции генерал специально планировал направления ударов так, чтобы не окружать мятежников, чтобы оставить им зоны свободного отхода. Пусть бегут, пусть надеются спрятаться и отсидеться в лесотундре - найти их там и уничтожить гораздо проще, чем выковыривать из зданий и подвалов.
        Они не бежали... Дрались упорно за каждый дом, за каждый промышленный объект. Особенно жестокие бои шли в жилых кварталах, где среди тесно стоящих зданий превосходство федералов в современном оружии сказывалось мало. Многие дома ночью превратились в руины, но во всех уцелевших, как выяснилось, мятежники загодя устроили опорные пункты обороны, мини-крепости, снабженные всем необходимым и способные сражаться в окружении. Более того, почти каждый дом оказался заминирован, и сепаратисты взрывали их вместе с ворвавшимися штурмовыми группами. Потери росли. И генерал был вынужден отдать приказ, который очень не хотел отдавать, - о новых воздушных ударах.
        Топлива для них не было. Участвовавшие в ночном налете эскадрильи штурмовиков и тактических бомбардировщиков частично вернулись на свои базы, частично стояли в Сосногорске с сухими баками, даже на возвращение к местам дислокации горючего не хватило... Все, что осталось, заправлено в "вертушки" и транспортные самолеты, перебрасывающие из Сосногорска мотопехоту, технику, боеприпасы и вывозящие раненых.
        Пришлось вновь поднимать турбовинтовые "орланы" и "грифы" в воздух. На последнем резерве, на батареях Ллейтона. Очень не хотелось, но пришлось. "Война на батарейках", как презрительно именуют такой вид боевых действий военные, дело ненадежное. Абсолютно нет простора для маневра, все действия предсказуемы и прямолинейны... Вот и сейчас: штурмовики могут лишь взлететь из Сосногорска, исключительно по прямой добраться до Печоры - и десять минут на выполнение боевого задания, ни секундой больше. Затем, не мешкая, в обратный путь, надеясь, что батарея не окажется бракованной и не разрядится чуть раньше срока. А ведь порой оказывались... И разряжались. И грозные воздушные машины превращались на лету в груды бесполезного металла. И рушились на землю. К тому же, если винт приводит в движение не турбина, а электродвигатель, скорость падает до двадцати процентов от максимальной. Как это было у "этажерок" Первой мировой... О противоракетных маневрах можно забыть... Лакомая цель для ПВО.
        - Господин генерал-полковник, Президент на связи! - прорезался среди докладов операторов голос начальника службы фельдсвязи.
        - Я занят, пусть подождет.
        Он действительно был занят - мятежники начали контратаку, пытаясь отбить аэропорт. Силами пехоты, без бронетехники, с самой минимальной артиллеристко-ракетной поддержкой... Но пехоты у сепаратистов хватало с избытком, на каждого из морпехов, державших оборону на подступах к аэропорту, приходилось по два десятка противников. Надо было решить, какой из немногочисленных резервов командующего вводить в бой, и решить быстро.
        Но будь генерал Кравцов сейчас абсолютно свободен, он ответил бы на президентский вызов точно так же. Его высокопревосходительство Президент, видите ли, изволили проснуться и после завтрака, между чашкой кофе и утренней сигарой узнали от референта о начавшейся войне. Марионеточный политик, избранный марионетками на сессии парламентской ассамблеи, последним узнавал все действительно важные новости. Подождет...
        Режим чрезвычайного положения длился в России шестой год, и отмены его не предвиделось. Полномочия Президента и парламента продлевались автоматически, без выборов, но превратились в полную фикцию. Вся реальная власть сосредоточилась в Комитете по чрезвычайному положению, где большинство составляли высшие чины ОКР. Проще говоря, генерал Кравцов стал фактическим диктатором России.
        Нельзя сказать, что он к этому стремился. Но так уж сложилось... И до того, и без того генерал-полковник Кравцов имел достаточно власти. Парадокс, но до Дня Станции он имел гораздо больше возможностей влиять на происходившее в стране, чем сейчас, - тогда хоть как-то, но работали законы, и он был главным их охранителем. Сейчас действует лишь один закон, закон силы. Да, ОКР остается самой влиятельной силой в стране. Но принципиально ничем не отличается от банды какого-нибудь полевого командира, провозгласившего себя мэром, или посадником, или волостным старостой, или еще кем-то...
        Вся разница в количестве бойцов и, соответственно, в размере контролируемой территории. Бойцов у ОКР много, но не настолько, чтобы разместить гарнизоны в каждом городе, поселке и деревне, чтобы охранять каждый мост и патрулировать каждую дорогу...
        - В квадрате двенадцать-ноль-три обнаружены силы противника, до трех батальонов, - доложил оператор. - Движутся к аэропорту. Резервов у Седьмого не осталось, просит помощи.
        Сепаратисты, скрытно просочившись через лесотундру, брали аэропорт в клещи. Все правильно, есть на той стороне человек, хорошо понимающий, в чем единственный шанс не на победу, но хотя бы на переход к затяжному позиционному конфликту, - захватить или вывести из строя аэропорт. Перерезать пуповину, связывающую силы вторжения с Большой землей. Оставить вторгнувшихся без подкреплений и без подвоза боеприпасов - и они поневоле остановят наступление.
        - Изменить задание эскадрилье Будакова. Пусть проутюжит квадрат двенадцать ноль-три, - приказал генерал.
        Это означало, что батальон "Дельта", отчаянно штурмующий сейчас асфальтобитумный завод, превращенный мятежниками в настоящий укрепрайон, останется без поддержки с воздуха. Ничего, справятся, не маленькие...
        Тихая кабинетная работа продолжалась.
        7. Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты
        Здание мы зачистили быстро, куда быстрее, чем я рассчитывал. Бойцы обоих взводов - за исключением троек, отряженных в охранение, - собрались в цеху. Я к тому времени уже понял, отчего пусты все полки на здешнем складе. Товар тут производился весьма в наше время дефицитный, на складах не залеживающийся.
        Тушенка...
        Именно сей незамысловатый продукт изготавливали на секретном объекте, столь заинтересовавшем генерала Кравцова. Когда я это понял, мне захотелось прихватить с собой тяжеленный ящик, набитый прозрачными пластикатовыми банками, чтобы потом грохнуть его на генеральский стол: на, жуй свои секреты!
        Понятно, отчего внутренняя охрана столь малочисленна и вооружена в основном дедовскими двустволками. Непонятно лишь, чем охранники стреляли из своих пукалок - пробивая в бронежилетах дыры, способные вместить арбуз средних размеров. Какой-то очень смертоубийственный боеприпас сварганили местные эдисоны-кулибины... Семнадцать человек безвозвратных потерь, не считая экипажа "Иволги"... Дорого нам обошлась генеральская тушенка.
        Загадку небывалой убойной силы дробовиков разгадал Багиров. Эмпирическим путем - извлек патрон из патронташа убитого сепаратиста, расковырял десантным ножом пластиковую гильзу.
        - Взгляните, капитан... Любопытная хренота.
        Я взглянул. Вот оно что... "Самодельный подкалиберный боеприпас" - так будет сформулировано в грядущем рапорте. Пуля от "ревуна", кумулятивная, судя по цветокодировке. К пуле приделан кустарный хвостовик с лопастями, не позволяющий ей кувыркаться в полете. Просто и эффективно. На открытой местности, конечно, таким оружием много не навоюешь, скорострельность и дальнобойность слишком низкие. Но в здешних закоулках, выскакивая из засады и стреляя почти в упор, сепы поначалу разменивали одного своего на одного нашего...
        Докладывать о результатах не хотелось, но пришлось.
        - Каньон, я Мангуст. Боевая задача выполнена. Здание полностью зачищено. Обнаружено производство консервов в промышленном масштабе. Больше ничего интересного. Потери - семнадцать человек, противник применил новый тип самодельных боеприпасов. Жду приказа на дальнейшие действия.
        Доклад сопровождала небольшая нарезка кадров из моей "балалайки" - пусть и Каньон полюбуется на захваченные трофеи. А заодно и на "оружие возмездия" сепов, может быть, парням, зачищающим сейчас другие районы самозваной столицы, эта информация пригодится.
        Под псевдонимом "Каньон" скрывался подполковник Нехлюдов. Ничего конкретного о дальнейших наших действиях он не сообщил: приказал оставаться на связи, и я слышал, как он по другому каналу почти слово в слово пересказывает мой доклад. Судя по обращению "господин генерал-полковник", информация ушла прямиком к генералу Кравцову. Вот уж шеф обрадуется результатам нашего тушеночного рейда...
        Пока я дожидался начальственного решения, сержант Багиров занялся одним из своих бойцов - тем самым, что удивил меня на крыше странной мимикой.
        Паренек выглядел неважнецки. Краше в гроб кладут - если не брать в расчет тех, кто угодил в цинковый ящик после смерти, чересчур уродующей тело. После прямого попадания в голову разрывной пули, например. А среднестатистический, умерший в своей постели покойник выглядит куда приличнее. Сказать, что на парне лица не было - не сказать ничего. Такое впечатление, будто его вылепили из снега на манер Снегурочки и теперь он начал таять. Пот катился по его вискам крупными каплями, впитывающие прокладки шлема не справлялись. Подозреваю, что у него уже в ботинках хлюпало.
        Сержант снял с парня шлем, сунул его в руки одному из подчиненных. Нагнулся к мертвому сепу, лежавшему возле конвейера, макнул пальцы в кровь... Вскоре лоб бледного и взмокшего паренька украсился стилизованным изображением горной кошки, манула, растянувшего свое изящное тело в прыжке. Вот оно что. Экзамен кровью. Неудивительно, что парень расклеился. Случается и хуже после первого человека, которому собственноручно выписываешь путевку из живых в мертвые...
        А вскоре мертвецов добавится. Потому что Каньон очнулся от раздумий и осчастливил нас новыми указаниями:
        - Мангуст, я Каньон. Зачищайте окрестности объекта. И ждите гостей.
        - Что за гости?
        - От реки, от порта в вашу сторону выдвигается колонна сепов. До двадцати единиц тяжелой бронетехники плюс до двух батальонов мотопехоты. Постараемся накрыть их с воздуха, но кто-то может прорваться.
        - Задачу понял. Приступаю к выполнению. До связи.
        - Подожди, не отключайся, Мангуст... - заговорил Каньон другим тоном. - Главный попросил, чтобы поискали еще раз хорошенько. И вокруг, и под землей. Что-то там должно быть...
        Тьфу... Хуже нет, когда начальство не приказывает, а просит. Значит, ни в чем генерал не уверен и не желает приказывать подчиненным идти на смерть ради своих смутных подозрений. За все потери при таком раскладе отвечаю лично я, капитан ОКР Руслан Дашкевич, позывной Мангуст. А потери будут. В этой бетонной коробке мы худо-бедно закрепились, и без тяжелого вооружения или массированного штурма нас не выкурить. Но периферийная оборона объекта жива-здорова, и стоит бойцам высунуть нос наружу, на открытое и простреливаемое насквозь пространство - тут-то и начнется веселая жизнь, перенацелить зенитные скорострелки и УРСы на стрельбу по наземным целям минутное дело.
        Однако невыполнение просьб высших руководителей чревато многими неприятностями. К тому же я и сам подозревал, что нашли мы далеко не все. Слишком уж здесь мощная противоздушная оборона для обычной консервной фабрики. Да еще колонна, двинувшаяся в нашу сторону... Двадцать единиц тяжелой бронетехники - это, пожалуй, все здешние резервы, если только наша разведка безбожно не занижала боевой потенциал Печорской республики.
        Я переключился на канал связи с сержантом, коротко обрисовал ему ситуацию и поинтересовался:
        - Как думаешь, они сюда рвутся, чтобы отбить свою тушенку?
        - Хрен его знает, капитан, что они хотят отбить, свою тушенку или нашу печенку... Но если сюда прикатит хоть один "самурай" и возьмет эту консерваторию на прямую наводку, хреновато нам будет.
        - А мы "самураев" дожидаться не будем... Смотри сюда...
        Я погонял курсор по крохотному экрану, вмонтированному в сетчатку глаза, выбрал опцию "транслировать", и теперь на экранчике Бага появилась та же картинка, что и на моем: консервная фабрика и прилегающая территория. Изображение суммировалось из того, что попадало в объектив четырех сканирующих микрокамер, оставленных нами на крыше.
        - Если тут и есть что-то интересное, то в этом ангаре, - сказал я, проделав еще пару манипуляций с курсором и подсветив здание, похожее на половинку гигантской пивной банки, разрезанной вдоль. Именно из-за него на крышу не так давно летели самодельные мины.
        - Хм... - проронил Багиров.
        - Зачищаем его и, если ничего не находим, пробиваемся к своим. Напрямик, через лесотундру.
        - Хм... - вновь произнес Багиров, и теперь в его хмыканье явственно слышались нотки сомнения.
        - Берешь свой взвод и половину моего, - продолжил я излагать план действий. - Занимаешь исходную позицию - вон там, у ворот.
        Я кивнул на здоровенные раздвижные ворота цеха. Надо полагать, именно через них в цех заезжали фуры. Или подводы, или оленьи упряжки, или на чем тут еще вывозили готовую продукцию...
        - Половину бойцов уложим, пока до того ангара доберемся, - мрачно произнес Баг.
        - Я с остальными обеспечиваю огневую поддержку, - продолжал я, проигнорировав реплику сержанта.
        - Поддержку? Чем? - поинтересовался Багиров вовсе уж безнадежным тоном.
        Водится за ним такое - пока бойцы не слышат, любит пророчить неудачи и предрекать потери. Зато в бою, командуя "манулами", - орел!
        Однако сержант прав - средств огневой поддержки у нас нет. Даже разборную безоткатку и два переносных РК, полагавшиеся роте по штату, перед десантированием изъяли. Дабы не повредить невзначай будущие трофеи, заинтересовавшие генерала. Ну а раз тушенка нам досталась целой и невредимой, не грех теперь вооружиться поосновательнее.
        - Будем бить врага его оружием, - вразумил я Багирова.
        - Дробовиками? Хреноватое оружие...
        - Зенитками. Вон те две скорострелки... - На карте подсветилась огневая позиция, обложенная мешками с песком. - Я беру ее с пятью тройками бойцов. И начинаю гвоздить по всему живому на территории, чтоб никто голову не мог поднять. А вы - к ангару.
        - Ну, если с зенитками...
        Сержанту очень не хотелось продолжать нашу увлекательную игру "найди то, сам не знаю что". Не хотелось атаковать ангар по открытому месту. Не хотелось ради непонятных генеральских заморочек терять бойцов, которые ох как понадобятся, если сюда все же прорвется колонна сепов... И Баг выдвинул последний довод:
        - Люди устали, да и голодные, с ночи не евшие. Привал бы минут на пятнадцать...
        Ну да, ну да... А тут, глядишь, и колонна подкатит - от речного порта до нас километров десять, не дальний свет... И пожелания генерала Кравцова можно будет проигнорировать: старались, мол, да боевая обстановка не позволила.
        Бойцы, словно желая доказать справедливость слов сержанта, время даром не теряли: споро вскрыли банки и за обе щеки употребляли трофейную тушенку, используя десантные ножи в качестве столовых приборов. Сухой паек у нас имелся, но когда еще доведется отведать тушенки из настоящего, не синтетического мяса?
        - Устали, говоришь? Ну так сейчас я их взбодрю...
        Я переключился на общий канал и гаркнул:
        - Подъем, парни! За мной! Банки можете захватить с собой!
        После доедят... Кто захочет, конечно.
        Через полминуты бойцы столпились в разделочной, примыкавшей к цеху. Пахло кровью - несвежей, давно свернувшейся. Пахло требухой. Вдоль стены на крюках висел исходный продукт, туши.
        С десяток северных оленей, еще какая-то более массивная зверюга - не то корова, не то лошадь местной некрупной породы. Несколько туш поменьше, козы или, что более вероятно, собаки, - надо быть зоологом или хотя бы мясником, чтобы уверенно опознать ободранных, обезглавленных и подготовленных к разделке животных.
        Но туши, свисающие с последних пяти крюков, узнавались сразу. С первого взгляда. Даже в обезглавленном, ободранном и выпотрошенном виде.
        Когда "манулы" поняли, что они видят, у меня за спиной раздались вполне ожидаемые звуки - тушенка извергалась обратно.
        Ничего, с пустым желудком воевать легче.
        8. Как нарушают уставы
        Алька перехватил одобрительный взгляд Багирова и понял, чем доволен сержант, - тушенка у парня обратно не полезла. В отличие от некоторых других бойцов их взвода. Но Алька попал в учебку не из родительского дома, а бедовал до нее два года - два самых кошмарных голодных года - в лесах Заплюсья. С такой закалкой желудок не так-то просто заставить расстаться с содержимым...
        - Смотрите! Запоминайте! - гремел капитан, ладно хоть не через "балалайку". - Может, это наши боевые товарищи из тех разведгрупп, что не вернулись. А может, местные, не захотевшие жить в их поганой республике. Но знайте: если мы сегодня не победим - повиснем здесь, на этих крюках! Все на исходные! Готовимся к атаке!
        Сержант Баг продублировал приказ командира:
        - ВПЕРЕД, "МАНУЛЫ"! ОТХРЕНАЧИМ ЛЮДОЕДОВ!
        Альке захотелось вдруг, чтобы в назатыльник шлема ударила вражья пуля и разнесла вдребезги проклятую "балалайку". Судьба собственной головы при таком повороте дел парня совершенно не взволновала...
        Двигатели, откатывавшие створки, не работали. Ворота цеха вынесли направленным взрывом. Внутрь ворвалось солнце, и холодный ветерок, и звуки пальбы.
        Алька бежал, повинуясь диким воплям сержанта, стрелял, не очень понимая - куда и в кого. Новая команда - и он упал, залег за обломком какой-то железобетонной конструкции, не то сваи, не то чего-то похожего. Над головой с воем неслись реактивные снаряды и просто снаряды, - но вроде били не по десантникам, по сепам - Алька уже не мог разобраться, кто стреляет и из чего.
        Он лежал, дожидаясь новой команды. Лежал, уткнувшись носом в сугробчик, притаившийся в тени сваи, - маленький, почерневший, изъязвленный солнечными лучами, доживающий последние дни осколок зимы. Подумалось вдруг, что весь их мир, как этот сугробчик. Остаток чего-то большого и белого. И вся их жизнь - лишь доживание... А новой зимы не будет.
        Потом прогремела очередная команда, Алька попробовал вскочить - не получилось: рука, на которую он оперся, подломилась... Увидел кровь на левом рукаве, вспоротую кевлайкру, удивился - как, когда? Ничего вроде не чувствовал... Кое-как поднялся, кое-как побежал.
        Рифленая стена ангара все ближе - закругленная, плавно переходящая в крышу. Видны на ней дыры с рваными краями и россыпи пулевых отверстий.
        - ЛЕВЕЕ! - надрывался сержант.
        Алька забрал левее, обогнул угол ангара. Позиция, раскуроченная взрывом. Опрокинутый миномет. Разбросанные мешки с песком, многие вспороты, и песок из них высыпался какой-то странный, белесый... Трупы. Сепы, двое своих... Когда успели? Ворота полуоткрыты, за ними темнота. Кто-то из "манулов", ныряющий внутрь. Алька - за ним. Полумрак. Алые пунктиры трассеров. Хлопок подствольника. Автомат дергается в руках, плюется огнем и смертью. Удар по шлему. Темнота.
        ...Первое, что увидел Алька, еще не открыв глаза, - наноэкран, тревожно мигающий красным. Цифры в углу, четыре минуты семнадцать секунд - именно столько он провел в отключке. Результаты диагностики, список сделанных инъекций и настойчивая рекомендация посетить медчасть. Алька не вчитывался в мельтешащие строчки. И без того ясно - контузия. Схлопотал по шлему не то крупным осколком, не то отброшенным взрывом обломком. Не смертельно.
        Он открыл глаза. Бой закончился. В ангаре были лишь свои, десятка полтора "манулов". Если не считать мертвых сепов, разумеется.
        На раненой руке Альки белел кокон из самонакладывающегося бинта - кто-то успел приложить и активизировать повязку. Рука почти не болела и оставалась относительно работоспособной, лишь чувствовалось легкое онемение, словно неудачно выспался, навалившись на нее всем телом. Тоже не смертельно.
        Прорываясь сюда, Алька почему-то думал, что в ангаре склад - тушенку хранят или что-то другое. Но хранили здесь технику. Большую часть помещения занимали два вертолета. Один похож очертаниями на обычную "Пчелу", но не видать ни топливных баков, ни пилонов с навесным вооружением. Вторая "вертушка" - большая, на вид явно грузовая, незнакомой модели, и на ней тоже нет ни баков, ни оружия. Значит, обе машины летают на ллейтоновских батареях, а это лишь час полета или полтора, если без груза... Странно, а говорили, что у сепов с горючкой все в порядке.
        Он поднялся на ноги. Голова немного кружилась, но в общем и целом тело командам мозга подчинялось. Сержант, изучавший поврежденный хвост грузовой вертушки, тут же отреагировал:
        - ОКЛЕМАЛСЯ, АЛЬБЕРТ? ДРАТЬСЯ СМОЖЕШЬ?
        Альке захотелось вновь провалиться в беспамятство, где по крайней мере нет насилующего слух сержантского голоса. Он постарался ответить уверенно и твердо:
        - Так точно, смогу.
        Баг поглядел на него с изрядным сомнением, но ничего не сказал.
        Капитан по прозвищу Мангуст, как выяснилось, тоже был здесь, в ангаре, - выпрыгнул из кабины "Пчелы", держа в руке какой-то блок со свисающими проводами. Судя по всему, только что этот блок он с мясом выдрал из пульта управления.
        Начальство о чем-то быстро посовещалось, по личному каналу, неслышимо для подчиненных; затем капитан с десятком бойцов направился к выходу.
        Оставшихся четырех десантников собрал вокруг себя Багиров. Алька заметил, что все они легко ранены: у Филина тоже рука замотана "самокладкой", только не левая, а правая. У другого бойца перевязок не видно, но прихрамывал он весьма заметно. У третьего - Вагиза по прозвищу Штык, неразлучного приятеля покойного Мурата, - не хватает половины щитка на шлеме, а другая половина вся покрыта паутиной трещин, и виднеется бинт на голове... В общем, инвалидная команда натуральная подобралась.
        - ПАРНИ, ВАШ ПОСТ ЗДЕСЬ, - прогромыхал сержант. - ДО ЭТИХ ВЕРТОЛЕТОВ И ВО-ОН ДО ТОЙ ХРЕНОТЕНИ НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ДОБРАТЬСЯ, ПОКА ВЫ ЖИВЫ. СТАРШИЙ - ШТЫК.
        Вагиз приосанился и тут же предложил, кивнув на вертолеты:
        - Может, взорвем их?
        - НЕЛЬЗЯ. ИНАЧЕ ВСЕ, КТО ТУТ ПОЛЕГ, - СЧИТАЙ, ЗАЗРЯ СМЕРТЬ ПРИНЯЛИ.
        Алька очень хотел сказать сержанту: "Все всем понятно, замолчи и уходи, или хотя бы замолчи...".
        - ЗАДАЧА ЯСНА? ПРИСТУПАЙТЕ!
        И Багиров поспешил прочь из ангара.
        Алька заинтересовался "хренотенью", сложенной у дальней стены ангара. В ящиках, судя по маркировке, ЗИП для "вертушек"... А что в четырех цилиндрических контейнерах, стоящих ровным рядочком? Никогда Алька таких не видел. Какое-то секретное оружие? Эти ручки для переноски, наверное. А как же контейнеры открываются... Разобраться с загадочным трофеем Алька не позволили.
        - Сюда иди, мешки таскай! - крикнул ему Вагиз.
        Они втроем таскали уцелевшие мешки от разбитой минометной позиции, выкладывая из них у ворот ангара новую баррикаду. Охромевший боец, мало пригодный к такой работе, возился с минометом, пытаясь привести его в рабочее состояние.
        Где-то вдали, в нескольких километрах, шел бой. А здесь стояла тишина. Даже птицы, распуганные было пальбой, вновь зачирикали... Впрочем, слышал их Алька лишь временами. Когда сержант, давно исчезнувший из вида, прекращал отдавать распоряжения бойцам на другом краю объекта.
        Нет, так жить нельзя... Чертова "балалайка" окончательно пошла вразнос. От общего канала ее не отключить, и не положено отключать. Но можно...
        Когда возведение баррикады завершилось, Алька словно невзначай завернул за угол ангара, нащупал на затылке "балалайку", аккуратно вдавил крохотную кнопочку двумя быстрыми нажатиями. И отстыковал приборчик от разъема.
        Такие действия дисциплинарный устав расценивал как нарушение, караемое десятью сутками ареста. Снимать "балалайки" бойцам полагалось лишь по команде и лишь при непосредственной угрозе вирус-атаки. Однако снимали... Устав уставом, но как прикажете, например, отправиться в самоволку, если каждый твой шаг фиксирует электроника?
        Сейчас самоволка не актуальна, но вопли сержанта, вовсе не Альке адресованные, не дадут услышать команды Вагиза...
        Он осторожно упаковал приборчик в противоударный футляр, убрал в карман. Возникнут вдруг проблемы, парни из техроты подтвердят, что "балалайка" давно барахлила.
        Если бы рядовой роты "Гамма-7" Альберт Нарута знал о том, какие именно проблемы поджидают его в самом ближайшем будущем - немедленно пристыковал бы прибор обратно и уж как-нибудь пережил бы акустические атаки Багирова.
        Но он не знал. Даже не догадывался...
        9. Искусство красиво погибнуть
        У меня теплилась надежда, что полубатареей зениток, установленной в паре сотен метров от "консерватории", командует человек, плохо разбирающийся в военном деле. Людей, служивших и даже воевавших, в рядах сепаратистов хватало, но логично было предположить, что они задействованы на участках более важных, чем ПВО консервной фабрики...
        Логика подвела. Надежда не оправдалась. Может быть, командовал расчетами двух 30-миллиметровых зениток и в самом деле не профессионал. Но с соображением у него было все в порядке. Зенитчики не продолжали тупо целиться в небо, ожидая второй волны десанта, - разобрали часть заграждения из мешков с песком и перенацелили свои орудия на захваченную фабрику...
        Атаковали мы, конечно, под прикрытием дымовой завесы. Ничто от снаряда зенитки на таком расстоянии не прикроет и не спасет, ни "саранча", ни "пингвин". Не говоря уж о наших тактических комплектах "Рысь-14" - что шлем, что броник прошьет, слово картон.
        Все прицельные приспособления зениток оказались бесполезны - и наводчики вслепую лупили в клубы дыма. Мы не отвечали, хотя удачный залп из подствольников мог проредить расчеты орудий. Но зенитки мне нужны были целыми и невредимыми, иначе вся затея теряла смысл.
        Мы не стреляли. Мы бежали сквозь дым. Россыпью, не видя друг друга. А навстречу летела смерть. Иногда я слышал через свою "балалайку" крик или стон. Иногда не слышал, и лишь значок, погасший в углу экранчика, подтверждал - этот боец на связь уже не выйдет...
        А потом в дыму возникли мешки с песком и дуло орудия, как раз в тот момент замолчавшего, расчет вставлял новую обойму... Уже не вставит - очередь налево, очередь направо, ювелирно, чтобы не зацепить зенитки.
        Наводчик скорчился на своем куцем металлическом креслице, с ужасом уставившись на меня и позабыв про болтающуюся у пояса кобуру. Молодой парнишка, лет двадцать, не больше, белобрысый, с нездорово-бледной кожей альбиноса.
        Я ударил ножом. Извини, парень. Не хватает людей для охраны пленных, и ты со своей трещоткой немало тому поспособствовал.
        Судя по звукам за спиной, до второго орудия тоже добрались "манулы" и времени зря не теряли. Я обернулся. Все в порядке... Если не считать того, что из четырнадцати бойцов до позиции добежали лишь девять. Остальные вытянули несчастливый билет в нашей лотерее.
        Теперь нельзя терять ни секунды. Я скомандовал десантникам, чтобы развалили окончательно здешнюю фортецию, обеспечив полный сектор обстрела. Отдал Багирову приказ на атаку и торопливо уселся в кресло наводчика, не обращая внимания на залившую его кровь.
        Клубы дыма рассеивались, но сепы пока не разобрались, что власть на позиции зениток сменилась. Однако я быстро рассеял их заблуждение. Целей хватало: и минометчики, и пусковая установка неподалеку, и огневые точки у КПП, и пулеметчики на вышках...
        Зенитка грохотала, выплевывая стреляные гильзы. Минуту спустя к ней присоединилась вторая, боец разобрался, как с ней управляться.
        ...Вскоре ответный огонь стих, добавив нам пару раненых. Парни из взвода Багирова заняли ангар, у них тоже не обошлось без потерь. Рота "Гамма-7" не превосходила теперь по численности взвод - на ногах оставалось тридцать семь человек, включая меня.
        Но наконец-то появился результат... Генерал-полковник не ошибся, загнав нас в эту дыру.
        В ангаре стояли два вертолета. Очень интересные машины - летали они не на обычной горючке и не на батареях Ллейтона. На плазменных преобразователях. Совсем недавно эти новые источники энергии были большим-большим секретом, за обладание которым развернулась нешуточная драка. Да и сейчас их производят в единственном месте, так же, как технику, способную летать, ездить или плавать на новой энергии.
        Монополистом является "Науком" и делиться своей монополией отнюдь не собирается. Все официальные поставки новой техники государствам и Анклавам можно пересчитать по пальцам, и счастливые владельцы берегут машины как зеницу ока. А наша служба за ними аккуратно приглядывает, нельзя оставлять без присмотра технику с практически неограниченным радиусом действия... Короче говоря, у сепаратистов из затерянной у черта на куличках самозваной республики вертолеты на плазменных преобразователях оказаться не могли. Не могли, и точка.
        Однако вот они, в ангаре, новенькие и красивенькие. Один слегка поврежден, но второй хоть сейчас готов к полету. Если учесть, что тут же хранятся запасные плазменные преобразователи в количестве восьми штук, то упомянутый полет может запросто обогнуть земной шарик без посадок и дозаправок.
        Преобразователи все тоже новенькие, упакованы по два в защитные контейнеры. Но какая-либо заводская маркировка отсутствует и на таре, и на содержимом. Любопытно, правда?
        Подозреваю, что у наших генералов и дипломатов появится к "Науком" масса вопросов...
        Московские безы патрулировали на таких машинах зону отчуждения магистрали, тянущейся к Кольскому полуострову. Иногда попадали в засады, устраиваемые, как правило, "неизвестными лицами" - хорошо вооруженными и не имеющими никаких документов или устройств, удостоверяющих личность. Случалось, что в этих стычках СБА теряла вертолеты и другие боевые машины. Официально считалось, что чужие воспользоваться ими не смогут - сработают многократно продублированные системы самоуничтожения. Но мало ли что считается... Меня, например, два раза вполне официально числили убитым на операциях, во второй раз родные уже готовились кремировать пустой гроб, получив уведомление с соболезнованиями.
        Однако я попытался представить здешних дедушек, с берданками и в меховых тапочках, захватывающих вертолет, - и не смог. Куда уж им против безов, против настоящих боевых машин в людском обличье, идеально приспособленных генными трансформациями к одной задаче: убивать, убивать и еще раз убивать... Если отбросить в сторону рассуждения о чести мундира, то надо признать откровенно: охранял бы здешние консервы взвод безов, "Гамма-7" тут бы и полегла. В полном составе.
        К тому же слабо верится, что вертолет отправился на боевое патрулирование, нагруженный чуть ли не десятком преобразователей. Зачем? И одного хватит, чтобы несколько раз слетать из Москвы до Станции и обратно.
        Ладно, пусть генерал Кравцов выясняет, откуда у сепов такие игрушки и в какие игры они собрались тут играть...
        А наше дело маленькое - не допустить, чтобы враг отбил трофеи. Все к тому идет: пока я разбирался с вертолетами, на связь вышел Каньон и сообщил: летчики изрядно потрепали колонну сепов, но оставшиеся упорно прорываются в нашу сторону. И остановить их в данный момент нечем. Задача проста - продержаться не менее часа, до возвращения пополнивших боезапас эскадрилий.
        Я попросил скинуть мне на "балалайку" общий вид района боевых действий, хотелось взглянуть, кого и чего ждать. Каньон скинул. М-да... Грузовики с пехотой - полбеды. Пара реактивных установок на гусеничном ходу, три БМП и что-то самопально-нештатное: сваренная из металлических листов башня с торчащим толстым стволом была установлена на шасси гражданского вездехода. Многовато против тридцати семи человек с легким стрелковым и двумя трофейными зенитками. Правда, плюс к тому нам досталась еще пусковая установка, но с одним-единственным УРСом. Небогато, но продержаться можно попробовать.
        Однако, кроме того, в нашу сторону двигались два танка "Т-204", вооруженные боевым комплексом "Катана". В просторечии эти машины именовались "самураями", разрабатывались для боев в городских условиях и могли выполнять самые разные задачи: словно консервным ножом вскрывать стены зданий, открывая путь штурмовым группам, выжигать защитников объемно-вакуумными боеприпасами, вести высокоточный огонь по окнам и амбразурам... Ходовыми качествами "самурай" не блещет, зато бронирован так, что ему не страшны гранатометы, базуки, носимые ПТУРСы и прочие противотанковые средства, придаваемые пехоте или десанту.
        И я был вынужден согласиться с сержантом Багировым: хреноватая жизнь начнется у нас через пятнадцать минут. Хреновей некуда.
        Можно было попробовать обезопасить трофеи, загрузив преобразователи в "Пчелу" и отправив ее в полет. Но никого, знакомого с пилотированием "вертушек", в живых не осталось. Эх, Гасан, Гасан, как мне тебя не хватает...
        10. Дети льда и дети асфальта - 2
        Смутное нечто белело во мраке, но Талькуэ-иа-сейглу хорошо знал, что это, и обрадовался: не заплутал, не сбился с пути. Такое порой случалось, однажды его тело целую неделю пролежало в занесенной снегом хижине, пока душа отыскала путь обратно. Возвращаться в селение в тот раз пришлось пешком - оголодавшие собаки перегрызли привязь и разбежались...
        Впереди лежал костяк. Череп - громадный, в половину человеческого роста, - нацелился приоткрытой пастью прямо на Талькуэ. Клыки не уступали в размерах клыкам матерого моржа, но были значительно толще. В пустые глазницы альмеут мог бы просунуть голову, если бы здесь и сейчас у него имелась голова... Остальные части скелета пропорциями вполне соответствовали черепу.
        "Я приветствую тебя, Большой Брат", - почтительно обратился Талькуэ к черепу.
        Конечно, ни звука не раздалось и не могло здесь раздаться, но Умеющий-ходить-по-Льдам знал: его услышали.
        "Я пришел поклониться тебе, Большой Брат, и попросить помощи".
        Ответ пришел после долгой, очень долгой паузы, и Талькуэ едва разобрал его:
        "Я не хочу говорить с тобой, человек. Я сплю, не тревожь мой сон..."
        Обычное дело... Большие Братья и Большие Сестры спят, сон все крепче, и добудиться их все труднее... И альмеуты живут сами по себе, без помощи и совета... Но грех винить за это духов-покровителей - дети Льдов первыми отреклись и позабыли родство, уступив искушениям Стального Демона.
        Но есть вещи незыблемые, как Льды в Среднем мире. Вещи, которые не забываются даже в самом глубоком сне.
        "Мы порождены с тобой одной плотью и кровью, Брат-Медведь. Когда злой отчим выбросил деву-прародительницу Нильмуэ из байдары и она успела схватиться за борт, он отсек ее пальцы ножом, и из мизинца произошли люди, а из указательного пальца - ты, Большой Брат, и все твои сородичи. Вспомни, Брат-Медведь, наше кровное родство".
        На этот раз ответа пришлось ждать значительно меньше. И ощутил его Талькуэ гораздо отчетливее.
        "Я все помню, Маленький Брат. Я буду говорить с тобой. Что ты хочешь от меня, Маленький Брат?"
        "Я пришел просить твоей помощи, Брат-Медведь. И принес тебе дар: три йетангу".
        "Йетангу зверей?"
        "Нет, Большой Брат, йетангу хойту, что летали надо льдом в железной птице".
        "Хо-хо, давненько я не пробовал хойту... Я принимаю твой дар, Маленький Брат".
        Если бы Талькуэ - бесплотный, бестелесный - мог управлять своим оставшимся в ином мире телом, оно, тело, наверняка сделало бы сейчас резкий выдох. В Междумирье произошло иное - три небольших, слабо мерцающих шара поплыли от Талькуэ к черепу Брата-Медведя и исчезли в пасти, просочившись между клыками.
        Пустые глазницы полыхнули яркими вспышками, кости скелета пришли в движение. Талькуэ примерно представлял, что предстоит увидеть, и не был слишком удивлен увиденным. Но в первый раз, когда он разбудил Брата-Кита (будить пришлось гораздо дольше), - зрелище исполинского костяка, стремительно обрастающего плотью и шкурой, потрясло альмеута.
        Уже не костяк - громадный медведь поднялся на задние лапы и громогласно зарычал. Эхо вторило слабеющими раскатами. Здесь не могли раздаваться никакие звуки, и, соответственно, не могло откликнуться эхо. Однако же раздались и откликнулось... Брат-Медведь повелевал этой областью Междумирья, и очень многое было по силам ему.
        Зверь одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние.
        "До чего же хорошо проснуться, Маленький Брат... Что хочешь ты за свой дар? Я могу пригнать стада тюленей и белух к твоему стойбищу, могу повелеть рыбам приплыть в твои сети... Лишь над китами и моржами нет власти моей и силы моей, и ты это знаешь, Маленький Брат, раз сумел прийти сюда и разбудить меня".
        "Ты слишком долго спал, Брат-Медведь. Средний мир стал иным... Совсем иным... Белухи не резвятся на чистой воде, и рыба горька на вкус, и альмеуты ищут теперь не тюленьи стада, а черные язвы, разъедающие снизу Льды..."
        "Я не понимаю тебя, Маленький Брат... Наверное, я и вправду слишком долго спал... Но ты просил помощи. Я готов помочь".
        "Подними меня в Верхний мир, Брат-Медведь, а потом верни обратно. Я хочу посмотреть на Льды сверху".
        "Да будет так, Маленький Брат..."
        Талькуэ, не сделав ни единого движения, очутился на холке зверя. А потом была стремительная скачка сквозь темноту, сквозь черное ничто. Трудно ощущать скорость, когда вокруг нет ничего и встречный ветер не бьет в лицо, но Талькуэ ощущал. Неизвестно, сколько прошло времени до тех пор, когда впереди показалось Древо, но Умеющий-ходить-по-Льдам знал, что Большой Брат унес его очень далеко. Ствол Древа выглядел скорее как выгнутая скальная стена, преградившая им путь. Нанук, Хозяин белых медведей, не сбавил аллюра, понесся вертикально вверх с той же стремительностью, цепляясь за кору громадными когтями. Талькуэ очень хотел бы вцепиться в густую шерсть, но ухватиться было нечем и оставалось лишь наблюдать, как впереди - то есть наверху - становится все более ярким розоватое свечение Верхнего мира...
        - Дениза, девочка моя, я не ослышался и правильно тебя понял? Ты только что сообщила мне, что собственноручно застрелила семь человек из числа персонала, охранять которых является твоей главной задачей?
        - Именно так, господин президент. Вернее, пятерых рабочих плюс двоих охранников - один видел все из пультовой, другой случайно заглянул в пультовую и тем самым превратился в опасного свидетеля.
        - Та-а-а-к... Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что существует целый ряд мер, заранее подготовленных специально на тот случай, если комендант Острова станет... э-э-э... мягко говоря, не совсем адекватен?
        - Да, я отдаю себе отчет. Одну из этих мер можете сразу вычеркнуть из списка. Распылитель синильной кислоты с дистанционным управлением, скрытно установленный в моем кабинете, я демонтировала.
        - Он был установлен в расчете на то, что ты его обнаружишь и на том успокоишься.
        - Я так и подумала.
        - Замечательно... А теперь попробуй коротко, но по возможности исчерпывающе обосновать, почему я не должен безотлагательно пустить в ход остальные меры из пресловутого списка.
        - Я была вынуждена действовать максимально быстро и жестко. Иначе через день информация о находке стала бы известна всем на Острове. Через два - просочилась бы к альмеутам. Через неделю прибывает танкер, а на нем смена для четверти нашего персонала... После пересменки предотвратить утечку не представлялось бы возможным. Никакими способами, даже самыми жесткими. Я поступила в соответствии с параграфом сто семь инструкции о моих должностных полномочиях.
        - Помню, помню этот пункт... Но в нем идет речь о практически невозможной ситуации. О пресечении утечки информации с категорией секретности "четыре нуля". Такого не случалось ни разу за все годы существования корпорации.
        - В самом деле? А как же...
        - Я сказал - не случалось!! Кем присвоена эта категория секретности вашей находке?
        - Мною. И я готова нести любую ответственность в случае ошибки.
        - Ну не могли, не могли вы раскопать ничего столь важного на авиабазе, заброшенной полтора века назад!
        - По-моему, никакого отношения к аэродрому эта система туннелей не имеет.
        - Да-да, их прокопали во льду галактические пришельцы, когда готовились завоевать Землю. А потом передумали и улетели, оставив нам в наследство кучу разного инопланетного добра...
        - Господин президент, мне отчего-то кажется, что вы затягиваете наш разговор по единственной причине: вы не хотите узнать, что я нашла.
        - Ты всегда была умна, девочка... Не хочу. Веришь ли, мне проще думать, что ты спятила там, во льдах, и начала убивать направо и налево... Потому что сдается мне, что ты откопала очень-очень большую проблему для всех нас... А у меня сейчас и без того проблем выше крыши, и еще одна совсем не ко времени.
        - Есть выход: обрушить проход взрывом. И списать на тот же взрыв семерых погибших. Стереть запись нашего разговора и позабыть о нем навсегда. Или хотя бы до той поры, когда разрешатся остальные проблемы.
        - Издеваешься? Могла бы и простить старику минутную слабость... Ладно. Рассказывай о находке с подробностями.
        - Мне проще показать... Сейчас включу запись того, что я видела своими глазами.
        ...
        - Да, впечатляет... Сколько их там?
        - Несколько сотен криокамер. И криостаты, я сосчитала до трехсот, потом сбилась... Навскидку криостатов около тысячи.
        - На вид техника старая...
        - Судя по шильдикам, семидесятые-восьмидесятые годы двадцатого века. Произведена в США.
        - Несколько сотен замороженных трупов... Бедолаги... Хотя как сказать... Они замораживались, рассчитывая проснуться в прекрасном новом мире... А если бы проснулись сегодня и окунулись с головой во все нынешнее дерьмо...
        - Господин президент, вы снова преднамеренно не задаете мне главный вопрос?
        - Опять подловила... Задаю: что в пробирках? В тех, что ты достала из дьюара? Если то, о чем я подумал...
        - Да. Семенные материалы: сперма, яйцеклетки. На вид вполне пригодны для размораживания и использования.
        - Надеюсь, они человеческие? Вдруг здесь хранил свои запасы какой-нибудь Фонд содействия животноводству?.. Да не вздыхай так, сам понимаю, что ерунда... Я еще не свыкся с мыслью о твоей находке... Ты можешь представить, сколько стоит генетический материал, собранный до Чернобыля, до Фукусимы, до Тримайл-Айленда, до нефтяных войн? До Катаклизма, в конце концов...
        - Нет. Представить сумму я не могу, даже приблизительно. Но качественную оценку дать постараюсь. По-моему, этот клад стоит больше, чем семь человеческих жизней.
        - Забудь о них... Хотя нет, нет... Ты тут недавно высказала дельную мысль... Касательно взрыва, завалившего проход, и семерых его жертв...
        - Будет исполнено.
        - Сделай все аккуратно, чтобы ничего не повредить. И чтобы чуть позже вскрыть генохранилище можно было спокойно, без лишнего шума.
        - Слушаюсь.
        - А потом исполнителей... того... отправь куда-нибудь на вертолете. На не самом исправном и надежном, хорошо?
        - Нет, господин президент.
        - Что?!
        - Нет. Возможны всякие неожиданности, и я не могу остаться без людей, готовых на все по моему приказу. Абсолютно на все.
        - Ладно, пусть так... Сколько их?
        - Пятеро.
        - Значит, ты отвечаешь своей головой за шесть языков... Это твой выбор. Приступай немедленно.
        - Слушаюсь, господин президент.
        - И вот что еще, Дениза... Я не выношу, когда мне говорят слово "нет", особенно подчиненные. Ты сегодня произнесла его дважды. Постарайся в будущем как-то иначе строить фразы, потому что третий раз станет последним.
        - Последним на этой службе?
        - Последним в жизни, Дениза, последним в жизни...
        11. Город его мечты
        Узнав о захвате плазменных преобразователей и двух вертолетов, способных летать на новой энергии, генерал Кравцов понял, что в игре с Москвой ему выпала козырная карта.
        К городу, бывшему некогда столицей России, а затем превратившемуся в независимый Анклав, генерал относился в общем-то почти так же, как все остальные россияне.
        А большинство граждан России испытывали к Москве двойственное чувство: люто ненавидели и мечтали туда попасть. Хоть тушкой, хоть чучелком просочиться в относительно благополучный Анклав, зацепиться там, пустить корни - и свысока поглядывать на оставшихся снаружи, за надежно охраняемым периметром россиян, растяп и неудачников.
        Генерал тоже ненавидел Москву.
        Причины его ненависти лежали гораздо глубже, чем банальная зависть - уж ему-то завидовать условиям жизни в Анклаве никакого резона не было - и имели явно иррациональный оттенок, весьма далекий от логики... Логика подсказывала, что в сложившейся геополитической обстановке дружить с Москвой гораздо выгоднее.
        И он никак не позволял своей ненависти влиять на принимаемые решения. Но... Нехорошее все же место Москва. Аура у нее мерзкая.
        Может, неправильную точку на карте выбрал основавший Москву князь Юрий Долгорукий? Не из военных ведь соображений исходил, закладывая деревянный городок, и не из политических. Похотлив был князюшка безмерно, положил глаз на жену боярина Кучки, писаную красавицу, - да и затеял строительство рядом с боярской вотчиной. Что доброе могло вырасти из такой затеи? Москва и выросла, одно название чего стоит - не то рыгает кто-то, не то лягушка квакает...
        А может, место ни при чем, и ауру свою Москва наработала, - позже, когда волею ордынских ханов стала главной надсмотрщицей над русскими землями. Со всей Руси свозили сюда дань для ордынцев - деньги, слезами и потом политые, а порой и кровью: когда не оставалось сил гнуть шею и отдавать последнее, когда восставали русичи - дружинники московских князей плечом к плечу с татарскими воинами заливали кровью и превращали в пепел русские города.
        Как началось, так и продолжилось... Давным-давно сгинула Орда, а город-спрут, раскинувший во все стороны ненасытные щупальца, все так же высасывал соки из огромной страны. Не только деньги, людей тоже, - словно дьявольским искушением манила Москва денежными реками, речками и ручейками, и со всей России сползались жаждущие протолкаться на бережок и зачерпнуть. Сверкали огни небоскребов, и олигархи делали вид, что все-все они заработали честным непосильным трудом, и кривлялась для них как могла и умела прикормленная арт-тусовка, и прозвучала уже историческая фраза: "Если у тебя нет миллиона долларов, ты дерьмо, и в Москве тебе делать нечего".
        А потом, будто обухом по темени, - Анклав. Живите сами без нас, как хотите. Сами тяните всю социалку, сами кормите всех пенсионеров, уехавших из Москвы из-за дороговизны столичной жизни. Сами охраняйте границы. Сами чините дороги. Все сами... А нам тут и без того хорошо. Сытно, уютно и денежно.
        Генерал ненавидел Москву, так же, как большинство россиян.
        И, опять-таки ничем не отличаясь от большинства, очень хотел туда попасть. Но желательно во главе нескольких бронетанковых дивизий, при поддержке ракет и артиллерии, после мощного удара с воздуха с применением тактических ядерных зарядов. Выжечь проклятый гнойник на теле России. Вогнать осиновый кол в вампира, много лет сосавшего из нее кровь. А еще очень хотелось лично, не на экране, посмотреть, как будут вешать на фонаре Кауфмана. Правда, нынешнее освещение московских улиц для подобных экзекуций непригодно. Ничего, недолго привезти из Питера фонарный столб, вкопать-забетонировать... Генерал мечтал увидеть Мертвого именно таким - висящим на фонарном столбе. И полностью соответствующим своему прозвищу.
        Мечты оставались мечтами. Слишком неравны силы... Ликвидация самозваной Печорской республики - потолок нынешних возможностей России и ОКР. Даже Сибирь сейчас не по зубам... Через год, надежно контролируя здешнюю нефть и подкопив силы, можно приняться и за сибирских сепаратистов.
        Но Анклав Москва пока не значится не то что в ближайших планах - даже в среднесрочных. Пока что приходится на официальных встречах улыбаться руководителям Москвы. Но когда-нибудь... Говорят же поднебесники, что путь в десять тысяч ли начинается с маленького первого шага, а уж они знают толк в долгоиграющих проектах, недаром возводили свою Великую стену почти два тысячелетия.
        Захват плазменных преобразователей и вертолетов, на них летающих, - один из таких первых шагов. Маленький, но важный. Как он использует этот козырь, генерал пока не знал. Если поставки сепаратистам самодеятельность какого-то верхолаза из Совета директоров "МосТех", можно аккуратно посадить его на крючок, агенту такого уровня цены не будет... Если же Кауфман в курсе всего, можно поторговаться с Москвой, пригрозив громким международным скандалом: сепаратисты всех мастей после Дня Станции расплодились повсюду в мире, как поганки после дождя, - религиозные, национальные либо попросту не желающие делиться каким-то важным ресурсом, как в Коми. И тайные поставки непризнанной республике новейшей техники встревожат очень многих политических и военных лидеров. А противостоять всему остальному миру даже у Москвы нет возможностей.
        Короче говоря, пусть козырная карта остается в колоде, а как именно ею сыграть, время покажет.
        12. Как становятся дезертирами
        Солнце стояло высоко, в зените. Полдень или около того, решил Алька, взглянув на небо. Никаких иных приборов, измеряющих время, у него не осталось. Значит, прошло никак не более часа с тех пор, как он очнулся после контузии.
        Приходить в себя после потери сознания второй раз за неполный час - это, знаете ли, перебор. Неприятная тенденция. Этак в третий раз можно и не очухаться...
        Он поднялся на ноги без особой опаски. Стояла тишина, и означать это могло лишь одно: бой закончился, помощь все же подошла, хоть и запоздала, помогать уже некому... Почти некому... В ангаре остался в живых только Алька. Может быть, кто-то уцелел под развалинами консервной фабрики, хотя гвоздили по ней сепы остервенело, из всего, что имели. А по ангару очень аккуратно и осторожно отработал "самурай". Но этого хватило и Вагизу, и Филину, и третьему "манулу" - тому, что прихрамывал и чье имя Алька так и не вспомнил.
        "Самурай" стоял рядом, в полусотне метров. Дымил, из верхнего люка свесился труп танкиста. Еще один мертвый сеп лежал рядом с танком, нелепо раскинув руки и ноги, напоминая странный и уродливый иероглиф.
        Теперь можно было обозревать окрестности, не выходя из ангара, - одна стена срезана наискось, словно ножом. Круглый потолок, лишившийся опоры, в паре мест обрушился, обломки его валяются вокруг - и один из них, падая, зацепил Альку. А от стены не осталось ничего - не пробита, не разрушена, просто перестала быть, превратилась в невесомую серую пыль.
        Страшная штука все же "резач", в такую же серую пыль могли превратиться и находившиеся внутри "манулы", да наводчик очень уж боялся зацепить вертолеты. Лишь потом, потеряв с десяток людей от огня засевших внутри десантников, сепы ударили из индукционной пушки, установленной на танке, уже не разбирая, кто и что подвернется под удар...
        Второй "Т-204" замер в отдалении, возле обугленной бетонной коробки КПП. Внешних повреждений вроде бы он не имел, но, приглядевшись, Алька заметил, что одна гусеница перебита и размотана. Еще дальше пылала какая-то машина, пылала эффектно - ярким пламенем, посылая в небо густую струю черного дыма. Издали не разглядеть, что именно горело, но, наверное, гражданский вездеход или грузовик, для создания военной техники применяют минимум горючих материалов.
        "Это все хорошо, это правильно и здорово, - подумал Алька, - однако где же наши? Ни вертолетов, ни наземных машин не видно и не слышно. Неужели прилетели, раздолбали сепов и снова улетели? А как же трофеи? А как же уцелевшие? Ну, по крайней мере один уцелевший - он, Алька".
        Странно - вроде бы идеально все сложилось, чтобы выполнить давно задуманное, но выполнять совсем не тянет...
        Задумал Алька не много и не мало - покинуть ряды ОКР задолго до истечения срока контракта. Проще говоря, дезертировать. Он и заявление-то в военкомате подавал именно с этой мыслью: научиться как следует воинскому ремеслу и уйти.
        Мир стал жесток, и жить в нем стало опасно. Если у тебя нет оружия - ты вечный раб вооруженных, живущий и дышащий только благодаря их милости... А если есть оружие, но не умеешь им владеть, не умеешь убивать других и не дать убить себя, - ты потенциальный труп. Рабов с оружием новые хозяева жизни терпеть не намерены...
        Алька убедился в этом вполне наглядно во время своего дурацкого похода к замку барона Гильмановского. Одиссея закончилась вблизи первого же блокпоста - напоролся на затаившийся в лесу секрет, отобрали дедовское ружьишко, надавали по шее... Крупно повезло, что блокпост оказался федеральный, а не волостной, не то живо бы вздернули на ближайшем дереве. Федералы же - опять повезло - проводили массовую облаву на уклонистов от военной службы. И Алька угодил в ряды и под знамена. Ну а дальше уже не столько везение, сколько хорошее здоровье, редкое по нынешним временам, помогло выдержать конкурс в десантники.
        Поразмыслив, Алька решил, что все обернулось к лучшему. Настену уже не спасти, Настену лучше бы позабыть, хоть и не получается пока... А вот с бароном Гильмановским и с "благородием" он посчитается. Так, чтобы никому другому они жизнь уже поломать не смогли. А потом - север, Станция, новый мир.
        Подавлять мятежи и бунты, вспыхивающие чуть ли не ежедневно, Алька не собирался. Агонию не вылечить ни таблетками, ни ампутациями, а вот подвернуться под пулю можно запросто. Или того хуже - отправят в родные места, в Таганрог. Подавлять и усмирять.
        Короче говоря, Алька твердо решил: получит нужные боевые навыки - и распрощается с триколором. Прихватив оружие, разумеется.
        Но, как говорится, хочешь посмешить бога - расскажи ему о своих планах. Ночная тревога, построение, все по "вертушкам" - и уже бой, совсем Альке не нужный. И первый убитый своими руками...
        И вот теперь редкая возможность покинуть ряды ОКР без шума, без повисшей на хвосте погони. Пропал без вести в бою, случается. Возможность есть, но желание ею воспользоваться куда-то подевалось.
        Отчасти виной тому вид тел, подвешенных на крюки в разделочной. Но не только... Все-таки сроднился за несколько месяцев с "манулами", своими стали. Хорошо все-таки ощущать себя не одиночкой, а частицей большой и сокрушительной силы. Не то чтобы у Альки исчезло желание отомстить барону и "благородию", а затем отправиться к Станции. Но ослабело, что скрывать.
        Надо было решаться и что-то делать: искать своих или избавляться от формы и начинать новую страницу жизни... А он никак не мог решиться.
        Долго ломать голову над тем, что нужно и можно сделать, Альке не пришлось. Сзади послышался шум, он быстро обернулся - три человека, с оружием. Одинаковая мимикрирующая "саранча", одинаковые черные шлемы с затонированными щитками, одинаковые "скорпионы" с глушителями.
        Свои... Вроде бы. Впрочем, окажись пришельцы сепами, где-то и как-то раздобывшими самую современную экипировку, ничего им сделать Алька бы не смог... И попытаться что-то сделать не смог бы. Ни автомата, ни броника, ни шлема... Даже десантный нож - когда он стремительно начал превращаться в кусок плавящегося металла - пришлось выдернуть из ножен и выбросить.
        Свои (скорее всего, свои) внимания на Альку не обратили. Вообще. Устремились прямиком к непонятным цилиндрическим штуковинам, о которых так радели Мангуст и сержант. Теперь, наверное, правильнее сказать: покойные Мангуст и сержант...
        Альку невнимание людей со "скорпионами" немного обидело, но долго обижаться не пришлось.
        - Живой, солдат?! - послышался удивленный голос.
        Алька обернулся. Четвертый человек оказался в ангаре как-то на удивление незаметно. Только что не было - и появился.
        Одет и экипирован он был иначе - шлема нет, комбез и ботинки вроде как военные, но кожаная разгрузка явно цивильного вида, карманы и кармашки топырятся, чем-то набитые... Однако "скорпион" такой же, как и у остальной троицы.
        У Альки мелькнуло нехорошее подозрение - похожим полувоенным образом одевались многие солдаты здешней как бы армии, униформы на всех не хватало. Однако один из бойцов в "саранче" подошел к непонятному человеку, вытянулся по стойке "смирно", явно ожидая приказаний. Тот ничего не сказал, помолчал, глядя на зеркальный щиток шлема (общаются по "балалайке", сообразил Алька). Затем боец развернулся и быстро, переходя на бег, направился прочь из ангара. Побежал он не к фабрике, а в сторону лесотундры.
        Пока длилось недолгое немое общение, Алька разглядел эмблему на рукаве "саранчи" и все понял. "Выдры", спецназ, самая-самая элита ОКР. "Манулам" до них, если честно, - как стройбату до самих "манулов". В десантников боевые умения вколачивают исключительно долгими и изнурительными тренировками, а "выдр", конечно, тоже тренируют так, что мама не горюй, но плюс к тому применяют самые совершенные боевые программы, закачанные в "балалайки", и генные изменения организмов.
        Одна из разведгрупп, заброшенных сюда за несколько суток до начала операции, - вот с кем довелось столкнуться Альке. А командир их приоделся так, чтобы при нужде легко мог выдать себя за местного.
        Ну что ж, придется остаться в рядах и под знаменами. До следующей операции хватит времени как следует продумать план ухода.
        - Я уж думал, вы все тут... как сардельки в микроволновке... - удивленно покачал головой командир. - Везучий ты, парень...
        Алька поначалу не понял: что за "микроволновка"? Потом сообразил: были когда-то давным-давно, до появления грэйлеров, кухонные печи с таким названием, - неудобные, пожирающие кучу энергии и небезопасные для здоровья. Незнакомец их видеть не мог, даже в детстве, - на вид ему лет тридцать пять, уж никак не больше сорока.
        - Меня самым краешком зацепило... - объяснил Алька. - Успел все железное сбросить. А ребята не успели.
        Командир "выдр" вздохнул сочувственно. Затем посмотрел на "Пчелу", констатировал:
        - Электронике каюк, отлеталась пташка...
        Алька опять не понял, на сей раз слово "каюк", но примерно догадался, что оно означает.
        - Значит так, солдат. Минут через сорок здесь будут местные. Много. Надо уходить и уносить преобразователи.
        - Откуда? Вроде всех уже покрошили...
        - Они подняли лагеря. Выкатили спирт, раздали оружие кое-какое, всем обещали свободу и гражданство. И начался мятеж и смятение в человецех... Что сейчас в Печоре творится, ты не представляешь.
        Алька и в самом деле не представлял, да и не хотел представлять. Он насмотрелся на то, что творилось в родном Таганроге (правильнее сказать: на руинах родного Таганрога) в первый год после Толчка, на всю жизнь впечатлений хватит.
        - У меня приказ, - сказал Алька. - Оставаться здесь, охранять эти... как их...
        - Преобразователи?
        - Вот-вот. И вертолеты.
        - Анфан пердю... - вовсе уж непонятно выругался незнакомец.
        Алька ждал, что сейчас он представится, назовет имя и звание, отменит приказ... Но тот не спешил представляться. Или не имел права, кто их знает, "выдр" этих засекреченных, они ж наверняка на все операции без единого документа отправляются, если провал - неопознанные трупы, к ОКР и России отношения не имеющие.
        Он пошарил взглядом вокруг, пытаясь отыскать свой сброшенный броник - футляр мог (Алька очень надеялся, что мог) уберечь "балалайку" от излучения. Ничего не обнаружил... Завалило обломками? В любом случае с начальством не связаться, все придется решать самому.
        - И чем охранять будешь? Камешками кидаться? - спросил "выдра". Серьезно так спросил, задумчиво, словно и вправду размышлял, скольких пьяных лагерников закидает камнями Алька, пока его самого не изрешетят или не пырнут финкой.
        - Значит так, солдат... Если хочешь, оставайся. Приказ - дело святое. Но преобразователи бросать тут нельзя. Я мобилизовал команду из здешних, кто под руку подвернулся. Помогут оттащить подальше в парму. Присоединяйся и ты, лишние руки не помешают. Заодно и охранять их будешь, как приказано.
        "Он не строевой офицер, - подумал Алька. - Говорит не по уставу, "солдатом" называет - а начальство армейское всегда или "бойцом" кличет, или по фамилии... Нелегал, наверное. Шпион, давно сюда заброшенный. Звездочки-то на погонах небось имеет, и немаленькие, раз уж "выдры" ему подчиняются, - хоть и хранятся те погоны далеко отсюда. А вот строевых замашек не наработал...
        Что делать, непонятно. Раз уж решил остаться в ОКР, приказы надо выполнять. Сказано охранять здесь, так и охраняй здесь, а не в парме, как на местный манер выразился незнакомец. Как и чем - твои проблемы, за нарушение в бою приказа, известно что полагается... Но помешать "выдрам" забрать преобразователи никакой возможности нет. Остаться одному и дожидаться сепов, сторожить вертолеты, превратившиеся в металлолом со спекшейся начинкой?.."
        Тем временем боец в "саранче" вернулся из лесотундры, и не один. Привел еще троих "выдр", похожих на своего сослуживца, как братья-близнецы - уже и не понять, кто из них ходил за подмогой. А еще - десяток местных, народ самый разный: кто-то в гражданском, четверо в черных бушлатах здешних лагерников, один парень в униформе мятежников, но погоны и нашивки с мясом содраны - дезертир, не иначе.
        Местные шли явно не своей волей - "выдры" окружили их с трех сторон, подгоняли, подталкивали стволами автоматов.
        И тут у Альки отпали все сомнения. Он разглядел лицо одного из пленников. Или, вернее сказать, пленницы... Причем дважды пленницы - один из черных лагерных бушлатов скрывал знакомую стройную фигуру, но Алька смотрел во все глаза не на бушлат, а на лицо, которое не раз ему снилось и которое не чаял увидеть наяву.
        Как он сдержался, не бросился с радостным воплем к Настене, - непонятно. Но как-то сдержался... Твердо заявил командиру "выдр":
        - Я с вами. Оружие дадите?
        - Оружия лишнего нет. В бою добудешь.
        Легко сказать... А в бой с чем вступать? С пригоршней камешков?
        - Может, сбегаю, поищу? - Алька кивнул на трупы сепаратистов, валявшиеся в отдалении. У мертвых танкистов вроде ничего не видно, но у остальных может отыскаться кое-что посущественнее древних берданок.
        - Нет времени, солдат. Главное оружие сейчас - ноги. Быстро уберемся отсюда - считай, победили.
        Алька хотел возразить, посмотрел на Настену - и промолчал. Ну как "выдре" надоест спорить и он передумает брать Альку с собой?
        ...Преобразователи оказались достаточно тяжелыми, вместе с контейнерами весили треть центнера каждый, не меньше. На небольшое расстояние и один человек снесет, не надорвется, но по пересеченной местности, с ногами, утопающими по щиколотку во мху... В общем, чтобы сохранить скорость хода, тащили каждый втроем - двое спереди, за ручки, третий сзади, подхватив под донце цилиндра. Трудились грузчиками все, даже "выдры", лишь их командир к грузу не притрагивался. Руководил он, впрочем, грамотно: лишь кто-то начинал уставать, спотыкаться, тут же заменял его свежим человеком. Но при всех заменах двое "выдр" оставались свободными, держали "скорпионы" в руках, внимательно поглядывали вокруг.
        Алька, угадав ритм замен, пошел на маленькую хитрость: изобразил усталость раньше, чем действительно выбился из сил, - и при следующей смене оказался в паре с Настеной. Ухватился за ручку контейнера здоровой правой рукой, левая ныла все чувствительнее, и на бинте проступило небольшое алое пятнышко. Алька на рану внимания не обращал, он наконец-то встретился взглядом с Настеной. И похолодел. Глаза у девушки оказались пустые, равнодушные. И лицо такое же. Мертвое лицо... Ни следочка радости оттого, что видит Альку, ни малейшего намека на то, что вообще его узнала...
        Рядовой роты "Гамма-7" Альберт Нарута сегодня впервые поднялся в воздух на борту вертолета. Впервые участвовал в настоящем бою. Впервые был в бою ранен. Впервые убил человека. Впервые угодил под индукционный удар... Много чего впервые.
        Но самое большое потрясение за весь богатый событиями день он испытал именно сейчас.
        От взгляда Настены...
        13. Кое-что из жизни заживо погребенных
        Я опустил зажигалку вниз, к самому полу, внимательно наблюдая за трепещущим в темноте язычком пламени. Он не уменьшился, газ продолжал гореть.
        Относительно легкая смерть от удушья нам не грозит... Зато вполне вероятна долгая и мучительная, от голода и жажды. Если сигнал на аварийной частоте нашего ретранслятора не пробивается сквозь груду железобетонных обломков, замуровавших нас в цокольном этаже "консерватории"... Основные частоты пресловутая груда глушит надежно, в эфире - для нас - царит девственная тишина. Если нас не слышат, то возможны самые разные варианты. Свои, понятное дело, не бросят... У "манулов" неписаный закон: из боя возвращаются все. Все, кто в него уходил. Живые, раненые, убитые... все. Пусть даже в виде горсточки пепла из сгоревшей "вертушки", но возвращаются.
        И десантники нас отсюда вытащат. Если, конечно, бой закончился. Но если операция "Парма" застопорилась, если мятежники до сих пор удерживают часть города... Кириши, например, зачищали две недели, а там не пришлось иметь дело даже с таким подобием армии, как здесь. В условиях затяжного боя не до поисков в руинах, и за две недели мы - остатки роты "Гамма-7" - в своей железобетонной могиле вполне успешно превратимся из заживо погребенных в мертвецов.
        Вариант с победой сепаратистов я не рассматривал. Все-таки такой концентрации сил и средств не было ни в Киришах, ни при проведении остальных операций последних лет. "Парма" войдет в учебники истории - если наш мир уцелеет и учебники будут хоть кому-то нужны... Интересно, будет ли в соответствующем параграфе тех учебников абзац про роту капитана Дашкевича? Нет, наверное, лишь полстроки о неизбежных потерях...
        Рота теперь не дотягивала численностью бойцов даже не до взвода - до отделения. Даже двух полноценных троек не набиралось. Со мной под развалинами осталось шестеро, но двое к бою уже непригодны... Да и остальные, честно говоря, драться не смогут, нечем. Гранат не осталось, пластита не осталось, патронов хватит лишь на то, чтобы застрелиться, если нас откопают все-таки сепы.
        С очень малой вероятностью мог уцелеть кто-то из пяти бойцов, чьи "балалайки" не замолчали, когда загоревшийся "Т-204" шарахнул со всей дури "резачом" по зданию, обрушив несущие стены и замуровав нас под обломками. И все-таки красиво я его поджег! Трофейным УРСом, который даже теоретически не мог сработать по цели, находящейся в сотне метров, в мертвой зоне. Но я поднял ракетку на полуторакилометровую высоту, развернул к земле и всадил сверху в люк силового отделения, в единственную, пожалуй, уязвимую точку - и лобовая, и бортовая броня "самурая" от реактивных снарядов защищают надежно, и даже люк башни снабжен эндодинамической защитой.
        Багиров возился с патронташем, набитым сеповскими чудо-патронами. Расковыривал гильзы в рассуждении сварганить из начинки пуль заряд, способный проложить нам путь на волю. Затея, на мой взгляд, бесперспективная. Даже весь штатный запас пластита роты ничем бы не помог - накрывшая нас плита, надломившаяся в форме буквы "Л", держалась на честном слове. А весь пластит мы разменяли на второй "самурай", вместе с жизнями двоих бойцов, подорвавших заряд.
        Но я сержанту не препятствовал - все равно больше нечем заняться в нашем склепе, освещаемом единственным "вечным" фонарем, направленным вертикально вверх.
        Прошел час. Прополз второй. Таймер отсчитывал секунды третьего неохотно и медленно... Событий произошло ровно два: Баг отчаялся вскрыть пули "ревуна" десантным ножом, и накрывшая нас плита, хрустнув, просела сантиметров на тридцать. Мне показалось, что за долю мгновения перед тем развалины едва ощутимо содрогнулись. Если не почудилось, то либо произошел очередной подземный толчок, либо генерал Кравцов решился применить против сепаратистов нечто достаточно мощное. Субъядерный заряд на пару килотонн, например... Либо взорвался приличный заряд обычной взрывчатки, но где-то поблизости, в километре или двух. Но поблизости нет объектов, достойных подрыва, "консерватория" стоит на отшибе, вокруг лесотундра да пустынный берег Печоры чуть в стороне.
        Истек третий час. Один из раненых умер... Электронный доктор, таившийся в недрах индивидуальной аптечки, оказался бессилен. Мы тоже. Остальным я скомандовал "отбой", горячка боя давно улеглась, и бойцы клевали носом.
        Мне не спалось. Думал о проклятых плазменных преобразователях, из-за которых полегла почти вся рота, вместо того чтобы спокойно отступить в лесотундру при подходе вражеской колонны...
        Добрались до них сепы или нет? Если добрались, то все впустую... И сожженные "самураи", и погибшие бойцы. Знал бы, как все обернется, - приказал бы перетащить сюда, на фабрику, преобразователи. Но кто ж знал... Все мы, все оставшиеся бойцы "Гаммы-7", не имели шансов против двух "самураев" и уцелеть не должны были. Вопрос стоял просто: сколько времени мы будем умирать, прикрывая подходы к ангару, успеют или нет за этот срок подлететь эскадрильи огневой поддержки... И вот каприз фортуны - рушащиеся перекрытия нас не раздавили. Хотя шанс остается, еще пара толчков, и уже некому будет объяснять начальству, как мы посмели остаться в живых.
        Словно эхо моим невеселым мыслям, послышался скрежет бетонных обломков. Я взглянул вверх. Нет, надломленная плита осталась в прежнем положении, лишь посыпалась сверху невесомая пыль. Скрежет повторился, став громче, и к нему добавился другой звук - пробивающийся снаружи рев натужно работающего двигателя.
        ...Из железобетонной могилы я вылез последним, после того как оттуда вытащили раненых и бойца, умершего от ран. Хорошо было вновь увидеть небо и освещенную закатным солнцем лесотундру. А вот нашего куратора Каньона, известного также как подполковник Нехлюдов, век бы не видать... Но он, наоборот, очень жаждал со мной пообщаться. Коршуном налетел, буквально-таки выкрикнув:
        - Где преобразователи?!!!
        Прежде чем ответить, я кинул взгляд вокруг... На сгоревший "самурай" и на второй, с размотанной гусеницей и вспоротым днищем... На позицию зениток, от которой - и от троих ребят, державшихся там до последнего, - осталось лишь круглое выжженное пятно... На развалины "консерватории", ставшие братской могилой для роты "Гамма-7"... На суку Каньона, наблюдавшего из безопасной дали, как нас тут превращают в сырье для тушенки.
        А затем сказал подполковнику, где преобразователи. И предложил Нехлюдову отправиться туда же. И еще пару фраз добавил, не предусмотренных ни уставами, ни правилами хорошего тона.
        Нехлюдов побагровел и широко раскрыл рот, но его опередил стоявший рядом смутно знакомый полковник - вроде пару раз мы встречались на операциях, и вроде его фамилия Горбанец, а может, и нет...
        - Капитан Дашкевич! - рявкнул вроде как Горбанец. - Доложите по форме!
        Я доложил. По форме... И эта парочка тут же поспешила к стоявшей неподалеку штабной "Иволге", ощетинившейся антеннами, не иначе как пересказывать мой доклад генералу с добавлением собственных комментариев, касающихся проступков, прегрешений и прямых воинских преступлений капитана Дашкевича.
        Мне было все равно, что они там наплетут... Я уселся на бетонный обломок, наблюдая, как рыщет вокруг сержант Багиров, пытаясь разведать, что стало с "манулами", оставшимися снаружи, когда нас завалило. Что все они мертвы, сомнений почти не оставалось. Перекрытие, не раздавившее нас и прикрывшее от падавших обломков, исчерпало лимит чудесных спасений на сегодняшний день. Но пусть Баг делает, что должен, - десант своих не бросает, даже мертвых, и как-то легче десантироваться в пекло, зная, что это правило неукоснительно соблюдается.
        Один из трех вертолетов, стоявших неподалеку, взлетел и потянулся над лесотундрой к юго-западу. Низко летел, словно высматривая что-то. Я проводил его равнодушным взглядом.
        Подошел сержант. Я заметил, что он опять при запасных магазинах, на поясе три гранаты, - снял с кого-то из убитых ребят или разжился у прилетевших.
        - Троих в ангаре поджарили насмерть из "индюшки", - доложил Баг. - Ахмеда сожгли ОВС... там, в караулке. А пятый... Похоже, его увели. И хреновины эти утащили. Следы от ангара в лесок ведут, хорошо так натоптано...
        Он кивнул как раз в ту сторону, куда улетел вертолет, затем продемонстрировал мне футляр, слегка оплавленный, и вынутую из него "балалайку", по видимости неповрежденную.
        - Кто?
        - Рядовой Нарута. Разрешите приступить к поиску?
        Понятно, куда улетела "вертушка"... Прилетевшие за нами не слепые, тоже заметили натоптанные следы. Но вертолет, конечно же, полетел не на выручку рядовому Наруте - за драгоценными преобразователями, будь они неладны. А рядовому не позавидуешь: ударят с воздуха по обнаруженной группе сепов, не разбирая, кто есть кто, благо защитные контейнеры способны уберечь трофеи от пуль и осколков.
        - Разрешите приступить? - настойчиво повторил Баг.
        Формально от командования ротой меня пока не отстранили... То ли по недосмотру, то ли оттого, что командовать почти некем... Ладно, семь бед - один ответ.
        - Приступай. До темноты вернуться и доложить.
        Что докладывать ему придется скорее всего уже не мне, я не стал добавлять.
        - Есть, вернуться и доложить.
        Он козырнул и пошагал в лесотундру размашистым уверенным шагом. После сегодняшнего богатого на физические упражнения дня... Железный мужик... Даже немного завидно.
        Сержант ушел, а от штабного вертолета ко мне уже спешил полковник Горбанец.
        - Капитан Дашкевич! Сдать оружие! - неприятным голосом скомандовал полковник.
        Стоило ожидать...
        14. Искусство вовремя унести ноги
        Они уходили от консервной фабрики все дальше и дальше. А подозрения Альки становились все сильнее.
        Зачем забираться так далеко? Отступить на километр, самое большее на полтора, дождаться своих, - вот самый разумный и правильный образ действий. Они же топали и топали, не по прямой, время от времени меняя направление - командир огибал болотистые места. Надо заметить, с выбором пути он ни разу не ошибся, ни разу не пришлось возвращаться, упершись в непроходимую топь.
        Куда он стремился? Всего лишь спасался от толпы озверевших и вооруженных лагерников? А кто сказал, что те лагерники направились к консервной фабрике? Он же, командир, и сказал. И Алька поверил, некогда было обдумывать сказанное... Но если вдуматься, что там позабыли хмельные от свободы и спирта зэки? Решили затариться тушенкой на закуску?
        Ну, а вдруг не лагерники должны были вскоре там появиться, а федералы? И преобразователи спасают именно от них? Снаряжением и формой "выдр" разжиться - не такая уж проблема, вполне могла одна из разведгрупп угодить в ловушку.
        "Выдры", кстати, какие-то очень странные... Ни один ни разу не то что не снял шлем - даже не поднял щиток. Лиц их Алька не видел, голосов не слышал... Не бывает так. У нормального человека - Алька знал по себе - поднять щиток за два часа всегда найдется причина. Глотнуть воды из фляги захочется... Покурить... Нос, в конце концов, зачешется.
        У этих ничего не чесалось. И жажды они не испытывали. Вообще. И усталости - те трое парней в "саранче", что несли один из контейнеров, так ни разу и не сменились.
        Но странности "выдр" - второй вопрос. А первый и самый главный: на кого работает Алька, таща на себе преобразователи? На своих? На сепаратистов?
        Даже не в том дело, что за пособничество врагу полагается трибунал. До трибунала еще дожить надо... Допустим, дотащат они преобразователи до какого-нибудь тайника, спрячут надежно. И что потом сделают с носильщиками "выдры" - если они на самом деле вовсе не "выдры", а прикидываются? Отведут в сторонку и прикончат. Всех. Тайник на то и тайник, чтобы лишние люди о нем не знали. А он, Алька, при таком раскладе лишним получится. И Настена...
        У остальных членов собранной с бору по сосенке команды грузчиков тоже наблюдалось брожение в умах. Алька краем глаза видел, как двое в лагерных бушлатах о чем-то шепотом переговаривались, оказавшись в паре. Позже один из них заговорил с парнем в униформе, смахивающим на дезертира, другой так же негромко, украдкой, начал в чем-то убеждать одного из местных в полуцивильном...
        Похоже, назревал бунт.
        Алька к заговору - если то был заговор - присоединяться не спешил. Вдруг он ошибается? Вдруг "выдры" именно те, за кого себя выдают? Тогда у заговорщиков шансов нет, ни единого, их любая из этих боевых машин в одиночку и без оружия одолеет. Голыми руками в клочки порвет и по ветру развеет. А если вдруг случится чудо и парней со "скорпионами" удастся перебить - куда при таком раскладе угодит Алька? На крюк в какой-нибудь разделочной?
        Поразмыслив, он решил напрямую спросить как бы командира как бы "выдр" о цели их путешествия. Не пристрелит же тот его за вопрос? Не для того он носильщиков собирал, чтобы их перестрелять и самому груз волочить... Коли уж прикидывается своим, так соврет что-нибудь. А ложь распознать можно... И Алька спросил, когда в очередной раз сменился и оказался налегке рядом с командиром.
        - К реке идем, - ответил командир не задумываясь. - Там у меня катер.
        Помолчал и добавил другим тоном:
        - И вошедши в лодку, отправились они на ту сторону моря, в Капернаум...
        Звучало все складно, "выдры" изначально формировались из военно-морского спецназа и вполне могли... Стоп! Какая река?! Какой нахрен катер?! Алька же сам видел с борта "вертушки", что творится на Печоре, там сейчас не на катере, там только на ледоколе плавать... Все ясно. Ведут их на убой. И пока не дошли, надо что-то придумать.
        Наверное, он не уследил за отражавшимися на лице эмоциями. Потому что командир добавил:
        - Катер на воздушной подушке. И по воде пройдет, и по льду.
        Помолчал еще и сказал удивившие Альку слова:
        - Запомни, солдат: я никогда не лгу. Никогда и никому.
        Верить подобным пафосным заявлениям глупо, и Алька, разумеется, не поверил. Но вскоре, буквально через полчаса, выяснилось, что по крайней мере о наличии катера командир "выдр" не соврал. Катер действительно стоял на песчаной отмели, в густой тени берегового откоса, в полусотне метров от покрытой льдинами воды.
        Да только на самом суденышке и вокруг него хозяйничали сепаратисты.
        Часть третья
        Беглецы и подсудимые
        1. Игра по всем правилам
        Представитель "Науком" добирался в Сосногорск на "Сапсане". Генерал Кравцов понимал мотивы такого выбора - в лесотундре еще встречались большие и малые банды сепаратистов, не сложившие оружия даже после указа об амнистии, и вполне могли ударить по вертолету или гражданскому самолету переносной ракетой "земля - воздух". "Сапсан" застрахован от подобных неприятностей - летит на недосягаемой для ПЗРК высоте и относительно уязвим лишь при взлете и посадке.
        Все так, но если решать дипломатическую проблему прилетают на истребителе, напичканном оружием, - такой жест кое о чем говорит. Есть, в конце концов, не менее безопасные гражданские модели самолетов.
        "Сапсан" прокатился по рулежной дорожке, замер. Колпак "фонаря" медленно пополз назад, два аэродромных техника подкатили дюралевую лесенку.
        Генерал, вооружившись биноклем, с любопытством наблюдал сквозь огромное, во всю стену, окно диспетчерской: что за представителя прислали заклятые друзья?
        Представитель, надо заметить, выглядел не слишком авантажно. Особенно когда неуклюже, спиной вперед, вылезал из кабины, - сначала показались ноги и комично задергались, нащупывая площадку лестницы. Потом показалась та часть тела, из которой ноги растут. Потом спина. Потом представитель застрял, зацепившись за что-то в кабине, и начал совершать вовсе уж нелепые телодвижения.
        Встречающие - три офицера ОКР, полковник и два майора - тактично не спешили и вышли из диспетчерской, когда представитель уже спустился с лесенки и стоял на бетонных плитах. Солидности у чинуши из "Науком" от этого не прибавилось: невысокий, полный, в кургузом пиджачке, знававшем лучшие дни. В руке представитель сжимал пухлую кожаную папку. Вид у папки был такой, словно несколько лет назад ее подобрали на помойке, а затем активно использовали для самых разных надобностей: подложить под горячую кастрюлю, например. Или прихлопнуть таракана.
        Генерал вздохнул. Все дальнейшее становилось пустой формальностью. И без того понятно: для "Науком" захваченные в Печоре вертолеты неожиданностью не стали. В противном случае расследовать факт незаконных и тайных поставок (тайных для руководства корпорации) прислали бы не этого недомерка с давно не мытой головой...
        Однако не мешает послушать, какие объяснения они заготовили. Не лично, разумеется, - таким типам с такими папками не по чину лично встречаться с главой ОКР. Кравцов отошел от окна, прошагал в кабинет начальника авиабазы, временно поступивший в распоряжение генерала. Здесь на экран выводилась почти та же картина, что наблюдал из диспетчерской генерал, но более крупным планом - изображение сейчас транслировалось с "балалайки" полковника Славуты, принимавшего гостя. И соответствующий звукоряд, разумеется.
        Начало разговора Кравцов пропустил и как зовут обладателя папки, не узнал. Да и черт с ним, невелика птица. Генерал начал слушать в тот момент, когда представитель "Науком" отказался от отдыха после перелета и предложил немедленно приступить к делу.
        К делу так к делу. Вся четверка пошагала к небольшому ангару, расположенному неподалеку.
        Место для демонстрации трофеев было выбрано с умом. Поначалу привезенные из Печоры вертолеты разместили в ангаре огромном, способном вмещать громадные военно-транспортные "Минотавры". Но там захваченная техника выглядела мелкой, незначительной - экая важность, два каких-то вертолетишки, не предмет для серьезного разговора. Тогда по приказанию генерала вертолеты втиснули в самый маленький из складских ангаров, демонтировав, а затем снова установив стену. Здесь вид на них открывался совсем иной - по контрасту с теснотой помещения вертолеты казались громадными, производили впечатление грозной боевой техники.
        Понятно, что старались не для "Науком" и не для их представителя. Но вполне вероятен брифинг для журналистов - и кадры с техникой, незаконно поставленной мятежникам, должны воздействовать не только на разум, но и на подсознание зрителей. Если, конечно, "Науком" не предпочтет как-либо откупиться от грядущего скандала.
        - Действительно вертолеты, - представитель равнодушно констатировал очевидное.
        Подсознание у него, видимо, напрочь отсутствовало.
        - Вертолеты вашего производства, - уточнил полковник Славута.
        - Может, нашего, - легко согласился представитель. - А может, не нашего. Недурно бы проверить.
        - Имеется заключение наших экспертов, - казенным голосом произнес полковник. - По их мнению, эти две машины - заводской сборки, никаких внештатных доработок и переделок не отмечено. Они изначально предназначались для полетов с использованием плазменных преобразователей. И покинули сборочный цех "МосТех". Копия акта экспертизы будет вам предоставлена.
        - Ах, оставьте... - махнул рукой представитель. - Что такое акт? Бумажка...
        - Вы настаиваете на проведении новой экспертизы, совместной?
        - Я настаиваю молодые мухоморы на коньяке. Сногсшибательный напиток получается... Не пробовали?
        Генерал мгновенно насторожился. Представитель "Науком" делал все, чтобы его не принимали здесь всерьез, - и слегка перегнул палку. Совсем чуть-чуть переборщил с клоунадой, но этого оказалось достаточно.
        - Так вы настаиваете на повторной экспертизе? - Славута невозмутимо вернул разговор в деловое русло.
        А генерал сказал в коммуникатор:
        - Как зовут этого человека?
        Адъютант ответил после секундной паузы. Фамилия гостя ничего не говорила Кравцову. И он приказал:
        - Проверьте, имеется ли на него досье. Если да - сбросить краткое резюме на этот компьютер.
        Любитель мухоморов тем временем беззаботно заявил полковнику:
        - К чему нам экспертизы? Зачем людей отрывать от дела? Сейчас все сами и посмотрим. Своими глазами, так сказать, без лишних формальностей.
        Он обошел вертолеты кругом, попинал зачем-то шасси, залез под кожух двигателя "Пчелы". Побывал сначала в одной кабине, затем в другой, проведя внутри в общей сложности около десяти минут. Чем он там занимался, генерал не видел - камер внутри вертолетов не установили, Славута остался снаружи, представителя сопровождал один из майоров.
        По завершении осмотра последовал вывод, полностью подтвердивший первоначальное заключение: да, оба вертолета собраны на заводах "МосТех". И тут же из недр папки появился слегка потрепанный документ, оказавшийся сводным списком потерь воздушной техники.
        Генералу стало скучно. Не надо быть провидцем, чтобы предсказать дальнейшее: оба вертолета в данном списке числятся.
        Угадал. Сличение заводских номеров подтвердило: обе машины потеряны московскими безами во время инцидента на Северной магистрали полтора года назад. Вертолеты преследовали группу боевиков, совершившую нападение на грузовой экспресс, связь с ними была потеряна, и на базу они не вернулись. Обстоятельства исчезновения не ясны до сих пор, обломки, несмотря на тщательные поиски, не обнаружены. Экипажи в течение года считались пропавшими без вести, затем их признали погибшими. Вся информация об инциденте в свое время передавалась в ОКР согласно третьему протоколу Положения об эксплуатации Северной магистрали.
        Закончив излагать предысторию, представитель сделал паузу и перешел к делам насущным. Поинтересовался невинным тоном:
        - Каким образом я смогу забрать наши машины? Вернуть, так сказать, по принадлежности.
        Генерал предвидел такой поворот дела, и офицеры имели соответствующие инструкции. В разговор вступил майор Гольц, тот еще крючкотвор, подвизавшийся на ниве военной юриспруденции.
        - Вы ошибаетесь в оценке статуса этих вертолетов. Они никоим образом не ваши. Они в настоящий момент являются боевыми трофеями российской армии, захваченными в ходе операции против незаконных вооруженных формирований. И, согласно пункту семь-бис статьи двадцать восьмой Конвенции о ведении военных действий, подлежат...
        - Подождите, подождите... - замахал руками представитель. - Чуть подробнее, пожалуйста. Эти вертолеты действительно против вас воевали? При каких обстоятельствах вы их захватили?
        Кравцов понял, что сейчас прозвучал действительно важный вопрос. Все остальное мишура и дымовая завеса... Генерал произнес в микрофон несколько слов, услышал которые лишь полковник Славута.
        Реплику генерала, не совсем цензурную, полковник перевел на канцелярит следующим образом:
        - Мы не уполномочены здесь и сейчас раскрывать подробности проводимых ОКР боевых операций.
        - То есть вы не подтверждаете, что произведенные в "МосТех" вертолеты воевали против России? - гнул свое представитель.
        - Точно так же мы это не опровергаем, - уточнил Гольц. - Этот вопрос выходит за рамки нашей встречи. Задача иная: выяснить, каким образом у мятежников появились два мостеховских вертолета не в виде рухнувших с неба обломков, но во вполне работоспособном состоянии.
        - В работоспособном? - удивился представитель. - В самом деле? А мне почему-то кажется, что без основательного ремонта эти пташки в небо не поднимутся.
        Вертолеты и в самом деле выглядели не лучшим образом: борта зияли большими и малыми пробоинами, винт "Пчелы" был погнут, искорежен, а у десантно-грузовой "Тамани" отсутствовала часть хвостового оперения.
        - Повреждения получены в ходе операции по захвату, - пояснил полковник.
        - Возможно, возможно... - произнес представитель таким тоном, словно не поверил, но согласился из вежливости. - Однако у "Науком" машины исчезли в целом и невредимом состоянии, что отражено в документах. А как попали они к вашим мятежникам, неплохо бы спросить их самих. Вы захватили кого-то, кто состоял при вертолетах? Что они говорят?
        Генерал подумал - сейчас вновь прозвучали действительно важные вопросы. Позже запись разговора не один раз просмотрят лучшие специалисты, анализируя мельчайшие нюансы микромимики представителя. И доложат, когда недомерок болтал, что в голову взбредет, а когда интересовался значимой информацией и напряженно ждал ответа. А сейчас генерал прислушивался только к своей интуиции, редко его подводившей.
        - Работа с пленными ведется, - обтекаемо ответил полковник.
        - Правильнее сказать, с задержанными, - уточнил Гольц. - Статуса воюющей стороны "Печорская республика" никогда не имела, и речь идет не о военнопленных, а о гражданах России, обвиняемых в совершении ряда уголовных преступлений.
        С пленными, как их ни называй, и в самом деле работали интенсивно. Но мало кто из них знал о вертолетах, а те, кто знал, не осознавал уникальность боевой техники, оказавшейся в распоряжении сепаратистов: ну стоит пара вертушек на объекте, расположенном на дальней окраине "столицы". Ну летают куда-то по каким-то делам... Эка невидаль.
        Похоже, в курсе всего был один человек - главком ВВС самозваной республики. Именно он руководил прорывом колонны в сторону консервной фабрики, возможно, решив использовать для бегства машины с неограниченным радиусом полета. Там же и погиб, когда колонну громили ударами с воздуха.
        Про тех, кто непосредственно эксплуатировал вертолеты, известно еще меньше. Ни с кем не общались, жили замкнутой группой - снимали две квартиры в жилом массиве неподалеку от объекта. И погибли во время ночного авиаудара, превратившего массив в руины. Но не все... Кто-то уцелел и забрал преобразователи. Украл из колоды генерала Кравцова козырную карту. И теперь придется блефовать...
        Он сказал еще несколько слов в микрофон - отдал команду на начало блефа.
        2. Правосудие эконом-класса
        Интересно, где они берут лампы накаливания? Рыскают по антикварным салонам? Или экономно расходуют госрезерв, сохранившийся с давних-давних времен? А может быть, у ОКР имеется небольшая стеклодувная мастерская, производящая ограниченные партии?
        Лампы, направленные с трех сторон, слепили. Лампы заставляли обливаться потом. Меня слепили и меня заставляли, мои визави в количестве трех человек сидели на другом конце обширного стола вполне комфортно. Так и задумано. Так и должно быть в трибунале...
        Трибунал заседал неформальный, иногда называемый "черным": никакой защиты, даже самой номинальной, обвиняемому не полагалось. И протоколы никакие не велись - потом начальство просмотрит запись из "балалайки" председательствующего, и на том все закончится. Но приговоры черный трибунал выносит вполне действенные. Вернее, один и тот же приговор по всем делам, другие попросту не предусматриваются...
        Председательствовал подполковник Нехлюдов, он же по совместительству исполнял роль обвинителя. В роли заседателей выступали два незнакомых мне офицера. Вот и весь суд, ни секретаря, ни защитника, про публику и говорить не приходится... Возможно, имелись в наличии исполнители приговоров, но они оставались где-то за кадром.
        Обвинение состояло из трех пунктов.
        Во-первых, капитан ОКР Руслан Дашкевич обвинялся в неумелом и небрежном руководстве ротой "Гамма-7" батальона "Гамма" Третьей дивизии особого назначения ОКР в ходе проведения операции "Парма", что привело к неоправданной гибели почти всего личного состава означенной роты и потере приданной роте техники (десантного вертолета "Иволга").
        Во-вторых, капитана обвиняли в халатном отношении к захваченным трофеям стратегической важности, выразившемся в недостаточной их охране и повлекшем утрату означенных трофеев.
        Ну, и в-третьих, до кучи, мне пришили пособничество в дезертирстве сержанта Багирова, не вернувшегося из окружавшей Печору лесотундры... Последнее обвинение было полным бредом, такие бойцы, как Баг, не дезертируют, попросту не умеют, устроены иначе. Наверняка сержант уже мертв, и Нехлюдов понимал это не хуже меня.
        Впрочем, первых двух пунктов с лихвой хватало для вынесения приговора. И дальнейшие излияния Нехлюдова, зачитывающего обвинение, я слушал лишь из любопытства: что еще припомнит мне подполковник. Обвинит ли в нецензурном, порочащем честь и достоинство, оскорблении офицера, старшего по званию и должности?
        Не обвинил. И на том спасибо.
        Закончив прокурорскую речь, Нехлюдов немедленно вернулся в ипостась председателя трибунала и поинтересовался, что я могу сказать в свое оправдание. В тоне его ясно слышалось: что бы я ни сказал, все равно не оправдаюсь.
        В принципе, если отвлечься от того факта, что речь шла о моей судьбе, подполковник прав. То, что для выполнения поставленной задачи сил и средств явно не хватало, - не оправдание. У нас по-другому не бывает... Извернись, сделай невозможное, прыгни выше головы, но выполни невыполнимый в принципе приказ - или сдохни.
        Не сдох, уж извините. Вроде и не прятался за спинами парней, однако опять не получил ни царапины. Такое вот цыганское счастье... Парадокс: погиб бы под развалинами "консерватории" - орденок посмертно и торжественные похороны, остался жив - черный трибунал.
        И никого не волнует, что десантные вертолеты не посылают без прикрытия к объектам с действующей, не подавленной системой ПВО. И то, что десантура с легким стрелковым даже теоретически не может остановить "самураи", а мы остановили, - не волнует. Главная задача не выполнена - трибунал.
        Короче говоря, оправдываться я не стал. Коротко, в нескольких словах, признал свою вину. Даже не стал припоминать былые заслуги и просить о возможности искупить и смыть кровью... В обычном трибунале такое иногда помогает. Но только не в черном... Известно об этом судилище очень мало. Можно сказать, толком ничего не известно... Но один вывод из этой неизвестности сделать нетрудно: оправдательные приговоры здесь не звучат, и вообще никакие не звучат, кроме смертных. В противном случае информация так или иначе просочилась бы...
        Судьи казались слегка удивленными моей покладистостью, а у меня вдруг зачесалось левое ухо, все сильнее и сильнее. Я бы плюнул на торжественность момента и почесал, терять все равно нечего, но не мог - мои запястья притягивали к подлокотникам кресла браслеты из кевлайкры, выдерживающие, навскидку, пару тонн на разрыв... А проклятое ухо чесалось все сильнее и сильнее. К чему бы? Может быть, именно туда, к уху, приставляют дуло "дыродела", когда приводят приговор в исполнение? Как именно здесь ставят точку, я не знал...
        Дело происходило в принадлежавшем ОКР особнячке в Царском Селе - пару раз мне доводилось здесь бывать, но к трибуналу те визиты отношения не имели. Двухэтажный дом, притаившийся посреди небольшого парка, забор, шлагбаум, никакой вывески. Проходя мимо и не скажешь, что принадлежит дом столь серьезной организации. Даже от деревьев в парке остались лишь пеньки, дабы не выделяться среди окружающего пейзажа, хотя кто-кто, а уж ОКР мог обеспечить топливом свой объект.
        Предназначался домик для всяких деликатных, не терпящих огласки дел. Вроде сегодняшнего. И вполне вероятно, что здесь, в подвале, оборудовано помещение с хорошей звукоизоляцией и со стенкой, не дающей рикошетов.
        Хотя возможны разные варианты... Заседание трибунала проходило в относительно небольшой комнате без окон, зато с мощной вытяжной вентиляцией. А еще имелись там два небольших зарешеченных отверстия в стене, при помощи которых легко и просто превратить комнатушку в газовую камеру. И если вокруг двери есть уплотнительная прокладка... Но дверь с места подсудимого я толком разглядеть не мог.
        Впрочем, что ломать голову... Скоро все узнаю.
        Трибунал не совещался. Вообще никак - ни в моем присутствии, ни удалившись приличия ради в совещательную комнату... Все решено заранее. Непонятно, зачем при таком раскладе собирать тройку, отрывать людей от дел? Хватило бы одного Нехлюдова.
        Даже на чтении приговора они сэкономили... Оглашен он был следующим образом: все трое поднялись, Нехлюдов достал из-под стола небольшой чемоданчик, открыл, выложил содержимое передо мной.
        На столе образовался простенький натюрморт: "дыродел", половинка бумажного листа и коротенький, сантиметра три длиной, огрызок карандаша.
        Все роли среди членов трибунала были расписаны заранее. Один из заседателей - майор, чье имя я не знал, - тут же занялся "дыроделом": отстыковал обойму, внимательно ее осмотрел, передернул затвор, вынул из кармана один патрон, вставил в обойму, пристыковал ее на место, дослал патрон в ствол...
        Пока он все это проделывал, Нехлюдов заговорил под аккомпанемент негромкого металлического полязгивания:
        - У тебя на все пять минут. Можешь написать пару строк родителям или девушке, кому хочешь... Передадим. Официально погибнешь в бою за Печору. Все, время пошло.
        Они вышли, не глядя на меня. Дверь закрылась, лязгнули засовы... Почти сразу погасли все лампы, кроме одной, палящей-слепящей слева. Прошло еще несколько секунд, затем в подлокотниках кресла что-то щелкнуло и мои руки почувствовали свободу.
        Первым делом я подался вперед и посмотрел на дверь. Ее огибала-таки по периметру резиновая уплотнительная прокладка. Все понятно. Если у клиента не хватает духа самому поставить точку, то в комнату никто не входит, чтобы не подвернуться под выстрел из "дыродела" с одним патроном... Пускают газ, и наверняка не усыпляющий, боевой.
        Я взял карандаш, машинально нарисовал на бумаге палочку, рядом другую. Соединил их третьей, получилось нечто вроде буквы "П"... Затем скомкал бумагу.
        Пять минут - большой срок. Можно вспомнить всю свою жизнь и пожалеть о впустую растраченных годах... Мне вся жизнь не вспоминалась. Я вспомнил "чернобурку", известную под прозвищем Артистка. Как живая предстала перед мысленным взором: невысокая, смуглая, раскосая, прямо-таки обязанная быть жгучей брюнеткой, однако упорно красящая свой короткий "ежик" в ярко-рыжий цвет...
        3. Там на неведомых дорожках...
        Растительность здешняя ну никак не подходила для лесотундры. Не кусты, но и травой не назовешь: сочные, буровато-багровые стебли в рост человека, без листьев. Странным растениям - если бы все странности с них начались и ими же закончились - Алька, наверное, не удивился бы.
        Много странной, невиданной флоры и фауны появилось за последние годы... Еще в бытность Альки в Заплюсье живший неподалеку рыбак Ибрагим дивился: неправильные какие-то рыбы заходят по весне с Балтики. Вроде на угрей похожи немного - длинные, змееобразные - но пасть совсем другая, здоровенная, зубы чисто собачьи. И ловить таких рыбешек приходится с большой осторожностью, бросаются на все живое - даже вытащенные в лодку, норовят оторвать, откусить кусок плоти... Однако вполне съедобные, даже вкусные.
        Да и на суше странные животные встречались. И растения, никем и никогда не виданные. Многие грешили на радиацию - из-за нее, дескать, расплодились мутанты. Алька таким домыслам не верил. Все-таки он в школе специализировался по биологии, собирался поступать на биофак... Естественная мутация дело долгое, какая бы радиация ее ни подстегивала. У сильно облученных особей, конечно, может появиться потомство с самыми разными отклонениями, но это не новый вид - выродки, нежизнеспособные и к дальнейшему размножению непригодные. Много поколений должно смениться, чтобы угри мутировали в зубастых рыб, попадавшихся Ибрагиму.
        Легче было поверить в другую версию, обвинявшую во всех природных странностях генетиков-вредителей. Проще говоря - Мутабор. Наплодили, мол, в своих тайных лабораториях всякой нечисти и выпустили в леса, моря и реки. Раньше потихоньку выпускали, осторожно, с оглядкой. Но когда люди разобрались, что к чему, когда покатилась по всему миру волна погромов, направленных против проклятых колдунов, - те как с цепи сорвались, все свои приберегаемые на черный день злокозненные разработки в ход пустили.
        В общем, странным багровым растениям Алька не удивился бы. Даже тому не удивился бы, как вспыхнули они, едва Командир поднес к наломанной куче стеблей зажигалку - мгновенно, словно основой их обильного сока была вовсе не вода, а весьма горючая жидкость...
        Но здесь все было не так. Неправильно.
        Воздух - не тот. Тягучий, плотный, с усилием проникавший в легкие. Казалось, и не воздух это вовсе - какой-то прозрачный кисель, причем весьма питательный. Голод Алька совершенно не ощущал, хотя поесть в последний раз довелось давненько. Наоборот, чувствовался прилив сил, легкость какая-то во всем теле и даже голова слегка кружилась, будто кто-то подмешал в тот кисель алкоголя...
        Земля под ногами - не та. Даже и не земля вовсе, сплошной камень, но пористый, как пемза, и легкий, с почти невесомыми обломками. Багровые растения росли на этом как бы камне обильно, словно на самом тучном черноземе.
        Кроме того, здесь нечто странное творилось со временем суток. По ощущениям Альки, на протоптанную среди багровых зарослей тропу они вышли часов двенадцать назад или десять, никак не ранее. Вышли в сумерках. И все это время сумерки тянулись и тянулись... Полумрак, видимость метров тридцать и никаких признаков, что хоть когда-нибудь наступит рассвет или стемнеет окончательно.
        Такое вот место... Не думал, не гадал Алька, что угодит сюда с берега Печоры, от катера, захваченного сепаратистами.
        ...Их было на катере и вокруг человек двадцать пять или около того, но уж не меньше двух десятков. В униформе армии мятежников лишь трое или четверо, остальные кто в чем и с самым разным оружием. Может, то были дезертиры, решившие, что жить в своей республике, да еще богатой нефтью, хорошо, но умирать за нее смысла нет. Беглецы с поля боя, уносящие ноги куда подальше и получившие вдруг подарок судьбы - катер, способный принять на борт всю компанию.
        Но более вероятно, что довелось столкнуться с одним из отрядов береговой обороны. На такую мысль наводил скутер-"водомерка", стоявший неподалеку от катера и украшенный флагом самозваной республики, намалеванным на борту. Аппарат небольшой, прогулочный, трехместный... Всех сепаратистов он доставить сюда не мог. Зато вполне мог патрулировать берег, даже во время ледохода, поскольку такой тип судов легко скользит не только над водой - и надо льдом, и над ровным берегом... Скутер, судя по всему, именно патрулировал, когда экипаж обнаружил катер и вызвал подкрепление...
        Как ни странно, при виде сепов Алька даже обрадовался. Не самим вооруженным врагам, разумеется, - реакции на них "выдр" и их командира. Подозрения оказались напрасными, никакого отношения к мятежникам разведгруппа не имела.
        Атака "выдр" - на это стоило посмотреть. Поучиться... Алька, залегший на берегу неподалеку от командира, смотреть-то смотрел, во все глаза, но научиться такому? С тем же успехом можно попробовать научиться летать, наблюдая за полетом птицы.
        Хотя ничего нового в смысле тактики "выдры" не продемонстрировали. Приближались к катеру впятером, перебежками: двое бегут, трое прикрывают их огнем, затем пара и тройка меняются ролями... Лишь бежали они с непредставимой для нормального человека скоростью и стреляли удивительно точно: ни одна из коротеньких, на три патрона, очередей не ушла в пустоту. И, как показалось Альке, ни одна пуля не зацепила катер.
        Мятежники не сразу поняли, что происходит. Многие вообще не поняли и никогда уже не поймут, по крайней мере на этом свете... Выстрел из "скорпиона" с глушителем не громче хлопка ладоней: стояли люди на берегу, и сидели на палубе катера, и ковырялись в двигателе, откинув кожух... И вдруг стали падать. Мертвые. Даже те, кто носил бронежилеты, теоретически непробиваемые для крохотных пулек, - выстрелы с исключительной точностью поражали незащищенные участки тела. Словно стреляли не люди, но автоматические прицелы, управляемые электроникой, неспособной ошибаться. Впрочем, отчасти так оно и было.
        Алька двигающихся "выдр" видел, но лишь потому, что наблюдал за ними с самого начала, не отрывая взгляда. Сепам же разглядеть смутные, стремительно мелькающие фигуры было значительно труднее, включенная в боевой режим "саранча" мгновенно меняла окраску, сливаясь с окружающей местностью.
        Атака длилась секунд пятнадцать, не дольше. Именно столько "выдрам" понадобилось, чтобы преодолеть сотню метров, отделявшую их от катера. И не просто преодолеть, но и перестрелять всех мятежников, находившихся на виду.
        Кто-то, без сомнения, находился и внутри - две смазанные тени метнулись в люк, из катера донесся звук выстрела, одного-единственного, один из сепов успел-таки пустить в ход оружие. Звуки "скорпионов" не были слышны на таком расстоянии, либо "выдры" в тесноте помещений предпочли не стрелять и сделали свое дело ножами, а то и голыми руками...
        "Все кончено, - подумал Алька. - Легко и просто, как в стереобоевике. Хотя нет, в боевиках так просто не бывает, там перед неизбежным хеппи-эндом надо расстрелять все отпущенные на съемку запасы холостых патронов, а главный герой обязан повергнуть главного злодея в рукопашной схватке один на один..."
        Он ошибался, кончилось не все... И понял свою ошибку Алька уже в следующую секунду, когда ожила "водомерка" - казалось, пустая, ни одного человека под прозрачным колпаком кабины вроде бы не виднелось... Наверное, кто-то из ее экипажа решил вздремнуть после ночного патрулирования или же, согнувшись, копался в моторном отсеке и оставался невидимым для взгляда снаружи. Как бы то ни было, паучьи лапы "водомерки" пришли в движение, замелькали все быстрее и быстрее, она заскользила по песку, выскочила на плывущий лед, помчалась по нему, стремительно набирая скорость и перескакивая чистые разводья.
        "Выдры", оставшиеся снаружи катера, отреагировали мгновенно. Ударили в три ствола по скутеру. Не промахнулись, конечно же, но теперь пилота прикрывал двигатель и даже феноменальная меткость не могла помочь стрелкам прострелить массивный металл.
        Самый обычный "ревун" без труда пресек бы бегство, но на катере ни "ревуна", ни чего-либо еще, похожего на вооружение, не имелось. По крайней мере снаружи.
        А затем выяснилось, что пилот "водомерки" спасаться бегством не намерен. Его машина описала широкую дугу над льдинами, развернулась и понеслась обратно. Прямиком к катеру.
        Все произошло очень быстро, еще быстрее, чем при атаке "выдр". Пули ударяли в несущийся над рекой скутер, прозрачный колпак быстро стал непрозрачным, серым от множества мелких трещин, обрамлявших пулевые отверстия. Жив или нет пилот, Алька уже не мог разглядеть. Зато хорошо видел, что стрельба по двигателю кое-какие результаты принесла - за машиной тянулась струйка белого дыма или пара.
        Но на ходовых качествах "водомерки" полученные повреждения никак не сказывались. На полной скорости она врезалась в борт катера... Огненный столб поднялся над берегом Печоры, почва содрогнулась. С неба посыпались обломки, какая-то перекрученная опаленная железяка воткнулась в мох в нескольких шагах от Альки.
        Не стало катера. Не стало "водомерки". Не стало людей - живых и мертвых. Лишь покореженные обломки на краю воронки...
        Командир "выдр" поднялся на ноги, постоял, разглядывая то, что совсем недавно было катером. Алька ждал, что он устремится туда - вдруг кто-то из бойцов уцелел, лишь отброшенный взрывом? Не устремился. Вернулся к команде носильщиков, остававшейся под охраной и наблюдением последнего бойца. Тот, надо заметить, на гибель товарищей никак не отреагировал. Вообще. Даже голову не повернул на звук близкого взрыва... Да что же они за люди такие?! Не люди, генавры... В страшноватых существ их превратили игры с генами...
        Командир сказал, обращаясь ко всем:
        - Надо уходить отсюда. Разбирайте груз.
        И они ушли и оказались на странной тропе, идущей по странным местам. Но прежде случилось то, чего стоило ожидать. То, что обычно и происходит с капитанами, лишившимися корабля.
        Бунт команды.
        4. Игра по всем правилам - 2
        - Скажите, сколько плазменных преобразователей имели на борту ваши машины? - спросил полковник Славута, показав на вертолеты.
        Представитель "Науком" немедленно продемонстрировал, что искусство уклончивых ответов на прямые вопросы ему тоже знакомо:
        - В штатную комплектацию входит один преобразователь. При дальних одиночных вылетах на борту может находиться еще один, запасной.
        - Как я понял, инцидент произошел во время стандартного патрулирования. То есть два вертолета - два преобразователя, ничего лишнего. Так?
        - Станцию они покинули именно в такой комплектации. О дальнейшем, как вы понимаете, я не осведомлен.
        Представитель вновь полез в свою папку, порылся там и извлек еще несколько бумаг, протянул Славуте:
        - Вот копии полетных формуляров на эти две машины, в них имеются записи о предполетном осмотре в день вылета на патрулирование.
        Кравцов подумал: "А вот взять тебя за белы ручки, да заломить их за спину, да порыться в твоей папочке... Наверняка ведь там нет копий формуляров на другие пропавшие вертолеты, перечисленные в списке, лишь на эти два..."
        Нельзя... У дипломатических игр другие правила.
        Полковник формулярами не заинтересовался, и представитель, повертев их в руках, вернул бумаги в папку.
        - Вместе с вертолетами мы захватили не два, а десять преобразователей, - сказал Славута. - Не могли бы вы объяснить, как такое могло случиться? "Науком", как известно, монополист в области новой энергии.
        Представитель поскреб затылок, словно и вправду напряженно размышлял над вопросом. Затем поинтересовался:
        - Я могу их увидеть? В смысле преобразователи?
        - Да, конечно же.
        Полковник сделал знак одному из десантников, маячивших у входа в ангар. Десантник козырнул и вышел.
        Генерал Кравцов в последнюю минуту разговора внимательнейшим образом следил за руками представителя - установленные в ангаре камеры позволяли наблюдать за собеседниками с самых разных ракурсов. И генералу показалось, что рука непроизвольным жестом потянулась к застежке папки. Он включил на другом экране повтор этого момента, все равно в ангаре ничего интересного пока не происходило.
        Так и есть... Наверняка заготовлена еще одна бумажка. Например, список имущества, исчезнувшего со складов "Науком" во время приснопамятного штурма Станции. Или похищенного при нападениях на грузовые экспрессы на Северной магистрали... В любом случае, там числятся всплывшие в Печоре преобразователи, с заводскими номерами и датами выпуска, все честь по чести, не подкопаешься.
        Вернулся десантник, протянул небольшой плоский предмет Славуте, а полковник - представителю.
        - Что это? - удивился тот.
        - Здесь запись, демонстрирующая, как были захвачены в Печоре преобразователи.
        - Э-э-э... Я как бы надеялся увидеть их живьем...
        - По техническим причинам это невозможно, - отрезал полковник.
        - Что за причины?
        - Я не уполномочен их разглашать.
        Выражение лица представитель контролировал значительно лучше, чем движения рук. По крайней мере генерал не смог понять, какие эмоции вызвало известие, что изучать захваченные преобразователи не придется. Но трехминутный фильм, смонтированный из записей нескольких "балалаек", человек с папкой смотрел очень внимательно.
        - Да, в одном контейнере находились два предмета, внешне напоминающие преобразователи, - заявил он по окончании просмотра. - Что в остальных, из этой записи не понять. Вполне возможно, что ваши сепаратисты хранили снятые с вертолетов преобразователи отдельно, а остальные контейнеры пусты. А на производство подобных металлических емкостей монополии у "Науком" нет.
        Генерал вздохнул и выключил трансляцию из ангара...
        Торг с "Науком" еще предстоит - за то, чтобы информация о вертолетах, поданная нужным образом, не просочилась в мировые СМИ. Но торговаться придется не с этой пешкой...
        А сейчас больше ничего интересного не прозвучит. Славута и Гольц попробуют что-то сделать, но эту партию уже не выиграть - козырной туз украден из генеральского рукава...
        Имелся, впрочем, еще один козырь - Мангуст догадался снять с вертолетов навигационные блоки до того, как обе машины попали под удар индукционного излучателя. В памяти блоков сохранилась информация обо всех полетах за последние семьдесят суток. Вернее, в памяти одного блока - грузовой вертолет, как выяснилось, простоял почти весь этот срок в ангаре, лишь раз поднявшись в воздух. Зато второй летал более чем активно...
        Но этот козырь выкладывать на стол не время. Если в "Науком" осведомлены о том, чем здесь занимались их вертушки - пусть остаются в неведении, что этой информацией располагает и ОКР (навигационные блоки сейчас стояли на своих законных местах, в чем мог убедиться представитель, но превратились в мертвое железо после дополнительного индукционного удара). Если не осведомлены, то тем более ни к чему давать заклятым друзьям пищу для размышлений.
        А поразмыслить было о чем... Генерал нажал клавишу, и на экране возникла достаточно схематичная карта севера России. По карте тянулись синие линии - траектории полетов "Пчелы" с плазменным преобразователем - и складывались в достаточно замысловатую фигуру.
        Центром фигуры была столица Печорской республики, от нее линии тянулись к красным кружочкам, бессистемно разбросанным по карте. Летал вертолет и относительно близко, в границах территории, контролируемой сепаратистами, и далеко за ее пределы. Некоторые линии тянулись на Приполярный Урал, некоторые за него, к устью Лены. Несколько рейсов на Ямал, а два и вовсе на дальний Север... На территорию, где действовала федеральная ПВО, ни одного полета не состоялось.
        Картина складывалась однозначная - легкий разведывательный вертолет что-то ищет, а большой грузовой стоит наготове, дожидаясь, когда поиски увенчаются успехом. Планировалось вывезти на нем находку? Или, наоборот, доставить к ней какое-то оборудование? Загадка...
        Почти все кружки, изображенные на карте, удалось идентифицировать. Интересный список получился... На некоторые объекты генерал сразу же сделал стойку. Например, на базу стратегических ракет, расположенную в Ямбурге-27. База давно заброшена, ракеты и боеголовки вывезены, но кое-что интересное могло сохраниться...
        Еще одна цель полета - небольшой уральский поселок, тоже позаброшенный, не имевший даже названия (как-то жители, надо полагать, в свое время его называли, но в документах сохранилось лишь наименование "объект 803"). Поселок существовал при шахте, добывающей монацит - руду, содержащую цезий, торий и редкоземельные металлы: скандий, иттрий, лантан...
        Объект секретный и стратегический: без цезия невозможно создание современных космических двигателей, мощных боевых лазеров и многого другого. Скандий и лантан необходимы для субъядерных бомб, металл-актиноид торий активнейшим образом используется в атомной энергетике... Не важно, что пласты руды давно истощились, добыча прекращена и шахта законсервирована - все равно секретный объект, в туристские путеводители не внесенный.
        И еще шесть или семь похожих точек, или принадлежавших некогда военным, или связанных с оборонной промышленностью.
        Но остальные пункты назначения ни с чем секретным увязать не получалось. Другие заброшенные шахты, где добывались вполне мирные ископаемые. Огромное нефтехранилище, что начали строить для ямальской нефти, да так и не закончили... Знаменитая "дорога-призрак" - недостроенная железка, протянувшаяся из ниоткуда в никуда по салехардской тундре, зачем-то "Пчела" пролетела вдоль нее, старательно повторяя все изгибы... Метеостанция в Пыть-Яхе, не функционировавшая уже век с лишним...
        Генерал поднес палец к экрану, нашел на высветившемся меню нужную опцию. Карта изменилась, теперь она отображала полеты за последний месяц. Синяя фигура не просто уменьшилась в размерах - теперь все линии тянулись к верхнему краю карты, к северу. Полеты в других направлениях прекратились. Словно люди, искавшие до того наобум, определились наконец с направлением поисков.
        Еще одно движение пальца - и на карте остались полеты в последние десять дней, предшествующих падению Печорской республики. Всего две синие линии, и обе к Новой Земле. Одна обычная: рейс туда, приземление, через несколько часов - рейс обратно. Зато другая имела продолжение к Земле Франца-Иосифа, и это продолжение отдаленно напоминало цветок, нарисованный ребенком, впервые взявшим в руку карандаш - тонкий стебелек, а на нем венчик из лепестков разной формы и разного размера... Короткие (более ранние) лепестки пролегали над землей, длинные уходили в океан... Вертолет покружил над островом Рудольфа, над другими островами архипелага, затем начал кружить надо льдами, время от времени возвращаясь на остров Рудольфа, - не для заправки, разумеется, какая, к чертям, заправка с почти вечным двигателем... Для отдыха экипажа. На этой же схеме появилась еще одна линия, зеленая, - единственный за отчетный период рейс грузовой "Тамани", та совершила беспосадочный полет по траектории, напоминавшей неправильную окружность радиусом около ста пятидесяти километров, и снова приземлилась в Печоре.
        Генерал Кравцов понимал последнюю схему следующим образом: поиски увенчались успехом, после чего последовал пробный полет долго стоявшей без дела грузовой вертушки. Достаточно логично, если учесть, что ей предстояло преодолеть несколько тысяч километров, причем в местах, где помощь в ремонте могут оказать лишь белые медведи... Испытание завершилось успешно, и тогда... И тогда с неба обрушились ракеты и бомбы, а следом и десантники, - и все планы накрылись медным тазом.
        Картину поисков генерал представлял достаточно отчетливо, не знал лишь самого главного: кто искал, что искал и зачем искал.
        Допустим, в Печоре обосновалась и вела поиски команда со Станции... Или наемники, которым доверяли настолько, что снабдили самой новейшей техникой... Судя по всему, что сказал и сделал сегодня представитель "Науком", - более чем вероятное допущение.
        Но объект поисков вычислить значительно труднее...
        Вариант: искали клад. Судя по размаху поисков, не какой-нибудь заурядный горшочек с золотыми червонцами, зарытый богачом-скопидомом. Клад громадный, спрятанный людьми, имевшими государственную власть - и вскоре эту власть потерявшими, а вполне возможно, вместе с нею и свою жизнь... Например, золотой запас Российской империи, неизвестно куда запрятанный верховным правителем Колчаком. Или не менее загадочно канувшее золото партии...
        Вариант номер два: цель поисков - нечто, сохранившееся с былых времен, куда более изобильных на ресурсы. Нечто, не казавшееся в те времена чересчур ценным - оставленное на хранение на законсервированном объекте и позабытое... А теперь пресловутое нечто неизмеримо выросло в цене и стало главным призом в очень рискованной игре. Самое смешное, что генерал Кравцов, сам не ведая того, может владеть информацией об этом призе... Легко и просто: где-то в бескрайних архивах лежит в пожелтевшей папке документ, информирующий: изделие № 8509/117-а оставлено на длительное хранение на объекте № 114 МО. Но попробуй найди этот документ, не зная толком, что ищешь.
        Варианты логичные, да только с ними никак не стыкуется заключительный этап поисковой операции. Потому что никто в здравом уме не станет прятать непредставимой ценности клад среди дрейфующих льдов. Что можно искать во льдах? Да мало ли что... Рухнувший стратоплан, например, с чем-то очень ценным на борту. Или даже космический аппарат... Но вот беда, и стратопланы, и орбитальные челноки рушатся с небес совершенно бессистемно, не выбирая точку на карте, в которой расположена секретная шахта или заброшенная пусковая позиция баллистических ракет.
        Можно, конечно, предположить, что существовало сразу две цели поисков. Но генералу Кравцову не нравилось такое предположение. Слишком уж тщательно и целенаправленно искали, чтобы вдруг все бросить и переключиться на другой объект. Разве что стряслась неожиданность, заставившая все бросить... Он проверил: никакие авиационные или космические катастрофы в мае и в начале июня над арктическим бассейном не зафиксированы.
        Генерал увеличил масштаб, долго всматривался в пролегшую надо льдами синюю петлю - последний по времени полет "Пчелы", если не считать обратный путь в Печору. Хоть бы какая-то зацепка... Подводная буровая, или островок среди льдов, пусть совсем недавно появившийся в результате вулканических процессов... Хотя на недавно образовавшемся острове какие уж древние клады... Но островов на трассе полета не было никаких, ни старых, ни новых. И канувшие в Катаклизме буровые располагались совсем в иных районах. Все эти объекты были нанесены на карту, светящуюся на экране, но располагались вдали от трассы полета. Но мысль о вновь появившихся островах не оставляла генерала, было в ней какое-то рациональное зерно, какая-то зацепка...
        Негромко мяукнул коммуникатор. Генерал, занятый своими размышлениями, две или три секунды игнорировал вызов, потом нажал на клавишу ответа. Молча выслушал доклад, произнеся по завершении его лишь два слова:
        - Я понял.
        Надо было отправляться в Петербург, генеральский "гриф" и истребители эскорта стояли на взлетной полосе, готовые к вылету. Кравцов вынул из разъема компьютера чип, карта на экране начала меркнуть. Пропали трассы полетов и контуры Земли Франца-Иосифа, окружающие архипелаг льды стали из белых серыми и постепенно слились с фоном экрана... По какой-то неведомой компьютерной причине дольше всего оставались видны вновь образовавшиеся острова - золотистыми пятнышками мерцали поверх возникшей заставки, пока генерал стирал из памяти все свои рабочие файлы. Потом исчезли и они.
        Исчезнувшие острова...
        Кравцов, шагнувший было к двери, вернулся к столу. По защищенному каналу связался с "Дмитрием Донским", приказал референту:
        - Немедленно подготовить мне всю информацию по флобергам. Историю вопроса и современное положение дел. В бумажном виде, без копирования на электронные носители. Срок четыре часа.
        - Виноват, господин генерал-полковник... Но что такое флоберги?
        - В энциклопедии посмотришь, недоучка, - ледяным тоном произнес Кравцов.
        5. Театр теней: бенефис Мангуста
        Подполковник Нехлюдов смотрел на дверь не отрываясь. Сделана она была из матового полупрозрачного пластика, пуленепробиваемого. Горевшая внутри мощная лампа, почти прожектор, направляла свои лучи прямо на дверь - стол, кресло и сидевший в нем человек проецировались в виде четких теней, позволяющих рассмотреть малейшее движение осужденного.
        Подполковник знал, почему систему наблюдения устроили именно таким образом, демонтировав штатную камеру и экран. Нервы сдают. Не у приговоренного, естественно... Вернее, у него тоже, но на данном этапе это никого не волнует. Нервные срывы случались у наблюдавших. Не так-то просто разглядывать в мельчайших подробностях, как проводит последние пять минут жизни вчерашний боевой товарищ. С каким лицом он пишет записку, с каким берется за "дыродел"... Или не берется... Или берется, но так и не решается нажать на спуск... Или решается, но неудачный выстрел вместо быстрой и легкой смерти приводит к мучительной агонии... Даже если все происходит удачно, созерцание именно этой быстрой смерти душевному спокойствию не способствует; кто считает иначе, тот никогда не видел мозги, вылетевшие из головы и медленно сползающие по стенке.
        Тяжко наблюдать за такими зрелищами господам офицерам, знающим, что от ошибок и провалов никто не застрахован и у всякого в их конторе имеется шанс оказаться там, в кресле, под слепящей и палящей лампой.
        А солдатам эту обязанность не перепоручить. Не положено. Испокон веку приговоры офицерам в российской армии приводили в исполнение лишь офицеры. Рядовой не может и не должен направлять оружие на своего командира. Даже на проштрафившегося. Даже на осужденного. Ни к чему закреплять неправильные рефлексы.
        Выход - применить мощную лампу и полупрозрачную дверь - не так давно подсказали штатные психологи ОКР. Они, психологи, зачастую выдают заумные рекомендации, бесконечно далекие от реальной жизни. Но в данном случае угодили в десятку. "Театр теней" надежно страховал от неожиданностей и в то же время избавлял от неприглядного натурализма. Придавал трагедии вид спектакля. Не человек подносил к виску пистолет - на матовом фоне совмещались два черных силуэта. У подполковника Нехлюдова нынешнее заседание трибунала стало уже четвертым после демонтажа камеры и экрана - и три предыдущих прошли на удивление легко, без прежнего отходняка. Сон здоровый, аппетит нормальный... Правда, выдаваемый для снятия стресса литр спирта "тройка" все равно употребляла в тот же вечер. Традиция...
        Черный силуэт "дыродела" приблизился к силуэту головы, коснулся виска. Подполковник Нехлюдов поднес руку к тумблеру, блокировавшему подачу газа - включалась та автоматически, когда таймер отсчитывал пять минут. Тоже небольшой психологический трюк: убивать собственноручно исполнителям не приходилось, все проделывал или сам осужденный, или бездушная автоматика...
        Выстрел не прозвучал. Рука с "дыроделом" опустилась, пропала из вида для наблюдателей, скрытая тенью стола. Нехлюдов нервно побарабанил пальцами по пульту.
        Тридцать одна секунда... тридцать... двадцать девять... "Дыродел" вновь поднялся, теперь под несколько иным углом, коснулся силуэта головы. Отбрасываемая стволом тень стала значительно короче, - вложил дуло в рот, догадался подполковник, оно и правильно, так надежнее.
        Выстрел. Силуэт человека мотнулся назад, вжался в спинку кресла, затем медленно сполз набок. Само кресло устояло, намертво привинченное к полу.
        Нехлюдов посмотрел на Суркиса, полного и одышливого капитана медицинской службы. Тот должен был зафиксировать смерть - визуально, а при каких-либо сомнениях войти и убедиться лично.
        - Остывает, - сказал Суркис, явно не намереваясь лишний раз отрывать свой необъятный зад от стула. - Я видел, как мозги полетели.
        Нехлюдов кивнул, он тоже успел разглядеть нечто, стремительно мелькнувшее, вылетевшее из затылка.
        Тумблер щелкнул, заблокировав подающие газ клапаны. Еще один щелчок - и матовый экран двери погас. Спектакль театра теней закончен, о следующем представлении будет объявлено дополнительно.
        - Закуску прихватили? - спросил Нехлюдов, эта часть ритуала входила в обязанности заседателей.
        - Есть маленько, - откликнулся майор. - Пошли, помянем раба божьего... как он там... ладно, не важно...
        - По сто грамм, не больше, - строго сказал Нехлюдов. - Через час еще одно заседание.
        И они пошли поминать.
        6. Что мне в имени твоем?
        - Надо уходить отсюда, - сказал командир "выдр", закинув автомат за спину. - Как можно дальше и быстрее.
        Но команда подневольных носильщиков не спешила браться за опостылевшую ношу. Троица в черных бушлатах обменялась быстрыми взглядами. Соотношение сил изменилось - два ствола все-таки не семь, и лагерники почуяли свой шанс.
        - Погодь, погодь, начальник... - заговорил один из чернобушлатников, рослый, с приметной татуировкой на бритом черепе: багровый орел терзал когтями и клювом человечка, маленького и скрюченного.
        "Орел" продолжил нарочито спокойным тоном:
        - Ты нам что обещал, начальник? С кичи нас вынешь, а мы жестянки твои до реки допрем и ты нас отпускаешь, так? Вот река, вот жестянки. Давай-ка по новой договариваться. Ты нас тут хоть всех перестреляй - вдвоем вам их не снести, пупки развяжутся. А нам за новую пахоту новый калым причитается, так?
        Ни о чем договариваться он не собирался, все мирно звучавшие слова служили лишь для отвлечения внимания. Приближался к командиру "выдр" неторопливо, вроде бы без намека на угрозу, но Альке совершенно не понравилось, как он держит правую руку, прикрывая ее корпусом. Что-то таилось в рукаве, нож или заточка, и "орел" придерживал пальцами рукоять... Лагерники - те, кому их статус в блатной иерархии дозволяет иметь такие игрушки, - владеют холодным оружием мастерски, времени для тренировок у них предостаточно.
        Остальные пленники тоже пришли в движение, подтянулись поближе. Второй чернобушлатник явно пытался зайти командиру "выдр" за спину. Третий и парень, смахивающий на дезертира, приблизились к последнему бойцу. Остальные, похоже, в заговоре не участвовали, просто заинтересовались разговором, напрямую их касающимся.
        Алька напрягся, готовясь к прыжку. Цель у него была одна: прикрыть Настену, вытащить ее с линии огня. Лагерники плохо представляют, кто такие "выдры" и как быстры они в бою, даже наблюдавшаяся атака катера ничему не научила чернобушлатных придурков. Не понимают, что о каком-то эффекте внезапности говорить смысла нет, имея дело с противником, скорость реакции которого многократно увеличена генными изменениями. Не понимают того, что в сущности они уже стали мертвецами, стали в тот момент, когда решились напасть...
        Однако шальная пуля на то и шальная, своих и чужих не различает... Настену надо спасти. Пусть она какая-то странная, пусть не узнает Альку - от пуль он ее убережет. А потом уж разберется, что происходит с девушкой.
        Начать первыми лагерники не успели. И Алька, готовый к прыжку и внимательно наблюдавший за "орлом", тоже ничего не успел.
        Несколько негромких выстрелов слились в один звук - и все закончилось, не начавшись. "Орел" стоял, как стоял, и лишь во лбу у него появились два крохотных отверстия, словно проколотые шилом...
        Пульки у спецназовского "скорпиона" маленькие, иглоподобные, калибра
3,7 миллиметра, пробивная сила у них большая за счет высокой скорости, но останавливающее действие ничтожное, - не откидывают подстреленного назад, как массивные пули, выпущенные из армейского автомата или из "дыродела".
        "Орел" стоял. Сердце у него сокращалось, и легкие исправно поставляли в кровь кислород, и все прочие органы нормально функционировали, - но человек был мертв.
        Из ранок показалась кровь, поползла на лицо двумя тоненькими медлительными струйками. Казалось, что истекает кровью вытатуированная жертва вытатуированного орла (прокурор? лагерный стукач?), а не владелец татуировки.
        Затем мышцы расслабились, и убитый мягко оплыл на мох. Рядом с телом поблескивала выпавшая из руки заточка - треугольная в сечении, сделанная из напильника... И два других чернобушлатника тоже оказались на мху. Тоже мертвые.
        Одна из женщин вскрикнула. Все остальные застыли молча, как на стоп-кадре, не понимая, что можно и нужно сделать.
        Позже, анализируя произошедшее, Алька понял, что последний уцелевший "выдра" не стрелял. Все сделал командир - три коротенькие очереди в разные стороны. Три трупа. Только что "скорпион" висел за спиной, а теперь неуловимо для глаза оказался в руке командира. И цилиндрики гильз поблескивали под его ногами.
        Увенчанное глушителем дуло "скорпиона" медленно, неторопливо повернулось в сторону парня в униформе с сорванными знаками различия. Тот стоял в нелепой позе, слегка присев, согнув ноги в коленях, словно собирался прыгнуть - а вдруг оказалось, что некуда и незачем.
        Вступать в бой, исход которого сомнений не вызывал, тем более вступать в одиночестве, парень не решился. И не рискнул бежать, подставив спину под выстрелы. Пятился, выставив перед собой ладонь защитным жестом, споткнулся о кочку, упал...
        Глушитель "скорпиона" слегка опустился, вновь нацелившись в голову упавшего.
        У дезертира прорезался голос:
        - Не надо!!! Я ведь... я ничего... это они, они все...
        - Вставай. Берись за груз.
        Командир говорил размеренно и холодно. И на удивление спокойно, будто и не он только что застрелил троих человек.
        - Все беритесь за груз. Надо спешить.
        Спорить и возражать желающих не нашлось. Все потенциальные спорщики и возражающие лежали под ногами... Лишь один из местных осторожно спросил:
        - Куда тащить-то?
        Седой, одышливый, он и сюда-то добрался с большим трудом, сменяясь гораздо чаще прочих носильщиков.
        - На север, - коротко ответил командир.
        - И далеко?
        - К Усть-Кулому.
        - Это ж... - начал было старик и осекся, не иначе как вспомнив, чем завершился недавний диспут.
        Тяжело-тяжело вздохнул и взялся за ручку контейнера.
        Алька медлил... Где находится Усть-Кулом, он понятия не имел. Но чувствовал, что пора бы ему определиться с дальнейшими действиями. На каком основании он помогает этому странному человеку? О котором знает лишь то, что ничего не знает?
        До сих пор можно было считать с некоторой натяжкой, что рядовой Нарута - последний уцелевший боец роты "Гамма-7" - выполняет последний приказ командира: спасает трофеи от мятежников. А теперь? Ни в какой Усть-Кулом ему отправляться не приказывали...
        - Мне нужно оружие, - сказал командиру Алька. - И поговорить с вами. Иначе я никуда не пойду.
        Рисковал, конечно... Ответом вполне могла стать пуля из "скорпиона", но Алька успел сосчитать оставшихся людей и понял: даже если все они возьмутся за ношу, без подмен, все равно один контейнер придется здесь бросить. Или спрятать, или утопить в реке, не важно... Все четыре не унести. А стоит потерять еще одного носильщика - бросать придется уже ровно половину груза. Вопрос лишь в том, действительно ли так до?роги командиру преобразователи?
        - Пойдем, солдат, - кивнул командир в сторону реки. - Поищем тебе оружие. И поговорим. Остальным привал три минуты.
        Автомат, что характерно, он обратно за спину не повесил, шагал к берегу, держа его в руке. Намек на то, чем разговор может закончиться?
        - У меня приказ: охранять трофеи, - сказал Алька на ходу. - Назовите свое имя и звание и примите командование над ротой "Гамма-7". Надо мной.
        - Имя... Звание... Трофеи... - повторил командир задумчиво. - Ты не совсем понял ситуацию, солдат.
        Он остановился, повернулся к Альке, встретился с ним взглядом. Глаза у командира были серо-стальные, холодные, как стылая вода или сталь клинка.
        - О трофеях речь не идет, солдат. Это мои преобразователи. К здешним сепаратистским игрищам я отношения не имею. С ОКР и Россией не воюю. И не служу им. Здесь хранились мои вещи, и я их забрал.
        И Алька, наконец, понял, с кем имеет дело. Побоялся поверить догадке - слишком уж все удачно складывалось - и лихорадочно пытался найти изъян в своих рассуждениях. Изъяна не было. Все непонятности становились логичными и разумными.
        Командир продолжал:
        - А ты, солдат... Пленным я тебя объявить не могу, коли уж не воюю. Если хочешь, считай себя интернированным.
        - А если не хочу?
        Сейчас он скажет: тогда, солдат, считай себя мертвецом. Или ничего не скажет, вскинет автомат неуловимым для глаза движением и...
        - Ты уж определись с тем, чего хочешь, - сказал командир. - И побыстрее. Времени мало.
        Прозвучало это, как завуалированное предложение некоей сделки... Алька решил: если уж рисковать, так до конца. В конце концов с лагерниками-то командир, как выяснилось, договаривался, и нарушил договор отнюдь не он. Урки в какой-то момент посчитали, что одной свободы им мало, и решили загрести все. Может быть, именно сейчас Альке выпадает редкостный шанс и глупо им не воспользоваться. Он сказал:
        - Вы ведь со Станции, верно? Из "Науком"? Возьмите меня с собой! Меня и... и еще одного человека. А преобразователи я вам доставлю хоть в Усть-Кулом, хоть на полюс.
        Станция... Иного объяснения происходившему Алька не мог придумать. Вертолеты... Преобразователи... И "выдры" - напялить форму с их эмблемой может любой, но попробуйте-ка имитировать боевые умения! Лишь элитным бойцам СБА такое под силу.
        - А как же присяга? - поинтересовался командир.
        Алька над этим простым вопросом много думал. Перспектива становиться в восемнадцать лет клятвопреступником как-то не вдохновляла. Хотя никто его желания присягать не спрашивал - вывели на плац, сунули в одну руку автомат, в другую - текст воинской клятвы: присягай, желторотый. Но все-таки...
        Ответил он твердо и уверенно:
        - Я присягал родину защищать. От врагов. А жителей своей страны убивать не клялся.
        - Вот как... Дело твое. Однако я не со Станции. Но сотрудничаю с ними... И отвезти тебя туда смогу. Тебя и... еще одного человека.
        - Отвезти - в фильтр?
        - На Станцию - значит, на Станцию. Мимо всех фильтров. За помощь в доставке преобразователей. До... до того места, где они мне нужны. По рукам?
        - По рукам... А оружие?
        - Сам же видишь, здесь искать - только время тратить. Все обуглилось... Пошли, что-нибудь в дороге раздобудем.
        - Да что же здесь так рвануло? У вас бомба на борту хранилась?
        - Не у меня. Скутер под завязку был набит взрывчаткой. И пилот-камикадзе.
        - Настоящий камикадзе? Как в Японии?
        - Подделка... Настоящие идейными были, а эти наркотой накачаны, плюс "невынимайка" с программой самоподрыва. Их всех сегодня на берег списали, захваченные федералами дома взрывать... А этот почему-то остался. Не повезло.
        Они шагали обратно, когда Алька вспомнил, что так и не узнал имени своего нового знакомого. Вспомнил и спросил.
        - У меня нет имени, солдат, - сказал командир. - Я отрекся от него. Трижды.
        Сказал самым обыденным и заурядным тоном, словно сообщил о мелкой жизненной неприятности. О выпавшей из кармана и потерянной кредитке, например. Помолчал и добавил:
        - Называй меня, как тебе удобно.
        Алька тогда окончательно уверился, что он псих. Много чего знающий и умеющий, но псих. А еще решил звать его Командиром. Как именем собственным. Надо же как-то называть человека, от чего бы он ни отрекся...
        7. Театр теней: история бойкого трупа
        "Чернобурку" по прозвищу Артистка долго будут помнить все знавшие ее сотрудники ОКР. И не только потому, что она слыла (и была на самом деле) отъявленной нимфоманкой, рассматривавшей практически любой двуногий объект как свою законную сексуальную добычу. В конце концов, женщины с нормальной сексуальностью составляли среди "чернобурок" меньшинство, а остальные отличались или полной фригидностью, или гиперсексуальностью, или весьма странными объектами полового влечения (кудесники из "Мутабор" очень многое могли бы рассказать на сей счет, однако излишней болтливостью не страдали).
        Но Артистка в ночь путча "чернобурок" отличилась: умудрилась имитировать самоубийство на глазах у двух десятков человек - профессионалов, стреляных воробьев, неспособных купиться на дешевые трюки. Артистка стрелялась всерьез: затолкала дуло пистолета в рот, нажала на спусковой крючок, рухнула с окровавленной головой... Хуже того, многие видели - вернее, могли поклясться, что видели - осколки кости и частицы мозгового вещества, вылетевшие из затылка "чернобурки".
        И все оказалось трюком, ловким фокусом. Ювелирной точности расчет - на какой угол можно вывернуть руку, чтобы ствол со стороны казался направленным прямиком в мозг, но пуля при этом вышла через дальнюю от зрителей щеку. Ну и готовность пожертвовать тремя-четырьмя зубами и целостностью означенной щеки...
        "Покойницу" искали большими силами несколько месяцев, но так и не нашли.
        Я бы тоже не стал жадничать и пожертвовал хоть тремя зубами, хоть четырьмя... Да хоть всеми! При альтернативном варианте развития событий зубы мне все равно не пригодятся... Мертвые, как известно, не кусаются.
        Но скопировать трюк Артистки я не мог. Она стрелялась из пистолета небольшого калибра, а мне вручили "дыродел". Его ведь недаром так прозвали, дыры в организме делает еще те: во входное отверстие можно легко засунуть кулак, а в выходное - голову. Пороховые газы из крупнокалиберного патрона даже без помощи пули разнесли бы мою голову на куски.
        Пришлось импровизировать, воспользовавшись особенностями здешнего "театра теней". Ствол в рот я не вставлял, но поднес "дыродел" к голове под углом, позволяющим наблюдателям увидеть именно такую картину. И выстрелил - пуля прошла мимо щеки и уха.
        Полет моих мозгов имитировали скомканная бумага и огрызок карандаша - их я запихал в дуло "дыродела", аккуратно, не очень плотно, чтобы оружие не взорвалось в руке. Артистка, конечно же, сработала куда эффектнее и зрелищнее, но для первого раза и у меня получилось неплохо.
        После чего осталось повалиться на пол и изобразить остывающий труп.
        Свет погас. Минута сменяла минуту. Давно и не мною замечено - когда вокруг ничего не происходит, внутренние часы человека начинают давать сбои: кажется, что прошло гораздо больше времени, чем на самом деле. А здесь и сейчас абсолютно ничего не происходило, к остывающим трупам обитатели особняка проявляли поразительное равнодушие... Кое-что происходило лишь со мной: боль в левом ухе постепенно утихла, и я перестал гадать, разорвана барабанная перепонка или нет.
        В темноте и тишине в голову мне приходили разные дурные и неприятные мысли. Например, такая: вдруг здесь имеется автоматизированная система утилизации покойников? Пол провалится, и мои бренные останки отправятся в подвал, прямиком в кремационную печь.
        Бред, конечно же, - пол бетонный, холодный и жесткий, никаких намеков на потайные люки.
        Но дурные мысли упорно не желали оставить меня в покое. Следующей заявилась прямо-таки шедевральная: покойников из этой комнаты выносят лишь накануне очередного судилища. В связи с чем надо бы встать и попробовать выломать дверь...
        Поразмыслив еще, вставать и что-либо ломать я не стал, но сделал печальный вывод: в каждом из нас живет маленький внутренний паникер, в темноте набирающий силу, разрастающийся и старательно сеющий панику.
        Либо, как вариант, - суицид, даже фальшивый, крайне отрицательно сказывается на умственных способностях.
        С лязгом сработали засовы на двери, и дурные мысли испуганно отступили. Зажегся свет. Не те прожектора с лампами накаливания, что докучали мне в ходе заседания, - нормальные лампы дневного света.
        Шаги - громкие, уверенные. Так шагают люди, никаких неприятностей не ожидающие. Ну-ну...
        Вошли двое. Я специально свалился с кресла таким образом, чтобы стол не давал увидеть от двери мою голову и верхнюю часть туловища. Ни к чему с порога ошарашивать людей, пусть подойдут поближе... Но и я со своей позиции мог разглядеть лишь ноги вошедших. Ноги как ноги: высокие шнурованные ботинки, камуфляжные штанины, выше колен прикрытые оранжевыми клеенчатыми фартуками - не хотят мараться кровью и мозгами капитана Дашкевича, чистоплюи.
        Считайте меня извращенцем, но в данный момент эти две пары самых заурядных ног порадовали меня куда больше, чем могли бы порадовать загорелые и стройные ножки какой-нибудь красотки, растущие прямиком от ушей. Ботиночки на вошедших - так называемые "дикобразы", такие не только офицер не обует, но даже рядовой любой элитной части. У "манулов", например, в "дикобразах" щеголяют лишь новобранцы, не дослужившиеся до обряда посвящения...
        Ну и славно, что придется иметь дело с обслугой при трибунале, с вертухаями, пороху не нюхавшими. Вернее, конечно же, нюхавшими - в комнате после моего выстрела до сих пор стоял резкий запах пороховой гари. Но сути дела это не меняет.
        Кроме ног, я узрел и вертухайские аксессуары: рядом с одной парой "дикобразов" волочился по полу большой мешок - синий, пластиковый, с продольной застежкой-молнией. Приходилось мне грузить такие мешки, и не пустые, в "вертушки" после операций... От второй пары ног змеился за дверь гофрированный шланг.
        Возможно, именно эта сладкая парочка доставила меня сюда, усадила в кресло и приковала руки к подлокотникам. Опознать их я все равно не смог бы - путешествовал сюда в наручниках и в непрозрачном мешке на голове, а когда его сдернули, яркий свет ламп лишил меня на пару минут возможности что-либо видеть, в том числе и конвоиров, удалявшихся из "зала суда"...
        По моим расчетам, вертухаи должны были подойти поближе, обогнуть стол - и лишь затем безмерно удивиться. Но я недооценил владельцев "дикобразов", мешка и шланга. Удивляться они начали раньше, оставаясь на другой стороне стола.
        - Что за...
        Эх... Похоже, один из них, или даже оба, тоже наблюдали за "театром теней" из коридора. И видели мои мозги, летящие к стенке. Но сейчас неаппетитная кровавая клякса на стене напрочь отсутствует... Неувязочка.
        Проблема не в том, чтобы уйти из комнаты. Проблема в том, чтобы уйти тихо. Одного вертухая, допустим, я смогу заставить замолчать, удачно метнув "дыродел". Но у второго будет время, секунды полторы, пока я доберусь до него. Достаточно, чтобы диким воплем всполошить всех здешних обитателей.
        Анализировать ситуацию и взвешивать шансы времени не было. Вместо этого я быстро принял вертикальное положение, возникнув в поле зрения вертухаев, как чертик из коробочки. Ни одного угрожающего жеста не сделал, но приказал самым что ни на есть командным голосом:
        - Смирна-а-а-а!
        Расчет оправдался. Рефлексы сработали. Оба солдатика застыли, вытянув руки по швам. Их вполне можно было использовать в качестве натурщиков для скульптурной композиции "Изумленные вертухаи", да жаль тратить благородный мрамор на таких обормотов. Даже не очень благородный гипс жалко.
        - Почему не по форме?! - наседал я, неторопливо огибая стол и указывая пальцем на расстегнутый воротник камуфляжного кителя. - Кто старший? Почему пункт семь инструкции нарушен? Где Нехлюдов?
        Немногочисленные извилины вертухаев явно спасовали перед таким количеством быстро задаваемых вопросов. К тому же самый главный вопрос затмевал все прочие: с какой стати их распекает мертвец, обязанный тихо и мирно лежать на холодном бетонном полу?
        Губы одного организма начали растягиваться, округляться... Сейчас ведь заорет. Другой направил на меня пластиковый пистолет, венчавший шланг, словно собирался расстрелять восставшего зомби струей воды. Не поможет, даже если вода святая.
        - Учения, - пожалел я извилины вертухаев. - Проверка. И вы, тараканьи души, ее не выдержали!
        На их физиономиях нарисовалось нешуточное облегчение. Но меня нюансы вертухайской мимики уже не занимали, я приблизился к ним на расстояние вытянутой руки.
        Ну вот и все... Два тела оплыли мне под ноги.
        Один вертухай уже в своем вертухайском раю, где начальство доброе, паек сытный, дежурства короткие, а при каждом шмоне заключенных непременно обнаруживаются брюлики, золотишко и прочие милые вертухайскому сердцу предметы...
        Второму повезло чуть больше, но по крайней мере пару часов он проведет вне нашего сурового мира, вдалеке от своей гнусной службы. Зато потом, когда вернется в реальность, она окажется для него еще паршивее.
        Я провел рукой по затылкам обоих... Пусто. Правильно, расходовать "балалайки" на таких одноклеточных резона нет. А их "таблетки" ничего о произошедшем не расскажут.
        Затем я потратил толику драгоценного времени, хотя мой маленький внутренний паникер вопил во весь голос: беги, беги, беги, уноси ноги отсюда! Но я цыкнул на паникера, снял с мертвеца фартук, тело запихал в мешок и застегнул молнию. Живого усадил в кресло, придав позу, наиболее естественную для спящего человека. Окатил стену струей воды из шланга - мозги, дескать, смыты.
        Ну вот, теперь те, кто хватится вертухаев, не сразу поймут, что здесь произошло. И не сразу врубят общую тревогу.
        А фартук мне самому пригодится. Цвет у него яркий, броский, самый подходящий, чтобы бродить по здешним коридорам. Для беглого взгляда, брошенного на экран внутреннего наблюдения, сойду за вертухая...
        К сожалению, оружия у моих приятелей - мертвого и оглушенного - не обнаружилось. Так что незаряженный "дыродел" пришлось захватить с собой, - в надежде, что удастся разжиться патронами. Ну а до тех пор он способен неплохо исполнить роль кастета - упакованный в мешок вертухай мог бы это подтвердить... На Страшном суде или спиритическом сеансе, разумеется.
        Но пару трофеев я все же приобрел: универсальный нож со множеством инструментов и прямоугольный, с закругленными краями, жетон из ферромагнитного пластика. Ключ? Пропуск? Что-нибудь этот жетон да отпирает, надеюсь, что не шкафчик с личными вертухайскими вещами...
        Ну вот и все, пора прощаться с негостеприимным заведением. Начинаем панихиду с танцами - Мангуст идет на прорыв! - а кто не спрятался, тот покойник.
        И я шагнул за полупрозрачную дверь.
        8. "Вечная жизнь", история вопроса
        - Познакомьтесь: Морис Бенуччи, наш консультант по самым разным вопросам, - Дениза Ло, вице-директор по контактам с местным населением.
        Франк Айзерманн, президент корпорации "Nord Petroleum Interneshnl", довольно разулыбался и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на необъятном животе. Можно было подумать, что он давно мечтал познакомить этих двух молодых людей, и наконец-то мечта сбылась.
        - Рада нашей встрече, - с улыбкой произнесла Дениза. - Я слышала много лестного о вас от господина президента.
        Морис такого не ожидал... Ему доводилось встречаться в кабинете Айзерманна с менеджерами, занимавшими весьма высокие посты в корпорации, - обычно это были мужчины, а если и попадались бизнес-леди, упакованные в строгие деловые костюмы, то выглядели они существами бесполыми и безвозрастными.
        Дениза Ло была молода. Дениза Ло была красива... Но не в том дело, молодых и красивых вокруг хватает, однако от вице-директора по не-пойми-каким-вопросам (обалдевший Морис толком не расслышал слова президента) исходил такой сексуальный посыл... Да что там исходил - бил наповал, как тяжеловес-профессионал впервые вышедшего на ринг новичка...
        "Наверное, у нее в департаменте трудятся сплошные геи, - не совсем логично подумал Морис. - Иначе не смогут работать..."
        - Ну что же, Морис, познакомьте нас с результатами ваших изысканий, - добродушно произнес Айзерманн. Он всегда начинал деловые разговоры именно так, без преамбул и вступлений, и уж тем более не желал тратить свое драгоценное время на формальные фразы о погоде-семье-здоровье...
        Бенуччи потребовалось недюжинное усилие, чтобы переключиться с созерцания фигуры Денизы Ло на цель своего визита в штаб-квартиру "NPI". Он достал из барсетки микрочип, положил на стол.
        - Вот здесь все результаты, господин президент. История вопроса со всеми подробностями, со ссылками на публикации в прессе и на материалы судебного процесса. И современное положение на рынке биоматериалов: покупатели и посредники с оценкой их деловой надежности, динамика цен за последние годы, конъюнктура на сегодняшний день...
        - Мне бы хотелось услышать краткое резюме исторической части в вашем изложении, Морис. Совсем нет времени штудировать древние судебные дела... Современное положение дел можете не затрагивать, оно как раз требует внимательного изучения и анализа.
        Бенуччи поправил очки, прокашлялся.
        - Ну, если кратко... Точно установить дату появления на свет компании "Вечная жизнь" мне не удалось, какое-то время они действовали без особого размаха, не привлекая внимания СМИ. Впервые "Вечная жизнь" засветилась в
1976 году и сразу же вызвала большую шумиху... Дело в том, что идея заморозить только что умершего человека к тому времени была не нова - существовали фирмы, за большие деньги замораживающие тела своих умерших клиентов при помощи жидкого азота и тому подобных хладагентов. С тем, чтобы разморозить их в грядущих веках, когда прогресс медицины позволит не только лечить болезни, считавшиеся ранее неизлечимыми, но даже воскрешать мертвецов.
        - Это достаточно общеизвестные факты, - заметила Дениза.
        - Да. Но это лишь преамбула... "Вечная жизнь" осуществила некий прорыв, если это можно так назвать... Они первыми заморозили живого человека.
        - Добровольца, надеюсь? - поинтересовался Айзерманн.
        - Да, конечно же... Некий весьма богатый скотопромышленник из Техаса, с неоперабельной стадией рака, рассудил логично: появления лекарства от рака или иных способов лечения можно ожидать с достаточно большой вероятностью, а вот научатся ли в будущем воскрешать трупы - большой вопрос.
        - И его заморозили живым... - полуутвердительно предположил Айзерманн.
        - Именно так. В документах "Вечной жизни" фигурировало более благопристойное название: процедура длительного криосна. Но фактически они превратили в сосульку живого человека.
        - Шансы на успешное размораживание имелись? - спросила Дениза.
        - Ни единого... Равно как это было и у остальных клиентов "Вечной жизни". В те годы не существовало методов витрификации, то есть замены воды, содержащейся в организме, на глицериноподобные незамерзающие жидкости. И клеточные мембраны необратимо разрушались кристалликами льда. Судебный процесс инициировали наследники мультимиллионера-скотопромышленника. Дело в том, что детей он не имел, а с дальней родней не слишком ладил, - и обставил дело так, что с юридической точки зрения он оставался жив и находился на лечении. А его скотоводческой империей управлял наблюдающий совет, - в ожидании, когда владелец излечится. Родственники, естественно, при таком раскладе наследства бы не дождались... И они обратились в суд, требуя признать миллионера умершим и обвинив "Вечную жизнь" в преднамеренном убийстве. Череда судебных процессов - с апелляциями и встречными исками - растянулась на несколько лет, и...
        - Давайте оставим юридические перипетии в стороне, - сказал Айзерманн. - Меня интересует главное: чем вся история закончилась для "Вечной жизни"?
        - Поначалу шумиха в газетах и на телевидении сделала фирме отличную рекламу. Замораживать людей - любых, хоть живых, хоть мертвых - до окончания судебных слушаний им запретили, но "Вечная жизнь" сделала весьма удачный ход: за относительно скромную сумму начала замораживать сперму и яйцеклетки, в том числе оплодотворенные... Дескать, дорогие сограждане, не ваши отдаленные потомки, а родные дети будут жить в дивном новом мире и летать на уик-энд к Сириусу. И от желающих не было отбою, филиалы и приемные пункты "ВЖ" действовали не только по всем Штатам, но даже за границей.
        - Молодцы, - одобрительно кивнул Айзерманн. - И в самом деле, удачно придумано. И чем все закончилось?
        - Для "Вечной жизни" все в конце концов обернулось плохо: Верховный суд признал-таки их виновными в преднамеренном убийстве. Дело, напомню, происходило задолго до принятия законов об эвтаназии... Владельцы фирмы скрылись, не дожидаясь окончания процесса. Несколько мелких сошек получили небольшие тюремные сроки за пособничество... Но вот что любопытно: в рекламных проспектах фирмы утверждалось, что замороженные тела и половые клетки хранятся в старой соляной шахте в Юте, защищенные толстым слоем свинца, и перенесут там без помех хоть ядерную войну, хоть конец света. Однако когда "ВЖ" ликвидировали по решению суда, все собранные ими материалы в старой соляной шахте не нашлись. Исчезли без следа и никогда больше на свет не появлялись...
        - Есть какие-то версии? - быстро спросила Дениза. - Куда могла исчезнуть коллекция замороженных трупов?
        - В желтой прессе тех времен версий хватало... - пожал плечами Морис. - Выбирайте по вкусу: хранилище обчистили инопланетяне, агенты КГБ, агенты "Моссад"...
        - "Моссад"? Что это? - встрепенулся Айзерманн.
        - Израильская разведка, - пояснила Дениза.
        - Э-э?
        - До Нефтяных войн существовало такое государство на Ближнем Востоке, - пояснил Морис и взглянул на Денизу.
        Она улыбнулась ему - легко, едва заметно, самыми кончиками губ... Мы понимаем друг друга, говорила эта улыбка. А может, говорила и что-то большее.
        - Если хорошенько отжать эти версии, что мы увидим в сухом остатке? - спросил Айзерманн.
        "Ты нашел сам клад или всего лишь след, ведущий к нему?" - подумал Морис. А вслух произнес:
        - Трудно судить сто с лишним лет спустя... По-моему, достаточно грамотное расследование провели в те времена журналисты "Ньюсуика", - но докопались лишь до того, что все экспонаты ютского хранилища покинули пределы США. Надо полагать, хозяева "Вечной жизни" предвидели результат судебных слушаний. И загодя продали кому-то все депозиты... Кому-то очень дальновидному.
        Последнюю фразу Морис произнес неспроста. По сути, она стала небольшой провокацией, призванной заставить слушателей задать один вопрос... Но вопрос не прозвучал. И Айзерманн, и Дениза проигнорировали подачу Мориса. Ну что же, недаром говорится, что отсутствие ответа - тоже ответ. То же самое можно сказать и про отсутствие ожидаемого вопроса...
        Айзерманн спросил совсем другое:
        - Вы упомянули о других фирмах, замораживавших мертвецов. Половыми клетками они тоже занимались?
        - Мне не удалось отыскать каких-либо упоминаний о таком направлении их деятельности. Работы по замораживанию геноматериалов велись в лабораториях различных исследовательских центров, но по масштабам и охвату доноров на два-три порядка уступали трудам "Вечной жизни". Так называемые "банки спермы" и "банки стволовых клеток", получившие развитие на рубеже тысячелетий - проекты краткосрочные, рассчитанные на годы, в лучшем случае на десятилетия... Например, клиенты, работавшие на атомных объектах или каким-то иным образом попадавшие в группу генетического риска, депонировали там свои сперматозоиды с целью иметь в будущем здоровое потомство. Единственный сравнимый по размаху долгосрочный проект, ориентированный на далекое будущее, - "Всемирный генетический банк", учрежденный в 2028 году. Весьма запоздавший проект, на мой взгляд. Образно выражаясь, ребята из ВГБ отправились покупать огнетушитель, когда дом вовсю пылал... К тому же их хранилище было уничтожено во время первой техасской прямым попаданием субъядерного заряда - совсем рядом, в тех же самых штольнях возле Эль-Пасо, конфедераты разместили
свой командный центр.
        - При какой температуре замораживают половые клетки? - спросил президент.
        - Точную цифру навскидку не припомню... - признался Морис слегка смущенно. - Примерно двести градусов по Цельсию. Минус двести, естественно...
        Президент обменялся с Денизой быстрыми взглядами, после чего она спросила:
        - То есть если хранить материалы при минусовой температуре, но не столь низкой, сперматозоиды и яйцеклетки погибают?
        - Ну... В любом случае заморозку и размораживание переносят семьдесят-восемьдесят процентов материалов... При повышении температуры хранения доля живых клеток уменьшается. Особого значения это не имеет, современные методики позволяют использовать для успешного оплодотворения семенную жидкость, в которой уцелело менее одного процента сперматозоидов.
        - Ну что же, Морис, - сказал Айзерманн, - вы проделали большую и важную работу. Вознаграждение будет перечислено вам обычным порядком... Не смею больше задерживать.
        Он всегда завершал беседы именно так. Время президента "NPI" очень дорого стоит...
        - А вас, Дениза, я попрошу остаться, - добавил Айзерманн, видя, что молодая женщина тоже поднялась.
        ...Покинуть "NPI"-билдинг Морис Бенуччи не спешил. Прогулялся по огромному роскошному холлу, остановился у автомата, продающего кофе. Задумчиво изучал экран с меню, не торопясь с выбором напитка... А сам искоса поглядывал в сторону лифтов.
        Поджидал Денизу, разумеется... Кажется, работает она не в центральном офисе, почти всех здешних вице-директоров Морис хотя бы мельком видел... Вполне вероятно, что после разговора с Айзерманном она тоже уедет из штаб-квартиры. В любом случае рабочий день подходит к концу...
        Время шло. Наконец-таки выбранный кофе остывал в крошечной фарфоровой чашечке. Дениза не появлялась. Глупо было надеяться... Может быть, этот жирный похотливый козел использует не только деловые качества своего вице-директора?
        Бенуччи каким-то уголком сознания понимал, что мысли ему в голову лезут бредовые, Айзерманн никогда не позволял себе смешивать личную жизнь и деловые интересы. Однако перед мысленным взором Мориса весьма навязчиво маячила картинка: развалившаяся в кресле туша господина президента и стоящая рядом на коленях Дениза, отыскавшая под свисающими складками брюха сморщенный обвисший стручок... Какая мерзость...
        Картинка была настолько яркой, что, когда дверцы лифта неторопливо разъехались и в холл вплыла Дениза Ло, Морис уставился на ее платье, которое лишь с большой натяжкой можно было посчитать деловым. Нет ли подозрительных влажных пятен?
        - О, Морис... Как удачно, что вы еще не уехали. У меня почти пять часов до рейса на Эль-Париж, а я совсем не знаю Цюрих... Вы не могли бы порекомендовать приличное заведение, где можно было бы скоротать часок-другой за ужином, желательно не синтетическим?
        - Я... Да, конечно же... Например, "Грансюиз" славится своей кухней...
        - Но есть одна проблема... Отчего-то считается, что дама отправляется в ресторан в одиночестве лишь для поиска партнера, и все попытки спокойно покушать обречены. Просьба составить мне компанию не покажется вам слишком навязчивой?
        ...Электронный оркестр играл хит сезона "Я генавр, созданный для любви". Единственный живой музыкант, седой солист-скрипач, заставлял свой инструмент звучать с такой пронзительной грустью, словно мысль о том, что он не генавр и для любви не создан, повергала старика в бездны отчаяния...
        Танец закончился. Они вернулись к столу. В голове Мориса звучала не печальная скрипка - гремели победные фанфары. И одновременно (бывает и так) попискивал калькулятор: до рейса у нее пять часов, ужин уложился в полтора и уже завершается, а значит... Предприятие, казавшееся полной авантюрой, движется к логичному финалу. К очень приятному финалу...
        - Мне немного тревожно, Морис... - призналась Дениза, помешивая серебряной ложечкой кофе. - Большой Франк затеял небывалое дело. И чем все обернется, непонятно... Он планирует вложить очень большие заемные средства в совершенно непрофильный актив. И если где-то в его расчетах скрывается ошибка...
        - Всплыло хранилище "Вечной жизни", и Айзерманн решил его купить? - Вопрос Бенуччи скорее напоминал утверждение.
        - Именно так... Найдется ли достаточное количество розничных покупателей для генохранилища? Ибо в противном случае "NPI" ждет неизбежное банкротство.
        - Вы не совсем понимаете ситуацию, Дениза... Айзерманн нашел даже не золотую жилу и не алмазную трубку. Нечто куда более ценное... Если бы он сейчас получил эксклюзивное право на разработку всех оставшихся запасов нефти - наверняка заработал бы меньше.
        - Извините, Морис, но мне действительно трудно понять, в чем заключается столь великая ценность древних сперматозоидов...
        - Это лекарство. Лекарство для больного, казавшегося неизлечимым.
        - Кто же этот больной?
        - Наш генофонд. Геном человечества под смертельной угрозой. Причина не исключительно в радиоактивных катастрофах, вызванных Катаклизмом. Предшествующие Дню Станции аварии на АЭС и ядерные испытания на земле и в атмосфере тоже внесли свою лепту... И бездумные игры ученых с нашим геномом даром не прошли. Но главный, смертельный удар генофонд получил именно четыре года назад. У многих радионуклидов, загадивших планету, срок распада не так велик, но грядущее ослабление радиации запоздает: к тому времени нормальные дети перестанут рождаться...
        - Мне казалось, что все не так печально. Что сейчас вполне успешно восстанавливают поврежденные гены. Открою небольшой секрет: мои родители проходили процедуру генной очистки перед зачатием ребенка. И результат меня вполне устраивает.
        Насчет данного конкретного результата Бенуччи готов был согласиться... Но общей картины это никак не меняло.
        Позабыв про кофе, он пододвинул к себе салфетку, достал из кармана стило.
        - Смотрите...
        На пористом и мягком, почти в точности имитирующем бумагу пластике салфетки появилось изображение двойной спирали. Затем еще одно, такое же.
        - Вот генные дефекты - поврежденные, разрушенные от радиации или иных причин участки ДНК...
        На первой спирали появились три крестика, символизирующие поврежденные участки.
        - А мы берем заплатки из другой цепочки ДНК - вот отсюда, отсюда, и отсюда... И латаем повреждения. Если сильно упростить, примерно так происходит процедура генной очистки.
        - И в чем же проблема?
        - Проблема в том, что количество ДНК в геноме человека ограничено. Они как буквы в алфавите - из которых можно сложить любое слово. А теперь представьте, что в алфавите исчезла, утратилась какая-то буква. Например, "L" - и наш словарный запас сразу же резко упадет. А потом исчезнут "М", "Т", "О" и так далее...
        - И сколько "букв" уцелело к настоящему времени?
        - Меньше половины. Мы перевалили критический рубеж, после которого в геноме включаются внутренние процессы, ведущие к его деградации...
        - Значит, мешочек с недостающими литерами... - начала Дениза.
        - ...самое большое сокровище, существующее в нашем мире, - в тон ей закончил фразу Морис.
        - И мы нежданно-негаданно оказались в крайне узком кругу людей, допущенных к тайне... По-моему, это наш шанс, который нельзя упускать. Надеюсь, вы проводили свои поиски с достаточной осторожностью?
        - Конечно же... Никаких следов моих запросов в Сети не осталось. А результаты хранятся лишь в трех местах - в моем компьютере, в моей голове и на чипе, переданном Айзерманну.
        "Мы" и "наш" в ее устах добавили Бенуччи новую порцию надежд. Может быть, все закончится не просто мимолетным приключением? Живет ведь кто-то с такими красавицами, почему бы и нет... В тридцать пять лет пора определяться с выбором постоянной спутницы... Позже, с комфортабельном салоне таксомобиля, он произнес заготовленную фразу:
        - Я думаю, зал ожидания - не самое удобное место, чтобы провести три часа...
        - А я думаю о другом, - произнесла Дениза. - Вы наконец наберетесь духу меня поцеловать? Или мне придется самой сделать первый шаг?
        Он набрался... Они целовались и в мобиле, и в лифте, поднимающем их в пентхаус Мориса... Честно говоря, он оторвался от этого увлекательного занятия только лишь для того, чтобы разблокировать систему защиты на дверях. Весьма основательную систему, надо заметить, - Цюрих место относительно спокойное, но береженого бог бережет... Заодно отключил камеры внутреннего наблюдения, - охране кондоминиума вовсе ни к чему наблюдать за тем, что произойдет здесь сегодняшним вечером.
        - Вот здесь я живу, - сказал Морис. - В тоске и одиночестве...
        - Это не надолго, - успокоила Дениза. - Где у тебя спальня и душ?
        Положила руки ему на плечи, притянула к себе... Морис почувствовал, как что-то укололо его сзади в шею, пониже затылка. Дернулся, но обнимавшие его руки приобрели вдруг стальную твердость... Попытался что-то сказать, губы беззвучно шевельнулись...
        Дениза Ло аккуратно опустила тело на паркет из очень удачной имитации мореного дуба. Завидная смерть, что ни говори. Безболезненно, от сердечного приступа закончить свой жизненный путь молодым, обеспеченным, полным планов и надежд, избежав болезней и старческой немощи...
        Она поначалу даже собиралась сделать Морису небольшой подарок: порадовать напоследок, позволить молодому человеку осуществить все, что он запланировал на этот вечер. У Денизы уже случался пару раз секс с людьми, обреченными вот-вот покинуть этот мир с ее помощью. Ощущения весьма пикантные...
        Но в последний момент она передумала. Ни малейшего желания не проснулось - ни в ресторане, ни по пути сюда, и Морис Бенуччи умер неудовлетворенным. Даже странно... В каждый свой приезд в Цюрих Дениза непременно выкраивала время для короткого, но бурного любовного приключения, - завести роман с кем-то из персонала Острова она себе не позволяла, не говоря уж про альмеутов...
        А сегодня не захотела. Неужели так подействовала на нее недавняя встреча с человеком, с которым и общались-то всего сутки? И который сейчас, скорее всего, мертв? Похоже на то...
        ...Вопреки своим словам, ни спальней, ни душем Дениза не заинтересовалась, - лишь рабочим кабинетом Мориса. Возиться с паролями и кодами доступа она не стала, благо размеры современных компьютеров позволяют легко и незаметно унести их в дамской сумочке. А чтобы цюрихская СБА не ломала голову над тем, куда подевалось главное орудие труда покойного, его место на рабочем столе занял другой, внешне неотличимый...
        Спускаясь в лифте, Дениза негромко повторила сказанную Морисом в ресторане фразу:
        - Самое большое сокровище, существующее в мире... Самое большое...
        После разговора в ресторане у Денизы Ло появилось сомнение: правильно ли она поступила, вручив это сокровище Франку Айзерманну...
        9. А мы пойдем на север
        Они вновь подняли проклятые контейнеры - вдевятером, по трое на каждый. И двинулись в направлении, указанном Командиром. Сам же он остался возле четвертого контейнера и троих мертвецов. Алька решил, что наверняка в контейнерах есть система самоуничтожения и Командир решил ее активизировать в одиночку, без свидетелей. Вскоре он их догонит, а затем позади грохнет еще один взрыв.
        Он недооценил Командира. Сзади послышался шум, пару раз хрустнула под ногой ветка, а затем их догнала троица, несущая контейнер: Командир и два чернобушлатника.
        Вот даже как... Лагерники, которых Алька по умолчанию счел за мертвецов (к чему проверять пульс, если стрелял крутой профессионал?), груз тащили вполне бодро. Бодро - лишь в смысле темпа движений, лица у обоих застыли, не отражая ни малейших эмоций.
        Значит, пули оказались не боевые, а усыпляющие или парализующие, Алька слышал, что есть и такие боеприпасы у элитных диверсантов. Магазин у "скорпиона" шестирядный, и одним движением пальца можно сдвинуть рычажок и переключиться на стрельбу патронами другого вида. Командир, очевидно, именно так и поступил: "орел", как самый опасный, получил две пули в лоб, а его подручные - нечто валящее с ног и отключающее, но не смертельное...
        А сейчас Командир вколол им антидот и еще что-то вколол, не иначе какую-то химию, превращающую людей в безвольных кукол, способных лишь тупо выполнять команды. То-то они и шагают, как заводные игрушки - ни словечка не произносят, не хмурятся, не улыбаются... Оно и к лучшему. Такие лагерники-манекены куда безопаснее, чем их прежние ипостаси...
        ...Когда над лесотундрой загрохотал вертолет, Алька подумал, что сейчас его карьера беглеца из рядов ОКР завершится быстро и бесславно. Сепаратистам "вертушка" принадлежать не могла, весь их воздушный флот - и без того немногочисленный - стал одной из главных мишеней ночного авиаудара. А если даже отдельные машины уцелели, как те два вертолета в ангаре, то подняться в воздух, полностью контролируемый федералами, для них равносильно самоубийству.
        Значит, летели свои. Бывшие свои. Лесотундра сверху просматривается насквозь, под здешними хилыми елочками даже от взгляда пилота не укрыться, не говоря уж о всяких хитрых приборах, обнаруживающих людей хоть ночью, хоть в тумане...
        Алька с надеждой посмотрел на Командира. Почему-то казалось, что тот непременно что-нибудь придумает. Достанет из тайника десяток комплектов "саранчи", например. Или одну большую шапку-невидимку...
        Командир тоже услышал вертолет. И отреагировал странно. По разумению Альки, надо было немедленно залечь, попытаться хоть как-то замаскироваться - шанс остаться незамеченными мизерный, но все же лучше, чем стоять столбами и ждать, когда с неба обрушится свинцовый ливень.
        Командир ничего не приказал. Поглядел в ту сторону, где грохотала "вертушка", и продолжил шагать, как шагал. Летела она, судя по всему, низко, звук был слышен хорошо, но сама воздушная машина оставалась невидимой.
        Звук не приближался и не удалялся. Похоже, вертолет завис над берегом, изучая обломки катера. Мелькнула надежда: может, не заметят уводящий в сторону след? Решат, что все погибли при взрыве и преобразователи канули там же... Да и улетят восвояси. Или приземлятся, станут изучать обгоревшие обломки...
        Алька посмотрел назад - стежку из примятого мха они оставили четкую, в хорошую оптику с километровой высоты различимую. Но вдруг там, у реки, мох уже поднялся, распрямился и скрыл следы?
        Долго тешиться этой надеждой не позволили вертолетчики. Звук двигателя изменил тональность, стал громче... Заметили след или же просто решили для гарантии облететь окрестности - уже не важно. В любом случае, очень скоро обнаружат их группу, успевшую отойти совсем недалеко.
        Носильщики без команды остановились, опустили ношу. Командир тоже остановился, смотрел, не отрываясь, в небо. А если он ждет "вертушку" со Станции? - как только эта мысль пришла Альке в голову, вертолет показался над верхушками елочек. И был он, конечно же, вовсе не со Станции.
        "Пчела", российский флаг на фюзеляже, бортовой номер 53... Ракетные пилоны пусты, но и двух шестистволок вполне хватит, чтобы превратить людей внизу в кровавый фарш. Альке показалось, что он даже успел разглядеть лицо пилота, белеющее за стеклом кабины.
        Долго не приглядывался - рухнул ничком, вжался в мох. Вертолет прошел над самой головой, грохот уже не просто бил по ушам - проникал внутрь, заставляя содрогаться и вибрировать каждую клеточку организма.
        Но выстрелы не прозвучали. Алька напряженно прислушивался: развернется "вертушка" и пойдет на второй заход? Или зависнет в отдалении, высаживая десант?
        Не развернулась и не зависла. Грохот стал тише, еще тише, еще... Вертолет удалялся. Алька не понимал ничего. Пилот спешил на другое задание и не обратил внимания на кучку людей, счел недостойной целью? А тогда зачем болтался столько времени у реки? Ледоходом любовался?
        - Подъем! - произнес чей-то незнакомый, каркающий голос.
        Алька кое-как поднялся, чувствуя, как безмерно устал за сегодняшний день. Пока двигался, не замечал, но стоило полежать какую-то минутку на перине из мха, и мышцы объявили забастовку, настойчиво требуя отдыха.
        - Берите груз, - скомандовал тот же голос, и Алька с удивлением понял, что принадлежал он не столетнему старцу, как показалось сначала, а Командиру.
        И выглядел тот именно так - лет на сто. Стоял ссутулившись, лицо покрылось глубокими морщинами, и пот катился по нему не то что каплями - струйками.
        Алька пытался связать воедино эти два факта: странное преображение Командира и не менее странную слепоту, поразившую вдруг вертолетчиков. Ничего толкового в голову не приходило, а потом он увидел нечто совсем уж удивительное, заставившее на время позабыть о прочих странностях.
        На первый взгляд произошло все безобидно: Командир снял повязанный на голову платок, отер им катившийся по лицу пот, скомкал мигом промокшую тряпку и запихал в карман. Затем достал из другого кармана свежий платок и повязал тем же манером. Вот и все, больше ничего подозрительного он не сделал.
        Да только Алька во время этой операции успел хорошо разглядеть чисто выбритый затылок Командира. "Балалайки" там не было. И не было разъема, куда ее надлежит пристыковывать.
        Еще раз, для непонятливых: "балалайки" не было! Как же он, не произнося ни единого слова, умудрялся командовать "выдрами"? На самом деле вовсе даже не "выдрами", но все равно - как же умудрялся?
        И даже шрама от удаленного разъема не оказалось...
        А "балалайку" ведь не просто так носят пристыкованной снаружи, несмотря на все неудобства подобного способа ношения: приборчик фактически беззащитен от случайного удара по затылку (или не случайного, злонамеренного). Но в тело человека "балалайку" не вживить, слишком уж она нагревается при работе. Весь ее корпус фактически сплошной керамический радиатор, отводящий тепло в атмосферу. "Таблетка", как в просторечии называют идентифицирующие чипы, дело иное - работает кратковременно, лишь когда при проверке сообщает прошитые данные о своем владельце. Но для внешней связи "таблетка" никоим образом не годится.
        Вновь шагая по моховым кочкам с опостылевшим грузом, Алька подумал, что Командир не человек. И даже не генавр (те люди только по документам, а с точки зрения биологии и генетики - нечто совсем иное). Командир - киборг! С мощным компьютером внутри, с металлическим скелетом, с атомной батареей... И кровь его - не только кровь, но и охлаждающая жидкость, не позволяющая перегреться всей спрятанной под кожей машинерии...
        Чушь и ерунда, конечно, происходящая прямиком из стереобоевиков, столь любимых в детстве. Гораздо логичнее было предположить, что в "Науком" научились-таки делать вживляемые "балалайки", не нагревающиеся при работе. Позже Алька додумался до этой простой мысли, но в тот момент был уверен: если бы "орел" все же успел ударить своей заточкой, глубоко в тело Командира она бы не ушла, заскрежетав по металлу...
        А он, Алька, заключил сделку с дьяволом. С дьяволом нового времени, без копыт, рогов и мохнатого хвоста. С дьяволом, нашпигованным сталью и электроникой. Дьявол и вправду не обманывает тех, кто имеет глупость ему поверить. На Станцию? - легко! Мимо всех постов и фильтров? - да запросто! В новый мир? - ничего легче!
        Только вот раем новый мир при таком раскладе никак не окажется. Чем угодно, только не раем.
        Пока Алька погружался в пучины не то мистической кибернетики, не то кибернетической мистики, вновь случилась заминка. На сей раз причиной ее стал одышливый старичок из местных, тот самый, что рискнул спросить о предстоящем маршруте. Здоровье старичка явно не позволяло ему совершать пешие прогулки с тяжелым грузом: спотыкался он все чаще, кашлял все надрывнее, а под конец просто упал и не смог подняться. Даже не пытался - лежал с закрытыми глазами, тяжело, прерывисто дышал, лицо стало желтовато-серое, как плохая, из вторсырья сделанная бумага.
        Командир объявил привал. Местечко было сырое, болотистое, но люди повалились на мох, даже не пытаясь выбрать, где посуше... Командир наклонился над стариком, подержался за запястье, приподнял веко... Старик на все эти манипуляции никак не реагировал. Лишь когда в его руку вонзилась игла шприц-тюбика, вздрогнул всем телом.
        Подействовало снадобье быстро: минуты не прошло - старик открыл глаза и произнес:
        - Не дойду я до Усть-Кулома... Да и остальные не сдюжат. Три сотни верст, а скоро болота пойдут сплошные, не обойти...
        - Дойдешь, - сказал, будто отрезал, Командир. - И остальные дойдут. Я знаю короткий путь.
        Голос его вновь звучал твердо, морщины разгладились, словно незаметно для остальных Командир вколол и себе дозу чего-то бодрящего.
        Алька удивился не услышанному диалогу, а своей на него реакции.
        Прежнего Альку - ну хотя бы того, что еще утром выпрыгивал из подбитой "Иволги" - возмутили бы такие речи. Триста километров?! С их-то скоростью? А кушать, извините, что? Он не понаслышке знал, как быстро человек слабеет от голода и становится неспособным к тяжелой физической работе... Не говоря уж о болотах, по сравнению с которыми их нынешний путь может показаться городским проспектом, широким и ровным.
        Новый Алька смотрел на проблему куда более оптимистично. Командир сказал: дойдут, - значит, дойдут. И пропитание какое-нибудь отыщут, бродят же тут наверняка олени, или лоси, или что-нибудь еще съедобное... Дьявол, даже кибернетический, всегда выполняет свою часть сделки.
        А потом была ходьба, ходьба, ходьба, ходьба, короткий привал, снова ходьба... По сторонам Алька уже не глазел, все равно ничего нового тут не увидеть... Смотрел лишь под ноги, чтобы не споткнуться ненароком. Пересменка носильщиков теперь сама собой отменилась, и оказаться в паре с Настеной не стоило надеяться... Может, и к лучшему, пустой, не узнающий взгляд девушки не так давно подействовал на Альку, как нокаутирующий удар. А он и без того близок к состоянию, называемому боксерами "грогги". Надо обязательно поговорить с ней, растормошить, заставить узнать его... Но не сейчас. Позже и без свидетелей. Найдется подходящая минутка, не век же им корячиться под этой тяжестью.
        Задумавшись, команду на очередной привал Алька не услышал. Или же органы чувств начали давать сбои от непомерной усталости... В общем, он сделал пару лишних шагов, увлекая за собой всю тройку, впряженную в контейнер. И в буквальном смысле уперся носом в черный бушлат остановившегося впереди человека. Тот не дернулся, не ругнулся, стоял неподвижно и молча. И так же застыл рядом с ним Алька, разглядывая маленький треугольник на черной ткани бушлата. Треугольник образовали три отверстия - маленькие, едва заметные, словно проколотые шилом. Из отверстий торчали наружу обрывки нитей...
        Нечто подобное Алька видел сегодня утром (целую жизнь, целую вечность назад) на ватнике убитого сепаратиста: белые траурные цветы, распустившиеся на спине. Только тогда человека и его одежду прошили насквозь большие пули из армейского "абакана". А здесь - из спецназовского "скорпиона", конструкторы которого сознательно уменьшили размеры и вес пули до предела, чтобы максимально увеличить количество носимого боезапаса... Поэтому результат выглядел иначе, не столь заметно. Но причина его сомнений не вызывала.
        Что все это означает, Алька не стал думать. Не позволил себе размышлять на эту тему... Командир сказал: дойдут, - значит, дойдут. Сказал: на Станцию, - значит, на Станцию, мимо всех фильтров.
        Все остальное не имеет значения. Абсолютно не имеет.
        10. Собака женского пола
        Коридорчик перегораживала невысокая стойка. Вернее, стойкой из пластика, дурно имитирующего настоящее дерево, она казалась бы всем, приближавшимся с другой стороны коридорчика. Я же подходил изнутри здания и видел: на самом деле это пульт с несколькими рядами кнопок и тумблеров и двумя стереоэкранами.
        - Тимоха? - окликнул меня человек, сидевший за пультом на вращающемся кресле. - А где Равиль?
        Я подозревал, где сейчас Равиль. Там же, где и Тимоха, за которого принял меня человек, - в комнате трибунала. Но объяснять ничего не стал, молча приближался. Расчет оправдался: ярко-оранжевый вертухайский фартук оказался отличной маскировкой именно благодаря своей вызывающей расцветке. В фартуке? Фигурой напоминает Тимоху? Значит, он и есть, и незачем вглядываться в лицо... Понятно, слишком долго работать такая маскировка не могла, да мне и ни к чему, несколько секунд заблуждения вполне достаточно.
        Отпущенные мне секунды истекли. На челе коридорного сидельца отразилась тяжкая работа мысли: отчего это Тимоха выглядит не совсем как Тимоха? Вернее, вовсе даже иначе выглядит? Мысль еще трудилась, а рука уже тянулась к пульту, наверняка к тревожной кнопке.
        Резкий взмах - и "дыродел", вращаясь, как пропеллер, устремился к цели. Хрясь! Человек обмяк в своем кресле... Спасибо, бабушка Стася.
        При чем здесь бабушка? Очень даже при чем. Родители вечно мотались по командировкам, вечно торчали в горячих точках, - и все заботы о моем воспитании до двенадцатилетнего возраста легли на хрупкие бабушкины плечи. Воспитание, надо признать, оказалось весьма своеобразным. Недурно стрелять, например, я научился раньше, чем кататься на велосипеде. Но мне-то хотелось именно кататься, а не проводить долгие часы в тире! Особенно же изводили меня бабушкины уроки по метанию всевозможных острых и тяжелых предметов. Знаете, сколько времени надо убить, чтобы дюймовая водопроводная гайка превратилась в мальчишечьих руках в смертоносное метательное оружие? Много, и мой дневной распорядок начинался с шестичасового подъема... Кадетский корпус - от царивших там порядков стонали вновь поступившие кадеты - мне после бабушкиной закалки показался курортом и санаторием.
        Подобрав "дыродел", я пощупал пульс у его жертвы. Жить будет... Бросок так и был рассчитан, а у меня в этой области искусств реальные результаты чаще всего совпадают с расчетными. Абсолютно незачем мостить за собой дорожку из трупов. Не из соображений абстрактного гуманизма, но исходя из простой аксиомы: сотрудники любой спецслужбы ищут тех, кто их убивает, с особым тщанием. Не за страх, а за совесть, не только и не столько по приказу начальства, сколько повинуясь инстинкту самосохранения.
        А вот личное оружие у обмякшего в кресле человека я позаимствовал. В кобуре на его поясе оказался не пистолет, а импульсный разрядник. Правильно, зачем портить пулями собственные интерьеры? Разряд на расстоянии в несколько метров сработает не хуже выстрела, а перестрелки на больших дистанциях в здешней тесноте не грозят. Ладно, пригодится и разрядник.
        Однако пора выбираться... Судя по этой преграде, разделившей пополам коридорчик, выход где-то неподалеку. Логика подсказывала, что именно туда ведет винтовая лестница на дальнем конце коридора, но в данном конкретном случае полагаться на логику было опасно. Надо сказать, что особнячок, несмотря на свои скромные размеры, отличался весьма запутанной внешней и внутренней архитектурой, - я заметил это еще в первое свое посещение. Казалось, что каждый из сменившихся за три века многочисленных владельцев стремился внести свою лепту в планировку: если уж не прилепить новый флигель, то установить новую перегородку, или пробить новый дверной проем, или замуровать старый, или, на худой конец, возвести винтовую лестницу.
        Результатом дизайнерских изысков стало множество помещений, небольших по размеру и расположенных весьма хаотично на взгляд случайного человека, оказавшегося в этом лабиринте. Правда, случайные люди оказывались здесь редко и в основном не по своему желанию. Как я сейчас, например. А еще реже покидали особняк вопреки воле хозяев. Вполне вероятно, что я вообще единственный такой своенравный гость.
        Короче говоря, винтовая лестница могла вести куда угодно, только не наружу.
        По счастью, над пультом висела схема эвакуации при пожаре. Тоже весьма запутанная, но разобраться можно... Ну да, так и есть - винтовая лестница ведет в подвал, а чтобы очутиться на улице, надо свернуть налево, вон в ту неприметную дверцу, пройти еще одним коридорчиком и оказаться на большой парадной лестнице. А там, как я помнил, еще один пост - входная охрана в количестве двух человек, и "дыроделом" в них не покидаешься, да и стрелять бесполезно, сидят в прозрачной будке из бронестекла... И наверняка имеют способы воздействия на незваных гостей или на желающих самовольно покинуть здание. Нажмут какую-нибудь кнопочку и пропустят сквозь меня разряд в несколько тысяч вольт...
        Поищем обходной путь. После недолгих поисков я обнаружил таковых целых три: во-первых, ворота гаража; во-вторых, выход, ведущий на пандус и наверняка служащий для разгрузки и погрузки; в-третьих, небольшая дверь на задах особняка, будем считать ее черным ходом...
        Неясно лишь, кто и что поджидает меня на этих путях. Прояснить вопрос я попытался с помощью стереоэкранов, - один выдавал изображения с внутренних камер наблюдения, другой с наружных. Так, что тут у нас происходит? Никого... Никого... Ага, мои судьи расслабляются после заседания... А это что за персонаж? Похоже, еще один бедолага, ожидающий трибунала, - наручники, черный мешок на голове. Тоже не сумел выполнить невыполнимый приказ? Сидит теперь на бетонном полу, а рядом, на табуреточке - зевающий во весь рот охранник с "абаканом" на коленях.
        Надо было двигаться в сторону гаража, дорога свободна, но... Но я не двинулся. Скинул фартук (свою роль он сыграл и теперь только помешает, сковывая движения), скомкал и запихал под пульт. И отправился назад, откуда пришел. К комнате, где томился ожидающий трибунала узник. Не считайте это благотворительностью - вдвоем выбраться отсюда гораздо легче. Даже втроем, если считать "абакан"...
        Дверь оказалась незапертой. Едва ли вследствие разгильдяйства и нарушения инструкций - к чему запирать скованного пленника, за которым к тому же надзирает вооруженный охранник?
        Шаг, удар - и охранник, только начавший поворачиваться на звук открывшейся двери, потерял способность кого-либо охранять... Еще мгновение - и перестал быть вооруженным.
        Пленник вертел своей упакованной в мешок головой - наверняка услышал, что происходит нечто непредвиденное, но что именно, понять не мог.
        - Имя, звание? - спросил я самым казенным голосом, на какой был способен.
        - Лейтенант Эмир Сабитов, - прозвучало из мешка.
        - Часть?
        - Третий вертолетный.
        - Значит так, лейтенант Эмир Сабитов, - заговорил я с более человеческими интонациями. - Ты в черном трибунале, и для всех подсудимых тут заготовлен единственный приговор: "дыродел" с одним патроном. Или сам застрелишься, или удушат газом. Я решил свалить. Если хочешь, присоединяйся. Не хочешь - оставайся и репетируй оправдательную речь. Но оправданий здесь не слушают.
        - Мешок сними, - попросил лейтенант.
        Возиться с завязками было некогда, и я вспорол ткань лезвием трофейного ножичка.
        Я ожидал увидеть в свете тусклой лампочки лицо кавказского или азиатского типа, но ошибся, - личность в мешке скрывалась вполне славянского облика, белобрысая и веснушчатая. И вроде даже мельком знакомая.
        Первым делом личность поднялась на ноги и проморгалась. Я знал по собственному опыту, что ткань мешка дышать не мешает, но свет совершенно не пропускает, и тусклое здешнее освещение наверняка ослепило Сабитова.
        - Решай, - торопил я.
        Лейтенант посмотрел на меня, на охранника под ногами, снова на меня...
        - Мангуст?
        - Он самый.
        - Сука!
        - Хм... Сука - это значит, что ты решил остаться?
        - Сука - значит, собака женского пола! - прокричал лейтенант, причем шепотом; трудно кричать шепотом, но он сумел. - Из-за тебя и твоих сраных трофеев я сюда загремел!
        Любопытно... Но выяснять подробности времени нет.
        - Остаешься или уходишь? - спросил я в последний раз.
        Откажется от побега - шандарахну на прощание "дыроделом" по затылку, чтоб соблюдал субординацию и не именовал старших по званию собаками женского пола.
        - Ухожу... Сними наручники.
        Наручники были из пластика - из того, что в огне не плавится и с трудом поддается ножовке. Но шуметь и разбивать оковы выстрелами из "абакана" не пришлось: я засунул в щель наручников ферромагнитную пластинку, найденную у вертухая. Ничего не произошло, я перевернул пластинку, засунул другой стороной... Раздался еле слышный щелчок, и руки Сабитова оказались на свободе.
        Имелось небольшое сомнение: а не попытается ли вертолетчик первым делом вцепиться мне в глотку? Мало ли... Вдруг решит, что трибунал сделает поблажку за предотвращение побега.
        Но нет, термином "сука" вся агрессия лейтенанта в мой адрес и началась, и исчерпалась.
        - Куда теперь? - спросил он деловито.
        - В гараж. Покатаемся с ветерком...
        Пару минут спустя мы стояли перед металлической дверью гаража. Замок ее украшал магнитный, кодовый. Электромагнит такого замка выдерживает нагрузку в полторы тонны, и воры-домушники обходятся с подобными дверями очень просто - отжимают домкратом, упертым в противоположную стену. Домкрат поблизости имелся, и наверняка даже не один, но с другой стороны двери.
        - Код знаешь? - спросил Сабитов.
        Я молча покачал головой. Он хотел спросить что-то еще, но не спросил. В здании врубили сигнал общей тревоги.
        11. Следы невиданных зверей
        Командир запалил такой большой костер явно не для тепла - здешние сумерки оказались достаточно теплыми, хоть и не жаркими: градусов двадцать, по ощущениям Альки. Самая комфортная температура... И не для приготовления ужина пылали багровые стебли - пищи, которую можно приготовить на огне, у них не было. Никакой иной, впрочем, не было тоже.
        Но костер пылал и пылал. Несколько раз Командир отходил в сторону, возвращаясь с громадными охапками стеблей, затем подкидывал их по нескольку штук в огонь. Горели странные растения ярко и долго...
        Люди сидели вокруг костра. Не спали. Хотя за "выдру" Алька бы не поручился - свой шлем боец как ни разу не снимал за весь путь, так не снял и теперь. Может, и дремал, за зеркальным щитком не разглядеть.
        Сам Алька уснуть не смог. Хотя недавно был уверен: стоит лишь прилечь, вытянуться - и тут же отключится, провалится в бездонную черную яму... Прилечь-то он прилег, да отключиться не получилось, поворочался и снова сел.
        Что-то не давало спать, и вовсе не жесткий камень под боками.
        Тревожно... Неотчетливое, неявное предчувствие чего-то страшного росло и крепло. Все было не так, место здесь неправильное, не для людей. И со вторгшимися чужаками может тут произойти все, что угодно...
        Чего именно он опасается, Алька не смог бы ответить. Не враждебно настроенных людей, по крайней мере. При том, как "выдра" и Командир обращаются с оружием, их самих надо опасаться всем, кто ненароком попадется на пути.
        Но чувство тревоги усиливалось. Опасность прямо-таки висела в воздухе... Примерно так перед сильной грозой - когда еще не сверкнуло и не грохнуло - ощущается напитавшее воздух электричество.
        Остальные, похоже, ощущали то же самое. Жались к костру и друг к другу, тревожно вглядывались в сумрак. Молчали. Никто не произносил ни слова. Никто не задавал вопросов, не удивлялся странному месту. Словно мест таких полным-полно в окружающей Печору лесотундре.
        Угодили они сюда очень просто: отшагали целый день, а под вечер путь привел к лощине, заполненной клубящимся туманом. Командир уверенно направил группу именно туда, в серую муть, не позволявшую уже в пяти шагах что-либо разглядеть. На вид лощина была шириной в сотню метров, никак не больше, и виднелись за ней все те же опостылевшие елочки да поросшие мхом кочки.
        Но шагать в тумане пришлось не сто метров, и не двести, значительно больше, и потихоньку туман рассеялся, сменился странными сумерками, а вместо привычной северной растительности вокруг тропы поднялись багровые стебли...
        А откуда здесь, кстати, тропа? Алька вдруг озадачился этим вопросом, вглядываясь в пляшущие языки пламени. Люди тут не живут, совершенно точно, не выжить людям в таком месте - где нет ни солнца, ни нормального неба, а безотчетная тревога пожирает душу...
        Так кто же натоптал этакий проспект - два мобиля могут разъехаться - в багровых зарослях? Алька подумал, что абсолютно не желает знать ответ. Пусть уж загадка остается загадкой.
        Но едва от так подумал, почва ощутимо содрогнулась. Потом еще раз и еще. Землетрясение? Земная мантия успокаивалась после Катаклизма медленно и неохотно, на слабенькие подземные толчки никто не обращал внимания, происходили они часто и повсеместно.
        Толчки продолжались с непонятной регулярностью, не бывает таких землетрясений... И к сотрясениям почвы прибавились звуки, негромкие, скрежещущие. Через минуту сомнений не осталось: по тропе кто-то шел. Кто-то невообразимо громадный и тяжелый, давящий и крошащий усеивающие тропу камни.
        Костер пылал ярко, как маяк, указывающий путь кораблям. С тропы он был виден отлично, и сейчас тот, кто гуляет здесь по ночам, заглянет на огонек.
        Люди встревожились. Кто-то жался к огню, кто-то вопросительно поглядывал на Командира. Парень в униформе мятежников - Алька уже знал, что зовут его Наиль - напротив, бочком подвигался в сторону от костра, явно намереваясь дать деру, если обитатель ночи двинется сюда. Лишь "выдра" сидел, как сидел, да двое зомбированных Командиром урок никак не реагировали на происходящее.
        - Не бойтесь, - сказал Командир. - Это Зверь. Пройдет мимо, вреда никому не будет.
        Прозвучало именно так - Зверь с большой буквы, Зверь как имя собственное...
        Шаги грохотали совсем рядом, Алька вглядывался в ту сторону, пытаясь разглядеть чудище. Тщетно - яркое пламя костра не позволяло что-либо увидеть, и сумрак за пределами освещенного круга теперь казался полноценной темнотой. Но шел Зверь на двух лапах, или на двух ногах, шаги четвероногих существ звучат совсем иначе... Тираннозавр? Гигантский медведь, не уступающий ему размерами? Или нечто невиданное, плод извращенной фантазии генетиков из Мутабор?
        Но кто бы там ни шагал, теперь он удалялся.
        Хоть что-то понимал в происходящем, пожалуй, лишь старик из местных. Тот самый, что чуть не загнулся на пути сюда от сердечного приступа. Откачал его Командир, но ни малейшей благодарности старик не испытывал.
        - Ты куда нас затащил, сектант чертов? - прошипел он негромко. - Давили вас при Сталине, давили, жаль, всех под корень не извели... Нас же сожрут твои Звери! Будет как в Пречистенке!
        На протяжении своей тирады старик повышал голос и последние слова буквально прокричал.
        Командир ответил холодно и спокойно:
        - Не сожрут. Не смогут. Нет времени им и закона им... Пока что нет. В Пречистенке был другой зверь.
        - Тот, другой... Какая разница?! - не унимался старик. - Не сожрут, так растопчут. Выводи нас отсюда, Путник.
        - Не называй меня Путником. Теперь это не мое имя.
        - Твое, не твое... Все равно выводи, не хочу здесь умирать... Недолго осталось, но лучше уж под небом нормальным да под солнышком дуба дать...
        - Поздно, старик.
        - Что?! Я, выходит... - старик поперхнулся, не договорил.
        - Да. Ничего нельзя было сделать.
        - Когда?
        - Недавно. После того, как пролетел вертолет...
        - То-то я думаю, ни разу с тех пор не кашлянул... И сердце не прихватывает. И что теперь? Как я теперь? Что ты из меня сделал, нелюдь?
        Алька протянул руку и коснулся запястья лагерника, сидевшего неподалеку. На прикосновение тот не отреагировал, кожа оказалась холодной. Алька бесцеремонно попытался нащупать пульс. Пульса не было. Стоило ожидать...
        - Извини, старик. Я ненавижу этим заниматься, но выбора нет.
        - И что будет?
        - Если останешься здесь - будешь таким, как сейчас. Навсегда. Вернее, плоть потихоньку разрушится, но сознание останется. Будешь все помнить, но ничего не будешь желать. Здесь на самом деле много таких, бесплотных...
        - А если назад? Сколько протяну?
        - Недели две, не больше.
        - А потом?
        - Сознание постепенно угаснет. Сначала исчезнут эмоции, появится безразличие ко всему... Потом уйдут воспоминания. Будешь засыпать все чаще и спать все дольше... И не проснешься.
        - Говорили, что... В общем, на живое мясо потянет...
        - Нет. Хлоптуном ты не станешь. Я сделал так, что не станешь.
        Алька слушал, стараясь не пропустить ни слова. Он знал, что жрецы-вудуисты умеют, по слухам, превращать мертвецов в своих прислужников... Но столкнуться с таким на русском Севере? Вуду здесь никогда не исповедовали, ни в традиционном его варианте, ни в католическом... Старик упомянул что-то про секту, Север всегда считался оплотом сектантов-раскольников, скрывавшихся в тайге и лесотундре от гонений. Но Алька никогда не слышал про раскольничьи секты, практиковавшие воскрешение мертвецов. Хотя, конечно, его познания в этой области фундаментальными не назовешь.
        Или здесь не Традиция, а чудеса нанотехнологий? Наночипы, поддерживающие псевдожизнь в мертвых телах? Если Командир связан со Станцией, такой вариант возможен.
        "Выдры" были самыми настоящими "выдрами", понял Алька. Настоящими, но мертвыми. И сейчас рядом сидит мертвец в затонированном шлеме.
        Мелькнула страшная мысль: а вдруг Настена... тоже... Убита в ночном авианалете, а Командир ее того... подобрал и приспособил к делу? Да и сам он, Алька, - жив ли? Все "манулы", охранявшие ангар, погибли, - может, погиб и он? Сердце заколотилось от такой мысли сильней обычного, но вдруг это - стук сердца в груди и отдающийся в виски пульс - лишь кажимость? Старик тоже не сразу понял, что мертв...
        Алька нащупал здоровенную шишку на голове, надавил... Больно... Значит, жив, старик перестал ощущать все свои болячки... А вот Настена... Надо проверить при первой возможности. Дотронуться, ущипнуть даже...
        Шаги, вновь сотрясшие почву, Алька почти не заметил. Нет, совсем не обратить внимание на них было невозможно, и он отметил краешком сознания - мимо по тропе вновь идет Зверь и на этот раз, похоже, четвероногий. Ну и ладно, сущая ерунда в сравнении с глобальной проблемой: жив ты или мертв?
        А потом Звери начали появляться один за другим, и игнорировать их появление стало невозможно... Шествие Зверей продолжалось, по прикидкам Альки, около двух часов. Исполинские твари и проходили, и пробегали, и в ту сторону, и в другую, и по одной, и по нескольку разом... Самыми разными аллюрами, но и неторопливые шаги, и дробный топот свидетельствовали об одном - о чудовищных размерах.
        Затем ночной променад завершился, последним мимо прошлепало чудище, явно прыгавшее на манер лягушки. Паузы между шлепками оказались длительными, словно такой способ передвижения требовал долго накапливать силы для очередного прыжка.
        Звери прошли. Вместе с ними исчезло чувство необъяснимой тревоги. Уже не казалось, что сейчас произойдет нечто страшное и непоправимое. Костер догорал, никто не подкидывал в него новое топливо. Люди один за другим укладывались, засыпали. Мертвые продолжали сидеть в прежних позах. Алька краем глаза наблюдал за Настеной: ляжет или нет?
        Легла... Алька выдохнул с облегчением. Наплевать на все: на мир, окончательно слетевший с катушек, на чудовищных Зверей, гуляющих неведомыми тропами, на мертвецов, бодро топающих рядом... Главные цели остаются прежними: Настена, Станция, новый мир. Все остальное не важно.
        Он дождался, когда языки пламени погасли окончательно и мрак слегка рассеивал лишь багровый свет углей. Осторожно пополз, огибая спящих. Чем ближе к Настене подползал Алька, тем медленнее двигался. Все эти долгие часы готовился к разговору с ней, а теперь не знал, как его начать... Что сказать девушке, не узнающей тебя, в упор не замечающей?
        Он зря ломал голову. В сумраке раздался негромкий голос, прежний милый Настин голос:
        - Привет, Аленький...
        Сердце Альки рвануло куда-то вверх, в сияющие выси. В ушах гремели победные трубы, он едва расслышал следующие слова Настены. Зато когда расслышал...
        - Зачем ты здесь появился? - спросила девушка. - За каким хером ты...
        И она добавила мерзкое блатное ругательство, вполне уместное для облаченной в бушлат лагерницы, но никак не для прежней Настены.
        Сердце Альки немедленно рухнуло обратно. В багровый мир, где бродили Звери.
        12. Искусство кражи со взломом
        Как мне не хватало наноскопа! Хотя бы самого простенького, с низкой разрешающей способностью...
        Вскрыть дверь с кодовым магнитным замком при помощи импульсного разрядника просто: всадить импульс в управляющее реле - цепи на короткое время обесточатся, в том числе и та, что питает катушку магнита, и дверь распахнется от толчка пальцем... Знающему человеку для такого фокуса даже боевой разрядник не нужен, достаточно самого заурядного электрошокера, вроде тех, что носят в дамских сумочках в целях самообороны.
        Проблема в том, что для означенной операции надо знать, где расположено реле. Обычно щит управления находится внутри и рядом с дверью. Но здесь и сейчас ничего подобного я не видел... Выставил разрядник на максимальную мощность и наугад дважды шарахнул через стену, рассчитывая зацепить щит, находящийся с другой стороны, в гараже. Результат нулевой. На рукояти замигал красный светодиод, рапортуя: оружие пора бы подзарядить. Когда он загорится непрерывным красным светом, разрядник пополнит мою коллекцию предметов, пригодных лишь для метания.
        Время поджимало. За спиной завывали три или четыре "дрели" - охрана пыталась огнем проложить себе путь по винтовой лестнице сюда, вниз. Сабитов время от времени отвечал им из "абакана" - одиночными выстрелами, как я и приказал.
        Если все здешние вертухаи похожи на тех, что заявились за моим бездыханным телом, это дает дополнительные шансы. Но я не обольщался. Рано или поздно руководство нашей поимкой возглавит кто-то, понимающий толк в таких операциях, и дурная пальба сменится чем-то более осмысленным. Например, вниз полетят газовые гранаты...
        Тянуть свой последний (в лучшем случае предпоследний) лотерейный билет я не торопился. Немного поразмышлял, прежде чем окончательно посадить батарею разрядника. Где размещают электрощиты нормальные электрики? Правильно, на уровне человеческого роста, для удобства работы. Но мы сейчас имеем дело с результатом трудов не нормальных людей, а стройбата. Строители в военной форме о чужих удобствах не вспоминают... Где приказано, там и долбят. Ну и где бы я, будь я здешним прапорщиком, приказал бы долбить нишу под щит? Под самым потолком, разумеется, чтоб без лестницы не достать. Подальше от блудливых рук солдатиков, которые иначе живо приспособят удобное местечко под тайник для хранения выпивки или повадятся шляться через гараж в самоволку...
        Но справа от двери долбить или слева? Или по центру, над самой дверью? Не вопрос: конечно же слева, в самом тесном и неудобном для работы углу. Чтобы стройбатовцам служба не казалась медом и сахаром.
        Я вскинул разрядник и без колебаний послал импульс туда, в левый угол. Сработало! Громкий металлический лязг замка, и дверь подалась от легкого нажатия. Я потянул за рукав лейтенанта: тир закрывается, следующий этап нашего многоборья - авторалли.
        Дверь за нашей спиной захлопнулась сама собой - магнитный замок вновь заработал, но теперь с помощью кода наши преследователи его не откроют, все настройки сбились.
        Гараж - обширный, занимающий почти весь цокольный этаж особняка, - был заполнен менее чем на треть. В идеале меня устроила бы бронемашина на колесном ходу. На худой конец - на гусеничном. Но с полными баками и с пушечно-пулеметным вооружением, чтобы без помех проехать к воротам, протаранить их и остудить пыл погони, если она за нами увяжется, а она непременно увяжется. И, разумеется, гипотетическая бронемашина должна была стоять незапертой...
        Увы, ничего похожего не обнаружилось. Несколько мобилей, судя по номерам, принадлежавших офицерам. Хотя частные номера могли для конспирации украшать и оперативные машины ОКР. Ведомственный микроавтобус с затонированными стеклами. Еще один, ощетинившийся антеннами и наверняка напичканный всевозможной аппаратурой... Здоровенный, кабиной под потолок, агрегат - нечто вроде универсальной строительной машины, на которую можно навешивать самые разные приспособления. Судя по тому, что сейчас машину украшал бульдозерный нож и бак с надписью "ПЕСОК", в последний раз это чудо техники использовалось зимой, для очистки от снега прилегающей к особняку территории.
        И ничего бронированного... Даже бронеджипа "Тайга", даже генеральского лимузина, степенью защиты не уступающего боевым машинам, не нашлось...
        Выбор невелик. Собственно, выбора и нет: лишь снегоуборочный монстр способен протаранить ворота - и гаражные, и наружные, сохранив после того способность к передвижению.
        Я вскарабкался в кабину. Аккумулятор оказался заряжен, приборный щиток исправно осветился, когда я на полоборота повернул красную, хорошо заметную рукоятку (ключ зажигания конструкция не предусматривала). Так, что тут у нас... Двигатель, судя по всему, дизельный, горючего четверть бака, это хорошо... А что плохо - у рычага коробки передач лишь три рабочих положения, две скорости и задний ход, надо полагать. Двигатель мощный, но особо не разгонишься, больше тридцати километров в час из монстра не выжать... Да и зачем? Никто не проектировал его для эффектных погонь.
        Заведется или нет? Ключа нет, разъема для активирующего чипа тоже, но вполне может оказаться какая-нибудь самодельная секретка, какая-нибудь кнопочка, спрятанная под обивкой кабины... Я повернул рукоять еще на четверть оборота. Взвыл пускатель, затем мерно застучал дизель.
        Неподалеку на стене была намалевана грозная надпись: "При закрытых воротах гаража двигатели не запускать!". Я злорадно усмехнулся. Можете влепить мне заочно четыре наряда вне очереди в дополнение к приговору трибунала.
        Бульдозерный нож я поднял вверх, на уровень кабины - пусть послужит щитом, прикрывая водительское место от выстрелов спереди, а от любителей стрелять в спину прикроет бак с песком.
        Сабитов тоже поднялся в кабину, явно намереваясь прокатиться пассажиром. Не получится, далеко не уедем...
        - Справишься с управлением? - спросил я. - Не сложнее вертолета.
        - Справлюсь... А ты?
        Я быстро, в двух фразах, изложил план действий: надо разделиться, один таранит на снегоуборочном агрегате ворота и гаража, и КПП, заодно принимая на себя пули охранников. А второй едет следом, по проложенному пути, на самом скоростном из здешних мобилей. За наружными воротами оба садимся в мобиль и отрываемся от погони.
        Судя по лицу вертолетчика, мой план представлялся ему полной авантюрой. Но ничего более надежного и продуманного лейтенант предложить не смог - вздохнул и пересел за штурвал.
        - Разгоняйся и тарань! - напутствовал я. И добавил еще одну фразу - где и когда мы сможем встретиться, если за воротами все пойдет не по плану.
        Он прибавил обороты, наполнив гараж сизым дымом. А я выпрыгнул из кабины и занялся стоявшей неподалеку "цикадой" - модель двухместная, достаточно скоростная, вполне подойдет для той фазы побега, когда главным козырем станет быстрота.
        Под ударами рукояти "дыродела" боковое стекло покрылось сетью мелких трещин, затем вдавилось внутрь. Эта машина, понятное дело, без ключа и чипа не заводилась. Не беда, угонщики давно придумали, как можно обходиться без того и другого, и кое-каким их приемам меня обучили на специальных курсах... Даже практическое занятие, помнится, было: угнать мобиль с парковки перед гипермаркетом. Тогда справился, справлюсь и сейчас.
        Я запустил руку под приборный щиток, нащупал нужный шлейф, рванул... Отлично, бортовой компьютер лишился питания, и все его противоугонные системы бесполезны. Теперь обесточить цепь, блокирующую пусковое реле электродвигателя...
        Пока я колдовал над проводами, лейтенант Сабитов времени не терял: разогнался, насколько позволяли размеры гаража, и обрушил многотонную громадину снегоуборщика на ворота. Ворота выгнулись, но устояли. Лейтенант повторил попытку, ударив бульдозерным ножом не по центру, а в самый край ворот - и там возникла щель, позволяющая протиснуться худощавому человеку... Все в порядке, еще пара ударов - и путь наружу будет открыт.
        Тем временем мои манипуляции с проводкой продолжались: запитав пусковое реле от провода, идущего к двигателю стеклоочистителя, я получил способный худо-бедно передвигаться мобиль. Большинство систем без участия компьютера не работало - кондиционер не включить и сиденья не отрегулировать. Но мне нынче не до комфорта.
        Третья попытка Сабитова привела к успеху - ворота гаража под напором бульдозерного ножа со страшным скрежетом поползли, все более расширяя возникшую щель, и рухнули куда-то в сторону.
        - Газуй! - крикнул я.
        Не уверен, что лейтенант услышал, но он и без того знал, что делать. Двигатель снегоуборщика взвыл на полных оборотах, и машина рванула вперед, на улицу. Тут же снаружи послышались выстрелы - одиночные хлопки "дыроделов" и автоматные очереди. Похоже, весь личный состав, находившийся на данный момент в особняке, высыпал сейчас наружу поупражняться в стрельбе. Ладно, хоть гранатомета ни у кого из них не нашлось...
        Я выжидал, не торопясь подставляться под выстрелы. Пластикатовый корпус "цикады" ни от какой пули защитить не способен в принципе... Пусть уж лейтенант сначала расчистит путь. Шанс на успешный таран у него лишь один, повторить попытку едва ли позволят. Должно получиться, в отличие от гаража есть место для разгона, а скорость у снегоуборщика хоть и невелика, но, умноженная на многотонную массу, даст на выходе вполне приличную энергию удара...
        Металлический грохот перекрыл выстрелы. Я вдавил педаль реостата, "цикада" покатила из гаража, плавно набирая скорость. Все-таки бензиновые двигатели, с их большей приемистостью, куда лучше в тех ситуациях, когда требуется резкий старт с места...
        Осветительные приборы я не включал. Все внимание охраны сейчас приковано к Сабитову и его многотонному монстру, и правильно, нечего им отвлекаться на маленький двухместный мобильчик, мало ли кто и куда решил прокатиться ночью...
        Лейтенант свою задачу выполнил с блеском. Сквозь сумрак белой ночи я отлично видел ограду - каменную, со стилизованными наконечниками не то пик, не то копий на гребне. Видел будку КПП на въезде. А ворот не было, и через их опустевший проем открывался вид на улицу Царского Села, огибавшую Екатерининский парк. По ней сейчас и катит Сабитов, надеюсь, лейтенант ничего не перепутал в горячке прорыва и свернул именно влево, как мы и договаривались... Выстрелы теперь доносились оттуда, из-за ограды. И здесь мой расчет сработал - неторопливо движущаяся громадина создавала иллюзию, что ее можно догнать на своих двоих, стоит лишь хорошенько поднажать. Но, естественно, человеку такое не под силу, разве что генаврам, созданным для быстрого бега.
        Однако пришла пора и мне сматывать удочки. Путь открыт, охрана отвлеклась - вперед!
        "Цикада" устремилась в серый полумрак питерской ночи.
        Но тут открылось одно обстоятельство, поставившее жирный крест на моем простом, но эффективном плане. Обстоятельство именовалось замаскированной огневой точкой, оборудованной "молотком" и простреливающей подступы к особняку. Почему оттуда не стреляли по Сабитову, не знаю. Может быть, дежурство на этом посту не было постоянным, расчет заступал туда при тревоге и подбежал лишь сейчас. Или пулемет, по извечному российскому разгильдяйству, оказался не готов немедленно открыть огонь. Как бы то ни было, лейтенант проскочил, а "цикада" угодила под свинцовый град.
        Менять планы поздно, и я вдавил педаль до упора, не жалея обмотки двигателей. Оставалась последняя надежда: пулеметчики здесь никуда не годные, не имеющие боевого опыта вообще и опыта стрельбы по быстро движущимся мишеням в частности.
        Но уж если начинается полоса невезения, то не везет во всем... Не знаю, как остальные, но данный конкретный стрелок свое дело знал туго. Первая же очередь угодила в подъездную дорожку аккурат перед колесами "цикады". Красные светлячки трассеров красиво рикошетили от асфальта, позволяя пулеметчику вносить коррективы в стрельбу, и я понял - следующая очередь моя.
        Резко затормозил, затем снова ускорился, пытаясь сбить прицел. Напрасная попытка, пули прошили оба правых колеса, мобиль пошел юзом, выскочил на газон... Пожалуй, я был прав в своих догадках - "цикада" принадлежит одному из офицеров, на оперативную машину наверняка поставили бы пулеустойчивую резину.
        Я упрямо терзал реостат, пытаясь дотянуть до КПП. Оторваться от погони "цикада" уже неспособна, мне хотя бы оказаться снаружи, за оградой... А там, глядишь, что-нибудь да подвернется.
        Но выпускать меня за ограду никто не собирался. Еще одна очередь, на сей раз по аккумуляторному отсеку. Вообще-то он куда менее страдает от стрельбы, чем двигатели на жидкотопливных машинах, не говоря уж об их бензобаках. У мобилей, если пуля пробивает одну из ячеек батареи Ллейтона, остальные продолжают работать в прежнем режиме, запас хода незначительно падает, а мощность и скорость остаются прежними...
        Однако "цикада" катилась вперед, увлекаемая лишь инерцией. Электродвигатели не отзывались на движения педали, подсветка приборного щитка погасла. Скорее всего, шальная пуля перебила главную шину питания. И мобиль превратился в мертвую груду пластика и металла.
        Отъездился...
        13. Обыкновенная история
        - ...впятером, все по очереди. Потом передохнули и снова по кругу. И спереди, и сзади, и в рот, и по двое зараз, и по трое, и во всех позах, кто что придумает. "Благородие" большим выдумщиком оказался... Думала, сдохну там, в крови своей и блевотине. Но не сдохла, живучая оказалась... Как наигрались, поехали от Ибрагима, я в седле сидеть не могла, так привязали к лошади, всю спину ей закровила... По дороге двоим еще раз приспичило, прямо под кустиком разложили. А мне уже все равно стало... Думала, до замка доедем, там все и кончится, затрахают всей кодлой за ночь до смерти - и пусть... Но не доехали. Не повез меня "благородие" в замок. На каком-то полустанке оказались, не знаю где, все как в тумане было... Там эшелон стоял, вагоны с зэками. Неделю уже стоял, может, рельсы впереди взорвали, может, паровоз сломался, мне не докладывали... Кое-кто из зэков в побег наладился, и не всех поймали. Ну и продали меня вертухаям, чтобы у тех счет сходился. За канистру разведенного спирта. За пятилитровую.
        Настена продолжала рассказывать - неторопливо, равнодушным голосом - о подробностях своего путешествия на Север. Ничего не пропуская. Обо всем, что с ней в первый же вечер проделывали охранники эшелона, компенсируя потраченный спирт. И о том, что происходило потом: и в поезде, и на пешем этапе, и в лагере, неожиданно оказавшемся на территории самозваной республики... И затем, на строительстве печорских укреплений. Везде одно и то же. Побои. Издевательства. Изнасилования, которые быстро перестали быть изнасилованиями - превратились в способ получить лишний кусок хлеба. Или просто в еще одну рутинную повинность после изнурительного рабочего дня.
        Хотелось зажать уши и ничего не слышать, но Алька слушал. Внимательно. Каждое слово Настены ложилось кусочком раскаленного металла, выжигая душу.
        - Вот так я и жила, Аленький. Если это жизнь... И тут - ты. Зачем? Зачем явился? Я ведь ту жизнь, прежнюю, глухим забором заколотила - не было ее, ничего не было... Зачем напомнил?!
        Алька не знал, что сказать. Как тут утешишь... После такого не утешают. За такое надо мстить. Убивать...
        Не утешают - но он все-таки попытался. Говорил, что все теперь в прошлом, что жизнь продолжается и будет совсем-совсем другой, что все забудется, как страшный сон...
        Говорил и сам чувствовал - неубедительно звучат его слова... Фальшиво. Наверное, потому, что сам не верил в то, что произносил. Вернее, верил, и правильные в общем-то вещи излагал, но... Но в данном конкретном случае... Как такое позабыть? И Настене, и ему - как?!
        - А знаешь, что самое страшное, Аленький? - спросила Настена, когда его утешения иссякли. И сама себе ответила: - Самое страшное, что все это под конец мне стало нравиться...
        Алька почувствовал - ее рука потянулась, коснулась его груди и тут же отдернулась...
        Разговор угас сам собой, словно костер, в который не подбрасывают топлива. Алька не спал, но лежал молча и неподвижно, глядя в сумрак широко раскрытыми глазами. И чувствовал: Настена не спит тоже.
        Но сказать им друг другу было нечего.
        Позже. Не сейчас. Надо пережить все, что вывалила на него Настена, пережить и разобраться в себе и в чувствах к ней...
        Ведь Алька, если вдуматься, мог предъявить ей ту же самую претензию: "Зачем ты явилась?!" Он мысленно похоронил ее, и оплакал, и собрался жить дальше, в одиночку шагать по нелегкому пути, который выбрал давно, и надеяться, что, может быть, когда-то доведется встретиться на том пути с хорошей девушкой, и та сможет...
        И тут - она... Зачем?
        Настена, конечно, живая и теплая, не чета зомби, способным лишь к переноске тяжестей... И все-таки для Альки она - воскресший мертвец, рассказывающий страшные вещи о загробном мире.
        Потом он разозлился на себя за такие мысли. Ты "манул" или кто? Тебя учили драться или размазывать сопли? Драться можно ведь не только с врагом, норовящим изрешетить тебя из автомата. Сейчас враг невидим и неосязаем - вся та мерзость, что скопилась в душе у любимой девушки. Все равно надо драться и побеждать!
        Потом он стал думать, как победить. Чуть позже, уже в полудреме, ему приходили в голову замечательные слова - правильные, разящие наповал, способные исцелить душу, вытряхнуть из нее все мерзкое и гнусное...
        Потом Алька уснул, и снилась ему весна в Заплюсье, свежая майская зелень и рассыпанные по ней желтые пятнышки мать-и-мачехи... Снилась фальшивая могилка Анастасии Гнедых - Алька сидел рядом с рыхлым холмиком и ждал, что сейчас земля на нем шевельнется, раздастся в стороны, и появится Настя, и он ей скажет все те замечательные слова, что придумал... И все у них будет хорошо.
        Но земля на могильном холмике оставалась неподвижной.
        14. На волю, в пампасы...
        Третья очередь угодила аккурат в салон обездвиженной "цикады": разлетались в стороны обломки пластика и стекла, пули кромсали сиденья и с мерзким звуком рикошетили от металлических деталей... Пулеметчик, опоздав к началу потехи, отрывался теперь по полной программе. Не жалел боекомплекта, пытаясь превратить беглого капитана Дашкевича в кусок измочаленного пулями мяса. Но меня в салоне уже не было - выпрыгнул, еще когда мобиль продолжал катиться по инерции.
        Бежать к воротам не имело смысла. Раз уж пулеметчик не включил прожектор - значит, его "молоток" оборудован инфракрасным прицелом, позволяющим и ночью без труда разглядеть стремящегося к КПП человека. Разглядеть и расстрелять.
        И я побежал в противоположную сторону. Не знаю, остался ли незамеченным мой маневр, но от четвертой очереди я успел скрыться за углом особняка, благо "цикада" совсем недалеко от него откатила...
        Что теперь? Теперь - бегом к забору, огораживающему территорию. В самый дальний его угол, недоступный для взглядов из окон. Перелезть через железобетонную преграду высотой в три с половиной метра в принципе можно. Но наверняка там имеются системы, призванные воспрепятствовать таким попыткам. Очутишься на гребне ограды - и превратишься в подгоревший бифштекс.
        Однако оставалась крохотная надежда на везение... Дело в том, что какие бы совершенные системы защиты ни планировались в теории, на практике в дело всегда вмешивается человеческий фактор. Бойцы, охраняющие любой объект, хоть самый суперсекретный, тоже люди. И, соответственно, имеют человеческие потребности. Например, такую: иногда покидать охраняемый объект без ведома начальства с целью раздобыть выпивку или пообщаться с противоположным полом.
        Двух озабоченных потребностями организмов я мельком видел в прошлый свой визит сюда, состоявшийся ранним утром: солдатики, воровато оглядываясь по сторонам, шагали как раз от того самого дальнего угла забора, и комбинезон на груди одного из них натягивался, выдавая контуры бутылки. Увидев незнакомого офицера - то есть меня, - бойцы быстренько изменили направление движения и исчезли из видимости. Готов прозакладывать майорские звезды, которые никогда не получу, - в емкости плескался отнюдь не лимонад, а в дальнем углу имеется какая-то лазейка наружу. Шанс обнаружить ее сейчас невелик, но других вариантов все равно не осталось...
        Низкий силуэт метнулся мне наперерез. Собака? Не похоже, совсем другой контур... Не вдаваясь в зоологические изыскания, я шарахнул по непонятному существу из разрядника. Чем бы оно ни было, импульсы на существо подействовали: бег в мою сторону прекратился, тварь закрутилась на месте, не издавая ни звука. Светодиод на рукояти ярко засветился красным, свидетельствуя: этот импульс последний, батарея полностью разряжена.
        Вот и заветный угол... Ночное зрение у меня неплохое, но ничего похожего на тайный лаз разглядеть не удавалось. Да я и не знал толком, что ищу. Перелезают здесь через ограду? Или имеет место замаскированный подкоп? Или из стены, сложенной из искусственного камня, вынимается один блок? Никаких следов ни того, ни другого, ни третьего... Самое поганое, если я ошибся и бойцы отсюда наружу не лазали, а всего лишь сходили за бутылкой к оборудованному на территории тайнику.
        Стрельба снаружи, за оградой, смолкла некоторое время назад. Пулеметчик, прервавший мое путешествие на мобиле, тоже никак себя не проявлял. В наступившей тишине я хорошо расслышал приближавшийся топот. Издавали его явно не человеческие ноги, а лапы какого-то животного. Надо полагать, существо, подвернувшееся под импульс моего разрядника, охраняло территорию не в одиночку.
        Приблизившись, тварь замедлила бег, и я смог ее разглядеть, насколько позволял сумрак белой ночи. Собаки явно не числились даже среди дальних предков милой зверушки, хотя с таксой у нее некоторое сходство просматривалось. Но скорее уж она вела (трудами кудесников Мутабор, разумеется) свою родословную от рептилий: шерсти нет, хвост небольшой, но извивается вполне по-змеиному, а такую длинную, наполненную зубами пасть не постеснялся бы иметь любой крокодил или аллигатор. Лапки у сторожевого ящера оказались короткими, но перебирал он ими шустро, на манер геккона, и едва ли уступал скоростью бега собаке.
        Но ко мне тварь приближалась явно с опаской - неторопливо, по дуге, стараясь зайти за спину. Может, именно ее я угостил из разрядника, и она, оклемавшись, осторожничает? Или среди прочих достоинств этих питомцев Мутабор есть умение общаться телепатически и сородичи пострадавшей твари получили предупреждение? Вопрос интересный, но отложим выяснение до лучших времен.
        Размахнувшись, я со всей силы метнул в ящероподобное создание разрядник. Генные инженеры не позаботились снабдить свое детище хорошей реакцией, уклониться оно даже не пыталось, и метательный снаряд угодил ровнехонько между глаз. Раздался звук удара твердого о твердое.
        Собаке удар такой силы наверняка проломил бы череп, человеку тоже. Но голова моего противника никаких видимых внешних повреждений не получила. Наверняка там сплошная кость с глубоко упрятанным крошечным мозгом... Существо остановилось на пару секунд, помотало башкой и снова засеменило по дуге, пытаясь зайти с тыла.
        Скоро стало ясно, что медлит тварь неспроста - из темноты вновь послышался топот, приближавшийся сразу с двух сторон. По меньшей мере еще два зубастика спешили на подмогу первому.
        Ведь предлагали мне умереть достойно, даже "дыродел" выдали с одним патроном... Так нет же, выбрал глупую смерть на клыках глупых тварей.
        Я сделал несколько шагов назад, чтобы подбегавшие сразу не взяли в кольцо. Сработал рефлекс загнанного в ловушку человека - особого смысла в том не было, фронтальную атаку трех зубастых пастей тоже не выдержать, такими челюстями оттяпать человеку ногу не труднее, чем мне откусить кусок яблока...
        Спина уперлась во что-то твердое, расположенное чуть выше поясницы. Не отрывая взгляд от псевдорептилии, я протянул назад руку и нащупал толстый железный штырь, торчащий из ограды... Не то кусок арматуры, оставшийся торчать после строительства, не то вколоченный костыль. Так-так...
        Торопливо пошарил выше - еще один штырь, на уровне плеча. Специально сюда вбитый, сомнений нет: мои пальцы зацепились за некое подобие шляпки, возникшей явно вследствие сильных ударов кувалдой. Вот и лазейка...
        Через мгновение я уже стоял на верхнем штыре. Очень вовремя - число противостоявших мне тварей утроилось.
        И что дальше?
        Не совсем понятно... Других штырей не обнаружилось, лишь две выбоины в стене, два уступа, за которые можно было удобно ухватиться руками, что я и сделал. В принципе, до гребня уже недалеко, даже не обладающий особыми спортивными данными человек может на него вскарабкаться. Но делать это мне категорически не хотелось. Сейчас хорошо слышалось легкое гудение, исходящее от наконечников как бы копий. Система защиты на этом участке не отключена, как я надеялся. Стоит достаточно массивному предмету оказаться между двумя наконечниками, и он тут же будет испепелен мощнейшим разрядом. Птичка пролетит беспрепятственно, упавший с дерева лист тоже... Но я, увы, способностью обращаться в воробья не обладаю.
        Посмотрел вниз... Твари разгуливали у меня под ногами, не предпринимая попыток добраться до распластавшегося на стене капитана Дашкевича. Либо способность к прыжкам у зубастиков напрочь отсутствовала, либо они сочли задачу выполненной: дичь в ловушке, можно дожидаться подхода охотников. В смысле, вертухаев с "абаканами".
        Я посмотрел вверх. Никаких следов того, что через стену лазают, отключая каким-то хитрым способом защиту, - растущий на гребне мох (не то настоящий, не то искусная имитация) нигде не поврежден.
        А это что за светлая полоска? Провод? Я напряг память - а она в подобные моменты весьма обостряется - и припомнил: точно, как раз где-то здесь над оградой проходила линия электропередач, самая обычная, на шесть киловольт. Тянулась к трансформаторной будке, приткнувшейся возле особняка.
        Вопрос: так почему же я вижу лишь один провод, если их у меня над головой четыре? Ответ: потому что он единственный хорошо отполирован, остальные серого цвета, как и подобает покрытому пленкой окислов алюминию, и сливаются с сумраком белой ночи.
        Вот, значит, как отправляются здешние вертухаи в свои самовольные походы за спиртным. Высоковато, однако... Нижний провод - тот самый, отполированный - как минимум на метр выше гребня. Кто попало тут в самоход не двинет, такое под силу лишь хорошо натренированному спортсмену...
        В своей способности к прыжкам в высоту я не сомневался. Тревожило другое: за провод придется хвататься в верхней точке траектории, вытянутыми над головой руками - не промахнуться бы в полумраке. Рухну на ограду - изжарюсь, на землю - то-то будет радость у обладателей крокодильих пастей...
        Прыгнул.
        В полете успел подумать, что если невзначай зацеплю два провода вместо одного, результат будет тот же - большое подгоревшее жаркое.
        Пальцы левой руки скользнули по холодному алюминию, не успев за него ухватиться. Зато правой я вцепился в провод намертво.
        Так... Теперь зафиксировать вторую руку... Отлично... Теперь закинуть на провод ноги - если передвигаться, свисая вниз на манер сосульки, нижняя часть тела угодит как раз между копьями-разрядниками, со всеми вытекающими последствиями. Ползти над гребнем надо, прижавшись к проводу всем телом.
        Этот пункт оказался самым трудным для выполнения. Когда я попытался подтянуться и закинуть на провод ноги, он начал раскачиваться, и амплитуда колебаний увеличивалась с каждым моим движением. До соседних проводов - полметра, не больше. Шесть киловольт - не шутка, и если я коснусь двух проводов одновременно, на подстанции через секунду или полторы сработает защитное отключение. А я за эти полторы секунды узнаю, что ощущают казнимые на электрическом стуле. Узнаю, но уже никогда никому не расскажу.
        Я упрямо повторял свои попытки. Ничего другого все равно не придумать, именно так проникали за забор солдатики, проникну и я.
        Оп! Моя рука коснулась второго провода! Сердце болезненно сжалось в ожидании чудовищного удара током. И на том все закончилось. Я нервически хихикнул, удивив сновавших внизу зубастиков. Если они, конечно, способны удивляться...
        Линия обесточена! Мог бы и сразу догадаться, видел же мельком улицу, где не горел ни единый фонарь... На Царское Село, как и на весь Питер, электричество подают в режиме "три-три": три часа света, затем три часа темноты. Все потребляющие энергию системы особняка работают сейчас от автономных генераторов. Здешние самоходчики прекрасно знают график отключений и ничем не рискуют. Да и воздушной гимнастикой едва ли занимаются, наверняка приспособили какой-нибудь крюк на палке или веревке, для обратных путешествий уж точно...
        С этими мыслями я бодро перебирал руками, проползая над гребнем. Путешествие по канатной дороге не затянулось. Провод начал все круче подниматься вверх, ползти дальше по нему будет все труднее. Да и светлая, отполированная полоса алюминия завершилась. Именно здесь спрыгивали солдатики, надо прыгать и мне. После всех приключений обидно будет сломать ногу, приземлившись на что-нибудь непригодное для мягких посадок.
        Вновь повиснув на вытянутых руках, я разжал пальцы. Ну вот и все. Свобода! Относительная, конечно, - очень скоро все выходы из города перекроют так, что мышь не проскочит. Но кто такая мышь? Глупый грызун, не проходивший тренировок по спецметодикам, и мои шансы на спасение в разы выше.
        Вдалеке вновь послышалась стрельба - заработали "ревуны", в грохот очередей вплетались характерные хлопки подствольников. Не иначе как лейтенант, не дождавшись меня, решил прорываться в одиночку на своем снегоуборочном монстре. Далеко не прорвался, угодил в засаду... Я мысленно пожелал лейтенанту успеха, шансы у него мизерные, но все же не нулевые. А те, кто занимается вторым беглецом, то есть мной, наверняка уже обнаружили отсутствие трупа в изрешеченной "цикаде" и сейчас ищут на территории то, что не успели сожрать зубастики... Я мысленно пожелал им не торопиться, искать как можно тщательнее.
        А сам быстро пошагал переулком, ведущим прочь от особняка. Задача номер ноль, думал я, - избавиться от идентификационного чипа ОКР, вживленного в мое левое бедро. Потому что в дополнение к заставам, облавам и прочесываниям очень скоро по улицам будут раскатывать машины-пеленгаторы, настроенные на код именно моего чипа и способные засечь его с расстояния в пару-тройку сотен метров.
        Хирургический инструментарий имеется - складной ножичек с самыми разными прибамбасами. Хирург, хоть и без диплома, тоже в наличии - я сам. Остается найти подходящую операционную...
        На темном асфальте выделялось еще более темное круглое пятно. Я подошел поближе - так и есть, люк ливневой канализации. Не слишком стерильно для хирургических экзерсисов, зато безопасно, - чтобы прочесать здешние подземные лабиринты, потребуется дивизия полного состава, а лишних дивизий у ОКР нет.
        Пожалуй, мне туда...
        Часть четвертая
        Человек без имени
        1. Актуальная наука социология
        Электросеть опять обесточилась - ужин и сопутствующий ему разговор происходили при свечах, но романтичности им данное обстоятельство отнюдь не добавляло.
        Впрочем, я погорячился, назвав свечами осветительные приборы, горевшие в доме профессора Маргияна, - обрезки упаковочного шнура, пропитанные адским варевом из рыбьего жира, технического мыла и чего-то еще... Народ именовал их "коптю?чками", а иногда и того хуже, "вонючками", - нетрудно догадаться, за какие именно потребительские качества. А настоящие свечи превратились в наше время чуть ли не в предмет роскоши.
        Нефть - это ведь не только горючее для двигателей и электростанций. У нефти есть масса других производных, вроде бы и незаметных, кажущихся не столь важными, - до той поры, пока они не исчезают или не становятся редкостью.
        Парафин из их числа. С давних пор считалось аксиомой - погасло электрическое освещение, доставай припрятанную на такой случай коробку с парафиновыми свечами, зажигай их и жди, когда электрики исправят неполадку. Никто не задумывался, чем освещать дома, если свечи и электричество исчезнут одновременно.
        Наступило время, и задуматься пришлось. Санкт-Петербург и другие крупные города еще кое-как освещены - пусть с перебоями, пусть с веерными отключениями, но электричество двенадцать часов в сутки подается.
        А в глубинке люди сидят при лучине. И при "коптючках". Единой энергосети не осталось, линии передач разрушены. Кому повезло - есть поблизости электростанция и сохранилось топливо для нее, - те пользуются благами цивилизации. Остальные стремительно скатились в девятнадцатый век.
        Профессора Маргияна, как ни странно, факт регресса нашей цивилизации лишь радовал.
        - Человечество не смогло вовремя остановить, заморозить прогресс и теперь сполна пожинает плоды своей недальновидной глупости, - вещал профессор, жестикулируя вилкой с наколотым куском синтезированной телятины. - Катаклизм - естественная реакция изнасилованной людьми планеты, которую самонадеянные сапиенсы считали покоренной, прирученной и на все согласной.
        Я кивнул, налегая на телятину. Слушать застольные монологи профессора входит в условия игры. Так сказать, моя плата за гостеприимство, за стол и кров. Старика можно понять и пожалеть: речи, рассчитанные на аудиторию, за много лет стали у Маргияна не просто привычкой - необходимостью, физиологической потребностью организма.
        Реализовать эту потребность ныне не так-то просто. Курс лекций профессора в университете отменен, да и сам факультет социологии, где он подвизался, приказал долго жить. Не до того... Хотя, конечно же, изучение нынешнего социума - разваливающегося на куски, коллапсирующего - представляет немалый научный интерес. Но финансировать в России науку, не имеющую конкретного прикладного значения, некому и не на что.
        Ученики профессора разбежались, едва лишь его научная школа оказалась на голодном пайке после исчезновения правительственных грантов. Прикрылись семинары, конференции и симпозиумы, - еще один способ излить поток умных мыслей на внимательных и почтительных слушателей.
        Вот и приходится профессору самовыражаться в статьях, размещаемых в Сети, давно переставшей быть глобальной. Да еще читать застольные лекции племяннице Алисе и нечастым гостям - таким, как я.
        - Точку невозвращения мы прошли не в двадцать первом веке и не в двадцатом. В девятнадцатом! Пар и электричество, - казавшиеся благом, на деле оказались двумя смертельными бациллами, попавшими в организм цивилизации. После создания паровой машины Уатта стало лишь вопросом времени появление всех смертельно опасных игрушек человечества. И Катаклизм в том или ином виде стал неизбежным.
        Он сделал паузу и значительно посмотрел на меня, на Алису: ну-с, молодые люди, может, вы желаете что-то сказать в защиту смертельных бацилл, пара и электричества? Не знаю, как с паром, но полезность электричества Алиса вполне могла бы засвидетельствовать: отключение сегодня случилось внеплановое, и ужинать пришлось холодными остатками обеда. Но девушка промолчала, и отдуваться пришлось мне - слушатели профессора должны не только почтительно внимать речам мэтра, но также задавать вопросы и высказывать возражения.
        - Опасные игрушки - это атомные бомбы и ядерная энергетика? - сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
        - И они тоже. Но разве только они? Игры с климатом, аукающиеся порой через сотню лет самыми непредсказуемыми последствиями. Космические аппараты, превратившие в решето озоновый слой. Манипуляции с генами, давшие новый толчок эволюции, - но эволюции извращенной, основанной на противоестественных принципах. Список долгий, а началось все с паровой машины Уатта. И с опытов Фарадея, сделавших возможной постройку электрических двигателей и генераторов.
        - Значит, остановить прогресс следовало в девятнадцатом веке? Разгромить лабораторию Фарадея, разломать приборы, а изобретателя заставить придумывать усовершенствованную упряжь для повозок?
        Мое саркастическое замечание о родоначальнике электродинамики профессор пропустил мимо ушей, он был выше этого. А дату остановки прогресса сдвинул на век раньше:
        - Не в девятнадцатом веке, юноша, - в восемнадцатом! В девятнадцатом стало поздно, ядовитое семя дало плоды!
        Он продолжил развивать тему, и выяснилось, что сеятелями ядовитых семян были просветители-энциклопедисты, что восемнадцатый век, по крайней мере первая его половина, - действительно Золотой век в истории человечества, а сейчас мы волей-неволей вернемся к тому, с чем неразумно расстались в столетия, последовавшие за Золотым: к лошадям и парусам, к умеренному земледелию без удобрений и ядохимикатов, с естественным восстановлением почв. Только вернемся на окончательно загаженной планете и с непоправимо изуродованным генофондом.
        В чем-то профессор прав, спору нет. По крайней мере, конные заводы развиваются весьма бурно, и на улицах Питера пролетку извозчика, пару лет назад казавшуюся экзотикой, теперь можно встретить чаще, чем мобиль. А на Адмиралтейских верфях недавно завершилось переоборудование танкера "Ангара" - главным движителем нефтевоза стали роторные паруса.
        Только не сказал бы, что это возврат в Золотой век, скорее вынужденные меры, вызванные бедой... Люди могут по необходимости целый месяц пересекать океан на паруснике, но теперь уже не забудут, что когда-то делали это за два часа на стратоплане. Да и сам профессор, зажигая сегодня свои "коптючки", не очень-то радовался - напротив, ругал на все корки внеплановое отключение.
        Но профессора уже понесло... Понесло и вынесло в безбрежное море исторических аналогий, где он чувствовал себя уверенно, словно капитан-судоводитель первого класса.
        - Большая ошибка думать, что в человеке изначально заложено желание окружать себя все более сложными устройствами - то, что мы называем стремлением к прогрессу. Люди изначально стремились удовлетворить свои базовые потребности в еде, тепле, комфорте, сексе, - а технический прогресс всегда был лишь удобным способом для этого. Как только он переставал срабатывать или плата за прогресс становилась слишком велика, его без колебаний отбрасывали.
        "Есть и другие способы удовлетворения базовых потребностей, - удрученно подумал я. - Например, выслушивать каждый вечер скучные лекции... Интересно, знает ли светило социологии, что я сплю с Алисой? Если и знает, абсолютно игнорирует сей факт, не снисходит с академических высот к столь мелким проявлениям жизни социума".
        В качестве примера остановки прогресса профессор привел Океанию. Оказывается, первоначально заселили ее многие тысячелетия назад люди довольно цивилизованные - по тем временам, конечно. Находившиеся в бронзовом веке, даже вступавшие в железный, имевшие уже достаточно сложное общественное устройство, - в то время как большую часть Земли населяли примитивные племена дикарей, остающихся в веке каменном.
        Но вот беда - на атоллах не оказалось руд металлов, никаких. Почти все технологии стали бесполезны. Прогресс застыл, не ища обходных путей. Не было стимулов искать эти пути (импорт металлов, например) - вокруг благодатный климат, плодородная земля, изобильный океан. К чему покупать привезенный из-за океана бронзовый топор, стоящий целое состояние, если, поработав несколько часов каменным над саговой пальмой, можно обеспечить себя запасом еды на полгода?
        В результате тысячелетия спустя европейские ученые изумлялись, наблюдая за жизнью некоторых народов Океании. Имеются государства: короли, министры, налоги, даже валюта, - при том, что материальная база характерна для самого примитивного племенного устройства: орудия из кости, камня и раковин.
        Жаль, что у нас не растут саговые пальмы, мог бы я сказать профессору. Без них прогресс останавливать рановато. Да и в Океании уже не растут, там сейчас ничего не растет и никто не живет, все смыто цунами-убийцами, и даже коралловые кольца атоллов разрушены проснувшимися вулканами...
        Из Океании мысль профессора двинулась на юг, в Австралию. Там, оказывается, имела место не просто остановка прогресса - прямой регресс. Первооткрыватели южного континента умели строить мореходные суда, изготавливать достаточно совершенные орудия труда и оружие. Умели - и полностью утратили свои умения. Вторично открывшие Австралию европейцы нашли аборигенов, плававших на утлых челноках из кусков коры, а то и на примитивных плотиках из двух-трех бревен, а другие племена, жившие в глубине континента, позабыли даже искусство создания столь примитивных плавсредств. Какие уж тут путешествия между континентами, для первопроходцев билет в Австралию оказался в один конец. Прочие технологии постигла та же участь...
        - Зачем ткацкий станок, если можно круглый год ходить голышом и не мерзнуть? - риторически вопрошал профессор. - Зачем лук и стрелы, когда вокруг стада мирных сумчатых животных, неспособных ни убежать, ни защититься, - подходи и убивай палкой? Зачем?
        Последний свой вопрос профессор адресовал лично мне, сопроводив его указующим жестом.
        Я пожал плечами и ответил в том смысле, что убивать сумчатых палкой мне не доводилось, но кенгуру во франкфуртском зоопарке когда-то видел - по-моему, вполне шустрые звери, способные заставить человека с палкой поискать более совершенное орудие охоты.
        - Ерунда, - отмел мой довод профессор. - Кенгуру потому и уцелели, что обладали редкой для сумчатых способностью к быстрому передвижению. Восемьдесят процентов видов австралийских животных европейцы уже не застали - облик этих крупных малоподвижных существ восстанавливали по обглоданным костям, найденным вокруг древних стоянок аборигенов.
        Я тоскливо вздохнул, словно бы сокрушаясь о печальной судьбе австралийской фауны. За прошлым ужином лекция профессора хотя бы имела отношение к современности - старик рассуждал о наступивших и грядущих последствиях обрушения глобальной Сети...
        Но все на свете имеет обыкновение заканчиваться, и речи Маргияна тоже. К тому же они всегда завершались в точно отмеренный срок - спустя ровно два академических часа после их начала, я проверял с таймером. Такой уж рефлекс выработался у профессора за долгие годы преподавания.
        Завершил лекцию он ударной резюмирующей фразой:
        - Паруса, лошади и свечи - вот будущее человечества!
        И презервативы из свиных кишок, мысленно добавил я, посмотрев на Алису. Хотя нет, какая еще контрацепция - повальное деторождение и столь же повальная детская смертность, спасающая от перенаселенности. Нет уж, профессор, сами живите в своем прекрасном мире, можете начать хоть сейчас... А мы уж помучаемся в нашем.
        Зажегся свет. Столь же внепланово, как погас. Профессор Маргиян, надо заметить, не стал использовать шанс доказать свои слова личным примером - электрическое освещение не отключил, напротив, торопливо погасил горевшую рядом с ним "вонючку". Затем поспешил к компьютеру создавать очередной шедевр социологической мысли.
        Вот так всегда и бывает при столкновении теории с практикой.
        2. Белые призраки Арктики
        Как и приказал Кравцов, документы для него подготовили в бумажном виде. Увесистая папка лежала на столе - страниц триста, не меньше, прикинул генерал. Надо было распорядиться, чтобы информацию предоставили в более сжатом виде. Да что уж теперь...
        Собранные в папке материалы относились к так называемым "блуждающим землям", к островам-призракам. В прежние века они регулярно обнаруживались в арктическом бассейне, а затем исчезали неведомо куда...
        На западе наиболее известный остров-призрак - Земля Джиллиса, названная в честь английского полярного мореплавателя, в 1707 году впервые увидевшего этот остров с северо-восточного берега Шпицбергена. На английских навигационных картах Земля Джиллиса была нанесена до двадцатого века... В России гораздо большую славу получила Земля Санникова - породившая много легенд, ставшая темой для книг и фильмов. Существовали и менее "раскрученные" острова-призраки: Земля Андреева, остров Крестьянка, Земля Петермана, Земля короля Оскара, Земля полярников, острова Генриетты и многие другие...
        Одно время считалось, что все эти земли, неоднократно наблюдаемые, но ни разу никем не достигнутые ни по льдам, ни по открытой воде, - всего лишь обман зрения. Арктика и в самом деле богата рефракцией, миражами и прочими оптическими явлениями, способными создать полную иллюзию земли.
        Существовала и вторая версия: за земли принимались гигантские ледяные острова, дрейфующие в арктическом бассейне. Правда, ее авторы никак не могли объяснить происхождение подобных ледяных массивов - достигающих в длину и ширину десятков километров и на десятки метров возвышающихся над морским льдом: Арктика не порождает гигантских айсбергов, в отличие от Антарктики, где от сползающих с шестого континента ледников регулярно откалываются громадные по площади и по толщине ледяные поля.
        Точка в спорах была поставлена в середине двадцатого века, с развитием полярных исследований вообще и арктической авиации в частности. В марте 1946 года советский полярный летчик Котов обнаружил северо-восточнее острова Врангеля крупный ледяной остров длиной тридцать километров, а шириной двадцать пять. Как выяснилось, это была уже известная "блуждающая земля", остров-призрак Крестьянка - наблюдавшийся за двенадцать лет до того примерно в двухстах морских милях от тех мест с борта промысловой шхуны, а затем куда-то подевавшийся. Ошибки быть не могло - остров имел весьма характерную форму условно-стилизованного сердца, каким его рисуют на картах червовой масти... В американской классификации ледяных островов Крестьянка получила наименование "Т-1" (сокращение от английского слова target - то есть мишень, цель).
        В последующие годы ледяные острова открывали один за другим, большие и не очень... Самый крупный был обнаружен в 1950 году самолетом-разведчиком стратегической авиации США и получил название "Т-2" (советские источники утверждали, что этот остров уже был к тому времени открыт полярным летчиком Мазуруком в апреле 1948 года - шла яростная борьба с низкопоклонством перед Западом, и Россия объявлялась родиной всего на свете). Но кто бы ни открыл "Мишень № 2", размеры ее впечатляли: длина тридцать два километра, ширина двадцать восемь. Края острова возвышались над окружающими льдами на семь-восемь метров, а холмы в центре острова были вдвое выше. Учитывая, что лед погружается в воду на девять десятых своего объема, толщина ледового монолита составляла многие десятки метров.
        Остальные найденные "призраки" были скромнее по габаритам, но тоже внушали уважение. "Т-3", обнаруженный авиацией США в июле того же 1950 года, имел размер восемь на шестнадцать километров. В советской версии истории Арктики остров назывался Земля Перова, в честь советского летчика, якобы отыскавшего его на три месяца раньше американцев.
        Тогда же появился термин "флоберг", обозначающий этот класс ледовых объектов.
        Дрейфующие "белые призраки", сложенные из колоссальных массивов льда, во многом напоминали настоящие арктические острова: заснеженные холмы с долинами между ними. Весной снег таял, порождая речки и ручьи, на ровных местах даже образовывались озера - самое большое из обнаруженных имело в длину около километра.
        Выяснилось и происхождение ледяных исполинов. Порождала их Земля Элсмира - покрытый ледниками остров у канадских берегов. Причем порождала в весьма далекие времена Великого оледенения - в двадцатом веке ледники Земли Элсмира до океана уже не доходили. Но анализ содержащихся во льду минеральных вкраплений не позволил усомниться: все блуждающие ледяные острова родом с Земли Элсмира.
        Встал вопрос об практическом использовании ледяных островов. Теоретически они были идеальной базой для полярных исследований: для организации постоянно действующих исследовательских станций, гидрометеолабораторий, аэродромов и т. д. и т. п. До того многие подобные объекты (советские станции серии СП и аналогичные американские проекты) существовали в центральной части арктического бассейна на дрейфующих льдах, недостаточно надежных. Полярники мирно работают - ба-бах! - ледяное поле разошлось, половина станции на одной стороне трещины, другая - на второй. Либо наоборот, случится сжатие льдов - и посадочная полоса вздыбливается торосами, надо искать и расчищать новую площадку... Долговечным ледяным островам подобные напасти не грозили.
        На беду, открытие самых крупных "мишеней" случилось в разгар "холодной войны", причем в тот ее короткий период, когда противостоящие сверхдержавы уже обзавелись атомными зарядами, но не имели достаточно надежных ракетных средств доставки, - главной ударной силой возможной ядерной войны считалась стратегическая авиация. А самый короткий воздушный путь между США и СССР - через Северный Ледовитый океан, через полюс.
        И флобергами в первую очередь заинтересовались военные. Тот факт, что "Т-2" обнаружила стратегическая авиация США, дает достаточно пищи для размышлений - кто искал "белые призраки" и зачем.
        В марте 1952 года на ледяном острове "Т-3" высадились американцы и споро принялись за дело - создали постоянно действующую станцию и соорудили аэродром, способный принимать грузовые самолеты. Аэродром рос и расширялся вместе с сопутствующей инфраструктурой - и превратился в военно-воздушную базу. В следующем году на ней были размещены две первые эскадрильи стратегических бомбардировщиков "Б-47". Подлетное время до границ Советского Союза сократилось почти наполовину...
        США никогда не подтверждали наличия на "Т-3" ядерного оружия. Но держать почти у полюса самолеты с обычными бомбами - затея дорогостоящая и с военной точки зрения бессмысленная.
        Внимательно присматривались штатовские стратеги и к дрейфу "Т-2", планируя спустя какое-то время превратить и его в непотопляемый авианосец. Но в описываемые годы остров находился слишком далеко от советских берегов, в районе Гренландии...
        Дальнейшего развития плодотворная стратегическая идея не получила. Ледяной авианосец, при всех своих достоинствах, был неуправляемым - и удалялся все дальше от берегов потенциального противника. Весной 1954 года бомбардировщики сняли с боевого дежурства на "Т-3", а базу законсервировали до лучших времен, когда флоберг, дрейфующий почти по замкнутой траектории, вновь выдвинется на ударную позицию...
        Лучшие времена не наступили. Нет, "Т-3" продолжал движение, почти не отклоняясь от расчетных траекторий. Но в корне изменились концепции ядерной войны - баллистические ракеты и подводные атомные ракетоносцы заставили позабыть о флобергах.
        В Советском Союзе старались не отставать в деле использования флобергов. В 1956 году на открытом летчиком Масленниковым ледяном острове площадью шестьдесят два квадратных километра была организована дрейфующая станция "Северный Полюс-6". По советской привычке к секретности официально объект принадлежал Главсевморпути, на деле же первую скрипку в проводимых работах играло Министерство обороны. Остров был выбран неспроста: он отличался от прочих "белых призраков" удивительно ровным рельефом, без обычных холмов и долин - идеальное место для создания большого аэродрома с длинной ВПП, способной принимать стратегические бомбардировщики. Но строительство не было завершено по тем же причинам, что и у американцев.
        На долгие годы ледяные острова оказались заброшенными и позабытыми.
        ...Историю ледяных островов генерал Кравцов пролистал быстро - сказывалась многолетняя привычка работать со штабными документами, выделяя в них узловые моменты и игнорируя второстепенные. Но на результатах исследований американских ученых, изучавших "Т-3", генерал задержался. В открытую печать просочилось немногое, но и оно давало пищу для размышлений... Генерала заинтересовали результаты пробных бурений острова и пробивки исследовательских шурфов. Выяснилось, что толщина "Т-3" достигает шестидесяти метров, но нижняя треть льда мягкая, рыхлая, пропитанная морской водой. Зато выше шел лед сухой и твердый, включавший минеральные отложения и даже органические остатки. Возраст льда исчислялся тысячелетиями. Особенно впечатлила генерала ветка полярной ивы, обнаруженная на пятнадцатиметровой глубине - судя по данным радиоуглеродного анализа, это деревце могло служить пищей мамонтам и шерстистым носорогам...
        Генерал мысленно перемножил сорокаметровую толщину прочного льда на площадь острова... Черт возьми, там можно выдолбить целый подземный город, вернее, подледный... Или не город - относительно небольшой тайник, способный на века, а то и на тысячелетия сохранить свое содержимое.
        Современную информацию по флобергам генерал Кравцов изучал крайне внимательно. Оказалась она весьма скудной - за последние пятнадцать лет в СМИ лишь трижды мельком всплывала тема ледяных островов.
        Сообщения пятнадцатилетней давности поведали о расконсервации гидрометеообсерватории на "Т-2" - туда прибыла экспедиция, финансируемая несколькими европейскими корпорациями, цикл исследований был рассчитан на два года. О ходе работ и их завершении - ни строчки. Дело, похоже, пахло нефтью - как раз в те годы "Т-2" проходил над нефтеносным шельфом, примыкавшим к подводному хребту Ломоносова...
        Восемь лет назад - вновь нефтяной интерес. Корпорация "NPI" со штаб-квартирой в Цюрихе взяла в аренду на девяносто девять лет законсервированную военно-воздушную базу на "Т-3". Сделка явно совершалась с прицелом на будущее - "Т-3" в момент подписания документов дрейфовал еще очень далеко от нефтеносных районов. Никаких упоминаний о том, как руководство "NPI" распорядилось арендованной собственностью, в СМИ не просочилось.
        Шесть лет назад снова засветился "Т-2". Неподалеку произошла авария, вызвавшая большой резонанс в мире, - рухнул заатмосферный "челнок", а этим видом транспорта по определению пользуются люди далеко не бедные и зачастую весьма известные. Штаб поисково-спасательной операции (быстро превратившейся просто в поисковую) разместился на флоберге, в помещениях обсерватории, и при поисках использовалась имевшаяся там взлетно-посадочная полоса.
        ...Последними в папке лежали несколько листов, полученных из НИИ арктического шельфа. Учреждение это, не так давно солидное и богатое, ныне сократилось до кучки энтузиастов, сидящих на голодном пайке. Кое-какие гранты правительство им выплачивало, в надежде, что рано или поздно России снова удастся добраться до своих арктических богатств, - но выплачивало ровно столько, чтобы не разбежались и не умерли от голода. Отдача от арктической науки вполне соответствовала вложенным средствам - полученный от НИИ документ фактически стал отпиской: наблюдения за флобергами не ведутся с самого Катаклизма, и если они вас интересуют - подкиньте денег хоть на это.
        Единственным результатом, которым смогла порадовать наука, оказалась карта Арктики с нанесенным расположением самых крупных ледяных островов - устаревшим, четырехлетней давности. Предполагаемые маршруты их дальнейшего дрейфа были нанесены в виде заштрихованных полос, постепенно расширяющихся - таким образом учитывались погрешности вычислений, возникающие и приумножающиеся под воздействием самых разных случайных факторов. Соответственно, районы современного положения флобергов выглядели как окружности на карте радиусом около двухсот километров каждая.
        Отсканировав карту, генерал совместил ее с той, что отображала рейсы захваченного в Печоре вертолета. Пришлось повозиться, карты были выполнены в разных проекциях. Наконец два изображения совпали идеально, и генерал Кравцов увидел то, что ожидал увидеть: последний рейс "Пчелы" пересекал окружность, обозначившую район возможного нахождения ледяного острова "Т-3". Того самого, где "NPI" арендовала заброшенную авиабазу.
        Значит, дело все-таки в нефти? Не похоже... Конечно, с океанского дна бьют сейчас фонтаны драгоценной черной жидкости, ставшей после разрушения подводных нефтяных платформ фактически бесхозной... Все так. Но собрать эту нефть, вывезти, очистить... Тот еще труд. Вложения, конечно, окупаются, но баснословными прибылями тут и не пахнет. Искать арктическую нефть из Печоры, где под боком Усинский нефтегазоносный район, - смешно и глупо.
        Остается вариант с кладом. Весьма подходящее место, чтобы спрятать нечто ценное, - кружащий в океане флоберг, где десятилетиями не бывают люди. И даже когда бывают, у них лишь ничтожный шанс натолкнуться на скрытый глубоко во льду тайник. Пара скважин, пробуренных американцами полтора века назад, и несколько шурфов, - булавочный укол для массива площадью в несколько десятков квадратных километров. А больше никто толком не исследовал ледяные недра "Т-3".
        Генерал нажал клавишу вызова, произнес:
        - Пригласите ко мне Поликарпова. Сегодня, к трем часам дня.
        Доктор исторических наук генерал-майор Сулейман Мустафьевич Поликарпов служил главным архивариусом страны, вот уже тридцать с лишним лет заведуя всеми российскими архивами.
        3. Деликатная наука педагогика
        "Выдра" упал неожиданно - только что шагал вполне бодро и вдруг рухнул ничком. Не споткнулся, не потерял равновесие, угодив ногой на прикрытую мхом ямку. Просто шел, потом рухнул и не шевелился.
        Алька едва успел отскочить, выдернуть ногу из-под падающего тяжеленного контейнера. Не удивился, он уже ничему не удивлялся. Точно так же - как заводные игрушки, у которых кончился завод, - не так давно по очереди упали на мох два чернобушлатника. Поднять их Командир даже не пытался.
        Старик пока держался. Даже разговаривал, отвечал на вопросы - однако слова произносил неохотно, вяло, монотонно... Усталости старый теперь не ощущал, последние несколько километров тащил ношу на пару с Командиром, не сменяясь.
        И как теперь Командир распределит людей? Ни у Настены, ни у двух других женщин сил не хватит, чтобы взяться за контейнер вдвоем, они и втроем-то едва справляются...
        - Привал, - сказал Командир. - Мы почти дошли. Видите вышку? Под ней Усть-Кулом.
        Вышку, разумеется, никто до этих слов не видел. Они уже ничего не видели, кроме спин идущих впереди и мха под ногами... Стояла жара, пот заливал глаза, мерзкими струйками скатывался под одеждой... Июль, единственный по-настоящему летний месяц в здешних краях. Алька не хотел задумываться, каким образом они умудрились провести три, а то и четыре недели в странном месте, где бродили Звери. Но как-то умудрились: два перехода, ночевка, снова лощина, заполненная туманом - и вокруг опять лесотундра, но уже летняя, жаркая, не лежат сугробы с северной стороны кочек и виднеются на мху ягоды клюквы - пока что зеленые, неспелые, но в июне ничего похожего Алька не замечал.
        Неведомо куда подевался целый месяц? И хрен с ним, как сказал бы сержант Багиров. Может, время течет в стране Зверей по-иному, может, по-иному его ощущают люди... Не важно. Выбрались оттуда, и ладно. А потом полдня пути среди привычных елочек - и вот он, Усть-Кулом... Совсем хорошо.
        Так про какую вышку говорит Командир? Алька неохотно поднял взгляд, болела шея, болело все, что способно болеть. Не далее чем в километре и впрямь возвышалась уродливая ржавая конструкция. Древняя нефтяная вышка? Не похоже, Алька никогда не интересовался историей нефтяного промысла, но решил, что к нефти здешняя вышка отношения не имеет. Геодезическая или что-то вроде того...
        Наверху, на тридцатиметровой высоте, виднелась кабинка, выглядевшая поновее, чем остальное сооружение, не покрытая рыжими потеками ржавчины. И вроде Алька углядел там какое-то движение... Наблюдатель, и хорошо, если просто наблюдает, а не разглядывает их компанию сквозь прицел крупнокалиберного пулемета.
        - Вооружайся, солдат. - Командир кивнул на "выдру".
        Тело под комбинезоном оказалось неподатливым, негнущимся. Чтобы снять "скорпион", закинутый за спину мертвеца, пришлось отсоединить ремень от антабки. Мимолетную мысль разжиться "саранчой" Алька тут же отбросил. Хоть размер на вид подходящий, но влезать в защитный комплект, только что снятый с трупа... причем с трупа не совсем свежего... Стирать и сушить негде и некогда. Лучше посчитать, что серьезных огневых контактов не предвидится.
        Алька снял подсумок, почти пустой, всего один запасной магазин. Вытащил нож из вшитого на бедре "выдры" чехла, - в ножны, оставшиеся от Алькиного клинка, тот не вошел, оказавшись длиннее и шире. Засунул пока за пояс, потом придумает, как сладить какой-то чехол, чтобы не выпустить себе кишки при неудачном падении. Позаимствовал индивидуальную аптечку.
        Шлем? А почему бы и нет? Сразу надевать необязательно, можно приторочить к ремню, а при оказии хорошенько вымыть и вычистить. Вещь полезная, всем известно, что две трети смертельных ранений приходятся на голову.
        Но едва он начал стаскивать шлем с головы, изнутри ударила такая густая струя вони, что Алька тут же нахлобучил его обратно. Обойдется как-нибудь.
        - Ну вот, - сказал Командир, - вышли они во всеоружии, и вострепетали враги их... Остаешься за главного. Я схожу на разведку. Давно здесь не был. Надо посмотреть, что за люди нынче живут. И чем питаются. А то как бы не вышло из сильного сладкое...
        Алька не сразу понял последние слова, потом вспомнил старинную загадку. И разделочную в "консерватории". Да уж, не хотелось бы попасть из едящих в едомые.
        Командир ушел. И тут же выяснилось, что быть "за главного" не так просто. За право быть главным в нынешнем мире платят кровью. Чаще всего чужой.
        - Дай посмотреть! - сказал Наиль, когда Алька разбирался со "скорпионом" (ничего сложного: предохранитель, переключатели режима огня и вида боеприпасов, лишь назначение одной рубчатой кнопки оставалось под вопросом).
        Детина в мундире с сорванными нашивками говорил нагло, уверенно, - не просил, требовал, - и уже протянул руку к автомату. Давний Алька, тот, что покинул с дедовской берданкой не нанесенную на карты деревеньку, - тот Алька наверное бы растерялся. Но с тех пор парень провел почти год в казарме "манулов", где реакцию на некоторые вещи новобранцам вколачивали в подкорку, причем вколачивали в буквальном смысле слова. Например, как реагировать, когда кто-то тянется к твоему оружию.
        Не тратя время на разговоры и убеждения, Алька ладонью рубанул Наиля по руке - сильно, стараясь зацепить нервный узел. И зацепил, занятия по рукопашке не прошли даром.
        - С-сука-а-а-а... - прошипел Наиль, левая рука его повисла плетью.
        Правой дезертир попытался ударить Альку в лицо - без замаха, растопыренными пальцами, в надежде угодить в глаза.
        Алька сработал четко, как на тренировке: шаг назад, финт - и прикладом в челюсть. Конечно, складной приклад у спецназовского автоматика не столь массивный, как был у "абакана", но Наилю хватило. Отлетел, приземлился задницей на моховую кочку, по лицу текла кровь, капала на камуфляжную куртку... Алька не совсем ко времени задумался: а почему, собственно, у дезертира все знаки различия с униформы сорваны? Какой смысл? Все равно в российских формированиях такой фасон не носят... И не прикинуться мирным жителем что перед своими, что перед чужими, не выдирают мирные жители нашивки с мясом, отпарывают аккуратно, если приходится донашивать военную форму...
        Возможно, канувшие нашивки свидетельствовали, что служил Наиль не где-то еще, а в лагерной охране? И содрал он их второпях, опасаясь взбунтовавшихся зэков? Тогда...
        Поднимая "скорпион", Алька понял: тогда Наиль вполне мог быть среди тех, кто насиловал Настену. Даже если не был - вполне мог. И понял другое: он очень хочет убить этого человека. Преднамеренно, а не как давеча на фабрике, в горячке боя... Надавить спуск и увидеть, как на лбу у него появится крохотная, словно от шила, ранка.
        Палец подергивался, палец плясал на спусковом крючке.
        - Лечь! - звенящим голосом скомандовал Алька. - Лицом вниз!
        Потом он понял: целясь в переносицу Наиля, подспудно хотел, чтобы тот не выполнил приказ или замешкался. Чтобы появился повод для выстрела. Но дезертир рухнул, как подкошенный. На самом деле он охранял лагеря или все-таки воевал, но кое-что в жизни явно повидал. Знал, с каким лицом убивают.
        Альку слегка отпустило. Подскочил, несколько раз ударил ногой в ребра, сильно ударил, хрустко, но уже без прежнего желания убить. Наступил дезертиру на затылок, втискивая лицо в мох. Выкрикнул:
        - Кто здесь главный, гнида? Ну?!
        Из глубин моховой кочки раздалось нечто неразборчивое, но общий смысл улавливался: главный здесь Алька и никто иной.
        Вот так и только так, вертухай! Я "манул", а ты - дерьмо!
        Теперь, по казарменной науке воспитания, успех необходимо закрепить. Поднять Наиля и заставить выполнить что-нибудь этакое, тяжелое и бессмысленное. Учитывая отсутствие сортиров и зубных щеток, триста приседаний будут в самый раз.
        Но Алька ничего подобного не приказал, враз потеряв интерес к педагогическому процессу - перехватил взгляд Настены. До сих пор девушка избегала смотреть на него, а сейчас глядела во все глаза. Но лучше бы она этого не делала... Так же, наверное, она смотрела на очередных насильников после нескольких месяцев жизни в лагере.
        Альке стало мерзко. Отошел, опустился на кочку... Как жить в этом поганом мире? Почему нельзя, как в старину, иметь нормальную работу, достаток, дом, жену, детей? Жить и не опасаться, что все это отберут, тебя убьют, а близких изнасилуют? Почему есть лишь один выбор: или ты остаешься человеком и тебя избивают, грабят, убивают, насилуют, - или избиваешь, грабишь и насилуешь ты?..
        Ответа не было.
        Вернее, ответа не существовало при заданных условиях задачи. В этом мире нормально жить нельзя. Потому что он, этот мир, давно мертв. Сдох, а люди и не заметили за повседневными делами... Все, что здесь и сейчас происходит, - посмертные конвульсии, дергание отрубленных лягушачьих лапок под действием электричества.
        Новый мир - вот ответ на все вопросы. Там нет нужды резать глотки за последние крохи еды и капли горючего. Там люди поневоле начнут помогать друг другу, иначе не победить в противостоянии с неведомой и дикой планетой. Там все наладится, пусть не сразу, постепенно, но наладится. И у них с Настеной наладится, мерзкое прошлое не изменить, но можно позабыть, если живешь настоящей и полной жизнью, живешь, каждый день открывая что-то новое в незнакомом мире.
        В прекрасном новом мире...
        4. Возле Медного Коня поцелуешь ты меня...
        На Сенатской, как всегда, было многолюдно и шумно.
        Все торговали всем - с лотков, с поставленных на землю ящиков, просто развесив на руках, громко нахваливали свой товар, стараясь перекричать конкурентов, и хватали за полу потенциальных покупателей.
        Лишь один продавец вел себя величаво и достойно, резко выделяясь среди остальной толпы. Седобородый не то узбек, не то другой выходец с Востока молча сидел на низеньком пластиковом ящике, далеко вытянув вперед ногу. Единственную ногу - вторая была ампутирована выше колена, и протез старик не носил. На груди его поблескивала одинокая медаль - "За оборону Новосибирска", насколько я смог разглядеть ленточку.
        На другом ящике перед аксакалом был разложен его товар - сероватые комочки "слизи", коричневые и желтые колбаски "пыльцы" и другие слабые и не очень наркотики растительного происхождения. Патрульные, временами проходившие мимо, прекрасно видели, чем торгует старик, но предпочитали не связываться.
        Приобрести здесь можно было не только дурь - все, что душе угодно, особенно если знать, к кому подойти и шепнуть на ухо правильные слова, - на руках, на лотках и на ящиках красовались лишь самые безобидные из предлагаемых товаров.
        Я ничего покупать не собирался. Прогуливался, глазел на товары, на продавцов. Ничего подозрительного. Никаких признаков, что готовится операция по моей поимке. А они - и операция, и поимка - вполне реальны. Я договорился встретиться с лейтенантом Сабитовым именно сегодня и именно здесь - на тот случай, если при нашем побеге из черного трибунала уходить придется поодиночке... Шансы на то, что лейтенанту удалось ускользнуть от погони, невелики. Может, в небе он ас, но на грешной земле все навыки и умения вертолетчика малопригодны. А если Сабитов попал в руки спецам ОКР, у них найдется достаточно способов развязать лейтенанту язык. При таком раскладе меня должна бы поджидать на Сенатской засада - однако никаких признаков, что поджидает.
        Явился я загодя, за два часа до назначенного времени, и долго гулял среди торговых рядов, заодно обследовав прилегающие улицы. И все впустую. Ни одной подозрительной машины. Ни одного торговца, выглядевшего ненастоящим, ряженым. А глаз у меня наметан, самому приходилось готовить и проводить подобные операции.
        - Мужчина, "таблетку" не купите? - вполголоса обратился ко мне субъект неприметного вида, без единой черты, способной зацепить взгляд. - Чистенькая, перепрошитая, и недорого.
        Стоял субъект вполоборота ко мне, настороженно зыркая по сторонам. А когда говорил, губы почти не шевелились. Чревовещатель, да и только.
        Я молча покачал головой.
        - Может, "балалайку" под заказ? - не унимался субъект. - Срок два дня, аванс треть суммы.
        Как раз в "балалайке" я нуждался, и даже очень. Но не в простой, куда закачаны данные никогда не существовавшего человека - такая подделка выдержит лишь рутинную первичную проверку. Более сложный вариант - "балалайка", данные с которой внесены ломщиком в федеральные базы данных, - меня тоже не устраивал. "Невидимка" - вот идеальное прикрытие для человека в моем положении. Штука сложная в производстве, немногие граверы берутся за ее изготовление. И, естественно, те из них, кто мне известен - засвечены в ОКР.
        "Балалайка" нужна, но не здесь же ее покупать? Лучшего способа спалиться не придумаешь... Я повторил свой жест отказа, и субъект скользнул в сторону, ловко ввинтился в толпу и исчез из виду.
        Ай-ай-ай... нехорошо. Дело даже не в том, что половина рыночных жучков, приторговывающих "балалайками" и "таблетками", по совместительству трудятся в ОКР внештатными стукачами. Дело в том, что все они неплохие физиономисты и свой товар кому попало не предлагают. Значит, есть что-то в моем нынешнем облике, позволяющее заподозрить в готовности к криминальным сделкам... Надо менять имидж. Темные очки можно будет снять уже через пару дней, когда глаза перестанут слезиться от яркого света, - так, по крайней мере, обещал подпольный окулист, изменивший мне рисунок сетчатки.
        Продолжая свой неторопливый променад, я купил шашлык из настоящей, как уверял продавец, конины: "Савсэм свэжий, вчэра лошат рэзал!"
        М-да, возможно, кого-то вчера шашлычник и в самом деле зарезал. Возможно даже, что когда-то в долгой череде реинкарнаций его "лошат" и в самом деле ржала и била копытами. Но в последнем своем земном воплощении она мирно зеленела на грядке и именовалась соей...
        Вздохнув, я отправил недоеденный шашлык в грязный деревянный ящик, изображавший здесь урну. Тут же к ящику-урне с двух сторон бросились двое оборванцев, желающих подкрепиться объедками. В псевдоконину оба вцепились почти одновременно, но поделить ее по-братски не пожелали.
        Пожалуй, они давненько были на ножах - начали драку сразу, без прелюдий, без обязательного ритуала угроз и оскорблений. Толпа раздалась в стороны, освобождая место для схватки обитателей рыночной помойки. Бомжи дрались неумело, но яростно, зрители улюлюкали и подбадривали бойцов.
        Я вполглаза наблюдал за малоэстетичным зрелищем. И старался высмотреть в толпе таких же равнодушных зрителей - тех, кто игнорирует гладиаторский поединок, а больше поглядывает в сторону постамента Медной Гадюки. Именно там, у памятника, я должен был встретиться с Сабитовым, и до времени рандеву осталось пять минут.
        И вновь никто подозрительный не обнаружился...
        К постаменту я подошел чуть позже назначенного срока. Сабитова не видно, но вдруг я недооценил таланты вертолетчика? Может, он играл в школьном театре и неплохо умеет гримироваться?
        Но внимательное изучение тусующихся у памятника людей успеха не принесло. Лейтенанта здесь не было, ни в обычном его виде, ни в загримированном. В основном кучковались тут юные парочки, причем парни явно выжидали момент, когда рядом не будет патрульных, чтобы вскарабкаться на постамент и засунуть записку в торчащую из гранита левую заднюю бабку медной лошади. На крохотных, в трубочку скатанных бумажках стояли два имени - считалось, если опустить заветное послание в полую лошадиную ногу (непременно в левую!), любовь у обладателей имен будет до гроба...
        Откуда пошла такая городская легенда, неизвестно. Равно как неизвестно, куда подевались с постамента все прочие части медной лошади совместно с наездником. В одно зимнее утро обнаружилось, что единственный уцелевший в изначальном виде персонаж композиции - змея. Каким способом дематериализовалось все остальное - неведомо. Свидетели в один голос утверждали, что никакого шума от проводимых работ ночью с площади не слышалось, большегрузные машины и подъемные краны не приезжали, и не пролетали грузовые вертолеты с дирижаблями... Загадка природы.
        Впрочем, столичный градоначальник еще несколько лет назад заявил, что реставраторы уже восстановили (вернее, заново слепили) статую и вот-вот отольют ее в металле и установят. Да что-то все никак не устанавливают...
        За изучением изгибов и чешуек Медной Гадюки прошло еще пять минут. Сабитов не появился. Надо уходить и наведаться сюда ровно через неделю - на следующий понедельник назначен запасной день встречи.
        Я достал из кармана коммуникатор, набрал номер, произнес три короткие фразы. А затем выступил наконец в качестве субъекта рыночных отношений: обменял с небольшой доплатой коммуникатор на другой у барыги, скупавшего и продававшего всевозможные гаджеты, в основном ворованные. В моем положении делать больше трех вызовов с одного коммуникатора рискованно.
        Дело в том, что я знал, как работают автоматические поисковые системы, вычисляющие среди абонентов сетей связи индивидов с заданными речевыми характеристиками. Работают они неторопливо - лишь на четвертом разговоре идентификация достигает той степени вероятности, что позволяет передать сигнал операторам. Стоит сменить коммуникатор на другую модель, чуть иначе искажающую голос, - и туповатые роботы начинают сначала свои труды по идентификации. Машина не может быть умнее человека...
        Покинул площадь я столь же неторопливо: приценивался к товарам, остановился пофлиртовать с симпатичной девушкой интеллигентного вида, продающей довольно неожиданный предмет - гравюру девятнадцатого века, вроде бы даже подлинную. При этом тщательно проверялся, не увязался ли кто за мной от памятника.
        Никто не увязался, а интеллигентный вид оказался обманчив, и девушка откликнулась на мой флирт с такой готовностью на все, что стало ясно: продает она здесь отнюдь не гравюру. Скорее всего, работает приманкой, а в укромном закоулке неосторожных ухажеров поджидает пара-тройка приятелей девушки с водопроводными трубами, залитыми свинцом. А то и с чем-нибудь более основательным.
        Но я не стал продолжать игривый обмен фразами, вышел с площади и двинулся в сторону Дворцового моста. Здесь, на набережной, вдоль парапета еще стояли торговцы, но уже весьма поредевшей цепочкой, перемежаясь с рыболовами, закинувшими снасти в Неву.
        Обшарпанный фасад Эрмитажа производил мрачное впечатление, закрытые глухими щитами окна казались бельмастыми, ничего не видящими глазами древнего старца. А ведь двести лет назад здесь - именно здесь, в десяти шагах от меня - билось сердце громадной империи, раскинувшейся на шестой части суши...
        Сердце остановилось. Империя умерла. Все когда-то умирают.
        Смотреть на труп имперского величия не хотелось, я перевел взгляд за реку, где на Васильевском острове громоздились мрачные силуэты небоскребов - словно громадные ржавые гвозди, вколоченные в серое балтийское небо. Там, особенно в громадинах федеральных ведомств, еще теплится какое-то подобие жизни, хотя нет сил и средств, чтобы содержать в надлежащем порядке эти монстрообразные порождения градостроительной мысли, - и здания постепенно ветшают, приходят в упадок... Тоже без пяти минут трупы. Трупы несбывшихся надежд, несостоявшегося будущего...
        А посередине, между двумя мертвецами, на песчаной отмели, образовавшейся у Стрелки после Большой Волны, на мелководье плескались дети, купались и загорали. И далеко над водой разносился звонкий смех.
        Жизнь продолжается... Жизнь всегда продолжается, - как в Риме после нашествия Одоакра или в Киеве после ухода Батыя... Люди так устроены - пока живы, на что-то надеются. И заводят детей. Заводят и сейчас, хотя все чаще получают из роддомов вместо попискивающего свертка бумажку с лиловым штампом ВУНЖ - врожденные уродства, несовместимые с жизнью... Самое поганое, что многие из этих уродств с жизнью на самом-то деле вполне совместимы, и все более популярными становятся роды на дому, и все более востребована профессия подпольного акушера. Может, поменять специализацию и податься в акушеры? Кусок хлеба с маслом всегда обеспечен...
        Раньше такая мысль заставила бы меня улыбнуться. Но теперь я лишь горько вздохнул. Прежняя жизнь Мангуста рухнула и началась новая, непонятная. До сих пор она была заполнена борьбой за выживание, но этот период подходит к концу, и надо будет как-то жить дальше.
        А как именно, я понятия не имел.
        5. Байки мертвого человека
        Время шло. Командир не возвращался. Алька постепенно успокоился после вспышки ярости. Наиль держался тише воды ниже травы - поднялся, проковылял, скособочившись и держась за ребра, на самый дальний от Альки конец небольшой полянки и затих там, присев на кочку.
        Алька подошел к старику, надо поговорить, пока тот хоть как-то способен к разговору. Старик, похоже, единственный здесь, кто что-то знал о Командире: упомянул вскользь каких-то сектантов, назвал прозвище Путник - от которого Командир вроде бы в том разговоре открестился, но можно было понять так, что некогда это прозвище он все же носил.
        Старик не возражал, когда Алька отвел его в сторону. Ноги старый переставлял механически и остановился, как только Алька перестал тянуть за рукав. Но дышал он как-то странно: старательно, глубоко, как будто выполнял упражнение дыхательной гимнастики.
        - Расскажи мне про Командира, - попросил вполголоса Алька. - Про Путника. Кто он такой? Ты знал его раньше?
        Старик заговорил, но оказалось, что вопроса он не услышал.
        - Забыл, что надо дышать. Как проснулся, так и не дышал. Только сейчас вспомнил...
        Обращался он явно не к Альке, взгляд был обращен в пустоту за левым плечом парня. Тот взял его за плечи, потряс, заговорил громче, но так, чтобы не услышали остальные:
        - Меня слушай! Меня!
        - Я слушаю тебя, - покорно и без всякого выражения сказал старик.
        - Ты раньше знал Путника, - раздельно, словно обращаясь к дефективному, произнес Алька. - Кто он?
        - Я раньше знал. Раньше все его знали. А Путник - он Путник и был. Неприкаянный человек.
        Старик замолчал, полностью сосредоточившись на процессе дыхания. Посчитал ответ исчерпывающим.
        Алька начал уточнять и конкретизировать:
        - Все знали - это кто?
        - Все здешние. Не пришлые, а кержаки, у кого у деды, и прадеды, и дальние пращуры тут лежат.
        Нелегко говорить с мертвецом... Придется выслушивать такие вот короткие ответы и задавать все новые вопросы. Но иного выхода нет.
        - Когда он здесь появился?
        - Он не появлялся. Он всегда здесь был.
        - А когда ты с ним познакомился?
        - Никто нас не знакомил.
        - Ладно... Увидел его первый раз когда?
        - Давно. Мальчишкой был, к отцу моему приходил.
        - Он мальчишкой приходил к твоему отцу?
        В следующем ответе старика впервые послышалась не то чтобы эмоция - тень эмоции, слабый отголосок.
        - Дурак ты, хоть и живой. Я мальчишкой был. А он к отцу моему приходил.
        Час от часу не легче... Старику, судя по внешнему виду, перевалило за семьдесят. И едва ли внешность обманчива. Командир, получается, старше? Алька согласился бы в это поверить, до Толчка существовало множество омолаживающих клиник, где богатеньким старикам и старухам возвращали внешность и фигуру двадцатилетних... Командир не похож на богатенького верхолаза, но проблема даже не в том. Некоторые вещи не восстановить никакими процедурами, ни за какие деньги. Скорость реакции, например. Нервные клетки с возрастом отмирают, и регенерировать их не научились, Алька как несостоявшийся биолог знал это точно. Не выращивают синаптические цепочки из стволовых клеток... Глубокий старец попросту не смог бы расправиться с зэками столь быстро.
        Но ломать голову над очередной загадкой некогда. Надо продолжать игру в вопросы и ответы.
        - Зачем он приходил к твоему отцу?
        - Мне не рассказывали.
        - А что делал?
        - Говорил с отцом. Почти до утра. Потом ушел.
        - Куда?
        - Не знаю. Путник, он Путник и был. На месте не сидел.
        - Да, ты еще что-то упомянул про сектантов...
        Старик молчал. Алька спохватился, что не сформулировал прямой вопрос.
        - Путник принадлежал к какой-то секте?
        - Нет.
        - Тогда при чем тут сектанты?
        - Секты нет. Он последний. Сам себе принадлежал.
        - Что это была за секта?
        - Старообрядцы.
        - В Перуна верящие?
        - Перуну родноверы молятся. У нас таких не водилось.
        Алька плохо разбирался в древних религиозных сектах. А в современных, наверное, хорошо не разбирался никто - в годы, последовавшие за Толчком, секты росли и множились, как поганки после дождя. Среди расплодившихся пророков хватало откровенных жуликов, почуявших легкий способ обрести власть и богатство. Другие проповедовали вполне искренне, многие страдали религиозным помешательством... Возможно, что в этом мутном море встречались культы настоящие, древние, долгие века пребывавшие в забвении и сохраняемые лишь малочисленными адептами, - а теперь вновь обзаведшиеся приверженцами...
        Но Командир, человек без имени, - нечто иное. Не проповедует, паству не вербует... Идет к какой-то только ему ведомой цели, не оглядываясь, бестрепетно перешагивая через трупы...
        - Так что ваши сектанты проповедовали?
        - Не знаю. Старики говорили - темные люди, чужаков не жаловали.
        Вопрос - ответ, вопрос - ответ, вопрос - ответ... Из лаконичных фраз старика постепенно складывалась следующая история: не так далеко отсюда (по здешним меркам недалеко), в верховьях Кулома, притаилась раскольничья деревушка Донья. Обосновались раскольники там давно, пять веков назад, спасаясь от преследований царя Петра.
        Как жили раскольники в давние времена, чем занимались, старик не знал. Слышал от стариков, что в позапрошлом веке деревню уничтожил карательный отряд чекистов: дома сожгли, а уцелевших жителей переселили, в основном женщин, детей, стариков, - сопротивлялись раскольники отчаянно, и у Доньи разгорелся самый настоящий бой.
        Семьдесят лет деревня стояла нежилая, лишь печи торчали на заросших пепелищах. Затем, когда пришел конец не жаловавшей раскольников власти, Донья начала возрождаться. Кто-то из потомков уцелевших вернулся и вновь обосновался на старом месте. Вот из них, из доньевских старообрядцев второй волны, и происходит Путник, сиречь Командир.
        Алька хотел спросить еще многое, - например, что случилось с остальными членами секты и каким образом Командир остался один. Хотел, но не успел. Неподалеку послышались чужие голоса, он отреагировал рефлекторно, - залег и повернул в ту сторону ствол "скорпиона".
        Тревога оказалась ложной: вернулся Командир и с ним еще пятеро мужчин, наверняка местные жители. Впрочем, мужчинами, не погрешив против истины, можно было назвать лишь четверых - пятый, несмотря на рост в два с лишним метра, широченный размах плеч и бугрящиеся мышцы, обладал совершенно детским лицом: ни следа усов и бороды, ни единой морщинки, взгляд наивно-бессмысленный. Сходство с ребенком усугубляла улыбка, не сходившая с губ. И струйка слюны, тянущаяся у верзилы из уголка рта.
        Остальные четверо - мужики средних лет, ничем особо не примечательные. Разве что головными уборами, Алька поначалу не понял, что за странные панамки у них на головах, - потом сообразил: накомарники с поднятыми сетками. Их-то маленькому отряду ни гнус, ни комары, ни прочие кровососущие насекомые не досаждали. Что вообще-то удивительно - лето в разгаре, а здешние места славятся этой летучей напастью.
        От одежды усть-куломцев исходил густой рыбный дух, не позволяющий усомниться в главном их занятии. Оружия они не имели, по крайней мере на виду не держали, лишь у двоих болтались на поясах ножи в ножнах.
        Алька поначалу держался настороже: не сепаратисты ли, часом? Но местные совершенно равнодушно смотрели на его форму "манула" и столь же равнодушно - на камуфляж Наиля. Если и сепы, то не из оголтелых. Честно говоря, они вообще внимания не обращали на команду носильщиков. Зато сразу подошли к их грузу.
        - Это, что ли? - спросил один и тут же, не дожидаясь ответа, попробовал приподнять контейнер. - Тяжелый, падла... Давай, ребята, разбирай.
        Разобрали - двое один, двое другой, а еще к двум подошел верзила с младенческим лицом. Не переставая улыбаться, подхватил один контейнер под мышку. А второй попросту взял в руку. Алька только сейчас заметил, что пальцев на той руке всего два, но каких! Длиной и толщиной они скорее соответствовали предплечью нормального человека (а само предплечье мутанта напоминало габаритами среднестатистическое бедро), суставов в них было больше, чем предписывает наука анатомия. Вот этой-то клешней урод легко обхватил контейнер, легко поднял... Словно пустую банку из-под пива.
        - Смотри-ка ты, получилось... - изумился один из усть-куломцев и вновь опустил на мох поднятую было ношу. - Умеешь ты, Андрей, людей уговаривать... Мы-то полгода бились, пока научили Хвата дровишки с пармы таскать. Зато теперь беды не знаем, пашет, как лесовоз на пару с трелевочным трактором.
        Хватом он явно назвал обладателя уникальной клешни, а Андреем... Похоже, когда-то Командир носил нормальное человеческое имя, и в Усть-Куломе его не забыли.
        - Не называй меня так, - завел Командир свою старую песню. - Теперь это не мое имя.
        - Да иди ты... печорским берегом в края далекие. Ты хоть в загсе поселись, или как его нынче кличут, - ночуй там, а по утрянке каждый день себе имя новое придумывай и ксиву выправляй. А я буду тебя звать, как мать назвала. Имя - звук, его позабыть недолго, а вот от крови, что в жилах течет, не отрекаются. У тебя она, кровушка, наша, куломская.
        Они стояли с Командиром напротив друг друга, мерялись взглядами. И - Алька удивился - Командир первым отвел взгляд. Буркнул:
        - Называй как знаешь...
        Вот как. Значит, эта боевая машина умеет-таки иногда давать задний ход...
        И они пошли в Усть-Кулом. Алька и его сотоварищи впервые за непонятно сколько времени шагали налегке. И это оказалось так славно! Словно по Луне идешь, при пониженной гравитации, такая во всем теле легкость... Алька на Луне не бывал, но пришло в голову именно космическое сравнение.
        Некогда Усть-Кулом был достаточно большим поселком: не меньше двух сотен домов расположились вдоль двух улиц. Улицы образовали некое подобие буквы "Л" - одна, изгибаясь, тянулась высоким берегом Кулома, другая, прямая, - печорским, более низким.
        Но сейчас в рядах домов виднелись большие разрывы - где в один-два дома, а где и в несколько. Кое-где поработал огонь, и пожарища еще не успели зарасти, на севере растительность очень медленно затягивает нанесенные людьми раны. Где-то приложили руку местные жители - Алька видел два полуразобранных дома, рядом с ними - аккуратные штабеля бревен и досок. Наверное, строевой лес тут в дефиците, деревьев вокруг тьма, но только на дрова и годятся... Разве что забор можно построить из еловых жердинок, да и то хлипкий.
        Уцелевшие жилища выглядели не лучшим образом. Покосившиеся, с провалившимися крышами, с окнами, давно лишившимися стекол. Разлагающиеся трупы домов. А трупы и в самом деле лучше кремировать. Или разбирать на стройматериалы.
        Домов, казавшихся жилыми, шагая печорской улицей, Алька насчитал пять или шесть. Хотя пройти улицу до конца не довелось, возле одного из обитаемых домов Командир замедлил шаг.
        - Вам туда, тебе и тебе, - показал он на Альку и Настену. - Отдыхайте, отъедайтесь, отсыпайтесь. С хозяином я договорился.
        Алька заметил, как Настена вздрогнула при слове "отсыпайтесь"...
        6. Здоровая любознательность и нездоровое любопытство
        Станция газобусов находилась недалеко, на Петроградской стороне, и я добирался до нее с Сенатской пешком.
        Предстояло путешествие в пригород, и лучше отправиться туда общественным транспортом - на блокпостах пассажиров и водителей мобилей проверяют куда тщательнее, недолго нарваться и на личный досмотр, и на просвечивание машины наноскопом.
        А я к этому пока не готов...
        Чтобы окончательно легализоваться, кроме "балалайки" мне необходима пара пластических операций. И жилье - сколько ж можно околачиваться у профессора? И оружие, причем с разрешением на хранение и ношение, - в наше время невооруженный человек постоянно играет в лотерею со смертью и рано или поздно вытянет билетик с черепом и костями... Я до сих пор, за неимением лучшего, таскал с собой "дыродел", прихваченный из царскосельского особняка, - разжившись патронами, разумеется.
        Какой-нибудь источник дохода тоже не помешает. Деньги, на которые я сейчас существовал, раздобыты - стыдно признаться - путем банального грабежа энергозаправки. Ночь, грязная тряпка на лице, незаряженный "дыродел" в руке... оперетка. Один раз прокатило, но карьера гопстопщика совсем меня не влекла.
        Но какую работу может подыскать человек, все знания и умения которого лежат в одной, весьма специфичной области? Уехать в провинцию и вступить в какой-нибудь отряд самообороны? Многие из них - просто банды отмороженных беспредельщиков, но встречаются и более-менее вменяемые формирования, излишней агрессии не проявляющие и старающиеся поддерживать подобие порядка на подконтрольных территориях. Буду обучать деревенщину, какой стороной вставлять патроны в магазин автомата... Тоска.
        Интересно, примут ли меня на службу в СБА Москвы? Примут, наверное... Но предварительно выжмут досуха все, что знаю. В том числе всю правду о некоторых секретных спецоперациях ОКР. А к этому я тоже пока не готов, даже если отбросить другие причины, не позволяющие отправиться в вотчину Кауфмана.
        Третий вариант дальнейшей судьбы - примкнуть к вольным стрелкам, к команде наемников-профессионалов, никому постоянно не служащих, но выполняющих разовые операции за весьма щедрую плату. Но есть небольшая проблема: те команды, что я знал, либо перестали существовать (во многом и моими стараниями), либо тесно связаны с ОКР и используются для весьма деликатных дел, в которых официальные спецслужбы России никоим образом не должны засветиться... Прийти к таким наемникам - все равно что заявиться в ближайшую комендатуру: капитан Дашкевич, дескать, пришел с повинной...
        За такими невеселыми размышлениями о выборе жизненного пути я незаметно дошагал до площади у газовокзала. Здесь было отнюдь не так многолюдно, как на Сенатской, - в наше время люди предпочитают путешествовать только в случае крайней необходимости.
        Расписание движения газобусов тут отсутствовало в принципе - машины отправлялись в путь, когда набиралось достаточное число пассажиров. Мне повезло: газобус до Ольгино стоял у платформы, а в салоне оставалось не так уж много свободных посадочных мест. Вернее, в задней части салона - сиденья в передней демонтированы, и там хранился запас дров, березовых и осиновых чурок. Но и для пассажиров места хватало: в девичестве газобус был городским автобусом мюнхенского производства, очень длинным, именуемым в народе "колбасой", - переделанным впоследствии под газогенераторный двигатель.
        Газогенератор - давнее изобретение человечества, в позапрошлом веке на дорогах нашей страны бодро дымили трубами грузовики, украшенные ящиками газогенераторов, а поля пахали трактора, работавшие на древесных чурках.
        Принцип действия газогенератора прост - дрова в топке сгорают при недостаточной подаче кислорода, и в результате на выходе получается це-о, закись углерода, в просторечии - угарный газ. В отличие от це-о-два, от углекислого газа, угарный горит - и вот он-то и служит топливом для двигателя внутреннего сгорания, в смеси с воздухом, разумеется. КПД и мощность двигателя существенно ниже, чем при работе на бензине, но в старые времена, когда нефть добывали только на Каспии, в северных лесных районах газогенераторы имели большое распространение. Потом о них позабыли, а когда пришел Большой Нефтяной Голод - вспомнили... Но целиком и полностью новый (хорошо забытый старый) вид топлива нефть не заменит, и без того пригородных лесов под Питером почти не осталось, да и дальние изрядно прорежены, - деревья вырастают медленнее, чем исчезают в прожорливых топках газогенераторов.
        ...Народ подходил медленно, я успел расплатиться с кондуктором, занял удобное место - подальше от окон, поближе к аварийному люку, врезанному в крышу. Сидел, прислушивался к разговорам пассажиров. Болтали в основном о вчерашнем взрыве на Новокурской АЭС - гадали, в какую сторону поползет радиационное облако. Скептики предрекали, что прямиком на нас, оптимисты ссылались на правительственное сообщение - роза ветров, мол, никак не позволит вредным осадкам пролиться на головы жителей столицы. Все, дескать, под контролем, радиоактивный фон в норме.
        В норме... За последние сто лет нормы и ПДК неоднократно пересматривались, и то, что сейчас считается нормой, во времена Чернобыля и Фукусимы заставляло объявлять тревогу первой степени.
        Меня в инциденте удивляло совсем другое. Прошлой ночью группа террористов сумела захватить атомный энергоблок. Я имел представление о том, как охраняются подобные объекты. Дилетантам захват не по плечу, наверняка работали профессионалы высокого класса. Да и они едва ли справились бы без сообщников внутри, среди персонала и охраны станции.
        Захватили. В утреннем официальном сообщении говорилось о переговорах, о выдвигаемых террористами требованиях, о высших правительственных чинах, прибывших в Новокурск... Несомненно, под прикрытием переговоров ОКР готовил операцию по уничтожению террористов. Силовой вариант всегда прорабатывается, вне зависимости от усилий переговорщиков. Команда на штурм может не прозвучать, но спецназ наготове.
        Однако в Новокурске все произошло очень быстро и очень странно. Уже в полдень грянул взрыв, частично разрушивший здание энергоблока и повредивший реактор. Не ядерный взрыв - взорвался водород, образовавшийся в результате пароциркониевой реакции, плюс какое-то количество взрывчатки, принесенное террористами с собой.
        Взорвали себя террористы явно не в результате непродуманного штурма. В правительственном сообщении о штурме ничего не говорилось, что ничего не значит - в таких случаях принято о многом умалчивать... Но дело в том, что в первый день попытку захвата или уничтожения террористов никто и никогда не проводит. Никогда, это азы контртеррористической науки. Даже если план проработан и спецназовцы наготове - не проводят. В первый день противник еще свеж и бодр, он на кураже от удачно начатой акции, - надо измотать его многими часами, а лучше днями тревожной неизвестности. Даже лучшие профессионалы во многом теряют кондиции после долгого нахождения в состоянии непрерывного стресса.
        К тому же взорвать энергоблок не так уж легко и просто. Надо отключить и заблокировать все системы защиты и охлаждения, вынуть из реактора стержни-замедлители... И терпеливо ждать, пока поднимется температура и наберется достаточное для взрыва количество водорода и смешается в нужной пропорции с кислородом воздуха.
        Процесс занимает несколько часов... Выходит, террористы начали готовить взрыв немедленно после захвата энергоблока? Получалось именно так. Все переговоры и все требования - не более чем прикрытие для истинной цели акции.
        И вот в этом-то мне и виделась главная нестыковка всей истории. Уцелеть при взрыве террористы не могли даже теоретически. Я мог поверить в фанатиков, готовых погибнуть ради своей идеи, - но они погибли бы еще при попытке преодолеть внешний периметр системы безопасности АЭС. Не та у фанатиков подготовка... Я мог поверить в профессионалов, способных прорваться в энергоблок, - но они никогда не начали бы с места в карьер заниматься целенаправленным самоубийством.
        Смешанная группа из тех и других? Так ведь нет в центральной пультовой энергоблока большой красной кнопки самоуничтожения - нажмешь ее, и все взрывается к черту. Провести незаметно для других членов группы подготовку взрыва невозможно. Значит, маньяки-самоубийцы сумели как-то нейтрализовать тех, кто проложил им путь? Ох как сомнительно... Встречался я с парнями из атомного спецназа - и те, кто способен с ними справиться, спиной ни к кому поворачиваться не будут... В общем, загадка.
        ...Наконец все сидячие места заполнились, и газобус тронулся с места, неторопливо вырулил с площади. Ехать пришлось долго - скоростными качествами этот вид транспорта похвалиться не мог.
        К тому же приходилось дальним объездом огибать северные районы города. Люди там кое-где и кое-как живут - без электричества и центрального отопления, в верхних этажах зданий, торчащих из песчаных дюн и илистых болот. Но проезжих дорог нет.
        Санкт-Петербургу сильно повезло - он вполне мог повторить судьбу многих других прибрежных городов, смытых до основания, до фундамента. Конечно, Балтика породила в День Станции всего лишь шестиметровую волну, не сравнимую с теми цунами-убийцами, что прокатились по океанам. Но и этого "всего лишь" хватило бы для Питера - город расположен на очень низком месте, к тому же ровном, как бильярдный стол.
        Столицу - по крайней мере ее центральные, юго-западные и южные районы - спасла дамба, законченная век назад вопреки яростным протестам экологов. На волны такой высоты она никак не была рассчитана, но все же устояла. Вода нашла обходной путь - хлынула на город с севера, в обход дамбы, прокатившись по низкому берегу. Причем не просто вода, а густая взвесь, насыщенная миллионами тонн ила и песка, поднятыми со дна мелководного Финского залива. Настоящий селевый поток...
        Спальные районы на востоке мегаполиса привели в порядок достаточно быстро, волна добралась туда ослабленной, затопила подвалы и подземные коммуникации - вот и весь ущерб. Но на севере с последствиями катастрофы борются до сих пор - мощные водометные установки работают день и ночь, отвоевывая у ила и песка дом за домом, улицу за улицей. Но такими темпами придется лет двадцать, не меньше, приводить северные районы в нормальный вид...
        Двухчасовое путешествие в Ольгино я немного сократил - вышел на предыдущей остановке. Прогуляюсь три километра пешком, погода хорошая. И внимательно осмотрю окрестности. Несколько дней назад я уже побывал здесь, исключительно в целях разведки. Понаблюдал за знакомыми окнами, за округой. Ничего подозрительного не заметил и тихонько удалился. Решил, что время для визита еще не пришло. Тогда меня здесь никто не поджидал, но после сегодняшнего моего звонка с Сенатской многое могло измениться...
        Поселок Ольгино, некогда весьма живописный, теперь выглядел скорее экзотично. Одни дома до крыш занесены песком, другие раскопаны и очищены - силами уцелевших жильцов, у правительства руки не доходили до объектов, не имеющих стратегического значения. В результате жилая, обитаемая часть Ольгино напоминала селение, расположенное на краю Сахары и постоянно воюющее с подступающими песками: каждый дом расположен в центре огромной песчаной воронки, со склонами, залитыми гермопластом, - чтобы песок не сползал обратно.
        Мне такой пустынный пейзаж был только на руку. Интересовавший меня дом стоял на отшибе, в отдалении от прочих раскопанных, - и никакая засада здесь толком не спрячется, разве что зароется в песок по уши. Мест, где могут укрыться охотники за Мангустом, ровно три - возвышающиеся над песчаными дюнами чердачные помещения трех самых высоких коттеджей из числа занесенных.
        Ну вот, накликал... Как раз там, в месте возможной засады, что-то подозрительно блеснуло. Блик на объективе бинокля или прицела? Но если там засада, то организовал ее не ОКР, у бывшей моей службы хватает оптики с поляризованным покрытием, не дающим бликов.
        В наушниках, подсоединенных к небольшому сканеру, изображающему для непосвященных мультиплеер, стояла девственная тишина. Никакого радиообмена в окрестностях не происходило, по крайней мере на используемых спецслужбами частотах. Хотя, если бы я ставил засаду на профессионала, тоже бы соблюдал радиомолчание.
        Я продолжал идти по вьющейся среди барханов тропке неторопливым прогулочным шагом. У подозрительного коттеджа вновь что-то блеснуло. На этот раз я внимательно смотрел туда и заметил: источник блеска не внутри чердака, а снаружи, рядом со стеной. Осколок стекла, наверное, - рядом зияет пустая рама окна. Ложная тревога...
        Но еще через сотню шагов я снова взглянул в ту сторону и понял, что блестит не стекло, а какой-то металлический предмет, самым краешком торчащий из песчаной осыпи. Любопытно... Ветра убрали с той стороны коттеджа верхний слой песка, а эта осыпь свежая, наверняка высыпавшаяся из оконного проема. Непонятный предмет вынесен песком изнутри.
        Любопытство, как известно, губит кошек. Мангустов, надо полагать, тоже. Но я все равно собирался чуть позже обследовать места предполагаемой засады... Обследую сейчас и заодно полюбопытствую, что песок решил вернуть людям. Многие здешние загородные дома принадлежали богатеньким горожанам, а уж хозяин этого, трехэтажного, наверняка не бедствовал. Первое время после Большой Волны в занесенных песком домах вовсю орудовали мародеры-кладоискатели, но бизнес их оказался слишком рискованным и быстро сошел на нет - узенькие шурфы, проделанные в песке, нередко осыпались и заживо хоронили работавших в них.
        Приблизился к коттеджу я в мертвой зоне, не просматриваемой (и не простреливаемой) из свободных от песка окон. Стену рассекала глубокая сквозная трещина, и я просунул в нее микрофон сканера, переключенного на акустические колебания. Тишина... Выставил чувствительность на максимум - все равно тишина, никто внутри не дышал, ни у кого не билось сердце.
        Ну и славно. Можно и полюбопытствовать, что тут такое блестит...
        Блестел небольшой металлический чемоданчик с кодовым замком. Когда я доставал из песка находку, моя здоровая любознательность окончательно мутировала в очень нездоровое любопытство.
        Тут в спину мне уперлось нечто твердое и острое, ощутимо покалывающее кожу сквозь одежду. Негромкий голос произнес:
        - Дернешься - и ты труп. Ручонки на затылок положи и медленно обернись.
        Надо ж было так глупо вляпаться...
        7. Горячее северное гостеприимство
        В полутемных сенях Настена зацепила ногой пустое ведро, оно опрокинулось, громыхнуло.
        - Заходите, открыто! - послышался громкий голос из глубины дома.
        Алька потянул дверь - утепленную, обитую чем-то вроде синтетического войлока, - и сквозь приоткрывшуюся щель в сени ворвался аромат ухи. Самой настоящей, не того супчика из якобы рыбных брикетов, что наливали по четвергам в столовой "манулов".
        Они вошли. Хозяин, немолодой мужчина, как раз вытаскивал из печи и ставил на стол большой чугунок, орудуя здоровенным ухватом.
        - Давайте-ка, гости, к рукомойнику да к столу, - сказал он, не поворачиваясь к гостям. - Удачно подгадали, как раз к обеду.
        Дважды приглашать гостей необходимости не было. Алька чувствовал, как рот наполняется слюной. Настоящей ухи он не ел с прошлого года, - в той, другой жизни варили порой из пойманной в Плюссе, а чаще из полученной от щедрот Ибрагима рыбы. Да и вообще ничего не ел с...
        - Какой сегодня день? - спросил он у хозяина, уже усевшегося за стол.
        - Пост блюдешь?
        - Нет... Со счета сбился.
        - Восьмое июля с утра было, если календарь не врет. День Петра и Февроньи.
        Ого... В Печору они десантировались четырнадцатого июня. Двадцать четыре дня... Без еды и почти без сна - вздремнул вполглаза пару часов, не больше. Рекорд, однако.
        Жил хозяин, похоже, один. На столе лежали три ложки, три миски, три неровно отрезанных ломтя хлеба. А еще - красовалась в окружении трех граненых стаканчиков здоровенная пластиковая бутыль с чем-то белесовато-мутным. С чем, Алька примерно догадывался. Неужели это придется пить? Хорошо бы отказаться как-нибудь аккуратно, чтобы не обидеть...
        У хозяина относительно бутыли имелись совершенно иные планы. Едва разлив уху по мискам, тут же набулькал все три стаканчика до краев. Держался он, надо заметить, странно: сидел за столом несколько боком, так, что Настена и Алька видели его только в профиль, с правой стороны.
        - Ну что, рыба посуху не ходит... За знакомство! - Он осушил свою порцию, занюхал корочкой хлеба и представился: - Меня Митрофаном зовут, Сержиным. Раньше-то тут Сержиных чуть не половина Усть-Кулома жила, теперь вот один остался.
        Алька нерешительно вертел свою емкость в руках, искоса взглянул на Настену. Она махнула свой стакан не задумываясь, уверенно, залпом... Вот даже как... Не поперхнулась, не закашлялась. И даже на закусила. Протянула над столом руку Митрофану:
        - Настя.
        Алька опасался, что здесь, у чужих людей, из Настены вообще клещами слова не вытянешь, а она... Выходит, это только с Алькой такая зажатая?
        - А ты что же? - спросил Митрофан. - Вроде молодой, печень здоровая... Ты не гляди, что я так к тебе сижу, привычка. Морда лица у меня с другой стороны не очень аппетиту помогает...
        Он коротко, на долю секунды, повернулся к Альке и снова принял прежнюю позу. Лицо Митрофана с левой стороны оказалось изуродованным: страшные шрамы не то термических, не то химических ожогов, глаз уцелел, но смотрел на мир огромным пятном бельма.
        - Так что пей, не чинись... Продукт экологический, сам морошку собирал, сам радиометром проверял, сам бражку ставил и сам перегонял. Не отравишься.
        Алька решился: задержал дыхание и выпил залпом. Огненная вода прокатилась по пищеводу, словно крохотная шаровая молния. Алька торопливо потянулся к куску хлеба, зажевал... А ведь и вправду не отравился. Пожалуй, даже получше, чем технический спирт, который "манулы" выменивали у вертолетчиков.
        - Вот... - удовлетворенно протянул Митрофан. - Теперь и за уху браться можно. Так как тебя зовут-то, парень?
        За уху Алька взялся, не дожидаясь повторного приглашения. Но вот имя свое называть ему отчего-то не захотелось... Заразился от Командира, не иначе. Да и не понять, какое имя теперь у него настоящее. Александр, как называли с детства? Или Альберт? Этим именем и вымышленной фамилией он назвался в военкомате.
        - Меня зовут Солдат, - сказал Алька слегка невнятно, горячая уха обжигала губы. - Просто Солдат.
        - Солдат так солдат, - покладисто проронил хозяин. - Ну как тебе ушица?
        Алька думал, что знает вкус настоящей ухи, но ошибался. Здесь явно водились не те рыбешки, что Ибрагим добывал из вод Плюссы. На порядок вкуснее. Огромные куски рыбы - нежные, розоватые - буквально таяли во рту. Бульон, подернутый золотыми медальками жира, был бесподобен.
        - Из свежепойманной семги, - сказал Митрофан, выслушав заслуженные комплименты. - Серебрянка - не облошавшая, только с моря зашедшая... Такую уху ни один верхолаз за все свои деньги не попробует, для этого сюда, на берег, ехать надобно. Вот и приходится им, бедолагам, мороженой да малосольной пробавляться.
        Сам он, впрочем, съел совсем немного. Поковырялся в выловленной из чугунка рыбьей голове, добавил несколько ложек бульона, - и отставил миску. Объяснил:
        - Не лезет рыба уже, ни в каком виде. Вот котлеток бы соевых рубанул, с лучком да картошечкой поджаренных... А вам, я гляжу, добавка не помешает?
        Гости ответили синхронными кивками. Хозяин щедро плеснул им еще ухи, а заодно, всем троим, самогонки, - рыба, как известно, посуху не ходит.
        Алька свою порцию осторожно ополовинил, Настена вновь выпила залпом. И сама - Алька изумился - завела разговор. Расспрашивала Митрофана о рецепте приготовления ухи, спросила, с кем живет, где хозяйка - оказалось, что он уж двадцать лет как вдов.
        Опасения, что застолье будет продолжаться, пока бутыль не покажет дно, не оправдались: едва с добавкой было покончено, хозяин начал убирать со стола. Сказал:
        - Я сейчас баню затоплю, часа через два доспеет. Можете погулять пока, или поспать, или еще чем заняться... Но сначала ты, Солдат, меня в одном вопросе просвети. Ты ведь из федералов, как я понимаю?
        - Уже нет.
        - Все равно, знать должен... - Митрофан вышел в другую комнату, вернулся и показал пачечку фиолетовых купюр, перехваченную резинкой. - Что за деньги непонятные? Где их отоварить-то можно? У нас таких и не видывали.
        Алька и в самом деле имел представление, что в руках у хозяина. Не деньги - реквизиционные боны. Ими ОКР и другие силовики расплачиваются с населением, когда забирают что-то для своих нужд. В оплату эти бумажки никто и нигде не примет. Теоретически какая-то ценность у них имеется - при начислении налога указанные на бонах суммы вычитаются из облагаемого дохода. А на практике... Алька сильно сомневался, что здешние рыбаки платят хоть какие-то налоги в федеральную казну.
        - Понятно, - сказал Митрофан, выслушав объяснения. - Поимели нас забесплатно. И даже документики выдали о поимениях.
        - Откуда они у вас? - спросил Алька.
        Выяснилось, что неделю назад мимо проплывала федеральная флотилия. Один бронекатер и баржа с десантом задержались, причалили к берегу, - искоренить сепаратистскую власть в Усть-Куломе. Мятежников не обнаружили, но рыбой поживились неплохо. И заплатили бонами.
        - Со дня на день рыбнадзор пожалует, - сокрушался Митрофан. - И чем с ними расплачиваться? Фантиками этими? А у них разговор короткий: не можешь заплатить, вали с реки. Прошлым годом случай вышел под Цильмой - не зашла почему-то рыба с моря, случается. Нечем людям платить было. Так весь рыбачий стан искоренили, дома с сараями пожгли, лодки потопили. До пальбы дошло - кто ж смотреть спокойно будет, как его имущества лишают? В общем, никто там рыбу сейчас не ловит.
        - Печорский рыбнадзор? - уточнил Алька. - Сеповский? Так его уж нет, я думаю, а федеральный не скоро появится.
        - Э-э-э... Тут рыбнадзор сам по себе рыбнадзор, при всех властях несменяемый. Такие гниды...
        Он в сердцах швырнул пачечку бонов на стол и отправился топить баню, еще раз сказав, что гости могут заниматься чем душа пожелает.
        Душа Альки пожелала прогуляться по Усть-Кулому. Надо отыскать Командира и поговорить. Служба выполнена, преобразователи в Усть-Куломе. Неплохо бы поинтересоваться оплатой... И с Настеной тоже предстоит разговор. Билет на Станцию Алька забронировал для двоих, но второй пассажир пока о том не знает... Но этот разговор непростой, подходящий момент выбрать надо.
        Настена ни к разговорам, ни к прогулкам расположена не была. Едва выйдя с Алькой из Митрофанова дома, вновь стала той же, что и весь путь сюда: смотрела в сторону, молчала, на прямые вопросы отвечала односложно, а то и вовсе не отвечала. Прошла на задворки, уселась на бережок, смотрела бездумно на широкий разлив, образованный слиянием вод Печоры и Кулома. Алька так и сяк пробовал ее растормошить, но она не реагировала...
        И он отправился искать Командира в одиночестве. Место здесь мирное, ничего с Настеной не случится.
        Место и впрямь выглядело мирным, Алька, шагая по длинной улице в форме и с оружием, чувствовал себя чужаком, инородным телом. Но со "скорпионом" он теперь не расставался, и без того два дня (или три с половиной недели, как считать) чувствовал себя без оружия, словно голый в толпе одетых людей. Лишь позаимствованный у мертвого "выдры" нож Алька оставил в доме - Митрофан сказал, что попробует найти в хозяйстве подходящие ножны, негоже, дескать, таскать обнаженный клинок за поясом - упадешь, отчикаешь что не надо, подружка недовольна будет...
        Да, люди здесь живут хорошие. Гостеприимные, отзывчивые... Алька и не думал, что остались еще где-то такие во времена всеобщего озверения. Однако что-то никого из жителей на улице не видать, не у кого спросить, где остановился на постой Командир. Все делают свое дело, и праздношатающихся тут не встретить... Хотя нет, вон как раз один праздношатающийся, издалека заметный своей яркой синей курткой. Точнее, праздносидящий на невысоком дощатом заборе, - вдалеке, там, где куломская и печорская улицы сходятся, образуя некое подобие площади, и виднеется пара зданий казенного облика из эрзац-кирпича - над одним трепещет по ветру российский триколор, новенький, не выцветший, наверняка установленный десантниками из причалившей к берегу баржи.
        Он ускорил шаг, надеясь расспросить местного жителя, пока тот не слез со своего забора и не ушел. Лишь подойдя почти вплотную, Алька понял, как сильно он ошибся. И насчет гостеприимства и отзывчивости аборигенов, и насчет этого, на заборе...
        Человек в синей куртке слезть с забора не мог. Да и сидел он не на заборе - на колу, вертикально приколоченном к забору длинными ржавыми гвоздями. Был посажен на кол.
        Над мертвым лицом человека роились мухи, густо облепили глазницы, заползали в распахнутый в последнем крике рот. Кол покрывали потеки дерьма и почерневшей крови.
        Еще один длинный гвоздь, наполовину вбитый, пришпилил к груди казненного табличку - кусок пластика с неровными краями.
        Надпись на табличке гласила: "ВОРОВАЛ СЕТИ".
        8. Недетские игры в песочнице
        Знаменитый грабитель банков ди Равенти, за которым долго и безуспешно гонялись и безы европейских Анклавов, и полицейские нескольких государств, закончил свою карьеру глупо и случайно. Схлопотал пулю из самопального, из ракетницы состряпанного "дыродела", причем стрелял не коллега-конкурент, не агент полиции и даже не нанятый спецслужбами киллер - "неуловимого Ра" завалил парнишка-наркоман, бездарно промышлявший на дозу в десятке шагов от своего жилья. Мораль у этой истории проста: дилетант со своими непродуманными действиями имеет очень неплохие шансы против профессионала, к таким действиям не готового...
        Вот и я вляпался по полной программе. Ожидал, что охотиться за мной будут люди грамотные и засаду выставят с умом, с несколькими точками наблюдения, поддерживающими радиообмен, с резервом, прикрывающим возможные пути отхода, и так далее и тому подобное...
        В результате влетел в ловушку, расставленную придурком на дураков. Ну, может, и не совсем на дураков, а на случайных людей... Кто-нибудь из редких прохожих увидит металлический блеск, заинтересуется, подойдет... А засада в лице одного отморозка тут как тут, поджидает дичь за углом коттеджа, в тенечке.
        Поджидал меня мужик лет сорока, одетый по-домашнему - штаны до колен и растянутая футболка, чем-то заляпанная. Нелепое обмундирование для охотника на людей.
        Оружие, направленное отморозком прямиком в мой живот, тоже выглядело нелепым. И тем не менее вполне смертоубийственным. Наверное, так же смотрелась переделанная ракетница, отправившая "медвежатника" ди Равенти прямиком в небесные судебные инстанции, минуя земные.
        Обрезок водопроводной трубы около метра длиной, примотанный проволокой к грубой деревянной рукояти. Из трубы торчало нечто вроде гарпуна с зазубренным острием весьма зловещего вида. Что именно выталкивает гарпун, пороховой заряд или мощная пружина, разбираться не было времени. Но как-то эта штука стреляла, причем, как я подозревал, стреляла по людям - на зазубринах виднелись пятна и разводы, напоминавшие плохо стертую кровь.
        - Лезь в окно! - скомандовал отморозок. - Живо, сука!
        Дилетант-то он, конечно, полный, но не дурак. Когда я повернулся к нему, грабитель перестал тыкать своим орудием в мою одежду, отступил на пару шагов. Так, чтобы хватило времени отреагировать на мою попытку что-либо предпринять. Может, я успею увернуться от гарпуна и выхватить "дыродел". Может, не успею. Все зависит от скорости реакции отморозка.
        Вот если бы он потребовал немедленно отдать наличность и прочие ценности... Тогда я застрелил бы его, не вынимая руки из кармана, - карман куртки у меня аккуратно распорот, открывая доступ к поясной кобуре.
        Но затевался здесь не просто и не только грабеж. Чтобы обчистить карманы, загонять жертву на чердак незачем... Зато предсмертный крик оттуда, из-под крыши, донесется ослабленным, и едва ли кто-то его услышит, место глухое.
        Оставлять в живых ограбленных этому типу никакого резона не было. Судьба наградила его весьма броской особой приметой: здоровенный багровый лишай занимал почти всю лысину и сползал на лицо. Первое же заявление от потерпевшего - и грабителя очень быстро вычислят, схватят и опознают.
        Короче говоря, лезть на чердак я не собирался. По крайней мере сейчас. Потому что, если у этого организма, кроме гарпунного ружья, имеется в голове пара извилин, он понимает: когда придет его черед пролезать в оконный проем следом за мной, он станет крайне уязвим. Самый логичный выход: всадить в меня гарпун, как только я вскарабкаюсь на подоконник - так, чтобы тело свалилось внутрь. И неприятные случайности исключаются, и делать лишнюю работу - поднимать и переваливать внутрь убитого либо раненого - не придется...
        Прокачка ситуации уложилась в полсекунды, слишком уж все очевидно. Гарпунер даже не успел повторить свой приказ - я, старательно изображая испуг, послушно повернулся, взялся руками за усыпанный песком подоконник... Задумка была проста: швырнуть горсть песка, метясь в лицо придурку, швырнуть через плечо, не оборачиваясь. И одновременно начать панихиду с танцами...
        Но судьба послала мне кое-что получше. Пальцы нащупали под песком осколок стекла, довольно большой и зазубренный. В полет мы отправились одновременно: стекляшка за спину, а я - в сторону, уходя с линии выстрела.
        Выстрел не прозвучал, все-таки ружье оказалось пружинным - клацнула пружина, гарпун с громким лязгом ударился о кирпичную стену. Я перекатился, на ходу выдирая из кармана "дыродел". Но стрелять уже не потребовалось...
        Разряженное гарпунное ружье валялось на песке. Противник выл на одной ноте, пытаясь вытащить осколок из глазницы. Пытался и не мог, пальцы скользили по окровавленному стеклу. Растянутая и заляпанная майка стала еще более заляпанной, украсившись свежими красными пятнами... Я прекратил его мучения, врезав рукоятью "дыродела" по затылку. Силу удара не дозировал, сработал как в бою, где способных подняться на ноги противников оставлять за спиной не принято. Если череп толстый, можно выжить и после такого удара, а не выживет - его проблемы.
        Потом слазал-таки в окно, на разведку.
        Чердак напоминал громадную песочницу, но играли в ней отнюдь не в куличики и прочие невинные детские игры. Похоже, тип с гарпуном не обитал тут постоянно, - никаких следов ложа и очага. Здесь у него был охотничий домик... Обстановка скудная - два ящика, два десятка пустых бутылок - больших из-под минералки и водочных четвертушек. А еще, непонятно зачем, большая шахматная доска, но без фигурок...
        В стороне лежало тело. Мертвое, как засвидетельствовал недавно мой сканер. Но я на всякий случай подошел, проверил. Женщина лет пятидесяти и в самом деле оказалась мертва. Ублюдок выстрелил ей в живот, затем выдрал гарпун, оставив зияющую рваную рану. Затем изнасиловал умирающую либо занялся некрофилией с остывающим трупом. Именно в таком порядке - иначе задранная до подбородка юбка жертвы тоже бы оказалась прострелена...
        У женщины не хватало двух пальцев - мизинца на левой руке и безымянного на правой, мочки ушей были разодраны, окровавлены... Я еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Ну точно, в полутьме, под самой крышей, небольшой склад добычи - сумочка, коммуникатор, а рядом на аккуратно подстеленных женских трусиках кучка недорогих драгоценностей - браслетик, цепочка, сережки, два кольца со следами крови.
        Жертв здесь использовали рачительно, по полной программе. Для всех потребностей души и тела. Именно жертв, не жертву, - в самом дальнем углу песок подозрительно бугрился несколькими холмиками вытянутой формы. Раскопками я заниматься не стал, примерно представляя, что увижу...
        Когда я уходил, на здешнем импровизированном кладбище насчитывалось на два холмика больше - один на чердаке, другой снаружи, у стены в тенечке, - под ним упокоилось гарпунное ружье, а заодно и его владелец. Урод еще дышал, но я не стал наносить ему удар милосердия, лишь связал руки и ноги найденной на чердаке веревкой и прикрыл лицо от песка подолом его собственной футболки. Надеюсь, ублюдок успеет очнуться и сообразить, что заживо похоронен... Не считайте меня Робин Гудом, мстителем за убитых и изнасилованных. В нашем мире каждый за себя - и это всего лишь расплата за ту судьбу, что поджидала меня на чердаке, превратившемся в большую песочницу.
        Однако нет худа без добра: приключение неприятное, но свидетельствует, что никаких засад в окрестностях нет. Никто, организуя операцию, не позволил бы путаться под ногами этому охотнику на одиноких прохожих. Дальнейшие предосторожности не имели смысла, и я прямиком пошагал к цели своего путешествия.
        ...Возле двери из стены торчала рукоятка механического звонка в виде бронзовой еловой шишки. Рядом, на косяке, - кнопка звонка электрического. Первую я повернул, вторую нажал, понятия не имея, как здесь сегодня обстоит дело с отключениями.
        Ни звука изнутри дома до меня не донеслось. Но по крайней мере один из звонков работал, потому что несколько секунд спустя лязгнули запоры двери, и она слегка, на несколько сантиметров, приотворилась.
        Не дожидаясь приглашений, я вошел внутрь. Дистанционно управляемая дверь тут же захлопнулась за спиной. Вновь лязгнули замки. В этом доме милая манера встречать гостей ничуть не изменилась за минувшие годы... Приятно, что хоть что-то в нашем мире остается прочным и неизменным.
        - Поднимайся наверх! - прозвучал голос.
        Все тот же голос... Который я когда-то ненавидел, а затем вспоминал с теплотой и ностальгией...
        Ступени лестницы, ведущей в гостиницу, скрипели по-прежнему, и я...
        И я мигом излечился от ностальгических чувств, едва лишь увидел хозяйку дома и услышал ее приветственные слова:
        - Ты не появлялся здесь четырнадцать лет, мерзавец, - сурово произнесла бабушка Станислава. - Так за каким чертом явился теперь?
        9. Все реки текут
        Два длинных древесных ствола, очищенные от веток и сучьев, лежали вершинами на берегу Кулома, а комлями вдавались в реку, перпендикулярно берегу. Настил из потемневших досок превращал стволы в подобие плавучего причала. С тем же успехом сооружение можно было назвать и мостками, но использовалось оно именно как причал: ко вбитым скобам привязаны две лодки - узкие, длинные, с низкими бортами, Алька уже знал, что называют их здесь "гулянками".
        На причале стоял Командир. Занимался он странным делом, - правильнее сказать, странным лишь для него и лишь в представлении Альки. Командир ловил рыбу, и не ту достойную царского стола семгу, что довелось сегодня отведать у Митрофана, - маленьких, с палец размером, крапчатых рыбешек. Подойдя поближе, Алька опознал в рыбешках пескарей, он и сам добывал таких в Плюссе кривобокой вершей, кое-как сплетенной из лозняка совместными усилиями четырех людей, отродясь не занимавшихся плетением.
        Командир ловил простой, из длинного прута выстроганной удочкой. Осторожно снимал пескарей с крючка и отпускал обратно в реку... Иногда рыбешки срывались, но Командир не расстраивался. И не радовался пойманным. Ловил без малейшего проявления эмоций, словно исполнял ритуал, необходимый, но поднадоевший. Альку он, конечно же, заметил до того, как тот ступил на покачивающиеся под ногами доски причала. Но от занятия своего не отвлекся, внимательно наблюдая за движениями поплавка.
        Алька постоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как начать разговор. Начал с довольно-таки дурацкого вопроса:
        - Хорошо клюет?
        Командир глянул на него искоса и ответил невпопад:
        - Вот здесь, наверху, - он кивнул на береговой обрыв, - стоял дом, где родился мой отец... И я в нем прожил два года.
        Алька, подходя, видел разрыв в линии домов, но даже пепелища там не осталось, все давно заросло, лишь контур фундамента угадывался под зеленым мхом. Он попытался представить Командира мальчишкой в коротеньких штанишках - и не смог.
        - Итак, что ты хочешь сказать мне, - муж, оружием отягощенный?
        - Нет, он легкий... Титан да пластик. Пристрелять надо бы, но патронов маловато.
        - Ладно, проехали... Ты хотел сказать, солдат, что преобразователи в Усть-Куломе, правильно? И мне пора исполнять свою часть договора?
        - Ну... в общем так...
        Командир положил удочку на причал, повернулся к Альке:
        - Излагаю диспозицию, солдат. Нам надо добраться до моря. Что случилось с моим катером, ты видел. Я надеялся найти что-то взамен здесь, в Усть-Куломе. Но ничего не осталось, одни гулянки да пара парусных будар... И почти по всей реке так же: ни одного катера, ни одной будары с двигателем, - что не забрали сепаратисты, реквизировали федералы в свою флотилию.
        - А к какому морю нам надо?
        - Здесь поблизости одно море. Карское. Все реки текут и впадают в море, солдат.
        Поблизости? Насколько Алька представлял карту (а представлял он ее достаточно смутно, слишком сильно изменились карты за последние годы) - до моря не так уж близко. До него верст с тысячу будет, а то и больше. Учитывая все изгибы реки - наверняка больше.
        - Зачем нам туда? Станция ведь на Баренцевом?
        - Морем и по льдам - самый короткий путь. Но дело даже не в расстояниях... Ты представляешь, солдат, что сейчас творится на суше между Кольским и Коми?
        Алька мог лишь предполагать, что там творится. Ничего хорошего. Все режут всех, дерутся за остатки ресурсов... На вертолете, если без посадок, пролететь, наверное, можно. Но без всякой гарантии, что в него не угодит неизвестно кем выпущенный УРС. И он спросил:
        - Да как же мы по льдам-то? На собачьих упряжках?
        В детстве он бы обрадовался возможности такого приключения... Но сейчас никакого энтузиазма мысль о вояже по льдам в стиле арктических первопроходцев не вызвала. Хватит, наприключался...
        - В Печорской губе, на взморье, меня ждет судно. Вернее, будет ждать. На воздушной подушке.
        - Как тот катер, взорванный?
        - Примерно... Размером побольше, настоящий корабль. Но на веслах нам туда не добраться. И под парусом не добраться.
        - И что?
        - Я собираюсь забрать рыбнадзоровский катер. Только у них и остались... Поможешь?
        Альке глагол "забрать" показался не совсем точным. По словам Митрофана, здешний рыбнадзор сам привык забирать все у всех... Совсем как "барон" Гильмановский и его присные, только орудуют здешние неофеодалы на реке, а не на суше.
        - Придется стрелять? - деловито спросил Алька.
        - Думаю, придется. Народ в надзоре лихой, все при стволах, договориться по-доброму едва ли получится.
        Алька был готов - стрелять, и бить ножом, и пускать в ход все остальное, чему научили в "манулах". Рыбнадзор - это не мятежники с двустволками и в меховых тапочках, чьи главари сцепились с Россией из-за каких-то абстрактных для Альки высших интересов. Рыбнадзор - зло реальное, топчущее землю и чьи-то судьбы... Если бы нашелся кто-то, всадивший в свое время пулю в брюхо "благородию", - может, все обернулось бы по-другому... Но никто не встал на пути отморозка там, в Заплюсье. А он, Алька, встанет здесь. На Печоре. Пусть отморозки другие, не важно, - можно спасти чью-то жизнь, чью-то судьбу...
        - Я согласен. Будем тут их дожидаться?
        - Нет, солдат. Сожгут потом Усть-Кулом в отместку... Сплавимся на бударе вниз по течению, выставим пару сетей семужьих. Тогда мимо не проплывут.
        Командир помолчал и спросил другим тоном:
        - Ты когда-то говорил про второго человека, которому тоже надо на Станцию. Это твоя женщина?
        - Моя?!
        - Твоя, твоя... Я ж не глухой, не слепой и не слабоумный.
        - Там все очень сложно...
        - Знаю. Ты уж извини, но я слышал ваш ночной разговор. Не подслушивал, просто слух хороший...
        Альку вдруг прорвало. Сбивчиво, путаясь в словах и в мыслях, он вываливал Командиру все: как встретил Настену три года назад, как влюбился, какие у него были великие планы и как все рухнуло... Про то, что происходило с Настеной в последний год, говорить не стал, раз уж слух у Командира такой хороший...
        Странная исповедь звучала на покачивающихся досках причала. По сути, Алька никогда в жизни не исповедовался: регулярные, раз в две недели, визиты к полковому батюшке не в счет - обязаловка и формальность. Православным христианином Алька был довольно условным, даже случайным, - когда в учебке пришлось выбирать конфессию, как раз случился рамазан, солдатики-мусульмане держали уразу, ходили грустные и подтощалые, с завистью поглядывая на сослуживцев-кяфиров, и маршировали в столовую только после заката... Альке, не отъевшемуся толком после голодной зимы в Заплюсье, такая религия не понравилась.
        - И как мне с ней теперь? Как?! - выкрикнул Алька в заключение своей исповеди.
        - Ты уж, солдат, определись... Любишь ее? После всего - любишь?
        - Ну... да...
        - Тогда иди к ней. Просто иди. Не ломай голову и не накручивай себя - иди прямо сейчас. И все... Чтоб тебя!
        Последнее восклицание Командира относилось не к Альке и не к его душевным терзаниям - к оставленной без присмотра удочке. Поплавок ее давно уже приплясывал на поверхности воды, то притапливаясь, то всплывая, не иначе как на крючке сидел очередной пескарик. А теперь поплавок резко нырнул, натянув леску, а следом за ним в Кулом устремилась и удочка.
        Командир успел подхватить удилище в последний момент, чуть не свалившись с причала. Рыба попалась явно не из маленьких - хлыстоватый прут согнулся в крутую дугу, натянувшаяся струной леска резала воду, выписывая в ней круги и восьмерки. В глубине блеснул рыбий бок - и все закончилось. Удилище резко распрямилось, леска с поплавком вылетела из воды...
        - Щука, - констатировал Командир, разглядывая ту часть своей снасти, где совсем недавно имелся крючок. - Как ножом обрезала... Да что ты на меня вылупился, как черт на попадью?
        Алька опустил взгляд и уставился на реку рядом с причалом. Там должен был торчать какой-то подводный камень, едва прикрытый водой... Или доска, приколоченная к причалу и не замеченная... Ничего не торчало. И ничего не было приколочено. Значит, до нитки мокрый Командир обязан был сейчас вылезать из Кулома и громко чертыхаться при этом. Или не чертыхаться - но остаться на причале он никак не мог. Если хоть что-то стоят законы физики, касающиеся движения тел в пространстве и агрегатных состояний веществ, - не мог.
        Алька осторожно поставил ногу на воду, попробовал ее, как пробуют первый тоненький ледок. Армейский ботинок начал погружаться без какого-либо сопротивления. Законы физики действовали. Вода осталась жидкой. Значит, произошло чудо. Банально произошло и буднично. Наверное, можно было поискать чуду рациональные объяснения: подметки, например, изготовленные по нанотехнологиям и кардинально меняющие свойства воды при соприкосновении с ней, - но Алька не стал забивать голову подобной ерундой.
        - Вот оно что... - протянул Командир. - Я и сам охренел... Не сейчас - давно, когда в первый раз такое получилось...
        Алька набрался духу и спросил:
        - А как вы воскрешаете мертвых? Просто говорите им: "Встань и иди"?
        - Там другое, семейное... Мертвым умел приказывать человек, которого я называл отцом. Что-то досталось и мне по наследству. Я не хотел, но так уж получилось.
        - И все же - как?
        - Невозможно объяснить... Ты бы смог растолковать слепому, как отличаешь красный цвет от зеленого?
        - Нет, наверное...
        - Вот и я... За мной!
        Грохнул выстрел. Совсем рядом, где-то наверху, на обрывистом берегу Кулома. Командир отреагировал мгновенно - слова "За мной!" он выкрикнул, преодолев половину пути до береговой линии.
        Алька не спешил выполнить приказ. Застыл столбом, глядя туда, где только что пробежал Командир...
        На поверхности воды медленно затягивались ямки следов.
        10. Вопрос цены
        Говоря откровенно, на самом деле бабушка Станислава вовсе не приходится мне бабушкой. Она моя прабабушка и лет ей уже... черт, даже и не вспомнить... за сотню точно перевалило. Но я приставку "пра-" привык опускать с детства, обойдусь без нее и теперь.
        Хуже того, она и не Станислава вовсе. В былые годы (как я знал из обмолвок родителей) бабушка много лет прослужила в весьма специфичном подразделении наших доблестных спецслужб. Рекомое подразделение официально никогда не существовало, и бойцы его ни в каких казенных бумагах не числились - всю службу проводили под псевдонимами, регулярно сменяя документы с вымышленными именами, и в отставку выходили под вымышленными...
        Признаюсь честно: в детстве я ее не любил. Признаюсь еще честнее: я ее просто-таки ненавидел, той здоровой ненавистью, что и любой новобранец своего сержанта. Мне было семь лет, когда я угодил в цепкие бабушкины руки. И последующие пять лет жил, как в казарме, разве что сержант оказался в юбке да в инвалидном кресле. Кресло, надо заметить, отнюдь не было той простенькой каталкой, что выдают от щедрот государства малоимущим инвалидам. Изготовленное по технологиям, явно позаимствованным у создателей космических аппаратов, снабженное мощным двигателем, ллейтоновской батареей и массой электронных и механических приспособлений, кресло никак подвижность бабушки не ограничивало: могло передвигаться хоть по самым крутым лестницам, хоть по грязи и бездорожью. А на шоссе немногим уступало в скорости мотоциклу... Когда я бегал кроссы по здешним прибрежным дюнам (в десять лет, между прочим!), бабушка Стася бодро катила рядом, подбадривая любимого внучка ядреными сержантскими прибаутками...
        Я ее не любил. Годы спустя, когда вколоченные в детстве умения спасали жизнь, не раз вспоминал с благодарностью... Но не полюбил. Невозможно любить боевую машину, предназначенную лишь для убийств. Пусть и утратившую ряд функций - все равно невозможно.
        - Ты не появлялся здесь четырнадцать лет, мерзавец, - отчеканила бабушка без малейших признаков родственной сентиментальности. - Так за каким чертом явился теперь?
        - Тут у вас в Ольгино завелся урод, охотящийся на людей, - сказал я.
        - Уважительная причина для визита... Завелся - и что?
        - Уложил его. Куском стекла. Метнул, стоя спиной, и попал в глаз. Спасибо за все, чему научила, бабушка.
        Я опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Отнюдь не морщинистую и не покрытую старческими пигментными пятнами - процедуры омолаживания бабушка проходила регулярно.
        Выглядел мой жест театрально, но был вполне в бабушкином вкусе. Она, например, любила рассказывать, как влюбилась в моего прадедушку, когда тот ласточкой сиганул ради нее с перил Крымского моста в Москву-реку - спонтанно, как был, в костюме и при галстуке... Рассказы про героического прадедушку я вообще в те далекие годы переваривал с трудом. И мой нынешний позывной - Мангуст - появился на свет во многом благодаря бабушкиным историям. Дело в том, что мой нырнувший с моста предок носил боевое прозвище Гюрза.
        Расчет оправдался. Голос бабушки Стаси звучал гораздо мягче, когда она произнесла:
        - Вставай уж, двоечник... Кусок стекла... Сколько раз я говорила тебя: никогда и никуда не выходи из дома без метательного ножа в рукаве!
        Я покаянно вздохнул. Поднимаясь, отметил: кресло у бабушки новое, еще более навороченное. Любопытно... В детстве я не задумывался: а на какие средства существует бабушка Стася, да еще содержит внука? В смысле правнука, то есть меня... Старушка явно не бедствовала, всегда жила на широкую ногу. Ладно, допустим, что бывшие сотрудники особых подразделений и пенсию получают особую, из фондов, ничего общего с собесом не имеющих. Но эти ее кресла... Наверняка ведь такие игрушки изготавливаются по спецзаказам, в единичных экземплярах и под конкретного человека... Что забота о ветеранах, даже самых героических, у нас простирается так далеко, я никогда не поверю. Вот "дыродел" с одним патроном - это по-нашему, дешево и сердито.
        Полчаса спустя мы сидели за чаем с тарталетками и канапе - покупными, разумеется, кулинарными талантами бабушка никогда не блистала. Я закончил свою скорбную повесть. Многое осталось за рамками рассказа: мои недельные скитания в царскосельской канализации, начавшиеся с собственноручно проведенной хирургической операции по удалению чипа, и знакомство с обитателями подземных лабиринтов - с людьми и не совсем людьми, и со странными тварями, о существовании которых и не подозревают прохожие, разгуливающие буквально над их логовами... И конечно же, за кадром остался эпизод с ограблением энергозаправки. Ни к чему расстраивать старушку.
        - То есть передо мной сидит дезертир со смертным приговором за плечами... - задумчиво произнесла бабушка, вертя в пальцах шпажку от канапе.
        - Никто меня к казни не приговаривал, - возмутился я. - Меня приговорили к героической гибели в бою за Печору. Перед тобой сидит павший герой.
        - Не словоблудствуй. Я не воспитывала из тебя дезертира.
        - Но ты учила меня оставаться живым. Всегда, при любых вводных. Разве я плохой ученик?
        - При любых вводных, но не любой ценой... А какой ты ученик, сейчас проверим...
        Шпажка в ее пальцах изогнулась - и исчезла. Обнаружилось крохотное оружие на другом конце стола - воткнулось в большое красное яблоко, венчавшее чашу с фруктами. Глубоко воткнулось, по самую рукояточку... Боевую форму бабушка Стася не утратила, упомянутое яблоко вполне могло оказаться глазным. Моим, например.
        - Повтори, - попросила она.
        Я вытянул шпажку из крохотного бутербродика, примерился...
        - Левой рукой, левой... - внесла коррективу бабушка. - Как я.
        Ей что, обеими руками владеет одинаково, а мне давненько не доводилось тренироваться... Однако повезло, не опозорился, - шпажка воткнулась рядом с первой.
        Ни слова похвалы я не дождался. Бабушка кивнула, словно убедилась в чем-то и без того достаточно очевидном. И спросила:
        - Что теперь? Каковы дальнейшие планы павшего героя?
        - Буду добиваться, чтобы поставили бюст на могиле. Все-таки дважды Герой России, негоже под пирамидкой со звездочкой лежать. Ну и улицу в каком-нибудь райцентре переименовать... Улица капитана Дашкевича - звучит неплохо.
        - Смешно. А потом? Встанешь у бюста и начнешь раздавать автографы?
        - Не знаю, - сказал я, отбрасывая несерьезный тон. - Ничего не знаю... Была одна надежда, но не оправдалась...
        Все мои возможные перспективы бабушка представляла не хуже меня. Но я надеялся: вдруг присоветует что-то толковое, что самому не приходит в голову? Или, чем черт не шутит, поможет, задействовав старые связи. Некоторые люди в отставку никогда не уходят, и кое-кто из былых коллег бабушки мог до сих пор оставаться в окопах невидимой миру войны...
        Но бабушка что-либо оригинальное предложить не спешила. Поинтересовалась достаточно очевидным вариантом:
        - Не думаешь перебраться в Москву, под крылышко к Кауфману?
        - Не думаю, - отрезал я.
        - В игре, что ты затеял, другой стопроцентной гарантии выжить нет.
        - Нет так нет. Буду играть с меньшими шансами...
        - Почему?
        - Почему... Ты права, иногда цена за право остаться в живых бывает неподъемной... В полутора десятках километров отсюда есть дом, после Большой Волны до третьего этажа утонувший в илистом болоте. А в нем квартира, где до сих пор лежат трупы женщины и маленькой девочки, и мне не хочется думать, как эти двое умирали... Но иногда это мне снится. Такой вот у меня маленький счет к Кауфману и его команде, и пожизненной гарантией безопасности его не погасить.
        - Жена и дочь?
        - Да.
        - А где был ты?
        - Где, где... Штурмовал Станцию. Работал пушечным мясом в большой мясорубке. Зарабатывал первого Героя.
        Пауза в разговоре заменила слова сочувствия. Подозреваю, что бабушка произносить их неспособна. Она похоронила мужа, детей и внуков, не проронив ни слезинки. Она умела мстить. Умела помогать. Сочувствовать не умела.
        - Не ешь эти тарталетки. - Вот первое, что она произнесла после минуты молчания. - Кажется, несвежие всучили...
        Я послушно положил тарталетку обратно на тарелку, хотя выглядела она вполне съедобной. А потом бабушка сказала именно те слова, что я надеялся услышать. Ради которых приехал сюда.
        - Тебе надо переговорить с одним человеком...
        - С кем?
        - Узнаешь...
        - И как мне его найти?
        Никаких предупреждающих звуков за моей спиной не раздавалось - ни скрипа двери, ни шагов... Просто уверенный голос произнес:
        - Меня не надо искать... Я здесь.
        Я с трудом подавил рефлекторное движение руки, дернувшейся к "дыроделу". Потому что голос принадлежал генералу Кравцову, главе ОКР и фактическому диктатору России.
        Эх, бабушка, бабушка...
        11. Все реки текут - 2
        Взбегая вслед за Командиром по косогору, Алька успел пожалеть, что оставил подсумок с запасным магазином у Митрофана, - с полусотней патронов много не навоюешь... Однако в бой вступать не пришлось. Выстрел, оборвавший их разговор, оказался первым и единственным.
        Выстрелил старик, имя которого Алька так и не узнал. Выстрелил из одноствольного охотничьего ружья, наверняка позаимствованного у кого-то из местных. Выстрелил себе в голову.
        Рядом с телом стоял сапог с заткнутой в голенище и аккуратно расправленной портянкой... Палец босой ноги, надавивший на спуск, до сих пор был просунут в скобу ружья. Алька уставился на этот палец, рассматривая его во всех деталях, как будто необходимо было запомнить на всю жизнь заусеницы и трещинки на пожелтевшем ногте... На остальное смотреть не хотелось, особенно на то, во что превратилась голова самоубийцы. Хотя какой он самоубийца, убивать себя могут лишь живые...
        Мелькнула дурацкая мысль: "А вдруг Командир сможет поднять даже такого?" Алька передернулся, представив безголовое нечто, вцепившееся в ручку контейнера и монотонно переставляющее ноги.
        - Иди к Митрофану, - сказал Командир, и прозвучали слова как приказ.
        Алька идти не хотел... Потому что предстоял разговор с Настеной, откладывать его дольше невозможно. Коли уж впереди путешествие к Карскому морю и дальше, к Станции... Но он был не готов. И попытался отвертеться, кивнул на труп:
        - Прибрать его надо бы... Похоронить.
        - Я разберусь. Иди.
        - Но...
        - Иди. К своей. Женщине.
        Командир сказал это так, словно вколачивал гвоздь в неподатливое дерево и произносил по слову на выдохе, при каждом ударе молотка.
        И Алька пошел... Вернее, поплелся. Волочил ноги по улице, не поднимая голову, не глядя по сторонам... А ну как обнаружится на каком-нибудь заборе еще одно украшение в здешнем стиле?
        Человек без имени проводил его взглядом. Потом повернулся к старику. Тот смотрел на человека укоризненно - только на него, не обращая внимания ни на уходящего Альку, ни на труп с развороченной головой, лежавший под ногами.
        "Как же я теперь?" - спросил старик беззвучно.
        "Сейчас я отпущу тебя", - так же беззвучно ответил человек.
        Он сделал рукой быстрое движение, как будто рассекая невидимую нить, соединившую его со стариком. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что в руке стоявшего над мертвым телом человека сверкнуло при этом какое-то оружие, непонятно когда и как там появившееся... Но никто не наблюдал за этой сценой.
        "Все... Теперь ты можешь уйти".
        "Скажи, как... там?.. Как попы говорили? Кто сам себя, того в рай не пускают? Или... Страшно..."
        "Иди. Ничего не бойся и не оглядывайся. Ни в коем случае не оглядывайся".
        "Будь ты проклят, нелюдь!"
        Старик, и до того полупрозрачный, становился все призрачнее. И проклятие его человек едва разобрал.
        "Я проклят давно. Прощай".
        Старик исчез. Осталась лишь груда мертвой плоти. Еще один труп на бесконечном, тянущемся в никуда пути...
        Человек без имени никогда не стремился к умению повелевать душами мертвых. Не искал этой способности, даже не задумывался о ней... Все пришло само. Пришло, и подмяло, и потащило куда-то, и до сих пор не ясно - куда...
        С пяти лет он рос в семье двух закоренелых атеистов. Потомственных старообрядцев, "сектантов", как называли их недружелюбно настроенные дальние соседи (ближних не было). И в то же время атеистов... Случается и так. "Религиозное мракобесие" из жителей Доньи выбили жестко и эффективно: кто не полег под пулями в бою и после боя, на краю расстрельной ямы, - отправились в лагеря и на спецпоселение; дети - в детдома, перековываться в строителей новой жизни. Перековались... Уже третье поколение не знало и не ведало, зачем их предки жили в странном месте, затерянном в верховьях Кулома, чего там ждали и к чему готовились.
        Но приходит время - и все возвращается. Дети и внуки атеистов вернулись на землю фанатично веровавших прадедов... И встретились там кое с чем, что вдребезги разнесло их материалистические представления о мире, такие стройные и логичные. Мальчик Андрюша рос рядом с людьми, лихорадочно искавшими веру. Читать он научился по Откровению Иоанна и по Книге Гедеона - по рукописной "библии" куломских отшельников...
        Книга Гедеона трактовала грядущий Апокалипсис достаточно своеобразно - как последнюю битву, в которой надлежит принять самое активное участие. Не ждать, пока кто-то одолеет воинство Сатаны и отведет за ручку в земное царство Божие - самим драться за это царство, умирать и побеждать... К битве гедеоновцы готовились долго, несколько веков, и основательно. Знали и умели многое, но традиция прервалась, внука воинов стало некому учить... Мальчик Андрюша получил наследство - но понятия не имел, как им пользоваться.
        Он стоял на подрагивающей, упруго прогибающейся под ногами глади Кулома - и не понимал: что происходит? Зачем и кому это нужно? Ему было пятнадцать лет...
        Годы шли. Прорывались новые умения - откуда-то из глубины, из памяти крови. А он снова не знал - зачем?
        Потом были годы странствий и прозвище Путник, известное всему русскому Северу - потаенному, неброскому, таящемуся в медвежьих углах Северу, люди которого не попадают в ленты новостей ни по каким поводам, да и не стремятся к тому...
        Странствия не принесли понимания - кто он? Кем и для чего избран? Зачем наделен страшноватыми дарами?
        Он побывал в больших городах. Он учился в нескольких университетах, - учеба давалась на изумление легко, - но нигде не дотянул до диплома, лекции и семинары не приносили ответа на главный вопрос...
        Он воевал на второй сибирской, решив было: началось, и тьма наступает с востока... Но это оказалась не его война.
        Растившие его ушли. Ушли в свое время сверстники... Он не удивлялся своей затянувшейся жизни и тому, что старость и немощь над ним не властны. Воспринимал как должное - пока не сделает то, к чему призван, никто его не отпустит. Но что? ЧТО???!!!
        Однажды он сорвался. Он богохульствовал и слал небесам самые страшные проклятия. Он швырнул в огонь Книгу Гедеона - последний уцелевший в мире экземпляр. Он отрекся от своего имени. Он прошел по Тропе, убивая всех встреченных Зверей.
        Не изменилось ничего.
        Все осталось по-прежнему. И все дары остались при нем.
        А потом он понял, что книги лгали или он сам ложно понял их. Апокалипсис уже наступил. Давно, возможно, еще до его рождения... Наступил, а люди не заметили. Трудно заметить даже самые кардинальные и глобальные изменения, если они чересчур растянуты во времени.
        Долгожданная Битва началась, но проходила совсем не так, как было обещано... Не звучала труба, призывающая в строй, да где он, тот строй, куда можно было бы встать?
        Мир рушился неторопливо. Планомерно. Он не понимал, что можно сделать и как этому помешать...
        В День Станции он подумал: прозвучала седьмая труба, и конец уже близок. В тот день он впервые попытался убить себя сам. Ничего не получилось, как не получалось ранее у других пытавшихся.
        Он, как мог, старался не увеличивать нарастающий в мире хаос. Но иногда приходилось драться - на стороне тех, кого он считал достойными помощи. Побеждал, он не умел иначе, и с каждой победой росло понимание ненужности этих побед.
        Все изменилось в одночасье. Он натолкнулся на след - на старый, давным-давно остывший след. След вел к спасательному кругу для мира, идущего ко дну... Спасется мир или нет, он не знал. Его дело - дать людям еще один шанс.
        Может быть, тогда и у самого появится шанс наконец уйти...
        12. Поминки по дважды Герою
        - Надо помянуть павшего дважды Героя России, капитана Дашкевича, - сказал генерал Кравцов и поставил на стол бутылку.
        Сюрреализм... Генерал собирается помянуть своего павшего подчиненного в компании с ним самим. Генеральским "Арманьяком" помянуть... Появился напиток на свет давненько, еще в те времена, когда на туфовых холмах Южной Франции рос виноград. Если не подделка, конечно... Оно и правильно: не дешевой же водкой, из не пойми каких водорослей перегнанной, поминать герою себя?
        Выпили, не чокаясь, и бабушка Стася тут же нас покинула - заявила, что в этот час у нее по распорядку дня прогулка на свежем воздухе, отменить которую ну никак невозможно. Прихватила со стола блюдо с нетронутыми тарталетками и укатила. Вскоре послышались характерные звуки, издаваемые выдвижными суставчатыми "лапами" кресла - космическая конструкция бойко спускалась по крутой лестнице.
        Предстоял нелегкий разговор с бывшим начальством. Или не с бывшим? Не знаю уж, что на сей счет думает его превосходительство...
        - С самого начала догадывался, что все подстава, - сделал я первый ход. - Только недавно засомневался...
        - Напрасно, - покачал головой генерал. - Хоть я тебе и напомнил про Артистку перед отправкой в трибунал - это ничего не значило. Абсолютно ничего. Все зависело от того, как стал бы судить тебя Нехлюдов. Потому что вариантов имелось ровно два: или он преднамеренно провалил операцию с преобразователями в одиночку, или в сговоре с тобой.
        - Вот даже как...
        Мысль о предательстве Каньона мне в голову не приходила. Но лишь потому, что он давно зарекомендовал себя не слишком толковым штабным оператором, мягко выражаясь. Вполне мог и непреднамеренно провалить дело. Не оценил сразу значение трофеев, промедлил с помощью... Но кто сказал, что дурак не может стать предателем?
        - На кого он работал? На сепаратистов?
        Честно говоря, меня ответ на этот вопрос совершенно не интересовал, и задал я его лишь для того, чтобы получить хоть какое-то время для анализа ситуации. Что за хитроумную комбинацию затеял генерал Кравцов и какова в ней моя роль? Я и в самом деле подозревал, что дело с моим спасением обстоит не так уж случайно, как могло бы показаться (даже если исключить прямую подсказку генерала о способе, позволяющем обдурить зрителей театра теней). Создавалось впечатление, что охранять особняк в ту ночь отрядили самых тупых бойцов ОКР, собранных из самых небоеспособных частей, разбросанных по дальним гарнизонам... А единственный грамотный профи в этом сборище дилетантов - пулеметчик, изрешетивший "цикаду", - действовал так, словно имел приказ остановить мобиль, но ни в коем случае не зацепить водителя... И эта странная замена сторожевых псов на медлительных рептилий... Для разоблачения Каньона столь сложная инсценировка абсолютно не нужна. Зачем-то я потребовался генералу на свободе, причем в статусе разыскиваемого беглеца...
        Генерал тем временем поведал ожидаемое: подполковник Нехлюдов и сам не знал, на кого работает. Общался с работодателями он исключительно виртуально, а деньги на счет получал через длинную и запутанную цепочку банков-посредников.
        - Сабитов - подставной? - поинтересовался я.
        - Не совсем... Было мнение, что тебе понадобится хороший пилот вертолета.
        Пилот - для чего? Что задумал генерал?
        - А если бы меня сожрали зубастики? Или я поджарился бы на ограде?
        - Сожрали бы - значит, плохой боец и для выполнения задания не годишься.
        И почему он так уверен, что я немедленно возьму под козырек и начну выполнять все задуманное? А не вытащу, например, "дыродел" и не попытаюсь взять Кравцова в заложники? Хотя от такого варианта генерал наверняка застраховался...
        - Перестань ломать голову над вопросом, где засела моя охрана и есть ли у тебя шансы уйти от нее, - сказал Кравцов, вновь наполняя наши рюмки. - Я здесь один.
        - Один и случайно? В порядке личного шефства над ветеранами? - невинно поинтересовался я.
        Генерал ответил, лишь осушив рюмку и закусив крохотным бутербродиком.
        - Не случайно. Все генералы когда-то были курсантами... А у курсантов, знаешь ли, есть преподаватели. Порой даже преподавательницы...
        Он согнул шпажку от канапе в пальцах - и яблоко-мишень на другом конце стола получило третье за сегодня попадание... Вот оно что... Пожалуй, можно снять с повестки дня вопрос о том, откуда бабушка Стася берет свои суперсовременные кресла.
        Но прочие вопросы остаются... И один из них я немедленно озвучил:
        - Охраны нет - то есть я могу допить "Арманьяк" и спокойно уйти?
        - Можешь... Но куда? При таком раскладе прикрывать твои подвиги на заправках я больше не буду.
        Куда... Генерал объявился после того, как бабушка Станислава задала конкретный вопрос о Москве и Кауфмане. И получила вполне исчерпывающий ответ. А если бы мой ответ не устроил ее (и незримого слушателя нашего разговора)? Считайте это мнительностью, но я подумал вдруг, что тарталетки, которые бабушка недавно унесла со стола, были и в самом деле исключительно вредны для здоровья. И я вполне мог подкрепиться одной из них при нежелательном повороте нашего разговора, бабушка меня не остановила бы...
        - Знаешь, какое прозвище носила твоя прабабушка в годы активной службы? - прервал генерал мои раздумья достаточно неожиданным вопросом.
        - Нет... Она никогда не говорила.
        - Нам тоже не говорила, но мы знали. "Стружка" - вот как ее называли...
        Понятно... Ясное дело, автор прозвища наверняка имел в виду не ту мягкую стружку, что остается после строгания дерева... А металлическую, опасную, способную поранить до крови при неосторожном обращении.
        - Спасибо, буду знать. А еще хотелось бы знать, для какой операции вы готовите меня втайне от всех на свете и от ОКР в частности. Я должен поехать в Москву и попытаться ликвидировать Кауфмана?
        Генерал мой сарказм проигнорировал. Ответил вопросом на вопрос:
        - Ты новости хоть иногда смотришь или слушаешь? О взрыве в Новокурске слышал?
        - Кто ж не слышал... Во всех газобусах только о нем и сплетничают.
        - Тогда вот тебе еще эксклюзивная информация к размышлению: там сработала команда Леонида Дзю. Почти в полном составе и во главе с ним самим.
        Дикция у генерала хорошая. У меня слух тоже в порядке. Но проще было предположить, что генерал оговорился или я ослышался, чем поверить в услышанное. Леня Дзю был из тех котов, что гуляют исключительно сами по себе. Несколько раз наемники из его команды выполняли весьма деликатные поручения ОКР, но за хорошие деньги вполне могли выступить на стороне любого из наших противников... Однако лишь в том случае, если риск оставался в разумных пределах. Или превышал таковые - при условии двойного или тройного гонорара. Но за акцию, неизбежно завершавшуюся суицидом для исполнителей, Леня никогда бы не взялся. Ни за какие идеи. Ни за какие деньги. Не тот человек.
        - С ними был кто-то еще?
        - В том-то и дело, что никаких подельников со стороны или подозрительных новичков в команде не было... Старые проверенные кадры.
        Я знал точно: даже не один, а два или три старых проверенных кадра в команде наемников работали на генерала Кравцова (втайне от Дзю, разумеется). И это делало произошедшую в Новокурске историю вовсе уж непонятной... И глава ОКР должен был сейчас находиться на месте событий, вдумчиво разбираясь со всеми непонятками. Ну или хотя бы в своем кабинете анализировать информацию, поступающую из Новокурска. А он вместо этого решил обсудить проблему за стопкой "Арманьяка" с капитаном Дашкевичем, чья информированность в данном вопросе ограничивается официальными сообщениями да еще сплетнями, гуляющими среди пассажиров газобусов.
        Мои попытки нащупать какую-либо логическую связь между собственными приключениями, пропавшими в Печоре преобразователями и взрывом в Новокурске ни к чему не привели. Оставалось смиренно ждать, что поведает его превосходительство.
        Кравцов не стал томить меня неизвестностью и поведал:
        - В Печоре у нас сорвалась с крючка очень большая рыба. Мы были в двух шагах от группы "Памир".
        Я порылся в памяти и не припомнил организации с таким названием, о чем честно сообщил генералу.
        - Забыл отморозков, захвативших передвижную АЭС? - удивился Кравцов.
        Да... действительно, мобильная ядерная станция - небольшая, меньше мегаватта мощностью - носила такое название... "Памир-24М", если быть точным. Самую главную ее часть, передвижной реакторный отсек - семидесятитонную махину на гусеничном ходу - захватили в ходе дерзкого нападения три года назад, пытались угнать и спрятать, но неудачно... Меня история с "Памиром" не затронула, я в те дни не вылезал из Оренбуржья, гонялся по степям за бандой Темирханова, повадившегося нападать на буровые вышки...
        - Но там ведь все закончилось вполне пристойно? - спросил я. - Террористов перестреляли и энергоблок вернули?
        - Не совсем... Перестреляли пешек-исполнителей... Стоявших за их спинами вычислить не удалось.
        И генерал рассказал кое-какие подробности давней операции. Оказывается, террористы готовились реализовать примерно тот же сценарий, что удалось довести до финала в Новокурске: "грязный" взрыв реактора. И почти преуспели, но лишь почти - все полегли в скоротечной схватке с "выдрами", и взрыв не прогремел. Естественно, руководство ОКР очень желало поближе познакомиться с заказчиками и организаторами акции. Одного из организаторов - не участвовавшего в операции - удалось-таки взять живым три месяца спустя. Но, как ни бились с ним дознаватели, ничего конкретного о заказчиках узнать не удалось: абсолютно неизвестные люди были готовы приобрести реакторный отсек "Памира", причем успели заплатить щедрый аванс. Такие вводные абсолютно не стыковались с дальнейшими действиями исполнителей - те явно готовились взорвать реактор, а не передать кому-то. Подследственный никак объяснить эту несообразность не мог. Действительно не мог, в арсенале у следователей ОКР достаточно методов, способных делать людей правдивыми и словоохотливыми.
        В конце концов террорист получил свои двадцать лет особого режима (на практике этот приговор означает выстрел в затылок, якобы "при попытке к бегству", - двадцать лет кормить отъявленных врагов смешно и глупо).
        А таинственные заказчики получили условное название: группа "Памир", и больше года о них ничего не было слышно... Зато потом началось такое... Началось в Северном море, где взорвался атомный ракетный крейсер "Истанбул" - и это был уже настоящий ядерный взрыв, не "грязный". С "Памиром" никто тот инцидент поначалу не связал... Но третий и четвертый случай заставил аналитиков призадуматься. Генерал перечислял акцию за акцией - дата, страна, объект. Иногда, если в деле имелись оригинальные моменты, очень сжато сообщал дополнительные подробности...
        Я никогда не задумывался, сколько бесхозных или плохо охраняемых реакторов уцелело в нашем мире после Катаклизма.
        Оказалось - очень много. Те, что принадлежат энергетикам и военным, у всех на слуху и охраняются, в общем-то, неплохо. Но сколько гражданских атомоходов плавало по морям и океанам в день, когда по ним прокатились цунами-убийцы, в точности не знал даже всеведущий регистр "Иншалла-Ллойд". Плюс исследовательские реакторы - со слов генерала выходило, что ими не были оборудованы лишь школьные кабинеты физики, а любой приличный университет считал делом чести иметь хотя бы один действующий реактор... Плюс другие объекты, способные превратиться в источник радиоактивного заражения. Хранилища ядерных отходов, например.
        И теперь кто-то методично разыскивал эти объекты. И уничтожал. Громкие акции, получающие всемирную известность - такие, как Новокурск и "Истанбул", - происходили достаточно редко. Гораздо чаще случившееся относили к происшествиям местного масштаба.
        Например, две недели назад на руинах Лиссабона прогремел взрыв - пустяковый, прямо скажем, на полсотни килограммов тротилового эквивалента, к тому же в безлюдном месте, в развалинах госпиталя Красного Полумесяца. Но, как очень быстро выяснилось, взрыв разрушил хранилище радиоактивных изотопов, применяемых в медицине. Вернее, хранилище было разрушено задолго до того, но контейнеры, где хранились отработанные изотопы, уцелели. А теперь кто-то их отыскал и разнес вдребезги направленным взрывом. Эвакуировано около пяти тысяч человек, попавших в зону заражения... По нашим временам мелочь, недостойная появления в новостных лентах.
        Третья группа случаев - достаточно курьезные попытки, предпринимаемые полными дилетантами. Последний имел место две недели назад в Балаково - местный учитель пытался проникнуть в охранную зону оружейного реактора Минобороны, имея при себе обрез охотничьего ружья и самодельную примитивную бомбу - слаженную из корпуса садового насоса, начиненного порохом. Не проник, разумеется, но бомбу подорвать успел, результат: один из охранников убит, трое ранены... Сам учитель, смертельно раненный, скончался менее чем через час, не приходя в сознание. И такие смертники-дилетанты появляются повсюду, по всему миру. Летят на ядерные объекты, как мотыльки на пламя свечи, и с тем же самоубийственным результатом...
        Какой-либо системы во всех этих взрывах и покушениях на них я уловить не мог. И не я один - по словам генерала, лучшие аналитики лучших спецслужб мира тоже оказались в тупике. Казалось, что никаких политических целей террористы не преследуют. И иных тоже... Диверсии не направлялись против конкретного Анклава, или государства, или группы государств. Лишь против плохо охраняемых (или никем и никак не охраняемых) реакторов или боеголовок. А иногда и хорошо охраняемых, как в Новокурске.
        Имелась общая черта у всех акций - исполнители не задумываясь жертвовали собой. И чаще всего не выдвигали никаких требований, а если выдвигали, то лишь для затяжки времени...
        Не все захваты закончились взрывами. Некоторые попытки удалось пресечь на той или иной стадии. Что любопытно, никто из схваченных террористов не собирался идти на смерть. Чаще всего события развивались по стандартной схеме: щедрые заказчики, сохраняющие инкогнито (ОКР продолжал именовать их группой "Памир"), желали приобрести боеголовку, или энергоблок с затонувшего ледокола, или что-то еще в том же роде. А завершалось все самоубийственным взрывом или попыткой его совершить...
        - Я думаю, за группой "Памир" стоит один человек. Если, конечно, его можно назвать человеком... - подвел генерал итог своему рассказу. - И цель у него одна, очень простая: сделать наш мир окончательно непригодным для жизни.
        - Кто же этот человек? - спросил я, почти не сомневаясь в ответе.
        - Максимилиан Кауфман.
        Ну конечно... Для генерала Кауфман - не то Антихрист, не то Сатана, изначально ответственный за все напасти, обрушивающиеся на наш многострадальный шарик. У меня тоже нет причин считать директора московской СБА белым и пушистым. Но все-таки хотелось бы услышать хоть какие-то доказательства...
        Доказательство у генерала имелось одно, да и то косвенное: старый как мир вопрос "Кому это выгодно?". Даже можно сформулировать иначе: кому не приходится бояться постоянно растущего уровня радиации? Растущего глобально, по всему миру? Ответ возможен лишь один - тому, кто в любой момент может уйти в другой мир, свободный от радиоактивного заражения. И этот ответ, словно жирная стрелка-указатель, был направлен на Станцию, на "Науком", на Кауфмана... Примерно так представлял себе генерал подоплеку происходивших событий.
        Я припомнил одну из лекций профессора Маргияна, касавшуюся вопросов генетического вырождения человечества. И сказал:
        - Концы с концами не сходятся. Новый и пустой мир надо кем-то заселять, а переселенцев можно взять только отсюда, из мира нашего. Так зачем окончательно добивать их генофонд? Чтобы по новому миру расселялись мутанты и уроды?
        Кравцов одобрительно кивнул.
        - Хороший вопрос, зришь в корень. Но ответ ты упустил в Печоре. Придется поработать над ошибками, Мангуст.
        - С чего начать?
        - Вот с этого человека... Смотри и запоминай.
        На стол передо мной лег небольшой белый прямоугольник. Я смотрел и запоминал: Рига, улица Чеслава Млынника, 17, Адольф Рейснер, двенадцатизначный код коммуникатора, - а прямоугольник тем временем темнел на глазах, буквы и цифры становились все менее четкими и окончательно слились с фоном.
        - Это "гравер", - сказал генерал. - Один из лучших. Закажешь у него "невидимку".
        - Что потом?
        - Ждать. Думаю, предложение от потенциальных работодателей не задержится.
        - Наемники?
        - Да. "Гравер" тесно связан с одной из команд... И команда эта получила не так давно очень заманчивое анонимное предложение.
        - Я их знаю?
        - Главное, их командир знает тебя. И про трибунал, и про побег знает.
        - Кто он?
        - Не он - она. Артистка.
        Хо-хо... Если привычки экс-покойницы не изменились, то моя личная жизнь будет весьма насыщенной.
        - Отставить пошлые мысли! - приказал генерал.
        - Слушаюсь! - привычно ответил я.
        Ну вот и завершилась моя вольная жизнь... Не надо ломать голову, что предпринять дальше. Займемся привычным, даже поднадоевшим делом - спасением России. Интересно, как вышеупомянутое мероприятие финансируется с учетом моего нового статуса?
        - "Невидимки" очень дорого стоят, да и Рига не ближний свет... - осторожно закинул я удочку. Но выловил большой кукиш.
        - Закончились деньги с энергозаправки? - недобро прищурился генерал. - Прогуляйся ночью еще на одну.
        13. Банька по-белому
        - Постой! - окликнул знакомый голос.
        Алька обернулся. Его догонял Наиль. Мало получил? Желает продолжить?
        Но вроде бы дезертир оказался настроен мирно. Подошел неторопливо, всем своим видом демонстрируя отсутствие агрессии.
        - По утрянке погорячились мы малехо оба... - сказал Наиль. - Негоже нам, как двум кошакам, которых в одном мешке в речке топят... Им бы вместе на волю путь прогрызать, а они друг дружку полосуют когтищами... Смекаешь?
        Алька смотрел на него подозрительно. Но кивнул. И в самом деле, когтищами негоже...
        - Ну так что? Мир? - Наиль протянул ладонь.
        Алька пожал ее, однако подозрения не рассеялись. С чего бы Наиля на мировую потянуло? Задумал что-то?
        Угадал... Наиль, не дожидаясь вопросов, изложил свое видение настоящего и будущего их команды. Оказывается, когда Алька и Настена отделились и ушли к Митрофану, Командир предложил Наилю на выбор: или он остается в Усть-Куломе и сам решает, как жить дальше, или, если податься некуда и заняться нечем, продолжает путешествие с Командиром. Наиль попросил срок до вечера на раздумья. И теперь вот интересуется: получали Алька с Настеной подобное предложение? А если да, то что надумали?
        - Было дело, - обтекаемо проронил Алька.
        Не совсем так все произошло, ну да ладно...
        - И чего? - заинтересованно спросил Наиль. - С ним надо держаться, думаю. Он ведь не просто так тут шатается... Он тут искал кое-что. Клад какой-то... И нашел, вывозить собирался... Думаю, до конца с ним останемся - так и нам хоть какая доля, но отломится... Мужик с понятием, не беспредельщик какой.
        Алька усомнился, что Командир так вот запросто делился с Наилем информацией о своих планах и о найденном кладе. Сомнения свои он высказал Наилю.
        - Кто ж о таком треплет? - согласно закивал Наиль. - Я сам все разведал, верняк, не сомневайся...
        И поведал, что служил в охране того самого ангара с вертолетами, с которого начались Алькины злоключения. Командира видел часто, но мельком, тот на месте не сидел, все мотался куда-то на вертолете - порой на несколько часов улетал, а порой и на неделю.
        А в то утро, когда федералы десантировались на Печору, Наиль случайно подслушал разговор Командира по рации... Обычно тот при чужих не трепался, но тут такой раздрай и дурдом начался... Услышал самые обрывки: про то, что вертолетом находку теперь не вывезти, про преобразователи, которые Командир пообещал не бросать... И про миллиарды что-то сказал, Наиль толком не расслышал, вроде ждут где-то миллиарды...
        - Не миллионы даже - миллиарды! Смекаешь?!
        Тут на улице показался один из усть-куломских жителей, и Наиль мгновенно сменил тему, заговорил о здешней самогонке - дескать, гонят-то ядреную, да очищать толком не умеют. Но последняя фраза относилась явно не к продукции местных виноделов:
        - Так что ты покумекай до вечера и скажи, что надумал.
        Алька пообещал покумекать и сказать...
        ...Настена, похоже, так и просидела два часа на том же месте и в той же позе. Алька подходил к ней медленно, думал: сейчас опять придется иметь дело с безвольной куклой, с манекеном, лишь внешне напоминающим прежнюю Настену...
        Не угадал. Ни разу не угадал.
        Заслышав его шаги, девушка поднялась на ноги, причем (Алька удивился) совсем не тем бесконечно усталым, старческим движением, что он привык видеть в последние дни у Настены. Она улыбнулась (Алька удивился еще больше) и заговорила первой (Алька изумился):
        - Вернулся, Аленький? Пойдем, Митрофан уже звал, баня готова.
        От таких слов Алька попросту выпал в осадок. Словно кто-то отмотал время назад на год с лишним. Словно Настена говорила о маленькой "черной" баньке, что сладили они с дедом Матвеем в лесах Заплюсья...
        Баня у Митрофана оказалась не чета той, размерами едва превышавшей собачью конуру. Просторная, на каменном фундаменте, с обширным предбанником. И топилась, понятное дело, по-белому.
        - Горячая вода в баке, холодная в бочке, веники я запарил... - закончил выдавать инструкции хозяин. - С остальным сами разберетесь. Тут бельишко чистое кое-какое на смену, пока свое простирнете да просушите. Ну, в общем, вот... Легкого пара, как говорится.
        Митрофан ушел. Они остались одни. "Кое-какое" белье оказалось двумя полосатыми тельняшками, аккуратно сложенными на лавке в предбаннике. Алька заинтересованно развернул одну, затем вторую, - не обнаружится ли еще что-нибудь типа подштанников? Ничего больше не обнаружилось, и он повернулся к Настене, и хотел спросить, кто пойдет мыться первым, и...
        И остолбенел.
        Она на удивление ловко и быстро успела снять лагерную робу и брюки. Под черной формой почти ничего и не оказалось, лишь неказистые трусы - которые, судя по всему, выдавали одного фасона всем заключенным, и мужчинам, и женщинам. И самодельный бюстгальтер, кривовато сшитый из обрезков не то казенной простыни, не то наволочки.
        Это Настена-то, за которой Алька попытался по глупости и малолетству подглядеть в той самой баньке, топившейся по-черному... Синяк под глазом рассасывался потом очень долго.
        - Помоги расстегнуть...
        Она повернулась спиной, но Алька стоял дурак дураком и даже не потянулся к пуговице от солдатских форменных брюк, служившей застежкой пресловутому подобию бюстгальтера... Настена справилась сама, снова повернулась к нему. Спросила без всякой издевки:
        - Ты никогда не видел голых женщин?
        Алька чувствовал, как щеки его пышут жаром, хоть прикуривай. Видел он женщин! И не только видел! Ходили к знакомым девчонкам-связисткам, прихватив выменянную у вертолетчиков канистру "шила", и все в тот вечер случилось, что полагается, что позволяет мужчине называть себя мужчиной... Но... как-то по-другому было... не так...
        - Ты ведь давно этого хотел... - сказала Настена. - Ну так сделай же.
        Он смотрел ей в глаза, только в глаза, стесняясь опустить взгляд. Потом все-таки опустил... И увидел татуировку. Надпись из двух слов, по слову на одной груди и на другой, чуть выше сосков... Надпись в довольно грубой форме предлагала сделать "это" с Настеной не только Альке, но и всем прочим, кто пожелает.
        И он поневоле подумал о них. О всех прочих пожелавших. О всех, кто мял и тискал эти груди, кто...
        Алька инстинктивно сделал шаг назад. Совсем крохотный шажок.
        - Брезгуешь?
        Вопрос был, как пощечина. Трудно сравнивать слово и действие, но ощущение оказалось именно такое - словно по щеке ударила женская ладонь, и не символически - хлестко и больно.
        - Вали отсюда нахер! После помоешься!
        Он выскочил из предбанника. Успел, захлопывая дверь, услышать еще пару слов о себе - нелестных и нецензурных. Митрофан, латавший неподалеку сеть, взглянул удивленно, Алька отвернулся от него и бросился прочь с подворья...
        Видеть никого не хотелось. Он быстро пересек улицу, пошагал в сторону и вскоре очутился среди маленьких, на несколько грядок, огородиков, обнесенных низенькими заборчиками - явно не от людей огороженных, от скотины... Сел, даже скорее рухнул на землю, привалился спиной к нагретым солнцем жердинам...
        Сидел долго, часа два, а может, и дольше. Потом поднялся и решительно направился обратно. Сомнений и колебаний не осталось. Командир был прав, на все пятьсот процентов прав. Любишь ее? После всего - любишь? Ну так иди к ней... И он идет. И сделает этой ночью то, что хочет, что хотят они оба, а проклятое прошлое пусть горит в аду синим пламенем.
        В бане - пусто, парилка уже подстыла, но Алька париться не собирался, вымылся быстро, по-солдатски, так же быстро простирнул бельишко. Натянул форму поверх чистого тельника, пошагал к дому.
        И замер в сенях... Застыл. Остолбенел. Хотелось развернуться и уйти, а потом всю жизнь сомневаться и убеждать себя, что ничего не было, послышалось, примерещилось... Он не ушел. Тихо-тихо потянул на себя дверь, сквозь приоткрывшуюся щелку теперь гораздо отчетливее донеслось ритмичное постанывание и тяжелое мужское дыхание.
        В следующее мгновение исчезла последняя возможность сомневаться и убеждать себя. Он услышал голос Настены.
        - Еще... еще... еще-о-о-о-о... Сделай мне больно!
        Алька толкнул дверь. Она закрылась мягко, бесшумно... И в то же время лязгнула и грохнула, отгородив несокрушимой броневой преградой кусок Алькиной жизни.
        ...Голос не дрогнул, голос звучал с мертвенным спокойствием, когда Алька сказал Командиру:
        - Я один отправляюсь на Станцию. Совсем один.
        Часть пятая
        Жаркая Арктика
        1. Пароход плывет, да мимо пристани
        Топливного насоса на катере не имелось. Топливным насосом работал Хват - вытащил из трюма очередную бочку горючего, подхватив ее своей чудовищной клешней. Другой рукой, нормальной, отвинтил пробку, опрокинул емкость над горловиной бака... Нефть полилась темной вязкой струей.
        Честно говоря, поначалу Алька думал, что они с Командиром захватили пароход. Натуральный небольшой пароход, с паровым котлом, работавшим на мазуте, или на угле, или даже на дровах... Да и трудно было думать иначе, глядя на возвышающуюся над катером трубу, извергающую густые клубы дыма.
        Но оказалось, что на судне стоит двигатель внутреннего сгорания... Своей простотой он напоминал те макеты, на которых в школе объясняют самые азы автомеханики: это, дети, поршень, это цилиндр, а это кривошипно-шатунный механизм. Разве что школьные макеты выполнены в разрезе да устроены чуть сложнее... Примитивный движок катера работал на сырой нефти - ни карбюратора, ни электрической системы зажигания, вообще ни одной электрической цепи. Горючее самотеком поступало из высоко расположенного бака и смешивалось с воздухом прямо в цилиндре. Бак стоял относительно небольшой, чтобы не нарушать остойчивость, - и топливным насосом теперь подрабатывал Хват.
        Алька мысленно продолжал называть суденышко "пароходиком", как окрестил по первому впечатлению. Неправильно, но какая разница, надо же как-то называть... Имени собственного рыбнадзоровская посудина не носила, лишь полустертые номера на бортах: "Р-13"... Нехороший номер, несчастливый, - хотелось бы надеяться, что лишь для предыдущего экипажа.
        Как нужно управлять пароходиком, они разобрались быстро: штурвал да два рычага, не бином Ньютона. Но долго не могли запустить движок, заглохший во время перестрелки, а спросить было уже не у кого, рыбнадзоровцы и впрямь оказались ребятами отмороженными и все полегли в бою, все шестеро.
        Кое-как запустили - выяснилось, что надо вывинчивать из цилиндра запальную головку, заменявшую здесь электрическую свечу зажигания, раскалять докрасна паяльной лампой, быстренько ввинчивать обратно и лишь затем крутить ворот ручного стартера...
        Запустили, вернулись в Усть-Кулом, загрузили преобразователи и приняли на борт поредевшую команду. С Командиром поплыли Алька и Наиль, другие печорцы предпочли остаться в Усть-Куломе. Да еще примкнул Хват - как и чем его соблазнил Командир, Алька не знал, ему самому не удавалось пообщаться с этим гигантским младенцем - на все обращенные к нему слова Хват лишь улыбался и пускал слюни... Усть-куломцы без сожалений отпустили своего бессменного дровосека и дровоносца. Даже с каким-то радостным облегчением... Почему, Алька не понял, - неужели парень не отрабатывал свою утроенную пайку?
        ...По спокойной воде пароходик выжимал километров десять, много - двенадцать в час. Разумеется, никаких измеряющих скорость приборов в рубке не оказалось, Алька прикинул на глазок, при помощи береговых ориентиров и лазерного дальномера, которым был оснащен прицел "скорпиона". На "Голубую ленту Атлантики" претендовать не получится, но все же не веслами плюхать до самого Карского моря... Да и течение поможет.
        Но пока что приходилось плыть против течения - вверх по Кулому. Зачем, никто не знал, кроме Командира, а он не пожелал ничего объяснять. Вернее, Наиль думал, что знает. Улучив момент, дезертир шепнул Альке:
        - За кладом плывем, готовься...
        Впрочем, столь явным дезертиром Наиль сейчас не выглядел. Свой китель с выдранными петлицами и нашивками оставил в Усть-Куломе, щеголял в полинявшей энцефалитке. А камуфляжные брюки и армейские ботинки... так их кто только не носит...
        Но самое главное - теперь Наиль тоже был при оружии, не расставался с автоматическим карабином, трофеем схватки с рыбнадзором. Это Альке совсем не нравилось. Командиру-то что, с его скоростью реакции, - вздумает Наиль ствол на него направить, так Командир позавтракать успеет, кофе выпить, а потом играючи отберет карабин одной левой... В общем, за Наилем нужен глаз да глаз, тараканов у него в голове предостаточно.
        ...Нефтяная струя иссякла. Хват потряс бочку так и сяк, выливая последние остатки горючего, завинтил пробку и потопал к раскрытому люку трюма, вернуть тару на место. Алька же тем временем решал простую арифметическую задачку: хватит ли им топлива, чтобы добраться до моря? Примитивный движок пароходика оказался на удивление прожорлив, а полных бочек в трюме стояло всего лишь двенадцать. Теперь, после двух заправок, - уже десять. Печорский рыбнадзор к морю явно не плавал и даже в нижнее течение реки не забирался. И по всему получалось, что горючка закончится задолго до Печорской губы - даже если бы сразу поплыли от Усть-Кулома в сторону моря. А тут еще этот непонятный крюк. Оставалось лишь надеяться: Командир знает, что делает.
        Вздохнув, Алька поплелся в каюту. Час проторчал на палубе, глазея вокруг, да так ничего нового и не увидел. Все те же пустынные и скучные берега... Река все круче забирала к северу, лесотундра медленно, исподволь превращалась в просто тундру, - уже не торчали елочки высотой в несколько метров, сменившись перекрученным стлаником. И рельеф менялся столь же постепенно - сопки-гольцы, среди которых петлял Кулом, становились все выше, а склоны их все круче. Может быть, начинались предгорья Полярного Урала? Алька не знал...
        ...Каюта на пароходике была единственная. Далеко не первого класса, даже не второго... Низенькое, во весь рост не распрямиться, помещеньице размером два на два с половиной метра. Вдоль стен две койки, между ними небольшой откидной столик - вот и вся обстановка. При нужде спинки снимались с коек, укладывались в промежуток между ними - и тогда почти всю площадь каюты занимало спальное место на три персоны. Или на Хвата и персону нормальных размеров. Спать и отдыхать приходилось посменно, благо день от ночи мало чем отличался в это время года и в этих широтах.
        Наиль дремал. Альке спать не хотелось, и он на откидном столике занялся разборкой и чисткой автомата. Очень может быть, что скоро оружие опять придется пускать в ход... "Скорпион" нравился Альке все больше и больше, стрелять из него одно удовольствие, отдача минимальная, ствол при стрельбе в сторону не уводит - можно всадить длинную очередь в круг с блюдце размером. Жаль, патронов маловато для стрельбы длинными очередями... Да и короткими на долгий бой не хватит. Но менять спецназовское оружие на что-либо из рыбнадзоровских трофеев Алька не стал - паршивенькие пушки, самую приличную забрал Наиль, да и патронов к ним тоже негусто.
        Он почти закончил и укладывал инструменты в пенал, когда катер остановился. Резко остановился, без какого-либо тормозного пути. Алька чувствительно приложился головой о переборку, Наиля уберегло от такого же удара свернутое валиком солдатское одеяло, подложенное под голову, но и он проснулся от толчка. Ершик и телескопический шомпол выпали из пенала, покатились по полу каюты...
        "Приплыли... - растерянно подумал Алька. - Мель? Камень? Повреждено ли днище?"
        - Все наверх! - приказал Командир, просунув голову в каюту, благо отделяла ее от рубки всего лишь раздвижная дверца.
        Оказалось, они и в самом деле приплыли. Дальше пути не было. Впереди виднелся не то порог, не то перекат, Алька не знал, как правильно называется это кипение воды между хищно высунувшимися со дна камнями, но, как ни называй, ясно: пароходик здесь не пройдет.
        Над водой клубился туман, густой, в сотне метров ничего не разглядеть. Но звуки из-за пределов видимости доносились не самые обнадеживающие - рев быстрого потока, бурлящего на камнях. Непроходимое место тянулось достаточно далеко...
        Алька взглянул назад. Позади тумана не было. Светило солнце, по воде и по берегам проползали тени от редких облачков. Словно в небесных инстанциях кто-то, отвечающий за погоду, чиркнул маркером по карте: здесь будет ненастно, а здесь солнечно. И как раз на невидимой линии маркера остановился сейчас пароходик.
        А почему он, кстати, остановился столь резко? Алька глянул за борт, но ничего не разглядел, ни мели, ни камня... Двигатель едва тарахтел на холостом ходу, вода огибала борт, закручиваясь крошечными водоворотиками, - а суденышко стояло, как приклеенное, ни на сантиметр не сдвигаясь относительно берегов. Похоже, все-таки мель...
        Командир не спешил объявлять аврал и снимать пароходик с мели. Вместо этого задал странный и не совсем уместный, по разумению Альки, вопрос:
        - Посмотрите во-о-он на тот холм. Все смотрите! Что видите на вершине?
        Они начали было что-то отвечать, но Командир резко перебил:
        - По одному отвечайте! Ты первый, солдат.
        Алька совершенно не понимал, к чему этот неожиданный тест на остроту зрения. Прибрежный холм, на который указывал Командир, остался на солнечной стороне, и рассмотреть, что у него на вершине, никакого труда не составляло.
        - Крест там стоит...
        - Достаточно! - оборвал Командир, повернулся к Наилю: - Теперь ты, опиши этот крест.
        - Он... высокий... - неуверенно произнес Наиль.
        - Какого цвета? - спросил Командир.
        Очень серьезно спросил, словно зависело от ответа нечто важное, важное для всех...
        Подсказать? Шепнуть на ухо? Не получится незаметно для Командира, наблюдает очень внимательно... Ничего придумать Алька не сумел - Наиль отрапортовал, не задумываясь:
        - Светлый крест, почти белый. Из досок свежеструганных или из бревен.
        Да, именно таким крест и был... Высоченный, метров восемь, а то десять... Кто его здесь установил и подновляет, счищая потемневший верхний слой древесины? И в чем вообще смысл этого ритуала с разглядыванием креста?
        Наиль порывался еще что-то сказать, но Командир остановил его жестом: погоди, успеешь. Повернулся к Хвату. Верзила, похоже, понял смысл прозвучавшей просьбы Командира и внимательно разглядывал вершину холма. Или не понял, просто за компанию пялился туда же, куда и остальные.
        - Видишь? - спросил Командир, не интересуясь подробностями.
        И в самом деле, дождаться от Хвата описания креста проблематично - словарный запас у детинушки, будто у трехлетнего ребенка, но в отличие от детей говорит он редко и мало...
        Гигант помотал головой. И заплакал. Молча, без всхлипываний. Слезы струились по щекам, и вид у Хвата был расстроенный и обиженный, словно злые люди только что отобрали любимую игрушку...
        Командир ничего не объяснял. О чем-то размышлял, поглядывая то на берег, то на Хвата. Потом отправил гиганта в каюту (тот едва протиснулся сквозь узкую дверцу) и сам отправился за ними следом.
        - Не иначе как под крестом все зарыто, - тихонько произнес Наиль, когда они с Алькой остались вдвоем.
        Бред... Никто не станет прятать что-то ценное и помечать место этакой приметой, издалека видной. Хотя не всем видной, как выяснилось.
        - Через камни втроем поплывем, - сказал Командир, возвращаясь. - Если что-то странное увидите, внимания не обращайте. Место тут такое... много чего мерещится...
        - Втроем? А как же... - не понял Алька. - А он?
        Он приподнялся на цыпочки, заглянул над плечом Командира - через рубку и приоткрытую дверцу видна была лишь малая часть каюты. Алька разглядел Хвата, растянувшегося прямо на полу. Верзила сложился чуть ли не втрое и все равно весь в каюте не поместился - огромные сапожищи просунулись в рубку.
        "Он его..." - Алька не додумал до конца тревожную мысль - услышал богатырский храп, заглушавший временами звук двигателя.
        - Пусть спит, - сказал Командир и швырнул за борт три пустых шприц-тюбика. - Тогда, может, проскочим...
        Ни малейшей уверенности в его последней фразе не слышалось.
        Алька, напротив, был уверен на девяносто девять процентов. Но в обратном: проскочить у них никак не получится, хоть спящими, хоть бодрствующими. Даже если пароходик каким-то чудом разминется с камнями, ему элементарно не хватит скорости, слишком уж быстрым потоком катится навстречу река. Один процент Алька оставлял на то, что отношения с водой у Командира особые... Вдруг покажет еще один фокус, как тогда, на причале?
        На самом деле новый фокус ему уже продемонстрировали... Но осознал это Алька, лишь когда Командир сел за штурвал и взялся за рычаги. "А как же мель?" - хотел спросить Алька, но не успел. Двигатель прибавил обороты, зазвучал громче - и пароходик двинулся вперед. Не снимаясь ни с мели, ни с камня, ни с якоря...
        ...Катер с бортовым номером "Р-13" нырнул в густой туман, некоторое время был виден сквозь него бесплотным, призрачным силуэтом, потом исчез. Облако черного дыма, выброшенное трубой, какое-то время ползло над гладью Кулома, но быстро рассеялось под порывами ветра.
        Из предметов, созданных человеком, над бескрайней тундрой и рассекшей ее лентой Кулома остался лишь белый крест. Он трепетал в солнечном мареве и, казалось, плыл над вершиной сопки, а не стоял, прочно вкопанный в нее основанием. Затем пропал, был - и не стало.
        Разные миражи и обманы зрения случаются летом в Заполярье, над нагретой июльским солнышком тундрой...
        2. Скупой рыцарь
        Толстяк, начальствующий над здешней охраной, рассматривал бумагу долго и вдумчиво. То ли был малограмотным, то ли добирал солидности перед подчиненными и приезжими, не знаю. Я терпеливо ждал, мне в моей нынешней роли подгонять и поторапливать толстяка не полагалось.
        Стояла полная тишина, и было слышно, как наверху, на флагштоке донжона, полощется на ветру большой флаг с изображением вставшего на дыбки бурого медведя. Самого медведя не позволяла разглядеть сгустившаяся темнота, но днем я потратил достаточно времени, изучая за?мок в сильную оптику.
        Наконец толстяк счел, что накладная в порядке - вернул ее мне и заявил:
        - Показывай, что привез.
        Опасение, что он столь же долго будет пялиться на ящики, громоздящиеся в кузове грузового электрокара, не оправдалось. Бросил лишь беглый взгляд, махнул рукой:
        - Проезжай к складу.
        - А где это? - поинтересовался я. - У меня к вам первый рейс...
        - Щас покажу... - Толстяк, пыхтя, вскарабкался в кабину и плюхнулся на пассажирское сиденье, потеснив Лобастика. - Въезжай в ворота и налево, вдоль стены.
        Металлические створки ворот расползлись в стороны. Кар неторопливо вкатился под арку.
        - Салим Махмутыч ничего вам для меня не передавал? - спросил толстяк, понизив голос почти до шепота. - Для Силкина, значит?
        - Передавал, а как же, - с готовностью подтвердил Лобастик и потянулся куда-то под приборную доску, хотя впервые услышал про Салима Махмутыча, передающего толстяку посылки. - Сейчас отдам.
        Толстяк посмотрел удивленно. Даже подозрительно посмотрел... Возможно, неведомый Махмутыч должен был передать ему что-то всего лишь на словах, или наоборот - посылка отличалась большими габаритами и здесь, в кабине, никак бы не разместилась... Мгновение спустя все это стало не важным. Толстяк захрипел, забулькал рассеченным горлом. А Лобастик выдернул из пружинных зажимов "абакан" с подствольником.
        Электрокар рванул с места - налегке, оставив нагруженный полуприцеп блокировать распахнутые ворота. В свете фар - шарахнувшиеся в сторону охранники. Хрясь! Вывернув руль, я припечатал одного к стене. Второй успел отскочить, но тут же рухнул, срезанный короткой очередью Лобастика.
        Я высунул в окно руку, трижды нажал на спуск ракетницы. Три огненных шара расцвели в небе. И почти сразу погасли фонари, освещавшие двор, и мощный прожектор, светивший с вершины донжона. Цитадель барона Гильмановского осталась без электричества, аварийные генераторы здесь имелись, но запустить их никто не успеет... Впрочем, ракеты пока достаточно подсвечивали место действия, а потом в ход пойдут приборы ночного видения.
        Я знал, что одновременно с отключением света у здешних обитателей случилась еще одна неприятность: эфир оказался вдруг забит густыми помехами - не вызвать помощь из казармы батальона самообороны, расположенной в четырех километрах... Хотя у самооборонцев сейчас своих проблем хватает.
        Кар катил вдоль донжона, чуть ли не царапая бортом каменную кладку, - я не хотел невзначай выскочить из мертвой зоны установленных наверху пулеметов. Лобастик успел вышвырнуть тело толстяка из кабины и теперь азартно палил по всем, кого видел, а когда не видел никого - по окнам, выходящим на двор.
        Сзади тоже разгоралась пальба - парни, прятавшиеся в полуприцепе, вступили в игру. Грохнула граната, затем еще одна... Но я ждал не этого грохота. Ну наконец-то! Наверху громыхнуло на порядок сильнее, с вершины донжона посыпались мелкие обломки. Взрыв УРСа накрыл пулеметную площадку вместе с тремя станковыми пулеметами и их расчетами.
        Концерт идет согласно партитуре... Теперь наша с Лобастиком сольная партия.
        Я подал кар назад, Лобастик уже высунулся в люк, прорезанный в крыше кабины, скомандовал:
        - Еще метр задним!
        Легко... Лобастик выскочил наверх, повозился там совсем недолгое время, спрыгнул. Люк задвинуть не успел - наверху прозвучал еще один взрыв, негромкий, едва ли привлекший чье-то внимание на фоне набиравшего силу концерта.
        Скрежет, звук удара металла о металл.
        - Извини... - пробормотал Лобастик. - Не рассчитал малеха...
        Вынесенная взрывом решетка - небольшая, но тяжелая, сваренная из толстых металлических прутков, - свисала теперь аккурат между нами, зацепившись за покореженные края люка. Угодила бы чуть левее - и в деле спасения России Мангуст больше не участник, разве что как павший герой и пример для молодежи. Чуть правее - так разгильдяю Лобастику и надо.
        Я лишь вздохнул, вспомнив взрывников из "Гаммы", у них в работе подобных казусов не случалось...
        ...Нельзя сказать, что барон Гильмановский окончательный псих. Для сумасшедшего он чересчур хорошо устроился в нашем мире... Но на одном пунктике - на Средневековье - крыша у его сиятельства точно поехала. Так думал я, взбегая по винтовой лестнице, казавшейся бесконечной. Не исключено, конечно, что в замке имеется потайной лифт - для барона, его семьи и приближенных. Но наш информатор ни к семье, ни к приближенным не относился, поднимался, как мы сейчас, - пешком по бесчисленным ступеням.
        На площадке света не было, так же, как в большинстве помещений замка. Увидев в полумраке часового в латах и с алебардой, я ничуть не удивился. Наших шагов алебардщик (или алебардист?) не слышал, приник к окну-бойнице, всецело увлеченный разворачивающимися снаружи событиями.
        Лобастик выстрелил одиночным. Вжиу! - пуля с противным звуком отрикошетила от кирасы. На долю мгновения представилась сюрреалистичная картинка: мы с Лобастиком стреляем, стреляем, и все впустую, а латник начинает деловито крошить нас своей средневековой железякой...
        И тут же наваждение рассеялось - то, что показалось мне на миг кованым металлом кирасы, обернулось бронепластом, да еще с эндодинамической защитой, - иначе выстрел из "абакана", даже не пробив жилет, опрокинул бы его владельца. "Алебарда", прислоненная стене, оказалась вполне современным РАН-16.
        Я почувствовал мимолетное разочарование...
        Упомянутое чувство не помешало мне выпустить короткую, на три патрона, очередь. Магазины к своему автомату я снаряжал самолично - патрон с трассирующей пулей, с зажигательной, с бронебойной, снова с трассирующей и так далее... "Бронебойка" оправдала надежды.
        Караульный еще скреб окровавленными пальцами по плитам пола, а Лобастик уже лепил заряды на дверь - мощную, деревянную, с металлическими накладками ручной ковки (или очень удачно имитировавшими таковую).
        Наученный горьким опытом, я подозрительно наблюдал за действиями коллеги - не хватало для полного счастья, чтобы эта дверца полетела в нас на манер давешней решетки. Но нет, на сей раз Лобастик действовал идеально, не отступая от пунктов наставления по взрывному делу.
        Дверь рухнула внутрь баронских покоев. Следом туда ворвались мы с Лобастиком - перекатами уходя с линии огня, один вправо, второй влево.
        Я был почти уверен, что здесь нас поджидает вовсе уж средневековый антураж: огромный камин с кованой решеткой, старинная резная мебель, на стенах - гобелены и пылающие факелы...
        Ошибся. Никаких факелов, место действия освещали тусклые аварийные лампочки, да и вообще обширное помещение было отделано и обставлено во вполне современном стиле. Центральную часть его занимал стол, загроможденный аппаратурой - компьютеры, приборы связи, мониторы наблюдающих систем...
        Нас здесь не ждали. Вернее, ждали, но не так быстро.
        У стола сидел человек и, судя по всему, только что лихорадочно выкрикивал что-то в микрофон. На барона, неплохо знакомого мне по снимкам, он не походил - и рухнул на пульт, заливая его своей кровью.
        Два организма скучали на стульях, стоявших у стены. Охрана, надо полагать, - однако без алебард, арбалетов и панцирей: тактические жилеты, автоматы с подствольниками... Лобастик срезал их одной очередью, метясь в головы, благо шлемы-сферы охранники сняли и те лежали у них на коленях.
        Все закончилось за пару секунд. На ногах остался последний обитатель комнаты - его сиятельство барон Гильмановский, глава Заплюсненской волостной администрации.
        Сиятельный глава застыл у сейфа с распахнутой дверцей, вмурованного в стену. На средневекового феодала он не походил никоим образом: ни баронской короны, ни золотой цепи на груди. Одежда отнюдь не из парчи и атласа - джемпер и брюки затрапезно-домашнего вида, не иначе как владетель здешних мест отдыхал от праведных трудов и собирался почивать.
        Выглядел барон жалко - втиснулся спиной в стену, широко распахнутыми глазами уставился на нас с Лобастиком. Губы подергивались... Еще бы, только что был царем, богом и воинским начальником для почти трех тысяч подданных, и вдруг такой афронт.
        Но я напуганное сиятельство не жалел. Даже мимолетного сочувствия не испытывал. При подготовке операции мне пришлось пообщаться с двумя людьми, побывавшими в здешних подвалах, в пыточных камерах. Даже смотреть на них было страшновато, а уж слушать рассказы... Средневековые орудия пыток барон реконструировал с особым тщанием и любовью и самолично присутствовал при допросах.
        - Над златом чахнешь, сука? - спросил Лобастик, подойдя поближе и рассматривая пачки купюр, выпавшие на пол из ослабевших рук барона.
        Баронские губы задрожали сильнее, рот приоткрылся, но ни слова не прозвучало.
        - Чахнешь, - констатировал Лобастик.
        Он разместился поудобнее, так, чтобы и я, и Гильмановский разом попадали в поле зрения. То, что сейчас произойдет, надлежало зафиксировать на "балалайку".
        - Гильмановский? Роберт Соломонович? - спросил я казенным тоном.
        Барон так и не сумел выдавить из себя ни слова, лишь мелко закивал...
        - Решением чрезвычайной сессии Районного собрания вы отрешены от занимаемой должности.
        На баронском лице засветилась надежда... Я выстрелил ему в живот. Наклонился над корчащимся телом и произнес:
        - Помнишь Ваську-Филина?
        Едва ли он меня услышал... Необходимые формальности завершились, и я прекратил мучения феодала выстрелом в голову.
        Понятия не имею, кто такой Филин. Но по условиям контракта именно в такой последовательности все должно было произойти: пуля в живот, вопрос про Ваську-Филина, пуля в голову...
        Окна здесь оказались витражные - новоделы, разумеется. Я ткнул стволом автомата, зеленая стекляшка разлетелась и выпала наружу. Стрельба во дворе и в других постройках уже стихла. Быстро закончили... Понятно, баронские ландскнехты далеко уступали по боевым кондициям наемникам-профи, но в своем-то логове могли посопротивляться чуть дольше... Но не стали. Не пожелали умирать за его сиятельство и идею неофеодализма...
        Еще одна осветительная ракета расцвела в ночном небе - сигнал Сабитову: можно подлетать и сажать "вертушку" на плоскую крышу донжона.
        Лобастик тем временем, думая, что я не вижу, прибрал одну пачку с юанями, отлетевшую в сторону от остальных... Все правильно, так и поступают бравые парни из Шервудского леса, взяв штурмом замок злого барона...
        Скрипнула дверь, ведущая куда-то дальше, во внутренние покои. Мы схватились за оружие. Но никто нападать на нас не собирался. За приоткрытой дверью раздался странный звук - не то вскрик, не то всхлип, затем торопливый удаляющийся стук женских каблуков...
        Баронская вдова? Дочь? Наложница? Не важно... Самого отъявленного мерзавца может кто-то любить, - не причина, чтобы оставлять всякую мразь в живых.
        ...Артистка выглядела ослепительно - особенно на фоне своих бойцов в испачканном и замаранном кровью ночном камуфляже. В захваченный замок она прибыла в белоснежном брючном костюме и туфлях на высоком каблуке. Вышла из вертолета, прошлась по захваченному донжону, брезгливо переступая через трупы, выслушала доклады подчиненных...
        А затем вдруг пригласила меня для конфиденциального разговора. Вот как... Неужто сподобился? За месяц, что я провел в команде Артистки, свою легендарную нимфоманию она никак не проявляла. По крайней мере в отношении меня. И никак не вспоминала наше былое знакомство, завершившееся не самым приятным образом...
        Но все в жизни случается впервые. Может быть, Артистку возбуждает вид окровавленных трупов?
        Сам я ни малейшего возбуждения не ощущал.
        3. Пароход плывет, да мимо пристани - 2
        Женщина тонула. Захлебывалась. Отчаянно билась за жизнь - и все же тонула, длинное белое платье сковывало движения, не позволяло плыть...
        Наверное, она была молода и красива. Но не сейчас - искаженное ужасом лицо, рот, широко распахнутый в беззвучном вопле. Еще мгновение - и лицо скрылось под водой, крик превратился в большие пузыри, рвущиеся к поверхности. Вытянутые руки еще торчали над рекой, совсем близко от пароходика, на одной сверкало золотое кольцо - ярко, нестерпимо для глаз...
        Алька не выдержал. Наклонился, перегнулся через фальшборт, потянулся к тонущей... И свалился от сильного удара в бок. Над ним склонился Наиль, что-то кричал, лицо злое, перекошенное... Алька не слышал ни слова. Туман гасил, поглощал все звуки. Абсолютно все. Ни рева воды, ни рокота двигателя, ни криков тонущей женщины, ничего... Лишь набатными ударами раздавался собственный пульс в ушах, все громче и громче...
        Алька поднялся. Оттолкнул Наиля. Женщины за бортом не видно... И позади, за кормой, насколько можно разглядеть в тумане, - не видно.
        "Морок, морок, морок..." - твердил про себя Алька в такт гремящему пульсу.
        Конечно, морок... Откуда здесь, в безлюдье, в медвежьем углу, взяться невесте в белом подвенечном платье? Выпала из стратоплана во время свадебного путешествия?
        Доводы разума помогали мало, слишком уж реалистичными, жизненными казались проносящиеся за бортом видения. Мрачные видения, порой страшные...
        Наиль смущенным не выглядел. Сказано, что будет мерещиться, ну и ладно, пусть мерещится... Глазел беззаботно, как на стереосериал.
        Вот и сейчас потянул Альку за рукав, указал рукой на нечто, смутно видневшееся с другого борта. Алька не мог понять, что за непонятный контур проступает сквозь туман, потом сероватые клубы раздернулись, словно театральный занавес.
        Катер... Не такой кургузый и приземистый, как рыбнадзоровский... Нет, это судно создавалось в те времена, когда нефти в мире было - хоть залейся, и создавалось, чтобы плавать быстро, очень быстро... Узкий корпус, надстройка обтекаемой, зализанной формы, подводные крылья... вернее, одна уцелевшая стойка крыла.
        Катер выглядел памятником самому себе, установленным на постамент, - вознесся над водой на каменном клыке, проломившем днище. Тента на рубке полуоткрытого типа не было, и Алька хорошо разглядел стоявшего за штурвалом человека - неподвижно застывшего, вцепившегося в рукояти... Потом туманный занавес вновь задернулся, катер превратился в смутно видимый силуэт и исчез.
        Плавание казалось бесконечным, тянущимся много часов. Как тихоходная посудина вообще умудрялась двигаться против течения, Алька не понимал. Но как-то двигалась... Бешено несущаяся навстречу вода и пароходик словно бы существовали сами по себе, в разных измерениях. Словно дело происходило на экране - на кадры с бурной рекой наложили изображение катера с дымящей трубой, позаимствованное совсем из другого сюжета, и двигали его вперед, игнорируя законы природы...
        Слева показался большой камень, без особых натяжек заслуживающий звание скалы. Стремительные струи огибали скалу и образовывали позади нее мертвую зону с медленным круговоротным течением по периметру. Там неторопливо кружились хлопья пены, какой-то принесенный рекой мелкий мусор и что-то еще, не совсем понятное, почти полностью скрытое под водой... Что-то большое... странного, неуместного здесь цвета - телесно-розового, но не того, что бывает у настоящего живого тела. Оттенок скорее напоминал о пластиковых пупсах, изображавших младенцев... Непонятное нечто шевелилось, подергивалось - не то само, не то под действием невидимых подводных струй...
        Алька понял, что совершенно не хочет знать, что же там плавает. Не хочет, и все. Отвернулся, вперил взгляд в палубу, рассматривал каждую щелочку между досками, каждый сучок... Хорошо бы уйти отсюда, да некуда. В каюту не протиснуться, не наступив на Хвата. В тесной рубке будет мешать Командиру... А прочие помещения для пассажиров и экипажа никак не предназначены. Ну разве что крохотный гальюн со сливом за борт...
        Он уселся на большой ящик с откидной крышкой, установленный на самой корме. Обхватил голову руками и смотрел на палубу, только на нее... Наиль пару раз его тормошил, указывал на что-то - Алька не реагировал.
        Потом все закончилось. В мир вернулись звуки, все краски стали ярче. Бодро тарахтел нефтяной двигатель, пароходик плыл по нормальной и спокойной реке: ни бурунов, ни пенных струй, ни водоворотов... Светило солнце.
        Река здесь была значительно шире, раза в три, самое меньшее. Странно... До сих пор Кулом лишь сужался по мере продвижения к его истокам.
        Командир вышел на корму, оставив штурвал без присмотра. Никакого автопилота на пароходике, понятно, не водилось, - но имелась пара немудреных устройств, позволяющих фиксировать в заданном положении штурвал и ручку подачи топлива.
        - Живы?
        - Я-то жив, - откликнулся Наиль. - А кое-кто в штаны малеха подпустил...
        - Ничего, на Ольгином Кресте и похуже вещи случаются...
        Алька поднял голову, спросил, показав рукой назад, за корму:
        - Место это так называется - Ольгин Крест?
        Командир молча кивнул.
        - Здесь какая-то Ольга утонула? В память о ней крест? - продолжил допытываться Алька, почти уверенный в положительном ответе.
        Он даже подозревал, что утонула неведомая Ольга в день своей свадьбы...
        - Тонули здесь многие... - сказал Командир. - Но крест с другим связан. Есть легенда, что якобы давным-давно до этих мест святая равноапостольная Ольга добралась, еще в бытность псковской княжной... И крест установила.
        - И до сих пор стоит? - удивился Алька. - Это ж сколько веков... Или подновляли?
        - Стоит... только он по-особому стоит. Если на сопку подняться - нет никакого креста. А с реки виден.
        - А пялились-то мы на него за каким интересом? - полюбопытствовал Наиль.
        - Кто крест не видит, через пороги живым не проплывет, такая уж...
        Алька, не дослушав, сунулся в рубку... И не услышал богатырского храпа, доносящегося из каюты. Вот, значит, как...
        Тело, распростертое на полу, заворочалось и вновь выдало порцию громогласного храпа. На палубу Алька вернулся сконфуженным, но остальные члены экипажа "Р-13" внимания на него не обратили, занятые весьма оживленным разговором.
        - Как эта коробка здесь оказалась?! - с непонятным возмущением спрашивал Наиль, показывая на что-то, торчавшее из воды у противоположного берега.
        Алька пригляделся - судно. Немаленькое, побольше пароходика по длине раза в два, не то речной буксир, не то что-то вроде него. Свое буксир уже давно отплавал - погрузился в воду почти по самую палубу, корпус покрывали бурые пятна ржавчины, все иллюминаторы разбиты... Пароходик, выйдя из тумана, полз самым малым ходом, чуть быстрее встречного течения. И как раз поравнялся с "коробкой".
        - Это ж восемьдесят седьмой БР! - горячился Наиль. - Я ж его, как свой карман, знаю, отец мой семь лет на нем отпахал!
        - Он и есть, - кивнул Командир.
        - Так он же по Печоре баржи таскал, в притоки не плавал... - произнес Наиль растерянно. - Да и не прополз бы тут, между камней-то... Что за хреномантия?!
        - Она самая, - подтвердил Командир. - Хиромантия, френология и толкование сновидений по Юнгу.
        - Погодь, погодь... БР, мать его, на Печоре... Но мы-то на Куломе?!
        - Не совсем... Видишь ли, все реки текут. И все впадают в море. Не так уж важно, Кулом или Печора... Все впадают в море.
        - Нам не надо возвращаться на Печору, чтобы попасть к кораблю? - спросил Алька, начавший что-то понимать.
        - Правильно мыслишь. Не надо. Опасно по ней плавать сейчас... Федералы по всей реке рыщут, да и рыбнадзор, думаю, на нас в большой обиде.
        - И мы сейчас...
        - Мы снова пройдем Ольгин Крест. А потом еще. Трех раз должно хватить...
        - Полная хреномантия, - вынес вердикт Наиль.
        4. Таинственные благородные незнакомцы
        Намерений своей нынешней начальницы я не угадал...
        Затащить меня в баронскую кровать с балдахином она не пыталась. Разговор наш происходил рядом с упомянутым предметом меблировки - но оказался насквозь деловым. Как выяснилось, сразу после завершения операции у Артистки должна была состояться встреча с заказчиками. И она хотела, чтобы я сопровождал ее на эту встречу.
        - Почему именно я?
        В команде я без году неделя - с чего бы такое доверие?
        - Во-первых, не нравятся мне заказчики... Мутные какие-то... Если переговоры обернутся чем-то непредвиденным, я предпочитаю иметь рядом тебя. Ты еще не разучился метать острые предметы?
        Лестно... Я вспомнил Лобастика, чуть не угробившего нас выпавшей решеткой, и мысленно согласился с начальницей. Уровень моей подготовки чуть выше, чем у других бойцов команды.
        Но Артистка тут же вернула меня с небес на землю, объяснив главные причины своего выбора:
        - Мне кажется, кто-то в команде постукивает в ОКР. Явно не ты - утечки начались до твоего появления. И вообще, внедрять ко мне человека, из-за которого я собственноручно изуродовала свое лицо, стал бы лишь полный дебил.
        Слышал бы генерал Кравцов ее слова, то-то бы порадовался своей хитрости... Лицо Артистки, кстати, изуродованным отнюдь не выглядело и могло послужить хорошей рекламой хирургу, сделавшему пластическую операцию.
        Артистка добавила:
        - Я, между прочим, целый день сомневалась после того, как ты объявился у Рейснера: пригласить тебя в команду или закопать в укромном местечке?
        Она замолчала, о чем-то размышляя.
        - Твое "во-первых" подразумевает по меньшей мере еще один пункт списка, - напомнил я.
        - Трудно объяснить... не нравится мне все, что происходит в последние месяцы...
        Невзирая на трудности, она все же попыталась объяснить - и оказалось, что смутную тревогу Артистки вызывали те же события, которые тревожили генерала Кравцова. Совсем по иным причинам, но те же. Рынок наемников-профессионалов - весьма специфичный, но все же рынок. И как на любом рынке, цены здесь диктуются соотношением спроса и предложения. Весь минувший год цены на услуги профессионалов росли. Росли стремительно, по экспоненте. Казалось бы, чего еще желать? Живи и радуйся, зарабатывай денежки на безбедную старость... Но Артистка не радовалась. Потому что количество клиентов не увеличивалось - стремительно сокращалось количество действовавших команд. Дело дошло до того, что к ней в Ригу обращались заказчики с другого конца Европы, из Испании...
        - Как ты думаешь, откуда деньги у нашего сегодняшнего заказчика?
        Откровенно говоря, я о финансовом аспекте операции не задумывался. Сейчас, с учетом сказанного Артисткой, задумался. Феод барона Гильмановского мы ликвидировали по заказу его соседей, Сланцевской муниципальной управы. И в самом деле, откуда у провинциальной управы деньги для найма столь высокооплачиваемых специалистов? Обычно заказчики в этом бизнесе калибром побольше.
        Не торчат ли из кустов ушки ОКР? Сомнительно... Для генерала Кравцова самозваный барон, обосновавшийся в двухстах километрах от столицы, был всего лишь безобидным чудаком, с которым всегда можно договориться...
        В общем, с чего так резко разбогатела Сланцевская управа, я придумать не смог. О чем честно сообщил Артистке.
        - Девяносто процентов стоимости заказа оплачивали не они, - просветила меня начальница. - Совсем другие люди.
        - Кто?
        - Сама не знаю. Не смогла докопаться. Но аванс перечислили исправно.
        - Странная благотворительность... - протянул я. - Таинственные благородные незнакомцы в плащах и полумасках, ведущие борьбу с феодальным произволом...
        А сам подумал: по образу действий очень похоже на группу "Памир", но... Есть даже два "но": во-первых, мы все живы; во-вторых, никаких реакторов и боеголовок у покойного барона не имелось.
        - Не совсем благотворительность. Их доля в игре - Чудской полигон, который Гильмановский взял под контроль три месяца назад.
        Уже теплее... Я не помнил, чем в былые времена занимались военные на упомянутом полигоне. Едва ли там лежат на позаброшенном складе ржавеющие ядерные боеголовки. А вот какое-нибудь хранилище ядерных отходов вполне могло обнаружиться...
        - Мы сегодня встречаемся со сланцевскими? - спросил я. - Или с благородными незнакомцами?
        - И с теми, и с другими. Но вторая встреча гораздо важнее. Потому что барон - только часть заказа.
        Так... Вот теперь пазл складывается... Количество свободных наемников на рынке сократилось, цены выросли - и стало нерентабельным разменивать одну команду на один атомный объект.
        - Что еще необходимо сделать? - спросил я.
        - Сегодня узнаем... Но одно скажу точно - никакие задания, связанные с реакторами и боеголовками, я выполнять не собираюсь. Ни за какие деньги. Лене Дзю деньги уже не нужны. И другим не нужны...
        "У нее хорошее чутье, у нашей Артистки... Даже непонятно, как же она в свое время сподобилась вляпаться в путч "чернобурок".
        ...На встречу с заказчиками мы летели вдвоем плюс Сабитов за штурвалом вертолета. Ни штурмана, ни второго пилота - такое уж условие поставили клиенты, категорически не желавшие принимать более трех гостей.
        Вылетели рано, но рассвело еще раньше, пару часов назад. Внизу, в оставшемся без хозяина феоде (или в волости, оставшейся без администрации), наблюдалось нездоровое оживление: пылали дома небольшой деревушки, оцепленной по периметру. Какие-то вооруженные люди загоняли селян в две здоровенные газогенераторные фуры. Недолго длилась свобода крепостных от баронского гнета, даже замок разграбить не успели...
        До Сланцев из вотчины Гильмановского путь не дальний, едва поднявшись в воздух, мы увидели громоздящиеся где-то впереди терриконы сланцевых шахт - и древние, поросшие деревьями и кустарником, и свежие, появившиеся недавно, когда выяснилось, что добывать горючий сланец стало не просто рентабельно, но даже весьма выгодно, и добыча возобновилась. Весь полет, со взлетом и посадкой, занял минут двадцать. Вполне можно было добраться по земле, но по воздуху солиднее.
        ...Глава Сланцевской управы, господин Вукрич, держался с нами не то что уважительно - просто заискивающе. Угостил великолепным завтраком, сервированным на самом настоящем серебре, и за трапезой долго и льстиво распинался о нашем выдающемся героизме, позволившем выжечь каленым железом феодальный гнойник на здоровом теле губернии.
        С чего бы все эти реверансы? Боится, как бы его самого не заказали той же самой команде? Случается и такое, но господину Вукричу опасаться не стоит - по крайней мере до тех пор, пока он обеспечивает беспрепятственную добычу почти четверти топлива, дающего Питеру тепло и электроэнергию. При нужде генерал Кравцов пригонит сюда хоть дивизию, хоть две, но в обиду не даст... Или все это прелюдия к просьбе о скидке?
        Но нет, сразу после завтрака господин внес свою долю гонорара целиком и полностью. Артистка лично, по собственному каналу связи, отследила прохождение денег сквозь запутанную цепочку банков.
        Напоследок я спросил:
        - Мы видели сверху, как сжигали какую-то деревню и выселяли жителей. Там работали ваши люди?
        - Наши, конечно же наши, - немедленно подтвердил господин Вукрич.
        - И куда вы их повезли? В смысле, баронских крестьян?
        - К нам, на шахты. Хватит заниматься ерундой и играться в феодальные игрушки... Подпишут контракты - и в забой, трудиться на пользу возрождаемой России.
        Возрожденец... Знаем мы твои контракты и твой забой, дольше полугода в сырых штольнях никто не выдерживает... Кто сказал, что на смену феодализму должен непременно приходить капитализм? Подданные барона Гильмановского угодили прямиком на предыдущую ступень общественного развития, в самое натуральное рабство.
        Тут Артистка незаметно, но чувствительно ткнула меня локтем в бок: прекращай, мол, задавать дурацкие вопросы. Я прекратил. И в самом деле, впереди самое интересное: встреча с представителем группы "Памир", а Мангуст выясняет судьбу каких-то баронских холопов.
        Информация о "Памире", известная к настоящему времени, позволяла предположить, что их представитель окажется пешкой. Наверняка посредник, посвященный только в то, что надлежит сообщить наемникам, и понятия не имеющий, кто истинные заказчики акции. Можно взять его, заодно нейтрализовав Артистку, и вывезти с помощью Сабитова в Питер, - результатом станет всего лишь одна сорванная акция и минимум полезной информации. Ну и провал всей затеянной генералом операции по внедрению, разумеется.
        Однако если все пойдет, как идет, с настоящим заказчиком мы так никогда и не повстречаемся. Но кое-что весьма интересное выяснить все-таки можно: каким способом меня и Артистку собираются подвигнуть на самоубийственный захват ядерного объекта? Особенно если учесть, что Артистка иметь дело с подобными объектами категорически не желает...
        Убеждение? Шантаж? Психосуггестивное программирование? Скоро узнаем.
        Место для встречи было выбрано не нами и слегка удивило: представитель или представители "Памира" (если это действительно были они) пожелали встретиться здесь же, в отдаленном помещении Сланцевской управы, шагать к которому пришлось пустынными и гулкими коридорами... Но едва мы оказались внутри, недоумение рассеялось - комната была пуста, если не считать имевшейся в изобилии аппаратуры... Переговоры предстояли виртуальные. "Памир" не желал допускать даже малейшего риска.
        Мы уселись на небольшой диванчик, явно приготовленный для гостей... Две или три секунды ожидания, затем включились проекторы, и перед нами материализовалось из пересекающихся лучей света кресло с сидящим в нем человеком. Хотя человеком созданный компьютерами фантом можно было назвать лишь условно - усредненная, среднестатистическая фигура, такое же лицо, - размытое, без единой черты, способной зацепить взгляд, словно бы слитое из сотен и тысяч изображений реальных лиц... Деловой костюм - опять-таки без характерных примет, позволяющих опознать стиль какого-нибудь известного модельера.
        - Рад вас приветствовать, господа, - произнес фантом. - И рад поздравить с успешным завершением операции.
        По интонации - вернее, по ее полному отсутствию - и не скажешь, что рад... Но в конце вступительной фразы фантом растянул губы в широкой улыбке - дескать, и в самом деле радуюсь, не сомневайтесь.
        Разговор длился более часа и свелся в основном к тому, что виртуальный господин выдавал нам инструкции, а мы запоминали. Вопреки опасениям Артистки (и надеждам генерала Кравцова), речь ни о каких ядерных объектах не зашла. Заурядное и скучное задание: перебить охрану на объекте, принадлежащем одной известной нефтяной корпорации, объект разрушить, захватить и вывезти кое-какие трофеи. Банальная экспроприация экспроприаторов. Единственная изюминка - местонахождение объекта: у черта на рогах, в Арктике, чуть ли не у самого полюса...
        - Мне хотелось бы знать точно, что за трофеи вы предлагаете захватить, - сказала Артистка. - Их количество, вес, габариты.
        Правильный вопрос... И у нефтяников может оказаться в загашнике что-нибудь ядерное.
        - Вполне законный интерес, госпожа Занг, - церемонно произнес фантом, склонив свою виртуальную башку в полупоклоне. - Цель акции - сосуды Дьюара в количестве нескольких сотен штук, емкостью двадцать семь литров каждый и весом около десяти килограммов. Внутри сосудов находятся биологические материалы. Как мне кажется, этой информации достаточно для успешного проведения операции.
        Артистка удовлетворенно кивнула... Боеголовку в такую емкость не упрятать. И радиоактивные отходы тоже - вес у контейнеров с ними в разы больше, за счет массивных свинцовых стенок, экранирующих излучение.
        Дальнейший разговор касался технических деталей - как нам добраться до арктического объекта, как эвакуироваться оттуда с добычей... У благородных таинственных незнакомцев, как выяснилось, имелись на сей счет продуманные планы, выглядевшие вполне реализуемыми. Но возникал один естественный вопрос, и озвучила его Артистка:
        - Кто и как будет управлять субмариной "NPI", если мы ее захватим? У нас нет специалистов, способных хотя бы проконтролировать работу экипажа, не говоря уж о самостоятельном управлении.
        - Подводным танкером будет управлять его штатный экипаж, причем без принуждения.
        Артистка не поняла. Я тоже. Фантом разъяснил: заказ и его оплата происходят по той же схеме, что уже обкатана в деле барона Гильмановского. Десять процентов оплачивает корпорация "NPI", у которой возникли проблемы со взбунтовавшимся персоналом, и она же предоставляет подводный транспорт. А девяносто процентов - он, фантом, благо госпожа Занг имела возможность убедиться в его платежеспособности и надежности в качестве делового партнера. Аванс будет перечислен в течение часа после завершения переговоров. После удачного завершения, разумеется. Затем фантом назвал сумму контракта. Сумма впечатляла.
        - Налицо конфликт интересов заказчиков, - констатировала Артистка. - У руководства "NPI" будет возможность контролировать ход операции в режиме реального времени. Как только они увидят, что мы не просто и не только усмиряем бунт персонала, - наверняка что-то предпримут, например, отдадут приказ на погружение субмарины... Идея зазимовать в Арктике не кажется мне удачной. Даже за такой гонорар.
        - Обещаю, что как только вы начнете высадку, руководству "NPI" станет не до вас и не до Арктики.
        Недоверчивая Артистка обещаниям не поверила и потребовала подробностей. Фантом объяснил суть отвлекающей акции. Пожалуй, такое и в самом деле сработает...
        Пока начальница задавала уточняющие вопросы, я ломал голову: неужели не "Памир"? Неужели генерал ошибся? Судя по всем предосторожностям, которыми обставлен заказ, - они, "Памир". Но с чего их потянуло в нефтяную отрасль?
        Тут со мной приключилось гениальное озарение. И, как все гениальное, ответ оказался донельзя прост. И в самом деле, "Памир", при всей маниакальной осторожности, чересчур уж засветился в деле загрязнения планеты радионуклидами... Наверняка не только ОКР, но и все другие спецслужбы мира стоят на ушах и планируют всевозможные хитроумные ловушки. Даже наемники, вроде Артистки, почувствовали неладное... При таких условиях надо или сворачивать деятельность, или резко менять вектор атаки. Кто сказал, что одна лишь радиация способна сделать наш мир безлюдным и неуютным? Бактериологическое оружие тоже может внести свою немалую лепту, особенно если учитывать плачевное состояние здравоохранения после Толчка...
        Кажется, я догадался, что за биологические материалы потребовались виртуальному господину. Уж точно не вакцина от кори... При чем здесь нефть и нефтяники? А ни при чем. Положение об Анклавах давно стало ничего не значащим документом, кругом и всюду военные действуют за ширмой известных и уважаемых корпораций...
        - Сколько времени мы провели на переговорах? - спросила Артистка, поднимаясь в вертолет.
        Сабитов назвал цифру, причем с точностью до секунд. Заранее было условлено, что он прохронометрирует наше отсутствие. А то разные казусы могут случиться в гостях у малознакомых людей. Вдохнешь распыленный в воздухе наркотик - и пара часов совершенно исчезают из жизни. За это время можно весьма капитально промыть мозги, заставив подопытного в час "Ч" сотворить нечто весьма неожиданное и для окружающих, и для него самого... Например, угнать и взорвать энергоблок передвижной станции "Памир-24М".
        Но нет, цифры, названные вертолетчиком, совпадали и с хронометражем наших "балалаек", и с субъективными ощущениями. В зомби, распыляющих над Европой вирусы боевой чумы, превратиться нам с Артисткой не грозит. И то ладно.
        Но лично мне грозило другое...
        - Теперь ты знаешь о предстоящей операции практически все, Мангуст... А это значит... - Она сделала многозначительную паузу и заблокировала дверь, ведущую из пилотской кабины в пассажирский отсек.
        - И что же это значит?
        - Это значит, что до ее завершения ты всегда будешь рядом со мной... Да, вот так... И даже еще ближе...
        Я успел подумать: хорошо, что генерал не решил чуть раньше внедрить меня в команду покойного Дзю. Такая близость с непосредственным начальством допустима, на мой вкус, только если начальство относится к противоположному полу...
        5. Черный крейсер
        Море подбиралось к пароходику незаметно, подползало, как диверсант к задремавшему растяпе-часовому.
        Река постепенно становилась все шире и шире, два берега все дальше отодвигались друг от друга, так что и не понять - на волнах Печоры-матушки еще пыхтел трудяга "Р-13" или уже на морских. Проще всего было бы перегнуться через низкий кормовой фальшборт да и зачерпнуть воды, попробовать на вкус: пресная или соленая?
        Но Алька не хотел затевать эксперимент: при одном взгляде на свинцово-серые волны становилось еще холоднее... А холод и без того донимал. Мерзли Алька с Наилем, Хват на холод не жаловался, он вообще ни на что и никогда не жаловался, но не отходил от решетчатого люка, сквозь который поднимался горячий воздух из моторного отсека... Командир, казалось, не заметил изменений в температуре воздуха, но с него какой спрос.
        Спасались, как могли. Единственный обнаруженный на пароходике ватник, похоже, использовал как подстилку здешний моторист, когда подбирался снизу к своему чуду техники, - надевать пропитанную маслом одежку желающих не нашлось... Алька и Наиль напялили спасательные жилеты, но спастись от пронизывающего холодного ветра не удалось, приходилось все реже подниматься на палубу, подолгу оставаясь в каюте.
        Алька подозревал, что они опять незаметно для себя потеряли дни и недели, что лето давно закончилось... Еще у Ольгиного Креста заподозрил: когда второй раз входили в туман, березовый стланик на берегах был зеленый, вышли - к зелени густо добавилось желтого... А после третьей попытки даже желтых листьев осталось мало, зеленых не стало совсем.
        Осень... Хотя на календаре мог быть и август - короткое в этих широтах лето, одно название, очень уж далеко занесла их нелегкая от столицы мятежной республики. Далеко на север...
        Катер полз, почти прижимаясь к западному берегу Печорской губы. Командир не покидал рубку, никому не доверяя сменить его у штурвала. Берег кое-как прикрывал от ветра, волны здесь били в борт пароходика относительно небольшие, но даже с ними с трудом справлялась посудина, предназначенная для плаваний по речной воде. А уж мористее, где на просторе гуляли волны высокие, с белыми барашками, лучше не соваться. Там очень быстро придется использовать спасательные жилеты по их прямому назначению...
        Но и у берега не так уж безопасно, то встает на пути гряда камней, едва видимых среди волн, то песчаная коса, вообще не видимая, позволяющая засечь себя лишь по изменившемуся характеру водной поверхности. В общем, Командир был прав, не подпуская к штурвалу Альку с Наилем. Они бы тут нарулили...
        В береговой линии обнаружился разрыв. Большая бухта с узким входом-проливом вдавалась в берег. Или не бухта, небольшой залив, Алька смутно представлял, чем они отличаются друг от друга. Командир направил "Р-13" туда, в бухту или залив, выплыл на середину и сбросил обороты двигателя до самых малых.
        Приплыли? Здесь точка встречи? Никакого корабля Алька в иллюминаторы не увидел и выбрался на палубу, заранее поеживаясь. Но здесь оказалось теплее, высокие береговые скалы надежно прикрывали от ветра. И волны скорее заслуживали названия крупной ряби... Но никто не ожидал их в этом весьма удобном для ожидания месте. Что будет, если рандеву не состоится, Алька предпочитал не думать. Все равно ничего хорошего тут не надумаешь. Припасы, взятые на борт в Усть-Куломе, заканчивались. И нефти всего две бочки, плюс какие-то остатки в баке... Да хоть бы и имелось вдоволь горючки - куда плыть?
        Командир, похоже, никаких сомнений не испытывал. Заглушил двигатель, вышел из рубки, приказал:
        - Бросайте якорь, пока на скалы не снесло.
        Якорь отправился за борт, вытянул весь трос, заменявший на пароходике якорную цепь, - и повис, не касаясь дна. Пришлось наращивать, благо в трюме нашлась еще одна бухта троса. Дрейф прекратился.
        - А теперь что? - невесело спросил Наиль, поглядывая по сторонам.
        - Ждать.
        - Сигнал, наверное, надо подать? - спросил Алька. - Костер хотя бы запалить... Что мы тут уже...
        - Незачем. Думаю, нас уже заметили.
        Может, и заметили... Но ждать пришлось почти четыре часа. Потом в бухту ворвался - именно ворвался, эффектно, на полном ходу - корабль. Описал широкую дугу вокруг пароходика, гася скорость, и остановился невдалеке.
        Корабль действительно относился к классу СВП - судов на воздушной подушке, - но на катер, взорванный на Печоре, походил не более, чем "Титаник" на рыбнадзоровский пароходик.
        Большой, не менее сотни метров в длину, хорошо вооруженный - две ракетные установки, пусковые для УРСов, пара 30-миллиметровых артустановок. Чем-то он напоминал МДК "Бизон", на котором Альке раз в жизни довелось прокатиться - весной, когда ДОН-3 отрабатывала на учениях морское десантирование в сложной ледовой обстановке. Но "Бизон" раза в полтора меньше, и Алька окрестил вновь прибывший корабль "крейсером".
        Кроме размеров, крейсер отличался от "Бизона" цветом - весь был выкрашен черной краской. И почти бесшумным ходом - газотурбинные двигатели МДК, помнится, завывали так, что общаться в момент десантирования можно было только по "балалайкам". А черный крейсер скользнул в бухту, как призрак - мрачный призрак пиратского корабля, на котором вечно скитаются неприкаянные души морских головорезов... Для полноты впечатления не хватало лишь истрепанного в лохмотья Веселого Роджера, - флагшток, венчающий небольшую надстройку, был пуст. Любые другие признаки принадлежности к флоту какой-либо державы отсутствовали, и номера, обычные для боевых кораблей, - тоже. Однако на борту красовалось название - "Гермес", - повторенное также латиницей и новоарабским письмом.
        На палубе крейсера - никого. В черном корпусе распахнулось широкое прямоугольное отверстие, но и там никто из экипажа не появился, лишь начал выдвигаться в сторону пароходика широкий трап. Нет, пожалуй, даже не трап, а пандус, способный выдержать вес боевой техники, скатывающейся на берег...
        Из трех воздушных винтов крейсера - огромных, диаметром в несколько метров каждый - вращался лишь один, два других неподвижно застыли в цилиндрических защитных кожухах. Дистанционно управлял швартовкой человек опытный: ювелирно подрабатывая винтом и механизмом, приводившим в движение пандус, опустил последний на планширь пароходика - аккуратнейшим образом, без малейшего толчка или удара. Сработали автоматические захваты, два судна составляли теперь единое целое.
        - Подниматься на борт по одному! - прогремел голос, усиленный динамиками. - Один прошел - идет следующий! Оружие оставить! Повторяю: оружие с собой не брать!
        Вот даже как...
        Алька вопросительно посмотрел на Командира. Тот положил свой "скорпион" под ноги, сделал знак остальным - делайте, мол, то же самое. Алька разоружился, а Наиль медлил, сжимая карабин в руках. Потом раздраженно шваркнул его о палубу.
        - Вперед, солдат, - скомандовал Командир Альке.
        Вперед так вперед... Алька пошагал по пандусу к темному провалу десантного люка. Неласково их встречают, ну да ладно. До заветной цели совсем близко, не стоит обращать внимание на мелочи. Экипаж крейсера тоже можно понять - у людей со Станции человек в форме "манулов" и с оружием вызывает вполне определенные рефлексы: прицелиться и нажать на спуск.
        Обширный отсек трюма, куда шагнул Алька, и в самом деле предназначался для перевозки техники, но сейчас ни единого танка или БТР в нем не оказалось. Лишь люди - десятка полтора, а то и больше, все с оружием, все в защитных комплектах.
        Безы? Московские безы? Похоже, они и есть...
        Форму Альки и эмблему "манулов" осмотрели внимательно, но никаких комментариев не последовало. Зато направили небольшой приборчик, наноскоп, очевидно - ненадолго, на пару секунд. Затем прозвучало первое после появления Альки на борту слово:
        - Сюда!
        Он послушно отошел в сторону, к стенке. Или к переборке? Вроде так на кораблях называются стены... В трюм крейсера вошел Наиль - и тоже очутился под прицелом наноскопа, а затем рядом с Алькой, у стенки или переборки...
        Появление Хвата вызвало у встречавших несколько удивленных междометий. С ним обошлись так же - просветили наноскопом и отвели в сторону, к остальным.
        Последним на крейсер взошел Командир.
        - Следуйте за мной, - сказал ему один из безов, ничем среди прочих не выделявшийся.
        Командир молча кивнул и пошагал куда-то в глубь корабля. Алька с Хватом и Наилем стояли на том же месте в компании нескольких безов, те уже снимали шлемы и броники, не ожидая никаких подвохов.
        Мимо протопали безы, притащившие на крейсер хорошо знакомые Альке контейнеры, еще один принес в охапке два "скорпиона" и карабин Наиля. Пандус медленно втягивался внутрь, пароходик удалялся... Вернее, конечно же, удалялся не он, - крейсер дал задний ход.
        Громыхнул взрыв, крейсер вздрогнул. Сходившиеся створки люка уже не позволяли увидеть пароходик, но и без того все понятно... Саданули на прощание УРСом, а скорее просто заложили заряд взрывчатки.
        Мелкие обломки падали в море в зоне видимости, одни тонули, другие, деревянные, оставались покачиваться на волнах, расходящихся после взрыва. Прощай, "Р-13". Все-таки твой номер оказался для тебя несчастливым...
        Время шло, ничего не происходило. Казалось, безы, оставшиеся с Алькой и его товарищами, сами не знали толком, что делать с гостями, и ждали на сей счет приказа от начальства.
        Потом приказ поступил - неслышный, переданный через "балалайки"...
        Исполнили приказ очень быстро, почти неуловимо для взгляда: только что Алька стоял на ногах - и вот уже лежит на холодном металле, руки заломлены за спину и зафиксированы не то наручниками, не то еще чем-то в том же роде... Все тренировки, все спарринги по рукопашке оказались ненужной тратой времени. Рядом лежал Наиль...
        Рукоять ножа должна была давить на живот, но не давила - клинок исчез из подаренных Митрофаном ножен, исчез незаметно для Альки. Оставшись без работы, эти ребята с голоду не умрут, вполне смогут подрабатывать карманниками-щипачами.
        А на Хвате отработанная методика дала сбой. Такие же быстрые, неуловимые движения, но на палубе в результате растянулся не гигант, а один из пытавшихся уложить его безов. Второму повезло меньше - он оказался в клешне Хвата, руки притиснуты к телу, попытался достать ногой - и не достал. Яростные матерки беза (первые слова, произнесенные во всей этой сцене) сменились хрипением, когда чудовищные пальцы сжались чуть сильнее...
        Но попытка сопротивления длилась очень недолго. Негромкий щелчок - Хват дернул свободной рукой, словно пытаясь отогнать муху или пчелу, клешня разжалась, без выскользнул на палубу. Следом - неторопливо, как спиленное дерево, - упал Хват. Импульсный парализатор, решил Алька. Что дальше делали безы с Хватом, он разглядеть не смог без риска вывихнуть шею.
        Что-то у Командира пошло не так, что-то не сложилось, если гостей крейсера столь решительно превратили в пленников...
        Разочарование... Только оно и осталось у Альки. Не хотелось ничего. Лежать на холодном металле палубы и ни о чем не думать. В особенности об ожидающей его судьбе. Но поганые мысли в голову все же лезли...
        Самым оптимистичным представлялся такой вариант: на Станцию он все-таки попадет, но там не задержится - передадут на периметре патрулю ОКР: добро пожаловать домой, пропавший без вести рядовой Нарута... А пессимистичных вариантов не счесть: могут без затей расстрелять, могут высадить на берег и бросить здесь без еды и топлива, могут...
        Альку и Наиля рывком подняли на ноги, подвели к какой-то не то каморке, не то здоровенному встроенному шкафу, распахнули дверцы... Ствол "дрели" дернулся недвусмысленным жестом: внутрь, живо! Наручники с них так и не сняли...
        В шкафу - иного названия это помещеньице не заслуживало - оказалось тесно, пахло смазкой, еще чем-то химическим... Никакого освещения, но совсем темно не было - свет просачивался сквозь дверцы, неизвестно для каких надобностей выполненные как жалюзи, из наклонных металлических полосок.
        Выстрел... Приглушенный, едва слышный, но Алька не усомнился - пальнули из "дыродела". Он напрягал слух - тишина, лишь доносился слабый шум каких-то работающих механизмов. Секунды тишины превратились в минуту, в другую... Надежда, приподнявшая было голову, уныло вздохнула и вновь свернулась в клубочек.
        Потом взвыла "дрель" - стрелок давил на спуск, не жалея боезапаса, причем где-то рядом, чуть ли не в соседнем отсеке... Словно по сигналу, тут же начали стрелять в другом месте - одиночными, но часто и беспорядочно.
        Алька припал к щели в дверце, но толком ничего разглядеть не смог - смотреть приходилось вниз, под крутым углом, и в поле зрения попали только ноги беза, стоявшего неподалеку от шкафа. Ноги дернулись и снова застыли, словно их владелец совсем уж собрался побежать, но в последний момент передумал.
        А стрельба раздавалась уже по всему кораблю... И это было абсолютно непонятно. Даже если Командир вступил в бой, никак не мог он драться в нескольких местах одновременно.
        По металлу загрохотали шаги, неторопливые, уверенные. Охранявший пленников без шагнул навстречу подходившему, теперь Алька мог видеть только его ботинки. Зато услышал слова:
        - Что там за...
        Фраза оборвалась. Охранник упал. Ноги беза еще двигались, словно он пытался поползти, но не хватало сил... Но на самом деле возле металлического ящика лежал мертвец. Не может человек, лежа на животе, смотреть в потолок, - если еще жив...
        Шаги теперь удалялись, и Алька так и не увидел, кто здесь прошагал, походя свернув шею человеку, их охранявшему. Наиль тоже пытался что-то разглядеть сквозь узенькие щелки, и тоже безуспешно.
        Охранник замер неподвижно. Ненадолго, секунды на две или три. Потом вновь зашевелился, и это уже не были предсмертные судороги. Без встал на четвереньки, затем на ноги. Попытался подхватить свою "дрель", валявшуюся рядом, и не смог - пальцы скользили рядом с оружием, не касаясь его. Лицо его по-прежнему смотрело за спину - мертвое лицо со струйкой крови, тянущейся из угла рта.
        Алька вспомнил разговор на причале, свои дурные вопросы, адресованные Командиру. Ты хотел знать, как это происходит? Вот так оно и происходит... Без всяких "встань и иди".
        - У-у-у-у-у... - прокомментировал Наиль процесс воскрешения. Вернее, процесс возвращения трупу части жизненных функций.
        Без ухватился двумя руками за свою голову и с силой развернул ее. Нагнулся, подобрал пушку, пошагал куда-то, - такими же тяжелыми, размеренными шагами, как его убийца. Голова не держалась прямо, свисала набок...
        Стрельба постепенно стихала, раздавались лишь отдельные редкие выстрелы.
        - У-у-у... - за плечом звучало все то же бесконечное междометие, и Алька сообразил наконец, что оно означает не изумление, а всего лишь борьбу со рвотными позывами.
        ...Мертвец с изуродованным пулей лицом и в залитом кровью мундире выполнил необходимые манипуляции с клавиатурой, прямой канал связи был установлен, но человек без имени преднамеренно не позволил своему колоритному "помощнику" выйти из-под объектива камеры, - иногда разговор полезно начать, шандарахнув собеседника обухом по темени.
        Хотя собеседник, чье изображение возникло на экране, казался способным перенести любой удар, да еще и врезать в ответ так, что мало не покажется. Плечистый здоровяк с тяжелым взглядом и неулыбчивым лицом, по левой шеке змеился старый шрам, преднамеренно оставленный в первозданном виде, не скрытый пластической операцией. В общем, колоритная личность.
        Открывшуюся взгляду мизансцену он оценил почти мгновенно... Лицо не дрогнуло, но чуткий микрофон передал явственно слышимый хруст - не иначе какой-то подвернувшийся под руку предмет закончил свое существование в огромном кулаке.
        - Что ты сделал с моими людьми?
        Голос звучал спокойно... Почти...
        - Что сделал? - переспросил человек и выдержал небольшую паузу, словно и вправду задумался: что же он такое сотворил с экипажем корабля?
        Не произнеся ни слова, он приказал мертвецу отойти в сторону, и лишь затем ответил:
        - Можно сформулировать так: твои люди начали мятеж. Нарушили твои приказы и наши договоренности. Подняли оружие на меня и моих спутников. А я привел их в безопасное для нас состояние. И принял командование над кораблем. Временно, разумеется.
        Теперь паузу сделал уже собеседник, осмысливая услышанное. Осмыслил быстро - несмотря на несколько пещерный вид, тугодумом он не был. Наоборот, в критических ситуациях умел мыслить нестандартно, находя оригинальные решения для сложных задач с быстро меняющимися условиями.
        Разумеется, никакого мятежа не было и в помине. Разумеется, безы в точности следовали инструкциям... Оба прекрасно это понимали. Но человек без имени предложил свою трактовку событий как необходимую основу для продолжения диалога... Хорошо, поговорим.
        - Будет лучше всего, Путник, если ты отправишься на Станцию. Прямо сейчас, не откладывая.
        - Зачем?
        - Мы сядем и спокойно все обсудим. И подумаем, как изложить ситуацию шефу. Потому что он не слишком доволен: рассчитывал получить еще в июне "Осирис", а получил вместо того неприятности с Россией - мелкие, но досадные. Не очень равноценная замена. А поручился за тебя, между прочим, я. И технику тебе передали под мою ответственность.
        - Понимаю и тебя, и шефа... Но на Станцию прямо сейчас я не отправлюсь.
        Долго сдерживаемая ярость прорвала-таки плотину напускного спокойствия.
        - Я достану тебя, Путник! Подниму "Сапсаны", мне насрать на границы России и на экстерриториальность Арктики, - и я достану тебя!
        Лицо на экране стало по-настоящему страшным... Человек без имени не испугался. И не только потому, что давненько позабыл, как это делается... Но он впервые свел знакомство со своим визави в те давние времена, когда тот - лишь начинающий свою карьеру в СБА офицер - охранял группу специалистов "Науком", проводивших первую рекогносцировку на Севере, в месте, ставшем годы спустя известным всему миру как Станция. Но даже в начале жизненного пути многообещающий юноша не был склонен к истерии и никогда не угрожал тем, кого мог реально достать, - наносил удар всегда неожиданно, без угроз и предупреждений. Прошли годы, молодой офицер высоко продвинулся по служебной лестнице московской СБА, но привычки его не изменились.
        - Эдуард, перестаньте бренчать... - сказал человек, намеренно понизив тон. - Мы оба понимаем, что найти в Арктике идущий под "зонтиком" корабль нереально, даже если поднять в воздух все ВВС всех приарктических государств. Разве что случайно, с вероятностью один к десяти тысячам...
        Собеседник на секунду задумался и произнес на удивление (учитывая недавнюю вспышку) спокойно:
        - Допустим. Тогда к чему весь наш разговор?
        - К тому, что я всегда выполняю обещанное. Твой шеф получит материалы "Осириса".
        - Свежо предание...
        - Получит. Если ты не совершишь большую глупость и не расстреляешь корабль на подходе к Станции.
        - Когда ты планируешь появиться у Станции?
        - Самое позднее через десять дней.
        На этот раз пауза длилась значительно дольше. По завершении ее Эдуард произнес:
        - Хорошо. Если "Гермес" прибудет в течение двух недель, мы откроем коридор в запретной зоне. Но "Сапсаны" в воздух все же поднимутся в ближайшие часы, и если ты вытянешь из десяти тысяч билетиков один с черепом и костями - это станет исключительно твоей проблемой, Путник.
        Человек мог сказать, что проблемы случатся скорее у пилота, - если среди летчиков найдется везунчик и сумеет разыскать иголку в стоге сена.
        Мог, но не сказал.
        "Сапсанами" дело не ограничится, все слова насчет "сядем и спокойно обсудим" - пустая болтовня. Трудно придумать лучший способ покончить с собой, чем сорвать операцию Кауфмана и перебить его бойцов. Мертвый может в интересах дела отправить на смерть кого угодно, даже самых близких и доверенных, но он никому не позволит безнаказанно трогать своих людей, заканчивая самым последним кашеваром.
        Человек без имени хорошо представлял возможные последствия бойни на "Гермесе", грозившие лично ему. Но отнесся к ним равнодушно. Он давно стал фаталистом в вопросах собственной жизни и смерти.
        Он нуждался в транспорте, способном преодолевать по Арктике практически ничем не ограниченные расстояния, - и не нуждался в людях Кауфмана, дышащих в затылок. Заполучил первое и избавился от вторых, только и всего. Теперь надо сделать главное дело, а что случится потом, не так уж важно...
        ...Для второй беседы аппаратуру человек настраивал собственноручно. И был совсем не уверен, что на вызов ответит именно тот, с кем он хотел поговорить... За три месяца слишком многое могло измениться.
        - Я думала, тебя убили в Печоре... - произнесла Дениза Ло вместо приветствия.
        - Пытались, но как-то не очень старательно... Я обещал тебе вернуться и я возвращаюсь.
        - Тогда поспеши. Большой Франк очень стремится заприходовать свое сокровище, пересчитать и запереть в банковском сейфе. И я с трудом сдерживаю его порывы.
        - Ты все рассказала ему?
        - Повторяю: я думала, что тебя убили. И что я одна могла сделать? Вывезти находку на собачьей упряжке? Сам хорош, задурил голову бедной девушке и исчез с концами...
        - Ничего, скоро ты станешь очень богатой девушкой, - обнадежил человек.
        6. Ошибка президента
        - Господин президент, в последнее время вокруг Острова происходит нечто странное.
        - Только лишь в последнее? Наверное, у нас разные понятия о странном, Дениза... Для меня странное - то, что тебе кажется нормальным. А твое "странное" мне обычно представляется страшным.
        - Господин президент...
        - Извини... Кстати, тебе не кажется, что я слишком часто перед тобой извиняюсь?
        - Хм...
        - Докладывай о своих странностях.
        - Остров стал объектом пристального внимания.
        - А именно?
        - Авиаразведка. За последнюю неделю зафиксировано четыре пролета над Островом летающих объектов, предположительно реактивных самолетов. Объекты пролетали на большой высоте, свыше двадцати тысяч метров. И активно излучали в разных диапазонах. Проще говоря, нас активно изучали всеми возможными способами... Наши специалисты утверждают, что если исходить из диапазона примененных частот, то с большой вероятностью три раза из четырех пролетала одна и та же машина.
        - Вариант с рейсовыми лайнерами исключен?
        - Полностью. Появление наших гостей никак не скоррелировано с расписанием трансарктических рейсов. И высота слишком мала для стратолетов.
        - Попытки снижения? Сброс стационарной аппаратуры или парашютистов?
        - Ничего похожего не зафиксировано.
        - Откуда прилетали гости?
        - Возможности нашей аппаратуры не позволяют отследить весь полет. Аэродром базирования может быть где угодно. В Гренландии, на русском или китайском арктическом побережье... На "Т-2", в конце концов.
        - Ну что же... Центральная Арктика экстерриториальна, и ее воздушное пространство открыто для всех... У тебя есть какие-либо предложения, Дениза?
        - У меня есть вопрос.
        - Внимательно слушаю.
        - Не так давно вы сказали, господин президент, что я своей головой отвечаю за шесть языков. Я очень внимательно отнеслась к сказанному и гарантирую: отсюда, с Острова, утечка исключена. И меня очень интересует, кто в Цюрихе знал и знает о нашей находке? Кроме вас и покойного Мориса, разумеется.
        Франк Айзерманн, президент корпорации "NPI", он же Большой Франк, помедлил с ответом, всматриваясь в лицо собеседницы, находившейся за тысячи километров. Дениза пока не вышла из-под контроля... Пока. Но, кажется, близка к этому... И правдиво ответить на ее вопрос - большая ошибка. Солгать - тоже ошибка, случается такое в жизни: задачка имеет два решения, и оба неправильные. Цена какой из ошибок окажется выше?
        Помолчав, Айзерманн сказал:
        - В структуре "NPI" никто не владеет информацией в полном объеме. Только ты и я.
        Это была правда. Далеко не вся правда, но и без того Денизе Ло брошена очень большая кость - информация о том, что Большой Франк не собирается делиться ни с Советом директоров, ни с акционерами, дает обширное поле для маневра...
        - Морис мог подстраховаться... - задумчиво произнесла Дениза. - Оставить где-то или кому-то копию переданных нам материалов...
        - Мог, - коротко подтвердил Айзерманн, хотя был уверен в обратном.
        На самом деле главную ошибку он совершил две недели назад, и все остальные стали ее следствием... Запустил пробный шар на рынке генетических материалов, доселе незнакомом. Небольшой аукцион "для своих", куда случайные люди попасть не могут по определению. В качестве одного из лотов выступил дьюар, привезенный Денизой с Острова. Казалось, все произошло наилучшим образом: покупатель, "Фонд репродукции" - давно известная и вполне платежеспособная фирма с безупречной репутацией, оплата переведена в срок, вырученная сумма позволяет строить самые радужные планы... Проигравшие аукцион структуры дали понять, что тоже весьма заинтересованы в "чистых" генах и готовы к долговременному сотрудничеству...
        Но все плюсы состоявшейся сделки перечеркнуты один жирным минусом. Комиссионер, выставивший лот на аукцион, действовал в интересах не "NPI", но лично Франка Айзерманна. И - этот человек исчез. Просто-напросто пропал. Вышел из дома и не вернулся через два дня после завершения аукциона... Ничего конкретного о происхождении уникального товара он не знал. Однако его связь с президентом "NPI" - ниточка, уводящая очень далеко... К ледяным туннелям, выдолбленным в толще Острова.
        И почти сразу начались полеты самолетов-разведчиков. Такая оперативность наводила на кое-какие подозрения...
        Многие игроки на рынке биоматериалов могли сразу, без раскачки, без долгих экспертиз, оценить все значение появившейся в продаже небольшой партии "чистых" генетических материалов, просчитать колоссальные барыши, которые можно получить, наложив руку на весь запас... С другой стороны, существовало достаточно спецслужб и криминальных сообществ, способных очень быстро организовать силовую акцию против комиссионера и, по ее результатам, авиаразведку Острова.
        Но пересекались эти два множества, по мнению Айзерманна, на единственной структуре. На Ассоциации Поставщиков Биоресурсов (в просторечии - Ассоциация). Об этой жутковатой организации давненько ничего не было слышно - в мире, где рухнуло действие законов, не слишком востребованы люди, специализировавшиеся на их нарушении... Но многочисленное и разветвленное преступное сообщество не могло исчезнуть в одночасье, какие-то дееспособные обломки и осколки наверняка сохранились.
        - Разбираться, где и как мы засветились, придется, - сказал Айзерманн. - Но гораздо важнее сейчас предотвратить возможные последствия утечки. За какой срок ты сможешь подготовить эвакуацию генохранилища на Большую Землю?
        - Зачем?
        - Что - зачем?
        - Зачем его эвакуировать?
        - Видишь ли, воздушная разведка с применением современной аппаратуры для электронного шпионажа - дело затратное, особенно если заниматься ею у самой макушки мира. И никто не будет шпионить единственно для того, чтобы подглядеть, как ты принимаешь душ... За разведкой последует силовая акция. Странно, девочка, что ты этого не понимаешь.
        Речь Айзерманна звучала по-прежнему ровно и спокойно, но где-то рядом замигал невидимый красный сигнал и запищал неслышимый тревожный зуммер. Потому что "девочкой" президент называл Денизу Ло лишь в те минуты, когда был крайне ею недоволен. Когда всерьез размышлял, какие жесткие меры применить к строптивой подчиненной... Едва ли Большой Франк контролировал эту свою речевую особенность, но Дениза заметила ее давно.
        - Я прекрасно все понимаю, господин президент. Но мне кажется, что подготовить акцию против Острова значительно труднее, чем против любого другого места, где вы могли бы разместить генохранилище. Хотя бы по географическим и климатическим причинам. Перебросить к нам, например, взвод десантников и снабдить их всем необходимым для успешных действий и для возвращения - задача, требующая долгого и тщательного планирования. Даже при наличии необходимых финансовых и технических возможностей.
        "А самое главное, - подумал Айзерманн, - на Острове хозяйка ты, Дениза. Королева. Императрица. Да еще и верховная жрица оболваненных альмеутов... Но все эти титулы превратятся в ничто, если забрать главное сокровище нашего мира, лежащее у тебя под ногами. И ты это прекрасно понимаешь".
        - Поэтому я категорически против эвакуации генохранилища с Острова, - подвела Дениза Ло итог своей маленькой речи.
        Можно было произнести всего одну фразу и посмотреть, рискнет ли Дениза в открытую выйти из подчинения. Но Большой Франк не стал ее произносить. Девочка сорвалась с резьбы не сегодня и не вчера, и не совсем адекватно оценивает свои силы и возможности, но в одном права - достать ее в Арктике очень сложно. Надо было, конечно же, решить вопрос во время ее последнего визита в Цюрих. Однако тогда все расклады не были ясны до конца, и Большой Франк не рискнул... Теперь жалел об этом.
        - Возможно, ты в чем-то права... - задумчиво произнес Айзерманн.
        Прозвучало это так, словно слова Денизы заставили президента усомниться в собственной правоте... На самом деле решение он принял мгновенно. Срок пребывания Денизы Ло на посту вице-директора начал свой обратный отсчет... И срок ее жизни - тоже.
        Но до поры надо делать вид, что статус-кво сохраняется. Последние слова Айзерманна преследовали одну цель: проверить, нет ли у Денизы в запасе еще каких-либо козырей.
        Она молчала. Большой Франк зашел с другой стороны:
        - У тебя слишком мало людей, чтобы сопротивляться серьезному вторжению.
        "И чтобы ссориться с руководством корпорации..." - не стал добавлять вслух Айзерманн. Дениза девочка умная, сама поймет, что имел в виду президент.
        Она поняла... И немедленно отреагировала:
        - Мною предпринят ряд дополнительных мер по укреплению безопасности Острова.
        - А именно?
        - Приведена в нерабочее состояние взлетно-посадочная полоса. Альмеуты получили дополнительное оружие и патроны.
        Несерьезно... Испорченная полоса никак безопасности Острова не поспособствует. Существует достаточно летательных аппаратов с вертикальным взлетом и посадкой. Десантный конвертоплан можно посадить на любой ровный пятачок рядом с Островом... И альмеуты ничем не помогут.
        Большой Франк никогда не встречался ни с одним альмеутом, лишь изучал отцеженную и профильтрованную референтами информацию, и один момент ему хорошо запомнился: альмеуты - странные люди, совершенно неспособные к войне. Отличные стрелки, и в науке выживания дадут фору любому европейцу, - а воевать не могут. Менталитет не позволяет. Многие поколения альмеутов жили в условиях жесточайшей борьбы за жизнь - с природой, с климатом, с холодом и голодом. Мысль, что еще и люди могут убивать людей, в альмеутской голове не укладывается. Тех, кто занимается подобными вещами, они за людей не считают. Не в переносном смысле, в самом прямом, - не считают. Всякое, конечно, случается в жизни, - и даже в альмеутских стойбищах бывают убийства. Убийц они не казнят, просто изгоняют, забрав еду и другие припасы, - нелюдь не может жить рядом с людьми, - и оставленные один на один с Арктикой преступники обычно не заживаются...
        Так что, дорогая Дениза, создать партизанский отряд из аборигенов у тебя не получится.
        - Молодец, отличная работа, - похвалил Айзерманн с улыбкой, выглядевшей вполне искренней.
        И тут она произнесла нечто, мгновенно согнавшее улыбку с лица президента.
        - А еще я заминировала генохранилище.
        - Ты... - Большой Франк осекся, замолчал, переваривая услышанное.
        - Да. Все наличные запасы взрывчатки сложены там. Возле криостатов. Можете быть спокойны, господин президент: даже при самом гнусном развитии событий чужим наше сокровище не достанется.
        Блеф? Сколько там у них взрывчатки? Пожалуй, вполне достаточно... Один из главных методов поиска нефтяных "карманов" под паковыми льдами - сейсмологический, пробные взрывы вокруг Острова гремят часто... Наше... Она сказала "наше сокровище"... Не хочет сжигать все мосты? Или усыпляет бдительность?
        Франк Айзерманн ощутил себя старой развалиной... Когда-то он чувствовал себя в подобных ситуациях - требовавших мгновенного анализа чужих слов и мгновенных безошибочных решений - как рыба в воде. Как хищная стремительная рыба, акула или барракуда... Сейчас он понимал, что не сможет продолжать разговор... Или сможет, но сорвется и скажет что-то, о чем придется жалеть...
        - Дениза, девочка, ты отлично поработала, - произнес он, стараясь не сбиться с прежнего тона. - Эвакуацию генохранилища я отменяю. Немедленно сообщай обо всех изменениях обстановки.
        Распрощались они вполне сердечно - если и не как заботливый отец и любящая дочь, то уж точно как такие же дядюшка и племянница.
        Запись беседы Айзерманн прокрутил несколько раз... Вслушивался в каждое слово "племянницы", всматривался в каждый нюанс ее мимики... Дениза вела себя неправильно. Да, на руках у нее много сильных карт - но значение они имеют лишь там, в Арктике. Нельзя сидеть на Острове, охраняя сокровище, и одновременно превращать его в деньги на Большой Земле. У Айзерманна коробок, у нее спички, - надо как-то договариваться, чтобы совместными усилиями добыть огонь...
        А Дениза поступила непонятно. До сих пор она держалась с Большим Франком достаточно лояльно. Да, отговаривала от намерений перевезти генохранилище на материк - но именно отговаривала, вполне логично объясняя, что раз уж на Острове клад никто не нашел за век с лишним, даже не пытался искать, - то нет никаких оснований считать, будто что-то изменится в ближайшие годы... И, естественно, Дениза не позволяла себе никаких завуалированных угроз в адрес главы корпорации.
        А сейчас обозначила все свои преимущества, но договариваться не пожелала, хуже того, намеренно провоцировала шефа. И лишь уступчивость Айзерманна позволила не довести дело до открытого конфликта.
        Странно... Тем более странно, что в игру вступили новые игроки, проявив свой интерес к Острову. Его труднодоступность дает Денизе лишь выигрыш во времени, не более того. Если кто-то всерьез решит добраться до генохранилища, не жалея времени, сил и средств, - в конце концов доберется.
        Денизу такая вероятность ничуть не пугает. И конфликт с Айзерманном не пугает. На что она надеется?
        Айзерманну представилась очень неприятная картинка: большой транспортник вертикального взлета, совершивший посадку на Острове, цепочка солдат, передающая с рук на руки дьюары. И наблюдающая за погрузкой Дениза в военной форме... В форме капитана народно-освободительной армии Китая.
        Ерунда, конечно же... Стереотипное мышление. Результат стараний авторов боевиков, уверяющих зрителей, что мир переполнен шпионами, диверсантами и спецагентами, и девяносто процентов из них - поднебесники.
        Но на внешнюю помощь Дениза рассчитывает, сомнений нет. И уверена, что помощь придет быстрее, чем кто-либо - чужаки ли, бывшие ли свои - подготовит акцию по захвату Острова.
        Значит, ее надо удивить... Сыграть неожиданно и быстро.
        Господин президент вызвал секретаря, произнес, не глядя в экран:
        - Связь с Ван Бурком. Срочно.
        Что связь должна быть установлена по каналу, защищенному всеми возможными способами, Айзерманн не стал добавлять. С капитанами принадлежавших "NPI" подводных танкеров он только так и общался.
        Иоганн-Ахмет Ван Бурк, известный также под прозвищем Адмирал, спал в момент получения вызова. И судя по всему, собирался спать еще долго. Просыпаться пришлось под прицелом камеры и под взглядом - виртуальным - босса.
        - Доложите ваше местоположение, - приказал Большой Франк. - И говорите по-немецки, если не трудно.
        Ван Бурк слыл большим полиглотом, объяснялся чуть ли не на двух десятках языков, из принципа никогда не используя электронные переводчики. Но лишь немецкий, голландский и родной африкаанс звучали в исполнении Адмирала достаточно сносно, не вызывая у слушателей желания уточнять и переспрашивать.
        Капитан скосил взгляд куда-то в сторону, помотал головой, протер глаза... И назвал несколько цифр. В заспанном голосе чувствовалось раздражение.
        - Курс? - не отставал Айзерманн.
        - На Эль-Малук, куда еще я могу тащиться с полными танками "чернухи"... - тоскливо ответил Адмирал, явно мечтая взять другой курс - прямиком к собственной койке.
        - Эль-Малук отменяется. Возвращайтесь к Баренцбургу. Когда вы сможете там отшвартоваться?
        - Через тридцать шесть часов... - Удивление в тоне Ван Бурка боролось с сонливостью. - Но...
        - Надо уложиться в двадцать четыре.
        Так и только так можно обыграть сучку, слишком многое о себе возомнившую... Она считает, что ее главный козырь время? Пусть считает...
        - У меня полные танки нефти, - повторил Ван Бурк. - За сутки не дойду.
        - Слейте ее в море.
        - Что?! Не понял...
        - Слейте нефть в море. Какая часть этой фразы вам неясна, капитан?
        Лишь сейчас Адмирал окончательно проснулся. И сообразил, что речь идет о чем-то непонятном, но крайне серьезном.
        - Слушаюсь, господин президент.
        - С этого момента соблюдайте режим полного радиомолчания. Связь только со мной и только по этому каналу.
        - Слушаюсь.
        - В Баренцбурге получите дополнительные инструкции.
        - Слушаюсь.
        - До связи, капитан.
        - До связи, господин президент.
        Вот так, Дениза, вот так... У старого волка еще остались клыки... Ты ждешь неприятности с воздуха? А они приплывут подо льдами...
        Теперь у него есть двадцать четыре часа, чтобы перебросить в Баренцбург тех, кого Ван Бурк примет на борт. Группу боевиков Айзерманн подготовил заранее, как только стало известно о незапланированном результате аукциона. Наемники, никак не связанные ни с "NPI", ни со структурами, подконтрольными Нику Моратти. И уж тем более понятия не имеющие о конъюнктуре рынка биоматериалов... Контракт заключен через посредника, известного лишь Большому Франку. Сроки его исполнения сдвигаются вперед, придется доплачивать за срочность, но дело того стоит...
        Дениза не ждет субмарину по меньшей мере в ближайшие три недели. Внеплановое всплытие станет для нее полной неожиданностью. Сколько у нее бойцов? Полтора десятка, если допустить, что она успела перетянуть всех охранников на свою сторону. Нет, даже меньше, - двоих она ликвидировала собственноручно... Гражданский персонал не в счет, мирные нефтяники, в силовых акциях никогда не участвовавшие... И альмеуты не в счет.
        Айзерманн был уверен, что его ставленники одержат победу. Что он опередит всех - и Ассоциацию (если это действительно она), и тех, с кем связалась Дениза.
        Возможно, уверенность президента "NPI" могло бы поколебать знание того факта, что среди клиентов посредника, заключавшего контракт с наемниками, числятся люди, известные в узких кругах как группа "Памир"...
        Но Большой Франк об этом не знал.
        7. Белая субмарина
        Под утро ей приснился давний кошмар...
        ...На третьем витке, при торможении, отказал левый двигатель. Ситуация становилась критической. Они уже не спускались. Они падали. Дениза вновь запустила тестирование и для ускорения процесса задала прямое, на "балалайку", отражение результатов.
        Лучше бы она этого не делала...
        С таким же успехом можно было воткнуть в затылок оголенный провод под напряжением - по крайней мере, ощущалось это именно так. Несмотря на старания кибераптечки, накачивающей девушку обезболивающим, из ее глаз градом катились слезы.
        - Что с тобой? - встревоженно спросила Люс.
        - Сканирование систем... и корпуса... мать его... - простонала Дениза.
        - И результаты плачевны?
        - А ты думала... я оплакиваю свою девственность?
        Люс не ответила. Сканирование закончилось, и Денизу перестало трясти. Ее спутница уже получила результаты и отрегулировала работу двигателей, центрального и правого, компенсируя вышедший из строя. Но это ненадолго. Достаточно мощная турбулентность сведет результат ее работы к нулю. А ниже, в плотных слоях атмосферы, у них появятся еще два врага, действующих заодно: сопротивление воздуха и собственный вес "челнока".
        А что, если...
        - Можешь врубить ходовой?
        - Не поняла?
        - Я поставлю "челнок" вертикально. Ты врубишь ходовой, и мы немного погасим скорость. А потом снова сделаем кувырок и... Лови данные.
        - А если начнется спонтанное вращение?
        - Это уже мои проблемы. Ох, Дени, ты же знаешь: я в свое время крутила над Луной и в атмосфере такие трюки... Покрутимся и стабилизируем полет... Главное - сбросить скорость. Пуск через двадцать четыре секунды.
        Крутила... Чем еще заняться дочери богатого верхолаза, живущей в спейс-отеле? Если до смерти надоели все развлечения, все оргии в невесомости - одно и то же, и вокруг одни и те же лица золотой молодежи, крайне узкого круга счастливцев, кружащихся в безопасном космосе над планетой - корчащейся, издыхающей в судорогах?
        Отдушиной для Люс стал космический экстрим и короткие авантюрные вылазки на Землю. Адреналин, риск, настоящая жизнь... Ну, или очень похожая ее имитация.
        Денизу Ло скука не томила, и в лишних порциях адреналина она не нуждалась. Работала за деньги, обеспечивая безопасность Люси Мак-Грегор. Очень модно, когда телохранитель не облепленный мускулами мужчина, а молодая и красивая женщина... Профессии бортового техника и второго пилота Денизе пришлось освоить поневоле - на спортивных космических "челноках" слишком мало места, чтобы возить лишнего человека в роли охранника...
        Люси Мак-Грегор при всем своем авантюризме пилотом была опытным. И - что порой не менее важно - везучим. Но в тот день ей не повезло... Отказ двигателя и системный сбой в продублированной системе диагностики - крайне маловероятное наложение случайностей. Однако они наложились, сделав задуманный маневр крайне рискованным, хотя все же выполнимым.
        Но третью случайность никто не смог бы предусмотреть и просчитать, даже с самой малой, исчезающей вероятностью... Такого не случалось. Никогда. И все же случилось в тот день, в День Станции... Гигантский столб освобожденной энергии ударил вертикально вверх, и верхние слои атмосферы над арктическим бассейном стали малопригодны для полетов... "Челнок" оказался вдали от эпицентра, на самой периферии энергетического удара, но и того, что досталось на его долю, хватило с избытком...
        ...Приземление нельзя было назвать мягкой посадкой. И даже жесткой. Это вообще была не посадка - падение, едва замедленное аварийными системами. На миг Дениза отключилась... и тут же очнулась - скорее от болезненного укола в вену, чем от лекарств, которыми ее поспешила накачать услужливая аптечка. Мир качнулся и замер. Дениза выпустила воздух сквозь сжатые зубы и покосилась на Люс.
        Та лежала в кресле. Казалось, отстегни кто-нибудь ремни безопасности, и девушка соскользнет на пол, стечет, как тающее мороженое... Тело Люс обмякло и лишь изредка подергивалось, а ее пальцы непрерывно шевелились. Изо рта текла кровь - темной неторопливой струей...
        Дениза попыталась вскочить, расстегнуть ремни, прийти на помощь - и все потонуло в белесой мгле. Когда она вновь открыла глаза, Люс была мертва. Кровотечение прекратилось, пальцы застыли в неподвижности... Температура в кабине падала. Дениза закрыла глаза и стала ждать смерти...
        ...Она выдернула себя из кошмара усилием воли. Казалось, стоит закрыть глаза - и перед мысленным взором вновь предстанет мертвое, окровавленное лицо Люс... И Дениза решила вставать, хотя до запланированного подъема оставался почти час.
        Поднялась, включила свет во всем жилом блоке, прошла в душевой комплекс. В свое время психолог, проводивший курс реабилитации, посоветовал ей после подобных кошмаров принимать холодный душ. "Чтобы остудить мозги", как он выразился. В чем-то он был прав: купание помогало переключиться. Однако по собственному опыту Дениза предпочитала пенную ароматизированную ванну. Например, "с ароматом роз". Небольшая роскошь, которую можно позволить себе даже в режиме жесткой экономии ресурсов. Слава Матери-Рыбе, руководство корпорации не считало, что в Арктике топ-менеджеры должны жить по-спартански. Пробежавшись пальцами по выдвижной панели, Дениза выставила температурный режим. Тридцать шесть по Цельсию... потом тридцать девять... и слить воду на десяти. А пока ванна наполняется, можно немного помечтать.
        Три года назад ей казалось, что она ухватила за хвост птицу счастья. Несколько месяцев жизни на стойбище альмеутов, спасших ее из разбитого "челнока", не стали потерянным временем. Из постоялицы снежной хижины она очень быстро превратилась в полноправную хозяйку просторного кабинета вице-директора "NPI" - неплохая карьера для девушки, умеющей в основном охранять чужую жизнь и отнимать ее же множеством различных способов...
        В промежутке между этими двумя этапами жизненного пути у Денизы Ло была аудиенция у главы "NPI" Франка Айзерманна, добиться которой удалось с большим трудом. Ей повезло, Большой Франк умел рисковать и не отвергал с порога неожиданные проекты, казавшиеся авантюрами другим боссам большого бизнеса. Именно такой проект она принесла ему в готовом виде - хорошо обоснованный, продуманный за долгие месяцы. В общем-то, никаких Америк она не открыла, все знали, что арктическая нефть хлещет из разрушенных скважин, всплывает и где-то скапливается, - но понятия не имели, как ее разведать, собрать и вывезти хотя бы с минимальным уровнем рентабельности... Арктика есть Арктика - каждый человек, доставленный туда, каждый килограмм груза становятся поистине золотыми.
        План Денизы был основан на двух новаторских идеях. Во-первых, на максимальном использовании местного населения. Потрясший планету Катаклизм меньше всего затронул самые примитивные социумы, затерянные в глухих углах, оказавшиеся даже не на обочине прогресса и цивилизации - далеко-далеко в стороне от магистральной дороги. Когда прогресс вкупе с цивилизацией рухнул, они почти ничего не лишились. Альмеуты даже кое-что приобрели - в стойбище, где проходили вынужденные каникулы Денизы, нефть отапливала каждое иглу и служила для приготовления пищи. Именно нефть позволяла альмеутам кочевать теперь вдали от островов, в Центральном арктическом бассейне - дерево, выбрасываемый на берега плавник стал в новых условиях далеко не самым важным ресурсом...
        Второй идеей Денизы стало использование подводных танкеров вместо восстановления разрушенных подводных трубопроводов. В мире хватало атомных субмарин - устаревших, с демонтированным оружием. Зачастую они использовались как плавучие АЭС для снабжения энергией прибрежных районов. После Дня Станции нужда в таких электростанциях почти пропала - единые энергосети разрушены, а число живших в прибрежной полосе потребителей сильно сократили цунами-убийцы...
        Опустевшие боевые отсеки у атомных субмарин герметичны, убеждала Дениза Айзерманна, переделать их в нефтеналивные танки - бригаде сварщиков на неделю работы, для этого не нужны ни верфи, ни доки, никакая прочая береговая инфраструктура и высококвалифицированный персонал...
        Большой Франк поверил и проникся. Вложил деньги в переоборудование двух атомных левиафанов, получивших новые имена: "Брунгильда" и "Зигфрид". И даже подкинул свою идею, весьма удачно вписавшуюся в проект: использовать в качестве базы для нефтедобычи ледяной остров, арендованный "NPI".
        Денизе казалось, что сбылись ее мечты - она попала в круг людей, на которых до тех пор смотрела исключительно снизу вверх... Платой за восхождение стали несколько месяцев в году, проводимые в Арктике. Она не расстраивалась - роль верховной жрицы альмеутов поначалу пришлась весьма по душе. Возрождение древнего культа (в весьма измененном виде, адаптированном к целям "NPI") особых трудов не составило, в качестве консультантов были привлечены лучшие специалисты по культурологии и истории религий... А уж обмануть простодушных детей льдов - совершая "чудеса" на основе нанотехнологий и общаясь с духами по "балалайке" - вообще стало задачкой для первого класса.
        Прозвучал негромкий писк таймера, Дениза открыла глаза, бросила взгляд на табло электронных часов - сорок минут в запасе есть... И она нырнула в ванну, увенчанную кучевыми облаками благоуханной пены.
        У любой мечты есть одно поганое свойство - она может сбыться, превратиться в обыденную реальность... Мечта Денизы Ло сбылась. Новой не было. Жизнь во льдах все более тяготила. Роль верховной жрицы не доставляла прежних эмоций... Иногда ей хотелось вновь сесть за штурвал "челнока" и попытаться-таки удачно выполнить тот маневр, что не смогла выполнить бедняжка Люс...
        Все изменилось недавно, когда на посадочную площадку "Т-3" опустился вертолет с чужаками... Чужих Дениза - здесь, в своих владениях - не жаловала. И ходить (или плавать, или летать) к ней в гости без приглашения было чревато многими неприятностями. Тем более так нагло... Не для того она создавала свою маленькую островную империю, чтобы к доходному делу тянулись загребущие лапы конкурентов.
        Но с этими чужаками оказалось не все так просто... Она до сих пор не понимала, чего добивался человек, не пожелавший назвать свое имя - зато открывший тайну: буквально под ногами у Денизы лежит клад, сокровище баснословной ценности. Никакого предварительного вознаграждения за свою информацию человек не потребовал - но если поиски окажутся удачными, хотел получить свою долю.
        Она не поверила. Ничему. Ни в клад, ни в то, что древняя сперма может оказаться кому-то нужна в больших количествах и за огромные деньги. Тьфу, этого добра и в свежем виде хватает, в парном, в тепленьком...
        Не поверила - но зачем-то отпустила человека. Помутнение какое-то случилось... Или женский каприз... Спустя сутки вертолет улетел.
        Поисками Дениза занялась неделю спустя исключительно от скуки. Надоело охотиться на белых медведей, вооружившись "дыроделом" с одним-единственным патроном. Все чаще снилась окровавленная Люс, штурвал валящегося в штопор "челнока", перегрузки, стремительно чередующиеся с невесомостью...
        Она приказала начать пробные бурения, а сама по доступным в сети публикациям поинтересовалась конъюнктурой на рынке генных материалов... Полученная информация заставила призадуматься. Очень крепко призадуматься... Когда очередная скважина угодила в подледную пустоту, глубокий скептицизм Денизы сменился несколько иным настроем... Пустота могла оказаться "карманом", полостью во льду, заполненной воздухом или водой. Но это был не "карман"... Это было самое большое сокровище мира, но в тот момент Дениза до конца не понимала - насколько БОЛЬШОЕ... Полная ясность наступила лишь после беседы с Морисом Бенуччи, когда о находке уже знал Большой Франк.
        Где-то далеко тоскливо завыла сирена. Для Острова и его обитателей наступил очередной рабочий день. Дениза скользнула к бортику ванны, пена выплеснулась на пол... Водные процедуры завершены. Добыча нефти сейчас интересовала Денизу Ло не то что в последнюю очередь - никак не интересовала. Но порядок есть порядок. Ни к чему вызывать разброд и шатание в умах, пусть люди занимаются привычным делом и поменьше задумываются.
        ...Процесс занял около полутора часов, процесс превращения Денизы Ло, коменданта Острова и вице-директора "NPI" по контактам с местным населением, в Иунок-иа-луу, Сошедшую-с-Небес, верховную жрицу альмеутов и живое воплощение девы-прародительницы Нильмуэ.
        Шаманские игрища тоже до смерти надоели, но сегодняшний молебен в храме провести придется. Дениза никогда и никому не призналась бы в том, что испытывала к детям льда немалую слабость. Однако испытывала, и не только в благодарность за спасение жизни...
        А вскоре для альмеутов наступят нелегкие дни. Слишком тугая петля чужих враждебных интересов затягивалась вокруг Острова. Дети льда должны уйти, откочевать, чтобы не угодить между молотом и наковальней, и на сегодняшнем молебне в храме она объявит об этом... Откладывать нельзя, времени остается совсем немного.
        Дениза Ло не знала, что времени осталось гораздо меньше, чем она предполагала... И что последнему молебну состояться не суждено.
        - Госпожа комендант, разрешите обратиться!
        - Слушаю, Стоун.
        - Вы приказали доложить, если в округе появится матерый медведь... Сегодня у поста-семь обнаружили следы. Во-от такие...
        - Стоун, у тебя серьезные проблемы с глазомером... Урежь размер следов. Хотя бы раза в два.
        - Да гореть мне в пламени Джаханнама, госпожа комендант! Именно такие! Есть же записи в "балалайках"... Какой-то мутант-переросток... Прикажете выследить?
        - Не время, Стоун, не время... Когда-нибудь потом.
        Капрал разочарованно вздохнул. Похоже, премии за радостное известие не дождаться... Он хотел еще добавить, что гигантские следы выглядели в высшей степени загадочными - их цепочка обрывались на рыхлой полосе снега неожиданно, словно зверюга взяла да и взмыла в воздух... Хотел, но ничего не сказал, голова у начальницы явно занята совсем другим. И капрал Стоун произнес без прежнего энтузиазма:
        - Еще с вами хотел поговорить этот парень из местных, Тальк... Якобы срочное дело.
        - Где он?
        - Ждет у спуска... Два часа уже ждет.
        - Хорошо... Возвращайся на пост, Стоун.
        - Слушаюсь! Только... зря вы все-таки... медведь-то всем медведям медведь...
        - Марш на пост! Бегом!
        Дениза решила уделить несколько минут Талькуэ. Молебен молебном, но неплохо бы и в приватном разговоре прощупать настроения альмеутов... Что, к примеру, они думают о прибывшем три дня назад "Гермесе"? Не считают ли порождением Стального Демона? В свое время Дениза потратила немало усилий, убеждая паству, что танкеры-субмарины находятся под покровительством Матери-Рыбы, пришлось даже перекрашивать обе подлодки в белый цвет - ведь всем известно, что никакие злые сущности не могут быть белыми...
        ...Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, ожидал верховную жрицу у подножия вырубленной во льду лестницы, спускавшейся с отрогов Острова. Путь наверх был открыт лишь жрецам, для простых альмеутов на сей счет существовали строгие запреты.
        А вот путешествовать в Междумирье и уж тем более в Верхний мир никто альмеутам не запрещал... И все же Талькуэ ломал голову: как, в какой форме сказать верховной жрице то, что он должен сказать?
        Вера Талькуэ имела двойственную природу... Он никогда не сомневался в том, что говорили жрецы, тем более что их слова во многом совпадали с обрывками, осколками старой веры, сохранившимися у альмеутов. Сомневаться в собственных путешествиях по иным мирам, во встречах с Большими Братьями, оснований еще меньше... Но эти путешествия и встречи были не совсем правильными, далекими от канонов... Кто он такой, Талькуэ-иа-сейглу? Не жрец, не шаман, дилетант-самоучка...
        Слова "дилетант" Талькуэ, конечно же, не знал, в его лексиконе имелось слово "киук" - превратившееся из имени собственного в нарицательное: так называли безусых охотников, впервые взявших в руки винтовку или зверобойное копье и случайно, стечением обстоятельств, умудрившихся завалить на первой же охоте матерого моржа или медведя...
        Так вот, в делах шаманских он типичнейший киук, которому полагается помалкивать, когда говорят действительно опытные охотники. Возможно, верховная жрица давно знает все, что он собирается рассказать. Возможно, поднимет на смех. Но промолчать Талькуэ не мог...
        ...Дениза Ло почувствовала нешуточную досаду. Разговор и в самом деле зашел о "Гермесе" - и все, что Дениза с таким успехом проповедовала своей пастве, теперь обернулось против нее...
        Талькуэ, без сомнения, был лучшим разведчиком среди альмеутов, и Дениза хорошо это знала. Но сейчас парень нес такую пургу - слушать тошно. Якобы прибывший на "Гермесе" хойту лишь выглядит как хойту, а сам на деле не пойми кто, в лучшем случае злой дух, овладевший телесной оболочкой, а в худшем - и подумать страшно...
        Короче говоря, религиозное помешательство в чистом виде. И самое обидное, что она, Дениза, во многом виновата в том, что у бедного разведчика поехала крыша.
        Осторожно подбирая слова и используя ритуальные выражения, она поинтересовалась: отчего у Талькуэ появились такие странные подозрения? Разве он не знает, что злым духам заказан путь на Остров, защищенный могучими заклинаниями? Разве забыл, что ни одному злому духу не дано укрыться от взора жрецов, умеющих не только смотреть, но и видеть?
        Парень мялся, но все-таки объяснил: этот якобы хойту не такой, как все прочие хойту, способные находиться лишь в Среднем мире. Он высок, куда выше своей телесной оболочки, он идет по Льдам Среднего мира и - одновременно - движется в Междумирье, Верхний и Нижний миры открыты ему... Так не бывает, так не должно быть - и это страшно. Наверняка он демон, пришел за кровью и за йетангу, а то и за душами настоящих людей - и не уйдет, не напившись и не наевшись досыта. Нужны жертвы, и не простые... ну да верховная жрица ведь наверняка все знает и понимает, и спрашивает, лишь чтобы испытать, насколько Талькуэ тверд в вере.
        При слове "жертвы" Дениза Ло тяжело вздохнула. И вспомнила, как несколько лет назад она - обнаженная, измазанная липкой менструальной кровью - пролезала в широкий ворот меховой рубахи, чтобы вылезти с другой стороны, между ног женщины, стонущей и изображающей родовые схватки. Иного способа стать альмеуткой - превратиться из хойту в человека и остаться в живых - не существовало... Она "родилась" и осталась жить, но до чего же это было мерзко... И липко...
        Слушая всю ересь, что нес Талькуэ, она ощутила нечто схожее, липко-мерзкое. Как ни старались специалисты по религиям синтезировать веру простую, практичную, свободную от диких пережитков, - случаются такие вот выверты...
        Но лечить парня от религиозного психоза времени нет. А если его бредовые идеи о хойту-демоне распространятся среди альмеутов - быть беде.
        В недавнем разговоре Дениза отметила улыбку, быстро промелькнувшую на губах Франка Айзерманна при ее словах об оружии, розданном аборигенам... Старик ошибался, считая, что они неспособны убивать людей. Вернее, на человека у настоящего альмеута рука никогда не поднимется, но хойту убить даже проще, чем моржа или тюленя, - духов убитых животных приходится потом задабривать, чтобы не увели живых сородичей и не испортили всю охоту, а хойту можно прикончить попросту, без ритуалов.
        Объявить Талькуэ умалишенным и изолировать в дальнем иглу? Не вариант... У альмеутов к психам отношение особое, и к их словам прислушиваются куда как внимательно - устами человека, лишенного своего разума, могут вещать добрые духи предков...
        Удивительно, но мысль ликвидировать проблему самым простым и надежным способом - прикончив Талькуэ и спрятав труп где-нибудь в укромном уголке Острова - даже не пришла Денизе в голову. Надев костюм верховной жрицы и общаясь по-альмеутски, она, конечно же, оставалась прежней Денизой Ло. Но все-таки чуть-чуть отличалась от себя самой в ипостаси коменданта Острова.
        Оставался последний выход: переубедить Талькуэ, использовав весь наработанный за годы авторитет. Но начать убеждать Дениза не успела...
        Послышался треск - приглушенный расстоянием и не очень понятной природы. Доносился он со стороны Лагуны - так обитатели "Т-3" называли огромную, с пару футбольных полей размером, прорубь в двух километрах от Острова. Именно там всплывали подводные танкеры, но сейчас Лагуну покрывал лед, даже по здешним меркам скорее ледок, сантиметров пятнадцать толщиной. Раз в месяц, к очередному всплытию, Лагуну расчищали ото льда, но в ближайшие две недели Дениза не ждала гостей.
        Чужаки там объявиться не могли. Да и танкер "NPI" без предупреждения не мог тоже - практически невозможно отыскать крохотную прореху в ледовом панцире Арктики, используя лишь методы навигации, - льды и Остров постоянно дрейфуют, координаты точки всплытия меняются... Поджидая очередной танкер, на Острове включали ультразвуковой маяк, установленный под нижней кромкой льдов.
        Сейчас маяк молчал. И все-таки кто-то добрался подо льдами до Лагуны - лишь Мать-Рыба знает как, но добрался... Ничем иным, кроме незапланированного всплытия субмарины, раздавшийся звук объяснить было нельзя. Большой Франк не блефовал, когда они беседовали в исторический день обнаружения генохранилища: на Острове имелось кое-что, неизвестное коменданту. Например, запасной маяк, активизируемый дистанционно.
        Дениза метнулась вверх по лестнице, коротко приказав Талькуэ:
        - За мной!
        Через несколько ступеней обернулась - альмеут стоял, где стоял.
        Она выпалила длинную яростную фразу - разумел бы Талькуэ язык, на котором это было сказано, он узнал бы много нового и интересного о своих родственниках, о близких и далеких предках, а также о разнообразных сексуальных отношениях, в основном кровосмесительных и извращенных, существовавших между перечисленными личностями и имевших следствием появление на свет Талькуэ-иа-сейглу, Умеющего-ходить-по-Льдам. Такой тирады не постыдился бы и портовый грузчик, уронивший себе на ногу чугунную болванку.
        - Силой, данной мне Древними богами, я только что нарекла тебя жрецом! - добавила Дениза на альмеутском. - Ступай за мной, ты поможешь мне повергнуть демона-хойту!
        Потрясенный Талькуэ шагнул на ступени... Вскоре он с Денизой стояли на высоком ледяном берегу Острова. Лагуна отсюда была видна как на ладони...
        Субмарина. Белая... В носовой части характерный "горб" - "Брунгильда". "Зигфрид" переделан из подводного ракетоносца другой серии и имеет другой силуэт... Ван Бурк вернулся, хотя должен был сейчас плыть далеко отсюда с грузом нефти...
        Дениза закрыла глаза, потерла их особым образом - линзы нанобинокля соскользнули из-под век на зрачки. Теперь можно было хорошо разглядеть, что "Брунгильда" не прекратила движение - отрабатывая то назад, то вперед самым малым, притиралась поближе к краю пакового льда.
        Наверху, на палубе, уже суетились люди, выглядевшие крохотными букашками в сравнении с громадной субмариной. То, что они делали, сразу сняло все сомнения: будет драка, и драка жестокая...
        Незваные гости не собирались соблюдать протокольные формальности, или объявлять, что имеют особые полномочия от руководства "NPI", или предъявлять бумагу, освобождающую Денизу от ее должности, или заниматься еще какой-либо подобной ерундой...
        Они торопливо устанавливали на палубе установку залпового огня. И наверняка собирались пустить ее в ход. А из грузового люка уже выполз наверх снегоход - скоростной, десантный, военного образца, и сейчас поднимался второй.
        Последний разговор с Айзерманном убедил Денизу в том, что старик не рискнет объявлять войну в ближайшее время, что самая актуальная угроза исходит от людей, ответственных за полеты самолетов-разведчиков... Ее и в самом деле встревожили эти полеты, и она надеялась стравить между собой двух противников.
        Расчет оправдался лишь частично: Большой Франк не объявлял войну.
        Он ее просто начал.
        8. Дележ по справедливости
        Артистка требовала от Ван Бурка, чтобы всплытие произошло ночью. И правильно делала, по моему мнению, - хоть изобретательное человечество придумало множество приборов и устройств, делающих ночную тьму не слишком надежной маскировкой, но остается еще человеческий фактор. А человек, так уж сложилось в ходе эволюции, дневное животное. И ночью это животное хочет спать, а не сторожить секретные объекты. Но эволюция диверсантов и спецназовцев развивалась параллельно и по иным законам - и в темноте нормальный спецназовец бодр и деятелен, как вампир в полнолуние, а днем отсыпается в гробу... в смысле, в своей казарме, или в своей палатке, или там, где его застиг рассвет или команда "отбой".
        А если отбросить шутки, то мне просто очень хотелось посвятить очередную ночь не общению с непосредственной начальницей, а какому-нибудь более спокойному занятию. Штурму флоберга, например.
        Но капитан "Брунгильды" пустил на дно и мои хотения, и требования Артистки. Одной торпедой.
        - Ночь бывать ближняя октябрь третий, - заявил он на своем бесподобном английском. - Ждать мы?
        Слова он выговаривал абсолютно правильно, но расставлял их во фразах в произвольном порядке, к тому же напрочь игнорировал глагольные формы, предпочитая пользоваться инфинитивами.
        - Не ждать, - отрезала любимая начальница. - Сразу всплывать.
        Зачем инфинитивами пользовалась она, не знаю. Дурные примеры заразительны.
        Ван Бурк в той же манере добавил: в таком случае всплытие через три часа, готовьтесь.
        Капитан не подвел, субмарина и в самом деле оказалась в расчетной точке спустя три часа. Но всплыла все же после некоторой паузы.
        Мне не довелось увидеть небо и солнце после недельного заточения в чреве белого чудища. Мы с Али покинули подводный танкер до того, как он проломил ледяную корочку, затянувшую громадную прорубь. Покинули через шлюз, на довольно странном аппарате, именуемом "каракатица"...
        Настоящая каракатица, обитающая в морях и океанах, плавает, выбрасывая воду на манер реактивной струи. Эта же не плавала - ползала по нижней плоскости льда, цепляясь за нее длинными и острыми металлическими шипами, в изобилии имевшимися на ободах двух здоровенных колес. Третье колесо, направляющее, было вынесено далеко назад и имело скромные размеры.
        Прижимала "каракатицу" ко льду собственная положительная плавучесть - агрегат не уступал по размеру малолитражному мобилю, но при том отличался ничтожным весом: почти все детали из легкого пластика, со множеством внутренних пустот - заполненных каким-то вспененным материалом, очень легким.
        Судя по громадному барабану, на долю которого приходилась большая часть объема "каракатицы", арктические нефтяники протягивали подо льдом с помощью этого чуда техники кабели, или шланги, или что-то еще в том же роде.
        Сейчас барабан пустовал. "Каракатице" надлежало выполнить другую работу - доставить нас с Али в расчетную точку под ледяной подошвой острова. Я бы, честно говоря, предпочел обычный подводный скутер, а не такую экзотику. Но скутера не было, а махать ластами несколько километров удовольствие сомнительное... Нельзя сказать, что к операции мы не готовились или готовились столь небрежно, что о скутере не подумали. Готовились со всей тщательностью, однако заказчик самым беспардонным образом сорвал подготовку, сдвинув без предупреждения срок начала акции. Ночная тревога - все по коням и на север...
        В результате с генералом Кравцовым я связаться не сумел, хотя способы связи были оговорены. Но Артистка отнюдь не шутила, когда говорила, что не отпустит меня ни на шаг... Отпустила только сейчас, да и то лишь потому, что в команде не было, за исключением Али, людей, получивших подготовку боевого пловца.
        Надо сказать, что и меня опытным подводным диверсантом назвать нельзя: в училище прослушал весьма урезанный теоретический курс, прошел недолгое практическое обучение, сдал зачеты, - и все, по-настоящему воевать под водой не доводилось... Но хоть что-то, у остальных и такого минимума за душой не было.
        Никакой кабины "каракатица" не имела, лишь наружную стойку с поручнем, держась за который разместились мы с Али. Разместились в гидрокостюмах и диффузомасках, естественно, и, как говорится, в тесноте, да не в обиде, - в обычных условиях рулит "каракатицей" один человек. В стойку были вмонтированы несколько управляющих кнопок, залитых резиной и здоровенных, хоть кулаком нажимай. И экранчик картплоттера - заблудиться в отсутствие ориентиров нам не грозило.
        ...Нижняя поверхность острова оказалась отнюдь не ровной и гладкой: сплошные впадины и наросты, трещины... Казалось, что мы астронавты, что исследуем поверхность астероида, прицепившись к планетоходу невиданной конструкции... Вес тела не ощущался, что еще более усугубляло аналогию с космосом. Даже хотелось, как и любому приличному космическому герою, отлить на века историческую фразу, типа "Поехали!", "Хьюстон, у нас проблемы..." или "Успехов, мистер Горски!".
        Появившееся стремление к чеканным афоризмам было компенсировано потерей: мой организм абсолютно утратил способность ощущать где верх, а где низ. Вернее, умом-то я понимал: верх над головой, там, где лед. Но чувства упрямо твердили, что все обстоит с точностью до наоборот.
        Не знаю, преследовали подобные ощущения Али или нет, все-таки он начинал карьеру в "выдрах" и имел куда больший, чем я, опыт работы и с аквалангом, и с "диффкой"... Кстати, я до сих пор не знал: Али - имя или сокращение от прозвища Аллигатор, которое в бою проговаривать слишком долго. Но вступить под водой в схватку с настоящим аллигатором безопаснее, чем с Али. Больше шансов выжить. Хотя он и на суше лишних шансов противникам не оставляет.
        Продолжалось подледно-космическое путешествие чуть меньше часа, скоростными качествами наша колесница похвалиться не могла. Наконец два светящихся пятнышка на экране картплоттера слились в одно, "каракатица" остановилась. Али изменил масштаб и внес поправку, двинув "каракатицу" еще на десяток метров вперед. Приехали...
        Теперь - вверх. Пришло время пустить в ход другое устройство из арсенала арктических нефтяников, способное проложить путь через десятки метров ледяной толщи. Его мы тащили за собой на буксире, благо плавучесть у этой штуковины нулевая. Формой устройство напоминало слегка подтощалую куклу-матрешку, зачем-то наряженную в юбку из наклонно расположенных лопастей. Унылая матрешка - серая, нераскрашенная, зато большая, с человеческий рост высотой...
        Пока Али устанавливал "матрешку" вертикально и крепил ко льду, я надавил на кнопку небольшого приборчика, висевшего у меня на груди, и через пару секунд отпустил ее. Чуткие сонары "Брунгильды" засекли ультразвуковой сигнал, и Ван Бурк приступил к всплытию.
        Две фазы операции недаром столь четко согласовывались по времени: вдвоем (даже таким бравым парням, как я и Али) соваться на "Т-3" имело смысл, лишь когда хозяева отвлекутся на что-то куда более важное... Артистка подготовила для них достаточно разнообразную программу, скучать не придется. А мы тем временем тихо и незаметно сделаем свое дело - пресечем возможность уничтожения хранилища. Заказчик особенно настаивал на этом...
        ...Серая "матрешка", вращаясь на манер сверла, начала подниматься, вгрызаясь в лед, и вскоре исчезла из вида. Из образовавшейся широкой скважины перевернутым гейзером била пульпа, смесь воды с частицами льда... Сходство со сверлом было обманчивым - аппарат не резал лед, а разрушал его бесконтактно, резонансно-волновым методом. Энергии для этого тратилось значительно меньше, чем при механическом сверлении. Такая уж штука резонанс - известно ведь, что шагающая в ногу рота способна с его помощью обрушить мост или перекрытие в здании, хотя суммарный вес солдатиков в разы меньше предельно допустимой нагрузки.
        Прошло три минуты. Выбрасываемый фонтан пульпы значительно ослабел. Все правильно, так и должно быть, - мягкие, пропитанные водой слои льда пройдены, и скорость прокладки шахты замедлилась. Нам оставалось только ждать и надеяться, что наше "сверло" не угодит в трещину во льду, способную изменить ему направление движения...
        Я ждал. Индикатор диффузомаски подползал к середине желтого сектора. Аллигатор ждал рядом... Со стороны мы смотрелись, как два очень странных космических первопроходца - обкурившихся и перепутавших все на свете, - мало того что зависших над астероидом вверх ногами, так еще и запустивших ракету в недра планетоида вместо космоса... Вернее, смотрелись бы, если было бы кому смотреть... Но тут даже рыбы мимо не проплывали.
        И в этот момент я почувствовал, что на меня кто-то действительно смотрит. Не снизу, не из морской бездны, и не со стороны, - сверху, сквозь толщу льда... Внимательно смотрит, изучающе... Пора бы уж наверх, а то скоро Великий Кракен начнет мерещиться... Облако ледяной взвеси вокруг шахты росло, трудолюбивая "матрешка" продолжала свою работу.
        Я подумал, что вся наша операция напоминает эту старинную русскую игрушку... Вернее, несколько игрушек, вложенных одна в другую... Верхняя, самая большая, изображает пожилого мужчину с раскормленным лицом и обширной лысиной - это господин Айзерманн, воображающий, что Мангуст и Аллигатор мокнут здесь в воде ради его интересов... Ради того, чтобы вернуть под руку большого босса взбунтовавшихся подчиненных.
        Легкое движение руки - и большой босс отправляется в мусорную корзину вместе со своими интересами, а на смену ему является вторая, меньшая матрешка, расписанная, будто компьютерный фантом с усредненными чертами лица. Фантомы не умеют думать и надеяться, но этот особенный - думает, что всех перехитрил, что загребет жар чужими руками (и чужой субмариной). И надеется взять главный приз...
        Оп! - фантом разваливается пополам, и на свет появляется Артистка, считающая, что самая хитрая здесь на самом-то деле она, что сумеет влезть на елку, не уколов свою артистичную попку...
        Но и это не конец истории, матрешка с прической ежиком скрывает внутри еще одну, последнюю. Самую маленькую, но удаленькую. То есть меня. И цель у этой маленькой игрушки тоже невелика - добраться до здешней радиорубки и связаться с Большой Землей. С генералом Кравцовым. Любой ценой добраться, хоть по уши в крови, хоть по штабелям трупов...
        Али коснулся моего плеча, показал на шахту. Извержение пульпы прекратилось. Пора наверх... Я сделал приглашающий жест - давай, мол, первым.
        Аллигатор помотал свой "диффкой", и первым в шахту забрался я... Случайность?
        Или четкое выполнение инструкций, полученных моим напарником от Артистки?
        Ну тогда извини, парень... Тогда первым трупом в штабеле на моем пути к радиорубке станешь именно ты. Ничего личного, просто служба такая...
        Алька, честно говоря, недоумевал: для каких целей Командир потащил с ними Хвата? С Алькой и Наилем все понятно - есть кому подменить у штурвала, и два лишних ствола все-таки. Хотя при захвате крейсера ничем эти стволы не помогли, но все-таки... Но зачем было забирать из Усть-Кулома гиганта с разумом младенца? Боец из него никакой, невзирая на огромную силищу, - пока растолкуешь, что надо сделать, бой закончится. И вся помощь от Хвата в путешествии свелась к тому, чтобы достать из трюма пароходика десяток бочек с горючкой да опростать их над горловиной топливного бака...
        Но теперь, на ледяном острове, стало понятно - без Хвата они не справились бы. Командир объяснил Альке просто: они должны забрать здесь то, что послужит пропуском на Станцию. Надо думать, тот самый "клад", о котором толковал Наиль...
        Будучи знаком с некоторыми особенностями лексики Командира, Алька подозревал, что глагол "забрать" подразумевает жестокую схватку за обладание трофеем. Видел, знаете ли, как "забирали" они катер у рыбнадзора, и участвовал самым активным образом.
        Но клад им отдали вполне мирно, даже удивительно... Задача свелась к тому, чтобы продолбить в ледяной горе узкую штольню, а затем перетаскать на крейсер тонны и тонны груза.
        Долбили два дня. Без чьей-либо помощи, вчетвером. Ладно хоть инструмент им выдали подходящий - ледовые пилы и еще какие-то штуки, Алька не знал их названия, но лед резали на заглядение...
        А сегодня дело дошло до погрузки. Таскали, таскали, таскали... По своей штольне, и по длинным туннелям, выдолбленным неведомо кем и когда в ледяной толще, и по узкому ледяному колодцу со вбитыми в стену скобами, и по тропе, петляющей между склонами ледяных холмов...
        Груз вроде и не очень обременительный: металлические сосуды, довольно объемистые, но не слишком тяжелые, не сравнить с проклятыми контейнерами. Да только больше двух за раз все равно не снести, а по ледяному колодцу и с одним-то подняться проблема. А было здесь этих железок - не сосчитать.
        Никто им не помогал, ни эскимосы здешние, ни белые люди, что жили при аэродроме на другом конце острова. Главная эскимоска заявилась к ним на "Гермес", долго толковала о чем-то с командиром на языке, который Алька не понимал, затем все тут показала, провела по туннелям - и ушла, побрякивая костяными украшениями, нашитыми на одежду. Таскайте, дескать, как знаете.
        Без Хвата они много бы не натаскали... Но тот приспособил к делу какой-то металлический ящик, найденный здесь же, загружал в него сразу десяток сосудов, подхватывал своей клешней, - и вполне бодро тащил, а веса в том ящике больше центнера получалось.
        Пар валил от Хвата, как от каменки в бане, если щедро плеснуть на нее водой из ковшика... Да и вообще выглядел он причудливо: зимнего обмундирования подходящего размера на крейсере не нашлось, пришлось кроить и шить на скорую руку из трех комплектов, нелепая на вид получилась одежка, но теплая... Мороз, как ни странно, здесь почти не донимал - градусов пятнадцать ниже нуля, но солнышко светит, ветерок слабенький, в Печорской губе и то холоднее было.
        ...В колодец ящик не пролезал, приходилось перекладывать груз в здоровенный кожаный мешок, полученный от эскимосских щедрот. Наверх его втягивал на веревке опять же Хват, Алька в жизни бы не справился... Ну а наверху было уже полегче, на крейсере нашелся небольшой вездеход, восемь его шипованых колес по льду не скользили, и три десятка сосудов внутрь помещались...
        Вкалывали все четверо - Алька с Хватом доставляли сосуды наверх, Наиль рулил вездеходом, а потом вместе с Командиром на крейсере разгружал и складировал привезенное. Вкалывали уже несколько часов, с короткими передышками, - но не перегрузили и половины.
        Альке приходила порой мысль: а что ж Командир не припашет на погрузке прежний экипаж "Гермеса"? Мертвецов, если называть вещи своими именами?
        Не припахал. И не избавился от них, за борт не отправил... Алька, когда они еще только обживались на крейсере, забрел случайно в один из грузовых отсеков - и обомлел. Сидят... Ровными рядочками, прямо на железном полу, все в позе Будды, оружие на коленях... Одни страшные, пулями изуродованные, все в крови запекшейся, другие - как живые... Алька, преодолевая брезгливость, сосчитал их - двадцать семь голов. Для чего-то их Командир собрал всех в одно место, усадил, вооружил тех, кто не был вооружен... для чего-то он их берег...
        ...Они загружали вездеход - Алька уже сбился со счета, в который раз - когда раздался вой, хорошо знакомый и Альке, и Наилю. Лишь Хват недоуменно заморгал, увидев, что его соратники валятся на снег.
        Залегли зря, взрывы раздались далеко, на другой стороне острова, за грядой ледяных холмов. Но сомнений не было: работала установка залпового огня.
        Капрал Стоун не принадлежал к числу охранников, лично преданных Денизе Ло и посвященных в тайну генохранилища.
        Поэтому негаданно всплывшая "Брунгильда" его слегка удивила - с чего бы так рано? - но не испугала. Даже не насторожила... На то, чем занимаются на палубе прибывшие, Стоун не обращал внимания, занятый исключительно своими невеселыми мыслями.
        Денек выдался на редкость паршивый. Облом с медведем - полбеды, хотя Стоун очень надеялся, что начальница расщедрится и выкатит из своих запасов бутылочку, и вот поди ж ты...
        Но гораздо больше надежд Стоун возлагал на разговор с местным парнем по имени Тальк. Тут тоже случился облом: целый час Стоун втолковывал узкоглазому, что тот совершенно нерационально расходует свои запасы зелья - чтобы конкретно приторчать, вовсе не обязательно заполнять дымом иглу... Объяснял, объяснял, скурил три сигареты для наглядного примера - и все мимо кассы... Возможно, переговорам помешал лингвистический барьер, - Тальк, разумеется, ходил неподключенным, а "балалайка" Стоуна исправно подсказывала ему нужные альмеутские слова, транслитерируя их латиницей, но он сомневался в аутентичности перевода таких, например, специальных терминов, как "приход" и "беспонтово".
        Как бы то ни было, запланированный бартер не состоялся, и приготовленные для него пять пачек курева так и остались у Стоуна... Он задумчиво перекладывал их так и сяк на небольшом столе, установленном в кабине внешнего наблюдения, - то строил из пачек нечто вроде домика с двускатной крышей, то ставил рядочком на торцы и проверял, как срабатывает "эффект домино"... За альмеутскими хижинами и всплывшей субмариной Стоун не наблюдал. Что он там не видел? Ничего нового и интересного не случается на краю света. Даже посылочки с Большой Земли, переданной с кем-нибудь из экипажа с "Брунгильды", не дождаться, - не пускают парней на Остров, а островитян - на субмарину, и остается...
        Стоун вскочил, словно подброшенный пружиной. Сигаретные пачки посыпались на пол. Динамик надрывался сигналом общей тревоги, и ему вторил какой-то непонятный вой.
        Капрал увидел, что белый корпус "Брунгильды" окутан дымом, увидел огненные щупальца - стремительно растущие, тянущиеся к Острову.
        Он истошно завопил, сам не понимая, что кричит и зачем... Кричал капрал Стоун всю свою оставшуюся жизнь - около двух секунд, потребовавшихся реактивным снарядам для достижения Острова.
        Наблюдательную кабину накрыло прямым попаданием. Первый взрыв, лишь распыливший облако взрывчатого аэрозоля, был относительно слабым, но и его хватило, чтобы прикончить Стоуна.
        А затем рвануло по-настоящему.
        ...Со стороны несведущему наблюдателю могло показаться, что для наводчиков РСЗО, стрелявшей с палубы "Брунгильды", этот залп первый в жизни. А боеприпасы для своего первого залпа они собирали отовсюду, с бору по сосенке, - и собрали разнотипные, просроченные и забракованные приемными комиссиями военных ведомств.
        Кучность залпа была не просто плохая - она отсутствовала в принципе. Казалось, снаряды летят куда угодно и падают хаотично. Но так лишь казалось.
        Дениза Ло к несведущим наблюдателям никоим образом не относилась и сразу поняла: Остров обстреливают в высшей степени профессионально. Реактивные снаряды падали не кучно, но каждый попадал именно туда, куда нужно, на каждом стоял индивидуальный блок наведения на цель со своей программой... На войне так не бывает, слишком дорогим получится каждый залп, там проще бить по площадям неуправляемыми снарядами.
        Но сейчас случай особый... Нападавшие не нуждались в разведке целей, они и так прекрасно знали все уязвимые точки Острова, могли всплыть и почти сразу ударить - без пристрелки, в упор и наверняка. Что и сделали.
        Денизе очень повезло - незапланированный разговор с Талькуэ задержал ее возле лестницы и совсем рядом был вход в туннель, уводящий в глубины Острова. За последствиями обстрела она наблюдала из безопасного укрытия, через "балалайку". Впрочем, наблюдала недолго: видела, как превратилась в ничто наблюдательная кабина, как рухнула решетчатая вышка, ощетинившаяся антеннами, видела взрыв, накрывший автоматическую батарею зениток, совсем недавно расконсервированную и приведенную в боевую готовность... Потом камеры ослепли на несколько секунд, и вновь включились далеко не все, лишь те, что имели автономные источники питания. Но им сильно мешали облака дыма. Снаряды для залпа и в самом деле использовались разные, в зависимости от выбранной цели - термобарические, осколочно-фугасные, кумулятивные... И зажигательно-дымовые, ослепившие уцелевшие камеры.
        Картина впечатляющая... Казалось, что огонь, дым и смерть поглотили Остров, слизнули с него все живое и все созданное руками человека.
        Но в общем и целом все было не так ужасно... Авиабазу на "Т-3" строили люди, хорошо понимавшие, что в случае большой войны она попадает если не в первый десяток списка первоочередных целей, то уж во второй точно. И спрятали основные объекты как можно глубже, укрыли под толщей льда в десятки метров. Десанту (что за обстрелом последует десант, Дениза не сомневалась) дорого бы обошелся штурм подледных лабиринтов...
        Да только она не собиралась эти лабиринты защищать. К чему? Мать-Рыба заповедала всегда делиться с ближними. Дениза поделится по справедливости - ей достанется шоколадная конфета, а Большому Франку - пустой фантик. Пусть рассматривает его и рвет остатки волос вокруг лысины, оплакивая то, что потерял навсегда. Целиком конфету теперь не утащить, но не беда... Хватит и кусочка. Хватило бы даже крошки шоколада, чтобы обеспечить себя до конца дней. У Денизы было время не торопясь, в спокойной обстановке, выпотрошить компьютер покойного Мориса Бенуччи - и в современном рынке биоматериалов она теперь ориентировалась не хуже Айзерманна. Даже лучше - Морис явно не хотел оказаться в роли мавра, сделавшего дело и отодвинутого в сторону, далеко не все результаты он включил в свой доклад, переданный шефу. Даже десять процентов хранилища имеют баснословную, огромную ценность... Но лишь при одном условии - остальная часть конфеты не достанется никому.
        Она поднесла к губам коммуникатор, замаскированный под резной жезл из моржовой кости - верховной жрице альмеутов не к лицу пользоваться порождениями Стального Демона.
        - Дик?
        - Докладываю, госпожа ком...
        - Отставить доклад! Слушай внимательно: немедленно включить альфу-бис, на восемьдесят минут. Потом собрать всех наших - только их - и в генохранилище. Повтори приказ!
        - Но... гражданские...
        - Повтори приказ!
        - Задействовать альфу-бис. Восемьдесят минут. Собрать всех наших в генохранилище.
        - Выполняй!
        - Слушаюсь, госпожа комендант!
        Она выключила коммуникатор, повернулась к Талькуэ. Бедный мальчик... Если у Денизы все сложится, как задумано, ему предстоит умереть. А если не сложится... то и тогда шансов остаться в живых у Талькуэ будет немного. Но и у самой Денизы не больше...
        - Пойдем, брат-видящий, нам надо спешить. Сегодня великий день, судный день для всех хойту... Готов ли ты убить хойту и отправить в Нижний мир их йетангу?
        Талькуэ-иа-сейглу поднял и опустил правую руку - жест согласия у альмеутов.
        Умеющий-ходить-по-Льдам слегка лукавил. Убивать хойту он был готов. Но насчет их йетангу имел слегка иные планы...
        9. Остров мертвых
        - Непогода приходить очень быстро... - сказал Ван Бурк, всматриваясь в экран. - Большая буря снежная. Успевать надо вам.
        Артистка бросила быстрый взгляд через плечо. Ничего особенного не заметила - ну да, облака на востоке сгустились, потемнели, и нависший надо льдами темный фронт приближался... Здесь же, над флобергом, до сих пор светило солнце.
        Однако капитан "Брунгильды", сомнений нет, гораздо лучше знает особенности местной погоды. И его предсказание надо принимать всерьез... Но буря уже ничему не помешает. Все, что можно и нужно было разрушить на острове - разрушено. Десант высажен. Селение альмеутов... можно считать, что такого уже нет - кучки снега на месте иглу. А самое главное - два лучших бойца в тылу врага. Два хорька в курятнике. Два тигра в овечьем стаде. Кондиции противников Артистка представляла - сброд, смазка для десантного ножа. Разве только их начальница на что-то способна - но лишь в сравнении со своими подчиненными, а не с Аллигатором и Мангустом...
        Артистка поднесла микрофон к губам, включила нужный канал.
        - Лобастик! Заканчивай с узкоглазыми - и наверх, на остров. Сектор между ангарами и летным полем - твой. Там были два потайных лаза, могли уцелеть, если кто из них высунется - засунуться обратно уже не должен. Как понял?
        Она включила прием, рация работала в полудуплексном режиме. Голос Лобастика слышен был относительно неплохо, работавшие сейчас постановщики помех настраивались так, чтобы оставлять свободными нужные частоты. Кое-что из наводнивших эфир шумов все равно прорывалось, но фильтры пока справлялись.
        Гораздо больше, чем помехи, мешал "ревун" - паливший, казалось, прямиком в микрофон, вмонтированный в шлем Лобастика. В результате Артистка слышала лишь те обрывки фраз, что приходились на паузы между очередями. И эти обрывки ей совершенно не понравились.
        - ...соси, тварь!!! - во весь голос надрывался Лобастик. - Получи, су...
        Очередь "ревуна". Артистке представилась дикая картина: Лобастик насилует эскимосок, одновременно отстреливаясь от их разгневанных мужей.
        - ...анная зверюга!!! - Снова очередь.
        Или он там развлекается, постреливая по тюленям, выныривающим из проруби? Вернее всего, попросту успел нажраться трофейной самогонкой, или чем тут еще эскимосы согреваются... Водился за Лобастиком такой грешок - склонность к мародерству.
        Еще один вопль, слов в нем уже не разобрать, и оборвался он на самой высокой ноте. И все смолкло - и крики, и стрельба.
        - Что происходит? Лобастик, слышишь меня?! - Артистка сама перешла на крик, не обращая внимания на удивленные взгляды Ван Бурка и остальных, присутствовавших в рубке "Брунгильды".
        Рация, вновь включенная на прием, молчала.
        Мертвецы... Десятки, сотни мертвецов... Куда ж я угодил в компании со стариной Аллигатором? Кто и зачем продолбил здесь эти чертовы пещеры и набил их трупами? Остров мертвых какой-то...
        ..."Матрешка" нам попалась безмозглая. В самом прямом смысле слова - никакого управляющего компа не имела, даже самого простенького. Бестолковость "матрешки" вышла боком - и опять-таки в самом прямом смысле. Подледная ракета угодила в небольшую ледяную полость в нижней части флоберга, заполненную водой, - и отклонилась вбок от вертикального курса примерно на тридцать градусов...
        В результате наш рейд по тылам противника начался совсем не там, где планировалось. Мы с Али должны были оказаться в самолетном ангаре, упрятанном глубоко во льду, - в пустовавшем, давно не используемом. А оказались здесь. Среди трупов.
        Мертвецы лежали в криокамерах довольно примитивного устройства - нечто вроде медицинской каталки на колесиках, прикрытой полуцилиндром из какого-то прозрачного материала. В головах каждого ложа имелся большой ящик с огромным количеством кнопок, тумблеров, клавиш, стрелочных и цифровых индикаторов древнего вида... Выглядели пульты как бутафория, призванная производить впечатление на доверчивых клиентов, для реального контроля за происходящими в криокамере процессами хватило бы и четвертой части всех этих прибамбасов. Но контролировать уже нечего - вся аппаратура обесточена, криоген в контурах не циркулирует, лампочки не горят, стрелки не подергиваются... За что люди заплатили нехилые бабки, непонятно.
        Генерал Кравцов, насколько я понимал, рассчитывал, что в недрах ледяного острова скрыто нечто, оставшееся от американских военных. Если уж не коллекция ядерных боеголовок времен "холодной войны", то какое-то другое ОМП... Наниматель-фантом прямым текстом заявил, что ему нужны биологические материалы в сосудах Дьюара. С версией генерала это заявление стыковалось неплохо: бактериологические бомбы, отчего бы и нет? Штатовские стратеги, консервируя авиабазу, вполне могли оставить их здесь от греха подальше, тем более что спустя какой-то срок предполагалась расконсервация, - к чему рисковать, таская туда-обратно столь опасные игрушки?
        По первому впечатлению, они оба: и генерал, и тот, кто говорил устами фантома, - угодили пальцами в небо. Потому что мертвецы в криокамерах за оружие массового поражения сойти никак не могли. В средние века существовал милый обычай: разрубать трупы умерших от чумы на куски и бомбардировать ими осажденные крепости из катапульт. Способ действенный, но в наше время не совсем актуальный.
        Значит, надо искать. Должно быть что-то еще...
        На долгие исследования подледного некрополя времени не было. Да и не спрятать тут ничего толком - криокаталки стояли двумя длинными вереницами в узком протяженном туннеле.
        И мы с Али двинулись по этому туннелю - предварительно избавившись от подводной амуниции и достав из герметичных мешков оружие, снаряжение и прочие предметы, без которых неприлично ходить в гости к вооруженным и недружелюбно настроенным людям.
        Наверху грохотали взрывы - звук сюда почти не доносился, но ударную волну лед проводит очень хорошо. Ледяные своды содрогались. И содрогались криокамеры - словно их обитатели рвались наружу. Словно решили проверить, кто дерзнул потревожить их вековой покой. В темноте, рассекаемой лучами двух фонарей, зрелище производило-таки впечатление...
        Что-то я немного расклеился после путешествия под ледяной подошвой флоберга. Где низ и где верх, уже не путал, но ощущение пристального взгляда, направленного на меня сквозь ледяную толщу, порой возникало. Да еще совсем неуместная головная боль привязалась - с ней быстро управилась индивидуальная аптечка, но неприятное покалывание в висках осталось... Ладно, когда дойдет до драки, будет не до того...
        Лучи фонарей уперлись в ледяную стену, перегородившую туннель. Сложенная из ледяных блоков, непреодолимой преградой она не выглядела. За стеной что-то происходило - горел свет, мелькали какие-то тени, но толком ничего сквозь полупрозрачный лед разглядеть не удавалось. Вскоре мелькание теней прекратилось. Свет продолжал гореть.
        Аллигатор достал нож, поковырялся в щели между блоками... Удовлетворенно кивнул головой. Его задумку я понял без объяснений. Взорвать стену можно без особого труда и чем угодно, хоть бомбочкой, состряпанной из спичечных головок пятиклассником. Но шумное и эффектное появление нам ни к чему. Лучше явиться в гости тихо и незаметно, демонтировать систему уничтожения, а уж потом объявлять хозяевам о своем прибытии.
        Достав нож, я присоединился к исследованиям Али. Результаты порадовали: стена сложена недавно, блоки еще не слежались, смерзлись... Два или три можно вынуть без труда и лишнего шума.
        Так и сделали. И оказались в другом туннеле, пересекавшемся с первым под острым углом. Сразу же стало понятно - мы у цели. Сосудов Дьюара тут хватало - лежали на полу, лежали в шкафах с распахнутыми дверцами... В закрытых шкафах тоже, возможно, лежали. Судя по беспорядку, владельцы занимались не то инвентаризацией имущества, не то спешной эвакуацией - когда всплыла "Брунгильда" и Артистка внесла сумятицу в планы...
        Я попытался вспомнить, как назывались у медиков эти шкафы, был же какой-то термин... и не успел.
        В туннеле появились вооруженные люди. И немедленно открыли по нас беглый огонь.
        Большой Франк Айзерманн шагнул в раздвинувшиеся двери "NPI"-билдинга. Свою берлогу он покидал исключительно редко, апартаменты президента располагались здесь же, на тридцать седьмом этаже. А когда покидал, никогда не пользовался вертолетной площадкой на плоской крыше здания, передвигаясь исключительно наземным транспортом, - дожив до почтенного возраста, ни к чему давать костлявой лишние шансы ухватить тебя за горло...
        Но сегодня был день особый, день образования Анклава Цюрих, и Большой Франк непременно, из года в год, был одним из самых почетных гостей на торжественной церемонии, посвященной событию. На сей раз, правда, он покинул ее задолго до окончания банкета - ситуация на Острове требовала личного контроля Айзерманна.
        ...В холле президент чуть помедлил. Казалось, он оглядывает свои владения с недоброжелательным прищуром, ищет, на кого бы излить начальственный гнев... Впечатление было обманчивым - опустив веки, Айзерманн наблюдал за атакой на Остров, транслируемой с "Брунгильды", и адресаты неприязненных эмоций, отражавшихся на лице Большого Франка, находились очень далеко отсюда...
        - Как дела, Оукс? - спросил Айзерманн у неприметного безвозрастного человечка, сидевшего у входа за деревянной стойкой.
        И стойку, и человечка давно можно было отсюда убрать, заменив электроникой, но Айзерманн не убирал. Стойка стояла еще при его отце и простоит, хочется надеяться, немало лет... В мире должно быть что-то неизменное, постоянное, дающее уверенность, что завтра непременно наступит... Обмен фразами: "Как дела, Оукс?" - "Все в порядке, босс!" давно стал обязательным ритуалом; если Большой Франк возвращался в "NPI" без него, то чувствовал, что вернулся не совсем в свою цитадель, просто в очень похожее место... Такие традиции цементируют мир, стремящийся развалиться на куски.
        Прозвучал легкий треск. Никто его не услышал, но он прозвучал. По миру поползла новая трещина... Оукс молчал. И смотрел на шефа отсутствующим взглядом. Даже не так, как смотрят на незнакомого человека, - как на пустое место.
        Айзерманну пришла в голову дикая мысль: Оукс умер, он ведь был немолод, и приближенные, зная старинную привычку шефа, нашли где-то двойника и...
        Мысль осталась незавершенной. Из-за деревянной стойки вынырнула "дрель". На спуск Оукс давил меньше секунды, но этого хватило. Два десятка пулек превратили сердце Большого Франка в месиво из ошметков плоти и осколков ребер.
        Оукс - или человек, очень похожий на Оукса, - поднял ствол "дрели" вертикально, уткнул его в свой подбородок, но вторично нажать на спуск не успел, сраженный выстрелами телохранителей.
        Наноэкранчик, имплантированный в сетчатку Айзерманна, как ни в чем не бывало продолжал трансляцию для мертвого зрителя. Новые кадры могли бы потрясти и изумить Большого Франка... Но он и без того умер изумленным.
        Фантом с лицом, словно сотканным из тысячи лиц, сдержал обещание, данное наемникам: в последовавшие часы руководство "NPI" занималось множеством проблем, никак не относящихся к затерянному во льдах Острову.
        Обстреливали остров всерьез. Ледяная гряда холмов пока прикрывала надежно, ни одного перелета через нее не случилось. Но торчать тут, считал Алька, все равно глупо. Перенести огонь на другую сторону острова дело недолгое... Да и крейсер могут обнаружить. Он, конечно, прикрыт "зонтиком" и недоступен радарам и прочим средствам обнаружения, зато невооруженному взгляду виден отлично - черное на белом, словно "десятка" на белом круге мишени, целься и расстреливай...
        Наиль свой взгляд на ситуацию озвучил немедленно: надо уносить ноги - им отсюда, а "Гермесу" от острова, причем именно в такой последовательности, не наоборот.
        Алька, в принципе, был согласен. Но за год, проведенный на военной службе, хорошо усвоил: отступать без приказа - занятие, чреватое многими неприятностями. Под трибунал Командир их не отправит, но и ссориться с ним сейчас, когда до заветной цели всего чуть-чуть, не стоит.
        Хват в обсуждении не участвовал, а Наиль и Алька сошлись на компромиссе: отправятся на крейсер все втроем, на вездеходе, и доложат о происходящем здесь. Командир не слепой и не глухой, но они доложат.
        Отправиться не успели... Из дыры, ведущей в глубь острова, вышли двое - главная здешняя тетка и еще один эскимос, с карабином, между прочим.
        Тетка что-то сказала - но откуда ж им разуметь по-эскимосски? Она сказала что-то еще - слова звучали иначе, другой вроде бы язык, однако снова непонятный.
        Обстрел тем временем смолк, над островом стояла тишина. Лишь ветер завывал сильнее и сильнее, погода явно портилась, наползали откуда-то тучи, низкие, свинцово-серые...
        Алька попытался втолковать жестами: мол, пора нам, спасибо за гостеприимство... Тетка не понимала или делала вид, что не понимает. И встала так, что преградила им путь к вездеходу. А ее узкоглазый помощник карабин с плеча стянул - вроде как невзначай, медленно и спокойно... Но разместился характерно: мог, если что, стрелять в любого из их троицы, не рискуя зацепить свою начальницу. И едва ли это у него получилось случайно.
        Не то чтобы эти двое казались грозными противниками, но ситуация помаленьку нагнеталась. И как ее разрулить - непонятно. Начать первыми? Черт знает, какие потом проблемы придется расхлебывать... Ждать, пока начнут эскимосы? Так этот чудик с карабином хотя бы одного завалить успеет...
        Алькин "скорпион" остался в вездеходе, несподручно с автоматом по колодцу лазать. Он вооружился еще и "дыроделом", на крейсере этого добра хватало, но незаметно не вытащить, а доставать демонстративно... Алька расстегнул куртку - дескать, упарился, с вами тут препираясь... Стянул с правой руки варежку. Теперь оружие можно выдернуть на пару секунд быстрее.
        Но выдергивать и стрелять не пришлось - появился Командир. Отмахал пешком километр от "Гермеса". Ну и славно. Теперь местные не забалуют.
        Тетка обратилась к Командиру, он ответил на том же языке. Алька к непонятной беседе не прислушивался, продолжая внимательно наблюдать за парнем с карабином... Эскимос пялился на Командира во все глаза, словно у того было две головы или росла из спины третья рука. И сделал несколько шагов назад, позабыв про свой карабин в опущенной руке - дуло волочилось по снегу.
        Беседа закончилась тем, что тетка и Командир вместе шагнули обратно, в глубь штольни, причем оба сделали характерные жесты: оставайтесь тут. Переговоры без свидетелей? Так разве что эскимос мог их понять, но судя по лицу - не понимал... Да и вообще, не время разговоры разговаривать и не место... На крейсере никого не осталось, вернее, кое-кто остался, но от этого не легче... Алька пока не тревожился, привык, что Командир знает, что делает.
        Парня с карабином, когда Командир исчез из вида, слегка отпустило. Но лишь слегка... Вел себе неспокойно, поглядывал по сторонам... Нет, не так... Не поглядывал, а смотрел на что-то, внимательно, заинтересованно, - и это "что-то" совсем эскимосу не нравилось... Но на ледяных склонах не виднелось ничего, достойного столь пристального внимания.
        Наиль, напротив, совершенно успокоился. Откинул капюшон парки, закурил, блаженно выпустил струю дыма. Весь путь до Усть-Кулома, а потом до Печорской губы он мучился без курева. Среди усть-куломцев нашлись курящие, угостили, но смолили они такое адское зелье, что Наиль попробовал разок и решил мучиться дальше. Зато на крейсере оторвался по полной программе, других претендентов на трофейное курево в новой команде "Гермеса" не нашлось.
        На эскимоса вид сигареты, закуренной Наилем, подействовал как хорошая оплеуха. Встрепенулся, подскочил, Алька дернулся за оружием - кто знает, что тут за табу имеются, может, за курение в неположенных местах расстрел на месте с конфискацией имущества...
        Но нет, абориген всего лишь втолковывал жестами Наилю: дай и мне, всего одну - и оттопыривал для убедительности один палец. Видать, тоже заядлый курильщик, а тут по льдинам в магазин так запросто не сгоняешь...
        Наиль слегка опешил от натиска, но поделился.
        Местный парень оказался не просто курильщиком. Торчком. Наркошей. И занялся любимым делом не откладывая. Тщательно смел снег с крыла вездехода, вытряс из сигареты содержимое, затем вытянул кожаный мешочек из-под своей меховой куртки - через ворот вытянул, за шнурок, одежда была глухая, ни молний, ни пуговиц, ни прочих застежек...
        Дисциплина тут аховая, Алька бы такому карабин в жизни не доверил... Его бы во взвод к сержанту Багирову, тот бы живо всю дурь выбил, и в прямом, и в переносном смысле...
        Наиль наблюдал с сочувственным интересом, сначала лишь комментируя, а затем и сам присоединившись к действу:
        - Эк тебя ломает, парень... Нет, чувак, твою пыльцу растабачить надо, а то не затянешься... Да ты не в теме, дай покажу... Вот так, а фильтр тут ни при делах, нафиг его... Ну вот... Держи штакетину, растаман узкоглазенький...
        Ни на кого не обращая внимания, "узкоглазенький растаман" убрал кисет, уселся на снег и тут же раскурил свою "штакетину". Подействовала она почти мгновенно, да еще как подействовала - две глубокие затяжки, и эскимос повалился в снег.
        - Вот это торкнула... - восхитился Наиль. - Быстро завис...
        И тут же деловито забрал карабин у эскимоса, несколько раз передернул рукоять затвора, выщелкивая патроны в глубокий снег.
        - Так-то оно лучше...
        - Может, внутрь затащим? - предложил Алька. - Буран начинается, замерзнет.
        - Его проблема. Ты видал, как этот чукча на нас зыркал, пушку свою тиская? Точно мочкануть хотел, укурок.
        Алька решил сам затащить бедолагу-растамана в убежище. Хотел мочкануть, не хотел, - не выстрелил же... Приподнял жертву дурных пристрастий под мышки, но далеко не утащил...
        В ледяной пещере, куда удалилось для переговоров начальство, грохнул выстрел. Совсем рядом... Стрелял не Командир, его "скорпион" работал почти бесшумно.
        Алька отпустил растамана и бросился внутрь, на ходу выдергивая "дыродел". Но Хват опередил - огромная спина в косо скроенной и криво сшитой куртке перегородила узкий туннель, не обогнать. И что впереди - не увидеть. Бежал Хват стремительно, Алька старался не отставать, но все-таки отстал.
        Еще выстрел. В узком проходе звучал он оглушительно. Хват сбился с ноги, пошатнулся... Снова двинулся вперед, но уже медленно, неуверенно... Тут же второй выстрел, третий...
        Хват остановился и начал падать. Медленно-медленно, как рушащиеся дома в кинохронике, стал валиться назад.
        10. Никто не хотел умирать
        Чон Илеску, известный в узких кругах под прозвищем Лобастик, заморачиваться не любил. Мир устроен просто, и кто это понимает, тот на коне. А кто не понимает - тот в дерьме, и там ему самое место.
        По мнению Лобастика, люди искусственно усложнили себе жизнь, придумав массу лишних слов, за которыми ничего не стояло - лишь сочетания звуков или закорючек на бумаге. Если спросить какого-нибудь умника, что значит то или иное хитрое слово - он, умник, конечно, объяснит другими словами, но столь же фальшивыми, за которыми опять же не стоят никакие реальные сущности...
        А мир прост. Есть враги. Есть оружие, которым их можно убить. Есть заказчики, которые за это неплохо платят. Есть всякие приятные и полезные штучки, которые можно купить на деньги, полученные от заказчика (или отобрать, используя все то же оружие). Есть нейтральные люди - не враги и не заказчики, а владельцы тех самых полезных штучек. Как с ними (и со штучками, и с их хозяевами) надлежит обходиться, см. выше. И есть он, Лобастик, - главный, основополагающий элемент мироздания и одновременно центральное связующее звено между пятью другими первичными элементами мира. Больше нет ничего. Хотя нет, имелась еще надмировая сущность, доброе и злое божество одновременно, способное не только покарать или вознаградить, но и уничтожить без остатка вселенную Лобастика. Божество носило имя Лада Занг, в миру Артистка.
        Понятно, что с таким мировоззрением жилось Лобастику легко и просто. Он с легкой душой ходил на операции, убивал с чистой совестью и абсолютно не боялся погибнуть сам - нелепо предполагать, что может погибнуть краеугольный камень мироздания. Наверное, Чон Илеску по прозвищу Лобастик был солипсистом, хоть и не знал такого слова.
        Селение альмеутов он уничтожал так же - с легкой душой и чистой совестью. С удовольствием, но без ненависти - работа есть работа, так уж устроен мир...
        Ревел мотор снегохода, Кокс рулил, повинуясь коротким командам Лобастика, а тот стоял на кормовой площадке рядом с пулеметной турелью и работал. Очередь из "ревуна" по мелькнувшему силуэту, граната из подствольника в иглу, снова очередь - по убегающей собаке, снова граната...
        Под пули подворачивались весьма немногие аборигены. А сопротивляться, стреляя по снегоходу, вздумали всего двое - оба ковыляют сейчас в свой край Вечной Охоты.
        Дело в том, что жили узкоглазые, словно крысы или еще какие-нибудь грызуны, предпочитающие лишний раз не высовываться из нор. Ледяные хижины соединялись между собой сложной системой туннелей, выкопанных в снегу, - как объяснили понимающие люди Лобастику, иначе можно выйти в зимний буран в гости к соседям, всего-то за сотню метров - и капут, только весной в лучшем разе отыщут...
        А еще подснежный лабиринт служил неплохим убежищем от резвящегося Лобастика. Он не расстраивался, задача поголовного истребления перед ним не стояла: дать урок, напугать как следует, чтобы не вздумали совать свои носы в разборки белых людей.
        Оставался нетронутым последний, дальний ряд хижин. Да еще самая большая, стоявшая в центре селения, - туда, пожалуй, человек сто загнать можно, если потеснятся. Лобастик знал, что там находится местная как бы церковь, и специально оставлял ее на закуску. Вдруг узкоглазые язычники решат, что Лобастик не трогает их храм, потому что опасается местных идолов? И попрутся туда по своим норам в поисках убежища? Там-то он всех дурачков и накроет...
        Буря приближалась, поземка все сильнее крутилась над развалинами хижин. Лобастик не обращал внимания. Ему-то какое дело, всегда успеет укрыться на острове или вернуться на подлодку... Пусть голова болит у тех, кто остается сейчас без домов.
        - Левее, - сказал он в микрофон. - Еще левее... Вперед!
        Лобастику почудилось на дальнем, уже отработанном конце деревни какое-то шевеление. Непорядок... Кто-то еще не понял, что лучше сидеть в норе и не высовываться, ну так сейчас поймет...
        Непонятливых учеников не обнаружилось... Обман зрения... Ветер поднял снег, взвихрил, превратил в подобие размытого белого существа, движущегося над сугробами...
        - Разворачивай... И давай потихоньку обратно, не газуй, на малом.
        Ни к чему спешить. Может, кто-то решит, что опасность схлынула, и высунется...
        Он резко развернулся назад вместе с "ревуном". Тьфу... опять померещилось... Лобастик с любопытством наблюдал за быстро ползущим снежным облаком. Очертаниями оно напоминало скорее не человека, зверя... Весьма смутно напоминало, но если приглядеться... Ну да, вот лапа - мелькнула и пропала, вот лобастая голова... Вот ведь хрень какая, чудо природы...
        Лобастик вдруг сообразил, что снежная хрень ползет не просто так - в точности за снегоходом, след в след. Причем ползет быстрее машины, расстояние сокращается.
        - Прибавь-ка... - сказал он Коксу.
        Тот прибавил, природный феномен остался позади... Хватит глазеть, пора работать... Лобастик развернул "ревун", снова приник к прицелу. А потом все-таки не выдержал, бросил взгляд назад.
        Снежное облако не просто восстановило дистанцию - сократило ее вдвое. И размытым уже не выглядело, не приходилось напрягать зрение и воображение, чтобы понять, где тут лапа, где хвост... За снегоходом мчался медведь. Натуральный полярный медведь, сотканный из снежных вихрей. Только мамаша этого медведя не иначе как согрешила со слоном, и отпрыск унаследовал мамин вид и папины размеры.
        - Самый полный! - рявкнул Лобастик.
        Двигатель взвыл. Ледяная крошка струей ударила из-под широкой задней гусеницы. Снегоход рванулся вперед. Призрак не отставал. Лобастик мог разглядеть уже мелкие детали облика медведя - например, бельма снежных глаз. Но несущийся за машиной зверь никоим образом не походил на тщательно вылепленную фигуру из парка снежных скульптур, непонятно как научившуюся двигаться. Медведь оставался бесплотным, призрачным, и сквозь него Лобастик мог смутно видеть проносящиеся мимо сугробы и обломки хижин.
        Человек с более развитым воображением мог бы заподозрить у себя расстройства психики, мог бы грешить на галлюцинации или оптические обманы, мог бы просто оцепенеть от невозможности происходящего...
        Лобастик воображения был лишен. Вообще. Напрочь. И мыслил сейчас четко и ясно, хоть и несколько примитивно: все непонятное опасно, все опасное подлежит уничтожению.
        Он навел "ревун" на голову зверя. Медведь распахнул громадную пасть. Клыки были не меньше руки Лобастика. В наушниках звучал голос Артистки, он не обращал внимания, тщательно прицеливаясь. В снежный лоб, между снежных глаз.
        - Отсоси, тварь!!! - проорал Лобастик. - Получи, сука!!!
        И надавил на гашетку. Очередь "ревуна" попала точно в цель, промахнуться было невозможно. Точно так же невозможно было расстрелять быстро несущиеся снежинки, какой бы вид и облик они ни принимали...
        - Траханная зверюга!!! - Снова очередь, длинная, во всю ленту.
        Кокс обернулся, бросил взгляд назад, услышав вопли Лобастика и странную пальбу, совсем не похожую на экономные очереди напарника. Лучше бы он этого не делал... При виде нависшего над кормой громадного зверя руль дернулся в руках Кокса, снегоход вильнул, пошел в занос, начал валиться набок... И в этот миг на него обрушился удар исполинской лапы.
        ...Лобастик открыл глаза, поморгал, отряхивая налипший снег. Медведь исчез. Шлем с головы - тоже. Машина валялась на боку, двигатель заглох. Кокс, вылетевший с водительского места, был мертв - на спине зияла громадная и глубокая рана, белели обломки костей, - и при том никакого кровотечения... Готов, отъездился. Из-за какой-то траханной снежной фата-морганы, к тому же без следа рассеявшейся...
        Снежной? Лобастик разглядывал глубокие следы когтей, вспоровших трехмиллиметровый армированный бронепласт на боку снегохода, - и пытался как-то состыковать увиденное с мыслью о быстро летящих снежинках... Получалось плохо.
        Однако надо было выползать из-под придавившей турели - горючка сочилась из пробитого бака, расползалась по льду и впитывалась в снег, одна искра от поврежденной проводки обеспечит Коксу кремацию, а Лобастику аутодафе.
        Он оперся руками о снег, повернулся - и увидел медведя. Снежный зверь подходил неторопливо, уверенно. Огромная лапа наступила на снег рядом с Лобастиком, шагнула дальше, не оставив никакого видимого следа. Башка медведя наклонилась над головой Кокса, снежные ноздри глубоко втянули воздух...
        И не только воздух - Лобастику показалось, что между мертвым человеком и черт знает каким медведем промелькнуло что-то смутное, размытое, с бейсбольный мяч размером. А потом медведь шагнул к нему. Распахнул громадную пасть, и Лобастик без малейшего удивления разглядел в ее глубине черное-черное небо, усеянное яркими звездами.
        Он засмеялся... Страха не было. Невозможно убить центр Вселенной, ее краеугольный камень. А если возможно, то Вселенной придет конец. То-то все обломаются... Смех Лобастика вызвала именно эта мысль о врагах, о заказчиках, о прочих людишках - не ждали, суки?
        Громадные челюсти сомкнулись. Голова громко хрустнула. Лобастик умер, смеясь. И оказался прав: Вселенная исчезла. Погасли звезды, напоследок вспыхнув тусклым багровым пламенем, исчезла даже чернота, где они висели. Не осталось ничего.
        Стремительно обретающий плоть Нанук, Хозяин белых медведей, задрал морду к небу и громогласно зарычал.
        Буря, ворвавшаяся наконец в селение альмеутов, ответила не менее громким ревом.
        Мангуст ошибался, когда думал, что генерал Кравцов рассчитывает найти на "Т-3" оружие массового поражения. К тому времени, когда белая субмарина с романтическим именем "Брунгильда" всплыла возле флоберга, генерал знал все о проекте "Осирис".
        Даже то, что не смог раскопать покойный Морис Бенуччи, а за много десятилетий до него - пронырливые журналисты "Ньюсуика", и дотошные судебные исполнители, и агенты ФБР, и даже детективы страховых компаний, способные раскопать все на свете.
        И журналисты, и сыщики всех мастей изначально не имели шансов проследить таинственного покупателя. Он был не просто профессионалом - профессионалом высшей пробы, много лет руководившим внешней разведкой одной из двух сверхдержав, и не только внешней, и не только разведкой...
        По странному стечению обстоятельств генерал каждый день встречался с ним взглядом. Не с живым человеком, разумеется, - с портретом...
        Так уж издавна повелось, что в кабинетах высших чиновников и военных висит на стене портрет главы государства. Традиция. Но нынешний как бы глава... Говорящую голову из стерео, лишь озвучивающую решения истинных правителей страны (озвучивающую под всенародный невеселый смех), - на портрет и на стену? Ну разве что как мишень для дартса...
        Ни в одном приказе по ОКР это не зафиксировано, но все генералы и офицеры знали негласное распоряжение: на стенах уместны былые руководители спецслужб России. Кто именно? Выбирайте по вкусу...
        Кто-то выбирал Железного Феликса, кто-то - Лаврентия Павловича, кто-то - менее одиозных и известных деятелей. Генерал Кравцов остановил свой выбор на портрете Юрия Владимировича Андропова, председателя КГБ.
        Правда, проект "Осирис" Андропов начал осуществлять уже в то время, когда руководил не КГБ - всей страной. Зачем генеральный секретарь отдал приказ приобрести и вывезти в Советский Союз хранилище "Вечной Жизни", навсегда останется загадкой. Проект "Осирис" остался незавершенным, как и многое из начатого Андроповым. Смерть генерального секретаря, руководившего страной чуть больше года, оставила много таких загадок.
        Доктор исторических наук Поликарпов, главный архивариус страны и по совместительству генерал-майор ОКР, вместо однозначного ответа смог предложить лишь несколько версий, самых разных, от уныло-бытовых до блистательно-конспирологических...
        Самая реалистичная и скучная версия основывалась на бесспорном факте: генсек был неизлечимо болен и знал это. Как следствие, он мог заинтересоваться разработками "Вечной жизни" в сугубо личных интересах.
        Генерал Кравцов хорошо понимал, что за многими будоражащими воображение загадками истории скрываются именно такие разгадки, абсолютно будничные... И все же ему гораздо больше нравилась другая версия. Вкратце ее суть такова:
        В мае 1983 года на стол генерального секретаря лег так называемый "Доклад группы академика Мальгина" - апокрифический документ, никогда не попадавший целиком в руки исследователей, известный лишь по цитатам, зачастую искаженным. Доклад на основе глубокого анализа как открытых, так секретных данных давал прогноз дальнейшего развития страны, причем прогноз неутешительный: либо Советский Союз в ближайшие пять-шесть лет начнет крупномасштабную ядерную войну с Западом, либо по всем параметрам проиграет мирное соревнование и через десять, самое большее пятнадцать лет потерпит полный крах всего - государственности, политической системы, территориальной целостности... Самое любопытное, что вариант победы в войне не рассматривался даже теоретически. Предполагалось, что обмен массированными ядерными ударами завершится примерно вничью... Но если советский народ был способен, по мнению авторов доклада, выдержать многомиллионные потери, разрушение экономической инфраструктуры, холод, голод и нищету, - то куда более избалованный Запад ожидали при таком раскладе социальные катаклизмы невиданной силы, грозящие
если не полным уничтожением системы, то ее значительной деградацией.
        Андропов размышлял над информацией два месяца. Не просто размышлял, естественно, - десятки институтов проверяли те или иные узловые точки доклада.
        Все сходилось. Никаких натяжек и логических нестыковок, никакого вольного обращения с цифрами и фактами выявить не удалось. Эксперты из разных областей знания соглашались с авторами доклада в их локальные выводах. Глобальный вывод генсек анализировал в одиночестве - и не находил в нем изъяна.
        Надо было выбирать. Андропов выбрал войну. И начал к ней готовиться буквально со следующего дня.
        Под первым же удобным предлогом Советский Союз отказался от продолжения переговоров по ограничению вооружений в Женеве. Затем последовала отмена моратория на развертывание советских ядерных ракет средней дальности в Европейской части СССР. Оперативно-тактические ракеты повышенной дальности ударными темпами размещались на территориях ГДР и Чехословакии. На боевое дежурство к берегам США отправлялись все новые и новые подводные ракетоносцы... Нарушитель воздушной границы, корейский пассажирский "Боинг", напичканный шпионской аппаратурой, был сбит и рухнул на дно Тихого океана вместе с экипажем и пассажирами. Война спишет все...
        Сроки службы в армии и на флоте увеличились на двенадцать месяцев - впервые с 1967 года. Объявлялось, что мера временная, всего лишь на год, на два призыва, - никто не верил. Внутри страны железной рукой наводилась железная сталинская дисциплина - облавы на лодырей и прогульщиков в банях и кинотеатрах запомнились на долгие годы... В студенческих общагах пели на тоскливый мотив под гитару:
        Придет война, и нас на запад
        В теплушках грязных повезут.
        И после первой ядерной атаки
        Мой труп обугленный найдут...
        А газеты, радио и ТВ трубили о мире во всем мире и клеймили поджигателей войны - надрывно, громко, куда громче обычного. Люди старшего поколения лишь качали головами - хорошо помнили те же самые мантры накануне предыдущей большой войны.
        Мог ли Андропов закупить и припрятать генохранилище в преддверии грядущих событий? Генерал Кравцов считал, что вполне мог. Генсека даже злейшие враги не обвиняли в глупости и недальновидности, а возможный ущерб человеческому геному в результате резкого всплеска радиации не обсуждали в те годы лишь самые ленивые аналитики...
        А затем случилось то, что случилось. Генсек болел долго, но умер неожиданно, - так, что люди гадали (шепотом, на кухнях): убили или залечили?
        Генохранилище с коллекцией замороженных трупов в нагрузку - закупленное через сложную цепочку посредников и вывезенное окольными путями в Союз - оказалось в подвешенном состоянии... Никто не знал истинной цели проекта "Осирис", покойный генсек по старой своей гэбэшной закалке ни с кем не делился сокровенными планами.
        Неповоротливая госмашина сработала по инерции - секретный груз, как и планировал Андропов, доставили на флоберг, на тот момент бесхозный. Придумка гениальная: тайник под носом у противника № 1, в месте, которое штатовцы считают чуть ли не своей территорией, - и тем не менее едва ли появятся на ней в ближайшие десятки лет.
        А потом о тайном хранилище на "Т-3" забыли. Самым банальным образом забыли, как забывает хозяйка о банке с вареньем в дальнем углу холодильника... Сбылись мрачные пророчества из доклада Мальгина. Страны под названием СССР не стало. Покрытая пылью секретная папка кочевала из архива в архив. Никто не вспоминал о странной затее давно минувших дней.
        Такая вот версия... Красивая, стыкующаяся со многими известными фактами, - но всего лишь версия. Игра ума...
        Гораздо больше генерала Кравцова в настоящий момент интересовала игра другая - та, что разворачивалась сейчас вокруг флоберга и генохранилища.
        Ирония судьбы - у Кравцова, пожалуй, сейчас самая полная информация о генохранилище по сравнению с другими игроками. И, пожалуй, самые обоснованные с юридической точки зрения претензии на сокровище. По праву наследования, так сказать.
        Но при этом нет возможности дотянуться до выигрыша, до главного приза... Флоберг, дрейфующий сейчас в пяти градусах широты от полюса, - не Печора, вертолеты с десантурой не послать, далеко... И для конвертопланов далековато. Надо оборудовать промежуточные аэродромы, завозить туда горючку, - времени нет, счет идет на дни, а может, и на часы.
        Самолеты долетят и даже вернутся, первый разведывательный рейс уже произведен... Флоберг обнаружен, по возможности изучен, точные координаты легли в память боевых компьютеров... Что еще можно предпринять, имея в распоряжении лишь самолеты?
        Можно выбросить парашютный десант. Но есть один минус - билет у десантников будет в один конец, чтобы им вернуться с трофеями, придется опять-таки затевать возню с аэродромами подскока...
        Существовал и второй вариант. Простой, логичный, очень неприятный.
        Флоберг с самолетов можно уничтожить. Субъядерными бомбами.
        Причем именно субъядерными и именно с самолетов. Если запустить баллистическую ракету с чем-то более серьезным, последствия дипломатам придется расхлебывать очень долго. И не факт, что расхлебают.
        Если нет возможности выиграть, надо играть на ничью. Сделать так, чтобы победа и главный приз не достались другому.
        Два стратегических бомбардировщика, поднятые с базы в Рогачево, несли дежурство в воздухе. Два "Ту-316", два реликта ушедшей эпохи, носившие имена собственные, подобно боевым кораблям: "Вольга" и "Святогор". Крылатые мамонты, или динозавры, или что-то еще давно вымершее... Других самолетов, способных достигнуть района полюса и вернуться, у России не было. Ни одного.
        На борту "Святогора" - десантная парашютная капсула, а в ней отборные бойцы, "выдры".
        Второй "динозавр" нес одну бомбу. Одну, но какую: МВБ/ОМБ-3000. Цифра в названии означала мощность заряда в тоннах тротилового эквивалента.
        "Вольга" и "Святогор" кружились в воздухе, там же и дозаправлялись, пожирая горючее в баснословных количествах. Затягивать их боевое дежурство невозможно, да и бессмысленно. Что толку в штурме или уничтожении выпотрошенного флоберга?
        По всем расчетам, команда Артистки уже на острове или на подходе к нему.
        Мангуст на связь не выходит и, возможно, не выйдет никогда.
        Генохранилище не должно попасть в руки Кауфмана.
        Из этих трех тезисов следовал вывод: надо отдавать приказ "Ту-316" ложиться на боевой курс... Тому или другому самолету. Немедленно.
        Но генерал медлил. Смотрел на портрет Андропова, словно ждал, что тот поможет, подскажет...
        Приказ генерал Кравцов отдал час спустя, когда из Цюриха поступило сообщение о смерти Франка Айзерманна. К флобергу полетели оба воздушных гиганта, и какой из них сбросит свой груз, генерал не знал.
        Не знал до того момента, когда сработал личный канал связи, вызова по которому генерал ожидал все последние дни.
        Они говорили на старом добром французском - не на франкоканадском жуале и на на том убогом и загрязненном арабизмами новоязе, что в ходу у жителей христианских пригородов Эль-Парижа, - на настоящем, на языке Мольера, Флобера, Мопассана...
        Денизе давненько не доводилось слушать живую французскую речь - в немецкоязычном Цюрихе она не в ходу. Пожалуй, после смерти Люс она ни с кем так долго не говорила на родном языке. Для мисс Мак-Грегор он родным не был, но владела им Люс прекрасно - на орбите разноплеменная золотая молодежь из разных Анклавов общалась между собой исключительно по-французски, демонстративно отгораживаясь от техников, пилотов и прочей обслуги, предпочитавшей английский в качестве языка общения.
        - Мы не успели закончить погрузку...
        - Да.
        - И тем не менее на "Гермесе" сейчас больше дьюаров, чем мы договаривались, чем ты собиралась мне отдать.
        - Да...
        - Почему так? Что-то изменилось?
        - Да.
        - Остров обстреливают. Скоро здесь будет десант, и у нас мало времени. Твой вертолет готов?
        - Мне не нужен вертолет...
        - Хорошо. Ты рассчитываешь отбиться? Эти дьюары - аванс за помощь? Я едва ли смогу потопить субмарину, но загнать ее под лед можно попробовать...
        - Не надо трогать "Брунгильду". Пусть плавает. У нее красивое имя...
        - Пусть. Но что ты хочешь? От меня?
        - Ты это сделаешь?
        - Если это возможно. Если невозможно - попытаюсь.
        - Не обманешь?
        - Я никого никогда не обманываю. Уже много лет. Не вижу смысла начинать сейчас.
        Он и в самом деле не лгал. Ни сейчас, ни вообще... Ни для каких целей. Зарекся в тот день, когда обнаружил в себе способность ощущать чужую ложь, любую, даже самую невинную... Иногда жалел, иногда очень хотелось солгать - во благо, во спасение... Но он не лгал.
        - Ловлю на слове. На честном слове... Скажи мне, как тебя зовут.
        - Это и есть твое желание?
        - Да.
        - Это тебе необходимо - именно здесь и именно сейчас?
        - Да.
        - Я в третий раз спрашиваю тебя: ты хочешь этого?
        - Ты переспрашиваешь всех три раза, потом называешь имя и тут же убиваешь узнавшего?
        - Нет. Привычка. Но ты не ответила.
        - Да. Да! Да, черт возьми!!!
        - У меня было много имен. Я отрекся от всех. Мать называла меня Андрей, Андрэ...
        - Андрэ и Дениза... Эти имена неплохо сочетаются...
        - Особенно на русском... Первые буквы складываются в интересную аббревиатуру... Но давай вернемся к делу.
        Его французский звучал с акцентом, но все же это был французский... Говорить о делах на нем не хотелось. Хотелось говорить у другом...
        - Хорошо. Вернемся.
        - Там, снаружи, меня ждут люди, которым я кое-что обещал и не могу обмануть. И судно с материалами, которые не должны пропасть. У меня есть предложение для тебя.
        - Давненько мне не делали предложений... с последнего всплытия "Зигфрида"... Я внимательно слушаю.
        Она откинула капюшон и смотрела собеседнику прямо в глаза. "Дыродел" в меховой рукавице нагрелся, казалось, что металл обжигает ладонь... Крупнокалиберный "дыродел", но портативный, с коротеньким стволом и обоймой всего на четыре патрона. С ним Дениза добывала полярных медведей - один на один, с единственным патроном в стволе.
        Сейчас обойма была снаряжена полностью. Потому что дичь, стоявшая перед Денизой Ло, была гораздо опаснее.
        И гораздо желаннее...
        Пятерых придурков, решивших затеять с нами скоротечный огневой контакт, мы положили без проблем. Я впервые смог оценить Аллигатора в настоящем деле. Впечатляло...
        И систему самоликвидации обнаружили без проблем, замаскировать ее никто не позаботился.
        На этом список наших достижений исчерпался. Обезвредить систему мы не сумели, да и никто бы не сумел. Лишь в стереобоевиках все легко и просто - лежит себе условно-стилизованная боеголовка, мигает на ней индикатор обратного отсчета, и задача главного положительного героя легка, проста и приятна: подобрать за оставшиеся до взрыва тридцать секунд двенадцатизначный код отключения - тут и сказке конец, хеппи-энд и закрывающие титры.
        Здесь и сейчас боеголовки не оказалось. Ее заменяло множество мелких взрывных устройств, распиханных повсюду. У каждого - свой радиовзрыватель. Наверняка вся эта взрывчатая мелочь предназначена совсем для иных целей, использование ее для подрыва дьюаров - импровизация чистой воды. Но задачу это лишь усложняет... Здесь, в хранилище, нет единого пульта управления, каждое взрывное устройство надо разряжать отдельно.
        Одну игрушку мы обезвредили достаточно быстро. Минут за пять. Допускаю, что, набив руку, можно управиться и за две. Несколько часов работы, чтобы обезвредить все.
        Но несколько часов нам никто не даст... Не пятая, так шестая мина взорвется в руках, а заодно и все остальные, попрятанные здесь по укромным местам...
        Надо пробиваться дальше. Искать мощный передатчик, способный передать сигнал на подрыв в широком спектре частот. Портативное, в кармане носимое устройство тут не годится, слабому сигналу не пробиться сквозь толщу льда.
        И мы отправились дальше.
        Но хоть какую-то пользу от визита сюда лично я получил: перестал бродить, как ежик в тумане, понял, из-за чего разгорелся весь сыр-бор...
        На каждом дьюаре был не только нанесен краской номер, но и педантично наклеена бумажка с данными, не иначе как на случай утери сопроводительной документации: что внутри, личные коды доноров совместно с датами получения материалов...
        Все мои догадки пошли прахом. Если распылить все это добро над густонаселенными местами, никакой эпидемии не случится...
        Даже рождаемость не повысится.
        Талькуэ-иа-сейглу знал, что у него очень мало времени.
        Утром он прекрасно понял, о чем толковал хойту, предлагавший свои дымящие палочки, - и в очередной раз подивился глупости не-людей. Разве тело, покинутое душой, сможет высасывать дым из тлеющей палочки? Не сможет, и вскоре душа поневоле вернется, какие уж тут длительные путешествия по мирам... Впрочем, изначально лишенные души хойту не могут разбираться в таких тонкостях.
        Но сейчас выбора не было. Верховная жрица сказала, что он должен помочь ей повергнуть демона-хойту. Сделать это можно только из Междумирья, в Среднем мире демон почти неуязвим. И Талькуэ вышел туда, в темное ничто, расположенное между мирами, - дурацким, хойту предложенным способом. Времени мало, но он должен успеть.
        ...Междумирье содрогалось, и Талькуэ знал отчего. Хозяин белых медведей разгневан... Лучше не искать его сейчас и не попадаться на его пути.
        Талькуэ-иа-сейглу ошибался, слишком мал был его опыт путешествий между мирами... И ни один путь в Междумирье не мог миновать бодрствующего Нанука, если он не желал того.
        Искать не пришлось. Огромный зверь сам появился перед Талькуэ. С клыков Брата-Медведя капала кровь.
        "Приветствую тебя, Большой Брат!"
        "Зачем ты пришел, разбудивший меня? Мне нет покоя с тех пор, и сон мой не возвращается".
        "Я пришел сюда, Брат-Медведь, чтобы убить демона, носящего обличие хойту и проходящего сквозь миры. Ты видел его?"
        "Да. Он очень силен".
        "Не сильнее тебя, Большой Брат. Ты можешь повергнуть его?"
        "Разве я могу повергнуть Хозяина китов? Разве Имал-Нуа, мать всех рыб, может повергнуть меня? Не все вопросы имеют ответы, и нельзя разрушать миры, чтобы проверить, чья сила больше".
        "Хойту-демон смертен? Можно разрушить его оболочку и изгнать дух в Нижний мир?"
        "Ты сам можешь попробовать сделать это".
        "Как?"
        "Слушай меня внимательно, Маленький Брат..."
        Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, слушал внимательно и запоминал каждое слово. Времени мало, но в Междумирье оно течет чуть иначе...
        Он успеет.
        11. Дележ по понятиям
        - Давненько мне не делали предложений... - улыбнулась Дениза. - С последнего всплытия "Зигфрида"... Я внимательно слушаю.
        - Отправляйся с нами. Все, что успели погрузить на "Гермес", поделим поровну. За остальное пусть дерутся без нас. Решай, времени очень мало.
        Где-то в глубине острова грохнул взрыв. Что и зачем взорвалось, Дениза не стала гадать... Времени действительно остается все меньше.
        Она спросила в лоб:
        - Я тебе нравлюсь?
        - Ты уже спрашивала. Три месяца назад. По-моему, я тогда ответил однозначно.
        - Тогда я делаю встречное предложение. Я предлагаю себя. Всю и навсегда. И главное сокровище мира в качестве приданого.
        Самое смешное, что сейчас Дениза не лгала. Ни единым словом. Глупо, наверное, - влюбиться после суток, проведенных вместе... Она знала, что так порой бывает, но никогда не думала, что такая напасть случится именно с ней... Но случилась. Три месяца Дениза Ло уговаривала, убеждала себя - все прошло, все кончилось, он мертв, и надо все забыть... Почти уговорила. А неделю назад увидела на экране лицо, снившееся в последние ночи даже чаще, чем мертвая Люс...
        Так жить нельзя. С этим необходимо было покончить так или иначе. Она не пятнадцатилетняя соплячка, втрескавшаяся по уши в преподавателя своего лицея... Она Дениза Ло, и мертвецов за ее спиной не меньше, чем в здешних туннелях. Если человек откажется от ее предложения - он мертв. Дениза заберет его корабль и исчезнет в просторах Арктики - для всех врагов, разумеется.
        А на деле отправится вместе с сокровищем в Берроу, в маленький городок на побережье Аляски, покинутый задолго до Катаклизма и разведанный год назад неутомимым Талькуэ... Жители Берроу, уходя, оставили свои дома в полном порядке - при нужде можно хоть зазимовать, выжидая, когда враги закончат первую, самую активную стадию поисков. Там можно спрятать генохранилище не менее надежно, чем на Острове, ни Айзерманн, ни сам дьявол не разыщут. Спрятать и начать переговоры с покупателями... Она может сделать все это одна. Но очень хочется сделать вдвоем...
        Монета встала на ребро. Монета повисла в воздухе. Орел или решка? "Дыродел" в рукавице обжигал, словно был раскален докрасна.
        ...Человек без имени не знал, плакать или смеяться, к тому же давненько разучился делать и то, и другое... Бедная девочка... если бы она могла взглянуть на себя со стороны и не глазами... если бы видела, что тащит за собой - черный, змеящийся клубок, нависший над левым плечом... долго с таким не живут и умирают страшно. Сам человек через левое плечо не оглядывался. Никогда.
        - Ты согласен?
        - Да.
        Он шагнул к ней, поднял руку... И попытался оторвать, отцепить черный клубок, почти не веря, что получится... Было очень больно, пальцы словно погрузились в расплавленный металл... Он терпел, продолжая безнадежные попытки...
        Со стороны казалось, что он нежно, едва касаясь проводит пальцем по ее волосам. И Дениза Ло отреагировала на этот жест так, как обычно и реагируют женщины...
        ...Она улыбалась. Он чувствовал себя обессилевшим, выжатым как лимон... И самое главное, все впустую, черный клубок остался, где и был... Медового месяца не получится. И даже медовой недели...
        - А теперь уходим. Пора.
        - Подожди... Осталось маленькое дельце... Мой прощальный поклон "NPI".
        - Что ты хочешь сделать?
        - Взорвать остатки приданого...
        - Ты заминировала генохранилище?
        - Да. Оно и так взорвется через час. Но час - слишком долго, ребята к нам пожаловали слишком шустрые и хваткие, могут все испортить... Один из выносных пультов здесь, рядом. Я быстро...
        - Нет.
        - ???
        - Ты не сделаешь этого.
        Сказано было так, что Дениза поняла: можно долгие часы уговаривать, объяснять, что главное сокровище мира может быть только одно, а если их два или больше, то ценность их сразу уменьшится, причем не вдвое, цена, которую можно будет запросить, упадет гораздо сильнее... Можно уговаривать. Можно грозить или умолять... Ничего не изменится. Нет - значит, нет.
        Дениза смотрела на него в упор, глаза в глаза. Так же, как смотрела в глаза капрала Кински, ошарашенно уставившегося на ее грудь. Так же, как смотрела в глаза размякшего от вожделения Мориса Бенуччи...
        - Мне очень жаль, Андрэ... - проронила она дрогнувшим голосом.
        И нажала на спуск.
        Талькуэ-иа-сейглу был хорошим охотником, способным проводить в засаде долгие часы, не выдавая себя ни звуком, ни движением, в готовности в любой миг нанести смертельный удар.
        Но эта засада оказалась самой томительной, засада на демона-хойту. Шанс лишь один, другого не будет, и ни в коем случае нельзя ошибиться, выбирая момент удара.
        Верховная жрица сделала очень многое, заставила демона раскрыться, лишила его части сил... Но почему же она не подает Талькуэ сигнал, что пора начинать? Она ведь сама призвала его на помощь? Время, отпущенное на этот визит в Междумирье, истекает...
        Когда в Среднем мире грянул выстрел, поразивший оболочку демона, Талькуэ понял: вот он, сигнал! Пора!
        Он ринулся вперед. Он переплелся с той составляющей демона, что двигалась в Междумирье. Он повлек ее за собой... Он чувствовал отчаянное сопротивление, чувствовал, что сил для победы не хватит... Но никакой роли это уже не играло. Потому что обе переплетенные сущности уже падали, летели в черном колодце... Колодец вел в Нижний мир.
        Потом Талькуэ понял, что падает один. Демона рядом не было. Сумел затормозить падение? Талькуэ не знал ответа и не хотел знать. Он сделал все, что мог.
        Они стояли слишком близко друг к другу - Денизе не пришлось поднимать руку, целиться... Она просто нажала на спуск.
        Вот и все... Второго выстрела не потребуется. Пуля калибром четырнадцать миллиметров, валящая медведей весом в несколько центнеров, для человека смертельна, даже если попадает не в самые уязвимые места... А эта попала в область сердца.
        Вот и все, Андрэ... Один день. Одна ночь. Три месяца надежд... Одна пуля. Точка, роман окончен.
        Она сняла рукавицу, вытряхнула из нее горячую гильзу - механическими движениями. Надо жить дальше... Надо активизировать немедленный подрыв, надо добраться до вездехода, а на нем - до корабля... Оставшийся экипаж "Гермеса" - троица у входа в штольню - уже мертвецы, путешествие в Берроу она совершит в одиночку... Корабельный компьютер наверняка запаролен, но в ручном управлении Дениза разберется, не зря же получала дипломы пилота и борттехника. А потом...
        В туннеле стало темнее. Топот. Чей-то крик. Набегающее существо с лицом младенца и вытянутой вперед чудовищной клешней. Где ж ты собрал таких уродов, милый Андрэ...
        Она выстрелила. Попала, разумеется. Существо пошатнулось, замедлило шаг, но продолжало надвигаться. Однако...
        Дениза выстрелила второй раз, третий...
        Чудище остановилось совсем рядом, чуть-чуть не добежав до Денизы. Медленно начало падать, заваливаться назад... Она уже не смотрела, быстро доставая вторую обойму. Надо кончать и остальных, нельзя оставлять за спиной этот детский сад.
        Уродливая громадная клешня метнулась вперед, стиснула Денизу. Руки оказались прижатыми к телу. "Дыродел" и обойма выпали... Клешня сжалась сильнее. Что-то сломалось с громким треском - может быть, плечевая кость, может быть, ребра...
        Дикая вспышка боли поглотила Денизу. Она ничего не видела - яростное пламя повсюду, от горизонта до горизонта, пламя, сжигающее ее дотла.
        Потом стена огненной боли расступилась, и Дениза увидела Люс - искаженное лицо, струйки пота, руки, вцепившиеся в штурвал...
        Рот Люс раскрылся в беззвучном крике - совсем как четыре года назад. Тогда Дениза не поняла, не разобрала ничего толком сквозь рев пошедших вразнос двигателей... По крайней мере, она четыре года убеждала себя, что ничего не расслышала... Теперь она понимала каждое слово.
        - Помоги! - кричала Люс, налегая на штурвал. - Одной не вытянуть!
        - Держись, подруга! - откликнулась Дениза, взявшись за штурвал второго пилота. - Выкарабкаемся! Второй раз умереть я тебе не позволю!
        Они выкарабкались. Раздираемый перегрузками "челнок" выровнялся, стабилизировал полет... Белый ад остался внизу, не дождавшись добычи, впереди, прямо по курсу, была бездонная глубина космоса и далекие яркие звезды, лететь к ним предстояло долго, очень долго, но Дениза не сомневалась - они обязательно долетят...
        - Как дела, Мангуст? - поинтересовалась Артистка.
        - Все в порядке, пультовую захватили... - сказал я чистейшую правду. Но тут же, без перерыва, занялся наглой и беспардонной дезинформацией:
        - Самоликвидацию остановили, до взрыва оставалось сорок две минуты.
        - Где Аллигатор?
        - Воюет где-то... - соврал я.
        - Хорек и его люди не появлялись? Я их послала к тебе, но связь внутри базы оборвалась.
        - Не появлялись, - снова соврал я.
        А ведь группа Хорька - последний ее резерв. Артистка осталась одна на субмарине, если не считать Ван Бурка и его моряков, малопригодных для силовых акций...
        - Кто там у тебя стреляет? - спросила Артистка.
        Услышала-таки отзвуки стрельбы, долетающие порой в пультовую.
        - Понятия не имею... И проверять не пойду. Вдруг заскочит кто-то, близко знакомый со здешней техникой? И снова включит самоуничтожение, пока меня нет...
        Самоуничтожение включать не требовалось. Самоуничтожение я не отключил, и таймер трудолюбиво отсчитывал секунды. Более того, отключающую кнопку я дополнительно заблокировал восьмизначным кодом.
        - Ладно, оставайся там. Попробую еще раз связаться с Хорьком. До связи.
        Канал связи работал, но экран опустел... Заняться нечем. Следы недавней схватки я ликвидировал, в центральной пультовой флоберга теперь все чисто и аккуратно. Трупы убраны с глаз долой, в небольшую подсобку, где хранятся инструменты и запчасти. Крови - ни лужицы. Если забежит кто-то из нашей команды, не будет удивляться и хвататься за оружие. Тихо и спокойно ляжет в подсобку рядом с мертвым Аллигатором, Хорьком и остальными...
        Скукота... Сейчас я прекрасно понимал Леню Дзю и других, кто затевал бессмысленные переговоры. Скучно сидеть и ждать взрыва в полном безделье, после того как пришлось бегать, стрелять, резать глотки, - дабы этот взрыв подготовить...
        Честно говоря, я и сам испытывал изрядное желание связаться с генералом Кравцовым и сообщить его превосходительству, какой он дурак. Ну и еще поболтать о чем-нибудь...
        Генерал и вправду дурак. Ловил и искал группу "Памир", как черную кошку в темной комнате. В пустой комнате...
        Фокус в том, что группа "Памир" не существует постоянно. Появляется и исчезает, снова появляется, уже в другом составе...
        Сейчас в группе ровно один человек. Я. Но в Сеть уже ушел пакет, активизирующий следующих участников группы. Тех, кто найдет подходящий объект, разработает план. Затем они уйдут, активизировав посредников, а уж те займутся подбором исполнителей...
        Спецслужбы всех стран и Анклавов понапрасну теряют время, пытаясь ухватиться за какое-то из звеньев и вытянуть на свет всю цепочку. Потому что в каждый момент времени существует лишь одно звено...
        Зачем мы занимаемся всем этим?
        Все очень просто... Мы - Хранители. Хранители жизни.
        Именно жизни в глобальном смысле слова, а не жизней никчемных сапиенсов...
        Наш шарик - единый живой организм, нуждающийся в защите и сбережении. А люди не просто тупиковая ветвь эволюции - тромб, намертво закупоривший ее течение.
        Все вопли о том, что люди окончательно загубили планету вообще и биосферу в частности - это вопли ошалевших от страха потомков обезьян. Их предки точно так же вопили, заметив приближающегося леопарда...
        Биосфера не умирает. Она только-только начала возрождаться - исключительно нашими трудами. Не только Хранителей, но всего человечества.
        Сапиенсы сами создают условия для нового витка эволюции: извлекают из земли углерод в виде нефти, угля и газа - и возвращают в атмосферу, сжигая. И вытаскивают из глубин на поверхность изотопы, повышая радиационный фон. Тем самым на планете восстанавливаются условия, существовавшие много миллионов лет назад и необходимые для бурной и успешной эволюции живых существ: высокая радиация, воздействующая на гены и вызывающая их бурное изменение, и избыток строительного материала для роста живых организмов - проще говоря, углерода в атмосфере.
        Хранители занимаются тем же самым. Но не стихийно, не в качестве побочного эффекта при достижении иных целей - осознанно и целенаправленно. Когда будут взорваны все доступные ядерные заряды и рассеяны в атмосфере радиоактивные вещества, неспособные взорваться, - придет черед углерода. Леса, остатки нефти и угля - запылает все, способное гореть...
        Эволюция получит новый толчок, а человечество... туда ему и дорога.
        И никаких генохранилищ. Никаких вторых шансов. Шанс был, вы его просрали. Точка, обсуждению не подлежит.
        Я, дурак, боялся зомбирования и промывания мозгов со стороны группы "Памир". Какая глупость... Я все тот же Руслан Дашкевич, каким был неделю или год тому назад. Никто меня не зомбировал и не программировал - просто мне помогли открыть глаза чуть шире и увидеть чуть больше.
        А мы поможем другим...
        И поможем всем сапиенсам, хоть они недостойны помощи, - поможем уйти в свой срок, уйти хоть с какими-то остатками достоинства, не цепляясь за жизнь, не покупая лишние годы ценой любых гнусностей и мерзостей...
        Кажется, это называется эвтаназией?
        - В жизни к дури не притронусь, - сказал Наиль. - Это ж надо так сторчаться...
        Тело молодого эскимоса лежало там же и в той же позе. Никто к нему не подходил, на снегу, наметенном бураном, ни следочка... Но теперь и сам наркоша, и все вокруг него было обильно залито красным. На теле ни единой ранки, казалось, что истекал он кровью через нос, уши, глаза, через поры кожи... А может, и не казалось.
        Наиль осторожно, стараясь не замараться, пощупал у лежащего пульс. Покачал головой.
        - Поехали, - попросил Алька. - Сил уже никаких...
        - Погодь, не спеши... - ответил Наиль, залезая в кабину вездеходика. - Тут главное не поехать, а приехать... Смекаешь?
        - Доедем... Всего-то километр... Крейсер здоровенный, неужто промахнемся, не разглядим?
        - Ну-ну... Ты сам-то с каких мест будешь?
        - Из Таганрога...
        - А я на северах рос, смекаешь? Навидался буранов...
        - И что теперь?
        - Погодь, говорю... Тут одна штука должна быть...
        - Картплоттер здесь выдвижной, синяя клавиша слева от штурвала...
        Третий голос, вмешавшийся в их разговор, прозвучал очень тихо. Но заставил Альку дернуться за оружием, а Наиля подпрыгнуть на сиденье вездехода.
        У входа в штольню стоял Командир. Не мог он там стоять, да и в любом другом месте тоже... Но стоял.
        ...Когда они добежали, стрелять оказалось не в кого. И помогать некому. Командир и главная эскимоска были мертвы, Хват умирал... И умер минуту спустя, не было никаких шансов, с такими-то тремя дырищами... Они с Наилем даже кровотечение остановить не смогли, хоть и пытались.
        Теперь человек, у которого Алька самолично проверил отсутствие пульса и дыхания, поднялся. И пришел сюда. И говорил. Но не факт, что ожил...
        - Подойдите поближе... Мне трудно говорить громко... - попросил Командир.
        Алька придвинулся - с опаской, сохраняя дистанцию. Мало ли что... Наиль вылез из кабины, держа автомат в руках.
        - В ходовой рубке, слева, стеллаж с маршрут-чипами... Достаньте второй снизу. Не перепутайте, коробку я на всякий случай пометил, нацарапал крестик. Активизируйте чип в главном компьютере. Комп будет задавать всякие дурные вопросы, на первый и второй введите "да", на все остальные "нет". Запомнили?
        - Запомнили... - сказал Алька. - А потом?
        - Потом делайте, что хотите... "Гермес" вас доставит в нужную точку.
        - На Станцию?
        - Да.
        - А вы?
        - А я остаюсь... Надо закончить дело...
        - Закончим вместе, и вместе на Станцию, - заявил Алька решительно. - Я "манул". А "манулы" своих не оставляют. Ни живых, ни мертвых.
        Не хотел, но последняя фраза прозвучала двусмысленно...
        Командир сплюнул на снег. Плевок расплылся большой кровавой кляксой. Объяснил:
        - Мне на Станции лучше не появляться... И вам в моем обществе тоже. Команду "Гермеса" мне не простят.
        - А как же мы... одни... Что там скажем?
        - Отдадите все, что привезли. Расскажете все, что было. С вас спрос невелик... Ну а дальше все зависит от вас. Я свое обещание исполняю, солдат. На Станцию ты попадешь.
        Алька не знал, что сказать. Наиль не произнес ни слова с начала разговора.
        - Выполняйте, - сказал Командир.
        - А эти? - вспомнил вдруг Алька. - В грузовом трюме которые?
        - Они уже ушли с "Гермеса", пригодятся мне здесь... Я сегодня немного не в форме.
        ...Вездеход нырнул в буран и исчез. Человек без имени проводил его взглядом... Не маленькие, выберутся... Эдуард получит свой презент для шефа. Но не более того - последняя команда маршрут-чипа обнулит память навигационных блоков и сотрет координаты "Т-3" в памяти главного бортового компьютера... Быстро, без долгих поисков, вернуться на флоберг люди Кауфмана не смогут.
        Теперь остается разобраться со второй половинкой разломленного пополам спасательного круга.
        По большому счету, ему было все равно, кому отдать генохранилище. Денизе, Айзерманну, Кауфману... Хоть генералу Кравцову. Главное - не в одни руки. Слишком хрупкий баланс сил существует в мире, чтобы вручать кому-то одному такой сильный козырь... К тому же монополист получил бы возможность диктовать любые цены на уникальный товар - и спасение человечества обернулось бы спасением крайне узкого круга очень богатых людей. И, наконец, генохранилище - игрушка хрупкая, можно невзначай ее раздавить, вырывая друг у друга...
        Но убедить кого-то из заинтересованных лиц поделиться со злейшими конкурентами представлялось весьма утопичным... Чего уж проще - сообщить Мертвому координаты острова, и тот организовал бы экспедицию, и подавил бы любое сопротивление, и вывез бы захваченные материалы в Москву или на Станцию... Но делиться ни с кем не стал бы. И Большой Франк не стал бы, и генерал Кравцов...
        Пришлось затевать сложную игру, и многое пошло не так, особенно после печорского десанта федералов... Почти три потерянных месяца... Существовал определенный риск, и немалый, что флоберг окажется пустым, когда он до него доберется. Но расчет оправдался - Большой Франк, до поры уверенный в единоличном обладании тайной, не стал искать другое, более надежное место для хранения сокровища. Куда уж надежнее...
        ...Из часа, о котором говорила Дениза, истекла половина. Выносной пульт человек уже отыскал, но тот мог лишь активизировать немедленный подрыв генохранилища. Надо добраться до центральной пультовой...
        Стоило поспешить, но человек шел по ледяной штольне не торопясь, экономя силы. Он знал и умел очень многое, но понятия не имел, сколько сумеет продержаться на ногах, перистальтика сосудов - плохая замена нефункционирующей сердечной мышце... С его способностью к регенерации он мог бы выжить и с такой раной. Но невидимый удар, нанесенный одновременно с выстрелом, изменил все... Человек чувствовал, что организм не справляется, сдает одну позицию за другой... Появился реальный шанс уйти. Наконец уйти.
        Но сначала надо закончить дело...
        До взрыва оставалось семь минут. Или семнадцать. Непонятно как, но я умудрился забыть, на какую цифру запрограммирован таймер...
        С генералом я все-таки связался. Поведал его изумленному превосходительству, что за сокровище я захватил вместо дурацких проржавевших бомб времен "холодной войны". Но Мангуст парень не промах и отныне не намерен корячиться за дурацкие висюльки на грудь. Двести миллиардов юаней и остров в Эгейском море в личное владение, причем с правом экстерриториальности, гарантированным Исламским Союзом, - вполне достойный гонорар за мои праведные труды.
        Ошарашенный генерал Кравцов пошел, куда послали, - отправился изучать карту Эгейского моря, - а я в последние полчаса нашел себе другое отличное развлечение. Любовался на экранах внутреннего наблюдения, как с нескольких направлений сквозь жилые блоки и лабораторные корпуса прорываются небольшие группы бойцов в черной форме... Кто такие? Я понятия не имел. Откуда здесь взялись? Не знаю, взялись и взялись, какое мне дело до происхождения глупых сапиенсов. Будем считать - самозародились в крови и дерьме, вполне приличная родословная, бывает и хуже...
        Прорывались самозарожденцы в мою сторону, к центральной пультовой. Довольно лихо крошили на пути всех встречных островитян, но в стычках с уцелевшими наемниками тоже несли потери...
        Любопытно, успеют они ко мне в гости до взрыва? А если успеют, то какая из групп и в каком составе?
        Я, чтобы не путаться, взял экранный маркер и пронумеровал всех самозарожденцев - как тараканов на бегах. Смешно, правда?
        И организовал небольшой тотализатор - сам ставил ставки, сам их принимал, все мысленно. Кто-нибудь в нашем забеге да победит и получит от меня главный приз - пулю в лобешник. Как только сунется сюда, так и получит...
        Рыжая женщина со стрижкой ежиком пыталась помешать моему развлечению, но я отключил динамик и лишь иногда поглядывал, как беснуется она на экране... Кого-то она мне напоминала, но не важно...
        Не время заглядываться на чужих женщин, к тому же рыжих. Меня в Питере ждет Лариска, и не только - ха-ха! - меня. Врачи сказали, что будет девочка, оно и к лучшему, хватит продолжать династию головорезов Дашкевичей, пусть вырастет и займется чем-нибудь мирным. Представляю, как взовьется бабушка Стася...
        Ай, беда, семнадцатый номер выбыл, а так хорошо шел... Две пули в голову, и ваши ставки сгорели... А бабушке Стасе я пожелаю благополучно подавиться собственной желчью, потому что до выпуска из Кадетского корпуса три месяца, а подавать документы в военное я не буду. Не бу-ду. И вообще уеду из Питера, в красивый южный город у моря, пока не знаю в какой, но придумаю... Скушала, бабуля? Не наелась? Тогда возьми на закуску таракана с номером шесть, он теперь без задней лапки и бегать не может...
        А вот и наши победители, музыка, туш!
        Шевеля усиками, два таракана ввалились в комнату, так нечестно, я думал они маленькие, а они большие и страшные, я в них стреляю, стреляю, а они не падают, не падают, не па...
        Буран оказался быстротечным и, похоже, завершался, - темные, нависшие над землей тучи проползли куда-то дальше, в разрывах снежных вихрей даже изредка мелькало солнце... Но у земли мело и крутило еще о-го-го как, видимость метров десять-пятнадцать, не больше.
        И они наверняка бы раздавили тело, лежавшее в снегу прямо на пути вездехода, - если бы машина двигалась на нормальной скорости. Но вездеход едва полз, увязая в свеженаметенных сугробах.
        - Человек, - сказал Наиль, затормозив.
        - Может, из этих... из мертвяков? - предположил Алька, вглядываясь вперед сквозь мелькание стеклоочистителей. - Не дошел с корабля?
        - Не... Вроде одежка меховая... Точно, эскимос. Еще один обкуренный...
        - Пошли, глянем.
        Наиль хотел возразить, но Алька уже открывал дверцу.
        ...В снегу лежал не эскимос - эскимоска. Молодая, хотя возраст ее Алька определить затруднялся - может, пятнадцать лет, а может, и все двадцать... И была она не обкурена - ранена, причем неслабо.
        - В деревушке ихней под пулю подвернулась, - констатировал Наиль. - Видал, что там творилось?
        Алька кивнул. С ледяных холмов открывался неплохой вид на селение аборигенов, расположенное несколько в стороне от острова, и оба до начала бурана отлично видели, что там происходило... Он вспорол ножом верхнюю одежду, потом нижнюю, тоже меховую, достал самонакладывающийся бинт из аптечки. Хотя толку от него сейчас мало, эскимоска подвернулась не под пулю, под осколок, рана длинная и глубокая, крови потеряно немало, как сюда-то добрела или доползла, удивительно...
        От упражнений в полевой медицине Альку оторвал крик Наиля:
        - Ты глянь, какая дурында с неба валится!
        Он глянул - и не увидел ничего. Та же белесая муть...
        - Во-он там мелькнула... - показывал куда-то вверх Наиль. - Здоровенная, вроде вагона железнодорожного, даже больше... И парашюты сверху, тоже здоровенные!
        Десантная капсула, догадался Алька. В игру вступили новые игроки? Или к кому-то из прежних прибыло подкрепление? В любом разе надо уносить ноги, и побыстрее.
        - Грузим ее осторожно, - сказал Алька.
        Судя по лицу Наиля, никого и никуда ему грузить не хотелось. Он неуверенно предположил:
        - Может, ее свои...
        - Берись за ноги, мать твою! - оборвал его Алька.
        И аккуратно подхватил раненую за плечи.
        ...Автомазированный медицинский отсек на "Гермесе" был хорош - если в недрах индивидуальной аптечки скрывался электронный эскулап, сравнимый по умениям с ротным фельдшером, то здесь - не меньше, чем профессор, а то и консилиум профессоров. И хотя пользователи - Алька с Наилем - оказались в медицине не сильны, но кое-как необходимые первичные процедуры запустили. Но дальше дело застопорилось - рекомендации электронного диагноста пестрели мудреными и непонятными терминами. Чудесного излечения не получилось, но все же пациентка оставалась жива, когда несколько дней спустя на горизонте показались сопки Кольского полуострова...
        Больно. Укол в руку. Я жив. Кровь... Металл холодит щеку... Кровь на полу. Моя. Меня убили. Нет, не сходится... Больно - и я жив... Ранили... Снова укол в руку. А ее и так не поднять. Какой гадостью меня пичкают?
        Воро?ны. Много ворон. Расселись, каркают, хотят поклевать мой труп... Нет, я в Арктике и ворон здесь нет... Это голос. Хриплый, каркающий. Не хочу слушать. Да хватит бить меня по щекам и трепать мои уши!
        - Ну вот, - прокаркал старик. - Так лучше...
        Лучше будет, когда он отвалит и оставит меня в покое. В этой поганой жизни даже умереть спокойно не дают...
        Я попытался дать совет старику, куда ему пойти и чем заняться. Не получилось. Закашлялся, на губах что-то запузырилось, на вкус подозрительно солоноватое...
        - Мне нужен код. Код отключения, - не отставал противный старикан.
        "Какой код?" - попытался спросить я. Очень хитро попытался. По одному слогу: Ка. Кой. Код. И все равно получилась только первая "к", все остальное утонуло в кашле...
        - Ты пытался взорвать хранилище. Надо остановить.
        Я? Взорвать? Ну да, все так и есть. Генерал заслал меня в эту чертову Арктику взорвать это чертово... Стоп! Не взорвать... Захватить и вывезти... Или взорвать?
        - У тебя в мозгах сидела заноза, - сказал старик. - Я ее выдернул, но могут быть последствия, ложные воспоминания, дежа вю...
        Он закашлялся, словно соревнуясь со мной. Плюнул на пол. Красным. На груди у старика - пулевое отверстие. А у меня целых два. Кто, интересно, сдохнет раньше?
        - Код, - напомнил старик.
        Ну да, код... Я заблокировал кнопку, отключающую подрыв. Зачем? Чтобы все взорвалось и никто не смог помешать... Поганцы из группы "Памир" все-таки зацепили меня... Там, в Сланцевской управе. Мы с Артисткой сразу же проверили "балалайки" и даже заменили их, но все равно я не уберегся... Зараза уже сидела в мозгах, и передавалась она не только и не просто через электронику - лишь в сочетании с достаточно длительным аудиовизуальным воздействием. На Артистку не подействовало, а я получил свою занозу, как выражается старик. Кто он, кстати? Код-то я вспомнил, да сообщить не спешил. Неплохо бы понять, кому достанется спасенное от взрыва хранилище.
        Вопрос "Кто ты?" я сумел из себя выдавить. Сквозь кашель, сквозь раздирающую грудь боль.
        - Какая разница? Я без пяти минут мертвец. Ты - тоже. А там лежат потенциальные дети. Здоровые дети. Тебе так важно, чьи женщины их будут рожать?
        Если раньше голос старика казался мне оглушительным карканьем, то теперь приходилось вслушиваться, чтобы разобрать почти шепот... Он снова сплюнул. Снова красным. Слова про пять минут могли оказаться необоснованным оптимизмом. Ладно, рождайтесь. И помните мою доброту.
        Я попробовал шевельнуть правой рукой. Ничего не получилось. Левая оказалась на удивление подвижной. Я поднял ее, показал один отогнутый палец, согнул его, снова разогнул... Потом продемонстрировал другой жест...
        - Один-один-один-один-ноль-ноль-ноль-ноль? - расшифровал старик мою жестикуляцию.
        Я кивнул. Простой код, но я побоялся придумывать сложный. Чувствовал, что с памятью неладно.
        Старик разогнулся, пошагал к пульту. Вернее, попытался шагнуть. Чуть не свалился и поковылял аккуратно, вдоль стеночки, опираясь о консоль. Кое-как добрался, выставил восемь тумблеров на панели в нужные положения. Я внимательно наблюдал: все правильно. Теперь БКК сработает от легчайшего нажатия... Дави уж!
        Он не давил. Он стоял неподвижно. Потом упал на спину, глухо стукнулся затылком об пол. И не шевелился. Ну что ж ты так не вовремя, старик...
        Я попытался приподняться, опираясь о пол здоровой рукой. Пальцы скользили по липкому... Моя кровь. Просто удивительно, сколько из человека может вытечь крови, а он все жив...
        Ползти не получится, не говоря уж о других способах передвижения. Зато я понял, что могу сделать, не двигаясь с места... Я тщательно обтирал маленький цилиндрический предмет о свой камуфляж, выбирая на комбезе места, не залитые кровью. Это была гильза от "абакана". Возможно, именно в этой гильзе сидела продырявившая меня пуля...
        Условия просты: надо бросить гильзу так, чтобы она упала на кнопку сверху, почти вертикально. Попытка одна, второй не будет, ничего больше я в пределах досягаемости не нащупал...
        Лежать, собираясь с силами, не было смысла, они лишь убывали. Представил траекторию - реально, зримо, как меня учила бабушка Стася - и подкинул гильзу. Когда она на краткую долю секунды зависла в верхней точке, я понял, что обязательно промахнусь. Расчет был точен, но мышцы слушались плохо...
        Я закрыл глаза. Падающая гильза обо что-то стукнулась - о кнопку? о панель рядом? - потом звякнула о металлический пол, покатилась...
        Вот и все. Можно лежать и надеяться... Что я все-таки попал по кнопке. Что она сработала и взрыва не будет. Что сюда в ближайшее время доберется кто-то вменяемый, не имеющий обыкновения добивать раненых, лежащих на полу в луже собственной крови...
        Хорошая вещь - надежда. К тому же умирает последней...

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к