Пятиозерье Виктор Павлович Точинов
        # Пятиозерье. Тихое курортное местечко на Карельском перешейке. Здесь в детском лагере внезапно, прямо в середине смены, появляется странный мальчик Тамерлан. Мальчик, которому подвластны телекинез и телепатия… Мальчик, обладающий Даром внушения и способностью вторгаться в чужие сны… А вместе с ним в жизнь людей, отдыхающих в Пятиозерье, вторгаются ненависть, агрессия, страх и жажда насилия… оронка, возникшая даже не миллионы - миллиарды лет назад, разрастается!..
        Виктор ТОЧИНОВ
        ПЯТИОЗЕРЬЕ
        Посвящается Наде и Антону.
        Предуведомление автора
        Роман полностью вымышлен. В основе его не лежат никакие реальные факты, а также не описаны действительно существующие люди, организации и населенные пункты. И если кому-то покажутся знакомыми действующие лица, события и пейзажи - скорее всего это совпадение, либо то, что французы называют дежа вю - эффект ложного узнавания.
        ПРОЛОГ 1
        УТРО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ, 10:15, СОСНОВЫЙ ЛЕС
        Утро выдалось роскошное - самое позднее утро.
        Еще немного - солнце поднимется, выпутается из ветвей, и начнется очередной знойный день засушливого лета, сухой и жаркий. Но сейчас, когда уже отступила знобящая рассветная прохлада, и еще не пришла полуденная жара - хорошо.
        Часовой прохаживается по поляне. Тридцать шагов туда, тридцать обратно: от кустов на опушке - мимо палатки из выгоревшего брезента - к высоченным соснам, высящимся над песчаным обрывом. Внизу, под обрывом, - озеро, но туда часовой не смотрит...
        Белые кроссовки бесшумно раскидывают толстый слой пожелтевших иголок. Попавшие под ногу круглые шишки скрипят, как обиженные маленькие ежики. Вокруг красиво... Часовой не замечает - привык.
        Он не изощряет зрение и слух - этот пост последняя, скорее символическая, линия обороны. Все подходы перекрыты секретами, а неподалеку ждет своего часа резерв - ударная группа, еще не участвовавшая в первых утренних стычках.
        Мимолетный взгляд на левое запястье; часы - дешевая китайская электроника. До смены сорок восемь минут. Потом - съесть оставленный в термосе завтрак и, отпросившись у командира или попросту улизнув от него, сбегать искупаться на Чашку, самое маленькое и самое глубокое из кристально-чистых озер Пятиозерья.
        Начинает припекать.
        Часовой останавливается у палатки, небрежно прислоняет автомат к натянутому брезенту и расстегивает защитный комбинезон (цвет не по сезону - желтоватые пятна на буром фоне больше подходят для середины осени). Вздыхает о забытой в лагере кепке-афганке. Развязав тесемки синей нарукавной повязки, пристраивает ее на голову, на соломенного цвета вихры - на манер хайратки. И - снова движется привычной дорогой.
        В паре шагов до очередного разворота - непонятный звук. Сзади. Часовой резко разворачивается. Вскидывает оружие. С буро-зеленой крыши палатки скатывается пустая консервная банка - большая, неровно вскрытая, тронутая ржавчиной. На боку жестянки буквы, нарисованные толстым черным маркером.
        - Что за дурацкие... - Часовой подается вперед, пытается разглядеть надпись.
        За его спиной, из-за толстой сосны - стремительная фигура в пятнистом, утыканном веточками камуфляже. Молниеносный бросок. Согнутая рука - сзади, на шею. Стальной капкан. Дыхание перекрыто - удивленная фраза обрывается. Булькающее хрипение.
        Часовой пытается бороться, не видя противника. Старается разомкнуть пальцами захват, отгибающий голову к спине. Безуспешно... Локтем бьет назад - сильно и резко.
        Мимо, тенями - камуфляжники, - двое? трое? - наступив на отлетевший автомат, скользят в палатку. Тут же выныривают со знаменем в руках. На синем поле летит по волнам парусник; белые буквы ДОЛ поверху и красное полукружье «Бригантина» снизу.
        Полотнище рвут с древка. Треск плотной материи кажется часовому убийственно оглушающим, пробивающим и корежащим тело сверху донизу... Но это просто что-то мерзко хрустит в его гнущейся назад и вбок шее.
        Через треть минуты на поляне нет никого из незваных пришельцев. Валяется оскверненное древко, ветерок перебирает кудри потерявшего повязку-хайратку часового.
        Открытые глаза смотрят через плечо в бездонную синеву неба, вывернутая рука застыла, не дотянувшись до автомата.
        До раздавленного пластмассового муляжа автомата...
        Сегодня - утро первого дня Игры. И - утро последнего дня Игры.
        Игры в «Зарницу».
        ПРОЛОГ 2
        ПИК-НАД-МИРАМИ. ВРЕМЕНИ НЕТ
        Странное это было место. Или есть, или будет - время тут играет в прятки, то исчезая и делая вид, что его нет - то возникая бьющим во все стороны фонтаном - и страшна участь попавшего между струй.
        ОН - не боялся. ОН стоял на вершине Пика-над-Мирами и смотрел вниз - или стоит и смотрит, или будет стоять и смотреть - можно сказать как угодно, и все будет неправильно. Чтобы стоять - нужны ноги, чтобы смотреть - глаза. Но ОН находился на вершине и видел - не глазами - что внизу.
        Странное место... Миры внизу виделись не плывущими в бездонно-черной пустоте шарами - черной пустоты внизу вообще не было.
        Загадочный, запутанный лабиринт, который человеческому глазу мог показаться - если бы он, глаз, мог видеть в этих диапазонах - громадным, перекрученным клубком, чудовищной комбинацией бесконечных разноцветных нитей - но ОН смотрел. Не человеческими глазами. Впервые за долгие годы (или секунды, или эпохи - время над Мирами вело себя странно), ОН нашел след, который искал - тонкую, яркую голубую нить, безнадежно и неразрывно перепутанную с десятками и сотнями других - но была она гораздо длиннее и ярче. Концы ее исчезали совсем уже в диких сплетениях, чтобы вынырнуть, сделать ложную петлю и снова пропасть в пульсирующей разноцветной паутине.
        Нашел - но для этого пришлось взойти на Пик-над-Мирами - и непростым даже для НЕГО стало восхождение. Много странного и страшного лежало на пути. ОН взошел - не удивляясь странному и не пугаясь страшного - ибо очень велики, хоть и не безграничны, ЕГО силы... Многие считали ЕГО - и ЕЕ тоже - Богами. ОНИ никогда не были ими.
        ОНИ не творили Реальность, в которой лежат все известные Миры - но возникли вместе с ней и не могли исчезнуть раньше нее. ИМ возводили храмы и возносили молитвы, считая Богами - ОНИ смеялись над этим, зная, что Творец умер.
        ИХ храмы разрушали и повергали статуи в прах, и ставили капища Спасителей, изукрашенные дыбами, и колесами, и шибеницами, и крестами - ибо во всех Мирах пророки, зовущие себя Спасителями, учат смерти, и учат на своем примере, выбирая самую гнусную смерть - ОНИ смеялись и над этим, ибо ОНИ были Жизнь.
        Молитвы они не слушали - но каждый мог обратиться к НИМ и получить, что хотел. Или умереть - ибо способный обратиться к Нерожденному и желающий при этом недостойного
        - мертв.
        ОН носил сто имен - и во всех звучала труба. Сто имен носила и она - и звучала в них музыка флейты. ОН был Отец Битв и Пронзающий, и Воины - любимые дети ЕГО, а солдат ОН презирал. ОН раздирал Реальность и убивал чудовищ - ОНА же превращала их в птиц и цветы. ОН любил ЕЕ - хотя и странной любовью...
        Лгали жрецы, учащие, что ОНА - Милосердие и Сострадание. ОНА не знала, что это такое. ОНА говорила - тем, кто хотел слушать - что пуста и глупа жалость к страдающим и умирающим - Смерть есть плата за Жизнь. Страшна и бесплодна милость к искалеченным, к воющим и к нищим духом, ползающим по обочинам Жизни, а сострадание плодит страдание. ОНА не Милосердие, ОНА не Сострадание, ОНА - просто Любовь. Лишь Любовь способна превратить смерть в счастье и победу, разогнуть сгорбленных и поднять раздавленных...
        ОНА исчезла. Тьму эпох или пару мгновений назад - время не только на Пике-над-Мирами ведет себя по-разному.
        ОН стал искать.
        И - нашел след, поднявшись на Пик-над-Мирами.
        Прыжок с Пика-над-Мирами.
        Время появилось
        ОН кажется сияющим клубком сжатого, спрессованного в тугой шар света, устремившимся с вершины и пронзившим сверкающий лабиринт...
        Мелькание слепящих нитей сменяется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времен распускается на пряди, ОН встает на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки - отдельно слышимые.
        Короткий вскрик. Яркая вспышка. Треск.
        Испуганный голос.
        Темнота и тишина.
        Часть первая
        ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ: СЕМЬ ДНЕЙ ДО ИГРЫ
        (Нити натягиваются)
        Глава 1

05 АВГУСТА, 05:02, ДОЛ[1] «ВАРЯГ»
        Степаныч проснулся рано - он всегда просыпался так.
        Узкое окно слабо серело - белые ночи на излете. Часов не было, но Степаныч чувствовал, что рассвет близок.
        Встал, оделся, не включая света, - и без того отлично знал, что и где лежит в его комнатенке, а в тусклом мерцании сорокасвечевой лампочки больнично-серые стены раздражали Степаныча сильнее обычного.
        На старом шкафу-инвалиде, подпертом кирпичами - шорох. Неясная тень метнулась бесшумным прыжком на кровать, оттуда на пол. Чубайс, огромный кот-диверсант, подошел, потерся об ногу, позволил почесать за ушами - одно из них висело лохмотьями, изуродованное в давней схватке. Замер у двери, готовый - чуть она приоткроется - выстрелить из-под ног рыжей молнией, исчезнуть в предрассветном безмолвии...
        Охотился котяра в кустарниках и рощицах, в изобилии оставшихся от леса, когда-то стоявшего здесь, на месте детского лагеря «Варяг», - и в них он был Владыкой Джунглей, Рыжей Смертью-на-мягких-лапах и Грозой Всего Живого. Забредавшие собаки обходили старого задиру десятой дорогой. А два юных натуралиста, привыкшие к городским муркам, попытались превратить Чубайса в тигра при помощи гуаши - но в результате сами приобрели от зеленки причудливо-пятнистую окраску...
        На улице оказалось прохладно, с Большого озера тянуло сыростью. Только сейчас, ранним утром, чувствовалось, что до осени меньше месяца, - днем жара стояла почище июльской.
        Степаныч зябко поежился, шагая по безмолвному, спящему лагерю. Подумал: может, стоит вернуться, надеть свитер под спецовку? - и решил, что не стоит. Ходьба согреет, да и рассвет недалек, скоро потеплеет...
        ...Навесной замок протестующе скрежетнул. Дверь открылась, явив миру загадочно-темные недра офиса и штаб-квартиры сторожа, истопника и подсобного рабочего ДОЛ «Варяг» - то есть Степаныча. Он ловко протиснулся сквозь набитую всевозможным инвентарем каморку. Вынул сверток из дальнего угла, из-за отложенных до зимы скребков и снеговых лопат, развернул промасленную тряпку, - сталь тускло отразила крохотный язычок свечи.
        Вороненая оружейная сталь.
05 АВГУСТА, 05:47, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
        Место напрасно звали Пятиозерьем - озер в округе имелось ровно шесть. Правда, о шестом, затерянном в лесу небольшом водоеме мало кто знал.
        ...Тропа поднялась на заросший папоротником взгорок. Внизу блеснуло зеркало воды. Степаныч ухватил висевшее за спиной ружье, ловко выпростался из потертого ремня и взял оружие наизготовку - красивый, уверенный жест, совершенно не гармонирующий с его нескладной фигурой.
        Сторож владел старой бельгийской двустволкой «Лебо», когда-то шикарной, штучной довоенной работы. От былого великолепия мало что осталось: серебряные накладки ложи выдрал кто-то из прежних владельцев, шарнир заметно люфтил, расколотую шейку приклада стягивал самодельный грубый хомут. Но стволы остались в приличном состоянии, и Степаныч считал: за пятьсот рублей - покупка удачная.
        ...Выстрелы ударили гулко, резко, неожиданно для еще дремлющего леса. Два матерых селезня, чья траектория взлета пересеклась со струями дроби, тяжело рухнули на болотистый берег.
        Стрелял Степаныч метко - и не только по уткам.
        Он подошел неторопливо - селезни упали удачно, Вводу лезть не надо. Подобрал и уложил в сумку одного, неподвижно раскинувшего крылья на покрасневшей траве. Быстро и беззлобно свернул шею второму - тот бился, разбрасывая в стороны пух, перья и капельки крови. Переломил ружье, вынул и аккуратно положил в карман две гильзы - медные, исцарапанные, уже не один раз снаряжавшиеся...
        Степаныч всегда экономил боезапас - старая привычка.
05 АВГУСТА, 06:50, СТАНЦИЯ КАННЕЛЬЯРВИ
        - С-с-сука... - просипел Чмырь. - Гнида наширявшаяся...
        Объект этого высказывания слепо проломился сквозь кустарник. Похоже, он не заметил их с Пелюхиным - и не видел вообще ничего вокруг. Кроме своей трясущейся ладони, на которую выкатилась крохотная капсула...
        - На колесах сидит, педрила...
        В сипении Чмыря слышалась классовая ненависть малоимущего сельского алкаша к богатенькому городскому торчку. Ненависть усугублялась гнусностью раннего утра. Утро, как всем известно, самое отвратное время суток - если имеется настоятельная потребность выпить, но не имеется средств для ее реализации.
        Пелюхин промолчал, нервно пожевал губами, нервно же оглянулся по сторонам - вокруг никого. Да и не ожидалось чье-либо появление в ближайшие несколько часов в этом укромном уголке.
        - Сейчас отрубится, - сказал Чмырь безапелляционно.
        Пелюхин кивнул. Не сговариваясь, даже не переглядываясь, они двинулись к скорчившейся на камне фигуре - заходя с двух сторон. Игра казалась беспроигрышной, а наркоша богатеньким. Это стало ошибкой, самой большой ошибкой в их жизни.
        И - последней.
05 АВГУСТА, 06:52, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ЧЕРТОВО ОЗЕРО
        На карте все местные озера оставались безымянными.
        Но юные обитатели «Варяга» окрестили каждое по-своему - передавая названия от смены к смене. Было Большое озеро - действительно самое большое, вытянувшееся на несколько километров, с круглым островом посередине. Было Блюдце, очень точно названное - мелкое, круглое, с теплой водой - купаться туда ходили младшие отряды. .
        Озеро, непохожее на другие, звалось Чертовым.
        Оно, как и Большое, вплотную примыкало к лагерю. Но если на Большом озере - водоеме широком, живописном, с песчаным дном - располагались пляжи, купальня, лодочный причал, и именно на него смотрели фасады всех корпусов лагеря - то на болотистое Чертово выходила задняя, глухая ограда...
        Озеро поблескивало на дне мрачной, заросшей ельником, крутосклонной котловины - солнечные лучи туда заглядывали редко. Хотя вода между топких, плавучих берегов была такая же хрустально-прозрачная, как и в остальных здешних озерах, - но торфяное дно окрашивало глубину в мрачный черный цвет, создавая впечатление бездонности. Неприятно-загадочной бездонности.
        Юные обитатели лагеря не любили навещать это место - но леденящие душу истории, происходившие якобы здесь, часто звучали после отбоя в палатах.
        Зато на Чертовом озере замечательно клевали караси.
        Димка Осиков по прозвищу Ослик, невысокий, худощавый и лопоухий фанат рыбной ловли из четвертого отряда, забывая отмахиваться от назойливых комаров, внимательно наблюдал за морзянкой самодельного поплавка на зеркально-темной воде.
        Хлюпающие шаги за спиной застали врасплох. Димка резко обернулся. Удочка выскочила из воды без ущерба для численности обитателей озера. Он облегченно выдохнул:
        - У-ух, здравствуйте, дядя Коля... А я уж испугался, что вожатая, они ведь не знают, что я здесь ловлю, думают - на Большом, а сюда запрещают, говорят: только там...
        Степаныч приветливо кивнул.
        Произведение бельгийских оружейников было уже разобрано и спрятано, замаскировано в широком, потертом чехле для удочек, откуда Степаныч извлек три тонких бамбуковых колена. Глядя, как он собирает и настраивает удочку, Димка спросил с легкой завистью:
        - Ну почему же, дядя Коля, у вас караси всегда крупнее? Вроде рядом ловим...
        Степаныч виновато пожал плечами.
05 АВГУСТА, 07:20, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Сон оказался неприятным: странный город, странные дома и странные люди, она куда-то шла, что-то говорила и делала (подробности немедленно стирались из памяти); но над всем, что с ней творилось в этом сне, нависало тревожащее ощущение
        - что всё: и она, и странные люди, дома, деревья - всё маленькое, крохотное, микроскопическое; что весь город лежит на огромном, гигантском столе, под ярким бездушным светом; и чей-то немигающий, пристальный взгляд внимательно и равнодушно изучает едва различимое копошение инфузорий-людей - и ищет ее...
        Она шла, она скользила в толпе, пытаясь затеряться, - чужая среди чужих. А потом поняла, почувствовала, что ее заметили, что громадная страшная рука сейчас протянется и схватит... Она побежала.
        Будильник прозвенел спасительной трелью. Она обрадовалась обычно неприятному звуку, оборвавшему ночной кошмар. Радость оказалась короткой. Начался кошмар утренний. Очередной. Обычный. Она снова проснулась в совершенно незнакомом месте.
05 АВГУСТА, 07:26, СТАНЦИЯ КАННЕЛЬЯРВИ
        Он не собирался убивать этих двоих - но так уж оно получилось...
        Человек одет во все черное - черные джинсы с черными кроссовками, черная куртка-ветровка - утро сегодня прохладное. Вокруг - местный центр досуга и развлечений. Обломки вросших в землю свай и несколько чурбаков заменяют по вечерам мебель в этом клубе по интересам. До круглосуточного магазина - полторы сотни шагов, весьма удобно. Невысокие, но густые кусты скрывают от взгляда следы культурного и не очень досуга, обильно покрывшие траву: пустые бутылки и банки, объедки, окурки, раздавленные одноразовые стаканы, засохшую блевотину...
        Теперь кусты скрывают и кое-что еще: два трупа.
        Два свежих трупа.
        Судя по виду - типичные завсегдатаи сего райского уголка. Но почему так рано? Гулеванили всю ночь, оставшись в вертикальном положении последними из многих? Или
        - разгневанные супружницы не допустили на законные брачные ложа и праздник продолжился поневоле? Стесненный в финансах праздник - иначе не пришла бы в голову неудачная идея поправить материальное положение за счет человека в черном.
        Абсолютно неудачная идея. И самая последняя.
        Но он не собирался убивать этих двоих - так уж оно получилось.
        Не жалел о сделанном - в его представлении у ног лежала мразь, не заслужившая право на жизнь, - но и не собирался. Мрази вокруг слишком много, а жизнь слишком коротка.
        Тревожил отнюдь не сам факт убийства. Однако все чаще происходило то, чего он не планировал - а то, что планировал, шло наперекосяк и завершалось странно. Неясным оставалось одно - изменилась ли окружающая действительность, или мозг помалу начинал неадекватно на нее реагировать?
        Раньше человек в черном был уверен, что уж этот-то орган откажет ему последним. Сейчас - сомневался и тревожился.
        Он покинул клуб по интересам и отправился к своей стоящей поодаль машине - поиск предстоял долгий, стоило поспешить. Человек не сделал даже малейшей попытки прибрать трупы или еще каким-либо способом скрыть следы произошедшего.
        Пусть себе лежат...
        Резаных, колотых, стреляных ран нет - сначала стражи закона отработают версию с естественной смертью - если таковой можно считать кончину от паленой водки или другого суррогата. А после вскрытия начнут копать в сторону междусобойных рукопашных разборок... Или вообще не будут ничего копать, кроме двух могилок. Без всяких вскрытий, Семким вердиктом: сердечная недостаточность. Реальная возможность: лето, глубинка, кто не в отпусках - с работы бегом на огороды, кому охота играть на жаре в холмсов-ватсонов из-за пары дохлых маргиналов...
        Человек в черном был оптимистом.
05 АВГУСТА, 07:28, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Белая, чуть неровная поверхность - нависает, грозит рухнуть и раздавить. Снизу - что-то другое, тоже белое, обманчиво мягкое, бугрящееся. Сейчас схлопнется с тем, Сверхним чем-то, - и все, конец.
        Спокойно, сказала себе она.
        Без паники.
        Потолок. Это называется потолок. А снизу - кровать. Все в порядке...
        Да, все в порядке - за исключением того, что и кровать, и потолок она видела в первый раз.
        Она приподнялась, повела взглядом вокруг. Чужие и чуждые предметы неохотно докладывали о себе: стол, стул, тумбочка, шкаф. Комната. Это моя комната, подумала она с каким-то бессмысленным ожесточением. Подумала, подспудно уверенная в обратном.
        Встала, подошла к зеркалу. Долго всматривалась в отражение. Лицо казалось симпатичным, но незнакомым.
        - Это я, - сказала она с нажимом. Слова прозвучали гулко и странно.

«Кто - ты?» - ехидно поинтересовался внутренний голос. Она беспомощно отвернулась от зеркала, огляделась. Ответа не было.
        Белый лист на столе. Крупные черные значки видны издалека.
        Она подошла, взяла лист в руки. Бессмысленные закорючки долго не хотели складываться в слова. Но сложились.
        Это оказался спасательный круг, брошенный ей из совсем другой жизни, совсем другим человеком, чье место она почему-то заняла...
        МЕНЯ ЗОВУТ СВЕТА. СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА ПОЛЛАК. Я РАБОТАЮ ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКАРЕМ.
        - Меня зовут Света, - дочитав, покорно повторила она.
        Очередной утренний кошмар медленно рассеивался.
05 АВГУСТА, 07:43, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Света выскользнула из своей маленькой комнаты с отдельным входом. Постояла, вдыхая утреннюю прохладу. Проверила шнуровку кроссовок, поправила гетры и побежала по плавно поднимающейся в гору дорожке - мимо площадки для лагерных линеек, к пятому и шестому корпусам и БАМу.
        Пробегая рядом с безмолвным, спящим последним, самым сладким, сном БАМом (так прозвали стоящее на отшибе здание для вожатых и воспитателей), Света привычно оглянулась - никого; чуть сбавила скорость, через полсотни шагов снова оглянулась, пожала плечами и продолжила бег в среднем темпе, бодро приближаясь к вершине холма...
        Лишь за верхними воротами лагеря (точнее, задними - никогда не запираемыми, выводящими на слабо накатанную лесную дорогу) ее догнал знакомый дребезжащий звук. Спустя минуту появился его источник - Доктор Пробиркин верхом на старом, видавшем всевозможные виды велосипеде.
        - Доброе утро! Извиняюсь за задержку - колесо спустило, накачивал, - приветствовал Свету запыхавшийся Доктор, форсированный подъем на холм дался ему нелегко.
        - Привет! - коротко, чтобы не сбить дыхание, ответила Света.
        Две недели назад она выдвинула - сама перед собой - очередную версию: странные приступы утреннего беспамятства происходят от недостатка движения во время рабочего дня - и постановила возобновить утренние пробежки, заброшенные в последние два-три года.
        Пробиркин (по мнению Светиных подруг, тайно и безнадежно в нее влюбленный) заявил, что опасно удаляться в одиночку далеко от лагеря - в самое безлюдное время и по самому глухому проселку. И вызвался сопровождать Свету. Но в первое же утро позорно отстал, едва преодолев треть маршрута, и был поднят на смех Ленкой Астраханцевой, узнавшей о провале его телохранительной миссии.
        Фиаско и последовавшие подколки не смутили Доктора. Он часто становился объектом беззлобных шуточек, но никогда на них не обижался. Вспомнив, что живет в век высоких технологий, а не грубой физической силы, Пробиркин призвал на помощь технику. С тех пор он сопровождал Свету на ветхом, одолженном у завхоза велосипеде.
        ...Они молча закончили подъем.
        Вид с вершины открылся замечательный: был отлично виден песчаный шрам речного русла и два ближайших озеpa, - третье вдалеке пробивалось сквозь сомкнувшиеся деревья осколками кем-то разбитого зеркала.
        Здания «Варяга», притаившиеся внизу, выглядывали из-под сосен - еще безмолвные, не проснувшиеся. Ни одного человека на густой паутине соединяющих их дорожек - серых асфальтовых и коричневых грунтовых, протоптанных многими поколениями пионеров, предпочитавших по юности лет ходить прямыми и кратчайшими путями...
        Дальше, километрах в трех, на берегу Большого озера виднелись длинные низкие корпуса спортивного лагеря. А еще дальше, уже плохо различимая сквозь утренний, рассеивающийся туман - база отдыха судостроительного завода.
        В западном же направлении, как утверждали некоторые знатоки этих мест, у самого горизонта можно было разглядеть белую полосу прибоя на заливе. Знатоки врали, - расстояние и рельеф местности ничего подобного не позволяли, - но небо на западе точно выглядело чуть иным, словно отражало серые, неторопливо катящиеся волны.
        Света и Пробиркин немного постояли, выравнивая дыхание после подъема. И побежали-покатили дальше, по лесу, который в отличие от лагеря давно проснулся и жил своей малозаметной жизнью, - она впереди, он чуть сзади, старательно объезжая камни, валяющиеся сучья и торчащие из неухоженной дороги корни...
        Ретроспекция. Доктор Пробиркин
        Доктор Пробиркин отношения к медицине не имел. Впрочем, научных степеней в иных областях знания он не имел тоже.
        Редкостно невезучий Пробиркин закончил технический вуз восемь лет назад, в самый разгар рыночных реформ.
        В то время, не имея опыта или блата, устроиться по специальности было трудно, - уволенные инженеры выстроились длинными очередями у центров трудоустройства. Недолго думая, обладатель новенького диплома с энтузиазмом окунулся в стихию рынка
        - стал менеджером в небольшой частной фирме. Несколько лет усердно продавал лабораториям больниц и предприятий химическую посуду: пробирки, колбы, мензурки и другие необходимые стекляшки...
        Доктор считался неплохим специалистом, когда фирма рухнула. Прохиндеи-владельцы прихватили авансы клиентов и смылись. Подчиненные остались у разбитого корыта.
        С тех пор Сергей (именно так родители назвали Пробиркина) настойчиво - и пока безуспешно - искал новую сферу применения своих талантов. Этим летом поиски привели, неожиданно для него самого, на должность инструктора по плаванию ДОЛ
«Варяг», или, сокращенно, - плаврука.
        Оклад был символический, но идея провести лето на всем готовом в живописном курортном месте увлекла Доктора. Хотелось отдохнуть от круговерти последних месяцев и поразмыслить на лоне природы о жизненных планах...
        На традиционной вечеринке в начале сезона, когда набранные с бору по сосенке вожатые, воспитатели и кружководы знакомились и приглядывались друг к другу (впрочем, имелся и костяк персонала, хранивший традиции, - люди, постоянно, из года в год, выезжавшие на все лето в лагерь), - на той вечеринке захмелевшего Сергея одолел бес словоохотливости. Былая работа составляла большую часть жизненного опыта плаврука и он настойчиво развлекал присутствующих рассказами на специфичные темы. Начинались истории одинаково: «А вот когда я торговал пробирками...»
        Тогда, с легкой руки Леши Закревского, он и стал Доктором Пробиркиным. Впрочем, намертво прилипшая кличка звучала не обидно, и Сергей откликался на нее, как ни странно, даже с некоторой гордостью.
05 АВГУСТА, 07:48, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Склон круто поднимался от Чертова озера к ограде лагеря - и приходилось хвататься за ветки и невысокие кустики, чтобы удержать равновесие.
        Степаныч выглядел рыболовом, идущим с утренней ловли - чехол с демонстративно торчащей удочкой и нелегальным содержимым закинут за спину, на зажатом в левой руке прутике трепыхаются два толстеньких, с золотисто-черной чешуей карася - подарок Чубайсу. Рыжий разбойник обычно встречал хозяина у неприметной, скрытой кустами прорехи в тронутой ржавчиной железной ограде...
        Но сегодня отнюдь не кот поджидал там Степаныча.
        - Ну-у-у?!! - Вадим Васильевич Горловой, начальник «Варяга», не счел нужным поздороваться с подчиненным или хотя бы констатировать, что утро сегодня действительно доброе.
        Его «Ну-у-у?!!» звучало убийственно, как речь талантливого прокурора, - хотелось оправдываться и каяться во всех прошлых, настоящих и будущих прегрешениях.
        - Опять браконьерствовал? До каких пор предупреждать?! Охота когда открывается, а?
        Вопрос прозвучал риторически. Горловой сам баловался охотой и прекрасно знал, что стрельба уток начинается в предпоследние выходные августа.
        - Дети сюда отдыхать, между прочим, приехали. А тут пальба по утрам! Ну а если дробь шальная вдруг залетит и кого зацепит?!

«Положим, это он врет, - подумал Степаныч. - Заряды половинные, и от лагеря далеко... Не то что дробь, звук и тот не дойдет. А как сам начлаг ближе к осени с дружками-приятелями... с карабинами, небось, на кабанов пойдут... Вот там-то точно пуля версты на три улететь может...»
        - Да тебя за одну только пьянку увольнять пора!
        Здесь Горловой тоже передергивал, с девяти утра до пяти вечера Степаныч к бутылке не притрагивался.
        - И пьешь-то в одиночку, как бирюк - что тебе там в голову пьяную взбрести может? Отберу ружье на хрен...
        Начальник сделал шаг вперед, словно желая немедленно привести угрозу в исполнение. Степаныч смотрел на него неподвижным взглядом, рука перекатывала в кармане нагревшиеся медные гильзы.
        Горловой сменил тему:
        - А котище твой?! Детишки чуть не в истерике, когда он птичек у них на глазах жрать начинает...

«Рыжая настучала, - думал Степаныч, - больше некому... Принес ее черт тогда, ни раньше, ни позже...» (Действительно, Ленка Астраханцева вела свой отряд в столовую, когда неподалеку Чубайс отнюдь не «жрал» - тащил, гордо подняв голову, с немалым трудом добытого дрозда.)
        - В общем, этот разговор - последний. Еще одна жалоба, - и увольняю.
        Начальник лагеря круто развернулся и направился в сторону административного корпуса, по-хозяйски оглядывая свои владения. А подчиненный продолжал смотреть на него. В удаляющуюся спину.. Между лопаток. Неподвижным, слегка прищуренным взглядом - так смотрят сквозь прорезь прицела...
        Горловой шагал и сам себя убеждал, что Степаныча надо все-таки уволить. Но - не хотел признаться, что истинная причина не имеет ничего общего со всеми перечисленными минуту назад проступками.
        Ружья, и зарегистрированные, и нелегальные, держали почти все сторожа в окрестных лагерях. Они же часто втихую занимались незаконной охотой - и администрация, и местный участковый смотрели на это сквозь пальцы. Да и кто согласился бы сторожить зимой опустевшие ДОЛы со штатным смехотворным пугачом - сигнальным револьверчиком?
        Трезвенники среди контингента сторожей и подсобников тоже не преобладали. Даже три совмещенных ставки давали мизерную сумму. Найти желающего заняться хлопотливым делом (пусть, как Степаныч, пьющего, немого и браконьерствующего) было трудно. А увольнять найденного просто глупо.
        Но Горлового подталкивал к такому решению страх - глубинный, затаившийся на дне подсознания страх.
        ...Однажды поздним вечером Горловой заинтересовался слабым отблеском света из подсобки. И заглянул сквозь мутное стекло.
        Вопреки опасениям (или надеждам), собравшихся на тайную вечеринку подростков-токсикоманов начлаг не обнаружил. За шатким столом, сервированным свечой, стаканом и бутылкой водки, сидел Степаныч - спина упиралась в стену, голова откинута, глаза закрыты...
        Разочарованный начальник отправился дальше, когда его догнал приглушенный, тоскливый, раздирающий душу вой - из подсобки. Звуки казались чуждыми для горла человека - так может выть волчица у разоренного охотниками логова. Затем высокий, переполненный болью и тоской вой-стон сменился другим - хриплым рычанием, полным обреченной ненависти.
        Горловой тогда судорожно передернулся, втянул голову в плечи и резко ускорил шаг, почти перейдя на бег.
        За суетой последующих дней он почти забыл, - вернее, заставил себя забыть этот случай. Но что-то покалывало глубоко засевшей занозой при виде Степаныча, - непонятное чувство необъяснимого стыда... И - опасение. Опасение, рождавшее напряженный дискомфорт в присутствии седого и немого сторожа.
        От источников дискомфорта Горловой привык избавляться.
        Глава 2

05 АВГУСТА, 08:12, ПЯТИОЗЕРЬЕ, ЛЕС
        ЧП случилось в самом начале обратного пути.
        Они добрались до конечной точки маршрута - маленького родника, журчащего в срубе из осклизлых досок. Света ополоснула разгоряченное лицо. Пробиркин сделал несколько жадных глотков. Назад двинулись другой дорогой - высоким берегом озера, среди выгоревших, пожелтевших покосов.
        Велосипед подпрыгнул на глубокой рытвине. Камера лопнула приглушенным выстрелом - Света остановилась и развернулась. Доктор слез со своего двухколесного друга и сокрушенно ощупывал колесо. Лицом он напоминал малыша, уронившего в лужу с трудом выпрошенное у мамы мороженое.
        - Вот говорил, говорил мне Федор Палыч, что старая резина, что нельзя туго накачивать... - Причитающий Пробиркин попробовал снова оседлать своего Росинанта.
        - Не надо, Сережа, - остановила его Света. - Обод согнешь... Ничего не поделаешь, катить придется.
        Теперь бежали оба. Света впереди, налегке. Сзади пыхтящий и спотыкающийся Доктор Пробиркин влачил не оправдавшее надежд средство передвижения. Вскоре он стал отставать - десять метров, двадцать, тридцать - в лес Света вбежала уже одна.

«...Смешной Пробиркин, - думала она, - три недели молча катается следом... может и вправду влюбился?.. Девчонки из старших отрядов уже похихикивают, увидев нашу возвращающуюся из леса парочку...»
        За двадцать семь лет она как-то уже привыкла к тому, что никто и никогда в нее не влюблялся. Нет, конечно, бывали в юности, да и сейчас случаются авантюрно-любовные приключения, вспоминаемые почему-то исключительно со смехом. Но привлеченные симпатичной внешностью и покладистым характером мальчики - юноши - мужчины при более близком знакомстве теряли первоначальную напористость, постепенно отдалялись и исчезали из ее жизни.

«Тебя можно любить только издали, как „Мадонну“ в Эрмитаже...» - сказал ей... - как, кстати, его звали? Не важно, но некую общую закономерность всех ее романов тот мимолетный знакомый уловил...
        Но Света не комплексовала и не тревожилась по этому поводу.
        Повод для тревог у нее имелся иной.
        Ретроспекция. Света
        Как сходят с ума?
        На этот глупый вопрос есть не менее глупый ответ: каждый сходит с ума по-своему. Тихо и незаметно для окружающих. Они, окружающие, видят лишь результаты. Впрочем, и сам объект процесса зачастую не замечает ни его начала, ни финиша.
        Со Светой все произошло по-иному.
        Она прекрасно помнила, как начала сходить с ума... И когда.
        ...Зима. Зима этого года. Квартира-двушка в хрущевке. Поминки. Девять дней назад умерла мать. В комнате тесно - собранные по соседям стулья-табуретки плотно стоят вдоль длинного стола, составленного из нескольких, слегка отличающихся по высоте. Сослуживцы, подруги, из родственников - одна Света. Сидят давно, поминальные слова сказаны. Водка сделала свое дело, печальная торжественность ушла, гости немного повеселели - жизнь продолжается. Тихо разговаривают уже о своем, разбившись на группы по два-три человека.
        Это пришло резко и неожиданно. Не было - и появилось.
        Все вокруг стало чужим. Люди. Предметы. Комната. Света сидела и не понимала: где я? что я здесь делаю? кто эти люди?
        Разговоры превратились в бессмысленный набор звуков - она не понимала ни слова. Незнакомые люди сидели в незнакомом месте, ели, пили - она зачем-то находилась среди них. Света сжалась на стуле, не понимая: что надо сделать... Хотелось закричать.
        Все закончилось столь же быстро и неожиданно, как и началось. Она облегченно вздохнула, что-то ответила Наталье Макаровне, старой маминой подруге, тревожно вглядывающейся в Светино лицо, и секунду назад казавшейся совершенно неизвестной, чужой женщиной... Примерещится же такое. Все закончилось.
        Но спустя недолгое время пришло снова...
        А потом приходило все чаще и чаще.
        Правда, днем и наяву провалов больше не случалось, - надо думать, потрясение, вызванное смертью матери, постепенно сглаживалось.
        Провалы появлялись по утрам. Именно по утрам - ни разу, проснувшись от чего-либо среди ночи, Света не испытала ничего похожего...
        Она могла - поначалу - проснуться в абсолютно незнакомом месте - и несколько минут мучительно приходить к выводу, что это ее кровать. Ее комната. Ее квартира. Логика подсказывала, что она дома - но память упрямо вопила: чужое! чужое!! все вокруг чужое!!!
        Через несколько минут в мозгу словно бы щелкал выключатель, и все становилось знакомым. Узнаваемым. Беда небольшая - но срок узнавания медленно, но постоянно рос. Когда он перевалил за полчаса, она начала заниматься аутотренингом. Смотрела на окружавшие чужие предметы Итвердила: это все мое, мое, мое...
        Вроде помогало.
        Умом Света понимала - все так и есть, все тут ее, родное, знакомое - но какая-то часть сознания продолжала бить в набат: чужое!!!
        Естественно, в подобных обстоятельствах пришлось забыть о ночевках вне дома - иначе появлялся более чем реальный шанс окончательно свихнуться.
        ...А потом пришло очередное утро, и очередное - уже привычное - непонятно где пробуждение, и в середине привычной попытки убедить себя, что она дома, и все вокруг родное и знакомое, ехидный внутренний голос спросил: «Твое - это чье?» Две последовавших минуты Света не могла вспомнить, кто она такая - и это оказались отнюдь не лучшие минуты в ее жизни...
        Логичнее всего было обратиться к врачу. К профессионалу-мозговеду. Но...
        Но она не обратилась. Отчасти сработал стереотип - психиатры здоровых не лечат, психиатры лечат психов... Стоит один раз попасть на учет в психдиспансер - и в дальнейшем возможны всякие сложности. Неважно, захочешь ли ты получить автомобильные права, или лицензию на оружие, или устроиться в фирму, придирчиво отбирающую сотрудников.
        С другой стороны, днем, вечером, ночью ни малейших проявлений недуга не наблюдалось. Только утром.
        Света применила военную хитрость - против себя самой. Попробовала сменить режим - ложиться как можно раньше, с тем, чтобы вставать ночью, задолго до рассвета. Организм бурно воспротивился хитроумному плану. Вечером уснуть никак не удавалось, а после двух ночных подъемов Света на третий раз проспала, не услышала звон будильника, и снова проснулась утром, непонятно где... И - непонятно кем.
        Она продолжила свою одинокую войну, настойчиво пробуя разные способы. Выезд на лето в Пятиозерье стал одним из них - неудавшимся.
        Смена обстановки не помогла ничему. Записка, адресованная в утро, помогала больше, но по вечерам, когда Света укладывалась, она не раз думала, что листок, белеющий Всумраке на ее столе, очень напоминает флаг капитуляции.
        А еще - она начала видеть сны. Как ей казалось - чужие...
        Самое же неприятное случилось в последние недели, уже в «Варяге». Провалы - пока короткие, небольшие - начались наяву. Днем.
05 АВГУСТА, 08:12, ДОРОГА КАННЕЛЬЯРВИ - ПЯТИОЗЕРЬЕ
        ЧП случилось на подъезде к Полянам.
        Синяя «шестерка» вылетела из-за поворота и взвизгнула тормозами. Остановилась, прочертив асфальт черным тормозным следом.
        Пестрая птица, напоминавшая не то курицу уменьшенного масштаба, не то киви (не фрукт, но птичку - национальную гордость новозеландцев) панически метнулась туда-сюда и исчезла в придорожных кустах. Ее отпрыски, вообще не походящие на представителей класса пернатых - нечто пушистое и темно-серое, размером с крупного мышонка - повели себя еще более бестолково. Одни сбежали вслед за мамашей, другие залегли, прижавшись к крошечным выбоинкам асфальта - замерли, свято уверенные, что никому-никому не заметны.
        Машина стояла неподвижно.
        Кивиобразная курочка подавала из кювета настойчивые сигналы к отступлению. Упрямые малыши подчинялись неохотно, по одному, - вскакивали и катились меховыми шариками к матери.

«Коростели, - подумал человек в черном, провожая их взглядом. - Поздний выводок... Похоже, первый погиб у старки. Неудивительно, если она их регулярно так через дорогу водит... Нехорошо, - подумал он, стронув машину с места. - Нехорошо день начался - чуть грех на душу не взял, мать с дитями не раздавил... Опять зря прокатаюсь. Не будет сегодня удачи...»
        Он ошибся - насчет «зря». А насчет удачи - вопрос спорный.
05 АВГУСТА, 08,24, ДОРОГА, ПОВОРОТ К ДОЛ «ВАРЯГ»
        Железобетонное название лагеря было монументальным.
        Внушало. Преисполняло. Восхищало - некоторых. Подавляло отчасти - остальных. Пугало - лиц с ослабленной психикой.
        Но - Церетели тут ни при чем!
        Не виновен одиозно-знаменитый скульптор в появлении пяти букв-колоссов ВАРЯГ на фоне чего-то странного - не то последней фазы затопления легендарного крейсера экипажем, не то извращенно-бурной радости по сему поводу личного состава японского императорского флота... Зураб Константинович в момент возведения циклопического названия лагеря безвылазно трудился над оформлением других пионерлагерей - в Адлере. За что и был отмечен впоследствии Ленинской премией.
        Скорее, Колосс Пятиозерский стал выкидышем фантазии безвестного скульптора-пацифиста, отбывавшего срочную на флоте. И проведшего все три года в тоске, зубовном скрежете и загаженном гальюне (с зубной шеткой в руках)...
        Легковая машина проскочила мимо монумента и остановилась. Постояла пару минут. Вернулась задним ходом и свернула на узкую грунтовую дорожку, обозначенную творением монументалиста-гальюнщика.
        От шоссе до лагеря - четыре с половиной километра. Напрямик, через лес и мостик из двух бревнышек - гораздо ближе. Многие так и ходили. Машины, понятно, катили в объезд, по капитальному деревянному мосту, переброшенному через Каменку.
        Накатанные колеи между сосен, песчаные откосы узкой речки, деревянный мост (надежный, подновляемый каждый год), снова колеи меж деревьев, дорога ползет вверх, и - распахнутые ворота, пустая будочка охранника, наверху, полукругом, те же пять букв - но уже без церетелевских выкрутасов.
        ДОЛ «Варяг».
        Добро пожаловать.
05 АВГУСТА, 08:32, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Вернулась она через главные ворота, отметив мимоходом стоявшую рядом с ними серебристую незнакомую машину, похоже, дорогую... В иномарках Света разбиралась плохо.
        Лагерь проснулся.
        Разноцветные стайки ребят тянулись к столовой, из спортгородка доносились слова команд, перемежаемые взрывами детского смеха - Леша Закревский проводил зарядку в своей обычной манере.
        Она перешла с бега на быстрый шаг, приходилось ежесекундно здороваться - ее знал весь лагерь. Отшучивалась от любопытствующих: где, дескать, потеряла Пробиркина? Остановилась и восхитилась уловом рассудительного Димки-Ослика - карасики плавали в пластиковой тюрьме лениво и равнодушно, словно наверняка знали - им всего лишь предстоит подтвердить рыболовные таланты Димки и вернуться обратно в озеро.
        ...Искупаться Света успела, приходить в столовую взмокшей после пробежки не хотелось. Но на завтрак немного опоздала - и сидеть за столом пришлось в одиночестве. А на обратном пути ей совсем чуть-чуть не удалось разминуться со старшей вожатой; СВ вышагивала откуда-то чеканной поступью кремлевского курсанта, марширующего по Красной Площади.
        - Доброе утро, Светлана Игоревна. - Голос у СВ был негромкий и монотонный, но хорошо и далеко слышный.
        Света, готовая уже юркнуть на крыльцо одноэтажного деревянного здания, где размещались кружки и игротека, - остановилась и неохотно повернула назад.
        ...Со времен пионерского детства СВ производила на Свету неприятное впечатление. При виде ее - даже сейчас - возникало чувство подсознательной вины и ощущение неотвратимости наказания, которое за эту вину последует, - при ясном понимании факта, что вины никакой нет, и наказывать ее СВ не имеет ни малейшего права...
        - Здравствуйте... - Света запнулась.
        Она попыталась было назвать старшую вожатую по имени-отчеству и поняла внезапно, что не помнит ее, казалось, очевидного и давно знакомого имени. Осталось лишь убеждение, что оно, это имя, отлично ей известно - забылись только звуки, какими надо превратить его в слова...

«Вот так оно и бывает, - подумала она в который раз, - вот так и начинается склероз в двадцать семь лет... А если не лгать себе - отнюдь не склероз. Сумасшествие».
        СВ продолжала говорить столь же монотонно:
        - Светлана Игоревна, я прошу вас открыть сегодня библиотеку позже, а через час - планерка у начальника лагеря, ваше присутствие обязательно.
        - Хорошо, я подойду... - Света опять запнулась, понадеявшись, что имя само сорвется с языка, если не вспоминать его напряженно.
        Не сорвалось. Напрочь исчезло.
        Ретроспекция. СВ
        Света в третий раз выехала в «Варяг».
        Когда-то давно, впервые оказавшись без материнской опеки, девчонкой с исцарапанными коленками, - она носилась наравне с мальчишками под этими соснами, совсем не изменившимися за минувшие годы.
        Потом, после первого курса, закадычная подруга Ленка Астраханцева предложила поехать сюда вожатыми, в зачет летней практики.
        А еще девять лет спустя та же Астраханцева уговорила тряхнуть стариной и поработать библиотекарем.
        И каждый раз в лагере была СВ (раньше ее звали СПВ - старшая пионервожатая). СВ ничуть не менялась с годами, чудесным образом законсервировавшись на неопределенном возрасте «за тридцать». Высокая, подтянутая, в неизменных отглаженных блузках и юбках ниже колена, она стала такой же всенепременной составляющей «Варяга», как озеро, как остров, как неохватная, вековая сосна у волейбольной площадки.
        Никто не знал, есть ли у нее муж и дети, да и вообще личная жизнь. Света сильно сомневалась.
        Личной жизнью СВ давно и бесповоротно стал лагерь. Выступая на линейках и мероприятиях, старшая вожатая преображалась: обычно бесцветный голос звучал ярко и звонко, как у двадцатилетней девушки; блеклое лицо (СВ практически не пользовалась косметикой) озарялось живой улыбкой, преображая на обычное аскетичное выражение...
        Иногда Света задумывалась: а куда девается и что делает СВ между сентябрем и июнем, когда лагерь пустеет? Почему-то казалось, что она никуда не уезжает. Уходит в бывшую ленинскую комнату и там впадает в зимнюю спячку в недрах большого старого шкафа - среди пожелтевших плакатов, сломанных барабанов и горнов...
        Теперь Света не могла вспомнить, как зовут СВ.
05 АВГУСТА, 09:07, ОКРЕСТНОСТИ ДОЛ «ВАРЯГ»
        Отсюда, с вершины холма, трудно было понять, как мог бы выглядеть лагерь в объективе телекамеры, установленной внизу, в любом из бесчисленных удобных для съемок мест.
        Но у черного человека были хорошо развиты и глазомер, и воображение, и пространственное мышление. Он представил, как видится объект наблюдения с разных точек зрения. И понял, что нашел искомое. С вероятностью девяносто пяти процентов
        - нашел.
        Повезло. Методичное и изматывающее прочесывание Карельского перешейка не потребовалось. Третий или четвертый выстрел с завязанными глазами угодил в цель. Хотя все могло быть гораздо проще и быстрее...
        Но быстро и просто не получилось.
        ...Случайно, вполглаза, увиденный в теленовостях репортаж стал последним творением съемочной группы перед отпуском. Название лагеря в коротком сюжете, посвященном вспышке клещевого энцефалита, не упоминалось. Ни оператора, ни репортера в опустевшем здании областного телевидения человек в черном не нашел - равно как и людей, осведомленных об их летне-отпускных планах. Лишь водитель, возивший телебригаду, проводил отпуск в городе и, теоретически, мог облегчить поиск...
        Но его человек в черном убил два дня назад. Убил в самом начале разговора.
        Не хотел убивать - но так получилось. Шофер, некогда принадлежавший к славным ВДВ, наутро был полон впечатлениями вчерашнего Дня Десантника. В крови его бурлил алкоголь, а в голове - презрительная ненависть к штафиркам, не знающим, что такое парашют и автомат, не обученным крушить ребром ладони стройматериалы, и не ведающим, как пахнет нагревшаяся под нездешним солнцем броня.
        Водителя, без сомнения, стоило бы оставить на какой-то срок в покое - дабы спокойно и результативно расспросить через день-другой. Но человек в черном не желал попусту терять даже столь короткое время.
        Результатом попытки форсировать разговор стал труп с торчащим из глазной впадины инородным предметом. Нехорошо вышло. Ни в чем, в принципе, не виноватого экс-десантника он не хотел убивать, - но так уж оно получилось.
        Впрочем, как только что выяснилось, потеря оказалась небольшая.
        Повезло.
05 АВГУСТА, 09:15, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Света резко остановилась.
        Впереди на дорожке, лицом к ней, находились трое: начлаг Горловой и двое незнакомых - высокий, представительный мужчина и мальчик лет двенадцати.
        Именно мальчик привлек наибольшее внимание: стройная фигурка в черной футболке и белых брюках; лицо тонкого восточного типа с огромными темными глазами.
        Такое лицо естественно дополняют черные кудри, - но мальчик не был жгучим брюнетом. Наоборот. Его волосы останавливали и притягивали любой мимолетный взгляд. Притягивали абсолютно белым цветом, не выглядевшим мертвенной белизной альбиноса или удивительно ранней сединой, - но и классическим блондином мальчик не был. Цвет волос напоминал крыло парящей над морем чайки и придавал странное выражение правильным чертам лица.
        Света не успела приглядеться к мальчику - на дорожке разворачивалась напряженная сцена. На пути у Горлового и его спутников стоял кот Чубайс.
        Даже не стоял, а медленно, буквально по миллиметру, отодвигался - хотя Свете казалось, что ни одна из напружиненных лап не переступает назад. Шерсть поднялась дыбом, спина выгнулась дугой - в низком, на границе инфразвука рычании звучала обреченная ярость последнего боя.
        Начальника лагеря, похоже, единственно присутствие гостей удерживало от желания мощным пинком подкорректировать жизненную позицию наглого зверя. Горловой не любил, когда ему преграждали путь. И не любил братьев меньших. Но пока сдерживался.
        Хотя, может, и не в гостях было дело. Вид кота никак не располагал к близким с ним контактам.
        Света шагнула вперед.
        Взгляд ее скрестился со взглядом белоголового мальчика - и зацепился. Прилип. Ей показалось, что все вокруг замерло и застыло - ив этой долгой-долгой тишине и неподвижности она всматривается и всматривается в бездонно-черные глаза. Впервые она поняла, увидела, почувствовала, - что значит в применении к глазам слово
«бездонные»... И лишь спустя долгие часы (годы! века!) смогла отвести взгляд.
        На деле, конечно же, прошли доли секунды.
        Света нагнулась к Чубайсу, она всегда замечательно ладила с детьми и животными.
        Подхватила кота, не думая об острых когтях. Торопливо поздоровалась с Горловым и незнакомцами. Свернула и быстро пошла в сторону столярки, где в это время обычно бывал Степаныч... Она шептала в рыжее ухо что-то бессмысленно-успокаивающее и чувствовала, как медленно расслабляются под ее ладонями тугие мышцы Чубайса.
        Света не видела, но белоголовый мальчик смотрел ей в спину.
        Очень внимательно смотрел.
        Глава 3

05 АВГУСТА, 09:22, ДОЛ «ВАРЯГ», ВЕРХНИЕ ВОРОТА
        Визитная карточка гостя извещала о его роде занятий просто: предприниматель. Понимайте, как знаете, - не то перед вами владелец овощного ларька, не то президент совета директоров крупной корпорации.
        Горловой склонялся ко второму варианту. Предпринимателей-азербайджанцев он вообще-то представлял по-другому - кепка, кожаная куртка, синеющие щетиной щеки и избыток безвкусно-массивного золота. Булат Темирханович Хайдаров, августовским снегом свалившийся с утра пораньше на голову начлага, в сложившийся образ никак не вписывался.
        Живущий с тринадцати лет в Ленинграде-Петербурге, он вызывал ассоциации не с рыночными торговцами, но скорее с профессурой. Причем не с нашей, а с хорошо обеспеченной и по-настоящему культурной профессурой. С оксфордской. Или с кембриджской.
        Легкий светлый костюм, сшитый идеально по фигуре, и наверняка очень, очень дорогой. Мягкая, без малейшего акцента, речь и сдержанные манеры. Из золотых украшений - только узкий ободок обручального кольца на безымянном пальце.
        Они с Горловым медленно шли по лесной дороге, за воротами лагеря. Машина предпринимателя (серебристый «сааб») стояла рядом. Предшествующие сорок минут занял осмотр лагеря - гидом Булату Темирхановичу служил сам начальник, снисходивший до такого в редких случаях, для особо важных гостей...
        - Понимаете, меня это тревожит, хотя врачи и говорят, что со здоровьем у мальчика все сейчас абсолютно в порядке, но мне почему-то кажется, что они... - Хайдаров на секунду замялся, пытаясь подобрать наиболее точное выражение. - ...Не совсем понимают, с чем столкнулись в данном случае. Я и сам за последние месяцы стал крупным специалистом по поражениям электричеством - прочитал все, что можно достать на трех языках по этому вопросу. И если подобные физические изменения описаны во многих известных случаях: внезапно побелевшие волосы, шрам (или ожог) на груди странной формы... - то некоторые вещи для меня необъяснимы. Например, два месяца назад я совершенно случайно обнаружил, что Тамерлан заговорил по-азербайджански!
        - В самом деле? - вяло поинтересовался Горловой. Медицинские аспекты его не интересовали, пусть ими занимается Нина Викторовна. Начальнику не терпелось перейти к вопросам финансовым.
        - Да! - Булат Темирханович, наоборот, был рад поговорить о наболевшем. - Представляете, два месяца назад застал его беседующим с приехавшими из Баку родственниками... По-азербайджански! - И, отвечая на непонимающий взгляд Горлового, пояснил: - Дело в том, что моя жена - русская, в доме по-азербайджански не говорили давно, с тех пор, как умерла моя мать... А Тамерлану тогда было полтора года.
        Рассеянно слушавший Горловой напряженно пытался определить сумму, - и боялся продешевить. Он чувствовал, что торга не будет. Или ему заплатят сразу, или этот высокий статный мужчина с седеющими висками (язык не поворачивался назвать его айзером, даже в мыслях) развернется и уедет.
        - Психотерапевты объясняли мне, что от сильного шока могут вспомниться вещи, слышанные чуть ли не внутриутробно... Не знаю, не знаю...
        - Почему вы выбрали именно наш лагерь? В середине сезона, когда все путевки давно распределены, несколько затруднительно... Вы понимаете... - Горловой, как опытный лоцман, повел разговор к интересующей его теме.
        - Мы вообще-то... ехали к друзьям под Приозерск... У них там охотничий домик... - Хайдаров говорил с легким недоумением, словно сам удивляясь, как он очутился здесь, неподалеку от ворот «Варяга». - Но... сыну место почему-то понравилось... сказал, что был бы рад...
        Речь Булата Темирхановича потеряла недавнюю стройность и четкость. Горловой слегка удивился несуразности его рассказа. Чтобы добраться от Приозерского шоссе до лагеря, приходилось долго плутать отнюдь не живописными проселками, мимо торфоразработок. Достойные кисти художника пейзажи Пятиозерья открывалась как раз с шоссе Выборгского...
        Предприниматель провел ладонью по лбу, будто стирая что-то невидимое и липкое. Спросил в другой манере, конкретно и жестко:
        - Полторы тысячи долларов вас устроят?
        Сумма оказалась большая, даже чересчур, но Горловой был почему-то уверен, что с нежданного гостя можно запросить дороже. И начальник пустился в объяснения, какие затраты несет он лично, стараясь обеспечить всем необходимым подрастающее поколение...
        - Две тысячи. - Собеседник уже не спрашивал Горлового, просто ставил перед фактом.
        Это превышало все мыслимые пределы - на порядок. И Горловой отмел странности и несуразности в рассказе Хайдарова. Предпочел не заметить. Не обратить внимания.
        Хотя только что бес подозрительности вопил в его душе во весь голос: «Да как же так?! Да где такое видано?! Случайно ехали мимо, мальчику понравился ландшафт, - и нате вам, любящий отец тут же пристраивает чадо отдыхать в это самое приглянувшееся место?! Сразу, с лету, ничего не разузнав толком?!»
        Но сейчас бес подозрительности умолк - очевидно, занятый пересчетом долларов в рубли по курсу.
        - Устроят, - сказал Горловой, уверенный, что при любом раскладе хорошо наживется.
        Начальник ДОЛ «Варяг» сильно ошибся. И - продешевил.
05 АВГУСТА, 09:23, ДОЛ «ВАРЯГ», СТОЛЯРКА
        - Доброе утро, Николай Степанович!
        Увидев Свету, Степаныч обрадовано улыбнулся. Это было редкое зрелище - улыбка на его лице, обычно нахмуренном, с глубокими морщинами на загорелой коже.
        Света осторожно опустила кота на землю рядом с верстаком.
        - Вот, получайте. Сошелся с Горловым на узкой тропинке и не хотел уступать дорогу.
        Степаныч удивленно посмотрел на рыжего разбойника. Сделал приглашающий жест в сторону чурбаков, служивших стульями.
        - Извините, Николай Степанович, побегу. Планерка у начальника, а мне надо еще в библиотеку заскочить.
        И она исчезла из засыпанной стружками столярки.
        Степаныч снова улыбнулся, - уже ей вслед. Ему казалось, что его младшая дочь выросла бы похожей на Свету. Выросла бы... Если бы успела с матерью и сестрой уехать восемь лет назад... Уехать с последней благополучно прорвавшейся из Цхинвала колонной беженцев.
        А Света, уходя, вспомнила недавнюю сцену на дорожке и вдруг поняла: боевая стойка кота была направлена никак не на Горлового. Начальник лагеря стоял чуть-чуть, но в стороне. Объектом густо замешанной на страхе ярости Чубайса стал мальчик с волосами, белыми, как крыло чайки.
05 АВГУСТА, 09:28, ДОЛ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКА
«СЕГОДНЯ БИБЛИОТЕКА ОТКРО...» - Светин фломастер выписывал ровные крупные буквы, когда рыжим вихрем ворвалась незнакомая женщина.
        - Светик! Приветик!! - радостно пропела она, ловко перегибаясь через библиотечную стойку и чмокая Свету в щеку.
        Та сморщилась, как от зубной боли. Опять... Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять: это - Ленка. Ленка Астраханцева. Давнишняя подруга...
        Ленка не поняла значения странной паузы, но что-то заметила.
        - Чего грустишь? - И, не дожидаясь ответа, Астраханцева затараторила дальше: - Ты знаешь, Масик приехала сегодня утром, пока ты с Пробиркиным... хе-хе... бегала.
        Кто такая Масик, вспоминать не пришлось. Воспоминания полностью вернулись. На какое-то время... Света спросила:
        - Масик? Она же вроде где-то в Сибири?
        Света с Масиком были знакомы между собой поверхностно, как и многие другие бесчисленные подруги Астраханцевой.
        - Да ну, опять все та же история... - Ленка вздохнула, искренне опечалившись (впрочем, ненадолго). - Вроде старалась: косметики едва-едва, никаких мини; ну и за компьютером, как Бог, да еще два языка в придачу... И директор нормальным казался... здесь, в Питере... А приехали в Красноярск - такой же козел, как и прочие... Короче, ночью ничего не добился, а утром услал с каким-то поручением; вернулась в гостиницу - номер сдан, ни шефа, ни вещей, ни билетов, ни денег...
        - Как же она выбралась? - Света представляла материальное положение семьи Масика, перевода на билет той ждать не приходилось.
        - Да некогда выспрашивать мне было, оглоедов своих на завтрак вела... Ты приходи вечером, надо успокоить Масика, а то совсем никакая приехала... Кстати, Клайд сегодня заскочит, он новый альбом сочинил, один, без «Пном-Пеня», споет...
        - Ну-у, - задумчиво протянула Света, в отличие от Ленки она от общения с Клайдом в восторг не приходила, и, чтобы сменить тему, спросила:
        - А что за срочное собрание у Горлового?
        - Это насчет бумаги из УО. - Астраханцева, как всегда, узнавала все раньше всех. - Получил наш Вадим Васильевич вчера циркуляр насчет усиления военно-патриотического воспитания. Пятнадцать лет не вспоминали, однако... Предписано растить героических солдат для любимого президента: наглядная агитация, встречи с ветеранами... А гвоздь программы - возрождение «Зарницы». Короче, мальчишки будут бегать по лесу с деревянными автоматами под командой Закревского и Доктора; а мы... а мы засядем шить чепчики, чтобы было что кидать в воздух при встрече героев...
        Прозвучала наверняка цитата, очень знакомая, хоть и слегка искаженная... Но откуда? Не вспомнить... И Света решила (далеко не в первый раз) все-таки проконсультироваться с врачом.
        Ни одного из предыдущих решений в жизнь она не воплотила.
        Ретроспекция. Астраханцева
        Давно, в конце восьмого класса, Ленка Астраханцева глянула в зеркало и с редкой самокритичностью поняла, что красивой ей не стать никогда.
        Высокий лоб был слишком узким; непропорционально расширяющееся книзу лицо дисгармонировало с маленьким ртом и подбородком - тоже узким; длинноватый, отнюдь не классической формы нос чересчур приближался к верхней губе, по любым меркам излишне тонкой; веки - тяжелые, словно набухшие изнутри - придавали взгляду мрачное выражение... Словом, победы на конкурсах красоты Ленку никак не ожидали.
        И даже волосы красивого золотисто-рыжего оттенка росли редко, вынуждая подолгу возиться с расческой и лаком перед любым выходом из дома. А фигура... на фигуру она давно уже перестала обращать внимание, решив, что выигранные жестокой диетой граммы никак не окупают перенесенных страданий...
        Сделанное открытие у Ленки особых моральных терзаний не вызвало и комплекса неполноценности не развило. Отметив сей безрадостный факт, Астраханцева постановила пойти другим путем: она решила стать умной. И не просто умной. Желательно - еще и талантливой.
        Задача оказалась непростой, тем более что наследственность не предрасполагала: мать - простая учительница, тонущая в беспросветном болоте тетрадок, диктантов и сочинений; отец - добрый, мягкий, всегда и всем готовый помочь пролетарий, но медленно спивающийся.
        Ленка с младшей группы детского сада отличалась редкой целеустремленностью и умением добиваться своего. Она запоем читала - книги исключительно умные, детективы и фантастика были исключены по определению; она ворвалась в околобогемную тусовку, настойчиво заводя знакомства с непризнанными поэтами и рок-музыкантами (порой доводилось пообщаться и с настоящими). Она мелькала среди кухонных философов, запросто жонглирующих Юнгом и Хайдеггером - и научилась у них гладкословно оперировать звучными красивыми терминами.
        Выбранный путь требовал высшего образования - и она пошла в педагогический по языку и литературе, абсолютно не разбираясь в точных науках и обоснованно побаиваясь поступления в университет, на гуманитарные факультеты...
        В итоге цель оказалась достигнута - среди своих многочисленных знакомых Ленка слыла интеллектуальной особой, способной рассуждать о Кафке и Борхесе, и дочитавшей известного любителя наркотических полетов во сне и наяву Кастанеду аж до пятого, а то и до шестого тома...
        Что удивительно - вся эта суета не помешала ей рано выйти замуж и родить дочку. Впрочем, муж спустя три года куда-то задевался, оставив на память о себе лишь фамилию, ныне носимую Ленкой. О наличии же дочери (в основном проводившей время с бабушкой) иные Ленкины друзья-приятели и не догадывались.
        Знакомство с людьми по-настоящему талантливыми у Ленки почему-то не затягивалось. Например, она никому не показывала автограф известного поэта (действительно поэта, а не попавшего в струю рифмоплета). Это было прощальное двустишие, посвященное ей, Астраханцевой:
        Так хочется прослыть интеллигентной...
        Но хромосомы выдают, мешают гены...
        Не бог весть какая поэзия, - маэстро, сочиняя сей шедевр, был, сказать по правде, уже изрядно пьян. Но Ленка листок с неровными строчками, датой и подписью не выбрасывала - чем черт не шутит, вдруг когда-нибудь - после смерти - произведут из известных в гении и начнут продавать на аукционах всякую ерунду: кресло, продавленное гениальным задом; навевавшие вдохновение домашние тапочки; и такие вот, спьяну щедро рассеянные по многочисленным знакомым мятые бумажки...
        Подобно прочим околобогемным завсегдатаям, случалось ей порой мелькнуть и на экране - в массовке, фоном для заезжей или местной знаменитости. Но в последний раз теледеятели увековечили Ленку по иному поводу. И это оказалась самая неудачная съемка в ее жизни.
        Астраханцеву увидел человек, раздающий все долги.
        Долг Ленке он считал одним из главных.
05 АВГУСТА, 09:41, ДОЛ «ВАРЯГ», МЕДПУНКТ
        Нина Викторовна, врач «Варяга», отработала всю жизнь в системе школьного здравоохранения. Тридцать лет борьбы с юными симулянтами весьма закаляют характер и нервы, но она не смогла сдержать возмущения.
        - Да что же это твориться? Совсем свихнулся от жадности... Как я могу принять ребенка без карточки, без справки о прививках?! А если проверка от райздрава? Что тогда?
        Тирада была обращена не к белоголовому мальчику, скорее к отсутствующему Горловому. Тамерлан и не слушал. Он внимательно рассматривал шкаф, набитый медицинскими карточками детей и сотрудников.
        - Сними футболку, я тебя хоть осмотрю, - сказала Нина Викторовна другим тоном.
        Тамерлан взглянул на нее, словно не понимал, о чем речь. Протянул руку к шкафу. Сказал:
        - Здесь - истории болезней детей? А здесь - сотрудников? Надо просмотреть. Все. Сейчас. Заприте дверь.
        Удивиться Нина Викторовна не успела...
        Встала и двинулась к двери механической походкой робота. Лязгнул засов.
05 АВГУСТА, 09:52, ДОЛ «ВАРЯГ», КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        Совещания у начальника лагеря всегда отличались занудностью.
        Лучше бы Горловой просто зачитал вслух этот патриотический циркуляр, думала Света. Чем вот так пересказывать своими словами... И до чего же он упивается канцелярскими оборотами...
        Света пододвинула к сидевшему рядом Лешке листок, на котором маршировал смешной пузатенький чертик, держащий наперевес винтовку с примкнутым штыком - кривым, как турецкий ятаган. Мордочкой чертик-патриот крайне напоминал физрука ДОЛ «Варяг», то есть Лешу Закревского.
        Он (Леша, не чертик) немедленно разулыбался и быстрыми штрихами стал пририсовывать другого бесенка - : тощего, с встрепанной шевелюрой, целящегося в неведомого противника из огромной пробирки...
        - Далее. Светлана Игоревна! - Горловой легонько стукнул карандашом по блокноту. Света выпрямилась на стуле и торопливо перевернула разрисованный чертиками листок.
        - Вам необходимо составить список книг по военно-патриотической тематике и заказать их согласно этого списка, - Горловому чем-то понравились последние слова и он со вкусом повторил их еще раз, - ... согласно этого списка через коллектор.
        - Но... - Света замялась. - Я не представляю, что должно войти в подобный список..
        - Гм... - Начальник лагеря задумчиво полистал циркуляр. Он и сам не особо представлял, что скрывается под этим полузабытым термином: военно-патриотические книги. - Алексей Юрьевич, может быть вы, как человек служивший и даже, гм-м, воевавший, подскажете Светлане Игоревне?
        - Так точно! - Лешка выкатил грудь и расправил плечи, изобразив лицом плакатного отличника боевой и политической подготовки, только в глазах мелькнули веселые искорки. - Записывай, Света. - И стал размеренно диктовать, как будто зачитывал список использованной литературы: - Первое: «Начальная военная подготовка», Учебник для 9-10 классов, «Учпедгиз», 1984 год. Второе: «Устав гарнизонной и караульной службы», «Военгиз», 1969 год. Третье: Цыгулев А.А. «Как распознать вражеские самолеты?», Воениздат НКО СССР, 1942 год. Четвертое: «Наставление по стрелковому...»
        - Прекратите, Алексей, - прервала его СВ, до сих пор молчавшая. Если бы у навеки замороженной трески вдруг прорезался голос, она наверняка говорила бы похожим тоном. - У меня сохранилась старая методичка по военно-патриотическому воспитанию, там есть все необходимое...
        Горловой неодобрительно глянул на Лешу и резюмировал:
        - Вот и отлично. С книжками вы, Светлана Игоревна, разберетесь... Теперь перейдем к главному. Необходимо провести в лагере игру «Зарница»...
        Глава 4
        Ретроспекция. Пробиркин
        Доктор Пробиркин пропустил мимо ушей все разговоры о наглядной агитации, патриотических книгах и встречах с ветеранами. Но упомянутые Горловым военные игры вызвали у Пробиркина ностальгические и самые приятные воспоминания...
        Хотя сам Доктор в детстве в пионерлагеря не выезжал, отдыхая с бабушкой на даче, но кое-какой опыт в подобных играх у него имелся. Учитель, преподававший в школе юному Сереже (тогда еще не Доктору и не Пробиркину) благородную историческую науку, был зациклен на ратной истории Отечества и выезжал с учениками на регулярно проводимые военно-исторические игры, приуроченные к славным для русского оружия датам.
        Каждый год съехавшиеся со всей страны участники исторических клубов представляли в лицах то Куликовскую битву, то Бородинское сражение - в соответствующих костюмах и с любовно выстроганным оружием... Довелось побывать на таком действе и будущему Доктору Пробиркину.
        Разыгрывали штурм крестоносцами старинной Копорской крепости, что в сотне верст к западу от Ленинграда. Семиклассник Сережа изображал русского дружинника: мама смастерила шлем из картона, оклеенного фольгой, и связала крючком крупноячеистую кольчугу из пеньковой бечевки; папа выстрогал из доски меч и выпилил щит.
        В этой экипировке юный Доктор защищал полуразрушенные стены древней крепости, которые пытались преодолеть суетящиеся внизу псы-рыцари в пошитых из старых простыней крестоносных плащах и в рогатых шлемах из старых ведер с прорезями...
        В отличие от постановки, к примеру, Полтавского сражения (где шведам победить никак не полагалось) финал сей битвы не был предопределен заранее - рыцари подступали к Копорью неоднократно, иногда добиваясь своего, иногда ретируясь с изрядным уроном.
        Поэтому штурм проходил с большим азартом, Крестоносцы перли «свиньей» по мосту, ведущему к главным воротам. Ведра на их головах трещали от бутафорских палиц русичей; порой дело доходило до рукопашной - отбросив исторические причиндалы, противники пускали в ход кулаки.
        Пробиркин, несущий с одноклассниками вахту на дальнем, пока не атакованном валу, заметил небольшой отряд ведроносцев. Втихую, без боевого клича, супостаты карабкались по земляному склону, подбираясь к прорехе в стене...
        ...В последний момент воспитание не позволило Сереже обрушить занесенный увесистый меч на показавшуюся над краем вала рогатую голову - с криком: «За Русь святую!» он уперся двумя руками в крестоносную простыню и, поднатужившись, столкнул пса-рыцаря вниз. Тот истошно завизжал тонким голосом и понесся вниз по склону, будучи не в силах остановится. Рыцарь Тевтонского ордена оказался девчонкой! Более того, уже и не совсем девчонкой - ладони Доктора уперлись прямиком в упругую девичью грудь вполне взрослых размеров...
        На пуритански воспитанного юного Пробиркина этот эпизод баталии произвел колоссальное и незабываемое впечатление, начисто затмив в памяти прочие подробности битвы. Даже много лет спустя Доктор Пробиркин - выросший (и успешно потерявший на третьем курсе девственность), вспоминая свои ощущение при схватке с крестоносицей, впадал в приятное и возбуждающее томление...
05 АВГУСТА, 09:59, ДОЛ «ВАРЯГ», КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        Горловой и сам не имел ясного понятия - в каком, собственно, виде должна проходить возрожденная «Зарница».
        Из воспоминаний прошлого осталась в памяти только внешняя атрибутика, в настоящий момент не актуальная: красные флажки, эмблемы-звезды, бодрые отрядные песни с несвоевременными теперь словами... Да еще зачем-то вспомнилось, что главнокомандующим Всесоюзной военно-патриотической игры «Зарница» был генерал Тимур Гайдар - сын широко известного писателя и отец печально знаменитого реформатора.
        - Сергей, - сказал Горловой (по отчеству Доктора не звал никто и никогда). - У вас, как у ответственного за спортивное воспитание, есть соображения по форме проведения военно-спортивной игры? - К Леше, похоже, Горловой решил больше не обращаться.
        - Э-э-э... - раздумчиво протянул вырванный из сладких воспоминаний плаврук Пробиркин. - Может, проведем в старинном стиле? Ну, мечи там, луки, шлемы...
        - Ну конечно, - подхватила Алла Богдановна, большая поклонница Толкиена и Перумова (она вела изокружок и заодно отвечала за наглядную агитацию). - Пошьем костюмы: один отряд пусть будет эльфы, другой - гоблины, третий - хоббиты...
        - И какой, интересно, патриотизм вы собираетесь такой игрой развить? Гоблинский? Или эльфийский? - Судя по усталому тону СВ, все последние годы она провела в опостылевшей борьбе с поклонниками игр в стиле «фэнтези». - Насколько я понимаю, вопрос стоит о возрождении престижа Российской Армии у молодого поколения, а всякие ролевые игры у молодежи и без того популярны...
        - Совершенно верно, Галина Андреевна, - снова вступил в разговор Закревский ("Господи, Галина Андреевна, - мысленно застонала Света, - и я целое утро не могла вспомнить..."). - Вред один от этих гоблинских игрищ. У меня приятель есть - Вася Дрозд, служили вместе; так он прошлым летом за грибами пошел, где-то за Приозерском... И вдруг эти выскакивают, эльфы-хоббиты, ролёвка там у них случилась. «Отдай кольцо!» - кричат, а сами с луками, с железками всякими заточенными... А Дрозд хоть в разводе, но обручальное на пальце носит, на черный день и крайний случай. Ну и осерчал он немного, что последнего лишить задумали. Так они, гоблины эти, потом в больнице говорили, что перепутали маленько - шел Вася в зеленой плащ-палатке, палкой папоротники раздвигал - а они какого-то там мага с посохом в засаде поджидали, тоже в зеленом плаще и с Кольцом Власти... А вот еще тоже чудаки по лесам бегают, грибными эльфами себя называют...
        Рассказывать всевозможные байки Леша мог долго, но Горловой решил подвести итог дискуссии:
        - Сделаем следующее. Никаких, конечно, гоблинов. «Зарницу» будем проводить в два этапа. Первый для младших отрядов - соревнования по военным видам спорта, ответственный Сергей. Посмотрите, что у нас есть из инвентаря: ну... гранаты там метнуть, веревки натяните над водной преградой, что ли, - короче, за два дня определите программу и доложите. Затягивать нет смысла, от смены уже неделя прошла, а еще предстоит Родительский День, и День Нептуна... А для старших отрядов проведем совместно С«Бригантиной» второй тур в форме и с «оружием» - все как положено: патрули, пароли, штаб, дозорные, знамя в секретном месте... Ответственный - Алексей Юрьевич. Продумайте все детали...
        - А где мы возьмем эту форму и это «оружие»? - удивился Леша.
        - Ну, я звонил утром Боровскому - в «Бригантине» уже три года осенью проводят соревнования по этому... по пейнтболу... Знаете, западный аналог «Зарницы»... Бегают по лесу, играют в рейнджеров, пуляют друг в друга краской... У Боровского осталась и униформа, и муляжи автоматов - им самим хватит, и с нами частично поделятся. А насчет остального количества есть у меня кое-какие идеи насчет спонсоров...
        Леша удовлетворенно кивнул - по добыванию шефской и спонсорской помощи Горловой был известным мастером.
        - А вас, Галина Андреевна, я попрошу продумать все необходимые церемонии: открытие, закрытие, награждение победителей и тому подобное...
        Вот так, просто и буднично, как любил выражаться Горловой: «в рабочем порядке», началась Игра. Игра в «Зарницу».
05 АВГУСТА, 10:48, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
        - А как тебя обычно зовут? Тим?
        Саму вожатую четвертого отряда, задавшую этот вопрос, по имени, Алиной, называли редко. Чаще к ней обращались образованным от фамилии прозвищем Киса. И оно ей подходило. Восемнадцатилетняя Киса действительно напоминала молоденькую кошечку, еще не забывшую детских погонь за привязанной на нитке бумажной бабочкой...
        Невысокую, с короткой стрижкой и с едва заметной грудью, ее часто принимали (особенно наезжающие по выходным родители) не за вожатую, а за отдыхающую в лагере девчонку, причем не из самых старших отрядов... В конце концов ей пришлось носить на груди бейдж - запаянную в пластик карточку, извещающую, что именно она, Алина, является вожатой отряда «Дельфин».
        А еще она была влюблена в Лешу Закревского. Но про это никто не знал. Даже он.
        ...Белоголовый мальчик стоял рядом с ней, внимательно обводя взглядом пустую палату, и, казалось, не слышал вопроса. Киса повторила:
        - Как тебя называют друзья? Тимур?
        Мальчик медленно повернулся к ней и сказал без всякого выражения:
        - Меня зовут Тамерлан.
        Их взгляды встретились; Киса подумала, что у мальчика очень странные глаза - зрачки расширены настолько, что радужки почти не видно, цвет не определить: темно-коричневый? черный? какой-то еще?
        После секундной паузы Тамерлан отвел взгляд, продолжив осмотр помещения - кстати, одного из лучших в лагере. Шестой корпус, недавно отремонтированный, с новой мебелью и телевизорами в каждой палате, считался самым благоустроенным. И, по странному совпадению, именно в нем жили дети знакомых Горлового, а также многочисленных спонсоров. В результате два размещенных в шестерке отряда отличались от других большим разнобоем в возрасте.
        - Здесь три свободных кровати, - помолчав, продолжила Киса, - эта, эта и вон та, что у окна... Можешь занять из них любую.
        Белоголовый мальчик Тамерлан равнодушно подошел к ближайшей, стоявшей в углу койке и положил на прикроватную тумбочку небольшую сумку на длинном ремне.
        - И это все твои вещи?
        - Да. Остальное мне подвезут,
        - Хорошо. Со мной ты познакомился, - она машинально коснулась бейджа на груди, - а воспитательницу зовут Елена Алексеевна...
        Друзья звали воспитательницу проще - Ленкой Астраханцевой. Но Киса к их числу не принадлежала.
        Она ушла, еше раз предложив Тамерлану устраиваться. Ленка сидела на планерке у Горлового, все хозяйство на Кисе - вечная нехватка штатов, второго вожатого в отряде нет.
05 АВГУСТА, 10:48, ОКРЕСТНОСТИ ДОЛ «ВАРЯГ»
        Он уверенно и быстро полз вверх знакомой дорогой по коричнево-золотистому ущелью, когда путь преградила стена - огромная, подрагивающая, явно живая. Муравей недоуменно потоптался перед не пойми откуда взявшейся преградой и двинулся в обход
        - на всякий случай, все живое таких размеров легко становится смертельно опасным..
        Человек в черном вцепился пальцами в изборожденную глубокими трещинами сосновую кору. И не заметил муравьиных тревог и раздумий, вызванных его негаданным вторжением на исхоженную тропу. Он сейчас вообще ничего не замечал вокруг.
        Волна яростной, слепящей боли вспыхнула в голове и раскатилась безжалостными кругами по всему телу - он стоял, не в силах шевельнутся, под большой сосной в паре сотен метров за верхними воротами лагеря. Стоял и делал единственное, что мог сделать: ждал, когда подействует капсула убойного заграничного снадобья. Зелье наркотической природы, запрещенное к ввозу в Россию, имело массу накапливающихся побочных эффектов, быстро вызывая привыкание и зависимость.
        Человеку в черном такие нюансы были глубоко безразличны. Счет его оставшейся жизни шел на недели, в лучшем случае на месяцы - и он знал это.
        Знал и спешил раздать все долги.
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        Между временем и пространством -I

1
        ОН продирается сквозь запутанный лабиринт, который человеческому глазу может показаться громадным, перекрученным клубком, чудовищной комбинацией бесконечных и разноцветных нитей - но ОН смотрит не человеческими глазами.
        ОН видит след, который нашел, поднявшись на Пик-над-Мирами - тонкую, яркую голубую нить, безнадежно и неразрывно перепутанную с десятками и сотнями других; концы ее исчезают совсем уж в диких сплетениях, чтобы вынырнуть, сделать ложную петлю и снова пропасть в пульсирующей разноцветной паутине.
        ОН пытается разобраться и понять, где начало и конец этой нити. Не может и рычит от бессилия (нет, не от бессилия - сила переполняет ЕГО и рвется наружу, но здесь она бесполезна, - от осознания несовершенства чужого и чуждого мозга, которым ОН пытается разобраться во всех этих хитросплетениях - там, на нижнем уровне). Поднявшись сюда, наверх, ОН способен лишь убедиться, что нить не потеряна, что внизу ОН - та часть его, что управляет чужим телом - идет правильным путем... ОН не может спуститься вниз, в Мир, во всей своей мощи - вернее, может, но судьба Мира станет тогда незавидной... И недолгой. Даже когда в чуждой и чужой оболочке идет ОН внизу - слабые нити вокруг лопаются одна за одной, рвутся все чаще...
        ОН не одинок наверху, в сверкающих джунглях - порой выскакивают небольшие, агрессивные твари, не рассуждающие хищники, атакующие все, что могло бы послужить им пищей; другие, странные и бесформенные сущности, похожие на огромные сгустки мрака, скользят своими таинственными путями - и там, где они проходят, не остается уже ничего. Первых ОН убивает быстро, почти небрежно; а когда надвигается сумрачная чернота других, делает так, чтобы они ушли - ЕГО не страшит схватка, ОН уверен в победе, но опасается уничтожить хрупкий след, единственную й бесценную находку за долгие, бесконечно долгие поиски...
        ОН останавливается и поворачивает в сторону. Тонкая и яркая голубая нить исчезает в огромном переплетении иных - более коротких и тусклых. Выходящей нити - ЕЕ нити
        - ОН не видит. Клубок велик... Придется распутывать.
        И многие нити лопнут.

2
        Пейзаж мрачный: по низкому багровому небу ползут багровые тучи - но никогда не прольется из них ни капли воды. Бесплодные скалы покрыты поблескивающей спекшейся коркой цвета венозной крови, а зажатое между скалами озеро наполняет жидкий огонь.
        Воздух сух и горяч. Да и вообще жарковато - человек смог бы просуществовать здесь весьма недолгое время.
        Но тварь, сидящая на берегу огненного озера, на человека похожа мало - красная, под цвет скал, чешуйчатая шкура покрывает ее, защищая от жара; нижние конечности заканчиваются копытами, уверенно попирающими раскаленный камень. Выдвигающиеся когти на четырехпалых руках напоминают размером и остротой кинжалы. Лоб существа неизвестно зачем украшен одним, спирально завитым рогом - за оружие для защиты или нападения его принять трудно.
        - ОНА прошла здесь давно, очень давно... - задумчиво говорит тварь на своем языке. Человеческому уху фраза показалась бы оглушительным и немодулированным скрежетом - но большая часть звуков лежит вне доступного для людей диапазона.
        След, невидимый простым глазом, и даже огромными фасеточными глазами винторогого, ныряет в озеро, исчезая в сполохах пламени. Когда тут прошла ОНА - здесь находился обычный водоем, или обычная суша, но никак не исполинская каменная чаша, полная огня. И вообще весь этот Мир был иным, светлым и добрым. И другие существа населяли его...
        Теперь же никакой из тварей, убивающих и умирающих в жестоком раскаленном Мире, нет здесь прохода. Озеро надежно перекрыло ущелье.
        Существо встает на ноги - сидело оно на мощном хвосте, свитом, как и рог, в спираль. Тварь огромна по сравнению со своими собратьями. Впрочем, те в последнее время предпочитают держаться от нее подальше. Их пугает ОН, Нерожденный, какая-то часть которого поселилась временно в этой оболочке, выросшей с тех пор от распирающей ее изнутри силы.
        Винторогий идет вперед. Прямо на озеро. Скалы содрогаются - землетрясения здесь часты, но это не землетрясение. Переливающиеся тысячами разноцветных граней глаза существа меняются. Сейчас они похожи на две ослепительных звезды - и никто из рожденных не выдержал бы этого взгляда. Потоки лламени - потоки чистой энергии - льются из глаз существа. Льются вперед, на огненное озеро - и пламя огненных волн кажется тусклым рядом с ними.
        Озеро раздается в стороны, открывая проход. Нерожденный шагает туда.
        Скалы шатаются и рушатся за его спиной. ОН не оглядывается. Огромные трещины рассекают берега и дно озера, кипящая лава рвется наружу - но и она под взглядом Князя Ста Имен кажется едва теплой. . .
        ОН миновал озеро и идет дальше. Сзади царит ад.

3
        ОН - какая-то часть ЕГО - все еще пребывает в чешуйчатой шкуре винторогого. Но это ненадолго. Ведущий его след - тонкая, видимая сверху голубая нить - стремится к месту, называемому Перекрестком. Мало подобных мест есть (было? будет?) в Реальности. Восемь Миров сходятся там в одной точке - и ОНА могла направить путь свой в любой из семи других. Не могла лишь остаться в этом Мире - иначе никогда бы не стал он таким, каким стал.
        ОН останавливается. И стоит долго. Копыта винторогой твари словно вросли в багровый камень . Впереди все неправильно.
        Впереди высится замок. На самом Перекрестке. Он стоит в низине, но шпили башен поднимаются выше окрестных гор. Его никогда не было там, и сейчас он не должен быть - по-разному течет время, и разным законам подчиняются вещи в восьми Мирах, пересекающихся в одной точке, - внутреннее напряжение разорвет на части любую возведенную тут постройку.
        Замка не может быть здесь - однако он стоит. Громадная серая цитадель, увенчанная двумя донжонами-близнецами, нависает над багровым Миром, совершенно чуждая ему, - и над остальными семью нависает тоже.
        Странные игры начал кто-то со временем и пространством...
        Это не фантом, не видимость - ОН смотрит не глазами и видит, что замок вполне реален. Хотя столь единым и компактным он лишь выглядит - восемь сегментов его протянулись в иные места и времена. Но непонятно чья цитадель реальна и переполнена мощью - тоже непонятной природы. Пронзающему - в здешнем его обличье - трудно сокрушить эту мощь. Явившись во всей силе своей, ОН способен, конечно, превратить эти стены и башни даже не в пыль - в ничто, во вспышку чистой энергии. Но - тогда не станет и голубой нити, исчезающей под серым фундаментом...
        Князь Ста Имен принимает решение. Винторогий несколькими прыжками взлетает на вершину ближайшей скалы. Голос его гремит и далеко разносится по багровому Миру.
        Других похожих существ нет поблизости от замка - слишком загадочна и опасна мощь его. Винторогие ныне перестали совершать экскурсии через Перекресток в иные Миры - хотя до сих пор бродят там легенды, в которых их называют демонами или дьяволами.
        И кажется - никто не слышит громовой призыв, от которого содрогаются кровавые скалы, и багровые тучи, - наполненные отнюдь не водой - вздрагивают и быстрее плывут по багровому небу.
        Но так лишь кажется.
        Голос креатуры, чьими устами вещает Огнеглазый, разносится далеко и достигает самых потаенных уголков Мира, самого дна самых глубоких пещер.
        И мертвый Мир оживает. В заваленных валунами расщелинах заметно движение. Винторогие существа - по одному, по двое-трое - спускаются в ущелья, рассекшие горы.
        Князь продолжает взывать.
        Ручейки багровых тварей катятся по ущельям, и в долинах сливаются с другими ручейками, и уже стремительными потоками несутся к замку. Сотни копыт грохочут по камню, и он дрожит под их ударами, рождая звук горного обвала. Но сквозь этот звук слышен шепот - больше напоминающий оглушительный скрежет: «Сокрушающий вернулся... Сокрушающий вернулся...»
        ...Они идут на приступ, и Пронзающий ведет их. Десятками гибнут твари от валунов, катящихся навстречу - катящихся в гору! - грубые массивные тела сминает и расплющивает камень, еще более грубый и массивный. Сотнями гибнут они от смерчей, летящих от замка - смерчей, в которых вращается не воздух, но потоки энергии - потоки, разрывающие винторогих на атомы...
        Кровь их льется на камень - красная, как у людей.
        Десятки гибнут - но встают на их место сотни. Гибнут сотни - но спешат встать в строй тысячи. Со всего багрового Мира тянутся колонны восставших по призыву Князя Ста Имен.
        И валуны буксуют в грудах мертвых и живых тел. И огромная - но не бесконечная - энергия смерчей-убийц рассеивается над полем смерти.
        Тогда хрипло ревет труба - и распахиваются ворота цитадели. Гарнизон идет на вылазку: люди, и винторогие, и другие странные обитатели восьми Миров - их много, и каждый из них не совсем то, чем выглядит - ОН видит это не глазами. Но в чем дело, не успевает понять. Армии сшибаются.
        Винторогие дерутся отчаянно. Впервые какое-то подобие смысла появилось в их лишенной Любви жизни - они умирают, пытаясь понять: в чем оно состоит? Не успевают и гибнут. Противники не уступают им упорством, и в каждом сидит частица таинственной силы замка. Винторогие гибнут.
        Но на их стороне сражается Пронзающий и Сокрушающий Миры, не проигравший за Вечность ни одной битвы. Удары его страшны. Потоки пламени из глаз его прожигают широкие бреши в рядах врагов. Винторогие устремляются туда.
        И видит ОН - на стороне защитников замка бьется кто-то, не уступающий ему силой. Князь Ста Имен спешит к нему по телам павших врагов.
        И останавливается в растерянности...
        Это ОНА!
        ОНА!!!
        Но...
        Что-то сдвинулось в Реальности, и происходит то, чего быть никак не должно. Никогда и ни под каким знаменем не вступала ОНА в битву, хотя владела силами, не меньшими, чем Пронзающий. Как же...
        Пораженный, ОН пропускает удар. Второй. Третий. Кровь хлещет из ран винторогой твари, носящей часть сущности ЕГО. Красная, как у людей...
        Глаза лгут, и лгут не-глаза, решает ОН и атакует как бы ЕЕ всеми силами, что остались у винторогого - и даже чуть большими, зачерпнув их вверху.
        ОНА исчезает в ослепительной беззвучной вспышке. Нет, не ОНА! - квази-Дарящая, псевдо-Светлая... Очень похожая, но не ОНА... Кем-то и зачем-то сделанная фальшивка.
        Чуть позже:
        ОН прошел Перекресток, следуя за нитью. Замок повержен. Позади - дымящиеся руины, уцелевшие победители бродят по ним в тоске и странном недоумении. Их жизнь вновь пуста и лишена смысла, им остается лишь снова убивать и пожирать себе подобных... ОН не оглядывается.
        Князь снова наверху и прослеживает изгибы нити в новом Мире. ЕМУ кажется, что Дарящей там тоже нет, но, судя по всему, покинула она его не так давно. Мир и его обитатели не успели деградировать до уровня винторогих, - но все идет к тому.
        Однако голубая нить теряется где-то здесь. И это странно. ОНА не покидала Мир. ОНА не могла умереть. И - ЕЕ нет внизу. Очередная загадка...
        Только что (или века назад, время в том Мире ведет себя иначе) ОН выбрал себе креатуру среди местных обитателей. Не пугающую и отталкивающую своей мощью, как недавно. Этот Мир относительно спокойный. Относительно...
        Князь отводит не-взгляд от нити. И видит - не глазами - приближающегося зверя.
        Глава 5

05 АВГУСТА, 13:49, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
        Наступил тихий час.
        Название, впрочем, не соответствовало действительности: во-первых, длился тихий час девяносто минут, и во-вторых, проходил в старших отрядах весьма шумно.
        Иные вожатые предлагали отменить этот пережиток прошлого, оставив послеобеденный сон лишь самым младшим. Но СВ и Горловой оставались непреклонны: порядок есть порядок, не хотят спать - пусть сидят в палатах и читают книжки или играют в тихие игры.
        Дронт - здоровенный шестнадцатилетний оболтус из четвертого отряда - лелеял на тихий час великие планы.
        Он собирался отыграть у своих соседей по палате и неразлучных компаньонов - Михи и Укропа - двадцать семь рублей, утраченных вчера исключительно из-за вовремя не пришедшей карты. Слон, четвертый их приятель, в азартные игры не играл из принципа (и никому, глядя на его литые плечи и пудовые кулаки, не приходило в голову упрекнуть Слона в трусости или попробовать взять «на слабо»). Дронту позарез нужны были деньги, и он торопил Миху с Укропом, расслабленно шагавших из столовой и вяло спорящих о размерах бюстгальтеров встречных девчонок из старших отрядов...
        Но оказалось, что в палате Дронта ждет еще одно развлечение, не предусмотренное обычной послеобеденной программой.
        - А у нас новенький! - доложил Димка Осиков, выскакивая из палаты и уворачиваясь от ленивой попытки Слона ухватить его за большое, просвечивающее на солнце красным ухо.
        На самом-то деле Слон питал к Ослику непонятную слабость, и Димка благоразумно считал, что быть изредка дружески потрепанным за уши - совсем небольшая плата за спокойную и безопасную жизнь за широченной спиной Слона. Но надо сказать, что во вред другим он благосклонностью Слона никогда не пользовался.
        Дронт радостно осклабился.
        Новенький в середине смены - большая редкость. Нужно ему сразу популярно объяснить, кто тут главный (главным в отряде Дронт считал, понятно, себя). А вечером, после отбоя, надлежит устроить «прописку» по полной программе.
        Новенький - невысокий, худощавый белоголовый паренек - стоял у окна, спиной к ввалившимся в палату приятелям. И не обращал на них внимания. Похоже, его больше привлекала панорама лагеря - вид из окон «шестерки» открывался на редкость красивый.
        - Здорово! - широкая ладонь Дронта чувствительно, с размаху шлепнула по плечу новенького. Точнее, должна была шлепнуть - описала дугу в пустоте, зацепив за подоконник. Отбитые подушечки пальцев заныли. А белоголовый уже стоял лицом к Дронту, глядя в упор, очень внимательно и изучающе...
        Пальцы болели, за спиной глупо хихикнул Укроп и одобрительно хмыкнул Слон, единственный в палате успевший оценить быстроту и точность движения новенького.
        - Крутой, да? - набычился Дронт.
        Миха, протиснувшись между койками, неторопливо подходил к пареньку слева.
        А тот, словно и не понимая, что с лету влип в чреватую неприятностями ситуацию, разочарованно отвернулся от Дронта. Медленно обвел взглядом остальную троицу.
        - Тихий час, надо спать, - неожиданно поучительным тоном заявил он в результате осмотра. И снова вернулся к прерванному занятию - созерцанию лагеря.
        Через минуту, будто вспомнив что-то важное, опять обернулся и зачем-то сообщил обмякшему на койке Дронту:
        - Меня зовут Тамерлан.
        Дронт, не открывая глаз и продолжая ровно посапывать, согласно кивнул головой.
        Алина-Киса спустя двадцать минут заглянула в палату в полной уверенности, что ее обитатели тайком двинули купаться или еще по каким-то своим делам - так безмолвно на тихом часе здесь еще не бывало. И удивилась, обнаружив всю компанию, сладко спящую в одежде и обуви. Слон, поддавшийся сну на несколько секунд позже остальных, вообще тихо похрапывал, лежа поперек кровати - ноги и голова свешивались в проходы.
        Худощавую фигурку в нише окна Алина почему-то не заметила.
05 АВГУСТА, 13:49, ДОЛ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКА
        Библиотека выходила окнами на север, и в пасмурные, сырые дни в ней бывало мрачновато.
        Но сегодня - как и в предыдущие дни - солнце на безоблачном небе напоминало не то о Кара-Кумах, не то о Сахаре. Выходить в послеполуденную жару из прохладной библиотеки не хотелось. Света задержалась, занимаясь какими-то мелкими и, по большому счету, не нужными делами. А потом к ней заскочила Астраханцева - посидеть и поболтать в холодке.
        - Нет, ты посмотри, что написал мне вчера Ященко! - Ленка, по обыкновению возбужденная и экспансивная, держала в руке листок из тетрадки в клеточку. - Я на литкружке плановую тему даю, «Что такое счастье?» - сидят, пишут старательно: приносить пользу людям, любить взаимно, мечты свои все исполнить - ну ты сама знаешь... А Кирилл (помнишь его, из моего отряда, спортивный такой, красивый парень...) кладет мне через десять минут на стол этот вот перл и уходит... Ты только послушай:
        Сорвать цветок
        Небрежною рукою
        На ходу,
        Забыться на секунду ароматом
        И уронить под ноги,
        Позабыв...
        Вот счастье...
        - «Забыться» и «позабыв» в соседних строчках не слишком удачно, - сказала Света. - А так очень неплохо.
        - Нет, но у парня самомнение, а? Да откуда ему в пятнадцать лет знать, что такое счастье? Цветок ему, понимаешь, сорвать за счастье, растение зазря изгадить... Надо бы его к нам вечером на посиделки пригласить, вдруг у него еще что-нибудь интересное написано, - неожиданно заключила свою критическую речь Ленка.
        - А ведь это, наверное, здорово - знать в пятнадцать лет, что такое счастье, - мягко улыбнулась Света. - Даже если ошибаешься... Кстати, про цветы мне тут Лешка Закревский все подробно объяснил: зачем мужчины их дамам дарят и почему дамы этому радуются...
        - И почему? - подозрительно спросила Ленка.
        К Лешке она относилась настороженно - ее ум и интеллигентность не производили на того впечатления...
        - Видишь ли, с точки зрения ботаники, цветы - просто органы размножения растений. Ну а дальше все по Фрейду...
        Иногда Света позволяла себе беззлобно подшучивать над Астраханцевой, любившей толковать все - от сновидений до окружающих предметов по Фрейду, Юнгу и другим менее известным светилам психоанализа.
        - Пошляк твой Лешка, - констатировала подруга. - Пошляк и старый циник.
        Ретроспекция. Викторина
        Репутация пошляка и циника Закревский заслужил в глазах Ленки в начале первой смены. Заслужил своим триумфальным выступлением на устроенной Астраханцевой и Светой кинолитературной викторине.
        Викторина - заурядное и проводимое для галочки мероприятие - расцвела пышным цветом от неуемной Ленкиной фантазии. Пока Света готовила вопросы, Ленка поставила на уши всех. Начлаг с неохотой отдал ключи от большого актового зала, обычно пустовавшего до концерта в Родительский День. Подопечные Аллы Богдановны четыре дня, отложив другие работы, дружно готовили оформление и декорации. Меланхоличного монтера и осветителя Володю (дальнего родственника жены Горлового) Астраханцева безжалостно вырвала из вялотекущего запоя - и он уныло настраивал звуко - и светоаппаратуру, подгоняемый ее железной волей и припасенными ею же бутылками с холодным пивом «Балтика». Закончив с вопросами, Света тоже присоединилась к всеобщей суете и авралу, но до кипучей энергии подруги ей было далеко.
        Шоу получилось красочное. Световые и звуковые эффекты Володи подтверждали старую мысль, что мастерство не пропьешь; призы за каждый удачный ответ вручались смешные и неожиданные, вызывая дружный хохот зала; вместо заставок драмкружковцы разыгрывали веселые сценки, пародирующие телерекламу и сочиненные Ленкой.
        Заминка случилась на одном из вопросов третьего тура. Вообще-то Света составляла вопросы так, чтобы дать равные шансы командам разного возраста. Но определить произведение, где «одна палочка и семь дырочек победили вражеское войско» не смог никто. Вопрос попал в «мертвую зону». Старшие уже подзабыли когда-то постоянно крутимый по ТВ получасовой мультфильм «Заколдованный мальчик», а младшие гораздо лучше разбирались в диснеевских сериалах.
        - Давай мнение зала! - прошипела Володе Астраханцева, раздраженная безмолвием, потянувшимся после отзвучавшей минутной музыкальной паузы, отведенной на раздумье.
        Тот, увидев, что Закревский что-то говорит Доктору Пробиркину, без раздумий включил стоявший перед ними микрофон.
        - ...Это ведь, Сережа, «А зори здесь тихие»! - на весь притихший зал разнесся звучный Лешкин голос.
        Повисло трехсекундное молчание. Первым понял Пробиркин - его заливистый, высокий смех усилился динамиками и вскоре перешел в истеричное всхлипывание. Следом грохнули дружным хохотом остальные: смеялись вожатые и воспитатели; жеманно хихикали девицы из старших отрядов (парни ржали во весь голос); младшие, хоть ничего и не понявшие, посчитали долгом внести свою лепту, визжа и топая ногами. Володя, все ниже сгибаясь в пароксизме веселья, рухнул наконец на кнопки и рычажки своего пульта - последовавшая светозвуковая какофония еще больше усилила эффект от Лешкиного выступления. Света, пытавшаяся поначалу сдерживаться, тоже в конце концов расхохоталась, отворачиваясь от своего микрофона ведущей...
        Не смеялась, неприязненно глядя на Лешу, только Астраханцева - смешить на этом празднике она считала своей прерогативой...
05 АВГУСТА, 13:57, ДОЛ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКА
        - Слушай, Ленка, а отчего бывает склероз?
        - Склеро-о-оз? - протянула Ленка. - По-моему, от старости... возрастные изменения сосудов мозга... У тебя уже начался?
        - Нет, но... - Света помялась, не зная как объяснить ей, что... И не стала объяснять ничего.
        - Рыбы надо больше кушать. Танакан пить. Замуж, в конце концов, сходить...
        Пристроить Свету замуж было давней и заветной мечтой Астраханцевой.
        Она вообще обожала знакомить между собой самых разных людей, а также выполнять для подруг роль бесплатной свахи. Правда, удачно ее попытки почти никогда не заканчивались.
        Глава 6

05 АВГУСТА, 14:09, ДОЛ «ВАРЯГ»
«Ну до чего же похож на генерала Лебедя!» - подумала повариха Вера, провожая взглядом высокого, плечистого человека в черной куртке-ветровке. Человек неторопливо вошел в ворота лагеря и двинулся по главной аллее, пересекающей
«Варяг» насквозь и проходящей мимо всех корпусов.
        Именно черная куртка первой привлекла внимание выскочившей из раскаленного пищеблока Веры - перекурить и глотнуть свежего воздуха (тоже, конечно, не прохладного, но по сравнению с экваториальным климатом столовой вполне приемлемого). Ей, изнывавшей у плиты в натянутом на голое тело коротком белом халатике, показалось диким, что кто-то способен в тридцатиградусную жару существовать в одежде из плотной черной ткани.
        Докуривая сигарету, Вера следила: вот гость медленно идет, поглядывая по сторонам, вот остановил одну из вожатых младших отпядов, спешившую по каким-то своим делам..
        Их разговора она не слышала, но обратила внимание на странную, напомнившую ей знаменитого генерала неподвижность лица прибывшего. Шевелились лишь задающие вопрос губы; жестикуляция почти отсутствовала, за весь разговор один-единственный жест - волнообразное движение руки в районе шевелюры. Вожатая что-то отвечала, показывая рукой вверх, в сторону БАМа, «пятерки» и «шестерки».
        Пришелец кивнул вожатой, попытался улыбнуться - получилось плохо, рот дернулся в незаконченном движении - и неспешно направился вверх по главной аллее. А Берг вернулась на кухню, до полдника оставалось меньше сорока минут.
        Человек в черной куртке двинулся дальше.
        Он выглядел совершенно чужим и инородным здесь, в залитом солнцем лагере - мысль о том, что у него могут отдыхать тут дети, не пришла бы никому в голову. Почему-то людей с подобной внешностью никак не вообразить любящими папашами, окруженными ребятней.
        Человек двигался вперед уверенно и прямо, как танк пс детской песочнице - двигался в сторону шестого корпуса; следующими из увидевших его обитателей лагеря стали Ленка со Светой. Он их, впрочем, не заметил за окнами библиотеки, где подруги обсуждали новенького в четвертом отряде - белоголового мальчика по имени Тамерлан.
        - Это сынок одного нового русского, предпринимателя-азербайджанца... - Ленка сама поняла, что сказала странную вещь. - Ну... в общем... богатый у него очень папа.
        Света удивилась. Отпрыски действительно богатых семейств отдыхали на лучших пляжах мира, но никак не в бывшем пионерлагере. Даже в «шестерке», считавшейся элитной, жили в основном чада предпринимателей ларечно-павильонного уровня и менеджеров средней руки фирм.
        - В общем, это теперь персона VIP в моем отряде; лично СВ предписала его не обижать, не перетруждать, не надоедать, но и не давать скучать.
        Аббревиатуру «Эс-Вэ» Астраханцева произнесла так, что Свете подумалось: она подразумевает под этими буквами не «старшую вожатую», а какое-нибудь менее благозвучное словосочетание. А Ленка продолжала:
        - Тем более что парнишка маленько контуженый - зимой копался в компьютере, схлопотал удар током. Жив остался, и все прошло, но вот голова поседела - до этого был черный, как и папочка... А что, вы с ним уже познакомились, откуда такой интерес?
        - Да... Встретила их сегодня утром, вместе с отцом и Горловым. Странный случай тогда произошел... с Чубайсом. Никогда ничего похожего не видела...
        Ленка раздраженно фыркнула. Кошек она не любила, а Чубайса особенно. Хотела сказать что-нибудь едкое, машинально посмотрела в окно... И замолчала.
        ...Лицо идущего мимо библиотеки человека в черной ветровке и черных джинсах показалось Астраханцевой незнакомым. Совершенно незнакомым. Но что-то при виде его зацепило, укололо, царапнуло Ленку по восприятию.
        Что-то тревожное.
05 АВГУСТА, 14:18, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Мальчик по имени Тамерлан выскользнул из шестого корпуса и двинулся вниз по склону, в сторону центральной части лагеря. Шел напрямик, игнорируя бетонные дорожки и протоптанные тропинки. Откос, там, где он спускался, был крутой и неровный, но белоголовый мальчик шагал легко и непринужденно, словно прогуливался по самому удобному для променада месту.
        Целью его похода стал небольшой деревянный домик, живописно затерянный в разросшихся кустах жасмина.
        Тамерлан неторопливо обошел строение вокруг. Внимательно и заинтересованно изучил сверху донизу, как будто имел дело с уникальным произведением деревянного зодчества. Но дом никаких архитектурных изысков не имел, а имел три выходящие наружу двери - за ними размещались небольшие квартирки для работников лагеря (комнатка с прихожей, без санудобств и кухни).
        У третьей двери мальчик остановился, сжал в ладони дверную ручку и замер с полузакрытыми глазами. Но никто, будь у этой сцены зрители, не назвал бы его позу нерешительной - скорее подумал бы, что стоит он уверенно, а если взялся за ручку и медлит распахнуть дверь - значит, так и надо.
        Затем началось странное.
        Замок щелкнул раз, другой - казалось, что его отпирали изнутри, не дождавшись от застенчивого гостя ни звонка, ни стука. Дверь приоткрылась - но никто за нею не стоял. Тамерлан шагнул внутрь.
        ...Занавески были задернуты, но неплотно - яркий солнечный свет врывался в щели лучами театрального прожектора, освещая отдельные детали обстановки, другие тонули в полумраке, почти неразличимые. Впрочем, мальчику видимых неудобств это не доставило. По мере того, как он скользил взглядом по комнате, зрачки его сокращались и расширялись, - почти мгновенно.
        Комната роскошью не блистала: стол с настольной лампой, двустворчатый шкаф, тумбочка. Аккуратно заправленная кровать. На столе стопочка книг и фотография - черно-белый портрет в застекленной деревянной рамке - именно он привлек внимание Тамерлана. Он подошел, взял снимок в руки, долго разглядывал изображенную на нем женщину. На вид лет пятьдесят, приятное, немного усталое лицо - в общем, самая обыкновенная фотография. Но мальчик всматривался и всматривался в нее... Потом положил на стол, поднес к портрету ладонь. Низко, почти касаясь стекла, подержал руку над снимком, закрыв глаза. Покачал головой...
        Снял со стены другую фотографию - простенькую, без рамки, наверняка сделанную
«мыльницей». Эта изображала улыбающуюся Свету на фоне сосен и озера. Тамерлан положил се рядом с портретом - в лицах двух женщин явно просматривалось фамильное сходство.
        Он повторил манипуляцию с низко опущенной ладонью, вновь закрыв глаза. Недоуменно пожал плечами. Отошел от стола и застыл на середине комнаты, так и не открыв глаз. Простоял несколько секунд неподвижно. Затем стряхнул оцепенение и быстрыми, уверенными движениями восстановил статус-кво.
        Уже двинувшись к выходу, он еще раз окинул взглядом комнату. Вернулся к столу и перевернул белеющий рядом с лампой лист бумаги. С обратной стороны обнаружилась записка.
        МЕНЯ ЗОВУТ СВЕТА. СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА ПОЛЛАК. Я РАБОТАЮ ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКАРЕМ.
        ...Выйдя из домика и притворив дверь, Тамерлан недолго постоял на низеньком крылечке, на этот раз даже не притрагиваясь к ручке - замок сам собой дважды щелкнул, запираясь.
        Потом мальчик негромко сказал: «Это она. И - не она».
05 АВГУСТА, 14:23, ОКРЕСТНОСТИ ДОЛ «ВАРЯГ»
        В огороде опять кто-то побывал. Похозяйничал. Пошуровал. Неторопливо и уверенно. Именно - по-хозяйски. Как говорят - с расчетом на длительную перспективу...
        Федор Павлович стоял неподвижно, на лице эмоций не проявлялось. Но внутри набирал силу шторм. Ураган. Тайфун с ласковым женским именем. Тайфун Эриния. Или - тайфун Фурия. Или - Немезида. Или Медуза Горгона. Федор Павлович любил читать на досуге греческие мифы - во «взрослых» переводах.
        Федор Павлович Обушко, завхоз ДОЛ «Варяг» (на одолженном именно у него велосипеде Пробиркин совершал свои утренние прогулки) был сухоньким старичком на исходе седьмого десятка.
        Завхозом он стал три года назад, вновь вернувшись к трудовой деятельности после нескольких лет беззаботного, но и безденежнего пенсионерского житья.
        Конечно, зарплата завхоза, как и прочих сотрудников, была в «Варяге» символической. Но проработавший не один десяток лет на материально-ответственных должностях Федор Павлович хорошо умел обращать свой богатейший опыт в ощутимую прибавку к жалованью.
        Горловой, тоже не вчера родившийся, об одних его комбинациях знал, о других догадывался, а третьих не мог вообразить и при самом смелом полете фантазии - но смотрел на всё сквозь пальцы. Завхозу кристальной честности, что ни говори, надо платить столько, чтобы увольнение и потеря зарплаты казались самым страшным наказанием.
        А у Обушко, тертого калача, отчетность всегда пребывала в идеальном порядке и ни одна проверка никогда не обнаруживала недостач подотчетных ценностей... Да и то сказать, в подпольные Корейко он не метил, всю жизнь брал по чину, и в результате благополучно избежал как тюремных нар, так и, уже в рыночные времена, карьеры нового русского.
        Спокойная жизнь в «Варяге» Павлу Федоровичу нравилась главным образом из-за того, что окружали его здесь люди молодые, реже среднего возраста, - общество сверстников, где любимыми темами разговоров служили свои и чужие болезни да прибавки к пенсии, Обушко тихо ненавидел.
        Единственной потерей, о которой сожалел завхоз, вернувшись к трудовой деятельности, стало огородничество на шести сотках - пристрастился за годы пенсионерского житья. Сотки, конечно, никуда не делись, но на беду участок Павла Федоровича Снебольшим аккуратным домиком находился в сотне километров к югу от Петербурга. «Варяг» - чуть ближе. Но к северу.
        До родных грядок удавалось добраться только в сентябре, после окончания сезона в лагере - как раз все поспевало и работы было невпроворот, но три долгих месяца Обушко тосковал по утраченному хобби.
        И на третье свое лето в «Варяге» завхоз-огородник не выдержал. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стал универсальный мотоблок. Сей агрегат привез откуда-то Горловой в качестве шефской помощи (а может, какой-нибудь папаша расплатился таким образом за пребывание чада в течение пары смен в лагере - бартер путевок начальник практиковал широко).
        Сверкающая никелем и яркой краской заморская игрушка с кучей насадок и приспособлений чего только не делала: пахала, рыхлила и культивировала; качала воду и пилила дрова; косила сено и легко возила увесистый прицеп...
        Вернее, все эти разнообразнейшие вещи мотоблок мог выполнять потенциально, на деле Степаныч заводил «Ранчера» лишь несколько раз в сезон - подстричь газоны или напилить дров для душевой (котельную, работающую на угле, запускали редко, если август выдавался холодным).
        А Федор Павлович мечтал применить чудо заморской техники по прямому назначению - и этой весной он распахал-таки мотоблоком небольшую, на пару соток, укромную полянку неподалеку от лагеря.
        Мини-плантацию надежно укрывали от посторонних глаз густо росшие молодьа березы и рябины, к тому же лежала она в стороне от натоптанных троп и дорожек, и завхоз надеялся, что с внеплановыми визитами молодого поколения проблем не возникнет. Их и не возникало - до тех пор, пока не начал поспевать урожай.
        Тогда проблемы появились.
05 АВГУСТА, 14:36, ДОЛ «ВАРЯГ», КОМНАТА ФИЗРУКА ЗАКРЕВСКОГО
        Вот, значит, как. Вспомнили. Опять труба зовет... Только зов ее звучит фальшиво для обманутых не раз ушей.
        Леша Закревский вынул из-под панцирной койки коричневый чемодан, наверняка помнивший семилетку и совнархозы, и стал возиться с замком - тот опять заклинился, имелась у этой железяки такая нехорошая привычка...
        Вот оно как... Всех, значит, в ряды... Всех, кто из рядов разбежался. Послужите уж еще раз, ребята. А то беда - совсем воинов не осталось. У общечеловеческих ценностей тоже, оказывается, враги есть - а защищать их некому. Некому тех врагов по сортирам мочить... И воинов учить некому. Что десять лет растили - то и получили. Худосочных виртуально-компьютерных альтернативщиков, которым милее выносить вонючие утки, чем защищать кого-то и что-то...
        Замок лязгнул, чемодан раскрылся. Новенькая, ненадеванная тельняшка. Берет. Аккуратно сложенный камуфляж. Старший лейтенант ВДВ. На груди - пара официальных к чего-то-там годовщинам медалек и серебряный казачий крест - за Боснию.
        Вот так. Думал - не понадобится. Думал - все, отвоевался. Даже второго августа не доставал. Когда новый всенародно избранный звал в ряды (эх, замочим по сортирам!) и сулил великие деньги контрактникам - не пошел, не поверил, сколько же можно верить... И грустно смотрел по ящику на очереди у ворот в/ч за кровно (нет - кровью!) заработанными... Очереди опять поверивших.
        Не пошел... Но война догнала и здесь. Пусть игрушечная. Ладно. Поиграем. Повоюем.
        Пошляк и циник Закревский пока еще не осознал одну простую вещь: он поверил.
        Опять - поверил. Потому что хотел верить...
        В дверь постучали. Негромко, но уверенно.
        - Не заперто, входите, - откликнулся Леша. Вошел Тамерлан.
        - Привет, - сказал Закревский, ничуть не удивившись. К нему часто заходили ребята
        - посидеть, поболтать.
        - Привет. Меня зовут Тамерлан.
        - А меня Алексей. - Он протянул руку. Пожатие худощавого мальчишки оказалось неожиданно сильным. - Присаживайся. Стульями не богат, садись на койку, хоть на службе и не принято... Новенький?
        Тамерлан молча кивнул, сел. Потом спросил, показав на лежащую рядом форму:
        - На войну?
        - Не совсем... Будем вас, пацанов, учить воинскому делу.
        - Воинскому... Убивать других и ждать, когда убьют тебя...
        Леша неодобрительно поглядел на мальчика. Ишь, пацифист малолетний... Сколько же их сейчас, таких. Поздно спохватились, поздно... Но все равно, надо драться. За каждого мальчишку - надо.
        - Дело воина не убивать, - сказал Закревский. - Побеждать. А победа бескровной бывает не всегда. Порой приходится платить жизнями. Чужими, своей... Надеюсь, ты не планируешь жить вечно?
        Тамерлан улыбнулся и не стал делиться своими планами по этому поводу.
        Закипел электрочайник - старинный, помятый, со свистком.
        - Чай будешь? - прервал Закревский наметившуюся дискуссию.
        - Буду.
        Леша разлил кипяток в две алюминиевых кружки, опустил пакетики с заваркой, достал пачку кускового сахара, но себе не положил. Мальчик, впрочем, тоже.
        Закревский внимательно посмотрел в его темные глаза и они показались не детскими. Приходилось ему видеть похожие - у детей, бывавших под обстрелами и бомбежками. Судя по типу лица - паренек с Кавказа. Не исключено, что тоже хлебнул всякого... А редкий белый цвет волос может оказаться сединой.
        Тамерлан протянул руку за кружкой, поднял вверх:
        - За победу!
        Странно, но старый фронтовой тост не показался Леше неуместным, здесь и в устах двенадцатилетнего мальчика.
        - За победу! - откликнулся Закревский. Он тоже поднял свою кружку - и чуть не выронил, обжегшись.

«Черт, горячая... И как пацан-то держит?» Тамерлан держал кружку непринужденно. И спокойно пил чай длинными глотками. Не отрываясь, смотрел бездонно-темными глазами на Закревского. Они, глаза, притягивали взгляд, особенно светлое, неправильной формы пятнышко в одном из зрачков.

«Пацану можно будет гипнотизером работать, - подумал Леша. - Как говорили в старое время: магнетический взгляд. Интересно, зачем он пришел? Попить чаю?»
        Мальчик отставил опустошенную кружку, пожал плечами и перестал буравить собеседника взглядом. И спросил:
        - Я сегодня был в библиотеке. Хотел записаться - закрыта. Видел табличку с именем библиотекаря: Светлана Игоревна Поллак. Она иностранка?

«Да и у тебя имечко не самое славянское, - подумал Леша. - И отчего, интересно, возникло любопытство к национальности библиотекаря? Какая разница, кто тебе книги выдавать будет?»
        Тамерлан, казалось, услышал невысказанный вопрос.
        - У моего отца есть знакомые в Америке, Поллаки. И я подумал...

«Ладно, - решил Лёша, - все равно Светка никакого секрета из происхождения своей фамилии не делает». И сказал:
        - Боюсь, в лучшем случае Светлана Игоревна тем американским Поллакам лишь самая дальняя родственница. Седьмая вода на киселе. Она наша, российская, здесь родилась и выросла. А вот ее бабка действительно оттуда. В войну работала переводчицей в Мурманске, в американской миссии, что поставками по лендлизу занималась. Влюбилась в нашего офицера, ну и... Вот и весь секрет.
        - Я читал, что в те годы такая любовь добром не кончалась.
        - И здесь не кончилась, - помрачнел Леша. - Светин дед за связь с иностранкой загремел в лагеря, да так и не вернулся. Но Сару Поллак не тронули. В пропагандистских целях. То есть, значит... - Леша замялся, вспомнив вдруг, что говорит не со взрослым, но с мальчиком лет двенадцати-тринадцати.
        - Я знаю, что это значит. - Тамерлан неожиданно поднялся. - Сюда идут. Женщина. Пойду, не буду вам мешать. До свидания.
        - Да ты не ме... - начал было Леша, никаких женских шагов не услышавший.
        Но мальчик уже выскользнул за дверь. Через секунду-другую в коридоре действительно зацокали, приближаясь, женские каблучки.

«Кто бы это мог быть? - подумал Закревский. - Нашито дамы все больше в кроссовках да шлепанцах, туфли днем редко носят...»
        Глава 7

05 АВГУСТА, 14:45, ДОЛ «ВАРЯГ», КОМНАТА ФИЗРУКА ЗАКРЕВСКОГО
        - К тебе можно? - спросила предсказанная Тамерланом женщина.
        Это оказалась Киса, она же Алина, - вожатая четвертого отряда. Леша взглянул на нее удивленно - принаряжена, туфельки на высоком каблуке, макияж... На сегодняшнюю дискотеку собралась? Так вроде рановато...
        - Привет, проходи, - улыбнулся он. - Присаживайся. Чаю хочешь?
        Над этим вроде простым вопросом Киса задумалась и не ответила. Окинула взглядом раскрытый чемодан, выложенную на койку форму...
        - На войну собрался? - В совещании у Горлового Алина не участвовала и про
«Зарницу» еще не знала.
        Леша подумал, что разговор начинает почти дословно повторять закончившийся только что с мальчиком Тамерланом. И ответил по-другому:
        - Ага. Наше дело солдатское. Получен приказ - после огневой подготовки занять
«Бригантину», подавить узлы сопротивления противника, произвести жесткую зачистку. . А ихнего начлага Боровского взять живым и доставить в расположение части.
        Киса посмотрела на него не то чтобы обиженно, но как будто ждала чего-то другого. И он добавил серьезно:
        - Игра будет, «Зарница». Между нашими лагерями. Ты, наверное, такой и не помнишь, не застала...
        Он подумал, что опять, пожалуй, сказал не то. Алине не нравилось, когда он в разговоре подчеркивал ее молодость, а себя, Свету, Ленку, даже Пробиркина, относил к другому поколению.
        Киса осторожно прикоснулась к серебряному кресту, Спросила:
        - Еще не наигрался? - Прозвучало это резковато. Наверное, в выражении его лица что-то изменилось, и изменилось не в лучшую сторону, потому что она тут же добавила:
        - Извини...
        Он заставил себя улыбнуться. Получилось с трудом:
        - За что? Ты же не виновата, что последние пятнадцать лет нам старательно вколачивают в головы: служить Родине надо, вынося утки за больными, а война не то гигантская компьютерная игра, где у каждого куча запасных жизней, не то серия телерепортажей, персонажем которых ты никогда и ни за что не станешь...
        - А что пытаешься вколотить в головы мальчишкам ты? Что отправиться в чужие горы и вернуться в цинковом гробу - мечта любого мужчины?
        Леше было не в новинку слышать такие речи. Многие из персонала лагеря попрекали его за милитаризм. Алина завела подобный разговор впервые.
        - Насчет мечты не знаю. Каждый мечтает о своем. Но иногда приходится идти на войну
        - в чужие горы, или в джунгли, или в пустыню - и тогда надо уметь побеждать. Этому и учу.
        - Но зачем?! Зачем нам победы в чужих джунглях и горах? Наши деды победили немцев, а теперь, кто дожил, получают гуманитарные подачки из Германии. И берут - чтобы не голодать. А внуки продают их ордена на блошиных рынках Европы... Я была в Польше, сама видела... Кому и зачем нужны твои победы?
        Леша на секунду задумался. Потом предложил:
        - Знаешь что? Давай отложим этот разговор. На пару дней. Хочу показать одно место, тут неподалеку. Я своих пацанов каждую смену туда вожу. Многим там становится понятней - зачем ходят на войну.

«Что же за таинственное место? - заинтриговано подумала Киса. - Вроде нет поблизости никаких мемориалов и музеев боевой славы...» Но кивнула утвердительно: сходим.
        Закревский продолжал:
        - А что касается меня, то я наигрался. С лихвой. С избытком. Но если будет надо - за спинами нынешних мальчишек прятаться не буду, не беспокойся. Выступлю играющим тренером.
        В его последних словах сквозила обида.
        Киса смотрела ему в глаза, губы ее шевельнулись, словно она хотела сказать что-то еще, но не сказала. Леше показалось, что глаза ее подозрительно поблескивают.

«Черт возьми, опять что-то не то ляпнул, - смущенно подумал Закревский, - совершенно я разучился общаться с восемнадцатилетними девушками, заладил про войну, а ей ведь совсем о другом говорить хочется, и делать совсем другое, и это правильно, каждому свое, а когда знаешь, что тебя ждет такая вот Киса - пройдешь сквозь всё, и вернешься обязательно... а по уму, надо бы пригласить ее на сегодняшнюю дискотеку, и... ладно, сиди уж, старый пень, куда тебе в тридцать два года с ней, не смеши народ...»
        Алина все смотрела на него, и он чувствовал - ждет чего-то, и не знал, что должен сказать. Не выдержал, отвернулся, стал заваривать чай, - хотя сам больше не хотел, да и Киса желания не высказала.
        Она заговорила, глядя ему в спину, так было легче.
        - Леша... Я не хотела тебя обидеть, извини... Просто... Я ничего не знала про эту дурацкую игру, увидела чемодан, форму и подумала, что ты опять... собираешься туда... И мне стало страшно, потому что... потому что...
        Она набрала полную грудь воздуха, словно готовилась нырнуть в холодную воду, и выпалила в лицо Закревскому, уже снова развернувшемуся к ней:
        - Потому что я люблю тебя, дурак!
        Он молча смотрел на нее, и Алина не понимала значения взгляда.
        - Я смешная и глупая, да?

«Вот тут бы и надо сказать, - подумал Закревский, - что ты вовсе не смешная, и уж тем более не глупая; нет, ты - хорошая, ты милая; нет, нет, нет! - все не то - я не знаю, какая ты, но какой бы не была - ты лучшая...» Но он так не умел и сказал с обычной своей улыбкой:
        - Ну конечно же, ты на редкость смешная. И при этом ужасно глупая.
        Она шагнула к нему, она слышала только то, как это было сказано, а голос ласкал и звал, говорил не то, что слова, и через мгновение они стали не важны и не нужны,..
        Спустя несколько минут - пока Закревский переводил дыхание - Алина скользнула к двери и решительно задвинула щеколду.
05 АВГУСТА, 14:59, ДОЛ «ВАРЯГ», БЕРЕГ ОЗЕРА
        Плаврук Пробиркин занимался своим прямым и непосредственным делом - руководил процессом обучения плаванию.
        Тихий час закончился, и у Доктора проходило занятие с малышней из одиннадцатого отряда (врач Нина Викторовна разрешала им купаться лишь после обеда, когда вода достаточно прогревалась).
        Занятие - после десятиминутной разминки на суше - происходило в купальне-"лягушатнике", тридцатиметровом дощатом сооружении, утонуть в котором даже теоретически не представлялось возможным.
        Истомленные зноем малыши, с завистью поглядывавшие на купавшиеся с утра старшие отряды, ринулись в воду с визгом и дикими воплями, как степная орда на взятый приступом город. Акватория «лягушатника» стала напоминать густо заправленный суп, фрикадельки в котором страдают буйным помешательством...
        Пробиркин, понятно, в этот содом не полез - расхаживал по деревянному настилу, отделявшему купальню от озера, и упорядочивал броуновское движение: уворачивался от взлетающих во все стороны фонтанов воды, пытался перекричать вопящий хор, дул в заливистый судейский свисток, - и завидовал Леше Закревскому, на занятиях которого подобный бедлам отчего-то никогда не случался.
        Наконец относительный порядок был восстановлен. Посчитав, что водная разминка выполнена и перевыполнена, плаврук перешел непосредственно к упражнениям.
        Проводить занятия Доктор любил, несмотря на почти полное отсутствие педагогических способностей. И сейчас, командуя своими «лягушатами», не на шутку увлекся, не обращая внимания на происходящее вокруг купальни.
        Как на настиле, рядом с ним, оказался худощавый белоголовый паренек, Пробиркин не заметил. Увидел его краем глаза, когда мальчик находился уже в нескольких шагах, и опять не обратил внимания. Плаврук как раз дошел но упражнения «поплавок» - смотрел на тридцать покачивающихся на поверхности спин и попок (головы и обхваченные руками колени скрывались под водой), мысленно и аккуратно отсчитывал секунды, стараясь, чтобы разные по длительности произношения числа звучали - точнее, беззвучно произносились, - за примерно одинаковые промежутки времени. Секундомер Пробиркин сегодня опять забыл, такое с рассеянным Доктором случалось часто.
        - Меня зовут Тамерлан, - сказал мальчик.
        - Очень приятно, - машинально ответил Пробиркин, на секунду обернувшись к нему и считая про себя: че-т'ре... пя-ать... ше-есть...
        Потом попытался вновь повернуться к «лягушатнику» - и не смог. Что за... Мышцы шеи казались парализованными. Доктор попытался развернуться всем корпусом, но и ноги, и все тело, похоже состояли с шеей в заговоре, и никак не отреагировали на команду мозга.
        Мысли метались в голове короткие и бессвязные - и параллельно продолжался отсчет секунд:
        "Что со мной?
        во-семь... де-вять...
        Перегрелся?
        де-сять... один'-цать..
        Солнечный удар?
        двен'-цать... трин'-цать...
        Пора им выныривать...
        ч'тыр'-цать.. пятн'-цать..."
        На счете «шестнадцать» Пробиркин обнаружил, что глазные мышцы ему подчиняются, и скосил глаза на купальню. От увиденного у него перехватило дыхание. В самом прямом смысле слова. Горло словно сдавила невидимая петля.
        В «ЛЯГУШАТНИКЕ» НЕ ВЫНЫРНУЛ НИКТО!!!
        Теоретически, упражнение «поплавок» рассчитано на задержку под водой дыхания на десять-двенадцать секунд. Но из практики Доктор знал, что уже через пять-шесть секунд многие не умеющие плавать и боящиеся воды малыши выныривают.
        СЕЙЧАС НЕ ВЫНЫРНУЛ НИКТО!!!
        На поверхности по-прежнему виднелись загорелые спины и разноцветные трусики.
        "дв'дцать два... дв'дцать три...
        Да что же происходит?! И с детьми - тоже?!" - Доктор хотел закричать и не смог. Хотел спрыгнуть в лягушатник - и остался на месте. Лишь глаза бешено вращались в орбитах.
        Белоголовый мальчик с любопытством наблюдал за пантомимами Пробиркина. Потом сказал:
        - Я буду спрашивать. Ты будешь отвечать.
        Прозвучало это без особых эмоций. Как простая констатация факта.
        Пробиркин слова услышал, но совершенно не понял их смысла. Таймер в его голове продолжал отсчет: тр'дцать пять... тр'дцать шесть... Доктор чувствовал, как под спортивным костюмом, по спине, сбегают липкие струйки пота: «Взрослый человек может продержаться под водой и минуту, и две, и больше... Но дети восьми-девяти лет? С гораздо меньшим объемом легких?»
        Он скосил глаза еще сильнее. Неужели никто на берегу не замечает, что в
«лягушатнике» творится неладное?! Но увидеть берег из этого положения Пробиркину не удалось. Плаврук пытался издать хоть какой-то звук, хоть как-то привлечь внимание - ничего не получалось.
        - Ты давно знаком со Светланой? - спросил Тамерлан. Вопрос снова прошел мимо сознания Доктора - так, по крайней мере, тому показалось. Механический голос в голове произнес отчетливо, уже не глотая звуки: «ШЕСТЬДЕСЯТ».
        "Всё, - понял Пробиркин. - Конец. Никто не вынырнул... И уже не вынырнет. Одиннадцатый отряд в полном составе утонул непонятным образом в безопасном лягушатнике... Утонул из-за него, плаврука... Остается одно, - подумал Доктор. - Выбрать камень потяжелее и...
        Больше ничего подумать он не успел.
        Губы, гортань, язык, короче говоря, весь речевой аппарат Пробиркина пришел в движение. Совершенно против его воли - точно так же, как только что против воли пребывал в безмолвии.
        - Со Светой я знаком с июня, - сказал Доктор и продолжал говорить, говорить, говорить что-то еще, не понимая, что и зачем говорит. Расширенные от ужаса глаза смотрели на усеянный детскими трупиками «лягушатник»...
        Тамерлан внимательно слушал.
05 АВГУСТА, 15:01, ВЫБОРГСКОЕ ШОССЕ
        План родился у него мгновенно.
        Родился на месте, в лагере, после того, как человек в черном узнал все, что хотел. Родился при взгляде на огромную, вековую сосну, раскинувшую руки-сучья у волейбольной площадки...
        Теперь надо все тщательно просчитать и еще более тщательно подготовить. Прокола быть не должно. Здесь - не должно. Последний долг он отдаст красиво...
        Губы кривила усмешка - страшная. Нога давила акселератор. О том, что все может закончиться совсем не так - прямо сейчас, если его прихватит за рулем, на полном ходу, - черный человек не думал.
        Он улыбался. Он был счастлив. Он был жив.
        Пока - жив.
05 АВГУСТА, 15:03, ДОЛ «ВАРЯГ», БЕРЕГ ОЗЕРА
«И отчего у меня в голове засел этот новорусский (вернее, новоазербайджанский) парнишка? - подумала Света. - Влюбилась, может?» - невесело улыбнулась она собственной шутке. Шутки тут была лишь доля, всякие истории случались порой между парнями из старших отрядов и их вожатыми и воспитательницами, бывшими зачастую всего на три-четыре года старше своих воспитанников...
        Со Светой, впрочем, такого не бывало. Но чем-то белоголовый мальчик по имени Тамерлан ее зацепил.
        С этими мыслями она заперла библиотеку, вышла на улицу.
        Дневная жара была в разгаре, и Света двинулась к своему коттеджику кружным путем, вдоль берега, здесь с озера тянуло хоть какой-то свежестью. Прошла мимо лодочного причала с прикованными здоровенными ялами, на них порой совершались экскурсии на остров, хотя ничего особо примечательного там не имелось - сосны, песок да непомерное количество чаячьих гнезд. Посмотрела, как в кристальной воде гоняется за мальками крохотный, с ложку размером, щуренок. Подходя к детскому пляжу, решила заскочить за купальником и тут же сходить искупаться...
        В общем, про Тамерлана и свой не совсем объяснимый к нему интерес Света на время позабыла. - Но тут же вспомнила.
        Увидела, как приметный издалека белоголовый мальчишка приблизился к Пробиркину, с важным видом расхаживающему по настилу купальни и руководящему «лягушатами». Коротко спросил Доктора о чем-то, развернулся и пошел обратно. С «лягушатника» на берег была перекинута над мелководьем широкая четырехметровая доска - дабы не мочить зря ноги тем, кто раздевался на купальне. Но мальчишка к ней не подошел, срезал путь, перемахнув пресловутые четыре метра ловким прыжком почти без разбега.

«Спортивный паренек, Лешке понравится», - подумала Света. Ей показалось, что на берегу Тамерлан внимательно посмотрел в ее сторону. Но, может быть, лишь показалось, - расстояние было изрядным. «Интересно, что за дела у них с Пробиркиным?» - думала Света, медленно приближаясь к «лягушатнику», - вязкий сыпучий песок быстрой ходьбе не способствовал.
        Тут Доктор как раз закончил занятие и решительно погнал свою голоногую команду на берег, игнорируя просьбы покупаться «еще совсем-совсем чуточку». Подошедшая Света спросила у него, словно бы между прочим, стараясь говорить равнодушным тоном:
        - Ты уже познакомился с новеньким? Колоритный паренек, правда? В Ленкином отряде будет...
        Пробиркин, всегда отличавшийся болтливостью, а в общении со Светой в особенности, просто обязан был сейчас рассказать, зачем и для чего подходил к нему Тамерлан.
        Не рассказал.
        - Новенький? А-а... ну да... - неопределенно протянул Доктор.
        Черные волосы его были, как обычно, всклокочены. Глаза смотрели несколько диковатым взглядом - тоже как обычно.
        - А что он от тебя хотел? - спросила Света.
        - От меня? Ну... в общем... как бы сказать... - замямлил плаврук, потом произнес с видимым облегчением: - Да, точно, просил записать его в команду по плаванию, на День Нептуна, вот...

«Врет, - с удивлением поняла Света. - Совершенно точно врет. Неумело, но старательно. Интересные дела...» Больше ни о чем она спрашивать не стала, пошла к себе, в крайней степени заинтригованная.
        Пробиркин не врал. Почти не врал. Он абсолютно не помнил, о чем спросил у него мальчик со странными белыми волосами. Какое-то получилось секундное помутнение сознания... На жаре бывает.
        Глава 8

05 АВГУСТА, 19:21, ДОЛ «ВАРЯГ», УКРОМНОЕ МЕСТО
        На дискотеку Дронт и компания отправились отнюдь не к началу.
        Толкаться среди сопливой малышни из младших отрядов им не хотелось, и приятели коротали время, развалившись на стульях-чурбаках вокруг круглого столика. Ожидали, когда в половине девятого малышей уведут их вожатые.
        ...Местечко было укромное, с трех сторон окруженное густым шиповником - курили открыто, но пару двухлитровых пластиковых бутылок с пивом Миха на всякий случай замаскировал в кустах.
        - Ну если тока нынче «бриганы» припрутся, мало им в натуре не будет...
        Эту мысль присутствующие слышали сегодня неоднократно в самых разных вариациях, и на реплику Дронта никто не отреагировал.
        Юные обитатели «Варяга» и «Бригантины» никогда не ладили - близким соседям (лагеря разделяло три километра) всегда есть что не поделить. Корни давней вражды уже никто не смог бы припомнить, но каждое лето старожилы, выезжающие отдыхать не первый сезон, передавали новичкам наряду со многими другими и эту традицию - решать кулаками все спорные проблемы. Например, кому исконно принадлежит святое право купаться в тихий час, тайком от вожатых, на равноудаленном от обоих ДОЛов очень живописном озере Чашка.
        К тому же в последние годы в застарелую неприязнь стали вплетаться и социальные мотивы.

«Варяг» по-прежнему принадлежал судостроительному заводу, успешно преодолевшему все кризисы и выполнявшему все больше работ для российских и иностранных заказчиков. Времена массовых сокращений, задержек зарплаты и вынужденных неоплачиваемых отпусков остались позади - один только долгосрочный контракт на изготовление танкеров для известной нефтяной компании обеспечил корабелов работой и деньгами на десять лет вперед.
        Соответственно, и «Варягу» финансовые трудности не грозили.

«Бригантина» же, во времена оные отпочковавшаяся от «Варяга» и впоследствии перешедшая в муниципальную собственность, жила гораздо беднее.
        И контингент там подобрался несколько иной: направленные ИДН[ИДН - инспекция по делам несовершеннолетних.] трудновоспитуемые подростки; дети беженцев из разных уголков бывшего Союза; ребята из неполных семей, отдыхающие за казенный счет.
        Конечно, солнце, воздух и вода были одинаковыми в обоих лагерях, но о стакане натурального сока каждый полдник вместо подкрашенного содой чая «бриганы» могли лишь мечтать. И о телевизорах в палатах. И о приглашении дважды в неделю на дискотеки настоящего DJ-профи...

«Бриганы» и мечтали, а «варягов» считали буржуями, недобитыми по большому упущению, - и всегда были готовы эту оплошность исправить.
        Со своей стороны, «варяги» отвечали им полной взаимностью.
        - Ну что, откроем? - Укроп кивнул на пиво и достал несколько вложенных один в другой одноразовых стаканчиков.
        - Рано, - солидно ответил Дронт, - весь кайф выветрится.
        - А ты «Моментом» занюхай, - невозмутимо посоветовал Слон. Как всегда, трудно было понять, серьезно он говорит или издевается со спокойным лицом.
        - Ты чё, дурной? - возмутился Дронт, - «Момент» уж год как беспонтовый - формулу поменяли, тока кумпол трещит, а кайфа нету...
        - То-то у «Бригантины» все кусты пустыми тюбиками завалены, - усомнился Миха, не вдаваясь в подробности, чем он в тех кустах занимался.
        - Может, они там мазохисты все, может, им головная боль нравится, - философски предположил Слон.
        - Я им покажу мазохизм, - в который раз за вечер пообещал Дронт. - Эти чмо у меня раком встанут, говно жрать будут и добавку клянчить...
        На прошлой дискотеке из кармана куртки Дронта, висевшей в гардеробе, испарился плеер, неосторожно там оставленный. В пропаже приятели обвиняли визитеров из
«Бригантины», заскочивших по-соседски в тот вечер.
        Дронт пылал жаждой праведной мести. Миха, всегда с ним соглашавшийся, тоже был готов мочить «бриганов» - хоть в сортирах, хоть на свежем воздухе. Трусоватый Укроп считал, что связываться с отморозками не стоит. А что думал по этому поводу Слон, он никому не сообщил.
        - Ты, Укропина, в натуре, их наружу вымани, в-о-о-н туда, - Дронт махнул рукой в сторону маленькой рощицы на задах лагерного клуба.
        Местечко казалось подходящим для мужского разговора в непринужденной обстановке, свет от фонарей туда не доставал и пешеходные дорожки поблизости не проходили.
        - А если не выйдут? - кисло поинтересовался предназначенный на роль живца Укроп.
        - Придумаем че другое. Лишь бы приперлись нынче...
        Дронту больше всего хотелось взять толстый березовый кол и повстречать обидчиков на полпути между лагерями. Разобраться спокойно, без оглядки на возможных свидетелей.
        Но он знал, что компаньоны этот план не одобрят - кому охота торчать в темном лесу, не зная, по какой из дорог пойдут «бриганы» и пойдут ли сегодня вообще...
05 АВГУСТА, 21:39, ДОЛ «ВАРЯГ», КОМНАТА АСТРАХАНЦЕВОЙ
        - Открыто! - прозвучало из-за двери. Света вошла. Ленка жила одна в двухместной комнате на первом этаже БАМа; в лагере личного состава - вожатых, воспитателей и обслуги - как всегда не хватало.
        Народу в небольшой, освещенной двумя свечами и пропахшей сладковатым дымком комнате оказалось много. Ленка; Масик, забравшаяся с ногами на кровать с панцирной сеткой; Клайд - высокий парень с длинными, давно не мытыми волосами; приятель Клайда - маленький, худосочный, пробормотавший свое имя так, что Света не расслышала; парочка, забившаяся в самый темный угол, куда не доставало колеблющееся мерцание свечей, и абсолютно не реагирующая на окружающую действительность.
        А еще там был Пробиркин, которого Света впервые видела в этой компании. Выглядел Доктор, с учетом освещения, романтично. Живописно растрепанные черные волосы и горящий взор делали плаврука похожим на начинающего поэта, подражающего внешности лорда Байрона (сходство дополнялось торчащей из кармана свернутой в трубку потрепанной рукописью).
        Впрочем, причиной сверкания глаз Доктора могли быть три пустых стеклянных фляжки из-под коньяка, стоявшие на столе среди разнокалиберных стопок, рюмок и стаканов. Коньячные эти емкости слегка удивили Свету. Ленкины приятели редко бывали при деньгах и обходились обычно более прозаическими напитками.
        Встретили ее радушно.
        Пробиркин засуетился, придвигая к столу табуретку, а Клайд обрадовано извлек из своей объемистой черной сумки еще одну фляжку, судя по сопровождавшему сие действие звяканью - не последнюю.
        Света пригубила налитый щедрой и не вполне твердой рукой Клайда коньяк и подсела на кровать к Масику, благо единого разговора в комнате не велось: Доктор, неимоверно общительный от выпитого, пытался что-то втолковать Клайду, сопровождая речь бурной жестикуляцией - тот слушал невнимательно; Ленка и безымянный приятель вполголоса беседовали, улыбаясь друг другу как люди, понимающие друг друга с полуслова.
        ...Масик была на редкость красивой девушкой. И давно, но безуспешно с этим боролась, Мечтала, чтобы окружающие реагировали не только на ее наружность... Увы, тщетно. Внешние данные Масика били наповал, вызывая у мужчин любого возраста мысли сугубо сексуального направления, а у большинства женщин затаенную неприязнь, густо замешанную на банальной зависти. И никто не обращал внимания на ее безуспешные старания сделать карьеру грамотного и не зависящего от сексапильности профессионала...
        Сейчас, после краха очередной подобной попытки, она искала утешения у своей старшей подруги Ленки. Та, лишенная в характере зависти, не относилась к подавляющему большинству представительниц прекрасного пола, - к тем, что испытывали при виде Масика подсознательный страх за своих мужей, любовников и кавалеров. Впрочем, в женское меньшинство, проявлявшее отнюдь не платонический интерес к Масику, Астраханцева тоже не входила...
        Света подсела к Масику на кровать, но, судя по всему, та уже изрядно успокоилась и утешилась - зрачки ее блестящих сильнее обычного глаз сузились, она часто облизывала влажные губы и на большинство вопросов отвечала бессмысленным, но удивительно красивым и мелодичным смехом...
05 АВГУСТА, 21:48, ДОЛ «ВАРЯГ», ДРУГОЕ УКРОМНОЕ МЕСТО
        Кулак врезался в губы смачно, звучно и эффектно - рот сразу наполнился горячей соленой кровью...
        ...А ведь началось все удачно. Укроп вихляющей походкой подошел к мелкому и невзрачному, на голову его ниже, пареньку из «Бригантины». И, наступив тому на ногу, с возмущенным всхлипом: «Чего толкаешься?!» - ткнул пареньку тремя сложенными пальцами в солнечное сплетение, со стороны незаметно, но на редкость болезненно.
        Окружающие, ритмично подергивающиеся под мелодию команды с дурацким названием
«Хенде хох», не обратили внимания на короткую мизансцену.
        Глаза на бледном, худощавом лице парнишки зажглись смертной злобой. Увидев такое, лучше сразу бить наповал или уносить ноги, пока цел. Укроп, не отличавшийся по жизни наблюдательностью, не заметил ничего. И предложил выйти для серьезного мужского разговора.
        Паренек и его приятель, тоже по кондициям заметно уступавший даже Укропу, потянулись к выходу.
        Слон, разглядев, с кем собираются сводить счеты компаньоны, демонстративно сплюнул и удалился.
        А Дронт и Миха, нехорошо улыбаясь, надвинулись на пришельцев, которые отнюдь не казались испуганными. Причина их спокойствия выяснилась очень скоро, когда со всех сторон показались темные фигуры по меньшей мере двух десятков «бриганов». Незатейливый план - использовать живца и заманить извечных врагов в подходящее местечко - пришел этим вечером в голову не одному Дронту.
        Они не побежали, как Укроп, - ломанувшийся через непролазный колючий кустарник и проскочивший сквозь кольцо окружения. Дронт и Миха дрались жестоко и молча, не пытаясь вступить в переговоры, - отмахивались, стоя спиной к спине, и на какую-то секунду противники приостановились, никто не решался первым подставиться под удар, а потом бросились все разом.
        Произошло все быстро.
        Дронт хрустко вмазал кому-то в челюсть, нырками ушел от нескольких нацеленных в голову ударов; не опуская глаз, пнул ногой в чью-то голень, удовлетворенно отметив краем сознания щенячий визг пострадавшего; попытался нокаутировать следующего - промахнулся, рука скользнула между сплетенными телами, в нее сейчас же вцепились, пытаясь выкрутить, он освободился отчаянным рывком и тут же едва устоял на ногах от неожиданной подсечки сзади; летящий в лицо кулак заметил, когда ничего уже не успевал сделать - левый глаз взорвался вспышкой оранжевого пламени, выбросившей во все стороны слепящие протуберанцы. Удары сыпались отовсюду, вторая подсечка оказалась удачнее - Дронт тяжело рухнул на землю...
        ...Невысокого, ладного паренька с приятным лицом (в лунном свете оно казалось вурдалачьей маской), одетого поприличнее остальных «бриганов», Дронт встречал и раньше. Даже слышал его прозвище, теперь напрочь вылетевшее из головы - вроде название какой-то рыбы... Он пытался вспомнить это прозвище, словно оно действительно было сейчас важным и нужным...
        Паренек неторопливо, с гаденькой улыбочкой на лице подошел к поставленному на колени Дронту и коротко, без замаха, вмазал кулаком по губам.
        Дронт рванулся, но пять или шесть «бриганов», вцепившихся в плечи, в волосы и в заломленные назад руки, удержали его.
        В этот момент на сцене появилось новое действующее лицо - Кирилл Ященко по прозвищу Слон.
        Его выход не грешил излишним драматизмом, как явление голливудского супермена в стане отрицательных персонажей. Не было эффектных ударов с пугающими выкриками - просто один из глазеющих на экзекуцию «бриганов» отлетел шагов на пять в сторону и скорчился на земле, не пытаясь встать. А Слон двинулся вперед, уверенно, как бульдозер, сгребающий кучу мусора.
        На него бросились дружной толпой. Дронт почувствовал, как разжались несколько удерживавших его рук и снова попытался освободиться, но выкрученные запястья рванулись вверх, заставив почти уткнуться лицом в траву. А Рыба, не полезший в драку, врезал Дронту носком кроссовки по почкам, оглушив выворачивающей наизнанку болью...
        Михе тоже не удалось вырваться. Слон бился в полном одиночестве.
        Его это не смущало и не пугало, он вообще никогда не смущался и не пугался. Победить Слона было невозможно в принципе - он не признавал чужих побед, считая бой лишь отложенным. У таких в жизни бывает только одно поражение, последнее, единственное и окончательное - смерть.
        ...Матерящийся клубок тел походил на небывалое, ощетинившееся руками и ногами животное, порой отбрасывающее, как ящерица хвост, ненужные детали своего организма.
        Слон не владел кунг-фу и прочими модными восточными штучками, он занимался старой доброй вольной борьбой и русбоем. Теснота свалки мешала скорее «бриганам», чем ему.
        А потом все разом закончилось.
        Куча-мала рассыпалась, взъерошенные бойцы расступились и стало видно, как полузадушенный противник выбирается из-под обмякшего тела Слона. Несколько особо пострадавших в схватке попинали никак на это не реагирующего поверженного соперника, но остальные вновь потянулись в сторону Михи и Дронта, общение с которыми сулило больше развлечений.
        Паренек с рыбьим прозвищем снова встал напротив Дронта и все с той же гадливой ухмылочкой стал расстегивать молнию на брюках. Другой «бриган» проделывал те же манипуляции напротив Михи.
        ...Когда горячая и вонючая струя ударила ему в лицо, Дронт яростно дернулся вперед. Вывернутые суставы хрустнули. В чужой пятерне, вцепившейся в его шевелюру, остался изрядный клок волос. Рыба отшатнулся от бешено щелкнувших зубов, загадив при этом собственные штаны и кроссовки; придерживая брюки руками, перенес тяжесть тела на одну ногу, готовясь размашисто ударить другой... - и замер.
        Со стороны клуба послышался торопливый топот ног и голоса, много голосов, на фоне которых выделялось истеричное верещание Укропа...
        Глава 9

05 АВГУСТА, 22:16, ДОЛ «ВАРЯГ», КОМНАТА АСТРАХАНЦЕВОЙ
        ...Вниманием окружающих завладел худосочный приятель Клайда - звали его Жорж, как поняла наконец Света из обращенной к нему реплики.
        То ли он действительно происходил из философов (Ленка издавна жаловала питомцев философского факультета ЛГУ), то ли излагал своими словами один из романов Пелевина, - понять было нелегко. Мысль его скользила сквозь дебри дремучего солипсизма легко и изящно, мудреные термины градом сыпались на мало что в них понимающих слушателей, и одна только Ленка поддерживала разговор более-менее на равных.
        Реплики прочих гостей и их попытки вступить в дискуссию Жоржик непринужденно огибал, как огибает журчащий ручеек попавшиеся на пути камни.
        Клайд, считавший сегодняшним бенефициантом себя, нервно барабанил пальцами по деке гитары. Парочка в углу вообще не интересовалась вопросом, в какой реальности они столь увлеченно целуются, в реальной или иллюзорной. Масику, судя по ее реакции, подтощалый философ казался юмористом-эстрадником, читающим мрнологЖванецкого...
        Тонувший в малопонятном философствовании вечер спас Доктор Пробиркин, всегда отличавшийся редкой непосредственностью и не обращавший внимание на тонкости этикета.
        Впрочем, обижаться за это на него было невозможно; его удивленно распахнутые глаза, казалось, вопрошавшие: «Как? Я что-то не то сказал?», и застенчивая улыбка сглаживали бестактности, произнесенные Доктором. Окружающие воспринимали его как прямодушного и открытого парня, может быть слегка инфантильного, но безусловно не вредного и безобидного.
        Жорж сделал короткую паузу перед тем как сформулировать венчающее свои разглагольствования положение о том, что весь окружающий мир является исключительно продуктом его, Жоржика, ощущений. Пробиркин немедленно воспользовался моментом и шлепнул на стол вытащенную из кармана рукопись. Радостно объявил:
        - А я рассказ написал! Хотите, прочту?
        Вопрос прозвучал риторически, но присутствующие горячо поддержали Доктора. Жорж попытался вернуть разговор к любовно развиваемой теме - тщетно, плаврук уже начал громко читать свое творение, старательно, с выражением, как отличник на уроке литературы.
        Горе-философ раздраженно хлопнул услужливо налитый Клайдом стаканчик коньяка, поперхнулся, с трудом прокашлялся и отвернулся к стене, демонстративно игнорируя Пробиркина и его опус...
        ...Рассказ напомнил Свете одну из мистических новелл Гофмана - но изложенную короче, суше и перенесенную на современную почву.
        Сюжет был прост: молодежный клуб; рок-концерт; руководитель (он же солист) популярной команды задерживается и появляется сильно запоздав, привлекая внимание своим странным видом; музыка начавшегося представления оказывает на слушателей небывалое действие; случайно оказавшийся на тусовке руководитель студии звукозаписи ищет солиста, дабы предложить выгодный контракт, но тот бесследно исчезает сразу после концерта; а спустя некоторое время музыканта обнаруживают скончавшегося от передозировки наркотиков, причем, что характерно, по данным экспертизы смерть наступила за несколько часов до начала потрясшего публику концерта...
        Такая вот незамысловатая история.
        Клайд слушал первую страницу рассказа невнимательно, просто из благодарности за избавление от рассуждений Жоржа - приятель давно допек его своей псевдофилософской ахинеей. Особенно в последнее время, этим летом оба жили в одной комнате в спортлагере, в часе ходьбы от «Варяга», хотя спортсменами отнюдь не были, - один забросил спорт ради музыки, а второй упражнял исключительно духовные силы.
        Однако вскоре рассеянное внимание Клайда сменилось неподдельным интересом - Пробиркин затронул живые и актуальные для рок-музыканта темы. Но по своему дилетантству допустил ряд вопиющих промахов в описываемом предмете.
        При последовавшем обсуждении Ленка попыталась мягко свернуть с творчества Пробиркина на рассказы Кортасара, но Клайд, обычно при умных разговорах отмалчивающийся, бодро хватанул еще коньячку, тряхнул гривой нечесаных волос и смело ринулся в пучину литературной дискуссии.
        И, странное дело, - Клайд, начавший с резкой критики неточностей рассказа, спустя полчаса обнаружил, что Сергей его лучший друг, как никто другой понимающий нелегкую жизнь музыканта... Возникшее взаимопонимание скрепила еще одна коньячная фляжка, извлеченная из бездонной сумки.
        Рукопись же Доктора невесть как очутилась в кармане Клайда, твердо обещавшего всенепременно и самолично исправить все упущения.
        Да, умел Пробиркин ладить с людьми, что верно, то верно.
05 АВГУСТА, 22:18, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Честного боя «бриганы» не приняли. Впрочем, исход его не вызывал сомнений - в
«Варяге» парни старших отрядов были и рослее, и физически крепче, чем их извечные супостаты, многие из которых досыта ели лишь те три недели, что длилась лагерная смена. Приведенная Укропом подмога протопала дальше, преследуя противника до самой ограды лагеря.
        Когда Слон зашевелился и встал, рядом стояли Дронт и Миха.
        Миха ругался бессвязно, но изобретательно, суля отморозкам жестокие кары.
        Слон задумчиво исследовал вздувавшуюся на затылке огромную шишку. Сознание он потерял первый раз в жизни и недоумевал, чем же тяжелым его приласкали. Потом повел плечами и сделал пару приседаний, кривясь от боли; ощупал разбитую бровь и посмотрел туда, где звучали у забора в спину убегающим «бриганам» звонкие оскорбления и где еще дальше, за лесом, находился ДОЛ «Бригантина».
        Дронт, молча, ненавидящими глазами, глядел сквозь приятелей. Точнее, одним глазом
        - второй стремительно заплывал. Потом он сорвался с места и побежал куда-то...
        Миха дернулся следом, но, увидев, что направляется Дронт не туда, где затихала погоня, сделал несколько шагов, остановился и недоуменно посмотрел на Слона.
        А Слон улыбался. Странной и неприятной казалась его улыбка, больше похожая на оскал - левый угол рта приподнялся, показав острые зубы, левый глаз прищурился, а правый смотрел в пустоту так, будто целится во врага, невидимого другим...
        Молчаливая улыбка Слона могла напугать больше, чем все угрозы и ругательства. И Миха испугался, хотя прекрасно понимал, что относится она не к нему. Только что, когда его били и Миха отвечал без надежды на победу, страшно ему не было. Была ненависть, был кипящий в крови адреналин, но кроме всего прочего оставалось подсознательное убеждение, что все это не совсем всерьез, что в этой войне по-настоящему не убивают, что есть некая грань, которую ни они, ни их противники перешагнуть не смогут...
        Стерла ощущение этой грани одна-единственная усмешка Слона.
05 АВГУСТА, 22:37, ДОЛ «ВАРЯГ», КОМНАТА АСТРАХАНЦЕВОЙ
        Клайд (в миру Валера) был осколком очередного Ленкиного «проекта» по раскрутке рок-команды «Пном-Пень», широко популярной в узких кругах знакомых и родственников.
        Проект, как и следовало ожидать, успехом не увенчался - при всей своей напористости коммерческим талантом Астраханцева не обладала.
        Венцом годичной возни: аренды площадок; тщетных попыток пробиться на региональное телевидение; убыточных концертов в студенческих клубах и поиска спонсоров для профессиональной записи альбома, - апофеозом всех Ленкиных стараний стал прошлогодний вояж в Данию, благополучно провалившийся. На публику третьеразрядных копенгагенских клубов не произвели впечатления Клайдовы вирши, исполняемые на плохом английском...
        Теперь «Пном-Пень» (недоброжелатели, по серости своей не знавшие о существовании страны Камбоджи и названия ее столицы, обзывали группу то «Пель-Мень», то
«Сунь-Вынь») собирался в полном составе редко, опускаясь порой до уличного, с подставленной шляпой, исполнения.
        А Клайд все чаще задумывался о менее хлопотной и затратной карьере барда-одиночки.
        Он резко провел пальцем по струнам и объявил: «Блюз Таврической улицы». Ленка обвела всех многозначительным взглядом.

«...Таврическая улица, - подумала Света, - точно, что-то было у Ленки связанное с этим названием... И не так давно... не помню... опять не помню... Господи, да что же со мной такое?..»
        Пытаясь пробиться в глубины собственной памяти, Света пропустила начало песни, начав вслушиваться со второго куплета:
        ...И вонзая наручники
        В стонущих дам
        Она смотрит в окно,
        Где музей, словно храм,
        Храм забытых надежд,
        Храм убитой любви
        Всем вокруг все равно,
        Хоть умри, хоть живи...
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так...
        Мелодия Светлане не понравилась, а чужие слова складывались в ничего не значащие фразы... К темам, больным для Клайда, однажды крупно пострадавшего от сторонниц однополой любви, она была равнодушна.
        Сладковатый запах давил на виски - Света встала, открыла дверь и шагнула в ласковую ночь. А сзади доносился бесконечный и надрывный блюз:
        Она любила его
        Но он хотел уходить
        А ребенка пришлось
        Не родить, а убить...
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так она стала лесбиянкой
        Вот так...
        - Светик, ты что? - Ленка Астраханцева выскользнула следом.
        Дневная жара наконец ушла, на улице стало холоднее, чем в комнате. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки потасовки.
        - Извини, устала что-то... - сказала Света, пытаясь улыбнуться этой (совершенно незнакомой!) женщине. - И, если честно, не люблю запах анаши.
        Ее улыбка была растерянной. Жалкой. Но Астраханцева в темноте не разглядела.
05 АВГУСТА, 22:37, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
        Белоголовый мальчик по имени Тамерлан не спал.
        Сидел в темноте на покрывале кровати, скрестив под собой ноги - поза для непривычного человека на редкость неудобная, но он за последний час не шевельнулся, даже ни разу не моргнул. Казалось, он или о чем-то размышляет, или вспоминает что-то, неподвижно глядя на ровную и гладкую стену палаты, освещенную мертвенно-бледным светом уличного фонаря.
        Дверь распахнулась, ударившись о стену. Дронт вошел и рухнул на койку. Вместе с ним вошли боль, и унижение, и бессильная жажда мести... Все это слышалось в странных звуках, которые доносились с койки Дронта - не то в рычании, не то в скулеже. И слышалась ненависть. Больше всего - именно лютая ненависть.
        Находиться в одном помещении с источником подобных эмоций было нелегко.
        Тамерлан встал. Подошел к Дронту, положил руки на содрогающиеся плечи. Потом вернулся на то же место, застыл в той же позе.
        Дронт спал. Сны ему снились страшные.
        Кровавые сны.
        НОЧЬ. КОМНАТА СТЕПАНЫЧА
        Это был старый, обшарпанный армейский кунг на базе «Урала». Изношенный двигатель ревел на подъемах, из-под колес летели комья перемешанной с первым снегом глины, но машина упрямо ползла по разбитой дороге к перевалу. Степаныч видел все в как замедленном показе: вот колесо неторопливо наезжает на рытвину, по тонкому ледку зазмеились трещины, он вспух коробящимся, медленно сминаемым пузырем - струи жидкой грязи неохотно подались в стороны... И слышал Степаныч тоже всё, вплоть до скрипа пружин в продавленном водительском сиденье и плеска горючего в баке; натужный звук двигателя, странное дело, этому не мешал. Раздавшееся «...пи-пи-пи..
» прозвучало безобидно, как писк голодных птенцов ласточки в гнезде. Но этот птенчик питался отнюдь не мошками - под передним мостом «Урала» остатки дороги превратились мгновенно в ничто, просто в яркий, давящий на глаза свет, и рванули вверх крушащим все потоком, поднимая кабину и медленно, с хрустом отрывая ее от кузова, и сдавливая, расплющивая зеленую крышу с грубо, торопливо нарисованным красным крестом... Тут же сдетонировало что-то еще более мощное, чем первый радиофугас, заложенное в соседнюю яму - кузов так же неторопливо устремился к низкому серому небу - и не долетел, разломленный, разодранный, растерзанный злой силой... Звук ударил с запозданием, когда разрозненные куски кунга и его пассажиров уже опускались на содрогнувшуюся землю... Ударил и остался в ушах несмолкаемым гулко-колокольным звоном. Автоматы расстреливающих колонну «Соколов Гамсахурдиа» застрекотали сквозь этот звон ласково, как кузнечики на солнечном июльском лугу...
        ...Степаныч вскочил, звон и стрекотание еще звучали в его ушах, подошел нетвердыми шагами к шкафу, торопливо нащупал нагревшуюся за день бутылку, зубами сорвал пробку-колпачок - острая фольга резанула губы - и стал пить торопливо, не чувствуя вкуса и градуса, торопясь провалиться в беспамятство, в забытье, в темноту...
        Капли пролитой водки смешивались с каплями крови и падали на давно не мытый пол.
        НОЧЬ. ТЕМНОТА. «ВАРЯГ»
        Вожатая Алина по прозвищу Киса в сегодняшних посиделках у Астраханцевой не участвовала - и не только оттого, что дежурила по шестому корпусу, а в гости к ней заглянул Леша Закревский, - Алине вообще претила Ленкина компания.
        Около полуночи, проводив Лешу до дверей корпуса, Киса заглянула в палату, где квартировал Дронт со своими приятелями.
        Мальчишки вернулись сегодня поздно, задержавшись после отбоя, обычным в таких случаях путем - через окно первого этажа. Алина слышала, как происходит злостное нарушение режима, но в тот момент... В общем, в тот момент она была немного занята.
        И теперь заглянула в палату - все ли в порядке?
        Зашла, постояла, ожидая пока глаза привыкнут к полумраку, потом пересчитала присутствующих - все пятеро на месте. Что с сегодняшнего утра в палате живут шестеро, - Алина не вспомнила, несмотря на то, что провалами памяти не страдала. И сидевшего со скрещенными ногами мальчика не увидела, хоть и скользнула взглядом по отчетливо видневшимся в темноте белым волосам...
        НОЧЬ. ТЕМНОТА. ГОРОД
        Огромный город заснул гораздо позже, чем затерянное в лесах Пятиозерье.
        Но тоже уснул, покрытый какой-то не совсем полноценной тьмой - белые ночи закончились, но легкий намек на них еще оставался. Полная луна и несколько самых ярких звезд светили на непонятном фоне - цвета воды в стакане, где рисующие акварелью дети долго мыли кисточки.
        Город уснул, хотя отдельные его жители продолжали бодрствовать. Проезжали редкие машины; запоздалый прохожий замысловатым зигзагом завершал дневной путь; в доме напротив упорно горели два окна.
        ...Окурок трассирующей пулей прочертил нисходящую траекторию и разбился красными искрами об асфальт, медленно твердеющий после дневного зноя.
        Человек, показавшийся сегодня (вернее, уже вчера) поварихе Вере так похожим на генерала Лебедя, вернулся от форточки к заваленному бумагами столу. Спать хотелось зверски, но в последнее время, в погоне за ускользающим временем, он установил три часа как суточную норму сна.
        На столе лежали торопливо нарисованные, но весьма точные схемы лагеря «Варяг»: спальные корпуса и хозяйственные постройки, пляж и волейбольная площадка, столовая и БАМ - все, что он успел разглядеть и запомнить.
        Память у него была абсолютная, при нужде подсказывающая страницы давно читаных книг и интонации давно отзвучавших разговоров. Много лет назад любимая женщина говорила ему, что это ненормально, что это такое же отклонение от здорового человека, как склероз или слабоумие. А он улыбался (тогда он еще умел улыбаться) и рассуждал о том, что норма - не то, что присуще большинству людей, но то, к чему следует стремиться, и вспоминал философское определение «идеального человека» (тогда он еще любил порассуждать на отвлеченные темы). Она печально предрекала ему до срока сожженные клетки мозга и ранний маразм.
        Он отогнал бессмысленные воспоминания и стал рисовать новую схему - на ней БАМ, шестой корпус и волейбольную площадку соединяли жирные стрелки, а расходящиеся пунктирные линии показывали углы обзора из окон соседних зданий...
        Впрочем, с равным успехом это могли быть и сектора обстрела.
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        Между временем и пространством -II

1
        Зверь выглядит неуместно материальным здесь, в лабиринте светящихся нитей - грубая, напоенная силой плоть в царстве высших материй. Короткая шерсть лоснится, под шкурой перекатываются тугие мускулы. Глаза полуприкрыты, пасть - наоборот - полуоткрыта. Клыки вызывают уважение - у сильных духом. У слабых пасть зверя вызывает ужас.
        Но в целом зверь удивляет здесь, где нет и не может быть ничего материального - лишь поля и энергии.
        ОН не удивляется и не пугается. Не удивляется, поскольку знает: этот Нерожденный Зверь может бродить где и как хочет, не теряя раз и навсегда выбранного облика - может странствовать между Мирами, временами и пространствами. ОН не пугается - поскольку никогда и ничего не боится.
        Но все же опасение появилось - повредить недавно найденное в случае непредвиденных последствий этой встречи. Запутанную голубую нить. След. Нити уже вибрировали, многие готовы лопнуть - и лопнут. Эта крепче других, но...
        ОН не говорит, но посылает мысль: «Приветствую тебя, Нерожденная! Спустимся? Поговорим?»
        Зверь все понимает.
        И соглашается.

2
        Первый подвернувшийся Мир. Время местное.
        Это пустынное место.
        Песок, выходы скальной породы, редкие чахлые растения, и огромный, сверкающий бело-голубой диск солнца, жгущий яростным взглядом бесплодную землю.

«Поговорим? Ты искала меня для этого. Нерожденная?» - думает человек.
        Человек немолод, загорел, худ, жилист. И, судя по всему, силен. Он сидит на плоском валуне и мысленно обращается к зверю, смотрящему на него немигающими глазами.
        Зверь напоминает огромную кошку - кошку с вытянутыми, удлиненными пропорциями. Движения зверя страшны и прекрасны. Зверя знают под многими именами. Иные молятся ему, называя Нерожденной Матерью. Другие проклинают и нарекли Ужасом Пустыни.
        Сам зверь зовет себя попросту: Базарга.
        Может показаться, что время вокруг остановилось, но это только кажется. Нерожденные способны проделывать со временем многое, но не остановить и не направить вспять. Все окружающие лишь на первый взгляд застыло - поднятые ветром песчинки вязко и медленно двигаются мимо, а посох, оброненный в тот момент, когда его владелец перестал быть просто и единственно человеком - посох со скоростью часовой стрелки падает на песок.
        - Так зачем ты искала меня, Нерожденная? - Это сказано вслух, губы и связки человека быстро освоились с незнакомой речью. - Зачем? Я не верю в случайно...
        Он не успевает закончить - Базарга прыгает на него, мгновенно, неуловимо для глаза, сетчатка еще посылает в мозг образ лежащего вытянутого тела, а оно уже несется в воздухе смазанной желтой полосой - никогда не промахивающаяся смерть, неостановимая и беспощадная.
        Не промахивается она и теперь.

3
        Звук похож на тот, что издают, столкнувшись, два бильярдных шара - не дешевки из керамики или пластмассы, а настоящие, из полированной слоновой кости.
        Впрочем, точно такой же звук, неприятный и пробегающий по хребту холодной струйкой, издает и человеческий череп, если его владелец падает головой вниз с высоты в два своих роста.
        ...Удар должен был убить зверя на месте - расколоть широкий мохнатый лоб и вдавить осколки кости в подавшийся и брызнувший во все стороны мозг.
        Но ничего подобного не произошло. Базарга, прервавшая не по своей воле стремительный прыжок и отлетевшая на три десятка шагов назад, поднимается на лапы легко и мгновенно. Заметных глазу повреждений на ней нет.
        Человек, тоже упавший, вскакивает столь же стремительно.
        Ему столкновение обошлось дороже - когти Базарги успели зацепить плечо. Обильно льющаяся кровь не дает понять, где свисают клочья одежды, а где - плоти и кожи. Кулак, нанесший удар, пострадал не меньше - на бесформенной и расплющенной кисти кое-где лопнула кожа, приоткрывая мешанину из разорванных связок и выбитых фаланг.
        Базарга, сделав пару шажков вперед, останавливается и смотрит на собеседника-противника, наклонив лобастую голову набок. Человек демонстративно не обращает на нее внимания, как и на кровоточащее плечо, пальцы здоровой руки с проворством шустрого насекомого бегают по разбитой вдребезги кисти, что-то вытягивая, разглаживая, вставляя на место. Раны на плече затягиваются сами собой.
        - Значит, ТЫ - это ТЫ, - говорит Базарга без особых эмоций. Именно говорит, ее гортань с видимым усилием издает чуждые звуки, а мимика обычно малоподвижной морды может вызвать смех - окажись у этой сцены зрители и сохрани они к тому моменту способность смеяться.
        Человек закончил возиться с пострадавшей рукой, прилепил последний лоскуток кожи и теперь быстро шевелит пальцами, словно берет аккорды на невидимом инструменте.
        - Ценная мысль, - мрачно откликается он (тоже вслух), - И всеохватывающая, применима к любой мыслящей сущности и...
        Человек внезапно замолкает на середине фразы и прекращает массировать разодранное плечо - раны на нем уже затянулись и выглядят шрамами месячной давности...

«Ты хочешь сказать, Нерожденная, что тоже встречала... фантомов? Которых не могла распознать иначе?»
        Его рука вновь касается плеча. Базарга молча кивает.
        - ТЫ НЕ МОГЛА РАСПОЗНАТЬ ИХ ИНАЧЕ?? - он повторяет это уже вслух, в голосе звучит безмерное удивление.
        Зверь перестает насиловать связки, отвечает беззвучно: «Они встречаются лишь на твоих путях, Разрушитель..»
        - Я не творил их... Я вообще... не люблю творить.

«Знаю».
        - Тогда кто способен развлекаться, создавая такие игрушки?

«ТЫ. Или ОНА».
        Человек (точнее, тот, кто смотрит сейчас его глазами) снова усаживается на камень. Помолчав, спрашивает неподвижного и безмолвного зверя:
        - А не может это быть делом кого-нибудь из прежних?
        Базарга безмолвна и звуками, и мыслями. Прежние были прежде, были и ушли - о чем тут говорить?
        - Я не творил фантомов, - говорит человек твердо и с некоторым вызовом. - Хотя встречал... И уничтожал.
        Базарга молчит. Человек спрашивает:
        - Значит, ОНА? Но... «Где ОНА?»
        - Не знаю. ОНА исчезла. ОНА не могла умереть - но я не чувствую ЕЕ. Остался след - старый и запутанный след.
        "Много нитей лопнет, пока ты распутаешь его. И что ты собираешься делать дальше? ОНА не помнит себя, это очевидно. ЕЕ разум спит, но порождения его опасны. Смертельно опасны..."
        - Я найду способ разбудить ее. - Голос человека звучит твердо. Может, оттого он и предпочитает пользоваться в этом разговоре звуками, а не мыслеречью - в мыслях недостаток уверенности не прикрыть интонацией. А может, и нет - неисповедимы пути Нерожденных.

«Я буду рядом. Я буду смотреть твоим взором. Я помогу, когда придет время - если оно придет».
        Человек не возражает. Базарга редко кому предлагает свою помощь. Но когда предлагает - от нее не отказываются.
        Базарга исчезает. Время в этой части пустынного Мира начинает течь, как обычно. Человек встает с валуна, недоуменно оглядывается вокруг. Только что он шел, шаг за шагом одолевая нелегкий и дальний путь, и... И что? Он удивленно смотрит на руку - в ней таится призрак боли, как от старой, давно зажившей раны. Но ран никаких нет. А еще человек чувствует в себе какую-то новую силу. Пока не понимает, в чем она состоит и как можно ее применить, но чувствует.
        В это же время - а может, эпохи тому назад или вперед - где-то совсем в другом Мире белоголовый мальчик прижимает ладонь к левому глазу, почти ослепшему от яркой внутренней вспышки. Впрочем, всё быстро проходит.
        Часть вторая
        ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ: ОДИН ДЕНЬ ДО ИГРЫ
        (Нити звенят)
        Глава 1

09 АВГУСТА, 7:35, ДОЛ «ВАРЯГ»
«Меня зовут Света...» - прочитала она вслух. И дальше читать не стала. Память вернулась быстро, еще до того как прозвучали эти три слова.
        Но - странное дело - теперь чужими казались сами воспоминания. Света вспомнила всё
        - однако не о себе. О КОМ-ТО ДРУГОМ.
        О похожем - но о другом.
        К чертям! - разозлилась она, уже зашнуровывая кроссовки. Надоело! Отпрошусь на денек у Горлового, и к врачу. Не упекут же сразу в психушку, в самом деле... Может, достаточно попить неделю-другую какие-нибудь таблетки, и все пройдет...
        В таком боевом настроении Света распахнула наружную дверь своей квартирки, направляясь на очередную пробежку. Вернее, лишь начала распахивать - движение не завершилось.
        Она застыла на пороге.
        Медленно-медленно прикрыла дверь. Бессильно прислонилась к косяку...
        Там, снаружи, метрах в двадцати от ее коттеджа, сидел на сосновом пне белоголовый мальчик по имени Тамерлан. Мальчик, который снился Свете четыре ночи подряд...
        Это были странные сны.
        Мальчишка приходил к ней, или она шла куда-то и встречала его, - в общем, они как-то оказывались вместе, - и Тамерлан отправлялся с ней на прогулку. На прогулку по непонятным местам. Местам, где Света теряла тело, и тем не менее не становилась бесплотным наблюдателем происходящего... Происходящее в странных местах тоже было странным, напоминающим наркотические видения, запечатленные художником-сюрреалистом. Жуткие существа обитали в кошмарных пейзажах: покрытые багровой чешуей винторогие дьяволы, и огромные, поглощающие друг друга бесформенные сгустки протоплазмы, и богосквернящие пародии на людей - уродливые, со звериными чертами и повадками... Свете, пробирающейся Смальчиком сквозь непонятно чей бред, не могли повредить эти ожившие страхи, и все равно было страшно, и мерзко, и возникало чувство: все здесь неправильно, все должно быть иначе, все можно как-то исправить и повернуть к добру и свету... Тамерлан - маленький Вергилий этого ада - вел Свету дальше и дальше, показывая все новые ужасы, и... И что-то он хотел от нее, но что - проснувшись она не могла вспомнить. Точно так же исчезала поутру
память о собственной личности. Но оставались яркие картины кошмарных видений...
        Все эти дни Света не понимала, что происходит. Неужели ей в подсознание впечаталась единственная и достаточно мимолетная встреча лицом к лицу с мальчишкой? Наяву - в минувшие четыре дня - она избегала встречаться с ним. Не то чтобы сознательно, но... Когда на горизонте появлялась знакомая снежно-белая шевелюра, у Светы как-то сами собой находились дела в иных местах.
        Сейчас Света заподозрила страшное.
        На самом деле она не проснулась. Всё, происходившее утром: как она открыла глаза и поднялась, как читала записку, как оделась, - лишь элемент сна. Лишь прелюдия к очередному кошмару. Она выйдет за дверь, мальчик возьмет ее за руку и поведет в мир, полный крови и ужаса...
        А если она действительно проснулась?
        Если все наяву?
        Тогда...
        Тогда все еще хуже.
        Рука поднималась медленно, как чужая, как бесчувственный протез. Но поднялась и набросила крючок на дверь.
        Пробежка в это утро не состоялась.
09 АВГУСТА, 12:18, 350 КМ К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ ПЯТИОЗЕРЬЯ
        Собеседники сидели на принесенных в разоренную караулку ящиках, за чудом уцелевшим колченогим столом. Но внутри - в разгромленной и сожженной административной зоне колонии строгого режима - едва ли нашлась бы и такая скудная обстановка.
        - Дела - дерьмо. - Полковник не спал две ночи и благодушия это ему не добавляло. - Совсем дерьмовые дела, Клещ...
        Клещом прозвали майора в далекие курсантские годы. Они с полковником заканчивали одно и то же училище с разрывом в один курс и водили в те времена шапочное знакомство. Но за последние два года, с тех пор как служба снова свела их вместе, полковник ни разу не произнес вслух старой клички... Сегодня - впервые.
        Майор молчал, вопросительно глядя на непосредственное начальство. В его обведенных темными кругами глазах читалось одно желание - принять горизонтальное положение и выпасть на несколько часов из паршивой окружающей действительности. Наполненный нервным ожиданием вчерашний день и ночной штурм позволили майору подремать за последние сутки полтора часа - не больше и не меньше. Чутко подремать, вполглаза.
        Полковник, так и не дождавшись вопроса от подчиненного, продолжил:
        - Лесовоз нашли с сухими баками вот здесь. - Палец полковника ткнулся в крупномасштабную карту. - Триста с лишним километров к юго-юго-западу, двигатель холодный - брошен еще утром...

«Как они в лесовозе-то вшестером разместились? - подумал майор. Это не грузовик, в кузове не прокатишься - за отсутствием такового. Разве что в кабину набились, как кильки в банку...»
        - Почему не сработал перехват? - спросил он без особого интереса.
        - Почему, почему... Тут каким-то козлам как раз вчера приспичило украсть машину леса, точнее - незаконно вырубить. Ехали в подходящем направлении, на таком же лесовозе... Ну, гибэдэдэшный вертолет над ними завис, осветил - они фары погасили и удирать. К утру поймали, предотвратили, бля, расхищение капиталистической собственности...
        - А «наши»?
        - А «наши», как я понимаю, хитрый фортель выкинули. - Полковник раскрыл планшет и склонился над другой картой. - Смотри, какой зигзаг выписали... Ну кто мог подумать, что они практически назад, к колонии поедут? А они вот тут свернули, три километра бетонкой - и на шоссе. И покатили вперед и с песнями...
        - Никто за всю дорогу не попытался их остановить?
        - Попытались... - Полковник помрачнел еще больше. - Вот здесь, через полторы сотни километров. Патруль ДПС. Они ничего не знали - другой, бля, субъект федерации, никто не предупредил. Ну и расстреляли их в упор. С-суки...
        - Та-ак... И сколько у них теперь стволов?
        - Теперь - шесть. По одному на душу населения. К тому, что имели, еще два ПМ и один АКСУ. Ну и плюс пара броников, баллончики с «черемухой» и кое-что по мелочи..
        - Полковник помолчал. - А говорить будут, что упустили их - мы. Ты в том числе. И всем будет наплевать, что ты в это время административную зону штурмовал, и заложников спасал, и жен офицерских из-под заточек вытаскивал...
        Полковник снова перевернул карту и его усталый, бесцветный голос неожиданно сорвался на крик:
        - А говорить обязательно будут! Потому что вот тут, рядом, Пятиозерье!! И вокруг - сплошняком лагеря, и не такие, как здесь - пионерские!!!
09 АВГУСТА, 12:18, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Граната не долетела до цели - упала на выстеленную хвоей землю, подпрыгнула рубчатым овальным мячиком, гибельным и опасным, способным через секунду исчезнуть, превратившись в чью-то смерть; прокатилась еще немного и застыла.
        Раздался хоровой вопль, делившийся на торжествующий рев победителей и разочарованный стон-выдох проигравших.
        - Шестнадцать метров восемьдесят сантиметров, - объявил Пробиркин, наклонившись к начерченным чуть в стороне меткам. - В этом соревновании победил отряд «Утята»!

«Утята» радостно загомонили, по сумме набранных очков они выходили на первое место, и оставался только самый последний тур - перетягивание каната.
        СВ и Горлового за прошедшие дни осенила плодотворная идея: провести и, соответственно, отчитаться о проведении сразу двух игр. «Орленок» - для младших отрядов, «Зарница» - для старших.

«Вот так, - думал Закревский, - „орлятами“ оказались „утята“, даже если
„осьминожки“ их победят в этом самом канате... Ну, канат-то перетягивать зря Доктор придумал, это лишь тем пригодится, которые до штабных кресел дослужатся... там любят на себя тянуть. Остальным стоит поучиться воевать - без снарядов, без жратвы и в „хэ-бэ“ по морозцу. И научиться терпеть, когда мордастые телеведущие будут обзывать их по ящику обидной кличкой „федералы“, а если и процедят сквозь зубы слово „подвиг“, то уж обязательно добавят „бессмысленный“ или что-то вроде этого; а всякие радетели о правах будут проводить сборища в поддержку убийц и бандитов. Еще надо загодя научиться спокойно реагировать на простую и короткую фразу: „Мы тебя туда не посылали!“ И научиться всему этому куда труднее, чем метать гранату на шестнадцать метров и восемьдесят сантиметров...»
        ...Пробиркин спешил поскорее закончить «Орленок». У него выдался напряженный день
        - кроме соревнований малышей, которые он организовывал и судил, Доктор собирался сегодня заработать небольшую сумму в прибавку к скудной зарплате. А потом, вечером, отправиться на дальний конец Большого озера, дабы привести в исполнение давно вынашиваемый план.
09 АВГУСТА, 12:23, 350 КМ К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ ПЯТИОЗЕРЬЯ
        - Если будет как в Минводах - ты представляешь, что начнется? Если хоть один из них хотя бы попытается взять детей в заложники, то там... - Палец полковника указал на потолок, но майор понял, что он имеет в виду отнюдь не чердак караулки и не ангельскую иерархию. - Там найдутся большие люди с большими звездами на погонах
        - начнут давить, что спецназ ГУИНу не нужен, что надо всё по старинке, всё вернуть МВД... Помянут, будь спокоен, что «Торнадо» только с безоружными рабочими расправляться в силах, а бунт в колонии подавить толком не может.
        При словах «безоружные рабочие» майор скривился. Вспомнил красно-кирпичное мрачное здание заводоуправления, где прошлым летом забаррикадировалась смещенная акционерами прежняя администрация, толпу пьяных и агрессивных людей в спецовках... Одинаковые, аккуратно заточенные на токарном станке, прутки толстой арматуры Вруках «безоружных» рабочих тоже вспомнил. А журналистов, жадно снимавших действо и ославивших потом на всю страну «Торнадо», вспоминать не хотелось... Шакалов камеры и микрофона майор с тех пор ненавидел.
        Полковник продолжал, словно прочитав его мысли:
        - А уж пресса взвоет: газеты, телевидение... Но мы с тобой этого не увидим и не услышим. Мы далеко отсюда будем. На севере, где телеретрансляторов нет и газеты через два месяца доходят. Я - начкаром, а ты моим заместителем.
        Как много слов и как больно они бьют по гудящим вискам... Майор обреченно вздохнул и наклонился к развернутой карте.
        - А мы не порем горячку? - заговорил он после двухминутного изучения диспозиции. - Они ведь сами себя загнали в угол. До Пятиозерья недалеко, но тут два сплошных болота, и на втором стоит непр. Если же они дернутся западнее, к курортному побережью - упрутся в озеро, а оно шириной километров... - Майор секунду промедлил, оценивая масштаб и расстояние. - ...Километра три с лишним. Даже если лодку найдут - будут как на ладони, для вертолета лучше мишени не придумаешь. По-моему, они просто в Питер рвутся, затеряться и затаиться.
        У полковника эти логические выкладки энтузиазма не вызвали.
        - Я тут их дела глянул - уроженцев тамошних нет, но один осужден Солнечноборским районным судом. Значит, мог там жить и знать местность; значит, может провести через болота; и, значит, мы тогда в дерьме по уши...

«...Как много „может“ и „значит“, - подумал майор, - но выводов нет... думайте, дескать, сами. А машина брошена несколько часов назад. С какой, интересно, скоростью можно пересечь болото, считающееся непроходимым?.. Километр за час? Да нет, наверное, медленнее...»
        - Тогда чего мы ждем?
        - Вертолета. Я договорился - леспромхоз дает МИ-8 на одну ходку, у тебя сорок пять минут, чтоб отобрать людей.
        Майор, знавший, как буквально на вес золота ценилась в леспромхозе горючка для единственного вертолета, удивленно покачал головой. Одна ходка это двадцать пять бойцов; и что, спрашивается, будут они там делать почти на двухстах квадратных километрах леса?
        Ребят учили штурмовать здания и освобождать заложников, а не выискивать следы на лесном мху. Да и он, майор, не Кожаный Чулок, если честно.
        - Возьмешь тридцать человек, потеснитесь. СП на два дня; палаток и спальников, сам знаешь, нет, но как-нибудь одну ночь прокантуетесь.
        - Вертухаев бы пяток с собаками...
        - Нет. Там, севернее, разворачивают «невод», все собачки задействованы. Тебе не надо бегать по следу, твоя задача - перекрыть подход к лагерям. При обнаружении стрелять сразу, им после ДПС терять нечего... Нам тоже.
09 АВГУСТА, 13:09, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Прошедший огни и воды, помятый «уазик»-пенсионер был когда-то давно окрашен в тогдашние милицейские цвета - желтый и синий. В последнее время эмведешные автомобили стараются так не красить, по крайней мере в крупных городах, - должно быть, во избежание ненужных ассоциаций.
        Но на перекраску машины старшины Вершинина начальство денег упорно не выделяло, клятвенно обещая при очередной серьезной неисправности списать ветерана автопарка Солнечноборского РУВД и выдать участковому новый транспорт. Старшина не верил обещаниям (половина его коллег-участковых одолевала долгие версты своих участков пешком и на попутках). И умудрялся всякий раз при поломке реанимировать своего Росинанта, порой покупая запчасти из собственного кармана.
        ...Главные ворота лагеря оказались настежь распахнуты. Неодобрительно покачав головой, Вершинин проехал через них, подрулил к зданию администрации лагеря. Помешкал в кабине, застегивая пуговицы мундира. Вылез и направился к дверям, тяжело ступая, вытирая одной рукой пот и держа в другой пухлую вишневую папку.
        Горловой делал вид, что изучает разложенные на столе бумаги, а на самом деле мирно переваривал обед, направив на себя струю воздуха от настольного вентилятора.
        - Здорово, Васильич! - Стукнув в дверь, старшина ввалился в кабинет, не ожидая разрешения, и размашистым жестом сунул начальнику широкую ладонь.
        Горловой поморщился, но протянутую руку пожал. Уселся Вершинин опять-таки без приглашения. Обитое дерматином кресло с трудом вместило могучую тушу участкового, тут же демонстративно начавшего обмахиваться папкой.
        Горловой поморщился еще раз и повернул вентилятор, чтобы прохладный поток попадал и на негаданного гостя.
        - Я к тебе по делу и ненадолго. - Вершинин всегда и всех, кроме непосредственного начальства, называл на «ты». - Тут у нас на севере района нескольких гавриков ищут, из Карелии сбежали, с лагеря, и будто бы сюда подались, вроде как местные. Не вериться что-то, у нас тут не отсидишься и не спрячешься, все на виду. Разве что у тебя, под пионеров замаскируются... Или под пионерок, хе-хе-хе...
        Упоминание о пионерках привело старшину в игривое настроение, но начальник лагеря веселья не поддержал - выпрямился, сгреб бумаги в аккуратную стопку и уставился на визитера казенно-ожидающим взглядом.
        Тот сделал вид, что не заметил холодного приема и продолжил прежним свойским тоном:
        - Ерунда это конечно, Васильич, но начальству сверху виднее, приказали принять меры - вот езжу, принимаю. Ты уж тоже подсуетись немного: ворота закрой, охранника посади, посторонних на территорию пускай поаккуратнее... Думаю, ненадолго все это, дня два, три самое большее... Народу туда, к озеру-то Кузнецкому, нагнали кучу и отовсюду, у меня вон внештатников всех забрали, - на шоссе стоять, машины досматривать... А чем сильней суетня и чем больше людей дергается, тем быстрей все и заканчивается. Через неделю только афишки «разыскивается» будут на станциях висеть да в опорных пунктах. Ну да ладно, мне еще в десяток мест надо, распишись-ка вот тут, что инструктаж прослушал.
        И старшина протянул Горловому извлеченную из вишневой папки помятую разлинованную тетрадку, ткнул толстым пальцем напротив графы, где крупным размашистым почерком было написано: ДОЛ «Варяг».
        - Подождите! - Начальник лагеря заговорил впервые с начала визита. Остро заточенный карандаш в его пальцах уставился на Вершинина, как маленькое копье. - У нас, да и у «Бригантины» тоже, на завтра назначена игра «Зарница». В лесу. Так что же: отменить?
        - Ну, я вашими играми не командую, не запрещаю и не отменяю. Мое дело довести информацию. Ты уж сам дальше решай, по обстановке. А она пока спокойная, это там, севернее, все носом землю роют. До нас весь раздрай не докатится. Но мне думается, если что и будете проводить, то поблизости, далеко в лес не забирайтесь. И с огнем не шуткуйте - все сухое, как порох вспыхивает, от одного окурка на сотни гектаров полыхнуть может...
        ...Горловой посмотрел вслед удаляющемуся «уазику» и набрал трехзначный номер вожатской. СВ оказалась на месте.
        - Галина Андреевна? Вы не могли бы сейчас подойти ко мне? У нас тут небольшие проблемы, надо бы объявить режим-два...
        Горловой всегда отличался хорошим чутьем, но его оценка возникших на горизонте проблем оказалась слегка заниженной.
        Глава 2

09 АВГУСТА, 13:09, ДОЛ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКА
        - Ну все. - Ленка решительно поднялась. - Пойду и отдамся... (она сделала паузу и озорно посмотрела на Свету) ...в добрые руки Доктора Пробиркина.
        Пробиркин был талантливым парикмахером-самоучкой и недорого брал за свои услуги, чем и пользовались многие из его знакомых, в том числе Астраханцева.
        - А я попробую поспать, если получиться, - неуверенно сказала Света. - Последние ночи никак не могу выспаться, постоянно кошмары грезятся...
        Это было правдой лишь отчасти. Сны снились ей каждую ночь, случались среди них и кошмарные. Но не они стали главной причиной сна в «тихий час». Просто Свете хотелось просыпаться - хоть иногда - зная, где она проснулась.
        И - кто она.
09 АВГУСТА, 13:56, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Мальчик по имени Тамерлан шел по опустевшему в тихий час лагерю на вид совершенно бесцельно. Ему встречались на пути вожатые и воспитатели, куда-то важно прошествовал со свернутой простыней под мышкой плаврук Пробиркин, но никому не пришло в голову поинтересоваться, по какой надобности мальчик гуляет здесь в одиночку, а не находится согласно распоряжения начальника лагеря в своей палате, отбывая обязательный послеобеденный сон или занимаясь тихими играми. Взгляды встречных равнодушно скользили по нему, устремляясь дальше, и едва ли кто-нибудь из них мог вспомнить через минуту, что мимо проскользнула невысокая и стройная фигура.
        Но один из встреченных мальчиком внезапно остановился и застыл, как маленькое рыжее изваяние - статуя напряженного, готового к бою кота. Все происходило как тогда, в первую их утреннюю стычку, но не было рядом Горлового, Светы и Хайдарова, и Тамерлан шел прямо, не меняя темпа и направления, не обращая внимания на угрожающую позу Чубайса.
        Между ними осталось всего шесть мальчишечьих шагов... пять... четыре...
        Кот сжался еще туже, хотя это казалось невозможным, как невозможно сжать еще хоть сколько-нибудь взведенную до предела, готовую к удару пружину.
        Три шага...
        Тамерлан сделал легкое, отметающие движение ладонью левой руки - так в дружеском споре отметают доводы собеседника...
        И кот прыгнул.
        Бросок был не просто стремительный, а неуловимый для человеческого глаза, который смог бы различить только смазанную рыжую полосу. Прыгнул Чубайс не вперед, а в сторону, совсем не туда, куда перед тем нацелилось его сведенное судорогой тело. Пронесся рыжей молнией через лужайку и исчез в кустах, окружавших подсобку.
        Двое пареньков из восьмого отряда, украдкой смолившие одну на двоих сигарету в этих зеленых зарослях, удивленно охнули - небывалым прыжком, пролетев по воздуху не меньше шести метров, кот буквально ввинтился в верхний угол окна, в самую
«девятку». Там Степаныч уже несколько дней не мог собраться заделать отверстие от выпавшего куска стекла - треугольное, с волнистым краем...
        Тамерлан продолжил свой путь, не обратив внимание на выходку кота.
        Шел, не глядя по сторонам, направляясь к только ему ведомой цели и, похоже, слегка удивился, когда дорогу ему преградило невысокое, широко расползшееся многочисленными пристройками здание - Старый дом. В нем размещались помещения всевозможных кружков, а также изостудия, библиотека, бывшая ленинская комната, переименованная ныне в кабинет актива лагеря... До обеда Старый дом наполняло голосистое и озорное население лагеря, но теперь - в тихий час - был он тих и пустынен.
        Старые, скрипучие доски крыльца не издали ни звука под белыми кроссовками. Мальчик зашел внутрь. Постоял несколько секунд, смотря перед собой, словно ожидал что-то увидеть в полутьме длинного коридора. Пожал плечами и свернул налево, в другой коридорчик, коротенький, упиравшийся в дверь с надписью «Библиотека».
        Дверь отворилась (что удивило бы Свету, закрывшую замок на два оборота ключа); Тамерлан прошел неслышными шагами через унылую пустоту читального зала и опустился в легкое плетеное кресло, стоявшее за столом библиотекаря. И застыл, полузакрыв глаза, сидел неподвижно, как будто задремав, но мышцы были напряжены больше, а дыхание слышалось чаще, чем у спящего или дремлющего человека...
        Он не слышал шагов и голосов, раздавшихся в большом коридоре (или не обращал на них внимания), не заметил прильнувшей к окну библиотеки любопытствующей девчоночьей мордашки.
        ВРЕМЯ НЕ ОПРЕДЕЛЕНО. ОКРЕСТНОСТИ ДОЛ «ВАРЯГ»
        До поворота русла оставалось совсем немного, берег спускался здесь широкой песчаной осыпью, доходящей почти до самой воды.
        Шаги давались с трудом, ноги вязли в горячем песке. Прибрежные сосны тянули к лицу ветки с масляно поблескивающей смолистой корой - наяву такого не бывает, наяву сосновые сучья и ветви начинают расти из стволов высоко от земли, но это был сон. Одно из тех неприятных сновидений, когда малая часть сознания понимает иллюзорность происходящего, но человек продолжает действовать так, будто перед ним самая взаправдашняя реальность...
        Воздух - тягучий и клейкий, как невидимый прозрачный сироп, - расступался медленно и неохотно. Но Света не останавливалась, уверенная что там, за поворотом, откроется что-то важное и нужное; то, что даст ответы на все вопросы и... Она вдруг поняла с внезапной ясностью, что не хочет ничего узнавать и ни о чем спрашивать, что просто боится узнать (но что?.. что?).
        Ничего особенного за поворотом не открылось. Тот же песчаный берег, только не освещенный вечерним, все еще жарким солнцем... Целящаяся в лицо хвоя здесь казалась темной, мрачной и загадочной...
        Белоголовый мальчик сидел на толстом корне прибрежной сосны в спокойной позе человека, настроившегося на долгое, очень долгое ожидание и равнодушно смотрел на воды лениво журчащей, почти пересохшей речки.
        У Светы появилось убеждение, что она должна сейчас подойти к нему и... спросить? что-то сделать? - она чувствовала, что знает, но знание оставалось где-то рядом, воспринималось неощутимо, как чужой взгляд в спину, и не было подходящих слов и мысленных образов, чтобы выразить даже для себя самой неизвестно откуда всплывающее чувство...
        До сосны оставалось всего несколько шагов, но она все еще не могла понять, что должна сделать...
        Мальчик по имени Тамерлан легко и непринужденно соскользнул на песок и посмотрел на нее без удивления, вообще без всякого выражения. Спросил будничным тоном:
        - Ты кто?
        - Я?..
        Вопрос прозвучал странно и неуместно. А за усталым и равнодушным тоном Света почувствовала напряженное ожидание чего-то.. Казалось, что Тамерлан сидит здесь давным-давно, спрашивая всех проходящих, но никто не дал правильного ответа...
        - Не знаю, - честно ответила она.
        - Это хорошо, - кивнул он то ли ее словам, то ли своим мыслям.
        - ????
        - На самом деле никто не знает, - терпеливо стал объяснять Тамерлан, - но почти все думают, что знают - и не узнают никогда. Но ты - просто забыла. И должна вспомнить. Постарайся.
        Последние слова прозвучали почти просительно.
        - Но что, что я должна вспоминать?! И почему?!!
        - Потому что рвутся нити... - Первую часть вопроса Тамерлан проигнорировал, а на вторую ответил совершенно непонятно. - Рвутся все быстрей; и больше некому с этим покончить. И здесь станет жарко. Чувствуешь?
        Он откинул голову назад и сильно втянул ноздрями воздух. Откуда-то, сначала легко и неуловимо, а теперь гораздо сильней, тянуло горелым. Света передернулась - неприятный запах, пылающие в костре или печке поленья пахнут не так. Такой дым может идти от дома, в котором горят стены - старые стены, впитавшие беды и радости многих поколений; в котором горят вещи, помнящие тепло многих рук; и в котором горят люди...
        Свете стало не по себе. Действительно, приближалось что-то страшное, - невидимое, но ощутимое. Это сон, напомнила она себе, всего лишь сон, - но легче от напоминания не стало.
        - Здесь уже и без того жарко, - зло и решительно заявила Света. - Из-за этой проклятой жары никак не выспаться, кошмары всякие мерещатся... И вот вам новый подарок - является в послеобеденный сон философствующий шестиклассник и занимается романными пророчествами.
        - Это хорошо, - снова повторил Тамерлан. - Многие до конца так и не понимают, что спят...

«Ну всё, - подумала Света, - не хватает еще устроить разборку, кто из нас кому снится. Достаточно. Сейчас я закрою глаза, сделаю шаг в сторону - и проснусь».
        - Думаешь, получится? - с интересом и сомнением спросил Тамерлан. - Это ведь непросто - выбрать нужную сторону...
        Она не ответила. Круто развернулась, зажмурила глаза и сделала шаг, набрав полную грудь воздуха и сказав про себя: «Я просыпаюсь!» - старый, с детства проверенный способ сбежать из сна, который перестал нравиться. (Во многих ее нынешних кошмарах он не смог помочь, но в тех снах, казавшихся чужими, она смотрела на всё со стороны, никак не ощущая себя.)
        ...По открывшимся глазам ударила темнота - полная и абсолютная, вовсе не такая, что бывает, когда просыпаешься в темной комнате - совершенное отсутствие не света, а вообще чего-либо.
        Проснуться не получилось, и Света сделала еще один шаг - под ногами ощущалось что-то твердое и ровное, но невидимое.
        Направление не имело значения в этом странном месте, и с тем же успехом можно было никуда не идти, но она шагала, уверенная что скоро увидит (что? кого?) - ощущение ускользающего, скользящего где-то рядом, на грани восприятия, но неуловимого знания становилось уже привычным...
        И она увидела: нечто, похожее на маленький белый крестик, подвешенный на бездонно-черном фоне.
        Света шла прямо к нему, он увеличивался в размерах чересчур быстро, гораздо быстрее, чем можно было объяснить ее приближением, и превратился в человеческую фигуру в белом, крестообразно раскинувшую руки в черной пустоте.
        Света остановилась - фигура продолжала приближаться, не делая при этом ни единого движения. Света круто развернулась - фигура по-прежнему оставалась перед ней, увеличившись в размерах. Уже можно было различить отдельные детали и понять, что это женщина. Света закрыла глаза, но ничего не изменилось - белый силуэт надвинулся почти вплотную. Света не сразу, с трудом, узнала Астраханцеву. Волосы ее оказались почему-то не рыжими, а абсолютно белыми, такими же, как у Тамерлана; лицо с закрытыми глазами тоже было мертвенно-бледным - ни следа румянца или загара.
        Они стояли почти вплотную, на расстоянии вытянутой руки.
        Света, раз уж видению нисколько не мешали плотно зажмуренные веки, решительно открыла глаза, и тут же; словно отражая это движение в зеркале, Ленка сделала то же самое.
        Зрачков у нее не было видно - белки глаз не отличались по цвету от волос и белоснежной блузки - безжизненный взгляд мраморной статуи. Неподвижное прежде лицо зашевелилось. Казалось, Ленка пытается что-то сказать и не может. Белые губы широко и беззвучно раскрылись, и мгновение спустя из них хлынула прямо на Свету тугая струя крови. Темной, почти черной крови, пузырящейся и почему-то холодной как лед...
        Она проснулась от собственного крика, очумело вскочив с застеленной кровати, на которую легла не раздеваясь.
        Безмолвный кошмар еще стоял перед глазами, живо и отчетливо, как часто случается с последними перед пробуждением фрагментами сна.
        Света подняла руку и машинально отерла лоб, почти уверенная, что глаза ей заливает Ленкина кровь, но это, конечно, оказался пот, всего лишь холодный пот.
        Глава 3

09 АВГУСТА, 14:21, 12 КМ СЕВЕРНЕЕ ПЯТИОЗЕРЬЯ
        Майор по прозвищу Клещ покинул вертолет последним - мягко спрыгнул на каменистую почву, игнорируя приставленную дюралевую лесенку. Тело сразу отозвалось на этот легкий, изящный прыжок; откликнулось не болью, но напоминанием о том, что сорок два года - это все-таки сорок два года, и нечего утешаться тем, что еще можешь сделать пару-тройку бугаев вдвое себя моложе...
        Поспать в вертолете, как надеялся майор, не удалось.
        Срезая путь, летели над Ладогой, над которой тихо не бывает - почти всю дорогу трясло и болтало. Даже знаменитый своим феноменальным умением спать капитан Дерин по прозвищу Минотавр[Здесь и далее бойцы и офицеры «Торнадо» обращаются друг к другу без имен и фамилий - либо по званию, либо используя прозвища. Это не прихоть автора. Работники КПЗ, СИЗО, ИТУ никогда не афишируют место своей службы, ибо для иных чтящих воровские законы граждан завалить вертухая - дело чести, доблести и геройства. А спецназ ГУИН - это, если так можно выразиться, вертухаи в квадрате. И ненависть к ним уголовников растет пропорционально. Отсюда и постоянно натянутые на операциях шапочки-чеченки с прорезями, и въевшаяся привычка обходиться без имен и фамилий.] всю дорогу бодрствовал, не желая, как сам объяснил, отправляться сонным в гости к Нептуну или кто там на дне Ладоги за главного...
        Вертолет улетел сразу, не задерживаясь.
        Торнадовцы выстроились поодаль, в тени молодых сосен. Майор стоял перед плотным строем, дожидаясь, когда затихнет в отдалении рев двигателя, и размышлял, как довести бойцам вводную информацию. А то после двух суток изматывающей работы, вместо законного отдыха намечается веселая перспектива: пойди туда, не знаю куда, поймай того, не знаю кого.
        - Значит так, парни, - заговорил он, когда улеглись последние пыльные смерчики, и в небе смолк удаляющийся рокот. - Менты опять сели в лужу, дали уйти шестерым нашим клиентам. Те ушли на лесовозе и с оружием, по дороге завалили пару лопухов из ДПС.

«Простите, ребята, что я о вас так, - подумал майор, - но иначе нельзя, пусть парни думают, что они последний рубеж, что все зависит от них...»
        И продолжил:
        - Лесовоз нашли севернее, за болотами, там разворачивают «невод». Если опять упустят (по тону майора было ясно, что сам он в этом почти не сомневается) - то другой дороги у них нет, только на нас, через болота. Наша задача...
        ...Место для посадки майор выбирал на карте долго и вдумчиво, ошибка могла обернуться не просто часами бесцельной беготни по лесу.
        Они высадились на гребне неширокой, метров триста-четыреста, лесистой гряды, разделявшей огромное моховое, поросшее карликовыми елочками болото, и заболоченную пойму ручья - вернее, заболоченную в обычные годы. Рекордно жарким нынешним летом ручей пересох, но берега еще хранили влагу. Пересечь пойму, не оставив следов на сырой земле, было невозможно.
        Когда-то здесь рос сосновый лес, высокие мачтовые деревья...
        Но несколько лет назад его вырубили, оставив нестроевые сосенки, еще не достигшие полной своей величины. Следы порубки виднелись всюду - широкие, в обхват, пни, потемневшие и тронутые короедом; груды гниющих сучьев; дорога, которой вывозили стволы, тянущаяся по верхней части гряды на юго-запад.
        - Наша задача, - продолжал майор, - прочесываем эту гряду, у тех полсуток форы, если времени не теряли, могли здесь уже пройти. Если никаких следов не находим, перекрываем выходы к шоссе и пионерлагерям. И ждем. Все шестеро при стволах, при обнаружении - валить сразу. Леса сейчас закрыты из-за пожаров (поосторожней, кстати, с окурками). Грибников и прочих охотников быть не должно; но все равно - поглядывайте, не мочканите тут какого штатского.. Идем двумя группами, старшие я и Минотавр. Вопросы?
        Вопросов не оказалось. Он жестом поманил Дерина, отвел на десяток шагов, развернул карту.
        - Смотри: берешь пятнадцать человек, идете обратно, вверх по течению ручья. Внимательно поглядываете с двух сторон: и по краю болота, и вдоль поймы. Гряда там через пару километров сужается и понижается. Там же исток ручья; если ничего и никого не отыщите, переходите ручей и дальше вот так... - Карандаш майора прочертил предполагаемый маршрут. - Двигаться цепью, в пределах видимости. Затем выходите к этой вот нежилой деревушке. Если те разжились по дороге продуктами, могут попробовать в ней отсидеться. А мы с другой стороны туда же, у нас маршрут подлиннее, если что - вы прямо на нас их и спугнете. Связь каждые полчаса. Все. Вопросы?
        Вопросов у капитана имелось достаточно. Самый первый: что, если беглецы все же пренебрегут усталостью и отшагают еще несколько километров по болоту, не выходя на сухую и удобную для ходьбы местность? Как тогда искать эту иголку в стоге сена?
        Вопросы имелись.
        Но капитан промолчал. Понимал, что с наличными силами Клещ выбрал оптимальную стратегию и тактику. И сыпать соль на раны майора Минотавр не захотел.
        А у майора не нашлось даже третьего экземпляра карты. И, соответственно, отпала возможность отправить еще одну автономную группу в район безымянного озера (что обитатели этих мест называют его Чашкой, майор не знал). Приходилось отрабатывать два наиболее вероятных варианта из трех и надеяться на свою никогда не подводившую удачу...
09 АВГУСТА, 14:24, ДОЛ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКА - БЫВШАЯ ЛЕНИНСКАЯ КОМНАТА
        Тамерлан вскочил - резко.
        Тем более резко, что в последние полчаса он не сделал ни одного сколько-нибудь заметного движения. Примерно так после долгих часов ожидания срабатывает капкан, настороженный на неприметной лесной тропке. Глаз не видит мгновенно схлопнувшихся стальных челюстей, ум не успевает осознать щелчка распрямляющейся пружины, а мертвая проснувшаяся сила уже с хрустом сминает кости и связки, и неожиданность в первую секунду пугает гораздо сильнее боли...
        Он резким прыжком очутился на середине комнаты, раньше, чем опрокинутое и падающее плетеное кресло достигло пола. На обычные плавные и уверенные движения Тамерлана это не походило.
        На секунду мальчик застыл в напряженной позе охотника, услышавшего в ночной тишине осторожные шаги хищника, долгожданного и опасного, и быстро вышел из читального зала.
        В бывшей ленинской комнате СВ склонилась к нижней полке шкафа, доставая какие-то пожелтевшие методички. Бесшумные шаги она не услышала, но почувствовала чье-то присутствие. Выпрямилась, обернулась, как всегда стройная, подтянутая (юбка и блузка СВ, похоже, не мялись ни при каких обстоятельствах), как всегда невозмутимая...
        Старшая вожатая - по крайней мере внешне - не удивилась, увидев стоящего в дверях Тамерлана.
        Губы его шевельнулись, словно он хотел что-то сказать, но не сказал; застыл в нескольких шагах от двери, глядя вопросительно на СВ, ожидая от нее чего-то... Так, по крайней мере, показалось старшей вожатой, имеющей большой опыт общения с детьми, порой не решающимися начать первыми разговор.
        - Здравствуй, Тамерлан, - приветливо сказала она.
        СВ имела великолепную память на лица и имена. Пусть этот мальчик и был особо вверен ее попечению, но точно также она могла, не напрягаясь, вспомнить имя и фамилию любого из четырехсот малолетних обитателей лагеря. И не только фамилию - СВ знала очень многое о многих.
        Тамерлан промолчал, кивнув. Впрочем, этот жест мог и не быть кивком-приветствием - голова опустилась на пару сантиметров вниз и осталась в том же положении.
        Дальнейшее можно смело назвать немой сценой, хотя комната и наполнялась звуками уверенной речи СВ.
        Она что-то говорила о возможных трудностях вливания в сложившийся коллектив, о своей помощи в этом иногда болезненном процессе, о том, что вожатые и воспитатели. . - и сама не слышала и не понимала ни слова из произносимого, потрясенная внезапно открывшейся истиной: она напрочь забыла об этом мальчике...
        Забыла, несмотря на состоявшийся несколько дней назад разговор с Горловым, подробно и слегка занудно объяснявшим ей, что, при желании, может сделать для лагеря отец Тамерлана.
        Забыла, и вспомнила лишь сейчас, увидев его здесь, в неподходящем месте и в неположенное время. До этого СВ никогда и ничего не забывала. Горлового, ни разу с того разговора не упомянувшего фамилию Хайдарова, судя по всему, поразило столь же внезапное беспамятство..
        При этом и начлаг, и старшая вожатая наверняка не раз встречали белоголового мальчика, просто ни могли не встретить - на тех же ежедневных линейках или... СВ не закончила мысль (слова продолжали литься плавным потоком), привлеченная движением Тамерлана, первым с начала ее монолога...
        Тамерлан внимательно смотрел на говорившую СВ.
        Выражение радостной надежды на его лице медленно гасло, уступая место разочарованию и даже обиде. Он походил на юного грибника, обрадованно побежавшего к мелькнувшей сквозь черничник грибной шляпке и обнаружившего ядовито-красный мухомор...
        Потом выражение детской обиды исчезло и он снова стал выглядеть старше своих двенадцати лет. Поднял голову, встретившись глазами с СВ. Она заметила бело-желтое пятно в зрачке его левого глаза (какая-то болезнь? след электротравмы, о которой что-то говорил начальник?).

«А вообще-то мальчик обаятельный, - подумала она слегка невпопад. - Если бы не...»
        Додумать мысль до конца СВ не успела...
        Тамерлан отвел взгляд и тем же движением стал поворачиваться к двери, явно намереваясь уйти.
        Только тогда СВ стала слышать и воспринимать свою собственную речь - до сих пор льющуюся независимым от сознания потоком. Отчего-то ей показалось, что и мальчик впервые услышал ее лишь в этот момент - его плавное, как у капельки ртути, движение приостановилось, он опять повернулся к СВ.
        И переспросил, повторив ее последние слова:
        - Узнать поближе?
09 АВГУСТА, 14:29, ДОЛ «ВАРЯГ»
«Беда, беда, беда... - непрерывным и тревожным зуммером звучало в голове Светы, не до конца проснувшейся. - Беда с Ленкой».
        Натянув кроссовки, Света выскочила на улицу (яркое солнце безжалостно резануло по глазам) и пошла, вскоре перейдя на размеренный бег, к центру лагеря.
        Почему именно туда? Откуда это знание о том, что произошло что-то страшное (или произойдет, если она не поспешит и не успеет), Света не задумывалась. Она скептически относилась к толкованию любых снов, даже кошмарных, но торопилась, подгоняемая одной мыслью: найти, увидеть Ленку, убедиться, что с ней все в порядке...
        - Светла-ана Игоревна!
        Лагерь уже проснулся после тихого часа, младшие отряды тянулись на полдник, навстречу ей попадались дети, недоуменно поглядывающие на спешащую куда-то встрепанную библиотекаршу... Одна из них, полненькая девочка в футболке с изображением главных героев фильма «Титаник» (Нина Виноградова, кажется из седьмого отряда) окликнула Свету.
        - Ниночка, извини, спешу, поговорим попозже... - на одном дыхании выпалила Света, не снижая темпа.
        Через секунду, вынырнув из-за закрывающих обзор кустов, она увидела низкое деревянное здание, к которому направлялась. Старый дом.
        Света увидела, как с крыльца быстро сошла невысокая белоголовая фигура - сошла и растаяла в мареве горячего воздуха, поднимающегося от раскаленного, пыльно-серого асфальта.

«Тамерлан?» - удивилась Света. Фигура отчего-то показалась выше и крупнее, чем запомнилось ей. Но таких волос больше ни...
        Закончить мысль она не успела.
        В следующую секунду мир встал на дыбы и перевернулся вверх тормашками. Все вокруг: и усыпанная хвоей и шишками дорожка, и виднеющаяся слева полоска озера, Ивековые сосны, и голубое, без единого облачка, небо - проделало головокружительное сальто, с хрустом и треском опустившись на прежнее место, но уже в ином положении...
        ...Она встала, пошатнувшись.
        Болело колено. Под джинсами наверняка был кровоподтек. Саднил разбитый локоть.
        Света вернулась на несколько шагов назад, подозрительно посмотрела на сосновый корень, выступающий из дорожки и некстати подвернувшийся под ногу. Странно, во время утренних пробежек она научилась автоматически, почти не глядя под ноги, перепрыгивать такие препятствия, в изобилии усеивающие лесные тропы...
        Боль и неожиданность падения прояснили голову и разогнали остаток сна. Дальше Света шла, все больше недоумевая: что погнало ее непонятно куда и зачем? Неужели дурацкое сновидение?
        Но тревога осталась. И не нуждалась в рациональных объяснениях своего существования...
        РЕТРОСПЕКЦИЯ. ДЕТСТВО СВ
        Тогда - тридцать лет назад - ее звали, конечно же, не СВ. И даже не Галиной Андреевной.
        Ее звали Галей Савич, чаще - Галочкой, а то и Галчонком. Потому что было ей тринадцать лет. Она и выглядела совсем по-другому - высокая, но угловатая и худенькая, остроглазая пионерка с хорошей улыбкой и едва наметившейся грудью.
        И «Варяг» - где все началось и все продолжилось - был другим. Старые деревянные здания корпусов-бараков как раз тогда сменялись кирпичными - те еще строились, под ключ к началу сезона сдали всего один.
        На остальных продолжались работы, часть лагеря занимали стройплощадки, входить куда пионерам строжайше запрещалось - все равно, конечно, тайком лазали. Строители ругались - и на это, и на заказчиков, не дающих толком развернуться, не позволяющих спилить без нужды ни одну старую сосну или сложить лишний штабель плит на полянке...
        Новый, обживаемый корпус (еще спустя добрых лет пятнадцать его так и звали -
«Новым», лишь потом неофициально переименовав в «тройку») позволил расселить сразу четыре наиболее обветшавших жилых барака. Пока не снесенные, они использовались по-разному. В двух жили строители, два других лагерное начальство заняло под склад всякой ненужной рухляди - любопытные малолетние обитатели лагеря, понятное дело, лазали и туда.
        Контингент пионеров тоже был в те годы иным. «Бригантины» еще не существовало, хотя имелся нигде пока не утвержденный проект расширения лагеря, создания его филиала здесь же, в Пятиозерье, но в нескольких километрах, в другом живописном месте, - на берегу Большого озера всем желающим отдохнуть становилось тесновато. Трудновоспитуемые подростки («тэвешники»), о летнем отдыхе которых районные ИДН и тогда заботились, отдыхали здесь же. Перевоспитывались в дружной пионерской семье. Отучались от дурных привычек: курить и по мелочам подворовывать, выражаться матом и отращивать волосы «под битлов», устраивать жестокие ночные «прописки» и вшивать в брюки клинья, превращавшие их в подметающие улицу супер-клеши. И изводить зубные щетки на изготовление наборных рукоятей для самодельных аляповатых финок... Справедливости ради надо сказать, что проблемы с наркоманией и токсикоманией среди ТВ-подростков в те времена почти не возникали.
        Возможно, кто-то из них действительно перевоспитался, стал нормальным человеком и не пошел накатанной дорожкой - по другим лагерям, по тем, в которых вышки стоят не только на пляже... Но в любом процессе всегда наличествует и обратная связь - иные из коренных обитателей «Варяга», дети из благополучных семей корабелов, позаимствовали приблатненные привычки «тэвешников»...
        По крайней мере, Галочка Савич - будущая СВ - так никогда и не узнала: «тэвешники» или нет подошли к ней, когда она в одиночку пробралась в старый расселенный корпус
        - тот самый, занятый под склад ненужной рухляди.
        Подошли неслышно и незаметно. Она стояла у заколоченного окна, высматривая в щель между досками, не идет ли водящий - эту игру в прятки Галочка рассчитывала выиграть. Шагов сзади она не услышала - рядом грохотала стройплощадка. Несколько рук схватили ее неожиданно.
        А в скулы с двух сторон уперлись, не давая повернуть головы, две финки. Аляповатые, сделанные не слишком умелыми руками, с трехцветными рукоятками из кусочков зубных щеток...
        Но старательно заточенные.
09 АВГУСТА,14:29, ДОЛ «ВАРЯГ», ЛЕНИНСКАЯ КОМНАТА
        - Узнать поближе? - Тамерлан остановился и снова внимательно посмотрел на СВ.
        По лицу мальчика пробежала мимолетная тень, верхняя губа едва заметно дернулась вверх.
        Окажись здесь Булат Темирханович, проживший с Тамерланом несколько месяцев после электротравмы, он бы наверняка сказал: сын увидел что-то гнусное, омерзительное, вызывающее крайнюю степень брезгливости...
        - Узнать поближе? - казалось, он принял решение. - Это очень просто...
        Он плавно перетек от двери и легким, совершенно естественным жестом положил руки ей на плечи. СВ не удивилась этому странному у двенадцатилетнего мальчика жесту. (Но где-то глубоко промелькнуло недоумение: почему, собственно, все это ею воспринимается как должное?)
        Подчиняясь несильному нажиму тонких рук, она нагнулась к нему, как будто желая услышать какую-то заветную мальчишескую тайну...
        ...Темные провалы глаз манили и затягивали. Она видела только их, весь остальной мир исчез в мерцающей пелене, и куда-то исчезли населяющие его звуки... Светлое пятно в левом зрачке оказалось не бесформенной кляксой, это было изображение кошки с неправильными, вытянутыми пропорциями - атакующей, готовой к прыжку кошки.
        - Это не кошка, - сказал Тамерлан. - Это Базарга, Ужас Пустыни...
        И тут Базарга стелющимся, изящным движением прыгнула наСВ...
        Глава 4

09 АВГУСТА, 14:39, ТАМ ЖЕ
        Деревянное одноэтажное здание обитатели «Варяга» называли Старым домом. Называли по праву - было оно самым старым в лагере.
        Когда-то давно, после войны, лишь из Старого дома (тогда еще новенького, пахнущего свежим смолистым деревом) да из рассыпанных вокруг брезентовых палаток и состоял пионерлагерь «Варяг». Тогда здесь, в Старом доме, располагались столовая и администрация, ныне переехавшие в новые кирпичные здания. Теперь же обитали игротека и библиотека, и вожатская, и помещения различных кружков, и вотчина СВ - бывшая ленинская комната...
        Света вскочила на крыльцо, торопливо проскользнула в дверь и застыла в начале полутемного коридора, не зная, что делать дальше...
        Непонятное предчувствие, настойчиво звавшее ее сюда, исчезло, растаяло, развеялось неуловимым утренним туманом. Она медленно двинулась по скрипучему дощатому полу.
        Шаг.
        Другой.
        Глаза постепенно привыкали к полумраку...
        Снаружи почти ничего не доносилось - ни бодрая музыка из репродукторов, ни веселый визг с пляжа, ни шум и гам спортплощадки. Старый дом жил своей странной жизнью и издавал свои странные звуки: что-то поскрипывало, где-то раздавались еле слышные шорохи. Свете даже почудилось, что она различает приглушенные вздохи...

«Скрипит дерево, - подумала она, - пересохшие старые доски... этим летом долго не было дождя... Но где же Ленка и почему я решила, что она здесь... А это что... Что это?! ЧТО ЭТО??!!»
        Света опустилась на корточки, стараясь держать в поле зрения весь коридор. Пальцы медленно тянулись к смутно темнеющему на крашенных досках пятну, но она уже знала, что это такое...
        Кровь.
        Свежая кровь.
        Она поднялась и двинулась вдоль кровавого следа. Расстояние между не успевшими высохнуть пятнами с каждым шагом становилось все меньше.
        Казалось, Света зашла в бесконечный коридор очень давно, или совсем недавно - время куда-то делось, сбежало вместе с наружными звуками. Или просто остановилось, и старые деревянные пол, потолок и стены так и останутся до скончания вечности в своем сорок девятом году двадцатого века...
        Кровавая дорожка закончилась у двери в торце коридора. Света взялась за ручку, секунду помедлила, открывать и входить не хотелось...
        ...Протяжный скрип двери ввинтился в уши, скользнул ржавым гвоздем вниз по позвоночнику. Она вошла и застыла у порога.
        Приснившийся кошмар продолжался.
        Белая фигура. Закрытые глаза. Рыжие волосы. Астраханцева. Рыжее на белом, и на белом же - красное. Кровь. Свежая кровь.
        РЕТРОСПЕКЦИЯ. ДЕТСТВО СВ (ОКОНЧАНИЕ)
        Она никому и ничего не рассказала.
        Не рассказала, как ее - не давая повернуть головы и увидеть, кто это делает - отвели от окна и уронили лицом вниз на кучу старых матрасов, протертых и продавленных многими поколениями пионеров. Крыша ветхого корпуса протекала во время дождей, матрасы оказались сырые. Запах от их влажной набивки шел отвратительный. Ее втиснули лицом в полосатую зловонную ткань, прижали затылок сверху. Из всего, что произошло с ней, самым гнусным и мерзким - потом, когда память вновь и вновь возвращалась к этим минутам - вспоминался именно воздух, с трудом попадающий в легкие, буквально высасываемый из матраса...
        Всё происходило молча.
        Жадные руки шарили у нее под подолом платьица, торопливо содрав трусики. Мяли, щупали, запихивали пальцы внутрь... Было больно. Потом Галя почувствовала, что руки убрались, что на нее навалилась пыхтящая тяжесть, что сзади - там - тычется что-то большое, мягкое, но с каждым тычком становится все более твердым, и рвется внутрь, в нее... Потом ворвалось, и всё там, внутри, распалось на куски, и прежняя боль показалась смешной и ненастоящей на фоне этой, пронзающей все тело раскаленным толстым штырем; она вцепилась зубами в зловонную ткань, чтобы не закричать, и все равно закричала... Крик погас в гнилых недрах набивки. Она думала, что больнее быть уже не может, и ошибалась. Боль нарастала с каждым чужим движением внутри, боль сводила с ума, Галя вопила, не переставая, она извивалась всем телом... - ее лишь крепче держали и сильнее втискивали лицом в матрас. Когда все кончилось, когда навалившаяся тяжесть исчезла, и исчезло то, внутри, сил кричать у нее уже не осталось. Она думала, что не осталось. Но на нее взгромоздился второй, и она вновь закричала... Потом третий. У этого долго не получалось, а
когда наконец получилось, боль показалась слабее... Или она уже с ней свыклась. В любом случае, сорванные связки крика издать не смогли, Галя хрипела...
        Потом все кончилось. Совсем кончилось. Торопливый топот ног - к тому лазу, через который сюда проникла она. Галя встала не сразу - долго лежала, повернув голову набок, жадно глотая чистый воздух. Затем медленно поднялась. На матрасе краснело свежее пятно, небольшое. Полосатая ткань - там, где лежала ее голова - была изгрызена в клочья...
        Она никому и ничего не рассказала. Ни сразу, ни потом.
        Не рассказала, как она стояла, оцепенев, и смотрела на густые капли крови, сбегающие по ее ногам. Как подобрала в углу отброшенные измятые трусики. Как надела их и засунула под простенькую сатиновую ткань с наивно-голубыми цветочками гнилые куски поролона, вынутые из нутра матраса. Как широко расставляя ноги, враскорячку поковыляла к выходу.
        Больше улыбки Галочки Савич - Галчонка - никто в «Варяге» не увидел.
        Самое страшное, что она не могла спокойно смотреть на любого из десятков находившихся вокруг мальчишек. Даже на малышню из младших отрядов. На любого. Каждый из них мог быть тем. Первым, или вторым, или третьим...
        Спустя два или три дня, в столовой, какой-то пацан, на вид ее ровесник, рассмеялся, показывая на их столик. Смеяться он мог по любому поводу, или без такового, известно, признаком чего служит подобный смех, но... Галочка помертвела. Вскочила, опрокинув банкетку. И пулей понеслась к выходу.
        Как она дотянула до конца смены, не сорвавшись в побег, Бог знает. Как-то дотянула... Остаток лета провела в деревне, у бабушки, - та не узнавала внучку: сидит, часами смотрит в угол, носа на улицу не кажет...
        Потом наступил сентябрь. Школа. И началось самое страшное. Никто из мальчишек-соучеников в «Варяге» не был. А ей казалось: были! Каждый мог быть там, в полутемном помещении с заколоченными окнами. Каждый мог знать. Каждый мог показывать пальцем ей в спину и похабно ухмыляться...
        Родители чувствовали: с дочерью творится неладное. Но не понимали, что... Однажды
        - случайно - Галочка услышала обрывок их разговора. Говорила мать: переходный возраст, тебе трудно понять это, девочка становится девушкой... Губы Гали искривились неприятной усмешкой. Теперь - редко - она улыбалась только так.
        Но! - у Галчонка был бойцовский характер. В свои тринадцать она умела бороться. С собой и окружающими...
        В восьмом классе она стала получать двойки специально - родители планировали десятилетку и институт. Летом подала документы в педучилище, о будущей работе не задумываясь, просто потому, что у приемной комиссии толпились одних лишь девчонки. .
        В «Варяг» она вернулась. Намеренно и обдуманно. В девятнадцать лет. Пионервожатой.
09 АВГУСТА, 14:39, ГРАНИЦА БОЛОТА И ЛЕСА
        Хотя над болотом уже несколько недель не шли дожди, мох все равно оставался влажным. И сохранил следы, или что-то на них похожее. Майор с сомнением смотрел на вмятины. Кто и когда их оставил: люди? кабаны? лоси? шли на болото или с него?
        Да, Робинзон Крузо был редкостным везунчиком, думал майор. Сплошные ему от судьбы подарки. И корабль, полный добра, к берегу прибило. И след человеческий на песке нашел - так сразу видно, что след, а рядом костер с остатками шашлыков из человечины - дураку ясно, что дикари-людоеды на пикник приезжали. А тут вот не пойми что и сбоку бантик.
        Лейтенант Кравец (Муха) - маленький, узкоплечий, юркий - молча стоял рядом, в двух шагах, не мешая раздумьям начальства. Человек он был городской и в следах не разбирался.
        - Бормана сюда!
        Майор отдал приказ не оборачиваясь, через плечо, продолжая рассматривать цепочку вмятин. На север она прослеживалась хорошо, но на выходе из болота, уже в метре от границы толстых болотных мхов, проминавшихся под ногами как перина, следы исчезали.
        Если это наши, думал майор, то мне и без того известно, откуда они пришли, посылать людей вглубь болота незачем.
        Борман (походивший круглым добрым лицом на артиста и певца Визбора) священнодействовал: ползал на коленях вокруг вмятин; вырвал зачем-то несколько кустиков мха; прошел несколько метров вдоль цепочки следов и вернулся обратно; подпрыгнул на одной ноге и стал внимательно следить, как медленно распрямляется смятый зеленый ковер.
        Пока он шаманствовал, майор успел связаться с Дериным - тот не обнаружил ничего, даже такой сомнительной находки.
        - Люди. Не один, несколько, - выдал вердикт Борман. - Прошли с болота, сегодня, несколько часов назад, точнее не сказать. Ну а наверху их без собак не соследить..
        Когда-то он был настоящим таежным охотником, но давно, еще до срочной, и майор несколько скептически относился к его талантам Соколиного Глаза.
        ...Ну ладно, подумал майор, если они вышли на гряду и их тут не ждал вертолет, то выходной след или мы, или Дерин ухватим... Хотя никто не сказал, что это те...
        Фигуры в сером камуфляже, собравшиеся по условному свисту, отдыхали, пользуясь пятиминутным перерывом на инструктаж.
        - Идем дальше, внимание утроить, особенно тем, кто вдоль ручья... Но и на болото хорошо смотрите - могли заложить петлю, уйти обратно. И на гребне поосторожнее - они всю ночь на ногах, потом через широченное болото шлепали - вымотались, могли залечь тут где-нибудь на дневку.
        Могли... А могли и не залечь. Сплошная лотерея. Только не на деньги - на жизни. И ставкой они, и выигрышем - они же.
        Поэтому - проигрывать нельзя.
09 АВГУСТА, 14:39, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Фигура в кресле, закутанная в белую простыню, шевельнулась. Открыла глаза. Жива... Рыжие волосы разметались по белой ткани, запятнанной кровью...
        - Ты жива? - спросила Света.
        Она сама чувствовала, как идиотски звучит вопрос, но ничего другого в голову не пришло.
        Ленка не успела ответить. Откуда-то из глубин здания - истошный вопль.
        - Ну что там еще с этим комиком, - устало поморщилась Астраханцева.
        - С каким комиком?
        Света ничего не понимала: кровь... крик... странное спокойствие Ленки. Похоже, кошмарное видение не кончилось. Похоже, ей лишь снится, что она проснулась, встала и пришла сюда.
        - С Пробиркиным, с кем еще... - В тоне Астраханцевой нарастало раздражение. - Начал стричь и сразу резанул себе по пальцу... Заметался, руку чуть не к потолку поднял, выбежал пластырь искать - и пропал.
        - Так это его кровь... там, в коридоре?
        - Не знаю, капало здорово... - Ленка начала решительно выбираться из глубин кресла и недр простыни.
        Торопливые шаги в коридоре - в комнату ворвался Доктор Пробиркин. Всклокоченная шевелюра казалась растрепаннее обычного. Пострадавший палец плаврук упаковал в марлевый кокон с крупную сардельку размером, белый хвост бинта тянулся за дверь и исчезал в коридоре.
        - Скорей, пойдемте! - От возбуждения Доктор приплясывал на месте и выражался не слишком связно. - Там СВ плохо... Я за бинтом... дверь спиной... А она... не видел... сзади... Повернулся - лежит... и по-моему, по-моему...
        Понять подробности в изложении Пробиркина было сложно, но они пошли и все увидели сами.
09 АВГУСТА, 14:13, ДОЛ «ВАРЯГ», ГЛАВНЫЕ ВОРОТА
        Режим-два, введенный Горловым сразу после визита участкового, ничего особого из себя не представлял. Никакой тревоги, никакого алярма и ахтунга. Рутина.
        Вожатые и воспитатели, правда, наотрез отказывали подопечным в просьбах покинуть по какой-либо надобности лагерь в одиночку или небольшой группой. Но многочисленные прорехи забора были к услугам не утруждающих себя формальными разрешениями.
        Двенадцатый отряд (первоклассники и дошкольники) лишился плановой природоведческой экскурсии в лес - взамен им срочно организовали турнир по шашкам. А остальное в лагере шло своей чередом. Но прибавилась дополнительная деталь пейзажа - охранник у главных ворот.
        Ответственную должность охранника занимал в «Варяге» Володя - он же электромонтер, он же осветитель, он же дальний родственник жены Горлового. И вот теперь он сидел в раскалившейся на солнце будке, тупо смотрел на дважды прочитанную бульварную газету и мечтал о двух вещах сразу: освоить бутылку-другую холодного пивка и покемарить часок в прохладе...
        Нельзя сказать, что обязанности Володи в этой его ипостаси отличались сложностью и многообразием. За последний час он три раза покидал насиженное место - дважды открыл ворота, впуская машины, и один раз выпустил...
        И все равно он не любил режим-два, считая его никчемной тратой сил и времени. По счастью, случалось такое не часто - один, редко два раза за лето и дольше двух-трех дней не длилось. Чаще всего по окрестным лесам ловили солдатиков, двинувших в бега с оружием... Этих беглецов Володя, отмотавший срочную на Новой Земле, среди звенящей от мороза бесплодной тундры, не понимал совершенно: казалось бы, служи здесь и служи - климат мягкий, места красивейшие, курорт, одним словом.
        Но на территории собственно лагеря и даже в ближайших его окрестностях солдаты-дезертиры ни разу не появлялись. И мало-помалу режим-два превратился в чистой воды формальность, никому, по большому счету, не нужную.
        Глава 5

09 АВГУСТА, 15:41, КРЫЛЬЦО СТАРОГО ДОМА
        - Сразу диагноз не поставить, надо делать энцефалограмму, другие исследования...
        Врач «скорой» оказался относительно молод, циничен и лыс.

«И едва ли был отличником в своем мединституте, - подумал Горловой. - Отличники в его возрасте сидят в столицах и пишут диссертации. А на станциях „скорой помощи“ в провинциальных городишках вкалывают разгильдяи и троечники».
        - Склонность к обморокам не наблюдалась? - спросил лысый троечник. - Сильные головные боли? Спиртным по жаре не злоупотребляла?
        Горловой растерянно помотал головой. За пять лет их знакомства СВ ни разу не брала бюллетень, ее организм представлялся начальнику вечным двигателем, никогда не дающим сбоев...
        - Ну не знаю, не знаю... - Эскулап посмотрел на фельдшера и водителя, показавшихся с носилками из темного провала коридора. - Бывает, что клиент вроде здоров как бык, не чихнет, не кашлянет, а в мозгу, в сосуде тромбик - бац! - и в лучшем случае соболезнования родне, а худшем проскрипит еще лет несколько полурастением, с капельницей и уткой...
        - А... простите... когда мы можем рассчитывать... э-э-э... на выздоровление... - Горлового раздражала перспектива остаться на неопределенный срок без главной своей помощницы.
        - Поймите, милейший, - доктор говорил снисходительно и ласково, как педагог в школе для дефективных, - она жива только потому, что вы сразу ее нашли, быстро позвонили и мы оказались тут рядом, в Полянах. Это - кома, поймите. Ну, сердечко мы ей активизировали, по дороге, если надо, кишку[Кишкой (с ударением на первом слоге) на жаргоне медиков скорой называют входящий в комплект каждой машины кислородный ингалятор (КИ-ЗМ, КИ-4 и т.д.)] подключим... Но это - кома, она на грани, никаких гарантий... Кстати, вот у нее нашлось в кармане, можете собрать по-быстрому белье и одежду для больницы...
        Горловой недоуменно смотрел на связку ключей на длинной серебрящейся цепочке.
        - Вадим Васильевич, давайте, я быстренько все соберу. - Ленка вынырнула из дальнего угла крыльца Старого дома, где о чем-то вполголоса переговаривалась с Пробиркиным и Светой. - Спальное белье тоже брать?
        Эскулап молча кивнул головой.
09 АВГУСТА, 15:48, КОМНАТА СВ
        Замок лязгнул несмазанным затвором, Ленка торопливо шагнула в комнату СВ.
        Она никогда здесь не бывала, но не удивилась ничему, именно так все ей и представлялось: узкое помещение с узким окном, шкаф, над кроватью с панцирной сеткой - бра казенного вида и маленькая полочка с книгами, к названиям на переплетах Астраханцевой присматриваться было некогда...

«...Так, халат... есть тут у нее какой-нибудь пакет?., отлично, этот подойдет... теперь белье... шкаф заперт... зачем запирать шкаф в запертой комнате... а вот этот ключик на связке... ага, оно... значит, ночнушку, и простыню... а это что?..»
        Ленка медленно наклонилась над конвертом, из которого выпали несколько фотоснимков. Конверт оказался старинный, из черной бумаги, и столь же давнишние лежали в нем фотографии, напечатанные на старой, зернистой бумаге. Бесконечно-долгую минуту Ленка смотрела на них, сжав губы в тонкую ниточку... Затем решительно стала шарить в глубине полки.
        С таким количеством снимков СВ стоило завести альбом. Но она держала свой архив в конвертах: и в древних, похожих на первый выпавший, и в новых, с фирменными надписями «Kodak» и «Konica». Астраханцева торопливо перелопатила все, отобрав штук тридцать фотографий - и старых, черно-белых; и новых, цветных, глянцевых... На цвета и качество Ленке было наплевать.
        Ее заинтересовали сюжеты.
09 АВГУСТА, 15:59, ГЛАВНЫЕ ВОРОТА
        Володя, восседающий в своей будке, выглядел внушительно: камуфляжная куртка (на рукаве эмблема - два скрещенных кортика и надпись «Охрана») и такое же кепи; темные очки прикрывали похмельные глаза и придавали лицу сурово-непреклонное выражение. А тот факт, что нижняя половина тела секъюрити облачена в вытянутые на коленях тренировочные штаны и резиновые шлепанцы, открывался посторонним взглядам только в редкие моменты, когда он выходил открыть-закрыть ворота, пропуская очередную машину.

«Скорая» выехала из лагеря и осторожно запетляла вниз, направляясь к деревянному мостику через небольшую, в этот год вконец обмелевшую речку. Монтер-охранник проводил ее взглядом и завистливо вздохнул. За десять минут доедут до Полян... Из всех сосредоточенных там благ цивилизации больше всего Володя ценил магазин, точнее - его отдел, специализирующийся на продаже прохладительных и горячительных напитков.
        Да и на велосипеде можно шустренько сгонять туда-обратно...
        Но Володя опасался покинуть пост - заметил, как мрачный начальник прошел к себе, в административный корпус. А из кабинета Горлового прекрасно видно, есть ли кто в будочке у ворот...
        Володя совсем уже затосковал, когда узрел приближающегося Степаныча, явно кого-то или чего-то искавшего, медленно идущего со стороны котельной и внимательно поглядывающего по сторонам.
        Смутные намерения мгновенно сложились в простой, но продуманный план, и монтер-охранник устремился к Степанычу с заманчивым предложением. Но не успел ничего изложить, тот первым начал разговор (если про Степаныча вообще можно так выразиться).

«Чубайса не видел?» - прочитал Володя на сунутой ему под нос осьмушке плотной бумаги. Пачечку этих листков и огрызок карандаша Степаныч постоянно держал в кармане спецовки.
        - Не видел. Ни Чубайса, ни Гайдара, ни Кириенку с Хакамадой, хе-хе... - Изысканным чувством юмора страж ворот не обладал. - Но у меня к тебе другой консенсус. Помаячь тут за меня недолго, часок, не больше... А я до лабаза быренько; и тебе затарюсь, если надо...
        Степаныч с сомнением покачал головой. Показал на окна начальственного кабинета.
        - Да ничего, тут главное, чтоб торчал кто-нибудь в будке, - постарался развеять его опасения Володя. - Натянешь мою куртку, и все путём... Чужих, главное, не пускай, а то Васильич живо мне хвост накрутит...
        Ствпаныч согласно кивнул, он вообще редко кому в чем-либо отказывал. Обрадованный монтер стал расстегивать свою охранную спецодежду.
09 АВГУСТА, 16:19, БЕРЕГ БОЛЬШОГО ОЗЕРА
        Доктор Пробиркин наконец закончил все хлопоты, вызванные прической Астраханцевой и внезапной болезнью СВ. Он заменил марлевый тюрбан на раненом пальце аккуратным кусочком пластыря и занялся давно лелеемыми личными планами.
        Плаврук удалялся от лагеря тропой, огибающей Большое озеро - слева крутой склон, поросший непонятно как держащимися на нем вертикально деревьями; справа, в полушаге, зеркально-гладкая - ни волнения, ни малейшей ряби - вода.
        Думы в голове Доктора бродили невеселые. Ему предстояло испытание, куда более страшное, чем сегодняшний «Орленок» и завтрашняя «Зарница»...
        День Нептуна.
        Дело в том, что инструктор по плаванию ДОЛ «Варяг» сам этим немудреным искусством не владел. Нет, он не передвигался Вводе, как топор-колун, который плавает лишь по кратчайшему расстоянию от поверхности до дна, но...
        Но и загадочный стиль, коим Пробиркин Струдом мог преодолеть десяток-другой метров водной преграды, плаванием назвать было сложно - фонтаны воды, вздымающиеся от беспорядочно шлепающих конечностей, скорее вызывали ассоциации с брачными играми гиппопотамов.
        Впрочем, трудоустроиться на должность плаврука Сергею сей тщательно скрываемый недостаток не помешал. Выученные наизусть упражнения из «Азбуки плавания» Доктор объяснял малышне с безопасной суши. Расхаживал по берегу в спортивном костюме со свистком на груди и секундомером в руке и бодро руководил процессом.
        Тем не менее отлаженный за долгие годы алгоритм приобщения детей к воде не давал сбоев - в озеро выпускались только благополучно проплывшие туда и обратно тридцатиметровый дощатый «лягушатник». Но вот грядущий День Нептуна...
        В этот день, один раз за смену, проводился чемпионат лагеря по водным видам спорта. Вожатые с воспитателями в нем тоже участвовали, и, естественно, от плаврука ожидали рекордного выступления.
        От предыдущих Дней доктор сумел отвертеться.
        Июнь выдался холодный, вода толком не прогрелась, и праздник, к его великой радости, отменили.
        От прошлого, июльского, Дня Нептуна Пробиркин спасся, на редкость вовремя простудившись, но изобразить что-либо подобное теперь не стоило и надеяться - Нина Викторовна, школьный врач с тридцатилетним опытом, симулянтов чуяла за версту. И отнюдь не жаловала.
        Пробиркин, после долгих и трудных размышлений, решил-таки принять участие в соревнованиях. Более того - поставить рекорд. Конечно, водное поло и заплыв на время ему абсолютно не подходили - Доктор собрался удивить народ нырянием.
        Соревнования ныряльщиков проводились в «Варяге» по старинной, описанной еще Джеком Лондоном методике: в воду бросается горсть монет, каковые и надлежит оттуда достать, как можно больше и как можно быстрее. Правда, у Лондона дело происходило в океане, кишевшем акулами.
        Спасти свой престиж плаврука Пробиркин решил не особо честным способом. Прямо говоря - совершенно жульническим.
        Главная роль в хитроумном плане отводилась шикарным разноцветным плавкам Доктора, точнее, зачем-то украшавшим их двум кармашкам на молниях. Именно туда плаврук-аферист собирался поместить монетки, номиналом точно соответствующие тем, которые будут брошены в самом глубоком месте, где деревянный понтонный пирс дальше всего вдавался в озеро.
        Единственным моментом коварного замысла, вызывавшим тревогу, стала необходимость нырнуть с трехметровой вышки, установленной на пирсе. Нырял Пробиркин примерно так же, как и плавал, - входил в воду под непонятным углом, с громким плюхом и фонтаном летевших во всех направлениях пенных брызг...
        Необходимо было потренироваться.
        Глава 6

09 АВГУСТА, 16:38, КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        - Елена Алексеевна, я хотел посоветоваться с вами вот по какому поводу... - Горловой говорил мягко, но значимо, создавая полное впечатление, что успешно руководить лагерем до сих пор ему помогали исключительно мудрые советы Астраханцевой Е.А.
        Ленка изобразила заинтересованность и готовность помочь в разрешении любой возникшей проблемы.
        - Вы знаете, что Галина Андреевна заболела. Серьезно заболела. И, возможно, надолго. Я предлагаю вам временно, до ее выздоровления, занять место старшей вожатой.

«Значит, и.о., - подумала Астраханцева. - Ответственность полная, перспективы неясные...»
        - Сами понимаете, что оформить вам ставку я не могу, но у вас появляется отличный шанс показать, что вы готовы к такой работе и к такому уровню ответственности, и, возможно, при благоприятных обстоятельствах...
        Окончание фразы не прозвучало, предоставляя Ленке самой додумывать, при каких таких обстоятельствах сможет хлынуть на нее поток неясных пока благ.
        В одном Горловой не лгал - должность старшей вожатой давала весьма интересные перспективы, не зависящие от нищенского оклада, но это все бывало до начала сезона, когда решалось, кто и сколько получит льготных путевок (а пристроить в лагерь чадо за полную цену стоило теперь очень даже немало).
        Летом же старшая вожатая была рабочей лошадкой, отрабатывающей свой кусок весеннего пирога.
        - Я боюсь, что не смогу заменить Галину Алексеевну - просто не справлюсь. Да и кроме отряда, на мне еще висит литературный кружок...
        - Ну зачем же прибедняться, Елена Алексеевна! Человек вы энергичный и опытный, с высшим педагогическим, не первый раз выезжаете... Пора вам готовиться к переходу на более высокую ступень. На отряде у вас ведь две вожатых? Вы же сами оформили два дня назад вашу подругу?
        Ленка неохотно кивнула. Действительно, она предложила Масику отдохнуть тут от передряг и немного подработать, и та согласилась.
        - Ну вот видите! - с воодушевлением продолжил Горловой. - Алина, по-моему, девушка ответственная и созрела для должности воспитателя, - пусть попробует свои силы. А литературным кружком отлично может руководить Светлана Игоревна, тем более что и сейчас вы работаете там фактически вдвоем...

«Время на раздумья просить бесполезно, - поняла Астраханцева, - не даст он никакого времени... Тащить лагерь в одиночку начальник не хочет, не может и не умеет...»
        - Нет, Вадим Васильевич, по-моему, вы меня переоцениваете. И я вынуждена отказаться от вашего предложения, - сказала она твердо.

«Это, надо понимать, до сих пор был пряник, - подумала Ленка. - Черствый, обкусанный и обслюнявленный... А другого у него нет... Но должен появиться и кнут, обязательно должен, потому что никто в здравом уме и твердой памяти не согласится променять ответственность за тридцать непредсказуемых, лезущих во все щели и закоулки деток, на то же самое, но за без малого четыреста душ...»
        Кнут не заставил себя ждать.
        - Должен вам сказать, Елена Алексеевна, что в последнее время появились некоторые претензии в ваш адрес. - Горловой посмотрел на нее доброжелательно, даже сочувственно, давая понять, что стоит ей согласиться, и все смехотворные, не заслуживающие упоминания попреки развеются как дым.
        Но у Ленки выдался сегодня неудачный день, никак не годящийся для таких к ней подходов.
        - Это кто же и какие претензии мне предъявляет? - зло процедила она, тяжело уставившись на Горлового.
        Она знала эту особенность своих глаз, хотя и редко ею пользовалась. Когда Ленка прекращала говорить и улыбаться, когда ее лицо неподвижно застывало, мало кто мог спокойно перенести этот давящий взгляд исподлобья...
        Горловой не выдержал дуэль взглядов и стал изучать листы настольного календаря, медленно их перелистывая, будто заносил туда изо дня в день летопись прегрешений воспитателя четвертого отряда Астраханцевой Е.А.
        - Ну-у... - Начальник сделал многозначительную паузу. - Разные разговоры ходят по лагерю...
        Он явно не хотел развивать скользкую тему и выяснять отношения.
        Кнут, как и пряник, лучше показывать издали.
        - Какие разговоры? - жестко, в лоб, спросила Астраханцева.
        - Ну, к примеру, про ваши вечерние посиделки. - Горловой принял, наконец, вызов. - Я все понимаю: вожатые и воспитатели в основном люди молодые... Но дети! Мальчики и девочки из старших отрядов, которые у вас там порой бывают. И спиртные напитки, которые, я точно знаю, вы там употребляете...
        Ленка молча ждала продолжения. И он продолжил - начав, останавливаться уже не стоило:
        - И не только спиртные напитки. Одна из наших воспитательниц слышала разговор между детьми: «Вчера у Рыжей опять косяка забивали...» Как вы считаете, что могут подумать родители о таких слухах ?

«Все-таки „слухи“, а не „факты“, - подумала Ленка. - Неужели еще надеется повернуть разговор обратно?.. Ну сейчас я удивлю его до невозможности... или не удивлю и он все знает?..»
        - Интересно, а что могут подумать те же родители о таких фактах ? - спросила Астраханцева ядовито-ласковым голоском.
        Она засунула два пальца в нагрудный карман блузки, медленно вынула фотографию (попалась старая, черно-белая) и положила на стол перед Горловым. Потом еще одну, столь же медленно. Затем рывком выхватила оставшиеся три и звучно шлепнула на полированную поверхность - четыре туза и джокер, такое не бьется...
        Судя по лицу Горлового, он все же не знал. На снимках была СВ и какие-то другие, незнакомые Ленке мужчины и женщины. А еще дети. Мальчики. Исключительно мальчики. Пионеры. Именно пионеры - в руках горны и барабаны, на шеях повязаны красные галстуки, на головы надеты отглаженные пилотки; а больше ничего из одежды на детях не оказалось...
        РЕТРОСПЕКЦИЯ. СВ, 1979 ГОД
        Олегу исполнялось четырнадцать осенью. Мальчик был красив: рослый, статный, густые русые кудри, ни малейшего следа юношеских угрей на гладкой коже. Мальчик превращался в мужчину - по крайней мере, влюбился он в девятнадцатилетнюю вожатую Галину Андреевну не детской смешной любовью...
        Олежка не мог, просто по возрасту никак не мог быть там, в полутемной комнате с наваленными в углу гнилыми матрасами.
        Но Гале Савич, когда она видела, как у мальчика при разговоре с ней под тонкой тканью треников растет и подергивается упругий холмик, казалось: был! Был! Может, стоял в углу и лишь смотрел, но был!
        Она играла с ним расчетливо, доводя желание мальчишки до высшей точки, за последние годы Галя в совершенстве освоила эти игры. Она улыбалась ему. Улыбаться ей пришлось научиться заново, у зеркала. Улыбалась, хотя с трудом сдерживала позывы к рвоте - при виде таких мальчиков она всегда почему-то ощущала удушливый запах влажного гнилого поролона... Маскирующая тошноту улыбка обещала многое...
        Все произошло вечером, после отбоя. В комнате Галиной подруги и коллеги, Риточки Мигуновой. Комната располагалась удобно, в стоявшем на отшибе коттедже для вожатых. Штатов, как всегда, не хватало. Остальные комнаты коттеджа пустовали.
        Она погасила свет, оставив лишь слабый ночник. Побоялась, что не сможет совладать с лицом. Но руки, которыми Галя ласкала и раздевала Олега, не дрожали...
        Мальчик, когда она привязала его к креслу, широко разведя ему ноги, не сопротивлялся. Подумал - очередная игра, а может, решил, что сейчас произойдет главное, или... Впрочем, Галина Андреевна не интересовалась его мыслями.
        Она включила свет, вскоре в комнату вошла Риточка, разделась. И они занялись любовью. На глазах у связанного паренька.
        Потом, когда все у них закончилось, обнаженная Галя подошла к креслу, подхватив по дороге со стола увесистую линейку. И с размаху ударила по вздыбленной плоти Олежки. По самому кончику. Мальчик взвыл. Она улыбнулась - настоящей своей, не отрепетированной у зеркала улыбкой, - и ударила еще раз...
        - Прекрати! - вмешалась Риточка. У нее причин для ненависти к мальчикам-подросткам не имелось. Просто с девушками ей было интереснее...
        Рита подошла, опустилась на колени у кресла. Поцеловала Олегу пострадавшее место - долго, взасос. И сказала, поглаживая его бедро:
        - Приходи завтра. Посмотришь. Будет, что вспомнить, когда перед сном станешь гонять шкурку...
        Он пришел.
        Такие мальчики были у них каждую смену. Потом у Гали появилась новая идея... У мальчишек из старших отрядов она пользовалась немалым успехом, Риточка тоже - и в ближайший вечер у их секс-игрищ оказалось уже два зрителя. Парнишки сидели, изнывая, сходя с ума от желания. Один вечер, другой... На третий раз им более чем настоятельно предложили заняться взаимным удовлетворением. Именно для этого Галя выпросила у завхоза старый, протертый и продавленный многими поколениями пионеров матрас. И ненадолго выставила его под дождь...
        ...Худенький рыжеволосый мальчишка, лежавший лицом вниз на матрасе, вскрикнул, когда на него сверху навалился перевозбужденный приятель... Галочка улыбалась. Теперь запах гнилого поролона ласкал ей ноздри...
        Беда стряслась следующим летом. Один из их мальчишек - из Ритиного отряда - вскрыл вены. Не в ванной, не под струей теплой воды и не за пять минут до прихода родителей. Ночью, в палате, под одеялом... Истек кровью и умер. Ладно хоть не в их дежурство по корпусу... Шокированная Риточка бесповоротно отказалась от продолжения игр, тем же утром собрала вещи и уехала. Галя смотрела на окровавленную простыню и вспоминала другую кровь - на ветхой полосатой ткани, в полутемной комнате семь лет назад... Потом закрыла лицо руками. Окружающие посчитали, что Галина Андреевна плачет. Она улыбалась...
        ...После строительства «Бригантины» большую часть года СВ проводила там - этот лагерь работал круглогодично. Проводила с трудными подростками... Тамошний начальник Боровский, дурак и пьяница, искренне, кажется, считал: СВ любит детей и готова возиться с ними дни и ночи... Она была готова. Особенно ночами.
        Старший вожатый «Бригантины» Глеб Ютасов по прозвищу Глобус, давний - платонический - приятель СВ, знал всё. Он и сам обожал повозиться с мальцами... Уже в новые, не пионерские времена ему пришло в голову, что людей, любящих детей и подростков (пусть даже трудновоспитуемых), на свете хватает. И что из их с СВ хобби может получиться неплохой бизнес.
        Так оно и вышло.
09 АВГУСТА, 16:45, КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        Начальник не прикоснулся ни к одному из пяти разложенных на столе снимков. Голос Горлового звучал хрипло и безжизненно, щека подергивалась. Но других проявлений эмоций он себе не позволил.
        - Кто еще это видел9 - Пока никто.
        Астраханцева встала и пошла к дверям, не спрашивая разрешения. Шагала с презрительной ухмылкой, стараясь как можно громче цокать каблуками.
        Игольно-отточенный карандаш хрустнул в пальцах. Горловой аккуратно сложил половинки и снова переломил. Попытался сломать четвертинки - не получилось, швырнул обломки в угол...
        В это время задребезжал телефон.
        Звонил Булат Темирханович Хайдаров.
09 АВГУСТА, ЧУТЬ РАНЬШЕ, ГЛАВНЫЕ ВОРОТА ЛАГЕРЯ
        ...Лицо водителя казалось улыбающейся маской клоуна, неуместной среди груды искореженного металла - нижней части у отлетевшей на несколько метров кабины
«Урала» не осталось, верхнюю же взрыв смял и перекрутил во всех направлениях. Но стояла кабина на мерзлой земле как поло жено, крышей вверх, и, похоже, все это приключение смешило водителя до невозможности...
        Высокий, пожилой сван неторопливо, уверенно направился к кабине - добить весельчака, но, не дойдя нескольких шагов, остановился и опустил автомат - широкая, от уха до уха, клоунская усмешка оказалась вблизи рваной, переставшей кровоточить раной на мертвом лице...
        ...Это не был сон, скорее видение наяву, - глаза Степаныча оставались открытыми, хотя едва ли что-то видели и замечали. По крайней мере, на мягко подкативший снаружи к воротам серебристый «сааб» он не обратил внимания, водителю пришлось дважды нажать на клаксон.
        Булат Темирханович нервно барабанил пальцем левой руки по колену, глядя, как нескладная фигура в камуфляже медленно покидает будку и идет к воротам. В последнее время знакомых и партнеров по бизнесу удивляла странная раздражительность, даже агрессивность, порой нападавшая на спокойного и корректного Хайдарова.
        Пока что ему удавалось подавлять эти вспышки. Многолетняя привычка к жесткому самоконтролю еще продолжала работать, умеряя спонтанные всплески ярости. Так высокая и прочная плотина долго сдерживает медленно, но неуклонно прибывающую воду; на время откладывая появление потока, и одновременно за каждую минуту спокойствия добавляет ему разрушительной, стремительной силы...
        Сам предприниматель считал происходившее следствием накопившейся за последние годы усталости и мечтал об отпуске в самом глухом углу, в юрте, чуме, таежной заимке - без телефона, факса, модема, без проклятого пиликанья мобильника.
        Степаныч приблизился к воротам (над запертыми створками виднелись только голова и плечи), поднял и скрестил руки: проезда нет, разворачивайтесь.
        Из серебристой иномарки вышел и неторопливо, уверенно пошел к нему высокий, пожилой кавказец... Степаныч напрягся в ожидании.
        Хайдаров подошел почти вплотную к металлическим зеленым створкам:
        - Здравствуйте, в чем дело?
        Охранник не отвечал, быстро писал что-то на клочке бумаги. «Глухонемой?» - удивился Булат Темирханович. «ПРОЕЗД ЗАКРЫТ УЕЗЖАЙТЕ» - прочел он через секунду на поднятом над воротами листке.
        - Откройте, мне надо проехать, у меня в лагере сын... - Хайдаров выговаривал слова раздельно, стараясь, чтобы губы двигались как можно более четко.
        Охранник покачал головой и указал пальцем на листок, лицо его кривила нехорошая усмешка, при виде которой Хайдаров начал медленно закипать.
        - У вас будут неприятности, очень большие неприятности. - В голосе предпринимателя послышалась неприкрытая угроза, за последние годы он отвык от таких препятствий...
        Степаныч торопливо перевернул листок, написал еще несколько слов крупными печатными буквами - «ЩЭНИ ДЭДА МОГИТХА, КАРТВЕЛА!» - и снова показал над воротами.

«Из этих... понял, батоно, что написано...» - с холодным удовлетворением подумал Степаныч, видя, как дернулось и побледнел кавказец, как шагнул он вперед, упершись грудью в теплое железо ворот. Теперь их лица разделяло четверть метра, не более... Степаныч напружинился, готовый ко всему.
        Детство Булата Темирхановича прошло в интернациональном квартале старого Баку, вокруг жили представители почти всех народов Кавказа, он прекрасно понял, что означает эта фраза по-грузински, написанная русскими буквами.
        Кавказец резко развернулся, почти пробежал отделявшие его от машины метры, рывком распахнул дверцу и нырнул внутрь. «За стволом», - отрешенно подумал Степаныч.
        Хайдаров включил зажигание и около минуты боролся со жгучим, неотвязным желанием подать немного назад и протаранить с разгона преграду.
        Он ясно представлял, как мгновенно сменится гнусная улыбочка на роже охранника удивлением, а затем паническим ужасом; как треснут срываемые петли и створки рухнут, слегка задержанные в падении опрокинутым телом; как из-под них раздастся крик-всхлип, сменится коротким чавкающим хрустом, и все закончится.
        Булат Темирханович закрыл на несколько секунд глаза, снова открыл и решительно нажал на педаль...

«Сааб» рванул назад, до самого конца площадки перед воротами, смял растущие у обочины кусты дикой малины, резко развернулся - пробуксовал, песок и хвоя полетели из-под бешено вращающихся колес, - и понесся от лагеря вниз по узкой, петляющей дороге.
        ...Про оставшиеся в барсетке деньги, приготовленные для Горлового, предприниматель вспомнил, только когда немного успокоился, проделав на сумасшедшей скорости почти треть пути в город. Достал мобильник и набрал номер начальника лагеря.
09 АВГУСТА, 16:39, БЕРЕГ БОЛЬШОГО ОЗЕРА
        Если деревья, при их неторопливой растительной жизни, тоже имеют характер, то эта сосна была настоящим бойцом.
        Много десятилетий назад равнодушный ветер уронил крохотное сосновое семечко на самую границу двух стихий, на ту точку, за которой можно сказать определенно - это уже озеро, но до которой - еще лес. Обычно здесь, на урезе, сосны не росли. На невысоком обрывчике стояли рябинки, черемухи, реже березы, как стрелки-лучники в авангарде тяжелой пехоты.
        Однако эта сосна выросла.
        Давно уже линия берега отодвинулась назад в извечной борьбе воды и земли, давно погибли недолговечные соседки, превратившись в донные коряги - в замки и крепости длинноусого рачьего братства. А могучая сосна, стоя уже в воде, все сопротивлялась неизбежности - последний боец погибшей армии.
        Но минувшей весной она получила смертельный удар. Внезапно налетевший и столь же быстро исчезнувший июньский шквал не смог сломать крепкий еще ствол, не сумел выкорчевать или порвать могучие, перекрученные корни, уходящие в глубь берега. Но что-то там, в глубине, подалось и расступилось - земля предала своего последнего в битве стихий солдата. Дерево низко склонилось над озером, еще живое, еще зеленое, но обречённое, ожидающее последнего удара, удара милосердия...
        Доктор Пробиркин не размышлял о печальной судьбе зеленого гиганта. Он лишь решил поучиться прыжкам в воду с нависшего над глубоким местом ствола, благо место удаленное и критических взглядов можно не опасаться.
        Это был второй визит сюда Доктора с тренировочными целями. Во время первого выяснился неприятный факт: дно обрывается резко и круто, а точка ствола, примерно соответствующая высоте трамплина, чересчур удалена от берега. Вынырнувший Пробиркин с огромным трудом доплыл до мелкого места...
        Продолжать дальнейшие опыты обессилевшему и задыхающемуся плавруку не захотелось.
        Доктор решил привлечь на помощь современные технологии - сейчас на нем красовался алый спасательный жилет, составлявший вместе с чудо-плавками и разбитыми сандалиями все его одеяние.
        Однако, как известно, в надувном жилете плавать легко, - только вот и нырять несколько затруднительно. Пытливый ум Пробиркина и здесь нашел оригинальный выход
        - нырять без жилета, привязав его на длинный шнурок, а вынырнув, быстренько подтянуть спасательное средство и достигнуть с его помощью берега.
        Просто, как все гениальное. Тем более, что на Дне Нептуна жилет не потребуется - метр-другой между вышкой и лесенкой Доктор рассчитывал преодолеть своими силами.
        ...Красное пятно жилета давно уже маячило внизу, на воде, его ядовито-яркий цвет резко выделялся на фоне спокойных красок леса и озера - так режет глаз одинокая пятерка по пению в дневнике заядлого двоечника. А горе-ныряльщик все стоял на теплом, шелушащемся рыжими чешуйками коры стволе, пытаясь как можно надежнее обеспечить свою связь со спасительным резиноизделием...
        Сначала он взял конец шнура в руку, затем, передумав, захлестнул петлей за кисть, снова не понравилось, и, наконец, освободив конечность, намертво привязал петлю к своим знаменитым плавкам.
        Короткого, но толстого обломка сучка у себя под ногами плаврук не заметил.
        Постоял еще немного, собираясь с духом. Дно казалось совсем близким от поверхности, отлично виднелись камешки и мелкие веточки, неторопливо проплывающие маленькие окуньки, но эта близость, конечно, была иллюзией, вызванной хрустальной прозрачностью воды.
        Пробиркин, наконец, решился - присел, оттолкнулся, и озерная гладь понеслось навстречу зажмуренным глазам Доктора.
        Но вместо шлепка об воду он почувствовал внезапное торможение, словно невидимая великанская рука ухватила его за пояс, прервав свободный полет у самой поверхности. Он затрепыхался, как схваченный за лапку лягушонок, и выскользнул из цепкого плена, - плюхнулся животом, взметнув фонтан брызг и распугав державшуюся в тени дерева стайку мальков...
        Жилета на воде не было.
        Да и не могло быть - вздернутый зацепившимся наверху шнуром, он теперь украшал сосну-трамплин, застряв между двумя сучьями. Шнурок свисал вниз, как диковинная рыболовная снасть, а наживкой служили черно-зеленые плавки Доктора, болтавшиеся низко над водой - но пальцы бултыхающегося плаврука не доставали буквально десяти сантиметров до утраченной детали туалета.
        Через несколько минут, с трудом добравшись до берега и отдышавшись, Доктор снова полез на дерево, жутко стесняясь, несмотря на полное безлюдье, своего костюма Адама. Он преодолел по стволу не более четверти пути до злосчастного жилета, когда услышал на скрытой прибрежными деревьями тропинке голос - звонкий и молодой женский голос.
        Пробиркин дернулся.
        Босые ступни скользнули по намокшему стволу. Доктор наклонился вперед, отчаянно взмахнул руками, словно собирался взлететь в безоблачное синее небо. Взлет не получился - невезучий ныряльщик снова обрушился в озеро, на этот раз у самого берега.
09 АВГУСТА, 16:39, ПОДСОБКА СТЕПАНЫЧА
        Чубайс попал в западню.
        С трудом, теряя шерсть, срезанную острой гранью стекла, он протиснулся сквозь выбитый угол окна в подсобку, мягко спрыгнул на бетонный пол и немедленно забился в самый дальний, загроможденный всякой рухлядью закоулок.
        Кот спешил спрятаться, укрыться, спастись от ЭТОГО - от страшной, не понимаемой кошачьим невеликим разумом опасности... Рыжий боец никогда не отступал перед ни перед кем, но ЭТО не было реальным и осязаемым противником, которого можно победить, или хотя бы погибнуть непобежденным, и Чубайс бежал, как бегут, спасаясь от настигающего пожара или наводнения.
        А потом ЭТО исчезло, но не пропало совсем, лишь повернуло в другую сторону, как поворачивает слепящий луч прожектора или извергающий смерть ствол пулемета. И кот чувствовал приближение чего-то иного, не направленного уже только на него, грозящего всему вокруг; от чего надо уходить, не стараясь понять и не пытаясь сопротивляться.
        Коты - дальние, очень дальние родственники Базарги. Но и они чувствуют, как рвутся нити.
        Спасатели редко находят котов, безошибочно предчувствующих неладное, в руинах сметенных землетрясениями городов, в отличие от собак, хомяков и других домашних любимцев. А если и находят, то тех, которые остались взаперти, в ловушке и просто физически не смогли ее вовремя покинуть.
        Именно в такую ловушку угодил Чубайс.
        Кот не смог допрыгнуть до отверстия, послужившего ему входом и не нашел никакой другой лазейки. Занял позицию у самого выхода и ждал, терпеливо ждал, когда послышатся знакомые шаги и дверь раскроется, выпуская его из плена.
        И он услышал шаги.
        Но чужие.
        Глава 7

09 АВГУСТА, 16:39, ДАЛЬНИЙ БЕРЕГ БОЛЬШОГО ОЗЕРА
        Большое озеро лежало в седловине между двумя холмами. На одном холме находился
«Варяг», на другом, сейчас, они. До крохотных корпусов лагеря было пять километров по прямой. В обход, по берегу, пришлось идти дольше.
        Киса хотела спросить: зачем ты меня сюда привел? И не спросила. Место казалось интересным и страшноватым. Немного осталась похожих мест на солнечном Карельском перешейке, - курортную зону очищали от них старательно и целенаправленно, но это уцелело.
        Место разило смертью.
        Здесь убивали давно, много десятилетий назад, но ничто никуда не ушло. Смерть впиталась в гранит и в землю. В кроны искалеченных сосен, так и выросших - искалеченными. Смерть висела в воздухе. Смерть лежала под ногами ржавым железом. Валялись кусочки колючей проволоки, Алина подобрала один, он рассыпался в пальцах. Другое изуродованное железо опознанию не поддавалось. Разве что перекрученные, изъеденные ржой и временем рельсы, вывороченные наружу - остатки перекрытия разрушенного и взорванного не то дота, не то бункера.
        Место было страшным, но почему-то не пугало. Рождало светлую грусть по павшим. По когда-то живым людям, ставшим лесом, и травой, и небом, и солнцем...

«Линия Маннергейма, - сказал Леша, - где-то здесь погиб мой дед в сороковом, а может и не здесь, она длинная, от залива до Ладоги, и глубокая, и залита кровью - вся». «Зачем? для чего?» - спросила Киса. «А ты посмотри вокруг, может, поймешь...
        Она посмотрела и не поняла ничего. «Ну - красиво... Гибнуть за красоту? Убивать за красоту?» Он протянул руку, показал, - сквозь неимоверной прозрачности воздух был виден пляж и крохотные загорелые фигурки детей, бегущих к воде... Они никак не могли слышать детский смех, но слышали. Не могли видеть разлетающиеся в стороны брызги, струи, фонтаны воды, но видели. Странные фокусы выкидывают порой акустика с оптикой.

«Здесь, на холме, стояла батарея восемнадцатидюймовок, - сказал Закревский. - Стационарная позиция. Неподалеку такие же, и в Юллапяя, и в Ярисевя - сейчас эти места по-другому называются, по-русски... На острове Коневец тоже стояла батарея.. . А были и мощнее, на двадцать четыре дюйма, - главный калибр линкоров... Их много натащили сюда, и царских, еще с фортов Гельсингфорса, и новеньких, английских... Могли они швырять „чемоданы“ на двадцать пять километров, а с высоких холмов еще дальше. Батареи на Сестре, на границе, держали под прицелом город. Ленинград. Наших дедов держали - и их детей. А потом, когда все кончилось, - из бункеров, из казематов - снаряды тысячами топили в заливе. Запрещенные снаряды. Химические. Вот так оно было. Про ту войну написали больше лжи, чем про две чеченских и одну абхазскую вместе взятые... Но мой дед погиб не за мифическую ФинССР. Просто за то, чтобы отодвинуть смерть от своих детей. От моего отца. И - через него - от меня. А потребовалась бы эта ФинССР - сделали бы. Прорвав линию Маннергейма - сделали бы. И незачем рассказывать сказки, что Сталин испугался
партизанской войны финнов. Ни до, ни после он прячущихся по лесам или горам бандитов не пугался. Зачистили бы, не впервой... Но не стали. Отодвинули границу от города - и остановились. Тысячами жизней за каждый километр заплатили - и остановились. Убрали химическую смерть от детей - и остановились».
        Он помолчал, а потом спросил то, ради чего отшагал с Алиной эти пять километров:
«Теперь ты поняла, зачем гибнут мужчины? И для кого?»
        Она кивнула. Она поняла. Теперь - поняла. Потом они любили друг друга, именно здесь, именно в этом страшном, но не пугающем месте, любили неистово и страстно - и смерть уходила. Уходила из гранита и земли, уходила из искалеченных сосен, уходила из ржавого железа. И из воздуха - уходила.
        Взамен приходила жизнь.
        Потом они шли обратно, долгой, огибающей озеро тропой, и он звал ее Алькой, больше никто не звал ее так, только он, и он рассказывал что-то безумно смешное, и она смеялась как ребенок, она и была еще в чем-то ребенком в свои восемнадцать лет, четыре месяца и полторы недели, а спустя сорок недель ей предстояло стать матерью, она не знала этого, как и не знала другого, страшного, нависшего над ними - она просто шла и звонко смеялась, ипотом...
        Потом они услышали громкий всплеск воды. И жалобный крик. Голос показался знакомым.
        Голос Доктора Пробиркина.
09 АВГУСТА, 17:02, ПЯТИОЗЕРЬЕ, СТАРАЯ ВЫРУБКА
        Потерянный след нашел, как ни странно, не Борман - доморощенный Дерсу Узала.
        Нашел сам майор. Он шел поверху, по гребню, вдоль зарастающей дороги. На песчаных колеях (содранный лесовозами и трелевочными тракторами мох вырастет тут не скоро) следы попадались исключительно птичьи, но это не значило, что здесь никто не прошел. Например, шли люди, опасающиеся погони. Любой нормальный человек пошагал бы чуть в стороне, по обочине - в пылящем пересохшем песке идти неудобно, ноги вязнут, наждачно-острые песчинки мгновенно попадают в обувь.
        Гряда сузилась еще больше, хорошо стали видны серые комбинезоны и слева, у болота, и справа, у ручья, бойцы рыли носом землю, но никто, похоже тут никуда не сворачивал.
        А майор смотрел вперед, прикидывая, откуда может ударить неожиданная очередь: из-за кучи валунов? или из-под старого выворотня? а может, из вон той груды оставшихся от порубщиков сучьев? Он неторопливо заканчивал эту мысль, а тело уже ответило мгновенным рефлексом на увиденное, но еще не осознанное...
        Все-таки великолепная была у Мухи реакция. Он ничего не видел, кроме резкого движения майора, более того, только что говорил что-то по рации - исследующие край болота шли быстрее, чем вторая группа, вязнущая в сырых берегах ручья; приходилось их притормаживать, выравнивания фронт. А спустя малую долю секунды Кравец уже лежал за громадным пнем, с автоматом, нацеленным именно туда, где мелькнуло нечто, встревожившее майора.
        Клещ встал с колена, опуская оружие; успокаивающе махнул лейтенанту и другим, тоже вскинувшим стволы; подошел к груде сосновых сучьев и вынул то, что несколько секунд назад резануло по напряженным глазам.
        Это оказался бинт. Использованный бинт.
        Окровавленный...
09 АВГУСТА, 17:03, ДОРОГА К ДОЛ «БРИГАНТИНА»
        - В «Бригантину» вы не пойдете... - сообщил им участковый Вершинин.
        Голос мента, с которым они пару раз уже пересекались на узких жизненных тропках, звучал необычно. Не лениво, не расслабленно, не добродушно. Старшина говорил жестко, говорил так, что становилось ясно - время шуточек кончилось. Или ты слушаешься, или... Укроп, у которого именно такие чувства вызвал тон Вершинина, не хотел даже размышлять над этим «или...».
        Дронта и Миху вела на дискотеку к «бриганам» неуемная жажда мести, и над тем, как сказаны слова старшины, они не задумались. Задумались лишь о том, что не слишком дружественный визит к соседям стоит продолжить в обход толстого мента и его
«уазика», расположившихся на узкой лесной дороге...
        Но остальные мстители за честь «Варяга» (набралось их по старшим отрядам десятка два) разделяли настроение Укропа. Нехорошо начался поход, неудачно. С самого выхода из лагеря, когда, упершись в запертые и охраняемые ворота, они, словно шкеты из младших отрядов, искали дырку в заборе...
        - Кру-у-у... гом! - скомандовал Вершинин. - В лагерь шаго-о-о-м... арш!
        И медленно покатил на «уазике» за плетущимися обратно мстителями до самого
«Варяга».
        Дронт с Михой рычали и скрипели зубами, но шли с остальными. Могли, конечно, незаметно нырнуть на повороте в кусты... Но зачем? Вдвоем с «бриганами» на их территории не разберешься... Шли, вполголоса матерились и дивились интуиции Слона, напрочь отказавшегося от этой прогулки. Сделавшего ставку на завтрашний день. День игры в «Зарницу».
09 АВГУСТА, 17:07, ПЯТИОЗЕРЬЕ, СТАРАЯ ВЫРУБКА
        - Руку бинтовали, - утвердительно сказал майор.
        - Руку, - согласился Кравец, держа бинт в руках и прикидывая расстояние между кровавыми пятнами. - Около запястья... жаль, что не нога - тогда бы мы их быстро..
        Быстро, подумал майор, только вот кого... Может, это какой турист поранился, вскрывая банку с тушенкой.
        - Переройте все вокруг. Если они здесь отдыхали, что-нибудь должно остаться.
        Полянка для привала подходящая, думал майор, в первой половине дня тут тень... пеньков вон сколько... если это не турист с банкой, то откуда кровь?., все-таки успели ребята из ДПС?.. А бинт самый обычный, наверняка имелся такой и в аптечке патрульной машины...
        Находок оказалось немного.
        Всего две - два маленьких окурка самых дешевых сигарет без фильтра. Брошены небрежно, на виду, не запрятаны в сухой мох или в ту же самую кучу, что и бинт. Характерные окурки, какие получаются, если курить одну «Приму» на троих, причем держа не пальцами, а зажав между двух спичек, иначе до столь микроскопической длины, не обжегшись, не скурить... Видывал майор похожие окурочки.
        - Привал пятнадцать минут, - скомандовал он, с сомнением глядя на клонящееся к горизонту солнце. - Лейтенант, свистни тем, что внизу...
        ...Пятнадцать минут. Пятнадцать минут, чтобы принять единственно верное решение.
        "Итак, кто-то здесь прошел, несколько человек. Судя по цвету крови на бинте - часа два-три назад, время соответствует... Шли с одним, по меньшей мере, раненым. И при том курили дешевые - в любом тюремном ларьке таких навалом - сигареты. Чисто лагерным манером курили... Они? Тогда медлить нельзя, надо трубить полный алярм,
«невод» на севере работает впустую... А здесь хоть разорвись, наличными силами не справиться, - одних ближних лагерей пять штук, да совхоз, да шоссе... Полковник зациклился на пионерах, а если зеки зайдут в здешний продмаг и прикончат продавщиц, а заодно и случайных покупателей? Или тормознут машину на шоссе?
        Но - никто не доказал, что это они. Хорошо, допустим, что туристы обычно подобным способом «Приму» не курят... Но разве мало тут в леспромхозах и на торфоразработках работяг, бывавших за колючкой?.. И еще один момент: так на зоне курят мужики, а кто в авторитете - смолят «Мальборо», не хуже, чем на свободе... Даже шестерки ихние через спички одну на троих не тянут, пользуются мундштуками, слаженными из зубных щеток...
        Но вовек мне не представить, - подумал майор, - что мужики такое натворить могли..
        Даже ворота на лесовозе таранить - и то едва ли, сильно мужика допечь надо... А уж хладнокровно мочить милицию... Не верю... С кумом бы их потолковать, да вот только если он и выживет, заговорит не скоро..."
        - Товарищ майор, полковник на связи! - Дальнобойная рация за плечами сержанта ожила впервые с высадки из вертолета.
        Полковник говорил ясно и отчетливо; это вам не город, где на втрое меньшем расстоянии помех не оберешься. Но пройдя через шифраторы-дешифраторы, защищающие разговор от чужих любопытных ушей, превращенный в последовательность псевдо-хаотичных импульсов и вновь восстановленный хитрой техникой, - после всех этих манипуляций начальственный баритон напрочь утратил эмоции. О чувствах далекого собеседника можно было лишь догадываться.
        - Клещ, мы их взяли за задницу, - сказал полковник после традиционного обмена позывными. - Они засели в лодочном гараже, у озера, отстреливаются. Но заложников там у них вроде нет, до заката кончим дело...

«...Ну вот и все, - мелькнула мысль у майора. - Если поспешить, то ночевать буду дома... Если, конечно, можно считать домом казенную койку в офицерском общежитии».
        Мысль оказалась преждевременной. Полковник продолжал:
        - Но там не все, Клещ, - стволов, по крайней мере, Уних два. Так что не расслабляйся. Скорее всего эти сунулись за лодкой, а остальные неподалеку, но все же... Что у тебя?
        - Ничего конкретного. Какие-то следы, чьи - неясно. Проверяем.
        - Прикрой лагеря, главное - прикрой лагеря. И еще, слушай внимательно. Там, рядом с тобой, в нескольких километрах к западу, в/ч. Безпекой у них заведует Харченко, помнишь такого? Если подопрет, если сильно подопрет - свяжись, запоминай частоту и позывные...

«Ну надо же, сам Харченко, - удивился майор. - Вот где он притаился... на дно лег. Приговор шариатского трибунала на нем до сих пор висит... и круглая сумма, назначенная за голову. Но дело не в этом, просто все решилось само собой и никто не станет снимать там, на севере, „невод“; а значит - все звезды и все клизмы - мне. Ладно, сыграем...»
        - Подъем, парни! - Тон майора стал жестким. - Двоих уже почти повязали; остальные
        - ваши. Минотавр на исходной, надо поспешить...
        Поднимались устало, неохотно.

«Нужен маленький огневой контакт, - подумал он, - нужна порция адреналина в крови. . А может ничего и не нужно... может, лучше побегать впустую и оказаться дураками, посланными другими дураками на дурацкое дело...»
09 АВГУСТА, 17:19, КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО - ГЛАВНЫЕ ВОРОТА
        Старая, заклеенная изолентой трубка с размаху впечаталась в телефонный аппарат, что-то внутри дзенькнуло чистым звуком камертона, на удивление долгим.
        Но Горловой уже не слышал, выскочив в узкий коридор, ведущий к его кабинету. Машинистка Клара Ивановна, мышеобразная женщина неопределенного возраста, сунувшаяся было с какими-то бумагами, увидела перекошенное лицо шефа и торопливо юркнула обратно в закуток канцелярии.
        Начлаг разъяренной пантерой вылетел на улицу.
        Володя, вернувшийся на пост несколько минут назад, пребывал в самом благостном настроении.
        Литр холодного пива чудесным образом подействовал на измученный организм; Аболее основательный напиток надежно припрятан в ожидании позднего вечера, когда можно будет запереть навесным замком опостылевшие ворота и закончить дурацкое дежурство. .
        Володя в своей беспечной расслабленности заметил Горлового, лишь когда заглянувший в будку начальник издал низкий рычащий звук.
        - Ты... чем... тут... гад... - проскрежетал Горловой, не в силах связно закончить фразу.
        Володя сжался на стульчике, ничего не понимая и не зная, что ответить. Начальник несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и начал снова, если и не более спокойно, то, по меньшей мере, более понятно:
        - Это ты не пропустил в лагерь «сааб»? Взбешенный предыдущим разговором с Астраханцевой, Горловой плохо понял из рассказа Булата Темирхановича подробности инцидента, но прозвучало там нечто такое, что к Володе относиться никак не могло.
        - Я? Нет, я... отлучился на чуть... живот прихватило с обеда... Попросил Степаныча постоять... - Володя обрадовался возможности перевести стрелки.

«Ну точно, - подумал Горловой, - что-то там кавказец говорил про оскорбительную записку... никто у нас больше записками не общается».
        Он молчал минуту или чуть больше, без каких-либс внешних проявлений. Но внутри буря продолжалась.
        - Значит, так. Минут через десять запирай ворота и подходи к подсобке. - Горловой, отыскав наконец кого-то, на ком мог сорвать ярость за все сегодняшние неприятности, был мрачен и решителен. - Степаныча я увольняю, завтра и духа его здесь не будет. Хозяйство пока примешь ты.
        Володя хотел поинтересоваться, не многовато ли у него в результате получится обязанностей. Посмотрел на лицо начальника - и передумал.
09 АВГУСТА, 17:25, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Горловой, как и многие обитатели «Варяга», в эти дни не отдавал себе отчет в происходящем с ним.
        Ему (как и другим) казалось, что он сам остается прежним, но что-то происходит с окружающими, окончательно распустившимися и всеми силами старающимися вывести начальника из себя. Он сдерживался как мог, подавляя законные и естественные желания.
        Не запустил тяжеленным письменным прибором в голову гнусной шантажистке Астраханцевой. Не свернул челюсть «отлучившемуся на чуть» недоделку Володе - ясно ведь, что прохватило у того вовсе не живот (доносящийся изо рта двоюродного племянника густой запах мяты не полностью перекрывал алкогольный аромат...). Горловой не послал на три всенародно известные буквы жирного кабана Вершинина, которому никоим образом не подчинялся. Даже отпустил в город старого прохиндея Обушко, наверняка крутящего какие-то гешефты под предлогом болезни жены.
        Начлаг чувствовал, как внутри него готова лопнуть невидимая струна, и каждое новое событие сегодняшнего идиотского дня, каждый новый разговор, еще больше поворачивают натягивающий струну колок.
        Короче говоря, Горловой считал сам себя образцом спокойствия и терпения среди поголовно поехавших крышей подчиненных. Что отчасти соответствовало истине - выдержка у начальника лагеря имелась немалая.
        Но не беспредельная.
        Ему хотелось на ком-то или на чем-то разрядиться. Ослабить натянутую нить, но так, чтобы не внести очередную сумятицу в работу лагеря. И без того все идет наперекосяк...
09 АВГУСТА, 17:28, ПЛОЩАДКА У СТОЛОВОЙ
        К выложенной бетонными плитами площадке между столовой, Старым домом и административным корпусом Света пришла в поисках Астраханцевой - по слухам, ту вызвали к начальнику лагеря.
        Заходить к Горловому не хотелось, и она решила подождать подругу здесь, на одной из подвешенных на цепях скамеек-качелей.
        Разговор предстоял серьезный. Надо подобрать слова простые, но убедительные, чтобы Ленка не хохотнула низким смехом, не похлопала по плечу и не сказала сочувственно:
«Это все жара и отсутствие мужчины! Рецепт простой: сейчас искупайся, а вечером приходи ко мне на посиделки - тут один мальчишечка из второго отряда созрел, пора урожай собирать...»
        Но убедительных слов она придумать не успела. Подошла девочка, отделившись от тянувшихся с полдника подружек. Лет десяти-одиннадцати, пухленькая, в футболке с изображением главных персонажей фильма «Титаник».
        Света ее знала, и знала хорошо... Но вспомнить имя не смогла.
        "Пройдет, все сейчас пройдет, - подумала она, - главное - не подавать вида... Улыбнулась девочке приветливо, не сказав, однако, ни слова.
        Та заговорила сама:
        - Светлана Игоревна... я... вы тогда спешили... я хотела...

«Нина Виноградова! - обрадованно вспомнила Света. - Точно, что-то она хотела тогда сказать, но было не до нее».
        - Что случилось, Ниночка?
        - Понимаете, я... в конце тихого часа... в общем, я там случайно шла, у Старого дома, и... в общем, случайно заглянула в окно библиотеки... ну, нечаянно...
        Девочка замялась еще больше, а Света подумала: «При Ниночкином росте в окно библиотеки случайно никак не заглянешь. Старый дом хоть и одноэтажный, но стоит на склоне, фундамент разной высоты - наиболее высокий как раз под той стеной, где окна библиотеки. Девочке наверняка пришлось использовать как ступеньку какой-нибудь выступ фундамента».
        Но заострять внимание на этой несообразности Света не стала. Случайность так случайность.
        - И что же ты там увидела? Библиотека тогда была закрыта.
        Ниночка округлила глаза и сообщила громким драматическим шепотом:
        - Там сидел ЧЕ-ЛО-ВЕК! - Потом добавила не столь театрально: - Мальчишка... - В тоне ее сквозило: ну что еще можно ждать от этих мальчишек?
        Света спросила медленно, с запинкой, словно не желая услышать ответ:
        - Ты... его знаешь?
        - Не знаю! Имени не знаю... Но встречала... Он один такой во всем лагере - голова белая, как... как простыня накрахмаленная...
        Света ничего не ответила. Вообще никак не отреагировала.
        Нина постояла молча, глядя на закушенную губу и смотрящие в никуда глаза библиотекарши. Спросила нерешительно:
        - Ну, я пойду?
        Света наклонила голову, по-прежнему молча.
        Из прострации ее вывело появление Астраханцевой, Та, наоборот, пришла возбужденная, переполненная злым азартом - тонкие губы то и дело расползались в кривоватую усмешку, глаза блестели.
        Ленка тоже искала Свету - поделиться распиравшим ее радостно-мстительным удовлетворением. Выслушивать смутные подозрения - а тем более вдумываться в них - воспитатель Астраханцева Е. А. не была настроена.
09 АВГУСТА, 17:37, ПОДСОБКА СТЕПАНЫЧА
        Чубайс насторожился.
        За дверью послышались шаги. Кто-то неуверенно ковырялся в замке, но это был не Степаныч. Рыжий охотник прижался к косяку, готовый мгновенно проскользнуть в образовавшуюся щель.
        - Замок новый повесишь. - Голос начальника лагеря звучал почти спокойно, но пальцы подрагивали и пытались повернуть ключ не в ту сторону. - Сдается мне, что он тут прячет кое-что...
        - Дайте я попробую, - сказал Володя, потянувшись к связке ключей.
        Горловой отступил на шаг, глядя, как его дальний родственник уверенно отомкнул замок и потянул на себя дверь. Она отворялась медленно и неохотно. Степаныч в таких случаях всегда давил на ручку, приподнимая и выравнивая слегка перекошенное дверное полотно. В увеличивающуюся щель стала протискиваться рыжая кошачья голова.
        И тут струна лопнула.
        Удар ногой был неожиданным и яростным - дверная ручка выпрыгнула из руки Володи. Он отчетливо услышал хруст в зажатом между дверью и косяком кошачьем тельце, за мгновение до того, как из горла Чубайса вырвался глухой хрип и когти судорожно заскребли по бетонному полу подсобки.
        Обернувшийся Володя испуганно шарахнулся от бешеного оскала Горлового - мелькнул обрывок мысли, что начлаг свихнулся от постоянной жары, и новый тяжелый замок, стиснутый в его руке, полетит прямиком в Володину голову.
        Но начальника интересовал лишь кот - с мстительно-радостным упоением Горловой наблюдал, как затихают конвульсивные движения. Первый хрип оказался и последним, больше Чубайс не издал ни звука.
        Заговорил начальник с ледяным спокойствием, и это испугало Володю еще больше.
        - Заверни потом падаль во что-нибудь, возьми лопату и зарой за оградой, возле свалки. Да поглубже, не просто чуть присыпь, нечего тут антисанитарию разводить.
        Начальник говорил не оборачиваясь, глядел на тонкую и тягучую струйку крови, тянущуюся из раскрытой пасти кота. И - улыбался. Улыбка чем-то напоминала окровавленный оскал Чубайса.
        Исполнить роль могильщика Володе не пришлось,
        Как только протестующе заскрежетавшая дверь вновь начала приотворяться, кот зашевелился. Поднялся. А потом двинулся на них. И два рослых мужчины отступили, испуганно отодвинулись от этого движения.
        От былой легкой и грациозной походки Чубайса не осталось и следа. Лапы поднимались с видимым усилием, а опустившись на землю - резко, толчком подгибались; кот переваливался с боку на бок, хромая на все четыре конечности. Казалось, через шаг-другой он упадет, чтобы не встать уже никогда.
        Но не падал - наоборот, с каждым шагом набирал скорость. Он двинулся прямиком на отступившего Володю, но в этом движении участвовало одно туловище, голова на неестественно вывернутой шее смотрела куда-то вниз и вбок. Пасть оставалась оскаленной.
        Володя не отодвинулся - испуганно, прыжком отскочил в сторону.
        Горловой грязно выругался. Подчиненный впервые услышал от него что-либо нецензурное (очень давно Горловой дал зарок не выражаться и с тех пор свято ему следовал). Слова, вполне органичные в устах Володи и его приятелей, звучали у начальника лагеря без души, непривычно и чуждо, как у осваивавшего русский иностранца. И от этого особенно страшно.
        - Не жилец, далеко не уйдет... - Горловой посмотрел вслед Чубайсу, все той же странной походкой скрывшемуся в низкорослом кустарнике. - И не забудь закопать, понятно?

«Вот уж дудки, сам закапывай, - подумал Володя. - А ну как он опять воскреснет и вцепится... Если спросит - скажу, что не нашел. Я тут в похоронную команду не нанимался...»
        Но вслух ничего не сказал.
09 АВГУСТА, 17:40, ПЛОЩАДКА У СТОЛОВОЙ
        - Слушай, Ленка... я хотела поговорить об этом мальчике... о Тамерлане... - Света так и не придумала, с чего начать разговор, чтобы звучало все убедительно.
        Не представляла, как можно изложить словами свои предчувствия. И сны - свои странные сны. Как объяснить, что почти незнакомый белоголовый паренек уже четыре дня заявляется в ее сновидения, как к себе домой? И раз за разом призывает ее что-то вспомнить? И твердит, тревожно и настойчиво про какие-то рвущиеся нити? И, самое главное, что-то вокруг действительно рвется, лопается с хрустальным звоном - наяву.
        - Мальчик? Какой еще мальчик? - Астраханцеву занимали сейчас другие мысли.
        - Понимаешь... что-то странное происходит в лагере, как-то все стало по-другому...
        Света хотела сказать еще много чего, но пока она пыталась подобрать нужные, убедительные для Ленки слова, та прервала ее, заговорив с неожиданным злым азартом:
        - Скоро у нас тут всё будет по-другому. И Вадим Васильевич совсем другим станет. Теперь можно взять Горлового за горло...
        Собственный дурацкий каламбур понравился Астраханцевой, она коротко хохотнула. Смех звучал неприятно.
        Света с изумлением смотрела на подругу.
        Она видела ее в самом разном настроении, в том числе и весьма разозленную, но такая Ленка предстала перед ней впервые, и дело даже не в словах и не в тоне, которым она их произносила. Снова Свете почудилось, что перед ней стоит и говорит абсолютно непонятные вещи совершенно чужой, совершенно незнакомый человек, хотя сейчас никаких провалов памяти не было, она прекрасно помнила, кто перед ней...
        Света помотала головой и помассировала виски, пытаясь отогнать наваждение. Ленка, ничего не замечая, продолжала:
        - А эта старая сучка, СВ, если и оклемается, здесь работать больше не будет, я тебе обещаю. И немой леший тоже, алкоголик поганый...
        Свете подруга неожиданно напомнила цаплю. Древнюю, почти слепую цаплю, обитавшую когда-то в живом уголке их школы. Мальчишки любили зло шутить над птицей - к лягушкам, которыми ее кормили, подбрасывали молодых жаб. И радостно наблюдали, как старая цапля, почувствовав в глотке жжение, давится, широко раскрывает клюв, издает хриплые булькающие звуки и выплевывает жабенка обратно. Весь вид птицы выражал в тот момент брезгливое омерзение. Именно так выплевывала Ленка слова про Горлового, СВ, Степаныча...
        Они не закончили этот странный разговор, потому что на площадку - со стороны озера, с обрыва - поднялась процессия.
        Тоже очень странная.
09 АВГУСТА, 17:42, ПИТЕР
        Подготовка завершилась.
        Все собрано, и уложено, и просчитано до мелочей - в пространстве и времени. Все должно получиться без осечек и без сбоев. И красиво.
        Черный человек ценил красиво сделанные дела. Он хотел красиво уйти.
        Время тянулось липко и медленно. Он не стал выдерживать сроки и выехал из города на час раньше запланированного.
        ...Ведущее на север шоссе оказалось забито машинами, несмотря на середину недели, раскаленное жерло города извергало раскаленные людские шлаки. Нервные гудки клаксонов, перекошенные лица за ветровыми стеклам, и... Он сидел за рулем спокойно. Улыбался.
        Владей мимикой пуля, летящая в голову, - улыбалась бы точно также.
09 АВГУСТА, 17:42, ПЛОЩАДКА У СТОЛОВОЙ
        Странная процессия вырулила из-за угла столовой и направилась в сторону Старого дома, где сегодня уже произошло столь многое.
        Впереди - Леша Закревский.
        На его плечах - Доктор Пробиркин, облаченный единственно в плавки.
        Далее - Алина с надутым спасательным жилетом в руках (привязанный к жилету мокрый шнурок безвольно волочился сзади, словно змея с перебитым хребтом).
        Следом - Света с Астраханцевой, вновь против воли втянутые в негаданные события.
        Арьергард - десяток хихикающих девчонок и мальчишек из разных отрядов.
        Доктор страдальчески кривил лицо, при каждом шаге Леши болезненно морщился и вполголоса ругался. Закревскому чувство юмора сейчас изменило, он был мрачен и не откликался на шутки зрителей, привлеченных небывалым зрелишем. А может, просто устал взбираться в гору с тяжелой ношей.
        Леша опустил ценный груз на крыльцо, на заботливо подложенный Алиной спасжилет. Груз застонал протяжно и жалобно.
        - Что с ним? - неприязненно спросила Астраханцева.
        - Нырнул неудачно, повредил ногу, - ответила Киса. Пробиркин подтвердил ее слова новым жалобным стоном и слегка приподнял поврежденную конечность - для лучшего обозрения. Нога распухала и багровела буквально на глазах.
        - Придурок... - констатировала Ленка еще более неприязненно.
        Вызвать «скорую» из Солнечноборска в «Варяг» второй раз за сутки было нереально. Эвакуацию Доктора в районную больницу взял на себя завхоз Федор Павлович Обушко, отпросившийся у Горлового на три дня в город - кто-то там у него занедужил, не то жена, не то сестра.
        ...Похожий на владельца - такой же старый, но бодрый, - «четыреста седьмой» завхоза поскрипывал рессорами на ухабах лесной дороги. Пробиркин в такт постанывал. Обушко молча улыбался мрачной улыбкой, для этого имелись две причины.
        Во-первых, уже второй раз сегодня из лагеря отправлялся прямым курсом на больничную койку человек куда как моложе Федора Павловича, а сам он... тьфу-тьфу-тьфу... нет под рукой дерева, а то постучал бы...
        Во-вторых, молодых дебилов, этих бронеголовых подростков, повадившихся на плантацию завхоза, ждал любовно подготовленный сюрприз. Не смертельный, но неприятный.
        Обушко улыбался...
        Насчет бронеподростков Федор Павлович ошибся. Подростки к набегам на секретную делянку никакого отношения не имели. В качестве неиссякаемого источника закуски огородик завхоза недавно открыл для себя Володя.
        Двоюродный племянник жены Горлового.
        Глава 8

09 АВГУСТА, 23:20, КАМЕНКА
        К нежилой деревушке Каменке они вышли два часа назад, в глубоких сумерках.
        Больше не нашли ничего, и ребята Дерина, ждавшие их, тоже. Дорога, тянувшаяся по гребню гряды, оказалась ведущей из ниоткуда в никуда. Она затерялась в луговинах - трава за прошедшие годы затянула и скрыла накатанные за одно лето колеи.
        Деревушка была - одно название, тут не Сибирь, где долгие десятилетия стоят брошенные дома из вечного дерева лиственницы. Здесь уцелели лишь высокие, в человеческий рост, фундаменты, сложенные из дикого камня. Ладно - все лучше, чем ночевать в чистом поле. Да и зажженные внутри костры их дичь, если вдруг окажется неподалеку, не увидит.
        - Ну что, Пинкертоны?
        Наверное, майор хотел, чтобы это прозвучало иронично. Не получилось. И он, и Кравец с Дериным слишком устали за последние двое суток.
        Все трое сидели внутри того, что когда-то было домом, прислонившись спинами к медленно отдающему дневное тепло камню. Капитан с лейтенантом курили, майор с завистью на них поглядывал, вертя в пальцах не зажженную сигарету, седьмую за сегодня - дневную норму он сам себе установил в три штуки.
        - Там, на севере, полтора часа назад закончили. Действительно, двое наших. Одного живым вроде взяли.
        - Что говорит? - со слабой надеждой поинтересовался Минотавр.
        - Ничего. Из реанимации если выйдет - может, и заговорит. Трудно, знаешь, с пулей в голове разговаривать...
        - Ну, это как повезет, - с видом крупного знатока черепно-мозговых травм заявил Кравец. - Видел я одного контрактника, его навылет, от виска до виска, прострелили. И не иначе, какой-то речевой центр зацепило - мало того, что в сознании остался, так еще три часа подряд болтал без умолку, прямо логорея натуральная...
        Собеседники не выказали ни малейшего интереса к судьбе бедолаги-контрактника, и лейтенант резко сменил тему:
        - Нам-то что делать?
        - Спать. Выставить охранение и спать. До рассвета меньше пяти часов, с утра начнем все сначала.
        - Собаки нужны. Без собак до зимы по лесу шляться можно.
        - Не дают нам собак. Скажи спасибо, что хоть все шоссе истанции перекрыли да милицию местную на ноги поставили...
        - Тут и без шоссе, проселками, просочиться можно, если карта есть или места знаешь... Я бы на их месте надыбал где-нибудь у озера туристов с машиной и палаткой, таких, что не на один день выбрались, сразу их не хватятся и... - Кравец энергичным жестом показал, что он сделал бы с невезучими туристами. - А потом потихоньку, лесными дорогами - к городу.
        Дерин тоже имел свои соображения о методах ухода от «невода», но майор безапелляционно отправил обоих спать - день предстоял тяжелый. Посидел один еще несколько минут, перебирая возможные варианты завтрашних действий; посмотрел с сомнением на помятую, теряющую табак сигарету... Плюнул на все дневные нормы, чиркнул зажигалкой и наслаждением затянулся.
09 АВГУСТА, 23:25, КОМНАТА ВОЛОДИ
«Блин, совсем забыл про песок», - подумал Володя - электрик, охранник и племянник жены Горлового. Он только что вошел в свою комнатушку и тяжко опустился на стул, стоявший у заваленного грязной посудой стола. Володя встал, пошатнулся, двинулся к выходу... Посмотрел на часы, посмотрел за окно - передумал и вернулся. Завтра... завтра он раненько встанет и все сделает...
        Приказ подсыпать свежего песка на площадку для лагерных линеек он получил днем от СВ. Едва ли старшая вожатая сможет завтра проверить исполнение, но Горловой никогда и ничего не забывает... Конфликтовать с начальником лагеря, будь он хоть трижды родственник, Володя не хотел. После сегодняшнего - особенно.
        ...Будильник он поставил в грязную алюминиевую кастрюлю - дабы сработала резонатором, усилила звук, не дала проспать...
        И Володя не проспал-таки.
        К сожалению...
        НОЧЬ. ОГРАДА «ВАРЯГА»
        Он снова оделся во все черное, как и при первом визите в лагерь.
        Но теперь на нем была не куртка-ветровка - поверх черного комбинезона натянута черная же разгрузка, многочисленные карманы которой раздувались от странных и разнородных предметов.
        Руки в черных перчатках ухватились за ржавый верх решетчатой ограды, грузное тело легко и бесшумно взлетело, приземлившись уже на территории «Варяга», ничто из надежно закрепленного снаряжения не стукнуло и не звякнуло. И тут же обдуманный бессонными ночами до мельчайших деталей план дал первую трещину...
        ...Боль ударила исподтишка, внезапно и резко - словно внутри, справа, взорвалась крохотная граната, рассыпавшись на сотни и тысячи зазубренных, безжалостных игл, пронзающих плоть и кромсающих нервные окончания. Боль вышла за тот предел, после которого люди, как бы сильны и выносливы они не были, кричат во весь голос и катаются по больничной койке, разрывая ремни... Он полулежал, прислонившись к ограде, и не издавал ни звука - гортань и связки умерли, распластанные беспощадными лезвиями. Он не потерял сознания, если можно назвать сознанием огненный ад, сжигающий все внутри черепа.
        ...Последняя искра жизни тлела в левой руке. Рука медленно ползла к клапану нагрудного кармана. С третьей попытки он расстегнул застежку, с четвертой достал круглую алюминиевую тубу. Скрюченные болью пальцы чересчур сильно сдавили ее - пластиковая крышечка соскочила и исчезла в темноте.
        Он запрокинул спасительный цилиндрик над провалом рта, не чувствуя, сколько капсул высыпалось - три? четыре? Затем, не в силах глотнуть, протолкнул их пальцем как можно глубже...
        ...Когда вернулась способность думать, боль еще не ушла, она накатывалась, как ленивые океанские волны на крохотный островок сознания, но это был уже отлив, доставляющий почти наслаждение...
        Потом как будто неслышимый таймер сработал в глубине только что умиравшего тела. Человек в черном перекатился, встал на колени и несколько секунд простоял так, глубоко дыша. Нащупал на земле тубу и засунул обратно в карман; поднялся на ноги и пошатнулся, уже не от боли - убойная доза подействовала...
        Но тело становилось чужим, приходилось контролировать даже самые простые движения. Внезапно он понял, что стал гораздо лучше видеть в темноте, но как-то искаженно, как бы через слой воды или толстое искривленное стекло. И все ночные звуки слышались отчетливей и раскатистей - казалось, к ушам приставили невидимые воронки-резонаторы.
        Все было плохо. Все было отвратительно, все планы и расчеты столь острого приступа не предусматривали... С такой силой его прихватило впервые. Но все когда-то случается впервые, и предположить это стоило.
        ...Щебенка сыпалась почти неслышно в мешок из прочного двойного брезента, два наполненных стояли рядом. Ладони и пальцы после дозы потеряли чувствительность, он почти не ощущал резкую угловатость щебня. Долго возился, завязывая непослушную кожаную тесемку; попробовал поднять - чувство веса тоже исказилось, но он решил, что килограммов тридцать мешок весит.
        "Не хватает для полного счастья недогрузить противовес, - подумал он мрачно. - Или повиснуть на полпути из-за заклинившего блока... То, за чем пришел, так или иначе сделаю... Но хочется сделать красиво..."
        Он оставил мешки в густой тени кустов, росших у щебеночной кучи, и бесшумно двинулся дальше, набрав две полные пригоршни камней не слишком больших и не слишком мелких. Мимолетно пожалел, что не запасся рогаткой. Он отличался твердой рукой и надежным глазомером, но...
        Погасить, как планировалось, одним метким броском фонарь, освещавший волейбольную площадку и росшую рядом гигантскую сосну, - сейчас, в искаженном мире, - казалось делом проблематичным.

«Погашу со второй попытки, - мрачно подумал он. - Или с десятой».
        НОЧЬ. КОМНАТА АСТРАХАНЦЕВОЙ
        Посиделки - так называет это Ленка. Для некоторых - полежалки. Все как в прошлый раз. Лишь другой состав действующих лиц и сильнее запах анаши - теперь можно всё.
        Нет спиртного, но на столе несколько тонюсеньких пластиковых шприцев, теоретически одноразовых. Нет Пробиркина - не вернулся из больницы. Нет Клайда - в финале прошлых посиделок он вусмерть разругался с Ленкой... Из-за пустяка, по пьянке, дело обычное, через неделю - она уверена - помирятся. Нет Жоржика - выказал солидарность с приятелем. А может заблудился в иллюзорных дебрях своего солипсизма...
        Взамен - новые лица, новые умные разговоры. Вместо песен под гитару подвывает древний кассетник. Парочка в темном углу, похоже, не ограничивается поцелуями и объятьями - проводит практический зачет по полному тантрическому курсу. Никто не обращает внимания - сегодня можно все.
        Глубокой ночью посиделки гаснут сами собой. Гости исчезают - не выходят, дверь комнаты неподвижна - просто исчезают. Дематериализуются. Или так кажется Астраханцевой - она причастилась одноразовых даров. Чуть-чуть, осторожно, детской дозой, больше по необходимости, для общей темы с практикующими сию забаву творческими людьми...
        Нормально, через выход, удаляется только восставшая из угла тантрическая парочка. Это Масик с бессмысленным лицом и Кирилл Ященко по прозвищу Слон. На лице Слона легкая скука.
        Ленка одна. Чего-то хочет и не понимает - чего. Потом решает, что поняла, и проходит насквозь не то стенку, не то дверь - материализуется в полутемном коридоре БАМа. Лампочка над дверью санузла - плод экономии завхоза Обушко. Мерцает своими пятнадцатью свечами, как желтый карлик в далекой галактике. Астраханцева плывет к ней сквозь бескрайний космос.
        На пути - черная дыра. Человек с незнакомым лицом, весь в черном. Но тряпка в руке белая - надвигается, наползает, разрастается во весь горизонт. Резкий запах.
        Вселенная для Ленки гаснет.
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        Между временем и пространством - III

1
        Тварь нападает неожиданно - стремительная, всеуничтожающая молния ударяет из переливающихся сплетений. Ни молекулы вещества в твари нет - лишь клубок чистой энергии с глубоко упрятанной внутри искрой разума...
        Атака не похожа на предыдущие, достаточно случайные наскоки бездумных и голодных пожирателей - сокрушительный удар нацелен именно на Пронзающего.
        Внезапность нападения не играет никакой роли. У НЕГО нет хорошей реакции, ОН её - скорость реакции - не имеет, мысль и действие у Огнеглазого всегда едины. Но тварь сильна, очень сильна...
        ОН выдерживает убийственный удар, выдерживает и сжимает, сдавливает направленные на НЕГО разрушительные клинья. Выворачивает их и направляет атакующую мощь обратно, заключив тварь в непробиваемый кокон своей энергии...
        Она живуча, и собственное развернутое назад оружие ранило, но не убило ее. Тогда ОН пронзает ее коротким ударом снизу и еще сильнее сжимает в смертельном объятии агонизирующий клубок боли и ненависти...
        ...Тварь теперь мертва, и вокруг ничего не пострадало - так же пульсируют клубки мерцающих нитей, складываясь в бесконечный лабиринт. Вот только рядом с целью ЕГО поисков ничего подобного водиться просто не может... Или все гораздо хуже, чем представлялось поначалу.
        ОН решительно двигается туда, откуда явилась тварь...

2
        Князь Ста Имен смотрит на выжженное гнездо тварей. Зверь стоит рядом. Непонятно, как можно стоять там, где нет (не было, не будет) ничего твердого, но Базарга именно стоит.

«Я видел несколько похожих гнезд», - посылает ОН мысль зверю. - «Не оформившихся..
        Зародышей. Коконов. Вот, значит, что отсюда выходит. И - они несут в себе искру разума. Чьего? Кто-то играет против нас, Нерожденная Мать. Кто-то новый и странный...»

«Много странного появилось в Реальности, с тех пор как ушла ОНА», - соглашается зверь.
        Огнеглазый отвечает после долгой паузы: «Когда ЕЕ не стало, я впервые почувствовал свободу. Никто не стоял за спиной, никто не шел следом, никто больше не делал так, что многие мои действия оборачивались чем-то совсем другим... И Миры содрогнулись от моей поступи. А потом...»
        ОН не продолжает.
        Зверь отвечает словами, вслух. Непонятно, как могут звучать звуки там, где нет (не было, не будет) воздуха или чего-либо иного, пригодного для их распространения, но звучат:
        - А потом ты стал немного мудрее, Нерожденный. И понял, что вся твоя сила не абсолютна... Ты знаешь, на сколько живых Миров стало меньше в Реальности после того, как ты «почувствовал свободу»? Примерно на четверть...

«Мы оживим новые, Хранительница, ты или я... Или мы вместе. Когда-то у меня это получалось...» - В мыслях ЕГО нет уверенности, и Базарга чувствует это.
        Морда зверя искажается, губы приоткрывают клыки, - зрелище страшноватое, но ОН чувствует, что это лишь улыбка. Печальная улыбка.
        - Один ты не сможешь, Арес, - говорит Базарга по-прежнему вслух. - Без НЕЕ - не сможешь.

«А ты?»
        - Мое дело не созидать. Но следить, чтобы созданное не рухнуло по чьей-то враждебной воле. Поэтому меня так тревожат... - Косматая башка зверя кивком указывает на выжженное гнездо.

«Я пройду по Реальности - и их не останется. Но кто-то ведь создал их... Кто?»

«Ты звал меня для того, чтобы задать этот вопрос? Я не знаю».

«Нет. Меня тревожит ЕЕ нить. Посмотри сама...»
        Зверь, низко нагнув голову и прищурив желто-зеленые глаза, изучает нить. Рассматривает. Кажется, даже принюхивается. Здесь, наверху, нет запахов, да и обычные глаза бесполезны, но ОН давно разучился удивляться странным способностям Базарги. За Вечность привыкаешь ко всему.
        - Здесь две нити... - Эту короткую фразу зверь наполовину произносит, наполовину думает. И в тоне, и в мыслях звучит безмерное удивление.

«Да! Они сплетены плотно, очень плотно. Я не сразу заметил и понял».

«Так не бывает», - отрезает Базарга.
        ЕМУ не хочется спорить. Потому что так действительно не бывает. Нить Нерожденного
        - едина и длинна - тянется через Пространство и Вечность без конца и начала. Однако невозможный факт у зверя перед глазами. Перед лапами. Перед косматой мордой. И последняя мыслефраза Базарги полна не обычной ее уверенности - но растерянности.
        Впрочем, растерянность тут же исчезает.

«Пойдем, Сокрушающий. Пойдем по нити назад. Надо понять, что и как тут произошло..
»

«Нет, Нерожденная Мать. Иди одна. Разберись с причиной, а я займусь последствиями. Иначе может стать поздно».
        Зверь после короткого раздумья медленно наклоняет голову. Понятия «поздно» почти лишено смысла для них, странствующих по Вечности без начала и конца пути. Но только почти. Возможно, сейчас происходит как раз исключение, подтверждающее правило.
        ОН и Базарга движутся вдоль нити в разные стороны. Не прощаясь.

3
        Князь находит ЕЕ легко. Столь легко, что это кажется ЕМУ подозрительным. Слишком много непонятного и опасного встретилось на пути, чтобы все закончилось вот так - легко и просто.
        Неужели опять фальшивка?
        Не похоже...
        Огромный ком перепутанных нитей светится изнутри мягким голубым сиянием. Выходящей нити нет. ОНА - там, внутри. Сколько же времени - по счету раскинувшегося внизу Мира - ОНА провела в одном месте? Немало, раз вокруг НЕЕ образовался настолько запутанный клубок. Но...
        Но почему лишь голубой свет и отсутствие выходящей линии - и ничто иное - свидетельствуют о ЕЕ присутствии здесь?
        Князь Ста Имен в недоумении.
        ОН раздвигает нити, распутывает клубок. ОН осторожен, но все равно некоторые нити рвутся, а некоторые натягиваются и звенят, готовые лопнуть. Они лопнут, но чуть позже.
        Потом Пронзающий видит - не-глазами - ЕЕ.
        А ОНА ЕГО - нет. Не видит и не узнает.

4
        Bce бесполезно. Все впустую. ОН пытается пробиться в сознание Дарящей на разных уровнях. Здесь - среди полей и энергий.
        Внизу, где среди молекул и атомов движется и что-то делает выбранная ЕЮ оболочка..
        И в отражении того Мира, в тонком и нереальном мире сновидений и мыслеобразов, тоже пытается.
        Впустую.
        Светлая спит. Нерожденные не нуждаются в сне, но могут выбрать и эту форму существования на какой-то срок. Обычно не выбирают, не желая сталкиваться потом с порождением собственных сновидений... ОНА спит.
        ОН все сильнее подозревает, что сон этот недобровольный. И оболочка навязана ЕЙ насильно.
        Нити пульсирующего клубка натягиваются все сильнее - просто от одного ЕГО присутствия. А ОН - редкий случай - не знает, что делать. И чувствует, сквозь времена и пространства, далекий зов Базарги.
        Покидать ЕЕ - даже такую - не хочется, и ОН медлит. Но зверь мог натолкнуться в своих поисках на разгадку... Зов Базарги повторяется. Князь спешит туда.

5

«Я нашел ЕЕ, Нерожденная, - торопливо начинает он рассказ, - ОНА сейчас...»

«Я знаю, - перебивает Базарга. - Я вижу глазами твоей креатуры. Оцени и мою находку».
        ОН оценивает. И в который раз удивляется. Потому что так не бывает, и тем не менее, есть.
        Голубая нить разделяется. Раздваивается, и уже две нити на коротком протяжении расходятся в стороны, затем снова сходятся и идут рядом, плотно перевившись... Но их по-прежнему две. Так не бывает, но есть.
        Князь Ста Имен смотрит на остатки, обрывки нитей вокруг - и понимает, какой огромный клубок пришлось распутать зверю, чтобы добраться до раздвоения. Впрочем, все эти нити безжизненны. Серые, не пульсирующие... Все случилось - там, внизу - давно. Живых свидетелей произошедшего с НЕЙ не осталось.
        - Пока мы не поймем, в чем тут секрет, ОНА останется спящей, - вслух говорит Базарга.

«Как давно это было?» - спрашивает Князь. Базарга лучше НЕГО разбирается в природе времени.
        Зверь молчит. Приближает морду к иссохшим и безжизненным обрывкам нитей когда-то рожденных. Отвечает после долгой паузы:
        - Достаточно давно. Не меньше ста тысяч рассветов видел этот Мир с тех пор. Его обитатели не живут столь долго.

«Значит...» - Огнеглазый не заканчивает, но Базарга понимает ход ЕГО мысли.
        Значит это, что нынешняя ЕЕ оболочка - не первая. Из тела в тело переходила ОНА, неся странное свое раздвоение. Беспробудно уснувшая и забывшая во сне обо всем.

«Надо посмотреть, как это случилось», - решает Князь Ста Имен.
        Нелегкая задача, даже для НЕГО и Базарги. Многое могут делать они со временем, но только не повернуть вспять. Что произошло, то произошло - ничего изменить невозможно. Можно увидеть картину минувших событий, Реальность хранит след всего когда-то бывшего в ней... Увидеть, не имея возможности вмешаться и что-либо изменить. Но и это не так просто.
        Они - Князь и зверь - сливают свои силы воедино. Ищут, кропотливо собирают рассеянные отголоски давних событий, чутко ловят малейшее эхо... Они похожи на археологов, извлекающих из земли мозаичное панно, десятки веков назад рассыпавшееся грудой цветных камешков; и, одновременно - на реставраторов, вновь создающих из этой груды картину.
        Картина получается тревожная...
        Бесплотными тенями скользят они над призрачным миром, сотканным их волей из давних отзвуков - тенями, способными лишь наблюдать. Скользят все дальше. Мимо проносятся призраки давно разрушенных городов - Князь и Базарга вбирают в себя память мертвого камня. Давно срубленные леса шумят давно облетевшими листьями - они вбирают память дерева. Призрачная суша сменяется призрачным океаном. Вода его много раз испарялась солнцем, сто тысяч раз встававшим на серой гладью, и много раз выпадала дождем, и уходила в землю, и вырывалась из нее ледяными струями родников, и ручьями, речками, реками возвращалась обратно в океан... Вода сотни раз совершала свой извечный круг, но осталась все той же, - они вбирают память воды.
        Огнеглазый и Нерожденная Мать пересекают океан, преследуя призрак солнца, старающийся нырнуть от них в серые волны. Именно там, за бескрайними водами, произошло то, что они хотят увидеть.
        Остров у берегов дальнего континента, вернее - призрак острова. Обширный, поросший лесом. Впрочем, лес частично уже вырублен - новые владельцы этой земли привыкли жить в деревянных домах, а не в шатрах из звериных шкур.
        Нерожденные останавливают свой путь сквозь пространство призрачного мира и движутся теперь сквозь призрак времени. Призраки дней и ночей сменяют друг друга - быстро, неразличимо, - свет и тьма сливаются, окрашивают и остров, и его давно умерших обитателей в ровный серый цвет. Звуков нет, все призрачные звуки слились в монотонное не то гудение, не то шипение. Потом прекращается и это. Призрак солнца застывает в небе, почти в зените. Окружающее - ставшее прахом и тленом - вновь обретает звуки и яркие краски. Нерожденные достигли цели.
        Вокруг поляна, вернее - обширная вырубка в лесу, еще не раскорчеванная, еще покрытая пнями. Вокруг люди, много людей. Стоят, сидят на пнях, прохаживаются, собираются в большие и маленькие кучки... Князя и Базаргу они не видят и не слышат
        - призракам прошлого не дано видеть пришельцев из будущего. Точно так же, как тем не дано что-то здесь изменить. Внимание призраков приковано к центру вырубки, к уродливому деревянному сооружению, высящемуся там.
        Князь Ста Имен понимает: все эти люди собрались, чтобы убить ЕЕ телесную оболочку. Убить жестоко и страшно. Или посмотреть, как убивают. ОН рычит от бессилия. Базарга спокойна. Она ложится, сворачивается клубком на траве и внимательно наблюдает за действом. Непонятно, как можно лежать на том, чего давно нет, но Базарга именно лежит. И смотрит.
        Тогда же - за тысячи миль и сотни лет от Нерожденных - где-то совсем в другом месте и времени белоголовый мальчик сидит в темноте на покрывале кровати, скрестив под собой ноги - поза для непривычного человека на редкость неудобная, но он за последний час не шевельнулся, даже ни разу не моргнул. Кажется, что он или о чем-то размышляет, или вспоминает что-то, неподвижно глядя на ровную и гладкую стену палаты, освещенную мертвенно-бледным светом уличного фонаря. Но это лишь кажется.
        Часть третья
        ИГРА: ОХОТА ЗА ЗНАМЕНЕМ
        (Нити рвутся)
        Глава 1
        НОЧЬ. АСТРАХАНЦЕВА
        Колокол был огромен.
        Сверкал ярко начищенными бронзовыми боками и висел в пустоте без видимой опоры. Медленно раскачивался, сотрясая все вокруг гулким боем.
        Голова находилась в резонансе с ним: каждый удар отзывался не только болезненным звоном в ушах - казалось, язык бронзового чудовища бьет по черепу, и от мерных
«бом-м-м! - бом-м-м!!! - бом-м-м!!!» волны тупой боли прокатывались по телу, постепенно затихая... Но не успевали затихнуть окончательно - на голову обрушивался новый удар, и все повторялось...
        Боль сковала Астраханцеву, спеленала надежно, как смирительной рубашкой, - она не могла открыть глаза, пошевелить рукой или ногой, повернуть голову... Даже не пыталась, твердо зная, что при любой попытке череп раскрошится, треснет яичной скорлупой от очередного столкновения с полированной бронзой.
        Понимание того, где она и что с ней происходит, приходило к Ленке медленно, с трудом прорываясь сквозь не умолкающий звон.
        Когда пришло - она закричала.
        ...Она закричала, но дикий, истошный вопль не разбудил спящий лагерь. Крик умер внутри, рот был надежно запечатан, наружу вырвалось мычание.
        Тут же откликнулся голос - негромкий и уверенный.
        - Оклемалась? Кто бы сомневался... Сволочи вроде тебя не умирают так просто.
        Она узнала говорившего сразу, хотя не слышала много лет. Холодные слова удивительным образом попадали в такт колоколу, терзая новой болью измученный мозг.
        - Тебе, наверное, сказали, что я умер? - поинтересовался голос равнодушно. - Да нет, не сказали... с чего бы тебе тогда брать девичью фамилию матери и метаться по городу с этими обменами... И жить не там, где прописана. И работать без трудовой книжки... У тебя все удачно получилось... могло получиться. Подвела твоя страсть к публике... Когда прячешься, лучше не лезть к телекамерам. Ты не представляешь, как это здорово: телевизор работает без звука, идут совершенно неинтересные областные новости, и тут во весь экран - ТЫ! Как мне тебя не хватало...
        Астраханцева рывком разлепила веки.
        Вокруг была ночь, полная звезд. Колокол не замолк - но отодвинулся. Шелестела хвоя, остро пахло смолой. Руки, ноги, шею давили вполне материальные веревки. Или ремни. Или что-то еще. Во рту кляп, тоже чем-то надежно прихваченный - ни выплюнуть, ни вытолкнуть.
        Голос шел слева - она с трудом вывернула голову туда. Черный силуэт на фоне звезд. Человек в черном сидел в непринужденной позе. Сидел на толстенном суку старой огромной сосны. Астраханцева висела, раскинув прикрученные к сучьям руки.
        Она была распята.
        - Ты знала, что я однажды приду. Знала и не хотела... Зря, могла бы спать спокойно. Меня убили под Гульрипши... Сожгли в бэтээре - весьма неприятная смерть, знаешь ли. И похоронили в братской могиле. А вот теперь я пришел за тобой... Вы свободны, девушка? Потанцуем?
        Ленке ни на секунду не пришло в голову, что она сошла с ума, сбрендила, спятила и мирно лежит на кровати, в своей комнате. Что вокруг - наркотическое видение.
        Все - явь, она знала точно.
        Свихнулся человек в черном, она всегда подозревала, что он кончит именно этим, и он спятил, и втащил ее в свой сумасшедший мир...
        ...Может, человек и вправду спятил, но сейчас говорил чистую правду - девять лет он числился среди мертвых. Парня, найденного с его документами, действительно похоронили на безвестном солдатском кладбище у города Гудауты. А он, раненый и обгорелый, попал в лагерь военнопленных. В Зугдиди. Там был ад. «Рассказать, - подумал он, - ей про Зугдиди? Не стоит, я устрою ей свой ад, маленькую преисподнюю... Персональную».
        - Ну что, поговорим? Что-что? Понятно, трудно беседовать с кляпом во рту... Но ты как-нибудь уж попробуй. Раньше ведь у нас получались такие беседы... Правда, рот затыкала ты. Затыкала мне и разливалась соловьем. И ничего и никого, кроме себя, не слышала...
        Она мычала - яростно. Она дергала всем, чем могла хоть чуть шевельнуть. Если бы взгляды убивали - человек в черном рухнул бы с сосны подстреленной птицей.
        Не рухнул. Зажег крохотный фонарик-брелок, осветил ее лицо. Заговорил снова с ледяным спокойствием трупа:
        - А ты почти не изменилась, Постоловская... - Под этой фамилией он знал Ленку девять лет назад. - И по-прежнему мне нравишься. А ты как? Все еще предпочитаешь женщин? До сих пор спишь с Иркой? Или переключилась на детишек? На зверюшек? Еще на кого-нибудь?
        Ей хотелось крикнуть, проорать, прохрипеть ему в лицо, что она не лесбиянка и никогда ей не была, и его жена, Ирина, - не была; что все тогда, девять лет назад, произошло не совсем всерьез, что это была почти шутка - пусть и растянувшаяся на несколько месяцев, но он сам, сам, сам идиотской ревностью и бешеными метаниями довел свою семью до взрыва - а она, Ленка, тогда Постоловская, всего лишь хотела попробовать то, чему отдали дань столь многие творческие люди, и...
        Она не могла крикнуть ничего.
        И проорать - не могла.
        И прохрипеть.
        Могла только придавленно мычать - что и делала. Он вслушивался в ее мычание почти с наслаждением. Он отдавал долги.
        - Тогда я жалел, что не убил тебя. И потом, долгие годы, - жалел... Теперь не жалею. Не жалею, что по пути к тебе увидел у Гостинки скромных людей, скромно набирающих добровольцев... Добровольцев в Абхазию... «На уборку мандаринов», - так это называлось вслух... И я решил заочно сыграть с тобой в «орел-решку», Постоловская... Если там меня убьют - то ты выиграла. Не убьют - проиграла. Тебе повезло, через три месяца я сгорел в бэтээре под Гульрипши... И вот я пришел - отдать долг. Твой выигрыш...
        Он снова зажег крохотный фонарик. Всматривался в ее искаженное лицо, словно надеялся увидеть что-то... Потом достал из кармана разгрузки карпульный шприц-пистолет, сорвал пластиковый колпачок с одноразовой иглы...
        Анестетик подействовал почти мгновенно - ее ладони онемели... Пустые карпулы и использованные иглы полетели вниз, небрежно уроненные.
        Он направил луч фонарика так, чтобы осветить для Астраханцевой предмет, извлекаемый из недр разгрузки. Молоток. Новенький молоток, еще с ценником магазина... Он не экономил - все по высшему разряду.
        Во многом это было театральщиной - страшноватой, но дурновкусной. Человек в черном всегда питал слабость к грошовым эффектам. Одноразовые иглы вообще стали никчемным эстетством - извлеченные вслед за молотком (и точно также, чтобы Ленка хорошо разглядела, освещенные) длинные гвозди оказались не просто не стерильными - ржавыми...
        Ей не было больно. Даже когда четвертая фаланга безымянного пальца хрустнула, расколовшись под гвоздем, - Ленке не было больно.
        Ей было страшно.
        НОЧЬ. ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ
«Ну вот и все», - подумал он, спустившись на землю.
        Долго она там не проболтается, утром хватятся и скоро найдут под сосной и срезанные ветки, и карпулы, и, возможно, капли крови... Да и мычание услышать можно, если внимательно прислушаться...
        В общем, снимут ее часов через пять-шесть живой, если только сердечко с перепугу не откажет. Но это едва ли, у таких гнид сердечного приступа не дождешься...
        Зато впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. Когда заживут раны на ладонях - все равно много лет станет просыпаться с диким воплем, увидев во сне эту ночь... И будет бояться выйти одна в темноту; и не одна тоже будет бояться...
        Она опять сменит фамилию, она забьется в самую дальнюю щель - и все равно будет ждать меня каждый день и каждую ночь...
        "Нельзя убивать своих врагов, - думал человек в черном, - нельзя легко и просто отпускать тех, кого по-настоящему ненавидишь. Убить можно придурка, который приставит нож к животу в подъезде и потребует бумажник - а она пусть живет, мучается и ждет... ждет моих шагов в ночной тишине... Меня давно не станет, а она все будет ждать... и умирать тысячу раз, и сдохнет от страха однажды ночью".
        Он ошибался.
        Мозг человека, истерзанный болью и разъеденный убойными снадобьями, все чаще давал сбои, но в этом просчете не было его вины, - никто не смог бы предположить, что из-за событий, развернувшихся на следующий день в лагере, таинственное исчезновение воспитателя Астраханцевой отнюдь не станет сенсацией. Пройдет незамеченным.
        И - никто не озаботится поисками. ...Снова прыгать через ограду он побоялся - прокрался до первого попавшегося отверстия, проскользнул наружу и стал спускаться по склону к Чертову озеру.
        Шприц-пистолет булькнул почти неслышно, отраженные черным зеркалом звезды закачались на расходящихся по воде кругах; монтерские кошки и блок с привязанным мотком капронового троса последовали за ним, а щебень, аккуратно высыпанный из мешков, давно уже лежал в своей родной куче. Он задумчиво взвесил на ладони молоток и, не найдя в нем ничего криминального, вернул на место, в специальный карман разгрузки. Дело сделано. Пора уходить. Но ему почему-то не хотелось никуда идти, а хотелось молча стоять здесь, на берегу, и смотреть на неподвижную воду, манящую и притягивающую своим вековым спокойствием - стоять и думать, что и через сто, и через двести, и через триста лет здесь будет все по-прежнему, все как сейчас: и черные свечи елей, и пьянящий запах болотного мха, и осторожные всплески рыбы... Не станет его - но ни деревья, ни вода не заметят отсутствия...
        Из памяти всплыла легенда, когда-то рассказанная спившимся выпускником филфака, большим поклонником настойки боярышника.
        Суть легенды была проста: христиане, преуспевшие в разнообразнейших способах казни, никогда среди повешений, усекновений голов, четвертований, колесований, расстрелов, сажаний на кол и поджариваний на электрическом стуле - никогда не распинали, из страха распять неузнанного мессию. Потому что вторичное распятие вновь широко распахнет дверь в наш мир Сатане - дверь, которую запечатало распятие первое, оставившее лишь лазейки для подручных Князя Тьмы.

«Ну ладно, - подумал он, - будем надеяться, что Ленка все же не мессия».
        НОЧЬ. ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Ходить по лесу бесшумно хорошо осенью - не морозной и звонкой, а мокрой, дождливой осенью, когда пропитавшиеся водой сучки и ветки беззвучно пружинят под ногами, а влажные листья скрадывают шаги, как ворс дорогого ковра...
        Но сухим и жарким летом, тем более ночью - непросто пройти тихо, без шуршания и треска. Он шел медленно, осторожно ступая. Часто останавливался, напряженно вслушивался в ночную тишину. Его машина стояла, укрытая в кустарнике, в трех километрах, но он не спешил, спешить стало некуда и незачем - все дела закончены, долги отданы и взысканы.
        На душе не было легко - было пусто, было никак.
        Он вышел к узкой дороге, змеящейся перелесками, но пошел не по колее, освещенной слабым лунным светом - двинулся рядом, в тени деревьев. Черный комбинезон выглядел еще одной тенью, движущимся пятном мрака. Очень опасным пятном.
        Тихий писк прозвучал неожиданно, в паре сотен метров от машины.
        Он извлек из нагрудного карманчика ключи - крохотный брелок тревожно замигал красным светодиодом. Невероятно, но факт: кто-то умудрился забраться в автомобиль, оставленный в ночном лесу, на укромной полянке в стороне от дороги, в нескольких километрах от ближайшего жилья.
        Ни страха, ни гнева он не почувствовал - одно неприятное удивление, какое мог испытать, обнаружив на руке комара, насосавшегося крови. В подобных случаях он привык убивать быстро, без раздумий и без ненависти.
        И комаров, и людей.
        НОЧЬ. ЛЕС
        Их оказалось двое. Первый, сидя на водительском месте, копался под приборным щитком - ничего у него, конечно, не получалось, машина была не так проста, как могла показаться, судя по непритязательному внешнему виду. Второй, невысокий крепыш, склонившись к раскрытой двери, зажигал время от времени спички и давал советы торопливым злым шепотом.
        Человек в черном ударил его - ребром ладони, по стыку шеи и затылка.
        Рубанул резко, но не сильно - с расчетом на последующий разговор. В сельскую шпану, случайно тут гуляв шую и натолкнувшуюся на машину, верилось отчего-то слабо.
        Затем, не желая пачкать обивку, стал выволакивать наружу первого, как улитку из раковины. Тот подвывал от боли в вывернутой кисти, и этот вой не дал расслышать никаки: звуков за спиной - ствол ткнулся в спину резко и неожи данно.
        - Отпушти ефо! - Похоже, у говорившего не хватал половины передних зубов, голос шипел, как бикфордо шнур, но давящая на хребет холодная сталь придавала ело вам весомость и значимость.
        В том, что это был именно ствол, человек не усомнился ни на мгновение. Упертый в спину палец или другая подвер нувшаяся под руку железка никогда не вызывают такого ощущения.

«...Попался, - подумал он, - глупо и неожиданно попалея... хотел наказать шкодящих щенков и не учуял матерого хищника».
        - Доштафай клющи и не пофоращифайся. - Шепеля вый не тратил время на угрозы и на демонстративное передергивание затвора, только сильнее надавил дулом на спину,
        Первый, вылезший наконец из салона, неуклюже вьш щил пистолет и нацелил спереди, в живот. Второй, на которого никто не обращал внимания, ворочался под ногами, как перевернутая на спину черепаха.

«Это какие-то дилетанты, - понял он, - раз тыкают с двух сторон пушками... Понимающие люди никогда не встанут на одну линию... А ведь голос сзади звучит не в само ухо... и если у него не обезьяньи руки, значит ствол длинномерный... ружье?.. автомат?.. карабин?..»
        Он вытащил ключи, медленно поднял их кончикам пальцев над правым плечом. Нажим ствола на хребет немного ослаб.

«Первый», придерживая прыгающую кисть с пистолетом левой рукой, невнятно бубнил под нос, что сейчас кое-кому покажет, как руки крутить...
        ...Лишь бы не левша... лишь бы шепелявый оказался не левша...
        Чужие пальцы коснулись ключей и это послужило сигналом. Он схватил протянутую руку не глядя, сильно и безжалостно, как хватают добычу стальные челюсти капкана. Извернулся, мгновенно уходя с директрисы, тем же движением швырнул «шипуна» на наставленный ствол пистолета - выстрел прозвучал меж столкнувшимися телами глухо, как в подушку - «шепелявого» отшвырнуло назад.
        Стрелок жал на спуск наверняка рефлекторно, не успев понять, кто на него обрушился.
        Выстрелить еще раз ошарашенный «первый» не успел, даже рефлекторно - кулак по прямой траектории ударил его в грудь, в область сердца. Удар был убийственный, от такого отлетают на несколько метров, но здесь за спиной врага стояла машина. Грудная клетка треснула, раздирая плоть острыми, как кинжалы, осколками сломанных ребер.
        Человек в черном крутнулся на одной ноге и с лету врезал другой в голову успевшего оклематься и встающего на четвереньки «крепыша» - как бьют футбольные вратари, выбивая мяч далеко-далеко, к самым воротам соперника. Голова далеко не улетела, но с хрустом вывернулась под неестественным углом к отброшенному страшным ударом телу.
        К «шепелявому» он повернулся уже не спеша, нашаривая так кстати не выброшенный молоток - доправить, если надо.
        Правка не потребовалась, этот свое отшипел... ...Четвертого, оставшегося на шухере вдалеке, у развилки дороги и не успевавшего к скоротечной схватке, он не увидел. И раздавшегося сбоку выстрела тоже не слышал. Пуля вошла над левым ухом, он ничего не успел почувствовать, все кончилось быстро и сразу - умер как застреленный сзади волк-победитель, с торжествующим рыком сжимающий глотку врага.
        Стрелявший, высокий узкоплечий парень лет двадцати, развернулся и побежал в противоположную от машины сторону, напролом через лес, не замечая хлещущих по лицу ветвей.
        Ночь заканчивалась.
        Восток светлел.
        Глава 2
        РАССВЕТ. НЕЖИЛАЯ ДЕРЕВУШКА КАМЕНКА
        Майор по прозвищу Клещ проснулся от холода.
        Сел, поеживаясь. Светало. Вставляя титановые пластины обратно в бронежилет, послуживший подушкой - неудобной и жесткой, майор тоскливо подумал: самое позднее через час они опять начнут погоню за тенью - бесплотной, призрачной и ускользающей.
        Что их дичь никуда и ни от кого уже не ускользнет - майор не знал.
        РАССВЕТ. СОСНА НАД ВОЛЕЙБОЛЬНОЙ ПЛОЩАДКОЙ
        На рассвете Астраханцева потеряла сознание. Ненадолго.
        РАССВЕТ. ЧУЖОЙ СОН
        Корнет-а-пистон пропел на заре - пронзительно и нежно. В его бодром, призванном разбудить спящих звуке слышалась нотка грусти, почти обреченности.
        Среди разбросанных меж деревьев палаток зашевелились люди. На ходу затягивая амуницию, коноводы бежали за лошадьми. Заранее сложенные сухие дрова вспыхнули под котлами с уже приготовленной - только разогреть - пищей. Шеренги торопливо выравнивались на полянах, и хриплые голоса эскадронных командиров начинали перекличку... Света смотрела на всю суету со стороны; в отличие от кошмаров последних ночей в этом сне она никакого участия не принимала.
        ...Кавалерийская пула сворачивала лагерь и готовилась к выступлению - все происходило с отрепетированной четкостью регулярной армии. Хотя не больше трети людей были в форме имперской легкой кавалерии - поношенной, со споротыми знаками различия. Остальные кто в чем: цивильные камзолы, заштопанные охотничьи зеленые рубахи, потертая и потрескавшаяся кожа жилетов и курток... Оружие у всех содержалось в идеальном порядке.
        Из самой большой палатки торопливой, слегка прихрамывающей походкой вышел человек
        - молодой, невысокий, с соломенно-рыжеватыми, коротко остриженными волосами. Вышел и сразу стал центром всего окружающего движения, уже не кажущегося хаотичным. Света с удивлением поняла, что знает, кто он и как его зовут. Арно - инсургент и партизан.
        Лорд Арноваль - когда-то блестящий кавалер столичных балов.
        Последний паладин рухнувшей Империи. Человек, палатка которого обвешана патентами на высшие офицерские чины от одних нынешних как бы государств и смертными приговорами от других. Приговоров гораздо больше.
        Корнет-а-пистон пропел снова, на резкой и требовательной ноте. К Арно подвели коня. Палатки сворачивались словно сами собой, как по мановению волшебной палочки.
        Пула выступала - поход в никуда, поход, не сулящий даже посмертной славы...
        Скоро на полянах перелеска не осталось никого и ничего - лишь следы кострищ и палаток, несколько обрывков рваной упряжи да позабытая белая тряпка, сушившаяся на ветвях куста.
        Света подумала, что видит не свой сон - и проснулась.
        Странно, но сегодня ей почему-то не пришлось мучительно долго соображать, кто она и где находится. Вспомнила все и сразу.
        Рассвет серел за окном. Света встала и начала одеваться, опять отменив утреннюю пробежку. Сегодня она ехала в Солнечноборск, дел очень много, надо навестить СВ, навестить Пробиркина...
        И было еще одно дело, о котором она предпочитала не упоминать даже в разговорах с собой, потому что такое упоминание стало бы капитуляцией мозга перед наведенными кем-то кошмарами, а она не хотела капитулировать, она хотела нормально жить в нормальном мире среди нормальных людей, и...
        ...Пула шла крупной рысью.
        Арно спешил.
        РАССВЕТ. СОЛНЕЧНОБОРСК. ЦРБ (ЦЕНТРАЛЬНАЯ РАЙОННАЯ БОЛЬНИЦА)
        На рассвете СВ открыла глаза - пустые глаза трупа. Или растения - если есть в иных мирах растения с глазами. Или животного - давно мертвого, ставшего экспонатом зоомузея.
        Закорючки неправильных синусоид на прикроватном кардиомониторе вытянулись в прямую линию. В нить. Нить лопнула с хрустальным звоном.
        Галочка Савич - улыбчивый Галчонок - умерла тридцать лет назад. Теперь умерла СВ.
        РАССВЕТ. «ВАРЯГ»
        Автоматы - пластмассовые муляжи.
        Камуфляжная униформа - «Костюм охотника», ГОСТ..., артикул..., два размера, точь-в-точь как в армии: слишком большой и слишком маленький. Шефская помощь Горловому с базы бывшего райкоопторга - провалявшаяся там еще со времен социализма с человеческим лицом...
        Неведомые творцы снабдили охотничий костюмчик огромным количеством крохотных продолговатых кармашков - вставлять срезанные веточки в целях маскировки. Четвероногие и пернатые братья, надо понимать, должны были пристраиваться на отдых под сенью человека-куста и падать от метких охотничьих выстрелов. Оперетка...
        Ткань на униформу пустили никудышную и гнилую, покрасив якобы в защитные ярко-зеленые пятна. Неудивительно, что охотники не спешили раскупать сей шедевр совковской легкой промышленности.
        Облачившиеся в камуфляж парни старших отрядов зевали и терли кулаками глаза... Вся затея казалась глупой и ненужной.
        - ...Вопросы есть? - закончил инструктаж Закревский. Вопросов не нашлось.
        - Тогда - все к столовой. Через десять минут там накроют. Если сделаем все по плану - победим обязательно. Мы их сильнее - и победим.
        - Но ведь бывает так, что слабый побеждает сильного? - с надеждой спросил Димка Осиков.
        Ослик лелеял давнюю и заветную мечту: заехать однажды с размаху в челюсть дебилу Дронту и смотреть, спокойно смотреть, занеся с холодной усмешкой кулак, как тяжело ворочается под ногами поверженная туша - ворочается и не смеет подняться на ноги..
        - Нет, - твердо сказал Закревский. - Такого никогда не бывает. Сильные всегда побеждают слабых. Если кажется, что побеждает слабый - то это только кажется. Потому что сильный - это не тот, кто кажется сильным другим. И не тот, кто считает сильным себя. Сильный - это тот, кто побеждает. Силу определяют не по объему бицепса или калибру пистолета. У силы один критерий - победа.
        Слон, который до сих пор слушал вполуха, демонстрируя своим очумело-сонным видом резко отрицательное отношение к идее ранних подъемов, неожиданно заинтересовался рассуждением Леши о природе силы. И спросил:
        - Это, значит, что получается? Скажем, качок какой, мышца - во!!, кирпичи ладонью рубит и все приемы знает; а подкрадется к нему сзади сморчок задохлый, шандарахнет доской по черепушке и вырубит - и, значит, он, сморчок, сильнее?
        При словах о доске рука Слона потянулась к затылку иугол рта дернулся в мимолетной неприятной усмешке. Закревский улыбнулся - нехорошо, краем губ:
        - Именно так, значит, и получается. Если не позаботился прикрыть спину и подпустил сзади сморчка с доской - дурак он при всех своих приемах. Мышцы - просто оружие. И доска, и мозги - тоже оружие. Сила в том и состоит, чтоб грамотно применить оружие
        - и победить.
        - Убить?
        Леша посмотрел на Слона с интересом:
        - Убить. Обезоружить. Не дать убить себя. Прорваться к объекту. Все, что ты должен сделать - и что не хочет позволить тебе противник.
        Слон понимающе кивнул. Он и сам так думал.
        РАССВЕТ. БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        Утро наступило убийственно-гнусное. Тащиться на старый карьер, за пять километров, не было никакой возможности. Володя решил набрать песок в первом подходящем месте
        - на песчаном откосе Каменки, у моста, неподалеку от лагеря...
        Плевать на водоохранную зону, всего-то несколько мешков, никто и не заметит... Он тоже не заметил - чуть большего, чем раньше, сопротивления при очередном движении остро наточенной лопаты. Володя вообще не совсем адекватно воспринимал окружающую действительность, организм настойчиво требовал опохмелки...
        Мотоблок бодро зафырчал и потянул в гору груженный песком прицепчик.
        РАССВЕТ. «ВАРЯГ»
        Повариха Вера, злая на весь белый свет вообще и свой ранний подъем для дурацкой игры в частности, махнула половником из дверей столовой. Закамуфлированные фигуры потянулись туда.
        Света, подошедшая к ним в конце инструктажа, проводила мальчишек напряженным взглядом, высматривая знакомую фигурку. Увидела, и... И замерла. Мелькнувшее вчера подозрение подтвердилось.
        - Леша... - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. - Тебе не кажется!.. По-моему, этот мальчик - Тамерлан Хайдаров...
        В дверях Тамерлан обернулся и посмотрел на нее - внимательным долгим взглядом. Света осеклась. И закончила мысль, только когда он вошел в столовую.
        - ...Что он стал за считанные дни выше ростом. И - чуть-чуть шире в плечах...
        Ей показалось это еще вчера, у Старого дома. Но увидев Тамерлана, стоящего рядом с Димкой Осиковым, - убедилась. Раньше Тамерлан был с Димкой одного роста. Сейчас - выше. Не намного, но выше.
        - Это же давно известный факт, - сказал Закревский. - Военная форма положительно воздействует не только на извилины человека, на скелет тоже. Хребет вытягивается в струночку, межпозвонковые промежутки увеличиваются, плечи распрямляются. Результат
        - после года службы любой боец на три-четыре сантиметра выше, чем был раньше, на военкоматовской медкомиссии.
        Если физрук задумал эту тираду как шутку - то не достиг цели. Слова звучали холодно, а выражение лица - Света удивилась - стало тяжелым и суровым. Она не улыбнулась как бы шутке, даже краешками губ. Бесполезно, подумала она, он не видит... И остальные не видят, или тут же забывают об увиденном... Помню лишь я - и то, наверное, потому, что забываю многое другое...
        - Шучу, - сказал Леша мрачно. - Того же роста парнишка, что и был. Дети летом подрастают быстро, но не настолько же. Надеюсь, хоть в моральном аспекте прирост будет заметен.
        Он улыбнулся. Не обычной своей доброй улыбкой - жестко, хищно.
        Да что же с вами со всеми! - хотелось закричать ей. Не закричала.
        - Страшные вещи ты им говорил, - сказала Света, слышавшая окончание инструктажа Закревского. - Про то, что сила - это способность убивать... Сила - это способность любить, не больше и не меньше.
        Она не хотела спорить, да и некогда было спорить. Чтобы успеть на утреннюю, до перерыва, электричку на Солнечноборск, стоило поспешить к шоссе и ловить там попутку до станции.
        - Вот и я же про то самое... - ответил Закревский, тоже не настроенный на философские диспуты. - Чтобы любить, надо быть живым. А для этого нельзя дать убить себя в первом бою. Потому что с трупами бывает не любовь, а некрофилия...
        Света фыркнула и пошла к воротам - не прощаясь. Лешу Закревского она больше никогда не видела.
10 АВГУСТА, 08:04, ШОССЕ
        Поймать машину оказалось непросто.
        Света шагала по обочине в сторону Полян, иногда оборачиваясь на догоняющий звук мотора и безуспешно голосуя. Все, вставшие в такую рань, катили по своим делам и подсаживать одинокую пассажирку не торопились.
        Она подумала, что придется шагать до остановки, а потом втискиваться в переполненный автобус вместе с местными торговками, спешащими на рынок - втискиваться и стоять всю дорогу между наполненных коробок, корзин и молочных бидонов. Не пришлось.
        ...Потрепанная жизнью «Нива» остановилась; водитель, молодой и улыбчивый, гостеприимно распахнул дверцу, даже не интересуясь, куда и за какую сумму Света собралась.
        Он оказался местным, из Полян, куда и возвращался со смены, но, не чинясь, за тридцать рублей согласился сделать крюк до станции. Словоохотливый на редкость, парень не нуждался в уклончивых междометиях собеседника для продолжения разговора
        - говорил и говорил.
        Главной темой бесконечного монолога стало самовосхваление: какой он хваткий, практичный и удачливый, способный вывернуться в любой ситуации и преодолеть все жизненные трудности.
        - ...Прямо Сахара натуральная, слышь, ботва вянуть пошла, верхушки, слышь, все желтые... а у меня картохи, слышь, пятнадцать соток - от шоссе натурально до озера. Баба беременная, мне некогда, так что ты думаешь? Поехал в Солнечноборск, затарился, слышь, водярой, бомжам тока свистнул...
        Казалось, он говорит на иностранном языке - звуки, лишенные смысла, стучали по гудящим вискам. Света закрыла глаза и пыталась думать о своем - и с удивлением обнаружила, что мыслей нет. Нет ни о чем, кроме самых простых дел, предстоящих в ближайшие минуты - доехать до станции, купить билет, сесть в электричку... Если это можно назвать мыслями.
        С гораздо большим удивлением Света обнаружила - опять же при закрытых глазах, что хваткий и оборотистый водитель тяжело болен. Очень тяжело.
        Возможно - смертельно...
        Печень?
        Наверное, печень, она не разбиралась в анатомии, но ничего, кроме печени, не могло быть там, где Света видела что-то воспаленное, ядовито-желтое - нет, конечно, не желтое, и не видела - ни к зрению, ни к ощутимым им цветам все это не имело отношения, просто мозг пытался оперировать знакомыми понятиями даже в разговоре с собой, и...
        Она не понимала ничего.
        И, за этим непониманием, доехав, чуть не пропустила самое главное. После двадцатиминутной дороги, когда Света расплачивалась с ним на станции - улыбчивый водитель оказался здоров.
        Теперь - абсолютно здоров.

«Мерещится, - неуверенно подумала Света и закрыла глаза. - Если и мерещилось - то сейчас по-другому. Сейчас самым серьезным нарушением в организме парня оставалась легкая, почти незаметная „краснота“ в горле... Не долечил ангину? Повредил слизистую каким-нибудь суррогатом?»
        Она открыла глаза. Водитель взял деньги, смотрел по-прежнему с улыбкой. Света всмотрелась - под изучающе-микроскопным взглядом он нервно сглотнул. С трудом? Или показалось? Бред...
        Она отпустила стиснутую дверцу, поблагодарила, - «Нива» уехала.

«Я сошла с ума», - билась в мозгу Светы ставшая уже привычной констатация факта. Билась и сталкивалось с другой мыслью, не то чтобы исключающей первую, но несколько меняющей вектор мыслительного процесса... Вторая мысль была: стоило поступать в медицинский...
        Издалека задребезжала электричка.
        Света пошла к платформе.
        Глава 3

10 АВГУСТА, 08:48, ЛЕС МЕЖДУ ДОЛ «ВАРЯГ» И ДОЛ «БРИГАНТИНА»
        Автомат уткнулся в ту точку, где шея переходит в затылок. Бывалые люди рекомендуют, не делая в подобной ситуации резких движений, попытаться выяснить, что от вас требуется индивиду, начавшему таким образом общение, - а далее действовать по обстановке.
        Бледный веснушчатый паренек в буро-желтом, совсем не по сезону, камуфляже, не знал этих немудреных правил поведения в критических ситуациях. Он подпрыгнул и резко обернулся. Вскрикнул:
        - Ты чего?!
        Димка Осиков по прозвищу Ослик заулыбался. Снова легонько ткнул его пластмассовым автоматным стволом, на этот раз в живот:
        - В плен ты попал, вот чего! Клади руки на голову и шагай к штабу. - Он быстрым движением сорвал с груди «бригана» картонку, прочитал надпись. - Шагай, шагай, Федя. В обед будет обмен пленными, променяем тебя на кого-нибудь...
        Конопатый Федя без энтузиазма отнесся к перспективе быть на кого-то обменянным. Он, взвешивая шансы, оглядел Димку - ростом и комплекцией они были примерно одинаковы, но «бриган» на вид выглядел постарше; затем кивнул головой и, подняв руки, двинулся по едва заметной тропинке в направлении, указанном стволом автомата.

«Вот вам, - гордо думал Ослик, - будете знать, кто самый крутой рейнджер в этом лесу! Не захотели взять меня в засаду, - и пожалуйста, я в одиночку „языка“ приведу... Этот дебил Дронт вчера грозился, что на игре надерет „бриганам“ задницу, - а сам смылся, и небось дрыхнет где-нибудь под кустом, или дуется с Михой и Укропом в карты...»
        Из-за кустов, метрах в пятидесяти по направлению их движения, показались брезентовые крыши штабной и санитарной палаток «Варяга». Федя остановился и автомат Димки снова ткнулся ему в спину.
        - Шагай-шагай, пошевеливайся, - прикрикнул Ослик, торопящийся к своему триумфу.
        Но пленный уже поворачивался к нему.
        - Так вот где ваш штаб... Спасибо, что довел, - сказал он с торжествующей усмешкой. - А то мы полдня бы искали.
        Он шагнул вперед, отведя одной рукой в сторону автомат, и сделал резкий выпад другой. Не ударил - просто ухватил торчащий из нагрудного карманчика край картонки, выдернул свой личный знак и, толкнув изо всех сил ствол (Димка едва устоял на ногах), бросился бежать в сторону от штаба.
        - Стой, гад! Сто-ой!! - заорал Димка.
        Он кричал, не рассчитывая, что беглец остановится: что ему «тра-та-та» в спину из пластиковой игрушки? - но в слабой надежде, что кто-нибудь из своих услышит и прибежит на помощь. Догнать «бригана» Ослик, наверное, еще мог, но скрутить своими силами уже не рассчитывал.
        ...Больше всего это походило на то чувство растерянной и недоуменной обиды, которое Димка Осиков испытал несколько дней назад, выудив на Чертовом озере огромного карася - таких не ловил даже Степаныч. Ослик представлял, снимая трясущимися руками с крючка рыбину, как он принесет это чудо природы в лагерь, и как будут восхищенно ахать девчонки, и как будут мальчишки завистливо расспрашивать о снасти и насадке... Тут карась-богатырь вышел из прострации, вызванной фактом, что аппетитный на вид червяк оказался с гнусным подвохом, - и решил побороться (карась, не червяк) за жизнь и свободу. Старожил Чертова озера изогнулся упругой дугой, стремительно распрямился, выскользнул из рук Димки и, с блеском исполнив петлю Нестерова, шлепнулся в воду у берега...
        Сейчас Димка метнулся вслед «бригану» с той же отчаянной и безнадежной решимостью, с какой тогда плюхнулся в воду, пытаясь схватить и удержать добычу.
        Федя несся, опережая его шагов на тридцать.
        Автомат только мешался - Ослик отшвырнул его в сторону, на секунду пожалев, что это игрушка, не способная срезать бегущего очередью по ногам. Нырнет в заросли, с тоской понял Димка, и поминай как звали...
        Беглец действительно юркнул в узкий проход между густо разросшимися кустами бузины. Но тут же вылетел обратно - спиной вперед, с нелепо раскинутыми руками, - и рухнул на землю, перекатившись.
        Из кустов вышел Дронт, с недовольным видом массируя правый кулак.
        Первый раз в жизни Димка Осиков обрадовался его появлению...
        Час назад он, наоборот, радовался тому, что четверка приятелей исчезла в неизвестном направлении в самом начале игры, как выразился Закревский: дезертировала.
        - Ты чё, баклан, конвенцию нарушаешь? Про пленных? - поинтересовался Дронт у сбитого с ног «бригана». - Пленных, гнида ты лобковая, западло пытать и мочить - а они за это съёбывать не должны. Ну а кто съёбывает...
        Кисти рук Дронта изобразили неопределенный жест, не то что-то свертывающий, не то раздирающий и явно относящийся к незавидной судьбе бежавших военнопленных. Конвенции Дронт, понятно, в глаза не видел, но слышал краем уха о ее существовании и импровизировал на ходу.
        Беглый Федя не ответил - сидел на земле и очумело мотал головой. Он сильно подозревал, что в голове у него взорвалась граната. Или по меньшей мере мощная петарда...
        Когда на его пути выросла громадная фигура Дронта, разогнавшийся Федя не смог остановиться или свернуть - и напоролся глазом на тяжеленный кулак, к немалой скорости которого приплюсовался и набранный «бриганом» разгон.
        - Тебя сразу убить, или желаешь помучиться? - глумливо процитировал классику Дронт.
        По сюжету следовало выбрать мучения, но Федя молчал, затравленным волчонком глядя на вылезающую из кустов троицу: Миху, Слона и Укропа.
        Школа выживания уличного подростка (отец сидел, мать запойно пила, - обычное для ребят из «Бригантины» семейное положение) научила Федю держать язык за зубами. Жизнь подкидывала ему задачки, в сравнении с коими трудности Дронта и компании казались проблемами растений, растущих под заботливым присмотром в теплой и светлой оранжерее.
        - Я... его... в плен... а он... гад... наш штаб разведать... - Подбежал запыхавшийся Ослик, успевший подобрать брошенный автомат.
        - Пошли, пожалуй... Возьмите его, чтоб не рыпнулся. - Дронт кивнул соратникам.
        Укроп и Миха наклонились к пленнику, рывком поставили на ноги и повели, заломив руки за спину. Повели не к штабу - обратно в кусты, откуда вышла вся компания.
10 АВГУСТА, 09:18, ДОЛ «ВАРЯГ», КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА
        На этот раз старшина Вершинин ввалился вообще без стука. Начал не здороваясь, резко и собранно:
        - К тебе не дозвониться, случилось чего?
        - Обрыв кабеля у моста, ремонтников вызвали... А в чем дело? - Голос начальника лагеря прозвучал сухо и неприязненно.
        Со вчерашнего дня Горловой пребывал в паскуднейшем настроении: вся отлаженная им за пять последних лет система управлением лагерем рассыпалась на глазах. Он несколько растерялся и считал виноватыми поголовно всех окружающих. Виноватыми в его неспособности вернуть контроль за событиями. Растерянность рождала агрессивную злобу, ожидающую самого малого предлога, чтобы вырваться наружу.
        - В чем дело? - повторил начлаг еще неприязненней, исподлобья глядя на участкового.
        Вершинин остался стоять, не шлепнувшись, вопреки обыкновению, в объемистое кресло напротив Горлового.
        - «Бригантина», значит, тоже на вашем кабеле... - Старшина задумчиво пожевал губами, обращался он явно не к собеседнику. - Мобильников, небось, в обоих лагерях до хрена, а в РУВД ни одного их номера...
        - Да в чем, наконец, дело?! - Горловой сорвался на крик, в котором слились злоба и тревожное ожидание чего-то, что уже окончательно разобьет недавно казавшуюся устроенной и налаженной жизнь...
        - Дело хреновое. Вчерашних урканов ловят тут неподалеку. Километрах в десяти к северу. Они с оружием и при побеге перестреляли экипаж патрульной машины. - За прошедшие сутки информации у Вершинина прибавилось. - Срочно закругляй свою
«Зарницу», чтобы через час в лесу никого не было. Я сейчас в «Бригантину», они тоже без связи, если кого из твоих по дороге повстречаю - предупрежу. И ты не мешкай, тут совсем другие игры начинаются...
10 АВГУСТА, 09:18, ЛЕС МЕЖДУ ДОЛ «ВАРЯГ» И КАМЕНКОЙ
        Трехчасовое утреннее прочесывание дало наконец результат, и весьма поганый.
        - Насколько я понимаю в арифметике, шесть минус два получится ровно четыре, - задумчиво сказал майор по прозвищу Клещ. Судя по тону, это математическое открытие его не обрадовало.
        Они с Дериным и Кравцом стояли на краю обширной, старой, поросшей травой воронки, на дне которой возился Борман. Много десятилетий назад сюда упала авиабомба весом не меньше тонны - и земля с тех пор медленно, кропотливо, год за годом затягивала старый шрам. Но до конца пока не затянула.
        На дне воронки чернело небольшое кострище, трава была смята, притиснута к земле, - именно в четырех местах. Там не так давно лежали четыре человека.
        Версий о мирных грибниках или туристах никто уже не высказывал. Туристы на дне ямы никогда бы привал устраивать не стали, нашли бы уж местечко поживописнее, с красивым видом. Да и грибникам стараться сделать пламя костра незаметным со стороны вроде как ни к чему.
        Выходной след, как и в прошлый раз, терялся - в полусотне метров от воронки, где примятая ногами трава сменилась иссохшим мхом, никаких следов не сохранившим.
        Борман завершил свои изыскания, поднялся наверх к начальству. Вердикт был короток:
        - Они.
        - Точно? - спросил майор.
        Он и сам чувствовал: они! - без всяких подтверждений Бормана, чувствовал никогда не подводившим инстинктом охотника. Но хотел стопроцентной уверенности.
        - Они. - Ни малейших колебаний в голосе Бормана не слышалось. - Всё один к одному: до темноты как раз могли досюда от болота дотопать - если шли уверенно, не плутали. Тряпку вон в костер кинули - не до конца сгорела.
        Он протянул майору клочок обугленной с краю ткани. Судя по всему, побуревшее от жара пятно на-ней было кровью.
        - Бинты из аптечки дэпээсников кончились... - сказал майор полувопросительно, полуутвердительно.
        - Точно так, - кивнул Борман. - Хабариков лагерных нет, не иначе как в костер покидали, или прибрали на самокрутки... Но пепел валяется - курили, стало быть. Еду сготовили - палочки выстрогали и грибы насадили - без соли, без хлеба. Не больно-то им такой харч пошел - по паре раз кусили и выбросили. Тоже сходится - кто тут еще так оголодать мог? Они, дело ясное. Но самое главное - не ночевали они здесь. В лучшем случае до середины ночи просидели и дальше почапали. Видать, не спалось на голодное брюхо.

«Едва ли», - подумал майор. Тут не в голоде дело, тут на кону голова стоит, потерпеть можно. Должны понимать, что после расстрелянных парней из ДПС живыми брать их никто стараться не будет...
        Значит, что-то замыслили ночью. Скорее всего - попробовать угнать машину в ближайшей деревушке. Или на базе отдыха. Или в пионерлагере...
        - А ведь это хорошо, - неожиданно сказал Муха, изучавший карту. - Просто здорово.
        Все посмотрели на Кравца с удивлением. Тот пояснил:
        - По чаще-то ночью далеко не уйдешь. Живо ногу подвернешь на валежине, или глазом сучок словишь. Да и в ориентировании надо спецом быть, а то моментом заплутаешь. Значит, где могли они в темноте пойти? По дороге. По просеке высоковольтки. По берегу речки, если он не сильно заросший... Вот и смотрите, что получается.
        Все четверо склонились над картой.
        Просеки ЛЭП поблизости не имелось. Речка Каменка протекала далековато. Зато рядом находилась Y-образная развилка лесных дорог.
        И по двум из трех можно было добраться до детских лагерей.
        - Всё, хватит играть в Фенимора Купера, - мрачно сказал Дерин. - Надо срочно перебрасывать сюда людей. И собак.
        Никто не стал спорить с очевидным - Минотавр лишь озвучил общее мнение.
        Майор махнул рукой, подзывая радиста.
        - Связь с полковником. Срочно.
10 АВГУСТА, 09:18, ЛЕС НЕПОДАЛЕКУ ОТ ШТАБА «ВАРЯГА»
        Сосна. Вблизи ее коричневая кора напоминает марсианский пейзаж: глубокие трещины-ущелья, опасные и липкие смоляные болота, круглые провалы пещер - внутри живут чудища-древоточцы. Ярко-красное озеро в окружении россыпи водоемов поменьше. .
        Это - кровь.
        Свежая кровь.
        - Так где, говоришь, штаб вы свой спрятали? - Дронт спрашивает без всякого любопытства. Ему даже хочется, чтобы пленный запирался подольше.
        Невезучий разведчик Федя молчит, пытаясь восстановить дыхание. Последний удар угодил в солнечное сплетение. Федя успел осознать, как крупно ошибся, пытаясь избежать появления в штабе «Варяга» под конвоем Ослика.
        Ему уже хочется в штаб - дабы быть в обед на кого-нибудь обменянным.
        У Дронта - другие планы.
        - Вмажь ему еще, Дронт, - без всякой жалости советует Димка. Не питающий страсти к кулачным расправам, он не может простить «бригану» своего жесточайшего разочарования. И жаждет мести.
        Но пленный, вплотную познакомившийся с увесистыми кулаками Дронта, начинает говорить, быстро и сбивчиво. Запираться нет смысла - игры с Дронтом в стойкого Мальчиша-Кибальчиша могут закончиться на больничной койке.
        В лучшем случае...
        Не дожидаясь подкрепляющих вопросы ударов, Федя изливается: где штаб и где посты на подходах к нему... Рассказывает про численность дозоров и пароль. И - о том, что знамя спрятано в стороне, в отдельной хорошо охраняемой палатке.
        Штаб «бриганов» - на холме, неподалеку от озера Чашка. Минут тридцать-сорок быстрой ходьбы отсюда. Место это хорошо известно компании Дронта. Как и другие окрестности, изученные на нелегальных экскурсиях во время «тихих часов».
        - А если гонит? - подозрительно спрашивает Укроп.
        - Упакуем и тут кинем под куст, - немедленно откликается Миха. - Сбрехал - вернемся и натянем глаз на жопу.
        Дронт молчит.
        Ему не нравится эта, предложенная Осликом и на ура принятая остальными идея: не ставя в известность начальство, захватить наличными силами штаб «Бригантины» и унести знамя, выиграв «Зарницу» чистым нокаутом.
        У Дронта другие планы.
        Мысль Михи - связать пленника - хороша, но абсолютно невыполнима ввиду полного отсутствия веревок. Пойти за ними в штаб, рискуя, что любовно разработанный план присвоят другие, не желает никто.
        - Шнурками свяжите, - советует Слон, до сих пор молчавший.
        Выдернутые из стоптанных ботинок горе-разведчика шнурки мало помогают делу - накрученные на заведенные назад запястья, они не выглядят несокрушимыми оковами. Без надзора и при наличии свободного времени избавиться от пут труда не составит.
        - Придется кому-то за вертухая тут остаться, - констатирует Миха.
        Укроп заявляет, что лично он оставаться и сторожить пленного не намерен. И тут Дронт удивляет всех:
        - Идите. Я постерегу.
        Это неожиданно, но спорить с Дронтом желающих нет.
        Через несколько минут маленький отряд охотников за знаменем выступает - идут след в след, стараясь ступать бесшумно, как краснокожие воины из массовки студии ДЕФА.
        Дронт паскудно улыбается.
        Федя бледен.
        - А мы с тобой сыграем в маленькую игру, - Дронт подмигивает связанному шнурками пленнику. Левый глаз Дронта окружен желто-зеленым ореолом проходящего синяка. - Игра простая: я спрашиваю - ты отвечаешь. Вопрос первый: Налима знаешь?
        Ответить Федя не успевает. Со стороны штаба «Варяга» доносятся громкие, хорошо слышные даже здесь, крики.
10 АВГУСТА, 09:28, ЛЕС МЕЖДУ ДОЛ «ВАРЯГ» И КАМЕНКОЙ
        Закончив сеанс связи с начальством, майор выругался длинно и замысловато. Повел взглядом по сторонам - и с размаху ударил ребром ладони по оказавшемуся рядом стволу березки - засохшей, сгнившей, потерявшей все ветви, но пока стоявшей.
        Трухлявое деревце рухнуло, развалившись на несколько частей. Радист и Муха с Дериным смотрели на майора с изумлением. Обычно подобных эмоциональных проявлений он себе не позволял.
        - Они там уже дырки под ордена протыкают, - сообщил майор. - Раскопали бывшую полюбовницу одного из бежавших. Живет одна, недалеко, в поселке Октябрьском. Установили наблюдение и выяснили - кто-то у нее в домишке сидит, на глаза не показывается. Вчера, поздно вечером, закупила водки и продуктов явно на несколько человек. В общем, домик обложили, готовят операцию, окрестных жителей потихоньку под разными предлогами из домов убирают. «Невод» тоже там, вокруг Октябрьского развернули - на случай, если кто прорвется. А нам говорят: ошиблись вы, ребята, по ложному следу пошли. Четверо, дескать, у вас там никак оказаться не могут - один, много два. Короче говоря, подмоги не будет.
        Кравец разочарованно присвистнул и сказал:
        - Если у тех хоть чуть мозгов в голове есть, неужто к засвеченной марухе поперлись бы? Ясно же, где в первую очередь искать начнут.
        - Начальству сверху виднее, где ордена заработать можно, - сказал майор неприязненно. - Значит так, парни. Действуем исходя из того, что ошибаются они, а мы правы, и вся ответственность - на нас. Один положительный момент есть - никаких связанных с машинами происшествий в районе за последние часы не зафиксировано. Возможно, что-то у наших клиентов ночью не сложилось. Выходим в развилке, опять делимся на две группы. Ту дорогу, что ведет к северу, в расчет не берем, не для того они на юг прорывались, чтобы обратно возвращаться. Минотавр со своими движется на юго-восток, в сторону Пятиозерья и шоссе Поляны - Солнечноборск. Мы - на юго-запад, к детскому лагерю «Бригантина», к базе отдыха завода «Луч» и дороге Поляны - станция Каннельярви. В общем, больше никуда они податься и не могли. В Поляны или на станцию если и сунутся - там их ждут и встретят. Идем широко, цепью. Минотавр, если вдруг повстречаешь транспорт - пассажиров высаживай, выделяй группу пять человек, и пусть едут вот сюда... - Майор показал точку на карте. - ... анимают позицию и маскируются. Тогда мимо них к пятиозерским лагерям
проскочить будет непросто. Могут, конечно, обойти чащей или болотом, но они вымотаны еще больше нашего. Вопросы?
        Вопросов не было. Все понимали, что майор пытается силами тридцати человек совершить невозможное. И шансов у него примерно столько же, сколько у охотника, стреляющего в небо с завязанными глазами, - в надежде, что под ноги свалится подстреленная утка.
10 АВГУСТА, 09:30, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Игра сломалась, толком не начавшись.
        Штаб и госпиталь «Варяга» разместились в двух стоявших рядом палатках. Выцветший, но крепкий брезент - шефская помощь из Сертолово.
        Интерьер меньшей палатки исчерпывался низким столом без стульев, украшенным самодельной и примитивной картой окрестностей.
        Большая палатка - медчасть. Армейский операционный стол СОП-3 (по виду - дальний потомок раскладушки), списанные инструменты в потертых укладках, хирургический светильник без ламп - все как у больших. Бинты и зеленка, правда, новые и настоящие - пускай девчонки учатся, навыки первой помощи всегда пригодятся.
        Но все закончилось, толком не успев начаться.
        Закревский, темнея лицом, выслушал вожатого седьмого отряда Дениса Цветкова - низкорослого, худенького, узкоплечего и нескладного второкурсника. Тот приехал на велосипеде со срочным сообщением от Горлового. Игры закончились. Вокруг начались серьезные дела.
        Леша вполголоса выругался и отдал приказ на эвакуацию штаба и госпиталя:
        - Все - в лагерь. Немедленно, старший - Денис. Палатки и все остальное оставляйте, некогда возиться. Всех встреченных наших - в лагерь. Бриганам, если увидите, тоже объясняйте: ЧП, игра откладывается. Денис, когда доведешь их до лагеря, возвращайся или подошли кого-нибудь - чтобы дежурили, здесь, у палаток, могут еще подходить ребята. Я - в лес, попробую собрать, кого сумею.
        Старлей Закревский знал цену слову «немедленно». И - цену, порой немалую, порой страшную, - всем и всяческим промедлениям. Черт с ними, с палатками...
        Через три минуты он остался один на поляне у штаба.

«Ладно, - думал Закревский, - эти дойдут, не маленькие... Полдела сделано - самая простая и легкая половина. Но... В лесу находились группы, выполняющие свои полученные на рассвете задания - находились без связи. И - несколько оболтусов из четвертого отряда, нагло двинувших в самоход ранним утром. Да и наверняка там болтаются парни из „Бригантины“ - тоже группы и тоже самоходчики, дисциплиной шарага Боровского не блещет...»
        А еще в лесу были нервные люди, в форме и с оружием. И люди без формы, тоже с оружием - еще более нервные.
        Он снова выругался - на этот раз вслух.
10 АВГУСТА, 09:32, ЛЕС, СТАРЫЙ КАРЬЕР
        Белоголовый мальчик по имени Тамерлан покинул отряд «варягов» еще раньше, чем Дронт и компания. Но уход его, в отличие от исчезновения соседей по палате, никто не заметил. Имелось у него такое свойство - уходить незаметно. И приходить.
        Он сидел один - на дне старого, заброшенного карьера. Именно сюда должен был поехать за песком Володя - и не поехал.
        Карьер не разрабатывали давно - и постепенно на песчаном дне поднялась тоненькая поросль, выросшая за годы в молодые деревья. Под одним из них сидел Тамерлан.
        Сидел давно - тень березки сместилась, мальчик оказался на солнцепеке - и не замечал этого. Сидел неподвижно, скрестив под собой ноги - поза для непривычного человека на редкость неудобная, но он за последние часы не шевельнулся, даже ни разу не моргнул.
        Казалось, он спит - очень странным сном.
        Глава 4

10 АВГУСТА, 09:37, СОСНОВЫЙ ЛЕС ВОЗЛЕ ШТАБА «ВАРЯГА»
        Дронт залег в кустах, неподалеку от штабной и санитарной палаток, и пытался понять, что происходит. Пленный Федя лежал рядом, уткнувшись разбитым лицом в мох,
        - Дронт крепко держал его высоко заломленную руку, предупредив: ценой любого крика станет сломанная кость. Федя, знакомый с Дронтом менее часа, тем не менее был уверен - так оно и будет. И лежал молча.
        В штабе происходило непонятное.
        После короткой суеты все, кто там находился, дружной колонной двинулись в сторону
«Варяга», оставив на месте палатки и прочее имущество, прихватив только знамя - красно-голубой штандарт с серым силуэтом крейсера.
        О чем-то уходившие переговаривались, громко, и, похоже, недовольно, - Дронт пытался разобрать слова, но безуспешно.
        У покинутого штаба остался физрук Закревский.
        Дронт с удивлением наблюдал, как тот что-то крупно написал на листе бумаги, прикрепил к палатке, - и быстрым шагом, почти бегом, исчез в лесу. Направился физрук примерно в ту же сторону, что и приятели Дронта.
        Он полежал еще, выжидая. Никого и ничего. И что бы это все значило? Хитрый маневр, призванный принести победу в игре, или...
        - Подъем, чмо! - приказал Дронт, поднимаясь на ноги и потянув Федю за выкрученную руку. - Двигай вперед, в штаб. На допрос.
        ...Последние пять дней - после драки у дискотеки - Дронта временами посещало странное чувство. Словно в его голове медленно, но неуклонно растет какое-то внутреннее давление. Иногда, короткими приступами, напор достигал почти критической точки. Мир тогда окрашивался в разные оттенки красного цвета и возникало желание что-то сделать, как-то освободить распирающий изнутри напор, - а потом всё быстро проходило. Болезненным ощущение не было. Наоборот, казалось, что неминуемый взрыв высвободит новую, небывалую силу - и тогда все враги, все гады сполна получат по заслугам.
        О том, что будет с ним самим, что уцелеет после взрыва от человека-бомбы, - Дронт почему-то не задумывался. На его лице в эти дни часто блуждала мечтательно-загадочная улыбка, - и многие ее замечали, но о смысле не подозревали. Пожалуй, лишь Слон догадывался о происходившем с приятелем - и о том, куда будет направлен взрыв, - но наблюдал за Дронтом с затаенным интересом. Бомба с взведенным механизмом, конечно, вещь весьма опасная, - но порой и весьма полезная. Если уметь с ней обращаться. Слон надеялся, что сумеет, а взрыв позволит расквитаться и с кое-какими его собственными долгами. Он усвоил философию Леши Закревского - и тоже полагал, что для победы все средства хороши.
        ...Белый листок, издалека видный на буро-зеленом фоне санитарной палатки, проинформировал:
        ИГРА «ЗАРНИЦА» ОТМЕНЯЕТСЯ. ПРИКАЗЫВАЮ: ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАТЬСЯ В ЛАГЕРЬ. КОМАНДИР СВОДН. ОТРЯДА «ВАРЯГ» А. ЗАКРЕВСКИЙ.
        Слово «немедленно» было дважды подчеркнуто.
        Дронт не то застонал, не то зарычал, прочитав послание. Суки! Гниды! Проклятый Налим проявил все свойства одноименной скользкой рыбы - и опять умудрился спастись от заслуженной расплаты. Мир вокруг Дронта налился красным цветом - ярко-алые буквы прыгали по розовой поверхности бумаги и сливались в непонятные иероглифы, за карминовым пологом палатки виднелся темно-красный провал цвета венозной крови... На Дронта опять накатило, и он понял, что этот раз - последний. Что взрыв уйдет внутрь, и сметет все на своем пути, и на этом все кончится... Дронт выл - в его вое сливалась воедино злоба и беспросветная тоска.
        Но не кончилось ничего.
        В себя его привел чужой крик, полный боли. Кричал пленный - Дронт, сам того не замечая, еще сильнее выкрутил его руку, которую продолжал удерживать заломленной за спину.
        Окружающее медленно принимало естественные цвета. Дронт ослабил хватку и задумчиво уставился на записку.
        - Всё, конец игре! - выкрикнул Федя, тоже прочитавший послание Закревского. - Отпускай меня на хрен! А не то...
        Дронт ударил его свободной рукой по почкам - почти машинально, не прекращая раздумий. Федя смолк. Понял, что его игра отнюдь не закончена.
        В третий раз перечитав послание, Дронт хмыкнул. Какое бы ЧП, вызвавшее прекращение игры, ни стряслось, шанс еще есть. Раций и иных средств связи мобильные группы,
«воюющие» сейчас в лесу, не имеют. И быстро оповестить всех игроков, разошедшихся по укромным местам, не получится. Время, чтобы отыскать сучью рыбу, остается, - час, в лучшем случае полтора. Но сначала надо выбить из пленного информацию о местонахождении Налима.
        Он протянул руку, сорвал записку. Затем втолкнул Федю внутрь, в полутьму санитарной палатки. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, Дронт увидел полевой операционный стол. Заинтересованно шагнул поближе. Особенно его заинтересовали свисающие со стола фиксирующие ремни из прочнейшей сыромятной кожи.
10 АВГУСТА, 10:05, ЛЕС ВОЗЛЕ ШТАБА «БРИГАНТИНЫ»
        - Я вам не ниндзя-камикадзе... - Слон говорил шепотом, но, странное дело, слова его звучали не менее весомо и уверенно, чем в полный голос.
        Они лежали вчетвером, распластавшись на мягком мху, и наблюдали за целью своего похода - небольшой палаткой, в которой находилось знамя «Бригантины». Перед ней прохаживался всего один часовой, но и его присутствие делало крайне сомнительным исход затеянного мероприятия.
        Охранявшему знамя «бригану» было достаточно просто крикнуть - его соратников вокруг хватало. Полное впечатление, что они стянули к штабу не меньше половины личного состава, выставили в качестве приманки палатку со знаменем и спокойно ждали попыток противника прорваться к желанному трофею.
        Судя по воинственным крикам, которые недавно затихли в небольшом отдалении, такую попытку «варяги» только что предприняли - и неудачно.
        Орлы из четвертого отряда просочились через плотное охранение благодаря полученным от пленного Феди сведениям.
        Проползли по неширокому лесистому болотцу (а может, по болотистому лесочку), узкому и длинному, протянувшемуся к подножию холма, плоская вершина которого, заросшая мачтовыми соснами, скрывала штаб соперника.
        Болотце издавна использовалось как стихийная свалка для мусора, вывозимого из близлежащих лагерей и баз отдыха. Украшавшие ее грозные таблички, оперирующие еще дореформенными ценами: «СВАЛКА ЗАПРЕЩЕНА - ШТРАФ 500 000!» - никого не пугали. Солнечноборские коммунальные службы запрашивали вовсе уж немыслимые деньги за регулярный вывоз мусорных контейнеров из Пятиозерья.
        Место мало подходило для прогулок, тем более ползком. Вокруг громоздились груды разнообразнейших отбросов. Одни совсем старые - лес неумолимо начал поглощать их: сквозь осевшие кучи проржавевших банок и расползшихся пакетов уже пробивались зеленые стебли. Другие - свежие, заставлявшие жалеть, что командиры не обеспечили игроков в «Зарницу» противогазами.
        Зато стоять на посту в загаженном месте желающих среди «бриганов» не нашлось, хотя рядом, в нескольких десятках метров, слышались перекликающиеся голоса патрулей. Хорошо хоть болотце пересохло этим летом совершенно, остатки мутной, с ржавыми разводами воды виднелись только на дне глубокой канавы - эту фортецию охотники за знаменем по очереди перепрыгнули.
        Сейчас они решали, как преодолеть последнюю, самую трудную сотню метров. Свой камуфляж четверка разведчиков густо утыкала зелеными веточками (на этом категорически настоял склонный к романтике Ослик), но и с такой маскировкой скрытно подползти можно было лишь к слепому, глухому и слабому на голову охраннику.
        Для успешного финального броска не хватало немногого, считанных метров и секунд, - но достаточных, чтобы часовой поднял тревогу и провалил всю операцию.
        Первоначальный план, предложенный Михой - подобраться к палатке с тыла и незаметно для часового разрезать заднюю стенку - отнял у них полчаса времени и потерпел полное фиаско. По песчаному обрыву, спускающемуся к берегу Чашки, крутому и оползающему под ногами, подняться бесшумно и незаметно не стоило и пытаться.
        И теперь Миха настаивал, чтобы Слон подкрался и «снял» часового.
        Димка присоединился, безгранично уверенный в способностях Слона. Действительно, глядя на его бугрящиеся мышцами руки, можно было надеяться, что страж знамени не издаст в них ни звука. Но открытое пространство между лапами Слона и горлом противника по-прежнему оставалось нерешенной проблемой.
        Слон долго высчитывал метры и секунды, следил за маневрами часового, шагавшего взад-вперед с регулярностью маятника; затем, после недолгого раздумья, подобрал валявшуюся рядом большую консервную банку и стал наполнять ее песком под недоуменными взглядами компаньонов. Извлек из кармана толстый черный маркер и крупными печатными буквами написал на тронутой ржавчиной жести «БОМБА». Подумал еще немного, приписал сверху: «ЯДЕРНАЯ».
        И сказал коротко:
        - Я его уделаю.
10 АВГУСТА, 10:12, СОЛНЕЧНОБОРСК, ЦРБ (ЦЕНТРАЛЬНАЯ РАЙОННАЯ БОЛЬНИЦА)
        - Вы родственница? - подозрительно спросила медсестра, толстая рыжая тетка в небесно-голубом халате.
        - Нет... - Света на мгновение замялась, не зная, как определить их с СВ отношения. Назваться коллегой язык не поворачивался. И она сказала обтекаемо:
        - Мы вместе работали.
        - Умерла. Утром, в шесть часов, - проинформировала медсестра.
        В ее голосе чувствовались нотки облегчения - не родственница, значит не будет слез-охов-стонов. Тетка изобразила приличествующее случаю скорбное лицо (получилось плохо) и равнодушно прибавила:
        - Сочувствую.
        Света не ощущала ничего. Пустота, вакуум эмоций. Лишь легкое удивление от собственной бесчувственности. Ей казалось, что умер не человек, которого она знала. Просто перестал быть некий механизм. Выработал ресурс и сломался. Ремонту не подлежит...

«Надо сообщить родственникам, - подумала она. - Есть ли они у СВ? Горловой, наверное, знает...» Сама Света подозревала, что никаких родственников Устаршей вожатой нет и быть не может.
        Не бывает родни у абстрактных символов. У отвлеченных понятий тоже.
        Света спросила:
        - Я могу увидеть поступившего вчера с травмой ноги Сергея Пр.. - Она осеклась, чуть не сказав «Пробиркина», и быстро поправилась: - ...Сергея Смирнова?
        Толстая рыжая тетка снова начала рыться в бумагах - компьютерами, регистрирующими поступление и текущее состояние больных, Солнечноборская ЦРБ не обзавелась.
10 АВГУСТА, 10:12, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Вожатый Денис Цветков вернулся Кштабу быстро. Довел подопечных до вершины холма, с которой виднелись ворота лагеря, и поехал на велосипеде обратно, рассудив, что оставшихся четыреста метров они как-нибудь уж преодолеют самостоятельно.
        Катить под горку оказалось легко и приятно, но настроение у Дениса было пакостное. Сидеть одному в палатке посреди леса, когда вокруг ловят вооруженных преступников? Бр-р-р... Закревскому-то что, он к таким делам привычный, небось рад вспомнить молодость. А Денис человек мягкий, домашний, от институтской военной кафедры и то освобожден по состоянию здоровья...
        В душе нарастала тревога. Ехать не хотелось. Каждый куст на обочине лесной дорожки казался опасным и подозрительным.
        Но Денис крутил и крутил педали - мысль, что можно просто-напросто не выполнить приказ Закревского, в голову ему не приходила. Хотя физрук никоим образом для вожатого начальством не являлся...
        Денис Цветков был человеком ответственным. И понимал, что кто-то должен остаться при покинутом штабе - встречать выходящих из леса. Но...
        Но у него появилось подспудное желание, чтобы что-то произошло, чтобы нашлась объективная и уважительная причина, которая позволит ему не заниматься этим делом. .
        Он свернул с наезженной дороги на едва заметную тропинку. Велосипед запрыгал на кочках, на выступающих из земли корнях. Денису чудилось, что раздающееся дребезжание слышно на весь лес - мрачный, надвинувшийся, сомкнувший кроны над головой вожатого. И шум от его езды слышат чужие уши, и недобрые взгляды пристально следят за ним из зарослей.
        Он поехал быстрее, насколько позволяла тропа, что еще больше усилило звуки, издаваемые велосипедом, - и заставило Дениса еще сильнее налечь на педали... В общем, на штабную полянку вожатый вылетел со скоростью, не заставившей бы краснеть даже гонщика-профессионала.
        Слез с велосипеда, долго не мог отдышаться. Седалище ныло, отбитое о жесткое седло на ухабах. Вокруг стояла тишина - подозрительная. Денис опасливо огляделся. Полог штабной палатки расшнурован и поднят, внутри никого. А вот санитарная... Цветкову показалось, что брезентовое полотнище ее полога шевельнулось. И - что изнутри кто-то его внимательно разглядывает.
        - Кто здесь? - спросил Денис слабым голосом, не подходя к палатке и не выпуская руль велосипеда из рук.
        Он был готов в любую секунду вскочить в седло и продемонстрировать достойный Тур-де-Франс старт.
        В щель полога проскользнула фигура, и Цветков перевел дух, узнав парня из четвертого отряда - фамилию и имя не вспомнил, но знал, что сверстники именуют его Дронтом.
        Парень сделал пару шагов в сторону вожатого и остановился, молча на него уставившись. Денис почувствовал себя как-то неловко. Невысокий, щуплый, он, говоря начистоту, в глубине души побаивался юных и накачанных представителей поколения next. С пяти - и шестиклассниками из своего отряда общий язык он находил гораздо лучше.
        Пауза затягивалась, и Денис наконец ее нарушил:
        - Ты... это... в общем, немедленно отправляйся в лагерь. Игра отменяется, в лесу ловят беглых уголовников... Ты один?
        Дронт молчал. И не шевелился. Неловкость Дениса усилилась, он понятия не имел, что делать и говорить, если этот верзила сейчас возьмет да и пошлет его подальше...
        И тут Дронт заговорил:
        - Знаю. Встретил физрука. Приказал здесь быть. Палатки сторожить. И всех в лагерь заворачивать.
        Короткие фразы парня звучали монотонно, без всякого выражения, но Денис не обратил внимания, обрадованный: ну слава богу, не надо будет сидеть тут в одиночестве, компания несамая приятная, но всё же... На всякий случай он уточнил.
        - А... мне что делать? Не сказал Алексей Юрьевич?
        Дронт опять помолчал и произнес столь же монотонно:
        - В лагерь. Следить, чтоб через забор ни одно чмо не намылилось.
        При последних словах губы его искривила усмешка.
        Сомнение - как же мог Закревский оставить тут одного несовершеннолетнего парня? - на секунду мелькнуло и исчезло, смытое волной радости: не придется, совсем не придется сидеть здесь и со страхом ждать, под чьими шагами захрустят пересохшие сучки - своих мальчишек или...
        - Ну... тогда я поехал?
        Дронт молчал. Цветков уселся в седло и тронулся с места, медленно набирая скорость. На выезде с полянки он оглянулся - Дронта у палатки уже не было...
        Велосипед снова задребезжал на корнях и ухабах, и раздавшийся позади негромкий стон Денис не услышал.
10 АВГУСТА, 10:15, ТАМ ЖЕ
        Пленник, прикрученный к операционному столу, застонал, когда Дронт снял зажимавшее ему нос медицинское приспособление, напоминающее щипцы с застежкой (предмет сей именовался корнцангом, о чем ни Федя, ни Дронт не догадывались).
        Застонал негромко и бурно задышал носом - до этого дышать ему приходилось сквозь узенькие промежутки между губами и засунутым в рот деревянным кляпом - простым ольховым обрубком, привязанные к которому бинты были стянуты на затылке Феди. Такой способ дыхания кислорода давал крайне мало, и если бы беседа Дронта с вожатым затянулась еще на несколько минут - пленный мог элементарно задохнуться.
        Дронт снова высунул голову из палатки, прислушался: а ну как Цветков передумает и возвратится? Но дребезжание велосипеда удалялось и смолкло.
        Все в порядке. Пацаны, которые должны выйти из леса, Дронту ничем и никак помешать не могли. Наоборот, он рассчитывал мобилизовать из подошедших команду для поимки Налима - взамен Михи, Слона и Укропа, ввязавшихся в детскую охоту за знаменем. Но пока из леса никто не вышел.
        Тоже не беда - Миха и остальные возвратятся к штабу. Дронт был уверен: всё сложится как надо. Все долги сегодня будут оплачены.
        К пленнику Дронт повернулся, пребывая почти уже в благодушном настроении. Развязал тесемки, выдернул изо рта деревяшку. Сказал:
        - Ну вот, свалил ботаник... Можно побазарить спокойно. Колись быстро: где нынче Налим? Куда его ваши заслали?
10 АВГУСТА, 10:17,лес возле ШТАБА «БРИГАНТИНЫ»
        Все прошло как по маслу.
        Приземлившаяся на крышу палатки «ядерная бомба» сыграла свою роль - часовой проворонил бросок метнувшегося из-за кустов Слона, и восемьдесят килограммов тренированных мускулов обрушились на него совершенно внезапно. Когда остальные разведчики ворвались в палатку, он еще пытался что-то сделать, вырваться из стального захвата. Конвульсивно дернул локтем и угодил Слону точно под ложечку. Слон зарычал сквозь зубы и резко рванул назад голову «бригана».
        А Миха тем временем уже пихал за пазуху сорванное с древка знамя.
        Через пару секунд он вместе с Димкой и Укропом отступал заранее выбранной дорогой
        - троица скатилась с крутого склона к озеру, осыпая песок и вздымая тучи пыли. Слон отшвырнул обмякшего часового и рванул вслед за приятелями, в два прыжка достигнув края обрыва.
        Они неслись вдоль берега Чашки, забыв о маскировке, надеясь только на быстроту ног. Ежесекундно ожидали за спиной возмущенных криков и катящейся с обрыва погони.
        Но сзади царила непонятная тишина.
10 АВГУСТА, 10:22, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Кровь обильно текла из разбитого вторично носа - и лицо пленного «бригана» Феди превратилось в кровавую маску.
        - П..ишь, сука!!! - рявкнул Дронт, замахиваясь. Федя уже не кричал, жалобно поскуливая при виде в очередной раз занесенного кулака. Дронт ударил по кровавому, распухшему, мало напоминающему лицо месиву. Красные капельки брызнули в стороны.
        - Где Налим???!!! - хрипло проорал Дронт. Лицо его побагровело, выпученные глаза грозили вот-вот выпасть из орбит.
        - Говорю же: в лагере он, в лагере! - крикнул в который раз Федя. - Не взяли его на «Зарницу»! И дружков его не взяли! Сказали, что всё изгадят дебилы эти!
        Дронт завыл и ударил его. Еще раз, еще, еще... Вопросов он больше не задавал. Потом вскочил и заметался по палатке.
        Всё рушилось. Красные стены надвинулись, готовые раздавить. Дышать было нечем. На губах пузырилась пена - тоже красная. Всё шло прахом и надежды превращались в ничто. Дронту хотелось выть, и он выл.
        Наконец он споткнулся и с трудом устоял на ногах, ухватившись за столик на колесиках, приткнувшийся к наклонной стене. На столике стояли четырехугольные металлические коробки (похожие, но меньшие размером, Дронту приходилось видеть в медпункте, у Нины Викторовны) и лежали матерчатые футляры-укладки. И то и другое оказалось почему-то красным. Чтобы на них не была видна кровь, догадался Дронт, и обрадовался - хоть что-то в сходящем с ума мире оставалось правильным и логичным.
        Он машинально дернул за тесемку, машинально развернул укладку. Лежащие в ней инструменты тускло блеснули алым в падающем из входного проема розовом свете.
        Дронт прикоснулся к прохладной стали и понял всё. Мир не сошел с умаа в мире все идет своим чередом, все разложено по ячейкам, как эти вот докторские железки. И гад-Налим, конечно же, прячется где-то в лесу, никак он не мог остаться сегодня в лагере... Просто недоделанный Федя нагло врет и покрывает дружка; наверняка и сам он приходил в тот вечер в «Варяг», и участвовал в драке у дискотеки, и хочет еще раз унизить Дронта. Чтобы потом с другими чмошниками посмеяться над глупым
«варягом»...
        Ну ладно.
        Не захотел сказать добром, пусть пеняет на себя.
        Он вынул из укладки первый подвернувшийся предмет и обрадовался: скальпель! На самом деле в его руках был резекционный нож, но никакого значения это не имело - инструмент пребывал в нерабочем состоянии: лезвие съела ржавчина. Дронт отшвырнул его в сторону.
        Проклятие!
        Кажется, всё на свете вступило сегодня в сговор с погаными гадами...
        Он выдергивал из ячеек одну железку за другой - все как на подбор тупые и ржавые. Наконец Дронт ухватил из самой большой ячейки нечто, больше всего напоминающее ножовку по металлу. Ножовка, на удивление, показалась новой, даже была запаяна в толстый пластиковый пакет.
        Дронт, ломая ногти, сорвал упаковку. Мельком глянул на этикетку. Та извещала, что в руки ему попала пила ампутационная рамочная, произведенная на МИЗе им. Ленина аж в 1981 году. Впрочем, Дронт это прочитать не сумел - крохотные буквы прыгали и скакали на красно-буром фоне бумаги. Не важно, и без того ясно: то, что надо!
        Он подошел к операционному столу, растянув в улыбке искусанные, окровавленные губы. Ласково спросил:
        - На....ть хотел?
        И тут же, не дожидаясь ответа Феди, полоснул его ножовкой поперек груди. Пятнисто-красный камуфляж разошелся. Края разреза быстро намокали кровью. Федя завопил. Казалось, крик его разносится по лесу на многие километры. Дронт торопливо пихнул в широко разинутый рот деревянный кляп. Крик захлебнулся. Пленник дергался, в очередной раз пытаясь порвать ремни. Легкий стол ходил ходуном, сделанные из бинтов тесемки кляпа дергались в пальцах, но Дронт справился - завязал их на затылке. Потом огляделся, увидел клеенчатый фартук - и решил надеть. Работа предстоит большая. Не стоит пачкаться.
        Глава 5

10 АВГУСТА, 10:45, ЛЕС
        Леша Закревский иногда бежал, иногда быстро шел по лесу, двигаясь широким зигзагом. Его поиски оставшихся в лесу групп не стали бессистемными, физрук хорошо представлял, где должны находиться выполнявшие задания парни.
        Другое дело, что разбросаны были играющие на достаточно большой территории. Тем не менее, за час с небольшим Леша успел снять с постов и отправить в лагерь дозорных, расставленных вдоль берега Каменки и перехватить две группы, призванные разведкой боем определить расположение и силы противника, прикрывающего штаб «Бригантины». Третья группа, выступившая с аналогичным заданием, судя по всему угодила в засаду и оказалась в плену в полном составе.
        Заодно он натолкнулся на нескольких ребят из «Бригантины», куда-то скрытно выдвигавшихся во главе с вожатым. Те ничего об отмене игры не знали, сообщение физрука выслушали недоверчиво, явно подозревая какую-то военную хитрость, - но отправились-таки в свой лагерь, пусть и с неохотой.
        Теперь необходимо лишь оповестить ребят из охранения, оседлавшего во избежание атаки с тыла водораздел Блюдца и Большого озера. И «варягов» в лесу больше не останется.
        Леша подумал, что, пожалуй, зря оставил у штаба Дениса Цветкова, никто туда не вернется, - но потом вспомнил про дезертировавших раздолбаев из четвертого отряда и помрачнел. Этих найти и предупредить будет непросто.
        В принципе, вычислить их маршрут можно. Наверняка ведь отправились в такой жаркий день купаться на озеро.
        Плохо лишь, что озер в округе не одно и не два. Придется побегать. Ладно хоть, в лесу пока тихо, никаких следов проводимой операции.
        Закревский размеренно, стараясь не сбивать дыхание, бежал к водоразделу, решив заодно осмотреть берега Блюдца в поисках Дронта и компании - на Большое озеро, самое близкое к лагерю, самовольные купальщики не ходили. С возвращавшимися охотниками за знаменем Закревский разминулся на какую-то сотню метров. Ни он их, ни они его сквозь густо росший молодой ельник не разглядели.
10 АВГУСТА, 10:55, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Возвращение удачливой четверки оказалось странным. Возле штаба «Варяга» не виднелось никого и не раздавалось ни звука.
        Не сновали с докладами о ходе боевых действий вестовые, не доносилось из палатки с красным крестом хихиканье девчонок-санитарок, пленные не доказывали, срываясь на крик, что их взяли «неправильно». Это было подозрительно.
        Шедший впереди Миха резко замедлил шаг - идущий вторым Димка наступил на волочащееся по земле знамя «Бригантины».
        Они пересекли полянку медленно. Настороженно.
        Слон поднял полог штабной палатки - пусто. И нет знамени.
        - Сдается мне, к нам заглянули гости, - спокойно констатировал Слон.
        - Козлы-ы-ы, уроды-ы-ы, - провыл Миха, топча брошенное на землю синее полотнище. - Пока мы там... они тут, чмо болотные...
        Кого он считал козлами, уродами и чмо болотными - «бриганов» или «варягов» - соратники Михи так и не узнали. Потому что в проеме палатки-госпиталя появился Дронт.
        Он молча стоял внутри, в тени у самого выхода - из желта-бледный, со слипшимися от пота короткими волосами.
        Камуфляжную куртку Дронт снял, и старый фартук, зачем-то им надетый, густо покрывали темные пятна. В безвольно повисшей левой руке виднелся непонятный предмет - странная конструкция из деревянной кругляшки с ладонь длиной и двух обрывков веревки.
        Дронт стоял, хрипло вдыхая и выдыхая воздух полуоткрытым ртом и молчал.
        Они тоже молчали, расположившись правильным полукругом, центром которого стал вход в палатку. Никто не решался сделать последние три-четыре шага, что-то их останавливало. Может, давящая тишина, а скорее блуждающий, непонятный взгляд Дронта - похоже, он их не узнавал и вообще не мог сообразить, кто они, откуда и зачем пришли. Добытое с таким трудом знамя вдруг потеряло всякое значение, став грязной и никому не нужной тряпкой...

«Нанюхался, - подумал Укроп, - нашел какой-то гадости в аптечке и нанюхался». Мысль эта доставила ему странное, почти радостное облегчение; но она отнюдь не объясняла окружавшего безмолвия и безлюдья, и Укроп первым нарушил молчание:
        - А где все-то?
        - Никого нет, - мертвым голосом ответил Дронт. - Все ушли...
        И Укроп отчего-то не стал интересоваться, куда ушли и зачем. Он подозрительно смотрел на пятно, краснеющее на обращенной к нему стороне лица Дронта.
        Укроп сильно подозревал, что это не томатный сок и не кетчуп, но расспрашивать ему не хотелось. Наоборот, все сильнее росло желание немедленно совершить прогулку все равно куда, лишь бы подальше от этого места со всеми его непонятностями.
        - Кого-то ловят, - так же отрешенно продолжил Дронт. - А Налима здесь нет. Налим в
«Бригантине» остался... И другие тоже...
        Димка-Ослик наконец понял, что ему показалось странным в деревяшке Дронта. Ее покрывали следы зубов, нет, какие там к черту следы, это называется по другому - обрезок жердины попросту измочален, а в одном месте расколот почти пополам.
        "Это собачья поноска, - неуверенно подумал Димка, хотя откуда тут у Дронта собака. . «Это не собака, - прозвучал у него в голове усталый спокойный голос, очень напоминающий голос Закревского, - называй кошку всегда кошкой и собаку собакой, а человека - человеком, он звучит гордо и все в нем должно быть прекрасно, даже зубы, грызущие палку...»
        - Скальпель был ржавый... - В голосе Дронта прозвучали оправдывающиеся нотки.
        Он сделал шаг вперед, выйдя из полутьмы палатки и все увидели, что казавшиеся коричневыми пятна на фартуке цвета хаки на самом деле темно-красные.
        - Пошли отсюда! Быстро! - резко скомандовал Слон. Первым среагировал на команду Ослик. Вернее, Слон только еще открывал рот, а Димка уже развернулся и понесся по поляне, споткнулся о растяжку штабной палатки, упал, моментально вскочил и через секунду исчез в лесу, совсем не с той стороны, откуда они пришли. Следом побежали остальные.
        Прежде чем нырнуть в заросли, Миха оглянулся - Дронт стоял в той же позе, глядя в пустоту незрячими глазами, и под ногами у него валялось синее знамя с летящим по волнам парусником.
10 АВГУСТА, 10:56, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Недоброжелательно поджав губы, повариха Вера наблюдала, как Степаныч нетвердыми шагами пересекает площадку перед столовой.
        Разойдясь с двумя мужьями на почве их пьянства, к пьющим мужикам она относилась с классовой ненавистью одинокой озлобленной женщины. Какое место среди причин пагубного пристрастия бывших спутников жизни занимал ее стервозный характер - Вера предпочитала не задумываться.
        У Степаныча была трудная ночь, перешедшая в не менее трудное утро. Взбудораженный вчерашним инцидентом с Темирхановым, он почти вдвое превысил свою обычную норму успокоительного - кошмарные картинки, неестественно цветные и яркие, как изображение в разрегулированном телевизоре, мучили его до утра, когда наконец удалось забыться коротким сном без сновидений.

«Чубайса не видела?» - прочитала Вера на замызганной осьмушке плотной бумаги.
        Она демонстративно сморщила нос, показывая свое отношение к поддавшим с утра гражданам. И заговорила с нарочитым кавказским акцентом - актриса из поварихи была никакая, но пересказывая однажды кому-то анекдот, она заметила, как передернуло случайно оказавшегося рядом Степаныча от ее псевдо-грузинского, требовавшегося по сюжету, говора. И с тех пор обращалась к нему только так.
        - Нэ выдэла. И нэ увыжу. Уволил тэба Горловой, гэнацвалэ. Вон приказ на доскэ висыт. А Чубаса Рыжая утром в город увэзла, усыплат будут - Горловой сказал, нечего тут антисанитарию разводить, вот!
        Конец тирады Вера проговорила уже нормальным голосом, осененная неожиданной и блестящей идеей: напугать как следует Степаныча, влюбленного в своего идиотского кота. Выходившие после завтрака вожатые жаловались, что нигде не могут найти пропавшую с самого утра Рыжую, - ну так пускай этот немой пропойца тоже побегает и подергается...
        Степаныч не доставил ей удовольствия проследить за эффектом от сообщения. Круто развернулся и торопливо направился к доске приказов и объявлений, что висела на стене административного корпуса. Твердости в походке заметно прибавилось.
        Датированный вчерашним числом приказ не блистал красотами стиля: «за неоднократные нарушения трудовой дисциплины», «распитие спиртных напитков на рабочем месте»,
«уволить согласно статьи 33-2 КЗОТ РФ», «освободить в течение суток занимаемую служебную жилплощадь»... И размашистая, от края до края страницы, роспись Горлового - в одном месте перо вспороло бумагу рваным шрамом.
        Глядя, как ссутулившийся сильнее обычного Степаныч побрел в сторону своей каморки, Вера ощутила некое радостное чувство восторжествовавшей справедливости - в ее глазах он сейчас расплачивался за все грехи всех пьющих мужиков. Не будучи особо верующей, она была твердо убеждена в необходимости воздаяния каждому по делам его. .
        А Степаныч отнесся к приказу Горлового достаточно равнодушно, как к неприятному, но закономерному и ожидаемому событию. Гораздо больше его тревожило исчезновение Чубайса, который не показывался уже второй день. Дурной шутке поварихи про Рыжую и ветеринара он не поверил, но какая-то заноза в мозгу осталась - Степаныч решил на всякий случай поинтересоваться, действительно ли Астраханцева поехала сегодня в город.
10 АВГУСТА, 11:04, ЛЕС
        Они отбежали примерно на километр от штаба «Варяга» - не понимая, куда бегут и зачем. Мелькавший впереди камуфляж Ослика все реже появлялся между деревьями - и исчез окончательно.
        - Смылся, гнида, - констатировал Миха.
        Слон равнодушно пожал плечами. По большому счету, ему было наплевать на исчезновение Димки. Гораздо больше Слона интересовало то, о чем троица по какому-то молчаливому согласию не заговаривала. А именно: что же произошло между Дронтом и пленным «бриганом» Федей?
        Дронт съехал с катушек, дураку ясно. И, по меньшей мере, искалечил паренька. Ни малейшей жалости к «брнгану» Слон не испытывал, но... По-другому надо мстить гадам. Как надо, он не совсем ясно себе представлял. Но не просто излупить до полусмерти связанного чмошника, это точно. - Ну и что теперь? - поинтересовался Укроп. - Так и будем шататься по лесу? Небось, «бриганов» всех тоже в лагерь загнали... Может, ну его всё на хрен? Вернемся в корпус и скажем, что заблудились. . До обеда в картишки перекинемся.
        Он перевел вопросительный взгляд с Михи на Слона. Обычно решения в их маленькой компании принимал Дронт, и Укроп подсознательно искал способного заменить его лидера.
        Слон вновь пожал плечами, столь же равнодушно. В карты он не играл, но и «Зарница» теперь казалась ему пустым занятием. Слону было все равно.
        Миха неожиданно обнаружил, что решать придется ему. Но решить ничего не успел. Троица вышла на небольшую полянку, отделенную густым кустарником от лесной дороги.
        На полянке стоял легковой автомобиль.
        Возле него лежали трупы.
        И оружие.
10 АВГУСТА, 11:08, СОЛИЕЧНОБОРСК, ЦРБ
        Светлане Игоревне Поллак не хотелось выглядеть сумасшедшей. Пусть даже в глазах Доктора Пробиркина - который, конечно, никому никогда ничего не расскажет.
        - Скажи, Сережа... - Она замялась, не зная, как сформулировать тревожащий ее вопрос.
        И зашла издалека:
        - Вот ты пишешь рассказы про всякую чертовщину... Ты сам веришь в это?
        Пробиркин задумчиво посмотрел на Свету. Побарабанил пальцами по свежему гипсу. Характерным жестом запустил руку в лохматую шевелюру. Отвечать не торопился.
        ...Диагноз Нины Викторовны подтвердился - закрытый перелом голени. Ничего, в общем, страшного. Доктор быстро освоил костыли, бодро ковылял по палате, и строил планы вернуться в лагерь денька через три. Он рассчитывал продолжить карьеру плаврука и в гипсе - все равно в разгар сезона замену не найти. Зато вечная угроза
        - День Нептуна - не висела больше над головой...
        - Не знаю, - сказал наконец Пробиркин. - Я сначала, как бы... ну, в общем, несерьезно всё казалось, как игра, - книжки все эти, семинары по черной и белой магии... Любопытно было, а так чтоб верить - не верил. А потом понял: есть тут что-то настоящее, не просто деньги у дураков выкачивать... Но все эти маги и ясновидящие, астральные контактеры и потомственные колдуны, - сами не понимают, с чем дело имеют. Хотя при этом других поучают... Помнишь, в первую смену малыши из четырнадцатого отряда старую мину нашли? А один дурачок из старших начал растолковывать с высоты своих тринадцати лет, как надо из нее тротил выплавлять... Помнишь?
        Света кивнула - помнила. История та могла закончиться трагично, мальчишки уже начали таскать хворост для костра. Хорошо, вовремя заметили, отобрали смертельно опасную игрушку, вызвали эмчеэсовцев...
        - Так вот, - продолжил Доктор, - мне эти гуру и маги-наставники кажутся вроде того дебильного семиклассника. Знают совсем чуть-чуть больше нас с тобой, а лезут в такие вещи, где... Ну, в общем, на которых подорваться можно запросто...
        Он замолчал. После паузы спросил тревожно:
        - Что случилось?
        Света ответила вопросом на вопрос:
        - Ты считаешь, что ничего не случилось? У нас в лагере, за последние несколько дней?
        - Ну-у-у... Вроде ничего потустороннего не наблюдалось.
        - А не потустороннего? Ты не заметил, что люди какими-то другими стали? Почти все. Ну, может, только ты не изменился, да еще Лешка... Хотя и он сегодня...
        - Не знаю... Горловой действительно как с цепи сорвался.
        - Ты его еще вчера не видел, после твоего отъезда. Володю едва не прибил, Степаныча уволил, - хотя прекрасно знает, что замену сейчас не найти. Вечером я Клару Ивановну встретила, его секретаршу, - плачет, тоже увольняться собирается... Говорит, начальник матом обложил - в жизни таких слов не слышала, и якобы чуть с кулаками не набросился... Может, конечно, и преувеличивает, но ты хоть раз что-либо нецензурное от Горлового слышал? Характер у него не ангельский, кто бы спорил, но в руках себя всегда держал. Да и другие... Дети куда чаще драться стали, вон у Ленки Астраханцевой в отряде почти все парни с синяками да шишками щеголяют и врут старательно - кто-то, мол, на лестнице споткнулся, кто-то о дверь ударился. Да и с самой Ленкой что-то не то творится...
        Света замолчала, не желая дальше распространяться об изменениях в характере подруги. Зато Пробиркин с энтузиазмом подхватил тему.
        - Слу-ушай... Точно! Я, когда сюда, в больницу, ехал, с Федор Палычем, - тогда как-то внимания не обратил, нога сильно болела. А ведь другим завхоз выглядел, не таким, как обычно. Раньше веселый был старичок, добродушный: байки травил всякие, шутки-прибаутки, бородатые анекдоты рассказывал... А тут как подменили. Мрачный, лицо злобное, в руль вцепился - аж суставы на руках побелели, будто задушить кого хочет... И про себя что-то бормочет, бубнит - неразборчивое, но слышно, что грозит кому-то. Со мной единственный раз за всю дорогу заговорил, и на странную какую-то тему. Про медвежьи капканы - где достать, да сколько стоить могут.
        - Вот-вот. Если к каждому человеку внимательно присматриваться, изменения заметить можно. А в целом очень неприятная атмосфера в лагере. Как летним вечером перед грозой - вроде и небо еще чистое, а все равно чувствуешь: без бури не обойдется. И все живое чувствует - птицы не поют, насекомые прячутся. Ты заметил, кстати, что в субботу и воскресенье произошло? Обычно ведь родители к чадам с полными сумками снеди приезжают, с утра детей забирают под расписку - и на озеро. Устраивают пикнички-шашлычки с купаниями и загораниями до самого вечера. В полдник и ужин в столовой до четверти лишних порций оставалось, Горловой даже готовить поменьше приказал, чтобы потом не выбрасывать. А в этот уик-энд, наоборот, не хватило. К полднику все чада уже на местах были, по отрядам. Не заладился отдых на природе у их родителей. Почему? Погода стояла отличная, ни дождя, ни ветра.
        - Может, как раз из-за этого? Жара знаешь как выматывает? В Южной Франции исследование проводили статистическое; выяснили - когда горячий ветер из Африки дует, люди нервными становятся, раздражительными, и процент преступлений и происшествий гораздо выше. Ничего сверхъестественного.
        Света покачала головой:
        - Жара без единого дождика уже больше месяца стоит. А началось всё буквально в последние дни. Кстати, о происшествиях. Тебе не кажется, что количество несчастных случаев в последнее время опровергает теорию вероятностей? Позавчера повариха Анна Васильевна супом обварилась - а не практикантка ведь какая-нибудь, тридцать лет у плиты стоит. Вчера - твоя нога и приступ у СВ, про который врач ничего толком сказать не мог...
        Света помрачнела и прибавила после паузы:
        - И сегодня ничего не сказали. Говорят... после вскрытия...
        - Вскрытия??!!! - сорвался на крик Пробиркин. - Она что... она...
        - Она умерла сегодня, на рассвете. Ты не знал?
        - Откуда... Нам тут разве сообщают...
        Доктор замолчал. По счастливому стечению обстоятельств ему еще не приходилось хоронить ни родителей, ни родственников, ни знакомых. Он с трудом мог представить, что СВ, вчера еще ходившей по лагерю своей чеканной поступью кремлевского курсанта, разговаривавшей - в том числе и с ним, Пробиркиным, - сегодня нет. И никогда уже не будет.
        - За три предыдущих смены ни одного серьезного несчастного случая не было, - сказала Света. - А когда случайности идут одна за одной, это уже называется закономерностью.
        - И в чем, по-твоему, причина?
        - Это звучит дико, но мне кажется - причина в одном странном мальчике. В мальчике по имени Тамерлан.
        И она стала рассказывать - с самого начала. С их первой встречи и с более чем странной реакции кота на присутствие мальчика... Света говорила, и ей казалось: звучат ее слова наивно и бездоказательно, Сергей ничему не поверит и попросту рассмеется...
        Пробиркин не рассмеялся, слушал с серьезным, даже мрачноватым лицом.
        И, похоже, поверил всему.
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        Между временем и пространством - IV

1
        Солнечный погожий денек в начале осени - такую погоду называют в этих краях
«индейским летом».
        Люди стоят, сидят на пнях, прохаживаются, собираются в большие и маленькие кучки..
        Одеты все как на праздник - дочери первых здешних белых поселенцев, голландских фермеров, щеголяют в нарядных чепцах и в платьях с низкой талией, коротких и открывающих пухленькие рембрандтовские ножки; и, как ни странно, с юностью и полнокровным румянцем девушек вполне гармонируют украшения - старинные, серебряные, еще бабушками вывезенные из Саардама, два-три раза в год доставаемые из семейных сундуков.
        Их отцы и кавалеры степенно покуривают короткие, изогнутые крючком трубки, и облачены в синие сюртуки старомодного покроя с двумя рядами начищенных медных пуговиц, в короткие панталоны, в бело-синие полосатые чулки и добротные башмаки с сияющими на солнце оловянными пряжками.
        Англичане одеты попроще, в основном это люди простого звания и рискованных занятий
        - лесорубы, трапперы, торговцы огненной водой, бродящие по индейским территориям. Но и они принарядились.
        Мелькают красные мундиры солдат - но не вызывают тревоги. Сейчас мир - недолгий, через несколько лет Новые Нидерланды будут захвачены неблагодарным Карлом Стюартом[Английский король Карл II в 1664 году, после реставрации своей монархии, аннексировал у голландцев, помогавших ему вернуть престол, Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) и прилегающие территории. Впрочем, штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский мелочиться не стал, отыгрался по-крупному, - четверть века спустя захватил и английский трон, и колонии...] . Но пока что эта земля пребывает под властью «их Светлостей Генеральных Штатов Голландии». И британцев тут врагами не считают - напротив, считают героем английского капитана Поллака, очищавшего берега Гудзона от остатков юнами, манна-хатта, ленапов и других ирокезских и алгонкинских племен. Капитан - молодой черноусый красавец - зачастую бывает персонажем девичьих снов юных пухлощеких голландок...
        ...Внимание всех приковано к центру вырубки, к уродливому деревянному сооружению, стоящему там.
        Это костер - огромный куб из толстых поленьев, почти бревен, в центре его - столб из грубо обтесанного кленового ствола. Столб выдержан несколько недель в морской воде - чтобы не прогорел, не обрушился раньше времени.
        К столбу прикована женщина. Черные с проседью волосы разметались по плечам. На женщине куртка из тонко выделанной кожи и такие же обтягивающие брюки - и то и другое разорвано, испачкано спекшейся, кровью.
        Взгляд женщины скользит по лицам и кажется безумным. Но разум не оставил ее. Она понимает - все эти люди собрались, чтобы убить. Убить ее. Убить жестоко и страшно. Или - посмотреть, как убивают.
        Начало казни затягивается.
        Все словно ждут чего-то или кого-то.
        Среди собравшихся зреет недовольство. Слышится ропот. Нечастое ныне зрелище - сожжение ведьмы. Индейской колдуньи. Пришли не только жители ближайшего городка Манхеттена и любопытствующие зеваки из Нового Амстердама - люди приехали издалека, приплыли с обоих берегов Гудзона, и из Олбани, и из Хобокена, и из крохотных безымянных поселков Пойнт-но-Пойнта. Привезли с собой жен и детей, а устроители праздника всё медлят...

2
        "Отчего ОНА медлила?! - вопрошает у Базарги Князь Ста Имен. - Отчего не покинула тотчас же эту оболочку?! Не перешла в другую?!"
        ОН в ярости. ОН готов - и очень хочет - явиться сюда во всей силе своей и обрушить гнев на ЕЕ палачей. Но это невозможно. Все, кого видят Нерожденные, и без того давно мертвы.
        Зверь не отвечает. Лежит на траве, свернувшись клубком. Люди - призраки людей - подтягиваются все ближе к месту аутодафе, сбиваются все более плотной толпой. Но место, где лежит невидимая для них Базарга, обходят.
        Наконец Базарга посылает ЕМУ мысль, спокойную и холодную:
        "Умерь эмоции, Князь. Все это было, и прошло, и ничего изменить нельзя. Ты энаешь, что с оболочкой можно сотворить что угодно, но Нерожденную этим не убить. Но они смогли сделать что-то иное. Мы должны понять - что".
        ОН умеряет эмоции. Размышляет - стараясь делать это спокойно. О том, что остатки душ всех этих людей - слабые отзвуки, разбросанные по Реальности - можно собрать воедино. Трудно, но можно. Можно даже вернуть им тела, точно те же, собрав рассеявшиеся по их Миру атомы и молекулы. Еще труднее, но тоже можно. Воскресить призраки - и воздать им огнем за огонь. А можно, не мудрствуя лукаво, найти их потомков - те тоже несут след предков в телах и душах...
        Мимолетно думает: Дарящая наверняка простила своих палачей. Пронзающий прощать не привык.

3
        Ну наконец-то! - толпа облегченно вздыхает.
        От берега, от причалившей большой барки, к ним поднимается группа людей, одетых куда богаче прочих собравшихся. Поблескивает золотое и серебряное шитье, сверкают бриллианты на дамах... Дождались. Скоро начнется.
        Взгляд привязанной к столбу женщины устремляется к вновь прибывшим - и уже не отрывается от них. Там, опираясь на руку человека в алом капитанском мундире, идет девушка. Глаза ее затуманены - кажется, что девушка не видит ничего перед собой. Так оно и есть...
        Индейская колдунья Наимсуигок («Дарящая Свет») облегченно вздыхает. Смерть не страшит ее. Но не хочется умирать, не передав своего дара. Дар пришел к ней давно. Дар видеть людей и вещи - не глазами. Дар исцелять болезни - просто одним присутствием своим рядом со страждущим. Дар изгонять из душ страх, боль и ненависть - и привносить Любовь... Издалека, очень издалека шли к ней люди, чтобы получить частицу Света - с берегов Потомака и Саксуигана, из глухих канадских лесов и далеких закатных прерий...
        Она знает, кому передаст всё. Дочери. Пусть та отреклась от имени и от предков, пусть шею ее давит цепочка креста, а рука опирается на локоть Рейнольда Поллака, убийцы в расшитом капитанском мундире - именно он руководил облавой на «ведьму Гудзона» в неприступных скалах Таппан-Зее...
        Пусть...
        Получит дар - и станет иной.
        Женщина полностью сосредоточена на том, как передать свой дар. И не видит того, что могла бы увидеть - не глазами.
        ...Пастор ван дер Гроодт отходит от костра, сокрушенно покачивая головой: ведьма понимает и по-голландски, и по-английски, но лишь смеется на предложение умереть во Христе. Губернатор ван Твиллер подает знак. Четверо мужчин подходят к костру с четырех сторон - их факелы горят чадно, пламя в этот солнечный день кажется тусклым и холодным. Но прослойки сухого хвороста, разделяющие слои бревен, вспыхивают дружно и жарко.
        И тут...
        Тут что-то странное происходит с людьми, с призраками людей. Они недоуменно оглядываются по сторонам и смотрят друг на друга. У всех ощущение - будто вниз по хребту им провели чем-то холодным и острым.
        Они не знают, что сквозь время и пространство услышали рык Князя Ста Имен.

4
        ОН рычит - и Реальность содрогается от ЕГО рыка. На картину прошлого, созерцаемого Нерожденными, наползает паутина трещин.

«Я воскрешу их! Я найду их потомков! Они будут умирать в огне тысячу тысяч раз!!!»
        - Найди. Воскреси, - отвечает Базарга словами. - Но сейчас сделай милость: заткнись! Из-за твоих воплей мы ничего не увидим! Ты похож на смертного малолетнего мальчишку, утопающего в соплях лишь оттого, что его мать насилует ландскнехт, заглянувший в дом попросить кружку воды!
        Сокрушающий смолкает, пораженный. Впервые - за всю Вечность их знакомства - зверь обращается к НЕМУ подобным образом. Тон, сравнения... Никто и никогда не смел говорить так с Князем Ста Имен.
        Найти достойный ответ ОН не успевает.
        Губернатор ван Твиллер слывет гуманистом. «Ведьма Гудзона» осуждена на милосердную смерть от быстрого огня - верхние слои бревен не вымочены в воде, вспыхивают быстро. Ведьма через две-три минуты задохнется в дыму - и не будет, в отличие от казнимых медленно, видеть и ощущать, как медленно обугливаются ее ноги в жаре, сочащемся сквозь сырые бревна.
        Сквозь дым и пламя Нерожденные видят: голубая молния бьет из костра. Бьет в группу людей, стоящих поодаль, на возвышении, на лучшем месте.
        И тут же, одновременно - другая молния! Желтая! Откуда-то со стороны.
        Молнии скрещиваются. Всплеск энергии от двух столкнувшихся Сил ощущается даже сквозь череду столетий. Картинка давно умершего мира мутнеет и становится полупрозрачной.
        Князь и Базарга не в силах больше удерживать видения давно минувшего. Сквозь рассеивающиеся призраки людей и деревьев медленно проступают черты настоящего, сегодняшнего Мира. И Князь смотрит на них с мрачной и холодной неприязнью. Дольше всего на фоне усеянных окнами каменных громад виден призрак костра и призрак корчащейся в Дыму женщины. Когда длинные, черные с проседью волосы вспыхивают, - призраки исчезают.

5
        Коп стоит неподвижно, заложив руки за спину. Глаза прикрыты темными очками. У ног сидит собака - намордник снят, с клыков тягуче капает слюна.
        Обычная картина на Манхеттене в эти дни - опять в Большое Яблоко съехались лидеры не то Большой Семерки, не то Большой Восьмерки, не то еще какого-то большого числительного - коренным нью-йоркцам на это, честно говоря, наплевать. Но изобилие людей в мундирах не удивляет обитателей Яблока. И коп с собакой смотрятся на общем фоне уместно.
        Коп как коп - кобура на животе, дубинка болтается на ремешке, охватившем запястье. Но... Но что-то есть в его позе - почти незаметное и невыразимое словами, но ясно ощущаемое, - отчего заплутавшие среди небоскребов приезжие предпочитают спрашивать совета у других служителей закона.
        И собака как собака - разве только трудно с лету определить породу. А еще - если долго и внимательно присматриваться к псу, можно заметить, как он медленно-медленно увеличивается в размерах. Растет. Базарге тесно в собачьем теле.
        Но никто не присматривается...
        И никто не слышит, как беседуют полицейский и пес. Потому общаются они не словами.
        "Странно, - посылает псевдо-полицейский мысль псевдо-псу, - они пытались уничтожить Дарящую, а их здешние креатуры поклоняются ей..." .
        И ОН кивает на высящуюся вдали колоссальную статую - в ней можно узнать облик Нерожденной, пусть и искаженный почти до неузнаваемости.
        "Обычное дело, - мысленно отвечает как бы пес. - Для смертных нормально поклоняться тем, кого они сами же и убили".

«То же самое, что и на Перекрестке. Сила той же природы, что питала замок и его воинов».
        Базарга не в духе. Впервые за много эпох Хранительница сменила свой облик.
        "Удар нанесли с близкого расстояния, - отвечает она мрачно. - В упор. Иначе мы с тобой - тогда - его почувствовали бы. Давай посмотрим еще раз..."
        Они смотрят - каждый в своей памяти. Всматриваются в мельчайшие детали увиденного однажды зрелища.
        "Вот оно что, - после долгой паузы замечает Базарга. - Девчонка, в которую ОНА пыталась перейти, была беременна... Это объясняет, как ЕЕ нить смогла разойтись на каком-то протяжении. Но не объясняет, почему нить не соединилась вновь..."
        Действительно, странно. Нерожденный может какое-то время контролировать и две, и больше оболочек - но спустя какое-то время непременно воссоединится в единой сущности.
        Огнеглазого же - когда ОН вновь и вновь прокручивал в памяти аутодафе - больше интересовала природа нанесенного неизвестно откуда удара. И его последствия.
        - Это не атака сквозь время, - негромко говорит ОН вслух словно бы псу. - И удар не наносили сверху. Или я ничего не понимаю, или где-то рядом Тупик.
        С этими словами коп гладит пса по мохнатой голове. Тот недовольно скалит клыки и тихо рычит. Полицейский убирает руку.
        Тупик... Никому не известно, зачем и для чего созданы Тупики - эти странные материальные аппендиксы в теле Реальности. Никто не живет там, и время почти не движется - отпущенный в начале Творения камень будет падать до конца Вечности. Вошедший туда - если нет у него власти над Реальностью - рискует остаться в Тупике навсегда. Может, Творец планировал поселить там расу бессмертных? Спросить уже не у кого.
        Но Пронзающий прав - Тупик идеальное место для подготовки атаки, неожиданной и смертоносной. Идеальное - для того, кто выучился играм с пространством и временем. Но кто?..

«Придется тебе сходить туда, Нерожденная Мать. Мне попросту не найти там себе креатуру...»
        Пес кивает. Так и есть, в мертвый камень не поселить часть своей души никому. А если Огнеглазый явится в Тупик во всей силе своей, от странного квази-Мира очень скоро не останется ничего. Вообще ничего, даже разрыва в ткани Реальности. Отчего-то уничтоженные Тупики исчезают совершенно бесследно - словно и не было их никогда. Лишь Базарга, бродящая где угодно в истинном своем облике, может войти туда, ничего не нарушив.
        Зверь, не прощаясь, отправляется в путь; Его оболочка - пес, достигший уже размеров двухмесячного теленка, застывает мохнатой статуей.
        Коп поигрывает дубинкой и делает вид, что посматривает по сторонам. На самом деле он смотрит сейчас глазами Базарги.
        Едва та входит в Тупик, ее атакуют.
        Часть четвертая
        ИГРА: ОХОТА ЗА ЛЮДЬМИ
        (Нити лопнули)
        Глава 1

10 АВГУСТА, 11:10, ЛЕС
        Мухи слетелись сюда, казалось, со всего леса.
        Сытые, сонные и вялые, они ползали по телам и лицам лежавших возле машины, жужжали в салоне и лениво ударялись изнутри о ветровое стекло.
        Четверо людей находились в каких-то странных, неестественных позах - словно бездарные актеры-любители неумело изображали пейзаж после битвы. И, тем не менее, было в этой картине нечто, не позволяющее усомниться, что всё взаправду, всё всерьез, никто тут не встанет, хохоча во все горло над удачным розыгрышем.
        Люди мертвы. Мертвы навсегда.
        И не просто мертвы. Убиты.
        А еще рядом, тускло поблескивая, валялось оружие.
        Трое приятелей оцепенело стояли на краю полянки, не решаясь подойти.
        - Ни хрена себе... - сказал Миха растерянно, других слов у него не нашлось.
        - Пошли отсюда, а? Пока никто нас тут не видел, - неуверенно произнес Укроп.
        Слон не сказал ничего. Подошел к лежащему на спине человеку и попробовал вытащить зажатый Вего руке автомат.
        Миха двинулся следом; последним - опасливо, медленно - к мертвецам подтянулся Укроп.
        Синевшие наколками пальцы закоченели на рукояти и никак не хотели разжаться; Слон рванул сильнее, растревоженные мухи поднялись в воздух, что-то хрустнуло, - и оружие сменило владельца.
        Он осмотрел автомат: старинный АК-47, с деревянными прикладом и цевьем - истертыми, исцарапанными. Но смазанный и на вид работоспособный. Отщелкнул магазин
        - патроны калибра 7.62 внешне ничем от боевых не отличались.
        Странно.
        Очень странно.
        Кто бы ни убил этих людей, непонятно, почему тут осталось валяться оружие? Слои подумал, что трус и дурак Укроп предложил, в общем-то, самое умное: ничего не предпринимая, уйти отсюда. И никому не рассказывать об увиденном.
        Но...
        Но в мыслях Слона имела место некая раздвоенность. Какая-то часть сознания понимала, что и без того у них наверняка будут проблемы, и немалые, после художеств Дронта. Да и история с захваченным знаменем... Слон старался об этом не думать, но поневоле вспоминал, как подозрительно обмякло у него в руках тело
«бригана», когда, ослепленный болью от удара локтем, он рванул голову часового назад.
        С другой стороны, тяжесть боевого оружия наполняла Слона уверенностью. Уверенностью в своих силах и желанием пустить эти силы в ход.
        Впрочем, маленькое сомнение оставалось: точно ли автомат боевой? Слон знал, что для коллекционеров в больших количествах изготавливаются весьма точные копии и оружия, и боеприпасов... Маловероятно, конечно, что здесь в таких живописных позах лежат коллекционеры-любители, но все же...
        Он проверил положение предохранителя, и, не вставляя магазин, поднял ствол вверх. Надавил на спуск. Грохнул выстрел. Отдача толкнула руку. Выброшенная гильза упала на песок. Оружие было настоящее. Боевое.
        Выстрел заставил Миху дернуться от неожиданности. Укроп испуганно присел. Взгляд его перебегал с одного приятеля на другого. Слон присоединил магазин, дослал патрон, поставил на предохранитель, а потом спокойно и деловито закинул автомат за спину.
        - Значит, это их по лесу ловят... - нарушил молчание Миха. - Или их друганов. И никто не знает, что они тут, того... замоченные... Значит, можно...
        Он сбился и посмотрел на Слона, ища поддержки. Слон улыбнулся поощрительно, нагнулся, без всякой брезгливости перевернул труп и снял с него подсумок с запасными магазинами.
        Миха продолжал, уже увереннее:
        - Значит, пушки можно замылить. Все равно на тех подумают, кто их тут...
        Слон молча кивнул головой. Укропа никто и ни о чем не спрашивал.
        Миха подобрал валявшийся пистолет, сжал двумя руками, явно подражая полицейским из голливудских боевиков. Поводил стволом вправо-влево, целясь в ближайшие кусты. Потом засунул оружие за брючный ремень.
        Для Укропа ни автомата, ни пистолета - по крайней мере на виду - не обнаружилось. Он, впрочем, и не горел желанием вооружаться. Так и остался при своем пластмассовом муляже. И приобретения компаньонов его совсем не обрадовали.
        - Зачем вам это? - спросил Укроп. - Куда вы с этим? Бросили бы на хрен, а?
        Миха снова обменялся взглядами со Слоном. Казалось, они начали понимать друг друга без слов.
        - Куда с этим? - переспросил Миха. - Да вот в «Бригантину» прошвырнемся...
        - С дружеским ответным визитом, - добавил Слон.
10 АВГУСТА, 11:10, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Объемистая потрепанная сумка с эмблемой Олимпиады-80 заполнилась меньше чем наполовину - вещей у сторожа набралось немного.
        Оставалось забрать из подсобки ружье и разыскать наконец Чубайса. Визит в канцелярию (она же бухгалтерия) Степаныч откладывал напоследок. Он вообще бы туда не пошел, благо трудовой книжки не имел, работал по договору. Но денег не хватало даже на дорогу до города. Всю невеликую свою зарплату живущий на казенных харчах Степаныч сразу по получении тратил на закупку месячного запаса своего единственного лекарства; а по расчету хоть что-то, да причиталось.
        О будущем он не задумывался - миграционный центр куда-нибудь пристроит, благо без работы сидят лишь наплодившиеся в немереных количествах инженеры да педагоги, а дворники с истопниками нужны всегда.
        ...На дверях подсобки висел новый замок. Степаныч остановился в раздумье.
        Завхоз Федор Павлович уехал на три дня в город, отпросившись у Горлового, - значит, замок поменял сам начальник лагеря и ключи у него. Идти к нему на поклон не хотелось, но еще меньше хотелось бросать припрятанное в дальнем углу ружьё...
        Степаныч размышлял над этой дилеммой, когда его машинально обводящий окрестности взгляд зацепился за рыжее пятно, слабо виднеющееся сквозь кустарник.
10 АВГУСТА, 11:12, ЛЕС
        Сняв с поста и отправив в лагерь тыловое охранение, Леша Закревский внимательно осмотрел в бинокль берега Блюдца, благо это идеально круглое лесное озерцо было невелико. Но нигде не обнаружил Дронта и компании.
        Погано. Леша наклонился, зачерпнул прохладную, несмотря на жару, воду, ополоснул разгоряченное лицо. Сделал пару глотков из фляжки - в ней вода оказалась гораздо теплее. Задумался.
        Потом двинулся в сторону полевого штаба «Варяга» - у оставленного там Цветкова могли появиться какие-то новые сведения...
        Можно, конечно, посчитать задачу выполненной. Можно решить, не особенно даже себя и обманывая, что дезертиры из четвертого отряда давно вернулись в лагерь, сидят и режутся в карты в своей палате.
        Но Закревский знал: не хочешь неприятных сюрпризов - всегда просчитывай развитие событий заодно и по худшему из возможных вариантов. Стоит предположить, что шестеро мальчишек до сих пор в лесу. И могут попасть под пули проводящих облаву. Леша знал не понаслышке, какая неразбериха, заканчивающаяся порой стрельбой по своим, случается при операциях на сильно пересеченной местности.
        До штаба он добраться не успел. Словно эхо мыслям Закревского, в лесу грохнул одиночный выстрел. Не гулко-раскатистый, из охотничьего ружья, - но сухой, резкий звук, издаваемый боевым оружием. «Автомат или карабин», - подумал Леша. Началось..
        Он резко изменил направление и бегом двинулся в ту сторону, где стреляли.
10 АВГУСТА, 11:20, СОЛНЕЧНОБОРСК, ЦРБ
        - Знаешь, он мне снится, этот мальчишка, - сказал Пробиркин.
        Свете хотелось удивленно воскликнуть: «Как, и тебе?!» - но она сдержалась. Лишь постаралась придать лицу выражение легкого недоумения.
        И стала ждать продолжения.
        Доктор продолжил - медленно, делая долгие паузы, как будто раздумывал: надо ли вообще всё это говорить.
        - Один и тот же сон... Почти каждую ночь, и днем, если усну, тоже... Странный сон. . Кошмарный... Снится, что провожу я занятие, на озере... Солнечный день, всё как обычно, дети ныряют, делают «поплавок»... И тут подходит этот белоголовый мальчишка, о чем-то меня спрашивает... Я не хочу отвечать, совсем не хочу, я почему-то во сне боюсь его, пытаюсь бежать - и не могу. Оцепенел, ноги не слушаются.
        Что-то говорю, долго, - а сам вижу: ребятишки всё никак не выныривают, так и качаются на воде «поплавками»... Потом как-то резко, как склейка в кино - белоголового уже нет, делся куда-то, а дети наконец вылезают из воды - и все мертвые. Лица синие, распухшие - ни глаз, ни носа не видно. Идут ко мне, со всех сторон. И что-то мне говорят, вернее хотят сказать, - а вместо слов из губ кровь..
        Густая, черная... Тут я каждый раз просыпаюсь.
        Пробиркин замолчал.
        Света подумала: стоит ли ей рассказать про свои сны? - и решила, что не стоит. Вместо этого спросила:
        - А о чем он тебя спрашивал?
        - Не помню! Но, наверное, что-то я не то отвечал... Иначе дети-утопленники на меня бы не полезли... Бр-р-р... даже днем как вспомню, в дрожь бросает: раздутые, осклизлые...
        - Подожди, Сережа. Мы не про приснившихся детей-утопленников, а про мальчика Тамерлана. Ты ведь занимался с его отрядом? С четвертым? Как он при этом себя вел? Что говорил, что делал? Паренек приметный, ты должен был обратить внимание.
        - Я? Да, конечно... - Доктор замялся. - Да, проводил с «четверкой» занятия в последнее дни, раза три или четыре... Но... Ты знаешь, совершенно не обратил на этого паренька внимания. Не помню... Не вспомнить, приходил ли он вообще... А отряд у Рыжей небольшой, парней немного, всех в лицо знаю. Но - не помню. Может, справку от Нины Викторовны приносил, освобождение? Тоже не помню...
        Пробиркин казался смущенным.
        Света удовлетворенно кивнула головой. Именно это она и ожидала услышать.
        - Не ты один не помнишь, Сережа. Другие тоже. И Ленка, и Киса ничего о нем сказать не могут. Как будто есть такой мальчик в отряде - и в то же время нету. Нина Викторовна, кстати, обязательно должна была его осмотреть, когда приехал в лагерь в середине смены. Я ее расспросила осторожно, как бы случайно разговор навела...
        - И что? - возбужденно спросил Пробиркин. - Какие-то странности? Аномалии?
        - Да нет... Сказала: все в порядке. И быстренько увела разговор в сторону. Но тут всё дело в том, как сказала... Никогда я Нину Викторовну такой смущенной не видела. По-моему, она забыла и этот осмотр, и его результаты. А признаться постыдилась. С Горловым и СВ я, конечно, про Тамерлана не разговаривала, но по-моему там тот же случай... В первый день по его приезду я слышала краем уха разговор, когда мы с совещания расходились: Вадим Васильевич поручал мальчика особому вниманию СВ. А потом, отдельно, повторил то же самое Ленке. Дескать, папа у мальчика большая шишка, много может для лагеря сделать... И что? Прошел день, другой, - и все трое про мальчика и не вспоминают. Ленка-то ладно, но Горловой... У него с этим строго, всё всегда под контролем.
        Доктор на протяжении последних фраз о чем-то напряженно размышлял, нахмурив лоб. Потом спросил:
        - Но, как я понял, амнезию мальчик вызывает не у всех окружающих? Ты ведь ничего о нем не забыла? Все странности прекрасно помнишь?
        - Помню, - неохотно подтвердила Света. И еще более неохотно добавила: - Зато я начала забывать многое другое. И вспоминать...
        Пробиркин смотрел удивленно, но больше Света ничего не добавила. Не стоит рассказывать о ложных воспоминаниях, лезущих в голову. И о чужих снах.
        Она быстро, пока Доктор не стал задавать ненужные вопросы, сказала:
        - Вчера я видела его, Тамерлана. Он выходил из Старого дома - по всему судя, спустя считанные секунды после того, как ты рассек палец. И, мне кажется, именно тогда же все и произошло с СВ.
        - Может, случайность? - неуверенно сказал Пробиркин. - Меня он, по крайней мере, под локоть не толкал. Даже в ту комнату, где я Ленку стриг, не заглядывал. Просто рука с бритвой дрогнула. Бывает...
        - Разные бывают случайности, - легко согласилась Света. - Но тебе не кажется, что вокруг Тамерлана случайности роятся? Причем происходят не с ним. С другими. Я уверена - мы с тобой еще далеко не все знаем.
        - Я слышал про людей, в присутствии которых гораздо чаще ломаются всевозможные приборы, - вспомнил Пробиркин. - Лампочки постоянно перегорают, компьютеры зависают и тому подобное... Причем всё это не подчиняется воле уникума. Само собой происходит. И ничего тут не сделаешь, единственный выход - держать их подальше от техники.
        - Тут не тот случай. Когда в присутствии человека начинают перегорать и зависать мозги у других людей - что тут делать? Сослать его на необитаемый остров? А если корабли начнут тонуть, мимо проплывающие? От неизбежных на море случайностей... Нет, надо действовать решительно.
        Доктор посмотрел на нее с удивлением.
        - Ты что, хочешь, как Святая Инквизиция, - раз, и... - Конец фразы он заменил характерным жестом - словно что-то кому-то откручивал.
        Теперь удивилась Света.
        - Сережа... Я лишь предлагаю понять, с чем мы имеем дело. И - помочь мальчику от этого избавиться.
        - И с чем же, по твоему? И - как избавиться?
        - Мне кажется, в него вселилось нечто.
        Сергей долго и недоуменно смотрел на нее. И не мог понять, шутит Света или нет. Когда понял, что места шуткам тут не осталось, решительно кивнул головой:
        - Я считаю то же самое. Но... Просто... Боялся сказать. Думал - решишь, что я того... - Он повертел пальцем у виска.
        - Мы оба «того», Сережа, - обреченно сказала Света. - Давай подумаем, как можно вылечиться. Расскажи, пожалуйста: как изгоняют из людей засевшие в них сущности? Не в дебиловатых сериалах и фильмах, а в источниках, которые ты считаешь хоть немного заслуживающими доверия? Молитвы? Библия? Святая вода?
        - Насколько я понимаю, дело не в произносимых словах, и не в используемых предметах... Изгоняющий должен свято верить, что внутри одержимого сидит бес, изгнать которого ему по силам. Святая вода или молитва поддерживают и усиливают эту веру, не более...
        Слова Пробиркина совпадали с мыслями самой Светы. Молитв она не знала, икон или даже нательного крестика не имела. Томик Библии стоял, правда, на книжной полке - но она сомневалась, что книжица, изданная баптистами за границей и бесплатно раздаваемая у станций метро, сможет усилить ее веру... То же относилось к иконкам и прочим аксессуарам схожего плана, которые наверняка можно купить в любой церковной лавочке...
        Святая вода как-то вызывала у Светы большее доверие.
        Глава 2

10 АВГУСТА, 11:30, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
«Уазик» наконец завелся.
        Вершинин вылез из кабины, захлопнул капот и старательно вытер руки тряпкой.
        Очередная проблема с зажиганием была успешно решена, но отняла у старшины почти два часа. А он и без того не поехал в «Бригантину» напрямую, попытавшись сделать круг лесными дорогами и срочно отправить обратно в лагеря всех встреченных игроков в «Зарницу».
        Как и многие другие благие намерения, привело это к результатам противоположным - зажигание накрылось. В итоге сидевший без телефонной связи Боровский, начальник
«Бригантины», так и остался непредупрежденным.

«Зарница» же, по всему судя, шла полным ходом: копаясь в двигателе, участковый несколько раз слышал в отдалении «Ура-а!» и изображающие автоматную очередь
«тра-та-та-та» в исполнении звонких мальчишечьих голосов.
        Бросать машину и отправляться сквозь заросли на поиски юных вояк Вершинин не стал. Лишь сам себе пообещал обеспечить Горловому, не внявшему предупреждению, крупные неприятности.
        (Тут он оказался неправ. Начальник лагеря послал в лес Дениса Цветкова и еще двоих человек с приказанием прекратить игру. Другое дело, что найти многих рассеявшихся по лесу игроков сразу не удалось. А крупные неприятности назревали у Горлового и без участия старшины.)
        Вершинин опустил закатанные рукава форменной рубашки, со вздохом натянул китель, совершенно нелогично обругал синоптиков, опять не обещавших на грядущую неделю ни дождя, ни мало-мальского падения температуры. Жару старшина переносил плохо...
        Он с трудом застегивал ремень с кобурой (черт! опять не проколол лишних дырочек... , когда рядом, за поворотом дороги, послышались два голоса. Один что-то доказывал, истерично и малоцензурно; другой, более низкий, возражал коротко и уверенно.

«Мать твою! Никак вышли прямо на меня, - подумал Вершинин. - Доездился по лесу... если они, то должно быть четверо... и четыре ствола, между прочим».
        Вершинин скользнул в кусты, отделявшие его от обладателей голосов. Грузное тело двигалось легко, даже изящно - ни хруста, ни шороха. Хорошо смазанный затвор табельного «Макарова» передернулся почти бесшумно, досылая в ствол патрон.
        Спорившие не шли, они стояли на дороге, на поросшем серым лесным мхом промежутке между двумя песчаными колеями. Оба с оружием, в непонятной униформе - не военной и не милицейской.
        Вершинин взял на прицел ближнего. Одновременно торопливо повел взглядом вправо-влево: где еще двое? На видимом участке дороги никого не было.
        Старшина снова уперся взглядом поверх ствола в темное пятно пота на спине противника. Тот как раз повернулся в его сторону, и...
        И, вполголоса выругавшись, Вершинин поставил на предохранитель и опустил в кобуру пистолет.

«Ну и цирк, - подумал он, - надо же такому примерещиться. Не узнал орлят Горлового... Вот вышел бы фокус, если б я кого-нибудь из них... ведь видел, что автомат у него неправильный какой-то, игрушечный...»
        Закинутый за спину «Калашников» второго парня, на игрушку похожий мало, Вершинин не разглядел.
10 АВГУСТА, 11:30, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Рыжий боец дрался до последнего.
        Он не мог издать ни звука, не мог двигаться - шаги кота после беспощадного удара Горлового оказались последними. Но изуродованное тело не желало сдаваться и умирать, сражаясь со смертью с той обреченной яростью, которая когда-то заставляла здоровенных псов убегать, поджав хвосты.
        Кот прожил весь вечер и всю бесконечно-долгую ночь. Когда первые лучи восходящего солнца осветили отсыревшую, слипшуюся от росы рыжую шерсть, - по ней пробежала легкая дрожь. Чубайс был еще жив.
        Когда наконец раздались знакомые шаги, он их не слышал, почувствовал только, как твердые, заскорузлые ладони бережно подняли его и осторожно перевернули. Кот последним усилием открыл глаза, глянул в синее небо, показавшееся отчего-то в этот миг красным, - и умер.
        Помертвевшего лица Степаныча он уже не увидел.
        ...Звуки раздавались непривычные и странные, как собственный голос, впервые услышанный в магнитофонной записи; они царапали гортань и цеплялись за зубы:
        - С-с-съэк-к-к-оном-м-м-м-мить... р-р-р-решил-л-л-ла... на в-в-в-вет-т-т-терин-н-наре, су-ука... - Последнее слово Степаныч произнес нараспев и почти не заикаясь.
        Он поднялся с колен, на которых простоял сам не помнил сколько времени, осторожно поместил податливо-мягкое тело Чубайса за пазуху - голова безвольно свесилась наружу; неторопливо прошел за угол подсобки, высматривая в куче валявшегося там железного хлама подходящую трубу - сковырнуть замок.
10 АВГУСТА, 11:30, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Дронт неожиданно для себя вынырнул из красного кошмара. Мир вокруг вновь обрел нормальные цвета. Впрочем, совсем краснота не ушла, красного вокруг хватало...
        Далеко отставив руку со стиснутой в ней ножовкой, Дронт, медленно пятясь, отступал от операционного стола. С пилы - и с руки тоже - густо капало красным. Его спина уперлась в натянутый под углом брезент, но он продолжил движение, все сильнее сгибаясь и наклоняя голову...
        Через час люди в камуфляже найдут его, лежащего в позе эмбриона в углу палатки, обхватившего руками голову и негромко, но непрерывно поскуливающего...
10 АВГУСТА, 11:30, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        С Михой происходило нечто странное.
        Давно смирившись с тем, что главный в их маленькой компании, бесспорно, Дронт, Миха никогда не пытался претендовать на большее, чем роль его верного напарника и оруженосца.
        Но Дронт неожиданно вышел из игры (перегрелся на солнце, он просто перегрелся на солнце и у него пошла носом кровь, - успокаивал Миха сам себя), а Слон не предъявлял ни малейших претензий на лидерство. И Миха совершенно неожиданно для себя оказался в роли центрового, поскольку Укропа никто всерьез никогда не принимал.
        Люди по-разному реагируют на подобные ситуации. Некоторые теряются, смущаются и допускают ошибки - глупые и непростительные ошибки, которых никогда не сделали бы на своем месте.
        У других за спиной словно вырастают крылья, все проблемы кажутся легко решаемыми и цели быстро достижимыми - и иногда, действительно, всё им удается, к немалому удивлению окружающих. Чаще же они с треском падают, ломая шею себе и тем, кто имел неосторожность с ними связаться. Со стороны, впрочем, второй вариант гораздо зрелищнее...
        ...Миху распирали сила и уверенность, взявшиеся неизвестно откуда. Решение направиться в «Бригантину», высказанное спонтанно и необдуманно, стало казаться единственно правильным.
        Миха не забыл, как стоял на коленях, стиснутый десятком рук, перед гадливо улыбающимся Налимом - но из этого воспоминания ушло чувство униженности и страха, остались только ненависть и уверенность, что теперь-то он сумеет отомстить. Теперь уже эта сука будет стоять перед ним на коленях, давясь кровавыми соплями, а он... Миха еще точно не знал, что именно сделает он, но мало гаденышу и его корешам не покажется. И никто, никакой поганый жирный мент, его не остановит...
        Отчасти эту уверенность питал взятый у машины пистолет, надежно и удобно заткнутый за ремень, - Миха часто касался пальцами нагревшейся рубчатой рукояти, прикидывая, как в случае чего выдернет одним ковбойским жестом.
        Но не оружие, совсем не оно, стало талисманом, наполнявшим Миху силой. Он сейчас не побоялся бы с голыми руками выйти на толпу «бриганов». Не как в памятной драке у дискотеки, когда деваться было некуда, - но напасть самому. И победить.
        Миха знал, что победит непременно. Он не сомневался, что попадись им невесть каким чудом оказавшаяся в лесу куча кирпичей - и он не хуже любого супермена легко разрубит ребром ладони добрый десяток, не почувствовав боли. Так же легко будут ломаться под его руками кости врагов, не крепче же они кирпичей, в самом деле...
        И все-таки это ощущение кипящей и фонтанирующей силы происходило извне, было заемным и чуждым. Личность прежнего Михи, не имевшая представления, что это значит: идти убивать кого-то - вдруг взбунтовалась, даже не на подсознательном уровне, а чисто на физиологическом - кишечник неожиданно скрутили жесточайшие спазмы...
        ...Агенты ФБР, МИ-6 и нашей национальной безопасности недаром предпочитают носить свои кольты и браунинги в подплечных кобурах. По крайней мере в кино, в реальной жизни Миха с бойцами невидимого фронта не встречался.
        Попробуйте-ка справить большую нужду в болотистом лесу, когда пистолет болтается в поясной кобуре или подсунут под ремень. В первом случае перегруженные железом штаны чересчур свисают, причем вовсе не туда, куда надо, рискуя попасть в зону обстрела другого оружия. Во втором приходится сидеть, как сейчас присел Миха, с пистолетом в вытянутой руке, рискуя при этом сделать от натуги выстрел в неизвестном направлении и быть опрокинутым отдачей в кучу собственного дерьма.
        (Впрочем, есть подозрение, что киноагенты спецслужб - существа высшего порядка и всю потребляемую провизию суперменский организм без малейшего остатка преобразует в классовую ненависть к врагам прогресса, демократии и общечеловеческих ценностей.
        Процесс у Михи оказался затяжным, хотя и бурным. Слон, брезгливо сморщив нос, медленно пошел к видневшейся в двух десятках метров впереди лесной дороге. Укроп тащился за ним и что-то привычно ныл - Слон его столь же привычно не слушал.
        На дороге, где они стояли, поджидая Миху, нытье Укропа перешло в новую фазу. Он истерично доказывал необходимость немедленно отправиться обратно в лагерь, утопив оружие в первом попавшемся на пути болотце и открещиваться от всего, что произошло с ними после похода за знаменем.
        - Заткнись! - коротко прервал его Слон и сдернул с плеча автомат. В кустах слева ему послышались подозрительные звуки.
        Милицейский «уазик», как выяснилось, стоял рядом, скрытый поворотом. И выскочил из-за него неожиданно - услышав звук двигателя, приятели не успели среагировать и спрятаться в лесу. Слон только-только собрался швырнуть автомат в кусты, а из машины уже ловко выскочил тот самый толстый мент, который позорно завершил два дня назад их поход в «Бригантину».
        - Быстро в лагерь! Немедленно! - выпалил мент без предисловий. - И всех, кого из ваших встретите - тоже в лагерь! Там, дальше, - операция, ловят...
        Вершинин неожиданно осекся.
        Инерция человеческой психики сыграла с ним дурную шутку. Старшина, разглядев из кустов пластмассовый муляж автомата Укропа, опознал игроков в «Зарницу». И успокоился. Чуть позже, оказавшись перед ними, участковый прекрасно видел боевой автомат Слона - но все равно воспринимал его как сделанный из черной и светло-коричневой пластмассы макет...
        Лишь спустя какое-то время он наконец осознал, что он видит: направленный прямо в живот Вершинина боевой ствол и палец, лежащий на спусковом крючке.
        Автомат выглядел почти музейным раритетом - заслуженный ветеран АК-47, прадедушка славного калашниковского семейства; таких теперь не найдешь днем с огнем ни в войсках, ни в органах, разве что в военизированной охране каких-то дальних объектов...
        Проще всего было посчитать, что это учебное пособие, с просверленным стволом и спиленным бойком, каким-то образом попавшее на «Зарницу»...
        Но Вершинин прекрасно знал, что подобные игрушки изъяли из школ и ПТУ давно, больше десяти лет назад, когда начинались заварушки в южных республиках. Стволов боевикам в те времена не хватало, до складов уходящей армии они еще не добрались и учебное оружие стали в массовом порядке воровать и восстанавливать в боевое. Вершинин сам в то время ездил по сельским школам и свозил в военкомат изъятые наглядные пособия...

«Может, из какого военного училища? - подумал старшина, - не так далеко база нахимовцев...» Мысль спокойствия не принесла. Вершинин привык следовать в жизни простому правилу, сохранившему немало человеческих жизней: считать любое направленное на тебя оружие боевым и заряженным.
        - Ты знаешь, сынок, что у тебя в руках? - заговорил Вершинин медленно и проникновенно, пытаясь разглядеть положение предохранителя. - У тебя в руках очень тяжелая вещь - пять лет на зоне для малолеток, а это гнусное место, гораздо хуже взрослой колонии, можешь поверить... Ты отдай его мне, пожалуй...
        И старшина (пот катился с него ручьями) протянул руку - медленно, чтобы не спровоцировать струю свинца резким движением.
        Слон стоял неподвижно и молча, расставив ноги и не нарушая прямую линию между стволом и животом участкового. Застывшее лицо ничего не выражало, но скрывало быструю работу мысли.
        Слон любил оружие, разбирался в оружии и много знал о нем; среди прочих приобретенных им книг на эту тему оказалась и красная брошюрка «Закона об оружии», внимательно проштудированная. Слон считал, что мент элементарно блефует со своими сроками и зонами - несовершеннолетнему и не привлекавшемуся никак не светит больше двух лет условно за прогулки с «Калашниковым»; а учитывая обстоятельства его сегодняшнего приобретения - не грозит вообще ничего.
        Другое дело, что напрочь срывалась возможность продолжить разговор с «бриганами» в самых благоприятных для себя условиях... А мента в этой непонятной катавасии спишут на кого угодно...
        Вершинин подумал, что парень совсем оцепенел от страха, а Слон стоял с автоматом в руках и спокойно решал: жить или нет Вершинину; но у него крепла мысль, что сегодняшний визит в «Бригантину» стоит отложить...
        Про четвертого актера этой пьесы, скрывавшегося за кулисами, участковый не знал, а Слон забыл.
        Миха, придерживая одной рукой спадающие штаны, наводил пистолет на Вершинина. Он мгновенно узнал жирного мента, так унизившего их с Дронтом, - и вот проклятый гад опять вылез на его пути, и Укроп со Слоном стоят перед ним навытяжку, как нашкодившие щенки, сейчас они укажут на скрывающие Миху кусты - и все кончится, и гаденыш-Налим будет снова и снова с радостным гоготом рассказывать в «Бригантине», как он лихо поссал в лицо бздиловатым «варягам»...
        Ненависть застилала глаза, а нервные спазмы, похоже, переместились из кишечника в сжимающие оружие пальцы - пистолет прыгал в руке, прицельная линия скакала, зацепляя каждого из стоявших плотной группой на дороге. Миха уже ни о чем не думал. У него осталась одна мысль, даже не мысль, а образ: толстая струя мочи, бьющая в лицо... Миха нажал на спуск.
        В отличие от Слона, в оружии он не разбирался абсолютно - смутно слышал краем уха, что перед выстрелом надо снимать с предохранителя, досылать патрон, взводить курок
        - но все эти премудрости вылетели из головы, и, как следствие, весь ход дальнейших событий мог бы стать иным...
        Но пистолет попал в руки Михи полностью готовым к стрельбе (половину утра, не зная того, он таскал оружие за поясом, рискуя отстрелить себе мужские причиндалы случайным выстрелом).

«Макаров» рявкнул, рванувшись из пальцев и оглушив Миху - кольты киношных героев стреляли как-то благозвучнее. Он с сомнением глянул на пистолет, почти уверенный, что тот взорвался в руке, и лишь потом перевел взгляд на дорогу. На дороге остались стоять только двое.
        Миха имел равную вероятность подстрелить как участкового, так и своих компаньонов. Впрочем, гораздо больше были шансы послать пулю за молоком.
        Но случаются у «чайников» баснословно удачные выстрелы. Например, когда впервые охотящийся новичок, к изумлению товарищей, валит первой же пулей кабана на запредельном расстоянии - а потом долго не может и вблизи попасть ни во что движущееся...
        Девятимиллиметровая пуля, по сути шальная, угодила Вершинину в левую сторону груди, превратив сердце в мешанину из обломков ребер и рваных ошметков мышц. Умер он раньше, чем упал на дорогу.
        А Миха не почувствовал ничего, кроме ликования, - как оно всё, оказывается, легко и просто. Нажал на спуск - и плохой парень лежит.
        Ничуть не сложнее, чем в компьютерной «стрелялке»...
        Глава 3

10 АВГУСТА, 11:35, ДОРОГА К ДОЛ «ВАРЯГ»
        Машина («Газель»-фургон с надписью «Солнечноборский телефонный узел») стояла на дороге, ведущей от шоссе к «Варягу», рядом с деревянным небольшим мостиком. Обмелевшая Каменка журчала едва-едва. Впрочем, и это слабое журчание не слышалось, его начисто перекрывал мат бригады аварийщиков. Замысловатые эпитеты и пожелания относились к неизвестным гражданам, решившим набрать кубометр-другой желтого речного песка для каких-то своих надобностей из осыпи, спускающейся к воде рядом с мостом. Не менее нелицеприятные пожелания относились к другим гражданам, явным половым извращенцам, уж совсем не пойми для чего утащившим предупреждающую табличку «Не копать - кабель».
        В результате совместных усилий вышеозначенных граждан, наверняка сейчас хором икающих, кабель был поврежден, почти перерублен. «Варяг», «Бригантина», еще один лагерь и две базы отдыха остались без телефонной связи. Аварийщики закончили работу и погрузились в машину. Водитель, ковырявшийся все это время в двигателе, вытер руки промасленной тряпкой, швырнул ее в речку и сел за руль. Бригада уехала. Не долетевшая до воды тряпка осталась болтаться под опорой моста. Меньше чем через час, нагревшись от прямых солнечных лучей, она вспыхнула и пер вые язычки пламени лизнули пересохшее дерево...
10 АВГУСТА, 11:36, ЛЕС
«Для наших игр не помешал бы комплект портативных раций, - думал на бегу Закревский. - Чтобы не носиться дурным галопом по лесу, не понимая, что вокруг происходит...»
        Он пробежал в направлении услышанного выстрела чуть меньше километра - и находился сейчас в окрестностях той точки, где стреляли. Но никого не встретил - ни людей, проводивших облаву, ни дичь, на которую они охотились, ни своих запропавших ребят. Никого.
        Леша подумывал, не повернуть ли все-таки к штабу, благо недалеко, - и тут тишину леса нарушил второй выстрел. Пистолет, определил Закревский, и гораздо ближе...
        Он засек направление, выбрал ориентир - приметное дерево, и двинулся к нему напролом сквозь густой кустарник, который в ином случае предпочел бы обойти стороной.
        Торопливо продрался сквозь зеленые джунгли на небольшую, с трех сторон укрытую кустами полянку, - и чуть не наступил ногой на труп. Чуть поодаль, у «шестерки» с распахнутой дверцей, лежали еще три тела...

«Интересные дела», - подумал Леша спустя минуту-другую. Стреляли в этих людей давно, ночью или ранним утром - кровь спеклась, почернела. Но одна из нескольких гильз, блестевших под ногами, оказалась совершенно свежая, чуть не теплая, - резкий пороховой запах не успел выветриться. Похоже, первый услышанный выстрел прозвучал именно здесь.
        Честно говоря, наблюдаемая на полянке картина Закревского в шок не повергла. Навидался всякого. Гораздо больше его встревожила находка, сделанная, когда он продирался сквозь кустарник. Там, застряв в сплетении ветвей, висел пластмассовый муляж автомата, явно зашвырнутый с глаз подальше. Игроки в «Зарницу» - либо из
«Бригантины», либо из «Варяга», - побывали здесь...
        Леша еще раз осмотрел лежавших, но ничего нового не обнаружил. Затем открыл заднюю дверцу «жигулей» - и сразу увидел валявшийся на днище салона автомат. Старый, знавший лучшие времена АК-47. Подсумок с запасными магазинами, засунутый под переднее сидение, нашелся чуть позже.
        По идее, надо было немедленно мчаться в лагерь и оповещать о находках тех, кому такими находками положено заниматься. Но в лесу оставались его парни... Судя по брошенному муляжу - не просто в лесу, а где-то неподалеку. И, услышав в отдалении шум автомобильного двигателя, Закревский побежал туда.
        С автоматом и патронами.
10 АВГУСТА, 11:40, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Выпученными глазами Укроп смотрел, как Миха торопливо и неловко пытается снять портупею с неподвижного тела старшины.
        - Т-т-ты з-з-зачем его... - дальше Укроп ничего не смог сказать, его кадык дергался и из горла вырывались отдельные булькающие звуки.
        Слон наблюдал эту сцену молча и равнодушно, прислонившись спиной к помятому боку
«воронка» и ковыряя в зубах травинкой. Миха избавил его от проблемы выбора и взял груз на собственные плечи - никаких других эмоций Слон не испытывал.
        - Ты че, дурной? Еще не въехал? Жмуров у «Жигуля» видал? - Миха закончил возиться с ремнем и портупеей, его короткие пальцы забегали по пуговицам кителя. - Зуб даю, это те самые хмыри, которых нынче ищут... хабар небось не поделили... Понял, нет? Теперь под них что хочешь списать можно... и мента они завалили... и «бриганов»... тоже они...
        - К-к-каких б-бриганов... - Укроп с немалым трудом вернулся к членораздельной речи.
        Он до сих пор не воспринимал всерьез намерение Слона и Михи нанести визит в
«Бригантину». Вернее - не верил, что это может осуществиться прямо здесь и сейчас.
        - Таких!! Я этих блядей достану! Под стволом срать друг другу на головы будут!!! Говно жрать будут!!! Добавки просить! - Миха стянул наконец китель и кинул его на водительское сиденье, рядом с ремнем и фуражкой. Добавил чуть спокойнее: - Хватайся за ноги, в кусты сховаем... Ну что ты встал, как хрен моржовый?! Слон! Объясни ты ему!
        Укроп сделал шаг назад, руки его тряслись.
        Слон выплюнул изжеванную травинку, вразвалочку подошел к Укропу и молча положил руку на плечо - под закатанным рукавом перекатывались тугие мышцы.
        Укроп мелко закивал головой. Нагнулся, глядя куда-то в сторону, взялся дрожащей рукой за ногу старшины и тут же отдернул ее - скрюченные пальцы невзначай прикоснулись к голой коже между носком и вздернувшейся брючиной... Он сглотнул и крепко вцепился двумя руками в форменный ботинок.
        Небрезгливый Слон обхватил старшину поперек груди.
        Наблюдавшего из кустов за этим зрелищем Димку Ослика никто не заметил. А он медленно отполз далеко в сторону, вскочил на ноги и побежал через лес, не разбирая дороги.
        Димка знал одно - в лагерь он не вернется. Никогда.
10 АВГУСТА, 11:45, ДОЛ «ВАРЯГ», КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        После нескольких часов молчания телефон вдруг неожиданно заработал. Зазвонил. Из всех неожиданностей богатого потрясениями дня эта оказалась самой безобидной.
        - Да... да... понял... - Начлаг отвечал, расправив плечи и выпятив грудь, сразу было видно - на линии начальство Горлового. - Да, «Зарница» уже закончилась, участковый с утра приезжад... Меры приняты, посторонние на территорию...
        Он осекся - дверь в кабинет резко распахнулась от удара ногой. Горловой замолчал, пораженный, - так его дверь никто и никогда не открывал.
        Вошел Степаныч - и не протиснулся бочком, как бывало в тех редких случаях, когда ему приходилось бывать в этом помещении.
        Трубка еще бубнила в опустившейся руке, но начальник не обращал внимания, уставившись на рыжую кошачью голову, безжизненно повисшую из ворота синей спецовки. Казалось, Чубайс смотрел прямо на Горлового мертвенно-зелеными глазами.
        - У-у... Вэ-э-э... - попытался что-то произнести начлаг, не замечая поначалу другого взгляда - немигающего, бездонно-черного - ружейных стволов, медленно поднимающихся на уровень его лица.
        Заметил, когда безмолвная сталь уставилась ему в переносицу - дернулся назад и вбок, сжимаясь калачиком на вращающемся кресле и пытаясь оградиться выставленной ладонью...
        - Не-е-е... - Горловой все еще безуспешно пытался справиться с отказавшими связками.
        Вороненое дуло ружья легко качнулось вниз, потом чуть вверх - и на середине этого противохода взорвалось безжалостным огненным вихрем.
        Выбитый из кресла и отброшенный к стене Горловой сначала не почувствовал боли в изрешеченном, развороченном дробью животе. У него перехватило дыхание, как от удара под ложечку; в ушах стоял гром выстрела, оглушительного в узком замкнутом пространстве; перед глазами пламенела ослепительно яркая вспышка - видеть что-то можно было только на периферии застилающего взор огненного пятна...
        И этим боковым, нечетким зрением начальник увидел Степаныча, аккуратными маленькими шажками приближающегося к нему в обход стола.
        - Гни-и-ида-а! - Сквозь колокольный звон в ушах ругательство сторожа прозвучало певуче и ласково.
        Горловой никогда (да и вообще никто за последние восемь лет) не слышал голоса Степаныча, и успел - как это ни странно в такой момент - испытать нечто вроде изумления... Боли он все еще не чувствовал, Горловой вообще потерял ощущения, кроме одного: все его мышцы превратились во что-то мягкое, текучее, не подчиняющееся командам мозга, и он, Горловой, медленно течет куда-то, слегка покачиваясь, - сам себе река, сам себе лодка... Он тек-плыл туда, где нет этой проклятой работы, выматывающей все нервы и иссушающей душу ответственностью, где хорошо, спокойно и уютно; он плыл и удивлялся, как же сам не додумался раньше до простого и чудесного способа путешествовать... Степаныч говорил ему что-то еще, по крайней мере губы его шевелились, но Горловой уже не слышал, в ушах его звучал чистый хрустальный звон, и звучал все сильнее...
        Ружье снова устремилось к нему - к оползающему, бескостному манекену, недавно бывшему человеком - и выплюнуло из второго ствола новую порцию огня, свинца, смерти. Начальник лагеря этого не увидел, не услышал, не почувствовал. Река унесла его далеко.
        Степаныч неторопливо переломил двустволку, вынул и аккуратно убрал в карман две гильзы - медные, старые, исцарапанные...
10 АВГУСТА, 11:47, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Облачившийся в милицейский китель Миха примеривался к рычагам и педалям, когда хрипло забормотала рация, висевшая на передней панели, по виду столь же древняя, как и «уазик», - треснувший пластмассовый корпус стягивала синяя изолента.
        Миха резко отшатнулся от прибора, казавшегося мертвым и внезапно ожившего, больно ударился затылком о косяк раскрытой двери.
        Медленно меняясь лицом, он смотрел на коробочку, издававшую неразборчивые звуки, - смотрел с ужасом, как смотрит на мину сапер, невзначай слишком сильно задевший взрыватель.
        Внезапная, ослепляющая вспышка отрезвивила на короткое мгновение мозг Михи, где перемешались кровавым винегретом обрывки всевозможных теле - и киноисторий, в которых сильные и удачливые герои не задумываясь давили на спуск, а их противники падали и бесследно исчезали из сюжета, - и никто не принимал в расчет такие мелочи, как Уголовный Кодекс и огромную машину, претворявшую его в жизнь.
        За свистами и хрипами отслужившей свой срок рации перед затуманенным взором Михи встало призрачное видение большого количества зданий с решетками и людей в погонах...
        Слон ничего подобного не почувствовал, по крайней мере никаких внешне различимых проявлений ожившая рация у него не вызвала. Не вникая в тонкости душевных терзаний Михи, он применил простую и действенную терапию - коротко и сильно ткнул огромным кулаком в плечо компаньона, впавшего в прострацию.
        Тычок отозвался резкой болью и в плече, и во всех других пострадавших в недавней драке местах. Боль сразу напомнила ту, еще более сильную, и все удары, полученные стоя на коленях, без малейшей возможности ответить... Недолгое наваждение развеялось, в мутных глазах Михи снова остались лишь ненависть и жгучее желание наконец добраться до проклятых «бриганов».
        Слон перегнулся в кабину; брезгливо, как кусачее насекомое, ухватил за антенну рацию; выбросил ее на дорогу и два раза с маху припечатал каблуком. Астматическое хрипение смолкло, он хотел зашвырнуть ее подальше в кусты, но не успел, отвлеченный маневром Укропа. Тот тихонько, бочком продвигался вдоль «уазика» в сторону ближайших кустов, но был цепко ухвачен Слоном за рукав униформы.
        - Залазь, растение... - Слон легонько подтолкнул Укропа внутрь машины, повернулся и скептически посмотрел на устраивавшегося за рулем Миху. На мента тот никак не походил, даже при беглом взгляде, - выглядел шестнадцатилетним придурком, зачем-то нацепившим милицейский китель.
        Слон недовольно пожевал губами и достал из кармане толстый черный маркер...
10 АВГУСТА, 11:49, ДОЛ «ВАРЯГ», КАБИНЕТ ГОРЛОВОГО
        Окровавленные пальцы скребли по бумагам, смахнутым со стола.
        Изрешеченное утиной дробью тело начальника лагеря упорно не хотело умирать, но Степаныч не обращал на него внимания, - торопливо вываливал из шкафов папки с бумагами. По полу разлетались старые квитанции и накладные, списки прошлогодних отрядов...
        Кроме начальника и сторожа, больше никого в административном корпусе не оказалось. Выстрелы никто не услышал, а если и услышал, то не обратил внимания на два приглушенных стенами хлопка.
        Окна начальственного кабинета выходили на ограду лагеря, к которой вплотную подступал лес - и жил мирной негромкой жизнью: тихо шуршали кроны сосен, перекликались в них птицы, неподалеку рассыпал дробь дятел.
        Степаныч, распахнув окно, с улыбкой вслушался в эти звуки, потом наклонился, чиркнул зажигалкой, удовлетворенно посмотрел на поползшие по бумаге язычки огня. Снова зарядил «Лебо» и вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь.
        Бумажная гора вспыхнула на сквозняке мгновенно, горящие листы взметнулись в воздух. Пламя лизнуло ноги Горлового.
        Степаныч вышел на улицу, посмотрел по сторонам, щурясь от бьющего в глаза солнца. Ему хотелось найти Рыжую...
10 АВГУСТА, 11:52, ЛЕС
        - Машина, - сказал майор полувопросительно, полуутвердительно.
        Они прислушались. Действительно, в отдалении раздавался шум двигателя, излишне газующего на низкой передаче.
        - По дороге катят, на той стороне поля, - уверенно сказал Кравец.
        Майор согласно кивнул, хотя полем разделявшее их и невидимую машину пространство назвать было трудно. Заброшенная несколько лет назад пашня успела зарасти молодым, в рост человека, густым сосняком, полностью закрывавшим видимость и труднопроходимым.
        - Кто у тебя там? - спросил майор.
        - Тунгус, а правее Абрек.
        - Прикажи, чтоб останавливали и высаживали всех без сантиментов.
        Лейтенант взялся за рацию.

«Тунгус, пожалуй, высадит, - подумал Кравец. - Парень он простой, чуть что - уложит мордой в песок, дернешься - огребешь сапогом в ребра».
10 АВГУСТА, 11:52, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Абрек и Тунгус (оба обладавшие, кстати, славянской внешностью) угодили тем временем в неприятную ситуацию.
        Перешеек между полем и озером, узкий вначале, становился по мере их продвижения все шире. Они шли параллельно, в полутора сотнях метров, и лишь изредка видели друг друга - перелески между ними росли негустые, чередующиеся с полянами, покрытыми жесткой, выгоревшей на солнце травой. Даже переговариваться они не могли: обе рации были настроены только на разговор с лейтенантом.
        Ни один специалист, привыкший к прочесыванию в зеленке, не допустил бы такого - их легко могли пропустить и уйти, или прицельно расстрелять в спину... Но Тунгуса и Абрека учили воевать не в лесу - среди бетона и асфальта.
        Тунгус услышал звук двигателя еще до того, как запищал вызов его рации. И рванулся к дороге, с хрустом ломая папоротник, - успеть на перехват, чтобы впустую не махать и не кричать вслед удаляющемуся водителю.
        Успел... Медленно ползущему по разбитой и заросшей дороге милицейскому «уазику» оставалась еще сотня шагов до выскочившего на обочину Тунгуса.
        Вскинув в повелительном жесте руку, он удивился странной манере езды сидевшего за рулем невысокого, черноусого старшины. Мотор едва ползущего на второй скорости драндулета завывал; колеса беспорядочно вихлялись на ровных местах и в то же время бестрепетно бухали в глубокие рытвины и давили валежник, загромождавший дорогу.
        Огибая неуверенно затормозившую машину, Тунгус уже прикидывал, сколько бойцов можно набить в эту таратайку, высадив водителя и пассажиров (за спиной старшины смутно виднелись еще две фигуры).
        Он резко распахнул дверцу и ошарашено замер, ничего не понимая: как этот мент вообще мог вести машину? - на кармане серого, великоватого старшине кителя, прямо напротив сердца, расплылось свежее кровавое пятно с рваным отверстием посередине..
        Что усы нарисованы не то гуталином, не то фломастером на юном мальчишечьем лице, торнадовец, потрясенный видом смертельного ранения, разглядеть не успел. Из кабины в грудь ему ударили выстрелы - один! второй! третий!
        Тунгуса отшвырнуло от машины на обочину. Старшина-зомби начал вылезать из кабины, примериваясь к автомату, торчащему из-под скрюченного на земле тела, но тут в игру вступил Абрек. На бегу, через кустарник он не мог верно оценить ситуацию. Услышав выстрелы, понял одно: на дороге что-то неладно, - и торопливо выпустил поверх крыши «уазика» длинную очередь.
        Машина лягушачьим прыжком рванула с места. Вдогонку Абрек не стрелял.
10 АВГУСТА, 11:55, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Абрек хрипел в рацию невнятно, но майор понял одно: они наконец вошли в контакт с неуловимой тенью, за которой гонялись два дня.
        Начало неудачное, боец получил три пули в упор - броник выдержал, но от последствий контузии Тунгус оправится нескоро...
        - Они едут в тупик, - сказал майор, взглянув на карту, - застрянут и будут разворачиваться. Придется побегать, парни...
        Мрачные и взмокшие парни в сером камуфляже не возражали.
10 АВГУСТА, 11:57, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Миха ликовал. Правильно, всё правильно говорил физрук Закревский. Побеждает тот, кто сильнее. Он, Миха, победитель. Он сильнее всех. Он, и никто другой. Эти сопливые недоноски - Слон и Укроп, - которые обоссались в самые критические моменты и притихли сейчас на заднем сиденье, будут делать то, что он скажет, делать быстро и без споров, а не то живо отправятся за ментом и тем уродом в камуфляже (тоже мент? а, да какая разница...).
        Он рулил туда, где по его представлению находилась «Бригантина», не зная, что выбранная дорога ведет в никуда, становится всё более колдобистой, - и исчезает. Что они будут делать в лагере противника, как разыщут гада-Налима, каким способом рассчитаются с ним и как сумеют списать свои дела на беглых уголовников, - Миху совершенно не заботило. Сегодня все проблемы решались сами собой. Плохие парни сами подставлялись под выстрел, оставалось лишь нажимать на спуск.
        Распиравшие чувства требовали выхода - и Миха, в такт толчкам на ухабах, стал выкрикивать что-то неразборчиво-торжествующее. Мало-помалу выкрики слились в подобие песни, напоминающей вой...
        Несмотря на всё ликование, водитель из Михи оказался на редкость хреновый.

«Уазик» мотало и трясло, как прогулочную лодку, ненароком угодившую в семибалльный шторм на море. Протестующие против такого обращения детали изношенной машины порождали самые разнообразные звуки: скрежетали, стучали, скрипели и дребезжали.
        Заодно странные хрипы издавал и Укроп, болтающийся вместе со Слоном на заднем сидении. Ошметки мыслей под черепом Укропа постепенно складывались в простой и конкретный план - дождаться первой же остановки, выскочить в заднюю правую дверь и бежать без оглядки.

«Сами езжайте в свою траханную „Бригантину“, - думал Укроп, - с меня хватит... Главное, чтобы эти маньяки на что-нибудь отвлеклись, чтобы не сразу заметили...»
        Остановка случилась раньше, чем он закончил обдумывать свой спасительный план.
        Миха поздно заметил колдобину, более глубокую, чем предыдущие, - и попытался взять правее, в последний момент передумал и круто вывернул руль влево. Колесо ударилось о противоположный край ямы боком. Громкий треск под передком, «уазик» дернулся и заглох...
        Они вылезли и обошли машину, вставшую наискось дороги.
        - Приехали. - Голос Слона звучал спокойно, как и всегда.
        Миха увидел направленные в разные стороны передние колеса и с размаху обрушил кулак на капот. Посмотрел по сторонам, словно кто-то и как-то мог помочь ему в этой ситуации.
        - Сука-а-а! Стоять!!! - неожиданно заорал он.
        Слон все понял и отреагировал мгновенно - развернулся, вскинул АК и поймал в прицел удаляющуюся в сторону леса узкую спину Укропа.
        - Вали его!!! - истошно верещал Миха.
10 АВГУСТА, 11:57, ЛЕС
        Горячий воздух рвал легкие.
        Так Леша Закревский не бегал с памятного боя под городом Вуковаром, когда усташи на новеньких немецких бронетранспортерах прорвали фронт сербов, измочаленный натовской бомбежкой, и взвод казаков-добровольцев, задыхаясь, мчался в гору - успеть оседлать гребень и ударить сбоку из гранатометов по приземистым серым
«Кондорам»...
        Прошедшие годы не добавили сил и выносливости - но выстрелы, раздавшиеся впереди, подхлестнули и пришпорили, - и он бежал, как бегал девять лет назад. Полузабытая тяжесть автомата сработала, как чека машины времени индивидуального пользования, все вернулось - впереди враги, сзади друзья, в руках оружие, тело само делает знакомую работу, и нет времени на сомнения и душевные терзания.
        Стреляли впереди, судя по звуку - километрах в полутора.
10 АВГУСТА, 11:58, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Автоматная очередь прогрохотала короткая, на три патрона - грамотная работа специалиста, привыкшего беречь боезапас. Знающего, как уводит отдача ствол от цели при длинной очереди.
        Почти добежавшего до деревьев Укропа выстрелы, казалось, лишь ускорили - он скакнул вперед, разом оказавшись среди молодых елочек, растущих между дорогой и лесом. Но здесь ноги его подломились, и он упал очень картинно, взмахнув руками и несколько раз перевернувшись. Так падают на съемках неумелые статисты после холостых выстрелов положительных героев... Однако не нашлось режиссера, чтобы сказать: «Стоп! Вставай! Повторим - ненатурально умираешь!» - и Укроп остался неподвижно лежать, уткнувшись лицом в поросшую брусничником кочку.
        Слон в первый момент ничего не понял и недоуменно посмотрел на АК, нажать на спуск которого он все же не решился.
10 АВГУСТА, ЧУТЬ РАНЬШЕ, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        - Замочи их... - Окровавленные губы Тунгуса упорно повторяли одно и то же. Абрек устроил его поудобнее на куче торопливо срезанных сосновых ветвей:
        - Не надо ничего говорить. И дышать глубоко не надо, - успокаивал Абрек, отбросив в сторону использованный шприц-тюбик. Обезболивающее должно было вот-вот подействовать. - Сейчас наши подойдут, заберут тебя... А козлов этих достанем - будь спок.
        Ему совсем не хотелось бросать товарища, но приказ Кравца по рации прозвучал коротко и резко, - Абрек находился ближе всех к той точке, где, по расчетам майора, «уазику» с лжементами предстояло развернуться и поехать обратно.
        Абрек побежал туда, ориентируясь на слабо слышимый удаляющийся звук двигателя; несся, срезая перелеском петлю дороги; бежал легко, как будто и не было усталости всех этих дней.
        Желто-синий кузов показался между кустов неожиданно, гораздо раньше, чем Абрек рассчитывал. Он увидел какое-то шевеление у стоящей машины и немедленно залег, не желая повторять ошибку Тунгуса. А когда метнувшаяся к лесу фигура в дурацком ярко-зеленом камуфляже и с автоматом за спиной вышла из-под прикрытия «уазика» - Абрек срезал ее быстро и точно, как мишень на стенде.
        После короткой паузы из-за капота ударил ответный свинцовый смерч - Абрек натренированным движением сменил позицию, перекатившись за небольшой валун.
        Невидимый стрелок палил совершенно беспорядочно. Пули то срезали ветки над головой, то выбивали фонтанчики песка со всех сторон от камня, прикрывавшего торнадовца. Абрек приготовился к броску, выжидая, когда у стрелявшего закончатся патроны в магазине.
10 АВГУСТА, 11:57, ПЛОЩАДКА ДЛЯ ЛИНЕЕК ДОЛ «ВАРЯГ» - ОГОРОДИК ЗАВХОЗА ОБУШКО
        Об отмене игры электрика Володю (а со вчерашнего дня еще и сторожа, и подсобного рабочего) никто не проинформировал, не до того было. А сам он избыточным любопытством не отличался и лишний раз мелькать перед глазами начальства не любил,
        - посему продолжал выполнять полученное вчера задание.
        Засыпая площадку для линеек привезенным с речки песком, Володя материл и проклинал все на свете - жаркий день и глубокое похмелье никак не располагали к физическим упражнениям.
        Особенно в тирадах монтера-охранника доставалось Горловому, так не вовремя уволившему Степаныча; Степанычу, так не вовремя сцепившемуся с Горловым; заодно получил свою долю матерков и президент, так не вовремя вспомнивший о патриотическом воспитании молодежи.
        Иногда, впрочем, Володя возвращался мыслями к бутылке, спрятанной в щитовой после вчерашнего вояжа в поселковый магазин - и тогда монотонная ругань сменялась мечтательной улыбкой.
        Работа продвигалась медленно. Но все в жизни имеет обыкновение кончаться - хорошее быстро, плохое гораздо позже, - закончился и песок, привезенный на прицепе
«Ранчера».
        Володя осмотрел плоды своих рук и остался доволен. Размазано, конечно, тонким слоем - после пары дождей грязь снова выступит сквозь песок. Ладно, для сегодняшней церемонии награждения победителей сойдет.
        Он отогнал мотоблок, запер его вместе с прицепом в сарае. И быстренько, пока не попался на глаза начальству, пошагал к щитовой.
        Бутылка пребывала на своем законном месте - замотанная в тряпки, стояла за жестяной дверцей, украшенной надписью «НЕ ВЛЕЗАЙ - УБЬЕТ!» и скалящимся черепом, перекрещенным молнией.
        Володя с трудом, но удержался от желания немедленно сорвать пробку и припасть к горлышку долгим спасительным глотком. Он, в конце концов, не алкоголик, пьет культурно, как белый человек. Нашел относительно чистый стакан, поискал, не осталось ли какой закуски. Таковая обнаружилась лишь в виде изрядно зачерствевшей четвертинки хлеба. Не беда, можно дойти до огорода, нарвать зелени... На природе и выпить куда приятней.
        Пряча сверток под спецовкой, Володя добрался до дыры Взаборе, выскользнул наружу, вздохнул облегченно - Горловой по дороге не встретился.
        Начальник лагеря и не мог заметить Володиного рейда, он лежал сейчас в своем кабинете, и набирающее силу пламя подбиралось к его ногам... Всего этого монтер-охранник, конечно, не знал. И не узнал никогда.
        Огородик завхоза монтер с чистой душой полагал общественной собственностью, и свои рейды за закуской воровством не считал. Поэтому неприятно удивился, когда привычно сунулся в лазейку между кустов и уткнулся грудью в колючую проволоку. Проволока была натянута часто - ни подлезть, ни перешагнуть.
        Володя дал задний ход, мимолетно пожалев о своей сумке с инструментами, оставшейся в лагере - кусачки оказались бы весьма кстати. Продраться сквозь густой, переплетенный кустарник нереально... Он прошел вдоль него, увидел просвет, радостно туда шагнул... Снова проволока. Володя собралсяя уже плюнуть на закусь, душа горела. Но в голову пришла простая и здравая мысль: сплошных заборов не бывает, должен же как-то попадать внутрь автор этого непотребства?
        И он двинулся вдоль живой изгороди, методично обследуя все лазейки. Искомый вход обнаружился с противоположной от лагеря стороны, где кустарник перемежался более высокими деревьями, березами и рябинами, - и оказалась та лазейка, достаточно хитро замаскирована наклоненными ветвями.
        Ну наконец-то.
        Володя торопливо и радостно поднырнул под поваленную ветром березу, увидел совсем рядом грядку с редиской, и...
        Неведомая сила схватила за ноги, рванула вверх. Береза, отнюдь не сломанная, лишь согнутая, распрямилась. Володя повис в воздухе, головой вниз. Щиколотки туго стянула петля из толстого провода.
        Устанавливая примитивную ловушку, завхоз Федор Павлович просчитался с размерами дичи. Петля должна была охватить пацана лет двенадцати под мышками, более старшего
        - в районе талии. Что к бесплатной закуске ломанется почти двухметровый верзила, Обушко никак не рассчитывал. Петля стянулась ниже центра тяжести Володи - и при рывке соскользнула на ноги.
        Ошибся завхоз и в другом. Он хорошо знал, что малолетние вредители садов и огородов в одиночку свои налеты не совершают. Значит, либо освободят пойманного своими силами, либо с воплями побегут в лагерь. В любом случае, страху натерпятся достаточно и на огород не сунутся, опасаясь других сюрпризов.
        ...Водка, хлеб и стакан выскользнули из-под куртки. Бутылка мягко упала в траву. Первой мыслью было: ну слава богу, не разбилась. Что он влип, и очень серьезно, Володя понял чуть позже...
        Глава 4

10 АВГУСТА, 11:57, СОЛНЕЧНОБОРСК, ЦЕРКОВЬ БЛАГОВЕЩЕНИЯ ГОСПОДНЯ
«Зачем я сюда иду? - эта мысль не покидала Свету почти всю дорогу от больницы до церкви. - Мой бред, плюс буйная фантазия Пробиркина, плюс иссушившая мозги жара - и готов диагноз: коллективное помешательство на почве фильма „Экзорцист“...»
        Солнечноборск - маленький, сонный, прокаленный солнцем городок - казался вымершим. Ни одного человека на улицах. Ни одного. Даже странно... Света резко остановилась, осмотрелась. Куда-то она не туда зашла, решив узенькими, тенистыми переулками срезать путь между ЦРБ и храмом Благовещения Господня.
        Всё было чужим. Всё стало другим и незнакомым. Солнце куда-то исчезло, хотя только что сияло на синем, без единого облачка, небе. Тени сгустились, слились в сплошную черноту, хищно подступили. Дома-призраки пялились бельмами окон. И - ни звука.
        Она нерешительно сделала шаг, другой... Стало еще темнее. Подняла голову - и не увидела сверху ничего. Ни по-прежнему синего неба, ни затянутого неизвестно откуда налетевшими тучами, - ничего. Однотонная темно-серая поверхность.
        Свете стало страшно.
        Мир остался прежним, убеждала она себя, это всё происходит со мной, дурнота, в глазах потемнело, сейчас пройдет... И сама не верила себе. Она огляделась, пытаясь найти хоть что-то живое, зацепиться, выдернуть себя из затягивающей воронки безумного серого мира. И увидела...
        Совсем рядом, за поворотом, за угловым домом, - был мир настоящий. Там светило солнце - отблески его долетали сюда, в безжизненный темный переулок. Там раздавались звуки - она не понимала их природу, да и некогда было анализировать, Света торопливо ускорила шаг, спеша выйти туда...
        Дошла до угла и замерла, не в силах поверить увиденному. Мир - там - был настоящий. Но - не наш.
        Не бывает в нашем мире таких домов. Таких деревьев. Таких людей. Всё похожее, но чуть-чуть иное. Чужое. Линии пересекаются немного под другими углами, пропорции людей и предметов чуть искажены... Казалось, кто-то пошутил, подвесив посреди улицы огромную голографическую картину художника - и отнюдь не реалиста.
        Света ощутила спиной мягкое давление.
        Словно ее ненавязчиво подталкивали: шагни, окажись там, и все твои неприятности и непонятности закончатся... Чужой мир переливался яркими красками - и звал ее. Звал без слов и звуков, но ошибиться было невозможно - ее там ждут, она там нужна, надо сделать всего несколько шагов...
        Света зажмурилась и круто развернулась. И побежала, не открывая глаз.
        Ей повезло - не ударилась на полном ходу о столб, стену, или древесный ствол. Слепой бег закончился среди чего-то упруго подающегося, но колючего. Света открыла глаза.
        Всё стало, как и прежде. Яркие пятна солнечного света перемежались на асфальте с тенями деревьев - обычными, не мертвыми и не хищными. В ветвях щебетали птицы. Где-то неподалеку работал автомобильный двигатель, раздавались голоса. Упруго-колючее оказалось кустом акации.
        Кошмар.
        Очередной кошмар. На это раз не во сне...
        Света ощутила (редкий для нее случай) приступ злости. И уверенность, что делает именно то, что нужно. Раз уж ей стали посылать видения наяву - значит, она на верном пути. И останавливаться нельзя.
        Она пошла к церкви Благовещения Господня кружным путем, по главным улицам, где катили машины, а по тротуарам спешили прохожие...
        ...Света подсознательно надеялась встретить пожилого священника, с седой лопатообразной бородой и с мудростью веков во взоре.
        Но выглянувший на настойчивый стук отец Валентин оказался почти ее ровесником - круглые очки в тонкой оправе, щуплая фигура, старый подрясник закапан зеленой краской. И не прозвучало никаких: «Пошто стучишься во двери храма божьего, дочь моя?»
        - Чем обязан? У вас что-то срочное? Службы сегодня нет, заявки на отпевания и венчания принимаются с утра, а теперь, извините, я немного занят...
        Всё снова показалось смешным и нелепым, а их разговор с Доктором - бредом двух идиотов... Света отбросила старательно отрепетированную полуправду и сказала, глядя собеседнику прямо в глаза:
        - Мне нужна святая вода. Очень нужна.
        - Но святая вода не предназ... - священник осекся, с трудом отвел взгляд, помотал головой, будто пытаясь отогнать внезапно вставший перед глазами морок.
        Сбившись с мысли, он продолжил, теребя машинальным жестом редкую, никак не желавшую расти как положено бородку:
        - Есть проблемы, решать которые должна только церковь, и никто иной. Иначе результаты могут быть э-э... непредвиденные. Дочь моя, - спохватившись, добавил он уставную формулу.
        - Спасибо, я справлюсь сама. - Света снова поймала его взгляд, и, не давая времени на отказ, протянула восьмисотграммовую банку с винтовой крышкой, на всякий случай заботливо стерилизованную - совсем как под варенье, над паром от чайника...
        - Н-не надо, подождите, я сейчас одну минуточку.
        Пастырь душ человеческих суетливо исчез в недрах церкви, оставив Светлану на паперти. Через пару минут возвратился, неся пузатый металлический сосуд с широким горлом, плотно закрытый металлической же пробкой.
        - Вот, возьмите. Потом вернете, если... А может, мне все-таки пойти с вами?
        Судя по тону, отец Валентин подспудно надеялся, что девушка со странным взглядом откажется и навсегда исчезнет из его жизни. Света задумалась. Одной было страшно. Но потом вспомнился Лешка, сильный и умный, и то, во что он превратился. Она молча покачала головой и начала спускаться по ступеням, прижимая к груди драгоценный сосуд.
        Странно, батюшка не пригласил войти в храм. И даже не спросил имени, мелькнула у нее запоздалая мысль. Света толкнула свежевыкрашенную калитку и не увидела направленного ей в спину крестного знамения...
10 АВГУСТА, 11:59, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Шальной кураж, не покидавший Миху в последний час, испарился за несколько секунд - после того, как он услышал чужие выстрелы и увидел падающего Укропа - а потом Слона, стреляющего поверх капота «уазика».
        Кирилл Ященко (он же Слон) оружие любил, но большей частью платонически, - стрелять из «Калашникова» ему еще не приходилось. Автомат прыгал и дергался в его руках, как будто был живым и стремился вырваться, - но резко контрастировал со спокойным и сосредоточенным лицом Слона.
        Миху отпустило. Он вдруг понял, что это не компьютерная «стрелялка», где в запасе есть пяток жизней, что всё всерьез, что вокруг летают настоящие пули, и одна из них может попасть в него, и это будет очень больно...
        Позабыв напрочь про пистолет и про всё свое суперменство, Миха лихорадочно сдирал с себя окровавленный китель, когда за них со Слоном взялись по-настоящему.
        Подоспевшие ребята Кравца ударили по «уазику» в пять стволов. Машина тут же осела на пробитых колесах. Стекла и фары разлетелись сотнями осколков. Из-под изрешеченного капота засвистели струи пара...
        Двигатель закрыл присевшего Слона от жалящей смерти, патроны у него закончились, а все запасные магазины лежали в стремительно превращающейся в дуршлаг кабине...
        - А ведь это, Миха, и не «бриганы» вовсе, - насмешливо сказал Слон; чувство юмора порой прорезалось у него в неожиданные моменты. - Пора валить нам отсюда...
        Миха не отозвался.
        Слон повернулся к нему.
        Приятель лежал у полуоткрытой дверцы, и верхней части головы, начиная от нарисованных маркером бровей, у него просто не осталось. Трудно назвать головой мешанину из мозга, осколков кости и волос.
        Слон сочувственно хмыкнул. Вынул из кармана скомканную зеленую повязку, быстро провел несколько раз по автомату и сунул теплую рукоять в руку Михе, с трудом разведя скрюченные пальцы.
        В этот момент вспыхнул бензин, вытекающий из простреленного бензобака.
10 АВГУСТА, 12:02, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        - Левее, Муха, левее! Отрежьте их от зеленки, кончайте всех разом! - Майор быстро говорил в рацию, не отрывая глаз от бинокля.
        Запищал зуммер и замигала лампочка - вызов от Дерина. Срочный вызов на аварийной частоте.
        Майор какое-то время не реагировал, глядя, как вторая пятерка бойцов под прикрытием шквального огня обходит засевших за «уазиком». Потом дернул рычажок переключения частоты.
        - Мы нашли их, что у вас за пальба? - выпалил капитан на едином дыхании, не тратя время на позывные.
        - Кого нашли? - удивился майор.
        - Да наших же! Точно они, словесные портреты совпадают, у двоих боты лагерные, а у одного даже куртка осталась, со штампом той колонии...
        "Ну и с кем же мы тут воюем, - подумал майор, - кто положил Тунгуса?.. И, скорее всего, экипаж «уазика»?"
        - Картина интересная, - продолжил Минотавр. - Взломанная синяя «шестерка», рядом четыре места холодного груза. Трое точно наши клиенты, а один нет, наверняка цивильный. У него и у одного из «наших» огнестрельные. Еще двоих, похоже, голыми руками уделали. Однако ни одного ствола рядом. Сдается мне, четвертый ушел - и с полным арсеналом.

«Да тут у них чуть не под каждым кустом трупы, - подумал майор. - Странное что-то творится. Курортная, бля, зона... И что там за „цивильный“? В осаждаемом „уазике“ ехали трое... Сообщники? И бунт, и побег спланировали заранее? Спланировали для одного-единственного человека, а отыгравших свою роль попутчиков устранили? Версия хромает, излишне много наложилось случайностей и импровизаций для просчитанной и подготовленной акции... Ладно, в любом случае неизвестных людей, шастающих тут с оружием и стреляющих в кого попало, необходимо нейтрализовать. А называя вещи своими именами - уничтожить. Правда, нет никакой гарантии, что эти - последние, что зачистка на этом закончится...»
        Майор принял решение и заговорил в передатчик: - Значит так, Минотавр. Ты в трех километрах от «Варяга», жми туда. У машины оставь двоих Срацией. Всех встреченных задерживать, стрелять только ответно. Дойдешь до лагеря - доложишь. У нас заварушка непонятная какая-то; не знаю, на кого мы тут напоролись, но это не наш четвертый. Не один, по крайней мере. В любом разе с ними сейчас заканчиваем. Все, до связи.
        Насчет «сейчас» майор ошибся. И сильно.
10 АВГУСТА, 12:02, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Степаныч вышел из дверей административного здания и неторопливо огляделся. Вид у него был спокойный и довольный, даже отчасти безобидный, - ружье мирно направлено стволами в землю.
        Но выцветшие глаза глядели по сторонам настороженно и хищно. Рыжая где-то здесь... Он чуял ее, как волк чует добычу, и ей не уйти, не спастись, не спрятаться...
        А вот и она! Показалась у служебного выхода столовой, натянула белый халат и думает обмануть старого охотника. Выстрел навскидку - тело в белом халате оползает по серой стене, из разжавшихся пальцев выпадает зажигалка и не зажженная сигарета. .
        Степаныч уже не смотрел туда, он шел дальше - Рыжая наверняка в вожатской, и он придет и поговорит с нею, как поговорил с Горловым, очень приятно поговорить после восьми лет молчания...
        Ага, вот что-то метнулось в кусты. Боишься? Прячешься? Правильно боишься и зря прячешься, Рыжая.

«Лебо» рявкнуло по мелькнувшему силуэту, бекасинник[Бекасинник - мелкая дробь.] прошел широким снопом, сбивая листья и срезая веточки. Степаныч скривился. Нет, дробью ее не возьмешь, нужна картечь по меньшей мере...
        Он нашарил с краю патронташа заботливо припасенные на волков патроны, быстро перезарядил двустволку, небрежно уронив на землю стреляные гильзы...
        Поварихе Вере, так не вовремя выскочившей на очередной перекур, повезло.
        Две маленьких, на куликов рассчитанных дробинки засели у нее в мякоти плеча. Упала и не поднималась она больше от страха и неожиданности. Когда жуткая фигура в синей спецовке исчезла, Вера на четвереньках, но быстро юркнула обратно в столовую.
        На кухне никто ничего не слышал: гудели холодильники и шкворчали плиты, дребезжала изношенная посудомоечная машина, натужно стонущие вентиляторы гнали с улицы отнюдь не прохладный воздух. Женщины, увидев поднимающуюся с четверенек Веру, бледную, с окровавленным рукавом, дружно заахали. Она, ни на кого не обращая внимания, бросилась к крохотному кабинету заведующей, где стоял телефон.
        ...Из вожатской Рыжая успела сбежать, понеслась сломя голову к БАМу - Степаныч пальнул вслед, промахнулся и быстрым шагом двинулся вдогонку.
        В окне четвертого корпуса мелькнуло ее ненавистное лицо - и заряд картечи тут же вынес стекло. Из палаты раздался длинный, истошный крик на одной высокой ноте. Кому-то было там больно, но это опять оказалась не Рыжая - теперь Степаныч хорошо разглядел ее пеструю футболку, там, впереди, у волейбольной площадки... И выстрелил снова.
        Проходя под огромной, вековой сосной, он на секунду подумал, что Рыжая могла залезть на дерево и затаиться в ветвях. Но поднять голову не успел - увидел силуэт проклятой сучки, исчезающий в дверях БАМа.
10 АВГУСТА, 12:05, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
«Ну куда же могла деться Астраханцева? - думала Масик. - Ленка, конечно, особа взбалмошная и непредсказуемая, но чтобы вот так все бросить и исчезнуть... Горловой рвет и мечет... и я тут тоже ни пришей ни пристегни, одна Алина отряд на себе тянет... Да и половина мальчишек из леса не вернулась...»
        Занятая своими мыслями, Масик выстрелов поначалу не услышала, - вернее, не обратила внимания. Но вслед за первыми двумя грохотнуло еще и еще, уже гораздо ближе. Раздались испуганные вопли, и отчаянный девчоночий визг, и чей-то наполненный болью протяжный крик-стон.
        Она подбежала к окну, не допуская, что происходит что-то страшное и смертельно опасное, успокаивала себя обрывочными мыслями о шутниках-мальчишках и взрываемых ими петардах - и сама не верила этим мыслям.
        Невысокого седого человека в поношенной спецовке Масик увидела сразу. Человек даже с ружьем в руках не выглядел опасным, скорее напоминал персонажа какой-то старой комедии - не то колхозного сторожа, не то браконьера-неудачника...
        А затем двустволка быстро повернулась влево, выплюнув язык пламени. По ушам ударил раскатистый грохот. Крики стали громче.
        Масик, замерев, следила, как стрелок на ходу перезарядил оружие и, ускорив шаг, скрылся в открытой двери БАМа.
        Через несколько томительно-долгих секунд внутри раздался приглушенный выстрел, сразу за ним второй... Масик помотала головой, словно отгоняя наваждение: не бывает! не бывает такого в реальной жизни! какая-то инсценировка, что-то связанное с сегодняшней игрой...
        Синяя фигура снова показалась в дверях БАМа. И направилась прямиком к шестому корпусу. «К нам», - поняла Масик. И поняла другое - никакая это не игра. Все всерьез.
        Глава 5

10 АВГУСТА, 12:05, ОГОРОДИК ЗАВХОЗА ОБУШКО
        Володя трепыхался, как повисшая на леске рыбина. Физической подготовкой он не блистал, и изогнуться, добраться руками до петли у него никак не получалось.
        Результатом беспорядочных дерганий стало лишь слабое раскачивание туда-сюда. Да еще растущая боль в мышцах живота. На одном из качаний Володя как-то сумел дотянуться, ухватиться за ближайшую ветку - вцепился, потянул изо всех сил, в безумной надежде, что провод оторвется, лопнет.
        Оторвалась ветка.
        Тогда он закричал. Крик получился не очень громкий, больше похожий на хрип. Потом его стошнило. Полупереваренные остатки скудного завтрака выплеснулись на бутылку, на стакан, на черствую четвертушку хлеба.
        Лицо побагровело. Перевернутый мир казался красным. Кровь билась в висках. В ушах грохотал пульс - все громче и громче. Раздавшиеся в лагере выстрелы Володя не услышал за этим грохотом.
        Он не сдался, он продолжал кричать-хрипеть - все тише. Продолжал дергать немеющими ногами - все слабее.
        ...Еще одна нить натянулась до предела - и лопнула.
        Нашли Володю через двое суток. Нашел вернувшийся из города завхоз Обушко.
10 АВГУСТА, 12:06, ДОЛ «БРИГАНТИНА»
        Боровский, начальник «Бригантины», просидел без телефонной связи почти до полудня. Старшина Вершинин к нему не доехал по известной причине - и тоже не смог предупредить о развернувшихся вокруг Пятиозерья событиях.
        В результате Боровский узнал о запрете игры с опозданием на два с половиной часа. И отреагировал не особо оперативно - по причине того, что в милицейских протоколах именуется средней степенью опьянения. Впрочем, процесс шел по нарастающей, и в скором времени грозил выйти на следующую ступень...
        О звонке из РУВД Боровский не вспомнил, даже когда в его кабинет с тревожной вестью заявился Глеб Ютасов по прозвищу Глобус - старший вожатый «Бригантины» и старый приятель СВ (а в последние времена - подельник)... Глобус ошарашил с порога: один из их мальчишек, игравших в «Зарницу», найден мертвым. Найден возле палатки со знаменем - теперь опустевшей. Есть подозрение, что умер от перелома шейных позвонков.
        - Дя-я-я? - пьяно протянул Боровский. - И... то с ним. Выпить хочешь?
        Глобус не хотел. Понял, что всё решать и делать придется самому, - но любую ошибку впоследствии можно будет свалить на этого алкоголика. И вышел из кабинета.
        Решение казалось очевидным - свернуть игру. Ютасов приступил к его реализации. Торопливо посеменил к радиорубке, чтобы вызвать по трансляции оставшихся в лагере воспитателей и вожатых. Сам Глобус в лес соваться не собирался.
        Был он ровесником СВ - сорок с небольшим, и внешне напоминал поросенка, которого любовно откармливали к рождеству, но потом почему-то забыли зарезать. Напрочь забыли. А поросенок жил себе и жил, приобретя с годами обширную лысину и украсив пятачок очками с толстыми линзами.
        До рубки Глобус не дошел. В длинном коридоре, полутемном и пустынном, его поджидал мальчишка. Лет тринадцати, из «тэвешников» - благосклонного внимания Глеба чаще всего удостаивались как раз они.
        Пухлые губы Ютасова расцвели в улыбке - он узнал паренька. Из новеньких, дрессура почти закончена, скоро можно будет выпускать к клиентам.
        - Тебе чего, Машенька? - спросил он ласково. Без свидетелей он называл своих пассий именно так. Он ждал какой-нибудь просьбы, и загодя уже собирался ее выполнить, поощрить за покладистость...
        - Пидор гнойный! - выкрикнул мальчишка. Сделал резкое движение рукой, развернулся и побежал по коридору.
        Слащавая улыбка Ютасова мгновенно сменилась злобной гримасой. Он бросился было следом, но на втором шаге остановился из-за резкой, обжигающей боли, пронзившей внутренности.
        Опустил глаза - из округлого, нависшего над ремнем брюшка торчала рукоять финки. Трехцветная, наборная, сделанная из кусочков зубных щеток... Вокруг рукояти росло красное пятно.
        Ноги разом ослабели, превратились в тестообразное нечто, исключительно благодаря брюкам удерживающее форму. Ютасов привалился к стене, стал медленно оползать на пол. Жирные губы раскрылись, но крик из них не вылетел. Лишь тихое поскуливание.
10 АВГУСТА, 12:06, ЛЕС, СТАРЫЙ КАРЬЕР
        Несколько вожатых, командовавших разбросанными по лесу отрядами «Бригантины», и сами сообразили, что дело неладно. Когда противники - парни из «Варяга» - исчезли с занимаемых позиций, а лесную тишину вспороли автоматные (настоящие!) очереди, вожатые не стали дожидаться ничьих приказов и самостоятельно начали отводить ребят в лагерь.
        Но они опоздали, сильно опоздали. К тому же дезертиров - пацанов, втихую слинявших со своих постов и решивших разобраться с противниками не по правилам игры - в
«Бригантине» набралось куда больше, чем в «Варяге»...
        Четверка именно таких дезертиров пробиралась по краю старого, заброшенного песчаного карьера - здесь густо росла брусника, а «бриганы» никогда не упускали случай чем-либо подкрепиться на дармовщинку. Медленно двигались вдоль склона, рвали ягоды, о чем-то переговаривались с набитыми ртами. И увидели сквозь затянувшую дно карьера поросль смутно чернеющую футболку.
        Принимать участие в боевых действиях эти четверо не собирались, - скатились по песчаной осыпи вниз и подошли из чистого любопытства.
        На солнцепеке - не обращая на жару внимания - сидел худощавый беловолосый мальчик, на вид их ровесник. Поза интересная - ноги скрещены, выпрямленная спина ни на что не опирается. Глаза мальчика были открыты - но, похоже, ничего не видели. По крайней мере, на появление «бриганов» он никак не отреагировал.
        - Йог, что ли? - поинтересовался белобрысый толстяк, бывший у пришельцев за главного.
        Реакция на его слова последовала нулевая. Мальчик как сидел, так и сидел.
        - Может, он того? - предположил конопатый парнишка. - Перегрелся, в натуре?
        Толстяк легонько ткнул мальчика в плечо. И ему показалось, что рука соприкоснулась с чем-то несокрушимо-железобетонным. Мальчик не шевельнулся. Толстяк нахмурился.
        - А ведь он с «Варяга»! - радостно оповестил всё тот же конопатый. - Гляньте!
        Картонная табличка, приколотая к лежавшей рядом камуфляжной куртке, оповещала: владельцем ее является Тамерлан Хайдаров, ДОЛ «Варяг», 4-й отряд, рядовой.
        Толстяк принимал участие в приснопамятной драке у дискотеки, - и нехорошо осклабился при этом известии.
        - Врагу не сдается наш гордый «Варяг», - продекламировал он. - А кто не сдается - того уничтожают.
        Толстяк явно демонстрировал несвойственную для контингента «Бригантины» эрудицию. Говорят, что даже в нормальной семье бывают уроды. Верно и обратное.
        Тамерлан не отреагировал. Никак.
        - Щас мы тебя разговорим, - пообещал толстяк и попытался выкрутить руку Тамерлана. Впрочем, безуспешно.
        И прочие, последовавшие в ближайшие двадцать минут попытки «бриганов» выполнить обещание толстяка успеха не принесли. Мальчик им попался неразговорчивый.
10 АВГУСТА, 12:07, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
        - На пол, все на пол!
        Масик не надрывалась и не визжала, но почему-то девчонки послушались мгновенно, и растянулись вповалку в узких проходах между койками. Она метнулась к мальчишкам, столкнувшись в дверях с Кисой. Парни слышали выстрелы и ее крик, и недоуменно подались им навстречу.
        - Дверь, запри внизу дверь!! - Алина ухватила Масика за рукав и подтолкнула к лестнице. - А вы из палаты ни ногой, и окну не подходить!
        Киса понеслась к следующей палате, откуда доносился хор встревоженных голосов. Масик подбежала ко входу в корпус.
        Дверь там стояла смехотворная, видимость одна, а не дверь, - сильно пнуть ногой, и путь открыт. Окна - огромные, во всю стену, верандные окна с частым переплетом, - тоже серьезным препятствием не служили. Они окружали с трех сторон коридор первого этажа, куда выходили двери палат и где стояли шкафчики с одеждой. Коридор и был по сути огромной, насквозь прозрачной верандой. Масик, лихорадочно возившаяся с замком, чувствовала себя беззащитной, как рыбка в аквариуме...
        По крыльцу затопали шаги - уверенные шаги человека, идущего прямо к цели.
10 АВГУСТА, 12:07, ЛЕС
        Капитан Дерин не понимал, что происходит.
        Сначала все было ясно и просто, задача стояла конкретная - найти и уничтожить четырех отморозков. Уничтожить быстро и безжалостно. Чтобы не вошло в дурную моду бегать из мест заключения и мочить встреченных по дороге ментов. Чтобы никакие выродки не считали, что после дурацкого моратория на смертную казнь им можно всё.
        Но кто-то успел раньше, и положил четверых у машины, забрав все оружие. И неясно, с кем столкнулся майор у бывшего поля, и почему он столь торопливо погнал группу Минотавра к лагерю, когда все непонятки происходят здесь, в лесу...
        Когда впереди - там, где скрывался за лесом «Варяг» - забухали ослабленные расстоянием выстрелы, Дерин понял всё. Понял и подивился чутью майора - безошибочному инстинкту хищника, не раз избегавшего ловушек и капканов.
        Выстрелы доносились редкие и раскатистые. Капитан сразу решил, что бьют из охотничьего ружья и не ошибся.
        Ошибся - и потерял драгоценное время - он пару минут спустя, когда решил срезать дающую изрядного крюка дорогу, и цепочка торнадовцев свернула на тропу, ведущую, по видимости, прямиком к «Варягу». Тропа вела в никуда - терялась на топких берегах безымянного и не отмеченного на карте озерца, летнего прибежища диких уток.
10 АВГУСТА, 12:07, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Абрек не стал вносить свою лепту в свинцовый град, обрушившийся на старый «уазик».
        Он аккуратно, прижимаясь к земле, где ползком, где короткими перебежками, выдвигался вперед и влево - невысокий бруствер дороги пока что скрывал его от глаз засевших за машиной.
        Он знал со слов Тунгуса, что в машине ехали трое. Первого из них Абрек срезал у самого леса. А теперь убедился, осторожно выставив автоматный ствол из кустов дикой малины - двое оставшихся укрылись за машиной, но одному из них, тому самому менту-оборотню, уже никогда не порулить по лесным дорогам.
        Последнего надо брать живым, но никто не говорил, что невредимым.
        Абрек облизал запекшиеся, пересохшие губы и перевел автомат на стрельбу одиночными.
        Бензин, натекший из пробитого бака, вспыхнул чадящим и каким-то блеклым в этот слепящий солнечный день пламенем. В любую секунду бак мог взорваться, и последний уцелевший лже-мент понял это - побежал, низко пригибаясь. Машина прикрывала его от продолжавших шквальный огонь торнадовцев, но не от Абрека.
        Тот спокойно, как в тире, взял упреждение, мягко выбрал слабину и нажал на спуск.
10 АВГУСТА, 12:07, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Машина времени работала на полную катушку: на усыпанную валунами вершину холма взбежал уже не физрук лагеря «Варяг», но старший лейтенант Закревский, воздушно-десантные войска - упал на усыпанный хвоей песок, снимая с предохранителя автомат и оценивая в бинокль диспозицию.
        Диспозиция оказалась понятной.
        Чужие палили в несколько стволов по тому, что осталось от хорошо знакомого Леше драндулета участкового Вершинина. И очень, очень знакомы оказались ядовито-зеленые, из дрянного х/б комбинезоны пассажиров, выскочивших из милицейского «уазика», - один лежал в неестественной позе в полусотне метров от Лешки, второй сжался под защитой непробиваемого для пуль двигателя - оружия у него не было...
        Наши, понял он еще до того, как подстроил резкость бинокля и смутное белесое пятно превратилось в лицо Слона, искаженное улыбкой, более похожей на гримасу...
        А потом все произошло быстро.
        Машина вспыхнула.
        Слон рванулся назад, к лесу.
        Тут же споткнулся - словно о натянутую над самой землей веревку.
        Каким-то чудом не упал, удержал равновесие, но на следующем шаге левая его нога подломилась, он опять устоял, уже на одной правой, - с ног его сбила только огненная волна от взорвавшегося бензобака....
        Глава 6

10 АВГУСТА, 12:08, ДОЛ «ВАРЯГ», ШЕСТОЙ КОРПУС
        Выскакивая из палаты, Киса ударилась ребрами, сильно и больно, - железная спинка кровати заканчивалась двумя выступающими по краям острыми обрезками труб, вместо хромированной дуги, предусмотренной конструкцией.
        Она вспомнила, метнулась к шкафу, кривясь и шипя от боли. Извлекла из-за него ту самую отвалившуюся дугу. Оружием неудобная железяка казалась не особо грозным, но Алина сжала ее так, что побелели костяшки пальцев.
        И устремилась к двери корпуса.
        Странный и небывалый азарт овладел Кисой - она уже хотела, чтобы их смехотворная дверь поддалась, чтобы в нее просунулась хищная, оскаленная харя... Алина почему-то не сомневалась, что сумеет закончить дело одним ударом.
        Она не успела - выстрел грохнул, заложив уши и заглушив звон вынесенных стекол, и за частым переплетом окна мелькнула удалявшаяся фигура. Киса к ней не приглядывалась, потому что Масик медленно сползала вдоль стены, уставленной детскими шкафчиками без дверец, - ее рука хваталась, оставляя кровавые пятна, за развешанные рубашки и платьица - и никак не могла уцепиться...
10 АВГУСТА, 12:08, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Пламя вспучилось исполинской поганкой и тут же опало, открыв глазам чадный костер, в который превратился «уазик».
        Абрек надавил кнопку рации и устало доложил Кравцу:
        - Абрек на связи. Все, закончено... Один вроде жив, разве что обгорел малость...
        Через несколько секунд стрельба затихла.
        Абрек осторожно встал и медленно двинулся вперед, держа автомат наготове - просто по привычке, уже не ожидая никакой пакости от лже-ментов.

«...Вот и все, - думал он, - конец очередной командировке. Веселенькая, однако, вышла прогулка по курортному местечку, будет о чем рассказать Наташке и гостям послезавтра, она переживала, что не успеваю на годовщину свадьбы, и все боялась, хоть и не говорила, но думала, думала - по глазам было видно, - что на самом деле никакая это не Карелия, а посылают надолго и гораздо южнее, сидеть за бетонными плитами блок-поста и ждать, откуда прилетит пуля...»
        Пуля попала чуть ниже края сферы. Откинула назад и опрокинула на спину - Абрек уже не слышал, как снова затрещали очереди; не видел, как торопливо залегла вторая пятерка, тоже было вставшая и выходившая из невысоких кустов. Двое, впрочем, не залегли, а рухнули обмякшими куклами, не делая попыток отползти.
        Абрек лежал, недоуменно глядя в небо, пухлые губы придавали лицу обиженно-детское выражение. Звали его Пашей Скворцовым. Полтора месяца назад ему исполнилось двадцать четыре года.
10 АВГУСТА, 12:08, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Леша Закревский не успел задуматься, кто и зачем устраивает здесь, на мирной лесной дороге, засады на милицейские машины. Кто расстреливает вышедших поиграть в
«Зарницу» школьников. Перед ним были чужие и этого хватило, чтобы нажать на спуск. А потом думать стало некогда, чужих оказалось много и они хватко взялись за дело..
        Свинцовые бичи безжалостно хлестали место, с которого он выпустил две короткие очереди. Лешка успел сменить позицию, вжался в землю среди переплетенных корней - по нему палили не прицельно, но срезанные шальными пулями ветки падали рядом.
«Стволов девять-десять, - подумал он, - стрелять умеют и все в брониках, надо отходить...»
        Слева, уже на его стороне дороги, сквозь ельник мелькнуло еще несколько теней в сером - грамотно обходили под прикрытием плотного огня.
        АК в руках Закревского огрызнулся парой коротких очередей. Серые силуэты мгновенно вжались в землю; ответный огонь не заставил себя ждать - теперь по нему палили Стрех сторон. Спуститься бегом с обратной стороны холма, прикрывающего от дороги, не получилось - склон оказался голым, пара-тройка невысоких кустиков не могла скрыть такого маневра.

«Ну ладно, повоюем, - подумал Закревский, отползая к нагромождению валунов на самой вершине холма. - Посмотрим, ребята, как вы меня отсюда выковыряете, это вам не машины из засады расстреливать...»
        Ретроспекция. Лес
        Лес содрогнулся.
        Давно, шесть десятилетий назад, слышал он в последний раз звуки настоящего боя: сухо трещали трехлинейные винтовки и отвечали им автоматы «Суоми» (чуть позднее родившие в сожительстве с гениями зековских шарашек бастарда - ППД, громоздкий и не очень удобный в бою пистолет-пулемет Дегтярева); раненым мастодонтом ревел завязший в болотце танк Т-35 - огромный, неуклюжий, пятибашенный, действительно похожий на заблудившегося во времени древнего монстра; в небе, вместо тянущихся на север, в тундровые болота, птичьих косяков кувыркались другие птахи - тупорылые
«ишачки» выпускали белохвостые кометы «эрэсов», ныряли вниз, чуть не к самым сосновым кронам, так что хорошо виднелись в открытых фонарях кожаные шлемы пилотов; и бухали, равномерно и неумолимо, как капли воды в старинной китайской пытке, стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, выковыривая из-под железобетонных колпаков дотов упрямых белобрысых шумилайненов...[Шумилайнен - искаженное самоназвание финнов. Так называли в русских деревнях северо-западных губерний жителей соседних финских селений.]
        Звуки эти давно смолкли, впечатавшись навеки в годовые кольца той страшной для леса зимы; давно заросли в толще стволов смертоносные когда-то сталь и свинец; заплыли, затянулись травой и мхом воронки, ямы блиндажей и канавы ходов сообщения. . Но дело было не звуках и не в рассекающем воздух и плоть деревьев раскаленном металле, - взрывы и после войны снова и снова разрывали лесную тишину, будущую курортную зону крайне тщательно, метр за метром, очищали от всех опасных сюрпризов
        - и очистили хорошо, даже черные следопыты в поисках поржавевших, но по-прежнему убийственных игрушек сюда совались крайне редко, ища черную свою удачу на востоке, на Мгинском направлении, в Синявинских болотах и у Мясного Бора, похоронившего в дебрях и топях Вторую ударную армию со всем снаряжением...
        И ныне для леса стрельба была не в диковинку. Каждую осень, когда пустели лагеря и заполнялись народом охотничьи базы, частые выстрелы опять отдавались эхом от застывших над озерами холмов - гулкие, раскатистые из дробовиков, похожие на бас добродушного великана, и сухие звуки охотничьих карабинов, резкие, как укол шпагой...
        Не выстрелы, вовсе не они, заставили содрогнуться весь лес, от тонких верхушек елочек, не помнящих ту войну, до самых глубинных корней, среди которых кое-где дремала так и не найденная саперами смерть...
        Не выстрелы скорчили судорогой памяти лес и стронули старые зазубренные осколки с давно привычных мест в затянувшихся ранах - не выстрелы, а людские эмоции: свившиеся в тугой клубок ненависть и желание выжить, страх и волчий, все затмевающий азарт схватки и боль, последняя страшная боль, обрывающаяся вдруг звенящей пустотой ухода...
10 АВГУСТА, 12:14, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        "Это профи, - мрачно констатировал про себя майор. - Этот последний - не пойми откуда взявшийся, но грамотный чертов профи, привыкший драться в одиночку с превосходящим противником. И стреляет он из калибра 7.62, куда как лучше подходящего для густой зеленки, чем наши 5.45.... Нарезка в стволе пологая, пуля в полете едва вращается, задевает сучок-веточку и пошла кувыркаться в сторону... А этому гаду кустарник не помеха, шьет насквозь и если бы не броники... Мать твою, я потерял уже четверых, да за последнюю чеченскую командировку было всего трое раненых...
        Ну ничего, патронов у него, похоже, не густо, ребята теснят его по гряде, а чуть дальше она совсем голая и отступать голубчику будет некуда..."
        Майор держал под прицелом крохотную прогалину в густом подлеске, терпеливо ожидая, когда там мелькнет силуэт в зеленом камуфляже. Честно говоря, людей у него хватало и не было нужды самому вступать в дело, но он вступил, иначе пришлось бы задуматься о многих вещах - мрачных, странных и неприятных вещах.
10 АВГУСТА, 12:15, СЕВЕРНЕЕ ПЯТИОЗЕРЬЯ
        Операция в поселке Октябрьский завершилась отнюдь не наградами для планировавших и проводивших ее. Впрочем, исполнители сделали все на высшем уровне: незаметно перекрыли мыслимые и немыслимые подступы к осажденному дому, столь же незаметно эвакуировали всех соседей, подобрались на расстояние стремительного броска... И внезапно атаковали - одновременно вышибив окна и двери. Эффект неожиданности сработал идеально. Гости Веры Силантьевой ничего в оставшиеся им несколько мгновений предпринять не сумели и не успели. Секунду назад сидели за празднично накрытым столом - и почти без всякого перехода оказались лежащими на полу, с заломленными назад руками.
        На этом неожиданности не закончились. Но теперь потрясение пришлось испытать руководителям операции. Кроме хозяйки, в доме оказались разбитная и слегка потрепанная жизнью девица с местной чулочно-носочной фабрики и два местных жителя мужского пола - якобы (для их домочадцев) пребывающие сейчас в Питере, на заработках, а на деле решившие прогулять в теплой компании утаенные от жен деньги. .
        Причем ошеломленные мужики сначала приняли произошедшее за какую-то провокацию собственных супруг.
        Когда личности задержанных были установлены и последние сомнения отпали, поступило сообщение из Пятиозерья. От майора.
        Почти одновременно в Солнечноборское РУВД дозвонилась заведующая столовой ДОЛ
«Варяг»...
        ...Огромный «невод», захлопнувшийся впустую, разворачивался на юг. Бойцы, громоздкие и на вид неуклюжие в разгрузках и бронежилетах, усаживались, теснясь, на сиденьях автобусов и кунгов; собаки обиженно взвизгивали, когда их закидывали в кузова «уралов» и «камазов» - сильный запах смазки, горючего и раскаленного металла двигателей острой бритвой резал чуткие собачьи носы; эфир гудел на коротких волнах от позывных, команд и докладов. На дорогах свертывали посты, оттаскивали выложенные на проезжую часть бетонные сваи и убирали шипастые ленты-скорпионы.
        Исполинская машина поиска и перехвата разворачивалась - и, как всегда в подобных случаях, много было упущений и ненужного дублирования, неразберихи и путаницы, в спешке отданных и вскоре отмененных команд. Машины с мигалками неслись по двум шоссе, пересекающим курортную зону; иностранцы, привыкшие без хлопот и препон катить по международной автостраде, с неприязненным удивлением глазели сквозь стекла своих «мерседесов», «вольво» и евролайновских автобусов на деловитых людей с оружием и в униформе.
        А где-то уже втискивалась в микроавтобус съемочная бригада телевидения со всем оборудованием.
        Хотя отдел по связям с общественностью ГУВД и соответствующая ему структура Минюста хранили гробовое молчание по поводу творящегося на Карельском перешейке, но шакалы камеры и микрофона имели информаторов в силовых структурах, не особенно даже конспирирующихся (да и зачем, если за слив в прессу секретной и служебной информации не сажали и не увольняли). В воздухе пахло порохом, в воздухе пахло кровью, а значит - пахло сенсацией.
        ...На песчаном берегу Каменки колонна разномастых машин вынужденно остановилась. Деревянный мост пылал. Опоры и продольные балки еще держались, но доски настила прогорели, головешки падали в воду со змеиным шипением...
10 АВГУСТА, 12:16, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Закревский был счастлив.
        И не хотел задуматься: что же произошло, и каким немыслимым чудом он перенесся на девять лет назад, в окрестности города Вуковар.
        Он знал лишь, что впереди враг, а сзади уходит к Быстрице колонна сербских беженцев, и людям в серой усташ-ской форме нельзя дать перевалить через эту лесистую гряду... Он был не один - слышал, как слева стучит короткими злыми очередями ручник улыбчивого Женьки Стороженко (накрытого в пулеметном гнезде снарядом гаубицы), как справа стреляет Петя, добрый и невезучий Петя Семага (заживо сгоревший на Днестре в бронекатере), как где-то рядом матерится между очередями Михасик (попавший в плен к мусульманам, и умерший страшно, даже для той войны - страшно)...
        Еще одна серая фигура упала на песок. Леша улыбнулся. Впервые за девять прошедших лет старлей Закревский занимался тем, что очень хорошо умел - дрался с реальным, живым, осязаемым противником... Он устал от другой, невидимой войны - войны за мозги мальчишек, отравленные сериалами и компьютерными стрелялками. А теперь был счастлив, хотя в азартной горячке боя едва ли сознавал это...
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        Между временем и пространством - V

1
        Много Тупиков повидала Хранительница за свою Вечность. Но этот... Этот стал для Базарги открытием.
        Свернутый наподобие ленты Мебиуса (вернее, бутылки Клейна) единственной своей поверхностью внутрь, он не имел выходов в Реальность - представляясь из нее лишь точкой. Абсолютной и идеальной точкой - ибо любая реальная точка, изображенная пусть самым отточенным карандашом или другим инструментом, имеет и длину, и ширину. Эта же не имела размеров ни по одному из измерений. Но, тем не менее, несла в себе Тупик - странный квази-Мир, неизвестно для чего созданный.
        Базарга могла бы пройти мимо - если бы не знала, что надо искать, и искать именно здесь.
        Она даже не смогла бы попасть внутрь - если бы не была Базаргой.
        Она входит, и тут же на нее нападают. Те же твари, гнездо которых выжег Пронзающий, но здесь их уже не два десятка. Сотни и тысячи. Это странно и непонятно - что делают порождения чистой энергии в материальном как бы Мире, выглядящем изнутри огромной каверной с каменными стенами. Базарга не удивляется. Просто идет дальше.
        Твари обрушиваются на нее со всех сторон. Фигура зверя не видна за ослепительными вспышками. Каменные своды дрожат от грохота взрывов.
        Продолжается это долго. Потом из огненного ада появляется Базарга - продолжающая движение. На косматой морде ни капли крови, ни одна шерстинка не опалена. Тварей же не стало. Отдельные - последние - еще стремятся к ней, но уже как-то вяло, неохотно, и тоже исчезают во вспышках, не причиняющих видимого вреда зверю.
        А потом она видит Замок.
        Огромное, светло-серое скопление стен и громадных башен возведено словно бы хаотично - но в нем угадывается некий смысл и порядок. Над Замком высятся два донжона-близнеца совсем уж невероятной высоты - они кажутся зеркальным отражением друг друга.
        Время здесь есть - но течет по-странному, не линейно. Быстрое на периферии Тупика, по мере движения к Замку оно замедляется. Зверя это не страшит. Базарга приближается к цитадели - напряженная как сжатая пружина, как взведенный капкан. Хранительница готова встретить врага - и повергнуть его. Невидимого и страшного врага, о существовании которого можно было догадываться только по делам его.
        Никто не атакует.
        Зверь входит в замок - хотя никакого видимого входа нет. И быстро возвращается.

2
        Князь Ста Имен видел все глазами Базарги.

«Деморги», - говорит он не словами.
        "Деморги, - подтверждает зверь, вновь вернувшийся в тело полицейского пса. - Почти застывшие в статисе... Возможно, что в их времени Деймос еще жив, и они ждут его команд... Но как-то умудряются - сквозь стены своего укрытия - влиять на близлежащие Миры... Они и атаковали Светлую".

«Попытались убить, чтобы без помех поклоняться...» - соглашается Пронзающий.
        Какое-то время они молчат. Мстить некому. Противник давно мертв. Или, по меньшей мере, - не жив. Более того - не жив изначально. Но продолжает делать то, для чего был некогда создан. Бывает и так.
        Давным-давно - даже по меркам Нерожденных - жил некий демиург-космократор, действовавший под псевдонимом Демос (или Деймос). Как и прочие очень немногие люди, обретшие способность к комбинаторике, был он недоволен устройством Реальности. И - тоже обычная история - вознамерился переделать ее согласно своим представлениям о добре и зле. Ничем хорошим, как и в других аналогичных случаях, его попытка не завершилась. Космократор тем и отличается от Творца, что способен оперировать имеющимися в наличии элементами на основе существующих в Реальности законов... Но каждый демиург старается как может, и пытается выдать скомбинированное за сотворенное. Этот хоть действительно желал добра - в своем понимании. Был убежден, что наибольшая ценность в Реальности - мимолетное существование крохотных комков органической материи, способных отражать крохотный срез мироздания; что смерть - трагическое недоразумение, а жизнь - высшее благо, и для оберегания ее хороши все средства. И для утверждения этих нехитрых истин стоит многим пожертвовать. Многим из того, что составляет сущность людей - силой и волей, жестокостью
и страхом, и - самое главное - стремлением к победе любой ценой...
        Воплощение банальной теории вызвало банальные последствия: пара Миров просто перестала быть, остальные заливали кровью креатуры Демоса-Деймоса, внушая его истины всем желающим жить по-другому... В конце концов в нескольких жестоких битвах - и Огнеглазый, и Базарга принимали в них участие - власть Демоса повергли. Но - в отличие от прочих подобных случаев - на этом все не закончилось. Падший космократор оставил наследство.
        Деморгов.
        Бестелесных обитателей чужих мозгов.
        Наиболее близким аналогом этих странных, полуживых, полумертвых существ были обитающие во многих Мирах вирусы. Точно так же деморги выполняли единственную функцию: несли в себе и распространяли некую информацию, называемую иногда Кодексом Деймоса. Распространяли самым простым способом - перестраивая мозг разумных существ. Зараженные деморгами Миры выглядели внешне благополучно - до некоей критической точки в своем развитии... Агрессия и стихийный порыв у их обитателей сменялись стремлением к комфорту, - и к прогрессу, как к средству его достижения. Культ Пронзающего - культ гения, героя, личности - исчезал и распадался. Культ Дарящей возводили в абсолют - и безжалостно ампутировали из него все живое, превращая в «общечеловеческий» демагогический фантом... Наступающий коллапс иррациональных мужских порывов, тем не менее, не останавливал того, что в зараженных деморгами Мирах именовали «прогрессом». Напротив, техника прогрессировала стремительно. Комфорт, скорость, поток абсолютно виртуальной информации - стимулировали умирающие души, согревали леденеющую кровь и будоражили атрофированные нервы. И -
как любые стимуляторы - помогали ненадолго. Потом следовали гниение, распад и гибель зараженного Мира. К тому же деморгам необходимо было размножаться - согласно заложенной, их создателем программе. Вновь и вновь детища прогресса - стальные птицы - раскалывали небо и заливали жидким огнем землю чужих Миров, разнося все дальше мертвые идеи мертвого Демоса. Была война - еще более долгая и страшная. Война на уничтожение. Ценой огромных жертв деморгов уничтожили... Считалось, что с ними покончено навсегда. Как выяснилось - лишь считалось.

3
        - Логово Деймоса, когда-то разрушенное, было фальшивкой, - негромко говорит коп вслух. - Настоящее здесь. Я уничтожу этот Тупик. Надеюсь, ты не против?
        У Хранительницы странные взгляды и принципы - и от Базарги можно ожидать всего. Например, если она вдруг решит, что населенный деморгами Тупик зачем-то нужен для устоявшегося в Реальности порядка вещей, убедить ее будет непросто. Сила же Пронзающего не уступает силе зверя - но и только. Любое их противостояние превратится в пат.
        "Носители деморгов погибнут, - задумчиво отвечает Базарга. - И в этом, и в других Мирах... А каждая лопнувшая нить ослабляет ткань Реальности. ТЫ уверен, что после разрушения Тупика сможешь разбудить ЕЕ?"
        - Уверен, что без этого не смогу точно. Единственная альтернатива - наглухо запечатать Тупик и долго рыскать по мирам, находя и разрушая проекции Замка Деймоса. Тогда лопнет еще больше нитей. Проще уничтожить источник заразы.
        Пес поворачивается, смотрит на здешнюю проекцию Замка, на два донжона-близнеца. Если Князь исполнит задуманное, стоять им останется недолго... Как и прочим рассеянным по Мирам проекциям. Зверь ничего не говорит. И не посылает никакой мысли. Лишь медленно наклоняет лобастую голову.

4
        - О, мсье ажан! Ви не есть подсказайть как есть ходьют к Рю-де-Пен, то есть, я хотьела сказать...
        Рыжая иностранка средних лет тараторит и тараторит, совсем не обращая внимание на то, что адресат ее речей неподвижен - даже грудь под мундиром нью-йоркского копа не совершает малозаметных движений, естественных для дышащего человека.
        На сидящую у ног полицейского громадную собаку дамочка не обращает внимания.
        Не обращает до тех пор, пока пес не распахивает широко пасть и не произносит, старательно артикулируя звуки:
        - Три квартала прямо, потом направо!
        Мохнатая лапа поднимается, указывая направление.
        - М-м-м-м-м-м... - ошарашено мычит иностранка и пятится мелкими шажками. Чувствуется, что ее представления об окружающем мире и о собственной способности его адекватно воспринимать претерпели некие изменения. Потом приходит спасительная мысль: чревовещатель! Конечно же, чревовещатель-любитель! Она справляется наконец со взбунтовавшимися связками:
        - М-м-мерси! - и быстро исчезает в толпе.
        А зверь слышит - не ушами - эхо далекого взрыва. Тупик, куда вошел Сокрушающий, перестал быть.
        В это же время - на другом краю Мира - мальчик по имени Тамерлан встрепенулся и замер, словно услышав скрытый от других призыв. И понял - ОНА пробуждается.
        Натянутые как струны нити медленно начинают ослабевать. Но многие все равно лопаются...
        Глава 7

10 АВГУСТА, 12:26, ШОССЕ СОЛНЕЧНОБОРСК - ПОЛЯНЫ
        С электричкой на обратном пути Света решила не связываться, сразу поехала на машине.
        Ей казалось - после странного случая в переулке - нельзя медлить ни минуты, ни секунды. Если странное достало и здесь - надо возвращаться как можно скорее. События до сих пор шли по нарастающей. Кто может сказать, что произошло в лагере за минувшую половину дня?
        На этот раз водителем оказался пожилой, на редкость молчаливый мужчина. Первую с начала пути фразу он произнес, когда до поворота с шоссе к лагерю оставалось меньше километра:
        - Вот это да! Куда ж они такой колонной?
        Света оглянулась. Их обгоняли пять бешено мчащихся машин скорой помощи с включенными мигалками. Вот и всё, поняла она. Не успела... Света сжалась в комок на сидении, стараясь не думать, с кем и что произошло в лагере. И не удивилась, увидев, куда сворачивает обогнавшая их кавалькада.
        Таксиста она отпустила на вершине песчаного холма. Мост, судя по всему, догорал, и Свете не хотелось вниз, где в скоплении уткнувшихся в берег машин сновали люди в белых халатах, в серой форме и в зеленом камуфляже...
        Она побежала по склону, напрямик, неприметной тропкой, сворачивая гораздо левее этого скопления.
        Отяжелевшая сумочка больно била по левому боку, раскаленный песок набивался под ремешки босоножек и натирал ноги. Надо было надеть брюки с кроссовками, надо было надеть...
        Света твердила про себя эти бесполезные теперь слова единственно для того, чтобы отогнать рвущуюся откуда-то мысль о том, что спешить ей некуда, незачем и не к кому.
        В стене сплошных деревьев мелькнул разрыв - Света увидела тот берег, увидела громадную старую сосну, росшую у волейбольной площадки и поняла, что надо пройти еще на сотню метров дальше, до узенького, из двух бревен, пешеходного мостика.
        Но остановилась, вглядываясь в высоко вознесшееся над лагерем скопление сучьев, ветвей и хвои.
        Ей почудилась какая-то неправильность в памятном с детских лет дереве. Что-то лишнее блеснуло червонным золотом в серо-зеленой кроне. Света прищурилась, прикрываясь рукой от солнца, - и разглядела маленькую фигурку в белом, раскинувшую руки между могучими горизонтальными ветвями. Различить еще что-либо на этом расстоянии было невозможно, но такие огненно-рыжие волосы имел только один человек в лагере...
        Астраханцева. В той же крестообразной позе, какая при-видилась в недавнем кошмаре. . РАСПЯТАЯ.
        - Не-е-е-ет!!! - Казалось, связки Светы сейчас лопнут от бешеного крика.
10 АВГУСТА, 12:26, ЛЕС, СТАРЫЙ КАРЬЕР
        Мальчик по имени Тамерлан встрепенулся и замер, услышав скрытый от других призыв.
        - Это она. Это точно ОНА, - не то подумал, не то сказал он.
        Белобрысый толстяк (под слоем жирка у того имелись накачанные мышцы), трясший его за плечи, не услышал ничего. Лишь обрадовался нежданному пробуждению пленника. Ухватил мальчишку покрепче и собрался присупить к новой стадии развлечения... Тамерлан небрежным жестом смахнул вцепившиеся пальцы, вскочил на ноги, развернулся и легко побежал вверх по склону карьера - не проваливаясь и не осыпая песок.
        Толстяк, выпучив глаза, смотрел на свои руки.
        Остальная троица - тоже.
        Правая конечность вывернулась под неестественным углом, а на левой, казалось, образовался лишний сустав, из которого вылезли наружу два белых и острых осколка кости. Кровь еще не потекла, и боль тоже пока не появилась.
        Белобрысый несколько раз моргнул, не в силах поверить увиденному. Потом широко открыл рот и закричал...
10 АВГУСТА, 12:26, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Лешку Закревского отпустило, когда одна из пуль торнадовцев нашла к нему дорожку сквозь ветви и листья.
        Он как раз вставлял очередной магазин - в левое плечо ударило, откинуло назад, впечатало спиной в нагревшийся на солнце валун. Несколько секунд Леша просидел не шевелясь, пытаясь понять и сообразить, что же с ним происходит... Рукав намокал кровью, но не в ране дело, чиркнуло по касательной, вспоров мякоть, ерунда, проблема в другом: ЧТО ПРОИСХОДИТ?
        Он уже понял всё - но никак не хотел признаться себе, что не было никакого Вуковара и никаких усташей, а стрелял он, скорее всего, в своих, в тех, кто ловил в лесу сбежавших бандитов...
        Левая рука онемела, потеряла чувствительность, магазин никак не хотел встать на место, затем встал будто сам собой...
        А потом Леша понял, что все не всерьез, что сейчас упавшие поднимутся, живые и невредимые...
        Это была игра, негромко сказал он вслух. Игра. И мы победили...
        Стрельба прекратилась, торнадовцы притихли - и неподвижные фигуры, застывшие на песке в нелепых и уродливых позах, и живые, залегшие в густом подлеске и напряженно ловившие в прицелы малейшее движение, готовые разразиться новым свинцовым ливнем.

«Всё, сыграли в „Зарницу“ - знамя наше», - подумал Закревский, улыбнувшись мягкой улыбкой, которую в последние дни никто не видел на его лице.
        Звенящая тишина постепенно наполнялась звуками: робко, неуверенно пискнула наверху какая-то пичуга, словно спрашивая: ну что, вы закончили треск и грохот? могу я наконец заняться своими делами? Справа и сзади послышался легкий, на пределе слышимости, шорох - один из торнадовцев решил отличиться и подкрадывался, старательно изображая Чингачгука...
        Но всё было неважно, горн пропел и игра закончилась, пора снимать синие и зеленые повязки, возвращаться и со смехом вспоминать с врагами, снова ставшими друзьями, о перипетиях сегодняшнего боя, и вместе подтрунивать над неловкостью убитых в самом начале сражения - теперь воскресших и смеющихся со всеми; а вечером начальник лагеря поздравит победителей и старшая вожатая вручит героям картонные награды...
        Лешка медленно развернул автомат прикладом вперед; что-то он должен был вспомнить, что-то важное, необходимое именно в этот момент и неуловимо ускользавшее... Наконец вспомнил, снова улыбнулся и произнес вслух фразу из сочинения маленького, смешного, лопоухого Димки-Ослика, сочинения, когда-то, совсем в другой жизни, прочитанного ему Светкой: «У положительного героя должен быть большой пистолет, чтобы стрелять отрицательных. Иначе разве он герой?»
        Последние слова цитаты прозвучали у Леши неразборчиво - он осторожно, зачем-то стараясь не обжечь губы, сунул в рот горячее дуло, остро пахнущее сгоревшим порохом и раскаленным металлом; и быстро, не оставляя времени на сомнения и раздумья, надавил большим пальцем на спуск...
10 АВГУСТА, 12:26, ДОЛ «ВАРЯГ», СОСНА НАД ВОЛЕЙБОЛЬНОЙ ПЛОЩАДКОЙ
        Невероятно, но Ленка Астраханцева услышала крик Светы.
        Она подалась вперед и попыталась разлепить веки, покрытые спекшимся гноем. Последние несколько часов она молила об одном - потерять сознание, забыться, избавиться от пронизывающей все тело боли; от безжалостного, сводящего с ума солнца; от муравьев, неизвестно зачем проложивших тропу на вершину дерева и атакующих неожиданное препятствие; от неровностей ствола, стальными клыками впивающихся в измученный позвоночник. Пробитые ладони, как ни странно, не болели, она вообще не чувствовала рук, туго притянутых кожаным ремнем к могучим сучьям.
        Ленка давно прекратила попытки ослабить путы или перегрызть и выплюнуть кляп. Ветер, сильный наверху, спасал ее от летучих кровососов - но заодно и глушил старания позвать на помощь слабым мычанием...
        Она дернулась всем телом туда, откуда пришел скорей почувствованный, чем услышанный крик. Но ничего не увидела, слипшиеся веки пропускали лишь яркий свет полуденного солнца. Затем этот кровавый фон прорезала черная, стремительно расплывающаяся клякса и втянула в свой бездонный провал Ленку, сжавшуюся в комочек, в песчинку, в молекулу...
        Астраханцева наконец потеряла сознание.
        Умерла она спустя полтора часа.
10 АВГУСТА, 12:26, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Степаныч выругался вслух - уже не заикаясь и не растягивая певуче гласные. Он прошел весь «Варяг», но Рыжей нигде не нашел.
        Похоже, он ошибся. Ошибся в способе охоты. Эту хитрую тварь надо брать из засады, и никак иначе.
        Рядом, в самой высокой точке лагеря, возвышалась приземистая водонапорная башня. Ее крыша - идеальная позиция. Весь «Варяг» будет как на ладони. Успокоившаяся Рыжая выползет из своей норы - и получит свою пулю, дробь тут не поможет. Опытные охотники прицельно бьют жаканом[Жакан - пуля для охотничьего оружия.] на сотню метров, но Степаныч, стрелок от Бога, знал, что сумеет уложить проклятую сучку и на ста пятидесяти, и на двухстах - пусть только высунется.
        Он закинул ружье за спину, подпрыгнул, подтянулся, и стал взбираться на башню по пожарной лестнице, стараясь не задеть кошачьим тельцем о рыжие от ржавчины скобы-ступени.
        Залитая битумом крыша оказалась усыпана хвоей и сосновыми шишками. Степаныч залег у квадратного окошка водостока, используя его как амбразуру. Расстегнул и положил рядом патронташ, достал из карманов еще две пачки с патронами.
10 АВГУСТА, 12:26, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Почтенный предприниматель Булат Темирханович Хайдаров стоял возле своего «сааба», припаркованного на Московском проспекте, у магазина «Арсенал».
        Он напрочь позабыл, что с утра собирался сесть в машину и поехать на Карельский перешеек. Забрать из этого идиотского лагеря сына, а заодно объяснить кое-кому, как можно, а как нельзя обращаться с уважаемыми людьми.
        Теперь же Булат Темирханович никак не мог взять в толк, зачем купил многозарядную
«Сайгу-410» и три коробки патронов к ней. Недавно, буквально несколько секунд назад, он знал прекрасно, почему и зачем, но знание это как-то разом ушло, улетучилось - как улетает сюжет яркого и красивого сна в последние перед пробуждением секунды.
        На сухонького старичка, приценивающегося в том же магазине к здоровенным медвежьим капканам, Хайдаров не обратил внимания.
10 АВГУСТА, 12:36, ЛЕСНАЯ ДОРОГА
        Майор по прозвищу Клещ подошел к трупу, лежащему в паре метров от колес «уазика». Вгляделся. И понял всё.
        Точнее, творящееся вокруг по-прежнему осталось диким и странным - но свою судьбу майор представил зримо: отстранение от должности, суд, и, скорее всего, срок...
        У машины лежал мальчишка. На вид - лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. И убили его по приказу майора.
        Из рации доносился искаженный голос Кравца, он докладывал, что последний противник застрелился, и что автомат его - древний АК-47 - наверняка из захваченных в колонии, и что...
        Майор всё слышал, но не понимал ничего. Стоял и тупо смотрел на тело мальчишки. Машина продолжала чадно гореть, припекало, по лицу обильно струился пот - майор не замечал этого.
        Затем помотал головой, сбрасывая наваждение, и снова стал собой - собранным и жестким. Сделал знак двум бойцам - они, отворачивая лица от жара, подхватили тело парня и оттащили подальше от «уазика». Автомат остался лежать у самой машины, к нему было не подступиться.

«А ведь всё не так просто, - подумал майор, рассмотрев окровавленную дыру на милицейском кителе, из которого Миха не успел выбраться, запутавшись в портупее. - Китель-то снят почти наверняка с трупа, у парня раны на соответствующем месте нет. . Зато имеется в наличии пистолет в кобуре, и второй - заткнутый за ремень камуфляжных брюк. И в Тунгуса сей юноша бледный со взором горящим палил вовсе не в видах самообороны. Всё совсем даже не просто...»
        Бойцы подтащили второго мертвого пассажира «уазика», на вид еще младше, и положили рядом, между Михой и Пашей Скворцовым. Остальных попавших под пули спасли броники, но из строя пострадавшие вышли надолго. В себя после контузии будут приходить не меньше суток. А Тунгусу после трех пуль в упор придется в госпитале покантоваться. .
        У второго мертвого паренька ничего криминального и подозрительного не обнаружилось
        - болтавшийся за спиной автомат оказался игрушкой. Мешковатый камуфляж из непрочного х/б был торнадовцам незнаком. Из нагрудного кармана торчал краешек замызганной картонки.
        Майор вытащил, прочитал написанные разноцветными фломастерами буквы:
        ДОЛ «Варяг»
        4-й отряд
        Укропин Слава
        рядовой

«Варяг»... Интуитивные опасения майора оказались правильными. Но что значит:
«рядовой?» Каких войск, интересно?
        Раздумья прервал крик бойцов, пошедших за четвертым трупом:
        - Живой! Майор подошел.
        Кирилл Яшенко по прозвищу Слон лежал на спине. Глаза были открыты. Штанина намокла красным, на бедро торопливо наложили жгут. Большей части шевелюры Слон лишился в пламени взорвавшегося бензобака. Лицо почернело, но майор видел, что в основном это копоть, лишь кое-где ожоги первой-второй степени. В общем, жить будет.
        - Чем же вы тут занимались, ребятки? - негромко спросил майор, не ожидая ответа.
        Но Слон ответил.
        Его почерневшие губы искривились в усмешке - и появившиеся на них от этого движения трещинки тут же закровоточили. На черном фоне кровь казалась неправдоподобно яркой.
        - В войну мы играем, дяденька, - хрипло сказал Слон. - В «Зарницу». Вы тоже? А за кого?

«Шок», - подумал майор, - и ошибся. Спросить что-либо еще он не успел. На связь вышел Минотавр. Его группа наконец добралась до «Варяга» - и тут же попала под огонь снайпера, успевшего до того уложить нескольких обитателей лагеря.
        Майор зарычал.
        ...Через несколько минут им повезло, впервые за этот день. Подвернулся транспорт, японский микроавтобус-"тойота" - крохотный, похожий на игрушечный. Какая-то фирмочка проводила коллективный выезд по грибы, невзирая на запрет областной администрации, закрывшей от посещений пожароопасные леса. Впрочем, судя по отсутствию корзин, сапог, и по наличию изрядного запаса спиртного, найти что-либо в иссушенных зноем лесах грибники не особо рассчитывали.
        Ошарашенные пассажиры микроавтобуса ничего не понимали, спешно выбираясь наружу под дулами автоматов. Пытались бурно протестовать, бывший у них за старшего даже ссылался на каких-то важных шишек... Потом увидели лежавших рядком убитых - протесты и вопросы как ножом отрезало. Водку и закуску «грибникам», правда, оставили - отдыхайте, расслабляйтесь.
        В «японку» плотно набились девять человек во главе с майором и торопливо покатили в «Варяг». Муха и еще четверо двинулись туда же пешим порядком, по пути прочесывая окрестные заросли - майор подстраховывался, не зная, какие еще сюрпризы может таить мирное курортное местечко...
        Приглядывать за убитыми, ранеными и «грибниками» остались двое бойцов. Помощь должна была вскоре подойти - часть застрявших на Каменке машин двинулась дальним объездом, через торфоразработки, там на речке имелся брод.
        Майор как в воду глядел - на сюрпризы пешая пятерка таки напоролась. Первым сюрпризом стал труп грузного мужчины в форменных милицейских брюках, ботинках и рубашке. Милиционера убили выстрелом в сердце...
        Одного бойца Кравец оставил рядом с телом, с остальными двинулся дальше.
        Немного позже и достаточно случайно Муха углядел что-то краснеющее в просвете ветвей.
        Это оказался большой красный крест на брезентовой палатке. Осторожно заглянув внутрь, Кравец с трудом сдержал рвотные позывы.
        Глава 8

10 АВГУСТА, 12:46, БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        Все было как во вчерашнем сне.
        Солнце так же резало глаза и откуда-то так же тянуло горелым - не добрым дымом пылающих в костре смолистых поленьев, но тревожным запахом пожара, смерти, разрушения...
        Света, все более замедляя шаг, уже знала, кого увидит за изгибом берега. И он оказался там - хрупкая фигурка в черной футболке сидела на толстом корне сосны, похожем на чешуйчатую лапу доисторического чудовища, застывшего на самом краю невысокого речного обрыва. Руки охватывали колено, тело под острым углом откинулось назад - поза, неудобная и неестественная для любого другого человека (просто для любого человека, поправила себя Света). Но мальчик по имени Тамерлан сидел и ждал легко и непринужденно.
        Она почему-то ни секунды не сомневалась, что он именно ждет и именно ее.
        Света решительно направилась к нему, на ходу доставая сосуд из сумочки. Какая-то часть сознания успела усмехнуться - ну прямо-таки финальная сцена вестерна, последняя встреча противоборствующих персонажей на пыльной главной улице техасского городка, лишь вместо верного кольта в руке дрожит склянка со святой водой.

«А я ведь знала, - подумала она, - как называется этот сосуд, мама мне говорила...
        Тут клявшаяся ничему больше не удивляться и ничего не бояться Света снова ужаснулась, поняв, что не помнит ни имени матери, ни ее лица, рук, фигуры... Ничего, кроме медленно уплывающего в туман забытья факта, что мать Унее все-таки вроде была.
        "Убей его, тут нечего и не из кого изгонять, убей его прямо сейчас, ты сможешь..."
        - мысль опять оказалась не ее, опять в голове звучал чужой голос, и она, отгоняя наваждение, помотала головой, снимая одновременно крышку с сосуда.
        В этот момент Тамерлан легко, как капелька ртути, соскользнул ей навстречу с теплого смолистого ствола.
10 АВГУСТА, 12:48, ШТАБ «ВАРЯГА»
        Когда не сопротивлявшегося Дронта вынесли из украшенной красным крестом палатки, лейтенант Кравец откинул заляпанный бурыми пятнами брезент с кучи, расползшейся в углу. В отряде он слыл человеком с железными нервами - прошел Абхазию, Чечню и видывал разные виды. И выдержал открывшееся зрелище, подавив закономерный порыв желудка извергнуть в бурном спазме съеденный два часа назад сухой паек.
        Услышав по рации о находке того, что осталось от «бригана» Феди, майор отреагировал даже не ругательством - нечленораздельным яростным звуком.
        ...А Ленку Астраханцеву в тот день не нашли. Никому из снующих между корпусами людей в форме и в белых халатах и в голову не пришло вглядываться снизу в крону старой сосны, вознесшейся высоко над лагерем.
10 АВГУСТА, 12:52, БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        - Тяжелый сегодня день... Нити так и рвутся... - Голос Тамерлана звучал без всякого выражения.
        Гораздо больше говорили глаза - в них плескалась затаенная надежда и ожидание чего-то важного, чего-то необходимого, и тревога, что это важное может и не прийти...

«Не смотреть в глаза и не разговаривать, не смотреть...» - Света попыталась с ходу окатить его жидкостью из внезапно отяжелевшего в ладони фиала, - и не смогла, дернувшаяся вперед рука застыла на полпути.
        - Ну надо же, какая могучая штука, - доброжелательно и спокойно сказал Тамерлан. - Почти как заклинание из «Книги Таинств»...

«Издевается», - подумала Света услышав намек на дурацкий сериал. Стало стыдно за все: за дурацкий разговор с Пробиркиным, и за дурацкую авантюру со святой водой, и за...
        Чувство стыда ушло мгновенно.
        Света увидела, куда смотрит Тамерлан.
        Он с любопытством разглядывал тыльную часть руки - туда попала случайная капля святой воды. На площади с пятак размером кожа и плоть с шипением вскипели алой пеной и через пару секунд появилась небольшая воронка с идеально круглыми, ровными, не кровоточащими краями, - на дне ее белела удивительно чистая кость.
        Всё сделано вроде правильно, все сработало, но в то же время казалось - сильнее и сильнее - фальшивым и ненужным. Света застыла, не в силах совершить последнее необходимое движение.
        - Ну что же ты? Продолжай!
        Тамерлан наконец смог встретиться с ней глазами, желтое пятно в его левом зрачке пульсировало все сильнее. Света упрямо молчала, ни слова не сказав с самой их встречи.
        - Не получается? - сочувственно спросил Тамерлан, - А хочешь, я расскажу, что солдаты-наемники делают с беременной женщиной, чтобы живот не мешал ее насиловать? Может, тогда тебе будет легче?
        Его высокий детский голос мог казаться смешным в сочетании с этими страшными словами. Но не казался.
        Мальчик с ожиданием посмотрел на Свету, вздохнул... и тонкая рука метнулась атакующей гюрзой, выхватив сосуд из ослабевших пальцев. Столь же быстрым движением он поднес фиал ко рту и стал пить, запрокинув голову.
        Света крепко зажмурилась в ожидании чего-то ужасного.
        - Жаркий сегодня день, - услышала она.
        Света открыла глаза - лицо Тамерлана осталось серьезным, но в голосе слышалась легкая усмешка. Ничего страшного или необычного с ним не происходило. Небрежно отбросил опустошенный сосуд и пояснил, отвечая на недоуменный, устремленный на его запястье взгляд:
        - Фокус, просто фокус...
        На загорелой мальчишечьей руке не было и следа от глубокой язвы.
        - Знавал я в старые времена одного дервиша, такие трюки показывал - Копперфильд обзавидуется. А настоянная на серебре водичка ничем и никому повредить не может, смешно верить в предрассудки...
10 АВГУСТА, 12:52, ШОССЕ
        Димка Осиков по прозвищу Ослик находился уже далеко от Пятиозерья - целеустремленно шагал в сторону Петербурга по пыльной обочине шоссе, старательно считая шаги. Когда получалось три тысячи, он сходил с дороги и лежа отдыхал где-нибудь в тени. По его расчетам, до дому оставалось двести одиннадцать тысяч шагов. Больше ни о чем Димка старался не думать и ни о чем не вспоминать...
        Одна из равнодушно догонявших его машин остановилась за спиной, скрипнув тормозами, - Ослик, не оглянувшись, перепрыгнул неширокий кювет и бросился бежать в лес, ужом проскользнув через окаймлявший дорогу кустарник. Метров через сорок он споткнулся о корень и упал лицом в мох, обхватил голову руками и затрясся в беззвучных рыданиях.
        - Странный мальчик... - Водитель «девятки», мужчина в очках, лет тридцати на вид, с удивлением смотрел вслед Димке.
        - Не надо было останавливаться. - Его супруга, ухоженная дама того же возраста, покрытая ровным искусственным загаром, говорила очень категорично. - Много их тут по дорогам шляется: токсикоманы, наркоманы, воришки... У этого уж точно совесть нечиста...
        Мужчина не стал спорить, вздохнул и тронул машину Сместа. Но какое-то неприятное, тягостное ощущение у него осталось... Может быть поэтому он затормозил еще раз - когда через пару километров увидел на обочине голосующего высокого и узкоплечего юношу в синей джинсовой куртке, явно ему коротковатой.
        - Можем подбросить до Ольгино, - сказал мужчина, когда пассажир разместился на заднем сидении. - Дальше сам уж как-нибудь...
        Парень кивнул коротко остриженной головой, хотя планировал совсем другой финал поездки.
        - Большое спасибо, - сказал он. - Я немного подремлю, вы мне скажите, когда будем подъезжать.
        Спать после проведенных в почти непрерывной ходьбе ночи и половины дня действительно хотелось зверски. Но главное сделано - все выставленные на дорогах посты парень обошел. Прежде чем закрыть глаза, он поправил укрытый под курткой пистолет - не дай бог, выпадет во сне.
10 АВГУСТА, 12:59, БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        - Попробуй что-нибудь другое, - сказал Тамерлан жестко и уверенно. - Ты можешь, ты должна вспомнить...
        Света невольно отступила вниз по берегу, она по-прежнему не находила слов.
        Голос его вновь изменился, став чуть ли не просительным; Тамерлан сделал шаг назад, упершись спиной в сплетение корней, напоминавшее застывшего в конвульсиях спрута. Теперь глаза их были на одном уровне.
        "Ну что же, Господи, что же он от меня ждет, чего же ему от меня надо, неужели он хочет уйти и освободиться, а я его как-то удерживаю здесь, сама того не желая... Ни молитва, ни крест не помогут, я не верю больше в молитвы и не помню ни одной, память тает, как лед на песке пустыни, и незачем - это старше всех молитв и крестов... Но что, что, что ему от меня надо?"
        - Ты должна вспомнить сама... Сауле... - казалось, Тамерлан слышал все ее невысказанные вопросы и не мог ответить ни на один.

«Сауле? Почему он назвал меня Сауле, кто и где говорил мне целую вечность назад, что Сауле на одном из восточных языков значит просто Света, я схожу с ума, нет, я уже сошла с ума, я сплю сейчас в психушке в Саблино, скоро я проснусь, и рядом будет сидеть Ленка Астраханцева с пакетом апельсинов, рыжих, как ее волосы...»
10 АВГУСТА, 12:59, МОСТ ЧЕРЕЗ КАМЕНКУ
        Пожарные занялись у пылающего моста своим прямым делом - хотя никому и ничем это помочь не могло, прогоревшие доски настила уже не выдержали бы даже самые легкие из скопившихся на берегу машин. Но по крайней мере бойцы пожарной охраны хоть что-то делали в царящей суете и неразберихе.
        Единого руководства у собравшихся перед мостом не было. Штаб, координировавший действия разных ведомств, отстал и только-только выезжал из поселка Октябрьский. В век повального развития средств связи - беда небольшая, но тут как на грех наложилась еще одна проблема.
        Над «Варягом» и Каменкой назревала гроза. Откуда при полном безветрии наползла туча, совершенно неясно. Со всех сторон синело чистое небо, и солнце продолжало светить с юга, а над головой вырастала, утолщалась, нависала огромная клубящаяся линза. Казалось, сгущался и темнел сам воздух.
        Еще не сверкнуло, не грохнуло, но приемо-передающая аппаратура выдавала сплошные помехи на всех диапазонах. Хотя только что, несколько минут и километров назад, все работало отлично.
        Без единого руководства тут же начался разброд и шатание. Часть медиков и эмвэдешного спецназа с собаками двинулись в объезд, через торфоразработки (что характерно, через пару километров связь у них заработала, - сначала с перебоями, затем нормально). Торнадовцы, не входившие в группу майора, перебрались вброд через речку и отправились к лагерю в пешем порядке. Армейцы же вознамерились восстановить переправу - неподалеку квартировала саперная часть со всем необходимым.
        Ну а невысокий и усатый капитан пожарной охраны деловито руководил тушением моста
        - пока со стороны «Варяга» не появился взмокший Дерин с отделением не менее взмокших бойцов, и не попытался взять оперативное руководство на себя. Что было достаточной логично - информацией о происходившем он владел наиболее полно (в сравнении с остальными присутствующими у моста офицерами).
        Удалась попытка Минотавра частично. Услышав, что горит лагерь, пожарные без споров оставили и свои машины, и мост, от которого валили уже клубы белого пара, - и налегке двинулись к «Варягу». Армейцы ни в какую под знамена Минюста вставать не желали; милицейские, среди которых случился подполковник, тут же вознамерились перехватить вожжи и подчинить себе и Дерина, и майора, и весь наличный состав
«Торнадо». Медики заняли выжидательную позицию.
10 АВГУСТА, 13:16, БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        Тамерлан ждал. Не шевелился. Не произносил больше ни слова.
        Казалось, он может ждать вечно - рассыплются горы и высохнут моря, песок занесет руины мертвых городов, а маленькая фигурка с белыми как снег волосами будет так же неподвижно стоять. Будет смотреть на Свету, и вглубь нее, и сквозь нее в бесконечную даль - все одновременно...
        А она внезапно с удивлением поняла, что абсолютно спокойна - ушел страх, исчезло безнадежное желание успеть, одолеть, победить, развеять, пеплом по ветру - вся задумка со святой водой казалась не своей, затеянной и подсказанной кем-то чужим и странным...
        Многое из того, что она делала и думала в последнее время, представлялось сейчас делами и мыслями другого, незнакомого, человека и уходило, подергиваясь туманной дымкой... От нее - прежней - оставалось лишь стремление: понять, кто или что стоит перед нею. И - кто или что есть она сама...
        Но что же Тамерлан такое? Почему, отчего у всех, ктс оказался с ним рядом, вдруг вырывалось наружу все само" страшное, наглухо замурованное в самых дальних тайниках души: детские кошмары, подавленные комплексы, желание убивать и разрушать...
        Понимает он это? Желает этого? Или все получается случайно и неосознанно?
        И почему тогда мне не хочется вцепиться зубами в чье-нибудь горло, вместо этого я теряю память, прошлое дробится и рассыпается на куски, все мельче и мельче, скоро не останется совсем ничего - цветок, растение, радующееся солнцу, не помнящее прошлого и не страшащееся будущего...
        Ну хорошо, ну ладно, пускай - на мальчика снизошло нечто, пробуждающее в разуме окружающих латентные, подавленные мысли, способности, желания, а заодно и психические отклонения, а во мне где-то глубоко дремала предрасположенность к прогрессирующей амнезии...
        Нет. Не то, проблемы с памятью начались раньше.
        Она была спокойна и собрана, как когда-то на экзаменах - перед глазами билет с незнакомой задачей, но все необходимое для решения хорошо известно и понятно; и все части головоломки готовы выстроиться красивым и единственно правильным решением...
        Эти несколько минут Светиного спокойствия дорого стоили мальчику по имени Тамерлан.
        Казалось, он оттянул, взял на себя весь ее страх и всю боль и едва выдержал эту ношу - мышцы напряглись, на лбу проступила испарина, впервые за этот сумасшедший день стало слышно его дыхание - напряженное и резкое. Из прокушенной губы по подбородку медленно сползала яркая капля крови...
10 АВГУСТА, 13:16, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Административный корпус так толком и не заполыхал.
        Подоспевшие налегке, без машин и техники, пожарные не мешкали. Вооружились тем, что нашлось в «Варяге». Быстро раскатали гидранты, в три ствола сбили ползущие к крыше языки огня и направили толстые водяные струи в окна второго этажа.
        Как раз в это время пламя пылающих бумаг и мебели прогрызло тонкую перегородку, отделяющую канцелярию от радиорубки и туда же ударил поток из брандспойта - какой-то контакт закоротило, и из молчавших с утра динамиков грянул звонкий мальчишеский голос, старательно выводящий бодрую пионерскую песенку:
        Вместе весело шагать по просторам,
        По просторам,
        По просторам,
        И конечно, подпевать лучше хором,
        Лучше хором,
        Лучше хором...
        Веселый мотив звучал недолго. На середине второго куплета голос захрипел, растягивая слова, и навсегда замолк.
        Майор сплюнул и снова стал думать, как лучше снять с крыши водокачки снайпера. Тот плотно перекрыл подходы к пятому и шестому корпусам, в которых, по всему судя, тоже имелись раненые. Несколько попыток подобраться к позиции неведомого стрелка успехом не увенчались: на отвлекающий огонь он не отвлекался, а от тридцатиграммовых пуль-жаканов на стометровой дистанции бронежилеты помогали относительно - двое контуженых бойцов пополнили список потерь. Стало ясно: с первым подвернувшимся под руку оружием против «Торнадо» работает профессионал высокого класса. Ни специалиста в антиснайперских делах, ни банальной СВД с оптикой у майора не нашлось. Клещ ломал себе голову, и не знал, что...
        ...Снайпера торнадовцам снимать было уже незачем. Степаныч расстрелял к тому времени всю картечь и жаканы. Остались всего пять патронов с самой мелкой дробью, безобидной на таком расстоянии.
        Он лежал на мягком, липнувшем к спецовке рубероиде и поглаживал закоченевшее тельце Чубайса. Поглядывал на резко почерневшее небо и спокойно думал, что под прикрытием грозы надо будет спуститься по пожарной лестнице и уходить топким берегом Чертова озера, по известной только ему тропке.
        Степаныч ни о чем не сожалел и не знал, что вместе с грозой назревает и великий скандал в верхах. Не знал, что перебрасываемых сейчас со всех сторон на Карельский перешеек сил ЛенВО и других структур хватило бы для успешной войны с парой не самых мелких европейских государств. Не знал, что через час вызванный по его душу боевой вертолет превратит своей шестиствольной пушкой небольшую квадратную крышу водокачки вместе с обоими обитателями - живым человеком и мертвым котом - в почти однородную массу из битума, бетонного крошева, плоти и крови...
10 АВГУСТА, 13:26, БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        "Никакой он не демон, меньше надо слушать Пробиркина и читать Стивена Кинга, - поняла Света. - У мальчика талант, стихийный дар. Страшноватый дар. Он просто-напросто живой катализатор. Философский хлыст, как говорили некогда алхимики. Мельчайшие количества веществ-катализаторов ускоряют в десятки и сотни раз химические реакции, сами в них не участвуя. А Тамерлан как-то усиливает спрятанные глубоко в людском сознании и подсознании чувства, обычно старательно подавляемые... Агрессию, ненависть, страх. А в том, что потом происходит - не принимает участия.
        Но если всё оно так, - думала Света, - то почему же ни в одном человеке не проснулось ничего хорошего и светлого после общения с Тамерланом? Не одна же гнусь и мерзость держится на дне наших душ... Но почему же он не пробудил ни в ком радости? Надежды? Любви?..
        Тут что-то другое...
        Или прав Пробиркин? Мальчик - лишь видимость, оболочка, скрывающая...
        ЧТО???
        Ответа не было. Не могло быть.
        Хорошо. Зайдем с другой стороны.
        А что Тамерлан хотел? Здесь и сейчас? Из действий можно вычислить их побуждения, а из побуждений - понять кое-что о том, кому эти побуждения принадлежат. Потому что морковка тянется к солнцу, кролик - к морковке, а удав - к кролику... Кто же тянется к удаву?
        Он не хотел никому зла, - уверилась Света с полной ясностью, - и добра тоже, он искал что-то, потерянное и необходимое, без чего не мог существовать и даже не мог умереть... А переполнявшая его сила разбрызгивалась в стороны, разлеталась случайными каплями, и никто не смог выдержать этот нежданный дар - силу без любви. ."
        И еще одно поняла она, не удивляясь неожиданному прозрению: Тамерлан нашел, что искал.
        Света шагнула вперед и недоуменно заметила странное движение на лице Тамерлана, искривившее окровавленные губы. Господи, да ведь он пытается улыбнуться, я никогда не видела его смеющимся или просто улыбающимся, он уже забыл, как это делается, бедный, бедный...
        Она сделала медленный шаг и еще один, неотрывно глядя в черные бездонные глаза и вдруг поняла, что желтое пятно на огромном, во всю радужку, зрачке - не бесформенная клякса, а изображение кошки с какими-то странными, вытянутыми пропорциями - кошки, свернувшейся в умиротворенной и спокойной позе. Это не кошка, вспомнилось вдруг, это Базарга, Зверь Ужаса и Надежды - понять, откуда она это знает, Света не успела.
        Потому что ее губы прижались к его губам.
        А затем она умерла.
        ЭПИЛОГ 1
        За гранью: Конец и Начало

1
        ОНА лежит лицом вниз на теплом и ласковом мху ровной, идеально круглой полянки. И рыдает. Шаги неслышны, но ОНА чувствует и знает, кто подходит к ней.
        - Что ты делаешь? - Базарга говорит (говорит ли?) по-матерински нежно.
        - Я плачу...
        - Отчего ты плачешь?
        - Мне грустно...
        - Не грусти...
        "...Нет, нет, нет! Это не со мной! - бьется у НЕЕ в голове. - Я просто где-то читала или слышала этот разговор... Я сама представила и выдумала этого странного зверя, эту ласковую смерть на мягких лапах..."
        Полянка, мягкий мох, окружающие деревья - рвутся и комкаются. ОНА проваливается (или поднимается?) куда-то. Все исчезает. Только голос Нежной Смерти продолжает звучать рефреном: не грусти, не грусти, не...

2
        ...Они лежат рядом на прибрежном песке - беловолосый мальчик и потянувшаяся, прильнувшая к нему молодая женщина. Сверху они кажутся спящими и медленно удаляются, становятся все более кукольными и ненастоящими - две забытых в детской песочнице игрушки.
        "Вот так, - думает Света - или то, что от нее осталось. - Вот так оно, значит и бывает. .. Не врали те, кого вытаскивали с половины дороги... Но никто и никогда не смог рассказать о конце пути..."

«У твоего пути нет конца!»
        Она не слышит этот голос, раздавшийся в мозгу. Ей уже нечем слышать. Но это - и не звуки, чистая мысль воспринимается всем тем, что по инерции продолжает считать себя Светой... Да, это не голос, произносящий слова; это гораздо ярче, богаче оттенками и чувствами, чем любые комбинации модулированных звуков. И она чувствует
        - это Тамерлан, точнее не Тамерлан, а...
        Света (?) снова ощущает тугой обруч, сдавивший память; это кольцо сейчас дрожит, разрываемое новой, неведомой силой - еще немного, еще чуть-чуть, и...
        ...ОНИ кажутся двумя сияющими клубками сжатого, спрессованного в тугие шары света
        - голубого и алого. ОНИ пронзают стремительным полетом запутанный лабиринт разноцветной паутины; мелькание слепящих нитей меняется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времен распускается на пряди, ОНИ встают на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки - отдельно слышимые.
        ОНА узнает - по мельчайшим оттенкам, по крохотным деталькам, по какой-то вовсе неуловимой ауре - тот Мир, в который чуть было не шагнула Света в странном переулке Солнечноборска, - но не шагнула, испугавшись. Теперь Света - ЕЙ, не-Свете, - кажется персонажем снившегося от первого лица кошмара.
        ОНА с жадным любопытством (но чем? чем??) смотрит на незнакомый Мир. Смотрит и видит - не глазами.
        Но не только видит.
        ЕЙ кажется, органов чувств стало даже больше, чем раньше; кажется, информация об окружающем хлещет со всех сторон, полными потоками - но что-то в НЕЙ, оставшееся от той Светы, пытается втиснуть эти потоки в узенькие русла прежних пяти чувств... (ОНА - впервые - ощущала прежнюю Свету как обузу. Как мертвый, ненужный кокон, мешающий бабочке вырваться в мир и расправить свои прекрасные крылья.) Но старые русла тесны бушующим потокам, берега постепенно размываются.
        При полном отсутствии органов слуха и зрения, обоняния и осязания, не-Света видит
        - одновременно - тысячи не замечаемых в прежней жизни мелких деталей предметов, и различает тысячи оттенков. Более того - видит то, что внутри, сокрытое от обычного глаза. То же происходит и со звуками - ОНА слышит их миллионы - но может при желании выделить любой: стук сердца отдельного человека, зажатого в тысячной толпе, шорох, издаваемый отдельной травинкой в бескрайнем поле. ОНА знает, каковы предметы на ощупь, не притрагиваясь к ним; знает их вкус, не поднося их ко рту; знает запах всего, не сделав ни единого вдоха. ..
        И - ОНА знает этот Мир. ОНА бывала в нем. ОНА любила его...
        ...Вокруг стоят - не замечая и не ощущая ИХ - люди. Много. Армия.

3

«Хайле Арно!!!!» - крик тысяч глоток катится над нешироким полем, стиснутым подступающим лесом: деревья совсем незнакомые, - нет! - ОНА узнает их, названия всплывают, ОНА уже не поражается ничему...

«Хайле Арно!» - кричат люди и... И другие, - невысокие, длиннорукие, кажущиеся сутулыми из-за мускулистых загривков (саарги?..) - новые имена и названия, рвущиеся из глубин сознания, уже не удивляют.
        Невысокий, молодой рыжеволосый человек двигается вдоль строя - и ОНА узнает персонажа своего (чужого?) сна; рядом с ним идут другие - люди и не-люди, - но все эти крики, все внимание и все эмоции направлены на него и только на него. Он идет медленно, осторожно наступая на правую ногу, - это не хромота, просто память тела о недавно зажившей ране...

«Ты помнишь его?!»
        ЕЙ кажется, что отчаянный вопрос не-Тамерлана рвет и корежит ткань этого Мира. Но, похоже, никто из присутствующих ничего не замечает, не слышит и не чувствует. Лишь невысокий человек (Арно?), еще больше замедляет шаг и смотрит вполоборота в их сторону. Но и он ничего не видит.
        Усталые глаза Арно светло-голубые, почти серые, в мелкой сетке морщинок, и ОНА понимает, что он не молод, гораздо старше, чем показался ей поначалу. А еще ОНА видит то, что скрыто от всех тысяч и тысяч взоров, устремленных на этого человека
        - угольно-черную кляксу над его левым плечом, колеблющуюся, похожую формой на пламя огромной свечи. Знак смерти (ОНА знает, перестав даже задумываться теперь, откуда берется это знание) - небывало большой и четкий... «Удивительно, - думает не-Света, - как он вообще до сих пор жив...»
        ОНА инстинктивно протягивает к нему руку - нет, конечно, не руку - но нечто, бывшее частью ЕЁ, тянется вперед; и сжимает, сдавливает черное ничто, леденящее и обжигающее одновременно.
        Легкая рябь проходит по картинке Мира. На сей раз что-то чувствуют и остальные - умеющие смотреть лишь глазами - но никто так и не понимает, что произошло...
        Черный и опасный знак побледнел и уменьшился. Сейчас он был ничуть не больше, чем у любого рожденного, обреченного когда-то умереть.

«Ты вспомнила, ты смогла!»

«Нет, нет, нет!»

«Да!!! Никто другой не может убрать знак смерти - только ты, Дарящая!»
        "Я не знаю... не понимаю, как это получилось. .. И я - не Дарящая!" «А кто ты?»
        " ......."

«Хорошо, есть еще один путь... Вперед!»

4
        ОНА чувствует, как ОН исчезает, выпадает из Мира, из той реальности, которую не-Света может теперь ощущать столь полно - выпадает и влечет ее за собой.
        Совсем наверх ОНИ не уходят - но все вокруг смазывается, мутнеет, становится полупрозрачным - и стремительно несется мимо. Призрачные деревья леса - возделанные поля - строения и люди (город?) - снова поля - лента реки - опять лес
        - берег, усыпанный ослепительно белым песком - безмятежная гладь моря...
        ...Это остров - круто встают из бирюзовых вод скалы его, и нет внизу пологих берегов и песчаных пляжей - кончается вода и начинается отвесный камень. В скале высечена лестница. Лестница из тысячи - не больше и не меньше - каменных ступеней, стертых и отполированных за века бесчисленными ногами. Внизу, у вырубленного в скале причала, белеет парус. Двое прднимаются по ступеням - устало, медленно, преодолев уже большую часть пути.
        ОНИ стоят (не ногами) наверху и смотрят (не глазами) на этих двоих, на мужчину и женщину. Мужчина высок, и годы не согнули его, хоть прожил он их немало. Но - чувствуется в движениях и шагах, в положении чуть опущенных плеч не то усталость, не то безнадежное смирение с чем-то неприятным и неодолимым.
        Спутница его кажется младше, но тоже не молода, - на том пике зрелости, когда красота иных женщин вспыхивает особенно ярко - как пламя свечи, готовой погаснуть. Старость женщины не за горами. На лицах обоих читается надежда и, спрятанная гораздо глубже, тревога-.
        He-Света понимает вдруг, что может слышать (ощущать? понимать?) мысли этих двоих. Понимает и другое: что сей дар был у НЕЕ и раньше - там, на стиснутом деревьями лугу, но тогда присутствие огромного количества мыслящих существ вокруг не дало ощутить этого, мысли их сливались, как сливаются голоса толпы или шорох травинок огромного поля...
        ОНА с любопытством - касающимся скорее нового умения, а не содержания мыслей - начинает слушать женщину.
        ...Она хотела иметь ребенка, хотела давно и безуспешно, раньше как-то не получалось зачать в коротких встречах с мужем, он воевал, почти двадцать лет воевал в войнах, сотрясавших обломки рухнувшей Империи, а она любила его, и не хотела рожать ни от кого другого, хотя наверняка можно было исхитриться и сделать так, чтобы срок беременности не вызвал ни малейшего подозрения, но она не хотела, потом войны как-то сами собой угасли, словно костер с выгоревшим топливом, полыхая лишь на окраинах, и последние пять лет они жили вместе, уже не расставаясь надолго, но все равно не получалось ничего, и неясно было, кто виноват, они испробовали все, они потратили много золота - его-то как раз хватало - на дипломированных лекарей, и на подозрительных шарлатанов, и на жрецов всевозможных культов - ничто не помогало, и женский ее век кончался, осталось три-четыре года, а может и меньше, и последней попыткой стала поездка сюда, к одному из немногих уцелевших святилищ Пронзающего и Дарящей...
        Дарящей? - удивляется не-Света. - ОН называл меня Дарящей...
        Пара заканчивает подъем - и проходит мимо НИХ, ничего не заметив и не почувствовав. Впрочем... Женщина на секунду останавливает взгляд на том месте, где находится не-Света. Во взгляде сквозит легкое недоумение...
        Мужчина и женщина идут по вымощенной дорожке, пересекающей зеленый, полный диковинных цветов луг, расположенный на обширной горной террасе - дальше вновь громоздятся скалы, рассеченные широким проходом. Пара стремится именно туда. ОНИ двигаются следом.
        Площадь, два небольших храма на противоположных краях ее, и обелиск в центре появляются перед глазами мужчины и женщины неожиданно - так, очевидно, и задумано неведомыми строителями. Они медленно подходят к обелиску.
        На площади, кроме пришельцев, никого нет. Ни одного человека.
        Это высокая стела из красного камня, увенчанная скульптурным изображением двух рук, судя по изяществу форм - женских. Одна рука свисает вниз - мертво, безжизненно. Ее обвивает стебель какого-то растения, похожего на лиану с толстыми длинными шипами. Каменные шипы глубоко впиваются в каменную кожу, и кажется, что камень красен от пролившейся на него крови.
        Другая рука устремляется вверх, и держит на раскрытой ладони не то огромный цветок неправильной формы из полупрозрачного голубого камня, не то стилизованное изображение пламени. Колючая лиана виднеется и на этой руке - но разорванная на куски, бессильно сваливающаяся...
        He-Свете скульптурная композиция кажется странно знакомой, будящей далекие-далекие воспоминания... ОНА чувствует - еще чуть-чуть, еще одно крохотное усилие, и они, воспоминания, вырвутся наружу... ОНА вспомнит всё.
        Женщина опускается на колени. Кладет к постаменту большой букет, который принесла в руках, - цветы голубые и алые. Встает.
        Потом пара разлучается. Мужчина направляется к левому храму, женщина - к правому. У него в руке холодное оружие - едва ли боевое, скорее церемониальное, богато изукрашенное: не то маленький меч, не то большой кинжал. У женщины - небольшой, завернутый в разноцветную ткань сверток.
        Левый храм, к которому пошел мужчина, несимметричен - и неправильные формы его рождают чувство тревоги. Не страха или неприязни - именно тревоги, как далекий зов боевой трубы. Из крыши храма - наискось и не по центру - выдается огромная и остроконечная каменная призма, словно наконечник гигантского копья, пронзившего землю и скалы откуда-то из не представимой глубины и закончившего свой путь именно здесь. Стены храма покрывают барельефы - и все они изображают битвы. Рушатся пылающие стены крепостей, и невиданные боевые животные вламываются в ряды насмерть вставшей пехоты, и земля содрогается под колесницами... Смерти много на этих барельефах, но отчего-то не вызывает она мрачных чувств. Лишь азарт последней схватки медленно закипает в крови у смотрящего на них - схватки ради Победы, перед которой смерть ничто... Изображение того, кому посвящен храм, отсутствует. Но дух его чувствуется во всем - пьянящий отзвук всепобеждающей силы.
        Под барельефом лежит оружие - самое разное, принесенное давно и относительно недавно - лежит под открытым небом, но ни следа ржавчины нет на нем.
        А еще в храме нет входа - вообще, даже с обратной стороны - ОНА видит это не глазами. Хотя кажется, что внутрь попасть все же можно - но ОНА не представляет, как.
        И - ОНА отчего-то не хочет оказаться рядом с храмом. Может, и ничего с ней не случится - не-Света чувствует и знает это, - но не хочет.
        ОНИ тоже разделяются, двинувшись за мужчиной и женщиной.
        Храм, к которому направляется женщина, отличается округлыми и мягкими формами, стены егс также покрывают барельефы, и также нет нигде входа - но ОНА знает, что при желании окажется внутри легко и просто.
        Под барельефами лежат цветы - самые разные, принесенные давно и относительно недавно - лежат долго под открытым небом, но ни следа увядания не виднеется на них. Есть там и другие предметы, невидимые под грудами цветов - невидимые, если смотреть лишь глазами. Женщина вновь опускается на колени.
        He-Света тем временем изучает барельефы, - медленно и неторопливо, хотя новое ее восприятие позволяет увидеть - не глазами - всё разом, одновременно, в самых мельчайших подробностях.
        Сражений там нет.
        На барельефах колосятся поля под мирным солнцем, и бродят стада по мирным лугам, не тронутым копытами боевых коней. И - люди: матери с младенцами на руках, и влюбленные пары - Любовь их ощущается даже при взгляде на холодный камень...
        Паломница подрагивающими руками разворачивает ткань.
        He-Света сосредоточивает все внимание на центральной фигуре барельефа, господствующей над всем и всеми - на женской фигуре в легких развевающихся одеждах.
        ЭТО ОНА.
        ОНА узнает себя и...
        И что-то происходит... Не только на этой площади у двух храмов, и на этом острове, и в этом Мире, - но во всей Реальности.
        Реальность содрогается.
        Содрогается Мир.
        Содрогается остров.
        Содрогается площадь и содрогаются два стоящих на ней храма.
        Коленопреклоненная женщина отдергивается в испуге. Из рук ее выпадает - и долго-долго летит вниз, навстречу каменным плитам, принесенный для Светлой дар. Долетает и рассыпается тысячей сверкающих осколков. Это оказывается зеркало - старинное, великолепно отполированное зеркало из горного хрусталя, оправленное в золото и самоцветы - фамильная драгоценность, из поколения в поколение переходившее младшей дочери в семье...
        ОНА просыпается. Наконец-то ОНА просыпается... Лопается невидимый кокон, разлетаются цепи и разрываются путы. .. ОНА вспоминает ВСЁ... Понимает, что происходит вокруг, во всей Реальности, и понимает, что надо спешить - потому что нити рвутся быстрее и быстрее, рвутся от избытка Силы и недостатка Любви...
        Поняла - но не спешит. Потому что...
        ...Глаза женщины наполняются слезами. Рыданий нет. Сил для них не осталось. И ни для чего другого - не осталось. Все кончено. Дар отвергнут. Не будет младшей дочери - с этим она уже смирилась. Просила об одном: дать им с мужем сына... Не будет и этого...
        ОНА входит в женщину - аккуратно и осторожно. Нежно. Поднимается с колен и поворачивается - ее телом. Отирает слезы - с ее глаз.
        Всё изменилось вокруг. Всё стало иначе. Храм Пронзающего багровеет, налившись грозной силой - и выступающий из крыши наконечник гигантского копья кажется добела раскаленным.
        Но - на монументе, на женской руке, что устремлялась вверх - загорелось, вспыхнуло мягким голубым Светом изображение пламени на раскрытой ладони, - если это пламя. Или расцвел огромный цветок с полупрозрачными голубыми лепестками - если это цветок...
        Муж возвращается к женщине - от храма Князя Ста Имен. В шагах его нет больше усталости, плечи распрямились и стал он как будто даже выше ростом... Но больше всего изменились глаза - сияющие потоки огня, казалось, льются из них.
        ОНА - и женщина - делает шаг навстречу. Навстречу мужчине и ЕМУ.
        Шагают, протягивая руки.

5
        "Надеюсь, что у них родится не простой ребенок..." - посылает ЕЙ мысль Князь, пока покинутые ИМИ двое приходят в себя - на зеленом, полный диковинных цветов лугу - и пытаются понять, чем стало произошедшее только что между ними: святотатством? или. .
        "Тройня, Арес, тройня! - отвечает ОНА уверенно и счастливо. - Никак не меньше!"
        И тут же мрачнеет:

«ТЕБЕ стоило разбудить меня раньше...»

«Я искал ТЕБЯ слишком долго, Фрейя... Много веков миновало в десятках Миров, которые я прошел на этом пути».

«Представляю, что творится ныне в тех Мирах...»
        И тут же ОНА не представляет - но видит, видит сквозь Реальность - что там творится. Видит багровый Мир винторогих, видит семь других Миров Перекрестка... И
        - с особым чувством - смотрит на тот Мир, где провела годы и века в забытьи.

«Нам надо спешить, Князь!»
        ОНИ спешат.
        Вновь все вокруг смазалось, помутнело, стало полупрозрачным, и стремительно несется мимо - теперь в обратном порядке. Бирюзовая гладь моря - берег, усыпанный ослепительно белым песком - призрачные деревья леса - лента реки - опять лес - возделанные поля - строения и люди призрачного города... Нет! Над городом Князь замечает, что ОНА отстала - тут же поворачивает обратно. И видит...
        ...агонию крепости. Даже не крепости - лесной крепостицы. Два десятка домишек, обнесенных деревянным же полисадом, мирно стояли на неширокой прогалине, почти вплотную окруженной лесом. Стоят они и сейчас - но отнюдь не мирно. Пылают. Осады не было - внезапное нападение на рассвете, метко пущенные в караульных стрелы-срезни, заброшенные на полисад веревки с якорьками-кошками, вырезанная стража ворот и настежь распахнутые навстречу атакующим дубовые створки... Бой еще идет, захваченные врасплох жители еще пытаются сопротивляться на порогах своих домов, - но Князь Ста Имен видел достаточно битв, чтобы понять: все кончено. Обреченно защищающиеся люди уже мертвы. Хотя людьми их можно назвать с натяжкой - чуть другая физиология и анатомия; родственная, но все же иная ветвь эволюции. Атакующие - русобородые воины в начищенных островерхих шлемах - и не считают своих жертв за людей, ни с натяжкой, ни без таковой. Для них это мохнорылые лесные твари
        - и убивают их как животных. Всех поголовно, в общем, обычная для этого Мира история - причем в следующий раз палачи и жертвы могут поменяться местами. Князь недоумевает: что могло тут заинтересовать ЕЕ? Банальная стычка банальной войны рас... Потом ОН видит Дарящую - и то, что прервало ее путь...
        ...Саарги - так называют себя жители лесов, гибнущие от рук напавших, - плохие наездники. Их низкорослые, привычные к любому корму лошадки пригодны лишь распахивать небольшие делянки, укрытые на лесных полянах. И этот юноша-саарг держится в седле неуверенно - в седле громадного боевого коня. Судя по пятнам чужой крови на попоне, предыдущий владелец скакуна спешился не добровольно... Новый наездник бьет и бьет пятками в бока коня. За его спиной, вцепившись, прижавшись, - девушка. Конь переходит в галоп, несется между пылающими домами - к воротам, до сих пор распахнутым. Кучка воинов пытается преградить дорогу - и разлетается сбитыми кеглями. Конь с двумя седоками вырывается наружу - но они еще не спаслись. Потому что один из упавших поднимается на ноги. Вскидывает дальнобойный самострел, тщательно целится... Князь - он уже рядом с Дарящей - по положению оружия прекрасно видит траекторию полета стрелы. Выстрел будет беспощадный и меткий. Зазубренный наконечник пробьет сердце девушки и застрянет в позвоночнике юноши, сделав того калекой - даже если конь вынесет из бойни и кто-то придет на помощь...
        Князь наблюдает, не сочувствуя ни одной из сторон, - наблюдает в основном за НЕЮ. Знает, что ОНА может невидимо толкнуть стрелка под руку, может слегка искривить пространство - и стрела пройдет мимо... Но зачем? Война есть война...
        Дарящая посылает короткий импульс - за доли секунды до выстрела. Не стрелку и не оружию, - человеку, стояшему рядом. Молодому воину - шлем с того свалился, растрепанные светлые волосы запятнаны кровью. И он бьет снизу по самострелу. Стрела летит в небо.
        Что за видение ОНА послала? - думает Князь Ста Имен. Заставила вспомнить - мать, сестру, возлюбленную, которой кто-то и когда-то может так же прицелиться в спину? Неважно... Потому что всё бесполезно. Потому что это всего лишь одна ушедшая в небо стрела и всего лишь две спасенные жизни... Капля в море.
        А потом ОН делает странную вещь - не понимая до конца: зачем?
        ...Из сгустившихся за считанные секунды туч ударяют вертикальные потоки воды - буквально пригибающие к земле. Горящие дома гаснут. Ветер - дующий, кажется, со всех сторон - разметывает горелые бревна и валит с ног бойцов. Палисад рушится. Молнии бьют в землю, грохот рвет уши сражающимся - впрочем, они уже не сражаются, разбегаются кто куда сквозь вставшие стеной струи воды, спасаясь от гнева Громовержца...

«Зачем???» - Светлая безмерно удивлена.
        Князь сам отчасти удивлен. Трудно - находясь в бестелесном облике - пожать плечами и виновато улыбнуться. Но Пронзающий делает именно это... И откуда-то - сквозь время и пространство - слышен рык Базарги. Зверь рычит одобрительно.
        ЭПИЛОГ 2
        Конец игры

10 АВГУСТА, БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ, ДОЛ «ВАРЯГ»
        Гроза, похоже, так и не собралась.
        Помехи потихоньку слабели, когда запищал вызов рации, - сквозь треск и вой с трудом, но прорвался голос капитана Дерина. Главное майор понял - армейцы подвезли наконец понтон и машины начали переправу. На подходе колонна разнокалиберных автобусов, спешно снятых с районных и областных линий.

«Отлично, - подумал майор, - максимум через полчаса начнем эвакуировать детей, но пассажиры этих автобусов попали крепко, домой доберутся не скоро...»
        Майор еще не знал о двух группах туристов, немцах и финнах, высаженных торнадовцами из шикарных евроавтобусов с какой-то мстительной радостью, и призывавших сейчас на его, майора, голову все небесные кары и земные наказания, до приговора Гаагского трибунала включительно - особенно неистовствовали получившие по шее за пререкания и медлительность.
        ...Дерин не договорил, помехи вновь усилились, с большим трудом различались обрывки фраз: «...шишки из ГУВД...», «...андование операцией..», «... канов и с ним подполковник...»
        - ...Что отряд спецназначения «Торнадо» подчиняется лишь Главному Управлению Исполнения Наказаний Министерства юстиции РФ, и они пробуют связаться с Управлени. . - Голос капитана зазвучал неожиданно чисто, как будто он стоял с рацией за соседней сосной, но окончание фразы вновь утонуло в сплошных помехах.
        Пускай пробуют, безучастно подумал майор. Пускай, со связью творится совершенно небывалое, полное впечатление, что в непосредственной близости разразилась локальная магнитная буря - только вот не бывает подобных бурь на столь малой площади, буря явление глобальное, из верхних слоев атмосферы и на сотни километров сразу...
        Подбежал Кравец, коротко отрапортовал:
        - Телевизионщики!
        Примерно таким тоном и с таким выражением лица можно было сообщить об обнаружении в супружеской постели грязного и вонючего бомжа.
        - Семь человек, - продолжал Кравец, - с двух телеканалов. С камерами, со всеми причиндалами. Говорят, что перешли речку вброд и перевалили вон ту гряду - километров пять пешком сделали, падальщики...
        - Та-а-а-ак, - нехорошо протянул майор, угол рта приподнялся в зловещей усмешке. - Оружие оставить, чеченки натянуть и отмудохать их как следует. И в подвал, чтоб ничего не увидели. Причиндалы ихние - в озеро.
        Кравец с сомнением промедлил.
        - Я тебе ничего не приказывал, - устало добавил майор. - А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочесывал... партизан ловил.
        Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу доставая черную шапочку с прорезями...
        Майор медленно, расстегивая липучки бронежилета, пошел к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня все, что мог сделать. И ему было тошно...
        ТОГДА ЖЕ. БЕРЕГ РЕЧКИ КАМЕНКИ
        Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.
        - Что... это.. было... - Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.
        Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запекшуюся кровь. И только потом ответил:
        - Это! Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга... Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.
        Он улыбался, глядя на нее.
        Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-темным провалом взгляда.
        Света (или не Света?) ничего не понимала.
        И не поняла бы еще долго, если бы в голове не появились, - высветились, вспыхнули, взорвались, - слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан - которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имен, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.

«Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой, путь, Дарящая...»
        А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они - и Света, и не-Света - как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.
        Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.
        He-Света вдруг вспомнила: где, у кого и когда она видела похожие глаза - темные колодцы с пульсирующей в одном из них звездой; колодцы, рождающие порой неудержимые всплески сверкающей силы...
        Это было давно.
        Очень давно.
        Душной ночью на дороге в Дамаск...
        А теперь пребывают сии три: Вера; Надежда, Любовь; но Любовь из них больше...
        1 Кор 13:13
        Тамерлан рассмеялся чисто и звонко, как умеют смеяться двенадцатилетние дети.
        notes
        Примечания

1
        ДОЛ - детский оздоровительный лагерь. Так ныне именуют бывшие пионерские лагеря.

2
        ИДН - инспекция по делам несовершеннолетних.

3
        Здесь и далее бойцы и офицеры «Торнадо» обращаются друг к другу без имен и фамилий
        - либо по званию, либо используя прозвища. Это не прихоть автора. Работники КПЗ, СИЗО, ИТУ никогда не афишируют место своей службы, ибо для иных чтящих воровские законы граждан завалить вертухая - дело чести, доблести и геройства. А спецназ ГУИН - это, если так можно выразиться, вертухаи в квадрате. И ненависть к ним уголовников растет пропорционально. Отсюда и постоянно натянутые на операциях шапочки-чеченки с прорезями, и въевшаяся привычка обходиться без имен и фамилий.

4
        Кишкой (с ударением на первом слоге) на жаргоне медиков скорой называют входящий в комплект каждой машины кислородный ингалятор (КИ-ЗМ, КИ-4 и т.д.)

5
        Английский король Карл II в 1664 году, после реставрации своей монархии, аннексировал у голландцев, помогавших ему вернуть престол, Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) и прилегающие территории. Впрочем, штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский мелочиться не стал, отыгрался по-крупному, - четверть века спустя захватил и английский трон, и колонии...

6
        Бекасинник - мелкая дробь.

7
        Шумилайнен - искаженное самоназвание финнов. Так называли в русских деревнях северо-западных губерний жителей соседних финских селений.

8
        Жакан - пуля для охотничьего оружия.