Предок Далия Трускиновская
Домовые #5
Они живут рядом с нами, при этом оставаясь незаметными.
Они заботятся о нас и о нашем хозяйстве.
Они - домовые! маленькие человечки с совсем не малыми проблемами…
Далия Трускиновская Предок
Отродясь не задумывались домовые, от кого они ведут свой род. Спокон веку живут при людях, порядок блюдут, понемногу плодятся и размножаются, а для долгих размышлений у них просто времени не остается.
Но иногда задуматься все же приходится - и не от хорошей жизни!
Вдовую деревенскую домовиху Таисью Федотовну всем миром решили пристроить в хорошую семью. И семью долго искать не пришлось - это была та самая, которую бросил и бежал в неизвестном направлении домовой дедушка Тимофей Игнатьевич. Хозяйство у него было крепкое, налаженное, и бабе, да еще обремененной маленьким, на первых порах управиться было бы несложно. А хозяевам ведь все равно, кто за порядком следит, домовой или домовиха.
Таисья Федотовна вселилась в трехкомнатную квартиру.
На первых порах у нее дневали и ночевали кумушки, Матрена Даниловна и Степанида Прокопьевна, все облазили, все тайнички беглого Тимофея Игнатьича сыскали. А их, тайников, было столько, что домовихи просто диву дались. Туалетная дырка - раз, в самом низу, у пола, откуда тянуло холодом. Там домовой держал веревочки, гвоздики, полиэтилен. Склад за кухонным гарнитуром - два. На складе были мешочки и фунтики с крупами - гречкой, перловкой, пшенкой, манкой, а также отдельно - сухарики из хлебных корок. Еще за газовой плитой - но оттуда пришлось выскочить, зажимая носы. Неизвестно для чего Тимофей Игнатьич приберегал в маленьких баночках зловредный крысиный яд. Казалось бы, его, яд, не хранить, как сокровище, а в крысиную дырку заложить надобно! Была такая дырка в квартире, ее заделывай не заделывай - все равно зубастые твари прогрызут. Так нет же! Именно в крысиной дырке Тимофей Игнатьевич тоже завел тайник - там у него моток проволоки обнаружился. И в прихожей, за полкой с обувью, он какие-то мелкие железки держал, а какие - бабам не понять. И в гостиной, под диваном, а точнее сказать - внутри дивана,
хранил неизвестно где добытый сухой собачий корм - на черный день, не иначе!
Матрена Даниловна только ругалась - всю душу вложил беглец в устройство тайников, а она, душа, и для чего иного пригодилась бы. Степанида же Прокопьевна только вздыхала - она имела трех дочек на выданье, и из-за старшенькой-то, девицы Маремьяны, и подался в бега нашкодивший Тимофей Игнатьевич. Не пожелал приводить Маремьянку законной женой в хозяйство с восемнадцатью, кабы не более, тайниками!
Хозяева же, не зная, что обихаживать их будет совсем неумелая деревенская домовиха, взяли да и увеличили семейство. Они имели в далеком городе дочку и внуков - так вот, старшего внука к ним и прислали на лето - а, может, и не только на лето.
Внук Димка, двенадцатилетний парень ростом чуть пониже взрослого мужика, приехал с клеткой, клетку поставил на стол в отведенной ему комнате, и вскоре по дому пронеслась весть: в Таисьином хозяйстве завелось диво!
- Что это там у нее?- спросил домовой дедушка Лукьян Пафнутьевич супругу Матрену Даниловну, когда она, запустив собственное хозяйство, вся взмокшая вернулась из Таисьиного.- Сказывали, вроде белки?
- И вовсе на белку непохоже,- отвечала домовиха.- А ростом тебя чуть пониже, мохнатое, косматое, нечесанное, пегое, без хвоста, с лапами, с мордой, глазки круглые, черные…
- Постой, не трещи! Как это - пегое?
- Рыжее с черным, по рыжему - черные пятна вкривь и вкось,- объяснила Матрена Даниловна.- И прожорливое - страсть! Намается с ним Таисья Федотовна! И жадное, все в рот прибирает, а что не в рот - то прячет.
- Хозяйственное, стало быть,- одобрил Лукьян Пафнутьевич. И потом, встретившись в межэтажных перекрытиях с супругом Степаниды Прокопьевны, Ферапонтом Киприановичем, сам первый заговорил про диковинное существо, причем, в пику своей Матрене Даниловне,- с одобрением. И разве мог домовой молвить гнилое слово про существо со столь явно выраженной хозяйственностью?
Тут же случился домовой дедушка Лукулл Аристархович.
Этот любил блеснуть диковинным словом, а от хозяев нахватался блажных идей. Непременно ему чьи-то права нужно было защищать. Как-то даже за крыс вступился. Как уцелел - до сих пор понять не может.
Лукулл Аристархович, вопреки обыкновению, слушал неспешный разговор двух домовых дедушек молча. Что-то у него этакое в голове зрело. А потом на ночь глядя и отправился навестить Таисью Федотовну.
Как домовихи умеют визжать - знает всякий. Домовые визжат от возмущения или же настраиваясь на драку, а домовихи - по разным поводам. И чем не повод - молодая годами домовиха, спозаранку, по-деревенски, улегшись спать, вдруг обнаруживает рядом с собой совершенно с ней не повенчанного мужика?!
Население квартиры подскочило, как ошпаренное. Сам хозяин, Николай Ильич Платов, и супруга, Вера Борисовна, и их незамужняя дочка Инесса, и внук Илья - все проснулись и стали друг дружку спрашивать, что стряслось. Погрешили на крыс, хотя такой голосистой крысы природа еще не создавала.
А вот домовые-соседи, прибежавшие на шум, как раз и застукали Лукулла Аристарховича. Таисья Федотовна как с перепугу в него вцепилась, так и не отпускала, да еще ее маленький суеты добавил.
- Ты что же это, охальник, делаешь?!- напустилась на бедолагу Степанида Прокопьевна.- Ты, коли глаз на бабу положил, сваху засылай! А не тихомолком под бочок подваливайся!
- Нехорошо, нехорошо!- добавил Ферапонт Киприанович.- Не по правилам! Ты что, совсем порядок забыл? Ну так я тебе напомню!
- Какая баба, какая сваха?!- заголосил прихваченный Ферапонтом Киприановичем за ухо Лукулл Аристархович.- На что мне баба?! Я по другому делу шел!
- Да к бабе попал?- продолжила умная Степанида Прокопьевна.- Уж не позорился бы, говорил, как есть! Дело у него!
- Врет, врет!- выкрикнула Таисья Федотовна.
- Еще бы он не врал! Знаю я ваше дело! Мне ли не знать - сама трех девок родила!
И она была права - в семьях у домовых редко бывает такой приплод. Одно дитя, ну, два, но чтобы три, и все - девки, это раз в сто лет случается, не чаще.
Ферапонт Киприанович меж тем волок непрошенного гостя прочь, к выходу, а выход из квартиры был в ванной.
- Да постой ты!- взмолился Лукулл Аристархович.- Я же не просто так! Ну, сам посуди - в тех ли я годах, чтобы свататься?
- Вон поганец Тимофей Игнатьевич тоже вроде не в тех годах был,- огрызнулся Ферапонт Киприанович,- а чего учудил? Стыд и срам! Иди уж, иди!
- Постой, тебе говорят! Вот те святая истина - не к бабе шел!
- А к кому?
- К тому, кто в клетке сидит!
- В клетке? А к Таисье Федотовне как попал?
- Заблудился!
Тут в квартире появилось еще одно лицо - норовистый домовой Евсей Карпович.
Он был ведомый полуночник - когда хозяин Дениска проводил ночь на дежурстве, Евсей Карпович, прстрастившийся к Интернету, лазил по сайтам и узнавал много любопытного. К тому же, и жил он через стенку от Платовых.
- Что за шум, а драки нет?- осведомился Евсей Карпович.
- Хоть ты выслушай!- взмолился Лукулл Аристархович.- Я только и хотел, что на того, который в клетке, посмотреть!
Евсей Карпович задумался.
- А что, Ферапонт Киприаныч! Давай доведем его до клетки - и пусть смотрит! И нам объяснит, что он там чаял увидеть.
Степанида Прокопьевна осталась утешать Таисью Федотовну, вообразившую, что ее доброй славе пришел конец, а мужики пробрались в комнату, где жил Илья, дождались, пока мальчик заснул, и забрались на стол.
Там стояла довольно большая клетка, а в ней спал меховой комок.
- Ну, гляди!- приказал Евсей Карпович.
- Ничего не понять… Его бы растолкать, что ли?
Нашли фломастер, сунули концом в клетку. Комок, не разворачиваясь, ухватил фломастер передними лапами и стал заталкивать в пасть.
- Ишь ты, умный!- восхитился Ферапонт Киприанович.
- И во сне соображает,- подтвердил Евсей Карпович.
- А неспроста он такой…- и Лукулл Аристархович опять тяжко задумался.- И мастью нашего Аникея Фролыча напоминает…
- Как это оно тебе Аникея Фролыча напоминает?!- вызверились домовые.- Скотина тебе домового дедушку напоминает?!
- Так ведь он тоже уже пятнами пошел, от старости…
- Да?- тут и Ферапонт Киприанович задумался, а потом еще пошевелил фломастером и вдруг воскликнул: - Гляньте, а ведь у него пальцы!
- Евсей Карпович, ты когда-нибудь такого зверя видывал?- спросил Лукулл Аристархович.
- Не доводилось,- буркнул домовой.
- А скажи еще, Евсей Карпович… Вот ты целыми ночами в этой, как ее… в Паутине сидишь,- блеснул словечком Лукулл Аристархович.- Много чего про людей знаешь. А верно ли, что они от обезьяны произошли?
Тут надо сказать, что ни один домовой отродясь не видывал живой обезьяны. И ее величины себе, естественно, не представляет. Кто-то судит об этом животном по детским мультикам, которые иногда удается подсмотреть. Кто-то - по людским разговорам. И идея происхождения человека от обезьяны была Лукуллом Аристарховичем подслушана у хозяев - те как-то чуть не поссорились из-за теории Дарвина. Тогда он, помнится, даже возмущался - у хозяйки белье не стирано, мусор не вынесен, хозяин неделю как ванну не принимал, и когти на ногах забыл уже, когда и стриг, а сидят и про обезьян спорят! Но сейчас он вдруг начал все припоминать.
- Точно не скажу, однако такая версия есть,- туманно выразился Евсей Карпович. Ему и в голову не приходило добираться, откуда хозяева происходят.
- Труд сделал из обезьяны человека!- вдруг выпалил Лукулл Аристархович.
- Ну и что?
- А то! Мы-то все время в трудах! Стало быть, и нас труд из кого-то сделал?!
- Не ори, опять всех перебудим,- одернул его Ферапонт Киприанович.- Надо же, тварь мохнатая, а с пальцами…
- У крысы вон тоже пальцы…- задумчиво произнес Евсей Карпович.
- Не такие!- и Ферапонт Киприянович надолго уставился на свои собственные мохнатые лапы.
Лапы были для домового вполне обычные - и все же, все же…
* * *
Дальнейшие изыскания дали вот какой результат.
Во-первых, узнали имя. Илья звал своего любимца Васькой. Стало быть, зверь был мужского пола. А снаружи и не догадаться - уж больно лохмат.
Во-вторых, Васька питался тем же, что и домовые. У него был пакет с магазинным кормом, и из пакета было выкрадено достаточно, чтобы получить представление о рационе загадочного животного. Пробовали давать ему собачий и кошачий сухой корм - подбирал и прятал. Пробовали подбрасывать любимое лакомство, картофельные чипсы,- и от них не отказывался. Матрена Даниловна собственноручно скормила обжоре два кружка полукопченой колбасы. Степанида Прокопьевна добежала до универсама, где ее племянник магазинным служил, и притащила всего понемногу. Отказался Васька только от удивительно прочных карамелек, хотя оберточную бумажку исправно сгрыз.
- Вот! А я что говорил!- воскликнул, узнав о этих подвигах животного, Лукулл Аристархович.
Он тоже времени не терял - на пару с Евсеем Карповичем лазил в Интернет. Для такого случая Евсей Карпович временно простил соседу его завиральные идеи. Подтвердилось: люди произошли от обезьян, но при этом почему-то телом облысели, оставив шерсть на голове и еще кое-где. И более того - ученые проводят опыты с человекообразными обезьянами в надежде, что те заговорят, хоть бы и знаками, и примутся трудиться.
- Ну вот, стало быть, одновременно могут жить и люди, и их предки. А мы чем хуже? Их предки вон в лесах живут, в джунглях, по деревьям лазят, а мы чем хуже? И наши предки тоже где-то сохранились. Их, бедненьких, там ловят и за деньги продают, чтобы по клеткам сидели,- так складно изложил суть дела Лукулл Аристархович.
Евсей Карпович только в затылке поскреб.
По многим приметам Васька действительно был предком, но предком весьма странным.
Домовые изначально обладают многими умениями. Они, хотя все сплошь кругленькие и упитанные, проскальзывают в любую щелку. Расстояние между прутьями клетки для них - ерунда, хотя, скажем, крупный Лукьян Пафнутьевич, скорее всего, застрял бы. Затем, домовые умеют отводить глаза - то есть, при нужде показаться в ином облике, кошачьем, к примеру, или слиться цветом с мебелью, но ненадолго. Васька этих способностей никак не проявлял. Ел да спал, спал да ел, и еще гадил…
- А чем обезьяны лучше?- вопрошал Лукулл Аристархович.- Вон и у человека предок совсем безмозглый!
Разумеется, во всем доме только и было разговору о Ваське: одни домовые признавали мохнатого за свежеобретенного предка, другие - нет.
- За что же люди своих предков в таком разе уважали?- полюбопытствовал однажды Евсей Карпович в беседе с Матреной Даниловной. Беседа велась наедине, и вопрос вышел риторический. Матрена Даниловна до того полюбила своенравного соседа, что лишнее словечко при нем брякнуть боялась.
- Вот я в Паутине вычитал - спокон веку люди приносили жертвы предкам, чтобы предки о них заботились, охраняли, хороший урожай посылали,- продолжал рассуждать Евсей Карпович.- А обезьяну проси не проси - урожая не прибавится. Вот и наш тоже…
- А пробовали?- осторожненько спросила Матрена Даниловна.
- А чего пробовать? И так же видно.
Матрена Даниловна возражать не стала. Не первый год баба замужем была…
Домовые относятся к своим женам и дочкам свысока. Бабий ум им доверия не внушает. Они в свое время нахватались от людей поговорок о том, что у бабы-де волос долог, а ум короток, а еще - бабьи умы разоряют домы. И плевать, что у иного матерого домового шерстка по полу мела! Из поговорок они составили то, что Лукулл Аристархович назвал однажды мудрым словом «концепция». И держались ее неукоснительно.
А домовихи, соответственно, не придают большого значения таким концепциям и при нужде умеют заставить мужей поступить по-своему. Или же действуют, вовсе их не спросясь.
Так что вскоре Лукьян Пафнутьевич застукал супругу за нехорошим делом - она утаскивала из дому узелок с печеньем и кусочком дорогого сыра.
- Куда поволокла?!- осведомился он.
- А нужно!
- На что?
- В гости иду, без гостинца нехорошо!
- К кому это в гости ты наладилась?!
Не то чтобы Лукьян Пафнутьевич был шибко бдителен, но ведь мог же пронюхать про хождения к Евсею Карповичу. И Матрена Даниловна, засуетившись, стала путать след.
- А к соседке, к Таисье Федотовне! Давно обещалась! Я только к ней и хожу, да еще к куме, к Степаниде…
- Не великоват ли гостинец?- Лукьян Пафнутьевич бесцеремонно отнял узелок и вскрыл.- Ого! Вот же бесстыжая баба! Сыр-то ты еще совсем свежий уволокла! Не поплохеет ли твоей Таисье Федотовне от такого сыра?
- Так иного ж не берет!- выпалила домовиха.
- Как это - не берет?
- Ой…
- За что это она у тебя сыр и печенье берет?!
- А она, она… Деревенским делам учит, заговорам, наговорам, шепоткам…
- Тьфу!- только и сказал на это Лукьян Пафнутьевич. А сам в тот же день полюбопытствовал у Ферапонта Киприановича, не случилось ли у того в хозяйстве пропаж.
- А ты откуда знаешь?- удивился сосед.- Хозяева блюдечко со сливками нам с женой выставили - половины блюдечка как не бывало. Я уж девок своих тряс - не признаются!
- Сдается мне, эта деревенская Таисья Федотовна воду мутит…
Пошли разбираться.
Деревенская домовиха, как обжилась в городской квартире, стала зубки показывать.
- Скажите спасибо, что еще деньгами не беру!
Тут Ферапонт Киприанович с Лукьяном Пафнутьевичем и вовсе обалдели.
- За что?!.- только и спросили в ужасе.
- А это уж наши бабьи дела,- туманно отвечала Таисья Федотовна. С тем незваных гостей и выпроводила.
Тогда пошли к Евсею Карповичу.
- Может, она их лечит?- предположил было Лукьян Пафнутьевич.- Но от какой такой хвори? Моя дура отродясь даже соплей не утирала, на ней пахать можно!
- И моя дура точно такова.
- Разберусь,- пообещал Евсей Карпович.- Посмотрю в Паутине.
На Интернет он ссылался всякий раз, когда хотел уйти от ненужного разговора, так что соседям в конце концов стало казаться, что именно там можно найти ответы на все вопросы.
Разумеется, шариться в Паутине Евсей Карпович не стал, а учредил некоторый надзор за Матреной Даниловной. Оказалось, что ходят они с кумой Степанидой к Таисье Федотовне поочередно и в трудные минуты жизни. Остальное уже было делом техники.
Евсей Карпович прокрался вслед за Степанидой Прокопьевной и сам видел, как она передала Таисье Федотовне немалый узелок.
- Тут и орешки для твоего младенчика, как ты просила.
- Орешки, это хорошо.
- И для предка тоже…
- Ну, тогда,- ознакомившись с содержимым узелка, сказала Таисья Федотовна,- пошли, но ненадолго. Тут у тебя гостинцев на пять минут.
- Да мне хватит!
Далее домовихи выпали из поля зрения Евсея Карповича, потому что скрылись в Илюшиной комнате. Он подкрался к дверям, заглянул в щелку и увидел такую картину.
- Милый ты наш предок! Солнышко наше ясное!- нараспев заговорила Степанида Прокопьевна, стоя на коленках перед клеткой.- Помоги ты нам сыскать беглого охальника Тимофея Игнатьича, чтобы он на дочке Маремьянке женился! И чтобы ей в богатом хозяйстве домовой бабушкой быть! А еще, предок миленький, сделай так, чтобы сантехник Валерка из запоя вышел! Мой-то старик в этих новомодных унитазных бачках все никак не разберется!
Евсей Карпович так и разинул рот.
Он полагал провести серию экспериментов, чтобы доказать происхождение домовых и Васьки от одного-единого предка, а тут вон что вышло!
Поразмыслив, он решил, что на бабьи глупости обращать внимания не стоит, и постарался выкинуть их из головы.
Но, когда домовые дедушки собрались, как это стало входить в привычку, потолковать о предках, Лукьян Пафнутьевич огорошил честное собрание новостью: Матрена Даниловна раздобыла где-то картинку, на картинке - мохнатая рожа вроде Васькиной, и повесила в укромном уголке их апартаментов на антресолях. Теперь вот, как возникнет в жизни сложность, на эту рожу поглядывает - ответа ждет, не иначе.
- Знать бы, как предки в таком случае с бабами управлялись…- пожелал Ферапонт Киприанович.
- Вот, помню, при государе императоре вольностей не было,- встрял домовой дедушка Аникей Фролыч, про которого думали, что он приходит в мужскую компанию подремать.- Смолоду и детишек, и баб к порядку приучали. Упустил ты время, Лукьян Пафнутьевич.
- А вот если бы предка Ваську смолоду к труду и порядку приучать - был бы прок?- вдруг спросил Евсей Карпович, но как спросил!
- Может, и речи бы удалось обучить! Мы же вот научились!- Лукьян Пафнутьевич подхватил мысль на лету.
- Так нас - сколько поколений было?- начал было критику мысли Ферапонт Киприанович, но тут вылез Лукулл Аристархович. Давно не вылезал - а тут свой шанс учуял.
Он неожиданно быстро сообразил, как ответить на вопрос Евсея Карповича.
- Предок имеет право на личную жизнь!- воскликнул Лукулл Аристархович.- Теперь это, правда, называется «секс», но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!
- Ишь, до чего договорился!- возмутился Ферапонт Киприанович.- Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!
Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.
- А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный…
- Точно!- Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул.- Надо искать ему бабу!
- ГДЕ?!?- не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.
- Ну… Водятся же они где-то…
Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали - зачем?
Но бабы не дремали.
* * *
Собственно, связь с окружающим миром идет у домовых исключительно через баб. Домовой дедушка свою работу выполнит - и вздремнуть приляжет, или же идет потолковать с соседом. В плохую погоду заберутся соседи в теплое местечко и сидят себе, грызут сухарики и обсуждают, почему люди в телевизоре иной раз с домового, а иной - совсем крошечные. В хорошую - выходят на свежий воздух, устраиваются под кустом, а то еще можно вылезть на крышу.
Домовихи же не видят разницы между плохой погодой и хорошей - подхватится баба и несется к куме за три или даже за четыре дома. Поэтому домовой знает меньше мелочей, но мыслит основательнее, а домовиха как нахватается всего - так для добротной мысли уже и места в головенке не останется.
Опять же, свахи. Эти вообще весь город знают. Как забежит сваха в дом, исправляя свое ремесло, так тут же бабы ее ловят. Вроде и дела у свахи было на пять минут, вручить родителям жениха роспись приданого да и откланяться, а на два дня застрянет.
Вот так-то заглянула к Степаниде Прокопьевне ведомая сваха Неонила Игнатьевна. Вроде бы на пару слов - но и той паре слов Ферапонт Киприанович мешать не стал, уплелся смотреть телевизор. Когда три дочки на выданье - лучше со свахой не ссориться.
А дня четыре спустя он вернулся домой от соседа Аникея Фролыча, таща взятую напрокат точилку для ножей, и увидел, что дома пусто - ни жены, ни дочек. Очень этим недовольный домовой дедушка пошел на поиски - время, опять же, позднее, мало ли что.
Обходя вокруг дома, он столкнулся с Якушкой и Акимкой. Их Лукьян Пафнутьевич послал искать хозяйку, Матрену Даниловну. Вообще-то подручные подозревали, где она прячется, но решили не выдавать. Евсей Карпович обоим очень нравился. Вот они и слонялись просто так.
Но тут же обнаружился и еще один сосед - сильно обеспокоенный молодой домовой дедушка Ефим Патрикеевич из шестнадцатой квартиры. Он недавно женился и супругу Василису Назаровну от себя ни на минутку не отпускал. Так надо же - и эта как-то улизнула и сгинула!
- Так они же у Таисьи!- вдруг воскликнул Ферапонт Киприанович.- Наши дуры давно уж туда повадились!
- Такого не бывало, чтобы все разом,- вставил Акимка, который иногда сопровождал к предку Ваське Матрену Даниловну.
Пошли к Таисье Федотовне.
И уже на подступах к ее жилищу услышали громкую возню. Опознали даже голоса всех пропавших домових.
- Что это они там затеяли? Аким Варлаамович, ты моложе всех, добеги, взгляни!- велел Ферапонт Киприанович.
Акимка слетал и тут же вернулся, выпучив от изумления глаза.
- Там предок!
- Какой еще предок? Васька, что ли?
- Предок в дырке застрял, они его пихают!
- Так я и знал, что он когда-нибудь из клетки удерет,- сообщил Ферапонт Киприанович.- Дура Таисья упустила, а ловить всем миром приходится!
Но когда мужики, ругаясь, двинулись на помощь женам, обнаружили они на входе в квартиру, где обитала Таисья Федотовна, кое-кого совершенно неожиданного. Во-первых, там был Лукулл Аристархович - а ему, как старому холостяку, с бабами общаться было даже неприятно. Во-вторых, совершенно незнакомый домовой, с красивой коричневой шерсткой и довольно крупного сложения. Шерстка была такова, что даже в области шеи образовала длинные и вьющиеся бакенбарды, а сзади - гривку на манер львиной. Очень позавидовали Якушка с Акимкой этой ухоженной шерстке!
Увидев сердитых соседей, Лукулл Аристархович спрятался за угол, а гость и не шелохнулся.
- А ты кто таков?- сурово спросил Ферапонт Киприанович.- Вроде новоселов в доме нет. Зачем пожаловал?
- Зовусь я Ириней Севастьянович,- отвечал гость.- Прибыл по своему дельцу. И мне за то уплачено.
- Кем это уплачено?- чуть ли не хором спросили местные домовые.
- Домовыми бабушками…- и тут Ириней Севастьяновисч перечислил все женское население дома.
- А коли так - за что уплачено?- не унимался Ферапонт Киприанович.
- За доставку и, ой… как ее…
- За амортизацию,- подсказал Лукулл Аристархович.- Пользование то есть.
- Чего пользование?
И тут Лукулл Аристархович вышел вперед.
- За доставку и амортизацию невестушки нашей драгоценной!- сладким голоском произнес он и даже глазки кверху воздел.
- Какой невесты? Это ты, старый сморчок, жениться вздумал?!- загремел Ферапонт Киприянович.- Акимка, живо за Лукьяном! И до Евсея добеги! Он там со своей Паутиной живмя живет и ведать не ведает, что тут творится!
- Почему вдруг я? Мы для предка невесту сговорили!
- Для Васьки, что ли?
- Не Васька он, а предок, и имеет право на брак!
- Тьфу!- сказал на это Ферапонт Киприанович.- Эй, Степанида Прокопьевна! Вылезай да растолкуй, что тут у вас за свадьба!
- Не могу!- отозвалась супруга.- Невеста застряла! Погоди, пропихнем - выйду!
- Да что за невеста такая?- спросил, заранее радуясь веселью, Ефим Патрикеевич.- Объясни, сделай милость!
Это относилось к гостю, и гость усмехнулся.
- Коли добром просишь, то объясню. Живем мы на Мичуринском проспекте, дом третий, и у нас в двенадцатой квартире в клетке той же породы зверь живет, только самочка, и пришла к нам сваха Неонила Игнатьевна, и мы сговорились на двадцати рублях, мешке гречки и…
- Ахти мне! У баб деньги завелись!- воскликнул Ферапонт Киприанович.- Ахти мне, они хозяев обокрали!
Тут за углом раздались радостные крики.
- Пропихнули, поди,- заметил Ириней Севастьянович.- Сейчас к жениху в клетку заводить будут. Мы ее на ночь только уступили, а то хозяева утром хватятся.
Из-за угла вышла Степанида Прокопьевна.
- Ну, старый, доброе дело мы сделали! Предку угодили!
- Как додумались?- грозно спросил супруг.
- Ох, и не говори! Таисье Федотовне сонное виденье было! Явился ей предок - на задних лапах стоял, и весь в сиянии! И говорит: я, говорит, хочу потомство произвести, и то потомство по семьям раздать, чтобы в каждой семье своего предка имели и содержали! И желаю я невесту! Вот как!
Ферапонт Киприанович был далеко не дурак, и восторженность супруги его не сбила с толку. Он решительно повернулся к Лукуллу Аристарховичу и такой взгляд метнул, что правозащитник съежился.
- Видение?! Знаю я это видение! Ща я его!
- Да уймись ты!- Степанида Прокопьевна повисла на муже.
- Ты меня не держи! Это он про право на секс толковал! Это он вас, дурных баб, воровками сделал!
- Да нет же, Таисья это! Она утром примчалась, как оглашенная, шерстка дыбом! И стоял, говорит, весь в сиянии, каждая волосинка - с искоркой! А тут и Неонила Игнатьевна стучится! Ясно же, что неспроста! Это ее предок в наш дом позвал, чтобы она ему невесту сыскала!
- Опять же тьфу,- проворчал Ферапонт Киприанович.- Лапу на отсечение, что без этого мудрилы не обошлось! Куда же Лукьян запропал? Ведь и Матрена Даниловна, поди, там, у клетки?
Однако вместо Лукьяна Пафнутьевича явился Евсей Карпович, но сразу не подошел, а встал в сторонке, наблюдая.
- Где ж ей еще быть? И еще в видении предок сказал: детей своих хочу по семьям раздать, а одно дитя непременно супруге оставлю, чтобы меня вспоминала. И пусть, говорит, в каждом доме предков чтят и лелеют!
- Мы вообще-то не настаиваем,- сказал Ириней Севастьянович.- Можем и весь приплод вам отдать, если в цене сладимся.
Очевидно, на Мичуринском проспекте еще не успели уверовать в предка.
- Ну, что Таисье брачные дела мерещатся - так оно неудивительно, бабе без мужика еще и не то на ум взбредет,- проворчал Ферапонт Киприанович.- А ты хорош! С кем в союз вступил?! С бабами! Дорассуждался!
Лукулл Аристархович попятился на него и налетел на Евсея Карповича.
- Потише ты,- и Евсей Карпович отодвинул его в сторонку.
- Ага! Вылез-таки из Паутины!- приветствовал Ферапонт Киприанович соседа.- Тут все вверх дном, а он в Паутине дурью мается! Новость знаешь?
- А в Паутине, между прочим, много полезного,- миролюбиво сообщил Евсей Карпович.- Я вот выяснил наконец, как наш Васька называется и какого он роду-племени.
- И как же?
- А зовется он…- Евсей Карпович выдержал паузу.- А зовется он - хомяк!
* * *
Домовые вообще большое значение придают звучанию слова. Поэтому они, кстати, и старинные имена предпочитают. Они полагают, что у имени «Терентий» или «Анфиса» не только благозвучие достойное, но и аромат имеется. Нюх у них острый - так что им виднее.
Слово «хомяк» Ферапонту Киприановичу страх как не понравилось. Было в нечто уничижительно-презрительное, да и со словом «дурак» созвучно.
- Стало быть, мой предок - хомяк?- уточнил он.- Ну, такой предок мне сто лет не нужен! Я уж как-нибудь вовсе без предка!..
Ириней Севастьянович фыркнул.
- Смеешься?!- вызверился на него Ферапонт Киприанович.
- Угомонись, сосед,- и Евсей Карпович этак незаметненько встал между ними.- Выбирать не приходится, должно быть, мы и впрямь от хомяков род ведем. Люди - от обезьяны, а чем она лучше? Ее вот труд человеком сделал, и нас, видно, тоже.
Но уверенности в голосе не было.
- А ты ничего не напутал Евсей Карпович? Не может наш предок хомяком быть!- воскликнула Степанида Прокопьевна.- Мы ему дары носим, он наши просьбы исполняет! Вон Матрена Даниловна просила, чтобы у мужа сон наладился, а то с боку на бок ворочался и невнятицу бормотал. Предок и позаботился! Да еще Таисья Федотовна ей наговор дала - спит теперь без задних лап!
Евсей Карпович только хмыкнул. Он сам не далее как позавчера вручил своей приятельнице снотворную таблетку, которую выменял у Лукулла Аристарховича на карманный календарик с английскими словами. Но признаваться в этом никак не мог.
- Пойду-ка взгляну, как там у них,- сказал Лукулл Аристарзович.- А то бабы-дуры непременно чьи-нибудь права нарушат.
И скрылся за углом, где была дырка, ведущая в ванную. Степанида Прокопьевна молча поспешила следом.
- И нам, что ли, сходить поглядеть?- спросил Ефим Патрикеевич.
- Была охота на хомяка таращиться!
Ферапонт Киприанович так решительно разжаловал Ваську из предков в банальные хомяки, что молодой домовой фыркнул.
- А, может, все не так плохо?- спросил Евсей Карпович.- Я в английском словаре посмотрю, может, по-английски оно благозвучнее будет? Чтобы и впрямь на предка похоже?
- Ты тоже детеныша возьмешь?- полюбопытствовал Ферапонт Киприанович.- Уж ты-то из него истинного домового вырастишь, у тебя-то он заговорит! Ты же грамотный!
- А тебе кто мешает?
- Долго они там что-то,- вдруг сказал Ириней Севастьянович.- Хозяева как-то говорили, что у хомяков это дело быстро делается. А мне же хомячиху еще на Мичуринский проспект вести. А она - балованная, без подкормки не пойдет.
- Насчет двадцати рублей ты с кем сговаривался, с Таисьей?- спросил Ферапонт Киприанович.
- Редкая сквалыга!- пожаловался гость.- Ей же бабы по рублику, по два на хомячиху собрали, а она еще себе что-то выгадать норовит. И помяните мое слово - хомячат она не просто так по семьям раздаст, а покупать заставит.
- Видение, стало быть?!- Ферапонт Киприанович стал наливаться злобой.
- Вот те и деревенская дурочка,- молвил Евсей Карпович.- На предке бизнес делает!
- Лопнуло мое терпение,- сообщил Ферапонт Киприанович.- Пойду разбираться!
И неожиданно быстро исчез.
- Доигралась Таисья,- без избыточного сочувствия сказал Евсей Карпович.- Ты-то хоть свое получить успел?
- Ахти мне!- опомнился гость.
- Пошли скорее, пока сосед там всех не переколотил!
И они черед полторы секунды уже были в ванной комнате Платовых, а оттуда проскользнули в Илюшину комнату.
Но то, что они увидели, взобравшись на стол, вообще не лезло ни в какие ворота.
Домовихи, окружив клетку, тыкали туда и фломастерами, и чайной ложкой, и какими-то прутьями, стараясь разнять мохнатую пару. А пара сбилась в ком, и только визг, который более смахивал на скрип, прямо-таки висел в воздухе, вызывая в ушах боль. Илья сквозь сон догадался заползти с головой под одеяло - и то, еще немного - и проснется.
Вдруг визг окончился, ком распался. Черно-рыжый зверь под угрозой прутьев со скрипом отошел в другой угол клетки. А второй, коричневый, так и остался лежать.
- Машка, Машка!- позвал Ириней Севастьянович.- Ням-ням, Машка! Не встает, дура. Орешка ни у кого не найднтся?
Струхнувшая Таисья Федотовна достала из своих запасов очищенный орех, и его пропихнули к самому носу хомячихи. Но она даже не открыла глаз.
- Ну, ты, баба, допрыгалась,- неодобрительно сказал Евсей Карпович.- Задавил наш Васька эту Машку. Нет больше Машки.
- Как это - задавил? Не мог задавить!- окрысилась Таисья Федотовна.- У них сперва все на лад шло! Это она… это она отдыхает! Отдохнет да и пойдет!
- Шустра ты больно. А расхлебывать - всему дому,- Евсей Карпович забрал у нее прутик и принялся щекотать хомячихе нос и рот.- Видишь, не шевелится.
- На лад шло?- тут над незадачливой бизнес-домовихой навис огромный Ферапонт Киприанович.- Что ты тут врешь? Нешто я не знаю, как это бывает, когда у мужика с бабой на лад идет!
Тут народу на столе прибавилось - явились и Матрена Даниловна, и Лукьян Пафнутьевич, и Якушка с Акимкой.
Домовые, галдя, окружили клетку предка.
- Точно - сдохла!- подтвердил Лукьян Пафнутьевич.- Я дохлятину за версту чую! Эй, Лукулл Аристархович, а ты что скажешь?
Правозащитник как раз собирался втихаря смотаться со стола и вообще из квартиры.
- Нет, ты постой!- Ириней Севастьянович ухватил его за шиворот и даже приподнял.- Такого уговора не было, чтобы ваш хомяк нашу хомячиху до смерти задавил!
- Имеет право!..- пискнул, защищая предка, Лукулл Аристархович.
- Какое такое право?!
- Он… он… он на своей территории!..
Тут несколько опомнилась и Таисья Федотовна. Будучи домовихой деревенской, а деревенским в наше время тяжко приходится, нажила она знание простого закона: лучший способ защиты - это нападение.
- А откуда мы знаем, хомячиха это или другой хомяк?!- закричала она.- Ты, дяденька, нам к нашему предку другого мужика подвел, вот они и схватились!
- Верно!- заорал и Лукулл Аристархович.- Имеет право!
- Так!- рявкнул Ферапонт Киприанович.- На свою же породу нападать имеет право?!
- У них так заведено,- залопотала Таисья Федотовна.- Вы городские, вы не знаете, а мы, деревенские, знаем! И петухи драться схватываются, и кобели, и вообще!
- И предки?
- И предки!
- Так от этой злыдни мы, стало быть, происходим?- нехорошо спросил Ферапонт Киприанович.- От этого ирода? От этого кровопийцы?
Лукулл Аристархович несколько смутился.
- Эволюция, понимаете ли…- забормотал он.- Естественный отбор, и вообще…
- Понятно!- Ферапонт Киприанович был грозен и неумолим.- А коли эволюция, так полезай сейчас же в клетку и вынимай оттуда покойника!
- Кто, я?
- Ты, разгильдяй! Надо же - двух мужиков сосватал!
- Это она!- правозащитник указал лапой на Таисью Федотовну.
- Это он! Он вот все переврал! Говорил - Машка! А это и не Машка вовсе!- Таисия Федотовна вцепилась в Иринея Севастьяновича.- Сам свою дохлятину теперь вытаскивай!
- А ведь ты баба сварливая,- вдруг сказал Евсей Карпович.- Не уживешься ты у нас, ой, не уживешься…
- Цыц!- приказал Ферапонт Киприанович открывшей было рот супруге.
- Цыц!- сказал и Лукьян Пафнутьевич своей Матрене Даниловне.
- Цыц!- не так громко, но все же внушительно молвил Ефим Патрикеевич молодой жене Василисе Назаровне.
- Да маленький же у нее!- пискнула Матрена Даниловна.
- Не пропадет! Пусть вон к магазинным катится!- постановил Лукьян Пафнутьтевич.- Больно ловка! Там ей самое место!
- Только сперва пусть со мной рассчитается,- подал голос Ириней Севастьянович.- Двадцать рублей, да мешок гречки, да цыганскую иглу еще обещала, да угощение выставить…
Стали разбиратьчся с оплатой и долго не могли сосчитать, сколько выплатить за гибель Машки. Ириней Севастьянович на то напирал, что хозяева будут в великом недоумении: с вечера хомячиха была в клетке, а утром ее вдруг нет!
- А вы дверцу оставьте открытой - вроде бы ваш предок как-то ненароком сбежал,- посоветовала Матрена Даниловна. У нее уже просто не получалось звать мохнатого зверя хомяком, а только - предком.
Ириней Севастьянович умом понял, что иного пути нет, но несколько покочевряжился, выбивая побольше отступного.
Когда он пообещал поднять шум на весь город, домовые дедушки пошли навстречу и отрядили тащить плату на Мичуринский проспект Лукулла Аристарховича. А Акимке с Якушкой велели вытащить из клетки и выкинуть на мусорку дохлую Машку, или не Машку - теперь уже не имело смысла менять животному имя. Прожил хомяк под бабьей кличкой весь свой век - не устраивать же крестины заместо похорон!
* * *
Домовые дедушки увели супруг по квартирам, не дав даже проститься с Таисьей Федотовной. Один Евсей Карпович остался. Он какое-то время глядел на Ваську - и все больше убеждался, что Васькина рожа не выражает ни малейшего раскаяния.
Таисья Федотовна пробовала было подольститься, но он только махнул лапой, помог Якушке с Акимкой дотащить мертвое тело до ванной, пропихнуть в дырку, и направился к себе.
Дома он уселся возле компьютерной клавиатуры и затосковал.
Так было бы здорово получить в дом маленького хомячонка и научить его труду и речи! Если бы получилось - вот доказательство, что Васька - таки предок. Даже кровожадный, даже тупой, даже не разделяющий своих и чужих… Должен же быть хоть какой-то…
Евсей Карпович даже не заметил, как подошли Акимка с Якушкой.
- Выкинули?- спросил только.
- Еле доволокли,- признался Якушка.- А мы ведь почему пришли?..
- А знаешь что, Евсей Карпович?- подхватил Акимка.- Все ведь не так. Он - баба. Думали, тебе нужно бы знать.
- Кто - баба?
- Покойный хомяк. Мы с Яковом Поликарповичем когда его на помойку тащили, догадались.
- Как это - догадались?
- Ну… Шерсть разгребли… посмотрели…
- Так это что же? Васька бабу загрыз?- до Евсея Карповича наконец дошла несообразность положения.- Как же это можно - загрызть бабу?! Ничего себе предок!
Якушка с Акимкой ничего не ответили.
Потом уже, в зрелых годах, домовой дедушка Аким Варлаамович оказался в семье, где для детей купили хомячка. Тут он и узнал, что сводить самца с самочкой нужно, когда оба в юном возрасте, не старше полугода, и чтобы самочка непременно моложе самца была. Если же окажутся в одной клетке старый хомяк-холостяк и матерая хомячиха, будет побоище, потому что этот зверь только выглядит милым и мохнатым, а на самом деле от природы весьма сердит. Но даже такие биологические подробности не заставили Акима Варлаамовича отнестись к хомяку благожелательно.
Но тогда он был еще совсем молоденьким домовым, подручным домового дедушки Лукьяна Пафнутьевича. И многого в этой жизни пока не знал и не понимал. Но, поскольку был приучен полагаться на мудрость старших, то и смотрел с надеждой на Евсея Карповича - может, еще чего мудрого молвит?
Но старый домовой лишь пригорюнился. А потом с силой грохнул кулачком по компьютерной клавиатуре.
- Так мать-перемать! От кого-то же мы должны происходить! Откуда-то же мы взялись! Кто-то нас на этот свет выпустил?!
И взвизгнул Евсей Карпович, и затопал, и зашипел, и побольше воздуху набрал - но вдруг успокоился и тот воздух выпустил, отчего получился глубокий и печальный вздох.
- И люди, выходит, не от обезьян произошли?- совсем тихо спросил он.- Ну что за жизнь пошла! Никому верить нельзя, даже компьютеру!
И сел он на дискетницу, и пригорюнился, глядя на кнопки с буквами. А Акимка с Якушкой подпихнули друг дружку локотками и на цыпочках убрались.
- Надо же, старшие - а чем у них головы забиты,- прошептал Якушка.
- Погоди, войдешь в возраст - неизвестно еще, что у тебя в голове образуется… А я что слышал! Матрена Даниловна говорила, пока ты ванну чистил! В дом напротив жильцы въехали, и с ними домовые, большая семья! Сам домовой дедушка, его баба, сын и дочка! И еще подручный!
- Дочка тоже есть? На выданье? Не врешь?!
И они, напрочь забыв, что откуда-то должны происходить, понеслись к Матрене Даниловне - узнавать подробности.
Рига 2004
|
