Сохранить .
Некромерон Виктория Илларионовна Угрюмова
        Олег Угрюмов
        Некромерон #1 Кто поможет нечистой силе и умертвиям в их борьбе за независимость? Кто спасет от алчных людей замок черных магов и его загадочных обитателей? Добрый минотавр, миролюбивый некромант и отважные оборотни-патриоты… Вот только война против людей
        - не самое плохое, что может произойти в вотчине некромантов. Страшные тайны чародеев манят древнейшее зло. Смогут ли герои противостоять королю потустороннего мира?
        Написанный с лукавой улыбкой, новый роман Виктории и Олега Угрюмовых, чьи имена хорошо знакомы как поклонникам серьезной героико-романтической фэнтези (цикл
«Кахатанна», роман «Голубая кровь»), так и любителям фэнтези юмористической («Дракон Третьего Рейха», «Змеи, драконы и родственники»), адресован самому широкому кругу читателей.
        Виктория и Олег Угрюмовы
        Некромерон
        ЦЕЛОГО МИРА МАЛО

«Всегда были и всегда будут такие места, которые не дают нам покоя всю жизнь. Точнее, дают покой и тихую радость узнавания, и мы возвращаемся к ним в мечтах, уповая, что однажды отыщем их и в реальности. Помните ли вы старую песенку со словами: „Снятся людям иногда голубые города, у которых названия нет“? Не снился ли и вам этот город - с мостиками над прозрачной рекой, с замком и старой ратушей, маленькими нелепыми магазинчиками, похожими на сказочный вертеп, кривыми улочками и уютными площадями? Не казалось ли, что он до боли знаком? Что это то самое место, где вам по-настоящему предназначено жить, просто кто-то где-то что-то напутал.
        Но однажды все устроится: вы наконец проснетесь в городе, где некогда учились любить и летать, смеяться и плакать. Пройдетесь берегом моря, полюбуетесь звездами, названия которых не знают нынешние астрономы, полетаете над огромным парком с журчащими фонтанами и завернете в гости к старым друзьям - тем настоящим друзьям, которые не забыли вас и за эти прошедшие тысячелетия. Вы войдете в дом, который ждал вас от сотворения этого мира, сядете в свое любимое кресло у уютного камина, вытянете ноги к огню, откроете незнакомую книгу, которую когда-то уже читали, и возьмете со столика недопитый бокал со своим любимым напитком.
        Я ищу такой город не скажу сколько лет.
        Но я знаю: многие вещи не существуют только потому, что их не сумели назвать.
        А еще я знаю: где-то во Вселенной обязательно воплощается то, что мы здесь придумали.
        Поэтому так нужен нам этот замок под луной, а может, город в лунном свете, где отыщется все, что не дает нам покоя. То есть дает покой и утешение».

* * *
        Говорят, на премьере «Пиковой дамы» некий «доброжелатель» подошел к Чайковскому и сказал:
        - Прекрасная опера, Петр Ильич, но все же, заметьте, многие музыкальные темы поразительно напоминают «Евгения Онегина».
        - Заметьте, сударь мой, - отвечал великий композитор, - что и «Пиковая дама», и
«Евгений Онегин» - это мои оперы.
        Утверждают, каждый автор - писатель, композитор, поэт или художник - всю свою жизнь создает одно произведение, какие бы разнообразные и причудливые формы оно ни принимало. У Угрюмовых (сразу договоримся, что в данном тексте мы не станем разделять сольное творчество Виктории Угрюмовой и совместные с Олегом Угрюмовым проекты) случились уже такие непохожие произведения, как «Кахатанна» и «Дракон Третьего Рейха» с продолжением «Змеи, драконы и родственники»; «Двойник для Шута» и «Голубая кровь». Теперь вот «Некромерон» - отнюдь не хоррор или мистика, как можно было бы вывести из названия, которое есть явная отсылка к «Декамерону» -
«Десятидневию», и переводится с латыни как «День мертвых», но новый опыт соавторов в жанре юмористической фэнтези. С той лишь особенностью, что, в отличие от дилогии о приключениях немецких танкистов в сказочном королевстве, здесь сочетается на первый взгляд несочетаемое - смешное и страшное.
        Если упомянутый постулат о «единственном» произведении, которое создают всю жизнь, верен, то в чем же единство этих книг, которые разнятся настроением, стилем и даже формой?
        Ведь «Кахатанна» написана в необычном ритме средневековой легенды. В «Драконе…» и
«Змеях» авторы позволили себе в определенном смысле «похулиганить» с названием глав. Судите сами: «первая первая глава», «вторая первая глава», «еще одна предпоследняя глава» или, скажем, «политически значимая глава», «глава партизанская, неприметная», «глава, целиком посвященная проблемам здорового сна». Не менее озорно обошлись в юмористической дилогии и с эпиграфами.
        В «Голубой крови», напротив, напряженная и лаконичная проза повествования время от времени перебивается вставками, которые озвучивают мысли персонажей. Мысли, зачастую противоречащие действительности либо по-своему ее толкующие. Не стал исключением и «Некромерон»: Угрюмовы расцветили ткань текста веселыми комментариями - и известных личностей, и авторскими. Афоризмы вторгаются в повествование решительно и всегда неожиданно. Зачастую они абсолютно не соответствуют читательским ожиданиям, но ведь еще Аристотель заметил, что «смешное
        - в несоответствии». Мифологический мир, события которого комментируют Наполеон, Достоевский и Рамон Гомес де ла Серна, приобретает четкость, яркость и выпуклость, присущие реальности.
        Наверное, о реальности и стоит поговорить. Ведь реальность для каждого своя, и авторский дуэт не составляет исключения. Полагаю, что в предисловии к десятой книге (и семнадцатой, если считать переиздания) уже можно говорить о неком феномене Угрюмовых: они упоенно творят миры, населенные существами, каждое из которых заслуживает любви, света, покоя и радости. Эти четыре слова являются ключевыми в творчестве соавторов, и именно вера в то, что такой мир не просто возможен, но и реален, пусть не здесь и сейчас, но где-то, принесла им любовь читателей - тех, кто тоже умеет верить, любить и помнить.
        Итак, книги Угрюмовых объединены реальностью, которую Виктория и Олег упорно, по кирпичику создают в своих текстах. Это чарующие миры, гармоничные и прекрасные, полные света и красоты. Тут бы самое время вспомнить Федора Михайловича с его классическим «красота спасет мир», но автор этих строк вслед за героями своей статьи убежден, что мир могут спасти только люди, ибо «каждый человек достаточно велик, чтобы вместить в себя бога», а значит, и приблизиться к Творцу…

* * *
        Вы никогда не задумывались, отчего мы так любим праздники, но особенно - Рождество и Новый год?
        Может, потому, что это официальная территория в пространстве и времени, когда все
        - даже искушенные взрослые, циники и реалисты, - официально имеют право верить в чудо и искренне ему радоваться. Ведь сказано же, что циник - это человек, который в раннем детстве узнал, что Санта-Клауса не существует, и до сих пор не может с этим смириться. В иное время на веру в чудеса в нормальном обществе потребления наложено табу. Негласное, конечно, неявное. Однако попробуйте объявить, что вы всерьез верите в летающие тарелки, справедливость, истинную любовь, привидения и Фею Хлебных Крошек…
        Это возможно только в детстве, но детство омрачено единственной глобальной проблемой: как поскорее вырасти, чтобы больше не ходить в школу (детский садик, лицей, ясли - нужное подчеркнуть) и делать все, что заблагорассудится тебе, а не строгой бабушке. В детстве любовь окружающих дана нам по определению, однако нормальный ребенок, по До Аминадо, любит не родителей, а трубочки с кремом. Мир вокруг полон чудес, но мы еще знаем, какое это чудо.
        Постоянная радость познания, вера в чудо, отсутствие фальши, душевной черствости и боязни, полное приятие окружающего - это детские черты, но дети такими остаются очень недолго. Зато такими могут всю жизнь оставаться некоторые взрослые: святые, блаженные, юродивые, чудаки и простаки. Простаки, о которых Честертон пишет: «Он
[...] идет по жизни с той дивной доверчивостью, без которой нет приключений [...] и не будет обделен ни радостью, ни подвигом. [...] Все двери открываются перед тем, чья кротость смелее простой отваги. Обстоятельства привечают его. С факелами и трубами, как гостя, вводят они в жизнь простаков и отвергают хитроумных».
        Детский рай - взрослая территория.
        Кстати, детство - это то удивительное время и место обитания человека, когда он еще ничего не боится и не отягощен предрассудками. Ребенок еще не знает, что пауки
        - это страшно и опасно; быть искренним - не только неприлично, но глупо и зачастую невыгодно; быть другим, непохожим, инаким, особенным - недопустимо. Может, поэтому все дети - гении и только с течением лет постепенно забывают об этом?
        Еще одна отличительная особенность всех без исключения книг Угрюмовых (как сольных Виктории, так и совместных) - это «детское» неприятие «взрослой» ксенофобии.
        Комментируя «Голубую кровь», например, многие критики апеллируют к тому, что тема была выбрана соавторами не случайно: дескать, Олег Угрюмов, будучи исследователем и коллекционером членистоногих, автором многочисленных научно-популярных статей, не мог не привнести любимую тему в совместную книгу. Ну что же, добавлю, что до того, как Угрюмовы профессионально занялись изучением членистоногих и насекомых в условиях неволи, в их собрании находились змеи, амфибии и рептилии. Даже такие таинственные существа, как шлемоносные василиски.
        Но думаю, что не любовь к таким экзотическим питомцам провоцирует антиксенофобскую позицию Виктории и Олега, а, напротив, способность органично воспринимать окружающий мир, полагать всякое существо достойным любви или, по крайней мере, уважения способствует таким «экзотическим» увлечениям. И тому, что одной из основных тем, которые красной линией прослеживаются уже в дебютном романе Виктории Угрюмовой «Имя богини» и тем более во всех следующих книгах, является тема антиксенофобии.
        Миры Угрюмовых населены симпатичными, хотя и странными существами. Древними богами и не менее древними драконами, вопреки привычным представлениям охраняющими и оберегающими «малых сих» даже ценой своего бессмертия; летающими ведьмами и инопланетными наблюдателями с неиссякаемым запасом юмора и иронии; немецкими танкистами и белорусскими партизанами - друзьями навек; отвратительными и смертельно опасными чудовищами, которые лучше иных рыцарей знакомы с понятиями долга, чести и благородства.
        И наконец, обитатели мира «Некромерона»…
        Некроманты, троглодиты, минотавры, вампиры и оборотни, восставшие из могил скелеты и утопленники, привидения и нетопыри, грифоны и горгульи - все они предстают перед нами как положительные персонажи. Нам, читателям, изначально предлагают любить тех, кого на протяжении веков, во множестве сказок, легенд, преданий и популярных литературных произведений, учили ненавидеть и бояться.
        Авторы же предлагают нам посмеяться. Юмор - сильнейшее оружие в борьбе со страхом, не зря тираны и диктаторы более всего боялись комиков и шутов, а не таких же тиранов с их вооруженными до зубов армиями. Более сильным оружием, нежели смех, против страха может быть только любовь.
        Наши страхи - это нереализованные возможности любви.

«Любовь, в том числе, - преодоленный страх», - писала Виктория Угрюмова в эссе
«Евангелие от потерянных».

«Некромерон» - книга-праздник, в том смысле, в каком мы говорили о Рождестве.
        На этом кусочке пространства и времени волею авторов, верящих в чудо, возможны некромант-пацифист и скелет-патриот, голем с манерами и привычками английского дворецкого - существо, которое приравнивается к небожителям; нетопырь, страдающий бессонницей, добродушный минотавр, вооруженный папенькиным боевым топориком и маменькиными наставлениями; гигантский паук, людоед по профессии и романтик по призванию. И их просто невозможно не полюбить.

«А бог смерти вдруг возжаждал оберегать представителей мелкой нечисти (и правда, очень симпатичных) - какой же он после этого бог смерти?» - с обидой за бога пишет Елизавета Дворецкая в своей статье о «Кахатанне».
        Такой вот бог смерти, хреновый.
        Как существуют «плохой» прорицатель Каббад из «Голубой крови», больше любящий людей, чем богов, которым служит; «неправильный» некромант, мечтающий о научных исследованиях, а не о власти и славе; не менее «странный» бог аухканов - чудовищ, который не хочет мстить людям только потому, что понимает, сколь страшной и жестокой будет его месть.
        Еще одна особенность, которая прослеживается во всех книгах Угрюмовых: враги здесь становятся друзьями, история - мифом, время - вечностью.
        Бессмертные боги с радостью умирают за смертных; немцы любят партизан и пользуются у них не меньшей симпатией; славный полководец и герой многих войн становится во главе войска чудовищ против своей возлюбленной, отца и брата, ибо верит в правоту братьев по крови; драконы дружат с рыцарями; а король, начинавший с того, что хотел истребить самую память о своем кузене-некроманте и его «нечистом» воинстве, до безумия тоскует по замку, в котором пил на брудершафт с друзьями умертвиями. Детский рай.

* * *
        В мировой литературе с раем не очень сложилось.

«„Потерянный рай“ - это книга, которую, однажды закрыв, уже очень трудно открыть»,
        - писал Сэмюэль Джонсон. Ирония едкая, но в этом много правды. Дантов ад великолепен в своем кошмаре и ужасе. Подобного гениального произведения про рай, пожалуй что, и не существует. Зато существуют «святые острова», «радостная земля»,
«детский рай», созданные Диккенсом, Честертоном и, конечно же, Вудхаусом с его удивительно светлыми, теплыми, чистыми и невероятно смешными историями о Бландингском замке и его обитателях.
        Если уж всякий критик в своей статье о книге априори обязан рассматривать, продолжателем чьих традиций являются авторы, то я рискну заявить, что эти традиции были заложены Вудхаусом, Честертоном, Джеромом и Эдмоном Ростаном с его умением описывать ту предельную любовь и ту предельную ненависть, которых как бы и нет в реальной жизни. И заявление мое отнюдь не голословно.
        Угрюмовы не случайно собрали несколько изданий Вудхауса (в том числе и на языке подлинника), включая последнее российское, самое полное на русскоязычном пространстве. То же касается и обожаемого ими Честертона, которого они полагают одним из лучших эссеистов современности. В огромной и «всеядной» их библиотеке вообще обращают на себя внимание мини-коллекции книг любимых писателей и поэтов: Акутагавы, Вийона, Превера, Нерваля, де Эредиа, Булгакова… Впрочем, перечислять бессмысленно - таких «коллекций в коллекции» десятки. Автора этих строк особенно тронуло мини-собрание Э. Ростана: французское издание 1890 года; двухтомник в одной книге, изд-ва Маркса 1898 года в «мраморном» переплете; чудесный том с голубыми акварелями; три или четыре издания попроще, включая «макулатурные» книги советского периода, что скоро станут раритетными; и совершенно потрепанный томик, который не улучшила даже скрупулезная реставрация. На вопрос, зачем вам это несчастье - абсолютный и уродливый дубль жемчужин коллекции, они сказали хором:
«Он никому не был нужен, его никто не купит, а так быть не должно, - нам его стало жалко».
        Но мы теперь об ином.
        Если это рай, спросит нас искушенный читатель, то отчего же во всех книгах не обходится без войн и сражений?
        Полагаю, читателю будет любопытно узнать, что предки Виктории Илларионовны, происходившие из старинных родов, в большинстве своем принадлежали к так называемой военной аристократии и сражались по всему миру: с маврами в Гранаде, при Гастингсе, Кресси и Азенкуре; в войсках крестоносцев; на Косовом поле; под Константинополем; при Грюнвальде, Сен-Жермене и Лакруа; под Желтыми Водами и Ла-Рошелью; в Голландии, Италии и Испании… Они принимали участие во всех русско-турецких и русско-японских войнах; в гражданской и обоих мировых. И - как странно переплетаются людские судьбы - очень часто воевали в противоборствующих армиях.
        Поэтому, когда Угрюмовых спрашивают, отчего в их книгах так много описаний войн, битв и поединков, Виктория неизменно отвечает: «Наверное, это уже в крови».
        Но, вероятно, именно такое причудливое сплетение судеб ее предков во многом повлияло на восприятие действительности и на идею, которая объединяет все их книги: Угрюмовы упорно отказываются делить мир на правых и левых… прошу прощения - неправых. На «яйцеголовых» и «тупоголовых»; «белых» и «красных»; гвельфов и гибеллинов.
        Они точно знают, что каждый в этом мире заслуживает понимания, сострадания, а значит - и любви.
        Ольга Бутович-Коцюбинская
        НЕКРОМЕРОН
        (День мертвых)
        Предуведомление к роману:
        Все народы питают тайную симпатию к своей нечистой силе.
        Сэмюэль Бакстер
        Глава 1
        Сумка с сегодняшней почтой была очень тяжелой: неподъемные рулоны свежих газет плюс увесистое послание на сложенных глиняных табличках локоть в длину и полтора в ширину. А может, и наоборот. Ведь пока не распечатаешь, нельзя быть уверенным, где у этого, с позволения сказать, письма верх, а где низ. Коряво выцарапанный адрес не уместился на одной табличке, и пара странных значков залезла на обратную сторону. Окаменеешь, пока прочитаешь. Но почтенная почтальонша и не собиралась ничего читать: эти весточки из далеких и пустынных земель Бангасоа на протяжении двух или трех веков получают Атентары из углового лабиринта с затейливой башенкой. Познакомились на отдыхе с милой семейной парой бангасойских демонов и с тех пор регулярно переписываются. А в прошлом году бангасойцы приезжали погостить на недельку и произвели на всех соседей самое приятное впечатление. Никогда не скажешь, что пишут какими-то иероглифами, а на период засухи закапываются в песок и обращают в огонь и пепел всякого, кто неловко на них наступит.
        Почтальонша аккуратно положила таблички у входа в лабиринт Атентаров и поволокла сумку к соседнему строению. Надо было бы взлететь, но с севера надвигалась изрядная гроза, менялось давление, из-за чего отчаянно ломило правое крыло и тянуло спину. Ковылять по земле было неудобно, зато безопасно, потому как сверзиться из-под небес, если скрутит приступ ревматизма, Горгароге не улыбалось. Хватит с нее экспериментов. В позапрошлом году уже случился жуткий конфуз, когда она грюкнулась аккурат на клумбу перед пещерой милейшего циклопа Прикопса и помяла все цветы в новомодном альпинарии. Да и грохот стоял такой, будто из пушек палили. Ей-то ничего, только неудобно перед Прикопсом, а вот центральная скала альпинария треснула и раскололась на мелкие фрагменты, годные разве на то, чтобы дорожки посыпать. А ведь сей причудливый камешек эстетствующий циклоп выменял у горных великанов на какие-то экзотические семена, которые стоили ему безумных денег. Горгарога точно это знала: сама доставляла каталоги садоводческих обществ.
        Только бы успеть до дождя и ничего не перепутать в спешке.
        Почтовому отделению Малых Пегасиков давно требовался еще один почтальон, а лучше, чтобы два; однако, сколько ни писал доклады в высшие инстанции начальник отделения горгул Цугля, руководство оставалось непоколебимым. Оно, руководство, считало, что раздувать штаты в небольшом, по его мнению, поселке не имеет смысла, хотя всем было известно, что регулярных подписчиков на центральные газеты здесь чуть ли не втрое больше, чем в Больших Пегасиках.
        Когда-то давно, когда и Малые, и Большие Пегасики еще не были населенными пунктами, в этом волшебном месте находилась знаменитая Пегасья Долина. Старики рассказывали, что сюда слетались в пору созревания виноградных лоз таинственные пегасы, неведомые существа, способные даровать любому вдохновение и талант. Нужно было лишь суметь подобраться к ним, не спугнув, и тогда все мыслимые блага обрушивались на счастливца.
        Здесь же протекала и величественная Нэ-Нэ. Впрочем, это был только ее исток, и огромная в иных странах река в Пегасьей Долине выглядела всего лишь неширокой, хотя и довольно полноводной речкой. Возможно, когда-то ее воды и были хрустальными и звонкими, но теперь на заболоченных берегах паслись гуси, отпивалась прорва шумных и вечно возбужденных уток, плескалась ребятня из Больших Пегасиков. А также стирали хозяйки, приходили на водопой коровы и лошади, выстраивались шеренгами неугомонные рыбаки - и если у кого-нибудь из них рыба по рассеянности попадалась в верши… о-о-о-о…
        Одним словом, райской долиной все это уже никак не являлось, отчего и волшебные пегасы навсегда покинули сии места. Только легенды о них передавались из поколения в поколение, и всяк рассказчик описывал их по-своему.
        Теперь здесь ежегодно вытаптывали виноградники какие-то дикие жеребцы и кобылы с крылышками. Крылатых тварей нельзя было ни приспособить к домашнему хозяйству, ни отвадить от виноградников, что ужасно раздражало.
        Особенно возмущались жители Больших Пегасиков, у которых по любому поводу имелось отдельное мнение.
        Правда, язвительно комментировала мадам Горгарога, это было не столько мнение, сколько самомнение. Почта по ту сторону реки работала из рук вон плохо.
        Немудрено. Ведь в Больших Пегасиках обитали… люди.
        Бабушка мадам Горгароги, такая же почтенная почтальонша, еще помнила те времена, когда они основали поселок на противоположном берегу Нэ-Нэ. До этого люди долго высылали послов, не скупились на щедрые дары и еще более щедрые обещания и наконец добились своего. Их можно было понять: жить бок о бок с минотаврами выгодно и безопасно.
        Да что люди! Некогда три или четыре циклопьих семейства с радостью воспользовались гостеприимством обитателей Пегасьей Долины.
        А шикарные пещерные хоромы, умело стилизованные под старину, возводил для них знаменитый архитектор, выписанный дедушкой Прикопсом из столичного Булли-Толли.
        Ковыляющая горгулья - не самый быстроногий ходок, хоть и переваливается с лапы на лапу и взмахивает крыльями для равновесия и большей скорости. Но мадам почтальонша и не любила спешить, особенно когда оказывалась в этом районе. Ее умиляли с детства знакомые улочки, где огромный лабиринт Эфулернов в три подземных уровня соседствовал со скромным гротом сатира, может и немного тесным, зато уютным, сплошь заросшим плющом и диким виноградом. Благоустроенное гнездо на белой скале - обиталище господина Цугли, откуда открывался великолепный вид на окрестности, - высилось над норой ворчуна-кобольда. А кабачок «На рогах», основанный кентаврами,
        - единственное в мире заведение, где подавали напиток «Бычья кровь» и фирменное блюдо «Бычий глаз», - располагался в первом этаже древней сторожевой башни. Башня давно утратила свое стратегическое значение, но стены ее, сложенные из звонкого камня, оставались все так же неприступны, и им нипочем были ни варварские нашествия, ни жизнерадостные попойки посетителей-минотавров, от которых в кабачке не было отбоя.
        Горгарога доставила владельцу «На рогах» популярный в обоих Пегасиках «Королевский паникер», брачный листок «Твое счастье» (с некоторых пор славный кентавр загорелся идеей создать семью), а также несколько кулинарных журналов со специальными рубриками. Одну из них - «123 способа накормить мужа всякой гадостью» - мадам и сама с удовольствием изучала от корки до корки.
        Газеты - это листочки печатного текста с предпоследними новостями. Последние мы узнаем из сплетен.
        Они немного посудачили о последних новостях, которые еще не напечатали в прессе, и обсудили две или три кандидатуры из обширного ассортимента «Твоего счастья». Основная проблема заключалась в том, что кентавр жаждал любви и семейного благополучия с девицей горгонской национальности, а горгониды кентавров в мужья принципиально не берут.
        Продавцы лавочки «От копыта до хвоста» в полном составе ждали нового каталога, но их постигло горькое разочарование, ибо и в этом сезоне никто не создал специальной коллекции для минотавров. Впрочем, в Малых Пегасиках все от мала до велика одевались у мадам Хугонзы, которая служила химерой в заброшенном храме, а в свободное время немного шила на дому. Но в лавочку захаживали часто: во-первых, здесь можно было услышать самые свежие сплетни, во-вторых, только там покупателей угощали спелыми грушами, а в-третьих, она была выстроена из белого мрамора, с резными портиками, стройными белыми колоннами и мозаичным полом. Здесь царили тишина, прохлада и модные журналы.
        Перед гнездом мадам Хугонзы висела голова дракона, на рог которой был прицеплен листок с прейскурантом цен. Дело в том, что химера шила великолепные костюмы из кожи, и в период линьки все змеи, василиски, драконы и прочие существа, имеющие привычку сбрасывать старую оболочку, спешили к ней, чтобы продать ненужную уже шкуру. Принимали в ателье и шерсть минотавров, и грифоний пух, и прочие натуральные материалы. Злые языки болтали, что голова у входа первоначально принадлежала кому-то из невежливых клиентов, и многие охотно верили, учитывая характер своенравной портнихи; но на самом деле то была просто хорошая работа резчика по дереву.
        У хозяйственного магазинчика «Тысяча главных вещей» (где продавались кастрюли и хрустальные шары, ложки и боевые топоры, сковородки и котлы, а также скатерти, шкафчики, муляжи скелетов самых разнообразных тварей, чучела гномов и эльфов, говорящие дверные замки, приворотные зелья в подарочных склянках, посуда, мухобойки и устройства для отпугивания вампиров) цвели самые красивые на свете розовые кусты. Направо раскинулся бассейн, в центре которого две серебристые наяды вели под уздцы морского конька, а с левой стороны шумела тенистая фиговая роща, облюбованная циклопами.
        Рядом с пещерой Прикопса Горгарога разгрузила сумку чуть ли не на треть. Циклопу писали садоводы-любители со всех концов страны, а часто попадались и конверты с заграничными штампами, печатями и изображениями тамошних правителей, глядя на которые мадам почтальонша начинала задумываться, куда смотрят боги и чем их так отвлекли от земных проблем.
        Прикопс-младший - очаровательный лопоухий детина со сверкающей лысиной, в кожаном жилете и розовых штанах, домашних пантуфлях с помпонами и аристократическим моноклем, висящим на волосатой могучей груди, - выбежал ей навстречу, пританцовывая от нетерпения.
        - Мое почтение, мадам! - крикнул он, выуживая из кучи писем, газет и журналов элегантный черный конверт с ярко-алой сургучной печатью.
        - Добрый день, сударь, - церемонно поздоровалась Горгарога и незаметно расправила больное крыло, чтобы не выглядеть растрепой. - Надеюсь, приятные новости от вашего далекого коллеги?
        - Я тоже надеюсь, - доверительно сообщил циклоп. Волнуясь, он никак не мог справиться с плотным материалом конверта, который довольно легко тянулся, но никак не желал рваться.
        - Позвольте, я вам помогу, - кашлянула почтальонша.
        Ее острый, как бритва, коготь тускло сверкнул перед самым носом Прикопса и без всяких видимых усилий разрезал диковинную ткань.
        - Любопытный материал, - хмыкнула горгулья. - Только ваш коллега присылает такие письма.
        - Необыкновенная личность, - расплылся в улыбке циклоп. - Обещал достать семена растения, которое цветет, представьте, только самыми глухими и темными ночами. Редчайший цветок. На свету сразу закрывается и превращается в шарик, утыканный колючками. Уже не терпится им полюбоваться…
        - Шариком с колючками? - недоверчиво спросила мадам.
        - А ведь вы правы, милейшая, - засуетился циклоп. - Я как-то совершенно упустил из виду, каким образом стану за ним наблюдать. Ну, ничего. Что-нибудь придумаю - не впервые.
        - Как же его отыскал ваш приятель? - поинтересовалась почтальонша, укладывая сумку. Спрашивала она скорее из вежливости, чем из любопытства, ибо ответ лежал на поверхности.
        - А ему хорошо, он вампир, - безмятежно откликнулся Прикопс. Окружающий мир уже мало волновал его. Приладив к глазу огромный монокль, циклоп изучал пятнистые зеленые семена.
        Горгарога торжествующе улыбнулась. Слова Прикопса подтверждали ее мысль о том, что несколько сот лет службы на почте учат тебя обращать внимание на мельчайшие детали и делать безошибочные выводы. Работа почтальона чем-то сродни работе сыщика. Разве что требует большей выдержки, тренированности и, конечно же, лучшей памяти. И горгулья подумала, что ни за какие коврижки не пошла бы в королевский сыск. Только если консультантом по особо сложным делам…
        Тучи, закрывшие солнце, не обещали ничего хорошего. К тому же поднялся сильный ветер и принялся раскачивать деревья и теребить молодые слабые побеги бублихулы, вьющиеся по камням. Бублихула цеплялась за стену лабиринта, как утопающий за соломинку, и являла собою символ несгибаемости и твердости духа. Ее крохотные листочки жалобно трепетали под резкими порывами, казалось, что ее вот-вот выворотит из земли, подхватит вихрем и унесет в неведомые дали. Но горгулья наверняка знала, что это растение пережило уже несколько поколений обитателей лабиринта и скорее всего переживет следующие.
        Лабиринт - место, где каждый может себе выбрать тупик по душе.
        Ю. Базылев
        Лабиринт, который она разглядывала, так неосмотрительно забыв о надвигающейся грозе, был одним из самых древних в Пегасьей Долине. Он возводился в те добрые времена, когда основными достоинствами подобного строения считались его запутанность и непроходимость, общая длина извилистых холодных коридоров и мрачное очарование бесконечных тупиков, а также строгое, почти аскетичное оформление помещений, создававших ощущение безысходности и тоски. Это современные лабиринты складывают на скорую руку, лишь бы как: коридоры прямые, окна даже не считают нужным стыдливо прикрыть плющом и бублихулой, а иные норовят прорубить три или четыре дверных проема, чтобы не обегать все жилище по кругу, добираясь до выхода. Недавно также стали пристраивать к монументальным жилищам не менее монументальные кладовые, развеивая таким образом жестокие, трагические мифы о свирепости и абсолютной дикости минотавров. Апофеоз отсутствия вкуса и чувства меры - это лабиринт, построенный из светлых камней, под утепленной крышей.
        Но на этом величественном здании придирчивый взгляд Горгароги отдыхал.
        Темные валуны, из которых был сложен парадный коридор, бесформенной кучей громоздились у подножия скалы, откуда обрывался водопадиком прозрачный ручей. Две трети этого знаменитого лабиринта были вырублены в скале, и грубо обработанные колонны поддерживали его своды. Вход, похожий на зев исполинского подземного чудовища, пугал и притягивал одновременно. Впечатление немного портили милый, хоть и запущенный садик и отвратительные дыры, зияющие в каменных стенах парадного коридора, кое-где заложенные красноватым кирпичом.
        Горгулья вздохнула, положила у порога свернутые в рулон свежие газеты и, тяжело взмахнув крыльями, взяла курс на свое гнездо. Она очень любила наблюдать за грозой, но еще больше любила делать это в тишине и покое, закутав лапы в теплый клетчатый плед.
        Глава 2
        Каждый народ имеет такую историю, на какую у него хватает фантазии.
        Максим Звонарев
        На западной окраине Булли-Толли раскинулось обширное поместье герцогов Кассарийских. Обширно оно было до такой степени, что злые языки утверждали, будто это столица Тиронги примостилась на окраине огромного имения. И как ни прискорбно было его величеству Юлейну сие признавать, но преувеличивали они самую малость. Уже по такой причине вполне логично и даже справедливо было не любить гордых властителей замка Кассар. Но у граждан Булли-Толли для веками существующей неприязни находилась причина еще более веская: герцоги Кассарийские являлись потомственными некромантами.
        В незапамятные времена два брата, основатели древней династии Гахагунов, один - великий полководец, а другой - не менее великий чародей, пришли к правлению в крохотной нищей Тиронге и в кратчайший срок расширили и укрепили границы государства. К тому дню, когда они передали власть своим сыновьям и наследникам, их страна считалась чуть ли не самой большой и уж точно самой могущественной в известном мире.
        Что до мира, то с течением лет географические карты существенно изменялись, и на их изготовление шло все больше бумаги. В столичном Булли-Толли все чаще возводились особняки для заграничных посольств, но Тиронга оставалась влиятельной и непобедимой, как встарь, потому что у руля государства всегда стояли не только разумные политики и удачливые полководцы, но и хитроумные маги.
        Оба правителя долгое время были совершенно равноправными, и даже в парадном зале королевского дворца возвышались два одинаково великолепных трона. Один - золотой, Львиный - для полководца; а второй - черный, сверкающий бриллиантовой росой - для чернокнижника.
        Чего и сколько когда-то не поделили родственники, исторической науке наверняка не известно. Зато исторической науке известно, что чаще всего не могут поделить власть или деньги. И вполне логично предположить, что какой-то из прапрадедушек нынешнего короля Юлейна, прозванного в народе Благодушным, вусмерть разругался с прапрадедушкой нынешнего герцога да Кассар из-за пары-тройки мешков с золотом или закона, которого теперь никто и не вспомнит. А может, из-за одного-единственного благосклонного взора прекрасной дамы? Помнится, «много крови, много песен за прекрасных льется дам». Разругался, однако же, настолько серьезно, что прямо в тронном зале и обезглавил несчастного брата, совершенно не ожидавшего такого невероятного свинства со стороны любезного родственника.
        Легенда гласит, что царствовать в одиночку победителю пришлось ровно до полуночи.
        Легенда - сплетня, обладающая респектабельностью, присущей почтенному возрасту.
        Лоренс Питер
        А когда часы на Черной башне Генсена пробили двенадцать раз, мертвец вернулся в замок, неся отрубленную голову в руках. Выражение лица этой отдельно взятой головы так не понравилось стражникам, что они спешно ретировались, оставив дворец без охраны. Говорят, что маг прошествовал к черному трону и уселся на нем, как ни в чем не бывало. Но это еще полбеды. Беда же в том, что следом за ним ворвались в королевские покои и сторонники погибшего соправителя, убивая всех, кто попадался им на пути. Так что к утру страна имела уже двух мертвых королей, причем мертвых условно. Ибо своего брата-убийцу убиенный маг тоже оживил, дабы продолжить спор на равных.
        С большим трудом удалось наследникам завлечь неугомонных папаш в фамильную усыпальницу и там замуровать до лучших времен. Затем, чтобы восстановить мир и порядок, в столицу ввели войска, но бедная армия разделилась на две почти равные части, и междоусобица разгорелась с новой силой. Словом, начались смутные времена. Одно или два поколения властителей Тиронги с головой погрузились в семейные распри. Говорят, то были жуткие годы, когда с небес сыпались скользкие и холодные лягушки, пугая прохожих и доводя до икотки светских дам; летучие мыши и совы безбоязненно летали над городом даже при свете дня; а похороны стали делом почти невыполнимым, ибо требовалось оформить чертову прорву свидетельств, справок и разрешений. Затем король обложил родственника-некроманта дополнительным налогом на кладбища и на работу с изделиями из кости и камня, а родич-некромант обложил короля каким-то дополнительным заклятием, отчего его тогдашнее величество в одночасье скончалось. Потомок короля истребил большую часть дядюшкиной семьи, но налог все-таки снял, а оставшийся в живых потомок магов в свою очередь пообещал
оставить все как есть и не мстить кузену, тем более что его самого сильно допекли безумные предки.
        Восстановился шаткий мир, а армия противника, спешившая к границам страны, чтобы поучаствовать в дележе земель и золота, разочарованно повернула назад.
        С тех пор почти все королевские родственники-некроманты проводили большую часть жизни в путешествиях или совершенствовали свое мастерство у заграничных светил. В Тиронгу им въезжать не то чтобы запрещали, но не слишком охотно разрешали - и в отсутствие хозяев многочисленные замки и поместья постепенно приходили в упадок.

* * *
        Замок Кассар тоже давно опустел, и считалось, что только любопытный ветер гуляет по его коридорам. Ходили, однако, упорные слухи, что герцогское имущество, пусть и покрытое толстым слоем пыли, сохранилось в целости, и потому довольно часто прокрадывались в крепость любители легкой наживы. Что с ними происходило дальше, никто не ведает, но о разбогатевших за счет опальных некромантов даже не сплетничали, а судьбой подобных смельчаков не интересовались. Будто их и не было вовсе.
        Лишь однажды преступный мир столицы потрясло известие об исчезновении некоронованного короля воров - Сегуги Золотые Пальцы, который поспорил с приятелями на двести монет, что принесет к утру следующего дня хоть какую-нибудь безделку из обители герцогов да Кассар.
        У него необычная профессия: он успевает найти вещи раньше, чем люди успевают их потерять.
        Франк Карсон
        Сегуга являлся не простым искателем приключений: у него было множество должников и едва ли меньшее число кредиторов. Его услугами пользовались и блюстители закона, и попавшие в пикантные ситуации представители высшего света. Он слишком много знал, еще о большем догадывался и оставил после себя слишком много несделанных дел, чтобы о нем быстро забыли. Не то чтобы все так пеклись о его благополучии. Скорее, жаждали выяснить для себя - не ловкий ли это трюк, не розыгрыш ли, не часть ли очередного хитроумного плана, которыми так славился Мастер Золотые Пальцы и которые доставляли столько головной боли сотрудникам королевской сыскной службы. Но ни официальные поиски, предпринятые главным бурмасингером столицы, ни еще более эффективные действия коллег пропавшего без вести Сегуги ничего не дали.
        А через две недели после этого необычайного происшествия, взволновавшего весь Булли-Толли, городские стражники выловили из грязной воды крепостного рва знаменитую зеленую шляпу с пестрым петушиным пером. Перо было изрядно потрепано, шляпа - в бурых пятнах - выглядела так, будто ее жевали изголодавшиеся козы. И это все, что осталось от знаменитого вора.
        Но если столица кипела и бурлила от самых невероятных слухов и предположений, то в герцогских землях по-прежнему царили тишь, гладь да Божья благодать, словно в какой-нибудь мирной глухой провинции.

* * *
        Крестьяне из деревушки Виззл, что лежала неподалеку от Кассара, старательно ухаживали за замковым парком и чистили пруды, а староста Иоффа еженедельно отправлялся в безлюдный господский дом и проводил там по нескольку часов. В самом замке - якобы пустом и безлюдном - по вечерам зажигались голубые огни в угловых башнях, на которых гордо реяли новехонькие, совершенно не потрепанные ни временем, ни непогодой знамена. И целые орды летучих мышей из окрестных лесов слетались к донжону и водили вокруг него бесконечные бесшумные хороводы в черноте ночи.
        Эти сведения раскопал как-то пронырливый репортер из столичной газеты, решивший написать сенсационную статью об исчезновении упомянутого нами Сегуги. Он провел в окрестностях замка да Кассар полторы недели, наблюдая за герцогским домом и подпаивая в харчевнях неразговорчивых местных жителей. Утверждали, что из Виззла он успел послать почтового голубя с запиской, в которой просил оставить целую страницу для своего невероятного материала, после чего благополучно отбыл восвояси. Однако на обратном пути с ним случилась какая-то конфузия, и в Булли-Толли он уже не появился.
        Горстка фактов способна испортить самую хорошую сплетню.
        Спустя неделю после его исчезновения в Виззл заявился главный бурмасингер с отрядом городских стражников в качестве группы поддержки и облазил каждый уголок каждого крестьянского домика в поисках пропавшего борзописца. Что до мрачного замка, чья черная громада заслоняла чуть ли не полнеба, то бурмасингер его, видимо, не заметил. А если заметил, то не посчитал местом, где может быть спрятан человек. Дольше всего блюстители порядка задержались в местной харчевне «На посошок», и даже самый предвзятый наблюдатель не имел права сказать, что они не оглядели все кувшины и блюда, а также кастрюли, сковородки и горшки. Но и там ничего подозрительного не обнаружилось. Через три дня честные пейзане прервали сии бессмысленные поиски, уложив столичных гостей на телеги, и доставили их прямиком к городским воротам. А человек, оставленный бурмасингером, чтобы устанавливать закон и порядок в этом нехорошем месте, сбежал сам.
        Из города по сему поводу прислали гневную эпистолу, однако староста не сумел подробно ознакомиться с ней, так как письмо было сожрано его любимым хряком, и среди иных безобразий, учиненных мерзким парнокопытным в тот беспокойный день, столь мелкая пакость прошла незамеченной.

* * *
        Староста Иоффа и барабанил сейчас в двери парадных покоев замка Кассар, удерживая за шиворот странное, немного похожее на ящерицу полосатое существо в короткой курточке и съехавшем набекрень берете. Существо возмущенно шипело, брыкалось, скребло задними лапами по холодным плитам замкового двора и гулко стучало хвостом. Короткими и хилыми передними лапками оно старалось как-то отбиться от старосты, и эти тщетные попытки демонстрировали его полное незнание крестьянской жизни. Тот, кто пашет и сеет, всегда силен и мускулист, а уж сильнее старосты в деревне может быть только кузнец. Но кто связывается с тем или с другим, находясь в здравом уме?
        - Господин Думгар! Господин Думгар! - орал староста во всю мощь своих могучих легких. - Это я, Иоффа! У вас тут животинка какая-то сбёгла, не иначе еще не хватились!
        - Какая животинка? - зарокотало из-за дверей, отчего существо еще безнадежнее заелозило лапками по плитам и даже пискнуло от ужаса.
        - Да уродец какой-то в беретке. - Староста внимательно изучил несчастного пленника и уточнил: - Цвет такой, заковыристый…
        - Блю-рояль, - тихо сказало существо.
        - Бредит бедное, - посетовал староста, - неясные речи говорит. Не иначе как какой-нибудь колдовской мышь или ящер. Из музыкантов.
        - Я троглодитус! - взвизгнул пленник, скребя когтем по кожаной куртке своего мучителя. - Я ученый троглодитус из Сэнгерая. И я ищу мастера Зелга.
        Староста так и замер с открытым ртом, держа несчастного троглодитуса на вытянутой руке.
        Дверь бесшумно отворилась; отчего-то это выглядело еще страшнее, чем если бы она открылась со зловещим скрипом и скрежетом. И на пороге возник тот, кого староста называл господином Думгаром. При виде хозяина замка троглодитус ойкнул и бессильно обвис, словно тряпичная кукла, которую бессердечные дети довели до крайней степени износа.
        - Это не наше, - сообщил господин Думгар после того, как несколько долгих секунд мерил пленника холодным взглядом. - Это надо отнести обратно в деревню и подробно расспросить, что у него за дело к милорду. - Думгар выдержал паузу и сообщил поистине бесценную вещь: - Такие, как оно, обожают хмельной сидр, но совершенно не умеют противостоять опьянению. Выбалтывают все после второй кружки.
        - Слушаюсь! - гаркнул староста и потащил бесчувственного троглодитуса по направлению к харчевне «На посошок».
        Глава 3
        После отъезда ее величества королевы Кукамун в гости к матушке, а также предшествовавшего поездке скандала, больше похожего на локальную, но разрушительную войну, во время которой в очередной раз выяснялись причины, побуждавшие короля игнорировать существование любезной тещи, невзирая на ее постоянные напоминания посредством писем и гонцов, во дворце воцарилась удивительная атмосфера, зовущаяся благолепием.
        Самая трудная война, которую я вел, была война с моей женой Олимпией.
        Филипп Македонский
        Проводив супругу до самых парадных дверей и наглотавшись лекарственной бамбузяки, его величество чувствовал себя как человек, только что в одиночку спустивший на воду флагманскую галеру. Но было и утешение: три дня полной свободы, тишины и покоя, коими следовало воспользоваться с умом.
        Юлейн Благодушный предполагал плотно пообедать, а затем завалиться на любимый диван в тенистой беседке и соснуть часок-другой. Затем выпить кувшинчик игристого, присланного намедни Илгалийским князем в счет карточного долга. И уж потом заняться неотложными государственными делами. То есть обстоятельно, от корки до корки, изучить многостраничный «Королевский паникер», уделив особое внимание результатам позавчерашней паялпы, в которой он поставил немаленькую сумму не на фаворита сезона, а на подающего большие надежды быкоборца из приграничного Вианта. На счету молодого дарования было двадцать с лишним побед и ни одного поражения, но это можно было не принимать в расчет, пока не состоится дебют на знаменитой чесучинской арене. А там вот уже несколько лет безраздельно царил некий Гару.
        Сей безумный поступок король совершил отнюдь не из азарта или любви к риску, а исключительно из-за донесения верного чесучинского губерхера о тяжелой болезни, поразившей чемпиона, и о том, что распорядители паялпы просто сбились с ног, пытаясь в кратчайшие сроки отыскать ему замену. Юлейн посчитал, что на сей раз быкоборец просто обязан победить, и теперь тихо молился об этом всем известным божествам удачи и покровителям игроков, ибо его величество продулся в пух и прах в шести предыдущих играх и даже боялся думать о том, что произойдет, если он проиграет седьмую ставку.
        Ближе к вечеру король ожидал визита мага и астролога.
        Почтенный Непестос слыл большим специалистом по семейным проблемам. Юлейн вот уж два года как мечтал отравить свою благоверную, но звезды все время были против. Расстроившись, Благодушный казнил предыдущего астролога и выписал из-за границы нового. Непестоса прислал ему Илгалийский князь - естественно, в счет карточного долга.
        Его величество рассчитывал на то, что астролог как-нибудь так извернется, чтобы и звезды ублаготворить, и королеву отравить, и не ввязаться в войну с ее многочисленной и могущественной родней. Ведь ныне здравствующая королева была единственной и любимой сестрой владетельного князя Люфгорна. Князь же богат и удачлив, наследственная вотчина давно стала для него тесной, словно детская одежонка, в которой приходится ходить взрослому человеку, и он с тоской засматривается на золотой трон Тиронги всякий раз, когда ему доводится бывать во дворце. Юлейн слишком хорошо понимал, что такой чудесный повод, как жестокое убийство обожаемой сестренки Кукамуны, князь никогда не упустит. Именно это соображение хранило королевский брак на протяжении долгого времени, однако же любому терпению приходит конец.
        Счастье - это когда у тебя есть большая, дружная, заботливая, любящая семья в другой стране.
        Джордж Бернс
        Как и в случае с паялпой, король был готов рискнуть при условии, что кто-то преданный заранее гарантирует ему победу.
        Итак, Благодушный уже поднял руки, чтобы хлопнуть в ладоши, давая таким образом знать слугам, что он готов вкушать кулинарные изыски повара. Но миром правит случай, притом случай настолько мелкий и как бы даже глупый, что его трудно осмыслить. Мерзкая заусеница около безупречного розового ногтя отвлекла на миг внимание его величества, и белая холеная рука застыла в воздухе: король внимательно вглядывался в свой маникюр, пытаясь оценить масштаб катастрофы. А хлопок одной ладонью - это, как сказано древними, тишина.
        В этой предательской тишине и раздался стук подкованных каблуков. Главный казначей маркиз Гизонга имел отвратительную привычку впечатывать каблуки в мраморные плиты пола, совершенно не считаясь с нервами окружающих.
        - Добрый день, ваше величество, - поклонился он, дойдя до середины зала. - Впрочем, - продолжил печально, оказавшись возле кресла своего повелителя, - вовсе не настолько добрый, насколько бы я желал своему монарху.
        Юлейн скривился. Судите сами, легко ли оставаться благодушным, если тебе все время портят настроение, особенно перед самым обедом. Плохие новости - главный враг хорошего пищеварения. А человек с дурным пищеварением - дурной человек. Об этом постоянно твердит королевский лекарь Сапулса. Мудрый старик и дело свое знает. Он двадцать лет верой и правдой прослужил Илгалийскому князю, не раз доказав свою преданность. И был прислан к королевскому двору Тиронги, само собой в счет карточного долга. Так вот Сапулса не рекомендует выслушивать министров непосредственно перед принятием пищи. Но особенно сильно он настроен против маркиза Гизонги. Львиная доля всех желудочных колик, которыми страдал король, произошла как раз после докладов, сделанных главным казначеем.
        - Какие-нибудь новости? - спросил Юлейн, стараясь держать себя в руках. Пронеслась безумная мысль: а не уточнить ли у Непестоса, как отнесутся звезды к убийству главного казначея? Или у него даже там, наверху, есть крепкие связи?
        - Новостями это не назовешь, - рассудительно заметил маркиз. - Все то же, все о том же. Деньги в казне кончились, ваше величество.
        Деньги - это то, что изредка проходит через наши руки по пути в государственную казну.
        Король затосковал. Отсутствие денег действительно не являлось новостью, однако же какое свинство - вваливаться в трапезную буквально за минуту до обеда, чтобы снова толочь воду в ступе. Что это изменит? Деньги, что ли, появятся?
        - Народ недоволен, - продолжал упрямый маркиз. - Не сегодня завтра могут начаться волнения. Я бы просил ваше величество выслушать главного бурмасингера. У него чрезвычайное сообщение.
        - Само собой - неприятное, - язвительно заметил король.
        - Само собой, - согласился Гизонга. - В наше время других не бывает.
        Обед отодвигался на неопределенное время, и Юлейн чувствовал себя словно рыба, которую вытащили из воды, выпотрошили и бросили на раскаленную сковородку. Он жалобно посмотрел на своего мучителя, но казначей оставался непреклонным. Вот уже десять с лишним лет чуть ли не каждый день король смотрит на него, как осужденный на топор палача. Это сущие пустяки, если сравнивать, скажем, с отцом нынешнего монарха. Нумилий Второй, не зря прозванный Кровавым, никогда и ни на кого не глядел, словно затравленная серна. И сообщать ему об отсутствии наличности в государственной казне было равносильно тому, чтобы зайти в пещеру к дракону, которого замучили блохи. Сожрет и не подавится. Даже не заметит.
        А государственная казна - это такое удивительное место, в котором никогда не бывает наличности. Даже если она туда и попадает по чистой случайности, то тут же исчезает с фантастической скоростью. Иногда говорят, что деньги тают, будто снег на ярком солнце. Ерунда. Полнейшая чушь. Процесс таяния снега доступен для наблюдения невооруженным глазом. Любой человек успеет заметить, как сверкающие белоснежные горы, похожие на сахарные головы, превращаются в грязноватые лужицы. Процесс исчезновения денег абсолютно неподконтролен. Что ужасно раздражало Нумилия Второго.
        Маркиз Гизонга двадцать два года делал ему неутешительные доклады, но все-таки остался жив и даже здоров. Отточив свое мастерство в непрерывном общении с Кровавым королем, с Благодушным он мог справиться одной левой. Даже как-то неловко было.
        Не дожидаясь, пока государь переборет свои страдания настолько, чтобы отдать вразумительный приказ слугам, главный казначей коротко буркнул что-то ожидавшему у двери лакею. Тот распахнул створки и согнулся в поклоне, будто его перерубили пополам.
        Графу да Унара - начальнику Королевской Тайной Службы, кланялись только так. Этот стройный, всегда тщательно завитой и надушенный, изысканно одетый человек с приветливым выражением лица вызывал у большинства людей страх до дрожи в коленях и холодного пота. Он вовсе не был чрезмерно жесток или коварен, но ореол абсолютной власти осенял его и делал существом особенным, близким к небожителям. Ведь только боги знают про людей всю их подноготную. Но богам до этой подноготной нет никакого дела. А вот граф да Унара не просто знал все про любого человека в Тиронге и про каждого второго за ее пределами, но в любой момент мог использовать это свое знание.
        Справедливости ради нужно заметить, что он был чужд эмоций и никаких личных симпатий или антипатий не имел. Что бы ни делал начальник Тайной Службы, он делал это исключительно в интересах государства. Но при этом выходило, что граф ценил людей не более чем фигурки на шахматной доске и с легкостью расставался даже с самой значимой, если это сулило выигрыш. Ему прекрасно было известно, что его сравнивают со смертельно ядовитой змеей, которая редко, но всегда безошибочно выбирает себе жертву. Да Унара считал эти слова высшей похвалой.
        Господин Фафут, главный бурмасингер Булли-Толли, протиснулся в двери боком, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Он был простым человеком, во дворце чувствовал себя неуютно, не в своей тарелке и абсолютно не видел смысла в своем присутствии при разговоре графа с королем.
        Если его начальник напоминал змею, то главный бурмасингер более всего походил на невыспавшегося медведя, которого заставили ходить на задних лапах. Он топтался за спиной графа, но если и хотел там спрятаться, то из этой затеи ровным счетом ничего не вышло.
        Король подумал, что его обложили со всех сторон, загнали и сейчас начнут мучить длинными серьезными разговорами. Этикет в таких случаях предписывал принимать величественный и грозный вид, изображать благосклонное внимание и не забывать об осанке. Ибо именно осанка отличает монарха от подданных.
        - Давайте без церемоний, господа, - предложил Юлейн, выпрямляясь в кресле. - Будем экономить время и силы, раз уж мы не умеем экономить деньги.
        Экономия - искусство тратить деньги, не получая от этого никакого удовольствия.
        Арман Салакру
        Сие легкомысленное «мы» задело и главного казначея, и графа да Унара. Не то чтобы они совсем не были причастны к стремительному таянию снегов… простите, государственных средств. Но все же до обожаемого повелителя им было ох как далеко. Только бурмасингер Фафут нисколько не чувствовал себя обиженным. О том, что он совершенно не умеет экономить деньги, ему каждый божий день твердили и жена, и теща, и сестра - тощая, перезрелая девица, которую никак не удавалось выдать замуж.
        - Что ж, ваше величество, - легко согласился граф, - будем экономить время. И в целях этой экономии я не стану приводить многочисленные факты, зачитывать вам доносы преданных ваших слуг и сообщения, полученные мною из-за рубежа. Скажу коротко - в стране назрела смута. Не зреет, мой повелитель, а уже назрела и вот-вот прорвется восстанием, которое сметет все на своем пути.
        - Вы хотите сказать, что моя армия и весь тайный сыск, на который уходит уму непостижимая сумма, ничего не могут сделать? - возмутился король.
        - Может, - мягко ответил да Унара. - Но я поставлю вопрос иначе. Вам действительно нужен бунт? Вам нужны обезумевшие толпы народа, громящего Тиронгу? Вам нужны орды захватчиков, которые на сей раз не упустят выгодный момент и обязательно примут участие в дележе такого лакомого пирога, каким является ваша страна? И вам хочется потом, спустя годы, заново отстраивать государство на пепелище?
        Благодушный подергал воротник дрожащей рукой. Кружевная ткань не поддавалась, и ему пригрезилось, что это смерть душит его костлявыми пальцами. Вот сейчас надавит посильнее - и конец, «король умер, да здравствует король!».
        - Неужели все так серьезно? - выдохнул он почти шепотом. - И никакого выхода?
        - Выход всегда есть, государь, - вкрадчиво улыбнулся граф. - Только по этой причине мы с маркизом и решились обеспокоить ваше величество. Не в нашей компетенции принимать столь серьезные и важные решения, ведь дело касается, как-никак, вашего ближайшего родственника. Принца крови, сколь сие ни прискорбно.
        Тщательнее всего следует выбирать врагов.
        Оскар Уайльд
        - Это вы о ком? - встревожился король.
        Он подумал: а вдруг боги услышали его мольбы, и сейчас министры предложат убить князя Люфгорна и его мерзкую сестрицу заодно. Зачем бы убивать князя для решения накопившихся проблем, Юлейн даже представить себе не мог, но уж очень хотелось.
        - Речь идет о мессире Зелге Галеасе Окиралла, герцоге да Кассар, - ответил почему-то главный бурмасингер.
        И его величество в который раз удивился, насколько этот человек похож на огромного медведя. Вот и голос такой же. Не голос - настоящий рык…
        Он понял также, что теперь пообедать со вкусом наверняка не удастся, а о вдумчивом чтении «Королевского паникера» даже речи быть не может. И, уже капитулировав перед обстоятельствами, спросил без всякой надежды на ответ, а так, по инерции:
        - Результаты позавчерашней паялпы никто не знает?
        Министры обменялись короткими, но весьма красноречивыми взглядами - у них паялпа давно сидела в печенках, ибо постоянно проигрывающий Юлейн делал тем не менее воистину королевские ставки.
        Лакей, дежуривший у двери и подслушивавший в пользу графа да Унара даже тогда, когда граф сам присутствовал при разговоре, вытянул шею, явно небескорыстно интересуясь исходом поединка. Неожиданно и с непередаваемой грустью в голосе ответил господин Фафут:
        - Я знаю. Из виантийца сделали отбивную котлету, и ведь кто?! Не чемпион Гару, а никому не известный минотавр из каких-то Малых Пегасиков. - И, уж совершенно не сообразуясь с обстоятельствами и лицами, принимающими участие в беседе, пожаловался: - Я такую прорву денег просадил из-за этого минотавра, что теперь хоть домой не возвращайся.
        По крайней мере еще один человек среди присутствующих полностью разделял отчаяние бедного бурмасингера.

* * *
        Таинственный господин Думгар дважды сказал чистую правду: и про то, что троглодитусы любят хмельной сидр, и про то, что пьяницы из них никудышные.
        Дайте мне точку опоры, и я произнесу тост.
        Алекс. Ратнер
        Спустя час после трагического происшествия у дверей герцогского дома, минут через сорок после того, как назвавшийся троглодитусом субъект призывал на голову старосты Иоффы все небесные кары и тридцать три несчастья в придачу, через полчаса после того, как его, упирающегося и пыхтящего, староста силком дотащил до харчевни
«На посошок», они уже были не разлей вода друзьями. Ящероподобное существо по имени Карлюза неоднократно успело выпить с Иоффой на брудершафт, просветить относительно самых модных в Сэнгерае тостов и застольных речей и начало посвящать нового товарища во все свои сердечные тайны, а также мечты и планы на будущее.
        Вышколенный господином Думгаром, Иоффа не пропускал мимо ушей ни одного слова, все мотал на ус и пытался привести в систему кучу разрозненных сведений, коими так и сыпал подвыпивший троглодитус.
        - Так откуда ты явился, чучел? - ласково спрашивал он, подливая Карлюзе сидра.
        - Из подземелий Сэнгерая. Подземелья у нас - ууу-уу! - И троглодит повел лапкой в сторону окна, изображая неохватность подземных просторов. Если, конечно, о подземельях так вообще можно говорить.
        - И что, у вас там все такие - в беретках и хвостатые?
        - Почему все? - изумился Карлюза. - Я представлен единственный в своем роде. Гордость семьи и надежда королевства У меня способности. Врожденные. Не веришь? - И он истово стукнул себя лапкой в грудь.
        - Верю-верю. Ты пей, пей, не стесняйся. - И староста незаметно махнул трактирщику, призывая его нести новый кувшин.
        К слову: никто в харчевне «На посошок» - а была там целая толпа пьющего народа - не удивился появлению Карлюзы и не бросил в его сторону ни одного косого взгляда. Словно заезжие троглодитусы только и знали, что смаковать сидр и беседовать по душам с подданными герцога да Кассар.
        - Ты сумочку мою куда дел? - подозрительно спросил Карлюза. - Ты у меня ее отобрал, да?
        - Зачем мне твое имущество? - искренне возмутился Иоффа. - Спрятал от греха подальше, пока мы незнакомы были. Приберег. Вот ворочаю в целости и полном сохранении. А что у тебя там?
        - Тетрадки, - поднял Карлюза крохотный пальчик. - Наставления мастериона Зюзака Грозного. Кладезь некромансерской мудрости. Ты ведь являешься говорящим с молодым, полным сил некромансером невероятной силы. Нам власть дана. - И он снова постучал себя в грудь.
        Староста закрыл лицо широкой ладонью, плечи его затряслись. До ушей Карлюзы донесся приглушенный не то всхлип, не то стон, который бедняга истолковал по-своему.
        - Но ты не бойся. Я добрый некромансер. Хороший. Я не стану тебя обижать.
        - Не надо меня обижать, - серьезно согласился Иоффа. - Эти неприятности тебе ни к чему.
        - Учту, - торжественно пообещало существо, припадая к сидру.
        - Как же ты добрался сюда из своего Сэнгерая? - сочувственно спросил староста. - Небось в каждом кабаке рассказывал об этом… как его… ах ты, череп пустой - мастерине?
        - Мастерионе!
        - О-о.
        - Я свято хранил тайну, - обиделся троглодит. - Это я тебе как другу поуведомлял. А больше никому, ни-ни.
        Староста подумал, что наверняка никто во всей Тиронге больше и не пил на брудершафт с хвостатым и полосатым троглодитом в смешной беретке. Но вслух ничего не сказал: у него была задача поважнее.
        - Так зачем тебе понадобился милорд герцог? - небрежно спросил он. - Силами мериться пришел али как?
        Карлюза уставился круглыми желтыми глазищами на Иоффу, словно на человека, который только что позволил себе невозможное кощунство. У него явно перехватило дыхание. Да что там дыхание. Он даже отодвинул в сторону высокую кружку из розоватой глины, полную соблазнительного хмельного сидра. За столом повисла напряженная тишина. И сразу стало слышно, что в харчевне никто не разговаривает. Упоминание о хозяине замка заставило всех присутствующих прислушаться к беседе старосты и странного существа.
        - Ты совсем сдурел, - внезапно и отчетливо произнес троглодит. - Я?! Мериться колдовскими силами с потомком кассарийских некромансеров?! Я же не самопогубитель с низким уровнем интеллекта. В ученики наниматься пришел, как гордость, краса и слава всех наших подземелий. Имею надежду, что рекомендовательное письмо мастериона Зюзака Грозного удивит и восхитит милорда в мою пользу.
        Пассаж про низкий уровень интеллекта староста не понял, ибо столь сложными терминами не владел. Но переспрашивать не стал. Суть и без того была ясна.
        - Милорд герцог учеников не нанимает, - сухо сообщил Иоффа. - Так что зря ты притопал сюда из своих подземелий.
        Вы когда-нибудь видели, как быстро наполняется водой ямка от следа, оставленного на морском берегу? Глаза Карлюзы мгновенно налились слезами, и старосте стало жалко нелепое создание. Однако же он знал, что говорил.
        - Ты не печалься, малец, - потрепал он троглодита по загривку. - Ты не злобный какой, так что я тебе голову дурить не стану. Хоть тебя, лопоухого, просто грех не обдурить…
        Карлюза аккуратно потрогал пальчиком маленькие ушные отверстия, затянутые плотной кожей, и уведомил собеседника:
        - Лопухих ухов не имею. Имею скромные дырочки.
        - Вижу твои скромные не лопухие ухи, - неожиданно развеселился Иоффа. - Хочешь, я тебя к господину Думгару отведу, он все по порядку растолкует?
        - При всем уважении, которым полнюсь к господину Думгару… - испуганно заговорил троглодит.
        - Понимаю, - успокоительно сказал староста. - Это кто хошь поймет. Господин Думгар
        - мужчина представительный, не всякому воображения хватит, чтобы в себе остаться. Тогда слушай меня: нет здесь милорда герцога и давно уже не было. Сам где-то науки изучает, а над замком - видел, кто поставлен? Он и распоряжается. А хоть и учен, и искусен, но никому знаний своих не передает. Ходили уж тут всякие, поклоны земные били - все попусту. Даже не глянул, даже лика не явил. Побрезговал. Так что не к кому тебе в ученики наниматься, чучел…
        - Есть, - звенящим голоском пискнул Карлюза. - Я не бесполезный путь прохаживал. Мастерион Зюзак предуведомил, что милорд герцог Зелг возвращается в родные стены, и со дня на день…
        - А твой Зюзак часто ошибается? - очень серьезно спросил Иоффа, который сразу весь как-то подобрался, услышав последние новости. Похож он был в эту минуту на хищную птицу, что уже выследила свою добычу и вот-вот камнем обрушится на нее из-под небес. Но голос его звучал по-прежнему спокойно, умиротворяюще. - Старческое слабоумие, знаешь ли, коварная штука… Вот мой дедушка все помнит, что до рождения батюшки было, каждую безделицу. Далее - как отрезало. Наследства даже лишил, ибо не признает. Говорит, мы есть не более чем игра его воображения. Потому как он нас глазами наблюдает, а разумом не постигает.
        Я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь старик позабыл, в каком месте он закопал клад.
        Цицерон
        - Зюзак Грозный не допускает промахов, - укоризненно поглядел на него троглодит. - Зюзак есть ученик отца праотца милорда герцога.
        - То есть прадедушки? - быстро посчитал Иоффа.
        - Не знаю никакого прадедушки, - твердо ответствовал Карлюза. - В наших летописях точно значится - отца праотца мессира да Кассар. И спосособности…
        - Способности, - вставил староста.
        - Я и г'ворю, спосособности, - икнул Карлюза, плавно сползая под стол, - великие есть. Ошибности быть не может. Сегодня или завтра стопа Зелга да Кассар наступит на отцовскую почву.

* * *
        - И сегодня или завтра Зелг да Кассар ступит на отцовскую землю, - закончил свой доклад господин Фафут.
        - Это все просто прекрасно, господа. - Король повертел шеей из стороны в сторону так яростно, что хрустнули позвонки. - Только я все равно не понимаю, при чем мой кузен к назревающему восстанию. Он что, тайно руководит им из-за границы? Или финансирует? Или я что-то прослушал?
        На лице главного бурмасингера появилось страдальческое выражение. Он еще накануне этой встречи всячески доказывал господину графу, что ему не удастся убедить короля. Он же не искушен в дворцовых интригах. Простой служака, грубый и неученый. Его дело воров ловить, грабителей сажать в тюрьмы, следить за порядком в столице и
        - главное - не влезать туда, куда не следует. Ибо все чародейские хитрости да тонкости внутренней и внешней политики только мешают работать. А разобраться в этой путанице он не сможет никогда, увольте. Вот женушка его с тещей, те бы сразу уразумели, чего именно хочет добиться господин граф от его величества. Фафуту сей подвиг не по зубам: как можно чего-то добиться от человека, который тоскливо глядит в окно все пять или шесть минут доклада и совершенно тебя не слушает. Наверняка даже забыл, что ты существуешь. И когда обнаруживает тебя прямо под носом, да еще уныло бубнящего какую-то чушь о тайных наблюдениях за никому не нужными крестьянами из никому не известного Виззла, то воспринимает это как личное оскорбление. Причем добрый бурмасингер не сетовал на своего государя за такое отношение. Даже сочувствовал ему. Он и сам приблизительно так же тосковал и маялся во время бесед с дорогой тещей. В гости ее отправить куда-нибудь, что ли? Так ведь нет, не поедет.
        Господин Фафут так отвлекся на мысли о семейных делах, что теперь сам пропустил часть разговора.
        - …можно, конечно, объявить войну, - говорил тем временем граф да Унара. - Но это очень дорого и, значит, усугубит проблему, а не решит ее. Правда, искушенные политики считают, что на войну можно списать многое, очень многое. Воодушевленный народ охотно участвует в королевских забавах такого рода: люди всегда кого-нибудь особенно сильно не любят. Написать пару лозунгов, вытащить и перетряхнуть старые идеалы - глядишь, какой-нибудь еще вполне пригоден для употребления.
        Правительственное решение проблемы всегда хуже самой проблемы.
        Рамон Гомес де ла Серна
        - А вы циник, милый граф, - весело сказал главный казначей.
        - Благодарю вас, - поклонился тот. - Но, я продолжаю, стоит ли рисковать, государь?
        - А? Что? - встрепенулся Юлейн. - Нет-нет, конечно не стоит.
        - Вы, как всегда, приняли мудрое решение, - учтиво молвил начальник Тайной Службы.
        - Ведь войну можно выиграть - со всеми вытекающими отсюда выгодами. Но можно и проиграть - со всеми вытекающими оттуда неприятностями. Ваше величество вправе возразить, что логично было бы объявить войну заведомо более слабому противнику, скажем князю Илгалийскому…
        - Нет, нет, нет! - запротестовал Благодушный. - Князь Илгалии - наш верный и давний союзник. Это же шут знает что такое, если мы станем разбрасываться самыми выгодными партнерами.
        Король имел в виду, что князь часто и основательно проигрывал ему в карты и, кстати, так и не погасил последний долг. При таком стечении обстоятельств было просто немыслимо назначать врагом государства доброго и неопасного соседа.
        - Ваше величество сегодня в ударе, - поддакнул маркиз Гизонга. - Скупо, лаконично. Но каждое слово буквально в яблочко.
        - Я рад, что повелитель пришел к сходным выводам.
        Молчавший все это время господин Фафут подумал, что голос его начальника звучит, как пение сладкоголосой волшебной птицы. Сам бы слушал и слушал, не вникая в смысл этих дивных речей. Вот оно - умение обаять собеседника, вот он - дар небес. Этому не научишься. Это либо дано свыше, либо недостижимо.
        - И поэтому мы с маркизом посчитали, что всплеск народного возмущения, этот поток гнева следует направить в выгодное для нас русло, - уверенно вел граф свою партию.
        - Тем более что поводов у нас для этого предостаточно. Одно исчезновение пресловутого Сегуги Золотые Пальцы…
        - Но он же был вором? - жалобно спросил Юлейн. - Правда?
        - Так точно, ваше величество! - рявкнул бурмасингер и сам испугался внезапной своей смелости. Чего он влез в разговор, кто его спрашивал?
        Впрочем, и король, и оба вельможи посмотрели на него вполне благосклонно.
        - Объясните мне, что плохого в том, что он пропал, - потребовал его величество. - Это же положительный момент?
        - Сверхположительный, - согласился да Унара. - А то, как, где и при каких обстоятельствах он пропал, - еще лучше. Считайте, что он сделал нам на прощание огромное одолжение. Царский подарок, вполне в его духе: с широтой и размахом, не считаясь с затратами и трудностями.
        - Столица бурлит от слухов и подозрений, - вступил маркиз Гизонга.
        Вельможи внезапно напомнили Фафуту музыкантов из хорошо сыгранного оркестра - они не сбились с такта ни на секунду. Просто флейта и скрипка, исполняющие тихую вечернюю серенаду. Серенады ведь и не так уж безобидны: сколько семей разрушается после этих нежных переливов под покровом ночи, сколько наивных девушек покидают отчий дом и исчезают бесследно. А главный бурмасингер потом ищи, ломай себе голову, как вернуть беглянку домой. Ни сна, ни отдыха, ни покоя. Но вот ведь какая несправедливость - сестрицу никто не сманил, не позарился. Или боятся, что брат из-под земли достанет? Хоть герольдом всех оповещай, что не только не станет искать, а еще и сам вынесет пару-тройку увесистых коробов с имуществом.
        Чтоб сестренка, не дай-то Бог, не вернулась за забытой впопыхах безделкой.
        Пока Фафут тосковал из-за своих проблем, государство пыталось решить свои.
        - Люди снова вспомнили о том, что магия, а особенно некромантия, может нести смертельную угрозу, может в любой момент вмешаться в судьбу каждого человека, разрушить его жизнь или просто отобрать ее. И кто знает, является ли смерть самым страшным из того, что ждет человека, попавшего в лапы черных колдунов? Поговаривают, что Сегуга не просто погиб, но сделался рабом, ничтожнейшим из ничтожных, в обители герцогов да Кассар. А ведь он был ловкачом, счастливчиком. Удачу кормил с руки. Что же тогда ждет простого человека, которому случится вызвать гнев некроманта? И всем известно, что они мстительны, злопамятны и жестоки. Могут рассвирепеть из-за какого-нибудь пустяка.
        Сделав это сообщение, граф да Унара остановился, чтобы перевести дух и дать королю возможность осмыслить сказанное. В своей пламенной речи он «забыл» упомянуть, что слухи сии распространились по всему Булли-Толли не без его деятельного участия. Тексты писали, конечно, простые исполнители, и они же подбирали персон, сеющих смуту, но идея целиком и полностью принадлежала начальнику Тайной Службы.
        - Вот куда нужно обратить взоры наших бунтовщиков, - снова заговорил главный казначей. - Пусть огнем и мечом искоренят ересь некромантии, пусть очистят Тиронгу от внутренних врагов. А имущество некромантов пойдет, естественно, в королевскую казну. Граф позаботится о том, чтобы невежественные крестьяне не уничтожили бесценные предметы, которые и по сей день хранятся в замке да Кассар.
        - Хорошо, в общих чертах я все понимаю. Но не станут же люди выступать в поход, чтобы отомстить за исчезновение, пусть даже злую смерть какого-то вора. Какие лозунги вы можете предложить по такому поводу?
        - Помилуйте, ваше величество. Вор - это так, к слову. У нас есть серьезная, вполне основательная причина. Как вы отнесетесь к сообщению о том, что в замке да Кассар собирают армию? Прошу заметить, не простую армию, а состоящую из подземных жителей, коварных и жестоких троглодитов, притом усиленную специальными отрядами минотавров. Представляете, какая мощь скапливается в руках одного человека? И прямо на подступах к столице.
        - Только этого нам не хватало! - всплеснул руками Юлейн. - А что, это правда?
        - В какой-то мере. Об этом пишут во всех солидных газетах.
        Все, что пишут в газетах - абсолютная правда. За исключением тех редких происшествий, которые вам доводилось наблюдать лично.
        Эрвин Кнолл
        Король подумал, что кого-кого, а минотавров он на дух не переносит. Слышать спокойно не может об этих тупых рогатых тварях. После позавчерашней паялпы особенно. Но все-таки связываться с родственниками-некромантами не хотелось.
        - Вы же сами только что говорили об опасностях, подстерегающих всякого, кто ввяжется в распрю с чародеями! - воскликнул окончательно запутавшийся Юлейн. - Если мы не можем воевать с простым противником, то как же вы собираетесь победить Кассаров? Помнится, мне читали перед сном летописи - там говорилось, что они просто поставили на уши всю Тиронгу, когда дошло до дела.
        - А вот тут нам и повезло, - буквально расцвел маркиз. - Боги любят ваше королевское величество и всячески пекутся о вашем благополучии. Ваш кузен Зелг - единственный и последний из своей семьи. На нем кривая ветвь Кассаров, уродующая ваше генеалогическое древо, пресекается. К тому же - и это главное - он единственный в своем колдовском роду не постигал тайны черной магии. Десять лет изучал математику и медицину в трех университетах, а в некромантии разбирается так же, как новорожденный младенец. Это будет победоносный поход, государь, и о нем станут слагать песни и легенды. А несколько веков спустя вашим далеким потомкам будут читать на ночь истории о том, как великий король Юлейн Благодушный совершил подвиг во имя своей страны, пренебрег кровными узами во имя долга и чести и навсегда очистил Тиронгу от скверны. И возможно, там, в этих летописях, вас будут называть не Благодушным, а Благочестивым. Или Благородным. Или Непобедимым.
        - Давайте остановимся на Непобедимом, - постановил король. - Мне кажется, это звучит просто, серьезно и убедительно.
        Глава 4
        А теперь вернемся немного назад, дабы привести хронологию хотя бы в относительный порядок.
        Итак, на Малые Пегасики надвигалась гроза.
        Мадам Горгарога полетела в свое благоустроенное гнездо; циклоп Прикопс поспешно уносил в пещеру горшки с нежными растениями, которым могла повредить повышенная влажность воздуха; у лабиринта Эфулернов две молодые минотаврихи снимали с веревок вещи, вывешенные для просушки. А дедушка Атентаров устраивался под навесом на берегу маленького пруда с золотыми рыбками, чтобы всласть налюбоваться дождинками, которые уже начали падать на зеркальную гладь воды. Он был неисправимым романтиком, хотя принимал участие в двенадцати военных кампаниях в качестве наемника. Ребятня обожала его рассказы о подвигах непобедимой тяжелой пехоты минотавров и почтительно просила подержаться за огромную, потемневшую от времени булаву.
        Тяжелая сверкающая капля скатилась по щеке бронзовой, в зеленой патине, статуи кентавра, которая одиноко стояла у входа в заброшенный храм. И казалось, что кентавр тоскует по недостижимым лесным чащам, крутым горным склонам и безбрежному желтому морю степей. По свободе, что не дана изваянию, ноги которого кандалами обвивает густой плющ. Кентавр давно уже врос в землю, и никто не знал, отчего он стоит тут, в тишине и забвении, у древнего святилища Горгонид.
        Крылатая кобыла, задумчиво жующая виноградную гроздь, на секунду отвлеклась от своего занятия и уставилась влажными глазами на козлоногого сатира, который подрабатывал сторожем при винограднике. Сатир рьяно относился к своим обязанностям, ибо то, что списывалось на усушку и утруску - то бишь истребление несносными копытными, охотно употреблял сам. И как легкий десерт, и для производства бульбяксы высочайшего качества, чистой, будто слеза младенца, которому еще рано пить горячительные напитки и который не может смириться с такой вопиющей несправедливостью. Впрочем, крылатые лошади сатира нисколько не боялись и рассматривали его крики, вопли, подпрыгивания и гневное топотание как некое диковинное представление.
        Но вот лошадь фыркнула, запрядала ушами, несколько раз переступила с ноги на ногу и наконец, расправив великолепные серые в яблоках крылья, неохотно оторвалась от земли. Сатир даже застыл на месте от удивления. Неужели он сделал нечто такое, что испугало упрямого вредителя? Он растерянно повертел головой и тут же испытал одновременно облегчение и разочарование. Облегчение оттого, что все было в порядке вещей, а разочарование оттого, что не он выиграл сию великую битву.
        У темного зева старинного лабиринта стоял, выпрямившись во весь свой великанский рост, могучий минотавр. Он тревожно всхрапывал и втягивал носом воздух. В носу сверкало толстое золотое кольцо.
        Бурно вздымалась покрытая медно-рыжей шерстью грудь, весело сверкали миндалевидные глаза цвета спелого граната. В руках минотавр держал увесистый рулон свежей прессы.
        Сатир окинул красавца тоскующим взглядом: некоторым повезло родиться наследниками славного рода, да еще и выглядеть при этом, будто выставочный образец своего вида. А ведь чем он так хорош, если вдуматься? Те же копыта, те же уши, тот же мохнатый торс. Разве что рога побольше да хвост подлиннее. Козлоногий изогнулся, заглядывая себе за спину, покрутил коротким пухлым хвостиком: вполне эротично. Но дамы почему-то вздыхают не о нем.
        Минотавр вступил в пору цветущей молодости, но, невзирая на юный возраст, был существом степенным, обстоятельным и рассудительным. И потому с нескрываемым интересом изучал газету - раздел новостей и рубрику «Для тех, кто хочет сделать карьеру».
        Был бы тут его младший братец - горячий, нетерпеливый и темпераментный, он бы кинулся изучать конкурсы и специальные предложения для самых доверчивых.
        - Такангор! Сынок, почта пришла?
        При первых звуках этого трубного голоса какая-то замечтавшаяся ворона сперва подпрыгнула ошалело на ветке, а затем рванула вверх и вбок, унося ноги и крылья подальше от греха.
        - Пришла, - лаконично ответил минотавр.
        - А «Королевский паникер»?
        - Пришел.
        - А «Траво-Ядные новости»?
        - Тоже.
        - Ты даже не посмотрел.
        - Посмотрел.
        - Я не слышала шелеста страниц.
        - Я и так вижу.
        - А дырки в стенах тоже видишь? Когда ты займешься ремонтом? Лабиринт скоро вообще развалится, но тебе и дела нет. Почему я должна обо всем просить дважды? Да,
«Траво-Ядные» новости пришли?
        И из лабиринта важно выступила Мунемея.
        Когда боги создавали Мунемею, они пребывали приблизительно в том же состоянии духа, как и при сотворении океана или тверди земной; изобретении грома и молний и внедрении закона всемирного тяготения. А еще у нее оказались неожиданно голубые глаза, и она была единственной дамой в округе, кто с таким непринужденным изяществом носил новомодную замшевую мини-юбку о дыркой для хвоста. Кто-то сказал по поводу мини-юбок, что это торжество надежды над самокритичностью. Это не наш случай.
        Критиковать Мунемею решился бы только тот, кто презирает классическую красоту и великолепие идеальных пропорций. Либо самоубийца, которому не хватает духу, чтобы самостоятельно осуществить свой замысел.
        - Стены прохудились, кирпичи выпадают, всюду дыры размером с небольшого циклопа - приличному прохожему и заблудиться негде.
        И в качестве самого весомого аргумента Мунемея предъявила сыну здоровенный замшелый булыжник.
        - Я рожден не для ремонта, а для битвы, - недовольно забурчал минотавр. - Вы мне сами, помнится, на совершеннолетие подарили папин боевой топорик. Топорик, а не молоток или гвоздодер какой-нибудь. Слезу еще так трогательно смахнули платочком.
        С героями трудно чистить картошку.
        Лешек Кумор
        - Я его тебе дарила не для того, чтобы ты бездельничал, а на память об отце. Твой папа был уважаемым минотавром и известной личностью. Люди его боялись как огня; почтительные легенды слагали. Да пока он был жив, ни одна живая душа в лабиринт сунуться не осмеливалась, а теперь все время бледные тени по углам шастают. Нитки всюду протянуты… Девица какая-то у порога топчется. Я ее спрашиваю: кто такая? А она отвечает - Ариадна. Будто это что-то объясняет.
        У меня вас шестеро, и обо всем я должна сама думать. Мечтала - вот ты вырастешь, станешь пользу приносить, по хозяйству помогать. Как же, дождешься! Я кого давеча просила в подземелье порычать и погрохотать, чтобы нагнать страху?
        Такангор протестующе мотнул головой, тускло блестящий рог врезался в стену, и часть каменно-кирпичной кладки рухнула ему под копыта, вздымая тучу желтой пыли. Мунемея уперла руки в бока и выжидательно уставилась на сына.
        Минотавр виновато поднял из образовавшейся кучи кирпич и попытался пристроить его на место.
        - А чтобы не делать из лабиринта проходной двор, нужно было яблони сажать не на каждом повороте, а только у входа и в центре.
        Мунемея всплеснула руками:
        - Что ты говоришь? Отец хотел, чтобы наш дом был похож на сад, а не на тюрьму для особо опасных минотавров. Это высокая эстетика! Это новое слово в искусстве дизайна.
        - Я про новое слово не знаю, - сказал Такангор, провожая печальным взглядом выпавший обратно кирпичик. - И я тоже за эстетику, потому что она мне ничего плохого не сделала. Но сорт можно было выбрать с умом? Чем плох Красный Налив? И витамины, - принялся он загибать пальцы, - и глаза от него кровью наливаются. То есть для здоровья полезно, и создает нужный имидж.
        А папенька что посадили? Весенний Припев? Он же сладкий до невозможности, люди его обожают, вот и лезут, как мухи на мед. Пока я в подземелье рычал и цепями гремел, они стену дополнительно в двух местах разобрали, чтобы было удобнее лазить. Вот кирпичи еще воруют. Я сегодня на рассвете застал троих за этим занятием, так они мне перечить начали: дескать, этот лабиринт есть пережиток темного и стыдного прошлого и его вообще нужно разрушить как символ недоверия между людьми и минотаврами. Говорят, желаем, чтобы ваша жизнь проходила на глазах у нашего общества, а то вдруг вы за этими неприступными стенами замышляете против нас что-то нехорошее?
        Ну как в воду глядели. Во народ! Никакими словами не убедишь, только действием. Чему их жизнь учит?
        Мунемея аккуратно собрала кирпичи и сложила их у стены стопочкой.
        - Кстати, о жизни. Что это за мода - вставлять кольцо в нос? Твой отец уже женатым был, детей имел, семь войн прошел, а такого себе не позволял. Нигде колец не носил, не то что на лице.
        - А вам бы, мама, только к чему-нибудь придраться, - обиженно прогудел Такангор. - Если, конечно, дело меня касается. Почему-то Бакандора вы никогда не ругаете, балуете его, все позволяете. Вот я посмотрю, как вы с ним намаетесь, когда он вырастет.
        Мунемея гневно вскинула голову, и это было огромной ошибкой. Теперь ее рог, еще более грозный, чем у сына, вонзился в многострадальную стену. Раздался грохот, и куча камней и кирпичей у стены увеличилась чуть ли не втрое.
        - У Бакандора, кроме нас, никого нет, - сказала минотавриха. - Кто его еще побалует, если не родная мать?
        - Ой, мама, осторожнее! - вскрикнул Такангор. - Это же дедушкина любимая бублихула. Вы ее совсем камнями завалили и даже не предпринимаете ничего. А она, между прочим, тоже эстетика и часть интерьера. Вьется красиво, причудливо, и цветочки у нее милые-милые.
        - Не люблю я эту бублихулу, - фыркнула Мунемея. - И ты весь в деда, такой же бездеятельный мечтатель и эгоист. Какой толк в этом плюще? В нем теперь обосновались несметные полчища комаров, и камень она взламывает этими своими щупальцами.
        - Какими щупальцами, мама, что вы такое говорите?
        - А еще от нее язык вяжет и в горле першит, - не сдавалась грозная минотавриха.
        Такангор укоризненно уставился на мать:
        - Так вот кто ее по ночам пощипывает! Вы! Ну надо же, а я сатира, беднягу, по всему винограднику гонял. Думал, это его козья рожа на мои цветы позарилась. И комары, чтобы вы знали, ее на дух не переносят. Вот если бы не бублихула, тогда б они нас просто заели.
        Если Мунемея и смутилась, то совсем ненадолго. Она небрежно махнула рукой и произнесла:
        - Не мычи ерунду, да еще в таком тоне. Ничего я не щиплю, особенно по ночам, особенно при лунном свете, когда так хочется пожевать что-нибудь остренькое… Лучше скажи, по какому поводу кольцом обзавелся - уж не обручился ли втайне от родной матери?
        Минотавр нервно задергал ушами, а великолепная родительница продолжала как ни в чем не бывало:
        - То-то я смотрю, ты совсем рассеянный стал. Ах ты, рожки да ножки, как я раньше не догадалась? Это не девица ли Эфулерна-младшая тебя прельстила? Ты еще на прошлом Дне Весны на нее заглядывался, клеверные веночки все плел…
        - Ну вы, мама, такое придумаете. Она же еще дитя совершенное, ей и пятидесяти нет. К тому же у нее роман с совсем другим кавалером, на меня она даже смотреть не захочет.
        - Да надо быть совершеннейшей ехидной, чтобы не посмотреть на такого красавца! - возмутилась Мунемея. - А она ничего себе, копытца, хвостик, ушки - все при ней. Дети у вас были бы прехорошенькие. И я бы внучков понянчила.
        - А, - покривился Такангор. - Мне по женской части не везет совершенно. Это вот братцу Милталкону на роду написано дам-с очаровывать. Вот подрастет и отобьет себе Эфулерну, если захочет.
        - Не смей так о брате отзываться! - вспылила минотавриха. - Он же в тебе души не чает, подражает во всем. Небось сейчас где-нибудь дурью мается - кольцо в нос вставляет.
        - И чего я такого плохого сказал? Ну не собираюсь я жениться. Мне сперва надо чего-нибудь добиться в жизни, а потом уже о семье думать. Вы сами сколько раз твердили, что я из выдающейся семьи произошел, что вся наша родня прославилась. Только про себя ничего не рассказываете…
        - А что я? - смутилась внезапно Мунемея. - Скромная лабиринтохозяйка, мать шестерых детей. О чем тут рассказывать?
        - Ну, была же у вас какая-нибудь жизнь, истории всякие из детства или юных лет. Как вы с папой познакомились?
        - Познакомились, как все. На танцах. Я молоденькая была совсем, хорошенькая, его мой то… танец заинтересовал… Ты мне лучше объясни, как в этом виде можно чего-то добиться. - И Мунемея смягчила свою критику нежным поцелуем.
        - Напрасно вы, мама, привередствуете, - насупился Такангор. - Это очень современно и для карьеры необходимо, потому что стильно и солидно. Теперь другие времена, одним папиным топориком не отделаешься.
        Мать укоризненно покачала головой:
        - Времена-времена. Времена, сынок, никогда не меняются. Просто молодым вечно кажется, что они откроют новый мир. Рано тебе еще в свет выбираться. Посидел бы дома, поучился уму-разуму у мамы, братьев и сестричек понянчил бы. Я так мечтала, что поставлю тебя на ноги и хоть какая-то польза от этого в хозяйстве произойдет. Нет, тебе сперва заматереть надо, а потом и о карьере подумать можно.
        Непросто поставить детей на ноги. Особенно ранним утром.
        - С вами заматереешь. Тут никаких опасностей на шесть полетов стрелы не видно. А я по сече истосковался.
        Мунемея даже отшатнулась от сына:
        - Как ты мог истосковаться, если еще ни разу не был на войне?
        - А это во мне папина кровь говорит. Громко так говорит.
        Такангор развернул наугад газету и пробежал ее взглядом. Внезапно одна статья привлекла его внимание, и он принялся читать, старательно шевеля губами и ушами в такт словам.
        - О! Слушайте, мама. В «Королевском паникере» пишут, что великий некромант Зелг да Кассар собирает в своем поместье армию, в которой преимущество отдается минотаврам и троглодитам, - при чем там слабосильные троглодиты, неясно. Наверное, он не читает специальной литературы. Так-так-так, вот…
«…армию с целью захвата власти в Тиронге и последующего завоевания всего известного мира. Минотавры и троглодиты образуют стальной ударный кулак его войск, а на помощь им он поднимет из праха скелеты и умертвил, именуемые зомби, и сие воинство будет непобедимо. Сможет ли правительство вовремя отреагировать на происходящее и принять превентивные меры…»
        Про правительство это неинтересно, это политика. А вот армия минотавров - это именно то, что мне нужно. И не вздумайте меня отговаривать. Я твердо решил, что отправлюсь к этому самому Зелгу и стану его правой рукой. Интересно, он на самом деле такой могучий волшебник?
        - Про Зелга не скажу, но все герцоги да Кассар до него были величайшими некромантами и опаснейшими противниками. Или самыми верными и могучими союзниками…
        - тихо сказала Мунемея.
        - Откуда вы знаете? - встрепенулся Такангор.
        - Я сто пятьдесят лет выписываю и читаю «Королевский паникер», - сердито ответила минотавриха. - Конечно, я кое-что знаю. Или ты думаешь, что у меня в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Как ты можешь думать такое о родной матери?!
        - Вы, мама, меня не поймете, - сказал Такангор, раздувая ноздри, - но попытайтесь вникнуть, встать на мое место. Я хочу прославиться в боях и битвах, я хочу оказаться в самой гуще сражения, хочу полководцем быть. Вы меня отпустите по-хорошему, потому что я все равно сбегу.
        - С Прикопсами попрощайся и к мадам Горгароге зайди, прежде чем сбегать, - вздохнула Мунемея. - С братьями и сестрами поговори, наставления дай. А я пока соберу мешочек с продуктами на дорогу и заодно постараюсь тебя понять.
        И она удалилась в глубь лабиринта - по-царски величественная и неприступная.
        Из лабиринта не выйдешь, срезая углы.
        Веслав Гермак-Новина

* * *
        По странной случайности…
        Хотя нет, не так. Не бывает странных случайностей, ибо в подлунном мире все взвешено, посчитано и потому закономерно. Судьба - это такое сложное рукоделие в руках рассеянных богов. Установив сию непреложную истину, попробуем начать заново.
        По неизбежному совпадению ту же самую статью читал в эту минуту некто невероятно импозантный в черно-фиолетовом костюме. Как достижение журналистики статья оставила его абсолютно равнодушным, а вот как некое закодированное сообщение - заинтересовала.
        Рекламные объявления содержат единственные правдивые сведения, которые можно найти в газетах.
        Томас Джефферсон
        - В газетах никогда не пишут ни правды, ни полправды, ни даже четверть. А поскольку это газета официальная, то сие вранье с умыслом, нет? - обратился он к себе с той интонацией, с какой беседует сам с собой человек, у которого это давно вошло в привычку. - Допустим, что Зелг действительно решил вернуться домой. Вполне вероятное предположение. Мальчику не чужд некий романтизм - болезнь всех интеллектуалов. Он всегда обзаводился привязанностями, хотя ему с детства твердили, что это не только бесполезно, но и опасно - я сам тому свидетель.
        Второе допущение. В стране назревает смута, и этот человечек - удивительно удачный кандидат на роль пугала. Будь я королевским министром или королем, я бы не преминул воспользоваться его возвращением и стал уже сейчас подготавливать общественное мнение.
        Третье. При чем тут минотавры и троглодиты? Вот этого я совершенно не понимаю, но что можно понять в судьбе человека, чей род давно и безнадежно проклят?
        Вывод. А вывод может быть единственный: надо и мне поучаствовать в событиях, ибо я полагаю, что они будут очень и очень неоднозначными и уже потому интересными. Жалко пропустить такое действо. Вот быстренько приведу в порядок дела - и в путь.
        И он отложил «Королевский паникер» в сторону.
        На мраморную, покрытую затейливой резьбой крышку старинного саркофага.

* * *
        Рассвет тихо подобрался к порогу харчевни «На посошок» и не без любопытства заглянул внутрь. Здесь, как и во всем поместье герцогов да Кассар, его часто встречали разные неожиданности, и поэтому тут он частенько наступал не вовремя. Когда раньше, когда позже - но только не по расписанию.
        Сегодня все вокруг казалось спокойным, и на первый взгляд никакие обстоятельства не препятствовали восходу солнца.
        Троглодит мирно посапывал под столом, подложив под голову ранец и зажав берет в маленьком кулачке.
        Харчевня почти опустела, и служанка даже успела навести в ней порядок. В очаге тихо гудело пламя, и пыхтел над огнем крутобокий закопченный чайник, старательно заваривая утренний кофе для последних посетителей.
        За столом, тем самым, под которым спал добрый Карлюза, тихо переговаривались трое: староста Иоффа, хозяин харчевни почтенный Гописса и кузнец Альгерс, здоровенный детина, больше похожий статью на циклопа или минотавра, но никак не на обычного человека. Они переговаривались вполголоса, то и дело оглядываясь по сторонам, словно их могли подслушать, и являли собой, таким образом, наглядную иллюстрацию к поговорке «И у стен есть уши».
        Кстати, об ушах. Одно ухо, большое, похожее на пуховый блин, невнятного желтоватого цвета в коричневые разводы, высовывалось время от времени прямо над очагом, но сонная служанка смачно хлопала по нему мокрой тряпкой, и оно исчезало. А над каминной полкой раздавалось по сему поводу обиженное неразборчивое бормотание.
        Перед трактирщиком и его гостями стояло плоское глиняное блюдо с еще теплыми золотистыми сухариками, тарелка с мочеными грушами, поднос с куриными крылышками в аппетитном соусе и еще кое-какая закуска, а также гордо высились три внушительных кувшина с чем-то явно хмельным и крепким. Диковинным образом кружек на столе было всего две, хотя пили все трое. Но кузнец делал это как-то странно, совершая хитрые манипуляции под столом и дико озираясь на двери.
        - Да перестань ты себе голову морочить, друг Альгерс, - не выдержал наконец Гописса. - Чего ты боишься?
        - Дык она ж у меня из Горгонид, - жалобно ответил кузнец. - Вся в матушку свою, чтоб той земля была тюфячком. Как не понравится что, как осерчает, так - зырк! И стоишь, руки-ноги немеют, тело тяжестью наливается, и пить не хочется после целую неделю. А как с таким мироощущением можно жить, спрашиваю я вас? Каково знать, что любишь хмельной сидр и ничего к нему приязненного не ощущать. Это же, почитай, неделя из жизни вычеркнута. Так что лучше я поберегусь.
        - Супругой тебя не обидели, - согласился Иоффа. - Девкой еще была, а уж никому спуску не давала. Как-то барин городской, заезжий, за филейную часть ущипнул…
        - Не утерпеть, - покивал головой кузнец. - Такая филейная часть, что и сам, бывало, засмотрюсь да ущипну от души. А ведь уже не первый десяток лет женаты.
        - Ну и тот засмотрелся, - ухмыльнулся староста. - Так мы после его родичам и сообщили о внезапной кончине да от имени милорда герцога преподнесли статуй мраморный работы необыкновенной. Так и стоит над собственной могилкой в забавной позиции.
        Бегать за женщинами вполне безопасно. Опасно только поймать женщину.
        Дж. Дэвис
        - Чегой-то я такую историю не помню, - удивился кузнец.
        - Ты тогда науку проходил в замке. А твоя Ианида - барышня стеснительная - запретила тебя тревожить. Еще переживать, говорит, станет. Оно ему, говорит, надо? А теперь, я думаю, четверть века прошло, можно и рассказать. Но ты ей меня все равно не выдавай. Не то потом полдня поясницу ломить будет.
        - А я вот все прикидываю, как же его в такой позиции в таком почтенном месте установили? - неожиданно заинтересовался трактирщик.
        - Он в ней небось постоянно пребывал, - хмыкнул польщенный кузнец. - Никто его в другой и не видел.
        - Из столицы все зло, - неожиданно подытожил Иоффа.
        - Газетки давеча получил, - вступил Гописса, шумно отхлебнув из кружки. - Шустрик твой, - кивок под стол, откуда доносилось мерное похрапывание, - правду говорил, хоть и чудик-чудиком. «Королевский паникер» сообщает, что милорд хозяин скоро вернется домой. Да только вот дальше прописали совершенно непотребное: дескать, армию он собирает, чтобы Тиронгу захватить и прочий мир завоевать. И заголовки во-от такими буквищами, чтоб уж совсем за душу брало.
        Заголовки удваивают размер событий.
        Дж. Голсуорси
        - Давно пора, - буркнул Альгерс - Из милорда хозяина выйдет чудесный король. Да и миру не повредило бы чуток пожить в спокойствии и красоте. И давно бы уж пора ему домой вернуться, а то дело ли это, чтобы господский дом без присмотру стоял? Господин Думгар - это, конечно, наилучший домоправитель, но только дому все равно живая душа нужна. Какой хошь замок али усадьба без человеков усыхают. Да и ворочается Кассария, особенно по ночам, гневается. Только бы не проснулась в отсутствие хозяина, ибо без него не управимся.
        - При господах был порядок и благолепие, - вздохнул староста. - Бывало, приедет мессир Карр Алвин в деревню, вызовет меня к себе. Докладывай, значит, Иоффа, как ты хозяйством управляешь, какие у тебя потребности, чем хозяин вам помочь может. А я ему, бывало, так, мол, и так, милорд герцог: хлеба уродилось - даже страшно. Народ круглые сутки в поле, а собрать урожай не может, с ног валится. Не разбрасываться же таким богатством, аж сердце кровью обливается. А он мне: не тужи, дружок, сейчас пособлю. Махнет ручкой своей, глянь - а на поле уж скелеты маршируют. Все, как один, веселые, непьющие, неустающие да работящие. И в два дня все скосили, обмолотили, только кости клацают, как барабанчики.
        Трактирщик и кузнец, которые и сами по сто раз рассказывали эти истории в кругу семьи и друзей, слушали внимательно, блаженно жмурясь.
        - А то вот, помните, мельник наш, Вафара, допился, подлец, до зеленых мышек да и угодил под собственное водяное колесо. А жена его в ноги милорду кинулась, тот ей мельника-то и вернул. Так она до сих пор не нарадуется. Говорит, что теперь не пьет, все вечера с ней проводит, дома постоянно, при хозяйстве - починить там, исправить, подлатать. Делает все, что супруга велит, беспрекословно. А что худой да молчаливый… так он и при жизни был тощий, как скелет, да слова лишнего не молвил. Даже как выпьет, все равно молчит.
        Альгерс и Гописса согласно покивали головами. Все в деревне не могли нарадоваться на возвращенного в семью погибшего мельника, ибо его скелет был гораздо симпатичнее, чем живой Вафара. Обслуживал он теперь клиентов со сказочной быстротой, и мука получалась тоньше, нежнее и белее. Косвенную выгоду от такого превращения ощутили все, но особенно трактирщик, чьи булочки, пироги, пирожные и сухарики буквально таяли во рту, и некоторые отчаянные гурманы отваживались приезжать за ними из столицы.
        Впрочем, городских в Виззле упорно не любили и за людей особо не считали.
        - Боюсь, напустятся они на молодого хозяина, - озвучил Иоффа мысль, которая витала в воздухе. - Трусливые ведь, как крысы, и такие же вредные.
        - Крысы-то тебе чем не угодили? - изумился Гописса.
        - Пусть только попробуют, - хищно улыбнулся кузнец. - Милорд герцог им покажет, что такое гнев да Кассаров.
        - Плетью обуха не перешибешь, - рассудительно заметил умница трактирщик. - Если они все против нас ополчатся, туго будет. Я вам так скажу: на хозяина рассчитывай, но и сам покумекай, чем ему помочь. Поди, помощь в богоугодном деле никогда не бывает лишней.
        - Засиделись мы в одиночестве и тоске, словно в девках, - согласился староста. - У господина Зелга своих забот хватит: во владение замком вступать, с окружением знакомиться. Он ведь здесь никогда не бывал.
        - Бедный мальчик, нет ничего хуже для кассарийского некроманта, чем родиться на чужбине. Дома-то и стены помогают, - вздохнул сочувственно Гописса.
        - Только не мне! - внезапно возмутилась дремавшая за стойкой служанка. И отвесила звонкую оплеуху кому-то бесформенному и мохнатому, кто сидел на каминной полке, свесив широкие плоские ступни. - Чайник подгорает, а он уши разложил по сторонам и хоть бы хны. Не дождешься сегодня сливок! И булочек!
        - У-у-у-у, - обиженно заныл некто.
        - Брысь! - рявкнула служанка, и существо всосалось в стену, оставив на темном камне только влажные дорожки от слез.
        - Бездельник! - ярилась служанка. - Вот заведу взамен привидение какое-нибудь. Мне господин Думгар обещал дух молодого барона. Говорит, и обходительный, и домовитый, и истории всякие знает. Красавчик к тому ж. Его за красоту полюбовницы и зарезали. Уж он-то и чайник убережет, и глазу радость доставит.
        Из стены высунулась жалобно растопыренная ладошка.
        - Не подлизывайся. Завтра же из дому выставлю.
        Ладошка исчезла.
        - А что с ящеркой делать будем? - поинтересовался кузнец, прислушиваясь к равномерному храпу из-под стола. - Выгоним или как?
        - Не к нам он пришел - не нам и судить, - строго ответил староста. - Прокормим как-нибудь до явления милорда. А там пусть он решает, что с троглодитиной делать. Вот если бы спросили моего совета, то я бы не стал его прогонять. Забавный он, несмышленый, но добрый и преданный. Такие всегда нужны и всегда редкость. Но я не герцог да Кассар, и потому это только мыслишки вслух, не более.
        Карлюза заворочался под столом, сладко почмокал и внезапно произнес:
        - Имею отдельную пещерку и грибиную плантацию. Состоятельский есть, богатый.
        - Насчет доброты и преданности ничего не скажу, - хмыкнул Гописса. - А вот забавный - это точно. Диковинная зверушка.
        Глава 5
        Попав в знаменитый на всю Тиронгу городок Чесучин, Такангор первым делом отыскал местное почтовое отделение, чтобы отправить домой весточку, пока еще имеется такая возможность.
        Здание почты в Чесучине было просто роскошное, и минотавр подумал, что горгул Цугля, завидев подобное великолепие, рвал бы на себе уши от зависти.
        В зале, облицованном мрамором и малахитом, с высокими стрельчатыми окнами и мозаичным полом кипела своя отдельная жизнь. Сновали туда и обратно мелкие создания с огромными ранцами за плечами; за невысокими столиками без устали трудились неизвестные минотавру восьмирукие существа, сортирующие почту; некто напоминающий богомола с размаху шлепал на конверты и свертки печать вдвое большего, чем он сам, размера. В просторном аквариуме булькала разноцветная рыба. Такангор сперва подумал, что она присутствует тут для дизайна, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что у рыбы на плавнике есть повязка со значком работника связи. Какие функции она выполняла, минотавр даже не мог вообразить. И весь этот мир подчинялся единой власти: на огромной резной колонне, в самом центре помещения, восседал грифон редчайшего белого окраса. И только когда Такангор подошел поближе, он понял, что грифон вовсе не белый, а седой. На самой колонне висела мраморная табличка с позолоченной надписью: «Начальник Чесучинского королевского почтового отделения господин Крифиан».
        - Добрый день. Чем могу служить? - спросил господин Крифиан, спланировав к посетителю.
        - Письмо бы домой отправить, - ответил минотавр, распределяя приоритеты в обратном порядке. - Здравствуйте.
        - Какое письмо желаете? - уточнил грифон. - В письменном виде или есть другие пожелания?
        - А бывает другой вид? - недоверчиво спросил Такангор.
        - Вижу, юноша, что вы прибыли в Чесучин из поистине райского уголка, где нет места мирской суете, ненужным пустякам и прочим мелочам, которые так отравляют нашу жизнь.
        Такангор понял, что его обозвали провинциалом, но сделали это безупречно вежливо. Впрочем, славный минотавр был здравомыслящим существом и не считал Малые Пегасики центром мира.
        - Могу предложить вам сообщения в картинках, поздравительные ароматы, испускаемые пахучими железами наших посланников…
        - Нет-нет! - испугался Такангор. - Пахучих ароматов не нужно, это может быть в корне неверно истолковано.
        - Понимаю, - слегка поклонился грифон. - Сие весьма индивидуально. Вы можете послать от своего имени коллекционные черепа, ласково, понимающе и с любовью глядящие на адресата глазные яблоки…
        Минотавр даже подпрыгнул на месте, представив себе, каким взглядом ответит Мунемея этим самым глазным яблокам.
        Господин Крифиан понял, что посетитель его чужд экстравагантности, и дальнейший список необычных посланий сократил до минимума.
        - Рекомендую вам послать говорящее письмо. - Грифон расправил могучие крылья и почти бесшумно спланировал к восточной стене. - Прошу следовать за мной.
        Увидев «говорящие письма», Такангор затопал и захрапел от удивления и восторга. Вдоль всей восточной стены в небольших уютных гнездах сидели крошечные пуховые существа. Были они прелестны, с выразительными большими глазенками, розовыми носами пуговкой и круглыми ушками. Каждое существо в ожидании работы было занято своим делом: одно вязало миниатюрные носочки, другое изучало свежую газету «Для самых маленьких» - и на самом деле газета отличалась весьма скромными размерами: не больше носового платка. Кто-то оживленно беседовал с соседями. Еще двое мирно спали, свернувшись клубочком.
        - Вот. - И Крифиан указал на существ мохнатой лапой. - Можете передать общее содержание, можно заказать дословное воспроизведение, можно - с имитацией вашего голоса. За дополнительную плату, разумеется.
        - Здорово! - восхитился минотавр. - А кто это?
        Если его наивный вопрос и удивил начальника почты, то виду он не подал. Возможно, ему часто приходилось давать разъяснения относительно своих служащих. А может, он просто был очень хорошо воспитан.
        - Футачики, - сказал господин Крифиан. - Выходцы из Аршрутафа. Это на севере, за морем, - добавил грифон, предупреждая следующую порцию вопросов. - Они обладают великолепной памятью и невероятным чувством ответственности.
        - А это тут при чем? - заинтересовался Такангор.
        - Ну как же. Представьте, вы отправляете срочное и весьма важное сообщение, за содержание которого многие готовы заплатить немалую сумму, а многие - даже пойти на преступление. Так часто случается, когда речь идет о больших деньгах или о переделе власти на разных уровнях.
        Такангор покивал лобастой головой и многозначительно прищурился. Он чувствовал себя совершеннейшей деревенщиной, слушая этого великолепного грифона. Что не мешало ему запоминать все подряд. Потом он разберется, что к чему. Не боги же горшки лепят.
        - Так вот, любое послание можно легко подделать при соответствующем уровне мастерства. А голос - нельзя. Его можно только воспроизвести при помощи футачика. Поэтому работать говорящим письмом, с одной стороны, почетно и выгодно, но с другой - далеко не безопасно. Случалось, что наших служащих похищали, перехватывали по дороге к получателю, а однажды далее совершили нападение на само здание почты.
        - Безрассудный поступок, - вырвалось у Такангора. Он уже успел по достоинству оценить боевые качества грифона. Может, тот и не был молод, но возраст - это значит опыт, а опыт - огромное преимущество воина. - Лично я бы ввязался в конфликт с вами в самом крайнем случае.
        - Безрассудный и совершенно бесполезный, ибо потому меня и поставили здешним начальником, что я не всю жизнь прослужил в почтовом ведомстве, - согласился явно польщенный господин Крифиан. - Но мы сейчас о другом. Поскольку почтовая служба королевства Тиронга гарантирует полную конфиденциальность переписки, то мы пользуемся услугами футачиков, так как их невозможно ни запугать, ни подкупить, ни устрашить физическим воздействием.
        Минотавр с сочувствием оглядел пушистиков. Ему было сложно представить себе, что какой-то злодей способен причинить вред столь милому существу.
        - Итак, что вы решили?
        - Говорящее письмо. - Такангор переступил с ноги на ногу и пояснил: - У меня совсем личное послание. Маме. Это не опасно.
        - Мамы бывают разные, - неуверенно пролепетал кто-то у него за спиной.
        Футачики оставили все дела и выпрямились. Затем, словно по команде, стали медленно поворачиваться из стороны в сторону, давая себя как следует разглядеть, после чего чинно уселись на своих местах и замерли в ожидании.
        - Выбрали письмоносителя? - спросил грифон.
        - Вот этого, рыженького, с зелеными глазками, - показал Такангор.
        Футачик присел в потешном реверансе и пискнул:
        - Премного благодарен.
        Он доверчиво протянул к минотавру маленькие лапки, предлагая взять его на руки.
        - Сейчас вы пройдете в кабинку для диктовки посланий, - сказал Крифиан. - А потом мы уточним технические детали.
        - Дорогая мама, не волнуйтесь. Живым и здоровым я добрался до известного вам по статьям в «Королевском паникере» города Чесучин и первым же делом поспешил на почту, чтобы вы после не нарекали, что вырастили неблагодарного сына и зря отдали ему папенькин боевой топорик. Каковой, прошу заметить, содержится мною в надлежащем порядке и без присмотра не остается.
        По дороге завернул в Юзазу и посетил, как вы настоятельно просили, тамошний модный магазин. И хотя, как вы часто говорили, в моде я не силен, но будьте уверены, что моднее и наряднее вас я там никого не обнаружил. А юбок с дыркой для хвоста они производят всего две модели, но их отказался бы носить даже дедушка Атентар, при всей его неприхотливости. Так что напрасно вы корили мадам Хугонзу за ее отсталость. Передавайте ей мой низкий поклон.
        Путешествие мое вышло очень познавательным, и я уже чувствую, что несколько поумнел, вам на радость. Деньги расходую рачительно и бережливо, как вы и наставляли, и на глупости не трачу, хотя соблазнов вокруг великое множество - взять хотя бы украшательные колокольцы, которые вдевают в уши. Но я героически отказался, как только вспомнил вас и представил ваше отрицательное мнение.
        Кормлюсь я нормально и вот сразу же после того, как отправлю вам письмо, пойду искать, где бы пообедать чем-нибудь высокопитательным, хотя таких вкусных котлет и кексов с клюквенной подливкой, как вы готовите, я все равно нигде не найду. Но вы сами наставляли, что великая цель достигается трудами и лишениями. Думаю, я уже заслужил что-нибудь значительное.
        Здешняя почта произвела на меня самое приятное впечатление, но не говорите об этом мадам Горгароге, чтобы она не почувствовала разочарования. Кланяйтесь ей от меня…
        И еще около получаса из кабинки доносился мерный бас Такангора, перемежаемый всхрапываниями и пофыркиваниями, да время от времени пищал малютка футачик:
        - Это фырчание воспроизводить?
        - Не стоит, - отвечал Такангор, - а то маменька невесть что подумают. Они полагают, что я фыркаю исключительно из духа противоречия или в знак возражения. Хотя все минотавры фыркают, и мама это хорошо знают, потому как и сами всхрапывать знатны.
        - Читать с приплясываниями и реверансами? - уточнял футачик.
        - Как подобает, - рокотал Такангор. - Чтобы мама были довольны.
        - Тогда с приплясываниями и грациозными поклонами. Мадам любит цветы?
        Такангор припомнил, сколько ромашек объела по весне Мунемея на зеленом лугу, и твердо молвил:
        - Любит.
        - Тогда рекомендую заказать вручение скромного и симпатичного букета.
        - Заказываю.
        Когда письмо было наконец написано, за посетителя снова взялся скрупулезный господин Крифиан:
        - Итак, прошу сообщить мне адрес и имя получателя.
        - Госпоже Мунемее в Малые Пегасики, - по-военному четко отрапортовал Такангор.
        - Вы первый посетитель нашей почты, который называет подобный адрес, - сказал грифон. - Попрошу проследовать к справочной пещере.
        Справочная пещера хоть и не напоминала габаритами обиталище Прикопса, но размерами все же поражала, особенно если учитывать, что это было не постоянное обиталище, а исключительно рабочее место. Морально подготовленный общением с футачиками, Такангор был готов ко многому, но все же слегка ошарашен, когда услышал, что из темного провала доносится сонное недовольное ворчание явно немаленького существа.
        - Гхм, - осторожно кашлянул Крифиан. - Гхм-гхм! Госпожа Хелс, мы в некотором затруднении, нам требуется ваша консультация.
        Из пещеры высунулись тяжелые львиные лапы. Госпожа Хелс выпустила огромные сверкающие когти, растопырила пальцы, раздался звук богатырского зевка, более похожий на рокот моря. А затем уж и сама сотрудница справочного отделения явилась миру во всей красе.
        Такангор только охнул и покрепче перехватил боевой топор. Перед ним сладко потягивался сфинкс.
        - Задавайте ваши вопросы, - сказала госпожа Хелс, демонстрируя великолепные клыки.
        - Необходимо уточнить расположение Малых Пегасиков.
        - Чудесный уголок, - расцвел сфинкс. - Волшебное место, особенно до того, как рядом поселились люди.
        - Вынужден заметить, что вы заняли нелояльную позицию, что недопустимо для сотрудника королевской службы.
        - Это мое частное мнение, - сказала госпожа Хелс. - Письмо срочное?
        - Давайте, - кивнул Такангор.
        - Три полных дня лёта вверх по течению Нэ-Нэ, у старого дуба - резко направо.
        - У вас сейчас тепло?
        - Тепло, - удивился минотавр. - А какое это имеет значение?
        - От этого зависит, в каком мешке нести футачика - утепленном или стандартном.
        - Вот чудеса…
        Расплатившись последним серебром за почтовые услуги и уточнив, какие еще деньги имеют хождение в Чесучине, Такангор распрощался с грифоном и футачиками.
        Господин Крифиан, склонив набок седую голову, внимательно разглядывал посетителя.
        - Я не имею чести быть с вами знакомым, юноша, - внезапно заговорил он. - Но я давно живу на свете и умею делать кой-какие выводы: у вас недурное будущее. Вы можете стать известным полководцем, и если я доживу до этого времени, а надеюсь, что доживу, то с удовольствием послужу в вашем войске. Имейте это в виду.

* * *
        Когда-то это был хороший ресторан. Но ведь когда-то и я был хорошим мальчиком.
        М. Твен
        Таверна под названием «Рыбья голова» не вызывала никакого доверия, но иного заведения, в котором приличный минотавр в полном расцвете сил мог бы заморить червячка, поблизости не наблюдалось. И Такангор решительно распахнул низенькие дубовые двери, явно не рассчитанные ни на существ его породы, ни на почтенных циклопов, ни на горных великанов из далекого Аздака, ни даже на относительно невысоких бангасойских демонов.
        - Можно подумать, что у вас сплошь и рядом живут люди, - заявил он с порога, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Бармен у стойки вскинул брови, разглядывая нового посетителя, но от комментариев воздержался.
        Очевидно, девизом хозяев «Рыбьей головы» были три слова: деликатность, тактичность и ненавязчивость. Минотавр успел сесть за столом в самом темном углу, затем пересесть за стол у окна, удобно расположиться, аккуратно пристроить боевой топор, подождать несколько минут и даже погрохотать кулачищем по столешнице, прежде чем перед ним появился здешний слуга.
        По происхождению сие существо было оркогоблином, а по призванию - спящей принцессой. Появление Такангора он переживал как личную трагедию и глядел на него глазами, в которых отражалась вся грусть оркогоблинского народа. Однако ученые давно уже заметили, что минотавры иногда могут быть удивительно бесчувственными и толстокожими.
        Такангор не обратил никакого внимания на страдания слуги, а принялся внимательно изучать поданную ему черную дощечку с местным меню и через голову оркогоблина обратился прямо к бармену:
        - «Завитушки» у вас свежие?
        Бармен пребывал мыслями довольно далеко от «Рыбьей головы». Он едва очнулся от мечтаний и лениво произнес:
        - Свежие. Позавчера, по-моему, пекли.
        После чего окончательно и бесповоротно погрузился в созерцание активной общественной жизни тараканов и мух, снующих по стойке бара.
        Ничто так не улучшает вкуса домашних блюд, как изучение меню в ресторане.
        Такангор немного погрустил над ассортиментом.
        - Эй!
        Бармен слегка вздрогнул.
        - А кексы у вас сами по себе или с начинкой?
        - Кексы всегда сами по себе, - возмутился бармен. - Где вы встречали кексы с начинкой?
        Минотавр смахнул с руки шустро карабкающегося таракана-переростка, и тот звучно шлепнулся на пол.
        - Какая разница где. Встречал, и все тут. А фирменное блюдо в этом заведении существует?
        Бармен вывесился из-за стойки, любопытствуя судьбой пострадавшего таракана. Таракан полежал какое-то время на спине, затем резво перевернулся на лапки и юркнул в щель между досками пола.
        - Есть, - печально заговорил оркогоблин. - Мынамыхряк, запеченный с яблоками.
        Сам мынамыхряк оставил Такангора абсолютно равнодушным в силу полной своей безвестности в районе как малых, так и Больших Пегасиков. Но название блюда ему в целом понравилось. Он окинул взглядом почти пустой зал, обнаружил двоих за дальним столиком и попытался разглядеть, что едят они.
        - С яблоками - это должно быть вкусно. А вот народу у вас немного.
        Бармен отогнал мух от серого двухэтажного пирога, представлявшего, вероятно, особую ценность в этом заведении.
        - На этой неделе не будет паялпы, - коротко ответил он. - Нет паялпы - нет посетителей.
        Такангор подумал, что гуртом и батьку бить легче, и распорядился:
        - Принесите мне то же самое, что едят те двое. А выпивки - вдвое больше. Пока что.
        Оркогоблин отправился выполнять заказ.
        Вышеназванные посетители «Рыбьей головы» при упоминании о двойной порции выпивки - а перед ними стояло уже три кувшина - обернулись к Такангору и застыли в немом восхищении, словно они были детьми, а он - ярмарочным фокусником, который показывал чудеса и раздавал конфеты.
        - Кашхаза! - протяжно произнес бармен. - Ты половину бульбяксы проливаешь на пол. Однажды я все-таки тебя уволю, причем без выходного пособия.
        Печальный оркогоблин приблизился к столу минотавра и принялся составлять с подноса заказанные им яства и питье. Такангор облизнулся и потянул к себе кувшин с выпивкой.
        - Я прошу прощения, но чем собирается расплачиваться любезный господин? - внезапно спросил Кашхаза.
        Бармен за стойкой навострил уши.
        - А чем у вас принято? - уточнил минотавр, протягивая руку к походному мешку.
        - Известно чем - валютой.
        - Зубы дракона устроят?
        И Такангор царским жестом высыпал на поверхность стола горсть крупных треугольных зубов, не утративших со временем своей остроты.
        - Они настоящие? - восхитился Кашхаза, переступая с ноги на ногу.
        - Сам выбивал, - солидно отвечал минотавр. Разумеется, он привирал для пущей важности. Зубы дракона уложила вместе с прочей денежкой заботливая и предусмотрительная Мунемея. Сей вид довольно распространенной в мире валюты хранился в семье еще со времен покойного отца, являясь материальным свидетельством того, что может произойти с невоспитанным драконом, который ломится в чужой лабиринт.
        Оркогоблин опасливо вцепился в кувшин с бульбяксой.
        - А может, они молочные. Вы разве не слышали поучительную историю про принца-лекаря?
        И поскольку ошеломленный посетитель ничего не ответил, пустился в длинное и запутанное изложение старинной легенды, которое вкратце сводилось к следующему.
        Какой-то безумный отец-король поставил женихам своей дочери условие принести ему двести зубов дракона. Кто обернется первым, тому и жениться на принцессе, и управлять королевством после смерти тестя. Король, конечно, оценивал свое дитя чуть подороже, чем двести драконьих зубов, однако полагал сие деяние важным доказательством смелости и любви рыцарей претендентов. Папаша был еще тех, прежних правил и совершенно не подозревал о нравах современной молодежи.
        А в соседнем королевстве обитал принц, имевший высшее лекарское образование. И он знал, что у всякого огнедышащего ящера случается такая пора, когда у него выпадают молочные зубы и растут постоянные. Оставалось только уговорить нескольких монстров-подростков на неравноценный обмен, чтобы набрать нужное количество зубов. Что ему и удалось. Сказка имела хороший конец. Принца долго не могли разоблачить и вывести на чистую воду, а пока суть да дело - принцесса тоже увлеклась медициной и тайно влюбилась в этого жениха. Так что брак вышел по взаимному согласию. Впоследствии счастливая чета еще открыла благотворительную лечебницу для подданных. Когда же всплыли детали, то было поздно: король вовсю нянчился с внуками и на драконьи зубы чихать хотел с высокой башни.
        Однако история сия стала нарицательной и легла в основу денежной реформы. С тех пор как общественности стало известно о молочных зубах, драконьи клыки упразднили как валюту и перешли исключительно на золото и самоцветы. Что не подвластно никакой логике - ибо молочные или постоянные, но драконьи зубы были подлинными, а вот золото и самоцветы стали подделывать все кому не лень.
        - Но это только во-первых, - сообщил Кашхаза. - А во-вторых…
        При виде конфискуемого алкоголя Такангор заволновался:
        - Ну ладно, ладно. Во-вторых так во-вторых. У меня еще есть двадцать золотых пуговиц с камушками, прямо с кафтана одного волшебника.
        Он аккуратно спрятал драконьи зубы и вручил Кашхазе искомую пуговицу.
        - Это совсем другое дело, - оживился оркогоблин, подвергнув вещицу тщательному досмотру. - Надеюсь, ее хозяин жив и не будет иметь никаких претензий к нашему заведению.
        - Это совершенно добровольное пожертвование, - успокоил его Такангор. - Взамен на дюжину яблок, по недомыслию присвоенных в нашем садике.
        Кашхаза вздохнул, расставаясь с кувшином, и не удержался от комментария:
        - Никогда бы не подумал, что кто-то оценит дюжину яблок в целое состояние.
        - Так ведь яблоки-то какие! - возмутился Такангор. А потом добавил как бы невзначай: - Сии волшебники - невероятные чудаки. Но даже с ними можно обо всем договориться при определенном стечении обстоятельств.
        Задумчивый оркогоблин удалился, все еще качая головой.
        И тут же двое посетителей, на гастрономические вкусы которых - кстати, совершенно напрасно - ориентировался славный минотавр, подсели к нему с двух сторон, словно любопытные вороны, что прицеливаются, как бы стянуть кусочек полакомее.
        - Какими судьбами в наших краях? - заискивающе спросил тот, что был пониже ростом и пощуплее.
        Такангор немигающим взглядом уставился на непрошеных гостей. Он не выносил амикошонства, особенно от совершенно незнакомых существ, кем бы они ни были. Взгляд был фирменный, неоднократно отрепетированный на расхитителях кирпичей и яблок. Огромные глаза минотавра, и без того темно-красные, в такие минуты словно загорались изнутри рубиновым пламенем, и визави невольно начинал ежиться и ерзать, прикидывая, как бы половчее смыться от этого психа.
        Однако невежливую парочку это не только не смутило, а, напротив, почему-то несказанно обрадовало.
        - Нет! Ты посмотри, как он смотрит, как смотрит! Какой гневный горящий взор. Это же глаза победителя! - И низенький стал нервно пихать товарища локотком в бок.
        Высокий не остался в долгу и потолкал товарища в ответ. Очевидно, это был какой-то особенный ритуал. Затем он приосанился и произнес, обращаясь к минотавру:
        - Разрешите представиться, я - Архаблог, а сие мой товарищ Отентал. Мы являемся совладельцами местного чуда.
        И решительно протянул крепкую ладонь для рукопожатия. Но его длань так и повисла в воздухе, ибо Такангор продолжал сидеть, скрестив руки на груди.
        Совладельцы неизвестного чуда снова быстро переглянулись и потолкались локтями. За столом надолго воцарилась тишина, которую нарушил неугомонный Отентал, прикрикнувший на оркогоблина:
        - Кашхаза! Три пиракаши сюда и еще бульбяксы. Только вдоволь и быстро: одна нога тут - другой нет. - Затем задумчиво потер подбородок и заговорил, совершенно игнорируя минотавра: - Видишь, как уставился. Зло. Недоверчиво. Думает, мы какие-нибудь бродяги или попрошайки. Или мошенники.
        - Да разве ж он разбирается в тонкостях и деталях паялпы? - в тон ему отвечал Архаблог. - Скорее всего он о ней и не слышал.
        - Может, оно и к лучшему. Иначе наше предложение могло бы его смутить или испугать.
        - Теперь самое главное - доходчиво разъяснить суть происходящего.
        - Вы, наверное, страшно удивитесь, - внезапно заговорил Такангор, и собеседники действительно удивились. - Но я, хоть и минотавр, и не местный, а все же кое-что понимаю, кое в чем разбираюсь и даже выписываю «Королевский паникер», «Траво-Ядные новости» и «Астрологические сплетни», не говоря о традиционной национальной газете
«Красный зрачок». Жаль огорчать вас, но я не только слышал о паялпе, но иногда делаю небольшие ставки и почти всегда выигрываю. Происходит это не столько из-за невезения в любви, сколько из-за того, что я знаю толк в поединках и могу предсказать результат. Так что давайте без лирики взаимных оскорблений. Берем быка за рога - и в стойло.
        - А мне нравится такой жесткий подход, - расцвел Архаблог. - Серьезно, по-мужски, экономит время и силы. Опять же, как он использует элемент неожиданности!
        - Дело в том, - заговорщицким шепотом принялся излагать Отентал, - что наш местный бык внезапно заболел. Его можно понять: жена, дети, домашние хлопоты и работа, работа, работа… Сверхурочные по выходным дням.
        - Какие сверхурочные? - подозрительно спросил Такангор.
        Архаблог отпихнул Отентала локтем и перехватил инициативу:
        - Какая разница? Работа всегда работа, но в том ли суть? Главное - это признание публики, известность, будет о чем вспомнить в старости, наконец. Вот представьте: вы стоите на арене - весь в лучах славы. Над вами - ореол победителя. Под копытами
        - изрытый и перепаханный песок арены, на котором корчится и визжит ваш противник, а вокруг, словно море, бушуют трибуны и зрители кричат: «До-бей е-го! До-бей е-го!
        Красота?!
        Отентал, сделав сами знаете что, встрял в беседу:
        - Но и это не главное! Вот вы, к примеру, чем занимаетесь?
        - Вас это не касается, - набычился минотавр.
        - Ошибаетесь, голубчик. Именно нас это очень даже касается. - И внезапно грохнул по столу маленьким кулачком. - Кашхаза! Сколько можно ждать?
        На грохот, устроенный Отенталом, приковыляла трагическая фигура оркогоблина с подносом. Он принялся расставлять перед посетителями оловянные блюда с дымящейся едой и высокие оловянные же стаканы.
        - Кушать подано, - проскрипел Кашхаза, будто через силу. - Как в лучших домах Чесучина.
        - Избави Бог, - хором отреагировали совладельцы.
        Такангор подумал, что в этом он с ними солидарен. Уныло покопался вилкой в принесенном блюде и уточнил:
        - А чем оно было при жизни?
        - Хе-хе-хе! - засмеялся Отентал и обратился к напарнику: - Вот уж не думал, что минотавры такие переборчивые.
        Чтобы приготовить рагу из зайца, надо, как минимум, иметь кошку.
        В. Масс, М. Червинский
        - Минотавры, как и люди, абсолютно разные, все со своими вкусами и привычками. А некоторые еще и с мамой, которая славится своим кулинарным талантом на всю округу,
        - заметил Такангор. - Так что ваше «хе-хе-хе» в данном случае совершенно неуместно.
        Сотрапезники заметно помрачнели, чувствуя, что дружеская беседа никак не наладится. Выправлять положение принялся Архаблог, предварительно отодвинув Отентала отработанным приемом локтем в бок (и вообще, об этом действии мы дальше упоминать не станем, ибо для совладельцев оно так же постоянно, необходимо и неизбежно, как процесс дыхания).
        - Оно и верно. Все зависит от личности. Вот взять, к примеру, нашего быка. Ой!
        Последнее слово относилось уже к Отенталу, который наступил ему под столом на ногу, призывая отказаться от избранной темы и переходить от быка непосредственно к деловому предложению.
        - Вот так и люди, - послушно, хоть и не вполне логично закончил Архаблог, - болеют-болеют и умирают.
        Отентал закатил глаза.
        - Не понял, - уточнил Такангор. - Этот ваш бык заболел или умер?
        Совладельцы ответили дружным хором:
        - Для нас это одно и то же.
        - Это как же прикажете понимать?
        - А так, что вторую неделю подряд не будет паялпы. Вторую неделю ехидне под хвост!
        - Умные люди, - не без язвительности заметил минотавр, - для такого случая имеют второго быка.
        - Да где ж его взять, второго, - возопил Архаблог, тыкая пальцем в безответное пространство, - если мы этого…
        - Единственного, - вторил ему Отентал, промокая лоб платочком, - едва-едва достали. Из - считайте - тридевятого царства, тридесятого государства. Такие послания сочиняли, на такие уступки пошли. Даже собственный корабль за ним снарядили.
        И оба судорожно всхлипнули.
        - Надо же, - почесал за ухом Такангор. - Почти как у меня. Только без корабля.
        Совладельцы уставились на него в немом изумлении.
        - Я направляюсь на службу к герцогу да Кассар, - небрежно молвил минотавр, одним глотком осушая кружку. - Может, слышали о таком?
        Архаблог и Отентал завороженно покивали головами.
        - Так что коли у вас ко мне дело, то я свободен до завтрашнего утра. А там снова в путь. Опоздания мне потомки не простят, а времени в обрез.
        Совладельцы переглянулись и горячо заговорили:
        - Зачем же так скоропалительно решать серьезные дела? Кстати, до замка милорда Зелга удобнее всего добираться от «Мертвой пристани» - там каких-то пару часов пути по удобной проселочной дороге. А вот до «Мертвой пристани» лучше всего спуститься по Нэ-Нэ на нашей ладье с энергичными гребцами. А?
        - Могу еще предложить кузнеца, - сказал Архаблог.
        - Нет, кузнеца не надо. Зачем мне кузнец, - искренне удивился минотавр. - Оставьте его себе, пожалуйста.
        - А вот это вы зря, милейший, - вкрадчиво заговорил Отентал. - С хорошими подковами и хлопот меньше. Не все же бедными копытцами гоцать по дорогам.
        И пальцами на столе он изобразил сам процесс гоцания.
        Такангора умилило столь тонкое понимание, и он рявкнул:
        - Стоящая мысль. Считайте, что мы почти договорились. Теперь поговорим о ваших проблемах. - И крепко пожимая руку сперва Архаблогу, затем Отенталу, представился:
        - Такангор, минотавр, очень приятно, Такангор. Минотавр.
        - Потрясающе, неслыханно, какое благородство, какая отвага… - заговорили совладельцы.
        - Итак, вы хотите, чтобы я заменил вашего быка?
        - Именно! В точку.
        - Тогда расскажите поподробнее о правилах, - предложил минотавр.
        - Да они, собственно, никогда не менялись, - растерянно сказал Архаблог. - Разве что позолотили ручки кресел да сменили красный занавес на зеленый в целях безопасности последнего.
        - Ну а чем она отличается от других паялп? - наивно уточнил минотавр.
        Отентал подавился куском пиракаши, а Архаблог смертельно побледнел. Кровавая паялпа была их личным изобретением, и до сего момента ни о каких других паялпах они слыхом не слыхивали. Перед их мысленным взором пронеслись ужасные картины: во всех городах открываются новые амфитеатры и туда рекой стекаются зрители, в том числе и чесучинцы на своих маленьких лодочках.
        Архаблог первым пришел в себя после жуткого видения:
        - В основе лежит иллюзия противостояния быка и человека. Последний убегает или сопротивляется, как может. А первый его догоняет и как бы истребляет. Публика волнуется, шумит, кушает горячие пончики.
        - А что кровью пахнет? - спросил Такангор.
        - Воздух. Всего лишь воздух.
        Минотавр рефлекторно принюхался:
        - Значит, представление без жертв?
        - Как же без жертв? - удивился Отентал. - Обязательно с жертвами. Только в нашем случае это иллюзия высочайшего качества. Вместо крови - томатный сок и клюквенный сироп. Кстати, рекомендую, очень вкусный. А для пущей безопасности наденем на рога мягкие наконечники.
        Такангор отчетливо представил себя посреди арены в томатном соке и клюквенном сиропе, визжащую публику на трибунах с горячими пончиками в руках, и ему стало не по себе. Репутация его подмокала на глазах.
        - Это что ж получается? - загудел он. - Я стану гоняться по всему амфитеатру за каким-то клоуном, а мальчик в первом ряду скажет маме: «Смотрите, мама, какой большой и глупый дядя с рогами там круги нарезает»? Увольте. Я после такого выступления не то что на военную службу не устроюсь - меня четвертым подавалой при пятом помощнике пекаря не примут даже в этой забегаловке.
        Отентал обвел взглядом мрачное помещение «Рыбьей головы» и удивился:
        - В этой? Нет, в этой примут…
        Тут уж ему на ногу наступил Архаблог.
        - Наши клиенты и по ту, и по сю сторону барьера всегда застрахованы от неприятностей. Во-первых, никто и не узнает, что кровь не настоящая. Во-вторых, мы создадим тебе такой имидж, что все армии мира будут рвать Такангора на части и умолять вступить в их ряды. А в-третьих… у тебя папа есть?
        - Нет.
        - А мама хотя бы?
        - Ничего себе - «хотя бы»… Предположим, есть.
        - Так вот представь: приезжает она в наш город, заходит на рыночную площадь, а там памятник стоит. И на пьедестале табличка: что возведен он в честь героя Кровавой паялпы, великого воина Такангора - сына такой-то матери.
        - А что он будет делать на площади? - удивился слегка захмелевший минотавр.
        - Как что? - отвечал еще более захмелевший Отентал. - Назидать потомкам про это самое… славу, мощь и воинскую доблесть.
        - А перед отъездом мы тебе рекомендательное письмо дадим с предыдущего места работы, - искушал Архаблог. - Такое рекомендательное, такое… Не посмеют не взять!
        - Соглашайся. - И Отентал попихал Такангора по мускулистой ноге. - Памятник, плюс кузнец с серебряными подковами, плюс немаленькая сумма денег, плюс ладья до
«Мертвой пристани», ночлег и питание за наш счет, статьи в газетах - само собой, и сладкое чувство, что ты спас двух людей, которое не купишь ни за какие деньги.
        - А противник у меня крепкий? - внезапно спросил Такангор.
        - Быкоборец из Вианта, два десятка побед. Но в Кровавой паялпе он никогда не участвовал.
        - Тогда плюс стукнуть его пару раз, чтоб не совсем зря на арену выходить.
        Тут наконец подоспел Кашхаза с заказанной бульбяксой и оказался как нельзя кстати. Что значит - многолетний опыт работы с клиентом.
        Глава 6
        Карр Алвин да Кассар всю жизнь боролся с роком, обстоятельствами, родовыми проклятиями, предназначениями и предопределениями. Ему казалось ненормальным расхлебывать кашу, которую много веков назад заварили его предки, каковых он имел счастье знать только по неудачным портретам либо в виде привидений. Привидения в большинстве своем звенели цепями - где только доставали? - и старались прикоснуться к лицу холодным и влажным краем призрачного савана. Этим все родственные отношения и исчерпывались, так что ни гордости за родичей, ни боли утраты, ни праведного гнева в адрес кузена-короля Карр Алвин никогда не испытывал.
        Некромантские способности и тайные знания не доставляли ему радости. Скорее, он полагал их чем-то вроде хронической болезни, врожденного уродства и всячески старался скрыть от окружающих.
        Еще в отрочестве он покинул отчий дом и отправился странствовать по чужбине, где хоть и слышали о кассарийских чародеях, но его за такового не признавали, а потому относились вполне по-человечески.
        Быть обычным человеком, разве что весьма богатым, Карру Алвину понравилось, и иной судьбы для своего наследника он и помыслить не мог.
        В возрасте сорока лет герцог да Кассар сочетался браком с равной по положению, хоть и не по состоянию, просвещенной девицей Ласикой из славного аздакского рода Ренигаров. Спустя положенные девять месяцев молодая жена осчастливила Карра Алвина наследником мужеского полу, которого назвали Зелгом Галеасом и в честь какого-то особо знаменитого предка еще и Окираллой в придачу. А когда младенцу исполнилось два месяца, счастливый отец отправился в Тиронгу, чтобы подготовить замок и поместье к приезду семьи.
        Первые полгода от него регулярно, хоть и не слишком часто поступали известия, а затем воцарилось глубокое молчание. Госпожа Ласика заподозрила наихудшее - что герцог разлюбил ее и собирается разводиться, но оказалось, что все обстоит значительно благополучнее: Карр Алвин да Кассар пал от руки наемного убийцы.
        Отправляться в далекое и полное опасностей путешествие с крохотным младенцем на руках Ласика не решилась. А тут подоспел и посыльный из замка - немного странный господин, прибывший ночью и ночью же отбывший, который доставил кругленькую сумму в полновесных золотых рупезах. Он же успокоил новоиспеченную герцогиню относительно ее финансового положения. Раз в полгода управляющий имением обещал высылать достойное наследника да Кассаров содержание.
        Памятуя о горестной судьбе любимого супруга, госпожа Ласика всем сердцем стремилась уберечь единственного сына. Результатом ее стремлений явилось блестящее воспитание, в котором упор делался на изучение естественных и точных наук.

«Все страшные истории о кассарийских некромантах, все эти зловещие предания и родовые проклятия суть сплетни, которые распускают невежественные и злобные люди, что плохо изучали историю сопредельных государств. Политика и передел власти в Тиронге лежат в основе давнего конфликта между семьей да Кассаров и королевским домом. Ведь твои предки, дорогой Зелг, такие же серьезные претенденты на престол, как и нынешние короли Тиронги» - вот что втолковывала мать юному герцогу.
        Что еще можно сказать о нем?
        Он был кроток, скромен и послушен. Имел принципы, но иногда, после того как маменька пребывала в особо плохом расположении духа, допускал кощунственную мысль, что, возможно, некоторые дети-отцеубийцы были обвинены несправедливо. Считался пацифистом, но предпочитал в одежде военный стиль. Превыше всего ставил науку, но признавал, что она не способна дать исчерпывающие ответы на все вопросы. Чтил традиции и память предков, но о своих знал только то, что поведала ему мать, - то есть, по большому счету, не знал ничего.
        Родители готовят нас к жизни в мире, которого не существует.
        Он вырос вдали от родины, на севере Аздака, пребывая в твердой уверенности, что мир мертвых хоть и реально существует, но вряд ли согласится подчиняться миру живых или как-то с ним соприкасаться. Разве что случается встретить человеку привидение или дух умершего, но это тоже можно объяснить с точки зрения науки.
        А о том, чтобы одним взмахом руки поднимать из могил толпы скелетов и бросать их в бой на вражеские дружины, чтобы заставлять зомби пахать на тучных полях и приглашать всякую нежить на дружеский ужин, - об этом и речи идти не может, разве что в сказках или старинных романах. Так ведь известно, что сочинитель зарабатывает себе на хлеб именно тем, что выдумывает вещи, которых нет в реальной жизни. И платят ему за его фантазию. «За реальность, - утверждала практичная Ласика да Кассар, - платить никто не станет. Ее с лихвой хватает любому смертному».
        Пока она была жива, Зелгу даже в голову не приходило отправиться в Тиронгу. Он твердо знал, что его ждет печальная судьба отца и предков - соперников ныне здравствующего короля Юлейна Благодушного (равно как и всех королевских предшественников).
        Однако же наступил печальный день: Ласика Ренигар да Кассар покинула сию юдоль слез и скорбей и отправилась в лучший мир, а спустя месяц после пышных похорон, продав аздакское имение и решительно распрощавшись с прошлой жизнью, Зелг Галеас Окиралла герцог да Кассар отправился в Тиронгу, чтобы вступить во владение отцовским наследством.
        Что именно подвигло его на этот поступок, точно не знаем. Но полагаем, что и сам Зелг не дал бы исчерпывающих объяснений случившемуся. Просто решительно стряхнул с себя минувшее и устремился в будущее, надеясь на то, что оно хотя бы временами будет светлым, как и то славное прошлое, которого он был волею матери лишен. Иные зовут это странное состояние ностальгией и ужасно гордятся способностью вот так запутать простое определение.
        Ностальгия - это желание вернуть то, чего мы никогда не имели.
        Такова предыстория.
        А история начинается в тот момент, когда на дороге, ведущей в деревню Виззл и, соответственно, к замку Кассар, показался высокий молодой человек верхом на чалом скакуне.
        Странник сей был замечателен тем, что имел ослепительно белую кожу, безупречно гладкое лицо, жгучие, как угли, черные глаза под крылатыми бровями и тонкий хищный нос. Волосы у него были редчайшего пепельного цвета, как если бы он уже родился седым, а изысканные руки с холеными ногтями могли принадлежать скорее музыканту, нежели воину. Тем не менее плечи его оказались на удивление широки, а торс мускулист, как у закаленного в битвах бойца.
        Словом, странник этот был точной копией своей многочисленной родни, и любой подданный Карра Алвина без малейших колебаний признал бы в нем своего нового господина. Зелг полагал свое прибытие неожиданностью для окружающих и страшно удивился бы, если бы узнал, что его давно уже ждут в отчем замке, даже отполировали по второму кругу полы и надраили до невозможного блеска все рыцарские доспехи, стоявшие в стенных нишах. Выстирали флаги, добыли из подвалов драгоценные коллекционные вина и как раз занимаются приготовлением праздничного обеда, ибо все газеты, доступные подписчику на территории королевства Тиронга, обсуждали, захлебываясь, одну-единственную новость - прибытие кассарийского некроманта.
        И даже равнодушный обычно к людским проблемам обозреватель «Усыпальницы» разразился грандиозной статьей на две полосы, не преминув выразить свою радость по поводу столь значительного и заметного события.
        По многу раз упоминались в газетах и якобы нанятые Зелгом на службу орды троглодитов и минотавров. Особенно часто описывали одного из них - выигравшего Кровавую паялпу и надолго отправившего своего соперника на больничную койку.
        Самое главное в нашей жизни происходит в наше отсутствие.
        Салман Рушди
        Но всего этого странник пока не знал, как не знал и того, что над его головой уже сгущаются тучи, к столице Булли-Толли в спешном порядке стягиваются войска и ведется запись добровольцев в освободительную армию Тиронги.
        Он просто ехал по удобной проселочной дороге, удивляясь тому, как хорошо она выглядит по сравнению с сотнями других дорог, которыми ему приходилось пользоваться в своей жизни; оглядывал богатые поля и виноградники и восхищался тем, кто так споро и умело ведет это хлопотное хозяйство.
        Это были последние спокойные минуты его жизни, а потому оставим милорда Зелга в совершеннейшем одиночестве - ему не скоро еще придется ощутить нечто подобное - и заглянем в замок. Там тоже потихоньку-помаленьку творится история мира.

* * *
        Думгар просмотрел список дел, с облегчением отметив, что большинство пунктов уже вычеркнуто и осталась самая малость. Иные бы сказали - мелочь, но славный управляющий да Кассаров такого понятия не признавал. Когда-то давно он служил прапрапрадеду Зелга - алхимику и философу, - вот тот вообще утверждал, что боги живут в мелочах.
        Он направил свои стопы к диковинному колодцу, что был вырыт на заднем дворе замка и почти никогда не использовался по назначению. Правда, колодец был украшен несколькими бронзовыми фигурами, прятался в зарослях плюща и повилики, а потому глаз отвесть от него было нельзя. Однако немногочисленная людская прислуга упорно предпочитала любоваться им издали.
        Думгар наклонился над колодцем и вопросил в ухающую глубину:
        - Эй, утоплик, ты там?
        - Нет, - язвительно ответил снизу некто. - Отправился выступать в королевском национальном ансамбле песни и пляски… Конечно тут. Где мне еще быть?
        - Ты не привередничай! - пригрозил Думгар. - Я к тебе по делу. Милорд герцог, сколько я понимаю, не совсем привычен к нормальной жизни. Воспитывался исключительно среди людей, так что взгляд на многие вещи у него скорее всего странный и временно ограниченный. Это печально, но факт. И потому в первые дни нужно всячески облегчать ему процесс адаптации.
        - Чего-чего? - уточнил голос.
        - Привыкания, неуч. Так вот ты изволь не угукать из-под воды. И не ругаться непристойно, ежели милорд решит водицы испить.
        - То есть он меня ведром по башке, а я сиди и молчи, как лягуха в глотке аиста?! И где после этого справедливость?
        - Милорд - человек добрый. Когда войдет в курс дела, то отблагодарит тебя за терпение. А уж если ты его огорчишь своими жалобами да рассказами, я тебя самолично добуду на сушу и учиню с тобой воспитательный процесс.
        - Нет, постой, Думгар. Ты чего? - заволновался некто так, что вода в колодце шумно заплескалась. - Я что? Я ничего. И помолчу, если уж так надо. Оно, конечно, ведром по голове - стеснительно и малоприятно. Но ради милорда герцога и твоего душевного спокойствия…
        - Это хорошо, что ты такой понятливый и сострадаешь моей неспокойной душе, - сказал Думгар. - Я даже думаю, что мессир Зелг вполне может тебя в речку выпустить.
        - Не знаю, - протянул утоплик. - Я уж тут как-то привык, обжился. А ведро, ну что ведро? Беспокойство, конечно, и всякое такое, зато и пообщаться есть с кем. А в реке с кем поговоришь? Со щуками и сомами?
        - Ундинки тоже не в рукомойниках живут, - усмехнулся Думгар. - И водяных на твой век хватит.
        - Не, это я раньше, лет двести тому, ундинами грезил. А сейчас уж дно обставил по своему вкусу, мох по камням вырастил знатный - пушистый такой, мягонький, жаб опять же подманил. Да и стар я стал на холодном течении плескаться, поди, радикулит сразу взыграет. От добра добра не ищут. Ты не переживай, домоправитель, я свое слово всегда держу. Только ты мне кинь чего-нибудь мягонького, дабы на макушку пристроить. Ежели спросонья конфуз случится, так чтоб не отреагировать в полную силу.
        - Договорились, - согласился Думгар.
        Затем он вернулся в замок, прошествовал в парадную залу и устроился в огромном каменном кресле, чтобы передохнуть часок и предаться размышлениям о самых насущных проблемах.
        Почтенный домоправитель понимал, сколь серьезно и глубоко будет потрясен его молодой хозяин, когда обнаружит вопиющее несовпадение того, чему его учили все эти годы, и того, что существует на самом деле. При всем желании у Зелга не получится закрыть глаза на некоторые факты и пытаться жить, как живут все нормальные люди. К слову сказать, Думгар полагал такую жизнь неправильной, исковерканной и больной.
        Одной этой проблемы с лихвой может хватить на долгое время, но есть дела поважнее. Домоправитель внимательно следил за текущими новостями и отчетливо видел, как нагнетается обстановка в стране, как распространяются отвратительные сплетни и слухи о семье да Кассар. Он старался, как мог, если и не предотвратить, то хотя бы оттянуть момент катастрофы, но существовала объективная реальность со своими неумолимыми законами. И по всему выходило, что мессир Зелг вернется в наихудший из возможных периодов - точнехонько к гражданской смуте, к войне, которую уже подготовили и вот-вот развяжут против него Юлейн и его министры.

* * *
        То, что его высыпало встречать чуть ли не все население окрестных агрипульгий, Зелга скорее обрадовало, нежели насторожило. Мало ли откуда добрые подданные могли узнать о его приближении. В конце концов, герцоги да Кассар на дорогах не валяются. И хотя он особо не афишировал свое происхождение, но и скрывать не скрывал. И потому многочисленную делегацию воспринял как нечто само собой разумеющееся.
        Комментарии, которые доносились до его ушей из пестрой толпы, тоже доставили молодому герцогу удовольствие. Прелестные молодые девы, алея, как маков цвет, перешептывались: «Какой красавец! Картиночка!», «Ой! Он прямо на меня посмотрел - как взглядом по сердцу полоснул!», «Не на тебя, а на меня вовсе!» И несли прочую девичью чушь, что заставляет суровые мужские сердца биться чуть сильнее.
        Мужички с удовольствием разглядывали могучую фигуру, стать и гордую осанку милорда, перепихивались локтями и ворчали себе под нос нечто одобрительное.
        Здоровенный и нестарый еще детина в черной шелковой рубахе, затейливо вышитой серебром по вороту, представился старостой Иоффой и поднес Зелгу кубок литого золота, полный вина, как он пояснил, с лучших герцогских виноградников. Тот осушил кубок в три глотка и признал, что вино действительно великолепное, и уж только потом обратил внимание, что сосуд выполнен в форме человеческого черепа. Сия мелочь слегка опечалила молодого просветителя и реформатора, коим наивно полагал себя Зелг.
        Он тут же дал себе зарок буквально на днях собрать верных подданных и выступить перед ними с обличительной речью, в которой доходчиво бы разъяснялся вред, происходящий от суеверий и предрассудков. «Школу открою, больницу для бедных, - размышлял юноша. - Буду нести свет угнетенному народу, образовывать и воспитывать молодое поколение».
        Правда, народ встречал его с искренней радостью, веселился, пел, дудел в немыслимые дудки, танцевал и выкрикивал что-то приветственное и дружелюбное. И все это уж никак не походило на встречу тирана и деспота, каким, по мнению молодого герцога, должен был представляться мирным пейзанам любой маг и чернокнижник. И угнетенными они не выглядели. Однако мирные пейзане по темноте и неучености просто могли не подозревать о горестной своей судьбе. Это ведь сколько, положим, простому труженику нужно работать, чтобы заработать на такой вот сосуд.
        Сам кубок, впрочем, Зелга порадовал. Огромный кусок золота в руках деревенского старосты свидетельствовал о том, что родовое поместье его не окончательно разорено, дела отнюдь не в упадке и неведомый управитель хорошо заботится о наследии предков. А сколь приятно чувствовать себя состоятельным человеком.
        - И все же вы, почтенный, уберите это подальше. Не то мой добрый народ решит, что я и на самом деле какой-нибудь некромант. И ужаснется, чего доброго. Само собой, вещица занятная, выполнена с величайшим искусством, только не стоит делать из нее ритуальный предмет. С этого дня в герцогстве будут новые порядки. Я намерен решительно опровергнуть все слухи о чудесах и ужасах, которые распространяются невежественными и озлобленными людьми, - смущаясь, произнес Зелг. - Вот вы сами, к примеру, понимаете, что я вовсе никакой не маг, тем более не потомственный некромант, а такой же простой человек, как и вы?
        Опровержение - это подтверждение в форме отрицания.
        Андре Франсуа-Понсе
        - Как пожелает мессир герцог. В этих пределах любой с радостью поймет все, что вы ни скажете, а хоть бы и про вашу простоту, - легко согласился Иоффа и отдал кубок статному парню лет двадцати, что тенью ходил за старостой. - Мой сын Раван. Готов служить вашему высочеству верой и правдой. Он тоже согласен и не опровергает. А теперь дозвольте сопроводить вас в замок, мессир. Там господин Думгар верно заждались.
        И он взял коня под уздцы.
        - Кто этот господин Думгар? - спросил Зелг.
        - Домоправитель герцогов да Кассар с незапамятных времен. Правая рука вашего прадедушки, дедушки, а впоследствии - батюшки…
        - Пусть им земля будет пухом, - торопливо вставил герцог.
        Иоффа метнул на него быстрый и странный взгляд, как если бы молодой хозяин ляпнул нечто совершенно неприличное либо откровенно глупое. Однако предпочел не комментировать.
        - Вы, полагаю, мало знаете о господине Думгаре? - уточнил он, когда они уже двигались по направлению к замку, сопровождаемые шумной толпой поселян.
        - К сожалению, Иоффа. Моя матушка с великой осторожностью относилась к батюшкиной родне и неблагосклонно воспринимала слухи, которые доходили до нас из Тиронги. Вероятно, в силу этой неприязни она редко заговаривала со мной о делах, о моем родовом поместье, а также о преданных и верных слугах, коих - как я теперь вижу - у меня и по сей день немало.
        - Вполне понятное стремление матери уберечь свое единственное дитя от превратностей судьбы заслуживает токмо уважения и сочувствия, - проникновенно сказал Иоффа. - Что же до верных слуг, то ваше высочество совершенно правы: тут их сыщется в избытке. Мы все принадлежим вам и душой, и телом. И именно как верный слуга мессира герцога я обязан предупредить вас о том, что господин Думгар - он весьма необычный… особенный, я бы сказал - неповторим есть.
        - Догадываюсь, - усмехнулся Зелг. - Судя по всему, это древний старец, если он служил еще моему прадеду.
        - Древний? Да, древний, - усмехнулся Иоффа. - А вот старец ли?
        В этот момент они достигли первого ряда укреплений, проехали под вратами, украшенными венками из прелестных цветов, лентами и зелеными миртовыми ветвями. На надвратной башне реял на ветру черный с серебром флаг кассарийских некромантов.
        Лишь только конь Зелга ступил на вымощенную звонким камнем дорогу, что - прямая, как стрела, - вела ко второму ряду укреплений и обрывалась на краю глубокого рва, воздух наполнился торжественным пением труб. Невидимые герольды надрывались от восторга, сообщая миру великую весть: мессир да Кассар снова дома, замок встречает хозяина.
        У Зелга даже слезы навернулись на глаза.
        Именно их герцог и посчитал единственной причиной, по которой ему так и не удалось обнаружить виртуозов трубачей, хотя он усердно вертел головой во все стороны.
        Потом почтительно приотстала толпа добрых поселян и поворотила обратно, в Виззл - праздновать возвращение господина и поднимать бесчисленные тосты за здоровье, процветание и упрочение рода да Кассаров.
        А потом почти бесшумно опустился подъемный мост, конь, влекомый Иоффой, бодро процокал по дубовому, окованному железом настилу, миновал трапезную, оружейную и конюшни, оставил в стороне черную громаду донжона и остановился перед самыми дверями господского дома.
        По ступенькам, словно лазурные речные воды, стекал к ногам Зелга драгоценный аздакский ковер, который его матушка непременно запрятала бы в сокровищницу и запретила выносить даже в пиршественный зал, не то что класть под ноги.
        И первый всплеск варварской гордости захлестнул герцога. Он слегка устыдился этого, но только слегка. Зелг даже не представлял себе, насколько сильна кровь кассарийских некромантов, и потому не мог понять, что творится с ним - обычно таким спокойным и уравновешенным.
        А затем распахнулась дверь, и перед ним склонился некто грандиозный, величественный и великолепный.
        Молодой герцог судорожно схватился за горло, попытался что-то просипеть, но у него ничего не получалось. Он открывал и закрывал рот, словно рыба, вытащенная на берег, и чувствовал себя приблизительно так же. В ушах грохотало. Это рушились все представления о реальном мире.
        Между тем встречавший выпрямился, и глаза Зелга невольно метнулись ввысь, пытаясь охватить взглядом господина Думгара во всем его великолепии.
        Он и впрямь был уникальным в своем роде - единственный выживший за всю историю некромантских войн грандиозный каменный голем, с чьего высокого чела давно уже стерлась от времени надпись, гарантировав ему великую силу, свободу и бессмертие.
        Впрочем, про смерть и бессмертие големов Зелг да Кассар пока что не знал, а если бы и узнал, то ровным счетом ничего бы не понял.
        - Э-э-э, - пробормотал он, соображая, что вышеупомянутое «э-э-э» никак не тянет на приветственную речь наследника, впервые вступившего под сень отчего дома. - Ну, то есть, это… Я… вот… - И он пощелкал для убедительности пальцами.
        - Добрый день, - пророкотал голем. - А столь необходимые уединение и тишину, равно как и глоток холодной освежающей воды милорд может найти на заднем дворе, если соблаговолит пройтись вот по этой тропинке. Мы же готовы ждать, сколько потребуется милорду, чтобы оценить и взвесить обстановку. Впрочем, позволю себе заметить, что горячие блюда уже готовы. И немериды под винным соусом просто исходят соком.
        Упомянутые немериды были слабым местом молодого герцога. Немерид он был готов поглощать в неограниченном количестве, невзирая ни на настроение, ни на состояние здоровья или финансов. Несчастная либо счастливая любовь, карточный выигрыш или, напротив, проигрыш, слава либо безвестность - все это меркло в ту минуту, когда на стол ставили огромное серебряное блюдо, полное раскрытых раковин с нежнейшим розоватым мясом. Словом, грех чревоугодия - это святое дело.
        То, что невероятный домоправитель знал об этой слабости своего далекого, незнакомого хозяина, тронуло Зелга и заставило его ощутить первый, пока еще слабый укол совести.
        - Благодарю вас за теплую встречу, милейший Думгар, - молвил он не своим, каким-то скрипучим и бесцветным голосом. И, собрав всю волю в кулак, продолжил: - Я, вероятно, устал с дороги сильнее, чем предполагал. Вы угадали. Мне необходимо несколько минут тишины и уединения да глоток воды, чтобы взбодриться. Признаюсь, я взволнован.
        И неверными шагами удалился по тропинке.
        Если бы Зелга не подкосила так внезапная встреча с тем миром, реальность которого всю свою жизнь упорно отрицала Ласика Ренигар да Кассар, он, возможно, и свихнулся бы оттого, что обычная на первый взгляд тропинка вынудила его три или четыре раза пройтись по кругу, затем сделать большую петлю и два раза продефилировать мимо знакомого уже парадного входа, чтобы потом увлечь в тенистый замковый парк. Нет, вообще-то это была приличная, нарядная, ненавязчиво извилистая тропинка, все повороты и извивы которой были продиктованы исключительно эстетическими принципами. Но новый наследник отчаянно не вписывался в окружающий пейзаж, и она решила показать ему, в каком мире отныне он пребывает. Сразу скажем: суть многих человеческих проблем ускользала от нее. Не станем приписывать заурядной тропинке какие-то невероятные свойства. Но справедливости ради - милосердие было ей не чуждо, и она вывела Зелга к заброшенному колодцу значительно раньше, чем он окончательно потерял голову, пытаясь преодолеть заколдованную геометрическую фигуру замысловатой формы, вычерчиваемую ею среди тенистых деревьев.
        Сверкающий на солнце серебряный сосуд, украшенный невероятной чеканкой, - предположительно местное ведро - стоял на мраморном постаментике в окружении четырех статуй. Зелг сбросил его вниз, в воду, дивясь красоте самого колодца, необычной форме ведра, виду здешней цепи… Разум, спасаясь от перенапряжения, придает огромное значение мелочам, отказываясь осознавать целое. И правильно делает.
        - А чтоб тебя пять раз подняло и двадцать гепнуло, лучше всего об кактус! Чтоб тебя маменька до ста лет опекала и за руку водила! Чтоб тебе мхом порасти снизу, а лишайником сверху! Чтоб тебя этим ведром буцало, чтоб тебе ни сухо, ни мокро было, личинка сухопутная!.. - раздалось из колодца и понеслось на всю округу, многократно усиленное подлым эхом.
        Затем внизу кто-то завозился, заплескался и яростно подергал ведро.
        - Чтоб тебе Думгар устроил воспитательный процесс!!! Чтоб на твоих костях Кассары сто лет изголялись… Ой-ё-алулу! С возвращением, мессир герцог, добро пожаловать домой. И позвольте сказать, что я являюсь подданным вашей благородной семьи вот уже четыреста пятьдесят лет подряд, чем постоянно горд и счастлив.
        - Спасибо, - учтиво отвечал слегка поколебленный радостной встречей Зелг.
        - Всегда пожалуйста, - донеслось снизу. - Это я вас поначалу просто не признал. Ежели что, я всегда тут, с багажом бесценного многовекового опыта, желанием посодействовать в любых начинаниях и беззаветным восхищением. Так что и советом, и деятельной помощью - в любой момент.
        - Деятельной, пожалуй, не надо, - робко попросил герцог.
        - А то могу, - настаивал утоплик.
        - Не стоит беспокоиться.
        - Это хорошо - беспокоиться я не люблю. Радикулит, знаете ли, ревматизм. Ведь все в сырости, все в сырости… А когда милорд изволил приехать? Что-то в среде водяных ходят противоречивые слухи.
        - Только что.
        - И сразу ко мне! Какая честь, какой восторг! Сегодня же напишу кантату для сводного хора жаб и сверчков, каковую в любой момент буду рад предоставить для светлейшего прослушивания.
        - Я потрясен, - честно сказал молодой человек.
        - То ли еще будет, - неожиданно прозорливо заметил утоплик.
        - Почему вы так думаете?
        - А, знакомое дело. - Кажется, тот, в колодце, махнул рукой. Что-то негромко плеснуло. - Я вот сам как утоп, так чуть не помер от удивления. Все необычно, все с толку сбивает. Но каких-то сто двадцать - сто тридцать лет прошло, и будто так и надо. Дело привычки.
        - Каких-то сто двадцать лет… - прошептал герцог.
        - Глазом моргнуть не успеете.
        Зелг помолчал.
        - Жалко вас отпускать, такая честь оказана простому, скромному труженику ведра и ворота. Но ведь нужно быть справедливым. Нужно?
        - Наверное.
        - Ну, тогда идите в замок, несите свет и сладость другим подданным. К тому же Думгар немерид припас - страшное дело.
        - А вы откуда знаете?
        - Подумаешь, велика важность. Все ундинки в окрестностях запыхатые, растрепанные - а какое там вычесывание волосьев при луне, коли сутки напролет давай грузи моллюсков корзинами? Водяные на ушах стоят: а как сорт не приглянется?! А как качество не потрафит?! Уж, кажись, нам, утопликам, хуже не будет - но и то застращал Безымянный. Идол каменный, простите на злом слове.
        - Думгар?
        - А то!
        - Так ведь он имянный. То есть имя имеет.
        - Вы, господин герцог, на чело ему взгляните. Чистое чело, каких у големов не бывает. Там стирать и исправлять нечего, вот и выходит, что Думгар - это имя от людей. А от создателя имя было, куда ж без него, но сплыло. И теперь разрушить его невозможно, ибо кто нынче знает, как нарек Думгара тот, кто его когда-то поднял из чрева земного? Я вот, почитай, четыреста лет тут кукую, а ничего подобного не слышал. Ни сплетни какой, ни байки. Каменный свои тайны хранить умеет. А уж Кассария и подавно. Она все поглощает - и тайны, и время, и смерть самую…
        - Спасибо за познавательную беседу, - несколько торопливо сказал Зелг. - Мне действительно пора в замок. До встречи.
        - До встречи, - весело откликнулся утоплик. - Можно только просьбишку одну? Вы, милорд, сделайте милость: хоть аукните, допрежь ведром по голове забумбасить, или еще как свое право заявите. А то я могу спросонья такую мысль до сознания довести, что после фиолевым делаюсь.
        - Фиолевым-то отчего? - растерянно спросил молодой герцог.
        - Так я ж по жизни зеленый, цвета надежды и обновления, - охотно пояснил булькающий собеседник. - А как засмущаюсь, то пятнами иду, по старинке, по человечьей, прижизненной памяти. Красный в смеси с зеленым дает, как известно, коричневый. Ну и какие-то свойства здешней воды, водоросли всякие голубоватые - я ими, почитай, по макушку порос - вот и выходит фиолевый. Цвет, конечно, красивый, благородный, но обчиство его не уважает. Булькают тут всякие. Так что нижайше просим…
        - Я постараюсь, - не слишком уверенно пробормотал да Кассар, полагая, что пора двигаться домой.
        Уединения и тишины он получил столько, что о глотке свежей воды даже думать не желал. Нет, в замок, решительно в замок, пока не произошла еще какая-нибудь жизнеутверждающая встреча с благодарным подданным.
        Говорят, благими намерениями дорога в ад вымощена. Может, да Кассар и не хотел сталкиваться с почитателями и поклонниками, но этого нельзя было сказать о поклонниках и почитателях.
        Он тихо плутал себе по тропинке, даже не пытаясь пройти прямиком по газону (кто знает, что думает о подобных выходках газон некромантского замка?), когда его кто-то нежно подергал за полу камзола.
        - Приветственность великую имею от всех подземелий Сэнгерая, - сообщил смешной скрипучий голосок. - С нижайшим поклоном от мастериона Зюзака Грозного и его величества Юлама Углекопа, прозванного в народе Замурзанным. Есмь Карлюза.
        Зелг не хотел поворачиваться. Он уже догадывался, что это никакой не крестьянин и не замковый слуга, посланный нетерпеливым Думгаром с призывом отведать сладчайших немерид. Но не оборачиваться было неучтиво. И он…

…уперся взглядом в существо, более всего похожее на ящерицу в жилете и беретике, едва доходящее ему до груди. В существе он не без удивления опознал пещерного троглодита, которые, если верить специалистам, никогда не покидают пределов Сэнгерая без крайней на то нужды и уж точно не забредают так далеко на юг. Оно вежливо шаркало одной ножкой, а второй пыталось лягать не в меру предприимчивый куст, подтаскивающий троглодита поближе к каким-то хищным зарослям.
        - Прикажите ему, ваша светлость! - потребовало существо.
        - Боюсь, он меня не послушает. Ну да все равно. Эй, господин куст!
        Куст как-то сразу напрягся и вытянул ветки, будто пытался встать по стойке
«смирно».
        - Так-то лучше, - улыбнулся Зелг, надеясь, что забавный троглодит не заметит, как сильно кружится у него голова.
        Куст обиженно поджал ветки, всем своим видом давая понять, что забавный ящероид в беретике ему абсолютно безразличен.
        - Прибыл, - захлебываясь от восторга, защебетал спасенный троглодит, - осваивать наук грызенье. Некромансерскую мудрость и усложненный язык людей. В войне готов стоять плечом к… - Он смерил взглядом высоченного Зелга и бойко доложил: - Локтю мессира наставника и по мере сил отправлять на бой умертвенные войска.
        - Стоп, - попросил герцог. - Давайте по пунктам. Какая война? Какие войска? Какое некромансерское грызенье, наконец? Я ученый, а не некромант. Да, согласен, все это, - и он повел рукой по замковому двору и парку, - выглядит несколько странно и навевает определенные ассоциации на непосвященных. Но уверяю вас, на самом деле ничего сверхнеобычного тут нет и никогда не было. Я никого не могу принять в ученики по одной простой причине - я вообще не верю в черную магию. Кроме того, я убежденный пацифист.
        - Газеты детально описовывают грядущую конфликтацию, - обиженно заметил Карлюза. - Зюзак имел грандиозное предвидение. И не бросовый есть я, а по рекомендовательному письму, которое глубокую воздейственность по силе имеет на читающего. Староста Иоффа покоряем был. Господин Думгар пускал в зал ожидания под лестницей на сии дни с приветственными словами: «Утопил бы тебя, ну да на все воля мессира». Мессир хочет меня утопительным видеть?
        - Конечно нет! Оставьте эти глупости, вам тут никто не желает зла. Думгар вообще, вероятно, пошутил. Но об обучении и речи быть не может, ибо я не некромант!!! Это вы можете уразуметь?
        - Доподлинно, - тонко улыбнулся троглодит. - Всенепременно таинственность блюсти будем, но я же по рекомендовательному письму. Досягал из самых подземелий через бури и пустыни и страдания от морской болезни на паршивом корабле с пьющей командой. Всемерно готов впитывать перлы ваших слов. Ну пожалуйста, - попросил он жалобно.
        - Что он говорит? - обратился Зелг к равнодушным небесам. - Что он городит? Как я могу вести войну, командуя армией скелетов? Ради чего? Сплошной абсурд.
        - Абсурд и есть! - рявкнуло у него над ухом. Звук шел откуда-то очень свысока, как если бы говорил со своим господином голем Думгар. Впрочем, голос Думгара выдавал в нем древнее существо, а этот, пока неизвестный, походил скорее на голема в ранней юности. Лет эдак в сто.
        - Какие скелеты?! Зачем?! Они только под ногами путаться будут. Да и хлипкие: дунешь - на порох рассыплются. Все, что нужно на войне, - это мощь, ярость, натиск, отвага. Ну и фамильный боевой топорик. И желательно - чуткое и гениальное руководство прирожденного полководца. Так вот вам несказанно повезло: все это вы уже имеете, мессир. Включая фамильный топорик. Аккурат к боевым действиям.
        И у ног Зелга вспахал землю боевой топор такой величины, что да Кассару стало немного дурно.
        Топор настолько опасная вещь, что его следовало бы продавать по рецептам.
        Рамон Гомес де ла Серна
        - Войны не будет, - слабым, но решительным голосом произнес он.
        - Это как же? - дружно грянули неизвестный и троглодит Карлюза. - Как это не будет, когда она уже идет? Хотите вы того или нет.
        - Нужно немедленно созывать армию и возглавлять ее мною, - посоветовал тот, на кого Зелг так и не мог решиться поднять глаза.
        - И поднимать скелетные соединения, попутно вкладывая в меня знания в надежде увидеть плоды просвещения в ближайшее время, - соглашался Карлюза.
        - И показать им, кто на самом деле хозяин в этом королевстве, чтобы, цитирую
«Королевский паникер»:
«…утопив все в крови и обратив нашу цветущую землю в прах и пепел, по которому будут маршировать бесчисленные и неумолимые полчища, устремить свой горящий яростью взор на иные государства - их богатства, земли, города и замки и прекрасных дев».
        - Все правильно, только прекрасных дев могут оставить себе, - гудел кто-то, поигрывая топором перед самым носом несчастного герцога.
        - Мамочка! - жалобно позвал Зелг.
        Над ним нависла симпатичная бычья морда с золотым кольцом в бархатном полуокружье ноздрей и дружелюбно задвигала ушами.

* * *
        Очнулся наследник в необъятном пиршественном зале, по которому витали искусительные запахи свежего хлеба, мяса, вина и пряностей. И, само собой, немерид.
        Сам он покоился в роскошном золотом кресле под черным балдахином, его ноги стояли на чем-то удобном, что Зелг по наивности полагал скамеечкой до тех пор, пока не взглянул вниз. А взглянув, в ужасе понял, что попирает череп циклопа-исполина. Зал был освещен сотнями голубых огней, которые висели в воздухе без всякой видимой на то причины.
        Две прозрачные тени колыхались возле молодого герцога, легко обмахивая его не то призрачными крыльями, не то полами странных одеяний. Зелг не разглядел как следует, точнее - не решился разглядывать. Он потряс головой, силясь прогнать наваждение и в то же время понимая, что это никакое не наваждение, а судьба, рок, неизбежность. И - что самое удивительное - испытывая одновременно с мистическим ужасом и обреченностью чувство триумфа и радости.
        Если бы он обратился со всеми своими переживаниями к знающим людям, они бы ответили на это, что выше радости обретения себя еще не придумал человек. Равно как и не выдерживал более серьезного испытания.
        Он прерывисто вздохнул, и тут же, откликнувшись на этот вздох, отделилась от стены черная громада и двинулась к нему, сотрясая пол, заставляя стонать стройные мраморные колонны и вспугнув призрачные огни.
        - С возвращением в отчий дом, милорд, - пророкотал Думгар. - Как прошла поездка? Желаете отобедать с дороги?
        - Вообще-то я, кажется, был голоден, - неуверенно признался Зелг.
        - Я бы посоветовал вам выпить бокал-другой доброго мугагского вина, ибо хоть я и горжусь нашими виноградниками, но при некотором помрачении рассудка ничто не отрезвляет лучше, чем мугагское желто-зеленое, урожая восемь тысяч триста двадцать первого года от рождества Тотиса, и предпочтительно с северо-западного склона. В свое время я скупил почти весь обоз, до Бебатиса доехало всего пара ящиков, а уж в Тиронгу оно вообще никогда не попадало.
        Когда-то юный Зелг мечтал попробовать хотя бы глоток упомянутого Думгаром вина, однако добрая матушка Ласика взвыла, как волк-оборотень, едва услышала цену за стакан известного всему миру напитка. Сообщение о том, что ему принадлежит не одна и не две бутылки, несколько поколебало герцога.
        Либо Зелг был плохим дипломатом и не умел скрывать свои чувства, либо Думгар был очень хорошим физиономистом, однако он молвил, отечески улыбаясь:
        - Вероятно, милорд плохо представляет себе масштабы своего богатства.
        - Вероятно, - ошарашенно покивал головой Зелг.
        - Милорд, вероятно, так же плохо представляет себе масштабы своего могущества.
        - Боюсь, что совсем не представляет.
        - Это печально, ибо нас ждут тяжкие испытания. И ваше могущество нам бы очень пригодилось.
        - Не знаю, о каких испытаниях ты еще говоришь, - мне и впечатлений сегодняшнего дня хватит с лихвой на несколько месяцев.
        Думгар покачал головой, и его каменные губы сложились в печальную улыбку.
        - У вас нет нескольких месяцев, у вас нет и нескольких недель. Я боюсь оказаться злым пророком, но что-то подсказывает мне, что у вас нет и нескольких дней в запасе.
        - Не что-то, а газетные статьи, - буркнул скрипучий голос откуда-то с потолка. - Не изображай из себя провидца, тебе для счастья с головой хватит происхождения и фигуры. Не отнимай чужой хлеб.
        Зелг задрал голову и обшарил потолок взыскующим взглядом. Надо сказать, что потолки в господском доме были высоченные, и казалось, что стены стремятся ввысь и растворяются во тьме, не достигнув цели. Только изредка, освещенная приглушенным голубоватым светом все тех же загадочных светлячков, выглядывала из тьмы какая-нибудь неописуемая морда с ощеренной пастью. «Хвала богам - скульптуры!» - подумал да Кассар.
        Справа болталось нечто похожее не то на сгусток тумана, не то на влажную сероватую тряпку - словом, невразумительное. Настораживало только, что временами в этой бесформенной клубящейся массе наблюдались две ослепительные ультрамариновые вспышки, будто две подружки - шаровые молнии подмигивали молодому наследнику. И голос, скрипучий, въедливый голос доносился явно оттуда же.
        Я не верю в привидения, но не боюсь их.
        Жорж Санд
        - Что это? - тоскливо спросил Зелг, прекрасно понимая, что спрашивать не стоило, ибо ответ его все равно не устроит.
        - Не что, а кто, - сказал голос, и вспышки спустились поближе к столу. - Доктор Дотт, к вашим услугам. Некогда семейный лекарь славных герцогов да Кассар, а ныне по совместительству фамильное привидение. Впрочем, бестелесность не является синонимом профессиональной несостоятельности. Напротив, диагностические способности мои намного выросли, ибо теперь я зрю в корень, минуя внешнюю шелуху. Так что я еще могу не одного пациента…
        - …загнать в гроб, - едко сказал Думгар.
        - Не обращайте внимания, ваша светлость, - на удивление спокойно отреагировало привидение. - Мы с ним и при жизни постоянно пикировались, а уж после моей смерти только тем и занимаемся, что ведем словесные баталии. К слову, лучшего полевого врача, чем я, вам тоже не сыскать. Ибо, согласитесь, кто вернее разберется в проблемах умерших людей, чем лекарь, который и сам, мягко говоря, не пышет жизнью.
        Медицина - это высочайшее искусство делать выводы о симптомах болезни на основании причин смерти.
        Эжен Ионеску
        И Дотт тихо рассмеялся, видимо весьма довольный своей шуточкой.
        Зелг ощущал себя приблизительно как грядущий пациент привидения. Ему было вовсе не до шуточек. Он чувствовал, как железные пальцы неизбежности смыкаются на его горле, как судьба, будто гигантская приливная волна, выталкивает его к новому берегу, и не понимал, есть ли какой-то смысл сопротивляться или нужно смириться и пытаться соответствовать своему предназначению.
        Вероятно, он бы надолго погрузился в философские размышления. Это была его излюбленная привычка, даром что ее на дух не переносила деятельная Ласика да Кассар. Однако углубиться в себя ему не дали.
        Завертел огромной головой Думгар, спорхнул к пиршественному столу доктор Дотт и выжидательно замер в непосредственной близости от печеного гуся с яблоками (наблюдательный Такангор сразу бы признал в яблоках злополучный Весенний Припев). В зале похолодало, и даже вездесущие огни померкли, словно на них набросили кисею. Летучая мышь метнулась за колонну и затаилась. Зелг явственно ощутил, как ползут по спине мурашки - каждая размером с упитанную улитку. Весь замок замер, притих и как-то съежился, реагируя на чужое и чуждое присутствие, хотя никого и ничего да Кассар не увидел, сколько ни присматривался. И все же он знал, что пространство вокруг него не пустое, а заполненное тем, чего ни понять, ни объяснить нельзя. Хорошо бы хоть пережить.
        - Вы ссссказали ему?
        Свистящий звук пронесся по залу и смел бесплотного доктора до грандиозной пирамиды, сложенной из экзотических фруктов.
        - Сссказали?!!
        - Еще нет, - ответил за всех Думгар.
        - О чем вы думаете, глупцы? - вопросил голос. Молодой герцог сказал бы об этом голосе, что, при всей неправильности подобного определения, его можно назвать морозным. Ибо все члены и суставы сковывало ледяным холодом от одной только вкрадчивой интонации.
        - Грядет война, - молвил Дотт, выпутываясь из фруктов, - зреет смута. Король положил глаз на фамильные сокровища - чего уж тут не понять? Юноше нужно решить хотя бы одну локальную задачу, а затем приниматься за глобальные проблемы.
        - Блудоссслов, - зашипело изо всех углов пиршественного зала. - Касссария проссснуласссь, Касссария требует крови. А вы боитесссь людей? Ссслушай меня, Галеассс! Касссария ждет… Касссария взывает, Кассса-рия не проссстит предательссства. Я дам сссовет: Касссария не примет Зелга, но сссклонитссся перед Галеасс-сом. Ссспеши…
        И внезапно все закончилось. Загорелись светлячки-светильники, исчез жестокий холод, оцепенение потихоньку стало отступать. С диким грохотом обрушились доспехи меченосца, стоявшие в нише, и разлетелся на осколки, будто стеклянный, огромный двуручный его меч. И хотя наследник подпрыгнул от этого грохота, а все же сей звук странным образом порадовал его, ибо относился к разряду постижимых и нормальных. Зелг утер ладонью холодный пот со лба:
        - Кто это был?
        - Не кто, а что, - поправил его слегка осипший доктор Дотт. - Не знаю, как и пояснить. Оно - Цигра, рок да Кассаров, но рок не враждебный, а, скорее, благосклонный. В самые опасные моменты является из Ничто и Ниоткуда и начинает вещать. Советы дает дельные, ошибается редко, но пару таких дружеских визитов - и вполне можно рассматривать образцы саркофагов для фамильного склепа, чтоб потом не нарекать на окружающих, что-де поместили твой бесценный прах в совершенно безвкусной второсортной поделке из фальшивого мрамора.
        - Совершенно верно, - согласился молодой человек. - Хотя я не слышал, чтобы кто-то освоил производство фальшивого мрамора. Впрочем, наука шагает вперед семимильными шагами… А теперь мне кто-нибудь объяснит, о чем толковало это Цигра? Что значит - Кассария проснулась? Кого она ждет? Меня? Но я тут. И чем ее не устроит Зелг?
        - Это слишком долгая история, - вздохнул голем. - Вам предстоит выслушать ее всю, от начала и до конца, но сперва следует подумать о делах насущных. Цигра всегда право, но давайте учитывать, что оно не принимает людей в расчет, не занимается мелкими, с его точки зрения, проблемами. А вам от них никуда не деться.
        - У меня голова от всего этого пошла кругом, - честно признался Зелг. - Прямо не знаю, что и делать.
        - В таких случаях, - заявил кто-то с другого конца стола, - полезно глядеть в крупноскоп.
        Оказалось, что все это время, отгороженный от хозяина дома огромной бычьей тушей, запеченной на вертеле, там восседал давешний обладатель симпатичной бычьей же морды и кольца в носу. Тот самый, с боевым топором.
        - Минотавр, - догадался герцог.
        И, учитывая обстоятельства, эту догадку можно было смело отнести к разряду прозрений.
        - Такангор, к услугам вашей милости, - сказал минотавр, поднимаясь из-за стола во весь свой великанский рост. - Согласен, кушать родственное в чем-то существо не совсем прилично, но приготовлено отменно. Рекомендую, погрызите мясца для поднятия духа. А то ваше Цигра кого хошь сделает параноиком.
        - Очень приятно, - кашлянул Зелг. И повернулся к Думгару. - А особенно приятно, что даже воинственный минотавр разделяет мою точку зрения. О да, сударь, как вы правы относительно крупноскопа! В крупноскоп! Только так истинный ученый и должен реагировать на инсинуации и происки невежественных людей. Приобщаться к вечности, смотреть на звезды…
        Такангор с сожалением поглядел на Зелга:
        - Можно, конечно, и на звезды. Но полезнее - на приближающуюся от города армию.
        Глава 7
        Незадолго до описываемых нами событий в Булли-Толли, в резиденции графа да Унара, состоялась встреча, в возможность которой не поверил бы ни один придворный сплетник короля Юлейна Благодушного.
        Начальник Королевской Тайной Службы Тиронги слыл человеком не просто чуждым суеверий, но и - страшно даже говорить вслух - не слишком верующим. Воинствующим атеистом он не был, но злые языки утверждали, что лишь по причине дикой загруженности делами. Даже назойливые торговцы охранными амулетами, талисманами от сглаза и порчи, зачарованными драгоценностями и заколдованным оружием, у которых слово «нет» попросту отсутствовало в словарном запасе, вследствие чего они отказывались его понимать, никогда не докучали графу. В их среде упорно ходили слухи о том, что одного - особо непонятливого и надоедливого - разъяренный граф, никогда дотоле не использовавший выгоды служебного положения, упек на каторжные работы в Юйю, на соляные копи. Другие, впрочем, утверждали, что это все клевета и сплошная ложь: не на каторжные работы, а в рабство кровожадным пиратам Ниспа, гребцом на флагманскую галеру.
        В общем, никто из здравомыслящих жителей Тиронги в жизни бы не поверил, что граф да Унара по собственной воле, а не по приговору Королевского Суда может консультироваться с магом, да еще в собственном дворце, да еще в святая святых этого дворца - рабочем кабинете, да еще и в ночное время, когда темные силы, как известно, обретают полную власть.
        Доставленный в закрытом экипаже к северным воротам, маг повел себя как человек, прекрасно ориентирующийся на местности. Ему совершенно не мешало отсутствие луны и звезд. Он легко шагал по дворцовому парку в кромешной тьме и сам окликнул слугу, который боязливо топтался у черного хода, высоко держа над головой потрескивающий факел.
        - Что граф, у себя? - спросил маг. Слуга торопливо покивал. Он не мог отказаться от высокой чести встречать ночного гостя - ведь то было признаком доверия, а доверием господина пренебрегать не следует. Но и разговаривать с высоченным, тощим, закутанным в черный плащ гостем, чьего лица он так никогда и не видел из-за капюшона, надвинутого под самый подбородок, было неуютно. Особенно из-за того, что в прорезях капюшона сверкали глаза. Невыносимо желтые глаза, которые прилично иметь кошке либо змее, но никак уж не почтенному подданному его величества Юлейна.
        Впрочем, при всех своих странностях маг был человеком особенным: неприязнь и страх слуги он наверняка замечал, однако относился к этому с тем великолепным безразличием, каковое демонстрируют либо высокородные, либо весьма могущественные персоны. И эту его исключительность слуга тоже чувствовал всей поверхностью кожи - ведь он был потомственным лакеем и многие секреты (а у хороших лакеев секретов ничуть не меньше, чем у любого другого мастера своего дела) буквально впитал с молоком матери. Во всяком случае, в людях он разбирался прекрасно. И часто таил усмешку, наблюдая за приехавшими погостить вельможами и сановниками, чье низкое происхождение буквально выпирало на каждом шагу, невзирая ни на роскошные наряды, ни на драгоценности, напыщенность и безмерные потуги выглядеть равными с графом да Унара, маркизом Гизонга или даже - смешно подумать - герцогами да Кассар. С принцами крови, блестящими аристократами, о которых каждый уважающий себя придворный лакей знал не меньше пяти сотен легенд и которых почитал заочно, на уровне спинного мозга.
        Граф встретил ночного гостя на пороге своего кабинета, что случалось не так уж часто, и тут же отправил слугу за горячим вином, отдельно подчеркнув, что за избыток вина никто и слова не скажет, а вот за недостаток могут и взыскать, ибо беседа предстоит долгая и отвлекаться на пустяки никто не намерен.
        - Опасную авантюру затеяли вы, граф, - молвил маг вместо приветствия. - В очередной раз восхищаюсь вашей смелостью и умом, но испытываю некоторые опасения.
        - Я тоже не столь уверен, сколь бы мне хотелось, - пожал плечами да Унара. - Выбор скуден, вот в чем беда, драгоценный мой Дауган. Собственно, потому и позвал вас.
        - Существует древняя легенда, - без тени усмешки сказал маг. - Как-то раз пришла к мудрецу молодая мать с новорожденным ребенком и попросила, чтобы мудрец научил ее, как правильно воспитывать младенца, дабы из него вырос великий человек. «Ты опоздала, женщина, - укорил ее мудрец. - Ты пришла на девять месяцев позже, чем следовало».
        - Полагаете, я так запоздал?
        - Вроде того, граф. Вы замахнулись на то, что не в состоянии охватить человеческий разум, даже столь блестящий, как ваш. Это не комплимент, поверьте.
        - Верю, милорд. Иначе бы вы не стали приходить сюда, - спокойно согласился граф. - И все же взвесьте ситуацию: государство в крайнем упадке, а короля просто невозможно заставить здраво взглянуть на вещи. Он витает в облаках - и, может, это не самое худшее. Еще хуже, если бы он вознамерился всерьез управлять страной. Однако казна почти пуста - это не беда, всегда найдется золото, припрятанное на крайний случай, но зачем доводить до крайностей? Народ волнуется, ему надо выпустить пар, смута неизбежна. Начинать войну хлопотно и глупо, хотя я рассматривал и этот вариант. Словом, кассарийские некроманты - это настоящий подарок. Юноша решил вступить во владение наследством в самый удачный момент.
        - Он не осознает свою силу и власть, он не владеет ею…
        Осторожно поскребся в дверь слуга. Граф не пустил его дальше порога, забрал поднос с дымящимися узкогорлыми кувшинами и два бокала и принялся хлопотать вокруг гостя.
        Слуга же, отдав бокалы, сделал охранный знак и торопливо поцеловал амулетик, отгоняющий - как уверяла его бабка - нечистую силу. И манипуляцию сию за нынешнюю ночь он проделал далеко не впервые: слыхано ли, требовать, чтобы гостю ни в коем разе не подавали серебряной посуды - он-де ее не выносит. Знаем мы, кто не выносит серебра, слышали.
        Итак, граф расставил золотые приборы на столе, сдвинув локтем кипу бумаг.
        - Это меня и побудило к окончательному решению. Я имею в виду несостоятельность Зелга да Кассара как мага. Значит, сопротивляться правительственным войскам и ополчению он не сможет. По-настоящему, так, как я боюсь, не сможет. А если он захочет поиграть в войну по людским законам, то я ему еще и спасибо скажу.
        - Bы не понимаете, - проговорил гость. - И не можете понимать. Дело ведь не только и не столько в юноше, который не знает пределов своего могущества. Дело не в ваших играх и планах, не в оскудении казны и глупости обожаемого монарха. Все это так - пшик, чушь, мелочь.
        И он демонстративно щелкнул пальцами, сбрасывая с рукава своего черного одеяния воображаемую пылинку.
        - В чем же тогда? - не без сарказма спросил да Унара.
        Его порой злили безапелляционные суждения ночного гостя, который о земной власти и богатстве рассуждал слишком легко даже для мага. Раздражало также и отсутствие каких-либо сведений о нем, кроме тех, которые сам маг согласился в свое время представить начальнику Тайной Службы. И хотя гордость и цвет его ведомства, настоящие орлы, способные и иголку в стогу сена углядеть, вытащить и доставить пред светлые очи начальства, рыли носами землю (что, согласитесь, как-то странно для настоящих орлов) годами - а не смогли отыскать ни намека, ни следа, ни упоминания об этом загадочном человеке. Маркиз Гизонга, видевший черного мага всего лишь раз, яростно и до хрипоты спорил с графом по поводу этого жутковатого знакомства. Да Унара и сам понимал, что чересчур легкомысленно ведет себя в отношении Даугана, но доверял не голосу рассудка, а интуиции. Интуиция подсказывала, что пока они играют на одной стороне.
        - Это вопрос могущества, милорд. Не власти, пусть даже абсолютной, в пределах страны-двух. Здесь речь идет об иных материях. Я все время пытаюсь сказать вам, что Зелг Галеас Окиралла, герцог и Ренигар да Аздакия, герцог да Кассария - принц крови и один из ближайших наследников правящего дома, - не понимает и не ощущает всей меры своего могущества. Но это не означает вовсе, что таковым могуществом молодой человек не обладает. Кто знает, где и когда сила настигнет его? Когда и при каких обстоятельствах проявится? Предсказывать не берусь, но предугадать можно: в пиковой ситуации, на пороге смерти, когда ему будет угрожать опасность. Логично?
        - Вполне, - не мог не признать граф.
        - А теперь вообразите вашу войну во всех подробностях. Нет, возможно, вы и правы - я не настаиваю. И вполне возможно, что вы поиграете с ним по вашим правилам, как в кошки-мышки. Естественно, кошка - это вы, а мышка - это бедный и глупый Зелг. Но может статься и так, что вдруг посредине игры он начнет устанавливать свои правила. И тогда горе вам, несчастная мышка, которую забавы ради будет ловить ночной владыка - вампир или оборотень.
        - Вы рисуете незавидные перспективы.
        - Я наиболее объективно выстраиваю возможную реальность. Когда какой-нибудь шарлатан твердит вам, что он никогда не думает, а лишь пророчествует от имени высших сил, то не слушайте ни его, ни те высшие силы, которые он представляет. Половина предвидения - это голый и холодный расчет.
        - Не радует меня ваш расчет.
        - Увы. А я ведь остановился на самом интересном месте.
        Граф вздохнул и налил еще вина. А затем, будто завороженный, следил за тем, как гость неторопливо выпростал из складок одеяния длиннопалую белоснежную руку с голубоватыми ногтями и оплел бокал тонкими пальцами, как щупальцами. И непременно, как и при каждой встрече, бросился в глаза да Унара перстень с бесценным черным алмазом, на котором была вырезана печать в виде затейливой буквы «Г».
        - На самом интересном месте, - повторил гость, пригубливая вина. - Ведь главным действующим лицом во всем этом спектакле являетесь не вы, не Зелг и не ваш бестолковый и суетный народ, а великая Кассария.
        - Герцогство? - подозрительно переспросил граф.
        - Нет, милорд, не герцогство, а замок. Точнее, то существо, которое частично обитает в замке, частично в пространстве, на котором он находится. Я бы сказал - суть и сущность могущества кассарийских некромантов. Их безмерные способности, коим черной завистью завидуют все без исключения маги на свете, не явились из ниоткуда. Я бы описал сие свойство как последствия тяжкой болезни, отравления. Именно отравления, я не оговорился, - поспешил уточнить он, видя, как высоко взлетели смоляные брови его собеседника. - Вообразите себе, что некий яд, разлитый в самом воздухе и воде этого места, поколение за поколением отравлял кровь кассарийцев. Некоторые умирали, не выдержав. Большинство выжили и обрели новые возможности, как любой, впрочем, человек, поправившийся после тяжелой болезни.
        - Красивая аллегория, - усмехнулся да Унара. - Но каким образом эта поэзия может играть решающую роль в происходящем?
        - До тех пор пока вы будете воспринимать мои слова как дань литературным традициям, наш разговор бесполезен. И грозит затянуться надолго. А между тем до первых петухов не так уж и долго, милорд. Посему попытайтесь воспринимать меня абсолютно серьезно. Итак, Кассария проснулась, ибо длительное отсутствие кассарийцев в ее пределах так же болезненно для нее, как долгое отсутствие дождей
        - для плодородной земли. Кассария начала искать замену, она взбунтовалась, она ощутила себя преданной. Ведь Зелг вернулся, но не обратился к ней. Гнев Кассарии страшнее, чем самый яростный гнев любого некроманта.
        - Иными словами - мне нужно беречь и охранять да Кассара и сдувать с него пылинки?
        - изумился начальник Тайной Службы.
        - Не совсем. Просто сейчас будет целесообразным заключить некую, естественно, взаимовыгодную сделку.
        - С вами?
        - У вас на примете есть кто-то другой? Кто предложит вам голову Зелга на блюде в обмен на пустяк и безделицу?
        - Любопытно, что вы еще считаете безделицей, кроме королевской власти и сокровищ?
        - откровенно заинтересовался граф.
        - Конечно, то, чего не могут оценить люди, - ответил маг, не сильно беспокоясь, что этими словами он проводит незримую границу между собой и родом человеческим. - Когда вы вторгнетесь в пределы поместья, забирайте все, что сможете унести. А там есть что забирать, уж поверьте. Но после вы отдадите Кассарию мне. Замок, саму эту землю. И я заплачу вам столько, что ваша несчастная казна наполнится до краев. Ну что, вас устраивают условия?
        Ради известной цели можно заключить союз даже с самим чертом - нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя.
        К. Маркс
        На какой-то краткий миг да Унара усомнился в правильности принятого решения, на долю секунды ощутил парализующий страх, но, на беду свою, он был человеком решительным и мужественным. А потому сомнения отринул, страх преодолел и четко выговорил:
        - Да.
        - Тогда вам не составит труда поставить свою личную печать под соответствующим документом, - вкрадчиво молвил Дауган.
        Он все так же медленно покопался под плащом и извлек на свет божий мягчайший на ощупь лист, подозрительно напоминавший кожу, только выделанную неведомым способом. На этой мысли граф зацикливаться не стал в силу ее особой отвратности. Пробежал короткий текст взглядом и отметил, что все изложено четко, ясно и без пугающих двусмысленностей. Нагрел палочку черного сургуча над пламенем свечи и уронил две крупные кляксы по нижним углам листа. Затем слева поставил свою личную печать - сфинкса, стоящего на задних лапах и опирающегося передними на обоюдоострый меч.
        Маг приложил к сургучу свой удивительный перстень. И теперь уж вовсе ясно разглядел да Унара сплетенное из змей двойное факсимильное «Г» и крохотный оскалившийся череп.

* * *
        Армию, остановившуюся на расстоянии одного перехода от замка, не надо было рассматривать в крупноскоп. Ее присутствие и так ощущалось во всем.
        Крестьяне из близлежащих деревень стекались к замку и разбивали шатры за первым рядом укреплений. Молодого герцога удивляло одно: они делали это без паники, сосредоточенно и споро, будто годами тренировались спасаться от врага. Имущество их было аккуратно упаковано, скот согнали в одно большое стадо на отдельном выпасе, и он степенно прогуливался там. Даже собаки вели себя тихо и почти не лаяли, в отличие от привычных Зелгу аздакских псов, которые в подобной ситуации учинили бы настоящее светопреставление.
        Тянулись от деревень обозы с провиантом и оружием. Несколько пареньков пригнали табун лошадей, о которых доложили, что они обучены ходить под седлом и в бою не испугаются и не понесут.
        Кого сажать в седла, Зелг не слишком понимал. И вообще происходящее наблюдал как бы из-за густой завесы тумана - это по внутреннему состоянию. А на самом деле - из высокого стрельчатого окна, забранного узорчатой решеткой.
        Во-первых, он ощущал невероятное чувство вины за то, что по его милости все эти добрые и приветливые люди вынуждены были покинуть родной кров и искать убежища в замке. Во-вторых, видел уже, что война неизбежна, но как воевать, не имея войска,
        - уяснить не мог. И потому действия своих подданных рассматривал не иначе чем коллективное безумие. Спасти их могло только чудо.
        Чудеса иногда случаются, но над этим приходится очень много работать.
        Хайм Вейнцман
        Крепостные стены Кассарии, несомненно, впечатляли. Логично чувствовать себя в безопасности под защитой таких стен. Они были настолько широки, что здесь вполне могли не только разъехаться двое всадников, но еще и пропустить кого-нибудь на пухлобоком ослике. Грозные башни с узкими бойницами, немыслимые ворота с тремя бронзовыми засовами, черная громада донжона - все это наводило на мысль о потенциальной неприступности замка. Но чтобы он действительно стал таковым, нужны защитники. Нужны солдаты, которые будут оборонять эти стены: лучники, копейщики, инженеры. Не худо бы приплюсовать топорников и меченосцев. И куда без неистовой конницы для мощных контратак?
        Ничем подобным Зелг не располагал.
        Считая возможных защитников замка, он загибал пальцы. Сам Зелг, затем голем Думгар. В том, что голем произведет неизгладимое впечатление на нападающих, герцог не сомневался, однако и не возлагал на каменного слугу неоправданно большие надежды. Даже самый устрашающий, но одинокий рыцарь не надолго задержит противника. Правда, есть еще этот забавный минотавр с его фамильным боевым топориком. Впрочем, то, что он забавный, знает только сам да Кассар, а вот остальные наверняка отнесутся с должным почтением к огромной мускулистой туше. А если еще он сверкнет рубиновыми глазами, то эффект получится двойной.
        Ну, положим, Иоффа и его сыновья. Староста сразу заявил, что мессир не просто может, но и обязан рассчитывать на них в этом противостоянии с Юлейном. Еще трое. Кузнец Альгерс - крепкий малый, что и говорить. Вместе получается семеро. Не густо. Проще сразу капитулировать, чтобы не губить зря людей. И если понадобится, то снова отправляться в изгнание, а то и в темницу. В конечном итоге высокий герцогский титул дает ему не только права, но и налагает определенные обязательства.
        Невеселые размышления Зелга были прерваны, что называется, на полуслове.
        - Доброго здоровья, милорд, - кашлянул кто-то над ухом. - Я к вам с некоторыми вопросами по поводу предстоящей битвы.
        - Какие уж тут вопросы, - меланхолично откликнулся Зелг.
        - Деловые, - охотно пояснил Иоффа. - Чтоб ввести вас в курс дела до того, как вы объявите военный совет. Господин Думгар велел доложить вам о наших резервах, после он доложит о своих. А потом вы составите план победоносного сражения.
        - А-а-а, - только и смог выдавить из себя растерявшийся герцог.
        О скрытых резервах он слышал впервые, и что-то заставило его насторожиться. Забегая вперед, скажем, что это сработала знаменитая интуиция да Кассаров.
        - Сыновья мои там, в прихожей, ждут вашего позволения войти… - начал было Иоффа, но тут из-за дверей полились дивные звуки.
        Зелг был готов прозакладывать чуть ли не половину наследства за то, что, утомившись ожиданием, сыновья Иоффы начали рыть каменный пол копытами и негодующе хрюкать. Конечно, всюду свои обычаи, но от милых и симпатичных парней, каковыми показались ему наследники старосты, он подобного свинства не ожидал.
        Тем временем ребята проскакали мимо дверей два или три раза, роняя все, что могло попасться им на пути, и сыпля проклятиями, хоть и было очевидно, что старались они сдерживаться из последних сил. Упало что-то тяжелое и металлическое. Герцог стал вспоминать, что бы это могло быть, но в памяти всплывали только доспехи, стоявшие в простенках, а их уронить без дополнительных усилий было невозможно.
        Да Кассар сделал приветственное движение рукой, призывая старосту впустить сыновей, пока они не разнесли вдребезги прихожую. Иоффа многозначительно шевелил лохматыми бровями, но упорно не пояснял, в чем изюминка.
        - Так зовите же их, - выдавил наконец Зелг.
        - Сейчас войдут, - пообещал староста. - Заворачивают ужо.
        И действительно, странные звуки угрожающе приблизились, - очевидно, парни вплотную подскакали к дверям, - затем тяжеленные дубовые створки резко распахнулись и…
        Приветственное хрюканье огласило покои.
        Два огромных, увесистых развеселых хряка с громким топотом ворвались внутрь, волоча за собой покрасневших от натуги парней. При первой встрече и Раван, и Салим показались Зелгу могучими и кряжистыми, словно древние дубы. На фоне же хряков они смотрелись как не вполне сформировавшиеся юнцы, которые по непонятной причине прицепились к могучим буйволам и тщетно пытаются притормозить их неумолимое продвижение.
        Хряки, как по команде, остановились и совершенно одинаково покрутили пятаками. Уперлись копытами в паркет, обвели помещение цепким взглядом крохотных глазок. И, видимо не обнаружив ничего для себя интересного, развернулись и понеслись к выходу, увлекая за собой несчастных Равана и Салима, которые только и успели, что прокричать: «Добрый день!».
        - Сии хряки - Бумсик и Хрюмсик, - поведал староста, провожая сыновей скорбным взглядом любящего отца, которого насильно разлучают с детьми, - неоднократно учиняли жесточайший разгром во вверенной мне деревне. И трижды разгоняли вооруженные отряды стражей закона под командованием господина главного бурмасингера. Многие служители правопорядка были чувствительно покусаны и истерзаны. Полагаю, что и регулярная армия не остановит ни Бумсика, ни Хрюмсика.
        - И замковые стены тоже, - меланхолично откликнулся Зелг, слушая, как затихают вдали крики старостиных сыновей, рев чем-то возбужденных хряков, грохот, лязг и звон. Он осторожно выглянул в соседнюю комнату: на полу были разбросаны фрагменты неподъемных доспехов. - А Альгерс им уж и нагруднички выковал, чтоб не обижали скотинку.
        Герцог глубоко задумался. Он тщился вообразить себе титана, способного управиться с Бумсиком и Хрюмсиком, но не мог. А зря. Титан находился у него, что называется, под носом.
        - Смирно! Стоять - дружить! Марш на улицу тренироваться! - раздался зычный голос из недр бесконечного коридора, и ошеломленные Зелг и Иоффа увидели, как хряки пронеслись в обратном направлении, все так же таща за собой Равана и Салима. При этом они испуганно подвизгивали и затравленно оглядывались. Затем послышалась мерная поступь - то цокали подкованные серебром копыта, и разгневанный Такангор проследовал за диковинным кортежем, приговаривая:
        - Совсем от рук отбились. Глаз да глаз нужен и чуткое руководство. Представляю, как тут распустились сатиры.
        В покоях воцарилась почтительная тишина. Зелг внутренне мирился с наличием скрытых резервов.
        - Н-да, - первым пришел в себя староста. - И генерал у вас тоже уже есть, ваша светлость. А ведь с мальчишками - это я о хряках - даже сам господин Думгар не управились бы. Проверено.
        - Впечатляет, - согласился герцог. - Но, боюсь, мой добрый Иоффа, Бумсик, Хрюмсик и Такангор войну не выиграют.
        - В одиночку - едва ли, - кивнул староста. - Хоть я бы и не стал спорить на деньги. Я, милорд, большой скопидом и ужасть как не люблю отдавать полновесные монеты. Но неужто вы подумали, что это все наши резервы?
        - А что, - встрепенулся Зелг, - в коридоре еще кто-то есть?
        - Ни-ни, - утешил его Иоффа. - Я бы и этих безобразников не привел, да они сами увязались: любят, когда мы их на прогулку выводим. А за крепостными стенами не развернешься, не побузишь. Вот мальчишки и застоялись без дела, заскучали. Тут я к вам с докладом, и они за мной припустили. Сыновья-то в них вцепились, чтоб придержать маленько, да разве их придержишь, когда они разыграются?
        - Никак не придержишь, - посочувствовал герцог, насильственно введенный в курс дела.
        - Ну, теперь-то на них управа нашлась, - довольно улыбнулся староста. - Я их люблю, сорванцов, но хорошо, когда есть кому заняться воспитанием.
        Да Кассар попытался представить, как Такангор станет воспитывать Бумсика и Хрюмсика и что из этого получится, но решил, что лучше подумает об этом потом. А пока станет думать о предстоящей битве.
        - Вернемся к скрытым резервам, - предложил он.
        - О! - расцвел Иоффа. - Милорд будет доволен, ибо резервы у нас значительные. Можно сказать, все ваше поместье - один огромный резерв.
        - В общем, этого-то я и боялся.
        Староста обиженно уставился на господина:
        - Чего ж вам бояться? Это пусть Юлейн со своими лизоблюдами волнуются. Оно ведь как аукнется, так и откликнется… Да что я, дурья башка, темню? Вы ж, мессир, небось основной истории еще не слышали.
        - Еще не слышал, - вздохнул Зелг. - Только зачем мы стоим? Вы садитесь, милейший, располагайтесь. Сидру сейчас прикажем.
        Да Кассар все еще не привык к тому, что его пожелания исполняются молниеносно, а потому слегка вздрогнул, когда в двери вплыла темная тень с подносом, на котором возвышался кувшин и два стакана. Тень поклонилась, установила поднос на столе и истаяла в воздухе. А староста даже голову не повернул в ее сторону.
        - Наш Виззл, - начал Иоффа эпическим голосом, - не простая деревенька. Даром что и не маленькая, как прочие поселения в Тиронге. Сюда, под крыло ваших славных предков с незапамятных времен стали стекаться все, кому в прочих местах жилось худо и неуютно по причине их непохожести. Оно ведь что? Бывало, девка какая влюбится в заезжего красавца и понесет от него. А красавец возьми и окажись оборотнем или иным разнообразным нелюдем. Или там, скажем, родится дитя в обычной циклопьей семье, а в нем вдруг как заговорит в полный голос какая-нибудь древняя кровь от малоизвестного четвероюродного дяди. И уж не помнит никто, чей это сродственник и откуда он, а дитя-то растет. Но богу свечка, ни черту кочерга. Трудно таким, мессир, с малых лет проходу не дают.
        - Трудно, - согласился Зелг, который хорошо помнил, какими косыми взглядами провожали его, еще несмышленого мальчишку, в аздакской столице, куда привезла его мать определять на учебу. Сколько лет минуло с тех пор, а он все никак не мог забыть своего недоумения, растерянности и удивления - ведь он-то был вполне обычным, как ему тогда казалось. А Гунаб просто кишел диковинными существами: горными великанами, заезжими циклопами, ворчливыми гномами, троглодитами, чернокожими кочевниками, что привели караван с пряностями. Кого там только не было. И все они считались своими, а он - чужим.
        - Вот-вот, - закивал староста, радуясь, что хозяин его понимает. - А здесь всех привечали ваши дедушки-прадедушки…
        - Пусть им земля будет пухом, - вставил герцог по привычке.
        - Здоровья им и удачи, - строго поправил Иоффа.
        - Ну да, ну да…
        - Взять, к примеру, кузнеца нашего, Альгерса…
        - Силач, - восхищенно согласился Зелг.
        - А потому что дедушка его из титанов. Он в обычном месте не прижился бы - все ломал и крушил. А здесь осел, остепенился, семью имеет крепкую. И жене его легко с ним и спокойно.
        - Как за каменной стеной?
        - Как с каменной стеной, - уточнил Иоффа. - Сама она из Горгонид: чуть что не по ней - зырк глазами, и кричи караул. То закаменит кого, то обездвижит на долгий срок, то еще какая напасть. В семейной жизни за долгие годы всяко бывает. А Альгерсу что? Почешется, поворчит, смотришь - они уже воркуют, как две гули. На него горгонские взгляды сильно не действуют. Мне господин Дотт объяснял мудреными словами: мунитет какой-то и лергия. Только мы люди простые, и разумение у нас тоже не шибко сложное: не берет его закаменение, только чесотка сильная или отвращение к хмельному сидру случается, но не надолго, а так. В зависимости от проступка.
        - Но мы же не станем ставить на стены женщин и стариков? - заволновался герцог.
        - Не станем, само собой, не станем. Что им делать на стенах? В поле выведем… Мессир, а мессир, вам худо? Сидру подать?!
        - Пожалуй, - слабым голосом молвил Зелг, - лишний стаканчик мне не повредит.
        - Стакан сидра никак не может быть лишним, - внушительно сказал Иоффа. - Выпейте. А я продолжу про героические деяния современников. Никто в стороне не останется. Я вот, позвольте заметить, тещу свою драгоценную выписал по такому случаю. Утешаю себя мыслью, что «все для отечества, все для победы».
        - А что ваша теща?..
        - Мадам Мумеза? О, великая женщина! Ее даже Альгерсова Ианида побаивается и глаз на нее не поднимает. Она только слово молвит - и ты в полном расстройстве. Надолго так в расстройстве, и больше ни о чем помыслить не можешь…
        - Настроение ухудшается? - уточнил Зелг.
        - И настроение, знамо, тоже. У кого ж настроение улучшится, ежели с брюхом катастрофа? Я так думаю, что она им не менее полка по оврагам да кустам рассредоточит. А ежели постарается, то и оружие заржавеет, и упряжь конская сгниет. Вот ейная соседка когда-то худым словом обозвалась, так мадам Мумеза ее корову сглазила. Теперь бедолага кислым молоком доится, и цвет у него таков, что за душу берет.
        - Интересно, - внезапно оживился да Кассар. - Я никогда не думал, что можно вести войну подобным способом, но по зрелом размышлении - это вовсе не пустяки.
        - Какие тут пустяки? Пущай они воды попробуют добыть, тогда узнают, каково связываться с милордом герцогом, - усмехнулся Иоффа. - Это, конечно, уже не мое ведомство, за то господин Думгар отвечает. Но только у нас и дети малые знают, что утопликов да водяных сердить не следует, за то они речки да озера заговорят, а из ручьев и колодцев и вовсе воду заберут. Потом опять же кладбище наше в полном распоряжении вашей светлости.
        - Это еще зачем?
        - А скелеты поднимать?!
        - Иоффа, я бы никогда не стал беспокоить усопших, даже если бы знал, как это делается. Но я на самом деле не знаю.
        - Во-первых, мессир, - строго сказал староста, - они, усопшие, и так беспокоятся. Подумайте сами, вы бы спали спокойно, когда б по вашей голове ходили всякие захватчики? Нет? Вот то-то. Домовик трактирщика Гописсы говорит, что все наши в могилах ворочаются. Так что поднимать их - благое дело. А что вы не умеете, так на что замковая библиотека небывалой ценности? Каждую неделю воров вылавливали, будто тут медом намазано.
        Заколебался пол, жалобно зазвенели стекла в окнах, всплеснулся в стаканах сидр.
        - Господин Думгар пожаловали, - расцвел Иоффа.
        - Мессир позволит? Мы с Доттом готовы доложить о наличии…
        - …скрытых резервов, - выдохнул Зелг.
        - Почему - скрытых? - удивился голем. - Все как на ладони. Можно импровизированно, выборочно. А можно и по списку. Дотт давно уже составил алфавитный список с перекрестными ссылками. Вот и пригодится.
        Хочешь мира - готовься к воине.
        - Мы с Думгаром всегда знали, что рано или поздно какой-нибудь безумец позарится на наследие да Кассаров. И были к этому готовы, - подтвердил Дотт, вплывая в комнату.
        Сам он двигался под потолком, но длиннющий пергамент, шурша, волочился за ним по паркету.
        - Ночей не спал, - вздохнул призрак. - Трудился в поте лица.
        - Чернил извел на семнадцать золотых рупез, - заметил голем.
        - Скряга! - взорвалось привидение.
        - Так и разоряются: туда неучтенная рупеза, сюда пара-тройка. Барское добро разбазаривать - большого ума не надо.
        - Господа, господа… - заволновался Зелг.
        - Прошу прощения, ваша светлость, - загудел Думгар. - Восемьдесят семь лет, с первого дня, как сей зануда появился в замке при особе вашего прадеда, я ждал, когда он упокоится с миром и перестанет зудеть у меня под ухом. И что же? Он умер, стал призраком и теперь зудит у меня над ухом, за ухом, под ухом. Словом, где только хочет. И это несправедливо.
        - Игнорируя вышесказанное, зачитываю список, - прокашлялся призрак. - Во-первых, милорд герцог располагает своим верным слугой, то есть мною. Свою персону я вынес вперед, чтобы не путать с другими, - пояснил он.
        Зелг молчал. Только переводил взгляд с голема на Иоффу, с Иоффы на привидение, плавающее по комнате со своим пергаментом, и пытался установить истину: это ему снится или происходит наяву? Или он действительно сошел с ума от напряженной научной деятельности, как и предсказывала матушка Ласика, и теперь заточен в доме скорби. И все, что творится вокруг, - это всего лишь плод его несчастного разгоряченного воображения.
        - Вовсе нет, - внезапно сказал Иоффа. - Это только поначалу так будет казаться, первые две-три недели. А потом душа свыкнется, и все станет на места.
        - Откуда вы знаете?
        - Лицо у вас было такое, знакомое. У всех городских, которые захаживают в Виззл выпить сидру и поесть блинов у Гописсы в харчевне «На посошок», случаются похожие выражения. Иные и не выдерживают, свихиваются. А те, кто привыкает, те после сами над новичками посмеиваются и приглашают заглянуть в бар «Расторопные телеги». Но туда новичкам нельзя: мы же не звери какие, сострадание имеем.
        - А что там, в этих ваших «Расторопных телегах»?
        - Назовем это мощными скрытыми резервами, - туманно пояснил Иоффа.
        - Мир, процветание и благолепие, - добавил доктор Дотт. - Просто на здешний лад.
        - Думгар, - повернулся герцог к голему, который казался ему единственным нормальным существом во всей этой команде. - Дорогой Думгар, скажи мне ты. Мы что, действительно собрались воевать с королем Юлейном и собираемся оказывать сопротивление регулярной армии Тиронги?
        - А также народному ополчению, - уточнил Дотт.
        - Совершенно верно, ваша светлость, - ответил Думгар.
        - И у нас есть шансы?
        - Я бы сказал, что это у противника нет шансов. Впрочем, всегда могут возникнуть непредвиденные случайности, неожиданные повороты сюжета. И к этому нужно быть готовым.
        - Что-то вы чересчур спокойны.
        Можно выиграть у лучшего игрока, имея плохие карты и револьвер.
        Ю. Йотем
        - У нас большие преимущества, милорд. Прежде всего у нас существенная фора по времени. Эти глупцы выступили в поход, но не развивают наступление, а топчутся на месте. Промедление всегда понижает боевой дух армии, но они не станут атаковать до новолуния.
        - Почему?
        - Потому что считают, что в безлунные ночи ваше могущество многократно возрастает. Правильно, кстати, считают.
        - Думгар, хоть ты не питай иллюзий относительно моих способностей.
        - Никаких иллюзий, мой герцог. Все должно идти своим чередом.
        - Итак, - встрял неугомонный Дотт, - имеем пункт «летучий мышь в ассортименте». Сильно?
        - Не знаю, - вздохнул Зелг.
        - А я знаю, милорд. Летучие мыши размером с упитанную собаку - это не всякий смертный примет как данность. Многие сильно удивятся. Привидения, опять же, бездействовать не станут. Днем и ночью будут изводить противника.
        - Но привидения днем не ходят? - изумился Зелг.
        - Не замечал, - пожал плечами Иоффа.
        - Опасное заблуждение, - откликнулся доктор Дотт. - Ничего, ваша светлость, вот увидите вы меня на поле битвы ярким солнечным днем да еще и в моем любимом черном кожаном халате - и сразу поймете всю глубину его. Я имею в виду заблуждение. Не разочаруют вас и иные волшебные и всякие прочие существа, поселившиеся в ваших землях. Все они воспринимают нашествие людей как вопиющий акт несправедливости и насилия и жаждут воздать тиронгийцам по заслугам. Так что воодушевлять войска на битву вам не придется, скорее, сдерживать их пыл.
        - И главное, - вступил Думгар, - я получил сегодня ночью радостное известие: в замок спешит старый друг ваших предков, можно сказать - член семьи, чей опыт и умения одни только могут решить исход сражения.
        - Неужто? - подплыл к нему поближе Дотт. - Таки пожалует?
        - Твердо обещано, - уверил голем. - Не позднее сегодняшней полуночи.
        - О ком это вы?
        - Ах, ваша светлость, слова тут бессильны. Разрешите же нам промолчать до тех пор, пока вы не встретитесь.
        - Разрешаю, - милостиво согласился Зелг, который подумал, что несколько спокойных часов до полуночи ему никак не повредят. Проблемы следует решать по мере их поступления.

* * *
        Такангор примостился на ступеньках, ведущих в боковую башенку. Солнце стояло в зените, на небе было ни облачка, и он тихо дремал, привалившись к нагретой каменной стене. Мунемея всегда твердила, что нужно уметь пользоваться любой свободной минутой для полноценного отдыха и правильно расслабляться. Вот минотавр и расслаблялся, что, впрочем, не означает, что он ни о чем не думал.
        Мыслей в его лобастой голове роилось великое множество, но приятных среди них пока не наблюдалось.
        Ладно бы его не встретили в замке с распростертыми объятиями. Это понять трудно, но хоть как-то возможно. В конце концов, великие некроманты имеют право перебирать харчами и полководцами. Такангор был внутренне готов к тому, что симпатии здешней публики придется завоевывать, с каковой целью предусмотрительно прихватил с собой множество газет со статьями, посвященными его блестящей победе на чесучинской Кровавой паялпе. Готов был и к поединкам с местными богатырями, и к придирчивому экзамену по тактике и стратегии битв. Но он совершенно не рассчитывал найти Кассарию в такой растерянности и абсолютно не готовой к войне. Точнее, замок еще готовился к обороне, но герцог да Кассар, столь поразивший воображение минотавра своей статью и внешним видом, разочаровал при разговоре.
        Где же пресловутые ярость, натиск, решительность и отвага кассарийских некромантов? Где та железная воля, что приведет армию Кассарии к победе, а Такангора - к неувядающей славе? Если дело пойдет так и дальше, то Зелг просто сдастся на милость победителей, и на поле битвы можно будет выйти только за одним
        - немного пощипать травки.
        Места военачальника минотавру никто не предлагал, да и не было той военной силы, которой бы стоило командовать.
        Такангор вздохнул. В ответ послышались два могучих вздоха. Это Бумсик и Хрюмсик лежали у ног своего нового повелителя и преданно заглядывали ему в глаза. Он несколько оживился: с этими хряками можно попытаться сделать карьеру в армии, только вот в какой?
        Самым печальным было то, что теперь Такангор никак не мог уйти из Кассарии. Бросить почти беззащитный замок, в котором лишь голем Думгар мог считаться настоящим воином, было не в его правилах. Папенька не одобрил бы подобный поступок, так что вопрос, оставаться или нет, перед минотавром не стоял. Но что предпринять, дабы усилить оборону? Привидение доктора и Думгар туманно намекали на какие-то возможности, но Такангор свято верил только в силу боевого фамильного топорика и не слишком уповал на заклинания. Вот полагали же все Зелга могущественным чародеем, а на поверку оказалось, что это обычный ученый червь, просто с хорошо развитой мускулатурой. Короче, на стройные полки скелетов, ладно марширующие по пыльным дорогам Тиронги, рассчитывать не приходится. Как всегда, приходится полагаться исключительно на себя самого, но это тоже немаленькая сила, если учесть бесценный опыт, накопленный в бесконечных стычках за кирпичи и упорных и затяжных сражениях за Весенний Припев.
        Ничто так не воодушевляет, как сознание собственного безнадежного положения.
        А. Камю
        - Позвольте присоседить?
        Такангор скосил правый глаз. Двумя ступеньками ниже топтался маленький троглодит Карлюза, нервно теребя в ручках смешной берет. Минотавру отчего-то стало жалко нелепое создание, и он приветливо похлопал ладонью по каменным плитам:
        - Садись, поболтаем о том и о сем.
        - Неправильски все это, - начал Карлюза с места в карьер. - Обидски и смутительски. Стремился и досягал, дабы найти в лице милорда светоч знаний и путеводную звезду, а обнаружил растерянного смертного с отсутствием плана сопротивления захватчикам. Ошумлен и повергнут этим в непонимание: что теперь делать?
        - Не знаю, - хмыкнул Такангор. - Одно ясно, что уходить отсюда нельзя. Негоже бросать беспомощный народ без защиты и поддержки. Эх, стрелков бы мне и пару-тройку меченосцев, я б им показал, где Малые Пегасики.
        - Зюзак не ошибается, - поведал троглодит. - Зюзак есть замечательный провидец - все замечает. Он утвердил, что великая слава мессира Зелга ждет на пути жизни и что идти нам вместе далеко-далеко.
        - А про какого-нибудь минотавра на этом славном пути твой Зюзак часом не упоминал?
        - заинтересовался Такангор.
        - Не упоминал, - ответил честный Карлюза. - Но и про сложноватости сего дня умалкивал. Представляться буду: Карлюза есмь из семейства Гогариксов, прозванных Агигопсами.
        - Такангор Топотан, сын Гогила Топотана из рода Бакандоров.
        И они церемонно расшаркались.
        - Грядущий некромансер с мировым именем, - объявил себя Карлюза, решив пойти по второму кругу.
        - Величайший полководец всех времен и народов - в самом ближайшем будущем, - не отставал от него Такангор.
        И они снова расшаркались.
        - Слушай, - оживился минотавр. - Ты ведь тоже некромант, верно?
        - Великий, но грядущий.
        - Но хоть что-то уже умеешь?
        - Некоторые пассы, - со сдержанной гордостью отвечал троглодит.
        - Скелетиков десять поднимешь?
        - Пристараюсь, - пообещал Карлюза. - Ответственно пристараюсь, как для блеску в глаза на параде.
        - Вот и ладно. Значит, ты займешься скелетами, а я наведаюсь к здешнему кузнецу: заказать оружие, доспехи, вообще разведать что и как. Пойдешь со мной в деревню?
        - Пренепремеино. Сидр хмельной есть бальзамом для неутомимой души и двигателем смелости, дабы легче было усопших разбуживать и уговаривать подняться с оружием на защиту родных могил.
        И встали уж было, чтобы двигаться вперед, к намеченной цели, но тут мимо них зигзагами пронеслось нечто упитанное и черное, едва не врезалось в башню, заложило крутой вираж, взмыло вверх перед самым носом Такангора, камнем устремилось вниз, задело крылом Карлюзу и наконец угомонилось, повиснув вниз головой на деревянной балке, выступающей из каменной кладки.
        - Помельтешил бы ты так перед моей мамулей, - вздохнул минотавр, разглядывая пришельца. - И что ты суть?
        - Птусик, - сердито пискнул троглодит. - Неприлично раскормленный пещерный птусик.
        - Это в подземельях так летучих мышей обзывают, - авторитетно пояснило существо, при ближайшем рассмотрении действительно оказавшееся летучей мышью ненормальных размеров.
        - Тебе же днем полагается спать!
        - А у меня бессонница.
        Такангор уставился на летучую мышь нехорошим взглядом.
        - Эй, милорд, о чем задумались? - поинтересовался «птусик».
        - Да вот прикидываю, какую выгоду можно извлечь из твоей бессонницы?
        - Смотря кому, - вздохнула мышь. - Лично я только наживаю себе неприятности и приключения. Вот окружающие, те вполне могут воспользоваться моей бедой в личных целях.
        - А в общественных? - уточнил минотавр.
        - И в общественных, милорд, - согласилась мышь. - Правда, сейчас и я не бескорыстен. - Из вышесказанного летописец уяснил, что имеет дело с особью мужеского полу, вследствие чего, скрепя сердце, далее принялся писать слово «мышь» без мягкого знака. - Можно смело ставить сто против одного, что вас назначат главнокомандующим кассарийской армией. Вот я и решил заработать на своей бессоннице хотя бы медаль. Медаль дадите, ваше превосходительство?
        - Хоть бы и орден, - сказал добрый Такангор. - А за что?
        - За подвиги. Могу, рискуя жизнью, доставлять послания из осажденной крепости, могу разведать обстановку и расположение вражеских войск. Могу вынести кого-нибудь с поля боя - только не эту свинину, - и мыш мотнул головой в сторону надутых хряков, - ее мне никак не поднять. И оцените мое преимущество, милорд: вы видели, как я летаю?
        - Знатно, - согласился минотавр. - Тебя влет просто так не собьешь..
        - И не просто так - тоже, - оскалился мыш и азартно пошевелил огромными ушами. - Ну так что? Будем сотрудничать?
        - Ни-ни, - замахал на него лапками Карлюза и обернулся к Такангору. - Взываю к благоразумию вашего ума! Это же ни в какие ворота не влезет.
        - Не влезет, - ухмыльнулся минотавр. - Но зато влетит. И я даже знаю, в какие именно ворота. Послушай, Птусик, ты городок Чесучин знаешь?
        - Видал.
        - Отправляйся туда, найди тамошнюю почту и передай ее начальнику господину Крифиану, что я просил его вспомнить о нашем недавнем разговоре. Скажи, мне есть что ему предложить, а именно: грандиозное сражение почти без шанса на победу и слабую возможность выйти живым из этой передряги. Надеюсь, это звучит соблазнительно.
        Рядом невразумительно забулькало. «Карлюза, - сообразил минотавр. - Испытал искушение соблазном».
        - Слушаюсь!
        Мыш оторвался от балки, несколько раз перевернулся через голову и какое-то время висел в воздухе пузом кверху, отчаянно взмахивая крыльями. Затем сориентировался, лихо перевернулся, свистнул и полетел. Со стороны казалось, что в небе скачками перемещается громадная крылатая лягушка.
        Такангор долго смотрел ему вслед, пока посланник не превратился в беспорядочно мечущуюся на горизонте черную точку.
        - Ни за что не собьют, - утвердил он, приобнимая ошеломленного Карлюзу. - Это нормальному стрелку не дано. А ты учись, пока я жив. На безрыбье и птусик - птица. А что, дружище, мы еще ого-го как повоюем. Ты да я, да мы с тобой, да два хряка, да прибабахнутый мыш, десяток скелетов - коли ты их поднимешь, и господин Крифиан на закуску - уже есть о чем поговорить с господами захватчиками.
        - Положение наше сложное, хочу напомнить, - глубокомысленно заметил троглодит. - Не вижу причин радости, обуявшей милорда Топотана.
        - Зато милорд видит. Нам нечего терять, брат Карлюза, а это великое преимущество, поверь мне. Терять нечего, а добыть можем все, нужно только немного постараться. И хотя я рассчитывал на другой прием и другие условия, мне все это начинает нравиться!
        И, подхватив ошеломленного Карлюзу могучей рукой, Такангор устремился к широко разрекламированному бару «Расторопные телеги», дабы там за кувшином чего-нибудь прохладительного, а возможно, и горячительного составить свой собственный гениальный план боевых действий.
        Когда терять нечего, можно рискнуть всем.
        Жан Луи Лэ
        Глава 8
        - Граф, граф… гра-а-аф, - томно протянул король. Где же вы, милейший?
        Юлейн был несколько раздражен. Когда он хочет пожить по-человечески и хотя бы на пару часов забыть о том, что правит огромным государством, никто не учитывает потребности своего монарха: топчутся буквально по голове, тычут под нос отвратительные отчеты, из которых следует, что казна пуста, как желудок постящегося монаха, и бессовестно пугают последствиями жуткого безденежья. Но когда король готов работать, готов не щадить себя ради блага народа и отечества - что мы наблюдаем? Мы наблюдаем полное отсутствие придворных на боевом посту. Никого нет. Никогошеньки. Безобразие.
        - Граф! Кто-нибудь! - воззвал Юлейн немного громче.
        Нет, это первый и последний раз в своей жизни он дал уговорить себя на такую авантюру. Походная жизнь не для него. В шатре сквозит со всех сторон, слуг не дозовешься, еда отвратительная, газеты вчерашние, а когда дует северный ветер, то со стороны лагеря доносится такое крепкое амбре, что приличному человеку впору бежать отсюда куда глаза глядят. И граф вот еще куда-то запропастился.
        В шатер заглянуло лицо, а вернее, шлем с ярко-алым плюмажем - это встревоженный охранник решил уточнить, отчего так надрывается его повелитель.
        - Пшел вон! - раздраженно рявкнул король и продолжил стенать: - Граф? Граф, где же вы? Откликнется кто-нибудь на зов своего государя?
        - Звали, ваше величество? - пробасил чей-то голос.
        - А, это вы, Фафут, - обрадовался король. - Хоть одно знакомое лицо. Поверите ли, чувствую себя как странник в пустыне.
        - Верю, ваше величество, - вздохнул главный бурмасингер. - Ибо испытываю приблизительно то же самое, с вашего позволения.
        - Бурмасингеры - такие же люди, - демократично заметил король. - Ничто человеческое им не чуждо.
        - Золотые слова, ваше величество.
        - Фафут, я ужасно зол, - поведал король мелодраматическим шепотом. - Меня вытащили из дворца, притащили в какие-то вспаханные поля и заставляют сидеть тут вот уж третьи сутки. Вы не можете мне объяснить, отчего мы не наступаем?
        - Объяснить несложно, - пожал плечами бурмасингер. - Мы, ваше величество, дожидаемся новолуния, дабы простой люд не так сильно боялся Зелга да Кассар и уверовал в возможность победы. Позволю напомнить моему королю, что до новой луны силы тьмы особенно могущественны.
        - Но ведь Зелг не владеет темными умениями?
        - Солдаты и ополчение этого не знают, ваше величество.
        - Ах да! Снова забыл.
        - Немудрено, ваше величество.
        - Вы, Фафут, тоже не выглядите бодрым и уверенным.
        - Поясницу протянуло в проклятом шатре… Простите, ваше величество, все никак не освоюсь с этикетом.
        - Прощаю, - махнул рукой Юлейн. - Сильно протянуло?
        - И волнуюсь ужасно, - невпопад ответил бурмасингер. - Больно сложную композицию затеял господин граф, хоть и негоже мне критиковать его план, да еще и за глаза.
        - А как критиковать в глаза, когда его совершенно невозможно отыскать? - резонно вопросил король. - Я тут надрываюсь битых два часа, как глухарь на току. Не нравится мне эта затея и походная жизнь тоже не нравится. Я даже подумал: Юлейн Миротворец или там Юлейн Великодушный - это тоже неплохие имена для грядущей истории. Незачем упираться только в Победоносного.
        Фафут почтительно поклонился. О чем толковал возлюбленный король, ему было невдомек, да он и не особо хотел вникать. Его больше беспокоило другое.
        - Я вот, ваше величество, тоже господина да Унара разыскиваю, дабы спросить…
        - Спрашивайте, друг мой, - сказал граф, грациозным движением откидывая полог шатра. - Доброе утро, ваше величество. Позволите с докладом?
        - Позволю, - отвечал король, отметивший про себя, что на природе, в этих жутких варварских условиях начавшейся войны, да Унара стал гораздо менее почтителен и воспринимает этикет как некую досадную условность. Так и до дворцового переворота недалеко.
        Не вмешивайся в свои дела, если поручил их заместителю.
        Юлейну с каждой минутой все меньше нравилась затея с нападением на кузена-некроманта. Что-то неправильное было в сложившейся ситуации, но он, увы, не мог объяснить, что именно. Впрочем, мысль, как оказалось, витала в воздухе: ему на выручку пришел главный бурмасингер. Испросив позволения у короля, он робко подступил к начальнику Тайной Службы.
        - Ваше сиятельство, я вот чего никак в толк не возьму. Если Зелг да Кассар действительно не некромант, то отчего он не выслал в наш лагерь посольство с предложениями перемирия или условиями сдачи? Он что, собирается защищать Кассарию? Но кем? Не селян же своих поставит на стены - они ведь и оружия в руках в жизни не держали. На что он рассчитывает?
        - А верно, - оживился король. - На что? Я как-то не подумал.
        - Вероятно, собирает ополчение из преданных ему слуг, - вяло откликнулся граф. - Прошу заметить, что тем он оказывает огромную услугу вашему величеству: подтверждает легенду, которая сложилась вокруг его имени, и делает наш поход обоснованным и оправданным. А освободительные войны всегда овеяны славой. Ваше величество войдет в историю…
        - Да ну ее, вашу историю! - внезапно взорвался король. - У меня на душе совершенно неспокойно. И я абсолютно согласен с нашим добрым Фафутом.
        - Правота вашего величества всегда неоспорима, - поклонился граф. - Однако на сей раз мой король чересчур близко к сердцу принимает недобрые предчувствия и грустные мысли, без коих, увы, невозможно обойтись на войне. Мой король скорбит о тех, кому суждено пасть в грядущем бою, - это естественно и заслуживает глубокого уважения. Сочувствие к подданным пристало монарху. Однако сии чувства не должны мешать вам как полководцу готовиться к атаке на замок.
        - Мой план битвы уже готов? - ворчливо спросил Юлейн.
        - И даже представлен на утверждение вашего величества! - довольно дерзко ответил да Унара.
        - А-а? Вот этот свиток?
        - Нет, ваше величество. Сей пергамент.
        - Вот как. Ну хорошо, тогда я его просмотрю и выскажу свои пожелания. Что-то я еще хотел спросить у вас, граф, но совершенно запутался. Из головы вон. Вот память стала: хоть начинай записывать.
        Король криво усмехнулся и небрежным движением отпустил придворных.
        - Что, Фафут, тревожно? - спросил граф, когда они с главным бурмасингером вышли из королевского шатра.
        - Да, ваше сиятельство, - храбро отвечал бедняга бурмасингер. - Хоть и подозреваю, что это вам не слишком понравится.
        - Не понравится, верно. Но вы знаете, что чуть ли не более иных ваших качеств я ценю в вас именно прямоту и откровенность.
        - Благодарю, ваше сиятельство.
        - Итак, что же вас беспокоит? Предчувствия?
        - Я уже говорил - нелогично они ведут себя, ежели не собираются отчаянно сопротивляться. Что-то не похоже на обреченное восстание кучки жалких поселян.
        - Ах, Фафут. Я не стал говорить это нашему драгоценному монарху, но вы-то должны знать по долгу службы, что никаких «жалких поселян» в этих местах нет, да и не было отродясь. Тут все больше полукровки, странные существа, перевертыши и оборотни. Не бог весть какая сила, но и не совершенно беспомощный народ.
        - Кабы они не рассчитывали на чью-то помощь, все равно не стали бы упорствовать. Да и в войсках особого воодушевления нет. Ополчение еще туда-сюда, бушует: праведный гнев там, всякое негодование, бунтарские настроения - как вы и предсказывали. Но боюсь, что побегут они, как только столкнутся лицом к лицу с серьезной опасностью. Не хватит их гнева на настоящее сражение. И что тогда?
        - Не будет настоящего сражения, Фафут. А если будет, то… - граф вздохнул, - то оно будет настолько настоящим, что поддержка ополчения меня совершенно не интересует.
        Фафут хотел что-то ответить, но тут внимание обоих собеседников привлекли крики, доносившиеся с западной стороны лагеря. Они повернулись в ту сторону и увидели, что солдаты мечутся среди шатров, указывая в небо обнаженными клинками, а несколько лучников тщательно целятся, пытаясь подстрелить кого-то или что-то, невидимое им. Граф и главный бурмасингер поспешили на место событий и успели заметить двух странных крылатых тварей, которые летели по направлению к замку.
        Одно существо казалось черной точкой на ярко-голубом фоне небесного свода. Передвигалось оно совершенно безумными зигзагами и нырками, переваливалось из стороны в сторону и больше всего напоминало вусмерть пьяного.
        Второе - белоснежное и, судя по пропорциям, просто огромное - величественно парило в облаках, и от этого зрелища захватывало дух и начинало предательски щипать в носу. Почему? Никто не брался объяснять.
        Странная пара совершенно не обратила внимания на переполох, который учинило ее появление в лагере неприятеля, и спустя несколько секунд скрылась за донжоном.
        - Начинается, - мрачно молвил главный бурмасингер.
        - Не беда, - утешил его да Унара. - Это даже интересно.
        - А вы… А мы не могли ошибиться в расчетах?
        - Могли. Боюсь, что даже и ошиблись, - невесело сказал граф. - Но это уже не имеет никакого значения. Дело сделано.
        - Можно отступить, - заметил Фафут. - Не подумайте, что я паникую, но мне представляется, что в игру вступили новые силы, о существовании которых мы просто не могли раньше знать.
        - Вступили, - согласился да Унара. - И именно они отступить нам не дадут.
        Ему очень хотелось излить душу славному бурмасингеру, однако он не посмел. Как не посмел рассказать о том, что вот уж целую неделю, с той самой ночи, как он опрометчиво подписал договор с Дауганом, ему является во сне некий человек, а может, и не человек вовсе, невероятно могущественный и столь же жестокий, и грозит мечом.
        И он, бесстрашный потомок гордого рода, каждую ночь испытывает ни с чем не сравнимый страх. Откуда-то граф знает, что этот серебристый клинок с алой надписью в далекой древности принадлежал королю Бэхитехвальда, давно исчезнувшей страны, которую населяла раса оборотней; и что удары, нанесенные королевским мечом, убивают не только тело, но и душу.
        Ему грезится, что он участвует в великой битве, которая вот-вот разразится посреди затеянной им игрушечной войны, и армия Тиронги не сможет противостоять восставшему из небытия воину.
        Потом граф всегда видит черную башню Генсена, и часы на ней начинают отбивать полночь. Каждый удар звучит, словно заклинание, словно старинная песня на неизвестном языке. Однако да Унара понимает ее. «Вернись ко мне, возьми то, что принадлежит тебе по праву, стань владыкой», - поют часы. А затем колокольный звон захлебывается радостным криком: «Ген-сен! Галеас Ген-сен! Галеас Ген-сен!»
        И от этого крика граф да Унара каждую ночь вскакивает в холодном поту.

* * *
        Вероятно, Зелг все еще не слишком представлял себе серьезность положения да и в реальность происходящего верил с некоторой натяжкой - во всяком случае появление в замке седого величественного грифона и полубезумной летучей мыши, подпадающей под пункт «летучий мышь в ассортименте» из знаменитого списка доктора Дотта, произвело на него глубочайшее впечатление.
        Не то чтобы грифонов он никогда в жизни не видел. Это, конечно, полная ерунда. В Аздаке, где прошли его детство и юность, их было довольно много. Они высоко ценились как прирожденные воины и охранники и славились недюжинной силой, безусловной преданностью и абсолютным бесстрашием. Дом, охраняемый грифонами, мог спать спокойно.
        Да и летучих мышей Зелг насмотрелся достаточно. Даже изучал их какое-то время и курс лекций прослушал по особенностям строения и навигационных способностей сих ночных тварей.
        Однако же таких грифонов и летучих мышей он даже представить себе не мог.
        Седой грифон, представившийся господином Крифианом, поражал воображение своими грандиозными размерами и мощью. Будто с равным, говорил с Думгаром и сразу нашел общий язык с доктором Доттом, как если бы постоянно наблюдал привидения и поддерживал с миром призраков тесные, приятельские отношения. Вводить в курс дела его не потребовалось, ибо господин Крифиан следил за прессой и был прекрасно осведомлен о текущих событиях. Агрессию Булли-Толли категорически осуждал, шансы осажденного замка оценивал здраво, что не помешало ему тут же предложить свою помощь герцогу да Кассар.
        Церемония сия выглядела необычно и очень красиво: грифон положил к ногам Зелга позолоченное копье с бело-голубым штандартом, на котором было выткано золотое крыло и девиз «Верностью силен», и это означало, что славный воин присягнул владыке Кассарии и теперь будет защищать его до последней капли крови.
        Крифиан весьма одобрительно отозвался о минотавре, ни минуты не сомневаясь в том, что именно Такангор будет назначен командующим разношерстной кассарийской армией.
        - Отчего же вы так уверены в нем, друг мой? - заинтересовался Зелг.
        - А у него талант к войне. Эдакое вдохновение, как у художника - к писанию картин, а у поэтов - к виршам, - пояснил грифон. - Это видно, мессир, если почти всю жизнь проводишь в битвах и походах и встречаешь разных военачальников. Случаются среди них полководцы даровитые, случаются удачливые. Есть упорные, бывают и невезучие. Словом, всякие. А вот тех, что воюют, как иные поют, кто впитал страсть к сражениям еще с молоком матери - тех считаные единицы. Ваш минотавр как раз из последних. Кроме того, - обратился Крифиан к голему, - господин Думгар, вам это будет особенно интересно, он ведь из Малых Пегасиков: я точно знаю, ибо сам отправлял его послание домой, матушке.
        - Из Малых Пегасиков? - рассмеялся Зелг.
        - Не смейтесь, милорд, - пророкотал Думгар. - Смешное название, не спорю, но именно туда, в исконную вотчину минотавров, однажды удалились, внезапно прервав блестящую военную карьеру, два величайших воина своего времени.
        - Так его фамильный боевой топорик… - изумился Дотт.
        - Совершенно верно, сто против одного, что это тот самый знаменитый топор, который некогда пресек нить очередной жизни Генсена Восставшего.
        - Кружку Эсмарха мне вместо бульбяксы, - заковыристо выругался изумленный призрак.
        - Не понимаю, - признался да Кассар, который чувствовал себя как чужестранец, не знающий ни одного слова на местном языке и вынужденный принимать участие в беседе ученых мужей. - Я не понимаю, какая может существовать связь между реальным минотавром, его не менее реальным, хотя и довольно старым оружием и полуреальным Генсеном, коего лично я склонен считать скорее мифологическим персонажем, нежели историческим лицом. Объясните мне по порядку.
        Крифиан, Думгар и доктор Дотт молча переглядывались, и тут в разговор неожиданно вступил Птусик:
        - Кто ж вам в трех словах уложит целую историю вашей семьи и сопутствующие мифы, легенды и предания? На это нужно было потратить всю предыдущую жизнь, кропотливо и вдумчиво, а теперь уж поздно, ваша светлость.
        Зелг открыл было рот, чтобы сказать все, что он думает о наглом рукокрылом, однако остановился. По форме мыш был глубоко не прав, но вот по сути… В каком-то смысле герцог да Кассар чувствовал себя ущербным, с головой окунувшись в жизнь, которой, если верить его бесповоротно покойной матушке, не было и быть не могло. И в этой жизни он был чужим, чужим, чужим…
        Казалось бы, самое время ему отказываться от отцовского беспокойного наследства и возвращаться в далекий Аздак, где ему давно предлагали профессорскую кафедру в столичном университете и где ждали с распростертыми объятиями. Но вот поди ж ты - именно здесь и именно сейчас он наконец ощутил себя дома. Нетактичный мыш заставил его понять то, чего не могли деликатно объяснить другие: тут, к западу от Булли-Толли, в его родовом поместье, тоже была своя полноценная жизнь. Она не возникла из небытия в ту секунду, когда он, наследник кассарийских некромантов, ступил на порог отчего дома. Нет, она бурлила и кипела все эти долгие годы, она была выстроена по собственным, весьма сложным законам. Здесь как-то справлялись и без него, здесь рождались, любили и даже умирали, пусть и не так, как в других местах. И здесь преданно ждали следующего да Кассара, бережно сохраняя для него особый, отдельный, ни на что не похожий мир. И этот мир нравился Зелгу с каждым часом все сильнее.
        Кассария, где находили приют странники, обреченные на вечные странствия своей странностью; где мирно уживались такие разные, необычные и порой весьма опасные существа; где свято чтили память о его предках - ту память, которую сам он сохранить не сумел; и где его готовы были признать и любить любого, пусть и нелепого и бесполезного, вовсе не достойного своего пышного титула и не готового к своему предназначению, - это место заслуживало того, чтобы защищать его до последней капли крови и последнего вздоха.
        Безразлично теперь, что будут говорить несведущие люди, кем станут считать и отчего начнут бояться и ненавидеть.
        Единственное, что важно в этой жизни, - это долг и честь.
        Единственный голос, который стоит слушать, - это голос собственной совести. И бесконечно глупо пытаться переделать себя в угоду чужим и равнодушным в тщетной попытке завоевать их сиюминутное благорасположение и небрежную похвалу. Глупо и смертельно опасно.
        - Спасибо, мыш, - негромко сказал он, выпрямляясь во весь свой немаленький рост.
        Только теперь Зелг уразумел, отчего потолки в замке такие высокие: оказывается, человек с ровной спиной ощущает себя так, словно и само небо вполне достижимо, а уж низкие потолки просто начинают давить на него.
        - Подумаешь, - невежливо буркнул Птусик, и да Кассар рассердился. Не разгневался, не впал в ярость, а всего лишь осерчал на неразумное существо и обернулся к нему, чтобы пояснить причину своего неудовольствия. И случайным жестом указал на мыша.
        Птусика довольно сильно тряхнуло, оторвало от карниза, на котором он висел вниз головой, и отнесло на несколько шагов в сторону. Спасло глупого мыша от чувствительных повреждений то, что он попал прямо в объятия доктора Дотта, чье полупрозрачное тело приняло на себя основной удар.
        - Прошу прощения, мой повелитель, - пискнул Птусик, отчаянно вертя головой.
        - Что я говорил? - обернулся голем к привидению. - Все идет своим чередом.
        А Зелг если и удивился, то только слегка. Потер кончики пальцев, которые немного зудели после того, как по ним прокатилась невидимая горячая волна. В какой-то момент ему даже показалось, что он стоит на берегу необъятного океана, в коем плещется сила, жаждущая, чтобы потомок кассарийских некромантов зачерпнул ее полной горстью. Впечатление было мимолетное, но совершенно отчетливое. Теперь молодой герцог лучше понимал, что твердили ему все это время Дотт и Думгар: это существует, мало того - находится прямо под боком. А то, что он не видит и не умеет пользоваться своими возможностями, - его личное горе. Впрочем, горе вполне поправимое.
        Замок будто ожил: по углам перешептывались чьи-то голоса, бестелесное и невидимое нечто пыталось докричаться до наследника, касалось его прозрачными холодными щупальцами, заполняло собою явь и сны. Сколь глух он был к мольбам этого существа, сколь безразличен.
        Герцогу стало страшновато, когда он представил себе, как часто объявлял бредом и суеверием то, чего просто не мог да и не желал видеть и понимать.
        - Кассария ждет, - молвил он после недолгой паузы. - Вот теперь я, кажется, на самом деле слышу, что она ждет меня. Но я еще не готов к встрече.
        - Будем надеяться, что у нас есть какое-то время в запасе, - отозвался Думгар. - Что же до Генсена, то я знаю, кто расскажет эту историю мессиру. Сегодня вечером мы ждем важного гостя. Он сам был участником многих событий, ему будет проще коротко и внятно изложить главное, минуя ненужные детали и подробности.
        - Собственно, я тоже мог бы попытаться, - начал было Дотт.
        - Но ты изложишь детали и подробности, умело минуя самую суть, - буркнул голем. - Тоже любопытная версия, но сейчас не время слушать твои байки.
        Зелг поднялся по обсидиановым ступенькам и удобно устроился на золотом троне, выполненном в виде костлявой раскрытой руки с длинными когтями. Невзирая на страшноватый вид, трон сей был уютен и позволял своему владельцу вольготно раскинуться на нем и расслабиться. Так герцог и поступил.
        Он не без любопытства наблюдал за перебранкой между гигантским големом и призрачным доктором Доттом, за седым грифоном и говорящей летучей мышью, за сиреневыми и голубыми огоньками, которые в завораживающем танце кружили по залу. Он следил за странными тенями, которые таились в темных углах, за ковыляющими по своим делам замковыми слугами - диковинными существами, имен которых он до сих пор не знал, - и постепенно осознавал, что теперь это и есть его жизнь.
        Под ногами, словно яростный дракон, что жаждет кровавой жертвы, ворочалась великая Кассария.

* * *
        В «Расторопных телегах» Такангору понравилось. Небольшой грот, увитый плющом, куда едва пробивался солнечный свет; шлифованные гранитные плиты вместо столов, крохотный водопадик, срывающийся с причудливого выступа в просторный бассейн, где сновали разноцветные рыбки, а на темно-зеленом плотном листе лотоса булькал кто-то одновременно похожий на лягушку, сома и бобра. Серебряные и оловянные кружки были развешаны на ветвях дерева, которое примостилось в самом темном углу. В дупле важно восседал лупоглазый филин.
        Телега тут тоже обнаружилась. Даже не телега, а тележка, наполненная землей, в которой росли мелкие и прелестные лесные цветы.
        Хромой кобольд, безраздельно властвующий за барной стойкой, наметанным глазом определил в достойном минотавре стойкого и опытного борца с «зеленым змием». И предлагать ему абы что не стал. Выставил огромный кувшин с коричневым и тягучим и проскрипел:
        - Прошу. «Плач дракона», так называется это гремучее пойло. Рассчитано на потребителя приблизительно вашего класса, роста и веса.
        - А почему мне, каменная твоя башка, ты налил жалкий «Крик василиска»? - рявкнул кто-то из-за соседнего столика.
        - Потому что тебя и «Василиск» свалит со всех четырех копыт. А сему молодцу для придания приятной неустойчивости нужно над собой поработать. Со своей стороны, рекомендую усилить последствия «Плача» двойной порцией «Грез ундины в устье ручья при полной луне», затем разбавить «Взглядом Горгоны» и завершить первую стадию кувшинчиком старого доброго «Рукопожатия скелета», который никогда еще не подводил жаждущего.
        - А мне? - не унимался обладатель «Василиска», оказавшийся небритым кентавром чалой масти.
        - Тебе хватит загладить «Тоской зеленого мертвеца» и капнуть сверху «Вожделения утопленника». И все - ты готов.
        - А вторая стадия?
        - Вторая стадия для двурогого, - отрезал грозный кобольд. - Что вы скажете, милейший, о хорошей порции «Беса в ребро» и бутыли «Герб да Кассаров»?
        - По высшему разряду принимает, - пронесся по углам завистливый шепот.
        - Между прочим, - обиделся кентавр, - я еще вполне не пьян.
        Вы еще не пьяны по-настоящему, если можете лежать, не держась за пол.
        Дин Мартин
        Но кобольд оставил сие утверждения без внимания.
        - Я буду припадать к стакану собутыльника? - поинтересовался Карлюза, становясь на цыпочки и пытаясь выглянуть из-за высокой стойки. - Или мне положен собственный?
        - О! Путник из далекого Сэнгерая. Почти соотечественник. Вам, сударь, я бы осмелился налить стаканчик «Подземных рек», а также порцию классического
«Углекопа» и «Кобольды, в атаку!». Интересует?
        - Всенепременно…
        Такангор разместился за столом, который шустрый маленький дендроид у него на глазах протер отчаянно сопротивляющейся крысой, и облегченно выдохнул. Ему показалось, что он попал в собственный рай.
        Карлюза робко присел рядом, на краешек пня, служившего в «Расторопных телегах» табуретом.
        Кобольд дирижировал из-за стойки, дендроиды-официанты сновали от бара к столу минотавра, и вскоре Такангор оказался лицом к лицу с целой батареей стаканов, кубков, кувшинчиков, бутылочек и кружек.
        - А вкуснямить закуску? - пискнул троглодит.
        - Лишнее, - авторитетно заявил Такангор. - Портить закуской благородный вкус напитков - последнее дело.
        - Во дает! - ахнул кто-то за соседним столиком.
        - Учись у мастера, - без тени издевки посоветовал кобольд. - Истину здесь изрекают не столь часто, как хотелось бы. Ваше здоровье, сударь. - И он поднял огромную серебряную чару в приветственном жесте. - Я пью за вас драгоценный нектар, гордость моей коллекции - знаменитый «Гнев Мунемеи!».
        - О, - сказал Такангор, который уже успел приложиться не только к «Плачу дракона», но и до самого дна, так сказать, ознакомиться с грезами ундины, причем при полной луне. Возможно, по этой причине его впечатление оказалось несколько смазанным. - О, а мою маменьку тоже зовут Мунемея.
        - Древнее прекрасное имя, - почтительно откликнулся кобольд. - На сей счет в нашей семье рассказывают такую легенду…
        - Оставь эмпиреи, - рявкнул кто-то от входа, - забудь о легендарных героях. Обрати свой взор на страждущего странника, который сбег из-под неусыпного надзора дражайшей супруги и имеет всего несколько свободных минут, дабы насладиться чем-нибудь особенным.
        - «Глоток свободы», - бухнул кобольд на прилавок огромный кувшин.
        - Вижу новенького, - взревел посетитель, в котором Такангор с удивлением обнаружил обычного человека, единственного на всю разношерстную компанию троллей, кентавров, дендроидов, гномов и прочих вкушающих наслаждения в «Расторопных телегах».
        Впрочем, насчет обычного - это уж он хватил лишку. Вошедший был просто великолепен: росту для простого смертного - великанского, белокур, синеглаз, хорош собой - словом не то языческий бог, который вжился в образ смертного, не то иной какой бессмертный.
        - Здешний кузнец Альгерс, - представился человек. - А ты, значит, и есть тот самый минотавр, который наделал столько шуму в Чесучине?
        Такангор солидно кивнул.
        - С Карлюзой я уже знаком, - сказал Альгерс.
        Троглодит отчаянно захлопал глазами, силясь вспомнить факт знакомства с кузнецом, не смог, но протестовать не стал.
        - Можно присесть?
        - Прошу, - широко повел рукой Такангор. - Тем более что вас-то мне и нужно было отыскать по очень важному делу.
        - Не сомневаюсь, - хмыкнул кузнец. И тут же поинтересовался: - А уж не по вашей ли милости Старостины хряки Бумсик и Хрюмсик так тихонько сидят у входа в бар?
        - Бумсик? - не поверил своим ушам кобольд.
        - Хрюмсик? - расхохотался чалый кентавр. - Тихонько и послушно? А ты, часом, не заворачивал к Гописсе, не глотнул на посошок?
        - Слушай внимательно, лошадиная задница, - тихо и внушительно произнес Альгерс, и в баре все отчего-то притихли. - Если я говорю - сидят тихо и послушно, значит, так оно и есть.
        - А я что? Я разве спорю? - виновато развел руками кентавр. - С титанами и их потомством спорить себе дороже. Верно я говорю?
        Все закивали, выражая полное согласие на сей счет.
        - Так по какому же делу… - начал было Альгерс, но тут в «Расторопные телеги» ворвалось новое действующее лицо.
        Лицо было гневное, но прелестное. Странно, подумал Такангор, что при появлении столь милой и хрупкой даже дамы все, кто был в баре, включая самого хозяина, немедленно повалились на пол, закрыв головы руками.
        - Дорогая, - заискивающе сказал кузнец, - это совсем не то, что ты думаешь.
        - То, - непреклонно отвечала дорогая, уставившись на кузнеца немигающим взглядом.
        - Не смотри на меня так. Ну, зашел пропустить стаканчик с приятелями после тяжелого рабочего дня.
        - Не дня, а часа, - поведала дама.
        - Не отвечай взглядом на ее взор горящий, - прошептал Карлюза, дергая Такангора за руку. - Горгонида она, я вижу.
        - Горгонида не Горгонида, а мне надо с кузнецом поговорить, - рассердился минотавр. - Мадам, я понимаю, что все женщины имеют своеобразный нрав, взять хотя бы мою маменьку. Но мы пытались обсудить дела, и ваше стремительное появление нам помешало.
        Отдать ему должное, Такангор старался быть галантным настолько, насколько вообще возможно. Но супруга Альгерса не оценила его старания.
        - Я своему мужу помешать не могу, - заявила она сердито. - Мы всегда и все вместе делаем, со всеми трудностями справляемся. Дай-ка я гляну, кто это такой недовольный выискался.
        Супружество установлено для того, чтобы вместе справляться с трудностями, которых никогда бы не было без супружества.
        Морис Шевалье
        - Дорогая, - пытался запротестовать кузнец, однако движения его были замедлены, как будто он двигался в толще воды. Видимо, Ианида и впрямь сильно злилась.
        Такангор поднял голову. Он не любил, когда с ним разговаривали таким резким тоном. К тому же дама была наряжена в красное платье, а красный цвет всегда действовал на него возбуждающе.
        Несколько долгих минут, показавшихся остальным часами, они смотрели друг на друга. Глаза Ианиды становились все больше, зрачки расширялись и расширялись, пока наконец не показалось, что ты заглядываешь в две бездны, в которых клубится мрак.
        Обычно к этому моменту все, кто хоть краем глаза видел жену кузнеца, были неподвижны и молчаливы.
        Но глаза разгневанного минотавра наливались кровью, их цвет постепенно менялся с рубинового на густой гранатовый, он не шевелился и почти не дышал. И когда встревоженный кузнец попытался было потрясти его, чтобы убедиться, что бедняга все еще жив, Такангор внезапно заговорил:
        - У вас прелестные глаза, мадам. Правда-правда, очень красивые. Но все-таки вы нам помешали. Выпьете стаканчик? «Плач дракона» вам сейчас не повредит.
        - Охотно, милорд, - смущаясь и краснея, ответила Ианида. - Знаете, это второй раз в жизни я сталкиваюсь с существом, которое не каменеет от взгляда Горгоны.
        - Зато другие как всегда, - пролепетал Альгерс. - Что теперь с кентавром делать будем?
        Кентавр с раскрытым ртом и кружкой, крепко зажатой в руке, элегически таращился куда-то вдаль и вполне напоминал произведение талантливого скульптора.
        - Говорил я ему - падай, ложись, так нет - в героя захотел поиграть, - забубнил кобольд из-за стойки. - Вынесем его ко входу, будет пока стоять в рекламных целях. А недельки две-три спустя оттает.
        - Так неудобно получилось, - огорчилась Горгона.
        - Как обычно…
        - Драконьи зубы принимаете? - спросил Такангор.
        - Само собой.
        - А поучительная история про принца-лекаря?
        - История поучительная, но деньги все равно остаются деньгами, - философски рассудил бармен.
        - Тогда выпивку всем за мой счет! - И Такангор широким жестом высыпал на стол пригоршню зубов. - Ну а мне повторите с самого начала, чтоб не запутаться.
        - Силен пить! - пронеслось по залу, и к столу минотавра стали подтягиваться заинтересованные кентавры.
        - День определенно удался, - сообщил кобольд самому себе и лихо хлопнул стакан
«Гнева Мунемеи».
        К слову, определенные последствия своеобразного поединка Такангора и Ианиды все же обнаружились: минотавр напрочь забыл расспросить кобольда об истории названия этого удивительного напитка.

* * *
        - Мадам Топотан! Мадам Топотан! - Горгулья нетерпеливо переминалась с лапы на лапу у входа в лабиринт. - Мадам Топотан! Я принесла вам свежий выпуск «Красного зрачка»!
        - Я не выписываю «Красный зрачок», мадам Горгарога, - внушительно сообщила Мунемея, вытирая руки о фартук. - Вы же знаете, как я отношусь к этой газете.
        - Вы мне будете рассказывать! - встопорщила крылья почтальонша. - Я хорошо помню ваше отрицательное мнение, мадам Топотан, но все-таки я принесла вам свежий выпуск. Там статья про вашего мальчика.
        - Докатился! - гневно фыркнула Мунемея. - Нашел куда попасть в статью.
        - Как я вас разделяю с вашими взглядами, - сказала горгулья, - Но они, как всегда, успели первыми. Куча неточностей и редакторских ляпов, зато они даже поместили проект памятника, который сейчас устанавливают в Чесучине нашему Такангорчику. Догадываетесь почему?
        Из-за плеча Мунемеи высунулась голова юного минотавра с кольцом в носу.
        - Здрасьте, мадам Горгарога, - пробасил он. - Мама, я же говорил вам, что в
«Королевском паникере» писали о братике, а вы уперлись рогами и ни в какую.
        - Господин Цугля обещал добыть вам пару последних номеров «Кладбищенского вестника», «Усыпальницы» и «Звездного полдня». Там тоже опубликованы громадные материалы про последнюю Кровавую паялпу. Говорят, молодой боец-минотавр произвел такой фурор, что полностью затмил фаворита нескольких последних сезонов. Пишут, что публика в приступе воодушевления забросала устроителей пончиками.
        Вам теперь надо прилично завести отдельный альбом, вот и господин Цугля так подумал, поэтому выписал из Юкоки несколько образцов: один - в переплете из красного сафьяна, другой - в рыбьей чешуе…
        - Это еще зачем?
        - Прекрасно противостоит сырости. В нем заметки сохранятся на века, мадам Топотан. И еще один, роскошный, волосатый, рыжевато-коричневый, из какого-то заморского чуда-юда. Заковыристое такое название, я на бумажке записала, но бумажку забыла в гнезде. Что вы хотите - пятисот шестой годок будем отмечать, память уже не та. Когда-то я читала наизусть все должностные инструкции, а вы видели наши инструкции в длину? О, это поэма, это песня! - Горгулья недовольно уставилась на собеседницу.
        - Ну, что же вы болтаете?! Читайте!
        Мунемея осторожно развернула газету и пробежала глазами несколько строчек.
        - Мама, читайте вслух, как не совестно, - забубнил сынуля.
        - Помолчи, Милталкон, я занята. Я думаю.
        - Ого, - сказал Милталкон. - Здорово. Я знал, что Такангор не посрамит фамилию.
«…человек, называвший себя знаменитым быкоборцем, уже в начале схватки стал проявлять признаки испуга и через несколько минут с позорной ловкостью вскарабкался на гладкий шест с собственным флагом. Публика свистела и улюлюкала, однако виантиец вовсе не собирался продолжать поединок со своим могучим соперником. Наш корреспондент хотел было покинуть свою ложу, дабы поспешить в редакцию, чтобы написать подробнейший отчет об испорченном празднике, но тут великолепный Такангор переломил ход поединка одним-единственным хитроумным маневром: выдернув из земли шест и стряхнув с него трусливого соперника, он стал наступать, грозя быкоборцу могучими рогами, окрашенными в алый цвет.
        Вот тут и началась настоящая потеха. Давно уже на Чесучинской арене не было настолько Кровавой, Жестокой и Яростной паялпы. Даже Архаблог и Отентал - наши бессменные устроители и законодатели паялпы - были явно ошеломлены чрезвычайным успехом своего молодого протеже.
        Юное дарование носилось за противником, издавая жуткие вопли, свирепо вращая багровыми глазами и обещая сделать из виантийца „мамины ляпики под клюквенным соусом“. Наш корреспондент восторженно отмечает, что неистовый Такангор смог устрашающе выпускать пар из ноздрей при абсолютно солнечной ясной погоде в жаркий день.
        Быкоборец Зигосин, тот самый человек, который за десять минут до начала поединка в интервью нашему же корреспонденту обещал разделать самоуверенного минотавра под орех, жалко улепетывал от стремительного Такангора, но явно проигрывал последнему не только в отваге и силе, но и в ловкости.
        Издевательски пожевывая пойманный на лету пончик, минотавр зажал виантийца в угол и там исполнил свое обещание…»
        - Вот, - грозно сказала Мунемея, - «пожевывая пойманный на лету пончик». Опять всухомятку и на бегу. А мне писал, что питается нормально. И словечко такое подобрал - питается. Не кушает, не ест, а именно что питается. Еще бы сказал, что он кормится. Ох, дети, дети - растишь их, растишь, а когда вырастишь, тут и начинаются настоящие хлопоты.
        Питание - еда без скатерти.
        Ген. Малкин
        - Чтоб мне ни рогов, ни копыт! - присвистнул Милталкон, дочитывая статью. - Серебряные подковы, памятник, почет и уважение. А что, братик неплохо начал.
        - Неплохо, - неохотно согласилась Мунемея, но тут же спохватилась: - Только не вздумай намылиться следом. Не то я тебе тоже устрою мамины ляпики… А что, мадам Горгарога, пишут про Зелга да Кассар?
        - Ох, я вам так скажу, лучше бы Такангор остался в Чесучине, - вздохнула горгулья.
        - Кассар вернулся домой, армия Тиронги готова выступить против него, как только начнется новолуние. Я сильно удивляюсь, что вы разрешили Такангору пуститься в эту авантюру, с вашим-то благоразумием.
        - Я и сама немного удивлена, - фыркнула Мунемея. - Но деваться некуда. Рано или поздно это должно было случиться, мадам Горгарога, и я ничего не смогла бы сделать.
        - Ох уж эти ваши семейные тайны, - сказала Горгарога. - Еще моя бабушка говорила, что вся годичная подборка «Королевского паникера» не стоит одной истории о…
        - О ком? - жадно спросил Милталкон.
        - Что-то я заболталась, засиделась, а мне еще Прикопсам надо доставить последний каталог и Эфулернам - увесистую посылочку. Всего хорошего, мадам Топотан, - заторопилась Горгарога. - Спасибо этому дому, пойдем к другому.
        - Мама, хоть вы объясните толком, какие семейные тайны? - поклянчил Милталкон.
        - Кирпич в руки, валун под мышку и марш ремонтировать лабиринт. А то не древнее сооружение, но сущее решето, грабителям в глаза смотреть стыдно! - рявкнула минотавриха. - И чтоб я больше не слышала ни от кого в этих закоулках глупых вопросов.
        Милталкон поплелся на строительные работы, дыша, как запыхавшийся дракон. Это надо же - пар из ноздрей. Как у брата получилось?

* * *
        Каждый - кузнец своего счастья. Особенно если он владеет собственной кузницей.
        Лешек Кумор
        - Замечательная голова, замечательная…
        Кузнец, привстав на цыпочки, измерял ленточкой расстояние между ушами и рогами минотавра. Такангор недоверчиво покосился на него:
        - А ты уверен, что я смогу его носить?
        - Все могут - и ты сможешь, - утвердил Альгерс. - Шлем - это гарантия красоты, надежности и безопасности. Каждый - кузнец не только своего счастья, но и своей безопасности.
        - Сомнение имею на сей счет, - пошевелил ушами Такангор. - Что я в нем увижу? Да и в роду у нас никто шлемов не носил.
        Кузнец приложил ленточку к затылку клиента.
        - Ты помнишь войну с Пыхштехвальдом? Знаменитую Пыхштехвальдскую битву? А?
        - Я - нет.
        - Не верти головой, я еще не закончил. Так вот, тогда даже лошадям, которые служили в тяжелой кавалерии, и то сделали шлемы. А ты не лошадь, скакать не надо.
        - Ты и мертвого уговоришь, - буркнул минотавр. - Ладно, нацеплю это ведро на голову. Только учти, если мне будет в нем неудобно - не обижайся, - сниму и стану в нем бульбяксу носить.
        Альгерс лукаво улыбнулся:
        - Знаю я вас, двурогих. Упертые вы, так что спорить не стану, ибо бесполезно. Но все же ты сперва примерь мою броню, а уж после упирайся рогами. Лады?
        - Я только к тому, что все мои предки из поколения в поколение воевали, но никто ничего на себя не пялил. Папенька только вот латы признал, да и те из шкуры им же самолично пристукнутого дракона. Для пущего форсу.
        Доспехи: одежда мужчины, который одевается не у портного, а у кузнеца.
        Янина Ипохорская
        - Сильная штука, совсем не для форсу, - уважительно кивнул Альгерс, - только теперь и самих драконов, ежели что, пачками в бою валить смогут. Я слышал, в Рохнэле понапридумывали и скоростные баллисты и залповые, и наконечники расщепляющиеся. Жуть, одним словом. Ни доблести, ни чести.
        Кузнец нанес последнюю зарубку на дощечке закройщика и какое-то время внимательно ее разглядывал.
        - Ну что, аккурат к новолунию и успею - больно хитрая конструкция получается.
        - А Карлюзу ты не видел? - спросил Такангор, сладко потягиваясь.
        - Видел, видел. И не только я. И смех, и грех - этот наш Карлюза. На кладбище ходит, с усопшими договаривается. Сходи погляди, пока он не перестал, - занятное зрелище.

* * *
        Маленький троглодит и впрямь был на кладбище. Он осторожно переходил от одной могильной плиты к другой и деликатно стучал согнутым пальчиком в безответный камень.
        - Приятных сновидений. Могу побеспокойствовать по поводу срочной необходимости в воспомоществовании?
        Затем прикладывал ухо и терпеливо дожидался ответа.
        Никто не знал, что отвечали Карлюзе покойные, однако, обойдя могил двадцать или двадцать пять, он наконец угомонился и уселся в тени векового дуба, бормоча себе что-то под нос.
        - Ну как, выгорит наше дело? - спросил Такангор. Троглодит от неожиданности подпрыгнул на месте.
        - Никакого огня, все тактично, - сообщил он. - Сейчас они решат, кто при жизни был умелым воителем, и я ринусь их разбуживать. Сил моих невеликих на дюжину хватит. Что есть премного жаль, ибо все хотят помочь согнать неприятеля с почвы отечества.
        - Конечно жаль, - согласился минотавр. - Но тут главное, чтобы хоть кто-то присутствовал, - это, знаешь ли, брат Карлюза, очень на мозги подействует. У страха глаза велики: увидят дюжину скелетов, а еще двенадцать дюжин сами себе довообразят. Ну, что они там между собой решили?
        - Один полчас, - сказал троглодит. - Через один полчас все будет исполнено. - И принялся торопливо листать потрепанную тетрадку. - Наставления мастериона Зюзака Грозного - срочные меры, сложные обстоятельства, сражения и битвы. Все предусмотрительно предусмотрено.
        - Это хорошо, - одобрил Такангор. - А можно я посмотрю на ритуал?
        - Положительно, - закивал Карлюза. - И полезно. Вашим гневным взглядом вдохновлен буду.
        Он потыкал пальчиком в какие-то замысловатые каракули и зашевелил губами.
        Троглодит явно скромничал. Не через полчаса, а уже минуты через три земля на нескольких могилах стала вздыбливаться и рассыпаться, как если бы ватага неутомимых кротов пыталась пробиться на свет божий с рекордной скоростью. Затем что-то заскрипело и заклацало. Такангор не без любопытства разглядел желтоватый череп без нижней челюсти, по которому яростно стучала костлявая рука.
        - Чего это он?
        - Выкопаться не может, - пролепетал Карлюза. - Я занятый есть, примите труд сей на свой счет.
        - Нет проблем, - ответил неунывающий минотавр и широким шагом двинулся по направлению к шевелящимся могилам.
        Позже немногочисленные свидетели, пейзане из Виззла, рассказывали, что именно так и дергают на огородах морковь и лук. Споро, сноровисто, без всяких эмоций. И твердили, что у Такангора Топотана, возможно, и есть талант военачальника - об этом они с уверенностью судить не могут, зато ручаются, что у этого минотавра блестящее агрипульгическое будущее.
        Скелеты оказались смышлеными. Раскланявшись с Карлюзой, они выстроились в шеренгу перед Такангором и дружно отдали ему честь.
        - Славные ребятки, - сказал минотавр, довольно потирая ладони. - Знаешь, Карлюза, а ведь так по чешуйке с дракона - паладину кольчуга, как любит говаривать мадам Горгарога. Еще немного подсуетимся, и будет у нас армия не хуже, чем у Юлейна. А возможно, и лучше.
        Глава 9
        - Здравый смысл подсказывает, - в который раз начал Зелг.
        - Плюньте, милорд, - посоветовал Думгар.
        Надо быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла.
        Ф. Достоевский
        - Ты думаешь?
        - Уверен.
        - Собственно, если ни ты, ни господин Крифиан не соглашаетесь возглавить армию, то другой кандидатуры у меня нет. Но все-таки хотелось бы услышать от него что-то внятное, толковое. Хоть план битвы, хоть наметки этого самого плана.
        - А где его носит? - спросил доктор Дотт. - Любопытное существо. Пришел наниматься не кем-нибудь, но главнокомандующим, а теперь его вообще невозможно поймать на просторах вашего поместья. То он был в «Расторопных телегах», то в Виззле у кузнеца, то на кладбище. То его опять куда-то нелегкая понесла.
        - Деятельный молодой человек, - ухмыльнулся голем. - Глядишь, он в одиночку организует нам вполне пристойную оборону.
        - Скоро полночь, - тихо сказал Зелг.
        - Да, ваша светлость.
        - Вы говорили, что к сегодняшней полуночи мы ждем гостя.
        - Приятно, когда тебя кто-то ждет, - послышалось из-за дверей.
        Что-то произошло в этот момент во всей природе. Герцог краем глаза заметил, как пронеслась мимо окна стая летучих мышей и закружила над донжоном; тревожно заухали совы, и воем ответили им волки так близко от замка, что Зелг невольно поежился. Потянуло холодом и сыростью, а в тронный зал клубами вполз странный густой туман.
        Затем он съежился, уплотнился, собрался в темную массу - и оттуда легким шагом вышел человек.
        - Ну, здравствуй, мальчик, - приветливо сказал он, протягивая обе руки к да Кассару. - Иди сюда, дай я тебя как следует рассмотрю.
        Герцог, словно зачарованный, подошел к ночному гостю. Тот обнял его - объятия оказались крепкими, но такими холодными, будто пришелец явился с лютой стужи, - и заулыбался.
        - Красавец, настоящий красавец. Вылитый отец. Что значит - кровь. Я всегда превыше всего ценил кровь.
        - Вне сомнения, - сказал Думгар.
        - А, это ты, Неразрушимый! Рад видеть тебя после стольких лет, а ты не изменился. Впрочем, что тебе сделается? И где же наш старый ворчун?
        - Здесь, здесь, не гляди сквозь меня, - откликнулся Дотт, и в его голосе слышалась неподдельная радость. - Может, научишь как-нибудь воплощаться в плотное тело?
        - Займемся на досуге, - пообещал гость и снова обратился к Зелгу: - Ты хоть помнишь меня, мальчик?
        И тот внезапной вспышкой увидел картину из далекого прошлого. Ему было тогда года три или четыре. Они с матерью жили в родовом поместье и Ренигаров, месте безлюдном и пустом. Это случилось такой же безлунной ночью: кто-то постучал в двери господского дома, и мать вздрогнула от испуга, а стражи вытащили мечи, ибо никто не слышал, чтобы стучали в ворота замка, чтобы опускали подъемный мост. Ночной пришелец незамеченным миновал двойную охрану, и это внушало опасения.
        Однако странный гость оказался мил и приветлив. Зелг помнил, как настороженно встретила его Ласика да Кассар и как она отчаянно кокетничала с ним уже спустя час.
        Пришелец был ослепителен, в дорогом черно-фиолетовом костюме, вооруженный только лишь кинжалом с причудливой рукоятью. От него пахло романтикой, приключениями, большой дорогой - всем, что так возбуждает воображение маленьких мальчиков. Зелг был готов смотреть на него хоть до самого утра, однако мать отправила его в спальню и запретила мешать взрослым.
        Он явственно вспомнил, что гость тогда бросил на него взгляд, выражение которого герцог и сейчас не взялся бы описать или объяснить. В том взгляде было многое: печаль, нежность, боль, еще что-то невыразимое… И даже тогда, будучи несмышленым ребенком, Зелг понял, что общество матери совершенно не нужно этому удивительному человеку и что интересует его именно он, Зелг Галеас Окиралла да Кассар. И это знание преисполнило его тайной гордости, хоть и не помешало проплакать от обиды на мать добрую половину ночи.
        Таинственный гость уехал до первых петухов и больше никогда не появлялся.
        - Помнишь, - не спросил, а уже утвердил незнакомец. - Ну что же, ваша светлость, разрешите представиться по всей форме. Князь Мадарьяга, к вашим услугам.
        - Я ждал вас, князь, - произнес Зелг. - Тогда, в Аздаке. Я ждал, что вы появитесь снова.
        - Во мне не было нужды. Я мог только побеспокоить тебя, но никак не помочь. Теперь все иначе: ты взрослый, ты сам волен выбирать свою судьбу, тебе нужна дружеская поддержка - и вот я тут.
        - Не худо бы выпить за встречу, - прогудел Думгар. - Специально для вас, князь, из секретных запасов…
        Зелг оглядел пиршественный стол. Там в окружении разнообразных аппетитных блюд высилась диковинная бутылка в виде ощерившего зубы извивающегося дракона. Она была отлита из прозрачного голубого стекла, но жидкость в ней мерцала лиловым светом.
        - Я не знал, что у нас есть такое вино, - сказал он, когда все расселись по местам. - Выпьем же, князь, за ваше здоровье.
        - Э-э, нет, мальчик, - махнул рукой Мадарьяга. - Это выпью я, а ты станешь наслаждаться тонким вкусом изысканного вина. Сей же напиток людям не рекомендуется.
        - Это драконья кровь, ваша светлость, - негромко пояснил Думгар. - Отрава даже для человека вашего происхождения.
        И только сейчас Зелг окончательно вспомнил - это состояние походило на пробуждение после долгого и невнятного сна, - что именно потрясло его тогда, в детстве.
        Был той ночью один миг, когда в свете пламени, падавшем от камина, он не увидел тени загадочного странника да и самого его увидел иным, как если бы сквозь нелепую маску проступил истинный облик. Однако решил, что ему это пригрезилось, показалось, а после и вовсе забыл, как многие другие детские воспоминания.
        Но теперь Мадарьяга сидел перед ним в своем подлинном обличье, не считая необходимым притворяться кем-то иным, и снова изумленно разглядывал Зелг его круглые, почти оранжевые глаза с вертикальными зрачками ночного хищника, зеленовато-белую кожу, тонкий крючковатый нос, неожиданно яркие пунцовые губы и длинные острые клыки, которые обнажались всякий раз, когда он раскатисто смеялся незамысловатым шуткам Дотта.
        - Вы ведь вампир, правда, князь? - решил он уточнить свою догадку.
        - Не просто вампир, - ответил вместо Мадарьяги веселый призрак. - Он князь - не только в человеческой жизни, но и в этой своей послесмерти. Повелитель упырей, вурдалаков и всех прочих кровососов, сколько их ни есть на грешной земле.
        Князь безмятежно улыбался Зелгу:
        - Это не столь важно, мой мальчик. Это мишура. Главное - что я качал на руках еще твоего деда и искренне привязан к вашей семье. Вот что тебе обязательно про меня знать.

* * *
        - Чудесное зрелище, - довольно молвил Мадарьяга, свешиваясь из окна под таким углом, что Зелг невольно поежился. - Нет, по-настоящему редкое и милое. Взгляни, мой мальчик.
        Там, за крепостными стенами, Такангор проводил смотр войск перед тем, как представить Зелгу его вооруженные силы.
        Герцог бросил короткий взгляд вниз и не смог сдержать усмешку.
        - Многое видели древние стены Кассарии, - поведал Дотт. - Разные времена - разные войны, но такую армию…
        - Вполне симпатичная армия, получше многих, - возразил князь. - Что-то мне подсказывает, что она произведет настоящий фурор на поле боя.
        - Вот с этим я согласен, - сказал Зелг. - Фурор - именно то слово, которое я тщетно подыскивал. Немного напоминает странствующих циркачей, немного - паноптикум, самую малость - кошмарный сон, а так ничего, вполне кондиционное воинское соединение.
        - О нем еще будут слагать легенды.
        - Не сомневаюсь.
        - И писать книги.
        - Вне всяких сомнений. По психиатрии.
        - И упоминать в истории войн.
        - В разделе «Бывает же такое».
        - Ты привередлив, малыш. И недальновиден.
        - Господь с вами, князь.
        - Никогда не был точно уверен, что Он есть. Но если Господь существует, то уж точно не со мной.
        - Вернемся к армии. Как я должен с этим воевать?
        - Никак, - сказал кто-то за спиной.
        - А-а, милорд Такангор, - слегка растерялся Зелг. - Как понимать ваше заявление?
        - Очень просто. Это не вам воевать с войском, а ему с вами. Причем, прошу заметить, во главе. У вас найдется броский, но элегантный костюм для стремительных атак?
        - Пожалуй.
        - А принять парад?
        Герцог оглянулся на свою свиту.
        - Если подлатать дедулины сапоги и подштопать мантию, то это будет нечто, - предложил Дотт. - Шлем в оружейной хранится специально для такого случая, фамильные доспехи на вас не налезут, ну да это пустое, Думгар запихает. - Заметив, как побледнел молодой повелитель, поспешно уточнил: - А не запихает, и так сойдет. Мало, что ли, ваши славные предки награбили, чтобы вам не нашлось костюмчика?
        - Пора бы и подграбить, - деловито сказал голем. - Никаких новых поступлений в сокровищницу в течение ста лет. Непорядок. Так только, одна мелочь, сплошные крестьянские подношения, да вот Бумсик с Хрюмсиком иногда в крепостном рву что-нибудь нароют.
        - Сюда бы мою мамулю, - мечтательно молвил Такангор. - Она бы это дело наладила: добровольно, значит, и с песней.
        - Господа, господа, опомнитесь! Я же все-таки пацифист, - некстати брякнул Зелг.
        - Не беда, мальчик мой, - дружески похлопал его по плечу вампир. - Даже это лечится.
        Затем они спустились в замковый двор, ведя под белы руки начинающего некроманта и завоевателя.
        - Прошу! - широко повел рукой Такангор. - Орлы! Львы! И прочей твари по паре… Кавалерия кентавров!
        - Слава да Кассару! - грянули кентавры.
        Зелг оглядел их: впечатление кентавры производили прекрасное, разве что слегка смущало присутствие полуведерной пивной кружки в качестве штандарта полка. Доктор Дотт заметил, как расширились глаза герцога, и успокоил:
        - Это еще не беда. Это еще вполне прилично и как-то объяснимо. Советую не комментировать, милорд.
        - А-а-а, да, да, конечно, - неуверенно согласился Зелг. - Но как же?
        - Как-нибудь, - строго сказал мудрый доктор. - У всех должны быть маленькие предсмертные радости. Вот мне, помнится, хотелось селедки.
        - Ну тогда ладно…
        - Тяжелая пехота! - доложил Такангор.
        Роль тяжелой пехоты исполняли староста Иоффа с сыновьями, кузнец Альгерс, кобольд из «Расторопных телег», десяток дендроидов и почтенный Гописса со своей лучшей сковородкой наперевес.
        - Их сомнут в первой же атаке, - горько молвил да Кассар.
        - Не уверен, - весело заметил Мадарьяга. - Титан, кобольды, дендроиды - народ крепкий. Я по молодости лет тоже как-то пытался смять одного оборотня. Аккурат в новолуние, дурачок. Шрамы до сих пор остались.
        - При чем тут оборотни?
        - А кто, по-твоему, сей достойный муж? - полюбопытствовал вампир.
        - Староста деревни.
        - И потомственный дипломированный оборотень, с позволения вашей милости, - широко улыбнулся Иоффа, и только теперь Зелг понял, что ему напоминала эта открытая белозубая улыбка: волчий оскал. - Мы многие века верой и правдой служили вашим предкам, ваше высочество. Квалификацию повышаем два раза на поколение, все новшества изучаем досконально. Как есть.
        - Что ж вы молчали?
        - Стоит ли перегибать палку?
        Предусмотрительный Думгар подсунул герцогу загодя заготовленное кресло, и тот с облегчением опустился, а вернее, упал в него, готовясь к продолжению. Продолжение не заставило себя ждать.
        - Воздушная кавалерия - это понятно, - прокомментировал минотавр стаю летучих мышей с грифоном во главе. - Господин Думгар будет нашей самодвижущейся артиллерией. И прошу заметить, к нему не нужно придавать никаких пехотных подразделений для защиты - он и сам от кого хочешь отобьется. Легкая пехота и отряды снабжения, а также лекарская рота - все это ваши подданные, их я, ваше высочество, оставил в Виззле. Поверьте на слово, не подведут. А теперь моя отдельная гордость: специальные войска.
        И минотавр отступил на шаг, жмурясь от удовольствия.
        - Прежде всего - диверсионная группа!
        Перед герцогом присели в церемонном реверансе Альгерсова Ианида и другая дама, постарше и, скажем так, посолиднев. Последнюю Зелг определил как мадам Мумезу. Будучи настоящим джентльменом, он поднялся со своего места, поклонился и учтиво произнес:
        - Признателен, мадам. Благодарю за отвагу и героизм.
        Ианида зарделась, а вот мадам Мумеза сварливо заметила:
        - Приберегите благодарности на потом. Не то слов не хватит.
        Несчастный староста возвел глаза к небу, но грозная теща каким-то образом уловила сей непочтительный жест и сообщила:
        - Ох, кабы не грядущая битва, я бы тебе, зятек, козью морду исполнила.
        - Мама, - взмолился Иоффа. - Хотя бы тут угомонились. Пошто его высочеству?..
        - А пусть и милорд знают, что я тебе отдала всю молодость. Лучшие годы! - Мумеза задумалась на секунду, почувствовав некое несоответствие в словах, но не растерялась. - Пусть не я, но ведь дочка моя родимая. Кровинушка.
        - Да, да, само собой, - бестолково залепетал Зелг, ощущая суровый натиск мадам.
        - Само собой! - передразнила она его уж и вовсе непочтительно. - Все вы мужики одним миром мазаны, все негодяи, разгильдяи и… придумайте, чтоб в лад было!
        - Скупердяи, - послушно откликнулся доктор Дотт.
        - Вот-вот! - сказала мадам Мумеза. - Сразу отозвался, небось скряга каких мало.
        - Как же ею можно руководить во время боя? - в ужасе прошептал герцог.
        Уши мадам гневно зашевелились, но, очевидно, даже она испытывала нечто вроде уважения к гордому семейству некромантов, ибо довольно сдержанно ответила:
        - А бычок из всех вас один толковый да смышленый. Далеко пойдет, если будет слушать тетю Музу. Правда, детка?
        - Угу, - кивнул Такангор. - Не волнуйтесь, мадам, всенепременно оправдаю!
        - Умница!
        Минотавр подумал, что всех этих господ стоило бы отдать на денек-другой к Мунемее, а то действительно - какие из них без такой выучки полководцы? Даже с милейшей тетушкой не могут найти общего языка. Как хорошо, что им повезло с представителем фамилии Топотан.
        - Прекрасно, я поражен, я просто поражен, - только что не всхлипнул Зелг.
        - То ли еще будет! - радостно сказал Такангор. - Карлюза! Твоя очередь.
        Сиреневый от смущения троглодит, удивительно гармонирующий теперь со своим жилетом и беретиком, робко повел лапкой вправо:
        - Скелетный череполк «Великая Тякюсения»!
        Дружно клацая костями, из-за донжона строем вышли десять жизнерадостных скелетов, промаршировали перед Зелгом, отдали честь, а затем стали в шеренгу позади Такангора, демонстрируя неплохую строевую подготовку.
        - Маловато для полка, - упрекнул Мадарьяга.
        - Еще наковыряем, - успокоил его минотавр. - Их там хоть пруд пруди, полное кладбище. И все такие активные, одно удовольствие с ними общаться - ни есть не требуют, ни пить. Все ради чистой идеи. Маменька говорила - из таких лучшие воины получаются. Она знала, она с таким бок о бок несколько столетий прожила, с папенькой моим то есть.
        Кладбища полны незаменимых людей.
        Жорж Клемансо
        - Позвольте, - спросил Зелг. - «Тякюсения», «Тякюсения», такое знакомое слово. Что это?
        - И я, кажется, что-то подобное совсем недавно слышал, - встрял доктор.
        - А-а, это у меня в детстве кружка была для молока. Производства «Тякюсения и племянники». Они еще пепельницы делали, мышеловки, чугунки и щеточки для полировки рогов.
        - Нет, щеточки для полировки рогов у меня точно не было, - сказал Дотт.
        - Да ты лежишь в нефритовой урне для праха «Тякюсения и племянники», - рыкнул Думгар. - Чистое разорение эта урна. Вот скажи, какая тебе разница, во что упакован твой прах?
        - И все-таки разница существует.
        - Прошу рассматривать грозительное средство нашей армии, ужасаемость которого превышает слабые нервные возможности людей, - внезапно пискнул Карлюза. - Производимое мною на сдачу от некромансерских усилий по созданию череполка.
        - Мощнейшее оружие, - подтвердил Такангор. - Включите воображение. Мальцы, давай-ка на плац.
        Затопотело, застучало, прокатилось волной по мощеному двору и замерло в ожидании.
        - Что это? - выдохнул Зелг.
        - Сильно, - подтвердил Мадарьяга.
        - А в этом что-то есть, - сказал Думгар.
        - Я думал - только доктора циники, - поведал Дотт.
        - Детский истребительный батальон скелетов!
        - Хана королевству, - подытожил Иоффа.

* * *
        Чтобы напиться до безобразия, достаточно одного бокала - то ли тринадцатого, то ли четырнадцатого.
        Джордж Бернс
        После первого кувшина вина Зелг все же воспрянул духом, под второй - согласился, что армия совершенно необычная и что ни один современный стратег, будь он даже семи пядей во лбу, ни в жисть не догадается, что его ждет в перспективе. Под третий - во всеуслышание постановил, что жизнь хороша, а будет еще лучше. Но когда Такангор аккуратно придвинул к себе четвертый кувшин, медленно сполз на пол и более в винопитии не участвовал.
        А жаль, сказал по этому поводу вампир. Самое интересное началось как раз после пятого кувшина.
        - Бумсика и Хрюмсика пустим по правому флангу, - излагал минотавр последние достижения военной мысли. - Вот ты представляешь себе хряков в свободном полете?
        - Да я и сам в свободном полете еще ого-го, несмотря на разницу в возрасте, - ответствовал Мадарьяга.
        - Не врешь?
        - Обижаешь.
        - Зуб даешь?
        - Офонарел? - возмутился вампир. - Это ж мое орудие производства. Я у тебя разве рога требую?
        - А это не орудие, - погладил Такангор мощный блестящий рог. - Это редкостное украшение, которому завидуют все особи мужского полу. Маменька такое еще слово заковыристое употребляла, о, вот! - преррогатива. Точно не скажу, что оно такое, но с рогами связано. Дескать, носить рога - это есть преррогатива минотавров, и этим нужно гордиться, ибо ни один даже самый героический муж ни в одном сражении себе рог не добудет. - Он побулькал вином, пошевелил ушами и задумался. - Или рогей?
        - Рог ли, рогей ли, но добывают их не столько на войне, сколько во время войн, особенно длительных, - осторожно заметил доктор Дотт. - Эдакий наукообразный феномен, давно известный, но малообъяснимый.
        Милейшее привидение здраво оценивало страстную натуру и взрывной темперамент нового полководца (утвержденного в сей штатной должности между второй и третьей бутылью шикарного баланийского ликера. Как, мы не упомянули, что баланийский ликер подавался соответственно между первым и вторым, вторым и третьим и третьим и четвертым кувшинами сунического? Простите, склероз.) Так вот, здраво оценивая это сокровище, доктор старался высказываться как можно более осторожно. Правда, еще не было прецедентов тому, чтобы кто-то в пылу дискуссии набил морду бестелесному призраку, но все когда-то случается впервые. И если уж кто способен на такое варварство, то именно милорд Топотан, так что его лучше не злить.
        - Рога суть вопрос глубоко философический, - поведал Карлюза. - Иметь или не иметь? А если иметь, то носить ли? Рог или рогей, как установил главный вопрос господин Такангор. И почему? На сии вопросы не ответствовал даже мастерион Зюзак Грозный, хоть и посвящал им многозначительную часть своей жизни.
        - А у него тоже рога имелись? - удивился минотавр.
        - Пренепременно!
        - Откуда?
        - Жена подарила, - икая, сообщил троглодит. - Ликерчиком воспомоществуйте в стакан. Признательное спасибо. Как раз на семисотлетний юбилей. Самопожертвенная особь, каких мало. «А чего ж ты еще хотел, - вопрошала нежно, - старый хрыч, в твои-то годы?!» Много трудилась для добытая презента и так тронула сим подарением мастериона, что он чуть было и не отбросил эти самые рога.
        - Копыта, - поправил минотавр.
        - Нет, копыт на дарили. Упущение есть. Согласен.
        - Сейчас будем расставлять войска, - сказал Такангор, чувствуя, что с рогами его крупно обидели. - Передайте-ка, князь, блюдо с булочками.
        - Прошу.
        - И яблочек - это будет наш противник, его мы станем беспощадно уничтожать.
        - Пожалуйста.
        - Значит, эти две булочки атакуют по правому флангу, поддерживаемые сзади пирожком. С чем пирожок?
        - С капустой, - откликнулось существо, похожее на печального сиреневого осьминога, с той лишь разницей, что ног-щупалец у него насчитывалось то ли пятнадцать, то ли шестнадцать. Оно прислуживало за этим милым семейным ужином и умудрялось дирижировать одновременно несколькими десятками шустрых замковых слуг, подливать всем вина, предлагать новые блюда и комментировать соусы.
        - Непорядок, - укорил Такангор. - Какую поддержку может оказать булочкам пирожок с капустой?
        - Прикажете с мясом, милорд?
        - Вот это уже ближе к тому, что я называю гениальной стратегией. Итак, в центре идут солонки, перечницы, салфетницы и прочая. Сверху атакуют салфетки с полотенцем. По левому флангу стремительно наступают блинчики с вареньем, яблоки и груши на них отвлекаются, но не знают того, что в засаде, вот за этими кувшинами, мы держим про запас что?..
        - Что? - дружно выдохнули слушатели.
        - Пончики с омаром!
        - Стоп, - сказал Мадарьяга, решительно отодвигая бесчувственного Зелга поглубже под стол. - Возражаю. Это недопустимо ни с тактической, ни со стратегической точки зрения. Это возмутительно. Как вы себе представляете пончики с омаром?
        - Нет, нет! - замахал на него руками Такангор. - Вы не постигли всей глубины моей мысли. Собственно, я рассчитываю, что королевские генералы именно так и решат: дескать, пончики с омаром? Чепуха! А у нас на самом деле не пончики с омаром, а пончики отдельно и омар отдельно. Грозный, несокрушимый, неистовый омар - а в каждой клешне по сугубо диверсионному пончику, обеспечивающему прикрытие по направлениям на северо-запад и северо-восток. Каково?
        - Гениально, - прошептал вампир.
        - Но и это еще не все, ибо пока яблоки, груши и сей неприглядный безалкогольный компот, - минотавр принюхался, разочарованно заглянул в кувшин с компотом (и кому пришло в голову его приготовить?), - будут разбираться в сути происходящего, мы выдвинем вперед ударным клином телячью котлету, кастрюлю с супом на неистовом скакуне, в фамильных доспехах и с грозным выражением содержимого, а также вот это блюдце хрустиков.
        - План, достойный Бавсабы Завоевателя, - признал Думгар. - Была бы у меня кровь, она бы стыла в жилах.
        - Вы скажете, они могут применить против нас желе или, хуже того, пиракаши. - Такангор презрительно фыркнул. - Но мы уже смяли их, паника в компоте и фруктах усиливается, и тут им в тыл ударяют наши несокрушимые тефтельки, довершая разгром и охват противника в котел, где он постепенно превращается в жалкое фруктовое пюре.
        - Позвольте вашу руку, молодой человек, - прочувствованно молвил Мадарьяга. - Давно я не получал такого удовольствия, присутствуя на обсуждении плана грядущей битвы. Это изящно, остроумно и просто обречено на успех.
        - Омар, надо понимать, я, - уточнил голем.
        - Совершенно верно.
        - Хотелось бы выяснить единственный неясный момент, - кашлянул доктор Дотт. - Какое место вы отводите мне в своем великолепном плане? Кто я?
        - Пирожок, разумеется.
        - Странно, - удивился вампир. - Признаться, пирожком я видел себя.
        - Нет, князь, что вы. Вас мы подадим отдельным, совершенно особенным блюдом. Вы же сами гурман. Вот и выступите первым, задолго до рассвета. Попробуете их на зуб, так сказать.
        Каждая ночь должна иметь свое меню.
        Оноре де Бальзак
        Вампир налил себе еще стакан и даже причмокнул от удовольствия.

* * *
        - Вы уверены, что господин граф хотел видеть именно меня? - в который раз спрашивал толстенький лысый человек, облаченный в пурпурную мантию старшего библиотекаря-хранителя и со значком, свидетельствующим об особой материальной ответственности.
        У главного бурмасингера и самого был такой значок, так что он хорошо знал, как противно, когда у тебя в конторе раз в году пронырливые клерки маркиза Гизонги проверяют по описи алебарды, кольчуги, стулья, чернильницы, занавески на окнах и прочую чушь. Причем то и дело норовят внести в опись новые предметы, пусть даже дураку ясно, что они являются личными принадлежностями сотрудников. Ну какое отношение имеет главное казначейство к портрету тещи господина Фафута с витиеватой золоченой надписью: «Дорогому Фафику на долгую и добрую память»? И какой на данном портрете можно отыскать инвентарный номер, когда и слепой видит, что подобная фурия просто обязана существовать в единственном экземпляре.
        Как и всегда, когда он задумывался о своих домашних, господин Фафут на некоторое время утратил связь с действительностью, поэтому пропустил добрую половину из того, что взволнованно лепетал библиотекарь. Старика тоже можно понять: поднимают с постели глухой ночью, везут в закрытой карете в библиотеку, требуют подписку о неразглашении, забирают свитки и книги, оказавшиеся особо ценными и хранящиеся в отдельном запаснике, после чего волокут к театру военных действий - и все это без объяснения причин.
        Впрочем, бурмасингер всего лишь исполнял приказ непосредственного начальства, а о причинах, заставивших графа да Унара заинтересоваться раритетами Королевской личной библиотеки в столь неурочное время, мог только догадываться.
        И догадки сии его не утешали.
        - Так вы уверены, любезнейший, что граф…
        - Сударь, - пробасил Фафут, - без соответствующего указания господина графа я ни в чем не бываю уверен. Даже в себе. Потерпите, голубчик, - добавил он уже чуть помягче. - Сейчас прибудем к его сиятельству, он вам все и объяснит. А я человек маленький.
        Библиотекарь смерил его скептическим взглядом, в котором явственно читалось, что мужчина ростом с циклопа-подростка и статью аздакского горного великана никак не должен именовать себя «маленьким» человеком.
        Высокообразованный, интеллигентнейший и глубоко аполитичный, господин Папата испытывал к тайным службам необъяснимую, но стойкую неприязнь и все контакты с ее представителями стремился сокращать до минимума. А поскольку о репутации графа да Унара мы уже рассказывали выше, то читатель вполне поймет, почему библиотекарь нервничал, потел, всхрюкивал, теребил безответную мантию и время от времени кидал на бурмасингера умоляющие взгляды. Отряд конных гвардейцев из свиты графа, бряцающий оружием за окнами кареты, никак не добавлял ему радости.
        - Просто как какого-то государственного преступника, - бубнил он себе под нос. - Схватили, влекут в ночи, никаких бумаг не предъявили. Это насилие, форменное насилие, любезнейший. Вы хоть понимаете, что я стану жаловаться на вас королю?
        - На меня-то за что? - искренне изумился Фафут.
        - А на кого еще? - не менее искренне изумился Папата. - На графа? Знаете, я, может, и не от мира сего, но пока что в своем уме.

«Уволюсь, - подумал бурмасингер. - Вот закончится эта бестолковая война, и уволюсь. Окончательно и бесповоротно, а не так, как в прошлом году».
        Граф встретил Палату милостиво и даже почти приветливо. Принес извинения, расшаркался и тут же, не меняя выражения лица, холодным тоном потребовал приступать к делу.
        Спустя час библиотекарь совершенно не знал, что и думать о внезапном интересе графа к истории страны, особенно к той зыбкой, неверной, практически не подтвержденной ее части, которая существует в преданиях любого народа и о которой ученые мужи затрудняются сказать, правда это или вымысел, ибо истина лежит где-то между этими двумя понятиями. Период, когда история уже перестала быть мифом, но еще не стала реальностью. Легендарные времена. Интереснейшее чтение, любопытные детали, масса тайн и загадок. В принципе, любой может увлечься подобными вещами, но не в три же часа пополуночи накануне войны!
        - Ваш вопрос, ваше сиятельство, застал меня врасплох. В свое оправдание могу только сказать, что он бы застал врасплох кого угодно из ученых мужей нашего королевства. Разве что только в далекой Тифантии, славящейся тем, что тамошний правитель ежегодно выделяет существенную сумму на благоустройство библиотек и университетов - прошу понять меня правильно, - есть один специалист по волнующей вас теме.
        Граф да Унара хотел было рявкнуть: «Короче!» - но воздержался. Он уже испробовал сей метод воздействия на господине Папате, но тот разнервничался, отчего стал еще более многословным. А ему действительно было что сказать.
        Он как словарь - сообщает гораздо больше, чем нам нужно, но совсем не то, что нам нужно.

«Терпение, - напомнил себе начальник Тайной Службы. - Терпение. Ныряя на дно колодца за истиной, нужно приготовиться к испытаниям».
        - Как интересно, - проговорил он вслух.
        - Это господин Тачкилса, по происхождению дендроид. Однако за особые заслуги перед отечеством и личный вклад в науку его величество король Тифантии Жиньгосуф Шестнадцатый, или Пятнадцатый, ибо некоторые специалисты отказываются считать порядковым номером Лже-Жиньгосуфа, впоследствии признанного узурпатором, который записан в летописях Восьмым… Вы следите за моей мыслью, граф?
        - Изумительно, - проскрежетал да Унара.
        - Вам это должно быть особенно любопытно. Так вот, отставляя в сторону несомненно безумно интересный и спорный вопрос о Лже-Жиньгосуфе…
        - Фантастически интересный, - стоически согласился граф.
        - …упомянем, что его величество… э-э-э-э…
        - Жиньгосуф Шестнадцатый, - подсказал граф.
        - …отдельным вердиктом постановил считать господина Тачкилсу человеком, не лишая его неотъемлемых прав дендроида, как то: на отдельную кадку с плодородной землей на рабочем месте, на работу при светлячках, магических шарах и прочих огнебезопасных осветительных устройствах, на личную тележку для перевозки и прочее.
        - Удивительно, - выдавил из себя граф.
        - Вы чудесный собеседник, ваше сиятельство, - наконец улыбнулся Папата. - Так вот, перейдем к сути, хотя мне и жаль, что наша плодотворная дискуссия о Лже-Жиньгосуфе не имеет развития.
        - Мы ее непременно однажды разовьем, - пообещал граф, упиваясь мыслью о камере пыток в неприступной тюрьме Фойфилаше. Нет, он вовсе не собирался причинять вреда славному библиотекарю, но может же человек помечтать о чем-нибудь приятном?
        - Господин Тачкилса, надо вам заметить, невзирая на то что официально как бы объявлен человеком, тем не менее обладает свойствами дендроида, - глубокомысленно поведал Папата. - А именно долгожительством и великолепной памятью. Я сейчас не рассматриваю тонкости и нюансы физиологии. Вы следите за ходом моих рассуждений?
        - А как же.
        - Из ныне живущих ученых только он, полагаю, имеет право всерьез рассуждать о небесспорной и яркой фигуре Галеаса Генсена. И тогда как большинство ученых, в том числе специалисты горгульского национального университета в Кисякисах, однозначно утверждают, что Генсен есть персонаж тиронгийской, а также нескольких иных мифологий, господин Тачкилса приводит уникальные факты в пользу реальности этого существа. Заметьте, существа!
        Каждый миф есть одна из версий правды.
        Марго Атвуд
        Ибо, пишет историк, хотя внешне он является человеком, никаких свидетельств его человеческого происхождения не осталось. Вам интересно, граф?
        - Очень, - искренне молвил да Унара.
        - Ну, во-первых, как вам покажется такой факт: в Генсена верят на разных концах земли. Примитивные народы, которые лишь недавно узнали о том, что в мире есть и иные страны, кроме их собственной, и все еще не постигли идею шарообразности земли, которую, кстати, пропагандировал в Тифантии упомянутый нами Лже-Жиньгосуф Восьмой…
        - …эти народы, - подтолкнул граф забуксовавшего библиотекаря.
        - Боюсь, ваше сиятельство, вас не слишком интересует Лже-Жиньгосуф, - горько молвил тот.
        - Безумно интересует, но долг велит заниматься персоной Генсена.
        - А-а-а, - понимающе покивал библиотекарь. - Тогда что ж. Эти самые дикие варварские племена из уст в уста на протяжении огромного количества поколений передают миф о неком Хенсене, явившемся из черноты во главе армии мертвецов.
        - Первый некромант мира?
        - Ах, как вы проницательны, граф. Возможно. Нужно, конечно, учитывать, что среди варваров царят невежество и суеверия, но зерно истины тут есть. Обратимся к мифам и легендам Каноррской долины.
        - Канорры же не существовало?! - удивился да Унара.
        - Так же, как и Генсена. Господин Тачкилса настаивает на том, что, будучи еще юным несмышленым саженцем, он путешествовал в Канорру, которая была тогда могучим процветающим королевством, со своим дедом, придворным географом и картографом короля Ройгенона.

«Мамочка», - подумал граф. Но вслух не произнес. У него не было интересной версии, касающейся непроизвольного упоминания дражайшей родительницы всуе, а версию библиотекаря он знать не хотел.
        - И что же Канорра? - сказал он.
        - Каноррские оборотни утверждают, что королевство было уничтожено неким Генсеном Проклятым, а их нынешнее состояние также суть его происки. Они верят в то, что были некогда людьми, хоть и соглашаются, что оборотнями им нравится больше. Что вы хотите, граф, рефлексы, закрепленные поведенческими реакциями не в одном поколении.
        - Изумительно!
        - Да вот, скажем, если я вас стукну по колену вашим кубком, то нога у вас подскочит, а затем вы ее отдернете. Условный рефлекс.
        - А если я вас после этого велю арестовать?
        - А это уже приобретенный рефлекс. И в следующем поколении он, возможно, не проявится, если его не закреплять в наследниках.
        - Скажите пожалуйста!
        - А вот в Аздаке упоминать имя Генсена просто запрещено. Не официально, конечно, но не принято. Считается, что это принесет несчастье. По той же причине там не дают детям имя Галеас.
        - Чего не скажешь о да Кассарах.
        - Прошу вас, ваше сиятельство. Что же вы сравниваете ежа и трепетную лань? У их высочеств все не по-людски, да оно и понятно. Они сами не вполне люди.
        - Попрошу! Вы говорите о ближайшем родственнике его величества Юлейна. Никто, конечно, не в восторге от подобного родства, но не забывайтесь, милейший.
        Библиотекарь покорно закивал. Он был бы чрезвычайно удивлен, когда бы узнал, что их с графом одновременно посетила одна и та же мысль: что его величество, строго говоря, тоже все делает не по-людски. К тому же еще и не некромант.
        - Вернемся к Генсену, - предложил да Унара.
        - Ах, граф. Кабы я знал, отчего вы сподвиглись на такой интерес к нему, мне было бы легче выбрать нужные факты.
        Но да Унара сердито поджал губы, и несчастный Папата, едва сдержав судорожный зевок, продолжил свою повесть:
        - Итак, вернемся к нашим баранам. Мы, тиронгийцы, далеко не единственные в своем роде, кто может похвастать Черной башней Генсена - материальным свидетельством его существования. В разных королевствах и княжествах, в самых непохожих уголках обитаемого мира находятся подобные строения.
        - Странно. Я всегда думал, что это просто название такое. Место нехорошее, подозрительное.
        - Пустое!
        - В каком смысле?
        - Неужто господин граф при вступлении в должность лично не подписывал обязательство строго следить за тем, дабы башню Генсена не посещала ни одна живая душа?
        - Подписывал. А вы откуда знаете?
        - О сударь. Этому обязательству, закону, если позволите так его определить, уже более тысячи лет. Его составили как раз после того, как удалось заключить в склепе двух мертвых королей. И не только вы или ваш предшественник, но и все начальники Тайной Службы, а до того - начальники королевской гвардии, а до того - специальные телохранители наших государей, а до того - монашеский орден кельмотов-смертников принимали на себя ответственность за охрану этого страшного места.
        - Почему же мне ничего об этом не известно? Я подмахнул ту бумагу не глядя. Я был уверен, что соблюдаю простую формальность.
        - Это тайные знания, ваше сиятельство. Такие познания умножают скорбь своих владельцев.
        - Излагайте, - сухо приказал граф.
        - Как изволите. Помните старую легенду (в скобках замечу, что сие уже наша подтвержденная фактами и документами история), в которой говорится, что король-некромант зашел в тронный зал, когда часы на Черной башне Генсена пробили полночь?
        - Конечно помню. Не верю я во всю эту чушь, господин Папата, увольте.
        - Странно. Вы должны сталкиваться по службе с таким количеством удивительных, мистических явлений.
        - Поверьте, все они имеют вполне реальные, я бы даже сказал, до пошлости обыденные объяснения. Нет чудес в Тиронге, милейший.
        - Ах, граф! Как вы заблуждаетесь. Часы на башне били полночь, и это тем более страшно, что били они тогда единственный раз за всю историю своего существования. Кстати, так толком и не известно, кто и когда пристроил их на башне… Но суть не в том: спросите любого специалиста по черной магии, и он ответит вам: башня ожила потому, что ощутила невероятный всплеск некромантской силы. Наш повелитель и предок да Кассаров был великим магом, что уж греха таить. Но до Генсена ему было далеко. Я привез вам рукописи, ваше сиятельство, но читать их сложно, язык еще архаичный. Почерк ужасный. Я лучше расскажу.
        - Пожалуйста.
        - Многие очевидцы утверждали, что видели тогда в столице самого Генсена. То есть описывали человека, которого можно условно считать оным. Если спросите меня, я скажу, что уверен: он явился в этот мир той страшной ночью, однако что-то помешало ему остаться здесь. Но он стремится сюда, неуспокоенная душа, первый и единственный король Бэхитехвальда.
        - Зачем?
        - Никто не ведает, но ведь мы можем строить предположения. Мой дед, магистр ордена кельмотов, члены которого всю жизнь посвящали изучению истории и личности Галеаса Проклятого, утверждал, что его манит Кассария. Якобы там существует Нечто, которое влечет его пуще всяких земных сокровищ. Впрочем, орден не располагал никакими серьезными сведениями на сей счет. Генсен был им не по зубам.
        - Кстати, отчего вы назвали их смертниками?
        - Оттого, что они ими и являлись. Рано или поздно каждый член ордена совершал героическую попытку проникнуть в башню, дабы выяснить, что она суть такое. И никто оттуда не возвращался. В течение нескольких сотен лет башня поглотила несколько тысяч людей. Последний магистр запретил продолжать сии тщетные попытки, опасаясь, что человеческое любопытство служит тайному замыслу ее создателя. Возможно, так он и собирает людские души. Многие члены ордена встали на сторону своего главы, но многие посчитали его отступником и объявили малодушным. Он-де предал всех погибших. Случился период разброда и безвременья, и долгих двадцать лет никто не занимался своими прямыми обязанностями: все больше делили власть и выясняли, кто правее. А затем ваш предшественник уничтожил кельмотов.
        - Был заговор.
        - Не было, ваше сиятельство.
        - Не будем спорить.
        - Не будем, поздно.
        - Вы правы, поздно. В обоих смыслах. Хорошо, Папата, ответьте мне только на один вопрос, и можете ехать домой, досматривать сны.
        - Я весь внимание, граф.
        - Что такое Бэхитехвальд?
        - Это главная тайна Генсена, ваше сиятельство, и смертным она недоступна.
        - Почему-то я так и думал. Ну что же. Покойной ночи.
        - Покойной ночи.
        Трясясь в карете по дороге к собственному дому, достопочтенный Папата бормотал:
        - Он думает, я таки могу смотреть теперь какие-то сны, кроме кошмарных. Наивный.
        - Он думает, я засну, милый наивный книжный червь, - шептал граф, изучая свитки, вытащенные по его приказу из багажа библиотекаря нынче ночью.
        Глава 10
        Реальность - это иллюзия, вызываемая отсутствием алкоголя в крови.
        Н.Ф. Симпсон
        Печальное зеркало, висевшее на стене спальни, вот уж минут десять тщетно пыталось отразить изображение князя Мадарьяги. Князь упорно не отражался. Он вообще не обращал на зеркало никакого внимания, поглощенный гораздо более важным делом: пытался привести в чувство Зелга.
        - Дайте мне умереть, - требовал тот.
        - Сегодня никак нельзя, - отвечал вампир. - Если уж очень приспичит, тогда завтра, на поле боя. Покрыв себя неувядающей славой.
        - Моя голова. Князь, где моя голова?
        - Тут.
        - Жаль. Она мне мешает.
        - Это бывает после доброй дружеской попойки.
        Зелг осторожно потрогал лоб, виски, нащупал странное образование посреди лица, но не смог вспомнить, что оно такое, и вопросил:
        - А какой она формы, князь?
        - Прежней, мальчик мой.
        - Странно, мне кажется, на ней прибавилось углов. Всюду давит.
        Князь слегка посерел, что у вампиров вызвано смущением.
        - Боюсь, это моя вина. Когда я заталкивал тебя под стол…
        - Вы меня что?..
        Из-под одеяла появилось страдальческое лицо. Нос нервно подергивался, и князь воспринял это как упрек. Упреком оно и было.
        - Скажем так, упаковывал тебя в безопасное место, а то бы Карлюза непременно спьяну оттоптал тебе все.
        - Что я еще пропустил? Кроме процесса упаковки?
        - Собственно, военный совет. У тебя великолепный генерал. Это я тебе говорю как признанный специалист. Правда, о нем не пишут в таких хвалебных тонах, как о славном Галармоне, но это только до завтрашнего дня.
        - Я не доживу до завтра.
        - От этого еще никто не умирал.
        - Печально. Я бы хотел быть первым. О-ой, как все вращается.
        Распахнулись двери, и отвратительно бодрый голос произнес:
        - Нуте-с, как наш пациент? Страдает?
        - Доктор, тише, - прошептал несчастный Зелг. - Ваш голос может обрушить стены. И не топайте, как минотавр.
        - Не могу, - прогудел честный Такангор. - Это противно моей природе. Вставайте, ваше высочество. У нас сегодня важный день.
        - Как?! Как встать?
        - Что с ним? - встревожился минотавр, обращаясь к привидению.
        - Обычное похмелье, милорд.
        - А что это такое?
        Воцарилась гробовое молчание.
        - Счастливец, - после паузы произнес Мадарьяга со странным выражением, и зеркало в который раз опечалилось, что ему не дано отражать столь мудрое создание.
        - Выпейте, ваше высочество, - предложил доктор, толкая к постели страждущего серебряную тележку, уставленную микстурами и баночками. - Выпейте, ибо вам нужно принять и Думгара, а его голос при невылеченном похмелье противопоказан. Даже я, мертвый, внутренне содрогаюсь при мысли о том, что вы должны сейчас испытывать. Я его пока в коридоре оставил. Пейте же!
        - Пахнет ужасно!
        - А вы чего хотели? Лечи подобное подобным!
        - Кстати, - мягко намекнул Такангор, - раз такое дело, может, и мне подлечиться подобным?
        Зелг едва слышно застонал.
        - Что-что?
        - Не буду больше напиваться никогда в жизни, говорю. - И пригубил подозрительно оранжевое пойло, поданное привидением. - А на вкус терпимо. Никогда в жизни, слышите?!
        - Похвальное намерение, - молвил Дотт.
        Зелг отхлебнул еще.
        - Во всяком случае, на этой неделе.
        - А это уже разумно.
        - Ну, сегодня, точно.
        - Вот вы и воссоединились с реальностью.
        - Пожалуй, я бы съел чего-нибудь, - признался герцог, - когда припомню, как это делается. Скажите, доктор, а вот этот набор из раскаленных иголок в желудке и чьих-то пальцев у меня в ушах входит в симптомы похмелья?
        - Нет, ваше высочество. Это уже действует мое снадобье. Три минуты спустя будете как мертвец: море по колено, ничего и нигде не болит, впереди - вечность.
        - Благодарю вас, Дотт, - осторожно произнес Зелг. - Ну что, приглашайте Думгара да начнем морально готовить меня к завтрашнему дню.
        - Стратег! - восхитился Мадарьяга. - Скажу больше - герой! Думгар, дружище, присоединяйся к компании.
        Достойный голем церемонно раскланялся с хозяином на пороге спальни и протянул было герцогу кипу свежих газет, но тут что-то отвлекло его внимание, и он возмущенно рявкнул. От этого звука большинство присутствующих, включая Мадарьягу, но исключая самого Думгара и Такангора, подпрыгнули и заинтересованно уставились на домоправителя. А за его спиной возникло с десяток разношерстных слуг.
        - Это вы называете прикроватным ковриком? - обернулся к ним Думгар. - Кто кинул под ноги милорду эту потрепанную мятую шкурку? Позор!
        - Протестоваю возмутительно, - пролепетал «коврик», подползая ближе к середине комнаты. - Есмь вельможистый, благородистый, хоть и потрёпатый обильными возлияниями и приключениями минувшей ночи некромансер.
        - Карлюза! - обрадовался Такангор.
        - Милорд, - икнул Карлюза. - И вы, милорд…
        Такангор обернулся, никого рядом не было.
        - И вы, милорд. И вы. Не надо танцевать, пожалуйста. Надо помогать мне, ближнему, встать на лапы. Мастерион Зюзак Грозный завещал, что лучшее средство при похмелье есть хвост, воспомогающий соблюдать устойчивость даже в шатких ситуациях. Главное
        - найти его местопребывание.
        - Зюзака?
        - Хвоста, - отвечал Карлюза, глядя с неодобрением на свежее, пышущее здоровьем несообразительное создание.
        - А-а! - Зелг собирался догадливо потрясти головой, но сколь бы ни был искушен в своем мастерстве доктор Дотт, даже после его волшебного эликсира трясти головой было просто невозможно. - Я что-то такое припоминаю.
        И выпрямился в позе каменного сфинкса с невозмутимым лицом. Таким образом мы имеем право задать неожиданный вопрос: после какого такого праздника досточтимые сфинксы позировали ваятелям?
        - Хороводство водили мы, - подтвердил честный Карлюза. - Крутилось все! Потом сползал в природу. Мучимый упреком повелителя на предмет малости полка «Великая Тякюсения». Исполнял какие-то неизвестные науке пассы всеми конечностями. Глагольствовал воинственно-зажигательные речи. Результат интересен ныне.
        - Хороший результат, - одобрил Такангор. - Он все кладбище на уши поставил. У нас теперь не просто полк, а внушительный полк. Внушает врагам ужас и трепет, а также почтение к милорду Зелгу. А мирным пейзанам внушает желание заработать, страсть к свободной коммерции и свежие идеи.
        - Уточните, - попросил Думгар.
        - Пожалуйста. Этот хвостатый гений расквартировал в Виззле не меньше тысячи скелетов…
        Карлюза, кряхтя, оперся на хвост и погляделся в зеркало. Зеркало его по привычке сперва не отразило, заставив тем самым пережить несколько неприятных мгновений, но затем спохватилось и честно показало зеленовато-серую болотистую мордочку с тоскливыми глазами.
        - Я? - недоверчиво уточнил Карлюза.
        - Ты, ты. Некромансер бублихульский.
        - Туды его в лекарство! - восхитился Дотт. - То-то я думаю, с чего бы в округе пооткрывались новые заведения?
        - Уточни, - потребовал Думгар.
        - «Чистим-блистим, - нараспев начал Дотт, - все виды работы с костяными изделиями: полировка, лакировка, гравировка, цветная татуировка». Это Денси постарался. Сильфид местный, - пояснил он уже Зелгу. - Очередь стоит неимоверная. От кладбища до дверей этих самых «Чистим-блистим». Принимает чеками, наличными и работает в кредит.
        - Кто еще постарался? - спросил голем.
        - Лапимол-садовник. Водит усопших на их же собственные могилки и предлагает благоустроить на будущее, обсадить цветочками, разбить клумбы. В ассортименте фонтанчики, колонны, статуи - копии с работ известных мастеров, смелые новшества. Например, череп на шесте. Заказов море. Уже записываются на два месяца вперед.
        - Ну и вообще в деревне праздничное настроение, - вставил Такангор. - Люди наконец-то с родственниками встретились. Отмечают, песни поют. Пляшут.
        - Скелеты тоже поют? - осторожно осведомился Зелг.
        - Стучат в такт.
        - Пусть попразднуют, - постановил Думгар. - А потом я рассчитаю, какой налог брать с молодых предпринимателей, какие льготы им предоставить, а что пустить в графу
«поощрения». Но уже сейчас уверен, милорд, что ваши оборотистые подданные принесут вам немалый доход. Усопшие, думаю я, располагают значительными финансами: кто клад еще при жизни прикопал да так и не успел воспользоваться, кто денежку в рост отдавал.
        Кто впоследствии заработает. Приятные хлопоты. Жаль, придется отложить их до более благоприятного момента. А у нас на повестке дня поход в оружейную и знакомство с артефактами, общение с предками и краткий курс молодого бойца. Затем - бодрящий ужин, несколько часов крепкого сна и война.
        - Хорошее расписание, - отметил Такангор. - Маменька его непременно одобрили бы. Разве что осудили отсутствие второго завтрака и полдника. Маменька считают, что все великие сражения были проиграны на голодный желудок.
        - Великая женщина - ваша маменька, - откликнулся Мадарьяга. - Кто у нас на завтрак, Думгар?

* * *
        О генерале Галармоне не зря писали в самых хвалебных выражениях: он был импозантен, высок, плечист и носил усы, какие в моде у моржей и разбойников. К тому же, будучи убежденным холостяком, бравый вояка являлся одним из самых завидных женихов Тиронги (женщины склонны верить в удачу вопреки очевидному), а потому пользовался благосклонностью всех незамужних дам, всех замужних дам, которые желали бы сменить супругов, а также тех дам, которые просто жаждали помечтать об интересном мужчине.
        Он выиграл немало сражений и еще больше сумел избежать. Он упрочил славу тиронгийского оружия и не посрамил знаменитых предков. Все Галармоны - сколько их ни перечислено в геральдических списках - были военными, но лишь Ангус Галармон и его дед Агига, по слухам происходивший из каноррских оборотней, дослужились до наивысшего звания главнокомандующего королевскими вооруженными силами.
        Впрочем, если дедуля действительно считал это наивысшим из возможных достижений и на пути к желанной цели не щадил ни жука, ни жабу, не говоря уж о завистниках, соперниках и конкурентах, то Ангус сызмальства мечтал открыть в центре города аптеку и торговать пупафонцами от насморка и кашля; лекарственными либусами от несварения желудка, которые, правда, не покупал никто из людей, находящихся в здравом уме и твердой памяти, но которые зато считались деликатесом у горгулий и големов; и юфнафами, спасающими от видений и ночных кошмаров. А еще он хотел внедрить новшество и прямо в аптеке готовить и подавать мороженое и печь булочки.
        Когда Галармон закрывал глаза, то перед его мысленным взором вставали нарядные семейные пары с детишками, прогуливающиеся в Тутумском парке напротив королевского замка.

«А что, милочка, - спрашивал в этих грезах упитанный отец семейства, - не заглянуть ли нам к Ангусу и не выпить ли бульбяксы с пирожками?» И милочка отвечала: «А я мечтаю о чашечке горячей рялямсы с куркамисами в мармеладе».
        Что то были за сладкие мечты!
        Войну с Кассарией, осуществляемую силами народного ополчения при поддержке нескольких регулярных частей королевской армии, Ангус считал огромной ошибкой правительства. Конечно, солдаты не рассуждают, выполняя приказы, но лично он не верил в беспомощность кассарийского некроманта. Врагу не пожелаешь такого врага. Кроме того, ему не удалось никого убедить даже в самой простой мысли: либо война ведется до полного уничтожения противника, что невозможно в принципе - ведь речь идет все-таки о подданных его величества Юлейна. Либо король приобретает смертельную угрозу прямо под боком, в одном конном переходе от столицы. Это при условии, что кони будут плестись, как в похоронной процессии.
        Еще во время войны за Харцуцуйское наследство генерал мысленно был на стороне харцуцуйцев. Отвоевывая знаменитые алмазные копи в Желвацинии, чувствовал себя глубоко неправым. И частенько, бреясь перед зеркалом, говорил себе горестно: «Ты не прав, Ангус. Надо было настоять на своем, бросить военную службу и открыть аптеку при выходе из Тутумского парка».
        Война - слишком важное дело, чтобы доверять ее военным.
        Жорж Клемансо
        А штатским?
        Разве штатские понимают, что это такое? Печаль генерала усугублялась еще и тем обстоятельством, что это была первая военная кампания в его жизни, где он играл роль подсадной утки, розочки на торте или, предположим, вышивки на ковре. То есть был взят с собою для украшения. Войсками командовал граф да Унара, он принимал решения, он отдавал приказы и даже не собирал военный совет, дабы выслушать предложения Ангуса да Галармона.
        Справедливости ради нужно сказать, что мнение главнокомандующего было ему и без того известно. Хорош бы был начальник Тайной Службы Тиронги, когда б не знал, что думают первые лица страны по таким важным вопросам. Естественно, генерал предложил бы отвести войска в столицу, не мутить людей, не позориться на весь цивилизованный мир и не провоцировать гражданскую войну. Никакого здравомыслия.
        Галармон действительно считал, что нужно либо стремительно атаковать, либо решать проблему дипломатическим путем.
        Дипломатия есть продолжение войны другими средствами.
        Чжоу Эньлай
        Только не топтаться на окраине некромантских угодий, давая противнику возможность подготовиться к сражению и стянуть основные силы. Генерал игнорировал уверения графа в том, что разведчики сообщают самые успокоительные новости: полное отсутствие новостей. Никто, дескать, не спешит на помощь Зелгу да Кассару, кроме разве что двух неизвестных, пролетевших над лагерем, но разве этот инцидент стоит принимать всерьез? Так, казус, не более.
        Ни воинских формирований, ни ополчения, ни обозов с оружием, ни даже официальных протестов от аздакского государя, во владениях которого находились земли, отошедшие к да Кассару после смерти его матушки. Оно и понятно: аздакский правитель тоже не откажется стать наследником некроманта.
        Однако Галармон упрямо твердил, что на месте Зелга он бы не сидел сложа руки. Что отсутствие посольства из замка может означать одно: замок готовится к обороне. А если герцог окажется еще и неплохим стратегом - то к нападению. Невыгодно, объяснял генерал, ждать, когда тебя окружат и подвергнут твою крепость длительной осаде. Все дороги контролирует враг, замок стоит в самом центре королевства Тиронга, и ему действительно неоткуда ждать подкреплений, буде война официально начнется. Так что, коли уж некромант не сдается, он имеет намерение атаковать и победить. А наследник да Кассаров не тот человек, у которого бы не оказалось лишнего козыря в рукаве.

«Крестьяне, дорогой друг, всего лишь жалкая кучка разношерстного сброда. Чем еще он может нас „удивить“? А что не сдается: так ведь он - да Кассар. Понимай - вольнодумец, смутьян и гордец», - улыбался да Унара, но генералу казалось, что граф чего-то недоговаривает. И это настораживало и беспокоило главнокомандующего сильнее всего.
        Говорить же на данную тему с его величеством Юлейном было совершенно бесполезно. Король и сам проклинал поход на Кассарию, но обсуждать положение дел отказывался наотрез. Жаловался на тяготы лагерной жизни и невкусный суп - «войдите в положение повара, милый генерал, у него же, бедняги, один-единственный котелок, да и тот стоит на открытом огне»; стонал по поводу сквозняков и сырости; бубнил что-то об утраченных возможностях и попранных идеалах, но в столицу возвращаться не приказывал и ежедневно проводил смотр войскам, гарцуя на белоснежном жеребце под золотой попоной.
        Мнение генерала разделяли только боевые офицеры. Но их никто не спрашивал - от них требовали выполнять приказы.
        Королевский астролог Непестос напророчил грандиозный успех, но после того сказался тяжелобольным и спешно уехал, чем возбудил в генерале новую порцию подозрений. Слишком уж этот скорый отъезд напоминал паническое бегство.
        Сегодня, в последний день перед новолунием, Галармон был особенно неспокоен. Все кошки Тиронги скребли у него в душе, сообщая, что тоже предчувствуют беду. Король сегодня был раздражительнее и капризнее, нежели обыкновенно; граф да Унара мрачен так, словно уличил в измене родине собственную бабушку; маркиз Гизонга зол, словно потерял мешок денег; ополчение волновалось, регулярные части маялись от безделья, а всякому известно, что когда солдаты ничем не заняты, то соблюдать дисциплину весьма сложно. Словом, генерал полагал, что лично он мечтал бы столкнуться с таким противником на месте да Кассара: чудо что за враг, дай ему волю - сам себя закопает с усердием желвацинского землекопа.
        Адъютант генерала, молодой, но уже увенчанный славой офицер из старинного рода Саланзерпов, приблизился к начальнику, неся шлем на согнутой руке.
        Они скорее дружили, чем осуществляли принцип начальник - подчиненный. Эмс был сыном старого боевого товарища генерала. Они дружили в далекой молодости, сражались плечом к плечу во время войны за Харцуцуйское наследство; защищали знаменитую Пупумскую пустошь от пришлых варваров и были разлучены навсегда при Манчуре, когда Саланзерп-старший без памяти влюбился во вражеского повара и дезертировал из тиронгийской армии, завещав другу заботиться о своей семье. Ангус да Галармон объявил товарища погибшим при исполнении боевого долга и даже посмертно наградил орденом Львиного трона. Вдову утешал, как мог, хоть и восстал против ее намерения заключить с ним брак; а Саланзерпа-младшего полюбил всем сердцем и оказывал ему покровительство на всех этапах карьеры. У Галармона не было сына, но именно такого сына он бы хотел иметь: исполнительного, аккуратного, скромного и притом отважного и беззаветно преданного друзьям. Ему бы он завещал не только свое состояние, но и книжечку фамильных рецептов, свое главное сокровище. Если бы генерал и стал делиться с кем-нибудь своими сомнениями на предмет затеянной
правительством авантюры, то исключительно с Эмсом Саланзерпом.
        - Ваше превосходительство, генерал, - неуверенно проговорил он. - Разрешите высказаться?
        - Валяйте, - сказал демократичный генерал.
        - Граф приказал поставить ополченцев в первые ряды. А если они испугаются и побегут? Они же нас затопчут…
        - Расступитесь как вежливые люди, - посоветовал генерал. - Проиграем сражение, я выйду в отставку, аптеку открою. Буду продавать пупафонцы и мороженое «Князь Пюклер». Рецептик мне еще от прадеда достался. Тот тоже все мечтал аптеку открыть, на Тетучепской набережной. Впрочем, теперь это не слишком бойкое место. Все течет, все изменяется. Я бы настаивал на выходе из Тутумского парка…
        - Ваше высокопревосходительство!
        Генерал заскучал. Саланзерп был во всем прав, кто бы отрицал, но главнокомандующие тоже люди, им хочется сочувствия, понимания, новых рецептов, наконец, раз уж они не могут обеспечить победу своего войска.
        Не далее как вчера Галармон заявил во всеуслышание, что снимает с себя всякую и всяческую ответственность за исход военной операции в Кассарии, на что граф да Унара с милой улыбкой заметил, что никто таковую ответственность на него и не возлагал. Признаться, генерал подумал: а не переметнуться ли ему на сторону противника?
        - Странный посетитель был вчера у графа, - доложил адъютант.
        - У него все такие, - буркнул главнокомандующий.
        - Никак нет, ваше высокопревосходительство.
        - Уверены?
        - Не могу знать.
        - А что можете?
        - Предполагать, мой генерал.
        - Что именно?
        - Что даже начальнику Тайной Службы нечасто приходится принимать столь странных гостей.
        - Нам-то какое дело?
        - Я подумал, нам-то как раз и дело. Отчего бы это никто не прислушивался к вашему мнению?
        - Государственные интересы. Высшие соображения. Тайны, циклоп меня обними.
        - Вот-вот, - доверительно молвил адъютант. - И я провел разведку боем.
        Генерал наставил на него укоризненный палец:
        - Подслушивали?
        - Не без того, ваше высокопревосходительство!
        - Выводы?
        - Затрудняюсь.
        Генерал удивился.
        - Разговор происходил на неизвестном мне языке.
        - А какие языки, кроме родного, вам известны, Саланзерп?
        - Никакие, милорд.
        - Тогда на что жалуемся?
        - На заговор, мой генерал.
        - Факты, доказательства?
        - Тон, мой генерал. Так шепчутся и ворчат только заговорщики. Посетитель прибыл пополуночи, отбыл через три часа. На территории лагеря возник самопроизвольно, посредством воплощения из густого тумана. Убыл так же непристойно. Карета подозрительная.
        - Чем именно?
        - Черная, без гербов. На козлах существо невнятной породы, плохо определимое в ночной темноте. Фонарей либо факелов нет. Запряжена… - Тут адъютант выразил свое отношение к одрам, влекущим подозрительную карету, резким бурчанием в районе носа.
        Генерал еще раз удивился. Мальчик из хорошей семьи, его адъютант и воспитанник пользовался корректными формулировками даже в более серьезных случаях. Видимо, скакуны были еще те.
        Джентльмен - это человек, который называет кошку кошкой, даже когда споткнется об нее.
        - Вполне логично предположить, что для борьбы с силами тьмы, представителем коих по определению является Зелг да Кассар… - Галармон не договорил, осознав весь кошмар посетившей его мысли.
        - И я так думаю, милорд, - шмыгнул носом адъютант. - Однако же страшно представить, что граф мог допустить подобную ошибку.
        - В моей семье хранится много веков подряд редкостная рукопись, - сказал генерал без всякой видимой связи с предыдущим. - Описание Пыхштехвальдской битвы. Тиронгийская армия была малочисленной, и разгром представлялся неизбежным. Командующим тогда был…
        - Герцог да Кассария?
        - Совершенно верно. Я всегда симпатизировал кассарийским некромантам, пусть простит меня наш добрый король. Если нынешний герцог унаследовал хоть малую толику способностей своего славного предка, небесам станет жарко. Собери-ка в моей палатке офицеров: я все-таки поговорю с ними перед завтрашним наступлением, что бы ни говорил по этому поводу граф да Унара. Пока что это моя армия.
        - Слушаюсь! - И адъютант лихо щелкнул каблуками, вложив в сей жест всю радость, которую он испытывал по поводу принятого генералом решения.

* * *
        Так странно все сложилось, что только сегодня, накануне сражения, Зелг впервые увидел большую часть своего замка. До того он побывал только в пиршественном и тронном залах, спальне и прилегающем к ней кабинете. Да еще пару раз гулял в саду, старательно обходя и тропинку, ведущую на задний двор, и тем более колодец с утопликом, столь тепло встретившим его в день приезда. А замок оказался совершенно волшебным.
        Деловитые, трудолюбивые домовые, похожие на толстеньких мышей с розовыми пятачками, вооружившись метелочками и щеточками, сновали по комнатам и коридорам. Учтивые призраки приветливо кивали из темных углов и доверчиво предлагали молодому хозяину свои нехитрые сокровища в знак дружбы и благоволения. Крохотные огоньки повсюду летали за ним и услужливо освещали любую картину или фреску, которая привлекала его внимание. На шаг позади Зелга важно топал шестиногий столик с напитками и легкой закуской. Зелг бродил по отчему дому.
        Его пленили маленькие, уютные комнаты с низкими потолками и стрельчатыми окнами, с витражами, в которых преобладали золотистые, зеленые, голубые и сиреневые тона. Комнатки со стенами, расписанными бледными фресками в незапамятные времена величайшими художниками мира, с низенькими, но тяжелыми дверями, снабженными бронзовыми засовами, хранили неожиданные тайны. Открывая очередную дверь и наклоняя голову, чтобы пройти, Зелг ожидал обнаружить в соседнем помещении… Точнее, он не ожидал обнаружить за этой дверью огромное пространство зимнего сада, куда солнечный свет проникал сквозь хрустальный купол, а резные колонны терялись в вышине, упираясь витиеватыми капителями в потолок, выложенный светлой бирюзой. Половину зала занимал бассейн с неровными бортиками, в котором над дюнами золотого песка, малахитовыми скалами и розовыми раковинами, среди лесов диковинных водорослей плавали разноцветные рыбы и черепашки. Хрустальный водопад срывался с яшмовой скалы, усыпанной мелкими вьющимися растениями. Густые заросли редкостных трав и кустарников, крохотные плодоносящие деревца в фарфоровых сосудах, аквариумы с
экзотическими заморскими тварями, птичий щебет и пересвист, легкий ветерок, совершенно невозможный в замкнутом помещении, будь оно сколь угодно обширным…
        - Какая красота! - всплеснул руками пораженный герцог.
        - Рад стараться, милорд, - ответил кто-то у него за спиной.
        Привычный к неожиданностям, Зелг не подпрыгнул и не свалился в воду, а всего лишь сдержанно икнул. Около него топталось приветливое кряжистое дерево с изумрудными глазками и пышной шевелюрой клейких зеленых листочков. В одной ветке дерево сжимало исполинскую лейку, в другой - лопаточку, а в третьей - капризничающий саженец.
        - Я ваш внутризамковый садовник Мема, - отрекомендовалось дерево приятным басом. - А мой братец Фема возится с замковым парком. Ваша милость желает дать какие-нибудь указания?
        - Что вы! - рассмеялся Зелг. - Как можно указывать такому знатоку и профессионалу? Что я вам скажу, когда я полный профан?
        Все профессии - это заговор специалистов против профанов.
        Джордж Бернард Шоу
        - Оно и верно, ваше высочество, - оживился садовник. - Кто бы вас стал слушать, откровенно говоря?
        - Тоже мысль.
        - Сами посудите, как можно иначе, коли доктор Дотт заказывают новые семена каждый сезон, а милорд Думгар велят заказы отменить в целях не столько экономии, сколько пресечения самоуправства. Господин Иоффа велят высадить в парке волчью лилию, чей запах привлекает оборотней, а господин Альгерс просит ее упрятать обратно, ибо горгониды волчью лилию на дух не переносят. Из «Расторопных телег» каждый день шлют слезные просьбы пожертвовать пару листочков специй для их адских зелий, а господин Гописса просит их себе, для булочек и блинчиков. - Дерево безнадежно махнуло всеми свободными ветвями. - Самочинно управляюсь, потому как всех слушать
        - долго ли сдуреть?
        - Недолго, - посочувствовал Зелг.
        - Так что, ваше высочество, ежели цветиков каких возжелаете, али птичек, али рыбок
        - милости просю. Что же до рассудительных замечаний, ценных указаний и прочего, не теряйте зря времени.
        - Не буду, - пообещал герцог.
        - Молодца! Наш человек, - одобрил Мема. - Война на когда назначена?
        - Вроде на завтра.
        - Обязательно приду, - пообещало дерево. - Я бы и сегодня явился в расположение, да саженцы высадить надо. Альрауны раскапризничались. Вот еще что: я давно думаю бабочек завести. Вообразите, какое благолепие будет, если над всеми цветами да над прудиком станут порхать бабочки и стрекозы.
        - Волшебно.
        - Ну, значит, после войны и приступим, - сказал Мема. - Пойду я, а то корни у малыша замерзнут, расчихается и плохо приживется.
        - Да-да, конечно идите, - торопливо согласился Зелг. - Приятно было познакомиться. А если кто станет препятствовать в любом вашем начинании, смело говорите, что это я велел.
        Дерево исчезло в густых зарослях, а герцог какое-то время посидел на краю бассейна, послушал птиц, понаблюдал за черепашками, а потом двинулся дальше в обход своих владений.
        Из зимнего сада он попал в длинный коридор, уставленный затейливыми скульптурами василисков, драконов, горгулий, ехидн, минотавров, грифонов и прочих волшебных существ. Этот коридор долго петлял по замку, и Зелг стал подозревать, что в статуях, вероятно, скрыты какие-то тайные механизмы, открывающие двери. Однако без помощи Думгара глупо было бы даже надеяться на то, чтобы их обнаружить. Да и некогда всем этим заниматься.
        У голема была одна диковинная привычка: стоило о нем подумать, как он появлялся в поле зрения.
        Не успел Зелг помянуть про себя каменного домоправителя, как тут же обнаружил в конце коридора окованную бронзой дверь, толкнул ее не без натуги и очутился в библиотеке.
        Библиотека: место, где можно найти все, что вам нужно, если вы найдете человека, который знает, где это находится.
        Харри Мартин
        Планировка этого зала в точности повторяла планировку зимнего сада, с той лишь только разницей, что это помещение утопало не в растениях, а в книгах, рукописях и футлярах со свитками. Зал был в основании круглым, и вдоль стен, сплошь застроенных полками, поднимался по спирали пандус, и сам служивший опорной стенкой для книжных шкафов. Конструкция походила на тройную витую раковину, увенчанную хрустальным куполом - близнецом предыдущего. Сам зал был поделен двусторонними стеллажами на шесть секторов.
        Здесь же, в библиотеке, Зелг обнаружил небольшую, но бесценную коллекцию глобусов Ниакроха и звездного неба над ним, самый маленький из которых был размером с крупную бусину, а самый большой пришлось обходить по кругу, задрав голову. Звезды на глобусах были выложены из драгоценных камней: сапфиров, изумрудов, алмазов, рубинов и редчайших ярко-желтых надизов. Он узнавал знакомые с детства созвездия: Скачущего Жеребца, Спящего Дракона, Кентавра, Копейщика, Плачущую Деву, Упыря. Какой-то глобус, заметив интерес хозяина, пустился объяснять подробности.
        На маленьком столике обнаружились шахматы. Не успел хозяин приблизиться к ним, чтобы рассмотреть поближе, как ферзи принялись приседать в реверансе, короли махать шляпами, а прочие фигурки - отдавать честь. Краем глаза молодой некромант заметил, что столики - шахматный и тот, что сопровождал его с напитками, - расшаркались, как давние знакомые.
        Завернув за стеллаж, Зелг натолкнулся на веселую компанию: Думгара, Мадарьягу, Дотта, Карлюзу и длиннобородую мумию в симпатичной мантии - чайные розочки по оливковому фону, тройная прошва по рукаву, обшитые пуговки, широкие манжеты и капюшон, подбитый палевым шелком. На ногах у мумии красовались пантуфли с загнутыми носами и открытой пяткой.
        - Внучек пришел, - обрадовалась мумия и полезла целоваться.
        Тут уж Зелг не выдержал и подпрыгнул от неожиданности. Да и то сказать: ежели человек не имеет права подпрыгивать от неожиданности в собственном замке, то в этой стране действительно беда с гражданскими свободами.
        - Узандаф Ламальва да Кассар, победитель при Пыхштехвальде, владетельный князь Плактура, который, кстати, второй месяц не высылает дань, - торжественно объявил голем.
        - Э-э-э, дедушка, - догадливо сказал Зелг. - А не выпить ли нам чего-нибудь за встречу?
        Столик с готовностью подбежал к хозяину.
        - Гляди-ка, ты ему понравился, - довольно констатировал Узандаф. - А вот твоей бабке ни в жисть ничего не предлагал. Даже молоко уносил обратно на кухню. Жаль, теперь у меня иные радости, эфиром лакомлюсь. Давай, Дотт, старина, сообрази и нам по стаканчику. За встречу, малыш!
        Зелг хлопнул стакан мугагского.
        - Мы уж заждались, - сказала мумия. - Я бы и сам пришел к тебе, не думай, что это старческие капризы. Но по странной прихоти судьбы здесь, в библиотеке, я скончался и здесь теперь живу.
        - Мне ничего не говорили, - смутился молодой человек.
        - Не все сразу, не все сразу, малыш. Тебе труднее всех, бросили, как в омут с головой. Но ребята говорят, ты справляешься. Полководца нашел из героической фамилии и с недюжинными способностями. Помощника по некромантской части вот изыскал.
        - Моей заслуги тут нет, - скромно ответил Зелг. - Милорд Топотан сам себя назначил. Я только поразмыслил, разумно ли с ним ссориться, взвесил все «за» и
«против» и его боевой топорик. Понял, что топорик перевешивает любые иные соображения, и немедленно согласился. Господин Карлюза тоже сам ко мне определился. У него, видишь ли, рекомендательное письмо.
        - Рекомендовательное и потрясительное по силе воздействия на получателя, - важно кивнул Карлюза.
        - Потрясительнее, конечно, тысяча крепеньких и боевитых скелетов, - заметил Мадарьяга.
        - Все равно, для первых шагов неплохо, - сказала мумия. - Умница. Посмотри пока книги, а мы пару минут пошепчемся у тебя за спиной. Все равно пока ждем твоего минотавра.
        - А где он?
        - Милорд Топотан отправился с букетом к мадам Мумезе. Он назначил ее капралом и хотел лично поздравить с повышением.
        Офицер не может быть хорошим командующим, если он уже совсем не боится капрала.
        Брюс Маршалл
        - Глубоко, - заметил Узандаф. - Сильно.
        - Прыткий бугай, - похвалил вампир.
        - По поводу войны, - кашлянула мумия. - Внучек, ты, конечно, понимаешь, что все это великолепие, преимущественно награбленное непосильным трудом, нельзя отдавать твоему кузену. Мы все - твои дедушки и бабушки - перевернемся в гробах. Это уж будет чистое светопреставление. Согласен?
        - Согласен. То есть нет. Словом, с тобой, дедушка, согласен. А отдавать все это и все то, чего я еще не видел, не согласен.
        - Вот слышу голос я не мальчика, но мужа, - довольно сказал Узандаф. - Кстати, где наши библиотечные эльфы?
        У ног Зелга немедленно соткался из воздуха замшелый и опутанный паутиной некто. У некты были острые уши - за каждым по огромному гусиному перу, испачканные чернилами пальцы с шестью или семью суставами, лысина, испещренная пометками, и красные глаза за толстыми стеклами очков.
        - Ваше высочество, повелитель, какая честь, - раскланялся некто с молодым герцогом и обернулся к мумии. - К услугам вашей милости.
        - Запиши фразу про мальчика и мужа. Слышал?
        - Отчетливо, ваша милость.
        - Так вот запиши, голубчик, а то приберет кто-нибудь к рукам, и после авторства не докажешь.
        Эльф еще раз поклонился в пояс и черкнул пару слов на лысине.
        - Разрешите исполнять?
        - Ступай.
        Эльф прижал руки к сердцу, окинул Зелга взглядом счастливой невесты, узревшей жениха после многолетней разлуки, шепнул: «Я в восторге!» - и наконец исчез.
        - Библиотекарь - это призвание, - поведал Узандаф ошеломленному внуку. - Откуда мы их только не приманивали!
        - Эльфов?
        - И эльфов, и футачиков - они каталоги любят составлять, сидят, перышками скрипят, одно загляденье; и гномов. Те раритетами занимаются, хранят, пылинки сдувают и гоняют жуков-древоточцев.
        Зелг отошел к полкам и принялся рассеянно изучать их содержимое: крохотные годовые подшивки газет «Для самых маленьких», толстенные папки журнала «Усыпальница», стопки «Королевского паникера» со дня его основания и до последних дней. Были тут и «Бангасойские ведомости», и «Красный зрачок», и «Звездный полдень»; «Хрустальный шар», «Кладбищенский вестник», «Печной курьер», «Костлявая правда», «Огнедышащие вести», «Трибуна мага», «Астрологические сплетни» и «Народное мнение» - газета аздакского королевского издательства. Кроме того, тут обнаружились газеты и журналы, напечатанные на странных материалах и даже написанные от руки: от глиняных табличек «Харцуцуйской клюквы» до крохотных зеленых листочков
«Всеэльфийского обозрения» и увесистых пачек «Доморощенного философа». Привлекло его внимание и собрание ярких книжечек в картинках из серии «Суперциклоп».
        Зелг полистал газеты и перешел к книжным стеллажам. Тома были расставлены строго по ранжиру, но по совершенно непонятной непосвященному системе. Спустя пять минут молодой человек признал, что библиотечные служащие не зря едят свой хлеб, ибо сам он ни за какие коврижки не согласился бы разыскивать здесь конкретную книгу.
        Книга «К учению о смертной казни через повешение» мирно соседствовала с фундаментальным сочинением «Краткое введение в историю вавилобстеров», изложенным в восемнадцати томах, каждым из которых вполне можно было прихлопнуть упитанного титана. Стояли в ряд «Семьдесят назиданий молодому зятю» и два переиздания:
«Семьсот семьдесят…» и «Семь тысяч семьсот семьдесят…» - издание переработанное и дополненное - соответственно. Почетное место было отведено жемчужине коллекции, томику «Тихие радости некрофилии». «Война - дело мирное» и «Художественная ковка бракованного чугуна» были отнесены к изданиям, посвященным одной проблематике. Многостраничный труд в двух книгах «Осада замков и городов» был втиснут между
«Занимательной хирургией», «Семнадцатью апрельскими тезисами» и монографией какого-то аздакского автора «Модернизация и реконструкция каннибализма. Опыт развитых стран». Далее глазам изумленного герцога предстали в следующем порядке: справочник «Голос совести»; двухтомник «Душа и пятки» - издательства «Научный оккультизм»; «Справочник молодого садомазохиста»; небольшая серия книжек «Стреляем сами», включая брошюру «Баллисты и катапульты»; стихотворный сборник «Завяли лютики», энциклопедия «1000 способов отравиться грибами», краткое экономическое пособие «Не все то золото, что блестит», переплетенный в красный сафьян с золотым тиснением подарочный кирпич «Туризм и насилие», «Самоучитель игры на арфе», любовный роман «На ступенях старого замка» и путеводитель «Огонь, вода и медные трубы» с подзаголовком «Идите куда хотите» издательства «Кентавр».
        Наверное, герцог еще долго бы бродил в этой сокровищнице мысли и духа, но тут раздался бодрый топот, и в библиотеку рысью влетел главнокомандующий кассарийской армией Такангор Топотан с чем-то маленьким, пуховым и круглым под мышкой. Это маленькое, круглое и пуховое он осторожно усадил на стол пред ясны очи честной компании и представил:
        - Прошу любить и жаловать. Бургежа. Военный корреспондент.
        Военный корреспондент был размером с упитанного филина и в общем-то на него и походил, с той лишь разницей, что покрыт был мехом, а не перьями, имел толстенькие пуховые ручки и нос пуговкой. На голове диковинного журналиста между острых симпатичных ушек помещался странный предмет вроде тазика для бритья.
        - Что это? - уточнила мумия.
        - Не что, а кто, - храбро ответил «филин». - Бургежа. Издатель журнала «Сижу в дупле».
        Из ниоткуда высунулась физиономия давешнего эльфа и авторитетно заявила:
        - Подшивку могу принести, но не рекомендую мне это поручать. Редкостная гадость этот ваш журнал.
        Бургежа вздохнул печально.
        - Откуда вы, сударь? - спросил его Зелг, в то же время пытаясь как можно более кратко сформулировать вопросов пятьдесят к Такангору.
        - Из дупла, - ответствовало существо. - Сижу в дупле, издаю журнал «Сижу в дупле». Но сами понимаете, какие в дупле сенсации. Так, сплетни всякие, происшествия на поляне. Поляна у нас, правда, пустынная, почти ничего не происходит. А я жажду славы, признания и успеха. Потому явился к милорду Топотану и попросил содействия. Просил, чтобы мне оказали высочайшую честь быть представленным вам, ваше высочество.
        - Зачем нам военный корреспондент?
        - А что, внучек, - задумчиво пожевал губами Узандаф. - Эти стервятники из
«Королевского паникера» пишут такие глупости, что уж ни в какие дупла не лезет. Кабы не моя приверженность закону о свободе поговорить и пописать, я бы давно наслал на них какое-нибудь стоящее проклятие типа «Говорливый студень». Представляешь, недавно тиснули статейку о том, что я случайно выиграл Пыхштехвальдскую битву. Какой-то мерзавец по имени…
        Мумия пощелкала сухими пальцами. Библиотечный эльф возник над стопкой
«Королевского паникера» и торжественно заявил:
        - Презренный писака по имени Ефорцирх.
        - И имя неблагозвучное, - скривился Узандаф. - Он, видишь ли, считает, что роль личности в истории ограничена до крайности. То есть назрела историческая необходимость победить при Пыхштехвальде, и абсолютно безразлично, кто командовал войсками. Да если бы я не двинул конницу в обход да не провел мощную подготовку баллистами и катапультами, мы бы знаете где были? В глубокой…
        - …печали, - торопливо завершил политкорректный Зелг.
        - Я имел в виду совсем другое, - обиделся дедуля. - Ну да ладно. И что, милейший Бургежа, есть ли у вас какие-нибудь особенные способности, отличительные свойства, позволяющие вам претендовать на роль хроникера и летописца нашей славной семейки?
        - Есть, - промямлил «филин».
        - А отчего так скромно?
        Эльф снова показался на глаза, держа в руках стопочку разнокалиберных, криво обрезанных брошюрок.
        - Позвольте заметить, ваша милость, что данный господин является уникальным, редкостным неудачником. Второго такого Кассария не видала.
        Бургежа потупился:
        - Что правда, то правда. Неудачник. Даже сам себя иногда боюсь.
        Я такой неудачник, что, если куплю себе кладбище, люди перестанут умирать.
        Эд Фергол
        - Интересный компот, - буркнуло привидение доктора. - Вот как раз этого нам и не хватало для полного счастья.
        - Хоть какой-то талант, - протянул Мадарьяга сочувственно. - Страшнее всего - посредственность.
        - То-то он умудрился врезаться в Птусика, - сообщил Такангор. - Два раза.
        Все, знавшие незаурядные летные возможности Птусика, замерли в немом изумлении.
        - Даже молния не бьет два раза в одно место, - заметил эльф ворчливо.
        Бургежа мотнул головой, явно собираясь произнести пару слов в свое оправдание. При этом тазик с его головы соскользнул и чуть было не брякнулся на столик с напитками. Спасая тонкостенные бокалы, столик шустро отскочил в сторону, но не рассчитал и врезался под коленки мумии, разбилась маленькая чашка с соусом, он отпрыгнул в ужасе и пнул Мадарьягу. Вампир взвился в воздух, но путь ему преградила полка с книгами, каковую он и обрушил на окружающих, придавив пискнувшего Карлюзу. Узандаф крякнул и уселся прямо на голову вездесущего эльфа-библиотекаря, чувствительно примяв острые уши последнего. Тот уши потрогал и почтительно осведомился:
        - Прошу вашего разрешения истошно завизжать, милорд.
        - Держите себя в руках, - сурово ответил Думгар. - Проявите выдержку и доблесть, свойственную только вам.
        Эльф горделиво выпрямился.
        Мумия вперилась неподвижным взглядом в виновника переполоха.
        - Пойду я, - пролепетал Бургежа. - Покорнейше прошу извинения за беспокойство.
        Он подобрал свой необъяснимый тазик и поплелся к окну.
        - Простите, - остановил его Зелг, повинуясь внезапному порыву. - А что это за головной убор?
        - Шлем, выше высочество.
        Герцог решился:
        - Останьтесь. Нам действительно категорически необходим военный корреспондент, способный объективно освещать события. Что же до вашей неудачливости, - тут он обвел взглядом завал книг, вампира с шишкой на лбу, дедушку, сидящего в изумительной позе, эльфа с отдавленными ушами, перепуганный столик и совершенно невредимого Бургежу, - то, пожалуй, вы совершенно не пострадали. По-моему, это редкостная удачливость. Вы не находите, господа?
        - Логично, - прогудел Такангор.
        - Тот, кто сбил Птусика, тот еще себя покажет, - сказал Дотт.
        - Давненько мне шишек не набивали, - ухмыльнулся вампир.
        - Ладно, - проскрипел Узандаф. - Времени у нас маловато. Хоть эти остолопы и не начнут до рассвета, но дел невпроворот. Садитесь, господа. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить одно подозрение. Стоп! Стоп! Прекратите записывать, милейший! И отодвиньтесь от меня с этой чернильницей! Я же просил - отодвиньтесь!
        Глава 11
        - Галеас Генсен - первый и единственный король Бэхитехвальда. Вечно мертвый. Никогда не рождавшийся.
        То, что он умер, вовсе не доказывает, что он жил.
        Станислав Ежи Лец
        Вот главная твоя проблема, вот тот, кого тебе нужно по-настоящему опасаться.
        - Генсен - это миф.
        - В каком-то смысле да, миф, - согласился Мадарьяга. - Ибо никто не знает его настоящего имени и истинного лица.
        - Наши предки постоянно бились над тайной Галеаса Генсена, - подтвердил Узандаф. - Мы сталкивались с ним дважды. И хоть победа была на нашей стороне, окончательного успеха мы так и не достигли. А многие из нас не достигли его еще с большей силой.
        Зелг усмехнулся.
        - Я торчу в этой чудесной библиотеке много веков подряд. И мне не найти покоя, пока Генсен не будет побежден и низложен.
        - Бэхитехвальда нет и не может быть, - твердо сказал Зелг. - Где его искать?
        - Его не нужно искать, - молвил Мадарьяга. - В чем-то ты прав, мой мальчик. Его действительно нет, но я побывал там и признаюсь: это самое неприятное мое воспоминание.
        - А вы уже были… того…
        - Того, того. Я был вампиром уже две сотни лет и многого успел достичь. Бэхитехвальд захватил меня врасплох. Впрочем, даже если бы я готовился заранее, то все равно проиграл бы.
        - Он ничего не понимает, - заметил Узандаф. - Смотри, как пучит глазки.
        Молодой герцог обиженно поджал губы. Да, пучит глазки, но кто бы их не пучил, если на носу сражение, нужно идти в арсенал, в оружейную, знакомиться с планом битвы, а два старых хрыча предаются воспоминаниям о днях молодости и пичкают тебя сказками.
        - Бэхитехвальд - огромное королевство, которое проявляется там и тогда, где и когда захочет. Ты можешь заснуть в своей кровати на улице Старого Мельника в столице Меньчаксаха, а проснуться в призрачном мире, где по улице бродят тени и странные существа охотятся за всяким живым, попавшим в их царство. Любой оборотень, вампир, некромант пуще погибели боится оказаться пленником Бэхитехвальда.
        Это он поглотил Канорру, истребив большую часть населения и превратив в оборотней тех, кто чудом уцелел и вернулся в наш мир. После того как королевство Генсена покидает захваченные им земли, там остаются пустоши и болота. Бангасоанские пустыни надежно хранят его тайны: там, под многометровым слоем песка, похоронены великолепные древние храмы и роскошные дворцы. Жанивашские болота - это все, что осталось от моего княжества. Вместо гордых замков и цветущих садов, вместо богатых городов и многолюдных сел, вместо золотых полей и тучных стад - серая земля, похожая на пепел, трясины да кривые деревца. И ядовитые испарения. Мои подданные истреблены, а их немногочисленные потомки не помнят даже того, что были некогда людьми. Болотные духи, жадно пьющие кровь, бессмысленные и бездумные… Но что люди, когда даже я, могущественный князь Ночи, едва унес ноги. Да и то благодаря одному из твоих предков, Зелг.
        - Насколько мне известно, - молвила мумия, - Генсен уничтожал не только древних правителей и великих магов. Он истребил и их божества. Тот, кто способен убить божество, смертельно опасен. Ты понимаешь, малыш?
        - Я уже ничего не понимаю.
        - С незапамятных времен в мире Ниакроха стали твориться странные и страшные вещи: люди шептались, что раз в несколько столетий возникает из небытия древнее королевство Проклятых. Оно пожирает все живое, не брезгует не-мертвым, угрожает бестелесному. Будь ты человек или призрак, оборотень или демон, дух или божество - ты обречен. Некто или Нечто, именующее себя Галеасом Генсеном, что прозван Проклятым, мановением руки поднимает несметные полчища своих воинов и отдает им на разграбление ту часть мира, где восстало из праха и пепла его королевство. Уходя, он оставляет свой знак, след. Чаще всего - некое сооружение, которое, по поверью, является вратами в его исконную вотчину. Однако все смельчаки, что отваживались переступить порог Черной башни, вступить под своды Болотного храма либо посетить Смеющуюся Статую в Бангасоанской пустыне, никогда не возвращались назад, дабы поведать, что же они видели. Генсеанской умеет хранить свои секреты.
        Со временем люди поняли, что место избирается не слепо и не случайно: там обязательно должен существовать источник силы. Как в Канорре, маги которой укротили стихию огня; как в Бангасое, божества которого безраздельно правили Востоком; как в Жаниваше, где наш друг завоевал титул повелителя вампиров и обрел невиданное могущество…
        - Как в Тиронге, когда восстал из мертвых казненный своим братом король Гахагун, - прошептал Зелг.
        - Как в Кассарии, которая мечется и стонет в поисках нового господина, которому она могла бы преддожить трон некромантов, - раскатился под сводами библиотеки голос Такангора.

* * *
        - Кассария - это самая сладкая и самая недостижимая мечта Генсена. Единственное место в мире, которое дважды отразило нашествие Бэхитехвальда. В первый упомянутый тобою раз Генсен, очевидно, и не слишком стремился проникнуть в Тиронгу. Скорее только заинтересовался чрезвычайным всплеском магических энергий. Во всяком случае, хоть часы на Черной башне и пробили полночь - а это случается лишь перед пришествием Проклятого, - он собрал малую жатву. Жертвы были, но Тиронга не пала. Второе же нападение осуществлялось по всем правилам. Сие чрезвычайное для судеб мира событие произошло при твоем славном прадеде Валтасее Тоюмефе да Кассаре. Существует легенда, что за несколько дней до его рождения Цигра возвестило пришествие Черного Рыцаря, Защитника, и предсказало ему краткий, но славный век, полный великих деяний. Собственно, только благодаря ему да еще нашему другу, князю Мадарьяге, мы знаем что-то о Генсене. Иных источников не существует. Летопись мне.
        Знакомый эльф с перевязанными уже ушами почтительно подал широкую тубу из красного дерева, сплошь покрытую затейливой резьбой. Мумия покрутила тубу перед глазами, причмокнула от удовольствия, провела пальцем по узору и только затем вытряхнула внушительный рулон тончайшей черной кожи, по которой бежали серебристые строки.
        Год от сотворения Ниакроха девять тысяч шестьсот семьдесят восьмой. Замок Кассария. Ночь перед новой луной.
        Ведомо мне, ничтожному, лишь то, что в ту достопамятную ночь накануне великой битвы милорд наш Валтасей Тоюмеф герцог да Кассар, владетельный князь Плактура, слышал голос Цигры, что является, как известно, роком кассарийских некромантов. Цигра возвестило о грядущем нападении могущественнейшего из супостатов и призвало герцога встать на защиту своих земель и подданных.
        Той же ночью милорд наш герцог поднял армию вернейших и славнейших своих слуг. Конница и пехота, меченосцы и топорники, лучники и отборная гвардия Кассарии - Бессмертная костеланга - встали под черными знаменами.
        А после случилось доселе невиданное и страшное. В полночь раздался громоподобный бой часов, что звонили на Башне Генсена. Очертания домов, деревьев, крепостных башен и замковых стен утратили четкость и привычные формы, как если бы сквозь них стали проступать иные предметы, что стремились занять их место и вытеснить в иные пространства. Я не берусь ни объяснить, ни описать происходящее, но с уверенностью утверждаю, что все очевидцы были изумлены и объяты ужасом.
        Исковерканные, уродливые тени бродили по кривым серым улицам, зыбкие строения - порождение кошмарных снов, лишенные пропорций и смысла, - воплощались на наших глазах, будто прорастая корнями в землю Кассарии.
        Я сам, несчастный, видел, как один из кобольдов, обитающих в замковом парке, был схвачен чуждым созданием и сожран в мгновение ока. Вернее было бы сказать, растворен. С отчаянием понял я, сколь страшная судьба уготована нам чужой и злой силой.
        Тьма объяла Кассарию. И из этой тьмы, настолько плотной, что уже и осязаемой, вышла великая армия. Тогда неведомо было мне, ничтожному, кто привел ее в наши пределы, кто стремился захватить милый край наш, однако теперь могу назвать его мерзкое имя. Галеас Генсен - Нерожденный король Бэхитехвальда посягал на свободу, жизнь и самую суть нашу, готовый поглотить всех нас, сколько бы ни было.
        Пронизывающий холод, тьма. Чернота. На безоблачном небе погасли все звезды, низвергнув нас в пучину отчаяния и хаоса. Даже Небесный Рыцарь, что всегда направляет странников по нужному пути, оставил небосклон, повинуясь могуществу нашего врага.
        Смею утверждать теперь, что наистрашнейшими мне видятся безмолвие и могильный холод, которые упали на нашу землю, как ночной крылатый хищник на беспомощную жертву.
        Бедные слуги мессира да Кассара гибли в полном молчании, хоть и зрил я, как звали они на помощь, как кричали и молили о защите. Но тщетно. Сколь ужасно наблюдать бессилие могучих существ. Ни неистовые кентавры, ни непобедимые оборотни, ни храбрые люди, ни отчаянные и упорные гномы ничего не могли противопоставить тому, кто всеуничтожающим смерчем проносился по нашим пределам.
        Гибель была уготована всем, но не зря в обитаемом мире полагают Кассарию особенной землей. Наблюдал я грандиозную битву не только между Генсеном и милордом нашим Валтасеем, но также и между владениями их. Великая Кассария восстала всею мощью своею против мерзкого Бэхитехвальда и темного народа его, что по самой сути своей противен миру существующему. Как прежде вытеснял он Кассарию из этих земель, так теперь возвращала она каждое дерево и травинку малую, каждую тварь и создание, отвоевывая пядь за пядью подло отобранные пространства.
        И в самом скором времени случилось так, что Бэхитехвальд был побежден и исчез, как если бы привиделся он усталому разуму моему, как если бы являлся порождением больного воображения либо страшного сна.
        И Проклятый король его со своей армией остался противостоять милорду нашему и армии нашей без поддержки и помощи своего смертоносного пространства.
        А между тем долг справедливости призывает меня описать еще одно происшествие, что сопутствовало битве Кассарии и Бэхитехвальда.
        Перед полуночью в замок наш прибыл отряд из Булли-Толли. То были рыцари ордена кельмотов-смертников, присланные Великим магистром на помощь милорду Валтасею. Ведь известно всякому посвященному, что кельмоты издавна враждуют с Генсеном Проклятым и пытаются проникнуть во все его отвратительные и кровавые тайны. Смертниками же зовут себя единственно потому, что рано или поздно гибнут в сей неравной битве, ибо хоть и скорбно признавать, но истинно, что Генсек могуществен и непобедим был до нынешней славной битвы.
        Лучших воинов своих, храбрейших героев прислали кельмоты. И хоть малы они числом, но велики умением. И были среди них трое лучших, каковых и милорд наш Валтасей впоследствии объявил наиславнейшими и указал мне непременно записать о них в сей свиток, дабы не стерлись их славные деяния из памяти потомков. Однако же имена их суть тайна, а могу только сказать, что один из воинов сих был грифоном - белым, как первый снег; второй - могучим минотавром; а третий - драконом грандиозным и великолепным. Прочие же были люди и эльфы, и аздакский горный великан, и циклоп, и гномы Сэнгерая. И скорблю я о павших вместе со всем народом моим, и помним их вечно.
        Теперь же спешу описать сражение между двумя армиями, ибо, оставшись в нашем мире, Генсен принужден был сражаться, как и всякий. И не вправе я лгать перед лицом времени, а потому скажу, что полководец он есть великий, и победа далась нашим войскам нелегко.
        Множество раз принужден был мессир Валтасей Тоюмеф поднимать из земли тысячи скелетов и умертвий, и тысячами же отправлял их в небытие Проклятый король Бэхитехвальда. Солнце не вставало в тот день, лишь серый свет стелился по небесам. Невиданные птицы летали в них, и твердили старики дендроиды, что то ловцы душ радостно пируют над побоищем.
        Но был наконец сражен Генсен и приспешники его ближайшие тремя воинами. А нынешнюю жизнь Нерожденного пресек воин-минотавр, увенчанный славой…
        - Ну, дальше там пошло-поехало по второму кругу с описанием всех эмоций и чувств, так что можно не читать. Существенным является только последнее замечание о том, что, исчезая, Генсен пообещал, что вернется еще более сильным и тогда уж мы все узнаем, почем фунт лиха в базарный день.
        - Он уже тут? - спросил Зелг.
        - Вероятностнее всего, - внезапно заговорил Карлюза. - Мастерион Зюзак Грозный повествовал мне соответственную историю и предупредительствовал, что грядут великие бои и битвы, в коих я прославлен стану, если не хлопнут в первый же день.
        - Славное напутствие, - заметил Мадарьяга.
        - Мастерион - откровенный человек, - вздохнул троглодит. - Что не всегда полагаю я пользительно для моего умственного здоровья. А впрочем, надежда держит мне сердце и ум.
        Надежды - это обручи, которые не дают лопнуть сердцу.
        Томас Фуллер
        - Вполне приемлемая мысль, - поднял указательный палец Узандаф. - Возьму ее на вооружение. А ты что пригорюнился, внучек?
        - Надежды надеждами, а Цигра сказало…
        - Можешь не повторять. Небось не глухой. По всему замку гремело. Да ты его слушай, а сам гни свою линию. Кабы оно было уверено в том, что Кассария переметнулась на сторону врага, то так бы и высказалось. Радости, конечно, в этом подвешенном состоянии мало, но знаешь, как говорили древние?
        - Как?
        - Предупрежден - значит вооружен. Ты уже знаешь о Генсене больше, чем кто-либо, исключая, конечно, нас, твоих родных и близких.
        - А что же вы, князь?
        - Ты хочешь слышать и о моих приключениях в Бэхитехвальде?
        - Если это возможно.
        - В принципе, за тем я и явился, мальчик мой. Хотя теперь, послушав летопись, снова чувствую некий холодок за хребтом. Знаешь, как ни архаичен слог…
        - Протестую! - И эльф оказался прямо посреди столика с напитками. - Вполне кондиционный слог, особенно если учесть, что пережил очевидец и автор.
        - Уж не вы ли?
        - Он, он, - ворчливо сказала мумия. - Ты - брысь работать. А вы поторопитесь. Я хочу присутствовать при вашем разговоре, но не хочу, чтобы вы тут застряли до вечера. Вам еще доспехи подбирать.
        - Немаловажное дело, - прогудел Думгар.
        - Так вот, - торопливо заговорил Мадарьяга. - Описывать весь ужас попавшего в плен этого пространства нет смысла. Нет таких слов в нашем мире, Зелг. Бессилие, беспомощность, мрак, безмолвие, нарушаемое лишь изредка наиотвратнейшими звуками стонов и криков. Твари, противные разуму. Ваш эльф очень удачно выразился - лишенные смысла. Там все лишено смысла: и свет, и тени, и сами города, построенные вопреки всем законам градостроения, - все зыбко, шатко и ненадежно. А также ты постоянно находишься в опасности, ибо напасть на тебя могут откуда угодно и кто угодно. Ты всего лишь пища для ненасытных и неприкаянных существ, монстров, порождений Бэхитехвальда. Не знаю, как их называть, да и они сами, уверен, не знают.
        Мне посчастливилось вырваться из цепких объятий этого мертвого мира в ту ночь, о которой ты только что слышал. Я видел своими глазами, как исчезали с неба созвездия, как дома наплывали на деревья, как если бы и те и другие были бесплотны; я наблюдал, как несчастные создания нашего мира принимали жестокую смерть, которой я с таким трудом избежал. Я видел армии, марширующие по полям Кассарии, и мне удалось последовать за ними. Я вынес из Бэхитехвальда одну тайну, и оттого Бэхитехвальд долго потом преследовал меня.
        - Какую? - жадно спросил Такангор.
        - Генсена можно убить в этом мире. Но лишить его существования можно только в Бэхитехвальде.
        - Как же туда попасть?
        - Попасть легко, а выбраться сложно, - ответил почему-то Узандаф.
        - Дедушка…
        - Он самый.
        - Ты там был?
        - Увы. Но собирался. Впрочем, Генсен пресек мои попытки. Прямо тут, в этой библиотеке. Так что я имею на него дополнительный зуб. Бургежа, а что вы все время пишете?
        - Потрясающая фраза! - откликнулся военный корреспондент. - «Имею на него дополнительный зуб». Сенсационный материал.
        - Я не позволю это публиковать.
        - Вы нарушаете закон о свободе поговорить и пописать!
        Мумия ошарашенно всплеснула руками и огляделась в поисках поддержки.
        - А я ввожу военную цензуру! - рявкнул Такангор. - Офицер Бургежа, исполнять приказ старшего по званию!
        - Есть исполнять, - прошептал Бургежа. - Но фраза все равно гениальная.
        - А тут я и не спорю, - согласился Узандаф.
        - Словом, - вздохнул Мадарьяга, - есть подозрение, что старый враг снова почтит нас своим присутствием. И бороться с ним на сей раз придется тебе, мой мальчик.
        - Ничего страшного, - сказал Такангор. - У него есть я, а у меня - все, что нужно вашему Генсену: маменькины наставления, боевой топорик, неплохая армия и даже собственный военный корреспондент.

* * *
        - Дедушка, а дедушка, а ты тоже армии мановением руки поднимал?
        - Всяко бывало.
        - Не понял.
        - Все очень просто. Прилюдно - да, мановением руки. Это торжественно и поэтично, об этом потом в летописях упоминают. А так, для хозяйственных нужд и пальцами пощелкать можно. Сам попробуй.
        - Я не умею.
        - А чего тут уметь? У тебя вот волосы пепельные, как у всех да Кассаров. И мертвых ты поднимать можешь, как мы. Это в крови. Да и Кассария вокруг - то есть куда уж более? Ну, попробуй.
        Зелг неуверенно пощелкал пальцами.
        - А заклинания?
        - Это чтоб пыль в глаза пускать. Ну, для большего, что ли, плезиру. Скажем, рыкнешь вот эдак: «Восстаньте, мои вассалы!» - так живых со страху кондратий хватит. А на самом деле нужно только в уме держать, чего именно ты этим щелканьем хочешь сказать.
        Зелг подумал о том, чтобы восстал из праха… дальше мысль еще не додумалась, а на столике с напитками, бодро пританцовывая, образовалась из осколков разбитая Бургежей чашечка в мелкий синий цветочек. Зелг готов был прозакладывать очень многое на то, что кабы чашка умела улыбаться, то она непременно бы расплылась в счастливой улыбке.
        - Ух ты! - восхитился Карлюза. - Чашка!
        - Смотри-ка, - одобрил Узандаф. - А мне бы и в голову не пришло. Хозяйственный ты, внучек, хвалю.
        - Да оно само как-то вышло.
        - Само собой ничего не случается. Это тебе ее просто жалко стало. Ну а теперь попробуй кого-нибудь призвать. Ну, не знаю…
        Герцог послушно махнул рукой, и в воздухе замерцало и засеребрилось нечто весьма недовольное.
        - Я имею право на личную жизнь?! - возмущенно заявило оно. - В третий раз приступаю к любимой женщине с серьезным предложением руки и сердца, и в третий раз
        - такой чудовищный конфуз. В первый раз, лет четыреста тому, только-только встал на колени и покраснел, как положено, но тут объявили поход против харцуцуйцев. Вернулся лет пять спустя, бросился в объятия, стал объясняться, но тут выяснилось, что это не совсем моя возлюбленная. Страшный конфуз. К тому же меня заколол ревнивый муж. Спустя столько лет моя первая невеста меня простила и разрешила сделать предложение - что же теперь? В чем проблема?
        - Простите великодушно, - смутился Зелг.
        - В чем дело, спрашиваю?
        - Учусь вызывать усопших.
        - Щас как дам в нососопелку, - взвился призрак, - вся наука в голову устремится! Моршанскую звезду покажу! Привидением заделаю! Вина прокляну, чтоб скисли в бульбяксу!
        - Чем тебе бульбякса не нравится?! - стал наступать на наглеца Такангор.
        - И тебя прокляну!
        - Кхм! - кашлянула мумия.
        - Ах! Милорд! - засветился призрак. - Какое счастье видеть вас, какое счастье!
        - Ты чего мне внука огорчаешь? Явился - поздоровайся и ступай к невесте. Передавай от меня поздравления и пламенный привет.
        - А может, я вызову ее сюда, чтобы милорд сам, так сказать, лично, от имени да Кассаров… и подарочек какой-нибудь…
        - Нет, ну что же это такое? - огорчился Узандаф. - Раз в жизни решишь забыть, что ты жестокий и коварный некромант и проявить любезность, как тебе тут же начинают усаживаться на голову и свешивать ноги. Думгар, предприми что-нибудь, будь любезен.
        - Голубчик, ты все еще хочешь жениться? - уточнил Думгар.
        - Да, ваша милость, - произнес призрак гораздо тише и внятнее.
        - И не хочешь, чтобы твоя третья попытка завершилась полным фиаско? Вроде того, что тебя затузил недовольный голем?
        Привидение согнулось в земном поклоне и в таком положении всосалось в вентиляционный ход.
        - Сумасшедший дом, - вздохнул Узандаф, сочувственно хлопая внука по плечу. - Когда выиграешь войну, придется тебе наводить тут порядок.
        Всякий существующий порядок приходится непрерывно наводить.
        Владислав Гжегорчик

* * *
        - И куда это ты собрался на рассвете? С узелочком?
        Мунемея была настолько разгневана, что спрашивала почти спокойно.
        - На войну, - потупившись, отвечал Милталкон.
        - Ну а тесачок мой зачем прихватил?
        - Это же и корове ясно: папашин топорик вы братцу всу… вручили. А мне досталось, что осталось.
        - А чем я котлеты рубить буду, ты подумал?
        - А то, маменька, вы голыми руками котлет не на мясорубите. Да от одного вашего вида капуста сама квасится.
        Тут минотавр с ужасом понял, что перегнул палку, и почти шепотом завершил:
        - В самом высоком смысле этого слова.
        Женщина будет счастлива, если ты скажешь ей, что около нее для тебя останавливается время. Но попробуй сказать ей, что от одного взгляда на нее у тебя останавливаются часы!
        - В самом высоком… Хрмм… И что ты собираешься делать? Кстати, на какой войне?
        - Так вот же ведь, синим по серому, в «Королевском паникере» указано, что королевские войска осадили замок Кассарию, и тщетно пытается недалекий рогатый быкоподобный главнокомандующий собрать хоть какие-то войска и заставить кучку жалкого сброда защищать их ненавистного господина. Это же они о Такангоре клевещут, маменька. А я подумал, что возьму-ка ваш тесачок да как обрушусь с тыла в самый разгар сражения. То-то радости.
        - Особенно мне, - буркнула Мунемея. - Инструмент отдай. Кухонная утварь все-таки, а не оружие. И откуда ты такой выродился, ума не приложу.
        - От вас, - заметил Милталкон.
        - Весь в братца! Значит, так, слушай меня внимательно, второй раз повторять не буду, а просто скручу в бараний рог и посажу под замок на солому и воду. Я тебя породила, я тебя и воспитаю. Чего бы это тебе ни стоило!
        - Маменька, да это уже геноцид какой-то! - в непритворном ужасе вскричал молодой минотавр.
        - А тесачок умыкнуть аккурат в тот день, как я собралась всю семью котлетками побаловать? Это и хорошо, конечно, потому что иначе я бы прошляпила твой побег. Погоню бы пришлось организовывать, обед не успела бы приготовить, а питание всухомятку - худшее из зол.
        - Кстати, маменька, о котлетках, - выпятил грудь Милталкон, твердо решивший идти до конца. - Это каннибализмом попахивает. Братоубийством и жестокосердием.
        - Переведу на сушеные блювабли. И ляпики. Пожизненно.
        - Не надо. Про котлеты это я так, в порядке полемики.
        - Кольцо в нос вставил, «Королевский паникер» читает, удрать на войну намеревается. Ты бы еще на паялпу заявился, чтоб во всем братцу наследовать.
        - А можно? - расцвел наивный минотавр.
        - Я тебе покажу, можно! - замахнулась на него Мунемея. - Я тебе сейчас все роги-то и поотшибаю, не надо будет даже на арену выходить. Я тебе так дам, что ты у меня будешь иметь все!
        - Вот вы меня пришибете под горячую руку, - рассудительно заметил Милталкон, кружа вокруг разгневанной родительницы, - а кто тогда в тыл ударит?
        Мунемея внезапно успокоилась и уселась на валун перед входом в лабиринт. Рассеянно сорвала молодой побег бублихулы и принялась его пережевывать в глубокой задумчивости.
        - В тыл-то кто же?..
        - Либо твой брат это уже предусмотрел, - спокойно откликнулась минотавриха, - либо я очень сильно в нем ошибаюсь. А ты давай марш на кухню - тесачок на место пристрой, потом наноси воды, потом полей садик и садись изучать труды великого полководца Тапинагорна Однорогого. А то как на войну бежать и кольцо в нос вкручивать, так он брату подражает. А как матери по дому помогать и уроки учить, тут мы сразу самостоятельные и независимые. Куда пошел? Газету матери отдай!

* * *
        В Оружейной палате Зелгу безумно понравилось, несмотря на то что в самой глубине души он продолжал полагать себя пацифистом. Однако же фамильные стальные вороненые доспехи с крылатыми наплечниками, шлем в виде рогатого черепа с черным гребнем, ниспадавшим до лопаток, боевые перчатки, снабженные острыми и длинными когтями и с рукоятью в виде раскрытой руки скелета, не могли оставить его равнодушным. Удивительно было и то, что доспехи пришлись ему как раз впору, и то, что, надев их, он ощутил внезапный прилив сил и храбрости. Но было ли то какое-нибудь особенно хитрое заклятие либо естественное воодушевление, молодой человек уточнять не стал. Довольно и того, что воинственный дух окреп в нем и сегодняшнее сражение уже не представлялось чем-то невозможным и смертельно опасным.
        Голем одобрительно хмыкал и окидывал герцога взглядом довольного дедушки, вроде тех, что всем и каждому тычут портретик внука и поясняют, что это вылитый он сам в молодости.
        Доктор Дотт шелестел черным кожаным плащом где-то под сводами зала и кокетничал с привидением очаровательной девушки, всем бы прелестной, кабы не торчал у нее из спины мясницкий топор. Впрочем, доктора эти мелочи не смущали.
        Из дальнего закутка доносились вздохи и стоны. Зелг решил было, что это страдает какой-то застенчивый местный призрак, не исключено, что и несчастливый соперник Дотта, но тут стон перерос в разочарованное фырчание, и стало очевидным, что это Такангор Топотан пытается примерить на себя особо приглянувшийся панцирь.
        - И отчего люди все сплошь такие мелкие? - взвыл несчастный минотавр. - Такой нагрудник пропадает без дела. Пылится в безвестности!
        - Сей нагрудник принадлежал известному герою и богатырю Бониксу, истребленному Валтасеем да Кассаром незадолго до смерти последнего, - будничным тоном пояснил Думгар. - Доспех сей был велик даже самому могучему из людей и с тех пор хранится в замке как бесполезный драгоценный трофей.
        - Толку с ваших трофеев, - возмущался Такангор. - Вдвое меньше, чем нужно приличному минотавру.
        - Минотавру доспехи не нужны, - безапелляционно заявил доктор Дотт, наскучив обществом девушки с топором и спускаясь с горних высей на грешную землю. - Минотавры берут натиском и яростью. Верно? Вот, помню, случилось мне как-то оперировать одного раненого: какая красота, подлинный шедевр. - И доктор плотоядно хихикнул. - Ребра выворочены, сам как расковырянная устричная раковина, хрипит, булькает. Попался минотавру под горячую руку. Ой, ваше высочество, что-то вы побледнели! Вероятно, здесь слишком спертый воздух.
        Зелг беспомощно помахал рукой.
        - А для красоты? А для солидности? Вон его высочество: без доспехов был пацифист-пацифистом, а теперь просто оторопь берет - так хорош, - защищался Такангор.
        Зелг горделиво выпрямился. Ему и самому казалось, что хорош, просто врожденная скромность мешала заявить об этом вслух.
        Думгар сдул с места надоеду Дотта и выступил вперед:
        - А это, милорд, одно из сокровищ Кассарии, что вкупе с доспехами хранится для передачи наследнику.
        И голем вытащил из металлического ящика длинный, круто изогнутый лук, щедро украшенный костью и серебром.
        - Раритетный Лук Яростной Тещи. Без промаха бьет в цель, которую вы себе наметили. Имеет бонус стрельбы по особо подвижным целям.
        - Яростной Тещи? - переспросил Зелг шепотом.
        - Оная теща, согласно старинному семейному преданию, застрелила из него непочтительного зятя…
        - Не столько застрелила, сколько нанесла непоправимый ущерб, несовместимый с жизнью и честью, - снова встрял доктор. - А у вас, милорд, положительно наблюдается аллергическая реакция на спертый и затхлый воздух. Ну, ничего. Завтра весь день проведете под открытым небом, на коне, среди людей. Разомнетесь, повеселеете. Опять же, природа вокруг.
        Думгар снова сдунул надоеду в дальний угол и невозмутимо продолжил:
        - …не имея никаких навыков в стрельбе из лука, а исключительно силой мысли и искреннего желания… Милорд Топотан, чем вы все время грохочете?
        - Вашими драгоценными бесполезными трофеями, - буркнул недовольный Такангор. - Экипируюсь, понимаешь. А то на мне из доспехов одни только серебряные подковы. Если мама узнают, что я на поле битвы сунулся без нагрудничка, то голову мне оторвут. И завоевание мира придется отложить на неопределенный срок.
        - Подождите, - сказал Думгар. - Что же вы не читаете пояснения? Вы упорно роетесь в разделе «Поверженные люди», а что вы хотите тут отыскать? Отправляйтесь в правый сектор к «Истребленным циклопам», «Павшим великанам» и обязательно загляните в раздел «Разное». Там складывали добычу, привезенную из незапланированных набегов, благодарственные подношения и взятки. Порядок, милорд, во всем должен быть порядок и смысл. И обращайтесь с вещами аккуратно, это все уникальные экземпляры.
        - Да тут на целую армию хватит.
        - Поразительная наивность! - отозвался голем. - Оружие и доспехи для воинских соединений, выступающих под знаменами его высочества, хранятся в арсенале. А это личная собственность мессира да Кассар, и каждая единица хранения должна быть учтена, переписана и передана грядущим поколениям.
1. То, что хранится достаточно долго, можно выбросить.

2. Как только вы что-то выбросите, оно вам понадобится.
        «Правила взаимозависимости Ричарда»
        Такангор остолбенел.
        Зелг тоже почувствовал, что как-то не слишком много прав имеет на фамильные доспехи.
        Карлюза сиротливо попытался пристроить на место шлем в виде волчьей головы, под который мог бы спрятаться целиком. Из-под кучи вещей выползла та самая прозрачная барышня с топором в спине и указала троглодиту на эльфийскую, почти невесомую кольчугу, сплетенную из лунного серебра.
        - Мне бы еще с дыркой для хвоста, - пролепетал тот. - К тому же господин Думгар непреклонный есть. Почтет за разбазаривание вверенных ему ценностей, и все. Сдохнет Карлюза в оружейной.
        - Да не обращайте вы внимания, - успокоил их Дотт. - Это он так, по привычке. Пока мы тут бесхозные сидели, наш славный домоправитель успел получить образование по переписке. Защитил диссертацию по теме «Финансы и имущество: сохранение и приумножение ваших фамильных сокровищ». Диплом горгульского университета в Кисякисах.
        - Солидный диплом, - согласился молодой герцог.
        - И мажордом у вас тоже солидный, - ухмыльнулся доктор. - Только его иногда заносит. Помоги полководцу с амуницией, истукан каменный!
        - Сию минуту, - отвечал слегка пристыженный Думгар. - Я, кажется, знаю, что можно предложить милорду Топотану. Вот он!
        И голем, вытащив на середину зала огромный сундук, извлек из него дивной красоты панцирь, наручи и поножи, сработанные в расчете на великана.
        - Должно подойти.
        - Панцербулл Марк-Два, модернизированный. Производство «Крутишен гайкен Борзиг». Первая мануфактура отца и сыновей Лемельзенов, - прочитал Такангор надпись на пожелтевшем от времени ярлычке. - Высококачественные магические и нестандартные доспехи на заказ. Берем заказы у неуравновешенных, обидчивых, вспыльчивых и смертельно опасных клиентов. Только в этом году: рекламная акция! К каждому комплекту доспехов в подарок набор фигурных пряников «Выдающиеся тираны современности»!
        Реклама - это тонкое искусство убеждать покупателя, что он всю жизнь мечтал о вещи, которую видит впервые в жизни.
        - Новехонькие. Конфискованы прямо с наковаленки во время знаменитого люлячакского погрома, - лучась гордостью, сообщил Думгар.
        - А где же пряники? - строго вопросил Такангор.

* * *
        Фрагмент из исторического труда Мотиссимуса Мулариканского «Щит и меч», датированного 11978 годом от сотворения Ниакроха
        Славная то была битва.
        Не зря с таким восторгом вспоминают о ней одни участники, с изумлением - другие и с содроганием - все прочие.
        Не зря теперь, пять веков спустя, ее подробно изучают не только в высших военных заведениях и на исторических факультетах университетов всех цивилизованных стран, но также и в детских питомниках и яслях.
        О ней слагают сказки, легенды, эпосы, песни, баллады и научные труды. К этим трудам пишут комментарии, а затем комментарии к комментариям.
        Приличный человек не может надеяться на то, что дама сердца отдастся ему со всем пылом страсти, если внезапно проведает, что он не помнит, на какой минуте сражения великий некромант махнул рукой в направлении своего правого фланга, а также - с какой целью. И упаси вас боже предположить, что это у него разыгрался насморк вследствие аллергии на спертый воздух или нетопырей и он просто доставал носовой платок.
        Стада разъяренных минотавров, забыв о правилах приличия, этике и морали, затопчут всякого невежду, кто осмелится сказать, что не знает имени Такангора Топотана.
        Дикие троглодиты растащат вас на запчасти в сырых и темных пещерах Сэнгерая, когда вы не вспомните, что увенчанный неувядающей славой Карлюза Гогарикс носил прозвище Агигопс.
        Разгневанный голем обрушит на вас все, что может обрушить разгневанный голем (ох, как много он может обрушить, уж поверьте), если вы, паче чаяния, не назовете девиз на штандарте детского истребительного батальона скелетов, который многое сделал для того, чтобы переломить ход великого сражения у стен Кассарии.
        Ни один футачик не возьмется передать ваше послание, если вы подтвердите, что вам безразлично, в каком почтовом отделении работал грифон Крифиан до своего вступления в ряды кассарийской армии.
        Вас никогда не изберут членом клуба «Хмельной кентавр», пусть даже вы способны выпить три порции «Грез ундины в устье ручья при полной луне» и не потерять устойчивость, если вы не помните полный текст боевого гимна роты «Пучеглазых бестий» - «Ни дня без коварства».
        Не едать вам сочных свиньи отбивных во всем Ниакрохе, если вы не подняли первый тост за великих хряков Бумсика и Хрюмсика.
        И уж точно вам не подадут кувшина с освежающей бульбяксой в таверне «На посошок», если станет известно, что вы не восхищаетесь бессмертным подвигом хлебопекарной роты и не назвали своего первенца в честь самого отважного из трактирщиков и булочников.
        Но даже если все вышеперечисленные ужасы не произвели на вас должного впечатления, все равно читайте внимательно и хорошенько запоминайте.
        Ведь пути всевышние неисповедимы, и однажды вы можете столкнуться на узенькой дорожке с мадам Мунемеей Топотан. А на этот случай лучше выучить назубок нашу историю, потому что, как утверждают знающие существа, даже если вы ухитритесь снова собрать в одном месте детский истребительный батальон, полк «Великая Тякюсения», кассарийского некроманта и его непобедимого голема, Такангора и Карлюзу Агигопса, доктора Дотта, неотразимого в черном халате, Птусика, Крифиана и Бургежу, ополчение Виззла и самих Бумсика и Хрюмсика, - даже они все не спасут вас от ее гнева, если вы ошибетесь в фактах или датах. Прислушайтесь к мнению героев.
        Глава 12
        Достоверно известно, что в ту минуту, когда генерал да Галармон пытался добиться личной встречи с его величеством Юлейном Благодушным, дабы объяснить последнему неизбежность разгрома королевской тиронгайской армии; когда от казарм, расквартированных в Булли-Толли, уже спешили кавалеристы с пикинерами по двое на коне; когда граф да Унара отдавал последние распоряжения главному бурмасингеру Фафуту, в кассарийском замке были готовы к выступлению.
        Дорабатывались последние штрихи: Альгерс застегивал ремешки на шлеме Такангора; Бургежа - с полной котомкой письменных принадлежностей за спиной - затачивал сорок седьмой карандаш; мадам Мумеза прихорашивалась перед зеркалом; князь Мадарьяга запасался выпивкой на длинную ночь в тылу врага, памятуя о том, что закуска его ждет в неограниченных количествах.
        Дотт трогательно прощался с девицей с топором в спине; с девицей с петлей на шее; с благообразной дамой, которая держала отсеченную голову в руках и все время нервно поправляла на ней завитые локоны; с печальной бледно-зеленой утопленницей в венке из водяных лилий и еще тремя или четырьмя дамами сердца попроще и поскучнее.
        Думгар уже выступил на отведенные ему позиции, чтобы не торопиться и не затоптать ненароком своих же в горячке наступления.
        Кентавры жизнеутверждающе допивали бочонок бульбяксы, утверждая, что перед боем всем копытным положено по традиционной антиспотыкательной кружке на копыто.
        Гописса говорил речь хлебопекарной роте; Птусик и Крифиан кружили в разведке над замковым шпилем; детский истребительный батальон скелетов ругался из-за того, кто будет нести штандарт и знамя. Полк «Beликая Тякюсения» построился у замковых ворот. Бумсик и Хрюмсик жалобно похрюкивали, предчувствуя, что вот-вот и можно будет пошалить и порезвиться, и никак не могли понять, отчего эта желанная минута еще не наступила.
        Карлюза, поминутно поднимая падающее забрало на шлеме, уточнял у всех и каждого, неужели-таки нет - не производят во всем Ниакрохе кольчужные береты с ушками.
        Зелг тренировался совершать величественное мановение рукой.
        Такангор отдавал многоногу шеф-повару последние указания:
        - Будет подано три знака сигнальными светлячками. Сразу после второго, голубчик, и поднеси мне полное блюдо блюваблей. Самых отборных, слышишь меня. И свеженьких.
        Покинув страдающих дам на полувздохе, доктор Дотт коршуном ринулся к минотавру:
        - Ты будешь есть блювабли?! Перед сражением?!
        Безропотный многоног закрутил щупальца гордиевыми узлами в немом крике.
        - Поднеси как раз после вторых сигнальных светлячков, - втолковывал Такангор. - А аккурат после третьих сунь их мне под нос, понял?! И сам сразу посторонись.
        - Да что с тобой? - заволновалось привидение.
        - Тихо! - рявкнул минотавр. - Это мое секретное оружие. Ну что, все готовы?
        - Все, - откликнулся Иоффа.
        - Тогда по местам.
        - Ваше высочество! Будете ли вы говорить напутственную речь своим войскам?
        - Знаете что, генерал, - улыбнулся Зелг, - войска поведете вы, а я буду всего только первым и, обещаю, самым отважным из ваших подчиненных. Поэтому речь говорить вам.
        - Слушаюсь, ваше высочество!
        Такангор выпрямился, набрал полную грудь воздуха и произнес:
        - Господа! Свобода и честь - самое главное сокровище, потому что их нельзя отнять, их можно только потерять. Но мы - мы не потеряем. Король хочет отобрать у вас землю Кассарии. Великие воины говорят, что можно отобрать землю, на которой мы живем, но нельзя отобрать землю, в которой нас похоронят! Не бойтесь смерти! Раз в жизни через это нужно пройти! Эту речь, - пояснил честный Такангор, - я еще в детстве вычитал в трудах великого полководца древности Тапинагорна Однорогого и с тех пор мечтал ее произнести перед большим количеством слушателей. Спасибо за внимание. А теперь - полная тишина. Подать первый сигнал!
        Шустрый нетопырь метнулся к ближайшему болоту, и спустя несколько мгновений в черное безлунное небо взмыл сверкающий шар: то летели плотной толпою самые крупные и яркие светлячки, каких только смогли отыскать лешие во владениях да Кассара.
        Повинуясь этому сигналу, отряд летучих мышей и только-только прибывшее из соседнего леса подразделение мороков в количестве трех единиц бесшумно понеслись в сторону вражеских войск.
        С едва слышным скрипом опустился подъемный мост, и некто невидимый распахнул ворота во всю ширь, выпуская передовые отряды Кассарии.
        В первой шеренге упруго шагал огромный минотавр в шикарном черном панцире, на котором некий устрашающего вида демон разинул пасть, и в сверкающем шлеме, украшенном затейливой чеканкой и черной эмалью. Свой боевой топор он нес на плечах, и свет неярких звезд отражался от широкого лезвия. Впереди трусили Бумсик и Хрюмсик, крутя хвостиками и пятаками в нетерпении. Рядом семенил многоног с блюдом, под крышкой которого до поры до времени таились необъяснимые секретные блювабли.
        Минотавр был настолько высок и могуч, что его рога, перед битвой покрытые красным лаком, находились на одном уровне с рогами, которыми был украшен шлем кассарийского некроманта. Зелг ехал верхом на могучем боевом коне знаменитой амарифской породы, с двуручным мечом Узандафа поперек седла и черным знаменем Кассарии в руке и при всей своей скромности понимал, что выглядит весьма импозантно в вороненых доспехах, тяжелом темно-лиловом плаще, старинном черепе-шлеме и, что немаловажно для создания имиджа, с такой армией за спиной.
        По левую руку от герцога шли три диковинных существа, покрытые чешуей, но с серебристо-пепельной шерстью на загривке, остроухие, с ярко-желтыми, светящимися в темноте глазами, более всего похожие на помесь великана, волка и крокодила, - кассарийские оборотни Иоффа, Раван и Салим. Рядом с ними важно плыл кожаный халат, в котором все лично заинтересованные могли обнаружить бесстрашного доктора Дотта.
        Справа от Такангора находился Альгерс, которого вполне можно было принять в ночи за закованную в железо башню. На согнутой левой руке титан нес знаменитый Кричащий Щит, а в правой - булаву.
        Полк «Великая Тякюсения» шел за предводителями, тихо стуча костями при каждом шаге. Барабанщики крепко держали свои палочки, дожидаясь сигнала; знаменосец еще не развернул знамени с вышитым на нем девизом «Жить вредно».
        Детский истребительный батальон бежал следом, таща штандарт с надписью «В ребенка стрелять и король не посмеет».
        Сзади двигались медлительные отряды тяжелой пехоты - дендроидов, кобольдов и гномов.
        Правый фланг защищали кентавры, а левый уже занял Думгар и диверсионный отряд в составе Ианиды и Мумезы. Их тылы должна была прикрывать хлебопекарная рота под командованием Гописсы. Туда же отправили и Карлюзу на маленьком ослике, невзирая на протесты первого и при полной поддержке второго.
        Над ними плавно парили орды нетопырей, предводительствуемые Крифианом и тремя офицерами-мороками.
        Когда в ночном небе запылал второй сигнальный шар, на сей раз образованный толпой синих светлячков, его непременно должны были заметить гвардейские караулы, которые предусмотрительный Ангус да Галармон расставил по всему периметру военного лагеря, ожидая от неприятеля любых сюрпризов в эту последнюю ночь перед новолунием, когда силы Тьмы, как известно, сильнее всего.
        Дело было вовсе не в суевериях: просто генерал и сам воспользовался бы таким беспроигрышным вариантом, дабы посеять панику в рядах противника. И потому гвардейцам был отдан строжайший приказ бдить и глаз не сводить с замка и ближней рощи, куда каждый час высылать конные разъезды; и особое внимание уделять широкой равнине, которая словно и была при сотворении мира задумана как арена для грядущих сражений. Равнина носила жизнерадостное название Приют Мертвецов, и генерал принял все меры, чтобы она не оправдала этого названия в отношении его армии.
        Он вывел на левый фланг баллисты и катапульты, расположив их таким образом, чтобы они могли простреливать всю территорию равнины. Он удвоил охрану возле метательных орудий. Посадил на гауптвахту офицера, которого застал на краю рощицы любующимся тихой и теплой ночью. Вдрызг разругался с графом да Унара, который отказывался верить в серьезность предстоящего столкновения.
        Он даже рискнул прервать сладкий сон его величества Юлейна, рискуя карьерой во имя долга.
        Справедливости ради нужно сказать, что Ангус да Галармон был хорошим противником, достойным и «правильным», как часто потом говорил Такангор. Беда генерала заключалась в том, что он был одинок в своих опасениях, а также в том, что даже он, со всей своей предусмотрительностью и осторожностью, не мог предвидеть многие события.
        Война состоит из непредусмотренных событий.
        Наполеон I
        Итак, сигнальные светлячки синего цвета взмыли ввысь в тот момент, когда армия Кассарии уже достигла середины равнины. Как бы тихо ни передвигались войска, их уже должны были обнаружить разведчики или караульные, тем более что сияющий в небе шар беспощадно высветил это грозное море, этот вал нападающих, но некому было доложить Галармону об атаке.
        Князь Мадарьяга не зря назывался Королем Ночи.
        Это была его стихия, его вотчина, в каком-то смысле его верная и покорная раба. Могущественный в дневное время, ночью он становился несокрушимым, недостижимым для остальных существ. Волки и летучие мыши, крысы и змеи, ненастье и туманы, жизнь и смерть были беспрекословно подчинены ему в эту пору. Красноглазый веселый хищник на легких цыпочках, без шума и пыли смахнул гвардейские караулы и теперь поджидал у рощицы конный разъезд, потягивая из серебряной фляжки коктейль, замешенный на драконьей крови. Его острые уши поворачивались, чутко ловя каждый звук. Он слышал, как сотрясается земля под тяжкой поступью Думгара, и готовился встретить голема, чтобы проводить его к метательным орудиям.
        Необходимо упомянуть еще и о том, что, когда синий шар взмыл ввысь, многоног снял с блюда крышку и приподнял его над головой, стараясь нести поближе к Такангору. Узревший и учуявший волшебных блюваблей, конь Зелга загарцевал, высоко задирая голову.
        - Поберегись, - прогудел Такангор. - Секретное оружие все-таки, а не хвост овечий.
        Некромант хотел было уточнить, в чем секретность и опасность этого оружия, но решил не отвлекать своего командующего и просто подождать третьего сигнала.
        Желтый шар всплыл над равниной, своими размерами напоминая отсутствующую по уважительным причинам луну. В тот же момент отчаянный многоног зажмурился, взмахнул двумя-тремя щупальцами и поднес блюдо с блюваблями прямо под нос Такангору.
        Кстати, вы, вероятно, редко наблюдаете за блюваблями. А это удивительнейшее создание природы. По внешнему виду они напоминают плохо пережеванную смесь соломы и моллюсков буро-коричневого цвета, а вот аналогичных запахов существует мало, и затруднительно с ходу назвать соответствующий. Во всяком случае, от этого амбре немедленно начинают слезиться глаза и киснуть молоко, а чуткие твари стремятся убраться подальше от места дислокации сего неземного блюда. Но главное - блювабли высокопитательны и полны всяческих витаминов, минералов и прочей ерунды, которой заботливые мамаши обожают пичкать подрастающее поколение.
        Вдохнув с детства знакомый аромат, Такангор впал в неистовство, в ту священную ярость, которая одна способна смести вражескую армию.
        - Витамины! - зарычал он, пугая Зелга и его коня. - Здоровая пища! Смерть вам!
        И кинулся в атаку на врага, увлекая за собою шеренги «Великой Тякюсении».
        Многоног пискнул и едва успел отскочить в сторону, уступая дорогу минотавру, что выпускал пар из ноздрей и яростно сверкал глазами в цветовой гамме от рубина до темного, насыщенного граната. Трубный рев двурогого генерала ломился в барабанные перепонки, приводя многих несчастных врагов в состояние шока и легкой контузии. В самом деле - что бы вы сказали, если бы на вас несся, сопя, пыхтя и не помня себя, некто с тяжелой психической травмой, нанесенной в детстве правильным и сбалансированным питанием.

* * *
        Когда вся равнина, край кипарисовой рощицы и лагерь тиронгийцев осветились мерцающим желтым светом мощностью в десять, а то и пятнадцать тысяч свечей (восковых, высококачественных, по полторы рупезы за дюжину), в расположении королевских войск возникло нечто похожее на тихую истерику.
        Коварный противник нарушил неписаные законы и воинский этикет и ввязался в сражение по собственным правилам. Начать хотя бы с того, что он каким-то образом собрал внушительную и грозную армию и ввел ее в бой, что не лезло ни в какие ворота. Воевать с армией король Юлейн не договаривался.
        Хорошо хоть гвардейские части, загодя подготовленные Галармоном к любым неожиданностям, в последнюю эту ночь отдыхали как пожарники: то есть спали, но спали тревожно.
        Одинокий горнист, заметивший непредвиденную «луну», заиграл было сигнал тревоги, но звонкий голос горна был полностью перекрыт жутким трубным ревом. Как рычит минотавр, вспомнивший детские годы и питательные блювабли на завтрак, никто из тиронгийцев не знал, но сразу уразумел, что грядет нечто неистовое, опасное и несокрушимое.
        Галармон плюнул на короля с его капризами, проигнорировал графа да Унара, выскочившего к нему с весьма «своевременными» расспросами, взлетел в седло и помчался в расположение своих отрядов.
        Бравые пехотинцы не разочаровали своего командира: они уже строились в боевые порядки и занимали подготовленные позиции.
        Правда, столь отрадная картина наблюдалась далеко не всюду: во многих частях лагеря уже кипело сражение.
        Первые ряды полка «Великая Тякюсения» как раз вломились в лагерь ополченцев и теперь вовсю дубасили непрошеных гостей. Особенно же усердствовал скелет в волчьей шкуре, несший штандарт «Жить вредно». Древком этого штандарта он ловко орудовал, словно дубинкой, претворяя идеи некромантов в жизнь.
        Но и им доставалось довольно сильно, ибо неподготовленные умы, впервые столкнувшись с драчливым скелетом, которому, по их мнению, самое место в могилке, ведут себя настолько неприветливо, что отношения не смогут перерасти в теплые и дружеские.
        Ополченцы, уже разделившие - кто в уме, а кто на бумажке - будущие доходы от победоносного вторжения в пределы Кассарии, страшно огорчились, сообразив, что обещанных королем и графом да Унара прибылей им никто добровольно не отдаст. И одновременно ощутили свою глубокую моральную правоту: оказывается, некромант таки злокозненно хочет оставить себе свое законное имущество и с этой целью не гнушается никакими подлыми некромантскими штучками.
        Обычно в душе народа, который пришел тихо-мирно пограбить и побузить в чужих пределах и которому нагло не дают возможности развернуться во всю ширь и проявить свою народную молодецкую удаль, вскипает, как волна, праведный гнев. Он бы, народ, и пустился наутек, завидев умертвия, скелеты, яростного минотавра, взаправдашнего некроманта, а также прочую нечисть, но клич «Наших бьют!» творит настоящие чудеса.
        Если сперва ополчение взяло ноги в руки, то потом все-таки сосредоточилось, взяло в руки себя и принялось отчаянно защищаться.
        Детский истребительный батальон скелетов избрал своей целью королевский шатер и теперь яростно наскакивал на несчастных опешивших телохранителей его величества. Отборные солдаты, настоящие богатыри, никак не могли справиться с вертлявым противником, который кусался, царапался, ставил подножки, щипался, пинался и вообще вел себя, как только и могут вести себя дети, которым разрешили абсолютно все.
        Парочка воинственных малышей пробралась уже и в сам шатер, отчаянно докучая его величеству, который как раз собирался торжественно облачиться в доспехи и лично возглавить наступление, как только рассмотрит ситуацию в крупноскоп. Впрочем, он еще не совсем отошел от сна, а потому раздавал самые противоречивые указания своим несчастным перепуганным придворным.
        Из двух противоречащих друг другу указов выполни оба.
        Второй закон Бринтнелла
        Король вообще соображал медленно, а сонный король постигал окружающую действительность медленно вдвойне. Дворецкий, кастелян и двое личных слуг до икотки были напуганы восставшими мертвецами некондиционного размера, роняли панцирь и поножи, визжали, прыгали, пытаясь увернуться от врага, и пару раз отдавили Юлейну его высочайшие мозоли. Наконец король проявил небывалую храбрость и героизм, лично отловив и вышвырнув из шатра захватчиков и душегубов.
        Скелетики обиделись и отправились перегрызать шелковые шнуры, на которых был натянут королевский шатер.
        - В ребенка стрелять и король не посмеет?! - уточнил Юлейн, высовываясь из шатра и разглядывая штандарт батальона, вышитый золотом по красному. - Еще как посмеет, еще посмотрим! Невоспитанные хулиганы! Уффх!
        Равнина была заполнена наступающими войсками, и генерал Галармон подал условный сигнал своим инженерам, приказывая начать обстрел из баллист и катапульт. Однако решительно никаких последствий его сигнал не возымел - инженеры были очень-очень заняты, они отбивались от Думгара.
        Каменный голем в два с половиной человеческих роста и необъятной ширины неизбежно произведет впечатление на неподготовленного зрителя. Если же он еще крушит и топчет крепенькие деревца, вламываясь в расположение твоей части, то ты поневоле задумаешься о тщете всего сущего и о том, что права была теща, когда кричала твоей жене, что «из этого засранца все равно толку не будет, разве что падет смертью храбрых, идиот, и станем получать за него пенсию!». И очень хотелось сидеть там, слушать строгую, но такую дальновидную тещу, кушать недосоленный суп, ублажать жену и выводить гулять любимого тещиного песика в любую, даже самую ненастную погоду - то есть делать все то, из-за чего ты в свое время, собственно, и записался в армию.
        Ужас был не в том, что каменный истукан одним ударом в щепки разбивал тяжеленную конструкцию катапульты, которую едва влекли по хорошей дороге восемь лошадей, запряженных цугом. И не в том, что он разламывал пополам дорогостоящие баллисты и
«скорпионы», невзирая на дикие крики материально ответственного капрала, которому потом и отвечать за все это безобразие. И не в том, что время от времени он топал ногой, отчего земля начинала колебаться и проседать, а люди валились с ног, как при сильном землетрясении. Главный кошмар заключался в том, что с самим агрессором решительно ничего нельзя было сделать.
        Мечи и топоры отскакивали от его туловища с печальным звоном, и рука нападавшего долго еще гудела от отдачи; стрелы глухо стукались и падали наземь; огонь ласково лизал каменные бока, даже не нагревая их нисколько; попытки же повалить голема тараном тоже не увенчались успехом, ибо, во-первых, сам голем был гораздо маневреннее, чем команда с огромным, окованным железом бревном наперевес, а во-вторых, существовал еще один немаловажный фактор, благодаря которому в расположении инженеров и царила такая паника и неразбериха.
        Факторов было два, если мы собираемся быть предельно точными. Звались они Ианида и Мумеза и сидели теперь на удобной толстенной ветке дуба, как раз над побоищем, и, как могли, участвовали в происходящем.
        - Не понимаю я в людях этой жестокости, - делилась Ианида с подругой по оружию. - Сиди себе дома, воспитывай детей, к другим не лезь. Нет, газет начитаются и туда же, в статью, что ли, хотят попасть? Ну куда ты лезешь?
        Последние слова относились уже к топорнику, который отчаянно рубил Думгара по руке, давившей в данный момент баллисту.
        Взгляд Горгониды, как мы уже знаем, небезопасен. Взгляд сердитой Горгониды действует безотказно. Топорник застыл на месте с разинутым ртом, далеко отведя назад правую руку и выпучив глаза.
        - А я думала, милочка, - поделилась Мумеза, - что вам обязательно нужно в глазки взглянуть, чтобы закаменеть.
        - Да что вы, все это враки, - усмехнулась Ианида, пристально разглядывая трех или четырех особенно рьяных защитников королевской артиллерии. Те потоптались на месте да и попадали, словно кули с мукой. - Это уж мы сами такую сплетню пустили, в целях безопасности. Ну а потом кто-то раз в энциклопедию внес, два - в справочник, три - в популярную статью. Иной раз и сам уже поверишь, что это и есть правда. Велико в нашем народе доверие к печатному слову, вот что я вам скажу, мадам. Нет, ну вы посмотрите, я же просила вести себя аккуратно, а он?! Если убьют, домой может не возвращаться!
        Альгерс слишком далеко вырвался вперед и теперь был со всех сторон окружен пехотинцами Галармона, солдатами знаменитого на весь мир Емуценского полка, покрывшего себя неувядающей славой в последнем сражении войны за Харцуцуйское наследство. Это были суровые ветераны, видавшие виды и не подверженные суевериям.
        Они-то наверняка знали, что убить можно любого врага, будь он даже трижды мертв. Они наскакивали на великана Альгерса, висли у него на плечах, пытались повалить на землю, лупили его палицами, и их было столько, что даже всех способностей Ианиды не хватало на то, чтобы помочь мужу.
        Впрочем, под взглядом гневной супруги, не без основания полагавшей, что только она одна может физически посягать на Альгерса, двое или трое нападавших отвалились без чувств; а тут и помощь подоспела.
        Обратив в бегство батальон ополченцев, кассарийские оборотни остановились на мгновение, чтобы поискать для себя работу поприличнее. Увидев же, что их друга и собутыльника Альгерса пытаются обидеть какие-то глубоко несимпатичные люди, Иоффа и его сыновья решили вмешаться в происходящее.
        - Вот ведь какой представительный мужчина, ваш супруг, - не смогла удержаться от комментария мадам Мумеза. - Высокий, красивый, все при нем. И на поле боя оделся, как подобает. А мой-то, мой зятек, фу, стыдоба одна! Без портков, весь волосатый, небритый, чешуя эта вот, хвост… А-а-а, глаза б мои его не видели, волколаку!
        Зять - неблагодарный родственник святой женщины.
        Тут кто-то из королевских солдат древком копья чувствительно огрел «волколаку» по спине.
        - Иоффа, голубчик! - взвизгнула капрал Мумеза. - Да что ж это за непотребство!
        Нападавший на оборотня солдат скорчился, посинел, схватился обеими руками за живот и так вот, на полусогнутых, метнулся к палаткам, напрочь забыв о цели своего пребывания в этих местах. Впрочем, сатисфакция мадам Мумезу не удовлетворила, и она грозно повела очами по рядам инженеров, которые все еще путались под ногами у Думгара, доламывавшего королевскую собственность.
        Инженеры побледнели, позеленели, как-то сразу утратили всякий интерес к сражению, зато, наоборот, ощутили повышенный интерес к местам отдаленным и уединенным и дружной компанией отправились таковые искать.
        - Построиться в костеланги! - пронесся над равниной рык Такангора. - Не рассыпаться!
        Зелг подумал, что подобное требование по отношению к скелетам было по меньшей мере нетактично, но протестовать не стал. Ему и без того хватало дел.
        Время от времени солдатам Юлейна удавалось разрушить пару-тройку скелетов, и те беспомощно ползали под ногами у сражающихся, теряя в давке кость за костью. Тогда некромант величественно и небрежно помавал правой рукой, отчего его темно-лиловый плащ крылом трепетал на ночном ветерке, и несчастные пострадавшие воины занимали свое место в строю.
        Не станем скрывать, что Зелг сперва полагался на помощь Карлюзы, но милейший
«некромансер» где-то застрял на своем ослике.
        Если мы обратимся с этим вопросом к Карлюзе, то он непременно ответит, что застрял не где-то, а в кипарисовой рощице, и не он, а осел. Упрямая тварь вела себя так, словно всю жизнь читала только мемуары полководцев и батальные романы, а также общалась при помощи медиумов исключительно с духами павших воинов. Одним словом, ослик был настроен решительно против участия в грандиозном сражении, и даже репутация существа, не положившего все на алтарь победы, его не пугала. Он уперся всеми четырьмя копытцами, набычился, если к ослу вообще применимо такое выражение, и вцепился зубами в Карлюзину кольчужку.
        Энергия осла проявляется в полной мере только тогда, когда он не двигается с места.
        Николас Йорга
        - Воспрепятствование должностной морде при исполнении служебных обязанностей, - втолковывал Карлюза, - есть наказуемый со всей строгостью факт. Грядет вам безморковное и безвкуснямное содержание в какой-нибудь заградительной пространственности за прутьями в темнице сырой. Не страшно?
        - Ии-аа! - отвечал осел сквозь сжатые зубы.
        - Сейчас станет страшно, - обещал Карлюза, дергаясь. - Буду грозительствовать карами и…
        - И-и-и, - заинтересовался осел.
        - И карами, - печально ответил Карлюза, обнаруживший весьма скудный ассортимент угроз и ругательств. - А ну брысль! А ну пошел!!!
        Возможно четвероногий упрямец и заинтересовался странным словом «брысль», но на скорость его движения это никак не повлияло.
        В совершенном отчаянии от того, что не может сладить с вредной скотиной, Карлюза попытался найти утешения в наставлениях мастериона Зюзака Грозного. Однако то ли сэнгерайский чародей никогда не сталкивался с непарнокопытными в своих подземельях, то ли управлялся с ними одной левой и в прочих не предполагал столь прискорбной слабости духа, но об ослах в тетрадке не было сказано ни слова.
        - Возможности бракосочетаться лишу навсегда, - смущенно покрываясь бурыми пятнами, поведал маленький некромант.
        Осел задумался.
        - Расхвалю как боевитого и неистового скакуна, который выиграл всю битву, - строго сказал Карлюза, не любивший крайних мер и прибегавший к ним в исключительных случаях.
        Он едва успел запрыгнуть в седло.
        Похоже осел наконец уразумел, как нужно исполнять диковинный маневр, обозначенный словом «брысль», и исполнил его со всей скоростью, какую ему отпустила матушка-природа.

* * *
        В тот самый момент, когда неистовый ослик вынес Карлюзу на поле битвы, кентавры как раз перешли в галоп. Хмельная дикая вольница неслась по направлению к лагерю тиронгийцев, и ее победный клич звучал настолько неприлично, что мы не беремся его тут воспроизводить. Но то были отважные и искусные воины, так что Такангор поступил вполне разумно, выпив на брудершафт со всеми командирами подразделений. Они смогли оценить его редкое дарование и были преданы новому генералу и душой, и телом.
        Троглодит очутился аккурат в самом хвосте этого стремительного могучего потока. Он подпрыгивал и телепался в седле, размахивал веточкой, сорванной во время бешеной скачки по кустам, и вопил:
        - Вперед, в атаку, все за мной!!!
        - Несколько слов для наших читателей, - пропищал кто-то у него над ухом.
        - В атаку! - заверещал Карлюза.
        - Спасибо, - откликнулся Бургежа, - а поподробнее? Почему вы думаете, что читатели согласятся пойти в атаку? Чем вы собираетесь их убедить? Какие аргументы выдвинете? Как вы оцениваете наши позиции?
        - Брысль! - рявкнул Карлюза грозным фальцетом, адресуясь одновременно и к назойливому корреспонденту, и к вредоносному ослику, который радостно воспользовался поводом замедлить ход.
        Бургеже приходилось труднее всех: какое-то время он, правда, обозревал происходящее, сидя на знамени Кассарии, которое держал Зелг. Однако, когда и сам некромант очутился в гуще сражения, все условия для спокойной репортерской работы разом исчезли, и Бургежа решил работать на местах. Тем более что общий обзор у него уже был готов, и теперь он хотел подсобрать интервью с интересными существами, расспросить их о том о сем.
        Ослик вырвался вперед, и Бургежа очутился лицом к лицу с дендроидом Мемой, который торопился добраться до захватчиков и близко познакомить их с невероятным разнообразием функциональных возможностей такого простого, на первый взгляд, предмета, как лопата.
        - Какие напитки предпочитаете в сумерки? - поинтересовался Бургежа. - Представьтесь, пожалуйста, и скажите пару слов для наших читателей.
        Очевидцы утверждают, что какой-то краткий и прочувствованный монолог, предназначенный лично Бургеже, Мема все-таки произнес. Причем произнес настолько горячо и убедительно, что военного корреспондента как ветром сдуло с этого участка фронта.
        Шеннанзинский кавалерийский полк, поднятый по тревоге Эмсом Саланзерпом, на рысях подлетел к лагерю и с ужасом обнаружил, что там вовсю кипит сражение. Ссадив с седел пикинеров, которых было приказано доставить в расположение тиронгийских войск таким вот необычным образом, имея в виду чрезвычайную ситуацию, а также близкое расстояние, они врубились в ряды нападавших с левого фланга.
        Впрочем, как справедливо заметил Бургежа в своей знаменитой корреспонденции, принесшей ему впоследствии признание коллег и вожделенную Пухлицерскую премию, впервые в жизни бравые ветераны не смогли осуществить свой замысел в прямом смысле этого слова. Сложновато врубиться в каменного голема. Или в упрямых кобольдов, которые при всяком музыкальном случае сообщают, что души у них такие нежные и ранимые, что поневоле необходимо, дабы тела были крепкие и неподатливые. Немного проще сделать это с дендроидами: они деревянные. Но, во-первых, дерево это - не какая-нибудь несчастная сосна. Это дерево вполне может поспорить по твердости с железом. А во-вторых, дендроиды чрезвычайно обидчивы и вспыльчивы. Они и малейших-то оплошностей не прощают, а здесь мало того что они кипят праведным гневом и ненавистью к захватчикам, так их еще пытаются рубить всякие невоспитанные юнцы (многовековым дендроидам любой человек покажется юнцом, пусть даже и раритетный долгожитель).
        Стремительная атака сорвалась. Кавалеристы увязли в плотной массе неповоротливой, но несокрушимой тяжелой пехоты Кассарии.
        Пикинеры же попали как кур в ощип, ибо сверху на них спикировали неистовые нетопыри.
        Пикировать на пикинеров предложил Птусик, которого прогрессирующая бессонница сделала саркастичным и язвительным. Он не упускал возможности подчеркнуть злую иронию судьбы, поскольку все иные возможности с блеском упускал.
        Он не упустил ни одной возможности упустить возможность.
        Джордж Бернард Шоу
        Скелеты-барабанщики не переставая колотили палочками в свои барабаны; тритоны в соседнем озере изо всех сил дули в витые раковины; волки завывали, и весь этот стройный хор леденящей душу мелодией вплетался в фантастическую симфонию сражения.
        Генерал Галармон не искал графа да Унара на поле битвы. Это вовсе не означает, что ему нечего было сказать начальнику Тайной Службы. Напротив, сказать он собирался так много, что нескольких секунд, которые он смог бы сэкономить на каком-нибудь поединке, ему явно бы не хватило.
        Однако две волны наступающих скелетов постепенно брали в клещи отчаянно сопротивляющееся подразделение королевских гвардейцев, и те с боями отступали к последней линии укреплений, на скорую руку сооруженных по приказу предусмотрительного Галармона; там они и встретились, успев обменяться не самыми приязненными взглядами.
        За этой линией находились шатры вельмож и офицеров, главного бурмасингера, а также его величества короля Юлейна. Хорошо, хоть его не захватили в плен невесть как прорвавшиеся скелетики. Шустрых малышей едва удалось оттеснить на передовую и кое-как очистить тылы.
        Король, у которого, кстати, тоже нашелся в хозяйстве высококачественный крупноскоп, уныло пытался разглядеть происходящее в окуляр. Рядом суетился испуганный, но неизменно солидный дворецкий Гегава, успевший даже в эти скорбные минуты подшить кружевной крахмальный воротничок.
        - Я ничего не вижу, - обиженно бубнил его величество. - Всюду темно. Что там происходит?
        - Разгром, - с достоинством отвечал дворецкий.
        - Кого громят?
        - Нас.
        - А почему я ничего не вижу?
        - Мне кажется, было бы разумно открыть глаз. Тогда видимость резко бы возросла, ваше величество.
        - Я открыл, - возразил король. - Это ничего не дало.
        - Другой, ваше величество.
        - Это все штучки, - раздраженно заметил Юлейн, определявший данным словом любые события и явления, подчинявшиеся не королевской воле, а законам физики, например.
        - А где господин главный бурмасингер?
        - Организует оборону стражников и ополченцев.
        - Умный человек.
        - О да.
        - Паялпу понимает. Тоже проигрался в пух и прах. Вернемся из похода - прикажу разжаловать чесучинского губерхера. Этот негодяй меня просто разорил. Кстати, а
«Королевский паникер» уже доставили?
        - О нет!
        Король не уловил крика души и посчитал сей вопль простым отрицательным ответом, а потому огорчился еще сильнее и продолжил свой монолог.
        - Приволокли меня в какие-то жуткие поля. Везде сырость, - пожаловался Юлейн. - Вчера наклонился над озерцом, чтобы полюбоваться рыбками, игриво снующими на мелководье; настроение нежное, элегическое; стихи слагать хотелось. А вместо рыбок
        - таращится на меня какая-то жуткая невоспитанная рожа. Ни привета, ни ответа. Язык высунула - синий такой, противный. И углубилась.
        - Куда?
        - В пучину вод.
        - Ваше величество уже рассказывали мне об этом неприятном инциденте.
        - Пожаловался бурмасингеру, - нудил король, не обращая внимания на Гегаву. - Велел арестовать вольнодумца и наказать, чтоб другим неповадно было. А он, бурмасингер, говорит, что сие исполнить невозможно, поскольку мы в Кассарии, а здесь вольнодумцев не арестуешь, ибо они почти всегда бесплотные, а ежели и плотные, то недоступные для отправления правосудия. Так я хочу уточнить - я король или нет?
        - Король, ваше величество.
        - Ну, сделайте же что-нибудь с этим крупноскопом. А то мы проиграем баталию, пока я тут ковыряюсь.
        Дворецкий подумал, что, пока король тут ковыряется, у Тиронги как раз и остается мелкоскопическая надежда повернуть ситуацию в свою пользу, но благоразумно утаил свои умозаключения от драгоценного повелителя.
        - Пришлите вестовых, - распорядился Юлейн, - Я стану раздавать им приказы. И вот еще что: мне пришло в голову прелестное сочетание «пучина - кручина». Запишите эту рифму непременно. И не унывайте, так всегда бывает, что сперва добродетельные и положительные герои проигрывают, чтобы потом окончательно победить.
        Гегава поклонился и удалился за палатки. Приказ короля относительно вестовых он исполнять, конечно же, не собирался. Нет, одного лакея в самом начале этой катавасии он по требованию короля все-таки отправил к Галармону, хоть и знал наверняка, что не стоит будить лихо, когда оно и так не спит. Генерал вкратце наметил путь, которым должен был следовать лакей вместе с королем, графом да Унара, а также прочими умниками, которые хотят поучить его военному искусству. Но и промежуточные, и конечный пункты этого пути лакей категорически отказывался обнародовать и вразумительно объяснил лишь одно: посыл-де был энергичный и жизнеутверждающий, так что велено не беспокоиться и всем оставаться на своих местах. Малый он был толковый, Гегаве приходился племянником, и дворецкий вполне ему доверял.
        Вообще-то ситуация сложилась такая, что впору было впадать в панику. Однако настоящий потомственный дворецкий с двадцатью годами безупречной службы за плечами и паникует иначе, нежели обычный смертный. Да, Гегава два или три раза промокал лоб сложенным вчетверо платком - безупречным шелковым платком, с изящно вышитой монограммой в правом нижнем углу. Да, он даже затравленно оглянулся и - недопустимый в присутствии венценосной особы жест - нервно подергал воротник. Все это происходило в действительности, сколь ни прискорбно признавать такое вопиющее нарушение неписаных законов. Но и дворецкие не железные. Они тоже люди, хотя их подчиненные в этом сомневаются.
        Кстати, о неписаных законах. Лет четыреста назад их даже издали двумя томами. Они так и назывались - «Неписаные законы для мажордомов, дворецких и кастелянов».
        Гегава подумал, что туда непременно стоит внести дополнительный пункт: невозмутимо записывать рифмы, пришедшие на ум его величеству посреди сражения; и не забыть рассказать об этом придворному летописцу, дабы лишний раз подтвердить харизму короля. А также скромно, не выпячивая, поведать потомкам о своем героическом поведении.

* * *
        То, что к противнику прибыло подкрепление, обрадовало и раззадорило заскучавшего было князя Мадарьягу. Такангор несколько раз четко повторил его задание: снять караулы, очистить плацдарм и удерживать его. Князь и удерживал, вот только руки у него чесались поучаствовать в бою, который, как назло, шел где угодно, только не на его участке. Отчего-то никто не посягал на плацдарм Мадарьяги, и князь уж было совсем решился ослушаться минотавра и по мере своих скромных возможностей размяться в общей свалке, но тут и выскочили на него два конных подразделения шеннанзинских кавалеристов. Их было легко узнать по серебряным доспехам, голубым плащам и маленьким треугольным флажкам с золотым львом на голубом поле на копьях. В первых лучах восходящего солнца они выглядели просто шикарно.
        Да, пока суть да дело, наступил рассвет. То был один из самых нежных, лиричных и прекрасных рассветов - розовый, легкий, прозрачный, омытый бриллиантовой росой. Впрочем, на него никто не обратил внимания - даже Узандаф Ламальва да Кассар, истинный поэт в душе, который теперь наблюдал за ходом сражения в специальный глядельный выкрутас и старался держать в поле зрения не столько светлеющее небо, сколько собственного праправнука.
        Мадарьяга обрадовался рыцарям, как родным. Их появление решало одновременно две проблемы: давало ему возможность помутузить захватчиков и вместе с тем избавляло от печальной необходимости нарушать приказ Такангора.

«Однако же, - отметил про себя вампир, - а этот прыткий бугай - малый не промах. Предвидел, что могут прибыть подкрепления». Формальное усложнение поставленной перед ним задачи (в конце концов, в светлое время суток Мадарьяга был не столь силен, как ночью) придало ситуации пикантный привкус. А князь, как истинный гурман, знал толк в пикантных блюдах. Словом, рыцари, посланные Галармоном в обход, чтобы ударить во фланг противника к условленному моменту, оказались загружены по самую макушку дополнительной работенкой и никуда, конечно, не успели.
        Ни один план битвы не переживает встречи с противником.
        Хельмут фон Мольтке
        Точно так же лучники, которым отдали приказ расстреливать кобольдов и дендроидов горящими стрелами, были вынуждены рапортовать о невозможности его исполнить. Оправдания их показались Галармону самыми жалкими и невразумительными, но лучники в том не были повинны. Бедолаги не знали, что инструмент, оружие и даже кухонную утварь можно сглазить так же запросто, как и чужую корову. Только корова перестает доиться, а луки перестают метать что бы то ни было, отзываясь жалобным «дзынь» на любую попытку послать стрелу в цель.
        Да и сами стрелы поджечь тоже не удалось, хотя капитан топал ногами, брызгал слюной и в ярости грозил пустить на растопку отделение факельщиков и того мерзавца, который эти факелы изготовил. Полковник грозил поочередно суицидом, разжаловать капитана в факельщики и опять же - пустить на растопку. Судя по крикам, доносившимся с позиций, в растопочном материале недостатка как раз не было.
        Сотнями осыпались пуговицы и пряжки, лопалась тетива, ломались кресала и огнива, и вообще все складывалось для королевских стрелков из рук вон плохо.
        Чего нельзя было сказать о двух существах, которым прошедшая ночь и вступающее в свои права утро принесли столько счастья, сколько до того не было отпущено на всю предыдущую жизнь.
        Бумсик и Хрюмсик, спущенные Такангором с поводков в самом начале битвы, успели побывать всюду. И в тылу противника, и в центре, и на правом фланге, и на левом и даже забежали в рощицу напиться из прозрачного ручейка и перехватить десяток-другой желудей.
        Начали они с того, что ворвались в шатер маркиза Гизонга, опрокинув двоих стражников и искусав слугу казначея за то, что вредный малый пытался отобрать у бедных свинок хрустящий свиток с записями хозяина. О чрезвычайной важности этих бумаг маркиз упоминал не раз, отдельно указывая на то, что в его отсутствие и стражники, и слуга головой отвечают за сохранность этих документов.
        Обиженные отсутствием гостеприимства, хряки изжевали свиток, потоптались по слуге, разорвали в клочья дорогостоящие костюмы маркиза и самым непочтительным образом обошлись с его шляпой. Наведя таким образом порядок в этом шатре, они двинулись было к королю: там вкусно пахло сухариками и хорошим вином. А хорошее вино Бумсик и Хрюмсик уважали, хоть пили его нечасто. Но у короля уже бесчинствовали маленькие скелеты, и мудрые хряки решили не составлять им конкуренции. Поле битвы велико, всем хватит места пошалить.
        Они дружно ломанулись к правому флангу тиронгийцев, опрокинув по пути отряд пехоты, который только-только пришел в себя после столкновения с Такангором и как раз пытался сообразить, на каком он свете, зачем сюда попал и не лучше ли обратиться в бегство. Забегая вперед, скажем, что этот самый отряд больше никакими сомнениями не мучился; ни ярость атаки, ни горечь отступления ему были неведомы: люди спокойно и тихо лежали в траншее и глядели в облака. Еще староста Иоффа неоднократно замечал, что близкое знакомство с Бумсиком и Хрюмсиком многих настроило на философский лад.
        Откроем же еще один секрет. Славные хряки не зря прожили жизнь, ибо подарили миру известного писателя, - про что, правда, сами ни ухом ни рылом. Того самого Люсипуна Тиронгийского, из-под пера которого появилось спустя год после битвы под Кассарией величайшее произведение современности «Хрюканье во ржи».
        Но Бумсик и Хрюмсик были чужды мирской суеты - не для славы, не для того, чтобы быть увековеченными в жемчужине мировой прозы, и вовсе не для того, чтобы военный корреспондент Бургежа, захлебываясь от восторга, повествовал об их подвигах, скакали они сейчас по направлению к отряду стражников под командованием господина главного бурмасингера. Вовсе нет. Просто они учуяли знакомых. Всегда приятно - куснуть или боднуть того, с кем уже встречался и даже ссорился.
        Старые обиды придают новой потасовке ни с чем не сравнимую прелесть.
        Стражники же, не столь давно инспектировавшие Виззл на предмет исчезновения Сегуги Золотые Пальцы и сотрудника «Королевского паникера», сохранили о Бумсике и Хрюмсике воспоминания совсем другого рода. И, заслышав противный поросячий визг, побледнели, сбились в кучу, словно перепуганные овцы, ощетинились алебардами и стали медленно отступать.
        Напрасно взывал к ним господин Фафут, напоминая, что это они только что решительно отразили нападение костеланги скелетов и устояли против налета летучих мышей. Что это они только что пережили атаку мороков. Что на них смотрит все отечество и уповает его величество король. Перед лицом, а точнее - рылами вредоносных хряков стражники скуксились, струсили и были близки к тому, чтобы сдаться в плен.
        Они бы и сдались, кабы за ними явился сам Зелг или, на худой конец, Такангор Топотан, о котором они хотя бы в газете читали. Возможно, они сдались бы и Карлюзе, чей кроткий нрав привлекал окружающих. Скорее всего они бы смирились перед мадам Мумезой - у кого нет тещи? Но когда за их спинами раздался едкий, скрипучий смешок, они затравленно оглянулись и…
        На них наступал черный кожаный халат, довольно потирая рукава и взблескивая синими глазами, которые висели над воротником приблизительно в том месте, где и полагается находиться глазам на обычном лице.
        - Ну что, - спросил халат с глазками. - Будем лечить или пусть живут?
        Казалось бы, он задавал сей каверзный вопрос в пространство, однако трава вокруг халата вдруг подозрительно зашевелилась, и то там то сям принялись высовываться из нее морды столь невероятные, что стражники сломя голову ринулись умирать, но не сдаваться, к последнему ряду укреплений.
        Доктор Дотт вел непринужденную беседу со сводным хором пучеглазых бестий, которые в эту самую минуту прибыли к месту битвы, сорвавшись ради такого знаменательного события с третьего тура Всениакрохского конкурса завывателей мистических и магических песен.

* * *
        К полудню исход битвы был предрешен. Боеспособные части королевских войск сгрудились посреди лагеря, заняв круговую оборону. Они были окружены тройным кольцом войск противника, который при солнечном свете выглядел ничуть не менее устрашающе, нежели ночью.
        Опять же и Зелг так наловчился поднимать скелеты мановением руки, что впопыхах поднял и с десяток коров, похороненных на краю поля, и некрупное стадо коз, существ довольно мирных. Однако на неподготовленного зрителя они произвели удручающее впечатление. Кто знает, какие мысли роятся в голове человека, на которого несется остов коровы, угрожая хорошо сохранившимися рогами. Выглядит она как возмездие за все съеденные в жизни котлеты и отбивные, и поневоле побледнеешь и ощутишь, как по спине ползут противные толстые мурашки.
        Порадовали и кентавры. Конечно, про шеннанзинских кавалеристов ходила слава лихих и отчаянных наездников, но куда им было тягаться с существами, которые сами себе и всадник, и лошадь. Наука утверждает, что ноги слушаются головы гораздо быстрее, нежели скакун - своего хозяина, даже если они почти что срослись.
        Тиронгийские рыцари привыкли на всем скаку врубаться в ряды вражеских конников, и далее - по обстоятельствам. Теперь же они взмокли, запыхались, успели трижды тридцать раз проклясть свою несчастную судьбу и еще больше нелестных замечаний адресовать королю и его министрам. Досталось всем. И только потому, что ни один из шеннанзинцев не смог отловить хотя бы захудалого кентавра, дабы вступить с ним в поединок.
        Кентавры уходили, как вода сквозь пальцы. Они развивали сумасшедшую скорость, не боясь при этом совершать головокружительные маневры. При том еще и языки показывали, улюлюкали и вообще вели себя крайне неприлично. Норовили подергать чужих лошадей за хвост, срезать плюмаж у красавцев рыцарей. А когда загоняли бедняг до состояния полного изнеможения, когда вражеские кавалеристы устали так, что были абсолютно равнодушны к тому, кто именно победит в сражении, - вот тогда кентавры перешли в атаку.
        Сперва они аккуратно и сосредоточенно восстановили статус-кво, иными словами, осторожно отделили всадников от лошадей, ибо лошадям ни один кентавр, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда бы не причинил вреда. А когда скакуны с облегчением избавились от своей громоздкой и суетливой ноши и несколько кентавров отогнали табун за рощицу, от греха подальше, то выяснилось, что закованные в сверкающие латы рыцари без своих коней способны передвигаться со скоростью умирающей улитки.
        Тут они и попали под горячую руку генерала Топотана, который отбуцкал их от души, а затем сложил аккуратной стопочкой в каком-то неказистом овражке - видимо, в память о кирпичах в неотремонтированном лабиринте.
        Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай оказывать не стали, к огромной радости ослика.
        Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.
        О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» - как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:
        - Вы готовы дать интервью?
        Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:
        - Кто вы?
        - Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания - объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?
        Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.
«Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.
        - Друг мой Бургежа, - сказал мне этот удивительный человек. - Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!
        Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы“.
        Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле“, генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.
        Он заставил меня уважать его - этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.

„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом“ - гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.
        Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество“.
        Я смотрел в его удаляющуюся широкую, стройную спину и думал о том, какая у него хорошая фигура. Надеюсь, мы расстались друзьями с этим красивым и талантливым человеком, и я верю, что он будет так же трепетно хранить в памяти встречу со мной, как и я - с ним».
        Вот что написал Бургежа в своей знаменитой корреспонденции.
        На самом же деле они расстались с генералом несколько иначе, и причиной тому был Карлюза, которого ослик как раз вынес к месту, где Галармон категорически отказывался давать интервью пухлобокому и желтоглазому журналисту.
        Обнаружив в тиронгийском военачальнике товарища по несчастью, сердобольный троглодит сообщил:
        - Его нужно оглашать изгонятельным криком «брысль!».
        Генерал попробовал, и правда - Бургежа будто растворился в пространстве.
        Галармон раскланялся с Карлюзой и снова занялся неотложными делами, вроде командования войсками и личного участия в схватках; а маленький некромант, удивленный столь явным и скорым успехом и столь добрым отношением противника, пристроился у перевернутой телеги и занес в тетрадку следующее наблюдение:
«Поскольку заклятием „брысль“ можно устрашать не только возительных осликов и въедливых военных корреспондентов, но и вражеских генералов, то предлагаю отнести оное к разряду наисильнейших заклинаний, учить ему только по знакомству и передавать по наследству за умеренное прижизненное вознаграждение».
        Зрелище застывших в нелепых позах боевых товарищей - произведение неутомимой Горгониды; вид бледно-зеленых гвардейцев и инженеров, на четвереньках ползущих из ближайшего овражка с выражением мировой скорби на осунувшихся лицах; лучники, отрешенно брынькающие на бесполезных своих луках мелодию, в которой отдаленно угадывалась песня «Запряги на досуге коня», а может, то было «Шел под черным знаменем командир полка», - все это наталкивало Ангуса да Галармона на мысль о том, что он потерпел сокрушительное поражение.
        А тут еще стражники Фафута взахлеб повествовали об ужасах сражения с двумя гигантскими кровожадными и беспощадными хряками, которые не берут пленных. И два десятка рыцарей, потерявших коней и похожих на помятые бонбоньерки в своих изувеченных кем-то доспехах, не отвечали вразумительно на расспросы о том, где их носила нелегкая, а только загадочно намекали, что он всюду и везде, что он все слышит и все знает, и предлагали спеть напоследок полковую старинную «Во поле бульбяксу давали». И как-то сразу хотелось на то поле, где выкатывали победителям бесплатную бульбяксу, и подальше отсюда, где даже дети - не дети, а детский истребительный батальон скелетов.
        Да и зачем было генералу слушать рассказы, которые вполне можно посчитать бредом обезумевших от ужаса людей, когда прямо напротив него высился на черном коне великий кассарийский некромант в окружении своей устрашающей свиты: яростного минотавра, огромного каменного голема, трех оборотней, а также неисчислимого количества всякой нечисти и волшебных существ.
        Последнее, что пытался предпринять Галармон, - это с боем вывести из окружения короля, чье пленение могло привести к самым непредвиденным последствиям для государства. Нет, понятно, что это катастрофа, однако как именно она будет развиваться - генерал не знал да и знать не хотел.
        Он пытался прорваться мимо квакающих пучеглазых тварей и даже опрокинул было и смял их ряды, но тут дорогу ему преградили диковинные люди, вооруженные сковородками, ухватами и кочергами. Ангус да Галармон слыхом не слыхивал о хлебопекарной роте господина Гописсы, что его в конце концов и погубило.
        Большинство гвардейцев полегло под кустами и пышным плющом, охая и потирая многочисленные ушибы, а десяток прорвавшихся вместе с королем и через этот ряд обороны были перехвачены и остановлены соблазнительной девицей с полным блюдом поджаристых блинчиков.
        Действия профессионалов можно предсказать. Но мир полон любителей.
        Военные законы Мерфи. Артур Блох
        Теперь, сидя на перевернутом барабане и подперев щеку рукой, Ангус да Галармон думал о том, что нужно было взять у девицы рецепт блинчиков, в аромате которых он уловил интонацию совершенно неведомой специи. Еще он думал, что граф да Унара, верно, окончательно утратил всякое представление о реальности, раз на предложение послать к Кассарийцу парламентера ответил категорическим отказом.
        Зелг тоже не понимал, отчего медлит противник, и не желал вести войска на последний штурм лагеря, чтобы не причинять людям новых хлопот и неприятностей. Все-таки в глубине души он еще немножечко был пацифистом. И в ответ на удивленный вопрос Такангора, за чем дело стало, твердо объявил, что дает королю ровно час на принятие нелегкого решения о полной и безоговорочной капитуляции.
        Впрочем, часа не потребовалось. Он даже не успел договорить свою фразу, как на поле стала сгущаться тьма, а над головами изумленных воинов раздался громкий бой часов.
        Глава 13
        Началось все в шатре графа да Унара, куда тот завалился после боя, в ярости и отчаянии срывая с себя драгоценные инкрустированные доспехи.
        - Что же делать? Что же делать? Что же делать? - бормотал он, и слуги, переглядываясь, осмелились одними губами промолвить, что их сиятельство как будто не совсем в себе.
        Начальник Тайной Службы Тиронги слишком хорошо представлял, как бы он поступил на месте Зелга Галеаса да Кассар, чтобы представить себе, что теперь станется с королем и пленными вельможами. В том, что их возьмут в плен, граф совершенно не сомневался и только пытался угадать, чего захочет новый наследник Кассарии - трона Тиронги или спокойной жизни в обмен на свободу монарха.
        Второе казалось сладким и невозможным сном. Ибо сам граф да Унара всенепременно воспользовался бы такой оказией, казнил Юлейна и его свиту, объявил бы их павшими в битве, предал бы земле с величайшими почестями, а затем занял свое законное место на королевском престоле.
        Как, как он мог проморгать некроманта? Ведь все в один голос доносили, что молодой герцог ни сном ни духом ничего не ведает об отцовских и дедовских традициях, не говоря уж о том, что считает все легенды о кассарийских некромантах бредом, беспочвенным вымыслом, суевериями и сказками, на которые так горазд темный и невежественный люд. Зелг считался кротким, незлобивым и нерешительным юношей. Профессора Гунабского королевского университета прочили ему блестящую карьеру ученого, но о возможной преподавательской деятельности отзывались несколько неуверенно. Они затруднялись сказать, как сможет управиться благовоспитанный наследник древнего рода с разношерстной и развеселой молодежью, прибывшей грызть гранит науки из самых отдаленных уголков мира.
        Студиозусы - существа не самые безобидные, и не всякий герой, способный одолеть монстра в честном рыцарском поединке, может угомонить шумную ватагу молодежи, которая желает сдать зачет за одни только красивые глазки. Особенно интересно это предложение звучит из уст василиска.
        И нужно учитывать, что убийства студентов строго воспрещены, ибо каждый из них - это полновесный мешочек золота в семестр, и руководство университета не намерено разоряться только из-за того, что некоторые преподаватели слишком чувствительны или несдержанны.
        Человек, не способный управиться со студентами, просто не должен был вступать в противостояние с королем одного из могущественнейших государств известного мира. Не говоря уже о том, чтобы вести в бой войска (отдельным пунктом значится: где он их набрал?). И уж точно он не мог выиграть битву у искушенных полководцев, к каковым граф без лишней скромности относил и себя.
        - Нервничаете, любезный друг мой? - спросил внезапно кто-то у него за спиной.
        Не станем лукавить. Граф слишком хорошо знал этот голос, чтобы обозначить его владельца безликим словом «кто-то». Но как он попал в шатер, миновав слуг и солдат, оставалось загадкой.
        - Слышал, вы интересовались моей скромной персоной.
        Да Унара обернулся к незваному гостю. Тот сидел, вольготно раскинувшись на раскладном стульчике, сработанном специально для походов еще для деда начальника Тайной Службы.
        - Вам было интересно? - усмехнулся гость. - Скажите, вы ощущали этакую дрожь в коленках от предвкушения того, что вам вот-вот откроется чужая тайна? Может быть, откроется.
        - Кто вы? - спросил граф.
        - Вы уже знаете.
        - Нет, на самом деле?
        - Ай-ай-ай. - И гость погрозил своему собеседнику тонким высохшим пальцем. - Вы хотите просто так, без всяких условий, безвозмездно выяснить то, за что люди поумнее и поотважнее вас отдавали жизни и души? Неловко придумано, друг мой. А-а-а, вы хотите сказать, что ничего не придумывали, само с языка сорвалось. Тем хуже: у такого человека, как вы, с языка без определенной цели ничего не должно срываться. Ну, полно, не дуйтесь. Не злитесь. Хотите узнать, где же я был, когда это потешное войско громило вашу хваленую армию? Так я отвечу: изучал нового наследника. Право, малыш меня приятно удивил. Все-таки есть в кассарийских некромантах нечто заставляющее восхищаться ими, даже если ты готов правую руку отдать за то, чтобы с ними поквитаться. Порода - великая вещь. Один мой приятель любил говаривать, что все решает кровь, все дело в крови, но он был вампир и потому судил предвзято. Улыбнитесь, граф. Сейчас начнется потеха.

* * *
        - Мадам Топотан! Мадам Топотан! Я принесла «Астрологические сплетни». Удивительная газета, все предсказания сбываются. Я не суеверна, но что-то в этом все-таки есть. Вот написано, что на этой неделе у горгулий самый благоприятный период в году для создания семьи, объяснения в любви и прочих романтических событий. И что же? Я вам потом сообщу грандиозную новость. Но только потом, на десерт. Чтобы принести радость в ваш дом. Ох, как вы обрадуетесь! Вы видели ваш прогноз на эту неделю? Ах, ну да, я же вам его не показала. Так вы посмотрите.
«Минотаврам женского пола на этой неделе придется сильно волноваться за родных и близких, но вскоре вы получите известие, которое утешит вас и разрешит все сомнения и опасения. Проявите присущую вам твердость характера и силу духа, и все нормализуется. Помощь и поддержка придет от друзей, соседей или еще откуда-нибудь, откуда вы ее вовсе не ждете».
        - Кто бы сомневался, - вздохнула Мунемея.
        - Я пришла оказать вам моральную поддержку, - заявила мадам Горгарога, снимая с плеча неподъемную сумку с сегодняшней почтой. - Кому, как не мне? Прикопс тоже рвался оказать поддержку, но получил новый садоводческий ежегодник «Вершки и корешки» и остался дома. То есть, возможно, он и не заметил, что остался, а полагает, что идет к вам, но как это узнать, пока он не изучит прессу? Вы меня понимаете. Слушайте, что я вам скажу: эти «Вершки и корешки» дерут такие деньжищи за номер, что просто стыдно разносить их по домам. Можно подумать, они открыли Желвацинию и, кроме них, никто не знает, как правильно выращивать растения. Господин Цугля тоже возмущен стоимостью подписки. Мы хотели отказаться, но вы же знаете Прикопса, он так расстроился, что пришлось согласиться с этими грабительскими условиями. Я бы это так не оставила, вы знаете…
        - Да, - сказала Мунемея.
        - А как ваше здоровье? Все в порядке? Никаких отклонений от нормы?
        - Мадам Горгарога, не тяните быка за хвост. Что случилось?
        - Ну почему сразу «случилось»? Что может случиться в этом мире нового после того, как его создали? Война-осада-катастрофа? Тоже мне пухнямский тарантас! Ой, вы только не переживайте.
        - Я не переживаю.
        - Ну, тут ясно написано, что вы станете переживать, и я вам скажу, есть от чего, но вы крепко возьмите себя в руки. Я вот зачитаю вам еще из «Трибуны мага»…
«Это сложная неделя для всех минотавров и близких им существ. Она станет решающей на данном этапе их жизненного пути и определяющей на несколько лет вперед. От принятого решения будет зависеть, как сложится ваша дальнейшая судьба. Не бойтесь рисковать и принимать неожиданные и смелые решения. Помните, что на вас лежит ответственность за тех, кто вам доверился».
        - Дайте мне мою газету.
        - Одну минуту, что вы так нервничаете? Не надо. Подумайте о чем-нибудь приятном. Я вот читала в «Траво-Ядных новостях», что при сильном стрессе нужно представить себе, что вы большое и горячее солнце, расслабиться, забыть о своих проблемах…
        - У меня нет проблем!
        - Так будут. Вы же прочитаете «Королевский паникер». Ой, мадам Топотан, я не то хотела сказать. Да подождите вы выдирать у меня прессу. Дайте я окажу вам моральную поддержку, а потом будем читать про нашего Такангорчика.
        При одном только упоминании этого имени из лабиринта высыпала вся семья Топотанов
        - Милталкон и Бакандор, с которыми мы уже знакомы, а также три их сестрички - Тохиморутха, Урхомуфша и Весверла, названные в честь своих дальних родственниц, о которых поговаривали, что они даже не были минотаврихами.
        - Спокойно, дети, спокойно, - заявила горгулья. - Все набрали полную грудь воздуха и представили себе что-нибудь приятное, успокаивающее, расслабляющее. Оказываем маме моральную поддержку!
        Но взволнованная семья уже не слушала очаровательную почтальоншу. Выхватив прямо из сумки пухлый рулончик «Королевского паникера», Мунемея уперлась взглядом в передовицу.
        КРИЧИ ГВАЛТ!
        Одна маленькая птичка прочирикала нам, что у Кассарийского замка состоялось эпохальное сражение, которое выиграл для наследника кассарийских некромантов Зелга Галеаса Окиралла, герцога да Кассар, владетельного князя Плактура, его генерал милорд Такангор Топотан. Он победил в этом бою, но кто победит в войне - теперь неизвестно.
        Но как же, спросит наш постоянный читатель, прикажете это понимать? Какая птичка, при чем тут птичка? А где наш гениальный военный корреспондент, который вот уж двадцать с лишком лет представляет интересы «Королевского паникера» во всех
«горячих» точках Ниакроха?
        Где тот, кто три месяца сидел в осажденных Люлячаках, питаясь исключительно сушеными кузнечиками и заплесневелой хуча-пучей, но ежедневно отправлял нам самые свежие и достоверные донесения?
        Где тот, кто не щадил живота своего, комментируя конфликт между циклопами и аздакскими великанами, происшедший на почве расхождения по главному вопросу: сколько глаз должен иметь знатный исполин?
        Где тот, кто сопровождал войска Ангуса да Галармона в Желвацинию и Лягубль, честно и подробно освещая все ключевые моменты кампании: героический переход через заснеженные Пальпы на ползучих вавилобстерах, протискивание армии через Безымянный проем и знаменитый двойной охват под Кокревкой, неделями обходясь без бульбяксы насущной? Где он, этот скромный герой?
        Мы вынуждены с прискорбием сообщить нашим преданным подписчикам, что любимый всеми Люсипун серьезно пострадал при налете вражеского военного корреспондента на его наблюдательный пункт. К тому времени Люсипун уже побывал в бою со свирепыми хряками, которые не брали пленных, зверски выпотрошили полевую кухню и истоптали не один десяток славных стражей порядка из ведомства господина главного бурмасингера.
        ЛЮТИК
        Универсальное средство для борьбы с садовыми и огородными паразитами. Травит безотказно. По известным причинам цены - демпинговые! Самоубийцам - скидки до 75%.
        Замусоленного, истерзанного и покусанного Люсипуна доставили на предмостное укрепление, где он мужественно залег в засаде и принялся из последних сил описывать происходящее, дабы своевременно отправить статью в редакцию. Однако был атакован неким Бургежей, приспешником и исполнителем злой воли кассарийского некроманта; существом, которое настолько презрело опасность, что было вооружено исключительно заточенными карандашами и защищено заговоренным тазиком для бритья.
        Наше утверждение не голословно: кто еще сможет отбиваться от врагов, пинать и клевать храброго Люсипуна и брать интервью у маркиза Гизонги.
        Детский же истребительный батальон скелетов окончательно подкосил боевой дух нашего репортера. У кассарийцев не осталось ничего святого, ибо их скелеты шли в бой под штандартом «Жить вредно», били на жалость, тыча под нос флаг «В ребенка стрелять и король не посмеет», и применяли к нашим войскам запрещенные приемы, пугая их блюваблями.
        Генерал Галармон безуспешно искал счастья в контратаках.
        ТРИДЦАТЬ ТРИ БОГАТЫРЯ
        Школа жесткой обороны ветеранов Харцуцуйской кампании. Учимся на чужих ошибках! Обращаться в булли-толлийский военный гарнизон, гвардейский полк им. Нумилия Второго Кровавого. Спросить Гришу.
        Генерал Топотан успешно искал счастья в яростных атаках и в результате нашел и захватил войсковую казну, что явилось причиной глубокой депрессии господина главного казначея.
        Многие наши храбрые рыцари были окружены, взяты в котел, наголову разбиты и пленены кошмарным троглодитом на неистовом осле. Это порождение тьмы очаровало воинов неизвестным заклятием «брысль».
        За разъяснениями мы обратились к нашему постоянному консультанту, специалисту в области черной и белой магии, профессору Булли-Толльского университета, лауреату IV Всениакрохского конкурса чародеев господину Пупавитусу Хухе.
        К.П. - Господин Хуха, что вы можете сказать о заклинании, которое было использовано в битве под Кассарией против наших войск?
        П.X. - О, это очень древнее и страшное заклинание, тайну которого тщательно оберегают варварские племена троглодитов Сэнгерая. Возможно, корни его уходят в глубокую древность, в те времена, когда Сэнгераем безраздельно правила раса драконов. В устах опытного чародея, знающего особый секрет его произнесения,
«брысль» становится страшным оружием. Дилетант же будет бессмысленно и напрасно произносить его хоть до второго рождения Тотиса. (Улыбается.)
        К.П. - Разрешите задать вам вопрос интимного, так сказать, свойства. Вы сами знаете, как использовать силу «брысля»?
        П.X. - (Тонко улыбаясь.) Ну, я-то знаю, но никогда не решусь воспользоваться этим знанием. Я же не троглодит какой-нибудь.
        К.П. - И правда. (Смеется.) Ну что же, мы благодарим нашего консультанта и снова возвращаемся к месту событий.
        Мы не беремся описывать зверские деяния хлебопекарной роты, дерзко окопавшейся на пути следования его королевского величества к столице, откуда наш король мог более результативно руководить обычно победоносной армией.
        Дешево продам вечнозеленую дубовую рощу, дающую до 30 телег желудей за сезон. Или обменяю на равноценную в другом государстве. Продам мынамыхряка по ценам производителя. Обращаться на мельницу в агрипульгии Двух Филинов. Пароль «Унылая русалка».
        Но что же на самом деле произошло под Кассарией? Увы, мы не знаем.
        Известно только, что, когда Зелг да Кассар и Такангор Топотан уже собирались праздновать победу, в происходящее вмешалось третье лицо. Мы не владеем фактами, чтобы наверняка утверждать, что это за персона, но скажем, что на поле битвы опустилась тьма и все явственно слышали бой часов, которые отбивали 12 раз.
        - Пробил наш час, - утверждает герой Люсипун. Как ему не поверить?
        Неужели нас ждет конец мира?
        Караул?!!
        Успейте насладиться нашей сдобой! Изготовление и распространение пончиков вручную. Кондитерская «Золотые кренделя».
        P.S. Этим исчерпываются сегодняшние новости. Но завтра, пусть даже с риском для жизни, наши свежие репортеры добудут новую порцию информации. Оставайтесь с нами! Покупайте ваш любимый «Королевский паникер» во всех почтовых отделениях страны!
        P.P.S. Редакция не несет ответственности за содержание и паникерские настроения рекламных объявлений, помещенных в сегодняшнем выпуске.
        - Хур-хур! - радостно завопили Бакандор и Милталкон. - Такангор выиграл! Такангор победил!
        - Интересно, он догадается привести нам прекрасных пленных рыцарей? - хихикнула Тохиморутха.
        - Издевательства и жестокое обращение с пленными запрещены Комалсальским договором еще в шесть тысяч пятьсот пятьдесят седьмом году от рождества Тотиса, - невинно заметил Бакандор. - Брат блюдет воинский кодекс чести.
        - Подумаешь, - обиделись сестрички. - Хвост у тебя не дорос дразниться. Маменька, скажите ему…
        - Помолчите! - строго сказала Мунемея, сворачивая газету. - Мадам Горгарога! У вас больше нет никаких новостей?
        - Оно вам не новость? - возмутилась горгулья. - Вам не хватает? Так я добавлю - наступает конец света. А это что-нибудь да значит. Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. Это еще не конец света. Ой, и так не вовремя.
        - А что, такое может случиться вовремя?
        - Ну как вам сказать: конечно, всеобщая катастрофа - это далеко не марципанчик. Но иногда бывает под настроение. Поймите меня правильно…
        - Я понимаю.
        - Маменька, - взволновался Милталкон, - я же просил вас отпустить меня ударить в тыл. А теперь вот, пожалуйста, допрыгались. Кстати, я совершенно ничего не понял. Такангор победил?
        - В битве - да.
        - Чего же еще? Радоваться надо, праздник устроить. Воинственно-зажигательные пляски, всенародное гулянье в Малых Пегасиках, оргии и, думаю, по такому случаю можно позволить всеобщее распутство. А?
        - Какие часы? - недоумевал Бакандор. - Какой конец света? Братец добрый, разве что обложит короля непомерным налогом или объявит всеобщую мобилизацию и справедливую войну за власть над миром.
        - Чем вы всю неделю занимались? - строго спросила Мунемея. - Опять играли в Такангора? А книги по диагонали просматривали? Марш в лабиринт и читайте исторический учебник Авилопса с пятнадцатой по сорок седьмую главу. Очень успокаивает. И просвещает.
        - Маменька, - завопили сынули. - Это же на неделю с гаком.
        - Меня устраивает, - вынесла вердикт маменька. - Давайте, давайте, весело, с огоньком.
        Минотавры, понурившись, поплелись в глубь лабиринта.
        - Девочки, а вам нужно особое приглашение? - обратилась Мунемея к дочерям. - Брат стал великим полководцем, о нем уже в газетах пишут, скоро к вам толпой женихи повалят. И что вы им скажете? Что, вместо того чтобы вышивать себе приданое, развесив уши слушали, как мама разговаривает с тетей Горгарогой? Вы думаете, их это утешит?
        - Если полюбит, возьмет и без приданого, - фыркнула Урхомуфша, самая смелая из сестер. - И вообще, Милталкон прав - давайте устроим праздник со всеобщим распутством. Это очень патриотично.
        - Кого я вырастила?! - грозно нахмурилась Мунемея. - Еще какие-нибудь предложения есть?
        Сестры молчали, насупившись. Они совершенно не понимали, отчего маменька сама не радуется блестящей победе старшего сына и им не позволяет.
        - Без приданого, нет, вы слышали? - обратилась минотавриха к почтальонше. - В невесте все должно быть прекрасно: и мать, то бишь будущая теща, и порода, и ум, и приданое. С двумя последними пунктами у нас пока проблемы.
        Девочки исчезли, возмущенно посапывая и крутя хвостами.
        - А вас, мадам Горгарога, я прошу в беседку. Выпьем по паре коктейлей и поговорим.
        - Мадам Топотан, я восхищаюсь вашим педагогическим талантом и умом, - сказала горгулья. - Я могу рассчитывать на вашу моральную поддержку?
        - Полностью.
        - Это утешает. А то я хотела было рассказать все Прикопсу, но он уже заметил у меня в сумке свои «Вершки и корешки», вы меня понимаете?
        - Конечно.
        - Почему вы не объяснили детям?
        - Это еще не конец света, - сказала Мунемея. - Пусть живут спокойно, а там посмотрим. Что-то мне подсказывает, что вся эта история только начинается. Конечно, вы подумаете, что во мне говорит чрезмерно любящая и гордящаяся мать, но я очень надеюсь на своего сына. Он не должен нас подвести.
        - Ваши бы слова да Тотису в уши, - вздохнула горгулья. - У меня такая радость, а тут такое горе. Просто ума не приложу, что делать. Господин Цугля сделал мне предложение лапы и сердца. Вы свидетель - я ждала этого светлого момента долгих восемьсот лет. Вам все про меня известно, я бывала замужем и бывала счастлива, но я всегда любила только его. А он все не решался, не решался, не решался. И тут увидел статью, весь встопорщился и вдруг бросился на меня, как грифон какой-то.
«Будьте, - говорит, - моей парой, восхитительная. Желаю, чтобы вы сидели в моем гнезде на правах хозяйки».
        Я была счастлива в браке двадцать лет. На это у меня ушло пять мужей.
        Жанна Голоногова
        Вот я и на распутье: то ли давать объявление об обмене наших гнезд на одно, побольше. Или переехать в грот над водопадом? В «Твоем счастье» как раз описывали одну лавочку, где предлагают чудесную обстановку для гротов и пещер, и просто даром. Или махнуть на все крылом: какая тут свадьба? Пробил наш час.
        - Еще не пробил. Я рада за вас, мадам Горгарога, - улыбнулась минотавриха. - Поздравляю. Господин Цугля такой милый и благовоспитанный горгул. Он, несомненно, сделает вас счастливой.
        - Вы думаете? - И почтальонша смущенно почесала когтем кончик носа. - Представляете, он мне открытку написал: «Моей сумрачной прелестнице».
        - Романтично.
        - И преподнес коллекцию пестрых камешков. Мы уже хотели заказывать свадебный обед в «На рогах» и шить у мадам Хугонзы шляпки. Мне такую, знаете, розовую, в мелкий цветочек и непременно с острой тульей, чтобы с нее волнами ниспадал шлейф; а господину Цугле - солидного синего цвета с двумя симпатичными ушками по бокам. Как вы находите?
        - Это уже серьезный разговор.
        - Вы меня успокоили. Как хорошо, что я зашла оказать вам моральную поддержку, просто камень с души спал. Так что вы скажете насчет грота?
        - Идеальный выбор, я полагаю. Вы с вашим вкусом сделаете его самым уютным жилищем на этом берегу Нэ-Нэ.
        - Я уже подумываю про дубовый насест с бронзовыми накладками и кожаным сиденьем. И палевые шторки в голубой дрипчик.
        - Изумительно! - воскликнула Мунемея, знать не зная, что цитирует графа да Унара.

* * *
        А что же несчастнейший из смертных - граф, который только теперь понял, что натворил, но уже не мог ничего исправить? Мы оставили его во вчерашнем дне, за сутки до того, как Мунемея и Горгарога читали статью в «Королевском паникере», он еще не знает, как разрешился конфликт, и оттого ему отчаянно плохо.
        О, он пребывал в кошмарном состоянии. Посудите сами, его трезвый и практичный ум ни на секунду не допускал, что все истории про Галеаса Генсена, Нерожденного короля Бэхитехвальда, и его хищное королевство могут оказаться правдой. Он не позволял себе так думать. Самой верной ему представлялась следующая мысль: некто из могущественных чародеев современности в погоне за властью и славой воспользовался давними суевериями и разыгрывает древнего владыку, чтобы влиять на слабых духом людей. Начальник Тайной Службы и сам многое узнал о Генсене в последнее время, но был склонен считать его мифом, легендой, а не реальным существом. До того мгновения, как страшный гость объявился в его шатре, он вообще был уверен, что его обманули, и лихорадочно искал выход из сложившегося положения. В ту секунду, когда он увидел своего партнера, эта уверенность внезапно улетучилась, уступив место совершенно необъяснимому страху.
        Вероятно, его более мудрое «я», которое любой, даже самый разумный из нас (а возможно, самый разумный - более всех) старается заглушить, пусть даже для этого приходится кричать в полный голос, уже уверовало в реальность короля Бэхитехвальда. Просто граф с этим не мог согласиться.
        Он цеплялся за слабую надежду, что таинственный его гость разыгрывает свою комедию до конца, и даже бой часов и внезапная тьма, упавшая на равнину, еще не вполне убедили его. Тем более что такие фокусы были под силу и не самому сильному колдуну. Но когда пространство на его глазах стало меняться, когда все вокруг стало истончаться, словно тонкая корочка льда на солнцепеке, и сквозь очертания одних предметов стали смутно проступать абрисы иного мира, графа да Унара впервые в жизни охватила паника.
        И он еще успел подумать, как странно, что человек, не пробовавший это состояние на вкус, сразу узнает его, едва только почувствует.
        Часто, когда он проводил допросы, его собеседники бледнели и потели, и это вызывало у него сдержанную брезгливость: он терпеть не мог слабодухих людей и презирал их естественные реакции. Теперь же он сам утирал пот, холодными каплями выступивший на лбу и висках, ненавидел себя за это и одновременно испытывал нечто вроде запоздалого раскаяния по отношению к тем, кто узнал это чувство по его вине.
        - Отчего вы так взволнованы, друг мой? - прошелестело из-под черного капюшона.
        Граф подумал, что голос Генсена похож на шелк на ветру.
        - Не беспокойтесь, я намерен честно соблюсти нашу договоренность. Если я получу Кассарию - а на сей раз я ее все-таки добуду, - то ваше игрушечное королевство с вашим игрушечным королем не будет меня интересовать.
        - Я читал, что случалось в странах, где проявлялся Бэхитехвальд, - отвечал да Унара, борясь с приступами тошноты. Ему никто не говорил, что от страха может тошнить, как во время качки на корабле. - Нам конец.
        - Глупости, вы так ничего и не поняли. А я считал вас достойным партнером. Кассария - это живительный источник силы. Это бурный океан энергий и стихий, это как гроза. Бэхитехвальд и его жители могут поглотить целый мир и не получить того, что способна дать Кассария. Уверяю вас, что потеряю всякий интерес к Тиронге и ее гражданам, когда осуществлю свою давнюю мечту.
        - А если нет?
        - Если нет, милый друг мой, то вам и подавно нечего бояться.
        - Послушайте, - молвил да Унара, лихорадочно соображая, что к Генсену следовало бы обращаться «ваше величество», но язык не поворачивался…
        - Не нужно, - небрежно махнул тот рукой. - К чему нам эти харцуцуйские церемонии? Мы прекрасно обходились без титулов до сегодняшнего дня. Так что вы хотели спросить?
        - Зачем вам был нужен я? - вскричал бедолага. - Вы обращаете мир в руины одним своим присутствием, вы стираете людей в прах и пепел, и, возможно, вам для этого не нужно даже щелкать пальцами. Я не представляю, на что вы способны, а это уже само по себе определяет меру вашего могущества - ведь у меня хорошее воображение и четкие представления о силе и власти. Я не понимаю, к чему был весь этот спектакль с подписанием договора, заключением сделки. Что вам до наших проблем?
        - Я всегда настаивал на том, что мне ровным счетом нет никакого дела до людских проблем. У меня хватало своих, - доброжелательно откликнулся Генсен. - Но спасибо за комплименты. Вот что, времени у нас еще достаточно, Бэхитехвальд нетороплив. Можем и побеседовать. Вы не поверите, друг мой, но я даже как-то к вам привязался за эти годы. Вы так приветливо принимали меня в своем доме, теперь моя очередь.
        Он не совершил сколько-нибудь заметного движения, однако в шатер вплыло существо, представляющее собой гротескную копию любимого дворецкого начальника Тайной Службы. Оно несло огромный поднос, сплошь заставленный драгоценными сосудами: целиком отлитыми из золота и украшенными самоцветами; графинами голубого стекла в паутине из тончайших платиновых нитей; тяжелыми темными бутылями старинных вин, которые производились в странах, поглощенных Бэхитехвальдом и отошедших в область преданий. Словом, там было на что посмотреть, но да Унара смотреть не стал.
        - Каноррское, - с удовольствием сказал Генсен. - Вино высочайшего класса, теперь таких не делают. Как тосковал перед смертью их жалкий божок, когда увидел, что все его любимые виноградники погибли. Впрочем, поверьте, друг мой, и я тосковал вместе с ним. Я тоже люблю хорошие напитки. Но мое королевство требует своего. Удалось спасти жалкие крохи. Выпейте, вам сразу станет легче.
        Удивительное дело, но он оказался прав.
        - Это вы внушили мне мысль воевать против Зелга да Кассара? - спросил граф, набравшись храбрости.
        - Что вы, оставьте эти мысли, они не делают чести ни вам, ни мне. Я просто веками ждал, что произойдет однажды событие, которое даст мне возможность осуществить мой план. Это случилось на вашем веку, только и всего, друг мой.
        - Зачем вам я? - упрямо повторил граф.
        - Долгая история, но вы так трудолюбиво изучали все легенды обо мне и моем королевстве, что облегчили мне задачу. Вы многое поймете. Дело в том, что я как-то уже пытался проникнуть в Кассарию и соблазнить ее отдаться мне. Я сулил ей миры и вечность. Я обещал хранить ее, как драгоценнейший талисман, любить и лелеять, как дражайшую супругу, но Кассария изгнала меня. Меня! Повелевавшего пространствами, жизнью и смертью, мраком и светом. Но уверяю вас, я не таю ненависти и не жажду мести. Есть у вас, людей, такое чувство - любовь. Странное, скажу вам, чувство, его трудно постичь и объять разумом. Вот нечто подобное я испытываю к Кассарии. Я жажду обладать ею не как вещью, а так, как пылкий юнец жаждет обладать своей возлюбленной. И потому столь горьким был для меня ее поступок.
        Открою вам тайну, друг мой, - ведь теперь все равно ничего не изменить. По Закону я не имел более права приближаться к Кассарии, если меня не пригласят сюда, не позовут, не вручат мне ее судьбу и будущее. Если, граф, этого не сделает сам наследник Кассарии, ибо никого иного Закон не принимает в расчет. Вы удивлены? Вы не знали?
        - Чего?
        - Ну, тайны вашего происхождения. Полноте, друг мой, быть такого не может, чтобы не знали. Ваша прабабка подарила свое сердце не кому-нибудь, но его величеству Нумилию Первому Гахагуну, Нумилию Прекрасному. Он и впрямь был красавцем, и не одна придворная дама пала в его объятия, прельстившись пылкими речами, чтобы назавтра обнаружить, что она уже забыта и брошена.
        Но маркизу Терессу он действительно любил. Причем настолько, что заключил с ней тайный брак и признал своим плод сей страсти. Он даровал вашему деду титул графа да Унара, земли, замки, дворцы. И хотя претендовать на престол Тиронги вы не можете, но в вас течет кровь старинной династии Гахагунов, тех самых северных варварских вождей, которые тысячелетия тому завоевали Тиронгу. Но ведь да Кассар - первый принц крови, он ведь тоже Гахагун. Соответственно - и вы да Кассар. Особенно если учесть, что Карр Алвин да Кассар - сын Узандафа Ламальвы да Кассара и его кузины, герцогини Люльи да Игонза, в девичестве графини да Унара. То есть вашей бабушки.
        Неужели вы никогда не интересовались своими ближайшими родичами? А я, признаться, был уверен, что в этом священном походе против Зелга вы преследуете свои собственные цели, и был приятно удивлен, когда вы без колебаний отписали мне Кассарию.
        - Вы хотите сказать, что мы с Зелгом - кузены?
        - Совершенно верно.
        - И что это я призвал Бэхитехвальд на земли Тиронги?
        - Ну, все не так ужасно, как кажется. Во-первых, я уже изложил вам свою позицию относительно будущего вашей страны. Во-вторых, вы впускали в этот мир меня, а свое королевство я привел сам. Пейте, друг мой. И не огорчайтесь. Судьба распорядилась так странно: в вас течет кровь некромантов, но способностей у вас ни на грош. Вы и мертвого кузнечика не поднимете из праха. Так что вам Кассария ни к чему, она все равно вышвырнула бы вас вон. Я могу смело смотреть вам в глаза. С чистой совестью.
        Совесть у него чистая. Не бывшая в употреблении.
        - А вы уверены, что она подчинится Закону? Кстати, что это за Закон?
        - Я бы не утверждал наверняка. Кассария непредсказуема. И я дивлюсь людям, которые слагают жуткие легенды о Бэхитехвальде и намного меньше боятся силы, с которой Бэхитехвальду не сравниться. Нет, она не подчинилась бы никакому закону, когда б не крохотная деталь: Кассария недовольна Зелгом. Он не оправдал ее ожиданий, и она ждет Галеаса.
        - Герцог да Кассар носит имя Галеас.
        - Да, и теперь у нас равные шансы, с небольшим перевесом в мою пользу. Мне есть что предложить Кассарии, я вернулся не с пустыми руками. Я способен дать взамен на ее могущество силу и власть иного рода.
        - Вы одержимы ею, - не спросил, но констатировал начальник Тайной Службы.
        - О, конечно, конечно, я одержимый из одержимых. Я мечтаю о ней столько тысяч лет, сколько не представить вашим историкам. Что до Закона, друг мой, я умалчиваю о нем не потому, что это тайна, а потому, что всех граней этой тайны не знаю и я.
        - Башня Генсена - это вход в ваш мир?
        - А вы любознательны. Что я в вас и ценю, впрочем. Да, это врата Бэхитехвальда. Ну что, граф, давайте выйдем из шатра. Вам будет чем полюбоваться, обещаю.

* * *
        - Что это? - капризно спросил Юлейн, наблюдая, как стремительно темнеет небо. - Гроза?
        - Нет, ваше величество, - ответил встревоженный Гегава. - На грозу не похоже.
        - А на что похоже? - не унимался король.
        - На солнечное затмение.
        - Гегава, запишите в вашу маленькую книжечку для памяти: не забыть казнить Непестоса, когда мы вернемся в Булли-Толли. Виданное ли дело - предсказал нам успех в сражении и словом не обмолвился про солнечное затмение. Где успех? Где обещанная хорошая погода? Где счастливые предзнаменования? Князь Илгалийский мне еще должен?
        Если дворецкий и удивился столь странной перемене темы, то виду не подал.
        - Да, ваше величество. Его долг весьма значителен.
        - Тогда точно запишите - казнить. Нам пришлют другого, в счет долга. А где мои вельможи?
        - Господин главный бурмасингер воодушевляет ополчение и стражников…
        В этот момент ветерок дунул в сторону королевского шатра, и до ушей монарха донесся медвежий рык.
        - Вы не солнечного затмения бойтесь, вы меня бойтесь! В бараний рог скручу, на скелеты пущу! Вашу тещу вам в невесты! Лысину на ваши головы! …!!!
        - Я не понял последней фразы, - поделился Юлейн с дворецким.
        Дворецкий был сметлив:
        - Это специальные бурмасингерские термины. Для узкого круга посвященных.
        - Как интересно, а что они означают?
        - Отеческое напутствие, ваше величество. Каждый ополченец и стражник теперь уверен, что господин главный бурмасингер мысленно с ним, и будут бодрее себя чувствовать даже перед лицом серьезной опасности.
        - Нам грозит опасность? - изумился Юлейн. Гегава ощутил острое, ни с чем не сравнимое желание «напутствовать» короля по-бурмасингерски. Но принципы не позволяли.
        - Всем грозит опасность, ваше величество, - молвил он после длинной паузы.
        - А, это вы в философском смысле? - обрадовался король.
        - Пожалуй.
        - Хорошо, а где маркиз Гизонга и граф да Унара?
        - За ними послали, ваше величество.
        - Что же они не идут?
        - Собирают информацию, вероятно. Чтобы прийти к королю с полным и исчерпывающим докладом.
        - Какой, в бульбяксу, доклад! Даже мне понятно, что нужно высылать парламентеров, а они и не чешутся. Сошлю их, к драконьей бабушке, в Юйю, соль добывать. Или пиратам сбуду по дешевке. Хоть какая-то польза случится от этих двух проходимцев. Гегава!
        - Да, ваше величество.
        - У вас все такие же белоснежные платки?
        - Да, - тревожно ответил дворецкий, которому не нравилось, что мысли короля скачут, как прыткие серны в период спаривания.
        - А вы умеете вырезать палочки из растительности?
        - Из чего, ваше величество?!
        - Из окружающей растительности, говорю. Боже, какой же вы болван! Такой дубоголовый, как голем какой-то! Палочку прошу, не очень тонкую, ровную.
        Гегава, ощущая легкое головокружение, подозвал слугу и шепотом отдал ему соответствующие указания. Тот сбегал к ближайшему кустарнику и мигом доставил искомое.
        - А теперь привяжите платок к палочке, - приказал король. - Пойду переговоры проводить, а то ни одна морда не догадается, что делать.
        - Это невозможно, - побледнел дворецкий. - Ваше величество намерены идти в стан врага? Вас же могут захватить в плен или убить! Кассар может претендовать на трон Тиронги, и он…
        - Гегава, не морочьте мне голову. Я прекрасно знаю, что из этого следует. Но в критических ситуациях монарх должен выполнять свои обязанности, что бы там ни думал по этому поводу его дворецкий. Давайте белый флаг, а не то я занесу в вашу книжечку следующим пунктом и вашу казнь.
        Риск погибнуть - это профессиональный риск любой коронованной особы.
        Предположительно Великий князь Михаил Романов
        И, взяв импровизированное белое знамя, Юлейн спокойно и даже величественно двинулся в сторону победоносных костеланг Зелга да Кассара.
        Как раз в эту минуту Бэхитехвальд и стал проступать сквозь реальность Ниакроха.
        Глава 14
        Князь Мадарьяга оказался прав. Никакими словами невозможно передать, что чувствует наблюдатель, когда мир его теряет основательность. Нечто подобное испытывали те, кто пережил землетрясение либо извержение вулкана: полную свою ничтожность перед лицом разыгравшейся стихии, ощущение себя песчинкой, уносимой гремящим потоком, зыбкость и ненадежность того, что еще несколько мгновений тому казалось таким вечным и непоколебимым. Но при всех ужасах катастроф они конечны, и каждый питает надежду пережить эти страшные минуты.
        Бэхитехвальд, поглощающий привычное пространство, такой надежды не оставлял.
        Зелг, словно завороженный, смотрел, как сквозь истоптанную, перемешанную с травой, изрытую землю равнины прорастают, как сквозь бесплотное вещество, не являющееся преградой, какие-то серые голые скалы и уродливые черные деревья со скрюченными ветвями, лишенными листьев.
        Нелепые дома таращились слепыми безумными окнами, и там, в глубине помещений, был кто-то враждебный, чуждый и непонятный.
        Кривые улочки вели себя как раздраженные аспиды - по три, четыре раза оборачиваясь вокруг одного и того же района, чтобы затем внезапно окончиться каким-нибудь тупиком позади того места, где начинались.
        Угнетали цвета. Зелг не мог бы назвать ни одного из них, хотя прежде немного по-ребячески гордился тем, что может поименовать около трехсот цветов и более тысячи оттенков. Бэхитехвальд игнорировал знакомые цвета, формы и материи. Здесь все находилось на грани существования: свет был, но его как бы не было; воздух был, но он затруднял видимость и движение, словно уже не воздух, а некое иное вещество, пропитанное грязью и влагой. За пять-шесть шагов ничего нельзя было толком рассмотреть, и именно там, на условной границе, которая отделяла от полной слепоты и беспомощности, то и дело мелькали неясные, размытые тени.
        В этом мире не царила тишина, но и звуков в привычном понимании не было тоже. Что-то скрипело и стонало, кряхтело и тихонько выло; впрочем, Зелг теперь понимал, что безуспешно пытался объяснить ему бедный вампир. Конечно, то были не стоны и скрипы, а нечто совершенно иное, но как и цветам, так и звукам он не сумел дать имени. Он и вообразить не мог, что такое вообще возможно услышать при жизни.
        Такангор потыкал пальцем в ближайшее псевдодерево, заинтересовавшись его странной пупырчатой корой, и его рука по локоть провалилась в сырую и вязкую массу, которая с чавканьем, всхлипами и стонами стала ее немедленно засасывать, поглощая. Только невероятная сила спасла минотавра, ибо хищное существо не собиралось отдавать желанную добычу.
        Бэхитехвальд еще только-только начал проявляться в Кассарии и потому был слаб и бессилен. Но завывающие тени уже нетерпеливо толпились перед расположением королевских войск, тянулись к ним и тосковали, что еще не могут полакомиться столь необходимой им чужой жизнью. Это было так очевидно, что тиронгийская армия застыла на месте, объятая ужасом.
        Холодная рука кошмара взяла за горло и молодого кассарийского некроманта. Ибо Зелг да Кассар плохо представлял себе, что ему делать с новым противником. Что касается армии Тиронги, то он с первых минут сражения понял, что его неумение, неловкость и отсутствие истинной силы не повлияют на исход. Он был здесь, скорее, для того, чтобы удовлетворить художественный вкус Такангора, которому - вынь да положь - был нужен кассарийский владыка на черном коне, в фамильных доспехах и со знаменем во главе войска.
        Все летописцы и журналисты, военные корреспонденты и историки в один голос соглашаются с тем, что вкус не подвел генерала Топотана, и этот завершающий штрих придал армии Кассарии тот блеск и изысканность, коего так жаждут добиться многие владыки.
        Что до самой битвы, то Зелг мог спокойно ее прощелкать, предоставив право разбираться с захватчиками тем, кто действительно в этом смыслил. И даже стройные костеланги скелетов и стремительный натиск детского истребительного батальона работали прежде всего на образ. Они очень помогли защитникам Кассарии, но вовсе не явились решающим фактором. Герцог совершенно четко понял, что и без восставших мертвецов Такангор бы наголову разгромил короля Юлейна и Ангуса да Галармона. Хотя бы по той причине, что действительно был более талантливым полководцем. В этом теперь не оставалось ни тени сомнений.
        Однако, стоя лицом к лицу с наползающей тенью Бэхитехвальда, Зелг отдавал себе отчет и в том, что ни военный гений минотавра, ни патриотический настрой его подданных, ни полк «Великая Тякюсения», ни даже героическая хлебопекарная рота вкупе с хором пучеглазых бестий не принимаются сейчас в расчет. Это уже целиком и полностью его война. Это его враг, а он не знает, как воевать.
        Настоящий враг тебя не покинет.
        Станислав Ежи Лец
        - Он все-таки нашел способ обойти Закон, - прогудел Думгар, вырастая за спиной своего повелителя. - У нас осталось не более часа времени. Потом здесь будет королевство теней.
        Зелг обернулся.
        На месте кассарийского замка постепенно проявлялся иной, порожденный мраком и ненавистью. Очертания его стен и башен были столь нелепы, что сделали бы честь самой извращенной и горькой фантазии. Клетки с повешенными существами свисали с расплывающихся зубцов, дикие тени - то ли местные вороны, то ли неупокоенные души тех, кто пал жертвой Генсена и его ненасытных подданных, - кружили в том, что здесь было небом. Это небо клубилось и кипело, в нем проскакивали молнии грязно-желтого и красно-бурого цвета (иначе Зелг не мог бы этого описать), и вместо грома над колеблющейся равниной проносился отчаянный протяжный вой.
        - Ага теперь, ага теперь! - зло и весело сообщил Такангор, кроша в капусту то самое агрессивное псевдодерево. - Ну что, будешь чавкать? Будешь чавкать, я тебя спрашиваю?
        - Быть не может! - воскликнул Мадарьяга. - Не может быть, глазам своим не верю! Ничто в Бэхитехвальде не может быть разрушено смертным из нашего мира. А когда он в таком половинчатом состоянии, когда он не проявился - и подавно. Его же еще тут как бы и нет.
        - Ни бурдульки себе - нет! - рявкнул минотавр, добивая мерзкое порождение мрака.
        Сырая плоть псевдодерева пузырилась грязной розоватой жидкостью, брызгала ею во все стороны и тихо стонала на одной ноте.
        - Хвост зажевала, капость противная, - поведал Такангор, не обращая внимания на то, что князь таращится на него, как на сошедшего с небес Тотиса. - Я перед битвой кисточку напудрил, завил, расчесал, распушил, как маменька велели. Чтоб всем было приятно посмотреть, а мне не краснеть после, что неряхой в битву выкатился. Загляделся на эти кошмарики, слышу - уже чавкает. - И, снова обращаясь к поверженному врагу, пояснил: - Маменька за чавканье так по рогам дают, что сразу все имеешь. Иногда еще Моршанскую звезду показывают. Сгинь с глаз.
        - Не верю, ущипните меня, - попросил вампир. - Ай! Что вы делаете?
        - Щиплюсь, - испуганно пролепетал Карлюза. - Оказовываю первую медицинскую помощь. Проясняю сознание вашей кровососучести.
        - Благодарю. У вас прекрасные навыки в этой области, - пробормотал Мадарьяга, потирая пострадавшую… назовем это боком.
        - Имею грамоту за непревзойденные успехи в щипливости, - просветил Мадарьягу осчастливленный его вниманием Карлюза.
        - Я бы вам и медаль отвесил.
        - Думайте быстрее! - взревел черный халат, в котором маялся плохими предчувствиями доктор Дотт. - Шевелите мозгами.
        Тут взгляд придирчивого привидения упал на старосту Иоффу, который наполовину вернулся в прежний облик. Иоффа с энтузиазмом откликнулся на призыв Дотта, которого почитал за первого мыслителя в округе. Мозгами он шевелил так интенсивно, что у него пришло в движение все. Сворачивались трубочками и раскручивались обратно острые волчьи уши, яростно вилял хвост, вращались в глазницах желтые светящиеся шары глаз, и шерсть на загривке вставала дыбом.
        - Не так интенсивно, - посоветовал Дотт, вдоволь налюбовавшись этим зрелищем. - Неправильно поймут.
        Вид задумывающегося человека производит, вообще-то, тягостное впечатление.
        М.Е. Салтыков-Щедрин
        - Тогда, в Жаниваше, - возопил вампир, обращаясь к Такангору, - неужели же вы думаете, что я не защищался, что я не нападал на врага, не рубил его мечом, не пускал в ход клыки?! Но все было бессмысленно!
        - Это правда, - подтвердил Думгар.
        - Вам хорошо, - прогудел Такангор. - У вас вот клыки есть. Да, доктор, хотел спросить у вас: о чем думать-то? О чем-то определенном или можно о своем? Я бы охотно подумал о маменькиных котлетках. После такого взбадривающего боя сейчас бы подносик котлеток, бульбяксы кувшина так три, двойную порцию пиракашей, тарелочку-другую желялёли, а потом заглянуть в «Расторопные телеги» и там уже пообедать как следует.
        - О чем он только думает перед лицом неизбежной гибели? - простонала Ианида.
        - О жизни, - браво отвечал минотавр. - Какая, в бурдульку, гибель? Простите, мадам, за резкое выражение - я возмущен. Пусть они только проявятся, мы им сразу клюкву начистим и айда покушать. Обеденное время, а они тут напустили туману, стонут, плюхают чем-то. Невоспитанные сплошь монстры. Маменьки на них нет, живо бы забились в пятый угол.
        Все с нескрываемым интересом смотрели на пламенного оратора.
        - Час остался, - напомнил ему Альгерс. - Оглянись вокруг.
        - А то я их противных морд не видел, - обиделся Такангор. - Несказанное удовольствие. Чего тут думать? Их квасить надо. Ну, в смысле захецать. Милорд, - махнул он Зелгу, - чего вы сидите с таким каменным лицом? Тоже думаете? Не советую. От тяжких дум натощак происходит несварение желудка.
        Белый грифон опустился возле Зелга и молвил:
        - А ведь он прав, как никто, ваше высочество. Вспомните наш недавний разговор.
        - О двух воинах из Малых Пегасиков?
        - О них, ваше высочество. Послушайте своего генерала. Сдается мне, он вполне способен добыть вам не одну победу, а столько, сколько вы пожелаете.
        Неизвестно, что именно подействовало на Зелга: разумная ли речь храброго грифона, доверие ли подданных, жизнерадостность ли Такангора, который, казалось, не собирался признавать очевидного, или собственный яростный протест против того, что его цветущую землю поглощает Бэхитехвальд.
        Зелг Галеас Окиралла, герцог и Ренигар да Кассар, владетельный князь Плактура, принц Гахагун, выпрямился в седле и обвел взглядом туманную колеблющуюся равнину, на которой - он уже не мог видеть, но твердо это знал - выстроилось его войско. Самое потешное войско, которое только знал обитаемый мир, скажи кому - засмеют. Победоносное, гордое войско, которое войдет в мифы и легенды наравне с теми пятью сотнями смельчаков, что некогда защищали горный перевал в Аздакских горах, противостоя многотысячной армии юйянских кочевников. Наравне со славным рыцарем Заджаганом, который позволил себе отправиться на небесные равнины только после того, как последний нападавший на его дряхлый замок, в котором искали спасения мирные жители, скрылся из виду.
        Чем подвиг хлебопекарной роты менее велик, нежели подвиг двадцати восьми героических троглодитов, которые храбро отбивались от ватаги пьяных троллей в течение двух недель, защищая Сэнгерайский институт благородных девиц со всем его, так сказать, содержимым?
        Зелг уже любил этих существ всей душой; уже ощутил неразрывную связь с этой благословенной землей, где находили приют и понимание самые нелепые и одинокие. Он уже знал, что здесь приветят любого странника, защитят любого изгоя, подружатся с любой тварью, лишь бы у нее было чистое сердце и добрые намерения.
        Вступая в бой с войсками Тиронги, он по-прежнему ощущал себя пацифистом и испытывал некоторую неловкость, наблюдая, как мутузит несчастных рыцарей Галармона не на шутку разошедшийся Такангор. Узрев воочию всю противоестественность и мерзость алчного и хищного потустороннего королевства, Зелг внезапно испытал странное чувство, неведомое доселе.
        Неистовый Мадарьяга был бы лучшим консультантом в этом вопросе, кабы герцог обратился к нему за истолкованием своих мыслей.

«Это ярость, священная ярость законного владыки, любимого своими подданными и пекущегося о благе своей земли. Это могущественнейшее оружие того, кто верен своему долгу, - ненависть к поработителям, ненависть, что рождается из любви», - вот что ответил бы ему князь Великого Жаниваша, не сумевший уберечь свой народ от коварного врага.
        Но Зелг ни с кем не говорил о себе. Даже если бы хотел, то не смог бы. Слово снова взял милорд Топотан, и попробовали бы ему не дать этого слова.
        - Я не понимаю, чья это вотчина, мессир? Ваша? Так какого лешего вы терпите это безобразие вот уже столько времени, что можно два бродибутера съесть? А? Да стукните вы кулаком как следует и призовите этот Бэхитехвальд к порядку!
        - Во что же стукотить мессиру Зелгу? - уточнил Карлюза. - Не во что!
        - Да какие вопросы. Мигом барабан доставлю.
        Тут взгляд Такангора упал на топтавшегося рядом рыцаря из полка «Великая Тякюсения», с шикарным орнаментом, вившимся по всему надраенному до блеска черепу. Склонный к импровизациям генерал подманил к себе скелет и, ткнув в него указующим перстом, предложил:
        - Вот по нему и стукните! Наши ребятки крепкие, не то выдерживали.
        И скелет ощерился приветливой улыбкой.
        - А что, - сказал Зелг, - и стукну! Я здесь владетельный герцог или тоскливая мандолина?
        - Так точно, ваше высочество! - браво отрапортовал Альгерс.
        И, отбиваясь от законной супруги, которая дергала его сзади за локоть, забормотал примирительно:
        - Чего ты, ты чего? Я же в патриотическом смысле. Вдохновение, понимаешь, увлекло.

* * *
        Из тумана, приближаясь с каждым мгновением, доносился голос, кричавший на все поле боя:
        Куда идет король,
        Нетрудно догадаться,
        Обиженный, как тролль,
        Король идет сдаваться.
        Ать-два, ать-два,
        Разболелась голова.
        Не стреляйте в короля,
        Нету рифмы - ля-ля-ля…
        Голос на секунду замолк, а затем завопил с удвоенной силой:
        Налью себе стакан,
        Чтоб храбрым показаться.
        Король бредет в туман
        Сдаваться и брататься.
        Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
        Не стреляйте в короля!
        Если не можешь одолеть противника, объединись с ним.
        - Что это было? Мороки? - недоуменно спросил Зелг.
        - Удивительно немузыкальное исполнение, - поведала мадам Мумеза, выныривая из тумана. - Слушайте, вы заметили, что здесь творится полный бардак? Кто будет за него отвечать?
        - Э-э, - промямлил Зелг, - вы только… э-э-э… вы… обстоятельства… э-э-э… потому что… но смею вас заверить, что в ближайшем буду… э-э-э…
        - Мадам капрал, - пробасил Такангор, - все под контролем. Инспектируйте ваш участок фронта, провокации игнорируйте, но в случае явной агрессии отвечайте агрессией же, со всей силой народного гнева. И берегите себя.
        - Вот это толковый разговор, - расцвела мадам. - Господин генерал, вы таки умница.
        И она снова скрылась в тумане.
        - А исполнение действительно немузыкальное, - вздохнул Альгерс.
        - Но-но! Попрошу без издевательств. Исполняю в меру отпущенного мне дарования. Пою, чтобы поддержать себя в трудную минуту и оповестить о своем приближении. А то ваши умертвия небось сначала прибьют, а потом пароль спросят. Впрочем, я и пароля не знаю.
        И из тумана вынырнуло обиженное лицо. Лицо принадлежало королю Юлейну, который шел под белым флагом, сооруженным, как вы помните, из платка дворецкого и небольшой палочки.
        - Кто из вас мой кузен Зелг? - вопросил Юлейн довольно приветливо. Затем покачал головой, будто сам себя укоряя. - Риторический вопрос. Конечно, вы, сударь.
        - Здравствуйте, ваше величество, - не стал отнекиваться Зелг.
        - А вы тот самый минотавр, который выиграл последнюю паялпу?
        - Не буду отрицать, - сказал Такангор.
        - Вы меня разорили, сударь мой, - посетовал король. - Губерхер твердо обещал мне выигрыш виантийца.
        - Люди вообще наивны и доверчивы, - поведал Такангор. - Губерхеры к тому же пребывают в плену заблуждений. Я знаю, мне Архаблог и Отентал рассказали под большим секретом.
        - С ума сошли! - возопил доктор Дотт. - Бэхитехвальд наступает, а они про паялпу! Ненормальные! Я вам капли выпишу, ваше величество, - сказал он совершенно другим голосом, подлетая к Юлейну.
        - Помогают? - уточнил король, соображая, что ему требуется экстренная помощь, чтобы не видеть вот так, с бухты-барахты, кожаные говорящие халаты угрожающе-черного цвета. Нужно будет уточнить у Сапулсы, к чему это.
        - Не то чтобы помогают, но само сознание того, что вы делаете все возможное для восстановления своего душевного здоровья, дает иногда потрясающие результаты.
        - Какое может быть душевное здоровье, когда я сдаваться пришел? - вопросил монарх, помахивая палочкой с белым платком.
        - Разумное решение, ваше величество, - заметил Зелг.
        - Зовите меня Юлейном. Как-никак родственники. Послушайте, у меня к вам несколько серьезных вопросов: во-первых, вы знаете, что делать со всей этой гадостью? - И король широко повел рукой по полю, которое все сильнее застилал грязный туман. - Развели тут пуцки-муцки, понимаешь, и никто ничего не хочет объяснять.
        - Это долгая история, ваше… Юлейн. Но одно скажу сразу и твердо - я тут ни при чем.
        - Я так и думал. Второй вопрос: ты можешь с этим сладить?
        - Должен.
        - Я рассчитывал на более жизнеутверждающий ответ. Но ничего. Тоже хлеб, если разобраться. Третий вопрос: мне нужно отрекаться, если ты возьмешься делать эту работу? Ты не подумай, я готов. Неприятно, конечно, но и свои выгоды тоже есть. Кукамуна со мной точно разведется, а мне большего и не надо. Определишь мне пенсию и домик с садиком. Лучше всего - в Чесучине. И пожизненный абонемент на Кровавую паялпу. Ну что, по рукам?
        - Да ну тебя с твоим престолом вместе! - разозлился Зелг. - Тут с Кассарией не знаешь, что делать, а ты мне всю Тиронгу спихиваешь. Не по-королевски это, ваше величество.
        - Да ладно, ладно. Это я так, наобум, импровизация. Я полностью разделяю твое мнение, но попробовать все-таки стоило, а вдруг ты хочешь быть королем? Ну что, давай по-быстрому. Значит, я капитулирую, признаю свое полное и окончательное поражение… Нет, ты видел этих троглодитов - моих сановников? Втравили меня в какую-то авантюру, а сами умыли руки, как этот… как его… я его по истории проходил…
        - Герой?
        - Ага, размечтался! Подлец! Ну, Тотис с ним. Короче, сидят, как мышь под метлой. Я вот, пока шел, подумал: а чего они вообще при дворе делают? Никакой практической пользы, только нотации читают.
        Часть любой административной машины не служит решительно ничему. Это красота в чистом виде.
        Жорж Элгози
        Ладно, не до них. Я сдаюсь, и давай-ка, брат, брататься, потому что вот эти…
        - Пуцки-муцки, - подсказал Зелг.
        - …как-то нехорошо выглядят. Нужно принимать решительные меры.
        - Ваше величество, - позвал короля черный кожаный халат.
        И король чуть было снова не подпрыгнул от неожиданности. Но все же монарха Тиронги вышколили на «отлично», он расплылся в милостивой улыбке, а «чуть» вообще не считается.
        - Да, сударь.
        - Я хочу уточнить, отчего пришли сдаваться вы, а не генерал Галармон или граф да Унара. Или кто там еще?
        - Сам диву даюсь, - честно признался Юлейн, мирясь с существованием халата. - Граф куда-то запропастился. Бурмасингер по-отечески удерживает ополчение и стражников от паники и суицида. Маркиз Гизонга впал в ступор: ваши люди захватили армейскую казну. Он из-за рупезы удавится, а тут такая прорва денег пропала. - И добавил ревниво: - Мне на паялпу и гроша не дал, а у самого, оказывается, вон сколько было. А генерал…
        - Ваше величество! Ай, отцепись, тень! Ваше!.. Ай-ай! Спасайте! Караул! Ваше величество!
        - А это мой верный дворецкий Гегава, - безмятежно пояснил король. - Чем-то, вероятно, взволнован.
        - Будешь взволнованным, когда тебя пытаются поглотить, а твой монарх убрел во тьму и туманы тоскливых полей, - позволил себе недопустимую прежде фразу запыхавшийся дворецкий.
        - Куда убрел? - заинтересовался Юлейн.
        - Во тьму и туманы тоскливых полей, ваше величество. Поэма Сюказима Сладкоголосого
«Дым и слава». Станца шестнадцатая.
        - То-то я думаю, знакомые слова.
        - Ваше величество, нужно куда-то бежать, спасаться или категорически и в корне менять сложившееся положение. Генерала Галармона пытается сожрать какая-то призрачная тварь. - И, обернувшись к Зелгу, укоризненно добавил: - Стыдно, господин Череп, так поступать. Выиграли битву, и давайте как-то дипломатически все решать. А вы тут всякой монструозности напустили.
        - Это не мое, - слабо оправдывался Зелг, пытаясь сообразить, за что его обозвали черепом. - Уверяю вас, что я не имею к этому никакого…
        Наконец его осенило, и он поднял забрало на своем двурогом шлеме.
        - Какая прелесть, - восхитился король. - А я думал, это твоя природная морда. То есть лицо, конечно, лицо, я хотел употребить именно слово «лицо»… Стильная штучка. Я бы тоже такой носил.
        - Вашему величеству, - строго заметил дворецкий, готовый отдать жизнь за свои принципы и дворцовый этикет, - этот кошмар носить недопустимо.
        - Вот! - воскликнул Юлейн. - И так всегда! Развестись недопустимо, череп носить недопустимо. Угнетают на каждом шагу и при этом называют это безобразие абсолютной королевской властью. Хорошо устроились! Бежим уже, а то я еще и без генерала останусь. А он хороший.
        - Не допущу! - взревел Такангор. - Действительно, хороший генерал, я бы с ним еще повоевал! Вперед, все за мной.
        - Я бы посоветовал вашему величеству оповещать войска о своем приближении, а то они возомнят, что это новая атака, - вкрадчиво сказал халат.
        - Брысль! - завопил Карлюза, понукая ослика двигаться, и в движение пришло всё и все: армия Кассарии, Зелг, Думгар, остальная свита, король Юлейн и даже авантажный дворецкий.
        Что дало Карлюзе возможность впоследствии написать, что заклятие «брысль» действует также на королей и их строгих попечителей, запрещающих королям носить стильные штучки, по каковой причине его стоит предлагать потомкам за крупное прижизненное вознаграждение.

* * *
        - Какая вы прелесть, граф, просто невозможно на вас сердиться, - сказал Генсен, с любопытством разглядывая прореху в плаще.
        В его груди по самую рукоять, украшенную каббалистическими письменами, торчал кинжал, который вонзил да Унара несколько мгновений тому.
        Когда вельможа пронзил клинком короля Бэхитехвальда, он явственно услышал треск рвущейся ткани, ощутил сопротивление странного вещества, но отнюдь не живой плоти и не заметил никакой очевидной реакции врага человеческого. Кроме последующего любопытства.
        - А я все жду, когда вы наброситесь на меня, как героические братья-маньяки Пазизолисы на тирана Виндовласа. Неужели, думаю, он обманет мои ожидания? Нет, не обманули. Точно все рассчитали, браво, аплодисменты. Только вот жечь меня не стоило. Испортили хороший плащ. Ему не более девяти веков, его еще носить и носить.
        Генсен махнул рукой, и его одежда приняла прежний вид. Заодно и кинжал растаял, как сосулька под лучами майского солнца.
        Граф упорно молчал.
        - А вы, оказывается, порядочный и честный человек, друг мой. Нет, я знал, что именно такой, но до какой степени. Что за буря чувств, что за благородные порывы. Нет-нет, я вовсе не копаюсь в ваших мыслях и чувствах без разрешения, просто они настолько яркие и сильные, что заполонили все вокруг.
        Ах, друг мой, как это все грустно и несправедливо. Не первый раз, увы, случается эта история. И не первый раз я убеждаюсь в том, насколько бессмысленны все попытки изменить неизбежное. Граф, вы же мудрый человек. Вы же не бросились бы грудью останавливать лавину или перекрывать бешеный горный поток. Отчего же вы все, наивные глупые герои, спохватываетесь в последний миг и пытаетесь принести себя в жертву на алтарь отечества? Кому вы нужны в качестве жертвы? Неужели вы думаете, что ваша смерть отменит грядущее! Да что она значит - ваша жалкая смерть.
        Простите меня за поэтику, но во время снегопада, что идет неделю подряд, не выпадает столько снежинок, сколько жизней я отдал Бэхитехвальду.
        Вы что-то сказали? Нет? Ну, молчите, молчите.
        Думаете, что ваша душа успокоится самопожертвованием: я это горе навлек, я за то и расплачусь? Неразумно. Вроде как одолжить телегу золотых… как их у вас там называют? - рупез? А пытаться отдать последнее, что имеешь, - одну медную монету. Оно, может, величественно и благородно, но нечестно. Потому что долг все равно не оплачен.
        А я бы хотел подружиться с вами. Я ведь один совершенно, на гребне могущества и власти. Мне одиноко порой, поверьте, любезный граф. Сколько раз я пытался выделить и приблизить к себе одного, самого достойного, но беда всех достойных в том, что они стремятся оставаться таковыми до последнего.
        Вот парадокс, друг мой. Если бы вы стали предателем, возможно, я бы вас и сам уничтожил. А так - я стану скорбеть о вашей судьбе, но ничем не помогу. Да вы и не примете ее, этой помощи. Прав я?
        - Правы, - глухо ответил да Унара.
        - Не ломайте голову, я бессмертен, ибо не рожден. Я вечен. Нет, и мечом бы не помогло. И топором. И утопить тоже не получится. Какой вы, в сущности, ребенок, граф. Вы решите, что я лукавлю, но я и на самом деле не знаю способа отправить меня в иной мир. Да что я? Я ведь и теперь там нахожусь.
        Ну что же, граф. Прощайте. Желаю, чтобы смерть ваша не была очень уж мучительной, а страдания вашей неупокоенной души хотя бы отчасти выносимыми. Мы еще встретимся, но я не узнаю вас в сонме теней, которые помнят только меня и испытывают, помимо мук, только ненависть ко мне. Там вы все одинаковы. На одно лицо. Впрочем, и лица у вас там не будет.
        Он не вышел, и занавес не шевельнулся, и граф не заметил ни тени движения. Просто вот он был. А вот его не стало.
        И да Унара подумал, что король Бэхитехвальда умеет внушить ужас: грози он немыслимыми карами или стращай пытками, гордый вельможа бы выстоял. Несомненно. Но кошмар заключался в том, что Галеас Генсен был прав. И никакой жизни не хватило бы на то, чтобы исправить допущенную ошибку.

* * *
        Ворвавшись в расположение собственных войск, немилосердно вопя во весь голос, чтобы дать подданным возможность опознать дражайшего монарха, Юлейн первым делом ринулся к палаткам военных.
        Палаток не было.
        Тут уже царил Бэхитехвальд - мрак и туман, какие-то скалы и черная, в рыжие подпалины волн, густая мутная река, через которую были перекинуты чудовищно искореженные мостики, освещенные фонарями в виде распятых василисков. Большинство теней еще не набрали полную силу, но одна уже ощутила власть над пространством Ниакроха, и генерал да Галармон прямиком угодил в ее отвратительные объятия.
        Как и говорил вампир, ни меч, ни копье, ни топор не действовали на мерзкую тварь, которая окутала свою жертву живым плащом и облепила его с ног до головы.
        Генерал пинался, выворачивался и гневно мычал, но силы его иссякали, а тварь с каждым глотком становилась все мощнее и все очевиднее. Ее менее удачливые товарки толпились рядом, вздыхая и постанывая, и их голоса сливались в самый мерзкий хор, какой только доводилось слышать Зелгу.
        - Сделайте что-нибудь, - потребовал король, тыкая скипетром в супостата. - Это мой лучший генерал, отцепись от него немедленно!
        Тварь полностью проигнорировала требование его величества, а вот другая тень стала потихоньку подкрадываться к Юлейну, припадая к земле и норовя обойти сзади.
        - Ах ты рожки да ножки! - завопил Такангор, вырастая из черного тумана прямо перед носом у брыкающегося Галармона. - Гадость какая! Никакого уважения к противнику! Слюнявые объятия и обед взасос? Сплошное сексуальное надругательство! Смерть тебе, противная капость!!!
        С этими словами он оторвал тварь от генерала (тень смачно чавкнула и, кажется, даже удивилась) и принялся топтать ее ногами. Тварь тоненько запищала.
        - Высокое качество серебряных подков дает себя знать, - прокомментировал Такангор, глядя, как враг растекается неаппетитной лужей. - Не зря я на паялпе выступал! Что значит настоящие специалисты: говорили мне, что процесс гоцания значительно облегчается, и не обманули.
        - Милорд, - молвил потрясенный Галармон, - я обязан вам жизнью. Я ваш вечный должник. В моей аптеке «У Ангуса» вы будете пользоваться неограниченным кредитом.
        - Да я вроде не болею, - потупился славный минотавр и смущенно закрутил хвостом.
        - Желаю процветания. Но уверен, что вы не откажетесь полакомиться мороженым «Князь Пюклер» и чашечкой-другой горячей рялямсы с куркамисами в мармеладе.
        - Это мужской разговор, - сказал Такангор, протягивая генералу ладонь. - Разрешите пожать вашу мужественную руку. Я счастлив, что помог столь доблестному и талантливому рыцарю. Только одна важная деталь: я обычно пью рялямсу не чашечками, а чайничками.
        - О чем разговор! - вскричал тронутый Галармон. - А скажите, коллега, как у вас получается их убивать?
        - Не знаю, - отвечал честный Такангор. - А как у вас не получается?
        - Ваше величество! Ваше величество!
        Маркиз Гизонга бежал к ним, размахивая руками. И - странное дело - кажется, он и вправду искренне волновался за своего непутевого короля.
        - Ваше величество! Вы целы? Мы в плену? Нас основательно обезвреживают?
        - Послушайте… - сказал Зелг.
        - Кстати, - обрадовался маркиз, - вы разумный человек, если организовали эту толпу в приличное войско, полное энтузиазма и патриотизма. Взятки берете? Можем договориться. Во-первых, так и быть, я оставлю вам нашу войсковую кассу…
        - Я его сейчас пристукну, злыдню этакую, - сказал Иоффа, - и быть по сему. Мы энтую кассу пальцем не тронули. Отнять - отняли. А потом аккуратненько складировали в рощице, вместе с тележкой. Больно мессиру да Кассару нужны ваши жалкие гроши.
        - Жалкие гроши?! - задохнулся маркиз. - Да мы! Да вы! Да знаете что? Это уж ни в какие не лезет…
        Последнее замечание он адресовал скорее всего своей бессмертной душе.
        - Отставить несолидный треп, - внезапно заявил Юлейн. - Слушай меня внимательно! Я уже провел переговоры со своим кузеном, постыдно капитулировал, побратался от вашего имени и дико доволен. Достигли компромисса. - И король даже зажмурился от удовольствия, что удалось ввернуть умное слово, которое несколько занятий подряд втолковывал ему зануда преподаватель искусства внешней политики с солидным брюшком, но несолидным именем Люлёна.
        Компромисс - это искусство разделить пирог так, чтобы каждый был уверен, что лучший кусок достался ему.
        Л. Эрхард
        - Эмоции попрошу оставить на потом, поздравления принимаю в установленном порядке с двух до четырех, если они когда-нибудь наступят; а теперь немедленно объединяем войска и перенимаем полезный опыт у милорда Топотана.
        - Но он же… Как же… Мы же… - робко заметил бледнеющий на глазах маркиз. Но договорить не решился.
        - Быстро учится, - сказал доктор Дотт.
        - А это что? - вытаращился маркиз. - Говорящий халат?!
        - Сам ты «халат»! А я обычный призрак, между прочим при исполнении служебных обязанностей. Знаешь, чем карается оскорбление при исполнении?
        - Нет, не знаю.
        - И я не знаю. Но вот он придумает. - И Дотт указал рукавом на того, кто выплывал из тумана внушающей ужас громадой.
        - Придумаю, не волнуйся, - прогудел Думгар. - Для кого? Для этого хмыря болотного? Не волнуйтесь, сударь, я вас знаю. Вот, мессир Зелг, полюбуйтесь - маркиз Гизонга, главный идейный вдохновитель этой вопиющей агрессии.
        - Протестую! Это была самозащита! - попятился маркиз от разгневанного голема.
        - Времени мало, - заметил Альгерс, без особого, впрочем, энтузиазма. А так, невзначай.
        - Ничего, на этого хватит.
        - Но-но, без угроз, - возмутился Гизонга. - Ваше величество!
        - А что «ваше величество»? Ты еще меня, зяблик мой, не слышал. С угрозами у меня, правда, не сложилось, но ничего. Пройду ускоренный курс подготовки у этого очаровательного, хотя и громоздкого специалиста. О, а вот и граф! Граф, идите к нам скорее, милорд Топотан научит вас пинать сию гадость. У него здорово получается. Ах да, вы не в курсе, мы капитулировали и побратались. Это все не их пакость, - пояснил добродушный Юлейн. - Им она тоже не нравится.
        - Значит, так, - сказал Такангор, по привычке беря быка за рога. - Это просто, почти как на паялпе. Когда их бьешь, то похоже на то, как плюхаешься в клюквенном джеме. Перехожу к наглядной агитации.
        Минотавр поводил головой в поисках какой-нибудь «проявившейся» тени, обнаружил оную и с размаху погрузил в ее зыбкую плоть лезвие своего боевого топора.
        - Чвак, - сказала тварь и лопнула, разлетевшись на десятки неприглядных лохмотьев странного цвета.
        - Редкая гадость, - вздохнул Гизонга.
        - К сожалению, не редкая, - вздохнул Альгерс, оглядывая бывшую равнину, а теперь призрачный город, по которому бродили неприкаянные твари.
        Маркиз несколько раз ударил какую-то кривую и изогнутую тень мечом, но ничего не произошло.
        - Э-э, - протянул Такангор. - Так вы до второго пришествия Тотиса можете ее тыкать. Ярости вам не хватает, натиска и праведного негодования, вот что. Да подумайте о том, что уже давно настало время плотного обеда. Или о чем-то таком же возмутительном, вопиющем.
        - А-а-а, - завопил внезапно Гизонга. - Жалкие гроши, да?! Жалкие гроши, я вас спрашиваю?! Да я их по крохам собирал, если хотите знать, долгие годы надрывался, копил! Жалкие?! Гроши?!
        Если вы начнете откладывать понемногу каждый месяц, то уже через год удивитесь, как мало у вас накопилось.
        Тень под его яростным натиском скукожилась и заметно истончилась.
        - Так ее, - удовлетворенно заметил Такангор. - А что, вас действительно так волнуют деньги?
        - А вас - нет?
        - А у меня они есть.
        Гизонга смерил минотавра взглядом мытаря, который внезапно узнал, что ему есть с кого взимать налоги, только не знал, как подступиться с этим животрепещущим вопросом к грозному воину.
        Постепенно подтягивалась лично заинтересованная публика.
        Бежали со всех ног рыцари, атакованные порождениями Бэхитехвальда и не желающие мириться с этим безобразием; стремились получить четкие указания стражи порядка, которые не могли взять в толк, кого следует арестовывать, а с кем нужно погодить до выяснения всех обстоятельств; брели пленные пикинеры, стремясь уточнить для порядку, пленены они или могут расходиться по домам вплоть до следующих сражений. Кавалеристы хотели выяснить, где возвращают конфискованных в ходе сражения лошадей; ополчение жаждало получить разъяснения по поводу обещанной наживы - и все они вместе крайне неприязненно относились к тому, что творилось сейчас вокруг них. Единственное, что мирило всех этих добрых людей с нашествием Бэхитехвальда, - это то, что они его нашествием не полагали вовсе. Были уверены, что сие есть последствия победы кассарийского некроманта, а тут уж своя рука владыка.
        Каково же было их удивление, когда Зелг да Кассар, волнуясь и запинаясь, поведал им, что они могут - да что там могут, просто обязаны отбиваться от созданий мрака, ибо никакой смысловой нагрузки их гибель в данном случае не несет. И Неизвестными солдатами, павшими за Отечество, им не стать, потому что твари Бэхитехвальда питаются ими как бродибутерами, а не сражаются на равных.
        То-то было криков и визгу.
        Однако быстро опомнились и взяли себя в руки. Стали приглядываться, понемногу учиться, держа в уме, что на учебу и приглядывание осталось немногим больше четверти часа Оказалось, что только у яростного минотавра да некоторых его соратников получается изводить мерзкую нежить. Изо всей тиронгийской армии этим высоким искусством овладел только граф да Унара да еще маркиз Гизонга.
        Огорчились.
        Сильно огорчились, но приняли решение организованно отступить. То есть сбежать с поля боя к драконьей бабушке. Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Однако всех организованно отступавших в массовом порядке в самых разных направлениях, с разной скоростью и самыми разнообразными выкриками ждало жестокое разочарование: Бэхитехвальд, как выяснилось опытным путем, не имел привычки отпускать свои жертвы, бросая их на произвол судьбы. Он эту их судьбу уже спланировал и организовал, и никакие протесты и самые активные меры на него не действовали. И пусть он еще не полностью проявился в Ниакрохе, но прочно удерживал всех, кто попал в сферу его притяжения, как кровожадный кракен удерживает свою добычу.
        Правда, можно было относительно свободно перемещаться по полю. Вернее, бывшему полю, а нынешнему лабиринту извилистых улиц, которые сбегались у выхода в какой-то уму непостижимый тоннель, где метались по стенам всполохи света и тысячи жаждущих тварей нетерпеливо толкались, стремясь первыми попасть к пиршественному столу, коим они представляли себе обе армии.
        - Ну что с вами делать? - взял слово Такангор. - Бегайте от них - к нам. А мы пособим.
        Он окинул взглядом тоннель и толпы теней, ковыляющих в направлении черного замка, прорастающего сквозь кассарийскую крепость, и выдохнул:
        - Сколько же их! Это что, и ужина не предвидится?!
        - Ты их не перебьешь в одиночку, - сказал Думгар.
        - Я не один.
        - Когда станет горячо, кроме тебя, боюсь, никто не справится.
        Шерсть на загривке минотавра встала дыбом, глаза налились гранатовым пламенем. Он нетерпеливо переступил копытами и поудобнее перехватил топор.
        - Не поможет, - сказал Альгерс. И голос его дрогнул.
        - Это конец, - обреченно проговорил Юлейн, наблюдая за неиссякающим потоком потусторонних созданий.
        - Это только начало, - ухмыльнулся Такангор.
        Игра не закончена, пока она не закончена.
        Йогги Бера
        - Капрал Мумеза в распоряжение вашего превосходительства явилась! - И во тьме нарисовалась старушечья хрупкая фигурка в шляпке набекрень. - Отряды стражей порядка под командованием главного бурмасингера Фафута к бою готовы. Равняйсь! Смир-на! Равнение на мою шляпу!
        - Рады стараться, вашество! - нестройно прогудели стражники.
        - Мадам! - восхитился доктор Дотт, галантно склоняясь к руке бравого капрала. - Как вам это удалось?
        - Ребята познакомились с… вальдом, потом с альтернативой, - смущенно пояснил Фафут, - мадам капрал обрисовала нам перспективы, которые она гарантирует в случае позорного и панического бегства. Ну и вот так все сразу окрылились и вдохновились верой в победу.
        Фафут подошел поближе к своему непосредственному начальству и тихо-тихо доложил:
        - Зверь, а не мадама. Вот это все, что сейчас на нас лезет, - он потыкал в сторону тоннеля, - это все цветочки по сравнению с этим божьим одуванчиком. И подручная у нее просто… у-ух! Зыркнет, и все, ноги отобрало, руки отобрало, зенки выпучишь, челюсть отвалишь, и поминай как звали.
        - Горгона, - пояснил мрачный граф.
        - Оно и правда, но как-то нехорошо так о даме отзываться. Невежливо. Хотя точь-в-точь как моя теща. Горгона и есть.
        - Что же плохого в том, чтобы верно определять род, из которого происходит упомянутая тобою дама. Насколько мне известно, в Виззле с незапамятных времен обитает Горгона.
        - Горгонида, - поправил Альгерс.
        - Прошу прощения, - сказал граф. - Горгона. Мессир Зелг, мне нужно сообщить вам нечто чрезвычайно важное.
        - Он здесь? - отозвался безмятежно герцог. - Да, спасибо, я знаю. И приблизительно догадываюсь почему. Мне вот князь все объяснил. Потом поговорим, господин…
        - Да Унара, - представил король. - Где мои манеры? Никого не познакомил.
        - После разберемся, - буркнул сердитый Иоффа, плавно перетекая обратно в оборотня.
        - Ох, и работенки же предвидится.
        Но тут случилось непредвиденное. То ли никто прежде о таком не слышал, да и откуда, собственно говоря? То ли Валтасей да Кассар не успел, не смог, не захотел либо по какой иной причине не поведал своим потомкам об этой особенности их подданных; то ли у его подданных такой именно особенности не обнаружилось. Но кто теперь разберет за давностью лет?
        Известно одно: когда одна из материализовавшихся теней подскочила к костеланге, выбрав себе жертву, события стали развиваться несколько иначе, чем предполагалось.
        Подвергшийся нападению скелет был настоящим красавцем и модником. Росту он был непомерного, так что носом упирался в плечо Такангору. Череп его был надраен, расписан премилыми рисуночками и добротно полакирован. Кости тоже оказались тщательно ухоженными; шикарный плащ был наброшен на костлявые плечи, вокруг талии был застегнут драгоценный браслет с премиленьким брелоком в виде черепа дракона. Его щит и меч, явно видавшие виды, тем не менее вызвали бы восхищение у любого оружейника.
        В общем, не скелет, а мечта, если вы склонны мечтать о скелетах.
        Когда кривое, немилосердно изогнутое существо, похожее на скрюченную обезьяну без кожи и с кровавыми впадинами вместо глаз, облепило его всеми шестью конечностями и с чавканьем и урчанием выпустило из тела какие-то короткие, активно шевелящиеся отростки, все инстинктивно отшатнулись.
        Только Такангор набычился и в ярости ринулся на помощь своему солдату.
        Он не успел сделать и двух шагов, когда тварь издала отчаянный вопль на таких обертонах, что у всех заныли зубы и заломило в затылке, будто в голову настырно протискивали холодный тупой кол. Она дернулась, пытаясь оторвать свои многочисленные щупальца, забилась в конвульсии. Если прежде ее цвет более всего соответствовал цвету сырого, гниющего мяса, то теперь она выглядела так, будто ее испепелило. Плоть посерела и стала осыпаться золой и пеплом, и процесс этот был неостановим. «Обезьяна» застонала, но стон вышел тихий, едва слышный. И истаяла так же, как и появилась в этом пространстве.
        - Ого! - сказал Юлейн.
        - А то нечего мне костюм паскудить, - вполголоса заметил скелет, брезгливо отряхивая плащ.
        - Он говорит! - закричал Зелг. - Сударь, вы говорите.
        - Всенепременно, мессир да Кассар. Как же нам не говорить? Небось живы, здоровы, голова на плечах. Отчего бы это вдруг и не говорить?
        Слухи о моей смерти сильно преувеличены.
        Марк Твен
        - Но вы же не… - Зелг беспомощно обвел рукой безмолвные полки, выстроившиеся стройными рядами.
        - Само собой, - пожал плечами скелет. - Слова - серебро. Молчание - золото. У неразговорчивых меньше проблем, мессир. Да и супружница моя наставляла аккурат перед боем: «Увидишь, - говорит, - милорда, кланяйся и улыбайся, балбес. Да смотри лишнего не брякни. А то как откроешь рот, так глупость и сморозишь».
        - Ваша жена? - спросил потрясенный Юлейн.
        - А что же я монстр какой, чтобы не жениться? Ну а как восстал - и не зайти домой да с семьей не поздоровкаться? - развел руками скелет. - Мальцы мои уж такими красавцами вымахали, а женушка все так же хороша. Не изменилась совсем, только постарела. Хозяйство ведет справное. Я ей говорю, ты ж бы замуж вышла. А она мне: вдругорядь убеждаться в том, что все вы дураки непутевые, уволь, и одного раза с лихвой хватит. Да как зарыдает, как кинется мне на грудь, голубка моя. Любовь, судари мои. Вот и браслетик свой мне на счастье повесила. И в «Чистим-блистим» сводила. Что мы, говорит, хуже других? Желаю, говорит, чтобы ты предстал пред светлы очи господина да Кассара в наилучшем виде. Плащ погладила, носки заштопала, но носки я надевать не стал. Плакала. Дура баба, что с них возьмешь - хрупкий пол. Чуть что, сразу за ухват.
        - А сколько с тебя взяли в «Чистим-блистим», любезный?..
        - Нунамикус! - дрогнувшим голосом сказал скелет. - Нунамикус Пу, ваша милость. Не узнали?
        - Нунамикус! Ты? - обрадовался Думгар. - Прости, что не узнал, ты слегка изменился.
        - Имидж другой, - согласился скелет. - Но суть прежняя, ваша милость!
        - Ужасно рад тебя видеть и хочу познакомить с нашим новым главнокомандующим, - улыбнулся голем. И, обернувшись к Такангору, пояснил: - Потрясающая личность, милорд. Думаю, вы захотите пожать ему руку: основатель бара «Расторопные телеги» и автор таких признанных шедевров, как «Грезы ундины…», «Герб да Кассаров», «Бес в ребро», «Кобольды, в атаку!» ну и почти всей карты коктейлей. Долго перечислять. Ах, какие он платил налоги. Деньги из «Расторопных телег» просто текли рекой. Они и теперь текут, но тогда это была новая статья дохода. А какой патриот!
        Патриот - тот, кто готов пожертвовать для родины всем, если это не вредит его бизнесу.
        - Дай я тебя обниму, славный человек! - взревел минотавр, презрев условности, вытянувшиеся лица тиронгийских вельмож и прущую отовсюду бэхитехвальдскую нечисть.
        - Я тебя никогда не забуду.
        - А скажи-ка мне, любезный Нунамикус, как ты думаешь, какой налог прилично и уместно взимать с Денси? - И голем широким жестом обнял скелет за плечи, отводя его в сторонку.
        - Тут ведь вот какое дело, - донеслось до ушей маркиза Гизонги. - Ежели мессир Зелг собирается постоянно держать такое войско для защиты наших границ, то это будет дельце не менее прибыльное, нежели мои «Телеги». Ну а коли нас расформируют да распустят кого куда…
        - Понятно, понятно. А скажи мне еще вот что…
        - Феерия! - В восхищении маркиз прижал руку к сердцу. - Мессир Зелг, вы обладаете бесценным сокровищем. Ваш… Думгар…
        - Домоправитель.
        - Ваш домоправитель - финансовый гений.
        - Скупердяй и зануда, - наябедничал Дотт. - Рупеза к рупезе, рупеза к рупезе, и все в сундуки! В сундуки! Прошу, дай мне, сквалыга несчастная, пару сотен. Тут у нас открыли новый бордель «Тихий омут», девочки просто чудо. Одна другой прозрачнее, скромнее. Какие саваны, какие прически! А какие манеры!
        Все из приличных семей. Есть обезглавленные, есть покончившие с собой от несчастной любви. Так романтично. И многие прекрасно сохранились. Дай, говорю, сквалыга, на культурное мероприятие, а он ни в какую. Копит, копит, копит. Смотреть противно. Чернила выпьешь - посчитает, дам пригласишь на ужин - занесет в списочек. Все думаю, когда его уже земля обратно примет… - сердито бубнил призрак.
        И тут за спиной Думгара, что-то оживленно обсуждающего с ныне покойным господином Пу, выросла гигантская тень. Она закрыла собою полнеба и была вполне соизмерима с исполинским големом.
        - Ловец Душ, - прошептал Мадарьяга. - Думгар!
        Голос его осекся.
        - Думга-а-ар! - закричал доктор, кидаясь к другу и пытаясь заслонить его собой от надвигающейся громады. Но существо целеустремленно прошло сквозь него, наступая на того, кого он признал равным противником.
        Голем обернулся всем телом. Двигался он как несокрушимая огромная скала, каковой, в сущности, и являлся, и движения его были полны величия, но отнюдь не стремительны. Тот же, кого вампир назвал Ловцом Душ, был ловок, скор и даже на первый взгляд невероятно, фантастически силен.
        - Прочь! Отботлакшан сверт сенави!
        Голос Галеаса Окиралла, герцога да Кассар, катился по пространству Бэхитехвальда, заставляя его содрогаться от ужаса и корчиться в бессильном гневе. Рухнуло какое-то сооружение, похожее на поросшую мхом и лишайниками витую раковину, из которой торчали куцые толстые отростки гнойно-зеленого цвета. То, что обитало внутри этого хищного здания, вспыхнуло черным огнем, от одного вида которого тиронгийские вельможи выпучили глаза и разинули рты. В небе истошно завопила крылатая тварь.
        Ловец Душ пошатнулся, но устоял. Он оставил каменного исполина и обратил всю свою ярость на Зелга.
        О, то был страшный противник. Ни в одном детском кошмаре, ни в одном сне или бреду не мог вообразить себе герцог такой свирепой, неконтролируемой, жадной и смертоносной силы. Фигурой Ловец походил на голема - то же подобие человека, только гипертрофированное, усугубленное до невозможности, до предела восприятия. В отличие от Думгара, у твари не было и подобия шеи, и голова сидела на бугрящихся мускулами плечах. Багровый провал рта был открыт, и оттуда разъяренными змеями вылетали три языка-присоски. Глаза… Это были не совсем глаза, в привычном понимании. Две дыры, в которых извивались и копошились не то личинки, не то толстые черви отвратительного синюшного оттенка и которые тем не менее могли выразить всю ненависть Ловца к обитателям Ниакроха. Над ушами угрожающе торчали кривые, направленные вперед рога. За его плечами топорщились жесткие крылья, которые он сейчас распахивал, намереваясь, очевидно, взлететь, дабы атаковать нового врага сверху.
        Думгар, не мешкая, нанес ему сокрушительный удар по хребту. Удар такой силы мог бы обрушить крепостную башню, пробить ворота или, как мы наверняка знаем, раскрошить баллисту в щепки. Но Ловец даже не обернулся. Он взмыл вверх, наклонился всем корпусом вперед и устремился к некроманту, намереваясь… Один Тотис знает, что делает со своими жертвами Ловец Душ, когда приходит их час.
        Юлейн вскрикнул, граф да Унара занес над головой меч - и как жалко, нелепо смотрелся маленький человек на фоне необъятной твари. Такангор встал перед своим повелителем, намереваясь принять удар на себя; а Иоффа-оборотень оскалился и приготовился к прыжку. Неизвестно, смогли бы они уничтожить Ловца, но им и не дано было узнать этого.
        - Прочь! - негромко, но твердо повторил да Кассар, и с его пальцев сорвалась серебристая короткая молния, похожая на сверкающий дротик.
        Он вознесся в густое грязно-коричневое небо Бэхитехвальда, обогнал крылатую тень и встретился с Ловцом Душ на полпути между двумя клубящимися безднами. Ловец издал странный звук, хватаясь крючковатыми пальцами за поразившее его оружие, которое будто всосалось в его плоть. Спустя краткий миг, равный взмаху ресниц, тело твари стало раскалываться на куски, расходиться широкими трещинами, как земля во время извержения вулкана. И точно так же в этих трещинах стала видна сверкающая синим кровь - если у этого создания вообще могла быть кровь.
        На землю Ловец Душ рухнул бесформенной дымящейся грудой.
        - Господа, - сказал Зелг, обращаясь к своему кузену и его свите, - времени не осталось. Бэхитехвальд сейчас вступит в свои права, поэтому передайте вашим людям приказ держаться возле моих костланг. Пусть каждый найдет себе напарника и защитника среди скелетов. Милорд Такангор, мне будет нужна ваша помощь - защищайте мой тыл. У меня не будет возможности оглядываться назад. Господин Карлюза! Поднимайте всех, кого можете. Князь, оповестите тех рыцарей, которые находятся на левом фланге: пускай немедленно подтягиваются к центру. Зажигайте факелы, свечи, все, что горит.
        - Эти твари немного боятся огня, - подтвердил Мадарьяга.
        - Этого огня они испугаются всерьез, - сказал герцог. - Юлейн, станьте ближе, и вы, генерал, и вы, господа. Это наша война, но вы нас чрезвычайно обяжете, если облегчите нашу задачу беспрекословным исполнением моих указаний.
        - Слушаюсь, мессир! - рявкнул Галармон.
        В башне кассарийского замка, сидя у самого лучшего в мире глядельного выкрутаса, довольно потирал руки Узандаф Ламальва да Кассар. Старый некромант, чья неупокоенная душа жаждала освобождения, чувствовал, что сладкий сей миг близится.
        Там, на равнине Приют Мертвецов, во всполохах черного пламени, освещенная вспышками серебряных молний, возвышалась невероятная фигура человека в рогатом шлеме. Голем держал его опаленное черное знамя, минотавр прикрывал его спину. Стройные костеланги скелетов внимали каждому его движению и слову.
        В этом величественном и могущественном существе не было в сию минуту ничего от юного ученого Зелга.
        И Узандаф Ламальва наконец поверил, что Кассария склонится перед силой и властью того, кто рожден, дабы повелевать ею, и у кого вместо крови в жилах струится ее яд, - Галеаса Окираллы да Кассара.
        Глава 15
        Поди разберись, с чего начинать, когда ты наблюдаешь за такой разношерстной компанией, где каждый по-своему любопытен и интересен.
        Вдумчивый читатель вправе спросить, где мы потеряли военного корреспондента Бургежу. Пытливый читатель, вероятнее всего, усомнится, что Галеас Генсен все это время сидел сложа руки и наблюдал за тем, как бесславно гибнут его воины. Человеколюбивый читатель поинтересуется, а не скрываем ли мы от него истинное число жертв. Женолюбивый - захочет узнать, где пропадает прекрасная Ианида. Опытный - совершенно справедливо заметит, что мы уделяем внимание мелочам, но так и не объяснили, с чего бы это вдруг бэхитехвальдские монстры подавились кассарийскими скелетами и откуда вдруг у Зелга прорезался талант к заклинаниям, и что в этой связи совершенно необязательно воспроизводить малозначительные диалоги, не несущие основной смысловой нагрузки. И только терпеливый читатель перевернет следующую страницу, сочувствуя летописцу и полагая, что тот рано или поздно не обманет его ожиданий.
        Да здравствует терпеливый читатель!

* * *
        - Кто он - этот Ловец Душ? - спросил Зелг у вампира, пользуясь минутой затишья.
        - Некто или нечто вроде меня, Такангора или Думгара. Генерал, если можно так выразиться. Я восхищаюсь тобой, Кассар. Уничтожить Ловца невозможно. Ты совершил чудо.
        От внимания Зелга не укрылось, что князь Мадарьяга впервые назвал его Кассаром, а не «малыш» или «мальчик мой». Он оценил эту перемену, но нельзя сказать, чтобы он ей обрадовался.
        - Ты понял, что произошло? Со скелетом?
        - Могу только предположить. Бэхитехвальд кормится чужими жизнями. Жизнь - бесценное сокровище, но ее можно отнять. А вот смерть отнять нельзя. Она навсегда остается с человеком. Если хочешь, смерть - это самый преданный пес и могучий защитник. Думаю, эта тварь просто захлебнулась силой смерти. Ибо сколько ее ни черпай, чашу сию не осушишь до дна.
        - Спасибо, князь.
        Зелг обвел взглядом видимое пространство. Его слегка удивило, что границы этого пространства существенно расширились за последние несколько минут. Будто, употребив заклинание, ни смысла, ни назначения которого он не ведал, он запустил некий сложный механизм, и теперь его тело и разум сами направляли его. Молодому герцогу казалось, что отступила усталость, настигшая его по окончании боя с тиронгийскими войсками и не отпускавшая ни на миг. Что выпрямилась спина и развернулись плечи, что меч будто бы удобнее устроился в ладони да и легче стал существенно. Что шлем больше не кажется чужим, а конь слушается поводьев и реагирует даже на прикосновение колен, чутко выполняя то, что от него требуется.
        Он лучше видел, острее слышал и - хотя вокруг царил Бэхитехвальд - чувствовал Кассарию, ее гнев, ярость и негодование. Он еще не знал, чего она ждет или чего ей не хватает, чтобы изгнать захватчика, но в том, что королевство мрака ей не по вкусу, он не сомневался. И уверенность эта вливала в него новые силы.

«Наверное, - мелькнула мысль, - именно так чувствует себя вековое дерево, корни которого уходят глубоко в твердь земную, откуда оно и черпает свою невероятную мощь».
        Странное дело, но тиронгийские воины, потерпевшие оглушительное поражение каких-то несколько часов тому, чувствовали себя уверенно и надежно под защитой своих победителей. Может, это и была та самая пресловутая наглядная агитация, о необходимости которой так долго толковал граф да Унара генералу да Галармону, призывая последнего ввести во вверенных ему войсках специальные учения, на которых бы солдатам и офицерам доходчиво и доступно объяснялось, как и почему они должны любить свою страну и ее правительство.
        С учениями «О любви к стране и правительству» не сложилось, а вот для внушения неожиданной симпатии к костелангам скелетов, небритым кентаврам и сварливым гномам и кобольдам даже занятий не потребовалось.
        Стремительные кентавры уже успели побывать во всех полках и подразделениях с сообщением о том, что каждому человеку предлагается, как они выразились,
«спариться со скелетом». Окидывая взглядом наступавшую армию Бэхитехвальда, тиронгийцы к формулировкам не придирались и охотно отправлялись «спариваться».
        Поняв, что пространство Бэхитехвальда сузилось до одного, пусть и огромного, тоннеля и нацелилось клином на замок да Кассар, люди старались держаться подальше от замка, но и не рассеиваться по бывшей равнине. Повторим, теперь здесь был враждебный город, лабиринт кривых улочек и жутковатых на вид зданий, и за каждым углом, за каждой дверью и в каждом окне зазевавшегося поджидала жестокая и неотвратимая гибель.
        Небо густело и бурлило, словно адское варево. В нем то и дело мелькали силуэты птицеобразных монстров, которые с высоты обрушивались на избранные жертвы.
        Тут и подстерегал их рядовой состав детского истребительного батальона скелетов, который наконец получил возможность совершенно официально, более того - с благословения окружающих использовать свои рогатки, самострелы и самодельные арбалеты.

«Кому что, а куре - просо», - говаривал по этому поводу Узандаф Ламальва да Кассар. Мудрый человек. Вопреки всему набирался с годами ума и к старости подошел с накопленным багажом знаний и опыта.
        Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один.
        Зелг прислушался. Ему казалось, что под поверхностью мостовых, мощенных черепами и костями, булыжниками и плитами, глубоко под землей раздаются сотни и тысячи голосов. Голоса эти взывали к нему, и его настигла догадка: это воины Кассарии, те, кто обрел на этой равнине свой последний приют, рвались стать в строй и отбить у неприятеля священную землю.
        Затем был кратчайший миг, пауза между двумя ударами сердца, когда ему стало немного смешно и неловко из-за того, как он дотошно и наивно выпытывал у деда секреты некромантов. При чем тут мановение рукой или щелканье пальцами? Он просто хотел, чтобы его дорогие подданные, хранившие верность этой земле, своим соотечественникам и сюзерену даже после смерти, оказались плечом к плечу с собратьями по оружию.
        Он захотел, он позволил, и стало по сему.
        Они вырастали из плоти Бэхитехвальда, причиняя ему невыносимые страдания. Они прорывали его ткань в сотне и тысяче мест одновременно, и он не успевал латать эти зияющие дыры, на глазах расползаясь куском ветхой материи. Они проходили сквозь невоплотившиеся тени и нападали на тех монстров, кто уже был осязаем.
        Конечно, они не выглядели столь импозантно и внушительно, как элитные рыцари полка
«Великая Тякюсения», но зато это были храбрые и закаленные в боях воины; они видели смерть, они прониклись ею и были с ней заодно.
        Кассария еще не вступила в это сражение, наблюдая и взвешивая, но Бэхитехвальд уже отступал. Он корчился и выл, он терял своих лучших бойцов и никого не получал взамен. Новые души, новые рекруты, новые поселенцы потустороннего королевства в этой битве не прибывали.
        Князь Мадарьяга с волнением и восторгом наблюдал, как прятались тиронгийские солдаты за спасительными спинами скелетов и те преграждали путь созданиям мрака.
        Кого только не поднял Зелг в том великом сражении: по полю шагали гигантские скелеты древних титанов; упорно, не сворачивая с намеченного пути, ползли безглазые василиски; маршировали ряды эльфов-лучников; защищали своих живых побратимов скелеты кентавров.
        Да, армии Бэхитехвальда не было конца и края, но и подданные Зелга да Кассара были неисчислимы. И если нашествие тварей было движимо одной лишь алчностью и жаждой уничтожения, то защитники Кассарии были побуждаемы любовью.
        А всякому известно, что существо, которым движет любовь, способно сотворить подлинное чудо. И подняться вровень с богами.
        Знал это и Галеас Генсен, Нерожденный король Бэхитехвальда.

* * *
        Он возник прямо напротив Зелга, и тот подивился, сколь странно выглядела высоченная тощая фигура, замотанная в складки черной материи. Нищий плащ, низко надвинутый капюшон, никаких украшений или регалий власти. Мрак и туман клубились вокруг него, как верные псы. За спиной возвышались преданные генералы (о, когда бы герцог знал, сколь верно было его определение: преданные - это значит преданные им), Ловцы Душ. Сихои - крылатое племя - парили на почтительном расстоянии, готовые растерзать любого, повинуясь его приказу. Тьма становилась всесильной в его присутствии, и это было ощутимо.
        Двое могущественных владык, один - потомок великих некромантов, второй - запредельный король, разглядывали друг друга с нескрываемым любопытством. И их спутники и свита замерли в напряжении, не решаясь нарушить эти мгновения тишины. Наконец Генсен пошевелился:
        - Ну, здравствуй, тезка. Что скажешь?
        - Что ты не вовремя, Генсен.
        - Я всегда так, - махнул король высохшей рукой. - Даже неудобно как-то. Заходишь в гости, а потом всегда одно и то же: смерть, мрак, пустыня.
        - Соболезную.
        - Посторонись, мне нужно в замок.
        - Попробуй, - предложил Зелг.
        Генсен хмыкнул. В его голосе послышалась нотка то ли одобрения, то ли улыбки.
        - Я уже говорил графу да Унара намедни, что ты вызвал искреннее мое восхищение. Совсем неплохо для пацифиста.
        У графа заходили желваки от ярости.
        Зелг не успел ответить.
        Сквозь ряды его спутников протолкался рассерженный Карлюза с не менее рассерженным осликом в поводу. Ослик возмущенно ревел, Карлюза шипел. У ослика нервно дергался хвост и прядали уши, и у Карлюзы нервно дергался хвост; плюс ко всему он стал невыносимо оранжевого цвета в трупно-лиловые пятна. И беретку свою лихо сдвинул набекрень.
        - Суровское порицание выношу от всего Сэнгерая и от себя лично. Требую отпуцкивания за наносимую вашей безобразистостью и кабыздохликами потерю народному хозяйству местных агрипульгий. Мирные пейзане, - и Карлюза обвел лапкой ощетинившихся копьями и клинками граждан Виззла, - в знак концентрированной противности и наплевательности в вашу личность не дадут вам сидра и бульбяксы, что есть грандиозная потеря для вашего чревоугодия.
        - Вам - верю, - сказал Генсен.
        Некромант напряженно разглядывал его свиту. Он не слишком хорошо рассмотрел ту тварь, которая угрожала Думгару, и уж совершенно не считал себя специалистом по анатомии и физиологии Ловцов Душ, однако эти, высившиеся за спиной у Генсена, кажется, относились к другому виду. И чтобы не пускаться в ненужные подробности о форме и цвете рогов, количестве сегментов на хвосте и размахе крыльев, коротко скажем, что эти были мощнее, злее и куда как опаснее.
        - А главное, - добавил король Бэхитехвальда, с легкостью читая мысли своего визави, - их не уничтожишь твоей молнией.
        - Самое время огорчиться, - вздохнул Юлейн.
        - А нам не по чину впадать в кручину, - буркнул Иоффа, примеряясь к прыжку.
        - И думать не моги, - сказал Такангор, придерживая друга за лапу. - Знаю один прекрасный маневр, - продолжил он, окидывая взглядом диспозицию противника. - Организованно, мужественно… Драпаем!!!
        Нет такой большой и сложной проблемы, от которой нельзя было бы сбежать.
        А еще говорят, что ослы туповаты.
        Ну, за всех ослов ручаться не станем, но вот Карлюзин сразу сообразил, что к чему, признал полную и безоговорочную правоту своего генерала, взбрыкнул и… поскакал!
        О, как он несся по городу, залитому светом синей луны! Как он мчался, опрокидывая все, что еще не успели опрокинуть до него. Карлюза подпрыгивал в седле, цеплялся лапками за холку своего скакуна и верещал что-то очень порицательное, но совершенно невразумительное.
        Генсен поводил головой из стороны в сторону, напомнив Зелгу старого, но все еще могучего хищника, у которого достает мощи, чтобы уничтожить любого врага, но которому уже нет смысла суетиться, как молодой особи, чья энергия нуждается в немедленном выходе.
        Движения короля Бэхитехвальда были медлительны, но скупы и точны. Увидев все, что хотел, он отвел полу плаща и вытащил из складок короткий толстый жезл с навершием в виде двух змей, обвившихся вокруг черепа.
        Инстинкт самосохранения сработал у Зелга прежде, чем явилась мысль, что бить без предупреждения нехорошо. Он изо всей силы метнул то, что жгло его ладонь даже сквозь рыцарскую перчатку, и, только когда огромный сиреневый ком света взорвался, ударившись о плащ Генсена, слегка удивился, откуда у него взялось это явно магическое оружие.
        Ученые любят порассуждать о том, что инстинкты-де слепы и что человека разумного от животных как раз и отличает умение сопротивляться своим инстинктам, противостоять им и находить разумную альтернативу спонтанным желаниям.
        Ну, чего не знаем, того не знаем. Не пробовали.
        А вот то, что Зелг не стал искать компромиссного решения, в принципе спасло всю компанию.
        От страшного удара Генсен покачнулся, рука его дрогнула, и луч мрака ударил поверх голов. Там, в вышине, парили те самые птицеобразные монстры. Это все поняли, когда на них посыпались хлопья легкого серого, теплого еще пепла. Судя по его количеству, тварей было много, и они собирались напасть с тыла.
        Тем временем сиреневый свет опутал короля Бэхитехвальда прозрачной паутиной, которую тот хоть и рвал, но с видимой натугой. В запасе оставались считаные секунды.
        Тут до всех присутствующих дошло, что самым умным из них оказался осел, а вот все они - настоящие ослы, потому что до сих пор не прислушались к разумному распоряжению главнокомандующего Такангора. Остальное домысливали уже на бегу.
        Сорвались с места, как на соревновании по бегу на длинные дистанции, только вот кинулись в разные стороны, да так неожиданно и организованно, что даже свирепые Ловцы Душ, похоже, удивились. Какой-то Сихой, как раз намеревавшийся оценить на вкус короля Юлейна, был сбит последним с ног - ну, с крыльев - и так и остался сидеть на мостовой, тараща желтые бессмысленные глаза.
        - Урод! - выругался король Тиронги. - Выживу - оштрафую и законопачу в самую паршивую тюрьму.
        Драпали все по-разному.
        Карлюза - недоуменно, ибо его бегство целиком и полностью зависело от противного осла, а где и когда тот собирался остановиться, оставалось тайной, покрытой мраком. Спрыгивать на ходу троглодит не решался, и если бы сейчас корреспондент Бургежа задал ему вопрос в лоб: а кого он больше хочет пришибить в данную минуту - Генсена или мерзкое ушастое, то конкурс, несомненно, выиграл бы брат наш меньший, оставив Нерожденного короля далеко за флагом.
        Такангор трусил солидной рысцой целеустремленно и по плану, намереваясь занять более выгодную позицию, ибо, при всей своей отваге и упорстве, минотавр понимал, что не устоит против нескольких Ловцов одновременно. Он даже допускал кощунственную мысль, что великолепная Мунемея не стала бы выдвигать этим тварям свои претензии и вряд ли бы заставила их ремонтировать лабиринт. Это было невероятно, но ему казалось, что это факт.
        Граф да Унара старался бежать так, чтобы это было быстро, но не слишком заметно. Мало ли куда торопится государственный муж, по горло загруженный разнообразными проблемами.
        Маркиз Гизонга летел на крыльях любви. К деньгам. Услышав от Иоффы, что войсковая казна находится в рощице на краю поля боя, он теперь пытался сориентироваться в лабиринтах проявляющегося города и добраться до золота прежде, чем его растащат завывающие твари. А в том, что они его растащат, он не сомневался ни секунды. Казначей не верил в существование такого организма, который был бы равнодушен к деньгам. Любой ученый возразил бы ему, что к таковым можно с уверенностью отнести мельчайших, невидимых человеческому глазу созданий, именуемых бактериями, но как раз в бактерии маркиз тоже не верил. А вот в чудо, которое поможет ему успеть на место событий первому, вопреки очевидности и опыту, - да.
        Если уж верить в то, чего не можешь увидеть, то лучше верить в чудеса, чем в бактерии.
        Мадарьяга и Думгар оккупировали какое-то здание и приготовились держать осаду.
        Король Юлейн и генерал да Галармон улепетывали в обществе Зелга, совмещая приятное с полезным: хорошую компанию и надежную защиту в одном - некромантском - лице. Над ними кружил Птусик, а за ним сталкивались на лету и с грохотом падали вниз Сихои. Наивные. Они пытались следовать за ним, повторяя траекторию его движения.
        - Ваше высочество, - пронесся вкрадчивый шепот. Он раздавался одновременно и отовсюду. Казалось, что шептали шестирукие «обезьяны», что тихий голос доносился из перекошенных окон призрачных домов, что это звали хозяина скелеты, что ветер шелестел «ваше высочество».
        У Зелга закружилась голова.
        - Зелг, друг мой, решение разумное, но разве тебе не говорили, что от меня нельзя убежать?
        - Попробовать все-таки стоило. - Юлейн ободряюще похлопал кузена по плечу. - Во всяком случае, никто не посмеет сказать, что мы не принимали мер.
        - Нельзя убежать, - сказал Зелг, - попробуем спрятаться. Город просто-таки создан для этого.
        - А я всегда хорошо играл в прятки, - обрадовался Юлейн. - Тут у меня накоплен большой опыт и множество мелких, но очень полезных хитростей.
        - Говорил я вам, изучайте прогрессивную военную технологию камуфлирования, - укорил Галармон. - Просил профинансировать исследования?
        - Даже умереть спокойно не дадут, - обиделся монарх Тиронги. - Всё будут приставать с денежными вопросами. Это даже нетактично, генерал.
        - Прошу прощения, ваше величество, но когда вы умрете, это будет не только нетактично, но еще и бесполезно.
        - Хорошо, - вздохнул король. - Возражение принято. Что у вас там - пока я еще жив
        - с этим каму..?
        - …флированием. Очень интересное и гениально простое решение, не требующее больших финансовых вливаний, - пустился генерал в объяснения.
        Герцог да Кассар подумал, что этих людей победить невозможно в принципе, ибо победа сперва свершается в умах. А как ты ее добудешь, если ум твоего противника занят военными новинками и лихорадочным подсчитыванием средств на их приобретение?
        Прогоцав три полных круга по какой-то взбесившейся улочке, которая, подобно уроборосу, обернулась вокруг перекосившейся башни, Такангор собственноручно навсегда успокоил с десяток самых разнообразных жителей Бэхитехвальда, запыхался, страшно проголодался и разозлился до такой степени, что глаза его сверкали, как раухтопазы. В недобрый час встретил его Ловец Душ.
        Несколько минут тому именно милорд Топотан и принял историческое решение об организованном отступлении на заранее подготовленные позиции. Тогда же он был совершенно уверен, что его боевого опыта и физического развития маловато для того, чтобы аргументированно возражать Ловцу Душ. Такангор готов был биться об заклад, что бэхитехвальдский монстр даже не станет его слушать. Но теперь все категорически переменилось.
        Благовоспитанные минотавры должны соблюдать режим и питаться строго по часам. Выращенные и взлелеянные великой Мунемеей, они готовы преодолеть все препятствия, пройти насквозь Аздакский горный хребет и пересечь вплавь Юсалийский океан, буде им скажут, что на той его стороне поджидает горячий обед из шести-семи блюд с закуской и десертом. Они вполне способны отвоевать свой полдник у превосходящих сил противника и уж точно не отдадут ужин врагу.
        Натолкнувшись на Ловца Душ, Такангор уже не мог здраво рассуждать. В его измученном недоеданием организме оставалось крайне мало места для мыслей. И посему он не задумываясь набросился на порождение мрака, совершенно сбитое с толку непоследовательным поведением минотавра.
        Схватка была яростной и крайне короткой. Хищные отростки, вылетевшие из пасти Ловца, были нацелены на глаза и нос противника. Такангор уклонился, и они с отвратительным чавканьем влипли в шлем. Оба воина были приблизительно одного роста и одинаковой весовой категории. Они сцепились рогами, схватили друг друга за руки-лапы, у кого что было, и пошли по кругу, словно борцы на арене.
        Ассоциации с Кровавой паялпой и ее горячими пончиками сильно взволновали Такангора. Вспомнив про обещанную надпись на памятнике: «Такангору. Минотавру. Сыну такой-то матери», он обрел новые силы. Схватив Ловца, он поднял его на вытянутых руках, ревя от невероятного напряжения, затем обрушил лицом кверху на подставленное колено. Был у Ловца хребет или его не было и в помине, но что-то в теле твари отвратительно хрустнуло, и она издала неожиданно тонкий свист. Такангор зарычал и рванул тело Ловца в разные стороны.
        - Просто сага какая-то о богах и героях, - мурлыкнул Мадарьяга, выбираясь из башни, у подножия которой состоялся этот поединок. Потолкал верхнюю часть туловища монстра носком черного сапожка. - А ты, оказывается, не такой уж и крепкий, уродец.
        Ловец внезапно схватил его за ногу и просвистел:
        - Ты еще встретишься с моим возмездием.
        - Врет и не краснеет, - обиделся Такангор. - И при чем тут вы, князь?
        - Вот именно. Я вообще зритель. Волнуюсь и жую горячие пончики.
        - Пора обедать, - горячо сказал минотавр, беря соратника за плечо. - Мы должны что-то делать. И немедленно. Кроме того, если нас тут убьют, то моя карьера накрылась медным тазиком. А без карьеры мне на глаза маменьке лучше не появляться. Я уж не говорю про то, что она меня наставляла напоследок: «Погибнешь - домой можешь не приходить».
        - Непростое положение, - согласился вампир. - Однако есть проблеск надежды. Я был уверен, что только Зелг может убить подобную тварь. Ан нет, и у вас вышло. И мне, что ли, попробовать?
        - Рекомендую, - посоветовал Такангор. - И быстрее покончим со всем этим безобразием. Развели тут, понимаешь, бардак на колесиках… Ярмарка недоделанных монстров.
        - На колесиках? - изумился Мадарьяга. - Любопытная формулировка.
        Если вы думаете, что они теряли время зря, используя его на сей необязательный, в общем, разговор, то ошибаетесь. За время дружеской беседы ими было уничтожено, обезврежено и повергнуто в состояние, несовместимое с дальнейшей агрессией по отношению к гражданам Кассарии, более двух десятков существ, по глупости сунувшихся к ним на предмет нанесения тяжких телесных повреждений.
        По дороге встретили Думгара, который весьма практично подошел к проблеме бэхитехвальдских лабиринтов. Он просто разносил в пух и прах все здания, которые был в силах разрушить. Руин становилось все больше, и в городе было все легче ориентироваться.
        - О, здесь наверняка побывали наши, - весело сказал Зелг, выезжая на довольно открытое, хоть и не чистое пространство. - Любо-дорого посмотреть.
        - Профессионалы, - заметил Юлейн. - Правда? Кстати, ты не знаешь какого-нибудь авторитетного энергичного бога, который за крупные жертвоприношения и истовые молитвы помогает вне очереди?
        - Зачем тебе? - изумился Зелг.
        - На всякий случай, - отвечал король. - Тотис, конечно, единственный и наимогущественнейший и все такое, но обычно ему до пятки, что происходит в Ниакрохе. А так я бы помолился, посулил всякие сокровища. Договорились бы.
        - Ах, ваше величество, - усмехнулся да Унара, - какое счастье, что вас не слышит наша набожная королева Кукамуна.
        - Напротив, я сожалею, что ее нет с нами, - искренне отвечал Юлейн. - Мне ее так здесь не хватает. А вы, граф, вообще ни во что не верите?
        - Уже верю, - откликнулся начальник Тайной Службы.
        В окопах нет атеистов.
        У. Каммингс
        За его спиной шумно дышал господин Фафут, которого герцог да Кассар самолично выковырял из пасти какого-то особо крупного потустороннего червяка. Особенно оскорбило главного бурмасингера то, что он долго втолковывал червяку, что в его червячьей природе заложена склонность к вегетарианству, но пакостное существо обслюнявило его с головы до ног, пытаясь пережевать вместе с доспехами. А краткую, но емкую лекцию начисто проигнорировало.
        Теперь господин Фафут горько размышлял о том, сможет ли он без содрогания и трепета смотреть в глаза - или куда там? - червякам, с которыми пойдет на рыбалку.
        Войска Кассарии и Тиронги драпали, отступали, перегруппировывались, но не сдавались и совершенно не были настроены погибать. Последнее особенно возмущало Галеаса Генсена, который не мог взять в толк: зачем сопротивляться тому, кто заведомо сильнее?
        Он знал, что, несмотря на все ухищрения защитников Кассарии, выйдет победителем из этого сражения, как выходил с победой и страшной славой из битв с богами и чародеями, великими армиями и хитроумными жрецами - повелителями стихий. Правда, именно теперь, сию минуту, он не мог ничего предпринять для того, чтобы помочь своим подданным.
        Галеас Генсен давал интервью журналу «Сижу в дупле».

* * *
        Когда стало ясно, что тиронгийские войска вот-вот капитулируют, Бургежа снял шлем, разложил на барабане многочисленные заметки и принялся самозабвенно творить.
        Творческий процесс - штука сложная и требует полной самоотдачи. Особенно когда он касается твоей собственной прибыли. Посчитав количество сенсаций на страницу, Бургежа стал прикидывать, сколько экземпляров «Сижу в дупле» он сможет продать в ближайшее время по специальной цене, и его настигла редкая радость.
        Журналистика есть искусство превращения врагов в деньги.
        Крейг Браун
        Это мы к тому, что появление Генсена, постепенное преображение окружающей действительности в недружелюбную полуреальность и вытекающие отсюда последствия Бургежа самым естественным образом проморгал. Хлопал глазами, с трудом постигая полученную в результате подсчетов сумму.
        Однако ее еще следовало получить, и наш военный корреспондент с удвоенным энтузиазмом принялся строчить в пухлой тетрадке тексты, которые должны были стать вершиной литературного мастерства, образцом, которому станут следовать все военные корреспонденты будущего, и его личным пригласительным билетом на церемонию вручения Пухлицерской премии.
        Понятно, что процесс создания нетленного продукта протекал исключительно в сладком пухлицерском дыму, сквозь который Бургежа плохо видел наступающих тварей Бэхитехвальда. Его затуманенный взор стал фокусироваться на реальности только в тот момент, когда нечто бесформенное и мерзкое взялось урчать и стонать прямо под барабаном, на котором были разложены бесценные бумаги.
        Сперва он принял пришельца за собрата-корреспондента, возалкавшего славы и его, Бургежиных, уникальных интервью в качестве средства ее достижения. Затем ему померещилось, что это уже выстраиваются в очередь продавцы газет и журналов, рыдающие от нетерпения и желания купить оптом весь тираж «Сижу в дупле». Потом он сообразил, что ни корреспонденты, ни продавцы газет, ни любые иные известные ему существа, даже самые противные их представители, не выглядят настолько отвратительно. Бесформенное нечто, от счастья воссоединения с которым Бургежу отделял только барабан, поразительно напоминало огромный кусок протухшей говядины с восемью желтыми глазами и дырой вместо рта.
        И в эту дыру оно медленно, но методично запихивало листок за листком. Судя по урчанию, корреспонденции доставляли ему немалое удовольствие.
        Помнится, мы рассказывали о том, что один из дальних родственников Бургежи был эльфом, а второй - филином. Это странное смешение кровей дало в результате совершенно гремучую смесь. Издатель журнала «Сижу в дупле» отличался маленькими размерами, и лапки у него тоже были маленькие, в пушистых пестрых кальсончиках. Но зато когтями Бургежа мог вполне обоснованно гордиться - когти у него были знатные.
        Он поднял свой тазик-шлем, поглубже надвинул его на пуховые ушки и с яростным кличем, какой издают все оскорбленные в лучших чувствах военные корреспонденты, впился нахалу в морду. Ну, в то, что посчитал мордой.
        Тварь шарахнулась от барабана, опрокинулась навзничь, подавилась заметкой и… растаяла на глазах изумленного Бургежи.
        Тут-то он и решил обвести окружающих взглядом типа «что же это делается, други мои?!», но «другов» рядом с собою не обнаружил, как не оказалось нигде равнины, отдыхающих от трудов ратных войск Кассарии, самого замка и прочих приятных глазу знакомых мелочей.
        Сперва военный корреспондент решил, что перетрудился и бредит.
        Затем он подумал, что это ему снится.
        Потом уверился в том, что неадекватен окружающей действительности, и допустил, что следует обратиться к доктору Дотту, который в свое время считался одним из самых модных и знающих врачей.
        Чем лучше врач, тем больше он знает бесполезных лекарств.
        Бенджамин Франклин
        Вряд ли тот поможет, но следует поступать по правилам даже тогда, когда ты сознаешь всю бесполезность этих поступков.
        После сообразил, что и доктора Дотта в таком состоянии ему не отыскать. И чрезвычайно опечалился.
        Так что, когда в него со всего размаху врезался Птусик, заложивший слишком уж крутой вираж, пытаясь проскочить между двумя Сихоями, Бургежа обрадовался ему, как председателю Пухлицерского комитета.
        - Ну ты даешь! - воскликнул Птусик, умудрявшийся уместить в это незамысловатое словосочетание всю гамму обуревавших его чувств.
        - А что здесь творится? - спросил Бургежа.
        - Ну ты даешь! - повторил Птусик. - На нас напал Бэхитехвальд!
        - А король Юлейн?
        - Ну ты даешь! Он уже давно капитулировал, а потом мы заключили с ним военный союз. Оказывается, он наш кузен.
        - Ну ты даешь! - заявил Бургежа. - Ты что, раньше этого не знал?
        - Я вообще не люблю политику, - признался Птусик. - Я орден хочу. Только и всего.
        - Других корреспондентов видел? - тревожно спросил Бургежа.
        - Другим тут не выжить, - убежденно сказал Птусик, отпихивая какое-то свирепое создание, пытавшееся погрызть его рукокрыло. - Наверное, все пали смертью храбрых.
        - Прекрасно, - отозвался Бургежа, скорбя о погибших коллегах. - Значит, у меня по-прежнему эксклюзив. Ну что, пошел я. Кто у них главный?
        - Ну ты… Галеас Генсен.
        - Как его опознать? Можешь составить словесный портрет или вспомнить какие-нибудь особые приметы?
        - Запросто! Вот как чувствуешь, что у тебя все внутренности в пятки падают, и очень хочется потерять сознание от страха, и голос пропал, - так это он. Галеас Генсен. А если просто визжишь от ужаса и улепетываешь, так это не он. Черный плащ еще такой с капюшоном. Короче, ушастый, не перепутаешь.
        - Попрошу без амикошонства, - с достоинством возразил Бургежа, устремляясь на поиски нового желанного объекта своей героической репортерской деятельности.

* * *
        Они встретились у ворот черного замка.
        Ворота эти стоит описать подробно, ибо ничего подобного ни до, ни после военный корреспондент Бургежа не видел и искренне надеялся на то, что уже никогда и не увидит. Ибо погоня за сенсацией - это одно, а собственное душевное здоровье все-таки важнее, как говорят троглодиты Сэнгерая.
        Начнем с того, что кованая решетка с прутьями толщиной в бедро здоровенного тролля жила своей собственной, весьма активной жизнью. Все ее фрагменты, выполненные в виде змей, мало того что извивались и переползали с места на место, так еще шипели и норовили цапнуть непрошеного гостя. Засов лязгал металлическими зубами, каждый из которых был вдвое больше кассарийского журналиста. И вся эта конструкция через неравные промежутки времени внезапно вспыхивала багровым, несуразно густым пламенем, и тогда воздух вокруг нагревался до такой степени, что дышать становилось невыносимо.
        Складывалось впечатление, что в черном замке не слишком рады гостям.
        Что хотел предпринять Галеас Генсен, застигнутый Бургежей врасплох, мы не ведаем. Ибо чужая душа потемки, а что уж говорить про того, у кого и души скорее всего нет?
        Бургежа обиженно стукнул одну из металлических змей своим тазиком, так что звон пронесся по округе, и решительно заявил:
        - Мессир Галеас Генсен?
        - Да, - отвечал слегка опешивший король Бэхитехвальда.
        - Ваш гражданский долг ответить на несколько вопросов. Я представляю прогрессивное, объективное и крайне смелое в оценках издание «Сижу в дупле» и хотел бы, чтобы вы сказали несколько слов для наших читателей.
        Генсен молча повел рукой в сторону надоеды, и что-то шипящее пронеслось в воздухе, намереваясь уничтожить бедолагу.
        Бургежа ловко отбил магический снаряд тазиком, отчего тот рассыпался снопом изумрудных искр, и заявил:
        - Вы отстали от жизни. Да вы просто мракобес какой-то, батенька. Тиран и душитель. И если вы не дадите мне интервью, то я смело и нелицеприятно напишу об этом в своем журнале.
        - Великий Тотис! - вскричал Генсен.
        И сам себе удивился. Ибо со дня сотворения мира он не обращался к Тотису даже мысленно. Но в минуты величайшей опасности каждый из нас дает слабинку, пусть даже и крохотную. Как кричал Такангор: «Мамочка!» - завидев ужасных малюсеньких уховерток. И потом всегда спрашивал: «Нет, ну при чем тут мама?»
        - Тотис на вопросы не ответит, - поучительно заметил корреспондент. - А вы вполне можете уделить мне минут десять и уж потом со спокойной совестью и чувством выполненного долга подло и коварно уничтожать мир. - И добавил про себя: «Ох уж эти злодеи, ох уж эти преступники. Своей пользы не видят. Это же ваш уникальный шанс заявить в полный голос о своей невиновности, привлечь на свою сторону массу читателей. Это же ваша персональная реклама, а я тут надрываюсь, как будто хочу продать вам лежалый товар. Жизнью рискую». - Чем это вы в меня швырялись? Пахнет отвратительно. Тухлым яйцом, да?
        - Ладно, - внезапно сдался Генсен, почуяв, что это как раз и есть тот самый случай, когда проще согласиться, чем объяснить, почему не хочешь. - Задавайте ваши вопросы.
        - Итак, вопрос первый. Как вы дошли до такой жизни? - И Бургежа выразительно обвел взглядом окружающее пространство.
        - Это нормальная жизнь короля Бэхитехвальда, - волнуясь, отвечал Генсен. - Что значит «дошел», что вы имеете в виду? Ну, э-э-э, собственно, я стремился к этому с самого своего нерождения, и когда мне представилась такая великолепная возможность, то я немедленно ею воспользовался.
        - Хотите ли передать привет и благодарности вашим спонсорам?
        - Каким спон… Кому?! - взревел Генсен.
        - Тем, кто вас по жизни поддерживает.
        - Меня никто не поддерживает, я сам хожу!
        - Не хотите, как хотите, - легко согласился Бургежа. - Второй вопрос. Как относятся к тому, чем вы занимаетесь, ваши родные, близкие и друзья?
        - Я средоточие могущества и власти, и у меня нет ни родных, ни близких, ни друзей…
        - начал было Галеас Генсен, но Бургежа его тут же перебил:
        - То есть ваши занятия отнимают у вас практически все время, не оставляя его на дружбу и родственные отношения. Никаким хобби вы похвастаться тоже не можете, даже не отвечайте, по глазам вижу. Спорт и азартные игры вам чужды. Что сказать? Вы - трудоголик. Спасибо. Так и запишем. Теперь, голубчик, традиционный вопрос: ваши творческие планы?
        - Во вселенной множество миров, - залепетал король, чувствуя, что что-то он делает явно не так, - и хотя бы один из них я хочу завоевать. Это нелегкая работа, но я надеюсь на творческое вдохновение и благоприятный прогноз…
        - Погоды! - брякнул Бургежа. - Шутка. Читатель любит юмор и остроумных государственных и исторических деятелей. Поверьте моему опыту. Я продал уже шесть экземпляров журнала, а это о чем-нибудь да и говорит. И последний вопрос, интимного, так сказать, свойства. Мучают ли вас эротические фантазии?
        - Меня ничто не сможет мучить или пытать, - пустился было в объяснения Генсен, но корреспондент прервал его властным жестом:
        - Цитирую вас же: «Эротика - это единственное, что мирит меня с брутальностью мира. Эти фантазии нисколько не мучают меня, а дают покой и отдохновение, в которых так нуждается каждый истинный владыка». В последнем абзаце я красивенько пропишу ваши благопожелания нашим подписчикам и читателям, но подписчикам - особенно годичным - гораздо более теплые. Все. Спасибо за сотрудничество. Вы нам очень помогли. Вот видите, как все просто, а вы боялись.
        Бургежа нахлобучил тазик, выровнял стопочку листов и укоризненно добавил:
        - Невоспитанно швырялись. А еще говорят, что приняли закон о свободе поговорить и пописать… А люди, между прочим, интересуются, что да как…
        Больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается.
        Джордж Бернард Шоу

* * *
        Ощутив свою полную незащищенность перед лицом вражеских военных корреспондентов, король Бэхитехвальда решил бросить свои войска в последнюю, самую яростную атаку, которая должна была стать гибельной для его кассарийского противника. Мысль в целом верная.
        Такая же мысль в одночасье посетила и Такангора Топотана, не замедлившего довести ее до Зелга да Кассара, который ее целиком и полностью одобрил и даже сам вызвался идти в первых рядах нападающих.
        Две армии столкнулись под сизо-сиреневым небом, откуда с ненавистью глядели две луны: одна - мертвенно-синяя, а вторая - кроваво-красная, похожие на глаза древнего чудовища, желающего поглотить Ниакрох.
        Чтобы верно описать происходящее, обратимся к помощи нашего любимого автора, который скончался неожиданного для самого себя, не успев оформить авторские права на свой исторический бестселлер, и которого мы поэтому с таким удовольствием цитируем большими фрагментами.
        Фрагмент из исторического труда Мотиссимуса Мулариканского «Щит и меч», датированного 11978 годом от сотворения Ниакроха
        В тот достопамятный день Галеас Окиралла, герцог да Кассар, призвал свои наивернейшие войска, обещав храбрым воинам вечный покой и освобождение от ленной службы, если они помогут ему выиграть эту страшную битву.
        Павшие некогда василиски и титаны, циклопы и гномы, стремительные эльфы и лучшие из рыцарей рода человеческого встали под черным с серебром знаменем Кассарии, и великий герольд Ройгенон, трубивший о начале битвы Валтасея Тоюмефа да Кассара с королем Бэхитехвалъда Галесом Генсеком, сослужил его потомку такую же службу.
        Ронбатом зовут знаменитый рог герольда. Ронбат звучит лишь во славу да Кассаров, и, когда трубный его глас пронесся по всему Бэхитехвальду, заглушая мерзкие голоса потусторонних тварей, все подданные Кассарии воспрянули духом.
        И снова был при этой битве седой грифон, и неистовый минотавр, и свирепый голем. И хитроумный троглодит из рода Гогариксов, прозванных Агигопсами, что умел изгонять духов и мороков загадочным древним заклинанием «брысль».
        Столь яростен был натиск кассарийцев, столь велика и беззаветна была их отвага и решимость добыть победу в этом бою с Нерожденным королем, что дрогнули монстры Бэхитехвальда и стали отступать.
        А также было замечено, что противоестественные создания сии боятся огня, и стали эльфы и людские стрелки поджигать свои стрелы и метать их во врага.
        Отличились в том сражении король тиронгийцев Юлейн, недавний враг и нынешний верный друг, а также его полководцы и слуги: генерал Ангус да Галармон, славный победитель харцуцуйцев; граф да Унара и маркиз Гизонга; господин главный бурмасингер Фафут, который является моим далеким, но оттого не менее горячо любимым, предком, а также славный дворецкий Гегава - пример грядущим поколениям дворецких.
        И когда король Галеас Генсек увидел, как гибнут твари его, не принося ему в жертву новых душ; как умирают Ловцы и падают с небес крылатые Сихои, не могущие поразить единственного Птусика из рода птусиков, то понял он, что пришел его черед вступить в поединок с кассарийским некромантом за право обладания его исконной вотчиной.
        И добыл он из складок своего одеяния страшное, смертельное оружие, что поражало некогда богов и героев, чародеев и жрецов, некромантов и оборотней, мертвецов и вампиров. Он поднял Жезл Бэхитехвальда, редкое сокровище и наисильнейший магический предмет, известный в обитаемом мире. Один Тотис мог бы противостоять его мощи…
        Самый только вид Генсена, направившего свой жезл, тот самый - пухлый, довольно короткий, со змеями, обвившимися вокруг черепа, - против его костеланг и череполков, возмутил Такангора, только-только переломившего ход сражения в пользу кассарийцев.
        Скелеты выкладывались как могли, не давая ни минуты покоя призрачным тварям; стрелки расстреливали их чуть ли не в упор горящими стрелами, осел лягался, а Карлюза шипел, царапался и кусался. Дворецкий Гегава раздавал щедрые удары подносиком для серебряного стакана, в котором обычно держал свежую воду для его величества на случай утомления и капризов последнего. Маркиз Гизонга пустил в ход страшное средство - увесистый мешочек с золотом на кожаном, прочном ремешке, который истреблял врага не хуже, чем знаменитая «Утренняя звезда», - излюбленное оружие восточных рыцарей. Седой грифон атаковал сразу нескольких Сихоев, и, судя по крикам и воплям, доносившимся с небес, им приходилось совсем несладко.
        Ианида и Мумеза разозлились не на шутку. Мадам капрал обнаружила в себе новые способности: оказывается, она могла запросто сглазить и саму тварь, и та переставала функционировать. Ничего удивительного в этом не было - принцип-то действовал тот же самый, однако мадам Мумезе до сих пор не приходило в голову, что она может распылять супостатов одной только силой мысли.
        Опять же, кузнец Альгерс был приятно удивлен и где-то даже рад за свою страну, Тайная Служба которой знает о своих гражданах больше, нежели отдельные граждане знают о своих собственных женах. С другой стороны, он опечалился. А с третьей - оценил всю силу супружеской любви. Ибо Ианида и на самом деле оказалась настоящей Горгоной.
        Когда, отмахнувшись от очередного нападавшего, Альгерс обернулся, чтобы проверить, все ли в порядке с его благоверной, то чуть было не лишился чувств на радость бэхитехвальдцам. Она стояла, как утес посреди прибоя, - стройная, величественная, голубокожая. Ее фиолетовые глаза метали пламя в прямом смысле этого слова, а темные кудри, которые кузнец так любил расчесывать долгими зимними вечерами, превратились в шипящих огромных змей с разверстыми пастями и кусались совершенно самостоятельно. Любая тварь, сколь бы призрачной и бестелесной она ни была, каменела под этим сверкающим взглядом, и каменела, кажется, навсегда.
        Увидев мужа, Ианида весело ему улыбнулась, обнажив тройной частокол сверкающих голубых зубов, и послала воздушный поцелуй.
        - Только не запыхайся, дорогая, - прокричал кузнец. - Тебе нельзя переутомляться!
        И погнался за каким-то крабоподобным монстром в гремящем панцире, желая выместить на том самые разнообразные чувства, которые теснили его могучую грудь.
        Большие потери врагу наносил военный корреспондент Бургежа, всовывавшийся с просьбами об интервью в самый неподходящий момент. В последний раз он проделал этот фокус с Ловцом Душ, который от такой наглости просто застыл на месте, а может, собирался с мыслями, чтобы достойно предстать перед читателем. Впрочем, нам никогда уже не узнать, что там происходило на самом деле,
        В действительности все обстоит не так, как на самом деле.
        ибо доктор Дотт посыпал монстра порошком из какой-то склянки, отчего тот расчихался и чихал до тех пор, пока не рассыпался таким же порошком. Каковой неугомонный доктор бросился собирать в баночки и распихивать по карманам.
        Совет врача: чихайте на все.
        А. Рас
        - Что это у вас? - поинтересовался Юлейн у ставшего уже родным за долгий этот день халата.
        - Губительный порошок из заздравского чихательного перца, - охотно пояснил призрак. - Изгоняет кого хотите. Я его держу для особо назойливых поклонниц, но, как видите, пригодился и для менее серьезного, хотя и неотложного дела. Заметьте, что жертва сама превращается в сырье. Очень удобно. В горгульском университете в Кисякисах даже придумали определение этому явлению - безотходное производство имени доктора Дотта. Названо, заметьте, моим именем. Посмертно.
        Король подозвал храбро сражающегося дворецкого и приказал:
        - Гегава, когда освободитесь, запишите в вашу книжечку: позаимствовать у доктора Дотта заздравского чихательного порошка для ее величества королевы Кукамуны.
        Зелг, спину которого успешно защищали Думгар и Мадарьяга, тоже времени зря не терял, поднимая из праха одних воинов и испепеляя молниями других. И все так хорошо складывалось, пока Галеас Генсен не вылез со своим Жезлом Смерти.
        - Тьфу ты! - в сердцах сплюнул минотавр, разглядывая тощую черную фигуру. - Маменька бы не одобрили подобного поведения при таком стечении народу. Это же неприлично показывать почтенной публике. Просто какой-то фаллический символ.
        - Фаллический символ? - изумился Зелг. - Должны же быть какие-то рыцарские понятия, какие-то рамки, наконец. Тут дамы!
        - Это замечательно оттеняет его ответ на мой вопрос об эротических фантазиях и их роли в жизни, - встрял Бургежа. - Какой скрытный, ничего не сказал о такой штуке! Ну ничего. Я ужо напишу все, что думаю по этому поводу.
        - Ну ты даешь! - взвизгнул Птусик. - Он, конечно, убийца и негодяй, но мы-то не палачи!
        - Сюсюканьем и соплями Пухлицерскую премию не добудешь, - отрезал Бургежа, строча в блокнотике. - Какой материал!
        - Я говорил, что он бесчестный человек, - заметил Мадарьяга, впиваясь белоснежными клыками в шею какого-то бэхитехвальдского уродца. - Тьфу, какая гадость! Посолить его, что ли?
        - Не то чтобы я указывал мессиру, как ему следует вести битву, - прокашлялся Думгар, вколачивая в землю что-то твердое, шевелящееся и шипастое, - но, когда это исчадие мрака направит жезл на нас, будет поздно принимать взвешенное решение.
        Даже на таком расстоянии было видно, что мрак вокруг Генсена сгущается и стягивается в нечто плотное и осязаемое, а затем всасывается в навершие жезла. И даже неискушенный герцог понял, что когда диковинное оружие вдоволь насытится этой энергией… Словом, что тут пускать пузыри в соседнем болоте? Все и так ясно.
        А еще заметим, что ничего в нашей жизни не происходит просто так, без тайного умысла судьбы. Казалось бы, зачем накануне сражения голем пугал своего господина историями о раритетном Луке, яростной теще и ее несчастном зяте? Но вот же пригодилось.
        Сопоставив две простые мысли, Зелг не стал отвлекаться на консультации с окружающими, справедливо полагая, что время не терпит. Он поднял лук, добыл из колчана стрелу и, помня о том, что даже теща смогла подстрелить свою жертву, не имея навыков и опыта, а у него есть грамота в золотой рамочке за третье место на соревнованиях по стрельбе среди пацифистов, натянул тетиву и выстрелил.
        Стрела коротко свистнула в плотном воздухе, аккуратно обогнула Сихоя, пытавшегося преградить ей путь, попетляла, сбивая с толку кинувшихся ей вслед Ловцов, пролетела значительный участок пути над самой землей и наконец вонзилась в Жезл Смерти.
        Жезл рассыпался на несколько неравных кусков, а Генсена окутало хищное черное облако.
        - Как, однако, работали древние мастера! - восхищенно заметил Юлейн. - Гегава, когда вы освободитесь, запишите в вашу книжечку: одолжить у кузена Зелга Лук Яростной Тещи для стрельбы по королеве Кукамуне.
        - Испортили почти новую вещь! - взревел Генсен, в мгновение ока перемещаясь к Зелгу. - И трех тысяч лет не пользовался! Сокрушу! Истреблю! Сотру с лица земли!
        Он отвел рукой знакомый уже ком сиреневого света, и легкая паутина облепила какого-то Сихоя, прожигая его насквозь.
        - На зябликах сперва потренируйся, - буркнул Такангор, ища утешения у старого друга - фамильного боевого топорика.
        Всем было известно, что король Бэхитехвальда способен тягаться с ними и без каких бы то ни было атрибутов силы и власти. Этот древний монстр поглотил столько жизней, что теперь был почти несокрушим и на самом деле мог напасть в любой миг. Так что соседство с ним не доставляло никому удовольствия. Но он отчего-то медлил. Что-то его настораживало. Он снова и снова оглядывался по сторонам и на сей раз напомнил Зелгу встревоженного старого хищника, что чувствует присутствие кого-то более могущественного на своей исконной территории и колеблется, не зная, спасаться ему бегством или вступать в битву, которая вполне может стать для него последней. Так горный змей - безраздельный владыка Серых скал - тревожно и грозно шипит, чуя приближение василиска.
        В сапог некроманта вежливо постучали согнутым пальчиком. Так мог вступать в разговор только деликатный Карлюза Гогарикс.
        - Мессир, - негромко молвил он, - любопытственное наблюдение имею сообщать вам незамедлительно. Природа данных мест напоминает ваши дедовские и родительские почвы. Славный Нунамикус узрел родимую агрипульгию в руинах вон того помещения. И это наводит на желание петь восхвалебные песни и танцевать воинственно-зажигательные пляски.
        - Петь пока не будем, - тревожно попросил Зелг, не слишком понимая, о чем толкует милейший троглодит.
        - Не будем, - покладисто закивал Карлюза. - Но репертуар подберу.
        - Как вам будет угодно.
        - У-у-у, - обиженно прогудел осел, который справедливо полагал, что лучше уж где-нибудь петь «восхвалебные» песни, нежели стоять нос к носу с самым смертоносным и жестоким существом, которое только появлялось в Ниакрохе за все время от начала творения.
        Мы же говорили, что осел Карлюзе достался не простой и не то чтобы золотой, но талантливый. И Генсена он боялся так, что трясся весь, от кончиков ушей до самой кисточки на конце хвоста.

* * *
        Мудрый Карлюза оказался, как никогда, прав.
        Он пытался привлечь внимание окружающих к тому факту, который явился бальзамом, пролитым на сердечные раны Узандафа Ламальвы да Кассара, сидевшего на наблюдательном пункте у своего глядельного выкрутаса все это время. Нужно сказать, что в течение этого длинного дня он наволновался так, как не волновался последние лет триста-четыреста. Его сердце падало в бездну отчаяния и воспаряло к небесам на крыльях надежды. Он то прощался с внуком навсегда, то верил в скорую победу и торжество кассарийских некромантов над любыми маньяками и злодеями, будь они даже древнее Ниакроха и могущественнее страшно сказать кого.
        Он умудрился составить по ходу дела шесть завещаний и три прощальных письма, доведя до умоисступления знакомого нам библиотечного эльфа, который исчеркал конспектами всю лысину и теперь набрасывал заметки на манжетах, как истинный джентльмен.
        Завещание - денежный перевод с того света.
        Наконец свершилось долгожданное событие, и Узандаф перестал терзать домочадцев текстами завещаний и посмертных заявлений, а жадно приник к окуляру, боясь пропустить даже самую незначительную мелочь. Мы бы сказали - затаив дыхание, но точность - главная добродетель летописца; а дыхание Узандаф Ламальва, герцог да Кассар, уже довольно давно затаил навсегда.
        Победитель при Пыхштехвальде с радостью узнавал родные и милые его неподвижному сердцу картины: замковый парк, крепостные стены, ров, в который по осени падало несметное количество желудей с окрестных дубов и где так любили хорошенько подкрепиться Бумсик и Хрюмсик. Ладные чистенькие дома Виззла, гордое строение с башенкой - таверна «На посошок» и скрытый в лесной чаще бар «Расторопные телеги». Тучные поля, то там то сям освещенные редкими еще пятнами самого настоящего, теплого, золотого солнечного света.
        Затем он увидел, как на самой границе изрытой и истоптанной, но уже подлинной равнины Приют Мертвецов и какой-то грязной и темной, почти пустынной улочки Бэхитехвальда те самые Бумсик и Хрюмсик остервенело месят копытцами то, что осталось от посягавшего на их жизнь безумного монстра. Осталось от него маловато: зеленая дымящаяся лужа, обрывки крыльев и один рог.
        И наконец старый герцог увидел то, что и мечтал увидеть: огромный золотой диск, устало клонящийся к горизонту, сиренево-голубое чистое небо, легкие жемчужно-серые перья облаков, подсвеченных снизу прозрачно-розовым, и багровеющую в лучах предзакатного солнца рощу. И пускай еще кое-где высились наклонные черные башни и стояли здания, пугающие провалами окон, но все же это была Кассария - единственная и неповторимая.
        Кассария, во второй раз одолевшая слепую и жестокую силу Бэхитехвальда, сохранив себя в целости и неприкосновенности. Гордая и непобедимая Кассария, однажды полюбив которую уже нельзя было полюбить любую другую землю.
        Специалисты мумиеведческой кафедры Аздакского королевского университета утверждают, что мумии плакать не способны, так как их организм образован из полностью обезвоженных тканей, а слезы есть не что иное, как влага с примесью минеральных солей и различных элементов, вымываемая ею из организма…
        Узандаф вытер сухой ладошкой струившиеся по серому морщинистому лицу слезы.
        Он плакал и не особо стеснялся этого, но раз специалисты утверждают…
        Что ж, мы не станем их разубеждать и выдавать его маленькую тайну.

* * *
        Поскольку из всех присутствующих только он не был новичком в подобной ситуации, Генсен оказался единственным на этой войне, знакомым с процедурой ее завершения.
        Когда Бэхитехвальд окончательно и бесповоротно исчез из этой реальности, его король и остатки армии были вынуждены сражаться за свою жизнь, как простые смертные. Сражение вспыхнуло в последний раз, как вспыхивает пламя костра, что вот-вот погаснет, рассыпая жалящие искры и золу.
        Уцелевшие Ловцы рвали на части скелеты титанов, и те обращались в прах; Сихои загрызли василиска; многие солдаты полка «Великая Тякюсения» полегли костями в последние минуты боя. Твари казались неутомимыми, а защитники Кассарии просто с ног валились от усталости. И полной для всех неожиданностью явилось заявление Генсена:
        - А мне предстоит поединок с одним из вас. Кассария не отпустит меня до тех пор, пока я либо не одержу победу и не овладею ею, либо не оставлю тут еще одну свою жизнь. Я решил, с кем хочу скрестить клинки. Это…
        Он не успел договорить.
        Такангор шумно выпустил из ноздрей пар (предмет отдельной зависти братьев) и швырнул прямо в черный капюшон кольчужную рыцарскую перчатку, заботливо придерживаемую за поясом в течение всего этого хлопотного дня специально для такой оказии.
        - Я вызываю тебя, король. Если ты ответишь отказом, значит, ты гнида и трус и место тебе в лучшем случае на Кровавой паялпе. Вот так.
        - Опрометчивое решение, - прошептал Юлейн.
        - Не надо грустно комментировать! - рявкнул Такангор. - Я и так думаю, не сморозил ли лишнего.
        - По-моему, сморозили, друг мой, - прошелестел Генсен. - Будь по-вашему, я принимаю вызов. Хотя я собирался поступить честнее и драться с Зелгом, у которого хотя бы теоретически существует шанс меня победить.
        - Пару слов для наших читателей, - сунулся к минотавру неунывающий Бургежа. - Где бы вы хотели быть похороненным? Какую надпись хотели бы видеть на своем надгробии?
        - Освобожусь, прибью крысу летучую, - проскрежетал Такангор.
        - Народ должен знать своих героев, - обиженно пояснил Бургежа. - Так что мои корыстные карьерные устремления в результате полностью совпадают с благородными и бескорыстными намерениями, если бы я их питал.
        - Значит, так, работай левой рукой, - торопливо наставлял друга Альгерс. - Не забывай работать левой рукой. Ударил, нырнул, ушел, и слева его - прямо в челюсть.
        - А у него есть челюсть? - полюбопытствовал маркиз Гизонга. - Граф, вы лучше других знаете нашего врага. Скажите же напутствие милорду Топотану.
        - Я благоразумно промолчу, - шепнул граф да Унара. - Ему спокойнее будет.
        - Плохи наши дела, - сказал Гегава, обращаясь к Карлюзе.
        - Я верю в звезду милорда Такангора. Великий воин есть с опытом победы в Окровавленной паялпе, - откликнулся тот. - Оптимизм нужно в себе выращивать и поддерживать. Восхвалебными песнями из обширного репертуара, и хор поддержки есть.
        И Карлюза указал лапкой на замерший в боевой готовности хор пучеглазых бестий под руководством доктора Дотта.
        - Грянем боевую, победную.
        - А вот петь пока не надо, - тревожно попросил Зелг.
        Карлюза изумленно на него покосился, но ничего не сказал. С безумцами, которые не желают слушать ангельское звучание хора пучеглазых бестий, спорить не стоит.
        Седой грифон опустился около Такангора и приветливо покивал ему головой.
        - Помните, что я говорил вам в Чесучине? У вас блестящее будущее, и оно здесь не заканчивается, поверьте моему опыту, господин генерал. Опять же, припомните маменькины наставления. Вы представляете, что она вам скажет, если этот старый мерзавец вас убьет?
        - Ой нет, лучше и не думать, - испугался Такангор. - Фух-фух! Ффухх! Напугали. Значит, так, работаю левой рукой, помню про блестящую военную карьеру, которая меня где-то ждет…
        Грифон поманил его лапой и, когда Такангор наклонил к нему пуховое чуткое ухо, шепнул в него:
        - Он бессмертен, вечен, всесилен - это все правда. Но однажды его пребывание в Ниакрохе закончилось как раз из-за столкновения с одним фамильным боевым топориком. Любопытное совпадение, вы не находите?
        - И вообще, что мы здесь наблюдаем? Мы наблюдаем закат. О! Джентльмены пьют и закусывают, - забеспокоился минотавр. - А ради этой светлой цели я готов положить на алтарь победы… Класть-то собственно нечего, кроме вот него. Ладно, положу его.
        И он весело подмигнул обеспокоенным друзьям.
        Трудные задачи выполняем незамедлительно, невозможные - чуть погодя.
        Девиз ВВС США
        Глава 16
        - Мадам Топотан! Мадам Топотан! Я в экстазе! Примите почту - я в экстазе! Дети, несите бульбяксу, несите сидр, мама тоже скажет, что можно! Мадам Топотан! Гип-гип ура!
        Из лабиринта Топотанов высыпало все семейство и с удивлением обнаружило, что Малые Пегасики обуяла великая радость.
        На деревьях висели галдящие эльфы, какие-то ошалевшие русалки, три маленьких безбородых гнома и разноцветные стеклянные фонарики, и крохотные дриады запихивали в них возмущенных светлячков. Дедушка Атентар, высунув язык, выводил на длиннющем куске пергамента крупными буквами: «Минотавры - навсегда». Кентавры выносили из кабачка «На рогах» длинные столы и лавки и расставляли их около фонтана с морским коньком. Две юные горгульи, хихикая, стелили скатерти и вытирали посуду. Сияющий Прикопс в праздничном голубом жилете украшал столы очаровательными букетами. Мадам Хугонза развешивала яркие шелковые флажки. Господин Цугля прыгал на куче свежей земли - утрамбовывал полосатые столбики, на которых крепился внушительных размеров стенд с какими-то объявлениями и газетными статьями. Легкомысленный сатир увивался одновременно за кентаврихой и минотаврихой, но получил от обеих по недвусмысленному увесистому отказу и принялся искать место за столом.
        От лабиринта Эфулернов, Атентаров, Ютагорнов и Тулаликов; от пещер Прикопсов, Авилопсов и даже необщительных Мототимов; от всех горгульских гнезд и кобольдских нор; из ближних рощиц и дальних лужков - отовсюду тянулся разношерстный, празднично одетый народ с угощением и выпивкой. Нэ-Нэ пересекала небольшая флотилия лодочек, на которых везли музыкантов; а оркестр баньши уже исполнял гимн Малых Пегасиков и гудел восторженно.
        - Вас можно поздравить? - важно спросила Мунемея, обводя прекрасными алыми глазами все это великолепие.
        - И меня можно поздравить, и всех можно поздравить, но вас, мадам Топотан! Как можно поздравить вас! Да примите же почту, переоденьтесь и сделайте какую-нибудь голову - вам говорить речь. А речь без прически - это нонсенс.
        Мунемея всегда рассуждала по-военному четко. Никаких дамских охов, ахов и ненужных бестолковых расспросов.
        - Девочки, щетки и гребень, живо! И снимите фартуки. Наденьте платьица. Милталкон, перестань дудеть под нос, прими сумку у мадам Горгароги и читай все, что она покажет. Вслух читай, балбес. Бакандор, сынок, если ты не перестанешь прыгать туда-сюда у меня перед носом, в семье Топотанов случится большая потеря и страшное семейной горе. Что у нас, мадам Горгарога?!
        - Прошу. - И горгулья придвинула Милталкону огромную против всякого смысла сумку, которая вдвое превышала размерами ее саму. - Мне ее доставил господин Прикопс, - пояснила она смущенно.
        Минотавр развернул «Красный зрачок» - не самое любимое издание Мунемеи, как мы помним.
        Корреспондент газеты «Красный рачок» говорит нашим читателям: Ура! Ура-ура!! Ура-ура-ура!!! Мы живы и будем жить вечно! Конец света откладывается на неопределенный срок по настойчивой просьбе одного минотавра, который не так давно перевернул все наши представления о Кровавой паялпе и разорил не одного игрока, зато теперь с лихвой компенсировал нам все огорчения. Запомните это имя: Такангор Топотан из Малых Пегасиков! И где эти Малые Пегасики? Мы перевернули географические атласы, но не нашли никаких Пегасиков. Ну и шут с ними, с Пегасиками. Главное - мы живы!
        P.S. Редакция газеты «Красный значок» просит прощения у подписчиков за возможные ошибки, допущенные при наборе, ибо наборщики газеты «Страстный рачок» на радостях пьяны так же, как и вся редакция. Чего и вам желаем. Ик.
        - Никогда не могла понять тех, кто читает «Красный зрачок», - сказала Мунемея, начесывая прелестную челку. - Бакандор, сынок, мама видит, как ты прячешь газету в кустах бублихулы. Отдай ее сюда. И последнюю страницу с раздетыми девочками тоже отдай. Еще насмотришься.
        - Мадам Топотан, сделайте им одолжение, пусть смотрят. Такой праздник, ах какой праздник! Я в смятении чувств. Как вы думаете - шторы лучше делать в мелкий дрипчик или все-таки в горошечку, потому что я представила себе смотреть на дрипчик еще лет двести, и мне подурнело. А делать ремонт раз в полстолетия, как эта дура Мгима из Больших Пегасиков, - это нужно иметь много дохода и очень мало хорошего вкуса. Слушайте сюда. Он сейчас прочитает нам из «Королевского паникера». Детка, читай вот тут, я специально отчеркнула…
        - Статья называется «Мы победили», - поведал минотавр. - «Они» победили, как вам это нравится, маменька? А Такангор, значит, пока «они» побеждали, фигушки зябликам показывал, да?
        - Некорректное название, - согласилась Мунемея. - Но это не значит, что ты можешь использовать грубые выражения. Читай.
        Милталкон сердито забубнил:
        Циклетус - специальный корреспондент нашей газеты, принятый на место Люсипуна, безвременного ушедшего от нас в литераторы, повстречался с человеком, который уже купил и прочитал от корки до корки сигнальный экземпляр журнала «Сижу в дупле», изданного военным корреспондентом герцогства Кассария в герцогстве Кассария, господином Бургежей, и взял у него интервью.
        Итак, цитируем нашего собеседника:

«И тогда он его - бац между рог, а тот как завопит: „Гад ползучий!“ и хряц его обратно. А тот обиделся и как начнет пыхтеть кругами, а этот ему - „да я тебе!“, а тот - ну ваще! И вдруг так ба-бах! Ба-бах! А он не испугался даже вовсе, только роги наставил и говорит „смерть твоя пришла“; а тот - „я бессмертный“, а он -
„посмотрим“. Ну, здесь как раз все задымилось, огонь там, дым, жуки-пуки… А этот все равно стоит, упирается копытами. И тот стоит, клешнями машет. Жуть. А он - ни в какую. Но тот его как ахнул топором поперек хребта, и этот сразу увял, притих, начал пятый угол искать, ну и - короче - в плесень. Вот. Так шикарно написано, что даже слезу вышибло, хоть я редко плачу».
        Мы уж и не знаем, что думать, но полагаем, что милорд Топотан победил в поединке Нерожденного короля Бэхитехвальда Галеаса Генсена. Так что мы спасены. Что до судьбы нашего обожаемого монарха, то из надежных источников нам стало известно, что ныне он гостит в замке своего кузена Зелга да Кассара и корреспондентов из Булли-Толли не принимает. Судя по всему, его жизни угрожают только две опасности: переедание и обильные возлияния.
        И последнее сенсационное сообщение. Только что в столице Тиронги Булли-Толли без всяких на то причин обрушилась знаменитая достопримечательность нашего города - Черная башня Генсена, которую осматривали в год до двух тысяч туристов. Что стало причиной данной катастрофы, редакция газеты еще не выяснила.
        Тут могла находиться ваша реклама!
        Но чья, мы не помним, а табличку с текстом потеряли! Приносим свои извинения рекламодателю.
        Дорогие читатели! Мы поздравляем вас со славной победой наших и союзных войск в битве против короля Бэхитехвальда Галеаса Генсена и надеемся, что в текущем году вы с удвоенным энтузиазмом будете подписывать и покупать любимую газету, которая наиболее полно и подробно освещает все важнейшие события наших дней в стране и за рубежом.
        - Мадам Топотан, я скажу вам одну полезную вещь: помните, у вас была такая женственная кофточка с тремя хвостиками и гесточкой? Да? У вас прекрасная память, я всегда говорила. Так вы ее наденьте, она так гарнирует с вашей прической и ушами. Кто вам еще скажет, как не я? Мадам Топотан, мне тоже интересно знать ваше положительное мнение относительно моего свадебного наряда. Ведь как теперь Такангорчик убил этого негодяя, так мы с господином Цуглей просто обязаны сочетаться браком, а то он снова станет сомневаться, вы же его знаете. А я таки не выдержу и однажды устрою ему все. Я ему так и сказала прямо в глаза: «Господин Цугля, вы доведете меня до того, что я вам покажу фейверк, фурор и фурию в одном лице. Мы или нет, или женимся?!»
        В охоте на мужа нет никаких правил. Все средства дозволены, лишь бы трофей был добыт живьем.
        Джордж Массой
        Как вы думаете, красное с золотым позументом и бирюзовыми мотыльками по рукавам - это будет не слишком серо? Для свадебного платья?
        - В самый раз, мадам Горгарога.
        - Вы таки правы, я всем это говорю про ваш замечательный, тонкий вкус. Милталкон, детка, прочитай нам из «Твоего счастья». Такая трогательная заметка, я вся обрыдалась, пока несла почту.
        Милталкон прокашлялся, заставил себя не читать объявления вроде
        Ты: прекрасный, смелый, могучий, величественный и несметно богатый, но в то же время нежный, любящий, заботливый, щедрый и добрый, полный эротических фантазий.
        Я: самое главное во мне - это моя душа, которую ты должен суметь разглядеть.
        Жду тебя каждый последний день недели в баре «На рогах», у стойки, третья табуретка от входа.
        и сразу углубился в статью под игривым названием «И на вашей улице праздник».
        Девочки! Красавицы! Угадайте с трех раз, кто теперь самый завидный жених в Тиронге? Не знаете? Верная советчица тетя Керасима, постоянная ведущая ваших любимых рубрик «123 способа накормить мужа всякой гадостью», «Идейки от индейки» и
«Прелестные вести», сейчас намекнет: у него чудесные рожки, которыми он может забодать любого обидчика, кроваво-красные глазки, стройные копытца, элегантно завитой хвостик, крупные ушки, в которые так приятно нашептывать слова любви, и прекрасное тело атлета.
        Да! Это он - генерал Такангор Топотан, самый молодой из минотавров-полководцев, прославивший свое имя на весь Ниакрох.
        Одна птичка-сплетница нашептала нам, что он еще не только не женат, но и не имеет дамы сердца. Если вы пришлете в нашу газету письмо для Такангора, то тетя Керасима передаст его вашему избраннику за совершенно символическую плату в одну золотую рупезу. Кто знает, может, именно вам улыбнется счастье?
        А улыбнется ли оно и что для этого нужно сделать, тетя Керасима подскажет вам отдельным письмом за вторую - совершенно символическую золотую рупезу.
        Присылайте нам письма с пометкой: «Девичье счастье» и «Свет мой зеркальце, скажи». Денежку спокойно вкладывайте в письмо. Мы всецело доверяем нашей почте.
        Да, и пару слов о главном! Мы победили и теперь уж точно выйдем замуж!
        - Ну куда ему жениться? - рассвирепела Мунемея. - У него же еще молоко на губах не обсохло. Ох, только не хватало, чтобы ему вскружила голову какая-нибудь вертихвостка. Он же наивный, как пухнапейчик. Весь в отца. Мерзавки! Уффх!
        - Почему сразу - мерзавки? - заволновался лично заинтересованный Милталкон. - А вдруг хорошая попадется? Добрая, хозяйственная?
        - Не морочь мне голову. Что бы ему там ни попалось, оно мне уже не нравится!
        - Да не волнуйтесь вы так, мама. Его же насильно не женят. Вон он какого врага победил, что ж - с девушкой не справится? Для женитьбы, между прочим, нужна не только невеста, но еще и жених.
        И минотавр с победным видом поглядел на Мунемею. Железная логика, что ей можно противопоставить?
        Для женитьбы нужны двое - одинокая девушка и озабоченная мать.
        - М-да, ребенок есть ребенок, - задумчиво молвила мадам Горгарога. - Смотрю и завидую: юность, доверчивость, наивность, чистота. Кто захочет, тот тебя и обведет вокруг пальца.
        - Вот-вот, - сказала Мунемея чуть спокойнее, - слушай мадам Горгарогу и мотай на хвост. Пригодится. Ну что, зови сестер, идем праздновать. Действительно, есть что.
        - А газеты будем зачитывать за столом, - сказала горгулья. - Я в экстазе! Да, я таки забыла сообщить вам: от вас жаждут услышать речь на тему «Практические советы тому, кто хочет воспитать из своего ребенка мировую знаменитость и спасителя Ниакроха». Вот, я на крыле записала, чтобы ничего не перепутать, только прочитать забыла.
        Помните, кто-то нагло всунул нос в наше повествование, чтобы сообщить, что «в действительности все обстоит не так, как на самом деле»? Обидно не то, что всунул. Обидно, что прав.
        Пока в Малых Пегасиках, как, впрочем, и по всей Тиронге, праздновали победу над Бэхитехвальдом и его королем, в самой Кассарии творилось нечто несусветное.
        Никогда не бывает так плохо, как мы опасаемся, и так хорошо, как бы нам хотелось.
        Ханс фон Сект
        С одной стороны, все не могли нарадоваться, что Такангор сумел одолеть Галеаса Генсена в поединке. Это было трудно осмыслить и осознать, но приходилось верить собственным глазам. У всех отлегло от сердца, как только повелитель Бэхитехвальда провалился в свое иномирье, перерубленный топором минотавра почти пополам.
        С другой стороны, было совершенно очевидно, что Генсен не убит, а, как и в прошлый раз, сбежал, чтобы однажды снова вернуться в Кассарию вопреки судьбе и Закону («Кстати, - спросил Зелг, - мне кто-нибудь когда-нибудь объяснит, что это за Закон?»). Сбежал - и слава Тотису, никто вовсе не хотел, чтобы он остался тут погостить еще на недельку-другую. Но ощущение, что дело не доведено до конца, терзало всех победителей; хотя первые полчаса их вообще ничего не терзало: они устали так, что чувствовали не больше, чем прозаическое бревно.
        Конфликт с Булли-Толли был исчерпан, если и не раз навсегда, то хотя бы на весь срок царствования Юлейна, что тоже немало, если учесть прекрасную наследственность, благодаря которой все Гахагуны - что по линии монархов Тиронги, что по некромантской - жили до самого преклонного возраста.
        Правда, возлюбивший кузена Зелга пуще прочих своих родственников и очаровавшийся кассарийским замком, как дитя, король жалобно попросил остаться погостить, и отказать ему мог только черствый и жестокий человек, каковым герцог да Кассар отнюдь не являлся. Само собою, с его величеством остались и дворецкий Гегава, и граф да Унара, и маркиз Гизонга, а Думгар от себя лично пригласил еще генерала да Галармона, соблазнив его тремя пухлыми томами фамильных рецептов и славной кухней, и господина главного бурмасингера Фафута. Так что можно смело утверждать, что армия и ополчение вкупе с булли-толлийскими стражниками отправились в столицу сиротками, оставив на попечение недавнего врага всю правящую верхушку страны.
        В целях государственной безопасности и во избежание новых беспорядков хитрый Узандаф Ламальва да Кассар наложил заклятие на князя Люфгорна, отчего тот внезапно и страстно полюбил коллекционировать окаменевшие какашки редких и исчезающих животных и скоропостижно отправился в кругосветное странствие на их поиски, даже не дослушав сестрицу Кукамуну, призывающую его «сделать хоть что-нибудь».
        В результате на лысине библиотечного эльфа появилась заметка о пользе малюсеньких и забавных заклятий и их роли в истории и развитии могущественных государств; а ее величество Кукамуна простояла с открытым ртом, совершенно молча минут десять, что вполне можно засчитать как личный рекорд.
        Обратная сторона этой медали выглядела так: под стенами и у ворот кассарийского замка топтались десятки лакеев, герольдов, глашатаев и офицеров по особым поручениям с призывами, мольбами, приказами, увещеваниями и требованиями ее величества, которая жаждала лицезреть супруга во дворце. Вопиющее неповиновение венценосного мужа ее крайне возмущало, а невозможность учинить ему грандиозную семейную сцену в трех действиях с рыданиями, диким хохотом, заламыванием рук и обмороками в качестве пролога и эпилога делало Кукамуну несчастнейшей из женщин Тиронги.
        На помощь «доце» срочно прибыл экспедиционный корпус в лице королевской тещи, княгини Люфгорн. Однако на сей раз от владетельной дамы было мало проку: получив от любимого сыночка - надежды и гордости всего рода, предполагаемого основателя династии - задание разыскать и за любые деньги купить «прекрасно сформированные колбаски» реликтового двуглазого циклопа, она перестала владеть собой и впала в состояние прострации.
        Кукамуна Тиронгийская и Анафефа Люфгорн - это сочетание, которое способен вынести далеко не всякий искушенный царедворец, даже когда дамы пребывают в добром расположении духа. В горе они оказались невыносимы, и толпы просителей докучали кассарийскому некроманту, моля его отправить Юлейна в родные пенаты.
        Юлейн просил политического убежища.
        Надо было что-то решать и с победоносной армией.
        Все усопшие воины, принимавшие участие в двух сражениях, были выстроены на замковой площади, и Зелг произнес краткую, но прочувствованную речь, из которой вытекало, что он готов исполнить данное умертвиям обещание.
        Те судили да рядили и наконец разделились на три неравные части. Одни испросили себе отпуск лет на триста-четыреста, и герцог, не колеблясь, подписал и скрепил личной печатью указ, согласно которому ни сам он, ни его наследники не имели права беспокоить героических защитников Кассарии в течение всего этого срока, буде они сами того не пожелают. Группа поменьше, в которую входили уцелевшие ветераны череполка «Великая Тякюсения» и несколько бойцов детского истребительного батальона скелетов, выразила желание и дальше оставаться на службе в вооруженных силах мессира. И наконец, третья, последняя часть - в нее вошел и известный нам Нунамикус Пу, чудом не погибший незадолго до конца этого светопреставления, - просила разрешения вернуться в семьи и жить прежней жизнью. Семьи просили того же, так что и им Зелг не мог отказать.
        Такангор получил четыре или пять письменных предложений от командующих различных армий и еле устоял на ногах.
        - Так можно и шок заработать, - жаловался он доктору Дотту, прилетевшему на помощь с лошадиной дозой лекарственной бамбузяки. - Ты слушай, чего пишут.
        Слушать собрались все, и очень скоро бамбузяку пришлось повторить дважды.
        - Уважаемый господин Топотан, - писали генералы, словно под диктовку. - Крайне впечатленные вашей победой под Кассарией и беспримерным личным подвигом, предлагаем вам службу в рядах нашей армии, уверенные в том, что только под нашими знаменами вы достигнете вершин своей карьеры. Обращаем ваше внимание на специальное жалованье, выделенное вам, в виде исключения, нашим казначеем, с личного согласия нашего просвещенного и милостивого монарха. Вы можете вступить в должность командира подразделения в чине капрала с ежемесячным денежным содержанием в размере полторы золотых рупезы (четыре перламутровых раковины, три пульцигроша, одна деньга). И уже в самом ближайшем будущем, не далее чем через тридцать-сорок лет, которые пролетят совершенно незаметно, вы сможете получить высокий чин капитана, а то и полковника.
        С нетерпением ждем вас в рядах нашей армии. Примите наши поздравления…
        - Ладно, они ненормальные, - говорил Такангор, нервно глотая бамбузяку. - Но кто им сказал, что я тоже - того? Ничего себе «карьера»!
        - Но вы же не уйдете от нас, милорд Топотан? - нервно спрашивал Зелг.
        - Мессиру - двойную порцию, - распорядился Думгар. - Нет, не уйдет, ваше высочество. Он у нас безумный, но не дурак. За что и ценим.
        - А что, - сказал маркиз Гизонга. - Три пульцигроша - тоже деньги.
        - Оштрафую, - пригрозил Юлейн, и казначей поглядел на него со странной смесью страха, удивления и уважения. Кажется, последние события пошли монарху на пользу, и он мог к любому подобрать нужный ключик. До штрафа не додумывался даже Нумилий Второй, а уж он был мастер изобретать всякие ужасные кары.
        И маркиз низко-низко поклонился королю Благодушному, как никогда не кланялся Кровавому.
        Не успели отойти от этого разговора, как в тронном зале раздался душераздирающий скрип и легкий бамс. Виновником оказался Карлюза, толкавший перед собой диковинной формы столик с наклонной крышкой и тащивший в поводу осла, нагруженного книжками и тетрадками. Какой-то домовой нес за ним следом стульчик.
        Установив всю эту мебель посреди зала, Карлюза важно махнул лапкой, и из-под потолка спустились нетопыри, державшие в когтях большую доску черного цвета. Троглодит уселся за стол, поерзал на стульчике, открыл тетрадку и, высунув язык от усердия, написал: «Урок 1».
        - Что это? - спросил Думгар не по-големски кротким голосом.
        - Отлынивать нельзя от преподавательской работы. Мои таланты нужно растить, поливать, окучивать и расцветать пышным цветом, - пояснил маленький некромант. - Предвидя во мне гордость Сэнгерая, пора вкладывать в меня источники знаний и добывать из меня ценные мои мысли, коих еще не ведаю. Мессир Зелг! Вам пора вложиться в мое блестящее образование, не помня себя и ничего вокруг.
        - Так, - сказал герцог. - Я этого не вынесу. Объясните ему, что я ничего не знаю про искусство некромантов, что я такой же профан, как и он. И что я вообще не беру учеников.
        - Поздно, - утешил его доктор Дотт. - Вы, мессир, столько скелетов наподнимали и столько чудес совершили во время битвы, что теперь никто не поверит в ваше неведение. Давайте-ка идите заниматься, а я пока распоряжусь насчет обеда. Да зайду в одно местечко, где ждет меня любезное сердечко…
        И призрак, напевая и пританцовывая, растаял. А Зелг, кряхтя и обиженно сопя, слез с трона и обреченно остановился возле доски.
        - Попытаемся понять природу того сиреневого шара, который возникал у меня в ладони в минуту опасности.
        Хороший учитель может научить других даже тому, чего сам не умеет.
        Тадеуш Котарбиньский
        - И рассмотрим феномен грозительского заклинания «брысль», коим можно уговаривать к бегству возительных осликов, руководящих особ и многое кого еще. Оценивать в рупезах станем, - уточнил троглодит.
        - Феномен так феномен, - покорно согласился некромант. - Первое и главное, что я могу сказать: все самые действенные заклинания рождаются путем импровизации в минуту величайшей опасности. Вопль, рвущийся из глубин души, срабатывает точнее и во сто крат сильнее, нежели проверенное и заученное на память, но не прочувствованное словосочетание…
        И Карлюза прилежно заскрипел перышком.
        Думгар по-отечески нежно оглядел обоих и отправился в Виззл, где его ожидали многочисленные проблемы.
        Дело в том, что, как только весть о победе над Бэхитехвальдом стремительной птицей пронеслась по городам и весям, в кассарийский замок хлынул самый разношерстный, в большинстве своем бестолковый и жутко надоедливый люд, осененный гениальными идейками и каждый со своим специальным предложением и совершенно баснословной скидкой на ненужный товар. Особенно сильно донимали торговцы амулетами, магическими талисманами, книгами фальшивых и неработающих заклинаний, зубными протезами, которые почему-то выдавали за клыки вампира; сушеными ящерицами, змеями и порошком из мышиного помета; перьями грифонов и шерстью сфинкса. Словом, даже Бумсик и Хрюмсик, разогнавшие одну толпу, не смогли справиться с другой волной наступавших коммивояжеров и обиженно отправились в ров, покопаться в прелых листьях, поискать завалявшиеся желуди.
        Виззл остался беззащитным.
        Критический момент наступил тогда, когда какой-то назойливый господин попытался втюхать Иоффе проверенное средство от оборотней - страшный талисман, который замертво валит волколаков и прочих перевертышей на расстоянии трех полетов стрелы. И хотел-то он сущую безделицу - полновесный мешочек золота и пожизненную бесплатную выпивку и закуску в харчевне «На посошок».
        Он все зудел и зудел, как проголодавшийся гнус, расписывая в красках жуткие муки и страдания, которые испытает оборотень, оказавшийся в зоне действия амулета. Самое забавное, что бедняга, похоже, искренне верил в необыкновенные возможности предлагаемого товара. И сказать, что он был неприятно удивлен, когда над ним нависли три оскаленные пасти, в каждую из которых спокойно могла бы уместиться ослиная голова, - значит не сказать ничего.
        Он бежал, только пятки сверкали. Впрочем, это нисколько не смутило остальных, полагавших, что уж они-то сумеют договориться о цене, главное - прорваться в замок пред светлы очи мессира да Кассара, который обязан что-нибудь у них купить. Зачем это было нужно самому да Кассару, никто из них не знал да и не отвлекался на такие мелочи.
        - Я думаю, грешным делом, стоило ли их спасать, - мрачно признался Альгерс, когда Думгар заглянул к нему в кузню. - Не знаю, куда и складывать.
        И он махнул рукой в сторону штабеля закаменевших посетителей, аккуратно сложенного под самой стенкой сада.
        - Допекли Ианиду, понимаешь. Она и рассердилась. Хотя ее, голубку, можно понять. Хуже мошкары.
        - Зато мы победили Генсена.
        - Да уж. Победили.
        - Эй, милорд! Милорд, не купите ли вы книжку?
        - Чего тебе, парень?
        - Книжку продаю. Такая толстенная дурища. Таскать умаялся. А куда деть, не знаю.
        - А где ты ее взял?
        - Да в лавочке спер, у такого болотного хмыря с ножками. Усики еще вокруг глаз. Бр-р-р.
        Собиравшийся было проявить недопустимую агрессию по отношению к новому продавцу, Альгерс внезапно заинтересовался. Но мы не станем интриговать и без затей объясним, в чем тут фокус. Это Думгар делал ему всякие и всяческие знаки, из которых даже окаменевшие посетители смогли бы вывести, что книга голему нужна.
        - Ты здесь первый раз? - сориентировался кузнец, подзывая паренька.
        - Первый. Просто подумал, когда еще такой случай представится. Скоро все опомнятся, сообразят, что это Кассария, - и уже ни ногой. Это так, эйфория от победы, - пояснил тот.
        Был он симпатичный, вихрастый, веснушчатый, с голубыми глазами и очень красивой нежной кожей. Загляденье, а не паренек. И совершенно не похож на остальных торговцев всякой дребеденью.
        - Твои бы слова да Тотису в уши, - вздохнул Альгерс. - Замучили своим барахлом по специальным ценам.
        - Я ведь чего пришел, - сказал паренек быстро. - Я не ради денег. Нет, от монеток не откажусь, кто ж откажется - куркамисов себе куплю в мармеладе. Только я подумал, мессиру будет интересно почитать, что там, в туманах, пишут. А мне она без надобности. Я ее из вредности спер, потому что этот хмырь болотный мою любимую вещь сгрыз и не подавился.
        - В каких туманах, парень? - переспросил кузнец.
        - А то вы и сами не догадываетесь. Когда все меняться начало, плыть и таять. Красиво, если подумать. Будто город во время сильного ливня. А потом из зеркала вытянулась занавеска дыма белого, густого. И вот уже нет ничего привычного, а вокруг лавка. Там много было всякой всячины: статуэтки, камни, оружие какое-то - не то поломанное, не то совсем нелюдское. Я не рассмотрел - этот как раз вполз. Ножек восемьдесят у него, не меньше, сам грязно-зеленый, глаза такие, будто дырку в тесте проковыряли.
        - Как же ты не испугался?
        - А я испугался. Чего уж тут… Просто допек он меня сильно. Я к камню подскочил - камень там такой стоял, постаментом, - книгу схватил и - бежать. Только ветер в ушах. Ну что, берете книгу-то? Я в замок не пойду: вон сколько туда людей ломится. Глядишь, хозяева скоро отстреливаться начнут. Шучу я, но все равно не пойду. Передайте ее мессиру герцогу.
        Он осторожно положил книгу на землю и отступил на шаг.
        - Подожди, я тебе денег дам, - позвал его кузнец.
        - Денег не нужно. Одну денежку, серебряную. Больше не возьму.
        - Как скажешь. Своя рука - владыка.
        Альгерс бросил парнишке монету, тот поймал ее на лету, помахал приветливо и направился в сторону дороги, что вела к столице.
        - Погоди, не поднимай, - сказал Думгар, увидев, что титан хочет принести книгу ему. - Погоди, говорю. Позови-ка мне Гописсу. Или кентавра какого-нибудь.
        - Ты думаешь, это опасно? - изумился Альгерс. - А при чем тут Гописса? Давай лучше я.
        Отворилась калитка, и во двор кузницы вошли Ианида и утомленный трактирщик, громко жалующийся на толпы посетителей. Жители Виззла никогда, мягко говоря, не бедствовали, так что прибыль Гописсу не радовала, а публика уже утомляла. И вообще он хотел отдохнуть после того, как переработался на войне. Да и хлебопекарная рота в полном составе как-то не слишком охотно пекла булочки и пирожки, требуя выходной, а то и два за свой беспримерный подвиг и пленение короля Тиронги.
        - О, чего это у вас тут книга посреди двора валяется? - спросил Гописса, во всем усматривавший сейчас подвох и безобразие. - Хорошая вещь, портится в пыли. Антиквариат. Его мессиру нужно отдать, а не по двору валять. О господин Думгар, наше почтение.
        - Здравствуй-здравствуй. Ты, как обычно, прав: это непорядок. Дай-ка ее мне, пожалуйста.
        Трактирщик наклонился, взялся за книгу обеими руками - была она немаленькая, - поднял… вернее, попытался, крякнул и обиженно поглядел на кузнеца.
        - Розыгрыш? Шутки? Мне не до шуток, Альгерс. Я какую-то тварь так ухватом молотил, что потянул себе плечо. Мне тяжести поднимать нельзя, особенно такие. Я не титан, между прочим.
        - Интересная вещица, - заметила Ианида, нежно целуя мужа в перепачканную сажей щеку. - Отдохнул бы денек, работа никуда не убежит.
        - И отдохну. Только вот подправлю шлем милорда Топотана. Что ты там на титанов ворчишь, друг Гописса?
        - А то ворчу, что нечего вам с господином Думгаром издеваться над бедным старым ревматиком, который пережил грандиозное сражение и теперь хочет где-нибудь поспать. Я к тебе пришел ухват одолжить. А то мой остался на поле боя. - Трактирщик сделал паузу, прислушиваясь к собственным словам, и признал: - Красиво звучит: мой остался на поле боя. Поневоле почувствуешь себя ветераном.
        Альгерс его почти не слушал.
        Медленно подошел к огромному тому, переплетенному в зеленоватую кожу, с золотыми уголками и тяжелой застежкой. Приподнял с натугой. Огромные мускулы его взбугрились, под кожей проступили толстые, как веревки, жилы.

* * *
        Мы были бы не слишком справедливы по отношению к тому самому единственному терпеливому читателю, коего так прославляли в одной из предыдущих глав, когда б не поведали о том, что произошло накануне.
        Не думайте, что наши герои были такими уж беспочвенными идеалистами или самоуверенными типами, вроде тех, что свысока глядят на всех и каждого, заранее зная, что они лучше, умнее, сильнее и талантливее. Вовсе нет. И потому их крайне интересовало, каким образом им удалось одолеть Галеаса Генсена и его мертвое королевство.
        Речь не идет о финальном поединке, где слава и честь победителя целиком и полностью принадлежат Такангору Топотану и его фамильному боевому топорику, на исключительности которого так настаивал всеведущий грифон. Но то был конец сражения, исход которого предрешили намного раньше, но вот где и кто?
        Зелг да Кассар хоть и был приятно удивлен новыми открывшимися возможностями и талантами, о которых прежде и не подозревал, но в эйфорию по сему поводу не впал и весьма трезво оценивал свои перспективы при открытом столкновении с королем Бэхитехвальда.
        Будучи истинным ученым, он предпочитал объективные суждения, пусть даже они умаляли его собственную значимость и авторитет в чародейском мире. Так вот, он категорически настаивал на том, что древнее чудовище, сметавшее армии и народы мановением руки, поглощавшее богов и полубогов, ему не по зубам. Вот скачки с препятствиями по улицам, подворотням и закоулкам Бэхитехвальда в тщетной попытке спастись от Генсена - именно то, что он и мог предложить в качестве самого эффективного средства. И если пару раз удалось удачно сымпровизировать, это еще не значит, что Нерожденный король не мог в любой момент истребить всех, кто попался бы на его пути. Ну, может, военного корреспондента Бургежу не смог, но журналисты, мечтающие получить Пухлицерскую премию, - это, по сути, иные организмы, и проблемы простых смертных их не задевают.
        Так самокритично рассуждал Зелг и тем принципиально отличался от нашего старого знакомца - утоплика из колодца. Тот начал с того, что с утра считал себя не простым умертвием, но носителем тайного знания; а ближе к ночи закончил назначением себя на должность величайшего мага современности.
        - Представляете, - твердил он всем и каждому, дергая ведро и мешая набирать воду,
        - лезет из-под воды такое рыло. В глазах плывет, всюду туман, и вдруг - рыло. Я обомлел. А оно, чудовище это, меня в пасть запихивает. Я его и проклял: чтоб ты, говорю, гад, подавился мной! А оно возьми и подавись. Да как! В слякоть. И скажите после этого, что мое слово не имеет заклинательной силы!!! Пускай мессир Зелг ко мне заглянет, я ему опыт передам, подучу маленько. Кто ему поможет, как не мы, старшие товарищи, мастера, хранители тайн?
        Когда после сражения честная компания вернулась в замок, отмокла в свое удовольствие в огромном мраморном бассейне с теплой водой («Где вы заказывали такую прелестную плитку, милейший Думгар? - спрашивал король. - У кобольдов? А мне нельзя? По знакомству?») и расселись за празднично накрытым столом, к вящей радости Такангора, который никак не мог понять, зачем мыться, если хочется есть, - состоялся важный разговор.
        - Не стоит вам преуменьшать свои заслуги, мессир, - говорил добрый голем. - Вы, несомненно, многое положили на алтарь победы. Разрешите предложить тост за двух главных героев этой битвы: мессира Зелга и милорда Такангора!
        Тост вызвал у присутствующих радостное воодушевление, в потолок взлетели пробки, раздался звон бокалов, и настроение у всех стало окончательно праздничным.
        - Ах, Думгар! - растрогался Зелг. - Мне приятно, что ты так думаешь…
        - Все так думают, - ввернул король. - Послушайте, а это что, действительно немериды? Полное блюдо? Можно одну? А это то самое мугагское вино?
        И Юлейн откинулся на спинку кресла, обмахиваясь платочком. Маркиз Гизонга сидел неподвижно, но глаза его стали похожи на два гроссбуха, в которых мелькали цифры.
        - Спасибо, господа, - растрогался Зелг. - Угощайтесь. Я просто хотел сказать, что по сравнению с Генсеном я - щенок, у которого еще глаза не открылись, не то что зубы не прорезались.
        - При всем уважении к тебе, мой мальчик, ты совершенно прав, - согласился Мадарьяга, приникая к коллекционной бутылке драконьей крови. - Ты держался молодцом, но с тобой я бы рискнул сразиться - теоретически, только теоретически, - а вот с Генсеном - увольте. И мне не стыдно в этом признаваться. Это хуже, чем правда, - это неоспоримый факт. Но больше всего я восхищаюсь нашим славным полководцем. Как ты не побоялся, Такангор?
        - Пхе, - сказал честный минотавр. - Еще как боялся. Но кому-то же надо было это сделать. Мессир всем и каждому заявляет, что он убежденный пацифист. Я и подумал, что пасть со славой на поле боя не входило в его планы.
        - Что же все-таки происходило? - уточнил Юлейн.
        - Тоже мне пухнямский тарантас! - заявил доктор Дотт. - Развели тумси-пумсинские тайны, когда все и так понятно, даже вот ей. - И он указал на безголовое привидение, благоговейно державшее рукав черного халата. - Для тех, кто все еще задумчив, поясняю: Кассария сделала выбор.
        - О чем это вы? - удивился генерал да Галармон.
        - Сложно объяснить в двух словах, - откликнулся, ко всеобщему удивлению, граф да Унара. - Как я понимаю, вотчина кассарийских некромантов обладает собственной волей и разумом. А посему принимает участие в выборе своего нового хозяина; может не признать наследника, которого официально считают законным; может симпатизировать ему и тогда будет оказывать всемерную поддержку и помощь, а это ох как немало! - Он пошевелил губами и подвел итог: - Хотя я все равно этого не понимаю и никогда не пойму. Но я верно обрисовал ситуацию?
        - Совершенно верно, - согласился Думгар, ухмыляясь. - Нельзя пояснить проще и короче. Что значит, умный человек.
        Тот, кто может изящно объяснить другим то, что они и без того знают, быстрее всего завоюет репутацию умного.
        Мария Эбнер-Эшенбах
        - Но я ничего не чувствовал, - огорчился Зелг. - А вдруг я ее не понимаю и она на меня обидится?
        - Исключено. Обиделась бы - мы бы здесь не сидели, - хмыкнул вампир.
        - Все равно странно.
        - Привыкай. Скоро ты поймешь, что кассарийскому некроманту странным может показаться только одно - жизнь так называемого нормального человека. А все остальное в порядке вещей.
        - А я как раз задумался о нормальной жизни, - признался Зелг несколько смущенно. - Такая прелестная девушка была. Думгар, ты ее не знаешь? Откуда она такая?
        - Какая девушка? - заинтересовался пылкий доктор. - Где?
        - Ну, у ворот замка, - пояснил герцог, чувствуя, что друзья не улавливают смысл его речей. - Ну та, с васильками и собакой. Милорд Такангор, вы-то ее точно видели! Она стояла прямо перед вами!
        - Может, и стояла, - пожал плечами минотавр и придвинул поближе блюдо с жарким. - Я на девушек внимания не обращаю. Особенно когда не покушавши.
        Вот когда встречу такую красавицу, как моя маменька… А то прочат мне какую-то девицу Эфулерну…
        - Какую девицу? - окончательно запутался Зелг. - Господин Крифиан, вы у нас самый зоркий, вы-то помните?
        - Кого?
        - Девушку с синими глазами, с букетом васильков. Локоны такие непокорные. Веснушки. Ножка маленькая, изящная. Кожа такая белая, будто мраморная. И собака у нее еще была, большая такая собака. Ну что, никто не помнит?
        Все переглядывались.
        И только губы Думгара неожиданно растянулись в мечтательной, нежной улыбке.
        - Это вам, милорд, надо было бы побеседовать с его светлостью Узандафом. Думаю, только он сможет объяснить вам истинную причину нашей внезапной близорукости.
        - Странно, странно, - бормотал Зелг. - Девушка улыбалась… Под аркой. Арка вся в цветах и лентах… Ну что, господа! У меня есть тост: выпьем за всех нас - от генерала до солдата хлебопекарной роты…
        При упоминании о хлебопекарной роте король Юлейн непроизвольно подпрыгнул на своем кресле.
        - …за тех, кто вернулся с поля боя. И за то, чтобы…
        - Снова вернуться на поле боя! - завершил его тост Такангор. - Надо же когда-то начинать делать карьеру!
        - Милорд, я неоднократно указывал вам на то, что я убежденный пацифист, - насупился Зелг.
        - С этим тоже надо что-то делать. И поскорее, - заявил минотавр.
        - Не кажется ли вам удивительным, милый граф, - спросил Гизонга, наклоняясь к да Унара, чтобы чокнуться, - что после стольких происшествий и невероятных событий мы все-таки добились того, чего хотели? Так или иначе, но я плохо представляю себе, что кто-то из граждан Тиронги в ближайшее время захочет принять участие в гражданской войне.
        Победоносное войско редко бунтует.
        Король Бунш

* * *
        - Молодчина, внучек, какой ты молодчина!
        - Это не я, это минотавр. И еще наша Кассария.
        - А тебе не приходило в голову, что ни минотавр, ни тем более Кассария не стали бы помогать не слишком достойному?
        - Дедушка, это банальность. От тебя я ждал большего.
        - Он ждал! Он уже указывает мумии деда, что и как тот должен говорить! Не учи дедушку кашлять. Что поделаешь: кровь, порода. Все мы такие, властные. Я тоже был совершенно несносным лет пять или шесть после победы при Пыхштехвальде.
        Успех меня ничуть не испортил: я и прежде был совершенно невыносим.
        Ф. Лебовиц
        - Я тщательно слежу за тем, чтобы у меня не закружилась голова от успехов.
        - Ну-ну…
        - Дедушка, а ты веришь в любовь с первого взгляда?
        - Нет, не верю. Обычно я влюблялся со второго, а то и с третьего. Я был серьезен до ужаса.
        - Ну да. А Думгар говорит, что ты любил застолья и гулянья и вообще не ложился спать лет до ста.
        - А ты ему передай, что это непедагогично - дискредитировать славных предков за здорово живешь, только из любви к истине.
        - Он и сам знает. Но считает, что непедагогичнее мифологизировать предков и тем самым вырабатывать комплекс неполноценности у подрастающих молодых поколений. В данном случае - у меня.
        - Прекрасно. Он, часом, не защитил еще одну диссертацию, по проблемам воспитания детей? Нет?
        - Дедушка, а кто его создал?
        - Думгара? Да кто ж его знает. Я когда был в твоем возрасте, тоже прадеда донимал, кто да кто… Он не помнил. А с чего это ты, любезный друг, вдруг заговорил о первой любви?
        - Девушку увидал. А наш голем меня отправил к тебе. Говорит, только ты можешь все растолковать.
        - Кхе-кхе, - внезапно смутился Узандаф. - Это, конечно, лестное мнение… Э-э-э-э, а-а-а, а вам что, в университете ничего не рассказывали об этом деле. - И он сделал руками несколько странных движений. - Ну, то есть об отношении полов?
        И поскольку Зелг потрясенно молчал, пытаясь проникнуть в извилистые лабиринты дедовой мысли, то Узандаф продолжил:
        - Ты вот видел цветочки? У них, кроме цветоножки и цветоложа, есть еще пычинки и тестики… ой, то есть тычинки и пестики! Вот! И у людей то же самое. А поскольку чисто теоретически мы вроде как люди, то в общем и целом этот вот пункт у нас не отличается… То есть я хотел сказать, в общем, это не так сложно, как может показаться, но только при взаимном согласии сторон. Ну и надо, конечно, проверить, кто она такая. А то у меня в молодости случился курьезный роман с русалкой, а как дошло до… ну, ты понимаешь… крутил я ее, вертел.. А-а-а! - И мумия безнадежно махнула рукой. - Сплошное разочарование. Так что ты, внучек, не торопись, погуляй при луне, букетики подари, а там и передумывай потихоньку. Рано тебе еще жениться.
        - Дедушка, я же не про это.
        - А о чем еще может думать молодой человек твоего возраста, только что выигравший войну с Бэхитехвальдом?
        - О девушке.
        - Ничего не понимаю, - честно признался Узандаф.
        - И я - ничего. Встречала нас девушка, когда мы возвращались. Красивая, с темно-голубыми глазами, почти синими. Белокожая, в веснушках, с собакой и букетом васильков. Чудо что за барышня. Прямо под праздничной аркой стояла. Хотел узнать у Думгара, кто она такая, он меня к тебе отправляет, и вообще ее никто, кроме меня, не видел. Устали после боя, ясно, но такую прелесть…
        - Вот оно что, - сказала мумия. - Вот оно что. А арка с перильцами?
        - Не заметил. Кажется, да. Точно, точно - с перильцами. А какая разница?
        - Это не арка, внучек. Это Тудасюдамный мостик, дорога между двумя мирами. Мост, по которому один раз в жизни каждого герцога да Кассара к нему приходит бессмертный дух Кассарии. И каждому он является в ином обличье. Ко мне, например, приходил рыцарь, седовласый, но могучий и прекрасный. Держал наше знамя, потрепанное, опаленное огнем, но победное, и оно вилось на ветру, хотя в тот день был полный штиль. Даже травиночка не шелохнулась. А твой отец видел ладью на реке. Долго удивлялся, откуда река. И гребец поманил его рукой, указывая вдаль. Валтасею Тоюмефу показали дракона в королевской короне. Сей драк трижды три раза обвился вокруг нашего замка, охраняя его от всех врагов - как внешних, так и внутренних. Но такого, чтобы девушка… Улыбалась?
        - Улыбалась, - печально ответил Зелг. - Чудесная улыбка. А веснушки…
        - Чего ж ты голову повесил, дитя мое? Это великолепное предзнаменование.
        - Что тут великолепного, когда я думал, что она живая. Познакомиться хотел. Тебе представить. Стихи вот даже написал. Хочешь послушать?
        - Нет, нет, нет и еще раз нет, - твердо отвечала мумия. - Стихи слушать не стану: я и так слишком много страдал в этой жизни. Не огорчайся. Я и так знаю, что там написано.
        - Зря ты так, - обиделся Зелг, - прекрасные стихи получились. Свежие рифмы:
«любовь - кровь», «тоска - песка», «печаль - жаль», «слезы - розы». Просто вдохновение какое-то посетило, не иначе. Вот еще осенило: «Красавица - нравится», надо будет обязательно использовать.
        - Никому и никогда в нашем роду Кассария не являла свою благосклонность столь явно и недвусмысленно, - не стал развивать поэтическую дискуссию жестокий Узандаф. - И думаю, Зелг, что тебе предначертана великая судьба. И что Кассария ждет от тебя героических деяний. В конечном итоге, может, именно тебе суждено поразить Галеаса Генсена в его логове.
        - Только этого мне и не хватало, - испугался Зелг. - Дедушка, я же пацифист.
        - Тебе никто не говорил, что с этим нужно срочно что-то делать?

* * *
        После того как книга была доставлена в замок и Зелг выслушал подробный доклад верного голема, в библиотеке собралось нечто вроде большого народного хурала, на котором всякий спешил высказать свое мнение. Стоял неимоверный шум и гам, и страдалец библиотечный эльф демонстративно являлся на публику с пробковыми затычками в ушах и головой, обмотанной клетчатым платком.
        Дотт неизменно предлагал ему порцию лекарственной бамбузяки и, встретив холодный отказ, передавал ее Такангору, который оную бамбузяку приспособился поглощать кувшинами.
        Вообще данную книгу следовало бы почтительно писать с большой буквы - Книга. Важная шишка среди себе подобных. И хлопот совещающимся она причинила немало. Началось с того, что злосчастный библиотечный эльф попытался прочитать предисловие, начертанное летящим почерком, выцветшими чернилами не то лилового, не то темно-красного цвета (за давностью лет не разберешь), какими-то иероглифами.
        Книга отреагировала неадекватно - мелким разрядом энергии, в результате чего библиотекарь впечатался на лету в шкаф с редкими миниатюрными изданиями и бессильно сполз на пол, придерживая голову обеими руками.
        - Как это понимать? - вопросил Узандаф.
        - Судя по всему, мессир, - отвечал пострадавший с неизменным достоинством, - сия Книга готова открыть свои тайны только избранным, и по непонятной для меня причине я не включен в их число. Если же учесть, сколько рукописных и печатных изданий я собственноручно реставрировал, переплел и перевел, - продолжал он, адресуясь непосредственно к огромному фолианту, - то некоторым впоследствии должно стать стыдно за столь грубое обращение с интеллигентным и тонким созданием. Моя ранимая душа жаждет покоя и отдохновения. Мессир, я беру выходной.
        - Постойте, - вскричал Зелг, но было уже поздно. Скорбящий библиотекарь растворился среди стеллажей.
        - А как же мы без него разберемся, что тут к чему?
        - Бесполезно, - вздохнул Узандаф. - Он уже взял выходной, и ему все равно, дадим мы его или нет. Что ты хочешь - ученый человек, книжный червь. Такие ничего не боятся.
        - И что теперь?
        - Начнем с самого начала. Ее просили передать вам, ваше высочество, - заметил голем, - значит, вам она точно откроется.
        Герцог внимательно перелистывал плотные страницы, более похожие на тончайшие костяные пластины, чем на бумагу. Каждая страница была заполнена другим почерком, другими чернилами и на ином языке. Даты были проставлены, но и их узнать было невозможно, будто этот том доставили сюда из какого-то другого мира, с иным летосчислением и хронологией.
        - О! - внезапно воскликнул Такангор, разглядывая из-за плеча Зелга одну из страниц. - А этот вот текст я волне могу прочитать. Это выдержка из мемуаров Тапинагорна Однорогого, которые нам всучи… настоятельно рекомендовала изучать наша маменька. Обычно он пишет про толковые вещи: драки там, битвы, расположение войск, тактику, ну вы понимаете… А этот вот кусок - полный бред. Ахинея. Но маменька велели заучить его наизусть, чтоб, говорит, ночью тебя подняли по тревоге, а у тебя сей текст от зубов отскакивал. И чтоб, говорит, ты его признал среди тысяч иных. Вот, выходит, как всегда правы были… Здравствуй, знакомая история, рад тебя снова видеть.
        И, заметив, что лица у окружающих приобрели странное выражение, пояснил:
        - Маменька велели. Нам ее ослушаться - ни к чему. Добром не кончится.
        - Что это за язык? - заинтересовался Зелг, в котором снова поднял голову ученый.
        - Древний язык минотавров. Им пользовались наши предки, обитавшие в Алаульской долине. Тогда племена минотавров были еще весьма малочисленны, разрозненны и ютились на крохотной территории не больше Юмамурского княжества, - бодро отвечал Такангор, и все присутствующие дружно подумали, что его речь более всего похожа на хорошо выученный урок. И только строгого учителя с указочкой не хватает для полного комплекта. - Большинство исследователей называют его рийским диалектом, и это название прочно утвердилось в специальной литературе, - продолжал Топотан. - Его используют для обрядовых песнопений, во время старинных ритуалов, а также для составления важных документов, вроде завещания или любовного послания. Рийским диалектом написаны и воспоминания Тапинагорна Однорогого.
        - Без запинки, - похвалил вампир.
        - Лучше час на поле топором махать, - признался минотавр, - чем излагать науку. Ну что, поищем еще знакомые языки?
        - А это идея, - просветлел Зелг. - Если милорд Топотан обнаружил понятную ему страницу, то, возможно, каждый из нас отыщет нечто ему известное. Не зря же этот паренек принес ее специально для меня. С веснушками? - в который раз уточнил он.
        - С веснушками, - подтвердил голем. - И глаза голубые-голубые.
        - Вот видите.
        Спустя часа полтора стало совершенно очевидно, что по одной странице вполне могут перевести князь Мадарьяга, признавший в причудливой бирюзовой вязи древний жанивашский; Карлюза - ко всеобщему удивлению продемонстрировавший глубокие познания в так называемом мертвом языке Бангасоа; Зелг, сумевший с грехом пополам расшифровать клинописные аздакские письмена; Крифиан - посвятивший друзей в тонкости произношения древнегрифонского языка чин. Более других отличился в этом нелегком деле доктор Дотт, который и сам был поражен до глубины души тем, что магическая тайнопись, неподвластная иным, - это каракули, коими пестрят любые рецепты.
        - Всю жизнь выписывал лекарства, и что оказалось? Что я носитель тайного знания?! Эх, жаль, поздновато это раскрылось…
        - А то что?
        - Все неприступные пациентки были бы моими. Женщины обожают загадочных мужчин… Вот незадача! - И расстроенное привидение свернулось клубком на плече у верного друга
        - голема.
        Сам же Думгар, помявшись, признался, что клинописные письмена, выдавленные в плотном листе и залитые алой эмалью, - суть язык легендарной Канорры и что, пожалуй, с позволения мессира Зелга, он бы перевел их собравшимся. После чего с пугающей легкостью прочитал страницу сложнейшего текста, комментируя отрывки с точностью специалиста.
        Две страницы остались тайной, их не смог расшифровать никто.
        Сведя в одно целое полученные сведения, разобравшись с непонятными моментами и учитывая, что все части были написаны в разное время, разными существами - о чем неоспоримо свидетельствовал стилевой разнобой и сохранность письмен, - узнали не так уж и много. Хотя и не мало.

«Весьма вероятно, - писал рийский летописец, - что, потерпев сокрушительное поражение и столкнувшись с противником, равным либо превосходящим по силе, Проклятый король может скрыться в своем мире и разрушить врата, ведущие в Бэхитехвальд, дабы не допустить преследования со стороны такого врага. И ежели случится на вашем веку узнать о том, что не существует более Смеющейся Статуи в Бангасоанской пустыне, что в руинах лежит Болотный храм, что рухнула Черная башня,
        - сие означает: Галеас Генсен спасается бегством впервые в жизни.
        К великой печали моей, мне не дожить уже до такого светлого дня, но своим долгом почитаю сообщить тому смельчаку, что разыщет Книгу Закона и сумеет прочитать сии строки, что Тотис, в мудрости своей предвидя хитрость врага, основал врата неразрушимые. Они ведут в Бэхитехвальд, и тот, кому суждено их найти, найдет их непременно».

«Не имея сил закрыть врата, возведенные Тотисом, король Бэхитехвальда поставил возле них семь стражей, одного ключника и одного хранителя. А посему те смельчаки, что решатся преследовать его в исконных пределах, должны явиться к вратам вдевятером. И будут среди них семь стражей, один ключник и один хранитель», - сообщала страница, написанная на языке чин.

«Когда девять рыцарей соберутся вместе и возродят орден кельмотов-смертников, когда прочитают они в должном порядке девять страниц, то тайное станет явным, а пустота заполнится смыслом», - так утверждал Мадарьяга вслед за жанивашским хранителем.
        - Ну, тут более или менее ясно, - сказал Узандаф. - Когда мы сможем прочесть две оставшиеся страницы, то все чистые листы заполнятся. Сам частенько баловался такими заклинаниями. Простенькое, но действует безотказно.

«Ищи хранителя, иди к хранителю, найди хранителя», - бесконечно повторял бангасоанский автор, исписав этой фразой круглый лист.

«Ты не можешь отказаться от своего предназначения. Книга Закона не просит и не предлагает, а лишь утверждает очевидное. Во что бы ты ни верил: в Тотиса или духов огня, в неизбежность судьбы либо свободу выбора, - тебе и именно тебе предстоит завершить дело, начатое нами во времена, когда Бэхитехвальд впервые проявился в мире Ниакроха и забрал с собою несметное число жизней и невинных душ. Голоса тысяч умерших заклинают тебя…»
        - Это нечестно, - сказал Зелг. - У меня были свои планы. Воспоминания хотел написать, потом монографию. Занавески в спальне поменять, в конце концов.
        - Привыкай, - утешил его Мадарьяга. - Быть надеждой и опорой мира - не так уж и плохо, если вдуматься. Попадешь во все учебники истории. Многие чего только не делают, чтобы прославиться, а ты - раз и готово! Это тебе не хухры-мухры, а блестящая карьера.
        - Карьера - это то, что нужно, - пробасил Такангор. - Без карьеры мне никак. Лабиринт стоит неотремонтированный, и если маменька узнают, что я за это время не совершил хотя бы кучу подвигов и героических деяний, то устроят мне такую головомойку, что Генсен покажется добрее дедушки.
        - Так, стоп, - осенило Мадарьягу. - Это что же такое выходит? Я тоже избранный? Ну знаете, так нечестно, у меня были свои планы…
        - Есмь рыцарственное создание? - обрадовался Карлюза. - Мечты свершились!
        - Хоть кто-то порадуется, - вздохнул Дотт. - Эх, говорил же мне папа: не слушай маму, иди, сынок, в ювелиры. Женщины их любят, а из проблем - одни грабители, да и те нечасто. Рецепты до добра не доведут! Как накаркал! Меня, конечно, никто не спрашивает, но второй раз встречаться с Генсеном мне как-то не улыбается.
        - Это наш долг, - мягко напомнил грифон.
        - Я протестую! Какой долг? Перед кем долг? Пришли: «Здравствуйте, вы нам должны; а вы не знали? Какая досада!» - и умыли руки, а я теперь крутись как уж на сковородке. Да я, может, жениться хотел… Отстань, - обернулся призрак к своей безголовой подружке, которая от счастья пустилась было в пляс. - Теперь уже не хочу, настроение не то.
        - И где искать двух оставшихся? - растерянно спросил Зелг.
        - Сами отыщутся, - ворчливо ответил Мадарьяга. - Можешь вообще никуда не ходить и ничего не делать, а столкнешься с ними нос к носу. Колесо, видишь ли, завертелось.
        - Какое колесо?
        - Судьбы, - ответил Узандаф. - Даже и не знаю, что тебе сказать, внучек. Ну что, поздравляю. И… соболезную. Эй, ты куда?
        - В обморок, - пояснил Дотт, доставая бамбузяку из своих неисчерпаемых запасов. - Вы бы поосторожнее с ним. Пацифист все-таки.
        Глава 17
        - Ваше высочество! Ваше высочество, прошу в тронный зал! К вам делегация амазонок!
        - Амазонок?!
        - Кто такие амазонки? - заинтересовался король Юлейн, с которым в этот послеобеденный час Зелг изучал свежие газеты.
        Если существуют домашние хозяйки, значит, где-то должны быть и дикие.
        В. Тенин
        - Это такие дикие женщины, сир, которые водятся преимущественно на природе - в лесах и полях, сами охотятся и воюют и совершенно отказываются выходить замуж, - коротко пояснил Думгар.
        - Какие благородные добрые женщины! - восхитился король. - Их обязательно надо поощрить!
        - А какое отношение мы имеем к амазонкам? - спросил Зелг.
        - Пока - никакого, - встрял вездесущий Дотт. - Но среди них попадаются такие хорошенькие!
        Главный ценитель женской красоты оказался прав. Три величественные воительницы, с достоинством ожидавшие аудиенции в огромном тронном зале, более походили на трех богинь, сошедших с горних высей, скорее ради каприза, нежели из-за реальных проблем.
        Многоног-дворецкий лично проследил за тем, чтобы дамам были предоставлены самые удобные и красивые кресла, и сам собственными щупальцами расставил на низеньком столике кувшины с драгоценными винами, блюда с фруктами и легкой закуской, а также вазы со сладостями и десертами. Девы поотнекивались для приличия, но спустя какое-то время уплетали угощение за обе щеки.
        Утвердившись на своем внушающем страх и почтение троне, Зелг не без интереса принялся разглядывать гостий. Те в свою очередь внимательно разглядывали герцога и его разношерстную свиту.
        Одна из амазонок отличалась чрезмерно развитой мускулатурой и высоким ростом. Ее белокурые косы спадали до середины спины из-под шлема, украшенного по бокам золотыми перепончатыми крыльями. За спиной висели драгоценные ножны с мечом, который она отказалась вручить при входе в тронный зал даже Думгару; а голос у нее был звучный и громкий, как у боевой трубы. При этом фигура ее наводила на воспоминания о поэмах, в которых воспевали богинь-воительниц; а светящиеся нездешним огнем глаза можно было без всякого стеснения сравнивать со звездами.
        Две другие были изящнее, женственнее, но, вероятно, возмутились бы, узнав, что к ним применяют подобное определение. Девы были вооружены луками и копьями, за голенищами кожаных сапожек прятались клинки длинных ножей, а их доспехи вполне могли получить первое место на выставке кованых изделий. Все три девы были молоды, хороши собою, горды, сильны, достойны звания «Символ плодородия года» - и чрезвычайно напуганы.
        - Я Анарлет - вождь племени амазонок, - сообщила старшая, самая могучая и прекрасная. - А это мои сестры: верховная жрица великой богини Адриэн - Таризан и прорицательница Барта. Мы пришли к тебе просить о помощи и защите, как только услышали, что ты смог победить исчадие мрака Галеаса Проклятого. Наш враг не менее силен и могуществен, и вот уже долгие годы мы теряем своих храбрых сестер в неравной борьбе с супостатом, который послан нам гневающейся Адриэн. Мы не знаем, чем не угодили нашей великой богине, но Барта, наша прорицательница, имела видение, которое явно указывает на тебя. Только ты можешь спасти нас от жестокого врага, который уничтожает наше племя с достойным иного применения упорством и последовательностью.
        - В пещерном храме великой воительницы Адриэн устроил свое логово огромный паук, - продолжила Таризан дрогнувшим голосом. - Никому, кто пытался изгнать его оттуда, не удалось уйти живым.
        - Я слышал, что амазонки - великие воительницы, - осторожно начал Зелг. - Я не слишком представляю себе того обидчика, который смог бы избежать их мести.
        Прорицательница Барта выступила вперед, выпятив грудь такого размера, что потрясенный доктор Дотт шлепнулся из-под потолка к ее ногам.
        - Мы пытались изгнать паука своими силами, но за то время, что мы с ним враждуем, в храме бесследно исчезла треть нашего племени. Мы скорбим о наших сестрах, но понимаем, что дальнейшие жертвы будут бесполезными. Мне было видение, что мы должны обратиться за помощью к величайшему герою нашего времени, и, когда почтовые ястребы доставили нам свежие номера «Королевского паникера», «Усыпальницы» и журнала «Сильный пол» и «Твое счастье», мы поняли, что наш спаситель готов помочь нам, нужно только призвать его.
        - Мы не знаем, чем прогневили Адриэн, - молвила Таризан, - но мы жаждем исполнить ее волю и вновь заслужить ее благосклонность.
        - Это весьма похвально, - буркнул Зелг, - только я тут при чем? Тем более что я совсем не люблю пауков. А они меня. Вы пытались поймать его каким-нибудь изощренным способом?
        - Сколько раз, - воскликнула Анарлет, - мы ставили хитроумные капканы и ловушки, но он ни разу не попадался в них. Зато сколько ловушек он с успехом расставил против нас! А наши бедные доверчивые сестры платили жизнью за свои ошибки. Помоги нам, великий некромант. И ты станешь владельцем сокровищ, о которых могут только мечтать иные правители.
        Легче всего обходит ловушки тот, кто умеет их расставлять.
        Публий Сир
        - Так он что, какой-то особенный - ваш паук? - недоверчиво уточнил Зелг, который не мог уяснить себе масштаб проблемы.
        - Похоже, эта тварь использует чары, парализующие волю и разум. Ничем иным я не могу объяснить его неуязвимость. Ведь мы посылали против него самых опытных воинов.
        И, видя колебания некроманта, Анарлет весьма своевременно заметила:
        - Понимаем, что ты занятой чародей и что просьбы о помощи и щедрые предложения сыплются на тебя со всех сторон. Однако благодарность амазонок превзойдет самые смелые ожидания. Мы предлагаем тебе отряд наших самых храбрых и сильных сестер, которые будут до конца помогать тебе в твоем важном деле и никогда не покинут и не предадут тебя. Слово амазонок крепче стали, спроси кого хочешь. А чтобы перевесить возможные сомнения, колебания и убедительные доводы других просителей, мы принесли тебе небольшой задаток. - И дева царственным жестом указала на огромный сундук, который Зелг по ошибке посчитал собственной мебелью.
        - Сокровища? - оживился Думгар, покидая свое место за спиной у повелителя. - Дайте-ка я посмотрю, что там?
        - Дары, достойные украсить сокровищницу любого властителя, - отвечала Барта несколько неувереннее, чем ей бы того хотелось. Впрочем, фигура Думгара внушала невольное почтение и трепет, и даже самые сильные натуры ничего не могли поделать с непроизвольной реакцией на первое впечатление.
        Приподняв пальцем крышку сундука (амазонки восторженно переглянулись), голем одобрительно похмыкал:
        - Я вижу тут как минимум три бесценных предмета, необходимых в хозяйстве некроманта. И несколько украшений, заслуживающих внимания королевских особ. Мессир Зелг благодарит вас за дары, храбрые дамы.
        - Я? А, да, конечно, спасибо, спасибо, спасибо, - спохватился Зелг, давая себе слово непременно научиться говорить так же весомо и значимо, как и домоправитель.
        - Спасибо, - добавил он, если кому-то еще было неясно.
        - Мы тут формируем череполк «Великая Тякюсения», - сообщил минотавр, не давая герцогу вклиниться со следующей фразой. - После сражения с тварями Бэхитехвальда он сильно поредел, а многие ветераны были отпущены милордом да Кассаром на покой, который заслужили беспримерной отвагой и героизмом. Так вот, не могли бы вы…
        - Могли бы, - быстро ответила догадливая Таризан. - Там, в храме, нашли последний приют многие наши сестры, что при жизни считались лучшими бойцами. И мы не будем против, если мессир да Кассар даст им вторую жизнь. Думаю, они и сами изъявили бы свое согласие сражаться под знаменами столь прославленных военачальников, как милорд Зелг и милорд Такангор, да еще и на благо всего племени.
        Анарлет и Барта изумленно воззрились на жрицу, но та выпятила подбородок, что означало крайнюю степень решительности, и подвела итог:
        - На празднике в честь дня Великой Охоты Адриэн я объявлю, что тебе, Барта, было видение и что сие есть жертва, положенная на алтарь нашей богини. Что?! - грозно переспросила она.
        С Таризан никто никогда не спорил, вот и теперь Барта насупилась, но покорно подтвердила:
        - Видение, большое такое, яркое видение. Ни с чем не спутаешь.
        - Вот это мужской разговор! - похвалил Такангор. Анарлет опустила голову, и ее щеки покрылись легким румянцем.
        - На что спорим, доктор, - зашептал Мадарьяга, - что у амазонок нелюбовь к мужчинам не распространяется на минотавров мужского пола?
        - Чего тут спорить, тут подглядывать надо, - отмахнулся Дотт. - Чтоб не пропустить кульминационной сцены. А как ты думаешь, у джентльмена элегантного возраста и с прекрасной фигурой есть какие-то шансы?
        - У меня? - уточнил вампир.
        - У меня!
        - А где ты видел у себя фигуру?
        - Ну, это я фигурально выражаясь…
        - Боюсь, друг мой, на сей раз нам придется удовлетвориться ролью незримых наблюдателей.
        - Лучше, чем ничего.
        - Постойте, постойте, - замахал руками вконец растерявшийся Зелг. - Мы что, согласились исполнить их просьбу?
        - Да, - отвечал честный Думгар. - Мы согласились, что вы, милорд, им поможете. - И, обращаясь к амазонкам, добавил: - Сделайте честь, отобедайте с нами.
        - С удовольствием, - улыбнулась Анарлет. - Мессир, мы сердечно благодарим вас. Мы знали, что герой Кассарии не откажет в помощи своим соотечественникам.
        - Тут недалеко, - утешила его Барта. - Пообедаем, и можно пускаться в дорогу.
        - Они что, тоже где-то здесь живут? - прошептал Зелг с некоторым испугом.
        - Можно считать их близкими соседями, - ответил Думгар. - Вашему высочеству выгодно взять их под свой протекторат. Тогда впоследствии можно подумать и о том, как бы обложить их необременительной для них, но приятной для нас круглой суммой налога. Да и без налога имеет смысл обзавестись такими союзниками.
        - То есть они живут у нас под боком, - не мог успокоиться герцог. - И эти… девы? И паук? И их пещерная, но гневная Адриэн?!
        - В ваших силах вычеркнуть из списка хотя бы паука.
        - Думгар, я терпеть не могу пауков.
        - Тем проще вам будет с ним разобраться. Никаких личных симпатий, мешающих исходу событий. Посмотрите на это дело вот с какой стороны: неужели вы оставите без поддержки и помощи одиноких, слабых женщин, которым просто не на кого опереться? Вообразите, как им трудно, милорд.
        Быть женщиной очень трудно еще и потому, что в основном приходится иметь дело с мужчинами.
        Джозеф Конрад
        Зелг жалобно оглянулся на свиту в поисках пресловутой поддержки, но с ужасом обнаружил, что все уже мысленно видят его свершающим очередной подвиг и согласно кивают в такт своим светлым мечтам. Он хотел было кинуться за советом к Такангору, но тот уже был недосягаем. Его со всех сторон окружила вниманием Анарлет, и до ушей некроманта донесся ее воркующий низкий голос:
        - Вы никогда-никогда не похищали дев и не уносили их в свой лабиринт? И что - неужели никогда не хотелось попробовать?

* * *
        Путешествие до пещерного храма Адриэн прошло без приключений. Слава Зелга бежала впереди него, устраняя любые возможные препоны.
        Самым трудным оказалось выбраться из Кассарии без трогательного бесплатного приложения в виде кузена Юлейна и его вельмож, которые страстно желали посмотреть на битву с пауком, если можно так выразиться, из первых рядов партера.
        Лишь только трезвое замечание Узандафа Ламальвы да Кассара о том, что он может сделать всех без исключения придворных страстными коллекционерами всякой чепухи, потому что и его фантазия не беспредельна, заставила короля повернуть свой кортеж в сторону Булли-Толли. Тяжко вздыхая, выкрикивая нечто невразумительное, но очень дружелюбное и непрестанно махая белым платком, Юлейн отбыл домой, заручившись твердым обещанием герцога посетить его в столице, как только представится малейшая возможность.
        Амазонки действительно обитали недалеко: через узкий пролив от побережья Тиронги, на довольно большом лесистом острове Нуфа, настоящим украшением которого были три сверкающих хрустальных водопада и одно величественное озеро, в котором, по слухам, водилось древнее чудовище.
        Правда, Барта и Таризан в один голос утверждали, что бедолага за давностью лет страдало склерозом и вот уже несколько веков питалось исключительно водорослями и рыбой, не причиняя воинственному племени никаких хлопот.
        Остров был великолепен, а вот пещерный храм Адриэн оказался совсем не таким, каким его представлял себе Зелг.
        Расщелина расщелиной в огромной скале, до которой добирались по узкой и крутой тропинке. Лес вокруг был настолько густым, что солнечный свет едва пробивался сквозь кроны деревьев и редкие лучи перебирались с листа на листок, согревая немногочисленных насекомых. Вокруг царила непривычная тишина, и это показалось да Кассару плохим признаком.
        - Да, признаться, я видел все это несколько иначе, - протянул он.
        Действительно, протиснуться в расщелину было трудно, и он живо увидел мысленным взором свою встречу с гигантским пауком в тесном и узком проходе. Воображаемая картина его не порадовала, и если бы в тот момент его спросили, что он думает об архитектуре древней цивилизации амазонок Нуфы, то его мнение оказалось бы резко отрицательным.
        Перепоручить же благое деяние по освобождению милых дам от коварного и жестокого врага он никак не мог, ибо на военном совете, устроенном накануне по такому случаю, все пришли к единодушному решению: Зелгу нужно развить и закрепить свой оглушительный успех, а потому справляться с пауком в честном поединке, без участия группы поддержки. Предусмотрительная мумия подбросила пару стоящих заклинаний, но тем родственная помощь и ограничилась.
        - Такой храм очень легко оборонять и крайне трудно атаковать, - пояснила Таризан, видя муку, отразившуюся на лице некроманта.
        - Я понимаю, - вздохнул Зелг. - И он тоже не дурак и это понимает. Вот и засел там как заноза в…
        - Справедливое замечание, - откликнулась Анарлет. - А может, стоит отсюда метнуть в него какое-нибудь сокрушительное заклятие?
        Некромант не стал участвовать в дискуссии, чтобы не быть резким с дамой и не высказать наболевшее: какой хороший совет могут дать те, кто компенсирует отсутствие дверей размером прохода? Но назвался кобольдом - полезай в шахту, как гласит народная пословица. Пенять было не на кого. И Зелг принял решение лезть.
        Запасливый Узандаф Ламальва да Кассар не тратил века, проведенные в библиотеке, попусту. Ругался с библиотечными эльфами, писал мемуары, изгонял крыс, питающихся раритетными изданиями, лично изобрел три эффективных средства против пыли и грязи и одно против порчи бульбяксы (чем снискал вечную благодарность Такангора) и собирал редкие и не слишком полезные заклинания.
        Одно из них и произнес сейчас Зелг, готовясь проникнуть в логово паука.
        На глазах у изумленных спутников его фигура окуталась цветным облаком, озарилась ярким - до рези в глазах - светом, вспыхнула и рассыпалась алыми искрами. На месте молодого, знаменитого, подающего блестящие надежды некроманта сидел огромный мохнатый паук, раскрашенный, как шмель-именинник, в черные и желтые полосы. Его мощные лапы заканчивались крючковатыми когтями, а тускло блестящие клыки внушали уважение.
        Не ознакомленные с полетом колдовской мысли, амазонки избрали самый простой вариант развития событий: им пришло в голову, что Зелг поменялся местами с их врагом, таким образом вытеснив последнего под копья и мечи неистовых мстительниц.
        Анарлет выхватила меч из ножен и кинулась на паука, а за ней последовали ее воительницы, желающие воздать твари по заслугам.
        - Спокойно, дамы! Спокойно! - заявил паук, выставляя передние лапы. - Это все еще я. Карлюза, не стой с открытым ртом, приноси пользу. Господа, да займите же чем-то наших воинственных спутниц. А я пока наведаюсь в гости.
        Потрясенные амазонки ловили ртами воздух, как рыбы, выброшенные на берег.
        - Мадам, могу ли я быть чем-нибудь полезен? - галантно осведомился доктор Дотт. - К вашим услугам свежая лекарственная бамбузяка, нюхательные соли… утонченная беседа, снимающая напряжение. А мой ученый коллега может сделать вам отменное профессиональное кровопускание. Не желаете? Да очнитесь же вы! Ничего особенного не произошло - он чародей, а чародеям свойственно колдовать время от времени. Мы с вами, мы тут. Вот и милорд Такангор…
        - Да-да, - встрепенулась Анарлет, превращаясь из неподвижного изваяния в симпатичную и весьма оживленную особу. - Милорд Топотан, признайтесь, а вам никогда не хотелось…

* * *
        В самом храме оказалось гораздо светлее, нежели в лесу, ибо свет отвесно падал из довольно большой дыры в своде. Так что Зелг разглядел и статую богини Адриэн, отличающуюся выдающимися формами, и останки воительниц, присыпанные прелой листвой вперемешку с трухой и песком, и ржавое оружие, и шлемы, из которых бессмысленно таращились белые черепа. И чашу для даров, которая в данный момент была пуста. А вернее - наполнена мусором.
        Паутина была повсюду, и, надо сказать, она впечатляла своими размерами и толщиной нитей. Если бы герцога не предупредили, что здесь обитает паук, он бы решил, что какой-то охотник-энтузиаст развесил ловчие сети на упитанного монстра из тех, что так охотно покупают королевские зверинцы.
        Как всякий истинный ученый, Зелг был покорен столь редкостным зрелищем и уважительно потрогал паутину лапой (Какой лапой? Почему лапой? Ах да!..).
        - Нравится? - донеслось из-под каменного свода.
        Зелг встал в боевую стойку, судорожно соображая, умеют ли пауки творить заклинания, даже если они не простые пауки, а временно принявшие в целях маскировки эту форму некроманты.
        - Милорд да Кассар, собственной персоной, - продолжал некто из-под потолка. - Какая честь. А я думал, что следует ждать чародея Карлюзу или этого мясника Такангора.
        - Неужели вы читаете брутальный «Красный зрачок»? - вопросил Зелг, не видевший иных причин такой однобокой и в корне субъективной информированности.
        - Сюда больше никто не хочет оформлять подписку, - вздохнул паук в своем укрытии.
        - Эти впечатлительные дамочки так подмочили мою репутацию, что только головорезы из «Красного зрачка» согласились на доставку на дом. Или вы думаете, у меня сформировался такой ужасный вкус в одиночестве и враждебной обстановке? Я бы, конечно, предпочел «Многоногий сплетник» плюс приложение с забавными головоломками. А что, минотавр - и не мясник?
        - Нет, - ответил некромант. - Достойный и благовоспитанный молодой человек.
        - Все может быть. А как насчет Генсена?
        - Это он в порядке самозащиты.
        - А паялпа?
        - Каждому нужно время от времени самовыразиться.
        - Почему-то мне запрещают самовыражаться. Вас вот привлекли с этой целью…
        - Знаете, - сказал Зелг, - мне даже неловко. Но наш профессор психологии в Аздакском королевском университете выдвинул любопытную теорию о том, что в одиночестве у любого существа возникает определенный синдром… э-э-э-э…
        - Синдром паука, - подсказал голос. - Не стесняйтесь, я слышал эту теорию. Меня она не касается.
        - Хотите поговорить об этом? - спросил герцог, слышавший от того самого профессора, что именно так нужно начинать переговоры во время конфликтных ситуаций. И только тут у него возник вполне закономерный вопрос: - Позвольте, а откуда вы узнали, что я не ваш товарищ, а Зелг да Кассар?
        - Узнал… А как паук пауку я вам скажу одну очень умную вещь, только вы не обижайтесь. Двум паукам на такой маленькой жилплощади не разойтись, так что мой вам искренний совет: возвращайтесь в человеческий облик. Так оно вернее будет. Ваш черно-желто-полосатый наряд рассчитан на восторженных и любвеобильных дам, а вот на меня он действует, скорее, как раздражитель.
        - Как скажете. Я думал, он будет способствовать.
        - Ошибались.
        Зелг-паук покрутился на месте, эффектно окутался серебристым дымком и принял свой естественный облик.
        - А вы не робкого десятка, - отметил хозяин пещеры. - Обычно слухи о людях вашего ранга немилосердно преувеличивают достоинства и преуменьшают недостатки. А с такими, как я, поступают прямо противоположным образом. Признайтесь, наговорили вам про меня всякого.
        - Не то чтобы всякого. Скорее неутешительного.
        - Что вы стоите? Садитесь, располагайтесь на паутине, она чистая. Чувствуйте себя как дома.
        Зелг воспользовался любезным приглашением и опустился в паутину, как в гамак. Оказалось, что нить пружинит и совершенно не липнет к одежде и рукам, как он предполагал. Он легкомысленно покачался взад-вперед.
        - Удобно?
        - Неплохо. И вообще пещера сухая, уютная, по полу никто не шуршит, пахнет приятно. Признаться, я рассчитывал на другое зрелище. И, если быть до конца откровенным, на другой прием.
        - А я ждал этой встречи, хотел ее, - ответил паук. - Беда в том, что амазонки меня опередили, и теперь я не знаю, какими обязательствами вы связаны. Вот это проблема.
        - Ну, в общем, да, - не мог не согласиться честный некромант. - А зачем вы меня ждали, любезный?
        - Не для разнообразия же рациона, - хмыкнул паук. - Вот ответьте мне на вопрос: о чем вы мечтали в детстве? Если это не секрет, конечно.
        - Не секрет, - огорчился Зелг. - В детстве я не мечтал. Герцогиня Ласика и Ренигар да Кассар, моя маменька, была категорически против этого бесполезного и вредоносного времяпрепровождения. Нет, ну мечтал, конечно втайне, стать странствующим рыцарем, армиями командовать. Но тайком, как-то украдкой. Теперь я гораздо больше мечтаю, чем в детстве, - признался он.
        - А как же герцогиня?
        - Она в лучшем мире, и теперь это его проблемы. Было у меня искушение - поднять ее и вопросить: так существуют Кассария и моя некромантская сила или нет? Но потом решил, что это неприлично…
        - Да вы, батенька, гуманист. Добрая душа. А я вот свою маменьку съел после того, как она мне запретила охотиться на людей. Правда, перед этим она запретила мне водить дружбу со змеями, возвращаться в логово на рассвете и позднее, а чтобы непременно в темноте; дразнить монахов из соседнего храма; лазить по крыше замка барона фон Лоха - северного соседа через пролив, потому-де он каждый раз грозился разорить наше родовое гнездо в своем лесу. И мечтать тоже, как и ваша.
        - Но это же мать! - вскричал потрясенный Зелг. - Она же из лучших побуждений, чтобы защитить вас, несмышленого, от трудностей жизни. А вы…
        - Наши традиции это допускают, - сухо заметил паук. - В вечном споре отцов и детей прав тот, кто крупнее.
        Природа всегда сильнее принципов.
        Д. Юм
        - Но почему не попытаться понять друг друга? - заломил руки несчастный некромант, которому уже стал симпатичен невидимый его хозяин. И вдруг такой поворот.
        - Кстати, хорошо, что вы об этом заговорили. Как раз с вами я бы хотел достичь взаимопонимания.
        - Собираетесь подкупить меня, чтобы я оставил вас в покое и нарушил слово, данное мною несчастным женщинам?
        - Несчастным? Хмм. Не рассматривал их с такой точки зрения. Как говорила моя покойная мама, все неприятности в мире от женщин. Вы угадали ровно наполовину: подкупить я вас желал бы, а вот «оставить в покое»… Нет, дело в другом.
        Зелг встал с паутины, как бы невзначай одернул перевязь, поправил меч, припомнил наставления Узандафа. Кто знает, что на уме у монстра, истребившего треть поселения амазонок и свою родительницу на закуску?
        - Я готов к переговорам, - сообщил он.
        - Мужайтесь, - посоветовал паук. - И не совершайте резких движений. Я иду.
        В глубине пещеры кто-то зашевелился. Звук был мягкий, но очень тяжелый. Герцог только-только успел подивиться тому, что звуки, оказывается, бывают тяжелыми и легкими, как его собеседник вылез на свет. Его давешнее предупреждение не делать резких движений было совершенно бессмысленным: Зелг от неожиданности не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, не говоря уже о большей активности.
        Паук был грандиозен и великолепен. Черный как смоль, покрытый густой блестящей шерстью. Его лапы - каждая толщиной со ствол среднего дерева - удерживали на весу огромное тело. Было очевидно, что одним ударом он вполне способен поразить не только рыцаря, но и коня, на котором тот будет сидеть.
        Ряд черных сверкающих глаз уставился на некроманта.
        - Болтаем, болтаем, - сказал паук, - а до сих пор не познакомились как следует. Разрешите представиться, я - Кехертус, к услугам вашего высочества.
        - А-а-а… э-э-э… весьма приятно… э-э-э…
        - Заметьте, что вы рисковали, явившись сюда в облике моего слабосильного собрата,
        - заметил Кехертус. - Мы не слишком церемонимся с мелкими конкурентами.
        - Это я уже вывел из ваших детских воспоминаний.
        Паук раскрыл ужасные клыки, размерами и формой походившие на крестьянские плуги (сорвалась и звучно шлепнулась на землю крупная капля ядовитой слюны), и захохотал:
        - А мне импонирует ваше чувство юмора, герцог. Из вас получился бы неплохой паук.
        - А из вас - некромант.
        - Ближе к делу. У вас есть войско, несколько могущественных союзников, талантливый генерал, прекрасная наследственность и, как оказалось, редкий дар. Отсюда вопрос: мир завоевывать будете?
        - Зачем мне мир? Что я с ним буду делать?
        - Не скромничайте. Такие возможности не должны пропасть втуне. Предлагаю еще одну: меня. Я бы охотно во всем этом поучаствовал. Как боевая единица я… вы сами видите. Для пропаганды и агитации среди мирного населения и солдат вражеских армий - тоже пригожусь. Может, есть какая-нибудь должность, а?
        Зелг смешался:
        - Да какая у меня армия? Стрелков не хватает, ветераны ушли на покой, тяжелая пехота - это же не тяжелая пехота, а кошкины слезы; тем более что Иоффа останется в Виззле с Альгерсом. Бумсик и Хрюмсик тоже. Повар нам вот был нужен…
        - Да я и приготовить, если нужно, могу, - заволновался паук, не ожидавший столь низкой оценки своих великолепных боевых качеств. - Из подножного, так сказать, корма.
        Герцог мгновенно вообразил огромного паука в фартуке и поварском колпаке, с половниками в четырех лапах, которыми он размешивает суп из амазонок в походном котле на двести персон.
        Зелгу стало плохо, и он бессильно опустился в гамак из паутины.
        Паук напряженно ждал ответа, но вид раскрывающихся клыков как-то не способствует мыслительным процессам.
        - А зачем вам вообще это нужно? - спросил некромант. - Живете тихо, укромно, никто вам не угрожает.
        Кехертус романтично постучал передними лапами по полу:
        - Это, можно сказать, мой единственный шанс выйти в свет, людей посмотреть, себя показать.
        - Попробовать всех на вкус, - не удержался герцог от язвительного замечания.
        - Зря вы так, - огорчился паук. - Это я от безысходности и тоски. Я об ином мечтал. Вы мне не верите, что ли?
        - Верю, верю, - поспешно согласился Зелг. Кехертус покачался из стороны в сторону, словно в такт неслышной музыке.
        - Я с детства мечтал стать путешественником: пересекать пустыни и горы, пускаться в странствие через моря и океаны. Может, даже моим именем назовут какую-нибудь речушку или лесок. Поймите, моя нынешняя жизнь черепа выеденного не стоит! А сколько еще долгих и нудных веков мне прозябать здесь в одиночестве и непонимании, на диете из амазонок… Потом наступит старость, дряхлость. Вспомнить нечего будет. Я стану безымянным прахом, как мои предки, и никто не всплакнет обо мне, никто не вспомнит. Я так не хочу!
        - Тоска, - согласился добрый Зелг, потрясенный до глубины души обрисованной пауком картиной. - Но зачем вам наше войско? Что мешает вот прямо сейчас и отправиться в путь?
        Кехертус огорченно присел на всех лапах.
        - Разве не очевидно, что этот жестокий мир жаждет моей смерти? Мне нужен надежный союз, и союз с тем, у кого нашли дружескую поддержку многие странные существа. Я все продумал и взвесил. Только на фоне вашей компании я не стану слишком выделяться. Э?
        Герцог подумал, что это комплимент, но комплимент сомнительный. А еще он с трудом мог представить себе, как станет управляться со столь своенравным и могущественным созданием и как тот найдет общий язык с остальными. Нет, невозможно.
        - Послушайте, - быстро сказал он. - Я разделяю ваше горе, но только по первому пункту. Давайте договоримся, что я помогу вам выбраться отсюда живым и скрою этот факт от амазонок. А дальше - ступайте куда хотите. Это уже другая история.
        Паук негодующе приподнялся на задних лапах и ревниво заявил:
        - Мессир, вы не представляете, от чего отказываетесь. Ваших амазонок еще в помине не было, как и прочих прямоходящих, а мои предки уже охотились на все, что шевелится.
        Он уполз в темноту, и оттуда до герцога доносился его обиженный голос:
        - Знал, что с людьми трудно договориться, знал. Но не представлял, что это так сложно.
        Он снова появился в круге света, держа в передних лапах увесистый мешок, сплетенный из паутины. Мешок он бросил к ногам Зелга.
        - Вот - золото! Вы, люди, его боготворите. Предлагаю сделку. Кехертус платит, и платит щедро, а вы его берете с собой в качестве спутника.
        Некромант с удивлением оглядел подношение. Золотые монеты и украшения тускло просвечивали сквозь прозрачный материал паутины. Думгар непременно бы оценил этот дар, ибо в сундуке амазонок сокровищ было даже на самый поверхностный взгляд меньше. Но не золото решило исход дела.
        Зелг вспомнил внезапно и совершенно отчетливо, как его собственная матушка пророчила ему скучную и унылую будущность. Представил, что теперь бы он сидел на кафедре и проверял гоблинские сочинения; ежедневно обедал в мерзкой харчевенке и экономил на всем, чтобы однажды жениться по расчету и взять приличную девицу с приличным приданым. Он вообразил себе жизнь без Думгара и доктора Дотта, лекарственной бамбузяки и мугагского вина; костеланг скелетов, хлопающего над головой черного с серебром знамени Кассарии и сладкого вкуса победы на потрескавшихся губах; без Такангора, и Карлюзы, и мумии дедушки. Без Бумсика и Хрюмсика, наконец. Без веснушек и голубых глаз?!! Врагу не пожелаешь такой судьбы.
        - У нас дисциплина, - сказал он строго. - Дружеские, уважительные отношения, взаимовыручка, но при этом жесткие требования ко всем без исключений. И от меня вам не удастся избавиться так же легко, как от вашей маменьки.
        - Далась вам моя маменька! - вскричал довольный паук. - Считайте, что это моя справедливая сыновья месть за папеньку. Пришел домой после тяжелого трудового дня, усталый и сонный, был коварно убит и скушан супругой - без всяких угрызений совести, между прочим. Каково? Что бы вы делали на моем месте?
        С точки зрения биологии, если что-нибудь вас кусает либо грызет, оно скорее всего женского рода.
        Скотт Круз
        - Наука при всех ее успехах еще не пришла к выводу, что нужно делать в подобных ситуациях…
        - А ведь он ее любил, всю душу в это понятие вкладывал. Я вам больше скажу…
        - Вот что, - решительно прервал его Зелг, - давайте оставим хотя бы несколько тайн на долю других исследователей. А мне вполне достаточно того, что я сегодня узнал о семейной жизни пауков.
        - Так мы договорились?
        - Да, договорились. Только как быть с амазонками? Они, видите ли, ждут меня снаружи.
        - Давайте я вылезу первым, и вы их никогда больше не увидите.
        - Нет-нет, так не годится. Я слово дал. Исключено, слышите?
        - Слушаюсь и повинуюсь, - сказал Кехертус. - Тогда я собираю самое необходимое и ухожу через крышу. Тихо, на цыпочках.
        - Ночью.
        - Само собой.
        - А я объявляю вас павшим в смертельном поединке.
        - Как вам будет угодно. Можете рассказать, как я корчился и катался по полу, как истекал кровью на костях невинных жертв. Женщины это любят - это проливает свет и сладость на их души. Опять же, укрепит ваш авторитет.
        - Думаете?
        - Уверен. Спросите у своего доктора Дотта.
        - Почему - у Дотта?
        - В «Красном зрачке» писали, что он жуткий ловелас. Или опять приврали?
        - Пожалуй что нет.
        - Ну, пожелайте мне удачи.
        - Всего хорошего, - попрощался Зелг, у которого голова шла кругом от всех этих событий.
        - До скорого, - сказал паук. - Вы не пожалеете, это был правильный выбор.

* * *
        Выход из пещеры был триумфальным. Амазонки кидались Зелгу на шею, порывались нести его на руках в селение и там приветствовать как спасителя чести, славы и самой своей жизни. Они стучали копьями о круглые бронзовые щиты, гортанно выкрикивали его имя и вообще вели себя так, что честному герцогу было не по себе. Совесть грызла его, как стая изголодавшихся комаров, но отступать было поздно.
        Он со слабой улыбкой махал девам рукой и слегка раскланивался.
        - Что-то с тобой странное, мальчик мой, - всполошился Мадарьяга. - Уж не ранил ли тебя этот хищник?
        - Нет. Хуже.
        - Что может быть хуже?
        - Я завел себе паука. То есть не себе, а всем нам. Принял его в армию. Не то поваром, не то картографом. Не то боевой единицей. Еще не понял.
        - Доктор, а ну-ка пощупайте ему пульс, - потребовал вампир.
        - Зачем? - удивился призрак.
        - Больные это ценят.
        - Ваша правда. Но мессир здоров, просто чем-то обескуражен. Как по мне, все складывается просто прекрасно.
        - Подслушивали? - задохнулся Зелг, сам не веря в столь вопиющее обвинение.
        - Само собой. Должен же кто-то контролировать ситуацию, - вмешался Думгар. - Мессир, мы слишком дорожим вами, чтобы просто так, без всякого прикрытия отпускать в неведомое. Поздравляю. Вы действительно сделали правильный выбор. Этот Кехертус стоит сотни амазонок.
        - Кстати, об амазонках… - подошел Такангор, оттесняя рвущихся к телу победителя дам. - Мадамы, позже, позже. Раздача памятных подарков состоится через несколько часов, а теперь герцог хочет отдохнуть. Мессир, нужно что-то делать. Они рвутся к вам в армию.
        - Кто? - в ужасе спросил герцог.
        - Анарлет, Таризан, Барта и еще двадцать девочек, - пояснил минотавр. - Если мы их примем, то меня в тот же день уволим. Замучили.
        - Да уж, - ухмыльнулся вампир. - Не дают бычку прохода: «Милорд Топотан, а что бы вы делали, если бы в темных и мрачных закоулках вашего лабиринта вам встретилась одинокая и беззащитная амазонка?»
        - Я им объясняю, что прежде всего амазонке бы встретилась маменька, которая терпеть не может чужих в своем доме. Яблоки у нас воруют, - сказал Топотан. - Кирпичи. Маменьке, правда, все равно, лабиринт разбирают или в гости пришли. Голову оторвет и скажет, что так и было.
        - Помогает? - слабо спросил некромант.
        - В том-то и беда…
        - Что же делать?
        - Скажем, что берем оплату только скелетами. Как и договаривались.
        - Можно сказительствовать, что мессир поставит на службу упуцканного им насекомого, - предложил Карлюза, почесывая пальчиком ухо.
        - Карлюза, ты гений, - расцвел Дотт.
        Гений - существо, способное решать проблемы, о которых вы не знали, способом, который нам не понятен.
        Ф. Кернан
        - Талантливский и состоятельский есть, - скромно признал троглодит. - Имею грибиную плантацию.
        - Да-да, мы знаем, - торопливо откликнулся герцог. - А что, неплохая идея. Им этот паук поперек биографии давным-давно, вряд ли они согласятся иметь его товарищем по оружию.
        Когда три верховные амазонки явились в шатер, в котором после трудов праведных отдыхал Зелг, вид у них был торжественный и праздничный. Произнеся все приличествующие моменту слова благодарности и восторга, они с ходу, без экивоков предложили себя в качестве воинов новой армии кассарийского некроманта.
        - Нет, нет, нет, - сопротивлялся Зелг.
        - Да, да, да, - настаивали амазонки. - Вы увидите, как это выгодно. Мы рвемся в бой, мы полны сил, мы в самом расцвете нашей молодости и красоты.
        Почему-то все это сообщалось уже Такангору.
        - Да, милорд Топотан, - проворковала Таризан, кокетливо беря минотавра за хвост, - а правда ли это, что отдельные жестокие и кровожадные минотавры имеют сразу несколько жен?
        - Нет, - отрезал Такангор, косясь в сторону выхода.
        - А вы не думали, что стоит подать пример?
        - Мы немедленно отправляемся в обратный путь! - рявкнул Зелг, чувствуя, что вот-вот потеряет лучшего своего полководца. - Нас ждут великие дела. Мы забираем с собой ваших павших сестер и их убийцу. Я призову паука из потустороннего мира, дабы он верной службой искупил нанесенную вам обиду.
        - Вы знаете, барышни, у меня всегда было много жен, - плотоядно облизнулся Мадарьяга. - И всегда не хватало.
        Заколыхался полог шатра.
        - Их что, не учили прощаться? - изумился Дотт. - Правильно говорят, что сердце красавицы склонно к измене…

* * *
        - Ты полагаешь, нам было мало Бумсика и Хрюмсика? - уточнил Узандаф, припадая к окуляру глядельного выкрутаса. - Разнесут всю усадьбу, я чинить не стану.
        - Полно, дедушка. Кехертус очень милый и трогательный. Ранимый. Мечтает о дальних странствиях. Просто не знаю, как ему сказать, что в ближайшее время мы никуда не двинемся. У меня другие планы.
        - Где-то я это уже слышал.
        - Дедушка, мы сами кузнецы своей судьбы.
        - Кузню купи сперва.
        - Дедушка, я хочу отдохнуть, привести в порядок мысли.
        Путешествия формируют ум и деформируют брюки.
        Морис Декобра
        - Путешествия этому очень способствуют. Организуют, я бы сказал.
        - Что мы будем делать вне Кассарии?
        - Ты только выйди за ворота, а приключения не заставят себя ждать. Ты помечен судьбой, малыш. Скажи спасибо за каждый час, который пройдет без невероятных событий и подвигов.
        - Мне не нравится такой распорядок.
        - Пиши жалобу.
        - Дедушка, ты черств и жесток. Тебе никто этого не говорил?
        - Твоя правда, пощупай меня. Я зачерствел лет триста-четыреста тому. Ну что с тобой, малыш? Я же вижу, что тебе худо…
        - Я боюсь.
        - Фухх, хвала Тотису. Так бы сразу и сказал. Это вполне нормальное явление, все боятся, на кого ни кинь. Я думал, ты заболел.
        - Такангор не боится!
        - Генсена, может, и нет. А вот маменьки!
        - Твоя правда. Думгар?
        - Боится. Страшно боится снова стать ненужным и прозябать в пустом замке.
        - А Кехертус?
        - Обыденности и безвестности.
        - Все-то ты знаешь. А ты сам боишься?
        - Конечно, дитя мое, конечно, Бэхитехвальда. Время летит быстро, все может статься. Если уж Книга Закона сама пришла к тебе - это неспроста. Нельзя закрывать глаза и думать, что тебя никто не найдет. К тому же все в этой жизни происходит не случайно. Ты знаешь, что мы с Кехертусом прочитали еще одну страницу?
        - Что?
        - Не переспрашивай, как попугай твоей бабушки. Тот тоже исполнял арию горного эха. Раздражал ужасно. Я из него потом суп сварил.
        - Из меня суп не получится.
        - Не заставляй меня задумываться над рецептом…
        И Узандаф Ламальва да Кассар нежно потрепал внука по плечу:
        - Садись, Зелг. Поговорим.
        - Лучше сразу объясни, каким образом Книга Закона попала в лапы к Кехертусу.
        - Я предложил осмотреть библиотеку, при условии, что он не станет питаться ее сотрудниками. Он с восторгом принял предложение и проявил себя как тонкий ценитель искусства и литературы. Знаешь, он много читал, этот твой паук.
        - С ума сойти! - всплеснул руками герцог. - Паук-искусствовед.
        - А потом я вспомнил, что все закономерно и случайностей не бывает, и попросил его просмотреть Книгу. Он увидел только один текст на знакомом языке и любезно его перевел.
        - Кто еще знает об этом, кроме тебя и самого Кехертуса?
        - Ну как тебе сказать…
        - Я знаю, - вклинился в разговор доктор Дотт. - Думгар, Такангор, Карлюза, Крифиан… Вся компания.
        - Почему мне не сказали? - спросил Зелг грозным голосом кассарийского некроманта.
        - Хотели морально подготовить.
        - Считайте, что вам это удалось как нельзя лучше. Что он прочитал?
        - Вкратце?
        - Если можно.
        - Гляди ты, обиделся, - хмыкнул дедуля. - Тебя же, балду, берегли от лишних переживаний. Он прочитал, что девятого и последнего члена отряда нужно искать на родине у Карлюзы, в подземельях Сэнгерая. Там обитает Хранитель. И я позволю себе высказать допущение, логично вытекающее из всего, что нам известно: тот, кто тебе нужен, - дракон.
        - Ну да, ну да, как раз дракона мне и не хватает.
        - В любом случае тебе нельзя засиживаться дома. Нужно постранствовать по миру, поднакопить опыта…
        - Карьеру сделать?
        - Не помешает, внучек.
        - Хорошо, я подумаю.
        - Мессир, - на пороге библиотеки возник Думгар, - там у ворот собралась толпа просителей.
        - Каких еще просителей?
        - Прослышав о том, что милорд Зелг в один день избавил амазонок от страшного недруга, все несчастные и обездоленные кинулись искать у вас помощи и защиты. По словам Птусика, к замку двигаются несколько посольств от сопредельных государей. Полагаю, будут предлагать всякие авантюры и сулить бешеные деньги.
        - Какие авантюры, Думгар?
        - Убить кого-нибудь тайно, свергнуть правительство, основать орден… мало ли что еще?
        - Какая чушь, гоните их в шею.
        - Эти добрые люди не понимают простых слов. Решетку уже ломают. Прикажете спустить на них Бумсика и Хрюмсика?
        - И хор пучеглазых бестий!
        - Вот теперь ты видишь, внучек, как твои бедные предки стали кровожадными и жестокими?
        - Дедушка, я беру назад все несправедливые слова. Дотт, ты тут?
        - Вообще я собирался погонять просителей, но если у мессира есть поручение…
        - У мессира оно есть. Собери в тронном зале всех вельмож. Я хочу обсудить с ними план дальнейших действий.
        - Господин Кехертус входит в число вельмож?
        - Само собой.
        - Ему будет приятно это услышать…

* * *
        Такангор спасался от поклонниц на заднем дворе замка, в тени деревьев, ветви которых служили убежищем для Птусика и его собратьев. Минотавр точил свой боевой топор и мечтательно глядел на восток. Он думал, что смотрит туда, где далеко, за полями и реками лежит его родной дом, но на самом деле немного ошибся. Ему нужно было смотреть на запад. Правда, тогда солнце немилосердно слепило глаза, а это было уже не поэтично и совершенно не соответствовало мирному настроению генерала.
        Рядом с ним примостился маленький троглодит, греющий на солнце хвост, пострадавший в прошедших битвах. Время от времени он разворачивал какую-нибудь газету из внушительной стопочки и пробегал взглядом строчки, подчеркнутые чернилами. Карлюза наслаждался покоем, славой и приятным обществом.
        - Карлюза, друг мой, если бы ты знал, как теперь красиво в Малых Пегасиках!
        - Пора плодоношенья и любви?
        - Ты правильно заметил, тебе бы стихи писать.
        - Я творю.
        - Записывай. Потом прославишься, издашь отдельной книжкой.
        - Имею такие намерения.
        - Вот вообрази, брат Карлюза: река течет синяя-синяя, на солнце блестит. Песочек серебристый. Холмы в виноградниках. Когда-то там паслись пегасы, а теперь кобылы крылатые какие-то, ну да мне и они нравятся. Все равно поэтично. Заброшенный храм, площадь с фонтанами, вся в цветниках. Магазинчики, башенки, гроты, дома. Все такое яркое, славное, родное. Старинные лабиринты, опять же. Эх, кажется, я по дому немного соскучился.
        - Понимаю, - сказал троглодит. - Прельстивая долинка. Любивмый крошка мамулек…
        - Ну, мамулек примерно вот такой крошка. - Такангор встал в полный рост и отмерил ладони на полторы выше кончика своих рогов.
        - Какой грандиозный мам!
        - А долинка, да. Долинка, как ты сказал? Прельстивая.
        Прибыв в Булли-Толли и занявшись накопившимися делами, маркиз Гизонга внезапно поймал себя на том, что тоскует. Это было тем более странно, что угроза народного восстания миновала, а щедрый герцог да Кассар преподнес кузену-королю немало золота для решения неотложных финансовых проблем. Казначей работал не разгибая спины две недели подряд и имел полное право сказать, что в государстве дела обстоят так хорошо, как не обстояли в последние десять или пятнадцать лет. Потом он отсыпался несколько дней, но снилось ему тоже непонятное, как если бы он потерял что-то важное и не мог вспомнить, что именно.
        Он не решался признаться в этом никому, но внезапно выяснилось, что тоскует и главный бурмасингер Фафут, и даже граф да Унара - человек по определению неподвластный чувствам.
        Король тоже ходил как в воду опущенный, и даже нечаянный выигрыш в последней Кровавой паялпе совершенно не развеял его грусть. Скандал, учиненный королевой, был оставлен без внимания. А неделю тому королевский лекарь Сапулса явился к графу с ужасной новостью: его величество с полудня и до самого ужина занимался государственными делами, читал бумаги и прошения, вздыхал и закатывал глаза к потолку.
        Чем и как лечить короля, Сапулса не знал и требовал созвать консилиум лучших медиков и чародеев Тиронги.
        Да Унара утешил несчастного, сказав, что это нечто в атмосфере и непременно пройдет.
        - В атаку, что ли, хочется, ваша светлость? - рассуждал бурмасингер. - Дома так нудно. Жена грызет, теща. Сестрица истерику закатила - казалось бы, живи и радуйся, все в порядке. А мне вот неймется. Как не хватает чего.
        - Не съездить ли к нашим кассарийским соседям? - спросил маркиз. - Как у них? Сообщений не было?
        - Никак нет, - вздохнул Фафут. - Хотя Иоффа обещал писать. Да и генералу рецепты прислать грозились. Никак у них что случилось?
        В этот момент по залам пронесся радостный крик его величества Юлейна:
        - Граф! Граф! Я получил письмо от кузена Зелга. Он просит нашей помощи.
        Граф да Унара с изумлением воззрился на короля. Чего-чего, а крика помощи от Зелга он не ожидал услышать. Тревога его не обуяла по единственной причине - слишком довольным было лицо монарха, а значит, неприятности кассарииского некроманта оказались несерьезными.
        - Вообразите, его замучили просители. А у него еще очень много дел вне Кассарии. Он спрашивает, не хотели бы вы, граф, разумеется, вместе с генералом да Галармоном, маркизом и бурмасингером Фафутом погостить у него хотя бы пару недель, пока он будет в отъезде. Я полагаю, это чудесная идея. Вы ведь знаете, как разбираться с просителями. И я бы к вам приезжал отдохнуть на денек-другой.
        Граф усмехнулся. «Чудеса, - думал он, - быть призванным в родовой почти что замок собственным кузеном, который об этом родстве знать не знает. Говорят, что Тотис любит пошутить, только не любит, когда смеются».
        - Ну что, граф? Как вы считаете, это правильная идея?
        - Как будет угодно вашему величеству. К тому же это самое меньшее, что я ему должен в качестве контрибуции за эту дурацкую войну и в благодарность за его рыцарское поведение.
        - Пожалуй, это единственное, что мы умеем хорошо, - сказал маркиз, сияя, как только что отчеканенная монетка, и сам еще не понимая, что его так обрадовало. - Было бы непозволительной дерзостью и неблагодарностью отказать вашему ближайшему родственнику в столь невинной просьбе. Я только соберу вещи и готов выезжать.
        - А у меня вещи на службе, - пробурчал Фафут. - Я дома третий день не ночую.
        - Нужно поощрить трудолюбие нашего главного бурмасингера, - сказал маркиз.
        - Непременно, - отозвался граф. - Я тоже готов. Что мне нужно? Корзиночка с куркамисами в мармеладе, пара свежих перчаток и парфюм.
        - Я так и знал, что вы согласны, - заявил счастливый король. - Сейчас же отправлю ему гонца с сообщением, что мы едем. Вызывайте Галармона, да по тревоге! Он не простит промедления. Кукамуна, душечка! Кукамуна! Иди попрощайся со мной, мой зайчик! Важные дела отзывают меня из столицы!

* * *
        Только что прошел теплый летний ливень, и на отмытом ясном небе снова сияло солнце.
        Радуга, полноцветная и яркая, перекинулась мостиком через сверкающую реку, над полем, усыпанным васильками.
        На террасе накрыли богатый стол, украшением которого было знаменитое мугагское, шесть фирменных блюд из немерид и мороженое «Князь Пюклер» по рецепту Ангуса да Галармона.
        Зелг с тоской подумал, что этого великолепия ему в ближайшее время не видеть, - что грустно.
        Затем он бросил тоскливый взгляд в сторону замковых ворот, которые осаждали толпы неугомонных граждан Тиронги и соседних королевств и княжеств, которые считали естественным переложить свои проблемы на плечи кассарийского некроманта, и подумал, что этого кошмара ему в ближайшее время тоже не видеть. Что есть великолепно.
        За столом уже рассаживались его сподвижники и гости.
        Кехертусу заботливые слуги приготовили отдельное возвышение, которое тот уже успел выстлать мягчайшей паутиной. Вопреки опасениям, он оказался некровожадным и радостно согласился на полный тазик свежего мяса.
        Такангор внимательно изучал содержимое супницы. Грифон просил слуг повязать ему вышитую салфетку. Дотт, как всегда, охмурял какую-то бледную барышню с традиционным букетом и кинжалом в груди. Думгар дирижировал слугами и вполуха слушал Карлюзу, который пытался на пальцах объяснить, как кратчайшим путем пробраться до нижних подземелий Сэнгерая, минуя княжество воинственных и недружелюбных троллей. Бургежа брал интервью у Кехертуса и время от времени таскал с блюда крохкие ароматные пряники на один кус. Вампир развлекал публику, жонглируя ложкой и вилкой. Юлейн, Галармон, да Унара и маркиз Гизонга вели неспешную беседу о высоком с мумией Узандафа Ламальвы да Кассара.
        Гописса выталкивал гневного кентавра из харчевни «На посошок».
        Хор пучеглазых бестий атаковал троих нахалов, пытавшихся просочиться в замок через водосток.
        Короче, свет и сладость были разлиты по всей Кассарии.
        Только на душе у молодого герцога было неспокойно. Вот уже несколько недель он пытался определить причины этой тревоги, но осенило его только теперь, когда он любовался необыкновенной радугой.
        Он понял, что более всего на свете хочет взойти на Тудасюдамный мостик и чтобы рядом с ним шла голубоглазая барышня со смешными конопушками. И чтобы ее маленькая ручка доверчиво лежала в ее ладони. И плевать, что всем да Кассарам суждено видеть Тудасюдамный мостик всего раз в жизни и никогда на него не подниматься.
        Если есть мост, по нему можно пройти. Может, просто никто не пробовал?
        И если дорога на него ведет через Сэнгерай, по всему Ниакроху и в логово Галеаса Генсена, то разве это препятствие для молодого, но уже солидного некроманта с определенным опытом боевых действий?
        - Милорд Такангор, - позвал он, возвращаясь к столу. - Не отодвигайте блюдо с пирожками. Они вам сейчас понадобятся как иллюстративный материал. Итак, господа, как вам понравится такое название - «Операция „Бэхитехвальд“»?
        Конец первой книги
        Послесловие к роману:
        Верить стоит только в невероятное. Остальное и так само собой разумеется.
        Жильбер Сесброн

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к