Дети страха и другие ужасные истории Елена Александровна Усачева
        Елена Усачёва - известный писатель, автор более сорока книг для детей и подростков, лауреат литературной премии имени С. Михалкова. В эту мистическую книгу включены три повести о детях, которые неожиданно столкнулись с потусторонней реальностью, - «Дети страха», «Любовное письмо с того света» и «Шкатулка с неприятностями». Жил себе ребенок, как все, в школу ходил, на родителей обижался, и вдруг - хлоп! - и вокруг него начинают происходить чудеса. Но какие-то неприятные: нечисть всякая пристает, требует внимания и даже любви. Вот как трудно живется современным продвинутым детям!
        Для среднего школьного возраста.
        Елена Александровна Усачёва
        Дети страха и другие ужасные истории
        Повести
        
        Дети страха
        Глава 1
        Анжела-вампир, дед с красным лицом и другие знакомые
        Вечер прошел в унылом сидении на площадке. Физрук Титомирыч как всегда врубил свой любимый диск с музыкой «кому за 50». Под нее прыгали только малыши. Первый отряд с вожатыми ушел за территорию лагеря на костер. А второй сидел на лавочках вдоль площадки и протухал. Пацаны по одному утекали через кусты за клуб и дальше теми же кустам по своим интересам. Возвращаться в палаты было запрещено категорически - старший вожатый шнырял по корпусам с проверкой. На площадку вышел начальник лагеря Квадрат. Звали его Сергей Сергеевич. То есть Сергей в квадрате. Невысокий, полный, с добродушной улыбкой, он с таким восторгом смотрел на малышей, так задорно подпритопывал под вынимающую душу «тунц-тунц», что Нинка закрыла глаза.
        - Тоска, - прошептала она. - Сколько?
        - Две недели.
        На ответ Нинка головы не повернула, продолжая прислушиваться к своему внутреннему голосу, который говорил, что надо валить. И не только с этой площадки подальше от зверских завываний, но и вообще из лагеря. Выйти за ворота, сделать ручкой, сказать всем: «Прощай навек!» и раствориться в сумерках. Две недели. Еще две недели. Как срок. Как приговор. Надо было себя чем-то развлечь.
        - А в прошлом году тут ничего было. Мороженое после обеда.
        - И на дискотеку местных пускали. Физрук другой был. Пингвина помнишь? С ним вообще все можно было. Пацаны реперов запускали. А Анжелка пела.
        Нинка открыла глаза. Говорили сидевшие рядом девчонки, соседки по палате. Имена их Нинка за неделю не запомнила и не собиралась. Им осталось здесь прожить полмесяца, и больше они никогда не встретятся. Зачем ей их имена?
        - Идиотское имя Анжела, - уронила в пустоту перед собой Нинка.
        - Нормальное, - пискнула красотка с пушистыми светлыми волосами. - И девчонка была хорошая.
        - Ты знаешь хотя бы одного приличного человека с таким именем? - Нинка упорно смотрела на прыгающую мелюзгу.
        - Анжела - это то же самое, что Энджи, ангел. - Голос красотки дрогнул - она была готова защищать неведомую певунью. Есть такие альтруисты. О людях только хорошее говорят.
        Нинка лениво фыркнула. Тунц-тунц сменился медляком. От невыносимости всего этого стрельнуло между ушей.
        - Знала я одну Анжелику, - словно через силу произнесла Нинка. - Красивая была. Такая же, как ты, - кивнула она на блондинку, и у той из глаз тут же улетучилась готовность спорить за прошлогодних ангелов. - Чего там она - пела или плясала, - не помню. Но была вся такая… - Нинка поморщилась, словно у нее враз заболело горло. Собеседницы потянулись к ней, опасаясь, что на этом рассказ кончится. - Пушистая. Любила… - Нинка покосилась направо-налево… - кольца. У нее один такой был крупный перстень, с камнем большим. Она когда их несколько нацепляла, то перстни, ударяясь друг о друга, клацали - «клак, клак». Говорит и так рукой поигрывает - «клак, клак».
        Нинка шевельнула пальцами, прислушалась. «Ты меня любишь!» - обреченно взвыл певец. И следом монументально, словно дома роняли - та-дам, та-дам.
        - И с каждым днем колец прибавлялось. У нее этих украшений уже по три штуки на каждом пальце, - продолжила рассказ Нинка. - Однажды я на одном колечке пятнышко заметила. Красное. Откуда? Мы вроде все время в школе. Где тут испачкаться? Она трет пятно, а оно не сходит. Дальше - хуже. На новых кольцах все больше и больше пятен стало появляться. Эта Энжди как в школу приходила, сразу руки под воду совала. Вода с ее пальцев красная текла. И вот однажды сидит она в классе, и вдруг директриса заходит. Энджи всплеснула руками, и во все стороны кровь брызнула. Так всех и залила. Потом выяснилось, что она вампир. Людей убивала, кольца с них снимала и на себя напяливала. И вот стали ее жертвы воскресать. И от этого на кольцах пятна появились. Последней директриса, вот она и пришла к своей убийце. От этого и кровь пошла.
        - Что за бред? - раздалось у Нинки за спиной. Парень какой-то сказал. Голос хрипловатый. Вроде не из второго. Нинка почувствовала, что сидевшие рядом девчонки дернулись на реплику, но сама приморозила взгляд к танцующим малышам.
        - Кому и бред, а кто-то колечко трет.
        Все на лавке опять дернулись. Сидящая слева девчонка, худая, с короткой стрижкой и большими глупо-оленьими глазами, сунула руки под себя.
        - Чего сразу трет? - буркнула с глазами.
        - Вот дуры, - зачекинил событие парень за спиной.
        - Иди отсюда, - зашикали на него красотка и ее соседка с косой.
        - И вообще - так не бывает, - буркнула глазастая.
        - Значит, Анжела с песнями и красивая бывает, а Анжела с кольцами и кровью нет? - Нинка не отрывала взгляда от танцующей перед ней пары. - Она уже давно мертвяк была. Я мертвяков за версту чую.
        - Как это? - опешила красотка. Было видно, что ее радужно-розовый мир испытывает сильное потрясение.
        - А ты что, никогда мертвых в руках не держала?
        Наступила пауза. Не из-за вопроса. Музыка удачно смолкла. Малыши завыли и заозирались. Пульт, выдающий музыку, стоял за лавками. Все уставились на него, а получилось, как будто смотрели на разговаривающих девчонок. Красотка занервничала, стала дергать на себе юбку. Но тут из колонок грянуло очередное бумцанье. Малыши завизжали, запрыгали.
        - Как это? - голос красотки упал до сипения.
        - Ничего сложного! Известно, что тот, кто мертвого в руке подержит, потом любого мертвяка определит.
        Нинка медленно повернулась к глазастой. Та уже успела вытащить из-под себя руки, но заметив, что на нее смотрят, опять их туда сунула.
        - А чего? - пробормотала она рассеянно.
        - С тобой - ничего, - отрезала Нинка.
        Замолчали. Сзади сплюнули и зашуршали. Нинка опять почувствовала, что девчонки рядом заозирались.
        - Кто это был? - спросила с косой.
        - Кажется, из первого, - прошептала красотка.
        - Они же на костре, - напомнила глазастая.
        - Этот… - Красотка споткнулась. - Он у них в изоляторе лежал.
        - Ты откуда знаешь? - фыркнула с косой.
        Красотка замялась, стала поправлять волосы и одергивать юбку.
        - Он сразу в изолятор попал, - за нее ответила с глазами. - У него аллергия на что-то.
        - Вы ходили в первый отряд? - не выпускала подружек из хватки своих вопросов с косой.
        Нинка не выдержала и качнула головой, чтобы посмотреть на непонятливую с косой. Им скорее сложно было не попасть в первый отряд, чем попасть в него - все жили в одном корпусе, на одном этаже. Палаты мальчиков налево, палаты девочек направо. У первого отрядный уголок в левой игровой, у второго - в правой. И за этой игровой - комнаты вожатых. Где тут теряться? Все лица примелькались. А этого плевуна, вероятно, нет, раз про него спрашивают.
        Девчонки через Нинку стали выяснять, кто и где видел обитателя изолятора, и это уже был перебор. Вместе с душувынимающей песней про три дня на любовь рассуждения о парнях Нинку заставили встать.
        - Ты куда? - отреагировала на движение с косой.
        Нинка не спеша повернулась и посмотрела на красотку. У нее было точено-кукольное личико, с маленьким аккуратным носиком и узким подбородком. Спала она около окна.
        - Например, кошка, - произнесла Нинка. - Я несколько раз держала в руках дохлую кошку. Один раз сарай разбирали. А она застряла в гитаре. Между струн. И сдохла. Пришлось ее оттуда по частям вытаскивать. А другой раз у соседей под забором все лето дохлые кошки находились. А они же воняют.
        Красотка неуверенно качнула головой. О том, как пахнут мертвые, она имела смутные представления. Но было видно, что ей хватило рассказа про кошку в гитаре.
        - Но как? - пискнула она. - Она же мертвая.
        Нинка пожала плечами.
        - Нас постоянно окружают мертвые. А мы и ничего, не дергаемся.
        Красотка открывала и закрывала рот. Противник был сражен.
        - Но ведь жалко, - еще зачем-то барахталась красотка.
        - Тебя, что ли?
        Красотку - да, ее было жалко - нижняя губа дрожала, челка ползла на глаза, на щеках наличествовала бледность. С косой погладила ее по руке.
        - Зачем? - Нинка подпустила в голос равнодушия. - Она же мертвая. Ей все равно.
        Музыка опять сменилась на медляк.
        - Убью! - взвизгнули в толпе мелких. Из круговорота танцующих вынырнул пацан, темные волосы стояли дыбом. За ним неслась девчонка с закрученными в тугие спирали кудрявыми волосами. Она не успевала. Пацан очень шустро проскочил мимо взрослых и устремился в темноту корпусов. Девчонка швырнула ему вслед тапку. Тапка повторила маршрут пацана и точно вошла ему между лопаток. Пацан подпрыгнул и прибавил скорость. Через мгновение на дорожке осталась лежать одинокая тапка.
        - Пося, ты покойник! - в запале крикнула девчонка. К ней торопилась вожатая со зверским выражением лица.
        Нинка скривила губы. Покойник - это хорошо. Непонятно только - кто.
        У тапки нарисовался взрослый пацан. Он пнул ее и ушел в тень. Нинка уже почти отвернулась, когда что-то задело. Деталь. Посмотрела опять. Тапка. Дорожка. Фонарь. За ним - темнота. А перед этим стоял парень. Что-то было. Руки в карманах. Шорты, длинные, до колен. Тощий. Сутулый. Повернулся.
        Нинка сглотнула. Что-то было, такое… Вроде как заметное. Потом посмотрит.
        Она пошла к корпусу. Что хорошо в лагерях? Рассказываешь историю, а потом забываешь про людей. Потому что никогда с ними не встретишься. Город бесконечный. Пересечения случайны. Это если, конечно, не стараться зачатиться в соцсетях. Но Нинка этого делать не будет.
        Квадрат с сутулым старшим вожатым прошли от танцплощадки к столовой. Перед сном всем выдадут поздний ужин - кефир. Обычно с печеньем. Но в этот раз все печенье забрал первый отряд. Случайно. Им велели взять из коробки, а они взяли всю коробку. Кто-то об этом кричал перед дискотекой. Кажется, вожатая малышей. Наедятся теперь старшаки печенья с чаем до отвала.
        Нинка свернула к корпусу. Дверь была закрыта. Зато открыты окна. Подтянуться, перекинуть себя через подоконник, миновать батарею, ботинками по покрывалу кровати красотки и к себе.
        Палата была большая - на двенадцать кроватей, по шесть вдоль стены. Нинка упала на третью от двери. Центр. Все как она любит.
        - Пося! Стой! Все равно не уйдешь! - все еще пыталась добиться непонятно чего поклонница шустрого Поси.
        Ползла вечерняя прохлада. Топот. Шуршание. Что-то царапнуло стену корпуса. Стало жарче, словно закрыли окно.
        - Никакой Анжелы не было.
        С косой. Поначалу Нинка думала на красотку. Она была въедливей. Но по вопросам специалистом оказалась с косой. Еще и правдоруб.
        - Ты все выдумала.
        До кефира полчаса. А ведь можно было нормально время провести, глядя в темный потолок.
        Помимо всех остальных бед у этого места в первый же день нарисовалась главная БЕДА - отсутствие связи. Это была какая-то дыра мира, вселенская впадина, где телефоны брали с трудом, а инет вообще не ловился. Спасали только стационарные компьютеры в игровой. Но там вечно висели малыши. Без шансов. Поэтому выбор самостоятельных занятий был широк - смотреть направо, смотреть налево и в потолок. Потолок в темной палате - это было самое интересное.
        - Тебе что надо? - лениво спросила Нинка.
        С косой лежала локтями на подоконнике, торчала башкой в проеме - мешала проходу свежего воздуха.
        - Я вот всего этого боюсь, - прошептала с косой. - А ты так легко рассказываешь.
        Понятно, скучает. В этом лагере все скучают.
        - В прошлом году никакой Анжелы тоже не было, - решила примириться с действительностью Нинка.
        - Была. Только пела плохо. Этих певцов было - тьма. Они даже надоели.
        Нинка перевела взгляд на потолок. Пока не появилась с косой, там можно было рассмотреть целый мир. Мелькали тени, переплетался рисунок, рождались истории. Телевизор не нужен.
        - Была.
        - Пося! Пося! - орали уже хрипло, но все тонуло в шорохе голосов - малышей уводили с площадки, и враги неминуемо встретились в одном строю. Если у Поси нет сковородки отбиваться, то он точно труп.
        - Ты чего молчишь? - не выдержала паузы с косой.
        - Я же говорю - была.
        - Кто?
        - Кошка. Она застряла между струн. Давно. Мумией стала.
        - Это же противно!
        - Так страшно или противно?
        - Да ну… - заерзала локтями по подоконнику с косой. - Это же смерть. Разве в нее можно играть?
        - Пося! - запоздало крикнули на улице. - Немедленно в строй! Я кому сказала.
        Шустрый Пося все-таки сбежал. А звала его вожатая со зверским лицом. Или вторая вожатая. Но у нее тоже лицо вряд ли было добрым. Все-таки дети. С ними быстро дичаешь.
        - Я не играю, - еле слышно произнесла Нинка. - Почему про Анджелу с песнями - это нормально, а про кошку - нет? Обыкновенная жизнь. В ней есть и смерть. У меня дед на скотобойне работал. Столько мертвых перевидал. А как уволился, бабка заметила, что по ночам у него лицо красным становится.
        - Давление что ли? - С косой стукнула локтем по подоконнику, как будто пыталась отползти по-тихому, но у нее это не получилось.
        - Так всегда бывает у мертвяков. Днем еще вроде ничего, на человека похож, а ночью лицо краснеет. Никто не замечал, а потом как увидели, все…
        Нинка шевельнулась, кровать под ней взвизгнула пружиной.
        - Что все? - В голосе с косой появился испуг. Скажи ей сейчас, что у нее за спиной дед с красным лицом стоит, визжать начнет.
        - Исчез. Когда мертвяков открывают, они прячутся. Забираются под землю, в подвал какой-нибудь или специально схрон делают, и ждут. - Здесь можно было сделать паузу и дождаться, когда с косой задаст логичный вопрос. Но говорить с ней Нинке уже расхотелось. Скучная она была какая-то, неинтересная. Поэтому не надо вопросов. - Ждут, когда время придет, и они смогут выползти. Их же там много. Как выберутся, так мир и захватят. Хотя - нет, не захватят. Ученые давно доказали, что вампиров не существует. Для существования им понадобилось бы по человеку в день. Каждый укушенный превращается в вампира, и тому тоже надо по человеку. Короче, за полгода человечество бы закончилось. А мы все еще есть. Значит, вампиров нет.
        Что-то там у с косой в конструкции щелкнуло, и она сползла с подоконника. Шарниры разболтались, надо подкручивать. В палату сразу ворвался свежий воздух и крик: «Для чего люди двери придумали? Чтобы вы в окна лазили? Быстро к своему отряду!» Затрещали кусты - с косой пошла по прямой. Крик старшего вожатого такой, придает ускорение, близкое к сверхзвуковой. А кусты не жасмин. Как только густо-зеленые ветки обильно зацвели крупными белыми цветами, все в один голос заговорили о жасмине. Но в Нинкиной голове жасмин прочно ассоциировался с югом, на который она не ездила, а у них тут был совсем не юг. Покопавшись в инете - компьютер был у кружковцев, - она с радостью узнала, что облепленные белыми цветами кусты называются чубушник, родственник гортензии. И никакого романтизма. Обман, как и этот лагерь - сплошной чубушник.
        На улице шумели: испытание под названием «дискотека» закончилось. Сейчас откроют дверь в корпус, включат свет.
        Зашуршало. Но уже не робко, а уверенно, словно по закону права. Качнулся воздух. Грохнуло.
        - Да какого!
        Мужской голос. Крякнула кровать.
        От неожиданности Нинка села. Парень стоял около кровати красотки и пытался что-то в ней поправить. Услышав за спиной движение, вздрогнул. Выпустил свой угол. Он стукнул, заметно накренив всю конструкцию.
        - Черт! Я думал, вожатые. Ты чего здесь?
        Он стоял против неуверенного света из окна, поэтому Нинка не могла сказать определенно. Но голос. Та же ленивая интонация, как у аллергика из изолятора. Вот говоривший повернулся в профиль, и Нинка поняла, что ее задело там, на площадке. Чубчик. Она такого и не видела никогда. Волосы у аллергика не падали на лоб, а вздымались вверх, как у героя французского комикса Тинтина. Он еще мастил чем-то. Слишком уж волосы четко стояли вверх.
        Нинка смотрела молча. Парень попытался было снова взяться за кровать, но смутился пристального взгляда и бросил.
        - Хорошо байки треплешь.
        Нинка молчала.
        Парень еще мгновение постоял, глянул в окно.
        - Ну, я пойду.
        Скрипя подошвами кед по линолеуму, он прошел через палату, выглянул за дверь. В коридорах стояла тишина.
        - А у тебя аллергия на что? - очнулась Нинка.
        - На солнце, - буркнул парень, уже выходя из палаты. - Пятнами покрываюсь.
        Нинка мысленно перебрала, что у нее лежит в тумбочке. Вроде ничего ценного. Вспомнила про шоколадный батончик, проверила. На месте.
        Пятнами. Интересно.
        Ухнула входная дверь, в коридоре загорелся свет. Спокойная жизнь кончилась.
        Глава 2
        Игра в смерть
        Она хотела его убить. На самом деле. Стояла, зажав камень в руке, лицо бледное и сосредоточенное.
        - Ты не жилец! - процедила кудрявая.
        - Сама ты дура, - спокойно отозвался Пося. Он прижался к стене, ни вправо, ни влево дернуться не мог. А перед ним стояла она, его смерть. С камнем.
        - Достал уже.
        Она почему-то тянула время, не бросала. Хотя давно уже могла это сделать.
        - Сама достала, - лениво упирался Пося.
        - Урод!
        - Дура!
        - Покойник!
        - А ты некрасивая!
        Это он зря!
        Полетел камень. Пося присел. Камень врезался в стену и рассыпался, оказавшись известняком. Крошки застучали по темной голове.
        - Еще и кривая, - удовлетворенно произнес Пося.
        Он даже не думал убегать. Хотя кудрявая сжала кулаки и как-то совсем нехорошо позеленела лицом.
        - А дальше что? - спросила Нинка.
        Вошедшие в свои роли герои не сразу отозвались. Несколько мгновений еще буравили друг друга взглядами и только потом подняли головы. Нинка выглядывала со второго этажа. Странно, что эта мелюзга постоянно попадалась ей на пути. Они, конечно, дернулись. Но Нинка не была похожа на взрослую или вожатого, поэтому все остались на своих местах.
        - Я его убью и все, - жестко произнесла кудрявая.
        - А потом? - не отставала Нинка. - Когда он умрет?
        На втором этаже были окна изолятора, здесь же была медчасть. Нинку послали за перекисью и ватой - кто-то из пацанов разбил колени.
        - Чего это я умру? - не согласился Пося.
        - Он стухнет, - все так же жестко прервала возражения оппонента кудрявая.
        - Интересно, - произнесла Нинка. - Погодите.
        Медсестры не было, ждать ее Нинке надоело, а тут такое развлечение. К ее удивлению, они дождались. Только Пося уже не стоял, прижатый к стене, а вышел к крыльцу. Ему, видимо, тоже стало любопытно, что с ним станет.
        - Давай похороним? - легко предложила Нинка.
        Кудрявая с сомнением посмотрела на Посю, словно он был чем-то нехорош для такого обряда.
        - А где? - все еще неуверенным голосом спросила она.
        - Да за клубом.
        - Больно? - побеспокоился о своей судьбе Пося.
        - Не должно.
        Кудрявая пнула камешек, поковыряла мыском трещину в асфальте. Буркнула:
        - Не хочу. Не интересно.
        И резко взяла с места. Нинка с Посей проводили ее взглядом.
        - Ну и я не хочу, - хохотнул Пося.
        - Почему? - опешила Нинка. Затея ей показалась прикольной.
        - Потому что я не умер! - крикнул он и понесся следом за кудрявой. - И никогда не умру! - добавил он, на мгновение повернувшись. Чуть не налетел на медсестру, но быстро выровнялся и нырнул в кусты.
        - Это что у вас за разговоры такие? - напустилась на Нинку медсестра.
        - Мне перекись и вата нужна. У нас один ногу разбил.
        - Пускай ко мне идет. А то вы тут будете ноги разбивать, а мне отвечать.
        Медсестра, невысокая, бойкая, пожилая женщина, стала подниматься по ступенькам.
        - Какой отряд? - спросила она около двери.
        - У вас парень несколько дней в изоляторе лежал. - Нинка пропустила вопрос. - Что у него было?
        - Из первого? Отравился. Решил доесть колбасу, которую ему родители дали в дорогу. А ты тоже из первого?
        Нинка кивнула.
        Какой неожиданный поворот. Никому бы не хотелось оказаться в изоляторе из-за отравления родительской колбасой. Аллергия лучше.
        За кустами раздались голоса, и Нинка от крыльца спряталась за клумбу с высокими глазастыми мальвами.
        К корпусу вышел Тинтин. Один. Кто-то его, видимо, отправил сюда, вот он и пришел. Нинка мысленно подняла палец и выстрелила.
        Пах!
        Он должен был упасть. Красиво. Вскинуть глаза, полные расплескавшегося удивления. И рухнуть. Либо плашмя на спину. Либо сломаться в коленях и обвалиться кулем.
        Тинтин мазнул по клумбе взглядом и улыбнулся.
        Вы замечали, что у всех мертвых одинаковые улыбки?
        Нинка выбралась из своего укрытия. Чего она прячется? Как будто что-то произошло. А ничего ведь не случилось. И не случится. Еще две недели.
        Через час выяснилось, что медичка любитель держать людей в изоляторе. Парень с разбитой коленкой ушел и не вернулся. Сказали, утром отпустят. Будут следить, нет ли заражения.
        Вопрос с заражением активно обсуждался на пляже.
        - Как можно заразиться, если ты всего-навсего коленку поцарапал? - авторитетно возмущалась та, что с большими глазами.
        - А если грязь попала? - осторожно возразила красотка. Она стелила полотенце, старательно оглаживая концы.
        Нинка сидела под деревом. На корне. Загорать не хотелось. Купаться тем более. Неширокая река с серо-зеленой тяжелой водой не внушала доверия. Там наверняка водились лягушки и водомерки. Глубина была по пояс. Только ил с тиной ворошить.
        - Так землю специально прикладывают к ранам. Она затянуться помогает.
        Глазастая сыпала народной мудростью. Нинка фыркнула. И хоть она была далеко, девчонки обернулись. С косой посмотрела в тревоге и потерла нос.
        - Чего? - звонко крикнула красотка. - Чего не так?
        - Сепсис развивается за сутки. - Смотреть на них было прикольно, и Нинка стала изучать лица сопалатниц. - Высокая температура, лихорадка, озноб, смерть. Завтра хоронить будем.
        Растерянные округлившиеся глаза. Бровки приподняты, тонкие морщинки на лбу. Прищуры и снова морщинки. Губки надуты. А на носу - вон - прыщик.
        - Ненормальная, - прошептала глазастая и побежала к воде. У нее был смешной купальник с высокими трусами до пояса и узким лифом. На трусах порхали розовые бабочки. А кольца она сняла. Сразу после дискотеки и сняла. Вот она - сила рассказа.
        Красотка смотрела с недоверием. Словно опасалась, что Нинка сейчас накинется на нее и заразит. В глазах читался вопрос: «Почему ты такая?», но она его не задавала. Нинка прикрыла веки и стала глядеть на реку. Солнце дробилось на волнах, слепило, обещало теплую воду.
        - А почему ты не купаешься? - все-таки спросила красотка.
        - У меня аллергия на солнце, - соврала Нинка. - Красными пятнами покрываюсь.
        - Да? - красотка посмотрела на реку. У купающихся там явно не было никаких проблем с солнцем.
        Нинка отвернулась, давая понять, что говорить об этом не будет. Все жаждущие наслаждаться жизнью, пусть это делают без нее. У нее своя жизнь, и они вполне притерлись друг к другу…
        Отвернулась и увидела. Пося. Стоял в двух шагах и пристально изучал Нинку. Ей даже как-то икнулось от неожиданности. В душе метнулся крик «Убью!», потому что незачем было пугать добропорядочных граждан такими взглядами. Подумалось, что она в чем-то понимает кудрявую. Какой-то Пося упертый, а умирать не хочет.
        - Пося! Ты чего там застрял? - крикнула бдительная вожатая.
        Мелкий убежал, оставив Нинке на память взгляд. Такими покойники смотрят с могильных памятников.
        Нинка поежилась и, чтобы не расползтись, перекрутила руки на груди. Пацан явно что-то хотел. Может, подзатыльник? Или он со всеми девчонками нарывается, чтобы они его потом убивали?
        Рядом остановились. Нинка подняла глаза на уровень восьмилетнего пацана, но уперлась взглядом в полосатую футболку. Тинтин.
        - Чего сидишь? - лениво спросил он.
        - Чего стоишь? - в тон ему ответила Нинка.
        - Я тоже не купаюсь, - выдал Тинтин, усаживаясь рядом на землю.
        Под деревом как-то разом стало тесно. Еще и с косой не купалась, не радовалась жизни, а сидела на любовно разложенном красоткой полотенце и смотрела на них. Вспомнилось, что на дискотеке ее отдельно интересовало, что это за парень из первого и почему все знают, что он лежал в изоляторе, а она нет. Может, он ей нравится?
        Нинка покосилась на соседа. Парень был долговяз, вытянутое лицо с высоким лбом, полные губы, темные брови, еще рыхловатые детские щеки. На реку он смотрел с неожиданным восторгом.
        - А ты чего не там? - спросил Тинтин, насмотревшись на купающихся.
        - Мне нельзя подходить туда, где есть опасность.
        - А чего так? - искренне восхитился Тинтин. И голос у него был звонкий. Прямо сама жизнерадостность в хрустящей обертке. С бантиком.
        - А ты не знаешь?
        - А должен?
        Он быстро учится. Раз услышал - и уже отвечает вопросом на вопрос.
        - Так всех заранее предупреждают, - словно нехотя заговорила Нинка. - Я в зоне риска, за мной охотятся. Поэтому находиться рядом нельзя. Я из-за этого одна и хожу.
        Тинтин вытянул шею, оглядывая кусты на этой стороне и деревья на высоком противоположном берегу реки.
        - Снайперы, что ли?
        Нинке резко стало скучно.
        - Ну да, я внучка президента.
        Тинтин покосился на ее темную футболку, шорты, сланцы, сбитый черный лак на ногтях.
        - Да ладно, - усмехнулся он не очень уверенно.
        - Конечно, нет, - фыркнула Нина. - Молодец, что не поверил. Причина другая. На моем роду лежит проклятье. Вот уже много столетий у нас пропадают дети. Обычно удавалось сохранить одного-два, чтобы род не прервался. Но сейчас я осталась одна, и игра идет по-крупному.
        - Кто же у тебя пропал?
        Река искрилась. Народ смеялся. Тинтин был невыносим.
        - У меня было три брата, - гробовым голосом сообщила Нинка. - Их увел человек в черной шляпе.
        - Чего, так прям пришел и увел? - хохотнул Тинтин. - Они дураки, что ли?
        Нинка молча смотрела на Тинтина. Он еще немного посмеялся, а потом скис.
        - Дурак тот, кто думает, что от судьбы можно уйти, - изрекла Нинка.
        - А чего не так-то? - не понимал Тинтин. - Он в дверь, а ты закрылся и не выходишь.
        - От него нельзя закрыться. Это происходит ночью, когда все спят. Утром встают, а человека уже нет.
        Это простое сообщение вызвало у Тинтина бурю радости. Он коротко хохотнул, заваливаясь назад. Но совсем упасть ему не дал корень. Тинтин напоролся на него, поморщился и выпрямился.
        - Да ладно! - выдал он.
        - Я не предлагаю тебе верить или нет. - Скучно, скучно. Как же Нинке было скучно.
        Тинтин поерзал попой по земле, удобней устраиваясь, разрешил:
        - Ну ладно, расскажи, как все было.
        Нинка снова посмотрела на реку, на блеск ряби, на прыгающие по воде тела.
        - Рассказать? Рассказать я могу. Что только потом с тобой будет?
        - Нормально будет. - Тинтин вытер грязную ладонь и коленку, оставив грязный след. - Не тяни.
        Нинка прикрыла глаза.
        - Смотри, - заговорила, словно через силу. - Есть такое поверье, что если кто-то сделал нож и продал его, то нож теперь полностью принадлежит его хозяину. И если такой нож потом у него украсть, то на вора перейдут все болезни и несчастья хозяина. Раньше так специально делали - брали нож убитого и дарили его врагу. Через месяц враг умирал в мучениях.
        - Это ты к чему? - Голос Тинтина подохрип. Боль в спине от встречи с корнем дала о себе знать.
        - Так же бывает с рассказами. Пока не знаешь, все хорошо. Но если тебе его рассказывают, он становится твоим, со всем своим проклятьем.
        С косой кашлянула и отвернулась к реке. Да, ей лучше идти туда.
        Тинтин смотрел, не мигая.
        - Справимся. Начинай.
        А вот у него ничего с лицом не происходило. Он просто ждал. Храбрый какой!
        И Нинка начала.
        - Моя семья жила в одном старом доме. Он был старый, все двери и ставни скрипели, а на втором этаже было слышно, что происходило на первом. Они там совсем недолго прожили, когда старший сын рассказал, что слышит по ночам музыку. Словно кто-то стоит под окном и играет. И эта музыка зовет его к себе. Никто ему не поверил. Семья легла спать. Среди ночи проснулся старший сын. Что-то позвало его к окну. Он подошел, посмотрел на пустое поле перед домом. Он был уверен, что там кто-то есть, хоть никого и не видел. Утром семья проснулась, а старшего сына и след простыл.
        Тинтин хихикнул.
        - Как же они узнали, что он подходил к окну, если он пропал? Рассказывать-то было некому.
        Нинка легко улыбнулась. Как скучно делать паузы в тех местах, где заранее знаешь, что произойдет. Но это всегда действовало безотказно. Можно было немножко понаслаждаться превосходством.
        - Вот когда у тебя начнут пропадать родственники, тогда и узнаешь, можно ли рассказать, что было ночью, или нет.
        - Когда пропадают родственники, значит, их надо искать на кладбище, - проявил свои знания Тинтин, но все-таки вовремя заметил, что Нинка его не слушает, а, поджав губы, изучает реку, словно выбирает, кого первого сейчас задушит. - Ладно, молчу. Узнали. Там, наверное, следы остались. Прямо под окном. Дальше что было?
        - Дальше? - не меняя интонации, продолжила Нинка. - Его долго искали, но не нашли. И вот через какое-то время средний сын стал рассказывать, что слышит музыку. Родители заперли все окна и двери, сели сторожить, но не выдержали и уснули. Уснули и пропустили, как средний сын встал, разбуженный музыкой, и подошел к окну. На поляне никого не было. Утром среднего сына в кровати не нашли. И снова принялись его искать. Но ни следов, ни свидетелей.
        - А чего они так босиком и уходили?
        - Нет, пропадали их вещи - обувь, штаны с рубашками, кепки.
        - А драгоценности? Может, они еще деньги притыривали? Вы проверяли?
        Тинтин издевался, старательно пряча улыбку. Но лицо, плечи, спина - все ходило ходуном, выдавая повышенную радость.
        - Меня тогда еще не было, - холодно произнесла Нинка, и Тинтин немного подзавис.
        - А откуда же ты?… - начал он и вместо слов пошевелил рукой. Тонкое запястье. Широкая ладонь с узловатыми пальцами. Они были длинными и, наверное, сильными. Еще и выгибались странно. Удивительная рука. Нинка потянула воздух, заставив Тинтина собрать свои конечности.
        - Младший сын очень боялся, что тоже исчезнет, поэтому лег спать вместе с папой и мамой. Все крепко уснули. Среди ночи тихая музыка разбудила мальчика. Он открыл глаза и сразу повернул голову к окну. За ним не было видно поля. Там стоял человек с черными глазами и смотрел на мальчика. Когда родители проснулись, сына в кровати не оказалось. Кинулись они искать - а ночью как раз снег выпал - и увидели, что от окна к темному лесу ведут четыре пары следов.
        - Это, значит, три брата и неизвестный? - загнул свои чертовы пальцы Тинтин - мизинец, безымянный, средний, указательный. - Четыре пары?
        - А дело зимой было, да? - неожиданно встряла с косой. Про нее все уже забыли, а она сидела, слушала. - Ты говорила, у них кепки были. Как же кепки - зимой?
        Тинтин посмотрел на свои согнутые пальцы, на оттопыренный большой.
        - Во история! - развернул он руку, поднимая большой палец вверх. - Треш.
        - А через год у родителей родилась дочка, - Нинка пропустила все вопросы и восторги. Аплодисменты, гонорары и поцелуи - потом. - И перестали они думать о своих сыновьях.
        - Ты что, та самая дочка? - Тинтин развернул вспотевшую от стараний ладонь и теперь равнодушно чесал ее.
        - Все знают, что у меня были братья, но сейчас они не с нами, - призналась Нинка.
        - А они у тебя были? - подалась вперед с косой. Вот кто просил ее лезть? Никто же не звал. Шла бы уже купаться.
        - Да! Сначала пропал старший брат, потом средний, потом младший. И тогда родилась я.
        С косой недовольно поерзала на полотенце, покосилась на Тинтина. Среди общей тишины особенно стали слышны крики на реке. Было странно, что не холодно и что не ночь. Ведь такие истории обычно слушаешь в сыром подвале или за полночь.
        - И кто это их увел? - спросил Тинтин.
        - Не важно, кто увел. Важно, что сейчас мы снова живем в том самом доме. И по ночам я слышу музыку.
        - Так тебя скоро уведут? - резвился Тинтин. С косой хихикнула.
        М-да… компания. Ни сострадания, ни печеньки.
        - Нет! Я скоро поймаю того, кто увел моих братьев. Я его видела. Он в черной шляпе с черными глазами. Когда он улыбается, кожа на его щеках трескается. Когда он улыбается, зубы шатаются и клацают и сквозь них виден зеленый язык.
        - Какой? - подалась вперед с косой.
        - Зеленый. Потому что у него зеленые кишки.
        - Ты и кишки видела? - восхитился Тинтин. Он уже представлял себя королем сплетен и новостей. Это же такую бомбу можно зарядить! Весь лагерь ржать будет. Ну ничего, Нинка ему попортит праздник жизни.
        - Нет, - легко ответила Нинка. Всегда было приятно общаться с людьми, которыми так легко манипулировать. - Но непременно увижу, потому что выпущу ему кишки и буду спокойно смотреть, как он подыхает.
        - Разве такие дохнут? - Тинтин уже не скрывал улыбки. - Они должны растворяться в темноте. Рассыпаться в прах. Гореть при свете дня. Чего там еще? Помнишь, как в фильме…
        - Он даже в твоей дурной темной башке не растворится. - Нинка наградила Тинтина тяжелым взглядом. - И не уведет тебя никуда никто.
        - Почему?
        - Зачем ему ты? Пустота. Голова звенит от сквозняка. Для этого нужен дар. Проклятье. Тебя проклясть не за что. Пока же этот рассказ останется с тобой, и когда-нибудь ты его вспомнишь.
        Тинтин булькнул. Неожиданно так. Всем телом дернулся. Его даже от места оторвало. Подпрыгнул, завалился на бок и стал ржать, перебирая по земле неуклюжими тощими ногами. Нинка машинально посмотрела на с косой. Та робко улыбалась. Ей тоже хотелось смеяться, но было неудобно. А еще немного пугали последствия знания рассказа.
        - Ой, зеленые кишки, - бессильно выл Тинтин. Нинка с удовольствием отметила, что он бьется о землю башкой, сбивая свой невозможный кок. - Уводит. Черные глаза. - Он пытался приподняться, но падал обратно. Штаны с футболкой становились все грязнее. - Ну насмешила.
        - Чего у вас? - к своему полотенцу шла вся такая сияющая от воды красотка.
        - Да у нас тут, - попытался сесть ровно Тинтин, но хлопнул себя по колену и снова повалился на спину. - Прок… крок… кх… ккккк… лятьеееее.
        Он катался по земле и выл, выражая полное счастье.
        - Косточкой подавился, - совершенно спокойно произнесла Нинка. - Вишню ел и подавился.
        - Да она тут… - силился продышаться после смеха Тинтин. - Про монстров рассказывает.
        - Ага, и картинки показываю. - Нинка поднялась.
        - Какие картинки? - запуталась красотка. Она смотрела то на одного, то на другого, на пустые руки, на пустоту полотенца. Что она пропустила? Что?
        - Но ты же?… - расширила глаза с косой и показала на Нинку.
        - Ну да, не купаешься, - быстро ответила Нинка. - И правильно.
        Отвечать надо было сразу, сбивать, наводить панику и селить неуверенность. Чем больше оправдываешься, тем хуже становится. Отрицаешь - попадаешь в дурной круг. Достаточно пустить в другую сторону. Это может сбить со следа.
        - Чего? - нахмурился Тинтин. Или это был уже не веселый герой французских комиксов? Чубчик его сбился, сходство стерлось.
        - Глисты там, в реке. - Нинка видела, что каждое ее слово убивает в с косой всякое понимание действительности. - Правильно, что не купаешься, говорю.
        Нинка пошла к реке. Навстречу поднимался их отряд. Все накупались, все были счастливы.
        - Да ты вообще чумная! - крикнул ей в спину из первого отряда.
        - А с малышами не зазорно общаться? - равнодушно дернула плечом Нинка. - Смотри, засмеют.
        Она бы еще что-то сказала - все-таки надо иногда бить на опережение, но тут перед ней опять возник Пося. Нинка мысленно посчитала, сколько раз за сегодня она его видела. Третий. У изолятора, под деревом и вот сейчас - у реки. Три - магическое число. Уже можно начать напрягаться. Или во всем обвинить узость круга общения. Вот кудрявая ей больше не попадается. А Пося…
        Восьмилетка всячески демонстрировал, что встреча эта не случайна - он смотрел. Пристально. Нинка еще немного поубеждала себя, что они тут все постоянно друг друга встречают, но взгляд мелкого говорил об обратном. Она собралась его спросить об этом. Или просто дружески дать пендаля, чтобы случайность уже разрешилась каким-то действием. Но Пося вдруг убежал. Бежал смешно, подпрыгивая, словно ему жгло пятки. Так что Нинка решила все списать на случай и на то, что она очень запоминающаяся личность.
        Такая запоминающаяся, что о ней после ужина заговорили все и разом.
        К вечеру весь лагерь знал, что среди них находится сумасшедшая. Тинтин расстарался, зарабатывая себе репутацию «своего парня». Видимо, в историю аллергии на солнце никто не верил. Но теперь-то про отравление никто не вспомнит. Потому что он стал источником другой информации. В Нинку тыкали пальцем, кричали в спину прозвища. Все радовались. С косой смотрела с сочувствием. Было плевать. Нинке ничего не стоило запустить этот слух в обратную сторону, чтобы он бумерангом засветил Тинтину в лоб. Но торопиться не стоило. Должно было пройти время. Немного времени. Месть - это блюдо, которое подают холодным.
        На следующий день Нинкой многие интересовались, подходили, просили рассказать историю, чтобы и на них перешла часть проклятья. Нинка шла мимо.
        - С чего вы взяли, что это я? - спрашивала она. - Меня зовут Катя. А истории рассказывает Машка из третьего.
        - Так сказали, черненькая, - терялись шутники.
        - Меня зовут Катя. Вам кто нужен?
        Нинка смотрела на них и в сотый раз ощущала восторг, от того, что разговаривает с людьми, с которыми никогда больше не увидится. Можно врать. Об этом тоже никто и никогда.
        Шутники убегали. Нинка смотрела им вслед и думала, что лоханувшиеся один раз обычно не возвращаются. И сам Тинтин не появится. Так и было.
        И вот когда она уже решила, что прошедшие двое суток - это хороший срок для того, чтобы начать мстить, перед ней вновь нарисовался Пося. В четвертый раз за последние дни. И заговорил.
        Это было явное нарушение традиции. Тогда бы уже до седьмого явления дотянул. Или до шестьсот шестьдесят шестого. Нет, заговорил он на четвертый. Как раз перед обедом.
        - А ты, правда, можешь убить? - хрипло спросил он. Кулачки сжал, пальцы на ногах втянул, сопелку расправил, взгляд ужесточил.
        - Одной левой, - заверила Нинка.
        Пося сопел. Можно было, конечно, ему помочь, подогнать вопросами, но это было скучно. Пускай сам справляется.
        - Не, проклятьем. - Мелкий был невероятно серьезен.
        - Плюну на след, человек замертво падает, - в тон отозвалась Нинка. Пришлось наклониться, чтобы глазами быть с ним на одном уровне.
        - Дорого?
        Нинка покосилась на его кулачки и на оттопыренные карманы шорт. Он всю мелочь туда запихнул? Или крупными купюрами пробавляется? Начало смены, деньги еще есть. Тратить их здесь не на что.
        - Смотря что делать надо.
        Нинке хотелось смеяться, но Пося был чересчур серьезным. Этот мог и обидеться. Потом пойдет к кому-то другому смерть заказывать уже на Нинку. Нет, этот спектакль надо было досмотреть до конца.
        Пося привстал на цыпочки, дотягиваясь до Нинкиного уха.
        - Танька конфеты у пацанов ест, а потом все на меня сваливает. Я ей муравьев в кровать, а она драться. И опять конфеты стащила. Прямо весь пакет. Пацаны ей кровать «заминировали», она свалилась и на меня показала. А я и не был тогда в палате. Теперь требует, чтобы я еще конфет раздобыл. Где же я их здесь возьму? Родители только через неделю приедут.
        - Так, может, до родителей дотянуть? - нашла компромисс Нинка. - Дешевле будет.
        - Она дерется, выкидывает мои вещи в девчачий туалет и вожатым постоянно на меня жалуется. Они заставляют меня с подушкой в коридоре стоять.
        Глаза Поси завлажнились.
        - Зачем с подушкой? - прокололась на вопросе Нинка. Эх, сама любит так строить предложения, чтобы вопросы задавали, а тут на недосказе поймалась.
        - Нас Лана так наказывает. Если кто-то разговаривает в тихий час, она его в коридор выгоняет в трусах и заставляет подушку с собой брать. Ее если на вытянутых руках держать, то быстро тяжело становится. Я уже, знаешь, какую мускулатуру накачал?
        Пося показал свою руку. Мускулатура особенно не просматривалась. Глаза были убедительнее руки. В них вовсю поселился трагизм, но все же еще были пути отступления. Всегда можно лечь спать и забыть о печалях.
        - Ну а ты ее ударь, - предложила Нинка. Выход был совершенно очевиден.
        - Она орет тогда.
        Аргумент.
        - Так убивать будем, она тоже орать станет.
        - А мы ее сразу похороним. Мертвые же не орут. Сама предлагала - убить и похоронить.
        Нинка выпрямилась. Пося как-то сразу с нее соскользнул. Кулачки разжал. Не было там никаких денег.
        - Давай сразу похороним. Без убийства.
        - Так она же вырываться будет, - засомневался Пося.
        Здесь было множество вариантов - связать, оглушить, напоить снотворным. А можно было и так, без насилия.
        - Не будет, - пообещала Нинка. - Когда хочешь?
        На круглом лице Поси расцвела радость. Так бывает с одуванчиком. Вот цветок закрыт, плотно сжат зелеными листиками, а через мгновение распахнулся, выпуская желтенькую серединку.
        - Давай завтра, - решился Пося.
        Нинка посмотрела по сторонам. Сегодняшний день был ничем не хуже завтрашнего. Светило солнце. Скоро обед. Мороженое опять же.
        - День жизни - это щедро, - согласилась Нинка. - Продержишься?
        - Я у вожатых шоколадку стащил и Таньке отдал. Она станет есть в тихий час, Лана увидит и убьет ее.
        Нинка усмехнулась. Она отлично знала, что если тут и будут кого убивать, то несчастного Посю. Причем самыми извращенными способами. Если уж тебя травят и ты побежал, то вырваться очень тяжело. Теперь главное - не дергаться. Иногда сама судьба все решает за тебя.
        Глава 3
        Гроб и похоронная музыка
        Решать судьба все стала намного раньше, чем этого ожидала Нинка. Обед, мороженое, тихий час. Нинка лежала на своей кровати и смотрела, как по потолку плавают тени, как проскакивают солнечные зайчики, если лежащие около окна неожиданно подставляли под солнечные лучи что-то блестящее - заколку, зеркальце, обложку книжки или тетрадки. С недавних пор вокруг Нинки образовалась километровая зона отчуждения. Больше никто не говорил про поющих Анжел, не обсуждал парней, не говорил о своем прошлом. Нинку записали в сумасшедшую, в чудачку, в чокнутую, от которой еще и заразиться можно. Это было неплохо. Зато никто больше не лез с дружбой.
        О том, что сейчас что-то произойдет, сказали тени. Они сдвинулись в сторону двери. И там, за этой дверью, кто-то показался. Хохолок торчал. Сколько дней-то прошло? Два, три? Вот неуемный. Тихий час. Сейчас вожатые по шее дадут.
        Хотелось засмеяться и, чтобы не выдать себя, Нинка закрыла глаза. Улыбнулась. Вот с улыбкой она ничего сделать не могла. Губы сами растягивались, помимо ее воли.
        Щелкнула, открываясь, дверь. Девчонки тут же заголосили, стали тянуть одеяла и простынки на себя, прятать голые плечи и спины.
        - Иди отсюда, иди!
        - Проваливай!
        - Куда?
        - Дверь!
        Кто-то даже взвизгнул, пытаясь справиться со сползшими покровами и прикрыть неодетость. Но Тинтин не ушел.
        - Катьку позовите!
        Нинка повернулась лицом в подушку. Это было невыносимо весело.
        - Какую? - Голос красотки, нотки гордости проскакивают. - Я Катя.
        - Нет, вот ну, черненькую.
        - Это Лиза. - В голосе красотки появилась обида.
        - Я? - Скрипнула кровать рядом.
        - Да вон ту. Эй!
        Нинку тронули за плечо. С косой. Смотрит. Она что ли Лиза?
        - Тебя зовут, - произнесла с косой.
        Нинка нехотя села.
        - Выйди, - качнул головой Тинтин и скрылся за дверью.
        С косой отошла, давая Нинке возможность встать. Нинка уронила себя на подушку.
        - Ты чего не идешь? - прошипела красотка. - Он же зовет.
        - Маньяк тоже зовет, - буркнула Нинка. - Не идти же к нему.
        Палата возмущенно взбаламутилась. Кто-то еще посоветовал куда-то пойти.
        - Ты чего? - опустилась на свою кровать с косой. И тут же со всех сторон подхватили:
        - Иди давай!
        - Иди!
        - Он пришел к тебе!
        - Эй!
        Нинка усмехнулась. Тени на потолке упорядочились и теперь выглядели нормальными - бродили туда-сюда, радовали.
        - Ну? - все-таки скрипнул дверью Тинтин.
        - Иди отсюда! - опять замахали руками девчонки и потянули простынки на голые плечи.
        - Он тебя обидел? - склонилась над Нинкой с косой.
        - В любви признался, - вздохнула Нинка. И опять эта улыбка. Сдержаться-то невозможно. - А я его ненавижу!
        Теперь все смотрели на дверь.
        Там ждал Тинтин. Правильно, что ждал. Народ запутался и желал уточнений. Дура она была эти уточнения давать.
        - Таааак! Это что такое?
        Максим. Вожатый первого. Недавно из армии. До сих пор ходит, как марширует. Судя по тому, с какой скоростью исчез Тинтин, Максим не из сентиментальных. Была бы здесь Наташка, с ней можно было бы договориться. Она тоже вожатка первого. Но Наташки не было.
        Максим постоял около двери, прислушиваясь. Все забыли, как дышать. Даже кусты за окном не шелестели. Ручка на двери скрипнула - вожатый убрал руку и медленно пошел в сторону палат мальчиков.
        - А чего в тихий час-то? - среди всеобщей тишины спросила глазастая.
        - Чтобы свидетели были, - повернулась на бок Нинка.
        - Так он же про тебя всякое говорит, - ахнули из-за спины.
        - Придумывает. Хочет, чтобы я на него внимание обратила.
        Нинка лежала и смотрела на с косой. Та сидела на своей кровати и во все глаза в ответ смотрела на Нинку.
        - Вот… ненормальный, - зашушукались в палате.
        - Все пацаны такие.
        - Это у него из-за аллергии. Как может быть аллергия на солнце?
        Все, считай Тинтин покойник.
        Кровать под Нинкой качнулась - это с косой припала к ней.
        - А что он сделал-то?
        Вот из кого получится неплохой следователь. Вцепляется своими вопросами, как бульдог.
        - Лез целоваться.
        Кровать опять качнулась. Конечно, было бы приятно увидеть лицо с косой, но Нинка и так все хорошо представляла. Теперь они все будут смотреть на Тинтина и представлять, как это. А он станет смущаться и краснеть.
        Можно было еще кое-что сделать, чтобы закопать его окончательно. И Нинка уже придумала что. Оставалось найти кудрявую. Все-таки Пося попросил. Почему бы не помочь человеку. Какой у них отряд-то? Как бы в корпусах не заблудиться…
        Но нигде блудить Нинке не пришлось. Кудрявая сама выбежала на нее. Сразу после полдника. Девчонка неслась через танцевальную площадку, вся такая воодушевленная. Немного подпрыгивала. Прыгучие они там все какие-то.
        - Стоять! - приказала Нинка, и кудрявая застыла.
        Ну… такая. Волосы темные, в рыжину, лицо белое, веснушки, глаза немного припухшие, носик маленький. Невысокая, но крепенькая. Взгляд быстрый. В шортах и футболке.
        - Чего, как? - начала Нинка. - Хорошо живется?
        В глазах кудрявой мелькнуло узнавание, и она попятилась. Собиралась сбежать, поэтому момент плезира можно было пропустить. Не хочет вести светскую беседу, не надо.
        - Дело есть, - перешла на озабоченный тон Нинка.
        - А чего? - резко пошла в глухую защиту кудрявая. - Меня Лана послала.
        - Лана. - Слово мягко соскальзывало с языка. - А Пося - это имя или фамилия?
        - Он дурак, - сразу насупилась кудрявая.
        - С такой-то кликухой! - не стала спорить Нинка. - Чего учудил?
        Кудрявая смотрела с недоверием. Вроде как и человек перед тобой, а вроде и инопланетянин. Нет, все-таки человек - улыбнулась.
        - Он сказал, что я некрасивая.
        - С чего вдруг?
        Нинка еще раз оглядела кудрявую. Не красавица, да. Но такая, нормальная. Ярко выраженных недостатков не видно, не косая и не кривая. И не хромала вроде.
        - У меня - вот, - кудрявая подняла челку. На лбу был шрам. Треугольничком.
        - Гарри Поттер, что ли? - не сдержалась Нинка.
        Кудрявая засопела. Понятно, шутка старая, приелась.
        - Я об батарею, - обиженно сообщила кудрявая. - Чуть глаз не выбила. Он увидел и начал смеяться.
        Нинку подбивало спросить про шоколадки. Кто все-таки начал. У нее было подозрение, что вредная кудрявая забежала вперед. А шрам - это уже так, отмазка. Кто в детстве не бился головой об батарею? Она знала девчонку, которая ухитрилась на кухне свалиться с табуретки, грохнуться на трехлитровую банку и распороть себе попу. Еще и вареньем из банки, что доставала, облилась. Вот это шрам. А другая девчонка поскользнулась в ванной и обрушилась на бачок унитаза. Зубы разбила передние. Потом еще хромала. Тут не захочешь, а засмеешься.
        Кудрявая уже намыливалась бежать дальше. Мир для нее был несправедлив, а люди вокруг жестокие вурдалаки. Ей, нежной снежинке, было с ними неудобно. Чего время тратить? Тем более сама Лана послала. Куда-то.
        - Можно исправить, - в спину кудрявой бросила Нинка.
        А вот интересно, Лана - она злая или просто так делает зверское лицо? Может, она детей не любит? Или у нее зуб болит? Бывает, нерв шалит. С ним кого хочешь не полюбишь.
        Кудрявая опять встала. Смотрела, словно ее сухариком обделили.
        - Это как?
        Значит, заинтересовалась.
        - Завтра после завтрака приходи сюда же в своем самом красивом платье.
        - И что? Фотографироваться будем?
        С фантазией у кудрявой было не очень.
        - Мы похороним твои проблемы, и ты будешь как новенькая. Если, конечно, не захочешь быть как старенькая.
        - Не захочу! - взвизгнула кудрявая. - А ты не обманешь?
        - Не, мне за это заплатят.
        Кудрявая настроилась бежать, последние слова ее затормозили.
        - В смысле? - грубо протянула она. Посмотрела недобро. Вот так неси чудо во вселенные. Ты им - берите, а они тебя одаривают такими взглядами. Могут еще и палку достать.
        - Мир становится лучше - чем не плата за работу? - мрачно произнесла Нинка. И если кто-то будет спорить, что не лучше… впрочем, ладно. Завтрашний день все покажет.
        Кудрявая побежала, но меленько, продолжая сомневаться.
        - А тебя как зовут? - остановилась она на крае площадки.
        - Катя, - как можно приветливей улыбнулась Нинка. - А тебя?
        - А меня - Таня! - обрадовалась кудрявая.
        - Пося - имя или фамилия?
        - Не знаю, - уже на бегу ответила кудрявая. - Его так Лана сразу звать стала.
        Лана… имя кругло ложилось на язык. Как шарик.
        Кудрявая Таня убегала. А не кудрявая не Катя стояла и смотрела ей вслед. В этом что-то было - знать, что ты больше никогда не встретишь человека. Никогда. Две недели, и это все можно будет забыть.
        На площадку потянулись танцоры - здесь начинался послеобеденный кружок народных плясок. Надо было уходить. Ноги сами собой понесли к корпусу. Но уже на подходе Нинка поняла, что так просто сюда идти не стоило. Вот совсем не стоило. Потому что ее ждали. Тинтин. Чуб вверх, подбородок выпятил, губы распустил. Морально подготовился разбить врага. В пух и прах. Чтобы мокрого места не осталось. И еще как-то. Финальный выстрел в голову для верности.
        - А ты чего всем треплешь, что я вру?
        Тинтин выглядел озабоченным. Даже как будто ссутулился. Груз забот давил. Еще аллергия эта. В радость, конечно, от такого не впадешь.
        - А ты не знаешь, Пося - это сокращенное от чего? - спросила Нинка и почесала укушенную коленку. Июнь, комаров море. Еще и окно по вечерам оставляли открытым. Гудело потом всю ночь, не спрячешься.
        Тинтин задумался, задрал голову.
        - От постной морды.
        - Интересная версия. - Нинка содрала кожу и расчесывала уже кровь. Было приятно. Не все ж комарам эту кровь пить, пускай так просто прольется. - Может, от фамилии? Постников какой-нибудь.
        - Еще он может поститься, - выдал версию Тинтин. Нинка удивилась, что он знает такие слова. А ну как и сам постился вместе с семьей? Чур меня!
        - Мелкий для этого, - качнула головой Нинка и устало выпрямилась. - Хотя кто его знает, мелкого. Лопату найти можешь?
        - Зачем? - От резкого перехода темы Тинтина качнуло.
        Нинка подошла к нему вплотную.
        - В жизни все можно исправить. Говорят же - начну новую жизнь с понедельника. Мне завтра утром нужно.
        - Завтра не понедельник, - Тинтин перешел на шепот.
        - Новую жизнь можно начать в любой момент.
        - В смысле?
        - Тут главное удачно избавиться от старой. Если ничего не отпускать от себя, ничего к тебе и не придет.
        - Совсем дурная? - разозлился Тинтин. Интересно, когда он поймет, что с Нинкой лучше не связываться? - Еще раз скажешь, что я вру… Или еще чего выдумаешь…
        - А ты говоришь правду?
        - Ты же сама трепала!
        - До завтрака сможешь лопату найти? Мы как раз успеем все подготовить.
        - Что?
        По лицу Тинтина было видно, что его клинит. Сейчас искра пробивать начнет.
        - Ты хочешь все исправить?
        - Ты ненормальная?
        - Давай за корпусом. За час до подъема. Завтра.
        - А тебя не Катя зовут? Я звал, звал, ты не откликалась.
        Самое время было сказать, что ее зовут Саша. Или Женя. Нинке нравились «мужские» женские имена. Но на сегодня было достаточно. Пускай Тинтин уже сам поднапряжется и что-то сделает. А то что это ему постоянно на тарелочке все подают.
        - Или Катя? - В голосе Тинтина появилась робость.
        Нинка развернулась и зашагала к клубу. По дороге к нему густо рос чубушник. Цвел заливисто, по всем веткам. Нинка согнула одну. Она звонко сломалась. Неприятный запах сладости и ванили ударил в нос. То, что нужно. Завтра ей потребуется охапка. И еще простыня. Избавляться от прошлого, так помпезно.
        Она легла с установкой проснуться в семь. Иногда такие приказы помогают. Тут лишь бы самой все не испортить.
        Утренний сон коварен. Даже если проснулся и решил всего на секундочку прикрыть глаза, ну так, чтобы последние сны с век снять, все, пропал, на час провалишься. Поэтому Нинка, понимая, что сейчас улетит, как проснулась, сразу спустила ноги с кровати.
        За окном вовсю работало солнце, надрывались птицы. Хороший день. Подходящий для свершений. И ровно семь. Как по заказу.
        В такой ранний час не спала уже половина палаты. Из тех, что «добирают» недосмотренное, ворочаются, прислушиваются к действительности, оглядывают окрестности, не изменилось ли чего за ночь. И здесь главное - не поймать взгляд. Поэтому Нинка натянула шорты, подхватила волосы резинкой, нащупала ногами шлепанцы и пошла к двери.
        В конце концов в такую рань можно встать и в туалет.
        Нинка миновала это славное заведение и сразу повернула к входной двери. На ночь ее запирали изнутри, чтобы никто чужой не вошел. Но сейчас она была открыта. Потому что в нее уже вышли.
        Отлично! Считайте, что лопата у нее в кармане.
        Нинка потянулась, прогоняя остатки ночной истомы из тела. И сразу услышала характерное цоканье. С таким красотки вышагивают на железных набойках, с таким старики идут, опираясь на палки с железными набалдашниками. Так тонкая лопата ударяется об асфальт. Умный Тинтин топал, ударяя лопатой рядом со своей правой ногой. Ау! Кто-то еще не встал? Время подъема!
        - Я даже не сомневалась, - вместо приветствия произнесла Нинка.
        - Зачем лопата? - Тинтин выдвинул ее вперед и сделал жест, словно сейчас отпустит и уронит на Нинку. - Если ты не скажешь, я ничего делать не буду. И вообще мне ее надо быстренько вернуть.
        - А ничего особенного делать и не надо. Только выкопай кое-что.
        Неплохая лопата, звонкая. От неожиданности Тинтин опустил ее на ногу, взвыл. Лопата упала на асфальт. И от этого зазвенела.
        Доброе утро, любимый лагерь!
        - Не отставай, - скривилась Нинка и побрела к клубу.
        Когда она выходила, человек пять вслед глядели. Сейчас из-за грохота эти пятеро пялятся в окна. Интересно, что они подумают, увидев лопату? Что они идут копать клад? Им тогда еще чемодана не хватает. Или что Тинтин от ревности решил прибить Нинку лопатой и для этого ведет в живописное место? Ладно, потом узнается.
        Клуб место удачное. Непроходное. Если уж ты сюда пришел, значит, именно сюда и направлялся. Дорожка была тупиковой. Справа и слева ее охраняли высокие кусты. Что-то не цветущее, но густое. Так просто, с шага, их не преодолеешь. С разбегу надо. А разбежаться тут негде - дорожка неширокая, чтобы три человека прошли. Или двое - отряды ходят парами, - но свободно. За клубом начинался лес. Хороший густой лес, натоптанный и заплеванный. Сюда бегали жаждущие неформального общения. И вот для этого «утекания» в иные миры между кустами была единственная лазейка. Кусты настойчиво смыкались. Надо было поднырнуть под них, туда, где стволы и почти нет веток, и на свободу.
        Нинка поднырнула, цепанув волосы только одной веткой, и сразу повернула вдоль кустов, чтобы подальше уйти от пятачка с окурками. Судя по треску, обладатель лопаты зацепился всей шевелюрой. И может быть, оторвал наконец свой невозможный кок.
        - Вот здесь.
        Они стояла под березой. Рядом были еще елка и дуб. Но береза выглядела эпохальней. Была в ней среднерусская тоска, закатная слеза и соловьиный размах.
        - Что?
        Даже если Тинтин и имел какие-то мысли, то высказать их он не успевал.
        - Копай. Полтора на полметра. Этого хватит.
        - Глубоко? - Он еще не понимал. Смотрел на елку, на дуб, на пробивающееся сквозь листву солнце.
        - На лопату. В самый раз.
        - Для чего?
        - Для выправления жизни. Раз - и как новенький.
        - «Бух в котел и там сварился»?
        Нинка задумалась. Цитата была знакома, но не навскидку.
        - Зачем нам кипяток? Копай. Надо до подъема управиться. А я - сейчас.
        Нинка пошла к кустам чубушника и стала их с наслаждением ломать. Пахло одуряюще. Если кто сюда и придет, то не на звук, а на запах.
        Вернулась через полчаса, наверное, а Тинтин все еще воевал с дерном. Трава плотно сцепилась корнями и не пускала лопату. Он неловко вгонял ее в землю, наклонял и бессильно вытаскивал.
        - А чего она? - качнул он инструментом своего труда.
        - Надо сверху землю срезать, - Нинка сгрузила охапку чубушника и с сомнением посмотрела на результат работы героя комиксов. - Потом легче пойдет.
        - Кого ты тут хоронить собралась?
        - Прошлое. У тебя было что-то плохое в прошлом?
        Тинтин почесал чуб, сбивая его вертикальность.
        - От прошлого надо избавляться буквально - выбрасывать, закапывать, - решила просветить своего неспешного друга Нинка. - В Италии на Новый год старые вещи выбрасывают из окна. Если ненужное выбросить, то на смену ему придет хорошее нужное.
        Тинтин поддел дерн, он снялся хорошим пластом.
        - А про братьев и опасность врала? - спросил Тинтин, выпрямляясь.
        - Если бы. - Нинка села на корточки, отметила, как острый край лопаты с харканьем врезается в землю. Камешков тут много, песка, резать дерн получается звонко. - На нашем роду проклятье. И трепать об этом - последнее дело. Я предупреждала, если кому-то это рассказать, проклятье передается.
        - Ваще отсталая, - от злости Тинтин стал работать активней. У него даже получаться стало.
        - Кто еще дурак, - выпрямилась Нинка. - Для таких как ты специально фильмы снимают про заброшенные дома и старые проклятья. Но вы же ни черта не понимаете.
        Она пошла за дуб.
        - Ты хочешь здесь свое проклятье похоронить?
        Идея была отличная. Над этим надо было подумать.
        - Я бы тебя похоронила, - вздохнула Нинка, - но ты еще нужен. Копай.
        Сказала, а сама пошла в самую гущу зелени. Рвать траву руками было не очень удобно. Острые края резали ладони. Но с другой стороны - хорошо, что она была. Июнь не конец июля, когда все уже вытоптано и выжжено. Трава лезла с корнями и землей. Корни - ладно, потом лопатой отмахнет.
        То ли от злобы, то ли еще от чего, Тинтин вошел в работу, приспособился, копал бойко. Снятый дерн лежал в стороне. На другую он выбрасывал землю. Нинка таскала траву. Все должно было быть красиво.
        - Что-то странное получается, - выдал Тинтин, в последний раз вгоняя лопату в землю. - Могила, что ли?
        Нинка промолчала. Раскрывать карты было рано.
        - Не, ну что у тебя в башке? Кого ты сюда класть собралась?
        Себя из числа лежащих Тинтин сразу вычеркнул. Молодец какой. Смог подсчитать, что в полтора раза длиннее выкопанного.
        - Тебя что-то волнует? - спросила Нинка.
        Руки были грязные от травы и земли. Хотелось умыться. Даже больше - хотелось залезть в душ. Но утром это была непозволительная роскошь - времени нет.
        Может, Тинтин думал о том же, потому что он качал головой и молчал.
        - Пойдем, а то скоро подъем.
        - А лопата? - оживился Тинтин. - Я сторожу сказал, что ненадолго.
        О боже! Тут еще и сторож есть. Количество игроков в их команде увеличивается. Нет, Тинтин невероятен.
        - Оставь. Я тебе после завтрака верну.
        У входа в корпус Нинка обняла Тинтина. Обвила шею рукой, притянула к себе, заставляя наклониться, шепнула: «Спасибо!» И королевой пошла в стеклянные двери. Спина невольно выпрямилась. Она плыла вперед, оставляя безответными удивленные взгляды.
        - Вы помирились? - тут же нависла над ее кроватью с косой.
        Нинка потерла грязную ладонь. Она не заметила, кто их увидел. Но что зрители были, не сомневалась. Слух быстрее долетел до палаты, чем она дошла до нее.
        - Он дурак, - Нинка вытянулась на кровати. Вообще-то она устала, спину ломит.
        - Да они целовались на крыльце, - фыркнула красотка.
        Нинка закрыла глаза. Как же она все это любила. Искренне. От души.
        Подъем, зарядка и завтрак снова создали вокруг Нинки зону отчуждения. И это было хорошо. После столовой ей не хотелось привлекать лишнее внимание.
        - Ну? - подошел к ее столу Пося.
        Нинка только занесла черенок ложки, чтобы размазать масло по хлебу. Нравилось ей так - белый хлеб, масло и сыр. Хорошо бы еще хлеб поджарить в тостере. Но можно и без этого обойтись. Никто масло не ест, бережет фигуру, а Нинке нравится. Ради вкуса и удовольствия можно миллиметром талии пожертвовать.
        В этот раз жертва не удалась. Или была отложена.
        Пося стоял, надув губы, словно их отряду масло не полагалось. А так же стульев и ложек. Кашу ели руками.
        - Доброе утро.
        Нинка отложила ложку. Вид у Поси был не очень. То ли помятый, то ли подсдутый.
        - Ты зачем Таньке говоришь, что она некрасивая? - спросила Нинка. Кто-то в этой истории был крайний.
        - Она первая начала, - произнес Пося и пришлепнул губами. - А сейчас с шоколадкой заложила. Меня Лана из-за стола вывела и сказала, что таким, как я, вообще нельзя давать есть. Ты когда ее убьешь?
        Нинка покосилась на пустой стол. Девчонки уже поели и ушли, унеся тарелки. Остался стакан чая и кусок хлеба с неразмазанным маслом. Ну и на тарелке еще масло. Много. И сыр.
        - Сейчас этим займусь, - Нинка придвинула к Посе хлеб, положила сверху сыр, прижала пальцем, раздавливая масло. - Через пару часов будет как новенькая. Не узнаешь.
        - А это не насовсем?
        - Как получится.
        Нинка оглядела столовую. Первый отряд ушел. Был ли ей нужен сейчас Тинтин - не понятно. Она могла справиться и сама.
        - Ты тут пей чай, - Нинка встала, уступая место Посе. - Две ложки сахара положила, ничего? А я пойду готовиться.
        - Но ты учти, она очень шумная. - Пося сопел над угощением. Есть он хотел. Причем сильно. Но держал лицо. Крепкий пацан.
        - Учту, - пообещала Нинка и отправилась к корпусу.
        По палатам шныряли проверяющие - смотрели, как заправлены кровати. Если находили песок или замятость, сдергивали покрывала и переворачивали одеяла. Кровать с косой всегда была идеальна, а вот красотка чем-то провинилась. Разворошена постель оказалась и у Нинки. Это было кстати. Она стянула простыню, скомкала и вышла в холл.
        - Тааааак! - вышагивал вдоль палат Максим. - Кто еще не вышел?
        Судя по шортам и полотенцам, все собирались на речку.
        - Перрррвый отряд!
        Нинка юркнула на выход. Ее отряд гнездился в беседке. Все головы повернулись к ней. Нинка ввалилась обратно в корпус.
        - Тааааак! - обрушил на нее Максим. - Почччччему ходим? Второй отряд?
        Нинка коротко кивнула и повернула к своей палате. Проскочила мимо кроватей, ногами взобралась на красоткину постель и спрыгнула за окно.
        - Ккккккуда? - напоследок рявкнул Максим, но это было уже не ей. На кого-то из своих кричал.
        Пригибаясь, Нинка рванула вдоль кустов. Белые цветы норовили заглянуть в лицо, влезть в нос. У, чубушник проклятый!
        Кудрявая маялась на танцевальной площадке. Она вырядилась - белое платье с воланами и кружевами, розовые цветочки и широкий красный пояс.
        - Ништяк! - восхитилась Нинка.
        - Правда? - Кудрявая крутанулась.
        Нинка посмотрела по сторонам. В этом возрасте обычно по одному не ходят. Кудрявая совершила подвиг, если ухитрилась нарядиться и никого с собой не привести. В это не верилось. Ну как так? Идешь в новую жизнь, и об этом никто не знает? Знает! Может, подглядывают? Не показываются? Или все-таки случилось чудо?
        - А Посю-то чего заложила? - сбила праздничный настрой кудрявой Нинка. Кудрявая остановилась, с удовольствием послушала, как шуршит, опадая юбка, только потом ответила:
        - Надоел потому что. Лана на меня так кричала! А мы долго? Наши на речку должны пойти.
        Нинка молча повернула к клубу. Все на речке. Это хорошо. Кудрявая задержалась, сорвала белый цветок, вставила в волосы. Все-таки странно, что она одна. Нинка полезла в кусты. Кудрявая опять задержалась. Заботливая, хочет платье не испортить. Наконец, и она пролезла - Нинка услышала за собой быстрые шаги. И больше ничего подозрительного. Неужели, и правда, повезло?
        Сорванная трава подвяла, чубушник напоследок пах так, что кружилась голова. Кудрявая терла кремовые туфельки - испачкала.
        - Ну вот, - Нинка спихнула траву в вырытую яму, распределила ее по всей длине, прикрыла простыней. - Не испачкаешься. Ложись.
        - А это не больно? - Боевой задор из кудрявой улетучивался. Она сделала шаг назад, наступила на чубушник. Хихикнула.
        - Щекотно, - огрызнулась Нинка, подняла цветы и стала делать вид, что собирает букет. В душе появилась неправильная тревога. Нинка выпрямилась, заставляя себя думать о другом. Все она делает правильно, и нечего тут сопли распускать.
        Кудрявая нерешительно смотрела по сторонам. Неужели все-таки ждет зрителей? Но ведь не знала, где спектакль. И Пося не знает. И если они не шли за ними с самого начала… Нинка глянула на березу, дуб, на далекие осины. Нет, дети бы себя давно выдали. Они не умеют долго и тихо сидеть в засаде.
        - В ботинках ложиться? - спросила кудрявая.
        - Ну не босиком же!
        Кудрявая занесла ногу над простыней. Предупредила:
        - Испачкаю.
        - Ты собираешь возрождаться для новой жизни? - Нинка сбросила чубушник и взялась за лопату. - Фильм про Гарри Поттера смотрела? Там феникс был. Сгорал, а потом возвращался. Как новенький. Немного полежишь, а потом тебя не узнают. Одно условие - не орать и не дергаться. А то не получится.
        Кудрявая очень серьезно кивнула.
        - Хорошо.
        Подобрала широкую юбку, сделала шаг в яму и села. Выправила ткань. Легла.
        Нинка посмотрела скептически.
        - Надо было подушку взять. Но и без нее… - она перебрала несколько вариантов концовки фразы… пусть будет ободряющая: - Справимся.
        Кудрявая кивнула. Видно было, что она уже ничего не хочет понимать, просто со всем соглашается. Нинка набросила на нее края простыни, накидала на ноги чубушника. Взяла в руки лопату. Ссыпала землю раз. Другой.
        И тут кудрявая заорала. На мгновение Нинка обреченно подумала, что мелкая врушка, обещала же молчать. А потом кудрявая начала вырываться. Вот и Пося оказался прав - дергается, еще как.
        - Вы чего?
        Тинтин.
        - Совсем обалдел? - накинулась на него Нинка. Наверное, из-за шуршания земли о лопату она не услышала его шагов. - А ты заткнись, а то вообще кривой останешься!
        Кудрявая всхлипнула и обиженно уставилась на Тинтина:
        - А чего он?
        - Тебя не звали! - вплотную подошла к нему Нинка.
        - Ты ненормальная? - яростно зашептал ей в глаза Тинтин. - Ты же ее убьешь!
        - Убирайся! Ты мне не нужен, урод хохлатый!
        Оскорбление Тинтин пропустил. Чуть склонившись, он смотрел на Нинку. Глаза его бегали, губы он поджимал, придумывая и меняя начало предложения. Там наверняка были и ругань, и пожелания, и угрозы. Но сказал он другое.
        - А я за лопатой пришел! - прошипел он. - Мне ее отдать нужно!
        - Потом отдашь!
        - Сейчас! - Он все решил.
        Нинка взбесилась. До белизны перед глазами. Как же она ненавидела сейчас Тинтина. Вот он стоял, смотрел на нее и мешал. Он только и мог, что мешать!
        - Подавись своей лопатой!
        Нинка перекинула черенок лопаты ему в руку. От безысходности, от того, что ничего не получается, что ей вечно устраивают проблемы, что постоянно находятся умники, говорящие свое, что развлечения всегда портят вот такие типы с хохолками, она пошла прочь, возмущенно взмахивая руками. Она слышала, как Тинтин несколько раз всадил лопату в землю. А потом опять заорала кудрявая. Может, ее, и правда, сначала надо было убить?
        Нинка продолжала идти. Пусть хоть изорутся там. Кудрявая замолчала. Наступила тишина. Это даже интересно. Нинка обернулась.
        Под дубом стояла Лана, вожатая с приятным круглым именем. Лицо у нее было уже даже не зверское. Она была бледна, глаза в пол-лица, а другую половину лица занимал рот. Он был распахнут. Лана, вероятно, тоже орала, но Нинка ее почему-то не слышала. Рядом с Ланой стояло несколько мелких, а в стороне Пося с мрачностью во взоре. Нет, не мрачностью. Постная у него была морда.
        - Идиот! - наконец внятно произнесла Лана, подошла и занесла кулак над Тинтином.
        Нинка фыркнула, попыталась сдержаться, но все же засмеялась в голос. От хохота, от осознания всего произошедшего, она упала на колени и стала биться лбом о землю. Вот теперь ей было весело. Очень весело.
        Когда первый приступ смеха прошел, Лана уже волокла Тинтина прочь. Мелкие бежали за вожатой. Бодро вскочившая кудрявая выбирала из рассыпанного чубушника самые красивые цветы. И только Пося шел в обратную сторону. Шел к Нинке.
        - Ты чего? - спросил он.
        Нина уперла кулаки о землю перед собой. Было колюче, но как-то уже неважно.
        - Думала, скучно будет, а тут - бодряк.
        - Ничего же не получилось.
        - Не переживай, - Нинка села, отряхнула руки, стукнула по коленям, сбивая землю. - Она к тебе больше не полезет. Она вообще больше ни к кому не полезет. Мы ее похоронили. Все теперь будет по-другому.
        Тут Нинка кое-что вспомнила, о проклятье, которое стоило зарыть, и резко посмотрела на яму.
        - Ты давай, это… к себе в отряд, - прошептала она.
        Надо было вставать. Ноги не слушались. Тело одеревенело. Она могла только смотреть на покрытую простыней могилу и видеть, что там кто-то лежит.
        - А ты? - сопел Пося.
        - А мне еще убрать тут надо. Простыню там… все дела.
        Пося тормозил. Захотелось его стукнуть. Какого лешего он стоит?
        - Она испачкалась, - пробормотал мелкий.
        - Ничего. Иди. На обеде встретимся.
        Пося пошел спиной вперед, нехотя переставляя ноги. Он все еще с сомнением смотрел на Нинку. Словно она могла в одно мгновение еще преобразиться, став феей в шелковом розовом платье с прозрачными крылышками. Наивный. Чудес в этом мир не завезли, и Нинка не была феей. Она просто сидела на земле в шортах и черной футболке, и лак на ее ногтях был сбит.
        Глядя на свои ногти, она смогла собраться и встать. Пося испарился. И правильно. Потому что нечего ему было видеть то, что осталось в могиле. Человек в шляпе посмотрел на Нинку черными глазами и улыбнулся, показав ей зеленые зубы. И не было у Нинки в руке ножа, чтобы всадить ему в живот и выпустить его зеленые кишки, полные склизких лягушек.
        Не помня себя, Нинка стала сбрасывать руками землю, закапывая свой ужас. А он рвался изнутри, выл, раздирая внутренности. Он пытался вылезти через рот, нос и уши, он перебирал волосы на голове, хватал за плечи, ледяной водой скатывался по спине.
        Нинка сыпала и сыпала землю. Уже не было лица, не было ухмылки, пропала шляпа, но ей все казалось, что она слышит смешок и видит, видит!
        Глава 4
        Человек с черным взглядом
        Брат рассказал Нинке про красных человечков. Старший брат. Они все были старшие. Витек, Валерка и Вадим. Говорят, это была папина шутка - «В» в кубе. Рассказывал Вадим. Он пробирался к ней в комнату, садился под окном и начинал вещать. Что если посветить в глаз красным фонариком, то начнешь видеть красного человечка. За ним надо следить, тогда красный человечек выведет к своему тайнику с сокровищами. Но стоит к этим сокровищам прикоснуться, как рядом появится сотня таких человечков, и они сожгут тебя своими красными взглядами.
        Вадима хотелось закопать, чтобы он больше не приходил. Ей всех их хотелось сжечь, зарезать ножницами или отравить таблетками, только бы не слышать мерзкого смеха, не участвовать в вечных шуточках, чтобы они не выскакивали внезапно из-за углов, не прятали ее вещи, не вливали в тюбик зубной пасты майонез.
        - Иди, поиграй с сестрой, - говорила мама, отправляя младшего сына к Нинке. Вадим улыбался и шел. У него был щербатый рот и прыщавая правая щека. Почему-то только она. Волосы соломой падали на глаза. Нинка сжималась. Она была одна, а их трое, и ей никогда было их не победить. Они наваливались разом и рисовали на лице едкой зеленкой уродцев. Или прятали ее тетрадки, и тогда она получала за невыполненные уроки двойки.
        Вадим любил ей петь песни про серого волчка, который непременно придет и укусит за бочок. Страшным в этой истории был не укус, а то, что после него ты сама за волчком пойдешь в лес, и он там тебя сожрет. Ничего нельзя сделать: ни спрятаться, ни убежать, ни закрыться ладошками - ноги поведут в лес. Ты не хочешь, но все равно идешь туда. И станет опять плохо. Как обычно.
        Вадим Нинку ненавидел, поэтому раз за разом его рассказы становились все страшнее и страшнее. Он старался особенно. Витек с Валеркой такой фантазией не обладали. Да и времени у них на Нинку почти не было.
        Нинка тянула одеяло на голову, затыкала уши. Вадим не останавливался. Он продолжал говорить, и, в конце концов, его слова проникали в Нинку. Про смерть. Что она живет в каждом доме. И что если прислушаться, то почувствуешь - она рядом. Скрипнул паркет. Это добрая подружка Смерть идет по коридору. Шаркают тапки, вздыхает старый линолеум под ногой. Старуха заглядывает тебе в лицо красными глазами, улыбается. И всегда поет песенку. Тихую ласковую песенку.
        «Тили-тили-тили-бом…»
        Нинка закутывалась в кокон одеяла, упирала лицо в подушку. Если не видеть, то ничего нет. Если не слышать, то пройдет мимо. Поначалу помогало, а потом перестало помогать. Потому что ужасы больше не уходили, они все остались в Нинке. Собрались и стояли под окном или около кровати. А на горизонте был лес. Он ждал. Его не было видно из окон городской квартиры, но где-то же он был. Оттуда когда-нибудь за ней должен был прийти серенький волчок и увести в свое царство. Туда, где ее ждало главное Чудовище. У него было склизкое тело, редкие белые волосики, всю голову занимал один огромный рот. Каждую ночь ему надо было есть. Страх, отчаяние, слезы. А когда этого не доставало, то нужны были дети. И для этого волчок отправлялся в город. Тихий, серенький, незаметный, с большими грустными глазами, ушки домиком, над бровками собрались складочки. «Что, разве вы не пойдете со мной? Конечно, пойдете. Я ведь вам песенку спаю. А пойдем мы по мягкой листве, по шуршащей траве, по веселому солнышку». И поведет по ухабам и колючкам, через кусты и елки. А ты даже и глаз не откроешь. Так в пасть и провалишься.
        В отместку этим историям Нинка придумала человека с черным взглядом. Он должен был приходить и забирать братьев. Всех. Красть их. Если волчок стоял под дверью и ждал, то и братьев кто-то должен был ждать. Волчок с ними уже не справился бы - большие. А человек в черной шляпе с черным взглядом и зелеными кишками - в самый раз. От одной его улыбки все должны были каменеть. Но если волчок приходит с доброй ласковой песенкой, то человек будет появляться бесшумно. В тишине самый страх. И даже следов не будет оставлять. Как пришел - никто не заметил. Только видно, что ушел. Ушел и увел. Навсегда. Куда - это Нинку не волновало. Главное, что становилось спокойней и на одного мучителя меньше.
        Так и происходило. Братья исчезали один за другим. Сначала Витек, через год Валерка. Настала очередь Вадима. Он не хотел. Он пытался спрятаться. Что-то требовал от матери, грозил сбежать. Нинке тогда приходилось особенно тяжело. Вадим стал съедать всю еду, не оставляя ничего Нинке, выключать свет в туалете, закрывать замки в дверях так, что Нинка не могла войти. И тогда она сказала, что он все равно обречен. За ним уже вышел человек в черной шляпе. Вадим рассмеялся, прожег на ее новых джинсах сигаретой дыру и пообещал отправить этого монстра к Нинке. Это было вранье, потому что человек в черной шляпе приходил только за мальчиками. За злыми плохими мальчиками, которые обижали Нинку. Нинка, наконец-то, осталась одна.
        Это был кайф. Первое время Нинка не знала, что с собой делать, как использовать свалившуюся свободу. А потом заметила, что как прежде накручивает одеяло вокруг себя, когда ложится спать, кладет голову на подушку так, чтобы плотнее прижималось ухо. И еще она стала прислушиваться. Прислушиваться и слышать. Как кто-то ходит по коридору, протаскивая старые тапки по паркету, как ведет рукой по шершавым обоям, как вздыхает прямо за дверь.
        «Тили-тили-тили-бом…»
        Она не могла вспомнить, откуда была эта страшная псенка, но от первого звука голову накрывало ватным одеялом ужаса. Перед глазами все начинало полыхать и взрываться. Кто-то кричал, падал и уже больше не вставал.
        И вот тогда она увидела следы. Два следа от ботинок. Они были четко под их окном. Кто-то здесь стоял, смотрел на окна ее комнаты и ждал. Он не пришел, не ушел - другие следы не остались. Он был. Человек в черной шляпе и с черным взглядом. Появился на своем месте в ожидании новой жертвы. От него нельзя было ни убежать, ни спрятаться. Вадька пробовал - у него не получилось. Нинке оставалось либо подчиниться, либо победить. Она решила победить.
        Вышла красивая могила для ее кошмара. Теперь он отлипнет от Нинки. Потому что это раньше она была плохая, обманывала и устраивала злые розыгрыши. Ей было скучно, и людей она считала глупыми. А теперь стала хорошей. Настоящей. Вот прямо с этой минуты. И ничего плохого больше к ней не привяжется. Ничего плохого больше с ней не случится. Никогда.
        Подбирая простыню, она пошла к кустам с лазом. Надо было, конечно, кругом идти. Но слишком долгое утро выключило логику. Вот ее и поймали. Около клуба. Сутулый старший вожатый.
        - Чего происходит? - накинулся он.
        - Чего? - Нинка резко пожалела, что не пошла кругом. Еще простыня эта в руках мешалась.
        - Это была твоя идея?
        - Какая идея?
        Старший округлил глаза. Это у него хорошо получалось - то ничего-ничего, а то вдруг раз - и глаза в пол-лица, еще и резко наклоняется, чтобы от твоего мира только эти глаза остались.
        - Башки нет? - заорали эти глаза. - Она сидит в кабинете, икает от ужаса! Рассказывает, что ты ее закопать хотела.
        Во кудрявая дает! Уже заикала. А уходила с песнями, венок плела. Чего это ее вдруг так перевернуло? А! Лана. Добрая Лана объяснила кудрявой, что произошло. Взрослые всегда отличались повышенной сообразительностью.
        - Я тут при чем? - Нинка подпустила в голос обиду. - Я пришла, смотрю, копаются. Думала, грибы ищут.
        Сутулый старший задумался.
        - А простыня откуда?
        - Они у меня ее стащили. Этот, который из первого. Отомстить хотел. Спать-то мне теперь на чем?
        Сутулый старший не ответил. На лице у него нарисовались все скорби мира. Утро только, а он выглядел жутко уставшим. Как будто перед этим всю ночь бандитов искал. Кожа на лице собралась складками и обвисла.
        - Сережа сказал, что это была твоя идея. - Старший смотрел вдаль. - Таня подтвердила.
        - Ничего больше Сережа не сказал? - с тихой злобой спросила Нинка. Сережа, это, вероятно, Тинтин. - Или, может, припомнил, что я летаю на метле и вызываю духов? - Нинка раздраженно скомкала простыню. - Он три дня про меня муру всякую несет. У кого угодно спросите.
        Сутулый старший еще больше ссутулился.
        - Что ж вы все кривые-то такие… - пробормотал он. - Иди в палату. - Он осмотрел Нинку. - А простыню выброси. Скажешь кастелянше, что я велел новую дать.
        Нинка усмехнулась. Но только в душе?. Это была почти победа. Тинтин сам несколько дней нарывался.
        Прошла несколько шагов и почувствовала, что радость улетучилась. Опять стало тяжело. Бросила простыню. Но рукам легче не стало. Они наливались свинцовой неподъемностью, тянули плечи, выгибали шею. Нинка чувствовала, как будто вернулась в старую страшную сказку. Никого из братьев давно нет, никто больше не устраивает засады, не выливает чай ей в постель, не закапывает в песочнице, почему же она до сих пор живет с ожиданием подвоха, что все это еще вернется? Почему человек с черным взглядом приходит?
        Весь лагерь был на речке. В корпусе нянечка водила шваброй по скрипучему полу. Это была молодая тетка-хохотушка, постоянно кокетничающая с Максимом. Работала она сейчас у палат первого отряда. Нинка прошла к себе незамеченной, села на кровать и стала смотреть на руки.
        Шварк, шварк. Скрип.
        Шаг тяжелый, с пришаркиванием, подволакиванием тапок. Такой шаг не мог быть у молодой. Он мог быть только у старой. Из тех, что торопятся, но быстрее не могут.
        Не дожидаясь, пока страшная старуха дойдет до ее палаты, Нинка сорвалась с места, руками врезалась в раму двери своей палаты, прошмыгнула через холл - только не смотреть, только не смотреть - налетела на дверь корпуса. Она не открывалась. Нинка билась в нее телом, слыша за спиной шварканье и скрип. Старуха приближалась. Старуха Смерть нашла ее.
        Нинка билась и билась. Но тут дверь неожиданно распахнулась сама. Нинка выпала на улицу и врезалась в вожатую своего отряда Кристину.
        - Ты что, с ума сошла? - сходу заорала вожатая. - Вас чего тут всех - на солнце перегрело? Ты хочешь, чтобы меня посадили? Ты почему не со всеми на речке? Где ты была, когда мы собирались? Это что за история с похоронами? Мне звонит Володя, говорит, что ты закопала девчонку из восьмого отряда! Голова твоя где? Скучаешь? Занятие найти не можешь?
        В какое-то мгновение звук выключился. Это было очень удобно. Кристина кричала, краснела лицом, щурила глаза. Она была испугана. По дорожке к корпусу подтягивался народ. Все были наспех собранные, с мокрыми волосами. И тоже злые. И тоже хотели что-то сказать.
        - Да пошли вы, - прошептала Нинка.
        - Что? - округлила рот и глаза Кристина. - А ну, стой!
        Нинка успела сделать несколько шагов. Голова была ватная, ничего хорошего в ней не рождалось.
        - Меня к директору вызвали, - бросила она через плечо. А потом все-таки добавила: - И вообще это не я. Это из первого. Тот, что в изоляторе лежал. Его там уколами накачали, вот голова и поехала. А я просто мимо проходила.
        Можно было добавить, что ей скучно. Да, очень скучно. А утром было весело. Впервые. Не стала говорить. Зачем людей расстраивать? Утренняя история была из тех, что никогда не повторятся, о которых никто не напомнит, не станет вместе с тобой пересказывать, наперегонки накидывая самые яркие моменты. Эта была из таких. Вспоминать о ней будет потом некому. Если только Тинтин вдруг не превратится в писателя и не напишет об этом книгу. Этот был способен на все.
        По дорожке брел потерянный Пося. Нинка подумывала шагнуть в сторону, но остановилась.
        - Опять ругать будут? - шмыгнул носом Пося.
        - С чего вдруг? Про тебя вообще никто не знает.
        - Лана всегда ругает, - вздохнул Пося.
        Нинка покрутила на языке имя вожатой. Оно больше не казалось ни мягким, ни круглым. Оно быстро таяло, оставляя неприятное шипение газировки.
        - Тогда чего бояться? Поругает, поругает, устанет и спать пойдет. Ты главное всем своим расскажи, что если у них появятся враги, то они могут сходить за клуб и что-нибудь пожелать там. А если в могилу еще и прикопать что съедобное - шоколадку или яблоко, - то верняк исполнится. Твое желание исполнилось - все изменилось. Танька тоже теперь красивая. Про ее шрам никто и не вспомнит. Сама-то она как?
        - Плачет.
        - А чего плачет? Довольная же уходила.
        - Да ее Лана убедила, что все это плохо, что теперь она должна всего бояться и не спать по ночам, вот она и заплакала. - Пося встал на цыпочки, потянувшись к Нинкиному уху. - У директора говорили, что за Танькой отец приедет и увезет.
        Нинка понимающе покивала головой. Вот, что бывает, когда люди лезут в дело, не разобравшись.
        - Видишь, все твои беды и разрешились, - похлопала мелкого по плечу Нинка.
        - А как же ты? - взгляд у Поси был жалостливый. Эдакая вселенская скорбь и готовность спасти последнего муравья.
        - Если ты не станешь никому трепать о нашем разговоре, то все будет хорошо.
        - А накажут? Танька все рассказала.
        - Она рассказала свою версию, а ты гни свою. Вы чего пришли-то туда? Танька предупредила?
        - Ее Лана искать начала - все же на речку шли. Девчонки и рассказали, что она наряжалась после завтрака. Мы пошли искать, и вдруг крик.
        Тинтина за явление надо будет убить отдельно. А кудрявой респект и уважуха - никому не сказала, куда идет. Может, оно и правильно, растрепала бы, что идет преображаться, за ней толпа халявщиков увязалась бы. На всех могил бы не хватило. А так ей одной досталось.
        - Значит, все случайно вышло, ты тут ни при чем.
        Мелкий глядел на Нинку с восторгом. Видать, прессанули его в отряде по полной, а тут такая надежда. Нинке даже стало немного совестно - какой-то наивный оказался этот Пося.
        - Тебя-то как зовут? - спросила Нинка, сбивая пафос момента.
        От вопроса Пося засопел, сунул руки в карманы, словно приготовился к новой порции ругани.
        - Я Паша. Павел.
        - А Пося тут при чем? От фамилии?
        - От имени. Получается Пося.
        У Нинки этого не получалось, но Пося убежал, и все это стало неважным.
        - Ты почему опять не в отряде? - неожиданно вырулил на нее сутулый старший. - Я не понимаю, твои вожатые собираются думать о безопасности детей или нет?
        - Они только о ней и думают, - убедительно соврала Нинка.
        - Ты же у нас Козлова?
        Нинка покосилась на ветки стоящей поблизости березы. Они свисали тонкими плетями. Солнце поигрывало сквозь маленькие листья. Было красиво.
        - Это же ты у нас со справкой?
        А кора у дерева была неожиданно темной, вывернутой, словно испачканной. Солнечный свет в ней тонул. Вот бывает же так - в одном месте красиво, а другом - мимо.
        - Эй! Ты меня слышишь? Козлова!
        - Я, - кивнула Нинка.
        - Ты можешь сказать, как все было на самом деле?
        Теперь и ветки были некрасивые. Самые обыкновенные. А солнце осталось. Скоро обед.
        - Он все специально подстроил. Ходит и постоянно всякую чушь про меня говорит. Что я черного человека вызываю.
        - Какого черного человека? - напрягся старший. - Ты пригласила в лагерь взрослого?
        Стало лучше. Вот прямо заметно получшело, и бабочки залетали в животе, защекотали своими крылышками. К горлу подкатило счастье.
        - Из первого, ну, который Сережа, сначала ко мне подваливал, мол, нравлюсь, а когда я его отшила, стал гадости говорить. Обещал закопать. И специально все с этой кудрявой девчонкой подстроил, чтобы на меня подумали. Мелких подговорил. Спросите кого угодно в отряде. Он уже всех у нас достал. Его Максим от нашей палаты гонял несколько раз.
        - Максим?
        - Вожатый первого. Ваш Сережа ведь из первого? Вы у Максима спросите. Он вчера весь тихий час около нашей палаты простоял, чтобы этого не пустить.
        Сутулый старший наморщился. В целом-то он был симпатичным парнем. И звали его Володя. Мягкие черты лица, темные глаза, ресницы длинные. Но он умел ухмыляться. Смеяться не умел. Дергал уголком рта. Неприятно. От этого все его обаяние улетучивалось. А когда морщился, так вообще становился похожим на старушку. Вот даже не жалко его сейчас было ни разу.
        - Так… хорошо… - протянул сутулый старший.
        Замечательное слово «так». Все в нем есть. А если чего нет, легко додумывается.
        - Не ходи пока никуда, - приказал старший. - Посиди где-нибудь. - Он оглянулся и тоже увидел березу. Нинка сразу представила себя сидящей в развилке веток, над головой летают птички, она отмахивается одуванчиком. Но старший разрушил иллюзию. - Пойдем со мной, в изоляторе до вечера побудешь. Не надо мне, чтобы с вами кто-то еще говорил. Мне и так тут криков хватает. Этого идиота из первого вожатые восьмого чуть не убили. Прямо суд Линча какой-то.
        Про Линча Нинка не слышала, но заранее решила, что мужик был неплохой.
        Сутулый старший повел Нинку к административному корпусу. Навстречу им уже бежала-катилась полная медичка.
        - Что же я раньше не видела? - взмахивала она руками, но не взлетала. Даже пятки от земли не отрывала. - И правда, есть справка. Что ж ты сама-то молчала? Ты же Козлова?
        Нинка прошла мимо. Как по ней, так за последнее время она даже очень много чего говорила. А чего не говорила, того и не надо было.
        - Но у нее же общая группа здоровья, я и отложила ко всем, - продолжала свои попытки взлететь врач. - Всего лишь повышенная нервозность. Что он там нес про каких-то братьев? Я звонила ее родителям. У нее действительно есть три брата, но они сначала ушли в армию, а потом уехали. Может, это с мальчиком что-то не так?
        Хорошо, что Нинка уже прошла мимо и никто не видел ее лица. Потому что она широко улыбалась. Это всегда приятно, когда вот так. Как надо. И прямо красота вокруг разлилась. Сказочная. Теперь так всегда будет. Только хорошее.
        С ней потом, конечно, поговорили. Про жестокость подростков, про необдуманность поступков и последствия. Нинка молчала. Ветром принесло информацию, что кудрявая, и правда, уезжает. Что вопрос с Тинтином решается. Оказалось, что его зовут Сережа Нелаев. Нинка пожалела, что узнала его фамилию. Тинтином он был интересней.
        А потом у нее от всего этого разболелась голова, и уже в изолятор она пришла с единственным желанием - уснуть. Говорили, что в соседней палате спит в ожидании папы кудрявая. А Тинтина куда-то увели. Не увидятся они больше.
        - На-ка, выпей!
        Перед Нинкой появился стакан. Держала его пухлая рука в старческих крапинках.
        - Зачем?
        - Успокаивающее. - Врачиха улыбалась. Лучше бы она этого не делала. Получалось жутковато. - А то вы все как чумные. Лето только начинается, а уже пол-лагеря на ушах ходит. Пей! Дожить бы с вами до конца дня.
        Нинка разгладила простыню. Белая и холодная. На удивление - очень холодная. Словно из холодильника. Почему? На улице тепло.
        - Я не хочу пить, - наконец сказала Нинка. Вид у врачихи был какой-то недобрый. Куда она парня с коленкой дела? Съела?
        - Давай, давай! Ты мне еще будешь капризничать! И так дел по горло. А тут еще истерики. Пей и ложись спать. Чтобы я ни звука не слышала.
        Нинка взяла стаканчик. Жидкость масляно колыхнулась в пластиковых границах.
        Выпила. Это была вода. Просто вода. Свежая. Словно из бутылки, а не из чайника, как у них в столовой.
        - А этот… с коленкой из второго? Уже выписался?
        Вдруг подумалось, что докторша может оказаться вампиром. Все, кто с открытыми ранами попадают сюда, никогда уже не выходят.
        - Не могу же я вас всех держать вечно.
        Докторша ушла. Дверь с ребристой стеклянной вставкой, перетянутой тонкими проволочками, звякнула. Долго дрожало стекло. Коридор за ним ломался и дробился. Фигура докторши расползлась и разошлась в разные стороны.
        И правда, поспать надо. Встала рано, бегала много. Скоро все равно в палату идти.
        Нинка вытянулась на кровати. Белоснежная простыня, а она вся такая грязная. Даже руки вымыть не успела. Было боязно шевелиться. Простыня крахмально похрустывала. Крахмал… откуда-то Нинка это слово знала. Никто никогда в ее семье ничего не крахмалил. Но вот в книгах про это говорилось. У героев был крахмальный жесткий воротничок. Он упирался в подбородок, натирал. Наверное, если Нинка шевельнется, то острый загиб тоже упрется, и станет больно.
        Нинка успела уснуть, потому что движение рукой ее разбудило. Во сне она испугалась, что порежется о простыню, и выпала из дремы в действительность. По голове пробежали мурашки, руки-ноги похолодели. На мгновение показалось, что она не чувствует пальцев на ногах, но это сразу прошло. Тело ее слушалось.
        Сон ушел, но открывать глаза все еще не хотелось. А потом появился звук.
        «Баю-баюшки баю… не ложися на краю…»
        Нинка крутанулась. Песенка звучала, как будто со стен. Стены были белые. Никакие. Просто стены. Просто покрашены. Неплохо даже. Ровненько так.
        «Я стою за спиной… я дую тебе в затылок…»
        В затылок не дули, но волосы как будто зашевелились. Нинка быстро провела по волосам.
        Глупости! Здесь никого нет. И окна закрыты. И двери. Неоткуда дуть. Если только отдушина?
        «Смерть идет…»
        Отдушины не было. Ровная стена. И эта стена как будто покачнулась. Сам цвет дернулся и пошел волнами.
        Нинка подняла руку, и на мгновение ей показалось, что рука растворилась в белом.
        «Придет серенький волчок…»
        Окно. Точно. Оттуда. Тинтин развлекается. Мстит, комикс недорисованный. Это он зря. Это она его тогда в печке сожжет.
        Нинка подкралась к окну. Вряд ли Тинтина пустили в изолятор. На улице он.
        За окном было крыльцо. За крыльцом дорожка. Деревья, деревья. И где-то там прятался клуб.
        Действительность запульсировала, резко приблизилась, бросила Нинку на стекло, потом назад и ударила об пол.
        Сердце колотилось в горле, дышать было тяжело. Она втягивала воздух, а он не проходил, рождая страшные хрипы. Словно не она. Словно не с ней.
        Поймала себя на том, что сидит и покачивается. Белая стена ближе-дальше. Подоконник опасно приближается к макушке.
        Посмотрела на свои руки.
        «Не ложися на краю…»
        Нинка медленно повернула голову. Кровать. Она тут была одна. Узкий пенал палаты и по центру у стены кровать. Ножки прикручены к полу.
        Надо бежать!
        Нинка резко вздернула себя на ноги, руками уперлась о подоконник. Окно было закрыто. Она водила пальцами по гладким рамам, ища ручку. Они были даже не сняты. Они тут вообще не были запланированы.
        «Тили-тили-тили-бом… Кто-то ходит за окном…»
        На дорожку вышел человек. Черное длинное пальто или плащ. Лето - конечно, плащ. И шляпа. Черная шляпа с большими полями. Человек поднял голову. Черные глаза. Улыбка, показывающая зеленые зубы.
        Ужас шарахнул Нинку к двери. Перегородка опять зазвенела своей дурацкой вставкой. Коридор светел и пуст. А ведь здесь где-то кудрявая. Гулко отдаются шаги. Ударяют прямо в голову, перебивают дыхание.
        «Не ложися на краю…»
        Любимый старший брат. Они все были старшие. И все уехали из дома. Нинка их всех мысленно похоронила. Но они остались у нее в голове. Особенно Вадим. С его дурацкими песенками про волчка и смерть.
        Нинка бросилась по коридору к лестнице. Направо. Она точно помнила. Затормозила, вписываясь в поворот. Лестницы не было. Коридор продолжался. Она перепутала. Лестница налево. Побежала обратно.
        «Тили-тили-тили-бом…
        Гостем он пришел в твой дом…»
        Перед поворотом обернулась. Показалось - мелькнула темная фигура.
        Лестница.
        Нинка схватилась за перила, вворачивая себя в поворот. Слетела, не чувствуя под ногами ступенек.
        Дверь.
        Еще вечер. Еще никто не лег спать. На улице еще есть люди!
        Она рванула дверь и резко захлопнула.
        Он стоял там. В черной шляпе. С черными глазами.
        «Тили-тили-тили-бом…
        Ждет тебя он за углом…»
        Хотелось крикнуть, но что-то было с горлом. Его перехватило - и ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни слово произнести.
        На ступеньках вверх споткнулась, пробежала, помогая себе руками.
        Влетала в палату, захлопнула дверь. Получилось громко. Перегородка звенела. Замок оглушительно щелкнул. Врачиха должна услышать. Должна прийти!
        Звуки появились. По коридору шли.
        «Придет серенький волчок…
        И укусит за бочок…»
        Нинка упала на кровать. Вся сжалась. Нет! Только не сейчас! Этого всего давно не было. Это не могло вернуться! То, что уходит в ночь, там и остается.
        Нинка потянула на себя простынку. Но она была такая тонкая, совсем не прятала от того, что наступало.
        «И утащит во лесок…»
        Нинка вдруг увидела себя у костра. Темный лес наступал, шумел листвой, напевал страшные сказки.
        - Монстров можно убить только специальным ножом, - шептала сильно склонившаяся к огню Ирка. - Его делают из сердца тьмы.
        - И он у тебя, конечно же, есть? - смеется веселый Серый. Ему что ни скажешь, все весело. И он никогда ни во что не верит. Вообще голяк с фантазией.
        - Наивняк! - Ирка замирает, и ее лицо как будто целиком охватывают языки пламени. - Его нельзя просто так иметь. Он появляется, когда придет время. Ты идешь во тьму, и достаешь его.
        - А тьма тебя того, - заливается Серый. - И остается от тебя один нож.
        За спинами во мраке явственно щелкает ветка, шуршит.
        После костра вокруг вообще ничего нельзя было разглядеть. Но идущий был чернее тьмы. И еще большей чернотой светились его глаза. Все молча смотрели на него. Он улыбнулся. И вокруг костра заорали.
        «И утащит во лесок…»
        Нинка дернулась, резко открыла глаза. Ощущение было - не спала, только моргнула. Но по затекшему телу поняла - нет, не мгновение прошло, а гораздо больше.
        Она лежала на краю кровати, вцепившись в деревянную раму, вся потная с головы до ног. Пальцы не разжимались. Было больно, но она ничего не могла сделать. Еще и шею свело. Так что смотреть она могла только перед собой и видеть свою руку. Рука была красная, словно ее кто-то схватил и сильно сжал. Недавно. Синяка еще нет. Но скоро проступит.
        Глава 5
        Иногда они возвращаются
        Вечером было общее собрание лагеря, где директор, толстый добродушный Квадрат, очень строго говорил об играх. Что нельзя заигрываться, что все несут ответственность. Потом воспитательные лекции читали по отрядам. Про дружбу и взаимовыручку, про то, что отряд - это как единый кулак, всегда вместе.
        Кудрявая уехала. Тинтин пропал. Шептались, что его посадили на автобус, и он сам доехал до города. Кто-то подслушал, что сутулый старший боялся: начнут травить. Вот и отправил его домой.
        За Нинку не боялся никто. Она сидела в стороне. Проводили игры на сплочение, играли в «Веревочку», «Круг», «Телеграмму». С косой стояла рядом и постоянно смотрела в глаза. Она чувствовала себя немного виноватой - это же их кровати соседние, она знала, что Тинтин к Нинке пристает, она должна была быть чуткой подругой и все рассказать вожатым, предупредить, спасти.
        Это ей как раз сейчас и открылось - что должна была. Теперь она отрабатывала за прошлое и настоящее. Нинка терпела. Она знала, что любое рвение ненадолго. Пара дней, а потом природа берет свое.
        Время от времени появлялся Пося. Жаловался, что все изменилось, что стало скучно, что вожатая Лана - имя теперь было колючее - пристально за всеми следит, что родители в наказание не привезли шоколадок. Нинка слушала, иногда подкидывала новую страшилку про реку с покойниками и про заброшенный лагерь на другом берегу. Пося пугался и убегал, чтобы назавтра вернуться. Что-то у него, видимо, не задалось с друзьями в отряде.
        А потом лагерь закончился. На память все друг другу писали открытки, дарили угольки из прощального костра, обменивались адресами. На автобусах привезли в город. Всех разбирали родители. Вожатая Кристина терпеливо стояла рядом с Нинкой, смотрела по сторонам, показывала на проезжающие машины, спрашивала:
        - Эта? Нет? Может, эта?
        Нинка провожала взглядами серебристые Киа и черные бумеры. Максим стоял рядом, вытянувшись, как в военном строю. С каждой минутой лицо Кристины становилось все мрачнее, четче обозначались складки от носа к уголкам рта.
        - Она вообще придет? Ты ей говорила?
        Нинка выбрала красную машину. Хороший цвет. Машина была большая. Марка… Сейчас вот она повернет, и можно будет разглядеть значок на капоте. Тойота. Отлично.
        - Вон она! - показала на притормозившую машину Нинка. Если очень захотеть, то машина вообще остановится.
        И она сделала так - остановилась. Нинка подхватила сумку и рванула к перекрестку.
        Из машины вышла девушка. Офигительно красивая. У нее прямо над головой табличка неоновая светилась - красивая.
        На перекрестке загорелся зеленый, и Нинка шмыгнула к зебре.
        - Нинка! - крикнул Максим. Хорошие у него легкие, разработанные. Он и побежать может. Если побежит, догонит.
        Зеленый кончился. За спиной хлопнула дверь, слышнее заработал мотор. Нинка оглянулась. Красная машина все еще стояла. С водительского места на нее смотрел мужчина. Черная шляпа закрывала половину лица. Зеленые губы растягивались в улыбку.
        Для машин загорелся зеленый, они рванули каждая в свою сторону.
        Максим стоял на пешеходном переходе.
        - Я сама! - махнула рукой Нинка. - Мать на работе. Она и не собиралась приходить.
        Ему что-то сказала Кристина. Но Максим еще клонился, готовый шагнуть вперед под машины.
        Наверное, Кристина опять говорила про ее справку. Сдвиг по фазе. Да пошли они. Ладно, не получилось стать хорошей в лагере, станет хорошей после него. Лагерь будет границей - до и после. До - уже неважно что было. А после… о, теперь все будет отлично.
        До дома добиралась на двух автобусах, и это было даже немного смешно - сплошной тяжело-колесный транспорт. Распаковала сумку и первым делом выкинула все открытки и записки, все адреса и фотографии. Никого вспоминать она не собиралась. Впереди был еще целый месяц лета, который можно было провести свободно. Мать не приставала - она выполнила свой материнский долг, отправила ребенка в лагерь, и опять занялась поиском своего счастья, то есть слиняла куда-то на неопределенное время. Каждому свое - и это здорово.
        Нинка сидела в чатах, смотрела кино, чувствовала, как наполняется хорошестью.
        Это произошло на третий день. Знаковое число - три. Обычно не действовало, а в этот раз заработало.
        В чате высветился незнакомый аватар - большая лягушка с желтым пузом, выпученными глазами и свесившимися лапами. Из пасти торчит сигарета. Лягушку держала крупная мужская рука.
        «Привет!» - написал любитель лягушек.
        Сайт услужливо спросил, хочет ли Нинка разговаривать с неизвестным. Нинка ни с кем не хотела разговаривать.
        «Сгинь!»
        Сайт все еще ждал ответа. Если нажать «нет», то желтая лягушка никогда больше не появится у Нинки на горизонте. А если нажать «да», то появится… Надо было уже вообще уходить из сети и заняться чем-нибудь другим. Поваляться на кровати, например. Люди, у которых все хорошо, так обычно и делают.
        «Я тебя нашел!»
        Нинка убрала руку с мышки - собиралась нажать на «нет» - откинулась на спинку кресла, прищурившись, посмотрела в окно. На березе сидела ворона, балансировала на тонких ветках. А за березой была серая хмарь.
        «Теперь потеряй!», - отбила Нинка, не разрешая себе начинать перебирать в голове имена тех, кто мог ее найти. Не так, сначала надо было решить, кто ее мог потерять. Кто тот сумасшедший, что не рад ее исчезновению из жизни.
        Ворона не улетала. Ветер покачивал ветку. Все шло своим чередом.
        «Ты говорила, что мы никогда не увидимся. Что встретиться в большом городе невозможно».
        Нинкин взгляд приварился к окну. Ветки ворону не выдержали, прогнулись, и она с карканьем улетела. Вслед полетел желтый березовый листик.
        Через месяц осень. Через месяц в школу. А из одежды ничего нового нет. Еще тетради покупать.
        «Раз говорила, значит, все так и есть. А тебя нет».
        Вспомнилась старая шутка про Красную Шапочку. Девочка постоянно ходит через лес к бабушке, и каждый раз ей должно очень повезти, чтобы встречи с волком не произошло. А волку должно повезти однажды, чтобы все для Красной Шапочки закончилось. Какое несоответствие в проценте везения.
        Нинка подумала и решила больше не гадать. Прямые вопросы дают прямые ответы.
        «Ты кто?»
        Сайт больше не спрашивал о конфиденциальности, понял, что разговор продолжится.
        «Из лагеря».
        Нинка посмотрела на свои ногти. Черный лак сошел, новый она пока не делала. Хотя был неплохой желтый. Самое время заняться делом.
        «Я все узнал про тебя и твою семью».
        Или оранжевый. Тоже хороший цвет. И хватит ходить в темном. Лето же! Пусть будет ярко. Где-то у нее серая футболка завалялась.
        «Никто твоих братьев никуда не уводил. Ты все врала».
        «Гори в аду!»
        Нинка сначала набила эти слова, а потом только увидела, что отправила. Резковатая она сегодня. Это потому, что нет зеленого лака на ногтях. И шорты - да - черные.
        «И нет у тебя никакой бабушки монстра».
        «Если не веришь, она зайдет к тебе. Дверь не закрывай».
        Нинка снова посмотрела в окно и увидела человека в черной шляпе. Шестой этаж, но разглядеть все можно отлично. Черные глаза, змеиная улыбка. Нинка резко отодвинулась от стола. Он не должен был вернуться из лагеря. Она его там похоронила.
        Пиликнул сигнал сообщения в чате.
        Нинка смотрела на березу. Ветки качались. Просто качались.
        Пиликнуло еще раз.
        «Что ты делаешь в четверг вечером? Давай встретимся».
        Разом стало жарко голове. Кажется, Нинка неправильное дала имя Тинтину. Французский герой комиксов был шустрый парнишка, сообразительный, негров не любил. А этот прямо ванек из русской сказки, никак понять не может, что общаться с ним никто не хочет.
        «Сдохни».
        Нинка посмотрела на мерцающее слово. Теперь оно казалось не достаточно резким.
        Прошлась по комнате. Два шага к двери, полтора в сторону. Тут было свалено много вещей братьев. Колеса от велосипедов, стопки книг про бандитов, гантели, битые фотокамеры. Пнула сдутый мяч.
        Чем больше ты человека ненавидишь, тем больше он будет о себе напоминать. Нинка еще раз пнула мяч, и ей показалось, что она услышала, как кто-то цокнул языком.
        Она так и увидела, как раскрылся рот, как зеленый язык прижался к зеленому нёбу, распластался по нему и с щелчком отошел. Кажется, шутка с хорошестью не сработала. Рано становиться примерной. Ее ждет темная сторона.
        На экране мигало новое сообщение.
        «Эй! Ты жива?»
        Нинка почесала нос. Странный какой-то Тинтин. Нинка бы ни за что не стала общаться с человеком, который сделал ей плохо. Сколько таких было! Тьма. Нинка их всех старательно стерла из памяти. Тинтина же из-за нее выгнали из лагеря, и он это знает. Но все равно пришел. Чтобы отомстить?
        Ну, конечно!
        Нинка щелкнула по экрану курсором, сворачивая окно. Добрела до кровати и упала на нее лицом вниз.
        Она жива. Она очень даже жива.
        Сон навалился разом, словно ее выключили. Это опять был лагерь. Нинка сидела в изоляторе на кровати. Во рту еще стоял неприятный привкус лекарства. Что ей дали? Пустырник? Валериану? Но почему оно так подействовало?
        За дверью шарканье тапок. Тяжелое. Кто-то шел, норовя упасть, но еще держался.
        «Тили-тили-тили-бом…»
        Вспомнила, откуда была эта песенка. Там дальше должно было быть про «загорелся кошкин дом». Но в голову лезло другое - «он крадется за углом». Добрый Вадим переиначивал многие ее любимые песни.
        В дверях стояла Лана, вожатая восьмого. Нинка невольно посмотрела на ее ноги. Чтобы так шаркать, ноги надо иметь старые и разбитые, а тапки спадающие с пяток. У Ланы были классические высокие конверсы. Ядовито-новые, с идеально белой резиновой окантовкой. И шнурки тоже очень-очень белые.
        - Идем, он ждет.
        Лана улыбалась. Нормально улыбалась, без особенностей. Она же была симпатичная. Челка только дурацкая глаза закрывала, и когда тянула губы в улыбке, эти самые глаза превращались в щелочки, а щеки становились острыми.
        Лана сделала шаг, освобождая проход. Шаркнуло.
        Нинка запрокинула голову и прищурилась. Есть такая примета - если что-то кажется, надо посмотреть на него, сильно запрокинув голову, чтобы все вокруг стало расплываться.
        Лана исчезла.
        Спину окатило холодом. Нинка выпрямилась. Лана ждала.
        Тут уже, конечно, надо было бежать. Оттолкнуть Лану, чтобы не успела схватить, остановить - пусть она и в конверсах, а Нинка босиком, убежать успеет. Она всегда быстро бегала.
        Мысленно она уже мчалась по коридору, направо лестница, за ней дверь на улицу и вперед к корпусу - там свои, с ними безопасно. Ноги не шевелились, приросли к полу. Мысленно она все тянулась к выходу, тело становилось резиновым. Она уже была почти в коридоре. Но ноги, проклятые ноги стояли около кровати.
        - Долго еще? - спросила Лана.
        От ее имени на языке начинало колоться, словно во рту поселился маленький кактус. Хотелось выплюнуть.
        И вот тут ноги послушались. Нинка добрела до дверного проема. Огляделась. Она знала, что надо было бежать. Направо - там лестница. Или налево? Этот сон уже был. Она уже бегала, но сам дом не выпускал ее.
        С тяжелым шарканьем Лана пошла налево к окну в торце коридора, поманила за собой. Нинка поняла, что происходит что-то не то, только когда заметила, как взгляд вожатой пополз вверх. Нинка взлетела. Окно стремительно приблизилось.
        Серый волчок стоял на улице, перед крыльцом, но смотрел почему-то в сторону. Маленький и грустный. В руках у него был сверток - что-то он нес, и это что-то неловко крутилось в его лапах. Волчок обрадовался, увидев Нинку, сверток в его лапах затанцевал, чуть не выпал.
        - Счастливая, - услышала она голос Ланы. - Будешь с ним.
        От ужаса Нинка начала задыхаться. Земля была внизу, и она летела, сама не зная как, а значит, должна была разбиться. Прямо сейчас.
        И тут же она оказалась около леса - во снах всегда так - все очень быстро и совсем не то, что хочется.
        Там стоял он.
        Перед глазами побелело. Сердце заколотилось в горле, мешая вдохнуть. Нинка поискала вокруг себя. Она специально придумала спасение - нож, который появляется в самый последний момент.
        Ножа не было.
        Человек засмеялся. В распахнутом рту шевелился зеленый язык.
        Нинка упала. Ухнула со своей верхотуры. Зажмурилась.
        Смех, как противное карканье, заполнил все.
        Сердце колотилось.
        Она была в своей комнате.
        За окном хохотали.
        Нинка села в кровати.
        Это был всего лишь сон. Но этот сон ей страшно не нравился. Потому что заканчивался он неправильно.
        Опять смех. Хриплый и язвительный.
        Береза. На ней сидела ворона и смеялась. Она была одна, и что-то в ее криках было обреченное.
        Нинка включила комп. Он сразу выкинул вчерашний чат.
        «Эй! Встречаться будем?»
        «Але!»
        «Ненормальная совсем?»
        Нинка посмотрела на свою правую руку.
        Почему не появился нож? Он должен был появиться. И этим ножом она бы убила ненавистного монстра.
        «Опять своими страшилками развлекаешься?»
        Нинка подумала, что у Тинтина тоже сдвиг. Умения концентрироваться ему точно не хватает. Вот сколько раз человеку сказать: «Отстань!»?
        Она побродила по комнате, попинала сдутый мяч. Хотелось есть, но в доме были только макароны. От одного их вида мысль о еде превращалась в мысли об отчаянии.
        Пнула мяч еще раз. Тот вяло ткнулся в гантель.
        Ничего не работало. История не хотела становиться прошлым, она все норовила влезть в настоящее. Словно появилось какое-то препятствие. Кто-то мешал.
        Мыском толкнула гантель. Та вяло сдвинулась с места, тюкнулась в свою пару.
        А! Надоело.
        Нинка подняла мяч, поискала, куда его положить. Подхватила обе гантели и пошла на улицу. Надо все выкинуть. Вообще - все. Чтобы ничего не напоминало. Чтобы началась новая жизнь. Это мать все бережет воспоминания, мечтает, чтобы ее любимые мальчики приехали. Но пока у них есть деньги, никто не приедет в их гадюшник.
        На улице остановилась. Что-то скрежетнуло по душе, шевельнулось. Но она не стала вспоминать. Память - это вообще вредная штука. Она для слабаков. Надо жить сегодня. Надо смотреть себе под ноги, а не назад. Можно пересказывать учебники по истории, но это книжки. Как и все другие рассказы с картинками. Такая память - пожалуйста. А копаться в себе и что-то хранить - нет.
        Она выкинула мяч с гантелями и на повороте столкнулась с Егором и Тусей. Любимые одноклассники. Где же им еще быть, как не в ее дворе?
        - Козлова, а ты чего такая зазнавшаяся? - сразу приступил к ней Егор. Невысокий, крепкий, коротко стриженная круглая голова - с годами он все дальше и дальше уходил от своей клички - в первом классе его прозвали Горыныч. Сейчас он был скорее похож на Колобка.
        - Привет, - выдавила из себя Нинка.
        - Ой, а ты так похудела, так загорела, - защебетала Туся.
        Похудеешь тут… Нинка почесала нос.
        - Давайте гуляйте, - буркнула она.
        Она поймала внимательный взгляд Егора. А он ведь не так просто тут оказался. Хотел спросить. Но мялся. Надо не смотреть и дать ему возможность собраться с духом. Ага, поехали.
        - Тебя один парень ищет, - выдал Егор.
        И замолчал. Еще посмотрел выразительно. Эдак глянул и чуть повернулся, не отводя глаз. Сразу видно, Егор переел американских сериалов. Действительно, чем еще заниматься в каникулы? Мизансцена была выстроена, как по заказу.
        - Какой парень? - не стала длить театральную паузу Нинка.
        Егор не сразу ответил, Нинка подождала и отправилась к подъезду.
        - Какой-то, - начал он негромко. - Вышел на меня в сети. Стал про тебя спрашивать.
        Нинка покосилась на мусорный контейнер. Зря гантель выбросила. Сейчас бы пригодилась.
        - С лягушкой на аве? - спросила и, еще не договорив, получила утвердительный кивок в ответ.
        Все загадки быстро разрешаются. А то прям как ясновидящий - я все знаю, я к тебе сейчас приеду.
        - Это кто, Ниночка? - пропела Туся.
        Нинка поморщилась. Вот так взять и сказать, что этого парня она закопала. А он перекинулся в оборотня, вылез и теперь ищет ее по всему свету. Приличным волком стать не получилось, лягушкой от безысходности прыгает.
        - В лагере была, - пробормотала Нинка. - За мной бегал. Надоел.
        Туся распахнула глаза. Егор проявил мужскую солидарность и нахмурился.
        - Да он ничего такого и не спрашивал, - сурово произнес он. - О тебе, о матери твоей, о братьях. Про справку.
        В душе у Нинки скребануло воспоминание. Дом, скрипит старое дерево, голое окно смотрит на лес. И следы на снегу. Словно что-то пыталось ворваться в воспоминания, но не могло пробить стену забытья.
        - Нормально, - отмахнулась от ненужного Нинка. - Он ко мне тоже в чат приходил. Разобрались. Больше не появится.
        - Ну надо же! - восхитилась Туся. - Хочешь?
        Она протянула Нинке пакетик с мармеладными червячками.
        - Спасибо, - Нинка взяла пакетик, заглянула внутрь. Почти полный. Везет же иногда. - А ты ему, Власенко, соври что-нибудь. Скажи, что я улетела. Вот на днях инопланетяне заглядывали, собирали экскурсию на Тау Кита. Я с ними и махнула.
        Туся захихикала.
        - Да ну вас, - разозлился Егор. - Чокнутая. Нормально говорить не можешь?
        Нинка пожала плечами и пошла к подъезду. Есть хотелось жутко, и она сдерживалась, чтобы не высыпать всех червячков в рот. Осторожно брала по одному и долго обкусывала. Обалдевшая Туся забыла попросить пакетик обратно.
        - Нина!
        Крик догнал Нинку, когда она уже стояла около двери. Догнал, ударил в железную обшивку двери, заставил покачнуться. Голос. От этого голоса по спине пробежали мурашки. Легкий звенящий голос. «Ау! А где у нас Ниночка?» Кто-то на нее смотрел с улыбкой, тянул руки.
        - Нинааааа!
        Оглянулась.
        Никого не было.
        Кар, кар, - понеслась прочь ворона.
        Вороны сегодня что-то раскричались. К дождю, наверное.
        Нинка провела ладонью по лицу, стирая все, что привиделось. Это от голода.
        В темноте подъезда Нинка разом загребла всех червячков и, скрипя зубами, стала их жевать. Было очень не вкусно. И, наверное, через минуту снова захочется есть.
        Чтобы выбить из головы лишние мысли, Нинка оставшийся день выкидывала вещи братьев из своей комнаты. И когда упала на кровать, почувствовала себя почти счастливой.
        Где-то она читала, что от воспоминаний надо избавляться. Парень бросил - раз, и выкинула все, что о нем напоминает, постирала фотки с компа - и живешь спокойно. В старые места не ходишь, заводишь новых друзей.
        Нинка посмотрела в окно. С новыми друзьями ей не везло. В лагере только Пося был прикольный. Но и с ним встречаться ей не хотелось бы.
        Она уснула и во сне опять оказалась около леса. Паника забивала мозги, не давала думать. Конечно, надо было бежать, но почему-то еще очень хотелось вглядеться в темноту деревьев. Там мерцал огонек. Кто когда-нибудь блуждал в лесу, знает, как притягивают спасительные знаки - просвет между деревьями, голоса вдали, огоньки в темноте. Огонек мог быть спасением. И она тут же оказалась около него. Горел костер. Вокруг него сидели. Спины, спины. Много спин. И ни одна голова не шевелилась, никто ничего не говорил. Нинка чувствовала, что подходить не надо. Сидят себе люди - и пусть сидят. Она только постоит за деревом, посмотрит на огонь. На такой умиротворяющий, спасительный огонь. Переступила, чтобы было удобней стоять.
        Хрустнуло.
        Нинка глянула в сторону, пытаясь найти источник шума. И только подняв ногу, поняла, где хрустит ветка.
        Когда она снова посмотрел на костер, все лица были повернуты к ней. Страшные. Это были не лица, а злая усмешка жестокого фантазера. Вытянутые, плющенные, со съехавшими к переносице глазами, с перекошенными скулами, с раздутыми лбами.
        Уроды.
        Распахнула рот, чтобы закричать, шарахнулась, ударилась обо что-то невозможно твердое.
        Сверху на нее смотрели черные глаза.
        - Иди, - раздался голос. - Ты будешь прислуживать моим детям.
        Он подтолкнул ее в спину. Нинка взмахнула руками и полетела в костер. Удачно приземлилась на горячие угли, уперлась в них руками и коленями. Было больно и обидно. А вокруг ухали и выли в довольном смехе. Нинка утопила пальцы в углях. Нож, ей нужен был нож. Она всадит его в живот человека в черной шляпе и выпустит его зеленые кишки. Потом все станет хорошо. И она тоже станет хорошей. Потому что если тебя обижают, а ты за это наказываешь - это правильно. Нинка - жертва, и все вокруг в этом виноваты.
        В темноте мелькнул волчишко, устроил свой сверток рядом с уродцами. Сверток зашевелился и заворчал.
        Это оказался младенец.
        Нинка села на теплую после углей землю, почесала нос. Где-то это уже было. Она как будто смотрела телевизор.
        Волчонок поставил рядом ведро.
        «Нужно молоко», - поняла Нинка. Посмотрела по сторонам. Лес никак не вязался с коровником. В лесу обычно волки, а еще лоси. Но те молоко не дают.
        Ребенок в кульке заорал. Нинка вгляделась. Лицо его было обыкновенным. Красным от натуги. Ближайший уродец поднял руку. Она у него была большая как подушка. И он собрался этой рукой-подушкой лицо ребенка закрыть.
        Нинка громыхнула ведром.
        Рука остановилась.
        Если пойти искать корову, то можно вообще сбежать.
        Все опять с любопытством смотрели на Нинку. Она встала. Руки были грязные. Интересно, как они видят себе, что она будет кого-то доить?
        Из темноты вышла корова. Вполне себе корова. С рогами. Жует. Нинка пошла вокруг. Хвост мотался туда-сюда, хотя никаких мух не было. Корова им просто так размахивала. Нинка поставила ведро. Корова повернула к ней голову. Перестала жевать. У нее был влажный розовый нос с коричневым пятном у ноздри, короткие белые нежные волосики на переносице, темные глаза с длинными светлыми ресницами. Захотелось погладить этот мягкий доверчивый нос. Нинка потянулась к ней пальцами.
        Сначала послышался странный хруст. А потом Нинка получила сильный удар в колено. Уже падая и откатываясь от нового удара - корова еще раз лягнула задней ногой, но не попала, - Нинка подумала, что это хорошая причина никого не доить. Да и ребенок кричать перестал. Над ней склонился уродец с изувеченной рукой. Что-то у него было с собой. Он это поднял и опустил подушку на лицо.
        Во сне Нинка ухнула в черноту смерти, сердце заколотилось в горле. Она резко села, приходя в себя.
        В квартире стояла звенящая пустота. А ведь где-то должны были шуршать шинами машины, шуметь большой город, капать вода в туалете, бубнить стиральная машина соседей.
        Нинка почти провалилась в ужас тишины, как вдруг пропел сигнал телефона. На экране высветилось: «Четверг вечер не занимай».
        И хоть желтой лягушки тут не было, а только две буквы НН в синем кружке, она знала, кто это был. И даже кто ее номер телефона дал Тинтину. Егор мстит за мармеладки.
        Глава 6
        Секреты памяти
        Утром на экране компьютера мигало окошко чата.
        Не получив ответ по смс, Тинтин бомбардировал ее в сети. Обещал срочно приехать и во всем помочь. Вот прям так с порога - ворвется и начнет помогать. Пыль вытирать, окна мыть, мусор выносить.
        Его активность была похожа на стихийное бедствие - ни спрятаться, ни убежать. Все равно настигнет. Куда от ветра деться? А он бьет, с ног валит, почти убил, мог бы и остановиться, но все равно дует и дует. Словно пытается все пальмы сдуть с лица земли. Почему-то именно пальмы ему не нравятся.
        «Катрина» - так, кажется, называется самый разрушительный ураган в США. Где-то в океане формируется, крутит, вертит, налетает и обрушивается. Дождь, многометровые волны и порхающие домики. Был у них ураган со смешным именем «Иван» и еще как-то… «Чарли», что ли. Но самые опасные с женскими именами. Ветер, сломанные пальмы. Стихия. О ней предупреждают. Говорят, американцы научились лихо эвакуировать людей. А где не научились - в Пакистане, например, - там народ гибнет. Гибнут и в Америке, но это так, любопытствующие. Всегда интересно посмотреть на стихию. Ветер и ветер, дует и дует, а потом - хлоп - и прилетает по кумполу.
        Нинке смотреть было не интересно. Что она там в этом Тинтине не видела? Поэтому надо было эвакуироваться. Не ждать приключений.
        Нинка выключила комп и пошла на эвакуацию. То есть на улицу. Хотелось уже что-нибудь пожрать.
        На какое время обычно эвакуируют? Пока бушует ураган и еще пара дней, чтобы вода сошла. Ураган это недолго. Дня три. Вот интересно, никто ее не звал последнее время в гости дней на пять? Ну там чай с пирогами, мягкие перины и сверчок за печкой?
        Во дворе Нинка решила, что и трех дней эвакуации ей бы хватило. Можно было и не ждать, когда сойдет вода, возвращаться. Но она опоздала уехать. Ураган налетел внезапно. Над головой уже проносились домики с Элли и Тотошкой.
        Все-таки что-то он со своей челкой делал - ну не могла она так просто торчать. Нинка поближе подошла - гель, его заметно.
        Не заметно. Потрогать, что ли? А ну как обман зрения?
        - Голова болит? - спросила Нинка.
        - А должна? - удивился Тинтин и задрал глаза, словно собирался свою боль увидеть. Язык от старания высунул. Шорты до колен, футболка - как будто и не уезжал из лагеря.
        - Чего тогда пришел? - мрачно спросила Нинка.
        Тинтин взбил хохолок. Без геля. Так стоит. Вот черт! Может, это рудимент рога? Может, Тинтин единорог? Убить, рог спилить и приготовить волшебный нектар бессмертия и противоядия от всех отравлений. Тинтин Нинке подсунет прокисший кефир, а она эликсира хлопнет - и хоть бы что!
        - Помочь хочу, - сказал Тинтин и так проникновенно посмотрел Нинке в глаза, что она заморгала, словно соринка попала.
        Надо было его назвать Чипом. Или Делом. Или уже Чуком? А заодно и Алладином.
        - Сотня есть? - вздохнула Нинка. Надо было надавить себе на левый глаз, чтобы убедиться, что Тинтин призрак - он должен был исчезнуть. Или лучше не проверять? Вдруг не исчезнет. Что Нинке тогда делать?
        Нет, мир никогда не изменится, и такие чудаки будут в нем жить весело и привольно.
        Тинтин полез в карман.
        - Пятьсот. Меньше нет.
        - Давай.
        Нинка потянула купюру за кончик. Она была уверена, что Тинтин не отпустил. Отпустил.
        - А тебе зачем? - спросил он, наблюдая, как Нинка осторожно складывает бумажку и кладет в карман шорт.
        - Жратвы куплю.
        - А! - Тинтин снова глянул наверх.
        Нинка пошла. На пятьсот рублей можно много еды купить. А то что это она только макароны ест? Мать еще неизвестно когда появится, надо продержаться - неделю так точно. Мать у нее такая, с фантазией. Творит свое счастье. Заводит мужиков и сваливает. Иногда на месяц, иногда на два. Потом возвращается. Ругает мужиков, ругает свою жизнь, ругает Нинку, вспоминает сыновей. Потом собирается и опять сваливает. Сейчас лето, свалить можно надолго.
        - Ты куда? - растерялся Тинтин.
        - В магазин. Ты пока посиди.
        Он и остался сидеть. От удивления, наверное, не каждый день у тебя за здорово живешь по полтыщи стреляют.
        В супермаркет не пошла. Заглянула в ближайшие «Продукты».
        Такие магазины должны были вымереть вместе с динозаврами, но еще держались. Наверное, парочка брахиозавров тоже где-то бродит. Потому что такие магазины еще существуют. Узкий закуток, на стендах вплотную друг к другу коробки и банки, витрина-холодильник сверху завалена пакетами с печеньем и хлебом, бесконечными стеллажами лежат вскрытые коробки с пирожными. В холодильнике колбаса и сыр с разлетевшимися ценниками в жирных пятнах. Мощь. Чтобы отдать деньги, надо привстать на цыпочки, рукой дотянуться через бруствер хлебобулочных изделий и втемную нащупать руку продавца, выставленную тебе навстречу. Здесь можно было почувствовать себя крысой, которую вот-вот завалят все эти продукты. Или обжорой Гаргантюа - сделал глубокий вздох и пошел работать челюстями.
        Нинка взяла хлеба, сыра, колбасы и пельменей, постояла над коробкой пирожных, но подумала, что пирожные - это уже баловство, а деньги надо беречь. Еще, может, на жвачку хватит.
        Хотела уже повернуться и выйти, но почувствовала, что за спиной кто-то стоит.
        - Напугал, - в узком пространстве она попыталась разойтись с Тинтином. Но выпускать ее он не торопился. Стоял, с любопытством оглядываясь. Сразу видно - первопроходец, не бывал в таких краях.
        - Так ты чего, за едой ходила? - спросил он и сразу прилип взглядом к коробкам с пирожными.
        Может быть, все пирожные так и развозят - в картонных коробках с целлулоидным окошком сверху, - но в приличных магазинах их красиво фасуют, а тут коробки просто штабелируют - хочешь, находи нужную коробку, доставай трубочку с заварным кремом или печенье с прослойкой из суфле, слоеный бантик, обсыпанный сахаром, или обыкновенный эклер.
        Нинка сглотнула слюну, представляя, сколько времени все это здесь стоит.
        - За едой, - буркнула она, протискиваясь мимо Тинтина и безопасной стеклянной витриной с собачьим кормом.
        - Дома что ли не кормят? - Тинтин задавал вопросы, но сам все еще продолжал изучать ассортимент пирожных. Количество его сразило? А вроде тощий, не должен любить сладкое.
        Нинка вышла на крыльцо. Жизнь налаживалась. Вчера червячки, сегодня пельмени. А завтра - мать. Надо нарушить закономерность, чтобы она не появлялась.
        Спрыгнула с крыльца и сразу нырнула за угол. Шанс на счастливую жизнь есть всегда. Вдруг вот прямо сейчас и начнет везти.
        - Слушай, я чего хотел спросить! Стой! Ты же не Катя. Ты Нина.
        Не сейчас. Ладно, повезет завтра.
        Тинтин шагал следом. Она резко остановилась, так что герой комиксов врезался в пакет пельменей, который она прижимала к себе. Холодненький. В июле это бывает приятно.
        - Кошмары замучили? - тихо спросила она. Вот если смотреть снизу вверх, и еще так закатить глаз, чтобы белка` побольше осталось - ваще жесть. Человек должен в панике убегать.
        - Почему кошмары? - На Тинтина ничего не действовало. Он только от пачки пельменей отлип. И то - хорошо.
        - А чего тогда пришел? - проворчала Нинка.
        - Увидеться хотел. Лагерные воспоминания, все дела. Столько вместе прожили - хочется опять встречаться.
        Нинка посмотрела вдоль дороги. Время какое-то странное. Никого во дворе. Может, всех экстренно эвакуировали, а ее не предупредили? Как это делают? По радио?
        Тинтин ждал. Вроде еще не сезон охоты на трицератопсов. Иначе его давно можно было бы пристрелить.
        - Какие воспоминания? - вздохнула Нинка. Надо было идти. А то пельмени придется потом слипшимся куском варить. - Предупреждали ведь тебя, проклятье от одного к другому на раз перебираются. Оглянуться не успеешь, а тебя уже жарят на костре. Или в криокамеру опускают.
        - Болеешь - лечись. - Тинтин потянул у Нинки пакет с пельменями. - Я тут кое-что почитал. Такие штуки, как у тебя, бывают как посттравматический синдром. Он не сразу проявляется. Может через год, может через пять. Ты головой не ударялась? Или из самолета не падала?
        Это уже точно была какая-то патология. Ну не мог нормальный человек быть таким упертым. Может, его в лагерном изоляторе чем обкололи, и он теперь превращается в таракана?
        Привстала на цыпочки и попыталась заглянуть за плечо Тинтина. Не получилось. Хоть и сутулый, но высокий. Обошла. Тинтин крутануться следом, не выпуская пакет, но Нинка качнулась назад, сбрасывая его руку.
        Спина обтянута футболкой. Из-под нее торчат лопатки. Ни хитиновых крылышек, ни рудиментарных средних лапок. Или это все проявляется только в экстренных ситуациях?
        Пошла к подъезду. Странный чел, очень странный. Вот как тогда на дискотеке он показался ей странным, так до сих пор и не отпускало. Чего тогда со своим отрядом на костер не пошел? Или у него аллергия на печенье? Или от вида огня чихает?
        - Эй! Погоди! - опомнился Тинтин. - Давай я к тебе зайду и все объясню. Твой сдвиг это же после травмы какой-то произошел. Если все вспомнить, вернуться в то время, то можно вылечиться.
        - Себя вылечи, - процедила Нинка. Надоело ей так долго идти домой. Чего, в самом деле, недалекий какой-то Тинтин попался? Может, это не сам Тинтин, а его фокстерьер, и его надо звать Милу??
        Она шла и чувствовала, как за спиной у нее растет девятый вал удивления. Удивление ширилось, захватывало весь двор, карабкалось по девятиэтажкам, бурлило пеной возмущения и готово было вот-вот обрушиться на голову Нинки. В этот момент главное пакет крепче держать, чтобы не вырвало из рук.
        - Слушай! - крикнул Тинтин. - Если пожрать надо, так приходи ко мне. У меня мать хорошо готовит. Еды навалом. А завтра ты что делаешь?
        Мать… Нинка посмотрела на ручку подъездной двери перед собой.
        «Ку-ку! А где Ниночка…»
        Вздрогнула.
        - Да катись ты, - пробормотала Нинка, приложила ключ к замку и под противный писк вошла в подъезд.
        Пока пельмени варились, Нинка поглядывала в окно. Тинтин не уходил. Бродил по двору. Качался на качелях. Какое-то время развлекал себя тем, что сильно раскачивался и спрыгивал. Но вот качели неудачно дернулись и ударили Тинтина по спине. Он выгнулся, пробежал вокруг песочницы, руками пытаясь дотянуться лопаток, куда вошел угол сидения. Потом его что-то отвлекло в самой песочнице, он нашел в ней совочек и стал сосредоточенно копать. В нем явно сидели задатки бульдозериста. Он врылся в песок, дошел до земли, углубился дальше.
        Пена из кастрюли выплеснулась, зашипела. Нинка отправилась отдирать прилипшие ко дну кастрюли пельмени, а когда уже с полной тарелкой опять подошла к окну, Тинтина не было, зато на ровной поверхности песочницы были выкопано: «17 - 00».
        Пельмень не полез Нинке в горло. Она решила доесть около компа.
        Там обнаружился целый трактат о вреде забытых воспоминаний. Нинка равнодушно всовывала в себя еду. Раскусывала пополам и проглатывала. Так можно было быстрее наесться.
        Никаких воспоминаний у нее не было. Сплошное счастливое сейчас. А если что-то вспоминать, так сразу нервные расстройства начинаются. Вот по Тинтину заметно.
        Нинка впихнула в себя последний пельмень и понесла тарелку на кухню.
        Когда что-то не понимаешь, лучшее средство от этого - спать.
        Снова выглянула во двор. Все археоптериксы улетели, на площадку вышли дети. Они уже затоптали все надписи, что было неплохо.
        Нинка отправилась в кровать и честно заказала увидеть во сне розовых единорогов, порхающих феечек, цветочную полянку и желтое солнышко в лазурном небе. Успела все это представить. Должно было получиться хорошо.
        Но оказалась она опять в лесу. Человек в черной шляпе сидел в двух шагах от нее. В стороне горел костер. Там весело смеялись уродцы. Особенно громко заливался младенец. Корову, видать, все-таки подоили.
        Из-под шляпы были видны глаза. Черные как бездна. Черные и равнодушные.
        Нинка ненавидела его. Ненавидела всей душой. Все плохое происходило из-за него. Она не помнила, что конкретно плохого, но сейчас он был сосредоточением ее кошмаров. Сжимала кулаки, надеясь почувствовать в ладони ребристую поверхность ножа. Он должен был появиться. Именно сейчас. Она его всадит в эту мерзкую улыбку - и все закончится. А что после этого начнется? Нормальная жизнь. Радостная. С феями и единорогами. Да и без единорогов понятно, что все станет хорошо.
        - Ты это ищешь?
        Нинка смотрела в рот человеку, следила, как шевелятся губы, как мелькает зеленый язык, поэтому не сразу заметила протянутую руку. А в ней нож. Как раз такой, как представлялось. Черное лезвие, тонкий острый кончик, тяжелая шершавая рукоять. Держащая его рука, белая, что особенно заметно из-за темноты ножа.
        Схватить, сделать быстрое движение вперед, почувствовать, как сталь входит в тело.
        Нинка вздрогнула. Почему нож у черного? Почему он не появился у нее?
        - Ты хочешь убить меня? Убей.
        Нож танцует в его пальцах. Он крутит оружие, то перехватывая его за рукоять, то за лезвие.
        - Убей! Это легко.
        Танец ножа сливается в сплошной веерный круг. Легкое движение кистью, и нож входит в Нинку, легко вспарывает ей живот. Из разреза вываливаются зеленые кишки.
        - Но что будет после этого?
        Черный раскидывает руки и навзничь падает на спину. И тут же из него выходит двое таких же черных в шляпах. Каждый достает по ножу. Оружие танцует в их пальцах. Бросок. Раскинув руки, они падают, и тут же на смену выходит по паре. Эти четверо тоже начинают игру с ножом. Нинка закрывает лицо руками. Хруст разрываемой плоти. Противный. До мурашек. До желания скрючиться и заткнуть уши.
        - Ты уже давно такая, как я. - Черный повел рукой в сторону костра. - Присоединяйся. Я это ты, а ты это я.
        - Хватит!
        Она смотрела на свои руки. Они были перепачканы зеленым. Где это она ухитрилась найти столько травы. Черный улыбался своей мерзкой улыбочкой. Около костра смеялись. Один уродец завалился на спину и дергал короткими ножками. Скрипели деревья, на них раскачивались тени мертвецов.
        - Ты пытаешься спрятаться, - шептал черный. - А надо всего-навсего вспомнить.
        - Не хочу я ничего вспоминать.
        Во всем виноваты были братья. Это они устроили ей невыносимую жизнь. Это они издевались, били, обижали, читали страшные сказки. Она придумала для них страшилку. И теперь братья никогда не вернутся в ее жизнь. Их всех забрал черный.
        Нинка пошла к костру. Младенец заметно подрос. Он все еще был в своих пеленках, но уже уверенно сидел, зажатой в кулаке палкой тыкал в костер, отчего вверх взлетали искры.
        - Все равно будешь сюда возвращаться. Оставайся. Ты уже давно с нами. Обижена на братьев и мать - и правильно. Это они во всем виноваты. Они и все остальные люди! Ты хорошая, а они - плохие. Разве я не прав?
        Черный подошел незаметно, замер над ухом, зашептал, словно песню спел. «Баю-баюшки, баю…»
        Нинка присела, резко уходя в сторону. Столкнулась с волчком. Он поднял бровки домиком, собрав на лбу глубокие складки, шевельнул треугольными ушками.
        - Все равно я тебя убью, - прошептала Нинка. - И ты больше никогда не появишься. Я останусь одна. Меня с этих пор никто не обидит.
        «Придет серенький волчок…» - раздается дружное от костра. Фигуры у огня раскачивались в такт пламени.
        «И утащит во лесок…»
        Это была неправильная песня. Нинка помнила, что в лагере они учили что-то другое. Эту хором тянуть было неудобно, поэтому то один, то другой сбивался.
        - Как видишь, я тут ни при чем.
        «Под ракитовый кусток…»
        Сидящие у костра стали толкать друг друга. Крайний повалился в огонь.
        Нинка с трудом продрала глаза. Трещало. Словно коротило электричество. Этот звук настолько был еще вплетен в сон, что не сообразившая пока ничего Нинка продолжала искать рассыпавшихся по поляне участников костра.
        Трещало. Повертела головой. Она была в своей комнате, а звук шел из прихожей. На мгновение испугалась, что это вернулась мать.
        «Ау… а кто тут спрятался?»
        У матери есть свои ключи, чтобы зайти. Потеряла - будет звонить в дверь. А звонок у них другой. Без рваной фольги.
        Нинка приподнялась, заставляя себя пойти и посмотреть.
        Треск шел от шорт. Она их бросила в коридоре. В кармане мелочь после похода в магазин и телефон. Он прыгает по мелочи и трещит. Какие-то заколдованные монетки Нинке в магазине дали.
        Пока соображала, надо или нет доставать телефон, звонки прекратились.
        И правильно. На ночные звонки отвечать не надо. А надо просто выключать телефон перед сном.
        Добрела до кухни, выпила стакан воды. Заметила, что пельменная кастрюля осталась на плите. Воду слила, содержимое вытряхнула на тарелку, пропустив одинокий прилипший пельмень. Отковыряла его пальцами и бросила в коридор. На прокорм местным домовым. Телефон - это же не так просто. Это они специально положили, чтобы дребезжал. И монеты заколдовали. Потому что обиделись. Нинка все из комнаты выкинула, у них не спросила. Вот и лютуют. Ну ничего, сейчас поедят и успокоятся.
        Пыталась уснуть, вертелась на месте, сбрасывала подушку. Почему нож появился у черного? Это была ее история, нож должен был быть у нее. Это она хочет убить свои воспоминания. Она не заказывала, чтобы воспоминания убили ее.
        Умение ждать - отличный способ решать проблемы. Если не торопиться и не бежать вперед, то всегда выпадает что-то полезное. Нинка научилась проблемы не решать, а пережидать. В жизни так устроено, что все само как-то и разруливается. Вот и здесь само. Если она придумала, что черный должен умереть, значит, умрет. Ну, хорошо, не ножом она его убьет, так бетонная плита упадет. Или скорый поезд собьет.
        Она прямо видела это трагическое событие, эти пути. Блестящие от сотни прошедших по ним поездов. Колеса тыкают на стыках. На повороте выбивают искру. Рельсы ровными линиями уходят к повороту, смыкаются и утекают за горизонт. О летящем поезде первыми предупреждают рельсы. Они начинают гудеть и подрагивать. Гул идет из-под земли, пробивает железо, и сами рельсы словно подпрыгивают, готовые выскочить из удерживающих болтов.
        Поезд еще далеко, но грохот уже слышится. Резкий свист. Пролет вагонов. Поток воздуха толкает в грудь. Ты чуть наклоняешься, чтобы удержаться, но ветер уже унесся прочь, и ты чуть не валишься под колеса.
        Ту-у-у-у!
        Нинка видела щель между перроном и проносящимися вагонами. Там была сплошная чернота.
        Ту-у-у-у! - настойчиво лез в уши гул. И уже не гул, а звон. Словно все те же монеты рассыпались и теперь прыгали от сотрясения перрона.
        Открыла глаза.
        Звонили в дверь.
        Она смотрела в потолок, но по груди еще проносился поезд, грохотало в ушах. Черный умрет. Или кто-то другой, но все равно умрет.
        Звонок.
        Это было каким-то дурным повторением. Ночного пробуждения ей было не достаточно?
        Нинка сбросила с себя плед и посмотрела на затанцевавшие в воздухе пылинки. Полюбовалась. Чихнула.
        Звонить перестали.
        А вдруг это мать? Потеряла ключи и не может войти. Не может войти - это хорошо. Или не хорошо?
        На цыпочках прошла к двери. Хотела посмотреть в глазок. Но его на двери не оказалось. В голове все взболталось, словно пылинки перебрались под черепную коробку. Откуда же она помнит, что глазок был?
        Разозлилась и открыла дверь.
        - Ты чего, больной?
        Тинтин старательно смотрел Нинке в лицо - она как встала, так и пошла в футболке и в трусах.
        - А ты? - хрипло спросил он.
        - Да я вообще в шоколаде была, пока ты не появился, - Нинка попыталась закрыть дверь. Почти удалось. Тинтин только, гад, успел сунуть в щель книжку. Что-то там внутри хрустнуло. Нинка кровожадно подумала, что это пальцы Тинтина. Но за дверью не кричали. Это было не очень хорошо. Это означало, что он не бежит сейчас вниз по лестнице, не зовет на помощь, а продолжает стоять там, на коврике.
        - И что?
        Дверь медленно приоткрылась. Книжка упала, из нее вывалился треснувший диск. «Как избавиться от кошмаров…» На обложке фотография мужика в белом халате с заметно выступающим пузиком. После знакомства с таким автором только новыми кошмарами и обзаводиться.
        - У меня к тебе дело, - прошел в квартиру Тинтин.
        Нинка лениво размышляла, что плохого она сейчас может ему сделать. Крик не действует. Может, кипятка вылить? Но для этого придется ставить чайник и ждать, когда закипит. Долго. Тинтин успеет совершить все свои черные дела. И кипяток уже понадобится ей.
        - Чего с тобой? - нахмурился Тинтин, продолжая смотреть Нинке только в лицо.
        - Это с тобой - чего? Пишешь! Звонишь! Достал! Влюбился? Иди ударься об стенку. Полегчает.
        - Ты с собой что-то сделала?
        Тинтин выглядел встревоженным. Нинка заволновалась. Неужели волосы из темных стали синими? Вот незадача!
        Уткнулась в зеркало. Темно, вещи с верхней полки свисают, в уголки вставлены квитанции - ничего не видно. Приблизила лицо к стеклу, придержала рукав сползающего с полки свитера. И что у нее тут? Все в порядке.
        В слабом свете из кухни разглядела свое отражение. Желтоватая маска лица, морщины, черные глаза. Над головой, словно нимб, торчит шляпа. Повернулась. И правда, шляпа. На стенку повесил кто-то. Надела. Снова изучила себя в зеркале. Ей идет. Под цвет глаз.
        - И что тебе не нравится? - зыркнула в сторону Тинтина Нинка.
        - Ты можешь одеться? - пробормотал он, отводя глаза.
        - Я могу тебя с лестницы спустить, - Нинка скрестила руки на груди. Иногда она жалела, что черный увел братьев. Они бы с таким быстро разобрались. Хотя останься они, разбираться было бы не с кем, потому что братья давным-давно угробили бы Нинку и занялись бы своими делами.
        - Ты стала похожа на монстров из своих историй. - Тинтин теперь смотрел себе под ноги. - Почитала бы книжку, которую я принес. Правда, это надо было делать под музыку. А ты музыку того.
        - Рэп что ли?
        Музыку Нинка не любила. Вообще. Она мешала оставаться один на один с собой. Певцы же бубнили о чем-то своем. Английские песни так вообще требовали немедленного перевода.
        - Бах. Красиво.
        - Вот бах с ним и случился. Будешь лезть - и с тобой тоже.
        Нинка поняла, что ей не хочется быть хорошей. Что ей нравится быть вот такой - злой.
        Тинтин пробежал глазами по ее футболке, по ногам, задержался на пальцах. Когда-то на них был черный педикюр. Сейчас стерся почти.
        - Что ты делаешь в пять?
        Нинка тоже смотрела на свои ноги. Неудобно как-то. Сбитый лак. Некрасиво. Надо бы одеться.
        Вернулась в комнату, поискала в разворошенной кровати носки. Натянула. Вот, так было лучше.
        Обернулась и чуть не вскрикнула.
        Тинтин стоял на пороге комнаты, оглядывался. Бардак здесь был знатный. Но такой, не свеженький, только на день устроенный, а капитальный. Устоявшийся. От входа справа двустворчатый шкаф с распахнутыми дверцами. У правой дверцы гора вещей. Втертый в паркет от времени ковер. Раздвинутое кресло-кровать с давно не стиранной грязной простыней, стол с компьютером. Провисшая в центре пегая штора. С пыльной люстры свисает новогодний серпантин.
        - Ты чего вперся? - напустилась на него Нинка.
        Тинтин силился не смотреть на разгромленную комнату, но взгляд невольно цеплялся за отставшие от стены обои, за высохший цветок на полу, за выбитую планку старого паркета. В носке у Нинки была дырка. Сквозь нее был виден большой палец со стертым лаком. Тинтин невольно усмехнулся.
        - А как же ты говорила, что дочь президента, что за тобой снайперы охотятся?
        - Соврала.
        Нинка выскользнула в коридор, нашла шорты, вытащила из кучи грязного белья в ванной футболку, понюхала и быстро переоделась.
        - А мать твоя где? - Тинтин вышагивал по комнате - было слышно, как под его тяжестью вздыхает старый паркет.
        - В командировке.
        В ванной Нинка еще раз посмотрела в зеркало. Взлохматила свои короткие темные волосы, опять нахлобучила шляпу. Подумала, что не мешало бы помыть голову, но в целом ее все устраивало. Желтоватое лицо, черные глаза, зеленая улыбка.
        - А отец? - спрашивал из коридора Тинтин.
        - Мой отец в телевизоре. - Нинка взяла зубную щетку, попробовала на прочность. Нет, сломается. Чем бы его таким пырнуть? - Ты разве не знаешь, где бывают президенты? Только там. Ни на что другое у них времени нет.
        «Нина!» - звало ее прошлое. Каждый скол на кафеле, каждый потек в ванной о чем-то напоминал. Она смотрела в убегающую воду. Все. Точка. Надоело.
        «А где ты его возьмешь, этот нож?» - «Он появится в тот момент, когда нужен!»
        Нинка представила, что в ее правой руке появилась ребристая ручка длинного черного ножа. И действительность разом перевернулась.
        Тинтин успел заметить, как в ванной полыхнуло черное пламя. Шарахнула дверь. Через порог перевалила черная змеистая туша. От неожиданности Тинтин взмахнул руками и осел на пол. Кеды проскользили по грязному паркету.
        Клацнули зеленые зубы.
        - Ты чего? - икнул Тинтин.
        Монстр был похож на огромного дракона. Длинная чешуйчатая шея, лапы с острыми когтями. Суставчатые колени торчат над тощим хребтом.
        Кинулся.
        - Это ты превратилась? - орал Тинтин, пытаясь отползти. - Совсем озверела?
        Монстр боднул его широким лбом, распахнул пасть.
        - Превращайся обратно! Хорош! Это же я! - вопил перепуганный Тинтин. - Я ж ничего не хотел…
        На сжавшегося от ужаса Тинтина с клыков закапало зеленой слизью. Тинтин пошарил руками по полу, сгреб книжку с пола и метнул в пасть. Клацнули зубы, хрустнул доламываемый диск. Дракон сплюнул, целясь в противника.
        - Эй! Прекрати! Чего ты так злишься?
        Тинтин вкатился в комнату. На четвереньках проскочил в дальний угол, ближе к окну. Дракон медленно вошел. Острые когти царапали паркет, поддевали непрочные паркетины.
        - Остановись! Слышишь? Потом сама жалеть будешь!
        Тинтин схватился за край ковра и дернул. Ступивший на ковер дракон рухнул на передние лапы, ударился мордой, щелкнув челюстями. Тинтин сбросил свой край ковра на голову чудовищу.
        - А я предупреждал, - крикнул он, прижимаясь к стене. - Ты это… давай в обратку вертись. Хватит злиться! Я только пригласить хотел.
        Дракон помотал мордой, прорывая дряхлую ткань. Из прорех на Тинтина посмотрели черные, полные ненависти глаза.
        - Кажется, мы не договорились, и ты обиделась. - Тинтин притянул к себе кресло на колесиках. Одно колесико стопорилось.
        Дракон резко выдохнул через ноздри, обдавая запахом гнили. Тинтин поднял стул. Монстр попятился, утягивая за собой ковер. Наступил лапой, выбираясь из засады, но застрял когтем, заметался.
        - Ага, - обрадовался Тинтин, отставляя стул. - Попалась! Поговорить можем?
        Дракон тыкался в ковре.
        - Погоди, - Тинтин потянул ковер на себя. - Дай помогу!
        От этого движения дракон взвился на задние лапы и боком рухнул на кровать. Прямо в скомканное одеяло.
        С треском разошлась ткань. Во все стороны полетели ошметки. Запахло горелым.
        - Э! Куда? - Тинтин замер с протянутой рукой. - А как же встреча?
        Он подкрался к постели. Все это было удивительно и неправильно. Приподнял ковер. Под ним в кровати была дыра. Черная. Она слегка дымилась, распространяя вокруг неприятный запах. Обваливался с обгоревших краев пепел. Тинтин заглянул в черноту. Она ухнула далеким отзвуком, дыхнула холодом, всосала в себя.
        Над дырой взметнулись ноги Тинтина в черных кедах.
        Глава 7
        Змей Горыныч
        От удара о землю Нинка разом стала человеком. Посидела, тряся головой и прислушиваясь к себе. Состояние было странное. Словно ее посадили в большую банку и сильно взболтали. Еще и что-то басовое общим фоном дали. Но вот мир перестал кружиться, и недавнее превращение резко переместилось в разряд сна. Показалось. Бывает. Уснула и привиделось нехорошее. С ее снами последнее время такое бывает. Тем более она снова в хорошо знакомом лесу. Почти домой попала. Все свои. Можно уже здороваться с обнимашками и называть всех «дорогой» или «дорогая».
        Между деревьями мелькал отблеск костра. Дорога к посиделкам тоже была знакомой.
        Вокруг костра сидели все те же уродцы. Они заметно изменились. У одного появился третий глаз, а щеки легли на плечи. Другой стал лысым - и было уже не совсем понятно, он ли это. Если ни у кого больше оттопыренных ушей не было, то это был он. Младенец подрос, стал вровень с волчком. Тыкал в него палкой, прогоняя. От каждого удара волчонок падал, но сразу вставал.
        Крайнего сильно сплющило, голова его стала плоской, а тело маленьким и круглым. Руки и ноги высохли, но остались такой же длины. Только немного змеились. Он издавал булькающие звуки. С дерева ему на макушку методично бросали камешки или шишки - в сумраке было не разглядеть. Каждый раз в ответ слышалось возмущенное гуканье.
        Нинка смотрела на них и как будто слышала, как каждого называли родители - слюнтяем, слепым, глухим, тупым. Одним словом - «уроды».
        Они стали теми самыми уродами, какими их называли родные. В раздражении от усталости, потому что сильнее и никто их за это не накажет. Нинка усмехнулась. Это закон жизни. Взрослые рожают детей для своих идей и целей, и дети редко когда эти мечты оправдывают. И тогда их превращают в уродов - день за днем, месяц за месяцем обзывают, бьют, наказывают презрением и молчанием. Взрослые не умеют ни видеть, ни слышать своих детей такими, какие они есть. Взрослые понимают только себя. И слышат себя.
        Мать тоже звала ее уродом, лишней. Братья прозвали чумичкой. Ну вот она такой и будет.
        Черный источал радушие. В широкой улыбке мелькал между зубами зеленый язык. Младенец с огромной головой засмеялся. Нинка посмотрела вниз, под ноги. Ног нет. Вместо них колеса. Удобно. И не упадешь. Она подъехала к костру. Трехглазый подвинулся, давая ей место как равной. Младенец ткнул в огонь палкой. Полетели искры.
        Костер ненависти вспыхнул у нее в груди, разбудив дракона злобы, и сжег все воспоминания, что не питали ярость. Теперь она была как они. Она была со своими.
        С хрустом лопата вошла в землю.
        - Зачем? - повернулась на звук Нинка. Не любила она этот звук. От него рождались неприятные мурашки. И что-то пыталось всплыть в памяти.
        - Закапывать будут. - Черный вольготно развалился около костра.
        - Кого?
        - А вон идет.
        Изломанная тонкая фигура вышагивала среди деревьев. Споткнулась. Упала.
        - Эй! Народ!
        Тинтин и здесь не изменился.
        Он доскребся до костра, с изумлением осмотрел присутствующих.
        - Ничего себе вы красавцы! - выдохнул он.
        Нинка развернулась в его сторону.
        - А у тебя что, дома прямо шоколад?
        - Да по-разному. Мать и наорать может. А чего это за место такое? Черт! Ты стала совсем как они! А я думал, показалось - дракон, костер, все дела.
        Нинка качнулась на своих колесах.
        - Я не хочу никого видеть! Особенно тебя. Потому что ты ненормальный!
        - Чего это вдруг я ненормальный! Ты вокруг посмотри.
        - Я тебя ненавижу! - прошептала Нинка.
        - Ну и ладно, - Тинтин отряхнул руки, посмотрел по сторонам, хлопнул ладонями по бедрам. Другого занятия он себе не нашел.
        - Катись отсюда! - прошипела Нинка.
        - Не могу, - ответил Тинтин. - Если только с тобой… катиться. - Он некстати хмыкнул. - Собирайся.
        Куда идти, не очень понятно. Вокруг лес, мокрая трава под ногами, с сухих веток свисают патлы умерших русалок, скрипят их кости, в цепях висят скелеты котов. Собирать Нинке было нечего. Тинтин решил, что и так пойдет.
        - Не тормози! - подогнал он.
        Нинка округлила глаза.
        - Тебе чего? - рявкнула она. - Мало?
        Тинтин вгляделся в ее лицо. Что-то было странное, ранее не виденное. Похудела? Нет. Брови накрасила? Опять нет. Голову вымыла?
        - Пойдем. У меня к тебе дело.
        И понял, что изменилось - Нинка не улыбалась. Вообще. Лицо такое, словно никогда не знало радости.
        - Исчезни! - прошипела Нинка, старательно артикулируя. - Я вас всех, всех ненавижу! Все люди вруны. Все люди умеют делать друг другу только плохо. Никто не достоин добрых дел.
        С каждой секундой Нинка менялась. Язык стал совсем зеленым. А вот это уже было плохо. Интересно, если потереть зубной щеткой, отмоется?
        По лицу мазнуло мягким. Тинтин отвел рукой. Что за лес? Не могли вместо дубов елки вырасти? На них никто не водится. Только шишки.
        - Что ты лезешь ко мне? - разорялась Нинка. - Ты такой же как все. И никакой ты не Иван-царевич. Самый обыкновенный дурак.
        Нинка выплевывала злые слова, словно лягушек разбрасывала. Тинтин согласно кивал, не слушая. Деревья кривые, листьев нет, все буро-серое. Унылое место. Только и делать, что тосковать и ругать других.
        - Ты… это… - Тинтин потянул руку к голове, чтобы взлохматить хохолок. Остановился. - Пойдем. Место тут дурное какое-то. А там - солнце. И наши собираются. В пять у ДК. Тебя тоже звали.
        - Наши? - Нинка склонила голову, и смотреть на нее стало еще страшнее - волосы упали на глаза, и эти глаза стали как будто два прогоревших угля.
        - Ну… лагерные. Мы ж все переписываемся. Ты разве нет? У нас чат общий.
        Нинка развернулась, покатила за деревья. Пришлось раздвигать свисающие сопли, чтобы догнать ее.
        - А ты чего, никого увидеть не хочешь?
        - Убирайся!
        Тинтин запутался в свисающих соплях, потерялся, куда идти. Позвал:
        - Эй! Погоди!
        Внезапно перед собой увидел огромные глаза. Черные. Распахнутый рот, зеленый налет на зубах.
        - Что ты вечно мешаешь? - с яростью прошептала Нинка. - Еще тогда с этой мелкой. Если бы не ты…
        Она толкнула плечом, удержала на вытянутой руке. А другой резко ударила в живот. Показалось, что пробила кожу, что начнет рвать когтями.
        Тинтин задохнулся скорее от неожиданности, чем от боли. Взмахнул руками. Упал, грохнулся головой о жесткое и шершавое. Сверху посыпалось. Зажмурился. Вдохнул, в горло попало что-то колючее. Закашлялся.
        - Ты чего? - спросил незнакомый голос.
        Тинтин закрылся, ожидая удара. Посмотрел из-под прищуренных век.
        Он был на детской площадке. Знакомой детской площадке. Песочница, качели, горка. На качелях сидит парень. Невысокий, крепкий. Лет четырнадцати. Незнакомый.
        - Ты откуда? - спросил парень.
        Тинтин потряс отбитой рукой, сплюнул попавший на зубы песок.
        Парень смотрел настороженно. В руке держал пакетик мармеладных конфет. Розовый. Пакетик. А конфеты полосатые. Розовые с белым. Сразу видно, местный. Не местные расслабленней, готовы идти на контакт. А местные схлопнутые, недоверчивые. Так вот этот был из недоверчивых. Такому лучше не врать.
        - Ты кто? - спросил Тинтин, удивляясь, что после всего вообще может говорить. Он помнил, как его убили, как упал. Но падал он в лесу. А сейчас оказался на детской площадке. Почему не в квартире, откуда началось путешествие?
        Сел, под локтем заскрипел песок. Это была песочница. К руке что-то приклеилось. Посмотрел. Ошметки как будто старых зеленых волос. Стало противно. Сунул руку в песок.
        - Сам ты кто? - Парень сжал кулак - пакетик зашуршал. - Чего с неба падаешь?
        Они оба задрали головы.
        - Я сижу, а ты прям шмяк и тут.
        - Козлова… - пробормотал Тинтин, пытаясь сообразить, мог ли он выпасть из окна Нинкиной квартиры и оказаться в песочнице. - Дура такая, сдвинутая по фазе. На этих… на мертвяках повернутая. Она меня убила.
        Местному описание не понравилось.
        - Это кто тут сдвинутый? - с угрозой в голосе спросил он.
        Но Тинтину было не до него. Он смотрел на свой живот. Футболка… Ни дыры. Ни крови. На коже тоже ни следа. А ведь показалось, что прямо кусок вырвала.
        - Погоди! - обрадовался владелец пакетика. - Это же ты Нинку искал?
        Тинтин отрицательно мотнул головой. Он уже никого нигде не ищет.
        - Ты желтопузая лягушка! - не отставал любитель мармелада.
        - В смысле?
        Владелец пакета склонил голову на бок. Нажал пальцем на левый глаз.
        Тинтин сглотнул. Вроде нервные расстройства не передаются как грипп. Или Нинка всех тут покусала?
        - Сейчас! - Парень сунул пакетик под мышку и запустил палец в глазницу. - Что-то попало. Ты ж мне писал. Спрашивал про Нинку. Мы чатились.
        - Егор? Из Бэ? - Тинтин с тревогой смотрел на то, что делает собеседник. Казалось, что он хочет выковырять мозг.
        Егор кивнул и убрал палец. Проморгался.
        - О, вроде ничего.
        Последний раз зажмурился, на выдохе открыл глаза. Глаз, в котором ковырялись, был обильно-красный.
        - А ты откуда вывалился? - Егор махнул пакетиком на пустой двор, как будто выбор был широк. - Из окна что ли?
        Вариант был очевидный, но какой-то уж совсем дурацкий. До дома было метров тридцать. Тинтин если бы даже захотел, не допрыгнул бы. Порыв ветра мог помочь, но особо ветрено сегодня не было.
        Парни посмотрели друг на друга. Егор на качелях заметно напрягся, готовый в случае чего сразу рвануть… куда? В полицию или в поликлинику?
        - Нелаев, - протянул руку Тинтин.
        - Власенко, - перегнулся с качелей Егор.
        Поздоровались и снова посмотрели на двор. Пусто. Утро, а уже пусто. Все не так просто.
        - А тебе зачем Нинка-то? - Егор не верил странным объяснениям.
        Тинтин потряс головой, прислушался к себе. Поковырял в ухе.
        - Надо. Дело одно на сегодня. - Посмотрел на свой живот, на испачканные на колени. - А она какая-то того… с причудами.
        Запищала, открываясь, входная дверь. Тинтин втянул голову в плечи, а Егор, наоборот, подался вперед.
        Маленькая худенькая девчонка скользнула мимо припаркованных машин и встала около качелей. Длинные светлые волосы падали на ее тощие плечи, и она, брезгливо морщась, постоянно сбрасывала их на спину, поводя этими самыми плечами. От этого как-то зловеще выступали вперед тонкие ключицы.
        - Привеееет, - протянула она. Ветер погнал волосы на плечо, она отвела их на спину.
        - Синицына, здорово! - Егор махнул пакетиком.
        - Привеееет, - пропела Туся, глядя на Тинтина. Глаза у нее были большие и темные. Как у страуса.
        - Ага, - махнул рукой Тинтин. - Козлову не видела? Я ее ищу.
        - Эту ненормальную? - манерно протянула Синицына. - А чего ее искать? Она сама на голову свалится.
        Все разом посмотрели наверх. Егор еще и рот открыл. Словно Козлова должна была ему прямо туда и рухнуть.
        - Я пойду тогда… - Тинтин тяжело поднялся.
        - Зачем тебе Козлова? - спохватилась Туся. - Она чокнутая! Это у них семейное.
        Захрустело. Туся взвизгнула. Егор разжал кулак с конфетами.
        - Хочешь? - спросил он Тинтина.
        Тот мотнул головой.
        - Я буду, - Синицына высвободила конфеты из лапищи. - Меня, кстати, Туся зовут. А тебя?
        - Нелаев, - буркнул Тинтин, заметно краснея.
        - А ты чего к Козловой пришел? - Туся коготками вскрыла упаковку, вытянула червячка и поиграла им в воздухе. - Вы дружите?
        Она старательно заигрывала с Тинтином, отчего Егор недовольно сопел.
        - Чего - дружат? - отодвинул он Тусю от нового знакомца. - Он ее и не знает. Все у меня спрашивал.
        - А вы давно познакомились? - Туся схватила червячка зубами и замерла. Егор еще больше помрачнел. Отобрал у Синицыной конфеты, запустил в пакет всю пятерню.
        - Недавно, - Тинтин смотрел на окна дома и совершенно не замечал заигрываний Туси. - Мы в лагере познакомились.
        - И как? - Егор старательно тянул одеяло общения на себя.
        - Да никак, - пожал плечами Тинтин. - Я там недолго был. Меня выгнали.
        Во взгляде Егора появилось уважение, он протянул открытый пакет. Туся возмущенно фыркнула, напоминая о себе.
        - Не, - мотнул головой Тинтин. - Мне бы ее найти. Она про кошмары свои рассказывала. Это чего, правда?
        - А чего ты сделал, что тебя выгнали? - прошелестела Туся.
        - Одну мелкую закопал.
        Егор от удивления проглотил полный рот червячков, не жуя. Туся заметно переместилась ему за спину.
        - В смысле?
        Тинтин взбил челку. Он уже не раз пытался объяснить произошедшее в лагере в двух словах. Не получалось. Откуда сейчас-то получится?
        - Нинка злилась на всех в отряде. И однажды решила одну мелкую закопать. Я лопату принес. Меня за это выгнали.
        Туся хихикнула.
        - А ее чего не выгнали? - мрачно спросил Егор.
        - Она оказалась как бы ни при чем, - пожал плечами Тинтин. Когда это происходило, ему все казалось очевидным. Сейчас это звучало уже как-то не очень. - Да мне и все равно.
        - Ха! Узнаю Козлову! - хихикнула Туся. - Вечно она с приколами. Мы уже привыкли. Она чудит постоянно, прям с первого класса. А как начала пацанов дубасить, так ей справку и дали.
        Тинтин покивал, как будто все понимал. Хотя не понимал ничего. Спросил:
        - А чего дубасить?
        - Так у нее дома вообще трэш был, - с готовностью приступил к рассказу Егор. - Она как родилась, от них отец слинял. Мать во всем ее обвинять стала. А братья постоянно мутузили. Они еще в началке такой шорох устраивали: вещи наши на улицу выкидывали, подносы с компотами опрокидывали, обеды ее съедали. Нинка молчала, молчала, а потом начала в классе пацанов бить. Всех. Вообще без разбора. Даже тех, что старше ее. Ага, и страшилку про человека с зелеными кишками рассказывать.
        - Я помню, помню, - махнула узкой ладошкой Туся. - Мы в раздевалке были, перед физкультурой. Она свет выключила и давай нас пугать. А на обед сосиски с зеленым горошком были. Светку тогда вырвало.
        - Короче, родаки наши жаловаться на нее стали, - торопился дорассказать Егор. - Пришел врач и справку дал. У нас с ней никто и не связывается больше. Родительский комитет пытался ее из школы выдавить, но тогда заявилась ее мать и немного покричала.
        Тинтин понимающе кивнул.
        - Ой, а как это у тебя? - потянула руку к его голове Туся. - Волосы дыбом.
        - От рождения. - Тинтин отклонился. - Дальше-то что?
        - Как будто на геле, - не унималась Туся.
        - Так бывает, что волосы вверх растут, - терпеливо объяснил Тинтин. - Поорала и?
        - С тех пор Нинка сидит за отдельной партой, с ней никто и не разговаривает. У нас один пытался за ней ухаживать, она ему пару шуточек своих рассказала, он потом начал кошмары по ночам видеть и бросил это дело.
        - Зеленые кишки? - понимающе кивнул Тинтин.
        Туся хмыкнула:
        - У нас ее никто не любит. Она всегда врет. Сначала про братьев врала, а потом всю школу эвакуировали. Кто-то позвонил и сказал, что будут вестись подрывные работы. Нинка ржала, что это был зомбиапокалипсис. Мертвяки из-под земли хотели выбраться. Но наша доблестная директриса не дала это сделать.
        Захрустел сминаемый пакетик. Егор справился с конфетами.
        - Ну ладно, я пошел, - поднялся на ноги Тинтин.
        Егор погрустнел.
        - У тебя времени свободного навалом? - спросил он. - Чего во всем этом копаться? Она, конечно, рассказывает заводно. Но это кошмары, как после триллера - пару ночей поворочаешься, а потом проходит. Бабка со смертью. Дед, который под землей спит и ближе к ночи выходит… Человек в черной шляпе каждую ночь стоит под окном… Плюнь. Она же тебя в лагере подставила. Чего сейчас соваться?
        Туся пнула его коленкой, Егор отвлекся, и Тинтин, никем не удерживаемый, ушел с площадки. Запищал замок, в подъезде появилась бабка с мелкой собакой. Тинтин поймал закрывающуюся дверь, оглянулся.
        - Да в лагере я сам дурак был, меня поэтому и турнули, - крикнул Тинтин оставшимся на площадке. - Чего бы она этой Таньке сделала? Ничего. Прикопала бы да вытащила. А я полез спасать.
        - Ага, вытащила, - хохотнул Егор. - Ее братья тоже так однажды прикопали, она только к вечеру вылезла. Потом в больничке лежала, таблетки пила. Вот здесь в песочнице и закопали. Типа, пошутили.
        - В песочнице? - пробормотал Тинтин и рванул наверх.
        Он вдруг понял, что происходит. Нинка ненавидела всех и всем мстила за то, что над ней издевались братья, за то, что мать не защитила. С Танькой она просто повторила то, что сделали с ней, потому что хотела, чтобы все прошли через то, что прошла она. В своей мести несчастная Нинка создала человека с зелеными кишками. Думала, он победит всех ее врагов, и она потом избавится от него. И вот сейчас этот человек победил Нинку. Превратил в такого же монстра. Любая обида, которую ты носишь в себе, тебя как раз в монстра и превращает. И не за черным человеком надо охотиться, а помочь самой Нинке.
        Дверь была приоткрыта. Тинтин остановился в уже знакомой комнате. Прямоугольная коробка со стареньким компом на столе. Двухстворчатый шкаф с незакрывающимися дверцами. На рожке люстры висит еще с Нового года заброшенный туда серпантин. Вдоль стены разворошенное кресло-кровать - простыня в линялый цветочек сбита, подушка полувыползла из наволочки, скомканное одеяло коробится в пододеяльнике. И посреди всего этого огромная черная дыра. Как будто прожгли. Развели костер прямо на кровати, он и прогорел, провалился, оставив после себя уродливый закоптелый след.
        Тинтин никогда не видел, чтобы ненависть приводила к такому - к выжиганию пространства. Но был готов к тому, что впереди его ждало еще много открытий.
        Надо было, конечно, что-то взять, чем-то защититься. Хотя бы придумать, что будет делать в этом чертовом лесу. Но вместо того, чтобы задержаться и все это сообразить, он разбежался, и чернота единым махом засосала его.
        Он успел испугаться, распахнул глаза и сразу увидел ночь. А в ней костер.
        Нинка стояла около дерева, смотрела в огонь. Нормальная, без колес. К ее голове тянулись зеленые нити-сопли. За плечи держали ветки-руки. Сама Нинка стала еще чернее. Взгляд пустой, черный.
        - Ну, короче, это, - начал Тинтин, подходя к ней. - Выбираться надо.
        Перед ним вдруг возникла фигура. Тинтин сначала увидел шляпу. Резанули черные глаза. Они словно лазерные указки прошли по лицу.
        - У нас гости! - заорала шляпа. - Что же мы его не сажаем к костру!
        - Нинка! - позвал Тинтин, понимая, что его сейчас уведут.
        Нинка продолжала стоять, прилипнув к дереву.
        - Дорогой гость! - вился вокруг в шляпе. - Проходи. У нас такой обед! Закачаешься!
        Тинтин вырвался, но у шляпы как будто оказалось несколько рук. Освобождался от одной, но в него сразу вцеплялось две другие.
        - Козлова, эй! - вывернул шею Тинтин. Его посадили между большеголовым младенцем и высоким тощим уродцем с вывалившимися глазами. Младенец держал над огнем шпажку с нанизанным на нее куском черного хлеба. Хлеб красиво подгорел, проступили белые крупинки соли.
        - Держи! - В шляпе сунул Тинтину в руки миску. Она была приятно глиняная на ощупь и теплая. - Мы только что поели, для тебя оставили! Ешь!
        Тинтин привстал, чтобы увидеть Нинку. Она смотрела на него тяжелым темным взглядом. Улыбалась зелеными губами. Теперь уже зубной пастой не ототрешь. Придется марганцовкой вытравлять.
        - Козлова! Очнись!
        Нинка прикрыла глаза:
        - Что ты сюда все время приходишь? Тебя один раз убили. Мало?
        - Да какая же ты упертая!
        Тинтин попытался встать, но чья-то железная рука усадила его обратно. Он посмотрел на младенца, но тот был целиком занят своим хлебцем. За плечо его держал уродец с длинными руками. Эти руки были тонкие, змеились, никак не ожидалось, что в них может быть такая жуткая сила, заставившая Тинтина плюхнуться на место. Суп плеснулся через край. Пришлось расставить ноги, чтобы не испачкать шорты и кеды.
        - Ты не меня убиваешь, - заговорил он, глядя в суп. - Думаешь, тебя все обижают, ты от этого вся такая хорошая? Ничего подобного! Твоя обида делает тебя саму монстром. Тебе надо не с ним бороться! Пойдем со мной! Девчонки тебе помогут.
        Нинка сделала шаг, легко снимая с себя руки-сучья. Только зеленые сопли тянулись за ней, не отпуская. Закричала:
        - Да! Я - хорошая! А вы все - все, все, все, - она тыкала в темноту за спиной, словно хотела пересчитать деревья, - плохие. Все из-за вас! Вы должны быть наказаны. Потому что вам было хорошо, когда мне было плохо. Теперь пускай всем вокруг будет плохо. И да - я останусь очень-очень хорошей, что бы с вами не происходило. На вашем-то фоне.
        Нинка отвернулась. Тинтин помешал в тарелке. Ложка была тяжелая, она неприятно карябала по дну. В супе плавали кусочки чего-то темного. Тинтин покосился по сторонам. Двое уродцев вовсю орудовали ложками в своих мисках. Кто-то хрустел чем-то, зажатым в лапке. Младенец вертел шпажкой. Длиннорукий поправлял полешки в костре. Трехглазый задрал все свои глаза, пытаясь что-то высмотреть под челкой. Был тут еще плоскоголовый, он пускал пузыри и сосредоточенно их изучал. Девчонка с длинной-длинной косой наматывала эту самую косу на все, что попадало ей на глаза - на руку, на ногу, на тонкую шею соседу, который все пытался доесть суп, но кончик косы падал в тарелку, что вызывало у него возмущение, а у девчонки тихий смех. Трещал и пофыркивал огонь.
        Тинтин почувствовал, как под локоть его мягко подтолкнули. Боку стало тепло. Серый зверек, похожий на собаку. Уши торчат домиком. Огромные глубокие глаза. Зверек носом подпихивал его под локоть. Тинтин поднял ложку, посмотрел на Нину.
        - Эй! - позвал он.
        Нинка слабо улыбнулась.
        Он сунул ложку в рот. Теплый суп приятно прошел по пищеводу. Закружилась голова. Ложка стала неподъемной. Рука сама опустилась, перед глазами все стало двоиться и троиться.
        - Из чего он?
        - Деликатес! - веселился в шляпе. - Из жира дракона. Хороший яд, между прочим.
        - Могла бы и предупредить, - прохрипел Тинтин, чувствуя, как сдавливает горло, как становится нечем дышать.
        Головокружение превратилось в нестерпимую боль, и Тинтин полетел головой в костер. Действительность обернулась светящимся калейдоскопом, в нем замелькали цветочки, кружочки и бабочки. Лицу стало неожиданно прохладно от приятного сквознячка.
        Открыл глаза, уверенный, что не увидит ничего. Но перед ним оказался Егор. Он сидел на корточках и махал над его лицом остатками упаковки от мармеладок. Это и давало тот самый приятный сквознячок.
        - Опять упал? - хрипло спросил Тинтин, переворачиваясь на живот. Дышать было тяжело, голова не поднималась. Щека неприятно терлась о песок.
        Егор мелко закивал.
        - Брякнулся и еще дергаться начал. Синицына за водой побежала.
        Вспомнил. Осторожно коснулся шеи, сглотнул. Продышался. Вроде жив. Пробормотал:
        - Я Нинку видел. Она опять меня убила.
        Запищала дверь. К ним бежала Туся с кастрюлей в руках. Егор поднялся на ноги, заговорил громко, чтобы бегущая Синицына его тоже слышала.
        - А я говорил, не лезь. Она же крези. Псих.
        - Нет, ей просто нужна помощь, - пробормотал Тинтин, с трудом придавая себе вертикальное положение. Голова все еще кружилась.
        Туся налетела.
        - Вот! Надо же побольше?
        Она резко затормозила перед песочницей. Вода плеснулась Тинтину на кеды.
        - Лучше на руки полей, - посоветовал Егор.
        - А чего было? - Туся расплескивала воду вокруг себя, не забывая поливать коленки Тинтина. - Ты как появишься, как начнешь биться башкой о бортик, как начнешь что-то бормотать. Ой, мамочки, я чуть от страха не скончалась.
        - Он Козлову видел, прикинь, - вступил Егор и сразу повернулся к Тинтину. - Она своими приколами кого хочешь угробит. Одна училка от нашего класса отказалась. Из-за нее. Ага.
        - А вы чего? - спросил Тинтин, ловя ладонями прыгающую туда-сюда струю воды. Туся из-за своих переживаний уже и забыла, что и зачем поливает - больше всего досталось песку. - Человека колбасит, а вы радуетесь.
        - А чего мы-то должны? - спокойно отозвался Егор. - Она нас бьет, а мы с ней обниматься? Да ее сжечь не жалко. После девятого свалит, все заживут спокойно.
        Туся прижала к себе пустую кастрюлю и с восторгом посмотрела на Тинтина. Егор покосился на нее и кашлянул.
        - А ты чего - вот прямо так влюбился и готов на все? - прошептала Туся.
        - Да не влюбился я, - Тинтин встряхивал мокрые руки, с опаской глядя на кастрюлю. Она его смущала своим блеском. - Говорю же, у меня к ней дело.
        - Ну ты прям как герой - подвиги совершаешь, - вздохнула Туся.
        - Да какие подвиги, - надвинулся Егор. - Денег она ему одолжила, он пришел вернуть. Не мешай человеку.
        - Потрясающе! - не могла успокоиться Туся. - Она тебя, а ты вот так, да?
        - Мы тогда все? - Егор тянул Тусю за собой. - Мы тогда пошли. Хватит пялиться, - подпихнул он Тусю. - Двигай давай.
        Туся пошла, но все еще оглядывалась. Наконец она вырвалась, подбежала к Тинтину и протянула кастрюлю.
        - Держи! - пискнула она. - Потом вернешь. А я в этом доме живу.
        - Синицына! - рявкнул Егор.
        Туся разжала руки, выпуская кастрюлю, на цыпочках побежала к Егору, обернулась.
        - Ты Нинке скажи, чтобы возвращалась. Она, конечно, того, но мы ее любим. Ага! Это раньше не любили, а сейчас уже можем. Лето прошло. Другой класс. Я ее больше никогда-никогда не обижу. Чесслово.
        Егор поволок Тусю прочь. Тинтин посмотрел вокруг себя. Песок намок и стал жестким - опираться на него ладонью было неприятно.
        - Ага, вы идите, а у меня дело, - Тинтин копнул песок пяткой. - Надо до пяти успеть.
        Он заглянул в кастрюлю. Внутри она была не такой блестящей, как снаружи, в ее недрах шли длинные тонкие царапки. Что-то в этой кастрюле варили, а может, парили. Собирались за столом, доставали вилки и ложки, расставляли тарелки, может быть даже клали салфетки. От еды начинало вкусно пахнуть по всей квартире, даже кактус на подоконнике приободрялся. Потом все рассаживались, кто на стульях, кто на табуретках, мелким подкладывали подушки. Разливали суп, предлагали взять хлеб - ноздреватый черный и мягкий белый, - искали в холодильнике хрен или горчицу. Мелкие хлюпали с ложек, взрослые склонялись к тарелкам.
        Темнота дна приблизилась. В глубине щелкнуло, словно стали показывать фильм про другую, неуютную и не такую аппетитную жизнь. В Нинкиной квартире не пахло вкусной едой, здесь ели кто и когда успевал. Здесь старались поскорее разойтись, а не собраться. Здесь было две комнаты - и одну ласково называли «детской». Маленькая девочка сидела на кровати и затравленно смотрела на незакрывающуюся дверь. Она слегка подрагивала, словно стоящий за ней еще не решился - входить или нет.
        Вошел. Невысокий худой парень с острым злым лицом. Он остановился около распахнутого шкафа, серпантин с люстры дотянулся до его макушки. Парень медленно повел головой и улыбнулся - тонкая бумажка его погладила.
        - В одном доме жила девочка.
        Голос у него был вкрадчивым, нежным. Так и хотелось подсесть ближе и даже склониться, чтобы лучше расслышать.
        - И была эта девочка очень непослушная, злая. Очень гадкая девочка. Ее за это ставили в угол.
        Ребенок на кровати спрятал голову между коленей. В длинном подоле слишком большой для нее ночнушки так удобно было закопаться с головой.
        - А девочка стояла в углу и злилась. И вот однажды из этого угла вышла черная смерть. Она убивала каждого, на кого показывала девочка. Сначала она убила родителей, потом сестер, а потом пошла в школу. Здесь девочка тоже выбирала жертвы. Бойся встречать эту девочку на своем пути!
        - Гад! - девчонка на кровати вскинула заплаканное лицо. - Гад! Убирайся! Я все маме расскажу.
        - Маааааамеээээ, - проблеял рассказчик. Он сидел на полу, рядом с кроватью и заметно наслаждался происходящим. - Дура! Мать тебя из дома выгонит! И правильно сделает.
        - Нет!
        - И будешь ты жить на помойке!
        - Нет!
        - С крысами. И крыс есть.
        - Это вас мама выгонит!
        - Ты - самый ненужный на свете человек. Из-за тебя отец ушел.
        - Нет! Он просто ушел!
        - Ты ошибка! Отец хотел сына, а родилась ты.
        - Он еще вернется!
        - От тебя хотели избавиться. Но мама надеялась, что отец останется.
        - Это тебя никто не хотел! Ты противный! - Девочка кричала и глаза ее темнели.
        - Он ушел! - Добивал ее своими словами парень у кровати. - Я помню, как это было. Почему он, а не ты? От тебя избавиться было легче. Ты никому была не нужна. А он - нужен.
        - Я нужна! - завизжала девочка и вскочила на кровати. Вокруг взвился огонь. Он разом охватил ее, и с треском утащил за собой в образовавшуюся черную дыру. За ней был лес. Трещал костер. Уродцы молча смотрели в высокие языки пламени.
        - Злоба - это отлично, - шептала темнота с черной шляпой на голове. - Злоба - это вкусно. Разозлившийся человек, считающий, что все кругом предатели, начинает отравлять людям жизнь, незаметно сам превращается в того, кого он ненавидел. Это мой самый любимый фокус.
        Глава 8
        Считаю до трех
        Тинтин стоял около приоткрытой двери. Сколько он уже здесь бегает? Час, другой? Странно, что никто не поинтересовался незапертой квартирой. Неужели никто не прошел мимо по ступенькам? Ладно, предположим, что все тут ездят исключительно на лифтах.
        От входа повернул налево, зашел в ванную, налил воды в кастрюлю. Посмотрел на свое отражение в зеркале. Ну и страшный он сейчас. Лохматый, чумазый, на подбородке песок, футболка на плече порвана. Зато героический. Если Нинка начнет ломаться, скажет ей, что так брутальней. Ей должно понравиться.
        Покачиваясь от усталости, вошел в комнату. Как же ему это все надоело. И с чего он вдруг заделался принцем? Это же так утомительно. Выставил руку, посчитал. Три. Он идет третий раз. Три это хорошо. Сейчас должно все решиться. Потому как в сказках все только на счет три определялось. Достал сотовый из кармана. Потер расцарапанный экран. Время еще есть. До пяти. Укладывается.
        Тинтин взобрался на кровать, прижал к себе кастрюлю и прыгнул ногами вперед в дырку. Полетел. В какой-то момент показалось, что вода падает медленней, чем он - лицу стало мокро и холодно. Потом пятки ударились о землю, он чуть не повалился, но устоял.
        У костра сидели все те же уродцы. Кто не смог справиться. Кто согласился впустить в себя злобу и ненависть. Тинтин удобней перехватил кастрюлю.
        - Привет! - махнул рукой. На него заугукал плоскоголовый. Может, узнал? Младенец продолжал тыкать палкой в костер. Никто больше не ел. Отобедали, время сна.
        Тинтин постарался улыбнуться. Пошире. Чтобы убедительней было. Выпрямился. Плечи словно свинцом налились. Хотелось сесть, закрыть глаза и немного поспать.
        Нинка выскочила на него из-за дерева. Крикнула:
        - Как же ты надоел!
        Выставила руки. Что у нее там было в кулаках? Неужели опять нож?
        Тинтин коротко размахнулся. Ливануть получилось хорошо, разом. Прямо в распахнутый рот. Если в этой кастрюле готовили для семейного уюта, то кусочек Козловой не помешает.
        - Обалдел? - ахнула Нинка.
        - С вампирами иногда такая шутка проходит. Обольешь святой водой - и как новенькие. Если что - можешь звать меня Ван Хельсинг.
        В глазах Нинки стрельнуло презрение - с кличкой он опоздал.
        - В святые отцы заделался?
        - В принцы. Пошли отсюда.
        За спиной Нинки скользнул в шляпе.
        - Какой настойчивый! - приторно-сладким голосом произнес он. - Так и просишься быть убитым. Скажи ему - он же тебя обидел - скажи, чтобы подошел ближе. С близкого расстояния бить удобней.
        Нинка стояла, разведя руки. Футболка и шорты намокли, по ногам текла вода, кеды потемнели от повышенной влажности.
        - Ну и как я теперь ходить буду? - посмотрела она на Тинтина.
        - Нормально. Дома переоденешься.
        - Да у меня дома ничего нет, все стирать надо.
        - Заодно и умылась, - попытался примирить ее с действительностью Тинтин.
        Нинка встряхнула руками и резко села на корточки, обхватив себя за колени.
        - Чего ты тянешь? - подошел Тинтин. - Говорю же тебе - девчонки зовут. В пять. У Дома культуры.
        - Да какие девчонки? Чего ты ко мне с ними пристал? Тебя вообще можно выкинуть из моей жизни?
        - Не нужна мне твоя жизнь. Сколько раз повторять? Я пришел позвать тебя на встречу.
        Нинка демонстративно зевнула.
        - Без меня!
        Тинтин оглянулся. Ему показалось, что лес вокруг уже не такой темный, сухие деревья вроде как готовы ожить, мертвых с косами заметно поубавилось. Даже костер вдалеке перестал напоминать обряд ритуального сожжения.
        - Тебя тоже видеть хотят. Очень, - пробормотал Тинтин, вглядываясь в темные стволы. Вроде было какое-то движение. Кто-то серый мелькнул сначала за одним деревом, потом за другим.
        - Сдались они мне. Месяц терпела их приторное чириканье. Ненавижу!
        Тинтин посмотрел на блестевшее от воды дно кастрюли. Вообще все надоело. Что-то третий раз давался ему тяжело. Но дело надо было доделать. Девчонки засмеют.
        - Что ты все время злишься? - вздохнул он. - Говоришь, обидели тебя. Кого у нас не обижают?
        - Не твое дело!
        Нинка оттолкнула от себя Тинтина. Он кулем повалился на спину. Все-таки третий раз. Все-таки он устал. Все-таки в сказках в такие моменты обычно появляются помощники и быстренько вступают в игру, а тут все сам да сам.
        - Не надо лезть в мою жизнь! - жестко произнесла Нинка. И даже не произнесла, прошипела. Ее лицо потемнело, из-за ушей на щеки полезла черная чешуя, волосы превратились в жесткий бронированный загривок дракона.
        - Эй, эй! - отполз Тинтин. Это уже было чересчур даже для третьего раза.
        - Ты про меня ничего не знаешь! - прорычала Нинка, нависая над ним.
        - Чего тут не знать? - вывернулся из-под дракона Тинтин. - Ну, подумаешь, братья гнобили. Меня в детском саду воспитательница тоже однажды башкой об стенку приложила, а потом в кладовке весь день держала.
        - Мне не интересна твоя жизнь!
        Нинкины руки выгнулись, обозначился острый локоть. Тяжелую голову и длинную шею лапы уже не могли держать, и мощная змеиная туша упала на землю, заставив Тинтина откатиться подальше.
        - Ладно, не про меня! А ты? Твои братья поступили плохо, а ты сама? Ты тоже поступаешь плохо.
        - Это когда?
        - С мелкой Танькой, которую ты закопала. Со мной. Меня дома чуть по стенке не размазали, когда я приехал.
        - Хочешь, чтобы я попросила прощения? Вот тебе мое прощение!
        Змей бросил тело вперед, боднул Тинтина. От удара того протащило по земле, спиной впечатало в пенек. Хрустнуло. Тинтин задохнулся, закашлялся.
        - Ага, принято, - пытался продышаться Тинтин. - Забыли про лагерь. Я хочу, чтобы ты вспомнила, какой была раньше.
        - Я была маленькой и глупой.
        - А сейчас умная, что ли? - Тинтин закашлялся. Вдыхать у него получалось с тяжелым хрипом, голова клонилась к земле.
        - Нет! Сейчас выросла!
        Дракон стал подниматься. Он все рос и рос. Тинтин запрокинул голову, но от резкого движения его чуть не вырвало, и он, развернувшись, уперся лбом в землю.
        - И теперь я заставлю страдать всех. Всех, кто меня окружает. Всех, кто живет тихо и счастливо в своих лживых семьях.
        - Да куда уж счастливей, - прошептал Тинтин. - От того, что все вокруг будут страдать, ты не станешь лучше.
        - Стану!
        Дракон упал, подхватил Тинтина носом, поднял, крутанул и бросил. Тинтин раскрылся в полете и спиной грохнулся на землю. Изо рта его пошла кровь. Он закашлялся, задергался, привстал на руках и снова опустился на землю.
        - На вашем фоне я лучше! - не отставал от него дракон. - Вы отобрали у меня детство! Пускай и у вас ничего не будет.
        - Неправда, - Тинтин пополз, словно от нависшего над ним монстра можно было спрятаться. - Ты сама у себя все отбираешь.
        - Что это я отбираю?
        Дракон стелился рядом с Тинтином, вис над ухом.
        - Сегодняшний… день. - Говорить у Тинтина получалось рывками, между тяжелыми вдохами и утомленным кашлем. - Можно… давно уже ни на кого не злиться… и… жить… нормально, а ты… делаешь всем… вокруг плохо, и себе тоже.
        Дракон носом ткнул Тинтина в бок. Тинтин застонал.
        - Так, так, так. - Словно дятел попробовал стволы на звук.
        - Ты сама наполняешь… свою жизнь плохими людьми. А она не… такая. Люди все разные. И… всегда найдется тот, кто… тебя поймет.
        Дракон щелкнул хвостом, Тинтин изогнулся - удар пришелся по спине, - и сразу свернулся калачиком, пытаясь унять боль.
        - Никогда не любила сказки со счастливым концом, - прошипел змей. - Это все страшная ложь!
        - Конец истории зависит от тебя.
        - Да! Я захотела, чтобы братья сгинули - и так получилось. А теперь я хочу, чтобы все вокруг мучились! Как мучилась я. И чтобы я это видела.
        - Ты ничем не отличаешься от своих братьев. Такая же, как они.
        - Нет! Я лучше! Я бы эту мелкую Таньку исправила.
        - Ты бы ее закопала с концами.
        - Подумаешь! Немного страха всегда полезно! По себе знаю.
        - Полезно вовремя остановиться.
        - Да пошел ты!
        Из пасти дракона полыхнуло пламя. Тинтин отвернулся, пережидая залп, крутанулся обратно, сбивая пламя с футболки и шорт. Вокруг невкусно чадила трава. Воздух заполнился пеплом.
        - Тебя хорошие люди зовут встретиться, а ты устраиваешь из этого файершоу, - пробормотал Тинтин.
        - Так, так, так. - Словно трель будильника. Еще далекая, еще ненавязчивая, но уже неотвратимая.
        - Да с чего они хорошие? Такие же, как все!
        Тинтин сел, тяжело согнул плечи, оперся локтями о колени, чтобы не упасть.
        - Это ты такая, какая есть - злая и на всех обиженная. А они разные. Надоела ты мне.
        Он завалился на бок. Долго шарил руками, ища точку опоры. Поднялся на локоть. Его повело, и он снова упал.
        - Ты давно стала, как твой, с зелеными кишками. - Тинтин говорил через силу, раскачивая себя, чтобы перекатить с бока на колени. Ему хотелось встать. Ему хотелось уйти отсюда. Все, что мог, он уже сделал. - Себе вредишь и другим. Если здесь кого и убивать, то тебя.
        - А вот это сейчас было обидно. - В шляпе выскользнул из-за деревьев. - Мы тут к тебе со всем расположением - и поесть, и поспать. Держи подушку.
        Белоснежная подушка в руках черного выглядела странно. Немножко отдельно. Словно он ее не пальцами держал, а она левитировала в нескольких сантиметрах от его руки.
        - Отдыхай!
        Подушка упала на землю.
        - Я пойду, - предпринял еще одну попытку подняться Тинтин. И снова завалился. - У меня дело. - Он перекатился на другой бок, но и с этой стороны встать не получилось. - Чего я тут буду с вами? - Он с трудом поднял голову, посмотрел на Нинку. Его качало, и задержаться взглядом на ком-нибудь не получалось. - Только ты уж больше не появляйся. Сиди со своими друзьями и жги напалмом окрестные леса. У тебя тут - вон, - он показал на далекий костер, - своя компания.
        Он еще немного покачался туда-сюда, а потом все же опустил голову на подушку.
        - Сейчас уйду, - произнес Тинтин внятно. Тело его разом расслабилось. Голова дернулась.
        Нинка, уже какое-то время стоящая рядом в своем обычном виде, пригляделась к замершему Тинтину.
        - Это он уснул? - спросила она осторожно.
        - Это он умер, - с улыбкой ответил в шляпе.
        - С чего бы это?
        - Зуб дракона. Я его положил в подушку. Убивает мгновенно. Входит в темечко, и ты уже никогда не просыпаешься.

* * *
        Тинтин снова сидел в песочнице. Справа на крышке бортика оказалась Туся. Она грызла семечки. Вытаскивала по одной из кармана и закидывала в рот. Звонко щелкала. Шелуху выплевывала.
        - Опять? - Туся хлопнула ладошками, смахивая крошки.
        - Ты чего тут? - Голова у Тинтина кружилась, во рту пересохло.
        Туся упала на колени и резко приблизила свое лицо к лицу Тинтина. От нее пахло семечками. Припечатала свои губы. Попыталась задержаться, но Тинтин опомнился и отстранился.
        - Какой ты! - прошептала Туся. - И все из-за Нинки?
        Тинтин подобрал ноги, собираясь встать. Это был совершенно неожиданный результат. Из-за того, что он пытается уговорить Нинку на встречу, в него теперь будут повально влюбляться все девчонки района?
        - Погоди! - заторопилась Туся. Она выставила руку ладонью вперед, словно могла этим остановить время, а другой рукой начала что-то доставать из кармана. Но это что-то застряло и не вылезало. Засунула в карман обе руки, при этом продолжала поглядывать на Тинтина, готовая броситься ему на грудь, если он решит уйти. - Смотри! Во что есть!
        Открытка с котиком. У котика был голубой бантик и такие же голубые огромные глаза. Ушки домиком. Антеннки-усики. Котик поднял лапку, словно раздумывал - либо когти показать, либо погладить. Тинтин вгляделся. Нет, когти вряд ли. Видок у котенка был - удрать хочет.
        Под котиком было написано: «Любимой подружке!». От восклицательного знака разлетались бабочки. Голубые.
        Внутри открытки крупными неуверенными буквами первоклашки было выведено: «На память Тусе. Никогда меня не забывай».
        Тинтин задумался, невольно обмахиваясь открыткой.
        - Эй! Осторожней! Это память. - Туся попыталась отобрать, но Тинтин удержал картонку за кончик. - Мы с Нинкой дружили в первом классе. Поэтому я для нее все что угодно, ты не думай. Я как она, ага, верная. С ней как со мной. Мы вообще были не разлей вода, всем делились.
        Туся склонилась, собираясь снова целоваться. Но Тинтин хлопнул ее открыткой по лбу. Туся надула губы.
        - Чего ты все для нее да для нее? Она же страшная!
        Тинтин оглядел себя. Можно было отряхнуться, но это его уже не спасло бы. Футболка еще больше порвалась, на шортах черные потертости, руки - как будто он в мясорубке побывал, коленку жгло болью.
        - Вам же лучше потом станет, - вздохнул он, засовывая кулаки в карманы. Чего на них смотреть без толку. Царапки быстрее не заживут.
        - Нам без нее лучше станет, - искренне воскликнула Туся. Она не понимала, как кем-то еще можно интересоваться, когда она, Наталья Синицына есть на свете. - Может, и зря, что братья ее не угробили.
        Туся помотала головой. От этого мотания у Тинтина закружилась голова. Он почувствовал, что проваливается в сон. Но только в какой-то странный, не заказанный.
        Сжал в руке открытку, словно она его могла спасти.
        Не спасла. Он опрокинулся на спину и исчез в песке.

* * *
        Нинка обошла лежащего на земле Тинтина. Крови видно не было.
        - Жалко его.
        - С чего вдруг? - подскочил ближе в шляпе.
        Нинка посмотрела на свои руки. Сплюнула на ладони. Растерла зеленую слюну.
        - Просто жалко, - прошептала она. - Смешной. В чем-то был прав.
        - Так, так, так. - Злая улыбка черного резала его бледное лицо.
        - Он говорил, что есть хорошие люди.
        - Есть дураки, что готовы всех спасать, - тихо ответил черный. В глазах его появилась холодная сталь. - А есть те, кто готовы всех убивать. А есть серединка. Никакие. Их больше. И они вокруг тебя. Нет, не жалко.
        Нинка присела около Тинтина, посмотрела на черного. С головы ее сошла последняя чешуя, взгляд посветлел.
        - Жалко, - повторила она.
        - Даже не думай, - с нехорошей улыбкой ответил черный. - Ничего изменить уже нельзя.
        Нинка провела ладонью по голове Тинтина, задержалась около затылка и резко убрала руку, словно что-то выкинула.
        Тинтин медленно развернулся, глубоко вдохнул.
        - Так, значит? - прошептал черный. В глазах его полыхала холодная ярость. - А ведь я и разозлиться могу.
        Тинтин сел. На лице его отразился весь ужас понимания происходящего.
        - Черт, почему опять здесь? - воскликнул он. - Я уже почти поверил, что все закончилось.
        - Между прочим, я тебя спасла, - напомнила Нинка.
        - Ну спасибо, - развел руками Тинтин, показывая на ненавистный ему уже лес. - Между прочим, тебе послание!
        Он протянул открытку, которую так и не выпустил из рук, пока перемещался.
        - Как интересно! - повис над Нинкиным плечом черный.
        Она оттолкнула от себя проклятье и сразу потянула Тинтина за собой.
        - Хорош тупить! Бежим!
        Первые несколько тактов движения Тинтин был вялый, ноги ставил неуверенно, пару раз споткнулся, но потом разошелся.
        - Бегите, бегите, - неслось в спину. - Здесь движение круговое.
        Вылетели к костру. Уродцы с недоумением на них посмотрели. Младенец приветственно взмахнул палкой. Плоскоголовый выпустил серию пузырей. Тощая потуже затянула косу вокруг шеи соседа.
        - Куда мы?
        Нинка вбежала в костер, стала раскидывать головешки.
        - Уходите! Кончился праздник! Больше ничего не будет!
        - Идем! - выхватил ее из огня Тинтин. - Они сами справятся.
        Помчались через лес, и тут уже деревья начали свою игру. Выставляли корни, опускали ветви, русалки сбрасывали волосы, похожие на паутину - они были такими же клейкими и приставучими. Тинтин замахал руками и сразу запутался, паутина облепила его со всех сторон. Нинка обернулась на его крик и не заметила, что впереди возник частокол корявых веток. Врезалась в них спиной, сунулась пролезть, застряла. Новые ветки, как косые колья забора, выросли из-под земли, преграждая путь.
        - Отпусти, гад! - крикнула Нинка в темное переплетение ветвей над головой.
        - Я тебя не держу, - отозвался Тинтин.
        - Да я не тебе! - Нинка оперлась о ветки, подпрыгнула. Ветки в ее руках сломались. - Я этому, зеленому… Поймаю, убью!
        - Ага, конечно, падаю от ужаса, - раздалось из пустоты.
        Тинтин задрал голову. Если его сейчас будут убивать, то хорошо бы видеть, откуда прилетит.
        - Убью! - в ярости грозилась Нинка. - И нож мне для этого не понадобится!
        - Ой, боюсь, боюсь, - в тон ей ответил черный.
        Тинтин подергался в своем коконе, пытаясь освободиться. Над головой растеклась чернота. Если черный там и был, то оставался невидим.
        - А при чем здесь он, если ты его сама придумала? - спросил он.
        Нинка прыгнула второй раз, снова сломала ветки, снова упала.
        Упертая.
        - Я тут ни при чем, это все он! - Нинка шарахнула кулаком по частоколу, проломила его и застряла.
        Тинтин вздохнул и закрыл глаза. Не только упертая, еще и реактивная. Это хуже.
        - Эй! - Поворачиваться Нинке к Тинтину было неудобно, приходилось тянуть руку, которая никак не хотела вылезать из дырки. - Ты умер?
        - Нет, я думаю, - отозвался Тинтин.
        Хотя чего тут было думать? Ситуация - веселее не представишь. Даже внезапные контрольные не вызывали в нем столько паники, как сидение в паутине. Невольно вспоминался фильм «Властелин колец». Но там у героя был нож и еще свободно бегающий по лабиринту помощник.
        - Поздно думать! - взревел черный. - Убей его!
        - Да пошел ты, - утомленно выдохнула Нинка. - Чего ты ко мне привязался?
        - Мы всегда были вместе, - усмехнулся черный. - Зачем ты пытаешься от меня избавиться?
        Тинтин извернулся, поворачивая себя так, чтобы видеть Нинку.
        - Не слушай его! - закричал он. Инерция прокрутила его дальше. - Лучше представь, где бы ты сейчас хотела оказаться?
        Нинка с шумом выдохнула, ссутулилась, рука ее незаметно выскользнула из пролома.
        - Не знаю, - пробормотала она, тряся рукой. - На море, наверное.
        Тинтин открыл глаза. Они были полны удивления.
        - Почему на море?
        Нинка ответила мгновенно, словно заранее знала вопрос.
        - Я туда никогда не ездила.
        Тинтин был готов застонать и удариться башкой о бетонную плиту.
        - Может, сначала домой? - обреченно спросил он. - Если нужен песок, у тебя песочница есть под окном.
        - Чего я дома не видела? Хочу на море! - Нинка категорично закрыла глаза.
        Черный захохотал. Тинтину показалось, что этот смех раздается прямо в черепной коробке. Он помотал головой, выгоняя его. Мысленно чертыхнулся. Ничего хорошего от Нинкиных желаний ждать не приходилось. Утомленно прикрыл глаза.
        И тут же понял, что свободен. Что его ничего не держит. Что исчезли с лица противные клейкие ниточки. По руке забегали мурашки - неудобно зажатая, она успела онеметь.
        От радости, что свободен, сделал несколько неуверенных шагов. Но быстро понял, что радовался зря.
        Вокруг опять был лес. Все тот же мертвый лес с мертвыми деревьями и мертвыми же русалками на них. Мертвые детские мечты. От костра к ним ковылял длиннорукий. За ним торопился плоскоголовый. Идти ему было неудобно, голова перевешивала, и он падал.
        - А чего, опять здесь?
        Спросил глупое. Как последнее слово договорил, так сразу понял - глупое.
        - Вот так всегда с морем бывает, - прошептала оказавшаяся рядом с ним Нинка. - Мечтаешь, мечтаешь, а потом дома горячую воду выключают в мороз и лифт не работает.
        Гугукающий плоскоголовый добрел до них, удовлетворенно икнул и сел на землю.
        - Кони бегают по кругу, кони бегают по кругу! Стоп! - гаркнули над головой.
        Тинтин отмахнулся от этих слов, как он комара.
        - Может, тебе здесь нравится? - пробормотал он, проверяя руки на паутину. Нет, все было чисто.
        - Зря я тебя спасла, - напустилась на него Нинка. - Помер бы от зуба дракона - и с концами.
        - А я говорил, жалость до добра не доводит, - вынес свой приговор черный.
        Нинка постучала по ладони открыткой, пробормотала:
        - Туська в первом классе смешная была. Мы сидели на последней парте, постоянно прятались за учебники и хихикали. И если вызывали отвечать, то и тогда хихикали, не могли ничего говорить. Нас пытались рассадить, но мы начинали канючить. Нас легче было оставить вместе, чем рассаживать. Учительница была молодая. Практикантка.
        - А потом? - спросил Тинтин.
        - А потом Туська поняла, что со мной дружить не выгодно, и бросила меня.
        Открытка в руке Нинки вспыхнула. Котик еще мгновение тянул лапку, но и ее поглотил огонь.
        - Он меня не отпустит, - прошептала Нинка.
        - Сама говорила, когда понадобится, ты его убьешь. - В лице Тинтина было напряжение. - Вот - уже понадобилось.
        - Он сейчас за спиной, да? - все поняла Нинка.
        Тинтин кивнул.
        Нинка медленно пошла к костру. Плоскоголовый гугукал и хватал ее за коленку, пытался идти вровень, но не успевал.
        - А ты вообще зачем сюда пришел?
        - Опомнилась! - фыркнул Тинтин. Нинкин настрой ему не нравился. Она сдавалась. Это было неправильно. - Говорю же, мне надо тебя забрать.
        - Тоже мне - принцессу нашел. А если я не хочу?
        - Когда принцессу спасали из замка, ей, может, тоже не хотелось никуда. Но раз принц прискакал - все, надо выбираться.
        - И давно ты принц?
        - Недавно. Все как в старых сказках. Три подвига - дракона победить, дворец построить и белого коня раздобыть.
        - А ты разве не с конем?
        - Мы разминулись.
        - Ты говоришь глупости, - покачала головой Нинка. - И всегда их говорил. Потому что крези. Потому что только с ветром в голове будет лежать в лагере с отравлением на третий день, как приехал.
        Устал. Тинтин это разом почувствовал. Прям вот сил не было бороться. Ну и пусть Катька смеется. Спор и спор. Подумаешь, проиграет. Это только лагерные знают, до школы не дойдет.
        Зевнул. Широко. Чуть челюсть не свернул.
        Только бы не уснуть здесь. А то опять подсунут гадость под голову.
        Он закрыл глаза. И увидел море. Настоящее такое. Как в фильме «Пираты Карибского моря». Лазурного цвета. И песок. И штиль. Не хватало только Джека Воробья. Но он не появился, а появилась Нинка. Она дернула Тинтина за руку, вернув в сумрачный лес.
        - Не спи, - зло бросила она.
        Было немножко обидно, что не удалось поболтать с Джонни Деппом, но зато вдруг стало все понятно. Вот даже как-то совсем всё. И спать расхотелось.
        - Есть только ты, твое желание и воображение, - быстро произнес Тинтин, хватая Нинку за руку. Она попыталась вырваться, но это ей уже не удалось. - Бежим! А ты по ходу придумывай. Придумывай быстрее! Что ты там хочешь? Песок? Давай песок! Глаза зажмурь!
        Они побежали. Побежали через дурацкий лес, полный высохших русалок и дохлых котиков. Корни хватали их за ноги.
        - Что-нибудь другое, а не этот дурацкий лес, ты придумать не могла? - проворчал Тинтин, споткнувшись в очередной раз. - Поровнее.
        - Оно само!
        - Ну давай, чтобы само и закончилось.
        Нинка остановилась, вырвав свою руку. Тинтин чертыхнулся, пробегая по инерции вперед. Обернулся. Она стояла, закрыв глаза.
        Лес резко сменился песчаным берегом. Впереди виднелась вода. Тинтин пнул ботинком песок.
        - Как в песочнице, - пробормотал он.
        - Это озеро или река? - Нинка почесала нос. Она с любопытством смотрела по сторонам.
        Они стояли на краю леса, где вместо дубов были вполне себе мирные сосенки. Из-под сосенок выбиралась робкая зелень, но ее быстро забивал песок. Берег дюнами уходил к воде.
        - Море. Пошли.
        Нинка испуганно смотрела себе под ноги. Тинтин оглянулся, пытаясь понять, что ее напрягает. Шуршание отвлекло.
        Песок справа вздыбился волной.
        - А я вас и не отпускал, - рявкнуло сверху.
        Песок накатил, сбросив их в разные стороны. Тинтин кувырком съехал с бархана, набежал на черного. Тот стоял с лопатой. Поднял палец, предупреждая, чтобы Тинтин не торопился.
        - Все дела должны быть доделаны, - ласково произнес он и щелкнул пальцами.
        Бархан встопорщился, выкидывая Тинтина ближе к воде. Он побежал обратно, зарываясь в песок по щиколотки. Что-то ему перестала нравится эта фантазия. В конце концов на море и асфальт есть, по нему машины ездят. Почему все вечно усложняется?
        Позвал:
        - Козлова!
        Бархан подтолкнул. У подножия виднелся черный. Он старательно работал лопатой. Закапывал.
        Тинтин почувствовал, что опаздывает. От этого сбилось дыхание, в ногах появилась слабость.
        - Стой!
        Он съехал с бархана, врезался в насыпанный холмик, стал разгребать его руками.
        Черный переместился в другое место и с тем же рвением начал закапывать там.
        Тинтин подбежал к нему, заработал руками.
        Черный отошел чуть подальше.
        - Она сама себя закопала! - с хохотом произнес он. - Это было ее желание!
        - Она не могла ничего сделать, - заорал Тинтин. Ветер бросил в лицо горсть песка. Пришлось отплевываться и промаргиваться. Он проигрывал. На пару секунд, но проигрывал.
        - Всегда есть надежда, - бархатным голосом вещал черный. - Она от нее отказалась. Она стала все видеть в плохом свете. Она придумала меня. И стала всем мстить.
        - Она уже передумала.
        Тинтин копну?л еще несколько раз и остановился. Песчинки забились под ногти, родив адскую боль. Ссадины кровоточили.
        - Спасай, спасай ее! - веселился черный. - А она тебя потом снова убьет. Она убивает всех, кто подходит к ней близко. Кто пытается помочь. Наивные. Она уже не станет другой.
        - Станет.
        - НЕТ!
        Перед глазами Тинтина промелькнули картинки его недавних «смертей» - удар ножом, отравление супом, подушка с зубом дракона. От каждого воспоминания становилось тяжело дышать.
        - Всегда… все… можно… исправить…
        - Попросить прощения? - резвился черный.
        - И… это… тоже…
        Тинтин откинулся на песок. От нехватки воздуха противно кружилась голова. Как будто он вместе с дюнами разом поднялся на огромную высоту.
        Рядом нарисовался черный с недовольной миной.
        - Да мне-то что, - буркнул он. - Ничего не изменить. У нее справка.
        Они на мгновение застыли в невесомости, а потом разом ухнули вниз. Желудок Тинтина скакнул к горлу, а потом затерялся в пятках. Тинтин больно ударился спиной, зажмурился, ожидая новой боли.
        Нинка сидела, закопанная в песок, трясла головой.
        - Ненавижу песочницы, - буркнула она. - А чего? Мы никуда не сбежали?
        Тинтин уставился на свои руки. На ладони лежал черный нож. Темная оплетка влажно поблескивала - ладони у него вспотели. Нинка озадаченно смотрела на нож. Все, как она представляла. Черный. Но почему у Тинтина?
        - Это он, да? - спросил Тинтин. - Появился?
        Нинка поморщилась. Ей все это не нравилось.
        - Я загадывала по-другому.
        - Какая разница как? Вот, убей его. Ты хотела.
        Нинка взяла нож. Он ладно лег в ладонь, словно под ее руку был сделан.
        Песок медленно исчезал, уступая место лесу. Темному мертвому лесу с мертвыми мечтами. Черный выступил из-за деревьев, повел руками, приглашая Нинку к костру. Нож в ее руке стал заметно тяжелее.
        - Оставайся с нами, - позвал черный. - Отомстишь. Не матери, так другим. Вон их сколько - счастливых!
        В груди у Нинки защемило. Она вдруг вспомнила лагерь, прощальный костер, мальчишек, сующих палки в огонь, взлетающие искры, раскрасневшееся лицо с косой - она поет.
        «Ребята, надо верить в чудеса.
        Когда-нибудь весенним утром ранним…»
        Котик на открытке, надпись про «незабудуникогда».
        Когда-то у нее в жизни все это было. И это можно вернуть.
        - Он исчез? - прошептала Нинка.
        - Сбежал куда-то. Сейчас найдем.
        - Его никогда не было.
        - В смысле?
        - Он - это же я.
        - Но мельтешил же… Как появится, сразу бей!
        «Не три глаза, ведь это же не сооооон…» - тянули всхлипывающие девчонки. Они тогда заплакали. Все. Даже Нинку проняло. Но она держалась. Потому что черный сидел внутри нее.
        Зажмурилась. Глубоко вдохнула, размахнулась и всадила острое лезвие себе в живот.
        - Зачем? - кинулся к ней Тинтин. Но она уже падала, от удивления широко распахнув рот.
        Глава 9
        Праздник, который всегда с тобой
        Они пришли в пять двадцать. Нинка держалась за плечом Тинтина. Ей не нравилось, что она все еще в шортах и мокрых кедах. От этого казалось, что на нее смотрят. Все. Особенно бабки и парни. Бабки с ненавистью, парни с жалостью.
        Заскочить домой они успели, Нинка поменяла футболку, а шорты остались. Потому что другой одежды просто не было. Тинтин старательно оттирал пятно с длинных шорт, словно это была главная неполадка в его одежде - рваная и снизу прожженная футболка, исцарапанная щека и дурдом на голове - это нормально.
        - Нинка! - Красотка кинулась ей на шею. - Здорово, что ты пришла! А Лизка говорила, что не придешь!
        - Лизка?
        Нинка оглянулась. ДК старый и облезлый. Словно змея по весне. Шкуру стала сбрасывать, да задумалась. Краска на здании местами отходила. Угол начали красить, но не доделали. Справа и слева от входа висели баннеры будущих концертов - единственное, что здесь было новое и регулярно сменяемое. Ступеньки, стеклянные двери. Большая площадка. По краю тянутся вазоны с чахлыми цветами. Когда лагерные уезжали и приезжали, вся эта площадь была забита народом, пройти невозможно. А сейчас кучка людей терялась на сером пространстве асфальта. Нинка заметила Максима из первого отряда и свою вожатую Кристину. Держались они подозрительно близко.
        - Ну, помнишь Лизу? Вы же рядом спали, - теребила красотка.
        Нинка почесала нос, покосилась на Тинтина. Но тот уже отвлекся - жал протянутые руки, хлопал по плечам и подставлял кулаки. Пацаны улюлюкали, оглядывая его.
        - Да самосвал это был! А чего? Я иду, он едет. А у меня ж на самосвалы аллергия.
        Пацаны ржали.
        - Лиза! Лиза! Иди сюда! - звала красотка. - Смотри, кто пришел. Ее Сережа привел.
        С косой вырулила из кучи-малы обнимающихся, робко подошла, словно Нинка должна была ее как минимум стукнуть.
        - И как ему это удалось?
        Невероятно активная для такого часа красотка вытащила Тинтина из толпы пацанов, крепко вцепилась в локоть.
        - Он же обещал, да, Сережа?
        Тинтин запустил пятерню в челку, почесал там, выгребая песок. Нинка смотрела на него, окончательно понимая, что ничего не понимает.
        - А ведь - да, я все сделал, - опомнился Тинтин. - Зачтено?
        - Скажи, я здорово придумала, что надо позвать Нину? - манерно покачиваясь, произнесла красотка. Была она какая-то подозрительно напористая. В лагере потише себя вела. - Сережа, скажи.
        Нинка продолжала смотреть на Тинтина. Тот неловко усмехнулся.
        - Понимаешь, - забормотал он, глядя себе под ноги, - Катя так хотела, чтобы пришли все. А ей никто и не верил. Вот я и пообещал, что приведу тебя. Как бы спор у нас был.
        - Ах, ну да, принц, - пробормотала Нинка. - Конь, дворец, принцесса.
        Было обидно. Вот прям до того, что чуть не заплакала. Но сдержалась. Ее предупреждали про подвиг и принца. А она-то все гадала, чего это Тинтин такой настойчивый был. Никак его убить было нельзя. А оно вон как все вышло - поспорили.
        Посмотрела наверх. С крыши сорвались голуби. Один, второй, еще пяток. Рваной стаей они полетели по кругу. Показалось, что они что-то пытаются нарисовать - лицо, шляпа. Прокашлялась.
        - Ну да, здорово встретиться.
        Тинтина опять увлекли парни. Девчонки окружили, стали вспоминать, как кто вернулся, что кому подарили, какие появились обновки. Нинка слушала их и думала, что ей теперь придется ко многому привыкать. Не так сложно было убить в себе человека в черной шляпе. Достаточно было признать, что он в ней поселился. Теперь же надо следить, чтобы он не вернулся. Ведь из одного убитого кошмара обычно парочка свежих вылезает. А ей не нужны свежие. Воюй с ними опять.
        Как только она воткнула в сидящего в себе черного нож, лес и костер - все исчезло. Они с Тинтином оказались в песочнице. Рядом стояли Егор и Туся, они ругались. И, судя по тому, как Туся сжимала кулаки, ругались давно и серьезно. Увидев Нинку, Туся бросилась ей на шею, стала плакать и уверять, что никогда и всегда. Егор жал руку Тинтину, говорил, что переживал. И вообще - Тинтин крут.
        Потом вдруг разом выяснилось, что до пяти почти не осталось времени. Тинтин так точно не успеет домой забежать. Поэтому они поднялись к Нинке, она из вороха грязной одежды вытащила очередную не самую грязную футболку, сказала, что теперь-то она все выбросит. И они выскочили из дома. Егор успел уйти, а Туся осталась. Она стояла около песочницы и задумчиво постукивала носком кеда в песок.
        - А кастрюля моя там? - спросила она, кивнув на рассыпчатое поле.
        - Ну… она… - начал Тинтин, - того…
        Туся снова посмотрела на песочницу.
        - Я тебе ее потом принесу! - пообещала Нинка, и они рванули на автобус.
        О происшедшем не говорили. Тинтин кусал губы и качал головой - думал о своем.
        Сейчас он тоже кусал губы. Пацаны веселились, а он все о своем да о своем. Тяжело быть принцем.
        - А ты как? - С косой, хотя теперь уже Лиза, осторожно взяла Нинку за руку.
        Нинка мотнула головой, выгоняя из нее ненужные воспоминания.
        - Да вот, с Серегой неплохо оттянулись. Он за мной зашел.
        Лиза кивала.
        - А что, они вместе что ли? - спросила Нинка, показывая на Катю и Сергея.
        - Из общего чата как-то так получилось. Катя сказала, что встречается только с принцами и нужен подвиг. Он и предложил привести тебя. Чем не подвиг? Теперь-то они точно будут вместе.
        Подвиг. После всего, что случилось, еще какой подвиг.
        Катя сверкнула в ее сторону счастливым глазом.
        У Нинки внутри все перевернулось.
        Нет, она, конечно, обещала измениться, любить людей, все такое, но не так же сразу.
        - Нелаев! - позвала она.
        Тинтин нехотя отозвался. Ничего, в следующий раз подвиги совершать не будет.
        - Ну так это… - протянула Нинка. - Спасибо тебе.
        Нелаев смотрел насторожено. Ладно, ладно, ему можно.
        - Да не за что, - смутился Сергей.
        - Ты меня прости… ну, за лопату. За то, что подставила. Ты как бы сам пришел…
        Тинтин замер. Вот прям как в диснеевских фильмах замирают герои - как статуи.
        - Забыли, да? - подогнала его Нинка.
        Все-таки улыбка у Тинтина дурацкая. Разулыбался, смущенно хмыкнул.
        - Ну, забыли, - согласился Тинтин и собрался отчалить, но Нинка его задержала.
        - А как там два других желания?
        - Каких? - напрягся Тинтин.
        - Ну, ты говорил - принцесса, дракон, конь.
        Тинтин взбил челку.
        - А чего?
        - Ну раз ты Катькино желание исполнил, поможешь и мне?
        - А мы разве не того?
        - Даже не начали! - Нинка не собиралась щадить Тинтина. Было в нем что-то… словами сказать не могла, но ей нравилось, от этого все время хотелось поддергивать. - Я подумала, может, это все неправда? Может, папа любит меня? И ушел он не потому, что девочка родилась?
        Она исподлобья глянула на Тинтина. Он вздрогнул, вспоминая такой же взгляд в темном лесу у костра.
        Все девчонки с любопытством посмотрели на Тинтина.
        - Ну, ты попал, - присвистнул кто-то из первого.
        - Ну ладно, найду, - согласился Тинтин. - Наверное, это не сложно.
        - А как же третье желание? - подскочила к нему глазастая - ее имя так и не называли, а Нинка не вспомнила.
        - Нет, нет, - поднял вверх руки Тинтин. - Погодите вы с желаниями!
        - Я тоже, я тоже хочу! - заголосили со всех сторон.
        Тинтин отступал, но девчонок было слишком много, они взяли его в кольцо. Он пятился, и толпа следовала за ним.
        - Нет! Пустите! Да погодите вы!
        - Стойте! - запоздало побежала за толпой Катька. - Он со мной! Эй!
        Нинка усмехнулась. Ну что же, адрес Тинтина у нее есть. Раз уж записался в принцы…
        Она посмотрела по сторонам. На мгновение ей показалось, что за углом ДК мелькнула темная фигура в черной шляпе. На всякий случай сплюнула на руки, растерла светлую слюну. Нет, нет, она справится. Надо еще Посю найти и попросить прощения у кудрявой. Как она там? Изменилась?
        - А давайте споем! - Кристина пыталась перекричать гомон толпы. - Девчонки!
        И они запели: «Ребята, надо верить в чудеса…»
        Любовная записка с того света
        Бормотание в шкафу
        В эту ночь Петьке не спалось.
        Не спалось - и все тут. Он и с боку на бок повернулся. И подушку кулаком помял. И одеяло встряхнул. А сон как застрял где-то в скрипучих осинах под окном, так и сидел там.
        Петька проверил, на месте ли тапочки. Одна из них мирно стояла около ножки стола, а вторая забралась на стул.
        Никаких зацепок для сна…
        Петька вздохнул и закинул ноги на стену.
        Если не спится, то надо считать до четырех. Максимум до полпятого. А тогда уже и спать можно не ложиться.
        За стеной бормотал телевизор. Тихо так, неразборчиво. Сколько ни прислушиваешься, все равно не услышишь. Старший брат Димка считается уже взрослым. У него в комнате есть телевизор, и он может его смотреть хоть до полпятого, хоть до семи.
        А Петьку гонят в постель в одиннадцать.
        И где после этого ночует справедливость?
        Петька крутанулся через голову, не удержался и упал на пол.
        - Ты спать будешь? - раздалось из соседней комнаты.
        Петька подождал, пока мир перестанет ходить вокруг него ходуном, и забрался обратно на кровать.
        Конечно, когда тебе шестнадцать, ты весь из себя большой и можешь ругаться на маленьких. Но почему-то никто не догадывается, что в двенадцать лет люди тоже уже большие. И они могут не спать, когда не хочется.
        Петька подпрыгнул пару раз на жесткой кровати. Просто так. Из желания показать, что в своей комнате он сам себе хозяин.
        - Сейчас кто-то по шее получит, - авторитетно донеслось из-за двери.
        Петька уже собрался повторить эксперимент с переворачиванием подушки и своего тела с боку на бок, как вдруг ему показалось, что в комнате кто-то откашлялся.
        Бывают такие моменты. Вроде все хорошо и спокойно. Ты лежишь или даже сидишь в своей комнате и глубоко убежден, что никого другого рядом быть не может. И вот у тебя рождается нехорошее предчувствие, что ты не совсем один. Что кто-то стоит за шторой. Или прямо у тебя за спиной. И сразу становится неуютно и тоскливо. И уже никакой безопасности вокруг, одна опасность. Из воздуха может выскочить рука с кинжалом и как дать по голове. Или монстр покажется. Тоже вдруг и тоже из воздуха.
        Петька заметил, что не дышит, и закашлялся.
        - Вот-вот, - подтвердила темнота в комнате, и кто-то явственно зашелестел страницами книги. - Продолжим.
        - К-кто здесь? - Мысленно Петька произнес эту фразу решительно и твердо, но на деле вышло весьма неубедительно, да еще на первом слове он подпустил петуха.
        Темнота вдруг загудела, треснула, словно кто-то настраивал сбившуюся волну приемника, а потом неизвестный снова прочистил горло и быстро забормотал:
        «Однажды мама купила дочке магнитофон, но велела включать его очень осторожно. Потом мама ушла, а дочка осталась одна, включила магнитофон и начала танцевать. Ночью она легла спать, а окно оставила открытым. В полночь на подоконнике появился неизвестный и сказал: „Девочка, пойдем на могилу твоей сестры“. Девочка сказала: „У меня нет сестры. И никогда не было“. - „А это тогда чья могила?“ - спросил неизвестный и кивнул к себе за спину. Там было видно надгробие и свежий холмик могилы. Девочка подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть и увидела на надгробии свою фотографию. Девочка очень испугалась, пошатнулась, выпала из окна и разбилась».
        - Это что за бредятина? - прошептал Петька, и по спине у него пробежали неприятные мурашки. Все-таки не каждую ночь в полной темноте тебе рассказывают подобные истории.
        Некто перевернул еще пару страниц и громко отпил воды.
        - Или вот еще… - с готовностью начал он.
        - Не надо еще! - завопил Петька, шаря рукой у себя над головой, где до недавнего времени жил выключатель. Но его там не оказалось. В панике Петька решил, что это засада, что его окружили со всех сторон и сейчас будут медленно пилить ржавой пилой на кусочки.
        - Не подходи! - закричал он. - Убью!
        Он орал и орал, пока по глазам не ударил яркий свет.
        Первое, что Петька увидел, когда проморгался, это не обещающее ничего хорошего лицо брата.
        - В шкафу кто-то сидит! - тут же нашелся Петька и побежал в другой конец комнаты.
        Хватаясь за ручки шкафа, Петька подумал, что делает это зря, но было уже поздно. Дверцы распахнулись. К ногам братьев свалилась куртка, коньки, стопка футболок, две вешалки. Последними выпали лыжи. Димка вздрогнул и тяжелым взглядом посмотрел на брата. Петька увидел в очках Димки свое кривое отражение и судорожно сглотнул.
        - Издеваешься? - свистящим шепотом спросил Димка. - Давно по шее не получал?
        - А чего сразу я? - Петька отпрыгнул обратно к двери. В крайнем случае всегда можно было добежать до комнаты родителей. - В шкафу кто-то сидел и книжку вслух читал! Страшилку какую-то. Я, знаешь, как испугался? Даже с кровати упал.
        - Ты у меня сейчас снова упадешь, - грозно пообещал Димка.
        - Дети, спать, - раздался голос папы, и телевизор в Димкиной комнате погас. - Пульт я забираю. Шнур тоже. Чтоб из вашего угла больше ни звука не раздавалось!
        - Ну, Петюня, - мрачно пообещал старший брат, - это я тебе еще припомню. Понадобится тебе решить задачку или английский написать! Я тебе такое напишу! Век не забудешь.
        И он ушел, гордо подняв подбородок.
        - Подумаешь, - Петька почесал затылок.
        Вечер получался странным. И так не везет, и сяк не везет. Голоса какие-то, лыжи почему-то свалились, к брату теперь неделю не подойдешь…
        Он затолкал все обратно в шкаф, припер дверцы стулом, чтобы оттуда ненароком никто не вылез, и снова улегся на кровать.
        Теперь он прислушивался к каждому шороху. Проехала за окном машина, в соседнем подъезде заорала сигнализация, в квартире сверху скрипнула дверь, зашумела вода, зашелестели потревоженные сквозняком шторы.
        «В одну темную-темную ночь…»
        Петька покрылся холодным потом. Он так и видел, как от шторы отделяется темная тень и, подталкиваемая в спину легким ветерком, двигается к Петькиной подушке…
        Петька резко сел. Пятки коснулись холодного пола. Штора действительно шевелилась, но там никого не было.
        «Однажды мама принесла домой пианино…»
        Петька снова бухнулся на постель.
        Это какая же должна быть мама, чтобы разгуливать по улице с пианино под мышкой. «Я тут проходила мимо. Дай, думаю, куплю. Очень симпатичненькое пианино, черненькое. Хотела и рояль прихватить, но рук не хватило. Нужно было еще хлеба купить».
        Так за размышлениями о невероятной силе некоторых мам Петька уснул. И не приснилось ему в эту ночь ничего.
        С утра Димка был приветливее, чем ночью. Накормил брата завтраком, проверил портфель, даже согласился расписаться в дневнике - он уже давно научился копировать подпись отца.
        Ночные события выветрились из Петькиной головы. Но ненадолго.
        Шел урок математики, и класс бурно обсуждал решение задачи. Около доски топтался «любимец публики», несгибаемый двоечник Серега Никонов. Землекопы копали землю и никак не могли выполнить нормы. Петька ждал решения, а пока от нечего делать пририсовывал всем девочкам, изображенным в учебнике, усы и бороду. Его работа уже почти подходила к концу, когда рядом с ним знакомо откашлялись.
        Карандаш выпал из Петькиных рук.
        - Погодка… - начал все тот же голос. - Как-то не очень… Радикулит замучил. А тут еще норму по спичкам ограничили. Чего у нас сегодня?
        Петька покосился на соседа. Тихий Колька Рязанов сидел, подперев щеку кулаком, и с наслаждением наблюдал мучения Сереги Никонова около доски. Тайного голоса он не слышал.
        - Жили в одной квартире мама, папа, дочь и сын. Однажды мама попросила папу: «Сходи в магазин и купи мне новые туфли».
        Петька посмотрел в другую сторону и увидел свое лохматое отражение в стеклянной двери шкафа. Голос шел именно оттуда.
        - Папа сходил и принес красивые красные туфли. Маме они очень понравились, и она тут же их надела.
        В шкафу стояли учебники, горкой лежали тетради. Еще там была пыль и смятый фантик. Петька вытянул шею. На верхней полке стоял электрический чайник, чашки, коробка с сахаром и вазочка с вареньем.
        - И стала мама везде в них ходить - на работу, в гости, даже по квартире в них ходила. И почему-то с каждым днем она становилась все тоньше и тоньше, перестала есть и вскоре умерла. Похоронили ее, а туфли стала носить дочь. Ей они тоже пришлись впору, хотя выглядели они уже не такими изящными как раньше. Они словно потолстели. Дочка носила их, носила и вскоре тоже начала худеть, бледнеть. Под конец она тоже умерла.
        Петька пригнулся.
        На нижней полке стояли коробки, а на самом стекле виднелись наклейки - Петькин предшественник за этой партой не пожалел свою коллекцию монстров из японских мультиков. И теперь они хищными глазами смотрели на Петьку.
        - Похоронили дочь, а туфли стал носить мальчик.
        - Как это он в женские туфли влез? - Петька целиком развернулся к шкафу. Справа и слева от стеклянных шли деревянные двери. Но голос раздавался именно из-за стеклянной секции.
        - Стал носить туфли мальчик, - с нажимом повторил голос. - С ним случилось то же самое - он умер. Тогда отец заподозрил неладное и сдал туфли в лабораторию на анализы. Там в каждой туфле нашли по иголке. Они впивались в подошву и высасывали кровь человека. Узнав об этом, отец сжег туфли. Когда они загорелись, раздался страшный крик.
        - Да что за чушь! - не выдержал Петька, у которого от этих рассказов снова мурашки побежали по спине.
        В классе повисла тишина.
        - Ткаченко, ты хочешь помочь Никонову?
        Петька непонимающе обернулся. Весь класс смотрел на него. Оказывается, произнес он свои слова так громко, что все услышали их. И математичка Инесса Петровна тоже.
        - Смелей, Ткаченко, - холодный взгляд Инессы Петровны подогнал застывшего Петьку. - Если решения товарищей чушь, то предложи свой вариант.
        Петька ударил себя в грудь кулаком, собираясь сказать, что он не смотрел на доску, а внимательно слушал очередной выпуск страшилок…
        - С таким же рвением, но у доски, - отрезала математичка, и Петька поплелся через проход, мимо злополучного шкафа, который даже не удосужился возразить Петькиному высказыванию.
        Никонов с готовностью отдал Петьке мел и отошел в сторону. Землекопы с нетерпением уставились на Петьку. Им хотелось поскорее закончить свою работу. Ткаченко же был готов за любые блага мира провалиться сквозь землю.
        Когда землекопы дорыли нужное количество метров канала и прозвенел звонок, Петька поплелся обратно. Его сейчас мало волновала очередная двойка по математике. Все то время, что Ткаченко стоял около доски, он не спускал глаз со шкафа, боясь пропустить момент, когда оттуда кто-нибудь вылезет. Но никто подозрительный не появился.
        Дойдя до шкафа, Петька потянул на себя деревянную дверцу. Если за стеклянной дверцей никого не было, то любитель душещипательных историй про туфли мог прятаться только здесь.
        Дверца открылась с нехорошим скрипом. На Петьку пахнуло гнилью и какой-то кислятиной. Внутри шкафа все было покрыто пылью. Виднелись странные предметы. В углу стоял высокий якорь, рядом с ним лежало что-то круглое, похожее на мяч, на табуретке сидел скособоченный скелет. С высокой коробки свисало покрывало. Скрип дверцы гулким эхом прокатился по внутренностям шкафа.
        - Ткаченко!
        Петька вздрогнул и захлопнул шкаф. Перед ним стояла Инесса Петровна с рулонами наглядных пособий.
        - Ты, вместо того чтобы в шкафы лазить, в учебник бы заглянул. Там кроме картинок есть много чего интересного.
        Она ногтем подцепила ручку дверцы, открыла шкаф и сбросила туда свою ношу. Из-за ее плеча Петька успел заметить в глубине шкафа стройный ряд таких же рулонов, коробки с дидактическими материалами и искусственный фикус в горшке. Ни скелета, ни якоря, ни пыли.
        - Иди, гуляй, - более миролюбиво произнесла Инесса Петровна. - Перемена.
        Петька с трудом дошел до своей парты и плюхнулся на стул. Из учебника на него с укоризной посмотрела девочка с одним усом. Рядом с ней лежала свернутая бумажка.
        Тени исчезают в полдень
        Оставшийся день Петька только и делал, что хватался за голову. Его даже Димка поймал на перемене и поинтересовался, не обижает ли кто.
        - В случае чего говори, разберемся, - с готовностью предложил брат.
        Но Петька только мрачно хмыкнул, порылся в карманах и протянул уже порядком изжеванную записку.
        Она была вся изрисована розовыми цветочками и сердечками со стрелами. На одной половинке корявым почерком было выведено: «Писал не писатель и не поэт. Писала девочка одиннадцати лет». С другой стороны была наклеена кошка с поднятой передней лапой и снизу приписано: «Котик лапу опустил в черные чернила, чтобы Вера никогда Петю не забыла». Дальше что-то было написано, а потом старательно вычеркнуто. В самом краешке виднелся крест и маленький могильный холмик. Вроде подписи.
        Тогда на перемене после математики Петька долго вертел странную записку то так, то сяк, но с какой стороны он на нее ни смотрел, понятней не становилось. Во-первых, никакой одиннадцатилетней Веры в их классе не было. В соседнем тоже. С угрозой для жизни Петька проник в учительскую, чтобы посмотреть журналы пятого класса - Вер не нашлось и там. Оставалась одна версия - ошиблись. И Петька поначалу очень даже обрадовался этому решению, пока не сообразил, что с Петями в их школе тоже напряженка. На все шестые и пятые, а заодно и седьмые классы Петром был только он один. Оставалась слабая надежда на десятый класс, где учился Димка. У них единственных был Петр.
        Димка покрутил в руках помятый листок.
        - Я, конечно, спрошу, - он еще раз прочитал послание и довольно хихикнул, - но вряд ли Петрухе малолетние шлют такую пургу. Скорее всего, Петро, у тебя завелась тайная воздыхательница, которая скрывается под именем Веры.
        Следующий урок Петька следил за девчонками в классе. Но никто на него особого внимания не обращал, тайной записки не готовил. Только Ленка Голованова, всю жизнь сидящая перед ним, один раз повернулась к нему и здорово двинула локтем, когда он особо настойчиво пытался заглянуть, что такого она там пишет. Больше в дальний Петькин угол никто не посмотрел.
        Прозвучала соловьиная песня звонка с урока истории. Класс дружно повскакивал с мест. Петька тоже собирался встать, но не успел. Тумбочка с аквариумом, стоящая рядом с ним, еле слышно треснула, и пятидесятилитровая махина аквариума стала крениться в Петькину сторону.
        - Э, ты куда? - только и успел спросить Петька, как его чуть не сбила с ног вода, вылившаяся из разбитого аквариума. Пока девчонки с визгом носились по классу, подбирая рыбок, а парни собирали осколки, Петька стоял, тупо глядя на стену перед собой. Он мог поклясться, что аквариум упал не просто так. Когда он падал, на стене виднелась четкая тень, которая тут же растаяла, как только в классе поднялся визг.
        - Меня хотят убить!
        С громким чваканьем в ботинках Петька добежал до четвертого этажа, где властвовали старшеклассники. Димка нехотя оторвался от подоконника и от разговора с двумя девушками.
        - Ты где это искупался? - хихикнул брат, разглядывая по колено мокрые Петькины штаны. - У вас сегодня на физкультуре бассейн был?
        - На меня аквариум уронили, - Петька был более чем серьезен и на шуточки брата не поддавался.
        - Именно аквариумами убивают таких мальчиков, как ты - согласился брат, а потом гаркнул Петьке в лицо: - Быстро домой переодеваться! И чтоб я тебя с мокрыми ногами не видел!
        От Димкиного крика Петька покачнулся, грустно посмотрел на лужицу, которая натекла с его мокрых штанов и ботинок, и поплелся на первый этаж.
        Происходящее было до того странным, что он даже сам себе не мог ничего объяснить. Не то чтобы он боялся этих детских страшилок - он уже был не в том возрасте, чтобы пугаться глупых рассказов. Но одно дело слышать это от приятелей поздно ночью в лагере и совсем другое - из шкафа, когда там никто не сидит.
        В раздевалке Петька долго не мог найти свою куртку.
        «Это из-за аквариума, голова совсем не соображает», - решил он и пошел по раздевалке второй раз. Куртка нашлась. Он ее натянул, сунул руки в карманы и вздрогнул.
        Среди гвоздей и болтов, камешков и деталей от часов, подобранных по случаю, лежала бумажка. Первым Петькиным желанием было выбросить эту бумажку, не читая. Он уже вынул руку и похрустел листочком… Но любопытство взяло верх.
        На листочке в клеточку был нарисован букет заметно подвядших цветов (головки у всех были склоненные, а у одной ромашки уже облетели лепестки), а снизу все тем же корявым почерком было написано: «Всегда твоя до гробовой доски. И после. Вера». Снизу снова был нарисован маленький крест и могильный холмик.
        - Что за черт!
        В задумчивости Петька повертел в руках листочек, словно на обороте мог быть написан адрес отправителя. Но на другой стороне было только начало какой-то задачки - написано «Дано» и «Найти».
        - Черт, черт, черт! - выругался Петька, комкая странное письмо.
        - А ну, иди ругаться на улицу!
        Голос уборщицы вывел Петьку из задумчивости. Он сунул листок в карман и побежал на школьный двор.
        О случившемся нужно было срочно кому-нибудь рассказать. Единственным человеком, который бы его понял, был Гришка Полухин. Но он сейчас болел, лежал дома с таким сильным кашлем, что к нему никого даже на порог не пускали.
        Петька прибавил ходу. Его ждал телефон!
        Он так обрадовался пришедшей в голову идее, что перестал смотреть под ноги и провалился в яму.
        - Ах, убился! - взвизгнул голос доброхотной старушки.
        Петька лежал на спине и смотрел в мрачное серое небо, испещренное яркими звездочками.
        - Насмерть расшибся, - причитала старушенция. - Понарыли ям, людям ходить негде!
        Петька медленно перевел на нее взгляд, но увидел не склонившуюся над ним обыкновенную бабку в теплом синем платке. Он увидел конопатое улыбающееся лицо девчонки. Ее рыжие волосы свисали вниз.
        - Здравствуй, любимый, - прошептала девчонка и медленно растаяла, оставив после себя яркие искорки. Или это у Петьки из глаз искры посыпались от такого падения?
        - Ой, а молоденький-то какой… И уже мертвый, - качала головой старушенция, готовая вот-вот пустить слезу.
        Петька понял, что пора подавать признаки жизни, и с трудом сел.
        - Не дождетесь, - хрипло произнес он, наблюдая, как бабкина физиономия кружится вокруг его несчастной стукнутой головы.
        Дождавшись, когда все вокруг перестанет скакать, он встал, и, не обращая внимание на причитания бабки, снова пошел к дому.
        У него уже не было сомнений - все эти падения были не случайны. На лифте он подниматься на свой пятый этаж не стал, пошел пешком. По дороге ему встретилась только кожура от банана, которая могла быть диверсией, а могла быть просто кожурой от банана.
        Дома Петька первым делом схватил телефонную трубку и побежал к себе в комнату. Ему срочно нужен был Гришка Полухин. Номер он помнил наизусть. Гудки настойчиво вызывали Полухина.
        «Только бы он не спал, и дома у него никого не было бы!» - мысленно взмолился Петька, и в телефонной трубке тут же послышался щелчок соединения.
        - Значит так, - быстро заговорил знакомый хриплый голос. - Ты внимательно случаешь и не перебиваешь, а то у меня времени мало. - Послышалось шелестение страниц. - Ага, вот это. Тут и галочка стоит. Ага… В одной семье было три маленьких девочки. Им купили куклу. Ночью кукла подошла к одной девочке и говорит: «Топ, топ, через мосток. Смотри, смерть твоя пришла». И убила девочку.
        Петька покосился на шкаф. Стул стоял в стороне, дверцы слегка приоткрыты. Голос в трубке продолжал бормотать про очередное злодейство загадочной куклы.
        - На следующую ночь кукла подошла к другой девочке и говорит: «Топ, топ, через мосток. Смотри, смерть твоя пришла». И убила вторую девочку.
        Петька медленно пошел к шкафу. После ночи он к нему не подходил, все нужные вещи валялись у него в комнате. А значит, стул должен был подпирать дверцы. Но он этого не делал, а преспокойно стоял рядом. Петька обошел вокруг предательского стула, волшебным образом сменившего свое местопребывание, и коснулся дверной ручки.
        Дверца с готовностью распахнулась. До этого довольно узкий и забитый вещами до отказа шкаф теперь был похож на бездонную пещеру. Вглубь убегала цепочка низких свечей. Их пламя дрожало от ледяного сквозняка.
        - Отец решил проследить, что происходит в детской, - Петька все еще прижимал телефонную трубку к уху. - На третью ночь кукла подошла к третьей девочке, только подняла руку, чтобы убить ее, как отец выскочил из-за шторы, схватил куклу и сломал ее. М-да… Или вот еще. Жила мать с дочкой. Дочка захотела куклу…
        Свечи были выложены огромной стрелкой, указывающей вглубь пещеры. Петька пошел вперед, словно под гипнозом. Он понимал, что идти туда ни в коем случае нельзя, что это опасно, но ноги сами несли его вперед. Ставший за последний день уже родным, голос рассказывал ему новые приключения фарфоровой куклы. И не было никаких сил нажать на отбой или хотя бы опустить руку.
        Свечи закончились. Еще два шага, и Петька уперся в небольшое каменное возвышение. На нем стоял…
        Это было больше похоже на кровать, только без ножек. Матрас, подушка и легкая простыня. Под простыней лежала девчонка. На рыжих волосах пристроился крошечный венок. Руки были сложены на животе. Губы сжаты в ехидную усмешку.
        Петька сделал последний шаг и остановился. Девчонка лежала неестественно прямо и не подавала признаков жизни.
        Так нормальные люди не лежат, никогда не лежат…
        Петька попятился.
        Да ведь это не просто кровать, это…
        - И убил ее, - многозначительно закончил голос в телефоне.
        - Убирайтесь отсюда! - пробормотал Петька, продолжая отступать назад. - Это мой шкаф!
        Пламя свечей дрогнуло. Девочка шевельнулась. На Петьку посмотрели пронзительные зеленые глаза. Девочка легко села на своем смертном ложе, сдвинув венок набок.
        - Здравствуй, милый, - нежно пропела она. - Вот мы и встретились.
        За секунду в Петькиной голове пронеслась сотня видений. Гроб, кладбище, покойники, траурная процессия, граф Дракула летает над своим замком и он, Петька, в длинной серой рубахе, сидящий в сыром подвале вместе с крысами. Последнее видение относилось к его смерти, но по-другому свою невозможную кончину Петька представить не мог.
        Девочка тем временем изящно откинулась на руках, тряхнула копной рыжих волос.
        - Милый, ну, иди же ко мне! - И поманила Петьку ярко накрашенным ногтем.
        - Убирайся! - теперь уже завопил Петька, запуская в неизвестную вновь забормотавшим телефоном. - Не подходи ко мне!
        Он помчался обратно, ногами расшвыривая свечки. Но короткая до этого момента стрелка, составленная из свечек, превратилась в бесконечно длинную. Петька бежал и бежал, а свечки все не кончались и не кончались.
        - Куда же ты? - Девчонка снова появилась перед Петькой. Теперь она висела в воздухе как воздушный шарик. - Мы даже не успели поговорить!
        - Не подходи! - Петька выставил вперед ладонь, словно волшебник. - Дорогу! Зашибу!
        Девочка отшатнулась. В ее глазах светилось бесовское любопытство - что дальше будет делать этот на смерть перепуганный мальчик.
        Петька вновь побежал вдоль свечек. Он уже отбежал на порядочное расстояние, как вдруг девчонка снова повисла перед ним.
        - Дорогой, не надо так спешить, - мягко начала она. - Давай все обсудим.
        Петька с ужасом уставился на застывшее перед ним привидение. Рыжая девчонка, по курносому носу бегут веснушки, волосы падают на плечи. Где-то он ее уже видел… Он был внизу, а она была на возвышении. Он лежал, а она стояла…
        - Это все ты?
        Первым Петькиным желанием было сбить с ног эту наглую девчонку, из-за которой весь его сегодняшний день шел шиворот-навыворот. Но, во-первых, Димка всегда говорил, что девочек обижать нельзя. Даже самых вредных и противных. А во-вторых, глупо пытаться сбить с ног человека, который на ногах не стоит, а, извините, висит в воздухе.
        Петька растерялся, не зная, как повести себя в такой глупейшей и довольно опасной ситуации. И вдруг крикнул самое бессмысленное, что можно было придумать.
        - Отстань от меня!
        И шагнул в темноту за свечки.
        Темнота качнулась. Девчонку сразу унесло куда-то в сторону. Раздался грохот. И Петька открыл глаза.
        Трезвонил телефон. Он лежал где-то в глубине шкафа и требовал, чтобы к нему подошли.
        Петька ногой отодвинул выпавшие лыжи. Задняя стенка шкафа от падения треснула. Петька запустил в трещину руку, выудил неумолкающую телефонную трубку и нажал на кнопку приема.
        - Петька, ты чего молчишь? - хрипел голос Гришки Полухина. - Позвонил, сказал «Але» и давай орать, чтобы я не подходил. Чего случилось-то?
        - Гришка, - голос у Петьки сейчас был такой же хриплый, как и у больного Полухина. - Ты дома побудь. Я к тебе сейчас приду.
        - А куда я денусь? - Для подтверждения своих слов Гришка закашлял. - Я больной. А чего у тебя там? Что-то срочное? От меня ведь и заразиться можно.
        - Мне уже ничего не страшно, - прошептал Петька.
        Он развернулся и пошел вон из комнаты, в которой оставил невероятный разгром и разрушения. Упавший шкаф придавил кровать, одна ножка которой подломилась. Стол исчез под завалом выпавшей из шкафа одежды. И по середине всего этого безобразия лежала телефонная трубка, как позывные, дающая сигнал отбоя.
        Ночь длинных ножей
        Спать Петьку положили в комнату брата, так что телевизором он мог наслаждаться, как равный. Под вопли и крики ужастика Петька вспоминал события прошедшего вечера.
        Гришкина мама впустила Петьку к больному Полухину без вопросов. Видимо, лицо у Петьки было такое, что расспрашивать не следовало. И так ясно - у человека случилась беда.
        - Чего у тебя за грохот стоял? - тут же перешел к делу Гришка.
        - Шкаф упал, - коротко бросил Петька, устраиваясь в ногах Гришкиной кровати.
        - Весело у тебя, - с завистью произнес Полухин. - А я все дома и дома.
        Петька посопел, повздыхал и все рассказал. Правда, начал он с конца, с падения шкафа, потом вспомнил про аквариум, странную записку в раздевалке, про яму, обещание долгой памяти в первом письме и только под конец - о рыжей девчонке то ли в гробу, то ли на кровати.
        - Главное, как она в мой шкаф забралась? - храбрился Петька. - Я ведь и стулом дверцы припер, и забит он был вещами до отказа. А она туда свой гроб ухитрилась втащить и свечки зажгла. Могла, между прочим, все и подпалить. Опасная девица.
        Гришка с видом знатока повертел записки в руках, подцепил ногтем картинку с котенком, понюхал завядший нарисованный букет, надкусил бумажный краешек и немигающим взглядом уставился на Петьку.
        - Эй, ты чего? - забеспокоился Петька, решив, что сегодня вокруг него ходят люди исключительно с приветом.
        Гришка откашлялся, утопил нос в большом клетчатом платке и вдруг расхохотался.
        - Ну и дурак ты, Ткаченко! - Полухин радостно брыкнул ногой, так что Петька свалился на пол. - Это же розыгрыш. Наверняка девчонки развлекаются. Голованова или Сидорова.
        - Ничего себе розыгрыш, - решив, что с пола он уже точно не упадет, Петька остался сидеть на ковре, - аквариум уронить.
        - Аквариум мог и сам свалиться. - Чтобы видеть друга, Гришка перегнулся через спинку кровати. - В кабинете истории тумбочка давно упасть хотела.
        - А яма?
        - Сам же сказал, что под ноги не смотрел.
        - А шкаф? - не сдавался Петька.
        - Если бы я сидел внутри шкафа и решил проломить стенку лбом, мой шкаф тоже свалился бы.
        - Но она там была! - Петьке показалось, что слова с пола звучат не так убедительно, поэтому он встал и для солидности сложил руки на груди. - Туда бы я один не влез - столько в этот шкаф понапихано вещей. А там не только я поместился, но еще и девчонка со свечками.
        - Упал, ушибся, - тоном судьи, читающего приговор, произнес Полухин, - в голове получилось сотрясение, вот и начали всякие глюки видеться. А свечки, знаешь ли, не так и много места занимают.
        - А как же голос из шкафа? - В волнении Петька забегал по комнате. Вот ведь беда - он все видел, а доказать ничего не может. Друг - и тот его слова за бред принимает. - И по телефону кто-то говорил!
        - А это уже девчонки! - Гришка радостно подпрыгнул на кровати от осознания собственной сообразительности. - Подговорили кого-нибудь, вот он тебе и читает страшилки. Ты же сам говорил, что слышал, как кто-то книжку листает.
        - Из шкафа? - Петька с сомнением посмотрел на друга. Древние считали, что с насморком из головы человека вытекают мозги. Кажется, с Гришкой именно это и случилось.
        - Магнитофон, - Полухин упорно не сдавал своих позиций. - Спроси у родичей, никто к тебе не приходил якобы за учебником?
        - А как же быть с телефоном? - Петьке очень хотелось верить приятелю. Очень-очень. Но что-то все же этому мешало. - Я тебе звонил, а попал на того мужика?
        - Они подключились к твоей линии. Когда шел домой, не заметил, никто не колдует над проводами в подъезде?
        Ничего Петька не заметил. Даже если кто-то и висел над его дверью с телефоном в одной руке и пыльным талмудом страшилок в другой, он бы его не увидел - до того был занят своими мыслями.
        - Ты проверь содержимое шкафа, наверняка найдешь там что-нибудь, - увещевал Гришка. - Сам по телефону не звони, жди, пока они позвонят. У тебя же есть определитель номера? Они позвонят, номер определится, ты его запиши, а потом возьми классный журнал, и узнаешь, кто тебе звонил. А записки не выбрасывай. Попробуй сверить почерк. Я думаю, что это Голованова. Она любит такие шуточки. Ты дождись меня, вместе разберемся. У меня с ней свои счеты.
        И Петька поверил. Действительно, во всей этой истории было много несуразностей и нагромождений. Какие мертвые девочки в наше время? Конечно, это все был розыгрыш. И когда Петька найдет того, кто все это устроил, ему не поздоровится!
        По темным улицам Петька решительно дошел до своего дома. Даже если на него вдруг поедет взбесившийся троллейбус, он не испугается. Его теперь вообще ничем нельзя будет напугать. Ишь, чего выдумали! Страшилки читать, в яму его сталкивать. Этот номер не пройдет! Пускай ищут какого-нибудь слабонервного. А будут сильно донимать, он Димку позовет. У брата с такими хулиганами разговор короткий.
        Около дома Петькин боевой задор испарился. Конечно, никакой кирпич ему на голову не свалится. Все будет гораздо хуже! Это он мог предсказать и без гадалки. Его просто прибьют родители за весь тот бардак, что он оставил в комнате.
        Но убивать Петьку никто не стал. Наоборот. Мама так обрадовалась вернувшемуся живому и здоровому сыну, что забыла его сразу отругать, а кинулась обнимать и целовать. А потом уже и поздно было ругаться. Все слезы были вытерты, носы высморканы, и буря прошла стороной.
        - Да, сын, наделал ты шуму, - покачал головой папа. На этом все и закончилось.
        Петьку устроили в комнате старшего брата, так как в комнате самого Петьки спать было нельзя - кровать сломана, по полу валяются вещи. Одна была отрада - под шкафом оказались погребены все учебники, так что уроки на сегодня можно было тоже не делать.
        По вредности душевной Димка включил самый забойный ужастик.
        - Клин клином вышибают, - многозначительно пробормотал он, усаживаясь в кресло.
        Петька забрался на широкий диван, закопался в подушках и одеялах и под вопли и крики монстров из телевизора незаметно заснул.
        Проснулся он среди ночи от тихого писка и щелчков.
        В коридоре включался и выключался автоответчик на телефоне. Кто-то оставлял короткое сообщение и давал отбой. Телефон отсчитывал несколько гудков и щелкал, завершая запись.
        Петька подтянул трусы и ступил на холодный линолеум коридора.
        Телефон еле слышно тренькнул. Раз, другой. Не дождавшись ответа, переключился на автоответчик. По громкой связи что-то пробормотали. Загудел отбой.
        В мерцающем окошке виднелось «33».
        «Тридцать три сообщения!» - ахнул Петька и посмотрел на часы, висевшие на стене. Было два часа ночи.
        «Это они всего за пару часов успели столько наговорить, - мысленно присвистнул он. - Вот это трудоспособность».
        Петька нажал на мигающую кнопку. Автоответчик ожил, зажужжал, перематывая пленку. На экране высветился номер. Негромкий хриплый голос произнес:
        - Мальчик, закрой все окна и двери! Гроб на колесиках въехал в твой город.
        После услужливых гудков отбоя тот же голос продолжил:
        - Мальчик, закрой все окна и двери! Гроб на колесиках въехал в твой район.
        Прошелестела пленка.
        - Мальчик, закрой все окна и двери! Гроб на колесиках подъезжает к твоему дому.
        Холод от пяток поднялся к копчику, стрельнул по позвоночнику. Петька поджал пальцы на ногах. Тело его словно окаменело. Он не в силах был даже пошевельнуться.
        - Мальчик, закрой все окна и двери! Гроб на колесиках подъезжает к твоей квартире.
        Петька покосился на входную дверь. Она у них была прочная, железная. Рабочие, ставившие дверь, уверяли, что ее только танком можно снести.
        Пшик. Новая запись. Пятая.
        - Мальчик, закрой окна и двери! Гроб на колесиках уже рядом с тобой.
        Петька почему-то посмотрел себе под ноги, словно обещаемый гроб на колесиках должен был быть как минимум со спичечный коробок. Там никого не было. Рядом тоже. Только сквозняк гнал по полу подвернувшуюся пылинку.
        В полной тишине раздался скрип. Темнота справа от Петьки надвинулась на него. Было очень похоже на открытую входную дверь.
        Перед перепуганными Петькиными глазами замелькали цифры. Вкрадчивый голос обещал всякие ужасы. Гроб на колесиках громыхал по ступенькам.
        Щелкнуло тридцать третье сообщение. Голос откашлялся, хмыкнул и быстро произнес:
        - Ну вот! Вы слушали русскую народную сказку. Кто от страха помер, я не виноват.
        Раздались гудки, в тишине квартиры показавшиеся оглушительными.
        Запись кончилась, но на экране какое-то время еще мигал определившийся номер звонившего.
        Петька поискал карандаш и прямо на обоях записал заветные семь цифр.
        - Ну, брат, ты даешь! - в коридор вышел заспанный папа. - Кому это ты названиваешь в такую рань?
        - Это не я, - Петька стал отступать обратно в комнату, стараясь ничем не выдать записанного на обоях номера. - Это тут позвонили, я подошел.
        - Чего хотят? - папа уставился на мигающий экранчик.
        - Время спросили, - ляпнул первое, пришедшее в голову, Петька.
        - Ну, ну, - хмыкнул папа и ушел на кухню.
        От волнения Петьку трясло. Завтра наступит час расплаты. Завтра он все узнает. И шутнику не поздоровится!
        Сон ушел вслед за телефонными звонками и больше не возвращался. Петька промучился до рассвета, и как только прозвонил будильник в комнате родителей, выбежал в коридор. Слишком много событий произошло за ночь, об этом нужно было срочно рассказать Гришке.
        Голос Полухина в телефонной трубке был еще глуше, чем вчера.
        - Ты там жив? - радостно спросил Петька.
        - Ну тебя с твоим шуточками, - огрызнулся Гришка, которому сейчас было не до смеха. - Что нового?
        - У меня есть номер телефона! - И Петька радостно прочитал цепочку цифр, записанных на обоях.
        В ответ Полухин разразился длинным надрывным кашлем, потом наступила тишина, и совершенно ясным голосом Гришка произнес:
        - Поздравляю, Ткаченко. Это номер нашей поликлиники. Я его наизусть выучил. Уже два раза оттуда врача вызывал. Маме было некогда, она просила меня номер набирать, а то там все время занято было. Теперь я его знаю лучше таблицы умножения.
        - Да ты что! - отмахнулся от него трубкой Петька. - Какая поликлиника? Я голос узнал - тот же противный дед. И звонили ночью. По ночам в поликлинике никого не бывает.
        - Ага, - мрачно хмыкнул Гришка, - кроме покойников.
        Петька дал отбой. Шутки шутками, но ему все это очень не нравилось. Он порылся в маминых записных книжках.
        Действительно! Записанный на обоях номер принадлежал поликлинике. И что самое обидное - точно такой же номер был записан тут же, на обоях, и снизу приписано «поликлиника». Маминым почерком.
        - Куда так рано? - выглянул из ванной папа. Половина щеки у него была чистая, на второй висела пена. - Даже я еще не ушел.
        - А у нас нулевой урок, - крикнул Петька, хлопая дверью.
        Он не знал, что можно найти в поликлинике в такую рань. Ступеньки, обшарпанная дверь, зеленые стены с полинявшими зайчиками и мишками, вечно куда-то спешащие взрослые, испуганные дети.
        Попасть внутрь Петька не смог. Все-таки было не восемь, а семь, и поликлиника оказалась закрыта.
        У входа стояла сонная бабушка, которая недобрым глазом покосилась на Петьку и буркнула:
        - К окулисту я первая на запись.
        К окулисту Петьке не надо было, так же как и ко всем другим врачам. Или стоит сходить, голову проверить? Может, заглянуть к окулисту? Пускай скажет, видел Петька девчонку или это был обман зрения.
        Петька поднялся по ступенькам, подергал дверь.
        - Заперто, заперто, - не отставала от него бабка. - В восемь откроют.
        Петька вздохнул, потоптался на верхней ступеньке и забыл, как дышать.
        На уровне его ботинок в нижний уголок двери был вставлен зеленый листок бумаги. Тетрадная обложка, сложенная вдвое.
        Заранее предчувствуя что-то нехорошее, Петька наклонился. В листок была вложена какая-то картонка. Он цепко ухватился за находку, но картонка все равно выпала.
        Это была фотография. Старая, затертая, кажется, даже покрытая пылью. На ней была запечатлена вчерашняя гостья из шкафа. Рыжие волосы, падающие на плечи, вздернутый нос, конопушки, разбежавшиеся по щекам, маленький подбородок, круглое лицо. Девчонка улыбалась, показывая миру все тридцать два зуба, или сколько у нее их там было.
        На обороте уже знакомым почерком, корявым, с наклоном влево, было выведено:
        «Среди заброшенных бумаг,
        Покрытых тонким слоем пыли,
        Отыщешь карточку мою
        И вспомнишь, как дружили».
        И в нижнем правом углу, на месте, где обычно ставят роспись, снова был нарисован крест на холмике.
        Тетрадка с зеленой обложкой
        Следующий час выпал из Петькиной памяти. Может, он где-то ходил. Или так и простоял рядом с недоверчивой бабкой близ поликлиники.
        Очнулся он около своей школы. Дверь только-только открыли. Петька добрел до нужного класса, сел за свою парту и вновь достал записку. Неведомая Вера смеялась, щуря на Петьку глаза. Этот взгляд гипнотизировал. Петька с трудом оторвался от фотографии и полез в портфель за учебниками.
        Со всем этим нужно было что-то делать. Не сегодня так завтра эта рыжая ведьма угробит его. Знать бы за что! Он же эту девчонку не то что не обижал. В жизни не видел! Что она к нему привязалась?
        По счастью в портфеле нашелся учебник по математике и тетрадка… Только тетрадка была не целой. От зеленой обложки осталась половинка, та, где была таблица умножения.
        - Ничего себе шкафчик! - присвистнул Петька. - Как ровно обложки рвет.
        Он уже положил тетрадку на стол, когда заметил еще одну странность. В ней не было не только обложки, но и последней страницы. И не просто последней, а единственной чистой. Он ее запомнил еще вчера, когда сидел над несчастными землекопами и их работой. Он успел записать то, что дано, и что надо найти. А потом его вызвали к доске.
        Дано и решить…
        Петька полез в карман. Там в целости и сохранности лежали две вчерашние записки. Одна из них на листочке в клеточку, и на обороте там было зачеркнуто начало задачи.
        Петька приложил лист к линии разрыва. Все неровности совпали. Он взял зеленый листок, добытый сегодня утром, и перевернул его.
        «Тетрадь по математике Петра Ткаченко, учебника 6 „Б“ класса школы № 344». Написано аккуратными круглыми буквами. Мама старалась.
        Вот так.
        Дверь класса хлопнула, и на пороге возникла фигура, по уши закутанная в шарф. Шапка прикрывала глаза, теплая меховая куртка топорщилась во все стороны.
        Фигура уверенно пошла в сторону Петьки.
        - А тебе-то что нужно? - завопил Петька, готовый забраться в злополучный шкаф с наглядными пособиями от испуга.
        - Спокойно, - подняла руку фигура. - Свои.
        С этими словами фигура стала разматывать шарф. Под шарфом была шапка, надвинутая чуть ли не на нос, и когда она была снята, перед растерянным Петькой оказался Гришка Полухин, красный как рак, но невероятно довольный собой.
        - Ты откуда тут? - прошептал Петька, падая обратно на стул.
        - А ты думал, я дома сидеть буду? - По Гришкиному лбу катился пот. Он утирал его ладонью и тяжело отдувался. - У него тут такие события происходят, а мне в постели лежать! Фигушки! Мама на полдня на работу убежала, - стал объяснять он. - А я сразу к тебе. Рассказывай, что нашел.
        Петька молча придвинул другу фотографию и две страницы, вырванные из его тетрадки.
        - Мистифицируют, - выдал после короткого изучения представленных документов Гришка.
        - Чего? - От умного слова в голове у Петьки что-то замкнуло.
        - Вводят в заблуждение, - многозначительно поднял вверх палец в перчатке Полухин. - Хотят, чтобы мы на другого подумали. Почерк сличал?
        - Зачем? - в отчаянии произнес Петька, хватаясь за голову. - Видел я эту девчонку, она совсем не из нашего класса.
        - Может, родственница? Младшая сестра Головановой, - резко повернулся он к приятелю. - Сестра пишет, а Ленка подбрасывает.
        - Точно! - Петька радостно сжал кулаки, словно перед ним уже стояла Голованова во всей своей красе и с раскаянием в глазах. - Нет, - тут же остыл Петька. - Нет у нее родственников. Вернее есть, но не сестра, а брат. Помнишь, у нас в прошлом году был вечер, на который с братьями и сестрами приходили? Не было среди них этой Веры.
        - Не было, появилась, - уперся Гришка. - Приехала какая-нибудь родственница из Тулы или Калуги.
        - Что ты выдумываешь! - Петька стал подозревать, что умственные способности друга после болезни еще не совсем восстановились. - Чтобы влюбиться, меня увидеть где-нибудь надо. А где эта родственница меня увидит? Тут надо от поликлиники копать. Звонили оттуда, значит, это дочка сторожа или еще кого. В поликлинике меня кто угодно мог увидеть.
        - Есть идея! - Гришка стал натягивать кофту, дальше пошла душегрейка, потом куртка, шапка. Шарф довязывал Полухину Петька, потому что Гришка уже с трудом ворочал руками. - Ее надо проверить. Иди за мной и не отставай!
        Больше не говоря ни слова, он пошел к выходу, скатился по ступенькам на первый этаж, переваливаясь с ноги на ногу, пересек школьный двор и уверенно направился куда-то во дворы.
        Несмотря на большое количество одежек, Гришка развил неплохую скорость. Петька от него даже немного отстал. А потом и вовсе остановился, потому что понял, куда бежал приятель.
        Войдя в поликлинику Гришка уверенно протопал к регистратуре и, привстав на мысочки, прокричал медсестре, удивленно опустившей на него глаза;
        - У меня сестра пропала. Вы ее не видели?
        И сунул в окошко фотографию таинственной Веры.
        - А с чего ты взял, что она у нас была? - спросила медсестра, недоверчиво рассматривая фотографию, а потом читая подпись на обороте.
        Петька закатил глаза. Нечего сказать, хорошая идея родилась в голове его друга. Сейчас их засыплют вопросами, а потом еще и фотографию отберут.
        - Не видели, так и скажите! - Гришка тоже почуял неладное и протянул руку за фотографией.
        - Что за шум?
        Полухин мгновенно убрал руку и спрятался за тощего Петьку.
        - А ты что здесь делаешь?
        Высокая врач в белом халате с удивлением смотрела на Петьку. Петька испуганно приложил ладошку к груди, словно говоря: «Это вы мне?»
        - Да, да, - кивнула врач, отчего у Петьки сердце успело совершить путешествие в пятки и обратно. - Я тебе говорю. Григорий! У тебя бронхит, температура! Хочешь воспаление легких получить?
        - Ну, я пошел, - еле слышно пробормотал Полухин, и Петька почувствовал, как его спине мгновенно стало холодно - только что Гришка со всеми своими теплыми одежками прижимался к нему, а теперь его там не было.
        Врач строго проводила взглядом Гришку до двери и снова посмотрела на Петьку.
        - Что они там искали? - спросила она, все еще изучая склоненную Петькину макушку.
        От старания медсестра чуть ли не целиком высунулась в окошко регистратуры.
        - Тот, что ушел, сестру искал, - доложила она. - Говорил, потерялась.
        - Какую сестру? - только сейчас врач перевела взгляд с Петьки на медсестру. - Нет у этого обормота сестры.
        Она взяла фотографию, и брови у нее встали дугой.
        - Откуда у тебя это?
        Петька уже устал чертыхаться в адрес своего друга и тяжело вздохнул. Потом вздохнул еще раз и развел руками.
        - Где ты взял эту фотографию?
        От испуга в Петькина мог только вздыхать.
        - Ничего не понимаю, - пробормотала врач. - Я ее помню. Это Вера… Вера… - Она потерла длинными тонкими пальцами свой белый лоб. - Фамилию не вспомню. Но она умерла. Ну да, лет пять назад…
        И тут Петька все понял. Не было никаких случайностей и совпадений. Все было правильно - его хотела угробить эта загадочная Вера. Вот откуда такая странная роспись - крест на холме. Она, мертвая, звала его к себе. И не просто звала, а делала все, чтобы он там оказался. С аквариумом не получилось. Действительно, что ему могут сделать рыбки и пара осколков? В яме он шею не сломал. Шкаф упал, но не на него, а на кровать. А все эти бормоталки? Это же все специально сделано, чтобы он свихнулся и от страха сам что-нибудь натворил.
        «Всегда твоя, до гробовой доски. И после».
        Нет! Никогда!
        «Мама!» - мысленно заорал Петька, поворачиваясь к выходу.
        - Димка! - крикнул он вслух, уже вылетая на крыльцо. - Димка!
        Адресат выбыл
        Петька пулей промчался по дворам. От его топота во все стороны летели голуби и сбегались собаки. Он ворвался в школу, даже не заметив, что здание замерло в ожидании звонка с урока.
        Спотыкаясь, Петька взобрался на четвертый этаж и заметался по коридору. Он не представлял, сколько сейчас времени, какой день недели и какой вообще урок может быть. Он сунулся в одну дверь, в другую. В классах сидели незнакомые люди и с удивлением смотрели на перекошенное Петькино лицо.
        Он добежал до конца коридора и остановился. Только сейчас в голове у него стало что-то проясняться. Первым делом он глянул на часы. До перемены еще десять минут. Шел первый урок. Сегодня была среда, а значит у Димки физика, и проходит она на пятом этаже.
        Петька глубоко вдохнул, успокаивая выпрыгивающее из горла сердце, и пошел к лестнице.
        Он успел ступить на первую ступеньку, как снизу послышались неспешные шаги. Петька перегнулся через перила. В лестничном пролете мелькала монументальная прическа, невероятный трехэтажный наворот, над которым ломало головы не одно поколение девчонок.
        Это шла Людмила Алексеевна, грозная и неумолимая завуч.
        Петька отпрянул назад.
        Куда она идет? Если на четвертый, то пятый этаж его спасет. А если на пятый? А если к старшеклассникам или в актовый зал? Или еще черт знает куда? Тогда Петька пропал, и даже Димка его не спасет. Встреча с завучем в неурочный час была хуже, чем столкновение «Титаника» с айсбергом. Там корабль затонул - и все. А тут тебя сначала будут пытать, потом пилить, потом расстреливать, потом четвертовать и уже совершенно убитого выставят за дверь.
        Петька снова пробежал по коридору, и перед ним забрезжила искорка спасения - закуток уборщицы. Он с такой силой рванул дверь, что хлипкий запор поддался, не скрипнув. Шагнул внутрь. Дверь закрылась. И Петька погрузился в пыльную темноту.
        Сердце от волнения стучало уже где-то над головой. От этого Петьке мерещилось, что шаги приближаются. Что вот-вот произойдет неминуемое - его обнаружат.
        Но Петька боялся зря. Людмила Алексеевна дошла всего лишь до третьего этажа и скрылась в учительской. Петька так старался предугадать шаги завуча около двери, что не сразу обратил внимание на подозрительное шебуршание на уровне своего правого уха.
        Сначала там шуршали страницами, потом булькнула вода в стакане, и только когда старческий голос стал бормотать очередную страшилку, Петька перестал прислушиваться к тому, что происходит в коридоре, а повернул голову направо.
        - Одна бабуся, - сладким голосом, словно сказку на ночь, заговорил неизвестный, - остановила машину и попросила довезти ее до кладбища. Водитель согласился, и вскоре они были на месте.
        Петька уже всем корпусом развернулся в сторону говорившего, но все равно ничего не видел. В каморке была непроглядная тьма.
        - Бабуся вышла и попросила: «Подожди меня минуточку». Не хотелось водителю стоять у такого неприятного места, но бабуся хорошо ему заплатила, и он остался. Ждать пришлось недолго. Вот бабуся вернулась, села в машину, и вдруг водитель видит, что у нее все платье спереди в крови.
        Петька еле заметно, чтобы не спугнуть говорившего, сделал шажок в сторону. Что произойдет дальше с бабусей, его не волновало. Он уже вышел из того возраста, когда пугаешься этих глупых историй с руками, простынями и пианино.
        - Но водитель не стал задавать лишних вопросов и поехал обратно, - продолжал стараться неизвестный и пока невидимый чтец. - Бабуся снова ему хорошо заплатила и попросила свозить на кладбище на следующий день. А потом и на третий.
        Последний шажок, и рука коснулась холодного дерева двери.
        - Водитель, наконец, не выдержал и спросил: «Почему ты всегда в крови приходишь? Ты что, ешь мертвецов?» - «Да-а-а-а!»
        Петька толкнул дверь. В каморку ворвался дневной свет. Стала видна взбаламученная пыль. И сквозь эту завесу Петька увидел крошечного сухонького старичка, устроившегося на кончике палки от швабры. На коленях у него лежала книжка. Когда в каморке стало светло, старичок захлопнул книжку (обложка оказалась красной), его глаза недовольно сверлили Петьку.
        - Чего уставился? - спросил хорошо знакомый хриплый голос. - Беса давно не видел? На, распишись!
        Под Петькиным носом появилась желтоватая бумага. Буквы заскакали перед его глазами.
        «Наряд на исполнение любовных песен в количестве шести штук».
        - Это что за бред? - только и смог произнести он.
        - Не тяни! У меня времени мало! - старичок явно нервничал, дневной свет его раздражал. - Возись тут с вами!
        Пока Петька соображал, что к чему, старичок бойко перегнулся со своего насеста, схватил Петьку за руку и приложил его палец в нижнем правом углу. От бумаги поднялся вверх дымок. На месте прикосновения появился жизнерадостный крестик, только без холмика.
        - И вот здесь.
        Перед Петькой появился еще один листок.
        «Наряд на доставку…»
        Прочитал он, а его палец был уже приложен еще в одном месте.
        - Ну все, понеслись, - старичок по-деловому скатал обе бумаги.
        - Куда?
        - Читать надо внимательней, под чем расписываешься! - старичок хлопнул Петьку свернутыми бумагами по лбу. - На свидание. Заказан ты!
        Сухонькая лапка снова цапнула Петьку за руку, и мир вокруг перевернулся.
        - Надолго не рассчитывайте, - зудел противный голос из ватной пустоты. - Пятнадцать минут у вас, и мне дальше надо бежать.
        Петька ущипнул себя за руку. Было больно, но темнота вокруг не исчезала.
        «Наверное, на меня ведро с половой тряпкой уронили», - вяло думал он, озираясь.
        - Здравствуй, милый, - пропел нежный голосок, и перед Петькой появилась ожившая фотография.
        Вроде бы вокруг все еще было темно, однако не настолько, чтобы совсем ничего не видеть. Но лучше бы темнота, чем то, что предстало перед Петькой. Холмики, кресты, оградки, осуждающие взгляды с фотографий.
        Кладбище.
        Только очень странное. По ногам стелился туман. Окружающее подернуто легкой дымкой, каждую травинку словно иней облепил. Тишина просто звенящая. Такая, что, кажется, чихни, и мир расколется на мелкие кусочки.
        Девочка привстала на мысочки, развела руки и замерла.
        - Вот мы и встретились, - снова заговорила она. - Я так рада.
        Петька не разделял эмоций таинственной собеседницы. Он только бестолково топтался на месте, шмыгал носом и озирался по сторонам.
        - Ну, что ты стоишь, как не живой! - сорвалась с места девочка и схватила Петьку за локоть. Рука у нее почему-то была теплая. - Отомри! Будь как всегда!
        - А я живой! - вдруг выкрикнул Петька, вырываясь из рук собеседницы. - И не надо меня трогать. А то тут тронул один, я теперь не пойму, где нахожусь.
        Девочка удивленно захлопала ресницами, а потом захохотала, тряся рыжими кудрями.
        - А-а-а, это дядюшка. Он добрый. А ворчит он так, для порядка. Не бойся.
        И Вера махнула маленькой ладошкой.
        - Я и не боюсь! - Петька продолжал держаться на расстоянии от рыжей бестии, а для того, чтобы почувствовать себя независимым, даже руки в карманы засунул. - И страшилки твои на меня не подействовали. Не боюсь я их. Зря старались.
        Улыбка застыла на конопатом лице. Девочка почесала нос, а потом звонко хлопнула себя по лбу!
        - Да нет! Все не так, - и она снова захохотала, да так заразительно, что Петька не мог не улыбнуться. - Это у нас так принято. Как бы тебе это объяснить? - Она щелкнула пальцами, подбирая слова. - У вас, когда в девушку влюбляются, серенады под окнами поют, цветы дарят. А у нас смешные истории заказывают читать. Дядюшка их большой знаток. Ну да ты потом разберешься!
        - В чем я должен разобраться? - напрягся Петька.
        - В наших делах, - Вера приблизилась к Петьке и заискивающе улыбнулась. Перед Петькиными глазами запрыгали конопушки. - У нас не совсем все так, как у вас. К этому надо просто привыкнуть.
        - К чему это я должен привыкать? - Давно Петька не чувствовал себя таким бестолковым.
        - Как же! - Вера осторожно взяла его за руку. - Мы теперь будем вместе. - Ее пальчики щекотно провели по Петькиной ладошке. - Я уже все подготовила. Тебя собьет грузовик. А если у него это не получится, то кирпич свалится на голову - я к вам на крышу как раз рабочих послала. А если они не попадут, то я специально лифт испортила - довезет тебя до твоего этажа и рухнет вниз. А если и с этим не получится, то на лестничной клетке тебя уже шкурки от бананов ждут. Мимо не пройдешь, обязательно поскользнешься. Ну, как, классно я придумала?
        Петька стоял, открыв рот, и совершенно ничего не понимал.
        - Я почему решила с тобой встретиться до того, как ты умрешь, - девочка продолжала мило улыбаться. - Чтобы ты не очень сопротивлялся, когда тебя убивать будут. А то ты вон какой везучий. Целый день продержался!
        Петька захлопнул рот и зло посмотрел на собеседницу.
        - Целый день продержался, говоришь? - спросил он, отталкивая Веру от себя. - Да я не знаю, как прожил этот день! Думал, у меня совсем голова расстроилась.
        - Ты сам виноват, - тоже перешла на крик Вера. - Не надо было так себя вести. Умер бы - и никаких проблем!
        - Щаз! - процедил сквозь зубы Петька. - Шнурки только поглажу и помру. Разбежалась! Это с какого перепугу я помирать должен? Мне моя жизнь нравится!
        - Ты же сам говорил, - Петька впервые увидел свою собеседницу растерянной. - Что на кладбище хорошо, что я тебе нравлюсь, и что тебе вообще хотелось бы умереть!
        - Я говорил? - Петька захлебнулся от возмущения. - Что ты несешь? Когда это я хотел умереть…
        Он еще договаривал фразу, но в голове уже всплыла картинка.
        Кладбище. Он стоит за спинами брата и мамы. Димка что-то говорит о красоте смерти и другую подобную чушь. А Петька топчется около могилы, смотрит на чью-то фотографию и с умным видом поддакивает.
        Это было месяца два назад. Они ездили в гости к маминому брату. Прямо около его дома было кладбище, и они решили прогуляться после плотного обеда. Петька еще все шутил, что жить рядом с кладбищем, это как каждый день ужастики по телевизору смотреть. И добавлял, дурак, что хотел бы он умереть, чтобы приходить к дяде и пугать его. А вот то, что ему Вера понравилась, такого он не помнил.
        - Ну, хорошо, не понравилась, - мрачно согласилась Вера. - Ты просто обратил на меня внимание. А знаешь, до чего человеческое внимание ценно нам, покойникам! Я же как тебя увидела, сразу подумала: «Вот - он! Мы обязательно будем вместе!»
        В зеленых Вериных глазах блеснули слезы. Она еще несла всякий бред на тему любви и верности, и о том, как тяжело ей было найти возлюбленного, но Петька ее уже не слушал. Он смотрел на рыдающую покойницу и понимал, что все это не шутки, а самая настоящая правда. И что его хотят убить всерьез.
        Он замотал головой и попятился.
        - Не уходи! - Вера кинулась ему на грудь, а потом вдруг резко оттолкнула. - Не так! Уходи и скорее возвращайся. Вдвоем нам будет хорошо!
        Она снова попыталась его обнять, но Петька увернулся.
        - Вот счастье-то, - пробормотал он, соображая, куда отсюда бежать. - Всю жизнь об этом мечтал!
        - Петенька, звезда моя! - протягивала к нему руки Вера. - Не могу я без тебя!
        Петька зайцем скакал через низкие ограды, топтал серые цветы, но конца у этого кладбища не было. Он уже отбежал на приличное расстояние, как Вера снова появилась перед ним. Теперь на ней была длинная белая рубаха до пят, а на лбу веночек. Руки она сложила на груди.
        - Мы всегда будем вместе! Нас уже ничто не разлучит!
        - Ага! Как же! - Петька запрыгал в обратную сторону. - Эй, дед, где ты? - закричал он в темноту. - Пятнадцать минут истекло!
        - Петенька, солнышко мое! - Вера возникла, как из-под земли, и Петька чуть не свалился на оградку. - Только о тебе думаю. Жду тебя с нетерпением!
        - Да отстань ты! - замахал руками Петька, а в голове у него сидела одна мысль: «Димка! Спаси меня!»
        Петька запутался в кустах, в панике решив, что его уже хватают за ноги покойники и тащат к себе под землю. Он завопил, лягаясь не хуже резвого жеребца, заколотил руками по воздуху.
        - Вышло время, - буркнули ему в ухо. В лоб чем-то больно ударили. Он попытался убежать от этого, шагнул вперед, и снова получил сильнейший удар в лоб. Шаг - удар, шаг - удар.
        Петька заорал, решив, что теперь-то его точно убивают. Его вопль перекрыл всегда радостный и звонкий звонок с урока. Стало светло. И Петька рассмотрел, что с завидным упорством наступает на швабру. Она-то и бьет его в лоб. Удар отталкивает его назад. Он снова делает шаг, и снова налетает на швабру.
        - Ткаченко!
        Петька обернулся. В дверном проеме стояла математичка Инесса Петровна и с удивлением смотрела на своего ученика.
        - Эх, Ткаченко, Ткаченко… - повторила учительница, потому что слов от возмущения у нее просто не было.
        Казнить нельзя помиловать
        Петька выпал из каморки и на негнущихся ногах пошел к лестнице. Его кто-то толкал, кто-то говорил грубости, кто-то показывал вслед пальцем. Петьке все это уже было без-раз-лич-но.
        В голове звучал знакомый старческий голос: «Жила-была семья. И было в ней два брата. Младший неожиданно умер, а старший стал жить припеваючи. И вот однажды ночью…»
        - Эй, это кто тебе такой шишак набил?
        Петька не сразу понял, что перед ним стоит Димка. Он собирался его обойти стороной, но брат крепко встряхнул его, вернув к действительности.
        - Петро, что случилось?
        - Меня хотят убить, - прошептал Петька, и на глаза набежали предательские слезы.
        - Это мы уже слышали, - Димка снова встряхнул брата, отчего слезы из глаз у того течь перестали, зато он начал глупо улыбаться. - Что там у вас происходит?
        - Солнце светит, - вдруг произнес Петька, разглядывая окно поверх проносящихся мимо голов и плеч. - Представляешь, солнышко на небо выйдет, а меня уже не будет!
        Димка проследил за взглядом брата и помрачнел. Серый день если что и обещал, то совсем не солнце.
        - Иди за мной и не вздумай теряться.
        И вдруг Петьку осенило.
        - Надо просто потеряться - и никаких проблем! - завопил он и с разворота перешел в резвый галоп.
        Димка, успевший сделать несколько шагов к лестнице, не сразу заметил такого резкого маневра брата. Петька удалился на приличное расстояние, когда Димка бросился за ним следом.
        - Разойдись! - орал он, боясь посшибать малышей.
        Услышав его богатырский крик, оживились десятиклассники. Кто успел заметить беготню братьев, устремились следом. Кто не успел, тот пытался догнать убежавших и выяснить, что происходит. Четвертый этаж взорвался криками - бежавшие следом за Димкой с младшими классами не церемонились, разбитых носов и шишек после них было достаточно.
        Петька лихо перепрыгнул два пролета лестницы и зачем-то решил пробежаться по третьему этажу.
        - Стой, ненормальный!
        Голос брата подтолкнул его в спину, и Петька прибавил ходу. Ему даже стало весело - давно Димка не уделял ему столько времени.
        В азарте беготни он не заметил остановившуюся на подходе к третьему этажу Людмилу Алексеевну. Завуч внимательным взглядом проводила топающего, как стадо слонов, Петьку и пошла вниз. Димка пронесся как раз вовремя, чтобы не попасться под строгий взгляд завуча.
        Лестница дрогнула от бегущих ног. Людмила Алексеевна подняла голову. Мальчишки десятого класса, гикая и азартно подгоняя друг друга, мчались к третьему этажу, оставляя после себя разрушения, равные одному небольшому Мамаеву побоищу.
        Завуч кивнула каким-то своим мыслям и чуть ускорила шаг.
        Петька и сам не ожидал, что можно так быстро бегать по родной школе. Вперед его гнала счастливая мысль.
        Рыжая Вера все просчитала. Не учла она только одного. Петька мог изменить маршрут, а заодно и свою жизнь. Не пойдет он домой после уроков. Пускай грузовик, ожидающий его около дороги, проржавеет, пускай кожура от банана сгниет, а лифт еще сто лет возит мирных жильцов его дома. Он и на уроки не пойдет. И вообще сейчас отправится, куда глаза глядят, лишь бы подальше от всего этого безумия.
        Поэтому-то он и мчался по коридорам туда и обратно - ему нравилось бежать не так, как обычно, а так, как никто не делает.
        Под его ботинком жалобно скрипнул паркет второго этажа. Прыгая через три ступеньки, он сбежал по лестнице.
        Оставалось повернуть, пройти финишную прямую - и прощай, школа!
        Петька ухватился за угол, чтобы его не занесло на повороте. С жизнерадостной улыбкой он просвистел мимо гардероба.
        Но выйти из школы в этот раз ему не удалось.
        Около двери, как монумент Минину и Пожарскому на Красной площади, стояла Людмила Алексеевна.
        Петька затормозил как раз вовремя, чтобы не оказаться в объятиях завуча.
        - Ткаченко… - строго начала она.
        Школа слегка сотряслась, зазвенели потревоженные перила - это Димка перепрыгнул пролет своим фирменным прыжком. В следующую секунду он уже выходил на злополучную «финишную прямую».
        - Ткаченко, - с большим нажимом повторила завуч, пока выражение лица у Димки менялось от радостно-азартного до «не обещающего ничего хорошего любимому брату Петро».
        А потом в школе, наверное, подпрыгнул каждый кирпичик, из которых были сложены стены. Это остальные участники погони совершили свой «фирменный прыжок десятиклассника», и вырулили из-за поворота.
        И тут началось столпотворение. Потому что бегущие впереди заметили немую сцену «братья Ткаченко и завуч» и повернули в обратную сторону. Бегущие сзади не поняли, почему поток сменил направление, и пробовали пробиться вперед.
        Над всей этой кутерьмой веселой трелью заливался звонок на урок.
        Завуч не повысила голос, она, кажется, даже головы не повернула, но ее услышали все. И даже звонок прервался, давая Людмиле Алексеевне высказаться.
        - Десятый класс идет на урок и ждет меня. Ткаченко, тебя это тоже касается. - Дернулись оба, но завуч слегка качнула головой в сторону Димки. - Я сказала, десятый класс. А ты, Ткаченко, пойдешь со мной.
        Больше никто не ошибался. Десятый класс молчаливой цепочкой потянулся на пятый этаж, а Петька чуть ли не вприпрыжку побежал за Людмилой Алексеевной.
        Все сходилось как нельзя лучше. Он сам менял свою судьбу.
        Вот если, например, он сейчас головой окно разобьет, его либо в больницу с порезами отправят, либо в милицию за хулиганство. Такого даже Вера предположить не сможет. А значит, около хирургического стола не будет стоять врач с ядом в руке. Да и в участке с ним ничего непредвиденного не случится.
        Но судьба решила встать на пути Петькиной самостоятельности.
        Он-то был убежден, что завуч сейчас поведет его к директору или в учительскую, начнет прорабатывать, а может, вообще погонит из школы за родителями. Но Людмила Алексеевна не сделала ни того, ни другого. Она поднялась на третий этаж и толкнула дверь кабинета, где Петька сегодня уже был. Математики.
        Математичка что-то писала на доске под напряженное молчание класса.
        Завуч кивнула учительнице, повела бровью в сторону вскочивших ребят и посмотрела на Петьку.
        - Садись, Ткаченко, - холодно произнесла она. - У вас сегодня шесть уроков. Я хочу видеть тебя после каждого урока. Иначе с этой школой можешь попрощаться.
        Наверное, именно так кролики чувствуют себя под взглядом питона. Было в глазах Людмилы Алексеевны что-то гипнотическое. Или это на Петьку подействовало осознание своей обреченности. Ведь если он будет отсиживать все уроки, то грузовик станет ждать его на шоссе. И рабочие подготовят свои кирпичи. И шкурка от банана будет пылиться на лестничной клетке.
        С доски на него снова смотрели злополучные землекопы, которые в очередной раз требовали выполнения нормы.
        Петька сел за парту, покосился на молчащий сегодня шкаф и полез в портфель за учебниками с тетрадками.
        Рядом с ним опустилась завуч.
        Петька замер. Он и так-то в математике не рубил, а под взглядом Людмилы Алексеевны и подавно перестал соображать. Чтобы хоть как-то скрыть волнение, он зашуршал тетрадкой, и его прошиб холодный пот.
        Пол-обложки и последней страницы в тетради не было.
        Завуч понимающе закивала своей монументальной прической.
        Когда на парте оказались записки, ее брови взлетели вверх.
        «Котик лапку опустил в черные чернила…»
        - Что это за мерзость? - прошептала она, вставая от негодования.
        Каблучки возмущенно протопали по проходу.
        - Это не мерзость, - прошептал за последнее время осмелевший Петька. - Это судьба.
        Завуч вышла. Класс облегченно вздохнул, и на Петьку одновременно посмотрели тридцать пар глаз. Петька неуютно поежился. Он не привык к такому вниманию.
        Он даже не подозревал, что появление его в классе с завучем изменит его дальнейшую жизнь. И не совсем в ту сторону, о которой он подумал.
        - Это от девочки, да? - понимающе закивала Голованова. От любопытства она ухитрилась вывернуть голову на сто восемьдесят градусов и теперь рассматривала замершего с поднятой лапкой котенка, приклеенного к письму.
        - Не твое дело, - огрызнулся Петька, пряча записки. Еще не хватало, чтобы о его поклоннице говорил весь класс.
        Может, и зря он ничего не сказал Ленке, потому что та от расстройства, что никакой другой информации нет, придумала свою версию происходящего и пустила ее по классу. Была там и безответная любовь, и попытка Петькиного самоубийства, которую остановила Людмила Алексеевна. Поэтому-то завуч теперь и вызывает к себе Петьку после каждого урока - проверить, жив ли он еще.
        Ленка даже текст записок придумала. Настоящие письма она, конечно, не отгадала, но смысл приблизительно был такой же. Любовь, кровь и вновь. Все это Голованова подробно описала соседке по парте, а та передала рассказ дальше.
        К концу урока на вздыхающего Петьку все девчонки смотрели с сочувствием, мальчишки с пониманием, а Ленка Голованова с искренней любовью в глазах.
        Петька же был слишком увлечен своими мыслями, чтобы заметить такую перемену отношения к себе. Землекопы все еще долбили землю, а Петька мысленно боролся со своей судьбой. По всему выходило, что если он досидит до последнего урока, то не жилец он на этом свете. И уже на том свете ему придется доказывать ненормальной Вере, что он в гробу ее видел, в белых тапочках!
        Поэтому он решил снова стать хозяином своей судьбы и, как только прозвенел звонок, собрал портфель и пошел к выходу. Впечатлительная Ленка. Она сама придумала историю с несчастной любовью и сейчас почему-то была убеждена, что Петька идет на очередное самоубийство. Решив стать спасительницей, она дала слово от Петьки не отставать.
        Ах, как романтично все это выглядело в ее глазах! Ткаченко решит застрелиться, и она в последний момент ворвется в комнату. Ткаченко удивленно обернется… Выстрел! Пороховой дым рассеивается. И Ткаченко в ужасе увидит, что пуля попала в Ленку. Перед смертью Ленка признается в своей любви и завещает Петьке всегда помнить ее молодой и красивой.
        Но далеко Ткаченко не пошел, застыл на школьном дворе. Тут-то его и осенило:
        - Ей надо просто объяснить, что я ее не люблю, - заорал он и ринулся на спортивную площадку.
        Нужно было посоветоваться с братом, как себя вести с воздыхательницей. Димка в этом отношении человек был подкованный.
        Сейчас у брата должна была быть физкультура на улице. Петька забрался на спортивное бревно и принялся ждать.
        Мимо него с гиканьем пронеслась мелюзга. А потом она же, но в другую сторону. Играли в салки. Игра завертелась вокруг бревна, на котором так удобно расположился Петька.
        - А ну, идите отсюда! - завопил он, поджимая ноги.
        Но дети упорно кружились вокруг Петьки и его насеста. Кто-то схватил его за ногу и потянул вниз.
        - Полегче! - вскрикнул он, с трудом удерживая равновесие.
        Петька глянул вниз, и ему тут же захотелось протереть глаза. С земли на него смотрел его навязчивый рассказчик страшных историй.
        - Ты должен умереть! - предупреждающе поднял он палец и исчез.
        «Маленький мальчик нашел пулемет.
        Больше в деревне никто не живет», -
        вспомнилось почему-то.
        Раздался взрыв смеха и визга, и Петька спиной назад полетел на землю.
        На короткое время ему показалось, что небо над ним потемнело, а потом взорвалось ярким фейерверком. И этот фейерверк сложился в улыбающееся конопатое лицо. Вера томно сузила глаза.
        - Петенька, любимый, поскорее бы, - протянула она. - Истомилась я, измаялась. Плохо без тебя.
        Новый разноцветный взрыв шутих и петард смыл капризное лицо, и небо сразу посветлело. Петька поднялся. Малыши предусмотрительно отбежали в сторону и теперь заговорщически хихикали, с опаской поглядывая на старшеклассника, которого они ухитрились столкнуть с бревна.
        - Не дождетесь, - погрозил Петька кулаком неизвестно кому и пошел в сторону лесенок.
        Он забрался на самую высокую лесенку, чтобы его уж точно никто не достал, и потуже закутался в куртку.
        Зашуршала опадающей листвой липа. Она махала ветками, словно пыталась дотянуться до Петькиной ноги.
        - Но-но, - подобрал он ноги под себя, - не балуй! Не на того напали!
        Порыв ветра толкнул Петьку в грудь.
        «Маленький мальчик на крыше играл.
        Ветер подул - мальчик упал.
        Гулко о землю грохнулись кости…
        Никто не поедет к бабушке в гости!»
        Слова садистских стишков, которые знают все, от четвертого до десятого класса, сами собой всплыли в Петькиной памяти.
        Ветер снова толкнул его в грудь, и Петька почувствовал, как вспотевшие ладони стали скользить по железу.
        Опять зашуршали ветки липы. На землю посыпались мелкие желтые листочки. Вдруг у самого ствола дерева, на макушке, появился вредный старичок.
        - Умереть! - одними губами произнес он, но Петька хорошо расслышал его. Потом старичок сложил губы трубочкой и подул.
        Видимо, на долю секунды Петька потерял сознание. Но спасительный звонок на урок привел его в чувство как раз вовремя. Еще бы секунда, и Петька головой вниз летел бы в высоченной лесенки. На трясущихся ногах он спустился вниз.
        - Эй, не люблю я ее, - заорал он, подбегая к липе. - Слышишь? Так и передай. Не люблю! И видеть больше не хочу! - Он стукнул кулаком по шершавой коре. Отбил руку. Это еще больше его разозлило. - И помирать из-за нее не буду! Понял? Пускай больше не старается. У нее ничего не получится. Эй! Убирайся отсюда! Я брату все скажу! Тебе не поздоровится! Понял?
        Петька кричал и кричал, колотя руками и ногами по стволу. Сверху на него падали листья.
        - Эй, ты! - уже хрипел Петька. - Как там тебя? Будешь приставать!..
        - Ну, ну, - раздалось рядом, и от неожиданности Петька присел.
        Уроки первой любви
        Рядом с Петькой стоял физрук с мячом под мышкой и свистком на груди. Он удивленно переводил взгляд с Петьки на дерево и обратно.
        - С кем это ты? - спросил он.
        - А там… это… - Петька чувствовал, как от пережитого страха у него трясутся руки. - Это… бес сидит.
        - Кто?
        Физрук переложил мяч в другую руку и приподнялся на цыпочки.
        Конечно, в ветвях уже никого не было. Петька осторожно попятился. Когда физрук опустил голову, рядом с липой он стоял в одиночестве.
        Десятиклассники нехотя выходили на площадку. На Петьку никто не смотрел.
        - Я с тобой вечером поговорю, - сквозь зубы процедил Димка, поравнявшись с братом.
        - Мне сейчас, это срочно! - заторопился Петька.
        Над площадкой раздался длинный свисток.
        - Десятый класс! Строиться!
        Петька встал за братом.
        - Ничего срочного у тебя быть не может, - огрызнулся Димка. - Ты знаешь, какой нам разгон Людмила устроила? Мы теперь все после уроков остаемся.
        - На первый-второй рассчитайсь!
        - Димка! Меня убить хотят. В меня покойница влюбилась!
        - Чего? - повернулся Димка.
        - Не «чего», а второй! - поправил его физрук. - Ткаченко, разговорчики в строю! Что там тебя отвлекает?
        - Не что, а кто, - мрачно отозвался себе под нос Димка. - Ну, еще что-нибудь соври, - устало согласился он.
        - Как мне ей объяснить, что я ее не люблю?
        - В колонну по двое, девочки один километр, мальчики три, бегом, марш!
        Петька пристроился рядом с братом. Все ребята понимающе сдвинулись на одного, и десятый класс побежал.
        - Ну и вопросики у тебя, - более миролюбиво усмехнулся Димка. - Так ты из-за этого вчера шкаф свернул? Давай дома поговорим.
        - Мне это надо сделать сейчас, - Петька не настроен был повторять все заново. - Иначе меня убьют.
        - Так прямо и убьют? - Димка весело покосился на брата и прибавил скорости.
        - Ты же знаешь, что надо говорить!
        Петька старался не отставать.
        - Скажи ей… - Димка краем глаза заметил, что брат догнал его и довольно кивнул. - Скажи… Пошла вон! Грубость на них действует.
        - На эту ничего не действует! - Грубость такую бесчувственную девочку могла и не пронять. - А еще каких-нибудь слов нет?
        Полкилометра Димка бежал молча, хмуря лоб.
        - Есть один стопроцентный способ, - наконец произнес он, и в Петькиной душе затеплился огонек надежды. - Ее надо пригласить на свидание и не прийти. Она потом год в твою сторону смотреть не будет.
        - Она мне это свидание уже назначила, - вздохнул Петька. - Я на него и не прихожу. А она является, торопит.
        - Какая настойчивая! - восхитился Димка. - И где ты только встретился с такой терпеливой?
        - Там же где и ты, - отмахнулся от шутки Петька. - Мне слово нужно. Такое, чтобы враз подействовало. Чтобы как отрезало.
        - Ты что, девчонок не знаешь? Они приставучие. Если что в голову вобьют… А ты сделай так, чтобы она сама поняла, что видеть тебя больше не хочет.
        Петька даже отстал от удивления. Что-то брат сказал умное. Он не совсем понял.
        - Да она меня сначала прибьет, а потом разбираться будет, - Петька снова побежал.
        - Вот это любовь, - вздохнул кто-то, ставший невольным слушателем их разговора.
        - Я бы ее за такую любовь… - в сердцах выдохнул Петька.
        Он вполне допускал, что где-то там далеко-далеко бывает любовь, что за нее и жизнь отдать не жалко. Но про себя-то он такое сказать не мог!
        - Димка, помоги! - Петька затеребил брата за край футболки. - Я у тебя один. Как ты без меня жить будешь?
        - Очень даже спокойно жить буду, - отозвался Димка. И какое-то время братья бежали, не говоря ни слова.
        Петька вздыхал. Вот так всегда! Нужно умереть, чтобы окружающие поняли, какого замечательного человека потеряли. Не станет его, тогда Димка поймет…
        - А ты на нее вообще не обращай внимания, - снова заговорил Димка. - Она к тебе. А ты - кремень. Нет ее и все тут.
        - Не то, - покачал головой Петька. - Ей нужно объяснить, что она не того выбрала.
        - Скажи, что любишь другую. Пускай ждет, пока сердце твое освободится. А там, глядишь, она кого другого выберет.
        Мысль была хорошей.
        - А про кого мне сказать?
        - Ну, брат, это уж твое дело, - хихикнул Димка и побежал вперед.
        Петька еще пробежал с десятиклассниками пару кругов вокруг школы, а потом потерялся в школьном парке.
        Влюбиться…
        Петька перебрал всех известных ему актрис, маминых знакомых, потом папиных. Подходящей кандидатуры не находилось Он перешел к более близким знакомствам. Школа. Шесть лет от звонка до звонка. В памяти всплыла фотография класса, сделанная в конце пятого класса. Все такие красивые, улыбающиеся. Но ни одно лицо Петьку не волновало.
        Может Голованову взять?
        И словно услышав его мысли, на дороге, ведущей к школе, появилась Голованова. Она все еще ждала, когда Петька из кармана пистолет доставать будет.
        - Голованова, - сразу перешел к делу Петька. - Я тебя люблю.
        Что говорить дальше, он не знал, поэтому сделал паузу и закивал с умным видом.
        - Ткаченко, - попятилась Ленка от такого неожиданного признания, - ты чего?
        - Ну, это… - Петька почесал в затылке и обернулся в сторону спортивной площадки, где десятиклассники заканчивали разминку. Димка ему бы сейчас очень пригодился. - Давай дружить, - выжал он из себя.
        - Тебя кирпичом по голове стукнули? - насторожилась Ленка.
        - Почему сразу стукнули? - Петька зажмурился, мысленно заставляя себя собраться и, наконец, сказать хоть что-то. - Я, может, только сейчас рассмотрел, какая ты классная. И уроки у тебя удобно списывать - сидишь рядом.
        На секунду Петька забыл, как дышать. Надо же ляпнуть такое! И вроде бы все так хорошо начиналось. Ленка ему почти поверила…
        Замечание про уроки Голованову не смутило, она, казалось, эти слова вообще не расслышала. Ее сейчас больше интересовало другое.
        - А когда ты заметил, что я классная? - шепотом спросила она и густо покраснела. - Когда на мне новые ботинки были, да?
        Петька в панике посмотрел на Ленкины ноги. Вот уж чего он никогда в жизни не замечал, так это что на ком надето.
        - Ботинки это что… - забормотал Петька, стараясь замять неловкую паузу. - Ты и сама ничего… - На язык просились всякие глупости про глаза, румянец и губы. - Ходишь быстро, - вдруг ляпнул Петька и понял, что надо от слов переходить к делу. - Может, погуляем?
        - А уроки? - Ленка еще пыталась сопротивляться Петькиному обаянию, но перевес был явно на его стороне.
        - А на уроки мы обязательно сходим, - заверил Петька, робко беря Голованову за руку. - А пока давай куда-нибудь сходим.
        - Куда? - Ленка окончательно сдалась.
        - Давай просто по улице ходить, - Петька решил испытать судьбу. - Только можно я тебя сначала поцелую?
        - Так уж сразу и целовать, - надула губки Ленка, но потом лукаво усмехнулась. - Ладно. Разрешаю!
        Зажмурившись, Петька чмокнул ее в холодную щеку. Ничего, терпеть можно.
        Чтобы больше ни о чем не говорить, он подхватил свою даму под руку и быстрым шагом потащил к дороге. Где-то там его должна ждать машина.
        На шоссе был самый час пик. Машины стояли.
        - Ты куда? Так нельзя, - уперлась Ленка, когда кавалер подвел ее к низкому заграждению и уже занес через него ногу. - Пошли на переход.
        - Да ну, ерунда, - наморщил нос Петька. Он очень спешил попасть на дорогу, поэтому Ленкины возражения его сейчас мало трогали. - Что с нами будет? Кому суждено утонуть, под машину не попадет!
        И кто только дернул его за язык? У Петьки самого по спине мурашки побежали от этих слов, Голованова же округлила глаза и замерла.
        - Ткаченко, ты сумасшедший? - прошептала она.
        Петька не знал, чем нормальность отличается от ненормальности, поэтому уверенно замотал головой.
        - Спокойно, - произнес он. - Все под контролем.
        С этими словами он перелез через заграждение, перетащил Ленку и ступил на дорогу.
        - Ну вот, видишь, - бормотал Петька, лавируя между машинами. - А ты боялась.
        Через дорогу они перебрались благополучно. Никто даже не дернулся в их сторону.
        - А куда мы идем? - поинтересовалась Голованова.
        Машина отпадала, оставался кирпич и кожура.
        - Ко мне домой, - решительно произнес Петька. - Зайдем, чайку попьем.
        Он снова схватил Ленку за руку и чуть ли не побежал в сторону своего дома.
        - Ты же гулять хотел, - удивилась Ленка, с трудом поспевая за своим кавалером. - Смотри, погода какая!
        Петька резко остановился. Ленка налетела на него сзади.
        Погода… А что погода? Петька уставился в небо. Там были сплошные облака, не предвещавшие ничего хорошего.
        Петька вцепился в Ленку и быстро спросил:
        - А ты ко мне как относишься?
        Голованова снова покраснела, потупилась, засопела.
        - Ну… Ты мне нравишься, - выдавила она наконец. - Очень нравишься, - добавила она и вскинула на него глаза.
        - И ты мне очень-очень, - громко, с напором произнес Петька.
        Двор был подозрительно тих, даже в песочнице не было мамаш с младенцами. Петька на всякий случай изучил крышу. Никто их оттуда не высматривал. В подъезде он недрогнувшей рукой вызвал лифт.
        - А у тебя кто-нибудь дома есть? - напомнила о своем существовании Ленка.
        Петька до того ушел в свои мысли, что вздрогнул от неожиданности.
        - Сейчас проверим, - процедил он сквозь зубы.
        Лифт заурчал, поднимая ребят на пятый этаж. Петька физически ощущал, как стены лифта давят на него, как заставляет пригибаться потолок, как слепит глаза тусклый свет. Ладони вспотели. Он потер их друг о друга и только тогда заметил, как сильно трясутся у него руки.
        - Ты чего так волнуешься? - Ленка не спускала глаз со своего спутника. Вел он себя не так, как, ей представлялось должен вести себя влюбленный мальчик. На нее не смотрел, за руку если и брал, то только за тем, чтобы куда-нибудь потащить. Мороженое с газировкой не покупал. Почему-то сразу повел домой. И постоянно чего-то боится. - Ты думаешь, мама дома? Так давай ко мне пойдем. У меня бабушка, она нас обедом накормит. Она добрая.
        - Бабушка? - подозрительно спросил Петька, и тут лифт приехал. Он выскочил из кабины и кинулся открывать дверь.
        «Маленький мальчик на лифте катался.
        Все ничего, только трос оборвался.
        Плакала мама над кучей углей -
        Жалко рубашку за сорок рублей».
        - Проходи, - заорал он, чтобы перекрыть противное бормотание в голове. - Будь как дома, сейчас чайник поставлю.
        Бардак в его комнате превосходил все ожидания. Петька заметался по квартире. Все у него шиворот навыворот. Для начала он никак не мог найти заварку. От волнения разбил чашку. Потом долго рылся в ящиках, в поисках хоть чего-нибудь к чаю. Не нашел.
        Ленка с замиранием сердца смотрела на его суету. В ее присутствии еще никто так не волновался, и это ей очень льстило.
        А у Петьки тем временем все валилось из рук. Заварка не попадала в заварочный чайник. Кипяток обжигал ему руки. Осколки от чашек хрустели под ногами. Петька замер и покосился на нижний ящик, откуда уже какое-то время раздавался странный шорох.
        - Выходи! - крикнул он, распахивая дверцу.
        К Петькиным ногам посыпался каскад сушек, с шуршанием свалился пакет.
        - Тебе помочь? - подала голос Ленка.
        Петька молча упал на табуретку. Сил воевать с действительностью больше не было.
        В ловких Ленкиных руках заварка сыпалась в заварник, мгновенно вскипал чайник, сушки перебрались в вазочку, чашки оказывались на блюдцах. Веник прогнал с пола осколки и крошки. И даже конфеты откуда-то появились. Петька, наконец, облегченно выдохнул. Все-таки от женщин есть какая-то польза.
        Мысли в его голове перестали скакать в разные стороны, а потекли лениво в неизвестность. Петька откинулся на стену и даже глаза прикрыл.
        «Вот сейчас Вера увидит, что я влюблен в другую, - думал он под бормотание чайника. - И тут же от меня отстанет. Мы с Ленкой чаю попьем, потом можно будет ее в зоопарк сводить».
        Про зоопарк он вспомнил просто так, слово подвернулось.
        Петька приоткрыл глаза. Погода за окном, и правда, налаживалась, даже солнце проглядывало.
        Боковым зрением Петька заметил на потолке какое-то движение. Он пригляделся.
        Из угла по кромке обоев полз паук. Большой, мохнатый. Он перебирал всеми своими восьмью лапками и, кажется, с неодобрением посматривал на суету внизу.
        «Расползались тут», - недовольно подумал Петька, снова закрывая глаза. За сегодняшнее утро он очень устал, да и ночь выдалась беспокойная, так что его стало клонить в сон.
        Напоследок он решил еще раз глянуть на паука. Наглое животное спустилось ниже, заметно увеличившись в размерах. Ленка бесшумной тенью носилось по кухне, ничего не замечая, кроме чая.
        - Кыш, - лениво повел рукой Петька, собираясь снова закрыть глаза.
        - Я тебе дам - кыш! - возмутился паук. Он уже дорос до размера крупного ребенка или небольшого старика. - Расселся!
        Петька тут же вскочил, собираясь предупредить Ленку об опасности, но не успел.
        Любитель страшных историй схватил Петьку за руку и хлопнул о его ладонь свернутым листом бумаги.
        - Свидание у тебя!
        И Петькин мир перевернулся.
        Любовные записки
        Петька уже приготовился снова оказаться на кладбище. Но время шло, а он по-прежнему был на кухне. Ленка стояла у плиты и разливала чай по чашкам.
        Петька повертел головой. На столе появилась высокая свеча, около нее записка. Он машинально развернул листок. Письмо было все изрисовано сердечками. Крупно было выведено: «Люблю. Жду. Тоскую». И снизу приписан стишок:
        «Свеча догорает, кончаю писать,
        А сердце стремится тебя увидать.
        Когда прочитаешь, вспомни меня.
        Пока, до свидания, вечно твоя.
        Вера».
        Грохнулись на пол чашки. Горячий чай плеснулся на ноги. Боль привела Петьку в чувство, и он смог оторваться от записки.
        Посередине кухни стояла Вера. Выражение ее лица было мрачное. Ленка с изумлением смотрела на нее, держа в руках пустые блюдца. Чашки разбитыми лежали около ее ног.
        - Кто это? - прошептала Голованова. - Как она здесь очутилась?
        - Кто это? - резко спросила Вера, кладя руки на стол.
        Петька поперхнулся воздухом и закашлялся. Девочки сверлили друг друга нехорошим взглядом.
        - Ну, вы, это, разберитесь пока, - попятился он к выходу. - Я сейчас!
        Он выскочил в коридор. Здесь было гораздо прохладней, чем на кухне. Казалось, еще чуть-чуть, и от напряжения там начнут плавиться ножки у табуреток.
        - Петя, любимый, - метнулась к нему из-за стола Вера.
        - Ткаченко, это что такое? - Ленка отложила в сторону блюдца. - Что это за чучело?
        - А это ты у нее спроси, - подал голос Петька.
        Вера уже стояла в дверях.
        - Петруша, страдаю без тебя! Когда ты ко мне придешь?
        Петька вжался в угол, зажмурился и прошептал:
        - Пошла вон.
        Видимо, вышло не убедительно, потому что Вера оказалась рядом с ним. Теплая рука легла на его плечо.
        - Петенька, - замурлыкала она. - Пойдем.
        Петька дернулся, сбрасывая ее руку, но из угла выбраться не смог.
        - А давай позже встретимся, - заторопился он, вспоминая Димкины наставления. - Лет через двести. Мне сейчас некогда. А к тому времени я уже точно освобожусь.
        - Издеваешься? - Верин взгляд пронзал насквозь.
        - Ткаченко, что эта кикимора здесь делает?
        В коридор вышла Ленка.
        Ноги у Петьки подкосились, и он сполз по стенке на пол.
        - Это я кикимора? - медленно повернулась Вера. - Ты на себя когда последний раз в зеркало смотрела?
        Петька прикрыл голову руками. В коридоре ожидалось настоящее сражение.
        Он и раньше догадывался, что девчонки могут кричать громко. Но что это может быть так оглушительно - не предполагал. Вера с Ленкой стояли над скрючившимся Петькой, размахивали руками и выкрикивали такое, отчего у несчастного Ткаченко уши сворачивались трубочкой.
        - Я с ним шесть лет в одном классе просидела! - орала Голованова. - Я его знаю лучше некоторых.
        - А я его буду знать вечность! - парировала Вера, подпрыгивая от нетерпения. - Он ради меня с жизнью расстанется. А ради тебя и пальцем не пошевелит.
        - Да он… - начала Ленка и замолчала.
        Петька почувствовал что-то неладное и приоткрыл один глаз.
        - Это правда? - со слезами в голосе спросила Ленка.
        - Это вы о чем? - Петька покосился на довольную Веру.
        - Ты ради нее умереть готов?
        Такого поворота событий Петька не ожидал. Ленка бросилась на выход.
        - Погоди! - побежал за ней Петька. - Когда это я ей это обещал? Врет она.
        - Значит, ради нее с пятого этажа прыгнешь, а ради меня нет? - Голованова боролась с замком. - Вот, значит, как ты меня любишь!
        - А тебе-то я мертвый зачем? - Петька смотрел, как Ленка упорно крутит замок не в ту сторону.
        - Если ей мертвый пригодишься, то и мне тоже! - выкрикнула Ленка, всем телом наваливаясь на дверь.
        И Петька понял, что обречен, что его загнали в угол, из которого уже никогда не выбраться.
        - Хорошо, я прыгну, - прошептал он, и Голованова перестала терзать несчастный замок. - Если ты этого очень хочешь…
        - Ради меня? - всхлипнула Ленка.
        - Ради, ради, - поддакнул Петька, поворачивая в сторону комнаты родителей, где был балкон.
        Со стороны кухни на него смотрела ликующая Вера.
        - Только что ты со мной мертвым будешь делать? - бросил он через плечо.
        - Любить, - искренне призналась Ленка.
        Балконная дверь поддалась не сразу. За спиной все еще всхлипывала Ленка.
        - Можно и из окна, - подала голос Вера.
        - Тебя тут только не хватает, - огрызнулся Петька, дергая дверь изо всех сил.
        В комнату ворвался холодный ветер с дождем.
        «Почему я должен это делать?» - подумал Петька, останавливаясь на пороге. - «Я не хочу!»
        Но ноги сами несли его вперед. Мокрый линолеум, которым был выстлан пол балкона, оказался скользким. Петька на ногах проехался до перил, вцепился в них руками. Рядом возникла Вера.
        - Ты мой герой! - торжественно произнесла она. - Мне все девчонки завидовать будут.
        - У вас их много? - спросил Петька, лишь бы что-нибудь спросить.
        - Сам увидишь.
        Петька перегнулся через перила, а потом резко откинулся назад.
        - Нет, не получится, - он пошел в комнату. - Мне говорили, что меня должен самосвал сбить. Надо идти на улицу.
        - Обойдемся без самосвала, - потянула его назад Вера.
        - Эй, отцепись от него! - тут же подлетела Голованова. - Он ради меня прыгает, а не ради тебя.
        - Ты что, не слышала? - фыркнула вредная Вера. - Он передумал. Так что отдыхай, Леночка. Не будет он ради тебя подвиги совершать.
        - Ты меня не любишь! - заломила руки Голованова.
        - Слушай, а давай я ради тебя что-нибудь другое сделаю?
        Петька попытался обойти Ленку стороной, но она преградила ему путь и состроила такую страдальческую гримасу, что он попятился. Рядом с Головановой выросла Вера. Девочки одновременно сделали шаг вперед. Петька на столько же отступил обратно к балкону.
        - Хочешь, дерево посажу и назову в твою честь? - из последних сил сопротивлялся Ткаченко. - Собаку из воды вытащу? Или хочешь, ради тебя сто порций мороженого съем? Тоже, между прочим, опасная штука. Можно заболеть и умереть.
        - Так, да? - Ленка приготовилась плакать. - И это после всех твоих обещаний?
        Вера тоже шмыгала носом.
        Больше аргументов у него не было.
        Мысленно Петька взвыл и снова повернулся к балкону.
        Он опять поскользнулся на мокром линолеуме.
        В дверь позвонили.
        - Не прыгай без меня, я сейчас!
        Ленка побежала открывать. В этот раз она лихо справилась с замком. В прихожей раздались голоса.
        Петька присел. Перед его глазами снова возникла Вера.
        - Ну что ты, - ласково заговорила она. - Это же так просто. Секунда, и мы с тобой навсегда вместе. Представь - миллиарды лет, и только ты и я.
        - Я от тебя за пять минут устал, - отмахнулся от нее Петька. - А ты говоришь, миллиарды лет… Я и часа не протяну!
        - Бабушка говорила - стерпится, слюбится.
        - Ткаченко, - сквозь Ленкин заслон в комнату рвался Полухин. - Держись, я уже рядом!
        Гришке, наконец, удалось справиться с Головановой и пробиться в комнату.
        - Не пущу! - визжала Ленка.
        - Вы что здесь устроили? - бушевал Гришка, осматривая место сражения.
        Петька на балконе сидел один. Вера снова маячила в комнате, взвешивая на руке тяжелую раритетную вазу, простоявшую у родителей, наверное, лет сто. Голованова тянула Гришку обратно к выходу.
        - Не мешай ему, - цеплялась за одноклассника Ленка. - Он ради меня подвиг совершает. С балкона прыгает.
        - Голованова, - повернулся к ней Гришка. - У тебя башка совсем не варит? Если он с пятого этажа прыгнет, то разобьется! Можешь на себе испытать.
        - Я ради любви готова на все! - гордо вскинула подбородок Ленка.
        - Вот и сигай сама, - огрызнулся Гришка, вытаскивая друга с улицы.
        Ленка метнулась на балкон, схватилась за перила, подпрыгнула, пробуя перекинуть ногу.
        У Петьки голова шла кругом. Как в тумане он видел притаившегося в углу старика. Тот сидел на корточках и что-то шептал в кулачок. Рядом стояла Вера с тяжелой вазой в руке. Была она сейчас похожа на воина, готового метнуть гранату во вражеский танк. Полухин бегал с балкона, где Голованова никак не могла закинуть ногу на перила, в комнату и обратно.
        Все это Петьке представилось одним большим бредом.
        - А ну, пошли все вон отсюда! - заорал он, и мгновенно наступила тишина.
        - Ты меня больше не любишь? - всхлипнула Ленка, которую Гришка все-таки смог отцепить от перил.
        - Никого я не люблю, - устало произнес Петька, опускаясь на пол.
        Из Вериных рук упала ваза. Брызнули во все стороны крошечные осколки.
        «Вот, теперь меня точно убьют, - подумал Петька и закрыл глаза. - Сбудется Веркина мечта…»
        - Это все из-за тебя! Он меня любил, а теперь…
        - Это ты во всем виновата!
        От криков у Ткаченко заложило уши. Он только на секунду приоткрыл глаза, чтобы заметить, как Ленка с Верой прыгают по осколкам, готовые вцепиться друг другу в волосы. Старик в углу схватился за голову.
        Петька закрыл глаза. Но даже с закрытыми глазами он смог увидеть старика со свернутым листом бумаги.
        - Распишись, - каркнул он.
        - Чего еще? - Петька протер кулаком глаза. Старик на самом деле стоял перед ним.
        - Читай!
        Листок упал ему на колени.
        «До чего же все они любят писать», - вздохнул Петька, пытаясь соединить прыгающие перед глазами буквы в слова.
        «Обязательство. Я, Ткаченко Петр Николаевич, обязуюсь встретиться через двести лет с Верой Алексеевной Корниловой. В чем даю смертельную клятву и стопроцентную гарантию».
        Петька сообразить ничего не успел, как над черточкой рядом со словом «подпись» появился отпечаток его пальца. Листок вспыхнул и растаял.
        - Попробуйте найти меня через двести лет, - хмыкнул Петька.
        Он вдруг заметил, что в комнате стало тихо, и испуганно оглянулся. Вера с Ленкой сидели в разных углах, утирая слезы.
        - Это из-за тебя он меня разлюбил, - Вера вскинула свои пронзительные зеленые глаза на соперницу. - Тебя он тоже бросит.
        - Да забирай ты его! - Ленка бросила в Веру горсть осколков. - Все равно он тебя больше меня любил. Ради меня он умирать не захотел. А из-за тебя…
        Петька снова закрыл глаза. Этот разговор был еще надолго.
        Эпилог
        Самую тяжелую часть операции взял на себя верный Гришка. Ему досталось выпроваживать Ленку. Плачущую Веру увел старикашка. Петька же побежал к школе. Никогда он еще не спешил так, как сейчас.
        Ему нужен был Димка.
        На крыльце его встретила завуч. Людмила Алексеевна поднималась по ступенькам.
        - Давно меня ждешь? - спросила она, открывая дверь.
        Петька до того не ожидал увидеть завуча, что в первую секунду никак не мог сообразить, что ответить. От неожиданности он готов был ляпнуть, что совершенно ее не ждал. За последними событиями у него из головы просто выветрился приказ Людмилы Алексеевны приходить к кабинету завуча после каждого урока.
        - А я… - Может, и правда, взять и все рассказать?
        Но завуч неожиданно подошла к нему, положила руку на плечо и ласково улыбнулась.
        - Извини, Ткаченко, - начала она. - Я совершенно забыла, что велела тебе приходить ко мне после каждого урока. Меня срочно по делу вызвали. А ты, бедный, наверное, все перемены около учительской простоял? Иди домой, и больше не бегай так по коридорам.
        Она зашла в школу, оставив ошарашенного Петьку на ступеньках. Вскоре двери снова распахнулись, выпуская десятиклассников.
        - Это ты, брателла? - Димка хлопнул брата по плечу. - А нас отпустили. Людмила куда-то ездила. Вернулась добрая и всем являла свою царскую милость. А ты как? Разобрался со своей поклонницей?
        Петька неуверенно кивнул.
        - Понимаешь, Димка… - Петька потянул брата за рукав. - Я хочу тебя предупредить…
        - Слушай, - Димка уже смотрел в другую сторону. Ему снова было не до брата, - давай вечером поговорим? Идет? Я приду, и ты все расскажешь.
        И Димка устремился к девушке, которая давно и вызывающе на него смотрела.
        - Петя!
        По дорожке мчалась Ленка Голованова.
        - Петя, прости меня! - она с разбегу повисла на Петькиной шее. - Я все поняла.
        Над школьным двором повисла тишина. Петька кожей чувствовал, как на него смотрят старшеклассники.
        - Я была не права, - продолжала надрываться Ленка, ничего не видя и не слыша вокруг себя. - Хочешь, я ради тебя что-нибудь сделаю? Хочешь, с третьего этажа прыгну?
        - Я должен был прыгать с пятого, - вспомнил Петька.
        - С пятого? Я сейчас.
        И Ленка бросилась в школу.
        - Кто же так разговаривает с девушкой? - Димка как раз вовремя перехватил Ленку, иначе бы она действительно наделала глупостей. - Петро, чему я тебя учил?
        Димка многозначительно подмигнул брату.
        Петька перебрал в голове утренние наставления и остановился на проверенном методе.
        - Понимаешь, я сейчас занят, - начал он, гладя в смеющиеся глаза брата, - давай встретимся вечером… - Он повернулся к Головановой. - Часов в шесть… Около этих ступенек. Идет?
        Ленка активно закивала.
        - Конечно, идет! А ты не сердишься на меня?
        - Что ты, - Петька постарался придать своему лицу безразличный вид. - Ты мне здорово помогла.
        - Правда? - Ленка вытерла слезы. - Ну что, тогда до встречи?
        - До встречи, - махнул на прощание рукой Петька.
        - Молодец! Быстро учишься! - похвалил брата Димка. - А теперь дуй домой, делай уроки. Приду, проверю.
        Димка ушел.
        Ну вот, только соберешься все брату рассказать, как он тут же исчезает.
        Петька уже решил на него обидеться, засунул руки в карманы…
        И всякая обида выветрилась у него из головы.
        В правом кармане лежала записка. Первой его мыслью было - Ленка подбросила. Но пальцами он нащупал что-то приклеенное к бумаге, и понял - не Ленка.
        С тяжелым сердцем Петька достал послание.
        Не хватало еще, чтобы Вера передумала и вновь начала на него атаку. А он так рассчитывал на двести лет передышки…
        На листе в этот раз была наклеена комета, летящая через космос. С одной стороны хвоста знакомым кривым почерком было написано: «Ты + Я = друзья». А с другой: «Я + Ты = мечты».
        Снизу шел стишок:
        «Двести лет не срок для тех, кто ждет.
        Там, где я, вода быстрей течет.
        Я дождусь, мой милый, выйдет срок -
        Час свиданья нашего уж недалек!»
        - Ну, ну, жди, жди, - хмыкнул Петька, комкая бумажку.
        Двести лет срок, конечно, большой, но вряд ли за это время он успеет соскучиться по Вере или Ленке до такой степени, что захочет снова их увидеть. А вот придумать, как от них избавиться, у него теперь точно получится - за двести лет он и не такому научится.
        ШКАТУЛКА С НЕПРИЯТНОСТЯМИ
        Вступление. Странная находка
        Ничего грандиозного в планы Аньки Хрустиковой не входило. Она собиралась сделать секретик.
        Конечно, в одиннадцать лет, да еще зимой, такой глупостью не занимаются. Да, да, да! Тыщу раз - да.
        Анька и не спорила - глупость, и какая! Но иногда хочется вспомнить детство. Особенно когда за окном воскресенье, скучное слякотное январское воскресенье. Все праздники прошли, новых не предвидится. И что вы прикажете в такое время делать?
        Телевизор смотреть? Но отец с утра засел за футбол, потом идет мамин сериал, следом у родителей запланирован совместный просмотр нового фильма. Это называется «добрые семейные вечера». Для дочери времени не осталось!
        Хрустикова дошла до гаражей и оглянулась. Еще не хватало, чтобы ее заметили. Увидит кто, тут же в классе узнают. Потом неделю смеяться будут. Лучше она сама все расскажет. Завтра. Девчонки похихикают и договорятся дождаться весны, чтобы посмотреть, что от секретика останется.
        Анька снова оглянулась. В душу закралось щемящее ощущение тайны, азарт все сделать незаметно.
        И не только в воскресенье дело. И даже не в оттепели.
        Все совпало.
        Хрустиковой с утра велели выбросить цветы, подаренные маме на старый Новый год. Засохшие желто-коричневые розы смотрелись красиво, их жалко было нести на помойку. Анька отстригла хрупкие головки, перевязала ленточкой, пришила яркую бусинку. Добавила несколько старых выцветших кленовых листиков. Получилось красиво.
        Оставалось найти стекло. Пока Анька размышляла, где его можно взять, в комнате родителей послышался грохот.
        - Ах, черт! - выругался отец. По коридору простучали быстрые мамины шаги.
        В серванте обвалилась стеклянная полочка. После долгих ахов и причитаний Аньке был выдан хрусткий сверток с осколками и приказано немедленно отнести его на помойку.
        Одно к одному! Букетик, стекло… Самое время собираться на улицу. В качестве орудия труда была взята детская железная лопатка на деревянной ручке. Лопатке, наверное, было столько же лет, сколько и хозяйке, но выглядела она вполне надежной.
        Анька повертела головой. Никого. И нырнула за гаражи.
        Задние стенки гаражей неплотно примыкали к кладбищенской ограде, плавно переходившей в ограждение для детской площадки. Сверху узкое пространство между гаражами и оградой оказалось прикрыто крышами, снег сюда практически не попадал, да и земля не натоптана…
        Работа шла быстро. Приличная ямка была уже почти готова, когда Анька оступилась и слегка засыпала результаты своего труда.
        - Черт, - прошептала она и покосилась на близкие кресты.
        Находиться рядом с покойниками было неуютно. Хотелось поскорее закончить с этим делом и пойти рассказать все Машке Минаевой. Анька с удвоенным азартом взялась за лопатку, резким движением вогнала ее в землю, надавила посильнее, и… в ее руке остался кусочек черенка.
        - Черт! - На «соседей» под крестами Анька уже не обращала внимания. Она запустила через ограду остаток рукоятки и пнула ногой торчавший из земли огрызок. Под ботинком что-то захрустело. Сначала Анька решила, что она доломала свою лопатку окончательно и теперь придется искать новое средство для копания.
        Но хрустела не лопатка. Хрустел засушенный букетик, мирно ждавший своей очереди рядом с куском стекла.
        - М-да… - протянула Анька, разглядывая помятые цветы. А ей-то казалось, что день сегодня хороший. Вроде все так славно складывалось…
        Размышляя на тему, что такое не везет и как с этим бороться, Анька опустилась на корточки и вдруг заметила, что лопатка ее застряла не просто так. Она зацепилась за что-то коричневое, очень похожее на комок глины… Или на угол коробки?…
        Анька руками стала разгребать землю.
        - Хрустикова, ты что тут делаешь?
        Она тяжело вздохнула и повернулась.
        Нет, все-таки день у нее сегодня явно неудачный.
        - Что копаем?
        Рядом с ней стоял одноклассник, тощий бледный Володя Марков, и заглядывал в ямку.
        - Секретик делаешь?
        - Какие уж тут секретики! - Анька встала, надеясь спиной загородить находку. - Не видишь, подземный ход на кладбище рою! Буду теперь по ночам с покойниками общаться. Катись отсюда, ничего интересного ты здесь не найдешь.
        Володю не любили все. Разве только родители питали к нему нежные чувства - и те, наверное, через силу. Был он неприятный: невысокий, щупленький, сутуленький, похожий на куренка, с маленькими бегающими глазками. В Анькином классе он появился в начале учебного года. А до этого, поговаривали, болел каким-то страшно редким заболеванием, был чуть ли не мутантом.
        Единственным Володиным занятием было собирать обо всех сведения. Девчонки столько не сплетничали, сколько он. От Маркова не было никакого спасения, он был глобальной бедой всей параллели пятых классов. Как только где-то что-то происходило, Володя тут же об этом узнавал, а вскоре о событии становилось известно и учителям. Спрашивается: откуда они получали информацию? Ясно - от Маркова!
        От Володи невозможно было скрыться - он никогда не прогуливал школу и ухитрялся одновременно находиться в нескольких местах, поэтому знал все.
        Анька не очень удивилась, увидев Маркова. Как же, такое событие - она копается за гаражами, а он пропустит! Отвлекись Володя на минутку, Земля остановится и звезды сойдут со своих орбит. Непонятно только, как люди жили до его появления на свет. Пропадали - да и только.
        - Смотри, там что-то торчит. - Володя склонился над ямкой. - Хрустикова, если это золото, то его нужно отдать в милицию.
        - Нет там никакого золота. - Поняв, что ее разоблачили, Анька снова взялась откапывать находку. - Кто же золото в землю закапывает?
        Из земли показалась небольшая жестяная коробка, в таких фигурные печенья продают. Рисунок на крышке был изъеден ржавчиной. Анька руками обмахнула находку и осторожно потрясла ее. В коробке что-то тяжело звякнуло.
        - Золото, - упрямо повторил Марков.
        - Серебро! - Аньку стал злить самоуверенный вид одноклассника. - Ты нашел? Нет. Вали отсюда! Без тебя разберусь!
        Володя задумчиво посмотрел на белые надгробия за кладбищенской оградой и отрицательно покачал головой.
        - Это какой-нибудь древний клад, - наконец произнес он.
        - Даже если клад, - Хрустикова прижала коробку к груди, - то ни с кем делиться я тем более не собираюсь.
        Володины глаза как-то нехорошо сощурились.
        - И не надо, - легко согласился он.
        От этого спокойного голоса на душе у Аньки стало тревожно. Она попятилась.
        Очень хотелось сбежать. Но, чтобы выбраться из этого закутка, нужно было пройти мимо Маркова, который хоть и выглядел тщедушным, не вызывал желания с ним связываться.
        Оставалось кладбище. Если перелезть через ограду, то можно на время спрятаться между могилами…
        Хрустикова вдохнула в грудь побольше воздуха и решилась. Оттолкнувшись от ограды, она побежала вперед. Володя сделал шаг в сторону - он и не думал задерживать одноклассницу.
        «Черт, он все расскажет, - зло думала Анька, шагая к своему дому. - Еще и правда полицию приведет. Коробку отберут. Этого только не хватало! Ничего себе воскресеньице выдалось…»
        Мысли о Маркове на время выветрились из Анькиной головы, когда она увидела содержимое коробки. Честно говоря, она ожидала, что под ржавой крышкой действительно обнаружатся золото и алмазы. Бойкая фантазия рисовала бордовое переливание рубинов, игривый зеленый цвет изумрудов, ослепительный блеск бриллиантов.
        Дома обнаружилось, что никакого золота в коробке нет. А есть железные цепочки, позеленевшие от старости колечки и браслеты, сделанные явно не из драгоценных металлов. Если этот клад и имел какую-то ценность, то лишь для археологов.
        Секунду картинка, которую уже нарисовала себе Анька - она стоит в дорогом длинном платье посреди класса, а на ее руках, шее и голове переливаются драгоценности, - еще витала в ее мозгу, а потом с оглушительным грохотом рухнула в бездну.
        Анька с сожалением запустила руку в груду украшений. Тот, кто закопал шкатулку, был явно не богат.
        Она достала цепочку с железным кругляшком, на котором было выдавлено солнце с глазами, носом и ртом. Такое солнце дошкольники рисуют на своих картинках.
        Ну что же, придется наряжаться в то, что есть. Закрепив цепочку на шее, Хрустикова вытащила браслет в виде двух переплетенных змеек. Кольца на вид были слишком большие. Она выбрала толстое бугристое кольцо с вкраплением какого-то камешка и тоненький перстень, на котором были написаны три буквы - «Т», «С», «И», причем последние две буквы почему-то изображались зеркально.
        - Тси… - пробормотала Анька, пытаясь понять, что бы это значило. - Такси, псих, Тася…
        Стало вырисовываться имя обладательницы шкатулки. Некая Тася сто лет назад собрала все свое добро и закопала около кладбища в надежде, что когда-нибудь сможет воспользоваться своим богатством?
        Анька сжала кулачки, чтобы кольца не сваливались с пальцев, и ей в голову пришла неожиданная мысль. А что, если шкатулку закопали рядом с могилой ее обладательницы?
        Правильно!
        Хрустикова пробежалась туда-сюда по квартире, звеня цепочкой на шее.
        В могилу украшения закопать не успели, вот и пристроили рядышком. Хотели, чтобы хозяйка и на том свете пользовалась своими драгоценностями.
        Анька хихикнула, подошла к зеркалу и скептически себя осмотрела.
        В таком ходить - только позориться. У всех уже есть золотые кольца, а она будет в каких-то железках расхаживать.
        Хрустикова подняла руку с перстнем. В зеркале отразились странные буквы.
        И… С… Т…
        - Ист…ина…
        В ту секунду, когда Анька начала догадываться что к чему, из перстня ударил луч света, отразился от зеркальной поверхности и обрушился Хрустиковой на грудь. От удара ее отбросило к стенке. Потрясение было таким сильным, что ей послышались голоса, словно включили ненастроенный приемник, который одновременно ловит десять станций.
        «Пламя, прядай, клокочи…» - ухнуло многократно отраженное эхо.
        Анька попыталась встать, но шею ее вдруг пригнуло к полу. Цепочка, до этого легкая, теперь казалась неподъемной, браслет на руке налился свинцовой тяжестью.
        «Зелье, прей, котел, урчи…» - разлилось в воздухе, и Анька действительно почувствовала запах догорающего костра и чего-то кислого.
        - Кто здесь? - закричала она и испугалась звука собственного голоса.
        «Старший, младший - да придет
        Каждый призрак в свой черед…» -
        прохохотало несколько скрипучих голосов.
        - Мамочка! - всхлипнула Хрустикова, пытаясь сорвать с шеи цепочку.
        «Спроси…»
        «Задай вопрос…»
        «Скажи, чего ты желаешь?…» - из трех разных углов раздались голоса.
        Еще не понимая, что происходит, Анька зажмурилась и страстно захотела, чтобы противный Володя никому ничего не сказал… Чтобы гад Маркуша молчал до конца дней своих…
        Глава 1
        Путаница началась
        Несчастья на Вовку Маркина посыпались неожиданно. Вроде жил себе и жил, никого не трогал, в школу ходил каждый день, двоек особенно не хватал, с отцом ругался умеренно, матери на Восьмое марта ветку мимозы подарил - и тут на тебе!
        Сначала на него ополчился географ. Со всеми остальными - ничего, даже улыбается, а Маркина каждый урок к доске вызывает. На пятый раз Вовка не выдержал.
        - Василий Львович, - взмолился он. - Я уже вам отвечал!
        - Отвечал? - Географ посмотрел на Маркина поверх очков. - Разве это ответ? - Учитель поманил Вовку пальцем и постучал карандашом по журналу. - Ты посмотри, какая у тебя тут красота!
        Маркин глянул в журнал, и рука его непроизвольно потянулась к затылку. Такого он увидеть не ожидал - дружным рядком напротив его фамилии стояли двойки.
        - Когда это? - возмутился Вовка и бросил взгляд на свой родной класс, надеясь встретить хотя бы одно сочувствующее лицо. Но одноклассники, с которыми он проучился уже добрых шесть с половиной лет, сопереживать ему не спешили. На их лицах было заметно лишь острое любопытство, больше всего их интересовало - чем дело кончится?
        Кончилось оно ничем. Сунув исписанный красными чернилами дневник под мышку, Маркин отправился на свое место.
        - Можно свести.
        Вовкин приятель Серега Минаев чуть ли не носом водил по странице дневника, изучая новенькую двойку.
        - У моего братана есть ручка со специальной пастой. - Серега повертел дневник в руках, видимо, надеясь, что от таких манипуляций двойка сама оттуда вывалится. - Ею один раз провести - вообще никакого следа от двойки не останется.
        - А что останется? - с недоверием спросил Вовка.
        - Ничего не останется, - заверил приятеля Минаев. - Бери красные чернила и ставь себе хоть шестерку. Пошли к брату!
        Результат эксперимента оказался плачевным. С нужной строчки двойка исчезла, но каким-то фантастическим образом она отпечаталась на следующей странице и еще на десяти дальнейших.
        Серега Минаев вовремя выхватил у Вовки ручку своего брата и благоразумно сбежал, иначе быть ему битым. Маркин оставил дневник в классе и ушел домой. Была у него слабая надежда, что за потерю дневника ругать будут меньше, чем за очередную двойку.
        Но он ошибался. Сначала мама долго выясняла, где это ее всегда аккуратный сын ухитрился забыть дневник, а потом позвонили в дверь, и на пороге возникла Генриетта Карповна, классная руководительница, а заодно - учительница по физкультуре.
        - Слушайте, сегодня какой-то невероятный день, - бодро начала она. - В школе забыто два дневника! Один - вашего сына, Владимира, а другой - Владимира Маркова из 5-го «В». Ваш дневник я решила занести, мне все равно по дороге.
        - Ой, мы вам так благодарны! - вздохнула Вовкина мать, но Генриетта Карповна замахала на нее руками.
        - Это еще не все, - продолжила она. - Хорошо, я вовремя заметила, что взяла не тот дневник. Не Маркина, а Маркова! Так и принесла бы вам чужую собственность. Держите и больше не теряйте. А то с этими дневниками всегда такая путаница!
        - Ой, - снова начала было Вовкина мать, машинально перелистывая страницы злополучного дневника. - Это так неожиданно! Может, чаю?
        Вовка задом открыл дверь в свою комнату, вошел в нее и спрятался за шкаф.
        - Владимир! - раскатилось по квартире. - Иди сюда!
        Долгую секунду Маркин размышлял о превратностях судьбы и о том, что лучше - попасть под горячую руку мамы или попробовать отсидеться на балконе? Но балкон был все-таки не самым надежным местом для спасения, поэтому Вовка поплелся в коридор.
        - Что это такое? - громко спросила мама, демонстративно растягивая слова.
        Маркин перевел взгляд с дневника, который уже мирно лежал на тумбочке, на мамину руку. В ней была зажата какая-то записка.
        - Кто тебе это написал?
        Вовка приготовился к суровой выволочке, но мамины глаза были полны сочувствия. Маркин даже растерялся - не каждый день мамы жалеют своих сыновей.
        - А что? - дипломатично спросил Вовка.
        - Я разберусь! - Генриетта Карповна выхватила записку. - Я это так не оставлю!
        - Сынок, тебе угрожают? - Мама притянула Маркина к себе и так сильно обняла, что он закашлялся. - Что ты натворил? Говори, говори, маме можно все рассказать! Мама тебе поможет!
        Вовка осторожно выбрался из маминых объятий и незаметно ущипнул себя за руку - происходящее было очень похоже на сон.
        - Надо спросить Марину Викторовну. - Генриетта Карповна повертела в руке листок. - Она преподает русский язык и знает почерк всех своих учеников.
        - А если эти бандиты не из нашей школы?! - ахнула мама, и перед ее глазами пробежало краткое содержание бандитского сериала.
        - Обратимся в полицию, - заверила ее Генриетта Карповна. - Но вашего сына мы защитим. - И тяжелая ладонь легла на Вовкино плечо.
        Маркину стало нехорошо, и он потянул записку из рук учительницы.
        Ровными печатными буквами там было написано всего два слова: «Ты - покойник!»
        Вовка моргнул. На всякий случай перевернул листочек, но на обороте ничего не было.
        - А-а-а! - облегченно вздохнул он. - Так это Серега Минаев развлекается. Наверное, подсунул в мой дневник, когда мы двойку сводили.
        - Что?!
        Маркин втянул голову в плечи, а мамина рука потянулась к дневнику…
        Вечером Вовка никак не мог заснуть. Голова гудела от новых названий рек, морей и океанов, географических мест, имен зверей. Город Владивосток, самая холодная точка России - Оймякон, заполярная станция «Север» и птица белоголовый орлан, предпочитающая обитать в предгорьях Кордильер и на берегу океана.
        О записке уже никто не вспоминал. Узнав, что сын нахватал двоек, мама взялась за его воспитание. Вместе они проштудировали чуть ли не половину учебника по географии, переписали три страницы из романа Толстого «Отрочество», а также решили десять задач из учебника по математике - за пятый класс. Это было единственным послаблением, которого Вовке удалось добиться. К счастью, мама не заметила, что учебник прошлогодний и что сын слишком уж легко решает примеры.
        Пока в его голове путалась Либерия с Нигерией, незаметно наступило двенадцать ночи, о чем радостно сообщили соседские часы за стенкой.
        Спать не хотелось совершенно.
        Вовка ворочался, ворочался, а потом не выдержал и сел.
        В квартире не спалось еще кому-то - в ванной комнате лилась вода. Скорее всего там была мама. Сталкиваться с ней еще и ночью Маркину не хотелось, поэтому он опять забрался под одеяло, ожидая, когда мама вернется в свою комнату и он сможет проникнуть в кухню, где заест чем-нибудь вкусным свое бессонное существование.
        Вода продолжала литься.
        От мысли о хорошем бутерброде в животе заурчало.
        Ванная все еще была занята.
        К бутерброду можно будет добавить огурец…
        На секунду Вовке показалось, что вода уже не льется. Но это была обманчивая секунда.
        В холодильнике есть сыр, и можно сделать самый вкусный бутерброд на свете - хлеб, колбаса, сыр. Лучше этого ничего придумать нельзя!
        Желудок съежился, возмущаясь, что его до сих пор кормят одними фантазиями.
        Маркин снова опустил ноги на пол.
        Если все это еще подогреть в микроволновке, то получится просто объедение…
        «Бульк», - отозвался желудок.
        Вовка встал. Пока вода льется, мама из ванной не выйдет, значит, он проскользнет незамеченным. А потом можно будет спрятаться, например, под стол.
        Стараясь не топать, Вовка выбрался в коридор, бесшумной тенью прошмыгнул мимо двери в ванную и бросился к холодильнику. От нетерпения у него тряслись руки.
        Надо же было так себя накрутить!
        Пока он резал хлеб и рвал шкурку с колбасы, в квартире наступила тишина. Щелкнула, открываясь, дверь.
        Вовка поперхнулся первым же куском и медленно повернулся. Он подготовил фразу, что растущему организму нужно лучше питаться, но произнести ничего не смог.
        Из освещенной ванной валил пар. В его клубах виднелась удаляющаяся белая фигура.
        Или это Вовке только показалось?
        Он проглотил застрявшую в горле колбасу.
        Фигура растворилась в клубах пара.
        - Мама? - неуверенно позвал Маркин.
        По кухне прокатилось неожиданное эхо, словно это было не тесное пространство два на три метра, а гигантский зал с высоченными потолками.
        Вовка шарахнулся, уронив со стола нож.
        Рядом явственно хихикнули и тихо прошептали:
        «У меня заныли кости.
        Значит, жди дурного гостя.
        Крюк, с петли слети,
        Пришлеца впусти…»
        - Мама! - завопил Маркин, бросаясь вон из кухни. Далеко убежать ему не удалось. Он споткнулся о табуретку, упал и на пузе проехался по полу. А когда встал, то с ужасом обнаружил, что спотыкаться ему было не обо что - единственная табуретка в кухне всегда стоит в дальнем углу, и задеть ее он никак не мог.
        Дверь в ванную хлопнула. Маркин поднял голову - как раз вовремя, чтобы падающий с полки пакет с мукой угодил ему прямо по макушке.
        - Мама! - Вовка схватился за голову и вдруг увидел, как нож, до этого спокойно лежавший на полу, взлетел в воздух.
        «Сестры, в круг! Бурлит вода.
        Яд и нечисть - все сюда», -
        прошелестело многоголосое эхо Вовке прямо в ухо.
        Нож повел лезвием, поточнее выбирая цель, и направился к Маркину. Сам!
        - Хорош! - Вовка махнул рукой.
        Нож вильнул, уворачиваясь от кулака, и легонько ткнул Маркина в бок.
        - Отстань! - затанцевал на месте Вовка. - Я кому сказал!
        Нож подлетел к нему с другой стороны. Маркин подхватил разделочную доску и закрылся ею, как щитом. Нож с лету врезался в доску, пару раз дернулся и затих. Вовка с ужасом смотрел на подрагивающее орудие кухонного труда - взбесившийся нож он видел впервые.
        Пока он приходил в себя, рухнула сушилка, до этого мирно живущая над раковиной. Перекрывая грохот бьющихся чашек и тарелок, по полу запрыгала миска. И под этот грохот кто-то захохотал.
        Маркин заткнул уши, чтобы не слышать этого мерзкого хохота. И хохот действительно исчез, зато послышалось неприятное чавканье.
        Вовка медленно повернул голову. Самый вкусный бутерброд в мире исчезал во рту таинственного невидимки!
        - Ах ты, гад!
        Вовка метнул в пожирателя бутербродов доску и ринулся спасать оставшуюся еду. Но тут он снова споткнулся, рука мазнула по столу, хватая батон колбасы. В следующую секунду Маркин кубарем летел под стол.
        - Что тут происходит?
        Столкновение с батареей отдалось глухим эхом в несчастной Вовкиной голове. Перед собой он увидел тапочки с пушистыми помпонами и, решив, что это очередная галлюцинация, ударил по тапочку кулаком.
        - Ай! Кто тут?
        - Мама! - испугался Маркин.
        - Что - мама? - Мама наклонилась, заглядывая под стол. - Ты зачем под стол залез?
        - А что ты в ванной делала? - закричал Вовка.
        - В какой ванной? - Мама оглянулась. - Ты что? Забыл, зачем в ванную ходят? Умываться.
        - Так долго? - не сдавался Вовка, от волнения кусая колбасу и жуя ее вместе со шкуркой.
        - Когда? - Мама вновь заглянула под стол.
        - Только что. - Вовка ткнул колбасой в сторону распахнутой двери. - Вон как напарила!
        - Где? - Мама непонимающе переводила взгляд с Вовки на колбасу у него в руках.
        Получалась передача «Что? Где? Когда?», состоявшая из вопросов без ответов.
        - Мама, - прошептал Маркин, откладывая несчастную колбасу. - У нас завелся барабашка!
        - Кто? - Мама испуганно переступила с ноги на ногу.
        Вовка обреченно махнул рукой и полез из-под стола. Все-таки мамы - страшно отсталые существа, мамонты, жители прошлого века - ничего не понимают в этой жизни.
        - Ой! - Мама удивленно разглядывала выбравшегося на свет сына. - Кто это тебя так отделал?
        Вовка вытер о штаны жирные после колбасы руки.
        - А что такое-то? Все в порядке.
        Он шел, а с него, как первая пороша, сыпалась мука. Вовка глянул на себя в зеркало и в первую секунду испугался, решив, что от пережитого ужаса поседел. Но это была мука, ровным слоем покрывшая его волосы и плечи. На лбу наливалась краснотой солидная шишка.
        - Ничего себе, поужинал! - присвистнул Маркин и уже поднял было руку, чтобы потрогать свою несчастную голову, но, не завершив движения, застыл.
        Отражение в зеркале не собиралось поднимать руку. Оно замерло, словно это было не отражение, а фотография!
        - Эй, отомри! - Согнутым пальцем Вовка постучал по стеклу. Отображение дрогнуло и осыпалось вниз, оставив после себя призрачную фигуру старухи с длинными распущенными волосами. Старуха игриво подмигнула Вовке - и растаяла.
        - Сынок, что с тобой?
        Вовка как будто выпал из сна. Он стоял, прислонившись лбом к зеркалу, и в упор смотрел на свое отражение, которое наконец-то ожило и задвигалось.
        Глава 2
        Виновник торжества
        Утром в школе Вовку огорошили неожиданным известием, что его переводят в параллельный класс.
        - С какой это радости? - возмущался за приятеля Серега Минаев.
        - А ты вообще помолчи, - погрозила ему пальцем Генриетта Карповна. - Сам двоечник, да еще и приятеля за собой тянешь. До того как с тобой связаться, Марков учился хорошо. А теперь что? Одни двойки.
        - Маркин, - вздохнул Вовка.
        - Что? - не поняла учительница.
        - Моя фамилия - Маркин.
        - Да какая разница! - Генриетта Карповна спешила на урок, и ей было некогда разбираться со своими подопечными. - Ты меня послушай. Это эксперимент. В каждой параллели собирают класс способных учеников. С вами начнут усиленно заниматься, вы будете ездить на интересные экскурсии…
        - А мы? - встрял Минаев. - Я тоже на экскурсии хочу.
        - О тебе сейчас никто не говорит! - вспыхнула учительница и, решив, что уговоры закончились, за руку повела Вовку в новый класс. - Не переживай, скоро ты со всеми познакомишься. Да ты уже всех знаешь наверняка…
        Маркин не разделял радужного настроя учительницы. Он забрался на последнюю парту и решил вести себя как можно незаметнее.
        Долго изображать из себя невидимку у него не получилось. На середине урока в класс заглянула медсестра.
        - Марков, - бодро прощебетала она.
        - Маркин, - привычно поправил Вовка, поднимаясь.
        - Да? - Медсестра зашелестела листочками. - Мар… - прочитала она по слогам, - ага… кин, говоришь? Ну иди в кабинет, на прививку.
        - Один? - напрягся Вовка. Его перестало устраивать, что все несчастья валятся персонально на него и не собираются встречаться с кем-нибудь еще.
        - Свита не предусмотрена, - улыбнулась медсестра и выпорхнула из класса.
        Географ - а был урок именно географии - напротив Вовкиной фамилии поставил жирную точку, собираясь спросить его сразу же, как только тот вернется.
        Маркин спустился на второй этаж и, к своему большому облегчению, у кабинета врача увидел еще несколько человек.
        «Хоть где-то не один», - обрадовался он. Но радость его была недолгой. Скоро выяснилось, что делают прививку в место, больше предусмотренное для сидения, чем для уколов.
        Из кабинета Вовка вышел на ватных ногах.
        - Ну что, Маркин, - хихикнула медсестра, закрывая за ним дверь, - все в порядке? Голова кружится? До свадьбы заживет.
        Вовка кое-как добрался до класса, но на место сесть не успел. Географ широко улыбнулся Вовке, словно ждал его появления, как в Новый год малыши ждут Деда Мороза.
        - Не уходи далеко, - остановил он Маркина. - Раз уж ты у доски, расскажи нам о реках Южной Америки.
        Вовка тоскливо посмотрел на учителя, и в глазах у него потемнело.
        Первым, что он увидел, открыв глаза, было удивленное лицо медсестры.
        - Что же ты не сказал, что тебе нельзя колоть это лекарство? - сходу начала она отчитывать Вовку. - И в карте у тебя не отмечено никаких противопоказаний. Я специально смотрела. Вот.
        Перед Вовкиным носом махнули какой-то картонкой.
        - Так я записываю, да? - Медсестра схватила ручку.
        Маркин с трудом сел.
        - На, держи карточку, - медсестра уже совала картонку Вовке в руки, - пускай мама распишется, вот здесь, что вы отказываетесь в дальнейшем делать прививки в школе и берете ответственность на себя. Вернуть не забудь. Это документ! Понял? - Она потрогала его лоб. - Да ты не пугайся. Уже ничего страшного нет. Простая аллергическая реакции. В следующий раз предупреждай. Ну, иди. Там тебя учитель ждет. Что вы сейчас проходите? Южную Африку?
        - Южную Америку, - хрипло ответил Маркин и попытался встать. Карточка выпала из его рук. Вовка с трудом наклонился. Буквы на картонке весело запрыгали, и в глазах у него снова потемнело.
        Он отлично помнил, что зовут его Владимир Эдуардович Маркин, что родился он 13 января, что ему сейчас двенадцать лет и учится он в шестом «А» классе. Вернее, учился, теперь его перевели в «Б».
        Но он был уже не очень в этом уверен. Что-то ему подсказывало, что он - это не он, а другой человек. Вот и на карточке было написано, что никакой он не Маркин, а Марков, Владимир Эдуардович, что родился он 13 января (кажется, мама говорила, что это была пятница), что ему верные одиннадцать лет и всю жизнь свою он провел в классе «В». Сейчас у этой буквы была цифра «пять».
        5-й «В»!
        Вовка тупо смотрел на карточку. Заметив его удивление, медсестра нахмурилась.
        - Что опять не так?
        Маркин вздохнул. Он привык верить старшим. Но сейчас происходило что-то не то. У него совсем недавно был день рождения, и он отлично помнил, что его поздравляли именно с двенадцатилетием. Ему еще открытку подарили, и там были цифры «1» и «2».
        - Это не я, - пробормотал Вовка, протягивая карточку медсестре.
        - Где не ты? - Девушка с тревогой посмотрела в лицо своего пациента, видимо, подумав, что тот медленно сходит с ума.
        - Это не моя карточка, - более уверенно произнес Вовка. - Я в другом классе учусь, не в пятом, а в шестом. И фамилия у меня не Марков, а Маркин.
        - Так… - Медсестра отобрала у Вовки карточку и еще раз ее перечитала. Потом сверилась с какой-то записью на листочке. - Так… - Покопалась в ящике, где стояла сотня таких же картонок. - Ага… - кивнула девушка, изучая очередную карточку. - Никуда не уходи! - она отдала Вовке картонку и побежала к выходу.
        Маркин машинально сунул карточку в карман и растянулся на кушетке. Сил стоять или сидеть у него не было.
        Как только Вовка закрыл глаза, в медицинском кабинете началось еле заметное движение. Из коробочки выкатилась ампула и, стукнувшись о край мраморной подставки перекидного календаря, отломила сама себе кончик. В горлышко ампулы вошла иголка. В шприц побежала прозрачная вязкая жидкость. «Напившись», шприц подпрыгнул, выпуская из себя воздух, и полетел к Маркину.
        «Яд и нечисть - все туда», - прошелестела пустота.
        Шприц вознамерился было вонзиться в Вовкину ногу, когда дверь оглушительно хлопнула.
        - Маркин, почему я должна из-за тебя весь день бегать? - На пороге стояла Генриетта Карповна.
        Шприц незаметно юркнул за кушетку.
        - Что ты тут устроил? Какая такая путаница? Кто где учится?
        Вовка приоткрыл один глаз, но, решив, что умирающим он будет выглядеть лучше, снова зажмурился.
        - Вот, - заторопилась медсестра. - Говорили, Маркин, Маркин, а это Марков. И оба - Владимиры.
        - Марков?
        Тут Вовка не выдержал и ожил.
        На пороге стоял невысокий худой сутулый мальчишка с лохматыми бесцветными волосами и неприятными бегающими глазками.
        - Ты из какого класса? - строго спросила учительница.
        - Из пятого «В», - отозвался Марков.
        Голос у него тоже был неприятный. Или это Вовке после укола вся жизнь казалась бесцветной?
        - Так что же вы меня путаете? - возмущенно закричала Генриетта Карповна. - Понабрали одинаковых фамилий! Так, Маркин, идешь в свой класс и никуда оттуда не уходишь!
        - В какой? - насторожился Вовка, поняв, что путаница эта закончится не скоро.
        - В каком учишься, туда и иди! И перестаньте мне голову ерундой забивать.
        Решив, что он получил официальное разрешение вернуться в свой родной класс, Вовка отправился за портфелем. Проходя мимо виновника всей этой истории, он встретился с ним взглядом.
        Владимир Марков улыбался. Лицо его лучилось счастьем и довольством. У Вовки родилось нехорошее предчувствие, что все произошедшее с ним случилось по чьей-то вине. Додумать свою мысль он не успел. Ему стоять было тяжело, не то что думать! Поэтому он просто побрел по коридору.
        А судьба недремлющим оком продолжала следить за Вовкой и делать все, чтобы он ненароком не заскучал.
        Как раз к возвращению Маркина из медицинского кабинета в его классе начался урок географии. Василий Львович предложил Вовке далеко не ходить, а остаться около доски и вспомнить-таки реки Южной Америки. Неожиданно для себя самого перепутав Южную Америку с Северной, перечислив все притоки Миссисипи вместо Амазонки, Маркин с очередной двойкой был отправлен на место. Здесь его снова посетила мысль, что ни с того ни с сего такие события в жизни не случаются, а значит, есть всему этому причина и хоть какое-то объяснение.
        - Неприятности бывают после того, как ты что-нибудь неправильно сделаешь, - авторитетно заявил Серега Минаев, когда мучительный урок географии закончился. - Например, заденешь Коляна. Тогда точно жди беды.
        Колян учился в старших классах и считался самым крутым парнем школы. С ним старались не связываться.
        Вовка перебрал события прошедшей недели. Собственно говоря, он мало что успел сделать. Самая длинная третья четверть началась несколько дней тому назад, он только-только отметил свой день рождения, еще не всеми подарками успел насладиться, а тут началось!
        - Может, с подарками что-то не так? - подозрительно спросил Серега.
        Маркин отрицательно помотал головой.
        - Тогда - черная кошка через дорогу перебежала, - начал гадать Минаев.
        Вовка вздохнул - черные кошки на него не действовали, потому что дома у них жила самая настоящая черная кошка, звали ее Дуся, и ее излюбленным занятием было путаться под ногами. За день она успевала раз двадцать пробежать перед Маркиным.
        - Я знаю, кто тебе нужен, - радостно хлопнул в ладоши Серега. - Манька!
        У Сереги Минаева было две сестры и два брата. Оба брата были старшие, их он боялся, а сестры младшие, их он не любил. И все учились в одной школе. Манька была младше Сереги на год и обитала в пятом классе. Она была самым большим специалистом по приметам. Шагу не могла ступить, чтобы не определить, что этот шаг для нее означает.
        Маньку они нашли на крыльце. Она стояла на ступеньках, закрыв глаза, и глубоко вдыхала холодный январский воздух.
        - Ветер слева дует, - пробормотала она. - Не к добру. - Потом секунду помолчала, напряженно во что-то вслушиваясь. - Собака три раза прогавкала, значит, меня вызовут третьей и зададут… - Она всем телом подалась вперед. С крыши на ее лоб упало три капли. - Третий вопрос.
        Из портфеля она вытащила учебник и зашуршала страницами.
        - Видал? - толкнул замершего приятеля Минаев. - Она даже результат контрольной может предсказать.
        - Зачем пришел? - недружелюбно встретила Серегу сестра. - Не до тебя.
        - К чему готовишься? - издалека начал Минаев. - История? - глянул он на обложку учебника. - Расслабься, Жоровна заболела.
        - Значит, будет замена, - не поднимая глаз от параграфа, буркнула Манька.
        - Ага, - ехидно поддакнул Минаев. - У нас на всех заменах физкультура.
        Манька оторвалась от учебника и прислушалась. Издалека слышался только вой автомобильной сирены.
        - Ладно, физкультура так физкультура, - сдалась девочка и захлопнула учебник. - Это все?
        - Нет. - Серега подтолкнул Вовку вперед. - Вот, помочь надо.
        Манька бросила на Маркина скептический взгляд, какого часто удостаиваются старшеклассники от учениц начальной школы.
        - Вовке не везет, - уточнил Минаев, грубо хватая сестру за руку. - И ты должна ему помочь. Посмотри, кто ему там дорогу перебежал.
        - Шкаф, - пискнула Манька, кривясь от боли. - А еще самолет на голову упал, пусти!
        - Слушай, а кто такой Марков из пятого «В»? - решил встрять в спор родственников Вовка.
        - Один придурок вроде вас. - Брат с сестрой уже дрались. - Тоже вот так сначала пристает, а потом по шее получает.
        - Приставал, говоришь? - Маркин отошел подальше, чтобы его ненароком не задели. - А чего он от тебя хотел?
        Манька последний раз дернулась в крепких объятиях брата и затихла.
        - Ну ладно, все, пусти! - заканючила она. - Говорите, что надо, а то скоро урок начнется.
        - Тебе уже сказали. - Серега перевел дыхание. - Невезуха у человека. Неделю ерунда какая-то творится. А тут его с каким-то Марковым путать начали. Выкладывай, что нам делать!
        - Вырвать из хвоста черной кошки три волоска, сжечь их на свечке и прошептать: «Чур меня! Чур меня! Чур меня!» Это помогает. А Марков ваш - обыкновенный придурок. Марку-у-уша… - неприятно протянула она. - Его у нас никто не любит. Ходит везде, подслушивает. Народ говорит, что все услышанное он потом в тетрадку записывает и учителям показывает. А если хочешь, чтобы твои слова в тетрадку не попали, ему заплатить надо.
        - Ничего себе - бизнес, - искренне удивился Вовка. - Да за такое по шее надо дать!
        - Давали, - нехорошо сощурилась Манька. - Он потом и это в тетрадку записал - кто и сколько раз дал ему по шее.
        - Давно бы стащили эту тетрадку - и все дела, - пожал плечами Серега. Он не видел проблемы в том, как справиться с малолетним ябедой.
        - Ой, умный какой! - фыркнула Манька. - Таскали. Он ее каждый день на ксероксе копирует. У него дома целый архив!
        - Ого! Как же вы живете с таким чудом? - восхитился Маркин.
        - Ничего, на всех управу найдем! - зло пообещала Манька. - Вы ему на пути не попадайтесь, а то он и вас посчитает.
        Не успела за Манькой закрыться школьная дверь, как зазвенел звонок на урок.
        Глава 3
        Маркуша
        Кошка Дуся почувствовала, что ищут ее неспроста, и заранее спряталась. Вовка облазил всю квартиру. Черный зверек не находился.
        Тогда Маркин решил выманить кошку на наживку. Запах свежих маминых котлет Дусю тоже не вдохновил. И Вовка пошел на последнюю хитрость - он закрылся на балконе, предварительно громко хлопнув входной дверью. Дуся должна была решить, что все ушли.
        Так она и сделала, но не через пять минут, как думал Маркин, а, наверное, через час. К этому времени Вовка закоченел на балконе, и, хотя на улице была нормальная январская оттепель, ни рук, ни ног своих не чувствовал. Поэтому, когда он ввалился в кухню, где Дуся, урча, уплетала оставленный обед, никого поймать он уже не мог.
        Дуся сама к нему пришла, когда обессиленный охотой и сумасшедшим днем Маркин лежал на ковре перед телевизором. Он честно попытался вырвать из ее хвоста три волосинки. Но была зима, и Дуся линять не собиралась, поэтому шерсть с нее не лезла, а если что-то и выщипывалось, то какие-то невнятные клоки, которые на волосинки не разбирались.
        Он еще какое-то время промучился с кошкой, но, когда она исцарапала ему все руки, Вовка бросил попытку отсчитать три волоска, сгреб все, что надергал, и на четвереньках приполз в кухню. Здесь он зажег свечку, а когда разжал кулак, чтобы бросить в огонь свою добычу, от волосков уже ничего не осталось. С ладони удалось соскоблить горстку чего-то совсем не похожего на шерсть.
        На всякий случай прошептав заветные слова, Вовка сел и принялся ждать. По его представлениям, изменения должны были произойти сразу и он просто обязан их почувствовать. Не зря же пришлось столько терпеть!
        Если это и был тот самый долгожданный результат, то вышел он каким-то странным.
        Вовка сидел, задумчиво глядя на горящий фитилек, как вдруг на него накинулась взбесившаяся Дуся. С дикими воплями она сбила свечу и бросилась Вовке на спину.
        - Мама! - завопил Маркин, пытаясь стряхнуть с себя кошку. - Дуся, ты что?!
        Затрещала ткань. Вовка через голову стянул рубашку вместе со зверьком. Дуся фыркала и шипела, кромсая несчастную рубашку на мелкие части.
        Расправившись с одежкой, она нехорошим зеленым глазом посмотрела на хозяина.
        - Дуся! - Вовка попятился. - Своих не узнаешь? А ну прекрати!
        Кошка прыгнула. Когти больно царапнули левое плечо.
        - Дуська, зараза! - взвыл Маркин, забираясь под стол. Оступившись на скользком паркете, кошка промахнулась мимо Вовки, и тот успел забежать в комнату, закрыв за собой дверь. Плечо болело, по руке бежала кровь. Воздух вокруг словно бы сгустился. Комната наполнилась туманом. Вовке показалось, что это не его комната, а болото, где вокруг трухлявого пенька летают прозрачные тени и воют:
        «Сестры, мчимся чередой
        Над землей и над водой.
        Пусть замкнет волшебный круг
        Трижды каждая из нас:
        Трижды по три - девять раз.
        Стой! Заклятье свершено».
        - Черт! Черт! Черт! - завопил Вовка, отскакивая от двери. Но дикие вопли Дуси из коридора заставили его вернуться обратно.
        Никогда в жизни Маркин не слышал, чтобы Дуся так орала. Это было не обыкновенное кошачье мяуканье, не мартовский ор, а сумасшедший вой.
        Забыв обо всех своих несчастьях, Вовка выглянул в коридор.
        Выгнув спину и вздыбив хвост, Дуся стояла около Вовкиной комнаты. Пасть ее была распахнута, маленькие острые зубки ощерены. Глаза кошки горели диким зеленым цветом.
        - Д-дуся, - испуганно икнул Маркин. - Что с тобой?
        Кошка недовольно мотнула головой и зашипела, как паровоз.
        Вовке показалось, что сквозь шипение он услышал слово: «Уходи!» Он попятился. Кошка снова замотала головой. И вот тогда Маркин почувствовал, что в комнате есть кто-то третий. Кто-то, кого он не замечает, но кого прекрасно видит Дуся. На него-то она и ругается.
        Вовке стало не по себе.
        «Стой! Заклятье свершено», - настойчиво повторил воздух.
        Маркин покрутил головой. Но он был все-таки человеком, а не кошкой, поэтому вновь никого не обнаружил.
        Дуся прыгнула. Теперь ее целью был не Вовка. Она металась по узкому коридору, пытаясь кого-то поймать. Наконец она высоко подскочила, задела стоявшее около входной двери трюмо, и оно с грохотом повалилось на пол. Брызнули во все стороны осколки.
        Вовке на секунду показалось, что в этих осколках кто-то отразился - над ними пролетела тень, белесое отражение.
        И все закончилось.
        Дуся встряхнулась, почесала лапкой за ухом и медленно удалилась в сторону родительской комнаты.
        А Вовке вдруг стало невероятно легко. Так бывает, когда долго несешь на плечах тяжелый рюкзак. Стоит его снять, как чувствуется необычайная легкость.
        Вот и Маркин в одну секунду стал пушинкой, способной оторваться от земли.
        Далеко улетать он не стал - знаем мы эти шуточки! - а опять бросился искать Дусю. Чтобы поблагодарить ее.
        Кошка не находилась.
        Тогда Вовка кинулся к телефону.
        - Подействовало! - завопил он, как только в трубке услышал голос Сереги Минаева. - Три волоска…
        - Не ори, - сонно ответил Серега.
        - Слушай, - захлебывался от восторга Маркин. - Скажи своей Маньке…
        - Ее дома нет. - Минаев и не думал поддерживать товарища в его великой радости. - Опять с кем-нибудь из подружек химичит.
        - Ну и ладно. - Вовке было слишком хорошо, и он готов был миролюбиво принять любую новость.
        Конечно, Маркин рано праздновал победу. Несчастья - вещь прилипчивая, они могут на минутку отвлечься, а потом наброситься на человека с новой силой. Но Вовка сейчас был не в состоянии об этом думать. Он с воплями носился по квартире, прыгал по родительской кровати и кричал громче самого громкого радио.
        О том, что все может быть и не так благополучно, он понял вечером, когда пришли родители и стали выяснять, кто опрокинул трюмо. А на следующий день от былого веселья и подавно не осталось следа. Первым уроком была история, которую отменили из-за болезни учительницы.
        Класс уже повскакал с мест, чтобы отправиться в физкультурный зал, как в дверях появилась Генриетта Карповна.
        - Сидите, сидите, - вяло махнула она рукой. - Мне сейчас только вас не хватает, у меня в зале и так три класса. У вас будет география. Вместо завтрашнего урока. Василий Львович, проходите, пожалуйста.
        В желудке у Вовки похолодело. За всеми вчерашними радостями он и не думал открывать учебник по географии. И если его спросят…
        Класс еще возмущенно шумел, а географ уже водил пальцем по списку учащихся.
        - Ничего страшного, - глянул он поверх очков. - Вспомним, что я вам вчера рассказывал, и пройдем новую тему. К тому же среди вас есть один человек, который вчера слушал меня два раза.
        И он посмотрел на Маркина. Если бы Вовка умел испаряться, превращаться в воду или летать, он бы разом применил все свои умения, только бы не оказаться у доски.
        - О реках Северной Америки… Слышишь, Маркин, Северной! - Географ снова поднял глаза от журнала. - Нам расскажет… - Вовка начал медленно подниматься, а в классе тут же облегченно зашептались. - Нам расскажет, - тянул географ, уже в открытую глядя на ребят. - Тот, кто сидит в центральном ряду. - Вовка свалился на свой стул, потому что его ряд был около окна. - На третьей парте от… - Четыре человека нервно заерзали на своих местах - третий ряд от стены и третий от доски. - На третьей парте от стены, ближе к окну, - бодро закончил географ с таким довольным видом, словно только что сыграл сложнейшую шахматную партию. - Маркушин, иди к доске.
        Владимир Маркушин…
        «Опять Владимир!» - мелькнуло у Маркина в голове. Впрочем, ничего удивительного: у них в классе было еще два Владимира, Маркелов и Маркинсон. Шестой «А», наверное, был самым «урожайным» классом на это имя.
        Маркушин был толстым вялым типом. Его редко вызывали, потому что в классе он был мало заметен.
        - Я? - удивленно приподнялся Маркушин. - А меня вчера не было.
        - Не было? - Географ приготовился к веселому уроку. - Тогда проверим, как ты ориентируешься по карте.
        Через десять минут красный как рак Маркушин вернулся на свое место с двойкой в дневнике.
        - Маркуша… - протянул кто-то с последней парты. Маркушин показал в ту сторону кулак и тяжело опустился на свой стул.
        - Маркелов, сейчас и до тебя очередь дойдет, - предупредил Василий Львович шутника.
        - Вовочка, - с всхлипыванием произнес Маркелов.
        - На себя посмотри! - не выдержал Маркин.
        - Ну что же, друзья мои, - потер руки географ. - Пишем самостоятельную работу. Достали листочки…
        Вовка тяжело вздохнул. Все-таки он рано радовался.
        Но тут распахнулась дверь, и в кабинет заглянула жизнерадостная медсестра.
        - Маркин, - звонко произнесла она. - Пойдем со мной.
        Сам Вовка этого, конечно, не видел, но Минаев впоследствии утверждал, что в тот момент Маркин стремительно побледнел и стал белее тетрадного листа.
        - Да не бойся, - захохотала медсестра. - Никаких прививок! Наоборот, профилактику сделаем, чтобы ты больше сознание не терял. И освобождение на пару дней получишь. Так что вещички собери.
        Еще не веря в такое везение, Вовка покидал в рюкзак тетрадки с учебниками и побежал на выход. В дверях он обернулся. Географ даже не смотрел на него, он листал учебник, выписывая на листочек вопросы для самостоятельной.
        Получив витаминку, Маркин выскочил из школы. Жизнь налаживалась. Ночью выпал снег, заметно подморозило, так что можно было смело отправляться на каток. Вовка улыбнулся слепящему солнцу, но никуда уйти не успел.
        - Ну как? - раздалось за его спиной.
        Это была Манька.
        - Слушай! - захлебываясь, стал рассказывать Маркин. - Все здорово получилось! Я и не думал, что так выйдет… За зеркало только досталось, а так…
        - Вот и хорошо, - спокойно ответила Манька, зачем-то внимательно рассматривая Вовку, словно после выздоровления у него должна была появиться вторая голова или проклюнуться третий глаз.
        - А как там ваш Марков поживает? - Вовка пребывал в самом прекрасном расположении духа.
        - Ничего. - Манька недовольно поджала губы. - Ты это к чему спросил?
        - Да так. - Маркин забросил рюкзак на плечо. - Я подумал, может, вам надо помочь с ним разобраться. Так вы, если что, обращайтесь!
        И, не дожидаясь ответа, Вовка сбежал со ступенек.
        - Помоги, - вдруг услышал он за спиной.
        Манька медленно сошла с крыльца.
        - Моя подруга кое-что сделала, а он подсмотрел…
        Маркин трижды пожалел о своих словах. Дернул же его черт за язык! Сейчас бы уже на коньках катался… А теперь разбирайся с этой мелюзгой.
        - И что вы хотите? - Солнце над головой стало светить заметно слабее.
        Манька еще раз внимательно посмотрела на Вовку, но, убедившись, что ничего необычного в нем нет, согласно кивнула и начала объяснять:
        - Тебе нужно украсть его тетрадку.
        - Сама говорила, он ее ксерит, - пытался улизнуть от обязательства Маркин.
        - В школе ксерокс сломался. - Манька была неумолима.
        - И где сейчас этот герой джунглей? - В школу возвращаться не хотелось. Если кто-то из учителей его увидит - оставит до конца уроков.
        - Дома сидит.
        - Ага, - у Вовки забрезжила последняя надежда, - а живет он на другом конце города? Завтра с ним разберусь, идет?
        - Он живет вон в том доме, - Минаева мотнула лохматой головой в пространство.
        - Ладно, идем, - вздохнул Маркин, поняв, что от девчонок он просто так не отделается.
        За воротами школы к ним присоединилась Манькина подружка, невысокая пухлая девчонка с длинными черными волосами, выбивающимися из-под серой шапочки. Она заметно нервничала: постоянно вынимала руки из карманов и тут же прятала их обратно.
        - Мы только посмотрим, что он там написал, и все, - затараторила Аня Хрустикова - так представила свою подружку Манька. - Мы же ничего…
        - А если ничего, то брали бы эту дурацкую тетрадку сами, - недовольно ворчал Вовка.
        При этих его словах Хрустикова втянула голову в плечи и так глубоко засунула руки в карманы, что чуть не порвала их.
        - А какая-нибудь кличка у вашего Маркова есть? - Вовка пытался придумать хотя бы малейшую причину - почему это он ворвется в чужую квартиру и начнет требовать у незнакомого парня его личную тетрадку?
        - Маркуша, - буркнула подружка и поежилась.
        Вовка резко остановился. Шедшая сзади Манька налетела на него.
        - Ну что ты встал? - недовольно вскрикнула она.
        - У нас тоже есть парень с такой кличкой. - Маркин зашагал дальше. - Маркуша… Сегодня пару по географии получил. Надо же, какие совпадения…
        И тут Вовку осенило. Он придумал, как попасть в квартиру Маркова и забрать у него то, что нужно девчонкам!
        Глава 4
        Старый клад
        На звонок долго не откликались.
        - Он у вас что, глухой? - нахмурился Маркин.
        - Звони, звони! - Манька стояла за Вовкиной спиной, словно боялась, что тот может неожиданно убежать. - Там он.
        - По знакам читаешь? - улыбнулся Маркин, но рядом с ним уже никого не было.
        Зато щелкнул дверной замок.
        Перед ним стоял герой последних двух дней - невысокий худенький Володя Марков.
        - Почему не на занятиях? - Вовка без приглашения переступил через порог.
        - У меня насморк. - Марков все еще стоял в дверях, наблюдая за незваным гостем.
        Вовка стал копаться в своем рюкзаке.
        - Нас тут с тобой перепутали. - Из рюкзака посыпались тетрадки. - Стул, что ли, дай! Где твоя комната? Эта? - Он толкнул дверь.
        Около окна стоял стол, на нем лежала открытая толстая тетрадка, между листочками была вложена ручка. На тетрадку падал свет настольной лампы.
        До прихода Маркина Марков писал. И скорее всего это было не сочинение по русскому языку.
        - Сейчас найду!
        Прямо в ботинках Вовка протопал через всю комнату и высыпал содержимое рюкзака на стол.
        - Ты извини, я быстро.
        Марков и не думал сопротивляться или возмущаться. Он спокойно наблюдал за Вовкиной возней.
        - Вот, карточку перепутали. - Маркин наконец нашел медицинскую карточку, которую вчера вручила ему по ошибке медсестра. - Дали мне, а это твоя. Ты же в пятом классе учишься? Ну, вот! Пусть твоя мама распишется, где надо, и завтра забрось эту карточку в медицинский кабинет. Справишься? Только не потеряй!
        По выражению лица Володи Маркова не было видно, что он что-то понял. Он все так же внимательно следил за навязчивым гостем.
        Вовка стал спешно собираться.
        - Ну все, я пошел! Не болей!
        Оставив вместо тетрадки Маркова свою тетрадку по географии, не такую толстую, но зато такую же исписанную, Вовка метнулся к выходу.
        - А то мне еще на каток, - зачем-то добавил он, потому что под таким внимательным взглядом очень хотелось что-нибудь сказать. - Бывай! Карточку в школу принести не забудь!
        Маркин с усилием заставил себя шагнуть за порог.
        На улице его ждало очередное потрясение - девчонок не было. То они ему в спину дышали, а то исчезли!
        Вовка потоптался на месте, не зная, куда идти. Первым его желанием было вернуться, отдать несчастному Маркову его тетрадку и забыть обо всех этих делах. В конце концов, его каток ждет!
        Но любопытство заставило зайти за угол и изучить добычу.
        У Володи Маркова был неплохой почерк. Довольно разборчиво он вел подробную летопись своего пятого «В» класса, иногда захватывая соседей из «А» и «Б». Кто что сказал, кто как ответил, кто прогулял урок. Наблюдения были дотошными. Тетрадь уже была вся исписана, хотя с начала четверти прошло чуть больше недели.
        - Детский сад, - в сердцах выругался Вовка, захлопывая тетрадь.
        Девчонок все еще не было.
        Можно было тетрадь выбросить, а потом сказать, что никаких записей он и в глаза не видел и ничего не брал. А можно все-таки вернуться к этому затюканному девчонками Маркову. Из чувства мужской солидарности Вовка даже был согласен по головке Маркова погладить. Только бы тот не плакал.
        Маркин снова перелистал страницы. Сегодня двадцатое. Интересно, какие события успели произойти за неделю с малышами?…
        Кто прошел по улице, кто позвонил, что сказал вызванный на дом врач…
        Вовка на всякий случай задрал голову, представив, что в окне над собой увидит бледное лицо Маркова.
        Вроде никого не было.
        Так, продолжим.
        Кто куда пошел… Вчера вызвали на прививку. Ага, вот и Вовкин портрет.
        «Мальчик на класс старше. Лохматый и испуганный. С похожей фамилией. Маркин».
        Хм… Это он - испуганный? Ну-ну…
        Еще на день назад. Аня Хрустикова косо смотрит, поинтересовалась, как Володя себя чувствует. В ответ шел подробный отчет, как Хрустикова себя ведет - не бледна ли, не нервничает ли, не появилось ли в ней что-то странное?
        «Да они просто влюблены друг в друга! - догадался Вовка. - Конечно! Такое внимание, о здоровье друг друга пекутся».
        Видимо, Аньке было интересно, что о ней пишут, замечает ли Марков ее чувства. Вот и попросила стащить тетрадку.
        Маркин пролистнул несколько страниц, ближе к началу четверти.
        Вторник. Хрустикова снова спросила, не происходило ли с Марковым что-нибудь странное. Весь день на него смотрела, даже до дома проводила.
        Ну все ясно!
        Ох уж эта мелюзга! Занимались бы своими амурными делами самостоятельно.
        Стоп!
        «Эта ненормальная начала за мной следить».
        Так, так… Володя Марков и не думал влюбляться! Ему не нравится, что на него обращают столько внимания.
        Что же между ними происходит?
        Вовка долистал до воскресенья. Полдня ничего занимательного не было, а потом шел небольшой рассказ о том, как Аня Хрустикова за гаражами около кладбищенской ограды долго копалась в земле, после чего достала проржавевшую жестяную коробку. За этим занятием ее и застал Володя Марков, хозяин записей. Показать коробку Хрустикова отказалась и в полицию не пошла. Дальше шло рассуждение: судя по ржавчине, коробка пролежала в земле лет сто. До войны в этом месте стояла церковь, кладбище находилось при церкви, и раз коробка лежала вне кладбищенской ограды, то…
        Кого хоронили за кладбищенской оградой? Ведьм, колдунов и актеров - эта профессия раньше считалась бесовской. А значит, украшения эти могли принадлежать актрисе… или колдунье. Если актрисе, то ничего страшного в этом нет. А вот если колдунье, тогда…
        О том, что вещи, принадлежащие колдунье, несут в себе ее силу, знают все. И если Анька Хрустикова по глупости воспользуется ими - не миновать беды!
        Вот эту-то беду Марков и высматривал в однокласснице почти неделю, но ничего не замечал. Что же в таком случае искала в Маркове Хрустикова? Ждала, когда он ее выдаст? Но он не спешил это делать.
        Вовка совсем запутался - кто за кем следит и зачем? Захлопнул тетрадку. Снова встал вопрос: куда ее девать? Отдавать девчонкам уже не хотелось, пусть сами разбираются между собой. А найти Маркова можно будет и завтра, в школе.
        Маркин забросил тетрадку в рюкзак и предпринял вторую попытку дойти до дома, взять коньки и отправиться на каток.
        Но и второй раз ему не удалось это сделать.
        Около дома на него налетел Минаев.
        - Ты что тут делаешь? - завопил он, страшно выкатывая глаза.
        - На каток иду, - честно признался Вовка. - А ты что - с уроков сбежал?
        - Да какие уроки?! У нас в классе бешенство.
        - Кто? - В Вовкиной голове с трудом соединялась звериная болезнь с их шестым классом.
        - Ты ушел - тут-то все и началось! - Серега спокойно говорить не мог, он продолжал кричать. - Сначала на Маркушу шкаф свалился!
        Вовка зажмурился. Маркушин всю жизнь сидел в центре класса, и чтобы на него упал шкаф… этот самый шкаф должен был добежать от стены до его парты.
        - А потом…
        - Что потом? - открыл глаза Вовка, потому что Минаев сделал вдруг длинную паузу.
        - А потом Маркелов с ума сошел!
        Вовка представил здоровенного спокойного Володьку Маркелова, прожженного двоечника и прогульщика. Его никогда ничто не выводило из себя, даже учителя. И чтобы он взбесился, понадобилось бы какое-нибудь землетрясение.
        - Мы были в столовой, - рассказывал Серега. - Как всегда, толпа. Малышня еще под ногами путается. И тут вдруг Володьку Маркелова толкнул кто-то. А потом началось! Он озверел, стал метать стулья, столы переворачивать, орать. Его еле старшеклассники успокоили, отвели к завучу. Но он и там все перевернул. Вызвали «Скорую». Что было! Короче, нас всех по домам отпустили и велели на улицу не выходить. Если это бешенство, то, говорят, оно страшно заразное!
        - А Маркушин что? - вдруг вспомнил Вовка.
        - А что Маркушин? - стал успокаиваться Минаев. - Его на этой «Скорой» и увезли. Вместе с Маркеловым.
        - А Маркенсон-патиссон как? - зачем-то спросил Маркин.
        - А что Маркенсон? - опешил Серега. - С ним тоже что-то должно произойти?
        - Так произошло или нет? - еще раз спросил Вовка.
        - Что с ним будет, если он сегодня дома сидит? А вот я кое-что нашел. - И, покопавшись в портфеле, Минаев извлек скомканную бумажку. - Когда шкаф свалился и все забегали по классу, я это около парты Маркушина нашел.
        Маркин протянул руку, хотя и так догадывался, что в записке. Два слова печатными буквами: «Ты - покойник».
        - Это все специально подстроено! - с жаром заговорил Серега. - Шкаф на Маркушу упал не просто так…
        Вовка задумчиво повертел записку в руках.
        - Как ты считаешь, - вдруг заговорил он, - если около кладбища зарыть коробку, что получится?
        - Ничего не получится. - Минаев скорчил недовольную мину, потому что разговор стал уходить в неинтересную для него сторону. - Не найдешь потом ни в жизнь. Беличья болезнь.
        - Почему беличья? - смутился Вовка. Сначала бешенство, теперь какие-то белки.
        - Ну ты совсем того, - покрутил пальцем у виска Серега. - Нам географ рассказывал, что белки никогда не запоминают, куда прячут свои орехи. Если в дупло положат, еще найдут, а если под деревом закопают, то непременно потеряют. Их запасами потом ежи питаются.
        - Ежи, говоришь? - В голове у Вовки что-то такое вертелось, вот-вот оно должно было оформиться в четкую мысль, но нечто пока мешало этому процессу. - Слушай, Минаев, вот если бы ты нашел клад, что бы ты с ним сделал?
        - Смотря что там будет. Если золото-серебро, то куплю билет и отправлюсь в кругосветное путешествие. А если железяки - сдам их в металлолом, а на вырученные деньги мороженого наемся.
        - Какой металлолом? - Вовка уже представил, как Минаев с сундучком на плече входит в подвал, где сидят прожженные бандиты и на весах взвешивают разноцветные драгоценные камешки. Фраза о металлоломе его здорово сбила с толку. - Там же должны быть украшения.
        - Там - украшения, - согласился Серега. - Только железные.
        - А ты откуда знаешь? - Вовка с удивлением посмотрел на приятеля. - Ты вообще о чем говоришь?
        - Это ты о чем говоришь? - накинулся на него Серега.
        - О кладе. Если ты найдешь клад, в полицию его отнесешь?
        - Я что, больной? - искренне возмутился Минаев. - Говорю же: в кругосветку хочу. А на металлолом далеко не уедешь…
        И приятели уставились друг на друга. Первым не выдержал Серега:
        - Вы все какие-то странные. Вчера Манька меня о кладах пытала, сегодня ты…
        И Вовка все понял.
        - Так, значит, клад есть? - осторожно спросил он.
        - Ты-то откуда знаешь? - фыркнул Минаев. - С меня Манька честное слово брала, говорила, что ни одна живая душа не в курсе. Или ты теперь большой друг моей сеструхи?
        - Ты что? - разозлился Маркин. - Сам в следующий раз возись с этой мелюзгой! Это она ко мне пристала - помоги да помоги! Я что - воспитатель в детском саду, чтобы малышам сопли вытирать?
        - Значит, тебе тоже Манька рассказала? - понимающе покивал головой Серега.
        - Ничего она мне не рассказывала! У меня свой источник. - Вовка для верности похлопал по рюкзаку. - Самый надежный. Ну и что там за клад?
        - Ничего особенного, - махнул рукой Серега. - Железки какие-то, говорит.
        - А вот кое-кто, - и Вовка снова постучал по рюкзаку, - считает, что это не простые железяки. Что принадлежали они ведьме! И что они могут быть опасны!
        Долгую секунду Минаев размышлял над сказанным и уже открыл было рот, чтобы высказать свое предположение, как над головой у них раздался крик:
        - Ду-ся!
        Вовка сразу посмотрел на балкон третьего этажа. Там стояла его мама.
        - Ду-у-уська! - снова позвала она.
        - Пошли ко мне, - позвал Маркин и побежал к подъезду.
        - Зачем? - удивился Серега. - Случилось что-то?
        - Дуська, наверное, сбежала. - Вовка копался в своем рюкзаке в поисках ключей от квартиры. - На нее вчера бешенство напало, а теперь она, видимо, деру дала.
        - Бешенство? - И Минаев попятился к лестничной клетке. - Так это от тебя все заразились?
        - Как же! - фыркнул Вовка. Ключи не находились. - И шкаф на Маркушина я уронил. И Маркелова в столовой толкнул. И железки у кладбища закопал. И тебя сейчас съем. Да где же он! - Маркин надавил на кнопку звонка, а когда повернул голову, Сереги рядом не было.
        День какой-то сегодня… все пропадают. Сначала девчонки, теперь лучший друг.
        На пороге его встретила заплаканная мама.
        - Дуся сбежала, - всхлипнула она. - Я на работу собиралась, хотела ее покормить, а ее нигде нет.
        У Вовки в голове зародились нехорошие подозрения, что все это неспроста и что без кошки с ним снова могут начаться неприятности.
        И они не заставили себя ждать.
        Глава 5
        Голоса и призраки
        Ни на какой каток Вовка не пошел.
        Дуся не находилась. Ни на запах котлет, ни на шуршание пакета с кошачьим кормом черная мордочка не появлялась. Даже вчерашний эксперимент с балконом не удался.
        Мама ушла на работу. Маркин остался один. Он вертел в руках тетрадку злополучного Володи Маркова, надеясь, что в голову придет хотя бы одна мысль.
        Мысли не приходили, только из памяти вываливались какие-то слова и фразы, мешающие думать.
        «Сестры, мчимся чередой
        Над землей и над водой…»
        Так и виделось тоскливое осеннее болото, тоненькие деревца, жиденькая травка, слоистый туман.
        Опять болото? Где-то это уже было…
        А над туманом кто-то летает, мерзко хихикает, приговаривая:
        «Пламя, прядай, клокочи!
        Зелье, прей! Котел, урчи!»
        Вовка вздрогнул. И вновь ему показалось, что в комнате он не один.
        - Дуся, - на всякий случай позвал он. - Кис-кис-кис…
        Откуда-то потянуло кислым запахом прелой листвы. Ему даже показалось, что квакнула лягушка.
        Он вскочил.
        Какие лягушки в январе месяце?
        «Шшшш», - звучало навязчиво.
        «Это бешенство!» - всплыл у него в голове голос Минаева.
        «Так вот кто всех заразил!» - как эхо твердил Серега.
        «Не волнуйся, - хихикнула медсестра. - Освобождение на два дня получишь».
        «У меня насморк», - появился откуда-то Марков и зазвонил в колокольчик.
        «А клад мы никому не отдадим», - захохотала Манька и тоже позвонила в колокольчик.
        Звон все настойчивее и настойчивее лез в уши. Он уже раздавался со всех сторон. Вовка поднял глаза. Сверху на него обрушился поток воды.
        Маркин захлебнулся и пришел в себя.
        Он лежал на ковре в своей комнате. Кошка Дуся последний раз лизнула его в нос и села, глядя на хозяина нехорошими зелеными глазами.
        В коридоре трезвонил телефон.
        Вовка схватился за голову. Волосы у него оказались мокрыми, и к тому же они были перепачканы какой-то грязно-зеленой гадостью, похожей на болотную тину.
        Телефон звонил.
        Маркин с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, все тело было непривычно тяжелым.
        Он с трудом добрался до телефона. Из трубки уже раздавался сигнал отбоя.
        Вовка дотащился до ванной, глянул на себя в зеркало и испугался. Все лицо его было перепачкано темной жижей, рубашка порвана, руки исцарапаны, словно он перед этим провалился в болото и долго оттуда выкарабкивался.
        Дуся прыгнула на раковину и довольно заурчала.
        - Где же ты была? - спросил Вовка, включая воду.
        Кошка встряхнулась и устроилась поудобнее на покатом крае раковины.
        Телефон опять зазвонил. Маркин покосился на Дусю. Та спокойно сидела на раковине.
        Вовка вытер руки и пошел в коридор. В трубке снова послышались гудки.
        Маркин задумчиво постучал трубкой по телефонной книге, лежавшей рядом на тумбочке, и решил позвонить Маркенсону. В начале учебного года Генриетта Карповна раздала листочки с телефонами всех ребят класса.
        - Когда-нибудь понадобится, - многообещающе произнесла она.
        Учительница была права - понадобилось.
        Вовка вытащил листочек и набрал нужные цифры. К телефону подошла маркенсонова бабушка, древняя и глухая. Сначала она долго не могла понять, кого зовут, потом еще дольше причитала и охала. Из пятиминутного разговора Вовка смог только понять, что и с Маркенсоном что-то произошло. Вернувшись из поликлиники, он заперся в своей комнате, оттуда слышатся какие-то странные звуки, и что вот уже целый час бабушка не может дозваться внука обедать.
        - Какой обед? - пожал плечами Вовка, кладя трубку на место. - Утро еще.
        По его представлениям, сейчас должно быть не больше двенадцати. Для проверки своих чувств он глянул на часы и ахнул. Часовая стрелка подбиралась к четырем, а за окном заметно потемнело.
        - Ничего себе, время летит! - изумился Вовка и кинулся одеваться. Уже надев ботинки, он решил взять с собой Дусю. С ней было как-то надежнее. Но кошка опять не находилась. Пробегав по квартире минут пятнадцать, Маркин махнул рукой и вышел на лестничную клетку. И тут он вспомнил, что не знает, где его ключи. Пока он размышлял, стоит ему идти на улицу без ключей или лучше дождаться маму, дверь перед его носом захлопнулась.
        Вовка прижал к себе рюкзак, который машинально взял с собой, и попятился. На секунду ему показалось, что он снова слышит странные голоса:
        «Старший, младший - да придет
        Каждый призрак в свой черед…»
        Чтобы заглушить эти голоса, он, громко топоча, бросился на улицу.
        Из минаевской квартиры, как всегда, раздавались крики - это семейство не умело жить тихо. На звонок долго не открывали. Из-за двери слышался затяжной спор, кто именно должен откликаться, когда в квартиру звонят. Потом голоса смолкли - видимо, ни до чего не договорившись, жильцы решили вообще не открывать.
        Вовка позвонил снова, и дверь, наконец, распахнулась.
        На пороге стояла Манька. Увидев Маркина, она смутилась и попыталась скрыться.
        Вовка очень давно дружил с Серегой и знал, что минаевская квартира похожа на катакомбы - здесь всегда есть где спрятаться. Он схватил Маньку за руку.
        - Где он?
        В Манькиных глазах читался настоящий ужас.
        - Я только померить хотела! - заверещала она.
        Маркин испугался, что на этот вопль прибежит все семейство, а со старшими Минаевыми ему сталкиваться совершенно не хотелось. Поэтому он отпустил Маньку, и та снова попыталась удрать. Но Вовка упорно шел следом.
        - Обыкновенная железяка, - злобно прошипела Манька. Она уже вошла в свою комнату. В воздух полетели тряпки, книжки, игрушки. От подобного перемещения вещей бардак в комнате не увеличился, но и не уменьшился. Наверное, туземцы именно так занимались поисками нужного.
        - На, подавись! - Манька что-то сунула Маркину в руку. - Больно мне нужен ваш металлолом!
        Вовка ухмыльнулся, услышав знакомое слово. Видимо, Серега успел провести с сестрой воспитательную беседу.
        На его ладони лежало кривое колечко. И даже не просто колечко, а перстень-печатка. На тонком ободочке крепилась небольшая шляпка с выдавленными буквами. «Т», «С», «И», последние две буквы - в зеркальном виде.
        - Что это? - Вовка повертел колечко в руках и протянул обратно Маньке. - Что ты мне суешь всякую дребедень? Ты мне лучше клад покажи. Что там у вас лежит?
        - Ничего не лежит. - Манька сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что брать кольцо у Вовки она не собирается. - Нету больше твоего клада! Хрустикова его обратно закопала! Говорит, у нее видения от него начались.
        - А это? - Маркин повертел колечком.
        - Это из коробки. Там все такое было, старое и ржавое. Я вообще не понимаю, почему из-за какого-то барахла столько крика? Хотя бы один драгоценный камешек оказался! А тут…
        - Закопала? - Вовка сунул колечко в карман. - Пойдем, покажешь место.
        - Разбежался! - Манька с ногами забралась на кровать. - Мне Серый сказал, что ты весь класс бешенством заразил. Так что близко ко мне не подходи - я визжать буду!
        И она действительно завизжала.
        Не на шутку перепугавшийся Вовка выскочил из комнаты. Где-то в глубине квартиры слышались голоса, играла музыка, но никто не вышел поинтересоваться, почему один из членов семьи орет.
        - Вот дура! - прошептал Маркин, выбираясь на лестничную площадку. - Сама чокнутая, и все их семейство прибабахнутое.
        Он вышел на улицу.
        Скорее всего, клад был вновь закопан в том же месте, где его и нашли. Это где-то возле кладбища. Что же, у него есть все шансы самому найти коробку - зимой перекопанная земля всегда заметна.
        В надвигающихся сумерках Маркин обошел вокруг кладбища. В одном месте к ограде подходили гаражи, за ними располагались детская площадка, двор и двенадцатиэтажный дом.
        «Вот удовольствие - жить около кладбища», - поежился Вовка, прикидывая, как лучше подобраться к кладбищенской ограде.
        Он сделал было шаг к гаражам, когда оттуда послышались голоса. Говорили двое - один визгливо что-то доказывал, а второй все время кашлял, глухо отвечая на вопросы первого.
        Маркин вскарабкался на крышу гаража и, стараясь не очень сильно грохать ботинками по железу, подобрался к краю.
        Весь пятачок, отделявший ограду от гаража, был перекопан.
        - Ну что же это! - снова взвизгнул высокий голос. - Олег Владимирович! Это же не могло пропасть.
        - Работай, работай! - хрипло откликнулась вторая фигура.
        Первый согнулся. Судя по звуку, он копал большой железной лопатой.
        - Давай, Валя, давай, - подгонял его второй. - Времени совсем не осталось!
        «Беличья болезнь», - вспомнил Вовка рассказ приятеля о зверьках, которые прячут, а потом не находят свои запасы.
        Еще минут пятнадцать поругавшись, незнакомцы выбрались из-за гаражей. Маркин сполз с крыши.
        Если эти двое ничего не нашли, значит, Манька соврала: ее подружка не закапывала клад обратно, и он все еще находится у нее.
        Самое время было возвращаться к Минаевой и вытрясать из нее адрес подружки.
        Вовка посмотрел вслед удалявшимся фигурам. Они тоже знали о кладе. И, видимо, гораздо больше, чем девчонки. А что, если…
        Искушение было слишком сильным, и Маркин побежал следом за незнакомцами.
        Идти пришлось недалеко. Пройдя ярко освещенный торговый центр, они свернули во дворы. Здесь мужчины вошли в калитку в ограде, идущей вокруг небольшого двухэтажного здания, обогнули его и спустились в подвал. Когда они скрылись, Маркин подошел ближе и, к своему большому удивлению, прочитал на табличке:
        Театр-студия «Дверь»
        Он нерешительно шагнул внутрь.
        По длинному коридору туда-сюда сновали люди, кто-то громко смеялся. На минуту показалась женщина, одетая в пышное красное платье, длинное, до пола. Это было до того неожиданно, что Вовка пошел за ней. На него налетела девчонка, тоже одетая в длинное платье, в ее волосы был вплетен венок. Увидев Маркина, она хихикнула и убежала.
        Только сейчас Вовка заметил, что все в этом подвале одеты необычно. Такую одежду он видел в кино - какие-то камзолы, пышные юбки, парики. У одного на боку болталась шпага.
        Пропуская очередную «даму», Вовка прижался к стене, толкнул ногой рамки, и на пол посыпались… Вовка пригляделся.
        Это были афиши. Какие-то бесконечные названия и фамилии. «Отелло», «Лир», «Макбет».
        - Ты к кому?
        Перед Маркиным стояла высокая худая женщина в черной кофте.
        - Я? - От неожиданности Вовка никак не мог придумать, что ответить.
        - Хочешь в студию записаться?
        Маркин на всякий случай кивнул.
        - Знаешь, у нас сейчас спектакль. А если ты придешь завтра к трем, я тебя посмотрю. Идет? Спросишь Екатерину Валерьевну. Запомнил?
        Устав кивать, Вовка решил проявить осведомленность и спросил:
        - А вы сейчас «Макбета» играете?
        Лицо женщины болезненно дернулось, она как-то странно посмотрела на Маркина и сухо ответила:
        - Нет, «Макбета» мы больше не играем. Мы вообще перестали ставить Шекспира. У нас сегодня комедия. - Женщина вздохнула и потрепала Вовку по голове. - «Собака на сене». А ты приходи завтра. Как меня зовут, не забудешь? - Вовка снова кивнул. - Вот и славно. До завтра.
        Вовке ничего не оставалось, как уйти, хотя ни на один свой вопрос он так и не получил ответа.
        Зачем два типа из театра искали шкатулку? Что за чертовщина творится в их классе сразу с четырьмя Владимирами? Почему всем им присылают одни и те же записки? Что за странные голоса слышатся самому Вовке?
        Все это было слишком загадочным и запутанным. И ясным в ближайшее время становиться не собиралось.
        Глава 6
        Тайна дневника
        По темным улицам Вовка возвращался к себе домой. Азарт погони улетучился. Для расследования требовался еще один персонаж, чтобы действие сдвинулось с мертвой точки. Но персонаж этот и не думал находиться.
        Маркин почти дошел до своего дома, когда из темноты ему под ноги выкатилась тень. Вовка споткнулся, потерял равновесие и, уже сидя на земле, разглядел пронзительно-зеленые глаза и черную шерстку.
        - Дуся! - обрадовался Маркин, сразу забыв обо всех своих страхах. - Ты что здесь делаешь? Опять сбежала? Что-то ты раньше не была такой любительницей путешествий.
        Кошка прыгнула Вовке на руки и, устроившись удобней, довольно заурчала.
        - Ах ты, зверюга… - ласково произнес Маркин, поглаживая Дусю. - Ну что, пойдем домой?
        Урчание прервалось, кошка чуть приоткрыла глаза.
        Раздался хлопок. Брызнуло во все стороны стекло. Вовка вздрогнул, еще сильнее прижимая кошку к себе.
        У его ног лежали осколки бутылки из-под шампанского, выброшенной кем-то с верхних этажей. Если бы она попала ему по голове…
        В воздухе вновь запахло прелыми листьями.
        «Сомкнемся в пляске круговой,
        Как эльфы позднею порой…»
        Маркин бросился бежать. Вокруг ходуном ходили дома, улицы дыбились, ветки и кусты мешали, но он пробирался вперед, ничего не видя вокруг себя.
        И вдруг остановился. Перед ним был дом Володи Маркова. Вовка схватился за ручку двери и лишь сейчас заметил, что Дуси с ним нет.
        - Кис-кис-кис, - позвал он, очень надеясь, что Дуся бежала следом за ним и непременно отзовется.
        «Сомкнемся в пляске круговой!»
        Чернота ночи толкнула его в спину, и он шагнул в подъезд, с перепугу сильно хлопнув дверью.
        - А я тебя жду.
        Дверь ему открыл Володя Марков и сразу отступил назад, пропуская гостя в квартиру.
        - Я случайно забрал твою тетрадку. - Вовка вновь прямо в ботинках протопал в комнату пятиклассника. - Кстати, ты мои ключи не находил?…
        И, еще не успев задать свой вопрос до конца, он увидел связку ключей около стола.
        - Что ж ты молчишь! - возмутился Маркин. - Я из-за тебя домой попасть не могу.
        Вовка бухнул чужую тетрадку на стол, подхватил свою географию, сунул в рюкзак, кинул туда же ключи.
        Больше здесь делать было нечего. А ведь так хотелось поговорить!
        Володя Марков молчал.
        Как бы начать разговор?
        Вовка засунул руки в карманы и демонстративно перекатился с мыска на пятку и обратно. Пальцы его нащупали колечко. Он потянул украшение из кармана. В ладонь лег корявый перстенек со странными буквами.
        - Слушай, - Маркин сжал кулак, - а ты знаешь, что было в том кладе?
        - Нет.
        Марков и не думал облегчать Вовкину задачу - поддерживать разговор он не спешил.
        - С чего ты взял, что украшения из клада принадлежат ведьме?
        Марков прошел в комнату и закрыл за собой дверь.
        - Шкатулка была закопана за кладбищенской оградой… - начал он и вдруг замолчал, к чему-то прислушиваясь.
        Вовка покрутил головой, но ничего подозрительного не заметил.
        - А если это случайно получилось? - прервал молчание Маркин. - Сначала закопали, а потом там кладбище сделали. Это же могло произойти когда угодно…
        Договорить Вовка не успел. В окно что-то громко стукнуло, словно в стекло бросили камешек.
        Марков даже не шелохнулся. Тогда менее терпеливый Вовка выглянул на улицу.
        Третий этаж. Никого.
        Марков покачал головой.
        - Подобные шкатулки просто так не закапывают, - все так же спокойно произнес он.
        Вовка посмотрел на стоявшего перед ним мальчика. Тот был слишком невозмутим. И это выглядело очень странным.
        - Да что вы здесь все, с ума посходили! - не выдержал он. - То какие-то голоса, то дурацкие кольца! - Перстень полетел на пол. - Сами во всем этом варитесь, нечего меня впутывать!
        В окно уже ломились.
        Вовка дернул штору, чуть не сорвав карниз.
        За окном никого не было.
        Но стук-то был!
        Неожиданно все прекратилось.
        - Володя, что у вас за шум? - На пороге комнаты стоял высокий худой мужчина в очках, чем-то похожий на Маркова.
        - Папа! - Марков как-то сразу встряхнулся и ожил. - Это мальчик из нашей школы, - кивнул он на Маркина. - Его тоже Володей зовут.
        - Тоже, - проворчал Маркин себе под нос. - Это еще неизвестно, кого «тоже» так зовут!
        - Это хорошо, что у тебя появился друг! - Папа сделал шаг и удивленно посмотрел себе под ноги. - Что это вы кольцами бросаетесь? - Он поднял брошенный Вовкой перстень. - Так, так… - Он подошел к столу, развернул в свою сторону лампу. - Откуда у вас это? Очень интересный экземпляр!
        - На улице нашли, - соврал Маркин.
        - И давно у нас мостовые стали устилать такими предметами? - Папа глянул на Вовку поверх очков.
        - Ну там еще какие-то железки были… - промямлил Маркин.
        - Хорошо бы взглянуть. - Папа уже смотрел на Вовку.
        - А почему сразу я? - Маркин попятился. - Это не я нашел, а Анька Хрустикова.
        - Девочка из параллельного класса? - Папа перевел взгляд на Маркова.
        - Папа, сколько этому кольцу может быть лет? - задал встречный вопрос Володя.
        Мужчина снова поднес колечко к лампе, повертел его в руках.
        - Оригиналу вполне может быть лет пятьсот, - наконец произнес он. - А этому… Года два.
        - Как два года? - ахнул Вовка.
        - Подделка, - вынес свой приговор папа. - Причем довольно изящная. Если дадите проверить, скажу точнее. Знаете, что означают эти три буквы? «Т», «С», «И»?
        - Имя хозяина? - наугад ответил Маркин.
        Папа поднял на него глаза.
        - А если так?
        Он вышел в коридор и поднес перстень к зеркалу. Отчетливо отразились те же буквы, только наоборот: «ИСТ»…
        - Фирма какая-то, - продолжал гадать Маркин. Марков участия в разговоре не принимал.
        - Не фирма, а первые три буквы в слове «истина». - Папа надел колечко на мизинец. - Подобную печатку носили судьи в древние века и, когда подтверждали приговор, оттискивали эти буквы на сургучной печати. Считалось, что человек, носящий это кольцо, не сможет соврать - он будет говорить только правду. Такое украшение можно увидеть в музее. Помнишь, Вова, мы с тобой ходили?
        - А это зачем тогда сделали? - прервал родственные воспоминания Маркин. - Сейчас же такие печати не ставят.
        - Бутафорская подделка, для какой-нибудь игры.
        - И все? - Вовка ожидал душещипательного рассказа, леденящей кровь истории, а вышла всего-то какая-то бутафория! Он растерянно посмотрел на тезку. Володя Марков был все так же спокоен. Он взял из рук отца колечко, повертел его и спросил:
        - Ты уверен, что кольцу два года?
        - Посмотри на четкие края букв и печатку без зазубрин. - Папа потер пальцем бугристый ободок колечка. - Я даже могу сказать, что после того, как это кольцо сделали, им почти не пользовались. Оно новое.
        - Значит, никакого колдовства? - расстроился Маркин. - А как же все эти голоса и призраки? С кем воевала Дуся?
        - С кем воевала Дуся, я не знаю, - усмехнулся папа. - А вот колдовства здесь действительно никакого не должно быть. Копии весьма редко принимают на себя свойства оригинала, только если они сделаны очень искусным мастером. Я не думаю, что, изготавливая эту печатку, кто-то так уж старался. Ну что, отдаете мне колечко? - Папа протянул Маркину руку с кольцом.
        Вовка сжал перстень в кулаке.
        - Я еще приду к вам, - пообещал он.
        - Приходи, буду рад помочь. - Марков-старший внимательно посмотрел на Вовку, словно собирался в его испуганных глазах прочитать все события прошедшей недели. - Что же, если больше причин для криков нет, то я пойду.
        И он ушел, закрыв за собой дверь.
        Вовка почесал в затылке.
        - Кем работает твой папахен? - спросил он.
        - Оценщиком в ломбарде, - сухо ответил Марков, подходя к своему столу. - Я был не прав. Анькин клад действительно ничего собой не представляет. То-то, я смотрю, все спокойно.
        - Где это спокойно? - пошел на него Маркин. - Да у нас в классе уже всех Владимиров извели! И это ты называешь «спокойно»? - Он бросил на стол записку Маркушина.
        - Откуда это у тебя? - удивленно вздернул брови Марков.
        - От верблюда!
        Володя потер пальцами лоб.
        - Во всем этом есть какая-то странность, - наконец произнес он. - Почему проклятье Хрустиковой не действует?
        - Ты-то тут при чем? - искренне возмутился Вовка. С чего вдруг этот невыразительный сморчок решил, что все происходит из-за него?
        Марков не удостоил Вовку даже взглядом.
        - Если в этой шкатулке и хранилось проклятье, оно должно было быть направлено на меня. Меня все ненавидят.
        - Не затевал бы всю эту историю с тетрадкой, никто бы тебя не трогал, - с презрением в голосе произнес Вовка. - Зачем ты ее учителям показываешь?
        - Они сами выдумали - и про ксерокс, и по учителей. - Володя сел за стол, задумчиво перелистал свой дневник. - Я для себя пишу и никому не показываю. У меня привычка такая, еще с больницы. Я год пролежал в больнице, у меня ноги не ходили. Очень редкая болезнь, она поражает клетки спинного мозга. Я никуда не ходил, только в окно смотрел. И как-то стал записывать то, что вижу. С тех пор и пишу. А все почему-то боятся, когда их начинают описывать.
        - Ну да, - растерялся Вовка. - Как-то это не очень…
        - Я про тебя тоже напишу. Можно?
        - Да я как-то… - замялся Маркин. - А меня в театральную студию пригласили завтра прийти, - зачем-то признался Вовка. - Они там «Отелло» играют, «Макбета».
        - Я это тоже запишу, - пообещал Володя, беря ручку.
        Вовка потоптался еще немного у двери и вышел.
        - Ты заходи еще! - Марков-старший поджидал Маркина. - У Вовы мало друзей. Было бы замечательно, если бы вы подружились. Может, еще какие вопросы с кольцом возникнут… Приходи к нему. Хорошо?
        - Папа, я все слышу, - раздалось из комнаты, и Вовка закрыл за собой входную дверь.
        М-да, история…
        За всеми этими разговорами о кольцах и болезнях Вовка совсем забыл спросить, где живет Анька Хрустикова. Он уже подумывал, а не вернуться ли ему обратно и не спросить ли, когда Анька Хрустикова собственной персоной протопала мимо него. В руках у нее был пакет.
        Вовка ни секунды не сомневался, что идет она к гаражам, а в пакете лежит пресловутая коробка с украшениями.
        Аньке порядком надоела ее странная находка. С того дня как она принесла домой клад, стали происходить какие-то дикие вещи. По ночам Хрустикова начала слышать голоса. А когда она забывалась коротким тревожным сном, ей почему-то снился Марков, сидевший за столом и что-то строчивший в своем дневнике. С каждой секундой она ненавидела его все больше и больше. Она посылала в его адрес всяческие проклятья, но они не достигали цели. Марков отсиживался дома и, судя по слухам, был жив и здоров.
        Вконец измучившись со своей находкой, Хрустикова решила закопать все обратно.
        Чем ближе она подходила к гаражам, тем тяжелее было идти. Пакет оттягивал руку.
        - У-у! Надоела ты мне, - в сердцах прошептала Хрустикова, пиная ногой пакет. В спину ее кто-то толкнул. Она испуганно обернулась.
        «Сестры, в круг!» - захохотали над Анькиной головой.
        - Убирайтесь! - Хрустикова погрозила темному небу кулаком. - Катитесь отсюда!
        С громким хлопком лопнула лампа в фонаре, и двор погрузился во тьму. Завозились, забеспокоились на деревьях вороны.
        - Гады, - прошептала Анька, снова хватаясь за пакет. Но теперь он стал совершенно неподъемным. Хрустикова оборвала на нем ручки, но с места не сдвинула.
        - Все равно я от вас избавлюсь!
        Руками она разорвала пакет, открыла шкатулку и по одному предмету стала перетаскивать за гаражи.
        - Вы до меня больше не доберетесь! - снова погрозила она кулаком неизвестно кому и растянулась на ровном месте. Удивленно каркнула наблюдавшая за девчонкой ворона. - Смейтесь, смейтесь! Не подавитесь только! Ах ты, Маркуша, гад! - запричитала она. - Все ты со своей тетрадкой! Чтоб тебе провалиться, Марков, сквозь землю!
        Вовка с ужасом смотрел на Анькины метания туда-сюда, на ее бесконечные падения и крики. Под конец она уже на четвереньках уползла за гаражи и там затихла. Маркин решил посмотреть, что там происходит, а может быть, даже и помочь. Но шагу сделать не смог.
        В первую секунду он подумал, что его тоже околдовали, от этого ноги больше не слушаются.
        Но это был всего-навсего испуг. Потому что пойти за гаражи ему помешала Дуся.
        - Кошарина! - радостно зашептал Вовка, подхватывая мохнатого зверя на руки. - Где ты все время пропадаешь? Там, наверное, мать с ума сошла, ищет тебя, а ты на улице прохлаждаешься. Пойдем домой!
        Неожиданная встреча с кошкой заставила Маркина забыть о злоключениях Аньки Хрустиковой. История со шкатулкой выветрилась из его головы, как только Дуся устроилась у него на руках и довольно заурчала. Радостный от того, что кошка нашлась, он побежал домой, но до квартиры Дусю не донес. Он уже входил в подъезд, когда ему навстречу выбежала маленькая черненькая собачка. Увидев кошку, она оглушительно залаяла. Дуся слетела с Вовкиных рук. Не успел Маркин опомниться, как оба зверя исчезли за домом. Сколько он ни звал, сколько ни бегал - Дуся не вернулась.
        Глава 7
        Проклятая пьеса
        - Дуська-то наша с балкона упала!
        Мама утирала слезы платком, а они все текли и текли из ее покрасневших глаз.
        - Когда? - Вовка тяжело опустился на стул. За сегодняшний день он страшно устал.
        - Утром, - всхлипнула мама. - Тетя Клава видела. Говорит, разбилась насмерть.
        - Ага. - Маркин зевнул. - Насмерть. - Ботинок с левой ноги сниматься отказывался. - Нашла кого слушать! Я нашу Дусю только что видел, чуть домой не принес. Собака ее испугала. Завтра, наверное, вернется. Да я ее сегодня весь день встречал, только никак не мог до квартиры с ней дойти. Пусть твоя тетя Клава не выдумывает.
        - Но она сама… - Мама перестала плакать и во все глаза уставилась на сына.
        - Я тоже сам… - вздохнул Вовка. Ему даже есть не хотелось, только спать, вот до чего он устал. - Вернется она. - Зевок чуть не свернул ему челюсть. - Побегает и вернется. У кого-то лягушки в январе квакают, а у нее в январе март наступил!
        - Может, ты перепутал? - с надеждой в голосе спросила мама.
        - Мама, нашу Дусю ни с кем спутать нельзя! - отрезал Вовка и поплелся в свою комнату.
        Никогда с ним такого не было. Маркин буквально провалился в сон. Всю ночь он бродил по пещерам, где в котлах варили зелья уродливые ведьмы. Они бросали в кипящую воду жаб, змей, мышей, сыпали из рваных рукавов какие-то порошки и опускали туда иссохшие ветки с побуревшими листочками. Все это перемешивалось деревянным посохом, который самостоятельно орудовал в чане, а ведьмы в это время летали по воздуху вокруг костра и завывали:
        «Сомкнемся в пляске круговой!»
        Когда они в третий раз произнесли свое заклинание, посох ударил по чану, и зелье опрокинулось на землю. Завороженный Вовка смотрел, как черная вонючая жижа растекается по полу пещеры, как она подбирается к его ногам. И вроде бы надо бежать, спасаться, но Маркин все стоял и даже не думал двигаться с места.
        Как только зелье коснулось ботинок, Вовка почувствовал, что он проваливается. Он с ужасом оглянулся и увидел, что находится уже не в пещере, а по колено стоит в чавкающей трясине. Холодная противная болотная вода забралась в ботинки, выше, выше… начала морозить коленки.
        Холод заставил Маркина двигаться. Он стал хвататься за травинки и тонкие веточки в надежде выбраться, но все это рвалось и ломалось у него под руками.
        И вот когда болотная трясина уже сдавила его грудь и руки больше не находили никакой опоры, по его лицу провели чем-то пушистым. От этого движения защекотало в носу, и Маркин чихнул, отчего чуть не погрузился в трясину с головой.
        Хохот ведьм смолк. Вместо противных взвизгиваний он услышал знакомое урчание.
        - Д-дуся, - прошептал Вовка.
        Кошка перепрыгнула с кочки на кочку, принюхалась, недовольно поджала ушки. Зеленые глаза посмотрели Маркину прямо в лицо. Перед своим носом он увидел хвост. Словно кошка предлагала Вовке схватиться руками за ее хвост и так спастись из болота.
        - Дуся, ты что? - Маркин отлично знал, что Дуся не выносит, когда ее трогают за эту часть тела. Да и сколько потребуется сил, чтобы вытащить такого здорово парня, как Вовка, из трясины? Пятьсот кошек не справятся с этим!
        Дуся возмущенно фыркнула и стукнула Маркина хвостом по лбу.
        - Ладно. - Вовка выбросил вперед руку. - Только потом не ругайся.
        Маркин ожидал всего, что угодно, но не того, что произошло.
        Почувствовав, что ее держат, Дуся пошла вперед, и Вовка выбрался из трясины. Вот уже он идет по земле, вот уже болото сменяется травкой, становится светлее, вот уже поют птички…
        От радости Маркин подхватил кошку на руки, поцеловал ее в мохнатую мордочку, прижал к себе, закрыл глаза. И повалился на зеленый бугорок, уснув мгновенным сном усталости.
        Проснулся Вовка от того, что Дуся урчала ему прямо в ухо. Он попытался отодвинуться от нее, но она затарахтела настойчивее, словно была не кошкой, а телефоном.
        Телефоном?
        Вовка с трудом разлепил глаза. Телефонная трель разливалась по квартире.
        Что за манера звонить в такую рань?
        - Кому там не спится? - прошептал Маркин, со сна пытаясь сообразить, в какую сторону ему кидаться.
        Телефон звонил.
        Поднимая трубку, Вовка был готов к тому, что услышит сигналы отбоя.
        - Маркин, ты там оглох? - раздался сердитый голос Генриетты Карповны. - Что у тебя творится?
        Вовка испуганно оглянулся, ожидая увидеть что-то страшное. Но все было в порядке - коридор, тумбочка, ковровая дорожка. В новом трюмо отражалась вполне знакомая физиономия - его собственная, только немного сонная и помятая.
        - Ничего не творится, - честно признался он. - Я, наверное, проспал.
        - Проспал, проспал, - заверила его учительница. - Можешь спать дальше.
        - Да я сейчас, - заторопился Вовка. - Я и не спал вовсе!
        - Короче, Маркин, - остановила его метания Генриетта Карповна, - если у тебя все в порядке, то сиди дома и никуда не выходи. Понял меня? Будь у телефона, чтобы я тебя в любую минуту могла найти. А то взяли моду - пропадать!
        - Патиссон? - догадался Вовка.
        - Патиссон, патиссон… Тьфу ты, что вы меня путаете! - надрывалась трубка. - Какой патиссон? Маркенсон пропал! Маркушин с Маркеловым в больнице! Мы на карантине. Никто никуда не ходит!
        - На карантине? - как эхо, повторил Маркин.
        - Да, ваш класс и пятый «В». Там у них тоже пара ненормальных нашлась. Все о каком-то проклятии твердят! Короче, Маркин, не забивай мне голову ерундой. Она и так кругом от всех вас идет. Если я позвоню и тебя не окажется дома, не знаю, что с тобой сделаю! Понял? Кстати, ты не выяснил, кто тебе записку с угрозой прислал?
        - Ведьмы, - машинально ответил Вовка.
        На том конце провода повисла пауза.
        - Слушай, а у тебя все в порядке? - осторожно спросила учительница. - Голова не болит? Видений никаких нет?
        Маркин постучал по лбу костяшками пальцев. Вот дурак! Чуть себя не выдал. Разболтай он все - и через полчаса оказался бы в одной палате с Маркеловым и Маркушиным!
        - Я пошутил, - заторопился Вовка. - Я же говорил, что это Серега Минаев. Он тоже пошутил.
        - Шутники! - в сердцах произнесла Генриетта Карповна. - Маркушину и Маркенсону тоже он писал? Да за такое из школы выгонять надо! У бабушки Маркенсона чуть инфаркта не было, когда она эту записку прочитала. Оба в понедельник ко мне, с родителями! Понял? К директору вас поведу, пусть он сам с вами разбирается! А до понедельника чтоб был дома!
        Вовка готов был проглотить свой болтливый язык - надо же такое брякнуть! Теперь ему и от директора достанется, и от Минаева.
        - Короче, Маркин! - снова возник в трубке голос учительницы. - Если к тебе заявится Маркенсон, гони его в три шеи домой. Тоже мне, нашли моду, чуть что - пропадать! Я вам попропадаю!
        Генриетта Карповна разошлась не на шутку. Вовка трубку подальше от уха отодвинул, чтобы не оглохнуть. Вскоре по коридору разлились благостные сигналы отбоя, и Маркин облегченно положил трубку на место.
        Что же, во всей этой истории есть один положительный момент - сегодня должна была быть география, к которой Вовка из-за вчерашней сумятицы не успел подготовиться.
        Радость от свободного дня постепенно сменилась тоской. Дома делать было нечего. Маркин повалялся на диване, попереключал каналы телевизора, произвел две ревизии холодильника…
        Часовая стрелка лениво подбиралась к одиннадцати.
        А на улице сновали машины, ходили люди. У всех были какие-то срочные, безотлагательные дела.
        У Вовки тоже было дело, но куда с ним податься, он никак не мог решить. Маркин уселся в кресло и задумался.
        Что мы имеем? Клад закопан обратно. Обладание сокровищами для Хрустиковой с Манькой не прошло бесследно - колдунья таки добралась до них. Хорошо хоть, девчонки живы остались. Пострадали все Владимиры из шестого «А» класса. Пока вроде обошлось без жертв. Только Маркенсон-патиссон куда-то пропал. Наверное, наслушался голосов и сбежал. Ничего, побегает и вернется.
        Не ясно, почему на самого виновника всей этой катавасии, Володю Маркова, проклятия не распространяются? Ведь по всему выходило, что пострадать должен был он один. Задело же всех вокруг, кроме него. В его тетрадке не было ни слова ни о голосах, ни о видениях. Значит, Марков жил все эти дни спокойно. В то время как рядом с ним разворачивалась настоящая борьба на выживание.
        Вовка забегал по комнате. Что у него еще есть? Таинственные копатели клада из театра-студии…
        На кухне с грохотом что-то обвалилось. Маркин бросился за своей курткой.
        Нет, не права была Генриетта Карповна: дом не всегда самое надежное место. Порой куда безопаснее оказаться подальше от собственной квартиры. Например, в театре.
        Вовка не рассчитывал, что кого-нибудь застанет в студии со странным названием «Дверь». Ему назначали на три, а сейчас было начало двенадцатого.
        Но подвал был полон жизни. Бегали ребята. Прошел кто-то из взрослых. Парень пронес ворох одежды и скрылся в одной из комнат.
        Конечно же, Маркин забыл имя женщины, пригласившей его на сегодняшнее прослушивание. В голове крутилось только: «Екатерина…»
        - Ты что стоишь? - подогнала Вовку проходившая мимо девушка. - Ступай на занятия, скоро начало.
        - Мне нужна Екатерина… - запинаясь, начал Марков.
        - Кать Валерьевна? Она в танцзале, пятая дверь налево.
        За указанной дверью оказалась просторная комната, во всю стену здесь было зеркало. Вчерашняя женщина сидела на лавочке и колдовала над магнитофоном. Она нажимала на клавишу перемотки пленки, останавливала, слушала запись и проматывала дальше.
        - А, это ты? - подняла голову Екатерина Валерьевна и печально посмотрела на Вовку. - Пришел? Я вчера забыла спросить, как тебя зовут.
        - В-вова, - Маркин и сам не понял, почему запнулся на собственном имени.
        - Ну что же, Вова. - Екатерина Валерьевна села поудобнее, - выходи в центр зала и прочитай что-нибудь.
        Вовка растерялся. В голове крутилась только история про бычка, который никак не мог устоять на доске. «Идет бычок, качается…»
        - Не стесняйся. - Женщина приветливо улыбнулась. - Любой стишок, какой тебе больше нравится.
        Не то чтобы Вовке совсем не нравились стихи. Какие-то он даже очень любил. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Михалков. Но сейчас почему-то только одинокий упрямый бычок все норовил свалиться на землю. Как там? «Ой, ой, доска кончается…»
        В дверь заглянули:
        - Катя, ты долго?
        Вовка вздрогнул.
        Бычок, взбрыкнув, выскочил из его головы, забрав с собой все остальные отрывочные мысли о стихах.
        Голос был знакомым, жестким и повелительным.
        - Сейчас, Олег. Я послушаю мальчика. Кстати, не хочешь присоединиться? Мне кажется, здесь есть на что посмотреть.
        На лице вошедшего появилась гримаса отвращения, но мужчина все-таки закрыл дверь и демонстративно сел на стул в противоположном углу.
        - Что же, послушаем еще одного твоего гения, - зло процедил он.
        - Астанин, не забывайся! - нахмурилась Екатерина Валерьевна.
        - Как они только попадают к тебе в подвал? - продолжал ворчать Олег.
        - Я случайно, - подал голос Вовка и испугался, что выдаст себя и его навсегда оставят в этой комнате, чтобы он больше никогда никому ничего не рассказал. Нервничая, он сунул руки в карманы, где в левом неожиданно нащупал колечко. Маленькое кривое колечко, заставляющее говорить истину.
        Пока взрослые обменивались неприязненными взглядами, у Маркина то ли от волнения, то ли от духоты закружилась голова. Комната с зеркалами пошла ходуном. Колечко потеплело и стало заметно тяжелее.
        Заквакала лягушка. Под ногами чавкнуло болото. Он так и видел себя, бредущего по бескрайней трясине. В ботинках булькает вода, штаны промокли. Каждый шаг грозит стать последним. А он все идет и идет, оступается, падает, в лицо ему брызгает вонючая болотная жижа. Но он упорно двигается вперед. А где-то там, в стороне, вокруг трухлявого пенька, хохочут, резвятся три ведьмы:
        «Сестры, мчимся чередой
        Над землей и над водой.
        Пусть замкнет волшебный круг
        Трижды каждая из нас:
        Трижды по три - девять раз».
        - Это все? - Мужчина недовольно поджал губы. - А еще можешь прочитать? Что-нибудь посовременнее.
        - Погоди. - Екатерина Валерьевна побледнела и выпрямилась. - Что-то знакомое. Откуда эти стихи?
        - Пушкин какой-нибудь, - нетерпеливо махнул рукой мужчина. - Эти дети всегда одного только Пушкина читают.
        - Нет, это другое!
        Вовка удивленно обводил глазами комнату. В зеркалах отражалась его перекошенная физиономия с бисеринками пота на лбу.
        Куда же делись ведьмы, куда улетучилось болото? Он испуганно схватился за коленки. Еще секунду назад они были мокрыми от болотной жижи. А сейчас? Сухие и относительно чистые.
        - Эй! Откуда ты взял этот отрывок? - нетерпеливо щелкнул пальцами мужчина.
        - «Старший, младший - да придет каждый призрак в свой черед…» - пробормотал Вовка вместо ответа.
        - Я знаю откуда! - ахнула Екатерина Валерьевна. - Это та проклятая пьеса! - Она вскочила, хватаясь за голову. - И перевод тот же самый - Корнеева! Я же просила не упоминать при мне эту чертову трагедию!
        Женщина исчезла за дверью.
        - Откуда ты эту пьесу выкопал, парень? - Астанин медленно поднялся со стула. - Тебе сколько - двенадцать, тринадцать? Рановато вроде читать подобные вещи… Или ты это сделал специально?
        Мужчина остановился и внимательно посмотрел на испуганного Вовку. Но не найдя в нем ничего интересного, тоже ушел.
        Маркин остался один. В голове болезненно пульсировала жилка. Очень хотелось лечь, закрыть глаза, прижать к себе Дусю и больше ни о чем не думать.
        Но кошки здесь не было, кровати, чтобы лечь, тоже. Поэтому Вовка вышел в коридор, где на него тут же уронили ворох картонных коробок.
        Высокий худой паренек с взлохмаченными волосами и крошечной бородкой попытался поймать хотя бы одну коробку, но она подпрыгнула в его руках и упала в общую кучу. Заметив страх в Вовкиных глазах, парень улыбнулся.
        - Новенький? - чуть картавя, спросил он.
        - Не знаю, - пожал плечами Маркин и помог собрать рассыпавшиеся коробки. - Велели стихи прочитать. Я прочел, а они вскочили и убежали.
        - Значит, взяли, - пробурчал парень, пытаясь составить коробки в прежнем порядке. - Если не берут, говорят сразу. А что ты читал?
        - Не знаю, - признался Вовка. - Екатерина Валерьевна сказала - какую-то проклятую пьесу.
        Коробки перестали шуршать. Парень медленно поднял глаза.
        - Ты читал отрывок из «Макбета»? - спросил он и так посмотрел на Вовку, словно тот стал виновником трех землетрясений, пяти извержений вулканов и парочки цунами.
        - Что в голову пришло, то и прочел, - растерялся Маркин, и коробки снова рассыпались по полу. - Но вроде бы не Пушкина.
        - Откуда ты эту пьесу знаешь? - не унимался парень. - Ты же еще маленький.
        - Пушкина? - Вовка никак не мог понять, чего же от него хотят. - Мы недавно Пушкина проходили, «Капитанскую дочку».
        - Нет, Шекспира, - вернул Маркина к реальности парень.
        - А, - облегченно вздохнул Вовка, - он успел испугаться, что действительно сделал что-то страшное. - Это который «Лир» и «Отелло»? Я у вас афиши видел.
        - Слушай, - парень бросил собирать коробки и поднялся, - я вижу, ты ничего не знаешь, поэтому хочу тебя предупредить. В нашем театре о Шекспире лучше не вспоминать! Тем более не стоит читать наизусть отрывки из «Макбета».
        - Почему? - Вовка впервые слышал, чтобы в театре запрещали какие-то пьесы.
        Парень быстро оглянулся, сейчас в коридоре они были одни. Тогда он приблизился к Маркину и быстро зашептал:
        - Два года тому назад мы ставили «Макбета», хотели его повезти на конкурс в Сочи. Уже все было готово - декорации, костюмы, украшения, когда один за другим стали заболевать актеры. Потом на одной из репетиций упала декорация и сломала главному герою ногу. Потом леди Макбет со сцены свалилась. Шла, шла и вдруг - бац, в зрительном зале лежит! Чертовщина началась - пропала шкатулка с украшениями. Мы специально заказывали железные цепи, кольца, пояса, чтобы они на настоящие были похожи. А тут хватились - нет шкатулки! Короче, неприятности всякие посыпались. Кать Валерьевну чуть не уволили. А когда мы уже собрались ехать на конкурс, вагон с декорациями сгорел. Тогда-то и нашли ту самую шкатулку. Представляешь: все погорело, одни головешки остались. А она - целехонька! Слух пошел, что пьеса несчастье приносит. Что она проклята. Там ведь среди героев ведьмы участвуют!
        - Подумаешь, - пожал плечами Вовка. Ему почему-то вспомнились детские новогодние утренники, где если уж не Баба-яга, так какая-нибудь ведьма всегда была.
        - Не подумаешь, - с напором возразил парень. - В этой пьесе не все так просто! Она всегда считалась нечистой, даже название ее старались не произносить, вместо «Макбета» говорили «шотландская пьеса». А все потому, что Шекспир в нее вставил настоящие заклинания ведьм. Вроде он их то ли где-то подслушал, то ли где-то вычитал и вписал в пьесу. И теперь все, кто играет этот спектакль, обречены!
        Маркин попытался связать рассказанное с самим собой. Ни в каких пьесах он не участвовал, ни о каких ведьмах он не читал. Тогда почему же все эти проклятия сыплются на его несчастную голову?
        - А может, все дело не в пьесе, а в самих украшениях? - попытался возразить Вовка.
        - При чем здесь эти железки? - Парень снова склонился к коробкам. - Дело в самой пьесе! Каждый раз, когда ее ставят, происходит какое-нибудь несчастье.
        - Если вы все знали, зачем связались с этой дурацкой пьесой?
        - Никто ж не думал, что так все получится! - Парень снова посмотрел в пустой коридор через плечо. - Астанин говорил, что это лучшая пьеса Шекспира и ее нельзя не поставить. А потом, он очень хотел сыграть Макбета. А Кать Валерьевна под конец согласилась на роль леди Макбет. Это уже после того, как первая актриса со сцены свалилась.
        - Фантастика какая-то… - В рассказанную историю верилось с трудом.
        - Короче, не любят ее у нас. - Парень обиделся, что его словам не верят. - Захочешь попасть в студию, выбери для чтения что-нибудь попроще.
        - Терехов, ты еще долго? - раздалось из другого конца коридора.
        - Иду!
        Парень подхватил свои коробки и побежал дальше по коридору.
        Вовка встал и задумчиво засунул руки в карманы. Колечко с готовностью нырнуло в его ладонь. Он повертел его в руках и пошел следом за парнем.
        - Я тут кое-что нашел… - издалека начал Маркин. - Это не из вашего спектакля? Ну не из той шкатулки?
        Терехов выбрался из вороха костюмов и посмотрел на протянутое ему колечком.
        - Странный вопрос, - пожал он плечами. - Шкатулку с украшениями закопали. Ты хочешь сказать, что выкопал ее?
        - Ничего я не выкапывал! - Вовка попытался сжать пальцы, но было уже поздно.
        - А ну-ка покажи!
        Из-за вешалки выступил Олег, тот самый мужчина, слушавший Вовкино «выступление» в танцзале.
        Маркин попятился.
        - Интересная вещица. - Колечко исчезло в кулаке мужчины.
        Вовка бросился на выход, но его перехватили.
        - Олег Владимирович! - взвизгнул Терехов, и только сейчас Марков узнал его - вчера именно он был с лопатой.
        - Валя, держи его! Он все знает!
        Маркин нырнул под вешалку и стал продираться сквозь бесконечные камзолы и платья. Потом были дверь, лестница, повороты. Вскоре Вовка заметил, что пол под ногами не каменный, а деревянный. Каждый шаг гулко отдавался в огромном зале.
        Но, помимо его шагов, в зале еще слышалось знакомое хихиканье.
        «Он пришел! - раздался торжественный вопль. - Начинаем!»
        «Когда при молнии, под гром
        Мы в дождь сойдемся вновь втроем!»
        И, как бы подтверждая эти слова, на Вовку обрушился оглушительный гром.
        «Как только завершится бой
        Победой стороны одной».
        Уши заложило от грохота медных тарелок.
        «Перед вечернею зарей», - донеслось из-под потолка.
        «Где встреча?» - прошептали Вовке прямо в ухо.
        «В вересках», - захохотал противный голос.
        «До тьмы Макбета там увидим мы!»
        Шеи его коснулись ледяные пальцы, и Маркин начал задыхаться.
        Глава 8
        Трудности перевода
        - Спрашивай!
        - Спрашивай!
        - Спрашивай!
        Вовка долго тряс головой, но его все не покидало ощущение, что он спит. Однако сон был слишком похож на реальность.
        - Ты можешь чего-нибудь пожелать!
        Одна из ведьм, страшная лохматая старуха с бородой - да-да, именно с бородой! - отлетела от костра и приблизилась к Вовке.
        - У тебя есть минута, прежде чем ты умрешь! - прошипела она и мерзко захихикала.
        - Ты упадешь с лестницы, - поддакнула вторая ведьма.
        - И разобьешься в лепешку, - добавила третья.
        - И проклятье свершится! - завыли все три разом. При этом костер, вокруг которого они кружились, взмыл под потолок, освещая пустую сцену и часть зрительного зала. - И мы снова станем свободны!
        - Не станете! - Вовка почувствовал, как внутри у него все напряглось, словно ему надо было пробежать последние сто метров и там, за чертой, его ждало спасение.
        - Глупый мальчик хочет спорить с загробными силами, - томно произнесла одна из ведьм, и две другие зашлись в приступе хохота.
        - Это все ошибка! - попытался перекричать ведьм Маркин. - Вы не на тех охотитесь!
        - Глупый мальчик. - Третья ведьма отлетела от костра и тоже закружилась вокруг Вовки. - Мы уже тысячу лет живем на земле и еще ни разу не ошибались. От нас еще никто не уходил живым! Ты думаешь, что потянешь время и тебя спасут? Так бывает только в плохих фильмах. От нечистой силы никто никогда не спасался. Ты - покойник!
        От вида этих противных рож Вовку мутило, но он не собирался так просто сдаваться.
        - Тысячу лет! - Маркин попытался улыбнуться. - Столько не живут. А если живут, то у вас явно проблемы со слухом. Вам нужно было убрать Маркова. Владимира Маркова из пятого класса! А моя фамилия - Маркин. Слышите? Мар-кин! И Маркелов с Маркушиным тут ни при чем. Уши надо по утрам мыть!
        На сцене повисла пауза. Ведьмы удивленно смотрели друг на друга.
        - Ошиблись?
        - Ошиблись?
        - Ошиблись? - заметались они над костром. - Мы не можем ошибаться! Мы всегда идем точно к своей цели и никогда не сбиваемся с пути.
        Как только ведьмы заметались, Вовка почувствовал, что ему стало чуточку легче.
        - Что у них за фамилии? - недовольно проскрипела одна из ведьм. - Маркелов, Маркушин. Не то было в наше время - Макбет, Малькольм, Макдуф!
        - Тоже не фонтан, - фыркнул Маркин.
        Ведьмы отлетели обратно к костру и зашептались. Огонь стал еле заметным, сцена снова погрузилась во тьму. Вовка попятился.
        Если быстро найти выход, то он спасен. Хрустикова с Марковым пускай сами теперь разбираются со своими проблемами и отношениями!
        Маркин почти успел. Дверь была от него в двух шагах, когда на его пути возникла ведьма. Глаза ее горели бешенством.
        - Кольцо! - провыла она.
        Дверь распахнулась, в зал ворвался Олег. Не заметив ведьмы, он пробежал сквозь нее и вцепился в Вовку.
        - Вот ты где! - вскрикнул он, встряхивая обалдевшего Маркина.
        - Вот где оно! - в тон ему проквакала ведьма.
        Мужчина заорал, хватаясь за руку. На один из его пальцев было надето кольцо. Именно его и пыталась отобрать ведьма.
        - Сестры, в круг! - рычала она.
        Остальные ведьмы стали приближаться, приговаривая:
        - Грань между добром и злом, сотрись! Сквозь пар гнилой помчимся ввысь.
        - Валя! - не унимался Олег. - Терехов!
        В дверном проеме показался испуганный Терехов. Выпучив глаза от страха, он смотрел на невероятную сцену, разыгравшуюся у выхода из зала.
        - Нет, нет, - замотал он головой. - Я не могу!
        - Терехов!
        Но Терехова уже не было.
        Бросив ведьмам кольцо, Олег накинулся на Маркина:
        - Говори, быстро говори - где остальное? Медальон с солнцем! Где это?
        - Астанин, что ты опять творишь?!
        Большая люстра под потолком вспыхнула. По проходу от противоположной двери быстро шла Екатерина Валерьевна.
        В ярком свете ведьмы стали еле заметны, но они еще были здесь. Вовка слышал их недовольное завывание и жалобы. Они совещались, что-то вскрикивая на непонятном языке.
        - Олег? - Екатерина Валерьевна остановилась напротив мужчины.
        - Как ты мне надоела! - прокричал Олег. - Ходишь, командуешь! Ты разве не понимаешь, что я больше не могу быть рядом с тобой! Ты мне невыносима! В театре не может быть двух руководителей.
        - Астанин, прекрати, здесь ребенок!
        - Это ребенок? - нехорошо засмеялся мужчина. - У тебя все дети. А это не ребенок, это… это…
        На пол упало колечко. Остановившимся взглядом Вовка смотрел, как оно покачивается возле мыска его ботинка.
        - Из-за этого ребенка у меня ничего не получилось. А так я давно сгнобил бы тебя! И никакие проклятья мне были бы не указ!
        - Ты выкопал шкатулку?! - ахнула Екатерина Валерьевна.
        - Нет, - как сумасшедший, захохотал Астанин. - Ее выкопали твои дети. Это все они!..
        И Олег бросился на Вовку. Маркин схватил кольцо, зажмурился и вдруг сильно захотел, чтобы все это закончилось. Сейчас же, немедленно! Чтобы никаких ведьм рядом не было! И чтобы никто никогда на него больше не кидался!
        В Вовкиной голове раздался демонический хохот, и, хоть глаза он не открывал, яркий свет ослепил его.
        «Сестры, мчимся чередой
        Над землей и над водой», -
        бубнил настойчивый голос.
        «Старший, младший - да придет
        Каждый призрак в свой черед…» -
        поддакнули следом.
        «Сестры, в путь, лететь пора,
        До свиданья, господа!» -
        донеслось издалека.
        И все смолкло. Только в Вовкиной голове оглушительно стучала кровь, в горле пересохло. А еще Маркину вновь страшно захотелось забраться на кровать, прижать к себе Дусю и ни о чем не думать. Но Дуси больше не было. Он это только сейчас понял. Противные ведьмы разделались с кошкой сразу же, как только она стала им мешать. Дуся еще ухитрялась помогать ему, но это была уже не она, а только ее призрак.
        Маркин посмотрел на свои пустые руки, которые больше никогда не обнимут черного мохнатого зверька, и заплакал. Ему было жалко ласковую Дусю, жалко глупую Хрустикову, жалко тех, кто вместо того, чтобы любить и помогать другим, ненавидит и презирает всех вокруг.
        - Мальчик, что ты, не надо!
        На Вовкину голову легла рука.
        - Ты испугался?
        Маркин мотнул головой, сбрасывая руку.
        - Ничего я не испугался, - всхлипнул он. Ему было немного стыдно своих слез. В двенадцать лет мужчины не плачут.
        Послышались голоса, топот ног. Двери зала распахнулись, и вбежали десятки ребят. Они все кинулись к Екатерине Валерьевне и начали наперебой что-то кричать, спрашивать, ахать и возмущаться.
        Вовка кулаком вытер слезы, бочком обошел юных артистов и направился к выходу. У него было еще одно важное дело - нужно было предупредить Маркова о грозящей ему опасности.
        Маркин не успел еще руку поднять к звонку, как дверь распахнулась. На этот раз Марков был вовсе не спокойный, а очень даже взволнованный. Ничего не говоря, он впустил Вовку в квартиру.
        И снова Маркин топтался в узкой прихожей, не зная, с какой стороны подступиться к своему делу.
        - Вас тоже на карантин посадили?
        Марков кивнул и нервно передернул плечами.
        - Ты знаешь, что произошло?
        Марков снова дернулся.
        - Почему они ошиблись? - Вовка пошел напрямик. Сколько можно ходить кругами?
        - Я не знаю, о ком ты. - Володя ушел в свою комнату. И оттуда вдруг крикнул: - Я ждал тебя! Я тебя видел вчера около кладбища!
        - Как ты успеваешь везде быть? - разозлился Маркин. - Ты же болеешь!
        - Да, я болел! - вдруг вскрикнул Володя. - Я сильно болел!
        Вовка осторожно вошел в комнату. Марков с ногами сидел на кровати, крепко обхватив свои колени.
        - Врачи сказали, что мне осталось жить не более суток! - Он не говорил. Он выкрикивал слова. - У меня была очень редкая болезнь, полирадикулоневрит. От нее не существует лекарств, больные умирают в течение двух дней! Тогда папа поехал к какой-то знахарке. Он боялся, что меня сглазили, что кто-то просто захотел, чтобы я умер. И знахарка сделала амулет от сглаза. Он должен был меня защищать. И я вылечился. Год не ходил, ног не чувствовал. А потом встал! - Марков вскочил и что-то сорвал со стены. - Он меня защищает!
        Перед своим носом Маркин увидел плоский тряпичный кружок, обшитый мехом, с пуговкой в середине.
        - Я не знаю, что там хотела Хрустикова, но этот амулет отвел от меня беду! Я не думал, что все выйдет именно так. Я не хотел, чтобы кому-то было плохо. Я хотел, чтобы не делали плохо мне!
        Вовка повертел в руках незатейливый амулетик и осторожно положил его на стол.
        - Ты мне не веришь? - подскочил к старшекласснику Володя, бледное лицо его было заплаканным.
        - Почему? Верю.
        Вовке хотелось поскорее уйти. Он только сейчас понял, какой опасности подвергался. И ему вновь стало нестерпимо жалко Дусю, пострадавшую ни за что.
        - Не плачь, Марков. - Маркин похлопал Володю по плечу. - Все будет нормально. Я вот тут тебе принес… - Он покопался в кармане и положил на стол колечко с таинственными буквами. - Отдай своему папе, пусть изучит его. Может быть, это действительно что-то ценное.
        И, еще раз потрепав по склоненной голове тезки, Вовка побежал на улицу.
        Он только-только собирался облегченно выдохнуть, как ему навстречу попалась Генриетта Карповна.
        - Марков! - возмущенно начала она.
        - Маркин… - тихо поправил Вовка.
        - Вы меня с ума сведете! - не слушала его учительница. - Короче, я где тебе сказала быть? Что ты тут делаешь? Хочешь моей смерти? Вы меня точно в гроб вгоните! Ты видел Маркенсона?
        - Он, наверное, уже дома, - произнес Вовка, не очень-то надеясь, что его услышат.
        - Дома? - снова взорвалась Генриетта Карповна. - Ну, все! В понедельник объявляю родительское собрание. Я вам всем устрою грандиозный скандал!
        И она побежала дальше.
        Вовка почесал в затылке. Все-таки везение не всегда зависит от ведьм. Бывает, что и без их «помощи» не везет.
        Но тут он забеспокоился. А вдруг ему только показалось, что все закончилось? Вдруг клад снова выкопали и ведьмы опять начали бесчинствовать?
        Он бросился к кладбищу.
        И снова его опередили. Из-за гаражей слышалось натужное сопение и шарканье лопаты. На этот раз Вовка не стал забираться на крышу, а просто выглянул из-за угла.
        Серега Минаев стоял на четвереньках и усиленно работал маленькой саперной лопаткой. Пятачок между гаражами вновь был перекопан.
        - Клад ищешь? - поинтересовался Маркин.
        От неожиданности Серега чуть не запустил в приятеля лопаткой, но вовремя остановился.
        - Фу, - откинулся он спиной на земляной холмик, - ты меня напугал! Слушай, кто же так тихо подкрадывается?
        - Нашел? - Вовка заглянул в вырытую яму.
        - Нет здесь ничего, - грустно вздохнул Минаев. - Опять меня Манька обманула.
        - А зачем тебе клад? - Маркин с сочувствием смотрел на вспотевшее лицо приятеля, на его перепачканную в земле куртку.
        - В кругосветку хочу.
        - Ты же сам говорил, что на металлолом далеко не уедешь, - напомнил ему его же слова Вовка.
        - Так это ж не металлолом! - Серега вылез из ямы. - Сначала Манька все о каких-то железках твердила. А потом вдруг заговорила о несметных богатствах, что теперь они с Хрустиковой всё, что угодно, сделают. Что их каждый бояться будет и слушаться! Ну и прочую ерунду несла. И все колечком каким-то вертела. Я поначалу внимания на нее не обращал. Манька - известная болтушка. А когда все это закрутилось, тут-то я и понял, что это не просто железки! С какого это испуга их слушаться будут? Манька говорила, что подруга ее клад закопала обратно. Вот я и пошел проверить. А тут уже все перекопано, словно бульдозер работал. Короче, нет здесь ничего.
        Вовка ткнул мыском ботинка в землю.
        - Слушай, бросай ты это дело, - посоветовал он. - Если там что-то и есть, то на кругосветку точно не хватит.
        - А на что хватит? - Минаев уже и так понял, что удача с кладом ему сегодня не улыбнется.
        - Ни на что не хватит, - заверил его Вовка. - И вообще, этот клад одни только несчастья приносит.
        Он вспомнил, с какой ненавистью Олег смотрел на Екатерину Валерьевну. А ведь он не просто так хотел эту шкатулку выкопать! Наверное, надеялся с ее помощью стать руководителем театра. Его сгубила его же ненависть. А казалось бы - театр, храм искусств…
        - Пошли, Серега, - позвал Вовка. - Без чужих кладов обойдемся.
        Он еще раз осмотрел перекопанный пятачок. Куда же Анька украшения вчера девала? Он сам видел, как она носила их за гаражи. Может, не будучи в силах закопать их, она покидала все за кладбищенскую ограду? Ведь недаром шкатулку закопали в этом месте. Колдовские вещи, да еще принадлежавшие актерам, на освященной кладбищенской земле оставлять нельзя. А если они там оказываются, то невольно теряют свою бесовскую силу. Может, так все и случилось?
        Маркин подошел к забору. Могилы покрывал ровный слой снега. Никаких украшений на них видно не было.
        - Все кончилось, - улыбнулся Вовка. Он вдруг почувствовал себя невероятно хорошо, даже прекрасно! - Давай мороженое купим, я тебе такое расскажу!
        Минаев с грустью посмотрел на перекопанный пятачок, плюнул, взял лопатку под мышку и отправился следом за приятелем.
        В вершине дерева закаркала ворона. Она завозилась в своем старом гнезде, устраиваясь удобней. Под ее лапками звякнули железяки, которые птица ранним утром подобрала на земле. Они неприятно холодили лапы, но расставаться со своими сокровищами ворона не собиралась.