Дом, который построил Дмитрий Федотов
#
Дмитрий ФЕДОТОВ
ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ…
1
Надпись на черной дерматиновой двери гласила:
«ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ГОРОДСКОГО СОВЕТА НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ.
МАСТЕРСКАЯ ПО РЕСТАВРАЦИИ ПАМЯТНИКОВ АРХИТЕКТУРЫ И ДРЕВНЕГО ЗОДЧЕСТВА».
И чуть ниже и мельче:
«Прием заказов с 9 до 12 часов, кроме субботы и воскресенья».
Игорь Фатьянов сидел на подоконнике в своем кабинете и с высоты второго этажа наблюдал за сухоньким старичком, топтавшемся перед дверью конторы. «Это что за ископаемое?.. Мезозой или кембрий? Ну и видок, однако! Жара, того и гляди расплавишься, а этот - в пимах сорок последнего размера, да еще и ватничек под ремень…» - Игорь ткнул в пепельницу наполовину выкуренную сигарету и передернул плечами рубашка словно прикипела к коже.
На столе, заваленном эскизами и накладными на пиломатериалы и прочий дефицит, сонно тренькнул телефон. Фатьянов глянул на часы - без десяти двенадцать - стоит отвечать или нет? С одной стороны, нарвешься на какого-нибудь зануду-жалобщика - и прощай, обеденный перерыв, с другой - а если шеф?..
Трубка была липкой, как пластилин. Перекрывая треск помех, чей-то стершийся дискант сладострастно вопил: «…и я вспоминаю, тебя вспоминая!..»
- Реставрация, - привычно-ровно произнес Игорь.
В трубке тяжело, с придыханиями дышали.
- Слушаю. Говорите!
Дискант сорвался на визг: «…летящей походкой ты вышла из мая-а!..»
- Это комиссионка? - неожиданно громко спросил капризный женский голос. - Мне Надюшу. Быстренько!
- Ошиблись, гражданка. Здесь мастерская по реставрации!
- Тогда Симочку…
- Это реставрация! Понятно?
- Но я звоню в комиссионный! Хулиган!
Фатьянов раздраженно кинул жирную трубку на рычаг и потянулся за очередной сигаретой. Закурив, он поднял голову и вздрогнул: перед ним, примостившись на краешке массивного, «под готику», стула, тихо покачивался давешний кургузый старичок.
- Здравствуйте… - Игорь поперхнулся дымом. «И когда же он успел? И с дверью справился, и на второй этаж забрался?..» - Чем могу быть полезен?
- Бывайте здоровы, уважаемый Игорь Евгеньевич! - часто-часто закивал старикан. Голос у него оказался неожиданным - по-мальчишески звонким и сильным. - С просьбой к вам, от всего нашего, так сказать, коллектива жилищного.
- Хотите сделать заявку?
- Хотим, милый, обязательно хотим! - Старичок поерзал на стуле, умащиваясь поудобнее. - Значит, живем мы все в доме под номером тринадцать, что на Береговой улице, за дамбой которая, - он неопределенно махнул рукой куда-то за спину Игоря.
- Так вот, сносить его, дом-от наш, собираются. А мы, значит, против, абсолютно и категорически! - Сухонький кулачок несколько раз взметнулся вверх.
- Не волнуйтесь, отец, сейчас выясним. - Фатьянов развернул на столе карту города и быстро нашел нужную улицу: - Увы! Район подлежит новой застройке. Ничем помочь не могу: памятников архитектуры на Береговой нет.
- Едрена корень! - Старичок аж подпрыгнул. - А мы? Наш-от дом?! Он же самим Елизар Матвеичем Бастрыгиным срублен был! На Ивана Купалу заговорен от огня, от воды, от людской хулы! Чтоб тыщу лет стоять… а его - бульдозером! Уж и чушку чугунную пригнали! Не-хо-ро-шо, не-лад-но… - погрозил темным корявым пальцем гость.
- Кто такой Бастрыгин? - заинтересовался Игорь: пыхтящий, как самовар, дедок показался ему занятным. - Купец, что ли?
- О-о!.. - восхищенно закатил тот глаза. - Преизвестнейшая личность, я вам скажу! Ну и купец, конечно. Жаль, пожил недолго. И всего-то годков триста ему было, когда спьяну с лешаком из Черного бора сцепился. Ну, тот его в болотине и утопил, даже пузыря не осталось. А дом опосля нам отдали, под коммуналку. Вернее, коренных-от пришлось уплотнить, когда домишки в Заистоке да в Черемушках поразвалили. Набежал народец, куда же его деть, в тесноте - не в обиде…
Фатьянов заскучал: «Дед-то, похоже, того… Про леших каких-то болтает, про купца-долгожителя… Нарвался все-таки, опять придется в столовке час топтаться…»
- Ну хорошо, хорошо… э, как вас по имени-отчеству?
- Зовут? А, Кузьмой Васильичем кличут. Раньше, бывалочи, все в Кузьках ходил, а как за пятьсот перевалило, величать стали, с уважением! - Старик горделиво вскинул кудлатую бороденку.
- Кузьма Васильевич, давайте так: я запишу вашу просьбу, разберусь и сообщу результат. Договорились?
- Вы уж похлопочите, Игорь Евгеньевич, а мы в долгу не останемся. Мышей отвадим, тараканов повыведем - небось донимают? Жрут подписи-то на бумагах?.. Они ведь счас все как есть подряд метут: пасту, чернила, тушь - прямо беда! Не знаем, как и бороться. - Старичок спрыгнул со стула, и над столом виднелась теперь только его голова. - А вот психушку вызывать не надо! - хихикнула голова - и пропала.
Фатьянов мог поклясться - дверь даже не шелохнулась. «Чертовщина какая-то! Не иначе - от жары!.. А ведь и впрямь спецбригаду хотел вызвать. По моей физиономии догадался? Не мысли же дед читает? Бред!» - Игорь сгреб бумаги в одну увесистую стопу, придавил ее сверху телефоном и вышел в полутемный, дохнувший прохладой коридор.
Подперев коленом упрямо отскакивающую дверь, Игорь принялся отчаянно шуровать в скважине вертлявым ключом-саботажником. «Конечно, деда понять можно: всю жизнь тут прожил, на новом месте пока привыкнет! И с Бастрыгиным, небось, не один пузырь раздавили - вон как его защищал! Жаль старого, да ничего не поделаешь, придется переселять…»
И вдруг в тиши и сумраке конторского коридора, прямо за спиной, раздалось явственное и многозначительное покашливание. В тот же миг замок чвокнул, а ключ, извернувшись, необъяснимым образом скользнул в карман брюк.
Фатьянов стоял не шелохнувшись, не смея повернуть голову, хотя прекрасно понимал, что там никого нет и быть не может! Напротив кабинета диванчик для посетителей, над ним стенд «За высокую культуру обслуживания» - и все!
- Эхе-хе! Нехорошо, Евгеньич, обещал ведь! - Голос был тихий, укоризненный и до ужаса знакомый.
Сделав над собой усилие, Фатьянов резко развернулся всем корпусом - никого! Лишь невесомые шары тополиного пуха неслышно скользили по линолеуму вдоль коридора. В полном изнеможении Игорь опустился на диван и достал сигареты.
Зажигалка прыгала в руке, свистя и разбрасывая желтые искры…
2
Молодой прораб Сеня Пенкин готовился начать свой первый трудовой день, как и полагается, планеркой. Перед ним лежала новенькая, купленная по такому случаю тетрадь в коленкоровом переплете. На титульном листе было красиво выведено красным фломастером: «Рабочие планы и задания 6-го ремонтного участка. С.И.Пенкин».
Когда-нибудь эта тетрадь станет бесценной и единственной свидетельницей головокружительной и славной карьеры скромного, никому пока не известного прораба. Необходимые документы должны быть обнаружены в нужном месте и в нужное время. И всякий умный человек, говорила мама, обязан позаботиться об этом заранее.
Сеня открыл чистую страницу и торжественно извлек из обшарпанного студенческого портфеля подаренную ею в честь окончания института ручку «Мицубиси». Будущий начальник не мог позволить себе расписываться на важных бумагах шариковой, копеечной. Каждое кресло требует соответствующей экипировки. Пока - «Мицубиси», придет время - появится золотой «Паркер». А в том, что оно придет, ни Сеня, ни мама не сомневались. Только зевать не надо: полоротых Фортуна презирает, деловых - уважает. А деловой человек не тот, который норовит отхватить кусок побольше, а тот, который и копейку умеет в рубль превратить.
Взять нынешнее Сенино назначение. На первый взгляд, хуже не бывает: грязь, пыль, хлам! Сносить клоповники, столетние хибары радость небольшая. Но ведь можно поглядеть и с другой «кочки», в свете иного фонаря, к примеру, исторического. И тут такие любопытные уголки высвечиваются!.. Город древний, четыреста лет вот-вот стукнет, кто его, спрашивается, населял триста с лишним лет? Мастеровые, ремесленники, купцы и прочие предприимчивые люди. Деньжата водились у всех, а хранились где? Надежных, как нынешние, сберкасс не было, облигаций трехпроцентного займа - тоже, банки в революцию полопались, значит, где?.. Остается предположить: в индивидуальных домашних тайниках. Следовательно, что?.. Их нужно обнаружить и вернуть народное достояние законному владельцу, то есть государству. Это святой долг каждого честного гражданина, а народ - он у нас благородный, он в долгу не останется…
Или другой ракурс - моральный. Возможная ситуация: дом приговорен, а расстаться с ним сил нет, деды, прадеды тут жили, корни, словом, родовые. Почему не проявить милосердие, не потянуть недельку-другую, пока человек не свыкнется со своей бедой, не примирится с необходимостью оставить дорогие стены?.. Здесь важно, чтобы бедолага не спутал, чья рука поддержала его в трудную минуту, здесь обезличка ни к чему. И без всякого нажима, боже сохрани! Уголовный кодекс Сеня уважает, это, спасибо маме, у него в генах…
Ну а когда Сеня прочно станет на ноги, тогда посмотрим, как Липочка, секретарша главного, будет носик свой курносый воротить. Но тогда С.И.Пенкин, хоть в каждом глазу Липочки по крылатой ракете и накрывают они цель с первого выстрела, будет вне пределов ее досягаемости. Выбирать он будет сам. Как там утверждает русская пословица? «По Сеньке - шапка?..» Прекрасно! Вот и нужно подсуетиться, чтобы этот головной убор достался ему познатней…
Сеня с сожалением оборвал белокрылый полет фантазии, глубоко и взволнованно вздохнул, открыл чистую страницу и аккуратно вывел: «План демонтажа дома №13 по улице Береговой».
Утром, ровно в восемь, Пенкин, слегка робея, вошел в рабочий вагончик шестого участка. Три угрюмых, загорелых мужика в замурзанных, видавших виды спецовках сидели рядком вдоль стены на грубо сколоченной некрашенной скамейке. Самый старший, с седыми кустистыми бровями, в газетной треуголке, лихо, как пилотка, сдвинутой набекрень, сосредоточенно шевеля губами, читал колонки объявлений в
«Городской неделе». Цыганистого вида парень, ощерив крупные, один к одному, белоснежные зубы с небрежно зажатой сигаретой, лениво резался в очко с мрачным рыжебородым напарником, которому, судя по всему, Фортуна улыбаться не хотела.
У Сени при виде этой компании неприятно засосало под ложечкой и заныло в животе. Он запнулся на пороге, с грохотом пролетел оставшиеся метры до стола и, кое-как поймав равновесие, вдруг совершенно уж некстати осипшим голосом спросил:
- Можно?
Однако никто, кроме седого в треуголке, не обратил на его шумное появление внимания. Отложив газету, «бровастый» поинтересовался:
- Не зашибся? Чего тебе, сынок?
- Я… Пенкин, Сеня. То есть Семен Иванович. Кстати, имею направление… В-вот…
- А-а, новый прораб! - почему-то обрадовался седой и зычно скомандовал: - Братва, па-адъем! - Затем ловко выдернул из-под стола табуреточку, обмахнул ее рукавом и пригласил: - Милости просим, располагайтесь.
На ватных ногах Пенкин прошагал на свое новое место во главе стола, положил перед собой заветную тетрадь, придвинул поближе разбитый телефон и достал, наконец, новенькую «Мицубиси». Братва с любопытством наблюдала за манипуляциями начальства. Пауза затягивалась, и Сеня, собравшись с духом, не поднимая глаз, хрипло произнес заготовленную накануне фразу:
- Разрешите объявить первую планерку открытой. Гм-м!.. Многозначительное «гм-м» должно было придать речи необходимые вескость и солидность. - Нужно обсудить план демонтажа дома номер тринадцать по улице Береговой.
- Да чего там обсуждать, язык мозолить! - Смуглый парень лихо сплюнул, и «бычок», описав дугу, вылетел за порожек вагончика. Снести к дьяволу - и баста! Перекрытия выбить, а коробку тягачом сдернуть.
- Не шебурши, паря, - одернул товарища седой. - Не лезь поперед батьки в пекло. Семен Иванович, давайте раньше познакомимся. Всеж-таки работать вместе. Моя, например, фамилия Шахов, Николай Андреевич, по специальности бульдозерист. Это - Амир Тагиров, водитель, ас, можно сказать. И - Константин Кринка, наш славный бомбардир, он же крановщик.
- Очень приятно! - Сеня покраснел, обводя глазами бригаду, и еще раз с чувством повторил: - Очень рад! Надеюсь, мы сработаемся, товарищи.
- И мы надеемся, - снова чему-то обрадовался Шахов. - Позвольте ввести вас в курс дела.
- И вводить неча, - встрял рыжий. - Айда, на месте посмотрит.
- Дельное замечание, - кивнул Шахов. - Одно дело - на бумаге, - он насмешливо покосился на толстую тетрадь прораба, - а когда своими глазами…
- Гм-м, - Пенкин поднялся, спрятал тетрадь в портфель и, выдержав паузу, раздумчиво произнес: - Что ж, проводите на объект.
Шахов метнулся к выходу, отшвырнул в угол злополучный ящик, дабы начальство еще раз не споткнулось в самом начале своего трудового пути, и ласково предупредил, пропуская вперед Пенкина:
- Семен Иванович, осторожно! Здесь три ступеньки!..
Вид у дома и впрямь был неказистый: почерневший от старости, осевший на бок, видимо, подмытый грунтовыми водами. Но о доме заботились: кто-то совсем недавно покрыл шифером крышу, подсыпал завалинку и отмыл до блеска окна. Рядом, прямо на чахлом газончике, подмяв молодую березку, разлаписто стоял гусеничный кран с привязанным к тросу внушительным чугунным шаром-молотом. У покореженного забора, набычась, пристроился обляпанный засохшими комьями дерна видавший виды бульдозер.
Все остановились, задрав головы на конек крыши, изображающий не то морду, не то хвост какого-то сказочного зверя. Когда-то дом украшала, очевидно, затейливая резьба, судить о которой теперь можно было лишь по нескольким чудом уцелевшим, растрескавшимся фрагментам.
- Хибаре этой годов триста, не меньше, - сказал рыжий Костя. - И еще столько же простоит: кедра - вечное дерево. Потемнел да подмыло его малеха. Так угол поднять можно, пару венцов сменить - всего-то и делов! А эти сразу - ломать!.. Мы, мол, тута гостиницу на двенадцать этажей сбацаем. И реставрюги чертовы с имя в одну дуду свистят: обыкновенный, слышь, пятистенок, ценности не имеет, чинить не будем! .
- Осядь, Криночка! - рассердился Шахов. - Не мути воду-то, сказал. Там люди поумнее тебя сидят, специалисты, соображают, чего надо беречь, а чего нет!
- Специалисты?! - задохнулся Костя, и его огненная борода словно бы побледнела. - Сосунки! Да я…
- Кончай бузить! - хлопнул его по плечу Амир. - Тебе больше всех надо? Как начальство решит, так и будет. Верно, Семен Иванович? - Он ехидно подмигнул стоявшему в стороне Пенкину.
Поняв, что отмолчаться не удастся, Сеня выступил вперед и, вдохнув поглубже, изрек:
- Демонтаж объекта, думаю, следует проводить по утвержденному управлением плану. Гм-м!.. - На сей раз «гм-м» получилось отличное, как громовой раскат. - Вот так! - веско добавил он, рискнув при этом взглянуть на мрачно потупившегося Костю.
- А я чо, против? - буркнул тот. - Мне приказали, я делаю, - он повернулся и полез в кабину крана. - Хоть щас крышу снесу!
Машина взревела и начала задирать стрелу.
- Стой!.. Стой, зараза! - замахал руками Шахов. - Семен Иванович, - повернулся он к Пенкину, - надо бы шифер снять. Новье ведь! Позвольте?
Костя приглушил двигатель.
- Чо, Андреич? - прищурился он. - На дачку не хватает?
Ответить Шахов не успел.
- Ай-я-яй, граждане строители! - неожиданно звонко раздалось у них за спиной. - И не совестно вам?
Бригада дружно развернулась на месте: перед ними в позе Наполеона стоял крохотный старичок в огромных стоптанных валенках и куцем линялом пиджачке.
- Особливо тебе, Константин Петрович, - дедок укоризненно покачал белой лохматой головенкой. - Чай, знаешь, чей дом-от?.. Викентий Мокеич, прадед твой, небось сказывал? Эхе-хе! Память людская… Ну, попытайтесь, попытайтесь! - Старичок в сердцах сплюнул и исчез за гусеницей крана.
Двигатель вдруг чихнул и заглох.
- Кто это? - спросил оторопевшего Костю Шахов - Знакомец?
- А?.. - очнулся тот. - Не, в первый раз вижу!
- Возможно, живет где-то рядом? - подал голос прораб.
- Да нет, - озабоченно откликнулся Шахов. - Больно приметный гражданин, я бы запомнил.
- Не было его тут, точно! - отрубил Амир, ловко выхватывая из пачки зубами сигарету. - Рыжий, чего он там про твоего предка трещал? - и он щелкнул зажигалкой.
- Вспомнил! - хлопнул себя по лбу Костя. - Мокеич любил вечерами байки травить про всякую нечисть. Ну а мы с братаном, понятное дело, ухи - локаторами и глотаем, не жуя, чего он только ни наплетет. А про дом этот… Сруб, грят, у него особенный, заговоренный, его будто сам Елизар Бастрыгин ставил.
- Кто такой? Купец? - заинтересовался Сеня.
- Купец или нет, не знаю. Только Мокеич базарил, что ведьмак он был знаменитый! Мог, к примеру, дом на-попа поставить или печь выкатить из горницы. Ну, понятно, под этим делом, - Костя заговорщически мигнул. - А то ежели кого не взлюбил или кто насолит ему, возьмет и напустит в дом мертвяков. Как полночь, они и начинают шуровать. Человек, представь, в койку, а с ним стены разговаривают, допрашивают почище прокурора. Поневоле крыша съедет, - Костя выразительно дернул себя за огненный чуб.
- Очевидно, он делал это с умыслом? Чтобы завладеть таким образом чужим имуществом? - осторожно предположил прораб.
- А черт его знает! - равнодушно ругнулся Костя. - Деньжата у него водились, факт. Как загуляет - вся улица гудит! Веселый был шибко ухлопали его по пьянке.
- Но не все же он пропил, - сомневался Пенкин. - Тогда и цены на спиртное были несравненно ниже. Припрятал чего-нибудь на черный день, - застенчиво улыбнулся он,
- зарыл, замуровал в стену какого-нибудь дома вроде этого, а? Зачем иначе его заговаривать?
- Н-да-а, - весело протянул Шахов. - Горазд же ты сочинять, Константин! Вон как фантазия у нашего начальства разгулялась! А вот движок-то у тебя сам глохнет.
- Да не вру я! Вот те крест! - побожился он. - Мокеич рассказывал, честно! - Костя энергично рванул ручку стартера. - Не фурычит. Только что бухтел! - Он откинул боковую крышку двигателя и забрался внутрь с головой. Было слышно, как, остервенело матерясь, Кринка пытается найти повреждение.
Остальные молча курили, сочувственно поглядывая на раскрытое чрево машины.
Спустя некоторое время оттуда появился Костя, растерянный и слегка обалдевший.
- Вот это да, мужики! - Он с размаху сел на гусеницу. - Все свечи в стартере выгорели, вчистую! Ничо не пойму!
- Не болтай, парень, чего не след, - посерьезнел Шахов и сам полез в двигатель. - Амир, давай сюда! - позвал он.
- Ведьмак поработал? - блеснул зубами шофер, посылая на изрытый газончик окурок и присоединяясь к товарищам.
И только Сеня Пенкин как завороженный смотрел на темный, кособокий, неприметный с виду дом…
3
Ровно в десять утра Фатьянов вошел в приемную заместителя председателя горисполкома по строительству. Липочка Разумовская, смазливая и вертлявая, в открытом до «беспредела» сарафанчике, сидела за столом, заваленном папками и черновиками деловых бумаг, и занималась привычным делом: трещала на новеньком
«Роботроне», любовалась своим отражением в зеркале напротив и щебетала по телефону, придерживая трубку округлым нежным плечиком, которое не мог испортить никакой загар.
Приход Фатьянова был отмечен прицельным взглядом из-под фиолетовых ресниц, но на сей раз Игорь устоял.
- Доброе утро. - Он сознательно не назвал Липочку по имени, подчеркивая официальность визита. - Антон Кириллыч у себя? Мне назначено на десять.
- Проходите, раз назначено! - Секретарша скорчила гримаску и выдала очередную пулеметную очередь на «Роботроне».
Фатьянов с усилием оттянул массивную дверь из мореного дуба и, оказавшись в тесном
«предбаннике» перед еще одной такой же, усмехнулся: «Любопытная зависимость! Чем меньше начальник, тем больше дверь. Почему?»
Апартаменты Антона Кирилловича Толстопятова размерами напоминали небольшой спортивный зал. Сам хозяин сильно смахивал на медведя-пестуна, успешно прошедшего путь к человеческой цивилизации: досиня выбрит, серый английский костюм-дипломат, безукоризненной чистоты и свежести рубашка, дымчатые очки «Оливер» и массивная золотая печатка с профилем Александра Македонского лишь усиливали впечатление и, по замыслу владельца, очевидно, должны были ненавязчиво, но жестко определить дистанцию для посетителей. Игорь был исключением, Толстопятов питал к нему необъяснимую слабость.
- А, Фатьянов! - прорычал он, с грохотом выбираясь из-за стола, напоминающего бильярдный. - Проходи, садись, рассказывай!
- Здравствуйте, Антон Кириллович! Я, собственно…
- Как жизнь? Не женился еще? - Хозяин с чувством тряхнул протянутую руку и усадил гостя в модное, под старину, кресло типа «Колоссаль». - Ух, пройда! - Он с размаху ухнул в другое, напротив, и погрозил коротким волосатым пальцем. - На Липочку, небось, глаз положил, а? Деморализуешь мне кадры? - громыхал Толстопятов. Брюхо его опасно заколыхалось, грозя «с мясом» выдрать фирменную пуговицу.
Игорь давно знал бывшего шефа, еще по обществу охраны памятников архитектуры, когда работал под его началом, но так и не смог привыкнуть к манере Толстопятова панибратствовать и совать свой сизый нос в личную жизнь подчиненных.
- Антон Кириллыч, я вот по какому делу…
- Да погоди ты! Дай-ка погляжу на тебя. Раздобрел, что ли? Раздобрел! Значит, женился, - удовлетворенно подвел итог Толстопятое. - С меня - вилка, с тебя - бутылка, - снова захохотал он. - Как тебе на новом поприще? Денег хватает? И на
«подножные» - тоже? А то посодействую, ты только скажи. Подберем что-нибудь пожирнее.
- Да нет, все нормально, - наконец прорвался Игорь.
- Принес? - круто изменил тему разговора зам.
Игорь раскрыл кожаную папку и вынул вчетверо сложенный план реконструкции района.
- Я тут отметил все памятники старины, подлежащие реставрации.
- Давай, давай! - Антон Кириллыч схватил план и расстелил его на своем «бильярде».
- Мне в четверг докладывать, а помощники - черт бы их, побрал! - подсовывают всякую липу! Ни одной толковой карты нет в наличии, понимаешь!.. Все такие-то бумажки подтирные суют!.. - Так, он с минуту возил пальцами по чертежу, - хорошо… понятно… отлично… Стоп! - Палец замер. - А это что?
- Где? - Фатьянов тоже склонился над картой.
- Улица Береговая, тринадцать, - прочитал Толстопятое. - Дом Е.М.Бастрыгина, тысяча шестьсот восемьдесят седьмой. Памятник древнего зодчества.
- Как Береговая?! - Игорь отшатнулся. - Не может быть! Здесь должна быть
«высотка», гостиница «Интурист»!
- Именно так! - Цепкие медвежьи глазки в упор уставились на Фатьянова.
- Ничего не пойму! - Игорь нервно рассмеялся. - Тысяча шестьсот… Да в городе и домов-то не сохранилось таких. Я сам оформлял акты, я помню! Антон Кириллович, у вас должны быть копии, месяц назад я вам посылал!
- Посмотрим, - Толстопятое погрузился в залежи бумаг на необъятном столе. - Где же она?..
«Раскопки», на удивление, вскоре увенчались успехом - Антон Кириллович кинул поверх карты пузатую папку с размашистой, сделанной красным фломастером надписью
«Реставрация».
- Так… это не то… это - тоже… Есть! «Акт-заключение экспертной комиссии»… угу… ага… Ясно. Прости, брат. Все точно. Семнадцатый век, историческая ценность, подлежит реставрации и охране. Старею, память подводит! - Щеки Толстопятова как-то враз обвисли, спина сгорбилась. - Пора в берлогу, на покой, - невесело пошутил он,
- пока не помели.
- Да нет, Антон Кириллович! Подождите!.. - Фатьянов дрожащими руками взял злополучный акт и лихорадочно, спотыкаясь на каждой строке, пробежал глазами. Шесть подписей, круглая печать и собственный автограф удостоверяли, что документ составлен по всем правилам.
- Какой-то бред, - Игорь растерянно посмотрел в коричневые, снова обретшие жесткость глазки шефа. - Чертовщина! Я же помню заключение, я не мог такое подписать!
- То есть ты утверждаешь, что это не твоя подпись?.. Акт фальшивый?.. А что мне делать с остальными? - Толстопятов потряс папкой, в которую он предусмотрительно спрятал документ. - Снова назначить комиссию, перепроверять? Соображаешь, какую кашу заварил? У меня в четверг - исполком! И я должен доложить!
- Антон Кириллович, выслушайте! - взмолился Игорь. - Тут какое-то недоразумение. Понимаете… фамилия «Бастрыгин» вам ничего не говорит?
- Купчишка какой-нибудь?
- Тут старичок ко мне на днях приходил, хлопотал он за этот дом. Странный такой дедок, - Фатьянов запнулся, понимая, что не может вспомнить внешность давешнего гостя. - Так вот, он утверждал, будто Бастрыгин Елизар Матвеевич, хозяин дома, был знаменитый… ведьмак! с трудом выговорил Игорь, почти физически ощущая, что пол уходит из-под ног.
- Ты мне не крути! - Тяжелая длань с треском опустилась на столешницу. - Время не то - на лешаков валить! Это - денежки! - потряс снова папкой Толстопятов. - Народные, между прочим! И немалые! Сколько стоит реставрация одного такого домика? А?.. Не слышу!
- Антон Кириллович, я сейчас привезу свой экземпляр акта. Я скоро вернусь! - Фатьянов поднялся и, влекомый смутным, нехорошим предчувствием, выбежал из кабинета.
Ощущение опасности - непонятной и абстрактной, и от того еще более зловещей, - застряло где-то под ложечкой, и от него по животу гулял неприятный холодок. Прыгая через две ступеньки, Игорь спустился в холл первого этажа и остановился. Чего он, собственно, испугался?.. Ну, акт… ну, карта, старик этот полоумный. Спокойно, Игорь Евгеньевич! Ты же образованный товарищ, атеист, член партии и крепко усвоил с детства, что кикиморы, лешие, домовые и прочая нечисть только в сказках водится. Народный фольклор, так сказать. План - это без вопросов - мои «гаврики» сработали,
«пошутили» - недаром семнадцатый век замолотили! Ну, это им дорого обойдется, надолго отобьет охоту юморить. Но заключение?.. Что за этим? Неужели я напутал? Правда, от такой жары недолго и свихнуться, и все-таки здесь что-то нечисто! А если предположить на минуту, как вариант, как гипотезу… Только спокойно, спокойно, приказал себе Игорь и, чтобы унять расходившиеся нервы, вытащил сигареты, не спеша размял хрустящую ароматную палочку и щелкнул зажигалкой.
- Ох, Игорь Евгеньевич! - раздалось в прохладной тишине холла. И все-то вам неймется!
Фатьянов вздрогнул. Взгляд мгновенно обежал стены просторного помещения и замер на Доске почета, словно притянутый магической силой. Там, между ликами председателя исполкома и каким-то рядовым депутатом, втиснулась знакомая физиономия.
Дед Кузька!
У Игоря пересохло в горле, он зажмурился и помотал головой, гоня наваждение. Тьфу! . Померещилось. Рядом с председателем, как и положено, красовался его зам, Антон Кириллович.
Фатьянов судорожно сглотнул и направился к выходу. Уже в дверях не удержался и еще раз взглянул на Доску. Толстопятое широко улыбнулся и подмигнул совершенно обалдевшему Игорю карим полыхнувшим малиновым огнем глазом…
4
Домовой в законе Архип Захарович, единодушно и бессменно избираемый председателем собрания последние два года, самозабвенно стучал большим деревянным молотком. Он позаимствовал его когда-то у одного районного судьи. Суд размещался в бывшем купеческом доме, находившемся на попечении Архипа Захаровича. Потом суд переехал в другое помещение, а дом, как и многие в городе, следуя генеральному плану реконструкции, снесли и поставили на его место молодежное кафе. Архип Захарович был уже в летах, шума не переносил вообще, а от дьявольской современной музыки у него резко подскакивало давление и нестерпимо чесались пятки, вводя в искушение растоптать, разметать орущие, визжащие, гремящие предметы в нарушение Кодекса Домовых. Поэтому, прослышав о коммуналке на Береговой, решил, что это много лучше, чем панельные высотки с мрачными, сырыми подвалами и вечными сквозняками, где кроме хронического насморка и ревматизма ничего не заработаешь. Архипа Захаровича приняли в жилищный коллектив, как и подобает его заслугам и положению, с уважением и радостью.
Город рос, строился, и добрых старых уютных домов оставалось все меньше и меньше. Пропорционально увеличивалось и население коммуналки. Народ подобрался самый разномастный: от совсем еще зеленых юнцов, которым едва перевалило за пятьдесят, до степенных, покрытых патиной домовых, помнящих благословенные времена без электричества, выхлопных газов и пестицидов. А совсем недавно к ним прибились леший Тит из вырубленной под новый микрорайон березовой рощи и кикимора Варька из засыпанного шлаком и застроенного кооперативными гаражами болотца у реки.
Долгое время было спокойно, пока однажды домовой Кузька, самый любознательный из них, регулярно следивший за местной прессой, не ошеломил всех сообщением о решении горисполкома на месте коммуналки построить гостиницу.
Известие вызвало тихую панику. Одни считали, что пора собирать пожитки и подаваться в деревню, проситься у печных на содержание. А это, как известно, самое распоследнее дело, крайняя степень деквалификации домового! Другие, кто помоложе, рвались в бой, горели желанием померяться силами с официальными властями, предлагая самые экстремистские меры.
Разброд прекратил Архип Захарович. Он заявил, что как самый старший по возрасту и положению принимает на себя всю ответственность и готов возглавить борьбу за дом. И не только потому, что это последнее их прибежище, но и по соображениям принципиальным: дом Елизара Бастрыгина - память о добром старом времени, и сохранить ее для потомков - их святой долг. Архип Захарович отправил Кузьму парламентером в исполком, но дальше секретарши тому пробиться не удалось.
Между тем почти всех жильцов выселили, а к дому пригнали кран с чугунной чушкой и бульдозер. Положение создалось угрожающее, и тогда было решено вынести вопрос на всенародное обсуждение.
- Тихо, друзья мои, угомонитесь! - изо всех сил колотил молотком Архип Захарович.
- Так мы ничего не придумаем!.. Эй, вы там, на комоде, оставьте в покое пудреницу, поросята!.. Серафим Гаврилыч, опять хозяйские конфеты таскаешь? Нехорошо!
- А я што? - Уличенный Серафим Гаврилыч быстро сунул карамельку за щеку. - Я ж от табака отвыкаю. Все по науке, в журнале прописано.
- Ты ведь читать не умеешь, дядя! - крикнули с комода и пришлепнули лысину Серафима напудренной подушечкой.
- Апчхи!..
Розовое душистое облачко окутало домового. На галерке развеселились.
- Мне Кузьма Василич читал, - обиделся Серафим, - как, мол, придет желание нюхнуть
- сразу леденец в рот, и соси! - Он стянул с головы подушечку и пульнул обратно, вызвав новый приступ хохота.
- Тише! - повысил голос Архип Захарович. - Сегодня у нас один вопрос на повестке: как отстоять дом Елизара Матвеевича, светлая ему память. Прошу высказываться. Какие будут предложения?
- Пусть Варька лягушек своих из подпола уберет, спать невозможно!
- А Тит манной каши объелся! На огороде сидит, пугалом прикинулся - от референдума нашего отлынивает.
- Прошу говорить по существу, - строго напомнил председатель собрания.
- Дед Хипа, скажи, чтобы Тимка мне транзистор вернул! Я ж его по-честному у огольцов в «чику» выиграл, а он врет, что я биту заговорил.
- Заговорил, заговорил! И пчелиным молоком смазал!
- А ну, цыц, шелупонь! - рассердился не на шутку Архип Захарович. - Все еще не дошло? Со дня на день по миру пойдем, ежели не придумаем чего. Соображаете? Строители у ворот!
Юнцы притихли, даже ногами болтать перестали.
- Может, еще раз в исполком наведаться? Сами бы, Архип Захарович, и сходили, - предложил робко Серафим, катая за щекой очередной леденец.
- Слыхал, что Кузьма Васильевич сказывал? - покачал головой Архип Захарович. - Там одни атеисты сидят. Запрут в психушку - и все дела.
- Да что с ними чикаться! - подпрыгнул на комоде Тимофей. Подкараулить вечерком - и карточку разрисовать, чтоб и с паспортом не узнали! Мы это с Филькой организуем!
- Вам бы только подраться, - подал голос молчавший до сих пор Петр Игнатьевич, хранитель древних законов и традиций. - Забыли, что в нашем Кодексе записано?.. Домовым категорически запрещается наносить другим лицам непосредственный вред.
- А ежели они сами скопытятся? - поинтересовался Филька.
- Что не запрещено, то разрешено, - глубокомысленно изрек знаток и хранитель законов.
- Эх, мне бы маленькое болотце, - мечтательно произнесла Варька. - Заманила бы миленьких - и поминай как звали!
- Есть мысля! - щелкнул пальцами Филипп. - Отправим ихнего начальника побродить в трех соснах недельки на две, пущай проветрится!
- А когда возвернется, еще злобней будет, - высказал сомнение Серафим. - Тогда уж точно без крыши останемся.
- Придется, Филя, все-таки нам с тобой этим заняться, - повернулся Тимофей к дружку. - Сыграем в «коробочку»?
- А кто ему пятый угол покажет? - прогундосил тот.
- Тита с собой возьмем, он дело туго знает - мастер!
- Только попробуйте, - пригрозил Кузьма, сидевший до этого момента тихо и безучастно в уголке. - Я вам ухи-то живо пооткручиваю, и Тит не поможет.
- Так, - подвел черту Архип Захарович, - чую, аргументы исчерпаны, фантазия истощилась… - И вдруг повернулся к хитро поглядывающему на всех Кузьке: - Ну-ка Кузьма Василич, выкладывай! Я ведь слышу, как у тебя в голове мыслишка колготится, наружу просится. Давай-давай, выпущай!
Кузьма выскочил кузнечиком на середину комнаты и подбоченился.
- Эх, стра-те-ги! - язвительно сплюнул он. - Пока вы тут молоко с печеньем трескали, мы с Кешей дельце провернули.
Кузька яростно поскребся и выудил из-за пазухи сонно упирающегося лесного клопа.
- Хватит дрыхнуть, Кеша, иди-ка пожуй! - Он сунул клопа усами в молоко, и тот сразу принялся громко, с аппетитом хлюпать и причмокивать. - Намаялся, бедный, по замкам-от лазать. Поешь, родной, заслужил!
- Кузьма Василич, не томи! - взмолился Петр Игнатьевич.
- Не томи!.. Легко сказать! - куражился тот, чувствуя всеобщее внимание. - Цельный день на ногах, с голодухи чуть не помер: в ихних столовых окромя гастриту ничего не схватишь!
Кузьма шмыгнул носом и начал загибать пальцы:
- Во-первых, мы с Кешей подчистили кое-какие буковки в исполкоме - лишние буквочки, рискуя здоровьем, съел! Спаситель наш, благодетель, отпаивайся молочком, отпаивайся! - Голос его задрожал от переполнявших чувств. - Ну и таперича наша коммуналка числится у них, как и следовает, самым что ни на есть ценным памятником. Во-вторых, я на всякий случай у строителей маненько покурочил сакаватор. Ну, тарахтелку, которой они удумали дом-от сносить, - пояснил Кузька. Еще пужанул пару раз главного умника из реставрации, что ту бумагу с приговором подписывал. Ужо, почитай, готов! - Он хихикнул и довольно прижмурил глаза. - Но все это так, мошкара и мелочь! - неожиданно закончил Кузька.
Жадно слушавшая аудитория недоуменно всплеснулась:
- Как мелочь?!
- А так! - Кузька назидательно поднял сухой палец. - Перерешить могут обратно: одну бумажку написали - другую напишут, не уследишь. А чтоб сработало, надо… как это у них называется? Поднять обчественность!
- Чего-о?! - Тимофей с Филиппом едва не свалились с комода.
- Сильно тяжелая? - испугался Серафим Гаврилович.
- Пудов сто будет! - авторитетно поддакнул Петр Игнатьевич. Одному не справиться - только миром. Придется попотеть!
- Мудрецы! - закатил глаза Кузька. - Грамотеи! Газеты надо читать хотя бы по праздникам, - не удержался, уколол сотоварищей он. Поднять обчественность - значит, уговорить тех же построителей, чтобы они выступали с почином. Мол, отремонтируем дом-от, сохраним для потомков как ценный памятник. И чтобы об ихнем почине в газете написали: против гласности никто не попрет - ни начальник, ни власть. Все ее боятся, поболе чумы, да!..
- Голова! - не сдержал восхищения Архип Захарович. - Но как же их убедить, строителей-то? Поймут ли нас?.. Первое впечатление, - он запнулся, подбирая слово помягче, - варвары какие-то…
- Во, братцы, - прищурился Кузька. - А таперича ухи распахни - и слухайте. Сработаем так…
5
Сеня Пенкин лежал на тахте и напряженно думал, пытаясь осмыслить происшествие на Береговой. Цепочка выстраивалась довольно простая. Мотор вывел из строя тот странный дед - в этом Сеня не сомневался ни минуты. Зачем?.. Предположим, негде жить, но всем выселенцам предоставляется жилплощадь, с теплым, кстати, сортиром, что на старости лет не последнее дело. Боится одиночества?.. Ерунда! В стране сейчас развернулось такой силы движение милосердия, что впору защищаться от него. Память дорога?.. В подобные сантименты Пенкин не верил принципиально. Остается одно: в доме сокрыта тайна. Клад!.. Хозяин-купец припас, так сказать, на черный день, да революция его опередила. И лежит-полеживает сундучок где-нибудь в подвале, или в стену замурован, или в колодце утоплен и ждет, чтоб его подняли…
Сеня аж застонал: вот она, синяя птица! Манит, подмигивает, крылом уже опахнула - только схватить! Да чтоб не вырвалась! Но - как?.. Пенкин взмок от напряжения, никогда ему еще не приходилось так интенсивно работать головой.
Итак, задача: оттянуть время сноса дома хотя бы на недельку, отыскать деда и войти с ним в долю. А может, он и есть хозяин? Бастрыгин?.. Правда, видок у деда еще тот, но, с другой стороны, это вполне может оказаться маскарадом: прикинуться бедненьким, несчастненьким, чтоб жалели сильней. Елки зеленые - Бастрыгин!.. Елизар Матвеевич! Если бы так! Тогда взять за жабры, коли упрется. Тогда - верняк! . На миг у Сени потемнело в глазах: мелькнул «Мерседес», шикарная блондинка, очень похожая на Липочку, нежно склонившая лохматую головку ему на плечо, и он сам - респектабельный, «преисполненный»…
У Пенкина засосало под ложечкой, как всегда в минуты особого душевного волнения, возвращая в реальный мирок двенадцатиметровой малосемейки. Голод напомнил, что сегодня - суббота, следовательно, рабочая столовая закрыта и предстоит выматывающая душу процедура приготовления на мерзкой электроплитке «Метеор», которая искрила, била током, бастовала, задавшись целью, по его глубокому убеждению, свести хозяина в могилу или, в крайнем случае, заставить жениться. Сеня неохотно слез с тахты, где так замечательно мечталось, и с тоской открыл холодильник. Нет, чудеса еще не начались: в морозильнике среди сугробов по-прежнему скучал в одиночестве желтоватый кусочек сала.
Побренчав в кармане мелочью, голодный прораб обреченно побрел в соседний с домом овощной ларек. Лифт, по обыкновению, отдыхал, и Сеня отметил, что третий этаж имеет свои преимущества. Машинально сунув руку в почтовый ящик, он неожиданно обнаружил твердый бумажный пакет. Письмо? Бандероль? От кого?!
«С.И.Пенкину», - значилось на конверте. Странно, очень странно… Заинтригованный и несколько встревоженный прораб вскрыл пакет крепкими молодыми зубами и нетерпеливо выудил оттуда сложенный вчетверо плотный серый лист.
Сверху корявыми буквами было написано:
«Уважаемый Семен Иванович! Зная о Ваших финансовых затруднениях, спешу предложить свою помощь. Мне стало известно, что в доме, подлежащем сносу, на ул. Береговой,
13, находится клад. Возьмите и владейте! К сему прилагаю план.
Остаюсь преданный вам - Н.Д.»
Н.Д.? Кто он?.. Сеня озадаченно теребил нос: ни одного знакомого с такими инициалами он вспомнить не мог. Может быть, «неизвестный доброжелатель»?.. Ну конечно! Доброжелатель, и обязательно неизвестный, ведь истинное добро всегда анонимно, иначе о нем бы так быстро не забывали.
Пенкин развернул лист, и… у него подкосились ноги. План! Настоящий, желанный, который снился ему ночами, о котором грезил наяву!..
На кривом квадратике стоял жирный красный крест и подписи: «погреб» и чуть мельче:
«левый угол за ларем».
У Сени захватило дух - наконец! В подлинности чертежа он не сомневался. Мама всегда верила в его звезду, а Сеня верил маме. Но вот так, сразу, в самом начале трудового пути?!..
Пенкин, опасливо оглянувшись, спрятал пакет за пазуху и через три ступеньки помчался домой, готовиться к ночной операции.
6
Счастливый прораб, крадучись и поминутно озираясь, добрался до цели незадолго до полуночи. Улица не освещалась, а фонарик включать кладоискатель предусмотрительно не стал. Повозившись немного со щеколдой у калитки, обливаясь холодным потом, он бесшумно скользнул во двор.
Дверь в доме оказалась незапертой. Внутри, уже подсвечивая себе фонариком, Пенкин благополучно миновал сенцы и вошел в комнату.
Всюду царило запустение. Пыль серым казенным одеялом покрывала пол и немногие, брошенные хозяевами при переезде вещи: стол, комод, два стула-инвалида да в углу массивный сундук с крышкой, узорчато окованной железом.
Но тишины в доме не было. Где-то потрескивало, по углам шуршало, скрипели половицы на кухне. Вдруг за спиной присевшего от страха Сени раздался мягкий, быстрый топоток. Крыса, пытался успокоить себя Пенкин. Сердце выбивало дробь где-то в левой пятке, фонарик прыгал в руке, словно пытался грохнуться об пол и тем покончить счеты с жизнью.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем бледное пятно света выхватило толстое железное кольцо под столом. Обхватив столешницу, Пенкин пытался его приподнять - пустые хлопоты! «Да, это тебе не прессованная стружка!» - усмехнулся Сеня и налег на стол всем телом. Гр-рум! - древнее сооружение вздрогнуло и нехотя двинулось с места.
Пристроив фонарик на комоде, кладоискатель, замирая от восторга и ужаса одновременно, поднял тяжелую крышку. Из холодной и вязкой темноты, наполнившей пространство внизу, пахнуло плесенью и болотом. Сене даже почудилось приглушенное кваканье. Он посветил фонариком - на дне тускло мерцала вода, лестница явно отсырела, но выглядела вполне крепкой, и Пенкин рискнул. Зажав в зубах фонарик, он уперся руками в края и поставил обе ноги сразу на вторую ступеньку. В тот же миг гнилое дерево охнуло, и незадачливый кладоискатель полетел в расколовшуюся хохотом тьму…
- Ну как, внучек, не расшибся? - Голос был тих и участлив.
Сеня осторожно открыл глаза. Он сидел в той же комнате на шатком стуле и жмурился от яркого солнечного света, лившегося сквозь чисто вымытые окна. Перед ним на другом колченогом чудище удобно устроился махонький благообразный старичок, почему-то показавшийся знакомым…
- Ты покамест очухивайся, Семен Иваныч, а я тебе кой-чего расскажу, - ласково продолжал дед. - Зовут меня Кузьмой Васильевичем, профессия моя - домовой, а проживаю - в энтом доме, который ты со своей дружиной ломать надумал.
Пенкин начал медленно сползать со стула.
- Э-э, парень, ну чо ты, как девка, сразу - в обморок!.. Домовых не видел? - Кузька нагнулся и легонько дунул ему в лицо.
- Где я? - едва размыкая губы, спросил Сеня.
- Да здеся ты, на Береговой, куда и пришел! - обрадовался Кузька. - Да ты, никак, не признал меня?.. Я вчера вам малость сакаватор покурочил, - несколько смущенно напомнил он.
- А, так вы - хозяин? - в свою очередь обрадовался Пенкин. Неизвестный доброжелатель - вы? Письмо вы подкинули? Про клад?
- Подкинул, - сознался домовой. - Прям в ящик сунул, для скорости. Больно поговорить надо.
- Уф-ф! - облегченно вздохнул Сеня. - А я-то вообразил!.. - Он хохотнул. - Но давайте о деле. Велик ли клад? Золото, камни, валюта?.. Сколько процентов дадите?
- Пенкин вытащил записную книжку и «Мицубиси», готовясь произвести необходимые расчеты.
Кузька запустил пятерню в кудлатую бороденку и начал яростно ее расчесывать.
- Уж не обессудь, Семен Иваныч, с кладом-то я тебя того… надул…
- Позвольте! - Сеня почти физически ощутил, как Синяя птица, кружившая над головой, снова начала набирать высоту. - Вы хозяин дома?
- Не, хозяев нету, все, считай, уже съехали. Таперича тут коммуналка.
- И что вы от меня хотите? - догадываясь о цели свидания, спросил Пенкин.
- Вот ты кто? - начал издалека Кузька. - Построитель! Значит, первое твое дело - строить, а не рушить. А ты с чего начинаешь? Еще и на пятак не сделал, а уж портишь на гривенник.
- Кузьма Васильевич, здесь вы не правы! - перебил Сеня, внутренне ликуя, что разговор поворачивает в нужное русло. - Философия жизни: ненужное, старое снести, чтобы освободить место для нового. И мне непонятно, почему вы так нервничаете? Дадут вам квартиру со всеми удобствами: тепло, светло и мухи не кусают. А тут… - он презрительно обвел глазами стены, - пыль да гниль, было бы по чему убиваться!
- Э, мил человек, своя земля и в горсти мила! А в энтих, железобетонных, куда ты собрался меня отселить, лишь ревматизм наживать. Не климат нам тама: печи нету, о батареи только задницу обжигать. Опять же ставенок нету, от земли далеко… Да только дело посерьезней, потому и вызвал тебя сюды.
- Так в чем же состоит дело? - задал наводящий вопрос Пенкин, явственно ощущая легкое хлопанье синих крыльев возвращающейся из поднебесья птицы счастья.
- Я про память поколений толкую. Сохранить ее надоть! В целости да сохранности - в образе нашего дома. Семнадцатый век! Не кот чихнул. Опять же Елизар Матвеевич ставил, заговорил дом от огня, от воды, от людской хулы, да вот от сакаватора - не сообразил. И то сказать, где ему было догадаться! Этих тупорылых тогда в наличии не было.
- Все памятники архитектуры, Кузьма Васильевич, в Горске давно взяты на учет, под охрану государства. А если вашего дома в списках нет, значит, он никакой ценности не представляет и подлежит сносу, веско добавил Сеня, прикидывая, сколь же удастся содрать с деда за отсрочку.
- Охо-хо! - страдальчески закатил глаза Кузька. - Память людская!.. Ума много, да разума нет. Век-от человеческий коротюсенький, чего накопишь, чего упомнишь? А вота нас бы кто спросил - порассказали бы, по пять, по шесть сотен векуем, кой-чего и в головенках имеется, да!
У молодого прораба снова ёкнуло под ложечкой:
- Как вы сказали?.. Человеческий - коротюсенький, а…
- Объединяться, говорю, надоть! Вашей обчественности - с нами, коренными домовыми, и вместе бороться против лихоимцев и бюрократов.
- Так в-вы что?.. Настоящий д-домовой?!
- От те на, приехали! - хлопнул себя по коленям Кузька. - Я ж тебе полчаса долдоню об энтом! Чо, психушку побежишь вызывать? прищурившись, поинтересовался он.
Пенкин попятился к выходу.
- Я… я, пожалуй, пойду. Д-домой, мама во-волнуется…
Оказавшись на пороге, Сеня рванул дверь и опрометью бросился вон. Прораб мчался по улице, не замечая прохожих и машин, пока перед глазами не поплыли красные круги. Он перешел на шаг и попытался сориентироваться. Это была старая часть города и, вроде бы, знакомая. Сеня подошел к ближайшему дому, пристально вглядываясь в проржавевшую, косо прибитую над самой калиткой табличку: «Ул. Береговая, 13…»
Ватные ноги больше не держали Пенкина - он сел наземь, привалившись спиной к столбу. «Не может быть!.. Я бежал минут пятнадцать! По кругу?.. Я прекрасно знаю город, как же так?.. Мама, я боюсь! - Мысли метались, страх - настоящий, липкий - спеленывал тело - Бежать! Немедленно!..» - Сеня вскочил.
- Передумали, Семен Иваныч? Вернулись? - раздался насмешливый голос.
- Опять вы? - Пенкин затравленно оглянулся.
- Конешно. Думаю, пущай немного проветрится парень, душно, небось, у нас-от. А таперича можно и беседу продолжить. - Кузька гостеприимно распахнул взвизгнувшую калитку.
- Насчет дома? - жалобно спросил Сеня.
- Насчет совести. Заходи, мил человек.
И Пенкин вошел.
7
В реставрационной мастерской было безлюдно: обеденный перерыв время святое, лишь в конце коридора кузнечиком потрескивала пищущая машинка. Заперев дверь кабинета, Фатьянов сел и расслабился.
«Вся эта чертовщина с голосами и подмигивающими фотографиями, конечно, галлюцинация. План застройки - это Сашка Хмелев сработал, больше некому. Ну, родной, погоди! Ты, по-моему, еще макет не сдал, а сроки все прошли. Так что, друг, не обессудь, ответный ход Е-2, Е-4! Сейчас найду заключение и - порядок, получи и распишись, как говорится!»
Игорь несколько раз глубоко вздохнул и открыл глаза. Не глядя, достал из нижнего ящика папку «Акты и заключения» и решительно шлепнул ее на стол. В комнате заметно потемнело - собиралась гроза. Фатьянов щелкнул несколько раз выключателем - настольная лампа перегорела. Чертыхнувшись, он вывинтил лампочку и полез за новой в шкаф. Достав запасную, Игорь вздрогнул. Перед ним, как и в прошлый раз, чинно сидел давешний «чокнутый» старик. Или другой?.. Этот вроде и постарше, и посолидней, и лысина более обширная, и лишь борода, пожалуй, такая же седая и клочкастая.
- Доброго вам здоровья, Игорь Евгеньевич! - часто закивал гость. - Не гадайте, я по тому же делу, что и. сотоварищ мой, Кузьма Васильевич.
Фатьянов судорожно сглотнул и начал шарить по карманам, ища сигареты.
- Да вы не волнуйтесь, Игорь Евгеньевич, я располагаю некоторым временем. Вы ведь собирались найти какое-то заключение? Я охотно подожду. - Посетитель опустил тяжелые веки и мелодично засвистел что-то себе под нос.
Фатьянов дрожащими пальцами развязал тесемки и заставил себя опустить глаза. Нужная бумага, как показалось Игорю, сама выскользнула из стопки и послушно легла на стол.
- П-прошу, - протянул ее почему-то гостю Фатьянов.
- Благодарствую, - отвел руку Игоря старик. - Мне известно, что там начертано, а вы - почитайте, почитайте!
Фатьянов пробежал глазами текст и машинально вытер галстуком холодный пот. «…Дом Елизара Матвеевича Бастрыгина представляет архитектурную и историческую ценность и подлежит полной реставрации и охране как памятник старины…»
- Бывает, Игорь Евгеньевич, по себе знаю, - утвердительно и ласково, как сквозь вату, доносилось до Фатьянова. - Понервничаешь, закрутишься - и вон из головы, перепутаешь чего-нибудь. Склероз называется. Сухие сороконожки пополам с кваском, натощак, по столовой ложке три раза в день - и как рукой!
- Вот что, товарищ домовой, - Игорь усилием воли сбросил оцепенение, - как вас величать?
- Архип Захарыч, с вашего позволения.
- Прекрасно! Архип Захарович, рад вам сообщить, что со мною подобные номера не проходят!
- Но ведь документ-с подписали вы-с, - вкрадчиво напомнил домовой.
- Ничего подобного! - с отчаянной решимостью Фатьянов разорвал пополам злополучный акт и бросил в корзину. - Гипнозу не поддаюсь, в мистику не верю, фокусы разоблачаю!
Он достал бланк, подложил копирку и вставил в каретку.
- Сейчас составлю новый акт и завтра подпишу у всех членов комиссии!.. - приговаривал Игорь, с чувством лупя по клавишам.
Машинка возмущенно всхлипывала, чихала, шипела и, наконец, совсем остановилась.
- Саботаж?.. - Фатьянов мрачно усмехнулся, - Ничего, мы и от руки можем написать!
- И он принялся лихорадочно строчить. - За нос водить вздумали! Домовых нам еще не хватало! Посоветоваться с ними забыли!.. Все, готово! Можете убедиться! - Игорь сунул гостю одну из копий: - И оставьте ее себе на память.
- Весьма признателен, - Архип Захарович аккуратно сложил вчетверо лист и спрятал в карман. - То, что надо! Благодарю от имени всей нашей колонии и от себя лично! Вы
- настоящий человек. Ваш дом будет отныне под нашей охраной, перекроем все щели - ни одна беда не просочится, лихо отведем, напасти заговорим!
- Вы что там бормочете? - встревожился Фатьянов, мельком взглянув на текст: - «… одлежит полной реставрации и охране…»
Он был близок к обмороку, лицо посерело, тошнота волной подкатила к горлу.
- Но ведь это не я решаю, - наконец устало произнес Игорь. - Есть постановление исполкома: построить на месте вашего дома гостиницу. Более удобной площадки нет поблизости.
- Есть! - развеселился Архип Захарович. - И бумажки все уж выправлены, в папочке у вас лежат-полеживают…
Фатьянов, ничему уже не удивляясь, начал перебирать документы, ничуть не сомневаясь, что обнаружит необходимый.
«…Согласно решению горисполкома от… июня 19… года о ликвидации частных гаражей по улице Источной и заключению экспертной комиссии… площадка признана годной для строительства гостиницы „Интурист“.
- Гениально! - Игорь неожиданно расхохотался. - Как вам это удается, Архип Захарович? Откройте секрет!.. Мы год бились, ходили, доказывали, митинговали - все тщетно! А тут… доверьте тайну, никому не скажу, слово!
- А нету секретов, - гость обескураженно развел руками. Профессия такая. Да и учимся оной не пять лет, - домовой лихо подморгнул, - а за пятьсот-от годков и печной научится. Это вроде начальной грамотки вашей. Другое худо - учить некого становится. Деревенские - печные да банные - совсем отделились, и за родню нас не признают, а молодежь вконец обленилась - ей бы чего послаще да попроще. Вот
„пряталки“, „пугалки“, „перевертыши“ - это они еще осилят. А как чего посерьезней, так и норовят схалтурить. А в последнее время повадились тайком на шабашки к ведьмам лесопарковским мотаться. В рабочее время!.. - Архип Захарович даже поперхнулся от возмущения. - День спят, ночь гуляют. Да еще пристрастились к муравьиной кислоте, бр-р!.. Налакаются, а после язвами да гастритами маются - беда!
- Да, смотрю, и у вас проблемы не легче, - посочувствовал Игорь.
- И-их, - тяжело вздохнул Архип Захарович. - А с другой стороны, чего от них требовать?.. Ребятня десятого да тридцатого года рождения и домов-то путевых не видела: панель да шлакоблок, шлакоблок да времянка, да вагончик с палаткой. Какие-такие традиции передашь в них? Веришь, Евгеньич, как посвящение проводить, с ног сбиваемся. Не во Дворце же спорта собирать народ - и скользко, сквозняки гуляют, вместо нормального пола - лед, а огонь где-то под потолком, мертвый, холодный - рук не согреешь, не то что спину… С появлением реставрации вашей маленько воспряли, - Архип Захарович посветлел лицом и едва заметно улыбнулся. - Никак за ум люди взялись! Хотя бы малое спасти от тлена, где бы душа могла притулиться.
- Послушайте, Архип Захарович! - загорелся Игорь. - Есть конкретное предложение - давайте заключим союз! Вы находите дома, где душе человеческой, как говорится, будет уютно, и оформляете таким вот макаром, - он кивнул на распухшую от документов папку, - необходимые бумаги. Наше дело - быстро привести жилище в порядок, ну а дальше владейте, охраняйте очаг, наполняйте теплом, помогайте людям окончательно не озвереть, - добавил Фатьянов шутливо, явно пытаясь скрыть смущение.
- С превеликим удовольствием! - пылко откликнулся домовой. - Нам это не в тягость, а в радость!
- Значит, договорились, - Игорь крепко пожал детски-сухонькую руку деда. - А все-таки признайтесь, Архип Захарович, заставили меня акт нужный подписать? Вынудили?
- Неужто, Евгеньич, ты до сих пор не уразумел?.. Совесть твоей рукой водила, что в душе живет. А я токо помог ей наружу выкарабкаться, щелочку махонькую проковырял. На это вся надежда, а ты - заставить…
- Архип Захарович, переселяйтесь ко мне, а? Один ведь как перст.
Голубенькие глазки домового подозрительно заблестели.
- Не могу, - отказался он. - Обчество бросить не могу, сотоварищей. Да и дома у тебя нет, куда зовешь? Хрущоба твоя - не дом, а так, крыша общая.
- Ну что ж, - излишне бодро начал Фатьянов, - на нет - и суда нет. Будем сейчас туннель прокладывать к душе одного матерого… Работа долгая, приготовься, Захарыч: там жиром все заплыло.
Игорь несколько раз настойчиво крутил диск, набирая нужный номер, пока на другом конце провода не сняли трубку.
- Фатьянов, ты? - зарокотал Толстопятов так, что все сказанное отчетливо было слышно в комнате. - Что хочешь сообщить?
- Антон Кириллович, я должен извиниться. Затмение нашло перепутал бумаги. Гостиница - на Неточной, вместо гаражей, а дом на Береговой, действительно, семнадцатый век. Поразительно, но факт. Что будем делать? Включать в план?
- Как что делать? Реставрировать! - Трубка гаркнула так, что Фатьянов невольно отпрянул. - У меня тут делегация целая! Строители пришли с прорабом, требует разрешения отремонтировать дом бесплатно! Что молчишь?.. Ступор напал?.. Ха-ха-ха!
- грохотал Толстопятое. Новое мышление - в действии! Привыкай, начальник!.. - И уже серьезным тоном зампредисполкома приказал: - Так что давай, подключайся. В реставрации они - ни уха, ни рыла. Руководи, Фатьянов, а я прессу подключу. Такой почин нужно осветить, раструбить по всей стране поднять общественность на ноги! - В трубке запикали короткие гудки.
- Слышали? - Игорь повернулся к Архипу Захаровичу, но… того уже не было: домовой исчез.
Фатьянов подошел к окну, вытащил сигарету, бросил в урну смятую пачку.
За окном все замерло в ожидании дождя. Сизые тучи, казалось, задевают своими лохмами антенны на крышах новеньких девятиэтажек. Ни машин, ни прохожих, ни птиц - все попряталось, затаилось. Игорь размял сигарету и щелкнул зажигалкой. В ту же секунду ослепительно блеснуло, и в этом фантастическом свете ему вдруг почудилось…
Исчез типовой микрорайон, и на его месте, вознося к яркому синему своду иглы шпилей с легкими крыльями крестов на вершинах, встал красавец собор, словно облеченный в камень гигантский водяной вал с застывшими на гребне его пенными шапками сияющих куполов. А от собора вниз, к реке, по крутому склону холма, сбегали тремя ручейками однои двухэтажные дома, окутанные легкими облачками затейливой резьбы…
А через мгновение ахнуло так, что зазвенели стекла.
Игорь глубоко затянулся и вполголоса произнес:
- Срублю пятистенок, дед, и заберу вас к себе!..
август 1987 - январь 1989гг.
|
