Метро 2033: Смерть октановых богов Юрий Владимирович Харитонов
        МетроВселенная «Метро 2033»Эра безумия #3
        «Метро 2033» Дмитрия Глуховского - культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж - полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают Вселенную Метро 2033, серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы московского метро. Их приключения на поверхности на Земле, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!
        После гибели отца тринадцатилетние Вит и Вовк Соколовы остаются одни. Вит бы охотно расстался с Вовком, но чувствует, что их связывает какая-то ужасная тайна. А тот отправляет его на поиски еще какого-то пропавшего братика - прямиком к зловещим нефтяникам в Ярославль. Туда же держит путь из бывшего «Приюта забытых душ» Софья (Сова) Макаренко, чтобы отомстить за смерть отца. Но их ожидает хитрый и коварный противник, у которого на них свои виды. Что могут девушка и двое мальчишек противопоставить взрослому, искореженному жизнью мужчине, хладнокровному и жестокому? И все же они собираются сражаться до последнего.
        Юрий Харитонов
        Метро 2033: Смерть октановых богов
        
* * *
        Объяснительная записка Анны Калинкиной
        Кому придется тяжелее всего в постъядерном мире, где будет признаваться лишь право сильного, где будут действовать волчьи законы - либо ты меня, либо я тебя? Конечно же, самым слабым. Ясно, что в первую очередь - женщинам и детям. Слишком велико искушение использовать их в своих целях у любого, кто привык силой принуждать к повиновению. Безумный ученый, не сдерживаемый никакими моральными рамками, получит возможность ставить на слабых бесчеловечные эксперименты. Школьный учитель с неустойчивой психикой, которого в прежней жизни изводили непоседливые ученики, сможет безнаказанно вымещать свою ярость на других, ни в чем не повинных подростках. Ведь дети вряд ли сумеют постоять за себя, если рядом не будет взрослых, способных защитить.
        Человек с извращенной психикой, вооруженный автоматом и вседозволенностью, сможет без особых препятствий делать с детьми что угодно - выкрадывать, изолировать, бить, мучить, да хоть бы и убивать. Или угрозами и принуждением воспитывать убийц из них самих и продавать тому, кто в состоянии заплатить, у кого есть нужда в солдатах. Да мало ли что еще можно сделать с детьми, за которых некому заступиться?
        Они подчас наивны и доверчивы, их можно подманить обещаниями, ярким воздушным шариком. Но порой они бывают на удивление мудрыми. И бесконечно морочить им головы нельзя. Если им не на кого больше надеяться, они будут искать помощи друг у друга, они объединятся против жестокого мира старших. Ведь даже лучшие из взрослых порой из самых добрых побуждений пытаются думать за них, указывать, как им жить, и принимают решения, которые ребенок выполнить не может или не желает. У детей своя логика - они более искренние, более открытые. Они остро чувствуют фальшь и несправедливость. В новом мире взрослые, для их же блага, приучают детей жить по волчьим законам, воспитывают в них злобу и жестокость, порицают проявления жалости. Постъядерные дети не знают и тысячной доли того, что знали подростки старого мира, зато они с ранних лет заучивают Список Смерти, чтобы уцелеть, чтобы различать опасности и уметь остерегаться. И хотя слова их грубы и они с малых лет привыкают обращаться с оружием, они все же остаются детьми. Радуются примитивным игрушкам, верят в глубине души в чудо. Да, они требуют заботы, бывают порой
невыносимы, но без них мир стал бы куда более серым. Да что там - у мира без детей не было бы будущего.
        Обо всем этом - книги Юрия Харитонова. И еще о том, что ребенок продолжает жить во многих из нас, даже когда мы становимся взрослыми.
        Берегите детей!
        Пролог
        - Хотите устроить ад на Земле? Да легко. Достаточно священникам сделать официальное заявление - мол, Бога нет, а мы вам все время врали. И что тогда? Атеисты пожмут плечами: «Мы вам говорили!» И станут жить прежней жизнью, потому что добродетели заложены в их воспитании. А верующие? Все те, кого сдерживала религия и ее заповеди? Что они будут делать? Хорошо, если не поверят, а если поверят? Что будут делать люди, которые боялись кары и не совершали многих поступков лишь потому, что Бог так сказал? А Бога нет… а мир такой жестокий… И нет заповедей… И вроде как «не убий» теперь ничего не значит. Все семь смертных грехов в одночасье прекращают быть смертными и вообще прекращают быть грехами. И теперь вы - без Бога, без религии и без веры, и руки ваши развязаны. Что вы будете делать? Что будет делать мир?..
        Наверное, пусть лучше религия будет. Пусть лучше молятся, свечи ставят, службы служат, пусть лучше будут этим заняты, чем бездействовать и думы разные думать. Ведь думать вредно, особенно таким людям, которые на веру принимают любую сказку. Пусть лучше боятся божьей кары. А то кто его знает, скольких сдерживала одна лишь вера, если уж и с ней многие способны на страшное…
        Почему-то меня страшит картина мира без религии. Чем будут заниматься все эти люди? Кому молиться? Кого проклинать? У кого просить прощения? К кому обращаться за советом? Это ж сколько страхов появится, сколько эмоций выплеснется, сколько злости высвободится. Пусть уж религия будет, пусть пеленает людей заветами, пусть успокаивает и пусть пугает казнями смертными. Лучше так, чем разнузданные нравы и вседозволенность при отсутствии каких-либо моральных ценностей.
        - Вы так думаете? - спросил священник.
        - Я так думал, - пожал плечами Константин. Похоже, он совсем не обратил внимания на то, какое злое выражение приняло лицо отца Иоанна. - Лет восемнадцать назад так думал. А теперь… Лучше бы вымели всех этих фанатиков веником, да в какую-нибудь канаву, а потом хворосту подбросили и подожгли! Все войны из-за религии или с ее одобрения! Я видел, как батюшка захлопнул перед человеком дверь храма, когда за мужчиной бежали рейдеры! Я видел, как якобы святой отец кричит тонущей девочке, еле-еле, из последних сил держащейся за ветку, что на все воля божья! Мол: умирай, Бог ждет тебя, дитя! Это все вместо того, чтобы помочь! Я видел, как батюшка науськивает прихожан, последних измочаленных войной жалких людишек, сжечь ни в чем не повинного человека! Я много по России путешествовал, я много подобного видел! И лишь раз святой отец заступился за обездоленного - и лишился жизни. Один, представь себе, раз! Видимо, анархия и хаос легко срывают маски с подобного рода шарлатанов…
        - Заткнись! - взревел отец Иоанн. - Замолчи, ирод! Твои змеиные уста несут больше яда, чем все земли вокруг, вместе взятые! Иуда! Еретик!..
        - Колдун, забыли! - добавил Константин и оглядел собравшихся вокруг. Их лица соответствовали настроению отца Иоанна. - Ну вот, теперь, наверное, вы меня будете убивать. Ну… не знаю… вешать там, или… сжигать, или… топить!
        Мужчина поднялся. В руках у него уже удобно устроились два пистолета-автомата, которые он, должно быть, достал во время разговора из-под плаща со спины. Отцы застыли, а Константин ухмыльнулся и нажал на спусковые крючки. И церковь окропилась кровью вновь…
        Глава 1. Отроди
        Июль 2033 г.
        Тесный концертный зал Рыбинского дома культуры освещала луна. И в этом не было ничего удивительного. Не использовалась ни магия, ни сложная система зеркал, даже давно погасшие прожекторы не имитировали свет естественного спутника Земли. Все было проще. Мягкий свет луны проникал в зал самостоятельно через огромную дыру в крыше, освещая уютный бардак, царивший в заброшенном двадцать лет назад помещении.
        Любой посторонний человек удивился бы открывшейся картине: сломанные стулья и ошметки потолка с крышей необъяснимым образом отдрейфовали к стенам, оставив по центру свободное от мусора пространство. Только небольшой клочок деревянного пола три на три метра не покрывали растения, буйно разросшиеся ближе к стенам. Там толстые ветви лиан свисали с потолка и медленно и расслабленно раскачивались в такт легкому дуновению ветра, проникавшего в помещение через дыру в крыше.
        В центре освещенного луной пятачка некто свалил в кучу растения, чьи белые корни торчали в разные стороны и источали необычный, терпкий аромат.
        Над странным местом стояла гробовая тишина, словно оно приготовилось к чему-то, что должно произойти здесь и сейчас и что лучше переждать… Поэтому скрип давно не смазываемых ржавых петель входной двери мог показаться громом. Но лианы все так же вяло раскачивались на сквозняке.
        Внимательные светочувствительные глаза вошедшего зверя, на секунду вспыхнув желтым, обшарили помещение и удовлетворенно остановились на куче травы. Потом существо повело носом и довольно замурлыкало - достаточно громко, чтобы его услышали сородичи, притаившиеся рядом. И, мягко ставя широкие лапы, медленно и тихо пошло к центру зала, иногда останавливаясь и замирая в одном положении, пытаясь распознать необычные и недружественные звуки. Следом вошли еще два существа поменьше. Детеныши.
        Взрослая кошка осторожничала. Она все чаще, несмотря на пленительный запах валерианы, останавливалась и всматривалась в темные углы, частично завешенные толстыми и спутанными лианами. То ли ей чудилось, то ли ночное зрение и впрямь различало две еле заметные фигуры, неподвижно зависшие на лианах под потолком. Время тянулось медленно и осторожно, словно большая кошка своей недоверчивостью его приостановила. Котята, чувствуя нервозность матери, присели у входа и наблюдали за ней, ожидая сигнала. Либо предупредительного, после которого нужно быстро уносить лапы в любом направлении, либо одобрительного, разрешающего приблизиться к цели и распробовать ее на вкус. Несмотря на возможные опасности, угощение обещало быть восхитительным. Валериана, как и раньше, до войны, всегда ценилась среди котов любой масти.
        Вот и сейчас дурманящий запах растений окончательно свел кошку с ума, и она, презрев опасность, довольно и одобрительно замурлыкала, призвав котят, и пошла к кучке травы. Около нее кошка грациозно легла на живот, опустила голову вплотную к кореньям и шумно втянула терпкий воздух. Длинный хвост ритмично задергался от удовольствия, она сначала лизнула корень, а потом и вовсе стала его жевать. Котята, потеряв всякий страх, мягкими прыжками присоединились к матери.
        Через несколько долгих минут дверь скрипнула, закрываясь, но ошалелые кошки лишь раз повернулись проверить, а потом вновь погрузились в наркотический аромат валерианы.
        Тем временем кто-то медленно и плотно закрыл дверь и подпер ее металлической арматурой, чтобы с той стороны не ворвался кто-нибудь неучтенный и нежданный. Кошки беззаботно катались по полу в центре зала, совершенно не подозревая, что над ними нависла смерть. И некто невидимый, зацепившись за лианы, нацеливал тяжелый металлический прут на безмятежных животных.
        Кошка-мать не успела понять, что случилось, когда сверху упала заостренная арматура и пробила ей основание черепа и горло, пригвоздив к полу. Котята испуганно и ошалело отпрыгнули в стороны. Они заметались по освещенному луной кругу, высматривая в темных углах смерть. Но во тьме казалось, что она притаилась всюду. Такой же металлический прут снова прилетел сверху, и лапа одного котенка тоже оказалась пригвожденной к деревянному полу. Он заверещал от боли и стал вырываться, арматура задергалась, но выдержала. Второй котенок метался рядом, не зная, чем помочь.
        - Черт! - неожиданно раздался под потолком чей-то голос, и сверху кто-то свалился.
        Сначала, никого не задев, плашмя упала арматура, следом рухнул человек, вернее, ребенок, так как он явно был меньше обычного мужчины.
        - Вовк! Осторожно! - раздался из-под потолка второй голос, но мальчишка уже резво вскочил на ноги с прутом в руках и вовремя ткнул его в грудь напавшего котенка. Тот взвыл от боли и отступил.
        - Вит! Помоги! - сдавлено крикнул оказавшийся на полу Вовк, стараясь прутом держать разъяренного котенка на расстоянии.
        - Вот немощный! - донеслось из темноты. - Ничего с первого раза сделать не может! Отродь!
        Затем в свете луны металлом сверкнула арматура, и череп нападающего котенка оказался прибитым к полу. Остался один - прикованный прутом к старым, трясущимся от любой вибрации доскам. Он от ярости и боли метался вокруг арматуры и свободной лапой бил все, до чего доставал. Мало ли кого зацепит!
        - Этот твой, Вовк! - донеслось из-под потолка.
        - Но… он… - пытался откреститься Вовк, но голос из темноты добавил:
        - Давай-давай! Этот мелкий. Дитенок совсем! Дубинка тяжелая, справишься!
        Делать нечего. Мальчишка отбросил арматуру в сторону. Она легко звякнула по доскам. Мальчик выпрямился, его нагое тело, обмазанное сажей и жиром, еле заметно, тускло поблескивало в лунном свете. Он постоял, достал откуда-то из темноты биту, подточенную и обструганную для подростка и нашпигованную гвоздями «двухсоткой», и, замахнувшись, нанес удар. Котенок, несмотря на прибитую к полу лапу, увернулся и резко ответил. Когти скользнули по телу мальчика, оставляя на плече глубокие и длинные раны. Тот вскрикнул, но вновь размахнулся и нанес очередной удар. Кот опять увернулся и ответил. И опять Вовк закричал от боли.
        - Вит, помоги ему! - раздался от двери густой бас. И как только кот присел для очередной атаки, ему в голову прилетела арматура Вита. Зверь затих, лишь оскаленные зубы слабо отсвечивали в лунном свете. В тот же миг вздрогнули лианы, и сверху спустился еще один мальчишка. Он подошел к Вовку и ткнул кулаком в раненое плечо. Тот вскрикнул и отстранился.
        - Ты чего?! - обиженно крикнул он.
        - А не фиг быть бабой! - огрызнулся Вит. - Эти котята тебя слопали бы! Отродь!
        - Сам отродь! - парировал Вовк, держась за плечо.
        - Хватит! - грозно крикнул отец и не торопясь вышел под свет луны. - Вам по тринадцать лет, а все как дикие! Как неандертальцы! Даже котят не можете убить! Срам!
        - Но Па! Это не я, это Вовк… - хотел было возразить Вит, но отец перебил.
        - Вы человеки разумные! Так?
        - Так, - согласился Вит.
        - Вот! А погибли бы сейчас! Сначала он, - отец указал на Вовка, - а потом ты! - Он ткнул в Вита. - А почему? В чем ошибка?
        - Э… э… - Вит хотел выдавить из себя приемлемое объяснение, но отец вновь перебил.
        - Ваша мать рожала вас, мучилась не для того, чтобы дать жизнь двум идиотам! Не для того она отдала свою жизнь! Ясно?
        - Да, отец! - пробубнил Вит. Вовк кивнул.
        - Вот! Перестанете думать, скоро окажетесь кормом! Вовк, ты слишком перемазался жиром, поэтому и не удержался на лианах. Ясно? А ты, Вит, должен помогать брату! Поддержать его! Умрет он, и ты долго не протянешь! Понятно?
        - Но он же как недоразвитая обезьяна! - возмутился Вит. - Вечно спотыкается, падает, поскальзывается, промазывает… Он вообще какой-то рассеянный, слабоумный, что ли…
        - Ты меня слышал? - сурово переспросил отец, и Виту ничего не оставалось, как кивнуть. - Теперь помоги ему заштопать рану и одеться, скоро станет совсем холодно. Я пока обдеру кошек.
        - Да, отец.
        Пока Вит промывал и перевязывал Вовку раны, а отец сдирал шкуры с мертвых животных, на небосклоне сместилась луна, и освещенное ею пятно переползло на стену. Все были так заняты, что не обратили внимания на появившуюся на ней тень. Она медленно повертела головой, оценила ситуацию и…
        Кот спрыгнул сверху вместе с лунным светом сквозь дыру в крыше. Конечно, он выбрал самого большого и опасного, рассчитывая расправиться сначала с ним. Когти вцепились в спину человека, острые клыки попытались сомкнуться на шее сзади. Отец только и успел упасть на спину, чтобы своим весом придавить кота и стеснить его движения. Вит и Вовк подскочили, когда услышали сдавленный хрип мужчины.
        - Отец!
        - Па!
        Они сжали в руках начиненные гвоздями дубинки и с яростью маленьких берсеркеров набросились на кошака, благо отец вновь перевернулся, подставляя кота под удары детей. В шуме возни отчетливо хрустнул череп. Мальчишки остановились и бросились к отцу. Он еще дышал и хрипло заговорил:
        - Вы это… молодцы! Главное, держитесь друг друга! В обиду не давайте! Охоте я вас научил, рыбалке тоже! Это… Не пропадете! Еще… это… А! На днях видел Красный Фургон, людей плохих… Помните правила! Не приближайтесь! Если что, бегите! Бросайте дом и бегите! Разъезжают из года в год и детей собирают! Вит! Это… Следи за братом! Не давай в обиду! И помните Список, который я каждый день вам на ночь читаю… Понятно? И Красный Фургон…
        - Отец…
        - Понятно?! - повысил он голос и закашлялся.
        - Да!
        - Любите друг друга! Вы - братья…
        Так Соколовы потеряли отца. И чуть не пополнили собой Список Смерти, который он зачитывал им на ночь всегда, словно мантры.
        «Время в пепел превратилось и развеялось по воздуху. Его нет, прошлое и будущее все одно: смерть. Великий Хаос родился двадцать лет назад и навсегда изменил привычный мир. Теперь надо быть начеку. Каждый день, каждый час, каждую минуту, да что там… Каждую секунду! Опасаться следует всего!
        Семья Садчиковых умерла от пыли. На пепелище полезли, наглотались пыли, покрылись гнойными язвами и умерли. Что это значит?
        - Меньше дышать пылью!
        Аникины пали от рака. Всей семьей ходили к Кратеру Смерти. Это что значит?
        - Не приближаться к Кратерам Смерти!
        Воровские утонули в Рыбе, когда тронулся лед, льдину с ними отбило и унесло в водохранилище. Что значит?
        - Весной не ходить по тонкому льду!
        Федуловы сгинули при охоте на крылатого ящера. Это что значит?
        - Не охотиться на крылатого ящера меньше, чем тремя семьями!
        Соломины умерли от голода. Что значит?
        - Не брезговать мясом отроди!
        Фроловы замерзли, что значит?
        - Использовать шкуры отродей!
        Козловы были замучены нефтяниками из Ярославля, а их детей увезли на Красном Фургоне. Что значит?
        - Быть осторожными с людьми, не ходить в Ярославль и не приближаться к Красному Фургону!..
        …
        Эти правила нужно всегда помнить и неукоснительно соблюдать! Помнить и соблюдать! Помнить и соблюдать!»
        И много-много других подобных правил заставил выучить отец. Благодаря этому Виталик с Вовкой Соколовы и пережили тринадцать лет, в отличие от других семей кочевников и рыбаков Рыбинска и Ярославской области, которые из-за своего неосмотрительного поведения кровью погибших создавали этот отцовский список. Раз в год кочующие по пустошам области семьи собирались возле Рыбинска и обменивались информацией, добычей и «молодой кровью» - повзрослевшими молодыми людьми, что позволяло уменьшить вражду между группами и количество родственных браков. Кочевники жили охотой, собирательством и торговлей излишками. А рыбаки - промыслом на водохранилище и Волге.
        Девятнадцать лет после войны все было хорошо, и кочевой образ жизни приносил плоды: семьи не только процветали, но и численность каждой из них росла. Если возникала на горизонте опасность, семьи объединялись и давали отпор, как, например, рейдерам-нефтяникам из Ярославля, которые теперь редко захаживали в земли кочевников, и то лишь для того, чтобы пополнить запасы диковинных шкур и крепкой кожаной одежды.
        Со слов отца, в семье Соколовых матери не было с самого начала, с момента рождения близнецов. Отец Виктор после смерти жены не стал искать ей замену, хотя мальчики, возможно, и испытывали необходимость в женской ласке и отдыхе от бесконечных правил и уроков. Но Виктор так не считал. «Чем черствей душа и тело, - говорил он обычно на собраниях кочевников, - тем дольше жизнь!»
        В общем, так и жили: мальчишкам по совместительству с уроками выживания приходилось заниматься и бытовыми делами в походном фургоне - уборкой, готовкой еды, стиркой. Было трудно, но они не жаловались - понимали, как тяжко отцу. Дети видели, как глубоко он вздыхает на общих собраниях и подолгу исподволь пялится на чужих жен. Но от предложений других семей Виктор всегда отказывался. «Мачеха вам не нужна, - потом говорил он мальчишкам и трепал по голове, - ни к чему это, поверьте».
        И Вовк с Витом верили самозабвенно, стараясь порадовать отца своими успехами в изучении правил и навыков охоты. Он учил их быть незаметными и стремительными, делать ловушки и запоминать повадки зверей, оттого дети и выжили. Оттого и считалась их семья одной из самых удачных и способных, если бы не последняя охота. Но она должна быть впрок, как говорил Виктор. Он не питал пустых надежд и знал, что когда-нибудь погибнет, поэтому запретил детям плакать и раскисать в этом случае. Запретил даже хоронить его! «Забрать шкуры, мясо и уйти, оставив его как отвлекающую хищников приманку…»
        Мальчики молча закончили работу отца: освежевали кошачьи туши, расфасовали по небольшим кожаным сумкам мясо. Днем в фургоне они нарежут мясо на тонкие полосы и завялят, а то пропадет. Потом раздели отца - сам завещал: ничто не должно пропадать, особенно одежда! Закончив, они постояли рядом, глядя на открытые, уставившиеся в дыру в крыше глаза, застывшие губы и белеющее тело, покрытое шрамами - следами множества охот и сражений не на жизнь, а на смерть. Мощное, мускулистое тело отца, защищавшего мальчиков до этого скорбного момента.
        Молчали долго. Оба понимали, что теперь никто не поможет, если забудут правила и нарушат любой пункт из Списка Смерти. И что теперь самим придется выкручиваться из любых ситуаций и дополнять, если не сдохнут, этот Список.
        - Черт! - прошептал, наконец, Вовк.
        - Нет его, - буркнул Вит.
        Вновь помолчали. Шум просыпающегося, населенного далеко не людьми города проникал в ДК с первыми лучами солнца и напоминал, что надо уходить. Вовк поднял руку, словно собираясь запустить пятерню в шевелюру. Будто собираясь заплакать…
        - Не надо. - На его здоровое плечо легла рука Вита. - Он не хотел. Мне и тебе по тринадцать! Еще год или два, и мы станем взрослыми. Сможем присоединиться к другим семьям. Я бы не против к Смирновым. У них классная Ю подрастает! Разбежимся, и все наладится! А он… Он забудется, как и Ма…
        - Заткнись! - прошептал Вовк, и плечи мальчика часто-часто затряслись, где-то в груди перестало хватать воздуха, а в горле предательски забулькало. - Ненавижу!
        - Ненавижу! - передразнил брат и толкнул Вовка. Тот не устоял на ногах и плюхнулся на коленки рядом с мертвым отцом, но не сделал и попытки подняться, а продолжал изливать горе.
        - Баба! Отродь! - почти зло бросил ему в спину Вит. - Из-за тебя нас никто в семью не возьмет! Никогда! На фиг бабе вторая баба нужна?
        - Отстань! - крикнул Вовк, отмахнувшись. - Ты его просто не любил! И Ма не любил!
        - Ма, которой никогда не было?
        - Которой мы просто не помним!
        - И как это поможет жить? - Вит развел руки в стороны. - Как эта твоя любовь к мертвым поможет нам остаться в живых? А?
        - Не знаю! - вновь в сердцах крикнул Вовк, потянулся и прикрыл отцу веки. - Но поможет!
        - Отлично! - сгоряча бросил Вит. - С этого дня вы со своей любовью идете своим путем! На все четыре стороны света! Понял?
        - А вот и пойду! - Вовк решительно поднялся и повернулся к брату. - Пойду! Ты задрал командовать! Задрал обзываться! Задрал меня всего! - кричал он сквозь текущие по лицу слезы и тыкал одной рукой Виту в грудь, вторая из-за ран не поднималась. - Без тебя будет легче!
        - Клево! - вновь рявкнул Вит. - Сейчас тащимся до фургона, доезжаем до любой семьи и там делимся! Нафиг мне такой нюнька на шее?
        - Поскорее бы! - парировал Вовк.
        - Тогда идем?
        И они собрали добычу и медленно вышли из ДК на площадь. Все-таки кошки были крупными, и ободранное с них мясо и шкуры весили немало. Придется сходить несколько раз, чтобы оттащить всю добычу в фургон, который «припарковали» в соседнем дворе, среди четырех длинных пятиэтажек.
        Во время Катастрофы на Рыбинск выпало достаточное количество радиоактивных осадков, чтобы все здравомыслящие люди покинули город. Но за двадцать лет пыль вымылась дождями и снегами, поэтому особо опасными остались только места с большим скоплением металлических конструкций. Дороги с множеством ржавых остовов автомобилей и большие машиностроительные заводы с их металлическими фермами, станками, станами и сборочными линиями. Также зоной повышенной опасности считались шлюзы из Рыбинского водохранилища в Волгу, сама ГЭС и различного рода суда, огромными ржавыми рыбинами уткнувшиеся в берег. В водохранилище и Волге радиоактивная вода осела вместе с пылью или была снесена течением в низовья реки, то есть куда-то в Каспийское море, если судить по старым картам. Рыбаки воспользовались естественным очищением пресноводного водоема и вернулись, начав промысел рыбы, с каждым годом становившейся все чудней и страшнее на вид. Кочевники же в отличие от речных собратьев не спешили вернуться в Рыбинск. Развалины заводов и фабрик, доков и мертвых кораблей наводнила разного рода городская живность - собаки, кошки,
вороны, крысы, естественно, достаточно изменившиеся за двадцать лет жизни в отравленном всяческим ядом мире. Так что кочевые семьи посещали Рыбинск в основном для охоты и обмена с рыбаками. Их двухметровые караси и метровые трехглазые окуни являлись для кочевников деликатесом.
        Братья молча пересекли площадь в направлении пятиэтажек, за которыми оставили фургон. Они оба все еще не могли простить друг другу слишком резких слов, сказанных в пылу ссоры. Конечно, расходиться мальчики не собирались, гнев есть гнев, его просто так не выпустишь в лицевые противопылевые платки, а глаза не перестанут зло сверкать из-под бейсболки, защищающей от опасных солнечных лучей. Нет, обиду просто не скинешь, ведь тебе тринадцать, и твоя кровь бурлит, адреналин бушует, а тестостерон расслабиться не даст!
        От ярости Вовк даже не заметил, как схватил в больную руку двойную порцию мяса. Теперь же пораженная когтями котенка рука просто отказывала. До фургона добычу не донести. Нет. Не донести… Парень почувствовал, как из зашитых ран по рукаву струится кровь. В висках стучало, а в глазах темнело. Но он не сдастся! Нет! Только не перед Витом! Нет, нет, нет!
        Едва мальчики вынырнули из-за пятиэтажки, чтобы подойти к своему фургону, Вит застыл как вкопанный, уронив сумку с мясом и рукой преградив путь Вовку. Он не верил своим глазам. Всегда казалось, что этого с их семьей не случится, что Список Смерти пишут уже по готовому, что… Но вот он - Красный Фургон - рядом с их домом. С фургоном, в котором они с Вовком живут и кочуют. И какие-то люди уже заинтересованно обходят их дом, тыкают автоматами в безобидную, но устрашающую видом корову, способную лишь на отпугивающий любых тварей сатанинский рев. Она ведь даже молока не дает, просто тянет изо дня в день кунг от армейского автомобиля…
        - Эй! Стоять! - кто-то заметил ребят, закричал, размахивая руками, кто-то из чужаков начал поднимать автомат. Вот это поворот! Надо убегать, как учил отец! Только так, как учил отец! И не иначе!
        - Бежим! - крикнул Вит. - Врассыпную!
        Мальчик тут же сбросил все незакрепленные мешки на землю, что закреплено - сбросил во время бега, причем спиной чувствовал, что кто-то бежит следом. Не догоняет, но и не отстает. Только бы не Вовк! Бежать вместе - лишь повышать шансы чужаков на их поимку.
        Но все же Вит не успел. Кто-то схватил его за ворот и сильно дернул, отчего мальчика бросило назад, в крепкие руки преследователя. Вот только Вит не боялся его, не страшился и боли, как презирал и оружие. Если сразу не стали стрелять, то уже и не будут. Значит, главная задача врага - поймать. Но не на тех напали! Сколько раз они с отцом убегали от рейдеров на шипованных машинах из Ярославля, сколько раз втроем охотились на зверей впятеро опасней кошек и сколько раз обламывали нечестных обменщиков, посягнувших на фургон и содержимое семьи Соколовых! Вот и сейчас Вит уже знал, что делать. Он со всей силы ткнул рукояткой дубины назад.
        - Ах ты, сука! - раздалось над ухом. Незнакомец содрогнулся от резкой боли в солнечном сплетении, но кулак не разжал. Тогда Вит дернул секретную веревку на кожанке из волка, соединявшую пуговки, и они разом отлетели. Мальчики не успели стереть жир с тела и надевали одежду поверх, поэтому куртка легко соскользнула и осталась в руках удивленного преследователя, а Вит в это время удобней перехватил дубину и шарахнул ею по лицу незнакомца, вернее, по черной маске с длинным носом, скрывающей лицо.
        - Ах ты, тварь! - взвыл от боли враг и завалился на землю, прижимая ладонь в черных перчатках к ранам на лице. Вит зло сплюнул и вдруг ощутил сильную и внезапную головную боль. Мальчик чуть не упал на коленки, но неожиданно в поле зрения попал Вовк. Бесчувственного брата двое незнакомцев несли в Красный Фургон! На нем белыми буквами значилась непонятная надпись: «The Coca-Cola company».
        - Да какого фига?! Вот же баба! Отродь! - досадливо простонал Вит и, развернувшись, побежал в ближайший подъезд. Место раненого бандита заняли двое других, и они ничуть не уступали мальчику в скорости. Топот доносился не ниже одного пролета от бегущего Вита.
        Поднявшись на четвертый этаж, мальчик мельком взглянул на открывшийся глазам люк на крышу. Заперто! На больших блестящих ушках висел огромный черный замок. Возможно, при наличии времени и острого инструмента Вит открыл бы его, но только не сейчас, когда на хвосте двое неизвестных с автоматами. Да и смысла подниматься на пятый этаж теперь тоже не было. Вся надежда на балконы. Еще в первые годы после войны люди перекидывали между балконами соседних подъездов доски. Видимо, чтобы не спускаться и не касаться радиоактивной земли. Каждому времени свойственны свои суеверия. Наверное, люди после войны верили, что так защищаются от радиации. Только бы доски не сгнили!
        Вит забежал в первую попавшуюся квартиру. Одного взгляда хватило, чтобы понять, в какой из комнат находится балкон. В грязном помещении на полу отчетливо виднелись следы. Парень рванул туда и чуть не свалился, вовремя убрав руки с железных перил. Они заскрипели, отвалились и с металлическим лязгом упали вниз, в заросли кустарника. Тем не менее Вит вздохнул с облегчением. Доски лежали на месте, перекинутые на соседний балкон. Там мальчик выбежит в другой подъезд, где взберется на крышу, если, конечно, какой-нибудь идиот опять не оставил замок на люке.
        На балконе Вит на секунду задержался, перевел дух, быстро просканировав глазами открывшийся вид. Гаражи, одинокие дома, Волга, а под Волгу уходит черная дыра. Мальчик поежился. Сразу же нахлынули неясные детские воспоминания. Ужас и боль, смерть и мучения, связанные с темным, беспросветным туннелем. И откуда только взялись? Ведь Вит на самом деле не помнил ничего такого…
        - Эй, парень! Не прыгай только! - донеслось сзади, и Вит засеменил по шатким доскам. Прохладный летний ветерок обдувал обнаженный торс и все норовил скинуть легкого мальчишку вниз с четвертого этажа, но дубинка в руках служила подобием балансира. Вит быстро перебежал на соседний балкон и юркнул в комнату, успев услышать:
        - Твою налево! Я из него фарш сделаю! - Видимо, неожиданное препятствие в виде хлипких досок расстроило преследователя.
        - Черномор не даст! - второй голос.
        - А ну, цыц! Давай за ним!
        - Эй! С ума сошел?..
        - Давай-давай! А то Черномор тобой займется! А я пока выйду и пойду, как нормальный человек. По улице!
        - Э-э-э… - И уныло заскрипели доски, но Вит уже не вслушивался. Он выскочил на лестничную площадку и выбежал на черную, битумную, плоскую крышу, благо люк был открыт. То тут, то там торчали ржавые трубы и кирпичные вытяжки. Здесь мальчик позволил себе разогнаться и через несколько секунд был у противоположного торца дома. Позади вылез мужик и заорал:
        - Эй, пацан! Не прыгай!
        Но Вит, конечно, не послушался. Он прыгнул, не останавливаясь, с разбега и… повис на проводах. Раньше с дома на дом в обязательном порядке перекидывали множество проводов, и чем быстрее прогресс шагал вперед, тем толще были их пучки. Нет, конечно, взрослого человека такие лианы не выдержали бы, но мальчик вполне благополучно, перебирая руками, начал перемещаться к другому, соседнему дому. Подбежавший к краю крыши преследователь лишь вытаращил глаза и раскрыл рот от подобного лихачества.
        - Эй, ты совсем рехнулся? - крикнул мужик.
        - Режь провода! - закричал еще один снизу, тот, что не стал переходить по доскам на балкон.
        - Но он разобьется… - попытался было возразить бандит на крыше, но другой перебил:
        - Режь! Не то Черномор нас на лоскуты порвет! Режь, говорю!
        И бандит на крыше, немного поколебавшись, достал из-за голенища сапога огромный нож. Мужик неуверенно поднял его, словно сомневаясь в правильности принятого товарищем снизу решения. Но потом сжал зубы и взмахнул тесаком, перерубив им сразу весь пучок.
        Вит успел намертво вцепиться в скользкие провода и дико заорать, когда они рухнули вниз, потянув за собой и мальчика.
        - Убейся, сученыш! Убейся! - закричал внизу полоумный враг и побежал к месту предполагаемого падения пацана. Но провода оказались слишком короткими, чтобы позволить Виту упасть. Вместо этого он довольно ощутимо ударился о стену дома, на который и хотел попасть. У Вита вышибло воздух из легких, руки от удара разжались, и он все-таки рухнул вниз, но только с высоты метра.
        Когда подбежал незнакомец, желающий его смерти, мальчика уже не было на месте. Он затерялся в кустах, обильно разросшихся по всей улице.
        Мужчина в маске зарычал и от злости пнул первый попавшийся камень. А Вит в это время уже стоял перед огромным темным провалом туннеля, уходящего куда-то под Волгу. Здесь можно было на время укрыться, но… мальчик долго не мог двинуться. Темное место словно вытаскивало что-то из души Вита. Что-то невероятно тайное и ужасное. То, чего, по его мнению, никогда и не должно было случиться в его жизни. Почему же так тошно от вида этого заброшенного туннеля? Отчего у мальчика, никогда не боявшегося темноты, меж лопаток бегут мурашки? И отчего хочется убежать и спрятаться подальше отсюда, а еще лучше - скрыться навсегда из Рыбинска?
        Вит сердито топнул ногой. Он же почти взрослый, в самом деле! Неужели его испугает какой-то темный туннель и его тайна? Никогда! Мальчик сжал кулаки, грозно нахмурился и шагнул внутрь, в беспросветный мрак.

* * *
        Вит ошибался, когда думал, что Вовк сдался. Он просто лишился сознания от большой потери крови. Впрочем, ненадолго. Когда мальчик пришел в себя, голова раскалывалась от невыносимой боли, почти невозможно было открыть глаза. Все, что смог сквозь узкие щелки увидеть Вовк, - что его куда-то несли люди в черных носатых масках. Красный Фургон![1 - См. роман автора «Приют забытых душ». Бандиты во главе с Черноморовым (Черномором) разъезжали на красном фургоне по городам, искали выживших и забирали детей в Переславль-Залесский, в Горицкий монастырь, где подчиняли своей воле и делали из них бездумных убийц и солдат.] Невозможно не узнать его красные высокие борта с огромной белой надписью. Пленители открыли высокие двери-створки, занесли внутрь. Много детских лиц вокруг, большие испуганные глаза, глядящие из темноты, царящей в фургоне. Чуть дальше - более скрипучая дверь. И она отсекла Вовка от всех-всех-всех, от всего мира, оставив мальчика лежать на холодном металлическом полу в пятне слабого света и корчиться от невыносимой боли в голове. Вовк застонал.
        - О! - раздался из темноты неприятный, тянущий гласные бас. - Будет еще больнее! Лучше не сопротивляться. Легче. Я все равно залезу к тебе в голову, буду знать все-все мысли, даже самые потаенные. Только будет больнее… не сопротивляйся.
        - К-к-кто ты? - заикаясь, спросил мальчик.
        - Зови меня Отцом!
        - Нет! Нет. У нас есть отец!
        - Нет-нет, - передразнил невидимый собеседник. - У вас был отец. Я-то вижу в твоей голове… А теперь эта вакансия свободна!
        - Пошел к черту! - выдавил Вовк, превозмогая боль.
        - О! Ты не первый, кто бьется в истерике! За два года таких было много. Но все! Все-все-все подчинились!
        - Я не такой! - взвыл Вовк, понимая, что некто уже рвется в голову, и что бы мальчик ни делал, как бы ни желал не пускать незнакомца, тот добьется своего.
        - Такой, такой… - тихо прошептал некто невидимый, и мальчишка вдруг закричал сильнее, изогнулся всем телом и через несколько секунд обмяк, погрузившись в глубокий гипнотический сон.
        Из темноты вышел здоровенный мужик в грязной, засаленной фуфайке. Он нахмурил густые рыжие брови, а потом присел рядом с маленьким телом и закрыл глаза. Огромная ладонь с толстыми пальцами-сосисками легла на голову Вовка. Густая огненно-рыжая борода затряслась, когда мужик зашептал:
        - О! Вот это сюрприз! Вот это удача! Я наконец-то вас нашел! Удивительно! Вы существуете! Сколько раз был в этом городе… а вот только сейчас улыбнулась удача! Э-э-э! Ваш отец, Кизляк[2 - Кизляк - глава «Приюта забытых душ» из одноименного романа.] из Переславля-Залесского, будет очень мне благодарен! О, да! Очень-очень! Вот только надо братика словить! Хотя… М-м-м… Э-э-э… да! И ловить-то не надо! Сам придет! Тебя спасать. Такие они - братья. Нырнут в самый темный туннель, если понадобится помощь! Что ж, ждем-с, ждем-с…
        Дверь, отделяющая апартаменты бородача от детского барака, полутьму, в которой жил мужчина, от беспросветного мрака детей, заскрипела, открываясь. В щель просунулась голова в маске с длинным носом, и заглянувший виновато и сбивчиво зашептал:
        - Отец! Отец, прости! У нас не получилось… это… поймать второго… Он слишком быстрый! Он… Э-э-э… слишком… юркий и скользкий. Он, э-э-э… повис на проводах и… он сбежал! Отец! Ты представляешь?! На проводах! Тех, что с дома на дом! Это ж никому и в голову такое… Это ж…
        - Зайди, Семен! - пробасил Отец Василий Черноморов[3 - Черноморов - персонаж романа «Приют забытых душ». Владеет гипнозом и способен подчинять чужую волю своей.], поднимаясь с пола. - Не держи дверь открытой, не пугай детей! Мне с ними работать, а от страха они зажимаются, становятся закрытыми, их потом из клетки очень трудно достать. Секатором приходится работать!
        - Да! Да, Отец! - жалобно протянул мужчина, вошел, и дверь вновь скрипнула, отсекая беспросветный мрак детского помещения от комнаты Черномора. - Я только…
        - Ты подвел меня, Семен! - ласково заговорил Отец, поднимая руку к голове мужчины. Тот еще жалостливее заскулил и упал на колени, держась за голову. Видимо, Черномор решил проучить подчиненного. - Ты заставил Федора перерубить провода, на которых висел мальчик! И даже не смей думать о возможности соврать мне! Я вижу, что видел ты! Я вижу, как сильно ты хотел его смерти! Но убивать детей здесь могу только я! Сам знаешь! Это лишь моя привилегия! Понятно?
        - Да! Да, Отец! - проскулил, словно пес, мужчина. Невероятная головная боль пригибала его к полу. - Я понял! Понял! Прости!
        Целую минуту рыжий Черномор возвышался над катающимся по полу подчиненным, упиваясь его болью, потом взмахнул рукой и сказал:
        - Ступай! Собери всех, и идите по развалинам! Смотрите, изучайте, делайте все, что нужно, чтобы захватить мальчишку, ибо он придет сюда! Вернется за братом! И вы… ни за что не должны упустить его! Понятно?
        - Да! Да, Отец! - пробормотал Семен и быстро выполз из помещения. Он желал сейчас оказаться как можно дальше от разгневанного Отца, а поэтому лучше всего было идти изучать развалины и строить засаду.

* * *
        Так братья и разлучились. Вит находился в невероятной растерянности. Вообще, сегодня все произошло слишком неожиданно. Нелепая охота Вовка, глупая смерть отца, случайная встреча с Красным Фургоном и его хозяевами, бесславное пленение Вовка, невероятное бегство Вита и этот странный черный туннель, вызывающий мурашки и оторопь у мальчика, забывшего, что такое страх… Но тьма из бетонной трубы, уходящей под землю, не только пугала, но и манила. Что-то внутри Вита требовало пойти в черную жуткую дыру под Волгой и разобраться в этой загадке. И хоть это место до дрожи в коленках пугало мальчика, он уверенно шагнул внутрь.
        Странные образы, которые начал видеть Вит при приближении к загадочному месту, стали ярче и четче. И чтобы закрепить и усилить эти видения, мальчик, превозмогая себя, шел в черную бездну опустошающего ужаса. Что еще поможет вспомнить события далекого прошлого, как не прямой контакт с этим самым страхом?
        В туннеле было очень сыро и холодно - давно не ремонтировавшиеся железобетонные конструкции сводов пропускали воду. Гулкое «Кап! Кап! Кап!» доносилось то спереди, то сзади, то отовсюду разом, словно некто невидимый начинал резво скакать по лужам. Вит испуганно оборачивался, крутился на месте, но все, что мог увидеть, удалившись на сто метров вглубь, - тусклый свет от входа, почти скрытый поворотом. Этот вид вдруг напомнил другой. Старый, невероятно старый туннель из далекого прошлого мальчишки, будто Виту уже сто лет и он с огромным трудом сквозь призму старческого слабоумия и других умственных недугов пытается вспомнить единственное действительно ужасное время его жизни. И этот сырой туннель с неярким светом далекого выхода, скрытого поворотом, дал толчок воспоминаниям.
        Вит упал на колени в холодную лужу и заорал. Сознание мальчика словно проснулось, перед глазами встали яркие картины того, что происходило восемь лет назад.
        И мальчик кричал вновь и вновь, пока туннель не вернул ему ужасную память. Вит много раз падал в лужи, много раз потом вспоминал, кто он, а когда вспомнил, то начал тонкими детскими пальцами вытаскивать из биты длинные гвозди. Сейчас они не нужны, их использование только усугубит ситуацию в будущем. Но Вовка нужно спасать! Своего последнего родственника, своего единственного из двадцати пяти оставшегося в живых брата! Потом мальчик кровоточащими пальцами провел по лицу, на щеках и лбу остались кровавые полосы…

* * *
        По скверу меж четырех пятиэтажек и окрестностям разнесся злой, демонический хохот, отпугивающий любых тварей на несколько километров вокруг. Вит ухмыльнулся: корова хоть и не видела своих хозяев несколько дней, все же исправно выполняла свою работу. Ей, кажись, по фигу, что творится вокруг. Лишь бы кормили.
        Вит Соколов осмотрелся и уверенно направился по потрескавшемуся асфальту к дальнему углу сквера. Там все еще стоял Красный Фургон, а рядом притулился неказистый с виду принадлежащий братьям армейский кунг. Конечно, ждут Вита! В свете открывшейся правды прошлого, определенно, ждут Вита! Кто бы ни управлял Красным Фургоном и людьми из него, но мальчик чувствовал, что этот некто все знает. Что ж, Вит не хотел заставлять неизвестного врага ждать. Важнее было спасти брата! Поэтому мальчик, не торопясь, шел к отвратительному фургону.
        Красная кепка с длинным козырьком скрывала глаза от солнца. Спереди белым была вышита странная надпись: «СССР». Черно-зелено-красный платок прикрывал нижнюю часть лица и шею. С тех пор, как с ребенка стянули куртку, торс оставался голым. Ничего, вот отобьет с Вовком свой фургон - и накроет беззащитную перед жарким солнцем кожу. Ноги обтягивали штаны из шкуры волка, а вместо башмаков - мягкие кожаные мокасины из короткошерстного кошака. В руках Вит сжимал окровавленную биту без гвоздей и заостренную арматурину, которую вытащил из черепа убитой кошки.
        Рядом с Красным Фургоном притулилась маленькая фигурка ребенка. Прищурившись, Вит понял, что это Вовк, только какой-то странный. Недвижимый. А в руках - «гвоздатая» бита. В отличие от Вита, Вовк был одет полностью. Его торс не обжигали жаркие лучи летнего солнца, а прикрывала хорошая куртка из шкуры дикого кабана. На зеленой кепке красовалась белым еще более странная надпись: «USA».
        Вит почувствовал нарастающую головную боль и огляделся, продолжая идти. На сей раз мальчик нашел врага. В центре сквера находилась детская площадка, и на длинной красной лавочке восседала странная черная фигура, полностью закутанная в плотный плащ. Вит чувствовал, что лишь через узкую щелку за ним наблюдали внимательные и очень злые глаза. Головная боль усилилась, но, помотав головой, мальчик пошел дальше. Мимо незнакомца, все ближе и ближе к брату - в надежде увести его от этих злых людей.
        И встретил совершенно пустой, слегка затуманенный взгляд ребенка.
        - Вовк! Ты как? - тихо спросил Вит, когда подошел чуть ли не вплотную. Только брат ближе не подпустил, подняв руку с дубинкой, нашпигованной гвоздями «двухсоткой» - грозным оружием, делающим из любого зверя фарш, а из тринадцатилетнего мальчика - тем более. Они были одни, со всех сторон мальчишек обступали высокие дома с пустыми, разбитыми окнами. В каждом из них мог засесть человек, пособник застывшей на детской площадке фигуры. Для полной картины запустения не хватало перекати-поля и перебегающих дорогу ящериц.
        - Вовк! Ну, давай же! Очнись! - повысил голос Вит, подняв руку и щелкая пальцами.
        - А я тебя ждал, пацан! - заговорил, наконец, Вовк не своим голосом. У Вита аж мурашки по спине побежали. - Я давно ищу вас двоих! Вернее, Отец Кизляк просил найти, и я… вот… Поехали домой, сынок?
        - Никакой я тебе не сынок, кто бы ты ни был! - возмутился Вит. - И этому Кизляку я не сынок! Мой отец…
        - Ведь это не так! - перебил Вовк, явно излагая мысли незнакомца. - Нет у вас отца. Нет же! Вы выросли в пробирке! Так ведь? Я вижу в голове твоего брата! И хоть я не знал вас, ведь работаю с Кизляком всего два года, но вашу историю знаю! Читаю вас, как открытую книгу…
        - Есть! - упрямо крикнул Вит, игнорируя неприятные слова незнакомца. - Есть! И он нас спас от Кизляка восемь лет назад!
        - Что ж, - Вовк пожал плечами. - Вы все равно пойдете со мной к Кизляку. Он что-то с вами не доделал, не так ли?
        - Нет! - возразил Вит.
        - А я думаю - да! - Вовк в этот момент поднял голову и оглядел окружающие дома, словно ожидая там кого-то увидеть. Подкрепление?
        - Э-э-э… - Вит поднял вверх окровавленную биту. - Они не придут! Я обошел эти дома с утра и вырубил твоих людей.
        - Что? - Вовк растерянно завертелся на месте, оглядываясь.
        - Не бойся! - самоуверенно улыбнулся Вит и обернулся к сидящей на лавочке темной фигуре, помахал ей рукой. - Живы они, только очнутся не скоро. Мне проблемы не нужны. Я только брата заберу.
        - Не заберешь! - Вовк вдруг резко прыгнул вперед, взмахнув правой рукой, в которой держал биту. Левая свободно болталась, видно, травма, нанесенная котенком, оказалась серьезной. Удар подобной дубиной, набитой гвоздями, даже не сильный, был чреват губительными последствиями. Вит еле отскочил. Потом подставил свою «беззубую» биту и отбил следующий слабый удар раненого брата.
        - Ты чего, Вовк?! - воскликнул Вит.
        - А ты думал, - быстро заговорил брат, - если я не могу залезть к тебе в голову, то не смогу и поймать и отправить к папе Кизляку? Да вот хоть твой Вовк это сделает! А я его направлю!
        Ошарашенный Вит, отпрыгивая, уворачиваясь и отбивая удары, вдруг понял, что план может провалиться. И все из-за слабого головой Вовка! Управляемый незнакомцем брат когда-нибудь настигнет Вита и изобьет его палкой с гвоздями, а потом покалеченный мальчик все-таки поедет к Кизляку! Что же делать? Как вызволить Вовка из-под влияния чужой воли?
        - Вовк! Очнись! - закричал Вит, вновь отпрыгивая подальше и наблюдая, как брат, замахиваясь, идет к нему.
        - Я был не прав! Я называл тебя нюней! Отродью! Извини! Это не так!
        Вовк неумолимо надвигался. Вит, держа обеими руками свою биту, отразил новый удар и опять отбежал на приличное расстояние.
        - Я - дурак! Я - кретин! Прости! Вовк! Но ты сам виноват! Это ты стер нам с отцом память! Ты заставил забыть все ужасы, которые творил в своем бункере Кизляк! Ты…
        Вовк вновь замахивается. Лицо бесстрашное, взгляд неподвижный, движения автоматические, неумолимые. Кажется, сейчас он ничего не понимает. Воля незнакомца пока берет вверх. Его не победить!
        - Ты спас нас! - продолжал орать Вит. - Спас! Меня! Иначе из двадцати пяти братьев не осталось бы никого! Вовк…
        Гвозди оцарапали кожу на груди. Несколько кривых полос тут же налились кровью.
        - Вовк!
        Взмах рукой, и бита пролетела обратно. И опять чуть не оцарапала.
        - Ты видел смерть наших братьев! Все эти… эксперименты! И пытался спасти их! Но! Удалось! Только! Меня! И… себя! И…
        В этот момент Вит споткнулся и завалился на спину. Его бита отлетела в сторону, а Вовк очень проворно оседлал брата и тут же занес над головой свою дубину. И Вит заорал в последний раз, выставив над головой руки:
        - И ты изменил нам память! Себе! Мне! И тому охраннику! Чтобы увез нас оттуда! Ведь нам по пять лет было! Вовк! Вовк! - все кричал и кричал Вит и только через несколько долгих секунд осознал, что страшная бита до сих пор не опустилась на подставленные руки, а потом на голову.
        Вит раздвинул ладони и с удивлением посмотрел на брата. Взгляд того принял осмысленное выражение. Он с ужасом глядел на дубину в руках и на Вита.
        - Я не понимаю… - Потом слезы полились из его глаз. - Я блуждал по туннелю… и твой голос вывел на свет. Я не хотел…
        - Я знаю! Знаю! - успокоил его Вит. - Ты пытался спасти. Там, и в черном туннеле, ведущем из бункера Кизляка в подземельях Переславля-Залесского… Ты - молодец!
        - Но я не спас остальных братьев! - жалобно проскулил Вовк, собираясь с новой силой заплакать, но Вит прижал к его губам ладонь.
        - Ты не мог. Ты маленький был. Всего пять лет! И уже тогда мог… изменить нам троим память! Представь, что же ты можешь сейчас!
        Лицо брата озарилось светом, словно в темный-темный туннель внесли яркую-яркую лампу. И Вовк посмотрел на Вита.
        - Ты помог мне! Напомнил! Брат!
        - Ты можешь больше! Я верю! Просто до сегодняшнего дня ты был немного не в себе. Чуть-чуть все забыл.
        - А теперь? - удивленно переспросил Вовк, словно не понимая, что делать дальше.
        - А теперь спасай нас! - развел руками Вит и махнул головой в сторону укутанного плащом незнакомца. Вовк понял все с полуслова, повернул навстречу врагу голову и нахмурился. Его лицо приняло злое выражение, а темная фигура нерешительно замерла.
        - Давай! - прошептал Вит. - Я верю в тебя, брат!
        И Вовк сжал кулаки, поднялся и пошел к Черноморову, который обеспокоенно вертел головой. Он потерял контакт с жертвой, а помощники, как ему сказал мальчик, все были вырублены. Они не придут. Мужчина отчаянно пытался вновь взять контроль над тринадцатилетним мальчиком, но ему не удавалось. Вовк больше не пускал к себе в голову чужое сознание. Теперь мальчик был сильным, он помнил прошлое. Он управлял им, и он точно знал, что может управлять настоящим и будущим. Вовк не позволит кому-то изменить себя! Как тогда, в бункере, восемь лет назад…
        Глава 2. Странный разговор
        Середина октября 2033 г.
        Мощный двигатель монстра еле слышно урчал под желтым капотом. «Хаммер» плавно и деловито объезжал серьезную пробку на Ярославском шоссе, и эта пробка стала бы настоящей проблемой, если бы затор не случился двадцать лет назад. Потом выжившие растащили опустевшие автомобили по обочинам и проложили новый маршрут среди покореженных и ржавых автомобильных остовов.
        И вот желтый капот вражеской машины плавно, словно нос корабля, поворачивал то вправо, то влево, объезжая кучи металлолома, которые покрывал валом валивший снег. На улице было холодно, в отличие от салона, где вовсю работала печка. Дворники исправно смахивали налипающий на лобовое стекло снег и раз за разом приоткрывали небольшое окно в снежную сказку. Дорога шла по обычному смешанному лесу, который укрывала снегом поздняя осень, и лишь остатки автомобилей напоминали водителю о том, что когда-то давно на мир обрушилась Великая и Ужасная Катастрофа, уничтожившая все живое на Земле! Ну, почти все…
        Некоторые индивиды выжили и, будто забыв, из-за чего случилась война, продолжили дело погибших предков, уничтожая друг друга.
        Софья Макаренко по прозвищу Сова от злости с силой сжала кожаную обшивку руля. Она еще не простила смерть отца тем мразям, что влезли в их спокойную жизнь и уничтожили семейную идиллию вдали от любых выживших идиотов в лесах под Вологдой. Да, девушка отвлеклась от мести на несколько дней, да, забыла про злость, что сводила челюсти и пальцы на спусковом крючке СВДС, когда в окуляре появлялась рожа одного из нефтяников из Ярославля - но только на время. Пока не вызволит из рабского плена детишек.
        И у Совы получилось. Вместе с единственным, не считая отца, порядочным и достойным мужчиной, встреченным девушкой за всю сознательную жизнь, они освободили детей[4 - См. роман автора «Приют забытых душ».]. И теперь Макаренко могла со спокойной душой вернуться к мести.
        Она сходила за угнанным «Хаммером», пригнала его в «Приют», заправила, набила припасами, найденными Михаилом Прохоровым - тем достойным человеком - в бункере под монастырем, и пустилась в новый путь. С новыми силами, с новой ясностью и спокойной душой…
        Впрочем, не совсем спокойной. Пятьдесят измученных взрослыми и истощенных детей вызвали у нее слезы и неясный зуд в груди, когда собрались попрощаться с Софьей. Трогательно и мило, но как-то неправильно для умирающего мира. Макаренко лишь скривилась, чтобы не показать чувства, а грудную клетку в это время сжимало спазмом, и на глаза наворачивались слезы. Софья, всегда такая сильная, упрямая и не в меру жесткая, не могла спокойно смотреть на жалостливые лица детей. Ее тянуло остаться, но твердый характер, воспитанный отцом и долгими тренировками, отказал шантажирующим Софью эмоциям. Сначала нужно закончить дело, а потом возвращаться к детям и, возможно, подумать о своем…
        Вот как сейчас. Где еще подумать о рождении собственного ребенка, как не вдали от любого мужчины, в глухом, заснеженном лесу, который Макаренко пересекала на желтом «Хаммере», отобранном когда-то у бандитов? Наверное, самое романтичное место в мире…
        Раньше подобные мысли не посещали голову двадцатипятилетней девушки. Наверное, потому, что в ее жизни существовал один мужчина - отец. А потом появились бандиты-нефтяники, негодяи, обирающие свободные земли и убивающие неугодных. Ни одного достойного мужика во всей округе, чтобы допустить даже мимолетную мысль о замужестве. К подобным мужчинам у Софьи могло возникнуть только отвращение. Зато отвращение - это то, что необходимо именно во время войны. Макаренко с удовольствием лупила и убивала нефтяников, взрывала их припасы и отбирала порабощенных детей. Жаль, что уничтожила не всех. Вот теперь надо вернуться в Ярославль и отомстить за отца. Но только обязательно отомстить! Ничто не должно отвлечь ее от цели! Ничто! Хватит разгуливать вокруг да около! Надо мстить - и в сторону! Потом спокойно жить, вернуться к детям и, возможно, родить своего.
        Вновь возникшая мысль о гипотетическом ребенке разозлила Сову. Макаренко сжала пухлые губки и нахмурилась. Единственный достойный мужчина в ближайших областях, с кем можно создать семью, - Михаил Прохоров, но у него пятеро детей! И еще около пятидесяти приемышей! Это же… Это же… Но тут вспомнились печальные и угрюмые маленькие лица сирот, провожающих Макаренко в дорогу у ворот Горицкого монастыря в Переславле. Полсотни одиноких маленьких детишек! И одного Михаила на них явно маловато! Сова сжала губы и зашмыгала носом, часто-часто заморгала, чтобы предательские слезы не брызнули из глаз. Не ко времени все это - слезы, размышления о ребеночке и потенциальном отце! Земля еще горит под ногами убийц отца, а месть… с ней лучше не задерживаться, а то жизнь закрутит в водоворот, и не заметишь, как остынешь и забудешь о справедливости, необходимой, как воздух! Нет! Сначала нефтяники, а потом уже Переславль-Залесский, дети, возможно, Михаил, любовь и собственный ребенок.
        Сова пошмыгала носом и повернула к себе зеркало заднего вида, выбрала участок дороги, где не нужно все время петлять меж искалеченных войной машин, и взглянула на себя, стирая с глаз предательскую влагу. Макаренко - дочь своего отца! Она выдержит! Она отомстит! Развесит головы негодяев по всему Ярославскому шоссе, когда будет возвращаться в «Приют забытых душ», чтобы любым мразям в радиусе пары сотен километров от Ярославской области неповадно было лезть к детям!
        Макаренко объехала одну из куч металлолома, сваленную посреди дороги, вновь взглянула в зеркало заднего вида и нахмурилась. На заднем сиденье высилась груда мешков с одеждой и провизией, которые они нашли с Михаилом Прохоровым в бункере под Горицким монастырем, когда уничтожили Черномора с Кизляком[5 - См. роман автора «Приют забытых душ».], и что-то в этой куче насторожило девушку. Она прищурилась, напряглась, и вдруг резко вжала педаль тормоза в пол. Автомобиль проехал еще несколько метров по снежной каше, прежде чем остановился. Мешки и баулы по инерции начали перелетать вперед, как и тот, кто прятался среди них…
        Как только «Хаммер» остановился, Сова одной рукой схватила перелетевшего через сиденье вместе с мешками человека, а второй стала наносить ему резкие и частые удары. Какое-то время незнакомец дергался и невпопад лягался в ответ, а потом не выдержал и закричал:
        - Стой! Сова! Стой! Пожа-а-алуйста-а-а!
        Тонкий детский голосок остановил руку девушки, она дернула тело на себя, вырывая его из груды мешков, и… оказалась нос к носу с Русланом Озимовым. Двенадцатилетний черноволосый мальчишка морщился и хмурился от боли и виновато смотрел на Сову черными глазами.
        - Ты! - воскликнула девушка возмущенно.
        - Ты обещала научить меня стрелять из снайперки! - быстро затараторил пацан. - Ты обещала!
        - Ты… - опять начала Софья и от возмущения на секунду проглотила язык. Потом рявкнула: - Да ты с кукушкой-то дружишь? А?!
        Руслан вжал голову в драную телогрейку.
        - Дружу, - протянул он обиженно.
        - А по-моему - нет! - громко возразила Макаренко.
        - А по-моему - да! - упрямо перебил Озимов и затараторил: - Как нам еще уговорить тебя остаться? А?!
        - И лишь для этого ты спрятался в «Хаммере»? - удивленно переспросила Сова.
        - Да! - Руслан с вызовом выставил вперед подбородок. Софья довольно грубо толкнула его обратно на сиденье, где мальчик стал устраиваться, перекладывая мешки назад. - Ты должна остаться! Прохоров один с нами со всеми не справится! Ты…
        - Нет! - рявкнула вновь Сова. - Нет! Я должна ехать к нефтяникам и убить их! Ничего ты не понимаешь, мальчишка!
        - Нет, понимаю! - обиженно возразил Руслан, повышая голос. - Понимаю! Они убьют тебя! И что станет с нами? А?!
        Некоторое время Макаренко молчала, пережевывая и смакуя обидные и злые слова, готовые вот-вот сорваться с губ. Но сдержалась и спокойным тоном сказала:
        - А что станет с вами, если я их не убью? А?! - Она пристально уставилась большими карими глазами на мальчика, тот, затаив дыхание, затих. - Ну? Представь! Вы победили в маленькой битве, уничтожили Черномора и Кизляка - и все? Думаете, наступил рай, а все остальные беды пройдут мимо? Да? - Девушка ткнула пальцем в окно. - Я еду мстить нефтяникам за отца! Да! И это не изменить! А еще я еду предотвратить войну, которая грядет, когда эти мрази узнают, что их детишки захватили их школу, их город и уничтожили их союзников - Черномора и Кизляка! Война придет под стены Переславль-Залесского Горицкого монастыря и сровняет с землей «Приют забытых душ». И все это случится, если я не уничтожу нефтяников! Понимаешь?
        Затихший Озимов кивнул, но страха в его глазах так и не появилось.
        - Не называй его так, - тихо попросил мальчик.
        - Его? - не поняла Софья. - Черномора? Кизляка? Нефтяников?
        - Приют, - прошептал Руслан. - Никакие мы теперь не забытые души. У нас есть Михаил и ты.
        - А как тогда? - переспросила Сова.
        - Зови… - Мальчик на секунду задумался, отведя взгляд в окно - на огромные падающие снежинки. - Зови «Приют свободы»!
        - Ладно, - пожала плечами Макаренко. - Вот… если я не поеду, то нефтяники явятся к Михаилу с детьми и вновь превратят «Приют свободы» в «Приют забытых душ», если, конечно, не разозлятся так, что и вовсе уничтожат его. Это понятно?
        Руслан угрюмо кивнул, посмотрел на девушку исподлобья и твердо сказал:
        - Я с тобой еду!
        - Нет, - отрезала Сова.
        - Но почему? - возмутился Озимов.
        - Там будет боль и смерть! И много-много трупов! - Девушка вновь указала в сторону Ярославля.
        - Там тоже будут! - перебил Софью Руслан настолько яростно, что она замолчала. - Там тоже смерть и боль! Для меня уж точно! Там убили Катю! И я не могу…
        - Можешь!
        - Не! Мо! Гу! Слышишь?! - закричал пацан. - Я не могу находиться там. Лучше я тоже вместе с тобой буду мстить! За Катю!
        Сова молчала слишком долго, сверля глазами мальчика. Жгучее желание забить в асфальт голову любого ублюдка, так или иначе связанного со смертью близкого человека, было понятно девушке. Как и нежелание сидеть в четырех стенах и трястись от мысли, что скоро приедут враги и отомстят им самим за смерть Черномора и Кизляка. Но! Минусов от присутствия Руслана здесь, рядом с Совой, было намного больше!
        Во-первых, он маленький - как и во-вторых, и в-третьих! Да не хочет она таскать за собой мальчишку! Не хочет! Он вечно будет путаться под ногами и мешаться! И вообще… Софья привыкла действовать одна и рисковать только собственной головой. А подставлять чужую, пусть и глупую, у Макаренко не было никакого желания. Решено!
        Девушка завела «Хаммер». Он, грозно заурчав, дернулся. Снежинки, словно живые, подскочили вверх с капота. Руслан довольно осклабился, думая, что Сова сдалась и берет его с собой! Но, увы, напрасно! Та вдавила педаль газа и повернула руль, разворачивая «Хаммер» обратно вокруг композиции из двух вертикально стоящих автомобилей, словно кто-то гигантский несколько лет назад составлял из машин пирамидки.
        - Нет! Сова! Нет! - тут же взорвался криком Руслан. Он метнулся к Макаренко и повис на руке, мешая рулить. Девушка от досады оттолкнула назойливого ребенка слишком сильно: мальчик отлетел назад, стукнулся головой о металлический каркас «Хаммера» и затих. Сова хмуро поглядела на него. На девушку теперь смотрел обиженный волчонок. Взгляд исподлобья, губы сжаты, а лоб сморщен, будто Руслан не ожидал от нее такого. Макаренко яростно мотнула головой, мол, «нефиг», и тут же затормозила.
        В «Хаммере» стало холодно, несмотря на работающую печку. Руслан держался за ушибленный затылок и готов был заплакать от несговорчивости Софьи, но та вдруг, не скрывая удивления, уставилась на дорогу. И долго смотрела, будто сомневаясь в том, что видит.
        - Сова? - тихонько протянул мальчик, но девушка не откликалась, продолжая смотреть вперед. Руслан не мог видеть, что творится на дороге, но поза Макаренко пугала. Сильная и волевая женщина просто не могла столь растерянно хлопать глазами. Она бы давно уже что-нибудь предприняла! Поэтому мальчик осторожно приподнялся на сиденье и выглянул из-за мешка с провизией, который заслонял ветровое стекло.
        В заснеженном лесу, где сквозь снег темнели деревья и кособокие конструкции из остовов автомобилей, стоял одинокий человек. Руслан не мог понять, что не так было с этим незнакомцем, но вдруг всем телом ощутил холод, выстужающий кабину. В тени под капюшоном пряталось лицо - казалось, что человек буравит его взглядом и вытягивает саму душу из тщедушного тела.
        - Чего не едешь? - прошипел Руслан. Конечно, шипеть он не хотел, но паника как будто заставила горло сжаться так, что Озимов смог выдавить из себя только шипящие звуки.
        - Нельзя, - унылым шепотом ответила Сова.
        - Как это - нельзя?! - возмутился мальчик. - Это… Оно… Он же хочет нас съесть!
        Руслан не взялся бы объяснить, почему он так решил. Эта уверенность пришла откуда-то из подсознания, питаемого древними инстинктами и суевериями далеких предков, которых мальчик никогда не знал.
        - Ой! Да никто не будет тебя есть! - раздраженно отмахнулась Макаренко, продолжая пристально смотреть на фигуру. - Максимум заберет к себе в Ростов и будет…
        - Что? - забеспокоился Руслан. Страшные образы представились ему в ответ на брошенное Совой слово «будет». Ничего хорошего странная черная фигура за окном явно не предвещала. - Ты уверена, что его не раздавишь?
        - Уверена! - мрачно кивнула Софья, словно чего-то ожидая от незнакомца. Но оружия она не доставала.
        - Слушай! - тут же встрепенулся мальчик. - Я там твою винтовку видел… Давай достану?..
        - Не поможет, - мотнула головой Макаренко.
        - Ты уверена? Тогда что же?..
        - Ждать, - твердо сказала девушка. И Руслан с замиранием сердца притворился, что все хорошо, и уставился на таинственную, пугающую фигуру за окном. А снег летел и летел и словно не замечал незнакомца. Не покрывал ни его балахон, ни плечи, ни голову. Будто тот был нематериальным. Будто вовсе не существовал…
        - Ой! - вновь прошипел Руслан, когда черная фигура плавно двинулась в сторону «Хаммера». - Я, кажется, описался!
        - Заткнись! - прошипела в ответ Сова, наблюдая, как незнакомец направляется к водительской двери. - Его не убьешь! Лучше замолчи и стань похожим на этот баул со шмотками!
        - Ты… вы… знакомы, что ли? - последние слова Руслан произнес почти неслышно, пораженный фактом общения девушки со столь странным существом.
        - Да, - кивнула Макаренко совершенно серьезно. - И тебе лучше притвориться мертвым, пока он не пригляделся к тебе.
        Озимов едва не лишился сознания от этих слов, в ужасе вытаращил глаза и хотел что-то сказать, но передумал и, закрыв веки, замер, словно мертвый суслик, скрестив на груди руки. Сова же опустила ветровое стекло, дрожа и замирая от страха. Она очень хорошо помнила тот день в Ростове Великом, когда этот же тип забрал у нее труп Вани прямо из автомобиля[6 - См. роман автора «Приют забытых душ».]. Девушка не могла поверить, что случившееся в Ростове - правда. Думала, что галлюцинации, но… вот опять! Опять этот старик - Лука - преградил дорогу и чего-то ждет от Софьи. И ситуация до ужаса похожа. Девушка вновь хочет ехать через Ростов, вот только в кабине у нее не труп, а очень даже живой человек. И при этом - совсем мальчишка! Неужели все повторится и машину окружат жуткие тени, неупокоенные души?
        Снежинки ворвались с ветром в окно и хлестнули по лицу. Прищурившись, Сова пыталась разглядеть лицо старика под сильно нависшим капюшоном. Но, как и в прошлый раз, не смогла: только бледный орлиный нос и спутанную седую бороду. Человек положил ладони на опустившееся стекло и улыбнулся. Местами потрескавшиеся, посиневшие губы раздвинулись, обнажив гнилые зубы. От нестерпимого запаха тухлятины девушке пришлось задержать дыхание.
        - О! Здрава будь, красавица! - довольно заговорил старик, по-другому у Макаренко язык не поворачивался назвать этого жалкого мужика в лохмотьях. - Ты гляди! Наши встречи становятся все чаще! Придет время, и ты вовсе перехочешь уходить!
        - Ну, это вряд ли! - замотала головой Сова и ткнула под капюшон кукиш.
        - Э-э-э… - протянул старик. - Обижаешь! Ты просто пока не видишь смысла в этом простом и безмятежном блуждании по полям и лесам земли Ярославской…
        - Я вот только в твоем существовании не вижу смысла, Лука! - заявила девушка. - Давай уже мирно разойдемся?
        - Как прошлый раз? - капюшон кивнул на скорчившегося в неудобной позе Руслана.
        - Нет уж! - гневно воскликнула Макаренко, ярко представив прошлый раз - как мертвый Иван вдруг очнулся и сам согласился уйти со стариком. - Этот живой, Лука! Тебе он достаться никак не может!
        - Почем знаешь? - Капюшон резко и обеспокоенно повернулся к Сове. - Может, сейчас получится забрать?
        - Потому что он - невинный! - уверенно сказала девушка. - Ты же таких не берешь! Разве нет? Да и прошлый раз ты уже взял одного…
        - Времена меняются, доченька, - пожал плечами Лука. - Скоро буду и живыми брать, и невинными. Прошлый раз взял за проезд туда, а теперь… за проезд обратно! Ты же через Ростов едешь?
        - Да, Лука, - кивнула Софья. - Только одна. Этот малец дома остается. Если ты отойдешь, то я его туда и отвезу.
        - А как же поедешь? - озабоченно спросила борода.
        - Хрен знает, Лука! - ответила Макаренко, раздражаясь. Очередная задержка вновь отодвигала месть. Сначала Руслан со своим желанием непременно ехать с ней, теперь ни живой, ни мертвый старик с эдаким жутко дебильным подобием подката. - Наверное, очень быстро.
        - Да не… ты не поняла! - протянул тот.
        - Да не! - перебила Софья. - Как раз все поняла! Лука, и не пытайся! Не заманишь! Мальчишку я тебе не отдам!
        - Да не нужен мне твой мальчишка! - замахал вдруг руками старик. Да так, что черный рваный балахон весь затрясся, с него начал осыпаться… пепел? - Я не затем здесь, чтобы Руслана Озимова, - при упоминании его имени мальчишка вздрогнул, - с собой тащить! Не затем.
        - А зачем? - Сова наклонилась вплотную к капюшону.
        - Не вози мальца домой! Не вози!
        - Это с какого еще перепуга? - фыркнула девушка. - С какой стати мне тебя слушаться?
        - Я пропущу вас обоих через Ростов, только возьми его с собой!
        - То есть, - Макаренко удивленно развела руками, - ты тут весь такой потусторонний нарисовался, чтобы не дать мне отвезти Руслана домой? Откуда такая забота?
        - Да не о нем забота, - капюшон покачался из стороны в сторону, - а о тебе.
        - Обо мне? - удивилась Сова, не зная, что еще ответить на такое откровение.
        - Да! То есть нет! Э-э-э… - Лука явно занервничал. - Ну, не могу тебе сказать! Не проси! Только возьми его с собой, и заблудшие тени в Ростове обойдут вас стороной. Идет?
        - Странная, если честно, сделка, - пожала плечами Макаренко. - А ты не завлекаешь ли? Там точно ловушки не будет?
        - Считай это моим подарком тебе, - уныло промямлил старик. - Подарком в кубе, если что. Ведь я за это точно поплачусь, но зато с тобой, дочка, ничего не случится.
        - Эх, темнишь ты чего-то, Лука! Темнишь! Но… помня твои честные голубые глаза…
        - Этого ты помнить не можешь…
        - Да ладно! - отмахнулась Софья, словно старик давно уже был как минимум другом. - Идет! Давай! Где подписывать?
        - Да не надо ничего подписывать! - замахал Лука руками. - Просто поворачивай и, что бы ни происходило в Ростове, не обращай внимания. А, да! И из машины не выходи! Не выходите оба!
        - Это что? Для тебя проблема?
        - Для меня? - тот замотал головой и захихикал. - Нет! А вот для города… Короче! Не забивай мне голову! Езжай, пока обстановка благоприятная! Давай! Давай!
        - Ладно! Ладно! - воскликнула Сова, закрывая окно. Она завела автомобиль и развернула «Хаммер». Руслан из груды баулов вытаращил глаза, а девушка ему бросила:
        - Ходят тут кто ни попадя! Спасу нет! Командуют! Туда не ходи, сюда не ходи! Задрали, честно! Никакой свободы передвижения!
        В ответ на долгий вопросительный взгляд Руслана Сова пожала плечами.
        - Не смотри на меня так. Сама не знаю, что происходит, и объяснить не могу! Зато ты теперь едешь со мной, шкет! Радуйся! И… э… устраивайся поудобней. Только учти! Отработать придется по-взрослому. Недаром этот чудик тебя со мной направил. Что-то назревает, и ты сыграешь свою роль.
        Макаренко быстро глянула в зеркало заднего вида. Никого: то ли Лука растворился в воздухе, то ли настолько сильно шел снег, что успел скрыть старика от Совы.
        Глава 3. Новость
        Ноябрь 2033 г.
        Когда из ярко освещенного помещения выходишь в темноту, на короткое мгновение зрение перестраивается. В этот миг ничего не видишь и замираешь, словно слепой и беззащитный новорожденный котенок. Это и есть ослепительная тьма.
        Потом глаза привыкают, и ты идешь вперед, осматриваясь, по техническому туннелю огромного подземного комплекса. Еле слышно шлепаешь маленькими босыми ступнями и пугаешься каждого нового звука, отскакивающего от стен.
        От щелканья механических реле подскакиваешь и ускоряешь шаг, от металлического скрипа и усталого стона железобетонных конструкций вздрагиваешь и зябко обнимаешь плечи, а от далекого детского крика на глаза наворачиваются слезы.
        Сглатываешь комок в горле, сжимаешь зубы и стараешься не так громко топать по холодному металлическому полу босыми ногами.
        А потом часто-часто мигающая вдалеке лампочка становится ближе, и ты уже в комнате с низким потолком без окон. Кругом блестящие и холодные даже на расстоянии металлические столы и огромные стеклянные колбы с жидкостью, подсвеченные изнутри. В них что-то плавает, темное и неприятное. Ты спотыкаешься, падаешь, больно ударяешься лбом о ножку стола. Нечто падает на тебя сверху, сваливается с потревоженного стола. Ты весь дрожишь, но, превозмогая боль и паралич, вызванный страхом, переворачиваешься, слепо ищешь в полутьме руками. Поднимаешь что-то к лицу и в ужасе отбрасываешь прочь окровавленную маленькую руку. Стараешься не заорать, из горла вырывается только сдавленный гортанный хрип. Мысли парализованы.
        Ты вскакиваешь, шатаясь, идешь искать выход из страшной комнаты и чуть не стукаешься головой об стеклянную колбу, наполненную жидкостью. Слабый свет наконец-то падает на темную субстанцию внутри, и ты видишь… тело маленького мальчика! Мертвого мальчика!
        Курносый, широко открытые темно-карие, почти черные глаза, тонкие губы и плавно извивающиеся в жидкости, словно щупальца живой медузы, черные волосы. Ты несколько долгих секунд всматриваешься в глаза, будто стараешься отыскать в бездушном теле жизнь, потом тебя рвет на пол остатками еды, и ты идешь дальше, слегка пошатываясь. И тут же утыкаешься рукой в прозрачную стену. И не сразу осознаешь, что это не стекло, а зеркало, а с той стороны на тебя смотрит мальчик, как две капли воды похожий на мертвого, плавающего в колбе. Только мальчик, что на тебя смотрит, - это ты!
        Кровь стучит в висках, в глазах темнеет, словно туннель сливается с сознанием, высасывает его, но ты идешь. Надо. Надо… Надо!
        Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп!
        Маленькие ножки уже не чувствуют ни боли, ни усталости, ни холода. Просто отказываются идти. Ты несколько раз падаешь, кричишь, пытаешься плакать, но слезы высохли. Все.
        Как… Как этот милый старик - Кизляк, - которого они считали родным папой, превратился в монстра? Когда? Хотя на последний вопрос ответить проще простого. Когда братьям стукнуло по пять лет. Всем двадцати пяти! Он словно ждал этой даты, специально не трогал детей, пока они росли, холил и лелеял, чтобы… обрушить на них всю свою дьявольскую жестокость, до поры до времени скрытую глубоко внутри?
        Все-таки слезы есть - не все еще стекли из глаз и впитались в металлический пол. В том отсеке, откуда тебя еле унесли ослабшие ноги, все мертвы. Умерли не своей смертью. Кизляк явно проводил над братьями опыты. Резал, колол чем-то, скармливал что-то, стравливал друг с другом, погружал в жидкость или в пустую камеру, убивающую невидимыми лучами.
        Все мертвы! Все! Все! Все!
        Ты падаешь на пол, не в силах подняться из-за эмоций, переполняющих маленькое тельце. Там, позади, ты насчитал двадцать трех мертвых братьев. А теперь самое страшное: выводы! Остался ты и еще один! Он, возможно, уже тоже мертв… Ты встаешь и идешь, пошатываясь…
        Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп!
        Ноги студит ледяной пол, голый торс обжигает холодный воздух, а плечи сотрясаются от неуемных рыданий. Почему вдруг все так изменилось? Здесь год назад Кизляк рассказывал маленьким братьям, что они будут жить на поверхности, как счастливая семья. Папа и дети. Даже показывал красивую цветную фотографию, где смеющийся мужчина в широкой шляпе и два улыбчивых мальчика в разноцветных кепках с какими-то надписями собираются играть в неизвестную игру, держа в руках маленький мяч и две большие палки.
        А потом… а потом… а потом…
        Яркий свет бьет по глазам, выныривая из-за поворота. Ты стараешься утихомирить предательски шлепающие ступни, подкрадываешься и смотришь из-за угла.
        Седовласый старик Кизляк! И… братик! Последний! И мужчина собирается мучить его!
        Ты звереешь! Наполняешься злостью и яростью, которые распирают изнутри, а потом взрываются, выпуская зверя! И ты орешь и крушишь все на своем пути… А Кизляк падает без сознания и лежит без движения на холодном полу. А привязанный к холодному металлическому вертикально стоящему столу мальчик испуганно хлопает глазами, уставившись на тебя. Он не понимает, что происходит. Почему отец Кизляк привязал его вниз головой? Зачем взял в руки блестящую и острую иглу? Почему вдруг упал? И почему теперь на него смотришь ты?
        - Пойдем! - говоришь ты, отстегивая кожаные ремни. - Надо уходить отсюда!
        Полутемный туннель, длинный-длинный, а пол - холодный-холодный. Теперь ты не один, вы вдвоем шлепаете по металлическому полу босыми ногами! Из всех двадцати пяти братьев ты нашел и спас только одного! И того-то Кизляк подвесил вверх ногами и вводил в вену на шее иглу, чтобы выкачать всю кровь… Ух и разозлился же ты! Отец Кизляк должен был умереть!..
        Но не получилось. Старик остался лежать на полу без сознания, а братика ты вызволил, и теперь вам надо бежать! Без оглядки, без остановок! Гулко топая босыми ногами по металлическим плитам, покрывающим пол туннеля! И вот за мигающим светом впереди маячит свобода! Но… не только…
        Путь вам преграждает огромный силуэт охранника. Страшный, ужасный, чужой! Злость вновь переполняет тебя!.. Надо смести преграду с пути, а лучше… лучше заставить охранять! И охранник падает, хватается за голову и вдруг смотрит на тебя ясным и добрым взглядом, недоуменно спрашивает:
        - Сын? - потом видит рядом второго мальчика и повторяет: - Сыновья?
        И добавляет, поднимаясь:
        - Пойдемте, надо валить отсюда! Больше я вас в обиду не дам!
        Этот кошмар всегда приходил отрывками, будто некто незримый не желал, чтобы Вит помнил все детали своей и брата жизни. Вит и сам не желал этого. Каждой ночью он мысленно просил небеса позволить ему навсегда забыть ужасное прошлое, о котором им напомнил Черномор четыре месяца назад. Но оно не хотело покидать Вита и всякий раз возвращалось отрывками, словно заплатками из ткани вдруг начавших всплывать воспоминаний. И хотя к мальчику вернулись не все обрывки прошлого, но уже можно было сложить примерную картину произошедшего восемь лет назад в городе Переславль-Залесский. Воспоминания брата приходили в голову Вита, не давая забыть случившееся.
        И вот корова, как обычно по утрам, своим сатанинским воем вновь выдернула Вита из очередного такого лоскутка прошлого, пришедшего вместе со сном и повторявшегося, и повторявшегося… уже четыре месяца. На верхней койке двухъярусной кровати зашевелился брат. Через пару минут через край свесилось его улыбающееся лицо, и довольный голос возвестил:
        - Вит! Там опять снег идет! Айда мыться!
        - Вчера мылись, - пробурчал брат, натянул на голову шкуру волка, служившую одеялом, и из-под нее пробубнил: - Там теперь всегда снег идти будет. До лета - точно. Ведь ноябрь неделю уже как.
        - Ну, Вит! - тут же заканючил Вовк. - Давай! Давай! Давай! Давай!..
        Интересно, он помнит, что вчера они мылись? Помнит, конечно. Теряются только воспоминания о событиях до их побега из бункера Кизляка.
        - Да у нас мазута не хватит, чтобы потом греть кунг! - прикрикнул Вит. Он ненавидел это счастливо-довольное состояние брата, потому как сам не мог погрузиться в нечто подобное уже четыре месяца - после встречи с Черномором. Может, слишком сильно хотел, поэтому и не мог? Вон, Вовк после рассказов брата все же вспоминал прошлое, но потом всегда забывал, будто метелью из головы вынесло.
        - Ну, так мы сегодня у нефтяников купим! - уверенно закивал головой брат. - Ведь сегодня встречаемся же?
        - Так зима может дольше длиться! И на все время нам не хватит топлива! Надо экономить.
        - Ну, Вит! - Вовк скорчил печальную и дебильную одновременно моську, которой не было сил сопротивляться. - Давай! Давай! Давай!..
        - Ладно! Ладно! - замахал руками Вит. - Только сегодня мазут подкидываешь ты!
        - Ура! - радостно заорал Вовк и тут же соскочил с верхней полки и затопал босиком по полу кунга в угол, где стояла буржуйка. В ведре рядом еще хватало мазута вперемешку с битумом, чтобы пару дней хорошо отапливать кунг. А сейчас, раз уж мальчики хотели помыться, надо было разогреть внутреннее пространство градусов до тридцати. Ну и ладно! Пусть радуется. Сегодня выторгуют у нефтяников еще, можно себе позволить.
        - Эй! - крикнул вдогонку Вит. - Корову сначала покорми!
        - Э-э-э… - Вовк пытался придумать, почему именно ему сегодня этого делать не надо, но не смог. - Ладно!
        Он быстро оделся, схватил кусок вяленого мяса и выскочил из кунга. Дверь открылась, впустив рой снежинок, и закрылась, вновь погрузив дом близнецов в полутьму. Вит вздохнул и поднялся с нижнего яруса кровати. Ему уже давно надоело быть единственным здравомыслящим братом в семье, но с Вовком он ничего сделать не мог. Разум того жил какой-то своей странной жизнью, то приоткрывая мальчику прошлое, то стирая его начисто, делая ребенка гораздо младше, чем на самом деле. И все происходило после редких вспышек необычных особенностей брата-близнеца.
        Вот, например, вчера после бани он совершенно серьезно сказал Виту, что Черномор и Кизляк умерли. И откуда узнал, ведь эти два человека находились неизвестно где? Но мальчик повторил, а потом оказалось, что Вовк ничего не помнит из событий восьмилетней давности, которые постоянно снились Виту. После таких «чудес» Виту приходилось рассказывать в подробностях сны о прошлой жизни близнецов. Вот и теперь придется напомнить Вовку о перенесенных испытаниях. Рассказать, как Кизляк держал их с братьями в качестве подопытных кроликов. Вот только…
        Вит вздохнул. Наверное, он подождет с рассказом до окончания встречи с нефтяниками, назначенной на вечер. Пусть брат пока порадуется, побудет немного счастливым, не обремененным ужасным прошлым. Была бы возможность, Вит оставил бы все как есть навсегда и позволил бы брату забыть, но… В том-то и дело, что воспоминания когда-нибудь вернутся, только постепенно, не сразу, и принесут Вовку куда больше боли.
        Еще четыре месяца назад Вит ненавидел Вовка за его неуклюжесть и несобранность, вечную скованность членов и медлительность в принятии решений, от быстроты и правильности которых порой зависели результаты охоты или бегства от рейдеров и нефтяников, зависели их жизни. Вовк очень часто подводил отца с Витом. Но только этим летом, когда отца не стало, Вит узнал, наконец, почему Вовк такой неуклюжий. Нечто, проявившееся в мальчике восемь лет назад, когда ужасный Кизляк мог расправиться с братьями, помогло сбежать и одновременно лишило Вовка концентрации.
        Только мальчик был не виноват! Он, можно сказать, принес свой разум в жертву, чтобы у последних из двадцати пяти братьев был шанс сбежать и забыть страшные дни в Переславле-Залесском. И именно благодаря воле Вовка у сбежавших детей все это время был отец.
        Виктор Соколов - охранник и помощник Кизляка - забыл, кто он есть, и восемь лет воспитывал детей как своих, пока мстительный зверь не убил его. А потом Вит вспомнил, как Вовк вытащил его из Переславля-Залесского, а Вовк тоже вспомнил, но тут же, когда чистил разум Черномора, снова забыл. И так несколько раз! Только Вовк воспользуется своим мозгом - заставит кого-нибудь из охотников или рыбаков что-нибудь забыть, или почувствует приближение опасного зверя, или освободит дорогу от преградившего путь ствола дерева, или, вот как вчера, узнает то, что случилось в сотнях, а, может, тысячах километрах от места их нахождения, - и все… Время, проведенное в обители Кизляка, как и умершие там двадцать три брата, как и пытки и мучения, выветриваются из головы мальчика.
        Там словно сидит маленький человечек и при любых умственных нагрузках ребенка начинает мести метлой, подметая всегда именно ту область памяти, которая отвечает за детство Вовка до пятилетнего возраста. Будто опускается некая чугунная заслонка, и тогда для мальчика оказываются вновь живыми придуманная когда-то давно мать и умерший четыре месяца назад отец. Вовк вновь превращается в счастливого чудака, который своей нелепостью затмевает сам себя. Он уже не способен различать реальность и вымысел и будто возвращается в то далекое детство, когда мальчикам все еще было по пять лет и они могли днями напролет только играть и веселиться.
        Вит, как обычно, злился, но теперь, после откровения в темном туннеле, когда он вспомнил часть прошлой жизни, мальчик уже не мог ненавидеть брата. Вовк пожертвовал гораздо большим для Вита, чем просто жизнью. Не каждый взрослый решился бы лишиться памяти только для того, чтобы спасти одного из двадцати пяти. Теперь Вит жалел Вовка и старался обходиться с ним как можно более мягко, но не всегда получалось, к тому же он понял, что своими рассказами о прошлом, которое теперь урывками являлось во снах, он быстрее приводит разум брата в нормальное состояние. Поэтому, едва заметив неестественное поведение Вовка, Вит начинал рассказывать ему о прошедших днях. И брат вспоминал и преображался, и жизнь катилась вперед по накатанной колее без особых опасностей на пути и подводных камней, описание которых содержалось в Списке Смерти.
        Там же теперь появилась и запись-предупреждение: «Чтобы не умереть, как отец, всегда изучай, на кого охотишься, и следи за всеми подходами, вдруг смерть зайдет с черного хода?»
        Вит нахмурился. Воспоминание об отце разрывало душу, но ведь он сам учил детей меньше вспоминать об умерших. Они - лишь пример того, как нельзя делать, если хочешь выжить. Ни больше, ни меньше. Любой человек на пути, любые действия по отношению к нему или окружающему миру должны продлить в первую очередь твою жизнь, а об остальных принято думать, как о героях учебника истории. Спасибо им. Спасибо, что умерли вместо тебя, позволив пожить подольше. И хоть отец не был родным, что раскрылось четыре месяца назад благодаря Вовку, он заботился о мальчиках восемь лет и учил их всему, что знал или узнавал от окружающих. И именно благодаря ему братья спокойно жили в мире, где охотники могли устроить смертельную охоту на продавцов оружия.
        Лишь время «Ледового перемирия» было способно сплотить множество семей охотников и рыбаков и заставить их на полгода прекратить вражду, объединиться и на короткое время создать нечто, похожее на общину. И это время подошло. Сегодня Вит с Вовком встретятся с нефтяниками, и можно спокойно ехать в Рыбинск - присоединяться к сотням похожих семей кочевников, чтобы с ними перезимовать и разъехаться к лету по своим делам.
        О возможности найти новую семью и разделиться с Вовком парень уже не думал. Теперь мальчик не мог оставить брата, не мог допустить, чтобы кто-то, незнакомый с его судьбой, взял контроль над Вовком, когда-то вызволившим из лап смерти и Кизляка Вита. Его же никто не поймет! В столь суровых условиях выживания и борьбы за место под яростным солнцем никто не будет разбираться в причинах странностей Вовка. В лучшем случае его убьют, в худшем - его ждет жалость и миска рядом с трехногой собакой, все еще значимой для хозяев, но уже не способной выполнять свои собачьи обязанности. Поэтому Вит не допускал мысли о разделении. Ведь витающий меж прошлым и настоящим мальчик не мог за себя постоять, не до конца осознавал, что реально, а что - нет.
        Снаружи горько заплакала корова, словно девушка по только что умершему жениху. Так она выражала удовольствие от приема пищи. Значит, сейчас Вовк зайдет в кунг и вновь начнет канючить помывку. Как бы Виту ни хотелось продлить пятнадцатиминутную утреннюю негу, дольше валяться нельзя. Мир диктовал свои условия.
        Мальчик вылез из постели и потер бляху ремня, лежащего на полочке, - это было все, что осталось от отца. Вит каждый день гладил блестящий металл с изображением звезды и благодарил папу за то, что научил жить, и за Список Смерти, который обязал выучить. Теперь многих вещей удастся избежать, просто следуя этому списку, а остальных опасностей ему поможет избежать Вовк. Так и будет дальше. Он оградит Вовка от всего людского и злого, а тот, взамен, Вита - от всего противоестественного и неожиданного.
        Буржуйка источала жар, успевший разойтись по всему кунгу. Даже внизу воздух успел прогреться. В принципе, уже можно было искупаться и отчаливать. За день нужно много успеть сделать. После купания навестить схрон, погрузить в кунг мясо и шкуры и ехать в условленное место для встречи с нефтяниками из Ярославля, чтобы обменять товар на горючее. Пары бочек вязкого мазута должно хватить на зиму, если она, конечно, не растянется на два года. А потом вернуться, загрузиться мясом и шкурами заново и ехать на зимовку в Рыбинск, чтобы завтра утром уже объединиться с рыбаками и охотниками на Рыбинском водохранилище.
        Внизу, напротив печки, с противоположной стороны от двери зашуршало. Вит прислушался и улыбнулся. Проснулся Каин - домашний паук. Каин - так назвал его отец - уже два года жил в кунге и был любимым питомцем мальчиков. Вит постучал по полке ниже той, где находился отцовский ремень: «Тук! Тук-тук! Тук!» По углам кунга зашуршало.
        Каин приближался, используя собственные тропы. Через несколько секунд на полке, по которой постучал мальчик, возник крупный, в две ладони Вита, мохнатый паук. Он сделал стойку на задних лапах, а четырьмя передними приветствовал мальчика. В его многочисленных глазах отражался свет, а черно-золотистая шерсть с ярким алым крестом на спине топорщилась в предвкушении, что мальчик погладит. Хелицеры[7 - Хелицеры, или челюсти, - ротовые придатки паукообразных и некоторых других членистоногих, по наличию которых эта группа получила название хелицеровых. Обычно состоят из двух или трех члеников и имеют вид клешней.] же хищно раскрылись - маленькое чудовище знало, что Вит обязательно накормит его. И мальчик не заставил себя ждать. Он протянул пауку небольшую полоску сухого мяса и, пока тот перебирал еду хелицерами, протянул руку и несколько раз погладил по спине, отчего Каин жутко заскрипел хитином, выражая удовольствие.
        Скрипнула входная дверь, впуская Вовка. В проеме мелькнула кирпичная стена церкви Спаса Всемилостивого в селе Спасс, неподалеку от Рыбинска. Отец выбрал это место для маскировки кунга на временных стоянках, а корова своим демоническим подвыванием сделала окрестности необитаемыми в радиусе почти пяти километров. Развалины церкви и потусторонний хохот и плач коровы угнетающе действовали на местную живность и привили всем тварям инстинктивное желание бежать и прятаться при виде святых руин. А братья спокойно заводили кунг между стен из красного кирпича. Рухнувшая крыша церкви имела одно неоспоримое преимущество перед крышами других зданий: она уже больше никогда не рухнет. Да и у посторонних желание соваться в опасное здание отпадало начисто. А вот кунг себя отлично чувствовал меж стен из красного кирпича с пустыми оконными проемами.
        Корова лиловым глазом покосилась назад, на скрывающегося в двери Вовка. Ее лицевые щупальца зашевелились, а из-под них раздался до ужаса печальный вздох.
        Каин оторвался от еды и одному ему известным маршрутом метнулся к двери - поприветствовать второго мальчика. Вовк же, вместо того чтобы погладить питомца, стряхнул на него целый сугроб снега, отчего Каин, смешно и недовольно подпрыгивая, ретировался на свое место на полке.
        - Все! Покормил! - возвестил радостно Вовк. - Ты слышал ее довольное урчание?
        - Конечно! - кивнул Вит. - Ее довольное урчание, как всегда, пол-Спасса слышало. Это же здорово!
        - Ага. Отец пришел? - вдруг спросил Вовк, спрятав улыбку. Он стал серьезным в один миг, будто все утро от мальчика скрывали, куда же делись родители. - А Ма когда придет?
        - Э-э-э… - Вит чуть не ляпнул сгоряча, что отца, а тем более матери, вместе с ними давно уже нет. Но вовремя прикусил язык. - Скоро будут, Вовк! Скоро будут! - и сразу сменил тему. - Ты готов искупаться?
        - Всегда готов! - закивал брат, и его словно подменили. В глазах загорелся задорный огонек, радостная улыбка осветила порозовевшее после улицы лицо.
        - Тогда скидывай шмотки! - воскликнул Вит. Каин жевал в сторонке сухое мясо и с огромным неодобрением смотрел на ребят. Он совершенно не понимал, зачем они так внезапно начали скидывать с себя шкуры. Почему вдруг голыми выбежали на улицу, туда, где сверкающий пушистый снег кусался и жалил? А тринадцатилетние мальчишки под удивленным взглядом выпученных фиолетовых глаз коровы минут десять голышом ныряли в нанесенный у одной из стен сугроб. Они подставляли тела летящему снегу, набирали его полные ладони и кидали на себя, растирались и орали так, словно за ними бежал сам дьявол. Даже корова, наблюдающая за этим безобразием, слегка ошалела. Потом Вит и Вовк быстро забежали в теплый кунг, обмотались сухими волчьими шкурами и как минимум час согревались. Довольные и чистые, счастливые от того, что они есть друг у друга.
        Пока Вовк опять не спросил:
        - А Па с Ма когда будут?

* * *
        Вит сидел на лавочке-жердочке, прибитой еще отцом под крышей кунга. Он смотрел в узкое окошко и управлял коровой с помощью вожжей, пропущенных через маленькие отверстия в корпусе.
        Вообще, Зорька была удивительным созданием. Выше обычной коровы раза в полтора-два, отсюда и силища: спокойно тянула кунг по полуметровым сугробам и бездорожью. Вместо рогов и вокруг рта дрягались щупальца, как у осьминога. Шерсти нет, а под абсолютно лысой кожей - прослойка жира толще талии Вита, поэтому животное не чувствовало и холода. А что самое удивительное и необъяснимое - все твари ее боялись. Вернее, ее криков. Отец говорил, что голосовой аппарат Зорьки устроен по типу сонара. Связки создают ультразвук такой частоты, что животные не переносят ее крика. Для Соколовых Зорька была незаменимым животным. Если остальные кочевники старались укрепить свои повозки и вешали на них сотни килограммов железа, то мальчики прекрасно обходились старым армейским кунгом, ведь Зорька отпугивала любых тварей.
        Они пересекли Волгу, ведь через посредника Семку место встречи назначили в Ермаково. Вроде и не в Рыбинске, но территория все равно принадлежала кочевникам, что несколько снижало градус озабоченности нефтяников всем чужим. Так далеко от Ярославля они старались вести себя смирно. Торговать по-настоящему, а не грабить и убивать. Хотя и такое тоже случалось, но очень редко. И убийцы объявлялись кочевниками вне закона, и, даже если не выдавались нефтяниками сразу, то носа не могли высунуть из своего укрепленного вокзала. Тем не менее соблазн присвоить чужое был все еще велик, поэтому с нефтяниками надо было держать ухо востро. Поговаривали, что где-то далеко к северу они ведут захватнические набеги на действующие нефтяные вышки. Вот только Вит не был в этом уверен. Чего не расскажут взрослые, чтобы дети не ходили на чужую территорию?
        Кунг остановился около правого, крутого берега. Вит спустился с насеста и позвал Вовка, который увлеченно играл с Каином. Что-то бросал в него, а паук азартно отпрыгивал. Вовк протянул руку, Каин вскарабкался по рукаву и скользнул в капюшон. Мальчики натянули мохнатые теплые шапки из шкур волка, надели горнолыжные очки, накинули на головы капюшоны и вышли в метущую за стенами дома вьюгу. Она как раз была на руку: заметет следы, и возможным неприятелям трудно будет отыскать и мальчишек, и их схрон.
        Кто-то очень умный решил до войны, что если построить избушку, похожую на конуру большой собаки, никто не поймет, что это вход в бункер или в обширный погреб. А уж если вход будет находиться прямо в береговых кустах, то его вообще никто не заметит. Отец потом долго хвалил этого незнакомца, который в свой мини-бункер запрятаться так и не успел, зато его укрепленное подземное помещение очень пригодилось Соколовым. Они хранили там все добытое во время охоты. Шкуры разных тварей, их мясо, травы для лечения и приправы. Бывало, сносили туда и найденные вещи. Огнестрельное и холодное оружие, лопаты, тяпки, топоры, молотки, пилы и другой нужный скарб, который возить с собой было накладно.
        Мальчики откинули маскирующую деревянную дверь в сторону, за ней оказалась металлическая. Что-то внутри задребезжало, а корова заметно заволновалась.
        - Неужели все? - спросил Вит, улыбнувшись и повернувшись к брату. Тот пожал плечами, словно пытаясь вспомнить, о чем с ним говорят.
        - Открывай, - только и сказал он.
        Вит достал из кармана специальный длинный ключ и воткнул в маленькое узкое отверстие. Бороздки на ключе привели механизм внутри в действие, и мальчикам осталось только потянуть дверь на себя. Но им помогли. Кто-то внутри так стремился на свободу, что оттолкнул дверь вместе с мальчишками. Завалившись в снег, Соколовы глядели, как вокруг них прыгают маленькие телята. Чуть больше паука, который выглянул из капюшона Вовка и вместе с пацанами наблюдал за восемью голыми малышами, потрясавшими крохотными щупальцами и пытавшимися изобразить мамкин сатанинский плач. Восемь пар фиолетовых глаз вытянулись на ниточках и уставились на пришельцев.
        - Они вылупились! - радостно вскричал Вит и подбросил вверх пушистый снег. Вовк тоже радостно заорал и стал бросаться снегом. Розовые телята, больше похожие на маленьких поросят, запрыгали еще выше. Лишь Каин не оценил веселья и спрятался в капюшон.
        Радость первой встречи прервала корова, печально засмеявшись. Телята, как один, синхронно повернулись к матери и тут же запрыгали в ее сторону. Приблизившись, они подпрыгивали и присасывались щупальцами к животу. Видимо, так кормились. Теперь на животе коровы болтались восемь ее деток.
        - Фух! - выдохнул Вит, подкидывая в воздух еще снега. - А мы думали, что не вылупятся, когда относили яйца в погреб. А ты гляди ж!
        - Ура? - спросил Вовк. Он пока не помнил этого момента. И не помнил, от кого корова могла забеременеть и понести, впрочем, не знал никто. Видимо, любвеобильный сородич приходил по ночам, когда Зорька паслась в окрестностях.
        - Да! Ура! Оказывается, им надо пять месяцев, чтобы созреть. Прав был отец, и вот… - Вит посмотрел на брата, понял, что тот все равно ничего не помнит, и махнул рукой. - А! Давай мясо со шкурами таскать! Нас уже ждут!
        И мальчики спустились вниз, чтобы достать товар и погрузить в кунг. Телята отцепляться не хотели, так и висели розовыми сосками на животе у коровы - видимо, поедут с ней. Когда закончили, Вит отдал Зорьке в щупальца еще пару кусков мяса на всякий случай: вдруг ей это необходимо, чтобы прокормить детей? Потом огляделся.
        Снежная буря и не собиралась стихать, что было на руку мальчикам. Если что пойдет не так, смогут затеряться среди невысоких домов Ермаково.
        Несмотря на прибавку в весе из-за восьми присосавшихся отпрысков, Зорька с легкостью втянула кунг в горку, и дом ребят поехал по занесенным снегом улочкам Ермаково. Через узкое обзорное окно Вит пытался отыскать центральную улицу, на которой, по заверению посредника Семки, их уже должны были ожидать торговцы самой опасной банды на ближайшие несколько сот километров. Около тридцати минут мальчики петляли по стертым пургой улочкам, прежде чем выехали на нужную - самую широкую и прямую, - а потом еще раздумывали, в какую сторону повернуть?
        Вит нервничал: обычно переговорами и торговлей занимался отец. Теперь же его не было. Кому-то придется занять его место, а Вовку лучше не соваться в такие дела. Он обязательно забудет, о чем говорить. Поэтому Вит даже не поднимал этот вопрос. Он будет заниматься всем сам, а если что пойдет не так, то, может, Вовк вспомнит о своих необычайных способностях в непредвиденной ситуации и обеспечит их безопасность. Хотя, если учесть умение братьев пользоваться разного рода дубинами, арматурой и другим рукотворным оружием, то они вполне справятся со взрослыми и без привлечения способностей Вовка.
        Узкие, заросшие непроходимым кустарником улочки Ермаково внезапно закончились, кунг выполз на шоссе, огибающее поселок по широкой дуге, под звучным названием «78К-0001». На самом деле трасса имела в народе название «Рыбинск - Ярославль» или «Ярославский тракт». Где-то здесь мальчишек дожидались нефтяники. После недолгих раздумий Вит повернул кунг в сторону Ярославля, ведь Ермаково было почти пригородом Рыбинска, а значит, это территория охотников. Нефтяники, скорее всего, предпочтут остановиться поближе к Ярославлю. И в этом мальчик не ошибся.
        Едва заброшенные постройки Ермаково исчезли позади, как впереди сквозь снежную пелену проступили очертания автомобиля, преградившего дорогу. Он бы выглядел покинутым, если бы не темная фигура человека, двигавшаяся внутри и державшая какой-то грозный с виду предмет. Вит чуть позже опознал в нем станковый пулемет «Корд».
        Мальчик потянул за поводья, и Зорька остановилась в пяти метрах от машины нефтяников. Если бы встреча не была запланирована, Вит ни за что не подъехал бы и на расстояние видимости, тем более грозное оружие наверху могло разнести в клочья не только мальчиков и корову, но и кунг. Однажды Виту удалось увидеть, как работает подобное оружие: рыбаки на водохранилище чего-то не поделили между собой. Мальчик с удивлением и ужасом наблюдал, как толстенное железо рыболовецких баркасов рвется под натиском невероятной силы пуль, которые изрыгает «Корд», установленный на другом судне. Потом отец водил их внутрь, и Вит поразился. Через большие дыры суденышко почти тут же наполнилось водой, а разорванные в клочья трупы людей, плавающие в покрасневшей от крови воде, снились потом мальчику еще несколько недель.
        Братья вышли из кунга и на небольшом удалении от автомобиля нефтяников стали ждать. Сквозь заснеженные стекла «Тойоты» можно было различить две фигуры, которые жестикулировали руками, о чем-то споря, третья же все так же находилась в кузове и направляла грозный «Корд» на мальчишек. Наконец, двери «Тойоты» распахнулись, и к детям вышли два мужика, закутанных в теплые одежды. Их лица были замотаны мохнатыми плащами, а глаза скрывались, как и у мальчиков, за разноцветными стеклами горнолыжных очков. Оба держали наперевес автоматы Калашникова. Вит некоторое время косился на оружие, нервно сжимая свою нашпигованную гвоздями «двухсоткой» биту, а потом рассудил, что если бы была опасность со стороны нефтяников, то оружие бы они направили на мальчиков.
        Мужчина, остановившийся ближе всех, видимо, старший, некоторое время стоял молча, рассматривая укутанных в одежды из шкур пацанов, а затем присел перед Витом и снял очки, несмотря на назойливый, старающийся залепить любую щель снег. Мальчик нервно сглотнул, так сильно поразили его глаза незнакомца. Светло-серые, полупрозрачные, словно две льдинки, они сверлили насквозь и, казалось, заглядывали сквозь очки прямо в душу. Кривой нос, кажется, сломали несколько раз. Незнакомец опустил шарф и осклабился тонкими, перерезанными надвое шрамом губами. Мальчика передернуло, но он надеялся, что под теплыми одеждами это было незаметно. Не годилось показывать нефтяникам свою неприязнь в ожидании обоюдовыгодной сделки.
        - Я хочу перетереть кое-какие детали с Виктором, - продолжая улыбаться, вкрадчиво известил незнакомец. Немигающий взгляд буравил мальчика, сверлил и, казалось, уже копался в голове.
        - Он приболел, - незамедлительно замотал головой Вит. Взгляд незнакомца метнулся к Вовку, который, видно, открыл рот, чтобы что-то сказать, но под холодным взглядом мужчины передумал. Тот вновь перевел глаза-льдинки на Вита, признавая в нем главного.
        - Мне нужен Виктор. С малявками обсуждать дела не буду…
        - Либо ты обсуждаешь дела с нами, - грозно прикрикнул Вит, подняв к лицу нефтяника нашпигованную гвоздями биту, но тот даже не шелохнулся, - либо сделки не будет! Отец сейчас не в том состоянии, чтобы болтать с незнакомыми типами! Тебя ведь мы первый раз видим и совсем-совсем не знаем.
        - А! - тот улыбнулся еще шире, одним пальцем отводя от лица биту. - Забыл представиться! Константин Семенович Спасский. Можно просто Спасс! Я - правая рука атамана. Почти… Решил вот прокатиться по окрестностям и оглядеться, вникнуть в дела подчиненных… Так что? Отец выйдет? Или как?
        - Или как, - совсем не дружественно буркнул Вит. Он почему-то не хотел сообщать этому мужику, что отец погиб. Во-первых, это их не касается, а во-вторых, слишком лакомым кусочком окажутся беззащитные дети. А в бескорыстность взрослых, и тем более нефтяников, Вит не верил. Неизвестно, как они поведут себя, узнав о смерти Виктора. - Зови меня Вит. Сегодня все дела буду вести с тобой я. Отец серьезно приболел и лучше посидит в доме и присмотрит, если что, за вами.
        Спасс еще несколько мгновений сидел с каменным лицом, осматривая кунг и Зорьку, а потом вдруг улыбнулся более мягкой улыбкой - Вит не сомневался, что у «почти» правой руки босса нефтяников улыбки были отработаны на любой случай.
        - Эх, ладно! - махнул рукой мужчина. - Хотел лично познакомиться с основным поставщиком шкур и деликатесного мяса ко столу атамана, но… Тогда в другой раз. В другой раз… Надеюсь, отсутствие старшего не повлияет на условия сделки?
        - Нет! - твердо ответил Вит. - Все как договаривались. Вам двести килограммов вяленого мяса и столько же шкур, нам - две бочки мазута. Все верно?
        - Верно-верно, - закивал головой Спасский. - И очень приятно работать с таким просвещенным молодым человеком! Может, когда-нибудь ты захочешь поработать у нас?
        - У вас? - переспросил Вит. В это время Вовк начал вытаскивать из кунга куски мяса и шкуры и переносить их в кузов «Тойоты», а свободный мужик в это время скатывал из кузова бочки и перекатывал ближе к фургону, опасливо косясь на Зорьку.
        - Ну да, - пожал плечами Спасс. - У нас в Ярославле. Я давно мечтаю об объединении людей. Беспризорников, кочевников, рыбаков, остальных общин - под общей крышей.
        - И почему именно под вашей? - скептически переспросил Вит. Ему все еще не нравился этот мужчина с холодными, немигающими глазами.
        - У нас ресурсы, - Константин поднял руку и указал на бочку с мазутом. - Вокруг ресурсов проще объединить людей.
        - И связать их этими ресурсами по рукам и ногам?
        - А ты умный мальчик… - протянул Спасс, прищурившись.
        - Я свободный мальчик, - отчеканил Вит. - И делаю, что хочу! А стану нефтяником, и мне придется делать, что хочет атаман! Не так ли?
        - Ну… это, конечно, так… но…
        - Это так без но! - возразил мальчик. - Тут свобода, а там ее не будет.
        - Зато там безопасность, - развел руками мужчина. - Чем больше людей вместе, тем безопасней каждому по отдельности. Плюс топливо! Плюс…
        - Когда нам нужна безопасность, мы объединяемся, - возразил Вит. - Кочевники и рыбаки вместе - отсюда и до западных берегов Рыбы. А когда не нужна - разъезжаемся, так как нет ничего хорошего в большой общине. Только зависть, злость и желчь разъедают людей годами… Вон города - стоят пустые. Не ужились люди вместе! Погибли!
        - Нет, если царит железная дисциплина, то проще управлять! - возразил Константин.
        - Я не хочу, чтобы мной управляли, - сказал Вит. - И моим братом - тоже.
        - Что ж. - Константин пожал плечами, надел очки и поднялся, потом ткнул указательным пальцем в Вита. - Вспомни о моем предложении, когда совсем худо станет. Когда животные расплодятся и станут опаснее людей, придется решать, с кем вы… Не определитесь и окажетесь… - Спасский на мгновение прервался, подбирая слово, потом махнул рукой в сторону Ермаково. - Окажетесь там же, где и все остальные. На свалке истории. А этими местами станут заправлять звери. В общем, догружайте, я очень доволен сделкой, и подумайте над предложением присоединиться к ведущей общине этих краев. Подумайте!
        Константин развернулся и хотел было отойти к «Тойоте», но Вит остановил мужчину. Остался последний вопрос, требующий ответа, а нефтяники как раз вовремя подвернулись под руку. Кто, если не они, знали ответ?
        - Стой! - крикнул мальчик и сделал пару шагов навстречу развернувшемуся Спассу. - Ответь на один вопрос! Ответишь?
        Спасс лишь сделал руками неопределенный жест - мол, спрашивай.
        - Я слышал, Черномор умер. Это правда?
        Спасский застыл на целую минуту, и вместе с ним, казалось, застыл и ветер, швыряющий в людей снег. Буран словно остановился, споткнулся о слова мальчика, воздух наэлектризовался, а Вит приподнял биту, почувствовав, как в Константине поднимается гнев.
        - Откуда ты его знаешь? - не то прошептал, не то прошипел «правая рука атамана», наклоняя лицо к мальчику. В разноцветных очках Константина Вит отразился в полный рост.
        - Откуда, щенок, ты знаешь об этом? - голос Спасса дрогнул, перешел в злобное рычание, словно из мужчины готов был выпрыгнуть зверь. Константин хотел схватить Вита за плечо, но мальчик отбил руку дубинкой и крикнул:
        - Отвали, урод! - Он отпрянул назад и хотел отбежать от опасного взрослого, но тот уже сделал знак, и его бойцы присоединились ко всеобщей неразберихе.
        Мужчина, помогавший перетащить и погрузить в кунг бочки с мазутом, стоял рядом с Вовком и успел сцапать его за шкирку. Константин поднял вверх автомат и выстрелил, а боец на «Тойоте» резко развернул «Корд», и снежные фонтанчики от страшных пуль прошли в считаных сантиметрах от ног Вита. Демонически захихикала испуганная Зорька, отчего малыши-присоски затряслись на животе. Вовк жалобно и испуганно завыл, а Вит застыл, боясь пошевелиться и спровоцировать пулеметчика на еще одну очередь.
        Спасский опустил автомат, подошел к Виту и грозно навис над ним.
        - И откуда вы, ушлепки, знаете о смерти Черномора? Откуда вы его вообще знаете? - вновь зарычал мужик. Он поднял руку и положил ее на плечо мальчика, крепко сжав. От боли из глаз Вита брызнули слезы, но он не позволил ни одному жалобному звуку сорваться с губ. Это был бы признак слабости.
        - Видели однажды… - пролепетал Соколов.
        - А может… - Спасс еще сильнее сжал ладонь, и Виту показалось, что кости где-то в плече очень правдоподобно затрещали. - А может, вы участвовали в его убийстве, а? Вместе с теми ушлепками из Переславля-Залесского, что устроили восстание, а? А как еще объяснить, что вы знаете то, что произошло три дня назад? А?!
        - Слышали… - попытался объяснить Вит, но сам понимал, как нелепо звучат его слова. - Нам сказали!
        - Чушь! - рявкнул Константин. - Ты меня за идиота держишь?
        - Нет, дяденька! Нет же!
        - А ну-ка, зови отца! - вновь рявкнул Спасский. - Я хочу видеть вашего отца, щенок! Зови!
        - Он болеет!
        - Я так и знал! - самодовольно кивнул Константин. - Нет никакого отца! А вы - сбежавшие беспризорники!
        - Нет! - крикнул Вит. - Нет! Это не так! Мы ниоткуда не сбегали! Откуда тогда все эти запасы? - мальчик был в отчаянии. Вовк сидел на коленях, опустив голову и раскачиваясь, а Спасский требовал показать отца, которого убили три месяца назад звери. И когда отца не окажется в кунге, выяснится, что мальчики врут. Получится, что либо они и правда сбежавшие убийцы Черномора, либо без взрослого их можно просто обмануть, пленить, даже убить, завладев имуществом.
        В этом страшном мире, если рядом с ребенком нет взрослого, то никто не будет жалеть этого ребенка и сюсюкаться с ним. Выживет сильнейший, а это, к сожалению, не братья Соколовы. Вит уже тысячу раз успел пожалеть о неосмотрительном, глупом поступке, когда Спасс начал поднимать вверх автомат, направляя его парню в лицо.
        - Я так и думал, ушлепок! - рявкнул мужчина и хотел уже вдавить спусковой крючок, но почему-то не сделал этого. Мальчик почти минуту ожидал, когда раздастся смертельная трель автомата или застучит убийственный «Корд», разрывая его на куски, но так и не дождался. Он поднял глаза и с удивлением понял, что нефтяники застыли. Да не просто застыли, а трепетали и сотрясались мелкой дрожью. Неведомая сила удерживала на месте трех здоровых мужиков!
        Они внезапно и синхронно рухнули в снег, словно ватные куклы, и остались лежать неподвижно, бледные и дрожащие, с вытаращенными стеклянными глазами. Вит удивленно посмотрел на свою дубинку, но в случившемся не она была виновата. Мальчик знал причину внезапного обморока мужиков. Вовк поднялся с колен, сжимая кулаки. По его щекам текли слезы, а в глазах плескалась черная ярость. Ведь только очень сильно разозлившись, он мог свалить трех здоровых мужиков. И нефтяники сами были тому виной, разъярив Вовка на свою голову.
        - Заберем мясо, шкуры и мазут, - сказал Вовк, хлюпая носом, - и уйдем. Бросим их, пусть помирают.
        - Нельзя, - помотал головой Вит, вглядываясь в серьезные глаза брата. - Тогда нефтяники объявят нас в розыск и начнут охоту. Нас никто не сможет прикрыть. Всем важно хрупкое торговое перемирие.
        - Но как узнают?
        - Посредник, - пожал плечами Вит. - Который свел нас с нефтяниками.
        - Что же делать?
        - Заберем мазут, а мясо со шкурами оставим им, - уверенно сказал Вит. - И уедем. Они очухаются и вернутся к себе с товаром. Получится, что сделка состоялась. Они постыдятся рассказывать, что их уделали два пацана.
        - Хорошая мысль! Пойдем уже? - попросил Вовк. - Мне хочется побыстрее уйти отсюда.
        - Да, брат, - кивнул Вит. Он смотрел на близнеца с некой смесью жалости и благодарности. Брат определенно был странным, если не сказать - чуждым, но он спасал Вита уже в который раз. В самый ответственный момент Вовк вдруг понимал, какая опасность грозит братьям, и активизировал свои способности, коих у Вита не было совершенно. Тот немного завидовал брату, но понимал, что будь и он таким, то тоже забывал бы свою прошлую жизнь. Свое детство и братьев, убитых самым жестоким образом Кизляком в Переславле-Залесском восемь лет назад. Вит смирился, что у него нет каких-то необычных способностей и, таким образом, он тоже особенный в их с братом тандеме и помогает брату помнить, когда тот помогает Виту выжить. Получался обоюдовыгодный симбиоз, от которого и Вит и Вовк только выигрывали. - Сейчас закину остатки шкур им в кузов машины - и поедем.
        Зорька лишь одобрительно и зло захохотала, когда мальчики погрузились в кунг и тронули поводья. Снег скроет их следы, да и нефтяники не дураки: в самое сердце чужих территорий не полезут. Правая рука атамана - Спасс - тоже вроде умный. Не попрет на рожон, когда сделка так или иначе завершилась. Скорее всего, он поедет домой, в Ярославль, где будет долгими зимними вечерами в одиночестве размышлять, что это за мальчики и как они уложили в глубокий обморок трех здоровых мужиков?
        Так, собственно, и случилось. Константин очухался от лютого холода, сковавшего члены. Еще немного, и он больше никогда бы проснулся. Мужчина поднялся, стряхнул с себя снег, растолкал бесчувственных подчиненных и приказал убираться восвояси. Благо, мясо и шкуры оказались в кузове. Мальчишки, может, и имели какую-то тайну, но оказались честными и условия сделки выполнили. Что ж, Спасс порычал-порычал в шарф, но вынужден был одобрительно ухмыльнуться. Эти шкеты точно могли позаботиться о себе. А вот вопрос, откуда они узнали о смерти Черномора, а значит, и о падении «Приюта забытых душ» - особой школы нефтяников закрытого типа для малолеток, - оставался открытым. Необходимо будет подумать об этом на досуге.
        Глава 4. Кое-что странное
        - Красиво! - восторженно протянул Руслан, вглядываясь сквозь лобовое стекло «Хаммера» в заснеженное поле. Только это было совсем не поле. Справа от Ярославского шоссе раскинулось озеро Неро (так указывала в километре позади табличка). За неделю обильных снегопадов и сезонных скачков температуры озеро успело покрыться льдом, после чего буря взломала его, а холод вновь остудил. И теперь оно представляло из себя поле ледяных торосов, торчащих, словно клыки неведомого зверя, в разные стороны из снега.
        Дорога огибала Неро слева и чуть дальше плавно уходила в пустые промышленные постройки, а у озера уже лежала набережная с белой стеной и храмами, из которых торчали разнокалиберные купола. Тот самый Ростовский кремль, куда, по словам Луки, попал страшный снаряд и куда Сова с Русланом заезжать не собирались.
        - Ага, красиво, - согласилась Софья, плавно поворачивая руль, чтобы объехать автомобильные заторы. От воспоминаний об этом жутком месте ничего, кроме мурашек на спине, не возникало. - Ты это… Руслан. Прости, что не хотела брать с собой.
        Мальчишка повернул лицо к девушке и улыбнулся.
        - Да не за что. Я знаю, что обуза, но… - Руслан замялся, улыбка его погасла, и Макаренко все поняла.
        - Нет желания видеть место, где убили дорогого человека? - тихо продолжила за него она и положила руку на плечо ребенка. - И никак не можешь успокоиться? Терзает что-то внутри?
        - Точно, - так же тихо сказал мальчик и отвернулся. Но Сова знала, что на его глазах сейчас блестят микроскопические бусинки, готовые вот-вот собраться воедино и пролиться. И Макаренко не стала замечать мальчишеской слабости.
        - Так значит, это ты - один из зачинщиков маленького детского восстания против Черномора?
        - Ну… да, - Руслан встрепенулся. Мысли мальчика потекли по иному руслу. Теперь он готов был рассказывать о своей сообразительности и о том, как подговорил детей на бунт, очень долго. Но что-то ему мешало.
        - Ой, Сова, - обеспокоенно заговорил Руслан. - Давай я потом расскажу, как пытался перехитрить рыжего клоуна?
        - Ну, конечно. - Девушка пожала плечами, продолжая следить за дорогой.
        - А сейчас… я это… - Мальчик замялся, пытаясь найти слова, чтобы объяснить девушке масштаб вставшей перед ним в полный рост проблемы. - Вышел бы на улицу, в общем.
        - Не-а, - Сова отрицательно покачала головой. - Ты слыхал Луку? Нам нельзя выходить из машины.
        - В городе. Он сказал - «в городе». А сейчас еще не город. Ну, Сова! Ну, пожа-а-а-а-лу-у-уйста! Мне надо выйти…
        - Да зачем? - нетерпеливо переспросила девушка. Посмотрела на пацана, и, увидев, как он залился краской, все поняла. - Черт! А здесь справить нужду нельзя? В бутылочку там?..
        Мальчик посмотрел на Макаренко, как на дуру. Ну в самом деле! Она что? Не понимает? Она никогда не была маленькой?
        - А! Ладно! - махнула рукой Сова и затормозила. - Все равно до города еще не доехали! В самом деле… Только, Руслан, ты там куда хочешь прячь свою гордость и достоинство, но чтобы я тебя видела!
        - Что? - удивился мальчик и залился краской еще сильнее.
        - Да не тебя и не твое «все это», а твою спину! Договорились?
        Пацан кивнул, а Сова про себя уже сотню раз выругалась и пожалела, что не оставила Озимова в «Приюте». Теперь начнется - «хочу по-маленькому», «хочу по-большому», «хочу есть, пить, спать» (нужное подчеркнуть), «хочу туда, хочу сюда». Но девушка все же остановила «Хаммер» у съезда с Ярославского шоссе на Ленинскую улицу. В ста метрах справа раскинулось озеро Неро. Хмурый серый день обещал быть долгим и нудным, а еще - очень скучным. Ведь о чем могут говорить два почти незнакомых человека, да еще и таких разных? Сова - взрослая женщина, боец-одиночка - и маленький двенадцатилетний мальчик? Что у них может быть общего? Разве что желание мести.
        Руслан довольно бодро выскочил из машины в метель. Десятиградусный мороз давал надежду, что Озимов завершит «свои дела» очень быстро и они, не задерживаясь, продолжат путешествие по самой короткой и прямой линии к долгожданной мести.
        Сова украдкой поглядывала на темнеющую за окном фигуру мальчика, отошедшего от «Хаммера» на десяток метров. Молодец, не стал прятаться! Понятливый! А судя по тому, что рассказывал Прохоров, еще и невосприимчивый к психологическому воздействию. Ну, то есть, всякие там гипнозы, психотропные и разные манипуляции с сознанием не берут его, как, например, Софью. Она-то отключилась сразу и оказалась полностью во власти разума Черноморова! Она не смогла противиться ни секунды в отличие от маленького упрямого Руслана.
        Странно одно. Сова с Михаилом нашли под холмом, на котором стоял Переславль-Залесский Горицкий монастырь, бункер. Много чего полезного там нашли, но, оказывается, когда-то было в нем и много ужасного. Прохоров, все еще помнивший кое-что о компьютерах, изучил ПК Кизляка и узнал, что старик проводил в своей подземной лаборатории генетические исследования и ставил опыты, для чего выращивал, вернее, как выразился Михаил, «клонировал» мальчиков, а потом издевался над ними, экспериментировал, калечил и убивал в своих целях. И, судя по старым записям, были у него пациенты с очень интересными особенностями, включая телепатию, телекинез или, наоборот, невосприимчивость к психологическому воздействию. Примерно как у Руслана.
        Только вот загвоздка. Если верить детям и самому Руслану, то он никогда раньше в «Приюте забытых душ» не был и ни Кизляка, ни Черноморова не знал, хотя откуда бы ему и знать рыжего - ведь опыты с клонами Кизляк проводил задолго до того, как взял Черноморова в напарники. Так что получается, либо особенность Руслана, как и все его воспоминания, приобретена естественным путем, либо, наоборот, кто-то заменил мальчику память.
        За этими размышлениями Сова отвлеклась, а взгляд ее расфокусировался. Мальчик за окном расплылся темным пятном. И вдруг это пятно быстро задвигалось.
        Макаренко тут же пришла в себя, но было поздно. Руслан удирал в сторону озера, а причину установить не удавалось, пока… что-то тяжелое не прыгнуло на «Хаммер» сверху. Тот заходил ходуном, а рык невидимого существа резанул по барабанным перепонкам, несмотря на хорошую звукоизоляцию забугорного автомобиля. Софья услышала металлический скрежет и поняла, что крыша прогибается под весом неведомого существа. Рука сама собой потянулась к оружию, благо полуавтомат «Кедр-Б» находился в бардачке. И тут взгляд привлекло движение снаружи.
        Хори! Две взрослые особи размером с человека промчались мимо «Хаммера» прямиком за Русланом. Хорошо, что мальчик заметил их раньше и успел отбежать на приличное расстояние! У него была небольшая фора, но из-за скорости тварей она быстро сходила на нет. И Сова ничем не могла помочь. Ее саму подкарауливал третий хорь, удобно усевшийся на крыше автомобиля. А может, и другие звери ждали неподалеку, когда «человечишко» вылезет из желтой консервной банки… Выйти из «Хаммера» означало подставить себя под удар.
        Макаренко, злясь на себя - за то, что разрешила мальчику выйти, на Луку, который обещал помощь, и на Руслана, который бесстыже навязался на ее голову, завела автомобиль и вдавила педаль газа в пол, наблюдая, как парень повернул вдоль берега в сторону Ростовского кремля. Если мальчику повезет, то он выживет. «Хаммер» съехал с Ярославского шоссе на Ленинскую улицу и припустил вдоль набережной.
        Руслан заметил движение позади «Хаммера», когда обернулся. Только вот голова у ребенка соображала на редкость ясно. К автомобилю он не успеет, и черные звери прихлопнут его у дверей «Хаммера». Бежать! Только бежать и не тратить ни секунды! Хоть Руслан и понимал, что шансов у него ноль, ноги сами несли его по максимально удаленной от тварей траектории, и мальчик успел покрыть стометровку по заснеженному и поросшему кустарником берегу, прежде чем хори среагировали и бросились следом. А Руслан уже перепрыгивал ледяные торосы.
        Холодный ветер метал в лицо жгучие льдинки-снежинки, ноги, обутые в старые, стоптанные летние башмаки, норовили разъехаться в стороны, сердце металось в груди, пытаясь оттуда выскочить и поскакать впереди Руслана, а дыхания явно не хватало. Рот с силой забирал пылающий холодным огнем воздух, а обратно выпускал короткий хрип.
        Озимов помчался по льду вдоль берега, ясно понимая, что Сова, если и будет его спасать, то только на «Хаммере» и только на берегу. Вот он визуально и определял по истерзанным бурей и торчащим изо льда торосам береговую линию и несся вдоль нее, но со льда не сбегал. Вертикально стоящие ледяные глыбы хоть как-то задерживали преследователей - две темные мохнатые туши, скакавшие за мальчиком; и догонявшим тварям явно было сложнее, чем маленькому ребенку. Из-за веса они то и дело неудачно поскальзывались и врезались в торосы. Дико орали от боли и ярости и с новой силой начинали погоню по заснеженному озеру Неро за двенадцатилетним Русланом.
        Озимов же ничего не чувствовал. Ни страха, ни боли, ни усталости. Его ноги словно сами собой находили нужные места на льду, чтобы не поскользнуться. Руслан шнырял меж торосов и ни разу не ударился, в отличие от преследующих тварей. Но думать, с чем связана такая координация движений, было некогда. Сейчас мальчика волновала только белая стена и многочисленные купола храмов, возвышающиеся над ней. Где-то там его будет встречать Сова - сомнений не возникало, - поэтому до стены надо как-то добраться и выжить.
        Глаза отметили вмерзшую по борта лодочку с небольшой палубной надстройкой, словно этот кораблик строили специально для маленького мальчика, да так и оставили у берега неиспользуемым. И всего-то каких-то пятьдесят метров до него! И по пути…
        Руслан рванул изо всех сил, стараясь не слышать своего хриплого дыхания. Он ощутил, как сзади что-то пронеслось мимо и врезалось в ледяной торос справа, а потом дико заверещало, выражая то ли обиду на непокорную жертву, то ли дикую, слепую ярость.
        Хрен вам со снегом, а не Руслана на блюде!
        Упавшая тварь попыталась укусить обогнавшего ее в тот же миг сородича, но вновь поскользнулась и ткнулась пастью об лед. Вновь взревела, а Руслан ухмыльнулся. Он почему-то не чувствовал преследующую по пятам смерть (как об этом говорили взрослые), наоборот, мальчику было смешно и радостно, будто это была вовсе не смертельная гонка, а легкая и уже наскучившая игра. Словно Озимов вот так, играючи, всю свою недолгую жизнь ловко обманывал любого врага, и не только те комки грязной и спутавшейся шерсти, которые клацают сейчас зубами у самой спины, но и других, более мощных и страшных монстров. Руслан не понимал, что с ним происходило, но чувствовал, что после того, как рыжий клоун Черномор влез мальчику в голову и всю ночь пытал его, что-то изменилось. Будто во внутренней пустоте, оставшейся после смерти родителей, нашелся некий маленький комочек, без которого было настолько же трудно жить раньше, насколько легко теперь - с ним.
        Тварь проревела и клацнула зубами в считаных сантиметрах от спины, Руслан резко рванул вправо, а потом снова влево, и вновь избежал схватки. Кораблик приблизился, Озимов прыгнул вперед, считай - нырнул. А следом - и тварь, только Руслан все же был намного меньше. Он схватился руками за потолок надстройки, сгруппировался, позволил телу свободно качнуться вперед и отпустил руки.
        Тело легко проскользнуло в маленькое окошко в дальней части надстройки, и мальчик заскользил по льду дальше. А тварь с ревом застряла в металлическом каркасе. Она щелкала зубами, скулила, скребла длинными когтями по обледенелым бортам лодки и не могла вырваться. Ржавая металлическая надстройка все еще была прочной. Зато напарница хоря, издав победный вопль, перепрыгнула через пленницу и продолжила преследование Руслана, уже поднявшегося на ноги и бегущего дальше.
        Минус одна тварь, а стена и арка ворот все ближе. Еще разок избежать смерти и дождаться Софью. Она точно придет! Она-то не бросит! Вот только была одна загвоздка. Тварь, клацающая позади Руслана зубами, совсем не желала отпускать добычу. Маленький мальчик в ее глазах уже превратился в сочный кусок только что освежеванного мяса, разодранный на клочки и слегка подвяленный, с легким запахом тухлятинки… Осталось догнать этот кусок и отправить на приготовленное тепленькое место в желудке хоря.
        Руслан даже ощутил ток воздуха, когда зверь попытался схватить его в очередной раз зубами, но мальчик снова схитрил. Он видел впереди глыбу тороса, а перед ней яму-лунку во льду, как раз размером с него. Руслан оттолкнулся и заскользил по льду на спине. Ткнулся в глыбу ногами и благополучно съехал в яму, а тварь, вновь попытавшаяся схватить мальчика зубами, со всего маха врезалась в торос головой, которую тут же прижало весом собственного тела. Голова чудовища проскочила следом за Русланом и принялась безвольно болтаться перед лицом пацана на длинной шее. Туда-сюда, туда-сюда… Такой странный живой маятник.
        Только радость победы омрачилась предчувствием скорого поражения. Мальчик попал в ледяной карман, а единственный выход закрыл своим тяжелым телом хорь. Теперь Озимову не убежать, а когда тварь очнется, то непременно полакомится мышкой, нырнувшей в ловушку.
        Но страха вновь не было. Как и паники. Было любопытство. Например, как зверь будет вытаскивать Руслана из этой ледяной лунки? Вопрос решился в считаные секунды. Чудовище дернулось, пасть раскрылась, обнажив большие, с ладонь мальчика, зубы. На темное дно ледяного кармана с них стекала вязкая и противная слюна. Взгляд Озимова задержался на мгновение на лужице на льду, и мальчик невольно вздрогнул. С той стороны кармана, прямо в темной воде озера открылся глаз. Большой, желтый, с узким вертикальным зрачком. И он фокусировался то на Озимове, то на бессознательной твари и ее голове, которая уже дергалась на длинной шее. Пасть несколько раз открылась и захлопнулась, язык шумно втянулся, а веки стали подрагивать. Вот-вот откроются, и хорь перегрызет Руслана пополам, и обе половинки вытащит наверх. А может… оставит одну неведомому подводному чудищу, чтобы то тоже полакомилось.
        Оно, кстати, зашевелилось. Видимо, поняло, что вскоре может остаться вовсе без добычи. Пацан замер, увидев раскрывающуюся пасть. Длинную, широкую, полную острых и огромных - больше раза в три, чем у хоря, - зубов! Один как раз скользил с той стороны по льду кармана, оставляя за собой широкую борозду, и в какой-то момент пробил лед. Руслан вздрогнул.
        Тонкая струйка воды метнулась внутрь кармана и ударила хорю прямо в глаз. Его голова задергалась от холодной воды, получая запредельную норму свежести. Наконец, глаз открылся, тварь отряхнулась и уставилась на Озимова. Ничего доброго эти глаза мальчику не сулили. Но и подводный монстр заметил движение хоря, и в тот момент, когда наземный хищник раскрывал свою пасть, озерный титан сомкнул свою. Руслан еле успел пнуть голову хоря в сторону обитателя глубин, когда челюсти схлопнулись, и воздух рассыпался миллионом пузырей в темной воде. Теперь она была повсюду и вихрем завертела мальчика, оттолкнув от схватившихся в смертельном подводном танце тварей - монстр из озера сцапал хоря за голову и тащил вниз, изо всех сил орудуя мощным хвостом, но тело того не пролезало в дыру, в которую протиснулся Руслан.
        Озимова вновь завертел вихрь, когда широкий хвост подводного существа загреб рядом. Руслана еще дальше отнесло от полыньи - единственного выхода из озера, скованного льдом. Одежда намокла и тянула вниз, а холод сцепил все члены. Резко заныли голова, зубы и кости. Мальчик не мог закрыть глаза, иначе бы потерял из вида прорубь. Иначе бы погиб.
        Легкие словно вынули из груди и подожгли. Видимо, им требовался воздух. Единственный доступный воздух скопился рядом с полыньей и тонким слоем растекся подо льдом. Руслан взмахнул руками и ногами, толкая себя вверх, к лунке, откуда все еще торчала голова хоря, которого подводная тварь пыталась затащить вниз.
        Мальчик поднялся вверх, стараясь не спугнуть воздух. Уткнулся ладонями в лед, вытянул шею, пытаясь губами приникнуть к объемному воздушному пузырю. И у него почти получилось, когда широкий хвост водяного монстра вновь пронесся мимо, и Руслана опять откинуло назад, а спасительный пузырь разбился на сотни очень маленьких, и их раскидало и растворило в темной воде.
        И страха все еще не было, лишь пришло понимание, что ситуация критическая, и если сейчас что-нибудь не случится, то скоро ему придет конец. Его бездыханный труп через несколько мгновений опустится на дно, где мальчика и доедят какие-нибудь твари…
        Но сознание все же противилось смерти. Руслан, загребая руками и ногами и краем глаза следя за схваткой у лунки, осматривался: вдруг попадется какой-нибудь предмет, который поможет спастись. И увидел, как от мутного и темного дна Неро, постепенно проявляясь ближе к поверхности, на него неслась вторая водяная тварь. Озимов закричал от неожиданности, выпуская последний воздух, и замахал руками и ногами с удвоенной силой. Но тварь с раскрытой огромной пастью проскочила мимо. Руслана опять закрутил водяной вихрь, и мальчик видел схватку лишь урывками.
        Второе чудище быстро приблизилось к хорю. Потом резко стукнулось головой об лед, отчего по ледяному панцирю тут же в разные стороны разбежались трещины. Хорь провалился в холодную воду. И, наконец, подводные твари утащили наземную вниз. И только спустя несколько оборотов вокруг своей оси Руслан понял, что путь наверх свободен. Водяные звери пробили во льду такую брешь, что теперь и динозавр выберется…
        Озимов изо всех сил заработал руками и ногами и, уже почти теряя сознание, схватился за край льда. Несколько раз глубоко вдохнул воздух. Сделал несколько резких движений - еще, и еще, и еще… пока тело не подняло волной и не выкинуло на мокрый лед. Руслан долго отплевывал воду и, наконец, встал и пошел. Теперь ничто его не задерживало.
        Главное - добраться до белой стены и ворот и там подождать. Сова по-любому приедет! Он верил ей, хоть и совсем не знал, какое-то чувство внутри подсказывало, что Софья - очень хороший человек и не может по-другому. Ведь она отложила кровавую месть ради кучки детишек и помогла им!
        Одежда в минуту заледенела, мальчика била крупная дрожь, и лишь постоянное движение согревало его, как и огромная вера в Сову. Она - молодая, она - сильная, и она - верная. Она сделает все возможное, но не бросит Руслана! Он это просто знал! И в это верил всей душой. Вот еще чуть-чуть, немножечко.
        Но пока никто за Озимовым не шел, вернее, не ехал. Уже и высокая белая стена взметнулась слева от пацана - за ней начиналась территория Ростовского кремля, о котором столько ужасного рассказывал Лука Сове, но Руслану об этом известно не было. Поэтому он без страха шел вдоль стены и поражался ее размерам.
        Это от кого же древним понадобилось строить столь высокие стены?
        На самом деле еще в Юрьеве-Польском Руслану много раз говорили, что в прежние времена люди тоже нападали на людей. И вот, чтобы не допустить порабощения одних людей другими, строили такие стены. Мол, предки были изобретательны. Строили высокие лестницы, катапульты и стенобитные машины, поэтому чем выше и толще была стена, тем больше было шансов у обороняющихся.
        По мнению Руслана, это были просто враки. Ведь если рассудить, то в последней войне людям эти стены не помогли. Людям ничто не помогло. Поэтому, считал Озимов, стены были нужны, чтобы не выпустить что-то страшное изнутри. И лишь потом, когда это нечто сбежало из всех городов со стенами - крепостей и монастырей - и помогло уничтожить мир, люди поселились за брошенными стенами, чтобы огородиться от чудовищных сущностей, рыскающих по Земле в поисках последних душ.
        За этими размышлениями Руслан дошел до высоких распахнутых ворот и застыл как вкопанный напротив, вглядываясь. Там, внутри, среди святых и благочестивых храмов, жило нечто ужасное. Если бы ребенок мог в этот момент говорить, то попытался бы описать словами тот сгусток мощной негативной энергии, клубившийся за стенами. Но Озимов не мог. Это нечто было настолько же ужасно, насколько и прекрасно, и притягивало не только взгляд мальчика, но и его душу. Руслан забыл про боль, про холод, неистовое желание войти охватило его, и пацан медленно двинулся вперед. Мальчика влекло внутрь, в столь красивый и притягательный ужас. Шаг, второй - и грандиозные ворота на метр ближе. Еще шаг, еще - и арка вскоре нависнет над маленьким мальчиком, а если он переступит порог… то вряд ли когда-нибудь вернется обратно. И ничто не могло отвлечь Руслана. Ни холод, ни студеный ветер, ни ворох снежинок, облепивших лицо и залетающих за ворот, ни почти окоченевшие и не слушавшиеся конечности.
        И тут раздался яростный победный рык хоря, застрявшего в маленькой лодочке. Руслан вздрогнул, заморгал, прервал зрительный контакт с неведомым злом, прятавшимся в старом кремле, оглянулся. Хорь, припадая на правую переднюю лапу, шел за ним. Ржавая конструкция лодочки не сдержала зверя, чье желание жрать было столь велико, что он готов был идти вперед, несмотря на раны и угрозу жизни. Хорь видел перед собой жертву - ослабленную и почти павшую. Оставалось догнать и полакомиться.
        Руслан бросился вдоль стены, словно его не держало только что нечто. Там, за поворотом, возможно, есть спасение. А пока измученный мальчик для твари-подранка - очень легкая добыча. Но, пробежав десять метров, Озимов перешел на шаг. Силы, чтобы бежать и сопротивляться, закончились. Казалось, что тело, как и саму душу, сковал лед. И никакая одежда, никакой бег уже не спасет мальчика. Лишь навязчивой галлюцинацией над ухом жужжит мотор «Хаммера» - такой далекий и такой нереальный… Чего только на грани смерти не привидится?
        Руслан вышел на перекресток, когда закончилась стена, заглянул за нее и криво ухмыльнулся. Встречать смерть лучше лицом к лицу. Озимов развернулся к твари, ковыляющей к мальчику. Припадая на правую переднюю конечность, хорь готовился к прыжку. Несмотря на обилие крови, окропляющей снег, зверь явно был полон сил и готов хоть сутки преследовать добычу, а она… остановилась сама!
        Руслан резко отпрянул, когда хорь прыгнул…

* * *
        Софья достала из бардачка «Кедр-Б» и через крышу хотела выстрелить в тварь, но все же умерила пыл. Мало того, что им с Русланом еще полсотни километров ехать до Ярославля, а в дырявом кузове зимой будет очень некомфортно, так еще, возможно, понадобится не один-два выстрела, а больше - кто знает, как животное устроилось на крыше? Можно высадить весь рожок и не задеть хоря! Хорошо еще, что к корпусу «Хаммера» приварена арматура и тварь ухватилась за нее, а не стала рвать острыми когтями покрашенный в желтый цвет металл. Софья хотела открыть окно и на ходу расстрелять хоря, но вновь передумала. Наугад его не убьешь, только разъяришь, и очень легко можно лишиться руки, которая вместе с «Кедром» отправится в путешествие по желудку зверя.
        Нет! Так не пойдет! Надо как-то по-другому убрать желающую ее съесть тварь.
        Макаренко поискала глазами вдоль дороги, но в редких кустах и кривых деревцах не смогла найти, чем можно сбросить хоря с машины. Да еще «Хаммер» чуть не уткнулся в завал: двухэтажное деревянное здание пару лет назад натужно выдохнуло последний раз и развалилось, скатившись гнилыми бревнами на дорогу и перекрыв ее от собственного фундамента до шаткого двухэтажного домика напротив. Тот тоже был деревянным и далеко не первой свежести, а значит, готов был в любую минуту рухнуть.
        Что же делать?
        За завалом виднелись белые стены Кремля. Если объехать справа, то можно выехать к озеру, где от озверевших хищников убегает Руслан. Ох, и мало же у него времени! Как и у Совы! Надо бы вернуться и поехать за мальчиком по льду, вот только ни времени не было, ни нормального льда! Они же видели клыки-торосы. Пока «Хаммер» их объедет, мальчика точно съедят.
        Софья ругнулась и вдавила газ: нечего тратить время! Озимов нуждается в ее помощи! Он слишком маленький, чтобы тягаться с двумя хорями. Секунды… Для него все решают секунды! А Макаренко не может скинуть с автомобиля какую-то тварь.
        - К черту! - взревела девушка.
        - Осторожнее! Желания могут сбыться! - тихо подсказал кто-то невидимый.
        - Пшел ты! - рявкнула в ответ Сова и крутанула руль влево, направляя железного монстра на дом. Сверху заверещал и задергался хорь - видно, зацепился за острую арматуру и не мог спрыгнуть с машины.
        - Лови, тварь! - выдохнула девушка с азартом воина и приготовилась к удару. «Хаммер» с треском ввалился в здание, расшвыривая прогнившие бревна и кирпичи, а потом - столы, стулья, кровати, шкафы. Одна стена осталась позади, вторая, третья, и, наконец, автомобиль вырвался на свободу.
        Макаренко притормозила, с капота посыпались серые обломки досок и ошметки известки. Девушка оглянулась на дом, ожидая, что тварь выпрыгнет, и уже опускала окно, чтобы выставить «Кедр-Б». Сквозь осыпавшуюся пыль стал заметен тяжело переваливающийся на лапах силуэт в глубине дома. Хорь остановился и попытался завыть, но раздался только какой-то низкий, клокочущий звук, а потом здание рухнуло. Просто накренилось в ту сторону, где проехала Сова, и с громким треском завалилось на зверя.
        - Вот тебе и подарочек, друг, - прошептала девушка, вновь вжимая педаль газа в пол. Там, на набережной, очень ждал ее помощи маленький мальчик. Нужно поторопиться.
        - Ох, задобрила, Совушка! - прошептал рядом тихий голос невидимого собеседника.
        Около кремля Софья уже хотела повернуть вправо, но резко свернула налево: дорогу к озеру перекрыла частично обрушившаяся стена.
        - Черт! Лука! Ну где же твоя помощь? - закричала девушка, направляя автомобиль вокруг стен кремля, а потом передразнила юродивого: - Возьми пацана! Он пригодится! Я помогу!..
        Дорога опять вывела на Ленинскую улицу, и тут Сова растерялась. Судя по крайней башне, стена скоро закончится, а с улицы было несколько съездов. Какой выбрать, чтобы успеть? Макаренко остановилась перед ближайшим, но несколько зданий загораживали обзор. Можно было заехать в тупик, и тогда больше времени потребуется, чтобы вернуться. Текли секунды, они переходили в минуты, а Софья все не решалась направить «Хаммер» по одному из съездов. Девушка уже потеряла счет времени, когда заметила чуть дальше черную фигуру в капюшоне. Лука!
        - Лука! Сука! - крикнула Сова. Она внезапно расплакалась и пустила машину разгоняться, утирая влагу с глаз и улыбаясь сквозь слезы.
        - Помог, Лука! Помог!
        А черная фигура стояла на ржавом остове автомобиля, перегородившего дорогу, и указывала поворот.
        - Спасибо! - крикнула девушка и повернула. Дорога выровнялась, пошла вдоль стены, поворачивающей через пятьдесят метров направо, и…
        Из-за угла, пятясь, вышел Руслан, еле передвигая ноги. Он был похож на мокрого котенка - измученный и трясущийся! Но живой! С ума сойти! Ему удалось продержаться почти пятнадцать минут один на один с парой опаснейших тварей!
        Макаренко, прикусив губу, сдержала рвущиеся наружу чувства и закричала, понимая, что мальчик ее не услышит:
        - Руслан! Отойди! С дороги! Отойди с нее!
        И Руслан вдруг повернул голову, словно услышал, в сторону мчащегося на него автомобиля и ухмыльнулся, а потом отпрыгнул назад. Вместо него на пути «Хаммера» оказался ничего не подозревающий хорь, попытавшийся допрыгнуть до Озимова. Вот только хищник не учел, что наперерез мчится зверь побольше и пострашней. Большой желтый автомобиль.
        Сова напрягла тело, когда «Хаммер» врезался и оттолкнул хоря, а потом переехал, смяв, словно тряпичную куклу.
        - Ты как? - спросила девушка, когда Руслан, хватаясь негнущимися пальцами за мешки, забрался в машину. Мальчик попытался что-то сказать, но выдавил лишь стон, сдобренный громким перестуком зубов. Синие губы пытались сложиться или вытянуться, но не смогли…
        - Молчи! И грейся! Да! - сказала Макаренко, направляя «Хаммер» на выезд из города. - И… это… раздевайся давай! Полностью! А то из-за своей стеснительности чуть не погиб!
        На сей раз Озимов противиться и стесняться не стал. Он сам испытывал огромное желание выбраться из сырой и холодной одежды, заледеневшей сверху. А Сова искоса поглядывала на худое, бледное тело двенадцатилетнего мальчика, и чуть не вскрикнула, когда увидела…
        Вместо пупка у Озимова красовался жирный крестообразный шрам, а остальное тело покрывали многочисленные маленькие и круглые отметины, словно над ребенком когда-то давно издевались, протыкая большими иглами или штырями…
        Глава 5. Спасс
        Несмотря на то что из попытки захвата своевольных пацанов ничего не вышло, Константин Семенович улыбался. Он вообще имел привычку улыбаться после каждой неудачи, ведь знал, что это - явление временное. Для умного человека, вроде Спасса, не составит труда найти в любом поражении огромные и даже, пожалуй, жирные плюсы, которые можно обратить себе на пользу…
        Вроде бы свободолюбивые мальчишки одержали над старым майором яркую и несомненную победу, но Спасс радовался. Он узнал много нового, что в дальнейшем, если правильно распорядиться информацией, даст мужчине огромное преимущество.
        Например, Константин выяснил, что варвары - так нефтяники называли кочевников и рыбаков - уже знают о смерти Черноморова и Кизляка, а также - что «Приют забытых душ» теперь не принадлежит проживающей в Ярославле группировке. Конечно, весь сброд, обитающий в окружающих город пустошах, теперь поймет, что от банды нефтяников откололся большой и сочный кусок и она стала менее опасной. Это вызовет волну неуважения и явного пренебрежения к представителям Ярославля. Нарушатся кое-какие сделки с «бандерлогами», возможно, в некоторых деревнях нападут на членов сообщества. Но!
        Для Спасса это большой плюс!
        Власть атамана Арушукова ослабнет. Появятся недовольные. А что касается дикарей, то они потянутся к отнятому наглостью и подлостью «Приюту», набьются внутрь, как сельди в бочке, и станут праздновать, веселиться и радоваться. А когда нефтяники отобьют «Приют» обратно, эти беженцы с наглыми детишками, что посмели убить Черномора и Кизляка, окажутся в руках Спасса в еще большем количестве, чем до этого.
        Пока что все складывается на редкость хорошо: атаман потеряет абсолютную поддержку подчиненных, а эти маленькие ублюдки еще получат свое, причем ответ нефтяников будет в сто крат яростней и злее.
        Еще Спасс узнал, что раз в год, на зиму, оборванцы в лице охотников и рыболовов объединяются под общим командованием. Вопрос «чьим?» даже не возникал, ведь было совершенно очевидно: такие «перекати-поле», как охотники, вряд ли способны сплотить вокруг себя большую группу и уж тем более держать ее в ежовых рукавицах. Видимо, «обезьянки» объединяются под руководством кого-то из рыбаков и, наверное, где-то в окрестностях большого водоема, ведь эти водоплавающие очень не любят надолго покидать свои ржавые корыта.
        А о чем это говорит?
        Что зимой их всех можно застать в одном месте. Конечно, они могут и даже будут обороняться, драться, но что могут их копья и стрелы против настоящих ружей и автоматов нефтяников, а также против железных автомобилей, которых у нефтяников - целый парк? Существовала возможность, что припрятанное в недрах кораблей рыбаков и кунгов охотников окажется посерьезнее виданных ранее самодельных ножей, копий из арматуры, «гвоздатых» дубинок, имитирующих бейсбольные биты, и самопальных арбалетов, но Спассу казалось, что, обладай кочевники подобным оружием, они бы давно снарядили захватнический рейд в сторону богатых бензином и нефтью с газом соседей. А пока о таких случаях не рассказывали, Константин был склонен преуменьшать воинственность и кровожадность «дикарей».
        Если не иметь под боком пару покинутых военных баз, то очень сложно разжиться оружием в разрушенном мире.
        Другими словами, если «обезьянки» заново изобретают оружие, то вряд ли у них имеется неумолимое и неимоверно мощное творение индустриального мира, закат которого случился двадцать лет назад. Если они пытаются выстругать из палки копье, то ни разу в жизни не пользовались простым «калашом». А о станковом пулемете могли слышать только в сказках, рассказанных еще не до конца одичавшими взрослыми.
        - Ничего, утырки мелкие, - еле слышно прошептал Спасс, глядя, как на фоне снежной бури, бушующей за окном, раскачивается перед ним елочка, когда-то пропитанная ароматизированным веществом, давным-давно выветрившимся. - Ничего! Когда-нибудь у старого майора время появится и на вас. А то ишь, разбаловались, чертяки! К ним с протянутой рукой, а они, как варвары, - дубину с гвоздями в лицо… Суки!
        - Простите, Константин Семенович, вы что-то сказали? - спросил водитель Семен Орешкин. Мужик и боец крутой, но… не подходящий для обработки. Слишком честный и преданный лишь атаману. Пока авторитет главаря не подорван, с этим типом лучше и не разговаривать о смене режима, вернее, атамана…
        - А? - переспросил бывший майор и поднял брови. Пятидесятилетний мужчина даже не повернул головы, продолжая смотреть холодными, льдистыми светло-серыми глазами сквозь окно «Тойоты» на заснеженную местность и проплывающие мимо силуэты мертвых автомобилей и домов, стоящих вдоль Ярославского тракта.
        Спасс с бойцами ехали домой, автомобиль был нагружен шкурами и мясом, и вроде бы, несмотря на поражение от пацанов, они возвращались в Ярославль с выполненной задачей. Мужики были довольны, что варвары их не убили, а даже выполнили свою часть сделки, и только Спасс расставлял по гигантскому шахматному полю неизвестные ранее фигуры. Два года он уже в составе нефтяников и почти смог стать правой рукой атамана Арушукова. А вот чтобы самому стать атаманом и занять место главаря нефтяников, все эти два года Константину не хватало информации, которую бывший майор и узнал в течение сегодняшнего рейда к Рыбинску.
        - Что-то сказали, спрашиваю? - повторил Семен, внимательно глядя на дорогу и поворачивая руль «Тойоты».
        - Не-не, я так… о своем, - замотал головой Константин. Помолчал, а потом положил руку на предплечье водителя. - Ты, Семен, давай, Гвоздя поменяй…
        - Так это… - хмыкнул Орешкин, - Дениске там еще полчаса дежурить. Мы же по два часа за пулеметом…
        - Давай, Семен, давай, - настойчиво перебил Спасский. - Полагаю, надо сделать скидку на погоду. Смотри, вьюга какая. Уменьшим время дежурства до часа. Согласен?
        - Э-э-э… - недовольно протянул Орешкин, но открыто возразить побоялся. Все-таки после священника правая рука атамана! - Хорошо, Константин Семенович.
        - Молодец! - похвалил бойца Спасс, когда тот остановил «Тойоту» и поменялся с дозорным в кузове. Когда занявший место водителя Гвоздев немного согрелся, бывший майор осторожно завел свой опасный разговор, предварительно сняв с предохранителя спрятанный в кармане куртки «ПМ». Раскрасневшийся от ветра бородатый бугай с каменным лицом смотрел вперед. Спассу даже хотелось пощелкать пальцами перед его носом, чтобы удостовериться, что Денис его слышит.
        - Денис, я давно с интересом наблюдаю за тобой. И знаешь… - Константин Семенович выдержал театральную паузу. - Знаешь, что я заметил?
        После минутного ожидания от Гвоздя ответного вопроса «что?» Спасс продолжил:
        - Ты хороший мужик, Денис. Смышленый, исполнительный, молчаливый и… - Молчаливый, словно подтверждая эти характеристики, все еще молчал, вызывая у Константина раздражение. - И еще ты не умеешь скрывать эмоции. Так вот, я вижу, что временами ты очень недоволен нашим атаманом.
        - Это так заметно? - пробубнил Гвоздь.
        - Бросается в глаза тем, кто умеет наблюдать, - кивнул бывший майор, довольно выдохнув. Наконец-то он нашел, за что зацепиться.
        - Я предупреждаю, Константин Семенович, - тихо, но грубо и твердо сказал Денис, не поворачивая головы. - Я не собираюсь перед вами отчитываться за свои эмоции. Мне все равно, что думаете вы, атаман и все остальные в радиусе ста километров. Мне было насрать, что Арушуков привлекает детей на службу, ломает их, мучает, вообще плевать на то, что он приказывает убивать сирых, убогих, больных, инвалидов и стариков. Мне на это насрать с высокой колокольни. Но вот за то, что он наказывает по всей строгости людей, которые у него служат, которых он решил защищать и кормить, которые побросали все свои дела и вступили в ряды этих гребаных нефтяников, я с него спрошу. В первый раз наказал бойцов и одного казнил за то, что какая-то баба взорвала цистерну, а ее не отловили. Во второй - казнил команду автомобиля, потому что все вместе упустили неизвестных на военном тягаче. Но если он еще кого из нас… из наших братьев накажет, я либо уйду, либо… либо за себя не отвечаю!
        Вот это накипело!
        Константин отчетливо помнил, как они гонялись всем составом за тягачом чужаков и упустили его. Арушуков тогда очень разъярился, ведь буквально неделей ранее они так же упустили неизвестную, взорвавшую цистерну с газом и угнавшую его любимый желтый «Хаммер».
        Спасс слегка опешил от такой подробной исповеди бойца. Майор не ожидал, что за столь непроницаемой личиной скрывается умный человек, умеющий складывать слова в правильные и длинные предложения. Что ж, не все люди и не всегда показывают настоящую суть. Это Константин знал по себе. А столь эмоциональный рассказ дал майору новые фигуры для шахматной доски.
        - И не надо на меня так смотреть, Константин Семенович! - буркнул боец. - Мне плевать на атамана и на вас тоже, если ему плевать на своих братьев. Ясно?
        - Э-э-э… Вот сейчас, Денис, ты верное слово сказал! Братья! Молодец! Одобряю, хвалю и поддерживаю! И присоединяюсь к твоим претензиям! И возмущаюсь вместе с тобой! - Спасс для убедительности энергично закивал, когда Гвоздь хмуро и недоверчиво глянул на бывшего майора. - Я тоже не согласен с ним! Нельзя унижать своих братьев! Одно ведь дело делаем! Для него ведь стараемся, а он… из-за каких-то пришлых наказывает своих. Близких. Братьев! Это точно! Точно говоришь, Денис!..
        Гвоздев еще сильнее сдвинул брови и вдруг резко крутанул руль, отчего Спасса мотнуло и ударило о дверь. Снаружи послышались приглушенные звуки, скорее всего, отборный мат, и Орешкин застучал кулаком по кабине:
        - Вы там совсем с ума посходили, идиоты?
        - Ты мне не юли, Константин Семенович, - буркнул Гвоздь. - Не надо за мной слова повторять. Я же отлично вижу, что ты и сам нашим атаманом недоволен. Ваши пламенные споры нет-нет, да и за пределы стен вокзала просачиваются. Ты говори, что хочешь, пока мы в Ярославль не приехали, - Денис кивнул в сторону вьюги за окном «Тойоты». - Меньше часа - и будем на месте. Ну? Есть чего сказать-то?
        - Э-э-э… - Спасский в очередной раз удивился сообразительности Гвоздя и вдруг махнул рукой. Действительно, лучше поведать Денису все, а если будет противиться - то и пристрелить недолго. «ПМ»-то наготове!
        - Не ожидал, Денис… - начал Константин, но Гвоздь вновь перебил.
        - Чего не ожидал-то? А? Что в этой дыре встретишь умного человека? - Спасский пожал плечами. - Так среди головорезов выжить легче. Разве нет? Мне восемнадцать было, когда вся эта радиоактивная хрень накрыла мир. Я окончил МГУ по специальности… А! Да не важно! Я в Ярославль к девушке ехал! Познакомились в Сети и решили встретиться! Встретились, черт возьми! Вместо девушки срань эта вокруг! Девушки нет, а я… А я живой и, надеюсь, еще поживу. Но если атаман будет каждого провинившегося брата под каток своего гнева кидать, то сомневаюсь в долгой жизни что-то. Не! Уйду! Старый атаман стал! Старый, жадный и глупый! И людьми, за чей счет кормится, не дорожит! Уйду, и все!
        - Стой! - махнул рукой Спасский, и Денис послушно нажал на тормоз. «Тойоту» закидало по скользкой дороге, даже цепи на покрышках не помогли, а потом вдруг машина резко остановилась, найдя сцепление с дорогой. Сзади через крышу автомобиля перелетел Семен, упал на капот и скатился на заснеженный асфальт. Его отборный мат, должно быть, слышала вся округа. Когда Орешкин встал, то лицо его было перекошено злобой и украшено алой от крови ссадиной. У солнцезащитных очков сломалась дужка. Но Спасс молча указал ему наверх, и Орешкин покорно полез в кузов, а майор тихо сказал Денису: - Я не это имел в виду. Трогай потихоньку.
        «Тойота» вновь поехала, а Спасский заговорил тихо и вкрадчиво:
        - Стой - в смысле, не уходи пока из ордена. Не надо. Я, как видишь, тоже во многом не согласен с нашим дорогим атаманом. Но что я сделаю один? Мне, как и тебе, придется уйти, но… Но что, если нас будет больше?
        - Больше? - переспросил Денис. Разговор явно начал интересовать его.
        - Ну, если нас, таких, как ты и я, несогласных, окажется больше?
        - Трое?
        - Больше, - бывший майор отрицательно покачал головой.
        - Четверо?
        - Много больше, Денис! Как минимум половина!
        - А-а-а… Ну, тогда мы сможем сказать Арушукову, что не согласны с ним! Пойдем и скажем!..
        - Стой, Денис, стой! Я сейчас не об этом. - Гвоздь замолчал. Теперь он проявлял больше интереса, чем раньше. - Чтобы пойти и сказать, нам надо знать, что таких, как мы с тобой, много. Понимаешь? - Тот кивнул. - Вот в этом мне и нужна твоя помощь! Понимаешь? - Боец опять кивнул.
        - Что надо от меня? - спросил он.
        - Да ничего особенного, - махнул рукой Константин. - Ничего страшного. Просто между делом поговорить с мужиками и выяснить, одобряют ли они действия атамана или нет.
        - И все? - удивился Гвоздь.
        - Ну, еще - помогать мне, если понадобится твоя помощь, - видя, что Денис нахмурился, Спасс добавил: - Ничего неправильного и запретного! Все ради братьев, Гвоздь! Просто тем мужикам, что верят атаману, я не могу верить. Они же все ему сольют! Понимаешь?
        - Это точно, - кивнул Денис.
        - Ну как? Договорились? - вновь спросил Константин. - Могу я рассчитывать на твою помощь? А? Все ради братьев.
        - Это да. Это можно, - наконец согласился Гвоздь. - Ради братьев - все что угодно!
        А Спасский вновь смотрел за стекло, туда, где падал обильный снег, и улыбался: шахматная фигура встала именно на то место, куда ему и надо.
        - А знаешь, - Спасс очень тихо вернул на место курок своего «ПМ». Хорошо, что он не ошибся в Гвоздеве. Может, тот когда-то давно и был умным, но прошло уже двадцать лет после обучения в МГУ. Время, проведенное в обществе подонков, безжалостно даже к умным парням. Постепенно начинаешь думать, как все вокруг. Простыми категориями - еда, секс, сон, основные потребности… Говоришь, как они, - все чаще матом, да попроще, чтобы не выделяться. А потом, опять же как они, почти перестаешь думать. - Знаешь, у меня есть история о братьях, - заявил Константин Семенович. - Хочешь послушать, пока едем?
        - Правда? - удивился Денис. Раньше ему и дела не было до какого-то странного пришлого майора. А теперь вдруг подумалось: ведь человеку уже к пятидесяти, почти восемнадцать лет после катастрофы он где-то шатался, и что-то с ним происходило до того, как он «нарисовался» в Ярославле. У него должна быть своя история, ведь не может человек появиться ниоткуда, верно? И Денис кивнул: - Хочу!
        Глава 6. Гнилое место
        - Свято-Успенский собор во Владимире, - начал рассказывать мужчина, - был тем местом, о котором говорят: прекраснейший памятник, венец белокаменного зодчества двенадцатого века! «И издалека ты увидишь белоснежный храм на горе, и станет он тебе путеводной ниткой, и приведет в хоромы божие, отмеченные печатью тишины и безопасности, и сможешь укрыться там на веки вечные, путник!» Константин долго шел к этому храму, почти уверовал в сказку, рассказанную добрым бурятом, которого однажды встретил по пути, пытал и убил за информацию об этом чудном месте. Спасс сильно утвердился в вере, когда собор, да и весь храмовый комплекс во Владимире оказался населен людьми. Людьми, приютившими бедного майора Спасского, который потерял жену и дочерей и смертельно обозлился на Бога, но все еще не терял надежду с помощью этого чудесного места спасти свою семью…
        Но рассказ не об этом.
        Больше полугода Константин смиренно жил в монашеской обители, ел хлеб, выращенный на крутых склонах Владимирского холма, пил воду из кристально чистых подводных источников, вкушал сочное мясо неведомых зверей, происхождение которых монахи отказались выдать. Спасский восстанавливался. Из тощего дистрофика он превратился в стокилограммового бугая, наверстав вес, потерянный в изнурительном путешествии из Сибири.
        И все это время он слушал и смотрел… И кое-что он видел, ведь не замутненный верой разум судит куда более трезво. Мозг, словно после долгого сна или затяжной болезни, просыпается и работает в полную силу и замечает вещи, которых раньше не заметил бы.
        Например, монахи не все добывали и выращивали на своем священном холме, среди них были люди, покидающие город и надолго уезжающие в неизвестные края, а потом возвращающиеся с «добычей». Однажды Спассу довелось пройти мимо узкого окна-бойницы, выходящего на разрушенный город, когда «купцы» - так они себя называли - вернулись. Из крытых телег эти монахи вывели людей - испуганных, грязных и зачуханных… Зачем? Лишь к вечеру Константин понял для чего!
        В общей столовой, когда придвинул к себе миску вкусно пахнущей похлебки с большим и сочным куском мяса, Спасс обратил внимание на довольное лицо знакомого монаха с горящими нездоровым блеском глазами. На молчаливый вопрос бывшего майора тот безумно прошептал: «Свежее! Свежайшее! Это мясо только что приехало! Хвала небесам! Нет! Нашим братьям! Что берут на себя сей грех и привозят нам их… Сотни, тысячи за пятилетку, несколько тысяч за десять лет! Ох, и хвала Господу нашему! Только он мог даровать нам прозрение в столь опасный час, когда Земля завшивела, когда она заболела и в агонии зачервивела! Спасибо Ему, что подсказал выход! Мы… Теперь мы - его карающий перст! Теперь мы - его очищающие уста! Он с нами! И мы поможем очистить все вокруг от скверны…»
        Константин едва не сблевал, когда понял, что за мясо он все это время с удовольствием поглощал. Но ему пришлось скрыть свои эмоции и есть, есть, есть… иначе его бы тоже съели! Воспротивься он - съели бы! Попытайся уйти - не выпустили бы, а съели! Нет! Он притворился, что не понял, он показал всем своим видом, что страстно ожидает того, зачем пришел сюда! А именно: воскрешения любимых! Жены и дочерей, которых потерял в тайге три года назад. Он ел мясо и ждал, когда придет час, и его посвятят в братья, ведь для этого мужчину отправят из мужского монастыря в Свято-Успенский собор, где шесть братьев высшего сана должны провести ритуал, после которого майор станет «своим». И все это время Спасс подмечал, где лежит оружие, воровал его и прятал.
        И дождался. Странная смесь отвращения к вере и неистового желания наказать фальшивых служителей культа помогла Спассу вытерпеть отвратительные мессы и не менее омерзительные обеды, приправленные человечиной, и, наконец, Бог его услышал. Священники высшего сана обратили внимание на взрослого мужчину, который смиренно почитает и веру их, и образ жизни, и пригласили на главный обряд, открывающий путь послушнику для полноценной интеграции в их общество.
        Сколь непомерным было ликование майора, когда это случилось, столь крепкими - оковы смирения. Он не мог выдать настоящих чувств, пока не попадет на главный праздник, что готовили в Храме. Искушение убивать было велико, но память о жене и дочках - ярче и сильнее. Он хотел помочь им, поверил в святость людей и храмов, но плесень и гниль человеческих грехов оказались сильнее. Они выдержали испытание ядерной войной и заразили местное население.
        Чтоб его!
        В белокаменном соборе, расписанном фресками Рублева и Черного, почти скрытыми копотью и сажей костров, горящих прямо в храме, бывшего майора ждали шестеро Великих Отцов Второго Пришествия. Все в позолоченных, но грязных рясах, с золотыми крестами в руках, с широченными лицами отъевшихся жирдяев и такими же необъятными формами под вышитым золотом облачением.
        В центре храма стоял «алтарь», под который приспособили обычный нержавеющий стол, а на нем лежала… еще живая обнаженная девушка. Связанная и чем-то опоенная. Она металась на алтаре явно в бреду и повторяла одно и то же: «Хочу к тебе! Скоро буду! Рай рядом, уже близко! Уже чуть-чуть, и мы, сыночек, встретимся!» Спасс не сводил взгляда с женщины. Тело ее покрывали свежие кровоподтеки и синяки, между голых ног запеклась кровь. Он на секунду закрыл глаза и представил лицо собственной жены, которую когда-то давно вот так же на алтаре изнасиловал служитель церкви. Представил ее страх, боль и невероятное, жуткое одиночество, когда в каких-то десятках метров спит опоенный снотворным супруг и не может спасти от позорной судьбы. От похоти, смердящего дыхания и отвратительной плоти человека, который должен быть святым по определению! Наверное, и ее, пока готовили к роли жертвы, изнасиловали - чего добру зря пропадать? Майор дважды ловил похабные взгляды отца Дионисия в сторону девушки, что только подтвердило эти выводы.
        Святые отцы что-то долго говорили, но Константин их не слушал, а все смотрел и смотрел на жертву, которой предстояло в этом жутком представлении стать символическим ужином для горстки избранных. Для шестерых - привычным и повседневным, а для Спасса - откровением и, одновременно, испытанием. Да-да! Мужчина не сомневался, что испытанием для него послужит убийство этой девушки. Если справится и погрузит нож в теплую, живую плоть, а потом откушает, то эти люди, что рассказывают ему сейчас о каком-то боге, готовом принять мечущегося по миру в поисках успокоения мужчину, сочтут его за своего…
        - То есть это все чудеса, на которые вы способны? - перебил Спасский священников. Они недоуменно замолчали и переглянулись. Очевидно, то был первый раз, когда «соискатель» задавал наводящие вопросы, вместо того чтобы с раскрытым ртом внимать откровению, льющемуся из уст великих последователей Его…
        - Что, сын мой? - недоуменно переспросил отец Вергилий. По-настоящему его, конечно же, звали Василием, но Константин давно заметил стремление православных служителей нарекать себя иностранными именами. - Тебе недостаточно того чуда, что сейчас творится в лоне этого святейшего храма?
        - Да! - грозно пробасил отец Иоанн (на самом деле Иван). Он вообще любил грозно басить, когда отчитывал кого-нибудь из послушников поменьше рангом. - Тут совершается настоящее таинство: тебе дана возможность всенепременно стать нашим братом после маленького священного обряда. А роль обряда - подчеркнуть никчемность бренной плоти, показать, что церковь не милует грешников и что в ее лоно может прийти каждый.
        - А каждый придет за счет другого грешника? - переспросил Спасс, имея в виду себя и жертву. - То есть, я грешник, пока не убил и не съел другого грешника?
        - Ты верно подметил, сын мой, - подал голос отец Георгий (Юрий). Он поднял вверх руку, на которой Константин заметил характерные наколки - перстни. Ну что ж, этот еще и бывший зэк! Даже неясно, был ли на свободе, когда случилась Третья мировая, или сбежал потом. - Всевышнему нужна жертва, и жертва кровавая! Он должен знать, что ты можешь стать Его телом на бренной земле и защищать Его интересы, наплевав на любые моральные нормы и правила! Только так можно очистить Землю от отребья, что осталось после Второго Пришествия! Только пламенем мы выжжем ересь из людей! Только выпив кровь, очистим их сердца! Только отведав их плоти, будем помнить Его плоть и отличать ее от плоти отребья! Только так грехи и скверну распознаем среди себе подобных!
        - А как же заповеди?
        - Заповеди? - переспросил отец Вергилий.
        - Ну те… заповеди… - удивленно приподняв брови, Константин смотрел на священников и не мог поверить, что когда-то, послушав бурятского мужика, решил, что после Катастрофы святых людей на свете должно прибавиться и что они смогут вернуть ему жену и дочерей… Наверное, голову потерял от любви и горя! А теперь не видел Спасс в этих людях ничего святого. Не вернут они ему семью! Они просто не способны ни на что святое! Обычные каннибалы, прикрывающиеся верой, вешающие с ее помощью на глаза людей шоры. Кого-то сразу в бульон, а кого-то в братья - ведь не может община без вливания новых членов.
        - Ну, эти… «Не убий, не сотвори кумира…» Обычные такие заповеди, которые православные почитали две тысячи лет?
        - Мир меняется, - сказал глубоким голосом отец Феодосий (наверное, Федор). В его маленьких глазах горела вера. Константин всегда отводил свои от этих маленьких поросячьих глазок. Они поедали любого, кто попадал в поле зрения. И если бы не обряд, то Спасский, скорее всего, давно лежал бы на столе вместо девушки, и отец Феодосий лично отрывал бы от него куски мяса и жевал сырыми. - Меняется и Церковь, как меняется и Отец наш, Бог! Иначе мир сгинет в тартарары!
        - Это из мифологии, - буркнул себе под нос майор.
        - Что-что? - прервал его Вергилий.
        - Ничего, - замотал головой Константин, выдавив из себя улыбку. - Может, начнем?
        - Братья? - отец Вергилий посмотрел на остальных священников, те кивнули. - Совет Братьев Второго Пришествия не имеет ничего против. Тогда начнем! Сын мой! Константин! Тебе уготована честь стать нашим братом и нести священные устои Новой Церкви и чистое олицетворение Очищения Господня по миру! Готов ли ты?
        - Готов, отец! - кивнул бывший майор, пытаясь скрыть омерзение.
        - Тогда тебе слово! Просвети Священный Собор Братьев, зачем тебе жизнь среди нас?
        - Э-э-э… - протянул Спасский, - что именно мне говорить? Мне никто не рассказывал.
        - Да просто расскажи о себе, задай вопросы, - пожал плечами Вергилий. - Нам важно знать о тебе как можно больше. Говори все, что пожелаешь, ведь за эти стены разговор не выйдет.
        Как и ты, Спасский, если им что-то не понравится! Ну что ж, сами напросились, уроды!
        Константин встал с колен и прошелся туда-сюда перед священнослужителями. Они хмуро смотрели, как их ученик и будущий брат не торопясь расхаживает по собору, задрав голову на почти скрытые сажей фрески Андрея Рублева. Он поворачивал голову от одного святого к другому, пока взгляд не остановился на изображении Страшного Суда. Там много святых братьев или апостолов - кто теперь знает? - сидели, держа в руках свитки-документы, свидетельства греховности взиравшего на них. Подобное происходило сейчас и с Константином, ведь напротив него уселись «святые» братья, готовые судить пятидесятилетнего мужчину, словно имеют на это право. Спасс остановился, обернулся к братьям и указал на изображение Страшного Суда.
        - Не сочтите за идиота, но я старый человек. После Катастрофы немногие столько живут. Пятьдесят - почтенный возраст, и если ты дожил, то, в принципе, мог бы на пенсию уже идти. Согласны?
        - Интересное начало, сын мой, - кивнул отец Иоанн. - Но, может, ближе к сути? Чем тебе не угодила фреска Страшного Суда?
        - Да всем угодила, отец, - пожал плечами Константин. - Разве только напоминает вас. Вы как будто сошли с той картины и явили сюда свои светлые лики, чтобы судить нас. Чтобы судить и указывать путь! Я прав?
        Широкие, отъевшиеся лица священников заулыбались. Им явно льстило подобное сравнение. А Спасский, меж тем, без тени улыбки поднял вверх руку. - Но позвольте, я изолью свои мысли, а то они будут жечь меня изнутри, разъедать, и кто знает, до чего доведут в итоге? Лучше высказаться сейчас, и… как это у вас принято? Очиститься?
        - Исповедаться, - подсказал отец Вергилий. Остальные приглашающе и ободряюще махали руками. Мол, давай, не жалко, все равно ты никуда не сбежишь… И бывший майор заговорил. Четко, громко, во всю силу легких. Его голос эхом разносился под сводами и многократно возвращался к слушателям. Сначала они снисходительно улыбались, потом хмурились, а потом их лица превратились в совершенно не святые, злые маски…
        - Братья! Святые братья! Я никогда в своей жизни не понимал, зачем это все? - Константин обвел руками собор. - Особенно когда мне было тридцать, когда еще не было войны, когда мирные жители шли и шли в эти якобы чистые и намоленные здания, построенные на святых местах, когда несли последние деньги и ожидали чудес, сравнимых с воскрешением Христа! Ведь у них не было никаких свидетельств, что за почти две тысячи лет с момента его воскрешения случилось нечто подобное! Кроме того случая с Иисусом, описанного в Библии, не случилось ни разу не то что воскрешения, но даже мало-мальски чудесного исцеления! А люди, как бараны, шли и шли, верили и верили, отдавали и отдавали последнее! А попы, словно пастухи, стригли и стригли свою паству, как овец. Только отрастет шерсть - стригут. Только успокоится заблудшая душа - «правильное» наставление и проповедь направят ее в нужное русло, чтобы ценная шкура не ушла налево… Чего это вы так побледнели, братья? На вас лица нет! Мне замолчать?
        - Нет-нет, - махнул рукой отец Феодосий. Его маленькие глазки уже давно проткнули смутьяна, а руки порвали на тысячу кусочков. Святые отцы явно не чувствовали угрозы от Константина. - Продолжай!
        - А когда случилась Третья мировая, я вообще перестал понимать смысл всех этих религий!
        - Тогда зачем ты здесь? - спросил Вергилий.
        - Наверное, чтобы поверить? - пожал плечами Спасский. - После смерти жены и дочек хотелось бы поверить во что-то светлое, что-то особенное, что-то, что сможет… воскресить, а не убить! Но…
        - Но? Тебе не нравится наша религия? - Отец Иоанн возбужденно встал. Он показал рукой на мечущуюся на алтаре жертву. - Она позволяет нам жить там, где…
        - Другие умирают? - перебил отца Константин. - Более того! Она позволяет вам их убивать! Не-не, не поймите меня неправильно, братья! Я не чужд убийств в целях выживания, но… чтобы Святой Церкви были не чужды убийства?
        - Только ради жизни, брат, - подтвердил отец Вергилий. - Только ради нее!
        Константин остановился и повернулся к отцам. Покачал головой.
        - Церковь как главный убийца жизни? Странное предназначение для святого вроде бы заведения. Хотите притчу? Ну… мои мысли? - и, не дождавшись разрешения священников, продолжил: - Хотите устроить ад на Земле? Да легко, - думал я еще до Катастрофы. - Достаточно священникам сделать официальное заявление, мол, Бога нет, а мы вам все время врали. И что тогда? Атеисты пожмут плечами: «Мы вам говорили!» И станут жить прежней жизнью, потому что добродетели заложены в их воспитании. А верующие? Все те, кого сдерживала религия и ее заповеди? Что они будут делать? Хорошо, если не поверят, а если поверят? Что будут делать люди, которые боялись кары и не совершали многих поступков лишь потому, что Бог так сказал? А Бога нет… А мир такой жестокий… И нет заповедей… И вроде как «не убий» теперь ничего не значит. Все семь смертных грехов в одночасье прекращают быть смертными и вообще прекращают быть грехами. И вот теперь вы - без Бога, без религии и без веры, и руки ваши развязаны. Что вы будете делать? Что будет делать мир?..
        Наверное, пусть лучше религия будет. Пусть лучше молятся, свечи ставят, службы служат, пусть лучше будут этим заняты, чем бездействовать и думы разные думать. Ведь думать вредно, особенно таким людям, которые на веру принимают любую сказку. Пусть лучше боятся божьей кары. А то кто его знает, скольких сдерживала одна лишь вера, если уж и с ней многие способны на страшное…
        Почему-то меня страшит картина мира без религии. Чем будут заниматься все эти люди? Кому молиться? Кого проклинать? У кого просить прощения? К кому обращаться за советом? Ну, конечно… Это ж сколько страхов появится, сколько эмоций выплеснется, сколько злости высвободится. Пусть уж религия будет, пусть пеленает людей заветами, пусть успокаивает и пусть пугает казнями смертными. Лучше так, чем разнузданные нравы и вседозволенность при отсутствии каких-либо моральных ценностей.
        - Вы так думаете? - спросил Вергилий.
        - Я так думал, - пожал плечами Константин. Похоже, он совсем не обратил внимания на то, какое злое выражение приняло лицо отца Иоана. - Лет восемнадцать назад так думал. А теперь… Лучше бы вымели всех этих фанатиков веником, да в какую-нибудь канаву, а потом хворосту подбросили и подожгли! Все войны - из-за религии или с ее одобрения! Я видел, как батюшка захлопнул перед человеком дверь храма, когда за мужчиной бежали рейдеры! Я видел, как якобы святой отец кричит тонущей девочке, еле-еле, из последних сил держащейся за ветку, что на все воля божья! Мол: умирай, Бог ждет тебя, дитя! Это все вместо того, чтобы помочь! Я видел, как батюшка науськивает прихожан, последних, измочаленных войной, жалких людишек сжечь ни в чем не повинного человека! Я обнаружил, как святой отец пытается закопать тела моей жены и дочек, чтобы избавиться от них! Я много по России путешествовал, я много подобного видел! И лишь раз святой отец заступился за обездоленного - и лишился жизни. Один, представьте себе, раз! Видимо, анархия и хаос легко срывают маски с подобного рода шарлатанов…
        - Заткнись! - взревел отец Иоанн. - Замолчи, ирод! Твои змеиные уста несут больше яда, чем все земли вокруг, вместе взятые! Иуда! Еретик!..
        - Колдун, забыли! - добавил Константин и оглядел собравшихся вокруг служителей церкви. Их лица соответствовали настроению отца Иоанна. - Ну вот, теперь, наверное, вы меня будете убивать. Ну… не знаю… вешать там, или… сжигать, или… топить!
        Мужчина поднялся. В руках у него уже удобно устроились два пистолета-автомата, которые он достал во время разговора из-под плаща со спины. Те самые, которые украл у обитателей монастыря, пока готовился стать братом. Отцы застыли, а Спасский ухмыльнулся и нажал на спусковые крючки. И церковь окропилась кровью вновь… Как в день смерти его семьи.
        Глава 7. Ненависть высшего порядка
        - Охренеть! - выдохнул Гвоздь, когда Константин Семенович замолчал. - И ты всех убил?
        - Не, - махнул рукой Спасский, отрешенно вглядываясь в снежную стену за окном. Там уже мелькали здания пригорода. Скоро впереди замаячат обвитые колючей проволокой ворота родной общины, а значит, близится и разговор с атаманом. Он должен что-то предпринять ввиду того, что аборигены уже знают о смерти Черномора и Кизляка! - Не всех. Я расстрелял этих шестерых, потом тех, что стояли у дверей снаружи и прибежали на выстрелы. Подошел к еще живому, но уже умирающему Вергилию, спросил, прижав ногой рану на животе: «Нравится есть людей?» На что он мне ответил: «Если бы не я, то съели б меня, братство - это круговая порука, мол, если ты не с нами, то против, и лишь страх держал братьев в общине и заставлял есть людей».
        - Так это же бред, не? - неуверенно проговорил шокированный Гвоздь.
        - Э-э-э, нет, - возразил Спасс. - У вас то же самое. Не можете возразить только потому, что большинство братьев так решили. Если кто-нибудь возразит, то станет изгоем. А атаману только того и надо, и он поддерживает эту идею с самого верха. Его одобряет большинство братьев, а остальные предпочитают молчать или, как ты, - собираются уйти. Так и правит он вами: что захотел, то и сделал, а вы поддержали, даже если не согласны.
        - Но если сказать - либо выгонят, либо убьют!
        - Именно! - согласился старый майор. - Но можно же действовать тихо, исподволь.
        Но Денис не попался на наживку хитреца, промолчал, поэтому Спасский просто продолжил историю:
        - Потом я добил его, убил женщину, ведь она была бы обузой, и ушел. Это оказалось несложно: собор находится на большом удалении от монастыря, они просто не слышали. И больше я не верю ни храмам, ни братьям. Все это чушь, когда речь заходит о выживании. Не ты убьешь, как сказал один знакомый священник, так тебя.
        - Это точно. И пойти-то, по сути, некуда, - согласился Денис. Он не совсем понимал, куда клонит Спасс, но зерно правды в его словах было. Да и политика атамана Арушукова мужчине не нравилась, поэтому то, что говорил Константин Семенович, словно семя, брошенное в благодатную почву, начало давать всходы. И Гвоздь стал развивать мысли Спасского: - Вот эти - «аборигены» - к ним не пойдешь. Видно, что откатились на пару веков назад. Сдерут с тебя шкуру, и глазом моргнуть не успеешь. А ивановские? Те не любят нас, к городу и на десять километров не подпускают. В Вологду податься? Так я слышал, там вообще закон Среднего Запада: бандиты не бандиты, индейцы не индейцы, а все туда же - скальп с головы долой. И это первый встречный сделает. В Питер рвать когти - не вариант. Сдается мне, основные удары он принял на себя, и там, скорее всего, теперь радиоактивное болото. Он же авангардом нашей страны был. Самая близкая точка к НАТО.
        - Калининград и область? - буркнул Спасский.
        - Что? - не понял Денис.
        - Самая крайняя точка России, причем в окружении западных стран - Калининград и область, а не Питер, - поправил Константин. - Не надо путать.
        - А! - махнул рукой Гвоздь. - Про Калининград вообще молчу! Его там совсем в порошок должны были… Сомневаюсь, что хоть кто-то, мало-мальски похожий на человека, там остался. Вот! Так и в Питер нечего идти, что в этой радиоактивной болотине делать? На Север податься? Там народа мало жило, глядишь, и не били по северным территориям, только холодно, наверное, там, аж жуть. Как в вечной мерзлоте спасаться? Я точно не выживу. Куда еще? С Черномором вроде кто-то из Твери сотрудничал, но то - ученые! А я двадцать лет ни к чему умному не прикасался. В Москву? А там что? Тоже радиоактивная зона? Этакий большой оплавленный курган, размером вот от Ярославля и до Ростова прям!
        - Напрасно так думаешь, - перебил Спасс, - у Кизляка с Черномором связи были с Москвой. И контракт, кажется, на поставку послушных людей. Но идти туда действительно не стоит. Окапываются они, кажись. Роют, копают, не хотят никого в Москву пускать, а выпускать - тем более. Всех пришлых отстреливают.
        - Во-во, - кивнул Денис, - куда ни сунься - везде какая-нибудь лажа. Сам же говоришь, что даже во Владимире - и там людоеды обжились. Куда податься-то?
        - Ты пока не думай об этом, - махнул рукой Спасс. - Знай себе делай, о чем договаривались, а там, глядишь, и не надо будет никуда уходить.
        - Ну, хорошо, - пожал плечами Гвоздь, продолжая объезжать отбуксированные к краю шоссе ржавые остовы. За разговором они и не заметили, как добрались. Осталось повернуть и проехать через сетчатые ворота, обвитые колючей проволокой и утыканные приваренными острыми штырями. Странно, но в этот раз обошлось без нападений хорей. Может, тварям пока было не до этого? Надо готовиться к долгой зиме, рыть норы, укреплять подходы к жилью. - Я поспрашиваю, поинтересуюсь у приятелей. Приведу тебе статистику.
        - Только осторожней, Денис. Только осторожней. - Спасс начал запахивать расстегнутый меховой тулуп. Автомобиль уже проехал через ворота и затормозил у здания вокзала, где проживало «высшее руководство», в том числе и Спасский. - Если Арушуков узнает, что ты задаешь о нем странные вопросы, то, боюсь, тебя выгонят. И это самое мягкое, что могут сделать. Еще он может…
        - Не пугай, Константин Семенович, - перебил его Денис. - Сомневаюсь, что после ядерной войны я уже чего-то боюсь. Сделаю в лучшем виде! И даже баба-диверсант не узнает!
        - Та, что несколько дней назад цистерну взорвала? - переспросил майор.
        - Она самая, Константин Семенович. Она самая.
        - Ты считаешь, она опять явится?
        - А ты, товарищ майор, думаешь, что она сюда ради пацана и «Хаммера» полезла? Просто так взорвала цистерну с газом?
        - А ведь верно, - согласился Спасс. - Что-то большее ей было нужно. Что-то значительно большее.
        - Именно! - кивнул Денис и улыбнулся сквозь густую бороду. - А это значит, что она сюда еще вернется.
        А ведь верно! Эта баба сюда еще вернется. И это опять станет полной неожиданностью для всех. И Спасский, кажется, знает и ее, и что ею движет…
        В глубокой задумчивости Константин вышел из «Тойоты» и направился к вокзалу. За первыми тяжелыми и высокими деревянными дверями его встречали охранники - здоровые молодцы в черных масках, с «калашами» и прочим оружием. Например, из-за перевернутого набок стола, подпертого мешками с песком, выглядывал пулемет. Атаман любил безопасность и соответствующе оборудовал вход и высокие окна. Те, что не были заколочены тройным слоем досок, тоже охранялись бойцами в масках. Почему в масках, если каждый знал, кто есть кто? Неясно, но бзики атамана Арушукова в Ордене не обсуждались.
        - Майор? - кивнул главный, Шкурко Савелий. Он даже не потрудился встать или отставить в сторону алюминиевую кружку с дымящимся напитком. Чем только ни пытались заменить чай в Ордене. В итоге остановились на недорогой смеси иван-чая, листов смородины и малины, закупаемой у кочевников. Вполне себе вкусный и бодрящий напиток получился.
        - Шкура, - кивнул в ответ Спасский и остановился напротив мужика в маске. - Ничего, что тут я пришел?
        - Ну, пришел и пришел, - развел руками старший. - Ты тут раз по пять в день носишься. Мы твою рожу за километр узнаем. Даже если паранджа будет надета. Чего зря прыгать-то? Не Арушуков ты, и нечего просить его почестей.
        Спасс поднял руки вверх, соглашаясь, и пошел к следующей двери. Утверждение, что он - не Арушуков, его очень злило. Мало того, что у разгильдяев отсутствует хоть какое-то представление о субординации, так еще и дисциплина хромает на обе ноги. Ну, ничего… Майор поднимет этот вопрос перед атаманом. Совсем расслабились!
        Спасский, наконец, вошел на вокзал. Огромное помещение с высоченными потолками давным-давно разбили перегородками на множество более мелких. Все разговоры были слышны в любом уголке здания, и любые звуки свободно разносились между комнатками, поэтому обсуждать что-нибудь конфиденциальное было невозможно. Право жить на вокзале имели только особо приближенные к атаману люди, а также заключенные, для которых оборудовали клетки в технических помещениях здания, и общие для всех тут живущих женщины. Они имели свои комнаты «без крыш», но были вынуждены отрабатывать хлеб и кров собственным телом. И сколько Спасс ни спрашивал у женщин, те всегда были довольны своим положением и особо не парились, что их используют. Единственное, что их угнетало, - изъятие атаманом всех родившихся детей и отправка в неизвестном направлении. Но майор был уверен: если ты добилась определенного положения, тебе есть что терять и ты знаешь, что новорожденный обнулит твой статус, то лучше избавиться от него сразу, чем прятать, растить в тайне и каждый день ожидать разоблачения. Тем более, подруги тоже пекутся о лишнем куске хлеба
и сдадут, глазом не моргнув.
        Константин быстро прошел по лабиринту коридоров, пропахших целым букетом обычных для общежитий запахов. Аромат довоенных духов, подаренных атаманом женщинам, здесь смешивался с запахом пота, прелой одежды и несвежих трусов. Женщинам просто неоткуда было брать воду, и они крайне редко мылись. В основном только при завозе воды из Волги, а зимой это случалось редко, поэтому как результат - устойчивое амбре на весь вокзал.
        Коридор вывел в обширную комнату со столами, стульями и троном. Деревянное возвышение заканчивалось сваренным из листов металла ржавым стулом, который сверху закидали старыми, прелыми подушками. На троне восседал седовласый старец - шестидесятивосьмилетний атаман Арушуков Геннадий Васильевич. Когда-то до войны он был начальником этой станции, ну и, конечно, сплотил вокруг себя большое количество народа. Сначала тех, кто остался в тот роковой день на станции, а потом, в ходе затянувшейся на пять лет ядерной зимы, - выживших, начавших приходить из окрестных сел и деревень. Ведь только в Ярославле был почти нескончаемый запас нефтегазовых продуктов, а зима долгая… а людям нужны огонь и тепло, ну, и защита от зверья.
        Геннадий Васильевич - человек с непростой судьбой в прежней жизни - и после войны не сдал позиций. Он быстро расправился с бывшими зэками, что решили взять власть на территории станции в свои руки, потом подавил восстание женщин, вознамерившихся любыми способами ехать в Москву, и тихонько привел орден нефтяников в тот вид, в котором его застал Спасский. То есть получился своеобразный военизированный объект, где женщины живут в услужении у мужчин, пока те защищают нефть и газ, что в длинных поездах застряли в Судный день на бесконечных путях Ярославского вокзала. Спасс пытался образумить атамана, но у старика явно начался маразм или еще какая старческая болезнь, и Арушуков все больше скатывался в ненужное веселье, забывая о главном - о своих подчиненных и Ордене. Константин пытался убедить старика, что такое устройство общества в конечном итоге приведет если не к полной деградации, то к вымиранию точно, ведь женщинам не позволено оставлять детей, а новое поколение уже не успеет вырасти на замену убитым членам ордена. Но атаман благодушно махал рукой и говорил: «У нас есть мальчики из «Приюта
забытых душ».
        Вот только «Приют» теперь стал чужим, надо что-то срочно делать, а атаман откладывает решение о возвращении «Приюта» до весны… Да за это время, кто бы ни захватил приют, успеет укрепить его и сделать почти неприступным. И на его возврат потребуются гораздо большие ресурсы, чем если провести операцию сейчас, так сказать, по горячим следам.
        А причина? Причина, скромно приставив табуреточку к трону, сидела рядом с атаманом. Отец Григорий был неказистым и много пьющим мужичком в драной рясе. Когда и как он появился в ордене, Спасс не знал, но в том, что этот священник проводил в городе подрывную деятельность, не сомневался. Мало того, что спаивал старика, так еще и забил ему голову нелепыми догмами несуществующей религии.
        И кого только сейчас в священники берут?! Видимо, любого, кто может придумать о Боге свою историю. Причем любую странную историю, которая даст людям хоть немного надежды или хоть как-то объяснит Катастрофу, случившуюся двадцать лет назад.
        Этот странный тип, Григорий, как понял Спасский, приплелся в Ярославль из Вологды или откуда-то из тех краев четыре года назад. То есть на два года раньше, чем пришел сам Константин. И все это время горе-священник вел свою подрывную деятельность, понемногу, исподволь внедряя свои сволочные идеи в голову старого атамана.
        И может быть, все было бы хорошо, если бы Григорий был настоящим священником и проповедовал православие, о котором столько говорил. А ведь он никогда не был ни священником, ни ставленником церкви, и даже Библии никогда не читал, а на руке у псевдобатюшки красовались характерные для бывшего уголовника татуировки перстней. Будь на то воля Спасского, он бы давно вытолкал дармоеда за ворота без еды и одежды со словами: «Святой дух тебя накормит, батюшка!» Но Арушуков уже изрядно наслушался Григория и вряд ли согласился бы с мнением Константина. Как-то раз Спасский попробовал завести разговор о мошеннике Григории, на что получил резонный ответ: «Костя! Ты скитался восемнадцать лет! Наверное, сможешь еще немного поскитаться, если не заткнешься!»
        И так - на любые замечания Спасса.
        Например, о неуместности содержания женщин как шлюх, с дальнейшим избавлением от отпрысков. Григорий в ответ возвещал: «Батька-атаман! Наш Господь сугубо против женщин легкого поведения и свидетельств их греховности. Детей надо непременно убрать! Они - то свидетельство! Они - погибель! Страшный суд зачтет каждого греховного младенца, лучше сослать их подальше и воспитать руками, которые этот грех на себя примут». Любые доводы Спасского против избавления атамана от будущих мужских рук Арушуков заливал яблочным самогоном. Секрет его изготовления принес с собой (кто бы мог подумать!) сам отец Григорий и гнал сие зелье где-то в секретных комнатах вокзала. На замечание майора, что распитие самогона - тоже грех, Григорий молвил: «Только Господь наш батюшка может определять, что есть грех, что есть не грех. А я - указующий перст его! Если я сказал, что яблочный самогон - никакой не грех, а ниспосланное нам свыше лекарство от радиации, то так сказал Он!» На ироничное замечание об отсутствии необходимости здесь в таком лечении, ответил сам атаман: «Ну право, Кость! Не мешай отцу Григорию свою работу
работать! Делай свою, и все будет в шоколаде…»
        На том Спасский и заткнулся, но не забывал при каждом удобном случае в присутствии подчиненных напоминать атаману, что не так верят в Бога, и не с такими «батюшками». Конечно, майор осознавал, что если бы не зеленый змий, атаман давно выгнал бы его за подобные речи на все четыре стороны. Но Геннадий Васильевич употреблял, и употреблял обильно, и сделался медлительным, благосклонным и благодушным, из-за чего временами бывал противен абсолютно всем окружающим. Именно в такие моменты Спасский был готов застрелить Арушукова, но был уверен, что после его самого раздерут на тысячи клочков. Никто не потерпит во главе Ордена человека, убившего атамана, который некогда создал общину и даровал многим нормальную жизнь. Нет, так к власти в Ордене не прийти, Константин отдавал себе в этом отчет. Понимал это и Григорий, а потому с еще большим усердием спаивал атамана, надеясь в случае естественной смерти Геннадия Васильевича занять его место как лицо, наиболее приближенное к власти. И всегда с едкой улыбкой и легким вызовом смотрел на своего главного оппонента - Спасского, который не скрывал ненависти к нему,
но ничего пока сделать не мог.
        Вот и сейчас Григорий первым заметил вошедшего Константина и поднял бокал, произнеся тост с явной издевкой и превосходством в голосе:
        - Ты смотри, Гена, какие люди пожаловали! Сам майор нарисовался. Очевидно, вернулся из поездки по окрестностям и принес благие вести в наш Орден. Не так ли, Костя?
        Сидящие рядом охранники и их начальник - всегда хмурый Федор Ковыль - дружно повернули головы. Их уже не заставляли посменно стоять рядом с атаманом. Охранники просто сидели рядом и, кто как мог, убивали время. Кто-то играл в карты или домино, кто-то ворковал с сидящей на коленях женщиной, а некоторые внаглую напивались. Ковыль хмуро окинул взглядом Спасса и отсалютовал грязным граненым стаканом. Может, мужчина и был недоволен действиями атамана, но никак этого не показывал, а исправно и преданно служил Арушукову.
        - О-о-о! - протянул Геннадий Васильевич и тоже поднял руку со стаканом в приветственном жесте. - Как сам, Кость? Что нового принес? Что интересного?
        - Да-да! - подхватил Григорий, издевательски улыбаясь, чем вызвал у бывшего майора неконтролируемую злость. Тот еле сдерживался, чтобы не высказать попу, куда он может засунуть все-все свои слова. - Просвети нас, Кость! Дай исчерпащую… исчерпующую… э-э-э… исчер-пы-ваю-щую! Во! Информацию!
        - Ты пьян, отец! Как и все тут! - подковырнул Спасский. Григорий развел руками, а Федор медленно покачал головой, мол, не надо сейчас шутить с властью - не то у нее настроение. Но Спасскому было уже все равно. Произвол и неуважение, которые он увидел во время путешествия, не могли ждать. Поэтому Константин слегка поклонился атаману и заговорил:
        - Геннадий Васильевич! Это больше нельзя терпеть! Банды кочевников-охотников на дальних рубежах нашей области совсем распоясались. Не проявляют никакого уважения к нефтяникам!
        - Что ты предлагаешь? - еле слышно пробормотал атаман пьяным голосом.
        - Наказать как минимум. Как максимум - уничтожить пару отрядов, чтобы другим неповадно стало. Да и неплохо было бы обложить их данью. А то ишь… Зверье вокруг общее, а бензин и другую горючку отваливаем за мясо и шкуры мы. Непорядок! Надо за отлов сбор сделать, и пусть ловят себе.
        - Хорошая мысль, - медленно кивнул Арушуков и задумался, и только через минуту добавил: - Дельная. До весны подождет!
        - До весны? - Спасский чуть не задохнулся от возмущения. - Какой весны, дорогой Гена?! Какой весны? Ты знаешь, что эти варвары уже в курсе, что «Приют» пал? Я не знаю откуда, но им это известно! А это значит, что времени нет!
        - Что ты предлагаешь? - повторил Арушуков, и Спасс засомневался, что тот в адекватном состоянии. Слишком безразлично прозвучали его слова, словно дежурные фразы ничем не заинтересованного человека.
        - Во-первых, срочно, лучше завтра, организовать атаку на «Приют», пока не очухались дети и пока варвары не стянули свои силы к монастырю! Иначе навсегда потеряем его.
        - Не проедем! - замотал головой Григорий, Спасский ненавидяще взглянул на него. - Ты ж с улицы только, видел, какие сугробы? Наши машины, особенно бензовоз, не проедут по снегу даже с цепями на колесах. Только уморим всех расчисткой дороги! Отложим до весны…
        - Да! - пьяным голосом поддержал атаман, подняв стакан яблочного пойла. Геннадия Васильевича заметно развезло. - До весны!
        - Нельзя до весны откладывать! - вдруг зло рявкнул Константин, отчего начальник охраны встрепенулся и вновь закачал головой, подавая недвусмысленный знак, чтобы майор не слишком-то орал. - Мы все потеряем! Орден окажется на краю пропасти! И тогда разрозненные банды варваров сметут нас! Как вы не понимаете?! Геннадий Васильевич?!
        Но атаман уже спал. Лишь тонкая ниточка слюны тянулась по покрытому серебристой щетиной подбородку.
        - Слышь, майор? - Григорий тоже бросил взгляд на атамана. Странным образом весь хмель ушел из священника. Наверное, он знал секрет быстрого отрезвления. Удивительно! - Когда атаман говорит, что до весны, это значит - до весны! А орать тут, э-э-э… не надо!
        - Слышь, Гриша! - почти прорычал Спасский. Его взгляд метал молнии неприкрытой ненависти, которую он всегда испытывал к этому человеку, но не мог себе позволить проявить. - Ты угробишь всех! Проснется - дай ему понять, что надо делать!
        - Он без тебя знает, что делать! Операция по захвату «Приюта» откладывается до весны! Можешь сам пока там позахватывать чего-нибудь. Я не против, - возразил Григорий и повернулся к Федору. - Охрана, покажите майору, где его комната!
        - Гриша, тогда скажи Гене, что я буду в Ярославле, - Спасский тут же остыл, ведь бессмысленно тягаться с Григорием, который был в большом авторитете у атамана. - Стану караулить ту бабу, что уничтожила цистерну с газом! Если созреет, то пусть даст знать.
        - Что? - рассмеялся отец Григорий. - Да ты ненормальный! Известно же, что она подалась в «Приют»!
        - Как подалась, так и вернется, - возразил Спасс, предпринимая последнюю попытку образумить отца Григория. - Гриша! Будь благоразумен! Не займемся этим делом сейчас - к весне нечем будет править!
        - Маразм, Костик, - дело наживное! И по-моему, ты его уже нажил! - ответил Григорий. Он зло улыбнулся и прошептал одними губами, но Константин его понял: - Тебе здесь точно ничего не светит! И не мечтай! Это место займу я…
        Он словно знал, чего жаждет майор. Словно видел его насквозь. Ковыль аккуратно положил руку на предплечье Спасского и проводил его до комнаты, прошептав у самой двери:
        - Ты это… Константин Семенович! Не обижайся, но Арушуков благоволит батюшке…
        - Вам просто пьянствовать нравится, - отмахнулся Спасский. Начальник охраны замолчал надолго, отчего стали слышны похабные шуточки из другого конца вокзала. Полутьма октябрьского вечера уже успела заползти в помещение и заглянуть в каждый уголок, а свет включить еще не сообразили.
        - Ты прав, Константин Семенович, - неожиданно согласился Федор. Он придвинулся ближе, отчего на майора пахнуло перегаром. - Ты прав! Но я не знаю, как это изменить. Убьешь атамана - убьют тебя. Тут без вариантов. Вот если бы кто посторонний…
        Шепот Ковыля перешел в еле заметное движение воздуха от тяжелого дыхания начальника охраны. Спасс даже помотал головой, думая, что показалось. Но Федор еле слышно подтвердил:
        - Намек понял? - и, не дожидаясь ответа, пошел обратно к пьяной компании отца Григория. Чуть погодя Ковыль заголосил песню из давно забытого времени:
        - А что нам надо? Да просто свет в оконце…[8 - С. Галанин. А что нам надо?]
        Что это было? Подсказка? А что? Это выход! Смерть атамана от рук совершенно чужого человека! Ну, и Григория можно будет под шумок убрать! Этому ордену явно нужны перемены. И Спасский их принесет!
        Для Константина Семеновича потянулись длинные дни ожидания надвигающейся катастрофы, ведь он так и не донес свои мысли до атамана.
        Что ж… придется действовать самому! Повсеместное засилье псевдосвященников уже задрало! Пора положить конец власти этого лжебатюшки в рясе!
        Глава 8. Город во льдах
        Канун 2034 года
        Иссиня-черное небо походило на бушующий океан, только перевернутый вверх тормашками, иллюзия гигантских черных волн, раз за разом наползающих друг на друга, не пропадала. Казалось, что очередная туча-волна не удержится в небе и, хлынув всей массой вниз, потопит город Рыбинск.
        Вит поежился. Тучи говорили ему, опытному тринадцатилетнему охотнику, что вот-вот разродится шторм и тонны снега будут падать несколько дней на Рыбинск и водохранилище. Но тучи наплывали уже несколько дней, а снег до сих пор не соизволил пойти. Обычно птицы прятались в ожидании бури, но сегодня белая точка альбатроса ныряла в грозовую тучу и выныривала из нее, словно та, как и думал мальчик, была обыкновенной перевернутой волной, самой настоящей, а белая птица искала внутри рыбу или другую живность, пригодную в пищу.
        Конечно же, дело в другом. Эта наглая птица пряталась в облаке от людей и вылетала, чтобы поправить курс на цель. Целью же был город во льдах Рыбинского водохранилища. Если мысленно перенестись вверх и поглядеть глазами альбатроса вниз, на огромное пятно-амебу озера, то где-то посередине заледеневшего и заснеженного поля можно увидеть пять больших кораблей.
        Когда-то давно севший на мель нефтеналивной танкер «Волгонефть-26» - по сути, ржавое корыто, чуть прилегшее на один борт и доживавшее последние годы. Корпус, обвешенный огромными корабельными каучуковыми кранцами, уже двадцать лет подряд каждую зиму мужественно выдерживал натиск льдов. В эту зиму танкер замерз полностью, отчего трубы, леера и тросы на верхней палубе иной раз блестели в лучах солнца, аки изделия из хрусталя, и Вит отводил глаза в солнцезащитных горнолыжных очках.
        С других сторон к танкеру пришвартовали четыре прогулочных пассажирских теплохода: «Элару», «Мир», «Волга Дрим» и «Русь Великую». Образовалась фигура, сверху похожая на неправильный пятиугольник, ведь в отличие от стотридцатидвухметрового танкера пароходы были менее длинные. Внутри, между кораблей, обшарпанных и ржавых, теперь ютились маленькие лодочки рыбаков и кунги охотников. Суда же выступали в роли убежища от суровой зимы и защиты от животных, которые ближе к середине зимы зверели от голода и были готовы нападать на людей стаями, чтобы только утолить мучившую их жажду крови. Теплоходы и танкер усилили металлоломом, найденным на многочисленных заводах Рыбинска, стальными дверями, как щитами, и заостренной арматурой, тоже производившейся когда-то давно в городе. Особо рьяные звери успевали забраться на палубы кораблей, где их ждали силки-ловушки, а остальных еще на далеких подступах отстреливали дежурившие сменные снайперы.
        В такое время у каждой уважающей себя группы непременно должны быть один-два снайпера!
        - Вот сука! - сказала девочка, поглядывая в оптический прицел снайперской винтовки.
        - Что? Что? Где? - Вит в нетерпении заерзал на месте.
        - Возьми бинокль! Глянь на эту падлу! - предложила девочка, не отрываясь от окуляра. Мальчик согласно кивнул спине снайпера в белом камуфляже и, схватив бинокль, стоящий на табуретке рядом, выглянул в узкое окно рубки управления танкера, где они сегодня несли дежурство.
        Вит направил тяжелый армейский бинокль вверх, навел резкость и долго пытался поймать в поле зрения альбатроса.
        - Ну! Ты видишь? - спросила девочка.
        - Не-а-а, - протянул Вит и тут же наткнулся на птицу. Огромная, с собаку величиной, белая тварина только что вынырнула из темного облака и, словно издеваясь, нырнула обратно.
        - Да чтоб ее! - воскликнул мальчик.
        - Точно! Хрен достанешь суку! - прорычала девочка. Ю из семьи рыбаков Смирновых была старше Вита на год и очень нравилась мальчику, поэтому, когда над Городом во льдах не нависала сильная угроза, Вит всячески напрашивался на дежурство с ней. Отец, Кирилл Викторович, или Кир по-простому, избранный постоянным главой объединенной общины, довольно потирал руки и очень способствовал их общению, надеясь к началу весны заполучить в свою семью смышленого и бойкого мальчика-охотника! - Я даже навести на нее ствол не успеваю! Сука! Сто тысяч раз сука!
        Вит забеспокоился. Странное чувство посетило мальчика. Ведь альбатросы никогда себя так не ведут. Они всегда предпочитают напасть, чем прятаться, как этот. В чем же подвох? Ведь странное поведение одной особи может говорить только…
        Мальчику надоело наблюдать, как белая птица с завидным упорством ныряет в тучи и исчезает из вида на приличном от Ледяного города расстоянии. Он направил бинокль на береговую линию и медленно повел им вдоль берега водохранилища, осматривая серые рощи, старую, давно умершую ГЭС, покосившиеся дома Рыбинска, возвышавшиеся над ними заводы.
        А ведь заводов в этом городе не счесть. По крайней мере так казалось мальчику. Как-то Виктор, их отец, погибший этим летом, объяснял, какой завод для чего предназначался в мирное время и чем помог потом в течение двадцати лет выживать обездоленным людям.
        В память запали некоторые из них. Мебельная фабрика «Свобода» - доски, стружка и мебель на дрова. Рыбинский кожевенный завод, где раньше умельцы обрабатывали кожи, они-то и научили нынешних мастеров работать со шкурами зверей, создавать из них одежду. Рыбинский завод приборостроения - лампочки и детали к электрическим цепям и некоторым корабельным приборам. Мебельная фабрика «Виктория»… Вообще, в Рыбинске было еще несколько мебельных фабрик, и Вита после рассказов отца не покидало ощущение, что этот «Великий город» снабжал мебелью всю остальную страну, но, конечно, первое время готовые мебельные заготовки приходились как нельзя кстати для переживших долгую, длившуюся несколько лет ядерную зиму людей. Арматурная компания «Фобос» давала людям пруты, арматуру и трубы, из которых тоже много чего делалось. Например, копья для охотников или острые защитные штыри, которыми обшивались и корабли, и кунги, чтобы звери, решившие залезть на дома кочевников и рыбаков, сами нанизались на «шампур», а потом люди их сняли уже «готовеньких». Судостроительный завод «Вымпел» давал рыбакам нужные запчасти для их
лодочек и пароходов. Несомненно, когда-нибудь готовые детали закончатся и людям придется выдумывать новые способы их получения, но пока рыбацкие лодки еще бороздили огромные просторы Рыбинского водохранилища. «Русская механика» когда-то производила снегоходы, и теперь огромные склады были заполнены ими. Можно было собрать несколько штук для собственных нужд, что многие кочевники и сделали. Естественно, вопрос упирался в бензин, но охота и торговля давали возможность свободным людям - кочевникам и рыбакам - купить этот самый бензин у тех же нефтяников из Ярославля.
        И наконец, взгляд мальчика уткнулся в высокие здания комбикормового завода на Ошурковской улице. Страшное место, жуткое и мерзкое. Эта улица была центральной и плавно переходила в Ярославский тракт, но завод свободные люди старались объехать по другим, более узким, но зато безопасным. Комбикормовый завод с давних пор притягивал к себе любое зверье запахом кормов, которые то ли сохранились с тех времен, когда не было войны и завод работал в полную силу, то ли «синтезировались» - отец как-то научил этому слову детей - прямо на месте, ведь что-то явно происходило внутри. У свободных людей складывалось ощущение, что в огромной пяти - или семиэтажной махине здания со скрытыми элеваторами поселилось необычное существо, которое вырабатывает ярко-зеленую студенистую, сильно пахнущую массу, а она и привлекает других зверей - вроде как очень питательная. Пару лет назад на завод довелось залезть рыбаку Смелову, а потом так же удачно выбраться оттуда. Мужчина по кличке Смелый - производная от фамилии - старался соответствовать своему прозвищу, но после возвращения с комбикормового завода не переставая трясся
и боялся даже собственной тени. Он рассказывал об огромной зеленой массе, якобы разумной, которая не только создает питательную среду для других зверей и подкармливает их, но еще и сама выращивает в недрах огромного завода кошмарных тварей.
        Смелову мало кто верил, отмахивались, обходили стороной и даже отшучивались, когда он говорил, что ему довелось отведать необычного корма и теперь он неизбежно вернется в лоно зеленой жижи. Но когда из района комбикормового завода начали лезть разные твари и нападать на свободных людей, недоверчивых поубавилось. Пару раз отправляли на завод опытных мужчин-охотников, но они так и не вернулись, чтобы что-то рассказать, подтвердить или опровергнуть слова Смелого. В последнее время тварей с позеленевшей шкурой прибавилось. То ли масса научилась «синтезировать» тварей ускоренными темпами, то ли зима выдалась на редкость холодной и голодной даже для прикормленных животных, то ли у зеленой жижи появились планы по захвату окружающей местности и она науськала своих выкормышей на людей.
        Много разных теорий строилось по поводу комбикормового завода - и правдоподобных, и фантастичных, - и ни одну не получалось проверить. На подходах всегда ожидали твари с позеленевшей шерстью, которые нападали на любого слишком любопытного. После подобных событий, не без участия свободных людей, завод оброс мистическими свойствами. А кто-то даже рассказал, что как-то в окне на верхнем этаже элеваторной станции видел человеческий силуэт и что это был не кто иной, как Смелов, который ушел, будучи не в силах противиться зову необычного «синтезированного» корма…
        В общем, теперь на завод никто не решался сунуться - боялись, зато твари разных видов, судя по их частым набегам, совсем не стеснялись. Кошаки, адские мопсы - серые падальщики, те же бакланы, змеи, здоровенные пауки и другие. Как говорил отец, там словно генетическую фабрику по выращиванию монстров создали. И теперь эти твари обнаглели настолько, что начали нападать на людей.
        - Ты погляди, чего устроили! - Вит слегка толкнул локтем Ю и кивком указал в сторону города. Девочка повела винтовкой вдоль береговой линии, глядя в окуляр прицела.
        - Ох, ты ж! - протянула она. - Да они там совсем обнаглели! Под Новый год все стадо погулять вывели, что ли?
        - Хрен знает, - пожал плечами мальчик, разглядывая береговую линию в бинокль. - Но очень много.
        - И ожидают, - добавила Ю. - Чего-то ждут все. Словно сигнала какого… и все под конец смены! Ну, так неинтересно.
        - Зато с койки поднимут, когда спать будешь, - недовольно буркнул Вит. - Они ж специально ждут, когда мы с тобой с вахты сменимся и на отдых уйдем. Как только ляжем, так и нападут, гады!
        - Как всегда, падлы! - согласилась девочка.
        Дозорные точки находились на всех пяти кораблях. По два человека, вернее, ребенка - на точку. Время дежурства делили по схеме «восемь через шестнадцать»: восемь часов отстоял, восемь - на отдых, а оставшиеся восемь - на другие работы в Городе. Нормальная схема - как когда-то на кораблях во время несения боевого дежурства. То есть пять постов обслуживали тридцать детей и взрослых, а во время нападений по тревоге поднимались и остальные жители Ледяного города.
        И вот твари именно во время отдыха Ю и Вита повадились нападать. Словно знали, что те пошли отдыхать, и делали им назло. Об этом Ю и говорила: время подходило к восьми утра - их смена с вахты - и эти позеленевшие уродцы уже дожидались на кромке берега. Только дети спустятся в свои кунги и каюты, только устроятся поудобней и закроют глаза в предвкушении отдыха, как тревожно зазвенит рында, оповещая свободных людей об атаке тварей.
        - Да, еще и кучкуются, гады, - добавил Вит. - Надо предупредить Гравова, что они странно себя ведут. Пусть наблюдает.
        Ю повела ружьем дальше вдоль береговой линии. Через несколько минут она кивнула.
        - Ты прав. Они кучкуются, а потом разбиваются на группы и начинают обходить Город. Никогда такого не было. - Девочка сняла с пояса старую черную рацию «Моторола» - шесть раций невесть каким образом выжили и исправно служили в течение нескольких лет, - нажала на кнопку вызова и заговорила: - Третий! Третий - Второму!
        - Второй! Слушаю тебя! - сквозь треск помех из рации раздался голос дозорного с «Волги Дрим». Алексей Дмитриевич говорил нехотя, словно уже скоро смена вахты и проблемы ему не нужны.
        - Третий, наблюдай береговую. Вас обходит группа зеленых. Внимательнее…
        - Второй, вижу! Дальше пошли! Четвертый! Как принял? Вас обходит группа зеленых!
        - Вижу, Третий, спасибо! Пока никаких резких движений, - заговорила Алла Волкова с «Мира». - Остановились на льду у берега. Ждут. Наблюдаем. Третий, повнимательней! К тебе еще группа!
        - Понял, спасибо! Веду! - сказал Третий и затих. Вит наблюдал, как от основной группы отделились две поменьше и направились в разные стороны, обходя Город. Одна к Третьему, вторая - к Первому.
        - Первый! - вновь крикнула Ю. Она тоже видела передвижения тварей. - Как слышно?
        - На связи! - крикнул Се Осипов, шестнадцатилетний мальчик, дозорный с «Руси Великой».
        - Гляди в бинокль! К вам группа зеленых, - добавила Ю. Се был слишком ленив, чтобы сразу посмотреть в бинокль, поэтому мальчишке надо было напоминать, что он дозорный.
        - Понял! - нехотя сказал он. - Веду.
        В этом году зеленые в десять раз чаще атаковали Ледяной город. Люди, а среди них большинство - дети, несущие бессменную вахту, устали. Свободные люди эти набеги всегда отбивали, но постоянная тревожная обстановка последнее время действовала на нервы и уж точно не способствовала спокойной жизни. В этот раз происходило нечто необычное - в действиях зверей прослеживалась явная организованность. Альбатрос отвлекает, пока остальные разбиваются на группы и окружают Город. Сами зеленые до такого не додумались бы, поэтому люди начали принимать на веру байки об умной зеленой жиже из сортировочной башни. Теперь им совсем не казалась чудной мысль, что зверьми управляет нечто более разумное, чем они сами.
        - Ты смотришь за альбатросом? - спросил Вит у Ю. Девочка вздрогнула и перекинула винтовку в сторону летающей в черных облаках птицы.
        - Ой! Не до нее было… - пробормотала Ю и некоторое время водила винтовкой, выискивая цель. - Черт!
        - Что? - нервно переспросил мальчик. - Улетел?
        - Нет! - ответила девочка удивленно. - Он ближе подлетел!
        - Да ну! - Вит тут же посмотрел в бинокль, пытаясь увидеть альбатроса и понять, что происходит. Огромная птица теперь ныряла в тучи-волны намного ближе, чем раньше, словно играла с людьми: ну-ка, попробуй, поймай меня! А поймать невозможно, на несколько секунд выныривает бело-черный корпус и вновь исчезает в черных тучах, напоминающих океанские волны перед бурей. - Сможешь снять?
        - Нет! Ну что за падла! - зло прошептала Ю. - Она меня все утро дразнит! Конечно, сниму! Какие вопросы?
        СВД, прижатая к плечу и обернутая белой тряпкой - защита от бликов и маскировка в заснеженной местности - стала плавно перемещаться по узкому подоконнику. Целую минуту Ю целилась и выжидала, плавно отводя винтовку вслед движениям альбатроса, постоянно меняющего направление. Наконец, девочка медленно нажала на спусковой крючок, и… огромный альбатрос продолжал нырять в черные тучи.
        - Да чтоб тебя! - с досадой воскликнула она, когда раздался второй выстрел - кому-то тоже явно надоели маняще-дразнящие движения наглой птицы - и альбатрос рухнул вниз, кувыркаясь и вертясь в воздухе, словно большой бадминтонный волан.
        - Второй - Пятому! Второй - Пятому! - Вит узнал голос мальчика с «Элары», который, как и Ю, был снайпером и клеился к девочке без ложной скромности, всячески показывая свой интерес к Юле Смирновой. Месяц назад Алу стукнуло пятнадцать, что повышало его шансы добиться успеха у любой девочки. Его явным преимуществом перед Соколовым было то, что Ал являлся снайпером и рыбаком. Два жирных плюса к предыдущему! Это значило, что для Ю мальчик - свой, и не надо в семью рыбака принимать охотника. Виту очень не нравился этот мальчишка, а также перспективы противостоять Алу. Велик был риск оказаться в проигрыше.
        Вот только Ю, видимо, так не считала. Она с кислой миной посмотрела на Вита и скорчила гримасу отвращения, показывая мальчику, как ей неприятно что-то обсуждать с Алом.
        - Пятый, слушаю! - нехотя буркнула Ю в рацию.
        - Мы сделали это, детка! - Ал явно был доволен собой, но вот то ли не знал каких-то правил приличия, то ли не хотел их соблюдать.
        - О да! - с сарказмом протянула Ю и добавила: - О да, детка!
        - О да… - подхватил было Ал, но грозный голос рявкнул:
        - Хватит засирать эфир! - это отец Ю, Кирилл Викторович, решил взять переговоры в свои руки.
        - Так точно! - виновато пробормотал Ал и замолчал, а Кир спросил у дочери:
        - Второй, что там с альбатросом?
        - Упал, не двигается, - отрапортовала девочка.
        - А твари? Те, что обходили стороной? Альбатроса не тронули?
        - Нет!
        - Черт! Плохо! Перед обедом лучше не портить аппетит… Ю! И… всех остальных тоже касается.
        - Да? - Дочь удивилась, когда отец перешел с позывных на имена.
        - Твари обошли альбатроса, потому что готовится нападение на нас. Так бы они его обглодали, конечно. Когда будет атака, не знаю, но на всякий случай передадите по вахте. Это всех касается! Подтвердить!
        - Первый принял! - пошли по радио доклады. - Второй принял! Третий принял! Четвертый принял! Пятый принял!
        - Второй! - добавил Кир.
        - Да? - спросила Ю.
        - После смены ко мне зайди с Соколовым! Как приняла?
        - Приняла, приняла, - быстро повторила Ю и отключилась. Почти тотчас два раза прозвенела рында - корабельный колокол, - что означало смену вахты. Скоро придут и сменщики.
        Услышав свое имя, Вит слегка опешил, ведь мальчик еще стеснялся столь пристального внимания и интереса со стороны Кира, Кирилла Викторовича Смирнова, - главы города свободных людей, или Ледяного города. Мальчику, конечно, было радостно осознавать, что взрослый, и тем более сам глава, считает Соколова достойным войти в семью и стать мужчиной, а в будущем, видимо - главой Ледяного города, когда на время зимы свободные люди объединятся. Но в то же время Виту было непривычно и стыдно, ведь он, во-первых, охотник, а не рыбак, как семья Ю, во-вторых - ему всего тринадцать. Он точно не способен руководить объединенными семьями. Но Кир Смирнов считал по-своему и любил говорить Виту об этом при каждом удобном случае.
        Ю посмотрела на мальчика красивыми голубыми глазами и улыбнулась.
        - Он не отстанет, знаешь же! - Девочка слегка помяла и поправила пушистую белую соболиную шапку, подаренную Витом. Весь ее довольный вид говорил: сам виноват, нечего было влюбляться в дочку Кира. Не оказывал бы Ю знаки внимания, ничего бы и не было.
        - Знаю, - вздохнул мальчик. - Знаю и пойду, конечно. Ты же знаешь. Я за тобой в огонь и в воду, Ю.
        - Льстец, - растаяла в довольной улыбке девочка и попыталась затолкать белокурый локон под соболиную шапку. - Пока твой брат «слегка того», ты так и будешь тянуть. Я же вижу. - Глаза Смирновой стали такими печальными, что Вит поспешил взять девочку за руки. Пушистые соболиные варежки, которые Ю снимала перед стрельбой из винтовки и которые во время боя или стрельбы болтались на резинках, еле поместились в руки.
        - Что ты! Сейчас пойдем к отцу, и я соглашусь на что угодно.
        - Скорее наоборот, - возразила девочка, - ты откажешься, и мне придется уйти из семьи с тобой. Нас будут преследовать мои братья, пока тебя не убьют, а меня не привяжут голой к дереву, как нарушительницу обычаев и устоев, чтобы мои кости обглодали голодные звери и они стали напоминанием всем женщинам, готовым сорваться вослед любимому…
        - Я не дам этому случиться, - горячо возразил мальчик, а Ю задорно улыбнулась и чмокнула его в губы. Вит хотел было достать ее губы ответным поцелуем, но входная дверь рубки заскрипела, открываясь. Вошли Вас Макс (Василий Максимович Буров) и Вовк - их смена.
        - Чет сегодня дует шибко, - с порога громко сказал Вас Макс, - никак надует чего? Снега, например, а то что это за зима без снега? Всем здрасти!
        - Привет! - откликнулась Ю и, предварительно сняв белую пушистую рукавицу, кулаком стукнулась об кулак мужчины. - И вам не хворать! Надеюсь все же, снега сегодня не будет, а то для тварей из Комби это будет сплошной подарок. Под прикрытием снега удобней всего нападать.
        - О! - удивился Вас Макс и пошел к окошку, где Ю должна была сдать ему оружие и обрисовать обстановку. - А у нас сегодня нападение намечается?
        - Еще какое! - кивнула Смирнова, следуя за Буровым. - Сегодня уже альбатроса сбили, а твари его стороной обошли…
        - Значит, пока задуманное не выполнят, есть не станут, - Вас Макс нахмурился. - Значит, точно нападать будут. Что еще?
        - Тактику сменили. Разбились на группы и заходят с боков. Окружают. - Ю показала рукой налево, к Первому, потом направо - к Третьему. - Уже напротив нас, Третьего, Четвертого и Первого стоят. Остался Пятый, и…
        - Нападут, - домыслил Буров.
        - Не сомневаюсь, - кивнула Ю, и их разговор перешел в плоскость технических подробностей, понятных лишь старшим смены и рыбакам, коими они оба являлись. Вит перестал их слушать и нехотя повернулся к Вовку.
        Близнец осунулся, похудел и явно сдал с того дня, как они «продавали» шкуры некоему Спасскому. Вит пожалел брата и не стал ему рассказывать о прошлом. И с того дня не было ни единого случая проявления «странных» способностей Вовка, и еще он ничего не помнил о событиях восьмилетней давности. Все ждал, когда вернутся отец с мамой, не подозревая, что их никогда не было, а приемный отец погиб еще летом.
        Поначалу забывший все плохое Вовк был весел и энергичен, но месяц за месяцем его состояние ухудшалось. Он словно прозрел: мозг говорил мальчику, что что-то не так, но что именно - он понять не мог. Вовк забеспокоился, начал приставать к Виту с вопросами, но брат не отвечал, думал, что своим молчанием продлит счастливое неведение мальчика. Но чем дальше, тем печальнее и смурнее тот становился. В последнее время Вит, чувствуя вину за плачевное состояние Вовка, избегал общения с братом, что было несложно: дежуря вахтами, они почти не встречались. Восемь часов Вит дежурил с Ю, восемь часов спал, а в это время дежурил Вовк. Потом отдыхал Вовк, а когда просыпался, Вит вновь уходил на дежурство.
        Конечно, братьям логичнее было бы нести дежурство вместе, но, во-первых, Вит винил себя за ухудшение состояния Вовка и не мог находиться рядом, не испытывая гнетущего чувства вины, а во-вторых, причиной разлада послужила Ю Смирнова. Именно из-за нее мальчик сменил дежурную смену, и именно из-за своего первого, сильного и неловкого чувства к Ю собирался к весне разделиться с Вовком. Тот чувствовал отдаление брата, но как будто понимал, отчего Вит чуждается его. Поэтому становился печальнее с каждым днем. Мальчика страшило одиночество. Из-за забытого прошлого Вовк не понимал, что происходит сейчас, куда делись мама и папа и почему Вит злится на него, хотя тот не признавал этого. Но Вовк чувствовал пропасть, разверзшуюся между братьями, и с каждым днем нервничал все больше.
        - Все нормально? - спросил Вит. Глаза брата беспокойно бегали по сторонам, словно мальчик был дезориентирован. От голоса близнеца Вовк вздрогнул и некоторое время хлопал глазами, словно силясь понять, что ему говорит брат.
        - Ага, - только и сказал Вовк. Вит приблизился, его сердце сжималось в груди, но чувство брезгливости не отпускало. Мальчик уже решил, что покинет брата и этого не изменить. Это понимал и Вовк, он просто стоял, опустив глаза, - ни улыбочки, ни дежурного словечка. И чтобы заполнить неловкую паузу, Вит обнял брата и предложил на ухо:
        - Давай вспомним Список Смерти.
        - Я помню, - прошептал в ответ брат, его трясло мелкой дрожью от этого странного телесного контакта, который вроде как и был нужен, но уже не обязателен.
        - Давай, - настоял Вит, - вспомним былое…
        - Ну, давай… - неуверенно согласился Вовк, и близнецы, голова к голове, зашептали давно заученные слова:
        «Время в пепел превратилось и развеялось по воздуху. Его нет, прошлое и будущее все одно: смерть. Великий Хаос родился двадцать лет назад и навсегда изменил привычный мир. Теперь надо быть начеку. Каждый день, каждый час, каждую минуту, да что там… Каждую секунду! Опасаться следует всего!
        Семья Садчиковых умерла от пыли. На пепелище полезли, наглотались пыли, покрылись гнойными язвами и умерли. Что это значит?
        - Меньше дышать пылью!
        Аникины пали от рака. Всей семьей ходили к Кратеру Смерти. Это что значит?
        - Не приближаться к Кратерам Смерти!
        Воровские утонули в Рыбе, когда тронулся лед, льдину с ними отбило и унесло в водохранилище. Что значит?
        - Весной не ходить по тонкому льду!
        Федуловы сгинули при охоте на крылатого ящера. Это что значит?
        - Не охотиться на крылатого ящера меньше, чем тремя семьями!
        Соломины умерли от голода. Что значит?
        - Не брезговать мясом отроди!
        Фроловы замерзли, что значит?
        - Использовать шкуры отродей!
        Козловы были замучены нефтяниками из Ярославля, а их детей увезли на Красном Фургоне. Что значит?
        - Быть осторожными с людьми, не ходить в Ярославль и не приближаться к Красному Фургону!..
        - Чтобы не умереть, как отец, всегда изучай, на кого охотишься, и следи за всеми подходами, вдруг смерть зайдет с черного хода?
        …
        Эти правила нужно всегда помнить и неукоснительно соблюдать! Помнить и соблюдать! Помнить и соблюдать!»
        Отчеканив текст памятки, они некоторое время молча стояли обнявшись, потом Вит отстранился и посмотрел в темные глаза брата.
        - Я сегодня иду к Смирнову.
        - Кир - хороший мужчина и отец, - пробормотал Вовк, опустив глаза, а потом жалобно спросил: - Ты уходишь?
        - Э-э-э… Не сейчас, весной, когда «Ледяной союз» распадется до следующего года. - Вит не стал юлить и лукавить. Наконец, надо уже рассказать Вовку все.
        - И я до осени тебя не увижу? - Вовк все-таки поднял глаза на брата. И они показались Виту настолько взрослыми, что в груди защемило, но брат сам развеял все страхи. - Она - хорошая! Ю, в смысле! Я одобряю… И Кир хороший. Жесткий, но справедливый. По-другому с нами, варварами, никак.
        - Вовк… - попытался вставить близнец, но брат положил ему руку на плечо.
        - Ты, главное, держись за них. Они станут твоей семьей. Хоть у одного из нас будет семья.
        Вит похолодел, ему почудилось: Вовк вспомнил, что братьев было двадцать пять и что все, кроме них, умерли. Но тот развеял страхи.
        - Из нас двоих ты больше всего достоин хорошей жизни. Я рад за тебя. Правда!
        - Ты словно прощаешься! - остановил мальчика Вит. - Может, не надо? Мы будем видеться! Ты и я! И тебе подберем семью, вот увидишь! И ты станешь счастлив!
        - Я тут видел сон, - печально проговорил Вовк, вновь пряча глаза. - Видел мальчика - точь в точь как мы. Он… ему плохо.
        - Но нам не плохо, - возразил Вит. - Так ведь?
        - Вит! - перебил его Вовк. - Я ведь не о нас говорю! Ты не слушаешь меня! Я о мальчике говорю, который похож на нас. И ему плохо!
        - Так скажи, кто он? Где он?
        - Не знаю, - тихо сказал Вовк, наклоняя голову набок. - Не знаю. Я последнее время сам не свой, не знаю, о чем думать, не вижу, где вымысел, а где правда. Я чувствую, Вит, что со мной что-то не так, а что - не пойму! Я и паренька этого не знаю, и почему он мне снится! Но он очень похож на нас! Только чуть моложе.
        - И что это значит?
        - Я… - Вовк поднял глаза, и Вит увидел во взгляде брата отчаяние. Он прикусил губу, чтобы не показывать чувства, но внутри разыгралась целая буря. Ситуацию спасла Ю. Она положила руку на плечо Вита и нежно промурлыкала, подмигнув Вовку:
        - Идем к па и отдыхать?
        Вит кивнул, быстро обнял брата и, не оглядываясь, вышел в холодную зиму. Несмотря на жуткую стужу, лицо мальчика пылало красным, а пот градом катился из-под серой мохнатой шапки из кошака. Он быстро засеменил по металлической палубе и свесился через леера, уставившись во внутренний пятиконечный «двор», который образовывали пять кораблей. Внутри, на льду, удобно притулились жилые кунги и фургоны, что весной разъедутся по округе и вернутся лишь к следующей осени. Получится, что и с Вовком они увидятся лишь к следующей осени! Как он будет один? Как? Вит теперь отлично помнил, что Вовк восемь лет назад спас его из подземелья Кизляка, а сам он в ответ что? Бросает его на милость судьбы? Предает?
        Вит закашлялся, из глаз внезапно хлынули обильные слезы, грудь сдавило. Это выглядело как предательство… Черт! Это и было настоящим предательством! Он бросает брата на произвол судьбы! Как? Почему? Ведь два месяца назад хотел опекать его! Как так случилось? Ю? Но ведь Вит имеет право на маленький кусочек счастья! На семью, которая для его блага, для будущего. А как же будущее Вовка? Ведь он же пока его семья, а Вит бросает его…
        - Ты как? - Ю подошла сзади, молча постояла некоторое время, и когда очередной приступ скрутил Вита и заставил перегнуться через перила, положила руку на его плечо. - Жаль брата?
        - Я - предатель! - выпалил Вит на одном дыхании. - Устраиваю свою жизнь, а его… а его бросаю!
        - Он сможет позаботиться о себе! Он не хуже тебя…
        - Нет, - Вит покачал головой. - Не сможет. Я знаю, что говорю.
        - Но тогда… - Ю на мгновение замолчала. - Может, тогда лучше остаться с ним?
        - А ты? - Вит горько улыбнулся. - Я хочу быть с тобой.
        - Может, мне проще присоединиться к вам, а не вам разбиваться надвое? - пожала плечами девочка.
        - Но Кир…
        - Всего лишь отец, - отмахнулась Ю. - Его вознесла в неведомые дали должность главы Ледяного города. А я хочу лишь жить. Счастливо. Поэтому готова просто быть с тобой на любых условиях.
        - Правда? - лицо Вита озарилось, а когда Ю кивнула, мальчик притянул ее к себе и наконец поймал губами ее губы. Но поцелуй был недолгим. По окрестностям разнесся нервный звон рынды.
        Глава 9. Обещание
        Ледяной город - это пять кораблей, составленных в огромный пятиугольник с почти стометровыми сторонами. Каждая сторона - корабль. «Русь Великая», танкер «Волгонефть-26», «Волга Дрим», «Мир» и «Элара». Каждый корабль - часть Ледяного города, они навсегда застряли здесь на мели, но люди переделали их в крепостные стены. Усилили борта металлическими листами, а потом наварили толстую и острую арматуру. Поэтому внешние борта стали похожи на спины бронированных ежей. Они исправно защищали периметр Ледяного города. Внутри же сгрудились кунги, фургончики охотников и утлые лодочки рыбаков, для которых большие корабли стали защитой, ведь жить в них оказалось невозможно. Слишком много энергии потребовалось бы, чтобы оживить железные внутренности, пустить по проводам электричество и отопить громадные трюмы и каюты. Столько топлива у рыбаков и охотников не было, и Вит всегда сомневался, что столько есть даже у нефтяников. Слишком громадными двигателями обладали эти корабли.
        Мальчику было невдомек, что в мире существовали корабли и побольше речных прогулочных катеров и танкеров. Но то, чего мальчик не видел, представить не мог. Он знал, что есть охотники, рыбаки и нефтяники, что есть реки, леса, земля и небо, есть множество странных и не очень животных, опасных и безобидных. Таких, на которых можно спокойно охотиться, и таких, которые не побоятся охотиться на тебя. И это его мир. Обыкновенный мир, о котором начали рассказ взрослые и который предстоит изучить более детально уже самостоятельно. Такой понятный и простой и невероятно близкий, не дающий детям раздвинуть границы и заглянуть за привычное пространство. Но зато то, что известно, понятно настолько, насколько может быть понятен паук, плетущий паутину, или капли дождя, падающие с неба, или трава, колышущаяся от дуновения ветра. Этот мир жил с ними, и люди были его частичкой, они рождались и умирали, а между рождением и смертью - жили, как и все окружающие существа: спасались, если надо, охотились при необходимости и прятались, когда опасно…
        Все просто и честно, ведь чем проще общество, тем проще жизнь. Рождение, жизнь, смерть.
        Под истеричный звон рынды из фургончиков охотников и катеров рыбаков внутри периметра, скрытых высокими бортами старших, почти мертвых кораблей, уже выскакивали люди - почти все население Ледяного города, за исключением младенцев и детей до десяти лет. Все, кто спал или отдыхал после вахты в ожидании своей смены, оделись, схватили оружие и выскочили наружу, чтобы присоединиться к дежурным на кораблях-стенах. Каждый на свое место, согласно плану, что давным-давно разработали умные люди. Таким образом, чтобы на кораблях периметра каждый метр внешней обшивки был под обстрелом сверху.
        До сего дня в подобном боевом «аврале» не было надобности, ведь нападения зеленых тварей оставались всегда хаотичны и случайны. До сего дня… Впервые твари из комбикормового завода разделились и собрались атаковать со всех сторон разом! На памяти Вита такого не происходило.
        - Давай вернемся в рубку! Посмотрим на масштаб! - крикнула Ю и первой побежала по палубе «Волгонефти» обратно на пост, в капитанскую рубку, откуда они только недавно вышли, сдав дежурство брату Вита и Вас Максу. Вит нахмурился и побежал за девочкой, стараясь не поскользнуться на заиндевевшем, скользком металле палубы. Корабль давно просел на левый борт, и палуба накренилась под ощутимым углом. Если не держаться за леера, то можно было запросто скатиться, перевалиться за борт и упасть на лед. Они быстро вернулись в рубку, и Ю сразу же спросила у Вас Макса, что происходит?
        Он оторвался от оптического прицела «снайперки» и протянул ее девочке, чтобы та посмотрела, при этом объясняя:
        - Рванулись на город по всему периметру! Как только вы ушли, из Комби (так они называли между собой комбикормовый завод) поднялся второй альбатрос. Он облетел город, что-то пропищал из-под облаков, и… твари ринулись в атаку.
        Вит подошел к окну и встал рядом с Вовком, который топтался на месте и как-то неуверенно сжимал в руках заостренную арматуру. «Гвоздатую» дубину он так и не снял со спины. При виде его потерянного выражения лица у Вита засосало под ложечкой, а в голову, как предчувствие, закралась мысль: «Грядет что-то страшное».
        - Ты хочешь сказать, что эта долбаная птица ими управляет? - спросила Ю, осматривая через прицел ледяную поверхность водохранилища. То, что для Вита было легкой белой дымкой на горизонте, ближе к еле видимым деревьям и домам Рыбинска, для Ю приблизилось, и перед глазами девочки замелькали налившиеся кровью звериные глаза, хищный и смертельно опасный оскал, серо-зеленая шерсть, вздыбленная от ярости и нечеловеческой злости. Звери мчались во весь опор, вонзая огромные когти в лед, словно оттачивая их для грядущей битвы с людьми, когда эти когти будут разрывать людишек снизу доверху и поперек, а слишком большие куски плоти перемелют острые клыки…
        - Так и есть! - кивнул Вас Макс и развел руками. - Я тоже сначала не поверил глазам, но когда группа тварей сбилась с курса, а эта птица в облаках пропищала и возвратила зверей обратно в сторону города, понял, что это так.
        - Так давай собьем? - предложила Ю.
        - Не получится, - покачал головой Вас Макс и ткнул в сторону альбатроса. - Слишком далеко, слишком ветрено и слишком… тучно. Эта тварь прячется в тучах.
        - Знаю, - кивнула Ю. - Но мы первую как-то сбили? Вернее, я-то промахнулась, а вот Ал с «Пятого» свалил ее!
        - Да, но альбатрос ближе был, и это… - Вас Макс показал вверх, и Ю послушно приложилась к окуляру и повела винтовкой в ту сторону, где среди черных облаков пряталась маленькая точка альбатроса. - Ты посмотри на тучи! Они словно на стороне зеленых! Они сгустились, а ветер усилился.
        - Да уж, - протянула Ю. В это время Вит с Вовком смотрели на ледяное поле водохранилища. На «Волгонефть» надвигалась живая волна тварей. Они были все ближе, и уже стали слышны топот и звон когтей об лед, а позади поднималось облачко снега, поднятого животными. Еще несколько минут, и зеленые окажутся рядом, станут взбираться по приваренной к бортам арматуре, насаживая себя на нее, чтобы сородичам стало легче…
        Вит снял с плеча отцовский АКСУ и протянул Вовку. Брат удивленно посмотрел на оружие, словно впервые видел.
        - Держи, - кивнул Вит, подбадривая. - Хоть и один магазин, а все лучше, чем копьем или дубинкой. Себе АК-74 оставлю. Тоже один магаз, но хоть что-то…
        - Спасибо, - задумчиво проговорил Вовк и взял автомат за цевье. - Мы выдержим?
        - Что? - не понял Вит. Ему показалось, что брат говорит об их совместном будущем.
        - Мы выдержим натиск отродей? - уточнил Вовк, и Вит облегченно вздохнул, понимая, что не придется сейчас объяснять брату, почему мальчик его предает.
        - Конечно! Мы ведь сами - отроди! Забыл? - улыбнулся Вит и показал в другие окна, выходящие на палубу танкера. - Посмотри! И мы не одни такие!
        Там, вдоль бортов, за приваренными железными листами-щитами прятались люди. Весь город собрался и готовился дать отпор вмиг осатаневшему зверью. В руках у мужчин, женщин и подростков обоего пола были старые ружья, автоматы, самодельные арбалеты, луки, арматурные копья, цепи с наваренными гвоздями, дубины с набалдашниками из железа, топоры. Люди готовились защищать свой дом, делать дело, ради которого и собирались каждый год вместе - обороняться и защищаться от мощных и яростных сил природы.
        - Нас меньше, - пробормотал Вовк, будто чувствовал каждого человека и каждую тварь и мог сосчитать их с закрытыми глазами.
        - Но мы такие же отроди! - продолжил за него Вит и похлопал брата по плечу. Стадо бежавших животных было уже в ста метрах. Еще мгновение, и они ударятся в борт корабля. Страшно! А вдруг огромный танкер не выдержит и завалится набок, накрыв своей невероятной массой часть лодочек и кунгов? Но Вит знал, что никакие животные, будь они в сто раз массивнее, не уронят «Вогонефть-26». Он уже двадцать лет прочно сидел на песчаной отмели, а лед еще прочнее сковал металлический корпус. Иной раз зловещие и заунывные звуки изгибаемого льдом металла разносились по Ледяному городу, но еще ни один корабль не пал жертвой льдов.
        И в тот миг, когда серо-зеленые твари кинулись на борт, а люди приготовились к тому, что корабль вздрогнет от навалившейся тяжести, заунывно, замогильно захохотала Зорька - чудо-корова Соколовых. Твари за окном словно споткнулись и врезались в стену из тяжелых и ржавых листов стали и острой арматуры, даже не затормозив. Кошаки, огромные псы-волки, хори и другие кровожадные хищники, рожденные в недрах дьявольского комбикормового завода, просто нанизались на шипы-арматуру. Вой и визг поднялись над Ледяным городом, и к ним добавился дружный рев людей, полный ликования и победы. Оставшиеся твари попытались бежать, но сверху посыпались острые пики, палки и камни. Хищники калечились и отступали. И их было много. Очень много. Если бы не Зорька, то атака бы просто смяла защитников и скинула их с бортов. Но теперь зеленые отступали, как вдруг…
        Сверху раздался протяжный вопль альбатроса. Его слышали абсолютно все: и пытавшиеся спрятаться на плоском льду твари, и люди, поднявшие головы в сторону черной точки, нырявшей в тучи. Поведение зверей тотчас изменилось, словно крик Зорьки перестал воздействовать им на психику. Они будто пересиливали его - разворачивались и вновь шли на врага. Первые ряды уже перескочили через нанизанных на штыри товарищей и очень бодро поднимались вверх. Защитники готовились встретить зеленых и достойно умереть, а мальчишки уже было выбежали из рубки танкера, когда их остановил резкий крик Ю.
        - Ах, тварь! Так, значит? Это все-таки ты, упырь?! - она выхватила из рук Вас Макса рацию и прокричала в нее: - Пятый! Пятый - Второму!
        - На связи! Не время сейчас! У нас атака!
        - Ал далеко? - крикнула Ю, не обращая внимания на недовольство Пятого. - Это срочно!
        - На палубе, как и все. Готовится встретить врага.
        - Позови его к рации! Срочно! - крикнула девочка.
        - Зачем?
        - Выполняй! - скомандовала она. Как дочь главы, она могла себе иногда позволить повысить голос на командиров. - Вопрос жизни и смерти! Или тебе нужен официальный приказ Кира?
        - Нет, - последовал недовольный ответ. - Сейчас, ждите. За ним сходят.
        И рация замолчала, а Соколовы и Вас Макс удивленно посмотрели на Ю.
        - Что ты задумала? - спросил Буров. Он снял с плеча личный АК-74 и был готов присоединиться к обороняющимся.
        - Отсюда далеко, ты прав, - кивнула Ю, махнув рукой на точку альбатроса в черных облаках. - Но если подойти ближе, скажем…
        - Скажем? - заинтересованно повторил Вас Макс.
        - Скажем, на рубку «Руси Великой»…
        - К Первому?
        - Ага, - кивнула Ю. - К нему. То можно попробовать снять пташку с неба. Тогда атака захлебнется, и твари, спасибо Зорьке, испуганно отступят.
        - Может получиться, - задумчиво кивнул Макс. - Но… ведь тебе надо будет пробежать по палубе танкера и перелезть на «Русь Великую»! И все это - во время атаки зеленых! С ума сошла?
        - Другого выхода не вижу, - развела руками девочка и кивнула братьям. - Вы мне поможете добраться до рубки Первого, а Ал поможет освободить голову альбатроса от мозгов. Поможете?
        Вит, ни секунды не сомневаясь, кивнул и посмотрел на брата. Тот пожал плечами и улыбнулся:
        - Конечно!
        - Второй - Пятому! Второй - Пятому! - крикнула рация.
        - Слушаю! - ответила Ю.
        - Ю, что ты хотела, у нас тут бойня вообще-то намечается! - недовольно и без предисловий заговорил Ал, но девочка его прервала.
        - Нужна твоя помощь, - сказала она. - Второй раз птаху подстрелить сможешь?
        - Как два пальца… - донеслось из рации.
        - Отлично! - крикнула Ю. - Жду тебя на «Руси Великой»!
        - Что? - неуверенно переспросила рация. Судя по предложению Ю, Ал должен был тоже перебраться на борт «Руси» с «Элары», на которой подросток и находился.
        - Твою мать, Ал! - нетерпеливо крикнула Ю в рацию. - Жду твою жопу на Первом через пять минут! Первый! Слышали?
        - Да, - ответил Первый.
        - Тогда встречайте!
        - Ю! - грозно рявкнула рация, и Вит узнал голос Кира, ее отца. - Черт побери! Я запрещаю!..
        Но девочка, не дослушав, отключила рацию и решительно посмотрела на братьев.
        - Что? Трогаем?
        Оба кивнули, а когда Ю забрала у Вас Макса снайперскую винтовку и вышла, Вовк одобрительно толкнул Вита в бок и с улыбкой протянул:
        - Крута-а-ая!
        Но от мальчика не ускользнула грусть в голосе брата. Вовк не завидовал, скорее, он понимал, почему Вит хочет покинуть его, и благодушно одобрял его выбор. Брат оказался намного порядочнее Вита, и тот сейчас чувствовал вину - непостижимую, огромную и давящую неподъемным грузом на тринадцатилетнего мальчика. Как он мог так поступать с братом? Бросать на произвол судьбы беззащитного близкого человека, когда… но ведь Ю теперь тоже близкий человек! Разве нет? У Вита с девочкой намечается собственная семья. И как бы братьям ни хотелось, но разойтись рано или поздно придется! Почему не сейчас? Ведь Вовк не изменится, а Ю ждать не будет. После Последней Войны девочки рано выходили замуж и обретали семью. Жизнь стала слишком короткой, чтобы ожидать у моря погоды и никуда не торопиться. Девочки торопились, в четырнадцать уже считалось поздно создавать семью, и порой они принимали предложение первого же мальчика или мужчины. Но Ю, как дочь главы Ледяного города, могла себе позволить чуть повременить с замужеством и самой выбрать спутника. И хотя Вит уже обещал себе, что не оставит Вовка одного, Ю за год
расцвела и повзрослела, и мальчик при взгляде на подружку уже не был уверен, что она подождет хотя бы еще год. Вряд ли девочка откажет отцу, который уже требует создания новой семьи, во второй раз, и вряд ли Кир простит Вита, если тот не уступит наконец-то главе Ледяного города и не женится на его дочке. Он и так с неудовольствием отнесся к отказу отца близнецов в прошлом году. Долго не разговаривал с ним и сначала не желал пускать братьев в Город. Лишь весть о смерти старшего Соколова смягчила его - Кир решил, что без твердолобого отца заполучит Вита в мужья дочери намного быстрее.
        Так и случилось. Под давлением главы Вит изменил свое мнение и решил связать свою судьбу с Ю, что, конечно, вело к распаду союза с братом-близнецом Вовком. Сыграло здесь свою роль и непреклонное желание Кира отдать Ю хоть за первого встречного в эту зиму. Вит сдался и мысленно уже женился на Ю, научился всем прелестям рыбацкой жизни и обзавелся кучей детишек. В итоге, где-то через пятнадцать - двадцать лет, он видел себя новым главой Ледяного города…
        Холодный ветер забрался внутрь капюшона, заполз под шапку, охладил голову и попытался залезть под меховую жилетку. Вит замотал головой: не время сейчас думать о правильности и честности, о выборе между братом и возлюбленной. Если не остановить зеленых, то уже не придется выбирать. От Ледяного города ничего не останется. Не останется ничего и от людей с их проблемами, размышлениями и желаниями. Надо сейчас спасать то, что дорого, а уж потом решать дилемму, вставшую перед мальчиком в полный рост.
        Троица выбежала на небольшую корму танкера. Со всех сторон уже слышались выстрелы и яростный рев-лай-рык-шипение разъяренных монстров, подчиненных неведомой твари, засевшей в комбикормовом комбинате. Руководил же парадом нечисти альбатрос. Его-то и следовало убить, чтобы Зорька смогла, наконец, воздействовать на безумных зверей звуками своего необычного голоса. Но для этого детям надо было пробежать по короткой, но скользкой ото льда корме танкера, перебраться на среднюю палубу трехпалубного теплохода и взобраться на самый верх, в управляющую рубку на верхней палубе. И все это - пока продолжается звериная атака на Ледяной город.
        Стоило детям шагнуть наружу, как Вит почувствовал, что азарт предстоящей заварушки напрочь вытесняет и страх, и робость, любые мысли, кроме тех, что помогут добраться до «Руси Великой» - стометрового трехпалубного теплохода.
        Держась за леера, троица быстро добралась до конца танкера, и дети по очереди перебежали по перекинутому меж кораблями короткому трапу. А в это время люди отражали натиск тварей. Какая-то женщина выстрелила в псину, забравшуюся на борт меж наваренных металлических листов железа, за которыми прятались защитники, и, чтобы не тратить патроны, взяла топор и отрубила трепыхающейся твари голову.
        В другом месте трое пацанов лет шестнадцати тяжелыми дубинами с металлическими набалдашниками охаживали взбешенного кошака, крутившегося и пытавшегося достать хоть кого-нибудь. Позади мальчишек материализовался хорь, но кто-то из ребят выстрелил животному в голову из старого охотничьего ружья, за что был наказан кошкой - она полоснула мальчика по ноге. Но двое других парнишек раздробили ей голову, открывшуюся во время атаки.
        Маленькая девочка, лет десяти, не больше, забилась в дверной проем и пыталась отбиться от хоря, закрывая дверь, но тварь царапала огромными когтями металл и не давала ребенку спрятаться. Вовк, пробегая мимо, выстрелил, а Ю и Вит прошлись по голове трепыхающегося в конвульсиях зверя дубинками. Девочка лишь благодарно посмотрела им вслед и пошла искать собственное оружие, пока очередная тварь не пролезла меж защитных пластин.
        С верхней палубы «Руси Великой» с диким воплем упал мужчина. Кажется, Сем Вас - знакомый отца. Следом на лед спрыгнула и скинувшая его кошка. Вит выглянул меж металлических щитов. Там, на льду, с Семом забавлялись свободные твари. Таскали дико орущего мужчину по льду и терзали его тело, выводя на белом алые замысловатые узоры. Вит навел на Сема отцовский АК-74 и выстрелил. Тело пару раз дернулось и замерло, безмолвно и безоговорочно повинуясь теперь любым движениям терзающих его тварей. Звери застыли. Они поняли, что их добычу кто-то избавил от мук, подняли глаза наверх и, несмотря на то что Вит почти успел спрятаться за металлическим листом, быстро обнаружили мальчика.
        - О-о! - протянул он. Ю услышала. Она в это время сражалась с облезлой псиной выкованной из арматуры пикой. И, воткнув пику в глаз собаки, спросила:
        - Что?
        - Э-э-э… - протянул Вит, еще раз выглянув наружу, чтобы убедиться, и показал за борт «Волги». - Кажется, те твари только что решили нас съесть.
        Ю махнула рукой и крикнула:
        - Бежим наверх! - и кинула пику в Вита. Мальчик резко уклонился, и дикий зеленый кошак, пытавшийся напасть на него сзади, захрипел и задергался, стараясь вырвать из горла пику, но не сумел и захлебнулся собственной кровью.
        - Спасибо! - крикнул Вит, выдернул пику девочки из кошака и побежал следом за Ю и Вовком, который пока еще расстреливал боезапас старенького АКСУ. Как только просовывалась меж листов голова очередной твари, он стрелял. Раз! И только ошметки мозга и крови на ржавом железе.
        Дети забежали внутрь. Длинные коридоры, отслаивающаяся со стены краска, много мусора по углам и лестница вверх. Вит еле успел затормозить, когда стену пробили огромные когти, через мгновение они выскочили рядом. Кто-то дрался с хорем за стеной. Мальчик быстро заглянул в образовавшиеся дыры. В разгромленной каюте женщина пыталась убить большого зверя топором и дубиной, но у нее ничего не получалось, хорь теснил ее к стене. Вит просунул дуло автомата в отверстие, кое-как поймал в прицел морду монстра и выстрелил.
        - Спасибо! - сказала женщина сквозь стену, а дети уже поднимались с главной палубы на среднюю, где надо было пробежать по узкому коридору в конец и подняться на верхнюю. Но в полутемном коридоре затаилась огромная тварь. Не успели дети взбежать по лестнице, как она, сверкая желтыми глазами, ринулась в атаку. Вит еле успел подставить автомат под большие кошачьи лапы и оттолкнуть Ю в сторону, когда серо-пятнистая рысь бросилась на девочку. Мальчика отбросило назад - сквозь двустворчатую дверь пустого салона ресторана. Единственным плюсом этого места был свет, заливающий помещение через огромные, но пустые оконные проемы. Никто не собирался заделывать выбитые окна, достаточно было закрыть двери, но по какой-то причине сегодня они были открыты. Мальчик заскользил по ледяному полу, раскидывая в стороны легкие стулья, и доехал бы до противоположной стены, где через окно намело немного снега, но его движение остановил стол, привинченный к палубе. Следом в ресторан ввалилась и рысь, шипевшая не переставая. И сразу прыгнула на жертву. Из широких и мощных лап выскочили острые когти. Вит резко откатился в
сторону, и тварь с зеленоватой шкурой промахнулась. Но рысь была много стремительней тех же кошаков, и тут же сориентировалась и сменила траекторию, стараясь достать мальчика. Пара точных выстрелов остановили зверя. Рысь дернулась, стараясь вернуться на путь, с которого уводили пули, вгрызающиеся в бок и в голову, но безуспешно. Последний выстрел вынес зверю мозги. Рысь каким-то невероятным образом лишь успела всадить когти в ногу мальчика и умерла.
        - С тобой все в порядке? - спросил Вовк, подбегая и сталкивая мертвого зверя с орущего от боли Вита.
        - Прямо в ляжку, сука! - выдавил из себя мальчик, выдирая из ноги лапу с когтями. - Теперь болеть месяц будет! Зараза!
        - Давай замотаю, - предложила Ю и, не дожидаясь разрешения, наложила тугую повязку выше ран. Потом добавила: - Жить будешь. Не будешь - убью!
        - Убьешь, если я умру? - уточнил зачем-то Вит, его не покидало ощущение, что в подергивающихся глазах рыси он видит мольбу и благодарность… Благодарность за то, что дети освободили зверя от зеленого рабства.
        - Не то слово, как точно сказано! - кивнула Ю, а в это время корабль вздрогнул от нескольких взрывов, прогремевших неподалеку. Вовк был уже у окон.
        - Вы там скоро? - уточнил мальчик у влюбленных. - У нас тут, кажется, накаляется обстановка-то! У Третьего на «Волге Дрим» совсем все плохо, раз гранаты в ход пошли.
        - Идем, - согласился Вит, кое-как поднялся и направился к выходу, осторожно ступая на раненую ногу, когда Вовк крикнул:
        - Стойте! Там, на «Эларе», Ал… Он… Там…
        Вовк замолчал и поднял автомат, но тот не выстрелил.
        - Твою ж! Помогайте! У меня закончились пули!
        Вит с Ю уже стояли рядом с Вовком и смотрели через высокие оконные проемы на «Элару». Ее нос связывался с носом «Руси Великой» посредством швартовых канатов толщиной в ноги мальчиков. Рядышком был перекинут короткий трап, до которого Алу оставалось сделать пару шагов, но парень не мог. На него рявкали три здоровенные псины и прижимали к леерам. Ал защищал висевшую на спине снайперскую винтовку, которую Ю попросила взять с собой. Автомат подросток где-то обронил, а дубинка в одной руке и пика в другой вряд ли могли изменить расклад в пользу парня. Только не с таким перевесом в силе.
        Средняя палуба, откуда Вит и Ю пялились на Ала, находилась выше основной на три метра, что позволяло детям оставаться незамеченными. Ю высунулась из оконного проема и кинула вниз свою пику. Минус одна псина. Вторая тоже прожила недолго - Вит снял ее из отцовского АК-74, в котором осталось еще немного патронов. Третью тварь убил Ал: псина отвлеклась на смерть товарищей и отвернулась от подростка, а он в тот же миг раздробил ей голову дубинкой. Потом повернул голову и отсалютовал «гвоздатой» битой Ю и Виту.
        - Давай уже! - крикнула Ю. - Перебирайся к нам! Пора заканчивать этот балаган!
        Ал кивнул и быстро перебежал по трапу на «Русь Великую». Дети встретили его на вертикальном трапе, ведущем с нижней палубы на верхнюю. Осталось пройти по коридору, в котором ранее поджидала рысь, и подняться по другому трапу выше. Еще два подъема, и дети окажутся у капитанского мостика, с которого будет очень удобно стрелять по альбатросу.
        Но путь наверх оказался непростым. Там, в небе, альбатрос, наблюдающий за общей картиной битвы, очевидно, заметил некую странность. И он направил больше зверей именно на многострадальную «Волгу».
        Вит стукнул очередного кошака по голове дубинкой и с силой метнул мимо себя обмякшее тело. Черно-зеленая туша скатилась по крутому вертикальному трапу. Ю посмотрела на него снизу и вопросительно развела руками. Мол, поаккуратнее. Но Виту было не до аккуратности. Следом за кошаком на него прыгнул хорь. Выставил перед собой мощные лапы с длинными и острыми когтями, собираясь нашинковать ими мальчика, но внезапно отлетел в сторону. Его место занял защитник «Волги», сменившийся полчаса назад с поста Первого, Се Осипов.
        - Че как долго? - сразу же наехал мальчик. - Мы тут войну воюем, а они ходят где-то, экскурсии водят.
        - Се, есть такое место, куда тебя еще не посылали? - спросил Вит, взбираясь на палубу. Се ухмыльнулся и протянул руку.
        - Везде уже бывал, - довольно сообщил Осипов. - Куда только ни посылали! Мадам!
        - Ой, Се, отвали! - недовольно буркнула Ю, отвергая руку мальчика. - Мы тут пришли поработать немножко винтовками. Удобную крышу покажешь?
        - И даже доведу! - Се сделал воображаемый реверанс. - Вам срочно или чайку сначала?
        Учитывая, что творилось на верхней палубе «Волги», ни о каком чае и речи быть не могло. Ю хмуро посмотрела на паренька и неодобрительно покачала головой: мол, нехорошо шутить, когда смерть гуляет по палубе. Но Се лишь ухмыльнулся и махнул рукой, приглашая детей за собой.
        - Лучше умереть с улыбкой, - только и пробормотал он.
        Вит на мгновение задержался у трапа и огляделся. Верхняя палуба, как и нижние, была обита толстыми листами железа по периметру. За ними удобно было прятаться. Но между листами имелись зазоры, чтобы человеку можно было выглянуть и прицелиться. Через них и проникали зеленые твари, которые карабкались по борту корабля с наваренными штырями, используя острые прутья и нанизанных на них мертвых сородичей как перекладины лестницы. Взбирались, продирались через узкие щели и нападали на защищавших корабль людей.
        Неподалеку женщина сражалась с кошкой и побеждала. Юркое животное, пока поднималось, повредило лапы, а посему припадало к палубе при каждом шаге. А тетенька, ловко орудуя «гвоздатой» дубинкой, наносила по животине удар за ударом. На кошачьей морде уже кровоточило множество ран. Здесь исход был предрешен, если, конечно, через щель не заявится подмога.
        В другом углу два подростка, помогая друг другу, отбивались от хоря. Задними конечностями он застрял меж листов и пытался достать людей длинными лапами с острыми когтями. Но парни, заменяя один другого, по очереди наносили удары то острой арматурой-пикой, то наточенным пожарным топором. В какой-то момент тварь взвыла от невыносимой боли и задергалась, пытаясь высвободиться из капкана, а одна из передних лап осталась лежать на палубе. Чудовище, бешено завывая, клацало зубами и размахивало оставшейся лапой, почти не понимая, что творится вокруг, когда пацан перевернул топор и острым шипом раздробил хорю голову.
        Тем временем со стороны кормы раздался взрыв, и Вит пригнулся и обернулся. На палубе лежал мужчина и дико орал, держась за ноги. За обрубки ног… Лист железа, за которым он прятался, медленно накренился и со скрипом упал вниз. На леера тут же запрыгнул серо-зеленый волк, обнажил желтые, обильно смоченные слюной острые клыки и спрыгнул к жертве. Тварь не собиралась убивать человека, по крайней мере, не сразу. Волк явно хотел почувствовать переполнявший беднягу ужас, поэтому очень медленно крался к нему. Мужчина орал от страха, глядя на подходящего монстра, но сделать ничего не мог. Обрубки ног не позволяли вскочить и бежать. Конечно, от потери крови бедняга вот-вот лишится сознания и умрет, но матерый волчара успеет насладиться человеческим мучением и страхом. Тварь подошла, поставила огромную мохнатую лапу на грудь мужчины, прижала жертву к полу и лизнула страшную рану. Тот заорал громче и вдруг дернулся, закатив глаза. И никто не помог, еще с десяток человек по периметру вели каждый свою битву. Каждый либо отбивался, либо нападал. Ничто не отвлекало от скорой смерти - своей или врага, - ни один
звук не проникал внутрь невидимого кокона, под которым у каждого шла своя война. Вит дернулся было в сторону бедняги, поднимая дубинку, но голос Ю остановил его.
        - Вит! Какого лешего?
        - Я это… - мальчик показал на волколака, грызущего человека, но Ю замотала головой.
        - Вит! Если мы не остановим ту птичку, - девочка показала на альбатроса, ныряющего в черных тучах, - то скоро нас всех будут живьем дожевывать твари! Пойдем! Осталось недолго!
        И Вит пошел, вернее, побежал. Он просто определил главную цель и об остальном старался не думать. Он бы закрыл глаза и уши, но не мог без них обойтись во время бойни, в которую превращалось сражение с тварями. Если их не остановить, то защитники долго не выдержат. Надо дать шанс Зорьке отогнать зеленых, а то она надрывалась, издавая дикие вопли, но на животных они не действовали. Альбатрос все еще парил высоко в небе и, словно издеваясь, иногда выныривал из черных туч. Если они не уничтожат эту птицу, то смерти остальных защитников окажутся бессмысленными. Они - дети - должны остановить это звериное безумие! И Вит побежал к рубке, куда уже вскарабкались остальные.
        Ал уже расчехлил снайперскую винтовку. Она, как и у Ю, оказалась обернута белыми тряпками и выглядела так же грозно. И он поднял ее вверх, не дожидаясь остальных и выискивая жертву среди туч. Ю только принялась расчехлять свою СВД. Се и Вовк дубинами сшибали пытающихся забраться на рубку тварей. Причем Вовк казался каким-то рассеянным. Он, пока замахивался, чуть не ударил дубинкой Ю. Девочка лишь покачала головой и отошла, понимая, что во время боя возможно что угодно. Но Вит видел, что брат как-то по-особенному трепещет и нервничает не в пример больше. Неужели готов взорваться вновь? И… и… применить свои необычные способности?
        В это время раздался первый выстрел. Ал не желал ждать…
        Старая Варва, защищающая «Мир» и отбивающаяся от хоря длинными и загнутыми наподобие крюков арматурами, с удивлением застыла, когда зверь ни с того ни с сего отступил. Не от испуга, не от боли, что удивительно, ведь зеленые сами по себе отступать не умеют. Хорь отпрыгнул назад, осклабился, мол: «Погоди!» и повернул голову куда-то в сторону Первого, потом взвыл и сиганул с борта теплохода вниз, где промчался меж жилых фургонов к «Руси Великой».
        - Эй! Куда? - с досадой крикнула старая рыбачка. - Мы с тобой еще не закончили!
        И Варва, проследив траекторию твари, быстро побежала по палубе теплохода. Надо перебраться на «Элару», а потом на «Русь». Звери отступали, но отступали не к себе на комбикормовый завод, а именно к «Руси Великой». Что бы там ни происходило, оно имело важные последствия, а поэтому бабушка должна быть там, чтобы понять, что творится, и помочь отбить толпу зеленых от Ледяного города.
        - Эй, Сем! Давай со мной!
        - Куда? Они только что отступили!
        - Не отступили, Сем! Не отступили!
        - А что тогда? - обеспокоенно уточнил четырнадцатилетний Ко.
        - Они концентрируют силы на «Руси»!
        - Но зачем?! - удивился Сем.
        - Не знаю! Но там теперь нужны мы! «Русь» - звено нашего пентагона! Если она рухнет, то и тварям будет легче проникнуть к кунгам, фургонам и твоему ржавому рыболовному корыту! Поэтому давай за мной!
        - Понял!
        - Понял! - повторил за ним Ко.
        И в подтверждение слов старой Варвы над Ледяным городом разнесся истошный звон корабельной рынды. Там, на Первом, люди принимали неравный бой, там враг почему-то сконцентрировал все силы. И освободившиеся люди потянулись с корабля на корабль, чтобы попасть на «Волгу». Сейчас судьба единственного корабля могла решить и их собственные. Но все упиралось во время. Люди, хоть и торопились, но были не в пример медленнее зверей, к тому же их траектория ограничивалась палубами кораблей. А еще много уставших и раненых, они шли много медленнее, поэтому у людей на «Руси» не оставалось шансов. Их должны смять и стереть в порошок объединившиеся твари.
        А все потому, что Ал выстрелил и промахнулся. Альбатрос, видимо, понял, чего хотят люди, и разъярился. Пустил оставшиеся силы, чтобы разделаться с детьми, а с остальными потом - когда не останется людей, способных добраться до него. Вит потом гадал, что помешало птице отлететь на безопасное расстояние? Всего несколько взмахов огромными крыльями, и она вне досягаемости снайперских винтовок. Но нет, альбатрос продолжал нырять в тучи именно в том месте, где и раньше. Может, его влияние на зверей внизу тоже зависело от приближения? И альбатрос сейчас летал на пределе своих возможностей, причем на одинаковом расстоянии как от зеленых, так и от комбикормового завода. Видно, связь требовалась и с властителем рабских звериных душ.
        Мальчик ударил дубинкой по черепу пытавшуюся взобраться на палубную надстройку кошку, раскроил ей голову. Следующим был хорь, он подпрыгнул и благополучно бы приземлился на рубку, но Вит арматурой проткнул ему шею. Жаль, заостренная пика осталась в трупе. Еще немного, и трупов под командной надстройкой скопится достаточно, чтобы серые падальщики и волколаки спокойно забрались к детям. Вот тогда настанет настоящее веселье. Только Вит не был уверен, что для их пятерки что-то еще останется. Се, Вит и Вовк с остервенением отбивали атаки напирающих тварей, которых почему-то становилось все больше, словно от каждого смертельного удара твари делились надвое и вновь бросались в бой. А Ал и Ю по очереди стреляли из снайперских винтовок в альбатроса, но пока безуспешно.
        И все понимали: долго так продолжаться не может! У пятерых детей не получится вечно противостоять натиску злобных монстров. Как только волколаки и псы доберутся до крыши, маленьких защитников порвут на части. Вит чувствовал - долго сопротивляться они не сумеют. Усталость наливала мышцы тяжестью, хотелось все бросить и прыгнуть в пасть очередному зверю, но позади находились Вовк и Ю - два самых дорогих на свете человека, поэтому надо было стоять, держаться… надо было выдержать этот последний раунд несправедливой и кровавой игры. Вит краем глаза видел, как где-то далеко, наверное, в другой вселенной, к ним на помощь бегут люди с остальных кораблей. Но медленно, слишком медленно… Гора трупов вот-вот позволит волколакам допрыгнуть до крыши, и…
        И в этот момент время застыло. На доли секунды, на очень маленькое, почти неуловимое мгновение, но оно позволило Виту понять, что случилось.
        Вот серый падальщик - огромная серая псина - понял, что сможет достать до детей, и прыгнул на Вовка. Вит закричал и развернулся, кидая в сторону пса дубину. И увидел, как с другой стороны крыши волколак потащил Се за ногу, а тот не шевелился. Темно-красный кровавый след протянулся за ним. Другой волколак толкнул Ала в спину и попытался ухватить за голову. Лишь Ю была спокойна - несмотря на бойню вокруг, она целилась из винтовки в белую птицу, только что вынырнувшую из черной тучи. Альбатрос так низко опустился к земле, что оказался метров на десять ближе, а значит…
        Вовк закричал! Серый падальщик вцепился зубами мальчику в бок, и тут… все твари обмякли. Вовк изогнулся дугой и опять вырубил всех врагов в радиусе двадцати метров. Остальные, поджав хвосты, попытались ретироваться с верхней палубы. Людям оставалось стрелять вдогонку и кидать топоры и дубины. Жалкие остатки армии врага спрыгивали с теплохода на лед и драпали в сторону Рыбинска. Альбатрос же разъяренно замахал крыльями и кинулся вниз, пытаясь восстановить влияние на зеленых, но Ю ухмыльнулась и нажала на спусковой крючок. Второй за сегодня альбатрос дернулся и начал, кувыркаясь, падать.
        Вит рухнул на жесткую крышу капитанской рубки. Силы покинули его, мир кружился и вертелся волчком, но оставались еще Ю и Вовк. Вит пересилил усталость, валившую с ног и пытавшуюся утащить мальчика в сон прямо здесь, на крыше, и посмотрел на брата и будущую жену. Удивительно, но Ю стояла на ногах - насколько же вынослива эта девочка! Она слабо улыбнулась Виту и подняла большой палец. Все в порядке! Взгляд скользнул дальше. Вовк скидывал с себя тушу облезлого пса. Когда это получилось, мальчик, скривившись от боли, сел и, отыскав взглядом Вита, улыбнулся брату какой-то болезненной, вымученной улыбкой, а потом пошатнулся и упал навзничь.
        Вит подскочил, словно усталость сняли некие колдовские силы, и в мгновение оказался рядом с братом. Пошевелил его, закричал на него, ударил по бледным щекам, но мальчик остался неподвижен. Вит обернулся к Ю, и девочка все поняла. Она скомандовала пришедшим с других кораблей людям, и они бережно стащили мальчика с палубной надстройки и понесли на «Мир», где жил доктор. Оставшиеся мужчины и женщины, мальчики и девочки принялись добивать обездвиженных Вовком животных.
        Мир Вита вновь пошатнулся. Он обещал никогда не покидать брата - и не выполнил обещания. Он обещал защищать Вовка, и вот… тот, очевидно, ранен, а Вит не помог! Ну что за напасти последнее время? Или из тех двадцати пяти ребят, которых создал Кизляк, никому не суждено выжить? В конце концов, и с ними обоими, последними оставшимися в живых братьями, что-нибудь да случится, и они перестанут существовать? Ведь, по сути, они - неправильные дети. Родились не так, как остальные. У них нет мамы и нет папы. У них не было настоящего детства. Впрочем, настоящее детство мало у кого было. Война, которую они с братом не застали, стерла понимание правильного и настоящего. Может, поэтому они и живы? Ведь все неправильное, что представляли Вит с братом, могло появится только после Третьей мировой, когда мир остался без старых правил, когда люди решили жить так, как считают нужным. Ведь ни правила, ни законы не остановили Войну, не защитили людей от массовой гибели.
        Виту оставалось лишь идти, невзирая на туман в голове и саднящую боль в ноге, за процессией, что несла Вовка в лазарет. Большие, маленькие, грубые, нежные, в крови или обмороженные - мальчика бережно несли не менее десяти пар рук; люди говорили шепотом, чтобы не потревожить его, спасшего целый город. Вит пытался отыскать взглядом Ю, но девочка осталась на «Руси». Дочери главы Ледяного города нужно было проследить, чтобы люди наладили оборону заново, иначе нападение могло повториться.
        Стало тоскливо и одиноко. Хотя почему стало? Надо признать, брат всегда был и оставался единственным родным человеком Виту в этом мире. Ни отец, которого убили, ни Ю, что готовилась стать женой мальчика, ни люди, населяющие Ледяной город, не станут Соколову по-настоящему близкими. Только Вовк, а он сейчас находился в бессознательном состоянии. А шествующий позади толпы Вит оказался предателем по отношению к собственному брату… И мальчика не покидало ощущение, что предает он сам себя.
        Очевидно, день не заладился с самого начала, с того момента, как заступающему на вахту Виту не понравились черные облака, очень похожие на предвестников чего-то ужасного. Потом - одинокий альбатрос и присоединившиеся к нему зеленые твари, кровавая битва… А далее, как во сне, было все хуже и хуже.
        Сначала состоялся разговор с лекарем, осмотревшим Вовка. Неутешительный диагноз, поставленный врачом, лег тяжким грузом на плечи Вита. И с этим грузом он отправился к очнувшемуся брату, который рассказал, что он опять все вспомнил, добавил кое-что интересное и новое и вынудил Вита дать обещание. И тот, чувствуя себя виноватым, согласился выполнить волю мальчика - хотя бы для того, чтобы доказать самому себе, что он не предал брата, и заглушить голос разгулявшейся не на шутку совести. А потом состоялся жесткий разговор с Киром, который слышать ничего не хотел о «последнем желании Вовка, спасшего город», а, наоборот, лелеял мечту заполучить, наконец, Вита в семью. В итоге Кир выгнал мальчика из города со словами: «Да что я вожусь с этими Соколовыми?! Были бродягами, бродягами и помрут! Вали, давай, на все четыре стороны, а о Ю забудь! Навсегда забудь! Я не приму тебя обратно, выздоровеет твой брат или нет. Вали, и больше назад - ни шагу! А твоего брата я вышлю тебе навстречу, как только он поправится, пока же ваша Зорька слегка поработает. Будет своими воплями зверей распугивать. И это… Не смотри на
меня так, Вит! Не смотри! Я - Кир, и я иду на поводу у твоей странной семейки уже второй год! Сначала отец твой мне отказывал, теперь - ты. Больше такого не будет!»
        И не стало…
        Вит попрощался с братом, положил Каина ему на грудь и велел пауку присматривать за Вовком. Попросил врача помочь близнецу, но лекарь развел руками, мол: чем могу, тем помогу. Он и так сделал много: не дал мальчику умереть. И со словами «Скоро вернусь!» Вит ушел из Ледяного города.
        Белая пустыня расстилалась перед мальчиком, лишь далеко-далеко вдоль береговой линии поднимались жидкие деревца. Ничего - дойдет, а там по дороге легче будет. Вит отправился исполнять волю брата пешком - тому сейчас и теплый кунг, и опасный паук, и диковинная корова нужнее. Взял парень лишь отцовский АК-74 и «гвоздатую» дубину, а на спину подвесил несколько пик. Легкий мешок с немногочисленными съестными припасами повесил сверху. Все равно до Ярославля недалеко, успеет обернуться за неделю.
        Вит пнул серо-зеленый труп падальщика. Мертвые твари в изобилии валялись на льду Рыбинского водохранилища - следствие недавней бойни. А все-таки Вовк с его странностями опять подвел их под монастырь. Вот зачем было убивать всех тварей вокруг? Сожрали бы они детей, и никаких проблем! А теперь…
        Просто лютая срань!
        Чувство одиночества вновь охватило мальчика. Вит даже не стал оборачиваться на тающий в морозной дымке горизонта Ледяной город. Зачем? Кира можно понять, но он поступил несправедливо! Зачем изгонять их с Вовком? Зачем? И Ю… Вит не хотел, чтобы она из-за него ругалась с отцом. Он не встанет между Киром и его дочерью. Никогда! Сходит в Ярославль, вернется, поможет брату, вернее… двум! И уйдут они навсегда из Ледяного города. Ну их! Пусть крутятся сами в своих дурацких рыбацких общинах! А для мальчиков - свобода! Свобода и охота - до конца их дней!
        Вит, хромая, взобрался на берег, с яростью втыкая носы ботинок в жесткий снег. Вылез на дорогу, определил направление и побрел в сторону Ярославля. Унылые полуразрушенные здания вокруг - Рыбинск, или то, что от него осталось. И хотя все это время рядом находились люди, городу, кроме разграбления, это не принесло ровным счетом ничего. Люди, как и раньше, только пользовались, брали от окружающего мира все, что можно, и выжимали его досуха. Склады постепенно пустели, дома без ухода разрушались, а звери потихоньку обживали новые угодья и строили в городах свою странную и необычную жизнь.
        Вит остановился напротив того самого комбикормового завода, откуда сегодня велось управление силами зеленых. Высокая и несимметричная башня с темными, пустыми окнами. У широких ворот сидели волколаки, но они отступили во тьму, едва увидев мальчика. Видимо, у неведомой твари на сегодня лимит монстров был исчерпан.
        - Вот бы это здание разнести к ядреной фене… - пробормотал Вит, пытаясь придумать хоть один способ, как это можно провернуть, и обернулся. Странный звук донесся со стороны водохранилища. Странный, но смутно знакомый. Где-то мальчик его уже слышал…
        Снегоход «Тайга Варяг 500». Черт! Такой был только у Ю! Ей можно! Для нее снегоход собрали из тысяч неработающих, найденных на складе Рыбинского завода. Неужели она сюда за ним приехала? Зря… Он уже все решил!
        Сплюснутый и обтекаемый черно-белый мотоцикл на санях и ленте взобрался по пригорку, раскидывая в стороны снег, в считаные секунды долетел до мальчика, лихо развернулся рядом и затих. Вит уже готов был дать отпор: Ю явно нервничала или даже гневалась - резкие движения девочки говорили об этом. Она вскочила со снегохода так стремительно, что сомнений не осталось - гнев наполнил Ю до краев.
        - Ты! - Она быстро подошла, снимая горнолыжные очки, и резко ткнула пальцем в кожаной перчатке ему в грудь, нависнув при этом над мальчиком. Вы когда-нибудь видели четырнадцатилетних девочек? Они всяко выше тринадцатилетних пацанов, а иногда даже пятнадцатилетних. Яркие голубые глаза сверкнули гневом, и она повторила: - Ты - урод! Детеныш самого облезлого, самого вонючего кроля! Ты - липкое и зеленое дерьмо вашей этой… коровы Зорьки! Ты!.. Отродь! Нет… Хуже! Меня еще никто и никогда так не обижал!
        - Ю, ты все сказала? - спросил Вит, сглотнув поднявшийся к горлу ком. - А теперь садись на снегоход и езжай домой. Я не вернусь.
        - Я-то поеду! Поеду! - Девочка погрозила Соколову пальцем и вдруг вновь ударила в грудь, но уже кулаком. Потом еще и еще. Вит пошатывался, но терпел. Он ждал, когда Ю выпустит пар. - Я, сука ты такая, поеду! Только вот ты… ты, падла неблагодарная… Ты…
        Она неожиданно остановилась и опустила руки и голову. Вит молча смотрел, пока у девочки не затряслись плечи, а потом характерные всхлипы не подсказали Соколову, что Ю плачет.
        - Ты это… - Вит не знал, что в таких случаях делают с девочками. Он хотел успокоить Ю, но боялся что-то еще в ней сломать, как сломал только что. - Ю… Не надо…
        - Не надо, говоришь? - взвыла вдруг она и посмотрела сырыми и красными глазами на мальчика. - Не надо? А сам бросаешь меня! Где логика? Где?! Ты поступаешь, как последняя отродь… Ненавижу!
        - Ю… Я… Я это…
        - Что? Не знаешь, как отмазаться? А?
        - Меня твой отец прогнал! Мне надо сделать дело, а он не пускал сначала, а потом… потом, можно сказать, выгнал…
        - Он?! Тебя?! А ну-ка поехали! - Ю схватила Вита за рукав и потянула к снегоходу. - Поехали! Сейчас все решим!
        - Стой! Еще он сказал, что никогда не отдаст тебя мне в жены!
        - Что? Это еще почему? И почему, сучок такой, ты мне ничего не сказал?
        - Ю, ты была занята!..
        - Ну и что?
        - Кир в ярости…
        - Ну и что?!
        - А у меня дела!
        - Какие такие дела, а? Без меня? Да?!
        - Ю! Да тут так просто и не расскажешь! Все так запутанно стало!
        - А ты попробуй! - Теперь ее красные от слез глаза вновь сверкали праведным гневом. - Начни! Авось я даже поверю! У тебя где-то баба?
        - Что?! - вскричал Вит. - Да как ты могла подумать?! Мне тринадцать! Какие бабы? Где их отыскать в пустошах? Да и меня всегда тянуло только к тебе…
        - Не подлизывайся и давай уже! Рассказывай! Только подробней!
        - Да что тут рассказывать? - В сердцах Вит махнул рукой, и поток слов вдруг хлынул из мальчика, словно весенний паводок. - Во время этого боя Вовка ранили. Лекарь сказал, что это смертельно! Но… Но Вовк вдруг все-все-все вспомнил о прошлой жизни… ну… ты знаешь, я тебе рассказывал! И сказал, что где-то в Ярославле есть еще брат. И что нужно срочно его найти, потому что он знает, что делать. Знает, как помочь Вовку! Понимаешь? И Вовк взял с меня обещание найти его и привести в Ледяной город, чтобы спасти его!
        - И это все? Весь сыр-бор из-за этого?
        - Нет! В смысле, да! Не знаю! - выдал Вит, потупившись. - Я лишь пришел к твоему отцу, сказал, что мне надо уехать, а он давай орать! Как начал… В общем, он мне запретил к тебе приближаться и… потом мне придется покинуть Ледяной город.
        - Бред какой-то… - пробормотала Ю.
        - Не-а, - возразил Вит. - Не бред. Он тебя любит, поэтому и не хочет, чтобы я был с тобой. Я же такой… такой непостоянный. Обещал жениться, а вот… сваливаю в Ярославль.
        - Жесть… - помотала Ю головой. Белая пушистая шапка затряслась, словно песец ожил. - Вы, мужики, из какого-то дебильного сорта человека сделаны. Оставишь наедине - и все, пиши пропало! Садись, - кивнула девочка на снегоход. - Поехали!
        - Я не вернусь в город, пока…
        - Да не беси ты меня, Вит! Не беси! Включи разум-то! - Ю сверкнула глазами. - Мы не в Ледяной город едем, а в Ярославль. Нет - я не рехнулась. Да - я еду с тобой! Кто же тебя, идиота, спасать будет, пока ты спасаешь своего брата?
        - Двоих.
        - Да-да, двоих, двоих. Садись, говорю. - В этот раз Вит не без удовольствия послушался и запрыгнул на снегоход. - А то так замуж хочется, что мочи нет. Сгоняем сейчас в Ярославль, схватим твоего нового братика за шкирку и притащим сюда. Пусть спасает твоего старого братика. Ага…
        Она завела снегоход и выжала газ, и легкий двухместный зверь помчался по Ярославскому тракту прямо в логово Ордена нефтяников.
        Глава 10. Бабочка
        Жар иссушал. От него, казалось, невозможно спрятаться. Но Руслан и не прятался. Он просто лежал на огненной лавине, пылающей под мальчиком. Странным образом она его не сжигала, а лишь мучила и мучила жаром. А сверху дышал дракон. Огнедышащий! Он огненной струей дыхания старался расплавить мальчика, атакуя раз за разом. Но если бы не дракон, то огромное Солнце, словно уже упавшее на пустыню, попыталось бы убить Озимова.
        Очень хотелось пить, но в пустыне организму неоткуда взять воду, да и любая влага тут же испарялась с опаленного жаром тела.
        Руслан открыл глаза. Увидел покрасневшую от жары руку, тонкие и прозрачные волоски, торчащие, как при ознобе, и редкие капельки влаги, тут же истончающиеся и быстро исчезающие с обсохшей кожи. Вспухшим и еле ворочающимся языком мальчик облизал губы - будто провел по ним наждачной бумагой. Обезвоженная и потрескавшаяся кожа отозвалась нестерпимой болью.
        Руслан застонал. Он уже и не помнил, сколько дней длится это мучение и когда только что наступившая зима успела смениться знойным летом и солнце иссушило все вокруг, будто атомный пожар, о котором всегда столь много говорили взрослые. Неужели война вновь обрушилась на многострадальную землю? И теперь атомные грибы пожирают остатки выживших, не успевших истлеть за двадцать лет жуткого послевоенного нового мира?
        Но несмотря на адский жар, иссушающий тело, Руслан был еще жив. Он дышал, он ощущал каждой клеточкой невероятный пожар, бушующий вокруг, он видел и думал. Неужели чувствующий и думающий человек может быть мертвым? Или то были галлюцинации уплывающего в небытие сознания? Мальчику очень не хотелось умирать. Поэтому он застонал и из последних сил оттолкнулся руками от пылающей земли. Встал на колени, а потом и на ноги. Некоторое время пытался сохранить равновесие, балансируя на слабых ногах, и, наконец, сделал шаг, другой, третий.
        Расплывающийся алый мираж перед глазами собрался воедино и объединился во вполне осмысленную и давно знакомую картинку. Михайло-Архангельский монастырь по центру, чуть дальше - двухэтажный корпус мужской семинарии и обитель главы Юрьева Панова, а вокруг - белые четырехметровые стены Юрьева-Польского. Какого… хрена здесь происходит?
        Возмущение, вызванное необъяснимым перемещением мальчика обратно в смертельно опасную ловушку, которую дети покинули несколько дней назад благодаря Черномору, вырвалось из груди гневным возгласом. Зачем и кто вернул обратно Руслана? Зачем привез в эту покинутую обитель смерти и бросил посреди двора, заваленного костями жителей, которые проиграли последний бой с тварями? Зачем? Зачем? Зачем?! И кто?!
        Не могла же Сова так поступить с мальчиком? Не могла же такая правильная, добрая и справедливая женщина бросить его посреди обгорелых черных костей? Или могла?
        А что знал Руслан о Макаренко? Что дало ребенку повод думать, что она честная, добрая и порядочная? Факт ее помощи детям? Факт смерти Черномора? Или то, что она, не задумываясь о последствиях, пошла убивать мужчин, зная, что в это время на прицеле дети? Или то, что Сова ничего не знала о пятидесяти маленьких мальчиках и девочках, когда задумывала свою операцию?
        А может, она не спасала их, а воплощала свои, только ей известные планы. А дети, как нельзя кстати, оказались вдруг поводом нанести нелюдям вроде Черномора и Кизляка визит? Неужели она совсем не из-за детей напала на Переславль-Залесский? Нет! Такого не может быть! Ведь Михаил говорил, что девушка ему рассказала… А правду ли девушка сказала? Не соврала ли?
        Да нет! Не может быть! Тогда чем объяснить, что она привезла его в павший монастырь во Владимирской области и оставила среди трупов? Зачем Сова это сделала? Зачем?!
        Странно все это! Странно и подозрительно! И непонятно, что делать! Попытаться добраться до «Приюта»? Или теперь уже не важно все? Остаться здесь и умереть?
        Никогда! Руслан не из тех, кто опускает руки! Он во что бы то ни стало выйдет отсюда и вернется в Переславль-Залесский или отыщет Макаренко и узнает, что вынудило ее бросить мальчика в глуши, с неупокоенными душами защитников города, который когда-то был родным?
        Озимов оглянулся на низко висевшее, пышущее огнем солнце, черные расплавленные кирпичи стены и сгоревшие купола храма, перешагнул через объеденные животными почерневшие кости и, еле переставляя не слушающиеся ноги, пошел в сторону обрушившихся бронзовых ворот.
        В голове Руслана настойчиво билась мысль о невозможности столь резкой перемены климата. Недавно же была зима… а теперь? Невероятно жаркое лето? Но такого не может быть! Впрочем, ни думать, ни решать странные головоломки совсем не хотелось. Лишь желание найти людей еще теплилось в слабом, сгорающем от жара теле. Но где их взять в Юрьеве? Когда Черномор забирал из павшего города детей, там оставались лишь две древние бабки. Но они ведь не могли продержаться и дня против проникающих за стены зверей? А прошло больше недели! Так что никого в округе не осталось. И Руслан сгинет, если тотчас что-нибудь не предпринять.
        - Ты не один! - пробился в заложенные уши чужой шепот. - Ты не один…
        - Кто здесь? - Мальчик обернулся столь резко, что плюхнулся на сухую, потрескавшуюся землю. Иссушенная солнцем трава тут же рассыпалась прахом под тяжестью детского тела и разлетелась в стороны. Но ничего, кроме черных костей, взгляду не попалось. И это было страшно.
        - Отстаньте от меня! - крикнул Озимов, и слезы заструились из глаз. Мало того, что бросили, так еще и издеваются! - Отвяньте!
        Лишь жаркий ветер дыхнул в лицо Руслана. Мальчик зажмурился, вновь поднялся и направился к бронзовым воротам.
        - Ты не один, - прошептали за спиной мертвые, но Руслан даже не обернулся. Он должен выйти за ворота этой обители неуспокоившихся душ. - Мы скоро будем вместе…
        - Заткнитесь! - крикнул мальчик, не оборачиваясь. - Заткнитесь!
        Но шептуны не унимались. Теперь их жуткие слова отскакивали от обгоревших стен, тысячным эхом возвращались к Руслану и обрушивались на него.
        - Ты… (Ты! Ты! Ты! Ты!) Наш… (Аш! Аш! Аш! Аш!) Ты… (Ты! Ты! Ты! Ты!) Будешь… (Удешь! Удешь! Дешь! Ешь!) С нами! (Ами! Ами! Ами! Ами…)
        - Суки! Да заткнитесь вы уже! - кричал он, обхватив руками голову, но голоса мертвых просачивались сквозь пальцы и затекали в уши. Терпеть не было никаких сил, и Руслан, спотыкаясь, побежал к спасительным воротам из города, надеясь, что травля завершится. Но когда надвратная церковь оказалась позади, застыл, а по спине и затылку побежали мурашки ужаса.
        Озимов чуть не угодил в толпу мальчиков, обступивших вход в Михайло-Архангельский монастырь полукругом. Все они были одинаковыми, словно когда-то давно некая женщина разродилась сотнями, нет… тысячами близнецов! Черноволосые худые мальчики с одинаковыми лицами и черными горящими глазами смотрели на Руслана и шептали:
        - Ты не один! Ты не один! Мы скоро будем вместе! Ведь ты - один из нас!..
        И тогда Руслан закричал от ужаса и отчаяния, а мальчики синхронно двинулись на Озимова, поднимая руки, чтобы схватить его…

* * *
        Снега не было два месяца, как раз с того дня, когда Сова подобрала мокрого и замерзшего Руслана у стены Ростовского кремля. Теперь каждодневно с утра до вечера ледяной северный ветер выдувал остатки тепла из любой квартиры, любого дома… Чтобы выжить, приходилось собирать по окрестным домам и покинутым, брошенным двадцать лет назад предприятиям мебель и доски для отопления подвала, который на время холодов заняла Макаренко, чтобы помочь Руслану справиться с неуправляемой лихорадкой.
        Два месяца прошли после того памятного дня в Ростове, а мальчик все болел. Иногда вырывался из бессознательного состояния, чтобы поесть, а потом вновь погружался в некое подобие сна. Метался, обильно потел и бредил. И Сова не могла отойти от него надолго, чтобы исполнить свой долг перед отцом.
        Как только стало понятно, что Озимов заболел, Софья приостановила операцию по уничтожению нефтяников. Она нашла в пригороде Ярославля не занятый и хорошо оборудованный подвал, когда-то покинутый хозяином, и обосновалась там. Пришлось попотеть, чтобы мальчишка тут же не отправил душу в царствие вечной тьмы. Теперь Озимов потихоньку выкарабкивался из невероятного холода, который злополучное озеро Неро оставило в тщедушном теле взамен спасения от хоря.
        Хоть Макаренко и злилась на Руслана из-за невозможности мести, но не могла бросить пацана умирать. Что-то говорило ей, что не просто так она увидела шрамы на его теле. Что-то подсказывало, что жизнь Озимова в Юрьеве-Польском - лишь часть большой лжи, которой кто-то когда-то окружил мальчика. И, возможно, прав был Лука, когда заставил Софью взять Руслана с собой. Оставалось только победить страшную болезнь, которую пока не брал ни один антибиотик, найденный Макаренко в аптеках города и покинутых схронах, то тут, то там выявлявшихся в ходе рейдов за дровами. Конечно, можно было спокойно списать неэффективность антибиотиков на срок их годности, но что это за болезнь, длящаяся два месяца? Раньше Сова о такой не слышала. Самое страшное знакомое заболевание - воспаление легких - тянулось всего месяц. А это…
        Макаренко прекратила складывать обледенелые доски, когда почувствовала чье-то присутствие. Легкий шорох на лестничной площадке, словно некто неосторожно шаркнул жесткой подошвой ботинка по бетонной крошке, в которую постепенно превращались стены зданий - слишком сильные перепады температур летом и зимой разрушат любые стены, а конденсат влаги и лед доделают начатое погодой. Вязанку с дровами придется отложить на время.
        Кто-то ходил по лестничной площадке пятого этажа. Сова подобралась и застыла у стены за открытой входной дверью - белым пятном на фоне выцветших бледных обоев. Из-за распахнутой настежь двери стали более отчетливо слышны шаги, будто некто, человек или животное, подволакивало одну ногу.
        Макаренко натянула на лицо теплый черный шарф, а сверху опустила на глаза горнолыжные очки и подняла на уровень глаз «Кедр-Б» с глушителем.
        Для девушки наличие живых существ так далеко от центра Ярославля явилось неожиданностью. Звери предпочитали окрестности вокзала, где обитали нефтяники, а люди, те же нефтяники, очень редко бродили по частному сектору, если только по крайней нужде. Со зверьми ладно - Сова кое-как справится, а вот с людьми… если убьешь бандита, то товарищи рано или поздно его хватятся, и Софье станет очень опасно находиться так близко от объекта мести. А сейчас это нежелательно - Руслан серьезно болен. Придется выкручиваться с больным ребенком на руках, и оставаться при этом незаметной станет почти невыполнимой задачей.
        Словно в подтверждение мыслей девушки с лестничной площадки раздался кашель, а потом недовольный мужской голос спросил:
        - Михалыч, на кой черт мы сюда поперлись?
        - Т-сс, Ваня! - недовольно шикнул другой.
        - Да что - «тцы» да «тцы»! - возмутился Иван. - Нас за елкой послали к празднику, а не по пятиэтажкам шарахаться! Какого длинного хрена мы с этой елкой не на базу идем, а по домам рыщем?
        - Т-сс! - вновь прошипел Михалыч. - Я след на снегу видел. Полозья санок оставили.
        Макаренко чертыхнулась про себя. И какого сумасшедшего сталкера она не следит за следами? Совсем расслабилась, дура!
        - Да мало здесь следов, что ли? - удивился первый. - То твари, то люди… Давеча, пару месяцев назад вон тягач от «Ярса» гоняли-гоняли, так и не догнали. Помнишь, ловили?
        - Не, - отмахнулся Михалыч. - То яркие следы, видимые, а эти совсем незаметные. Будто крался кто.
        - Ты, главное, не свихнись, Михалыч, - загоготал товарищ, - а то и на стенах следы начнут мерещиться. «Незаметные».
        - Ты, Ванька, помолчи лучше, - тихо, но уверенно прервал словесный поток напарника Михалыч, - да припомни-ка Спасса. Что правая рука атамана последние месяцы делает? А?
        - Ну, бабу ту ищет. Которая нам в октябре цистерну разнесла. Ну, и?
        - Думай, Вань, головой, думай! Крепко думай! Если он ту бабу второй месяц высматривает по всему Ярославлю, то, видимо, есть у него информация, что вернется она. Понял?
        - Да понятно, конечно, - обиженно протянул Иван. - Но я бы на ее месте после того знатного шухера сюда не возвращался… Это ж ненормальным надо быть, чтобы по второму кругу идти и в капкан лезть, где явно ждут.
        - Вот, прикинь, все так думают, - усмехнулся Михалыч. - Все, кроме бабы и Спасса. Только она, зная, что ее не ждут, беспрепятственно шарахается по окрестностям и выбирает удобное время для повторного нападения, а Спасс знает, что она рано или поздно придет, и один пытается ее выследить. Понял?
        - Не-а. Михалыч, если они друг другом заняты, то пусть себе… Мы-то при чем? Мы-то по делам по своим тут. Елку вот почти целую нашли, нам бы ее до базы дотащить, а эти… пусть себе резвятся да в прятки играют…
        - Ты не понял ничего, - подытожил Михалыч. - Подумай вот о чем: если ту бабу найдем, схватим и сдадим Спассу мы? А? Что будет?
        - Э… - протянул Иван, а потом будто вспомнил знакомое слово: - Награда?
        - Эврика! - Михалыч довольно щелкнул пальцами. - На лету схватываешь, Вань!
        Сова мысленно поставила галочку напротив имени Михалыча: «Убить первым». Не нравился ей этот умник. Ишь ты! Награду захотел! Между тем мужики замолчали, а шорох раздался ближе. Ну что за идиоты? Кто ж так подкрадывается? Сначала громким разговором выдает себя, а потом затихает? Думают, что «баба» глухая? Сова поставила «Кедр» на предохранитель. Если этих горе-охотников застрелить, то Спасс (или кто там?) поймет, что по округе шастает человек. Надо как-то без лишних дырок это сделать. Пусть начальники думают, что звери напали, а какие, как и когда - сами решат.
        За доли секунды, что понадобились Макаренко на размышления, Михалыч решил действовать и вбежал в квартиру, где поджидала Софья. Девушка тут же захлопнула входную дверь и снизу вверх ударила ногой по лицу разворачивающегося в ее сторону мужика. Тяжелый армейский ботинок, усиленный сталью, сломал мужчине нос. Михалыч мотнулся и впечатался затылком в стену, отчего шапка, словно мохнатый котенок, соскочила с лысой головы и отправилась прыгать по полу, покрытому двадцатилетним мусором. Мужчина взвыл от боли и собрался падать, но Макаренко ударила еще раз. А потом схватилась обеими руками за лацканы просаленного пальто, инерцией своего тела раскрутила Михалыча в странном вальсе и выкинула его в окно, венчавшее дальний конец кухни. Враг с воем вылетел с пятого этажа и, подобно мешку с камнями, глухо стукнулся о мерзлую землю.
        Впрочем, Сова не стала выглядывать и проверять, умер ли Михалыч. На ее памяти ни один падавший с такой высоты не выживал. Посему пусть будет «умер». Все равно смотреть на его полет у Макаренко не было времени. Ее сейчас больше занимал «двинутый» на всю голову Иван. Девушка едва успела прижаться к стене, как мужчина, дико крича, высадил в дверь очередь из автомата. Псевдометаллическая дверь не сдержала пуль, и они прошили ее насквозь. А Иван даже не подумал заглянуть в одну из дырок, тут же ударом ноги отворил дверь и, все еще крича, пытался трясущимися руками перезарядить автомат. Сова не стала тратить время на ожидание, а мгновенно сорвалась с места и прыгнула вперед, на мужчину, метя ногами в грудь. Удар вышиб автомат из рук Ивана, а самого мужика резко откинул назад, и Софья, упав на бетонную лестничную площадку, спокойно наблюдала, как враг ударился спиной о перила, перелетел через них и, крича, полетел в широкий пролет меж лестницами.
        Гулкий удар известил, что Иван приземлился на первом этаже.
        «Забери, Лука, его грешную душу!»
        «Спасибо тебе, Совушка…»
        Макаренко поднялась и посмотрела на бандита. Он лежал внизу с неестественно подвернутыми под тело конечностями и смотрел почему-то назад. Сова поежилась: люди так поворачивать голову не умеют. В смысле, живые не умеют, а мертвые - вполне. Значит, Иван мертв и умер естественной смертью при падении, поэтому никто не заподозрит подвоха. Плохо, что с другой стороны дома валяется его друг. Такой же мертвый. Вот это странно. Неужели вместе упали? Какое совпадение! Вот это точно вызовет подозрения. Что их так напугало, что они решили выпрыгнуть одновременно, но в разные стороны?
        Макаренко посмотрела на «калаш», отлетевший вбок. Иван успел разрядить боезапас в дверь. А что, если?.. И такие мысли должны появиться у любого. Что, если они переругались? Иван начал стрелять в Михалыча через закрытую дверь и задел, тот, естественно, от удивления и неожиданности упал с той стороны, а Иван… в порыве бешенства споткнулся или поскользнулся и упал уже с этой стороны? Шито, конечно, белыми нитками, но для неискушенных в расследованиях должно сойти. Надо только пару пуль отправить в Михалыча, мол, задел его Иван.
        Сова прошла на кухню и выглянула из окна. Михалыч лежал на снегу на спине. Судя по странно выгнутой, подрагивающей руке, он был еще жив. Девушка перевела «Кедр-Б» на одиночные и несколько раз выстрелила в мужчину. Кровь успеет напитать одежду, прежде чем он сдохнет окончательно, а в размерах входных отверстий разбираться никто не будет. Подумают, стрелял Иван.
        Вообще, после этой встречи у Макаренко в голове засели несколько серьезных вопросов.
        Неужели нефтяники теперь не брезгуют принимать в свои ряды непрофессионалов? Иван с Михалычем явно были обычными мужиками, которые до недавнего времени вели свое хозяйство где-нибудь на отшибе в Ярославской или близлежащей области. Очевидно, перекрыв канал поставок обученных мальчиков из «Приюта забытых душ», Сова с Прохоровым заставили руководство нефтяников пополнять состав кем придется. Наверное, те лелеяли замыслы возвратить «Приют», но зима явно откладывала эти планы ближе к весне.
        Вторым вопросом было - кто такой Спасс? Правая рука атамана - понятно, непонятно другое - отчего он такой проницательный и почему непременно ждет в гости именно Сову? Неужели Спасс - единственный здравомыслящий человек в банде? Теперь девушке стоит более внимательно подходить к изучению расположения противника. Ведь где-то рядом всегда будет этот тип. Но Макаренко почти не беспокоилась. Она давно уже изучила подступы к вокзалу и ждала только выздоровления Руслана и небольшой оттепели, чтобы начать действовать по собственному плану мщения. Главное теперь - держать Спасса всегда в голове, как неизвестную составляющую, готовую в любую минуту изменить простое уравнение.
        Макаренко подняла гильзы от «Кедра», захватила из соседней комнаты санки с досками и начала спускаться вниз. И через пролет застыла от увиденного.
        Тут же вспомнился разговор мужиков и цель их путешествия в пригород.
        - Твою мать! - прошептала Сова. - Как красиво и… вовремя!
        Площадкой ниже мужики прислонили небольшую, но пушистую и самую настоящую елочку!
        - Беру? - спросила Макаренко, ни к кому не обращаясь. - Конечно, беру!
        Девушка аккуратно погрузила маленькое деревце поверх досок, перевязала бечевкой и стала спускаться дальше. Настроение у нее сразу поднялось. Праздник на носу, и елка как нельзя кстати. Единственная проблема в Руслане - Макаренко пока не удалось его вылечить.

* * *
        В эту странную зиму снега выпало очень мало. Насколько помнила Сова, метель продержалась два-три дня, застав их с Русланом в пути. А потом северный ветер прогладил, отутюжил слежавшийся снег, превратил его сначала в наст, а потом и вовсе в лед, которым сейчас было покрыто почти все: от стен пятиэтажек до дорог и ступенек. Особенно занимательно лед выглядел на еще целых окнах и проводах. Их будто оплавили, и теперь окна словно стекали вниз под действием низкой температуры и северного ветра.
        Макаренко скатила санки с дровами и елью по обледенелым ступенькам в подвал хорошего двухэтажного брошенного дома, больше похожего на миниатюрный замок. В очередной раз поблагодарив создателя и хозяина уютного подвала, будто специально обустроенного для холодной зимы, Софья отворила сначала одну тяжелую металлическую дверь, затем вторую, и вошла, втащив сани. Девушку тут же с головы до ног обдал жаркий воздух, отчего Сова принялась скидывать неприятную холодную одежду, выстуженную ветром.
        Из темного угла раздался стон, что говорило о нормальном состоянии мальчика. После двух месяцев борьбы за жизнь Руслана Софья была готова однажды по возвращении обнаружить его бездыханное, побежденное неизвестной болезнью тело, поэтому любой стон, шорох или вздох сообщали девушке, что мальчик жив.
        Это было единственным, что пока радовало Макаренко. Остальные планы оставались под вопросом. Месть, которой так жаждала девушка, откладывалась до того дня, когда Озимов не только вернется из бессознательного состояния, длящегося второй месяц, но и сможет самостоятельно передвигаться. Сова, конечно, могла претворять план мести в жизнь и во время болезни Руслана, но что с ним будет, если Макаренко потерпит фиаско? Сдохнет в одиночестве и темноте подвала? Нет, так не пойдет. Она не бросит мальчика.
        Сняв верхнюю одежду, Софья зажгла несколько лучинок по углам подвала и пару - над кроватью больного. Вспотевший мальчик иногда дергался во сне, мычал и говорил бессвязные слова и фразы. Макаренко обтирала его целиком раз в сутки и поила мясным бульоном, приготовленным из крыс, пойманных в городе. На хорей девушка старалась не охотиться. Слишком большая туша, они с Русланом столько не съедят, а остатки придется прятать, чтобы не привлечь внимания нефтяников. Лучше и безопасней пока мелкие крысы. Соорудить ловушки - дело получаса, а «урожай» потом можно собирать долго. Слишком велико поголовье этих зверьков в городах, да и ловушки, расставленные в укромных уголках подвалов, менее заметны для людей, чем ямы и силки для хорей.
        Когда Софья первый раз раздела бессознательного Руслана, то поразилась огромному количеству шрамов у ребенка. Протирая мокрой тряпкой дрожащую кожу, Макаренко, кроме крестообразного шрама на месте пупка, обнаружила еще множество отметин по всему телу. Маленькие шрамы-пуговки, будто в тело мальчика много раз втыкали острые предметы. Сова не могла представить, кто такое проделал с Русланом и зачем надо было так его мучить. Судя по этим шрамам, тот в далеком детстве перенес ужасающие пытки, но пока поведать о них не мог. А Макаренко не настолько хорошо знала подростка, чтобы прямо спросить его об этом.
        Однажды, когда Озимов бредил дольше обычного и произносил повторяющиеся и ничего не значащие фразы, вроде «Ты будешь с нами», «Скоро», «Один из нас», Макаренко задала вопрос о шрамах, но мальчик ее не услышал, продолжая метаться на промокшей от пота койке. С тех пор девушка и не старалась узнать о пытках, отложив вопросы до момента, когда Озимов придет в себя.
        Нечто похожее на пыточную камеру девушка видела в бункере Кизляка под монастырем в Переславле-Залесском. Холодные, металлические столы, странные колющие и режущие инструменты рядом на столиках, огромные прозрачные сосуды, где мог поместиться взрослый человек, и пластиковые трубки с длинными и полыми стальными иглами, предназначение которых оставалось загадкой. Именно они могли оставить на теле Руслана похожие следы, но, как знала Софья, Озимов родился в Юрьеве-Польском, никогда свой город не покидал и Переславль-Залесский не посещал. Именно поэтому для девушки происхождение ужасных шрамов оставалось загадкой. Ведь в Юрьеве вроде не пытали детей и не экспериментировали на живых людях. Или пытали и экспериментировали? Только травма ребенка оказалась настолько глубока, что он не будет рассказывать об этом первому встречному, а Софья к его ближней родне явно не относилась.
        Ну ничего, вот очнется - и Макаренко попробует разговорить мальчика. А он очнется, обязательно придет в себя, просто надо еще подождать.
        Однажды отец отправил Сову в Вологду за новогодними игрушками. Вроде и не до Нового года было в такое время, вроде и опасно, но отец почему-то не мог забыть про этот праздник. Он вообще считал, что если есть семья, то должны быть и семейные праздники, основным из которых и был Новый год. Поэтому и послал дочь одну в опасный город - во-первых, для пополнения запасов вечно бьющихся игрушек, во-вторых, для отработки действий в городских условиях. Ну, а в-третьих - чтобы дочь не пугалась городов, ведь она никогда не бывала за пределами окружающего их дом леса.
        Конечно, девушка справилась. Она прошла по Вологде, миновав все бандитские шайки, действующие в черте города, пообщалась со многими гражданскими, предлагая им взамен игрушек мясо и шкуры, добытые охотой в лесах вокруг дома. Набрала целый ящик хрупких и ярких разноцветных шариков и других драгоценных, поднимающих настроение фигурок, которые вешали на елку, чтобы создать атмосферу праздника, и благополучно вернулась домой.
        Но то, что Софья увидела тогда в одной городской семье, поразило девушку до глубины души.
        - У нас ничего нет, - понуро сказала худая женщина с серой кожей и потухшими глазами. Она выглядела истощенной и давно голодающей.
        - А что с ней? - спросила Макаренко, кивнув в угол бедной и грязной комнаты. Там, на койке, закутанная в несколько одеял, лежала девочка. Неподвижная и бледная, словно уже давно умершая.
        - Спит и не просыпается уже четвертый месяц, - ответила женщина. - Я за ней ухаживаю. Мою, кормлю отварами. Но она не просыпается…
        - Она не мертва? - спросила тогда Сова, ничего не понимающая в болезнях.
        - Что ты, дочка! - замахала руками мать. - Что ты! Не говори так! Это состояние называется «кома» и может длиться годами.
        - И вы так и будете ждать, пока она не придет в себя? - удивилась Софья. - А если не придет?
        - Чур тебя, дурочка! - воскликнула женщина и перекрестилась. - Не говори так! Бог знает, что делает! Он обязательно вернет ее нам! Обязательно разбудит!
        Макаренко хотела возразить, мол, Бог мог бы пораньше разбудить девочку, чтобы не мучить ни ее, ни мать, только женщина до того разволновалась, что вытолкала Сову из квартиры. Та еле успела впихнуть ей в руки кусок вяленого мяса.
        Через год Макаренко вновь ходила в Вологду и случайно встретила ту женщину. И… - о, чудо! - девочка, оказывается, проснулась! Софья украдкой спросила мать, сколько дочь проспала, и та призналась: больше девяти месяцев!
        Невероятно! Удивительно!
        И именно поэтому Сова собиралась дождаться, когда Руслан проснется. Она не знала, болеет ли он или впал в ту самую пресловутую «кому», но ожидание матери, грозившее затянуться навечно, поразило девушку в самое сердце. И Макаренко готова была также два месяца или девять следить за Русланом и ждать, когда тот очнется. Наградой же… Софья вспомнила глаза той девочки, в которых плескалась безграничная любовь к матери и невыразимая словами благодарность. Вот что будет наградой!
        Удостоверившись, что с Русланом никаких изменений не произошло, Софья разожгла печку в углу, которую топила только когда стемнеет, чтобы дымом не выдать нефтяникам своего убежища. Растопила лед в двух кастрюлях. В одной поставила вариться ободранную тушку крысы. Другую забрала к кровати больного, где очень тщательно обтерла его нагое тело и вновь накрыла двумя старенькими одеялами, которые нашла в тюках, что Михаил два месяца назад велел детям погрузить в «Хаммер». Сейчас автомобиль благополучно прятался в соседнем кирпичном гараже, ворота которого открывались и закрывались цепью. Желтый железный монстр был слишком заметным, чтобы оставлять его на виду. К тому же под носом у местных нефтяников, у которых Сова и угнала автомобиль.
        Эх! Что за времена были два, почти три месяца назад! Софье ничего не стоило устроить диверсию, отлупить до бессознательного состояния пятерых подростков и угнать «Хаммер» из-под носа у отчаянных головорезов. А сейчас? Готова отложить месть навсегда ради одного пацана, которого, по сути, никто не просил пристраиваться к Макаренко хвостиком и следовать за ней в это опасное путешествие.
        Сова грустно улыбнулась. С ней что-то случилось с тех пор, как она познакомилась с толпой детишек и нормальным мужчиной, почти ничем не отличающимся от отца. А еще она подсознательно восхищалась смелостью двенадцатилетнего пацана, который, презрев любые опасности, примкнул к ней. Тем более, что когда-то давно он многого натерпелся от страшных людей, о чем свидетельствовали старые раны.
        Это несправедливо! Ведь несправедливо же!
        Макаренко заботливо подоткнула края одеяла под матрац и, пока варился крысиный бульон, занялась другим делом. Поставила рядом с кроватью мальчика ведро, насовала в него ветоши и воткнула привезенную ель. Потом заглянула под кровать и выудила оттуда две коробки, в которых в свете лучин поблескивали елочные игрушки. Сова улыбнулась: война - войной, смерть - смертью, но хоть мир необратимо изменился после великой катастрофы, отец навсегда привил своей дочери любовь к семейному празднику. Пусть и не осталось у Софьи семьи - отца убили, зато есть чувство единения с людьми. Вот с этим мальчиком, с теми детьми, что остались в «Приюте», и Михаилом, который принял на себя бремя заботы о них. Это чувство было много сильнее желания спрятаться, остаться одной. И это чувство напоминало ей, как маленькая девочка в новогоднюю ночь засыпает в теплых объятиях отца, разглядывая блестящие и яркие шары, пирамидки и фигурки танцующих и веселящихся людей. Вот что Макаренко было необходимо больше, чем одиночество. Вот что она искала с того времени, как бандиты убили отца.
        Сова аккуратно протерла каждую игрушку и стала вешать их на елку. Когда дело было сделано, она добавила вокруг дерева еще лучин, и игрушки заискрились дополнительными веселыми огоньками. Софья же достала из походного рюкзака два пластиковых стаканчика и темную бутылку с узким горлышком, обернутым блестящей фольгой. С видом знатока девушка повернула бутылку к свету и торжественно прочитала:
        - «Советское шампанское»! Я тебя выпью, чем бы ты ни было!
        - Мне нальешь? - попросил слабый, срывающийся на шепот голосок из-под вороха одеял. От радости Сова чуть не подпрыгнула. Она готова была вытащить мальчишку из кровати и обнимать, обнимать, обнимать… Вместо этого, чтобы не пугать, весело посмотрела на Руслана и улыбнулась:
        - Конечно! - девушка откупорила бутылку, разлила пенящийся напиток по стаканчикам и подала один мальчику. Тот вынул из-под одеяла дрожащую от слабости руку и взял стакан. - Ну! С Новым годом! С новым счастьем! За то, что ты, наконец, начал поправляться! Ура!
        - Ура! - слабо протянул Руслан и чуть пригубил шампанское. Потом спросил: - А что такое Новый год?
        - Как? - удивилась Сова. - Ты не знаешь? Это подсчет годков миру, в котором живем! Провожаем ушедший год, встречаем новый и надеемся, что у нас будет еще много новых следующих годов…
        - А! - вдруг вспомнил Руслан. - Батюшка в Юрьеве говорил, что сейчас идет две тысячи тридцать третий от Рождества Христова. А теперь, значит, должен начаться две тысячи тридцать четвертый, а потом тридцать пятый…
        - Не! - возразила девушка. Она быстро выпила из своего стаканчика и налила еще шампанского. - Ничего ваш батюшка не понимает! Он совсем глупенький. Сейчас новый мир, так? Так! Поэтому и отсчет лет должен быть для этого мира, а не от какого-то гипотетического Рождества никому не известного человека. Поэтому сейчас был всего лишь двадцатый год после Войны и начинается двадцать первый. Так вот! Начинать, так с нуля.
        - Здорово! - совсем не весело проговорил Руслан. - У нас ели росли напротив крепостных стен, но мы их не наряжали. А игрушек не было и подавно. Помню, Машка и Игорек - соседи - играли в деревянные игрушки, им дядя Василий выстругал из дров. А вот чтобы таких красивых… не было.
        - А у нас с отцом… - Тут Макаренко ненадолго замолчала и залпом выпила содержимое стаканчика. Внутри стало жарко и захотелось плакать от воспоминаний о папе, но Сова сдержалась. Хоть ей и тяжело, но Руслану, учитывая его шрамы, может быть, в сто раз тяжелее. - У нас была традиция. Пока я была маленькая, отец приносил каждый год елку и добывал игрушки. И мы этот день проводили вместе. Всегда-всегда, пока… Вот только в этом… в этом…
        - Со мной? - переспросил Руслан. Он слишком серьезно посмотрел на девушку, слишком понимающе для двенадцатилетнего пацана, отчего Софье еще больше захотелось плакать, и она отвернулась в сторону.
        - Без него. Без отца, - быстро проговорила девушка. - Это первый Новый год без отца, а я… а я даже не могу пока…
        - Отомстить? - как-то тихо и виновато переспросил Озимов. Он осторожно поставил все еще полный стаканчик на пол и уставился в потолок. - Ты извини меня!
        - За что? - прошептала Сова, и ее плечи вдруг вздрогнули. Раз, второй, потом затряслись сильнее, послышались тихие всхлипы, затем громкие рыдания. Макаренко плакала навзрыд и не могла остановиться. Ей очень сильно не хватало отца, и если раньше она не могла показать свою слабость кому бы то ни было, то сейчас, из-за выпитого шампанского, не смогла сдержаться.
        - За то, что задержал, - четко сказал Руслан. - Я не знаю, что заставило меня пойти за тобой, наверное, твоя смелость и упорство, но я подвел тебя. Сразу.
        - Ты болел, - пожала плечами Софья, всхлипывая. - Ты не мог перестать. Это же болезнь…
        - Это не болезнь, - еще тише, почти неслышно, сказал мальчик.
        - Что? - Сова развернулась к Озимову. Не почудились ли ей эти слова? Но он посмотрел девушке прямо в глаза и твердо повторил:
        - Это не болезнь!
        - Но… Ты лежал два месяца! Ты был все это время без сознания, тебя знобило, у тебя был жар, и пот лил нескончаемым потоком. Как это - не болезнь?
        - Не болезнь, - покачал головой Руслан. Теперь он больше доверял Сове - после того, как она столько времени ухаживала за ним и не бросила. - Это нечто… Я не знаю, как объяснить… Видела бабочек?
        Макаренко кивнула, попытавшись вспомнить хоть одну не ядовитую. Таких в вологодских лесах не водилось.
        - Вот! А перед этим они - гусеницы ведь? Так?
        Макаренко опять кивнула, предчувствуя недоброе.
        - Ну вот! Прежде чем стать бабочкой, гусеница прячется в коконе и там… болеет. То есть… перерождается? Но с нашей точки зрения это можно назвать болезнью. Ведь организм гусеницы сильно меняется. Ведь можно это болезнью считать?
        - Наверное, - кивнула Сова.
        - Вот и со мной… я не знаю… что это! Как объяснить? Такое было в первый раз! И не знаю… как кому-нибудь рассказать?
        - А ты скажи. - Девушка сосредоточилась и совершенно серьезно посмотрела на мальчика. Может, в любое другое время после таких новостей Макаренко схватилась бы за оружие, но два стаканчика шампанского чересчур расслабили ее. После стольких месяцев заботы она считала Руслана чуть ли не своим братом и поэтому не ожидала от него неадекватного поведения, не чувствовала опасности непосредственно от мальчика. - Скажи мне, и посмотрим, надо ли говорить еще кому? В крайнем случае я всего лишь застрелю тебя, но обещаю: мучить точно не буду. Я милосерднее чужих.
        - Ну, спасибо, - улыбнулся мальчик, понимая, что Софья так шутит. - Буду знать, если что.
        - Обращайся, - кивнула Сова и взмахнула рукой, приглашая Озимова рассказать о мучившей его проблеме. Руслан долго молчал, вглядываясь куда-то в темный потолок, лишь лучины маленькими огоньками отражались в его глазах. Потом и лицо пошло россыпью искорок - видимо, пацан так силился выдавить признание, что весь вспотел, и крупные капли влаги на коже теперь мерцали, словно звездочки. Макаренко вновь наполнила стаканчик, вслушиваясь в хриплое дыхание мальчика. Казалось, что он никогда не решится, но наконец Руслан глубоко и шумно вздохнул и тихо-тихо заговорил:
        - Это началось еще там, в «Приюте», когда этот зверь, этот… рыжий клоун пытался залезть ко мне в голову. Вот сюда, - мальчик пальцем показал в район виска. - И у него получилось. Ты мне веришь?
        Сова кивнула, она долго разговаривала с Михаилом после освобождения детей от Черномора и услышала много такого, от чего у любого неподготовленного человека волосы встали бы дыбом. Прохоров рассказал, что Черноморов запирал детей в жутком лабиринте, в который превратил одну из церквей Переславль-Залесского Горицкого монастыря. Там он каким-то образом воздействовал на мозг ребенка, отчего тот видел жутчайшие галлюцинации. Спроси любого из «Приюта забытых душ», и он расскажет о страшных видениях, которые мерещились ему, когда он оставался один на один с Черномором в Храме - ловушке детских душ. Дети становились заложниками разума ужасного человека - Черномора, который управлял ими, даже находясь за много километров от них самих. Макаренко лично глядела в глаза Вани - подростка, который не мог освободиться от пут разума Черномора. И не могла избавить его от подсознательного убеждения, что Черномор рядом и сделает ему больно, если Иван ослушается его приказов или приказов его друзей из Ордена нефтяников. Ваня так и умер с этим убеждением, а Черномор находился далеко-далеко и лично никак не мог
навредить пареньку.
        - Он тогда влез ко мне в голову, - продолжил мальчик. - Было больно и… страшно. Он показывал мне всякие ужасы, как… меня терзают волколаки, или… как из груди, вот отсюда, - Руслан опять показал пальцем, - вылезает какая-то страшная тварь. Представь, она, типа, ела меня изнутри! Был лабиринт, где я блуждал годами и гнил - тут, тут и тут. Я хотел найти людей, чтобы они помогли мне вылечить болячки и… и… прогнать этих жутких белых червей, но… я не мог никого найти, только страшных зверей, которые пытались меня схватить, и корявые колючие ветки кустарника, который мне и помогал спасаться от зверей. Там я впервые встретил себя. Понимаешь?
        - Нет, - девушка неуверенно покачала головой.
        - Ну, - мальчик замахал руками, пытаясь показать, что происходило в его галлюцинациях. - Вот это… вышел я на поляну, а там тоже мальчик. Голый и скрюченный, будто ему больно. Я подошел и дотронулся до его плеча. Он вздрогнул и… ну, затрясся, что ли. И я понял, что он зарыдал. Я сказал: «Не бойся. Я тебя не обижу». А он ответил: «Я тебя и не боюсь». Представь? Реально заговорил. А потом поднялся со словами: «Я боюсь не тебя, Руслан. Я боюсь его. Ты его знаешь». И я вправду знал. Ведь это был Черномор. Его там все боятся… и мальчик тот тоже. И тут вроде как луна взошла и лицо его осветила. Представь? А лицо… точно как мое! Представь? А на теле… все мои шрамы словно огнем вспыхнули! Представь? Это был я! Я, Сова!
        - О них я и хотела тебя спросить, Руслан, - быстро проговорила Софья, будто боясь, что мальчик вдруг решит забыть об этих шрамах, но он уже начал и не мог остановиться. Казалось, тайна мальчишки вот-вот раскроется и… - Откуда эти шрамы? Кто их тебе оставил? Кто так мучил тебя?
        - Я узнал мальчика, - продолжил Озимов, разглядывая при этом потолок, а капли пота стали еще больше и кое-где струйками стекали с лица. - Я узнал и его, и шрамы! Оттого, что ему было холодно, становилось холодно и мне. Оттого, что ему было больно, больно было и мне. И я начал дрожать, ведь дрожал и он. Ведь он и был мной. Тем мной, который иногда выглядывает из воспоминаний. Страшных и ужасных. Которые я тут же забываю. Я спросил, озираясь, опасаясь Черномора: «Откуда шрамы?» И… тот Руслан посмотрел на меня удивленно и затравленно и тоже спросил: «Ты что, не знаешь? Забыл?» - «Забыл», - кивнул я. И он заговорил, тихо так, заговорщически оглядываясь: «Главное, чтобы о них не узнал Черномор. Ты понял? Главное, чтобы этот сукин сын не пронюхал о твоих шрамах и не сообщил о них Кизляку! Ты понял?» Я пожал плечами и спросил: «Почему?» И он произнес совсем странные слова: «Потому что ты получил их здесь!»
        - То есть все эти шрамы ты получил в «Приюте забытых душ»? - нахмурившись, спросила Софья. - Но как? Ты же никогда не покидал Юрьева-Польского? Я не понимаю…
        - И я, - помотал головой Руслан. - Я всегда думал, что родился и жил в Юрьеве, и послал того мальчика, то есть себя, на… Ну, в общем, подальше. И больше никогда не вспоминал о его словах, пока… Пока не началась эта болезнь.
        - Кома?
        - Болезнь, - поправил Руслан. - Я чем-то переболел, и во мне что-то изменилось. Смотри!
        Мальчик вытянул из-под одеяла руку, и Макаренко пришлось наклониться, чтобы понять, что он хотел показать. Но когда девушка поняла, то не смогла сдержать возглас удивления.
        - Я могу управлять шрамами. Видишь? - И действительно: от круглого шрама на сгибе локтя почти ничего не осталось. Но как такое может быть? Ведь Сова лично протирала тело Руслана полчаса назад, и все шрамы были на месте!
        - Можно? - взволнованно попросила Макаренко, потянувшись к одеялам, накрывающим мальчика. Он только коротко кивнул, понимая, что без осмотра не обойтись. И женщина откинула одеяла и удивленно прикрыла рукой рот. Беззащитный, голый ребенок распластался перед ней. И шрамов на месте уже не было! Лишь легкие, едва заметные отпечатки на коже, словно никогда не загоравшие места. И шрам на животе тоже «рассосался»! Сова удивленно смотрела на абсолютно плоский детский живот, где когда-то вместо пупка присутствовал крестообразный жирный шрам. Теперь не было ни его, ни самого пупка.
        - Сума сойти! - прошептала Софья, до глубины души пораженная увиденным.
        - Точно! - прошептал в ответ Руслан и закрыл лицо руками, а потом мелко затрясся, словно ужас, копившийся внутри ребенка несколько месяцев, решил излиться наружу.
        - Ну-ну, - девушка решительно притянула к себе беззащитного ребенка и прижала к груди. Мальчик вздрогнул и попытался отстраниться, но Макаренко только крепче обняла его. - Мне все равно, какой ты! Странный или нет! Я здесь, с тобой! Видишь?
        - Но я все еще не знаю, кто я! - всхлипнул Руслан. - Не знаю, откуда шрамы! Не знаю, почему могу убрать их! Не знаю теперь, где и когда родился и мои ли родители Ирина и Григорий Озимовы? А? Я теперь ничего не знаю! Что мне делать?!
        - А давай спросим у тех, кто точно знает?
        - У кого? - мальчик поднял голову и полными слез глазами посмотрел на девушку.
        - Да у нефтяников! Они же были заодно с Кизляком и Черномором?
        - Ага.
        - Ну, так они и знать должны чего-нибудь?
        - Наверное… - тихо протянул Руслан. Возможность выведать информацию о своем прошлом явно заинтересовала мальчика. Он затих и надолго задумался, но трястись от плача перестал. Сова лишь гладила его по голой спине.
        - Ты, главное, выздоравливай до конца, и мы пойдем, спросим. Вот увидишь, все окажется проще, чем ты думаешь! Сто процентов! Говорю тебе: инфа сотка!
        - Правда?
        - Ага! А давай накатим по шампусику за Новый год, ну и… за тебя? Чтобы ты все-все вспомнил, а?
        - А шампусик - это что? - переспросил Руслан осторожно.
        - Ну, вон та жидкость в бутылке. - Софья махнула рукой на початую бутылку «Советского». - Отец говорил, что иногда надо вышибать дурные мысли каким-нибудь пойлом. Не знаю ничего об этом, но мне кажется, эти пузырьки - как раз то, что и вышибает плохие мысли.
        - Давай! Хочу забыть все это пока что…
        - Не переживай, мы выясним, что все это значит! Обещаю тебе!
        - А если они не знают?
        - Тогда вернемся в «Приют» и начнем искать заново. Может, Михаил к нашему возвращению узнает кое-что о бункере под монастырем. Вдруг ты имеешь к нему отношение?
        Озимов пожал плечами, но уже более спокойно улегся обратно. Его все еще знобило и ломало. Неизвестная болезнь все еще измывалась над телом двенадцатилетнего мальчика, но зато в душе его появилась надежда. Спасибо Сове - без нее было бы в сто раз хуже…
        Глава 11. Прошлое
        Маленькую и тесную комнату-закуток Спасса давно заполонила тьма, слегка разбавляемая освещением соседних комнат. Свет словно перекидывался через стену-перегородку и потому был очень скудным. Несмотря на поздний час - около двенадцати ночи, - ни майор, ни атаман со свитой и женщинами не спали. До наступления Нового года оставалось минут двадцать-тридцать, а потому веселье в главном зале вокзала только-только входило в фазу безудержного. Но Константин не мог заснуть отнюдь не из-за шума.
        На самом деле он старался в мельчайших деталях вспомнить место гибели двух человек. С утра всех свободных мужиков разослали по округе на поиски елки, и вот двое не вернулись. После продолжительных поисков их нашли мертвыми, причем складывалось ощущение, что они чего-то не поделили и один выстрелил в другого, отчего тот выпал из окна пятого этажа. А того, который стрелял, отдачей автомата отбросило назад, он споткнулся и тоже шмякнулся о бетонный пол, но уже внутри здания.
        Чутье подсказывало майору, что тут не обошлось без посторонней помощи, и Спасский лежал на жесткой кровати, всматривался в высокий сводчатый потолок вокзала и пытался припомнить все нюансы виденного днем. Уже тогда, осматривая место происшествия, он заподозрил неладное.
        - Гвоздь, - Спасс нахмурил лоб и снял солнцезащитные очки. - Ты хоть что-нибудь понимаешь?
        - А что тут понимать, Константин Семенович? - спокойно переспросил Денис, поглядывая из-за плеча майора на выпавшего из окна мужика. Тот, раскинув руки, застыл внизу в неестественной позе. - Они что-то не поделили, и Воеводин застрелил Кузьмина, а потом сам… либо случайно, либо…
        - Либо не случайно? - подсказал Спасс, внимательно посмотрев на бородатого помощника.
        - Совершенно верно, - кивнул Гвоздев, но озвучил не то, о чем думал Спасский. - Иван мог сам спрыгнуть вниз.
        - Э-э-э… Почему?
        - Испугался содеянного, - пожал плечами Денис, - и решил свести с жизнью счеты.
        - Э-э-э… - вновь протянул Константин. - Ты хочешь сказать, что среди мужиков нашего ордена есть такие, кто при каждом убийстве бросается сводить счеты с жизнью?
        - Нет, Константин Семенович, - замялся Денис. - Не думаю. Просто похоже.
        - Ты прав, - согласился бывший майор. - Похоже. Но не очень правдоподобно. Тот, кто организовал эту сцену, тоже думает, что мы поверим, но Иван убивал и раньше! Неужели он будет кончать с собой из-за того, что убил коллегу? Вряд ли. У нас, конечно, после Третьей мировой уровень депрессии в обществе зашкаливал, и каждый второй готов был сигать в пропасть от никчемной жизни, но сдается мне, что за двадцать лет они все перепрыгали уже, поубивались. Остались самые стойкие, и эти уж никак не будут прыгать, чтобы покончить с собой.
        - Тогда это простая случайность? - переспросил Денис.
        - Ты так думаешь? - вновь спросил Спасский. - Вот ты часто падаешь с пятых этажей? Случайно…
        - Я? - замялся Гвоздь и нахмурился, стараясь понять, куда клонит собеседник. - Не часто. Но на то она и случайность, что может с каждым… Сейчас середина зимы, а снега все нет и нет, почти все поверхности в городе покрыл лед. В том числе и внутри зданий, ведь окон давно нет, а ветер гуляет… По таким скользким поверхностям любой может.
        - Да, - вдруг кивнул Спасс, соглашаясь, - любой может. Пойдем посмотрим на них, что ли.
        Денис пожал плечами, пропуская Спасского. Ему было все равно, что тут случилось, и он пропустил майора вперед. Спасский же ненадолго задержался у двери, ковыряя входные пулевые отверстия. Зачем Ивану расстреливать Михалыча через дверь? Да еще истратить полный рожок? Ведь достаточно одной пули…
        Непонятно!
        И не то чтобы непонятно - неправдоподобно! Вряд ли люди, живущие при дефиците оружия и боеприпасов, будут использовать их просто так. Если для убийства достаточно одной пули, то Иван, с вероятностью в сто процентов, использовал бы одну пулю. Или вообще просто вытолкнул бы Михалыча через балкон. Ведь тут даже пули не надо, чтобы убить человека. Он потом, переломанный, сдохнет внизу.
        Странно!
        По площадке рассыпаны елочные иголки. Что они тут делают? Мужики нашли елку и тащили ее в орден? Но не на пятом же этаже нашли! И не из-за нее же разругались!
        «Все страньше и страньше!»[9 - Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес.]
        А если нашли внизу, то какого лысого поперлись на пятый этаж? Может, обнаружили кого? А этот кто-то… Стоп! Так можно додуматься до того, что их подстерегли свои же и убили, чтобы отобрать елку! Ну, вот, например, Гришин и Сечин, они вернулись с елкой и ходили примерно в том же районе, что и Кузьмин с Воеводиным, но…
        Это же бред!
        В лучшем случае они бы пришли вместе с этой чертовой елкой, но не убивали бы друг друга! Что тогда?
        Тело Ивана лежало лицом вниз. Пока Денис переворачивал тяжелого мужика на спину, майор думал о странных, почти мистических случайностях. Для неверующего человека любые случайности были неслучайны. Как можно верить в мистику и сверхъестественное, если не веришь в Бога? Если не существует одного, то не должно существовать и другого. Для Спасса мистика была лишь способом неокрепшего ума объяснить необъяснимое.
        Вот и здесь, если поверить, что мужики - идиоты, то можно вполне закрыть глаза и на то, как по-идиотски они погибли. Но ведь так не бывает! Для всего сущего есть причина, как и для любых случайностей. Даже случайное падение с лестницы есть не что иное, как неосознанная закономерность, итог целой цепи событий, которые предшествовали случившемуся. И эту цепь Константин хотел воссоздать. Даже если предположить, что Денис прав и эти идиоты, наплевав на логику, уничтожили друг друга, словно два неандертальца, майор хотел понять, почему это произошло так, а не иначе, здесь и сейчас, и почему все это безобразие напоминает старому военному простую инсценировку?
        В широко открытых глазах Ивана застыло удивление. Когда Денис перевернул окоченевшее тело на спину, мертвец, казалось, уставился мутным, вопросительным взглядом прямо на Спасса, будто хотел спросить: «За что ты меня так?»
        Спасский несколько секунд всматривался в широко раскрытые, удивленные глаза, потом посмотрел на Гвоздя.
        - Ты удивляешься, когда кого-нибудь убиваешь?
        - Что? - не понял Денис.
        - Когда ты кого-нибудь убивал, то удивлялся? - перефразировал майор.
        - То есть? - Боец никак не мог понять, чего от него хочет Спасский.
        - Ну вот, допустим, ты собрался кого-нибудь убить. Как ты на него смотришь? Зло? Ненавидяще? С яростью? Или удивленно?
        - Да уж явно не удивленно! - хмыкнул Денис, услышав глупое предположение майора. - Как угодно, только не удивленно.
        - Вот и я о том же, - буркнул Спасский и еще несколько долгих минут вглядывался в застывшие треугольниками брови и мутные, остекленевшие глаза. - На убийцу посмотрели, пойдем и на убитого теперь посмотрим.
        Они обошли здание, ежась от холодного ветра, не прекращавшегося уже пару месяцев. Михалыч тоже смотрел вверх, и тоже - с удивлением. Из уголка губ тянулась застывшая ниточка крови, а на одной ноздре замерз кровавый пузырек. В свете тускло-красного закатного солнца кожа его искрилась инеем. Ноги и руки были, очевидно, сломаны, а на старой серой фуфайке чернели пулевые отверстия.
        - Ну вот, - подытожил Гвоздь, потирая руки в теплых кожаных перчатках. Температура воздуха стремительно падала, и вскоре даже очень теплые вещи не смогут оградить человека от холода. - Его явно убили. И кто еще, как не Иван? Пойдемте уже, Константин Семенович. Дело тухлое: посрались и порешили друг друга…
        - Э-э-э… Не! Не торопись, Гвоздь, - остановил бородача Спасс. - У всего сущего есть порядок! У всего! Даже если маньяк беспорядочно убивает свои жертвы, он сначала сходит с ума! У всего есть причина.
        - Ну и что? - недовольно буркнул Денис. Ему очень не хотелось оставаться на улице ночью.
        - А то, что и у этой глупой расправы должна быть причина.
        - Зачем она нам? Убили они себя, ну и пусть, нам-то что?..
        - Э-э-э… Не скажи! - помотал головой Спасский. - Поняв причину, мы восстановим порядок, а значит, откроется и суть вещей. Нам надо посмотреть на тело, - добавил майор, зачем-то показав на Ивана.
        - Ну-у-у… вы же смотрите на него, - непонимающе сказал Денис.
        - Надо снять одежду…
        - Что? - не поверил ушам Гвоздь. Ему претило снимать одежду с трупа в тридцатиградусный мороз на ледяном ветру, который усиливал холод в сто раз, не меньше.
        - Давай-давай, - подбодрил бывший майор. - Срезай фуфайку! К вечеру зальешь все ужасы батюшкиным самогоном. Нам обязательно надо взглянуть на раны…
        И теперь, лежа в темноте своей мизерной комнатушки, он вспоминал именно голое тело Михалыча, освобожденное от одежды и покрытое инеем. Круглые раны темными дырами вспучились на белой коже, но выглядели скорее неестественно, чем правдоподобно, будто их нарисовали…
        А все почему?
        А все потому, что стреляли в беднягу уже после его смерти! И поэтому из ран не потекла кровь! Поэтому они и выглядели странными, нарисованными и еще не набитыми татуировками, никакого отношения к телу не имеющими!
        Как он не понял этого раньше?
        И именно этот факт не укладывался в голове Спасского. Если принять во внимание, что стреляли в уже мертвого Михалыча, то Иван должен был сначала вытолкнуть его в окно, потом выстрелить вслед, затем зачем-то расстрелять ни в чем не повинную входную дверь квартиры, а потом упасть (спрыгнуть) с лестничной площадки! Да это же бред! Полный и безоговорочный! И сплошной непорядок! Как минимум в действиях Ивана.
        А порядок должен быть везде! Везде! Без него не бывает цепи четко выверенных логичных событий, которые следуют за причиной и предваряют следствие. Даже вера в Бога - лишь следствие какого-то другого события в жизни человека. Например, чудесное выздоровление тяжело больного ребенка подталкивает выдумать бога, или, наоборот, необъяснимая смерть совершенно здорового близкого.
        При чем здесь Бог?
        Да при том, что эта глупая ситуация, совершенно нелепая и необъяснимая, с Михалычем и Иваном напомнила Спасскому кое-что из прошлого.
        Ведь если человек решается на что-то, то он не будет изобретать велосипед. Он просто сделает это. Как, например, сделал два года назад Константин. Он просто оценил ситуацию, принял решение и выполнил задуманное.
        Мысли вернулись в прошлое и подкорректировали картинку, которую майор нарисовал Денису в «Тойоте», с учетом недосказанной правды, ведь всю правду никогда никому не скажешь. Люди поймут по-своему, решат, что знают ситуацию лучше, гордо выплюнут тебе в лицо, что сделали бы правильней! Но… Случившееся с одним человеком нельзя в полной мере перенести на другого.
        И Константин мысленно вернулся в тот злополучный день, когда они с семьей поднялись на холм, к белой гавани, к храму надежды и их будущего, к Успенскому собору во Владимире, где их уже ждали молчаливые монахи. Черные, развевающиеся на ветру одежды очень сильно контрастировали с белыми стенами древнего здания, отчего у Спасского засосало под ложечкой. Страх липкими пальцами забрался в душу, сжал сердце, но сделать уже ничего было нельзя. Ни сбежать, ни обойти Владимир стороной. Белоснежный маяк веры привлекал путников, приманивал их и в итоге затягивал в черную бездну забвения. Навсегда!
        Зачем я это сделал?
        Извечный вопрос. Но на Константина он действовал не так, как на обычных людей. Совесть совсем не хотела просыпаться, терзания всегда отходили на задний план, уступая место напряженной работе холодного и расчетливого разума. Лишь картинки из прошлого, вот как сейчас, иногда возникали перед глазами и погружали бывшего майора в уже забытый и не существующий для Спасского мир. Такой далекий, такой беспорядочный…
        С высокой треугольной стелы на Соборной площади невозмутимо и безразлично взирали каменные лица мужчин, то ли колхозников, то ли рабочих - Константин различил у одного в руках маленький, игрушечный трактор. Спасский велел жене и дочкам спрятаться за выстоявшим в последней войне памятником, а сам поднял старое охотничье ружье, не раз выручавшее во время путешествия по разрушенной России. Мужчина понимал, что против десятка монахов в черных рясах с разнообразным оружием в руках - от АКСУ до вил - никаких шансов на спасение нет, но все равно поднял ружьишко и зычно гаркнул:
        - Стоять! Иначе кто-нибудь вознесется к Богу!
        Монахи продолжали окружать, пока широкий круг из одетых в черные хламиды людей не замкнулся вокруг стелы. Спасскому пришлось выстрелить в воздух, чтобы его слова, наконец, дошли до мужчин. Один остановился в нескольких шагах и, хитро прищурившись, спросил:
        - О каком боге ты говоришь, мужик?
        - А что, их много? - недовольно переспросил Константин, краем глаза посматривая на близких, жавшихся за каменным постаментом. В руках жена держала нож, готовая в любую секунду пустить его в ход, и майор не был уверен, против кого: против нападающих или себя и дочек?
        - Ну, и до войны, - монах странно улыбнулся, - их море было, а сейчас, кажется, только прибавилось. У нас - настоящий, у тех, кто еще по деревням да селам живет - бог урожая и плодородия, у нефтяников в Ярославле - нефть, у варваров с западных равнин - ветер свободы, в Москве - еще куча всяких божеств, кто-то в какого-то червя верит, кто-то - в великую мать.
        - А разве Москву не выдрали с корнями, словно злого огромного спрута, присосавшегося к земле? Мне кто-то в прошлом говорил, что зла в этом городе больше, чем во всей России вместе с соседними странами…
        - Да кто ж ее разбомбит-то, она же ведь памятник…
        - Кто? Москва? - майор не понял шутки, хотя фраза «она же ведь памятник» навеяла что-то знакомое.
        - Кто ж ее разбомбит, - повторил монах уже с серьезным лицом, - там ведь столько богов! Хоть один какой-нибудь да не даст этому случиться. Ведь хоть один-то из сотни должен быть настоящим?
        - Должен, - пожал плечами Спасский. Он все еще не понимал, куда клонит собеседник. - Но есть хоть один, кому не наплевать на Землю? Иначе зачем все это? - майор обвел руками все вокруг, подразумевая Третью мировую войну, приведшую к почти полному уничтожению человечества.
        - Наказать людей за гордыню и неверие? - пожал плечами монах. - Чтобы у оставшихся был повод верить в их существование и могущество?
        - После такого уже никто не поверит, - прошептал Спасский и громче добавил: - Ближе не подходите, а то они убьют себя!
        Монах примирительно поднял руки, и остальные черные фигуры покорно застыли, но оружие не опустили.
        - Зачем торопиться и делать это своими руками? Зачем брать на себя такой грех? Ведь мы можем помочь вам уйти из этого мира. И руки будут чисты, и совесть.
        Майор не ожидал такого. Он-то думал, что их пленят, чтобы использовать по своему усмотрению, но ошибся. Что бы ни двигало монахами, им не столь важно было сохранить жизнь пленникам.
        - Э-э-э… - протянул Спасский. - А что, вариантов, где никто не умирает, нет?
        - Есть, - тут же ответил монах, склонив голову. - Только угодный нашему богу. Если ты веришь в него или готов поверить, то есть другой путь.
        - Какой? - переспросил Константин, поглядев на жавшихся друг к другу жену и детей. Если есть способ сохранить им жизнь, то его надо использовать.
        - Думаю, он тебе не по душе придется, - хищно улыбнулся монах. Отчего-то похабная улыбка этого мужчины не понравилась Спасскому. Он не на шутку разъярился и нажал на спусковой крючок, ожидая увидеть дыру в ненавистной морде. Любые способы сохранить жизнь себе и близким майора уже не интересовали. Может, он просто устал убегать от смерти восемнадцать лет? Может, ярость, копившаяся годами, вся обратилась на странного монаха, с улыбкой рассуждающего о богах и якобы дарующего от их имени жизнь? А может, просто сорвался, с кем не бывает?
        Но какое-то чужое и злое божество, видимо, пролетало рядом, и ружье не выстрелило. Оно предательски щелкнуло и задымилось. А ненавистное лицо монаха улыбнулось еще шире.
        - Взять их! - приказал он. Спасский ничего не успел сделать, его схватили, как и его жену Лизу. Она уже собиралась пустить в ход нож, но мужчины в черных рясах подскочили, скрутили, не дали выполнить задуманное.
        - Надо же! - с едкой ухмылкой сказал монах, подойдя к Константину ближе и заглянув в глаза. - Все-таки есть Бог на свете! И надо сказать, не на вашей он стороне. Что ж, сейчас мы пойдем в наш храм, и у тебя еще будет возможность изменить ситуацию.
        - Как? - прохрипел Спасский. Кто-то из монахов натянул его одежду так, что ворот мешал дышать.
        - Вспомни Библию, - елейным голосом почти пропел монах. - Вспомни Авраама и сына его, Исаака. Вспомни их историю и прими верное решение. От него зависит чья-то жизнь…
        - Что?! - пораженно прохрипел Спасс. - Вы тут сбрендили все, что ли?!
        Константин всегда скептически относился к существованию Бога, но в военной академии ему пришлось ознакомиться с ведущими религиями мира. И да - историю Авраама и его сына он знал.
        - Смотрю, понимаешь? Сечешь? - Монах одобрительно похлопал майора по плечу. - И это здорово! Знающему человеку легче объяснить суть проблемы. Думай! Хватит тебе дня?
        - Но это ж дикость! - заорал Константин. Он пытался вырваться, но его держало слишком много рук. Рядом кричали бьющиеся в исступлении жена и дети. Они тоже пытались вырваться, но как-то вяло, будто уже и не хотели продлять агонию и мучиться. Страх заполняет по края, и никуда от него не деться, а он - такая гнида! - не дает двинуться, сжимает сердце, внутренности, конечности… Господи! Помоги им! Помоги его жене и детям! Лизе, и шестилетней Ларисе, и трехлетней Маше - трем последним и самым теплым лучикам в жизни мужчины.
        - Неправда! - почти весело пропел над ухом монах. - Это вам с детства втирали в школах! Вам - поколению нулевых. А нам… Мне вот чуть за двадцать, и знаешь… Вот не вижу никакой дикости в выживании меня и моих братьев, а также их семей. Время сейчас такое - жестокое и ужасное, а значит, средства выживания такие же! Жестокие и ужасные!
        - Но вы же священники! - вскричал Константин, стараясь оглянуться на жену и детей, которых тащили где-то позади. Их уже вялые крики и всхлипы пронзали спину Спасского калеными стрелами вины. - У вас Библия! У вас Священное Писание! У вас, блин, заповеди! В самом-то деле!
        - Слуша-а-ай! - протянул монах. - Че ты орешь-то, словно тебя убивают? Нет же еще! Нет! Не убивают пока! А ведь ответ на твой вопрос прост. Любая религия подстраивается ко времени! Ты знаешь, сколько раз переписывали Библию? Во-о-от! И я не знаю! Но постоянно! И лишь для того, чтобы соответствовать духу времени. Первые варианты, думаю, были много жестче, последние - терпимей к разного рода меньшинствам. И только Третья мировая дала право служителям Бога изменять Библию так, чтобы не осталось на Земле больше ни одного нечестивца! Разве это неправильно? Разве неверно? Сколько тысяч лет церковь пыталась образумить людей? Две тысячи! ДВЕ ТЫСЯЧИ! Только вдумайся! За это время люди могли создать удивительный новый мир, а чем занимались? Войнами, войнами, войнами! Из века в век одними войнами! И скажи, разве они не читали Библию! Читали-читали. Библия - самая популярная книга в мире до Катастрофы. Даже тиражи подсчитать невозможно. Вот и скажи, разве мы не вправе теперь чуть-чуть поменять религию, чтобы убрать всю людскую гниль, пока она не распространилась и не захватила, как раньше, каждый
свободолюбивый ум?
        - Э-э-э… - протянул Константин. В его положении очень трудно было не согласиться с доводами монаха. Возразит, и все - конец не только ему, но и семье. Поэтому Спасский решил потянуть время. - Думаю, в этом есть некий справедливый посыл.
        - Ну конечно есть! - заверил священник. - Конечно есть! Вот ты и твоя жена, зараженные вольными мыслями еще с довоенного времени, и если вас не остановить, то вы заразите своим вольнодумством много народа! Ведь так?
        - Не-не, - замотал головой Константин. - Не заразим! Не заразим! Только отпустите, и мы пообещаем никогда…
        - Неправда! - возразил монах мягко, словно поправляя что-то забывшего ребенка. - Любое обещание держать язык за зубами - чушь! И мы оба понимаем это! Куда бы человек ни пошел, он везде будет козырять своим мнением, считая его единственно верным! Поэтому!.. - мужчина сделал театральную паузу, и лишь через несколько секунд продолжил: - Поэтому либо вы излечиваетесь от своей ереси путем смерти, что, думаю, никого здесь не устраивает, либо ты проходишь испытание, как Авраам. Естественно, принимать решение будешь ты. Ведь ты у нас тут отец. А остальные… Что ж, они ведь полагаются на тебя? Они будут верить, что ты примешь верное решение! У вас есть сутки, чтобы пройти тест. Идет?
        - А у меня есть выбор? - прохрипел Спасский. Монах отрицательно помотал головой.
        В тот день Успенский собор поразил Константина ужасным контрастом внешнего богатства и чистоты с прокопченным, провонявшим жженым мясом и убийствами внутренним убранством, где со стен храма сквозь налет двадцатилетней копоти еле-еле различались древние святые иконы. К Совету Великих Братьев - шести вальяжно усевшихся в креслах в дальнем углу священников - Константина не допустили, а отвели в сооруженную в темном углу клетку. Жену и детей поместили в клетку в другом углу.
        - Я хочу поговорить с вашими старшими… ну… с этими… - начал упрашивать майор монаха, как только мужчину заперли в клетку, потом для ясности показал на шестерых в креслах. Они не смотрели на происходящее, видимо, неинтересно было, кого в очередной раз приволокли попы рангом поменьше. Главари галдели, что-то обсуждая, и ели блюда с длинного стола перед собой. - С ними, в общем.
        - С Великими Братьями Второго Пришествия? - удивился монах. Он стоял рядом с решеткой, когда Константина закрывали. - Не-не! С ними только братья могут разговаривать. То есть ты должен стать братом нам и им, пройти специальный обряд, прежде чем тебя к ним допустят.
        - Э-э-э… - замялся Спасский. Время играло против него. В это время Лизу с дочками заперли в другой клетке. Девочки выли на грани истерики, а жена ломала руки и иногда дергала за прутья, словно это были соломинки и она могла их поломать. - А кто дал им такое право?
        - Они - первые, - пожал плечами монах. - Они здесь все организовали. Слушайся, и будет тебе счастье…
        После этих слов монах ушел, оставив незнакомого священника дежурить рядом с клеткой. Константин несколько раз со злости пнул толстые прутья решетки и, скрипя зубами от бессилья, уселся на постеленную на полу солому. Осталось придумать, как вызволить близких из западни, куда сам же завел жену и детей.
        Через несколько минут бывший майор не вытерпел и вскочил на ноги, прошелся туда-обратно по клетке, пиная солому и сжимая от ярости кулаки. Он ничего не мог сделать! Ничего! И еще… это он виноват во всем! Ведь это он потащил семью из Нижнего за лучшей жизнью. Не сиделось ему, видите ли… Ну, вот и лучшая жизнь подъехала! Просто замечательная лучшая жизнь. В самом красивом храме этой области! На самом высоком холме! В самой вонючей и тесной клетке! И очень-очень-очень недолгая! Завтра она уже и закончится… Вот прямо с утра!
        В следующие часы Спасского трясло так, что он не мог подняться, а чтобы не показывать предательского тремора охраняющему его монаху, он обхватил плечи руками и со всей силы сжал кулаки. И все равно дрожал всем телом. Но это ладно… Пусть думают, что знобит.
        А Константин пока…
        Пока, пока, пока…
        Пока надо придумать, как решить предложенную монахом головоломку с Авраамом и его сыном Исааком… Как разгадать эту глупую задачку, сочиненную лишь затем, чтобы смущать простых людей своей нелепостью и заставлять дрожать от страха перед злобными инквизиторами.
        Суть в том, что Аврааму, чтобы доказать любовь к Богу, было предложено принести в жертву своего сына Исаака! И этот дурак воспринял предложение всерьез и принес бы в жертву родную кровиночку, если бы Бог вовремя не остановил ритуал.
        А в чем смысл? Если ты верен Богу, то без колебаний принесешь в жертву своих родных и близких, а если нет, то откажешься это делать? В первом случае тебе грозит гнев и презрение близких, которых ты собрался убить, а во втором - гнев божий за то, что ослушался!
        Но была в этом требовании и лазейка. Из Библии известно, что Бог остановил Авраама, не дал ему исполнить задуманное. А сейчас? Константин крепко выругался! Кто ж так поступает с людьми?! Библия - это одно, а жизнь - другое! Веру можно и потерять, если она будет противоречить твоей любви к близким! Так что же делать? И как у них будет организован глас божий? То есть, как его собираются останавливать перед расправой над женой и дочками? Вон те шесть «Великих» остановят? Или голос из-под купола храма рявкнет и пристыдит Спасского? Как?! Константин даже украдкой посмотрел на своды собора. Где же подвешен динамик «гласа божьего»? Как бы мужчина ни боялся страшной участи для семьи, в Бога он по-прежнему не верил. И после длительного размышления даже уверился, что если он решится на жертву, то его непременно остановят! Что же они, не люди?
        А ночью случилось страшное! Разбудил Константина дикий женский крик. Спасский выпрыгнул из тяжелого сна-забытья прямо к решетке и бросался на нее, словно раненый зверь, почуявший опасность для своих сородичей. Кричала его жена! Мужчина еле различил в полутьме храма, слегка разбавленной тусклыми звездочками горевших свечей, темные силуэты. Подонки, не обращая внимания на плач детей и яростные вопли Спасского, вытащили из клетки Лизу и бросили на хромированный стол, служащий, видимо, для каких-то ритуальных целей, сорвали с женщины одежды и насиловали, насиловали…
        - Отпустите! Суки! За что?! Уроды! Твари! За что?! Да я вас… Уроды! Выпустите меня отсюда! - орал в исступлении Константин и дергал толстые металлические прутья. А рядом устроился его страж и поглядывал то на происходящее у жертвенного стола, то на бьющегося в ярости мужчину.
        - А что ты хотел? - спокойно комментировал он. - Вы же неверные! Пока вы не с нами, вы - грязь! И о вас можно вытирать ноги! А у послушников секса давно не было. Сам понимаешь! Мало сейчас женщин вокруг. Ма-а-ало… - как-то странно и елейно протянул монах, отчего Константину захотелось выть.
        - Убью! - прорычал в лицо монаху бывший майор, но мужчина в рясе только рассмеялся и отошел во тьму, где спокойно уселся на свое место, прислонился к стене и засопел.
        - Господи! За что ты нас так? - простонал Константин, глядя вверх. Многие обращаются к Богу, когда им плохо, но это не значит, что он существует. Это лишь означает, что человеку сейчас нужна любая помощь. Он находится на грани безумия и легко может свихнуться окончательно. Спасский обессиленно сполз по прутьям вниз и остаток ночи слушал, как стонет измученная жена. Решение в тот момент он уже принял… Лучше унизиться сейчас, но зато потом, набравшись сил, отомстить, чем гордо умереть и оставить преступников безнаказанными! Он собирался принести в жертву близких, ведь по Библии Бог должен его остановить, а потом, когда семья будет в безопасности, он сможет поквитаться с уродами, заставившими его сделать этот страшный выбор.
        Наконец, настало ужасное утро. Страшнее, чем то, восемнадцатилетней давности, которое последовало за днем икс. Вялые лучи солнца еле пробились сквозь витражные окна и проявили лики святых на закопченных стенах и потолках. Святых, оскверненных людьми и злой, прогнившей религией, которую люди научились менять под собственные нужды.
        Константина силой вытащили из клетки, как и его семью. Они стояли напротив, такие испуганные, такие униженные и такие беззащитные… Лиза не поднимала взгляд. Лариса и Маша жались друг к другу, крепко вцепившись в окровавленную юбку мамы. Рядом стоял железный стол, на котором и насиловали Лизу. Позади - довольные рожи шестерых Великих Братьев Второго Пришествия. Рядом - ухмыляющееся лицо того монаха, который объяснял вчера суть испытания.
        Он протянул и вложил в ослабевшие руки Спасского длинный ржавый нож, более пригодный для убоя скота. Мутным взглядом Константин взглянул на него, взял и, дрожа всем телом, опустил. Сейчас ему предстояло выбрать Бога, а значит… предать свою семью. Они никогда не поймут и не простят! Но… он вынужден! Он должен!
        - Что ты решил, чужак? - громко спросил монах, и эхо издевательски повторило фразу несколько раз.
        - Принести семью в жертву новому богу, - тихо пробормотал Константин. В то время, как на лицах собравшихся в храме монахов расползались широкие улыбки, Лиза вздрогнула и подняла глаза на мужа. Спасского пронзило презрение во взгляде жены. В этот момент он потерял ее любовь и веру, ее душу.
        - Иуда, - прошептала женщина и отвернулась, еще крепче прижав детей к себе.
        - Действуй! - торжественно крикнул монах.
        - Что? - пролепетал мужчина. - Но… В Библии же… Бог остановил Авраама! Он не дал ему убить сына!
        - Ты плохо слушал, брат? - ухмыльнулся монах. - Церковь меняется вместе с человечеством! Сейчас бог не будет тебя останавливать! И, выбрав его, ты стал принадлежать нам! И даже если ты их не убьешь, ты уже с нами, ведь выбор ты сделал. Ты решился на этот ответственный шаг, и в нем заключалось столько подлости, столько трусости и страха, что тебе теперь только с нами и быть.
        Константин заплакал и осел на пол, понимая, что жену не спасти. Их страшный бог ее и детей не отпустит. Кто-то выхватил из рук нож, майора держали вчетвером, а с женой и дочерьми что-то делали. Их оттащили к столу, откуда доносились невыносимые, душераздирающие крики, а потом все стихло. Брыкающегося Спасского посадили, и все тот же монах поднес что-то ко рту мужчины. Теплое и терпкое.
        - Давай, Костян! Плоть от плоти, - и с этими словами всунул в рот Константина маленький кусочек сырого мяса. - Жуй! Любой ритуал требует определенного порядка. Наш ритуал требует этого.
        Кто-то сдавил горло, отчего у Спасского возникли рвотные спазмы, и он автоматически проглотил то, что ему всунули в рот. А в голове сквозь круговорот отчаянных мыслей проступала одна: «Порядок… такой порядок…»
        - Кровь от крови, - повторил в это время монах и поднес ко рту Константина кружку. Теплая жидкость полилась в рот, часть - по подбородку, ниже, по груди. Кровь его родных. - Теперь ты с нами, с братьями! Мы - одно целое, связаны одной цепью! Цепью страшной правды! Каждый в этой жизни чего-то боится, и это связывает руки. Таков порядок, такова любая религия, такова любая вера! Порядок - основа всего сущего!..
        «Что ж, - мелькнула злая мысль, - если ради мести надо было для порядка принести в жертву детей и жену, пусть будет так! Порядок - основа всего сущего! Зато есть и возможность, и время, чтобы отомстить за них! И есть море времени, чтобы подготовиться!»
        Спасский лишь улыбнулся в ответ мучителям. И улыбка, омытая кровью, вышла такой довольной и сумасшедшей, что окружающие «братья» поверили мужчине.
        Жену с детьми потащили куда-то, а майора отвели в монастырь, где он и провел полгода, ожидая, когда появится возможность совершить возмездие. И его преследовала всего лишь одна мысль: если бы он тогда не предал родных, то умер бы вместе с ними и у него не было бы сейчас возможности отомстить и очистить от скверны их имена.
        Того монаха он подловил в бане и распорол ему живот от паха до шеи тем самым ржавым ножом. А потом, как и рассказывал Денису, расправился с Великими Братьями. А потом ушел из этого проклятого места.
        Константин искал спасения для себя и для семьи, когда шел во Владимир, но нашел злого бога и людей с исковерканными его учением душами. Они уничтожили его семью и смяли майора, перемололи его в труху и слепили совершенно нового человека, который не терпел веры, зато любил порядок. И готов был забивать людей до смерти, пока те не примут правильный путь, логичный и прямой. Количество жертв не важно, ведь если одно звено выбивается из цепи, то его надо либо силой согнуть и впаять обратно, либо изъять, уничтожить и разложить на составляющие, чтобы в будущем не с чего было брать пример.
        Чужой бог родил порядок другого рода, и этот порядок низверг неправильного всевышнего.
        Яркая пелена страшных воспоминаний прервалась радостными криками возбужденной и пьяной толпы. Нефтяники праздновали Новый год. Очень удачное время, чтобы напасть!
        Спасский вскочил с койки и бросился в зал, где отыскал Дениса и позвал за собой. Мужчина, недовольный, что его отрывают от празднования и возлияний, последовал за майором. Они и не заметили, как пристально наблюдает за ними отец Григорий.
        - Денис, собирайся! - сказал Константин. - Время пришло!
        - То есть? - не понял хорошо выпивший Гвоздь.
        - Она где-то рядом! - таинственно прошептал Спасс.
        - Кто - она? - вновь переспросил Денис.
        - Да та баба! Очнись! Время пришло! Надо ее ловить!
        - А, та… - протянул Гвоздь и расплылся в улыбке. - Хорошая баба, шустрая! Покруче многих наших будет…
        - Да очнись же! - рявкнул Спасский. - Денис, ты что, не помнишь, о чем мы говорили?
        - О бабе, об атамане, о смене власти, - начал загибать пальцы пьяный Гвоздь.
        - О смене власти? - раздался позади Константина ядовитый голос отца Григория. Спасс с Гвоздем вздрогнули и обернулись. Из полутьмы коридора материализовался Григорий и зло улыбнулся. - Вот, значит, о чем ты грезишь, Костя? Пора бы и атаману об этом узнать…
        - Мне все равно, о чем вы с атаманом будете знать! - хмуро прошипел Спасский в ответ. - Вы вместе уничтожите орден! От вас только одни неприятности!
        - Отлично! После праздников, Костя, можешь выметаться из Ярославля!
        - Не дождешься, утырок, - ответил Спасс. - Я выведу вас на чистую воду!
        - Это мы еще посмотрим! - рявкнул Григорий и исчез в темноте, видимо, пошел рассказывать о предателе Спасском атаману.
        - Ой! - пробубнил вмиг протрезвевший Гвоздь. - Нехорошо получилось! Что делать?
        - Что делать? - удивился майор. - Что делать?! Ловить бабу и реабилитироваться перед атаманом! Давай, собирайся! Выходим! Один фиг, нам здесь оставаться теперь опасно!
        И Гвоздь со Спассом поспешили убраться из вокзала, пока пьяные подчиненные атамана Арушукова праздновали Новый, две тысячи тридцать четвертый год.
        Глава 12. Провал
        В алом зареве восхода девятиэтажка высилась черным монолитом посреди пустынной улицы. Только на перекрестке через разбитые и наваленные высокой грудой автомобили пробилась и выросла тонкая березка.
        - Это здесь? - тихо спросил Руслан. Девушка угукнула и пошла дальше, к подъезду высокого и пустого здания, покинутого задолго до рейда Макаренко и Озимова.
        Конечно, Софья в первый день нового года никуда не собиралась, но Руслану было столь стыдно за пролитые перед женщиной слезы, а тело так налилось новыми, неведомыми силами, что двенадцатилетний мальчик не выдержал длинной новогодней ночи, ночи его первого пробуждения после странного двухмесячного сна. Под самое утро, устав наблюдать за мерцающими лучинами, он подошел к Сове и тихо сказал:
        - Я готов!
        - Э-э-э… - протянула полусонная девушка, еще не совсем отошедшая от шампанского, выпитого ранее. - Не поняла. К чему готов? Я, видите ли, не готова, а он готов… К чему это ты приготовился? А?
        - Э-э-э… - в свою очередь, протянул Руслан, замешкавшись. - Я готов идти! Ты же хотела мести! А я готов узнать, что со мной случилось в детстве! Хочу знать, кто я! Прямо щас!
        - Э-э-э… - Макаренко заморгала, пытаясь раскрыть слипающиеся глаза. - Может, выспимся сначала?
        - Уже! - энергично прошептал мальчик. - Уже выспался!
        - А! Ну да! - кивнула Софья и хотела было перевернуться на другой бок, но Озимов затряс женщину с новой силой.
        - Ты только подумай! Сейчас утро Нового года, который отмечают, распивая всякую хрень! Так?
        - Ну да, - согласилась Макаренко, не понимая, к чему клонит Руслан.
        - Сегодня ночью все были пьяные! А утром никто ничего не соображает! Так?
        - Ага! - Сова уже заинтересовалась и поднялась на локте.
        - Значит, никто, во-первых, не будет смотреть на крыши, и, во-вторых, они могут начать бродить вокруг здания, водить хороводы и выдадут, где что находится и где кто есть! Очень удобно сейчас идти на разведку! Так ведь?
        - А-а-ага-а-а-а, - протянула Макаренко, соображая, как бы отказаться от того, что мальчик сейчас предложит.
        - Идем сейчас! - предложил Руслан. - Идем и найдем на все ответы! Узнаем, кто я и кто меня мучил. И кто убил твоего отца.
        - Я знаю, кто убил моего отца! - буркнула девушка. Внутри почему-то поднимался протест. Кто такой этот пацан и что он знает о ее мести? Стоит тут, весь такой правильный и… маленький, и рвется в бой, о котором слыхом не слыхивал и в котором уж явно никогда не бывал! Хотя нет - тут Софья лукавила с собой. Она прекрасно помнила рассказы Михаила Прохорова о том, через что прошел мальчик. Многих подобное доконало бы, а он не только выжил, но и сохранил присутствие духа. А если учесть те шрамы, что видела Сова, то история Руслановой войны длится гораздо дольше, чем представляла себе девушка. Макаренко добавила недовольно: - Это сделали нефтяники!
        - Да! - кивнул мальчик, и глаза его загорелись азартом. Софья почувствовала, как азарт переливается в нее мощным потоком, а следующие слова двенадцатилетнего пацана заставили ее вскочить на ноги: - Но ведь среди них есть тот или небольшая группа тех, кто точно это сделал! Ты понимаешь? Не надо мстить всем! Достаточно выявить только тех ублюдков!
        - А ведь ты прав! - прошептала Макаренко. - Ты точно, сто пудов, прав!
        Руслан улыбнулся, ему было приятно видеть, как женщина, которая заботилась о нем два или три месяца, радуется. А Софья словно воспряла духом, с каждым днем она была все менее уверена в правильности мести, ведь мстят не группе, а конкретному человеку, а его-то девушка никогда не знала. Она нашла отца при смерти, в окружении трех тел, а он рассказал, где искать, и Макаренко сдуру бросилась мстить всем нефтяникам, хотя среди них уже может и не быть того, кто действительно виновен в смерти отца. И что тогда? Сова будет не мстителем, а простой убийцей? И вот теперь все встало на места. В словах Руслана была неоспоримая логика, которой не хватало Макаренко. Он предлагал сначала провести разведку и выяснить, кто же все-таки убил отца, и только тогда мстить! А ведь это просто отличная мысль, и девушке не придется убивать никого лишнего. И, окрыленная этой мыслью, Сова с азартом согласилась идти на разведку тотчас.
        А теперь была зла на себя за то, что так легко согласилась на столь сумасбродную идею - рвануть на разведку первого января, и ведь еще и день-то толком не настал! Какие враги? Какие, мать их, нефтяники? Все отмечающие будут как минимум еще полдня под елкой валяться! Но было поздно. На доме уже можно было различить табличку: «Ул. Чехова д. 43». Значит, они на месте! Придется посидеть на холодной крыше вместо теплого подвала и показать мальчишке достопримечательности. Всего-то! Ярких событий явно не предвидится. Максимум - можно посмотреть, как проснувшиеся выйдут на крылечко помочиться.
        А Руслан радовался. Мало того, что он впервые за несколько месяцев оказался на свежем воздухе, но еще и впервые взбирался на такое огромное здание! Девять этажей! С ума сойти! Это ж… это ж… выше Михайло-Архангельского монастыря в Юрьеве-Польском, где жил Озимов, в несколько раз! И все каменное! Даже ступеньки! Вот только вид скелетов в истлевшей одежде, сидящих на ступеньках, мальчику не понравился. Не может быть добрым то место, где так много трупов. Но ведь сейчас весь мир - место, где много трупов? Так? Эта мысль тоже не понравилась мальчику. От нее веяло какой-то безысходностью. Мол, плохо везде, а значит, не будет покоя вам - живым. Везде будут только страх и смерть.
        Холодный воздух дунул в лицо Руслану. Сова уже вышла на плоскую крышу, с которой открывался чумовой вид на Ярославль, и, стараясь не поскользнуться на льду, пошла медленно к краю. Руслан зашел на последние ступеньки и, задержав дыхание, сделал первый шаг в космос - в открытую дверь неведомого.
        - А ну, постой-ка, шкет! - рявкнул рядом кто-то незнакомый, и Озимова приподняло над землей. Огромный бородатый мужик одной рукой поднял мальчика за шкирку и прижал к себе. Сердце в груди парня бешено заколотилось, а перед глазами закачалась крыша, где Сова, сбросив на ледяную поверхность чехол с винтовкой, достала «Кедр-Б» и целилась из него в мужика. Рядом из-за квадратной пристройки выглядывал другой мужчина, пониже, и зло хохотал:
        - Эх, ну и смешная же ты! Ей-богу! Я не буду направлять на тебя оружие, нет! Ведь ты дурная, ты проскакала столько километров из-под Вологды только ради мести! Охренеть! Нет! Если двинешься, Гвоздь - знакомьтесь, этот бородач - Гвоздь! - забьет гвоздь в голову этому маленькому засранцу! Сразу тот, может, и не умрет, но зато будет идиот идиотом! Что тогда делать будешь?
        - Ты? - руки девушки опустились вниз. - Это ты убил отца?
        - Да, - просто кивнул Спасский и хохотнул. - Я сбил его с толку формой. Хотя я никогда не был майором, но притворяться им - одно удовольствие. Открывает огромные перспективы! Правда, тебя почти всегда разоблачают, но! Но прежде, чем это случится, проходит время! Я так в Нижнем Новгороде почти семь лет прожил, семью нажил. И только потом пришлось срочно уйти, ведь могли и по шапке надавать. А твой отец… он…
        - Не говори о нем! Слышишь?! - прорычала Сова, готовая наплевать на все и прыгнуть на странного мужика. Лишь вид Руслана, беспомощно барахтающегося в руках Гвоздя, слегка остужал пыл.
        - Почему же не говорить? - искренне удивился лжемайор. - Почему же? Он отличный человек и офицер и не распознал лжи, идущей из уст человека в военной форме. Он думал, я тоже военный, он думал, я - человек чести, как и он. И тут я ударил! Поэтому он проиграл. Не потому, что был слаб, а потому, что были неправильными его убеждения! Не осталось мира, где еще нужны честность и прямота! Тот мир сгинул. Сейчас главное - порядок! Тот порядок, где я убил твоего отца, а ты, движимая местью, убьешь для меня пару человек, а потом я убью тебя! Или нет. Порядок - вещь весьма ценная и приносит пользу только тому, кто знает правильную последовательность.
        - Я никого для тебя убивать не буду! - вновь прорычала девушка, с силой сжав «Кедр-Б». Она готова была прыгнуть на Спасского. - Я тебя убью!
        - Не-не-не! - задорно крикнул Константин из-за преграды и показал на Руслана, сжатого огромными руками Гвоздева. - Будешь! Я же специально тебя все это время ждал! Знал ведь, что придешь! Знал, дорогая! Ты разве не хочешь время чуть-чуть потянуть?
        - Время потянуть? Зачем? - не поняла Макаренко.
        - Как зачем? Чтобы в живых остаться, чтобы потом изменить ситуацию под себя. Не хочешь? Я же не за себя беспокоюсь, а за тебя! Что мне мешает сейчас тебя убить, после перестрелять, кого мне надо, а потом сказать, что это сделала ты, а я лишь пришел слишком поздно, чтобы предотвратить эти убийства? - лжемайор вновь ядовито засмеялся. - Так что? Хочешь умереть и забрать с собой мальчишку? Или еще побрыкаешься?
        Холодное тусклое солнце уже поднялось позади девушки. Маленький шар иногда скрывали легкие, прозрачные облака. Макаренко долгих пять минут напряженно стояла посередине крыши, сжимая автомат и раздумывая. Нет! Так она никогда не отомстит, а если выполнит просьбу незнакомого лжемайора, то есть шанс. Мизерный, но есть!
        - Еще побрыкаюсь! - буркнула девушка, и Спасский опять рассмеялся.
        - Ну, вот. Все по порядку! Все как и должно быть! Умница! А теперь расчехляй снайперку и иди к краю. Я скажу, кого надо убить, а если рыпнешься, первым умрет мальчонка. Ясно?
        Сова молча кивнула, подняла сверток с СВДС и пошла к краю крыши, с которого открывался вид на вокзал нефтяников. Время перевалило за десять утра, поэтому народ потихоньку просыпался, но на крышу, понятно, никто не смотрел, поэтому Софья встала в полный рост, пока собирала винтовку. В пяти шагах справа пристроился и лжемайор. Девушку он не боялся. Пока пацану будет угрожать смерть, он, Спасский, в безопасности. Его светло-серые глаза-льдинки вперились в территорию вокзала.
        - У них традиция, - наконец, сказал он. - После сильной попойки ходить вместе по нужде. Так якобы меньше качает. Естественно, будут и охранники, но они обычно тоже прикладываются, когда атаман в отключке. Хаос порождает хаос. И мне это отребье во главе приличной банды уже надоело. Надо что-то менять, и, пожалуй, стоит начать с них. - Пока мужчина говорил, Сова обернулась и обеспокоенно посмотрела на Руслана, потом на Спасского.
        - Вы же его все равно убьете.
        - С чего ты взяла? Мне нравится порядок, а он требует дальновидности. И он, и ты участвуете в моих дальнейших планах по благоустройству этого забытого богом мира. Так что, если не будешь брыкаться, то у вас обоих есть все шансы не только остаться в живых, но и нехило подняться.
        - Как? - поинтересовалась девушка. Ее переполняла ярость, но Сова поспешила скрыть ее. С этим страшным человеком лучше играть по его правилам. По правилам лжи.
        - Это не столь важно сейчас. Верно? - Константин скосил холодные колючие глаза на девушку. - Ведь ты можешь решить во всем этом не участвовать. Ты же у нас «правильная», а такие людей просто так не убивают. Но уж ладно, скажу, может, это подтолкнет тебя в мою сторону. Наведет порядок в твоих мыслях. Ты - снайпер, а это очень много значит, ты можешь с пользой послужить общему делу.
        - Общему делу? - недоверчиво переспросила Сова.
        - Я собираюсь здесь все изменить, - мужчина обвел рукой Ярославль. - И не только здесь. Хочу объединить нефтяников и рыбаков с охотниками, а также вернуть «Приют» с детишками и навестить Иваново. Потом, может, и до Вологды доберемся. С твоим умением я смогу убирать неугодных или слишком опасных противников, а это дорогого стоит.
        - А мальчик?
        - Он, как и все мальчики и девочки, отправится в «Приют», где из них сделают сильных людей, как и задумывалось. У меня нет причин рушить этот мир, поверьте. Я хочу лишь устроить место, где можно жить без страха и опасностей. Я хочу навести здесь порядок. - Голос мужчины дрогнул, последнее слово он произнес словно бы с благоговением.
        - И для этого ты убил моего отца? - прошептала Софья, сверля взглядом лжемайора.
        - Я не говорил, что ты гарантированно согласишься, - тот развел руками и растянул тонкие губы в злорадной ухмылке. - Я лишь предположил, что может быть. А если хочешь продлить минуты жизни себе и этому пацану, тогда стреляй. Во-о-о-он в них!
        Спасский указал пальцем вниз, где из вокзала вышли двое в окружении охранников. И атаман, и его друг, батюшка, шатались. Григорий обнимал Арушукова и что-то рассказывал ему, размахивая свободной рукой. Охранники же не очень и старались. Кого-то вырвало с крыльца, кто-то разговаривал с проходящим мимо мужиком. В общем, как и предвидел Руслан, который, кипя от злости, бешено извивался в руках бородача, новогоднее утро принесло лишь слабость и уныние и желание напиться вновь. Атаману было явно не до речей Григория, его тоже вырвало со ступенек.
        - Если тебе будет легче, то думай, что ту экспедицию, в которой я участвовал, снарядили эти двое. Такой порядок тебя устроит? Месть будет сладка?
        Сова беззвучно подняла винтовку к плечу и направила на людей внизу.
        - Нет, Сова! - тихонько пролепетал Руслан. - А как же я? Они же должны рассказать обо мне…
        - Они не знают, мальчик, - сухо оборвал его Константин. - Единственный, кто может знать, - Кизляк. Это мне сказал Черноморов во время рейда по окрестностям, когда погиб ее отец. Сказал, что старый хрыч как-то там экспериментировал над детьми. Вот только злобные детишки его угрохали пару месяцев назад. Так ведь?
        Руслан сник, а Спасский махнул рукой.
        - Стреляй уж! Когда все закончится, всегда можно покопаться в архивах «Приюта» и узнать, кто, что и когда.
        И Софья послушалась. Ей уже осточертело, что месть приходится откладывать, а тут… она видит через оптический прицел людей, которые косвенно участвовали в смерти отца. В любом случае все закончится здесь, и если эта тварь хочет, чтобы она уничтожила еще парочку главарей бандитов, то почему бы и нет? Это же только на пользу. Чем меньше бандитов, тем меньше проблем.
        - Вот умничка! - обрадовался рядом лжемайор. - Ты мне нравишься все больше…
        Макаренко не слушала, она сосредоточилась на себе. Дыхание стало ровным, сердце билось спокойно. В стекле маячили две фигурки, такие близкие, такие родные. Сова почти полюбила их, запечатлела в голове каждую ворсинку на одежде, каждый волос в бороде и капельки влаги на лацканах. Любовно прошлась по белоснежному инею на шапке и плавно нажала спусковой крючок.
        Удовлетворенно отметив облачко крови в прицел, Макаренко сразу же перевела ствол на следующую жертву. На лице отца Григория отразилось недоумение. Он не понимал, почему атаман упал, осознание случившегося пришло слишком поздно. Сова выстрелила второй раз.
        Девушка выдохнула, опуская оружие, и услышала довольное восклицание лжемайора:
        - Так тебе, Гриша!
        Вот он - момент. Тот самый, которого Макаренко ждала, пока будущий глава нефтяников разглагольствовал. Сова развернулась, пропустила мимо ушей поздравления Спасского, перенесла вес тела на левую ногу, отбросила СВДС и, пока она падала, ударила с разворота тяжелым ботинком в лицо Гвоздю.
        Руслан продолжал яростно брыкаться. Это он виноват! Он в очередной раз подвел Сову - настоял на столь раннем выходе! Опять! Только сейчас мальчик плакать не стал. Хотя он не видел выхода, все же пытался вырваться из стального захвата бородача, но пока не получалось. А когда Софья ударила ногой Гвоздя, Руслан еле успел пригнуться и почти тотчас почувствовал, как разжимаются руки мужика.
        - Беги! - крикнула Макаренко, и Руслан, словно слепой котенок, заработал руками и ногами, стараясь от чего-нибудь оттолкнуться, лишь бы убраться подальше от мучителей.
        В это время Денис Гвоздев схватился за разбитый нос, из которого хлынула кровь. Ему и дела теперь не было до мальчишки. Здоровый мужик от удара в лицо потерял ориентацию в пространстве, а от боли - зрение, и с закрытыми глазами пятился, пытаясь отойти подальше от молниеносной и причиняющей боль девушки. А она не ждала, наносила удар за ударом, пока огромный мужик не рухнул на обледенелую крышу, и уже хотела прыгнуть сверху, как вдруг ее остановил удар сбоку.
        Макаренко отбросило, и женщина еле удержала равновесие на покрытой льдом площадке. Она широко расставила ноги и удивленно посмотрела на лжемайора. А тот, не торопясь, обошел Гвоздя и направился к Софье.
        - Неужели ты подумала, что только форма помогла мне сразить твоего отца? - Спасский вновь криво усмехнулся. - Да, я не военный, но боевые искусства изучал с детства. Нам во Владивостоке было проще - учителей из соседних стран предостаточно. Всякого нахватался, так что, дорогая, ты прекращай это. Или, даю гарантию, махаться тебе придется со мной. А ты уверена, что готова к этому?
        - Уходи! - крикнула Сова мальчику, отбежавшему к спуску с крыши. - Слышишь?
        Но Руслан не шевелился. Он во все глаза уставился на девушку и мужчину, сближавшихся на крыше в свете утреннего солнца. Он чувствовал свою вину, поэтому не уходил, но не знал, чем помочь, семенил в нетерпении ногами и сжимал в отчаянии кулаки. О «ПМ», который Макаренко сунула перед походом мальчику в руки, Руслан забыл. Пистолет затерялся где-то в складках грязной, поношенной куртки. А меж тем перед мальчиком разыгрывалось настоящее сражение, какого Руслан никогда не видел. Раньше он и слыхом не слыхивал, что человек может так быстро двигаться и так отчаянно драться. Озимов точно не мог. И дело было не в том, что не смог бы научиться, а в том, что научить было некому. Мальчишка никогда раньше не знал людей, способных на такое…
        Какое - объяснить бы у Руслана тоже не получилось. Макаренко со Спасским словно летали над крышей, настолько плавно шаги переходили в прыжки, удары ногами, руками, за которыми тянулось остальное тело, и движение заканчивалось эффективным кувырком или сальто. А порой казалось, что они и вовсе не касаются крыши. Лжемайор наносил молниеносные удары, а Макаренко в невероятном прыжке отскакивала и делала подряд несколько сальто назад, отчего удары Спасского всякий раз уходили в никуда. Или мужчина и женщина сшибались - другого слова пацан не мог подобрать - и долго махали ногами и руками, всякий раз отбивая удары друг друга.
        Вот вроде бьет Сова, а через секунду уже ставит локоть и отражает удар Спасского, в следующую секунду наносит удар ногой в грудь мужчины, который он блокирует руками, затем тут же - второй ногой в пах, но лжемайор успевает подставить голень. Затем Спасский переходит к ударам. Разгибает согнутую ранее коленку, и нога летит вверх, точно в голову девушки, но Софья уже отвела ее назад рукой, и тут же ей приходится отбивать вторую ногу, которой мужчина бьет с разворота. Сова вновь нагибается, и нога проносится в считаных сантиметрах над ее носом.
        Девушка резко перекатывается назад и делает подсечку ногой, но Спасский прыгает и пытается достать Макаренко ногой снизу вверх. Она вновь перекатывается и удачно захватывает ногу лжемайора в тиски своих ног, переворачивается всем телом, и ее ноги кидают Спасского на ледяную крышу. Девушка тут же подскакивает в воздух - и как ей это удалось? - и пытается локтем ударить мужчину по голове. Он выставляет перед собой руки, и девушка всей массой падает на них. Спасский пинает ее, она откатывается назад, подальше от противника, который за это время успевает встать и пытается достать ее ударами ног. Но она отрывается на достаточное расстояние, ловко встает после череды кувырков и встречает догнавшего ее Константина серией ударов стоя. И начинается новый раунд обмена ударами.
        Руслану казалось, что это будет продолжаться бесконечно и бойцы протанцуют на крыше весь день, несмотря на лед. Так бы оно и случилось, не вмешайся Денис Гвоздев. Озимов радостно воскликнул, когда Спасский пропустил очень ощутимый удар в лицо и отступил, защищаясь и пытаясь прийти в себя. Но тут зашевелился бородач, которого Софья вырубила в самом начале. Мальчик обеспокоенно прижал руку к лицу, понимая, что Макаренко бьется с Константином спиной к поверженному Гвоздю и не видит, что тот встает. А бородач быстро поднялся и, держась за разбитый нос, с которого на крышу все еще капала кровь, стал озираться в поисках обидчицы. Наконец, увидев девушку, он буркнул:
        - Убью! - и шагнул к оброненной СВДС.
        - Что же делать? Что же делать? Сова, сзади! - крикнул Руслан, но понял, что Макаренко не может обернуться, не подставив себя под удар Спасского. Она, конечно, пыталась, но лжемайор вдруг ринулся в наступление и наносил удары специально таким образом, чтобы девушке стало невозможно оглянуться. А сзади Гвоздь поднял винтовку и уже наводил на Сову, когда Руслан бросился на бородача.
        Что мог сделать двенадцатилетний мальчик против здоровенного мужика? Только повиснуть всем телом на винтовке, рискуя нарваться на пулю, ведь он совершенно забыл о пистолете Совы в кармане. Но Руслан не чувствовал страха. Это странное слово вообще не значилось в лексиконе мальчика. Как когда-то он пошел против Черномора, так и сейчас он спокойно прыгнул на Гвоздя и зацепился руками за поднятую СВДС, а потом обвил ногами.
        Денис не ожидал такого подвоха и зарычал от ярости. Его лицо скривилось от злости, а кровь, размазанная по нему, придавала Гвоздю сходство с пещерным человеком, по которому прошелся мамонт, и, возможно, не один. Поднять оружие с повисшим на нем мальчиком и тем более направить на ненавистную девушку никак не получалось. Поэтому мужчина мотал им, как дубинкой, из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть Руслана, и что-то вдруг хрустнуло в надежном механизме снайперской винтовки, ведь оружие не предназначено для использования в качестве качелей.
        СВДС переломилась пополам, и Озимов заскользил по льду прочь от места драки с частью винтовки в руках. А Гвоздь в ярости отбросил остатки оружия прочь и кинулся на отступающую к нему спиной Софью.
        - Сова! - заорал мальчик и попытался зацепиться за лед руками, но они скользили, и Руслан проехался на спине почти до подъездной надстройки. Он уже ничего не мог сделать.
        Но Макаренко вывернулась. Она удачно, с ноги, заехала Спасскому по лицу, отчего тот упал, а сама развернулась и встретила разъяренного Гвоздя ударами по корпусу. Бородач начал отступать, пытаясь защититься от быстрых и точных ударов девушки. Но он оказался таким медленным, что даже мальчик невольно покачал головой.
        Гвоздь под ударами Макаренко быстро отступал к краю крыши, а в это время Спасский встал на ноги и побежал к дерущимся. Руслан вновь крикнул:
        - Сова! Сзади! - и смотрел, как девушка оборачивается. В следующее мгновение время стало жутко медленным, и мальчику показалось, что люди на краю крыши замерли…
        Макаренко думала, что последним ударом остановила Гвоздя и он начал переваливаться через край крыши, чтобы упасть вниз и больше не мешать девушке, но бородач яростно извернулся и в последнем рывке ухватился за ее куртку.
        - Нет! - прошептал Руслан в отчаянии, а Спасский, уже не торопясь, пошел к краю крыши, через который перевалились Денис с Совой. Но не дошел, мужчину вдруг осенило, что о девушке уже не стоит беспокоиться, а вот мальчишка… Он быстро повернулся к Озимову и приказал:
        - Стоять на месте!
        Руслан ощутил на щеках слезы, которых так не любил. На холодном воздухе они огнем обожгли кожу. Мальчик и не думал слушаться лжемайора. Он сильно-сильно зажмурился, потом открыл глаза и яростно заорал, показав Спасскому неприличный жест.
        - Ах ты, мерзота! - рявкнул тот и сорвался с места. Мужчина на бегу подобрал «Кедр-Б», оброненный Совой, и начал стрелять, но Руслан уже юркнул в подъезд, и пули защелкали по кирпичу и ржавой металлической двери, давно потерявшей окрас.
        Мальчик бежал, перескакивая через две ступеньки, и слышал мат лжемайора и его тяжелые шаги по бетонной лестнице. Топот усиливался - Спасский явно догонял, но Руслан и не думал останавливаться. В кармане он вдруг обнаружил «ПМ» Совы, которым девушка вооружила мальчика перед вылазкой, и зарыдал, слезы хлынули из глаз потоком. Пистолет мог помочь! Мальчик мог выстрелить в бородача, который утащил за собой девушку, как недавно выстрелил в Черноморова! Руслан мог изменить всю ситуацию на крыше, но не сделал этого! Дырявая башка! А теперь Сова упала вниз! Она наверняка разбилась насмерть, ведь это девятиэтажный дом! С такой высоты никто не упадет без последствий! Это точно…
        Но в смерть Макаренко не верилось… Руслан раз за разом мотал головой и яростно шептал:
        - Нет! Нет! Только не она!
        Внизу Озимов с силой толкнул ржавую железную дверь подъезда и выбежал на улицу, где попал прямо в руки успевших прибежать после выстрелов девушки охранников атамана. Какой-то мужик, шедший первым, успел схватить мальчика за руку, вывернуть и крепко прижать Руслана к себе. Тут же раздался выстрел, и наглец упал, а несчастный пацан побежал через улицу, стараясь увильнуть от пытавшихся его схватить мужиков.
        В это время из здания выбежал Спасский и, увидев, как семь вооруженных жлобов не могут поймать мальчишку, заорал:
        - Огонь! Стреляйте! Стреляйте! - Константин остановился рядом с начальником охраны - Федором Ковылем.
        - Что-то пошло не так, майор? - поинтересовался Ковыль, мотнув головой вверх. Мужики открыли беспорядочный огонь по убегающему Руслану, и Спасский сузившимися от злости глазами следил за маленьким негодником, пока тот не скрылся за забором на той стороне улицы. Потом мужчина повернулся к Федору.
        - Все путем, - сказал он. - Как атаман? Я успел спасти его?
        - Увы, - показательно печально покачал головой начальник охраны. - И Арушуков, и отец Григорий погибли. Снайпер успел сделать свое дело.
        - Полагаю, - кивнул Спасский, - теперь я тут отдаю приказы?
        - Если докажешь, что не ты стрелял по Арушукову, - пожал плечами Ковыль, потом вызывающе посмотрел на майора - для начальника охраны и остальных нефтяников Спасский все еще оставался майором.
        - Отправь за мальчишкой пару мужиков и пойдем со мной, - Константин указал рукой за угол дома, куда предположительно упали Гвоздь с Совой. - Я покажу тебе снайпера!
        Федор несколько долгих секунд молчал, оценивая слова Спасского, а потом махнул рукой двум крайним мужикам.
        - Михайлов! Орешко! Дуйте за мальчишкой! Нам важно поймать его и допросить! Очень интересно, что этот гад скажет! - Ковыль пристально смотрел в светлые глаза Константина, но на лице того не дрогнул ни один мускул. Спасский лишь еще раз кивнул, приглашая Федора последовать за доказательствами своей невиновности в смерти атамана. И надо признать, они у него были…
        Глава 13. Непорядок
        К ночи грозные черные тучи разошлись и выглянули яркие, надменные звезды. Они свысока молчаливо наблюдали за маленькой точкой, быстро мчащейся по Ярославскому тракту в направлении областного центра. В обступившей двух детей на снегоходе темноте прятались развалины деревенек и поселков, изредка мелькая в свете фар то скособоченным, покинутым деревянным домом, то одинокой посеревшей пятиэтажкой.
        Ни огонька на всем пути следования, ни человека, ни твари. Лютый холод спустился с почерневших небес и разогнал всех по норам и схронам, по иллюзорным убежищам, которые вроде укрывали людей, но гарантии защиты от смерти не давали. В этом мире ничто не гарантировало жизни. И лишь одинокая движущаяся точка свидетельствовала, что не все так плохо и заморили не всех. Еще есть жизнь в ярославских пустошах, и она потихоньку развивается, вместо того чтобы исчезнуть окончательно.
        Ю гнала, не останавливаясь, целый день. Вернее, пару часов езды - столько на самом деле было до Ярославля - пришлось разбить одной затяжной остановкой. Стадо диких кабанов мигрировало на юг. Конечно, эти дикие свиньи и сами по себе представляли немалую опасность для путешественников, учитывая наличие мощных бивней и копыт, но была угроза много сильней. Пастухи! Подобные многочисленные стада всегда сопровождали волкодавы - огромные черные псы, когда-то выведенные человеком для пастбищ. Прошло немного времени, и боевые вирусы, выпущенные когда-то врагом, а может, и своими учеными, привнесли в их генотип новые качества. И без того умные собаки обзавелись зачатками интеллекта, стали много больше и сильней и навсегда забыли человека. Они теперь ревностно охраняли свои стада. Кто-то - кабаньи, кто-то - коровьи, а кто-то иногда гонял и оленьи. В любом случае человеку попадаться на пути стада было опасно, и охотники с рыбаками это знали, впитывая от родителей информацию почти с пеленок.
        Как только стадо прошло, Ю вновь пустила снегоход вперед, поторапливая машину, но доехать до города засветло они не успели. Ю остановила транспорт, когда свет фары выхватил из темноты проржавевшую табличку с надписью «Ярославль».
        - Ну? - повернулась девочка к Виту. - Есть идеи, где может быть твой новый братец?
        Сначала парень пожал плечами. Он совершенно не представлял ни как тот выглядит, ни чем занимается, ни где находится. Потом неуверенно предположил:
        - Наверное, где-то рядом с нефтяниками? Если кто и живет в городе, то наверняка тянется к людям. Тут только Орден может защитить, но… я ни разу здесь не был, ведь о встречах договаривался посредник, и всегда вне города.
        - Я была, - сказала Ю и добавила: - С отцом напросилась года два назад, когда он на переговоры сюда приезжал.
        - Переговоры с нефтяниками? - удивился Вит. - О чем?
        - Ну, сам же говоришь, что они тут самые сильные, да и у них есть сырая нефть, бензин, газ, сопутствующие продукты. У отца была мысль объединиться с ними, но… нефтяники ему не понравились. Когда ты имеешь больше, чем остальные, это портит тебя. Так и их. Они наглые, высокомерные, злые и опасные. Черное золото изменило их. Бандиты, одним словом. Тогда отец навсегда зарекся от любых союзов с этими людьми. Но местность я помню. Там где-то несколько девятиэтажек есть. С них обзор хороший на вокзал, где эти бандиты окопались. Может, залезем на здание и с утра посмотрим, что к чему? А то лезть прямо в пекло не очень хочется. Ни ты, ни я не знаем их, чтобы сразу дружбу водить.
        - Это точно, - протянул Вит. Он вспомнил Спасса и мужиков, и мальчика передернуло. Они Соколову совсем не понравились, не будь у них с братом нужда в мазуте, никогда бы не имел с ними дела. - Давай по-твоему. Мне тоже неохота лезть на рожон. Да и не знаем мы точно, с ними брат или где еще…
        - Так и сделаем, - согласилась Ю, и снегоход заскользил по дороге, разрезая темноту разрушенного города фарой. Свет прожекторов был заметен издалека, поэтому дети остановились задолго до железнодорожной станции, на которой окопались нефтяники, спрятали снегоход в каком-то магазине и оставшийся путь до намеченной девятиэтажки прошли пешком. К тому времени, как зашли внутрь здания, оба продрогли и ужасно устали - все-таки утренняя битва с зелеными давала о себе знать. Еле волоча от усталости ноги, дети забрались на верхний этаж, нашли более-менее сносную квартиру и расположились в тесной ванной комнате, где еще уцелела дверь. Быстро разложили старые спальники - Ю в ванне, а Вит на полу рядом - и вскоре провалились в беспокойный сон.
        Где-то на западе, атакованный стаей зверей, приходил в себя Ледяной город, а в небольшом по меркам города кунге маленький мальчик, брат Вита, ожидал помощи. Справятся ли дети? Найдут ли нового братика? Приведут ли помощь вовремя? Сможет ли Вовк продержаться? Эти вопросы недолго волновали Вита, измученное сознание отключилось, а потом вдруг ребенок увидел сон.
        Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп.
        Босые ноги маленького мальчика шлепали по холодному металлическому полу. Ребенок в бежевой пижаме на голое тело перебегал от одной стены к другой. Он осторожно крался от детской комнаты к кабинету отца, часто-часто останавливался, прислушивался к своему бешено стучащему, испуганному сердцу и продолжал идти вперед, ожидая, что вот-вот, еще немного - и отец обнаружит его шастающим ночью по коридорам и накажет.
        Но он не мог иначе. Сердце подсказывало, что именно сейчас надо найти отца и узнать, что происходит. Эта уверенность пришла во сне, и он вскочил и побежал. Зачем? Почему? Он не знал и не понимал. Необычное чувство толкало его вперед и заставляло двигаться по полутемному коридору в еще более темные помещения, где у отца находились странные и необычные машины, удивительные механизмы и страшные приборы, острые и смертельно опасные…
        - Двадцать третий, стой! - раздался позади взволнованный шепот, и мальчик остановился, пытаясь совладать с трясущимися от страха руками.
        - Восемнадцатый! - яростно прошептал он, развернувшись. - Иди спать! Не мешай!
        - Сам иди спать! - не менее яростно возразила его точная копия, такой же черноволосый мальчишка с черными горящими глазами. - Из-за тебя нас всех накажут!
        - Отвали - и не накажут! - нахмурился Двадцать третий. - Иди и спи, как все! А я незаметно проберусь и посмотрю, что там делает отец.
        - Как прошлый раз?! - еще яростнее зашептал Восемнадцатый. - Ты и тогда «незаметно пробрался»! Но нам почему-то всем влетело! Мы неделю потом в закрытой комнате сидели! Отец лишил нас всех развлечений и добавки к ужину. И все из-за твоего «незаметно»…
        - Восемнадцатый! - прошептал мальчик, сжимая кулаки. - Ты меня не остановишь!
        - Остановлю! - так же упрямо и резко ответил близнец. - Ты, Двадцать третий, - урод! И мешаешь жить всем нам!
        - Идиот! Я один знаю, что наш отец нам вовсе не отец! И он готовит что-то страшное для нас!
        - Заткнись! - чуть не закричал Восемнадцатый. - Замолчи! Не смей так говорить об отце! А то…
        - А то что? - Двадцать третий грозно нахмурил брови. - Думаешь, мы его дети? Думаешь, что мы вообще дети? А вот и нет. Дети не такие, как мы! Нам по пять, а обычные дети в пять лет так не думают и не говорят! И нас - двадцать пять! Разве бывает столько близнецов за раз?
        - А… а… а откуда тебе знать, как думают дети? Как говорят? А?! И откуда тебе знать, сколько бывает близнецов? А?! - Восемнадцатый так разгорячился, что едва не касался брата носом.
        - А оттуда! - триумфально ответил Двадцать третий. - Я, как ты заметил, хожу по этому бункеру втайне от отца! Все вижу и все замечаю, а еще читаю иногда. У него там, в его комнате, куча книг о жизни.
        - Брешешь! - слишком резко шепнул Восемнадцатый, а Двадцать третий от обиды поджал губы.
        - Сам ты… А ну, повтори! - ответил он грозно.
        - Ты, - начал Восемнадцатый, чеканя каждое слово и тыча пальцем в грудь брата, - врун и баловник! Ты нас всех подводишь! Не верю ничему, что ты сказал!..
        Договорить он не успел. Двадцать третий бросился на братика с кулаками. Мальчики покатились по холодному металлическому полу, мутузя друг друга, кусаясь и царапаясь со свойственной детям жестокостью, хоть Двадцать третий и утверждал, что они не дети. Каждый считал себя абсолютно правым, каждый защищал себя и свои убеждения. Они могли бы возиться так еще долго, но их бой прервал детский крик, протяжный и полный боли. Крик, которого они бы не услышали, если бы находились в своей комнате.
        - Что это? - встрепенулся Восемнадцатый и попытался встать, но Двадцать третий держал крепко и старался ударить брата коленкой. - Да отстань!
        - А я говорил! - Двадцать третий яростно оттолкнул Восемнадцатого.
        - Что? Что ты говорил?
        - Что что-то не так с нашим отцом! Все наши, ну, кроме нас с тобой, лежат в койках в детской. А это кто?
        - В смысле?
        - В смысле, кто это орет?
        Словно в подтверждение его слов, вновь раздался вопль боли.
        - Не знаю, - неуверенно пробормотал Восемнадцатый. - Это явно не из наших.
        - Во! Пойдем! - сказал Двадцать третий и потянул Восемнадцатого за собой.
        - Куда?! - испуганно прошептал мальчик, упираясь.
        - Куда-куда? Смотреть! Или мы так и будем в этом инкубаторе расти? Ничего не зная и ни о чем не желая знать? Взгляни на мир шире!
        - Э-э-э… - неуверенно протянул Восемнадцатый, но Двадцать третий схватил его за шкирку и потянул, и брат, уже не сопротивляясь, послушно засеменил за ним.
        Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… туда, где сквозь стеклянную дверь в коридор лился самый яркий в подземелье свет. Мальчики шлепали по полу, прятались за ящики, когда неизвестный ребенок кричал снова и снова. Спустились на два уровня по крутой винтовой лестнице и вновь присели за металлическим постаментом, на котором возвышался толстый стеклянный цилиндр. Крик раздался вновь, в нем слышались боль, отчаяние и обида. Двадцать третьему и Восемнадцатому удалось разобрать отдельные слова.
        - Па!.. Мне больно!.. Па! Сними меня отсюда, мне… Я боюсь! Па!..
        - Что там делается? - испуганно прошептал Восемнадцатый, судорожно хватаясь за пижаму Двадцать третьего.
        - Что? Не знаю! Посмотрим?
        - Может, не надо? - Восемнадцатый сомневался. - Может…
        - Может, хватит сцать? - зло шикнул Двадцать третий. - Как маленький! Пошли!
        И они, словно гуси, на корточках засеменили к стеклянной двери, а после маленькими носами прижались к стеклу и уставились во все глаза на еще одного мальчика, подвешенного за запястья и лодыжки к странному и… страшному механизму. То был массивный постамент с кучей разноцветных кнопок, жесткий остов для поддержки любого человека, и ужасные на вид металлические лапы. Они двигались, и в каждой из них находились либо игла, либо острый нож, либо неизвестного назначения штыри. Сейчас часть этих штырей была воткнута в запястья, лодыжки и шею мальчика, а по прозрачным трубкам, подведенным к штырям, струилась светло-желтая жидкость. Мальчик изгибался всем телом и корчился от боли, а отец сидел за столом рядом и смотрел на монитор, который он называл «компьютером». По нему бежали колонки данных, много цифр и букв. Даже Двадцать третий в жизни не видел столько букв, хотя и хвастался, что читал книги.
        - Он же младше нас! - ахнул Восемнадцатый, а Двадцать третий подтвердил.
        - Ага! Теперь ты понимаешь, что не только мы - его дети? Этот вот тоже. Он очень похож на нас с тобой, только младше. Он появился позже нас.
        - Но зачем ему еще сын, когда есть мы? - пораженно спросил Восемнадцатый. - Когда есть двадцать пять нас? А?..
        В этот момент мальчик в лаборатории не вытерпел пытки иглами и вновь заорал. На его голом теле от перенапряжения вздулись вены и жилы, а кожа покраснела.
        - Отец! За что? Отпусти! Мне больно! Мне очень больно!..
        - Ничего-ничего, - отмахнулся Кизляк. - Потерпи немного, и у тебя все будет.
        Мужчина довольно похлопал себя по коленке и запустил руки в длинные, серебристые волосы. Потом встал и принялся ходить взад-вперед с явно счастливым видом. Несколько раз останавливался, замирал и смотрел в потолок, шевеля губами, будто что-то подсчитывая, а потом, не в силах сдержать бурю эмоций, громко и возбужденно воскликнул:
        - Вот оно! Вот оно! Это настоящее чудо! - и начал пританцовывать, словно крутил торжественный вальс с невидимым собеседником. - Охренеть! Нет, только подумать! Я сделал это! Ты…
        - Мне больно, па… - стонал в это время совсем маленький мальчик. В отличие от двадцати пяти братьев, ему было не более четырех.
        - Ты сделал это! Вернее, - продолжал восхвалять себя мужчина, - я сделал тебя! А ты и есть то самое чудо! В отличие от этих… - отец махнул рукой в сторону двери в коридор, видимо, имея в виду спящих в спальне мальчишек и не подозревая, что двое из них в это время наблюдают за происходящим. - В отличие от этих пустышек, ты - панацея от многих бед! Ты… ты - мое спасение!
        - Но мне больно… - продолжал стонать мальчик, которого можно было считать Двадцать шестым. - Отпусти меня! Отпусти!
        - Потерпи еще, малец. - Кизляк подошел вплотную к распятому на неизвестном и страшном агрегате ребенку и положил ему руку на плечо, будто и не замечая, что причиняет тому боль. Мальчик застонал. - Терпи-терпи! Ты здесь - самое ценное существо! Потерпишь чуть-чуть, и я освобожу тебя!
        - Но мне больно! - не унимался Двадцать шестой. Он извивался и пытался соскользнуть с удерживающих металлических трубок, но не мог. - Я хочу сейчас!
        - Только не сейчас! Только не сейчас! - отмахнулся Кизляк, отвернулся от мальчика и продолжал рассуждать вслух, не зная, что кроме несчастного подопытного ребенка его слышит кто-то еще. - Все эти неудачники за стеной… Все двадцать пять мальцов просто так прожирают свой хлеб! Подумать только! Я их кормлю, а они, по сути, бесполезны! И вот появился ты, и… ты оказался самым эффективным вложением в генетику! Просто невообразимо! Ведь только ты мне был нужен, ты! И никто другой! Твоя кровь уникальна! Она спасет мне жизнь в будущем! Она… да впрочем, только она мне и нужна, ведь на ее основе я сделаю сыворотку, которая поменяет и мою кровь… А вы… а тех двадцать пять мальчишек можно хоть сейчас… в расход!
        Двадцать третий повернулся и многозначительно посмотрел на Восемнадцатого, тот ответил полным ужаса взглядом, вдруг осознав, что Кизляк - никакой им не отец.
        - Хотя нет… Зачем в расход столь много качественного генетического материала? Не-е-е… я их покромсаю еще, загляну внутрь, вдруг чего еще полезного накопаю?..
        - Надо бежать! - быстро прошептал Восемнадцатый и потянул Двадцать третьего за рукав.
        - Куда?! - шикнул тот на брата. - Куда?! Ты хоть знаешь, как тут все устроено? Нас охранники его не выпустят! Ни тебя, ни меня, никого! Мы в бункере!
        - Да надо же что-то сделать! - не унимался Восемнадцатый, дергая брата за одежду.
        - Отвянь! - не выдержал тот и оттолкнул паникера. - Я без понятия, как быть! Ясно только, что лучше не показывать, что мы знаем…
        - Кто там? - вдруг встрепенулся Кизляк. Ему послышался шум в коридоре, неясные тени метнулись с той стороны стеклянной двери. Там, во тьме, кто-то был. Старик нахмурился и сжал тонкие губы, но проверять не пошел. Он точно знал, что это кто-то из двадцати пяти мальцов, которые вместо сна обивают пороги запретных коридоров. Он лишь зло ухмыльнулся.
        А малыши все последующие дни боялись, что отец придет и накажет. Но тот не наказывал. Зато стали по одному, по два пропадать братья. Тихо и незаметно. То из душа придет на одного меньше, то из столовой, а то и из игровой комнаты. Кизляк же делал вид, что ничего не происходит, лишь его охранники, казалось, стали смотреть на детей как-то строже и подталкивать грубее.
        - Это Двадцать шестой во всем виноват! - зло прошептал Двадцать третий, когда в спальне осталось семеро детей.
        - Да он-то при чем? - удивлялся Восемнадцатый.
        - А ты не слышал, что сказал отец? Разве нет?
        - А что такого он сказал?
        - Что только тот ему и нужен, а остальных - в расход! - резко прошептал Двадцать третий. Дети лежали на соседних койках и пытались поговорить незаметно для остальных братьев.
        - Дайте поспать! - недовольно пробурчал снизу Шестой.
        - Не одни же! - подхватил Одиннадцатый.
        - Из-за того непонятного братика мы оказались не нужны! - не унимался Двадцать третий. - Это из-за него всех забирают! И… и… в расход!
        - Ты хоть знаешь, что такое «расход»?
        - Нет! Но точно что-то нехорошее!
        - Вот и не гадай! - прошептал Восемнадцатый. - Двадцать шестой ни в чем не виноват, а детей забирают для других целей, всего-то! И ничего тут страшного нет! Скоро все станет как прежде! Вот увидишь!
        - Мне бы твою уверенность… - прошептал в ответ Двадцать третий.
        Но уверенности у Восемнадцатого не было. Мальчика лишь частично успокаивал тот факт, что отец не стал ругаться из-за их выходки. Наверное, шалость оказалась не так страшна, как они думали, и мужчина не сердился на детей, но почему тогда и, главное, куда уходят братья? Слова отца никак не выходили из головы. Новый мальчик - особенный? А все остальные что же? Ненужные? Но… что же все-таки происходит?
        Следующие несколько дней напряжение нарастало, а братья исчезали. Двадцать третий злился на всех и вся, особенно на бедного Двадцать шестого и на отца, а Восемнадцатый пытался понять, куда деваются братья. В длинных подземных коридорах мальчик пытался вытянуть шею и заглянуть за таинственные темные стеклянные двери, где дети никогда не были. А таких помещений в подземелье было навалом. Двери пропускали только отца и охранников, когда они прикладывали специальные пластиковые карты к мигающим красными кнопками считывателям. Восемнадцатый настолько сильно хотел понять, что творится за закрытыми дверьми, что, будь он прозрачным и бестелесным, непременно протиснулся бы в запретное помещение сам и посмотрел лично. И мальчик так жаждал этого, что однажды во сне попал в одну из множества комнат…
        Трое братьев были мертвы. Это он понял сразу. Их хладные трупы лежали на блестящих металлических столах, животы были вскрыты, а внутренности вынуты и аккуратно положены рядом. Слабое дежурное освещение отражалось в потухших стеклянных глазах.
        Восемнадцатый проснулся в холодном поту еще до подъема. Двадцать третий обеспокоенно смотрел со своей койки.
        - Что с тобой? - хмуро спросил мальчик.
        - Они все мертвы! - только и смог выдавить Восемнадцатый. Брат нахмурился еще сильнее.
        - Что? - успел спросить он, когда свет в спальне вспыхнул и осветил двадцать пять коек, двадцать три из которых были пусты. Вошел отец, зло улыбаясь, и радостно возвестил:
        - Вот и ваш день пришел! - и, заметив недоумение на лицах братьев, уточнил: - А вы что думали, я не узнаю, кто шарахается по коридорам ночами? Узнал-узнал! И спецом оставил вас двоих напоследок! Ну, как настроение? Ваши братики уже пошли в расход, скоро и вам предстоит…
        Восемнадцатый еще не отошел от ночного кошмара и испугался еще сильнее. Слово «расход» приобрело вдруг зловещее значение, если считать, что увиденное мальчиком в странном сне - правда. А судя по злому и зверскому выражению лица Кизляка - точно правда. Он хищно и садистски улыбался и медленно шел к койкам двух оставшихся братьев.
        - Что мы тебе сделали, отец? - обеспокоенно спросил Двадцать третий. Он искренне не понимал, почему отец на них разозлился.
        - Ничего, - пожал плечами Кизляк. - В том-то и дело, что ничего. Я создал вас и растил с одной целью: с помощью генетики отыскать универсальный механизм защиты организма, чтобы потом привить эти качества себе. И что? Ни у кого из вас этого механизма нет! От слова «совсем»! А вот у того, которого я создал позже, он имеется! Этот ребенок мне и нужен. И все… Вы-то мне зачем? Я лишь тестирую на вас свои разработки и улучшаю их, а потом уничтожаю вас, ведь мне не нужны конкуренты. Я, когда стану неуязвимым, не хочу иметь за спиной двадцать шесть таких же мальчиков. Вы же не люди, вы созданы в пробирке и выращены в моей лаборатории, поэтому неизвестно, что у вас на уме…
        - Но ты же… отец? - неуверенно спросил Двадцать третий, хотя сам давно уже не верил в это. Кизляк насмешливо помотал головой.
        - Наивные! Вы - лишь человечки для опытов. Болванчики без рода и племени! Вы - отроди! Такие же мутанты, как те, что рыщут в поисках человечины по разрушенной земле! Вы - никто, а значит… Значит, вы нужны только для того, для чего вас и создали! Для опытов!
        - Но как же? - злясь, говорил Двадцать третий. Он не мог поверить словам Кизляка. - Мы же живые, мы дети, и мы… люди?
        - Не смеши! - старик схватил Двадцать третьего за шкирку и потащил к двери. - Ты - сегодня, а ты, - он кивнул Восемнадцатому, - пойдешь со мной завтра. И мы навсегда закроем этот вопрос с псевдоотцами и детьми. Нет одних, и другие уже не те…
        Бывший отец выключил свет через щиток снаружи, и Восемнадцатый остался один в полной темноте. Герметичная дверь спальни не имела стекла, поэтому ни единого лучика не попадало в комнату.
        А мальчика посетили демоны. Страх вышел на новый уровень и заставил Восемнадцатого забиться в самый дальний угол спальни. Там, дрожа от невыносимого, леденящего кровь ужаса, мальчик впал в нервное беспамятство, в котором к нему пришли братья. По одному. По очереди. Они подходили и укоризненно смотрели на него, живого, будто это он виноват в их смерти. Будто это он не послушался Двадцать третьего и вовремя не распознал надвигающуюся на остальных опасность. Неумолимо приближающуюся смерть.
        Восемнадцатый дрожал всем телом и плакал, пряча лицо в маленькие коленки. Ужас пришел и сел рядом. Он тихонько хлопал мальчика по плечу и нашептывал:
        - Вот Первый пришел. Он уже тут. Отец его выпотрошил, чтобы изучить состояние печени после введения препарата.
        - Вот Третий. Ему в кровь ввели раствор на основе сыворотки, полученной из крови Двадцать шестого. Кровь кристаллизовалась и… его смерть была мучительной. Невыносимая боль раздирала каждую клеточку его организма…
        - Это Девятый. Ему отец вскрыл череп, чтобы посмотреть, что делает с мозгом новый препарат. Вынул мозг, а обратно вставить забыл.
        - Это Четырнадцатый. Ему отец отрезал ноги, чтобы понять, изменилась ли его кровь и приобрел ли организм функцию быстрой регенерации. Как видишь, не приобрел. Ни ноги у мальчика не отросли, ни раны вовремя не затянулись.
        - Это Двадцать третий… Сейчас отец ему выкачает кровь, чтобы влить в кровеносные сосуды физраствор на основе сыворотки. А вдруг сработает?..
        - Нет! - заорал мальчик, закрывая уши ладонями. - Нет-нет-нет-нет!
        - А потом он придет за тобой, - тихо подсказал ужас.
        - Нет! - мальчик не хотел верить услышанному, не знал, правда ли это, но звучало ужасно. Даже если это разыгралось его больное и воспаленное от пережитого страха воображение, тот факт, что Двадцать третий сейчас где-то там, рядом с маньяком-отцом, вызывал невыразимый трепет. Уже не оставалось сомнений, что с братом произойдет что-то плохое.
        Внезапно Восемнадцатый успокоился, перестал трястись и плакать, и в темное помещение заползла напряженная тишина.
        Тяжелая металлическая дверь комнаты вдруг с жутким треском съежилась и отвалилась от дверного проема, будто она была из бумаги и ее только что некто гигантский и невидимый смял в ладонях.
        Восемнадцатый вытер слезы и нерешительно посмотрел на свои ладони. Это сделал он. Мальчик заглянул в себя и чуть снова не потерял контроль над собой. Внутри плескались злость и ужас, а еще море ненависти и ярости. И он мог делать с этой неимоверной силой что угодно. По телу пробежали мурашки, когда мальчик почувствовал, что может управлять силой, заточенной внутри него. Он еще несколько мгновений ошарашенно пялился на пустой дверной проем, а потом пошел в коридор. Где-то там, в дебрях металлического подземного лабиринта, его помощи ждали два мальчика. Двадцать третий и Двадцать шестой. Два последних оставшихся в живых братика… И Восемнадцатый теперь знал, что сможет им помочь.
        - Вставай, соня, первый день нового года проспишь, - донесся до Вита знакомый и любимый голос Ю. Но не хотелось ни вставать, ни просыпаться, ни вообще как-то реагировать на зов будущей жены. Пусть она думает, что он умер, и похоронит его… Полноценный сон после тяжелого боя и долгой поездки не принес отдыха, лишь еще сильней разболелись мышцы, а голова стала чугунной… И откуда у Ю столько энергии? Вскочила сама и теперь норовит поднять его. Только зачем? Чтобы отыскать неведомого братика, из-за которого погибли тогда двадцать три мальчика?
        - Вит! - ощутимый толчок в спину оказался доходчивей. Мальчик зашевелился. Вот умеет Ю уговаривать… - Нам торопиться надо! Брата твоего спасать!
        - Да! - прохрипел он, протирая шершавыми руками глаза. Голосовые связки после вчерашних криков не слушались. Не хотели работать. - Ты права, надо собираться.
        Дети перекусили вяленым мясом из запасов Вита и поднялись на крышу. Ю сразу отыскала себе удобную точку для слежки за нефтяниками и прильнула к окуляру снайперской винтовки, а Вит прислонился спиной к бортику, окружающему крышу, и попытался понять, что ему только что приснилось.
        Ну, с Двадцать третьим ясно - это Вит, Восемнадцатый, получается, Вовк, а Двадцать шестой… это тот младший братик, которого и послал искать Вовк? Но… Вита бросило в жар. От возмущения сперло дыхание. Зачем Вовк заставил Вита тащиться в Ярославль и спасать этого… этого… убийцу! Это же из-за него, маленького поганца, убили остальных братьев Вита и Вовка! Это он во всем виноват!
        Вит сжал кулаки от ярости, но постепенно образ подвешенного на страшной машине маленького мальчика почти вытеснил образ убийцы. Почти… ярость все равно клокотала в груди, когда Ю похлопала Соколова по плечу.
        - Эй, Вит, там что-то странное происходит. Посмотри. И достань лучше бинокль. Далековато так-то.
        Парень на время отбросил мысли о новом младшем братике и поднялся с биноклем над краем крыши.
        - Вот, - направляла его руку Ю. - Это вокзал нефтяников.
        Вит ахнул. На фоне мертвого города вокзал выглядел обжитым и… богатым. Обнесенная рабицей и колючей проволокой огромная территория с охранными вышками и сотни, нет, тысячи огромных цистерн, выстроившихся длинными рядами за вокзалом. Два человека лежали на ступеньках перед входом, а остальные бежали куда-то в сторону.
        - Вот сюда. - Ю плавно направила руку мальчика, и Вит увидел здание, похожее на то, которое заняли они. Толпа мужчин заблокировала подступы к нему. - Там что-то происходит. Несколько минут назад с крыши свалились двое, а потом все эти мужики от вокзала бросились к дому, а из него выбежали мальчик и мужик. Во-о-от, - девочка потянула руку Вита, - мальчик, а вон - погоня. Они за мальцом двух мужиков послали.
        Действительно, мальчишка, закутанный в рваные старые одежды, бежал вдоль улицы в сторону их дома, изредка оборачиваясь и отстреливаясь. Но лица его Вит не видел - на мальчике были огромные, для взрослых, горнолыжные очки.
        - Они явно его убить хотят, - подытожила Ю.
        - И? - нервно переспросил Вит.
        - Что «и»? - удивилась Ю и стукнула спутника по руке. - Иди и помоги пацану, пока остальные столпились у того дома! Вдруг это тот самый брат, о котором и говорил Вовк?
        Вит хотел выдавить: «Ну и пусть убьют!», но передумал. У него появились вопросы к пацану, из-за которого убили почти всех братьев. А чтобы получить ответы, надо его спасти…
        - Хорошо, иду, - кивнул он и поднялся, сжимая в руках утыканную гвоздями дубину. - Посмотришь сверху? Вдруг что не так?
        - Конечно, Вит, - улыбнулась Ю и послала мальчику воздушный поцелуй.
        Слезы заливали глаза, мешали видеть. Руслан бежал, почти не различая дороги: скользкое серое нечто с бесформенными пятнами автомобилей и такими же серыми и размытыми махинами зданий по бокам - это улица. По ней и надо бежать, стараясь не врезаться в темное пятно то слева, то справа. А отстреливаться от двух догонявших мужиков совсем не получалось. Мальчик их не различал. Мало того, что мужики при каждой остановке Руслана прятались кто за что, так еще и зрение подводило. Слезы нескончаемым потоком лились по щекам. Озимов моргал и моргал, но перед глазами все расплывалось. Мальчик уже и злился, и поднимал огромные горнолыжные очки, закрывавшие половину лица, чтобы протереть глаза, но и это не помогало. И все из-за девушки.
        Руслан и думать раньше не мог, что будет так о ком-то скорбеть. Родители давно умерли, а дядька, что воспитывал мальчика, особо теплых чувств в Озимове не вызывал, всегда держался на расстоянии, был резок и строг с парнишкой, а частенько и бил за любую провинность палкой. В Юрьеве-Польском все так делали. Чтобы научить детей выживать, родителям приходилось вколачивать в отпрысков знания и страх перед миром тумаками и розгами, палками и костылями. Зато знания усваивались твердо и навсегда, а дети подрастали суровыми, привычными к ярости, злости, ненависти, неспособными на любовь и жалость. Так почему Руслану так непозволительно горько из-за смерти женщины?
        Мальчик резко остановился, обернулся и крикнул, чтобы выпустить накопившуюся ярость, потом сделал два выстрела из отданного ему Совой ПМ. Просто так, наугад - авось попадет. Но не попал, а третьего выстрела не получилось - кончились патроны. Ну, вот и все. Теперь не спастись. Да и смысл бежать? Одному прятаться среди развалин? Сдохнет. Возвращаться в дом и на «Хаммере» ехать обратно в «Приют»? Не умеет водить. Что же тогда? Убить он все равно никого не сможет. Куда мальцу со здоровыми мужиками тягаться? К тому же они с оружием, а он одинокий и такой беззащитный перед суровым и страшным миром вокруг.
        Сорвав очки и сжав в руке бесполезный пистолет посильнее, Руслан остановился и повернулся к преследователям. У мальчика созрел план, как, не опозорив себя, достойно и без лишних мук последовать за Совой сегодня же. Руслан просто направит в нужный момент пустой пистолет на мужиков и… Мальчик улыбнулся. Никогда решение не приходило к нему так легко.
        - Эй, пацан! - крикнул первый враг. Он вышел из-за разбитой машины и все еще казался размытым пятном, хотя холод и ветер уже почти высушили слезы. - Ты это… даже не думай! Брось пушку!
        Странно, а ведь его боятся! Только сейчас Руслану пришло на ум, насколько жалко и нелепо он выглядит. Маленький и щуплый сирота, дрожащий от холода и страха, стоящий посреди пустынной улицы в древних, рваных обносках с пустым пистолетом в руке. Да еще и щурится, как слепой котенок. Мальчик молчал, ожидая, когда оба преследователя выйдут из укрытия.
        - Ты давай, не чуди! - вновь начал тот же мужик, сжимая одной рукой рукоять автомата, висевшего на лямке на плече, а вторую повернув ладонью к беглецу, чтобы немного успокоить его. Позади на открытое место вышел его напарник. Он прогулочным шагом обошел первого и остановился чуть впереди слева. - Нам Спасс приказал тебя живьем доставить! Нам ты мертвый не нужен. Завязывай брыкаться и пойдем с нами. Всяко лучше, чем одному в развалинах жить. А там, глядишь, как отвоюем весной «Приют» обратно, так и отправят тебя туда обучаться военному делу всякому. Самому понравится! А? Что скажешь?
        Руслан молчал. Упоминание «Приюта» заставило мальчика заскрежетать зубами от злости. Одна мысль успокаивала ребенка: эти идиоты и не догадывались, что Озимов сам оттуда. Но все же слезы опять хлынули из глаз: из-за Кати, что убил Кизляк, из-за Совы, которую скинул с крыши седой мужик, из-за себя, такого непутевого и глупого, что навязался Сове и тем самым испортил ей всю экспедицию. И погубил отличного человека, женщину, которая могла бы многому научить детей, оставшихся в «Приюте»! Мальчика затрясло. Ну почему погибла она? Почему?! Это же несправедливо!
        - Что ты с ним треплешься? - встрял второй и медленно пошел вперед. - Сказали схватить - надо схватить! У него, наверное, и патроны закончились! А то б так и палил, гаденыш…
        Руслан с силой зажмурился и поднял тяжелый, но совершенно пустой пистолет. Это движение предназначалось лишь для того, чтобы спровоцировать нефтяников на стрельбу. Они испугаются и… проблемы всех вокруг решатся одной незаметной смертью! Смертью Руслана…
        Раздался выстрел, и мальчик подскочил от испуга, силясь понять, куда попала пуля. И вновь вздрогнул, когда некто тут же выстрелил вновь. Они совсем, что ли?! Сколько пуль надо потратить на одного маленького-маленького мальчика? Но ощущения говорили об обратном. Никто в него не попал, Руслан продолжал стоять посреди улицы, зажмурившись, расставив ноги и подняв перед собой пустой пистолет Совы.
        - Дернешься, убью! - пообещал рядом мальчишеский голос, и мужик, который увещевал Руслана сдаться, дрожащим голосом проблеял:
        - Понял-понял! Кто ж знал, что вас двое будет? Это ж…
        - Заткнись! - прервал его незнакомый мальчик. - Бросай «калаш» и стой смирно.
        - Эй! - Руслан понял, что незнакомый пацан обращается к нему. - Глаза разуй, отродь! Че зажмурился? Страшно, что ли?
        Озимов не знал, что такое «отродь», но, наверное, что-то обидное, раз незнакомый пацан называет его так. Он бы тоже обозвал придурка, коим себя считал, как-нибудь похлеще. Руслан бросил пустой пистолет на лед, открыл и протер рукавом глаза и с вызовом посмотрел на мальчика в одеждах из шкур. Выглядел тот внушительно и был вооружен несравненно лучше. Несколько остро заточенных арматурин торчали из-за спины, оттуда же выглядывала дубинка, толстый конец которой был утыкан огромными гвоздями, торчащими в разные стороны, а в руках мальчик держал АКСУ. Подойдя к убитому мужчине, он ткнул того носком мягкого кожаного сапога, затем грозно посмотрел на нефтяника-пленника и поднял автоматы врагов.
        - С автоматом каждый сможет, а ты без него попробуй, - с обидой в голосе сказал Руслан.
        - А сдохнуть, как я вижу, вообще не проблема, - съязвил пацан, - с оружием или без, ты к этому готов, не так ли?
        - Шел бы ты своей дорогой, - буркнул Озимов, - и не мешал.
        - Моя дорога, - незнакомец ткнул пальцем в Руслана, - привела меня сюда. То есть к тебе! И теперь ты пойдешь со мной!
        - Э-э-э… - Озимов пытался придумать, почему ему не надо идти с этим странным мальчиком-индейцем, но не смог, а тот пригрозил:
        - Я не буду долго разговаривать, этого замочу, а тебя побью дубинкой, а потом хоть за ногу, хоть за руку потащу в гости.
        - Эй! Не надо меня мочить, - бормотал сзади мужик, но его никто не слушал. - Я полезный очень…
        - На хрен такие гости, - съязвил Руслан, но замолк, поняв, что незнакомый пацан, хоть и грозился его покалечить, но, тем не менее, его спас. - Ладно, пошли.
        - Пистолет подбери, - кивнул мальчишка, - он не одноразовый. Разбрасываются тут всякие добром… Эй, руки! - грозно сказал он мужику.
        - Я, может, пойду? Скажу, что всех убил и все мертвы, обещаю…
        - Еще слово, и я скажу, что всех убил, и убью! - пообещал Вит, и мужчина поостерегся гневить ребенка. Они пошли по улице, вошли в ближайшую девятиэтажку и поднялись на плоскую крышу.
        - Спас? - спросила Ю, оборачиваясь.
        - Ага, - кивнул Вит и подтолкнул к ней мальчика, который глядел исподлобья на нового участника разговора, вернее, участницу. Мужику достаточно было показать пальцем, чтобы он молча отошел к краю крыши.
        - Да вы на одно лицо! - воскликнула девочка сразу же. - Только подумать! Только он младше, не знаю… на год?
        Руслан занервничал, он не понимал, что происходит.
        - Что? - переспросил он, поглядывая то на девочку, то на мальчика. Да, тот был чуть похож на него самого, но не копия же!
        - Я Ю Смирнова, а это Вит Соколов, - представилась красивая девочка. - Мне четырнадцать, ему тринадцать, и ты - его брат!
        - Да быть этого не может! - замотал головой мальчик. - Я Руслан Озимов! И я никакой ему не брат! У меня есть родители, есть дядя, то есть… - Озимов запнулся. - Были.
        - Да ты посмотри, как вы похожи! Вы точно братья! - Ю достала откуда-то из складок пушистой белой одежды маленькое круглое зеркальце и протянула мальчикам. Вит хмуро взял, притянул к себе Руслана и вытянул руку с зеркалом. И мальчики застыли, пораженно рассматривая лица друг друга.
        - Но этого не может быть! - воскликнул Руслан.
        - Ты хорошо помнишь свое детство? - спросил Вит.
        - Да!
        - Точно?
        - Э-э-э…
        - Едешь со мной, я познакомлю тебя с другим братом, и он напомнит тебе обо всем!
        - Я не могу! - замотал головой Озимов, отступая. - Сову убили, мне нужно мстить!
        - Ты только что пытался убить себя! - возмутился Вит. - А теперь мстить собрался?
        - Да! Д-да! Я передумал! - упрямо ответил Руслан.
        - Так ее не убили, - заметила Ю, и все обернулись к девочке.
        - Что? - синхронно спросили пацаны.
        - Если вы о той женщине, что упала с крыши, то она жива, - развела руками Ю. - Что не так-то?
        - Но как? - пораженно протянул Руслан. А потом замотал головой. - Тогда я тем более никуда не поеду! Мне ее надо спасти!
        - Да ты и себя спасти не можешь! - начал закипать Вит, но Ю его остановила и взяла инициативу в свои руки. Она подошла к нервно переминающемуся с ноги на ногу мальчику и положила руки ему на плечи.
        - Мы при всем желании вызволить ее не сможем. Нам ни сил не хватит, ни оружия, чтобы штурмом взять вокзал. Там этих нефтяников, здоровенных мужиков с оружием, штук…
        - Пятьдесят-шестьдесят… - подсказал мужчина.
        - А вот твой братик в ста с небольшим километрах умирает. Он просил привезти тебя, так как нуждается в твоей помощи. И к нему-то ты можешь приехать. Можешь ведь?
        - Но я не могу ее просто так бросить! - упрямо замотал головой Руслан.
        - Она сильная, раз выжила, упав с девятого этажа, - протянула Ю, - так ведь?
        - Очень! - согласился мальчик. - Она - боец, снайпер, она - воин!
        - Значит, она сможет за себя постоять, - подытожила Ю.
        - Но как? Там же мужики…
        - Нам надо отвлечь их чем-нибудь… - протянула Ю. - Погоди-погоди… я что-то такое видела сегодня.
        - Бензовоз, - вставил Вит.
        - Что?
        - Бензовоз. Они его готовили, видно, куда-то собрались. Если его угнать, то это разъярит их, и часть точно отвлечется.
        - А что… мысль, - кивнула Ю, а потом хитро спросила: - Ты умеешь водить бензовоз?
        Вит помотал головой.
        - А ты? - спросила она Руслана. Тот тоже развел руками. - Вот и я не умею.
        - Он наверняка может, - Вит поднял дубинку и указал на мужика.
        - Сергей меня зовут, Сергей Михайлов, - почему-то представился тот. - Я не могу угнать его. Спасс с меня потом шкуру сдерет.
        - Тогда прыгай, - пожала плечами Ю и кивнула в сторону края крыши. Михайлов замотал головой.
        - Я не могу, но я не дурак, - тут же включил он заднюю. - Лучше пусть позже Спасс шкуру сдерет, чем прыгать с девятого этажа сейчас.
        - Замечательно! - улыбнулась Ю и повернулась к Руслану. - Видишь? У нас есть водитель бензовоза. Как думаешь, если часть нефтяников отвлечь, девушка с остальными справится?
        Озимов молчал. Он смотрел то на девочку, то на мальчика и думал. Они предлагали реальную возможность спасения Совы. Если устроить переполох и часть мужиков погонится за бензовозом, то Макаренко точно не упустит шанса! А не об этом ли еще в самом начале их поездки говорил Лука, когда Руслан, ни жив ни мертв, съежился от страха? Мол, возьми его с собой, не пожалеешь? Может, это единственный шанс Озимова исправить ситуацию? Принять предложение этих детей, а Сова сделает все сама? Может, это правильно? Кроме того, где-то далеко был еще какой-то мальчик, которому требовалась помощь.
        - Смотри, они все собрались по случаю поимки женщины внутри вокзала, - продолжала Ю, - остались только дежурные на башнях. Мне их снять - раз плюнуть. Вы, не скрываясь, дойдете до бензовоза и угоните его! Как они услышат, что машина завелась, то переполошатся. Часть будет преследовать, часть - наводить порядок на периметре. У женщины появится очень неплохой шанс сбежать.
        - Отомстить, - сказал Руслан.
        - Что? - переспросила Ю.
        - Она пришла сюда мстить, и если появится шанс, то будет мстить, - уверенно сказал Озимов, а потом добавил: - Так давайте дадим ей этот шанс!
        - Отлично! - улыбнулся Вит и похлопал Руслана по плечу. - Тогда начинаем сейчас!
        Глава 14. Низвергнутые
        - Как? - прохрипел Спасский, разглядывая груду тряпья у подножия стены девятиэтажки. - Денис сдох, а эта… Как она осталась жива?!
        - Провода, - ответил Федор Ковыль и пожал плечами.
        - Что? - переспросил Константин, его лицо недоверчиво перекосило, будто мужчина услышал несусветную чушь.
        - Провода, - повторил начальник охраны и показал вверх. С крыши в разных направлениях убегали черные струны проводов. Часть из них свободно болталась вдоль стены, возле которой лежали Денис и девушка. - Они упали на них, зацепились, запутались, что замедлило их падение. Денис - более тяжелый, он свои провода оборвал весом и шмякнулся на землю с высоты примерно пятого этажа, а баба… ну, ее, видимо, знатно шмякнуло об стену, но провода выдержали, и она спокойно спустилась на них до самой земли, лишь слегка ударилась о мертвого Дениса. Потеряла сознание, не более.
        - Жесть, - пробормотал Спасский. Что бы он ни думал о девчонке, но она действительно поразила мужчину.
        - Что? - переспросил Ковыль. - Добить ее?
        - А? Нет! Конечно, нет! - замотал головой Спасс. - Она - живое свидетельство, что атамана с попом убил не я. Берем с собой, только проводами или веревками обмотайте ее покрепче - опасная очень. Федор, распорядись, чтобы приготовили бензовоз и другие машины. До весны ждать не будем, отобьем «Приют» сейчас. И через час созывай собрание. Явка обязательна! Для всех, кроме дозорных. Говорить буду!
        - Понял, начальник! Все сделаю! А трупы куда?
        - Трупы?
        - Трупы атамана и священника. Сжечь?
        - Пока не надо. Положи их в общем зале, пусть народ попрощается. Все-таки начальство, нельзя его просто так сжигать. И в смерти должны послужить они благим целям…
        - Понял, сделаю.
        И Ковыль убежал исполнять приказы, а Спасский со все более возрастающим раздражением смотрел на выжившую девушку. Ну, зачем она сюда пришла? Чуть не нарушила порядок, благодаря которому он бы стал главой нефтяников через полгода. Забила себе голову местью и явилась очень не вовремя, хотя… Очень к месту оказалась ее винтовка. И еще - он стал атаманом на полгода раньше! Но все равно Спасскому было неприятно, что какая-то баба очень легко чуть не пустила его порядок под откос. Это безмерно раздражало. Грела лишь одна мысль: теперь Спасс использует и ее.
        Сова очнулась от боли во всем теле. Казалось, кто-то большой очень долго пинал ее, ловил и снова пинал, как пинают мяч дети. Последнее, что она помнила, это бой с мужчиной на крыше девятиэтажки. А потом этот… бугай схватил ее и потянул в пропасть! Твою ж налево! Неужто она свалилась с крыши?
        Но тогда почему она до сих пор жива?
        Девушка с усилием разлепила глаза, и взгляду открылось свинцовое небо и стена, возносящаяся ввысь. Рядом галдели какие-то мужики, наверняка нефтяники! Кто же еще? Она услышала: «Денис мертв, упал с такой высоты!», «Эта чертова баба троих размазала! Атамана, попа и Дениса!», «Эй, аккуратнее! Она еще нужна Спасскому! Связать и привести в зал собраний…», «Ты! Готовь бензовоз! Ты! Прогревай в гараже автомобили! После собрания будет поход!», «Слышал? Готовимся к штурму «Приюта», «Ох, и голова-то болит! Кто ж в войнушку играет сразу после Нового года?».
        Макаренко почувствовала, как ее поднимают, повернула голову и уставилась на мужика с усами. Он лишь зло буркнул:
        - Не смотри на меня так, стерва! Убила атамана - прощения не жди! У-у-у… будь моя воля, повесил бы на тех же проводах!
        А Сова вспомнила, что перед боем с виновником смерти отца убила двух ни в чем не повинных мужчин, которые вышли на порог. Косвенно, конечно, и они были виноваты, но непосредственный виновник так наказан и не был. Это раздосадовало девушку, а известие, что вся эта банда собирается напасть в скором времени на «Приют», не на шутку обеспокоило. Там же дети и один лишь взрослый! Что они смогут противопоставить нефтяникам? Ничего! «Приют» с детьми вновь вернется во владение банды, и Спасский найдет нового мучителя, ничем не уступающего Черномору или Кизляку! Надо как-то спасать положение! Надо что-то предпринять, пока ублюдки не отправились в поход против детей! И сделать это надо скорее.
        Сова напрягла руки - связана! Значит, ее опасаются. И не напрасно… Дайте шанс, и она отправит на тот свет как можно больше выродков! Дайте ей шанс! Дайте же… а дадите, пеняйте на себя!
        Голова сильно болела - возможно, сотрясение. Унылое небо слегка плыло перед глазами и словно бы троилось (одно - серое, второе - голубое, третье - красное, и они постоянно смещались относительно друг друга, отчего казалось, будто по голове с завидным постоянством бьют, а глаза при этом дергаются в глазницах, как встревоженные колокольчики).
        Скоро сверху проплыли ворота, обвитые колючкой, потом караульная, чуть позже - арка дверного проема. В нос ударил хорошо настоявшийся запах немытых тел, какой-то невероятной курительной смеси, тяжелое амбре перегара и неочищенного самогона. Видно, погуляли здесь вчера знатно.
        Девушку несли какими-то темными, запутанными коридорами со стенами из почерневших досок и одним общим потолком, словно когда-то этими самопальными стенами разделили одно большое пространство и просто забыли сделать для каждой комнаты свой потолок. Наконец, последний коридор раздался вширь, и мужики вынесли Макаренко в просторное помещение. Здесь запахи смешивались и обретали более терпкий и противный оттенок. Зато света стало больше. И Сова, не скрывая любопытства, огляделась.
        Впрочем, и на нее смотрели - кто с любопытством, а кто и с явной враждебностью. Один или два особо страшных мужика даже плюнули. Но были и сочувствующие. В этом «зале» столпилось много народа, ожидающего речи ее врага - Спасского, который благодаря Макаренко устранил своих конкурентов во власти и теперь сам занял вакантное место. Мужиков было больше, а вот женщин явно меньше, и… Их места как-то странно обособили и отделили от мужских. Женщины столпились слева от «трона» атамана - только так Сова могла классифицировать этот странный, сооруженный из досок разной длины, наваренных друг на друга металлических каркасов и арматуры стул. Что-то не чисто тут с женщинами, что-то неправильно. Может, их в чем-то ущемляют? Скорее всего…
        Как же предсказуемы многие мужчины. Чуть что, так они - главные, а женщины, по их словам, ни на что не годное отребье. Что ж, и здесь есть ради чего бороться. Вот убьет Софья нового атамана, можно будет заняться и освобождением женщин. А ведь совсем недавно, буквально на крыше девятиэтажки, Макаренко размышляла, что будет делать, когда исполнит долг и отомстит за отца. А оно вон, оказывается, как… В этом мире, кроме «Приюта» с детьми, еще слишком много обездоленных и угнетенных, чтобы такой девушке, как Сова - честной и справедливой - остаться без дела. Освободит одних, займется другими, потом третьими, а там, глядишь, и четвертые обнаружатся.
        Девушку поднесли к женщинам и поставили рядом. Впрочем, «поставили» - неверное слово. Сову кое-как установили на дрожащие от слабости ноги, а позади оставили бойца, чтобы придерживал девушку, а то мало ли, упадет еще. Стоя рядом с женщинами, Макаренко обозревала мужчин, заполнивших помещение. Ловила на себе их откровенно враждебные, порой похабные, скептические и злые взгляды. Их глаза ощупывали Софью, будто на девушке не было одежды, словно она, чистая и пахнущая травами, принимает перед ними жутко соблазнительные позы и на все согласна… Сова сплюнула на грязный пол кровавую слюну, показывая мужикам, что они заблуждаются в своих похабных фантазиях. По толпе пошел недовольный ропот, но кто-то остановил мужское недовольство. Макаренко скосила взгляд вправо, на трон, и точно: Спасский стоял рядом и поднял руку, призывая подчиненных к молчанию.
        - Народ! - наконец, заговорил мужчина, без долгих предисловий перейдя к самому главному. - Атаман умер, да здравствует новый атаман!
        - Ты убил его? - выкрикнул кто-то из толпы.
        - Если бы это было так, - Спасский гневно сверкнул глазами, - то начальник охраны, Федор Егорович Ковыль, убил бы меня. Верно?
        Федор, стоящий по правую руку от нового атамана, кивнул.
        - Подтверждаю! Его убила вот эта женщина. Она же взорвала цистерну три месяца назад. Помните?
        По толпе пронесся недовольный ропот, только недовольство теперь было направлено не на Спасского, а на девушку. Сова вновь сплюнула на пол, показывая полное безразличие к проблемам нефтяников.
        - Видите? - подхватил Спасс. - Видите? Какая-то одна пришлая баба чуть не размазала вас по Ярославлю! Она чуть не отняла ваши жизни и чуть не забрала самое главное, что делает вас на голову выше остальных выживших!
        - Что? - посыпались хмурые вопросы. - Что это?
        - Нефть, бензин и газ! - голос Спасского обрел силу и наполнил собой каждый закуток вокзала. - Это ценности, которыми вы обладаете! Это богатства, делающие вас исключительными. Даже больше! В связи с обстоятельствами это драгоценности, которые делают вас богами по сравнению с остальными людьми! Октановыми богами всего Ярославля и окружающих земель!
        Судя по довольному ропоту, поднявшемуся в толпе, мужикам так еще не преподносили их исключительность. Перебродившие в пьяном угаре умы оценили высказывание нового атамана, и им понравилось, а Спасский продолжал будоражить еще не отрезвевшие головы.
        - Вы - октановые боги для всех остальных! Вы имеете огромные богатства в запасе, и вы вольны повелевать другими, а не унизительно торговать и меняться! Вас это недостойно! Разве боги договариваются? - крикнул лжемайор.
        - Нет! - вторили ему разгоряченные речью мужики.
        - Разве боги ждут, когда что-то случится? - продолжал Спасс.
        - Нет! Нет!
        - Боги не ждут! Они не договариваются! Они никого не жалеют и не слушают! Боги сами творят, что им заблагорассудится! Вы это понимаете?
        - Да! Да! Понимаем!
        - Тогда почему в Иваново вас не уважают? Почему варвары в Рыбинске не приносят вам рыбу и мясо в качестве даров? И почему дети из «Приюта забытых душ» до сих пор не наказаны за бунт? А?!
        Мужики замолчали. Им нечего было на это ответить. Они бы и рады были повоевать да подчинить себе новых людей и территории, вот только старый атаман все время откладывал подобные действия на потом, как, например, отложил поход на «Приют».
        - У вас был слабый атаман! - громко подытожил Спасс, мигом сняв ответственность с простых мужиков. - Он не считал вас богами! Он держал вас за простых работяг, он не хотел делиться с вами сокровищами и драгоценностями. Он не хотел брать вас с собой на Олимп! - в толпе согласно закивали. - И что? Что в итоге? А то, что такие, как она, - Спасский указал пальцем на Сову, - чихать хотели на ваше превосходство и исключительность!
        Зал взорвался негодованием, а лжемайор довольно продолжал:
        - У вас хотят отобрать богатства и ваше исключительное положение! Если не пошевелитесь, вас перестанут считать богами, вас скинут с Олимпа, о вас навсегда забудут, и вместо Ярославля вы будете скитаться по выжженной войной пустыне и кормить расплодившихся животных. Вам это надо?
        - Нет! Нет! Не надо! Не надо! - кричала раздосадованная толпа. А Спасский умело подогревал мужчин.
        - Тогда я - ваше спасение! Я - тот атаман, что приведет вас обратно на Олимп! Вы будете великими! Вы вернете «Приют»! Вы захватите аборигенов в Рыбинске! Вы накажете ивановских! Вы договоритесь с нефтяниками Севера и будете привозить оттуда свежую нефть, а здесь построите завод для переработки, и бензин потечет рекой. Новый! Очищенный! Самой высокой пробы! Самого высокого октанового числа! Хотите вы этого?
        - Да! - взревела толпа. Вверх взметнулись руки, полетели шапки, и кто-то даже выстрелил из калаша. - Да! Да! Хотим!
        - Вы станете самыми великими октановыми богами отсюда и до Уральских гор! Вас будут бояться даже в Москве! Пусть прячутся в своих норах, как крысы, пока вы будете жить, как боги! И скоро они будут приходить к вам и просить немножко мазута, чтобы протопить вечно сырые и холодные туннели, где гуляет невыносимый ветер, солярки для своих дрезин и бензина для генераторов электричества, потому что московские крысы не могут в темноте без света, а без октановых богов они скоро не смогут этот свет добыть! Понимаете?! Вы это понимаете?!
        - Да-а-а! - взревела толпа.
        - Вы - избранные! Понимаете?
        - Да-а-а!
        - Вы - октановые боги нового бензинового мира, который мы с вами построим на останках старого!
        - Да-а-а!
        - И начнем сегодня! - Спасский так увлекся, что звук заработавшего неподалеку двигателя лишь подзадорил его. - Слышите? Так звучит двигатель возмездия! Я распорядился подготовить автомобили и бензовоз! Сегодня мы возьмем реванш у маленьких чертенят из «Приюта». А для начала принесем в жертву эту мерзкую женщину, которая не считала вас за богов!
        Толпа экзальтированно взревела, когда Спасский достал из-за пазухи пистолет и пошел к Сове.
        - Мы ее пристрелим! - пообещал новый атаман, поднимая оружие к голове девушки. - Мы таким образом покончим с затянувшейся черной полосой для нефтяников! Вы меня слышите? Вы мне верите? Вы меня поддерживаете?
        И после каждого вопроса толпа кричала «Да!», а Спасский сильнее прижимал ствол пистолета к голове Совы, которая смотрела на мужиков исподлобья.
        «Дайте шанс, уроды! Дайте шанс…»
        - Атаман! Атаман! - прервал речь лжемайора вбежавший дозорный. - Там…
        - Что? - Спасский нахмурился, когда увидел взволнованного и испуганного дозорного. - Говори!
        - Там… это…
        - Что?! Что! Что!!! - закричал Спасс в исступлении. Что-то вдруг пошло не по его сценарию.
        - Там угнали бензовоз, - выдохнул дозорный. - Перебили всех на вышках и угнали его.
        - Тогда почему ты еще жив? - зло рявкнул Спасский, отвел пистолет от Совы и выстрелил в дозорного. Его порядок, выстраиваемый годами, опять рушился, и он не мог позволить этому случиться. И сейчас лжемайору было все равно, заденет ли он кого еще, кроме дозорного. Вокруг убитого образовалось пустое пространство, а помещение погрузилось в тишину. Только что ликовавшие мужики в удивлении смотрели на нового атамана. Они чувствовали его рвущуюся наружу звериную ярость, которой прежде за мужчиной не замечали, будто Спасс все два года, что жил в Ярославле, скрывал свои чувства. А тот быстро расхаживал туда-сюда рядом с троном, потом остановился и заорал:
        - В погоню! Все в погоню! Догнать и отобрать! ЖИВО! Иначе не быть вам богами! Иначе не властвовать вам над землями вашими! Иначе сдохнете, как гусеницы, так и не взлетев!
        Мужики сорвались с мест, ведь им понравилось быть октановыми богами, а богов никто не должен унижать угоном транспорта! В зале никого не осталось, кроме атамана, Федора Ковыля с пятью охранниками, Совы, которую бросил конвоир, и толпы женщин, тихо жмущихся к стенам. В помещении повисла долгая пауза, во время которой было слышно, как на улице один за другим заводятся автомобили и уезжают следом за бензовозом.
        - Спасибо! - прошептала Макаренко и улыбнулась - она знала, что это Руслан дает ей шанс. Ее услышал Спасский, зло оглянулся, и взгляды девушки и мужчины встретились, скрестились, словно шпаги, сверкнули, как световые мечи, и рассыпались снопом искр. Сова резко нырнула в толпу женщин, которые в панике заверещали и заметались по залу, а Спасский поднял пистолет и стал стрелять вослед убегающей девушке. Его не волновало, что вместо нее он убил и ранил трех местных. Когда Сова исчезла в проходе, он взбешенно заорал:
        - Догнать! Найти! Догнать, найти и убить суку!
        План Спасского сыпался и рушился, словно песочный замок под воздействием ветра. А Макаренко улыбалась и все дальше уходила по узким и кривым коридорам деревянного лабиринта. Она чувствовала себя здесь, как в джунглях рядом с домом в Вологде. Слишком много тут мест, где можно спрятаться и нанести страшный удар по врагу, тем более что благодаря Руслану врагов осталось… если считать с Ковылем и самим Спассом, семь. Женщины не в счет, они скорее воздержатся, чем станут охотиться на Макаренко.
        Осталось решить проблему связанных рук. Сейчас непозволительно было тратить время на перетирку веревки о какую-нибудь доску. Придется найти что-то другое, чтобы освободить руки. Конечно, Сова может и ногами положить семерых врагов, но с руками будет быстрее и надежнее. Да и Спасский - опасный противник. Для него надо придумать что-то покруче, чем одни ноги. За размышлениями Макаренко нос к носу столкнулась с женщиной. Голые грязные плечи, круглое чумазое лицо, испуганные глаза - лет двадцать, не больше.
        - Держи, это жертвенный. Особо смелые аборты делают. Употреби с пользой, - быстро проговорила девушка и сунула что-то в руку Сове, а потом быстро исчезла в лабиринте из досок.
        - Спасибо, - лишь прошептала в спину ушедшей девушке Макаренко, поняв, что в руке оказался ржавый и кривой нож. Несмотря на слабость во всем теле и множественные ушибы, когда веревки, перепиленные ножом, пали, у Совы вырвался вздох облегчения, будто ей расправили крылья. Макаренко зарычала, пару раз с яростью воткнула нож в доску и скрылась за поворотом коридора. Осталось завершить месть!
        «Возмездие идет! Оно уже в пути!»
        Спасский метался. Он ходил рядом с креслом атамана - этаким своеобразным троном - и не мог на него сесть. Вмиг опустевшее помещение давило невыносимой тяжестью огромного облома. Лжемайор подходил то к телу Арушукова, грозно рыча на бывшего атамана, то к телу священника Григория, поднимая руку, чтобы нанести удар по лицу, но не мог. Что-то останавливало Константина Семеновича.
        Ярость накатывала волнами, как и бессилие. Мужчина прекрасно понимал, что придуманный им порядок, стройный и честный, - вещь недолговечная, и вот какая-то девушка из-под Вологды рушит этот порядок, и все в один миг летит к чертям. Спасский уже был на вершине своего маленького мира, как вдруг тот рассыпался. Часть народа погналась за бензовозом, несомненно, угнанным дрянным мальчишкой, так похожим на тех двух, что чуть не убили его у Рыбинска. Остальные помчались за бабой, которую, надо признать, Спасс проворонил. Надо было раньше прикончить ее, еще там, у стены дома, с которого она свалилась.
        «Вот же живучая сучка!»
        А бабы… две в конвульсиях истекали кровью тут же, рядом с троном, а остальные разбежались по норам, откуда их не вытащишь в ближайшую неделю.
        Но! Если, что даже страшно представить, уничтожат и погнавшихся за бензовозом, и преследующих девушку, то кем Спасскому править? Трусливыми тетками, которые всю жизнь пресмыкались перед мужиками? Ну нет, это самый настоящий бред! Мальчишку отловят и разорвут верные псы-нефтяники. Он им только что дал понять, каким может быть будущее. Они поверили и не упустят шанса возвратиться в мир сильных. Вернут бензовоз и вернутся сами. Это даже не обсуждается! А вот баба…
        Спасский зло сжал кулаки, вспомнив, как она дралась на крыше, ничем не уступая ему.
        «Тварь же! Эта может испортить всю малину!»
        Мужчина прислушался и вздрогнул от одинокого выстрела, прогремевшего где-то в лабиринте вокзала. Последовал мужской стон, а потом еще выстрел, и стон оборвался.
        Константин Семенович зарычал, как разъяренный зверь. Он в ярости пнул лавки атамана и священника, отчего тела рухнули на пол, и, сжав в руке «стечкин», шагнул в ближайший проход, ведущий в лабиринт полутемных ходов и комнатушек.
        В памяти девушки всплыл густой, полный лютых опасностей и невидимых ловушек лес, по которому Сову гонял отец, чтобы привить навыки выживания. Конечно, лабиринт из досок не совсем то, но чем-то похож. Хотя он лучше знаком преследователям, чем ей, но тут слишком много темных закутков, где можно хорошо спрятаться. Слишком много теней, среди которых можно затеряться. Этот мир будто специально создан кем-то, чтобы делать любые, даже чудовищные дела и всегда оставаться в тени. С другой стороны, звукоизоляция никакая, но никто же не мешает ступать и двигаться тише. Сова это умела, да и вес девушки не шел ни в какое сравнение с весом мужиков, шедших следом. Будто семь медведей пытались угнаться по лесу за одной ма-а-аленькой белочкой. Вот только белочка была с зубками и когтями…
        Сначала Макаренко быстро, как могла, углублялась в лабиринт, чтобы как можно больше стен и досок оказалось между ней и преследователями, потом нырнула в чью-то комнатушку, прижалась к стояку, затаилась и прислушалась. Охранники нового атамана, словно слоны, продирались через лабиринт. Задевали плечами доски, топали не хуже лошадей, шуршали одеждой.
        Вот один проскочил мимо, даже не заглянув в комнату. Сова хотела было пойти следом, но зашуршало с другой стороны, и как только скрылся первый, второй вылез из щели рядом и прошествовал в обратном направлении. Этот заглянул в каморку, где пряталась Софья. Как и положено: резко, из-за угла, направив вперед пистолет. Макаренко отбила руки, раздался выстрел, девушка за рукава втянула бойца в комнату, вырвала пистолет и резко стукнула по кадыку оружием. Боец захрипел, но на ногах удержался и даже попытался заломить Сове руки, но девушка не позволила. Быстро перехватила поудобней пистолет и выстрелила. Все равно первый же выстрел выдал ее местоположение. Пуля угодила врагу в голову, отчего он тут же осел на пол, а девушка перешагнула через жертву, и пошла по темному коридору в ту сторону, куда ушел первый.
        Услышав стрельбу, он должен был вернуться. Так и случилось. Не успела девушка сделать и пары шагов, прижавшись к шершавой деревянной стене коридора, как откуда-то из темноты раздался выстрел. Вспышка слегка осветила лицо и угол, за которым прятался боец. Хорошо, что Макаренко шла вдоль стены, и пуля пролетела мимо. Девушка в этот момент присела и выстрелила трижды чуть левее угла, за которым прятался враг. Пули прошили старые доски, и мужчина грузно рухнул вниз.
        Макаренко мгновенно пробежала вдоль стены и даже не задержалась, чтобы подобрать пистолет. Сейчас надо было действовать быстро, чтобы сменить дислокацию и чтобы ее не обнаружили по звукам выстрелов. Единственный минус данной тактики - проблема боеприпасов. Отстреляв магазин, она останется без оружия, но если подбирать каждый пистолет, то можно оказаться лицом к лицу с новым противником совершено неожиданно.
        Впрочем, в выбранной тактике оказался еще один изъян. Видимо, один из бойцов затаился и был вознагражден девушкой, выпрыгнувшей из темного прохода прямо к нему в руки. Он даже выстрелил несколько раз, но она почему-то так быстро оправилась от удивления и ушла с линии огня, что боец раскрыл рот, куда, в свою очередь, выстрелила Сова. И вновь девушка, не останавливаясь, перепрыгнула тело и быстро несколько раз сменила направление. Пусть преследователи идут на звуки выстрелов, там ее уже не будет.
        - Твою мать! - орал сзади Спасский. Видимо, он тоже решил поучаствовать в погоне и уже набрел на тела своих охранников. - Как это вышло?!
        - Она шустрая! - удивленно поговорил другой, которого лжемайор назвал начальником охраны.
        - Шустрая-шустрая, - свирепо рявкнул на него Спасс. - А вы что? Никогда не стреляли? Соберитесь! Нас четверо осталось!
        И опять тишина. Сова уже метров на двадцать отошла вглубь вокзала по запутанному лабиринту коридоров и уперлась в глухую стену. Значит, здесь здание заканчивается. Тогда Макаренко пошла по лабиринту по часовой стрелке, стараясь держаться стены. И вышла в более обширное и светлое помещение. Здесь резче пахло самогоном, стояли длинные столы и стеллажи, все пространство которых занимали большие и маленькие бутыли, наполненные мутной жидкостью. Если бы Софья жила здесь раньше, то знала бы, что попала в вотчину отца Григория, где тот варил самогон.
        Макаренко так увлеклась, рассматривая разнокалиберные бутылки, что чуть не попалась выбежавшему навстречу с другой стороны начальнику охраны Ковылю. Тот сразу же открыл огонь из автомата, и лишь хорошая реакция девушки, заставившая ее в последний момент пригнуться, спасла ей жизнь. Макаренко оказалась под столом, а сверху градом посыпались острые осколки, и ее с головы до ног окатило струей вонючей жидкости. Девушка перекатилась вбок и нажала на спусковой крючок, но тихие щелчки недвусмысленно дали понять, что боезапас исчерпан.
        Мысли заметались в ускоренном темпе, и Сова, не обращая внимания на усталость, перекатилась дальше. Пока Федор пытался сменить магазин и одновременно нагибался, чтобы отыскать под столами девушку, Макаренко подкатилась к нему и, распрямив согнутые ноги, сбила начальника охраны с ног. Мужчина рухнул и со всего маха стукнулся головой об стол. Девушка тут же хотела одним ударом ноги свернуть ему шею, но вбежал еще один мужик и чуть не споткнулся о своего начальника. Вовремя увидев препятствие, он перепрыгнул его, а Сова успела схватить автомат начальника и кинуть под ноги вновь прибывшему. Ноги мужчины запутались, и он упал, впрочем, тут же перекатился на спину, пытаясь освободиться от пут и встать.
        Сова не медлила. Она переметнулась через бессознательного начальника и с силой впечатала сапог в лицо мужика, отчего тот взвыл и откинулся назад. Девушка не дала ему опомниться и еще несколько раз ударила. Только когда боец затих, она уже хотела подняться, но тут очнулся начальник охраны и схватил Макаренко за ноги. Она несколько раз недовольно их дернула, а потом выхватила из рукава ржавый нож и полоснула Ковыля по шее. Брызнула алая кровь, и мужчина удивленно схватился за горло, беззвучно, будто рыба, открывая рот и безрезультатно пытаясь сделать глоток воздуха. Наконец, его руки разжались, и девушка была свободна.
        И только она нырнула в темный коридор, как позади раздались выстрелы, а деревянную стену разнесло пулями. Сова вовремя пригнулась, и ее лишь осыпало щепками.
        «Твою ж… Так и сдохнуть недолго! А ведь их еще двое. Охранник и сам новый атаман! А в голове уже стучит, а в глазах темнеет! Надо быстрее разобраться с этими мужиками! Быстрее, Сова! Быстрее!!!»
        И она никуда не побежала. Просто подпрыгнула и со всей силы опустилась на пол, чтобы звук вышел громче. Так она имитировала падение тела. И бандит, что в нее стрелял, купился. Он побежал вперед и резко завернул за поворот, где должно было оказаться бездыханное тело девушки. Но его встретила вполне живая Сова. Она прыгнула навстречу и вышибла из рук удивленного врага автомат, потом резким движением ноги сломала ему челюсть, а когда мужчину мотнуло назад, пнула его вдогонку. Тот рухнул спиной на стол, прямо на основание большой разбитой бутылки, острые края которой торчали, словно зубы огромной мухоловки из лесов Вологды. Громко хрустнули позвонки, мужчина подергался несколько секунд и затих.
        Макаренко быстро обежала глазами поле боя. Минус три. Отлично! Остался атаман. Этого лучше оружием. Патроны-то - они всяко мощнее ног и рук будут, да и убивают на расстоянии, а сражаться врукопашную у девушки желания не было. Атаман хорош в рукопашной, а Макаренко и так растратила почти все силы. Новой битвы она не выдержит. Софья только шагнула к ближайшему АКСу, застрявшему под Федором, как с той стороны комнаты из коридора выскочил Спасский и замер, зло уставившись на девушку бесцветными ледяными глазами.
        Теперь ни о каком автомате речи не шло. Теперь… лишь бы спастись, а мужчина уже поднимал пистолет. Макаренко отпрянула и скрылась за досками почти вовремя… почти… услышала звуки выстрелов, ощутила боль. Она отшатнулась к противоположной стене и прижала руку к плечу, куда угодила пуля, отдернула и осмотрела липкую красную ладонь.
        «Попал, сука!»
        И Сова, не задерживаясь, побежала дальше. Сейчас главное - скрыться…
        Спасский зло сжал губы, когда девушка опять ускользнула. Что ж, она без оружия, иначе стала бы стрелять в ответ. Но темнота и чертов извилистый лабиринт коридоров теперь ее союзники. Эта пронырливая баба может заныкаться где угодно и нанести неожиданный удар.
        Мужчина вдохнул поглубже и улыбнулся, в нос ударил яркий запах самогона. Спасский схватил какую-то палку, оторвал от одежды мертвого охранника тряпку и вымочил импровизированный факел в одной из разбитых бутылок с самогоном. Потом поджег и шагнул в полутьму коридора.
        - Ты! - начал мужчина громко, очень медленно перемещаясь по коридору и освещая факелом любые ответвления. - Ты сорвала мои планы, нарушила естественный ход событий, порядок, созданный мной! Я хотел для этого мира лучшей участи, но всегда есть люди, которые идут против. Они - как камни, упавшие в реку, которые огибает вода. Они застряли там, и их не сдвинешь! Они так и будут мешать, пока их не сдвинешь! И ты, дорогая моя, подвинешься, хочешь ты того или нет! Это мой дом, это мои люди и планы, это мой порядок!
        - А это моя месть! - сказала откуда-то сверху девушка и обрушилась на нового атамана, выбив из его рук и факел, и пистолет. Все-таки в полутемном помещении любой человек с факелом - как на ладони. Как он мог забыть, что деревянные стены возведены не до потолка? Она сидела где-то на стене и нанесла удар, спрыгнув прямо ему на руки. Пистолет и факел выпали, огонь тут же погас, и стало темно, только откуда-то сверху пробивался серый-серый день.
        Кривой и ржавый нож очень легко вошел в грудину, и это вызвало неимоверное удивление у Спасса. Перед глазами мужчины появилось злое лицо девушки, а грудь прострелила боль. Лжемайор попытался вздохнуть, но не смог. Что-то глубоко внутри не давало легким наполниться воздухом. И тогда мужчина еле слышно прохрипел:
        - Ты!.. Ты пришла и уничтожила меня…
        Сова презрительно кивнула, сжимая в руках кривой и ржавый нож, с помощью которого женщины когда-то тайно делали аборты. Для верности девушка повернула оружие в ране, и лжемайор застонал от невыразимой боли.
        - Ты со своим порядком оказалась сильнее меня с моим! - Спасский слегка отошел от боли и все никак не унимался. - Ты все уничтожила!
        - Я уничтожила тебя, мудак! - выплюнула Сова мужчине в лицо. - Я тебя остановила!
        - Нет! - замотал он головой. С кончиков губ скатились первые капли крови. - Ты уничтожила то, что я тут создавал!
        - Ты? - насмешливо перебила Софья. - Создавал? Не смеши меня!
        - Не смешу… - Спасскому было все труднее шевелить губами, в то время как его тело уже поддерживала Макаренко. - Я хотел… я тут… объеди… нял всех!
        - Убийствами?
        - Таков порядок! Мой порядок, - убежденно кивнул Спасс. Его глаза горели в предсмертной горячке. - И он бы… Этот порядок… навсегда избавил всех вокруг… от… от… смертей.
        - Сомневаюсь, - мотнула головой Сова. - Но вот что главное… Твой порядок меня не устраивает! А вот мой… вполне! И в нем таким отродьям нет места! Понял, мразь?!
        Спасский вытаращил глаза и пошевелил губами, намереваясь что-то сказать, но Сова не дала врагу последнего шанса. Никакого милосердия! Никакой жалости! С такими мразями надо поступать жестоко! И никак иначе! Она резко выдрала ржавый нож из груди лжемайора и несколько раз с силой воткнула его обратно. И когда посеревший, обескровленный Спасский застонал и начал заваливаться на пол, тихо-тихо произнесла:
        - Возьми его, Лука! И никогда-никогда не отпускай в этот мир! Он недостоин!
        - Как скажешь, - проскрипели доски, а из полутьмы соседней комнатки выглянула девушка. Видимо, та самая, что не побоялась и протянула Софье единственное оружие, что осталось у бедных, измученных нефтяниками женщин.
        - Воды! - сдавленно попросила Сова, еле держась на ногах. Ей хотелось лечь и забыться долгим, исцеляющим сном. Но одно невероятное и очень радостное событие сегодня все же случилось! Макаренко выполнила обещание и отомстила убийцам отца! А это принесло спокойствие и умиротворение в душу девушки, лишь одно ее тревожило… Она не знала, как обстоят дела у Руслана! Но сил пойти и узнать у Софьи уже не осталось. Она потеряла сознание и рухнула на тело противника. Через несколько минут из закоулков лабиринта вышли зачуханные девушки и, осознав, что кроме них на вокзале никого не осталось, подняли Сову и понесли ее в главный зал, где лжемайор чуть не казнил Макаренко.
        Глава 15. Люди
        Вовк Соколов надсадно кричал от боли, когда местный врач - Антон Павлович Алферов - промывал и перевязывал рану на боку. Он даже пару раз потерял сознание, прежде чем мучение закончилось и острая боль медленно переросла в щадящую. Тогда тринадцатилетний мальчик попытался сесть, но мужчина прижал плечи ребенка к койке и заявил:
        - Лежи, Вовк, иначе рану разбередишь, - и несколько секунд удерживал мальчика в таком положении, пока не уверился, что он больше не станет подниматься. Тогда мужчина начал складывать инструменты и перевязочный материал в пузатую коричневую сумку. - Больше лежи и обильно пей. Завтра перевяжу рану вновь.
        - Доктор, - слабым голосом прервал Алферова Вовк, - сколько мне осталось? Пара деньков-то есть?
        Антон Павлович замер со скальпелем в руках. Он не знал, что сказать, но ребенок как будто читал его мысли. С другой стороны, обмануть сейчас пациента было бы правильнее, но…
        - Антон Павлович, скажите правду, - вновь протянул мальчик. - Мне это важно…
        - Что ж, Вовк, э-э-э… - Алферов повернулся к пациенту, отыскал в полутьме его слабую, пылающую жаром ладонь и сжал, потом долго собирался с духом, но, наконец, выдавил из себя: - У тебя два-три дня, не больше. То, что я зашил раны, ничего не даст. Они слишком глубокие, а когти хоря невероятно грязные. Либо гангрена, либо заражение крови. Судя по цвету и запаху вытекающего через дренаж гноя, ничего утешительного.
        - Значит, два-три дня? - переспросил Вовк. Он словно услышал лишь одно - как доктор назначил дату его смерти.
        - Может, меньше, - Алферов чуть сильнее сжал руку мальчика, затем выпустил и стал собираться быстрее.
        - Спасибо, Антон Павлович. Вы мне очень помогли.
        - Да не за что, Вовк, если чего… - Врач поднялся и переминался с ноги на ногу, не зная, как закончить фразу. - В общем, я так или иначе приду завтра.
        - Хорошо, - слабо кивнул Вовк. - Я буду ждать.
        Как только дверь кунга закрылась за доктором, мальчик выудил из-под подушки кусок вяленого мяса и позвал:
        - Каин! Каин!
        Откуда-то из темноты стеллажей вынырнул большой красно-черный паук и быстро засеменил восемью лапками по шкуре, укрывающей мальчика. Он приблизился к руке, протягивающей мясо, потерся об нее волосатым телом и хищно раскрыл хелицеры, потом вцепился жвалами в мясо и какое-то время отрывал от большого куска маленькие. После этой процедуры паук свернулся в ладони Вовка и успокоился, а мальчик гладил Каина и тихо ему твердил:
        - Завтра решающий день, Каин. Приедут братья, будут мстить за меня, нам надо им помочь: принести огонь в точно рассчитанное место.
        Вовк помолчал. Теперь он помнил все. И бункер, и Кизляка, и двадцать пять братьев, и то, что у детей никогда не было ни мамы, ни папы. И еще он теперь точно знал, как направлять мысли людей и любых тварей в нужное ему русло.
        - Тебе, Каин, предстоит завтра очень важная миссия. А я тебе помогу. - Вовк рассчитывал с помощью паука доставить в логово зеленых огонь и отчетливо понимал, что это убьет их обоих. Каина - непосредственно, а Вовка убьет усилие, которым он будет направлять паука. Но… это должно помочь братьям! Поэтому Вовк не сомневался в правильности своего решения, он давно его принял. Теперь осталось лишь направить паучка навстречу смерти, но, судя его настроению, Каин тоже не прочь был помочь заботливым хозяевам.
        Вовк гладил и гладил паука, мыслями направляясь на восток, где Вит и Ю искали третьего, вернее, последнего - Двадцать шестого - брата. Потом мальчик переносился обратно и «облетал» логово тварей в старом здании комбикормового завода в Рыбинске. Рассчитал расстояние от Ледяного города до Рыбинска и расстояние от него до Ярославля. Чтобы все случилось, как он хочет, надо отправлять Каина сейчас. Он как раз через сутки только добредет по ледяным торосам до Рыбинска и проникнет в логово зеленых. Если не поторопиться, то можно не успеть.
        Вовк уже начал сосредотачиваться, как его прервали. Открылась дверь кунга, и кто-то вошел. Мальчику не нужен был свет, чтобы понять, кто это.
        - Здравствуйте, дядя Кир, - прошептал Вовк, стараясь экономить силы. Глава города и отец Ю некоторое время молчал, привыкая к полутьме чужого дома.
        - Спасибо, Вовк, - наконец заговорил Смирнов. - Анализ театра боевых действий показал, что ты - главное орудие, которое уничтожило последнюю волну наступления…
        - Дядь Кир, забудьте! - попросил мальчик. - Да и еще ничего не уничтожено.
        - Во всяком случае, это сдержит новые нападения как минимум до весны, - не унимался отец Ю. - Мы на такое количество времени и не рассчитывали! Теперь можно серьезно подготовиться, прежде… Хм… Жаль, конечно, что некоторые нас покинули. Их сила и ловкость не помешали бы нам, а наоборот… Очень жаль, что моя дочь и твой брат нас оставили!
        - Дядя Кир, - прервал Главу мальчик, - Ю скоро вернется, и Вит - тоже.
        - Правда? - не удержался Смирнов, потом как-то по-детски обиженно спросил: - Зачем же? Поиздеваться?
        - Помочь, - очень серьезно возразил мальчик, и Кир не стал перебивать. Тон умирающего Вовка - а врач рассказал Смирнову о смертельных ранах Соколова - не позволял с ним шутить. - Они и уехали-то только для того, чтобы привести помощь.
        - Правда? - опять спросил Кир. - Но я думал…
        - Все мы часто ошибаемся, - слабо заметил Вовк. Глава почти физически ощущал, как тяжело мальчику. Казалось, что он лишь невероятной силой духа поддерживает разговор. Кир подошел ближе, чтобы маленький герой, спасший Ледяной город ценой собственной жизни, смог говорить не напрягаясь, и сам не заметил, как взял Вовка за руку. Мужчина чувствовал, что мальчик должен сказать нечто важное. И тот продолжал: - А некоторые… некоторые слишком горячи, чтобы спокойно объяснить, что хотят сделать. Мы же не люди, - наконец подытожил Вовк, - ты знал, что Вик нам не отец?
        - Да, - прошептал Кир, отчего Вовк пораженно замолчал. - Не пугайся. Это нетрудно понять, если внимательно смотреть. Вы с ним совсем не похожи. Но это же не главное? Так? Он вам все равно отец…
        - Да нет же! - возразил мальчик, пытаясь объяснить. - Он не может быть нам отцом, потому что мы - не люди! Мы - отроди!
        - Прекрати! - внезапно перебил Кир. - Я вот тоже не отец Ю, и что? Да-да, взял маленькой в брошенном кунге, совсем одна была, как волчонок, голодная и испуганная. Вырастил. Я ей не родной, но разве она мне не дочь? Разве я не заботился о ней? Не беспокоился? Нет! Она моя дочь! И я вправе на нее сердиться, как на дочь, и ругать, потому что… люблю! Так и ваш Вик… Он был таким же отцом вам, как и я для Ю! Понятно?
        - Но мы - не люди, - грустно повторил Вовк.
        - Да не гони! - отринул правду Кир. - Я че, по-твоему, не вижу? Люди вы. Самые настоящие люди! И получше некоторых, сдается мне, будете.
        Эти слова странным образом согрели мальчика, разогнали тепло по телу и создали неповторимый уют, какой частенько окружал Вита и Вовка наедине с Виком, отцом…
        - Они вернутся завтра. И им обоим нужна будет твоя помощь. Я бы попытался сам, но… боюсь, могу прямо сейчас… могу умереть.
        - Им помощь нужна? - переспросил Кир. - Почему?
        - Они решили разобраться с зелеными. И если им не помочь, погибнут. А если они погибнут, то и Ледяному городу недолго…
        - Ю? Вит? Они что? - все еще не очень веря словам маленького мальчика, переспросил Кир. Казалось, его сейчас мало волновал Ледяной город, а больше дочь и будущий зять, которого он сам же и выгнал. - Умрут? Но как?
        - Просто поверь, Кир, - еле слышно попросил Вовк. - Я же спас город?
        - Э-э-э… - в растерянности протянул Кир. - И что делать?
        - Помочь, дядь Кир, помочь, иначе все…
        - Но как? Они же уехали и ничего не сказали!
        - Главное - сделай, что я скажу. И ты всех спасешь.
        - Точно? Ты не ошибаешься? - Казалось, глава, здоровенный мужик за сорок, превратился в маленького, неуверенного ребенка.
        - Я же спас сегодня город? - спросил Вовк и сжал руку мужчины, подбадривая. - Теперь твоя очередь, дядь Кир. Ты сделаешь, что скажу? От этого зависят жизни…
        - Я сделаю, Вовк, сделаю…
        И Кирилл Викторович Смирнов сейчас действительно был готов на все. Краем сознания он понимал, что мальчик оказывает на него едва уловимое влияние. Мужчина не мог объяснить, но это влияние было какое-то хорошее, что ли, отчего и не хотелось сопротивляться воле мальчика, а, наоборот, хотелось действовать и жертвовать собой ради других. К счастью, последнего от него не требовалось.
        Бронированный бензовоз «Марал» с цистерной на сорок тысяч литров бензина плавно набирал скорость. Возможно, когда-то давно, лет двадцать назад, монстр на двенадцати больших колесах и был пошустрее, но теперь из-за навешенной на цистерну «брони» из ржавых листов железа и арматуры, торчащей во все стороны, стал так тяжел, что двигатель еле справлялся с возросшей нагрузкой. Но апгрейд был необходим. Когда грозная в былые времена банда нефтяников устраивала рейды на машинах в соседние районы, бензовоз должен был быть самым защищенным объектом, ведь без бензина машины бы не вернулись назад. Поэтому к модернизации бензинового монстра умельцы подошли с особым энтузиазмом и преобразили его в тяжелый тягач с ковшом от бульдозера спереди, с одетой в сваренный из тяжелых пластин панцирь цистерной сзади и с защищенными металлом колесами. Наверху устроили две защищенные огневые точки - на всякий случай. А случаи, как известно, бывают на удивление неожиданными.
        - Эй! Полегче! - воскликнул Вит, когда тягач протаранил ковшом ржавый автомобиль, слишком фривольно расположившийся поперек трассы и ранее никем не потревоженный.
        - Не сцы, пацан! - довольно воскликнул чем-то обрадованный Михайлов и так крутанул руль, что ржавый автомобиль, преграждавший путь, чуть не улетел в кювет. С жутким грохотом и скрежетом ковш оттолкнул его, и древнее авто, как волчок, закружилось по трассе и исчезло из вида. А мужчина довольно подпрыгнул на все еще мягком кресле. - Этот «танк» и не такие препятствия возьмет.
        - Полегче, говорю, - грозно повторил Вит и приставил пистолет Руслана к голове мужика. Дети уже разобрались и отыскали в рюкзаке Вита нужные патроны. Что ни говори, а отец воспитал их с Вовком запасливыми.
        Шофер лишь покосился и, продолжая улыбаться, мотнул головой.
        - Пацан, я же с вами, не видишь? Все равно смерть, если вдруг вернусь к банде.
        - Вот и рули… - буркнул Вит и ткнул пистолетом в окно, - э-э-э… подальше от банды.
        - Да еду-еду, - слегка обиженно протянул мужчина и напомнил: - Вообще, меня Сергей зовут. Тут развилка сейчас будет, - он показал вперед, - шоссе влево поворачивает, к Рыбинску, а можно и съехать на мост через Волгу. Куда, командир?
        - На мост? - уточнила Ю, сидевшая с Русланом у правого окна «Марала». - Заманим туда машины нефтяников и взорвем бензовоз… Мост рухнет и…
        - Нет, - покачал головой Вит.
        - Нет? - удивленно переспросила Ю. И все уставились на мальчика.
        - Нет, у меня план покруче. Едем в Рыбинск!
        - Но Вит! - возмутилась Ю. - Если нас нефтяники не догонят и не остановят, то мы приведем их прямо к Ледяному городу. Они же…
        - Придется защищать бензовоз! - возбужденно сказал Вит. Он повернулся к детям, глаза его горели. - Мы залезем на бочку и будем отстреливаться! Но бензовоз надо довезти до Рыбинска!
        - Да зачем?
        - Зеленые! - сказал Вит, и Ю, кажется, все поняла. - Единственный шанс их уничтожить и навсегда освободить Ледяной город от тварей - этот бензовоз!
        - Но… - Ю неуверенно хмурилась. - Но чем нам защищать эту бочку? У меня винтовка, у тебя калаш, а у Руслана - пистолет! И патронов… А за нами сейчас погонится половина нефтяников! А это… машин двадцать…
        - Больше, - скептически подсказал Сергей. - За вами погонятся почти все! Ну… кроме охраны и баб… А все остальные будут. Полагаю, машин тридцать-сорок - точно. По два-три человека с автоматами в каждой, а на машинах - крупнокалиберные станковые пулеметы. По цистерне, конечно, стрелять не будут - самим нужна, а вот по гнездам, где будете торчать вы, - вполне. Из такого оружия вас вместе с этими гнездами вмиг оттуда…
        - Будем держать на дистанции, - сказала Ю и погладила снайперскую винтовку. - Но тогда… тогда мы их точно приведем к городу.
        - Не к Ледяному, всего лишь к Рыбинску, а он пустой, да и задача намного важнее. Так мы уничтожим зеленых.
        - Тогда зачем вам я? - тихо спросил Руслан. - Если нас убьют… то какой смысл?..
        - Смысл всегда в том, чтобы выжить, - хмуро ответил Вит и обратился ко всем: - Ну, что? Спасем целый город?
        Все кивнули, и даже Сергей. Первое за несколько месяцев застоя активное действие привело мужчину в приподнятое настроение. Будучи членом банды, он уже не чаял поучаствовать в настоящем серьезном деле - атаман Арушуков слишком явно отказывался и от срочного штурма «Приюта», и от рейда в Иваново. Единственную охоту - за военной машиной с белой надписью на борту «МАЛЮТКА», внезапно появившейся два месяца назад в Ярославле, - и то провалили. Пришлые отбились и укатили на восток. А вот дети вырвали мужика из странной, устоявшейся действительности и вдруг напомнили, что есть и другие цели, к которым люди могут стремиться. Тем более, вернуться Сергей уже не мог - его казнили бы свои же.
        - Оставайся здесь, - Вит отдал пистолет Руслану и кивнул на водителя. - Если будет брыкаться, можно куда-нибудь… в плечо или ногу…
        - Да не надо! - недовольно крикнул Сергей. - Я же сказал, что с вами!
        - Ладно, - нехотя помотал головой Вит. - Крикнешь, когда появится табличка «Рыбинск». А сам, - мальчик заглянул в глаза мужчине, - как только въедешь город, начинай ускоряться!
        - Зачем?
        - Потом объясню.
        - Ну, хорошо, - пожал плечами Сергей и вновь крутанул руль, чтобы протаранить ржавую маршрутку: все равно кому-то когда-то в новом мире придется расчистить дороги от старого хлама… - Я их всю жизнь ненавидел, - зачем-то добавил мужчина. - Маршрутки, в смысле. Стоишь вечно на одной ноге, ни вздохнуть, ни сдохнуть не дадут, а как выходить, так приходится полсалона на руках выносить, сам-то никто не уступит…
        - Рус, - уже не слушая Михайлова, сказал Вит Руслану, который тихо сидел у окна и настороженно смотрел то на улицу, то на детей, хозяйничающих в грузовике. - Просто сиди и присматривай за Сергеем. Там, - мальчик указал наверх, - мы сами справимся. Твоя задача - доехать до брата в любом случае. Хорошо?
        Озимов кивнул и помахал заряженным пистолетом. Теперь, вооруженному, ему было не так страшно, хотя он до сих пор не понимал, зачем ему ехать к какому-то неизвестному брату. Но он был благодарен Виту и Ю за спасение и за шанс для Совы. Что ж, если что-то пойдет не так, то мальчику придется защищаться, а пистолет теперь у него есть. Да и интересно было - что за брат, вернее, два брата, откуда? И, может, они все-таки объяснят Руслану, откуда у того шрамы на теле? Но следовало запастись терпением. Дождаться, когда Вит сможет рассказать Озимову все-все-все… Мальчик сжал покрепче пистолет Совы и посмотрел в окно. Сквозь зимний прозрачный воздух четко проступали развалины, серая дорога, местами покрытая льдом, и белоснежная пустыня, кое-где разбавленная островками редких деревьев. Опять дорога, опять неизвестность. Когда же, наконец, все станет понятно и ясно? Руслан горячо желал узнать, кто он и почему его шрамы вдруг зажили?
        А Ю с Витом открыли люк наверх и вылезли в холодный январь нового, две тысячи тридцать четвертого года. Для детей рыбаков и охотников не существовало давнего праздника, ведь какой теперь смысл праздновать каждый год смерть мира? Зачем отсчитывать новый год от даты похорон? Никто в их рядах теперь этого не делал.
        Студеный колючий ветер обдувал лица детей. Вит и Ю натянули на глаза горнолыжные очки и перепрыгнули с кабины на цистерну, по верху которой шел металлический помост. Первое гнездо, второе, и вот, наконец, дети всматриваются в петляющую позади широкую дорогу.
        - Будет сложно их удержать, - сказала Ю. - У меня всего десять патронов в магазине. Да и трясет тут так, что я ни в кого не попаду. А у них, как сказал Сергей, больше половины машин с листовым железом вместо стекол, лишь щелки под глаза. Я не знаю, как их остановить.
        - Не надо останавливать, - ответил Вит. - Надо задержать. Езды - два часа от силы. Если хотя бы час они будут позади, то следующий час они будут штурмовать этого ежа, - Соколов мотнул головой вбок, на грозно торчащие из цистерны приваренные острые штыри. - Как начнут подъезжать, стреляй в сторону водителя, припугни. Они ненадолго отступят, а потом, когда подтянется остальная часть, конечно, начнут лезть к нам, но у нас выгодная позиция. Три автоматных рожка и пики из арматуры. Главное, что стрелять в нас нефтяники не станут - им самим нужна цистерна.
        - Это точно, - хмуро протянула девочка. Хоть у Вита и выходило все просто, она чувствовала, что нефтяники горло перегрызут за неимоверно ценную цистерну, наполненную бензином. - Конечно, из пулеметов они стрелять не будут, но из калашей-то кто им помешает? Цистерна-то бронированная.
        - Надеюсь, не станут, - ответил Вит. - Надеюсь. Нам надо ее до логова зеленых довезти. Это главное.
        - Значит, можем не доехать, - грустно сказала Ю и поглядела на Вита. Он увидел лишь свое отражение в ее очках. Такого маленького мальчика с автоматом в руках, а вокруг все белое и ржавое. Он кивнул, а потом, следуя какому-то внезапному порыву, притянул девочку к себе и поцеловал. Она лишь крепче прижалась, без слов понимая, что он хотел этим сказать.
        «Я тебя люблю!»
        Оторвавшись друг от друга, Ю и Вит занялись своими делами, словно и не было этого поцелуя. Она отстегнула магазин и некоторое время смотрела на патроны калибра 7,62, а он расставлял пики вдоль бортов гнезда. Неловкость вскоре прошла.
        - Едут! - наконец сказала Ю, и Вит поглядел назад. Бензовоз только что выполз за город и увеличил скорость, а позади показалось около десяти автомобилей. Они, словно сумасшедшие, виляли из стороны в сторону - того и гляди столкнутся друг с другом, - но не сталкивались. Зато мальчик отсюда чувствовал странное приподнятое настроение водителей. Сверху за пулеметами стояли стрелки и, конечно же, свободные мужики сидели рядом и ожидали. Это были абордажники, они ждали, когда автомобиль подъедет ближе к цистерне, чтобы перепрыгнуть на нее.
        - Машин мало, - хмуро добавил Вит. - Наверное, это первые, что из гаражей успели вывести. Остальные подтянутся позже. Стрельни-ка по кому-нибудь у пулемета, - предложил мальчик. - Нам все равно, где будет труп, в машине или на ней. Пусть чуть меньше наглеют.
        Ю целилась долго. Цистерна подпрыгивала на неровной дороге и моталась из стороны в сторону. За это время разномастные автомобили преследователей сократили расстояние до ста метров. Наконец, девочка нажала на спусковой крючок, и пулеметчик с первой машины свалился с простреленной головой в кузов. Тут же абордажник начал стучать по кабине, чтобы водитель сбавил скорость - ему не очень хотелось быть следующим, а остальные машины быстро отстали. Они видели, что случилось с первой.
        - Молодец, - Вит похлопал девочку по плечу. - Будут держаться на расстоянии, пока остальные не догонят, а потом нападут. Но у нас теперь есть время. Слушай, я там в кабине видел две баклажки с водой.
        Мальчик подразумевал цилиндрические пластиковые синие канистры для воды, какие можно было найти в любом брошенном офисе в невероятных количествах.
        - Иди, - кивнула Ю и, когда Вит ушел в кабину, сняла очки и вытерла обильные слезы. У них с Соколовым еще не было «первой взрослой ночи», когда… Да, она уже знала, что происходит между мальчиком и девочкой в «первую взрослую ночь», и уже пару лет мечтала, как вместе с Витом совершит этот обряд. Девочки чуть старше Ю, которые его уже прошли, рассказывали о невероятных чувствах, рождающихся в этот миг между людьми. Но раз дети решили спасать Ледяной город, то, видно уже не судьба Ю испытать радость замужней жизни. Что ж, значит, она испытает экстаз последней битвы…
        Ю вновь надела очки, а Вит в это время поднял канистры. Он прошел вдоль бортов и полил их водой. Холод и сильный встречный ветер, обдувающий движущийся бензовоз, вмиг сделали свое дело - цистерна и большая часть торчащих прутьев покрылись тонкой коркой льда. Ох, непросто будет теперь забраться наверх, ох и помучаются теперь нефтяники…
        А их стало больше. Ю показала назад, и Вит охнул: к десяти машинам прибавилось еще тринадцать. Рев моторов усилился, а шлейф поднятого колесами снега увеличился.
        - Мы с ними точно не справимся, - сказал Вит.
        - Точно, - согласилась Ю и отвернулась куда-то в сторону.
        - Стрельни-ка в этого наглеца, - Вит указал на вдруг ускорившуюся бежевую «Тойоту». - Константиновский недавно проехали. Если немного потянем, то успеем и без драки.
        Ю тут же прицелилась. Но «Тойота» так виляла, что девочка долго не могла выстрелить. Лобовое стекло по максимуму было закрыто железом, а в кузове стрелок с абордажником прятались за кабиной и не высовывались. Смирнова хотела выстрелить по колесам, но на них были наварены металлические щитки.
        - Стреляй, Ю! Стреляй! - подгонял Вит. - Если они безнаказанно догонят бензовоз, то и все остальные сорвутся с мест…
        Но Ю не знала, куда стрелять. Она целилась и целилась, пока «Тойота» наращивала скорость, но возможности так и не представилось. Расстояние быстро сократилось, и легковой автомобиль вдруг резко рванул и оказался на одной линии с задним шасси бензовоза. Стрелок с абордажником от радости глупо подпрыгнули, изображая победу, и тут-то Ю и выстрелила. Стрелок откинулся назад, а абордажник, поняв, что теперь кузов «Тойоты» просматривается сверху, прыгнул на борт бензовоза и схватился за острые штыри. Неожиданно бензовоз мотнуло в сторону «Тойоты» - видимо, отреагировал Сергей, - и легковая машина, подталкиваемая краем цистерны, вылетела через заградительный барьер на полосу противоположного движения и воткнулась в груду сцепившихся ржавых автомобилей. А абордажник, не ожидавший, что шипы обледенели, соскользнул и грохнулся на шоссе, закрутился и закувыркался, но потом остановился и поднялся на ноги.
        А вот остальные автомобили преследователей прибавили скорость. На них бесновались стрелки и абордажники. Очевидно, успех товарищей их подбодрил, и они решили все вместе, нахрапом, захватить бензовоз.
        Двадцать машин рванули, соревнуясь между собой в скорости и ловкости, и, конечно, не обошлось без аварий. Где-то в середине один водитель не пропустил другого, машины сцепились кузовами и стали разворачиваться, в них въехали еще две. И, наконец, белый снежный шлейф, поднятый почти полусотней колес, скрыл аварию от глаз детей.
        - Минус пять машин, - крикнул Вит, когда остальные автомобили начали очень быстро приближаться. - Надо продержаться чуть-чуть, осталось немного. Пригород Рыбинска уже скоро…
        Но тут началась настоящая заварушка. Маленькие монстры, собранные из десятков разных машин, с людьми на крышах и кузовах, со всех сторон окружили бензовоз. Михайлов бросал «Марал» из стороны в сторону, но только два автомобиля постигла участь первого. Один кувырком слетел в поле, другой, заюлив, врезался то ли в гараж у дороги, то ли в какой-то старый кузов. Остальные не допускали подобных ошибок, быстро подъезжали, абордажники и стрелки перепрыгивали на цистерну, и машины тут же отъезжали, давая место другим. Несколько человек сорвались со скользких шипов и погибли под колесами своих же автомобилей. Вит видел, как на телах людей подпрыгнули сначала черный «Додж», а потом красный «Хаммер». Двое мужиков повисли на острых шипах, кровь хлестала из их ран, а крик резко бил по ушам детей. Вит перегнулся через борт и не пожалел пуль, чтобы прекратить агонию неудачливых нефтяников. Мужики обмякли и повисли мешками на бортах, а с автомобилей обстреляли Вита в ответ. Мальчик еле успел пригнуться, как пули забарабанили по металлическим пластинам. Как дети и думали, преследователей не остановило, что они
стреляют по наполненной бензином цистерне.
        Теперь их гнали азарт и ярость, разбуженные словами лжемайора. Маленькие автомобили подрезали друг друга, стрелки не жалели патронов и высаживали целые рожки из калашей, а сумасшедшие абордажники прыгали, чуть только автомобиль подъезжал к неповоротливому бензовозу, на острые шипы и либо соскальзывали, либо нанизывались на наваренные прутья и висели на цистерне, словно мухи на липкой ленте. Орали и дергались в конвульсиях, а следом, уже по ним, поднимались остальные, и уже эти-то добрались до самого верха.
        Ю расстреляла боезапас винтовки, уничтожив нескольких стрелков в автомобилях, а Вит расстрелял боезапас калаша, и теперь оба под градом пуль носились по помосту и гвоздатыми дубинами и острыми пиками из арматуры сшибали обнаглевших нефтяников, сумевших по телам собратьев забраться на цистерну.
        Раз! И с диким криком мужчина летит вниз, под колеса «Хаммера», где его перемалывает и размазывает по асфальту. Два! Череп очередного нефтяника с жутким треском лопается, и мужик с удивленным взглядом падает и виснет очередным мешком на шипах. Три! И у мужика рассечена гвоздями щека, а глаз лопнул и вытек. Четыре! Вит еле выдернул из лица врага застрявшие гвозди. Оттолкнул мужика ногой, и тот, еще живой, упал вниз, как и остальные, а по насаженным на шипы телам уже взбирались следующие двое.
        Соколов видел, как Ю откидывает одного мужика от гнезда, а сзади набрасывается другой и душит ее какой-то палкой. Она сопротивляется, пытается скинуть нефтяника с себя, а Вит не может помочь, он отбивается от двух сразу. Дубинка зацепилась за рукав одного из нападающих и отлетела в сторону, мальчик отпрыгнул от широкого ножа и выхватил укрепленную сбоку пику. Один из нападавших тут же заорал: пика рассекла ему шею и лицо. Вит, не дожидаясь, когда враг повернется, вновь ударил, и пика пронзила живот мужчины. Он удивленно посмотрел, как мальчик выдирает пику из его живота, и завалился вниз, а второй еще и подтолкнул, чтобы тот падал быстрее и не мешал. Он где-то раздобыл похожую пику и ударил мальчика сверху.
        Вит парировал, и ладони от напряжения загудели. Мужик, не жалея ребенка, нанес еще удар и еще. Соколов отступал, его руки уже еле держали пику. Мальчик попытался было ткнуть ею врагу в живот, но тот оказался проворнее, отбил пику Вита в сторону, отчего мальчик выпустил ее, и вновь занес свою для удара. Вит увернулся, но упал. Мужчина ткнул острым концом в лицо мальчика, но тот перекатился. Нефтяник ткнул снова, уже ниже - в живот, и снова Вит увернулся, а пика высекла искры из металлической решетки. Еще немного, и враг вспорет мальчику живот…
        Мужик растянул щербатый рот в злой ухмылке и вновь занес пику, собираясь обрушить ее на Вита, но в какофонию звуков откуда-то сзади вклинился грохот выстрела, и нефтяник удивленно свалился с цистерны. Вит, не веря чудесному спасению, перекатился на живот и посмотрел в сторону кабины. Там Руслан уже направлял еще дымящийся ПМ на атакующего Ю мужика. Выстрелил, и тот рухнул вниз, а девочка повернулась к Озимову и благодарно кивнула.
        - Город начался! - крикнул без предисловий маленький брат, показывая на развалины с обеих сторон дороги. - Серега спрашивает, что делать?
        - Как только бензовоз повернет, прыгайте вместе с Ю вниз! - заорал Вит, показывая на девочку. - А я направлю машину куда надо!
        - Но!.. - хотел что-то сказать Руслан, но Вит, приблизив лицо вплотную, велел:
        - Иди! Она знает, что потом делать!
        - Он сказал - прыгать, как повернем! - крикнул Руслан Ю, но девочка не ответила. Она лишь еле заметно кивнула и кинула пику в очередного нефтяника, зацепившегося за борт. Если верить мальчику, больше оружие им не понадобится. Осталось проехать несколько десятков метров и…
        Вит спустился в кабину и с удивлением обнаружил, что стекло разбито.
        - Они пытались стрелять в меня, - пояснил Михайлов, обернувшись назад, и замахал руками, показывая. - Объехали, значит, сбоку и пальнули из дробовика. Еле нагнулся. Теперь вот стужа адская! Невмоготу уже.
        - Ничего, - кивнул Вит. - Недолго осталось. Вон туда, налево поворачивай. Нам надо въехать во-о-он в тот, - мальчик показал на возвышающееся над остальными громоздкое серое здание, - большой дом и раздавить цистерну, чтобы бензин вытек. Выйдет?
        - А че бы нет? - пожал плечами Сергей. - Направим «Марал», а сами выпрыгнем. Он там, внутри, и лопнет, когда врежется во что-нибудь. Только…
        - Что? - переспросил мальчик.
        - Нас эти, - мужчина махнул рукой назад, имея в виду нефтяников, - порвут. Не поймают, а просто порвут.
        - Пофиг, - легкомысленно отмахнулся Вит. - Главное - твари, что там засели. Не уничтожим, скоро будут и нефтяников пожирать, когда здесь людей не останется.
        - Может, им так и сказать? - предложил Михайлов.
        - Хочешь выйти с ними поговорить? - удивленно переспросил мальчик, и мужчина отрицательно замотал головой. - Вот и я не хочу. Вот здесь.
        Чуть дальше слева был съезд, и водитель, слегка притормозив, резко крутанул руль. Цистерну чуть не опрокинуло, занесло, шипастый бронированный борт чиркнул по козырьку подъезда жилого здания, напрочь сдирая остатки старой вывески «Студия красоты». Ю и Руслан, искавшие возможность спрыгнуть с цистерны, просто перепрыгнули на козырек, перекатились по заснеженному покрытию и сразу же поднялись на коленки, провожая взглядом бензовоз. А позади машины нефтяников остановились на съезде, отрезая выезд на шоссе, и водители бросились в кузова, за пулеметы, заменяя погибших пулеметчиков.
        - Ну, давай же! - в сердцах с надрывом крикнула Ю. - Давай! Прыгай!
        И словно услышав ее слова, из немного не доехавшего до огромного здания комбикормового завода бензовоза выпрыгнули два человека, а машина на полном ходу понеслась дальше. Пока мальчик и мужчина перекатывались по земле, бензовоз въехал прямехонько в черный зев двухстворчатых ворот. Раздался жуткий грохот и скрежет, а следом поднялся невероятный, оглушительный вой, словно бензовоз расплющил нечто огромное. Может, ту самую биомассу?..
        Едва успевшие встать на ноги Сергей и Вит зажали уши и, пригнувшись, обернулись. Теперь бы зажечь тот бензин, что вытек… Но ни у одного не было спичек или зажигалки, а из темного зева ворот медленно вышли две серо-зеленые кошки, яростно скалящие морды. Мальчик с мужчиной обернулись, чтобы отбежать, но с остановившихся поодаль машин на них смотрели дула крупнокалиберных пулеметов.
        - Вот и все? - спросил Сергей, поднимая руки.
        - Ага, - лишь согласился Вит. Оружия не было, огня тоже. И мальчик никак не мог исправить ситуацию.
        - Твою мать! - раздосадованно крикнула Ю, сжимая кулаки в белых пушистых варежках. - Вот это приехали!
        - Что это? - спросил Руслан и указал куда-то за спины нефтяников. Ю мельком глянула и ахнула. Огненная палка взметнулась над головами врагов, пролетела мимо здания, где схоронились Ю и Руслан, промчалась над головами Михайлова и Вита и с легким свистом нырнула между двух кошек в открытые ворота. С ревом вспыхнул бензин, и секунду спустя пламя охватило все здание комбикормового завода. Оттуда раздался оглушительный, демонический вой боли, а мальчика и мужчину окатила горячая волна, и они были вынуждены упасть на землю, ожидая, когда заговорят пулеметы преследователей. Но… послышались лишь одиночные выстрелы.
        Вит поднял голову и увидел, как один за другим падают враги, сраженные пулями с тыла. Тех, кто сообразил и обернулся, ждала та же участь. Они не успевали среагировать. Некто запрыгивал на автомобили сзади и убивал нефтяников. И только единицы поняли, что попали в хитроумную ловушку, и сдались.
        - Наши, - довольно сказал Вит, оглядев линию чужих автомобилей, возле которых разразилась бойня.
        - Кто это - «ваши»? - уточнил лежащий рядом Михайлов.
        - Наши отроди - охотники и рыбаки, - пояснил Соколов. - Наши ледяные люди.
        - Много их… - одобрительно закивал Сергей, впечатленный численностью варваров. - Я к вам хочу. Возьмете?
        - Думаю, Кир согласится, - улыбнулся мальчик.
        - Кир?
        - Да! - Вит указал на мужчину в меховых одеждах, уже идущего снимать с козырька дочь. - Во-о-он тот. Он тут всем заправляет. Пойдем, познакомлю.
        Он сиял, не скрывая огромного облегчения. Все решилось как нельзя лучше, да и Кир, прижимавший к себе дочь долгих пять минут, наконец отпустил Ю и обратил горящий взор на мальчика.
        - Хороший костер! - ткнул глава в полыхающее позади Вита здание завода. Старая постройка вспыхнула, словно спичка, и огромный, до небес, огонь разгорелся в один миг, показывая и людям, и тварям из самых дальних уголков округи, что человек оказался сильнее. - Хороший план!
        - Э-э-э, - скромно протянул Вит, а Кир церемониться не стал, просто схватил и сжал в крепких объятиях мальчишку.
        Соколов еле выдавил:
        - Но как? Как вы поняли, что мы заманим нефтяников сюда?
        - Нам Вовк сказал, - пожал плечами Кир, когда отстранился. - Смелый мальчик, герой! Хотел идти один с пауком, хотя сам…
        - Хотя? - взволнованно переспросил Соколов. - Что?
        - Э-э-э… - теперь сконфузился Кир. - Лучше тебе идти к нему. И скорее.
        - Все так плохо? - прошептал Вит. Кир лишь молча кивнул, и мальчик посмотрел в сторону Руслана. Нельзя медлить ни минуты! Надо отвести Двадцать шестого к Вовку! Срочно! Но Ю перехватила его взгляд и бросилась на шею Виту, не обращая внимания на стоящего рядом отца. Мальчик покосился на него, но глава Ледяного города лишь снисходительно улыбался. Наконец, спустя несколько долгих минут, Вит отстранился и поглядел в голубые глаза Ю.
        - Нам надо сходить к Вовку, - сказал мальчик.
        - Я с вами…
        - Нет, - перебил он. - Это наше дело. Вовка, мое и его, - Вит указал на Руслана. Тот боязливо топтался на одном месте, он не понимал, что делает вдали от «Приюта» и Совы, среди этих совершенно незнакомых людей, которые только что спасли им жизни, а теперь ходят вокруг, оттаскивают трупы нефтяников от автомобилей и относят ближе к гигантскому костру. - Мы должны кое-что решить вместе.
        - Ладно, - кивнула Ю и пристально посмотрела в глаза мальчика. - Только больше никуда не уходи без меня. Хорошо?
        - Хорошо, - пообещал Вит и позвал Руслана: - Пойдем, брат. Пришло время…
        По прошествии дней Руслан не смог бы точно сказать, какое чувство преобладало тогда в его душе - страх или любопытство. Ведь побег от банды нефтяников в компании неизвестных подростков жутко пугал, но в то же время подстегивал интерес путешествовавшего по миру единственный раз в жизни мальчика. Куда его везут? Зачем? А главное, почему этот так похожий на него мальчик говорит, что он его брат? И утверждает, что есть еще один? Что Руслан должен приехать к раненому мальчишке и помочь… чем? Это было самой таинственной загадкой для Озимова, но именно это и удерживало пацана от побега. Он должен был понять, что означают последние события, почему все это происходит именно с ним, если он никогда не выбирался за пределы Юрьева-Польского, кроме одного случая - когда их насильно с остальными детьми угнал в «Приют забытых душ» Черномор. Но ведь и тогда мальчик никакого отношения не имел ни к Виту, ни к его брату, ни к его болезни. Тогда откуда они знали Руслана?
        Может, они знают и то, откуда появились многочисленные шрамы мальчика? А также его странная способность быстро излечиваться, проявившаяся буквально два дня назад? Может, надо сделать последний шаг, перетерпеть все страхи и дождаться конца путешествия, чтобы узнать, наконец, все-все-все… Разгадать все те загадки, которые терзают Руслана?
        Поэтому он терпеливо ждал. Ждал, когда угоняли бензовоз; ждал, когда Вит и Ю бились с нефтяниками за движущуюся цистерну; ждал, когда цистерна взрывалась, а неизвестные люди в меховых одеждах спасали их; ждал, когда Вит повез его по льду на снегоходе, который любезно предоставил Кир, в Ледяной город, где мальчика ожидала встреча со вторым братом. И лишь тут Руслан немного отвлекся.
        Огромные, поражающие воображение корабли выросли прямо изо льда, а мальчики продолжили свой путь прямо на них, словно готовясь врезаться… И только когда они возвысились до небес, Руслан заметил наверху людей - маленькие точки - и после этого перестал бояться. Значит, эти постройки - дело рук человеческих и созданы для человека, бояться их не надо. Вот только в голове не унималась одна мысль: но ведь оружие тоже делали люди!
        Мальчик зажмурился, когда они проезжали под аркой, образованной двумя кораблями, но ничего не случилось. Внезапно Руслан оказался в городе, окруженном большими металлическими судами. Вместо домов - шатры и кунги армейских грузовиков. Между ними горят костры, играют дети и пасется скот - лошади, козы и коровы. Обычный город, только состоящий из передвижных домов. Необходимость в защите исчезнет, и дома разъедутся.
        Мальчики подъехали к обычному кунгу, рядом с которым паслось необычное животное - Руслан впервые видел корову с щупальцами вместо морды. Она повернулась к Виту и подозрительно покосилась на Руслана, когда они прошли к кунгу. А когда мальчики входили внутрь, Руслан обратил внимание, что к странной корове добавились еще восемь похожих, но маленьких телят. Все восемь синхронно наклонили головы влево, рассматривая его.
        Металлическая дверь закрылась, и мальчик на всякий случай сжал покрепче в кармане рукоятку пистолета. Мало ли что может случиться! В кунге было темно и тепло, рядом со входом пылала жаром небольшая печка, отбрасывающая световые блики на пол. В слабом свете, проникающем в помещение сквозь узкую щель над дверью, Руслан разглядел стеллажи вдоль стен, большую часть которых занимали завернутые в бумагу куски чего-то (возможно, мяса, ведь Вит - охотник) и плотно сложенные шкуры. В дальнем углу между стеллажей находилась двухъярусная кровать, нижний ярус которой был накрыт ворохом шкур. Наверное, там прятался тот, второй мальчик - Вовк, кажется.
        - Ну вот, пришли, - как-то сухо сказал Вит. Второй мальчик то ли спал, то ли находился в бессознательном состоянии, Руслан же ждал. Не просто же так его сюда привел Вит? Явно чего-то хотел, и рано или поздно он это сообщит. - Ну?
        - Что - «ну»? - удивился Озимов.
        - Ну! - повторил Вит и указал на мальчика, укрытого шкурами.
        - Что? - еще раз спросил Руслан, не понимая, чего от него хотят.
        - Лечи давай!
        - Чего-чего? - вновь переспросил мальчик, решив, что ослышался.
        - Ты глупый? - в свою очередь поинтересовался Вит. - Что непонятного в слове «лечи»?
        - Но я не могу! - воскликнул Руслан. - Я не врач!
        - Можешь, сука! - почему-то закричал на него Вит. Его глаза грозно сверкнули в полутьме. - Я помню слова Кизляка, что ты умеешь регенерировать! Только ты из всех двадцати шести! Давай, говорю! Лечи!
        - Я?! - удивлению Озимова не было предела, как не было предела и непониманию. Он не знал, чего хочет от него Вит. - Один из двадцати шести? Умею лечить? Но… я не могу! Я не понимаю, как раны заживлять, и уж точно не знаю, как лечить кого-то!
        - Знаешь! Давай! - упрямо гнул свою линию Вит, указывая на лежащего под шкурами мальчишку. - Именно из-за тебя нас осталось трое из двадцати шести, именно из-за тебя и этой твоей регенерации убили остальных! Так что лечи или…
        - Или что? - тихо переспросил Руслан. Ему не понравился тон, каким Вит произнес слово «или». Оно прозвучало явно угрожающе.
        - Вот. - Мальчик протянул руку, и Озимов вскрикнул, когда разглядел на ладони большого черно-красного паука. - Это Каин! Не будешь лечить, попрошу, и он цапнет тебя. А он ядовитый!
        - Но я не могу! - снова крикнул Руслан, прижимаясь к двери, которую Вит, оказывается, незаметно закрыл. - Я не умею!
        - Каин, куси! - крикнул в ответ Вит и кинул паука к ногам Озимова. Тот подпрыгнул и вынул пистолет, но вдруг понял, что не попадет, и просто кинул пистолет в паука, который легко отскочил и ринулся в атаку на мальчика. Руслан же нащупал в углу веник и со всего маха врезал по пауку, отчего тот отлетел назад и затерялся где-то в темноте под полкой.
        - Ах ты гад! - рявкнул Вит и хотел прыгнуть на Озимова, но тут от громких звуков очнулся Вовк и, протянув руку, схватил Вита за запястье, отчего мальчик почему-то рухнул на колени и застыл. А Руслан, опасливо выставив перед собой веник, оглядывал помещение, стараясь не пропустить возможную атаку паука.
        Восемнадцатый перешагнул обломок смятой двери и пошлепал по холодным металлическим плитам пола босыми ногами. Коридор извивался и разделялся на несколько других, но Восемнадцатый знал, куда идти и поворачивать. Странный импульс гнева и ярости будто открыл в нем некую необычную способность и огромную силу, какую мальчик никогда не подозревал за собой. И теперь он в полубессознательном состоянии шествовал по коридору и чувствовал в подробностях все, что надо было сделать. А странная и страшная сила неизвестного происхождения наполняла каждую клеточку его тела, будто он и не ребенок вовсе, а нечто космическое и огромное, что на порядок выше и разумнее всех людей на Земле…
        Поэтому Восемнадцатый очень быстро нашел Кизляка, укладывающего Двадцать третьего на холодный металлический стол. Мальчик просто вырубил старика, а окружающее оборудование уничтожил. Компьютеры задымились, ножи и скальпели согнулись в замысловатые узлы, а стеклянные колбы и банки взорвались. Восемнадцатый отвязал Двадцать третьего и поставил на ноги.
        - Уходим! - крикнул спасенный мальчик, но Восемнадцатый его остановил.
        - Нет! Надо спасти Двадцать шестого!
        - Но он же… - нахмурился Двадцать третий. - Из-за него наших убили! Он…
        - Он - наш брат! - возразил Восемнадцатый. - Ты, я и он! Больше никого не осталось.
        - Но…
        - Только вместе мы сможем выжить, - отрезал Восемнадцатый и повернул голову ко входу. Там со злым видом стоял охранник Виктор Соколов и готовился стрелять. Вдруг он опустил автомат и успокоился, а лицо его приняло безмятежное выражение.
        - Ты - наш отец, - сказал Восемнадцатый. - Теперь и навсегда. Забери нас отсюда…
        Так они нашли себе отца.
        Без Виктора они точно не сняли бы Двадцать шестого со страшного прибора, на котором мальчик был подвешен. Иглы входили в тело и засели так глубоко, что здоровый мужчина еле вытащил их.
        Они выбрались из бункера, а потом - из окружающей его наверху крепости с храмами и на пересечении Ярославского шоссе с дорогой на Юрьев-Польский встретили семью Озимовых. Ирина и Григорий согласились приютить мальчика, и Двадцать шестой с полностью стертой памятью и новым именем Руслан уехал в Юрьев-Польский, а мальчики с отцом Виктором Соколовым в обратную сторону - к Рыбинску. Так и началась восемь лет назад странная история трех маленьких детей в жестоком, умирающем мире.
        - Каин! Нет! - крикнул Вовк пауку, когда тот хотел прыгнуть на Руслана. Паучок сжался и виновато уполз под полку, а Вовк отпустил Вита и устало откинулся на кровать.
        - Вот, значит, как все было, - прошептал Вит. - Я его к тебе привел, Вовк. Чтобы он вылечил тебя, спас от смерти.
        - А я не затем просил тебя привести его, - покачал головой Вовк. - Он же не может лечить, как ты не понимаешь? И я все равно умру.
        - Но зачем тогда? - удивился мальчик.
        - Затем, что он твой единственный брат. Вам надо держаться вместе! И я свел вас, всего-то.
        - Но… - попытался протестовать Вит, но бессильно замолчал. Он-то думал, что спасает Вовка, ан нет. Тот просто привел его к Руслану.
        - Не расстраивайся, - Вовк протянул слабую руку и водрузил ее на голову подростка, усевшегося рядом с койкой. - Меня никто не вылечит уже. Невозможно. Зараза попала слишком глубоко. Но зато ты уничтожил зеленых, женишься на Ю и когда-нибудь станешь главой Ледяного города. И у тебя будет брат. Не я, конечно. Но все-таки брат! Со временем вы привыкнете друг к другу, и все наладится. Да и миру, думаю, нужен такой союз. Ты здесь, он в «Приюте», а та девушка…
        - Сова? - подсказал Руслан. Он устало сполз по стене на пол и вслушивался в слабый голос нового братика, который, по его словам, должен был скоро умереть.
        - Да! Сова будет в Ярославле. Очень удобно и… полезно, видимо. Для мира полезно. Во всяком случае, полезнее, чем Спасский и нефтяники.
        - Это точно, - протянул Вит, а потом переспросил: - Так что? Все так просто? Все именно для этого? Для воссоединения?
        - Да, - слабо подтвердил Вовк и добавил: - В жизни вообще иногда все просто. Главное - понять это и не усложнять. Примите друг друга, простите, если надо, и любите, вы ведь братья и… Вы - люди.
        - Да-да, люди, - подтвердил Вовк в ответ на немой вопрос, повисший в полутемном кунге. - Ведь не важно, как люди рождаются. Важно, кем они в итоге становятся, а еще важнее - кем помирают. Я умру человеком, а вы?.. Вам еще жить и жить, и только вы решите, кем в итоге проживете и помрете - отродью или человеком.
        Эпилог
        Март 2034 г.
        Рыжая в черных пятнах собака упорно мотала головой на приборной панели автомобиля. Она словно соглашалась с каждой кочкой на пути: «Да-да-да! Этот автомобиль не предназначен для наших дорог!» Но Руслан не знал более удобного и надежного автомобиля, чем этот, ведь их с Совой и желтым «Хаммером» уже столько связывало…
        Длинное путешествие, опасные твари, чуть не убившие Руслана, долгое выздоровление от необычной болезни, Лука, мерещившийся за каждым поворотом и в любой тени, нефтяники, чуть не убившие женщину, и внезапно обретенные братья.
        Руслан вздохнул, вспоминая встречу в кунге, когда Вит чуть не убил Озимова, а Вовк показал обоим, чего мальчики были лишены в течение восьми лет разлуки, пока прятались от Кизляка, и вернул им память. И только смерть безумного старика, когда Михаил с Совой освобождали «Приют забытых душ», дала толчок воспоминаниям. Они и не замедлили вернуться.
        Вовк умер на третий день. Руслан так и не смог помочь новоиспеченному братику и исцелить его раны, ведь Озимов и сам еще не знал, как работает его внутренний механизм регенерации. Мальчика похоронили на берегу водохранилища и в качестве обелиска поставили гранитный валун, на котором высекли добрые слова.
        Руслан же не мог простить Виту ненависти и желания убить его. Озимов не понимал, чем провинился перед братом. Конечно, он остался на похороны, а потом и на свадьбу Вита и Ю, но все-таки решил пока держаться подальше от агрессивного мальчика. Мало ли что еще ему придет на ум!
        К этому времени за Озимовым приехала Сова, решившая, что мальчик попал в беду и его надо выручать. Выместив злость и ярость на мужчинах, отмстив за смерть отца, девушка пустила все силы на обустройство логова бывших врагов. Она встряхнула женскую часть населения и наладила более-менее нормальную жизнь. И обратилась к Смирнову с просьбой выделить народ для защиты столь ценного объекта в Ярославле. А Кир и рад был стараться…
        В общем, прошло два месяца, прежде чем Макаренко все устроила и смогла со спокойным сердцем пуститься в путь. Ей все не давал покоя «Приют». Но Руслан считал, что еще больше ее волновал Михаил Прохоров, который остался разгребать проблемы в старом монастыре.
        Что ж, Озимов в итоге согласился, что неплохо бы заглянуть в «Приют свободы» и повидаться со знакомыми.
        Но рыжая с черными пятнами собака кивала всю дорогу мальчику с приборной панели и как бы намекала: «Ай-я-яй! Нехорошо обманывать окружающих! Ты совсем не хочешь никуда ехать и никого видеть! Совсем-совсем…»
        Руслан тяжко вздохнул. Он не думал, что после приключений, полных опасности, на душе станет так пресно.
        Он действительно не хотел ехать. Ну, а что его там ждет? Ничего. Из его настоящей семьи остался только Вит, родителей он почти не помнил, дядька погиб при обороне Юрьева-Польского, а единственная сестра Вика, которая осталась в «Приюте», оказывается, на самом деле не сестра.
        Как же изменилось сознание Руслана за каких-то пять месяцев, прошедших с момента, когда они с Совой покинули «Приют»! Неужели так бывает? А собака кивала с приборной панели: «Бывает! Бывает! Бывает!» Ты не только стал по-другому смотреть на мир, но и обрел свое настоящее прошлое…
        И настоящее приобрело новый оттенок. Оттенок боли и потери. Оттенок смерти. Неужели смерти Кати было недостаточно? И мир возжелал смерти Вовка и еще двадцати трех мальчиков, его братьев? Отчего так случилось? И почему у Руслана такое чувство, что во всем виноват он? Собака лишь кивала, а Озимов отчаянно замотал головой в ответ.
        Сидящая за рулем Сова заметила это и нахмурилась.
        - Хватит хандрить, - сказала девушка и слегка толкнула локтем мальчика. - Ростов уже проехали, скоро встретишься с…
        - У меня нет там никого, - хмуро возразил Руслан, и его голова замоталась в такт с головой собаки. - Чего там делать?
        - Ну, если с этой точки зрения подходить к вопросу, то, конечно, нечего, - согласилась Сова. Минуту помолчала, а потом добавила: - Но ты не стесняйся, плачь.
        - Э-э-э… - недоуменно протянул удивленный Руслан. - Что?
        - Плачь, говорю, дальше, - махнула рукой Макаренко, словно добрая фея, разрешая мальчику излить свои чувства. От возмущения он даже не сразу нашелся, что ответить.
        - Я не плачу!
        - Плачешь-плачешь, - подтвердила Сова.
        - А вот и нет!
        - А вот и да! Что я - не вижу? Ты сокрушался по Кате, потом сокрушался по Вовку и Виту, а теперь не можешь понять, как жил без прошлого, которого Вовк тебя лишил. Разве не так?
        - Нет…
        - Не отнекивайся! - Сова вела «Хаммер» по черной ленте почти оттаявшей дороги. - Тебя что - совсем ничего не заботит в этой жизни, кроме тебя самого?
        - Заботит, конечно! - возмутился мальчик.
        - А мне кажется, нет! - Макаренко быстро поглядела на Руслана, и ему показалось, что она очень сердита. - Ты все печешься о своем прошлом, о своих друзьях и родных, которые ушли, но уже прошло восемь лет после твоего побега из бункера Кизляка, пять месяцев после смерти Кати и два - со дня, когда умер Вовк! Не пора ли посмотреть вокруг? Заглянуть в будущее, наконец?
        - В будущее? - недоуменно протянул Руслан. Он не понимал, куда клонит Сова.
        - Да, в будущее. Может, там тебя ждут другие друзья, другие близкие, другая жизнь? А? Нельзя же вечно жить прошлым, надо сделать так, чтобы и будущее не стало таким же… Понимаешь?
        - Не совсем, - признался мальчик.
        - Ну вот, смотри. - А собака-предательница ей поддакивала, кивая. - Можно же настроить мир под себя, чтобы подобных смертей в будущем стало меньше.
        - Но как?
        - Как? А ты точно не понимаешь? Ты же был первый, кто вложил в этот фундамент кирпичик!
        - Я? - опять удивился Руслан. Он уже целиком и полностью был захвачен словами Макаренко и повернулся к девушке.
        - Ты, ты, - кивнула Сова, прямо как собака на приборной панели. - Ты теперь брат зятя главы Ледяного города. Ты свел нас с ним, и теперь у нас для Ярославля и вокзала очень хорошая охрана. Первый кирпичик! Понимаешь? Дальше - больше! Сейчас мы вернемся в «Приют» и принесем детям долгожданный мир! Ура? Ура! Потом будем думать. Есть мысли наладить торговые связи с Иваново и другими крупными соседними городами. Вступить в переговоры с северными народами, у них еще наверняка есть нефтяные вышки. Будем перегонять нефть и с ее помощью налаживать жизнь… Ну, разве не здорово?
        - Здорово, - прошептал Руслан.
        - А ты - первый кирпичик, понимаешь? Первый кирпичик, с помощью которого мы начали строить целое здание, Руслан! Здание нового мира…
        Сова еще долго и увлеченно что-то говорила о будущем, новом мире и их с Русланом месте в нем, а мальчик почти не слушал. Он смотрел в окно на дорогу и понимал, что жизнь похожа на эту кривую серую ленту с ямами и кочками. Она всегда появляется спереди и уносится назад, и вместе с ней уносятся и дорогие люди, и какие-то невероятно важные события, и много еще чего хорошего, но… Никогда не знаешь, что вынырнет из-за поворота. Опасность или нечто необходимое, как воздух? Так, может, стоит почаще вглядываться вперед? Может, там действительно есть новые, не менее значимые люди, которые навсегда войдут в его жизнь? А прошлое - на то и прошлое, чтобы вспоминать о нем с грустью и бесконечной благодарностью?
        Руслан впервые за долгое время улыбнулся.
        Лес закончился, и «Хаммер» выехал на холм рядом со старым, лежащим на боку кораблем. С него очень хорошо просматривалось большое прозрачное озеро Плещеево, покинутые дома Переславля-Залесского и на холме, напротив, - Горицкий монастырь, среди детей именуемый «Приютом». Как его там встретят, ведь мальчик теперь и не человек вовсе, хотя это и известно только Сове и Виту, который остался в Ледяном городе. Но ведь когда-нибудь правда откроется?
        И тем не менее Руслану почему-то стало радостно просто от вида знакомых мест. Что это? Ностальгия? Тоска по родине? Но ведь «Приют» никогда родиной не был и, наверное, не будет, ведь Руслан всегда хотел следовать за Совой, а она, скорее всего, вернется в Ярославль. Тогда что? Мальчику вновь хотелось пройтись по стылой земле монастыря, осмотреть страшные храмы и спуститься вниз… в бункер, где его и еще двадцать пять мальчиков в пробирках вырастил Кизляк.
        Или все же родина?..
        У Руслана уже не было ощущения, что все плохо и мрачно. В его маленький мирок пробился лучик света и начал разгонять тучи.
        Главная цель их похода достигнута: нефтяники больше не угрожают «Приюту», а Сове удалось отомстить за отца. И теперь постепенно должно все наладиться. Непременно!
        «Хаммер» миновал развалины приземистых зданий и въехал на холм, где удобно устроился Горицкий монастырь, после чего повернул к высоким воротам. А их уже открывали, и наружу выбегала толпа детей всевозможных возрастов. Позади шел мужчина, он протиснулся сквозь толпу и встал у двери водителя. Сова долго сидела, не решаясь выйти, и Руслан, наконец, ткнул ее локтем. Девушка напряженно посмотрела на мальчишку, а он кивнул в сторону Михаила.
        - Ну, же, давай. Ты же за этим сюда ехала?
        - Ты прав, - согласилась со вздохом Макаренко и открыла дверь. - За этим.
        Детвора возбужденно загалдела, а Сова шагнула прямо в объятия Прохорова.
        - Я вернулась, - тихо сказала она, а он ответил:
        - Я ждал… Мы укрепили стены и готовы встретить нефтяников.
        - Их не будет.
        - Что? - удивился Михаил.
        - Нефтяников не будет, - повторила девушка. - Пойдем в «Приют». Тут в двух словах не рассказать.
        - Пойдем, - согласился мужчина, и дети радостно заорали. - У нас тут чай нашелся, представь?! В бункере. Самый что ни на есть настоящий! Цейлонский!
        А Руслан довольно наблюдал за ними, и ему казалось, он видит, как из кирпичиков, о которых говорила Сова, начинает вырастать крепость.
        Я - человек. А все эти люди - моя семья!
        От автора
        Т-с-с-с… Слышите? Это ветер будущего переносит истории от одного автора к другому, чтобы они сплели из своих сюжетов картину нового мира, подобного которому еще не было. И, надеюсь, не будет.
        Что ж, я тоже внес свою лепту в картину этого ужасного и необычного мира. Почему ужасного - понятно, а необычного потому, что, как бы авторам ни хотелось описать все максимально правильно, с фотографической и исторической точностью, они не смогут. Они никогда не жили в такой обстановке. И я, как и остальные, никогда не жил в подобных условиях, никогда не видел ни созданных радиацией и генетическим оружием тварей, ни разрушенных войной городов…
        Впрочем, не все так просто. Как разрушались дома и даже целые покинутые людьми деревни - видел. Далеко ходить не надо. Достаточно уехать километров на двести за МКАД и посетить любую деревню или поселок. За тридцать послеперестроечных лет покинутые дома разрушились, заросли молоденькими деревцами, а те, откуда люди ушли недавно, потихоньку гниют, плесневеют и медленно испускают дух, уныло поглядывая заколоченными окнами на прохожих: «За что вы так с нами?» Но после перестройки людям стали не нужны деревни, молодежь разъехалась по городам, а дома «одичали», а значит, вскоре умрут по-настоящему. Для этого много времени не требуется, поверьте. Такое происходило у меня на глазах. В девяностых годах прошлого века мне было десять, а вокруг полно было красивых, полных жизни частных домов. А теперь мне сорок, и я не узнаю тех мест, где рос. Дома словно умерли, люди забрали душу с собой, в город, а у домов без души нет шансов выжить, они и склонились к земле, сгнили заживо, почти рассыпались…
        В этом романе я продолжил описание жизни детей. Возможно, меня будут ругать и говорить, что я что-то изобразил неправильно. Дети не такие, герои не похожи на людей, и так далее. Но если подумать, дети в той обстановке, что я описываю, будут совершенно другими, не похожими на сегодняшних ни капельки. Будут сильнее, злее, выносливее, хитрее. Иначе им не выжить. В достаточно юном возрасте они уже смогут и держать в руках оружие, и убивать. А как иначе? Их окружает страшный мир, и если ты о себе не позаботишься, то умрешь.
        Знаете, это можно сравнить с двумя мирами, существующими в нашем обществе. Да-да, вы не ослышались. С миром домашнего ребенка и миром детдомовского. Детдом - это отдельная тема. Вот где личный апокалипсис выбирается наружу и становится достоянием каждого, живущего в этих домах милости, по-другому не назвать…
        У домашнего ребенка, за редким исключением, все есть. Игрушки, телефоны, компьютеры, любовь родителей, образование. А у детдомовского с детства - война. Никто его не любит, он брошен и предоставлен самому себе, причем загнан за колючую проволоку, в агрессивную среду себе подобных, таких же обездоленных и лишенных любви детей, где ему каждый день приходится бороться со сверстниками за лучшую койку, лучшую миску, лучшую игрушку… Доля детей в детдоме незавидна, им приходится смотреть в окошко, чтобы немного пожить хоть в мечтах чужой нормальной жизнью. Как думаете, если домашний ребенок и детдомовский встретятся и подерутся, кто одержит верх?
        И еще один момент. О детях не принято писать, ведь их беды расстраивают читателей сильнее, чем если герой - взрослый. Но если о них не писать, то кто это сделает? Дети ведь никуда не исчезнут после катастрофы. Они останутся, и их участь, так же, как и участь детдомовских, будет незавидной. И если мы не хотим читать про злоключения детей в выдуманном мире, то, может, мы просто не хотим замечать и их проблемы в настоящем?
        Как бы там ни было, перед вами произведение, где большая часть главных героев - дети. И думаю, их история не оставит вас, дорогие читатели, равнодушными. Читайте, радуйтесь вместе с ними и переживайте, а я пока поищу других героев для новых приключений.
        С уважением, Юрий.
        notes
        Примечания
        1
        См. роман автора «Приют забытых душ». Бандиты во главе с Черноморовым (Черномором) разъезжали на красном фургоне по городам, искали выживших и забирали детей в Переславль-Залесский, в Горицкий монастырь, где подчиняли своей воле и делали из них бездумных убийц и солдат.
        2
        Кизляк - глава «Приюта забытых душ» из одноименного романа.
        3
        Черноморов - персонаж романа «Приют забытых душ». Владеет гипнозом и способен подчинять чужую волю своей.
        4
        См. роман автора «Приют забытых душ».
        5
        См. роман автора «Приют забытых душ».
        6
        См. роман автора «Приют забытых душ».
        7
        Хелицеры, или челюсти, - ротовые придатки паукообразных и некоторых других членистоногих, по наличию которых эта группа получила название хелицеровых. Обычно состоят из двух или трех члеников и имеют вид клешней.
        8
        С. Галанин. А что нам надо?
        9
        Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес.