Пламя на воде Ольга Аркадьевна Хожевец
        Небольшую деревушку в провинции атакует нечисть. Уничтожает нападающих тварей постоялец местной таверны по прозвищу Барс. Выясняется, что он - рыцарь магического ордена, профессионально борющегося с нечистью. В деревне рыцарь задержался нарочно, в ожидании прорыва, проявление которого может чувствовать заранее. Отношение к ордену неоднозначное. На государственном уровне существование магии и нечисти отрицается. В народе считают, что рыцари сами приносят беду. Ликвидировав прорыв, Барс покидает деревню и направляется в замок ордена. До цели несколько недель пути. В одном из городков по дороге рыцаря арестовывают, приняв за разбойника. Обвинение быстро снимается, однако прямо в помещении суда Барса похищают и везут в неизвестном направлении. Рыцарю удается вырваться, но все исполнители похищения мертвы, узнать о заказчиках не у кого. Обратившись к адепту ордена в ближайшем городе, Барс инициирует расследование. Параллельно происходит действие в королевском дворце. Юная принцесса Алина, девочка книжная и романтичная, влюбляется в гвардейца. Желая обеспечить ему победу на турнире, она интригует,
перекраивая турнирную сетку. Гвардеец узнает об этом. Его честь задета. После неприятной сцены гвардеец уезжает, оставляя Алину в расстроенных чувствах...
        ПРОЛОГ.
        Традиция завершать собрание кафедры застольем в ближайшем кабачке родилась в Умбрийском университете в незапамятные времена и соблюдалась неукоснительно. По такому случаю несколько столов в зале сдвигались в один ряд. Научная братия с достоинством рассаживалась, вкушала яства, позволяла себе поддержать усталый мозг изрядной толикой алкоголя; постепенно голоса ученых мужей становились все громче, суждения - все категоричней. Случалось даже - прежде, не нынче - что заканчивались эти посиделки потасовкой, настолько входили в раж коллеги по кафедре в стремлении отстоять истину.
        Рассказывали, что иной раз в этих сварах истина и впрямь странным образом рождалась. Но то было давно.
        Нынешние посиделки тянулись не первый час. Тянулись, впрочем, вяло и без огонька; общий разговор постепенно увял, рассыпавшись на мелкие очаги. Мерно капало со столешницы на пол разлитое кем-то вино. В воздухе висел сизый дым от множества раскуренных трубок.
        - Вы, сударь мой Ракис, не иначе как самоубийца, - втолковывал один из заседавших, расплывшийся, но еще сохраняющий внушительный вид мужчина средних лет, другому, съежившемуся на неудобном табурете. - Профессиональный самоубийца, вот как это называется! На собрании кафедры! Во всеуслышание! Заявить, что магия существует, и вы хотите ее изучать. Нет, ну это как же надо себя не ценить, а?
        - Я, уважаемый Кассий, себя как раз ценю. - Вяло огрызнулся Ракис. - А потому привык говорить, что думаю.
        Бакалавр и ассистент кафедры - пока еще ассистент кафедры - знаменитого Умбрийского университета Ференц Ракис был худ, невысок, черняв и носат. И молод. Даже возмутительно молод, по мнению многих коллег, а молодости свойственно легкомыслие. Тем не менее, сегодня в глазах Ракиса поселилось тоскливое выражение гонимой отовсюду дворовой собаки, и чем дольше бакалавр пил, тем более унылым становился его вид. Собеседник нависал над ним, обдавая крепким винным духом; Ракис ерзал на табурете, но отодвинуться было некуда, и он только все больше ссутуливал плечи.
        - Вот и потеряете место. А могли бы взять приличную тему, как вам умные люди советовали, спокойно защититься через годик-другой...
        - Лучшие ученые умы в истории считали магию вполне реальным явлением.
        - Несомненно. - Согласился Кассий. - А еще они утверждали, что земля плоская.
        - Существует Орден Пламени. Рыцари, владеющие магией.
        - Пфф! Фокусники, шарлатаны. Вон, суфийские иллюминаторы не хуже чудеса показывают - отчего же вы не хотите их секреты изучать?
        - Я не понимаю. - Ракис потряс головой и тяжко вздохнул. - Ну не понимаю я! Почему секреты суфийских иллюминаторов пытаться изучить можно, а о магии и заикаться не следует?
        - О-о... А вот это, друг мой, вопрос политический.
        Кассий придвинулся еще ближе; воздетый кверху мясистый палец старшего коллеги многозначительно закачался прямо перед носом Ракиса. И сразу бросилось Ракису в глаза, что ногти его собеседника хоть и ухожены, но по-крестьянски широки, да и рукам с квадратными кистями-лопатами больше под стать был бы плуг. Так вот нет же, мягки руки, нежны и розовы, и владелец их не виды на урожай обсуждает, а озвучивает менторским тоном позицию верхов.
        ``Такие вот крестьяне от науки ее и угробят''. - Грустно подумал Ракис и в очередной раз вздохнул.
        - Вопрос политический и масштаба государственного, - вещал тем временем Кассий. - А то и более того. Камень преткновения здесь - именно так называемый Орден Пламени, совершенно справедливо вами упомянутый. Если допустить существование магии, то и наличие такой структуры, как Орден, делается оправданным. Собственно, предки наши так и считали. И посмотрите, что из этого получилось: Орден - самостоятельная организация, не подчиняющаяся даже главам государств, привилегий массу Рыцари так называемые имеют... А зачем, собственно? Как используют бесконтрольность эту? Какие цели преследуют? Какие планы там могут зреть? Не знаете? То-то. Теперь понимаете, мой юный друг, в какое болото вы угодили со своим выступлением о магии?
        - Декларируется, что они борются с нечистью.
        - Ха! - Кассий откинулся всем телом на спинку сиденья, всплеснул руками. - Вот этого даже от вас, юноша, не ожидал! Вы еще заявите, что нечисть существует! Нет, дорогой мой, нет. Пора вытравить из умов эти крестьянские страшилки. Время Ордена ушло. Кончилось их Пламя.
        И, помогая себе жестикуляцией, Кассий неожиданно экспрессивно продекламировал строфу модного в этом сезоне столичного поэта:
        - Кончилось все.
        Пепел плывет по водам.
        Воды уносят вдаль
        Сгоревшее время мое...
        После чего резко махнул рукой, словно ставя точку в разговоре, и потянулся налить себе вина.
        - Нечисть существует. - Беззвучно, одними губами прошептал Ракис. - Я знаю.
        Однако, наученный горьким опытом, повторять свое утверждение вслух не стал и тоже взялся за кувшин.
        Глава I.
        Маленькая деревенская таверна, в меру убогая, в меру грязная, основательно пропитавшаяся за свой долгий век ароматами перебродившего пива и вареной капусты, закрылась на ночь. Не горели масляные лампы, развешанные над столами на вбитых в стену железных крюках. В темноте отсвечивал багровым лишь зев огромного камина, полного неостывших углей.
        В углу чуть поодаль от камина, на охапке соломы, устроился на ночлег работник, местный дурачок по прозвищу Нелюд. Вообще-то обычно Нелюд ночевал на конюшне, но нынче там жил конь постояльца - огромный, черный, со страшными шипастыми копытами - и дурачок боялся на конюшню заходить. Потому спал здесь и ворочался с боку на бок, и вздрагивал беспокойно, не слыша сквозь сон привычных конюшенных звуков.
        На втором этаже таверны, в тесной комнатке со скошенным потолком, не спали. Обнаженный мужчина, раскинувшийся на кровати среди сбитого, перекрученного белья, лежал, подперев голову кулаком. Сухое поджарое тело усыпали бисеринки пота; темные волосы сосульками липли ко лбу. На левом плече мужчины виднелась странная татуировка - раскинувшая крылья диковинная птица, ало-золотая, даже при слабом свете свечи переливающаяся яркими красками.
        Сидящая в изножье женщина, тоже обнаженная, расчесывалась, склонив голову к плечу. Была она немолода, но миловидна и щедро одарена по-деревенски упругими формами. Настоящим богатством выглядели ее волосы, пшеничные, длинные, густые; женщина это, несомненно, понимала и нарочно красовалась, медленно проводя гребнем по всей длине роскошной гривы.
        - Ты ведь уедешь, Барс. - Грустно сказала она, словно продолжая начатый ранее разговор. - Что тебе, молодому, благородному, делать в нашей глуши. Вот пересидишь здесь свои неприятности - или что там у тебя стряслось - и уедешь. Уедешь ведь, честно скажи?
        - Уеду. - Согласился Барс.
        - Вот видишь. Даже имени мне не назвал, прозвищем обошелся... Уедешь и забудешь, а я даже по имени тебя вспомнить не смогу...
        - Кара, я ж тебе говорил уже. Нет у меня другого имени.
        - Врешь. - Припечатала Кара и хлюпнула носом.
        - Ну что ты, в самом деле. Сырость-то не разводи.
        - Барс, миленький... А возьми меня с собой? - Кара отбросила гребень, склонилась к лежащему, заговорила жарко: - Я тебе век благодарна буду. Обузой не стану, ни в жизнь. Что за доля тут вдовья у меня? Всегда одна, за работой света не вижу. Все брошу, кем скажешь поеду с тобой. А хочешь - таверну продадим, хоть какие гроши, но дадут за нее. Тебе все отдам, только возьми.
        - Да ты думай, что говоришь, женщина!
        - Ну а что? - Оскорбилась Кара. - Никакой грош лишним не бывает.
        - Не могу я.
        - Не нужна я тебе, вот и не можешь. - Кара всхлипнула, всхлипнула громче, а потом и вовсе заревела в голос, невнятно причитая сквозь слезы что-то про неладную бабскую долю.
        - Тихо! - Рявкнул Барс, моментально каменея.
        - А что-о? Что я такого сказа-а-ла-а?
        - Да тихо! - Заорал Барс, слитным движением вскакивая с кровати.
        С долгим звоном из окошка вылетело запотевшее стекло, и внутрь комнаты хлынул ночной кошмар.
        Позже, когда Кара пыталась восстановить в памяти происшедшее, ей вспоминались лишь отрывки, яркие куски, стремительно сменяющие друг друга. Вот Барс на ногах, в его руке - слегка изогнутый меч с совершенно черным лезвием, татуировка на плече ярко пульсирует. Под потолком загорается шар голубого света, нестерпимо резкого, слепящего глаза. Белесые щупальца лезут в окно, заполняют комнату шевелящимися пупырчатыми извивами, шелестят змеиным клубком.
        Барс танцует с мечом; кажется, будто он находится одновременно в нескольких местах, и лезвие пляшет черной неуловимой струной, вспыхивает отблеском пламени то тут, то там, почти невидимое в движении.
        Паутина тягучей слизи повисает в воздухе; там, где она касается стен или пола, дерево чернеет и съеживается. Вот по вздрагивающим, будто живые, мерзким нитям бежит веселый оранжевый огонек, и от них остается только смрадный запах.
        С грохотом вылетает дверь, еще что-то лезет оттуда, что-то большое и жадно чавкающее заполняет проем. Барса нигде не видно. Вот Барс снова рядом, его кожа запятнана красным, а из двери уже ничего не лезет, только по косякам и стенам медленно оползают бесформенные сопливые шматки.
        И самое страшное: в комнату вплывает огромный моргающий глаз, просто глаз, висящий в воздухе, без тела, и Барс по самую рукоять вгоняет меч в его зрачок.
        И только тогда Кара опомнилась и дико, истошно завизжала.
        ***
        Все закончилось очень быстро.
        Еще двух тварей, похожих на зубастых жаб, если бы бывали жабы размером с добрую свинью, Барс прикончил в общем зале. К сожалению, прежде те успели добраться до Нелюда, и от дурачка остались лишь кровавые пятна и невнятные ошметки по стенам: даже похоронить будет нечего.
        В конюшне двух мелких тварей, немного похожих на летучих мышей, стоптал копытами жеребец, и Барсу осталось лишь добить их магией. Еще одна дрянь с четырьмя когтистыми лапами спикировала с покатой крыши конюшни, но лишилась головы и смачно шлепнулась в глубокую, по щиколотку, грязь, покрывавшую двор. Барс остановился и прислушался.
        Ночь тихо шелестела мелким моросящим дождем. Деревня спала. Нигде не мелькнул огонек; никто не орал, не бежал с факелами. В ближайшем к таверне дворе коротко и зло взлаяла собака, но скоро смолкла и она. Если кто-то в деревне и слышал какой-то шум, то явно счел его недостаточным поводом, чтобы покинуть теплую постель. Нечисти поблизости больше не было, но на северо-западе, примерно в полумиле, отчетливо ощущался крупный очаг напряженности. Вот-вот вылупится что-то действительно неприятное. Барс хмыкнул и пошел одеваться.
        Кара все еще была наверху, жалась в уголок кровати и бессмысленно пыталась завернуться в платок, явно слишком маленький для такой цели, когда туда поднялся Барс. Изрубленные белесые щупальца медленно таяли, растекаясь по всей комнате лужами зловонной жижи. Посреди луж валялась опрокинутая свеча, которая, как ни странно, помаргивала, но горела.
        - Ты так еще и пожар устроишь, - сказал Барс, поднимая свечу и пристраивая ее на уцелевший сундук. - Успокойся, встань, оденься. Зажги побольше света, камин растопи. Все страшное кончилось.
        Кара икнула. Барс погладил ее по щеке, взъерошил волосы - Кара напряглась.
        Барс внимательно посмотрел на нее.
        - Извини, лапочка, некогда мне тебя успокаивать. Тут еще одно дельце есть неподалеку. И нагишом туда не поскачешь.
        Под кроватью лежала седельная скатка, небольшая, но увесистая. Кара в свое время не удержалась полюбопытствовать, что в ней, но ничего не поняла: то, что находилось внутри, больше всего напоминало груду обгоревших черепков. Теперь она изумленно наблюдала, как Барс торопливо развернул скатку, быстро пробежал пальцами по черепкам, ощупывая, словно бы даже лаская их, и они ответили на его движения, вырастая, видоизменяясь на глазах. Через пару минут перед ним лежал полный рыцарский доспех, сделанный из странного металла, совершенно черного и гибкого, почти как кожа. По глянцевой поверхности пробегали редкие огненные сполохи, как отблески пляшущего пламени несуществующего костра. Глаза у Кары округлились, из груди вырвался протяжный стон.
        - Ты черный рыцарь. - Бесцветно, едва слышно выговорила она.
        - Ну да. Рыцарь Пламени. Ты ведь и раньше видела татуировку.
        Барс одевал доспех, отчаянно извиваясь, чтобы застегнуть все нужные пряжки. Завершил наряд черный шлем, украшенный витыми рогами; прежде чем опустить забрало, Барс повернулся к Каре.
        - Я - не нечисть, Кара, - сказал он мягко. - Я дерусь с нею, но сам я - человек. Не надо на меня так смотреть, пожалуйста.
        Он помедлил еще несколько мгновений, ожидая ответа, потом вышел, на ходу опуская забрало.
        ***
        Большую тварь Барс подстерег в сырой тенистой лощинке, заросшей орешником. Шипастые копыта коня взрывали толстый слой слежавшихся прелых листьев; пахло гнилью и плесенью. Тварь оказалась не только здоровенной, но и на редкость неудобной, успешно сопротивлялась и магическому, и физическому воздействию. Пару раз чуть не пробила доспех, а однажды даже оглушила Барса магическим ударом - спас его жеребец, державший оборону, пока хозяин очухивался. Усиль тварь в тот момент напор - и, возможно, достигла бы своего. Убивал ее Барс очень грязно, отсекая конечности и ложноножки, пока не смог, наконец, продавить центральную защиту. Ни одного кристалла добыть не удалось. В общем, это был явно не лучший бой рыцаря, да и не лучший день.
        В таверне он практически прозевал нападение, которое ждал больше трех недель. Дрался без доспеха, получил кислотные ожоги, и теперь все тело горело огнем. Голова после удара кружилась и гудела. Барс пошатнулся в седле и усмехнулся посетившей его мысли: свалиться с лошади было бы, пожалуй, закономерным завершением его сегодняшних приключений. С лошади он не падал лет эдак с шести.
        Барс не просто воспитывался в Замке Ордена Пламени, как бывает обычно - он родился и вырос в нем. Будущим ученикам случалось попадать в Замок разными путями. Чаще всего - это сироты и беспризорники, которых рыцари подбирают по всему миру, если обнаруживают искру магического таланта. Откупленное потомство нищих. Дети-бастарды, проданные аристократической родней под большим секретом. Иногда - пришедшие своим ходом подростки-романтики.
        Мать Барса явилась в Замок сама, будучи на последнем месяце беременности; категорически отказалась что-либо кому-либо объяснять, родила сына и уже через два дня бесследно исчезла, не оставив ребенку ни имени, ни памяти о себе. Мальчика выкормили козьим молоком. Был он вначале хилым, часто болел и несколько раз чуть не отправился к праотцам, но выжил и годам к двум окреп. К четырем уже имел на ферме - так называли часть Замка, где жила малышня - прочную репутацию задиры. Учился Барс легко, но долгие годы штудий вспоминать не любил. По необходимости суровая школа Ордена к сентиментальностям не располагала. Этап послушничества пролетел быстро, как и год обязательного странствия, и в Башню Барс отправился, будучи на несколько лет младше принятого возраста. Возможно, это было ошибкой. То, с чем сталкивается послушник в Башне, обсуждать не принято ни с кем, и Барс тоже ни с кем не делился, но вышел он оттуда совсем другим человеком. Проведя в Башне год, Барс постарел внешне лет на пятнадцать, навсегда распрощался с юношеской задиристостью и стал замкнутым и молчаливым. Его магическая искра развернулась
после Башни в талант выдающейся силы, но даже это, как, впрочем, и возведение в ранг рыцаря, не доставило ему ожидаемой радости. Изготовив доспех и оружие - каждый рыцарь делал это для себя сам - Барс покинул Замок Ордена, втайне надеясь никогда не возвращаться в него.
        Годы странствий слегка подправили его характер, хотя прежней живости он так и не приобрел. По крайней мере, когда несколько лет спустя Барсу все же пришлось вернуться в Замок, он обнаружил, что это вовсе не неприятно и даже в чем-то сродни возвращению домой - так он это для себя определил, хотя сравнивать ему было не с чем. Теперь он частенько исчезал на годы, но снова и снова возвращался, чтобы немного отдохнуть. Долго усидеть на месте не мог: неизбежно наступало время, когда он вновь становился неоправданно молчаливым, маялся несколько дней, а затем поспешно собирался в дорогу.
        В Башню Барс вошел мальчишкой, которому едва исполнилось шестнадцать. Рыцарем стал в семнадцать, имея внешность тридцатилетнего и неизвестный груз за душой. Постепенно реальный возраст догнал видимый, а затем и перегнал. Вернувшиеся из Башни не менялись, как обычные люди - их продолжительность жизни увеличивалась во много раз, если только не обрывалась насильственным путем. Барс продолжал выглядеть тридцатилетним, с каждым приездом заставая в Замке новое поколение пацанов.
        Барс не вел счет убитой им нечисти, но если бы кто-нибудь потрудился сделать это, счет оказался бы весьма солидным. Сверхчувствие - способность ощущать напряженность пространства, предваряющую прорыв - тоже было результатом посещения Башни, но с годами совершенствовалось. Обычно Барс работал чисто: обнаружив место будущего прорыва, он поселялся поблизости, выжидал и в нужный момент встречал тварей во всеоружии, не позволяя им разползтись и натворить бед. Таких проколов, как нынче, с ним не случалось очень давно, и теперь Барс мысленно честил себя на все лады, медленным шагом проезжая вдоль темнеющей лесной опушки. Самое обидное, что рыцарь искренне не мог понять, как это он позволил себе так расслабиться.
        Барсу не очень хотелось возвращаться в таверну - он полагал, что ничего хорошего его там не ждет. Но и уехать просто так не мог тоже. Рассвет еще не наступил, и деревня по-прежнему спала, когда рыцарь Пламени в полном боевом облачении въехал в ворота таверны на норовистом арраканском жеребце.
        ***
        Кара сидела перед камином в общем зале, протянув руки ко все еще тлеющим углям. Серое платье, волосы тщательно убраны под платок, спина сгорблена. Горела одна из ламп. В ее свете маслянисто отблескивали два больших пятна на полу - все, что осталось от убитых здесь тварей.
        Когда хлопнула дверь, Кара вздрогнула, но не обернулась.
        - Я могу побыть здесь еще. - Сказал Барс. - Помочь тебе разобраться с этим всем.
        - Не нужно.
        - Ты хочешь, чтобы я уехал?
        - Да.
        - Я не виноват, что я тот, кто есть, Кара. И - мне было хорошо с тобой.
        - Уезжай, - отозвалась она тихо. - Уезжай, окаянный. - И, всхлипнув, добавила еще тише: - Пока большей беды не навел.
        Барс пожал плечами. Так оно чаще всего и случалось. Поскольку рыцари чувствовали прорыв заранее, обычно в местечке сначала появлялся черный рыцарь, а уже потом - нечисть. Выводы каждый делал в меру своего понимания.
        - Счастливо оставаться, Кара.
        - И тебе... вам... счастливого пути.
        Уже выехав за околицу, Барс строго сказал заартачившемуся было коню:
        - Нам пожелали счастливого пути, Шторм.
        Жеребец всхрапнул, недовольно дернул головой и размашистой рысью пошел по дороге, взбивая фонтанчики грязи крепкими шипастыми копытами.
        Глава II.
        - 1 -
        Алина удобно расположилась на крошечной прогалинке посреди густых зарослей ежевики, сидя с ногами на стеганом атласном покрывале, тайком утащенном из спальни. Здесь было ее любимое убежище. Стена колючих кустов снаружи казалась совершенно сплошной, и нельзя было попасть внутрь, не зная потайного пролаза, в который даже Алине приходилось пробираться, став на четвереньки. Правда, в последнее время ей частенько случалось цепляться за колючки и рвать платье, и Алина с ужасом думала о том недалеком времени, когда она станет слишком большой для своих любимых развлечений и ей придется смириться с нудным взрослым существованием.
        Откровенно говоря, все воспитатели Алины в один голос утверждали, что повзрослеть ей пора уж давно, и не уставали твердить ей об этом при всяком удобном случае. Четырнадцать лет - немалый возраст для принцессы, еще года два - и можно будет всерьез думать о ее замужестве. Эти разговоры были для Алины постоянным пугалом, поскольку ни становиться взрослой (вернее, взрослой она стать, возможно, и не возражала бы, но вести себя при этом так, как ее учили - увольте!), ни, тем паче, замужней она упорно не желала.
        Потому при каждом удобном случае Алина сбегала от воспитателей и камеристок, находя убежище в самых неожиданных местах. Таких укромных местечек у нее с раннего детства было присмотрено немало: некоторые в самом дворце, некоторые в саду за кольцом внутренних стен. А самые любимые - во внешнем дворе, где под сенью парковых посадок (чтобы ничто не раздражало глаз гуляющих по верхним террасам) располагались многочисленные службы - конюшни, прачечные, казармы гвардейцев и прочее, прочее.
        Любимых развлечений у Алины было два. Одно из них - чтение: она обожала читать все подряд, но в особенности - авантюрные романы, которые проглатывала на одном дыхании, с замирающим сердцем примеряя на себя образ главного героя. Именно героя, не героини - женские персонажи подавляющего большинства романов почему-то ни умом, ни смелостью не отличались и были Алиной глубоко презираемы, поскольку, по ее твердому убеждению, не стоили своих героев. Второе развлечение Алины состояло в том, чтобы наблюдать за людьми, но так, чтобы ее присутствие не было ими замечено. Для этого занятия существовало еще одно название - подглядывание - но Алине оно в голову почему-то не приходило, и если бы кому-то вздумалось обвинить ее в том, что она подглядывает, принцесса была бы искренне возмущена.
        ``Ежевичное'` убежище располагалось во внешнем дворе. Заросли колючих кустов примыкали к монолиту внутренней стены, с этой стороны высокой и неприступной, и именно вдоль стены располагался потайной проход. Плети разросшейся ежевики поднимались высоко по стене, свисали вниз, пряча прогалинку от взгляда сверху. Единственным неудобством убежища было то, что пользоваться им можно было только в теплую пору года. Сейчас, в середине осени, листва уже прилично поредела, но пока еще выполняла свою маскирующую функцию. Несколько погожих деньков, выдавшихся после затяжного периода нудных осенних дождей, слегка подсушили землю, и Алина не преминула воспользоваться случаем, улизнув из дворца с книгой и покрывалом под мышкой.
        Теперь книга была уже прочитана, но уходить не хотелось, и Алина слегка раздвинула ветви, приглядываясь к происходящему на расположенной неподалеку тренировочной площадке гвардейцев. Оттуда доносились звон оружия и азартные крики. Похоже, кто-то рискнул вызвать на состязание Бертрама, капитана гвардейцев. На это стоило посмотреть! Алина встала на колени и аккуратно, стараясь не уколоться, отогнула несколько упругих плетей, закрывающих обзор.
        Действительно, зрелище того стоило! Молодой гвардеец, высокий и золотоволосый, с изумительной осанкой и гордой посадкой головы - наверное, новенький, поскольку раньше Алина его не видела, а не заметить подобную персону она не могла - вел изящную атаку, угрожая тренировочной рапирой Бертраму, опытному волку Королевской Гвардии. Бертрам отступал, не пропуская ударов, но и не переходя в нападение, и, видимо, ему приходилось нелегко. Подбадриваемые возгласами болельщиков, соперники кружили по площадке; темп ударов ускорялся.
        Алина не видела движения Бертрама, когда рапира золотоволосого гвардейца вдруг взлетела в воздух, описала красивую дугу и упала на песок тренировочной площадки, прямо к ногам болельщиков. Принцесса досадливо закусила губу. Она болела за новичка. Как он держался! Алина пообещала себе, что непременно узнает, как его зовут. Еще неизвестно, чья взяла бы, если бы Бертрам не воспользовался каким-нибудь нечестным приемом из своего арсенала. На площадке Бертрам покровительственно похлопывал по плечу молодого гвардейца. Алина отвернулась и принялась сворачивать покрывало.
        - 2 -
        Зиму Барс решил провести в Замке. Он не возвращался туда уже четыре года, побывав за это время на территории двух королевств и одной империи - границ для Рыцарей Пламени не существовало. Его седло отягощал увесистый потайной кармашек с необработанными адамантами - кристаллами, пользующимися большим спросом у ювелиров. Возможно, популярности у адамантов поубавилось бы, если бы кто-нибудь прознал о их происхождении, но Орден тщательно хранил эту тайну, продавая камни исключительно через длинную цепочку подставных лиц. Добывались же эти пронзительно-голубые, после огранки сверкающие словно бы идущим изнутри светом кристаллы из нечисти - не из любой, разумеется, а из определенного вида больших тварей, и получить камни было нелегко. Барс считал адаманты законным военным трофеем, но оставался совершенно равнодушен к их красоте.
        Следовало поторопиться, чтобы достигнуть Замка до начала зимних бурь - пребывание в деревенской таверне на окраине Шумской провинции затянулось дольше, чем Барс рассчитывал - и рыцарь выбрал путь, пролегающий через Шум, столицу графства и всей провинции, хотя в иных обстоятельствах предпочел бы, вероятно, ехать проселками. От Шума по благоустроенной королевской дороге можно было добраться до Сантии. Там - пересечь реку по знаменитому Золотому мосту. Золотым, кстати, мост вовсе не был, видимо, в названии отразилось количество денег, затраченных на его постройку. Потом сделать небольшой крюк и попасть на Долгиновский большак. Этот старый торговый путь пролегал через леса Пелозийской равнины и уводил дальше на северо-восток, к Килленийским предгорьям. Барс надеялся прибыть в Замок недель через пять - если повезет не нарваться по дороге ни на что непредвиденное.
        Шум Барсу никогда не нравился - городок этот был небольшим, но каким-то чванливым. Вызывающая роскошь дворянских домов - на дворцы они все же не тянули, хотя и претендовали на это название - соседствовала с отвратительной нищетой. Лишь несколько центральных улиц города были вымощены брусчаткой, большинство же тонули в грязи. Зато площадь перед графским дворцом поражала воображение каскадом фонтанов, украшенных скульптурными группами, изображающими диковинных полулюдей-полузверей-полурыб. Буйная фантазия художника не нашла отклика в сердцах горожан, и фонтан на Центральной площади в городе иначе как ``зверинцем'` не называли. Пару раз Барсу приходилось слышать, как ``зверинцем'` - правда, втихаря, с оглядкой - называли и сам графский дворец. Возможно, из-за любви графа к скульптурному изобилию, а может быть, и по другим причинам.
        В город Барс приехал под вечер и остановился в гостинице, расположенной на одной из мощеных улиц, что повышало цену за постой минимум вдвое. С дешевыми гостиницами Шума рыцарь уже был знаком по прошлым визитам и предпочел бы ночевать в поле, завернувшись в плащ. Здесь же в номерах, не шикарных, но довольно чистых, по крайней мере, не было клопов.
        Начинались сумерки, когда Барс, обиходив своего жеребца (конюшенная обслуга от Шторма шарахалась за несколько шагов) и от души сыпанув ему овса, вышел на улицу. В Шуме жил адепт Ордена, и рыцарь намеревался нанести ему визит.
        Не каждый человек, прошедший школу Ордена и успешно завершивший период послушничества, становится Рыцарем. Многие просто не находят в себе достаточных сил, чтобы войти в Башню; некоторых Башня не принимает сама. Адепт Вагрус оказался среди вторых. Он провел в послушниках лишние пять лет, каждый год заново пытаясь одолеть препону, и каждый раз это заканчивалось неудачей. Наконец Вагрус сдался, принял посвящение в адепты и уехал в Шум, где Орден помог ему приобрести аптеку. Было это больше десяти лет назад. С тех пор Вагрус вел тихую жизнь аптекаря, совмещая ее с функциями информационного агента и передаточного звена Ордена.
        На крыше аптеки Вагрус держал голубятню - милое увлечение, позволявшее ему принимать и отсылать сообщения в Замок или из Замка, а также связываться с адептами в других городах. Еще одним хобби аптекаря был аквариум с рыбками фиу: эти маленькие экзотические рыбки по какому-то капризу природы были почти единственными живыми существами, чувствовавшими приближение прорыва и реагировавшими на это изменением поведения. Вагрус, как адепт, ни магическими умениями, ни сверхчувствием не обладал: без настройки Башни его искра, некогда считавшаяся весьма перспективной, медленно затухала, не принося никакой практической пользы.
        Сообщений для Барса или значимых новостей из Замка у Вагруса не было. Тем не менее рыцарю он обрадовался, засуетился, быстро заварил какой-то странно пахнущий цветочный чай и три четверти часа донимал Барса пустыми расспросами. Сам болтал тоже, перемежая новости местного значения воспоминаниями о временах своего послушничества.
        Барс, может, и рад был бы просто потрепаться с человеком, знающим, что перед ним рыцарь Пламени и не шарахающимся от этого, если бы этим человеком не был Вагрус. Барс знал многих адептов; большинство из них относились к своему положению с достоинством, некоторые - с юмором, иные вовсю наслаждались жизнью, радуясь, что их миновала судьба рыцарей. Над Вагрусом же словно навсегда повисла тень былой неудачи, и Барс постоянно чувствовал себя с ним так, будто в чем-то перед ним виноват. Это назойливое, ничем не оправданное ощущение раздражало рыцаря, и он вздохнул с облегчением, выбравшись на свежий воздух из душноватого домика аптекаря.
        Вернувшись в гостиницу, Барс посетил ресторан, где отведал пресной шумской кухни по цене южных деликатесов, выпил пива в баре и уже собирался идти спать, когда его внимание привлекли двое новых посетителей. Собственно, ничего особенно примечательного в их внешности не было, если бы не тот факт, что два столь разных человека находились в обществе друг друга. Один - явный аристократ, из салонных, о чем свидетельствовала богато украшенная драгоценными каменьями, но вряд ли пригодная в бою шпага. Его дорогой, темно-вишневого бархата камзол с трудом сходился на располневшей не по годам фигуре, массивный подбородок утопал в жабо из таосских кружев, кружевные же манжеты закрывали кисть ровно до второй фаланги большого пальца. Бархатные штаны приходились под стать камзолу, обут же франт был в нечто для Шума удивительное: не сапоги, но туфли на каблуках и с острыми носами. Из туфель вызывающе торчали белые чулки. Собеседник аристократа был одет более чем скромно, в костюм из темной грубой шерсти - вроде тех, что носят приказчики или школяры. Сутулая, несмотря на молодость, спина и привычка близоруко
щуриться выдавали либо человека сидячей профессии, либо книжного червя. Тем не менее держался он с несомненным достоинством и перед аристократом явно не пасовал, снисходительно кивая в ответ на громогласные реплики.
        Барс кивком головы подозвал бармена.
        - Не знаешь, кто эти люди? - Поинтересовался он, показывая краешек зажатой между пальцами монетки.
        - Нездешние, господин, - с готовностью ответил тот. - Вчера вечером приехали, в огроменной карете.
        - Вместе?
        - Так точно.
        - Странная парочка, не правда ли?
        - Совершенно верно, господин. Тот, что в красивом платье - барон, а второй - какой-то ученый. Вроде бы из самой Умбры. С ними еще два лакея и кучер. Номера сняли на двое суток, говорили, с дороги отдохнуть. По отдельному номеру для барона и для ученого, и еще для кучера с лакеями каморку. А завтра с утра пораньше и съедут.
        - Путешествуют вместе, значит?
        - Совершенно так.
        - Чего в жизни не бывает, - удивился Барс, отдавая монетку бармену.
        - Ваша правда, господин, ваша правда.
        На следующий день Барс покинул гостиницу на рассвете. Выводя из конюшни своего жеребца, увидел кучера, запрягающего шестерку лошадей в действительно огромную - целый дом на колесах - и богато украшенную карету. Странная парочка уже топталась на крыльце. Барон низко надвинул широкополую шляпу с пышным перьевым плюмажем и запахнул бутылочно-зеленую с алым подбивом накидку. Школяр-ученый зевал, прикрывая рот ладонью, и зябко кутался в простой коричневый плащ с капюшоном. Барс снова подивился разнообразию загадок, которые подкидывает порой жизнь, и выехал за ворота.
        - 3 -
        Королевская дорога отличалась от обычной тремя вещами. Во-первых, она была засыпана каменной крошкой, за годы эксплуатации так плотно втоптанной в почву, что представлялась почти монолитным полотном. Во-вторых, через промежутки, равные примерно дню пути всадника или экипажа, были расположены станции. Каждая станция непременно имела заставу, постоялый двор и конюшню, где можно было взять внаем или поменять лошадей. И в-третьих, на каждой заставе за путешествие по королевской дороге надо было платить.
        Жеребец Барса был быстрее и выносливей обычной лошади, что позволяло рыцарю от рассвета до темноты проходить по два перегона. Постоялые дворы как близнецы походили один на другой; Барс приезжал затемно, наскоро ел, отсыпался и с первым светом вновь пускался в путь. Движение на дороге к зиме становилось менее оживленным, но пока еще не замерло; почти каждый день встречались торговые караваны - вереницы крытых возков, охраняемых хмурыми стражами. Купцы торопились вернуться домой до холодов. На одном из перегонов Барс обогнал почтовую упряжку: пару лошадей, запряженных в легкий возок на больших подрессоренных колесах. Возница проводил рыцаря недовольным взглядом - королевская почта ревностно поддерживала свою славу самой скоростной службы.
        Крестьянские телеги на королевской дороге были редкостью - плата за проезд, хоть и небольшая, по мужицкому карману била крепко, и рачительные крестьяне, везущие на рынок овощи или мешки с зерном, предпочитали передвигаться проселками. Потому-то и привлекла внимание Барса большая неуклюжая телега, стоявшая обочь дороги и нагруженная горой невообразимых клумков. Не то четверо, не то пятеро ребятишек резвились рядом, выскакивая на дорогу и затем с визгом ссыпаясь в канаву; средних лет женщина в крестьянской одежде то и дело шикала на них, настороженно поглядывая по сторонам. Подъехав поближе, Барс увидел и причину остановки: перед телегой, выпряженная из оглобель, лежала на боку павшая лошадь. Судя по всему, умерла она от старости; непонятно было, как вообще кому-то пришло в голову запрячь подобного одра в телегу, да еще большую и тяжело груженую.
        На придержавшего жеребца Барса женщина посмотрела с опаской: судя по всему, она предпочла бы, чтобы он поскорее проехал мимо. Однако Барс остановился и спешился.
        - Что стряслось? - Спросил он проформы ради.
        Женщина поспешно встряла между ним и телегой. Выглядела она довольно комично, пытаясь загородить своей широкой грудью драгоценные пожитки.
        - Муж сейчас вернется, - торопливо сообщила она. - Он пошел на станцию за лошадью.
        Барс с сомнением посмотрел на протянувшую ноги древнюю клячу.
        - А ты уверена, что у вас есть на это деньги?
        - Денег нет, господин, - встревоженно зачастила женщина. - У нас нет денег. Мы бедные путники, господин, откуда у нас деньги?
        - Да ты что, баба, за разбойника меня держишь? - Оскорбился Барс.
        - Мы люди простые, - заныла женщина. - Вы уж простите, господин, коли что не так.
        - Тьфу ты, пропасть! Вот же дуреха. Как же вы возьмете лошадь, если у вас денег нет? Твой муж кто?
        - Кузнец.
        - И он запряг такую клячу? Я был лучшего мнения о кузнецах. Что вообще кузнец с семейством делает на дороге?
        - Переезжаем мы.
        - Почему?
        Женщина опустила голову и затеребила концы клетчатого шерстяного платка.
        Существовало, конечно, множество причин, которые могли бы заставить сняться с места семью незадачливого кузнеца, но Барс считал себя обязанным выяснить одно - не было ли тут чего-то, связанного с его специальностью. Он не чувствовал следов прорыва, но кто знает, насколько издалека могла приползти эта несуразная повозка? Однако добиться от женщины вразумительного ответа оказалось делом практически невозможным. Она мямлила, отмалчивалась и с тоской поглядывала на дорогу; в конце концов Барс плюнул и решил поговорить с кузнецом.
        До станции было мили две - расстояние, не столь большое даже для пешего, и Барс ожидал встретить кузнеца по пути, но этого не произошло. Рыцарь обнаружил его на станции: разложив перед собой холстину, кузнец - кряжистый дядька с грубым неправильным лицом и необыкновенно широкими плечами - скрестив ноги восседал прямо на земле. На полотне были выложены четыре меча. За открытыми воротами постоялого двора виднелись тесно сгрудившиеся купеческие возки; вокруг них бродила охрана. Сам купец в компании двух стражей стоял возле кузнеца, вертя в руках и придирчиво рассматривая еще один клинок. Здесь же находился и станционный смотритель; по его подобострастному виду можно было предположить, что купец здесь известен и является важной шишкой. Барс спешился и незаметно присоединился к компании.
        - Дешевый товар, - заключил наконец купец, небрежно бросая меч на холстину. - Грубая работа. Даже и не знаю, зачем бы мне такие понадобились.
        - Клинки хорошие, господин, - прогудел кузнец. - Поглядите, какая закалка. А заточка? Волос режут!
        - Пф. Грубые и баланс плохой. Мечей я не видел, что ли?
        - В наших краях лучшей ковки вы не найдете, - кипятился кузнец. - В наших краях вообще оружие редко кто делает. Хоть у кого спросите, лучше, чем Филантий, мечи никто не кует.
        - Вот и ковал бы, как все, серпы. Филантий, говоришь? Никогда не слыхал. Я, брат, на торговле собаку сьел, и уж бросовый товар от хорошего как-нибудь отличу. Дерьмо твои мечи, Филантий.
        Кузнец обиделся.
        - А ты чужую работу не хули, господин хороший. Не хочешь - не покупай, а оскорблять-то зачем?
        - По-моему, неплохие клинки, - поспешил вмешаться Барс, пока торговля не переросла окончательно в ссору. - Что просишь за них?
        Мечи на самом деле были качества среднего, действительно грубоватые, но и не настолько уж бросовые, как утверждал купец. Выручить за них сумму, необходимую для уплаты залога и найма лошади - не лучшей, но сносной - представлялось вполне реальным.
        - А ты кто таков? - Возмутился купец, поворачиваясь к Барсу. - Зачем без спроса в чужую торговлю влезаешь?
        - Так тут у вас торговля? - Изумленно поднял брови Барс. - Мне показалось, вы не заинтересованы в покупке.
        Обнаружив, что рявкнул не просто на какого-то проезжего, а на благородного, купец слегка сбавил обороты.
        - Я - торговец, благородный господин, но я не могу торговать себе в убыток. Этот кузнец заломил за свои мечи совершенно несуразную цену.
        - Да? И сколько же?
        - По динару за каждый.
        У городских оружейников мечи подобного качества шли не меньше чем по три динара, и трудно было предположить, что купец об этом не знает. Барсу пришла в голову озорная идея.
        - А знаете, кажется, я что-то слышал о мечах мастера Филантия, - задумчиво протянул он. - Говорят, такой меч с удара перерубает бревно толщиной с человеческое бедро.
        Кузнец изумленно крякнул и вытаращился на Барса.
        Торговец бросил быстрый взгляд на полотно и недоверчиво прищурился.
        - Не может быть. Только не эти.
        - Мне тоже сомнительно. Но интересно было бы провести эксперимент.
        - Эксперимент? Хм. - В глазах торговца появилась заинтересованность. - Может быть, пари?
        - Охотно.
        - Милейший! - Обратился торговец к станционному смотрителю. - Где мы можем найти соответствующее бревно?
        Вскоре охранники притащили и врыли одним концом в землю бревно, оказавшееся несколько толще, чем рассчитывал Барс. Кузнец сопел и с несчастным видом переминался с ноги на ногу.
        - Каковы ваши условия? - Поинтересовался Барс у торговца.
        - Хм. Скажем, так: делаем три попытки. Если хотя бы один удар перерубает бревно полностью, ставка - ваша.
        - А кто будет наносить удар?
        Торговец огляделся, кивком головы подозвал одного из охранников.
        - Полагаю, Пелен. Он лучший из моих людей.
        Барс неодобрительно поджал губы.
        - Мне это кажется не совсем справедливым. Он может быть заинтересован.
        - Что вы предлагаете?
        - Я сделаю это сам.
        - Но вы тоже лицо заинтересованное.
        - Однако мы проверяем качество меча, а не мастерство фехтовальщика. Если я ударю слишком сильно, а меч не столь хорош, он просто сломается. Вашему же охраннику достаточно придержать удар.
        Торговец задумался.
        - Пожалуй, вы правы, - признал он наконец. - Но у меня дополнительное условие. Испытываем три меча, по три попытки на каждый, и выбираю мечи я сам.
        Кузнец застонал.
        - Тогда и ставки на каждый меч в отдельности. - Заметил Барс. - Плюс процент за второй и третий результативный удар одним мечом.
        - Согласен.
        Барс приподнял брови.
        - А хватит ли нам бревна?
        Торговец проиграл два пари из трех. Мог бы и все три, но Барс остыл и решил не зарываться. Он брал меч, который подавал ему торговец, осматривал со всех сторон, быстро проводя пальцами по кромке лезвия, примерялся к балансу и наносил точный удар, посылая вместе с движением легчайший магический импульс. Первыми тремя ударами он, слегка увлекшись, снес с верхушки бревна три примерно равной толщины колечка. Вторым мечом Барс сделал один хороший удар и два - разрубивших бревно лишь на две трети; последний меч все три раза застревал в бревне, не доходя до края на толщину пальца.
        Самым ошарашенным человеком в компании выглядел кузнец.
        - Пожалуй, я куплю эти мечи по динару за штуку, - заявил Барс, вытирая со лба пот и пряча в кошелек полученные с купца монеты.
        - Э-э, позвольте, господин. Со всем уважением, но я первым приценился к этому товару, - возмутился торговец. - Я согласен даже дать по полтора динара, но будьте любезны не сбивать мне торг!
        И тут кузнец, все это время ошалело пялившийся то на рыцаря, то на торговца, вдруг очнулся, шагнул вперед, расправив плечи, прокашлялся и хриплым голосом выпалил:
        - Два динара!
        - А ты не пропадешь, приятель, - заметил Барс.
        - 4 -
        Продолжить свой путь Барсу удалось лишь на следующее утро.
        Накануне он потерял еще уйму времени. Сначала, чтобы отделаться от торговца, который на радостях от удачной, по его мнению, сделки решил непременно угостить Барса выпивкой. Затем пришлось возвращаться, чтобы поговорить все-таки с кузнецом, который под шумок обзавелся ладненькой каурой кобылкой и быстренько слинял. И все это лишь для того, чтобы выяснить, что семью кузнеца заставила сняться с насиженного места примитивная бытовая ссора. Что староста деревни жизни кузнецу совершенно не давал, поскольку рассчитывал отдать кузню своему старшему сыну, каковой бездельник и подпалил кузнецу овин, а день был ветреный, и огонь перекинулся на дом, но не кузнецов, а соседний, и в результате всего этого выгорело полдеревни и кузня в том числе. Выслушав все это и озадаченно покрутив головой, Барс пожелал кузнецу удачи на новом месте, благо рекламу его имени рыцарь невзначай сделал весьма недурную, и вернулся на станцию, где и был вынужден остаться до утра, поскольку ехать дальше было уже поздновато.
        Зато наутро распогодилось, выглянуло солнце, а к полудню стало даже прилично припекать. Тянущиеся вдоль дороги унылые поля вскоре сменил густой смешанный лес, слегка поблекший, но еще сохраняющий осенние краски; через дорогу летели сверкающие на солнце паутинки, и Барс неожиданно поймал себя на том, что насвистывает под нос неизвестно когда и где слышанную мелодию, и слегка смутился своему открытию.
        Хорошая погода продержалась дольше, чем можно было рассчитывать в это время года. Несколько дней Барс откровенно наслаждался жизнью, выбросив из головы все, что угнетало его в последнее время. Он наплевал на постоялые дворы и ночевал где придется, чаще в лесу, завернувшись в плащ и подложив под голову седло. В лесу пахло прелью и грибами, и ковер из палой листвы казался на удивление мягким, а утренний холодок приятно бодрил. Иногда ранним утром Барс съезжал с дороги и заворачивал в ближайшее село, чтобы купить кувшин парного молока и пару караваев душистого теплого хлеба. Молоко он выпивал на месте, а хлеб брал с собой и отщипывал от него по кусочку прямо на ходу, неторопливым шагом возвращаясь на дорогу. Потом он пускал жеребца галопом, и мили летели под копыта, и Шторм тоже наслаждался стремительным движением, заразившись бесшабашным настроением всадника.
        Однажды Барс устроился на ночевку на опушке светлого, наполненного воздухом березнячка. Остановился раньше обычного - еще только смеркалось, но очень уж глянулся оседлавший взгорок прозрачный лесок. Рыцарь с удовольствием доел еще сохраняющий запах печи хлеб, запил водой из фляги - а потом просто сидел и смотрел, как густеют сумерки над покрытой островками леса луговиной, как в лощинке меж пригорками появляется и ползет все выше молочный туман. В вышине загорались звезды; улегшись на спину среди улетающих ввысь белых стволов, Барс еще долго видел над собой звездное небо, бездонное и близкое, необычно яркое.
        Спалось на мягком мху удивительно хорошо. Когда рассвет окрасил розовым стройные мачты берез, когда нежаркое осеннее солнце заиграло в просветах оголившихся ветвей, рыцарь все еще продолжал дрыхнуть. Разбудило его ржание Шторма. Следом раздался женский визг, тонкий и истошный; Барс подскочил, словно подброшенный пружиной, первым делом рявкнул на жеребца, потом огляделся.
        На земле неподалеку от копыт волнующегося коня лежало перевернутое лукошко, какие-то сверточки рассыпались среди моховых кочек, зарылись в палую листву. Тоненькая девушка испуганно прижималась спиной к березовому стволу; из-под цветастого крестьянского платка выбивались пряди волос цвета спелого колоса.
        - Что ж ты лезешь, - беззлобно сказал ей Барс - после того, как облегченно перевел дыхание. - Арраканцев не видала? А прибил бы?
        - Я и не подходила, - пожаловалась крестьяночка. - Я мимо шла. А он кинулся.
        - Если б кинулся - ты бы не жила уже. - Пробурчал рыцарь. - Он пуганул только. Это ж надо - мимо шла! Смотреть же надо, куда идешь, детка.
        - Я не детка, - внезапно обиделась девушка. - Я через месяц замуж выхожу.
        - Поздравляю, - усмехнулся Барс. - А в лес зачем подалась?
        - Бруснику позднюю собирать. На вино.
        - На вино, значит. Да ты не жмись к дереву, невеста. Просто к коню близко не подходи - и все. При мне он кидаться не будет.
        - Напугал, окаянный, - проворчала крестьяночка, бочком обходя жеребца. - Вон, лукошко уронила, всю снедь рассыпала. А мне, между прочим, еще до темноты лес топтать.
        - Серьезное дело, как я посмотрю, бруснику собирать. - Подивился рыцарь. - Ладно, давай подберу.
        Он быстро побросал в объемистое лукошко раскатившиеся сверточки, протянул крестьянке.
        - Ой, не стоило вам трудиться, - зарделась девушка. - Я бы после сама, что ж вам спину-то гнуть.
        Барс резонно возразил:
        - После могло бы и не остаться. У тебя там что?
        - Пирожки с капустой. Пара картофелин, сальца кусок. Еще лук и хлеб. Ой, да вы, чай, голодный? Я сейчас, сейчас.
        Девушка принялась энергично разворачивать свертки.
        - Заверни, ты что, - смутился Барс. - Я так просто спросил. Я на лошадь сяду, в деревне буду через пять минут, а тебе весь день ходить, сама сказала.
        - Вы уж не побрезгуйте, господин, - проговорила крестьянка жалобно, раскладывая салфеточки прямо на земле. - Мне столько много не нужно, правда. Это мне мама завернула, все ей кажется, что у меня тела не хватает. А пирожков с капустой вкуснее, чем у моей мамы, вы нигде не попробуете.
        - Ладно, - сдался рыцарь, ощутив запах свежих пирожков. - Возьму, коли не шутишь.
        Барс сел на землю, скрестив ноги, надкусил еще теплый, хрустящий пирожок с тающей во рту начинкой - и опомнился, только съев штуки четыре.
        - Очень вкусно. - Сказал он чуть виновато, оглядывая расстеленные салфетки - в попытке оценить нанесенный урон. - Действительно, вкуснее нигде не ел. А ты что же, тоже такая мастерица?
        - А вы хлеб попробуйте, - с готовностью предложила девушка. - Хлеб я пекла.
        - Повезло твоему будущему мужу. - Констатировал Барс, продегустировав душистый каравай. - Хороший хоть мужик-то?
        - Я за старосту замуж выхожу, - смущенно похвасталась крестьянка.
        - Ух ты. А он тебе нравится?
        Она кивнула головой, при этом, правда, совсем запунцовев.
        - Он хороший, добрый. И меня любит. Весь год мне подарочки носил. Платочек вот этот - его подарок, видите, с кистями!
        - Красивый платок, - кивнул головой Барс. - А лет старосте сколько?
        - Он мужчина зрелый. - Серьезно сказала девушка. - Не сопляк какой-нибудь. У него лет пять тому жена родами померла, и младенчик тоже помер, поздний был первенец. Как он убивался, ой-ей-ей! Четыре года бирюком жил, не глядел даже ни на кого. А потом я дивиться стала: как к колодцу иду, так все старосту встречаю, что ж такое, думаю? А мать мне и говорит: запал на тебя староста наш, оттаял, скоро, гляди, свататься станет. И правда - поначалу в гости зачастил, да все с подношениями, потом и сватов заслал. Через месяц вот свадьба.
        - А сама-то ты как к нему относишься?
        - Жалею я его, - тоненьким голоском призналась девушка. - Хороший он. Я ему ребеночка рожу, крепенького, здорового. Такому мужику должна ж судьба счастья отмерить?
        - Должна, - согласился рыцарь. - Да и тебе, красавица, тоже. Зовут-то тебя как?
        - Рада. - Потупилась она.
        - И имя у тебя такое, светлое.
        - Ой, вы ж пирожки-то доедайте, - спохватилась девица. - Что ж вы стесняетесь? Они в самом вкусе, пока свежие.
        - Да я уж наелся, - покривил душой Барс. - А знаешь что, Рада? Сделаю-ка и я тебе подарок к свадьбе.
        Порывшись в поклаже, рыцарь вытащил голубой, как глаза девушки, круглый камешек. Необработанный адамант не сверкал так, как ограненный, и не производил впечатления драгоценности - просто большая бусина, но отливающая глубокой переливчатой голубизной.
        - Какой красивый, - выдохнула Рада, когда Барс протянул ей подарок на раскрытой ладони. - Прелесть какая. А в нем можно дырочку провертеть и на шею повесить?
        - Вот дырочку, боюсь, не получится. - Улыбнулся рыцарь. - Да и не нужно. Это камешек на счастье. Хочешь - носи на шее, только сшей тогда под него мешочек маленький. И береги его, не показывай никому, пусть будет наш с тобой секрет. А вот если, не приведи судьба, беда какая случится, плохо тебе станет - тогда езжай в город Сантию, иди на улицу Верхнюю, запомнишь? Верхняя, потому что на высоком берегу, над рекой. Там есть книжный магазинчик, называется ``Книгочей'`. Вот хозяину магазина талисман свой и покажешь. Поняла, не перепутаешь?
        - Поняла, - серьезно ответила Рада.
        - А лучше - живи со своим старостой, рожай ему детей, пусть ваш дом будет - полная чаша. И все беды вас минуют.
        - Спасибо, господин. - Проникновенно сказала девушка.
        Барс тепло попрощался с Радой. Ей удалось все же всучить ему оставшиеся пирожки и краюху хлеба - просто не отставала, пока не взял, и рыцарь наконец сдался. Тем более, что и пирожки, и хлеб действительно были несравненными - видать, выпекались с душой.
        И опять мили летели под копыта Шторма, и золотился и багровел остатками листвы лес, и рыцарь насвистывал незатейливые песенки, посылая жеребца в галоп, и с наслаждением подставлял лицо острому осеннему ветру.
        Только одна мысль, промелькнув по краешку сознания, подпортила Барсу настроение, хоть он и поторопился сразу затолкать ее куда-то на задворки. По своему многолетнему опыту Барс твердо знал: если когда-то и бывает хорошо, то потом непременно становится очень-очень плохо.
        Приближалась Сантия.
        Глава III.
        `'Поскольку Орден провозгласил своей главной и единственной задачей защиту человечества от нечисти, подчинение Ордена любой власти, ограниченной территориальным или этническим признаком, является по определению невозможным''.
        (из Устава Ордена Пламени)
        - 1 -
        Арестовали Барса сразу по прибытию в Сантию.
        Он не сопротивлялся, поскольку никакой вины за собой не знал и полагал все случайным недоразумением, которое неизбежно и очень быстро должно разрешиться. Только меч отдать отказался и вместо этого сунул его под седло, зная, что в отсутствие хозяина к Шторму вряд ли кто решится подойти, а если и решится, то очень о том пожалеет.
        И действительно, все разъяснилось быстро. Оказалось, что Барса приняли за разбойника, уже долгое время терроризирующего королевскую дорогу, появляющегося в самых неожиданных местах и бесследно исчезающего под носом у гвардейских разъездов. Опровергнуть это подозрение было несложно: Барс объявил о том, что он - Рыцарь Пламени, предъявив в доказательство татуировку на левом плече - пылающего феникса.
        Судебный пристав сразу стал исключительно любезен и рассыпался в многочисленных извинениях, однако отпускать Барса не торопился, заведя какую-то пустопорожнюю беседу. Потом, опять-таки принеся извинения, вышел и отсутствовал более часа, оставив рыцаря на попечении хмурого лейтенанта гвардейцев. Барс то сидел, то ходил по кабинету, бросая на дверь нетерпеливые взгляды; пытался завести разговор с лейтенантом, но тот на контакт не шел, отвечал односложно и посматривал на рыцаря с опаской. Собственно, Барсу ничего не стоило покинуть помещение - лейтенант никакой проблемы не составил бы, но уходить таким образом почему-то казалось недостойным. Особенно после того, как Барс представился. В общем, ситуация сложилась самая идиотская.
        Наконец пристав вернулся, пробормотал что-то о многочисленности дел, вверенных его попечению. Спросил, не согласится ли Барс - а это было бы очень любезно с его стороны, и он, пристав, почти не осмеливается просить, но дела, дела зовут, проблемы не решаются, а тут как раз такой удобный случай - так вот, не согласится ли Барс помочь ему решить одну небольшую проблемку, так, мелочевочку, но немаловажную.
        - Сколько времени это займет? - Уточнил Барс.
        - Не более четверти часа, заверяю вас.
        - И что это за проблема?
        - О, я объясню вам по пути.
        Пристав повел Барса по многочисленным переходам и лестницам, все время спускаясь вниз, на ходу не переставая тараторить о некоем деле, в котором консультация Рыцаря Пламени будет просто неоценима, поскольку оно такого деликатного характера и связано с некоторыми, как бы это сказать, особыми свойствами, в которые нынче, между нами говоря, человек цивилизованный не может позволить себе верить, и все же лучше, только поймите меня правильно, перебдеть, чем недобдеть, и потому...
        Барс слушал этот бесконечный треп, пытаясь вычленить из него крупицы информации, а где-то в глубине души зарождалось и росло странное чувство, похожее на предощущение опасности, но какое-то ненаправленное, размытое и тем более удивительное, что никакой возможной опасности для себя в этой ситуации он не мог представить.
        Потому, когда пристав любезно распахнул перед рыцарем очередную дверь, Барс спокойно шагнул в проем, спинным мозгом уловил резкое движение позади, с опозданием понимая, что происходит, отчаянно рванулся вперед и в сторону, уходя из под удара - почти успел, почти! - получил мощный удар чем-то тяжелым в основание шеи и кулем свалился на пол.
        ***
        Барс пришел в себя в полной темноте, и первым его ощущением стал внезапно затопивший сознание дикий, иррациональный ужас. Он не чувствовал своего тела, не мог шевельнуться, ничего не видел, не мог даже определить, есть ли у него вообще еще тело или остался лишь бесплотный разум, обреченный медленно сходить с ума в вечной пустоте. Наследие Башни - воспоминания, которые Барс столько лет насильно и упорно загонял на самые глубокие задворки сознания - хлынули в мозг, сметая остатки самообладания, и на несколько долгих мгновений Барс перестал быть человеческим существом, оставаясь лишь обнаженным беспомощным клубком нервов. Он, наверное, завопил бы, если бы мог, если бы то, что от него в тот миг осталось, умело кричать. Потом Барс почувствовал солоноватый привкус крови во рту, бешеное биение собственного сердца и зацепился за эти спасительные ощущения, потащил себя из омута паники, приходя в чувство и возвращая способность ясно мыслить.
        Некоторое время он просто лежал, тяжело дыша, глотая кровь из прокушенной губы пополам с потом и слезами. Медленно возвращалось ощущение тела. Заболели плечи, напряженные из-за неудобно сведенных за спиной рук, заныла шея. Напряглись мышцы живота. Дольше всего Барс не чувствовал ног, затем, поерзав, сумел слегка согнуть колени, но этим его возможность движения и ограничилась - вероятно, ноги были туго связаны.
        Лежал рыцарь на спине, на жесткой поверхности, в каком-то замкнутом пространстве. Плечи справа и слева упирались в твердые стенки, а когда Барс сумел с трудом приподнять голову, сразу наткнулся лбом на преграду. Упираясь плохо гнущимися ногами, Барс попытался протолкнуть тело повыше и тут же ударился затылком. Тупик. Извиваясь всем телом, сполз немного ниже, потолкался в стороны. Тупик. Итак: ящик? Гроб? Показалось ему, или воздух действительно стал более спертым?
        Кисти рук у Барса онемели совершенно, что лишало его возможности применить магию. Большинство магических умений Рыцарей основано на движении или прикосновении; в жарком танце боя все тело участвует в магических плетениях, но инициируют заклинание, как правило, пальцы рук. Барс попытался подвигать скрученными за спиной локтями, стиснул зубы от мучительной боли в плечах, выровнял дыхание и занялся утомительными упражнениями, напрягая и расслабляя определенные группы мышц, разогревая и разгоняя кровь.
        Бездну времени спустя Барс все еще продолжал это занятие. Собственно, прекратить ему не позволяло только природное упрямство; насколько это бесполезно, он понял очень быстро - пальцы не удавалось почувствовать, что делало невозможным даже самое простенькое заклинание. Несколько раз он испытывал на прочность стены своей тюрьмы; пытался разорвать путы - все безуспешно.
        Воздуха уже явно не хватало; время от времени Барс забывался, но приходил в себя и начинал все по новой - с прежним упорством. Упорство - а вернее, отчаянное упрямство, порой вплоть до полного нежелания смириться с доводами рассудка - всегда оставалось его последним прибежищем, еще с тех времен, когда он ребенком валялся на соломенном тюфяке на ``ферме'`, с лихорадкой и кровавым кашлем, сжигающим внутренности, но упорно не желая умирать. Именно упрямство, вопреки всему, позволило ему выжить и не лишиться рассудка в Башне. Впрочем, о Башне он не думал. Старался не думать. Приступ безумной паники был еще свеж в памяти; нельзя было позволить ему повториться. Нельзя думать о Башне.
        Свет резанул по глазам, когда прямо перед лицом Барса открылось маленькое, не больше ладони, окошко. Свет не был ярким, показавшись таким только после полной темноты ящика. Проморгавшись, Барс смог различить невысокий потолок, по которому бродили тени, и отблески пламени свечи.
        - Ну как он там, живой? - Раздался совсем рядом незнакомый голос.
        - Живой вроде, моргает, - отозвался второй.
        Барс не мог видеть лиц - только мелькающие в квадратике света тени.
        - И не такие уж они страшные, как говорят, - заметил первый.
        - Любого засунь в ящик - и станет совсем нестрашным.
        - Ты бы ему дырки провертел, что ли. Задохнется ведь по дороге.
        - Дырки нельзя. Вдруг шуметь надумает. Я иногда открывать буду. Ничего, сдюжит, они выносливые.
        - Воды ему давай, а то не довезем.
        - Ладно.
        - Ну, посматривай здесь. Завтра на рассвете выезжаем.
        - Хорошо.
        Вскоре тень заслонила окошко, и в отверстие потекла тонкая струйка воды. Барс с готовностью ловил ее ртом, торопливо глотал. Затем струя иссякла, стукнула тугая крышка, и Барс вновь остался в темноте.
        - 2 -
        Сегодня приглянувшийся Алине золотоволосый гвардеец стоял в карауле у входа в Большой Зал. Алина уже второй раз прогуливалась мимо высоких двустворчатых дверей с книгой в руках и отстраненно-задумчивым выражением лица, которое выбрала после долгих репетиций перед зеркалом. Несмотря на льстивые заверения маминых фрейлин, она была твердо убеждена, что улыбка ей не идет, а вот выражение задумчивости придает ее простоватому, в общем-то, лицу некий поэтический оттенок.
        Накануне Алина долго размышляла, как ей обратить на себя внимание молодого дворянина. Задача эта была ей внове; еще недавно она могла запросто подойти к любому из гвардейцев, попросить показать ей саблю или продемонстрировать какой-нибудь фехтовальный прием или, не терзаясь сомнениями, скомандовать сопровождать себя на прогулку в сад. Но теперь, когда ей наконец встретился человек, с которым она действительно хотела бы прогуляться в саду, Алина почему-то не могла заставить себя так поступить. Это слегка смущало юную принцессу, но сдаваться она не привыкла и с энтузиазмом принялась решать возникшую проблему, вооружившись опытом большого количества прочитанных ею книг.
        Идею своевременного падения в обморок Алина рассмотрела, но отвергла. Хотя в романах героини в обморок падали регулярно, но с самой Алиной такого пока не случалось, и она сомневалась, что сумеет сделать это достаточно достоверно. Кроме того, подобные проявления слабости всегда казались Алине чем-то недостойным. Проще всего, наверное, было бы завести с гвардейцем разговор на какую-нибудь общую тему (перечень тем принцесса предусмотрела заранее), но для этого он должен был проявить инициативу. Дело осложнялось тем, что дворцовый устав в общем-то запрещал гвардейцам разговаривать на посту, хотя это правило часто нарушалось.
        Решение Алины было простым, но, на ее взгляд, сработать должно было непременно. Она вооружилась книгой - одной из своих любимых - и стала прогуливаться по коридору, кольцом окружавшему Большой Зал, всякий раз проходя мимо гвардейского поста. На ходу она не отрывала глаз от книги, выражение лица сохраняла, как уже было сказано, одухотворенно-задумчивое, порой поднимала глаза к потолку или начинала покусывать губки. Алина полагала, что зрелище столь увлеченно читающей принцессы неизбежно возбудит любопытство гвардейца и он, как минимум, обязательно спросит, что же она читает; развивать же литературную тему Алина могла почти до бесконечности.
        Однако первые два прохода успеха не принесли. На третьем Алина оторвала глаза от книги и бросила на офицера задумчивый, как бы случайный взгляд. Он действительно смотрел на нее с интересом, но заговаривать не торопился. А уже на следующем проходе произошло нечто, Алиной не предусмотренное - она действительно зачиталась. Открытая наугад на середине любимая книга сыграла с принцессой плохую шутку, завладев ее вниманием. Для сегодняшней ``прогулки'` Алина специально надела бальные туфли, имевшие непривычную для нее высоту каблука, и в самый неподходящий момент - как раз в поле зрения гвардейцев - ее каблук зацепился за складку, образовавшуюся на ковровой дорожке. То, что произошло дальше, было настоящей катастрофой. Еще когда Алина обдумывала вариант ``обморока'`, она представляла себе, как, изящно покачнувшись, падает спиной прямо на подставленные с готовностью руки офицера, как откидывает голову, открывая длинную тонкую шею, как расслабленно обвисают ее руки. Теперь же она просто рухнула лицом вперед, пропахав и сбив ковровую дорожку; книга со звонким хлопком отлетела к стене, с ноги свалилась
туфля. Старательно сооруженная прическа рассыпалась, локоны упали на лоб, закрывая глаза; принцесса пребольно ударилась локтями и коленями, и в довершение всего, как последний аккорд свершившейся катастрофы, ее юбки задрались, обнажая не самую приличную часть тела. В книгах, которые любила читать Алина, такого с героинями никогда не происходило.
        Подобного позора Алина еще не переживала. От горькой обиды лицо ее скривилось, на глаза навернулись и уже потекли по щекам слезы. Сидя на полу, она шмыгала носом и со злостью одергивала юбки, когда со всех сторон к ней потянулись услужливые руки, предлагающие помощь и поддержку. И подумать только, что среди них были и руки того, чье внимание она так стремилась привлечь! Алина огляделась, увидела участливые лица, губы, произносящие какие-то бессмысленные вопросы и слова сочувствия, и вдруг, неожиданно для себя самой, закричала тонким, отвратительно истеричным голосом:
        - Уйдите от меня все! Не трогайте меня! Убирайтесь все, убирайтесь, видеть вас не могу!
        Вечером Алина долго и безутешно рыдала у себя в спальне, повалившись ничком на широкую кровать под роскошным балдахином. Она, всю жизнь так гордившаяся тем, что никогда не плачет, вытирала рукавом ночной сорочки покрасневшие, как у кролика, глаза, хлюпала носом, глотала слезы и снова и снова заходилась в судорожных рыданиях. А на следующий день, когда она смогла наконец-то привести свое лицо в относительный порядок и выйти прогуляться в зимнюю оранжерею, к ней подошел высокий золотоволосый гвардеец.
        - Лейтенант Клавдий Мор, Королевский гвардейский полк, - представился офицер. - Добрый день, Ваше высочество. Как Вы чувствуете себя сегодня?
        Лицо Алины стало пунцовым.
        - Хорошо, спасибо, - ответила она и попыталась обойти гвардейца, направляясь к выходу из оранжереи. Однако офицер пошел рядом.
        - Вы позволите немного рассказать Вам об орхидеях, Ваше высочество? - Спросил он. - Мой отец весьма серьезно увлекается этими удивительными цветами, и я научился разбираться в них с детства. Зимний сад в нашем поместье, конечно, не чета Вашему, тем не менее некоторые интересные сорта есть и у нас. Позвольте обратить Ваше внимание на этот вот цветок. Не правда ли, он свеж, как раннее летнее утро? А посмотрите, какая изящная форма лепестков. Что Вы о нем думаете, Ваше высочество?
        - 3 -
        Барс растянулся прямо в одежде на покрытом галькой дне крошечной речушки, почти ручейка, выставив из ледяной, весело журчащей воды только лицо. Рыцарь наслаждался. От пронзительного холода зубы уже выбивали мелкую дробь, ломило все тело, и все равно это было невыразимо приятно. Прошло три дня с тех пор, как его засунули в ящик-гроб, и чуть менее часа с тех пор, как он оттуда выбрался.
        Вышло так, что похитители перехитрили самих себя. Понадеявшись на ящик, они не проверяли состояние веревок, и Барсу в конце концов удалось-таки их ослабить. Положительную роль сыграло даже то дополнительное унижение, которое вначале более всего выводило Барса из себя: за три дня его не выпустили из ящика ни разу, в том числе и по нужде. Отмокшие со временем веревки стало легче растягивать; правда, рыцарь чуть не задохнулся в спертом и провонявшем мочой пространстве ящика. Наверное, он смог бы освободиться и раньше, если бы не проводил почти половину времени в забытьи. Иногда Барс всерьез задумывался, в самом ли деле его хотят довезти до цели живым или просто изобрели такой особенно изощренный способ убийства. Он не знал, сколько времени должна была занять дорога, но отчетливо сознавал, что на третий день его силы были уже совершенно на исходе. И уж во всяком случае рук, по крайней мере кистей, он лишился бы точно. Он и так их едва не лишился: даже сейчас, столько времени спустя, кисти были совершенно черными.
        И все же еще в ящике Барсу удалось восстановить чувствительность пальцев в степени, достаточной для некоторых простейших заклинаний. Помогли, очевидно, те упражнения, которые он сам считал бесполезными и, тем не менее, делал постоянно, все время, которое находился в сознании. Скорчившись в три погибели, Барс сполз в нижнюю часть ящика, оказавшись вне поля зрения из окошка, и стал ждать. Момент, когда окошко наконец открылось, он едва не пропустил, снова впав в забытье; к счастью, дуновение свежего воздуха привело его в чувство.
        Барс не надеялся поразить похитителя вслепую, через отверстие, однако был шанс ошеломить его, возможно, ослепить, если тот будет достаточно неосторожен и приблизит к окошку лицо. Все, чего рыцарь добивался - это чтобы отверстие некоторое время оставалось открытым; он мог попробовать разбить ящик, но для этого ему жизненно необходим был приток свежего воздуха. Однако все оказалось еще проще.
        - Ох, елки, - ошарашенно пробормотал похититель, не обнаружив рыцаря в ящике. Он засунул в отверстие руку, пошарил там, снова повторил:
        - Ох, елки!
        И Барс услышал звук открывающихся засовов.
        Послышался топот копыт, раздался голос второго похитителя:
        - Ну, что у тебя там еще?
        - Его здесь нет! - Совершенно обалдевшим голосом сообщил первый.
        - Не открывай, придурок! - Заорал второй. - Что ты делаешь!
        Но было поздно. Как только крышка с легким щелчком отошла, Барс распрямился, как пружина, выталкивая свое тело из ящика. Ему удалось всего лишь неуклюже перевалиться через край, но одновременно он сделал простое движение пальцами, выпуская подряд несколько огненных шаров.
        Огненный шар, против большинства видов нечисти совершенно неэффективный, против человека сработал безотказно. Первый похититель повалился навзничь с прожженной, дымящейся дырой в груди. Второй имел шанс сбежать, если бы сразу развернул лошадь. Вместо этого он двинулся на Барса, занося для удара меч; один сгусток пламени ударил его в бедро, заставив потерять равновесие, второй попал прямо в лицо.
        Ящик, в котором везли рыцаря, стоял на телеге, со всех сторон окруженный плетеными клетками с живыми курами. Плотная, грубая дерюга была сейчас откинута в сторону; вероятно, ею в дороге накрывали ящик. Пузатая флегматичная лошаденка неодобрительно косила на Барса глазом, но стояла спокойно. Лошадь второго похитителя, к сожалению, ускакала.
        В телеге Барс обнаружил завернутыми в холстину некоторые свои вещи. Сапоги были очень кстати, но более всего он обрадовался кинжалам. Рыцарь немного сожалел, что пришлось убить обоих похитителей: сейчас он охотно задал бы им несколько вопросов. Ни их одежда, ни оружие ничего определенного Барсу не сказали. Скорее всего, это были обычные наемники, за деньги выполнявшие чей-то заказ. Впрочем, расспросить можно было еще судебного пристава в Сантии.
        Телега находилась посреди леса на какой-то проселочной дороге, не дороге даже, а так, слегка намеченной колее. Барс открыл клетки, выпустив всех кур - к клеткам у него в последнее время образовался солидный счет, - выпряг лошаденку, с трудом вскарабкался на нее и, усевшись без седла, тронулся в путь, придерживаясь направления, откуда приехала телега. Толька мимо крошечной, поросшей по берегам ракитником речушки он проехать не смог, привязал лошадь к дереву и с наслаждением залез в ледяную воду.
        Отмокал Барс долго, и на берег выбрался сотрясаемый частой и неудержимой дрожью. Несколько энергичных упражнений помогли слегка согреться, размяли мышцы, одеревеневшие от долгого лежания в ящике и все еще не вернувшие прежнюю подвижность. Уже почти чувствуя себя человеком, Барс снова сел на лошадь - на этот раз сия немудреная процедура далась ему легче - и ударил ее пятками. Кобыла поднялась в мелкую, тряскую рысь; большего ожидать от нее, очевидно, не приходилось.
        - 4 -
        Адепт Ордена в Сантии был веселым, жизнерадостным человеком. Он содержал книжную лавку и делом своим был весьма увлечен, тратил массу времени на каждого покупателя или даже просто любопытствующего, завернувшего в лавку, и о книгах мог говорить часами. Еще он имел большую семью - жену и четверых детей, троих сыновей и дочку - и массу связанных с этим хлопот и проблем. Звали его Пурим. Источником постоянных трений Пурима с Орденом было то, что его младший сын имел магическую искру, но отец категорически отказывался отдавать мальчика в Замок.
        - Кого я вижу! - Радостно взревел Пурим, когда Барс появился на пороге лавки. - Как дела? Где пропадал столько лет, бродяга? Ну, проходи же, рассказывай!
        В маленьком магазинчике царил полумрак, посетители сегодня не баловали Пурима вниманием, и он подремывал за прилавком, подняв голову только на звук хлопнувшей двери. Увидев Барса, Пурим вскочил, полез из-за прилавка навстречу.
        - Сейчас я Елену позову, обед организуем, - радостно басил Пурим и вдруг осекся на полуслове, пригляделся к Барсу, разом посерьезнел.
        - Что с тобой случилось?
        - Мерзейшая вещь, - сказал Барс, присаживаясь на табурет. - Потом расскажу. У тебя переодеться не найдется? И еще хорошо бы меч какой-нибудь. У меня еще дела есть.
        - Могу себе представить. Мечей не держу, а одежду сейчас подберем. М-да, попахивает от тебя. Может, воды нагреть? Помоешься. И поесть наверняка не мешало бы. Что я тебе скажу, дружище - отложи-ка ты свои дела ненадолго. Ты же сам на себя не похож.
        Барс поразмыслил.
        - Ладно, воды нагрей, - согласился он. - И поесть. Только если быстро.
        - Вот и ладушки. А я пока старшего пошлю к оружейнику. Он у меня на оружие смышлен, сорванец, выберет - не пожалеешь.
        - Там еще кобыла стоит возле крыльца, день ее куда-нибудь с глаз долой.
        - Кобыла? У тебя? А Шторм где же?
        - Несколько дней назад был в конюшне при здании суда.
        - Суда? М-да, похоже, у тебя найдется много чего интересного мне рассказать.
        - Найдется. Ты меня только не торопи.
        Жилые комнаты в доме Пурима располагались наверху, над лавкой. Пока Барс отмокал в лохани с мыльной горячей водой, старший сын книготорговца принес от оружейника меч - вполне, надо признать, приличный. Пурим притащил наскоро собранный женой поднос с горой снеди. Сама Елена заглянула в комнату с ворохом разнообразной одежды, мило засмущалась, свалила вещи на ближайший стул и, улыбнувшись, вышла. Адепт не мучал рыцаря вопросами - принял к сведению краткое изложение событий, втиснутое Барсом в одну емкую фразу, помолчал задумчиво, похмыкал и решил, видно, отложить выяснение подробностей до лучших времен. Только когда рыцарь, одевшись, стал пристегивать к поясу меч, Пурим спросил осторожно:
        - Ты уверен, что тут есть такая срочность?
        - Есть.
        - А я бы не стал торопиться. - Мягко возразил адепт. - Я бы сказал, что сейчас тебе нужно отдохнуть и отоспаться. Завтра пойдем разбираться, Барс; послушай меня, никуда они от нас не денутся.
        - Что значит ``пойдем'`? - Удивился Барс.
        - А ты полагал, я тебя одного отпущу? После того, как тебя чуть не ухайдокали? Ты на себя в зеркало посмотри, герой.
        - Не стоит тебе вместе со мной светиться.
        - Плевать. Пусть думают, что хотят.
        - О семье вспомни. И потом, ты когда в последний раз оружие в руках держал, Пурим?
        - Да лет уж скоро двадцать тому, и что? Оно мне надо? Тут оружием потрясать - больше вреда выйдет, чем пользы. Нет, одного я тебя не пущу, и не мечтай. Хоть на стреме постою, понаблюдаю, чтоб тебя опять в ящик не засунули.
        - Ладно, на стреме постоишь, - сдался Барс. - Но только наблюдай, договорились? И давай собирайся, не то один уйду.
        - Все-таки хочешь сейчас идти?
        - Надо, Пурим. Если узнают, что я сбежал - мигом свернутся, никаких концов не найдешь. А мне, знаешь ли, любопытно.
        - Только горячку-то не пори. - Недовольно пробурчал адепт.
        Спешка оказалась напрасной. В суде очень удивились, увидев Барса: серьезный пожилой клерк внушительно объяснил рыцарю, что его дело было полностью разъяснено и закрыто уже (позвольте, сверюсь с бумагами) пять дней назад, все подозрения сняты, задержания личности не проводилось. По нелепому совпадению пристав, допрашивавший Барса, ночью того же числа скоропостижно скончался в своей постели, предположительно - от сердечного приступа. Гвардейский лейтенант, карауливший Барса, был убежден, что пристав сам вывел рыцаря из здания суда. В общем, никто ничего не знал. Зато конюх в казенной конюшне встретил Барса с искренней радостью.
        - А я-то гадаю, что ж вы своего жеребчика никак не забираете, - тараторил он, ведя рыцаря по проходу между стойлами. - И стоит ведь, бедняга, оседланный уж сколько времени. Я уж к нему и так, и сяк подойти пытался, так он чуть дверь в стойле не вышиб. Я ему корма на лопате подбрасывал. Хорошо еще хоть поилка у нас общая, желобом, можно снаружи воды налить, а то б сгубился жеребец. И то сказать, корм ведь у нас казенный, а на вашего жеребца разнарядка не вышла, а жрет он - просто прорва, ей-богу. Я уж собрался бумагу начальству сочинять, жалко ведь животинку, да только не мастак я бумаги писать.
        - Спасибо, приятель. - Барс сунул в широкую ладонь конюха несколько монеток. - Ты все сделал правильно. А скажи, разве за жеребцом не приходили?
        - Приходили, а как же, - с готовностью согласился конюх. - Да только с чем пришли, с тем и ушли.
        - Двое? Один коренастый такой, рыжеватый, а второй высокий и чернявый? - Описал Барс своих ныне покойных похитителей.
        - Верно, эти ваши приятели и были. Только конь их не признал.
        - А раньше ты их не встречал?
        Конюх искренне изумился.
        - Ваших знакомых-то? Откуда?
        Глава IV.
        `'Магия дается Рыцарю Пламени для борьбы с нечистью. Не уподобляйся нечисти, применяя магию против людей''.
        (из Устава Ордена Пламени)
        - 1 -
        - Я там порасспрашивал вокруг суда, - говорил Пурим вечером того же дня, сидя за бутылкой вина в комнате, которую гордо называл своим кабинетом. - Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Там позади есть такая неприметная дверка из подвальчика, но она обычно закрыта. Никто не помнит, чтобы там что-нибудь грузили.
        - Повезло сволочам, - подытожил Барс. Был он изрядно пьян и сидел, развалившись в кресле, закинув ногу на подлокотник.
        - Ну, я бы не сказал, что им так уж сильно повезло, - резонно возразил Пурим.
        - Тоже верно, - согласился Барс, вспомнив дымящиеся, опаленные тела и поморщившись.
        - Я, конечно, еще поднапрягу своих людей, разузнаю, что смогу. Вокруг пристава этого стоит поразведать: с кем общался, чем дышал. И умер он, конечно, излишне своевременно. Полагаю, отравили.
        - Угу.
        - Беспокоит меня еще один вопрос. Создается полное впечатление, что в городе тебя ждали. Сам подумай: один только ящик найти, подготовить, доставить - это ведь не один час нужен.
        - Не говори мне о ящиках.
        - Ну, извини. Но ты подумай лучше: кто мог узнать, что ты приедешь в Сантию? Ведь даже я не знал.
        Барс поразмыслил.
        - Узнать меня, в принципе, и в Шуме могли, и по дороге. Но предупредить? Разве что голубями. Кстати, о голубях. Почему ты не знал, что я еду? Разве Вагрус тебе сообщение не присылал? У вас же, вроде, так положено?
        - Я ничего не получал.
        Собеседники некоторое время молча смотрели друг на друга, потом Барс заскрежетал зубами.
        - Вагрус! Я ж его задавлю, собаку! Он же...
        - Тихо, тихо, охолони! - Прикрикнул на рыцаря Пурим, резко и повелительно. От неожиданности Барс замолчал.
        - Ты только не заводись, - Сказал Пурим уже мягче. - Спокойней. Я понимаю, что тебе сейчас хочется глотку кому-нибудь порвать. Только не факт, что это Вагрус. Голубя могли поймать, сообщение перехватить, да он мог просто не долететь. Сам же говоришь, видели тебя многие, мог кто-то и узнать. Голубей, опять же, не один Вагрус держит.
        - Пару вопросиков я ему все же задам.
        - Ничего ты ему не задашь, и в Шум не поедешь, - убедительно заявил Пурим. - Послушай хорошего совета. Дело это деликатное, а ты напортачишь только. Вопрос ведь даже не в Вагрусе, в конце концов; он может быть только наводчиком, а где-то есть еще заказчик, и вот он-то мне наиболее интересен. К таким делам, дружище, опыт нужен, так что предоставь-ка все это мне. Если уж я ничего не выясню, то и никто не выяснит. Кстати, стоит еще разузнать, кто дал ориентировочку на того разбойника, с которым тебя перепутали, и когда. Очень уж описание его тебе подходит.
        - Тебе бы расследователем работать, Пурим, а не книготорговцем.
        Пурим хохотнул.
        - Не хочу. Там одна бюрократия, а я бумажки писать не люблю. Я уж лучше так, потихоньку, своими силами.
        - Ну-ну.
        - Ты лучше спать иди, мститель. Завтра наговоримся. И не рассчитывай, я тебя раньше, чем дня через три, никуда не отпущу. По-хорошему, тебе б вообще отлежаться недельку.
        - Належался уже, спасибо. И знаешь, Пурим, не хочу я никому глотки рвать. Мне обидно просто. Налей-ка еще вина.
        - По-моему, тебе уже хватит, дружище, - мягко, но решительно заметил Пурим. - Спать иди. Помочь тебе, что ли? Эк тебя, дружище, развезло.
        ***
        Барс действительно прожил у Пурима три дня. Расследование зашло в тупик: все ниточки, которые находил Пурим, неизменно обрывались на безвременно почившем судебном приставе. Однако кое-какие детали узнать все же удалось. Например, ориентировка на разбойника изменила приметы за день до приезда Барса в город, но двое ``приятелей'` рыцаря засветились возле пристава уже месяц назад, и тогда же был заказан ящик. Поскольку месяц назад рыцарь еще и сам не знал, что будет проезжать через Сантию, напрашивался вывод: охотились не за Барсом персонально. Вероятно, ловушку готовили на Рыцаря Пламени - любого, который появился бы в городе. Что заставляло предположить возможность существования и других ловушек.
        - Это уже не твое личное дело, это компетенция Ордена, - серьезно заявил Пурим. - Я послал сообщения в Замок и другим адептам; Вагрусом тоже займутся. Так что не вздумай влезать в это со своими инициативами. Вы, Рыцари - элита, ваше дело - нечисть, а черновую работу оставьте нам. Единственное, что могу обещать - это держать тебя в курсе.
        Так что Барс отдыхал - не столько телом, сколько душой, отсыпался в чистой постели, отъедался домашней кухней, с удовольствием вникал в атмосферу семейной жизни, вечерами пил с хозяином вино и вел долгие полупьяные беседы. Жена Пурима, Елена, Барса сначала немножко побаивалась, но на второй день уже чувствовала себя свободней, а вскоре и вовсе освоилась и стала вопросы задавать. Прожив четырнадцать лет с адептом Ордена, она о Рыцарях Пламени знала многое, но с самими Рыцарями общалась мало и редко (Пурим старался держать жену подальше от этой стороны своей жизни), от природы же была любопытна. Однажды Пурим даже вынужден был прикрикнуть на жену - после того, как заметил, как помрачнел от одного из ее вопросов Барс. А на четвертый день дом Пурима вдруг опустел.
        - А где Елена, дети? - Изумился рыцарь, встав после полудня и не услышав привычного уже звона голосов.
        - В деревню отправил, к ее родителям. Давно уже не были, пусть проведают стариков.
        - Это ты из-за меня? - Помолчав, спросил Барс.
        - Не бери в голову. Есть будешь? Со вчерашнего еще курица осталась.
        За едой Барс молчал, старательно дробил зубами куриные косточки. Поев, встал, вежливо поклонился.
        - Спасибо, Пурим. И за еду, и... За все. Хороший ты мужик, а что засиделся у тебя - извини. Пора мне, в самом деле.
        Пурим хмыкнул.
        - Да ты, никак, обиделся. Говорю ж тебе - не бери в голову.
        - Но мне и правда пора.
        - Да не в тебе тут дело! Ты про мальца моего младшего знаешь?
        - Знаю. Это трудно не заметить.
        - Ну вот. А какими глазенками он на тебя смотрел, это ты заметил? И Елена, вопросики эти ее с подковырками. Думаешь, так просто? Поди угадай, что там в ее голове женской варится. А я сына в Замок не отдам!
        - Если ты думаешь, что я кого-то стану уговаривать...
        - Ты-то, может, и не станешь. А из Замка посланец уже четыре раза приезжал! Торопятся они! Возраст, видишь ли, поджимает!
        - Извини. Я не знал, что на тебя так давят.
        Но Пурима уже понесло.
        - Сына в Замок я ни за что не отдам! - Горячился он. - Только через мой труп! Я на вас, дураков, насмотрелся за свою жизнь достаточно. Рыцари! Маги! Знаю я. Из послушников романтика так и прет. Где после Башни та романтика?
        - И где же? - Напряженно поинтересовался Барс, но адепт не подметил ни этой напряженности, ни холодка в голосе. Он и на рыцаря-то не смотрел, багровел лицом, споря с невидимым оппонентом.
        - Входит человек, выходит - оружие! Живое оружие, нацеленное на нечисть. У вас есть жизнь, скажи мне? Да вы, если нечисти рядом нету, и девать-то себя не знаете куда! Не предназначены вы для другого! И такую судьбу моему сыну?
        - Спасибо, друг, уважил.
        - А сколько ребят и вовсе не выходит? Хоть кто-нибудь знает, что с ними со всеми там стало? Вот ты там был, скажи мне - ты знаешь?
        Скороговорка адепта прервалась как-то вдруг, иссякла, разбившись о каменную тяжесть взгляда рыцаря. Пурим почувствовал его, этот взгляд, не мог не почувствовать, а увидев - осекся, замолчал растерянно, вся бравада слетела с него моментально. Адепту с многолетним стажем, общавшемуся с неисчислимым количеством рыцарей Пламени, сейчас сильнее всего хотелось отвернуться, не смотреть в потемневшие прищуренные глаза - но он не находил в себе сил сделать это.
        Барс дождался, пока отпустит, схлынет накатившая волна темного морока. Потом сказал хмуро:
        - Знаешь, Пурим, по-моему, ты нашел себе не того слушателя. Не хочешь отдавать сына - так не отдавай, насильно никто не заберет. А мне ехать надо.
        И пошел на конюшню.
        Рыцарь уже оседлал жеребца, когда в широком дверном проеме показался мнущийся Пурим.
        - Извини, Барс, - сказал он смущенно. - Я завелся, наболтал лишнего. Извини. Просто это все так болезненно, понимаешь?
        - Понимаю.
        - Язык мой, что помело. Виноват я перед тобой. Может, останешься все-таки?
        - Никогда не говори о таких вещах с рыцарями. - Глуховато заметил Барс, возясь с тугой застежкой подпруги. - Никогда, слышишь? Живое оружие не всегда бывает достаточно уравновешенным.
        - Прости меня.
        Барс вздохнул.
        - Да хватит извиняться уже. Все правильно ты сказал.
        - Не держи обиды, Барс.
        Рыцарь улыбнулся немножко ненатурально.
        - Не держу, забыли. Но ехать мне все-таки надо.
        - Завтра с утра поедешь. Ну, хоть на обед останься, а?
        - Не могу. - Качнул головой Барс, и отчего-то Пурим вдруг со всей отчетливостью понял: действительно, не может. Сегодня - нет.
        - Ты в Замок?
        - Ага. Хочу успеть добраться до холодов.
        - Я сообщу тебе, если что-нибудь узнаю.
        - Ладно.
        - Ну, счастливого тебе пути.
        - Счастливо оставаться, Пурим. Привет Елене.
        - Будь осторожен, Барс.
        - Бывай.
        ``Типун мне на мой длинный язык''. - Сказал себе адепт, возвращаясь в опустевший дом. Нехорошо было у него на душе, давила на сердце тоскливая тяжесть. ``Завтра же пошлю за Еленой с детьми'', - подумал Пурим, поднимаясь в кабинет и доставая из потайного шкафчика початую бутылку.
        - 2 -
        Золотой мост был действительно сооружением впечатляющим. Река Сана разливалась в этом месте широко и полноводно, и мост на изящных арочных опорах выглядел ниточкой, протянутой с одного берега на другой. Казалось, его должно смести первым же половодьем; тем не менее, он стоял здесь вот уже вторую сотню лет. Прежде тут была паромная переправа, и мощные каменные быки с вСротом все еще торчали на берегу. Мост построил в прошлом веке король Арсании Беркарам II, вообще отличавшийся неуемным тщеславием и пренебрежительным отношением к состоянию государственной казны. Другим памятником его тщеславию стала огромная, не имеющая аналогов в мире по размерам статуя Геррита-победоносца на центральной площади Умбры. В отличие от статуи, мост, по крайней мере, был сооружением полезным.
        Пошлину за проезд по мосту взимал немолодой разговорчивый служащий, разнообразивший свою скучную работу своеобразной игрой: по внешнему виду каждого из путешественников он пытался определить маршрут и цель их поездки, задавал несколько наводящих вопросов и искренне радовался, если догадки оказывались правильными. На Барса он посмотрел многозначительно.
        - Молодой господин, несомненно, едет в Дарс? - Сказал служащий, отсчитывая рыцарю сдачу с динара, и по интонации не совсем ясно было, вопрос это или констатация факта.
        - Почему непременно в Дарс? - Удивился рыцарь.
        - Ну как же, как же. В вас, господин, если вы позволите мне сказать, боец виден сразу. А разве может такой видный боец пропустить осенний турнир в Дарсе? Нынче там собираются лучшие фехтовальщики королевства. В этом году, я слышал, будут также бойцы из Зандора и даже саблисты из Таоса. Победителю назначен денежный приз в тысячу динаров - каково, а?
        - Я не еду на турнир.
        - Победитель получает памятный кубок из рук представителя королевской семьи, - продолжал болтать служащий. - Вы ведь знаете, что королевская семья непременно присутствует на турнире? В прошлом году кубок вручала сама королева Элеонора. Но я слышал разговоры, что юная принцесса Алина подросла уже достаточно, и может быть, в этом году вручение кубка доверят ей. Говорят, она красавица, наша принцесса. Каждый молодой аристократ в Арсании мечтал бы получить кубок из ее рук.
        - Только не я, - хмыкнул Барс.
        Служащий бросил на рыцаря недоверчивый взгляд.
        - Может ли быть так, что я ошибся? Вы действительно не едете в Дарс? Ох, что я говорю. Простите мне мой дерзкий язык, господин, я не думал, конечно же, сомневаться в ваших словах. Просто я немного расстроен из-за своей ошибки. Возможно, какие-то неотложные дела не позволяют вам отправиться на турнир?
        - Именно так. Неотложные дела.
        - Желаю вам разрешить их благоприятным образом, господин.
        - Непременно.
        Удалившись от моста на несколько миль, Барс свернул с королевской дороги и углубился в череду живописных проселков, пересекающих поросшие лесом холмы. Можно было, конечно, ехать по дороге до самого перекрестка с Долгиновским трактом, но это означало дать приличный крюк, а срезая путь через холмы, Барс рассчитывал выбраться на тракт уже завтра.
        Переночевал рыцарь в деревеньке, вовремя, уже в сумерках, подвернувшейся на пути. Постоялого двора в деревне не было, и Барс попросту постучал в один из домов и попросился на ночлег. Приняли его не то чтобы охотно, но несколько монеток сделали свое дело, обеспечив рыцарю сносную постель и приличный завтрак. Наутро заморосил мелкий дождик, и Барс запахнул плащ и натянул капюшон, а Шторм недовольно фыркал и всякий раз, выезжая из-под сени леса на открытое пространство, начинал мотать головой, стряхивая с гривы капли влаги.
        Было уже далеко за полдень, когда за очередным холмом обнаружился, наконец, Долгиновский тракт. Был он не столь благоустроен, как королевская дорога, грешил многочисленными выбоинами и не просыхающими даже в летнюю жару лужами. Однако и теперь, осенью, был все-таки проходим и даже позволял верховому ехать с приличной скоростью. Повозкам, разумеется, приходилось потруднее, и торговое движение по тракту в эту пору года практически прекращалось.
        Тем удивительнее показалась Барсу картина, представшая перед его глазами за очередным поворотом тракта. Красивая зеленая с золотом карета, огромная, совершенно не приспособленная для путешествий по таким дорогам и непонятно каким ветром сюда занесенная, стояла накренившись, двумя колесами плотно засев в полной илистой грязи выбоине. Ось была сломана. Пять лошадей - очевидно, выпряженные из кареты - мирно паслись обочь дороги, лениво выбирая что-то среди мха и прелой листвы. Шестую вел под уздцы человек в ливрее кучера; лошадь тащила волоком вязку неочищенных длинных жердей. Карета показалась Барсу смутно знакомой.
        - Не подскажете ли вы нам, сударь, далеко ли отсюда до какого-нибудь населенного пункта?
        Барс обернулся на голос. С ближайшего сухого пригорка навстречу рыцарю спешила странная парочка. Та самая странная парочка, что привлекла его внимание и возбудила любопытство в Шуме. Аристократ, одетый словно на дворцовый прием - правда, теперь он был обут в сапоги, но любви к изысканной одежде и ярким расцветкам не изменил - и школяр-ученый, в том же - или таком же - темном костюме и плаще.
        - Прошу прощения, я не представился, - заметил аристократ, подходя к Барсу. - Барон Карл Альгейм, из западных Альгеймов, к вашим услугам. Мой спутник - Ференц Ракис, бакалавр метагностических наук.
        - Барс. - Представился Барс.
        - Весьма приятно. Хм. Так вот. Мы, как вы уже, вероятно, поняли, попали в пренеприятнейшую ситуацию. Кучер утверждает, что починка кареты займет не менее нескольких часов. Это при оптимальном варианте. Ночевать же на дороге нам категорически не хотелось бы. Нет ли здесь поблизости населенного пункта, где можно было бы получить приличный ночлег и, возможно, договориться о ремонте кареты?
        - Если вы поедете верхом, к ночи до постоялого двора как раз доберетесь.
        - Верхом? М-да. Видите ли, сударь, тут есть проблема. Лошади у нас, конечно, имеются. Но, к сожалению, у нас нет к ним седел.
        Барс пожал плечами.
        - Если вы хотите идти пешком, то ночевать вам придется в лесу. Вы никогда не ездили без седла, барон?
        - Эта планида меня, с счастью, миновала. - С удовлетворением заявил барон Альгейм.
        - Уже не миновала, - заметил Барс. - Впрочем, вы можете ночевать в карете.
        - В карете? Да что вы! Это и в обычной-то ситуации не удобно, а уж когда она стоит накренившись, как палуба корабля в шторм... Нет-нет, это совершенно исключено!
        - А вам случалось плавать на кораблях, барон? - с интересом спросил Барс.
        - Я видел корабли. - С достоинством ответствовал тот.
        - Мы теряем время, Карл, - вмешался в беседу бакалавр Ракис. - Раз нет другого выхода, придется ехать верхом. Оставим здесь кучера и лакеев, пусть чинят; получится - пришлем им помощь.
        - Ты прав, Ференц, как всегда.
        ***
        Три лошади неторопливо трусили по разбитой дороге.
        - Меня, мой друг, мучает странное чувство, - говорил Барсу барон Альгейм. - Я убежден, что мы с вами прежде встречались, но не могу припомнить, где и когда.
        Надо отдать барону должное: без седла он держался вполне прилично, с лошади не сползал и вообще для своей комплекции был скорее ловок, чем неуклюж. Он оказался способен даже вести на ходу беседу. Спутник же его, бакалавр каких-то там наук, ехал позади, все свое внимание отдавал езде, лежал у лошади практически на шее, вцепившись в гриву, и периодически тихонько ругался сквозь зубы.
        - В гостинице, в Шуме, - напомнил Барс аристократу.
        - Конечно же! - Радостно воскликнул барон. - Именно там я обратил внимание на вашего великолепного арраканского жеребца. Немного хлопотно иметь такую лошадь, не правда ли?
        Барс пожал плечами.
        - Мы с ним нашли общий язык.
        - Я заметил. И это производит впечатление, доложу я вам! У меня в поместье имеются два экземпляра - отличные образчики арраканской породы, страшно вспомнить, сколько они мне стоили. Выпасаются в шикарном загоне, специально оборудованном, практически в природных условиях. Все соседи приезжают посмотреть. Я из Умбры выписывал конюха, который умеет с ними обращаться, плачу ему бешеные деньги. Но даже он не может их оседлать! А уж ездить на них - б-ррр, увольте!
        - Так зачем вам все эти хлопоты?
        Барон искренне изумился.
        - Ну как же! А престиж? Все Альгеймы за последние два века имели арраканских жеребцов.
        - И ездили на них, надо полагать?
        - А вот это, сударь мой, совсем не обязательно.
        Сзади раздался звучный шлепок и следом - взрыв ругательств.
        - Ох, Ференц! - Всполошился барон. - Ты как, мой друг? В порядке?
        - Какой тут может быть порядок? - Зло сказал Ракис. Он копошился в грязи почти под копытами переступающей ногами лошади. - Я, кажется, что-то себе подвернул. Ой! До ноги не дотронуться. Ай! Я знал, что этим кончится. Вся идея этой поездки с самого начала была идиотской!
        Барон спешился и бросился на помощь другу. Барса поразила его искренняя озабоченость и готовность вымазать в грязи свой великолепный наряд. Покачав головой, рыцарь соскочил с коня и отправился собирать дрова для костра.
        - 3 -
        - Вы можете смеяться, если хотите, но я точно знаю, что нечисть существует! - Убежденно втолковывал Барсу бакалавр Ференц Ракис, полулежа у шипящего потрескивающего костерка. - Я собрал массу фактического материала! Я опрашивал людей, я разыскивал свидетелей. У меня целый том одних статистических наработок. Я доказал существование магии! Да, да, не сомневайтесь! Я специально консультировался с профессиональными цирковыми фокусниками. Так вот, то, что у меня описано - не фокусы! Ну, хорошо, пусть я не сумел представить прямых доказательств. Но такое количество свидетельств - это что, не повод хотя бы назначить тему в разработку? А когда я заявляю об этом, меня выгоняют с факультета! Выгоняют! Как мальчишку-первогодка! И дают понять, что это, дескать, противоречит государственной политике. Государству не нужно существование магии! А если государству не нужна будет смена времен года, позвольте вас спросить? Ее тоже запретят?
        - Прискорбная история. А как это связано с вашей поездкой? - Поинтересовался Барс.
        - Эту идею подал Карл. Я не очень верю в то, что из этого что-нибудь выйдет, но хотя бы попробовать обязан. Видите-ли, мы хотим обратиться к Ордену Пламени. В конце концов, это ведь в их интересах - убедить общественность, что их политика оправдана реальными причинами, а не чьими-то амбициями. Возможно, нам удалось бы уговорить представителей Ордена провести какую-нибудь внушительную демонстрацию.
        - Зачем же тащиться в такую даль? Я слышал, у Ордена есть официальная миссия в столице.
        - Были мы там. - Пробурчал барон. - Чинуши, дипломаты. Не те люди, что нам нужны.
        - А вы полагаете, демонстрация, пусть даже весьма эффектная, смогла бы убедить ваших университетских мэтров?
        - Не уверен, - грустно признался Ракис. - Но попробовать бы стоило. Не могу же я сдаться просто так, верно?
        Барс поразмыслил.
        - Вам не приходило в голову, что для этого не обязательно ехать в Замок? - Спросил он задумчиво. - Достаточно найти одного Рыцаря, уговорить - или заставить - его продемонстрировать свои способности, и дело в шляпе?
        - Весь мой опыт, сударь, подсказывает - если хочешь чего-либо добиться, обращайся сразу к старшему. - Наставительно заметил Альгейм. - Иначе рискуешь попасть в ситуацию, м-м-м... недостойную. Трудно все же предположить, что нам удалось бы соблазнить Рыцаря Пламени деньгами. А уж заставить? Странная мысль.
        - Да и где ж его найдешь, - вздохнул Ракис.
        - Ну, можно, скажем, нанять людей, - Барс посмотрел на барона. - С вашим богатством, барон, и с вашими возможностями это было бы несложно, а готовность помогать другу вы продемонстрировали весьма похвальную. С Рыцарями, конечно, дело иметь рискованно, но можно предусмотреть определенные предосторожности, как-то обезопасить себя. Вы не рассматривали, барон, подобную идею?
        - Что-то я вас не очень понимаю, сударь, - нахмурился потомок Альгеймов. - Звучит так, будто вы что-то предлагаете, а что - не ясно. Будьте-ка любезны выразиться поточнее.
        - Я возьмусь сделать для вас эту работу. За определенную сумму, разумеется.
        - Какую работу?
        - Что ж, если вы настаиваете, назовем вещи своими именами. Я возьмусь за некоторую сумму - ее мы обговорим позднее - отловить и доставить вам Рыцаря Пламени. При этом я возьму на себя гарантии, что он не сможет причинить вам вреда. А уж как заставить его сотрудничать, будете решать сами.
        На некоторое время у костра воцарилась тишина.
        - Сударь, - заговорил наконец барон, и голос его подрагивал от сдерживаемого гнева. - Когда вы представились нам странным именем, похожим скорее на прозвище, я предположил, что вы - аристократ, имеющий веские причины настоящее имя скрывать. Теперь же я считаю, что вы либо бастард, позорище своего отца, либо вовсе безродный разбойник. Но как вы посмели предлагать мне - мне, Альгейму в двенадцатом поколении! - подобную бесчестную сделку! Возможно, похищение людей является вашей профессией - мне нет до этого дела. Но я не считаю возможным находиться далее в вашей компании. Будьте любезны покинуть нас. Впрочем, это ваш костер. Мы уйдем сами. Извини, Ференц, но нам придется это сделать; позволь, я помогу тебе подняться.
        - Может быть, у Ференца другое мнение? - Спросил Барс.
        - Я согласен с Карлом, - отозвался Ракис, морщась от попытки опереться на больную ногу. - То, что вы предлагаете, мерзко и недостойно. Даже ради науки я не опущусь так низко.
        Барс нахмурился. Оба попутчика, по его мнению, говорили совершенно искренне, а значит, либо были кристально честны и к похищению абсолютно непричастны, либо являлись выдающимися актерами, во что, по правде говоря, верилось с трудом. И вот теперь он совершенно испортил с ними отношения. А ведь идея казалась такой логичной. Да, прав был Пурим - опыта расследователя Барсу явно не хватало.
        - Вы меня неправильно поняли, - попытался он исправить положение. - Я вовсе не имел в виду кого-то похищать.
        - Как же еще, позвольте спросить, вас нужно было понять? - Едко поинтересовался барон. - Не бойтесь, я не побегу докладывать гвардейцам. Доносчики мне не менее мерзки, чем разбойники. Но от своего присутствия мы вас избавим.
        - Оставайтесь. Я уйду сам.
        - Благодарю, но в вашей милости не нуждаюсь. Мы сможем продолжить путь.
        - Ваш друг Ракис свалится в первую лужу.
        - Это не ваши проблемы, сударь.
        Барс вздохнул.
        - Ваше упрямство достойно уважения, барон. Ладно, слушайте: я смогу вам все объяснить. Дело в том, что я сам - рыцарь Пламени.
        - Вот как? - Поднял брови барон. - И вы можете это доказать?
        Барон оказался весьма недоверчив. Барсу пришлось последовательно предъявить: татуировку, черный меч и в конце концов - черный доспех с пробегающими по поверхности отблесками пламени. Когда Барс восстанавливал доспех из ``черепков'`, Ракис, забыв о больной ноге, навис над рыцарем, буквально приклеившись носом к его рукам; потом общупал и обстукал доспех.
        - Ну, если это их не убедит, то они просто сборище старых идиотов! - Удовлетворенно заключил бакалар, закончив осмотр. - Весьма эффектно, но самое главное - все можно проверить, измерить и пощупать! Мы исключим саму возможность обвинения в шарлатанстве!
        - Подожди, Ференц, не торопись, - охладил пыл ученого барон. - Итак, сударь Барс. Кстати, это действительно ваше имя?
        - Другого не имею.
        - Так вот. Вы доказали, что являетесь Рыцарем Пламени. Объяснитесь теперь, в чем был смысл вашей странной эскапады. Означает ли это, что вы согласны ехать с нами в Умбру?
        - В Умбру я ехать не собираюсь, - признался Барс.
        - А что может вас переубедить? - Встрял Ракис.
        - Помолчи, Ференц. Итак, я все еще не понимаю вашего поведения.
        - Видите ли, в Сантии меня пытались похитить. - Со вздохом объяснил Барс.
        Барон сощурился.
        - И вы, услышав нашу историю, предположили, что мы можем быть к этому причастны?
        - Приношу вам свои извинения, барон.
        - И решили попробовать нас спровоцировать?
        - Вы необычайно проницательны.
        Несколько мгновений барон молчал, напряженно глядя на Барса, потом нахмурился - и вдруг губы его неудержимо скривились, лицо перекосилось, и достойный представитель аристократической фамилии огласил поляну и молчаливо внимающий лес раскатистым, заразительно искренним громовым хохотом.
        Барс облегченно перевел дыхание. Он очень опасался, что барон полезет в ссору, начнет хвататься за свою игрушечную шпагу - для гонора потомка Альгеймов, похоже, авторитетов не существовало, в том числе даже авторитета Ордена Пламени. В общем, барон Барсу нравился.
        - По крайней мере, похитители получили по заслугам, я надеюсь? - Отсмеявшись, спросил барон.
        - Несомненно. Как вы совершенно верно заметили - по крайней мере.
        Барон принял серьезный вид.
        - Ну что ж, сударь. Если бы вы были лучше знакомы с историей рода Альгеймов, я был бы вынужден считать вашу промашку оскорблением. Но ваша очевидная непросвещенность вас в некоторой мере оправдывает. Я принимаю ваши извинения. А кроме того, надо признать - ваша идея была остроумной.
        Барс поклонился.
        - Хотя и мальчишеством.
        Барс развел руками.
        Барон помялся, потом добавил:
        - В свою очередь, приношу вам извинения за высказанные мной оскорбления.
        - Не стоит извинений.
        - Если вы закончили расшаркиваться, я могу, наконец, прилечь? - Брюзгливо поинтересовался бакалавр.
        ***
        Ракис не оставил своих попыток убедить Барса ехать в Умбру. Рыцарь сначала отнекивался, потом просто отмалчивался. И наконец изложил бакалавру свое мнение об этой идее.
        - Я вас уверяю, Ракис, если, как вы говорите, государству не нужно существование магии, то магия в государстве существовать не будет, и никакие демонстрации этого не изменят. Ну, переубедите вы пяток ученых лбов, ну, десяток. Полагаете, они с легкостью откажутся от своего положения, от привилегий и понесут в народ свет истины? Не смешите меня. Да и не нужно никому это подвижничество. Меня гораздо больше интересует вопрос - а почему, собственно, государству не нужно существование магии? И кому конкретно оно не нужно?
        - И кому, как вы полагаете?
        - Если б я знал. Возможно, кому-то мешает наш Орден. Впрочем, Ракис, Ордену и прежде случалось переживать плохие времена. Ерунда все это. Наша проблема - нечисть, а вся эта политика - как накипь на чайнике: и не избавишься от нее, и мешает не сильно.
        - Да вы истинный фаталист, Барс. Мне бы ваше спокойствие.
        - Дело опыта.
        - У меня такое впечатление, что ваш Орден вообще не стремится афишировать свои возможности. Почему?
        - Это другая сторона проблемы, Ракис. Нас и так боятся, а вот это уже мешает. Я сталкивался даже с такими мнениями, что не то нечисть является делом рук Ордена, не то мы сами - нечисть не лучше прочей. И эти мнения довольно распространены.
        - Весьма серьезная проблема, - согласился бакалавр. - И весьма странно соотносится с полным отрицанием магии на государственном уровне. Полагаю, мне все же необходимо пообщаться с руководством вашего Ордена.
        - Это долгий путь, Ракис.
        - Вот-вот починят нашу карету, - вмешался в разговор барон.
        - Вы действительно рассчитываете проехать по Долгиновскому тракту в карете? - Удивился Барс. - В эту пору года?
        - Разве дальше дорога не становится лучше?
        - Она становится хуже, барон. Если хотите знать мое мнение, доедете вы в лучшем случае до следующей колдобины.
        - Нам необходимо попасть в Замок. - Твердо заявил Ракис. - Теперь я от этого дела так просто не отступлюсь.
        - Скоро зима, а у вас больная нога.
        - С моей ногой ничего серьезного. Уверен, через несколько дней я смогу держаться в седле.
        - Я видел, как вы ездите верхом.
        - Тем не менее я объездил пол-Арсании.
        Барс посмотрел на ученого с уважением.
        - В таком случае, я вижу один выход. Оставить карету на постоялом дворе, купить седла, взять из вещей только самое необходимое. И ехать верхом.
        - Надо - значит, надо, - Жизнерадостно заявил барон Альгейм. - Один из моих предков верхом добирался даже до Таоса.
        - Очень смело с его стороны, - заметил Барс, проживший в Таосе весь предыдущий год.
        - Вы согласитесь быть нашим проводником, Барс? - Спросил Ракис.
        Барс окинул взглядом всерьез загоревшихся новой идеей приятелей и усмехнулся.
        - Куда же я теперь от вас денусь. Надеюсь, нам все же удастся успеть до начала зимних бурь.
        - А если не удастся? - Насторожился барон.
        - Тогда поедем в бурю.
        - А это очень страшно?
        - Не для потомка двенадцати поколений Альгеймов, барон.
        - Что-то подсказывает мне, что вы надо мной смеетесь.
        - Как можно, барон. Вы мне просто симпатичны.
        - Благодарю, мой друг.
        - 4 -
        Дорога между столицей Арсании, Умброй, и вторым по величине городом - Дарсом - была, несомненно, самой благоустроенной дорогой королевства. Широкая, прямая и идеально ровная, она представляла собой шедевр строительного мастерства и неизменно поддерживалась в отличном состоянии. Причиной создания этого совершенства послужила традиция, сложившаяся в давние времена и неуклонно с тех пор поддерживавшаяся. Дважды в год королевская семья следовала по этой дороге из Умбры в Дарс и обратно: осенью - чтобы поприсутствовать на ежегодном осеннем турнире фехтовальщиков, проводившемся на огромной крытой арене Дарса (ее было принято называть просто Ареной - с большой буквы), и весной - чтобы посетить турнир поэтов, менестрелей и сказителей в Дарсийском Поющем дворце. Предметом особой гордости арсанийских патриотов являлся тот факт, что турниры проводились с неизменной регулярностью даже во время длившейся почти пятьдесят лет и закончившейся в начале века Южной войны, и ни разу за это время королевская семья не пропустила праздник.
        Готовить дорогу к проезду королевского кортежа начинали задолго. Ее заново ровняли огромными скребками, каждый из которых тащила шестерка лошадей, подсыпали привезенной из карьеров гранитной крошкой, укатывали при помощи гигантских тяжелых барабанов. Движение на дороге перекрывалось; обычным путешественникам приходилось довольствоваться объездными путями. Перед самым проездом кортежа по обочинам дороги выставлялись рядами мощные масляные фонари. Гвардейские части держали вдоль дороги оцепление, не позволяя жаждущим хоть одним глазком глянуть на проносящийся мимо выезд подходить слишком близко к дорожному полотну.
        Королевский кортеж мчался днем и ночью, останавливаясь только для смены лошадей. Впереди в легком открытом возке, запряженном тройкой лошадей, стоя, держась одной рукой за обвитый лентами двухметровый витой посох, ехал человек, исполнявший роль герольда. Герольды сменялись на каждой станции, но за честь проехать несколько часов впереди кортежа молодые люди из числа доверенных семей боролись по пол-года. Возок герольда украшался колокольцами, а в темное время суток или при плохой погоде по бортам его зажигались фонари. За возком следовал разъезд гвардейцев Королевского полка, с горнистом, знаменами и при полном параде. Подменные разъезды высылались вперед кортежа заранее и сменяли друг друга прямо на полном ходу, эффектно перестраивались и церемонно передавали знамена, демонстрируя великолепную выездку и слаженность действий.
        Гвардейский разъезд уже скрывался вдали, когда на дороге появлялась вереница экипажей. Восьмерные упряжки влекли богато отделанные, странной конструкции кареты: необычайно длинные, на восьми или даже двенадцати колесах, они казались скорее отправившимися по какой-то иронии неведомых сил в путь домами. И действительно, каждая карета вмещала в себя спальный отсек, салон и умывальню, содержащую некоторые необходимые в дороге удобства. Это и был королевский поезд, растягивавшийся порой почти на милю в длину и скрывавший за занавешенными тяжелой парчой окошками королевскую семью и значительную часть двора. Завершал кортеж еще один гвардейский разъезд.
        Для Алины выезд в Дарс на турнир всегда был долгожданным событием, но в этом году - особенно. И не только потому, что ей предстояло вручать кубок победителю. Был и более весомый повод для волнений: Клавдий Мор, лейтенант Королевской гвардии, собирался принять участие в турнире.
        Алина не забыла его поражения на тренировочной площадке и, будучи девушкой практичной, намеревалась принять ряд мер, чтобы этого не повторилось. В частности, она подлизалась к Бертраму, первому клинку Королевской гвардии, и, чередуя убеждение с задабриванием, отговорила его от участия в турнире. Старый солдат похмыкал в усы, чему-то хитро улыбнулся и наконец признался, что для турниров действительно, пожалуй, староват. Удалился он, покачивая головой.
        Затем Алина тщательно изучила турнирную сетку и по возможности навела справки о каждом из заявленных бойцов. Она не жалела времени, выспрашивая у кого только могла об их сильных и слабых сторонах, привычках, предпочтениях, прошлых боях и знаменитых ударах. Помогало ей то, что Алина и прежде живо интересовалась всем связанным с боевыми искусствами. К моменту выезда в Дарс принцесса уже имела весьма солидную подборку информации.
        Всю дорогу Алина усердно просчитывала варианты. Знаменитые бойцы, фавориты соревнований, представляли серьезную проблему, но таким мэтрам фехтования в крайнем случае не стыдно и проиграть. Еще несколько соперников из числа Королевских гвардейцев беспокойства у Алины не вызывали: двое самых сильных из них неожиданно сняли свои заявки, остальные же хоть и были хороши, но препятствием к победе Мора не являлись. Больше всего волновали Алину ``темные лошадки'': бойцы, о которых ничего не известно, и те, что пока не подали заявок, но сделают это в день начала турнира. Особенно - приехавшие из-за границ королевства, с непривычным оружием и подчас совершенно незнакомой техникой боя. Алина решила позаботиться, чтобы Мор не встречался с ``темными лошадками'' - хотя бы на первых этапах соревнования. И еще разведать все, что возможно. И на все это - сутки между прибытием в Дарс и началом турнира! Никогда еще дорога до Дарса не казалась принцессе такой длинной.
        В Дарсе она сразу развила бурную деятельность. К счастью, в толчее и суматохе, связанной с размещением и обустройством двора, никому не было дела до юной принцессы, и Алина была предоставлена сама себе. Прямо в дорожной одежде она носилась по дворцу, находила нужных людей, заводила светские беседы, легко переводила разговор на турнир. Она охотно, разыгрывая легкое смущение, рассказывала всем желающим слушать, как взволнована тем, что ей предстоит играть роль ``дамы турнира'', как озабочена связанной с этим высокой ответственностью. После этого ее пристальное внимание к деталям устройства турнира воспринималось, как правило, благожелательно, а робко сделанные предложения вызывали отношение покровительственно-снисходительное (на что Алине было наплевать), зато некоторые из них одобрялись (что было важно). Сделав, что могла, во дворце, Алина отправилась в штаб турнира в Арену. Оказалось, как ни странно, что большинство вопросов гораздо проще решать на нижнем уровне: местные распорядители-дарсийцы, не будучи приближенными ко двору, к особам королевской крови относились трепетно и внимание юной
принцессы ценили гораздо больше, чем какие-то малозначащие детали будущего турнира. Мысль, что принцесса может действовать по собственной инициативе, не одобренной старшими членами семьи, им, по-видимому, просто в голову не приходила. Самой значительной победой Алины на этом поприще было отстранение заявки одного из безусловных фаворитов. Алина помнила его по предыдущим турнирам - отвратительный, мрачный тип, и жестокий к тому же, он ей вовсе не нравился. Стоило всего лишь в непринужденной беседе невзначай выразить сомнение в его благородстве! Окрыленная успехом, Алина долго размышляла, не попробовать ли ей провернуть похожий фокус в отношении одной из иностранных делегаций, но все же не рискнула: тут потребовалось бы приплетать политику, а принцессе вовсе не хотелось ненароком начать какую-нибудь войну.
        За этими хлопотами день пролетел незаметно, и уже наступили ранние осенние сумерки, когда Алина задумалась, как же она будет возвращаться во дворец. Днем этот вопрос ее не волновал совершенно: озабоченная предстоящими делами, она просто пролетела по многолюдным улицам, завернувшись в плащ, неотличимая от множества горожанок, гуляющих вдоль вереницы разнообразных лавок или спешащих по делам. Но теперь ей пришло в голову, что одно дело ходить по улицам при свете дня, и совсем другое - когда вот-вот станет совсем темно и улицы опустеют. Не то что бы она боялась - нет, такого предположения Алина даже допустить не могла - но городские улицы всегда были для принцессы неизведанной землей со своими таинственными правилами. Попасть сейчас в какую-нибудь идиотскую ситуацию - что могло бы быть глупее!
        Алина поразмыслила, не обратиться ли с этой проблемой к кому-нибудь из распорядителей, но это могло вызвать ненужные вопросы и нанести урон ее тщательно создававшемуся образу. Принцесса уже приняла решение просто приказать одному из младших служащих доставить ее во дворец - если держать себя достаточно непринужденно, авось пронесет и никто этим сильно не заинтересуется - когда на первом этаже административного здания Арены увидела Клавдия, увлеченно беседующего с одним из распорядителей. Это было подарком судьбы: решался вопрос возвращения во дворец, но главное - это была великолепная возможность поделиться с Мором кучей кропотливо собранной информации. Надо было только дождаться, пока лейтенант останется один.
        Алина уже теряла терпение, а разговор все продолжался; наконец собеседники раскланялись и лейтенант двинулся к выходу. К досаде Алины, распорядитель остался на месте. И он знал ее в лицо! И конечно, захочет проводить до экипажа. Лейтенант был уже в дверях. Алина закусила губу. Мысли заметались. А если завернуться в плащ? Узнает ли ее распорядитель? Или это вызовет подозрения, и ее схватят как воровку? Может ли быть в здании посторонняя женщина в плаще?
        Мгновения уходили, лейтенант удалялся, а Алина никак не могла принять решения. И тут - когда уже было почти поздно - распорядитель повернулся наконец и направился вглубь по коридору, пройдя в двух шагах от прячущейся за колонной Алины. Не теряя времени, принцесса двинулась к дверям. Стражники отсалютовали ей, и она наконец-то оказалась на погруженной в темноту улице города. К ее ужасу, лейтенанта нигде видно не было. Какое-то мгновение Алина в растерянности стояла на крыльце. Она вдруг обнаружила, что готова даже вернуться обратно, пройти через все неприятности объяснений со служащими, лишь бы не оставаться наедине с этими молчащими темными улицами. Но вдали в квадратике тусклого, падающего из окна света мелькнул гвардейский эполет, мгновение слабости прошло, и Алина бросилась туда, на бегу поплотнее запахивая плащ.
        Она мчалась по мощеной улице, громко стуча каблучками о брусчатку и уже запыхиваясь, когда в глубокой тени возле одного из домов что-то шевельнулось, зашипело, сгустком темноты выплеснулось прямо под ноги Алине. Сердце ёкнуло, проваливаясь в какую-то бездонную дыру; Алина шарахнулась, споткнулась о что-то мягкое, зашипевшее в ответ, почти теряя сознание от ужаса, вылетела на середину улицы, увидела впереди смутный силуэт человека и, забыв о всех своих прежних опасениях, с отчаянным визгом бросилась прямо к нему.
        - Ваше высочество? Что Вы здесь делаете?
        - Ох, Клавдий, - пробормотала Алина, тяжело дыша и почти не сознавая, что несет. - Какое счастье, что это вы.
        - Вам кто-то угрожает? Как Вы здесь очутились? Да что вообще происходит, позвольте спросить?
        - Ох, Клавдий, - повторила Алина и, слегка опомнившись, добавила:
        - Лейтенант Мор.
        Она немного отдышалась; страх куда-то уходил, оставляя по себе только смутные воспоминания.
        - Ничего страшного, в общем-то, не произошло, - сказала она наконец. - Я чуть-чуть испугалась; там было что-то живое в темноте и выпрыгнуло мне прямо под ноги. Возможно, кошка. Не случись это столь неожиданно, я бы никогда себя так не повела. Все уже прошло, и вообще не стоит об этом говорить.
        - Но, Ваше высочество. Что вообще Вы делаете на улице, да еще в темноте?
        - У меня были дела. - Гордо заявила Алина, отстраняясь от Клавдия и выпрямляя плечи. - Я ведь буду Дамой турнира, вы разве не знаете? Я была в Арене.
        - Одна? Без экипажа, без сопровождения?
        Алина недовольно поморщилась.
        - Так было надо. А вы, лейтенант Мор, лучше не вопросы задавайте, а слушайте. У меня много чего есть вам рассказать. И можете заодно проводить меня до дворца.
        - Слушаюсь, Ваше высочество, - как-то не очень весело ответил лейтенант.
        - Итак. В первом туре вы встречаетесь с Тобосом из Кеоры. Его оружие - прямой меч, и у него есть привычка...
        Алина говорила и говорила, деловито выкладывая кропотливо, по крохам собранную информацию, и не сразу заметила, как нахмурился лейтенант. Поэтому, когда он вдруг резко остановился прямо посреди улицы, она прошла еще несколько шагов и только тогда обернулась, недоуменно спросила:
        - Ну что же вы?
        - А зачем вы мне все это говорите, Ваше высочество? - Каким-то нехорошим, непривычным голосом поинтересовался Мор.
        Алина растерялась.
        - Ну как же. Вам ведь нужно это знать, правда?
        - Зачем?
        - Затем. Что за глупость? Вы же хотите победить на турнире?
        - Допустим. А вы?
        - Что я?
        - Вы очень хотите, чтобы я победил?
        Алина смутилась, и потому ее голос прозвучал особенно звонко:
        - Это нескромный вопрос, лейтенант. Но я отвечу: да, мне будет приятна победа Королевского гвардейца.
        - Любого?
        - Простите?
        - Я спрашиваю, любого гвардейца? И если да, почему сняли свои заявки трое лучших бойцов Королевской гвардии?
        - Откуда я знаю, - Алина фыркнула и отвернулась.
        - А вот мне кажется, что я теперь знаю, - зло сказал лейтенант, и глаза его сощурились. - Что Вы делали в Арене, Ваше высочество? Продолжали расчищать мне дорогу?
        - Как вы смеете!
        - Я смею? Я себе места не нахожу, все гадаю, почему весь гарнизон при виде меня начинает хитро ухмыляться! Вы, надо полагать, считали это хорошей идеей - выставить меня на посмешище? Да я не знаю, как в казармы вернуться после этого! К кому Вы обращались? Говорили с капитаном, надо полагать? С кем еще? Хотя, какая разница! Расписание моих боев! Такой благоприятной сетки никому не выпадало, наверное, с основания турнира! И этот хихикающий чинуша в Арене! Ваших рук дело, а? Вы подсуетились?
        - Вы... Вы наглец! Думайте, что говорите!
        - Думать? О, я думаю. Я думаю, что вы заигрались, Ваше высочество. Решили от кукол перейти сразу к живым людям? И не пугайте меня - мне, похоже, в Королевском полку все равно не оставаться, так что я уж скажу вам все, что думаю, а вы поступайте, как знаете. Так вот, я думаю, что вы просто маленькая избалованная эгоистка, для которой чувства, гордость других людей ничего не значат. Вы хоть понимаете, что уничтожили меня, смешали с грязью? Что этот турнир! Я завтра же сниму заявку, первым делом, с утра. Но дальше? Сколько людей были свидетелями вашей безумной активности, Ваше высочество? Сколько еще в курсе? Смогу я хоть когда-нибудь чего-нибудь достичь - и не услышать этого мерзкого шепотка за спиной?
        Алина из последних сил сдерживала слезы; она боялась, что если позволит прорваться наружу хоть слезинке, то взорвется водопадом рыданий. Нет, только не это, только не рыдать перед ним - лучше умереть.
        - Как вы можете. - Проговорила она слабым голосом - слезы давили на язык, мешая выговаривать слова. - Это же все... ради вас.
        - Ищите себе другие игрушки, Ваше высочество, - поклонился лейтенант.
        Алина не помнила, как попала в тот вечер во дворец. Очевидно, ее все же привел Мор, но все, что было после ссоры, исчезло из ее памяти. Пришла в себя она уже в спальне и рыдала на кровати до утра.
        Открытие и первые два дня турнира Алина пропустила, сказавшись больной. На третий день принцесса появилась в Королевской ложе и выглядела слегка бледной, но необычайно величественной. Все гости турнира были впечатлены вдохновенным достоинством и королевской статью юной принцессы.
        На турнире победил таосийский боец, выступавший с двумя изогнутыми короткими саблями. Когда Алина вручала ему кубок, она мило улыбалась.
        Глава V.
        - 1 -
        Антрацитово-черный валун, формой слегка напоминающий лежащего на боку медведя, ярко выделялся посреди занесенной снегом равнины. Снега намело много, коню по бабки, но на шероховатой поверхности камня не было ни снежинки.
        - Почти приехали, - сказал Барс, спрыгивая с коня и похлопывая ладонью по бархатистому боку черного камня. - Отсюда до самогС Замка - миль шесть, не больше.
        Камень в ответ на прикосновение рыцаря глухо зарокотал.
        - Это еще что? - Слегка испуганно спросил барон.
        - Это - Страж. - Барс улыбнулся. - Он меня узнал и приветствует - как умеет, конечно.
        - Вот как? А как бы он нас приветствовал, если бы мы были одни?
        - Да никак. Просто в Замке узнали бы, что едут чужие. Стражи - они мирные.
        - Умгм. Магия, разумеется. - Сказал барон тоном человека, этой самой магией донельзя пресыщенного.
        - Реликт древних времен.
        - Господа, - покашливая, подал голос Ракис, - это все, безусловно, очень интересно, но может быть, продолжим путь?
        - Как, Ференц? - изумился барон. - Ты не хочешь даже взглянуть на магический валун?
        - Я охотно взгляну на этот магический валун, и на другие тоже, как только станет немножко потеплее. Ох, Карл! Да у меня сейчас руки-ноги поотваливаются! Этот камень, я надеюсь, никуда отсюда не денется!
        - Вообще-то, они перемещаются, - задумчиво заметил Барс.
        - Ох, Мать-покровительница всех студентов! Вы меня разыгрываете, Барс?
        - Вовсе нет.
        - А что это глазки у вас так хитро заблестели? Барс, если вы меня разыгрываете, немедленно признавайтесь. Имейте в виду, если сейчас я слезу с этой лошади, сегодня я на нее уже больше не сяду! Я после позавчерашней бури еще не оттаял!
        - Тогда не будем рисковать, - согласился Барс, легко вскакивая в седло.
        - Так вы меня надули? Нет, вы уж объясните мне, пожалуйста. Я не понял - так они все-таки двигаются или нет?
        - Не волнуйтесь, бакалавр. Они никогда не уходят далеко.
        Озадаченный бакалавр еще долго крутил головой и оглядывался.
        Вот уже несколько дней путники двигались по равнине, примыкающей к Килленийским хребтам. На востоке горизонт щетинился островерхими льдисто-снежными пиками; к северу горы немного сглаживались, заворачивали навстречу путникам невысокие, изъеденные ветрами отроги. Где-то среди этих отрогов и находилась долина, с трех сторон обнесенная зубчатой стеной, заполненная мрачноватого вида постройками - очень древними, из темного, грубо тесаного камня и относительно новыми, в которых угадывались знакомые архитектурные стили; объединяла их несомненная функциональность. С четвертой стороны долину венчала невероятных размеров и совершенно немыслимой высоты монолитная Башня. Все это - от зубчатых стен до Башни - и было местом, которое Барс называл домом. Замок Ордена Пламени.
        Путь, который рыцарь вместе с двумя спутниками проделал от места памятной встречи на Долгиновском тракте до Килленийских предгорий, нельзя было назвать легким, но Барс считал его благополучным - уже просто потому, что они все-таки добрались. Разумеется, дорога заняла чуть не в два раза больше времени, чем могла бы. Разумеется, спутники Барса умудрялись влипать - вместе и поочередно - во все те мелкие (и не очень) неприятности, которыми грозит дорога путникам, не приспособленным к длительным верховым переходам и ночевкам в лесу. Спектр проблем колебался от стертых бедер и застуженных поясниц до случая, когда Ракис ночью отошел от бивака помочиться и всерьез заблудился на обратном пути. Барс искренне радовался, что удалось отговорить барона брать с собой в путешествие лакея - все же одной проблемой меньше.
        Когда на землю плотно лег снег, путников стали беспокоить волки - пока не очень наглые, они, тем не менее, пугали лошадей и действовали на нервы попутчикам Барса. Пришлось распределить дежурства и караулить всю ночь, поддерживая огонь. В свою очередь, это потребовало более ранних остановок - чтобы успеть собрать дрова и более поздних побудок - поскольку спутники Барса, откровенно не высыпаясь, днем сильно рисковали выпасть из седла. В конце концов Барс не выдержал и объявил, что будет дежурить сам, используя магию. Это подействовало, хотя и было - в том, что касалось магии - чистейшим враньем: Барс просто отвязывал на ночь Шторма и тихонько кимарил, вполуха прислушиваясь к ночным звукам. Этот вариант он предлагал и раньше, но доверить свою безопасность тренированному чутью опытного боевого коня попутчики Барса не соглашались; магии же почему-то доверять были готовы. Днем Барс временами ненадолго задремывал в седле. Потерять направление он не боялся: на этом расстоянии рыцарь уже чувствовал Башню.
        Однако Барс признавал, что кроме ожидаемых неприятностей спутники принесли ему и нежданные удовольствия. Они оказались яркими и - каждый по-своему - интересными собеседниками. За преувеличенной въедливостью Ракиса скрывался острый ум, демонстрирующий порой совершенно неожиданные по смелости суждения. Кроме того, несмотря на постоянное ворчание и неиссякающий поток жалоб, ученый имел достаточно мужества, чтобы не быть обузой на переходах, а на привалах браться за любую тяжелую работу - как бы не был вымотан за день. Что же касается барона, Барс быстро пришел к выводу, что его снобизм - скорее привычная маска, над которой сам барон не прочь был порой посмеяться. Карл Альгейм находил некое изощренное удовольствие в том, чтобы казаться глупее, чем есть, и трусливее, чем есть, но эта странная блажь сочеталась в нем с честностью, прямодушием и редкой отзывчивостью. Кроме того, барон был просто феноменальным лентяем и обладал своеобразным чувством юмора.
        С погодой путникам повезло: хотя снег и лег довольно рано, он не принес с собой тех обжигающих ветров и снежных бурь, которых опасался Барс. Удивленный нехарактерным для этой местности затишьем, рыцарь как-то заметил, что ``сумасбродам даже погода подыгрывает'`.
        - Не погода, - важно поправил Барса барон. - Сумасбродам, как известно, подыгрывает сама судьба.
        Потом помолчал и, поморщившись, добавил:
        - Впрочем, в нашей местности почему-то принято говорить - дуракам. Но я никогда не считал это правильной трактовкой.
        Серьезную бурю путешественникам довелось пережить только одну. Правда, к этому моменту они уже выехали из леса на открытую местность, и впечатлений им хватило надолго. Пик бури пришлось пережидать, уложив лошадей в снег и обмотав им головы мешками. Лежа за лошадиными крупами, путники обрастали снежным одеялом - пока Барс не решил, что ветер стих достаточно и двигаться дальше безопасней, чем продолжать лежать. Еще долго они ехали цепью, соединив уздечки одной веревкой; кони ученого и барона с мешками на мордах вслепую шли за Штормом. В этом приключении лошадь барона подстудила легкие. К счастью, до Замка оставались считанные дни пути.
        Замок открылся взгляду, как всегда, неожиданно. Вот только что вокруг расстилалась привычная равнина, слегка взрезанная цепочками пологих холмов - и вдруг за холмами развернулась панорама долины, окруженной скалистыми пиками и увенчанной Башней.
        - Ох, ничего ж себе, дух тебе в печенку! - Высказался барон.
        - Не понимаю, - изумился Ракис. - Этакую громадину мы должны были видеть уже много дней. Или это какой-то оптический обман?
        Барс только пожал плечами. Он был рад, что снова вернулся - несмотря ни на что.
        Послушник, крутивший открывающий ворота барабан, посмотрел на Барса и его спутников с интересом, но первым с рыцарем не заговорил - как и было положено по этикету.
        - Найди Барата, - сказал ему Барс. - Пусть посмотрит вон того гнедого, он кашляет. И теплую попону ему сразу же.
        - Попали в бурю третьего дня? - Обрадовался возможности поговорить послушник.
        - Именно.
        - А мы уж думали, до весны больше никто не приедет.
        - Тебя как звать?
        - Кальвин.
        - Поторопись, Кальвин. Жалко конягу. После поговорим.
        - Бегу, господин...?
        - Барс.
        О Барсе послушник, похоже, что-то слышал - глаза его заблестели.
        - Уже бегу.
        ``Этого Башня уже ждет'`, - глядя вслед послушнику, вдруг подумал Барс и тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли.
        Через гостевой двор вовсю спешил человек, из-под плотной шерстяной накидки виднелись ярко-желтые полы длинной мантии.
        - Барс! - Закричал он еще издалека. - Наконец-то соизволил явиться, бродяга! Мы уже решили, что ты где-то крепко застрял.
        - Ничего серьезного. - Улыбнулся Барс. - Рад видеть тебя, Сорш. Какие новости?
        Сорш поморщился.
        - Давай о новостях попозже. Тебя ждут в Доме, так что пошевеливайся. А эти люди с тобой? Представь меня.
        - Пожалуйста. Сорш Эгер, Желтый Магистр Ордена Пламени. Барон Карл Альгейм, из западных Альгеймов. Ференц Ракис, бакалавр метагностических наук из Умбры.
        - Вот можете же все нормально выговорить, когда хотите, - пробурчал Ракис.
        - О чем это он?
        - О названии своего факультета, - вздохнул Барс. - Оно мне долго не давалось.
        - Охотно верю. Барс, тебе и правда надо поторопиться. Я позабочусь о твоих гостях.
        - 2 -
        Бранигал Сэвиш, Алый Магистр Ордена и член Совета, был очень стар. Лишь двое членов Совета превосходили его по возрасту; сам Верховный Магистр был намного моложе. Тем не менее Бранигал был быстр в движениях, крепок телом и лишь немного сед в висках. Незнакомый с Магистром человек дал бы ему при первой встрече лет сорок-сорок пять - пока не встретился бы с тяжелым взглядом холодных серых глаз, а тогда, поежившись, мог бы дать и сотню. Впрочем, и в этом случае он был бы далек от истины: на самом деле Магистр Бранигал разменял уже седьмую сотню лет. Прежде Бранигал был Рыцарем. Почти три века назад он участвовал в подавлении печально известного Зангарского прорыва - тогда там погибли восемнадцать Рыцарей. Вернувшись живым, Бранигал навсегда снял доспех и одел алую мантию Магистра. Чуть больше пятидесяти лет назад Бранигал имел возможность быть выбранным Верховным Магистром, но объявил о своем решительном отказе и продолжал носить алую мантию. Именно Бранигал в свое время добился для Барса разрешения войти в Башню, не дожидаясь установленного возраста. Теплых чувств Барс к Магистру не испытывал, но
относился к нему с уважением.
        Бранигал встретил Барса, сидя в глубоком кресле у жарко растопленного камина. Рядом стояло второе кресло - пустое.
        - Явился наконец, - проворчал Магистр, грея руки у огня. - Можно подумать, ты от Сантии пешком шел.
        - У меня были интересные попутчики.
        - Вот как? - Скептически проронил Бранигал. - В другой раз расскажешь. Садись. Дело есть.
        - Было что-то от Пурима? - Спросил Барс, усаживаясь в кресло.
        - Было и от Пурима. Но тебя сейчас должно волновать не это.
        Барс поднял брови.
        - Что тогда?
        - Подбрось-ка еще дровишек. Холодно мне.
        Бранигал молчал, пока Барс подбрасывал в пылающий огонь сухие поленья и поправлял их длинной кочергой.
        - Все, что произошло с тобой в Сантии - эпизод поучительный, но мелкий, - заговорил наконец Магистр. - Что попался - сам виноват, что выбрался - хорошо. Сделай выводы и больше к этому не возвращайся.
        - Что кто-то отлавливает Рыцарей Ордена - это так, мелочь?
        - Мелочь. - Веско припечатал Бранигал. - Не мелочь, если Рыцари Ордена позволяют себя отлавливать, но об этом я сейчас говорить не стану. А люди, не любящие Орден, всегда были и всегда будут. Или тебе всенародной любви захотелось?
        Не дождавшись ответа, Магистр заключил:
        - Размяк ты, Барс. Раньше злее был. Я, старый дурак, радовался, что ты оживаешь - а ты размяк. Попутчиков вон каких-то приволок. Бабу не завел еще бочок греть? Ладно, все, эта тема закрыта. Скажи мне теперь - за какое время ты сможешь добраться до Северной Кеоры?
        - В это время года? Месяц, не меньше.
        - Ох, размяк. Нет у тебя месяца. И трех недель нет. Если за две - тогда успеешь, а больше... там каждый день на вес золота.
        - Ближе никого нет?
        Бранигал скривил губы.
        - Почему же, есть. Наших туда уже человек двадцать отправлено. Но они не справятся.
        - Двадцать?
        Барс снова принялся шуровать кочергой в камине - ему внезапно тоже стало холодно.
        - Что же там такое, в Северной Кеоре? - Спросил он тихо.
        - Там старый прорыв. Знаешь, что это такое?
        Барс молча кивнул.
        Старый прорыв был извечным кошмаром каждого Рыцаря. Из открытого отверстия нечисть лезла непрерывно. Не уничтоженная сразу, она набирала силу, приобретала неожиданные магические свойства. Обычно прорыв или серия точечных разрывов, что бывало чаще, зарастали, как только была уничтожена вся попавшая ``на эту сторону'` нечисть; соответственно, чем больше ее успевало вылезти, тем труднее становилось закрыть прорыв. Как ни странно, меньшую проблему в такой ситуации представляли крупные твари: они хоть и обладали приличной свободой передвижения, но и отслеживались довольно легко. Мелочь предпочитала не удаляться от отверстия, но рано или поздно неизбежно начинала ``выдавливаться'` из области прорыва прибывающими полчищами нечисти. И пока оставалась в живых хотя бы одна, пусть даже самая ничтожная тварь, канал продолжал действовать. Потому-то на точечный прорыв, изначально закрываемый без особых усилий любым новичком, через пару недель уже приходилось идти двоим-троим ветеранам. Но еще хуже было другое. Ткань пространства вокруг отверстия со временем как бы истоньшалась; это провоцировало новые и новые
прорывы, с каждым разом все более мощные и обширные.
        - К счастью, местность там гористая, - заговорил Бранигал. - Людей немного, живут кланами. Городов нет. По нашим оценкам, ареал прорыва сейчас - примерно пятьдесят квадратных миль. Учитывая плотность населения, это несколько сотен жертв. Эпицентр - на склоне хребта, поблизости от селения Ганим.
        - Мощность?
        - На момент прорыва - четвертой категории.
        - Давность?
        - Тебе повезет, если успеешь до вторичных прорывов.
        - Регионального уровня.
        - Не меньше.
        Барс длинно и со вкусом выругался.
        - Что-то новенькое, - заметил Бранигал.
        - Жизнь такая. Как же это прошляпили-то?
        - Не тебе спрашивать. Не ты ли годков этак восемь назад полез в одиночку закрывать прорыв четвертой категории в Суфии?
        - Не было тогда никого поблизости. Стал бы ждать - не успели бы.
        - Рассказывай кому другому эту сказку. Злость ты срывал - вот и все твои рассчеты. Только тебе тогда повезло - и вот ты герой, и в учебнике твой бой расписан по минутам.
        - Не знал.
        - Сорш постарался. Сколько он тебя тогда выспрашивал?
        - Месяц мучал.
        - Ну вот. Только Краску, в отличие от тебя, не повезло. И теперь мы имеем большую проблему.
        - Краск?
        - Из молодых. Ты его, может, и не знал.
        - Надо сказать Соршу - пусть спалит учебник.
        - Не твоя забота. Об учебниках пусть Магистры беспокоятся. А ты думай, что будешь делать, когда приедешь в Кеору.
        - Это-то как раз ясно.
        - Это как раз не ясно. - Бранигал заерзал в кресле, словно пытаясь найти положение поудобней. - Думаешь, мне удовольствие доставляет дополнительное мясо на бойню посылать? Знаю, знаю, за кого меня держишь. За старую сволочь. Ай, не возражай, знаю я, не трать время. Но не до такой все ж степени? На этот масштаб мне сотня Рыцарей нужна - а где взять?
        - Что ты предлагаешь?
        - Хочу тебе один фокус показать. Смотри внимательно.
        Алый Магистр вытянул руки к огню и быстро-быстро задвигал пальцами, словно плетя некую невидимую глазу паутину. Каждый палец контролировал несколько нитей; Барс едва успевал следить за плетением.
        - Потом стягиваешь все нити вместе и вяжешь простой узел, как на щите, - на словах закончил Бранигал.
        - И в чем суть?
        - Ты кладешь заплатку на место прорыва. Делать это надо обязательно в эпицентре - постарайся вычислить его поточней. Чем точнее, тем надежней заплатка. А потом уже можно спокойно разбираться с оставшейся нечистью.
        - А в чем подвох?
        - В момент завязывания узла у всех, находящихся внутри ареала, есть равные шансы оказаться по эту или по ту сторону заплатки. Включая тебя.
        - Какая приятная неожиданность. Рассчитываешь на мою везучесть, Бранигал?
        - Отнюдь. Просто из всех находящихся в пределах досягаемости Рыцарей ты единственный, у кого хватит силы связать отверстие такого размера. Так что не обессудь. Кроме того, ты там будешь не один.
        - Вот как?
        Бранигал резко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.
        - И думать не смей! Один ты к эпицентру не пройдешь - и не пойдешь, об этом я позаботился. Двадцать Рыцарей будут ждать тебя у периметра. Их задача - провести тебя к центру. Невредимым! Или ты думаешь, что вязать заплатку - легкое дело? Хорошо, если ты до конца на ногах устоишь!
        Слегка сбавив тон, Магистр продолжил:
        - Всяческий сопливый героизм ты оставь, пожалуйста, гвардейцам. Ты не можешь этого себе позволить. Пожалеешь несколько жизней сейчас - позже мы расплатимся тысячами. Ты меня понял, Барс? Я серьезно говорю. Двадцать человек эскорта - и ни одним меньше. А было бы больше, я бы больше дал.
        - Да не кипятись ты так, - устало проговорил Барс. - И не собирался я один идти. Не мальчик уже, шансы прикинуть умею.
        - Но мысль ведь была? - Прищурился Бранигал.
        - Мало ли мыслей у меня бывает.
        - Ну, это уж я не знаю, - усмехнулся Магистр. - Но вот что я думаю, Барс. Возьму-ка я с тебя Клятву.
        - Зачем?
        - А тебе спрашивать не положено. По закону ты не можешь отказать члену Совета, требующему Клятву, Рыцарь.
        - Клянусь Пламенем. - Негромко проговорил Барс. - Клянусь выполнить твой приказ в точности по букве и по духу. Да поможет мне Пламя Очищающее.
        - Да поможет тебе Пламя, Барс.
        - Теперь доволен, Магистр? Могу я идти?
        - Иди. Заскочи на кухню, там тебе припасов подготовили.
        - Спасибо.
        - Да не куксись ты! Клятву я потребовал не из недоверия, ты ж понимаешь.
        - Мне понимать не положено.
        - Балда! О тебе же забочусь!
        - Спасибо.
        - Вот заладил, - недовольно проворчал Бранигал. - Кристаллы казначею сдать не забудь!
        - Не забуду.
        - Сегодня можешь переночевать в Замке. Выедешь перед рассветом.
        - Это приказ?
        - Это на твое усмотрение.
        - Тогда я еду сейчас.
        - Ладно. Удачи, Барс.
        Когда Барс уже ушел, в комнату заглянул Силай Хум - тоже Алый Магистр и член Совета.
        - Как прошел разговор? - Поинтересовался он.
        - Нормально, - поморщился Бранигал.
        - Он сделает?
        - Разумеется.
        - Ты ему все рассказал?
        - Почти. Приврал, что шансы у них равные. У всех. Что смотришь неодобрительно? Ты хотел, чтобы я рассказал ему, что шансы есть только у него, остальные - смертники?
        - Это твое решение, Бранигал.
        - В Зангаре я остался один. Но когда я делал это, я еще не знал, что получится. Если бы знал - может, и не смог бы.
        - Я тебя не осуждаю.
        - Да. - Бранигал потянулся к кочерге, оставленной Барсом у камина, снова принялся ворошить дрова.
        - Я взял с него Клятву, - сказал он через некоторое время. - Он обиделся.
        - Зачем ты это сделал?
        - Ты тоже не понимаешь?
        Бранигал аккуратно поставил кочергу, подпер подбородок кулаком, внимательно глядя на пляшущие языки огня, задумчиво проговорил:
        - А вот он, боюсь, поймет. Потом. Когда останется один.
        - Если останется, - спокойно заметил Силай. - Слишком чувствительным ты стал, Бранигал. Не заводи себя. Это просто работа.
        - Ты прав, - вздохнул Бранигал. - Что-то я тоже размяк. Может, это заразно?
        ***
        Во дворе Барса поджидал Кальвин.
        - Ваших гостей разместили в гостевом доме, - радостно сообщил он. - Барат посмотрел гнедого, долго ругался, но взялся лечить. Теперь какие-то травы заваривает.
        - Хорошо, - сказал Барс. - Послушай, Кальвин. Сгоняй-ка на кухню. Скажешь там, что для меня.
        - Это я мигом. - Улыбнулся послушник. - Сегодня рагу готовили. Вкусное. А куда принести?
        - На конюшню.
        Лицо Кальвина вытянулось.
        - Куда?
        - На конюшню. И не рагу, а сумку с припасами. Там должно быть собрано. Впрочем, рагу тоже прихвати.
        - Вы уезжаете? Так сразу?
        Рыцарь только молча пожал плечами.
        Шторм уже был вычищен и оседлан, когда Кальвин притащил две объемистых сумки, какой-то крупный сверток и большую миску, накрытую плотной крышкой. Из-под крышки сочился заманчиво пахнущий пар. Сумки Барс не глядя приторочил к седлу, а есть рагу уселся на тугую связку соломы.
        - Тут еще хлеб. Свежий, - полез в карман Кальвин.
        - Спасибо. А в свертке что?
        - Одеяло. Из овчины. Очень теплое.
        - Ух ты. Где взял?
        Послушник смутился.
        - Родственники прислали.
        - Вот даже как, - удивился Барс. - Не забывают, значит. А чего ты смущаешься? Тут радоваться надо. Есть еще нормальные люди. Ты откуда родом?
        - Из Северной Кеоры.
        Барс поперхнулся куском мяса, натужно закашлялся. Кальвин хлопал его по спине, потом принес откуда-то полную кружку воды.
        - Спасибо, - просипел Барс, когда снова смог говорить.
        - А куда вы едете-то? - Спросил послушник. - Или не можете сказать?
        - Извини. - Покачал головой Барс.
        - Если так срочно - значит, что-то серьезное, - рассудительно заметил Кальвин. - Большой прорыв, да?
        - Извини, - повторил Барс.
        - Да ладно. Одеяло-то возьмете?
        - Возьму.
        - Вот и хорошо. Оно вам пригодится, увидите.
        Барс вычистил куском хлеба миску из-под рагу, отдал ее Кальвину. Потом спохватился:
        - Да, чуть не забыл! - Полез под седельные сумки, порылся там и вытащил тугой мешочек; распустив завязки, продемонстрировал содержимое послушнику.
        - Ого! - Отреагировал тот.
        - Отдашь казначею.
        - Это сколько ж кристаллов здесь?
        - Хочешь - сам считай.
        - Вот так и доверите? - хитро прищурился Кальвин.
        - Не хами, пацан.
        - Мне всего год остался до странствия, - похвастался Кальвин. - Вернусь - и сразу в Башню. Я ведь войду туда, как вы думаете?
        - Ты - войдешь. - Серьезно ответил Барс. - Только не торопись.
        Прошло меньше двух часов с момента приезда Барса в Замок, когда тяжелые ворота снова открылись. Шторм заупрямился, когда ветер швырнул навстречу горсть снежной поземки.
        - Ну, извини, дружище, - сказал ему Барс, давая коню шенкеля. - Придется тебе поработать.
        Шторм неохотно поднялся в галоп.
        - 3 -
        Арраканские жеребцы были самыми выносливыми скакунами в мире, но даже их выносливости имелся предел. Четыре дня Барс гнал коня днем и ночью, останавливаясь только на пару часов вечером - когда опускалась ранняя зимняя тьма, но на небе еще не появлялись звезды, и на столько же перед рассветом - когда звезды уже исчезали. На пятый день небо затянуло тучами, задул резкий встречный ветер; вскоре после полудня Шторм категорически отказался подниматься в галоп, кося на хозяина злым темно-карим глазом и всем своим видом демонстрируя готовность к бунту. До вечера Барс, выдерживая характер, заставлял коня идти скорой размашистой рысью, по скорости почти не уступавшей галопу, а потом решил устроить полноценную ночевку.
        Стелющийся кустарник, росший по склонам холмов, приходилось тащить из-под снега; его упругие колючие лапы ломались со звонким, далеко слышным хлопком, зато горели ярким, жарким пламенем. Скоро в маленькой лощинке пылал веселый костерок. Барс отогрелся, и даже Шторм подошел поближе к огню, подставляя ему то один, то другой дымящийся паром бок. Травяной чай с несколькими каплями красного вина пили оба: Барс, обжигаясь, глотал терпковатый настой из глиняной кружки, Шторм громко тянул в себя уже слегка остывший напиток из поставленного на снег котелка. На ночь Барс укрыл коня подаренным одеялом, большим и действительно очень теплым, сам же отгреб в сторону угли прогоревшего костерка и устроил на этом месте уютное лежбище, набросав под бока лапника и завернувшись в плащ.
        Ночью началась буря. Неглубокая лощинка давала слабую защиту от ветра, но все же это было лучше, чем ничего; опытный Шторм сам подошел и улегся возле всадника, прижимаясь к нему теплым брюхом. К утру возле коня и его хозяина намело здоровенный сугроб; несколько раз за ночь Барс разгребал снег, отвоевывая себе и жеребцу пространство для дыхания. О наступлении рассвета можно было только догадываться: все окутала серо-синяя мгла.
        - Ну и как мы с тобой сегодня поедем? - Спросил Барс у коня, поправляя прикрывающую их головы мешковину.
        Шторм фыркнул в ответ.
        - Когда все это кончится, уедем обратно в Таос. - Сказал Барс. - Там, по крайней мере, жарко.
        Тем не менее он принялся откапываться из сугроба и поднимать на ноги недовольно мотавшего головой коня.
        До полудня Барсу несколько раз приходилось определять направление при помощи магии. Шторм шел тяжелым неуклюжим галопом, глубоко проваливаясь в снег. В середине дня немного развиднелось, ветер поутих и уже не сбивал дыхание. А к вечеру потеплело, и ночью на небе опять появились звезды.
        На следующий день Барс проехал мимо прилепившегося к склону невысокой горы селения. Над глинобитными домиками курились дымки; людей видно не было. Заезжать в селение Барс не стал. Местность становилась гористее, но снега здесь было меньше, и Шторм воспрял духом, а его галоп приобрел прежнюю резвость. Барс сократил вечерние и утренние остановки, наверстывая упущенное из-за бури время. Хороший темп удавалось выдерживать два дня. Селения стали попадаться чаще, и в одном из них Барс пополнил запас зерна для Шторма. Накануне рыцарь начал чувствовать прорыв: ткань пространства словно бы теряла натяжение, ослабевала, съедаемая расползающейся из центра невидимой гнилью. Вторичный прорыв назревал, но время до него еще оставалось. При таком масштабе прорыва трудно было определить расстояние, но Барс прикинул, что успевает.
        На десятый день пути местность стала еще тяжелее, бесчисленные подъемы и спуски - круче, а Барс понял, что должен дать себе несколько часов нормального сна. В этот раз он сдался раньше, чем конь. Впрочем, Шторм был только рад долгожданному отдыху. Оба с наслаждением проспали ночь и тронулись в путь перед рассветом.
        Вскоре Барсу начали встречаться биваки беженцев.
        Грубо связанные шалаши, крытые где шкурами, где соломой, а где и вовсе ничем, представляли собой весьма приблизительные подобия жилища. Горели костры. Суетившиеся возле огня люди выглядели по-разному: кто-то испуганным и потерянным, кто-то уже более-менее освоился на новом месте и деловито налаживал быт. Барса удивило, что так много людей спаслось от прорыва. Впрочем, горцы всегда были людьми суеверными, что в данном случае было скорее плюсом, поскольку помогло им быстрее отреагировать на ситуацию. Некоторые группки шалашей были окружены частоколом или ``ежами'' из остро заточенных кольев: может быть, от волков, а может быть, и не только. Целый бивачный городок расположился в распадке между двумя горными склонами и протянулся чуть не на милю в длину; здесь были даже небольшие стада животных и загоны для них. Поджарые рыжие коровы и лохматые овцы провожали всадника флегматичными взглядами.
        Барс так и не понял, откуда взялась та злополучная телка, что вылетела прямо под копыта Шторму. Вероятно, она уже гуляла вне загона, выбравшись из наспех сделанной загородки, когда стук копыт идущего в хорошем темпе жеребца заставил ее заполошно рвануться, скакнув не в ту сторону, и оказаться посреди дороги между двумя линиями забора. Шторм даже не изменил аллюра. Одного молниеносного движения шипастым копытом - на излете, прежде чем Барс успел натянуть узду - хватило, чтобы телка повалилась на истоптанный снег с распоротым брюхом, напоследок пронзительно взревев. Перелетев через тушу одним длинным скачком, жеребец глубоко врылся копытами в землю, послушно останавливаясь.
        Еще не отзвучал в воздухе крик телки, как раздался другой, не менее громкий вопль - от ближайшего шалаша. Голосила укутанная во множество слоев невообразимого тряпья тетка; четверо ребятишек - мал мала меньше - испуганно присели за частоколом, посверкивая на Барса округлившимися глазенками.
        - Чтоб тебя волки драли, - в сердцах заявил Барс коню. - Что теперь делать прикажешь?
        Жеребец оскорбленно вздернул голову.
        В Замке Барс из-за поспешности не пополнил свой запас наличности, а покупая давеча зерно, не жадничал, и теперь в его кошельке болталась только медь да еще несколько мелких серебряных монеток - явно недостаточно, чтобы заплатить за телку. Тем не менее он высыпал деньги в пригоршню и слегка тронул коня коленями.
        - Не подходи-и! - Дико завизжала тетка, стоило жеребцу сделать пару шагов по направлению к шалашу. Барс остановил Шторма.
        - Это вышло случайно. - Сказал он примирительно. - Я заплачу.
        - И чем это ты платить собрался? - Раздался низкий голос. В проходе между рядами загородок появился крупный мужик в овчинной накидке и круглой островерхой шапке; в руках он держал топор. За его плечами будто нарочно выстроились по росту еще трое детинушек помоложе, с кольями наперевес.
        - Денег у меня сейчас немного, - признался Барс. - Но все, что есть, ваше. Позже привезу еще.
        - Позже мои дети с голоду сдохнут твоей милостью, - хмуро сообщил мужик.
        - Я очень спешу. Что вы хотите?
        - Куда это ты так спешишь, бла-агородный господин? - Протяжно, с издевкой выговорили сзади. Барс обернулся: с другой стороны прохода подходила еще группа мужчин с кольями.
        Барс нахмурился.
        - Мужики, - сказал он серьезно и спокойно. - Я действительно очень спешу. Вот деньги - все, что есть. Возьмите и отойдите с дороги.
        - А то что? - Задиристо выкрикнул молодой парень из-за плеча хозяина телки.
        - Куда спешишь-то? - Снова спросили сзади.
        - А ты нам свою конягу взамен оставь! - Предложил кто-то.
        Толпа стремительно росла: со всего лагеря собирались, сбегались люди, заходили даже со стороны загонов, расталкивая коров и овец. Большинство были с кольями, некоторые - с топорами или секачами. Момент, когда можно было просто удрать, был безнадежно упущен, и Барс выругал себя последними словами.
        Потом вздохнул. Бросил на землю пригоршню мелочи.
        И зажег в воздухе над собой яркий шарик голубого огня - безвредный, дающий только свет.
        - Я спешу на прорыв. - Выговорил он, раздельно роняя слова. - Драться с нечистью, от которой вы бежали. Я Рыцарь Пламени. Отступите с дороги, и никто здесь не постарадает.
        Это вызвало реакцию, но совсем не ту, на которую расчитывал Барс. Позже он спрашивал себя - что заставило его ожидать от этих людей толики здравомыслия? Тот факт, что они совсем недавно пережили нашествие нечисти? Или приятное впечатление, оставшееся от слов Кальвина? Или прав был Бранигал, и он действительно размяк и стал ожидать от людей невесть чего - хотя бы от тех, за которых ты вот сейчас идешь драться и, может быть, отдавать жизнь - свою и товарищей?
        Пес с ней, не надо ему их любви. Пусть бы хотя бы не мешали.
        В толпе глухо заворчали. Кто-то выкрикнул:
        - Он из этих, из Черных!
        - Черный Рыцарь! - Подхватил другой.
        И побежал кругом, разрастаясь, ширясь, как снежный ком, отчетливый шепоток:
        - Нечисть!
        - Нечистая сила!
        - С дороги! - Рявкнул Барс, трогая коня.
        Толпа ощетинилась кольями.
        Уже потянув из ножен черный меч, Барс подумал - а где же, к псам, их страх? Пусть не здравый смысл, страх-то где?
        И сам себе ответил. Остался там же, где и их дома. Где большая часть имущества, где родственники и соседи.
        В прорыве.
        Отчаянно мерзко убивать людей, вся вина которых - в их заблуждении.
        Храбрых людей, лезущих с кольями против меча и магии, против обросших роговыми шипами копыт боевого коня.
        Пусть даже лезущих толпой.
        Отчаянно погано себя потом чувствуешь.
        Барс вырвался из кольца, прорубив себе дорогу, разрезав толпу, как режет масло острый нож. Проскакал, стараясь не видеть кулем оседающие позади тела. Он не знал, скольких убил - надеялся, что немного, он очень старался не убивать, отсекая колья и перерубая древки топоров. Не всегда это удавалось. Толпа сгрудилась в плотную массу, толкающуюся, орущую, целящую остриями в брюхо коню. Они мешали друг другу, мешали Барсу, не всегда успевавшему увидеть, во что погружается его меч. И не было возможности поставить щит - тогда рыцарь не смог бы прикрывать Шторма. Длинные заточенные колья угрожали коню больше, чем всаднику; без коня же на прорыв не успеть. Барс пытался пугануть горцев магией, вспомнив самые эффектные приемы, но они не произвели ни малейшего впечатления, разве что добавили мужикам злости. Очевидно, эти люди действительно потеряли страх - или он, перейдя какую-то грань, превратился в свою полную противоположность. И в какой-то момент злость, обида, отчаяние от нелепости происходящего перехлестнули через край, затопили сознание, выплеснулись наружу, взметнувшись мельницей бешено вращающегося
меча - момент, всего мгновение, когда Барс перестал сдерживать руку. Всего мгновение работающего на полную мощь боевого тандема, натасканного на нечисть одушевленного оружия - мало ли это в плотной толпе?
        Под ногами, в мешанине из снега, грязи и крови порой поблескивали затоптанные монетки.
        Оставив позади окровавленный снег и вопящую толпу, Барс погнал коня бешеным галопом - так, что ветер свистел в ушах и бил в грудь, и от упругого потока слезились глаза, а сердце дико колотилось. Обернуться он не отважился, потом, уже на выезде из лагеря, все же бросил назад один взгляд - к счастью, рассмотреть успел немногое, но и этого хватило. Закусив губу, Барс удержал себя от повторного взгляда.
        Рыцарь пришпоривал коня, и лишь когда давно стихли последние отзвуки оставленного позади, позволил Шторму перейти на рысь. В этот день Барс больше не останавливался и встречающиеся поселения и биваки объезжал стороной.
        - 4 -
        Утром следующего дня Барс миновал последнюю деревушку, в которой еще были люди. Дальше он видел лишь села брошенные - не разоренные, просто оставленные предусмотрительными хозяевами. А к вечеру тринадцатого дня пути рыцарь достиг пограничной зоны прорыва.
        Эта местность ничем не отличалась от окружающей - ничем, кроме спектра отвратительных ощущений на уровне магического восприятия. Те же рощицы деревьев на горных склонах, те же поросшие кустарником распадки и журчащие под камнями крошечные быстрые речушки, не замерзающие даже зимой. И никакие особенные признаки не указывали на то, что менее чем в миле отсюда кишмя кишит и беснуется нечисть. Довольно быстро Барс нашел множественные следы шипастых копыт - и довольно старые, и почти совсем свежие - и вскоре выехал к небольшому лагерю, со знанием дела устроенному в удобном распадке подле маленькой стремительной речки. Шестеро арраканцев были привязаны к вбитым в землю колышкам поодаль друг от друга, занимая периферию лагеря. В центре возвышалось строение - по форме нечто среднее между навесом и шалашом переселенцев, оно имело крышу, собранную из вязок хвороста и крытую лапником, с отверстием-дымоходом посередине; крыша опиралась на врытые в землю грубо очищенные бревна, стены же, плетеные из ветвей и опять же обвязанные лапником, доходили лишь до половины высоты. Удобство конструкции было очевидным:
она давала защиту от непогоды, не стесняя свободу маневра в случае нападения. Внутри строения горел костер, сизый дымок тянулся из отверстия в крыше, стелился над лагерем. Пахло чем-то вкусным.
        - Чревоугодничаете? - Спросил Барс, подъезжая прямо к навесу. - На мою долю осталось?
        - И не думай, что подобрался к нам незамеченным, - раздался голос из глубины строения. - Мы о твоем приближении уже полчаса как знаем. Что касается чревоугодия, так мы бы тут с голоду опухли, тебя дожидаючись, если бы не Зрак - он тут у нас специализируется по баранине.
        - Чистенько у вас в пограничной зоне, - заметил Барс, спешиваясь.
        - Патрулируем. Семь парных разъездов одновременно, как видишь. Восьмой тебя высматривал. Вообще-то работы тут до хрена, но нам приказали внутрь периметра не лезть, ждать тебя. Вот и загораем. Кстати, что за приказ такой идиотский, не объяснишь? Или ты у нас нынче копье рыцарей заменяешь? Тут и месяц-то назад работы было мечей на полсотни, а нынче и сотни на полторы наберется.
        - Это ты что ли, Беркет, старый рубака, месяц здесь торчишь? - Удивился Барс.
        - А то кто ж. Я первый прибыл, когда общий сбор кликнули. И тут же гонец с приказом - не соваться, ждать тебя. А ты где был, что столько добирался?
        - В Замок я ехал. Не один был, вот и не заезжал ни к кому после Сантии.
        - Оба-на! - Беркет высунулся из строения, облокотившись на пружинящую под его весом стенку. - Так мы тебя тут ждали, а ты об этом еще и не знал?
        - Выходит, так. Кто ж мог ожидать, что тут на меня все завяжется?
        - Ты колись давай, почему на тебя? - Подал голос один из Рыцарей. Барс узнал его - Комин, вояка опытный и маг не из последних. Еще когда сам Барс ходил в учениках, ему приходилось слышать о Комине, Рыцаре Пламени. Позже они познакомились, хотя и не сблизились.
        - Все расскажу, - отмахнулся Барс. - Дайте коня привязать. И присесть неплохо бы с дороги.
        - Не больше трех суток до вторичного прорыва, - как бы между прочим заметил Беркет совершенно безразличным тоном.
        - Знаю. Чувствую. Все успеем.
        - Как скажешь, - согласился тот.
        Вскоре Барс уже отогревался у огня, держа на коленях миску с горячей похлебкой. Под навесом, кроме Беркета и Комина, находились еще четверо Рыцарей - троих из них, Самуса, Корпа и Дереку, Барс встречал раньше, но хорошо не знал, еще одного ему представили только сейчас. Этот парнишка явно был зеленым новичком, в компании ветеранов больше помалкивал, держась на заднем плане. Звали его Бруно.
        - За сколько ж ты доехал от Замка? - Поинтересовался Беркет, когда Барс сделал небольшой перерыв в жевании и глотании.
        - Тринадцать дней.
        - Ого, - присвистнул Беркет уважительно. - Небось, с ног падаешь?
        - Не без того, - сознался Барс.
        - Сегодня собираешься что-то делать?
        - Только спать. Вообще, сегодня отсыпаемся - одного дозора будет более чем достаточно.
        - Нечисть разбежится.
        - Далеко не убежит. Завтра с утра двигаем прорыв закрывать. Нетрадиционным способом.
        - Это каким же? - Заинтересовался Комин.
        Барс рассказал.
        - Слышал я что-то подобное когда-то, - Задумчиво протянул Комин. Дерека согласно кивнул.
        - А потянешь такой масштаб? - Спросил Корп.
        Барс пожал плечами.
        - Бранигал считает, что потяну. Ты ж понимаешь, это не узнаешь, пока не попробуешь.
        - Будто у нас есть выбор, - проворчал Беркет. - Сильнее Барса здесь никого нет. Да и кого ты знаешь сильнее? Разве что Белфор, так о нем уже лет двадцать ничего не слышно.
        - Вроде, он был тогда в Арракане.
        - Какая разница? Здесь и теперь его нет.
        - Может быть, еще Зрак.
        - Зрак слабее. Я знаю, я с ним закрывал прорыв в Басиндаре.
        - А кто еще здесь? - Спросил Барс, прерывая диспут.
        - Из стариков - Баус, Кеннет и Халиф, - охотно отозвался Беркет. - Про Зрака я уже говорил. Не знаю, знаком ли ты с Броком - он скоро подъедет из дозора. С ним Филиган, новичок. Так, кто там у нас еще? Волос и Симур - эти из молодых.
        - Волоса я знаю, - заметил Барс. - Отважный парень.
        - Каф, Винса, Гай, - подсказал Самус. - Ежка и Лабрефор.
        - Кого-то забыли.
        - Еще Филис, - подал голос новичок Бруно. - Мы с ним учились вместе. На два года меня старше.
        - Бруно у нас из ранних, - пояснил Беркет. - Как и ты, Барс. Девятнадцати еще не стукнуло, когда в Башню вошел. Ты ведь тоже где-то так, верно?
        Барс досадливо поморщился.
        - Чего ты лезешь, Беркет? - Неожиданно возмутился Комин. - Какое твое дело, кто во сколько вошел? Вернулся - и ладно. И вообще, кончай базар. Пора ехать патрули собирать.
        - Да не бухти, - недовольно отозвался Беркет. - Уже иду. Кто со мной?
        - Самус с тобой. - Отозвался Комин. - А Корп и Дерека - в другую сторону. Мы с Бруно караулим лагерь в первую смену. Ты, Барс, отсыпаться вроде хотел? Вот и устраивайся. Бруно, поди проверь наших жеребцов - не отвязались ли. Да не красуйся, к моему близко не подходи!
        - Знаю, - буркнул новичок.
        - Он все думает - раз вместе в дозор ездим, так уже и мой конь его признавать должен, - проворчал Комин, когда они с Барсом остались у костра вдвоем. - А мой Черныш - сволочь еще та, ты ж знаешь. Особенно когда меня рядом нет.
        - Спасибо тебе, - негромко сказал Барс.
        Комин махнул рукой.
        - Да ладно.
        Помолчал, глядя на огонь. И, отвернувшись, продолжил:
        - Ты, может, не помнишь. Я ведь был там, когда ты в Башню пошел.
        - Не помню, - согласился Барс.
        - И специально вернулся через год - посмотреть, выйдешь ли.
        - Я не знал.
        - Еще бы. Я ж смылся, когда ты в кузне заперся. Подойти к тебе, знаешь ли, побоялся. И дожидаться побоялся - вдруг после ты сам подойдешь.
        - Неужели так страшно все выглядело? - Тихо спросил Барс после паузы.
        - Видел бы ты себя. Знаешь, по-моему, из ребят, что тогда послушниками были и на тебя посмотрели, никто в Башню так и не попал.
        Барс молчал с минуту, грея руки у огня. Потом повторил:
        - Я не знал.
        - Извини. - Вдруг сказал Комин. - Я Беркета окоротил, а сам что-то разболтался.
        - Ничего, - пожал плечами Барс. - Дело прошлое.
        - Все равно извини.
        - А новичок твой как?
        - Бруно? - Переспросил Комин. - Да неплохо. Досталось, конечно, парнишке. Ну да ожил уже. Сильный. С месяц плакал по ночам. Потом перестал.
        - Сильный, - согласился Барс. - Я два года спать не мог. Вообще.
        Последнюю фразу он, впрочем, проговорил так тихо, что Комин даже не понял, слышал ли что-то, или показалось.
        Раздалось ржание, появился Бруно, тянущий на поводу своего упирающегося жеребца.
        - Хочу поближе привязать! - Крикнул он рыцарям. - На всякий пожарный!
        - Молодец, - одобрительно хмыкнул Комин. - Еще лагерь обойди!
        - Ладно!
        - Что ты знаешь об этом методе, с заплаткой? - Быстро спросил Барс.
        - Вроде кто-то когда-то это делал. Прорыв закрыли, но никто из ребят не выжил.
        - Бранигал сказал, шансы равные - выйти или остаться. Только не нравится мне здесь что-то. Зачем он с меня Клятву взял?
        - Клятву? - Поднял брови Комин. - Действительно, дело редкое. Так ты что, не веришь ему?
        - Не то, чтобы не верю. В том, что другого выхода нет - он, видимо, прав. Я, по крайней мере, не вижу, а ты?
        - Не знаю. Если нет возможности собрать здесь вовремя как минимум копье.
        - Согласен. И все же в чем-то он приврал. Очень уж убедительно разыгрывал, будто не верит, что я не попробую при первой возможности проскользнуть в одиночку.
        - Он рехнулся? Или ты дал ему повод думать, что ты рехнулся?
        - Вроде нет.
        - Бранигал считает, что ты его ненавидишь. - Заметил Комин. - За Башню.
        - Что за глупости, - возмутился Барс. - Ну, может быть, недолюбливаю слегка. Но на мое отношение к делу это не влияет.
        Комин кивнул.
        - Это он должен понимать. Сам был рыцарем, знает, что когда нечисть рядом, все остальное - побоку. Это даже не навык, это уже инстинкт, его в сторону не отодвинешь.
        - Если недоверие как причина отпадает, что остается?
        - Какой-то подвох, - задумчиво проговорил Комин. - Да, какой-то подвох.
        - И что ты думаешь?
        - Что-то в заклинании. Сопутствующий дефект, скажем.
        - Почему?
        - Бранигал страхуется не от того, что ты что-нибудь не выполнишь, а от последствий.
        - Что-то в заклинании. - Повторил Барс. - Что?
        - Думай. У тебя ночь впереди.
        - Сукин ты сын, - ругнулся Барс. - Я спал в последний раз, уж не помню, когда. Давай я тебе покажу, вместе помозгуем?
        Комин покачал головой.
        - Не стоит. Вблизи от прорыва - не стоит. Еще инициируешь нечаянно какую-нибудь дрянь. Мозгуй сам, Барс. На тебя вся надежда.
        Барс вздохнул.
        - Как отвратительно это звучит.
        - Ничего не попишешь.
        Рыцари надолго замолчали, пригревшись у костерка. Барс незаметно для себя начал покусывать губу; Комин изредка бросал на него заинтересованные взгляды, но молчания не нарушал.
        - Эй, старики! - Заорал Бруно откуда-то с краю площадки. - Я лагерь обошел. Вы наговорились уже или мне еще раз пройтись?
        - Надо же, - удивился Барс. - А казался таким тихим.
        - Замерз - вот и оборзел. - Рассудительно заметил Комин и громко крикнул:
        - Ладно, иди сюда, искреныш!
        - Искреныш? - Недоуменно переспросил Барс.
        - Ну, Рыцарь Пламени, только такого ма-аленького. - Показал пальцами Комин.
        - А-а. Сам придумал?
        - В мое время так всех новичков дразнили.
        - А потом что же? Забыли, или надоело?
        Комин пожал плечами.
        - Да новичков как-то меньше стало. Опять же, посмотрел бы я на того, кто вздумал бы тебя так подразнить в свое время.
        - Ну, ты уж из меня совсем-то пугало не делай.
        - Тут и делать ничего не надо, - хмыкнул Комин.
        - Давно мечтал мне это сказать, да?
        Старый рыцарь довольно ухмыльнулся.
        - Да ну тебя, - рассмеялся Барс, толкая Комина плечом.
        - Так вы еще драться будете? - Спросил подошедший в этот момент Бруно. - Может, я все же прогуляюсь еще кружочек?
        - Я тебе прогуляюсь, - рыкнул Комин. - Здесь люди будут с минуты на минуту. Живо ставь чай!
        - Слушаюсь! - Карикатурно-тонким голоском пискнул Бруно. Впрочем, котелок схватил и за водой побежал очень быстро.
        - А ты говоришь - тихий. - Тяжело вздохнув, пожаловался Комин Барсу.
        - Да пусть резвится.
        - Кто бы был против.
        - Что-то ребят и правда долго нет.
        - Не волнуйся. Небось сбились в кучку и обсуждают последние новости. Рыцари Пламени, а посплетничать любят не хуже деревенских бабуль.
        - Ладно. Тогда я спать ложусь. - Сказал Барс и тут же подкрепил свои слова действием, заворачиваясь в шикарное кальвиновское одеяло.
        - Ух ты, - изумился Комин. - Спать, значит? Да еще в одеяле? А мозговать когда же?
        - А мозгование все это выеденного яйца не стоит. Я сейчас два динара на двоих не разделю.
        - Врешь ты, Барс. Была у тебя мысль какая-то.
        - Ну, была. Только полный ли это бред или не полный, я лучше завтра прикину. На свежую голову.
        - Что-то ты сильно веселый. Неужто и правда придумал что? Про Клятву не забыл?
        - Не беспокойся. Пусть даже я рехнулся, но все же не настолько. Просто мы еще поборемся, Комин - вот и все.
        - В этом-то можешь не сомневаться.
        - И не сомневаюсь, - пробормотал Барс, засыпая в тепле - первый раз за много дней.
        - Ну-ну, - удивленно покачал головой Комин, глядя на крепко спящего уже через минуту рыцаря. - Ну-ну.
        И задумчиво добавил:
        - Молодой ты еще.
        Глава VI.
        Застыло солнце на гребне гор
        И равнодушно глядит на нас,
        И чем закончится этот спор,
        Узнает точно на этот раз.
        Поверь нам, солнце - мы будем жить,
        И ты увидишь еще не раз,
        Как злую нечисть мы будем бить,
        А нечисть будет бояться нас!
        Бруно, Рыцарь Ордена Пламени.
        - 1 -
        Кому и когда принадлежало изобретение построения ``вложенным ромбом'`, узнать теперь трудно. Вероятно, задумывалось оно для эскортирования в боевых условиях неких важных особ, но не исключено, что и для каких-нибудь других, совершенно неожиданных целей - кому дано заглянуть вглубь веков и познать образ мыслей предков. И честно говоря, никого из собравшихся перед периметром прорыва Рыцарей Пламени подобные вопросы не беспокоили. Гораздо важней было другое: этот способ построения давал возможность двигаться довольно плотной группой, в то же время оставляя каждому из воинов достаточно пространства для эффективной работы мечом. Максимально прикрытым человеком в построении был тот, кто находился в центре, и он же имел самую большую свободу маневра, позволявшую использовать как веерную, так и круговую технику защиты - разумеется, при условии достаточно слаженных действий команды. Первоначально ``вложенный ромб'`, скорее всего, задумывался для пешего строя. Для конного его пришлось слегка модернизировать, переместив парочку узловых точек - с учетом выучки и возможностей боевых скакунов. Построение стало
чуть менее жестким, но более мобильным и для конкретной ситуации в эффективности выиграло.
        Ударный кулак Рыцарей Пламени - двадцать один человек в полной боевой выкладке, с оголенными мечами, антрацитовые доспехи отблескивают огненными сполохами - двинулся вглубь периметра, как только полностью рассвело. Не было ни громких команд, ни пения труб или барабанного боя, не было и вдохновляющих речей перед выступлением. Была обычная побудка и легкий быстрый завтрак, перемежающийся добродушным пикированием. Были деловитые сборы и спокойное построение. Было несколько минут молчаливого ожидания, пока ярко-красное солнце отрывалось от порозовевшего бока заснеженной горы, сокращая тени. Была работа.
        В центре ``ромба'` отдохнувший Шторм возбужденно поигрывал под Барсом, предвкушая азартную схватку. Жеребец знал, что означает доспех, и любил бой - его никогда не приходилось горячить специально. Барс привычно разминал чуткие пальцы, лаская рукоять меча - сам клинок при этом оставался неподвижным, как замершая, но готовая ужалить змея. Справа тихонько насвистывал себе под нос Беркет - то ли застарелая привычка, то ли собственный способ настройки. Слева легко поводил плечами Комин. Вместе со Зраком и Кеннетом они составляли четвеку ``стариков'`, образующую внутренний ромб - ядро построения. На ударном острие шла пара - Баус и Халиф, в арьергарде - Самус и Дерека. Корп и Лабрефор закрывали левый фланг, Ежка и Брок - правый. Остальные занимали промежуточные позиции.
        Первая волна нечисти накатилась на линию усиленных магией клинков, когда арьергард отряда еще не пересек периметр. Это даже не было боем: атакующее острие сделало свою работу красиво и экономно, не тратя лишних усилий. Отряд ускорил темп, торопясь закрепить крошечную, но первую победу. Начало было положено.
        Поросшую кустарником долину отряд пересек на скаку. Передний клин расчищал дорогу, не замедляя галопа; на долю фланговых приходились остатки, задним же не доставалось ничего. Выбирая дорогу к эпицентру прорыва, Рыцари старались избежать крутых подъемов и узких неудобных ущелий, способных сломать строй. Но местность диктовала свои условия, и первый подъем пришлось преодолевать серпантином, на каждом участке отбивая атаки с верхнего яруса. Это разогрело кровь - поработать здесь уже пришлось всем - но почти не замедлило продвижения вошедшего в единый ритм отряда. Короткий, но крутой участок взяли на галопе, и вскоре разгоряченные кони вынесли всадников на длинный, изогнутый гребень, слегка понижающийся впереди и изящной петлей выводящий почти к самому эпицентру. На этом отрезок пути, который можно было считать легким, закончился.
        Гребень тянулся на мили и мили вперед и был похож на хребет невиданного животного, прилегшего отдохнуть на пуховую перину меж подушек-гор и оставшегося здесь навечно. Снежное одеяло искрилось всеми оттенками голубого и синего, расшвыривая пучки отраженного утреннего света. Здесь было очень красиво - если бы только кто-то из находящихся здесь людей способен был сейчас замечать красоту. Если бы не приходилось отвоевывать с боем каждый метр пространства. Если бы это пространство не кишело неимоверным количеством пестрящих отвратительным многообразием тварей. Мили, оставшиеся до эпицентра, растянулись в десятки, сотни миль, каждая из которых стоила крови и пота, и натянутых как струна жил, и бешеной скорости принятия решений, и напряжения всех обострившихся до остроты клинка чувств. Движения и магия слились в единый танец, и их уже нельзя было разделить, и нельзя было понять, чей клинок и чей магический импульс достигли цели - твой или того, кто за твоим плечом, и только коротко мелькала мысль: раз за плечом кто-то есть, значит, все хорошо. Еще живем.
        Барс не слышал звуков, кроме свиста своего клинка, работая в предельном режиме - сколько? Минуты? Часы? Дни? Он уже не помнил, не понимал, сколько они уже прошли и сколько осталось, когда сквозь блок одурманенного горячкой боя сознания пробились слова, бросаемые, как удары меча, молодым звонким голосом.
        - По горным склонам, взрывая снег,
        Прошли копыта боевых коней.
        Под зимним солнцем упавших нет,
        Нет места страхам прошедших дней.
        ``Что за хреновина?'` - Изумился Барс в каком-то запредельном далеке, вне сиюминутной монотонной круговерти движений.
        - Светло и ясно взошел рассвет,
        И мы с рассветом вощли в прорыв.
        На горных склонах упавших нет,
        Мечи замИршие ждут поры.
        Завораживающий ритм слов вплетался в узор битвы, подчинял его себе, озвучивался тяжелой поступью копыт и ударами бешено бьющегося сердца.
        - Под зимним солнцем запел клинок,
        Нет места страху, и боли нет,
        Здесь нет упавших, пролился пот,
        Но мы увидим другой рассвет...
        ``Да это же Бруно'`, - вдруг понял Барс. И следом за этой мыслью пришла другая: ``Да это же стихи!'`. И настолько диким ему показалось сочетание отчаянной мясорубки боя и ритмичного речитатива неумелых, неправильных, но обладающих примитивной красотой фраз, что он расхохотался, запрокидывая голову к ослепительно сияющему в вышине солнцу - а потом меч в его руке запел с новой силой, и каждое движение выгрызало, выдирало еще один кусок пространства из расстояния, отделявшего его от цели.
        - Застыло солнце над склоном гор
        И равнодушно глядит на нас,
        И чем закончится этот спор,
        Узнает точно на этот раз.
        ``Уже близко, - почувствовал Барс. - Вот он, эпицентр, рукой подать''. И подал - рукой, и клинком, и всем телом, и под продолжающий звенеть голос Бруно вырвал у судьбы этот последний отрезок необходимого ему пространства.
        - Прикрывайте меня! - Громко крикнул Барс. - Я в центре!
        Тут же вокруг него вырос веер сверкающих клинков - Барс не считал, скольких, и не присматривался, чьих. Он вложил в ножны свой меч - впервые за много часов; несколько раз глубоко вздохнул - и начал плести заклинание, очень спокойно, не торопясь, отчетливо понимая, до какой степени не может позволить себе сейчас упустить какую-нибудь нить. Заключенный в кокон спокойствия, Барс больше не был частью боя, и только голос Бруно по-прежнему проникал в сознание, отзываясь болезненными ударами в груди.
        - Поверь нам, солнце - мы будем жить,
        И ты увидишь еще не раз,
        Как злую нечисть мы будем бить,
        А нечисть будет бояться нас!
        ``Сделано!'` - Выкрикнул Барс, затягивая узел, и солнце завертелось безумным хороводом, словно сорвавшись со своего места на небосклоне, а рыцарь почему-то кубарем полетел на снег с приличной высоты, прокатился по склону, взрывая жесткий снежный наст, и замер, оглушенный не столько падением, сколько обрушившейся вдруг на него тишиной.
        - 2 -
        - Ты этого ожидал? - Спросил сам себя Барс, когда поднялся на ноги и увидел пустой горный склон, взрыхленный наст, покрытый следами копыт, пятнами крови и усеянный тающими на глазах трупами нечисти. При падении рыцарь потерял шлем, и теперь холодный ветер зло трепал его волосы. Выше Барса простирался отсверкивающий голубым гребень, и в нескольких местах на нем что-то темнело, но ничто не шевелилось, ничто не двигалось в пределах видимости. Ни единой живой твари. Ни одного Рыцаря. Впрочем, последнее не совсем верно - Барс быстро поднялся к ближайшему чернеющему пятну, и это оказался Зрак, ничком растянувшийся на снегу. Он без всякого сомнения был мертв: Барс как раз успел увидеть, как превращается в черепки и с глухим стуком осыпается с неподвижного тела потерявший магический заряд доспех. Дальше рыцарь подниматься не стал: не время считать трупы. Вывод для себя он уже сделал - никого живого на склоне не осталось. Если уж даже Шторм умудрился испариться прямо из-под всадника...
        - Нет. Не этого, - ответил Барс на свой собственный вопрос. - Да, я ждал, что мы все окажемся за барьером. Разве не в этом должен был заключаться твой подвох, Бранигал? Почему же меня отделило от ребят? Или ты знал и об этом, старый хрыч? Не о моей ли совести ты беспокоился, когда брал Клятву?
        Барс хрипло рассмеялся.
        Бывший прорыв продолжал ощущаться - как-то смутно, словно бы за стенкой, но он не схлопнулся сразу, как бывало обычно, а просто медленно терял отчетливость. Однако это давало возможность попробовать сделать еще кое-что. Барс опять нашел точку эпицентра.
        - Клятва выполнена, Бранигал, - сказал он отсутствующему собеседнику. - Теперь у меня есть свобода действий. И я еще натяну тебе нос. И не нужна мне твоя сопливая забота.
        Барс опять начал плести заклинание - вторая заплатка поверх первой. Руки слегка дрожали, подрагивали и ноги в коленях, но с этим можно было справиться. Не время беспокоиться о мелочах.
        - Узел как на щите, так ты сказал, Бранигал? - Продолжал рыцарь односторонний разговор. - Верно. Это единственное статичное заклинание, которое мы все знаем. И единственный вид узла. Но ведь это не значит, что не существует других, правда?
        Ткань пространства легонько подергивалась под пальцами.
        - Я могу окружить себя щитом, но не могу даже прикрыть им своего коня. - Барс говорил вслух - так ему почему-то было легче. - Щит - это пузырь вокруг меня, он защищает, но не позволяет мне атаковать. Однако двигаться я все же могу, верно? Могу, к примеру, что-то взять - если не делать резких движений. А вот до меня нельзя даже дотронуться. Значит - что? Значит, щит - вещь односторонняя. И внутренней стороной направлен ко мне - это ведь логично? Конечно, логично. Он ведь более проницаем с моей стороны.
        Плетение сопротивлялось, давалось плохо, но это было одной из тех досадных мелочей, на которые Барс решил не обращать внимания. Как и на усиливающуюся боль в груди. Он просто сделает то, что нужно, и все. Остальное не имеет значения.
        - А если я захочу поступить совсем не логично? - Вопросил он окружающую его пустоту. - По-идиотски, прямо скажем, поступить? Повернуть щит внешней стороной к себе? Дурость, правда? Даже и не придумаешь, зачем бы это могло кому-то понадобиться. Ну, допустим, я рехнулся и захотел вот этакое вытворить. Так какой бы узел я связал тогда?
        - А вот примерно такой, - ответил Барс на движение собственных пальцев.
        Внешне ничего не изменилось. То же солнце, тот же горный склон. На магическом уровне все воспринималось совершенно иначе - Барс оказался как бы внутри линзы меж двух барьеров, чьи края смыкались где-то на линии периметра.
        Рыцарь облегченно вздохнул. Собственные рассуждения казались ему до смешного нелепыми, надуманными - в другой ситуации он не стал бы делать на них ставку. Однако эту схватку он выиграл. И принялся распускать первую заплатку.
        Это было еще более сложным делом, чем само плетение. Обычно использовался другой метод - заклинание снималось контрзаклинанием, например, тот же щит убирался двумя движениями мизинца. Заплатка была организована таким образом, что никакого видимого контрзаклинания Барс не нашел. И если снять заклинание мог и другой человек, владеющий магией - с чужими заклинаниями работать сложнее, но это осуществимо - то распустить плетение имел возможность только тот, кто его создал.
        Скользкие нити вели себя, как живые, извивались под пальцами, не давали себя ухватить. Закусив губу, Барс аккуратно распускал нить за нитью, не замечая, что стоит уже на коленях.
        Звуки пришли первыми, взорвали тишину гор какофонией боя. Еще несколько ослабленных нитей - и заплатка расползлась прямо под руками, а рыцарь оказался среди своих товарищей. Здесь продолжала кипеть схватка. Нечисти стало явно больше, и она продолжала прибывать. Какая-то тварь сразу бросилась на Барса, цапнула доспех, к счастью, не пробила.
        - Прикройте меня, - прохрипел рыцарь.
        - Какого лешего ты здесь делаешь?! - Услышал Барс голос Комина, в то же мгновение оказываясь под защитой свистящего клинка. - Решил с нами за компанию подороже продать свою жизнь? Или все же придумал что-то дельное?
        - Прикрывай, - попросил Барс почти шепотом. - Все должно получиться.
        И принялся плести третью заплатку. С новым узлом.
        Барсу казалось, что земля под ним ходит ходуном, пляшет, как взбесившаяся лошадь. Солнечный свет то исчезал, погружая рыцаря во тьму, то до слез слепил глаза. Каждый вдох превратился в пытку, отнимая непозволительно много сил. Но значение имели только напряженные нити пространства под пальцами.
        Звуки боя растворились за барьером, и опять Барс остался один. Но теперь горный склон не был пустым. Здесь была нечисть, много нечисти - однако какой-то вялой, словно заторможенной. Твари потерянно топтались на месте, скалились отвратительными мордами, но Барса будто бы не замечали. Нечисть прибывала: то здесь, то там появлялись новые существа, вылупливались из пространства и тоже принимались ошеломленно топтаться, толкаясь в невидимую стену.
        - Прорыв - это не просто дыра. - сказал Барс. - Это канал, туннель. Сейчас я в нем на уровень ниже. Я могу поставить еще один барьер, с обычным узлом, как на щите. Я останусь выше барьера. И тогда смогу распустить все остальные. И мы соединимся. А прорыв будет закрыт. Вот что нужно сделать. Всего лишь еще одна заплатка. Совсем несложно. Лишь бы эти твари не очухались раньше. А уж поставить еще одну заплатку я смогу.
        Нестерпимая боль огнем разливалась в груди.
        Закончив вязать узел, Барс опустился на четвереньки, потом медленно лег ничком в снег. Нечисть вокруг исчезла - это он почувствовал, не увидел, тьма опять застилала глаза. Шершавый наст царапал щеку, когда рыцарь хватал губами колючие снежные крупинки, слизывал их языком. Лежать на холодном было очень приятно.
        - Дело почти сделано, - сказал себе Барс. - Там, на верхнем уровне, остались, наверное, твари. Но с этим ребята разберутся. А вот мое плетение они не распустят. Поэтому надо работать дальше. Я только немножко полежу. Совсем чуть-чуть.
        Сколько-то биений сердца спустя Барс сумел опереться на локти, потом с трудом приподнял тело. Долго не мог оторвать от земли руки - на плечи давила неимоверная тяжесть. Наконец, выпрямился. Поморгал, отгоняя упрямую темноту. И взялся за плетение - то, что по его самодельной классификации находилось ``сверху'`.
        Он расплел его - успел понять, что расплел, успел мельком увидеть коней и кого-то из Рыцарей - и снова повалился на снег, теряя сознание.
        ***
        На губы капнуло что-то горячее, с острым, пряным запахом. Барс слизнул языком жгучую каплю. ``Не горячее, - понял он. - Просто обжигающее. Спиртное что-то. Настойка, наверное. С перцем она, что ли?''
        - Барс, а, Барсик, - гудел поблизости чей-то голос. - Ну, глотни еще, глотни. И давай приходи в себя, а? Очень ты нам нужен. Парнишка тут помирает, слышишь, Барс? У меня в лагере кой-какие настоечки специальные припасены, травки. Если бы вернуться - может, успели бы еще спасти. Ну, очнись же ты!
        ``Беркет, - подумал Барс. - Это Беркет.''
        По губам опять потекла струйка жгучей жидкости. Барс сглотнул, сказал:
        - Дай еще.
        Нет, не сказал. Скорей прокаркал.
        - Ох, слава Пламени! - Обрадовался Беркет. - На, пей, пей на здоровье.
        - Ну что, ожил, бродяга? - Послышался рядом голос Комина. - Глотает - значит, живой. Я ж говорил - что ему сделается! Барс, ты глаза-то открой, хватит отлынивать. Нужно внешний барьер снимать.
        - Кто умирает? - Зачем-то спросил Барс.
        - Бруно, искреныш мой. Ему руку тварь отгрызла по самое плечо. Мы кровь худо-бедно остановили, но он в отключке, лицо серое, и дышит через раз. Беркет дал ему этой своей настойки - вроде, задышал парень, а потом опять уходить стал. Нужно в лагерь, да побыстрее.
        - Помогите мне подняться.
        Боль в груди немного притихла. Барс встал, тяжело опираясь на Беркета, пошатнулся - его поддержали - нашел положение поустойчивей и начал аккуратно распускать плетение.
        - А с нечистью что же? - Спросил он между делом.
        - Как только ты второй барьер поставил, твари стали совсем вялыми, будто заснули на ходу. - Ответил Комин. - Даже убивать неинтересно было. Думаю, можно не гоняться за оставшимися - они явно издыхают.
        - А Шторм мой где?
        - Живой твой Шторм, отбился. Вон гоняет по склону, тварей дотаптывает. А вот моему Чернышу одна дрянь глотку разорвала.
        - Зрак погиб, - вспомнил Барс.
        - Не только, - тихо сказал Комин после паузы.
        - Кто еще?
        - Ты дело делай. Потом поговорим.
        - Так готово, - сказал Барс, отпуская последние нити. В глазах опять потемнело; рыцарь досадливо тряхнул головой, возвращая себе способность видеть.
        И первый раз оглянулся по сторонам.
        И сразу понял, почему трудно было назвать погибших.
        Потому что гораздо легче перечислить оставшихся в живых.
        Из двадцати Рыцарей, пошедших с Барсом, осталось шестеро - не считая Бруно, пока державшегося где-то между жизнью и смертью. Здесь были Беркет, Комин, Кеннет, Халиф и Волос. Возле лежащего на брошеных на снег седлах Бруно сидел Дерека - он был без доспеха, поперек груди прямо на одежду наложена широкая повязка, сквозь которую уже проступила кровь.
        Чуть поодаль на снегу лежали тела. Не все, и лишь немногие целиком. То, что удалось найти.
        - Ну вот что, - деловито сказал Комин. - Раскисать после будем. Беркет, вы с Халифом везете в лагерь Бруно. Кеннет, с твоим жеребцом все в порядке? Тогда ты тоже едешь. Возьмете с собой Дереку. Волос, ты у нас безлошадный и самый молодой к тому же. Останешься с нами. Есть работка для тебя.
        Волос кивнул.
        - И почему он вечно командует? - Проворчал Дерека, тяжело поднимаясь с земли.
        - Потому что у меня это получается, - хмыкнул Комин. - Ты в седле удержишься, инвалид? Или привязать тебя?
        - Привязывать не надо. А вот в седло сесть помоги.
        - Барс, а ты? - Спросил Беркет. - С нами?
        - А ему отдохнуть надо, - ответил за рыцаря Комин. - Не дергайте его. Отдохнет, после приедет.
        - Я б ему еще одной настоечки налил. Знатная штучка.
        - После нальешь. Ты там Бруно давай отпаивай.
        Беркет серьезно кивнул.
        - Если довезем живым - отпою. Можешь не сомневаться.
        - 3 -
        - Ты бы прилег пока, - сказал Комин Барсу, когда четверо всадников отъехали и казались теперь темными точками на склоне. Беркет и Халиф уложили Бруно в люльку, связанную из упряжи и подвешенную между двумя лошадьми, и ехали не торопясь, осторожно поддерживая раненого с двух сторон; Кеннет держался рядом с Дерекой. Вечерело, и горный склон уже окрасился всеми оттенками розового.
        - Полежи, а я покажу молодому кое-что.
        Комин отошел туда, где темнели на снегу тела - то, что осталось от тринадцати Рыцарей Пламени. Нашел ровное местечко, достал из ножен меч.
        - Смотри внимательно, - сказал он Волосу. - Следи за кистью.
        И сделал красивое, плавное движение, обрисовывая мечом правильный круг. Хотя меч не касался земли, в плотном насте образовалась глубокая, шипящая борозда.
        - Запомнил? - спросил Комин. - Теперь вот так.
        Он воткнул меч острием в центр круга, а потом поднял его - на самом кончике меча балансировал приличный пласт слежавшегося снега и земли.
        - Понял, что надо делать?
        Волос кивнул, молча достал свой меч.
        - Вот так мы роем могилы. - Сказал Комин, отходя. - Если остается, что хоронить.
        Барс наблюдал процедуру захоронения, растянувшись прямо на снегу. Доспех он уже снял и остался в легкой кожаной рубахе со шнуровкой на груди и кожаных же штанах.
        - Замерзнешь, - заметил Комин, присаживаясь рядом. - Там вон ребята для тебя каких-то шмоток накидали. Согреть пытались, пока ты тут мертвого изображал. Принести?
        - Не хочу. На холодке приятней.
        - Как знаешь.
        Волос старательно отбрасывал в сторону тяжелые земляные комья. Пряди темных спутанных волос падали ему на лицо, прилипали ко вспотевшему лбу.
        - Ты как себя чувствуешь? - Спросил Комин у Барса.
        - Сносно. Долго я сегодня валялся?
        - Да почитай что четверть дня. Поначалу ребята даже понять не могли - то ли ты уже неживой, то ли концы отдаешь. Потом смотрим - вроде, отлежался чуток, отошел. Хотели раньше тебя начать тормошить. Я не дал. Сказал, если ты загнешься, то и нам всем амба, а потому пусть отвянут и не трогают. Я такое раньше видал. Магическое истощение - вот как это называется. Ты сколько заплаток поставил?
        - Всего? - Барс задумался.
        - Четыре, - сказал он наконец. - Три потом распустил. Вернее, тогда две, сейчас была третья.
        Комин покачал головой.
        - Силен, - протянул он. - Не ожидал даже. А знаешь, я вот сейчас подумал - ведь недаром Бранигал загнал тебя в Башню в шестнадцать лет. Видать, силу твою чувствовал. Ему очень нужен был такой, как ты - на всякие случаи вроде этого.
        - А если бы я не приехал вовремя в Замок?
        - Думаю, он сам бы пошел. Прецеденты, когда Магистры шли на прорыв, бывали. Но он больше одной заплатки не потянул бы - точно тебе говорю. А что это ты там такое мудрил с узлами - я не очень понял?
        - Да была одна придумка. Глупая с виду, совсем дурацкая. Но сработала.
        - Не показывай, - предостерег Комин. - На словах расскажи, если можешь, а нет - так и не надо. Тебе теперь с неделю лучше бы к магии не прикасаться, а может, и больше.
        Барс рассказал.
        - Ну надо же, - изумился Комин. - Щит навыворот. Действительно, дурацкая мысль - век бы до такого не додумался. Слушай, как здорово, что у тебя мозги набекрень, а?
        - Комин, и за что ты меня так любишь?
        - За то, что ты у нас такой замечательный, - расхохотался тот. - А если серьезно говорить - знаешь, Барс, я, наверное, еще никогда в жизни не пугался так, как сегодня. Когда ты нас оставил между двумя барьерами, а сам исчез. Ну, пока еще нечисть в азарте рубал - так вроде ничего. А потом, как опомнился, как подумал, что останемся вот так запертыми на этом проклятом склоне... Понимаешь, погибнуть в бою с тварями - это как-то... ну, нормально, что ли. Мысль привычная. Но не так же! И не денешься никуда, и сделать ничего не можешь... В общем, перетрусил я крепко. Так крепко, что теперь вот думаю - может, бросить все к псам да податься в Магистры? Не по моим нервам уже все это.
        - Ты? В Магистры? Не смеши меня. Ты этой жизни дольше пары месяцев не выдержишь. Ты же бродяга, Комин, как и я.
        - Это-то верно. Только кажется мне, что сегодня мой колокольчик прозвенел.
        - Не впадай в патетику, Комин. Отдохнуть тебе надо, может, напиться. И забудешь про все колокольчики.
        - Может, ты и прав, - сказал Комин задумчиво. - Напиться - это мысль хорошая. Только... Много лет мне, понимаешь, Барс? Слишком много.
        Волос закончил рыть могилу, пошел к телам. Комин быстро поднялся - помогать. Барс хотел идти следом, но сделал несколько шагов на ватных ногах и сел на снег. ``Странно, - подумал он. - А пока лежал, чувствовал себя совсем неплохо.'' Сидя на снегу, он наблюдал, как рыцари укладывают в яму останки, как кладут сверху черепки доспехов. Мечи и кинжалы Комин собрал, аккуратно завернул в свою куртку - отвезти в Замок. Там, в Зале Славы, они займут свои места рядом со многими и многими другими. Там на них будут ходить смотреть ученики Школы, а послушники будут тайком, когда никто не видит, доставать один из Черных Мечей и примерять его к руке. Но это там. А здесь Комин и Волос - старый Рыцарь и молодой - буднично засыпали могилу, уплотнили, как смогли, взрытую черную землю и двинулись обратно, подбирая по пути разбросанную упряжь, седла и другие предметы.
        - Зови своего Шторма, - сказал Комин. - Навьючим на него всю эту белиберду, тебя подсадим - и двинем помаленьку. Не ночевать же здесь. Вон, уже стемнеет скоро.
        Барс свистнул жеребцу.
        - Коней жалко, - задумчиво проговорил Волос, глядя на оставшихся лошадей. Еще четыре жеребца бездумно гоняли по склону - один из них принадлежал Бруно, трое остались сегодня без хозяев.
        - Пропадут ведь. С голоду сдохнут за зиму.
        - А что делать? - Пожал плечами Комин. - Ты попробуй подойди к ним. Это же не жеребята, а боевые кони, натасканные. Другого хозяина в жизни не признают.
        Подбежал взмыленный Шторм, бросился к Барсу, на радостях опрокидывая его опять в снег. Принялся тыкаться головой в грудь, в плечо, прихватывать губами шею. Барс отпихивал его, смеясь, трепал за ушами, хлопал по загривку. Способные молниеносно убивать шипастые копыта, мощные и страшные, взрывали наст прямо возле головы рыцаря, переступали через тело, но ни разу не задели даже одежды.
        - Видал? - Спросил Комин, оборачиваясь к Волосу. - Даром что скотина бессловесная.
        - Тем более жалко, - упрямо ответил тот. - Что ж им, за верность пропадать?
        - За верность-то как раз и пропадают частенько, - покивал головой старый рыцарь. - Да ладно, не расстраивайся ты так. Вот Барс заберет Шторма - глядишь, и эти за ним к лагерю подтянутся. Может, и дальше за нами пойдут - кто знает? Мы им зерна подкинем. В общем, там видно будет.
        К лагерю трое рыцарей добрались уже затемно. Комин и Волос шли пешком, Барс покачивался в седле шагающего Шторма. Конь изумлялся странному желанию хозяина ехать шагом - это был самый непривычный для него вид аллюра - прижимал уши, все порываясь подняться в рысь, но каждый раз смирялся. Бесхозные жеребцы действительно потянулись следом - правда, держались на приличном расстоянии, к людям не подходили. К моменту, когда Рыцари покинули область бывшего прорыва, тот уже совсем стянулся и больше не ощущался.
        В лагере под навесом горел веселый костерок, дым разносил запах жарящейся баранины. Барс подумал, что все тут выглядит почти так же, как когда он подъехал в первый раз. Только теперь уж остальные Рыцари не вернутся из дозора. Зато не было мерзкого чувства расползающегося пространства, не было и тревожного ощущения разлитой вокруг напряженности - знака грядущего нового прорыва. Это приносило облегчение.
        - Наконец-то! - Встретил Рыцарей Беркет радостным восклицанием. - А я подумал, что вы там и заночевать решили. Подходите-ка, посмотрите, что у нас есть.
        - Как Бруно? - Спросил Барс, тяжело сползая с коня.
        - Живой. - Кивнул Беркет. - Без сознания, но дышит ровно. Я ж вам говорил, мои настоечки - великая сила. Думаю, жить будет парнишка.
        - Без руки, - хмуро проворчал Комин. - Уже не Рыцарь, еще не Магистр. Не знаю, обрадуется ли он такому.
        - Почему не Магистр? Ну не в Алые, конечно, но в Желтые его с ходу возьмут.
        - Малышне носы вытирать? В библиотеке копаться?
        - Да хоть бы и так. А захочет по миру пошляться - пойдет в адепты. Это ж заветная мечта Замка - адепт, прошедший Башню. И вообще, Комин, не бухти. Живой парень - и слава Пламени. Иди лучше посмотри на нашу добычу.
        - Да что у вас тут такое?
        - А ты глянь, глянь.
        У плетеной стенки аккуратно стоял приличных размеров дубовый бочонок. Затычку из него уже вышибли, и под навесом плыл ароматный, терпковатый дух. Комин зажмурился, сильно втянул носом воздух, довольно улыбнулся.
        - Ежевичное, - констатировал он без тени сомнения. - Года два выдержки. Это откуда ж взяли такое чудо?
        - Халиф расстарался.
        - Да тут сел брошенных кругом полно, - отозвался Халиф. - А уж схоронки крестьянские искать - это, конечно, уметь надо, но в общем-то не такая уж и проблема. Я подумал - хоть чем-то ведь они нам обязаны, верно? Привез вот бочоночек. И баранинку дико гуляющую отловил.
        - Молодец, - довольно отозвался Комин. - Догадливый ты мужик. Ну что, ребята, садимся? Кружки-то где?
        - Вот, держи.
        - Беркет! Ты у нас специалист? Разливай.
        - 4 -
        Пили Рыцари долго и крепко. Сначала молча. Потом вспоминали погибших. Поминали их - всех вместе и каждого в отдельности, и снова всех вместе, и опять по именам. Взахлеб рассказывали, где, когда и при каких обстоятельствах встречались с каждым из них, и какие рассказы слышали от других. От случаев героических разговор плавно соскользнул на случаи курьезные, потом перешел на обстоятельства сегодняшнего боя. Ежевичное вино оказалось забористым; постепенно все происшедшее днем бледнело, теряло накал, приобретало очертания увлекательного приключения. Рыцари пили, и забывали о гудящих телах и саднящих ранах, и разговор уже превратился в бессвязный треп, и шумные возгласы перемежались забористой бранью. Рыцари пили - и уползала темнота, коснувшаяся их сегодня, но так и не получившая своего.
        - Мужики, нет, ну вы мне скажите, - настойчиво приставал ко всем подряд в доску пьяный Халиф. - Ну хоть кто-нибудь добыл сегодня хоть один кристалл? Ну хоть самый завалященький?
        - Отвянь, Халиф, а? - Добродушно гудел Комин, отвечая на этот вопрос в который уж раз. - Ну ты что, в самом деле? Ну какие, к псам, сегодня кристаллы?
        - Ай-яй-яй! - Сокрушался Халиф. - Это сколько ж добра зря пропало!
        И начинал по новому кругу:
        - Может, хоть кто-нибудь все-таки добыл?
        - Я д-добыл, - неожиданно заявил Волос. - Но п-потерял. П-пойду искать.
        - Иди. - Сосредоточенно одобрил Халиф. - Ищи.
        - Мужики, вы что, совсем с глузду посъезжали? - Опомнился Беркет. - Куда идти, вы что?! Волос, сиди! Сиди, тебе говорят, пьяная образина!
        - Л-ладно, - согласился Волос, с минуту помолчал, потом озадаченно переспросил: - П-пьяная кто?
        - Нет, ребята, я вам все-таки скажу, - вступил в разговор Кеннет. - Самый шикарный прикол сегодня Барс устроил. Я такого не видал и не думал, что увижу. Это чтоб вот так прямо посреди боя взять и - хлоп! - исчезнуть! Потом - хлоп! - появиться! И опять - хлоп! - исчезнуть к псам! Это ж цирк какой-то бродячий!
        - Главное, что потом опять появился, - заметил Беркет, поднимая вверх палец. - Это - главное.
        - А ну молчать! - Вдруг рявкнул Комин во всю мощь своих легких.
        Рыцари озадаченно смолкли.
        - Ты чего? - Удивился Беркет.
        - Ну, то, что вы упились сегодня до полного охренения, это я понять могу, - заговорил Комин.
        - А ты что, еще нет? - Быстро спросил Халиф. - Мужики, налейте ему.
        - Не перебивай. Так вот. Я другого понять не могу. Вы что, последние мозги отпили до такой степени, что до вас уже не доходит, что вы всем сегодня только Барсу и обязаны? Что он вас всех, сукиных детей, за шкирку оттуда вытащил? Тебе, Кеннет, между прочим, это хлоп-хлоп жизнь спасло! А Барс чуть концы не отдал! А ты говоришь - цирк!
        - Да брось, Комин, я ничего такого не имел в виду, - смущенно пробормотал Кеннет. - Просто прикольно, вот и все. И потом, мы все сегодня хорошо поработали.
        - Все поработали хорошо, - согласился Комин. - Я бы даже сказал - отлично поработали. Но Барс - он сделал невозможное! Он четыре барьера поставил! Че-ты-ре! Ты хоть слышал про подобное когда-нибудь? Я вот - нет. А ты знаешь, что прорыв он закрыл уже первым барьером? И снаружи остался? И имел, между прочим, право развести руками, сказать - извините, ребята, сделал все, что мог, - как многие до него и поступали? Я тебе, Кеннет, вот что скажу по секрету. Мне триста тридцать четыре года. Если я со счета не сбился. Так вот. Ты за свою жизнь хоть раз воочию магическое истощение видел? Нет? А вы все? Нет? А я за свою сегодня видел во второй раз. А знаете, почему это так редко бывает? Я скажу, почему. Чтобы всю магию без остатка из себя вычерпать, силища воли нужна неимоверная. Это как... Эх, даже и сравнить-то не знаю с чем. Ну, как если заставить себя перестать дышать и так задушиться. Смог бы ты, Кеннет, а? То-то. И это еще слабый пример. Когда я в первый раз такое видел, там мужик свою жизнь спасал. У него и выхода-то другого не было - что так помирать, что этак. А Барс из-за нас полез. И поэтому я,
например, себя его должником по гроб жизни считать буду. И где бы я ни был, и что бы со мной ни было, если ты, Барс, меня позовешь - я приду. Надо убить кого - убью. Если надо еще что-то, я сделаю. Барс! Эй, Барс? Ты меня не слышишь, что ли? Мужики! Где Барс, мать вашу за ногу?
        Свернувшись калачиком под плетеной стенкой шалаша, Барс мирно спал, позабыв завернуться в теплое одеяло, и тихонько посапывал во сне.
        ***
        - Волос! А, Волос! Да проснись же ты!
        - М-м-м.
        - Да проснись, говорю! Ты что это такое утворил, а?
        - У-м-м.
        - Я ж тебя все равно разбужу, умника этакого! Ты хоть помнишь, что сделал?
        - Ф-р-р.
        - А я говорю - проснись! Посмотри на дело рук своих!
        - Что шумим? - Сонно спросил Беркет. - Халиф, это ты, что ли? До сих пор не протрезвел?
        - Это я не протрезвел? Ты лучше открой глаза, посмотри, какой сюрпризец нам молодой организовал!
        - И какой? - Беркет сел, недовольно протирая глаза. Поморгал, потом удивленно протянул:
        - Ух ты! Это чьи же? Кого это мы спьяну проспали?
        - Волоса спрашивай!
        - Почему Волоса?
        Барс слышал сквозь сон всю эту перепалку, но поначалу отмахивался от нее, как от назойливо гудящей над ухом мухи. Потом заинтересовался, открыл глаза. Ничего не понял. Полежал немного, прислушиваясь к своим ощущениям - с бодуна как с бодуна, но вчерашней слабости вроде бы не чувствуется. Боль в груди, правда, не исчезла, но притихла, притаилась где-то в глубине маленьким комочком. Решив, что это не смертельно, Барс сел и огляделся.
        Вот теперь он увидел причину переполоха. К четырем столбикам, поддерживающим крышу навеса, были привязаны длинными веревками четыре жеребца. Только в отличие от Беркета Барс сразу понял, что это за лошади. Одна из них принадлежала Бруно, три других - те, что остались без хозяев.
        - Я встал, хотел выйти, - возбужденно рассказывал Халиф. - Только сунулся наружу - прямо возле виска копыто как свистнет! Я назад - дай, думаю, выскочу с другой стороны. Сунулся - а там еще один! Смотрю - с каждой стороны по жеребцу привязано. Ох, песья кровь! Волос! Вставай, сукин сын, немедленно!
        - Так чьи это кони? - Непонимающе спросил Беркет. - И причем тут, все-таки, Волос?
        Остальные Рыцари тоже просыпались, поднимались, протирая глаза. Только Волос упрямо продолжал дрыхнуть, да Бруно по-прежнему лежал без сознания.
        - Причем здесь Волос? Я вам расскажу. - Говорил Халиф. - Проснулся я на рассвете, сходил в кусты. Только вернулся - слышу топот копыт, кони скачут. И что странно - если бы чужие ехали, так наши жеребцы бы бучу подняли, а тут молчат, не реагируют. Смотрю - вылетает Волос верхом на жеребце. Ничего не понимаю - я ведь хоть и пьяный, а помню, что его коня вчера твари загрызли. Но это-то еще ладно. Смотрю дальше - а за ним на длинной веревке скачут аж три заводных.
        - Халиф, это тебе спьяну примерещилось. Арраканцы сроду в заводных не ходили - они ж в одной связке друг друга поубивают.
        - Вот и я так подумал. Что мерещится. Потом смотрю, Волос их к столбикам по одному попривязывал и спать завалился. Ну, и я спать лег - думаю, просплюсь, потом разбираться буду.
        - Ну и что? Разобрался?
        - А чего тут разбираться? Жеребцы-то - вот они. Не я ж один их вижу. Ты попробуй, высунься из-под навеса.
        - Дела-а, - задумчиво протянул Беркет. - Комин, ты что скажешь?
        - Ну, что Волос вчера этих коней сильно жалел - это правда, могу подтвердить. А еще что сказать? Разве что - сильно везет нам последнее время на чудеса.
        - А раньше такое бывало?
        - На моей памяти - нет. Тех коняг, что без хозяев оставались, мы обычно добивали потом. Я Волосу вчера не сказал об этом, пожалел парнишку. Но сам всю жизнь считал, что это - милосердно.
        - Может, талант какой у парня скрытый?
        - Все может быть, - пожал плечами Комин.
        - И что нам теперь делать? - Спросил Халиф.
        - Ждать, пока Волос проснется.
        - А может, все-таки поубивать зверюг, пока они рядом? - Предложил Кеннет. - Сорвутся с привязи, ускачут, ищи их потом. Волос, небось, проснется и не вспомнит, что ночью делал.
        - А что - идея, - согласился Халиф. - И ждать не надо. А то я, извините, скоро обмочусь.
        - Вы что, парни, озверели? - Вмешался Барс. - Как это - убить? Если Волос их уже приручил? А ты, Халиф, если у тебя проблема, залей-ка лучше костер. А то тебе уже моча в голову ударила.
        - Костер и сам погас давно, - сказал Халиф слегка смущенно.
        - Ничего. Ты для верности.
        - Пора Бруно настойкой поить, - спохватился Беркет. - Кеннет, поможешь мне?
        - Конечно.
        - Ребята, не осталось ли там чего на опохмелку? - Подал голос Дерека.
        Волоса сумели растолкать только после полудня. Поначалу он на все вопросы Рыцарей только тряс головой, потом долго и изумленно пялился на привязанных жеребцов. Что и как он делал ночью, молодой рыцарь действительно совершенно не помнил - последние смутные воспоминания относились к тому моменту, когда он собирался идти искать потерянный адамант.
        - А ты поройся по карманам, - предложил Беркет. - Может, ты и камень нашел?
        Однако камня не оказалось. Зато жеребцы Волоса признали - все четыре, и он по очереди перевязал их подальше от навеса.
        - Волос, ты вспомни, - надоедал парню Халиф, избавившийся от злости вместе с мочой. - Может, ты магию какую применял?
        - Может быть, - покорно соглашался Волос. - Но не помню.
        - Ты представляешь, какое открытие было бы!
        - Представляю, - кивал Волос. - Но не помню все равно.
        - Эх, - сокрушался Халиф. - Если бы ты выпил хоть чуть-чуть меньше!
        - Выпил бы я меньше, я бы вообще к ним не полез. Жалость жалостью, но жизнь дороже.
        Во второй половине дня компания стала потихоньку разъезжаться. Первым отбыл Кеннет, заявив, что зимы и снега ему хватило выше головы и он собирается взять курс на юг - куда-нибудь, где потеплее. Комин ушел пешком, предварительно вручив Барсу оружие погибших - для передачи в Замок.
        - Я тоже туда подтянусь, но попозже, - сказал старый рыцарь. - Прикуплю себе лошаденку в каком-нибудь селе, да и подъеду не торопясь. Так что не прощаюсь. А ты подскажи там, что мне жеребенок новый нужен. И обязательно вороной!
        - Хорошо, - согласился Барс. - А почему непременно вороной?
        - А потому что всех моих лошадей зовут Черныш, - пояснил Комин.
        Дереку Беркет долго уговаривал ехать в Замок - подлечиться, но тот только досадливо морщился и махал рукой, а в конце концов признался, что лечиться предпочитает в Дарсе у знакомой вдовы - женщины гостеприимной и приветливой, а главное, не задающей лишних вопросов. Так что вскоре уехал и Дерека.
        Сам Беркет вызвался везти в Замок Бруно - вместе с Барсом. В Замок ехал и Волос - хотя в его первоначальные планы это и не входило, но надо же было доставить таинственным образом прирученных им коней. Правда, что станут делать с ними в Замке, тоже было не вполне ясно, но Волос надеялся, что Магистры сумеют что-нибудь придумать.
        - Не могу же я ездить сразу на троих? - Спрашивал Волос у Рыцарей, и не совсем понятно было, какого ответа он ожидает. - Ведь я же их просто не прокормлю, верно? На них же корма не напасешься!
        - Представляю себе эту картинку, - хмыкал Беркет. - Рыцарь на трех конях. Может, тебе, парень, в циркачи пойти? Бешеную деньгу зашибать будешь.
        - А жеребец Бруно? Если мы сейчас разъедемся, я даже и не знаю, за кем он поскачет, - продолжал Волос, не реагируя на подначки Беркета.
        - Да не страдай ты, - не выдержал наконец Барс. - Захочешь оставить себе всех троих - так и оставишь, никто не отберет. Но сейчас ты едешь с нами в Замок: во-первых, жеребца Бруно приведешь, раз уж можешь, а во-вторых - вдруг там разберутся, что ты такое сотворил?
        Для Бруно Рыцари опять соорудили подвесную люльку - более удобную, чем первая, на жестком каркасе и с привязными ремнями, чтобы можно было ехать хотя бы рысью. Работа эта заняла половину оставшегося до темноты времени, и выезжать решили с утра.
        Вечером Бруно ненадолго пришел в себя. Он попил воды, пожаловался, что у него болит рука, и снова отключился. А наутро у него начался жар.
        Глава VII.
        - 1 -
        История с лейтенентом Мором надолго выбила Алину из колеи, хотя она и научилась не показывать этого. Сам Клавдий действительно уволился из Королевской гвардии и уехал в неизвестном направлении, и принцесса втайне была ему за это благодарна. После памятного объяснения она ни разу с лейтенантом не виделась и желания такого не испытывала, более того, возможной встречи ужасно боялась, и чем дальше находился Мор, тем спокойней чувствовала себя Алина. Если бы она могла, она с удовольствием бы вообще забыла о его существовании.
        Происшедшие в Алине перемены не остались незамеченными окружающими. Еще с месяц после турнира по дворцу летал смутный шепоток, смакующий обросшие воображаемыми подробностями разнообразные варианты событий. Хотя мнения и разнились, общий вывод был, как правило, един: принцесса наконец-то начала взрослеть. Молчаливое одобрение придворных дам и снисходительное участие родителей Алина сносила вызывающе терпеливо, попытки завязать задушевные беседы решительно пресекала, и вскоре двор нашел новые темы для сплетен, оставив принцессу в покое. Однако нужно признать, что в одном дворцовое мнение, несомненно, не ошиблось: Алина действительно повзрослела.
        На исходе зимы принцессе исполнялось пятнадцать лет. Отмечать день рождения решено было с помпой, которой в предыдущие годы Алина по малолетству не удостаивалась; теперь же мать принцессы, королева Элеонора, пришла к выводу, что пора устроить девочке достойный выход в свет. Планировалась целая неделя гуляний, балов и маскарадов. Из Суфии выписали группу знаменитых иллюминаторов - специалистов по фейерверкам. Рассылались приглашения иностранным послам.
        Поначалу предстоящие события не вызывали у Алины никакого энтузиазма. Однако постепенно она заинтересовалась, потом увлеклась, и вскоре подготовка к празднику захватила принцессу целиком. Правда, многочисленные примерки будущих платьев и костюмов по-прежнему оставались для нее пыткой: какое удовольствие находят в этом прочие дамы, Алина понять так и не могла. Зато сценариями балов и маскарадов принцесса занялась всерьез.
        Эту работу - впрочем, как и любую, которой она увлекалась - Алина делала на совесть. Ее интересовала каждая деталь праздничного декора, каждый поворот сюжета расписанных по минутам вечеров. Спальня принцессы стала напоминать кабинет какого-нибудь канцелярского работника, поскольку на всех мыслимых поверхностях громоздились кипы исписанной и исчерканной бумаги.
        Главным распорядителем будущих торжеств был назначен Ставрадар Деим, советник отца Алины по вопросам внутренней политики, и эта кандидатура лучше всего прочего говорила о значимости предстоящих событий. Деим ерундой не занимался. Опытный придворный и непревзойденный дипломат, Ставрадар в течение шестнадцати лет был послом Арсании в Империи Таос - стране, с которой у королевства были традиционные трения по территориальным вопросам, и то, что обострившийся пару десятков лет назад конфликт не перерос в новую войну, было во многом заслугой Деима. Около пяти лет назад Ставрадар вернулся в Умбру - по официальной версии, в связи с ослаблением здоровья, которое не позволяло ему далее переносить тяжелый таосийский климат. Назначение Деима советником по вопросам внутренней политики изумило весь двор, и причины столь странной переквалификации муссировались придворными необычайно долго. Однако Деим быстро доказал, что и на этом поприще способен не ударить в грязь лицом, и вскоре стал одним из ближайших доверенных лиц короля. Алина Ставрадара знала мало и немного робела перед высоким, представительным
придворным с красивой серебристой проседью в пепельных волосах и проницательными карими глазами. Однако робость быстро прошла под натиском неизменной доброжелательности Деима. Алине импонировали мягкий ненавязчивый юмор Ставрадара и его чуть-чуть циничное отношение к принятым при дворе условностям - ко всему тому, что занимало столь важное место в жизни двора и что сама Алина всегда считала глупостями.
        Новое поручение Деим мог бы счесть досадной повинностью, но вместо этого отнесся к нему со всем вниманием и серьезностью. Несмотря на вечную занятость, советник всегда был рад видеть принцессу, без конца приносившую ему для обсуждения новые и новые проекты. Совместное творчество увлекало обоих, оба не стеснялись давать волю своей фантазии, и предстоящий день рождения постепенно перерастал в некое грандиозное по масштабам событие, грозящее затмить даже традиционную торжественность Дня Созидания, отмечавшегося в середине зимы.
        Кульминационным моментом праздника Алина решила сделать театрализованное представление, в котором она сама играла бы сразу несколько главных ролей. Играть второстепенные роли должны были тщательно отобранные для этого придворные. В основу пьесы девушка положила сюжет одной из своих любимых книг. Начало там было довольно традиционным: прекрасную принцессу похищал страшный дракон и упрятывал в высокую и неприступную башню. Благородный юноша отправлялся спасать возлюбленную. Зато дальше развитие событий было совсем не сказочным. Постепенно выяснялось, что страшилище-то как раз имело душу благородную, юноша же был замешан в сложнейшей паутине интриг, плетущейся его честолюбивым отцом. В расчеты последнего входили: женитьба юноши на принцессе, последующее отравление ее родителей, коронация принцессы и затем постепенное сведение ее с ума путем тщательно разыгранных сцен явления духов умерших родственников. В результате юноша оставался фактически правящим монархом при безумной жене, но поскольку был он безволен и малодушен, то реально бразды правления были бы в руках его отца. Юноша знает о планах отца,
но перечить ему не решается. О чудовищном замысле становится, однако, известно дракону, который по совместительству является также могущественным волшебником. Потому он и похищает принцессу, надеясь спасти ее от страшной судьбы. Но когда дракон раскрывает перед принцессой истинное лицо ее возлюбленного, она не верит страшилищу. Юноша является освобождать принцессу; дракон убивает его. Принцесса в отчаянии бросается из окна башни на скалы, и чудовище не успевает ее спасти. Тогда дракон решает отомстить честолюбивому аристократу, виновнику всего происшедшего, но на подлете к его замку видит с высоты похоронную процессию: аристократ скончался, подавившись за обедом куриной косточкой. В результате дракон сам сходит с ума и начинает разрушать мир и пожирать людей, но его убивает храбрый крестьянский парень. В последний момент, когда чудовище уже умирает, разум возвращается к нему, он понимает, что натворил, и произносит выразительный монолог. Эта финальная сцена нравилась Алине больше всего: она сама переписала ее для пьесы и не сомневалась, что повальные рыдания в зале ей обеспечены.
        Ставрадар Деим саму идею постановки одобрил, но сюжет пьесы ему не понравился.
        - Мрачновато для праздника, - заметил он, задумчиво потеребив мочку уха. - А почему бы тебе не видоизменить слегка сценарий? Ну, вариант, в котором юноша убивает злого дракона, конечно, слишком банален. Почему бы не сделать так: юноша оказывается на самом деле не так плох и с планами отца соглашается только для вида, сам же искренне любит принцессу. Почему соглашается? Да потому, что в силах его отца расстроить свадьбу, и юноша рассчитывает дать ему решительный отпор уже после женитьбы, когда отец ничего не сможет сделать. Дальше. Дракон не убивает юношу, а только ранит и улетает, посчитав мертвым. Юноша приходит в себя и спасает принцессу - скажем, она падает не на скалы, а в море, и он вытаскивает ее, оглушенную, из воды.
        - Я не откажусь от финального монолога дракона! - Упрямо заявила Алина.
        - И не надо. Дракон считает, что принцесса погибла, и дальше все развивается по сценарию. После монолога - он, правда, перестанет быть финальным - обнаруживается, что принцесса и юноша живы. Тебе придется написать еще одну сцену. Общая мораль: чрезмерное могущество всегда опасно, даже если оно направлено во благо. И подтекст: людям должно быть предоставлено право самим разбираться со своими проблемами, без вмешательства могущественных сил, использующих кувалду там, где достаточно было бы хлопка ладошкой.
        - Интересно, - согласилась Алина. - Пожалуй, даже добавляет выразительности. Вы никогда книги писать не пробовали?
        - Книги? Нет, судьба миловала, - рассмеялся Ставрадар. - Но читать люблю. А кого ты собираешься играть в пьесе? Принцессу?
        - Вообще-то, я рассчитывала сыграть всех троих - принцессу, юношу и дракона. Я уже придумала, как разбить на сцены диалог принцессы и дракона: получаются два отдельных монолога, но на мой взгляд, так даже лучше.
        - А переодеться успеешь?
        - Успею, - уверенно ответила Алина. - Больше проблем со сценой битвы: там юноша и дракон обмениваются репликами. Вероятно, кому-то придется подменить меня на эту сцену. А теперь еще спасение принцессы! Это-то как устроить?
        - Очень просто. У принцессы там реплик не будет: она же оглушенная. Или вот еще идея: дай и битву, и сцену спасения на заднем плане, как бы фоном - тогда кто угодно сможет сыграть - а сама озвучь обе роли.
        - Советник Деим, вы замечательный советчик! - Радостно воскликнула Алина и сама рассмеялась нечаянно получившемуся каламбуру.
        - Работа такая, - улыбнулся Ставрадар.
        - Я отправляюсь переписывать сценарий. Ждите меня с результатами.
        - Слушаюсь, Ваше Высочество, - советник шутливо отдал честь.
        ***
        На переделку сценария и написание новой финальной сцены ушел почти весь день. Когда Алина положила наконец перо и облегченно перевела дух, за окном было темно, и она поняла, что обсуждение нового варианта со Ставрадаром откладывается до завтра. Однако усидеть на месте принцесса не могла. Сочинительство оказалось видом деятельности невероятно увлекательным, будоражащим; реплики героев продолжали звучать в ушах, бесконечно прокручивались в голове, и Алина чувствовала, что попросту не уснет, пока не обсудит новые варианты сцен хоть с кем-нибудь. Однако говорить об этом с придворными дамами или, тем паче, камеристками девушка не могла: они не только не поймут, они испоганят саму идею какими-нибудь идиотскими вопросами. Няньке Ферузии лучше вообще на глаза не попадаться: и слова не даст сказать, тут же отправит спать. Хорошо уже то, что она не слишком ревностно относится к своим обязанностям. Учителя принцессы приходили только с утра. С кем же поговорить?
        Задаваясь этим вопросом, Алина отправились бродить по дворцу. Ноги сами принесли ее в ``деловое'' крыло, к рабочему кабинету Ставрадара. Не то чтобы она рассчитывала здесь кого-нибудь застать - скорее, шла, не раздумывая - и была искренне удивлена, увидев выбивающуюся из-под двери полоску света.
        Дверь была прикрыта неплотно, и Алина подошла поближе и прислушалась: она понимала, что Деим вряд ли обрадуется, если она ворвется к нему в кабинет во время какого-нибудь важного делового разговора - несмотря на всю его доброжелательность.
        - Не стоит придавать этому такое значение, Роланд, - услышала Алина голос Ставрадара.
        - Ты до сих пор не можешь сказать мне, как они это делают! - Возразил собеседник советника, и Алина высоко подняла брови. Этот голос был ей хорошо знаком, но она ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь, кроме матери, называл просто по имени ее отца. Теперь ее от двери не оттащили бы и четверкой лошадей.
        - Ты читал последние сообщения из Северной Кеоры? - Спросил король.
        - Разумеется. Ты забываешь, что сначала все они попадают ко мне.
        - И что ты об этом думаешь?
        - То же, что и раньше, - ответил Деим. - Все это - их рук дело. Все целиком.
        - Почему ты так уверен, Ставр?
        - Слишком хорошо укладывается в схему. Небольшой нажим - и сразу же очередные неприятности. Таких совпадений не бывает, Роланд.
        - Пока ты не выяснишь, как они это делают, это не более чем пустопорожняя болтовня, - заметил король. - Я не полезу напролом, не зная, против каких сил выступаю.
        - Боюсь, как бы потом не было поздно. Они начинают что-то подозревать.
        - Утечка?
        - Шила в мешке не утаишь, Роланд.
        - А что твой человек в Замке?
        - Прислал сообщение несколько дней назад. Ничего важного узнать не удалось. Но он там, а это уже немало.
        - Узнай мне то, что я хочу, Ставр. Узнай - и получишь карт-бланш.
        - А что мне ответить Гезену?
        - Напиши императору, что мы не готовы.
        - Ему это не понравится.
        - А вот это меня не волнует, - коротко хохотнул Роланд. - Я хочу захапать этот кусок для себя, а не подарить Таосу. А уж что врать Гезену - это твоя головная боль.
        - Как скажешь, - согласился Деим.
        - Держи меня в курсе.
        Послышался звук отодвигаемого стула, и Алина быстро отскочила от двери, метнувшись за ближайший угол. Прозвучали тяжеловатые шаги, к счастью, удалявшиеся в противоположном направлении.
        К Ставрадару Алина в этот вечер не пошла. Вместо этого она вернулась в спальню и некоторое время так и сяк крутила в голове подслушанный разговор, пытаясь понять, о чем же шла речь. Информации явно не хватало, и постепенно ее мысли вернулись к проблемам воображаемой принцессы, ее возлюбленного и незадачливого дракона. Однако в ее отношении к советнику Деиму после услышанного появилась почти незаметная нотка настороженности.
        - 2 -
        Бруно умер на рассвете седьмого дня после боя. Шесть суток он горел в огне и бредил; Рыцари слушали его бессвязную речь, перемежающуюся стонами, неожиданными восклицаниями, вскриками и путаными строчками стихов. Иногда он замолкал, впадая в забытье, и тогда тишина воспринималась почти как подарок судьбы. Но проходило немного времени - и все начиналось сначала. Барс не знал уже, что он счел бы лучшим выходом - чтобы мучительный бред продолжался, свидетельствуя о том, что парень все еще жив, или чтобы он смолк уже навсегда.
        Шесть суток Рыцари ехали со всей возможной скоростью - отдавая себе отчет, что шансов довезти Бруно до Замка живым практически нет, но не имея привычки сдаваться. Несколько раз в день Беркет вливал в рот молодого Рыцаря несколько капель вонючей настойки из небольшого пузырька. Судя по запаху, сделана она была не иначе как из плесени - или из чего-то не менее мерзкого.
        - Мало ее у меня, слишком мало, - сокрушался Рыцарь. - Было бы достаточно - может, и вытащили бы парня.
        - Этой дрянью? - Удивлялся Барс.
        - Эта дрянь, между прочим, редчайшая вещь, - обижался Беркет. - Только на ее изготовление несколько месяцев уходит, я уж не говорю о том, чтобы собрать все компоненты. Я когда в Замке бываю, всегда беру у Барата пузырек-другой. Эх, нам бы в Замок поскорее!
        Барс только хмурился и пожимал плечами.
        Ехали на рысях - подниматься в галоп не позволяла самодельная подвеска - зато почти не делали остановок, лишь иногда пускали лошадей шагом. Спали по очереди, в седле. Бруно метался в люльке, крепко привязанный и укрытый несколькими одеялами. Волос со своими заводными ускакал вперед - рассчитывал добраться до Замка раньше и вернуться с лекарством. Когда он предложил эту идею, Барс кивнул одобрительно, но в глубине души сомневался, что это поможет.
        Несколько раз в сутки Рыцари останавливались, вынимали Бруно из люльки, раздевали его и на несколько минут окунали в снег. Затем снова одевали и тепло укутывали - и ехали дальше. Снежные ванны помогали - жар немного спадал, утихал бред - но очень ненадолго, и с каждым разом этот промежуток сокращался.
        К вечеру шестого дня наступил кризис. Очередная снежная ванна не помогла абсолютно; до горячего тела Бруно было страшно дотронуться - казалось, на нем сейчас закипит пот. На натянутой багровой коже вздувшейся культи странно проступала искаженная ало-золотая татуировка - словно свидетельство пылающего изнутри пламени.
        - Сегодня дальше не поедем, - сказал Беркет, вливая меж потрескавшихся губ Бруно последние капли темно-бурой настойки. - Нет смысла. Сегодня ночью все решится.
        Барс молча кивнул и принялся расседлывать Шторма.
        Ночью дежурили по очереди - без конца растапливали над костром снег, без конца обтирали горящее бесчувственное тело, вливали воду в пересохший рот, в котором уже не умещался распухший покусанный язык. Бруно больше не бредил - только хрипел да иногда постанывал, тихо и жалобно. Ближе к утру молодой рыцарь затих, и время от времени казалось, что он перестал дышать, но каждый раз, прислушавшись, Барс улавливал очень слабое, прерывистое дыхание. Беркет спал, умаявшись за предыдущее дежурство, и Барс не стал его будить - все, что мог, тот уже сделал.
        Сидя у потрескивающего костерка, над которым таяла в котелке очередная порция снега, Барс вспоминал сверкающий под солнцем склон, на котором кипела круговерть боя, и молодой звенящий голос, в такт ударам выкрикивающий слова. Стихов рыцарь не запомнил, и почему-то именно это сейчас не давало ему покоя, мучило смутным ощущением неведомой, но безвозвратной утраты.
        Уже светало, когда Барс склонился над раненым с кружкой тепловатой талой воды в руках - и наткнулся на осмысленный взгляд широко распахнутых серых глаз. Боясь поверить себе, Барс положил руку на лоб молодого рыцаря - кожа казалась липкой от испарины, но жара не было. Бруно шевельнул растресканными губами.
        - Молчи, - сказал ему Барс, чувствуя, как где-то глубоко внутри задрожала, отпуская, какая-то туго натянутая струна. - На вот лучше, попей.
        Бруно сумел проглотить немного воды. Говорить он не мог, но сказать что-то настойчиво пытался, и Барс наклонился над ним, почти касаясь ухом обметанных губ.
        - Хороший... бой, - с трудом разобрал он сипение раненого.
        - Отличный, - согласился Барс. - Такой бой сотен других стоит. Многие Рыцари прожили целую жизнь, не поучаствовав в таком бою.
        - Значит... не зря все... Башня... не зря...
        - Молчи, - попросил Барс. - Береги силы. Потом поговорим.
        - Возьми... руку... - Прошептал Бруно.
        Барс выкопал из-под одеял уцелевшую руку молодого Рыцаря, легонько сжал ладонь. Ладонь Бруно чуть дрогнула, отвечая - не пожатием, так, намеком на движение.
        - Так... страшно... было, - раздался едва слышный шепот. - Теперь - нет. Больше... нет.
        Барс продолжал держать молодого Рыцаря за руку, когда дыхание Бруно тихо остановилось, и медленно закатились светлые серые глаза.
        Барс сам вырыл могилу, безжалостно разрезая промерзшую землю посылаемыми по мечу магическими импульсами. Магию он расходовал бездумно, без оглядки, и огонек боли снова разгорелся в груди, и почему-то Барс был рад этому, снова и снова разбрасывая импульсы, и в вырытой в результате яме можно было бы похоронить, пожалуй, с десяток человек. Беркет пытался остановить рыцаря, но Барс только рыкнул на него, и тот отстал. В конце концов Барс остановился сам, аккуратно завернул тело Бруно в одеяла, на руках перенес в могилу. Осторожно разложил сверху черепки доспеха. И принялся ожесточенно засыпать, зло прикусив верхнюю губу. Беркет стал помогать - Барс глянул на него сухими темными глазами, но на этот раз не сказал ничего.
        - Ты бы отдохнул, - тихо заметил Беркет, когда Барс, закончив дело, сразу отправился седлать Шторма. - Давай посидим, помянем парнишку.
        - Ты слышал, он стихи читал во время боя? - Внезапно спросил Барс, замерев с натянутым ремнем подпруги в руках.
        - Слышал.
        - Запомнил хоть строчку?
        - Нет. А что?
        Барс молча застегнул подпругу, вскочил в седло.
        Только на исходе дня Беркет, нещадно погонявший свою лошадь, смог догнать Барса. Начиналась снежная буря, и Шторм самостоятельно перешел на шаг; Барс будто не замечал этого, мерно покачиваясь в седле.
        - Буря идет. Надо поискать укрытие, - сказал Беркет, подъезжая.
        Барс огляделся, только теперь обратил внимание на усиливавшийся резкий ветер, швырявший в лицо мелкую снежную крупу.
        - Надо, - согласился он.
        - Вон деревья симпатичные в лощинке. Там и переночевать можно.
        - Хорошо, - кивнул Барс.
        Больше в этот вечер Беркет не добился от рыцаря ни слова, как ни старался. Их наскоро сооруженный шалашик, занесенный снегом, превратился в большой сугроб, зато внутри почти не дуло. У входа, с головой укрытые попонами, недовольно переступали ногами и ржали лошади. Оставив попытки растормошить Барса, Беркет улегся спать, надеясь, что время все лечит и, может быть, завтрашний день принесет облегчение.
        И действительно, уже назавтра рыцарь вел себя почти нормально, замыкаясь только при попытках перевести разговор на Бруно, и Беркет оставил эту тему, предпочитая побольше говорить о делах насущных - например, о том, что кончается еда, и где взять корма для лошадей. Барс поддерживал беседу, но заезжать в село за провизией отказался категорически, и Беркет поехал один - что не помешало ему, всласть поторговавшись, основательно загрузить седельные сумки, прихватив в придачу целую связку ощипанных куриных тушек. От еды Барс, однако, не отказывался, только кивнул благодарно. Беркет, жаривший вторую порцию кур на вертеле, хотел было даже поначалу обидеться - но поразмыслил и махнул рукой, и разлил из фляги в глиняные кружки слабый яблочный сидр. Кони весело хрумкали овсом. Все возвращалось на круги своя.
        Дорога да Замка заняла в этот раз вдвое больше времени, чем когда Барс скакал один. Впрочем, Рыцари особенно не торопились - пережидали бури, устраивали нормальные ночевки. На полпути встретили измученного Волоса, спешившего от Замка с одним заводным конем и лекарством. Увидев двоих Рыцарей, Волос ищуще посмотрел на них, все понял, огорченно спешился.
        - Поздно, - подъезжая, объявил Беркет с грацией ломовика. - Опоздал ты.
        - Тут нельзя было успеть, - вступился за молодого Барс. - Нельзя. Так сложилось. Да и не помогло бы твое хваленое лекарство.
        Беркет взглянул в потемневшие глаза рыцаря - и решил не возражать.
        - Когда? - Спросил Волос.
        - Шесть дней назад. На рассвете.
        - Приходил в себя?
        - Ненадолго, - ответил Барс, и Беркет посмотрел на него удивленно. - Сказал только, что хороший был бой.
        - Хороший, - согласился Волос. - Его первый, между прочим. Не подкачал парнишка.
        - Да.
        - А где остальные кони? - Поинтересовался Беркет, стремясь прервать повисшее после рубленого ``да'` Барса тяжелое молчание.
        - В Замке оставил. Там их изучают на предмет магических воздействий. Вообще-то с четырьмя неудобно, тяжеловато, а вот два - в самый раз.
        Измотанного Волоса подкормили, дали отоспаться и двинулись опять к Замку, дорогой мирно подшучивая над новообретенной привычкой молодого Рыцаря пересаживаться с лошади на лошадь.
        Зато в Замке Барс устроил настоящий скандал. Он ходил по Дому, пинком ноги открывая двери в кабинеты Магистров, и требовал, чтобы ему объяснили, каким образом крупный прорыв почти в непосредственной близости от Замка оказался до такой степени запущен. Он довел почти до слез Барата - Желтого Магистра, занимавшегося врачеванием - вопрошая, почему лекарство, помогающее излечиться после ранений, неизвестно большинству Рыцарей и не выдается в достаточных количествах. Он пошел вразнос и набил морду адепту, отвечавшему за связь - после того, как узнал, что первое сообщение из Кеоры тот расшифровал не в тот же день, а на следующий. И зря бледный, прощающийся с жизнью адепт лепетал в свое оправдание, что на первых сообщениях и не было грифа особой срочности. Барс наорал на Беркета, пытавшегося по дружбе его утихомирить, и так вызверился на Бранигала, что старый Магистр спасовал - возможно, впервые в жизни - и ушел, подбирая полы мантии и возмущенно бурча под нос. Послушники испуганно шарахались с его дороги. Барс же, побуянив всласть и выпустив пар, заперся у себя в комнате с бутылкой вина.
        А наутро, слегка поостыв, отправился беседовать с Верховным Магистром.
        - 3 -
        Верховный Магистр Ордена Пламени носил снежно-белую мантию с золотой оторочкой. Поскольку белое носили и ученики Школы, говорили, что цвет одеяния Верховного Магистра - символ того, что он ``всегда открыт познанию'`. Нынешнему Верховному Магистру Гледу Маркону было всего двести семьдесят девять лет - возраст для такой должности, можно сказать, детский. Происходил он из Рыцарей, но черный доспех носил недолго - лет шестьдесят. В конце этого периода Глед совершил крупное открытие, найдя новый способ добывания кристаллов из нечисти, был приглашен в Алые Магистры и приглашение с радостью принял. Новый Алый Магистр оказался честолюбив, энергичен и гибок умом, быстро вошел в Совет, и около пятидесяти лет назад при активном содействии Бранигала был выбран на верховную должность.
        Свой рабочий кабинет Глед обставил в строгом, сугубо деловом стиле: все в белых тонах, ничего лишнего, в большой просторной комнате - один камин, стенка стеллажей, письменный стол и два кресла; еще несколько кресел стояли вдоль пустой стены. Никаких украшений. Высокое стрельчатое окно впускало достаточно света.
        - Заходи, заходи, герой, - приветствовал Глед вошедшего Барса тоном старого доброго знакомца. - Слышал, ты бучу тут вчера устроил. Я понимаю, задание тебе досталось пакостное, но зачем Замок-то громить?
        Глед Маркон был человеком среднего роста, стройным, скорей даже худощавым. Ореховые с рыжиной волосы аккуратно, волосинка к волосинке, зачесаны назад, открывая высокий лоб; лицо удлиненное, благородных пропорций. Глаза его имели странную особенность: хотя радужки были теплого, темно-янтарного цвета, взгляд неизменно казался холодноватым.
        - О задании. - Коротко сказал Барс, без приглашения садясь в кресло. - Есть вопросы.
        - Есть, - согласился Маркон. - И много. И у меня, подозреваю, больше, чем у тебя. Да ты присаживайся, не стесняйся.
        Барс хмыкнул. Потом счел нужным все-таки сказать:
        - Извините.
        - Ничего. - Маркон вздохнул, провел рукой по волосам. - Я сам Рыцарем был, - сказал он негромко. - Что такое друзей терять, помню. Так что о твоем вчерашнем поведении мы говорить просто больше не будем. Вообще. Разумеется, при этом я рассчитываю, что такого больше не повторится.
        - Разумеется. - Изобразил Барс легкий полупоклон.
        - Вот и договорились, - доброжелательно улыбнулся Магистр. - Теперь поговорим о твоем задании. Ну, подробно о том, что и как ты делал, расскажешь в научном отделе. Меня немного другое интересует. Мне сказали, ты поставил четыре барьера?
        - Да.
        - Как ты себя после этого чувствовал? В груди болело?
        - Болело.
        - Сильно?
        Барс пожал плечами.
        - Терпимо.
        - А позже?
        - Почему это вас так интересует? - Удивился Барс.
        - Потому что не хотелось бы потерять такого Рыцаря, - мягко заметил Глед. - А еще я, как Верховный Магистр, обязан решить, можно ли тебя выпускать снова в свободный поиск и как скоро.
        - Вот даже как?
        - Вот так, - кивнул Магистр, поднимаясь из кресла.
        - Маловато вы, Рыцари, знаете о магии, - задумчиво проговорил Глед, прохаживаясь по кабинету. - Боевым применением интересуетесь - и все. Вам бы теории побольше.
        - Так учите, - пожал плечами Барс.
        - Хотя, ты хоть и знаешь мало, вон какую штуку придумал, - ответил Маркон на свои мысли, не заметив замечания Барса. - Талант. О карьере Магистра никогда не думал? Алого, разумеется.
        - Вы это всерьез?
        - Куда уж серьезнее.
        Барс прищурился.
        - После такого дебоша? - спросил он недоверчиво.
        - Мы же договорились о дебоше не вспоминать, - укоризненно заметил Глед.
        - Ладно.
        - Так пойдешь?
        - Не пойду, - спокойно заявил Барс.
        - Почему?
        - Слишком мягко стелете.
        - Геро-ой, - протянул Магистр с ноткой какого-то незнакомого выражения. - Храбрец. А знаешь ли ты, признаком чего является твоя боль в груди?
        - Нет.
        Маркон снова занял свое место за столом, опершись на локти, наклонился к Барсу.
        - А что мы все получаем в результате посещения Башни, знаешь?
        - Ночные кошмары, как правило.
        Маркон поморщился.
        - Это испытание, - заметил он.
        - Да что вы говорите?
        - Я сейчас не об этом. Свойство, которое мы приобретаем в Башне - это что-то вроде способности накапливать магическую энергию. Без этого, м-м-м, накопителя искра бесполезна. Между прочим, именно постоянное присутствие магического заряда и дает нам такую долгую жизнь. Но и мы становимся зависимы от него. А ты умудрился вычерпать свой заряд почти до дна. Ты уже умирал - вот о чем говорит твоя боль в груди. Тебе, может, волоска не хватило. Еще чуть-чуть - и ты бы просто тихо скончался.
        - Вот это было бы обидно, - возмутился Барс. - Я-то всегда рассчитывал умереть под фанфары и барабанный бой.
        - Не ерничай, - мягко укорил Рыцаря Маркон. - Это может повториться. Тебе теперь надо очень осторожно обращаться с магией - по меньшей мере, год, а то и больше. Может, все-таки пойдешь в Магистры? Не отвечай сейчас, подумай.
        - Не пойду, - ответил Барс быстро и уверенно. - Теперь, если вы закончили меня пугать и покупать, может, я все-таки задам свои вопросы?
        Глед откинулся на спинку кресла.
        - А может, не стоит? - спросил он доверительно.
        - Почему?
        - Потому что я догадываюсь, о чем ты будешь спрашивать. И ответы тебе не понравятся.
        - Я все же рискну.
        - Ну давай, - вздохнул Глед, скрещивая руки на груди.
        - Вы получили сообщение от адепта в Кеоре о близком прорыве за три месяца до моего приезда в Замок, - начал Барс.
        - Это не вопрос, - заметил Верховный Магистр. - Это констатация факта.
        - Вы признаете это?
        - С чего бы я стал отрицать. - Удивился Глед. - Так оно и было. Ты и дальше собираешься потрясать меня сведениями, выбитыми из перепуганного адепта?
        - Вы сразу же присвоили этому каналу гриф ``особо секретного'` и в дальнейшем переписывались только своим личным кодом. Сами шифровали свои сообщения.
        - Верно, - согласился Маркон. - Ты хорошо поработал. Я даже начинаю сомневаться, что твой вчерашний дебош был таким уж спонтанным.
        - Почти месяц спустя я общался с адептом в Шуме, а немного позже - с адептом в Сантии. У них не было информации ни о прорыве, ни об объявленном сборе. Ничего. Все спокойно - вот что они мне сказали.
        - Верно. Сбор тогда еще не объявлялся.
        - Почему? - Выдохнул Барс вопрос, упираясь ладонями в стол и пронизывая Магистра пристальным взглядом, и замер в ожидании ответа.
        Однако кульминационный вопрос должного эффекта не произвел. Глед Маркон удовлетворенно кивнул, словно именно этих слов он так долго и терпеливо дожидался.
        - Я тебе объясню, - сказал он совершенно спокойно. - Но сначала ответь мне. Сколько Рыцарей ты счел бы достаточным для работы по четвертой категории? На начальном этапе?
        - По-хорошему - четверых, - прикинул Барс. - Даже пятерых, если один - новичок. В крайнем случае, два-три ветерана. Но никак не один молодой.
        - Ты стал благоразумнее, - одобрительно заметил Магистр. - Все верно. Четверо Рыцарей были отправлены на этот прорыв, все четверо отослали сообщения, что едут. Три ветерана и один молодой, как ты и заметил. Все должны были успеть вовремя, без особой спешки. Потому и не объявлялся общий сбор.
        - И что же?
        - Доехал один. Молодой.
        Барс закусил губу.
        - Я предупреждал, что тебе не понравится, - покачал головой Маркон.
        - Что случилось с остальными?
        - О двоих нет сведений. Деврис был убит по дороге из Карлеона.
        - Убит?
        - Именно. Не нечистью. Людьми.
        - Как?
        - Отравлен. Ягоды повилеи.
        Барс помолчал, переваривая информацию.
        - Имена двух других? - Спросил он.
        - Винк, ехал из Сомы. Гервин - из Дарсийской провинции.
        - Вы знаете о моих приключениях в Сантии?
        - Конечно.
        - Полагаете, это события из того же ряда?
        - Такой вывод напрашивается.
        - Что-нибудь удалось узнать?
        - Почти ничего. Адепта в Шуме подкупили, он предупредил о том, что ты направляешься в Сантию. Сейчас он заменен. Действовали через посредника, который чуть позже погиб. Дальше ниточка обрывается. Кто заказчик, какова цель - неизвестно.
        - Есть предположения?
        - Только самые общие. Кто-то, обладающий средствами и обширными связями в самых разных сферах. Работает профессионально, дела ведет весьма безжалостно.
        - Что же ему нужно?
        - Хотел бы я знать, - задумчиво проговорил Глед. - Очень хотел бы.
        Барс заколебался. Собственное расследование, проведенное им накануне, привело рыцаря к неожиданным выводам, заронив в душу подозрение, ему самому казавшееся крайне неправдоподобным. Теперь подозрение медленно испарялось, но оставляло после себя чувство гложущей неудовлетворенности. Однако агрессивности и напора у рыцаря явно поубавилось.
        - Я займусь этим, - сказал Барс после паузы, скорее утвердительно, чем вопросительно. Ожидал он отказа, хотя и не хотел это демонстрировать.
        - Хорошо, - неожиданно легко согласился Магистр. - Но не торопись. У меня есть для тебя одно поручение. В Умбре.
        - Какое?
        - Важное. - Мягко улыбнулся Маркон. - И связанное с этим делом. Другому я его доверить не могу. И рассказать тебе все сейчас не могу тоже.
        - Почему?
        - Еще ведется подготовительная работа. Ты должен будешь явиться в наше представительство в Умбре. Глава миссии - Лин, Желтый Магистр. Пока ты доедешь, все будет готово, и я пришлю Лину сообщение. Можешь не торопиться, погости недельку в Замке, потом выезжай. И имей в виду. Дело серьезное. Самодеятельность тут не допускается. Поэтому прежде чем ты уедешь, я возьму с тебя Клятву.
        - Опять?
        - Извини. Но это даже не страховка, это элементарная аккуратность. Ты пойдешь с закрытыми глазами. А чрезмерный энтузиазм в этом деле опасней, чем его противоположность.
        Барс поразмыслил.
        - Я поеду. - Сказал он наконец. - И разберусь. Со всем. Только еще один вопрос напоследок.
        - Давай.
        - Когда вы получили сообщение от адепта, что доехал один Краск?
        - Накануне прорыва. И сразу отдал сигнал общего сбора.
        Барс молча кивнул.
        Уже спускаясь по лестнице, он так и сяк крутил в голове никак не желавшие сходиться цифры. Адепт, которого Барс растряс накануне, напугав до полусмерти, не знал содержания сообщений, зашифрованных личным кодом Магистра. Но уж даты каждого послания Барс выспросил детально. Сигнал же общего сбора, естественно, шел открытым текстом. Что-то явно не вытанцовывалось. Подозрение снова вползло в душу, принося с собой отвратительное чувство неуверенности.
        - Слишком уж ты добрый, господин Глед Маркон, - пробурчал Барс себе под нос. - Просто дядюшка родной, а не Верховный Магистр.
        И заключил:
        - Не нравится мне это.
        Добрый дядюшка Глед Маркон тем временем быстро прошел по нескольким коридорам и без стука ввалился в комнату Магистра Бранигала.
        - Уф. - произнес он, падая в кресло. - Семь потов сошло, пока его спровадил.
        - Ну как? - Спокойно спросил Бранигал.
        - Не знаю. Боюсь, полезет проверять, что случилось с теми тремя.
        - Так пусть проверяет. Может, и вправду что дельное выяснит.
        - А если узнает, что они не получали вызова на прорыв?
        - Да, это слабое место, - согласился Бранигал. - Но работать он может только через адептов. Услать обоих куда-нибудь - и проблема решена.
        - Ненадежно. Если что-то заподозрит - из-под земли их выкопает.
        - Что предлагаешь?
        - Решить проблему кардинально.
        - Не хватит времени. У нас нет надежных людей в тех местах.
        - Я не об адептах.
        Бранигал высоко поднял брови.
        - Твой энтузиазм меня пугает, Глед.
        - Мы должны сохранить Орден, Бранигал.
        - Почему бы просто не рассказать ему все?
        - Он не поймет. Не тот случай.
        Бранигал покачал головой.
        - Он - мой протеже и сильнейший из имеющихся в нашем распоряжении Рыцарей.
        - Боюсь, он надорвался на этом прорыве. Кроме того, я вовсе не имел в виду то, о чем ты подумал. Я отправляю его в Умбру.
        - Решился все-таки? Хочешь срубить два дерева одним ударом?
        - Именно.
        - Не нравятся мне твои игры, Глед. - Вздохнул Бранигал. - С самого начала не нравилась эта затея.
        - Но ты согласился с ней.
        - Наверное, мои мозги заржавели с возрастом.
        - Нет, ты просто смирился с необходимостью.
        - Ты создашь нехороший прецедент. Кроме того, Барс - не тот объект для подобных комбинаций. Ты обожжешься на нем, Глед.
        - Не думай, что мне все это нравится, Бранигал. Помни об Ордене. И да поможет мне Пламя.
        - Пламя да поможет нам всем, - хмуро согласился старый Магистр.
        - 4 -
        Во дворе Барс заметил Кальвина - тот с независимым видом переминался с ноги на ногу неподалеку от высокого крыльца Дома, но к рыцарю подойти то ли побаивался, то ли стеснялся. Барс не очень хотел видеть молодого послушника, но рукой ему все же махнул.
        - А я уже все знаю, - первым делом сообщил Кальвин, забыв поздороваться. Он не выглядел угнетенным, и Барс понадеялся, что родное село послушника безумие прорыва не зацепило.
        - Вы в тот раз испугались из-за того, что я сказал, что моя родня в Северной Кеоре, верно? - Оживленно затараторил послушник. - Только наше село намного севернее, в горах. Так что отмалчивались вы зря, рассказали бы - я бы вам все объяснил. Могли бы в гости заехать, раз уж случилось быть неподалеку. У нас народ гостеприимный.
        - В горах? - Удивился Барс. По поводу гостеприимства горцев он решил промолчать. - А там, где мы были - это что ж, не горы?
        - Разве это горы, - пренебрежительно махнул рукой Кальвин. - Так, холмы.
        - Мне так не показалось, - заметил Барс задумчиво.
        - Это как посмотреть, - вставил Кальвин рассудительно. - Для тех, кто настоящих гор не видел, любой холм - гора. Эх, жаль, что вы к нам не завернули. Вот где красотища!
        - Угу. - Сказал Барс. - Красотища.
        Сердце защемило, и он развернулся и пошел по двору, топча ногами грязноватый слежавшийся снег, оставив позади растерявшегося послушника. Солнце светило не по-зимнему ярко, в воздухе пахло весной, и даже запела уже где-то под стрехой первая смелая птичка. Барс миновал мрачный, огромный, темнеющий потеками на старом сером камне Дом, свернул в узкий проход между постройками, где с низких крыш даже в холода свисали целые колоннады сосулек. За задними дворами, прочерченными языками ноздреватого льда, лежал небольшой пустырь, огороженный с одной стороны старым, ныне не использующимся приземистым строением - бывшей конюшней; с другой стороны за оплывшими сугробами высилась внешняя стена. Пустырь был любимым местом уединения Барса еще во времена ученичества. Замок был велик; ``ферма'', Школа, многочисленные тренировочные площадки, просторные загоны для лошадей, выпасы и огороды - все располагалось далеко отсюда. Там кипела жизнь; в этом же заброшенном закутке в любое время года было пусто и тихо. Летом полынь вырастала здесь высотой по грудь взрослому человеку, и даже сейчас из-под просевших сугробов
торчали почерневшие прошлогодние былинки. Когда-то кем-то забытая груда темных, насквозь прогнивших уже массивных бревен лежала здесь с незапамятных времен - так никто и не сподобился ее убрать, и Барс посбивал ногой хрусткую наледь, уселся, подобрал ноги. Вдали чернела громада Башни. Собственно, Башню можно было увидеть из любой точки Замка - слишком уж велика она была - но здесь, присмотревшись, можно было разглядеть, как плавно, без явной границы соединения, втекает в монолит сложенная из массивных булыжников внешняя стена.
        - Злыдня, - сказал Барс Башне. - Стерва мрачная. Чего ты хочешь от меня? От всех нас? Все тебе мало, ненасытной.
        Башня молчала, чернела, по старой своей привычке не отбрасывая тени.
        Из-за угла бывшей конюшни вывернул Кальвин, увидев Барса, улыбнулся обрадованно, но приблизился неуверенно, робко.
        - Вы обиделись? - Звонко спросил он уже издалека. - Это все язык мой, как помело, метет, не думая. Это ж надо было догадаться - про красоту разглагольствовать. Я ж понимаю, слышал, как вам там пришлось. Вы уж извините, ладно?
        Барс против воли улыбнулся - раскаяние послушника казалось таким искренним, контрастируя, тем не менее, с хитроватым блеском в глазах.
        - Садись уж, раз пришел, - сказал он. - Я смотрю, разведка у вас неплохо поставлена. Или это только ты такой осведомленный?
        - Про ваш бой уже все всё знают, - серьезно сообщил Кальвин. - Такого масштаба событий, наверное, несколько сотен лет не было - разве такое скроешь? Да и зачем? Я, наоборот, удивился, что вам торжественную встречу не устроили.
        - Ох, и послал бы я их всех тогда, - проговорил Барс мечтательно.
        Кальвин ухмыльнулся.
        - Как вы бузили вчера - это я тоже слышал. Наши все попрятались, говорят - попадешься под горячую руку, потом костей не соберешь. Ну, вам-то за это, наверное, ничего не будет.
        - Что мне может быть, - согласился Барс. - Разве что новое задание. Знаешь, Кальвин, ты извини, но я не привез назад твое одеяло. Хотя оно действительно мне очень пригодилось.
        - Вот и хорошо, что пригодилось, - замахал руками послушник. - И не думайте даже себе голову забивать. Мне из-за этого одеяла житья в казарме не было - ``сыночком'` прозвали, представляете?
        - А ты как вообще в Замок попал? - спросил Барс.
        - Мать меня привезла, - ответил Кальвин. - Мне уже восемь лет было.
        Чуть погрустнев, продолжил:
        - Той весной отец у нас погиб - попал под лавину, и почти всю отару вместе с ним накрыло. Полез раньше времени на верхние пастбища, вот и приключилось. А отара-то сборная была, от нескольких хозяев. Тех овец, что потом найти удалось, мы за долги раздали, и еще на нас долгу повисло немеряно. Ну, народ-то у нас незлой, никто на вдову сильно не наседал, но мать - женщина гордая, по грошам собирала, все отдавала. А потом задумалась - как зимовать будем? У нее ж кроме меня - еще три девчонки, сестры мои, малышня, толку с них - чуть, а прокормить надо. Братику моему старшему тогда уж десять стукнуло, корячился он за отца, как мог, да силенок-то маловато. Мать тогда с теткой договорилась, сестер оставила, нас с братом взяла обоих и повезла в Замок. Сказала - которого возьмут, того и отдам. Дорогой, помню, все плакала впотайку. Я тоже плакал, боялся, а брат меня уговаривал - не робей, мол, Рыцарем быть здорово, а мать с долгами рассчитается, и сестры не в нищете расти будут. Платит-то Замок хорошо, у нас таких денег и не видали. Ну, искра у меня оказалась, меня и взяли. Магистр, который нас осматривал,
все ворчал, что большеват парень, но деньги заплатил. Мать поубивалась, да и уехали они с братом. Теперь живут в достатке, гостинцы передают, если какая оказия случается. Этой осенью брат жениться собирался. Думаю, скоро мать будет внуков няньчить.
        - В гости не приезжают?
        - Брат был один раз. Да только особо не наездишься, за теплый сезон, пока дороги проезжие, едва-едва обернешься, а у них хозяйство нынче большое - на кого ж его оставишь в самую-то страду? Вот я как отправлюсь в странствие, обязательно заеду, посмотрю, как они там устроились.
        - Здорово, - прокомментировал рыцарь. - Ты у нас, оказывается, почти семейный человек.
        - И вы туда же, - обиделся Кальвин.
        - Да ты не обижайся. Я ж тебя не подначиваю, я тебе, можно сказать, завидую. Слушай, Кальвин, а ты никогда не задумывался - на фига тебе Башня? Иди в адепты. Может, сможешь даже в своей деревне поселиться, обзаведешься семьей, хозяйством. Будешь жить нормальной жизнью. Ну, почти нормальной.
        Послушник низко опустил голову, обнял колени. Весь его вид выражал горькое расстройство.
        - Зря я вам рассказал, - пробурчал он тихо. - Теперь и вы будете смеяться.
        - Да не смеюсь я, балда! Я серьезно!
        - От вас - не ожидал. - Заявил Кальвин, отворачивая лицо. - Сами же говорили, что я в Башню попаду.
        Барс вздохнул. Взглянул на Башню. Ему показалось даже, что она слушает этот разговор - слушает и посмеивается.
        - У-у, злыдня старая. - Погрозил ей рыцарь. Потом сказал Кальвину:
        - Войдешь, если захочешь. Не переживай об этом. И не смеюсь я над тобой, не бери в голову. Посмотри на нее лучше. То, что она тени не отбрасывает, ты замечал? И снег на нее не садится, и дождь ее не мочит. И нигде за пределами долины ее не видно. Стоит тут, дура большая, и жизни наши ломает. Нужна она тебе, Кальвин?
        - А как же нечисть? - Спросил послушник. - Нечисть кто бить будет?
        ``...Как злую нечисть мы будем бить, а нечисть будет бояться нас...'` - внезапно выщелкнулось в голове у Барса.
        - А нечисти вообще быть не должно. - Неожиданно даже для себя заявил рыцарь со всей уверенностью. - Не должно.
        ***
        Большую часть этого дня Барс провел на тренировочной площадке, показывая Кальвину и нескольким другим послушникам кое-какие приемы, не входящие в общий курс фехтования. Подбил его на это, конечно, Кальвин.
        - В прошлый-то раз мне ребята не поверили, когда я рассказал, что с вами разговаривал, - жаловался послушник. - А нынче и вообще слушать не станут. ``И о чем, - спросят, - ты с ним беседовал?'' А я что скажу? ``За жизнь говорили?'' ``Ну ты и придурок'', - скажут мне ребята и будут правы.
        - Что ж ты хочешь? - Сердился Барс. - Чтобы я с тобой под ручку по двору разгуливал? Не пойду. Катись вместе со своими ребятами.
        - Не надо по двору, - теребил Барса послушник, где-то подрастерявший всю свою робость. - Пошли на площадки. Я сейчас только за мечом сбегаю. Ну пошли, а?
        - Если приведешь с собой всю Школу - зарублю. - Грозно предупредил Барс.
        Вот так и вышло, что на площадке с Барсом занималось человек шесть счастливчиков, а те, кому не повезло, сбившись кучками, завистливо наблюдали за процессом из-за ограды.
        Подошел Сорш, тепло поприветствовал Барса, заметил:
        - Так вот кто мне уроки срывает! Ну ладно, послушников забрал, а учеников-то зачем?
        - Я их не звал, - ответил Барс и вышел из глубокого медленного выпада неожиданным стремительным полукувырком, успев из нижнего положения поразить сразу несколько целей.
        - Ладно, пусть полюбуются, - добродушно отозвался Сорш. - Такое не часто увидишь.
        - Покажите еще раз! - Дружно завопили послушники.
        - Вы ни на мгновение не должны забывать, с кем деретесь, - сказал Барс, повторив перекат в медленном темпе. - Некоторых из вас уже сейчас можно выпускать на любой турнир, и вы выйдете победителями. Но нечисть не держит оружие в руках, она сама - оружие. Здесь нет такого понятия, как защита; вас спасет только скорость, быстрота реакции, точность движений. И подвижность. Потому не ворчите, когда наставники гоняют вас до полусмерти. Они всего лишь помогают вам сохранить ваши бренные жизни.
        - А как же магия? - Спросил кто-то.
        - Магия - не универсальное средство. - Ответил Барс. - Она присоединится к вашей технике, станет ее частью. Вы сможете усилить удар, пробить защиту, еще кое-что. Но основа - все-таки техника, а не магия.
        - Но есть же, например, щит, - рассудительно заметил один из послушников.
        - В бою щит практически не используется. Это - палочка-выручалочка на случай, если вам, к примеру, надо перевести дух, если вас задели или слегка оглушили. Но имейте в виду, что щит не позволяет вам активно двигаться, а более-менее крупная тварь с солидным зарядом пробьет его без труда. Поэтому щит - вещь малоэффективная. Кроме того, не забывайте: в каждое мгновение, что вы отдыхаете, нечисть прибывает. Так что ваше главное оружие - скорость.
        - Расскажите о заплатке, - попросил Кальвин. - О том, как вы связали прорыв в Кеоре.
        - Не лучший метод. - Спокойно сказал Барс. - Заклинание очень долгое, трудное. Если пойти в одиночку, то вас убьют сотню раз, пока вы его свяжете. А если вас кто-то прикрывает... в общем, возникают другие проблемы. Намного проще и эффективнее закрыть прорыв обычным путем, уничтожив нечисть - разумеется, на начальном этапе. Ну, хватит болтать. Что вам еще показать?
        На площадке Барс разогрелся, отошел; получая удовольствие от движения, он выложился на полную катушку, заставив звенеть все мускулы. Здесь все было просто и ясно. Смутные проблемы улетучивались, меркли, как теряет четкость после пробуждения путаный дурной сон. Отработав с одной группой послушников, Барс только разошелся и взял другую; потом еще и еще, не обращая уже внимания на их возраст. Скоро на площадке некуда было ступить; громко звенели в воздухе радостные ребячьи вскрики.
        - Так-так, - вдруг раздался знакомый голос. - Я плачу бешеные деньги за уроки фехтования, а когда появляется настоящий мастер, он возится с детишками!
        - Барон Альгейм! - воскликнул Барс, поднимая руку в приветственном салюте. Признаться, он и забыл уже о существовании своих ``странных попутчиков''. - Вы все еще здесь! А где бакалавр?
        - Ференца допустили во внешний архив. - Грустно сообщил барон. - Теперь его оттуда упряжкой лошадей не вытащишь. А на меня от этих пыльных фолиантов зевота нападает. Так что я теперь по большей части один. Пользуюсь вот случаем, повышаю квалификацию.
        - Дело полезное. - Улыбнулся Барс, глядя на пухленькую фигуру барона.
        - И дорогое. - Вздохнул Альгейм. - Но оно того стоит. Мастера у вас первоклассные, должен признать.
        - И долго вы собираетесь учиться?
        - Мне сказали, минимальный курс - три месяца. Но, полагаю, до лета я здесь точно застрял: хватит с меня снежных бурь и расхлябанных дорог. А уж когда Ракис из архива вылезет - этого никто не предскажет. Там столько всего - не исключено, что ему этого удовольствия до конца жизни хватит.
        - А как ваш гнедой?
        - В порядке, спасибо вашему доктору. Но я вот думаю - может, взять еще курс верховой езды и поучиться все-таки обращению с арраканцами?
        - Вы смелый человек, барон, - заметил Барс одобрительно. - У вас должно получиться.
        - Ну, решения я еще не принял. - Засмущался Альгейм. - Страшновато все же. И стоит, опять-таки, дорого.
        Барс рассмеялся.
        - Не прибедняйтесь, Карл. Я уже знаю, что вы не трус и вовсе не бедны.
        - Легко вам говорить. - Пожаловался барон, но не удержал недовольной мины и открыто улыбнулся.
        - Заходите к нам вечерком, - добавил он. - Посидим, поговорим. Ракис вывалит на вас горы информации, а вы расскажете о своих приключениях.
        - Непременно зайду, - пообещал Барс.
        - Буду ждать.
        Глава VIII.
        - 1 -
        Дорога. Опять дорога, и ветер, швыряющий в лицо мокрые снежные оплеухи. Опять стылые ночевки, и перемерзшие, сырые дрова, неохотно шипящие в полузадушенном костерке. Холмистая равнина, и лес, грустно примолкший под тяжестью ноздреватого, набухшего водой снега. Тоскливый вой оголодавших за зиму волчьих стай. Дорога, и мили под широким размахом копыт, и вольный воздух, и - что там новое ждет за поворотом?
        Барс покинул Замок, пробыв в нем пять дней, после чего был вызван к Верховному Магистру, дал Клятву, получив вместо объяснений разве что смутные намеки и обещание, что все будет прояснено в Умбре, и отправился в путь. Уезжал он с чувством, что теперь не вернется сюда долго. Хотя зимовка в Замке, на которую расчитывал Барс, явно не удалась, рыцарь понимал, что как минимум несколько ближайших лет вряд ли испытает желание снова появиться в сердце Ордена. Комната в Доме, которую занимал в этот раз Барс, опустела - очередное временное пристанище, как и все жилища в жизни рыцаря.
        В Замке Барс тепло попрощался с расстроенным Кальвином, раскланялся с бароном, заглянул в архив к Ракису. Со ``странной парочкой'' рыцарь провел два увлекательных вечера, в основном выслушивая откровения Ракиса и удивляясь тому, сколько интересного, оказывается, может обнаружить профессиональный исследователь даже в открытом, незасекреченном архиве. Бакалавр обладал редкой способностью находить неожиданный аспект в хорошо изученной информации, сопоставлять факты, между которыми никто прежде не смог заметить связи. Прощаясь с ним, Барс с сожалением подумал, что располагай он большим количеством времени - с удовольствием потратил бы, скажем, месяцок, чтобы порыться вместе с Ракисом в архиве. Но не дольше - дольше бы рыцарь не выдержал. Еще Барс отыскал Беркета и Волоса, пожал им руки - кто знает, доведется ли свидеться и когда.
        По старой привычке рыцарь простился со Стражем, спешившись и похлопав его по шершавому боку, и послушав его утробное ворчание в ответ - это всегда считалось добрым напутствием. И взял курс на Умбру, подгоняя недовольного напряженным ритмом последнего времени Шторма.
        Дважды рыцарю и коню пришлось всерьез отбиваться от волков - осатаневшие от голода стаи продолжали лезть даже тогда, когда уже не меньше десятка их собратьев валялись мертвыми на снегу. Барс пугал их магическим огнем - это действовало лучше, чем меч и копыта Шторма, но и выкладываться в магии приходилось прилично. К счастью, боль в груди больше не возвращалась, и Барс решил, что Глед Маркон прилично преувеличил опасность, рассуждая о магическом истощении. Или же Барс оказался сильнее, чем полагал Верховный Магистр. Это обстоятельство даже отчасти вернуло рыцарю хорошее настроение.
        Зима потихоньку сдавала свои позиции, участились оттепели. Дорога сделалась еще более труднопроходимой - порой Шторм по бабки увязал в грязно-снежной каше, злился, прижимал уши, дергал узкой головой на длинной змеевидной шее. Как-то раз жеребец даже попытался прихватить зубами садящегося в седло Барса, но получил кулаком промеж глаз и слегка присмирел. ``Сам напросился'', - сердито заявил рыцарь коню, однако привал устроил пораньше и помирился с жеребцом, скормив ему остатки зачерствевшего пирога с сыром.
        Местность постепенно делалась более оживленной; появились деревеньки, затем все чаще стали попадаться постоялые дворы. После сырого, промозглого леса ночевка в теплом помещении, пусть даже просто на соломе у камина в общем зале, казалась блаженством. Шторм тоже воспрянул духом, ночуя на конюшнях, отъелся вволю и уже веселее месил копытами непролазную грязь. Потом места пошли и вовсе цивилизованные, с приличными гостиницами и более-менее ухоженными дорогами. Барс вернулся к привычному образу путешествующего по делам аристократа, а Шторм принялся задаваться, как обычно. Тем временем потеплело, почва слегка просохла, и уже набухали, готовились взорваться свежей весенней листвой молодые почки.
        В Умбру Барс въехал в разгар весны, когда городские улицы казались посвежевшими, умытыми, а солнце брало реванш за долгое зимнее воздержание. В столице рыцарь не бывал лет десять или двенадцать. Он вообще не очень любил города, шумные и бестолковые, но Умбра ему нравилась - было в этом городе что-то помимо помпезного размаха. Что-то светлое и радостное ощущалось в свободной архитектуре просторных улиц центра, в обилии воздуха и зелени - пока еще робкой, но уверенно отвоевывающей свои позиции; даже камень здесь был преимущественно светлым, белый и розовый известняк или веселых оттенков мрамор. За рекой располагался Старый Город - тот казался одновременно строгим и замысловатым, за вязью кривых улочек и причудливой архитектуры домов скрывалось старинное здание Университета. Еще Умбра была богата парками и дворцами, а самый большой и изысканный парк в центре города был обнесен высокой кованой оградой и скрывал в своей тени Королевский дворец. Удивило Барса то, что город был по-праздничному украшен; ленты, драпировки, гирлянды искусственных цветов вились по балконам и оградам, обвивали столбы масляных
фонарей. Вывешенные вдоль улиц разноцветные фонарики горели даже днем. Рыцарь порылся в памяти, припоминая государственные праздники Арсании, но ничего подходящего не вспомнил. Впрочем, это еще ни о чем не говорило - специалистом по праздникам он отнюдь не был.
        Представительство Ордена Пламени располагалось в центральной части города, но на одной из второстепенных улиц. Симпатичный особнячок из бледно-серого мрамора не вызывал никаких мрачных ассоциаций. Так могло бы выглядеть посольство любой не слишком крупной и мощной державы. Эмблема Ордена - взлетающий ало-золотой феникс - украшала большой декоративный щит над входом. И здесь на воротах висели цветные фонарики, а гирлянда бело-розово-красных цветов из крашеных перьев струилась по ограде.
        У ворот несли караул двое охранников в нарядной униформе, черной с алым и золотым. Барс ухмыльнулся, глядя на эту пародию на рыцарский доспех, и шутливо отдал честь, вьезжая на территорию представительства. Тайный опознавательный знак, означавший ``свой'`, он подал раньше и заметил ответное движение пальцев. Честно говоря, вся эта система тайных знаков всегда казалась Барсу немного смешной: Рыцарям, чтобы узнавать друг друга, она не была нужна, да и любой человек, достоточно пообщавшийся с Рыцарями, узнавал их даже среди толпы народа. Тем не менее, в представительствах Ордена, в отличие от Замка, работали и наемные служащие, потому это были почти единственные места, где система еще действовала. Впрочем, Барс был уверен, что при определенной доле усилий заинтересованному человеку не составило бы особого труда ее узнать.
        Барс завернул на задний двор, оставил Шторма на конюшне и поднялся по мраморной лестнице, попав в просторный и почти пустой холл: только еще парочка охранников, да пожилой седой служащий за длинным дубовым столом справа от двери.
        - К кому? - Деловито спросил служащий, раскрывая толстую канцелярскую книгу.
        Барс изумленно поднял брови. С таким приемом он как-то еще не сталкивался.
        Служащий открыл чернильницу, сосредоточенно проверил остроту хорошо очиненного гусиного пера.
        - Так к кому? - переспросил он, нацелившись пером в чернильницу.
        - Мне нужен Лин, глава миссии, - озадаченно ответил Барс.
        - Господин Эвис Лин, полномочный представитель Ордена Пламени, принимает только по предварительной договоренности. - Проскрипел служащий. - Записать вас к секретарю? Есть свободное время на будущей неделе. В начале дня вас устроит?
        С этими словами старичок поднял глаза на Барса.
        Так уж вышло, что в Арсанийском представительстве Ордена Пламени сами Рыцари Пламени не бывали. В городе жили несколько адептов - под видом лавочников, владельцев магазинов и пивных; в случае надобности не любившие излишней рекламы Рыцари обращались к ним, через них же шел и основной поток сообщений из Замка и в Замок. Представительство же выполняло функции сугубо официальные, находилось в ведении Совета Магистров и к Рыцарям практического отношения не имело. Вот и получилось, что старый Уша, проработавший чуть не всю жизнь младшим клерком в представительстве за очень неплохую зарплату, но ни избыточным интеллектом, ни развитым любопытством не обладавший, искренне считал Рыцарями Пламени разодетых в черно-ало-золотые мундиры охранников. Потому и никакого подвоха не ожидал от вошедшего худощавого и темноволосого аристократа, с тяжеловатым не по возрасту взглядом глубоких темно-карих глаз, зато, судя по одежде, далеко не богатого.
        Поэтому, когда аристократ в ответ на законный вопрос Уши недоуменно пожал плечами и повернулся к клерку спиной, самовольно двинувшись к центральной лестнице, служащий в полном согласии с инструкцией громко заверещал: ``Охрана!'`, а затем уже безо всяких инструкций, зато с полным сознанием собственного долга с неожиданным проворством выскочил из-за стола и вцепился нахальному господину в спину.
        Вернее, попытался вцепиться.
        Когда неведомая сила за шкирку подняла Ушу в воздух и, потрясая им, как котенком, штабелем уложила обочь лестницы набежавших охранников, старый клерк первый раз за свою долгую карьеру почувствовал, что не все в жизни происходит согласно суховатым параграфам служебных предписаний. Почувствовал - и тихонько потерял сознание от потрясения.
        А Барс тем временем обнаружил, что у него, оказывается, вырос здоровенный зуб: во-первых - на любые учреждения вообще, а во-вторых - на ситуацию, когда в этих учреждениях к нему подходят со спины. Рыцарь растерянно взирал на устроенный им самим в считанные мгновения погром. К счастью, он не обнажил меча, и все охранники остались живы, отделавшись ушибами, вывихами и разными степенями контузий. Опасения вызывало только состояние безвольно закатившего глаза старичка-служащего.
        Тяжело вздохнув, Барс аккуратно уложил клерка спиной на ступени и принялся осторожно похлопывать по щекам.
        - Что здесь происходит? - Раздался сверху звучный уверенный голос.
        Барс поднял голову. Спускавшийся по лестнице человек, вероятно, и был Желтым Магистром Лином: очень уж властно, по-хозяйски он держался. И одежда его была в желто-золотых тонах - хотя и не традиционная мантия Магистра, а нечто вычурное, похожее на комбинацию рясы и палантина, но изукрашенное не в пример богаче.
        - Вы Магистр Лин? - не слишком дружелюбно спросил Барс.
        - Я Эвис Лин, - спокойно подтвердил тот. - А вы, вероятно...
        - Барс.
        - Я ждал вас, - кивнул Магистр. - Вы всегда входите с таким шумом?
        - Этот сморчок сказал, что мне надо записаться к секретарю на следующую неделю, - ворчливо пожаловался Барс. - А потом вообще набросился на меня.
        - Этот сморчок - наш старейший сотрудник, и добросовестно выполняет свои должностные обязанности, - наставительно заметил Лин. - Вам следовало представиться. И уж само собой разумеется, не следовало самовольничать и применять силу.
        - Извините, - пробурчал Барс совсем не извиняющимся тоном. Магистр Лин ему не понравился.
        Глава миссии небрежно махнул рукой.
        - Ничего, - сказал он. - Забудем. Надеюсь, мои люди все живы?
        - Вроде да, - протянул Барс и неуверенно посмотрел на старичка.
        - Ну и ладно. Пройдемте в мой кабинет. Здесь найдется кому оказать им помощь.
        Кабинет полномочного представителя Ордена Пламени был декорирован весьма изысканно, богато, но неброско. Мшистые и зеленовато-серые оттенки хорошо гармонировали с нарядом самого Магистра, изящная мебель располагала к себе, а со вкусом подобранные драпировки создавали ощущение уюта. Чувствовалось, что комнату обставляли с любовью. Правда, на рабочий кабинет Магистра она при этом походила мало. Впрочем, этого впечатления Эвис Лин в свое время и добивался.
        Лин Рыцарем никогда не был, да никогда и не стремился им стать. Еще будучи учеником Школы, он твердо знал, что сразу после Башни примет сан Магистра - Желтого, разумеется - и будет целенаправленно делать карьеру в надежде дослужиться до Алого. Искра у него была слабая, но Башню он прошел относительно легко, правда, магический талант обнаружил весьма ниже среднего. Однако в Магистры его, как прошедшего Башню, взяли - и вот тут-то Эвиса подстерегало серьезное разочарование. Оказалось, что Желтая мантия вовсе не дает того волнующего ощущения сопричастности к тайне, на которое рассчитывал молодой послушник, да и собственной значимости он как-то не почувствовал. На долю Эвиса досталась нудная и малозначащая работа в архиве, альтернативой которой было разве что преподавание в Школе - вид деятельности, к которому душа у Лина не лежала абсолютно. Промучившись так несколько лет и слегка разобравшись в иерархии Дома, Лин начал интриговать - сначала понемногу, потом все более и более активно - в надежде отвоевать себе местечко потеплее. В результате этих усилий Эвис хоть и не добился желаемого, но обратил на
себя внимание Верховного Магистра. Глед Маркон долго присматривался к молодому честолюбивому Магистру, абсолютно бесперспективному в качестве исследователя, зато проявляющему способности дипломата. Промариновав его в архиве еще некоторое время, Маркон принял решение и отправил Лина в Арсанийское представительство - вначале на должность секретаря. И вот здесь-то, в бюрократической и пропитанной снобизмом атмосфере столицы, и развернулся в полной мере талант Эвиса. Потому при очередной ``смене караула'' (Замок старался не афишировать способность к долгожительству своих Магистров) Лин стал полномочным представителем Ордена Пламени и главой миссии в Умбре и оставался в этой должности уже пятнадцать лет, оказавшись здесь - как нигде больше - на своем месте. Впереди у Лина были еще лет десять-пятнадцать спокойной работы, но маячившая вдалеке следующая ``смена караула'' уже сейчас серьезно портила Магистру настроение. Впрочем, Эвис надеялся, что по возвращении со столь ответственной должности он будет иметь право на Алую мантию - при условии, конечно, что проявит себя с наилучшей стороны.
        К приезду Барса Лин отнесся настороженно, с опаской. Он отдавал себе отчет, что нынешнее задание Верховного Магистра как раз относится к числу тех, которые способны подмочить его безупречную до сей поры репутацию. Потому отступать от предписанного Эвис не намеревался ни на гран. Беспокоил его и сам Барс: весь он был какой-то неудобный, непонятный, грозящий непредвиденными сложностями. Во времена своей исследовательской деятельности Лин слышал краем уха, что в истории Ордена бывали прецеденты, когда кто-то из Рыцарей вдруг выходил из-под контроля, начинал вести себя неадекватно и представлять опасность для окружающих; как Орден выходил из таких ситуаций, вслух не говорилось, однако Эвис предполагал, что знает ответ.
        К беседе с рыцарем Лин готовился заранее и приступил к ней весьма осторожно.
        - 2 -
        Час спустя удобнейшее кресло в кабинете Лина уже казалось Барсу невыносимо жестким.
        Слушать Магистра оказалось делом трудным: он ни о чем не говорил прямо, предпочитая обходные пути, начинал с предыстории вопроса, без необходимости переходил на подробные разъяснения и периодически перемежал свою речь уверениями в почтении и дружеском расположении к собеседнику. Чем больше рассыпался бисером Лин, тем сильнее хотелось Барсу поскорее оказаться как можно дальше отсюда. Однако он взялся за это задание, уже тогда предполагая, что оно окажется неприятным, и привык слово свое держать, а потому слушал Лина внимательно, старательно подавляя растущую неприязнь. Кроме того, данная Гледу Маркону Клятва связывала рыцаря, оставляя маловато пространства для маневра. Барс понимал, что пока вынужден просто делать то, что ему говорят. А то, что ему говорили, рыцарю не нравилось.
        Задание, в общем-то, не было таким уж мудреным и напоминало ловлю на живца, причем роль живца отводилась, разумеется, Барсу. Полезная информация, которую рыцарь смог вычленить из речи Магистра, сводилась к следующему: уже довольно длительное время Орден испытывает целенаправленное давление со стороны неизвестных сил, концентрирующихся преимущественно в Арсании. Давление не столь сильно, чтобы счесть его откровенной конфронтацией, но весьма планомерно и изрядно подрывает позиции Ордена. Королевский Дом Арсании свою принадлежность к каким-либо репрессиям всячески отрицает и в официальной обстановке проявляет неизменную доброжелательность. Однако согласно агентурным сведениям, готовится крупная провокация, направленная на Рыцарей - или отдельного Рыцаря Пламени - и центром этого события по некоторым данным станет Умбра.
        Орден же намерен подставить Умбре Барса. Лин наговорил рыцарю кучу комплиментов, пытаясь объяснить, почему выбор пал именно на него; однако Барс считал иначе - ему просто ``повезло'' оказаться под рукой в нужное время да еще и влезть со своей инициативой. Основной заботой Ордена являлось то, чтобы жертвой провокации не стал Рыцарь, не знакомый с ситуацией и потому способный наворотить дел. Задачей же Барса было не делать ничего: на провокацию не поддаваться, никаких силовых действий не предпринимать и вообще разыгрывать из себя невинного ягненка. Предполагалось, что подобная тактика заставит противника Ордена раскрыть свои карты. Разумеется, при этом Лин давал рыцарю широчайшие гарантии безопасности.
        - Наши люди ни на мгновение не выпустят вас из поля зрения. - Говорил Магистр. - Любые направленные против вас действия незамедлительно станут известны Ордену. Разработана широчайшая система ответных мер и шагов, так что вы можете не волноваться - вашей жизни и здоровью ничто не угрожает. Признаю, в какой-то момент вам может показаться, что мы излишне медлим. Не беспокойтесь. Помните о том, что основной задачей всей комбинации является обнаружение центральной движущей силы противодействия Ордену. В то же время пусть у вас не вызывает сомнений: в каждый момент вы надежно прикрыты и защищены.
        - В Замке меня предупредили, что задание опасное.- не выдержав потока словесной патоки, заявил Барс Магистру.
        - Что вы, что вы! - Замахал руками Лин и вылил на Барса очередной поток уверений.
        Барс поморщился. Он задыхался в этой атмосфере, он ни на грош не доверял Лину, а на протяжении всего разговора не мог избавиться от чувства, что вывозился в грязи. Предстоящая работа рыцарю не нравилась, в многословных объяснениях Магистра он сходу видел несколько серьезных ``прострелов'` и понимал, что всей правды ему не говорят, но дело было даже не в этом; пуще всего Барса раздражало неистребимое лицемерие Лина. Рыцарь привык к другому: иди и сделай - обычно говорили ему, и при этом подразумевалось: не можешь сделать - умри. Это было честно, и Барс считал разумным такой подход. От этого же дела за милю воняло тухлятиной. И при этом Лин, знающий, что рыцарь связан Клятвой, не нашел в себе достаточно сил, чтобы проявить хотя бы толику уважения, не замазывая реальную необходимость цветистым водопадом лживых заверений. Барс с нетерпением ожидал момента, когда сможет наконец откланяться.
        Такой момент вскоре настал. Барс узнал о том, что Представительство Ордена Пламени традиционно получает официальные приглашения от Королевского Дома на наиболее значимые праздники и приемы - для главы миссии и одного-двух Рыцарей Пламени. На протяжении длительного времени это было не более, чем обязательным актом вежливости, поскольку до сих пор Рыцари балы не посещали. Тем не менее, Лин ненавязчиво предложил Барсу воспользоваться подобным приглашением уже завтра - в качестве первого шага. Взяв приглашение, получив сумму на расходы и уточнив парочку мелких деталей, Барс поспешил удалиться. Расставаясь, рыцарь и Магистр испытывали чувства, можно сказать, противоположные: Лин проведенной беседой был весьма доволен - ему удалось сказать все, что нужно, в мягкой форме, не вызвав конфронтации и не обострив отношения, и на радостях он даже начал испытывать к Барсу нечто вроде симпатии. Рыцарь же никак не мог избавиться от ощущения брезгливости.
        Оказавшись на улице, Барс помотрел на окна представительства. На третьем этаже поспешно шевельнулась тяжелая зеленоватая портьера.
        - Ну и пес с вами, - со злостью сказал рыцарь. - Сам разберусь.
        Поразмыслив, Барс решил остановиться в гостинице ``Щит Геррита'' - одной из самых дорогих в Умбре. Нужно было заявить о себе, и Барс сделал это, громко представившись управляющему как Рыцарь Пламени. Тот подобострастно кивнул - с тонкой, почти незаметной полуулыбкой, но Барсу показалось почему-то, что ему не поверили. Эта мелочь неизвестно отчего вдруг привела рыцаря в хорошее расположение духа. Тягостное чувство, оставшееся после беседы с Лином, постепенно выветривалось; в конце концов, бой есть бой, какие бы формы он не принимал - решил для себя Барс. Мерзкие же люди встречаются везде - почему бы Ордену быть исключением? Придя к такому выводу, повеселевший рыцарь отправился на Торговую улицу - выбирать одежду к завтрашнему приему.
        Лавок и магазинов в Умбре было не счесть - они встречались чуть не на каждом шагу, но Торговая улица среди всех прочих стояла особняком. Почти в любой точке королевства и даже за его пределами товары, помеченные крошечным золотым трилистником - единым знаком Торговой улицы - неизменно вызывали прилив уважения к их владельцу. Находились даже умельцы, искусно подделывавшие этот товарный знак и зарабатывавшие на этом неплохие деньги. Правда, означенное занятие было и весьма опасным - влиятельнейшая гильдия торговцев знаменитой улицы посягательство на свои права воспринимала как личное оскорбление. Здесь продавалось все только самое лучшее: одежда и ткани, оружие и предметы декора, ювелирные изделия и всевозможные безделушки и многое, многое другое. Цены, разумеется, были соответствующими.
        Имидж Рыцаря Пламени, по мнению Барса, требовал одежды роскошной, но не вычурной. Вспомнив помпезные, но эффектные мундиры охранников, рыцарь решил созорничать и купил все в черных и золотых тонах: короткий приталеный камзол черного бархата с золотым позументом, шелковую рубаху, изящно отделанную по краю свободного воротника золотой же нитью, элегантные бриджи и шелковые чулки и даже черные туфли с позолоченными пряжками. Из большого, в рост человека зеркала на Барса глядел совершенно незнакомый мужчина - богатый аристократ, возможно, придворный, неожиданно молодой и эффектный. Не хватало нескольких деталей, и Барс приобрел облегченную, с красиво украшенным эфесом шпагу на тонкой перевязи (выбирал по эфесу, пользоваться ею рыцарь не собирался), нагрудную золотую цепь, шляпу и черный плащ. На деньги, потраченные на весь этот прикид, можно было купить небольшое поместье где-нибудь в провинции.
        Еще Барс договорился об аренде экипажа с кучером - Шторма он решил оставить в какой-нибудь небольшой конюшне на окраине, чтобы в случае чего без проблем забрать. Там же, под охраной жеребца, следовало, вероятно, припрятать и черный меч. Расставаться с оружием Барсу не хотелось очень, но, помаявшись немного, он все же счел это необходимым. Еще рыцарь приготовил комплект дорожной одежды - обычной, кожаной, - седельные сумки со всем необходимым, отсчитал часть денег. Поразмыслил, не оставить ли при себе хотя бы один из кинжалов. Вздохнув, отложил их вместе с мечом. И отправился в трактир, решив приятно провести вечерок - возможно, последний перед началом неприятностей.
        Вечерок удался на славу. На деньги Барса гудело пол-трактира, служанки вертелись вьюном, сновали туда-сюда, и с каждым проходом вырезы их платьев почему-то оказывались расшнурованы все ниже и ниже. Откуда-то взялись музыканты - две виолы и флейта - и певица, глубиной выреза значительно перещеголявшая служанок. Впрочем, голос у нее тоже был.
        Каким образом Барс оказался в номере вместе с этой самой певицей, он помнил смутно. Зато хорошо запомнил ее звонкий заливистый смех - в ответ на его уверения в том, что он - Рыцарь Пламени. Некоторое время Барс еще пытался что-то ей втолковать, потом осознал идиотизм ситуации, расхохотался сам. ``Ты такой смешной,'' - шепнула ему девушка. ``Ты тоже,'' - ответил рыцарь. ``И симпатичный,'' - продолжила она. ``Угу,'' - сказал Барс. ``Ты дашь мне золотую монетку?'' - спросила певица.
        Она оказалась мягкой и ласковой, и совсем не такой шебутной, как изображала в трактире, и могла быть очень нежной, если он ее об этом просил. Горсть золотых монеток, наощупь отсыпанных Барсом, казались такой мелочью по сравнению с той толикой теплоты, что подарила она ему этой ночью. Ушла она уже на рассвете, тихонько скрипнув дверью, а перед этим почему-то поцеловала Барса в лоб. Рыцарь не пошевелился, только мягко улыбнулся во сне. А наутро, обнаружив пропажу кошелька с остатком денег, Барс рассмеялся - весело, без малейшего оттенка горечи. В этот день у него было великолепное настроение.
        - 3 -
        В неделе гуляний и торжеств кульминационным днем должен был стать пятый - собственно, это и был день рождения Алины. На вечер назначили представление - тот самый спектакль, отточенный и отрепетированный принцессой до совершенства. Затем начинался большой бал, который планировалось продолжать всю ночь. Около полуночи все гости приглашались в сад - смотреть фейерверки, обещавшие стать незабываемым зрелищем. И опять танцы до утра, и знаменитые артисты и певцы, и музыка - попеременно играть должны были лучшие оркестры мира, и изобильнейшие столы, постоянно накрытые в одном из залов для всех желающих. А для эффектного завершения этой ночи Алина придумала мероприятие особое, казавшееся ей невероятно изысканным и романтичным - встречу рассвета.
        По замыслу девушки, примерно за час до рассвета большие ворота дворца должны были открыться. По широкому бульвару, украшенному невообразимым количеством цветных фонариков, гости следовали на набережную, где высокий обрывистый берег над гладью реки был увенчан просторными террасами сквера - одного из самых красивых в городе. Сквер тоже обставлялся фонариками, но по мере того, как гости располагались на террасах, фонарики один за другим тушились - все до последнего. В бледном предрассветном полусумраке начинала петь одинокая скрипка - и скрипача, и музыку Алина подбирала сама, и очень придирчиво. Постепенно, одна за другой, вступали еще несколько скрипок и виол; тема ширилась, крещендо нарастало вместе с первыми лучами солнца и в момент, когда солнечный диск появлялся наконец над горизонтом, достигало максимума, венчая композицию мощным жизнеутверждающим фортиссимо, продожающим звучать в сердцах слушателей еще долго после того, как смолкала музыка.
        После этого шедевра - а принцесса не без оснований считала свой замысел шедевром - последующие два вечера уже казались бледноватыми и были, собственно, разъездными, позволяя гостям слегка прийти в себя, достойно попрощаться, не нарушая правил вежливости, и церемонно откланяться, уезжая с ощущением продожающегося праздника и увозя с собой массу ярких впечатлений.
        Весь день перед балом Алина отсыпалась, а в назначенное время была готова к приему гостей. К счастью, этикет не требовал встречать каждого гостя в отдельности - это было бы слишком утомительно - и принцесса просто порхала по залам, стараясь, чтобы каждому из пришедших досталась хотя бы брошенная вскользь улыбка. Для подарков была отведена отдельная комната, и, хотя вечер еще только начинался, столы и даже пол в ней были загромождены всевозможными коробочками, коробками и коробищами - каждая украшена так, что уже одну только упаковку можно счесть неплохим подношением. Алина знала, что в коробки непременно вложены, помимо самого сюрприза, свитки с витиеватыми поздравлениями, а также подробными указаниями, кто именно преподнес сей подарок. Принцесса предвкушала, что на разборку всего этого изобилия ей придется потратить всю следующую неделю; чтение же свитков она намеревалась поручить фрейлинам.
        Состав гостей был непередаваемо разнообразен. Помимо арсанийского высшего света - лиц привычных, в большинстве своем знакомых - здесь присутствовали: посольство Таоса - группа людей, с ног до головы укутанных в невообразимых расцветок бурнусы, все как один с закрытыми кисеей лицами (даже не поймешь сразу, мужчина перед тобой или женщина), увешанные прямо поверх одеяния таким количеством драгоценностей, что просто рябило в глазах; посольство Суфии - эти одеты более привычно, только камзолы у мужчин длинные, почти до колен; посольство Зангара - бронзовокожие, одеты по арсанийской моде, но на головах - высокие чалмы; посольство Гании - голубоглазые, непривычно высокие (даже женщины), в мехах, несмотря на жару в зале; представители кланов Арракана, увешанные волчьими хвостами; члены аристократических Домов из самых разнообразных земель, провинциальные дворянские семьи и многие, многие другие.
        Ставрадар Деим был, как всегда, на высоте. Вот уж кому пришлось потрудиться в последнее время на славу, но нынче он просто излучал свежесть - будто не было многих бессонных ночей накануне, будто не он сутками крутился по дворцу, утрясая многочисленные проблемы и неожиданно возникающие сложности. Алина все больше восхищалась этим человеком - несмотря на некую интригу, окружавшую его и к которой принцессе удалось слегка прикоснуться.
        Подслушанный некогда разговор поначалу насторожил Алину, даже поселил в ее душе легкий оттенок недоверия к Деиму - но продержались эти чувства недолго. Почти всю свою недолгую жизнь принцесса, сама не сознавая этого, страдала от отсутствия рядом с ней человека, с которым можно было бы поделиться чем угодно - и пришедшей в голову глупостью, и переживаниями по поводу книги, и даже подростковыми страданиями, вызваны ли они недовольством своей внешностью, предполагаемой тиранией взрослых или неуверенностью в себе. Человека, которому можно сказать все, не рискуя быть поднятой на смех или нарваться на пренебрежительное фырканье. Отношения Алины с родителями никогда особой теплотой не отличались, воспитатели и наставники были слишком зациклены на своих функциях - наставлять и воспитывать, со сверстниками принцесса практически не общалась. И неожиданно для себя Алина вдруг нашла такого человека в Ставрадаре. Советник был не просто внимателен, что уже само по себе немало. Он оказался умеющим слушать, умеющим понимать самые неожиданные порывы, дикие даже для Алины, доискиваться до причин и главное - всегда
готовым поддержать; он относился к идеям, важным для Алины, серьезно - и вот за это она готова была простить ему многое. Потому-то принцесса, выросшая в атмосфере двора и привыкшая ко всему непонятному относиться как к потенциальной угрозе, легко оправдала Деима в своих глазах и даже не предпринимала серьезных шагов, чтобы выяснить причины неожиданного влияния, которое имел советник на ее отца.
        Именно Ставрадар сделал официальное мероприятие, задуманное матерью принцессы, настоящим праздником для Алины. Он приложил все усилия, чтобы избавить виновницу торжеств от избыточного официоза и сумел сделать это изящно и оригинально, не вызвав ничьего неудовольствия и не нарушив этикета. Ему удалось добиться реализации почти всех задумок Алины. Все пять дней празднеств он, похоже, не спал, провернув колоссальную работу по ликвидации неизбежных накладок. В результате все были довольны и счастливы - мечта устроителя любых мероприятий - но в первую очередь счастлива была принцесса, даже не ожидавшая, что празднование дня рождения может принести столько удовольствия.
        Вот и сейчас советник переходил от одной группы гостей к другой, находя для каждого парочку любезных слов, умея за полминуты разговорить гостя и выяснить, чем он дышит, чем недоволен или, наоборот, удовлетворен - работа, которую, в общем-то, полагалось делать хозяйке вечера, но от которой Деим предусмотрительно избавил Алину, воспользовавшись как предлогом ее несовершеннолетием. Его положение королевского советника позволяло Ставрадару составить принцессе достойную подмену, никого при этом не обидев. Наконец Деим смог подойти и к Алине, незаметно промокая лоб кружевной салфеткой.
        - Собрались почти все, - сообщил он. - Еще полчаса-час - и можно начинать представление.
        - А мать и отец? - Спросила принцесса.
        - Их величества выйдут, когда гости уже рассядутся. Но будут непременно, не сомневайся.
        - Хорошо, - кивнула Алина. - Как вы полагаете, советник, не заменить ли пока оркестр?
        - Не стоит - все равно в этой толчее его никто не слушает. Просто потерпи еще полчасика. Сегодня самый большой прием, ты заметила?
        - Все правильно, - удовлетворенно согласилась Алина. - Так и должно быть. Лишь бы они притихли к началу спектакля.
        - Об этом можешь не беспокоиться. - Улыбнулся Деим. - А знаешь, между прочим, у меня есть для тебя сегодня совершенно особый подарок.
        Принцесса подняла брови, приняв вид высокомерно-снисходительный, но тут же не выдержала и расхохоталась.
        - Какой? Ну, какой же?
        - Не будь такой нетерпеливой.
        - Советник!
        - Может, после спектакля тебе сказать?
        Алина топнула ногой.
        - Прекратите дразниться! Что за особый подарок?
        - Рыцарь Пламени.
        - Что-о?
        - Рыцарь Пламени. Здесь, на приеме. У тебя в гостях.
        - Настоящий? - С замирающим сердцем выдохнула Алина.
        - Подделок не держим, - изобразил обиду Ставрадар.
        - Ох, Деим! Как вы думаете, он покажет мне что-нибудь этакое, магическое?
        - Не знаю. Но полагаю, ты можешь попробовать его раскрутить.
        - Немедленно покажите мне его. - Сразу становясь деловитой, заявила принцесса.
        - Пошли в банкетный зал.
        Длинные столы с угощением занимали почти все пространство банкетного зала. Здесь можно было перекусить на ходу или основательно загрузиться, присев за стол - как кому больше нравилось. На протяжении всего приема прислуга сновала туда-сюда, унося блюда с кушаньями остывшими или подсохшими и принося свежие, постоянно меняя приборы и обслуживая немногочисленных пока посетителей. Алина огляделась, но никого заслуживающего внимания не заметила.
        - Где же он?
        - Только что был здесь, - немного растерянно отозвался Ставрадар.
        - Ну вот. Потеряли мой подарок.
        - А вот и нет, - обрадованно заявил Деим. - Вон он, стоит у колонны. В черном, видишь?
        - Вижу, - задумчиво сказала Алина. - Красивый. Только грустный какой-то. И еще я их представляла более... внушительными, что ли.
        - Внушительными, - негромко повторил Ставрадар. И неожиданно подначил Алину:
        - Угадай-ка, сколько ему лет?
        - Тридцать. - Уверенно ответила принцесса. - Угадала?
        - Вторая попытка?
        - Двадцать восемь? Нет, нет, подождите. Больше, теперь я вижу. Тридцать три? Даже тридцать пять? В чем соль загадки, Деим?
        Советник вздохнул.
        - Я не знаю, сколько ему лет, Алина. - Сказал он виновато. - Извини за этот розыгрыш. Может быть, ты и угадала. Так что никакой соли нет. Просто мне почему-то подумалось, что ему больше. Намного-намного больше.
        Принцесса недоумевающе пожала плечами.
        - Ладно. Пойду знакомиться.
        - Тебя представить?
        - Не нужно. Я сама.
        Алина подняла голову и храбро пошла через зал.
        - Думаю, намного больше, - пробормотал Деим негромко.
        С теплой улыбкой понаблюдал еще немного за принцессой, потом снова вздохнул и отправился к гостям.
        - 4 -
        Барс ел то ли восьмой, то ли десятый по счету эклер. Эклеры здесь были вкусные, а вот все остальное уже надоело рыцарю до колик в печенках - несмотря на то, что прием начался не так давно. О том, что предстоит торчать тут целую ночь, Барс думал с ужасом. Работы тяжелее ему выполнять еще не приходилось.
        Направлявшуюся в его сторону девушку рыцарь заметил издалека и отошел вглубь за колонну, надеясь, что она идет не к нему, а если и к нему, то передумает или отвлечется. Светские разговоры достали Барса до полной невыносимости, и единственное, чего он сейчас желал - это чтобы никто не замечал его до конца приема. К сожалению, это было невозможно.
        - Вам нравятся эклеры? - Прозвучал совсем рядом уверенный звонкий голосок.
        Эту юную девушку, скорей даже девочку Барс уже видел раньше, суетящейся среди гостей. Тогда, помнится, он удивился, что на подобный ночной бал пускают детей. Надо заметить, что накануне рыцарь так и не потрудился выяснить, по какому поводу назначен прием; уже здесь он из разговоров понял, что виновница торжеств - принцесса, только вот представляться ей желанием не горел и потому кто именно из присутствующих расфуфыренных дам - именинница, узнать не стремился. На его вкус, все они были одинаково неприятны, жеманны и назойливы, и рыцарь по возможности старался держаться от них подальше.
        Девочка, правда, такого впечатления не производила. Если она и была тронута налетом высокомерной светскости, то немного, совсем чуть-чуть; впрочем, это, вероятно, было всего лишь делом времени. Совсем невысокая - Барсу едва доставала до плеча, хотя и он не был высоким для мужчины - капельку менее стройная, чем следовало бы быть при таком росте, она имела черты лица правильные, но мелковатые и незапоминающиеся, и в целом впечатления красавицы не производила. Исключение составляли разве что глаза: серые с зелеными искорками где-то в глубине, большие и очень серьезные, они неожиданно контрастировали с ее стандартно-приветливой улыбкой и притягивали взгляд. Барс вдруг поймал себя на том, что пристально, не отрываясь смотрит в эти глаза, и немного смутился.
        - Так вам понравились эклеры? - Снова спросила она.
        Барс торопливо проглотил недожеванный кусок.
        - Очень вкусные, - сказал он совершенно искренне.
        - Я их тоже люблю, - согласилась она очень непосредственно. - Особенно с рыбой. Вы пробовали с рыбой? А есть еще сладкие, с кремом.
        - Я пробовал, - кивнул Барс. Он торчал в банкетном зале уже почти час. Это имело свои преимущества: обычно, когда твой рот занят едой, к тебе по крайней мере не пристают с расспросами.
        - Сегодня здесь очень много народа, - заметила девушка. - Потому они и собираются так долго. Но все самые важные уже явились, и скоро начнется спектакль. Вы пойдете смотреть? Я играю там сразу несколько ролей. Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы вы пришли.
        - Вы актриса? - Вежливо спросил Барс.
        Серые глаза распахнулись до совершенно невозможной величины.
        - Я принцесса, - немного удивленно заявила она.
        Барс поперхнулся эклером.
        Алина сориентировалась моментально.
        - А вы Рыцарь Пламени, не так ли? - Быстро спросила она, не дожидаясь, пока Барс обретет дар речи. - Ну вот что, извиняться после будете. Мне пора за кулисы, а вас я ожидаю увидеть в зале. И не вздумайте исчезнуть! Да, кстати, если вы не в курсе. У меня сегодня день рождения, и все эти праздники - в мою честь. И, по-моему, вы еще не сделали мне подарка.
        Алина умчалась, чрезвычайно довольная оплошностью рыцаря, позволившей ей взять над ним верх. Теперь принцесса не сомневалась - если только она не упорет какой-нибудь уж полной глупости, то ей удастся получить от него все, что она захочет.
        Барс же покачал головой, выкинул недоеденный эклер, пробормотал: ``Ну и ну!'` - и отправился искать концертный зал, на ходу вытирая пальцы салфеткой и отчего-то испытывая желание надавать самому себе по щекам.
        Спектакль Барсу понравился - весь, кроме счастливого конца. Повороты сюжета, когда хороший герой вдруг оказывался плохим, потом выяснялось, что он все-таки хороший - или наоборот, показались оригинальными. Старому магу, могущественному, но фатально невезучему, рыцарь искренне посочувствовал. А вот счастливое воскрешение принцессы и ее возлюбленного, а пуще того - их заумное философствование в финальной сцене, вызвали глухое раздражение. Об этом рыцарь не постеснялся сказать принцессе, когда она отловила его после спектакля и начала выспрашивать о впечатлениях.
        Алина играла ярко, эмоционально, смело подменяла профессионализм энтузиазмом, но эффекта в результате добивалась. Часть спектакля была поставлена в виде балетных сцен, когда на фоне изображающих героев танцоров, под звучащую музыку девушка, стоя где-то сбоку, почти невидимая, просто читала текст; и вот это-то, по мнению Барса, и были лучшие моменты постановки. Звонкий голос принцессы то чуть подрагивал, прерываясь от переполнявших ее чувств, то взлетал птичьей трелью, то опускался почти до шепота, и рыцарь вдруг понял, что она не просто искренне верит в то, что играет - она живет этим, совершенно всерьез живет сейчас жизнью своих героев, пропуская через себя их боль, их отчаяние, их радость и горе. И внезапно Барс пожалел девушку - пожалел оттого, что она, выросшая в этой банке с пауками, вдруг где-то научилась тонко чувствовать и сопереживать, и научилась наверняка на свою беду.
        Правда, тоненькая ниточка возникшей симпатии не помешала Барсу попытаться удрать после спектакля - не с приема, этого он не мог себе позволить, но хотя бы из зала. Однако принцесса была начеку - еще не окончательно отгремели бурные аплодисменты, а она уже поймала рыцаря за рукав. На ее лице еще виднелись следы плохо стертого грима.
        - Я так и знала, что вы попытаетесь сбежать. - Обвиняюще заявила она. - Куда это вы направлялись?
        - Здесь очень душно, - попытался оправдаться Барс.
        - Хотите выйти на свежий воздух? Как насчет сада?
        - С удовольствием, - честно признался рыцарь.
        - Тогда пошли.
        Через анфиладу залов Алина промчалась, как метеор - ходить степенно она не умела и не любила, и уж во всяком случае не тогда, когда была возбуждена. Барс едва поспевал за этим стихийным бедствием в юбке, недоумевая, откуда у королевской дочери могли взяться столь нетипичные для высшего света манеры. Временами она и вовсе бесцеремонно хватала рыцаря за рукав и волокла за собой - словно все время опасалась, что он испарится по дороге. Ничего хотя бы отдаленно похожего на трепет перед Рыцарем Пламени она явно не испытывала.
        В одном из арочных переходов она вдруг остановилась, прижалась к стене.
        - Вам можно поручить секретное дело? - Спросила громким шепотом.
        - Не знаю. - Сказал Барс недоуменно. - Смотря какое.
        - Вы не очень-то любезны. - Подосадовала принцесса. - Войдите в банкетный зал и утащите со стола графин с розовым напитком. Только обязательно с розовым. И прихватите несколько пирожных. Сможете?
        - А почему тайком? - Удивился Барс.
        - Потому что я вас прошу! Жду вас здесь. Поспешите!
        В банкетном зале рыцарь, пожав плечами, расстелил на свободном краешке стола большую салфетку, от души насобирал в нее пирожных. Поразмыслив, добавил два бокала. Потом выбрал хрустальный графин, полный искрящейся насыщенно-розовой жидкости, спокойно сунул его подмышку. И неторопливо вышел.
        - Это то, что нужно? - Спросил он у принцессы.
        - Подойдет, - снизошла она. - Следуйте за мной.
        Свернув в какие-то путаные боковые переходы, принцесса довольно скоро вывела Барса к неприметной дверце, неожиданно открывшейся прямо в гущу садовых посадок.
        - Это вообще-то дверь для обслуги, - пояснила она. - Вас это не смущает?
        - Меня - нет.
        - Вот и хорошо. Здесь нас с гарантией никто не перехватит.
        - А от кого мы прячемся? - Поинтересовался Барс.
        - А вы считаете, раз у меня день рождения, так за мной уже и не приглядывает никто? - Вопросом на вопрос ответила Алина. - Я же все-таки принцесса. Мне без сопровождения бегать как-то не полагается. Вина вот, например, тоже пить нельзя. А почему, спрашивается? Это ведь басиндарское розовое, оно же слабенькое совсем и очень вкусное.
        ``Влип, - подумал Барс. - Сейчас этот ребенок напьется, а дальше что будет?''
        - И между прочим, - продолжила принцесса. - Не сочтите за обиду, но оставаться одной в вашем обществе мне тоже вряд ли позволили бы.
        ``Вот в это я охотно верю, - согласился про себя Барс. - Только кажется мне, живчик, что все эти запреты ты научилась обходить не вчера.''
        Алина привела рыцаря в уютный уголок сада, где между мощными стволами старых замшелых грабов буйно разрослась плюшевая увищиха, как раз сейчас цветущая мелкими сиреневыми и белыми цветочками. Ближе к центральным аллеям сада виднелись разноцветные огоньки фонариков, слышался шум голосов; здесь же было пусто и темно.
        - Гда-то тут была скамейка, - задумчиво проговорила принцесса, ныряя среди кустов. - А! Вот она.
        Скамейкой оказался обтесанный лежащий ствол огромного дерева - вероятно, когда-то его поленились убирать, вместо этого догадавшись вырубить в исполине глубокое удобное сиденье. Алина сразу забралась туда с ногами, привычно оперлась на спинку плечом. Барс устроился рядом.
        - Доставайте добычу, - скомандовала принцесса. - Догадались взять бокалы? Отлично. Сможете налить в темноте?
        - Вообще-то да. - Сказал Барс. - Но зачем?
        И зажег маленький голубой огонек - совсем крошечный, только чтобы осветить импровизированный столик.
        Аккуратно наливая в бокалы розовое вино, разворачивая салфетку и раскладывая пирожные, Барс не обращал внимания на то, как неожиданно притихла принцесса. И только протягивая ей посверкивающий отблесками бокал, увидел вдруг округлившиеся глаза и посерьезневшее лицо.
        - Даже если это фокус, я не хочу об этом знать. - Едва слышно, но уверенно заявила она.
        - Фокус? - Не понял рыцарь.
        - То, что вы сейчас сделали. Это ведь не фокус, верно? Это настоящая магия. Я чувствую.
        Барс прислушался к принцессе. Действительно, у нее была искра - маленькая, совсем слабая. Это не было такой уж редкостью - искра у девочки - но Башня женщин не принимала категорически, потому шансов развить способности не было никаких. Однако женщины с искрой часто становились знахарками, ведуньями - они хорошо чувствовали травы, иногда ощущали зарождающуюся болезнь, а некоторые даже видели возможные пути исцеления. Почувствовать присутствие магии Алина вряд ли могла - разве что на интуитивном уровне, но именно интуиция и была сильным местом таких женщин.
        - Вы правы, Ваше Высочество, - спокойно сказал Барс. - Это действительно магия. Правда, совсем слабенькая, из самых простых.
        - Я знала, - выдохнула принцесса. - Я всегда знала, что бы они не говорили - все они. Я знала, что магия есть, должна быть, ведь верно? Должна быть, потому что мир стал бы слишком скучным без нее.
        Рыцарь пожал плечами. Он относился к этому немножко иначе.
        - Спасибо. - Вдруг сказала Алина. - Вы сделали мне подарок. Самый замечательный из всех.
        Неожиданный порыв заставил Барса вытянуть перед собой обе руки. Через мгновение между ладонями начали пробегать разноцветные искры, составили веселый хоровод; потом в центре хоровода заплясал маленький светящийся шарик, переливающийся всеми цветами радуги.
        - Он шевелится, как живой, - прошептала принцесса.
        Шарик начал расти, надуваться, с шипением разбрызгивая разноцветные искорки - и вдруг взметнулся вверх сияющим световым столбом, пронизал голые еще кроны старых грабов, рассыпался в вышине невероятным фейерверком - и над огромным садом, освещая его переменчиво играющим светом, от края до края раскинулась великолепная многоцветная арка радуги, отражаясь в бездонных, широко распахнутых навстречу чуду серых глазах.
        И Барс вдруг обнаружил, что такое использование магии очень даже приятно.
        Радуга медленно таяла, затухала, растворяясь в ночном небе, и вскоре от нее остались лишь мелькающие в глазах цветные полоски и неуверенные воспоминания - то ли было, то ли показалось, потому что быть вовсе и не могло.
        - Ох, - выдохнула Алина.
        И вдруг восторженно взвизгнула:
        - Прячемся! Сейчас же здесь будет весь дворец!
        Они сидели в кустах, пока вокруг рыскали и встревоженно шумели люди.
        - Где это было? - Слышались голоса.
        - Вроде бы тут где-то.
        - Темно - хоть глаз выколи, разве что-то найдешь?
        - Да иллюминаторы это баловались. Небось подготовили какой-нибудь особенный сюрприз, да и запустили невзначай не ко времени.
        Голоса приблизились, потом отдалились и наконец совсем исчезли.
        - Мне надо идти, - вздохнула Алина. - А то еще пошлют гвардейцев меня искать. Там сейчас танцы, а чуть позже будет фейерверк - запланированный. Правда, мне он уже не кажется интересным. Но радость изображать все равно придется, а то все обидятся. Вы пойдете со мной? Я приглашаю вас на танец.
        Барс покачал головой.
        - Боюсь, из меня неважный танцор, Ваше Высочество.
        Рыцарь кривил душой - танцевал он вовсе неплохо. Когда-то давно он вдруг открыл для себя некоторое соответствие танцевальной техники с боевой, и на некоторое время - правда, непродолжительное - даже полюбил танцы. Тогда у него была партнерша - милая, веселая аристократка из мелкопоместных. Она знала, что он - Рыцарь Пламени, и казалось, что это ее не беспокоит - возможно, наоборот, придает их отношениям некоторую пикантность. Неподалеку от ее поместья назревал приличный прорыв - собственно, в его ожидании Барс и ошивался в тех краях. Случилось так, что она увидела рыцаря в деле. Потом Барсу пришлось вынести мерзейшую скандальную сцену - женщина кричала, что ее обманули, что она всегда считала Орден традиционным собранием благородных рыцарей, что ни мгновения не верила во все те гадости, что о них говорят; оказалось же - все правда, и они действительно занимаются всеми этими отвратительными вещами, и теперь она год не отмоется от его прикосновений... Все это длилось долго, было тягостно, и распрощавшись с аристократкой, Барс распрощался заодно и с танцами.
        Впрочем, то были дела давно минувших дней, и танцевать с Алиной Барс не хотел вовсе не поэтому. Просто принцесса была юна и вряд ли понимала, что демонстративное расположение к Рыцарю Пламени на глазах всего высшего света может принести ей много неприятных моментов впоследствии. Здесь допускалось только настороженное любопытство и злобное подтрунивание под маской вежливости, но никак не расположение.
        - Жаль, - расстроилась Алина. - Тогда, может быть, вы подождете меня здесь? Я приду, как только смогу вырваться.
        - Хорошо, - согласился Барс. - Заодно постерегу ваше вино и сладости.
        - Ох. - Почему-то смутилась принцесса. - Вино. Вы не обидитесь, если я признаюсь кое-в-чем?
        - Постараюсь. - Улыбнулся рыцарь.
        - Видите ли, я не люблю вина.
        - Тогда зачем же мы его сюда тащили? - Удивился Барс. - Можно было взять сок.
        - Мне хотелось создать... атмосферу, что ли. Понимаете, я не очень представляла, как к вам подступиться. А с вами вдруг оказалось так... легко. Вы не обиделись?
        - Так вы хотели меня подпоить? - расхохотался рыцарь. - Вот этим, как его... басиндарским розовым?
        - Я не могла взять что-то более крепкое, - смущенно заметила Алина. - Мне ведь пришлось бы пить вместе с вами.
        - Совсем не обязательно, - наставительно сказал Барс. - Можно незаметно выливать. Трюк несложный, так что если вы планируете еще кого-то подпаивать, советую поучиться.
        - Вы смеетесь?
        - Самую чуточку.
        Принцесса вздохнула.
        - Я не спросила даже, как вас зовут.
        - Барс.
        - Какое интересное имя. Послушайте, Барс. Зовите меня просто Алина, хорошо? А Их Высочеством пусть меня враги зовут. Согласны?
        - Согласен, - серьезно ответил Барс.
        - Тогда скажите - Алина.
        - Алина. - Сказал Барс.
        - Ждите меня здесь сразу после фейерверка.
        Принцесса умчалась - на скорость ее передвижения не влияла, похоже, даже темнота. Барс подзакусил пирожными - не пропадать же добру. Попробовал вино. Оно было приторно-сладким, имело цветочный аромат и крепость компота. Усмехнувшись своим мыслям, рыцарь двинулся в сторону музыки, шума и света - следовало все же продемонстрировать себя присутствующим.
        Глава IX.
        - 1 -
        Комин выехал из Замка спустя две с лишним недели после отъезда Барса. Если бы смог, он отправился бы раньше, только вот выездка нового жеребенка - дело непростое и небыстрое. Комин и так справился с этим в рекордный срок: за десять дней. Двинуться же в путь на обычной лошади означало потерять в итоге еще больше времени.
        В Замок рыцарь прибыл на смешной каурой лошаденке, такой лохматой, что казалось, будто под седлом бежит какой-то невиданный зверь. Однако для своих статей лошадка была довольно резва, и добрался Комин, учитывая время года, быстро, всего на десять дней отстав от остальных Рыцарей. Узнав о смерти Бруно, опустил голову, помолчал, выдержав приличествующую случаю паузу, и тут же спросил:
        - Где Барс?
        - Уехал. - Ответили ему. - Четыре дня назад. С новым поручением.
        - С поручением? - Изумился Комин. - С каким? Почему один?
        - Не знаем, - в один голос ответили Рыцари и переглянулись.
        - Он не сказал, - пояснил Беркет. - Какие-то секреты. Я так подумал, что не прорыв, другое что-то.
        - Может, просто услали куда-то, - заметил Волос. - Он бузил здесь здорово, в первый день, как приехал. Весь Замок с ног на голову перевернул, кое у кого до сих пор синяки с морды не сошли. На Магистров рычал, как на прислугу. Видно, сильно его смерть ребят задела. Особенно за парнишку переживал. Нам-то не показывал, а здесь сорвался. А на следующий день с Верховным поговорил - и попритих. Думаю, Магистрам такое поведение вряд ли понравилось.
        - А не пошли бы они... - Сказал Комин и подробно и сочно рассказал, куда. - Сами наворотили дел, достали парня. Правильно он бузил. А Совет собирался?
        - Вроде бы нет, - задумчиво протянул Беркет. - Я не слышал.
        - Ну и хорошо, - кивнул Комин. - Без Совета никаких серьезных санкций быть не должно. Так что сегодня устроим поминки по Бруно. Я ведь тоже этого пацана любил. Было в нем что-то... этакое. А завтра я все выясню, что к чему.
        На поминках Рыцари, как водится, напились и, как водится, долго и подробно вспоминали погибшего. Неожиданно оказалось, что Бруно, хоть и был зеленым новичком, каждому успел чем-то запасть в душу, и вспоминали его искренне и с чувством. Крыло Дома, в котором собрались трое Рыцарей, опустело - никто не рисковал попасться под горячую руку Рыцарям Пламени, поминающим погибшего товарища.
        А на следующий день Комин отправился к Бранигалу. То, что рыцарь обратился именно к нему, было отчасти интуитивной догадкой, отчасти - следствием богатого опыта Комина. У Магистра Рыцарь сидел долго, предварительно заперев дверь, так что толком никто не знает, что там произошло. Но вышел Комин чернее тучи, злой, как собака, и сразу отправился к Волосу.
        - Ты разобрался, в чем там было дело с лошадьми? - С ходу пошел в атаку Комин.
        - Нет. - Слегка обескураженно ответил Волос. - Никто понять не может.
        - А если я попробую сесть на одного из твоих? - Спросил рыцарь. - Один раз они уже хозяина поменяли. Может, и меня примут?
        - Ты даешь, - восхитился Волос. - В Кеоре ты и пробовать не хотел.
        - Там не поджимало так, как сейчас.
        - А в чем дело? - Обеспокоился молодой рыцарь. - Я ведь и сам поехать могу, если такая срочность. С заводным знаешь, насколько быстрее? А если что, и Беркет не откажется.
        - Сам должен, - пробурчал Комин. - Вам рассказать не могу. Пришлось слово дать, идрить твою так и этак. Иначе не узнал бы ни фига.
        - Тогда пойдем, попробуем, - согласился Волос.
        Однако ничего не вышло. Арраканцы вели себя, как и должны вести обученные боевые жеребцы, когда на них покушается посторонний. Ни уговоры Волоса, ни виртуозные подходы Комина успеха не принесли. Увернувшись раз так в двадцатый от мощных шипов, старый рыцарь плюнул и пошел выбирать молодого жеребца, еще не обзаведшегося хозяином.
        Десять дней на выездку арраканца - срок небывалый, можно сказать, почти невозможный. Наблюдая за выкладывающимся Комином, Волос и Беркет переглядывались, качали головами, а потом потихоньку собирали вещички. Так что когда Комин выехал наконец к воротам Замка, во дворе появились еще двое Рыцарей Пламени, верхами, готовые к походу.
        - А вы куда собрались? - Удивился Комин.
        - Мы за тобой. - Спокойно сообщил Беркет.
        - Рассказывать ничего не надо, - добавил Волос. - Мы сами едем. Так что слова ты не нарушишь.
        - А ты слышал, что Бранигал в своей комнате заперся и не выходит? - Как бы между прочим спросил Беркет.
        - А я вот слыхал шепоток, - встрял Волос. - Вроде бы один из послушников ему еду приносил, так тот велел оставлять под дверью. А послушник, не будь дурак, спрятался и дождался, когда Магистр высунется. Так говорит - лицо у него черное все и в лиловых разводах, будто месили не знаю уж чем.
        - Врут, конечно, - безразлично протянул Беркет. - Кто ж это станет Магистру морду бить. Разве что за что-то очень уж серьезное. А, Комин? Ты как думаешь?
        - Расследователи, мать вашу, - буркнул Комин. - Знали бы вы, во что лезете.
        - Так мы ж не знаем, - миролюбиво протянул Волос. - Мы так, погулять едем.
        - Нам твоя компания нравится, - добавил Беркет.
        - Ладно, что с вами делать. Поехали. Погорим, так все.
        - Вот это мне нравится, - довольно ухмыльнулся Волос и пришпорил одного из своих жеребцов.
        - Гнать будем всю дорогу, - предупредил Комин.
        - Заметано.
        Однако очень уж гнать не получилось, поскольку молодой жеребец Комина артачился, выкидывал коленца, и дорогой его постоянно приходилось учить.
        - Убью тварь! - Рычал рыцарь, в очередной раз утверждая свое превосходство над конем. - Зашибу сволочь!
        - Убьешь - на чем поедешь? - Резонно замечал Волос. - Ты спокойнее, Комин. Ласковей с ними надо.
        - Прибью! - Гремел Комин, и на этот раз не очень понятно было - кого.
        В постоялых дворах Комин исправно справлялся о Барсе, описывал внешность, коня. Всадника на вороном арраканце чаще всего запоминали, и кое-какие сведения удавалось получить. Но Комина интересовало только одно - на сколько Барс опережает троицу рыцарей, а вот как раз в датах опрашиваемые больше всего путались, так что самый частый ответ был - ``проезжал, а вот неделю ли назад или две - этого не скажу, вы уж, господин, извините''.
        Дальше - больше: местность стала оживленной, людной, количество гостиниц и постоялых дворов выросло до такой степени, что заезжать в каждый значило потерять уйму времени, а попасть наобум в нужный было почти невероятно. Комин злился, без нужды понукал жеребца, бурчал себе под нос - ``только бы успеть''.
        Однако уже почти на подъезде к Умбре рыцарям подвезло: совершенно случайно они попали на постоялый двор, хозяйка которого оказалась бабенкой толковой и Барса хорошо запомнила. Так они узнали, что отстают от рыцаря на шесть дней.
        - Поднажми, ребята, - торопил всех Комин. - Ох, боюсь, не успеем. К псам ночевку, до Умбры всего ничего. Хоть денек еще отыграем, а?
        В Умбру трое рыцарей Пламени въехали утром четвертого дня с момента прибытия сюда Барса. Это стоило им полного отсутствия сна на протяжении двух последних суток и долгой немилосердной гонки, от которой взмылились даже сменяющие друг друга жеребцы Волоса.
        - 2 -
        Пресытившись ролью объекта для нездорового любопытства и оттачивания сомнительного остроумия (выдержал, сколько смог), Барс опять сбежал от общества и отыскал потайную скамейку. С удивлением он понял, что встречи с принцессой ожидает с нетерпением. Было в этом полуребенке что-то такое, что нечасто встречается в людях - независимо от того, растут ли они во дворцах или в халупах. Как раз начинался фейерверк, все высыпали на центральные аллеи сада, и Барс под шумок перетащил в убежище кучу снеди (поймал себя на том, что выбирает эклеры, любимые Алиной, но оправдался тем, что ему они тоже понравились). Выбрал несколько графинов с напитками - соками и лимонадом. Принес фрукты - прямо в хрустальной корзине. Долго думал, как все это разместить: если на скамейке - то сидеть будет неудобно, если на земле - тогда не дотянешься. Наконец полез в кусты, отыскал конец бревна, в котором была вырублена скамейка. Как Барс и полагал, это был толстый, чуть ли не в три обхвата комель. Рыцарь аккуратно срезал его, стараясь не повредить кусты. В качестве проводника магии использовал шпагу - ту самую изящную поделку,
что купил накануне. Это было, конечно, менее удобно, чем если бы он действовал мечом, но Барс справился. Труднее оказалось перекатить комель к скамейке, чтобы не помять при этом кусты. Барс справился и с этим. Скоро импровизированный столик был накрыт. Огонек рыцарь сначала не хотел зажигать - еще забредет кто-нибудь не тот. Потом поразыслил и все-таки зажег - совсем малюпасенький и очень низко, чтобы его с гарантией не было видно за спинкой скамейки. И стал ждать, ощущая себя при этом почему-то совершенно по-идиотски.
        Принцесса не приходила долго. Постепенно Барс начал размышлять над тем, что он вообще здесь делает и зачем ему все это надо. С одной стороны, он вроде бы выполнял задание: находился на приеме и просто плыл по течению. Ему велели ждать здесь - он ждет. Кто знает, вдруг это часть провокации?
        С другой стороны, заставить себя представить принцессу частью провокации Барс не мог, как ни старался. И вообще все эти рассуждения сейчас казались ему настолько лишенными смысла, что он даже поразился, как мог когда-то отнестись к ним серьезно. Доводы, которые приводил Верховный Магистр? Да бред собачий. Верховный Магистр Ордена, вешающий лапшу на уши рыцарю Ордена? Да, кажется невероятным. А почему? Что в этом такого уж невозможного? Магистр - не сверхсущество, всего лишь человек. Может ошибаться. Может, скажем, наделать ошибок и пытаться их прикрыть. А может ли оказаться и вовсе подлецом? ``А почему нет?'` - Спросил себя Барс.
        Хорошо, а почему именно сейчас эти мысли пришли в голову? Только потому, что первый же шаг не принес результатов? Так прием еще не закончен. Или потому, что вдруг появилась милая девочка, живая и непосредственная, способная смотреть на вещи не так, как окружающие? И отчего-то захотелось, чтобы не было никакой провокации, никакого задания, никакой Клятвы. И большого приема тоже не было, а был только этот старый сад под звездным небом, и маленький голубой огонек над импровизированным столиком, и чтобы она наконец пришла?
        ``Да что с тобой? - Спросил себя Барс. - Опомнись, рыцарь. Где твои мозги? Ты на задании, плетутся интриги, кругом полно недоброжелателей - чтобы не сказать больше. Что тебе за дело до этого ребенка, пусть даже она не такая, как все? А что за дело ей до тебя? Во что ты опять влипаешь, а?'`
        - Надо удирать отсюда, - сказал Барс. - А то уже муть какая-то мерещится. Надо идти в залы, крутиться в обществе, может, даже потанцевать с кем-то. Надо работу делать, а не сходить с ума. Скоро все это кончится, разберется Орден со своими проблемами, как разбирался всегда. Привычная жизнь начнется. Уеду куда-нибудь подальше, лет так на двадцать. Надоело здесь все.
        Уже решившись, Барс все же помедлил еще мгновение, выругал себя за это и ринулся в кусты, продираясь через них с шумом, достойным северного медведя - кусты, еще недавно казавшиеся спасительными, теперь только злили рыцаря. Кто-то, ойкнув, отскочил с его дороги - не глядя ломившийся вперед Барс едва сдержал похабное ругательство, когда упругие ветки хлестнули его по лицу. Он не остановился даже тогда, когда знакомый голосок спросил слегка испуганно:
        - Опять удираете, да?
        Но уйти он не смог. Потому что она догнала его, и ухватила за рукав с прежней бесцеремонностью, и сказала, слегка запинаясь:
        - Не уходите, Барс. Вас кто-то обидел, да? Я понимаю. Эти наши акулы - они кого угодно съедят. Но вы ведь не на меня злитесь, правда? Я спешила, как могла. Честное слово.
        Барс потряс головой. Злость расходилась от него волнами, но это детское ``честное слово'' моментально обезоружило рыцаря, лишив уверенности. Чувствуя себя теленком, ведомым на бойню, он побрел обратно к скамейке, постепенно успокаиваясь. Спросил себя: ``А с чего я, собственно, завелся?''
        - Ой! - Вскрикнула принцесса, налетев в темноте на самодельный ``стол'' Барса.
        Опомнившись, рыцарь снова зажег огонек.
        - Ух ты, - отреагировала Алина. - Вы это все для меня приготовили? Здорово! А я-то понять не могу, почему вы злитесь. Еще бы - так все придумали, сделали, ждете, а я не иду. Тут кто хочешь разозлится.
        ``Вот тебе и ответ,'' - усмехнулся Барс.
        А вслух сказал:
        - Присаживайтесь, Ваше Высочество.
        - Алина, помните?
        - Алина. - Сказал Барс немного недовольно. Теперь идея называть принцессу по имени почему-то уже не казалась ему хорошей.
        За стол они сели молча, молча выбрали и съели по пирожному. Выпили сока.
        - Почему вы не принесли басиндарское розовое? - Вдруг требовательно спросила принцесса.
        Барс опешил.
        - Вы же сказали, что не любите вина.
        - Ну и что? Вы бы выпили, а я бы выливала.
        Рыцарь поразмыслил.
        - Намекаете, что я опять нуждаюсь в подпаивании?
        - Я не намекаю, - неожиданно жалобным тоном сказала Алина. - Я просто не знаю, что делать. Вы сейчас - совсем другой человек, такой колючий. А я так о многом хотела с вами поговорить.
        - О чем? - Спросил Барс жестко. - Мне сегодня уже столько вопросов задали - за всю жизнь, наверное, столько не задавали. А знаете, что самое смешное? Они не слушали ответов. Зададут вопрос - и мило улыбаются. Будто ответ-то им на самом деле известен, им любопытно просто послушать, как я врать буду. Я распинаюсь - а они другой вопрос, совершенно невпопад. И снова улыбаются! Будто актера слушают комического жанра, и улыбки заранее на лица поприклеивали.
        - И вы подумали, что я такая же. - Тихо проговорила Алина.
        Барс осекся.
        Вспомнил глаза, в которых отражалась радуга.
        Нет, он ни мгновения не думал, что она такая.
        Только хотел показать, будто думает.
        Зачем?
        Легко ли обидеть ребенка?
        А если ребенок вдруг заимел над тобой какую-то странную власть?
        Глупости, подумал Барс. Какие же глупости лезут в голову. Да что за ночь сегодня такая ненормальная?
        - Извините, Алина, - сказал он спокойно. - Я действительно разозлился, а вы просто подвернулись под руку. Еще раз извините. Так о чем вы хотели поговорить?
        - Хотя бы о спектакле, - робко предложила девушка. - Почему вам не нравятся счастливые концовки?
        Барс глотнул сока, поморщился - пожалуй, действительно стоило бы взять вина. Не этого розового, конечно, а нормального.
        - Я люблю, когда конец счастливый, - заметил рыцарь. - И в пьесах, и в жизни. Даже если он счастливый вопреки всему. Только ваш спектакль... Понимаете, он весь какой-то очень правдивый. Вот смотришь и говоришь себе: так в жизни и бывает. А концовка на этом фоне - ложь. Лучше объяснить я и не смогу, пожалуй.
        - А как, по-вашему, должно было быть?
        Барс задумался.
        - Мне кажется, этот юноша все-таки был если и не подлецом, то слизняком - уж точно. Слишком уж он скользкий, не ухватишь, слабо верится в его благородные намерения. Так что старый маг его правильно убил. И девушка тоже должна была погибнуть - этот маг ведь не совсем дилетант, чтобы живого от мертвого не отличить. Маг от горя сходит с ума и, натворив дел, умирает. Вот и все, пожалуй. Его смертью все и заканчивается.
        - Вы читали эту книгу. - Обвиняюще заявила принцесса.
        - Какую?
        - Пьеса написана по книге. ``Туман над скалами''. Там все в точности, как вы говорите.
        - Не читал. - Покачал головой Барс.
        - Честное слово?
        - Клянусь. - Серьезно ответил рыцарь.
        - Удивительно, - задумчиво проговорила Алина. - Теперь мне и самой кажется, что я ошиблась. Вот мне урок: нельзя переиначивать сильные произведения. Следовало взять другую пьесу.
        - Возможно, - согласился Барс. - Но вам удаются трагические сцены. Когда умирал старый маг - вот это была сцена. Сильная.
        - Барс, я все хочу спросить вас. Почему вы называете его старым магом? По сценарию это - дракон. Или грим был неудачным?
        Барс пожал плечами.
        - Разве дело в гриме? Мне просто показалось, что это - маг, очень старый, давно ушедший от мира людей. Может, люди его обидели когда-то, вот он и стал отшельником. А увидел принцессу - и ожил.
        - Вы первый, кто назвал спектакль правдивым. Все говорят - фантастика. Драконов ведь не бывает.
        - Я же не об этом, - удивился рыцарь. - Главное - чувства правдивые, настоящие. А там - маг, дракон, какая разница. Может, просто сильный, но несчастный человек, который вмешался в чужие дела на свою беду.
        - Многие не видят дальше грима. - Вздохнула Алина. - А ведь вы правы. Какая разница - маг или дракон? Все равно это все о людях.
        Барс кивнул.
        - Что касается грима и костюма, так это было больше похоже, пожалуй, на ферга.
        - На кого? - Переспросила принцесса.
        - На ферга. Это такая большая тварь.
        - Тварь? Вы хотите сказать... Это нечисть, да? Она... Вы ее видели?
        Барс прищурился.
        - Не отвечайте, - вдруг быстро сказала Алина. - Я глупость спрашиваю, я уже поняла. Я вас обидела, да? Я ведь знаю об Ордене, я читала - все, что можно найти в книгах. Только когда что-то из книг перекочевывает прямо в жизнь, это как-то... трудно пережить. Я ведь, собственно, хотела просить вас рассказать об этом. А когда вы сказали так буднично, я все же оказалась не готова. Вы меня простите?
        - В Замке у нас был один преподаватель, - заметил Барс. - Магистр, умный мужик. Так вот он любил говорить: ``Если народ не верит в существование нечисти, это - показатель качественной работы Ордена, следовательно - это хорошо''.
        - И вы в самом деле так считаете?
        - Не всегда, - признался Барс после паузы. - Скорее, я так себя уговариваю. Знаете что, Алина? Давайте-ка я все же сбегаю за вином. Похоже, ваша идея с самого начала была правильной, только выбор напитка подкачал.
        - Только возвращайтесь, - жалобно сказала она.
        - Я быстро.
        Когда Барс вернулся с графином темно-вишневого напитка, принцесса задумчиво накручивала на палец локон волос; пирожные перед ней лежали нетронутые.
        - Я боялась, что вы не придете, - проговорила она тихо. - Мне показалось, что вам неприятен разговор.
        Барс налил бокал вина, выпил - оно оказалось терпким и выдержанным. Одобрительно кивнул. Спросил:
        - Почему вы интересуетесь нечистью?
        - Потому что это несправедливо, - горячо ответила Алина. - Неправильно, что мы живем в мире, где есть магия, есть нечисть и люди, которые с нею борются - и делаем вид, будто всего этого не существует. Только потому, что нам так удобно. Ничто не мешает жить. И не надо долги отдавать - раз мы их не признаем, верно?
        - Сколько вам исполнилось лет, Алина? - неожиданно поинтересовался Барс.
        - Пятнадцать. А почему вы спрашиваете?
        - Вы ведь станете когда-нибудь королевой?
        - Возможно. Если обстоятельства так сложатся. А что?
        - Хотел бы я дожить до этого. - Очень серьезно сказал рыцарь.
        Они говорили долго - о прорывах и о нечисти, о магии и о жизни рыцарей, и о многом другом. Принцесса удивительно умела слушать и понимать, а еще ей удавалось чувствовать недоговоренное - и Барс был с ней откровенен, как, наверное, не был еще ни с кем в своей жизни. Он рассказал ей о событиях последних месяцев, о Северной Кеоре, о прорыве, погубившем четырнадцать рыцарей. О Бруно, юном мальчике, читавшем стихи во время боя - своего первого боя - и потом сгоревшем в лихорадке. Даже о своей боли - от того, что не запомнил тех стихов. Рассказал о случившемся в лагере беженцев, о людях, искренне считавших рыцарей Пламени причиной своих несчастий. И о том, как он убивал их - чтобы успеть спасти. Вернувшись назад во времени, рассказал о похищении в Сантии - ловушке, расставленной на Рыцаря Ордена. И остро пожалел, что Клятва связывает ему язык - почему-то он был уверен, что ей можно было бы рассказать и обо всем остальном. Еще они говорили о Замке, о ``ферме'` и Школе, о том, как обучаются рыцари. Даже о Башне, хотя тут откровенность Барса наткнулась на застаревший барьер - и Алина почувствовала, тонко
уловила момент, не стала расспрашивать. Когда же Барс наконец замолчал, опустошенный, Алина вдруг протянула руку - и прикоснулась пальцами к его щеке, нежно, почти невесомо.
        - Бедный, - сказала она тоненько, с тем сопереживанием, которое не оскорбляет, потому что идет от души. - Как же тебе должно быть обидно.
        Очень по-детски сказала - но только слова были детскими, серьезные глаза прятали в глубине совсем недетскую мудрость.
        - Извини, - глухо выговорил Барс, приходя в себя. - Не стоило все это на тебя выливать.
        - Стоило. - Возразила Алина тихо, но уверенно.
        - Наше угощение засыхает, - заметил рыцарь.
        - Съешь что-нибудь, - поддержала его принцесса.
        - А ты?
        - И я съем. - Согласилась она.
        Момента, когда они перешли на ``ты'`, ни рыцарь, ни принцесса не заметили.
        Вскоре над укромной полянкой уже звенел веселый смех. Разойдясь, Алина ловко упихивала за щеки пирожные. Барс не отставал, хотя еще недавно казалось, что он не сможет проглотить ни куска.
        - Дай мне попробовать вина, - потребовала принцесса.
        - Не дам. Оно крепкое.
        - Жадина.
        - Угу.
        - Барс. - Вдруг сказала Алина, посерьезнев. - Скоро начнет светать.
        - Да. И что?
        - Сегодня я сделаю тебе подарок. - Сообщила принцесса. - Когда я его готовила, я еще не знала, кому он предназначен. А сейчас вдруг поняла - он для тебя. Тебе понравится, я обещаю.
        ``Не надо, - подумал Барс. - Не надо подарков''. Однако посмотрел на лицо Алины - и ничего не сказал.
        - Скоро откроют ворота, и все пойдут на набережную. - Говорила принцесса. - Обязательно иди тоже. Там есть сквер - красивый такой, террасами. Жди на этом сквере. Просто жди; ты поймешь, о чем я говорю. И помни - это твой подарок. От меня. Хорошо?
        - Хорошо, - согласился Барс.
        - 3 -
        Разноцветные огоньки медленно гасли в сером предрассветном сумраке. От реки веяло сыростью; нити молочно-белого тумана еще стелились над водой, медленно таяли, неторопливо уступая натиску приближающегося дня. Стих шумный говор; заполнявшие сквер люди, еще недавно столь громогласные, теперь постепенно замолкали, очарованные волшебством момента - а может быть, предупрежденные дальновидным распорядителем. Вдруг в воздухе возникла нота - тонкая, пронзительная нота одинокой скрипки. Скрипка запела - жалобно и протяжно, и так печально, что могла, казалось, выжать слезы даже из самых каменных сердец. ``Вот оно, - подумал Барс. - Началось''.
        Скрипка пела и плакала, и постепенно окрашивался розовым туман над рекой, и тонкая малиновая нить прочертила горизонт, предвещая наступление нового дня. И в плаче скрипки вдруг возникли новые нотки - не все потеряно, пели струны, будет новый день, будет радость и счастье, будет солнце и смех, будет, будет, уже идет! Вступили другие скрипки, и грудной голос виолы завибрировал, подтверждая - идет, идет! Первый алый луч солнца скользнул по поверхности воды.
        Барс, стоявший на одной из террас немного поодаль от притихшей толпы, был так захвачен симфонией музыки и рассвета, что даже не сразу понял, откуда взялся вдруг неприятно раздражающий диссонанс. Женский голос отчаянно вопил что-то почти в одной тональности со скрипками, нарушая гармонию, рассыпая очарование момента.
        - Убийца! - Разобрал наконец Барс. - Вот он, убийца! Я узнала его, узнала! Это он, он!
        Женщина из обслуги - одна из многих, тушивших фонарики - стояла на парапете, указывая пальцем на Барса, и дико кричала, перекрывая воплями разладившийся строй оркестра.
        - ...Кеоре! - Услышал Барс. - Всех порешил! Убийца! Сколько народу! О-о-й...
        Женщина зашлась в истеричных рыданиях.
        ``Кто это? - Лихорадочно соображал Барс, пытаясь собрать закружившиеся бешеным хороводом мысли. - Неужели из тех беженцев? Откуда? Как попала в столицу? Это и есть та самая провокация?''
        Оркестр смолк совсем - только запоздавшая виола еще вела свою тему, но вот, сбившись, замолчала и она. К голосящей женщине подбежал распорядитель - советник Деим, Барсу он представлялся накануне - стал что-то спрашивать, замахал руками. Как из-под земли выросли гвардейцы, двое повисли у рыцаря на плечах, еще двое схватили за руки. Барс подавил рефлекторный порыв освободиться. Кто-то вытащил у него из ножен шпагу. Еще с десяток гвардейцев образовали вокруг рыцаря кольцо. ``Быстро, - подумал Барс. - Слишком быстро для случайного совпадения''.
        Женщину увели - две служанки что-то горячо шептали ей на ходу - а советник поднялся на парапет.
        - Друзья, - начал он хорошо поставленным голосом. - Уважаемые гости. Сегодня вы стали очевидцами события беспрецедентного, но несомненно спланированного самим провидением. Судьба привела в Умбру эту несчастную женщину, беженку из Северной Кеоры, очевидицу всего происшедшего там. Думаю, все вы слышали о незабываемой трагедии, унесшей жизни сотен подданных короны. Сегодня нам удалось приоткрыть завесу тайны над этими событиями. Не таинственное происшествие случилось в Кеоре, не стихийное бедствие. Мне больно говорить вам об этом, но все, что там было - это резня, безжалостная резня невинных безоружных людей, учиненная всего лишь одним человеком, и этот человек стоит сейчас здесь.
        Указующий перст Деима нацелился на Барса.
        - Неправда! - Услышал рыцарь отчаянный крик Алины. Вокруг принцессы засуетились люди.
        ``Бедная девочка'', - отстраненно подумал Барс.
        - Я понимаю, какое потрясение пришлось испытать нашей имениннице, - продолжал между тем советник. - Узнать, что одна из самых радостных и светлых ночей в жизни прошла под одной крышей с убийцей, на руках которого кровь стольких жертв - испытание не для юной девушки. Но взгляните на чудовище, что пряталось среди нас. Он называет себя рыцарем Пламени. Черными Рыцарями зовут их люди. Справедливо ли, спрашиваю я? Черными - да, согласен. Но рыцарями? Что заставило этого (Деим сделал паузу) рыцаря расправиться с беспомощными людьми? Сошел ли он с ума? Взыграли ли низменные инстинкты? Обещаю вам, мы выясним это. Разбирательство состоится завтра. Пока же он будет заключен в тюрьму Кастин.
        Речь была встречена одобрительным гулом.
        - Уведите, - сказал Деим охранникам.
        Барса толкнули в спину.
        Всеми позабытое, над Умброй вставало солнце, знаменуя начало нового дня - третьего дня пребывания Барса в столице Арсании.
        ***
        Тюрьма Кастин - длинное, приземистое строение на низком левом берегу реки Умы, в границах Старого Города - была одним из старейших зданий в Умбре. В незапамятные времена, когда весь столичный град занимал площадь едва ли большую, чем нынешняя территория Университета, тогдашний король Альказер, изрядный пьяница и большой любитель помахать мечом, решил, что тюрьма - самая насущная необходимось для молодой столицы. Здание строили двадцать лет - гораздо дольше, чем королевский дворец - и по иронии судьбы одним из первых заключенных в ней стал сам Альказер, к тому времени одряхлевший и пропивший последний разум, как следствие - высаженный с трона своим любимым молодым племянником. Согласно преданиям, дух старого короля и по сей день бродит по тюремным коридорам, пугая стражу громыханием цепей, а иногда появляется ночами в камерах, и тогда кого-то из заключенных находят утром лишившимся рассудка.
        Надо сказать, что само здание тюрьмы весьма способствовало возникновению подобных историй. Сложенное из массивных глыб бурого гранита, перемежающихся блоками черного базальта, оно даже на непредвзятый взгляд казалось мрачным, словно запятнанным старой несмываемой кровью, побуревшей от времени. Строение не имело окон: только узкие амбразуры в торце здания, где расположены комнаты охраны, да крошечные полукруглые вентиляционные отверстия в ряд под крышей. Из четырех этажей один, пользующийся наиболее дурной славой, полностью находился под землей. Построили тюрьму возле реки, и хотя казематы - спасибо древним строителям - не заливало, но сырость царила там всегда. Сырость и холод быстро приводили узников к смерти от легочной лихорадки. По слухам, именно такова была кончина старого Альказера. Нужно, однако, отдать должное королю Роланду: в его правление подземные казематы практически не использовались.
        Для Барса, разумеется, было сделано исключение. Сначала рыцаря провели в узкий холодный ``предбанник'', заставили снять всю одежду, внимательно осмотрели. Эту мерзкую унизительную процедуру Барс перенес со спокойным достоинством, только ухмыльнулся пару раз при виде того, с какой опаской приближается к нему стражник. Это не было бравадой; по чести говоря, рыцарь до сих пор находился в каком-то оглушенном состоянии, воспринимая все происходящее отстраненно и почти безразлично, будто глядя сквозь стекло. Одежду забрали, вместо нее выдали бесформенную хламиду из грубого, напоминающего мешковину полотна. Появился кузнец и заклепал на Барсе кандалы - ножные и ручные, соединенные между собой цепью. Кандалы сковывали шаг, но оставляли свободными пальцы рук и потому для рыцаря Пламени серьезным препятствием не являлись. Барс кривовато усмехнулся, волоча эту тяжесть по коридору: здесь его держали не кандалы.
        Спустились вниз по крутой склизкой лестнице; стражники вяло переругивались, осторожно нащупывая ногами ступеньки, и придерживали Барса за локти. Нижний коридор освещался всего несколькими неохотно горящими факелами. Ступив босыми ногами на ледяной осклизлый камень пола, Барс передернулся от отвращения: ощущение было такое, словно идешь по спинкам жаб или змей.
        - Здесь не сахар, - неожиданно прокомментировал один из стражников. Рыцарь удивился: до сих пор с ним никто тут не разговаривал, отделываясь короткими словами-командами.
        - Сюда мы уже лет двадцать никого не сажали, - продолжил пожилой страж. - А тут вдруг велели подготовить камеру. Мы, господин, люди подневольные: куда велят, туда сажаем. Вы уж не серчайте.
        Изумленный неожиданным участием, Барс спросил:
        - И когда вам велели готовить камеру?
        - Да вчерась еще приказ поступил, - охотно ответил стражник. - Мы аж решили сначала, что ошибка, запросили подтверждение. Ну и получили по первое число: дескать, думать вам не приказано, а приказано готовить нижний каземат. Запоры проверять и все такое. Зато я вам там побольше соломки свежей накидал.
        - Спасибо, - обескураженно сказал Барс.
        Явно довольный тем, что рыцарь не злобится, а идет на контакт, стражник продолжил:
        - Я, господин хороший, на этой работе уже тридцать три года. Всякого повидал. Бывает такое, что сегодня аристократа сажают, а завтра он - на коне и жаждет мстить тюремщикам. Так что вы не отчаивайтесь, глядишь - фортуна и повернется. А коли мстить соберетесь, так уж сделайте милость, имейте в виду: мы тут только приказы выполняем, а зла никакого ни на кого не держим.
        - А вы слышали, в чем меня обвиняют? - спросил рыцарь.
        - Слыхал, а как же, - согласился страж. - Только ведь всякое в жизни бывает. На всякое дело можно с двух сторон посмотреть: сегодня вы убийца, а завтра, глядишь, окажется, что герой.
        - Да вы философ, - неожиданно развеселился Барс. - Вы что же, всех так утешаете?
        - А то, - пожал плечами стражник. - Вам легче и мне проблем меньше.
        - А бывали ли у вас в тюрьме рыцари Пламени?
        - Такого не припомню. - Покачал головой страж. - Такое впервые. Да вот мы пришли уже: вы устраивайтесь, а я вам чуть позже чайку горячего принесу. В этой камере без горяченького не выживешь.
        - Устраивайтесь, - саркастически повторил Барс, когда тяжелая дверь за ним захлопнулась и загремели засовы. - Вам бы, любезный, в гостинице работать.
        В камере было абсолютно темно, но рыцарь зажег небольшой магический огонек и стал обследовать свое новое пристанище.
        Каземат был невелик: примерно три шага в ширину и четыре в длину. От массивной двери вниз вел пологий скат, так что уровень камеры был еще ниже уровня коридора. В одном углу лежала действительно солидная охапка свежей соломы; в противоположном виднелось отверстие в полу шириной не больше ладони, оттуда тянул слабый ледяной сквознячок. Камень стен порос белесым лишайником, пол казался каким-то липким. Массивная дверь оказалась вырезана из древесины каменного дерева: ценная порода, Барс даже удивился, что кому-то пришло в голову использовать ее при постройке тюрьмы. Впрочем, возможно, в древние времена она была дешевле. Каменное дерево поддается обработке только в свежесрезанном виде; высохнув же, оно окаменевает (откуда и название) и приобретает необыкновенную твердость. Кроме того, оно совершенно не подвержено гниению и даже не горит. В двери было прорезано два маленьких окошка: одно, забранное решеткой и закрывающееся плотной ставней снаружи, располагалось, по всей видимости, на уровне глаз стоящего в коридоре охранника; второе, тоже закрытое ставней, но без решетки, находилось в самом низу
двери. ``Почему внизу?'' - Удивился поначалу Барс, потом понял: чтобы узник мог подползти и взять кормежку, не вставая на ноги. Такая предусмотрительность слегка покоробила рыцаря.
        Внезапно лязгнула, открываясь, верхняя ставенка, и Барс поспешно потушил огонек. Сквозь отверстия решетки внутрь проник неровный свет факела.
        - Отойдите к противоположной стене, - скомандовал голос знакомого тюремщика.
        Барс повиновался; тотчас же открылась нижняя ставня, и в отверстии появилась большая глиняная кружка. Над ней дымился парок. Нижняя ставня быстро захлопнулась, снова лязгнул засов.
        - Ваш чай, - сообщил стражник. - Заберете, когда я закрою окошко - таков порядок. Кормят здесь один раз в день, но чайку я вам буду подбрасывать, пока на дежурстве.
        - Благодарю. - Отозвался Барс вполне серьезно: промозглость камеры он уже успел почувствовать всеми костями.
        - Вот и отличненько. - Жизнерадостно сказал стражник. - Выпьете - поставьте кружку в проём, я потом заберу.
        Ставня закрылась.
        Барс с удовольствием выхлебал жиденький, несладкий, зато по-настоящему горячий чай.
        Потом забрался на солому, подобрав под себя заледеневшие ноги.
        И стал думать.
        Думы рыцарю думались не очень веселые. Почему-то ему слабо верилось в то, что Орден будет сильно торопиться вытаскивать его из этой дыры. По логике вещей, Замку надо было как-то выявить основную действующую силу заговора против Ордена - правда, если таковой реально существовал. Но каким образом в результате данной комбинации Замок надеялся достигнуть своей цели, Барс как-то не очень представлял. Впечатление складывалось весьма неблагоприятное: Барсу все настойчивей лезли в голову мысли, что больше похоже пока на то, будто Орден просто сдал своего рыцаря со всеми потрохами, откупившись таким образом за явный прокол в Кеоре. А если приплюсовать сюда то, что Барс слишком рьяно полез доискиваться до причин того самого прокола и вообще повел себя не самым благонадежным образом?
        - Но двое рыцарей ведь действительно пропали, один погиб, - сказал себе Барс. - Не могли же меня обмануть и в этом? Слишком уж легко проверяется.
        ``А ты проверял? - Спросил рыцаря ехидный внутренний голос. - А будешь ли иметь возможность проверить - теперь-то, а?''
        - Да меня самого похищали в Сантии, - рассердился Барс.
        ``Могло быть и совпадением, - обнадежил тот же голос. - Верно Бранигал говорил - мало ли у Ордена недоброжелателей? А может быть, этот случай и дал толчок фантазии Магистра''.
        Барс тряхнул головой, но назойливый внутренний голос не исчезал.
        ``Что-то подобное ты предчувствовал с самого начала, ведь правда? - нашептывал он. - Не хотелось ведь браться за это дело, очень не хотелось. И Глед тебе казался подозрительным, доброта эта его неестественная. И неувязочки были кой-какие, пусть мелкие, но были. А ты все уговаривал себя - показалось. И плыл по течению. А удирать-то еще тогда надо было, из Замка. Без оглядки''.
        - Ну хватит, - сказал Барс и резко саданул ребром ладони по каменной стене. Боль слегка отрезвила, привела в чувство.
        ``Так и свихнуться недолго, - подумал рыцарь. - Нельзя нюни распускать. Варианта всего два: либо Глед не соврал, и тогда все идет по плану и меня в свое время вытащат. Либо меня подставили, и тогда влип я крепко, поскольку Клятву дал. Но тут уж что сделано, то сделано, и нечего переливать из пустого в порожнее''.
        ``Завтра разбирательство, - вплыла тоскливая непрошенная мысль. - Опять станут всех собак вешать. Мерзко. Рассказать, как дело было? Не поверят все равно. Интересно, у них свидетели подставные или настоящие, из того поселка? Если настоящие - значит, меня и вправду сдали, по взаимной договоренности. В такие случайности я больше не верю. А если подставные? Тогда это просто ни о чем не говорит''.
        - Рассказывать ничего не буду, - решил Барс. - Не стану этой публике бесплатный цирк устраивать. Вообще откажусь отвечать на вопросы, и пусть говорят, что хотят. Все равно это не более чем представление.
        От этого решения стало немножко легче. По крайней мере, не нужно будет распинаться под пристрастными недоброжелательными взглядами. Мелькнувшую внезапно мысль о принцессе, о том, может ли она вдруг явиться на разбирательство и кому она нынче верит, Барс задавил в зародыше и думать на эту тему себе категорически запретил, но в груди все равно нехорошо защемило.
        От холода и сырости тело медленно коченело, и рыцарь принялся разгонять кровь своими любимыми статичными упражнениями, попеременно напрягая и расслабляя отдельные мышцы или группы мышц. Вскоре конечности перестали казаться чужими, и Барс немного согрелся. Однако он продолжал и продолжал упражнения - до тех пор, пока не задремал.
        - 4 -
        Разбудил рыцаря стук щеколды и последовавшая команда тюремщика:
        - Отойти к противоположной стене!
        Все еще сонный, Барс сполз с соломы. Просыпаться совсем не хотелось: кажется, ему даже снилось что-то хорошее. Обед принесли, что ли?
        Однако это был не обед. Неожиданно лязгнули большие засовы, и дверь в камеру открылась. Двое стражников торопливо внесли и поставили раскладной табурет и парочку масляных фонарей.
        ``Кого еще пес принес? - Недовольно подумал Барс. - Вроде завтра душу тянуть собирались, а сегодня-то что? И на допрос не похоже: тогда бы, наверное, в допросную повели. Или начальство познакомиться желает? Отдохнуть не дадут, сволочи''.
        Два стражника встали по сторонам от стоящего табурета, еще двое - с внутренней стороны двери. ``В коридоре, наверное, тоже стоят, - подумал Барс. - Неужели им кажется, что это эффективно? Если бы хотел убежать - сейчас было бы самое время''.
        Послышались шаги, и весьма непринужденной походкой - будто к себе в кабинет - в камеру вошел никто иной, как Ставрадар Деим, советник Его Величества по вопросам внутренней политики, собственной персоной.
        ``Вот это сюрприз, - сказал себе Барс, непроизвольно напрягаясь. - Вот кого бы сейчас скрутить и взять в заложники, тогда бы все тут поплясали''.
        Однако рыцарь остался спокойно стоять у стены.
        Деим уселся на табурет, невозмутимо оглядел Барса.
        - Почему заключенный в камере в кандалах? - Спросил советник у охраны.
        - Приказ такой был, ваше высокоблагородие! - Отрапортовал стражник.
        - Немедленно снять. И принесите второй табурет.
        На короткую заминку перед ``слушаюсь!'` охранника Деим отреагировал одной приподнятой бровью, и тюремщик полетел выполнять приказание.
        ``Понятно, - подумал Барс. - Сначала покупать будут. Интересно, что же ему надо?''
        Кузнец появился на удивление быстро - словно ждал под дверью, и Барс не удержался от саркастической усмешки. Советник, впрочем, сохранил невозмутимость. ``Хороший игрок,'' - решил рыцарь.
        Через несколько минут кандалы были сняты, а у стены поставлен второй табурет.
        - Теперь оставьте нас, - велел Деим охране.
        На этот раз брови вверх поползли у стражников - от изумления.
        - Ваше высокоблагородие, - осмелился высказаться один из тюремщиков. - Такое супротив всех инструкций, а в этом случае опасно в особенности. Ежели что, отвечать-то ведь нам придется. Вы уж не побрезгуйте, примите совет...
        - Я разве просил совета? - Ледяным тоном поинтересовался Деим. - Мне показалось, я отдал приказ.
        Тюремщик просительно обвел взглядом своих коллег - те опустили глаза долу - тяжело вздохнул и, буркнув очередное ``слушаюсь'', первым пошел к двери. Остальные потянулись за ним.
        - Не забудьте закрыть дверь и окошки, - холодно проронил им вслед советник.
        И, уже обращаясь к Барсу, добавил:
        - Никакой дисциплины, не правда ли? Эти идиоты полагают, что я не знаю, с кем имею дело.
        - А вы знаете? - Заинтересовался Барс.
        - Больше, чем вы думаете, - серьезно ответил Деим. - Знаю достаточно, чтобы понимать, что если вы решите предпринять что-то против меня, эти пентюхи мне ничем не помогут. Как, впрочем, и кандалы. Почему вы постеснялись снять их сами?
        ``Ого,'' - подумал Барс, делая вид, что не расслышал вопроса.
        - Присаживайтесь, - спокойно сказал советник. - Я понимаю, что вы не очень расположены беседовать. Но это ведь не повод, чтобы стоять столбом, верно?
        - Почему же вы не явились в сопровождении взвода гвардейцев? - Спросил Барс, усаживаясь.
        - А взвод бы помог? - Иронично приподнял бровь Деим.
        - Возможно, - пожал плечами рыцарь. - Обучены они неплохо. А мы, все-таки, не сверхлюди.
        - Вырезать в одиночку несколько сотен ``мирных'' горцев вряд ли под силу обычному человеку.
        - Вы не хуже меня знаете, что я этого не делал, - пошел напролом Барс.
        - Я только предполагаю, что это может быть правдой, - осторожно высказался советник. - И был бы благодарен, если бы вы рассказали мне, что там произошло.
        - Вы не испытывали сомнений, когда клеймили меня прилюдно, - не удержался от шпильки Барс.
        Деим вздохнул.
        - Свидетели есть свидетели, - заметил он. - Трудно не поверить такой искренности. Задумываться начинаешь позже.
        Советник обладал удивительным даром: даже настроенный изначально враждебно, Барс на мгновение едва не поверил ему. Вовремя вспомнил о приготовленной за сутки камере и мысленно надавал себе по щекам. И все равно где-то в глубине мельтешила мысль: ``А может, это не он?''
        ``Не может,'' - решительно сказал себе рыцарь. А вслух проговорил:
        - Советник, если вы хотите искренней беседы, то должны начать с искренности сами. Я прекрасно понимаю, что ``свидетели'' появились не случайно. Крестьянка-беженка приезжает из Северной Кеоры и сразу же нечаянно попадает в обслугу Королевского дворца? Вы эту сказочку расскажете на суде? Ха! Кроме того, кто-то явно научил ее, когда и что говорить.
        - Не я, - задумчиво и очень серьезно произнес Деим. - Если кто-то и подстроил это, то не я. Я просто хочу разобраться.
        - И за каких-то пять минут бьющаяся в истерике на сквере женщина объяснила вам суть дела? - Прищурился Барс. - Выступали вы вполне убедительно.
        - Тогда я был уверен, что понимаю ситуацию.
        Некоторое время рыцарь и советник молча буравили друг друга взглядами.
        - Разговор окончен. - Объявил наконец Барс.
        - Вы мне не верите? - Удивился Деим.
        Рыцарь промолчал.
        Советник пожевал губами, потом вдруг широко улыбнулся.
        - Интересный вы фрукт, Барс, - заметил он. - Поначалу кажетесь таким простоватым, создается впечатление, что с вами и возиться не придется. А чуть тронешь - кругом колючки. Ладно, вы правы. Я в курсе событий. Не стану вас пугать, но положение действительно серьезное. И я единственный, кто может вам помочь. И хочет помочь. Поверьте, говорю сейчас абсолютно искренне. Только как же мне подступиться к вам, колючий вы человек?
        - Без лжи, - спокойно посоветовал Барс.
        - Это будет непросто, - так же спокойно посетовал Деим. - Вы слишком многого не знаете; многое вызовет у вас протест. Было бы намного легче, если бы вы относились ко мне без столь явного предубеждения. Ну да ладно. Попробую рассказать вам кое-что; не обещаю, что это будет приятно.
        Советник уперся локтем в колено, положил подбородок на ладонь. Некотое время задумчиво молчал, словно решая, с чего лучше начать. Барс вдруг поймал себя на том, что вновь готов начать ему верить, и одернул себя, удивившись - феномен Деима работал безотказно.
        - Я много лет посвятил изучению Ордена Пламени. - Начал наконец говорить советник. - Из всех живущих ныне людей, не связанных с Орденом напрямую, я, наверное, единственный, кого можно назвать специалистом или даже экспертом по этому вопросу. Я действительно знаю многое - кое-в-чем вы уже могли убедиться, еще кое-что я могу вам рассказать, дабы вас не мучили напрасные сомнения. Например, я знаю, что вас держит здесь не что иное, как Клятва - и потому вы сейчас абсолютно безопасны, настолько, что можно было бы даже вас не запирать - никуда бы вы не делись. Я знаю также, почему вы вынуждены держать Клятву, даже если она ведет вас к смерти. Не только ведь из чистого благородства, верно? У вас просто нет альтернативы. Еще я знаю, почему вы были вынуждены дать эту Клятву в столь сомнительных обстоятельствах. Рыцарь не может отказать в Клятве Алому Магистру - это ведь один из законов вашего Ордена, не правда ли? Вы не находите, Барс, что это одна из разновидностей рабства? Того самого рабства, которое в Арсании не существует уже несколько сотен лет. Пусть более утонченная форма - но и более жесткая, не
так ли? Из любого рабства можно сбежать, а от Клятвы ведь не убежишь, как и от себя. Что заставляет вас так слепо доверять вашим Магистрам? Только тот факт, что при вступлении в сан они тоже дают Клятву - действовать только в интересах Ордена? Право, Барс, вы умный человек - оцените, насколько расплывчата эта формулировка. Интересы Ордена ведь можно понимать очень по-разному, это - вещь субъективная. Для примера скажу, что едва ли не каждый агрессор в истории искренне считал, что действует в том числе в интересах захваченной страны. И уж нигде не сказано, что интересы Ордена должны совпадать с интересами отдельных рыцарей.
        Деим помолчал еще немного, заметил:
        - Вы не кидаетесь с ходу возражать. Надо полагать, сами не раз думали о чем-то таком?
        И продолжил:
        - Теперь я хотел бы пояснить, откуда знаю, что вы связаны Клятвой. Дело в том, что в последнее время я имел насыщенную и весьма интересную переписку с господином Гледом Марконом. В свое время мне стал известен один секрет Ордена, которым я единолично воспользоваться не мог, но который при наличии партнеров с определенными связями и возможностями дает рычаги для серьезного давления на Орден. Я говорю об адамантовом бизнесе, Барс. Вам это кажется несерьезным? Напрасно. Экономическое давление - мощнейший рычаг, поверьте мне. Представьте себе свой Орден не имеющим денег - ни на выкуп ``новобранцев'`, ни на содержание Школы, ни на ваших любимых жеребцов, ни на расходы Рыцарей - что с ним станет? А ведь продажа адамантов для вас - одна из основных статей дохода. Нам удалось перекрыть несколько путей сбыта кристаллов. Сразу же последовала реакция со стороны Замка.
        Деим задумчиво потер пальцами подбородок, испытующе взглянул на Барса.
        - Я не стану сейчас спрашивать вас, насколько спонтанным был прорыв в Кеоре. Мои партнеры убеждены, что вы можете каким-то образом вызывать прорывы, более того, что только вы их и вызываете - в целях ли добычи адамантов, или в каких-то других. Я не столь радикален. Полагаю, если бы Замок хотел преподнести кому-то урок и мог для этого вызвать прорыв, то место было бы выбрано более разумно; отдаленная горная провинция не слишком выигрышна в смысле наглядности. Тем не менее, катастрофа достигла небывалых размеров - и именно в тот момент, когда мы ждали ответа Замка на наше предложение диалога. Очень похоже на демонстрацию мускулов перед началом переговоров, не правда ли?
        Советник помедлил немного, ожидая реакции Барса. Не дождался, но кивнул удовлетворенно, будто получил, что хотел.
        - Замок перехитрил самого себя, - сказал он, улыбнувшись. - Ваши Магистры не учли такой фактор, как общественное мнение - а мы начали готовить его давно, очень давно. Сейчас нам достаточно кинуть клич: ``Орден виноват во всем!'' - и вы будете фактически уничтожены. Не физически, я имею в виду, но как организация. Возможно, вам придется стать тайным Орденом, подвергнуться гонениям; структура будет разрушена, многие погибнут. Ваша слабость в том, что в основном вы действуете в одиночку - и поверьте мне, рыцаря Пламени очень легко вычислить. Для этого даже не нужно просить его обнажить плечо.
        Барс промолчал и на этот раз - хотя парочка ядовитых замечаний так и вертелась на языке, он решил сначала выслушать все до конца.
        Веско, чеканя каждое слово, Деим уронил:
        - Однако разрушение Ордена не входит в наши планы.
        ``Ну спасибо, - отозвался Барс мысленно. - Оказывается, вы все же не окончательно созрели для самоубийства. Даже жаль, право''.
        - Итак, вернусь к диалогу с господином Марконом, - непринужденно продолжил советник. - Состоялся он на фоне означенных событий и был, как я уже заметил, весьма насыщенным. В числе прочего обсуждался и следующий вопрос: нам требовался некто, на кого можно было бы свалить вину за катастрофу в Кеоре. Козел отпущения, понимаете? Таким объектом мог бы послужить сам Орден - или же, к примеру, отдельно взятый рыцарь, этакий злодей, может быть, даже сумасшедший. Это, конечно, не добавило бы Ордену популярности, но и не вызвало бы катастрофы: черная овца может встретиться в любом стаде. Как вы полагаете, что выбрал Замок?
        И опять Деим не дождался ответа; на этот раз он нахмурился.
        - Меня начинает тревожить ваше молчание, Барс. Вы вообще-то понимаете, о чем я говорю? Или это для вас слишком сильное потрясение? Нам попросту продали одного Рыцаря Пламени - по сходной цене. Это вам понятно, надеюсь? Или я вас переоценил? Неужели вы до сих пор питаете надежды, будто вас кто-то собирается спасать?
        Советник действительно выглядел встревоженным, и Барс вдруг подумал: ``А ведь я важен для него. Для него лично, а не для каких-то там партнеров. Интересное что-то тут наклевывается''.
        - Я позволю себе все же допустить, что вы меня поняли, - вздохнул Деим. - А сделав такое допущение, предлагаю рассмотреть варианты грядущих событий. Очевидный вариант только один: завтра на разбирательстве непременно будет назначено дознание. Поверьте, вам не понравится знакомство с дознавателем, Барс. Но суть даже не в этом. Беда в том, что совершенно неважно, оговорите ли вы себя под пытками или героически продержитесь всю неделю, не раскрывая рта. Все равно через установленные законом семь дней дознания вы будете приговорены к смертной казни. Это уже решено - на самом высоком уровне. На этом вы, как пешка, свою игру закончите; мы же с Замком просто продолжим партию.
        ``Я всегда рассчитывал умереть под фанфары и барабанный бой'', - вспомнил Барс свою опрометчивую шутку в разговоре с Верховным Магистром. Да уж, оказывается, Глед Маркон не лишен чувства юмора. Фанфары не фанфары, но барабанный бой точно обеспечил. Барс усмехнулся.
        - Что вам показалось смешным? - Поинтересовался Деим. - Я, вроде бы, ничего смешного не сказал.
        - Это я так, своим мыслям, - ответил Барс, нарушив наконец молчание. - Не волнуйтесь. Я вот все жду, когда вы назовете цену.
        - Цену чего вы желаете услышать? - Поднял брови советник.
        - Второго варианта, разумеется. Того, который не самый очевидный.
        - А суть этого варианта вы услышать не хотите? - Удивился Деим.
        Барс пожал плечами.
        - Суть тут может быть только одна. Вы вытаскиваете меня из этой ситуации - без потерь с моей стороны. Меньшее не трудитесь предлагать.
        Деим снова потер подбородок, задумчиво спросил:
        - Вы полагаете, я всесилен?
        ``А вот это мы как раз и проверим'', - подумал Барс. А вслух сказал:
        - Я не понимаю, советник. Так у вас есть что продать мне или нет? Если нет, то зачем вы здесь распинаетесь?
        - Я мог бы существенно облегчить вашу участь. Весьма существенно.
        - Несерьезно с вашей стороны, советник. Уж не хотите ли вы предложить мне ``легкую смерть''? Вы начитались дешевой литературы, Деим. Это я не покупаю.
        - Вы плохо представляете, о чем говорите.
        - Я представляю гораздо больше, чем вы можете предположить. - Спокойно возразил Барс. - ``Облегчение участи'' меня не интересует, тема закрыта. Еще что-то?
        Деим задумался.
        - Возможно, есть способ сделать то, что вы хотите. - Сказал он наконец. - Возможно. Но и цена будет соответствующей.
        - Поговорим о цене, - согласился Барс.
        Советник улыбнулся.
        - Вообще-то, мне всего лишь нужно получить от вас несколько ответов. Несколько ответов на несколько вопросов - вот и все, что я хочу. Но тут есть один нюанс.
        - Не сомневаюсь. - Улыбнулся в ответ рыцарь. - Удивительно только, что всего один.
        - Я должен быть абсолютно уверен, что ответы честные и исчерпывающие.
        - Как вы намерены этого добиться? - Поднял бровь Барс.
        - Вы дадите мне Клятву. - Непринужденно заявил Деим.
        - Не понял.
        - Что тут непонятного? - Удивился Ставрадар. - Вы поклянетесь на Пламени, что искренне и исчерпывающе ответите на мои вопросы. Придется, наверное, добавить еще несколько условий: например, что, освободившись, вы не причините мне вреда. Или что не инициируете какой-либо процесс, в результате которого мне будет причинен вред. Подумаем, как это лучше сформулировать. Клятву вы дадите сейчас, а ответите - после того, как я вас вытащу. Допускаю даже, что это тоже можно обговорить в тексте. Ну, что скажете?
        - Что мне нужно серьезно подумать. - Ответил Барс после продолжительной паузы. - Очень серьезно.
        - Много времени я дать не могу. - Вздохнул Деим. - Я и так нахожусь здесь слишком долго, а приходить второй раз - чересчур рискованно. Так что думайте сейчас, если что, спрашивайте. Я жду ответа.
        Интенсивные размышления Барс изображал почти четверть часа. Он вставал, ходил по камере, снова садился на табурет, ерошил рукой густые темные волосы. Потом подумал, что хватит: побоялся переиграть. Сказал решительно:
        - Ограничьте число вопросов.
        - Что? - Не понял Деим.
        - Я согласен, если число вопросов будет фиксированным. Скажем, три.
        - Да у меня их десятки, - возмутился советник. - И я буду сильно рисковать, вытаскивая вас.
        - Это меня не интересует, - досадливо возразил Барс. - Не больше пяти.
        - Десять.
        - Пять.
        - Девять.
        - Шесть.
        - Восемь.
        - Семь.
        - Согласен, - протянул руку Деим.
        - Еще одно условие. - Заявил Барс.
        Советник нахмурился.
        - Не много ли условий?
        - Как хотите, - пожал плечами Барс. - Вы это затеяли.
        - Говорите.
        - Время тоже должно быть фиксированным.
        - Ну вы даете! - Расхохотался Деим. - Что еще?
        - Я согласен на разумный промежуток. Скажем, месяц, в течение которого ваши вопросы должны быть заданы.
        - Все предусмотрели, а? - Никак не успокаивался советник. - Все подвохи ищете?
        - Клятва - вещь серьезная. - Веско сказал рыцарь.
        - Давайте составлять текст. - Отсмеявшись наконец, выговорил Деим.
        Саму Клятву Барс решил обставить поторжественнее. Для этого он вышел на середину камеры, высоко поднял голову, развел в стороны руки - ладонями вверх. Через мгновение на каждой ладони заплясало по язычку пламени. Медленно-медленно рыцарь свел руки, соединив ладони перед собой. Язычки пламени, объединившись, полыхнули ярким огнем, поднявшимся выше головы Барса; Деим даже отшатнулся от неожиданности. Пристально глядя в бушующее пламя, рыцарь четко и раздельно произнес слова Клятвы. Начиналась она традиционно (``Клянусь Пламенем...'`), дальше шел текст, на обсуждение и согласование которого мужчины потратили почти час. После заключительных слов Барса пламя оторвалось от его рук, всплыло вверх, мгновение повисело в воздухе под потолком, оставляя на камне языки копоти, и вдруг рассыпалось дождем ослепительных искр, которые потухли, не долетев до пола. Хотя принесенные тюремщиками масляные лампы продолжали гореть, показалось, будто в камере стало темно.
        - Вы удовлетворены? - Спросил Барс у советника.
        - Впечатляет. - Признался Деим. И неожиданно спросил:
        - А руки вы не обожгли?
        - Должен ли я понимать это как ваш первый вопрос? - Осведомился рыцарь.
        Ставрадар рассмеялся.
        - У вас хорошее чувство юмора, Барс. Нет, разумеется; можете не отвечать, если не хотите. Но я запомню, что с вами нужно быть осторожным.
        Барс хмыкнул, показал Деиму ладони, не тронутые даже копотью.
        - Это бесплатно, - сказал он. - Но теперь очередь за вами.
        - Ждите, - кивнул советник. - Ничего конкретного пока сказать не могу, но ждите. Я, как вы понимаете, заинтересован получить свои ответы.
        - Помните, что оговорено в Клятве.
        - Не забуду. - Пообещал Деим. - Вы меня выпотрошили. Но я все равно рад, что нам удалось договориться.
        - Вот и ладно. - Сказал Барс.
        И даже пожал советнику руку на прощание.
        До обеда рыцарь успел еще немного подремать. Появление судка с реденьким супом и ломтя тяжелого влажного хлеба было обставлено той же процедурой с поочередным открыванием окошек и стоянием у стены. Зато страшноватого вида суп на вкус оказался вполне съедобным, а кислый хлеб с отрубями - свежим. Барс съел все подчистую, решив, что как бы там ни было, но силы ему еще понадобятся.
        Неладное рыцарь почувствовал примерно час спустя, когда посуда уже давно была убрана. Сначала что-то непонятное начало твориться со зрением: крошечный голубой огонек, вывешенный для освещения, вдруг стал раздражать глаза, а тени - двоиться и расплываться. Решив, что опять перебрал сегодня с магией, Барс убрал огонек. Теперь в темноте ему повсюду мерещились разноцветные искры. Рыцарь недоуменно потряс головой - результатом стало сильное головокружение. Внезапно острая боль резанула внутренности, заставила сложиться пополам; началась рвота. ``Отравили, сволочи, - пришла догадка. - Интересно, кто?''
        Мысли спутывались, уплывали; скорчившись на полу у стены, сотрясаемый жестокими судорогами, Барс отчаянно цеплялся за последние проблески сознания, заставлял себя думать, словно это хоть чем-то могло помочь. ``Может ли быть Деим? - рвано мелькали мысли. - Нет, вряд ли. Или он уже получил, что хотел? Вопросы - для отвода глаз? Кто еще? Кто-то его переиграл? Опередил? А может, тот самый народный гнев, о котором он тут распинался?''
        - Это было бы смешно. - Выдавил из себя Барс. - Очень.
        И последняя мысль, уже на грани наплывающей темноты: ``Теперь наврут про меня с три короба. Что-то подумает Алина?''
        Глава X.
        `'Никакая деятельность не может быть полностью бесполезной:
        - Если работа не приносит реальных результатов, возможно, она тренирует ваш УМ.
        - Если работа не приносит реальных результатов и не тренирует ваш ум, вероятно, она тренирует ваше ТЕЛО.
        - Если работа не приносит реальных результатов и не тренирует ни ваш ум, ни ваше тело, значит, она тренирует ваше ТЕРПЕНИЕ''.
        (``Поучение отрокам'` авт. Сорш Эгер, Желтый Магистр,
        проректор Школы Ордена Пламени.)
        - 1 -
        Алина пришла в себя на своей постели, в спальне; судя по пробивавшимся поверх тяжелых штор лучам солнца, была уже середина дня. Голова казалась набитой ватой. Принцесса припомнила руку, подносящую ей к лицу резко пахнущую салфетку. Кажется, она кричала что-то в тот момент, а потому вдохнула судорожно, полной грудью - и дальше не помнила уже ничего. Почему же она кричала?
        Предшествовавшие события всплыли в памяти одним рывком, все сразу. Алина резко села, откинув одеяло. Голова сразу закружилась, под ложечкой противно затрепетало. Стараясь не обращать на это внимания, принцесса спустила ноги с кровати.
        Так отвратительно она еще не ощущала себя никогда, и дело было не в головокружении. Как-то несколько лет назад ее мать, королева Элеонора, приняла трогательное участие в судьбе юной служаночки, изнасилованной дворцовым конюхом. Конюх был соответственно наказан, а служаночку мать взяла под свое крыло и всячески помогала ей оправиться. Алина, по своей давней привычке вечно прячущаяся по углам и, благодаря этому, бывшая в курсе событий, слышала, как камеристки хором утешали рыдающую на постели девушку; служанка же не говорила ни слова, но плакала так отчаянно и горько, будто потеряла одномоментно все самое дорогое в жизни. ``Будет убиваться, - довольно раздраженно сказала наконец одна из камеристок. - Нашла, о чем переживать. Подумаешь, под мужиком полежала - не первый, небось, раз и не последний. Не убил же он тебя, не изуродовал; одерни подол и живи себе дальше''. Рыдания вдруг как отрезало. Девушка подняла голову и посмотрела на матрону лихорадочно блестящими глазами. ``Пусть бы убил. - Сказала она тихо, но с таким выражением, что у прячущейся за портьерами Алины все внутри заледенело. - Лучше бы
убил. Все лучше, чем вот так, насильно. Чем жить с этим''. Это было одно из самых ярких воспоминаний Алины; служанка потом куда-то подевалась, куда - принцесса не знала и узнать не смогла. Теперь этот случай всплыл в памяти, и принцессе показалось, что она наконец поняла, что ощущала тогда девушка - примерно то же самое чувствовала сейчас сама Алина.
        Головокружение прошло довольно быстро. Принцесса добрела до гардероба, оделась, сдернув с плечиков первое попавшееся платье. Когда натягивала чулки, руки ее чуть-чуть подрагивали. Обув привычные туфли и оставив сорочку валяться на полу, Алина решительно двинулась к дверям. Потянула массивную бронзовую ручку; когда та не поддалась, стала дергать снова и снова, не веря своим глазам.
        Такой подлости принцесса не ожидала. Высокая двустворчатая дверь спальни была заперта; Алина вдруг почувствовала себя беспомощной маленькой девочкой, наказанной за какую-то несуществующую провинность. Последний раз такое случилось с принцессой лет в пять. На глаза Алины навернулись непрошеные слезы; прикусив губу, она отчаянно заколотила в дверь каблуком туфли.
        Когда створки наконец подались, медленно открываясь наружу, Алина едва не упала, а устояв на ногах, ринулась в проем - и уткнулась в мощную грудь Ферузии. Обойти Ферузию было непросто даже в широком коридоре, а уж в дверях - и вовсе невозможно. Воспользовавшись замешательством принцессы, нянька вплыла в спальню и с неожиданным для ее габаритов проворством захлопнула за собой дверь.
        - Ах ты ж голубица моя, - тут же заворковала Ферузия, как ни в чем не бывало пытаясь обнять Алину. - Ты ж моя девочка. Переволновалась, бедняжечка, расстроилась? Все пройдет, птичка моя, ты иди к нянюшке, поплачь, легче станет.
        - Отчего дверь заперла? - Прошипела принцесса побелевшими губами, уворачиваясь от объятий. - Кто велел? Деим?
        - Батюшка ваш велели. Волновались за вас. А как ты нынче в истерике билась, помнишь ли, горлица моя? И в обморок упала?
        - В какой истерике? - окончательно обозлилась Алина. - Я - в истерике? Да вы сами тут все ненормальные, с ума посходили! Открой дверь немедленно!
        - Не могу. - Вздохнула Ферузия, оставив свой слащаво-приторный тон. - Там снаружи - два гвардейца. Их Величество распорядились. Боится отец, что ты дел натворишь по молодости да глупости. Правильно боится, как я погляжу. Зацепил-таки тебя тот, черный? Ох, взрослеешь, девонька.
        - Какой еще черный? - Не поняла Алина.
        - Ну этот, рыцарь. Вот странное дело, я тебе скажу. Вроде не красавец, а есть в нем что-то... этакое. Мужское, от чего у бабы сердце млеет. Только лучше подальше держаться от таких, ты уж мне поверь.
        - Что с ним? - Спросила принцесса довольно спокойно. Быстро оценив ситуацию, она решила не рваться напролом, а узнать побольше. Только вот для этого приходилось изображать спокойствие, что давалось Алине трудновато.
        - В Кастин засадили ирода, - удовлетворенно ответила нянька. - Завтра разбирательство. Получит по делам своим.
        Алина незаметно перевела дыхание - ничего непоправимого пока не произошло.
        - И он не сопротивлялся? - Поинтересовалась она.
        - И не рыпнулся. - Довольно отозвалась Ферузия. - Шевельнуться не дали.
        ``Не `'не дали'', а не стал, - поправила ее Алина про себя. - Интересно, почему? Как ты поймал его, Деим, старый интриган?''
        Отношение принцессы к советнику отца переменилось кардинально и одномоментно, еще тогда, когда он обличающе вещал с парапета, и рвущаяся не допустить ошибки Алина буквально споткнулась об его холодный оценивающий взгляд. Мгновенно в голове сложились в единое целое все странности, которые замечались и прежде, но не удостаивались внимания. Сам тот факт, что человек ранга Деима взял на себя обязанности распорядителя праздника, пусть даже пятнадцатилетия принцессы. Его постоянное и пристальное внимание к деталям даже в ущерб остальным обязанностям - прежде Алина относила это на свой счет, но теперь глаза ее раскрылись. Давно подслушанный разговор, внезапно ставший почти понятным. Беспрецедентные треволнения по поводу обеспечения безопасности праздника, когда даже размещение гвардейцев Деим не доверил капитану гвардии, а курировал сам. Еще пара-тройка вовсе уж незначащих на первый взгляд, но странных мелочей случайно запали в память. И конечно, Алина не смогла бы забыть незнакомую ловкую горничную с остро пахнущей салфеткой наготове.
        - Запереть меня отец сам приказал или через Деима? - Спросила принцесса.
        - Сам. Но с советником они долго шептались, это точно. Тот, бедняга, переживал очень - он ведь распорядитель, вроде как и вина на нем есть; все суетился, доктора тебе приглашал. А доктор сказал - переволновалась принцесса, вот и обморок; не беспокойтесь, дескать, пусть поспит, проснется здоровой.
        ``Переживал он, как же. Змей подколодный. Все предусмотрел. Так, к отцу идти бесполезно''.
        - А по поводу этого... м-м-м... происшествия отец что-нибудь говорил?
        - А как же. Гремели просто. Еще бы - как душегуб-то обнаглел, на праздник явился! Их Величество просто из себя вышли, сказали, больно уверены те в своей безнаказанности, вот и творят, что хотят. Но в этот раз, сказали, такого не будет; получит все, что заслужил. Старшим на разбирательство назначили судью Шега - ты, говорят, Шег, человек принципиальный, я тебе верю, знаю, что не побоишься по совести разобраться.
        ``По совести, - фыркнула про себя Алина. - Скорей уж, по заказу. Так, к матери идти тем более бесполезно - раз отец свое слово сказал, она вмешиваться не станет''.
        - А что свидетельница?
        - Свидетелей увезли куда-то; видно, до завтра прятать будут, чтоб не добрались до них черные.
        - Свидетелей? Так она что, не одна была? - Удивилась принцесса.
        Ферузия охотно пояснила:
        - Их из Кеоры пол-деревни приехало, беженцы они, дома у них спалили, хозяйство пропало. Их Величество велели им помощь оказывать, вот их на работу-то и попристраивали - кого куда. Бабенке той повезло, в дворцовую обслугу попала.
        - Маразм. - Не выдержав, прокомментировала Алина. - И дома спалили, и хозяйство пропало. И жертвы - сколько их там сотен? И все один человек?
        - Может, что и не один, - легко согласилась воспитательница. - Это завтра разберутся. А может, и один - слыхала небось, что про них шепчут? Ну, колдовство-то, конечно, бредни. Но мне говорили, будто мечи у них особые, с десяток лезвий сразу по кругу выскакивает на пружинах. И лошади у них для убийства обучены. И доспех непробиваемый. Поди такого, возьми.
        - Да, страшно, - посочувствовала принцесса. - И как же только взяли-то?
        - Так на праздник он, слава Небесам, без доспеха явился, - серьезно сказала Ферузия. - И с мечом обычным. Вот и повязали.
        - А не сбежит ли? - Изобразила Алина обеспокоенность.
        - Не денется никуда. Его в подземелье засунули, в каземат. Оттуда не сбежишь.
        Принцесса потерла виски.
        - Рыцарь сидит, потому что убийца. А я за что в такую погоду взаперти? - Жалобно проговорила она. - У меня, между прочим, еще два дня праздника должны были быть.
        Нянька развела руками.
        - Ничего сделать не могу, детонька. Их Величество распорядились - хватит праздников, нагулялись уж.
        - Да хоть бы в сад выйти. Похлопочи, а?
        - Не стану, - покачала головой Ферузия. - Да и к кому идти? Если Их Величество распорядились?
        - К матери сходи, - безнадежно предложила Алина.
        - Не пойду. Королева сказала - пусть посидит, ей полезно, чтобы не знакомилась с кем попало. Вот учителей прислать или гувернантку - это пожалуйста. Еще камеристок можно, портных. А выходить - ни-ни.
        Алина обмозговала предложение.
        - Не стоит пока, пожалуй, - протянула она наконец. - А долго ли мне здесь куковать?
        - Сегодня и завтра - точно, а там Их Величество решать будут.
        - Ладно. Тогда я отсыпаться буду. - Решила принцесса. - За все праздники отосплюсь. Помоги-ка раздеться.
        - А может, обед сначала приказать? - Забеспокоилась Ферузия.
        - Не хочу. Голова еще кружится. Вот посплю несколько часиков, там посмотрим.
        Забравшись под одеяло и закрыв глаза, принцесса жалобно проговорила:
        - Посиди со мной, пока засну, нянюшка.
        Это был старый, многократно испытанный способ Алины избавляться от Ферузии: больше пяти минут молчаливого сидения та не выдерживала. Вот и сейчас, едва дыхание принцессы стало чуть более ровным, нянька подхватилась с кровати, поправила краешек одеяла и тяжело затопала к дверям.
        Алина заставила себя выждать еще несколько минут - на всякий случай, хотя сердце колотилось от отчаянного желания действовать. Наконец решила, что можно. Вскочила, стараясь не шуметь, на цыпочках подбежала к окну, приоткрыла створку. Спальня принцессы располагалась на третьем этаже; внизу, невероятно далеко, как показалось вдруг Алине, буйно цвела увищиха.
        - Это можно сделать, - сказала себе принцесса с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала. - А раз можно, значит, и я смогу.
        В романах, которые читала Алина, из окна спускались обычно по веревкам, скрученным из разорванных на полосы простыней. Принцесса попыталась поступить так же, но хорошего качества шелк рваться не желал, и от этой идеи пришлось отказаться. Тогда Алина выдернула витой шнур, при помощи которого задергивался балдахин над кроватью. Прикинула длину - коротковат. Повытаскивала такие же шнуры из портьер - и тех, что на окнах, и маскирующих двери гардероба, связала вместе. Теперь должно хватить. Притащила охапку платьев и запихала под одеяло - пусть хоть на первый взгляд покажется, что она спит в постели. Оделась как можно практичнее. Распихала по карманам содержимое шкатулки с украшениями - драгоценностей было немного, принцессу этим не баловали, но наличных денег у нее не было вовсе. Привязав конец шнура к столбику кровати, осторожно выглянула в окно - эта часть сада казалась безлюдной. Алина покрепче взялась обеими руками за шнур и перелезла через подоконник.
        Повторить этот спуск еще раз принцесса не согласилась бы ни за какие блага мира. Веревка почему-то сразу же начала раскачиваться и крутиться, и Алина ударялась об стенку то боком, то спиной. Тонкий шнур скользил в руках, безжалостно обдирая ладони, а узлы вообще едва не оставили принцессу без пальцев. Кроме того, девушка совсем позабыла об расположенном ниже окне - к счастью, всего одном, первый этаж здесь был глухим - и в какой-то момент зависла прямо перед стоящей спиной к стеклу фрейлиной. Удача, однако, была на стороне Алины: фрейлина не обернулась. Кончилась эта эскапада тем, что принцесса шумно рухнула в кустарник примерно с высоты человеческого роста; сверху на нее взбесившейся змеей обвалился шнур.
        Кое-как отряхнувшись и поправив одежду, Алина высунула голову из кустов и огляделась. Похоже, ее падение не привлекло ничьего внимания. Принцесса почувствовала себя уверенней. Здесь она была в своей стихии - предвигаться незамеченной по дворцовой территории она научилась давно и хорошо знала здесь каждый закоулочек. Прежде чем вылезти из кустов, она смотала шнур и спрятала под низкими ветвями.
        Какого-то конкретного плана у Алины не было - только нестерпимое желание действовать. Общаться с кем-бы то ни было во дворце смысла не имело: первый же человек, к которому она обратится, засадит ее обратно в спальню, из которой она с таким трудом выбралась, да еще охрану ужесточат. Ноги сами понесли принцессу в глубину сада, к потайной калитке, за которой начиналась узенькая крутая лесенка, спускавшаяся через толщу стены на уровень внешнего двора. Калитка была заперта, но Алину это не смутило: она знала, за каким камнем в стене находится углубление, в котором старый садовник всегда прячет ключ. Во внешнем дворе вероятность случайно наткнуться на кого-нибудь была намного выше, чем в саду, и принцесса поплотнее запахнула плащик и накинула капюшон, постаравшись пониже прикрыть лицо. Если не станут присматриваться, то она сможет, пожалуй, сойти за спешащую по каким-то делам служаночку.
        Возле прачечной принцессе подвезло: она увидела стопку пустых плетеных корзин, составленных у стены, и прихватила одну из них, никем не будучи уличенной. С большой корзиной в руках, завернутая в плащ, Алина спокойно покинула территорию дворца через калитку для прислуги, не услышав ни одного вопроса от стоявших на карауле гвардейцев и получив на прощание легкий поощрительный шлепок чуть пониже спины. Вздрогнув и втянув голову в плечи, принцесса заторопилась по улице, стараясь не обращать внимание на раздавшийся позади дружный смех.
        - 2 -
        В городе Алина ориентировалась плохо, но после изрядных блужданий все же выбралась к одному из мостов через Уму. Заодно она совершила интересное открытие: можно было спрашивать дорогу, не беспокоясь о том, что ее узнают, поскольку узнавать ее в упор никто не желал. То ли простенький плащик и корзина так изменили внешность принцессы, то ли возможность встретить ее вот так запросто на улице казалась людям совсем уж абсурдной, но никаких подозрений или вопросов ее вид не вызывал. Перейдя мост - к счастью, все мосты в черте города были бесплатными - Алина поплутала еще по старым кварталам, где находить дорогу было намного сложнее, поскольку ни одной прямой улицы там, похоже, не было, переулки сплетались и изгибались самым неожиданным образом, а придерживаться все время одного направления было просто невозможно. Зато здесь Алине повезло спросить дорогу у веселого остроязыкого паренька, который оказался студентом и охотно вызвался проводить девушку.
        - Зачем тебе Кастин? - Поинтересовался паренек. - Неужели кто из родичей там?
        - Вовсе нет, - быстро ответила Алина. - Мне нужен тот квартал, что напротив тюрьмы.
        - А-а, понятно, - кивнул студент. - А то я удивился. В Кастине ведь только благородные сидят, да государственные преступники, не приведи судьба простым людям вроде нас с чем-то таким столкнуться. А тебе, значит, к кожемякам.
        - Почему к кожемякам? - Удивилась девушка.
        - Так в квартале напротив Кастина только кожемяки селятся. Ты что же, не знаешь, к кому идешь?
        - Я дядю ищу, - на ходу сочинила Алина. - У меня только адрес есть, а чем он занимается, не знаю.
        - А-а. Тогда готовься, запашок там - б-р-р. А зачем же ты корзину пустую тащишь?
        - А я ее купила. - Вдохновенно соврала принцесса. - По пути. Очень дешево продавали.
        - Корзина-то не новая, - заметил студент.
        - Потому и дешево, - рассердилась Алина. - А тебе что, больше всех знать нужно?
        - А я любопытный, - усмехнулся парень. - И когда мне врут, сразу чую.
        - Я не вру.
        - Не врешь? Ну-ка, сколько стоит корзина?
        Принцесса растерялась.
        - Это... Я...
        - Забыла? - Подначил студент. - Тогда скажи, сколько стоит новая. Что молчишь? Ай-яй-яй, у такой молодой и такая плохая память.
        - Ну вот что. - Решительно заявила Алина, останавливаясь посреди улицы. - Дальше я сама пойду. Проводил - и спасибо, а куда идти, я уже поняла.
        - Да ты не психуй, - примирительно протянул студент. - Здесь за пять минут можно так заблудиться, потом год не выберешься. Я спрашивать не буду, не хочешь - не рассказывай. Ну что, мир?
        - Ладно. - Смилостивилась принцесса. - Веди. Только помалкивай.
        - А ведь ты из благородных. - Задумчиво проговорил парень, когда они вновь зашагали по улице. - Верно? И корзину взяла для маскировки.
        - С чего ты взял? - Довольно ненатурально возмутилась Алина.
        - Да вот хоть к платью твоему присмотреться. Оно ведь только с виду простое, а ткань - дорогая.
        Принцесса досадливо запахнула плащ.
        - Шел бы ты своей дорогой. Обещал ведь, что помалкивать будешь.
        - Кто ж такие обещания держит, - хмыкнул студент. - Да не дергайся ты, право. Я, может, помочь тебе хочу. Ты ведь все-таки в Кастин, угадал? Кто там у тебя, отец? Брат? Только не говори, что хахаль, не поверю.
        - Не нужна мне твоя помощь, отстань.
        - А зря. Я могу подсказать, к кому обратиться, чтобы передачу отдать. Впрочем, передачу-то ты как раз не приготовила. Что ж ты хочешь? Свидания?
        Алина вдруг почувствовала, как резко заколотилось сердце, словно птица забила крыльями в груди.
        - А это возможно? - Спросила она слегка испуганно, уже не трудясь что-либо отрицать.
        - Все возможно, если деньги есть, - философски заметил студент. - Тюремщики что ж, не люди?
        - Денег у меня нет, - окончательно испугалась принцесса. - Есть вот это.
        И она продемонстрировала студенту содержимое одного из своих карманов.
        - Спрячь немедленно, идиотка! - Зашипел он сквозь зубы, так, что Алина аж отшатнулась. - Ты что же, совсем дурочка?
        - Сам дурак. - Обиделась принцесса, торопливо пряча украшения. В который уж раз за сегодняшний день на глаза ее навернулись слезы. - Сам ведь сказал про свидание. А теперь кричишь.
        - Так кто там у тебя?
        - Знакомый.
        - Просто знакомый? Ты ж не в себе совсем, как я погляжу.
        - Не твое дело, - буркнула Алина, борясь со слезами.
        - Ладно, - смягчился студент. - Помогу тебе. Только имей в виду, вот так на улице драгоценностями потрясать - сильно стремно, опасно, в смысле. Я человек законопослушный, и то на мгновение мысль мелькнула, что вот завести тебя в ближайшую подворотню, по башке дать, карманы почистить - и бывай, ищи ветра в поле. Сытую жизнь за пять минут обеспечить - это, я тебе скажу, соблазн. А на кого другого нарвешься? Ты где же, цветочек невинный, выросла? В деревне, что ли? Драгоценности, небось, фамильные уперла?
        - Это мои, - зло сказала принцесса.
        - Твои так твои, - не стал спорить парень. - Только смотри, стражникам все не показывай, одну штучку достань и спрячь аккуратненько в кулачке, а остальное лучше засунь поглубже. И имей в виду, у тебя там на десяток свиданий хватит. Подойдешь не к главным воротам, а к калиточке - я тебе покажу. Спросишь Дасуса Рубу, и ни с кем, кроме него, не разговаривай. Станут спрашивать - говори, племянник прислал с поручением. Племянник - это я, между прочим. Дасус проведет тебя в каморку, там и покажешь ему вещицу. Он не обманет, что сможет, то сделает. Между прочим, мне за посредничество тоже что-нибудь причитается.
        Алина наощупь вытащила из кармана брошку.
        - А ты не жадная, - одобрил студент. - Хочешь хороший совет? Ты еды прихвати все-таки. В Кастине сидеть - не сахар, свежей булке или пирогу знакомый твой точно обрадуется. А еще лучше - что-нибудь поосновательней.
        - Но у меня правда денег нет, - растерялась принцесса.
        - Все-таки ты недотепа. - Ухмыльнулся парень. - Гоняешь по городу с состоянием в кармане и без гроша налички. Ладно, давай твою корзину.
        Заскочив в первую попавшуюся на дороге лавку, студент вскоре вернулся с потяжелевшей ношей. В корзине лежал большой круглый пирог, завернутая в промасленную бумагу жареная курица, булка хлеба и бутылочка вина.
        - В порядке сдачи, - объявил парнишка. - Чем уж ты мне глянулась, не знаю. Имей в виду, вино могут не пропустить - это смотря какой режим у твоего заключенного. Тогда отдашь дяде, он подмаслит караульного на этаже. Кстати, он курит, твой знакомый?
        - Не знаю, - Сказала Алина неуверенно. - Наверно, нет.
        - Ну ты даешь! - Восхитился студент.
        - Спасибо. - Неловко произнесла принцесса.
        - Да не за что пока. Пошли.
        Тюрьма произвела на Алину впечатление угнетающее. При взгляде на багровые с потеками стены, укрепленные в основании черными массивными плитами, принцессе почему-то вдруг припомнилась радуга, устроенная для нее Барсом - яркая, сияющая и такая живая; сердце остро и больно защемило.
        Экипаж у главного входа поначалу не привлек внимания Алины - стоит и стоит, мало ли, кого он привез. Племянник тюремщика повел принцессу наискосок через улицу.
        - Сюда лучше не соваться, - кивнул он на ворота. - Видишь, еще и гвардейский караул выставили; не иначе, какую-то шишку посадили. Здесь у них все под контролем.
        Алина непроизвольно проследила взглядом направление кивка своего случайного знакомого - и замерла на месте, чувствуя, как ноги прирастают к булыжной мостовой. В проеме ворот, действительно окруженных гвардейцами, она увидела Ставрадара Деима, энергично шагающего от здания тюрьмы к экипажу.
        - Ты чего? - Удивленно спросил студент застывшую девушку.
        Чувства, бушевавшие в груди Алины, было трудно описать словами. В первый момент волна безудержного гнева едва не бросила принцессу к советнику - рвать, царапать, трясти, вытрясти из него правду, как труху из рваного мешка, и заставить исправить содеянное. Гнев сменился горькой обидой и отвратительным чувством собственного бессилия; затем пришло отстраненное, холодное презрение.
        - Да ты что, в самом деле? - Снова переспросил племянник тюремщика. - Смотри, тобой сейчас гвардия заинтересуется.
        И правда, занятая своими переживаниями, Алина была близка к тому, чтобы привлечь внимание - ладно еще гвардейцы, может, и не узнают, но Деим! Уже поставивший ногу на подножку кареты, он вдруг замер - словно почуствовав исходящие от девушки волны эмоций - начал оборачиваться...
        - Иди сюда. - Резко сказала Алина, хватая студента за лацканы пиджака. Потянув его к себе - откуда только силы взялись! - она привстала на цыпочки и запечатлела на лице совершенно обалдевшего парнишки долгий поцелуй, пришедшийся ему, правда, куда-то в подбородок.
        - Ух ты, - отреагировал студент. - В порядке сдачи, да? Еще?
        - Целуй. - Распорядилась принцесса, краем глаза наблюдая за экипажем.
        Лениво скользнув взглядом по целующейся парочке, Деим сел в карету. Копыта лошадей процокали по булыжной мостовой; звук удалялся, пока не стих вовсе.
        - Ну хватит, - рассерженно отпихнула Алина увлекшегося студента.
        Со стороны гвардейского караула раздались бурные аплодисменты.
        - А ты ничего штучка, - пробормотал племянник тюремщика.
        Дасус Руба оказался невысоким пожилым мужичком, лысоватым, зато с роскошными пышными усами. Благородную даму он в Алине распознал с первого взгляда, принял ее любезно, быстро провел в темноватую каморку, всю обстановку которой составляли обшарпанный стол и два табурета. Вежливо подставил табурет, сам уселся напротив, предварительно извинившись за желание ``дать отдых своим старым ногам'`. Создал на лице участливое выражение. И замолчал, выжидательно глядя на девушку.
        - Я... мне... - Растерялась Алина. - Мне сказали, что к вам...
        - Не извольте беспокоиться, госпожа, - заговорщически улыбнулся Руба. - Мне вы можете изложить любую проблему. Знали бы вы только, кому случалось до вас сиживать в этой каморке.
        ``Принцессе-то уж точно не случалось'', - подумала Алина.
        - Итак. - Продолжил Руба. - Коль скоро вы пришли ко мне, полагаю, речь идет о ком-то из наших... постояльцев?
        Алина кивнула.
        - Я не спрашиваю вас, о ком, - развел руками Дасус. - Эту деталь мы оставим на финал нашего разговора. Теперь же я хотел бы понять, каковы ваши чаяния. Хотите ли вы облегчить жизнь страдальца? Скажем, приличная еда, напитки? Нет ничего невозможного - в разумных пределах, конечно. Или (взгляд Рубы скользнул по корзине) просто передать кое-что? Возможно, весточку?
        - Речь о свидании. - Решилась наконец принцесса.
        - О свидании. - Тюремщик нахмурился, откинулся на табурете, сложив руки на объемистом животе. - Это, я вам скажу, самая сложная задача. Весьма и весьма сложная.
        - Но возможная? - Напористо спросила Алина.
        - Так сразу я ответить не могу, - осторожно высказался Дасус.
        Догадавшись наконец, чего от нее хотят, принцесса вытащила из кармана ожерелье.
        - Это облегчит дело, - удовлетворенно улыбнулся тюремщик, бросив внимательный взгляд на камни. - Весьма и весьма облегчит. Я ведь не один здесь работаю, как вы понимаете.
        - Полагаю, этого хватит, - заявила Алина, решив последовать совету студента.
        - Да-да, безусловно, - слегка разочарованно согласился Руба. - Итак, свидание. Оговорюсь сразу: продолжительное не обещаю, слишком рискованно. И вы уж извините, госпожа, но вам придется подвергнуться осмотру. Не сочтите за оскорбление, умоляю, но я в этой ситуации рискую больше вас.
        - Я согласна. - Твердо сказала Алина.
        Тюремщик одобрительно покивал головой.
        - Весьма смелая госпожа. Вот теперь я просто вынужден просить вас раскрыть имя, м-м-м... объекта нашего договора. И пусть вопрос конфиденциальности вас не беспокоит - поверьте, я заинтересован в ней не меньше, чем вы.
        - Его зовут Барс.
        Дасус Руба нахмурился, провел большим пальцем с неаккуратно остриженным ногтем по пышным усам.
        - Госпожа, смею уверить вас, что я знаю по именам всех наших... постояльцев. Однако такого имени я не помню. Вы уверены, что означенный господин находится у нас?
        - Его арестовали сегодня утром.
        - Сегодня? - Дасус закряхтел, поднимаясь с табурета. - Тогда не исключено, что он направлен сразу на дознание. К сожалению, это весьма осложнит наш договор, собственно, сделает его временно невозможным. Посидите здесь, госпожа, сейчас я это выясню.
        - Дознание - это что? - Испуганно спросила Алина. Сердце опять защемило.
        Дасус обернулся от дверей, взглянул на девушку сочувственно.
        - Он вам кто, госпожа? - Спросил без прежней казенной вежливости, зато с искренним участием. - Отец? Брат?
        - Он - Рыцарь Пламени. - Неожиданно для себя заявила принцесса.
        Тюремщик переменился в лице. Откровенный испуг исказил его черты; только что двигавшийся с неторопливой важностью, он вдруг засуетился, сразу превратившись из уверенного в себе хозяина положения в того, кем, собственно, и являлся - мелкого чиновника, жалкого и незначительного. Первым делом Дасус быстро выглянул в коридор; убедившись, что тот пуст, торопливо захлопнул дверь.
        - Минуй меня беда, - бормотал он себе под нос, настойчиво суя в руки Алине припрятанное перед тем ожерелье. - Ох, минуй. Уходите-ка отсюда, госпожа; вы меня не видели, я вас не видел, ни о чем мы тут не говорили.
        - Да что такое? - Разозлилась принцесса.
        - ЭТОТ, - прошипел сквозь зубы Дасус Руба. - Вот же невезение; знал ведь, что сегодня неудачный день. Я и подумать не мог, что вы спрашиваете об ЭТОМ. Уходите, уходите, госпожа, вы здесь никогда не были.
        - Не уйду, пока не скажете, что с ним. - Упрямо заявила Алина. - И не выпихивайте меня; будете пихаться - всем расскажу, какие дела вы здесь проворачиваете.
        - Помер твой знакомец, - прошептал тюремщик, продолжая, тем не менее, подталкивать девушку к дверям. - Помер, повесился в камере, совесть, видать, замучила. Да ты кто ж такая, девонька, что любопытствуешь? Ох, нет, молчи, не отвечай, знать не хочу. Иди; иди и не возвращайся.
        - Как умер? - Обескураженно спросила Алина, и голосок ее вдруг зазвучал тоненько-тоненько. - Как?
        - Повесился, говорю ж тебе. Ты иди, иди.
        - Не пойду никуда. - Тихо сказала принцесса, упираясь в пол ослабевшими ногами. - Не пойду.
        И уже громко, срываясь на визг, отчаянно закричала:
        - Не пойду! Не верю! Не верю, он не мог, не мог!
        - Да что ж ты кричишь, - чуть не плакал тюремщик, пытаясь зажимать Алине рот широкой мясистой ладонью. - Что ж ты творишь, а? Обоих нас погубишь! Тише же, ну, тише!
        - Не верю! - Рыдала девушка, выкручиваясь из рук тюремщика. - Не верю, он не мог... сам! Что вы сделали с ним, мерзавцы, что? Вы убили его, подлецы!
        - Тише, ну пожалуйста, тише, - упрашивал Дасус принцессу. - Деточка, не кричи, чего уж теперь кричать. Ох, горе ты мое, зачем я только пустил тебя? Ну сейчас, подожди, воды налью.
        - Убийцы. Убийцы, - Отчаянно твердила Алина. Она не сознавала сейчас, ни где находится, ни кто она, ни что с ней; огромное горе вдруг навалилось, заставив мир почернеть - и самым невыносимым было ощущение того, что исправить ничего уже нельзя, что прежним мир уже не будет никогда. Перед этой окончательностью меркло все остальное - все, что когда-то волновало или могло волновать юную принцессу, и даже то, что, может быть, еще взволнует ее в будущем - все вдруг стало бледным и неважным.
        ``Вот что такое смерть. - Вдруг подумала девушка. - Это просто окончательность. Точка. За которой нет хода назад. Нет возврата. Как же можно жить дальше? Я не вынесу этого, не вынесу''.
        Рыдания постепенно стихли - не ушли, но притаились, поселились в груди, в любой момент готовые вырваться наружу.
        - Дайте же воды, - сдавленно прошептала Алина дрожащими губами.
        - Вот и хорошо, - обрадовался тюремщик. - Вот и очуняла, милая; на, пей. Ох, и напугала ты меня. Сейчас выйдем тихонечко, ладно? Ты, деточка, о себе теперь подумай; зачем тебе лишние неприятности?
        - Мне все равно.
        - Ох, деточка, не гневи судьбу. Как это все равно? Ты такая молодая, видать, не бедная. Все у тебя еще будет. Ну, пойдем потиху, а?
        - Я хочу видеть тело. - Выдавила Алина.
        Дасус испуганно замахал руками.
        - Ишь чего удумала! Нельзя, и не проси! Да и зачем тебе?
        - Не уйду, пока не увижу. - Упрямо заявила девушка.
        - Ты хоть раз-то в жизни мертвеца видала? - Вкрадчиво спросил тюремщик. - Знаешь, что за зрелище?
        - Мне все равно. Сказала - не уйду.
        - Не могу, детонька, - Руба перешел на просительный тон. - Не подводи старика под петлю, а? Ну никак не могу. Не выдаем мы тел, сжигаем их за городом. А насчет твоего особое распоряжение было, сразу вывезти. Да его уж увезли, наверное.
        - Убили - потому и распоряжение. - Уверенно отозвалась Алина. - Чтоб не видел никто дел ваших черных. Покажи тело, старик.
        - Говорю тебе, увезли!
        - Врешь, старый взяточник. Покажи тело.
        Дасус застонал.
        - Откуда ж ты только взялась такая на мою голову?
        - Ты еще не знаешь, с кем дело имеешь. - Мстительно заявила принцесса. - Сейчас я эту вашу тюрьму по камушку разнесу. Сейчас вам всем тут мало места будет. Все головы под топор положите. Показывай тело, говорю!
        - Тихо, тихо! - Взмолился Руба. - Не шуми. Разве ж я могу выше головы прыгнуть? Не в моем это ведении, понимаешь? Ладно, слушай. Я тебя во дворик проведу, где его на подводу грузить станут, спрячу, хоть издали глянешь. Только сиди тихо, хорошо? Если поймают - ты меня не видела, я тебя не видел. Как на территорию попала - ври сама, что хочешь. Согласна?
        Алина кивнула. Запал, на мгновение придавший ей сил, весь куда-то вышел, улетучился; опять навалилась безысходность.
        Суетливый тюремщик, ворча и постоянно оглядываясь, провел принцессу в крошечный дворик колодцем, расположенный позади тюрьмы. Здесь было полно хлама - какие-то бочки, ящики, тюки соломы; крутые ступеньки вели вниз, к полуподвальной дверце. Были здесь и ворота во внешней стене - только узкие и закрытые, заложенные двумя толстенными брусами.
        - Прячься за бочками, - прошипел Дасус. - И сиди тихонько, как мышка, да наберись терпения. Не выдашь себя - я потом тихонечко выведу.
        В закутке за бочками стоял тяжелый запах прели и какой-то кислятины. От неудобной - на корточках - позы ноги Алины быстро затекли. Зубы почему-то начали выбивать противную мелкую дрожь, хотя еще недавно ей казалось, что на улице почти по-летнему тепло. В узкую щель между бочками девушке был виден пятачок двора, пустой и постылый.
        Вечность спустя послышалось наконец цоканье копыт. Ленивая лошаденка втащила во двор подводу с высокими бортами, груженую соломой. Двое мужиков на козлах не были похожи на тюремщиков - скорей, они выглядели как обычные крестьяне, привезшие в город какой-нибудь товар.
        Один из ``крестьян'` нехотя слез с козел, спустился к неприметной двери, так же нехотя принялся бухать в нее сапогом.
        Дверь скрипнула.
        - Чего колотишь? - Послышался изнутри недовольный голос.
        - Неси давай, - отозвался мужик.
        - Сейчас. Жди, и не греми мне тут.
        - Так шевелись, - проворчал ``крестьянин'`.
        Несколько минут спустя Алина увидела, как двое тюремщиков протащили по двору длинный тюк из плотной холстины, покряхтывая от натуги, бросили на телегу, присыпали соломой. От предположения, что лежит в тюке, у Алины все замерло внутри; сердце бешено заколотилось.
        ``И это - все? - Спросила она себя, не веря, не желая верить. - Вот этот тюк, который тянут и швыряют, как куль с мукой? Вот это - он?'`
        Происходящее вдруг показалось принцессе диким, невозможным; ленивые движения мужиков, их вялая, обыденная перебранка, уродливая телега, флегматично жующая солому лошадь на захламленном дворе - вот это все - прощание?
        ``Я должна его увидеть. - Неожиданно твердо сказала себе Алина. - Его, а не какой-то тюк. Не поверю, пока не увижу. И гори оно все огнем''.
        Подобравшись, девушка начала аккуратно передвигаться за рядом бочек - ближе к телеге, еще немного ближе; треснула под ногой какая-то щепка, но никто, похоже, не услышал.
        - Ворота открывай! - Прогундосил мужик, оставшийся на козлах.
        - Щас! - Откликнулся один из тюремщиков. - Нанимались мы тут эти бревна вдвоем ворочать? Да нам их еще назад возвертать! А ну, подними-ка задницу да подсоби!
        - Сам ты задница, - проворчал мужик, но с козел слез. Все четверо направились к воротам.
        Решив, что лучшего момента и ждать не стоит, Алина молнией метнулась к телеге, быстро вскарабкалась по колесу, рухнула в колкую солому.
        - Выглянь сначала, нет ли кого снаружи, - услышала принцесса голос одного из тюремщиков. Что-то стукнуло - наверное, ставенка на смотровом окошке.
        - Пусто, - отозвался второй голос.
        - Тогда взялись.
        Лежа в соломе, Алина торопливо нашарила руками тюк, ухватилась за холстину, потянула. Крепкая мешковина не поддавалась.
        Громкое ``Ух!'` и тяжелый глухой стук знаменовали то, что первое бревно отъехало в сторону.
        - Взяли!
        Принцесса торопливо дергала, тянула, царапала непослушными пальцами прочную ткань. Холст упрямо держался, не желая выдавать тайну своего содержимого.
        - Ух!
        Громыхнуло второе бревно.
        В отчаянии Алина зарылась поглубже в солому. Острые соломинки тут же принялись колоть тело, лицо, полезли в нос.
        ``Только бы не чихнуть. - Подумала принцесса, пряча лицо в ладонях. - Если те двое сядут спереди, я успею сделать все по дороге. Только бы сели спереди''.
        Телега скрипнула, качнулась - первый мужик забрался на козлы. Потом Алина услышала, как простонал под тяжестью человеческого тела непрочно сколоченный борт, как зашуршала солома - и второй мужик тяжело плюхнулся в повозку прямо рядом с принцессой, едва не придавив ей ногу.
        Погромыхивая на булыжной мостовой, телега медленно выехала с тюремного двора.
        - 3 -
        Когда Комин, Беркет и Волос въехали в Умбру, город гудел, как растревоженный улей.
        Многочисленные гвардейские разъезды на улицах, непривычно малое количество прохожих, закрытые лавки и встревоженные лица горожан сразу привлекли внимание Рыцарей.
        - Может, пока мы ехали, какая-нибудь война началась? - Предположил Волос.
        - Не думаю, - проговорил Беркет, оглядываясь. - Мне вот интересно, это не Барс ли тут шухер навел?
        - Сейчас выясним, - заметил Комин, соскакивая с коня и хватая за шиворот пробегавшего мимо мальчишку.
        - Что здесь происходит? - Строго спросил Рыцарь.
        - Принцесса пропала, - охотно сообщил пацан. - Говорят, похитили. Прямо из дворца.
        - Ну это вряд ли Барс. - Отреагировал Беркет. - Похищение принцесс - не его стиль.
        - Как знать, - задумчиво пробормотал Комин. - Ладно, поехали в представительство.
        По дороге к центру города Рыцарей четыре раза останавливали гвардейские разъезды. Внешне все обходилось чин по чину: Рыцарей просили представиться и сообщить цель приезда; услышав ответы (цель приезда Комин определил как ``ознакомительную'`, а на вопрос, где они намерены остановиться, честно отвечал, что не может сказать, пока не посетит Представительство Ордена), гвардейцы отдавали честь и отъезжали. Однако Комину не понравились взгляды, которые бросали на них солдаты.
        - Впечатление такое, будто они так и жаждут нарваться на неприятности, но только вот прямо сейчас очень заняты. - Прокомментировал он.
        - Если жаждут - нарвутся. - Спокойно отозвался Беркет. - Ты, кстати, не хочешь нам рассказать, почему мы летели сюда, как на прорыв, и чего вообще нужно ожидать?
        - В представительстве потрясем одного человечка, сами все услышите. Что касается чего ожидать - пока не знаю. Не исключено, что хорошей драчки. По крайней мере, я так настроен.
        - Это по тебе заметно, - кивнул Беркет. - Да и я, похоже, не прочь. А ты, Волос?
        - Не нравится мне этот город. - Откликнулся молодой Рыцарь. - На мой вкус, порядка здесь не хватает.
        - Наведем. - Согласился Беркет.
        Представительство Ордена Пламени, к изумлению Рыцарей, оказалось окружено плотным строем солдат. Внутри все на первый взгляд было спокойно: четверо охранников в черно-ало-золотых мундирах мирно скучали у ворот, однако лица их были какими-то несчастными.
        - Это что, осада? - Поинтересовался Беркет.
        - Мне плевать, осада или не осада, - буркнул Комин. - Поехали.
        Перед клином из трех Рыцарей Пламени и четверых арраканцев строй подался, расступился, образуя проход, так что на территорию представительства Рыцари въехали беспрепятственно. Зато здесь к ним подскочили охранники - не то чтобы очень уж рьяно, тем не менее, с пиками наперевес.
        - Жить надоело? - Спокойно поинтересовался Комин, слегка горяча своего молодого жеребца.
        - Велено никого не пускать, - почти просительно произнес один из охранников.
        - Вот тот, кто велел, пусть и не пускает. - Рассудил Беркет.
        Видимо, охранники согласились с мнением Рыцаря, поскольку переглянулись - и поспешно отошли в сторонку.
        Коней Рыцари бросили прямо возле крыльца, даже не привязывая - кто не хочет неприятностей, тот пусть не подходит. Прикрыв таким образом тылы, троица прошла внутрь, где их взглядам предстал печальный дедок, кимарящий над раскрытой амбарной книгой. От стука входной двери дедок вскинулся, обвел присутствующих потерянным взглядом и быстро захлопнул книгу.
        - К Магистру? - Обреченно поинтересовался он. - Проходите. Третий этаж, дверь налево. Счастливого пути. Не споткнитесь на лестнице.
        - Какой-то он странный. - Пробормотал Волос, поднимаясь следом за Комином и Беркетом.
        - На мой взгляд, так все они здесь странные, - отозвался Беркет.
        Красивую филенчатую дверь на третьем этаж налево Комин открыл способом несколько неожиданным: резко выбросил вперед открытую ладонь, приложив к движению легкий магический импульс. Обе створки двери, слетев с петель, с грохотом и треском рухнули внутрь комнаты.
        - Начинаем веселиться. - Прокомментировал Беркет.
        А Волос, оглядевшись, добавил задумчиво:
        - Ничего себе живет Магистр.
        Сам Желтый Магистр Эвис Лин обнаружился в глубоком кресле у окна. Встать навстречу гостям он не успел, поскольку был схвачен Комином за грудки и выдернут из кресла так резко, что невинный предмет мебели опрокинулся. Комин припечатал Магистра к стене.
        - Рассказывай. - Коротко велел он.
        - Вы что, с ума сошли? - Попытался возмутиться Лин - и получил звучную оплеуху, от которой голова его мотнулась, как у тряпичной куклы.
        - Вам это даром не пройдет! - Сделал еще одну попытку Магистр.
        Вторая оплеуха была еще звонче первой.
        - А можно, мы тоже поучаствуем? - Спросил Беркет, аккуратно разламывая на четыре части красивый инкрустированный столик.
        Внезапно перед Комином вспыхнула, гудя, голубая дуга щита; мгновение - и она погасла, а очередная оплеуха отправила Лина через всю комнату, впечатав Магистра головой в настенный ковер. Украшавший ковер огромный витой рог, отделанный золотом и висящий на золотой цепи, рухнул вниз с протяжным звуком, более всего напоминавшим жалобный стон; ему вторил стон главы миссии.
        - Представляете, этот сморчок пытался применить против меня магию, - удивленно сказал Комин, с интересом разглядывая поверженного Магистра. - Я даже щит поставил с перепугу, а магии-то у него, оказывается - комара не перешибешь.
        - Придурок. - Вздохнул Беркет.
        И обратился к Лину:
        - Быстрее говори спасибо, что Комин щит поставил, а не пришиб тебя ненароком. Обычно у нас на такие выбрыки ответ короткий.
        - Я ж тебя пока только бью, а не убиваю, - Ласково объяснил Комин, присаживаясь перед Магистром на корточки. - Хочешь - могу начать убивать.
        - Что вам надо?
        - Всего лишь рассказа. Честного и откровенного рассказа о том, что вы, сучьи дети, через задний проход рожденные, задумали сделать с Барсом и где он сейчас.
        - Мы с ним ничего не делали. Его гвардия арестовала. - Пробормотал Магистр.
        - Арестовала? Вот так вот просто? И вы тут не причем? - Прищурился Комин. - Крутая какая гвардия пошла, а? Беркет, тебе как столичная гвардия показалась?
        Беркет подошел к лежащему Магистру, задумчиво смерил его взглядом, поинтересовался:
        - Комин, мы сюда пришли сказки слушать или Барса вытаскивать? Давай придавим этого червяка, да и за дело.
        - Погоди, я разобраться хочу, - серьезно сказал Комин. - Вдруг мы его придавим, а он не причем?
        - Я только приказ выполнял, - поспешно вставил Лин. - Я здесь передаточное звено, не больше.
        - Чей приказ? - Спросил Волос.
        - Верховного Магистра.
        Беркет вынул кинжал, с отстраненным видом принялся чистить им ногти.
        - Да вы что, не верите? - Возмутился Лин. - У меня, между прочим, вся переписка сохранилась. С расшифровками.
        Вскоре рыцари, разделив кипу бумаг на три части и разложив из прямо на полу, торопливо перебирали документы. Значительная часть переписки касалась усиливавшейся напряженности между Короной Арсании и Орденом в связи с событиями в Кеоре; эти письма Комин просматривал по диагонали и откладывал в сторону.
        - А вот у меня интересное письмецо. - Сказал вдруг Беркет. - Смотри, Глед пишет, что появилась возможность разрешить эту проблему, и поручает Лину прозондировать почву насчет сделки. Любопытная какая сделка, глянь: Орден отдает одного рыцаря, на него вешают всех собак - вроде, как он сумасшедший был или что еще, Корона в ответ прекращает обвинения в адрес Ордена. Все в белом и только один крайний. Крайний - это Барс, что ли?
        - Они согласились, да так легко, будто ждали этого, - вставил Лин. - Я сообщил Верховному Магистру.
        - А вот следующее письмо. Глед сообщает, что есть некий рыцарь, который вышел из-под контроля и может представлять опасность для Ордена. Маркон рассчитывает повязать его Клятвой - ага, вот оно что! - и прислать в Умбру якобы для расследования. Так... Все идет по плану, рыцарь дал Клятву, ориентировочное время прибытия... Инструкции по согласованию деталей - ого! Десять листов! Слушай, тут оговорено все, даже что будут говорить свидетели на расследовании! И знаешь, Комин, что меня поражает? Эти гниды подставляют человека, который, между прочим, их же шеи и спас - и при этом даже нигде не называют его по имени! Просто ``рыцарь'`, и все! Только в одном местечке, официально так - ``сведения об означенном рыцаре: имя - Барс'`... Слушай, Комин, у меня есть вопрос. Если что-то из этого ты знал еще в Замке, почему ты Маркона сразу не придавил?
        - Всего я не знал. - Вздохнул Комин. - А жаль. Бранигал мне только наводку дал на эту вот гниду да сказал, что Барса Клятвой повязали и в какое-то пекло сунули. Что дело гнилое, что влипнуть может по-крупному - сказал. Но такой степени подлости даже я, старый циник, не ожидал. Ну ничего, ребята. Маркон никуда от нас не денется. И бумажки эти с собой заберем, пригодятся.
        - А вот я, кажется, самую интересную бумажку нашел. - Каким-то совсем уж деревянным голосом сказал Волос. - Цитирую: ``Особо должно быть оговорено, что означенный рыцарь представляет несомненную опасность для общества, и потому ни в коем случае не должен избегнуть смертной казни. Казнь следует произвести непосредственно после окончания расследовательской и дознавательной процедуры, кою в свете вышеуказанного рекомендуется сократить до минимума; полностью исключить возможность каких-либо аппеляций или амнистии''.
        Наступила тишина.
        - Ребята, да что же это делается, а? - Растерянно спросил Волос.
        - А это Маркон так боится, что Барс выкрутится и вернется с ним разбираться, - процедил сквозь зубы Беркет. - Комин, что ж мы тут сидим? Да его после такой приписки прямо в камере придушат.
        Лин, слегка уже пришедший в себя, отчего-то сильно побледнел.
        - Когда. Его. Взяли? - Раздельно роняя слова-камни, спросил Комин.
        - Вчера утром, - поспешно ответил глава миссии.
        - Куда посадили?
        - В Кастин. Знаете, где это?
        - Найду. - Пообещал Комин.
        - Есть еще одна проблема, - помявшись, сообщил Лин.
        - Какая?
        - Видели солдат перед входом? Они никого не выпускают из представительства. Уж скоро сутки так сидим.
        - Почему? - Нахмурился Комин.
        - Действительно, почему? - Присоединился к нему Беркет. - Если все идет по вашему вонючему плану, то откуда такие меры?
        - Принцесса у них пропала. - Вздохнул Лин.
        - А причем тут Орден?
        - Рыцаря видели с ней на балу - перед тем, как его арестовали. А потом...
        - Что потом? - Прорычал Комин, беря Магистра за грудки.
        - Обещайте, что не будете горячиться, - пробормотал Лин, отводя глаза. - Я расскажу, все расскажу, вы ведь все равно узнаете. Только держите себя в руках, ладно? Я ведь здесь не причем, правда!
        - Ну?
        - Он умер. - Обреченно сообщил Магистр.
        - Что? - Переспросил Комин, подтягивая к себе Лина - так, что ноги Магистра оторвались от пола.
        Лин задушенно захрипел.
        Беркет положил руку Комину на плечо.
        - Дай ему договорить. - Сказал он ровным голосом. - Пусть договорит, потом души.
        - Рыцарь умер в тюрьме, вчера, после полудня, - прошептал Магистр, когда хватка Комина слегка ослабла. - По официальной версии - повесился. Вроде как совесть его замучила. А вскоре после этого пропала принцесса, вот они и думают, что...
        - А тебя совесть не мучает, нет? - Поинтересовался Комин почти сочувственно, снова беря Лина за горло.
        - Комин, - снова позвал Беркет. - Дай мне его на минуточку. Ну, пожалуйста.
        Беркет перехватил совершенно деморализованного Магистра очень аккуратно - за волосы. Несколько мгновений смотрел ему в глаза, потом резко ударил под дых. Лин застонал; после второго удара тело скрюченным кулем грянулось об пол. Беркет присел рядом, спросил:
        - Ты меня слышишь, червяк?
        Магистр молчал, только дышал прерывисто, со свистом.
        - Да он обделался, - брезгливо заметил Волос. - Как только такая гнида Башню прошла?
        - Таким везет. - Проронил Комин.
        - Так я не понял, ты меня слышишь или нет?
        - Слышу, - задавленно просипел Лин.
        - Тогда давай учить урок. `'Этого рыцаря'' зовут - или звали - Барс. Повтори: Барс. Ну?
        - Барс. - Прошептал Лин синеющими губами.
        - Не слышу. Как его имя?
        - Барс.
        - Уже лучше. Теперь я хочу услышать только одно. Был в вашем плане такой скромный пунктик: прикончить Рыцаря в камере? Или поручить кому-то? Для надежности, а?
        - Не было, клянусь. Это не я. Я об этом ничего не знаю.
        - Поклянись так, чтобы я поверил.
        - Клянусь Пламенем, - выдавил Лин. - Я не знаю, кто это сделал.
        - Может быть, догадываешься? Ну?
        - Догадываюсь... Я думаю, Верховный Магистр имел переписку еще с кем-то в Умбре. С кем-то высокопоставленным, может быть, даже из Королевского Дома. У меня нет доказательств, только догадки. Какая-то часть переговоров проходила мимо меня.
        - Вот как. Ладно, выясним и это. Комин, будешь убивать ублюдка?
        - Расхотелось руки марать. - Пробурчал Комин. - Пусть живет, пригодится, как свидетель.
        - Так он же удерет.
        - Далеко не сбежит. Берите бумаги и пошли доспех одевать.
        - Доспех? - Удивился Волос.
        - А как же. - Комин кривовато усмехнулся. - Сподручней будет этот город по камушку раскатывать. Похоже, они забыли, что такое Рыцари Пламени.
        - Напомним. - Согласился Беркет.
        ***
        Легкое волнение пробежало по рядам гвардейцев, когда трое Рыцарей Пламени в полном доспехе неспешно подъехали к воротам. Навстречу Рыцарям из строя выехал капитан - самоуверенный молодой красавец, черноволосый и черноглазый, на сером в яблоках коне.
        - Покидать территорию Представительства запрещено! - Объявил он.
        Комин поднял забрало, лениво поинтересовался:
        - Кем?
        - Приказ Короны.
        - Корона не может приказывать Рыцарям Ордена.
        - Вы находитесь на территории Арсании, следовательно, обязаны подчиняться Короне. - Уверенно заключил капитан. - Извольте исполнять распоряжение.
        - А если не изволим?
        - Мы будем вынуждены вас остановить.
        - И вы уверены, что это вам удастся?
        - Господа. - По тонким губам гвардейского капитана пробежало нечто, напоминающее улыбку. - Ваши умения стали притчей во языцах, но как бы там ни было, вас здесь всего трое. У меня под рукой два копья, и уверяю вас, это не зеленые новобранцы. Рекомендую, будьте благоразумны.
        - Сам будь благоразумен. - Пробурчал Беркет, не поднимая забрала. - Это вас здесь всего два копья.
        - Капитан. - Спокойно обратился к гвардейцу Комин. - Мы настроены очень серьезно. Нас глубоко обидело то, как обошлись у вас в столице с одним из наших Рыцарей, и мы не намерены оставлять это безнаказанным. Лично против вас мы ничего не имеем, но в город выедем - так или иначе. Если вам угодно, чтобы мы начали с вас и ваших людей - милости прошу.
        - К бою! - Поднял саблю офицер.
        - К бою так к бою, - согласился Комин, опуская забрало.
        Молодой капитан был самоуверен не только на словах. В схватку он тоже полез одним из первых - и одним из первых удостоился чести окрасить своей кровью выложенную красивыми плитками мостовую Умбры. Надо отдать должное гвардейцам: дрались они отчаянно, как люди, уверенные в своей правоте. Воевать с ними было все равно, что резать кисель: разрезать-то не трудно, только вот он стекается вновь и вновь, заполняя освободившееся было пространство.
        Рыцари двигались единым клином, размеренно и неотвратимо вгрызаясь в плотные ряды заграждения. Пели песню смерти черные мечи, стремительные настолько, что их движение трудно было разглядеть - будто действительно по десять клинков выросло в руке каждого из Рыцарей, да еще по десять кинжалов в другой. На острие клина работал Комин, вел свою партию четко, без лишних красивостей: колющий удар, быстрый, как укус змеи - острие погружается в плоть - отскок - короткий рубящий вправо. Исчезает под копытами коня искаженное располосованное лицо гвардейца. Круговое движение кистью, отражение - еще две цели поражены - на возврате клинок рассекает кость, выдергивается с усилием, почти незаметным. Рубящий влево, и фонтан крови орошает доспех, кровь стекает по гриве коня, алая на черном - конь давно уже ступает не по мостовой, а по чему-то мягкому и непрочному, подающемуся и хрустящему под копытами. Удар - еще удар - проскальзывает в пальцах ставшая склизкой от крови рукоять меча, звоном отзывается в плече принятый на гарду выпад - получи сдачу, унесешь? Не унес, бескостным кулем осел в седле, шарахнулась изящная
рыжая лошадка - правильно, лошадка, выноси хозяина, ты умней, чем он, ты своей пугливостью ему, может быть, еще жизнь спасешь. Круговое движение - слева свободно - справа свободно - впереди свободно - все, что ли?
        - Беркет, ты как?
        - Порядок, - откликается тот, тщательно обтирая меч какой-то тряпкой - нет, не тряпкой, штандартом гвардейского копья. - Вроде, всех желающих угомонили.
        - Волос?
        - Сейчас, только с этими лешаками разберусь.
        Лешаки - это парочка Волосовых арраканских жеребцов, опьяневших от драки и крови, вошедших в раж и рвущихся добивать раненых и убегающих. Особенно беснуется заводной, оставшийся в схватке без поддержки хозяина и оттого вкусивший в полной мере азарт кровавого побоища. На его боках - несколько сочащихся алым тонких полос, в глазах - безумие.
        - Справишься? - Голос Комина спокоен, но меч он на всякий случай не убирает.
        - Сейчас.
        Волос прямо на ходу пересаживается на второго жеребца, наклоняется к шее, начинает что-то быстро шептать ему на ухо. По черной лоснящейся шкуре пробегают несколько судорожных волн, но постепенно конь успокаивается, перестает прижимать уши и скалить зубы.
        - Артист, - комментирует Беркет.
        - Талант, - соглашается Комин.
        Путь свободен.
        - 4 -
        Еще дважды дорогу Рыцарям заступали гвардейские части. Один раз - на широком проспекте в центральной части города - навстречу выехало копье, спешившее (и опоздавшее) на подмогу гвардейцам у Представительства. Здесь Рыцари почти не задержались, прошли строй насквозь, скосив его, как косой.
        - Бойня, - брезгливо сказал Волос, обтирая меч после схватки. - Мерзкая работа. Когда они научатся чему-нибудь?
        - Никогда. - Обнадежил его Беркет. - Никогда люди не научатся терпеть рядом с собой кого-то, кто отличается от них. Даже если этот кто-то - на их стороне. Вооруженное перемирие - вот все, на что мы можем рассчитывать. И всегда они будут ждать случая, чтобы укусить.
        - Отставить философию, - скомандовал Комин. - Не умеют терпеть - пусть учатся бояться.
        Второй раз оказался более серьезным: подступы к мосту через Уму были перекрыты частями Королевской Гвардии - элитного подразделения, набиравшегося исключительно из дворян и получавшего серьезную боевую подготовку.
        Снова навстречу Рыцарям выехал капитан, только в отличие от предыдущего был он немолод, коренаст, на висках его серебрилась седина, и на невысоком гнедом коньке сидел он так, будто родился в седле. Пояс капитана отягощала серьезная боевая сабля в простых ножнах.
        - Бертрам Ренье, капитан Королевской Гвардии. - Представился он.
        - Комин, Рыцарь Ордена Пламени. - Ответил Комин, выезжая вперед и поднимая забрало.
        - Куда путь держите?
        - В тюрьму Кастин.
        - С какой целью?
        - Ну уж не чтобы там сидеть, можешь нам поверить, - проворчал себе под нос Беркет.
        Бертрам, тем не менее, ворчание услышал и легонько улыбнулся. Улыбка у него была кривая - поскольку одну щеку пересекал застарелый шрам - но неожиданно искренняя.
        - Мы намерены прояснить судьбу арестованного вчера Рыцаря. - Спокойно пояснил Комин.
        - Я слышал, он покончил с собой. - Заметил капитан.
        - Я тоже это слышал.
        - Надо полагать, вы в это не верите?
        - А вы?
        Бертрам потеребил кончик носа.
        - Давайте-ка отъедем в сторонку, - предложил он вдруг.
        Комин окинул взглядом застывшие ряды гвардейцев, пожал плечами.
        - Ну давайте.
        - Я уже слышал, что вы устроили возле представительства, - сказал Бертрам, когда они с Комином удалились на расстояние, достаточное, чтобы их разговор не стал достоянием посторонних ушей.
        - Не только там, - буркнул Комин. - Еще на проспекте нарвались на какое-то шальное копье.
        - Я полагаю, мы с ребятами, возможно, могли бы вас остановить. Повторюсь: возможно. Ценой очень больших потерь.
        Комин задумчиво посмотрел на изготовившиеся к бою войска.
        - Если бы мы были без доспеха - почти наверняка. - Честно признался он. - А так - вряд ли.
        - У моего отряда на вооружении шесть пищалей.
        - Коней убить успеете, если повезет. Доспех не пробьете, второго залпа уже не сделаете.
        - В ваши планы мщения входит уничтожение гвардейцев? - Спросил Бертрам.
        - Отнюдь.
        - А нанесение ущерба Короне?
        - Это смотря что считать ущербом, - осторожно высказался Комин. - Тюрьму мы намерены потрясти основательно. И выяснить, кто эту пакость устроил - тоже.
        - Вряд ли вам это удастся.
        - Попробуем.
        Бертрам вздохнул.
        - Есть еще один вопрос, который я обязан вам задать. Могу ли я быть уверен, что вы ответите честно?
        - По-моему, я пока не дал вам повода сомневаться в моем слове.
        - Тогда дайте мне слово, что ни вы лично, ни ваши товарищи не причастны к похищению принцессы.
        - Клянусь. - Серьезно ответил Комин.
        - Хорошо, - кивнул гвардейский капитан. - Собственно, я так и думал.
        - И что теперь? - поинтересовался Рыцарь.
        - Теперь я просто отведу войска и позволю вам проехать.
        Комин изумленно поднял брови.
        - А как отнесется к этому ваше командование?
        - А наплевать мне, как оно отнесется, - доверительно сообщил Бертрам. - Мне в отставку давно уж пора. Полагаете, я готов положить тут своих ребят только ради того, чтобы побыть в этой должности лишних полгода-год?
        - Капитан, вы первый разумный человек, встреченный нами в этом городе.
        - Благодарю. - Криво ухмыльнулся Бертрам.
        - Скажите, почему вы были уверены, что мы непричастны к похищению принцессы?
        - Потому, что я слишком хорошо знаю принцессу. - Ответил старый вояка. - Сомневаюсь, что ее вообще кто-нибудь похищал. Эта девочка еще всю Арсанию поставит с ног на голову, попомните мои слова.
        ***
        В тюрьму Рыцари вошли практически беспрепятственно. Не считать же, в самом деле, препятствием массивные ворота, с треском вылетевшие от тройного магического удара, и четверых улепетывавших тюремных охранников. Глухую низкую дверь самой тюрьмы постигла участь ворот - не помогло и то, что сделана она была из каменного дерева и стояла здесь от века.
        Внутри, правда, обнаружилась еще одна дверь, потом еще и еще; зато людей видно не было.
        - Понаставили дверей. - Пробурчал Волос после того, как очередная расколотая плита рухнула к ногам Рыцарей. - Пройти невозможно.
        - Это же тюрьма все-таки, - заметил Беркет. - Она для того и строилась, чтобы тут кто попало не ходил.
        - Есть тут кто живой? - Воззвал Комин. - Выходите по-хорошему, все равно найдем, хуже будет!
        На призыв никто не откликнулся.
        - Так. - Сказал Комин. - Двери высаживаем все, осматриваем камеры. Кто первым найдет кого из тюремщиков - хватайте за шкирку, волоките мне.
        - А узники? - Поинтересовался Волос.
        - Дела нет до них. Хотят - пусть разбегаются.
        Такого тюрьма Кастин не видела со дня своего основания. Собственно, как тюрьма она перестала существовать, поскольку ни одной закрытой двери в ней не осталось. По коридорам носились толпы обалдевших узников, бледных, в одинаковых холщовых хламидах - кто в поисках выхода наружу, а кто просто в опьянении от неожиданной свободы; были и такие, кто остался сидеть в камерах, обескураженно созерцая пустой дверной проем и отказываясь принимать подарок судьбы.
        Улов Рыцарей составил человек двадцать тюремного персонала, вытащенных из подсобок и каморок, отысканных по укромным уголкам. Один умник догадался даже переодеться в робу и засесть в камеру, но пышущие здоровьем румяные щеки вызвали подозрение Рыцарей, сообразительный тюремщик был извлечен на свет и опознан коллегами. Шаривший по подсобкам Волос попутно обнаружил дознавательный зал с пыточными приспособлениями. Некоторое время соображал, что видит перед собой, а сообразив, устроил такой фейерверк, что вскоре в довольно обширном помещении с низким потолком не осталось ни одного предмета крупнее щепки и целее ломаного гвоздя. Беркет набрел на кухню, где в огромном суповом баке был найден скрючившийся в три погибели повар. Комин взял на себя функцию надсмотрщика и к моменту начала допроса довел бедняг тюремщиков до заикания одним своим видом.
        Наконец все три Рыцаря собрались в комнате, где прямо на полу, скрючившись и опустив головы, сидели представители персонала тюрьмы Кастин. Комин устроился на единственном чудом уцелевшем табурете, Волос и Беркет встали неподалеку от дверей.
        - Начнем, пожалуй, разговор. - Внушительно заявил Комин. Забрало он поднял, ногу закинул на ногу, а на колено положил черный меч - так, для создания нужного образа. - Есть желающие что-нибудь рассказать?
        Ответом было молчание.
        - С кого начнем? - Лениво поинтересовался Комин у Беркета.
        Тот поднял забрало, обвел присутствующих внимательным взглядом.
        Внезапно поднялся один из тюремщиков, пожилой седоватый мужчина, сделал пару мелких шажков вперед - и бухнулся на колени.
        - Не казни, благородный господин, - завел он дребезжащим голосом. - Мы люди маленькие, подневольные, кого велят - того сажаем. А относились мы к вашему сотоварищу по-человечески, чем могли, тем услужили.
        - Услужили капитально. - Процедил сквозь зубы Беркет. - Солидно, можно сказать, услужили. Удавили в камере - и накаких тебе проблем.
        - Это не мы! - Испугался тюремщик. - Это он сам, жизнью клянусь!
        - Жизнью и ответишь. - Мрачно констатировал Беркет.
        Тюремщик, и до того цвет лица имевший бледный, вовсе посерел.
        - Подожди, Беркет. - Нарушил молчание Комин. - Я по порядку разбираться буду. Вот ты, услужливый, тебя как звать?
        - Мофин Утар, господин.
        - Ну и имечко. Так говоришь, Мофин, ты ему чем-то услужил? Чем?
        - Я, господин, тому господину камеру готовил и соломы двойную порцию положил. А еще чаек горячий носил, в наших стенах без горячего тяжко, так ваш сотоварищ мне за это вежливо так ``спасибо'` говорил. Зла не держал на меня, жизнью клянусь!
        - Прибью гниду! - Вдруг дернулся Беркет.
        Комин ухватил его за руку, веско выговорил:
        - Остынь.
        - Чаек он носил, ты слышал! Соломки постелил!
        - Остынь, говорю.
        - Вообще-то это похоже на Барса. - Вздохнул Беркет некоторое время спустя. - ``Спасибо'` говорить. И зла не держать - тоже. Слишком добрый он был, вот что я вам скажу.
        - Ты погоди еще, не хорони его, - пробурчал Комин совсем тихо. И обратился к тюремщику:
        - В какой камере он сидел?
        - В каземате, господин, в подвале, - робко проговорил Мофин. - Приказ такой специальный был, начальство распорядилось.
        - Веди, показывай. Волос, ты сторожи оставшихся.
        В каземате Рыцари уже побывали - когда проверяли все камеры подряд - однако внимательно не присматривались. Теперь же Комин вошел внутрь, пройдя по лежащей на скате двери, неторопливо огляделся. Камеру убирали, однако неаккуратно: не было соломы в углу, но валялась соломенная труха, на полу у стены виднелись какие-то пятна.
        - Посмотри наверх. - Негромко сказал Беркет.
        Несколько минут Комин задумчиво созерцал большое круглое пятно сажи на потолке, свежее, блестяще-черное.
        - Что это он тут такое делал? - Недоуменно спросил Беркет.
        - Не знаю, - покачал головой Комин. - Но теперь я, по крайней мере, не сомневаюсь, что Барс здесь побывал.
        И обратился к Мофину:
        - Рассказывай все по порядку.
        - Поступил он к нам рано утром, - заторопился тюремщик. - Переодели его, как полагается, в робу, посадили в камеру. Он не сопротивлялся, спокойный такой был, я даже удивился - редко у нас так садятся, обычно истерики... м-да. Принес я ему чаю. Потом - через часа так полтора, а может, больше, точно не скажу, приехал вельможа, отправился прямо к нему в камеру, да всю охрану выставил - наедине захотел говорить.
        - Что за вельможа?
        Мофин оглянулся по сторонам, перешел на шепот, будто в этой камере его мог услышать кто-нибудь посторонний:
        - Большой человек. Советник Его Величества, говорят, очень близок к Короне, считай, что правая рука.
        - Звать его как? Да не шепчи ты, говори нормально!
        - Ставрадар Деим, господин.
        - Долго они говорили?
        - Долго, господин. Мы уж извелись все - вы ж поймите, случись что, нам же отвечать. А и против воли господина советника не попрешь.
        - И вы не подслушивали? - Прищурился Комин. - Да ни в жизнь не поверю.
        Тюремщик вздохнул.
        - Не могли, господин; хотели, врать не стану, да не вышло. Когда дверь закрыта, разговору-то снаружи не слышно, а окошечко смотровое приоткрыть попробовали - советник как гаркнул на нас, дескать, закройте, да на засов, чтоб я слышал! Так и торчали под дверями, пока стука не дождались.
        - Ладно, дальше.
        - Дальше-то что. Около полудня обед разносили, потом я посуду убрал - еще все в порядке было.
        - Погоди. Советник когда ушел?
        - Да еще до обеда. Может, за час, может, чуть меньше. Только он из камеры-то ушел, а из тюрьмы не уехал: устроил инспекцию, все бумаги в канцелярии перевернул, и дела проверил, и накладные; часа три еще сидел, наверное.
        - В камеру больше не заходил?
        - До того, как тело обнаружили - нет.
        - Рассказывай дальше.
        - Слушаюсь, господин. Так вот, посуду я после обеда убирал - он живой был. У нас правила-то какие: сначала я смотровое окошко открываю, оно сверху и с решеткой. Командую отойти к противоположной стене, а потом уж отпираю нижнее. Так что посуду я забирал - он у стенки стоял. Потом я чай опять сварил, стал разносить.
        - Так чай ты не только в эту камеру носил?
        Тюремщик даже будто смутился слегка.
        - В моем ведении, господин, десяток камер на первом этаже, да тут еще каземат добавился. Чайком же я всех своих клиентов балую. Мне не накладно, а им радость, и здоровье сохранить помогает. Да. Ну, принес я чай, смотровое окошко открываю - а на нем, на решетке, кусок холстины привязан. Я даже испугался сначала, отшатнулся - вдруг подвох какой. Потом смотрю - холстина-то полосой оборвана и натянута, будто висит на ней что. Стал заглядывать - макушка виднеется. Тут уж я все и понял. Позвал людей, открыли мы дверь, сняли его. Советник тоже прибежал, волновался очень, сам петлю с него стащил, стал сердце слушать. Расстроился жутко, поздно, говорит, нашли, если б чуть раньше. Он, говорит, может, еще и не так виноват был, как расписали. Да видно, сам-то он себя больше винил.
        - Тело где? - Коротко спросил Комин, обрывая излияния тюремщика.
        - Все, как положено, сделали. - Вздохнул тот. - По инструкции. Дело-то громкое, того и гляди, проверки нагрянут. А положено нам тела вывозить не позднее, чем через три часа после установления факта смерти. И советник особо наказал, чтоб все по инструкции шло, без накладок, и так, говорит, прошляпили, ротозеи. А только кто ж знал, что он в петлю полезет? С виду вроде спокойный такой.
        - Ты сам-то уверен, что он мертвый был? - Подал голос Беркет.
        - А как же, господин, - испугался Мофин. - Я ж его сам и в холст зашивал. Да и как ему не быть мертвому, когда он на двери висел?
        - Куда отвезли тело? - Спросил Комин.
        - Есть местечко за городом, господин, я-то там не был ни разу, но рассказывали, будто там печь устроена специальная, с поддувом, как в кузне. Там их и сжигают, покойничков наших. Вроде бы как чтобы мать-земельку не обижать преступными-то останками. Только я всегда говорил - варварство это.
        - Кто отвозит?
        - Есть у нас двое рабочих конюшенных, они и возят.
        - Где они?
        - Да должны бы быть на конюшне.
        Комин взглянул на Беркета, тот выругался, рванул к дверям.
        - Если ты мне хоть в чем-нибудь соврал, - сказал тем временем Комин, беря Мофина за шиворот, - хоть капельку, хоть на вот столечко, ты представляешь, что с тобой будет?
        - Все правда, господин, клянусь!
        - Ты просто не можешь представить, что с тобой будет, - продолжил Комин так же спокойно. - Тебе воображения не хватит. Нет такого места на земле, где ты мог бы от меня спрятаться, понимаешь? А потому подумай еще раз, хорошенько. Память напряги, совесть, если осталась. Не торопись. И скажи - о чем ты забыл мне рассказать? Скажешь сейчас - жив останешься.
        - Все как было рассказал, - прошептал враз потерявший голос тюремщик. - Все как было, клянусь.
        - У кого есть ключи от камеры?
        - Их три всего. Один - у меня, второй - у сменщика, и еще один в ключной заперт.
        - А от ключной у кого?
        - У начальника смены.
        - Начальник смены здесь есть?
        - Есть, господин, с остальными сидит.
        - А сменщик?
        - Выходной у него.
        - Ключи он что, домой забирает?
        Мофин побелел.
        - Говори! - Встряхнул его Комин.
        - Прячет... здесь. В караулке, над дверью.
        - Кто об этом знает?
        - Все наши, почитай, - едва слышно прошептал тюремщик.
        Когда Беркет вернулся, толкая перед собой двух понурых, разящих сивушным перегаром мужиков, Комин сидел на корточках и внимательно изучал что-то на полу камеры.
        - Вот, привел, - громко объявил Беркет. - Представляешь, дрыхли себе в соломе и не слышали ничего. Можно сказать, повезло нам.
        - Иди-ка сюда. - Негромко позвал Комин. - Посмотри, на что это похоже.
        - Я бы сказал - на следы рвоты, - заключил Беркет, поскрябав пятна пальцем.
        - Вот и мне так кажется.
        - Думаешь?
        Рыцари уставились друг на друга.
        - Отравили, а потом в петлю засунули. - Выпрямляясь, процедил Беркет.
        - Ключ от камеры почти любой мог раздобыть.
        - Найду сволочей. - Глухо выговорил Беркет. - А не найду, всех замочу. Чтоб не повадно было.
        И, хватая за грудки двух очумело глядящих работяг, заорал:
        - Куда тело дели, псы?!
        - К-какое тело? - Выговорил один из мужиков.
        - У вас за всю последнюю неделю только одно тело-то и было! - Неожиданно встрял Мофин. - Что, совсем мозги пропили?
        - А-а, это, - дошло наконец до работяги. - Отвезли, как полагается. Да мы ж вчера докладывали.
        - Куда отвезли, спрашиваю? - Сосредоточился Беркет на наиболее коммуникабельном из мужиков.
        - На Озерную, в плавильню. Там, это, печка есть. Специальная. Туда.
        - И там оставили?
        - Не-а. - Потряс головой мужик. - Оставлять не положено, я что, не знаю? Сразу спалили.
        Кулак Беркета впечатался мужику под дых.
        - За что! - Согнувшись и хватая ртом воздух, взвыл тот.
        - Чтобы соображал получше. - Объяснил Рыцарь. - Меня не интересует, что там тебе положено, а что нет. Я хочу знать, что ты в самом деле сделал.
        - Ей-же-ей спалили, - подключился вдруг второй работяга. - Сразу, как приехали, печку раскочегарили, уголек-то там был еще, в прошлый раз лишку завезли. Потом я мехи качал, а Бурый за углем подался, прикинули мы, что не хватит. Ну вот, съездил он к углежогам, привез, разгрузился, стали мы по очереди качать. Это дело, знаете ли, не быстрое. А от запаха потом неделю не избавишься, потому и пьем, чтобы глотки промыть.
        - Ну, - утвердительно отозвался на эту тираду Бурый.
        - Слышь, Комин, - протяжно, с тоской в голосе выговорил Беркет. - От них ведь и правда не одной сивухой разит. Эх!
        Неопределенно махнув рукой, он вышел в коридор.
        - Исчезните с глаз моих. - Негромко сказал мужикам Комин. - Да побыстрее. Пока я вас по стенкам не размазал. В кисель.
        И добавил:
        - А с тобой, Мофин, мы пойдем обратно, к твоим коллегам. Будем дальше разбираться.
        Разбирательство длилось недолго. Стоило Рыцарям заикнуться об отравлении, как помертвевший повар повалился им в ноги, биясь лбом о каменный пол.
        - Зачем ты это сделал? - Устало спросил Комин.
        - Жена у меня, - простонал тот.
        Вытаскивать из бедняги историю пришлось буквально по слову. Выяснилось, что жена у него родом из Кеоры, в аккурат из тех самых мест. Будучи восьмой дочерью в семье, а следовательно, гарантированной бесприданницей, она решилась в молодости на невиданный поступок: оставила семью и подалась в столицу - в поисках лучшей жизни. Золотого дна она в столице не нашла, но и не пропала, сначала устроилась на работу, потом вышла замуж - не то чтобы очень уж удачно, но для деревенской девчонки неплохо. Крупно повезло ей в одном: муж любил ее искренне, просто души не чаял. Однако женщина продолжала тосковать по родным горам и оставленной многочисленной родне, особенно - по сестрам. По наследству ей досталось слабое сердце, и когда пришли известия о несчастье в Кеоре, женщина слегла - и с тех пор с постели больше не вставала. Муж извелся в поисках средства, способного излечить супругу.
        - Я подумал, может быть... - Стонал он. - Если я скажу ей, что сам... своими руками... того, кто...
        - ``Того, кто'`, - Передразнил повара Беркет. - Идиот, козел блеющий. Что с ним делать, Комин, а? Даже убивать противно. Объяснить ему? Да разве разобъясняешься всем, кому судьба мозгов не дала?
        - Яд где взял?
        - Купил... У знахарки...
        - А повесил зачем? - Спросил Комин.
        - Так ведь если отравился - сразу на меня подумают... Больше-то и не на кого... А так - повесился... Ключ я знал, где взять...
        - А жена что? Выздоровела?
        - Нет пока...
        - Идиот. - Вздохнул Комин. - Ну что с тобой, в самом деле, делать?
        - Отпустите... - Прошептал повар. - Жена помрет без меня...
        Комин посмотрел на распростершегося на полу человека, встал, спрятал в ножны меч. Сказал:
        - Пошли, ребята. Этот червяк виноват только в том, что дурак. Нужно достать того, кто все это дело придумал.
        Вышли Рыцари молча, и лица их были мрачными.
        На выезде с территории тюрьмы, прямо напротив выбитых ворот, стоял изящный легкий экипаж. Опершись на его подножку, Рыцарей поджидал высокий представительный вельможа с благородной сединой в густой пепельной шевелюре.
        - Надо же, - изумился Беркет. - Я-то думал, нас здесь будет ждать по меньшей мере полк.
        - Разрешите представиться. - Звучным голосом произнес вельможа. - Ставрадар Деим, советник Короны по вопросам внутренней политики.
        - Не стану врать, что мне приятно. - Обрубил на корню всю дипломатию Комин. - Чем обязаны?
        - Понимаю вашу агрессивность. - Вздохнул Деим. - Это я счел себя обязанным обсудить с вами имевшее место прискорбное происшествие. А также его последствия.
        - Тогда, может быть, вы объясните нам, как случилось, что все происшедшее в Кеоре свалили на человека, на самом деле эту провинцию спасшего? - Запальчиво ввернул Волос. - Да что я говорю - провинцию. Может быть, всех нас спасшего. И ваше сраное королевство. А?
        - Вот этого я не знал. - Сказал Деим после минутного молчания. - Со слов Барса я понял, что вы действовали сообща.
        - Вы говорили с ним об этом? - Прищурился Комин.
        - Очень долго. Видите ли, я оказался свидетелем той ужасной сцены, когда вашего друга опознала женщина - беженка из Кеоры. Опознала как убийцу. Уверяю вас, не поверить ей было невозможно. Лишь позже, когда эмоции поутихли, я смог задуматься, начать анализировать ситуацию. Тогда-то и закралось в мои мысли подозрение, что могла произойти невероятная по своей несправедливости ошибка. Я отправился в тюрьму, добился разговора наедине. Кажется, нам с Барсом удалось найти общий язык. Многие вещи стали для меня открытием. Я вышел из камеры убежденным в невиновности вашего друга, оставалось только найти пути, чтобы убедить в этом главу расследования. И вдруг - это трагическое событие. Кажется, только сейчас я начинаю понимать, что его толкнуло. Если именно он - герой Кеоры, как же его должна была потрясти эта чудовищная несправедливость!
        - Нечто гораздо более материальное его толкнуло. - Заметил Беркет.
        - Что вы имеете в виду?
        - Захотите - разберетесь. - Отрезал Комин. - Вы о чем с нами хотели говорить? О несправедливости? Так мы это знаем.
        - Мне было важно объяснить вам, что и мы это поняли. К сожалению, с опозданием.
        - А вот встречавшиеся нам гвардейцы этого, похоже, не знали.
        Деим скупо улыбнулся.
        - Видите ли, я только советник Короны, но не король. Его Величество - человек импульсивный, эмоциональный. Его очень взволновало исчезновение принцессы, совпавшее по времени с этими прискорбными событиями. Я-то уверен, что это - не более чем совпадение. Но король еще и человек очень справедливый и по-настоящему честный. Сегодня мы имели с ним долгую беседу, и Его Величество согласился снять все обвинения, что звучали в адрес Ордена. Больше вас никто не остановит.
        - Только вот нашего друга ничто не вернет.
        - Сожалею. - Очень серьезно ответил Деим. - Поверьте, искренне сожалею.
        Когда Рыцари отъехали на приличное расстояние от тюрьмы (встречавшиеся по пути гвардейские разъезды исправно отдавали троице честь), Комин обернулся к своим товарищам.
        - Похоже, больше нас в Умбре ничто не держит. - Сказал он сухо. - Заберем этого червяка Лина - и в Замок.
        - В Замок, - согласился Беркет.
        Волос молча кивнул.
        Глава XI.
        - 1 -
        Лежать под соломой оказалось ужасно душно. Неуклюжая телега тряслась по мостовой, подпрыгивая и грохоча на выбоинах; легкое тельце Алины подбрасывало на каждом ухабе, и каждый раз она боялась, что либо окажется на виду, либо скатится прямо на сидящего позади мужчину. Чтобы этого не произошло, девушка ухватилась за зашитое в холстину тело. Удивительно, но ни разу за всю дорогу у Алины не возникло чувство, что она лежит рядом с мертвецом, даже держится руками за мертвеца - никаких суеверных страхов, ни малейшей толики отвращения, ничего, что можно было бы ожидать в такой ситуации. Гораздо больше ее заботили проблемы насущные: залезшие за шиворот и под подол соломинки, из-за которых у Алины создалось впечатление, будто под одеждой у нее копошится целое семейство ежей; постоянно свербящий нос, глаза, слезящиеся даже в закрытом состоянии; оказавшееся удивительно жестким дно телеги, от ударов о которое не спасал тонкий слой соломы. А вот покачивающийся от тряской езды предмет под боком вопреки всякой логике приносил девушке успокоение; даже истерическое состояние, охватившее ее в тюрьме, как-то
постепенно ушло, испарилось, и вряд ли сама Алина могла бы сказать, когда и почему это произошло.
        Звуки доносились до принцессы приглушенными: ржание лошадей, оживленный говор толпы, поскрипывание телег, даже отдаленное пение петуха - все это свидетельствовало, что повозка все еще пробирается по узким улочкам густонаселенной окраины Старого Города - беднейших кварталов Умбры. Раздавшийся неожиданно прямо над ухом - по крайней мере, так показалось Алине - голос едва не заставил принцессу подскочить.
        - Бурый! - Звучно позвал сидевший в телеге мужчина. - Мы в ``Пенку'' заезжать будем?
        - А то! - Отозвался мужик на козлах. - Как обычно. Мы что ж, не люди? Такую работу, не заправившись, не сделаешь.
        Вскоре телега остановилась. Алина замерла и задержала дыхание, когда, вставая на ноги, работник небрежно оперся рукой на тюк. Скрипнула и качнулась телега - раз, другой; удалились громко обсуждавшие цену выпивки голоса. Выждав несколько мгновений, Алина осторожно высунула голову из соломы.
        Приличное время ушло у принцессы только на то, чтобы проморгаться. Оглядевшись, наконец, и обнаружив, что телегой и ее содержимым никто не интересуется, девушка споро вылезла наружу, слегка отряхнулась от соломенной трухи и, поглядывая время от времени на двери трактира с безыскусным названием ``Пенная кружка'`, наконец-то смогла вплотную заняться упрямой холстиной.
        Повозка стояла в ряду других, похожих и не очень, на узкой улочке. Здесь было сумрачно - оттого, что вторые этажи однотипных неухоженных домов нависали над первыми. Резкий запах шел от проложенной тут же сточной канавы, кое-где прикрытой полусгнившими деревянными решетками, а кое-где и нет. Склизкая потемневшая мостовая была отвратительно замусорена и заплевана; немногочисленные прохожие предпочитали держаться в тени домов, жались к стенам, словно старались слиться с ними и сделаться невидимыми. Ни одного прямого взгляда, ни одного открытого лица. Алина поежилась; она и не предполагала, что в ее любимом городе еще сохранились такие отвратные местечки. Однако сейчас это было ей на руку. Принцесса вздрогнула, когда низкая дверь трактира противно скрипнула, выпуская затрапезного вида пьянчугу. Но тот лишь пошатнулся, едва не свалившись в канаву и скользнув по девушке рассеянным, ничего не выражающим взглядом, и удалился по улице, неожиданно быстро скрывшись за углом. Алина перевела дух и занялась содержимым повозки.
        Надо сказать, что вид вылезшей из соломы принцессы был весьма далек от того, который принято считать приличным в обществе. Прическа ее растрепалась, волосы торчали в разные стороны, обогащенные застрявшими в них соломинами. Глаза покраснели и слезились, а нос распух и отчего-то зажил самостоятельной жизнью, вопреки желанию Алины с досадной регулярностью воспроизводя отвратительный шмыгающий звук. Измятое платье выглядело так, будто в нем спали, и даже самый пристальный взгляд уже не смог бы опознать в нем хоть и простое по покрою, но дорогое изделие; соответственно смотрелся и плащ.
        Теперь Алина не была так сильно ограничена во времени - она справедливо рассудила, что ``заправка'` работничков вряд ли займет менее получаса - и потому к делу приступила более планомерно. Еще в дороге, отчаянно цепляясь за тюк, она пришла к выводу, что под холстиной несомненно скрывается человеческое тело; теперь же она разгребла солому, нашла головной конец свертка, отыскала на холстине шов. Тюк был наглухо зашит толстыми суровыми нитками, но несмотря на это разорвать шов было, несомненно, проще, чем плотную ткань. Девушка ухватилась за края шва, не обращая внимания на обломанные ногти, сильно потянула. Нитки вытянулись, начали поддаваться.
        - Такая молодая, а уже воровка! - Раздался насмешливый голос прямо за спиной. - Не стыдно?
        Алина подпрыгнула, обернулась. Оказывается, пока ее внимание распределялось между тюком и дверями трактира, сзади почти неслышно подкатила телега - внешне похожая на первую, но получше качеством, покрепче, с большими подрессоренными колесами. Самое интересное, что гружена она была соломой, а в соломе виднелся длинный холщовый тюк - точно такой же, как тот, над которым трудилась принцесса. На высоких, оборудованных спинкой козлах восседали двое мужчин среднего возраста и неопределенного вида: не то ремесленники, не то слуги. Хотя нет - оба при оружии, значит, не слуги; но и на благородных явно не тянут - скорей всего, частные охранники.
        - Ну чего уставилась? - Нагловато ухмыльнулся один из них. - Ничего тебе здесь не светит, детка. Линяй, пока стражу не позвали.
        Растерянная Алина сумела все же сообразить, что доказывать, что она не воровка, в этой ситуации несколько неуместно; быстро соскользнув с телеги, она метнулась за угол дома, однако тут же тихонечко вернулась. Очень кстати оказалась приткнувшаяся возле угла повозка, груженая углем - массивная, низкая, с широкими бортами; принцесса проползла под ней на четвереньках, притаилась за грубым сплошным колесом.
        Из-за колеса она с изумлением наблюдала, как выглянувший из дверей трактира очередной пьянчуга неожиданно трезво кивает подъехавшим и снова скрывается внутри, как эти самые не то работники, не то охранники споро перекидывают тюки на телегах, меняя их местами. Припорошив холстину соломой, мужчины быстро влезли обратно на козлы; один из них взял в руки вожжи, понукнул гнедого конька. Телега мягко тронулась.
        На принятие решения у принцессы было несколько мгновений; впрочем, она не колебалась. Выскочив из-за колеса, Алина ухватилась за задний борт, на какой-то ужасный миг повисла на нем, чувствуя, как уходит почва из-под ног, но сумела все же перекулиться внутрь телеги. ``Опять солома!'` - с досадой подумала она, зарываясь в душистую колкую массу.
        К счастью, в этой телеге не трясло так, как в первой, да и ехала она побыстрее, мягко покачиваясь на ходу. Алина лежала у задней стенки, там же, где сумела юркнуть в солому. Оказалась она далековато от свертка, но шевелиться боялась; что-то подсказывало ей, что если от предыдущей парочки серьезной беды ждать не приходилось, то от этих двоих мужчин, буде они ее обнаружат, ожидать можно чего угодно. Потому принцесса просто притаилась, тихонько дыша через щель между досками заднего борта, и усиленно шевелила мозгами, пытаясь сообразить, что же все это может означать. Несомненно, происходило что-то неординарное; вопреки всему, в сердце Алины всколыхнулась несмелая пока, неожиданная надежда.
        Ненадолго телега замедлила ход - вероятно, перед городскими воротами, предположила принцесса - потом покатилась уже не по камню, съехав, скорей всего, на проселок; однако дорога была ровной и гладкой, и повозка все набирала ход, разогнавшись до приличной скорости. Ехали долго - может быть, часа четыре или больше, точнее Алина определить не могла. Принцесса то задремывала, забываясь в чутком, тревожном полусне, то вскидывалась, осторожно выпрямляла затекшие конечности, поудобнее устраивала ноющее тело. Под конец дорога стала хуже, участились повороты, иногда по бортам телеги хлестали ветви деревьев. Потом повозка с грохотом прокатилась по бревенчатому настилу, снова по камню и наконец остановилась.
        Алина испуганно вжалась в дно телеги. Только сейчас ей пришло в голову, что если кто-нибудь вздумает открыть задний борт, то она неминуемо будет обнаружена. Однако обошлось: мужчины ловко попрыгали в повозку прямо с козел, аккуратно передали тюк в подставленные руки встречающих. Удалились голоса и шаги; телега тронулась с места, проехала совсем немного, развернулась, встала. Алина услышала, как выпрягают и уводят цокающего копытами коня. Только тогда она рискнула высунуться.
        Повозка стояла в закутке возле конюшни, в углу небольшого вымощенного булыжником двора. А вот и конюшня, и двор находились на территории настоящего - Алина такие видала только на картинках в книгах - древнего замка. Небольшого, зато оснащенного всеми принятыми в те времена фортификационными сооружениями - от высокой зубчатой стены со смотровыми башенками, караульной дорожкой и бойницами наверху до подъемного моста, да еще и работающего, поскольку именно в этот момент он поднимался. Следом опустились двое ворот: внешние, с острыми пиками по нижнему краю, затем такие же внутренние; по расстоянию между ними принцесса прикинула толщину стены и едва удержалась от изумленного восклицания. Сам замок венчала всего одна башня, зато такая высокая, что у Алины закружилась голова, когда она попыталась рассмотреть верхушку; окон в башне не было, виднелись только несколько узких бойниц.
        Борясь с нахлынувшим чувством нереальности - будто она вдруг угодила в сказку - Алина выбралась из повозки, прижалась к стене конюшни. Внутри деревянной постройки слышались голоса; в самом дворе спрятаться было абсолютно негде. Ну не нырять же, в самом деле, обратно в солому? Да и сколько так можно лежать?
        Неподалеку скрипнула дверь. Принцесса увидела служанку, идущую с двумя ведрами наискосок через двор; там, в дальнем конце, действительно виднелся колодец. К счастью, в сторону конюшни служанка не смотрела. Алина осторожно выглянула из-за угла, заметила приоткрытую низкую дверцу, ведущую внутрь главного здания - ход для прислуги, вероятно, - рискнула оторваться от стены. Десяток шагов до дверцы по открытому пространству двора стали для принцессы настоящей пыткой; тем не менее, никто не окликнул ее, не огласил пространство криком. Нырнув в темноватый коридор, Алина сразу почувствовала себя уверенней.
        Первый же выходящий в коридор дверной проем вел, как и предположила принцесса, в кухню - такую же старинную, как и все здесь, с огромной печью-плитой и рядами закопченных котлов. Алина только заглянула туда, уловила ароматы готовящейся пищи и поторопилась отойти от двери; есть ли кто внутри, она заметить не успела. Дальше коридор сужался, становился еще темней, но где-то впереди виднелся неуверенно подрагивающий свет факела, и принцесса направилась в ту сторону.
        Встретившаяся на пути крутая ступенька стала для Алины полной неожиданностью. Пол здесь был каменным, край ступеньки - выщербленным; с размаху саданувшись голенью об острую грань, принцесса рухнула на колени, от неожиданности и боли из груди ее вырвался короткий вскрик.
        - Ушиблась, милая? - Раздался позади участливый грудной голос. - Говорила ж я Журу, чтоб повесил здесь еще один факел. Сама сколько раз спотыкалась.
        Алина испуганно обернулась. В кухонном проеме стояла полная, большегрудая и широкобедрая женщина, судя по фартуку и чепцу - повариха. На принцессу она смотрела сочувственно.
        - До крови, что ли, расшиблась? - Спросила она. - Иди сюда, посмотрю. Иди, иди, не бойся.
        Не найдя другого выхода, Алина покорно пошла за поварихой.
        В кухне женщина усадила принцессу на деревянную лавку, ловко обтерла поврежденную ногу влажной холодной тряпкой.
        - Ничего, - констатировала она. - Только с виду страшно, а так - до свадьбы заживет. Но Журу я теперь на шею сяду и не слезу, пока факел не присобачит. А это тебя, что ль, Карам давеча из деревни привез?
        Алина на всякий случай кивнула.
        - Бедняжка. - Почему-то засокрушалась повариха. - Молоденькая-то какая. Не повезло тебе, девонька. Да ты меня-то не робей, не стесняйся; я ж понимаю, не сама ты такую долюшку выбирала, не от хорошей, знать, жизни пошла. Голодная, небось? Эти бандюки только и знают, что потешиться, а покормить-то и не догадаются, а сама, вижу, робеешь. Ничего, ты ко мне прибегай, как вырвешься, я тебя подкармливать стану. Сейчас, сейчас.
        Женщина засуетилась, плюхнула в широкую глиняную плошку жирной наваристой каши, отрезала щедрый ломоть хлеба, сверху положила сыр. К удивлению Алины, от вида этой простой крестьянской еды у нее потекли слюнки. Только сейчас принцесса вспомнила, что целый день ничего не ела.
        - Ишь, как оголодала, - сказала повариха, довольно поглядывая на уплетающую за обе щеки девушку. - Ешь, ешь, бедолага. Скоро уж свечереет, для тебя - самое рабочее время, верно? Так что давай, заправляйся.
        Только теперь до Алины дошло, за кого приняла ее женщина. От такого открытия принцесса поперхнулась. Пока кашляла и пыталась продышаться - нашла в себе мужество сдержать рвущиеся наружу слова протеста.
        Вошла служанка, которую Алина видела во дворе, тяжело поставила полные ведра воды. На девушку взглянула с интересом, но ничего не сказала, перелила воду в бак и снова вышла.
        - Это Рума. - Пояснила повариха. - Она глухонемая, но читает по губам, так что захочешь обратиться к ней - сначала убедись, что она на тебя смотрит. Рума убирает наверху, если какое белье нужно или еще что - это к ней.
        Алина отставила опустевшую тарелку.
        - Мне бы это... - Робко произнесла она. - Очень надо, понимаете...
        - Уборную, что ль, потеряла? - Расхохоталась повариха. - Ну, ты даешь. А впрочем, в этом замке кто хошь заблудится. Ладно, пошли, провожу.
        По дороге принцесса, поколебавшись, отважилась спросить:
        - Не знаете, что такое странное привезли недавно в телеге? На первый взгляд, вроде, мешок какой-то, а как понесли, мне показалось - человек.
        - Тебя, детка, как звать? - Вопросом на вопрос ответила повариха.
        - А... Ана. - Вовремя поправилась Алина.
        - Так вот, слушай меня, Ана. - Серьезно сказала женщина. - В этом замке есть одно золотое правило: меньше знаешь - крепче спишь. Слишком многое замечать тут вредно для здоровья. А так - живи себе, не суй нос куда не следует, да держись за Толстуху Су - и не пропадешь.
        - Спасибо, госпожа Су. - Догадалась сказать Алина.
        - Да какая я госпожа. Толстуха и есть, так меня и кличут. - Отозвалась повариха, однако видно было, что она довольна. - Ты иди, вон уборная.
        Уборная оказалась страшноватой: вделанная в каменный пол металлическая решетка, а под ней, где-то очень-очень далеко - журчащая по камням вода. Зато когда Алина вышла из помещения, поварихи поблизости видно не было, и девушка решила, что теперь может относительно спокойно побродить по замку. Только бы не встретить того самого Карама.
        Лестницу наверх - наверное, черную, поскольку была она узкой и плохо освещенной - Алина нашла довольно быстро. Коридор первого жилого этажа полукругом обегал расположенный внизу зал; осторожно выглянув через массивные каменные перила, принцесса увидела нескольких мужчин, азартно резавшихся в кости за большим, потемневшим от времени столом. Освещался зал свечами, собранными на огромных напольных подсвечниках, кованых, замысловато витых - настоящий раритет. На полу зала цветными плитами был выложен рисунок, но какой - принцесса не разглядела.
        С другой стороны в коридор выходило несколько дверей - скорей всего, ведущих в жилые апартаменты. Набравшись смелости, Алина подергала каждую. Три из них были заперты, одна открыта; внутри принцесса обнаружила симпатичную, вполне современно обставленную гостиную, из которой, в свою очередь, вели еще две двери - одна в спальню, другая в кабинет. На столе в кабинете лежала открытая книга; Алина заинтересовалась ею, но язык оказался девушке незнаком. Зато на небольшой книжной полке обнаружилась серьезная подборка классики - на арсанийском и на таосийском. Видимо, хозяин апартаментов был человеком образованным.
        Алина порылась еще в ящиках стола, ничего интересного не нашла - только стопки чистой бумаги и письменные принадлежности - заглянула в спальню, проверила гардероб. Одежда была мужская, довольно изысканная. Удивленно пожав плечами, девушка поспешно вышла.
        Внизу продолжали стучать кости, слышались азартные выкрики. Играющие мужчины впечатление производили не слишком приятное: одежда простая, но все при оружии, голоса громкие, хриплые, через слово - грубая ругань, в целом вид вполне разбойничий. Не похоже, чтобы среди них был хозяин обследованных Алиной апартаментов.
        На втором этаже комнаты были попроще - одновременно и спальня, и гостиная, и гардероб. Здесь уже встречались явные признаки обитания: смятые постели, разбросанная по углам одежда. В одной комнате на кровати дрых, похрапывая, здоровенный мужик; к счастью, он не проснулся, когда Алина аккуратно притворила дверь. От опасного места принцесса пошла на цыпочках, ежеминутно оглядываясь - и внезапно оказалась в объятиях мужчины, крупного, пахнущего едким потом.
        - Вот это сюрприз! - Воскликнул тот, крепко облапив девушку. - Такая ягодка в наших казармах. Откуда взялась, красотка?
        Перепуганная Алина и дышать-то забыла как, не то что сообразить, что ответить. Сердце ухнуло куда-то в пятки.
        - Погоди. Ты, верно, девчонка Карама? - Предположил мужчина.
        Принцесса робко кивнула.
        - Ну и ну. А мне казалось, он тебя еще утром за ворота выставил. Или потом обратно пустил?
        Снова кивок.
        - Ну узкоглазый дает, - восхитился мужчина. - В любой момент может хозяин приехать, а у него тут бордель. Ты бы хоть по коридорам не гойсала, сидела себе тихонько, может, и обойдется. А с Карамом я поговорю, пусть делится, раз такое дело!
        Похохатывая, мужик удалился по коридору, перед этим пребольно ущипнув Алину за ягодицу. Принцесса перевела дух. Впрочем, радоваться особенно было нечему: как только состоится упомянутый разговор с Карамом, обман будет раскрыт, начнутся поиски. О том, что ждет ее тогда, Алина предпочитала не думать. Надо поторопиться.
        Третий и четвертый этажи были похожи на второй, как две капли воды. Подробно исследовать их принцесса не рискнула, запланировав заняться этим с утра - если, конечно, до утра она не будет обнаружена и разоблачена. Теперь же Алина решила подняться в башню.
        Крутая винтовая лестница отняла у девушки остатки сил, и в небольшую комнату наверху, освещенную тусклым вечерним светом, льющимся из расположенных почти под потолком узких бойниц, Алина вошла задыхающаяся, с бешено колотящимся сердцем. Эта комната, в отличие от прочих в замке, была круглой; восемь бойниц смотрели в разные стороны света, к каждой из них вели несколько узких - только ногу поставить - каменных ступенек. Вообще все здесь было каменным: голые, ничем не занавешенные стены, такой же голый пол, потолок, хоть и высокий, с полукруглым сводом, но все равно давящий, поскольку созерцать нависающие над головой крупные серые булыжники не слишком приятно. На фоне такого изобилия камня немногочисленные предметы мебели терялись, и ощущения жилой комната не производила. Тем не менее, здесь стояли: небольшой, приткнувшийся в простенке одежный шкаф, узкая книжная полка с десятком книжек и откидывающейся полочкой-секретером, обычный столик на гнутых ножках, стул к нему. И кровать, тоже узкая, простая, без всякого балдахина. На кровати лежал человек - неподвижно, беззвучно.
        Медленно, осторожно Алина приблизилась к кровати. Она узнавала, уже узнала эти заострившиеся черты лица, темные волосы, чуть-чуть волнистые, в беспорядке разметавшиеся по подушке, лежащие поверх одеяла руки с узкими кистями и длинными, чуткими пальцами; узнавала - и боялась поверить себе. На кровати лежал Барс.
        Выглядел он как покойник: иссиня-бледный цвет лица, ввалившиеся щеки, вытянувшиеся в ниточку фиолетового оттенка губы, запавшие глаза, закрытые потемневшими веками. Под запрокинутым подбородком виднелась широкая, синюшно-багровая полоса, убегающая вверх и скрывающаяся среди густых прядей волос. Дыхания слышно не было. Однако кому пришло бы в голову тащить труп в башню, укладывать в постель, накрывать одеялом?
        Стараясь сдерживать дрожь, Алина протянула руку к шее лежащего, попыталась нащупать пульс. На мгновение ей показалось, что она ощутила биение, потом - что биения нет; сердце самой принцессы колотилось так сильно, так отдавалось звоном в ушах и дрожью в пальцах, что девушка никак не могла разобраться, чувствует ли она в самом деле слабую, почти незаметную пульсацию, или же нет. Тогда Алина откинула одеяло и прижалась ухом к груди Барса.
        Сердце билось, билось! Очень редко, очень слабо, но размеренно постукивало в груди! Ноги принцессы враз ослабели, и она опустилась на пол возле кровати, чувствуя, как текут по лицу слезы радости. И неважно было, что это за замок, что за люди здесь заправляют, в тенета какой интриги угодил на этот раз рыцарь Пламени. Главное - он жив. Жив - а со всем остальным, по мнению Алины, можно будет справиться. По крайней мере, она готова была приложить для этого все свои небольшие силы.
        Повинуясь неожиданному порыву, принцесса провела ладонью по бугристой груди рыцаря, ощутила твердые комки напряженных мышц, погладила татуировку на левом плече. Бережно дотронулась до багровой полосы под подбородком, поправила пряди волос. И, приподнявшись, поцеловала его - прямо в высохшие фиолетовые губы.
        - 2 -
        Когда на лестнице послышались шаги, Алина уже обследовала комнату. В шкафу она нашла кое-какую одежду: две простые рубахи, две пары брюк, одну короткую куртку из грубой дубленой кожи. В шкаф принцесса и нырнула - очень вовремя, поскольку голова поднимавшегося по лестнице уже показалась над уровнем пола.
        Через щель между дверцами Алина наблюдала, как вошедший - невысокий жилистый мужчина с прямыми черными волосами, высокими скулами и миндалевидным разрезом глаз, свидетельствующим о таосских кровях - поставил на столик небольшой глиняный кувшин, достал из кармана крошечный розовый флакончик. Мужчина отчего-то показался Алине смутно знакомым; впрочем, видно ей было плохо, а таосцы всегда были для принцессы на одно лицо. Когда таосец вытащил из-за пояса кривой кинжал, Алина напряглась; однако тот всего лишь разжал Барсу зубы, влил в рот несколько капель из флакончика. Выждав несколько минут, приподнял рыцарю голову, попытался напоить из кувшина - не удалось, вода потекла по щекам, по подбородку, намочила волосы. Ругнувшись, мужчина оставил кувшин на столе и ушел.
        Алина выбралась из убежища, прислушалась к удаляющимся шагам. Взяла кувшин, присела на кровать. Показалось ей, или лицо рыцаря стало чуть менее бледным? Принцесса обтерла его краешком одеяла, взбила повыше подушку. Медленно, по капле стала вливать меж губ воду.
        Вечерело, каменные стены окрасились всеми оттенками розового и красного, потом и вовсе стемнело. Алина то молча сидела у постели, то снова пыталась дать рыцарю немного воды; в какой-то момент ей даже показалось, что несколько капель он все же проглотил. Иногда девушка брала его за руку, гладила тонкие сильные пальцы, пыталась позвать по имени - бесполезно. От сознания, что вот он лежит тут, такой сильный, могущественный - и такой беспомощный, внутри у Алины все сжималось; острое чувство, новое, незнакомое, причиняло сильную боль, заставляло слезы вновь и вновь беззвучно течь по щекам. Тогда принцесса поднималась к бойницам, подставляла лицо свежему ветерку, смотрела - сначала на закат, потом на звезды, густо усыпавшие близкое, черно-фиолетовое небо. Когда ночь близилась уже к середине, а изменений в состоянии рыцаря так и не произошло, Алина решила, что просто обязана немного поспать - иначе утром ее застанет врасплох первый же вошедший в эту комнату. Она обтянула одеяло на постели так, чтобы оно свешивалось до пола, вынула из шкафа и бросила под кровать куртку, свернула комком рубашки - и
заползла туда сама, вытянулась на полу, укрывшись своим плащом и сунув рубашки под щеку. Лежать было жестко, неудобно; сначала девушке казалось, что уснуть она не сможет ни за что, но потом глаза как-то сами собой закрылись, и измученную принцессу сморил сон.
        Убежище принцессы оказалось ненадежным. Проснулась она от того, что крепкая рука ухватила ее за шиворот, поволокла; неприятный резкий голос рявкнул над ухом:
        - Так вот где ты спряталась, шпионка!
        Алина испуганно распахнула глаза. Комнату заливал яркий солнечный свет, и в этом свете девушка увидела лицо вчерашнего таосца; мужчина склонился над распростершейся на полу принцессой, уставился на нее злыми черными глазами.
        - Я подумал вчера, Туз шутит надо мной. - Сказал таосец. По-арсанийски он говорил удивительно чисто, только легкий гортанный акцент выдавал уроженца другой страны. - Я посмеялся. Туз смеялся тоже. У вас здесь странные шутки. А теперь я вижу тебя! Ты хотела погубить честь Карама, женщина?
        ``Это Карам. - Дошло до Алины. - Я пропала''.
        Голос таосца был резким, как скрип льда под коньками, и холодным, как тот же лед, а от того, что он не кричал, а говорил почти спокойно, было еще страшнее.
        - Теперь все скажут, Карам забыл слово, Карам привел в замок хозяина шпионку. Карам никогда не сможет закрыть лицо! Нет, женщина, этому не бывать.
        Когда на свет появился кривой кинжал, из груди Алины вырвался короткий всхлип.
        - Ты никому больше не скажешь свою ложь. - Объявил Карам, замахиваясь для удара.
        И в следующее мгновение кубарем покатился по полу, сбитый метким ударом Барсовой пятки.
        На ногах оба оказались одновременно: Барс, одним плавным движением соскочивший с кровати, и Карам, закончивший свой кувырок каким-то кошачьим вывертом, отчего на мгновение показалось, будто он завис в воздухе - а в следующее уже обрел равновесие, приземлившись на носки широко расставленных полусогнутых ног. Локти Карама оказались разведены в стороны, а в поднятых на уровень груди руках моментально - Алина даже не успела заметить, откуда - появились две одинаковые изогнутые сабли.
        Вот теперь, когда принцесса увидела таосца с саблями в руках, плавно двигающегося в странном полуприсяде - с грацией кобры, изготовившейся к броску - она наконец вспомнила, где встречалась с ним раньше. Это был победитель осеннего турнира в Дарсе - тот самый, которому Алина вручала кубок. Девушка шумно втянула воздух через плотно сжатые зубы.
        Барс стоял напротив Карама - обнаженный, безоружный, с открытыми руками, просто стоял, даже расслабленно на первый взгляд; только быстро-быстро пульсировала крошечная голубая жилка на обращенном к Алине виске.
        - Я не хочу тебя убивать, гамид, - проскрипел таосец. - Ты нужен хозяину. Отойди, эта женщина - моя касум.
        - Ты убьешь ее только если убьешь меня. - Хрипло возразил Барс.
        - Тогда ладно, - согласился таосец. И медленно пошел по кругу странным текучим шагом, бережно ступая на носки - словно бы шел по битому стеклу.
        Барс не двигался, только чуть-чуть покачнулся, перемещая вес с одной ноги на другую.
        Атакующий бросок Карама был столь быстрым, что Алина не рассмотрела движения - словно таосец исчез в одном месте и тут же появился в другом, многорукий, как изображения древних таосских идолов, и в каждой руке - по смертоносно свистящему клинку; охнул рассеченный лезвиями воздух, лица принцессы коснулось дуновение холодящего ветерка. Только вот каким-то чудом там, где свистели сабли, Барса не оказалось. Теперь он стоял левее, расслабленно покачиваясь с пяток на носки.
        Таосец снова потек по кругу, буравя рыцаря глазами, жадно ловя не то что движение - каждый вздох, случайное подрагивание мышцы противника. И опять Барс спокойно ждал, слегка даже улыбаясь самыми уголками губ.
        На этот раз Карам решил схитрить: короткое обманное движение - и клинки метнулись к принцессе, неотвратимые, как колесо самой судьбы, поющие в полете; мгновение, нет, малую долю мига Алина была уверена в неминуемой смерти - и таосец снова ушел в кувырок, сбитый прямо в воздухе нанесенным в прыжке ударом.
        - Я же сказал тебе. - Произнес Барс, выравнивая слегка сбившееся дыхание. - Убьешь ее, только если убьешь меня.
        - Ты выдыхаешься. - Прошипел Карам. - Ты быстр, но ты сутки лежал под действием яда. Тебе дыхалки не хватит.
        - Наоборот, я разминаюсь. - Возразил Барс. - Еще в Школе я мог так плясать сутками без перерыва. Даже не рассчитывай, что сможешь убить ее раньше, касым.
        - Вот теперь ты мертвец, - выдохнул таосец.
        - Жду тебя, касым.
        Теперь уже оба мужчины пошли по кругу - Карам слегка изменил позицию, одну из сабель вертикально поднял над плечом, вторую опустил на уровень живота; Барс двигался небрежно, но ноги ставил мягко, на край стопы, одну перед другой. Атака! Еще атака, неуловимая, быстрая, как удар молнии - и снова безрезультатная; таосец усилил напор, взметнулся вихрем; сдвоенный удар - рыцарь едва ушел, на коже поперек ключицы появилась быстро набухающая алым полоса.
        - Ага. - Проскрипел Карам.
        Барс выплюнул короткую фразу по-таосски - Алина слегка знала этот язык, но таких слов никогда не слышала.
        Паузы между атаками становились все короче. Рыцарь отступал к открытому лестничному колодцу; вот он уже на самом краю - ``Берегись! Лестница!'` - хотела крикнуть Алина, но дыхание замерзло в груди - таосец рассерженной коброй метнулся вперед, на какое-то мгновение Барс, казалось, застыл в воздухе; раздался грохот, короткий вскрик, удаляющийся шум падения. Не дыша, с остановившимся сердцем принцесса раскрыла зажмуренные в последний момент глаза.
        Барс прилепился к стене позади проема - за что он там держался, было неясно, ширина идущего вокруг колодца лестницы карниза была пальца два, не больше. На теле рыцаря появились еще две алых полосы - одна наискосок пересекала грудь, другая шла поперек живота, и обе были длиннее первой. Зато таосца нигде не было видно.
        - Схожу посмотрю. - Сказал Барс, легко спрыгивая на ступеньку и исчезая внизу.
        Через минуту рыцарь вернулся, сообщил:
        - Шею сломал. Повезло; вообще-то они, как кошки, всегда на ноги приземляются. Но уж очень лестница крутая и длинная.
        - Ох. - Выдавила Алина откуда-то из глубины груди; кажется, она только сейчас снова начала дышать.
        - Таосцы молодцы. - Сказал Барс, беря с постели одеяло и спокойно заворачиваясь в него. - Таких мастеров клинка в Арсании не встретишь. Внушают уважение. Только вот представления о чести у них странные. Ты знаешь, что если таосца оскорбили - пусть даже оклеветали несправедливо - оправдаться он может только убив клеветника?
        Принцесса покачала головой.
        - Удивительно то, что при этом совершенно неважно, были ли обвинения истинными или ложными: просто доказать, что тебя оклеветали, недостаточно. - Продолжил рыцарь, между делом поднимая Алину с пола и усаживая на кровать. - Обвиненного человека называют касым - потерявший честь, и он не имеет права закрывать лицо. А обвинителя - касум, то есть отнявший честь. На, выпей воды. Нет ничего важнее для таосца, чем вернуть себе честь, убив касум.
        - Я не знала. - Прошептала принцесса.
        - Вообще-то, все сложилось довольно удачно. - Пожал плечами Барс. - А теперь, если ты уже можешь говорить, я хотел бы услышать, где мы, что ты тут делаешь, и что вообще происходит.
        Вместо ответа Алина шмыгнула носом - и вдруг разревелась, в голос, отчаянно и неотвратимо.
        - Ну что ты, ну? - Неловко успокаивал ее Барс, обнимая за плечи. - Все уже кончилось, все хорошо, ну что ты, девочка?
        Алина рыдала все сильнее и сильнее.
        - Ты ранен. - Наконец произнесла она в промежутке между судорожными всхлипами.
        - Это ерунда, царапины. Уже почти не кровят.
        - Почему ты не убил его магией?
        Барс посерьезнел.
        - Я не мог убить его. Тем более магией. Не мог, если он слуга того, о ком я думаю. Я объясню тебе чуть позже, ладно? Я ведь и не убивал его - он сам упал с лестницы. Правда, я обтер его сабли и спрятал их в ножны - но это так, чтобы не вызывать лишних вопросов.
        - Я думала, ты умер. - Прохлюпала Алина, вытирая рукавом покрасневшие глаза.
        - Расскажи мне все, девочка.
        Сбиваясь и запинаясь, повторяя одно и то же по несколько раз, перескакивая через события и возвращаясь к ним, Алина рассказала все - начиная с того момента, как к ее лицу поднесли остро пахнущую салфетку. Рассказала о своих предположениях и догадках, об авантюрном бегстве через окно, о потрясении, которое она испытала в тюрьме. О путешествиях в соломе, о подмене тел, обо всем, слышанном и виденном в замке.
        - Подарок! - Вдруг вспомнила принцесса и снова зарыдала. - Такой подарок испортили, сволочи!
        Барс мягко улыбнулся, прижал девушку к своей груди, стал гладить по волосам.
        - Не пристало принцессе ругаться, - сказал он шутливо - и в то же время, как показалось Алине, слегка грустновато. - Ты знаешь, что ты совершила, девочка? Подвиг - иначе это просто не назовешь. Таких подарков мне еще никто не делал - ни разу за всю жизнь.
        - Давай сбежим отсюда.
        - Не могу пока. - Вздохнул Барс. - Не могу, пока не выясню, чей это замок; а может, не смогу и после. А вот тебе неплохо бы вернуться в Умбру.
        - Я не уйду без тебя. - Упрямо сказала девушка. - Я не для того все это вытерпела, чтобы теперь уйти.
        - Скажи-ка мне вот что. Может ли быть так, что замок принадлежит советнику Деиму?
        - Ставрадару?
        Принцесса задумалась. Вспомнила изысканные апартаменты на первом этаже, подборку книг на двух - нет, на трех - языках, говорящую о хорошем вкусе одежду в гардеробе. Уверенно сказала:
        - Может.
        - Этого я и боялся. - Кивнул рыцарь.
        Теперь настала его очередь рассказывать. Она крепко впуталась в это дело, отважная девочка, и имела право идти вперед с открытыми глазами. Барс поведал ей о Клятве, данной в тюремной камере. О другой Клятве - Верховному Магистру Ордена - рыцарь сказать не мог, как не мог и точно решить, позволительно ли уже считать ее выполненной; он очень надеялся, что можно, иначе придется совсем туго... Еще рассказал о яде - дальше Барс просто ничего не помнил, придя в себя уже в этой комнате.
        - И ты не можешь нарушить Клятву? - Пораженно прошептала Алина. - Но ведь это все было подстроено, разве ты не понимаешь? Как же может быть действительна клятва, вырванная обманом? И наверняка тут есть еще какой-нибудь подвох, да и не один.
        - Я поклялся Пламенем. - Спокойно сказал Барс.
        И, улыбнувшись, добавил:
        - Не так уж все страшно. Карам ведь мертв, не правда ли?
        - 3 -
        - Что мы теперь будем делать? - Сосредоточенно спросила Алина.
        Барс задумчиво посмотрел на девушку. Он сказал принцессе правду: таких подарков, какой сделала она, ему еще никто в жизни не преподносил. Как-то так получилось, что эта девочка, такая юная, делающая только первые шаги в этой непростой взрослой жизни, вдруг воплотила в себе тот идеал женщины, который Барс, сам не сознавая того, искал всю жизнь. По которому тосковал, не понимая, от чего тоскует, без которого ощущал себя неполным, словно бы не совсем живущим - как можно было бы, наверное, жить без неба или солнца, если не знать, что оно существует; а вот как прожить без него, когда уже знаешь, какое оно?
        Девочка. Юная и абсолютно недоступная для рыцаря Пламени.
        - Теперь мы просто будем тут жить. - Сказал Барс. - Будем ждать хозяина, будем прятать тебя от него. А там посмотрим по обстоятельствам. Послушай, ты ведь здесь для всех была девчонкой Карама, верно? Переживешь, если какое-то время тебя будут считать моей девчонкой?
        - Переживу. - Улыбнулась Алина.
        ``При первой же возможности отправлю ее с каким-нибудь поручением в город. - Пообещал себе Барс. - При первой же возможности''.
        - Болит? - Внезапно спросила принцесса, робко дотрагиваясь до рубца под подбородком.
        Шея действительно болела зверски - ощущения были такие, словно кто-то здорово потрудился, отрывая рыцарю голову, а потом весьма небрежно приставил ее на место.
        - Не ври, что не болит. - Опередила Алина слова Барса. - Вообще никогда не ври мне, хорошо? Даже в мелочах. Я все равно почувствую, веришь?
        ``Верю'', - хотел сказать Барс, но промолчал, замерев от ощущения ее прохладных, нежных пальцев на своей шее.
        - Они тебя подвешивали. - Сказала девушка. - Сволочи. Сволочи, сволочи! Они ведь могли задушить тебя! Пусть даже случайно, но могли!
        На глаза Алины снова навернулись слезы.
        ``Да что же это делается?'' - Подумал Барс; никогда еще он не ощущал себя таким растерянным.
        - Не плачь. - Хрипло выговорил он. - Пожалуйста.
        ``Не сумеешь взять себя в руки - пропадете оба''. - Подсказал ехидный внутренний голос.
        ``Вырваться отсюда и уехать. Куда-нибудь подальше, лет так на двадцать. Или пятьдесят''.
        ``Не о том думаешь. Сначала вытащи ее из этой истории''.
        ``Уехать хочешь? А - сможешь?''
        Мысли разбегались в разные стороны, как испуганные мыши, и почему-то где-то в горле колотилось растревоженное сердце.
        ``Я все могу. - Строго сказал себе Барс. - Все, что нужно. Как всегда. А сумбур в голове - это от яда; я просто еще не совсем здоров''.
        - Найти бы какую-нибудь одежду. - Произнес он, вставая. - Пора заявить о себе обитателям этого замка.
        - Одежда есть. - Смутилась Алина. - Только, боюсь, я ее помяла. Видишь ли, я на ней спала.
        Одевался Барс молча, со спокойной неторопливостью - это время было ему нужно, чтобы хоть немного привести в порядок свои мысли.
        - Сейчас мы спустимся вниз. - Проговорил он наконец. - Держись рядом со мной, никуда не отходи. Попробуем выяснить, на каком мы тут положении. Если я решу, что ты сможешь безопасно покинуть замок, ты уедешь; подожди, не возражай. Я дам тебе адрес адепта Ордена в Умбре - расскажешь ему обо всем. Все, что знаешь.
        Принцесса задумчиво покусала губу, заметила:
        - Я не думаю, что это будет разумно.
        - Почему?
        - А почему ты вдруг явился на мой прием? - Вопросом на вопрос ответила Алина. - Рыцари Пламени не бывали во дворце уже, наверное, несколько сотен лет. Так почему вдруг?
        Барс нахмурился.
        - Вот сейчас ты соображаешь, как бы половчее мне соврать. - Вздохнула принцесса. - А ведь я просила тебя. Не можешь ответить - так и скажи.
        - Не могу ответить.
        - Ну вот. Думаю, без интриг твоего Ордена здесь не обошлось, верно? Ты не забывай, я ведь все же во дворце росла. На такие вещи у меня нюх.
        - Я дам тебе адрес надежного адепта.
        - А я думаю, ты просто хочешь меня спровадить. - Обиженно заметила Алина. - И нет у тебя никакого надежного адепта. Не боишься, что пошлешь меня из огня да в полымя?
        ``Она права. Ее могут перехватить по дороге. Наверняка система безопасности тут не ограничена замком - дело-то горячее. Ее поездка в сене - авантюра чистейшей воды, дважды такое не проходит''.
        ``Вопросы. Что делать с вопросами? Что, если Ставрадар спросит про нее?''
        ``С какой стати он станет спрашивать про нее - у тебя? Взгляни-ка на это со стороны. Может он рассчитывать получить у тебя такую информацию?'`
        ``Отговорки. Ей нельзя тут оставаться. Я ей нынче не защитник. Я и себе не защитник''.
        ``От Карама ты ее все же защитил''.
        ``Повезло. А если бы он не сломал шею?''
        ``Да ты просто трусишь, рыцарь''.
        ``Неправда''.
        ``Правда. Ты боишься. Ее. И - себя. И еще - оказаться перед выбором''.
        ``Сгинь!'` - Рассердился Барс и потряс головой.
        - Ладно, это преждевременный разговор. Сначала нужно здесь осмотреться.
        - Хорошо, - обрадованно согласилась Алина.
        - Тогда пошли.
        На первых ступеньках лестницы принцесса остановилась, осмотрела карниз. Сказала удивленно:
        - Не представляю, как ты тут удержался. Это тоже магия?
        Барс улыбнулся, покачал головой.
        - Твое имя тебе удивительно подходит. - Заметила Алина.
        - Примерно так я его и получил.
        - Расскажи.
        - Мне было года три, наверное, или чуть больше. - Начал Барс, неторопливо спускаясь по лестнице впереди принцессы. - Я очень хотел посмотреть, чем занимаются ребята в Школе - а нас туда не пускали. Ну, я удрал с ``фермы'' и влез по водостоку на карниз - вроде этого, только тот тянулся вокруг всего здания. Обошел всю Школу, посмотрел, что в классах делается. А потом меня заметили. Шум поднялся - высота-то там приличная была. Открыли окна, стали уговаривать, чтобы внутрь забирался; а я не иду, с дисциплиной ведь у нас строго, знаю, что накажут. Тогда один из Магистров - он боевые искусства преподавал, крутой такой мужик - сам на карниз вышел; он за мной, а я - убегать. Мимо открытого окна, правда, проскочить не смог - поймали. Успел еще того, кто поймал, за руку цапнуть и назад рвануть, но тут-то меня Магистр и взял за шкирку. Втащил внутрь, сам бледный, пот со лба вытер, да и говорит: ``Это, я вам скажу, барс растет''. Так вот и остался Барсом.
        - Не наказали?
        - Наказали. - Вздохнул рыцарь.
        - А при рождении тебя как назвали?
        - Да никак.
        - Такого не бывает.
        Барс молча пожал плечами.
        - И как же ты жил без имени? - Слегка испуганно спросила принцесса.
        - Так и жил, пока свое не заработал. Давай-ка я тебя здесь лучше на руки возьму.
        - Зачем?
        - Сама через труп перелезать будешь?
        - Ох. Я и забыла. И сколько он будет здесь лежать?
        - Сейчас найдем кого-нибудь, скажем, чтобы убрали.
        - Они ведь подумают, что это ты его убил.
        - И на здоровье. - Ухмыльнулся Барс.
        - Думаешь, это не опасно?
        - Меньше лезть будут.
        - Какое мерзкое зрелище.
        - Не смотри.
        - Так ведь интересно. Я никогда прежде покойников не видела.
        - Ну и скажи спасибо.
        - Ты прав. Я вполне могу без них обойтись. Барс!
        - Да?
        - Скорей опусти меня.
        - Что такое?
        - Немножко нехорошо. Ерунда. Уже все прошло. Барс!
        - Да?
        - Отойди, ладно?
        Барс выжидал за поворотом, пока не стихли звуки рвоты, потом вернулся, снова взял принцессу на руки.
        - Барс. - Сказала она тихонько, прислоняя голову к его плечу.
        - Да?
        - Ты не думай, что я слабая. Мне немного непривычно, но я не слабая, веришь?
        - Я знаю. - Очень серьезно ответил рыцарь.
        Внизу Барс поставил Алину на ноги, спросил:
        - Где тут что?
        Принцесса деловито огляделась.
        - Вот эта лестница - черная, с нее есть выходы на все этажи, но со стороны подсобных помещений, а внизу - на кухонную половину. Верхние три этажа - что-то вроде казарм, там живут эти, с разбойничьими мордами. Центральная лестница начинается со второго этажа, потом этаж, где апартаменты, и спускается в зал. Еще в левом крыле есть лестница, но там я не ходила. Черный выход здесь, внизу, а центральный, естественно, из зала.
        - Умница. Ну, нам пока не выход нужен.
        - А что?
        - Полагаю, зал. И пойдем мы не через кухню, а гордо по парадной лестнице.
        - Ты думаешь, хозяин еще не приехал?
        - Конечно нет. Мы бы услышали.
        - Что?
        - Крики караульных, суету. Звук подъемного моста, наконец. Ты не волнуйся - раз они здесь расслабляются в его отсутствие, они сами побеспокоятся, чтобы каждый в замке знал о его прибытии. Успеем тебя спрятать - надо только придумать, где.
        - Я думаю, Толстуха Су согласится помочь. Это повариха, я тебе рассказывала. Она вроде незлая, жалела меня.
        - Вот и хорошо.
        - Барс, а ты уверен, что меня вообще нужно прятать? - Задумчиво спросила Алина. - Если хозяин - Ставрадар...
        - Особенно - если Ставрадар. - Жестко сказал Барс. - Особенно, если он. И не вздумай показаться ему, ладно?
        - Хорошо. - Вздохнула принцесса.
        - Кстати, ты кому-нибудь здесь как-то представлялась?
        - Сказала, что меня зовут Ана.
        - Умница. - Одобрил Барс. - Отлично.
        На втором этаже рыцарь и принцесса встретили Руму, глухонемую служанку, выходившую из одной из комнат с охапкой грязного белья в руках. На Алину она глянула мельком, Барса же вообще будто не заметила, повернулась спиной, деловито принялась запихивать белье в большой мешок, стоявший у стены. Так же сосредоточенно скрылась в соседней комнате.
        - Меня еще повариха предупреждала. - Негромко сказала Алина рыцарю чуть позже. - У прислуги здесь основное правило - ничего не видеть, не замечать, ничем не интересоваться. Вроде бы, только так тут можно выжить.
        - Удобно. - Кивнул Барс. - Очень интересно было бы узнать, что им приходилось не замечать раньше.
        - Я думаю, Толстуху Су со временем можно будет разговорить.
        - Там посмотрим.
        - Эта Рума вроде бы глухонемая, но читает по губам. Однако я вовсе не уверена, что она не слышит.
        - Почему?
        Алина смутилась.
        - Ничего определенного, в общем-то. Просто она мне не понравилась. А потом, это так часто встречается в книгах - глухонемые, которые на самом деле шпионят.
        - Может, ты и права. Только имей в виду - человек, читающий по губам, может шпионить намного эффективней, чем слышащий. Видно-то обычно дальше, чем слышно. А теперь дай мне руку и держись своей роли, Ана - мы выходим в свет!
        По центральной лестнице, ярко освещенной солнечным светом, льющимся через высоко расположенные витражи - накануне вечером Алина их не заметила, да и сам зал она сейчас узнавала с трудом, при свете дня он казался больше, внушительней, заиграла многоцветная мозаика на полу - рыцарь и принцесса спустились вниз. Барс шел впереди - спокойный, уверенный в себе, непробиваемый, и никакой физиономист не определил бы, какие бури бушуют, не утихая, в его душе; Алина держалась чуть сзади, слегка испуганная - для этого ей не приходилось играть - и в то же время испытывая необыкновенное чувство защищенности, словно кто-то очень мудрый, живущий своей жизнью где-то глубоко внутри, твердо сказал ей: ``Рядом с этим человеком тебе бояться нечего''.
        - 4 -
        - Зачем шлюху сюда привел, я спрашиваю?
        Барс, мрачнее тучи, обернулся к говорившему. Когда рыцарь предлагал Алине сыграть роль ``его девчонки'' - в целях конспирации - он, в общем-то, предполагал, какому отношению со стороны других обитателей замка она подвергнется, однако не ожидал, что это будет настолько грубо и примитивно-вульгарно. Даже смерть Карама не вызвала столько вопросов и претензий, сколько появление ``шлюхи'' в ``господском'' зале.
        В целом все сошло довольно гладко. Когда Барс и Алина спустились по лестнице, в зале как раз ели - завтрак ли это был или обед, рыцарь вопросом задаваться не стал. Длинный стол был накрыт незамысловато, но обильно, явно на большее количество человек, чем те, что за ним сидели - а сидело там человек двенадцать. Двенадцать пар глаз пристально уставились на Барса; неопрятный здоровяк, занимавший место справа у торца, спросил:
        - Ты кто?
        - Гость хозяина. - Заявил Барс, непринужденно усаживаясь во главу стола и сажая рядом Алину. - А ты?
        - Я Туз. - Обалдело ответил здоровяк.
        - Какой еще, пес тебя заешь, гость? - Вмешался сидящий напротив мужчина с лицом ящерицы. - Не из башни ли?
        - Вот это да. - Отреагировал Туз. - И верно, он - я ж его наверх волок. Мужик, ты нарываешься.
        - Отчего же? - Удивленно приподнял брови Барс.
        - Ты уселся на место Карама. И вообще, какой вшивый пес тебе сказал, что ты тут гость?
        - Хорошо же ты отзываешься о своем хозяине. - Улыбнулся рыцарь уголками губ.
        - Вот фигня, - прокомментировал ящеролицый. - Где, к псам, Карам запропал? Без него не разберемся.
        - С Карамом неприятность случилась. - Заметил Барс, деловито накладывая на тарелку мясо и овощи.
        - Что еще за неприятность?
        - С лестницы упал.
        Мужики переглянулись.
        - Он что, пьяный был? - Спросил кто-то.
        - Ты рехнулся? - Отозвался ящеролицый. - Ты хоть раз Карама пьяным видал?
        - Братцы, а ведь это он Карамову шлюху сюда приволок! - Снизошло на Туза озарение. - Ну, Карам очухается, он тебе ввалит!
        Рыцарь вздохнул, покачал головой.
        - Вряд ли он очухается. - Сказал мягко. - Он, видишь ли, шею сломал. Ана, тебе свинину или курицу?
        Пока мужики, которых из-за стола будто ветром выдуло, бегали проверять невероятное сообщение, пока обсуждали событие и решали, что делать с телом, Барс с Алиной спокойно обедали. А вот потом-то и начались сложности.
        Первым за стол вернулся Туз. Наклонился к Барсу, проговорил негромко:
        - Ну, за то, что ты Карама угробил, тебе тут многие благодарны будут.
        - Он с лестницы упал.
        - Упал так упал, - поднял руки Туз. - Я ж не спорю. Хотел сказать только, что я в числе этих самых. Благодарных. А потому по дружбе тебя предупреждаю - шлюхе за столом не место. Ее вообще Карам сюда контрабандой протащил, хозяин узнает - беды не оберешься.
        - Не я же протащил. - Резонно возразил Барс. - Мне-то что.
        - Ты слушай сюда, - громко зашептал Туз. - Хочешь держать ее при себе - держи, дело твое, только не выпячивай. Но и отвечать тогда сам будешь, если что. Только ты тут человек новый, порядков не знаешь, так имей в виду - отвечают тут только одним: головой. А ты мужик вроде разумный, на кой ляд тебе эти проблемы? Выставь ее, и все дела.
        - Выставить? - Переспросил Барс задумчиво.
        - Ну! - С энтузиазмом подхватил Туз. - Пусть катится в свою деревню или куда там еще.
        Энтузиазм Туза рыцарю не понравился - немножко многовато его было, даже для работника, который боится, что хозяин узнает о его проделках.
        - Что, так и выставить? За ворота? - Снова переспросил Барс с видом слегка дураковатым.
        - А то! - Явно обрадовался Туз.
        ``Не выпустят. - Вдруг со всей отчетливостью понял Барс - так ясно, словно бы ему об этом рассказали. - Ни за что не выпустят. Я был прав - у них заставы где-то на периферии, перехватят и ...''
        ``Вот и решен один из вопросов. Легче тебе стало?''
        ``Не стало''.
        - Я подумаю. - Сказал рыцарь вслух - и заметил краем глаза, как выражение обеспокоенности на лице Алины сменилось облегчением.
        ``Девочка ты моя романтичная. - С острой смесью нежности и сожаления подумал Барс. - Как же мне уберечь тебя?''
        Стали возвращаться остальные мужчины, появились новые - теперь компания составляла человек двадцать пять.
        - Я со шлюхами за один стол не сажусь! - Громко объявил один из вновь прибывших.
        - Зашибиcь новый порядочек... - Заворчал кто-то.
        Барс помрачнел. Он видел, как краснеет и бледнеет девушка, уже понимал, что без драки не обойтись - и прикидывал шансы отбиться самому и отбить принцессу, не нанеся при этом вреда никому из присутствующих. Шансы получались аховые; не покалечить никого в такой свалке почти нереально, а вот какую степень вреда выдержит Клятва? Караму-то пару раз саданул прилично - но без последствий, только с ног сбил. Заманил на лестницу - сошло; правда, не прикоснулся ведь при этом, даже не закрылся от удара. Ладно, нескольких можно успеть отключить аккуратно - но это не эффектно, а потому впечатления не произведет, все равно будет свалка. И тогда?
        Неэффектно?
        Вот тут-то он и влез - крупногабаритный детина с сальными патлами до плеч и идиотским вопросом:
        - Зачем шлюху сюда привел, я спрашиваю?
        - Сейчас объясню. - Мирно согласился Барс, вставая со стула.
        Народ изготовился к драке - рыцарь видел напряженные лица, бугрящиеся плечи, расставленные в стороны локти. Мелькнула парочка кинжалов. ``Для меня или для нее?'' - Спросил себя Барс. ``Скорей, пожалуй, для нее, - пробежал по позвоночнику холодок. - Глаз не спускать! ''
        Холодок не исчез, он поселился где-то в основании затылка и оставался там, когда Барс вскочил на стол, разметав ногами тарелки с едой, ухватил патлатого детинушку за грязные пряди, рывком вытащил его на себя - без магии, на одних звенящих мускулах! Перехватил второй рукой сзади за пояс, крутанул - и впечатал лицом в блюдо с пареной тыквой, да так, что во все стороны полетели оранжевые ошметки. Вжик-вжик - свистнул столовый нож, не слишком острый, но сойдет, если посильнее чиркнуть; теперь одно короткое нажатие на особую точечку на шее...
        Переводя дыхание, Барс быстро огляделся - порядок, никто шевельнуться не успел, застыли с разинутыми ртами, обалдуи! Обидчик вытянулся на столе, бездыханный, уйдя мордой в яркую мякоть тыквы, и насмешкой торчали над затылком коротко обрезанные грязные волосы.
        Пихнув ногой обмякшее тело (проверив заодно, чтобы не задохнулся ненароком в тыкве), Барс объявил:
        - Следующий, кто рот раззявит, сожрет вот этот ножик. Слушать будете?
        Вниманием аудитории рыцарю, похоже, завладеть удалось.
        - Тогда слушайте. Эта женщина, - Барс эффектно указал столовым ножиком на Алину, - моя. Кто она и что - тоже дело мое. Для вас она не существует. Кто-нибудь хочет мне возразить?
        Рыцарь обвел глазами присутствующих. Дожал или не дожал? Представление получалось слабоватое, без искры - мог и не дожать. Добавить бы немного магии... Этого Барс позволить себе не мог. Но гораздо больше, чем невозможность применить магию, мешало ему непривычное ощущение - неуверенности? Опаски? Рыцарь не мог пока его определить - понимал только, что связано оно с Алиной, с ее безопасностью; словно бы какая-то часть существа самого рыцаря вдруг отделилась от него, оказавшись на виду, без прикрытия - беспомощная, беззащитная часть...
        - На будущее. Если возражения появятся, обращаться ко мне. Гарантирую ответ - каждому свой. Есть вопросы?
        - У меня есть. - Раздался голос из глубины зала.
        Вышедшего к столу мужчину Барс прежде не видел, но достойного противника оценил сразу. Глаз непрофессионала вряд ли выделил бы этого человека в толпе: был он не слишком высок, не казался мускулистым, не имел даже той характерной текучести движений, что отличала таосца. И шел как-то расхлябанно, руки свободно свисают вдоль тела, корпус открыт, ноги словно выступают сами по себе. Только наметанный взгляд мог увидеть в этой расхлябанности ту глубинную координацию, что достигается не месяцами и даже не годами - десятилетиями тренировок. Не понравились Барсу глаза мужчины: смотрел он не прямо, а будто вскользь, но этот мельтешащий взгляд словно крючки запускал во все, на что падал.
        Этого соперника удивить трюками не стоило и пытаться, потому Барс соскочил со стола и отошел на пару шагов - могло потребоваться пространство. Толпа мужчин подалась, освобождая место - без слов, молча. ``Одно хорошо. - Подумал рыцарь. - Пока мы не разберемся, другие влезать не станут. Кто же это?''
        - Красивое представление, - кивнул подошедший на распластавшегося на столе мужика. - Можно в цирке выступать. Пыль в глаза пускаешь?
        Барс безразлично пожал плечами.
        - Ты его навсегда погасил или на время? - Спросил мужчина.
        - На время.
        - Так я и подумал. Убивать не любишь?
        - Твоих пентюхов убивать лениво.
        - Это не мои пентюхи, я б таких себе не набрал. Здесь Карам верховодил. А это ты, значит, узкоглазого уделал?
        Барс промолчал.
        - Да ладно тебе. Расскажи еще, как он сам с лестницы упал. Что молчишь? Меня вот что интересует: если Карама ты приложил, значит, драться и без дураков умеешь?
        - Без дураков проще. - Хмыкнул рыцарь. - Объяснять не нужно.
        - Ага. - Довольно отозвался мужчина. - Разговор пошел. Против меня выйдешь?
        - Условия?
        - Пока один лежать не останется.
        - Оружие?
        - Чистыми.
        - Согласен.
        - Что ставишь? - Спокойно поинтересовался мужчина.
        - Девчонку. - Так же спокойно ответил Барс.
        - Пойдет.
        Краем глаза рыцарь видел Алину, видел, как мимолетное удивление пробежало по ее лицу - и тут же сменилось выражением совершенной безмятежности. От такого доверия Барсу действительно стало страшно - до дрожи, до холодного пота. ``Не сейчас. - Сказал себе рыцарь. - Не время''.
        - А с тебя? - В свою очередь спросил Барс.
        - Вот это.
        На стол лег кинжал.
        Рыцарь замер.
        Кинжал не казался дорогим: он не был богато украшен - собственно, вообще никак не был украшен. Простая рубчатая рукоять под мужскую ладонь шириной выглядела потемневшей от времени и венчалась тусклой шишечкой, лезвие имело длину в две трети локтя и двустороннюю заточку. Ничем не примечательный кинжал.
        Если не считать того, что шишечка имела форму язычка пламени, а лезвие было черным.
        Тускло-черным, не отражающим свет, отчего казалось, что в столе разверзлась щель - в некую запредельную пустоту.
        Барс знал, как куются такие клинки - сам выковал не один.
        Знал и то, почему металл имеет такой цвет.
        Потому что замешан на магии и крови - крови человека, прошедшего Башню.
        Кинжал Рыцаря Пламени.
        - Вижу, знаешь, что за вещь. - Удовлетворенно хмыкнул противник Барса. - Это хорошо. Принимаешь заклад?
        - Принимаю.
        - Тогда начнем?
        Бросивший вызов отстегнул пояс с мечом, неторопливо разделся до пояса, разулся. Выходя на центр зала, заявил:
        - Меня зовут Бьорн. Слышал, что это означает?
        Барс слышал. В северных странах так называли зверя, похожего на медведя, только с совершенно белой шерстью, злобного и сильного.
        - А ты?
        - Барс.
        - Похоже, мы достойная пара, - хохотнул Бьорн.
        Барс скинул рубашку, встал напротив Бьорна. При виде отметин на теле рыцаря глаза бойца сузились.
        - Я не думал, что Карам дрался мечами, - заметил он уважительно.
        - Хочешь отменить поединок?
        - Шутишь так? - Прищурился Бьорн.
        - Как угодно.
        Первый удар Барс пропустил.
        Такого противника ему не попадалось давно. Карам против Бьорна казался школьником-недоучкой, неповоротливым и медлительным. Поэтому Барс совершил ошибку - наверное, самую распространенную из возможных, но от того не менее серьезную: он ожидал достойного соперничества - и все же недооценил противника. Первый удар мог стать и последним: Бьорн целил в ту самую точку на шее, что использовал недавно сам Барс, отключая мужика на столе, целил собранными в щепоть пальцами, как острием копья; древком же копья было тело Бьорна, выстелившееся в броске столь стремительно, что рыцарь успел лишь чуть отклониться с основной оси удара. В голове зазвенело, когда пальцы, приобретшие твердость металла, скользнули по углу подбородка, срывая кожу - и тут же последовал второй удар, в солнечное сплетение, без паузы, со второй руки.
        Второй удар рыцарь принял на пресс, лишь слегка ослабив, и сделал это сознательно. Барс уже включился, вошел в темп, но отчетливо понимал, что долго такой скорости не выдержит - сказывались последствия отравления. Заканчивать надо было быстро. Потому-то он спружинил под ударом - боль в боевом запале почти не ощущалась - выбрал момент, единственный, всего долю мгновения, когда Бьорн раскрылся в атаке, и рубанул его ребром ладони чуть пониже уха, точно выверив силу удара.
        Этот бой точно не был зрелищным. Все кончилось в несколько мгновений - окружающие толком и не успели понять, что произошло: вот два бойца стоят друг напротив друга, вот они сошлись - и один оседает кулем на пол, а второй остается на ногах, правда, слегка покачиваясь и испытывая непреодолимое желание согнуться пополам. Те, кто ожидал красивой драки, были, без сомнения, разочарованы; и все же здесь находились люди, кое-какие бои повидавшие - а потому почувствовать, что случилось нечто, превышающее их уровень восприятия, смогли. Толпа притихла. Мужчины молча ждали, но не было уже сжатых кулаков и взятых наизготовку кинжалов - примерно так смолкает и стыдливо прячет инструмент деревенский музыкант, когда в местечко заезжает по случаю столичный мэтр-бард.
        Нетвердо ступая, но заставляя себя держаться ровно, Барс подошел к столу. Остриженный детина к этому времени уже прочухался и тихонько сполз на пол, мотая головой; один из мужчин негромко говорил ему что-то на ухо, парень непонимающе округлял глаза. Бьорн продолжал лежать в центре зала - никто, похоже, не рисковал подойти к нему. Вокруг Барса тоже как-то само собой образовалось свободное пространство. Рыцарь взял кинжал, неторопливо осмотрел его, спокойно сунул за пояс. Натянул рубашку - медленно, стараясь не делать резких движений.
        - Пойдем отсюда. - Одними губами прошептала Алина.
        Барс улыбнулся ей ободряюще, отрицательно качнул головой.
        - Есть еще желающие? - Поинтересовался у окружающих.
        Вот теперь, похоже, он их таки дожал; и все же уходить было нельзя. Нельзя, потому что нужно было утвердить вновь завоеванные позиции; нужно было выяснить, кто такой Бьорн, и понять, приобрел ли Барс авторитет в глазах противника или же завел непримиримого врага - причем такого, которого лучше не оставлять за спиной. Не мешало бы прояснить вопрос с хозяином, а кроме того - рыцаря очень интересовал черный кинжал. Откуда он у Бьорна? Это могло оказаться концом следа, по которому Барсу, возможно, придется пройти.
        Глава XII.
        - 1 -
        Алина места себе не находила от беспокойства.
        Причиной этому были вовсе не грубые нападки, которым она подверглась со стороны присутствующих в зале мужчин. С оскорблениями девушка справилась легко: просто представила себя участницей спектакля, немного более реалистичного, чем это принято, и тем не менее - всего лишь спектакля, в котором каждому отведена своя роль. После этого некоторые реплики стали вызывать у нее желание вмешаться в действие в качестве режиссера: уж очень наигранно и ненатурально они звучали.
        По-настоящему беспокоил принцессу Барс. Вот уж чего она не ожидала от всегда уравновешенного рыцаря - так это способности по-мальчишески завестись в ответ на несколько вульгарных бранных слов. Во времена своего счастливого детства во дворце принцессе, частенько посещавшей с исследовательскими целями конюшенные и казарменные дворы, случалось слышать брань покруче - и далеко не всегда она применялась в целях оскорбительных, служа порой всего лишь средством выражения эмоций для людей с ограниченным словарным запасом. Алина не сомневалась, что у Барса опыт в этом деле побольше, чем у нее; тем не менее, с рыцарем явно что-то происходило. Девушка ясно видела окружавшее Барса облако напряженности, все больше накаляющееся по мере развития ситуации; видела сближающиеся брови, сжатые в ниточку губы, сулящий неприятности взгляд непривычно похолодевших темно-карих глаз. ``Да он же на драку нарывается, - поняла Алина. - Да что же это? Ему ведь нельзя!''
        Роль, которую играла сама Алина, была по определению пассивной и возможности предпринять что-либо не предполагала. Однако девушка сделала несколько робких попыток отвлечь рыцаря, перевести его внимание на себя; по ее твердому убеждению, лучшим ответом на любые оскорбления стало бы их полное игнорирование. Попытки успеха не имели - скорей, эффект получился отрицательный: в обращенном на Алину взгляде мелькнула боль и вина - как у нерадивой сторожевой собаки, не сумевшей защитить хозяина. ``Нет! - Захотелось закричать Алине. - Я вовсе не так к этому отношусь!''
        Поздно. Эмоции наконец выплеснулись действием - и вот Барс уже на столе, метелит длинноволосого. Картинно метелит, явно с рассчетом на внешний эффект. ``Мальчишка, дурак, - ругалась про себя Алина, втайне скрестив пальцы в кармашке платья. - Только не увлекайся; не затягивай это надолго, иначе кинутся остальные!'' К счастью, развязка наступила быстро, а стрижка ``паршивой овцы'' произвела нужное впечатление; принцесса облегченно перевела дух - и тут появился Бьорн.
        Алина сумела понять, почему Барс поставил ее на кон - в свете происшедшего ранее это было неизбежно, у рыцаря просто не оставалось другого выбора. Это была мужская игра и мужские правила; однако опасного противника принцесса почуяла сразу - возможно, более опасного, чем представляет себе Барс. Нет, Алина ни мгновения не беспокоилась о том, что Барс может проиграть - такая мысль даже не приходила ей в голову. В ее представлении рыцарь был человеком, не способным проигрывать - если только судьба милостиво оставит ему хотя бы толику шанса. Боялась принцесса другого: с того момента, как девушка впервые услышала о Клятве, ее не покидало ощущение невидимой опасности, подло подстерегающей за поворотом. Это не было догадкой - скорей, именно ощущением, неясным и неопределенным; тем не менее, Алина почему-то чувствовала, что этому ощущению стоит доверять. Что-то очень серьезное таилось за этой Клятвой Пламени - серьезное настолько, что нарушать ее, видимо, не следует ни при каких обстоятельствах, проще умереть, и возможно, рыцарь был готов к такому исходу; а вот как он поступит, если речь пойдет о ее
безопасности? Принцесса вспомнила лицо Барса, когда на нее сыпались оскорбления. Что-то там было еще, какой-то нюанс, который она поначалу не уловила - что-то вроде обреченности, быть может? Впервые за всю эту авантюру в голове у Алины мелькнула мысль, что ее присутствие способно скорей осложнить положение рыцаря, нежели помочь. И тут же волна возмущения - в ответ на собственный невысказанный вопрос - захлестнула принцессу. ``Ну нет, я не уйду. - Твердо сказала она себе. - Так не должно быть, и так не будет; я вытащу его, что бы он там себе не думал. И катись они к псам, все клятвы на свете!'' От этого решения холодок пробежал в груди - словно беззвучное обязательство бросало вызов неким могущественным силам, о которых Алина не имела даже представления. ``И плевать. - С незнакомой прежде твердостью заявила принцесса. - Он мой, и отстаньте все!'' В этот момент Барс нанес свой удар Бьорну.
        Когда рыцарь, слегка покачиваясь, подошел к столу, все, что хотела Алина - это поскорей увести его отсюда, обнять, словно она могла спрятать его в своих объятиях от новых проблем, унять боль легкими прикосновениями ладоней; однако твердое покачивание головой положило конец этим надеждам. ``Отчего же он такой неуступчивый? - С досадой подумала принцесса. - Трудно мне с ним''. И тут же скользнула ужом меж застывших мужчин, прижалась к рыцарю, не стесняясь посторонних взглядов - в конце концов, кого тут стесняться? Положила руку ему на живот, чувствуя, как свою, гнездящуюся внутри боль.
        - Врезал он тебе? - Прошептала сочувственно.
        Показалось ей или Барс отшатнулся слегка от ее прикосновения?
        - Я ему врезал крепче. - Заметил рыцарь. - Нескоро поднимется.
        - Нужно тебе это было?
        - Теперь тебя тут никто не оскорбит.
        - Глупый. Пусть бы лучше ругались. Неужели ты думаешь, что меня это задевает? Это же все равно что на детей обижаться. Недоразвитых.
        Барс изумленно приподнял брови. Спросил тихонько:
        - Ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?
        - Надеюсь, что нет. - Серьезно ответила Алина.
        Бьорн действительно зашевелился нескоро - Барс к тому времени уже перестал двигаться так, словно его тело сделано из стекла и в любой момент может разбиться. Отыскав на столе упавший, но уцелевший кубок, рыцарь наполнил его вином из плетеного кувшина, предложил с трудом принявшему сидячее положение бойцу. Тот скользнул по Барсу взглядом не слишком доброжелательным, но подношение взял, шумно отхлебнул.
        - Наш спор решен? - Поинтересовался рыцарь.
        Бьорн издал странный звук, похожий скорей на похрюкивание; не сразу Алина поняла, что боец так смеется.
        - Девку честно отбил, чего уж там, - выговорил наконец Бьорн хрипловато. - И ножик твой. А потягаться мы с тобой еще потягаемся. Меня, знаешь ли, никто еще так не вырубал.
        - Дерешься ты сильно, - кивнул Барс. - Где научился?
        - В разных местах.
        - Заметно.
        - И то. Где меня только жизнь не носила. Слушай, мужик. За пойло спасибо, конечно, кстати пришлось, но вообще-то я эту дрянь не пью. Нормального вина выпьешь со мной?
        - Выпью.
        - Тогда пошли в библиотеку.
        - В библиотеку? - Удивленно переспросил Барс.
        - А что? Хорошее местечко. Сам увидишь.
        В библиотеке тоже были высокие стрельчатые окна, украшенные витражами; в цветных столбиках света танцевали мириады пылинок, цветные квадратики лежали на полу и на столе, заставляли выглядеть празднично даже потемневшие от времени кожаные переплеты книг на стеллажах. Бутылка вина на столе - из хозяйских запасов, как пояснил Бьорн - отсвечивала темным рубином, искрились бокалы из настоящего хрусталя. Удобные стулья с высокими - выше головы сидящего - спинками скорей напоминали кресла, а бар был выполнен в форме головы диковинного зверя, которую нужно было открывать, взяв за верхнюю челюсть.
        - Ну как тебе? - Поинтересовался Бьорн, открывая вино. - Хорошо здесь?
        - Уютно.
        - То-то. Я вот читать не сподобился научиться, а когда вокруг много книг - люблю. Странно, скажешь?
        - Отчего же.
        - Попробуй вино.
        - Отличное.
        - За знакомство?
        - Давай.
        Алина в библиотеке присутствовала, но ощущала себя призраком, поскольку мужчины ее дружно не замечали. Когда еще в зале Барс знаком пригласил ее следовать за собой, Бьорн удивленно приподнял брови, однако не возразил; зато бокала ей не поставили, вина не предложили и вообще вниманием всячески обошли. Принцесса, тем не менее, обиды не чувствовала; честно говоря, в этом месте она вообще предпочла бы остаться одна.
        Высокие стеллажи, до потолка заполненные книгами - чтобы достать до верхних, надо было вставать на приставную лесенку - длинными рядами уходили вглубь комнаты. Тисненые переплеты на массивных томах казались дверями, готовыми увести в полный тайн и неведомых открытий мир; искушение потрогать книги, подержать их в руках было столь велико, что принцесса просто не могла с ним бороться. ``Не выйду ли я из роли?'' - Спросила себя Алина. И тут же ответила: ``Да они даже и не смотрят на меня. Готова пари держать, и не заметят, если я отойду. И потом, может, у меня пунктик насчет книг, как у Бьорна - почему нет? Только я в руках их держать люблю. Воображаю себя знатной дамой. Подходит под образ? Вполне''. На самом деле, как человек может жить, не умея читать, принцесса не представляла совершенно; скорей, она могла вообразить жизнь слепого или глухого. Нежно трогая пальцами переплеты, Алина тихонько скользнула за стеллажи.
        Вначале принцесса еще прислушивалась к разговору мужчин. Однако досужая болтовня не несла в себе угрозы, и вскоре Алина совершенно отстранилась от нее, с головой погрузившись в мир книг. Время летело незаметно; пыльные тома, написанные старинной вязью букв, всецело завладели вниманием девушки, не слишком охотно, но все же приоткрывая ей свои тайны. Выбирая книги наугад, Алина медленно продвигалась вглубь библиотеки, оказавшись в конце концов в самом укромном ее уголке.
        Какое-то несоответствие не сразу привлекло внимание принцессы, поначалу вызвав лишь смутное чувство неправильности. Окажись книга, которую в этот момент она взяла в руки, чуть поинтереснее, и Алина могла бы позабыть о мелькнувшем мимолетном ощущении. Однако это был философский трактат, написанный невыразимо витиеватым языком - тот самый случай, когда все отдельно взятые слова вроде бы понятны, а смысл фразы неуловимо ускользает. Устав от попыток продраться через путаницу слов, девушка поставила том обратно на полку и огляделась.
        Взгляд принцессы остановился на двух книгах, стоявших на стеллаже прямо на уровне ее глаз. Прежде Алина много переживала по поводу своего невысокого роста, потом успокоилась, придя к выводу, что это дает массу преимуществ; вот и теперь она вряд ли обратила бы внимание на эти книги, если бы смотрела на них сверху. С ее же точки зрения ярко бросалось в глаза отсутствие пыли на двух глянцевитых переплетах. Два чистых корешка среди невообразимого количества запыленных - не странно ли?
        - Посмотрим, что они тут читают, - пробормотала Алина, берясь за одну из книг сверху - и тут же отняла руку, изумленно потерла кончики пальцев. Сверху на книге пыли было предостаточо.
        - Интересно. - Задумчиво произнесла девушка, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая поверх книг. Потом снова попыталась вытащить одну из них - книга не поддавалась.
        - Ладно. А если так? - Спросила принцесса, нажимая на корешки - сначала на оба сразу, без видимого эффекта, потом по очереди на один и на другой.
        Первое нажатие успеха не принесло, зато второй корешок вдруг подался под пальцами, ушел вглубь - и Алина услышала тихий шорох справа от себя. Один из стеллажей, по виду ничем не отличавшийся от остальных, повернулся вокруг своей оси, приоткрыв дверной проем; узкие каменные ступеньки уходили куда-то вниз, в темноту. Девушка сунула голову в проем - воздух здесь был довольно свежим, не чувствовалось запаха затхлости; да и по тому, как бесшумно открылась дверь, принцесса поняла, что этим проходом частенько пользуются.
        - Вот это да. - Выдохнула принцесса едва слышно - и тут же воровато оглянулась. В библиотеке все было спокойно.
        ``Не сейчас. - Решительно пресекла Алина собственный исследовательский порыв. - Сейчас не время. Как же его закрыть?'`
        Решение пришло быстро - второй корешок отреагировал на нажатие, и стеллаж медленно вернулся на место; теперь все выглядело как раньше - ничем не примечательные книги, ничем не примечательный стеллаж. Однако Алина чувствовала, что нужно убираться из этого места поскорее - нельзя, чтобы ее здесь застали; и вообще, сколько времени она уже бродит по библиотеке? Не у себя ведь дома - как она могла так забыться! Чувствуя себя провинившимся ребенком, принцесса отправилась в обратный путь среди лабиринта стеллажей.
        - 2 -
        Барс неторопливо потягивал вино в обществе Бьорна, непробиваемо спокойный внешне; однако внутри у него все кипело и леденело одновременно. Он видел, как Алина скрылась среди книжных полок, и не стал ее останавливать - библиотка казалась местом безопасным, а вот какой оборот примет беседа с Бьорном, было неясно; но сколько времени прошло с тех пор? Час? Полтора? И ни звука за все это время в пыльных недрах? А если он ошибся?
        ``Я ошибся с самого начала. - Пришла отчаянная мысль. - Нельзя было выдавать ее за мою девчонку, вообще показывать, что она меня видела. Теперь же она для них - просто нежелательный свидетель''.
        ``Маловажный свидетель. - Успокаивал он себя. - Не забывай, для них она - простая деревенщина; кто станет принимать ее во внимание?''
        Однако спокойствие не приходило, оно, похоже, кануло в лету, как и привычная ясность ума - Барс с трудом заставлял себя следить за разговором. А следить за ним стоило - Бьорн был вовсе не так прост, как пытался казаться.
        Вскоре после того, как они прикончили первую бутылку, Бьорн вдруг прекратил пустопорожний треп, не меняя тона заметил:
        - Я должен передать тебе привет. От хозяина.
        - Слушаю. - Сказал Барс так же безразлично.
        - Он просил напомнить о договоре, который вы с ним заключили в некоем каземате. Понимаешь, о чем речь?
        - Безусловно.
        - Еще он сказал, что приносит извинения за способ, которым была достигнута цель. Однако он посчитал, что это тот случай, когда важен результат, а не временные неудобства.
        - Согласен.
        - Так ты не в претензии?
        - Пока нет.
        Бьорн хмыкнул.
        - Ладно. Тогда, как ты понимаешь, дело за тобой. Хозяин свою часть сделки выполнил. Признаешь?
        - Признаю, - кивнул Барс. - А где он сам?
        - Приедет, как только сможет вырваться. Чтобы не вызвать подозрений. Так что жди.
        - Напомни, что у него месяц на все.
        - Не волнуйся. Он не забудет.
        На этом, собственно, деловая часть разговора и закончилась; питие же, однако, продолжалось, и неожиданно Бьорн начал рассказывать о себе - без всякого повода, ни с того ни с сего. Но там действительно было, что послушать.
        Родом Бьорн был из Калига, небольшого баронства севернее Суфии. Крошечное государство не было благополучным, поскольку угораздило его расположиться на территории, через которую пролегал единственный удобный торговый путь, связывающий лежащие южнее Миренских гор страны с северными королевствами. Пока Гания делила с Суфией калигийские перевалы, баронство кое-как выживало, но постоянно подвергалось набегам варваров, оседлавших север Миренских гор и называвших себя умерами. Умеры были немногочисленны, но быстры и жестоки; набеги предпочитали делать на небольшие неукрепленные поселения, а вместе с трофеями всегда забирали с собой какое-то количество людей - в качестве рабочей силы, иными словами, в рабство. Бьорна эта участь постигла, когда он был подростком, но крепким и сильным для своего возраста; родители его были убиты в схватке, односельчане - те, что тоже угодили к умерам - вымирали по одному, не выдерживая жестоких условий. Подросток же сумел не только выжить, но и приспособиться, проникнуться нравами диких горцев - и завоевать себе сначала положение свободного, а затем и уважение стаи. Он уже
имел серьезные шансы стать вожаком, когда ганийский карательный отряд огнем выжег умерское гнездо, уничтожив почти всех мужчин - Бьорну чудом удалось спастись. Два месяца он пробирался на юг, прячась в скалах, превратился в оборванного оголодавшего дикаря, едва не забывшего человеческую речь, но снова выжил, выбрался к людям, сумел изобразить заплутавшего в горах и от лишений потерявшего память простака. Несчастная жертва вызывала жалость, и некоторое время Бьорн скитался по деревням, став местной достопримечательностью, почти в каждом доме получая кров и еду за какую-нибудь нехитрую крестьянскую работенку. Однако долго такое положение сохраняться не могло; отъевшись и восстановив силы, Бьорн ``позаимствовал'' на одной из ферм лошадь, приличную одежду, кое-какие припасы и даже немного денег. Хозяев при этом пришлось убить. Затем Бьорн отправился пытать счастья в других местах.
        - Где только меня с тех пор не носило. - Говорил он Барсу, самодовольно улыбаясь. - Бродяга я по натуре, нигде надолго не оседал. И кем только не довелось побывать: и в охране подвизался, и в страже; случалось и наоборот - с разбойниками кочевать, в воровских притонах сиживать. Одно время даже наемным убийцей подрабатывал, представляешь? А теперь вот тут застрял. Не знаю, правда, надолго ли; но пока нравится.
        - А тут ты кто? - Поинтересовался Барс, поворачивая в пальцах тонкую ножку бокала.
        - Доверенное лицо хозяина. - Ухмыльнулся Бьорн. - Так высоко я еще, пожалуй, не поднимался.
        - И что ты, как доверенное лицо, делаешь?
        Бьорн хохотнул.
        - Резов ты спрашивать, как я погляжу. Ты-то лицо не доверенное.
        - Интересно просто. - Пожал плечами Барс.
        - Да ладно. А хочешь, расскажу случай, что произошел со мной в Бербере?
        - Давай.
        Истории Бьорна Барс на самом деле слушать не хотел - все они были какими-то однотипными, отличались примитивной, грубой кровожадностью, словно тот ставил перед собой цель то ли припугнуть собеседника, то ли на свой манер внушить ему уважение. Внушали же они скорей отвращение - не столько кровавыми подробностями, сколько полным отсутствием даже самых простейших моральных норм. Это был взгляд на жизнь дикого зверя: что могу взять, то мое. В конце каждой истории Бьорн неизменно ждал от Барса одобрения - ждал, похоже, совершенно искренне, и это было противнее всего; в такие минуты рыцарь был рад тому, что Алины нет рядом.
        Наконец раздались легкие шаги, и принцесса вынырнула из-за стеллажей, невредимая, вся перемазанная в пыли, с лицом счастливым и слегка загадочным; Барс почувствовал, как отлегло от сердца, словно первый раз за все это время он смог вздохнуть полной грудью.
        - Ладно, Бьорн, - сказал рыцарь, лениво потягиваясь. - С тобой хорошо, но что-то я себя еще неважно чувствую. Пойду-ка прилягу.
        Бьорн оглянулся, приметил Алину, хитро усмехнулся.
        - Вижу, отчего тебе в постельку захотелось, - подмигнул он Барсу. - Ладно, вали. И я делом займусь. Вечерком найди меня, если еще посидеть захочешь.
        - А где искать?
        - Ребята подскажут.
        - Договорились. Но если просплю - не взыщи. Траванули вы меня здорово.
        - Да? А когда дрались, я этого не заметил. - Прищурился Бьорн.
        Барс расхохотался, хлопнул северянина по плечу; Бьорн вторил ему своим гулковатым смехом. С виду это походило на взаимоотношения закадычных друзей; вот только вывод, который сделал рыцарь из беседы с Бьорном, этой видимости противоречил. Общаться с северянином было все равно, что заигрывать с прикормленным слегка волком; дружеские чувства Бьорну знакомы не были, похоже, ему не были знакомы вообще никакие чувства. Дикий зверь, хитрый и злобный, уважающий только непосредственные проявления силы - интересно, чем купил его Деим?
        Алина подошла к поднявшемуся рыцарю, сразу прижалась к нему - как-то очень естественно, по-родственному, как к старшему брату, с которым вместе росли; вряд ли девушка представляла себе, как вибрирует каждый нерв в теле Барса в ответ на ее прикосновение. Вряд ли она вообще задумывалась над такими вещами.
        - Пошли. - Сказал ей Барс, едва заметно отстраняясь. - Найдем Руму, попросим еще матрас, какие-нибудь одеяла. Надо же обустраиваться.
        - Мне расческа нужна, - пожаловалась девушка. - И зеркало. И еще кое-что. И помыться бы здорово было.
        - Вот все и узнаем.
        Рума оказалась просто кладезем полезной информации, несмотря на свою немоту. Она сумела организовать все: огромный туго набитый матрас, который порывалась самолично отнести в башню, подушки и одеяла в количестве более чем достаточном, даже постельное белье и туалетные принадлежности. Устроила Алине горячую ванну в огромной деревянной бадье в прачечной, предложила ей сменную одежду - простую, зато свежую, и показала знаками, что платье девушки она намерена постирать. Барсу раздобыла сапоги, ношеные, зато подходящие по размеру; приволокла целую коробку свечей; вообще с такой готовностью кидалась исполнять любые пожелания, что можно было подумать, будто на побывку к ней приехала парочка горячо любимых родственников. Рыцарю Рума вовсе не показалась неприветливой.
        Пока Алина отмокала в бадье, Барс сидел на кухне, пытаясь разговорить Толстуху Су. Повариха от присутствия рыцаря была не в восторге, но возражать не смела, только сопела недовольно и поворачивалась спиной. Однако постепенно ее говорливая натура взяла верх, она начала отзываться на реплики, а потом и поддерживать беседу. Барс беседовал с ней на темы совершенно нейтральные; когда закончилось обсуждение погоды, сева, видов на урожай и связанных с этим народных примет (рыцарь свои знания по означенным вопросам исчерпал полностью), Толстуха наконец разговорилась.
        - Вы, господин, я вижу, человек незлой. - Сказала она, присаживаясь на лавку напротив Барса. - Руме вы понравились, а у нее сердце вещее. И к девочке относитесь по-человечески, помыться вот привели, за стол ее с собой сажали. А только лучше бы ей здесь не быть. Мала она еще для таких дел. Сегодня вы с ней, а завтра она кому достанется?
        - Я ее не брошу. - Уверенно пообещал Барс.
        - Ну-ну. - Проговорила Толстуха, снова поворачиваясь к плите. - Оно-то так. Если бы все в этой жизни только от нас зависело.
        - Что ты имеешь в виду?
        Повариха промолчала, только снова засопела себе под нос.
        - Скажи мне, Су. - Попросил рыцарь негромко. - Если что-то знаешь - скажи. От меня никто ничего не узнает.
        - Соли я не доложила. - Сообщила Толстуха. - Опять не доложила соли. Теперь уж поздно, вкус будет не тот. Хотя, один хрен - хозяина нет, а эти не разберутся.
        - Что ты знаешь о хозяине, Су? Что тебя беспокоит?
        - Девочке лучше перед ним не светиться. - Помолчав, ответила женщина. - Шлюх он ненавидит.
        - Что же делать?
        - Отправьте ее в деревню.
        - Это безопасно? Ответь мне, Су, пожалуйста. Ее выпустят отсюда?
        На этот раз молчание длилось гораздо дольше.
        - Не знаю. - Наконец неохотно выдавила повариха. - Не знаю. Теперь, может, и нет.
        - Теперь - это после моего появления?
        - Не знаю я!
        Толстуха отошла к столу, принялась ожесточенно месить тесто, словно вымещая на нем свою невысказанную злость.
        - Ты ведь можешь помочь, Су. - Сказал Барс очень тихо, почти шепотом. - Ты ведь хочешь помочь. Не мне - девочке. Решись, а? Пожалуйста.
        Повариха молчала, звучно чавкало тесто. Ритмично перекатывались под домотканной рубахой мясистые плечи.
        - Пожалуйста. - Повторил Барс.
        - Уходите отсюда. - Зло выговорила повариха. - Уходите; не знаю, что на меня нашло. Я и не вижу тут ничего, кроме своей кухни. И не знаю ничего. Испорчу из-за вас тесто - на кого шишки посыплются?
        - Ты же добрая, Су. Помоги ей.
        - Приедет хозяин - пусть бежит сразу ко мне, по черной лестнице. Спрячу. Больше ничего не проси.
        - Спасибо.
        - Когда хозяин приезжает, у ворот в рожок трубят.
        - Спасибо, Су.
        - Уходите теперь.
        Когда Барс был уже на пороге кухни, он услышал, как Толстуха негромко пробормотала себе под нос:
        - Помогите мне Небеса.
        - 3 -
        Вылазку в найденный Алиной потайной проход решили устроить ночью. Вечером Барс провел еще пару часов с Бьорном; библиотека оказалась не только излюбленным местечком доверенного лица, но и зоной его обитания - даже ночевал северный медведь в небольшой смежной комнатке - и это вызывало вполне оправданные подозрения и изрядно осложняло задачу. Если в функции Бьорна входила охрана потайного хода, затея становилась попросту рискованной - не похоже, чтобы он с прохладцей относился к своим обязанностям. Все это Барс попытался втолковать принцессе, убеждая ее не соваться в библиотеку, однако успеха не имел: она молчала, но в огромных серых глазах светилось столь непоколебимое упрямство, что рыцарь махнул рукой и сдался. Барсу пришла в голову - и изрядно напугала его - мысль, что, вздумай он отложить исследование хода, с Алины станется отправиться туда в одиночку. Поэтому рыцарь просто сделал все, что от него зависело, чтобы Бьорн в эту ночь спал крепко - другими словами, накачал его вином так, как только смог, не вызвав при этом подозрений. Однако мощный организм северянина, похоже, расправлялся с
выдержанным таосским, словно с легким сидром, и на душе у Барса было неспокойно.
        Даже ночью замок не засыпал полностью. Перемигивались на стенах факелы караульных, разрывая ночную мглу оранжевыми сполохами. То и дело долетали снаружи приглушенные ранним, не по сезону, туманом голоса; потрескивали свечи в большом зале, освещая стол, накрытый холодными закусками - к смене ночного караула. Среди старых стен, в коридорах и переходах, где сам камень слегка потел от промозглого ночного холода после теплого по-летнему дня, рождались звуки, происхождение которых объяснить было трудно. Они вносили свою лепту в ночную жизнь замка, создавая ощущение некого призрачного присутствия, заставляя даже отнюдь не чувствительных к таким вещам нынешних обитателей то и дело оглядываться через плечо. Поэтому ли, по другой ли причине, но факелы и светильники в замке жгли, не жалея, и в самый глухой час ночи там и сям плясал по стенам неверный отсвет огоньков.
        Барс и Алина спустились из башни как раз в самый глухой час ночи, когда сон особенно сладок, и даже у бодрствующих притупляется внимание, а сознание бродит где-то по грани между призрачной явью и такими реальными сновидениями. Принцесса, однако, была возбуждена предстоящим приключением, глаза ее ярко поблескивали, порывистые более обычного движения выдавали некоторую нервозность, но страха заметно не было - скорее, предвкушение чего-то необычного, увлекательного. ``Ребенок, - подумал Барс. - Какой-же она все-таки еще ребенок''. И снова - привычно уже - заныло под ложечкой, и опять-таки привычно рыцарь одернул себя, вытесняя лишние ощущения. Опыта подобных чувств Барс не имел и не вполне осознавал причину внутреннего дискомфорта, одевающего разум некой пеленой, податливой, но упорной, замыливающей глаз и мешающей объективно оценивать ситуацию. Собственно, он и не вдавался в подобные детали - ощущал лишь, что не может мыслить столь ясно, как всегда, что накатывающие волны эмоций против воли втягивают его в свой водоворот, приносят с собой опасную неуверенность. Это было непривычно и неудобно.
        До библиотеки удалось добраться, никого не встретив по дороге. Возле двери в комнатенку, где спал Бьорн, рыцарь взял принцессу за руку, внимательно прислушался - доносилось лишь мерное похрапывание, аккуратно повел за собой. Алина шла на цыпочках, почти не дыша; Барс двигался мягко, но уверенно, приближение опасности помогло ему собраться, снова сосредоточившись на решении конкретной задачи.
        Библиотечный зал был освещен несколькими тускло мерцающими и чадящими масляными светильниками, явно недостаточными для помещения такого размера, и темнота за стеллажами казалась от этого еще гуще. Барса это не беспокоило - он давно научился ориентироваться в темноте - но Алина подобными умениями не обладала.
        - Дорогу найдешь? - Негромко поинтересовался рыцарь. - Не хотелось бы пока свечи зажигать.
        - Вроде бы туда. - Неуверенно ткнула в темноту принцесса. - Точно, вот по этому проходу.
        - Пошли.
        - А твой магический огонек? - Спросила Алина чуть погодя.
        Барс молча покачал головой, не заботясь о том, увидит ли это принцесса. То ли она все же увидела, то ли сделала вывод из молчания рыцаря, но заговаривать на эту тему больше не стала.
        В глубине лабиринта стеллажей пришлось все же зажечь свечу - иначе они рисковали проплутать здесь до утра. Однако при свете Алина сориентировалась быстро, уверенно привела рыцаря к полке с двумя неприметными, но свободными от пыли корешками. И снова стеллаж повернулся почти бесшумно, открывая узкий колодец ведущих вниз ступеней; света внизу не было, но воздух казался свежим.
        - Я первый. - Сказал Барс, зажигая вторую свечу. - Держись за мной, но не отставай. Да, вот что еще мы сделаем.
        Складная лесенка, приставленная к верхним полкам, аккуратно разместилась поперек прохода, заклинивая вращающийся стеллаж.
        - А лучше было бы закрыть, - с сомнением глядя на сооружение, проговорила Алина.
        - Лучше, - согласился рыцарь. - Если бы я был уверен, что мы сумеем открыть ее изнутри. Или хотя бы располагал своей магией. Ловушки в таких местах - вещь распространенная.
        - А если кто-нибудь сюда явится?
        - Тогда мы влипли. - Пожал плечами Барс. - Может, вернемся, пока не поздно?
        Принцесса упрямо покачала головой. Предвидевший такой ответ рыцарь спокойно кивнул.
        - Не будем терять времени.
        Это оказалось не подземным ходом, не сокровищницей и даже не фамильным склепом. Всего лишь подвал - глубокий, глухой, капитально укрепленный, но совсем небольшой. Массивные арочные конструкции поддерживали низкий, сложенный из крупных каменных блоков потолок; грубо обработанный булыжник стен местами был покрыт белесым, неприятным на вид лишайником. Факелы в примитивных ржавых держателях сейчас не горели, но неопрятные потеки копоти на стенах казались совсем свежими. В неровном свете свечей виднелись некие сооружения, загромождавшие пространство подвала - более всего они напоминали странные, непропорционально крупные, но все же предметы мебели.
        - Это что же, нас занесло попросту в какую-то кладовку? - Удивленно и слегка разочарованно протянула Алина. - Зачем же было ее так прятать?
        - Надо же как-то использовать наследие былых времен. - Вяло отшутился Барс. - Почему бы и не как кладовку?
        На самом деле шутить рыцарю не хотелось совсем: так называемая ``кладовка'` вызвала у него ощущения неимоверно омерзительные, сердце сжалось, как от нехороших предчувствий. Только скорее всего это были не предчувствия - просто Барс ощутил след, ауру чего-то невыносимо отвратительного, что происходило в этой комнате какое-то время назад - может быть, не так уж давно. И почему-то в этих ощущениях был легкий, почти незаметный привкус магии - хотя магией в этом помещении не занимались, это точно, да и нечистью здесь не пахло.
        - Понимаю. - Окончательно развеселилась Алина. - Очень романтично: каждый раз, спускаясь сюда за каким-нибудь забытым хламом, можно представлять себя - скажем, каким-нибудь древним бароном, заточившим в подземелье своих недругов и регулярно посещающим их - в качестве дополнительного, весьма изощренного наказания. Или наоборот - заговорщиком, пробирающимся по потайному ходу во дворец своего сюзерена с целью подлого убийства... Или убегающим из осажденного замка - наверху еще звенят мечи, последние защитники встречают грудью сталь, все друзья убиты, на твоих скрежещущих зубах рождается клятва мести, ради которой только и стоит теперь жить... А все же жаль, что здесь не подземный ход, правда?
        - Правда, - хрипловато согласился Барс, не слишком вслушивавшийся в выступление принцессы. - Уходим отсюда.
        - Так сразу? Может, все же поищем - вдруг и тут найдется какая-нибудь потайная дверь?
        - Не думаю.
        - Да что с тобой? - Изумилась Алина. - Все же, вроде, спокойно... Мы с таким трудом сюда добирались - и уйти, ничего толком не обследовав? Ну уж нет!
        И принцесса решительно двинулась вдоль стен, зажигая все попадающиеся по пути факелы.
        Барс вздохнул. Все действительно было спокойно - если не считать мерзкую атмосферу этого места, и того, что он, кажется, начинал понимать, чем она вызвана. Просто это было не то знание, которое он считал разумным подарить пятнадцатилетней девчонке - даже если она принцесса и развита не по годам. С другой стороны, кто он такой, чтобы оберегать ее вопреки ее собственному выбору? А может быть, девочка сочтет все это очень романтичным. Слегка пожав плечами, рыцарь принялся поджигать оставшиеся факелы - у него-то в любом случае здесь еще были дела.
        Он все еще возился с какой-то неподатливой отсыревшей головешкой, когда принцесса сдавленно вздохнула, охнула - Барс отреагировал мгновенно, но опасности не было, просто Алина наконец-то обнаружила то, что рыцарь почувствовал с самого начала, и похоже, в реальной жизни это вовсе не казалось ей романтичным. Сильно побледневшая, девушка внимательно рассматривала один из ``предметов мебели'` - высокое массивное кресло, снабженное кучей приспособлений, вряд ли предназначенных для комфортного отдыха - таких, как захваты для головы с креплениями на винтах, ряд стальных разъемных обручей разного диаметра, странного вида механизмы, про которые сразу и не скажешь, какую функцию они призваны выполнять. Самым же отвратительным было то, что и сиденье ``кресла'`, и подлокотники, и пол под ним был щедро испятнан некой темно-бурой субстанцией. Пятна наслаивались, судя по всему, они были разной свежести, но не вековой давности, это точно. Почувствовав взгляд рыцаря, принцесса подняла глаза, выдавила из себя нечто, отдаленно напоминающее виноватую улыбку.
        - Я - идиотка высшей пробы, верно? - Грустно констатировала она. - Представляю, как я выглядела со своими дурацкими шуточками. Но в любом случае, о существовании такой комнаты лучше знать, чем нет, правда?
        Барс молча кивнул. У принцессы подрагивали губы.
        - Я, конечно, слышала о существовании дознавательной комнаты в королевской тюрьме, - заговорила Алина, отводя глаза в сторону. - Мне не рассказывали, но я слышала. Мерзость, конечно, и варварство, но это казалось таким необходимым злом... И строго дозированным, если мне позволительно так выразиться. Но это... Здесь все пропитано страданием, бесконечным страданием и... Безысходностью, вот что самое ужасное! Как только я сразу не почувствовала?
        Девушка судорожно сглотнула, обхватила себя руками за плечи, словно ей внезапно стало холодно.
        - Как ты думаешь, кого они здесь... - Она не договорила, снова сглотнула, будто некий назойливый комок в горле мешал ей говорить, продолжила нерешительно: - И главное, зачем?
        - Зачем - не знаю, - тихо сказал Барс. - А вот кого...
        Он подошел к ``креслу'`, приподнял предмет, уже давно привлекший его внимание. Более всего это было похоже на латные перчатки, закрывающие руку выше локтя - только непропорционально толстые, негнущиеся, из кованого железа. Каждая из ``перчаток'` состояла из двух половинок, имеющих внутри неглубокую выемку - по форме человеческой кисти; половинки не соединялись плотно, но крепились между собой многочисленными тугими винтами -'`барашками'`. На внутренней поверхности тоже виднелись неопрятные буроватые следы.
        - Что это? - Испуганно выдохнула Алина.
        - Очень функциональная вещь, - задумчиво выговорил рыцарь, проводя пальцами по краю выемки. - Если бы такие перчатки надели на меня в Сантии, мы бы с тобой сейчас не разговаривали... И вообще никогда не разговаривали бы, наверное. Весьма надежно блокирует возможность применения магии. Кто-то не поленился очень дотошно разобраться в наших методах.
        - И кажется, я знаю, кто. - Зло сказала принцесса.
        Барс покачал головой.
        - От всего этого здорово попахивает какой-то навязчивой идеей. Полагаю, ребят сначала травили какой-то пакостью - это не так уж и сложно - потом привозили сюда, одевали эту дрянь... Вот почему здесь чувствуется магия. Парни копили ее - долго, наверное, очень долго... И погибали - так и не сумев выплеснуть. Только зачем все это? Тому же Деиму, или другим, если есть другие? Что им нужно от нас, этим людям? Что еще мы можем им дать?
        - Что-нибудь, что кажется им важным. - Алина говорила непривычно резко, отрывисто. - Какой-нибудь дрянной секрет, быть может. Что-то, что они вбили себе в голову. Какая разница! Барс! Нам нужно уходить отсюда.
        - Ты права. Гаси факелы.
        - Нет, ты не понял. Не из подвала, верней, не только из подвала. Из замка. И чем скорей, тем лучше.
        - Я не могу, ты же знаешь.
        - Ерунда! - Алину уже трясло, и это слово она почти выкрикнула. - Очередная романтическая дурь! Рыцарь, видишь ли, не может нарушить клятву! Этим людям плевать на твои принципы, понимаешь? Тебе так хочется облегчить им жизнь?
        - Я не могу иначе. - Спокойно повторил Барс. - Но тебе не нужно так волноваться. Если тебе будет угрожать опасность, я выведу тебя отсюда, обещаю.
        - Полагаешь, я о себе забочусь? - Алина всхлипнула, передернула плечами, рванула к лестнице. Рыцарь выругал себя последними словами, бросился за ней.
        Барс догнал принцессу уже на ступеньках - у нее все же хватило ума не подниматься одной наверх, так что она просто прижалась к шершавой, холодной стене и тихонько рыдала, размазывая по лицу вместе со слезами пыль и копоть. Барс подошел неслышно, остановился рядом, судорожно соображая, что же он должен сказать этой непонятной девочке - все слова куда-то выветрились, и мысли тоже разбегались, как испуганные мыши, и самое главное, было уже вовсе неясно, что со всем этим делать...
        - Я выведу тебя отсюда. - Произнес он хрипло. - Сегодня, если хочешь, сейчас. Потом вернусь и разберусь с ними.
        - Вернешься и погибнешь. - Тихо всхлипнула Алина.
        - Нет. Тогда уж меня ничего не будет связывать.
        - А клятва?
        Барс пожал плечами, словно она могла это видеть. Легкое, какое-то звонкое безразличие охватило его - вот все и ясно, и так просто, стоило ли терзаться сомнениями? И так ли уж он не глянулся судьбе, если в его жизни возникла эта серьезная сероглазая девочка - такой неожиданный подарок, и разве удивительно, что теперь с него запрашивают цену? И неподъемная эта, страшная цена - так ли она велика? Как он мог прежде - позволить себе торговаться?
        - А после? - Вдруг спросила Алина, поднимая на рыцаря взгляд неожиданно ставших сухими глаз.
        - Все будет хорошо. - Нежно пообещал он, весело улыбаясь своим мыслям. ``Времени мне хватит, должно хватить. Вывести ее - это самое главное - и разобраться с этими мерзавцами... Должен успеть, значит, успею. Здорово-то как, пес меня задери!'`
        - Барс, ты меня пугаешь. Барс! Что с тобой? Ох, что это я натворила, идиотка?
        - Ничего, родная. Просто мы уходим отсюда.
        - Я не пойду.
        - Да что ты, милая?
        - Я не милая! Пусти меня!
        Алина выдернула свою руку из ладони рыцаря - он пытался мягко, но настойчиво увлечь ее вверх по лестнице - и резко пихнула его в живот, чувствительно, с неожиданной для девушки-подростка силой. Пока Барс растерянно моргал глазами, пытаясь вернуть свой рассудок из каких-то запредельных высей, принцесса сбежала по ступенькам вниз и остановилась в центре подвала, тяжело дыша. В глазах ее отчего-то плескалось отчаяние.
        - Я не понимаю. - Сообщила она прерывающимся голосом. - Я чего-то не понимаю. И не пойду никуда, пока не пойму, и не смей тащить меня силой, слышишь? Что-то произошло с тобой сейчас, я хочу знать, что. Ты стал другой. Словно собрался умереть? Нет, не так. Словно - уже умер, и ничто не имеет значения, правда? Ты столько говорил об этой клятве. Ты называл ее так - Клятва, с большой буквы! Я не придавала значения, я - дура, это ладно... Но теперь я думаю - нет, я чувствую! - это не просто клятва, верно? Она - магическая? Чем она грозит тебе, Барс, каким наказанием? Я хочу знать! Что молчишь? Чем ты уже приготовился пожертвовать, идиот самоотверженный? Чем надо решиться пожертвовать, чтобы у человека были такие сумасшедшие глаза? Жизнью, рассудком, свободой - чем? Не то? Или я даже представить себе не могу? Судьба милосердная, где была моя голова, когда я распускала свой болтливый язык!
        Словно эта тирада лишила ее последних сил, Алина присела на корточки, потом и вовсе уселась на пол, глядя на Барса снизу вверх - что-то в этом было невыносимо трогательное - сказала жалобно:
        - Барс, миленький. Я не знаю, как тебя уговорить. Только мое сердце - ну, я просто иногда чувствую некоторые вещи, понимаешь? Не делай то, что ты сейчас решил. Мы придумаем что-нибудь с тобой, мы выкрутимся. Хотя бы подожди еще, ладно? Барс, миленький, пожалуйста!
        Рыцарь подошел к принцессе, присел рядом. Более всего на свете ему хотелось сейчас обнять ее, но он не посмел. Не посмел потому, что уже ощутил, как утекает, уносится вешними водами та сумасшедшая, восхитительная легкость освобождения - остается тяжесть непринятых решений, и все сомнения, и боль, и страх перед ошибкой... И жизнь, наверное, если это она и есть?
        Так они сидели, пока наконец сиюминутные заботы не заняли уверенно свое привычное пространство, и тогда Барс сказал:
        - Пора наверх. Мы здесь слишком долго.
        - Давай хотя бы испортим это... эти причиндалы. - Тихо предложила принцесса. - Подпилим что-нибудь. Сломаем.
        Рыцарь поразмыслил. Заманчиво...
        - Не имеет смысла. - Вздохнул он, приняв решение. - Хороший хозяин всегда проверит вещь перед использованием. Нам важнее не оставить следов.
        - Ты уверен?
        - Не бойся. Я не попаду сюда. - Мягко пообещал Барс. - Я ведь теперь предупрежден.
        И принцесса кивнула, сосредоточенно пряча улыбку на дне огромных заплаканных глаз.
        - 4 -
        Вылазка прошла бесследно - по крайней мере, внешне: рыцарю и принцессе удалось вернуться незамеченными, по возможности ликвидировав все следы своего пребывания в потайном подвале; на следующий день ничто не указывало на то, что кто-либо догадался о их пребывании там. Даже Бьорн со своим звериным чутьем, несмотря на опасения Барса, ничего, похоже, не учуял. Теперь у рыцаря не оставалось сомнений, какую именно должность занимает при Деиме это ``доверенное лицо'`: он палач. Общение с северянином стало для Барса настоящей пыткой - он не мог позволить себе угробить негодяя, разорвать его в клочки, раздавить, как мерзкую вошь - и это причиняло острую боль, словно ребята, замученные в подвале, напоминали таким образом о себе. К счастью, Бьорн оказался не слишком проницательным собеседником. Он продолжал дружески зазывать Барса на бутылочку вина и радовать очередными историями из своей занимательной жизни; рыцарь сжимал зубы так, что в глазах темнело - и поднимал очередной тост, и вяло кивал головой, с деланным безразличием выслушивая философствования северянина.
        Дни тянулись один за другим: однообразные, как горошины в одном стручке, словно судьба вдруг решила, что Барс и Алина с лихвой получили свою долю приключений, и даровала им передышку. Вот только по известной стервозности своей выбрала для этого неподходящий момент. Ожидание - особенно ожидание беды - способно здорово вымотать нервы даже самым уравновешенным людям. И все же было в этой неторопливости судьбы немало и светлого: долгие вечерние разговоры, когда заходящее солнце окрашивало комнатку в башне в невероятную гамму тонов, от золотистого до пурпурного, потом цвета лиловели, и веселые звезды лукаво заглядывали в узкие бойницы; прогулки по закоулкам замка и даже по внешним стенам - никто не посмел препятствовать этому желанию, и рыцарь с принцессой открыли для себя изумительный вид, открывавшийся со сторожевых башенок, когда деревья окружавшего замок леса можно было, казалось, погладить по округлым кучерявым верхушкам. Было и многое другое - случайные прикосновения в темноте, когда между пальцами словно проскакивала магическая искра, и оба замирали, задержав дыхание; а еще можно было проснуться
среди ночи и тихо лежать, слушая биение родного сердца неподалеку. Но все - и хорошее, и плохое - когда-нибудь заканчивается. С Барсом и Алиной это случилось на седьмой день их пребывания в замке.
        Рожок у ворот затрубил незадолго до полудня - Барс как раз устроил себе небольшую разминку на тренировочной площадке во внутреннем дворике, Алина играла роль зрителя. Группа бойцов под предводительством Туза (свободные от несения службы, эти ребята всегда с жадностью наблюдали за всеми тренировками рыцаря) испарилась с площадки с такой скоростью, что Барс только головой покачал - похоже, своего хозяина парни боялись не на шутку.
        На ходу набрасывая куртку на голые плечи, рыцарь подошел к принцессе.
        - Пошли, провожу тебя к Су.
        - Мне страшно, Барс, - тихонько пробормотала Алина, поспевая за торопливыми шагами рыцаря.
        - Ничего не бойся. - Барс взял девушку за руку, легко, по-дружески сжал ладонь. - Главное, сиди спокойно, не высовывайся. Я о тебе помню. Если вдруг что - Су тебя выведет, мы договорились.
        Ему действительно удалось все же договориться с упрямой толстухой - та обещала спрятать ``Ану'` в телеге, когда старый Жур поедет в следующий раз за припасами. Только вот случиться это событие должно было лишь через несколько дней, да и не собирался рыцарь доверить девушку сообразительности немолодой поварихи - скорей, это была страховка на случай самый крайний, коего Барс твердо намеревался не допустить.
        - Я не хочу никаких ``если что'`. - Прошептала принцесса, останавливаясь в темноте коридора. - Но я должна сказать тебе. То, что случилось тогда, в подвале... Я много думала об этом, и... Эта твоя Клятва... Нет, я не буду. Нет, не так - я не имею права. Я не знаю, как лучше, и ни о чем не стану тебя просить, слышишь, Барс? Ни о чем. Это пресловутое ``если что'`... Я смогу о себе позаботиться, веришь? Я не пропаду, я уже ко всему готова. Поступай, как лучше. Просто... Просто пусть все будет хорошо.
        - Мудрая ты моя. - Мягко улыбнулся Барс, нежно прикоснулся пальцами к венчику ее растрепанных волос. - Отчаянная моя девочка. Не бойся. Все будет хорошо.
        У порога кухни, где Алину уже ждала нервничающая Толстуха Су, рыцарь резко развернулся, не прощаясь, торопливо зашагал обратно.
        - Храни тебя судьба милосердная, - едва слышно прошептала девушка, глядя ему вслед.
        - Да ладно тебе, - ворчливо встряла повариха. - Ишь, привязчивая какая выискалась. Подумаешь, приголубил. Тебе б не дурью маяться, а пару подыскивать с розумом, сообразно положению, глядишь, и устроишься в жизни-то. А это... Блажь одна. Да не стой столбом, пошли, укрою.
        - Страшно мне за него. - Тихо призналась Алина.
        - Страшно, страшно... За себя бойся, дуреха. А этих... Всех не пережалеешь, хоть разорвись.
        И толстуха украдкой вздохнула.
        В башне уже вовсю хозяйничала Рума, поспешно убирая следы пребывания здесь Алины. На вошедшего в комнату Барса она не обратила никакого внимания. Рыцарь спокойно подождал, пока она выйдет, переоделся, привел себя в порядок. Торопиться, собственно, было некуда, и он присел на стул, приготовившись к ожиданию. Чтобы как-то отрешиться от грызущей сердце тупой тоски, Барс принялся угадывать, кто поднимется в башню, чтобы пригласить его на ``аудиенцию'`: служанка, кто-то из бойцов или ``доверенное лицо'` Бьорн? Решил поставить на Бьорна. Прикинул, сколько времени его заставят выжидать - должен же Деим подержать паузу? Ну, большую вряд ли, поскольку и так тянул сверх меры, а вот до обеда - в самый раз. Да, пожалуй, к обеду и позовут: он ведь здесь вроде как гость - по крайней мере, пока. Дабы не демонстрировать нетерпение, Барс взял с полки первую попавшуюся книгу, устроился поудобней, углубился в чтение.
        Он угадал оба раза, и счел это удачным предзнаменованием: наверх действительно поднялся Бьорн, рыцаря пригласили к обеду. Стол, к удивлению Барса, оказался накрыт не в большом зале, а в апартаментах Деима. Прислуживал только Бьорн, двигаясь с проворством умелого слуги.
        - Приношу свои извинения за столь непарадный прием, - начал разговор Ставрадар Деим, поприветствовав рыцаря - вежливо, но неформально, как старого знакомого. - На королевской службе я несколько устаю от жестких рамок придворного этикета, потому у себя дома порой нуждаюсь в более приватной обстановке.
        Советник действительно выглядел усталым: мешки под глазами, слегка покрасневшими, как от длительного недосыпания, сероватый цвет лица.
        - Меня устраивает. - Коротко буркнул Барс в ответ на объяснения Деима, занимая свое место за столом. Соревноваться с советником в вопросах вежливости он не собирался.
        - Прошу прощения также за вынужденное ожидание. - Добавил Деим. - Мне с огромным трудом удалось выкроить время для визита в поместье; в предыдущие дни я и подумать не мог о том, чтобы отлучиться из столицы. В королевстве, знаете ли, объявлено военное положение.
        - Военное положение? - Искренне удивился рыцарь. - И с кем же воюет Арсания?
        - Пока ни с кем, благодарение Небесам. Но все еще может случиться. Похищена принцесса, на следующий день после бала. Полагают - врагами Королевства.
        Барсу понадобилась вся возможная выдержка, чтобы выражение его лица выглядело естественным - ни чрезмерного удивления, ни чрезмерного безразличия: рыцарь слегка озадачен, не более.
        - Вот оно что, - протянул он. - И кто же эти враги?
        - Точно не установлено. - Задумчиво сообщил Деим. - Есть определенные подозрения, улики, но это пока - тайна расследования. Однако вся мощь государства направлена сейчас на раскручивание этого дела, и можете не сомневаться - мы выясним все. Кстати. Как должностное лицо, полагаю, я и вам обязан задать вопрос: известно вам что-либо о возможном местонахождении принцессы, либо о людях, которые могут владеть подобной информацией?
        Хитровато улыбнувшись - одной судьбе ведомо, чего стоила ему эта улыбка, когда скулы сводило в зверином оскале - Барс осведомился:
        - Я могу считать это вашим первым вопросом?
        - Первым вопросом? - Не сразу понял советник, потом вспомнил, недовольно скривился. - А, вы имеете в виду нашу торговлю. Я, видите ли, придерживаюсь мнения, что шутка, повторенная дважды, перестает быть смешной.
        - Отчего же шутка? - Удивился Барс. - Я вполне серьезно.
        Деим поморщился.
        - Вы что же, собираетесь засчитывать мне любой вопрос, даже ненароком заданный в застольной беседе? Это несолидно, право.
        - Это будет уже второй вопрос, - заметил рыцарь. - Содержание вопросов в Клятве не оговаривалось, равно как и их значимость. Между прочим, я вас предупреждаю из чистой любезности, больше я этого делать не буду. Семь вопросов, даже если вы спросите у меня, который час. Я и так засиделся здесь дольше, чем рассчитывал.
        - Если вы помните, я спас вас от весьма неприятной разновидности смерти, - укоризненно попенял советник.
        Барс согласно кивнул.
        - Только поэтому я и сказал то, что сейчас сказал. Гостить у вас, конечно, вполне приятно, но у меня есть и свои дела.
        - Неудобный вы человек. - Пожаловался Деим, вздыхая. - Ладно. Предыдущие вопросы я снимаю, разумеется. Признаться, я слегка обескуражен: правила вежливости вроде бы требуют от хозяина поддерживать за обедом непринужденный светский разговор, однако мне теперь придется напряженно следить за своим болтливым языком - еще спрошу вас о чем-то невзначай.
        - А я не очень-то и умею вести эти светские разговоры. - Признался рыцарь, ощущая, как медленно рассасывается в животе тугой тяжелый ком. - Так что поедим - и к делу.
        Деим улыбнулся.
        - Не слишком изысканный подход, но практичный. Что ж. Может быть, вы и правы. В таком случае прошу вас, отведайте мое угощение. Попросту, без церемоний.
        - Благодарю, - кивнул Барс, действительно без церемоний накладывая себе полную тарелку чего-то изумительно пахнущего. Когда гора снеди на тарелке рыцаря значительно превысила количество, способное удовлетворить даже самый богатырский аппетит одного человека, улыбка советника приобрела едва заметный оттенок снисходительности.
        После десерта Деим предложил перейти для разговора в библиотеку. Барс не возражал. В библиотеке уже теплился разожженный камин, на столе ожидал поднос с запотевшей бутылочкой вина и смешными, но уютными пузатыми бокалами. Ставрадар небрежным жестом отпустил Бьорна - тот молча скрылся в своей каморке. Советник удобно расположился в кресле, подтянул к себе корзинку с курительными принадлежностями. Рыцарь тоже откинулся на спинку кресла, сыто вздохнул.
        - Попробуйте вино. - Отрекомендовал Деим. - Зенгарское, почти столетней выдержки. Редчайшая вещь.
        - Отменное, - одобрил Барс, сделав солидный глоток.
        - Вы... - Начал советник, охнув, оборвал себя на полуслове. Невесело рассмеявшись, пояснил:
        - Я едва не спросил, курите ли вы. Если курите, выбирайте трубку, табак у меня тоже отменный.
        - Спасибо, не стоит. А вот от еще одного бокала вина не откажусь.
        - Прошу, разумеется.
        Наполнив бокал и согревая его округлые бока в ладони, Барс заметил:
        - По-моему, ваша оговорка свидетельствует о том, что пора покончить с реверансами и перейти к делу.
        - Вы правы, безусловно, - кивнул Деим. - Итак. Мой первый вопрос будет таков: я прошу вас рассказать, по возможности детально, что будет с вами, если вы нарушите данную мне Клятву.
        - Клятву Пламени? - Задумчиво переспросил Барс.
        - Именно.
        - Однако же умеете вы выбрать тему для беседы, советник. Менее приятную и представить себе трудно. Ну что ж. Я, правда, полагал, что вам известен ответ.
        - В самых общих чертах; теперь же я хочу подробного изложения. Надеюсь, это не противоречит нашей договоренности. Если вы собираетесь придираться к синтаксическим формальностям, я готов изложить просьбу в форме вопроса.
        - Суть вопроса ясна, так что не трудитесь. Ладно, я расскажу все, что знаю. - Рыцарь опустил голову, внимательно изучая игру темного, почти черного вина в своем бокале. - Приготовьтесь, это займет много времени.
        Глава XIII.
        - 1 -
        Алина сидела в крошечной подсобке, приспособленной под укрытие предусмотрительной поварихой, и размышляла.
        Обстановка в каморке, собственно, к размышлениям располагала. Здесь было мало места - от застеленного одеялами матраса под широкими полками до противоположной стены, заставленной щетками и швабрами, можно было сделать два крошечных шажка. Мало света - совсем чуть-чуть пробивалось через полукруглую, размером с кулак, прорезь над дверью. Еще у принцессы были свечи, но Су строго-настрого приказала без особой нужды их не жечь; впрочем, и смотреть-то здесь было не на что, и делать нечего, а о том, чтобы спать, Алина не могла пока и думать. Поэтому принцесса просто уселась на матрас, подобрав под себя ноги - в такой позе она почти задевала макушкой струганую доску полки - и принялась перебирать в памяти все, что случилось с ней после того, как жизнь ее так круто переменилась.
        В одном Алина не сомневалась - случись ей делать выбор заново, она прошла бы этот путь еще раз. И еще, и еще, включая кошмарный спуск из дворцового окна, и поездку в соломе, и постоянный страх, и даже те жуткие часы, когда она погибала от горя, считая Барса мертвым - только он был жив, и был рядом, как могла она тогда этого не почувствовать? И эти дни в замке, где ее принимали за дешевую деревенскую шлюшку, снова в страхе - все время в страхе, что что-то случится, никогда за всю свою прежнюю жизнь она не боялась столько. Ни одной, ни одной минуты из этого времени она не отдала бы ни за какие блага мира, да что минуты - ни одного мгновения бы не отдала. Потому что он был рядом. ``Так вот как это бывает, - подумала девушка. - Я столько об этом читала, слышала столько... А все совсем не так. Все очень просто. Вдруг обнаруживаешь, что не можешь существовать без другого человека - и никаких тебе сомнений, мучений, колебаний, а попросту не можешь, и все. Как без воздуха. Можно ли сомневаться, что любишь воздух?'` Оттого, что она произнесла - хотя бы и про себя - это таинственное слово, Алину бросило в
дрожь; но слово понравилось, оно было вкусное, оно ложилось на язык, как глоток свежей воды в летний зной, и в то же время содержало жар, как стручок жгучего перца. Слово понравилось, и она повторила - ``люблю'`, потом - ``я люблю его'`, и еще раз, и сказала это вслух, сложив ладони ковшиком перед ртом, словно боялась, что слово, вылетев, прогремит над замком и окрестностями, оповестив весь мир: вот здесь, в пропахшей мокрыми тряпками кладовке, пятнадцатилетняя принцесса Арсании, надежда и будущее государства, совершила самое важное в своей жизни открытие. И плевать ей на все и всех - потому что принцесса первый раз в своей жизни полюбила.
        От мысли, что она может свою любовь потерять, у Алины холодели конечности и останавливалось сердце. И совершенно невыносимым делалось сидение в тесной вонючей каморке.
        Еще девять дней назад она бы знала, как поступить. Еще девять дней назад она бы и вовсе прятаться не стала, вооруженная непоколебимой уверенностью в правильности мироустройства и верой в высшую справедливость, которая всегда служит наградой натуре деятельной. Лишь бездействие принцесса всегда осуждала, с бесжалостным юношеским презрением относясь к людям, готовым сложить лапки перед ударами судьбы. Девять дней, эти бесценные девять дней изменили многое, внеся в рассудок Алины смуту неуверенности, неожиданную разновидность страха - страха принять неверное решение. Впрочем, если бы принцессе сказали, что она просто повзрослела, она бы, наверное, не поверила.
        Каждый раз, как только Алина начинала мысленно составлять план действий, ей вспоминались нездешние, отчаянно безумные глаза Барса тогда, в подвале, когда он принял решение покинуть замок. Это напугало ее в тот раз и пугало снова, стоило только представить, что любое ее неудачное или неразумное действие могут подтолкнуть его к этому шагу. Интуитивно она чувствовала, что не будь здесь ее, рыцарь предпочел бы что угодно - смерть, любые физические мучения, все, чего может страшиться обычный человек - тому неведомому, что грозило ему в случае нарушения Клятвы; что это за неведомое, принцесса понять не могла и знания этого боялась, и все же за последние несколько дней она не раз пыталась навести Барса на разговор об этом. Рыцарь переводил разговор на другую тему, неловко отшучивался или просто отмалчивался, и в конце концов Алина прекратила свои попытки. Но теперь она особенно остро ощутила, насколько связаны ее руки этим таинственным обстоятельством. Она не могла, не могла позволить себе допустить его гибель; но оказаться виновницей чего-то несравнимо худшего?
        Один вывод напрашивался здесь столь очевидно, что принцесса далеко не сразу допустила его в свое сознание. Она должна покинуть замок. Покинуть - и помочь рыцарю извне, даже если для этого придется пойти на ложь и подлог. В конце концов, слово принцессы еще чего-то стоит в этом государстве? Помочь так, чтобы ей лично опасность не угрожала, тогда она не спровоцирует Барса на опрометчивый поступок; следовательно, помочь ``сверху'`. Сможет ли она это сделать? Над Барсом все еще висит обвинение. Опровергнуть его быстро не удастся.
        Есть другой путь. Стоит всего лишь заявить, что Деим похитил ее, принцессу. Честность прекрасна, когда и с тобой поступают честно. Если на то пошло, она будет права по сути, и ее совесть будет спокойна. Приняв решение, Алина заколотила в дверь каморки.
        Толстуха откликнулась почти сразу. Дверь скрипнула, открываясь, и повариха появилась на пороге, заняв своим массивным телом весь проем.
        - Ну и чего стучишь? - Спросила она недовольно. - Приперло, что ли? Я ж тебе бадейку поставила на такой случай, забыла? А вот коли б хозяин зашел? Он, между прочим, любит иногда кухню инспектировать.
        - Су, ты бы хотела разбогатеть? - Деловито поинтересовалась Алина. - Так разбогатеть, чтобы никогда больше не пришлось работать? Купить себе симпатичный домик, позабыть об этом замке и его обитателях?
        - Эк тебя завернуло. - Хмыкнула толстуха. - Сиди вот тут и мечтай втихомолку, я-то тебе зачем?
        - Я серьезно спрашиваю, Су. Ну, скажи, хотела бы?
        - Если так уж желаешь знать, совсем не работать я никогда не хотела - что б я тогда делала бы, а? А вот что бы мне действительно понравилось - так это заиметь трактирчик в бойком месте, такой, знаешь, небольшой, но и не совсем уж бросовый, чтоб кухня была приличная, зал так человек на двадцать... Мужичка б себе нашла в помощники, половчее, чем старый Жур, да и помоложе. Девчонку взяла б в подавальщицы, а то и двух. Продукты где договориться закупать - это специалиста лучше меня не сыщешь, и повариха я не последняя, могу для простых готовить, могу - для господ. Скажу без хвастовства, дело бы пошло.
        - Ты получишь свой трактир, Су. Получишь, если сделаешь то, что я скажу.
        Повариха нехорошо как-то прищурилась.
        - То ли ты шутишь неудачно, девонька, то ли умом рехнулась... Только вот я гляжу - глазки-то как у тебя сверкают, и говоришь нынче так, будто всю жизнь привыкла людьми командовать. Так я вот что тебе отвечу. Ты вроде пошутила, я вроде посмеялась, и разошлись, поняла? Хочешь - сиди здесь дальше, раз уж напросилась, не хочешь - вали отседа, мне дела нет. Я тебя знать не знаю, вникаешь?
        Вот тут Алина испугалась.
        - Подожди, Су, - заторопилась она, выскакивая из кладовки и хватая за рукав демонстративно отвернувшуюся повариху. - Подожди, ты все неправильно поняла. Я не шпионка какая-нибудь, и я не подкупаю тебя, просто... Я попала в беду, серьезную беду, понимаешь? И только ты можешь мне помочь. И еще - у меня действительно есть, что тебе предложить. Давай сделаем так: ты сходишь в башню, в ту верхнюю комнатку, где мы жили; там в восточной бойнице, слева, вынимается одна плитка, под ней - тайничок. Достань оттуда сверток, посмотри, что в нем. Если захочешь - просто заберешь все себе, остановить тебя будет некому, сама понимаешь. Ну, а если решишь все же поговорить... Тогда я жду тебя здесь. Мне очень, очень нужна твоя помощь!
        - Отстань. - Пробурчала толстуха и дернула плечом, высвобождая рукав из пальцев Алины. - Вот прилипла, надоеда. Тоже мне, жалостливую нашла. А что там, в свертке?
        - Сходи посмотри. - Сказала принцесса чуть тверже.
        - Еще чего. Лазать по этим проклятущим ступенькам. А если напорюсь на кого? Как я объясню, что мне там понадобилось?
        - Придумай что-нибудь. Или договорись с Румой, если доверяешь ей. Только если крепко доверяешь.
        - Руму я к себе в помощницы взяла бы, - задумчиво проговорила повариха. - В трактир-то. Она проворная, исполнительная, и верна тем, кто к ней с добром.
        - Вот и отлично, ты...
        - Не жми, не жми на меня, - внушительным жестом отмахнулась Су, прерывая Алину на полуслове. - Полезай-ка пока в свой угол, а я подумаю. И за то спасибо скажи, что над твоими бреднями думать согласилась.
        - Спасибо. - С облегчением сказала принцесса. Похоже, все сошло удачно: любопытство заставит толстуху проверить, есть ли в ``бреднях'` какой-то смысл, а совесть - по крайней мере, Алина на это очень надеялась - не позволит взять драгоценности за так.
        В тайничке лежали именно драгоценности: те самые, что принцесса распихала по карманам, убегая из дворца, вернее, значительная их часть. Судя по реакции, которую они вызывали у людей - Алина вспомнила студента и тюремщика - их должно было хватить, чтобы поразить воображение немолодой деревенской бабы, всю жизнь проторчавшей на кухне и пахавшей на хозяина. Вот только поторопилась бы она - теперь девушка просто физически чувствовала, как утекает драгоценное время, но понукать упрямую повариху все же не решилась и устроилась в своем закутке, в который уже раз придя к выводу, что ожидание - самое тяжкое из испытаний.
        К счастью, любопытство Су оказалось, видимо, подстегнутым достаточно, так что характер она выдерживала не очень долго. Едва утихла обеденная суета, как дверь каморки распахнулась, и тяжело дышащая повариха втиснулась в тесную кладовку. Плотно прикрыв и подпихнув для надежности плечом дверь, толстуха села на перевернутое ведро, перевела дух.
        - Дело я провернула, пока те обедали. - Сообщила она заговорщическим шепотом. - Теперь рассказывай. Они что, краденые? У кого?
        - Не краденые, клянусь. - Спокойно ответила принцесса. - Все рассказывать слишком долго, Су, да и не надо тебе этого знать. Но они не краденые.
        - Да ведь паленые наверняка. - Недоверчиво покачала головой толстуха. - Может, фальшивые? Или с покойницы сняты? Во что ты влипла, детка? Ну говори, не бойся, чего уж теперь.
        - Драгоценности чистые. - Голос у Алины зазвенел от напряжения. - Жизнью клянусь, можешь их смело продавать - после того, как я вернусь в Умбру.
        - После того как... Что-о?
        - Мне нужно попасть в Умбру. Как можно скорее.
        - Да ты что, детка! Об этом уж сколько раз говорено, ты ж знаешь...
        - Послушай, Су. - В голосе принцессы появились вкрадчивые нотки. - Ты ведь большой человек в этом замке. Ты, может, об этом прежде не думала, но посуди сама: на тебе здесь и продукты, и запасы, и хозяйство - кто может лучше тебя знать, когда нужно делать какую-то закупку? Кто, кроме тебя, обнаружит, что неожиданно закончился какой-нибудь очень важный припас? Разве за все время твоей работы такого прежде не случалось?
        - Бывало, не спорю, - задумчиво протянула толстуха. - А сейчас как раз самое время репсовые почки закупать; у нас, правда, с прошлой весны еще бочажок остался, да только с ним неприятность могла случиться - подмокнуть, скажем, мог... А хозяин на хлеб без репсовых почек и глядеть не станет...
        - Ну вот, Су! Так все просто!
        - А ты хитра, детка, - покачала головой повариха, глядя на Алину со странной смесью уважения и подозрительности. - Даром что малолетка. Ох, втравишь ты меня в историю, чует мое сердце.
        - Трактирчик. - Мечтательно произнесла принцесса. - Где-нибудь на выезде из города, почти у самых ворот. Уютный зальчик с камином, просторная кухня. Несколько работников. И ты - хозяйка.
        - Ох, хитра. А вот скажи, зачем это мне шею подставлять, тебя вытаскивая, если побрякушки и так у меня?
        - Не вытащишь меня - не сможешь их спокойно продать. - Жестко сказала Алина. - Хозяйка драгоценностей - я. А меня уже наверняка ищут.
        - Эк завернула. Придумала бы что попроще.
        - Как хочешь, Су. Только я гарантирую: вывезешь меня - и ты богата. Без всяких неприятностей.
        Грустно вздохнув, повариха сообщила:
        - Влипла я. Купила ты, пройдоха малолетняя, старую Су с потрохами. Ладно. Ради такого и рискнуть не стыдно. Жди здесь, а я пойду все устраивать.
        - Только не тяни, Су, время дорого. Нет, постой, еще два слова. Скажи, ты о нем что-нибудь знаешь?
        - О нем? - Нахмурилась Су. - А, о благородном твоем? Ну, как же. Обедал с хозяином, теперь вино в библиотеке пьют.
        - В библиотеке? - Дрогнувшим голосом переспросила Алина.
        - Ну. - Повариха, прищурившись, присмотрелась к девушке и вдруг добавила ворчливо, совсем тихонько:
        - Не потей раньше времени, детка. Вино они пьют, Рума в щелку подсмотрела.
        - Спасибо. - Так же тихо сказала Алина.
        - Ладно. Кстати, имей в виду: если соберешься еще и его вытаскивать, я тебе тут не помощница. Это уж без вариантов.
        - Нет. - Замотала головой принцесса. - Нет. Я одна уйду.
        - Вот и разумница.
        - Скажи еще, Су. Твой хозяин - Ставрадар Деим, ведь верно?
        - Верно. Советник Деим, пес пожри его черное сердце.
        - Поторопись, Су.
        - Жди.
        Алина снова осталась одна в сумраке кладовки, но на этот раз ожидание было уже не таким тягостным.
        - 2 -
        - Туз мне разрешение дал. - Говорила толстуха Алине некоторое время спустя. - Хорошо, конечно, что начальник охраны нынче он, а не Карам; с тем и вовсе не договориться было. Только... Карам ведь нездешний был, некоторых вещей словно и вовсе не понимал, а вот Туз... Хитрющий он мужик. И подлый. Ухмылочка его мне не понравилась. Он ведь про тебя знает, и где ты прячешься, догадывается, надо полагать; дальше-то два и два сложить нетрудно. В замке-то, да при хозяине, он сделать ничего не сможет - у самого руки связаны, ему ведь за тебя влетит поболее, чем кому другому. А вот снаружи где-нибудь... Сдается мне, детка, он то ли глаз на тебя положил, то ли зол за что-то. Или то и другое. Еще сдается, ему на руку, чтоб мы тебя за стены вывезли; ох, зря мы с тобой это затеяли, девонька! Может, пересидишь здесь все-таки, а?
        - Ну, пересижу, а дальше что? - Спросила Алина мрачно. Она видела, что Су откровенно трусит, и это ее очень беспокоило, поскольку ставило под удар всю затею. - Хозяин уедет рано или поздно. Барс... Ну, кто знает, где он тогда будет? А я что? Останусь в распоряжении Туза, а? Кто меня защитит, ты, что ли? Или он тогда вдруг подобреет?
        - Может, и подобреет, когда хозяин-то уедет, - проворчала Су. - Может, и обойдется; времени-то у тебя поболе будет, глядишь, и подластишься к нему...
        - Нет. - Решительно оборвала ее Алина. - Не собираюсь я к нему подлащиваться, и не жди. А вижу я тут единственный выход: придется мне его подкупить. Драгоценности-то мои и ему, пожалуй, понравятся, верно?
        Повариха забеспокоилась, заерзала на своем неудобном сиденье.
        - Не выйдет из этого ничего, и не думай, - горячо зашептала она. - Он и камушки-то заберет, и тебя закопает, подлый он, говорю ж тебе, не верь ему!
        - Тогда придумай, как меня вытащить. - Напористо предложила девушка. - Если я попаду в лапы к Тузу, он ведь узнает про побрякушки, ты ж понимаешь. Тебе их тогда не удержать.
        - А ты меня не пугай. - Вдруг осклабилась повариха. - Ишь, пугает она. Я ведь тебя и сама прикопать могу, и никаких проблем. И побрякушки мои. Что скажешь?
        Первый раз Алина поблагодарила судьбу за сумрак в кладовке - по крайней мере, толстуха не увидит цвета ее лица. В том, что оно побледнело, принцесса не сомневалась. Ее словно окатило холодной водой; не от того даже, что так испугалась угрозы - скорей оттого, что такая возможность, до ужаса логичная и действительно с точки зрения Су решающая все проблемы, вовсе не была Алиной предусмотрена. Просто в голову не пришла. В глубине души она уже привыкла считать повариху ``хорошей'` - ну, трусоватой немного, ну, затюканной жизнью, но ``хорошей'` - а разве ``хорошим'` героям приходят в голову такие мысли?
        Однако надо было отвечать - быстро, уверенно, ни в коем случае не показав страха, и Алина сказала холодно, очень постаравшись, чтобы голос ее ни в коем случае не дрогнул:
        - Попробуй, если сумеешь. Только имей в виду: побрякушки после этого ты можешь выбросить в ближайшую реку. Попытаешься продать - кончишь жизнь на виселице.
        - Ха-ха. - Отреагировала толстуха на это заявление. - Ха. Ты мне еще расскажи сейчас, что ты и есть наша пропавшая принцесса.
        ``Была не была,'` - решила Алина и добавила очень спокойно:
        - Вот видишь. Ты и сама обо всем догадалась.
        - Скорбный дом по тебе, детка, плачет. - Сообщила повариха, слегка отодвигаясь от девушки. - Вроде раньше не замечала за тобой. Или ты от страха умом двинулась?
        - А ты от страха ум не растеряла, Су? - Поинтересовалась Алина. - Или ты полагаешь, у каждой деревенской шлюшки такой сверточек припрятан - на черный день?
        - Ну-ну, - неопределенно протянула толстуха, и Алина прибавила:
        - Хочешь оказаться замешанной в государственном преступлении, Су?
        - Не дави на меня, - неожиданно огрызнулась та. - Дай подумать.
        Несколько минут в кладовке царила тишина; Су молчала тяжело, сумрачно, иногда принцессе казалось, что она слышит, как каменными глыбами ворочаются мысли в голове поварихи. Когда толстуха наконец заговорила, Алина вздохнула с облегчением - просто потому, что это неприятное молчание кончилось.
        - Значит, так. - Сказала Су, шлепнув себя по колену широкой мясистой ладонью. - Тех слов ты не говорила, а я не слышала; может, ты так шутишь неудачно, знать об этом не хочу. Ну и я неудачно пошутила тоже, уж прости. А поскольку мне тебя, дурочку деревенскую, жалко, то помочь я тебе помогу, раз уж так сложилось. Не хочу, чтоб меня на старости лет совесть мучала. Так что как нам Туза обдурить - давай вместе кумекать, раз уж ты такая ушлая; а все, что от меня зависит, я сделаю.
        - Вот и отлично. - Улыбнулась Алина, подметив между делом, что Су нынче избегает поднимать на нее взгляд. - Давай кумекать.
        ***
        В свою комнату Барс вернулся заполночь. Разговор с советником решили продолжить на следующий день; сегодня рыцарь ответил на три весьма объемных и непростых вопроса Деима, но справедливо полагал, что к самому интересному, тому, ради которого была затеяна вся эта сложная комбинация, они еще не подобрались. Пока все выглядело вполне благопристойно: Деим был неизменно вежлив и доброжелателен; Барс, в свою очередь, не скупился, отвечая на вопросы не формально, а развернуто и достаточно подробно; Бьорн при беседе не присутствовал. Если бы рыцарь не видел той страшной подвальной комнаты, у него бы, наверное, вновь могло появиться искушение поверить в добрые намерения советника.
        Однако комната была, и существовали рыцари Пламени, отважные ребята, которые попали туда однажды и не сумели выйти обратно. Сколько их было? Рыцари Пламени - одиночки по сути своей, многие из них иногда на годы исчезают из поля зрения. Сколько из тех, о ком Замок давно не получал вестей, окончило свои дни в этом подвале? Имеет ли Замок представление о том, что происходит? Случайно ли Барса подставили Деиму? Или пожертвовали им, как пешкой, чтобы выиграть слона?
        Что можно сделать, чтобы жертва не оказалась напрасной? И еще Алина. Барс старался не думать о ней, но она незримо присутствовала, стояла за каждой его мыслью, оценивала каждое действие. Она влипла в эту историю из-за него, самоотверженная девочка, и вот ею-то он не был намерен пожертвовать - ни при каких обстоятельствах, даже если весь мир будет валиться в тартарары. Только не упускает ли он момент, погнавшись за двумя зайцами?
        Вопрос, вот в чем здесь соль. Вопрос Деима, ответ на который он так жаждет получить. Не упустить его, этот вопрос, суметь уловить настоящий интерес за напускным. Вовремя уловить, чтобы не глотнуть в следующий момент яда и не очнуться в железных перчатках. Есть ли риск, что Деим даст зелье заранее, зелье с отсроченным действием? Над этим Барс сегодня уже ломал голову. Решил - вряд ли, слишком трудно рассчитать время. Отказываться же от угощения - рискованно, вызовет подозрения; советник относительно безопасен, пока они играют в доброжелательность. И все же... Начеку, все время быть начеку; ловить нюансы интонаций и настроения, замечать взгляды, непроизвольные движения... Особенно завтра. Недаром сегодня Барс был так расточительно многословен.
        Голова гудела от множества роившихся в ней вопросов, и даже тело устало так, словно рыцарь целый день махал мечом. Барс повалился на кровать, не раздеваясь; не думал он, что можно быть таким выжатым не после хорошей драки, а после разговора. И даже уснуть ему не удалось. Стоило закрыть глаза, как воображение начинало подбрасывать натруженному сознанию сцены, тревожные и отвратительные, одна отвратительнее другой. В этом полусне-полубодрствовании реальность мало отличалась от вымысла, а вымысел - от реальности, подспудные страхи выплывали на поверхность и становились явью. Промучившись так некоторое время, рыцарь поднялся, нетвердым шагом дошел до столика, на котором стоял кувшин с водой, отпил немного. Поразмыслив, вылил остаток себе на голову. Это слегка помогло. И вот тут-то Барс услышал на лестнице робкие, несмелые шаги.
        Визитера рыцарь встретил уже готовым к мгновенному действию, хотя с волос еще и стекала ручейками холодная вода. Однако это оказалась всего лишь Рума; увидев, что Барс не спит, она первым делом прижала палец к губам предостерегающим жестом, потом поманила его за собой. Мертвея, рыцарь спросил беззвучно: ``Что-то с Аной?'` - уже на ходу, поспешно устремляясь к лестнице. Однако Рума ухватила его за рубаху, обращая на себя внимание, покачала головой, успокаивающе помахала руками. Снова прижала палец к губам, изобразила крадущегося на цыпочках человека, указала на Барса. Опять поманила за собой.
        - Я понял, - кивнул рыцарь. - Нужно тихо, ты меня проведешь. Скажи, с девушкой все в порядке?
        Рума подняла вверх большой палец.
        ``В таком случае, безумие нам встречаться'', - подумал Барс, уже спускаясь вслед за служанкой по лестнице. Безумие, но... Она звала его, или не так?
        Рума вела рыцаря очень осторожно. Всякий раз проверяла путь, возвращалась, снова манила его за собой. Наконец Барс оказался в кухне. Здесь была только Толстуха Су; горела лишь половина светильников, отчего углы кухни терялись во мраке.
        - Постой на стреме. - Сразу скомандовала Су Руме. - А вы, господин хороший, если кто сюда зайдет, скажете - проголодались среди ночи. Горячего захотелось. Вот, держите миску.
        Барс неловко принял выщербленную глиняную емкость, полную какой-то отвратительной на вид размазни.
        - Где Ана? - Спросил он хрипло.
        - А вы ешьте, не кривитесь, - буркнула толстуха. - Это вкусно, между прочим. Я бы вас сюда ни в жизнь не пригласила, но очень уж она настаивала. Так что я свое слово держу. А больше с меня взятки гладки, что могла - я сделала.
        - Она - это Ана? - Уточнил Барс, и вовсе переставая уже что-либо понимать.
        - Ну. Если ее и впрямь так зовут.
        Рыцарь помотал головой, бездумно сунул в рот ложку замазки, но вкуса не ощутил.
        - Где она? - Снова попытался выяснить он. - На чем настаивала? Да говори ты, в конце концов, не тяни кота за хвост!
        - Она покинула замок. - Деловито сообщила повариха. - Так что где она сейчас, не знаю, но все сошло гладко. А настаивала она, чтобы я об этом вам сообщила непременно. А зачем, это не моего ума дело, вы уж сами разбирайтесь.
        - Когда? - Выдавил Барс, чувствуя, как почва уплывает из под ног. - Когда она ушла?
        - Давно уж; часов пять али шесть. Да вы, господин, не бледнейте и по бедру не шарьте, не при шпаге вы нынче. Нормально все, говорю вам. Никто не засек, никто ее и не ищет покамест.
        Мир, пошатнувшись, вернулся на свое место.
        - Рассказывай. - Велел рыцарь. - Все подробно.
        Выходило из рассказа Су следующее. Когда повариха по наущению девушки выбила из Туза разрешение для поездки завтра на рынок, она заподозрила, что нынешний начальник охраны ожидает попытки вывезти Ану из замка, и ожидает вроде даже с нехорошим нетерпением. Посовещавшись, заговорщицы решили эти ожидания подстегнуть, и Су развила бурную деятельность по приготовлениям к завтрашней поездке: велела снарядить самую большую телегу, увязывать бочки и корзины, взять неимоверное количество мешков. Туз подошел даже глянуть на эту суету, хмыкнул и ушел, ухмыляясь. А ввечеру старый Жур погнал лошадей на перековку к кузнецу.
        - Всего только и взял с собой, что крохотную тачку двухколесную, - говорила Су. - Жур верхом уж много лет не садится, спина не гнется у него, вот тачку и берет. Под эту тачку мы ее и спрятали. Вы, господин хороший, не поверите; ребенок ведь, от горшка два вершка, так вот она под этой тачкой часа два на ремнях провисела и не пикнула. Жур, когда уж к дороге выехали, ее стал оттуда вынимать - говорит, закоченела вся, дрожит, а зубы сжала - и ни звука. Серьезная девочка.
        - Дальше что? - Выдавил из себя Барс.
        - Жур ее оттер маленько, согрел. Ну и подвез до поста ближайшего. Это она сама так захотела.
        - До какого еще поста?
        - Ну, нынче ж, вы слыхали, военное положение объявлено. На дорогах - посты, разъезды гвардейские; все принцессу ищут...
        Последние слова повариха произнесла как-то уж очень отстраненно, но взгляд, который она искоса бросила на рыцаря, был хитроватым и испытующим. ``Знает. - Подумал Барс. - Или догадывается. Впрочем, если это все правда, то какая уж теперь разница?'`
        - Это правда? - Спросил он сквозь зубы.
        - Что? - Удивилась толстуха. - Что принцессу все ищут?
        - Нет. Эта история. Эта поездка безумная, и все остальное. Ты ее не сочинила часом? Может быть, с ней на пару?
        - Зачем бы это? - Совершенно искренне изумилась повариха. - Странные вы, господин, вещи говорите. Ну, если хотите - Небесами клянусь, так все и было.
        - Ладно, - кивнул рыцарь, пытаясь переварить услышанное. - Ладно. Дальше говори.
        - А дальше-то и говорить нечего. Направилась она сразу к гвардейскому десятнику, сказала ему что-то. Ну, они там все засуетились разом... Жур тогда предпочел за лучшее подальше отъехать, а то, того и гляди, попадешь под горячую руку. Уже после слышал - поскакали, всадников, наверное, с десяток, вроде в сторону столицы. Он себе к кузнецу и подался.
        - Жур когда вернулся?
        - Уж давно на конюшне храпит. А он еще ждал, пока лошадей подкуют.
        - А Туз где?
        - Туз здесь, не выходил сегодня. А час назад бойцы из внешнего патруля сменились, Рума им прислуживала. Бьет себя в грудь, что все спокойно. Так что никто ни сном ни духом.
        - Я хочу поговорить с Журом.
        - Это уж как вам заблагорассудится. Только на конюшню тогда сами идите.
        - А почему вдруг ты взялась так активно ей помогать, а, Су?
        - Да так... - Уклончиво протянула повариха. - Привела она мне один довод, показался он мне убедительным. Только вам, господин хороший, это знать не надо, это наше, женское.
        - Что за довод? - Нахмурился Барс.
        - А не скажу. - Заявила Су, упирая руки в боки. - Сами ведь просили - помоги, помоги, - а нынче недовольны. Ну, а она получше попросила, значит. Теперь вы узнали, что хотели - и отправляйтесь-ка к себе, нечего вам тут делать. Отдавайте миску. Так пренебрежительно к моему горячему щербету еще никто не относился.
        Барс вернулся в башню с полным сумбуром в голове и еще долго сидел на кровати, осмысливая происшедшее. Снаружи моросил мелкий нудный дождь; порывы ветра то и дело бросали сквозь бойницы горсти водяных брызг, и тогда пламя факела плевалось и шипело, как рассерженный ворчливый старик, и неверные порывистые тени отплясывали на стенах странный дикарский танец. Барс сидел и снова и снова прокручивал в голове все, что узнал за последний час.
        Он побывал-таки на конюшне и потолковал с Журом - после того, как старика ценой серьезных усилий удалось разбудить. История подтвердилась; Жур добавил разве что несколько незначительных деталей. Рыцарь посмотрел тачку - это была примитивная одноосная тележка, при взгляде на которую трудно было поверить, что под ней можно спрятать человека. Однако если подвесить снизу самодельный ременной гамачок, в нем действительно можно было проехаться - не комфортно, но без членовредительства... Еще Барс осмотрел колеса и зачем-то - копыта коней; он и сам толком не знал, что ищет - любую деталь, которая противоречила бы рассказанной истории, или, быть может, Ее неосязаемый след? Покинув конюшню, он поднялся на стены и перекинулся парой слов с клюющим носом караульным. (Не спится? - Позавидовал тот. - Мне бы так.) Он прошелся по коридорам и послушал посвистывающий храп Туза. И, наконец, поднялся к себе, так и не решив, что же ему со всем этим делать.
        Наверное, он должен был бы испытывать облегчение - ведь принцесса, судя по всему, благополучно выбралась из этой истории. Однако пока в груди была лишь пустота, сосущее чувство незаполненности, не-цельности. ``Свинство с твоей стороны, дорогуша. - Сказал себе рыцарь. - Она в безопасности. Она пережила это и вернулась к себе. Ты свободен''. Тем не менее свобода как-то не ощущалась. Ощущалась все та же гнетущая пустота. И еще - восхищение смелостью отчаянной девчонки; и еще - запоздалый испуг, что было бы, пойди что-то не так... И - немножко, совсем чуть-чуть обиды, оттого, что пятнадцатилетняя девочка решила проблему намного проще и эффективнее, чем это мог сделать Барс... И откуда-то из глубины, с самого дна сознания поднимался непрошенный вопрос: ``В самом ли деле так необходимо было перестраховываться, задерживая ее здесь прежде? Только ли ее безопасность волновала тебя, рыцарь?'` Впрочем, эта мысль хоть и мелькнула, но не задержалась надолго. Нет, глупости. В это он не верил.
        А потом - словно задули свечу в темной комнате - все это ушло куда-то, и остались вопросы простые и конкретные: исчезающие рыцари Пламени и пыточная комната в подвале замка, королевский советник Деим со своим заветным вопросом и прирожденный палач Бьорн с черным кинжалом в руках, нечистоплотные обвинения и полученная с помощью провокации Клятва. Нет - простые, конечно, не то слово, нельзя было назвать эти вопросы простыми, и все же... Это было то, с чем нужно работать. С чем нужно разобраться раз и навсегда, искоренить мерзость. Иными словами - уничтожить нечисть. И это было привычно и понятно, это было - нормально.
        Освобожденный - действительно освобожденный - от тумана, навеянного страхом за принцессу, мозг заработал четко и ясно. Несколько возможностей, которые он раньше просто не рискнул бы проверять, пришли на ум, сложились в примерный план действий; несколько вероятностей еще требовали проверки... Опасность? А когда это наличие опасности мешало рыцарю Пламени сделать то, что требуется? Малозначащая деталь на заднем плане, которую нужно учитывать, но которой нельзя руководствоваться. Снова - как перед боем - пришло это чувство, знакомое каждому, привыкшему махать мечом не в тренировочном зале: веселая, радостная злость схватки за правое дело.
        Через час рыцарь уже спокойно спал, растянувшись прямо в одежде поверх одеяла. И если бы кто-нибудь в эту ночь сумел застать Барса спящим, он бы несомненно удивился: во сне рыцарь улыбался.
        - 3 -
        В скромной придорожной гостинице, и так, судя по всему, едва сводящей концы с концами, нынче не было постояльцев. Не было их всю последнюю неделю, и хозяин, коренастый мужик с широким рябым лицом, к которому будто навсегда приклеилось неприятное хитровато-простецкое выражение, недовольно ворчал всякий раз, входя и выходя из комнаты. Его жена, тощая высохшая женщина, помалкивала, но взглядывала нелюбезно, и эти недружелюбные взгляды были выразительней ворчания хозяина.
        Причиной неудовольствия хозяев служили, помимо прочих, два обстоятельства: во-первых, из-за объявленного военного положения поток путников, и без того на этой дороге не слишком богатый, совсем оскудел; во-вторых, гостиницу зарезервировала под командный пост гвардейская часть, а поскольку действовали гвардейцы тоже по нормам военного времени, то ни за постой, ни за питание они не платили. Где-то впереди маячила, правда, надежда получить впоследствии компенсацию от Короны, но душу она не грела, поскольку когда это случится и покроет ли сумма компенсации все убытки, было неизвестно.
        Алина сидела у камина, протянув к огню озябшие руки с грязными обломанными ногтями - последствия путешествия под тележкой - и сумрачно молчала, поскольку в кои-то веки не знала, что еще сказать. Все доводы, казавшиеся ей убийственными, уже были выслушаны и легко отметены лощеным гвардейским лейтенантом.
        А так хорошо все шло сначала! Десятник, к которому она обратилась на дороге, заявив, что имеет очень срочную и важную информацию по делу о похищении принцессы, долго не рассуждал: в сопровождении солидного эскорта она была доставлена в эту гостиницу, где находился командный пост гвардейской части. Здесь ее тоже приняли хорошо: предложили умыться и даже сменить разорванную одежду, угостили горячим чаем с толикой вина, вежливо поинтересовались, не желает ли она поесть прежде, чем приступить к разговору. Да, обхождение здесь было на уровне, оттого-то она и расслабилась. И, расслабившись, совершила ошибку.
        Командовал здесь лейтенант - из аристократов, но, похоже, не столичных. Впрочем, есть такая категория провинциальных снобов, которые сто очков вперед дадут любому придворному, поскольку все, что в столице одобряется, превозносится ими стократно, все, что не одобряется, стократно же презираемо. Они хотят быть более городскими, чем завзятый городской житель, и более аристократами, чем сам Король. О таких ходит множество анекдотов: говорят, например, стоит их убедить, что в столице начали укорачивать брюки, и они скоро выйдут на улицу в подштанниках; слыхала Алина и гораздо более грубые шутки. Однако здесь, в крошечной гостинице, нынче рождался, похоже, самый курьезный из анекдотов.
        Лейтенант был отменно вежлив и предупредителен, а если учесть, что считал он, что беседует с девушкой простонародной - пусть даже и важной свидетельницей - то вежливость его и вовсе не знала границ. Начал он с вписанных в этикет, но давно не употребляемых заверений в благорасположенности к собеседнику, выраженных весьма витиевато. Слегка удивленная, Алина припомнила уроки гувернантки и ответила соответственно. Лейтенанта, как ни странно, это не проняло - уже потом принцесса подумала, что он, видимо, приехал из провинции совсем недавно и искренне считает, что в столичном округе все так разговаривают. А тогда она потеряла бдительность, размягченная обхождением - вот уж не подумала бы прежде, что ей когда-нибудь будет приятно вспомнить придворный этикет! И позабыла о своей внешности, изрядно подпорченной поездкой меж тележных колес, о том рванье, в котором изначально явилась в гостиницу, о сбитых в комок грязных волосах и обломанных ногтях. А главное, позабыла о том, что есть люди, для которых все эти внешние признаки намного важнее самого человека. Так что когда лейтенант наконец счел возможным
поинтересоваться, какое именно важное дело привело ее к нему, она просто объявила, что она и есть принцесса и требует немедленно доставить ее во дворец.
        Вот тут-то доверие лейтенанта и было утеряно раз и навсегда - вместе с его благорасположенностью. Принцесса со свежими синяками и ссадинами на всех частях тела, включая лицо? Ха! Даже то, что она, по общепринятой версии, была похищена, офицера не смутило. Королевская кровь неприкосновенна; разве дама столь высокого положения может позволить себе иметь столь непрезентабельный вид? Да никогда, ни при каких обстоятельствах - принцесса выше обстоятельств! И разве можно убедить такого твердолобого чурбана, что выспренная эта фраза никакого реального смысла не имеет? Легче научить свинью читать! Алина поинтересовалась даже, не считает ли лейтенант, что, если король порежется столовым ножом, у него не пойдет кровь? Король не может быть порезан столовым ножом - насмешливо возразили ей.
        Нет, он не спорил с Алиной - это было ниже его достоинства. Он даже толком не выслушал ее. Никакого портретного сходства с принцессой он в Алине тоже не углядел. Он посмеялся - просто посмеялся! И посоветовал придумать лучшую легенду. Тем не менее, свой долг он выполнил: объявил девушке, что она арестована ``до выяснения'` и будет доставлена в столицу вместе с другими арестованными обычным порядком - а значит, завтра или послезавтра, когда придет арестантская телега. Правда, он был любезен до конца - видимо, пожалел деревенскую дурочку-помешанную - и не отправил принцессу в кутузку, под которую здесь был приспособлен подвал, а разрешил посидеть у камина. Даже как арестованную он не воспринимал ее всерьез.
        И вот Алина грелась у камина, наслаждалась теплом и бесилась от злости. Теперь, задним числом, она понимала, как нужно было строить беседу - надо было быть таинственной и интригующей, говорить намеками и загадками; ввернуть что-нибудь о покровительстве высоких лиц и дать понять, что она владеет информацией, которую может изложить только человеку очень высокопоставленному. И подстегнуть его честолюбие, предположив, что информация - а равно и тот, кто способствовал ее получению - будут восприняты благосклонно на самом высоком уровне. Намекнуть на важность и конфиденциальность, дать почувствовать причастность к государственной тайне... Это имело шансы на успех - прежде, но теперь было поздно: после того опрометчивого заявления доверия к ее словам не будет, что бы она ни говорила.
        Тем не менее, принцесса сделала еще одну попытку. Собравшись с духом и тщательно прорепетировав свою речь, она сообщила дежурным гвардейцам, что ей необходимо срочно увидеть лейтенанта; она требовала, приводила доводы, унизилась до того, что стала их умолять... Отдыхает, не велено беспокоить - таков был неизменный ответ, сопровождаемый снисходительными улыбками.
        Кипящая в Алине злость перемежалась обидой; девушку трясло, ей то до дрожи хотелось броситься на гвардейцев и расцарапать их скалящиеся физиономии, то - горько разрыдаться. ``Так нельзя. - Сказала себе принцесса, обнаружив, что уже в который раз с наслаждением представляет себе во всех подробностях, как полосует ногтями лощеное лицо лейтенанта. - Так свихнуться можно. Нужно успокоиться, взять себя в руки. И придумать выход''.
        Ждать до завтра или послезавтра, тащиться в город в арестантской телеге, оказаться в столичной кутузке и потерять неизвестное количество времени там - все это было совершенно неприемлемым. Более, чем невыносимая унизительность положения, Алину пугала потеря бесценных часов или даже дней - когда Барсу там, в замке, нужна срочная помощь, нужно вытаскивать из переделки упрямого рыцаря, похоже, твердо собравшегося умереть. От мысли о том, сколько времени уже прошло с тех пор, как она покинула замок, у принцессы внутри все холодело; картины одна страшнее другой бередили воображение. Видение Барса в том самом жутком кресле в подвале, истекающего кровью, беспомощного, с запертой внутри невероятной силой, ищущей и не находящей выхода... Нет, ждать нельзя. Если она опоздает, она не сможет с этим жить.
        Вариант оставался один - бегство, снова бегство. Вроде бы, очень пристально ее не охраняли. У двери стояли на карауле двое гвардейцев, но можно, к примеру, попроситься в уборную - Алина уже знала, что это заведение здесь расположено во дворе. Снаружи, конечно, есть еще постовые, и разъезды на дорогах... Нужно быть очень осторожной. Но вот что делать дальше? Украсть лошадь? На лошади, безусловно, быстрее, но и вероятность встретиться с патрулями выше. Бежать пешком? Да, пожалуй, пешком надежнее, хотя и дольше. К утру она уже будет в окрестностях Умбры, а там придумает что-нибудь.
        Приняв решение, Алина почувствовала себя уверенней - настолько, что даже смогла немного поесть, убедив себя, что силы ей еще понадобятся. Выждала некоторое время, чтобы не вызвать подозрений излишней поспешностью. Начала даже устраивать себе местечко для сна - подгребла изрядный ворох соломы, застелила его большой хозяйкиной шалью. Шаль придется оставить, а жалко - она теплая, а одета Алина для сырой промозглой ночи не слишком подходяще. Ну да ничего. На бегу не замерзнешь, пусть лучше гвардейцы как можно дольше пребывают в убеждении, что девушка вот-вот вернется.
        Когда принцесса робко попросилась в уборную, караульный, подпиравший спиной дверной косяк, лишь лениво кивнул. Двор гостиницы освещался только небольшим масляным светильником, подвешенным на крюк под козырьком крыльца. Порывистый ветер раскачивал светильник, и круг желтоватого неровного света танцевал по двору, выхватывая из темноты то стену сарая, то козлы для пилки дров, то нетесаные слеги примитивной коновязи. Ветер шумел и посвистывал в кронах старых вязов, окружавших гостиницу. За пределами круга света лежал мрак столь непроглядно-чернильный, что казался непроницаемой стеной, окружившей последний островок человеческого тепла. В довершение картины начинал накрапывать мелкий моросящий дождик.
        Алина поежилась, когда первые брызги холодного дождя упали ей за воротник. Зато для побега такая ночь подходила идеально - уже на противоположной стороне двора караульный на крыльце полностью терял девушку из вида, да и постовому можно было попасться, разве что налетев на него в темноте. Принцесса не стала медлить. Нырнув в тьму под шепчущими и покрехтывающими вязами, она обогнула подъездную аллейку, делая безопасности ради приличный крюк, почти наощупь выбирая направление. Вскоре чуть-чуть посветлело - вязы кончились, впереди лежало вспаханное чернеющее поле. Подобрав полы длинноватой домотканной юбки, девушка припустила по бездорожью, оскальзываясь на предательски расползающихся под ногами комьях земли, проваливаясь по щиколотку в грязь - туда, где, по ее представлениям, лежала дорога на Умбру.
        На дорогу Алине удалось выбраться просто-таки чудом. Когда принцессе уже стало казаться, что мерзкое поле никогда не кончится и ей предстоит брести, падать, подниматься и снова брести в этой грязюке до конца своих дней, земля вдруг уплыла из-под ног, и девушка мягко съехала по глинистому откосу в глубокую канаву, неожиданно оказавшись по колено в пронзительно-ледяной воде. Проклиная все на свете канавы в выражениях, которые принцессе знать вовсе не подобало (слышал бы ее сейчас тот лейтенант!), Алина выкарабкалась на противоположный берег, на четвереньках, вымазавшись в грязи с ног до головы. И обнаружила, что стоит на твердой укатанной почве, а в обе стороны от нее тянется среди темных полей чуть белесоватая полоса дороги. На мгновение радость сменилась паникой - когда принцесса поняла, что не может с уверенностью выбрать направление на Умбру. Но то ли глаза ее слегка привыкли к темени, то ли стало чуть светлее (дождь, который на протяжении всего этого времени то усиливался, то прекращался, сейчас как раз попритих) - Алина разглядела чуть позади чернеющие купы вязов, скрывающие покинутую ею
гостиницу. Совсем близко, она и не ожидала, что прошла так мало! Сориентировавшись и определив направление, принцесса торопливо зашагала по дороге, на ходу стряхивая приставшие к башмакам и подолу комья грязи. Вода в промокших башмаках противно хлюпала, но холода Алина не чувствовала. Решив, что движется слишком медленно, она побежала, неловко прижимая локти к бокам, и бежала, пока бешено колотящееся сердце не переместилось куда-то в горло, не позволяя дышать. После бега шаг показался еще более медленным - словно сам воздух сгустился и упорно не пускал принцессу вперед, да и в боку противно кололо. Вдобавок вдалеке послышался топот копыт, пришлось снова нырять в канаву и прятаться, прижавшись всем телом к откосу. Опять заморосил мелкий противный дождь. Природа к Алине явно не благоволила.
        Дождь то утихал, то барабанил в полную силу, пару раз в разрывах туч робко проглядывал молодой месяц и тут же поспешно прятался, словно то, что он увидел внизу, ему не понравилось. После нескольких экспериментов принцесса нашла наконец оптимальный ритм передвижения: по ровной местности она быстро шла, стараясь ступать широко и размашисто, под горку бежала, считая шаги на вдохе и на выдохе - это помогало не сбиться с дыхания. Неприятней всего было идти на подъем. Поля вдоль дороги сменились лесом, потом зарослями кустов, потом опять потянулись поля. Порой сгустками черноты появлялись обочь дороги дома - в таких местах принцесса бывала особенно осторожна. Еще несколько раз ей приходилось прятаться, заслышав топот копыт или голоса на дороге, пару раз - делать крюк, обходя стороной дорожные посты. Она не знала, вышла ли уже из зоны, курируемой частью того недоброй памяти лейтенанта, и проверить это возможности не видела, а потому предпочитала не рисковать.
        В конце концов к Алине пришло некое странное состояние, описывать которое она не взялась бы, да и не задумывалась над этим. Она не шла, она парила над дорогой, едва касаясь ее пальцами ног, а та стелилась перед ней услужливой лентой, и принцесса захихикала, представив, как торопливо будет менять направление дорога, если ей, Алине, вдруг придет в голову резко свернуть. Скорость движения тоже, наверное, изменилась: во всяком случае, вон та деревенька только что маячила далеко впереди, а нынче вот она, прилепилась сбоку на косогоре. Небо отчетливо посветлело - Алина не успела заметить, когда, и осталась недовольна - зачем ей свет, когда дорога и так сама ложится под ноги? В какой-то момент ей захотелось пить, девушка запрокинула голову и долго стояла с открытым ртом, ловя капли дождя. Вода почему-то оказалась отвратительно теплой. Вообще было ужасно жарко - и почему это прежде она замерзала? Снова почему-то стало темнеть. ``Безобразие. - Подумала Алина. - Вот уже вечер. А день что же, отменили?'` Смутно она помнила, что этот день был чем-то важен, что-то она должна была успеть - но думать было
отчего-то больно, и Алина махнула рукой. Все, что надо, она и так успеет, зачем волноваться, когда так хорошо?
        Потом вдруг исчезла дорога. Алина обиделась - это было неправильно, несправедливо, что ее послушная дорога куда-то исчезла. Но подумала: ``Зачем мне дорога, если я летаю?'`. И полетела дальше, раскинув руки, навстречу бездонному небу, одетому серыми купами облаков, таких близких, мягких... Почему-то рядом были какие-то люди, и это было неправильно - откуда люди в небе? Слышались голоса:
        - Кто это? - Говорили они.
        - Не знаю, какая-то нищенка. Посмотри, у нее жар.
        - Не трогай, вдруг это заразно.
        - Вряд ли. У меня семеро детей, и все переболели. Но если ее тут оставить, она загнется, точно тебе говорю.
        - Ох, и горячая. Разве люди бывают такими горячими?
        - Бывают, когда концы отдают. Помоги лучше ее в телегу положить.
        - И куда мы ее?
        - В городе есть приют для таких. Хоть без пригляда не останется.
        - Ладно. Глянь-ка, она вроде говорит что-то?
        - Бредит. Не обращай внимания. Воды бы вот ей дать.
        - На, плесни из фляги.
        - Угу.
        Широко улыбаясь непослушными губами, Алина пыталась выговорить то, что ей казалось важным поведать людям.
        - Я принцесса. - Шептала она. - Я научилась летать.
        - 4 -
        - Мой следующий вопрос будет такой. - Сказал Деим.
        Лицо его было бесстрастным, но Барс заметил короткий судорожный вдох, сделанный советником - словно перед нырком в воду. ``Вот оно, - подумал он. - Вот главный вопрос. Теперь держись, рыцарь''.
        - Такой. - Повторил Ставрадар . - Я хочу знать секрет вашего бессмертия.
        Брови рыцаря изумленно поползли вверх.
        - Бессмертия? - Переспросил он. - Но мы не бессмертны. Я не могу отвечать на некорректно поставленный вопрос.
        Деим нетерпеливо отмахнулся.
        - О том, что вас можно убить, я знаю. - Сварливо произнес он. - Но вы не стареете и не умираете естественным путем, как обычные люди. Вот секрет этого я и хочу знать.
        - Это заблуждение. - Мягко возразил Барс. - Мы стареем и умираем, только этот процесс, м-м-м... Скажем, растянут во времени - по сравнению с обычной продолжительностью жизни. Мы просто живем дольше, советник - но не вечно.
        - Эту вашу ``продолжительность'` вполне можно сравнить с вечностью, Барс. У меня есть сведения - ох, они мне дорого достались! - о Магистрах, живущих по семьсот-восемьсот лет; дальнейшая информация просто теряется во мраке веков, так что они могут быть и вдвое, и вдесятеро старше. Продолжительности жизни известных мне рыцарей скромнее, но заметьте - никто никогда еще не видел старого рыцаря.
        - Это как раз просто объяснить, советник. Старых рыцарей не бывает. Они выживают только, если становятся Магистрами. Или погибают.
        - Мы спорим о терминах, Барс, а в данном случае это не столь существенно. Хорошо, я согласен перефразировать вопрос. Меня интересует секрет вашей беспрецедентной ``продолжительности жизни'`, коль скоро вы предпочитаете это так называть. И не увиливайте, рыцарь - помните, вы поклялись!
        - Я отвечу, советник. - Грустно улыбнулся Барс. - Только как бы вам не разочароваться. Весь секрет здесь - в Башне и в магии, и нет ничего такого, что вы смогли бы использовать.
        - Говорите. - Буркнул Деим. - Дальше уж я сам разберусь. Да говорите же, вы поклялись!
        - Не стоит так часто напоминать мне об этом - я не забыл. Итак. Вначале о магии.
        Многие, очень многие люди рождаются с заложенной в них толикой магической силы. Мы называем это ``искрой'`. Иногда она чуть больше, иногда - чуть меньше, но всегда слишком мала, чтобы найти хоть какое-то практическое применение. Если ее вовремя не развить, она со временем затухает, и зрелый человек с ``искрой'` ничем не отличается от своих соплеменников - продолжительностью жизни в том числе. Единственный способ развить ``искру'` - в нужный момент войти в Башню. Теперь о Башне.
        Я уже объяснял вам кое-что о ней, когда вы спросили, что ждет меня, если я нарушу Клятву. Все это бледные слова, советник. Описать Башню невозможно, как невозможно и представить, что вас там ждет. Она отнимает больше, чем дает, поверьте. Впрочем... Не это вас интересует, и не об этом сейчас речь. Башня каким-то образом сообщает нашим телам определенные свойства - в частности, умение как бы накапливать ту магическую силу, что дает нам ``искра'', собирать ее - и использовать, когда необходимо. Накопление магии происходит непрерывно, и каждый Рыцарь - а равно и Магистр, все они тоже прошли Башню - носит в себе этот, если хотите, клубок силы, еще говорят - очаг Пламени. Носит на протяжении всей жизни. Вот этот-то огонь - или эта сила, если вам так проще понять - и делает нашу жизнь долгой, возможно, тем более долгой, чем больше сила. Что еще? Да, к Башне нужно долго готовиться - обычно подготовку начинают с детства, а входит в нее уже взрослый человек. А вы думали, нас там только драться учат? Нужно обладать недюжинной силой духа, чтобы в Башню войти - и еще большей, чтобы из нее выйти. Я вам говорил,
что выходят оттуда не все?
        Вот, собственно, и все, что можно рассказать по этому вопросу, советник. В Башне нет входа, она сама впускает в себя того, кого считает нужным - или не впускает, и тогда с ней не поспоришь. Например, категорически не впускает женщин, хотя и они бывают носителями ``искры''. Не впускает людей без ``искры'', как ни пытайся. Не впускает опоздавших, с погасшей ``искрой''. Иногда не пускает кого-то без видимой причины. Бывает, люди не могут войти в нее годами, а потом все-таки входят. Или не входят. Вот и все.
        Нет никаких рецептов, советник, и никаких заклинаний. Я не могу подарить вам секрет долгой жизни, поскольку такого секрета не существует. Для вас, по крайней мере. Если у вас будет сын с ``искрой'', отправляйте его в Замок - если вы и вправду считаете, что продолжительность жизни может сделать человека счастливым. Я закончил.
        В библиотеке воцарилась тишина, в которой потрескивание масла в светильниках раздавалось раскатами отдаленного грома. Деим сидел, прикрыв лицо ладонью; он молчал так долго, что Барс уже начал думать, не хватила ли советника кондрашка от разочарования. Когда Ставрадар наконец заговорил, голос его звучал поначалу очень тихо - даже чуткий слух рыцаря едва различал слова.
        - Я старею, Барс. - Сказал Деим, почти не шевеля губами. - Вам не понять этого. Вам не понять, что ощущаешь, когда твое тело, прежде сильное и выносливое, начинает подводить тебя, и в каждый момент ты сознаешь, что уже не можешь на него положиться. Каждая частица твоего организма начинает предавать тебя - предают глаза, они крадут у тебя красоту мира, и ты знаешь, что это уже никогда не вернется. Предают ноги, отказываясь дарить тебе радость движения. Предает память, подергивая пеленой лучшие моменты твоего прошлого. Предают даже пальцы рук, роняя пустячок, безделушку - но и это кусочек твоей жизни, который ушел и не вернется. Жизнь воруют у нас медленно, по частям, вот что страшно, Барс, не знаю ничего страшнее, куда уж там вашей Башне. Наконец предает сердце, оно приносит темный страх смерти, небытия; ведь с нами исчезает целый мир, Барс, вы никогда не задумывались об этом? Мир, который я всегда любил, разве он будет существовать, когда меня не станет?
        Деим поднял голову, голос его зазвучал громче, уверенней.
        - Скажите, что вы пошутили, Барс. Скажите, и мы забудем об этом маленьком недоразумении. Вы ведь пошутили, верно?
        Барс промолчал, и Деим продолжил, распаляясь:
        - Или вы обманули меня? Эта ваша Клятва, которая не позволяет обманывать - может быть, такая же ложь? Вы надули меня, Барс? Эта сказка, что вы рассказали - я уже слышал ее прежде, и я не верю в нее, слышите? Она беспомощна и нелепа! Отчего, какое право вы имеете скрывать секрет, который мог бы осчастливить человечество? Вы - преступники, рыцарь! Вы совершаете преступление уже одним своим существованием, вы, не нелюди - люди, забывшие о своем происхождении! Как смеете вы... Как вы можете? Вы хуже нечисти!
        Деим снова прикрыл лицо ладонью - Барсу показалось, что до него донеслось сдавленное всхлипывание - и сидел так несколько минут, молча, сокрушенно, и рыцарь не знал, что сказать, потому что перед ним был враг, одержимый, - и к этому одержимому врагу Барс испытывал сейчас острую, пронзительную жалость. Все заготовки рыцаря, все его построения и планы стали ненужными - потому что за обширной паутиной интриг против Ордена не оказалось ни мирового заговора, ни объединения враждебных интересов. Был только один совершенно сумасшедший стареющий паук, защищающийся бурной деятельностью от самого извечного человеческого страха - страха смерти.
        Когда Деим поднял голову, он снова стал прежним - остроумный и изящный Королевский советник, неизменно доброжелательный, с достоинством несущий богатое серебро седины в буйной ухоженной шевелюре. Он даже улыбнулся Барсу, немного виновато, словно ненароком допустил бестактность в разговоре.
        - Извините, друг мой, - сказал он примиряюще. - Я разнервничался, на меня такое иногда находит - издержки работы, понимаете ли. Я, разумеется, не имел в виду всего того, что наговорил здесь - собственно, я даже смутно помню, что говорил. Так на чем мы остановились в нашей беседе?
        - Все, что я рассказал - правда, советник. - Тихо произнес Барс. - Мне очень жаль. Простите.
        - Конечно, конечно, дружище. Я не сомневаюсь. Что-то я себя сегодня неважно чувствую; не выпить ли нам еще вина? И покончим на сегодня с вопросами. Я устал.
        - Может, в таком случае не стоит пить вино? - Поинтересовался Барс, внимательно наблюдая за лицом советника. - Пожалуй, вам лучше прилечь.
        - Ничего, один бокал не повредит. - Отозвался тот; в лице его не дрогнул ни один мускул. - Бьорн! Эй, Бьорн!
        Появился северянин. Двигаясь с медвежьей грацией, он, тем не менее, ловко и быстро разлил вино. Ничего подозрительного Барс не заметил, но и это еще ни о чем не говорило. Протянув руку за кубком, рыцарь сделал неловкое движение - кубок опрокинулся, вино потекло на пол.
        - Ох, извините, - смущенно выговорил Барс. - Вот мне, похоже, сегодня действительно нельзя больше пить.
        - Ерунда, не смущайтесь. Бьорн сейчас быстренько все уберет. А знаете, Барс, я давно собирался показать вам одну вещь. Она спрятана у меня в потайном месте. И, между прочим, напрямую касается вашего Ордена. Может быть, даже для вас это будет новостью. Хотите посмотреть?
        ``Неужели поведет в подвал? - Удивился рыцарь. - Вот так, на дурачка? Видимо, у него действительно совсем нет времени''.
        - Почему бы нет? - Сказал он вслух. - С удовольствием.
        - Это что же, книга? - Спросил Барс, когда они углубились в лабиринт стеллажей. Деим шел впереди, Бьорн сзади, почти наступая рыцарю на пятки.
        - Книга. - Подтвердил советник. - Очень древняя. Но она не на полке, разумеется. Она в моей сокровищнице. Хотите побывать в моей сокровищнице, Барс?
        - А там много красивых побрякушек? - Улыбнулся рыцарь.
        - Там нет никаких побрякушек. - Серьезно ответил Деим. - Моя сокровищница - источник тайных знаний.
        - Тем интереснее. - Согласился Барс.
        Вскоре рыцарь уже смотрел, как медленно поворачивается тяжелый стеллаж, отползая вместе с массивной, полтора локтя толщиной, плитой пола, как открывается неширокий проем с ведущими вниз крутыми ступеньками. Бьорн, держась чуть-чуть поодаль, откровенно пас рыцаря - видимо, на случай непредвиденных осложнений. Барс решил не доставлять ему беспокойства.
        - Надо же, - заметил он, легко спускаясь в проем вслед за Деимом. - Я думал, таких местечек уж нигде не сохранилось.
        - Здесь сохранилось, как видите, - отозвался советник. - Правда, пришлось изрядно повозиться с механизмом, чтобы привести его в нормальное состояние.
        - Я удивлен, как вам это удалось. - Уважительно произнес Барс, останавливаясь на ступеньках и внимательно наблюдая, как спустившийся за ним Бьорн манипулирует расположенным в боковом пазу неприметным рычажком, как становится на место толстая неповоротливая плита.
        Дальнейшее произошло мгновенно: наверное, быстрее, чем Деим успел один раз растерянно моргнуть. В тот самый момент, когда плита с глухим чавканьем встала на место, Барс прыгнул вверх, нанося Бьорну резкий рубящий удар чуть повыше поясницы, по почкам; северянин хакнул, выгибаясь и теряя равновесие - ненадолго, надо отдать ему должное, но рыцарю этого хватило. Черный кинжал уже был у Барса в руках. Бьорн еще обтирал спиной шершавый камень стены, пытаясь удержаться на ногах, когда рыцарь одним мощным ударом по самую рукоятку вогнал клинок в замок поворотного механизма. Ни один кинжал, кроме черного, не выдержал бы такого удара - черный выдержал, спасибо крови неизвестного Рыцаря, некогда выковавшего его. Не удовлетворившись этим, Барс резко повернул рукоятку, обламывая лезвие.
        Когда Бьорн с медвежьим рыком бросился на рыцаря, сгребая его в охапку, когда они кубарем покатились по лестнице, считая ступеньки незащищенными боками, когда градом посыпались жесткие удары - квалифицированные, по болевым точкам - Барс не сопротивлялся. Он сделал все, что мог, не нарушив Клятву, пройдя по тонкой грани - и больше рисковать не хотел. Он потерял сознание в конце концов, но и это было неважно - свою задачу он выполнил.
        Очнулся рыцарь в том самом кресле и в тех самых перчатках - как, впрочем, и следовало ожидать. Глаза полностью не открывались - наверное, Бьорн забыл под конец о своей квалификации и просто и откровенно отвел душу. Однако Барс сумел рассмотреть обескураженное лицо Деима и искаженное злобой - Бьорна.
        - Ну и что вы натворили? - Как-то потерянно спросил советник, заметив, что рыцарь пришел в себя. - Зачем вы это сделали? Как же ваша хваленая Клятва?
        Разбитые губы опухли и болели, тем не менее Барс улыбнулся - вполне удовлетворенно.
        - Я не нарушил Клятву. - Хрипло выговорил он. - Я не причинил вреда ни вам, ни вашим людям. А об имуществе мы не договаривались. И я не применял магии - только физическую силу.
        - Не причинили вреда? Мы не можем выйти отсюда. Это не вред, по-вашему?
        Барс пожал плечами, насколько это позволили оковы.
        - Вы живы и здоровы, советник. Когда вы умрете здесь от жажды или голода, это может, конечно, быть следствием учиненной мной порчи имущества, а может - нерасторопности ваших слуг, не позаботившихся вовремя о хозяине. У них ведь есть время вас найти. В любом случае это будет естественный процесс, вызванный комплексом причин.
        - Никто не знает об этом тайнике. Никто его не найдет. И я не уверен, что его вообще можно теперь вскрыть.
        - Честно говоря, на это я и рассчитываю, - признался Барс. - Но какое отношение это имеет к Клятве?
        - Разрешите, я ему кишки вырежу! - Взвыл Бьорн, угрожающе надвигаясь на рыцаря.
        Советник отстранил его предостерегающим жестом.
        - Растяжимое же понятие эта ваша Клятва, - заметил он.
        - Растяжима не Клятва, Деим. Растяжимы слова, в которых она выражена. - Барс откашлялся и постарался говорить внятно. - Невозможно составить формулировку столь подробную, чтобы учесть все случаи жизни. Поэтому обычно, когда мы клянемся Пламенем, мы оговариваем основополагающие моменты, добавляя: ``По букве и по духу'`. Что означает ``по духу'` - это уже дело совести каждого рыцаря. Конечно, нужно иметь определенное доверие к рыцарю, чтобы удовлетворится этим; тем не менее, это всегда срабатывает. Вы же потели час над формулировкой, исписали десяток листов, а этой деталью пренебрегли. Но я вас понимаю. Вы не доверяете нам.
        - И правильно, как я теперь убедился. - Вздохнул советник. - Ну что ж. Если вы продолжаете придерживаться вашей Клятвы, то я хочу напомнить вам, что у меня остался еще один незаданный вопрос. Пожалуй, я сформулирую его так: как нам выбраться живыми из этого подвала?
        Этого вопроса Барс ждал. Он был ему нужен, этот вопрос - потому, что рыцарь предпочитал оставаться в живых, пока живы Деим и Бьорн. Так, на всякий случай. Пусть даже маловероятный. То, что этот остаток жизни будет малоприятным, Барса не волновало - ну, не то чтобы совсем, но это было не значимо. Реально убедиться в гибели врага было важнее. Поэтому он сказал:
        - Я мог бы открыть эту дверь.
        И улыбнулся, увидев изумленно поползшие вверх брови Деима.
        - Я мог бы открыть эту дверь при помощи магии. - Пояснил свои слова Барс, насладившись моментом. - Я дал вам Клятву не применять магию в пределах ваших владений, но эта проблема решаема. Скажем, вы подарите эту часть замка Бьорну. Тогда я получу возможность пользоваться своей магией здесь. И смогу открыть дверь. Это несложно. Гораздо сложнее другое.
        Барс снова улыбнулся, облизнул пересохшие кровоточащие губы.
        - Вам придется уговорить меня сделать это. - Весело сказал он.
        Глава XIV.
        - 1 -
        Бертрам Ренье, капитан Королевской Гвардии, трясся в седле под противным мелким дождичком и проклинал свою судьбинушку.
        Капитана мучал радикулит. Эта хворь прицепилась к нему давно, еще тогда, когда на каких-то идиотских учениях его части пришлось форсировать ледяную и довольно бурную реку. Бертрам загубил тогда хорошую лошадь, проторчав в воде почти полдня, пересекая реку раз за разом - он не позволил себе выехать на берег и обсушиться, пока последнее копье его части не оказалось на твердой почве. По результатам учений часть Бертрама оказалась единственной, которая не потеряла при переправе ни одного человека. Капитан получил медаль и подарок в виде радикулита, оставшегося с ним навсегда.
        В сырую погоду это было особенно мучительно. Сейчас бы ему сидеть у горящего камина, укутав поясницу теплым шерстяным пледом, отогревать свои старые кости, посасывать любимую трубку, вдыхая аромат хорошего табака. Вместо этого капитан тащился по расхлябанной дороге в сопровождении десятка своих гвардейцев, под дождем, который, похоже, не собирался прекращаться, в очередную проклятую дыру, где придется общаться, скорей всего, с очередным тупым солдафоном, не знающим и десятой доли своих обязанностей, а завтра тащиться в другую дыру... Представив, какой жестокий приступ ожидает его ближайшей ночью, Бертрам застонал.
        Все это было результатом его собственной глупости. Капитан сам обрек себя на немилость, когда вопреки приказу командования отвел войска и пропустил рыцарей Пламени. Немилость вылилась назначением в эту дурацкую инспекционную поездку. Что ж, могло быть и хуже. Повезло еще, что Король чуть позже отменил приказ и даже всыпал кое-кому за чрезмерную услужливость. Бертрам, так тот с самого начала считал, что на Орден зря навешали собак. Парни, которые могут втроем легко затерроризировать такой город, как Умбра, вряд ли станут кого-то похищать. Справные вояки эти рыцари.
        Нет, Бертрам не жалел, что не стал подставлять своих гвардейцев под черные мечи. Капитан Королевской Гвардии любил своих ребят. Они того стоили. Но он мог бы не рубить сплеча, заявляя, что не счел необходимым губить сотни жизней из-за чьей-то глупости. Его тогда вдохновило то, что сам Король отметил неразумность приказа. Однако говорить такое все же не следовало. Он, Бертрам, ведь не Король.
        А мог бы словчить. Мог бы даже заявить, что рыцари через его позиции вовсе не проезжали - гвардейцы своего капитана не выдали бы, в этом Бертрам был уверен. Как они попали на другой берег? А кто их знает, этих рыцарей Пламени, на что они способны. Вот и все. И грелся бы сейчас у камина. Проклятый язык. Сколько раз уже в жизни он его подводил.
        Вчера капитан инспектировал гвардейские посты на северной дороге. Обнаружил солдат нетрезвых, солдат, отлучившихся с поста, солдат, собирающих ``оброк'` по деревням. Конечно, это были не Королевские гвардейцы, тем не менее всему же есть предел! Когда Бертрам добрался до командного пункта, бледный трясущийся лейтенант, которому уже донесли об инспекции, готов был лизать капитану сапоги. Не помогло. Бертрам отправил разгильдяя на гауптвахту - до столицы под арестом из собственных солдат, а на его место поставил показавшегося смышленым сотника, командовавшего прежде копьем. Однако дисциплина в части была распущена до предела, и у капитана вовсе не было уверенности, что теперь на дороге будет намного больше порядка. Но время поджимало, и, переночевав на притихшем командном пункте, Бертрам рано поутру выехал в западном направлении.
        На северо-западный тракт они выбрались, изрядно покружив по проселкам, всего в нескольких милях от столицы и теперь двигались от города, проверяя посты, иногда останавливая и расспрашивая путников. Тягомотина. Однако надо было признать, что на этой дороге дела обстояли получше: солдаты службу знали, караулы исправно несли, и Бертрам уже настроился здешнего лейтенанта подхвалить. Хоть какое-то светлое пятно в беспросветности последних дней. Вот добраться бы только до командного пункта, и все - больше он сегодня никуда не поедет. Баста. Иначе завтра гвардейцам придется его к седлу привязывать.
        На дороге показалась телега, влекомая двумя справными лошадками. Правил ими изрядно скособоченный старик, и Бертрам, взглянув на него, грустно подумал: ``Вот что меня ждет''. На телеге среди бочек и корзин гордо восседали две женщины: одна - невообразимо толстая, вторая - наоборот, худая и неприметная, но сейчас лица обоих излучали несомненное довольство. ``Чему можно так радоваться в такую погоду?'` - Вяло удивился капитан.
        - Проверить их, капитан? - Поинтересовался лейтенант Спардис, подъехав поближе.
        - Не стоит, - махнул рукой Бертрам. - А впрочем... Ладно, проверьте.
        Когда гвардейцы остановили телегу, толстуха спрыгнула с нее с неожиданным для ее комплекции проворством, громко запричитала:
        - Уже на двух постах нас трясли, все корзины перевернули! Пустые мы, на рынок едем! Уже когда вы уйметесь, ироды? Сил нет по десять раз все перевязывать!
        - Лейтенант Королевской гвардии Спардис. - Спокойно представился офицер, словно не слыша истеричных криков толстухи (``Молодец, моя выучка'`, - одобрил Бертрам). - Куда путь держите?
        - На рынок, говорю же! В Умбру.
        - Покупать или продавать?
        - Покупать, покупать. Пустые мы. Или ты оглох, ирод окаянный?
        - Грубить не стоит. - Так же спокойно отреагировал Спардис. - А откуда едете?
        - Из поместья Королевского советника Ставрадара Деима! - Задиристо объявила толстуха. - Я у него экономка. Су меня звать. Рума - служанка, а Жур - конюх. Едем продукты закупать.
        ``Деима? - Удивился Бертрам. - Не знал, что у него поместье по этой дороге''.
        - Разгружайтесь. - Скомандовал Спардис.
        Толстуха закатила глаза и деланно застонала.
        Бертрам чуть тронул ногами бока своей лошади, подъехал к телеге.
        - Погоди, Спардис. - Проворчал он. - А скажи-ка мне, женщина. Советник нынче у себя?
        - Утром был у себя. - С готовностью ответила толстуха. - Когда мы уезжали, спал еще.
        ``Может, к Деиму на ночевку напроситься? - Подумал капитан. - У него всегда винцо отменное, и табачок высшего качества. Не отсыревший, как мой''.
        - А далеко ли до поместья? - Спросил он.
        - Да неблизко. Мы вон, почитай, почти с рассветом выехали.
        ``Нет, не поеду. - Решил Бертрам. - Далеко''.
        - Ладно, Спардис. - Махнул он лейтенанту. - Пусть люди едут. А то с этими задержками к вечеру на рынок доберутся.
        - Вот спасибо, господин хороший, - радостно защебетала толстуха, ловко забираясь в телегу, и тут же грозно прикрикнула на конюха:
        - Трогай, старый, заснул, что ли?
        ``Ишь, командирша. - Усмехнулся про себя Бертрам. - Толковая экономка, небось. Умеет Деим себе людей подбирать''.
        Телега покатилась к городу, а капитан поманил к себе Спардиса.
        - Бери двоих ребят и отправляйтесь вперед. Разведайте наконец, где тут этот проклятый командный пункт. Пугани их там слегка, что проверка едет, пусть готовятся. И комнату получше протопят, чтоб к моему приезду все от жара трещало! Ну, и встретишь нас, или пошлешь кого. А я потиху поеду. Стар я уже в такую погоду галопами скакать.
        Лейтенант, привыкший, как, впрочем, и все в части, к жалобам капитана на свою старость - обычно они мгновенно забывались, стоило Бертраму взять в руки рапиру или выйти на тренировочную площадку - понимающе кивнул.
        - Сделаем все по дворцовому разряду, - заверил он командира.
        - Ну, по дворцовому ты здесь вряд ли найдешь. Но хотя бы по разряду хорошей гостиницы, а?
        Спардис расстарался на славу. На командном пункте капитана ждали не только довольно уютная комнатка и хорошо протопленный камин, но и горячее вино со специями, и даже согретое заранее шерстяное одеяло. С одеялом, правда, лейтенант, по мнению Бертрама, переборщил - все-таки они приехали сюда с инспекцией, не стоило так сразу демонстрировать свои слабости. Но, раздевшись перед горячим камином до исподнего, капитан сказал себе - ``А, какого лешего!'` - снял и исподнее, быстро завернулся в теплое, покалывающее кожу одеяло.
        - Будет тебе лыбиться, - пробурчал он, заметив мимолетную улыбку присутствовавшего в комнате Спардиса. - Доживешь до моих лет, вспомнишь еще своего капитана. Скажешь тогда: ``Зачем я, дурак, смеялся!'`
        - Да я не смеюсь вовсе. - Попытался оправдаться лейтенант. - Я поспорил с Рубеном. Он считал, что мне за это одеяло нагорит.
        - И правильно считал. - Согласился Бертрам. - Это тебе повезло, что я не намерен здесь нагоняй устраивать. Так что живи. Тебе, кстати, тут как вообще?
        - Да вроде все в порядке. - Пожал плечами Спардис. - Посты на месте, сменяются регулярно, всяких подозрительных лиц целую кутузку насажали. Мелочевка, конечно, но - бдят. Лейтенант здешний, правда, фрукт еще тот, сами увидите. Он, кстати, ждет вас к обеду через полчаса. Но службу вроде знает. Из отрицательного слышал только - бродяжка у них сбежала ночью из-под стражи, кажется, какая-то местная сумасшедшая. Ну, это вряд ли серьезно.
        - Из-под стражи - это уже непорядок. - Отозвался капитан, поворачиваясь к камину другим боком. - Как же так прошляпили?
        - Я так понял, ее и задержали-то только, чтобы по дорогам ночью не шлялась. Сумасшедшая, но вроде безобидная. В кутузку пожалели сажать, оставили в общем зале у камина. Ну, а она попросилась в уборную - и с концами. Ночь темная была, ветреная, где там услышишь что или увидишь.
        - Проводить были обязаны. Если уж задержали, должны стеречь.
        - Ну, в самом деле, капитан. По-моему, у нас это первая часть, где только один прокол нашелся, и тот такой... незначащий.
        - Ты мне их не защищай, защитничек! - Погрознел Бертрам. - Человек из-под стражи сбежал - это у него незначащий прокол!
        - Извините. - Сразу отставил фамильярный тон Спардис.
        - Ладно, разберемся. - Проворчал капитан. - Может, ты и прав. Там посмотрим. Говоришь, к обеду ждут?
        Лейтенант Габриций Дорф вовсе не показался Бертраму каким-то уж особенным ``фруктом'`. Обычный провинциальный сноб, помешанный на этикете, слегка старомодный (это, впрочем, пройдет через годик пребывания в столице), после второго бокала начинающий перечисление своих близких и дальних аристократических родственников - капитан перевидал таких немало. Как правило, за махровым их снобизмом скрывается элементарная провинциальная стеснительность. Они довольно быстро обтесываются, эти ребята, и если хотят чему-то учиться, то со временем из них получаются вполне приличные гвардейцы, иногда - лучшие. Если не хотят - тогда рано или поздно уезжают обратно в свою провинцию, щеголять столичным выговором.
        У Дорфа Бертрам подметил немало положительных черт. Ответственный, исполнительный; хорошо понимает службу, умеет обращаться с солдатами - не распускает, но и не враждует с ними. Не трус, перед проверяющим не лебезит, держится достойно. По делу отвечает без уверток. Человечный, бродяжку вон пожалел. ``Может, взять его к себе? - Лениво подумал сытый капитан за второй чашечкой вполне приличного чая. - Вдруг да выйдет толк. А, кстати, о бродяжке''.
        - Что это я слышал, будто у вас человек из-под стражи убежал? - Спросил он строго, отставляя в сторону чашку.
        - Ах, да. - Смутился лейтенант, и Бертрам готов был держать пари, что Дорф слегка покраснел. - Я посылал разъезды на поиски, но не нашли - уж очень ночь была темная, в двух шагах не видно ничего. Сумасшедшая, кто знает, куда она могла податься.
        - Сумасшедшая? - Нахмурился капитан. - Вы что же, ее у лекаря освидетельствовали?
        - Нет, конечно, - еще больше смутился Дорф.
        - Тогда и не говорите, что сумасшедшая. А упустили как?
        - Моя вина, - совсем уж сокрушенно выдавил лейтенант, опуская голову. - Нельзя было ее в общем зале оставлять.
        - Вот как. - Хмыкнул Бертрам. - Вина, значит, ваша. А тот солдат, что постеснялся женщину в уборную проводить, у вас что же, в героях ходит?
        - Солдат наказан.
        - Вот как. - Повторил капитан. - Солдат наказан, а перед начальством, значит, вину на себя берете? Молоде-ец. Только вины это с вас не снимает.
        Бертрам помолчал, думая про себя: ``А он мне действительно подходит, пожалуй''. А потом начал отчитывать лейтенанта - резко, леденяще-отрывисто роняя слова, тем тоном, который порой заставлял бледнеть и бывалых офицеров.
        - Вина здесь действительно и полностью ваша. - Рубил он. - Не в том, что женщину пожалели. А в том, что сделали дело наполовину. Арестовали, а должную охрану не организовали. Не внушили вашим солдатам, что она задержана, а не из милости здесь греется. Проявили попустительство сами и тем спровоцировали попустительство подчиненных. Так что хотя солдата вы наказали правильно, отдувается он за вас. Какое взыскание вы себе назначите за этот проступок?
        Может быть, он чуть-чуть передавил - лейтенант-то был все-таки совсем зеленый, а тут капитан Королевской Гвардии! Только у Дорфа с лица сползли всякие остатки какого-бы то ни было цвета. Став даже как будто меньше ростом, он проговорил как-то жалобно, по-мальчишески:
        - Это ведь даже не женщина... Совсем девчонка была...
        - Это вас не извиняет! - Отрезал Бертрам.
        Помолчал, переваривая услышанное.
        Нахмурился.
        Переспросил, уже немного другим тоном:
        - Девчонка? Сумасшедшая?
        - Абсолютно сумасшедшая! - Подхватил лейтенант. - Без всякого лекаря видно было!
        - А что она говорила?
        - Утверждала, что принцесса. - Прошептал Дорф севшим внезапно голосом. - Требовала доставить ее в столицу. Срочно.
        Глаза молодого лейтенанта сделались при этом совершенно округлыми, точно как чайные блюдца, в которых засыхало на столе недоеденное варенье.
        - 2 -
        Поскольку лейтенант Габриций Дорф изволил впасть в ступор, Бертраму пришлось говорить с ним очень мягко, чтобы получить хоть какие-то ответы на свои вопросы.
        - Как выглядела девочка? - Спрашивал капитан.
        - Как бродяжка. - Отвечал Габриций.
        - А подробней?
        - Как безумная бродяжка.
        - Ну хорошо. Какого она была роста?
        - Вот такая. - Лейтенант поднял руку чуть выше уровня груди.
        - Как одета? Только не говорите ``как бродяжка'`.
        - Но действительно как бродяжка! - Поднял офицер на Бертрама умоляющие глаза. - Обноски какие-то. Грязные все, рваные. Не со своего плеча.
        - Одежда мужская или женская?
        - Женская. Велика ей была.
        - Вот видите, как много вы заметили. Ладно, поехали дальше. Волосы какие, помните?
        - Грязные. - Беспомощно сказал лейтенант.
        - М-да.
        Бертрам прошелся взад-вперед по комнате, уговаривая неизвестные силы дать ему побольше терпения.
        - Ну а темные или светлые?
        - Средние. Нет, скорее светлые. Может быть, русые. Да, светло-русые, пожалуй.
        - А лицо? Какое было лицо?
        - Такое, э-э-э...
        - Грязное? - Предположил за лейтенанта Бертрам, окончательно выходя из себя.
        - А вот и нет. - Неожиданно оживился Дорф. - Вернее, поначалу да, но она умылась здесь. И переоделась, между прочим, так что ушла в другой одежде. А лицо было кругловатое такое, простое совсем лицо. Послушайте, вы меня нарочно так напугали? Это не могла быть она, никак не могла.
        - Вы хотите сказать, что это был переодетый мальчик?
        - Да нет. Это не могла быть принцесса, хочу я сказать. Я ведь присматривался к ней. Я же не совсем идиот. Обычная бродяжка. Вся в синяках каких-то, ссадинах. Руки сто лет ухода не знали. Невысокая совсем, ни фигуры, ничего. И некрасивая.
        - Какие у нее были глаза?
        - Глаза я как раз хорошо запомнил. Серые глаза. Может, чуть зеленоватые.
        - Лейтенант. - Тихо произнес Бертрам. - А как вы представляете себе внешность нашей принцессы?
        - Я же видел портреты. - Возмутился офицер. - Наша принцесса красавица. Она высокая, золотоволосая. Величественная. Лицо у нее такое... Аристократическое. Глаза голубые.
        - А что высокая - это вы тоже по портрету определили?
        - Ну, по крайней мере, так кажется. - Смутился лейтенант.
        ``Вот они, последствия официальной пропаганды''. - Зло подумал Бертрам.
        А вслух сказал:
        - Лейтенант, хотите я открою вам государственную тайну? Принцесса Алина очень невысока. Примерно такого роста, как вы показали. Фигурка у нее мальчишеская, слегка коренастая. Зато она очень подвижна, настоящий живчик, и величественной бывает крайне редко. У нее правильное овальное лицо, симпатичное, но простоватое, и красавицей ее не назовешь. Русые волосы, скорее светло-русые, но никак не золотые - разве что если в пудре, но этого она не любит. Самое красивое в ней - глаза: запоминающиеся, серые с зелеными искрами, очень яркие. На портрете такой цвет трудно сделать ярким, поэтому их рисуют голубыми. А аристократизм у нее внутри, и это самый натуральный аристократизм, какой только можно себе представить. Теперь давайте сделаем вот что. Возьмите ее портрет - у вас ведь есть здесь ее портрет, не правда ли? Не может не быть, если только я в вас не ошибся. Покажите мне. Подойдет, не самая дурная поделка. Всмотритесь в него внимательно. Сделайте скидку на все то, о чем я вам сейчас сказал, и еще - на синяки и ссадины. Подумайте, не торопитесь. Теперь ответьте мне, кого вы видели сегодня ночью?
        - Это была она. - Помертвевшими губами выговорил Дорф.
        Бертрам согласно кивнул.
        - Я тоже так считаю. А знаете, почему я сразу подумал о ней? Потому что словосочетание ``сумасшедшая девчонка'` - это самая точная ее характеристика из всех, что я слышал.
        - Что же теперь делать? - Прошептал лейтенант.
        - А вот это мы с вами сейчас обговорим подробно.
        Менее часа спустя капитан Королевской Гвардии снова садился на коня. Дождь так и не перестал, но теперь Бертраму было не до радикулита. Другие заботы одолевали капитана.
        - Помните. - Сказал он на прощание Дорфу. - Ваш единственный шанс спасти свою шею - это быстро что-то найти. Лучше всего, конечно, саму Алину. Желательно - место, где она находилась до сих пор. Как минимум - людей, которые ее видели или что-то знают. Действуйте, как я вас учил. И не спрашивайте о принцессе. Вы сами об это обожглись. Ищите бродяжку. Чуть что интересное - сразу посылайте гонца.
        - Спасибо. - Негромко проговорил лейтенант.
        - За что? - Удивился Бертрам.
        - Я сознаю, что мне нет прощения за эту ошибку. Но вы поверили в меня. Дали шанс.
        - Шанс еще нужно использовать. - Заметил капитан. - Дерзайте. И молите судьбу милосердную, чтобы с ней ничего не случилось.
        ``Теперь ты носом землю будешь рыть, мальчик. - Подумал Бертрам, отъезжая. - Если тут можно хоть что-то найти, ты найдешь. Или я не капитан Королевской Гвардии''.
        - Девочка стремилась в столицу. - Сказал капитан своим гвардейцам. - Так что мы тоже едем туда. Но не просто так. Мы вспашем эту дорогу. Вытащим из норы любого сурка. Кто-то должен был ее видеть. Так что прочистите носы, ребята. Будете нюхать ветер.
        - Капитан, а что, если мы приедем в город, а принцесса уже там и спит себе в своей опочивальне? - Поинтересовался Рубен.
        - Ну что ж. - Пожал плечами старый вояка. - Тогда я просто вздохну спокойно.
        Если принцесса Алина и передвигалась по этой дороге, то она, наверное, воспользовалась шапкой-невидимкой - такие мысли крутились в голове у Бертрама после долгих часов дотошных поисков. Гвардейцы прочесывали дорогу частым гребнем, не пропуская ни конного, ни пешего; особое внимание уделяли придорожным гостиницам и постоялым дворам, выспрашивали в окрестных деревнях, будоражили местных хуторян, осматривали отдельно стоящие строения. Гвардейские кони месили рыхлую почву вспаханных полей, топтали молодые, бледно-зеленые всходы, продирались через подлесок и через кусты. Медленно, но верно отряд продвигался к столице. Вернулся гонец, посланный Бертрамом в Умбру, сообщил, что второй отряд начал прочесывание от городских ворот. В столице все было по-прежнему: принцесса не нашлась, и, судя по всему, подходящая под описание бродяжка в город не входила. Однако теперь в Умбре искали двух человек: принцессу - и бродяжку, точное словесное описание которой было доведено до всех, кого это могло заинтересовать; за сведения о бродяжке была объявлена награда.
        И все-таки Бертраму повезло. Всего в паре миль от столицы навстречу ему попалась повозка с двумя крестьянами. Ехали они с рынка, день выдался неудачным, с горя оба хорошо приложились к горячительному и теперь распевали песни, сопровождая короткие неприличные куплеты громовым: ``О-хо-хо!'`. Мужики очень долго не могли понять, чего хотят от них гвардейцы, потом один сказал другому, икая через слово:
        - Ты глянь, Сень. Никак ту нищенку ищут, что мы утром в приют свезли.
        - К-какую нищенку? - Удивился Сень.
        - Да ты, дружище, пьян, что ли? Больную, забыл? Ты еще боялся, что заразная.
        - А, эту. - Вспомнил Сень, будто они с приятелем каждый день подбирали на дороге нищенок. - Свезли, было дело. На рынок опоздали из-за нее. Все хорошие места заняли. С-суки!
        Когда гвардейцы во главе с Бертрамом помчались в сторону столицы, вовсю наращивая галоп, недоумевающие мужики еще долго торчали на одном месте, крутили головами и терли покрасневшие от возлияний глаза. Они, похоже, так и не поняли, по велению какой такой улыбки судьбы им вдруг отвесили целый кошель полновесного звонкого серебра - сумму, которую на рынке они не могли бы мечтать выручить даже за все лето.
        ***
        Городской приют для сирых и убогих располагался в одном из беднейших кварталов Умбры. Это было массивное серое здание, приземистое и унылое; когда-то здесь находились казармы, потом оно долго стояло пустым, и его плотно оккупировала местная воровская и нищенская братия. В один из рейдов гвардия вычистила наконец-то этот рассадник мерзости, и на деньги Короны, отводящиеся на благотворительность, здесь был организован приют, дающий всем пожелавшим в него обратиться необходимый для выживания скромный минимум: какую-никакую кормежку, не позволяющую, тем не менее, умереть с голода, одежду, чтобы прикрыть тело, крышу над головой, под которой можно перевести дух и даже койку для больных и умирающих.
        Койки стояли длинными рядами в обширном помещении, снабженном двумя огромными каминами, но в данный момент не отапливаемом: топили здесь только зимой, и никогда - в полную силу. Больные и увечные, раненые и избитые, бредящие, нищие в страшных язвах, кашляющие старики - вряд ли еще где-то в Умбре, считающейся городом цивилизованным, можно было увидеть одновременно такое собрание людских бед. Привычные ко всему сиделки спокойно передвигались меж рядов, разнося воду, выслушивая просьбы, проверяя, не умер ли кто из самых тяжелых. И почти в центре этого скорбного места на узкой кровати, под тощим серым одеялом, знававшим лучшие времена, горело в лихорадке маленькое исхудавшее тельце, принадлежащее наследной принцессе Королевства Арсания.
        - Нашли, что искали? Это она? - Поинтересовалась старшая сиделка, пожилая женщина с усталыми глазами, у склонившегося над койкой Бертрама.
        Бледное, осунувшееся личико. Сама на себя не похожа. Не удивительно, что Дорф ее не узнал. Мечется в бреду, и не выглядит выздоравливающей. Судьба милосердная, пожалей девочку!
        - Если она и натворила что, так судьба ее уж наказала. - Вздохнула сиделка. - Может, оставите девочку в покое, капитан?
        - Дрова у вас есть? - Невпопад спросил Бертрам.
        - Что? - Не поняла сиделка.
        - Так. - Бертрам выпрямился, строго посмотрел на женщину. - Эта девочка - важный свидетель. Необходимо, чтобы она выздоровела. Во что бы то ни стало. Так что с этой минуты будете выполнять все мои распоряжения. Все, вы поняли?
        Отвернувшись от растерянно кивающей женщины, Бертрам двинулся по проходу, поманив к себе топтавшихся чуть поодаль гвардейцев.
        - Я не уверен, что ее можно сейчас перевозить. - Сказал он им, оценивающе оглядывая помещение. - Поэтому устраиваемся здесь. Рубен. На тебе охрана. Возьми пока троих. Ты знаешь, что делать, действуй. Симон. Организуй, чтобы все остальные койки отсюда вынесли. Вместе с обитателями. В соседние помещения, или в соседние здания, если понадобится. Разберись. Даг. Найди дрова, если нет - пали мебель. Срочно растопить оба камина. Спардис. Ты во дворец. Привези Феофана. Из-под земли достань. Склянки свои пусть не забудет. Верион. На тебе снабжение. Дрова, нормальные одеяла, сам подумай, что еще может понадобиться. Зимин. Дуй в казармы, нам нужна подмога. Ну, чего ждешь?
        - Мы нашли принцессу, капитан? - Вполголоса поинтересовался Зимин, рослый черноволосый гвардеец.
        - Пока мы нашли важного свидетеля. - Отрезал Бертрам. - Принцессу мы найдем, когда здесь будет Феофан. Не хочу, чтобы прислали этого надутого индюка Курда.
        Соперничество между дворцовыми лекарями, коих имелся почти десяток, давно уже несло характер вялотекущей войны. Но вне конкуренции меж ними были двое: пользовавший королевскую семью мэтр Курд и молодой Феофан, рангом пониже, в основном оказывавший помощь расквартированным при дворце гвардейцам, не брезгуя при случае обращать внимание и на обслуживающий персонал. Во дворце, к счастью, болели не слишком часто, и полечить какую-нибудь мелкую хворь было весьма престижно у Курда, немного менее престижно - у кого-то из других мэтров. Но умные люди знали: если заболел серьезно, нужно идти к Феофану. Уже одно то, что в свои годы молодой лекарь был приглашен на службу во дворец, говорило о многом.
        Феофан прибыл в сопровождении двух молоденьких девушек - это было его собственное нововведение: он сам обучал сиделок для своих больных, и учил кое-чему такому, о чем старые опытные сиделки и не слыхивали. Бертрам услышал топот копыт буйно подъехавшей кавалькады и сам вышел встретить лекаря.
        - Что за срочность? - Начал возмущаться Феофан с порога. - Ваши гвардейцы меня, можно сказать, просто похитили. Я оставил больного, раздетого и приготовившегося к осмотру; вы можете представить себе его чувства, когда он не дождется своего лекаря? Вы, почитай, осрамили меня на всю столицу!
        - Вы не пожалеете, что приехали. - Пообещал лекарю Бертрам. - Надеюсь только, что рассказы о чудесных исцелениях, которые я о вас слышал, подтвердятся.
        - Все настолько плохо? - Сразу посерьезнел Феофан. - Показывайте больного.
        Но, войдя в бывшую ``скорбную палату'`, не удержался от восклицания:
        - Ох, не знал я, что нищие так живут!
        Помещение преобразилось. Оба камина, в каждом из которых можно было бы приготовить быка, жарко пылали. Каменный пол застелили коврами, окна завесили какой-то плотной материей. Теперь местные сиделки под руководством одного из гвардейцев были заняты драпировкой стен. Где Верион умудрился за столь короткое время раздобыть все это богатство, так и осталось тайной за семью печатями - впрочем, Бертрам не без оснований предполагал, что он просто воспользовался преимуществами военного положения.
        - Теперь все вон. - Распорядился Феофан, подходя к единственной в комнате кровати. - Капитан, а вы чего ждете?
        - Я останусь. - Коротко сказал Бертрам.
        Недовольно пожав плечами, лекарь склонился над больной.
        - Почему вы сразу не сказали, что это она? - Тихо спросил Феофан некоторое время спустя, когда осмотр был уже закончен.
        - Они бы ни за что не оставили ее здесь. А я не был уверен, что ее можно трогать с места.
        - А почему пригласили меня?
        - Считайте это комплиментом.
        - Опасный комплимент. Очень уж велика ответственность.
        - Каковы ее шансы?
        Феофан потер лоб, заговорил устало, глядя в сторону:
        - То, что вы не стали ее перевозить, правильно. Лучше этого пока не делать. Окна завесили зря: здесь душно, а больной нужен воздух. Но сырости быть не должно, так что огонь - это хорошо. Кровать надо передвинуть - вот туда, поближе. Лекарство я буду готовить сам. Это нужно делать каждый день, готовое оно быстро портится. Процедуры... Ну, это я своим девочкам расскажу. Что же касается шансов... Хорошо, что вы нашли ее сегодня, капитан. Завтра могло бы быть поздно.
        - 3 -
        Процесс превращения нищенского приюта в филиал Королевского дворца продолжался.
        Сам Король одобрил решение своего капитана. Собрав консилиум дворцовых лекарей и затем выслушав их всех, Роланд коротко кивнул, но обратился к одному Феофану.
        - Полагаю, сударь, вы достаточно разумны, чтобы учесть дельные рекомендации старших коллег. - Сказал Король. - Но руководите лечением вы. Делайте, что считаете нужным. Сохраните мне дочь.
        Потом рассказывали, что Курд, услышав эти слова, адресованные молодому лекарю, не сумел сдержать вздох облегчения. Эта сплетня стоила ему доброй половины его клиентуры.
        Так что Алина пока оставалась в бывшем (теперь уже) приюте, Бертрам из опального вдруг попал в герои, а Феофан мог рассчитывать на значительное повышение статуса - в случае благополучного исхода дела.
        Один из самых захудалых в городе кварталов преобразился несказанно. Нищих или оборванцев здесь теперь нельзя было отыскать днем с огнем. Приют со всеми обитателями перевели в новенькое складское помещение на окраине. Улицы, очищенные от отбросов и вымытые, патрулировались Королевскими гвардейцами. Были и изменения вовсе уж неожиданные: например, после того как Феофан заявил, что принцессе было бы полезно подышать ароматом соснового леса, прямо под окнами бывших казарм был вскрыт значительный участок мостовой и высажены привезенные из леса вместе с землей молодые сосны.
        Бертрам теперь почти неотлучно находился при принцессе. Капитан обнаружил, что в положении героя есть свои преимущества: когда твое собственное начальство стесняется тебе приказывать, это что-то, да значит. Надо только успеть этим воспользоваться, пока ветер опять не переменился. Правда, пользовался свободой Бертрам своеобразно: не отдыхал с трубочкой и бокалом вина перед камином, как мечтал уже давно, а вдумчиво ловил каждое слово принцессы, сказанное в бреду.
        Прискакал гонец от Габриция Дорфа. Молодому лейтенанту удалось накопать немного, но кое-что привлекло внимание капитана: один из гвардейцев, дежуривших в ту ночь на пятом посту - том самом, к которому вышла Алина - утверждал, будто девушку подвез какой-то скрюченный старик на двуколке. Близко к посту старик не подъезжал и быстро уехал обратно, так что остальные гвардейцы его не видели. Этот же солдат молчал до сих пор, поскольку незадолго до того отлучился с поста и за отлучку боялся быть наказан. Дорф сообщал, что теперь прочесывает окрестные деревни и имения в поисках: а) двуколки, б) старика с нарушениями осанки.
        ``Скрюченный старик. - Бормотал себе под нос Бертрам, прохаживаясь взад-вперед по палате. - Старик с нарушением осанки. Почему у меня такое ощущение, что я на днях уже думал о каком-то скрюченном старике?'`
        Алина глухо вскрикнула в бреду, Бертрам сбился с мысли, резко обернулся к принцессе. Дергался он, впрочем, зря: Феофановы сиделки свое дело знали хорошо, сейчас одна из них уже смачивала губы принцессы каким-то настоем, вторая обтирала взмокший лоб. А вот капитанова поясница на резкое движение отреагировала отрицательно, в спину словно вставили раскаленную кочергу...
        ``Спина. - Вдруг осенило его, и от нахлынувшей догадки даже боль отступила на второй план. - Ну конечно. Я тогда подумал, что скоро стану таким же скособоченным. На дороге, на той самой дороге. Две женщины, толстая экономка, Су, кажется, вторую не помню, и старик, его звали... Жур. Скрюченный старик. Конюх''.
        Кое-какие слова, имена, фразы, подслушанные Бертрамом за время его бдений у постели больной, завертелись в голове у капитана, становясь на свои места, как части запутанной, но несложной головоломки. Однако некоторое время он еще медлил, отказываясь поверить в собственные выводы. Досадливо мотнул головой, поморщился. И решительно направился к ложу принцессы.
        - Выйдите-ка, девочки. - Сказал он сиделкам. - Да не дергайтесь, на минуту всего. Ну, быстро, дамы, а то мне придется придушить вас в целях сохранения государственной тайны.
        Переглянувшись, сиделки вышли, а Бертрам встал на колени у изголовья, в который уж раз всмотрелся в бледное лицо принцессы. Пожалуй, она выглядела все же чуть получше - возможно, лечение Феофана начинало действовать, а может быть, капитан просто очень хотел в это верить.
        - Алина, - тихонько позвал Бертрам. - Это я, Бертрам, твой капитан, помнишь? Алина, девочка, скажи мне. Ты ведь была у Деима, верно? Ты была у советника Ставрадара Деима? В его поместье?
        Капитан уже думал, что не дождется никакой реакции, когда принцесса вдруг открыла глаза.
        - Деим - враг. - Сказала она громко и совершенно отчетливо. - У Деима...
        - Он похитил тебя?
        - Я была у него.
        И зашлась в судорожном кашле.
        Бертрам позвал сиделок, с трудом поднялся с колен. Губы его были сурово поджаты.
        Через полчаса капитан Королевской Гвардии явился на прием к Королю.
        ***
        - Вы хотите убедить меня, что мой собственный советник похитил и все это время прятал мою дочь?
        Король Роланд принял капитана без задержек, прямо в своем рабочем кабинете. Просто одетый, без атрибутов своей власти, с покрасневшими от недосыпа глазами, король не выглядел сейчас тем грозным монархом, которого боялся двор и чтили соседи. ``А ведь он постарел. - Вдруг подумал Бертрам. - Здорово постарел. Как это я раньше не замечал?'`
        - У меня есть основания так полагать, Ваше Величество. - Вежливо, но уверенно ответил он. - Достаточно серьезные основания, чтобы я позволил себе предложить немедленный арест Ставрадара Деима.
        - Вы отдаете себе отчет, насколько серьезно это обвинение?
        - Если дальнейшее расследование опровергнет мои выводы, я готов сложить с себя все полномочия и подать в отставку.
        - Вот как.
        Король хмыкнул, поднялся из своего кресла, тяжело оперевшись на подлокотники, прошелся по кабинету. Остановился перед книжными полками, взял в руки какой-то том, полистал, бросил. Сказал, все так же стоя спиной к Бертраму:
        - Как это все просто у вас получается. Наворотил дел - и быстренько в отставку. А мне что прикажете? Тоже в отставку подавать?
        ``Постарел. - Снова подумал капитан, стоявший навытяжку посреди кабинета. - Прежде такого не сказал бы''.
        - Если бы вы пришли ко мне с этим несколько дней назад, я бы вам, скорей всего, не поверил. - Заметил Роланд, возвращаясь к столу и начиная перекладывать бумаги; на Бертрама он по-прежнему упорно не смотрел. - Но есть одно обстоятельство, которое меня серьезно беспокоит. В тот день, когда стало известно о местонахождении принцессы, я послал за Деимом. Его не нашли. Его нет ни в городском доме, ни в загородном имении. И что особенно нетипично - он никого не предупредил, куда отлучается и как надолго.
        (И вы молчали, - едва не вырвалось у Бертрама, но на сей раз язык он прикусил вовремя).
        Король наконец поднял голову от бумаг.
        - Проверьте все, Бертрам. - Сказал он устало. - Получите доказательства. Но будьте осторожны. Не слишком афишируйте свои поиски. И если ваши предположения верны... Не всегда определенность лучше неопределенности, капитан. Возможно, я не был бы так уж несчастлив, если бы точно знал, что никогда больше не услышу о своем бывшем советнике.
        Покинув кабинет и спускаясь по бесконечным дворцовым лестницам, Бертрам не знал, радоваться ему или огорчаться. Пожалуй, Король в свою очередь сделал ему комплимент. Не сломать бы зубы на таком комплименте...
        * * *
        Туз пребывал в недоумении.
        Не то чтобы это состояние было для него непривычно. За свою не слишком долгую и не слишком богатую событиями жизнь он успел притерпеться к тому, что обстоятельства частенько ставят его в тупик, и научился скрывать непонимание за маской многозначительности. Обычно он в таких случаях ничего не предпринимал, выжидая, когда ситуация разрешится сама собой, а затем с крестьянской простоватой хитрецой старался обратить последствия в свою пользу. Надо сказать, эта тактика приносила плоды. Именно благодаря своей методе (и умению в нужный момент беззастенчиво привирать, не краснея и не слишком заботясь о возможном разоблачении) Туз, не бывший от природы ни лидером, ни талантливым бойцом, не имевший каких-либо других выдающихся качеств, если не считать таковым изрядную трусоватость, сумел выделиться среди того сборища разнообразного сброда, кое Деим наименовал охраной. А после смерти Карама так и вовсе сделаться главарем.
        Название ``охрана'` не совсем четко отражало функции сего собрания. Скорей уж, это была маленькая армия, армия наемников, выполняющая самые разнообразные приказы своего хозяина. Специализация наемников тоже была различна. Среди них были бывшие базарные воры и уличные грабители, настоящие лесные разбойники, подуставшие от перипитий вольной жизни, бывшие солдаты, бывшие деревенские кулачные бойцы и даже парочка вовсе уж редких птиц - таких, как профессиональный карточный шулер или цирковой жонглер.
        Туз был крестьянином. Его отец, дед, прадед, а по всей видимости - и прочие потерявшиеся во тьме времен предки из века в век пахали землю, обильно удобряя ее своим потом, собирали скудный или богатый урожай, радовались, если удавалось в базарный день опрокинуть пару-другую кружек пива или вина, делали детей, порядка ради поколачивали жен и были вполне довольны своим существованием. С детства втянутый в круговерть бесконечной нудной работы, Туз (впрочем, тогда его звали иначе) годам так к девятнадцати уже твердо знал, что такая жизнь не для него. Бесплодные попытки придумать что-либо, что легко и без усилий - как щелчок пальцами - изменило бы течение жизни крестьянского сына в лучшую сторону, лишь рассорили Туза с родней; зато местные девушки преданно смотрели в рот молодому прожектеру, никогда не уставая выслушивать его однобокие, зато такие заманчивые фантазии.
        Однажды - в ту пору Тузу уже стукнуло двадцать один - в деревеньку заехали гвардейские вербовщики; парень долго не размышлял - ему понадобилось меньше четверти часа, чтобы собрать свои немудреные пожитки. Уехал он под рыдания матери и смачные проклятия отца.
        Совсем немного времени ушло на то, чтобы обнаружить, что новобранцу в гвардии приходится не легче, чем крестьянину во время посевной. Путь от новобранца до ветерана показался слишком долгим и небезопасным, и при первом удобном случае Туз дезертировал, сумев прихватить при этом жалование не только свое, но и нескольких сотоварищей по десятку. Моральные проблемы бывшего крестьянина не волновали: изначально он был убежден, что эта жизнь ему прилично задолжала.
        Украденные деньги позволили Тузу некоторое время просто ошиваться по придорожным трактирам, выдавая себя за бывалого гвардейского ветерана (помогало то, что он всегда выглядел старше своего возраста) и рассказывая всем желающим слушать солдатские байки, в которых в качестве главного героя фигурировал он сам. Тогда-то, собственно, он и стал Тузом, приписав себе это прозвище вместе с солдатским стажем и мифическим боевым опытом. Вскоре он был приглашен в охрану торгового каравана, имел наглость заявить купцу, что на меньшее, чем должность старшего не согласен, и благодаря доверчивости купца и своему апломбу эту должность получил. Впрочем, Тузу везло: караван не грабили, товары мирно доходили по назначению. Бывший крестьянин сумел поставить это себе в заслугу и заработал репутацию надежного и удачливого старшего.
        Эти годы Туз всегда вспоминал с удовольствием. Неплохо оплачиваемая непыльная работа, возможность отдавать приказы другим, робкое уважение купцов - все это тешило самолюбие деревенского парня и поднимало его ценность в собственных глазах. Туз стал запрашивать за свои услуги больше - и получал требуемое: купцы дорого ценили свою безопасность. Даже случившаяся в конце концов стычка с разбойниками сработала на легенду: охранники легко отбили нападение практически без вмешательства своего командира, Туз же прославился еще и железным самообладанием (на самом деле он попросту не знал, что делать, и по давней привычке своей не делал в этом случае ничего).
        Однако стычка имела для Туза и другие, не столь приятные последствия. Он вдруг осознал, что эта работа может быть опасна - гораздо опаснее, чем землепашество и даже служба в гвардии. Он перестал получать удовольствие от своей должности, в каждую новую поездку выезжал неохотно, в пути излишне дергался, вызывая недоуменные косые взгляды своих бойцов. Туз понял, что пора подыскивать местечко поспокойнее.
        Примерно в этот период на него и вышли люди Деима. Работа на знатного сеньора показалась Тузу намного предпочтительней, чем путешествия с караванами, и он охотно принял предложение. Правда, его претензии на роль старшего были здесь нагло проигнорированы; Туз повозмущался, но задираться не стал и с положением смирился. Отвоевывал он свои позиции исподволь, неспешно, не вступая в стычки и избегая открытого противостояния. Он прекрасно сознавал, что на уровень такого бойца, как Карам, ему не подняться никогда, но знал и то, что дело не всегда более значимо, чем вовремя сказанное слово, и надежды не терял. Потом Карама не стало, и проблема отпала сама собой. Туз занял-таки место, на которое метил уже давно.
        Только вот радости это ему не принесло. Все пошло не так с момента появления в замке этого странного не то гостя, не то пленника; все пошло не так и, похоже, угрожало плохо закончиться.
        Надо отметить, что вообще-то Туз весьма смутно представлял себе, чем занимается в замке хозяин - как уже было сказано выше, особой проницательностью он не обладал. Тайны его не интересовали. Тайнами ведал Бьорн - загадочная личность, приближенная к хозяину; он просто излучал опасность, и Туз предпочитал с ним дел не иметь. Если Бьорн давал задание, Туз выполнял его, стараясь на слишком вникать в детали - так, впрочем, поступали все в замке. Бьорн не был главарем: рука и голос хозяина, он не опускался до уровня бойцов, и хотя задания всегда давал четко разработанными, суть и смысл их, конечно же, не объяснял.
        Как и все в замке, Туз знал, что время от времени сюда привозят похищенных, по всей видимости, людей - сам привозил пару раз, принимая их, как посылку, с рук на руки и передавая таким же образом Бьорну. Несколько раз ему приходилось вместе с другими закапывать в лесу зашитые в холстину тела. Этим его участие в деле и ограничивалось, остальные функции относились к охране замка и его секретов - каковы бы они ни были. К библиотеке, вотчине Бьорна (и хозяина, когда он пребывал в замке), Туз избегал даже приближаться.
        Все изменилось в тот день, когда в замке появился тот странный человек с необычной татуировкой на плече. Привезенный как пленник и принятый затем как гость, он доставил Тузу немало неприятных минут. Он убрал с дороги Карама, поставил на место задиру Стена, отважился даже схватиться с Бьорном - и положил его! - и при этом явно не претендовал ни на место в команде бойцов, ни на главенство над ними. Туз не знал, как держать себя с ним. Туз не понимал, с какой стати тайны, которых он на протяжении длительного времени удачно сторонился, вдруг стали сами лезть ему под нос. Он не хотел этого, он этого боялся.
        Пугала Туза и огненная птица, раскинувшая крылья на плече гостя. В гвардии, а в особенности - в разношерстной среде охранников караванов Туз повидал множество разнообразных татуировок, но такой не встречал никогда. Пылающая живым пламенем птица казалась слишком настоящей, она двигалась, она полыхала - Туз и близко не представлял себе, как можно сотворить такую. Однако что-то он об этом слышал, какой-то смутный шепоток... Точно Туз не помнил, но сердце подсказывало - что-то очень нехорошее.
        Когда хозяин и Бьорн заперлись с гостем в библиотеке, Туз на некоторое время успокоился - теперь-то все пойдет по накатанному. Однако не тут-то было. Сначала у него из-под носа непонятным образом уперли девчонку, на которую он давно положил глаз, и хотя трогать ее до поры не отваживался, но уже привык считать своей потенциальной собственностью. Старая греховодница Су обвела его вокруг пальца. Уж как он обыскивал, чуть не по дощечкам разобрал ее телегу! Ничего не найдя, Туз решил, что ошибся и Су вовсе не собиралась вывозить девчонку - или собиралась, но передумала. Однако торжествующая улыбка поварихи не давала ему покоя, и вернувшись в замок, он обыскал все кухонные и подсобные помещения. Нашел тайник, где девку явно прятали раньше. Пустой тайник.
        Дальше - больше. Ни Су, ни Жур, ни Рума не вернулись с рынка в этот день; не вернулись они и на следующий, и в дальнейшем. Но это еще ладно. А вот то, что Бьорн и хозяин не вышли из библиотеки, вовсе никуда не годилось. Не вышли ни днем, ни вечером, ни ночью; не заказали даже еды! Все это было странно. Бойцы бурчали, некоторые уже посматривали на Туза ожидающе. Туз привычно выдерживал многозначительную мину - дескать, все идет так, как и должно идти. Пока это срабатывало.
        Утром прискакал королевский гонец с срочным сообщением для хозяина. Здесь уж Тузу не удалось открутиться: пришлось стучать в двери библиотеки - сначала робко, потом в полную силу - и даже кричать. Никто не отзывался. Вот тут-то Туз и влип в ситуацию, которой всегда боялся: в ситуацию, когда не принять какое-либо решение было просто нельзя.
        Хозяина и Бьорна Туз боялся больше, чем далекого Короля, и потому первым его побуждением было - велеть ответить гонцу, что хозяина в замке нет. Но потом он подумал - что скажет хозяин, узнав, что Король присылал гонца, а ему не сообщили? Туз потел над выбором непозволительно долго, бойцы ворчали, а он испытывал настоящие муки. И наконец приказал ломать дверь.
        За дверью их ожидал настоящий сюрприз. Ни хозяина, ни Бьорна, ни странного гостя в библиотеке не оказалось.
        Гонцу пришлось-таки сказать, что хозяин отсутствует. Как он воспринял эту новость после почти трехчасового ожидания, по его профессионально-бесстрастному лицу понять было трудно.
        Бойцы до вечера обыскивали библиотеку, прилегающие помещения, а потом заодно и весь замок. Кто-то предположил наличие скрытого потайного хода, но обнаружить его не смогли. Все вещи хозяина и Бьорна, их дорожная одежда, их лошади оставались на местах... ``Колдовство какое-то'`, - шептали наиболее суеверные из бойцов, округляя глаза.
        Колдовство. Вот это-то слово и вызвало вспышку памяти у Туза. Он припомнил пьяный разговор в какой-то таверне, треп о Черных рыцарях, которые, как клялся собеседник Туза, носили на плече колдовскую отметину - пылающую ало-золотую птицу...
        Третий раз в своей жизни Туз осознал, что пора делать ноги. Уже стемнело, когда он вывел из конюшни своего жеребца. В небольшой, но тяжелой торбе, притороченной к седлу, находилась его ``пенсия'` - отложенное жалование, пара прихваченных меж делом серебряных подсвечников, серебряный же столовый набор, еще кой-какие безделушки. Важно заявив, что отправляется на разведку, и ничего более не уточняя, Туз пришпорил коня. Направление он выбрал на запад, подальше от столицы и всех местных темных дел. Только какая-то ночная птица за воротами замка глухо ухнула ему вслед.
        Если бы упомянутая птица умела удивляться, то еще до наступления утра она испытала бы это чувство неоднократно. Всю ночь из ворот замка то поодиночке, то попарно выезжали всадники - все таясь и оглядываясь, все с каким-то грузом на крупах лошадей. Не выбирая дороги, они исчезали в лесной чащобе или подавались в поля; и хотя морды их коней смотрели в разных направлениях, лучше всякого флага объединяла всадников вороватая торопливость и манера ежеминутно оборачиваться через плечо. Последняя, самая стойкая четверка пересекла подъемный мост уже на рассвете. Они вели нескольких заводных лошадей. Мост за их спинами остался опущенным, ворота - открытыми.
        Когда взошедшее солнце наконец осветило загородное поместье Королевского советника Ставрадара Деима, предмет его особой гордости - настоящий старинный замок - был совершенно пуст.
        - 4 -
        Бертрам полагал, что, если возможно в принципе отыскать какие-нибудь следы темных делишек Ставрадара Деима, то находиться эти следы должны в его загородном поместье. Городской же дом скорее всего девственно невинен. Поэтому к столичной резиденции капитан просто приставил гвардейские патрули, а чтобы это не так бросалось в глаза, усилил патрулирование этого и еще нескольких кварталов. Гвардейцы имели приказ наблюдать, ничего не предпринимать, на все вопросы отвечать, что ищут вора, скрывшегося от них где-то в этом районе. Приметы мифического вора были, разумеется, далеки от примет советника. На самом деле Бертрам не верил, что Деим может здесь объявиться.
        Выезжая в поместье, капитан взял с собой два десятка гвардейцев. Этого было более чем достаточно на случай возникновения непредвиденных осложнений, и в то же время не вызывало интереса, как если бы он потащил с собой копье. Два десятка - приличный, но не чрезмерный эскорт, не наводящий на мысли о том, что капитан собрался воевать.
        Погода в тот день решила не демонстрировать капитану свой дурной характер. Было сухо, тепло и солнечно - словно наконец наступило долгожданное лето. Копыта коней мерно выбивали из дороги столбики серой прошлогодней пыли.
        Уже за городскими воротами навстречу отряду вылетел всадник на взмыленной лошади. Приблизившись к гвардейцам, он шарахнулся было в сторону, чтобы обойти их, не сбавляя темпа, но присмотрелся и резко натянул повод - так резко, что конь присел на задние ноги, колесом выгибая шею, едва не вкинулся на дыбы.
        - Лошадь же загубишь, идиот. - Проворчал Бертрам, разглядев на всаднике под слоем пыли гвардейскую форму. - Ну, что за спешка? Донесение привез? Давай сюда и иди коня вываживай.
        - Сверхсрочно. - Сообщил гонец. - Донесение капитану Королевской Гвардии Бертраму Ренье от лейтенанта Габриция Дорфа. Секретно.
        - Секретно - так не ори на всю дорогу. - Заметил Бертрам, принимая запечатанный конверт. - Кто вас только обучает? Ладно, свободен. Посмотрим, что тут сверхсрочного Дорф откопал.
        Послание оказалось шифрованным. Бертрам сначала долго ругался, почесывая в затылке и подставляя буковки вместо цифирок, потом прочел текст и выругался еще раз - по его мнению, эту информацию вообще нельзя было доверять бумаге. Дорф сообщал, что по его сведениям в округе имеется всего один старик, одновременно подходящий под описание внешности и имеющий возможность разъезжать на двуколке; более того, небольшая тележка-двуколка - наиболее предпочитаемый им вид транспорта. Старик служит конюхом в поместье Королевского советника Ставрадара Деима. Тем же вечером, когда он был замечен гвардейцем, старик посетил деревенского кузнеца, дом которого находится в нескольких милях от поста. Кузнец утверждает, что старик потребовал от него срочно перековать лошадей - вроде бы для поездки рано утром на рынок. Кузнец, однако, убежден, что в такой срочности не было необходимости - подковы держались еще вполне прилично. Время также совпадало - если старик, покинув расположение поста, отправился прямо к кузнецу, добраться до него он должен был часа за три до полуночи. Примерно это время и называет мастер.
        Еще Дорф собрал целую кучу сплетен, относящихся к поместью Деима. Место это в округе считалось гиблым, без особой надобности местные жители старались мимо него не ходить и не ездить. Говорили, что там исчезают люди; были случаи - пошел человек ввечеру блудную корову искать, да и не вернулся, и следов его не нашли, хотя ни болот, ни топей в том районе вроде бы нет, да и волки там не водятся - слишком уж близко к столице.
        Центром поместья, сообщал лейтенант, является настоящий старинный замок, отреставрированный вплоть до фортификационных сооружений. Охраняется он бандой головорезов, численность которых такова, что в случае необходимости они могли бы выдержать в замке серьезную осаду. Обслуги либо непропорционально мало, либо она за пределами замка не показывается - по крайней мере, в округе знают только троих, один из них - упомянутый конюх.
        Последняя сплетня показалось Дорфу столь невероятной, что он взял на себя смелость ее проверить. Ему донесли, что замок опустел. Все люди таинственным образом исчезли; ворота открыты, подъемный мост опущен, а внутри никого нет. Лейтенант лично съездил на место и свидетельствует, что информация верна. Теперь Дорф запрашивал дальнейшие инструкции.
        - Мне бы кто дал эти инструкции. - Пробурчал Бертрам, сжигая письмо. - Ладно, ничего. Съездим, посмотрим на этот таинственный замок.
        Отправив человека за Дорфом, капитан продолжил путь.
        Лейтенанта на командном пункте не оказалось. Вместо него навстречу Бертраму выехал немолодой усатый сотник; излишне многословно извиняясь, он доложил, что лейтенант Дорф проверяет посты дальше по дороге, что за ним уже послали, а господина капитана ``нижайше просят отведать нашего гостеприимства'`.
        - Не буду ничего отведывать. - Нахмурился Бертрам. Вот когда аукнулось ему то пресловутое одеяло! - Лучше дайте мне проводника.
        ``Держу пари, этот его пост как раз там, куда я еду. - Добавил он мысленно. - Старается мальчик! Не переусердствовал бы''.
        Подгоняемый этой мыслью, капитан пришпорил коня.
        Брошенный замок производил впечатление унылое и тягостное.
        Именно брошенный - о таинственном исчезновении не могло быть и речи. Замок нес отчетливые следы не то грабежа, не то поспешного бегства, а может быть - того и другого одновременно. Повсеместно распахнутые двери, разбросанные вещи, вывернутое на пол содержимое шкафов и полок. Разоренные кладовые - разоренные наспех, поскольку даже на первый взгляд видно, что испорчено больше, чем взято. При достаточном богатстве (а местами и изысканности) обстановки - полное отсутствие хоть сколько-то ценных предметов, способных уместиться в седельной сумке.
        Лейтенант Габриций Дорф бродил по замку, пытаясь представить себе, как все это выглядело прежде. Эти древние стены внушали ему что-то вроде благоговения; в другое время он счел бы за счастье просто побывать в таком месте. В Арсании их осталось мало, подобных гнездышек древней аристократии: несколько веков назад после бунта баронов, жестоко подавленного Герритом-победоносцем, Король велел разобрать их по камешку и этими камнями мостить дороги. Стены разбивали кувалдами, молотами, литыми шарами на цепах. Работа была каторжная, каторжники ее и выполняли - как правило, это были люди мятежных баронов, виновные только в том, что преданно шли за своим сюзереном. Один из предков Дорфа сгинул на этой каторге. Замки в конце концов разобрали, но дороги так и не построили - грянула следующая война, стало не до строительства. Многие десятилетия потом крестьяне растаскивали из разоренных родовых гнезд и использовали в хозяйстве великолепный строительный камень.
        Да, в другое время Дорф был бы счастлив просто почувствовать под подошвами эти древние плиты, прикоснуться рукой к шершавому камню стен. Но сейчас иные заботы одолевали лейтенанта.
        Габриций Дорф был дворянином из мелкопоместных и седьмым сыном в семье. Как нередко случалось в среде провинциальной аристократии, он имел богатую родословную - и бедный майорат, не способный содержать на приличном уровне даже старших сыновей, не говоря уж о младших. У себя дома он ездил на кляче, которую постеснялся бы запрячь в плуг иной крестьянин, носил перевязь со старинной шпагой поверх домотканной рубахи, сам подшивал расползающиеся сапоги и частенько довольствовался на завтрак, обед и ужин парой ложек пустого горохового пюре, поданного на фамильном червленом серебре.
        Единственным способом избежать нищенского, унижающего достоинство аристократа существования была служба в гвардии. Королевская Гвардия, элитная часть, состоящая только из дворян, привилегированное сборище отчаянных сорвиголов - это была почти недосягаемая мечта, попасть туда без протекции сверху было нереально, а какую протекцию можно получить, когда ходишь третий год в одних и тех же дырявых сапогах? И все же Габриций пошел за своей мечтой. Завербовавшись в рядовую гвардейскую часть и получив чин лейтенанта, он не просто служил - он выкладывался на все сто, он истязал себя так, как это мог делать только человек, познавший настоящую нищету и твердо решивший добиться успеха. При этом - надо отдать ему должное - он не интриговал, никого не подсиживал, не стелился перед начальством, заранее сочтя этот путь неприемлемым для потомка гордого и славного рода. Он должен был достигнуть всего честным путем - или признать собственную несостоятельность. Последнее было практически равносильно самоубийству.
        Ему везло на людей, и меньше чем через год он добился перевода в столичную часть.
        - Ты уверен, что хочешь попасть туда, мальчик? - Спросил его пожилой седоватый капитан прежде, чем подписать документы на перевод. - Столица - это сборище волков, имей в виду. Тебя там сожрут.
        - Подавятся. - Самоуверенно заявил молодой лейтенант.
        - Ну-ну. - Покачал головой капитан и поставил в бумагах закорючку.
        Габриций приехал в столицу с твердым убеждением, что никто здесь ни в коем случае не должен догадаться о его нищем прошлом. Возможно, он чересчур усердно взялся за дело. Выше, чем нужно, задирал подбородок; брезгливей, чем нужно, кривился, когда ему подавали пережаренное мясо - мясо, которое он дома ел только по самым большим праздникам! Чрезмерная забота о собственном реноме застила ему мозги. Он попал впросак.
        Дорф явился в часть как раз перед объявлением военного положения. Он даже не смог толком перезнакомиться с сослуживцами. Его едва успели представить солдатам, как уже нужно было выступать на позиции. Территория части досталась неплохая - северо-западный тракт, вблизи столицы; не слишком беспокойный, но и не захолустный участок. Патрулирование, несение караулов Габриций наладил на славу - особенно если учесть, что был здесь совершеннейшим новичком. Он мечтал - о, как он мечтал! - чтобы именно ему повезло найти принцессу! Он воображал себе эту сцену по ночам, когда не мог заснуть, раз за разом прокручивая в усталом мозгу свои приказы и действия. Рискуя жизнью, он спасал ее от разбойников, вражеских войск, чудовищ; он успокаивался и забывался под эти мысли, шепча свои - и ее - изысканные и благородные речи.
        А потом к нему явилась ободранная, чумазая замухрыжка с грязными ногтями и синяками на лице. Невзрачная - в народе о таких говорят ``ни рожи, ни кожи'` - зато проворная, как юла, и голодная, как десяток солдат после караула. Габриций пожалел ее - просто пожалел по-человечески, потому что сам бывал голодным и замерзшим. Он велел дать ей переодеться и умыться, накормить и обогреть вовсе не потому, что поверил, будто ей известно что-то важное - на его взгляд, с самого начала понятно было, что это вранье. Но он заранее простил ей это вранье и даже приготовился сделать вид, что верит. Да, он проникся сочувствием к этой несчастной девочке с такими неожиданно ясными и живыми серыми глазами.
        Но он обязан был ее выслушать. А она вдруг заявила, что принцесса. О, это было жестоко! Это был такой плевок в душу, которого Дорф не смог ей простить. Слишком злой была эта пародия на его мечты, словно нищенка каким-то шестым чувством сумела уловить его чаяния и воспользоваться ими. Дорф не стал ей мстить, он не сунул ее в кутузку и не прогнал, но и видеть ее больше не хотел. Той ночью он особенно долго не мог заснуть - милые сердцу видения портила, появляясь непрошенной, наглая оборванка...
        На следующий день Габриций узнал, что это действительно была она. И узнал - от капитана Королевской Гвардии! В тот момент Дорф уже был готов наложить на себя руки - и, наверное, сделал бы это, если бы капитан вдруг не поручил ему руководить расследованием на месте. Почему капитан поступил так вместо того, чтобы отправить незадачливого офицера под арест, Габриций не понимал. Не хотелось думать, что из жалости, но это, к сожалению, был самый вероятный вывод. ``Тебе выбирать не приходится. - Строго сказал себе Дорф. - Вот шанс попытаться хотя бы частично исправить причиненное тобой зло. Разбейся в лепешку, но сделай, а уж потом будешь решать, как поступить со своей неудавшейся жизнью''.
        Потом пришло известие, что принцесса найдена, но тяжело больна. Габриций совсем потерял сон. Он буквально рыл землю, довел до заикания своих солдат, запугал всех в округе. То, что ему удалось узнать, было каплей в море и не искупало даже малой доли вреда, который он нанес, ослепленный гордыней. Чтобы перестать презирать самого себя, лейтенанту нужно было чудо.
        Древний замок казался подходящим местом для чудес. И вот теперь он проходил по помещениям, пытаясь представить себе, как это все выглядело раньше - но не тогда, когда тут обитали гордые сеньоры, а недавно, когда здесь, по всей видимости, находилась принцесса Арсании. Дорфу требовалась хоть какая-то зацепка.
        Габриций никогда не видел Королевского советника Ставрадара Деима и не представлял, что это за человек - предполагал только, что очень влиятельный. Чиновник такого ранга мог раздавить молодого провинциального лейтенанта мимоходом, не заметив, как мурашку на плитах двора, и любой офицер, хоть немного представляющий себе столичную кухню, весьма поостерегся бы вести расследование в этом направлении без прямых указаний сверху. Дорфа это не волновало. Он был убежден, что допущенная им непоправимая оплошность уже поставила большой жирный крест на его жизни. Быть навсегда сосланным в захолустную часть, изгнанным из гвардии или казненным на плахе - какая разница? Так что лейтенант искал улики, не задумываясь о том, кого они могут обвинить, и искал тщательно.
        Кое-что он уже нашел. На почве неподалеку от замка он обнаружил многочисленные следы копыт, оставленные примерно в одно время - около двух дней назад, не раньше и не позже. Следы вели от замка в разных направлениях. Дорф не был следопытом, но время сумел установить благодаря погоде: именно тогда кончился затяжной не по сезону дождь и почва начала подсыхать. Габриций предположил, что следы принадлежат покинувшим замок людям, вероятно - охранникам, а может, среди них были и следы хозяина замка. В любом случае эти люди, по всей видимости, хорошо ориентировались на местности и двигались по бездорожью, обходя гвардейские разъезды - у Габриция было слишком мало людей, чтобы патрулировать не только дороги, но и окружающую территорию. Тем не менее на свой страх и риск он снял часть солдат с постов и отправил по следам. Результатов, однако, поиск пока не принес.
        В самом замке внимание Дорфа привлекли три места. Наибольший интерес представляли, конечно, богато обставленные и изысканно отделанные апартаменты, принадлежавшие, по всей видимости, хозяину. Еще была библиотека - самое, пожалуй, уютное местечко в замке, какое-то обжитое; это чувствовалось несмотря на то, что из всех виденных Габрицием помещений здесь царил наиболее варварский беспорядок и разор. Даже некоторые стеллажи были перевернуты, ценные книги валялись грудами - местами по пояс высотой. Здесь явно что-то искали, подумал Дорф, и вряд ли просто ценности - ценности логичней было бы искать в апартаментах.
        Острое любопытство лейтенанта возбудила башня. Уединенная комната наверху, надежно обособленная от прочих, скромно, чтобы не сказать - бедно, обставленная, но явно жилая. И - единственная во всем замке не разорена. Кто бы мог здесь жить? По законам романтического жанра как раз в таких башнях и содержали похищенных принцесс. Но вещи в шкафу были мужскими. Дорф раз за разом осматривал комнату, и наконец его упорство было вознаграждено - в щели между камнями он нашел заколку. Женскую заколку, но... Она была дешевой, так что это ни о чем не говорило. Она могла быть в волосах у принцессы, если вспомнить, в каком виде та явилась на командный пункт; с равной вероятностью она могла выпасть из прически убиравшей комнату служанки.
        Гораздо больше повезло лейтенанту в помещении, где он вовсе ничего интересного не ожидал найти, но которое, тем не менее, добросовестно осмотрел - в прачечной. Среди груды грязного белья, в основном мужского, Дорфу попался на глаза женский плащик - ничем не примечательный с виду, но Габриций уделил ему внимание, как уделял любому принадлежавшему женщине предмету в этом замке. И на подкладке под воротничком обнаружил значок портновского цеха, от вида которого у лейтенанта глаза полезли на лоб. Прежде Дорф такой значок видел лишь на картинках, когда пытался перед приездом в Умбру хоть как-то просветить себя в области тонкостей столичной жизни. Стилизованная шпажка - портновская игла вместо лезвия, витая нить в форме гарды... Этот цех существовал уже не менее века, и традиционно шил одежду для Королевской семьи Арсании. С головой зарывшись в грязное белье - и в переносном, и в прямом смысле - Габриций нашел еще несколько помеченных шпажкой предметов одежды. Принцесса здесь была - теперь уже сомнений не оставалось.
        Выжав все, что смог, из подсобных помещений, лейтенант вернулся в апартаменты. Ему хотелось в спокойной обстановке еще раз обследовать их, в особенности кабинет. Старинная, массивная мебель наводила на мысли о возможности существования в ней тайников. Дорф знал, что если мебель сделана мастером, а так оно, по всей видимости, и было, то найти тайники будет непросто, но надежды не терял. Дома ему уже приходилось иметь дело с похожими произведениями мебельного искусства - наследием лучших для его рода времен...
        На кабинет Габриций потратил почти полдня, и все-таки нашел. Тонкая, почти невидимая для глаза, но глубокая дырочка на резной поверхности боковой стенки секретера, замаскированная узором - она явно появилась здесь не случайно. В выемке под панелью стола, сдвинувшейся при одновременном нажатии на две боковины, обнаружилась длинная игла с необычной нарезкой на конце. С замиранием сердца лейтенант вставил иглу в дырочку... Ничего не произошло. Попытался легонько повернуть иглу - та засела намертво, ни вынуть, ни шевельнуть. Опасаясь повредить нежный механизм, Габриций оставил иглу в покое и продолжил поиски. И был вознагражден. Одна из ножек секретера повернулась вокруг своей оси, внутри что-то щелкнуло, игла вдруг высвободилась, а снизу открылся тайничок - совсем не там, где ожидал Дорф. Осмотрев его, лейтенант порадовался, что не поддался посетившему его в какой-то момент искушению и не стал крушить мебель топором. Тайник был надежно защищен каменным деревом.
        Внутри оказалась увязанная ленточкой пачка бумаг. Однако здесь Дорфа поджидало разочарование: письмена были ему незнакомы - то ли совершенно неизвестный лейтенанту язык, то ли сложный шифр. Прочесть это самостоятельно не представлялось ни малейшей возможности. ``Ну, что ж. - Вздохнул Габриций. - По крайней мере, если бумаги кто-то так тщательно прятал, есть надежда, что они представляют ценность''. Сунув трофей во внутренний карман, Дорф двинулся дальше. На очереди была библиотека. Ее так просто не осмотришь - придется, пожалуй, постепенно выносить весь хлам. М-да, работка не на один день.
        - Что, так голодный здесь и сидите? - Раздался голос ординарца Дорфа, единственного из бывших с ним человека, которому лейтенант разрешил по необходимости входить внутрь замка - остальным велел устроить временные посты снаружи. - Разве ж видано так с собой обращаться? В могилу раньше времени себя загоните, вот что я вам скажу.
        Ординарец был рядовым гвардейцем, но по возрасту годился Габрицию в отцы и обращался к молодому лейтенанту с отеческими нотками в голосе, что немало раздражало Дорфа, а также без особой субординации - по крайней мере, наедине. Габриций много раз порывался поставить солдата на место, но так этого и не сделал - может быть, потому, что за многие годы ординарец был единственным, кто действительно проявлял о нем заботу, пусть даже и по долгу службы. Звали солдата Серд.
        - Зачем пришел? - Хмуро спросил Габриций.
        - Человек приехал от Цаговы, говорит - господин капитан Королевской Гвардии к вам едет. Надобно на командный пункт вертаться.
        Цагова был сотник, оставленный за старшего на командном пункте. Дорф вздохнул. Вот и пришел конец его самостоятельным исследованиям, а чуда так и не произошло.
        - Седлай коней. - Скомандовал он. - Я сейчас приду.
        И отправился упаковывать находки.
        Двое всадников выскочили навстречу отряду Бертрама перед самым поворотом с тракта. Присмотревшись, капитан узнал лейтенанта Дорфа; с ним был немолодой рядовой гвардеец - по всей видимости, ординарец.
        - Без сопровождения ездите? - С ходу спросил Бертрам, едва ответив на приветствие лейтенанта. - Военное положение еще не отменено.
        - Людей не хватает. - Виновато пожаловался Дорф.
        - Да? И куда же вы своих людей подевали?
        Торопливо, но не слишком сбивчиво лейтенант рассказал о предпринятых шагах.
        - Неплохо. - Кивнул Бертрам. - Что следы заметили - хвалю. Погоня эта ваша, конечно, бесполезна совершенно, ну да ничего. Объявим красавчиков в розыск. Приметы охранников есть?
        - Немного. - Признался Габриций. - Но они разграбили замок. Вероятно, будут продавать вещи.
        Капитан опять покивал головой.
        - Не исключено. - Согласился он. - Если, конечно, это сделали они, а не здешние крестьяне после их отъезда.
        Дорф покраснел. Такая возможность как-то не пришла ему в голову.
        - А теперь куда едете? - Спросил капитан.
        - Мне доложили, что вы...
        - Понятно. - Перебил Бертрам, не дослушав. - Если только меня встречать, то придется вернуться. Хочу посмотреть на этот замок. Проводите меня. И... Давайте-ка отъедем вперед.
        Оказавшись вне досягаемости чужих ушей, капитан поинтересовался:
        - А теперь признавайтесь, рылись внутри? По глазам вижу, что рылись. Рассказывайте, что нашли.
        Внимательно выслушав рассказ лейтенанта, Бертрам помолчал, размышляя. Мальчик накопал многовато для своего, хм... Скажем так, уровня допуска. Но способный мальчик. Немножко чересчур активен. Надо забирать его к себе.
        - В общем-то, ваши находки почти ничего нам не дают. - Сказал наконец капитан. - То, что принцесса была где-то поблизости, мы и так знали. Одежду она могла просто продать или обменять - особенно, если хотела сохранить инкогнито. Бумаги... Бумаги отдайте мне. Они, по всей вероятности, принадлежат советнику Деиму и никакого отношения к этой истории не имеют. Еще скажете спасибо, если вам не придется отвечать за то, что вы их трогали. А теперь показывайте замок.
        Осмотр замка ничего нового Бертраму не принес, разве что подтвердил его мнение о Дорфе - лейтенант поработал на славу, Бертрам сам не сделал бы больше. Даже впечатления были такие же, как описанные Габрицием. А уж находка тайника - и вовсе шедевр. ``Знал бы, что мальчик так смышлен, мог бы вовсе сюда не ездить. - Подвел итог капитан. - В любом случае, делать тут больше нечего. Оставить десяток ребят на всякий пожарный, и хватит. Надо искать охранников и прислугу''.
        - Вот что. - Сказал он Габрицию, уже садясь на коня. - Свои патрули вокруг замка снимайте. Ваша задача здесь завершена. Принцесса поправляется, скоро расскажет все сама, военное положение вот-вот отменят, так что расследование будем вести не мы. А вы едете со мной в столицу.
        - На суд? - Спокойно поинтересовался Дорф.
        - Какой суд? - Недоуменно переспросил Бертрам, озабоченный в данный момент тем, где ему расположить своих гвардейцев - вокруг замка или внутри. - Я буду рекомендовать ваше зачисление в Королевскую Гвардию. Придется для начала провести полгодика в учебке.
        В этот раз свой путь до Умбры Габриций не запомнил совершенно. Он, по всей видимости, ехал за капитаном, возможно, у него что-то спрашивали, возможно, он даже что-то отвечал. Между ним и миром выросла непроницаемая звенящая стена; единственное, что могло сейчас проникнуть сквозь эту стену, чего он с болью и ужасом ждал - это когда ему скажут: ``Здорово мы тебя разыграли, приятель?'`. Однако время шло, страшные слова не звучали, и только когда Дорф обнаружил себя в казарме учебного центра Королевской Гвардии, он предпринял робкую попытку поверить, что все происшедшее - правда. Богатый событиями день внес сумбур и смуту в рассудок Габриция, и он не мог уснуть почти до утра, вертясь и ерзая на жесткой койке. Картины случившегося за день перемежались, путались, прокручивались снова и снова перед внутренним взором. Уже засыпая, Дорф вернулся мыслями к замку. ``А все-таки чудо произошло. - Подумал он сонно. - И все равно жаль, что я не успел хорошенько порыться в библиотеке''. Мысль мелькнула и ушла, и лейтенант наконец уснул, измученный... И счастливый.
        Глава XV.
        - 1 -
        Когда громада Башни, царящей над окаймленной скалистыми пиками долиной, поднялась перед Рыцарями, Комин остановил коня.
        - Ты что? - Удивился Волос, с трудом удерживая своих пляшущих арраканцев. - Все ж, вроде, оговорено. Поехали, лошади конюшню чуют, да и оттуда нас уже видно.
        - Все не годится. - Хмуро буркнул Комин, вприщур оглядывая панораму Замка.
        - Не годится?! - Возмутился Беркет, подъезжая к двоим всадникам. - Всю дорогу только и обсуждали, что будем делать, когда в Замок приедем, каждую деталь обсосали, а теперь ты говоришь - не годится? Да ты что, Комин, в самом деле?
        - Все ерунда. - Спокойно и веско обобщил Рыцарь. - Только для обсуждений и подходит. Одним словом - треп. Ничего не выйдет.
        - Вот те на. - Недоуменно протянул Волос.
        Беркет подозрительно прищурился.
        - И давно ты это понял? - Поинтересовался он.
        - Окончательно - только сейчас.
        - Ну, хорошо хоть, не позже. И что делать будем?
        - Я давно предлагал общий сбор объявить. - Заметил Волос. - Ты же сам не захотел.
        - Ага, чтобы вышла такая маленькая внутриклановая бойня. - Поддал сарказма Беркет. - Рыцари Ордена против Магистров Ордена. И зачем нам какая-то нечисть? Мы сами себя благополучно уничтожим.
        - А лучше пусть нас по одному продают? - Завелся молодой.
        - Охолони. Не знаю, чего Комин взъелся, но по-моему, мы все хорошо придумали. Требовать созыва Совета, и все такое. Доказательств у нас - полный мешок. Неудачно, конечно, что Лин успел смотаться. Но пошлют запрос из Замка - найдется, никуда не денется. А доказательств и без него хватает, ей-ей.
        - А если они плевали на наши доказательства? - Горячился Волос, и конь под ним тоже горячился, вертелся на месте, путая заводную узду. - Лин, конечно, раз уж смылся, Маркона предупредил. Время подготовиться у того было. Да и откуда ты знаешь, кто, кроме Маркона, в этом участвовал? Может, им и так все известно? И между прочим, не обязаны они по нашему требованию совет собирать. Пошлют тебя подальше вместе с твоими доказательствами - вот и все.
        - Ты зверей-то уйми. - Разозлился Беркет, отъезжая на пару шагов. - Уж сколько обо всем говорено. Каждый шаг просчитан, и что - все псам под хвост? Говорю вам, это максимум, что мы можем сделать. Максимум!
        - Ты, Беркет, если не хочешь свою шею подставлять, так и скажи. - Окончательно разошелся Волос. - Может, самое время в сторонку-то отойти?
        - Ну, тихо! - Вмешался наконец Комин, одним жестом останавливая побелевшего от гнева Беркета. - Волос, ты думай все-таки, что говоришь. Никто тут в сторону отходить не собирается. Есть идея.
        - Излагай, чего уж. - Недовольно проворчал Беркет, подарив молодому Рыцарю парочку испепеляющих взглядов.
        - Уже некогда. - Спокойно прокомментировал Волос, всматриваясь в сторону Замка. - Вон ворота открывают. Командуй, что делать, Комин.
        - Молчать обо всем и ничему не удивляться. - Процедил старый Рыцарь и тяжело вздохнул. - И... Документики припрячьте до поры.
        ***
        Льдистый горный ветер заплутал меж скалистых пиков, закрутился, вырываясь на простор долины, обогнул неприкосновенный монолит Башни, тронул обжигающим дуновением собравшихся на открытой площадке Магистров, растрепал полы их мантий. Никто не поторопился укрыться от его касаний, и ветер разозлился, налетел снова, усиливая напор, взъерошивая волосы на непокрытых головах, пытаясь сорвать с непокорных людей одежды. Однако переменчивый, как все ветра, он вскоре забыл о своих игрушках, подался ввысь, где лениво сползались в стадо неторопливые кучевые облака, и принялся резвиться, вырывая клочки из кучерявых боков и разгоняя их по звонкой голубизне неба.
        - Клянешься ли ты, Комин, всегда действовать во благо Ордена? - Звучало на площадке.
        - Клянусь Пламенем. - Отвечал глуховатый голос.
        - Клянешься ли ты, Комин, всегда блюсти интересы Ордена?
        - Клянусь Пламенем.
        - Клянешься ли ты, Комин, всегда ставить интересы Ордена впереди собственных или каких-либо других интересов?
        - Клянусь Пламенем.
        - Клянешься ли следовать цели Ордена, продолжать дело Ордена?
        - Клянусь Пламенем.
        - Ну, старик дает. - Негромко проговорил Волос, ежась под холодным не по сезону ветерком. Они с Беркетом стояли поодаль - на саму площадку инициации не-Магистры не допускались. Вернее, допускались только в одном случае: как сейчас Комин. Тем не менее, им все было хорошо слышно и видно - таким уж свойством обладала эта площадка почти у основания Башни.
        - Не понимаю только, зачем все это. Он ведь все равно не станет сразу членом Совета, а значит, и Совет созвать не сможет.
        - Надеюсь, он знает, что делает. - Пробурчал в ответ Беркет. - Так запросто Комин бы на этот шаг не пошел. Не пожалел бы: обратной-то дороги не будет.
        - Он говорил, лет ему много. - Заметил Волос. - Может, и пора уж в Магистры.
        - Только не Комину. - Возразил Беркет. - Не случись всей этой белиберды, он бы так и помер Рыцарем. Я ж его знаю. Есть среди нас такие - пожизненные бродяги, никаким калачом их не удержишь. Барс тоже таким был.
        Волос промолчал.
        Инициация тем временем закончилась. Глед Маркон, сам весь в белом, водрузил на плечи новоиспеченного Магистра Алую мантию. Теперь Комин принимал поздравления, поочередно пожимая руку каждому из подходивших к нему Алых.
        - Он и Маркону руку пожал. - Недовольно подметил Волос.
        Беркет пожал плечами.
        - Положено так. Это еще часть ритуала. Поглядим, что дальше делать станет.
        - Небось, еще заставит ждать, пока сумеет войти в Совет. - Мрачно предрек Волос. - Очень уж дальний путь он выбрал. Подрастерял Комин огонек-то где-то по дороге.
        - Ты, молодой, не хами. - Осадил собеседника Беркет. - Очень уж словами бросаться любишь. Гляди, пожалеешь когда-нибудь. А Комин, он, может, и верный путь нашел. Барса не вернуть, а что такое для Ордена несколько лет?
        - Или десять, или пятьдесят.
        - Слишком молодой ты еще. Не соотносишь цену времени и поступков.
        - Я ждать не буду. - Хмуро сказал Волос. - Если Комин сдается, я сам Маркона убью.
        - А что тебе за это будет, знаешь? - Прищурился Беркет. - Никакие документы тебя не оправдают.
        - Ну и пусть.
        - Смел. - Покачал головой Беркет. - Между прочим, обрати внимание. Что бы ни сотворил Маркон с Барсом, Клятву свою он при этом не нарушил. Значит, все-таки действовал на благо Ордена, а это единственное, что для них имеет значение.
        - Дерьмо все это. - Подытожил молодой Рыцарь. - Все их Клятвы дерьмо, если жизнь такого человека, как Барс, вовсе ничего не стоит.
        - Все наши жизни ничего не стоят. - Спокойно возразил ветеран. - Если тебя пошлют в одиночку большой прорыв закрывать, ты разве возмутишься? Даже если будешь заранее знать, что шансов нет?
        - Это другое. - Упрямо сказал Волос. - Совсем другое.
        В это время на площадке Комин поднял руку. Удивленные Магистры, уже начавшие расходиться, неохотно возвращались на свои места, недоуменно переглядываясь.
        - Смотри, смотри! - Жадно зашептал Волос, хватая Беркета за руку. - Я был не прав. И ты тоже. Он все-таки что-то придумал.
        - Уж и не знаю, что бы это могло быть. - Нахмурился тот.
        - Основываясь на уставе Ордена и пользуясь правом Алого Магистра, - зазвучал тем временем на площадке глуховатый голос Комина. - Я, Комин, обвиняю Верховного Магистра Гледа Маркона в пренебрежении духом Клятвы при формальном следовании букве. Я, Комин, обвиняю Верховного Магистра Гледа Маркона в искажении целей Ордена при формальном следовании цели. Я, Комин, обвиняю Верховного Магистра Гледа Маркона в подмене интересов Ордена другими при формальном соблюдении интересов. Поскольку формально Клятва была соблюдена и реакции Башни не последовало, я, Комин, как это допускается в спорных случаях, трижды подтвердив свои обвинения, вызываю Верховного Магистра Гледа Маркона на суд Башни.
        Гулкий вздох, единовременно вырвавшийся из множества грудей, пронесся по площадке и эхом отозвался среди зрителей.
        - Что это? Что он сделал? - Возбужденно спросил Волос у Беркета. - Что он сделал? Да не молчи же ты!
        - Я и забыл об этом. - Тихо пробормотал Беркет, зябко поеживаясь, словно только теперь почувствовал забирающийся под одежду ледяной горный ветер. - И подумать о таком не мог. И никто не мог. Посмотри только на эти обалделые рожи. Посмотри, посмотри на Маркона скорей. Такого больше в жизни не увидишь. Воистину Белый Магистр. Сам белее своей мантии.
        - Да что это значит?
        - Учиться лучше надо было. Устав читал?
        - В нашем уставе несколько томов. - С тоской в голосе протянул Волос. - Объясни, Беркет, не томи.
        - Суд Башни. - Глухо ответил Беркет. - Поединок. Магический поединок у подножия Башни. И... Башня забирает проигравшего.
        Молодой Рыцарь прерывисто вздохнул.
        На рассвете следующего дня необычная тишина царила в просторных дворах и тесных закоулках Замка. Не то чтобы прежде здесь бывало шумно - Замок Ордена и вообще-то был местом тихим и степенным, даже малышня на ``ферме'` была приучена вести себя достойно. И все же с рассветом начиналась неизбежная, поскольку уж здесь жили люди, суета: торопились по многочисленным делам - хозяйственным и учебным - послушники. Неслись в Школу после утренней разминки ученики. Кипела работой неугомонная и таинственная кухня, оживали многочисленные службы, поля и огороды... Сегодня же Замок словно притаился перед лицом события, равному которому по значимости не было уже давно. Притаился, не зная, как реагировать, выжидая; притаился со смятением, и любопытством, и ужасом.
        На площадке инициации собрались Алые Магистры - наверное, все, что присутствовали в Замке; от обилия полыхающих, развевающихся на ветру мантий рябило в глазах. Сама площадка, приподнятая над уровнем двора мощным горбом скального выброса, находилась почти у основания Башни - почти, но все же не совсем. Там же, где широкий двор упирался одним своим краем непосредственно в Башню, не было ничего примечательного - разве что полоса пустой, серой, словно смешанной с пеплом, земли, на которой никогда не прорастало ни былинки, ни сорняка. На эту полосу обитатели Замка обычно остерегались заступать - не из-за каких-либо запретов, скорее, из внутреннего предубеждения, не позволявшего приближаться к мрачному монолиту без особой необходимости. Лишь послушники, которым вышел срок, вернувшись из странствия и поборов свой страх, измеряли неуверенными шагами поскрипывающую под ногами почву, приближаясь к стене. Ее вблизи и рассмотреть-то было непросто - как-то ускользала она из-под пристального взгляда, расфокусировала зрение, казалась то дальше, то ближе; иные из будущих Рыцарей предпочитали находить ее с
закрытыми глазами.
        Нынче безжизненная полоса у подножия Башни не была пуста, и не одежды послушников носили два человека, что находились на ней. Один, с лицом грубоватым и суровым, явно не привык еще к своей алой мантии - длинные полы мешали ему, обвиваясь вокруг ног, и человек одергивал их, досадливо морщась. Второй гордо нес на плечах мантию белую, с золотой оторочкой по самому краю; двигался он спокойно, даже величаво, и ни признака волнения не пробивалось из-под маски ледяной невозмутимости.
        - Маркон-то, смотри, сумел взять себя в руки. - Негромко сказал Беркет Волосу. - В грязь лицом не ударил. Эк выписывает. Впечатляет даже, правда?
        - Меня - нет. - Отозвался молодой. - Сука он лицемерная, вот и все.
        - Э-э, ты не прав. Мужества он не лишен, и оттого опасен.
        - Я слышал, он сильный маг.
        - А вот это тут вряд ли важно. Башня - она другое оценивает.
        - Комин победит. - Уверенно заявил Волос. - Если есть на свете справедливость, Комин победит.
        - Мне бы твою уверенность. Где ты ее только видал, справедливость-то?
        Волос угрюмо промолчал.
        - А Комин волнуется. - Не дождавшись ответа, все так же негромко заметил Беркет. - Дергается старик.
        - Слушай, ты на чьей стороне вообще-то? - Возмутился молодой Рыцарь.
        Как и накануне, Волос с Беркетом стояли поодаль, у края мощеной булыжником части двора. Двор был переполнен: Желтые Магистры, робко кучкующиеся послушники, адепты - хорошо еще, что сюда не пустили школьников, иначе и вовсе некуда было бы ногу поставить. Место возле полосы Рыцари заняли заранее, в надежде хоть парой слов перекинуться с Коминым до начала поединка; не удалось. Ночь каждый из соперников провел в одиночестве, и потревожить их покой не дозволялось никому; едва же начало светать, Комин и Маркон проследовали к Башне в окружении плотной свиты Алых Магистров, поднялись на площадку инициации. Это оттуда они уже вдвоем, и в то же время - порознь, двинулись через мертвую полосу, неторопливо, не замечая прикованных к ним настороженных, испытующих, любопытных взглядов.
        - Ни мечей, ни другого оружия. - Вполголоса пробормотал Волос. - Мантии эти их еще. Как же они драться-то будут?
        - Магия в чистом виде. Без касаний.
        Волос задумчиво покачал головой.
        - Трудно. Я бы не очень-то и представлял, что делать.
        - Потому что зелен еще. Магия ведь - это не только сила удара. Видал, что Барс в Кеоре вытворял?
        - Я не успел понять.
        - А жаль. Такого, пожалуй, больше не увидишь.
        - Комин...
        - Как маг - Барсу в подметки не годится... не годился.
        Оба Рыцаря удрученно замолчали.
        Участники поединка достигли тем временем стены Башни. Зрители поняли это лишь по тому, что оба вдруг вскинули руки - ладонями вперед, словно опираясь на трудноразличимую преграду; показалось, или монолитная стена на мгновение утратила плотность, пошла легкой рябью, как поверхность воды в тихом омуте, когда ее задевает крылышком стрекоза? Да нет, вот она уже неподвижна, и оба Магистра - здесь, снаружи.
        - Уф. - Выдохнул Волос, зябко передернув плечами, и облегченный выдох его слился с множеством других.
        Комин оторвался от Башни первым, отошел на несколько шагов, потоптался, по каким-то одному ему известным признакам выбирая место, снова поправил мантию. Одежда магистра сидела на нем, как вздетая на швабру тряпка, зачем-то выкрашенная в алый цвет - и не потому даже, что вчерашний Рыцарь был высок и сухощав, а вот просто не шло ему это горделивое одеяние, и все тут. Комин чувствовал это, злился и неловко дергал локтями. И наконец, плюнув и ругнувшись сквозь зубы, решил проблему просто: сдернул мантию через голову, оставшись в кожаных штанах и обнаженным выше пояса, непочтительно скомкал драгоценный предмет ритуальной одежды и отшвырнул от себя подальше. Лоскут алой материи ярким языком лег на пепельно-серую землю.
        Маркон на выходку новоиспеченного Магистра отреагировал, чуть-чуть приподняв уголки губ: не усмешка даже, так, намек на усмешку. Он занял позицию напротив Комина, шагах в семи, встал свободно и расслабленно.
        - Когда начнут-то? - Прошептал Волос, вытягиваясь всем телом; пальцы его непроизвольно теребили эфес меча.
        Беркет покосился на напарника, пробурчал снисходительно:
        - Да уже.
        На полосе ничего не происходило.
        Нет, не совсем так.
        Появившееся в воздухе напряжение почувствовали, конечно, только прошедшие Башню. Маркон больше не усмехался, его узкие, удлиненные кисти изящно танцевали в воздухе, словно дирижируя невидимым оркестром, быстрее, еще быстрее...
        С пальцев Комина сорвался огненный шар - и разбился, на пару ладоней не долетев до Верховного Магистра.
        Белая мантия вздулась парусом от легкого движения руки.
        Комин упал - сначала на колени, прохрипев что-то непонятное сквозь сжатые зубы; с чем-то он боролся, с чем-то невидимым зрителям, боролся отчаянно и, похоже, проигрывал в этой борьбе; вот он рухнул ничком, покатился по серому песку, приближаясь к Маркону.
        Огненная дуга на мгновение соединила соперников, рождая отчетливо слышимый всем вибрирующий звук; Комин закрылся, успел закрыться щитом, медленно поднял руки...
        Дальнейшее видели все, даже те из присутствовавших, кто жался в самых дальних уголках двора. Видели так четко, словно вся сцена произошла прямо перед их глазами, и хотя длилась она долю мгновения, успели рассмотреть во всех подробностях. Что ж. И не таким странностям случалось происходить под Башней.
        Все видели, будто в нарочитом замедлении, как Комин сбросил щит, как потянулась к нему хищная дуга, как на ладонях бывшего Рыцаря сформировался очередной огненный шар, оторвался, полетел к Маркону. Все смотрели затаив дыхание, как одновременно прочерчивают воздух две смертоносные полосы. Все как один поняли, что никто из соперников не упеет закрыться. На первый взгляд Комин запаздывал, чуть-чуть, на совсем неуловимый миг...
        И хотя видели все, но потом долго обсуждали и пересказывали друг другу, как дуга Маркона остановилась и зависла, не достав противника не больше чем на палец - не разбилась, как об щит, а просто зависла, чего по идее быть и вовсе не могло. И как шар Комина со звонким чмокающим звуком пронизал белую мантию, и то, что находилось под ней.
        Тишина во всем огромном пространстве двора воцарилась такая, что скрип песка под коленом встающего на ноги Комина отразился от стен эхом отдаленного грома.
        - Теперь беги. - Прошептал Беркет, разрушая безмолвие. - Беги, дружище!
        И Комин побежал - пошатываясь, спотыкаясь побежал прочь от грозного монолита.
        - Что происходит? - Испуганно спросил Волос. - Все же, вроде, кончилось?
        - Все только начинается. - Ответил Беркет, хватая молодого Рыцаря за руку. - Ты никогда не видел, как человека Башня забирает? Смотри.
        Тело поверженного Магистра зашевелилось, дернулась рука, нога. Еще немного - и Маркон поднялся на ноги, словно не в его плоти зияла огромная обугленная дыра. Мертвый Магистр сделал шаг, другой, словно преодолевая сопротивление сгустившегося воздуха, но с каждым шагом двигаясь все уверенней; он шел не к Башне. Наращивая скорость, он двигался вслед за Коминым.
        - Его сейчас ничто не может остановить. - Скороговоркой зашептал Беркет, сжимая запястье Волоса с такой силой, что сейчас, казалось, затрещат кости. - Он уже не принадлежит этому миру, понимаешь? Сквозь стены пройдет, если понадобится. А вот дел натворить еще может.
        - А Башня?
        - Она позовет, скоро. Уже зовет. Но он сопротивляется. Посмотри на его лицо.
        Смотреть на лицо Маркона было страшно. Черты, искаженные до неузнаваемости отчаянной внутренней борьбой, плыли, стирались под натиском неведомой силы. Растущее напряжение ощущалось уже физически, но бывший Магистр упрямо удалялся от Башни, приближаясь к бегущему Комину - рывками, мгновенными смещениями, почти недоступными восприятию.
        - Не успеет, не должен. - Почти неслышно простонал Волос.
        - Может. - Глухо уронил Беркет, имея в виду Маркона. - Если характера хватит.
        Магистр остановился.
        Его лицо с почти расплывшимися уже чертами было обращено к заполнившим двор людям, когда он обвел присутствующих взглядом - и никто из видевших не смог забыть этого взгляда, вычерпывающего душу безумной, невыполнимой мольбой, до конца своей жизни.
        А потом он двинулся к Башне - медленно, потом быстрее, еще сопротивляясь, но уже не устояв.
        Монолитная стена не дрогнула, лишь чуть утратила резкость, размывая границы, навсегда поглощая то, что еще недавно было Верховным Магистром Ордена Пламени.
        Комин подошел к Рыцарям, обхватив руками плечи, поеживаясь под дуновениями холодного ветерка.
        - Ну, ты даешь. - Выдохнул Волос, до сих пор не пришедший в себя. - Предупреждать нужно.
        - Некогда было. - Поморщился Комин, вглядываясь в направлении площадки инициации. - Что это там такое?
        Странное шевеление, возникшее среди Алых Магистров, вылилось в церемонную процессию, направлявшуюся, похоже, к уцелевшему участнику поединка; выступавшие впереди несли на вытянутых руках что-то белое.
        - Кажется, я знаю, что они мне тащат. - Задумчиво протянул Комин.
        Беркет тихо присвистнул.
        - Приветствуем тебя, Комин, Алый Магистр. - Приблизившись, начал возглавивший процессию Силай Хум.
        - Приветствую вас, Алые Магистры, члены Совета. - Не ударил в грязь лицом бывший Рыцарь.
        - Согласно уставу Ордена и нашим традициям. - Завел Силай звучным, но монотонным речитативом. - По решению Совета Магистров. Тебе, как победившему в поединке совести перед лицом Пламени Гледа Маркона, бывшего Верховного Магистра Ордена. Предлагается. Белая Мантия Верховного Магистра. Согласен ли ты, Комин, принять сей высокий пост и нести с достоинством эту великую ответственность?
        - Нужно было второе имя на инициации брать. - Неожиданно громким шепотом просипел Беркет, необратимо нарушив торжественность момента. - Вечно у тебя все не как у людей.
        По рядам Алых пробежали смущенные улыбки.
        Полуголый Магистр зябко повел плечами - и ухмыльнулся.
        - Согласен. - Сказал он не задумываясь. - Давайте мантию, что ли. И жду вас всех через полчаса в зале Совета.
        - Вот это да. - Восторженно выдохнул Волос, глядя на бывшего Рыцаря преданными, как у щенка, глазами. - Что же теперь будет?
        - Теперь мы будем наводить тут порядок. - Спокойно пояснил Комин, обводя внимательным взглядом толпу взволнованных Алых. - И... найдите-ка мне Бранигала.
        - 2 -
        Воды не было уже несколько дней. Впрочем, здесь, в подвале, смены дня и ночи не существовало, и Барс давно уже стал замечать, что всегда безотказное чувство времени его подводит. Радовало одно - все двигалось к естественному концу.
        Бьорн теперь уже ни о чем не просил и ничего не требовал. Периодически он составлял у стены пирамиду из бочонка и табуретов, залезал на нее и подолгу вылизывал шершавые влажные камни. Там, наверху, они почему-то запотевали больше, но Барс все равно очень сомневался, что эта процедура поможет северянину надолго продлить жизнь. Спустившись, Бьорн, как правило, принимался за рыцаря - молча, с остервенением, не в надежде чего-то добиться, а просто отводя душу. Обычно это продолжалось, пока Барс не терял сознание - а в последнее время такое случалось все чаще. При этом оба не издавали ни звука. Длилась пантомима безумия.
        Раньше было иначе. Раньше было труднее - когда еще был жив Деим, и была вода. Воду Бьорн нашел в бочонке в углу - почти на дне его плескалось немного затхлой жидкости. Воду экономили, делили крошечными порциями - тем не менее, давали и Барсу, ведь он был их надеждой. Упрямой надеждой, не желающей сбываться. Поэтому обработка шла непрерывно и была весьма изобретательной.
        Деим и Бьорн действовали на пару - сработавшийся, сплоченный тандем; только Бьорн атаковал тело, а Деим - разум. Весь свой дипломатический опыт, все знание людской натуры, даже свою жадную любовь к жизни - все это использовал советник, опутывая рыцаря сетями слов, расставляя ловушки доверия и сочувствия, бередя душу, тонко растравляя нормальные человеческие желания, пробуждая сожаления. Он мог бы иметь успех, не будь у Барса такого неиссякаемого запаса упрямства, не позволявшего сделать последний шаг - даже когда увертливое сознание уже подсказывало, казалось, приемлемый выход. Деим пытался воздействовать и через логику, пытался и торговаться. Все это перемежалось воздействием физическим.
        Поначалу Деим ввел своеобразный режим. Строго через равные промежутки времени пытка прекращалась, и начиналась беседа. Не достигнув результата, Ставрадар кивал Бьорну; снова начиналась пытка - и так далее, с педантичной монотонной периодичностью. Барс успел привыкнуть к этому. Когда подходило время передышки, он начинал напряженно следить за каждым движением советника. Наконец, Деим вставал со своего табурета, неторопливо подходил к креслу, склонялся к рыцарю, внимательно вглядывался в его лицо (лицо самого советника выражало в этот момент сочувствие, с виду вполне искреннее), выжидал несколько мгновений - и мягко говорил: ``Достаточно, Бьорн''. Можно было перевести дух. Наверное, в какой-то момент Барс не сумел скрыть выражение надежды - надежды на скорую передышку, которую дарило приближение Деима; а может быть, советник именно такой реакции и добивался. Во всяком случае, однажды он пропустил время ``положенной'` передышки. Пропустил и следующую, и еще одну. Неподвижно сидел на табурете, словно глубоко задумавшись или вовсе позабыв о рыцаре, а боль все длилась и длилась. Несколько раз Барс ловил
себя на том, что борется с искушением окликнуть советника, напомнить о себе...
        Потом Деим все-таки поднялся, словно спохватившись, под ждущим взглядом рыцаря медленно подошел к креслу. Барс не хотел бы увидеть выражение своего лица в тот момент - наверное, оно было далеко от мужественного. Каждый нерв его кричал - скорее, скорее. Деим склонился над ним, как обычно, сочувственно заглянул в глаза, дождался, пока в них отразится вся гамма чувств - нетерпение, жадное ожидание, неуверенно сменяющееся облегчением; мягко, дружелюбно улыбнулся. И коротко, будто даже сожалеюще вымолвил: ``Еще''. В тот раз ему удалось услышать короткий глухой стон, непроизвольно вырвавшийся из груди рыцаря. Впрочем, Барс подметил мгновение удовлетворения, которое доставил советнику этот звук, и больше такого себе не разрешал. Деим подходил в тот день еще несколько раз, играл тот же спектакль, но передышки так и не позволил - ни одной. Сознание рыцарь потерял очень нескоро - ему уже начинало казаться, что раньше он сойдет с ума. Когда Барс пришел в себя, Бьорн довольно объявил ему:
        - Все, я сломал тебя. Теперь недолго продержишься.
        С трудом шевеля непослушными губами, рыцарь выговорил:
        - Мы все уже ломаные, Бьорн. Башней ломаные. Мы с этим живем. Больше сделать тебе вряд ли удастся.
        Деим на другом конце комнаты истерически расхохотался.
        Впоследствии тактика менялась многократно. Знаток человеческих душ Деим и палач по призванию Бьорн - это был тот еще союз; повезло же как-то этим двоим сойтись вместе! Барс не был железным: он уставал, он очень хотел, чтобы все это скорей закончилось; он изо всех сил старался не попадаться больше на хитрые удочки - и все же не раз еще попадался, и расплачивался за это. Он исгрыз себе губы, чтобы не доставлять удовольствия Деиму своими криками, но и это уже не всегда удавалось. Несколько раз рыцарь строил планы, как ему вывести из себя Бьорна - настолько, чтобы дело завершилось наконец одним ударом. Строил, но так ни разу и не попытался привести в исполнение. Не от избытка мужества - из чистого упрямства, пожалуй.
        Иногда Барс сам начинал говорить с Деимом - просто, чтобы отвлечься на время от боли. Неуклюже ворочая во рту распухшим языком, он вел с советником долгие дискуссии - о рыцарях и об Ордене, о политике и об экономике, даже на отвлеченные философские темы.
        - Вы вообще-то чувствуете боль? - Однажды спросил у рыцаря Деим.
        - А разве незаметно? - Удивился Барс.
        - Иногда я спрашиваю себя, не притворяетесь ли вы, - признался советник. - С виду вроде бы чувствуете. Но до безумия мало результатов.
        - Так может, закончим на этом? - Предложил рыцарь.
        - Откройте дверь, и закончим.
        Барс только кривовато улыбнулся; Деим разочарованно вздохнул.
        Иногда они обсуждали Клятву.
        - Вы причинили мне вред, заперев здесь. - Настаивал Деим. - Ну хорошо, способствовали причинению вреда.
        - Формально - нет. - Возражал рыцарь. - Я всего лишь сломал механизм. Я не мог точно знать, что из этого подвала нет другого выхода - это первое. Не мог быть уверен, что люк останется заблокированным - второе. И третье, главное: отсюда все же возможно выбраться. Прямой вред не нанесен, все дальнейшее в ваших руках. Я рисковал, конечно, но я выиграл, и Башня со мной согласилась.
        - Вы говорите о ней, как о живом существе.
        - Возможно, так и есть. Кто знает?
        - Тогда, может быть, у нее есть и свои любимчики?
        Барс хрипло рассмеялся, изрядно напугав советника.
        - Если есть, то я точно из их числа. - Выговорил он, продолжая смеяться даже тогда, когда каленое железо с шипением встретилось с его телом.
        - Вы говорите, что отсюда возможно выбраться, но сами не хотите мне помочь. - Сетовал в другой раз Деим. - Это же чистейшая казуистика. Разве вы не наносите вред, отказывая в помощи?
        - В Клятве такого пункта не было. - Выдавил Барс, проглатывая стон. - Помогать я не обязан.
        - Полагаю, ваша Башня расплатится с вами, когда я умру.
        - Я рискну. - Прошептал рыцарь и надолго замолчал - в тот раз он слишком близко подошел к тому, чтобы потерять самообладание.
        Позже Барс сказал Деиму:
        - Вы могли бы уговорить меня.
        - Как?
        - Не знаю. Пробуйте. Расскажите мне что-нибудь.
        - Что?
        - О ваших интригах, например. Кто еще в них замешан.
        - Пф.
        - Как хотите. Расскажите о рыцарях, бывших здесь до меня.
        - Это лучше я тебе расскажу. - Вмешался Бьорн. - Во всех подробностях, включая то, кто на чем сломался. С демонстрацией.
        Какое-то время Барса еще хватило даже на то, чтобы запоминать информацию.
        День так на восьмой или девятый пребывания в подвале (рыцарь тогда уже сбился со счета, так что сутки определял очень приблизительно) Барс начал замечать странные взгляды, бросаемые Бьорном на Деима - хищные и разочарованные одновременно. Вода к этому времени уже кончилась, или чуть-чуть оставалось - рыцарь не помнил точно. Бьорн посматривал все откровеннее. Деим, видимо, тоже заметил это, поскольку его манера обращения с северянином заметно изменилась - вместо отрывистых команд, иногда просто небрежных жестов советник употреблял теперь выражения уважительные, порой излишне многословные, проскальзывала даже откровенная лесть. Советника подвел стереотип. В случае с дикарем Бьорном это было явной ошибкой.
        Барс давно уже задумывался, чем привязал к себе Деим такую необузданную личность, как Бьорн. Явно не деньгами. Северянин хоть и был жаден, но поживу ценил легкую и разнообразную, а удерживаться долго на одном месте вовсе не был склонен. Однако к хозяину у Бьорна отношение было особое; вероятно, холодный циничный ум советника, его умение жестко манипулировать людьми и обстоятельствами возвели Деима в глазах дикаря в ранг непререкаемого вожака. Служить правой рукой такого вожака было лестно. Но теперь советник неотвратимо падал с пьедестала: он умудрился попасть в безвыходную ситуацию, он не сумел справиться с Барсом; наконец, он откровенно испугался собственного слуги. Наверное, был момент, когда Деим еще мог осадить Бьорна, как молодого зарвавшегося пса, загнать его обратно в угол - и вернуть свои позиции. Ставрадар этот момент упустил.
        Как-то Барс забылся в тревожном сне, а проснувшись, увидел прямо перед собой лицо Деима. Что-то было с ним не так, с этим лицом - странно искаженные черты, подернутые мутной пеленой глаза... Не сразу рыцарь сообразил, что видит перед собой голову советника - голову, отделенную от тела, которую за волосы держит на вытянутой руке Бьорн. Северянин довольно улыбался.
        - Ну вот, Деиму конец. - Объявил он. - И Клятве твоей конец. Сейчас быстренько дашь мне другую Клятву - многого я не попрошу, пообещаешь только не причинять мне вреда, как ты там говорил, ``по букве и по духу'`? Не применять в моем присутствии магию, кроме как чтобы открыть дверь. Ну, и дверь открыть, конечно. И я тебя отпускаю.
        Барс судорожно сглотнул тугой комок, образовавшийся в горле. Заманчиво, как заманчиво! Бьорн не настолько опасен, насколько был Деим. И все же...
        - Ты преподал мне хороший урок, северянин, - сказал он хрипло. - Не стоит зря трепать языком, даже когда кажется, что черта уже подведена.
        - Верно. - Осклабился Бьорн. - Но дело сделано. Так как, по рукам?
        - Нет, Бьорн. Тогда ты просто убьешь меня, как только мы выйдем отсюда. Нет мне резона тебя спасать, северянин. Ты слишком много знаешь.
        Бьорн нахмурился, под наморщенным лбом отчетливо прорисовалась работа мысли.
        - А если я дам встречную клятву? - Наконец спросил он. - Не причинять тебе вреда, к примеру.
        - А у тебя есть такая клятва, которой можно верить? - Скептически поинтересовался Барс.
        Глаза северянина опасно сузились, но уже через мгновение он расхохотался.
        - А ты прохвост. - Сообщил он рыцарю. - Что меня по-настоящему удивляет, это что у тебя есть такая клятва. Так что ты предлагаешь? У тебя ведь есть предложение, верно?
        - Конечно. - Согласился Барс. - Как тебе такой вариант: я даю тебе Клятву, что не трону тебя раньше, чем открою дверь. А потом разберемся по-мужски.
        - По-мужски? - Прищурился Бьорн. - Это с твоей-то магией - по-мужски? Как насчет магии?
        Барс задумался. Проанализировал свое состояние. Измученное тело доверия не вызывало. После пыток он не то что на ноги встать - хорошо, если на карачках сумеет уползти. А хотелось, как хотелось рискнуть!
        Бьорн знает слишком много опасных вещей. Он чересчур долго был с Деимом. И еще - те ребята, замученные здесь. Их кровь ведь не только на Ставрадаре.
        - Без магии ты меня сейчас сделаешь. - Честно признался рыцарь.
        - А то! - Хохотнул северянин.
        - А ведь ты меня боишься, Бьорн. - Задумчиво проговорил Барс. - Боишься встретиться в равном бою. Иначе не торопился бы убить.
        - Ну и боюсь, - неожиданно легко согласился тот, и лицо его перекосилось. - Нечистые вы, рыцари. Нелюди вы. Не хочу я с вашей магией дело иметь. Лучше чисто умру.
        Очаг темного, воинствующего суеверия в душе дикаря, никаким людским предрассудкам, казалось, не подверженного, Барса обескуражил. С этим он не был готов иметь дело. Такой страх никаким логическим доводам не поддавался. Он мог поддаться лишь инстинктивной, чрезвычайно сильной в северянине жажде жизни. А мог и не поддаться.
        - Последнее предложение. - Веско, раздельно произнес рыцарь. - Я дам тебе Клятву, что не убью тебя на территории этого замка. Но я оставляю за собой право защищаться. Все. Это большее, на что я согласен, Бьорн. Подумай. Это выход. Ты выйдешь отсюда и успеешь удрать.
        - Магией? - Хрипло переспросил северянин.
        - Что? - Не понял Барс.
        - Защищаться - магией?
        - Уж как придется.
        Бьорн думал долго, наверное, несколько часов. Он мерял шагами подвал, метался, как посаженный в клетку зверь. Потом подходил к Барсу и испытующе вглядывался в его лицо, но ничего не говорил. И снова шагал от стены к стене - неутомимый хищник, попавший в ловушку. Наконец, он остановился напротив рыцаря; лицо его было сумрачно.
        - Я не верю тебе. - Сказал он. - Тут какой-то подвох. Ты обманул Деима и обманешь меня. Я не согласен.
        - Жаль. - Отозвался Барс. - Значит, умрем здесь оба.
        - Я повторяю предложение. Поклянись так, как я сказал. Не меняя ни слова. Ни одного твоего поганого изменения. И выйдем оба.
        - Отвечу тем же. Готов поклясться так, как я сказал. Не иначе.
        Бьорн коротко зарычал.
        - Не забывай, тебе придется хуже, чем мне. - Процедил он.
        - Какая разница. Это будет недолго. И ты последуешь за мной. Разве тебе не хочется получить шанс, Бьорн? Рискнуть? Выйти наружу, глотнуть свежего воздуха? Подставить задницу ветру, пес тебя задери?
        Северянин зарычал снова, и это был звук уж вовсе нечеловеческий.
        - Ни слова. - Отчеканил он, готовой обрушиться лавиной нависая над Барсом. - Ни одного поганого слова не меняя, ты понял меня? Скажешь, когда будешь согласен.
        - Скажешь, когда будешь согласен на мое предложение. - Ответил рыцарь.
        С тех пор они не разговаривали.
        Сколько времени прошло после этих событий, Барс не знал. Ему казалось, что несколько суток. Может, двое-трое. Может, гораздо больше. Вода давно кончилась. Жизнь тоже потихоньку кончалась. Наверное, это было к лучшему.
        Бьорн так и не изменил своего мнения. Чего он боялся больше, чем неотвратимой смерти в запертом подвале, Барс не смог понять. Может быть, его душу тоже согревало сознание, что они умирают вместе. Может быть, сильнее жажды жизни оказалась его ненависть. Или страх перед тем, что придется расплачиваться в одиночку. Или он просто сошел с ума. Все это были лишь догадки, которыми рыцарь развлекал иногда свое сознание. Какая разница? Дикарь не передумал, и теперь уже не передумает. И, наверное, в конечном итоге это правильно. Нельзя выпускать это чудовище обратно в мир.
        Барс не был теперь связан Клятвой, но оковы и перчатки держали его надежно. Нет, рыцарь не оставлял попыток освободиться. Сопротивляться до последнего вошло у него не просто в привычку, а в плоть и кровь; он просто не мог иначе. Но примитивный, на совесть сработанный механизм не поддавался. Сколько Рыцарей умерло здесь до Барса, пытаясь расшатать эти крепления? Он будет последним. Это приносило удовлетворение.
        Бьорн теперь пытал рыцаря реже, чаще - просто избивал. Наверное, так ему было легче выплескивать накопившуюся злобу и ненависть, удобней отводить душу. Барс иногда спрашивал себя, почему северянин до сих пор не убил его. Может быть - именно потому, что ему нужен был кто-то для битья. Кто-то, на кого можно излить гнев, сжигающий нутро. Кто-то живой, иначе какой это имело смысл?
        Однажды в очередном припадке ярости Бьорн набросился на рыцаря с кочергой. Он наносил удары с ревом, плюясь слюной и злобой, не глядя - по ребрам, рукам, ногам; Барс услышал хруст костей, темная колышащаяся пелена застлала глаза... Потом Бьорн угодил по голове, и рыцарь отключился. Очнулся он нескоро, северянин уже давно угомонился и занялся привычным делом - вылизыванием камней. Мерцающий свет факела - горел теперь только один, видимо, Бьорн экономил, боясь остаться в темноте - показался Барсу слишком ярким, он резал глаза, и рыцарь чуть-чуть повернул гудящую голову. И увидел то, чему сначала побоялся поверить.
        Очевидно, от удара северянина крепления на одной из перчаток немного отошли. Можно было бы, наверное, даже пошевелить пальцами. Можно было бы, если бы Барс чувствовал эти пальцы; если бы эта рука не была сломана как минимум в двух местах. Но с этим стоило поработать.
        Пальцы шевельнулись примерно через час. Через час закушенных губ, изматывающей боли и катящегося со лба пота. А через час и мгновение огненный шар ударил Бьорна в грудь, и жизненный путь северянина на этом закончился.
        На то, чтобы освободиться из кресла, ушло несколько часов. На то, чтобы переместиться от подножия кресла к началу лестницы - не меньше суток.
        Подняться по лестнице Барс не смог.
        Перед тем, как в очередной раз потерять сознание, рыцарь посмотрел вверх, на уходящий к свободе изгибающийся колодец.
        И горько рассмеялся.
        - 3 -
        Алина продолжала бредить.
        И снова Бертрам проводил долгие часы у ее постели, ожидая просветления. Если чем-то можно было быть довольным в этой ситуации, так разве что тем, что у Феофана хватило характера не допустить присутствия в палате многочисленных приближенных, придворных, нянек и прочей дворцовой шушеры, мечтающей продемонстрировать свое трепетное бдение у ложа больной. Феофан выгнал всех, кроме Бертрама и своих сиделок, а поскольку Король предоставил лекарю почти неограниченную свободу действий, воспротивиться никто не посмел.
        Сам Роланд приезжал за это время к больной дочери раза два или три. Мать, королева Элеонора, бывала чаще, практически каждый день, но никогда не оставалась надолго. Картинно поохав и поцеловав дочь в покрытый испариной лоб, она торопливо выходила, прикасаясь к уголкам глаз тонким батистовым платочком. Бертрам всякий раз пытался разглядеть, действительно ли ее глаза увлажняются - просто из любопытства - но так и не понял. Впрочем, он и сам не считал это важным.
        Его расследование зашло в тупик. Та крошечная толика везения, которую необходимо приложить к любому профессионально выполненному делу, чтобы получить результат, по всей видимости, покинула капитана. И стражники, и прислуга таинственного замка действительно как сквозь землю провалились. Сам Деим тоже нигде не объявился. От многочисленных патрулей не приходило вестей. Бумаги расшифровать не удалось. Тупик.
        Бертрам потрудился съездить еще раз осмотреть замок и окрестности, но ничего нового не узнал. На свой страх и риск устроил обыск в городском доме Деима - под благовидным, но притянутым за уши предлогом. Ничего важного. Его люди прочесывали частым гребнем прилегающую к поместью территорию, вызвали недовольство местного населения, по пятьдесят раз опрашивая одних и тех же людей, пытаясь вычленить хоть что-то ценное из информации, обрастающей со временем домыслами, как снежный ком. Ничего это не дало.
        Когда капитан вернулся в Умбру из той, первой, поездки в поместье, ему сообщили, что его срочно хотел видеть лекарь принцессы. Бертрам помчался в здание бывшего приюта. Он застал Феофана у ложа спящей девушки. Лекарь был слегка бледен.
        - Да, я хотел с вами поговорить. - Подтвердил он, завидев Бертрама. - Наедине, если можно. Давайте выйдем, она только недавно уснула.
        В одной из комнаток обширного здания, тщательно прикрыв за собой дверь, Феофан сказал капитану:
        - Она приходила в себя. Очень ненадолго. Спрашивала вас. Ей казалось, будто она помнит, как разговаривала с вами. Когда поняла, что вас нет, она сказала мне одну вещь, к которой я просто не знаю, как отнестись. Бред уже возвращался, и я не могу поручиться, что принцесса была в ясном уме. Но она повторила это несколько раз. Я просто не знаю, что мне делать с этим.
        - Что она сказала?
        - Что во всем виновен Деим, советник Ставрадар Деим. Что нужно искать в его замке, очень срочно, иначе будет поздно. Она очень волновалась, речь быстро стала несвязной, она пыталась сказать еще что-то, но я не понял. Что-то про какой-то подвал. И еще книги. Книги в подвале, так мне показалось.
        Бертрам поразмыслил. Под замком Деима были, конечно же, подвалы, все они были осмотрены, но интереса не вызвали: в основном они использовались как погреба, овощехранилища, кладовые. Были ли там какие-нибудь книги, капитан не помнил.
        - Никому ничего не говорите. - Посоветовал он лекарю. - Вероятно, это был бред. Но я проверю кое-что. Я так понимаю, принцессе становится лучше? Когда я смогу с ней поговорить?
        Феофан вздохнул.
        - Ей стало лучше ненадолго. - Признался он. - Мне не удалось избежать осложнений. Сейчас ситуация еще опасней, чем была. Я делаю все, что могу, поверьте.
        - Я не сомневаюсь. - Бертрам хотел сказать эти слова ободряюще, но прозвучали они довольно уныло.
        Подвалы под замком Деима были обысканы с педантичной тщательностью. В одном из них действительно находилось хранилище старых книг. Заплесневевшие тома, сложенные в стопки и перевязанные бечевой, были доставлены в столицу. Бертрам поднял свои старые связи среди профессуры университета и засадил парочку умных голов разбирать этот хлам. Нельзя сказать, что они были совсем без улова: в одной из книг нашелся вложенный листок с шифрованным текстом, в другой поля были исписаны симпатическими чернилами. Однако и то, и другое, по утверждению ученых, имело не менее, чем вековую давность. Содержание фолиантов было различным, языки тоже, никакой общей линии пока не просматривалось. Книг было много, работа продолжалась.
        Феофан за последние дни совсем сошел с лица, Бертрам даже не замечал, когда он ест или спит. Лекарь либо находился возле больной, либо готовил какие-то невообразимые лекарства, постоянно посылая людей за новыми ингридиентами; от некоторых нечаянно услышанных названий у капитана глаза лезли на лоб - он скорее мог бы предположить, что этим можно отравить человека, но что вылечить - не подумал бы и в страшном сне. Однако Бертрам мудро помалкивал, радовался только, что возле принцессы не пасутся слабонервные придворные, иначе уже давно разразился бы скандал.
        С того памятного вечера, когда Бертрам нашел на койке нищенского приюта тяжело больную принцессу, минуло одиннадцать дней. Время уже близилось к полуночи, когда Феофан беспощадно растолкал прикорнувшего на кушетке в соседней комнате капитана.
        - Что случилось? - Тревожно спросил Бертрам, быстро подхватываясь с кушетки.
        - Вы нужны мне. - Беспомощно произнес лекарь. - Просто побудьте рядом. Я... Я боюсь.
        - Принцесса? - Уточнил капитан, уже влетая в палату.
        - Похоже, кризис. - Сказал Феофан, и по его лбу скатились несколько прозрачных капель пота. - От меня уже ничего не зависит. Сердце у нее на пределе. Если выдержит ближайшие два-три часа, будет жить. Если нет, то нет. Теперь только ждать.
        Никогда еще в жизни капитана Королевской Гвардии Бертрама Ренье не было таких длинных трех часов.
        Молодое сердце принцессы выдержало. Еще до рассвета жар окончательно спал, и Алина спокойно уснула, обтертая и укутанная заботливыми сиделками.
        Она проспала и весь следующий день, до самого вечера. Проснувшись, потребовала к себе Бертрама, но не дождалась его - выпила пару глотков приготовленного заранее бульона и уснула снова, уже до утра. Капитан, примчавшийся из холла - он принимал там доклады своих гвардейцев - на цыпочках отошел от кровати принцессы, бросив взгляд на ее бледное, но умиротворенное лицо, и тихо устроился в кресле, неуверенно улыбнувшись самому себе. Только теперь он ощутил, как постепенно отпускает его напряжение последних дней.
        Бертрам так и задремал в кресле, и был разбужен одной из сиделок, темноволосой девушкой с тонкими чертами лица. Небо за окнами начинало сереть, близился рассвет.
        - Вас зовут. - Робко прошептала сиделка почти на ухо капитану. - Поторопитесь.
        Алина была все еще бледна, но выглядела явно получше. Она потребовала, чтобы ей помогли приподняться, и теперь полусидела на постели, опираясь спиной на гору подушек. Бертрам приветливо улыбнулся ей, но принцесса смотрела серьезно и испуганно, и капитан согнал с лица улыбку.
        - С возвращением, Ваше Высочество. - Сказал он мягко.
        - Сколько я... Сколько прошло времени? - Едва слышно спросила Алина.
        - На командном пункте северо-западного округа вы объявились тринадцать дней назад, Ваше Высочество.
        - Ох. - Выдохнула принцесса, и в глазах ее заплескалось отчаяние.
        - Ох. - Повторила она так жалобно, что даже Бертрам, не знавший и не предполагавший, в чем дело, вдруг почувствовал, как захолонуло сердце, словно произошло что-то непоправимое, ужасное в своей необратимости.
        - Бертрам, - тоненько произнесла Алина, торопливо, словно человек, тонущий посреди бурной речки и пытающийся ухватиться за ускользающую щепку. - Я говорила или нет о поместье советника Деима? Ведь говорила же, правда? Мне кажется, говорила! Ну, скажите же мне. Вы ездили туда? Что там... Что вы нашли? Арестовали Деима? Что... произошло?
        Набирая в грудь побольше воздуха, чтобы поведать принцессе о событиях выпавших из ее сознания тринадцати дней, Бертрам уже отчетливо сознавал, что сделал что-то не так, что-то упустил, что-то очень важное, и может быть, своей тупостью нанес последний удар юной девушке, только что с таким трудом выбравшейся из-под черного крыла смерти. Но, по-солдатски не привыкший лукавить, он только вздохнул - и честно рассказал ей все, как было. А там и рассказывать-то, собственно, было нечего. Ничего выдающегося. Он везде опоздал.
        По мере того, как Алина слушала Бертрама, ее лицо бледнело все больше - хотя всего минуту назад казалось, что стать еще бледнее просто невозможно.
        - Книги в подвале. - Выдавила она наконец, еле шевеля губами. - Судьба милосердная, пожалей меня. Книги в подвале. Что же я натворила! Бертрам, миленький!
        Принцесса неожиданно подалась вперед, отрываясь от подушек, тонкие пальцы судорожно вцепились в край покрывала.
        - Бертрам, миленький! - Повторила она, глотая наворачивающиеся на глаза слезы. - Не книги в подвале, а подвал в библиотеке, вернее, вход, потайной механизм за книгами! Они все там наверняка! Бертрам, родненький, он может быть жив еще, поехали скорей! Ты ведь говоришь, Деима нет нигде? Значит, они там, точно там, он придумал что-то, он ждет меня, поехали, пожалуйста!
        - Кто жив - Деим? - Обалдело спросил Бертрам, сметаемый бешеным потоком ее эмоций.
        Трясущиеся губы принцессы неожиданно поджались.
        - Этой сволочи лучше бы быть мертвым. - Сообщила она, на глазах суровея, неимоверным усилием воли беря себя в руки. - Нет, я не о Деиме, хотя он, скорей всего, тоже там. Бертрам. Простите меня за путаную речь, но на счету каждое мгновение. Капитан. Вы хотите, чтобы наследная принцесса Арсании вечно была вам обязана? Прикажите немедленно заложить карету. Мы едем в поместье Деима. Не спорьте. Вы говорите, библиотека разворочена? Берите солдат, может быть, придется ломать пол. Еще берите врача. Феофан здесь? Отлично, вот вместе и поедем.
        Руки Алины дрожали, все тело содрогалось, но говорила она спокойным властным тоном, которому нельзя было не подчиниться.
        ``Девочка-то как повзрослела''. - Отвлеченно подумал Бертрам.
        А она, словно в ответ на его мысли, вдруг стала собой прежней, и губы снова заплясали в сдерживаемом реве, и уже неудержимо покатились по щекам первые слезинки.
        - Бертрам, вы ведь когда-то звали меня просто Алиной, помните? И качали на коленке. А сейчас зовете ``высочеством'` и кланяетесь. Бертрам, поверьте мне. Пожалуйста. Вы беспокоитесь обо мне, я понимаю. Но нужно, чтобы мы ехали вместе. Вы без меня будете еще сутки искать, может, и больше. А человек, единственный, который мне дорог, может быть, умирает там прямо сейчас. Тринадцать дней, судьба милосердная! Если... Если я опоздаю... Если мы опоздаем, я не прощу этого себе никогда, понимаете? Лучше мне тогда умереть, Бертрам! Я знаю, как мало шансов, тринадцать дней - большой срок. Я знаю. Но если есть самый маленький, самый крошечный шанс, то он должен быть мой. Мы едем, Бертрам. Велите заложить карету.
        - Я не слишком много понял из того, что вы сказали, Ваше Высочество. - Ответил наконец капитан, и заметил, как она прерывисто вздохнула при этих словах. - Я просто старый служака, которому пора на пенсию, и благодарность наследной принцессы мне ни к чему. Но если девочка, которую я когда-то качал на коленке, уверена, что это для нее так важно, то я поговорю с ее лекарем. И если он не будет категорически против, я приготовлю карету. Ждите, Ваше Высочество.
        - Уговорите его, Бертрам. - Звонко выкрикнула принцесса уже в спину капитану. - Уговорите, и поторопитесь, если не хотите, чтобы я ушла отсюда пешком.
        Бертрам покинул комнату, успев еще услышать за спиной тихий шепот, исполненный такой отчаянно безнадежной боли, что сердце капитана остро кольнуло в ответ.
        - Тринадцать дней. Судьба милосердная, милостивая, пожалей меня, пусть он только будет жив. Тринадцать дней...
        В шестиместную карету они сели впятером: Алина, обложенная со всех сторон подушками, две сиделки, Феофан и Бертрам. Сопровождали экипаж два десятка гвардейцев. До кареты принцессу капитан донес на руках.
        Когда он пришел со своим вопросом к лекарю, Феофан долго жевал губами, прежде чем сказать что-нибудь.
        - Я должен сначала ее осмотреть. - Заявил он наконец. - Вообще-то, я не рекомендовал бы поездку. Свежий воздух ей, конечно, не повредит, но передвижение в карете - большая нагрузка. С другой стороны, вы говорите, она взволнована. А вот волнение ей противопоказано категорически. И отрицательные эмоции тоже. Вы полагаете, поездка сможет ее отвлечь?
        - Не знаю. - Честно ответил Бертрам. - Полагаю, это зависит от того, что мы увидим в конце. Но мне кажется, ей нужно ехать.
        - Как все неопределенно. - Поджал губы лекарь.
        И выдал заключение:
        - Я решу, когда осмотрю ее.
        Увидев, в каком состоянии находится принцесса, лекарь первым делом попытался дать ей какое-то успокоительное.
        - Только если вы примените силу. - Сказала Алина уже почти спокойно, лишь губы продолжали непослушно вздрагивать. - Вам не удастся усыпить меня.
        - Это не снотворное! - Возмутился Феофан.
        - Возможно. - Согласилась принцесса. - Я этого не знаю. Я не нуждаюсь сейчас в лекарстве.
        - Вероятно, мы должны поставить кого-то в известность? - Теряясь под упрямым взглядом серых глаз, поинтересовался Феофан у Бертрама.
        - Если хотите знать мое мнение, - заметил капитан, - лучше велите отвечать всем, что вы рекомендовали пациентке загородную прогулку.
        Тяжело вздохнув, Феофан скомандовал запрягать карету.
        В дороге Алина держалась молодцом. Страх, отчаяние, слезы, которые она так искренне продемонстрировала Бертраму, никуда не ушли, они затаились в глубине, скрывшись под стеклом спокойствия, но у девочки хватало сил держать себя в руках. Капитан посмотрел на ее судорожно сжатые кулачки, на побелевшие костяшки пальцев и проглотил все вопросы, вертевшиеся у него на языке. В конце концов, скоро он, наверное, все поймет сам.
        Все так же на руках, укутанную в плед, Бертрам понес принцессу внутрь замка. Феофан семенил следом, суетясь, пытаясь на ходу подтыкать свисающие края одеяла.
        - Так нельзя. - Бормотал он. - Нужно ее уложить. Или хотя бы кресло. Велите принести кресло.
        При виде разоренной библиотеки у Алины вырвался глубокий протяжный вздох.
        - Нужно пробраться вот туда, Бертрам. - Указала она.
        И добавила тихо, когда капитан, поругиваясь про себя, перелезал через горы сваленных книг между опрокинутыми стеллажами:
        - Они искали здесь, Туз и остальные. Охранники. Искали, а потом сбежали, испугавшись. Значит, я права. Значит, никто не вышел из подвала.
        - Вот этот стеллаж. - Сказала наконец Алина, показывая на один из уцелевших. - Опустите меня. Там две книги, я не вижу их. А, нашла. Вот эти.
        Уже положив руку на корешок книги, принцесса замерла на мгновение, проговорила торопливо:
        - Из тех, кто там может быть, один опасен. Бьорн, светловолосый северянин. Хороший боец.
        Капитан кивком головы подозвал гвардейцев.
        - И еще - не верьте Деиму, Бертрам. Он предатель. Для всех было бы лучше, если бы он умер.
        Капитан снова кивнул.
        Алина нажала на корешок.
        Она жала на него снова и снова, но ничего не происходило. Отстранив трясущуюся руку девушки, Бертрам попробовал нажать сам. С тем же эффектом, но он, по крайней мере, убедился, что это не обычная книга. Значит, не бредовые фантазии. Значит, нужно вскрывать подвал.
        - Где люк? - Спросил он.
        Когда стеллажи были убраны и пол расчищен, все уставились на массивную плиту, чуть-чуть отличающуюся формой от окружающих.
        - Она, может, в локоть толщиной, а может, все два. - Озадаченно сказал один из гвардейцев, постучав по плите рукояткой кинжала и попытавшись поковыряться в пазах. - И стоит плотно.
        ``Если в подвале не было воздуховодов, мы найдем там только трупы''. - Подумал Бертрам.
        И, словно эхом на его мысли, раздался дрожащий голос принцессы:
        - Воздух там всегда был свежим. Ломайте люк, Бертрам, пожалуйста.
        - Несите кирки. - Скомандовал капитан.
        Алину устроили в кресле, укрыв одеялами; возле нее хлопотали Феофан и одна из сиделок, вторую лекарь услал на кухню, сопроводив длинным списком указаний. Вскоре принцесса уже прихлебывала ароматный чай с травяным запахом из большой глиняной кружки, которую бережно подносили к ее рту; по твердому убеждению Бертрама, она вовсе не замечала, что что-то пьет. Огромные, неестественно огромные глаза ее пристально следили за каждым движением гвардейцев, которые, сменяя друг друга, усердно выполняли непривычную для них работу. Взлетали и опускались кирки, в помещении стоял невыносимый грохот. Когда Феофан попытался сказать что-то о том, что кресло следует вынести в соседнюю комнату, принцесса лишь перевела на него взгляд - и лекарь растерянно смолк.
        Гвардейцы сменялись, устало вытирали потные грязные лбы; кто-то из них придумал обмываться во дворе возле колодца, и теперь свободные от ``вахты'` молодые крепкие парни выбегали наружу, чтобы подставить спину под поток ледяной воды из потемневшей бадейки - и поспешно возвращались, запахивая на мокром теле потерявшие белоснежность тонкие рубахи. Не будь здесь принцессы, они бы, наверное, и вовсе разделись до пояса. ``А ребята молодцы. - С удовлетворением подумал Бертрам. - Пашут, как волы, аж искры летят, и ведь ни слова. Никто даже не спросил ничего. Ни одного взгляда недовольного. А дворяне все. Моя выучка. Можно положиться на таких ребят''.
        Посмотрев, как подвигается дело, Бертрам сделал знак Феофану, отошел к дверям. Лекарь быстро присоединился к нему.
        - Меня повесить мало. - Заговорил Феофан, оказавшись на достаточном расстоянии от принцессы. - Здесь пыль эта, стук, грохот. Скажите хоть вы ей, капитан. Хотя бы в зал, зачем ей здесь быть сейчас? Уговорите ее.
        Бертрам бросил взгляд на застывшую в каменной неподвижности принцессу и отрицательно покачал головой.
        - Сейчас ей лучше здесь. - Сказал он мягко, но убежденно. - Просто поверьте мне. Я вижу.
        - Вы же не лекарь.
        - Нет. - Согласился Бертрам. - Но я знаю эту девочку. И я многое повидал в жизни. Лучше не суетитесь и делайте, что можете.
        - И долго это еще продлится?
        - Об этом я и хотел с вами поговорить. Мы здесь застряли надолго, доктор, может быть - на весь день. Ваши девочки не могли бы приготовить что-нибудь вроде обеда для моих ребят?
        - Мои, как вы их называете, девочки - квалифицированные сиделки, а не поварихи. - Слегка раздраженно ответил Феофан.
        - Мои ребята тоже не каменщики.
        - Так может, следует пригласить каменщиков? - Желчно поинтересовался лекарь.
        - Послушайте, Феофан. - Заговорил Бертрам посуровевшим тоном. - Вы талантливейший лекарь, вы спасли принцессу, когда все, включая Курда, готовы были опустить руки. Но ваше знание жизни, по-видимому, ограничивается перечнем трав и притираний, хоть вы и провели несколько лет при дворе. Не влезайте в то, в чем вы ничего не понимаете, это опасно для здоровья. Скажите, вы хотели бы остаться личным лекарем принцессы? Можете вы рассчитывать на этот пост обычным порядком, доктор, пока Курд не отошел от дел?
        - Я не доктор, и вы это знаете. - Грустно сказал Феофан. - Для доктора у меня не хватает родословной. Что вы пытаетесь у меня купить, капитан? Всего лишь обед для ваших ребят? Вы в самом деле считаете меня настолько синим чулком?
        - Я пытаюсь всего лишь превратить вас в сообщника. - Улыбнулся Бертрам немного смущенно. - Простите, доктор. Мои слова были несколько...
        - Грубы? Бесцеремонны?
        - Пусть так. Мы попали в нестандартную ситуацию, Феофан.
        - Я заметил. И вместо того, чтобы попытаться мне что-либо объяснить, вы решили сначала припугнуть меня, потом подкупить?
        - Простите. Я...
        - Полагали, что лекарь не видит дальше перечня названий трав и притираний? Боялись, что я где-нибудь что-нибудь сболтну ненароком? Или откажу в помощи кому-нибудь, кому она будет нужна, из опасения вызвать чье-то неудовольствие? Вы оскорбили меня, капитан, вы понимаете это?
        - Простите, Феофан. - Сказал Бертрам очень тихо. - Я не предполагал, что вы столь проницательны. Я вообще недооценил вас.
        - С людьми это часто случается. - Махнул рукой лекарь.
        - Я рад, что узнал вас. Теперь я спокоен.
        - Я всегда на стороне своего пациента, капитан. Всегда.
        - Я тоже на стороне вашей пациентки, доктор.
        Помолчав немного, Феофан заметил:
        - Было бы значительно проще, если бы вы рассказали мне хоть что-то, капитан. Вы предполагаете найти в подвале людей?
        - Есть основания так считать. Я знаю ненамного больше вас, Феофан. Фактически только то, что сказала принцесса, а она была слишком взволнована, чтобы говорить связно. И мне не хотелось бы ее сейчас расспрашивать.
        Лекарь согласно кивнул.
        - Сколько времени закрыт подвал?
        - Я так понял, не менее тринадцати суток. Если она, конечно, не ошибается в своих предположениях.
        - Я слышал, что принцесса говорила о воздухе. А есть ли там вода, пища? В особенности вода?
        - Я не знаю.
        - Если воды нет, они скорее всего мертвы.
        - Да.
        - Кто там, капитан? Впрочем... Не отвечайте. Мне достаточно знать, что кто-то из тех, что находятся внизу, очень ей дорог. А это я вижу сам.
        - Это не спрячешь. - Согласился Бертрам.
        - Как лекарь, заботящийся о здоровье своей пациентки, я бы очень хотел, чтобы этот человек был жив. И... Знаете, не как лекарь - тоже.
        - Вы хороший человек, доктор. Извините, что я вас обидел.
        - Честно говоря, я сам вас спровоцировал. При дворе иногда удобней всего быть слепым и глухим, в особенности лекарю. Мы, знаете ли, частенько имеем дело не с лучшими сторонами жизни. А сегодня я особенно взволнован, так что и вы извините.
        - Скажите, Феофан. Если предположить худшее из того, что мы можем увидеть там, в подвале. Насколько фатальным это может стать для принцессы?
        Феофан пожевал губами, ответил, не глядя на Бертрама:
        - Это вопрос не к лекарю, капитан. Нет, это вопрос не к лекарю. Я не волшебник, простите. Пойду распоряжусь насчет обеда.
        - 4 -
        Когда кирка, звонко врубавшаяся в камень, вдруг глухо ухнула и завибрировала, уйдя острием в пустоту, работа ненадолго приостановилась.
        Открывшееся отверстие размером было не больше абрикосовой косточки. Тем не менее, все сгрудились вокруг него; один из гвардейцев опустился на колени, пытаясь заглянуть в дырку.
        - Ну надо же. - Сказал Спардис, стоявший рядом с капитаном. - А я почти не верил, что там действительно есть какой-то подвал.
        Бертрам взглянул на него неодобрительно.
        - Там совершенно темно. - Сообщил заглядывавший в отверстие гвардеец. - Пахнет неприятно. Звуков не слышу.
        И, наклонившись к дыре, крикнул:
        - Эй, есть тут кто живой? Отзовись!
        Напряженная, как струна, Алина выпрямилась в кресле, пожирая взглядом столпившихся вокруг отверстия людей.
        - Отойди-ка, - скомандовал Бертрам гвардейцу. Сам, кряхтя, опустился на колени. Прислушался. Принюхался.
        Поманил к себе Феофана.
        Лекарь и капитан гвардии встретились взглядами, лекарь почти незаметно кивнул.
        - Ну, чего встали? - Недовольно сказал Бертрам, выпрямляясь. - Продолжайте работать. Постарайтесь большие куски внутрь не ронять.
        - Это непросто. - Заметил кто-то из гвардейцев.
        - Было бы просто, я бы об этом вообще не говорил. - Отрезал Бертрам.
        - Что там, Бертрам? - Послышался тихий, почти шелестящий голос Алины.
        - Рано что-либо говорить, Ваше Высочество. Отверстие очень мало. Ничего не видно и не слышно.
        - Хорошо. - Как-то очень тускло выговорила принцесса.
        Бертрам взглянул на нее удивленно - и только теперь заметил, что девушка до крови прокусила губу. Охающая сиделка уже промокала салфетками рот принцессы.
        - Все будет хорошо, детка. - Сказал капитан неожиданно для себя самого. - Тринадцать дней - не так уж много. У тебя все еще есть твой шанс.
        Кажется, в глазах принцессы мелькнуло что-то вроде благодарности. А вот Феофан смотрел на Бертрама явно неодобрительно.
        - Зачем вы ее обнадеживаете? - Спросил лекарь капитана некоторое время спустя, выйдя вслед за ним в зал. - Вы ведь идентифицировали запах, или я вас неправильно понял?
        - На первый вопрос - не знаю. - Хмуро буркнул Бертрам. - Само вырвалось. На второй - да. Я не ошибся?
        - Трупный запах, несомненно. Смешивается с другими, пока еще слабый, но... Я лекарь. Я не мог ошибиться.
        - Это еще ничего не значит. Там был не один человек.
        - Слабый довод, капитан. Я хочу посоветоваться с вами. Я не сторонник таких методов, всегда считал это нечестным, но сейчас... Я всерьез думаю, не дать ли ей снотворное в чае. Хуже не будет, если она узнает все потом, позже.
        - Как знать. - Задумчиво проговорил Бертрам.
        - Она слишком слаба.
        - И сколько вы сможете продержать ее на снотворном, Феофан? Полагаете, она сильно окрепнет за это время?
        - Сейчас она очень устала. Кроме того, она не увидит то, что произойдет. Услышать на словах и увидеть воочию - совсем разные вещи, капитан.
        - Тут вы правы. - Неохотно согласился Бертрам. - Тут вы правы. Хорошо, готовьте ваше лекарство.
        Лекарство было приготовлено, однако дать его Алине не удалось. Не потому, что принцесса что-то заподозрила - просто она сидела, снова закусив губу, и на появление перед своим лицом очередной чашки ароматного дымящегося чая отреагировала лишь слабым отрицательным движением головы. Уговоров она не слышала вовсе, а когда настойчивая сиделка все же поднесла напиток к ее рту, сделала досадливое движение, словно отмахиваясь от мухи - и кружка покатилась по полу, выплескивая содержимое.
        - Судьба. - Тихо заметил Бертрам, когда лекарь напустился на растерянную сиделку. - Значит, так нужно.
        И судьба, будто услышав, тут же посмеялась над словами капитана: Алина то ли забылась, то ли задремала в кресле - без всякого снотворного, просто от слабости.
        - Может, сделать пока перерыв? - Тихонько предложил Феофан.
        Капитан отрицательно покачал головой.
        - Неужели все же надеетесь? - Удивился лекарь.
        - Я обещал ей. Кроме того, если она уснула под этот грохот, может проснуться от тишины.
        Феофан только пожал плечами. Работы продолжались.
        Уставшие, как собаки, Королевские гвардейцы остервенело долбили неподатливый камень. Наконец, к Бертраму подошел Спардис, вытирая потное лицо полой белой некогда рубашки.
        - Я думаю, что смогу пролезть в отверстие, капитан. - Проговорил он негромко, покосившись на спящую принцессу. - Нужны факелы.
        Спардис немного погрешил против истины: это не называлось пролезть - скорей, втиснуться, обдирая бока об острые каменные края, подняв руки над головой, потому что иначе не проходили плечи; а ведь он был, пожалуй, самым худощавым из присутствующих гвардейцев. Несколько раз казалось, что он застрял намертво - но все-таки влез, принял поданные факелы, скрылся в колодце винтовой лестницы. Несколько голов дружно склонились над отверстием.
        - Не молчи, Спардис. - Скомандовал Бертрам. - Говори все, что видишь.
        - Вижу тело на лестнице. - Глуховато донеслось из подвала. - Мужчина, темноволосый, похоже, его сильно пытали, капитан. Очень сильно.
        - Он мертв?
        - Без сомнения.
        - Ты его не знаешь?
        - Я не вижу лица, он лежит лицом вниз. Сейчас попробую перевернуть.
        - Ну?
        В подвале воцарилось молчание.
        - Что там, Спардис? - Нетерпеливо окликнул Бертрам гвардейца.
        Услышал сдавленное ругательство.
        - Да что там, Спардис? - Раздраженно переспросил Бертрам - и вместо ответа увидел побледневшее лицо гвардейского лейтенанта.
        - Он живой, капитан. Не представляю, как это возможно, но он живой. Я попытался его перевернуть, но... Пришлите лучше лекаря.
        - Его можно поднять сюда?
        - Не знаю.
        - Феофан!
        Лекарь быстро и молча втиснулся в отверстие.
        Вскоре снова поднялся обследовавший подвал Спардис.
        - Здесь их было трое, капитан. - Сказал он. - Два других мертвы. Один из них - советник Деим, он мертв давно, ему отсекли голову. Второго не знаю, он светловолос, и у него огромная дыра выжжена в груди. Других повреждений не видно. Помещение оборудовано почище, чем дознавательная комната, и, похоже, использовалось весьма активно. Это пыточная камера, капитан. Тот, что жив, наверное, смог освободиться. Будь я проклят, если понимаю, как ему это удалось.
        - Кто жив? - Раздался тоненький голос над ухом Бертрама, и капитан вздрогнул от неожиданности. - Кто из них жив? Да скажите же мне, пес вас всех задери, пусти меня, дура! Кто из них жив?!
        - Темноволосый. - Первым среагировал Спардис.
        - Судьба милосердная!
        Вырвавшись из рук перепуганной сиделки, Алина скользнула в отверстие прямо под носом у Бертрама - прежде, чем он успел что-либо предпринять, прежде, чем успел сказать: ``Стой, тебе нельзя туда'`, - проскользнула ужом, свалилась прямо на Спардиса, подхватилась, не смутившись, припустила вниз по лестнице, мелькнув светлой головкой с разметавшимися волосами.
        Бертрам вздохнул и длинно-длинно выругался. О том, чтобы протиснуться в имеющуюся дыру, капитану нечего было и думать.
        - Спардис! - Снова позвал он.
        - Да?
        - Что делает принцесса?
        - Плачет над темноволосым, капитан. Остальные ее, похоже, не интересуют.
        - Ну и хвала судьбе.
        - И еще, капитан... Я только сейчас рассмотрел.
        - Ну?
        - У него татуировка на плече. Феникс.
        - Почему я не удивлен? - Пробормотал Бертрам, поднимаясь на ноги.
        И напустился на остальных:
        - А вы чего стоите? Надо расширить отверстие.
        Узнать изуродованного человека было трудно - Бертрам скорей догадался, чем узнал, но сомнений у него почему-то не было: тот самый Рыцарь, что был арестован на празднике принцессы, а потом вроде бы повесился в камере. Удивления не было тоже: наверное, сам того не сознавая, капитан все время ожидал чего-то в этом духе. Уж настолько странной и непонятной была вся эта история, что и завершиться должна была не менее странно, тем более - раз в ней замешана Алина. Бертрам думал иногда, что если ему доведется вдруг обнаружить, к примеру, что принцесса имеет обыкновение покидать по ночам свою спальню и парить развлечения ради под облаками, он тоже не будет удивлен. Ну ни чуточки.
        Деима и Бьорна - капитан припомнил, что говорила Алина о северянине, по всей видимости, это был он - без лишних церемоний похоронили на заднем дворе. Рыцаря перенесли на кровать в небольшую комнатку рядом с библиотекой, и теперь там хлопотали Феофан, и сиделки, там же была и принцесса, чуть ли не силком усаженная снова в кресло - это удалось сделать лишь после того, как лекарь, не стесняясь в выражениях, отчитал ее за то, что она мешает ему работать. По двое-трое в комнатку заходили и выходили гвардейцы: всем было интересно взглянуть на человека, напугавшего Спардиса; в конце концов сошлись во мнении, что у лейтенанта просто разыгралось воображение - трудно поверить, что до такой степени истерзанный человек мог внезапно открыть глаза и улыбнуться офицеру. Уже то, что он просто был жив, представлялось настоящим чудом. Спардис злился, петушился и уже был готов отстаивать свое утверждение в драке, пока капитан не приструнил разошедшихся гвардейцев.
        Никто кроме Бертрама Рыцаря, похоже, не узнал, а капитан не спешил делиться своим открытием. Использовал он свое знание лишь один раз, позже, когда страсти уже чуть-чуть улеглись, в разговоре с принцессой. Предварительно капитан пошептался с Феофаном, который твердо заявил, что все зависящее от него сделал, а остальное - в руках судьбы. Договорился насчет сиделок, раздал указания гвардейцам и лишь после этого, набрав в грудь побольше воздуха, подошел к Алине.
        - Вам нужно вернуться в город, Ваше Высочество. - С ходу взял он быка за рога. - Прямо сейчас.
        - Я не могу. - Ответила принцесса слегка испуганно, поднимая на Бертрама взгляд широко распахнутых глаз. - Я должна быть здесь, с ним, разве вы не понимаете?
        - Он в хороших руках, Ваше Высочество. А вы лучше представьте, что подумает Король, ваш отец, когда узнает, что на этот раз я вас похитил. Или вы хотите, чтобы он примчался сюда и обнаружил укрываемого вами... Укрываемого нами от правосудия преступника?
        Алина помолчала, размышляя.
        - Это нечестно, капитан. - Сказала она наконец. - Больше похоже на шантаж.
        - Понимайте, как хотите, Ваше Высочество.
        - Он не делал того, в чем его обвинили.
        - Я верю. Но это трудно будет доказать.
        Принцесса покачала головой, на глаза ее навернулись слезы.
        - От вас я такого не ожидала, Бертрам. - Заметила она тихо.
        - Простите. Но вам необходимо вернуться в Умбру.
        - Я могу рассчитывать, что... Если я сделаю, как вы хотите, я могу рассчитывать на ваше молчание?
        Бертрам опустился перед ней на колени.
        - На мое молчание. - Повторил он. - На мою преданность, на мою помощь во всем, чем угодно, на мою жизнь, если хотите. Но сейчас вы должны вернуться в город.
        - Вы правы, наверное. - Сказала Алина жалобно. - Я должна со всем этим как-то разобраться. Но... Вы привезете меня сюда снова?
        - Я полагаю, теперь ваш лекарь пропишет вам частые загородные прогулки, Ваше Высочество.
        - Феофан должен остаться здесь. - Твердо заявила принцесса.
        - Ему нужно появиться в Умбре вместе с вами. Здесь останутся сиделки, и гвардейцы для охраны, и лекарь вернется, как только сможет. Я позабочусь об этом.
        - Сегодня же. Обещайте мне.
        Бертрам тяжело вздохнул.
        - Сегодня - это выйдет уже ночью. - Заметил он. - Хорошо, я обещаю. Я доставлю его сюда силой, если понадобится.
        - Я хочу еще поговорить с лекарем. И с сиделками.
        - Хорошо.
        - И... С ним. Пусть нас оставят. Ненадолго.
        - Конечно, Ваше Высочество.
        Глава XVI.
        - 1 -
        Открыв глаза, Барс решил, что у него либо начался бред, либо он наконец-то сошел с ума.
        Подвал исчез. Рыцарь лежал на кровати в небольшой комнате. Две симпатичные молодые девушки, одна темненькая, другая рыженькая, о чем-то увлеченно шептались в уголке; Барс расслышал имя - ``Феофан'` - потом рыженькая прыснула, прикрывая рот ладошкой, темненькая подхватила, и через мгновение обе уже весело хохотали, поглядывая друг на дружку и утирая выступившие от неудержимого смеха слезы. Меж делом одна из них бросила случайный взгляд на рыцаря, отвернулась, продолжая смеяться, посмотрела снова, посерьезнев, стала теребить за рукав заливающуюся хохотом подружку.
        - Клара, глянь, у него глаза открыты.
        - Ой, отстань! Ты правда что ль видела, как Лина...
        - Клара, я серьезно.
        - Ну еще бы! Ты...
        - Да нет, я не про то. Посмотри сюда. У него глаза открыты, видишь?
        - Не может быть. - Сказала вторая девушка, переставая смеяться.
        - Да правда.
        - Ой. Ну почему в мою смену?
        К постели рыцаря девушки подошли медленно, взявшись за руки, так осторожно, будто приближались как минимум к берлоге спящего медведя. Остановились шагах в четырех, переглянулись. Смелость говорить взяла на себя рыжая.
        - Вы меня слышите? - Спросила она. - Мы друзья. Мы ваши сиделки, ухаживаем за вами. Вы понимаете меня? Я - Клара, а это - Сэни. Мы не причиним вам вреда. Мы друзья.
        Барс подумал, что если бы ему сейчас пришло в голову сделать резкое движение - любое, самое незначительное - девчонки, наверное, мигом сорвались бы с места и с визгом умчались прочь. Кто-то, судя по всему, потрудился объяснить им, кто он такой. И если при этом они еще согласились ухаживать за ним, значит, юные сиделки весьма смелы. Нет, пожалуй, это не сумасшествие.
        - Я не стану есть вас прямо сейчас. - Хрипло сообщил им рыцарь. - Разве что позже.
        Девушки снова переглянулись, рыжая Клара отважилась сделать еще пару шагов вперед.
        - Если вы уже можете шутить, значит, поправляетесь. - Сказала она строго.
        Барс не стал объяснять милым девушкам, что ничего такого это вовсе не значит. Тем более, что действительно чувствовал себя совсем неплохо - гораздо лучше, чем когда находился в сознании в последний раз.
        - Наверное. - Покладисто согласился он.
        - Но много говорить вам все же не следует. - Добавила Клара. - Ваше состояние все еще внушает опасения. Так что вам следует выполнять предписания вашего лекаря и беречь силы.
        - А воду мне давать эти предписания позволяют? - Поинтересовался Барс.
        - Позволяют. - Ответила сиделка и даже сделала робкую попытку улыбнуться. - И как можно больше.
        - Тогда дайте.
        Темненькая Сэни уже тащила со столика кувшин воды и кружку. Однако тут вышла небольшая заминка: рыцарь потянулся за кружкой, не ожидавшая этого движения сиделка ойкнула, отшатываясь, вода плеснулась ей на ноги.
        Решив не позволять себе больше рискованных шуток, Барс сказал как можно мягче:
        - Не стоит меня так бояться, девушки. Я вам ничего плохого не сделаю.
        - Ты ведешь себя непозволительно, Сэни. - Отчитала подругу Клара, уверенно беря дело в свои руки.
        И обратилась к Барсу:
        - Вам не следует двигаться, господин. Я сама буду вас поить. Позвольте, я поправлю подушку.
        - Согласен на все. - Улыбнулся рыцарь. - Только дайте воды.
        - Не нужно думать, будто мы вас боимся. - Наставительно объясняла Клара, помогая рыцарю напиться. - Мы профессиональные сиделки, мы не можем позволить себе бояться больного, иначе наша работа не будет эффективной. Господин Феофан учит нас действовать одинаково старательно, ухаживаем ли мы за конюхом или за высокопоставленным придворным, он говорит, это гарантия того, что в какой-нибудь ответственный момент у нас не начнут валиться из рук предметы. - При этих словах она неодобрительно глянула на Сэни. - Насчет вас господин Феофан дал нам строгие инструкции. Вам нельзя двигаться, потому что у вас множественные переломы. Вам наложили тугие повязки. Господин Феофан сказал, что было бы полезней вас временно совсем обездвижить, но не стал этого делать, потому что...
        - Почему?
        Клара замялась, поколебалась немного, неуверенно спросила:
        - Вы помните, что с вами было?
        - Как я попал сюда? Нет. Надеюсь, вы мне расскажете.
        - Я не об этом. Я имею в виду... раньше.
        - Ага. - Протянул Барс, прищуриваясь. - Кажется, я понимаю, о чем вы. Господин Феофан - это лекарь, кстати? - не хотел, чтобы я, придя в сознание, обнаружил себя обездвиженным...
        Девушка согласно кивнула.
        - То есть господин Феофан опасался за состояние моего рассудка. - Закончил фразу Барс.
        - Вы не должны сердиться. - Торопливо проговорила Клара. - Это было вызвано заботой, и в этом нет ничего обидного. И я бы не рассказала вам, если бы не видела, что все в порядке. Просто мне не хотелось, чтобы вы думали, будто мы боимся вас, как какие-нибудь суеверные крестьянки.
        - Вы честолюбивы, Клара.
        - О, да. - Согласилась девушка. - Да.
        - Значит, господин Феофан сказал вам, кто я.
        - Да, он...
        Сиделка оглянулась на напарницу - на этот раз, похоже, в поисках поддержки, - собралась с духом, словно приготовившись нырять в воду, и наконец выпалила:
        - Он сказал, что вы Черный рыцарь. Это правда?
        - Вообще-то, мы предпочитаем называть себя рыцарями Пламени. - Спокойно заметил Барс.
        Проследил за реакцией девушек. Усмехнулся.
        И дружелюбно спросил у Клары:
        - Ну что, вы выиграли пари?
        - Никто не верил, что я отважусь спросить. - Призналась она смущенно. - А как вы догадались?
        - Колдовство. - Сообщил рыцарь с видом серьезным и слегка загадочным.
        Клара неожиданно весело рассмеялась.
        - Ой, ну вы прямо. - Высказалась она, когда смогла говорить. - Вы не смотрите, что мы молодые, мы образование получили очень даже неплохое. Так что суеверия - это не для нас.
        - Суеверия - это вы о магии?
        - О магии, колдовстве, нечисти и прочем, о чем болтают. - Подтвердила Клара. - Мы на стороне науки.
        - Ого. - Удивился Барс. - Этому вас тоже ваш Феофан научил?
        - Конечно.
        - И вы согласились остаться наедине с рыцарем Пламени, о котором предполагали, что он может оказаться не в своем уме...
        - Это наша работа. - Гордо сообщила девушка.
        - Неплохо. - Оценил рыцарь.
        - Господин Феофан очень строг с нами. - Первый раз вступила в разговор более робкая Сэни. - Если девушки отказываются что-то делать, он сразу выгоняет таких. И куда тогда идти - подавальщицами в таверну?
        - Думай, что говоришь, Сэни, - прошипела Клара.
        - А когда я смогу познакомиться с этим замечательным господином? - Поинтересовался Барс.
        - Вероятно, скоро. Он приезжает сюда каждый день.
        - Вот как. И сколько дней, хм... Сколько я здесь?
        - Вас нашли восемь дней назад. - Снова встряла Сэни. - Я тогда была здесь, а Клара - нет, со мной дежурила другая девушка. Я видела, как вас достали из подвала. Вы чуть не до смерти перепугали лейтенанта Королевской гвардии, потому что он сначала подумал, что вы мертвый, вы так выглядели, что...
        - Сэни! - Зашипела Клара сквозь зубы, делая страшные глаза.
        - Не нужно так беспокоиться, Клара. - Мягко попросил рыцарь. - Сэни. Расскажите-ка мне все по порядку.
        - Мы с Веей тогда сопровождали Ее Высочество принцессу, - начала девушка. - Она была еще слаба, и господин Феофан очень не хотел, чтобы она ехала, но она...
        - Кто был слаб - Вея?
        - Нет, Ее Высочество. Ах, вы же не знаете. Принцесса болела, она была уже больна, когда ее нашли, легочная лихорадка, знаете ли, если бы не господин Феофан...
        Сэни говорила и говорила, ее слова лились непрерывным звенящим ручейком, но тек этот ручеек уже мимо Барса. Перед глазами рыцаря отчетливо встала та ночь, когда он узнал о бегстве Алины - порывистый ветер, бьющийся в стены башни, ледяные брызги дождя, несчастный промокший караульный на стене... Эта сумасшедшая поездка под днищем тележки... И хотя умом Барс понимал, что пугаться уже поздно, сердце все же захолонуло в пронзительном страхе. Еще и потому, что тогда он даже не подумал об этом, мысли не мелькнуло, что опасность могут представлять не только Деимовы бандиты, но и такая привычная вещь, как дурная погода. ``Я едва не угробил ее. - Отчетливо осознал рыцарь. - Я втянул ее в это, но не сумел уберечь. Помоги мне Пламя очищающее, не сумел и никогда не научусь. Я - как конь в посудной лавке, отчего-то решивший, что правила едины для всех, переложивший на нее груз своих проблем... Идиот. Очерствевший, бездушный дурак, а она - принцесса, оранжерейный цветок, выросший с обостренной жаждой справедливости, и я не постеснялся воспользоваться этим''.
        - Принцесса приезжала сюда еще раз. - Сообщила Сэни. - Вообще-то во дворце разгорелся жуткий скандал, господин Феофан даже едва не потерял место, потому что доктор Курд, королевский лекарь, наябедничал Королю, что Феофан демонстрирует ``непрофессионализм и склонность к безответственному экспериментаторству'` - это он так сказал - потому что рекомендует принцессе загородные прогулки, а ей после этих прогулок становится хуже. Король собрал консилиум, и все лекари поддержали Курда, в общем, все висело на волоске. Тогда вступилась сама принцесса, обозвала лекарей ``сборищем завистливых негодяев'`, и ``кучей расфуфыренных снобов'`, и много как еще, и сказала, что Феофан спас ей жизнь, когда остальные умывали руки, и что он единственный лекарь, которому она доверяет. Так что Феофан остался лекарем принцессы, но загородные прогулки ей запретили, и тогда она сказала...
        - Подожди, не тараторь. - Остановила подругу Клара. - Ее Высочество велели передать вам кое-что.
        - Да, - подхватила Сэни. - Она сказала, что не сможет приезжать какое-то время, потому что эта история нашумела, и кто-нибудь может заинтересоваться, куда ездит принцесса, и выследить ее...
        - Она не так сказала. - Возразила Клара. - Это уже твои фантазии. Она сказала дословно следующее: ``Передайте, чтобы он дождался меня. Чтобы обязательно дождался''.
        - Мы не очень поняли, что это значит, ведь куда бы вы могли деться в таком состоянии, верно? Но Клара говорит, что нам понимать и не обязательно, мы должны делать, что велят, и помалкивать, иначе мы потеряем место, и...
        - Заткнись, Сэни. - Сказала Клара устало. - Твоя глупость утомляет.
        - А вы поняли, правда, поняли? - Спросила темненькая сиделка у Барса, не обращая внимания на слова подруги.
        - Да. - Произнес рыцарь, закрывая глаза, потому что комната, уже некоторое время назад начавшая медленно кружиться, теперь вовсе уплывала куда-то... - Я понял.
        С Феофаном Барс познакомился только на следующий день.
        При других обстоятельствах лекарь ему, наверное, не понравился бы. Скользковатый, маскирующий уклончивость колючей раздражительностью... Но это был человек, сделавший то, что не сумел сделать рыцарь - спасший Алину - и одно это извиняло в глазах Барса все неприятные черты его характера, извинило бы, наверное, и гораздо более тяжкие грехи.
        Делал свою работу лекарь весьма профессионально, уверенными точными движениями, разве что слегка излишне бесцеремонно; закончив, сказал, как показалось Барсу, недовольно:
        - На вас все быстро заживает. Но останется много шрамов.
        - Со временем рассосутся. - Беспечно отозвался рыцарь.
        Ферфан бросил на рыцаря недоверчивый взгляд - будто не знал, как отнестись к его словам, как к шутке или всерьез.
        - Это правда. - Спокойно подтвердил Барс, подметив сомнения лекаря. - Так уж мы, Черные рыцари, устроены - если выживаем, то потом все проходит. Иначе бы вы узнавали нас по количеству шрамов, а не по татуировке.
        Лекарь пожевал губами, сообщил слегка раздраженно:
        - Понимаю ваш сарказм насчет Черных рыцарей. Кто-то из девушек поторопился доложить, что я вас так назвал. Однако это прозвище придумал не я; я всего лишь пытался объяснить так, чтобы им было понятно. А отчего вас так называют в народе - вам виднее.
        - Никакого сарказма. - Удивился Барс.
        - В самом деле?
        - Вы не первый, кто употребляет это название, и началось это не вчера. Не то чтобы оно нам очень нравилось, но обижаться глупо. Тем более что доспех действительно черный.
        - Ах, ну конечно. Доспех, арраканцы, мечи и прочие легендарные аксессуары. Откуда же шрамы, если доспех так хорош, как об этом говорится?
        - Он далеко не универсален. Большинство видов нечисти может его пробить.
        - Да, как же я забыл. Еще нечисть. И магия, конечно. Красивая легенда. Мрачноватая, но красивая.
        - Доктор. - Нахмурился Барс. - Вам кто наступил на ногу - лично я или Орден в целом?
        - Я не доктор. - Отреагировал Феофан резковато.
        Потер лоб, поморщился недовольно.
        И - неожиданно обезоруживающе улыбнулся, признался:
        - Немного то, немного другое. Извините.
        - За что?
        - Я веду себя недопустимо для лекаря. Вы еще слабы, и... так много пережили в последнее время, но умудряетесь держаться, как ни в чем не бывало. А я изливаю на вас свое раздражение.
        - Я стал причиной ваших неприятностей. - Припомнил Барс. - Весьма серьезных, по-видимому?
        - Уже и об этом рассказали? - Изумился Феофан. - Ну, тараторки. Нет-нет, это пусть вас не беспокоит. Во-первых, ваше участие здесь более чем косвенное, а во-вторых, все разрешилось лучшим образом. Принцесса оказалась дамой с характером.
        - Как ее здоровье? - Наконец отважился рыцарь задать вопрос, который вертелся на языке с момента появления лекаря.
        - Вполне неплохо. Организм молодой, восстанавливается быстро. Конечно, теперь ей придется некоторое время очень беречь легкие; я бы рекомендовал вообще провести годик-два в более благоприятном климате, южнее, возможно, на море. Разумеется, нужно выждать пару месяцев - она должна окрепнуть для переезда.
        И не делая паузы, слегка торопливо, на взгляд Барса, Феофан поменял тему:
        - Так вы действительно не шутили насчет шрамов? Вы уверены, что они пройдут, даже от ожогов?
        - Все. - Спокойно подтвердил рыцарь. - Ну, не сразу, конечно. Но за несколько лет исчезнут.
        - Простите меня, но это было бы вызовом всем моим медицинским познаниям.
        - Я понимаю.
        - Есть определенные факторы, которые кажутся необъяснимыми и тем меня немало раздражают. - Признался лекарь. - Видите ли, я привык считать себя ученым. Я не сталкивался прежде с Черными... хм... с рыцарями Пламени, но никогда не одобрял ту атмосферу ужаса, которую вы создаете вокруг своего существования, используя наиболее темные предрассудки необразованной части населения. Достаточно низко, на мой взгляд, и недостойно наживаться на людском страхе. Это моя позиция, уж извините, что излагаю ее вам не в самый подходящий момент.
        - Ваша позиция вызывает уважение.
        - Вы не станете со мной спорить?
        - Не стану.
        - Отчего же?
        Барс пожал плечами - это было опрометчиво, на движение тело отозвалось болью, и голова снова закружилась - пояснил:
        - Вы уже сами начали спорить с собой, а это намного убедительней. Я лучше просто подожду, что вы скажете дальше.
        - Вам нехорошо? - Вдруг обеспокоился Феофан.
        - Ерунда.
        - Давайте продолжим разговор в следующий раз.
        - Как хотите. Но вы только подошли к самому интересному.
        - Хорошо. - Согласился лекарь. - Вы правы, это меня сильно беспокоит, и я бы предпочел получить некоторые ответы сегодня. Просто чтобы спокойно спать по ночам.
        - Я не уверен, что вы сможете спокойно спать по ночам, получив ответы на свои вопросы.
        - Вы не кажетесь мне негодяем. - Заметил лекарь.
        - Спасибо.
        - И не выглядите вруном.
        - Благодарю.
        - Откровенно говоря, я испытываю к вам расположение, которое...
        - Вас раздражает, поскольку противоречит вашей позиции. - Закончил за лекаря Барс.
        - Я бы не стал высказываться столь определенно. Но... ладно, по сути вы правы, хотя прямы до неприличия.
        - Как и вы иногда.
        - С вами нелегко беседовать. - Вздохнул Феофан.
        - Мне это многие говорили.
        - М-да. Хм. Я, собственно, хотел спросить вот о чем. Видите ли, я осматривал тела в подвале, и кое-что вызвало мое недоумение, как профессионала. Скажите, каким оружием был убит человек с огромной оплавленной дырой - язык не поворачивается назвать это раной - в груди?
        - Магией.
        - Хм?
        - Вы не ослышались.
        - Я...
        - Теперь все же склоняетесь к тому, что я врун. У меня нет другого объяснения, доктор. И нет никакого скрытого оружия, уж вы-то имели возможность в этом убедиться. И еще. Ваша позиция действительно очень честна и достойна уважения, только основана на неверной предпосылке. Допустите на мгновение, что нечисть существует, как и магия. Вы сами увидите, как все становится с головы на ноги.
        - Я не могу в это поверить.
        - Жаль.
        - Я... Я должен об этом подумать. - Заявил Феофан, вставая. - Я должен серьезно подумать.
        - 2 -
        Дней так через семь Барс решил, что кости срослись достаточно, чтобы начать вставать - и поступил соответственно, чем привел в ужас сиделок и вызвал резкое неудовольствие приехавшего позже Феофана.
        - Никакие магические способности вам не помогут, если кости сместятся. - Убеждал лекарь рыцаря, застав его во дворе замка. - Вы пускаете насмарку всю мою работу, а ее было немало, должен заметить.
        Барс стоял, прислонившись спиной к нагретой солнцем стене, и с наслаждением вдыхал свежий, уже полный летних ароматов воздух. Голова, конечно, кружилась, чуть-чуть звенело в ушах, но все это было такими мелочами по сравнению с удовольствием встать наконец-то с опостылевшей постели.
        - Не сместятся. - Сказал он мирно. - Не волнуйтесь. Я и так слишком долго валяюсь.
        - ``Валяетесь'` вы, по вашему собственному выражению, непозволительно мало, учитывая объем травм и наложившееся обезвоживание. - Сердито заметил Феофан. - Или вы хотите теперь огорошить меня каким-нибудь заявлением вроде того, что у вас и конечности регенерируют?
        - Нет. - Грустно вздохнул Барс. - Конечности у нас не регенерируют, к сожалению.
        - Тогда немедленно в постель. Я позову гвардейцев, чтобы вас отнесли.
        - Ну уж нет! - Возмутился рыцарь. - Я согласен лечь, но до кровати дойду сам.
        Однако ему все же пришлось опереться на плечо лекаря.
        С Феофаном у Барса в последнее время сложились интересные взаимоотношения: что-то вроде вооруженного противостояния, когда очевидно, что противники симпатизируют друг другу, и ни один не торопится развязывать схватку. Серьезных разговоров на темы о нечисти, магии и прочем они больше не вели - лекарь не начинал, Барс тоже не хотел заговаривать об этом первым. Зато Феофан часто иронизировал по поводу ``магических способностей'` рыцаря, Барс отшучивался, между делом ненароком подкидывая лекарю новую информацию к размышлению. Была и еще одна тема, которую Феофан избегал поднимать: он старался не разговаривать с рыцарем о принцессе, отделываясь краткими справками о ее здоровье. Тем не менее, оба умудрялись получать удовольствие от общения, и хотя визиты лекаря сделались теперь более редкими - раз в два-три дня, в каждый приезд он проводил в замке намного больше времени.
        В тот день, когда Барс первый раз поднялся с постели, общения, правда, не получилось, поскольку приняв горизонтальное положение, рыцарь сразу же отключился и очнулся лишь вечером. Однако постельному режиму на этом пришел конец. Едва придя в себя, Барс встал снова - несмотря на клятвенные заверения сиделки, что господин Феофан велел привязать его к кровати веревками, если он и дальше будет вытворять такие безобразия. Выполнять это намерение она, однако, не торопилась, и рыцарь без помех прогулялся во двор и благополучно вернулся обратно. На следующий день он уже чувствовал себя намного увереннее, а еще через пару дней первый раз появился на тренировочной площадке.
        Покрытая утоптанным крупным песком, достаточно просторная - одна часть отдана под снаряды, другая свободна - площадка была рыцарю хорошо знакома. Тогда он разминался здесь, как правило, под наблюдением компании Туза - и под внимательным, чуть настороженным взглядом Алины. В какой-то момент Барсу даже показалось, что она снова стоит чуть поодаль, замершая, как олененок перед прыжком, готовый сорваться от звука треснувшей былинки, или чуть пританцовывает, покусывая губки - тогда рыцарь знал, что задержался на площадке слишком долго, и спешил навстречу ее бездонным, слегка испуганным глазам. Это было как искра, внезапно вспыхнувшая и погасшая - разумеется, ее там не было, и быть не могло. Может быть, и к лучшему, что не было - очень уж жалкое зрелище представлял сейчас рыцарь, рухнувший на песок после парочки простейших упражнений.
        В тот день снова приезжал Феофан и, конечно, отчитал Барса, но, по крайней мере, на постельном режиме больше не настаивал - видимо, смирился с неизбежным. А назавтра рыцарь снова потащился на площадку.
        На этот раз тут тренировались несколько гвардейцев. Барса это не обеспокоило - место хватало всем, и он приступил к разминке, закусывая губу от острой боли во всем теле, раз за разом поднимаясь с песка, раз за разом начиная все сначала. Время вытянулось, как гудящий нерв, все окружающее скрылось в звенящем тумане - остался песок, и воздух, отчего-то ставший вязким, как кисель, сопротивляющийся каждому движению. И движение: исступленная борьба с собственными непослушными мускулами, проход, перекат, растяжка, опять проход; выпад, перекат, проход, удар, растяжка; проход, еще, перекат...
        В какой-то момент, обнаружив себя в очередной раз уткнувшимся лицом в песок, Барс почувствовал, что над ним кто-то стоит. Рыцарь поднял голову. Так и есть: гвардеец, высокий, худощавый. Кажется, Барс уже видел его раньше. Лейтенант, вроде бы. Впрочем, у Королевских гвардейцев рядовых не бывает, они все офицеры.
        - Может, хватит выделываться? - Грубовато рявкнул лейтенант. - Кому и что вы хотите доказать?
        Королевские гвардейцы всегда считались неплохими бойцами.
        Тяжело дыша и отплевываясь от скрипящего на зубах песка, Барс поинтересовался:
        - Хотите спарринг?
        - Пошел ты на... - Неожиданно заявил офицер, совершенно не аристократично пояснив во всех подробностях, куда именно и зачем должен пойти рыцарь.
        С трудом поднявшись и не слишком устойчиво утвердившись на ногах, Барс увидел перед собой удаляющуюся спину гвардейца.
        Рыцарь вытер рот, избавляясь от остатков песка.
        Потом окликнул:
        - Эй, лейтенант!
        И добавил...
        Этот перл он подхватил давно, много лет назад, когда в ожидании прорыва изрядное время околачивался в среде портовых грузчиков в одном небольшом южном городке на берегу Виренского моря. Однако с тех пор так и не слышал ничего столь непревзойденного. Это был воистину выдающийся перл.
        Лейтенант остановился.
        Никогда прежде Барс не замечал, что у человека может быть выразительной даже такая относительно статичная часть тела, как спина.
        Потом гвардеец вернулся.
        - Ты нарываешься. - Выцедил он сквозь зубы.
        - Именно. - Подтвердил рыцарь.
        - Ты что, самоубийца?
        - Зато ты - нет. - Спокойно констатировал Барс.
        Лейтенант медленно, протяжно выдохнул воздух.
        - За то, что ты сказал, у нас в части традиционно бьют морду. - Сообщил он.
        - У нас тоже. - Согласился рыцарь.
        - Но я не дерусь с калеками.
        - А с теми, кто тебя бьет, ты дерешься?
        - Что? - Переспросил гвардеец.
        Вместо ответа Барс ударил его под дых.
        Это не был красивый профессиональный удар - так дерутся те же грузчики в своих сшибках, но он был неожиданным, а потому цели своей достиг. Удар не был сильным - он имел цель лишь раздразнить лейтенанта, не был и слабым - чтобы быть воспринятым достаточно серьезно. В самый раз, чтобы гвардеец сложился пополам, пытаясь вспомнить, как нужно дышать - но при этом все же устоял на ногах.
        - Ну, все. - Выдавил лейтенант, выпрямляясь. - Ты допросился.
        Предугадывать движения противника Барс, само собой, не разучился. А вот опережать их было трудновато - упорно не желавшее становиться послушным тело сопротивлялось, запаздывая на те самые доли мига, которые и определяют обычно исход любого поединка. И если от первого, ``разведочного'` удара гвардейца рыцарь ушел легким уклоном корпуса, то второй заставил его попотеть - Барс крутанулся на левой ноге, одновременно разворачиваясь вправо, пропустил свистнувший мимо груди тяжелый кулак, прицелился в беззащитно открывшуюся подмышку...
        Ему не хватило скорости. Раньше он из этого положения успел бы нанести не один, а минимум два-три точных удара: в зависимости от ситуации - болевых, обездвиживающих, а при необходимости и смертельных. На этот раз не успел и одного: от резкого движения в глазах поплыло, и доли мгновения, на которое Барс утратил равновесие, хватило, чтобы удар размазался, пальцы беспомощно скользнули по коже, а лейтенант, моментально сориентировавшись и довернувшись на четверть оборота, достал рыцаря со второй руки по ребрам.
        Стоя на четвереньках на колючем песке и жадно ловя ртом воздух, Барс услышал слова гвардейца, долетевшие до него, как сквозь толстое ватное одеяло:
        - Ну что, теперь тебе достаточно?
        Колени лейтенанта были при этом так заманчиво близко, всего на расстоянии одного броска...
        Под колени Барс его и подсек, выпрямляясь, как выпрямляется для удара свернувшаяся кольцами змея, прыгнул, преодолевая снова застилающую глаза тьму - и в тот момент, когда голова и плечи гвардейца впечатались в песок с глухим, но хорошо слышимым всем на площадке звуком, стопа рыцаря метнулась к основанию шеи лейтенанта, к тому месту чуть пониже кадыка, где в ямке бьется нежная, трепетная жилка. Метнулась - и замерла, чуть коснувшись кожи, лишь обозначив смертельный удар.
        А в следующий момент рыцарь кубарем полетел на песок, ловко подбитый своим противником.
        - Всерьез, значит, хочешь. - Пробормотал гвардеец, стремительно вскакивая на ноги. - Ладно, давай всерьез...
        Вот теперь Барсу пришлось туго. Лейтенант не давал ему перевести дух - мощные, хорошо поставленные удары сыпались один за другим, целили то в голову, то в корпус. Рыцарь больше валялся на песке, чем стоял на ногах. И все-таки выбрал момент, напружинив все тело, как согнутый мощным усилием клинок из хорошей стали... И, как тот же клинок, но уже отпущенный, бросил себя в воздух, ногой достал живот гвардейца - хорошо достал, теперь была очередь противника сидеть на песке, глотая воздух, как вынутая из воды рыбина. Осторожно нащупывая ногами площадку - рыцарю казалось, что она приплясывает под ним, стремясь разрушить с таким трудом найденное равновесие - Барс пошел по кругу, стараясь не обращать внимания на заливающий глаза пот и вопящее, умоляющее о передышке тело...
        Этот бой в части потом вспоминали долго.
        Среди присутствующих здесь гвардейцев не было ни новичков, ни дураков; все они знали, что израненный человек носит знак феникса на левом плече, все понимали, что когда-то он был хорошим бойцом. Но есть предел возможностям любого человека, как есть и законы природы, через которые нельзя переступить. Однако нужно иметь мужество, чтобы это понять и заставить себя с этим смириться. Оттого-то и вызвала глухое раздражение бессмысленная, на взгляд гвардейцев, тренировка Барса. Была там, может быть, и крошечная толика уважения - дань жестокому упорству, достойному лучшего применения. Однако все перечеркивала слишком очевидная бессмысленность происходящего.
        Поэтому когда человек, едва стоящий на ногах, человек, в котором совсем недавно вообще непонятно как держалась жизнь, начал задирать лейтенанта Королевской Гвардии, лучшего бойца последних полковых игр Рета Спардиса, это было воспринято как очередная глупость, весьма дурацкий способ повыпендриваться. В любом случае все ожидали, что это окончится быстро: нахал получит парочку легких ударов - не калечащих, зла ему здесь, в общем-то, никто не желал, просто ставящих на место; на этом все и завершится.
        Бой длился без малого час.
        Когда сквозь рваную неуверенность движений рыцаря вдруг проглянула, как робкий лучик солнца сквозь густые тучи, стремительная гибкость атакующего зверя, присутствующие насторожились. Этого было мало - еще слишком мало, чтобы одолеть Рета Спардиса; но это меняло их отношение к происходящему, внося смуту в гвардейские души. Они переглядывались с ухмылками, когда поверженный человек, в котором никто сейчас не увидел бы серьезного противника, в первый раз поднялся с песка, чтобы вновь броситься в атаку. Ухмылялись во второй, ухмылялись еще и в третий, хотя почему-то ухмылок становилось все меньше, и делались они все неуверенней...
        А через какое-то время в ответ на один из удачных ударов Барса вдруг раздались одиночные - пока - аплодисменты. Рыцарь их не услышал. Он вообще уже не слышал ничего, в ушах нарастал, делаясь невыносимым, монотонный звон; мир сузился до пятачка, в котором двигался, дрожа и расплываясь, его неуловимый противник... Барс все же выцелил его, ударил - и не услышал, как теперь уже дружно взорвалась аплодисментами площадка.
        Бой закончился нетрадиционно. Во всяком случае, в части давно не помнили случая, чтобы кто-то из Королевских Гвардейцев вдруг выходил из круга, поднимая руки и громко объявляя себя побежденным. Барс, пошатывающийся на ватных ногах, не услышал и этого. Он сделал еще пару нетвердых шагов, пытаясь нагнать лейтенанта, зашатался сильнее... и рухнул навзничь, широко раскинув руки, словно вдруг захотел обнять небо.
        Он так и не понял, почему гвардейцы, на руках отнесшие его обратно в замок, поздравляют его с победой. Рыцарь был собой недоволен - бой он откровенно проиграл, но дело было даже не в этом. Не стыдно проиграть тренировочный бой хорошему противнику. Барс злился на собственное тело, не желавшее восстанавливаться так быстро, как ему хотелось бы, на силы, которых осталось с куцый собачий хвост. Он просто устал - страшно устал от выматывающего ощущения собственной слабости. ``Ладно. - Сказал он себе, когда его, лежащего в постели, наконец-то оставили в покое охающие и ахающие сиделки. - Теперь дело пойдет быстрей. Так всегда бывает''. Припомнив кое-что, добавил: ``А все-таки пару раз я ему неплохо врезал''. И, успокоенный этой мыслью, наконец-то заснул.
        ***
        Лейтенант, сегодняшний противник Барса, появился у постели рыцаря ближе к вечеру. Барс уже не спал. Честно говоря, он просто лежал в кровати, пытаясь оценить свое состояние и решить, что же все-таки предпочтительней - встать и прогуляться во двор или наплевать и валяться уже до утра.
        Гвардеец вошел в комнату как-то неуверенно, словно сомневался, стоит ли ему это делать. Но все же вошел, остановился возле кровати, потоптался немного (Барс взглянул на него с интересом), спросил:
        - Как вы себя чувствуете?
        - Спасибо, неплохо, - неопределенно ответил рыцарь.
        Это было вранье, чувствовал он себя препогано, но знал, что кости целы - а остальное... Остальное ерунда, не стоящая внимания. А кроме того, гвардейцу совершенно необязательно знать о его состоянии.
        - Лейтенант Рет Спардис. - Представился вошедший.
        - Барс.
        - Я... Собственно, я пришел принести вам извинения. - Наконец изложил гвардеец цель своего визита, стараясь не смотреть при этом на рыцаря. - Сегодня днем я вел себя непозволительно и нанес вам незаслуженное оскорбление.
        Брови Барса медленно поползли вверх. Увидеть вот так, наяву, извиняющегося офицера гвардии? Да еще и Королевской? Такого ни в одном сне не приснится. Рыцарь промолчал - просто потому, что совершенно не нашелся, что сказать.
        - Я посчитал себя обязанным извиниться, - продолжил тем временем лейтенант, - так как не понял, считаете ли вы после сегодняшнего боя инцидент исчерпанным. Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы завтра все началось сначала.
        Кажется, Барс начинал что-то понимать.
        - То есть, - осторожно уточнил он, - вы полагаете, что сегодня я дрался с вами из-за нанесенного вами оскорбления?
        - Значит, есть что-то еще. - Серьезно констатировал Спардис. - Что ж. Этого я и боялся. Не изволите ли объяснить?
        - И вам не хотелось бы завтра сойтись со мной еще раз? - Добавил рыцарь, не обращая внимания на слова лейтенанта.
        Щеки гвардейца вспыхнули, но он сумел повернуть голову и взглянуть прямо в глаза Барсу.
        - Я не хочу с вами драться. - Предельно откровенно заявил офицер. - Можете считать меня трусом, если вам угодно. Но если между нами есть какие-то недоразумения, я бы хотел их разъяснить. Или отложить бой. На месяц, по меньшей мере.
        - По какой причине?
        - Считайте, что я не готов к нему.
        - Жаль. - Сказал рыцарь.
        Спардис смотрел на него выжидающе.
        - Жаль, что вы не хотите со мной драться. - Пояснил Барс, пряча улыбку в уголках губ. - Видите ли, я очень рассчитывал еще на несколько таких хороших тренировок.
        Лейтенант продолжал молчать.
        - Я не дерусь из-за нескольких бранных слов. - Растолковал рыцарь. - Не могу, знаете ли, позволить себе такой роскоши. Я же не офицер гвардии.
        Офицер словно воды в рот набрал.
        - Я предложил вам спарринг. - Слегка виновато заметил Барс. - Мне... позарез был нужен хороший партнер.
        Ответа не последовало.
        - Выходит, теперь я должен перед вами извиняться. - Грустно заключил рыцарь. - Что ж. Приношу вам свои...
        - Подождите. - Поднял руку лейтенант, прерывая наконец молчание. - Подождите.
        Спардис пожевал губами, после паузы медленно произнес:
        - Я считал, что по незнанию нанес вам какое-то смертельное оскорбление. Настолько тяжкое, что... Ну, вы понимаете. А теперь... Вы пытаетесь сказать мне, что для вас это все было не более, чем тренировкой? Вы... Это... Ну, я даже не знаю, как это назвать! Да что вы за человек такой, в самом деле!
        Возмущенно фыркнув, офицер развернулся и направился к дверям, на ходу качая головой.
        - Эй, лейтенант! - Окликнул его Барс.
        Спардис остановился в дверях, спина у него напряглась.
        - А все-таки это была хорошая тренировка. - Примирительно проговорил рыцарь.
        Гвардеец обернулся, губы его слегка кривились - от злости или от смеха, Барс не понял.
        - Что у вас лучше получается? - Неожиданно спросил Спардис. - Заводить врагов или друзей?
        - Не знаю. - Удивленно ответил Барс. - Чаще все же врагов, пожалуй.
        - Похоже, - кивнул офицер.
        - А... кого я нашел сегодня?
        - Не знаю. - В свою очередь сказал Спардис. - Пока еще не разобрался.
        И вышел из комнаты, уже в голос хохоча.
        - 3 -
        Капитан Королевской Гвардии Бертрам Ренье появился в замке около полуночи.
        Незадолго до этого Барс, отлежавшись после дневного боя и решив, что от бесконечного ерзанья в постели его бокам все равно лучше не будет, выбрался во двор и доковылял до поленницы, в которой аккуратной горкой были сложены еще не распиленные бревна. На них он и устроился, опершись спиной о дощатую стену конюшни. Над притихшей громадой старинного замка черно-лиловым ковшом опрокинулось бездонное звездное небо, теплый ветерок мягко шевелил растрепанные волосы рыцаря. Вне каменных стен Барсу отчего-то всегда становилось легче; стало и сейчас - притихла неотлучная спутница-боль, улеглись тревога и смутное беспокойство, снедавшие его в последнее время. Рыцарь вряд ли смог бы внятно сформулировать, откуда вообще взялись эти чувства - разве что, распрощавшись с жизнью в этих мрачноватых стенах, он все еще никак не мог почувствовать себя до конца живым.
        Шум за стенами привлек внимание Барса, нарушая ленивую тишину ночи. Топот копыт - десяток, не меньше, привычно определил на слух рыцарь - голоса, обмен паролями, скрип поднимающего заслон, мелькающие огни факелов... Барс насторожился, какая-то струнка внезапно натянулась глубоко внутри. Натянулась - и отпустила: не было при всадниках ни кареты, ни возка - собственно, он это слышал и раньше, только в какой-то момент не поверил сам себе. Так что вставать с поленницы он не спешил - зачем торопиться навстречу каким-нибудь очередным неприятностям?
        Голоса пошумели во дворе и стихли в глубине замка. Барс ждал. Вскоре в освещенном проеме дверей показалась темная фигура; постояв немного на пороге, человек уверенно зашагал в сторону конюшни. ``По мою душу. - Спокойно рассудил рыцарь. - Сиделки подсказали, где искать''. Чтобы не заставлять незнакомца рыскать впотьмах, Барс слез с поленницы и вышел туда, где на плиты двора падал из высокого стрельчатого окна неверный рассеянный свет.
        - Ну-ну. - Пробурчал, подходя, человек, оказавшийся капитаном Королевской Гвардии. - Феофан говорил, что вы встаете, только я как-то слабо верил. А сегодня, мне сказали, вы еще и дрались?
        Взгляд у капитана оказался тяжеловат - не то что бы недружелюбен, но как-то напряженно-внимателен. Он пробежался по рыцарю с ног до головы, высвечивая, казалось, любую мельчайшую деталь, и наконец уперся в глаза - пристальный, основательный. ``Небось, гвардейцев своих одним взглядом строит'`, - мелькнуло в голове у Барса. Впрочем, глаз рыцарь не отвел.
        - Размялись немного. - Ответил он на вопрос офицера.
        - Я слышал другую версию. Зацепились языком с моим парнем, э?
        - Это не так. - Спокойно возразил Барс. - Обычный спарринг.
        - Обычный, хм. Ну-ну.
        Углядев в темноте двора поленницу, капитан предложил:
        - Может, присядем?
        - Здесь? - Удивился Барс.
        - Ну, вы ведь здесь сидели до моего прихода? Впрочем, если вы устали, можем вернуться в помещение.
        - Не стоит. - Поторопился сказать рыцарь и сделал приглашающий жест в сторону бревен. - Прошу.
        Довольно долго оба молчали. Барс привычно уже привалился спиной к стене; капитан поерзал, поудобнее устраиваясь на жестких бревнах, и наконец заметил:
        - Вы меня не помните.
        - Отчего же? - Отозвался Барс. - Мы встречались. Во дворце, в день пятнадцатилетия принцессы.
        - Однако. - Крякнул капитан. - Вы так об этом говорите, будто забыли, чем закончился этот праздник. А вдруг я вас прежде не узнал, а сейчас вы себя выдали? Обвинение, между прочим, не опровергнуто.
        - Обвиняемый умер, если я правильно помню. Следовательно, процесс завершен. Да здравствует бюрократия. Впрочем, если бы вы горели желанием снова начать всю эту маруду, вы бы сделали это значительно раньше.
        - Значит, не верите, что я вас не узнал.
        - Не верю.
        - Ну и правильно. - Со вздохом признался Бертрам. - Но кроме меня, между прочим, никто не в курсе, имейте в виду.
        Барс слегка пожал плечами.
        - Свое имя я здесь не скрывал, так что...
        - Ну, вряд ли вас вспомнят по имени. Оно тогда не звучало, разве что в бумагах где осталось.
        - А. ``Черный рыцарь'`, да? Достаточно безлично, и символика подходящая.
        - Вас это смешит?
        - Немного.
        Бертрам снова помолчал, потом счел нужным заметить:
        - Вас арестовывали не мои ребята.
        - Я помню.
        - Но это ничего не меняет. Если бы приказали мне, я сделал бы то же самое.
        - Я понимаю.
        - Такое впечатление, что вас эта тема больше не волнует.
        - Действительно не волнует. - Согласился рыцарь.
        - А вот кое-кого она беспокоит, и сильно.
        Барс поднял взгляд на капитана.
        - Этот кто-то развил бурную деятельность по подготовке вашего оправдания. - Продолжил Бертрам. - Опасно бурную, я бы сказал. Провоцирующую нежелательное любопытство.
        - Вы об этом приехали говорить?
        - Об этом тоже, да. Интересно было бы услышать, как вы к этому относитесь.
        - Считаю бесполезным, но... - Барс покусал губу, добавил тихо:
        - Я ей благодарен. И обязан по гроб жизни. Из нее выйдет великая королева.
        - Если выйдет. - Кивнул Бертрам. - Сейчас девочка уверенно движется в противоположном направлении.
        - Она же наследная принцесса.
        - Это решаемый вопрос. Если ей удастся достаточно сильно себя скомпрометировать.
        - Вот как.
        С востока на звездное небо наползали тучи. Яркие искры звезд безропотно гасли одна за другой, медленно и тихо, неотвратимо сдаваясь на милость победителя. Тьма густела; улегшийся было ветер тоже поменялся, дунул влажным холодом, пошебуршил дранку на крыше конюшни.
        - Что еще вы хотели мне сказать? - Спросил Барс.
        - Еще у меня есть поручение от Ее Высочества. Вообще-то, она хотела передать вам письмо. Мне с большим трудом удалось ее отговорить. С письмами, знаете ли, иногда происходят странные вещи. Им случается попадать не тому, кому предназначены.
        - Даже если письмо доверено капитану Королевской Гвардии?
        - Королевской, а не гвардии принцессы, не забывайте.
        - Вот как. - Повторил Барс еще тише, чем прежде.
        - Поручение очень простое. Собственно, это сообщение. Ее Высочество просит вас подождать еще немного. Она приедет, как только будет готова.
        - Будет готова?
        - Она именно так сказала.
        - Это все?
        - Все.
        - Вот как. - Выговорил рыцарь в третий раз; весь его словарный запас, похоже, куда-то улетучился, оставив в памяти лишь эту беспомощную фразу.
        - Я знаю эту девочку много лет. - После паузы начал Бертрам, неохотно нанизывая слова на сгустившуюся тишину. - Я привык ожидать от нее...
        - Помолчите. - Попросил рыцарь, и капитан обескураженно смолк.
        Рваные тучи съели уже почти все звезды, когда Бертрам отважился спросить:
        - Так что мне передать принцессе?
        - У вас найдется лошадь для меня? - Вместо ответа поинтересовался Барс.
        - Нет, если вы намерены удрать. - Капитан поймал в темноте яростный взгляд рыцаря, пояснил очень тихо:
        - Так тоже нельзя.
        - Вы, наверное, очень любите ее. - Помедлив, с трудом выговорил Барс.
        - Очень. - Так же тихо признался Бертрам. - Больше, чем мог бы любить родную дочь, которой у меня никогда не было.
        Рыцарь молча кивнул, с трудом сглатывая застрявший в горле комок.
        И сказал:
        - Я еду в Умбру.
        - Вы уверены, что выдержите дорогу? - Спросил капитан уже совсем другим тоном.
        - Не беспокойтесь.
        - Это не обязательно делать сегодня, мы можем...
        - Не беспокойтесь.
        - Барс!
        - Да?
        - Вы мне нравитесь. - Грустно проговорил Бертрам. - Мне искренне жаль, что все так складывается.
        - Я понимаю. - Нашел в себе силы сказать рыцарь.
        И добавил:
        - Мы - те, кто мы есть.
        Он сумел справиться с голосом, так что фраза прозвучала почти безразлично.
        Лошадку капитан подобрал для рыцаря смирную, с мягким, ровным аллюром. Масти она была серой, и имя носила подходящее - Тучка. Первое время кобылка косилась на Барса с некоторым недоумением - видимо, посадка нового наездника казалась ей странноватой. Потом попривыкла, приспособилась и вскоре уже весело рысила, плавно перебрасывая длинные стройные ноги.
        Выехали среди ночи. Намечавшийся вроде бы дождь так и не разразился, небо снова прояснилось, в бледном свете звезд дорога была вполне различима, так что ехали без факелов. Впереди и сзади скакали гвардейцы - капитан взял с собой тот же десяток, с которым прибыл в замок, прочих оставил ``до распоряжения'`. На вопрос, зачем нужно сопровождение, капитан, хитро хмыкнув, ответил:
        - Для незаметности. Вы не поверите, но в отряде гвардейцев люди обычно видят только отряд гвардейцев. А стоит мне выбраться за ворота дворца в одиночку - обязательно найдется любопытный нос, который задастся вопросом: куда это капитан Бертрам ездит без своих ребят?
        Чтобы не думать о том, о чем думать было нельзя, Барс затеял с капитаном пустопорожний разговор - не о погоде, конечно, это было бы уж слишком; но он выспросил последние столичные новости, разузнал некоторые подробности об интересовавших его событиях. От Феофана рыцарь уже слышал о нашумевшем посещении Умбры тремя Рыцарями Пламени, едва не превратившемся в национальную катастрофу. Бертрам мог рассказать о происшествии более предметно.
        - Потом это дело заминали, как могли. - Говорил капитан, искоса поглядывая на рыцаря. - А как замнешь, если чуть не три копья полегло? Прятали концы. Количество жертв почти втрое уменьшилось. Двух лейтенантов обвинили посмертно - вроде, они счеты сводили, и их люди друг с дружкой сцепились. Гвардейцы, оказалось, были пьяны все до единого - отмечали что-то там в части. Капитан, который командовал блокадой представительства, неправильно истолковал приказ. Все равно опять поползли слухи о магии и прочем. Одного полковника расжаловали, а главнокомандующий долго ходил красный, как вареный рак. В общем, охоту задираться с вами вы на какое-то время отбили, но... Зубы многие точат.
        - Так всегда было. - Спокойно отреагировал Барс.
        - Возник было слушок, что на самом деле рыцарей было больше, но его задавили на корню.
        - Вот это странно.
        - Вовсе нет. Инцидент с тремя рыцарями - это еще несчастный случай, а с тремя десятками - уже война. Сразу масштаб другой.
        - А вы как к этому относитесь?
        - Я старый солдат. - Вздохнул Бертрам. - Парней, конечно, жалко, но... Когда молодые ребята кладут свои головы ни за что ни про что - виноваты, как правило, командиры.
        - Кто там был из рыцарей?
        - Представился только один - Комин. Знаете его?
        Барс чуть усмехнулся, кивнул.
        - Я с ним говорил. - Заметил Бертрам. - Серьезный такой мужик. Глаз наметан. Опытный вояка, а? Что скажете?
        - Скажу, что Умбре еще повезло. - Отозвался рыцарь. - Легко отделалась.
        - Потом они разнесли Кастин, выпустили всех заключенных, до смерти перепугали персонал. Но и только. Видно, в тюрьме они нашли что-то, что их удовлетворило, потому что после этого сразу уехали.
        - Доказательства моей смерти, надо полагать.
        Бертрам взглянул на рыцаря с интересом.
        - Доверенный человек шепнул мне, что вроде бы тамошний повар признался, что отравил вас, а потом повесил. Официально-то было объявлено, что вы сами повесились. Повар, вроде, всю вину взял на себя - будто бы мстил за каких-то родственников в Кеоре.
        - Версия специально для рыцарей. Деим не был идиотом - понимал, что в самоубийство они не поверят.
        - Таки Деим. - Хмыкнул капитан. - М-да. Хотел бы я понять, зачем ему все это было нужно.
        Барс промолчал.
        - Кое-в-чем вам подвезло. - Совсем негромко, практически себе под нос пробормотал Бертрам. Барс мог бы и не расслышать его слов за мягким перестуком копыт, не обладай рыцарь таким тонким слухом.
        - Деим был уличен. Кое-какие его бумаги расшифровали, и... Он чересчур смело заигрывал с Гезеном, Императором Таоса, получал опасные письма из Зангара и Гании. Это тоже замяли, благо Деим мертв, но не будь бумаг - вся эта история изучалась бы куда более пристально. Не так просто убедить Короля, что его доверенный советник занялся на досуге похищением принцесс.
        Барс очень постарался, чтобы охватившее его изумление не отразилось на лице и не прозвучало в голосе.
        - Откуда стало известно, что Деим похитил принцессу?
        - От нее самой. Это первое, о чем она заговорила, придя в себя.
        - Она рассказала какие-нибудь подробности?
        - Почти ничего. Правда, очень точно описала его поместье. Описала и охранников-бандитов, но по ее приметам так никого и не нашли. А об остальном - сказала, ей неприятно вспоминать, и говорить отказалась наотрез.
        Бертрам выждал несколько минут и, убедившись, что рыцарь не собирается нарушать молчание, подытожил:
        - М-да. Хотелось бы мне все же когда-нибудь услышать всю историю.
        Через какое-то время капитан, обеспокоенно присматриваясь к своему спутнику, предложил:
        - Давайте сделаем привал. Вряд ли будет лучше, если вы доедете до Умбры и свалитесь с коня замертво.
        Барс отрицательно мотнул головой.
        Отдых ему действительно не помешал бы, вот только...
        Никакой отдых не поможет справиться с тем, что все-таки нагнало, как ни старался он отрешиться и думать о другом, накатило, раскаленным железом засело в груди, сметая остатки рассудка. Незнакомая боль, своя и чужая, вперемешку.
        Тогда, в замке, где все висело на волоске, и он, зажатый в тиски двух Клятв, не рассчитывал покинуть это место живым - ни при каком раскладе... Тогда возникло что-то - а может быть, возникло раньше, только он не отдавал себе в этом отчета. Что-то очень драгоценное, настолько, что все остальное обесценивалось по сравнению с этим. За эту драгоценность рыцарь готов был бы биться со всем миром, но...
        Драгоценность не имела будущего. Нельзя вступить в одну реку дважды.
        Теперь за нее нужно было платить.
        Барсу казалось, что лучше было бы ему сдохнуть в подвале.
        - 4 -
        - Устроить встречу будет нелегко. - Сказал рыцарю Бертрам, сидя в скромном номере неприметной, но достаточно приличной гостиницы. Гвардейцы с особого дозволения капитана пьянствовали внизу и, судя по всему, не слишком задавались вопросом, отчего это свалилось им такое счастье. Барс подумал, что Бертрам то ли очень тщательно подбирает себе людей, то ли на редкость талантливо их воспитывает - похоже, за своим капитаном они были готовы последовать не только в огонь и в воду, но и в пасть темноватой интриги, не задавая вопросов и не открывая лишний раз рта. Да, Бертрам умел создавать себе команду.
        - Я мог бы переодеть вас в гвардейскую форму и провести во дворец, - говорил тем временем капитан. - Если бы только не ваши шрамы - они слишком приметны. Ладно, что-нибудь придумаю. Ждите гонца. Не раньше полудня - раньше просто не успею. И... Воспользуйтесь этим временем, отдохните-ка. На вас лица нет.
        Барс слегка пожал плечами.
        - Стоит, пожалуй, подослать к вам с утра Феофана. - Заметил Бертрам.
        - Не стоит.
        - М-да. Ну ладно. Мне пора, так что...
        - Счастливо, капитан.
        Когда звук шагов Бертрама стих на лестнице, Барс некоторое время задумчиво смотрел на дверь. Стоило бы закрыть ее на щеколду, но для этого нужно было встать, пройти через всю комнату, потом вернуться обратно... Махнув рукой, рыцарь вытянулся на кровати. Раздеваться сил уже действительно не было. До утра оставалось не так уж много времени, а утром Барс решил заняться кое-какими делами. Все лучше, чем сидеть в пустом номере и тупо ждать.
        Веселое солнце едва успело окрасить розовым мощеные мостовые Умбры, когда рыцарь был уже на ногах. Тучку он оседлал сам - гостиничному конюху пришлось бы бросить за это какую-нибудь мелочь, а Барс сейчас был не при деньгах. Впрочем, это положение он рассчитывал вскоре поправить. Поторапливая кобылку, рыцарь отправился туда, где перед визитом на бал оставил Шторма.
        Скромная конюшня на окраине, почти у городских стен, была небольшой, но чистой и добротной - потому-то Барс ее тогда и выбрал. Однако сейчас он узнал ее с трудом. Конюшня представляла собой п-образное приземистое строение с опрятным двориком и загоном для выгула лошадей; внутри, как помнилось рыцарю, она была разделена на три изолированные секции. Так вот, нынче этот двор вряд ли кто-нибудь назвал бы опрятным, поскольку одна из секций - одна из ножек буквы ``п'` - была окружена сооружением, наводившем на мысли о неумелой фортификации и длительных осадах: этакой помесью частокола, баррикады и противокавалерийских заграждений. И если память Барсу не изменяла, именно в этой секции он и оставил своего жеребца...
        - Хозяин! - Громко позвал рыцарь, спешиваясь и привязывая Тучку к столбику у ворот.
        Ответа не последовало.
        - Хозяин!
        - Что господину угодно? - Послышался голос откуда-то с дальнего конца завала, и к Барсу заспешили сразу двое: один - невысокий располневший мужичок с закасанными выше локтей рукавами - вынырнул из-за увязанных торчком и заваленных хворостом кольев, второй - молодой парень, тощий и ловкий - соскользнул, к изумлению рыцаря, прямо с крыши конюшни, привычно пролез в отверстие импровизированной ограды.
        - Лошадку хотите оставить? - Поинтересовался старший, в котором рыцарь признал хозяина конюшни. - Обиходим, обслужим, недорого возьмем.
        Молодой окинул Тучку профессиональным взглядом.
        - А может, вы разведением интересуетесь? - Встрял он. - Редчайшая возможность, такого вам нигде не предложат. Недорого, и - настоящий чистокровный арраканец, вы сможете сами наблюдать за процессом! Только посмотрите...
        - Я посмотрю. - Слегка ошарашенно пообещал Барс. - Вообще-то, месяца так полтора назад я уже оставлял у вас лошадку. И как раз арраканца.
        - Ох. - Сказал молодой, и его челюсть медленно, но неотвратимо начала отвисать.
        Хозяин, по всей видимости более привычный к перипитиям судьбы, только слегка побледнел, всматриваясь в рыцаря.
        - Что-то я вас не припоминаю, господин хороший. - Произнес он не слишком уверенно, опуская долу забегавшие глаза.
        - Со мной произошел несчастный случай. - Выдал Барс правдоподобную версию. - Я болел. Так как тут мой жеребец? Здоров ли?
        - Он-то здоров. - Хмуро прогундосил молодой, украдкой косясь на хозяина. - Мы тут из-за него чуть не заболели.
        Пожилой же владелец конюшни, затравленно оглянувшись по сторонам и не увидев близкого избавления, не придумал ничего лучшего, чем бухнуться на колени.
        - Не казните, господин, - затараторил он, хватая рыцаря за полы куртки. - Жеребец ваш здоров, здоровее, чем был, что ему сделается, жеребцу-то? Только молодой, видать, кровь-то играет, а мы уж думали, вы не возвернетесь вовсе, вот и... А что делать-то было, а? Когда он перегородки разносить начал, мы уж думали, конец нам пришел, и делу всему конец, а куда подашься? Тут Кирюн и придумал...
        - Да не тарахти ты. - Досадливо сказал Барс, стряхивая цепкие руки со своей одежды. - Расскажи по порядку, и не дергайся. Не буду я тебя убивать.
        - А жеребенка отымете? - Ревниво спросил молодой. - Кобылка наша, небось. А жеребчику вашему убудет, что ли?
        - Какого еще жеребенка?
        Углядев в уголке двора добротно сколоченную скамейку, рыцарь уселся на нее - изломанные недавно кости постоянно напоминали о себе - оперся рукой на колено, обвел взглядом присутствующих. Хозяин, смекнув, что немедленной кары не предвидится, слегка ожил, поднялся с колен. Парень пялился на рыцаря исподлобья, настороженно и не слишком доброжелательно. Барс вздохнул и велел:
        - Рассказывайте.
        Рассказ вел в основном хозяин, молодой только вставлял время от времени короткие угрюмые фразы. Услышал рыцарь следующее.
        Некоторое время оставленный на конюшне арраканец вел себя вполне прилично, разве что не любил, когда приближались к стойлу, начинал лупить твердым, как камень, шипастым копытом в бревенчатую перегородку. Ну да с этим конюхи еще справлялись: молодой Кирюн, которому и был поручен уход за жеребцом, ловко подкидывал на вилах сено, засыпал зерно в выдвижную кормушку, заправлял поилку. Вроде, конь даже чуть попривык к Кирюну - по крайней мере, не так бешено бросался на двери, когда парень подходил с кормежкой. Дни шли, и жеребец стал волноваться все больше, но ничего непоправимого не происходило, пока в конюшне не появился новый конюх.
        - И пес же меня дернул взять этого распустеху! - Причитал хозяин, картинно заламывая руки. - И чем купил, прохвост: сказал, что с арраканцами обращаться умеет. Вроде, служил у какого-то сеньора, который этих арраканцев чуть не табун держал. Может, он-то и служил, только выгнали его, видать, оттуда с треском, как и я потом, негодяя...
        В общем, этот эксперт по арраканцам заявил хозяину, что если оставить все так, как есть, рано или поздно обнаглевший жеребец высадит массивный заслон и пойдет гулять по конюшне. ``Арраканцы смирнеют, только когда силу чуют. - Поучал он. - А от безнаказанности сатанеют, ох, гляди, дождешься неприятностей...'` В общем, хозяина проворный малый уболтал. Взял извозщичьий кнут и отправился учить коня уму-розуму.
        - Сам-то жив остался? - Поинтересовался Барс, уже давясь от смеха.
        - Что такому дерьму сделается. - Вставил Кирюн.
        А хозяин пояснил, торопясь:
        - Он только раз-то и успел поверх перегородки кнутом щелкнуть. По жеребчику, видать, и не попал даже.
        - Это ему повезло. - Рассудил рыцарь.
        Как и следовало ожидать, жеребец ломанулся, в щепки разметав заслон из тяжелых бревен. Незадачливый конюх едва успел со скоростью ветра выместись из конюшни, заперев за собой дверь и отчаянно вопя, чтобы тащили что-нибудь тяжелое. К счастью, в этой секции давно уже не было других лошадей - их вывели, чтобы не волновать арраканца.
        - Дверь мы завалили. - Рассказывал хозяин. - Слышим - внутренние перегородки разносит. И что тут делать будешь? Рано или поздно ведь вырвется. Как успокоить - не знаем. Загородку вот эту соорудили. Только не верилось как-то, что она его удержит. И что - бежать, жизни спасать? Бросить все на разорение? А других лошадей куда? У меня ведь конюшня справная, лошадок все больше породистых оставляют, не приведи Небеса что - вовек не раплатиться. Тут Кирюну эта мысль и пришла.
        - У отца здесь и свои лошади стояли. - Подал голос Кирюн, и Барс с удивлением понял, что худой долговязый парень - сын круглобокого хозяина. - Одна кобылка была на перепродажу, полукровка, но на вид - чистая порода, только дамам на таких и ездить. Молодая, и как раз в охоту вошла. Я отцу и говорю - давай запустим к жеребцу, глядишь, не прибьет.
        - Я не хотел. - Покивал старший. - Боялся, убьет. Только тут уж вопрос стоял - одна лошадь, или вся конюшня. Решил рискнуть. Вы уж не серчайте, господин хороший. Это, можно сказать, было меньшее зло.
        - Неужели не убил? - Прищурился Барс.
        - А вы подите, сами гляньте, коли не боитесь. - Заявил Кирюн, за что тут же получил от отца подзатыльник.
        - Обхождение не забывай. - Прошипел хозяин сыну.
        И тут же добавил:
        - И правда, господин, посмотрите. Можно вон в щелку заглянуть.
        - Освободите-ка дверь. - Хмыкнул в ответ рыцарь.
        Внутри конюшни взору рыцаря предстал ожидаемый разгром - сметенные перегородки, пол усыпан щепой и остатками разворошенной соломы. Жеребец держался поодаль от двери, на удивление спокойно; кобылка пряталась за его мощным корпусом, Барс углядел только нервно переступающие тонкие ноги.
        - Шторм. - Негромко позвал рыцарь.
        Черный вихрь взметнулся из глубины помещения, вздыбился, как нарождающийся самум. Стремительный натиск вынес Барса из дверного проема на освещенный солнцем двор, опрокинул навзничь на утоптанный песок, заставив крякнуть от неожиданной боли. Массивное тело заслонило свет, и... шершавый, как терка, горячий язык умыл рыцарю лицо, мягкие губы потянули за ухо, прихватили плечо, фыркнули в шею.
        - Ну, хватит. - Мягко отпихивая жеребца, Барс с трудом принял сидячее положение. Ухватившись за короткую гриву, поднялся на ноги. Шторм вытянул длинную шею, уложив голову рыцарю на плечо. Хозяин с сыном, которых будто ветром сдуло, когда жеребец вырвался из конюшни, робко возникли на периферии двора, осмелились подойти поближе, косясь одинаково недоверчиво на коня и на человека. Зрелище действительно было впечатляющим: рост арраканца в холке изрядно превышал рост Барса.
        - Ладно, дружище, я тоже рад тебя видеть. - Сказал рыцарь, ласково почесывая коня за ушами. - Теперь показывай, что у тебя там.
        В дверях конюшни, настороженно поглядывая на людей и несмело перебирая длинными ногами, показалась кобылица.
        Может быть, она и была полукровкой - на глаз рыцарь этого бы не сказал. Ослепительно белая, стройная, с тонкой изящной шеей и аккуратной головкой, она встряхивала длинной гривой, подрагивала шкурой и словно бы никак не могла решить - выходить ли на свет дня или остаться в привычной и безопасной полутьме конюшни. Шторм, не поднимая головы с плеча Барса, коротко всхрапнул - кобылка отозвалась тонким испуганным ржанием.
        - Вот это да. - Выдохнул рыцарь, одобрительно теребя жеребца.
        Кирюн, осторожно обогнув арраканца по широкой дуге, приблизился к белой лошадке. Шторм насторожился, и Барс напряг руку, придерживая его за шею, успокаивающе заворчал. Жеребец пряднул ушами, но смирился, только проводил недовольным взглядом сына хозяина, восторженно выщупывающего кобылке бока.
        - Она жеребая. - Сообщил тот с восхищением. - Я же говорил, жеребая, голову на отсечение даю!
        - Жеребенок не будет арраканцем. - Заметил Барс. - Вы это знаете?
        - Тем лучше. - Пробурчал хозяин. - Арраканца трудно продать. А вот жеребенка из-под арраканца...
        И тут же, спохватившись, заканючил:
        - Еще ж нельзя сказать точно, что она таки жеребая, вы ж понимаете, господин. Опять же, не разрешиться может - вон он какой огромный, а она некрупная совсем. И разрушений-то сколько, я с себя вины не снимаю, но вы гляньте, что творится-то...
        - Да не претендую я на жеребенка. - Хмыкнул Барс.
        - Не отымете? - Кирюн поднял на рыцаря сияющие глаза. - Правда?
        - Правда. Хотя, судя по кобылке, вам не впервой жеребцов заезжих к делу приспосабливать.
        Щеки хозяина приобрели багровый оттенок.
        - Я только не очень понял, что вы мне там вначале говорили насчет разведения? - Поинтересовался рыцарь.
        Теперь хозяин побледнел, а Кирюн смущенно опустил голову.
        - Моя идея. - Признался он. - Кобылку-то забирать надо, а как заберешь? Вот я и прикинул, если другую запустить...
        - А потом следующую ждать, так, что ли?
        - А че? Так целую очередь собрать можно.
        Барс только головой покачал.
        - Кормили-то вы их как?
        - Через крышу. - Довольно сообщил молодой. - Ведро на веревке спускали.
        - Тоже, небось, ты придумал?
        - А то.
        - Ну, умельцы. - Восхитился рыцарь. - Ну, молодцы.
        - Так мы в расчете, что ли, господин хороший? - Загундосил хозяин. - Недоплата за корм, убытки опять же, а жеребенок еще то ли будет, то ли нет. Риск какой на себя беру. В расчете, а?
        - Риск-то, может, и есть. - Согласился Барс. - Только если жеребенок родится, ты не то что убытки - новую конюшню себе отстроишь. Уже, небось, всем, кому надо, показал, как твоя кобылка под арраканцем пляшет? Вот и не нуди.
        - Так как же, а?
        Рыцарь поразмыслил.
        - Сделаем вот что. Сегодня жеребец еще у тебя побудет. Может, я его вечером заберу, может, ночью. Покорми заранее, чтобы был готов скакать. Воды много на ночь не давай. И знаешь... Кобылку с ним оставь пока. Заберу его - и мы в рассчете.
        - А кобылку-то зачем? - Не понял Кирюн.
        - Господин велит - значит, делай, а не спрашивай. - Прикрикнул на отрока отец.
        Это вышло не слишком грозно, потому что мясистое лицо хозяина уже неудержимо расплывалось в кривоватой улыбке.
        Барс тщательно вычистил жеребца, вычесал гриву и хвост. Отыскал свои вещи под обломками бревен. Взял часть денег, пару кинжалов. Примерился к черному мечу - не мог не подержать в руках - и, вздохнув, пока оставил. Попрощался с возмущенным Штормом, шепнув на ухо: ``Жди. Сегодня уже точно уедем''. Конюшню рыцарь покидал под подобострастное бормотание и многочисленные поклоны хозяина.
        На обратном пути Барсу довелось проезжать мимо лавки, в широком окне которой на специальных распорках были вывешены в меру изысканные сюртуки и камзолы, дорожные куртки и шелковые рубахи. Повинуясь неожиданному порыву, рыцарь спешился и зашел в лавку - спроси, сам не смог бы сказать, зачем: к одежде он всегда был равнодушен. Однако из гостеприимно распахнутых дверей вскоре вышел мрачноватого вида человек, сжимавший под мышкой объемистый сверток: там был камзол, и штаны с буфами, и рубаха с кружевами, и расшитый пояс. Рыцарь поднялся в седло и проехал еще целый квартал прежде, чем ему в голову пришел вопрос: ``Что это такое я творю?'`
        У перекрестка, поджав под себя ноги и расстелив по мостовой лохмотья, сидел старик-нищий с испитым, потрепанным лицом. Протягивая к прохожим дрожащую руку, он тянул что-то неразборчивое гнусавым монотонным голосом. Не спешиваясь, Барс бросил сверток ему на колени. Нищий обескураженно смолк - видимо, не мог быстро решить, стоит ли благодарить странного удаляющегося всадника или послать ему вслед парочку проклятий. Он так и не пришел в себя прежде, чем рыцарь скрылся за ближайшим углом.
        Глава XVII.
        Под испуганной луною
        Черный Рыцарь грозно скачет.
        Кто на этот раз заплачет
        Под испуганной луною?
        На мече лежит проклятье.
        Принесет кому он горе,
        Темной ночи мрачный Рыцарь
        Под испуганной луною?
        Под испуганной луною
        Ветер все сильнее свищет.
        Может, чью-то душу ищет
        Черный Рыцарь под луною?
        Душу ту, что заплутала
        Неприветливой порою
        И уже в ночи пропала
        Под заплаканной луною.
        Черен конь, черны доспехи.
        Воплощенный ужас ночи,
        Расскажи, чего ты хочешь
        Под испуганной луною?
        (Отрывок из древней баллады,
        ныне редко исполняемой.)
        - 1 -
        Гонец от Бертрама прибыл в гостиницу уже в сумерках. Лейтенант Королевской Гвардии исполнял роль посыльного с истинно аристократическим безучастием, и Барс в очередной раз подивился умению капитана превращать подчиненных в преданных сообщников.
        - Капитан просил передать извинения - раньше не получалось никак. - Сообщил лейтенант со скучающим безразличием. - Сейчас следуйте за мной, все готово.
        Путь через пол-Умбры - по улочкам Старого Города, по мосту через Уму, по широким бульварам и проспектам центра - показался Барсу слишком коротким. Кованая ограда Королевского дворца выросла перед ним внезапно, как черта, за которой не будет пути назад; по ту сторону ограды шумел ветвями старый парк, уже одевшийся густой листвой, надежно скрывающий дворцовые постройки - словно посреди столицы вдруг стал стеной дикий и нехоженный лес.
        - Через забор, что ли? - Поинтересовался Барс у гвардейца, оценивая немалую высоту ограды. Рыцарю не составило бы труда проделать в ней лаз, вот только стоило ли оставлять следы?
        Лейтенант пренебрежительно дернул плечом, словно его спутник неудачным вопросом продемонстрировал всю глубину своего невежества.
        - Нет, разумеется. - Снизошел он все же до ответа. - Через калитку. Охраняют ее не наши люди, так что вот вам документ - разрешение на прием у капитана Ренье. Между прочим, только чтобы такую бумагу получить, многие аристократы по полгода в столице околачиваются. В основном, кандидаты в гвардию, все с пачками рекомендаций.
        - И что же, он их потом берет? - Полюбопытствовал Барс.
        - Чаще нет. - Холодно бросил лейтенант.
        Калитка оказалась на самом деле небольшими, не слишком приметными воротами, закрытыми и хорошо охраняемыми. Однако бумага сработала безотказно - никто не задал ни одного лишнего вопроса. По длинной, обсаженной грабами аллее мужчины двинулись в сторону смутно видневшихся казарм.
        - Пройти во внутренний двор эта бумага вам не поможет. - Объяснял на ходу лейтенант. - Однако держите ее при себе, предъявляйте в самом крайнем случае - если решите, что может сработать. Если нет - попытайтесь убежать, это лучше всего. Скоро совсем стемнеет, воспользуйтесь этим. Ни при каких обстоятельствах не затевайте баталий. Покинете дворец - документ сожгите.
        Барс кивнул.
        - А как я попаду во внутренний двор?
        - Есть старая лестница в стене, заросшая, про нее, судя по всему, уже никто не помнит, кроме дряхлого садовника. Мы и сами про нее не знали, пока... В общем, нам подсказали. Серьезный прокол в системе безопасности. Воспользуетесь ею сегодня, а потом мы примем меры. Наверху калитка, но она будет открыта. Там вас будут ждать.
        ***
        Тяжелая калитка чуть скрипнула, поворачиваясь на плохо смазанных петлях, и рыцарь замер, вслушиваясь в темноту. Справа тихо прошелестели кусты, Барс отступил левее, делая пару аккуратных шажков в глубину сада.
        Он почувствовал ее, узнал раньше, чем увидел в бледном отблеске звезд. Узнал легкие торопливые шаги, почти бесшумные, словно под ее ногами не сминалась хрупкая трава. Узнал дуновение родного запаха. Впрочем, он узнал бы ее и без всего этого - просто по тому, как екнуло словно сжатое в кулак сердце.
        - Барс? - Шепнула она полувопросительно.
        Рыцарь сумел ответить:
        - Здесь.
        Алина схватила его за руку, порывистая, как всегда, и как и прежде - с полным презрением к условностям.
        - Ты как себя чувствуешь? - Спросила она слегка испуганно. - Когда Бертрам сказал мне, что ты здесь и хочешь меня видеть, я чуть с ума не сошла. Что-то срочное случилось? Феофан говорил, тебе по-хорошему лежать бы еще с месяц, как минимум. Ты...
        Она вдруг запнулась, прижалась к нему, приникла всем телом, уткнувшись лицом в грудь.
        - Ты живой. - Сказала тихо. - Я только сейчас поняла, что до конца не верила в это. Знала, но не верила, понимаешь?
        Рыцарь молча кивнул.
        И тут же почувствовал, что его нетерпеливо тянут за руку, увлекая куда-то сквозь гущу кустарника.
        - Пошли же.
        Алина находила тропинку одной ей ведомым способом, то ли наощупь, то ли вообще по памяти.
        - Осторожно, тут корни, не споткнись. Я покажу тебе одно из своих убежищ, оно небольшое, но надежное, там мы сможем зажечь свет - никто не увидит. Тебе не стоит тратить силы на магию, у меня есть свечи. Ну вот, уже почти пришли. Пролезай сюда... Придержи ветку, вот так. Это ниша в стене, камни высыпались, теперь тут почти пещера. Снаружи плющ, а кругом все заросло - иногда я думаю, что здесь можно было бы жить все лето, и никто бы не нашел. Пощупай справа, там есть большой валун, на котором удобно сидеть. Да где эти свечи, пес их забери?
        - Не нужно света. - Неожиданно для самого себя попросил Барс.
        Но принцесса уже чиркнула кремнем, разжигая масло в плошечке, затеплилась свеча, за ней вторая, третья - Алина привычно расставляла их по выемкам в камнях.
        - Это почему еще не нужно? - Деловито спросила она, оборачиваясь и всматриваясь в лицо рыцаря. - Или ты вдруг вздумал стесняться шрамов? Что еще за глупости? Я тебя и в худшем виде видала, если ты не забыл. Впрочем, ты не помнишь, конечно, но рассказать-то тебе должны были. Или ты полагаешь, я тебя за симпатичную внешность люблю?
        Алина произнесла это так буднично, между делом, как давным-давно очевидный и всем известный факт, и даже сама не заметила, что сказала, и тут же снова занялась свечами, сосредоточенно борясь с каким-то отсыревшим фитилем, и добавила тем же тоном:
        - Между прочим, я принесла твои любимые эклеры. Помнишь, тебе понравились? Вон сверток.
        Все шло не так.
        Барс понимал, что все идет не так, что с каждым мгновением становится все невозможней сделать то, зачем он сюда пришел, что еще немного - и рухнут все барьеры, сметут сознание, оставив лишь бушующую бурю чувств, трепещущих под ее внимательным взглядом. Он сжал в ладони какой-то попавшийся под руку камешек, сжал так, что тот треснул, рассыпался, раскрошился в пыль, царапая кожу острыми крупинками. Это помогло - не то чтобы прийти в себя, нет, но нащупать жалкие остатки той отрешенности, которую он так тщательно выстраивал в себе, готовясь к разговору, и которая едва не рухнула безвозвратно от одного ее присутствия.
        И Алина вдруг испугалась, присела перед ним, ищуще вглядываясь в потемневшее лицо, спросила жалобно:
        - Отчего глаза опять отчаянные? Что еще ты себе удумал?
        И тут же дотронулась пальцем до его губ, предостерегла:
        - Подожди, не говори ничего. Сначала я расскажу, чего мне удалось добиться. Я, кажется, понимаю, о чем ты. Не о чем беспокоиться. Почти все проблемы уже разрешены.
        - Мне удалось собрать свидетельства. - Сосредоточенно перечисляла принцесса. - Было нелегко найти всех этих людей, еще труднее разговорить, но мне помогли. Зато теперь у меня есть подборка документов, которые не сможет проигнорировать никакой, самый пристрастный суд. Вопрос с Кеорой будет закрыт раз и навсегда, тебе не придется больше прятаться или опасаться, что тебя узнают. Плюс я смогу кое-что добавить о роли во всем этом Деима, благо и так уже установлено, что он был предателем. Тебе, конечно, не нужно показываться, пока все не будет сделано, но ждать осталось немного - я уже договорилась на завтра о встрече с отцом. Ты ведь не думал, что я побоюсь прийти к нему с этим?
        Алина улыбнулась слегка насмешливо, торжествующе, устроилась поудобней на камне, привычно затеребила выбившуюся прядь волос.
        - Мой отец - очень строгий человек, его многие боятся, но он и справедливый. Против фактов он ничего не сделает, даже если бы они ему почему-то не понравились.
        Барс кашлянул, собираясь с духом, выдавил:
        - Я хочу посмотреть на эти бумаги.
        - Я принесла. - Довольно сообщила принцесса. - Я подумала, что ты захочешь их увидеть.
        Он нашел в себе силы внимательно прочитать их. Работа была действительно проделана колоссальная. Здесь были заверенные свидетельские показания женщины, что опознала в нем убийцу - она признавалась, что ее подкупили, рассказывала, за какую сумму, и подробно объясняла, какие получила инструкции. Показания других ``свидетелей'` из Кеоры - все оказались подставными, к тем местам они и не приближались никогда. Список тюремщиков, подтвердивших, что камера готовилась заранее, и гвардейцев, четко знавших, какого финала праздника нужно ожидать. Даже показания тюремного повара - тот поведал вовсе драматическую историю: у него была тяжело больная жена, спасти которую, по мнению лекарей, мог лишь переезд на юг, в жаркий климат. Ради того, чтобы сделать возможным этот переезд и устройство на новом месте, бедняга был готов не только подсыпать отраву, но и взять на себя всю вину с риском лишиться головы.
        Рыцарь подержал бумаги в руках. Они представляли ценность - Орден много дал бы, чтобы иметь возможность пустить их в ход... Потом на ладони Барса вспыхнул огонек, сначала маленький, но он быстро нашел себе пищу. Он вырос, взметнулся оранжевым жадным языком - и опал, оставив меж чутких пальцев беспомощные серые хлопья.
        Алина вскрикнула.
        - Что ты наделал? - Спросила она жалобно, и голос ее задрожал. - Я столько трудилась... Здесь... Все...
        - Ничего этого не надо. - Глуховато сказал Барс. - Я уезжаю. Я зашел попрощаться.
        Принцесса замерла, как застигнутый врасплох дикий зверек. Она не стала спрашивать, куда он едет и надолго ли. Она все поняла сразу, и глаза ее, и без того огромные, распахнулись до невероятной величины, вбирая в себя весь этот беспредельный, оказавшийся таким несправедливым мир...
        - Почему? - Прошептала она одними губами.
        - Так надо. - Беспомощно выдохнул рыцарь.
        - Почему? - Повторила она упрямо.
        Он молчал, растеряв остатки слов, и Алина заговорила сама:
        - Это потому, что я принцесса, и должна стать королевой, и все такое - эта чушь тебя беспокоит? Я ее слышу всю жизнь, с самого рождения - это недостойно, а то не по-королевски, и так далее; а что не по-королевски - жить? Мне не нужно этого ничего, понимаешь? Я этого не хочу! Если дело в этом, я готова, я откажусь от имени и от титула, и если ты думаешь, что я потом пожалею - ты дурак, Барс, слышишь?
        Она уже всхлипывала, губы дрожали, но пока еще держалась. ``Не плачь. - Попросил Барс безмолвно. - Я не вынесу этого''.
        - Или причина другая? - Продолжила она. - Что-то, о чем я не знаю? Или что-то, что ты себе выдумал, и даже признаться боишься? Ты же обманываешь меня и себя, у тебя же глаза кричат, давно ли ты видел себя в зеркало?
        Барс опустил голову.
        Что он мог ей сказать?
        Если бы он не был собой, а был кем-то далеким, спокойным и мудрым, он, может быть, нашел бы слова.
        Он мог бы сказать ей: ``Подумай, что я могу тебе дать. Бродяга, не знающий другой жизни, не умеющий создавать и беречь. Даже то, что ты выжила, спаслась после нашей встречи, не моя заслуга. Что еще я могу тебе принести?'`
        Он мог бы сказать: ``Знаешь ли ты, как скоро начнешь мучиться неясными сожалениями о несбывшемся? Ты, которой суждено, может быть, своротить горы и перевернуть мир? Нет, ты не пожалеешь, твое благородное сердечко не позволит тебе пожалеть о сделанном. Но много ли пройдет времени прежде, чем бесформенная, беспричинная тоска начнет грызть твою живость и жизнерадостность?'`
        Или: ``Так редко рождаются люди, способные сделать целый мир лучше. Ты - такая, это твоя судьба, ты на своем месте и в своем времени; и кто я, чтобы осмелиться разрушить это?'`
        И не он, а кто-то другой, наблюдающий со стороны, холодный и циничный, мог бы сказать ей:
        ``Сейчас тебе пятнадцать, и тебе кажется, что в жизни есть только черное и белое. Неумолимое время научит тебя различать полутона. Когда-нибудь ты с удивлением поймешь, что однозначно белого и однозначно черного вообще не существует. Но то, что происходит с тобой сейчас, навсегда останется ярким пятном, ослепительно-белым, окаймленным и оттеняемым чернотой. Оно не померкнет со временем, и ты научишься беречь его в себе, хранить, как драгоценность. Драгоценность, в которой ты уже никогда не различишь изъяна''.
        Или: ``Ты юна; вся жизнь лежит перед тобой светлой прямой дорогой. Все открытия, которые может совершить юная девушка, ты еще совершишь. Все влюбленности и разочарования, и радости, и настоящая любовь, которую ты обязательно встретишь - все это не минует тебя. Все впереди, милая; все будет ярче и лучше; будет так, как ты того заслуживаешь...'`
        И еще: ``Ты найдешь свое счастье, девочка. Сейчас тебе кажется, будто жизнь кончается, но так будет недолго. Твое счастье будет большим и светлым, и бесконечным, и надежным, и не заставит воевать за него со всем миром; оно будет безоблачным и достойным тебя. Оно не притушит твоего огня - наоборот, позволит расцвести буйным цветом, во всей красе и мощи того, что обещано тебе жизнью. И, цветя, ты будешь лишь очень изредка открывать шкатулку со старой драгоценностью - только чтобы вспомнить, как юна и неопытна, как наивна ты когда-то была''.
        Разумеется, Барс не формулировал всего этого - думать так, расчленяя свои чувства на части, он не умел. Да и не чувствовал он именно так - лишь жуткий сумбур творился в горящей голове, и среди этой мешанины он определенно ощущал только неумолимый внутренний запрет, не позволяющий отдаться на волю стремящегося унести его бешеного потока. Это было больно, это раздирало его на куски, и это необходимо было вытерпеть - вот и все.
        - Все бесполезно, да? - Вдруг тихо спросила Алина, не отводя от него глаз. - Ты все решил, и это окончательно.
        Барс сумел кивнуть, не поднимая головы.
        - Может быть... - Сказала она медленно.
        Рыцарь заставил себя выпрямиться, взглянуть ей в глаза - со всей твердостью, на которую еще был способен.
        - Ты мог бы хотя бы иногда возвращаться ко мне... И уезжать, когда захочешь.
        - Не могу. - Совершенно честно ответил Барс. ``Не могу, не смогу выносить эту пытку многократно! - Кричал он молча, беспомощно, отчаянно. - Я и сейчас уже не уверен, что смогу уйти...'`
        Но зажал, задавил эту мысль в зародыше, вслух сказал:
        - Не жди меня. Я не вернусь.
        Рыцарь видел, что резко, грубовато брошенные слова рассердили ее, и это было благо. Исчезли слезы, копившиеся и готовые пролиться, порозовели бледные щеки. Принцесса встала, поднялась над ним во весь свой небольшой рост, неожиданно величественная, ледяная.
        - Ты просто дикарь. - Произнесла она холодно. - Дикарь, шарахающийся от протянутых рук. Боящийся собственных чувств. Ты трусишь, Барс - вот что такое эта твоя необходимость!
        Рыцарь опять кивнул - он и с этим готов был согласиться.
        Закрылась спасительная заслонка - Барс смотрел на себя со стороны, будто все это происходит не с ним, будто он лишь наблюдатель, не имеющий возможности вмешаться в ход событий.
        - Уходи. - Сказала Алина; ее нижняя губа снова предательски дрогнула, но она справилась с этим. - Тебя проводить?
        - Я найду дорогу.
        Никто не помешал ему покинуть дворец, и он даже не забыл спалить выданный ему пропуск, едва оказался за воротами. А вот про Тучку не вспомнил, оставил ее на коновязи за сторожевой будкой - и двинулся через весь город пешком, механически переставляя одеревеневшие ноги: левую, правую, левую...
        Временами ему начинало казаться, что он двигается не по своей воле, что он - кукла, которую ведет на веревочках неумелый кукловод. Но он шел, измеряя нетвердыми шагами мостовую, и добрался до окраины, и отыскал конюшню, на которой оставил Шторма, за белой оградой на погруженной во тьму улочке.
        Когда от стены конюшни отделилась, метнулась навстречу рыцарю смазанная тень, Барс едва успел сдержать рефлексы.
        И тут же поблагодарил судьбу, что сдержался - это был всего лишь сын хозяина, долговязый Кирюн.
        - Я вас ждал. - Сообщил он радостно. - Все сделано, как вы велели. Конь ваш и кормлен, и поен, и выстояться успел, так что можете ехать. А я таки еще раз спросить хотел: вы правда жеребеночка нам оставляете? Честно, без подвоха?
        - Я же сказал уже. - Устало вздохнул Барс. - Чего тебе еще?
        - Поблагодарить хоть. - Смущенно потупился Кирюн. - Отец прибедняется, но я-то знаю, что все в порядке будет. Чувствую.
        - Любишь лошадей?
        - Ага.
        И, затаив дыхание, парень задал вопрос, ради которого, наверное, и торчал тут полночи:
        - Как вы думаете, смог бы я с арраканцами работать?
        - Ты - смог бы, пожалуй. - Рассудил рыцарь. - Ну, не с обученным жеребцом. Такой признает только того, кто его выездил, хотя... Тоже исключения бывают. Но с молодняком - точно. С арраканцем главное - терпение. Надо добиться от коня доверия, понимаешь? А силы у него и своей хватает. Так что если не уверен, что у тебя ее больше - лучше с силой не лезь.
        - А разве может быть у человека больше силы, чем у эдакой махины?
        Барс задумчиво посмотрел на парня, сказал серьезно:
        - Иногда может.
        Кирюн недоверчиво покачал головой.
        - Не похоже как-то.
        Рыцарь хмыкнул, пожал плечами - и кивнул, соглашаясь.
        Он вывел наружу обрадованного жеребца, оседлал при свете зажженного Кирюном факела. Застоявшийся Шторм резво взял с места, едва Барс оказался в седле. Рыцарь не стал его сдерживать.
        Вскоре Умбра осталась позади.
        - 2 -
        Барс взял направление на Замок Ордена, решив, что после своей безвременной кончины и прочих событий просто обязан объявиться там. Прямой путь лежал снова через Сантию и Золотой мост. Можно было бы, конечно, сделать крюк, объехать, переправиться на пароме или вплавь, но рыцарь даже не подумал об этом. Честно говоря, ему было все равно.
        Несколько дней рыцарь ехал, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Наверное, он где-то спал, наверное, что-то ел, кормил и чистил коня, даже выбирал дорогу. То ощущение, что пришло к нему во дворце - будто он лишь наблюдатель, отстраненно глядящий на все из неимоверной дали, - все еще было с ним, укутывало обнаженные нервы мягкой ватой, позволяло бездумно поддерживать свое существование.
        Барс сорвался неожиданно, как срывается вдруг от тихого шороха годами неподвижная снежная лавина. Просто в какой-то момент сквозь защитный барьер проникла, просочилась мысль: ``А ведь можно было остаться. Наплевать на все и остаться с ней. Быть рядом с ней. Прожить рядом. Разбиться в лепешку, чтобы сделать ее счастливой, и умереть, чтобы не дать ей загрустить''. От того невыносимо-прекрасного, недосягаемого, что дарила эта мысль, стало пусто и холодно в животе. Сжалось, пропустив такт, сердце, а следом уже торопились, стучались другие мысли - что все могло бы быть не так, как он себе навоображал, иначе, лучше, и может, он сумел бы научиться тому, о чем мечтал, что всегда казалось недоступным.
        Зря он позволил себе это. Колени вонзились в бока ошарашенного жеребца, едва не сминая ребра, и Шторм поднялся в бешеный галоп, не разбирая дороги, вскидывая голову, роняя пену с губ и дико косясь на ошалевшего всадника. Барс не знал, как долго они скакали, не помнил, как свалился с коня, как оказался на нежном ковре изумрудного мха среди белых стволиков берез.
        Скорчившись в три погибели, он царапал ногтями землю, чтобы не выпустить наружу рвущийся из груди вой. Он катался по траве, как раненый волк, отгрызший себе лапу ради спасения - от чего? Из какого капкана он выбрался, оставив там - не лапу, нет, без лапы еще можно жить, что-то неизмеримо более важное? Стоило ли вырываться, в самом деле, если вся жизнь без этого чего-то потеряла смысл? А был ли этот смысл вообще когда-нибудь? Может, он и жил-то ради одной встречи, ради ее легкого дыхания и серых в крапинку глаз? И теперь все кончено? И некого винить, потому что он сам, своими руками сделал это?
        За всю свою долгую жизнь Барс не испытывал еще такой боли. Никогда - со времен Башни. И даже там, когда в бесконечной веренице ложных жизней он, еще шестнадцатилетний, умирая и воскресая, раз за разом рвал себе зубами вены, сопротивляясь тому, что не мог признать частью себя, сопротивляясь до самого последнего из концов... Даже там - казалось ему теперь - было не так больно. Долго еще в березовой роще корчился и глотал рыдания сильный мужчина, Рыцарь Пламени, могущественный маг и хладнокровный боец. И настороженно поглядывал на потерявшего разум хозяина изумленно прядающий ушами арраканский жеребец.
        ***
        Очнулся Барс от робкого вопроса:
        - Вам плохо, господин?
        Когда и как он смог уснуть, рыцарь не помнил совершенно; скорей, не уснул, просто отключился, выплеснув свое горе, доверив его пустой березовой роще и шепчущему в листве ветерку. Теперь в душе было пусто и гулко, легким звоном отзывалась на каждое движение голова, и кровоточили ободранные и измазанные в земле ногти.
        - У вас что-то случилось? - Прозвучал колокольчиком голосок. - Ваше лицо все в грязи. Ох, и кровь идет. Вы... Вы меня не узнаете?
        - Нет. - Хрипло выговорил Барс.
        - А жеребец ваш признал, глядите, не кидается. Вы мне талисман подарили, помните? Вот он, у меня на шее, в мешочке - все, как вы велели. Может, он вам самому теперь нужен?
        - Талисман?
        - Камушек голубенький; вот, держите.
        Барс задумчиво покатал на ладони правильной формы необработанный адамант.
        - Как же, помню. Пирожки, да? С капустой? И зовут тебя как-то так... светло.
        - Рада.
        - Точно. Ты возьми камушек, Рада; мне он вряд ли поможет. А что, вышла ты замуж за своего старосту?
        - Я уж прибавления жду. - Смущенно сообщила девушка. - По осени. В аккурат год будет, как мы с вами тогда повстречались.
        - Рад за тебя. И что, счастлива ли ты?
        Рада закраснелась, запунцовели и без того румяные щеки.
        - С вашей легкой руки. - Проговорила она. - Уж как я вас вспоминала! А пойдемте к нам в гости, а? Ну, правда? Сами и посмотрите. А я тесто с утра поставила, как чувствовала, верите? Ну, идемте, пожалуйста.
        - Ты ж в лес, небось, по делу пришла. - Заметил Барс.
        Рада смутилась еще больше.
        - Без дела. - Призналась она. - Я сюда частенько наведываюсь. А сегодня прямо как тянуло меня что-то, звало. Так пойдете в гости?
        - А ручей тут какой-нибудь есть - умыться? - Спросил рыцарь.
        - Есть. - Обрадовалась девушка. - Я покажу.
        - Тогда пошли.
        В доме у старосты было светло и уютно. Вышитые салфеточки, вышитые занавески, даже на полотенцах - и на тех цвели голубые незабудки и радостно улыбались курносые солнышки. Пахло свежеоструганным деревом - Барс заметил в сенцах недоделанную колыбельку.
        - А муж где? - Поинтересовался рыцарь, присаживаясь за выскобленный добела стол.
        - В поле.
        - А ну как придет - не осерчает?
        - Он добрый. - Улыбнулась девушка. - И мне верит. Я ему про вас рассказывала.
        - И что он?
        - Сказал, что может быть, я встретила волшебника.
        - Вот как? - Поднял брови Барс.
        - А разве не так? - Очень тихо спросила Рада.
        Она споро суетилась по дому, лепила пирожки, вся перемазавшись в муке, время от времени оглядываясь и светло улыбаясь рыцарю. Работа просто горела у нее в руках: очень скоро огромный противень пирожков стоял в печи, еще что-то весело булькало в котелке, из погреба появились на свет запотевшие глиняные, ноздреватые крынки, стол покрылся белоснежной скатертью с языкастыми оранжевыми подсолнухами по краям.
        Когда запах свежей сдобы поплыл по избе, такой густой, что одним им можно было насытиться, появился староста. Он потопал ногами на крыльце, тщательно сбивая грязь, вошел в дом - мощный, плечистый, о таких говорят ``поперек себя шире'`, подпер притолоку, заслонив весь дверной проем.
        - Вижу, гости у нас. - Прогудел основательным, гулким басом. - Ну, добрС, коли с добром. Звать-то вас как, господин хороший?
        - Барс.
        - А меня люди Гором кличут. Радушка, на стол скоро ли соберешь?
        - Да все готово уж.
        - Вот и ладно.
        Усаживаясь за стол, староста попенял жене:
        - Что ж ты, гляжу, молоко выставила, квашу, а винца мужчинам не сподобилась подать?
        - Я сейчас. - Смутилась Рада.
        - Третьего года возьми, оно удачней всего получилось. Помнишь, где стоит?
        Когда женщина торопливо вышла, Гор понизил голос, спросил быстро:
        - С добром ли, а, господин?
        - Зла не причиню. - Серьезно ответил Барс. - Не бойтесь. Я проездом, отдохну чуток... и дальше двину.
        - ДобрС. - Кивнул хозяин.
        Рада принесла оплетенную бутыль, ставя ее на стол, пояснила мужу:
        - Это тот господин, я рассказывала тебе...
        - Да уж понял. - Добродушно отозвался Гор. - Ко мне аж в поле люди прибежали, рассказали, что за жеребец у моего дома привязан. Дай, думаю, пойду, познакомлюсь с... щедрым господином.
        Барс подметил паузу, и быстрый тревожный взгляд, брошенный на него хозяином. Не так прост был староста, и...
        Придется уходить отсюда.
        Пообедав, посидев, чтобы не нарушать приличий.
        Чтобы Рада ничего не заметила - незачем огорчать ее, такую светлую, беззастенчиво-счастливую.
        Положи судьба добрую меру покоя этому дому, а свое счастье они сами соткут.
        Женщина подала мясную похлебку, вынула из печи пирожки. Гор разлил по кружкам пенящееся вино.
        - Со знакомством! - Объявил перед тем, как пригубить напиток.
        - Со знакомством. - Кивнул рыцарь.
        За обедом говорила в основном Рада. Голосок-колокольчик звенел, не переставая, рассказывая и последние деревенские новости, и подробности событий давно прошедших; она вспоминала истории смешные и курьезные, и вдруг как о великом открытии сообщала, что уже видела в поле за речкой зацветший лютик, и первая удивлялась этому, потому как не время было лютику цвести. Слушая этот голосок, оттаял и староста, уже не поглядывал встревоженно, чаще разливал вино и даже стал называть Барса на ``ты'`. Рыцарь подметил, как на грубоватом лице Гора проступает обожание, когда тот смотрит на жену, как мягчеют топором рубленые черты, кивнул одобрительно. Да, здесь и вправду все было в порядке.
        Барс, поначалу думавший, что не сможет съесть ни куска, неожиданно обнаружил, что устоять перед вкусом этой стряпни попросту невозможно. Он и наелся от души, и голова слегка закружилась от хмельного вина, и отдохнувшее тело уже не отзывалось острой болью на всякое движение. Рыцарь посидел еще и после обеда - знал, что строгий деревенский обычай не позволяет уходить прямо от стола - и наконец засобирался, с удивлением ощущая искреннее нежелание покидать уютную избу.
        - Уже уходите? - Расстроилась Рада, но долго грустить не стала: засуетилась, расстелила на столе салфетку, принялась заворачивать пирожки.
        ``Скажет ``заходите еще'` или нет?'` - Загадал зачем-то рыцарь.
        Сказала, и даже, покраснев щеками, пригласила осенью заезжать: Барс понял, что подразумевает - на именины новорожденного, только произнести прежде времени суеверие не позволяет.
        - Я, наверное, далеко тогда буду. - Отговорился рыцарь, и увидел, что она огорчена. А вот староста, насторожившийся было при ее словах, наоборот, слегка расслабился.
        ``Да пес их тут разберет'`, - внезапно разозлился Барс, выходя из избы. И тут же одернул себя. Он не имел права злиться. Эти двое - семья, а он тут чужой.
        Староста нагнал его на крыльце, быстро, пока Рада не появилась со своими пирожками, шепнул:
        - Жди меня за околицей.
        ``Зачем?'` - Хотел спросить рыцарь, но не успел: из дома уже показалась раскрасневшаяся крестьяночка, тащившая объемистый узел.
        - Это все мне? - Возмутился Барс.
        - Берите, и не спорьте. - Сказала Рада так решительно, что рыцарь действительно не осмелился возражать.
        Когда он отъезжал от двора, женщина еще долго махала ему через ограду.
        За околицей, чуть подальше, посреди уклоном сбегавшего к речке буйно зеленеющего поля, сохранился островок густого орешника, смело развесившего гибкие раскидистые лапы. Там Барс и привязал коня, уселся на траву, обхватив руками колени, приготовился ждать неведомо чего. Он и сам не знал, зачем послушал старосту: вряд ли что хорошее принесет ему этот разговор, или что там замыслил хитрый Гор. Но и уехать просто так рыцарь не мог - и не спрашивал себя, почему, а просто не мог, и все.
        Староста появился довольно быстро, хоть и шел пешком, но уверенно мерял поле широкими шагами, и земля, видать, чуяла хозяина, мягкой дорогой стелилась под ноги - иные так верхами ездят, как староста ходил.
        Приблизился Гор осторожно, с опаской, остановился шагах так в пяти, подбоченился. И рубанул без всяких предисловий:
        - Ты кто?
        - Тебе незачем знать. - Спокойно возразил Барс.
        - Ты Черный рыцарь? - Спросил Гор напрямую.
        Прямой вопрос - такой же прямой и ответ.
        - Да.
        Староста вытянул вперед руку, и Барс увидел, что из широкого, размером едва не с голову кулака свисает на шнурке матерчатый мешочек - тот самый, что чуть раньше показывала ему Рада.
        - Зачем ты дал это ей? - Хмуро выплюнул староста. - Я знаю цену твоему подарку.
        - На это не было какой-то особой причины. - Сказал рыцарь. - Просто так сложилось.
        - Лучше забери.
        - Я ничего не попрошу у вас взамен. - Негромко проговорил Барс. - Никогда.
        Гор потоптался, сплюнул себе под ноги, глянул по сторонам. Заявил мрачно:
        - Я слышал, иногда Черные забирают себе детей. Если ты захочешь забрать нашего ребенка, тебе придется переступить через мой труп. И не рассчитывай, что это будет просто, хоть ты и Черный.
        - Я же сказал, что ничего не попрошу. - Мягко повторил рыцарь. - Не беспокойся. Верни это Раде, пусть будет талисман. Живи спокойно, береги ее, расти детей. Я больше здесь не появлюсь.
        - Тогда... зачем это все? - Помявшись, спросил Гор.
        Барс пожал плечами.
        - Я правда не знаю. Так получилось, вот и все. Этот камень... он такого же цвета, как ее глаза.
        - Ты что, сумасшедший?
        - Может быть, и да. - Хмыкнул рыцарь, поднимаясь с земли. - Может быть.
        Уже садясь на коня, Барс сказал застывшему столбом Гору:
        - Прощай, староста. Береги свое сокровище - не то, что в мешочке, другое. Ты даже не представляешь, как много у тебя есть.
        - Я представляю. - Облизнув губы, выговорил староста.
        - Тогда тем более береги это.
        - Ну что ж. - Отозвался, помолчав, Гор. - Прощай и ты, Черный Рыцарь. Не хочу врать, что буду рад видеть тебя снова. Гляди, держи слово.
        - Сдержу. Не беспокойся.
        Деревенский староста напряженно смотрел вслед всаднику, пока тот не скрылся за пригорком, потом опустился на траву, словно кто-то вдруг выдернул поддерживавший это кряжистое тело мощный стержень. Немало сил ушло у него на этот разговор, сам не рад уж был, что затеял - кто б прежде сказал Гору, что когда-нибудь он осмелится так вот стоять упрямой корягой перед страшным Черным, которому еще и не пойми что нужно, высмеял бы, как пьяный бред. Но выдюжил, и - обошлось. Потерев грудь в области сердца и глубоко вздохнув, староста встал, покачал головой - и пошел к себе домой, вольно шагая, потряхивая в руке маленький матерчатый мешочек на длинном витом шнурке.
        - 3 -
        Недалеко от места, где надо было сворачивать с Долгиновского тракта, неухоженной и малоезженной, но все же дороги, на север, в бездорожье и безлюдье, расположился постоялый двор - один из последних на этом пути. Был он изрядно запущен, срубленная из кольев ограда потемнела и накренилась, уступая неудержимому натиску леса. Бревенчатый двухэтажный домина, когда-то добротный и солидный, врос в землю чуть не на пол-этажа и покрылся, как лишаями, пятнами буроватого мха. Тем не менее, постоялый двор все еще действовал. Держал его угрюмый одноногий старик, бирюк-одиночка, проживший в этом месте всю свою жизнь; ногу он потерял еще в молодости, угодив в лесу в медвежий капкан, и с тех пор ковылял на одной, ловко опираясь на толстую, выглаженную руками до блеска рогатину. Сил у старика доставало, чтобы заготавливать дрова, поддерживать небольшой огородик и даже добывать силками кое-какую дичь. То, что не мог добыть или вырастить сам, он закупал у заезжих торговцев, которые показывались в этой местности не чаще двух раз в год, обычно - большими сборными караванами, потому как поездка по Долгиновскому тракту
была не самым безопасным мероприятием. В остальное время путешественников здесь было небогато, и самыми частыми гостями постоялого двора были рыцари Пламени, проезжавшие в Замок и из Замка. Знал ли старик, кто его постоянные клиенты, было неясно - на хмуром лице словно навечно застыло одно и то же недовольное выражение, а растащить бирюка на разговор было и вовсе почти невозможно. Одно время Орден точил зуб на хозяйство старика, рассчитывая посадить здесь своего адепта - но получил от ворот поворот, да такой определенный и окончательный, что предпочел просто тихо дожидаться, пока ситуация разрешится сама собой. Наследников у бобыля, судя по всему, не было.
        Барс добрался до постоялого двора, когда солнце уже наполовину скрылось за зубчатыми верхушками старых елей. В общем-то, впереди еще доставало светлого времени, чтобы продолжить путь, но рыцарь решил переночевать здесь - следующая возможность отдохнуть под крышей будет уже только в Замке, а кроме того, ему чем-то нравилась застывшая, чуть мрачноватая атмосфера этого дома, пронизанная неявным, но глубинным, основательным покоем.
        Дорога сюда заняла у рыцаря немало времени. Он не слишком торопился, устраивал дневки, находил удобные местечки для своих разминок - надо же было как-то восстанавливать форму. И снова Барс ехал, не удостаивая вниманием попутные гнездышки адептов Ордена. Это было неправильно, так не полагалось, но ему, по чести говоря, было наплевать на то, что положено - он и так направлялся в Замок, куда недавно надеялся не показываться как минимум ближайшие несколько лет. Оттого, наверное, и передвигался так неторопливо, что вовсе не жаждал достигнуть конца своего пути.
        Этот постоялый двор предлагал своим посетителям лишь крышу над головой, огонь в камине и при сильной необходимости - какую-никакую кормежку. Обслуживанием себя, лошадей, груза при его наличии каждый занимался сам - а бывавшие здесь прежде путники предпочитали и готовить себе сами, да знали, что может еще придется и дрова на заднем дворе порубить, и воды в бадью наносить из вросшего в землю колодца. Никто обычно не роптал, и даже бережливые торговцы со стариком сильно не жадничали - устав от стеной тянущегося вдоль дороги бесконечного и темного леса, отдыхали душой у комелька, благодаря судьбу, что сохранился еще здесь этот скромный островок цивилизации. Нынче на постоялом дворе было пусто. Зная заведенный порядок, Барс не стал кликать хозяина, молча отправился на конюшню, кивнув, как старому приятелю, степенно вышедшему навстречу огромному лохматому псу. Тот не лаял - он никогда не лаял, лишь следил внимательными янтарными глазами да чуть оттопыривал губу, приокрывая пожелтевшие от времени, но все еще мощные клыки. И в дом рыцарь вошел так же молча, проверил наличие дров, принялся разжигать
холодный камин. Когда пламя взялось, затрещало - повесил над ним закопченный котелок с водой, уселся ждать.
        Хозяин появился чуть погодя, скрипнул низенькой задней дверью, застучал по полу своей рогатиной.
        - Здоров будь. - Сказал ему Барс, не оборачиваясь - он не ожидал услышать ответ, и действительно, как и обычно, не услышал. Рогатина простучала по лестнице, спели визгливую песню половицы. Вода в котелке закипала.
        Вернулся старик, когда рыцарь уже соорудил себе жестковатую кашу с кусочками вяленого мяса.
        - Садись, поешь со мной. - Пригласил Барс. На такие предложения хозяин двора иногда соглашался, добавляя к столу что-нибудь свеженькое со своего огорода. Однако сейчас угрюмо качнул головой и, кивнув на лестницу, выронил скупо:
        - Иди. Там ждут.
        - Ждут? Меня? - Изумился рыцарь; поначалу ему и вовсе показалось, что он ослышался. Однако старик снова кивнул и, решив видимо, что и так разговаривал сегодня слишком много, удалился, ковыляя, на другую половину дома.
        Оставив на столе остывающую кашу, Барс поднялся по лестнице.
        Наверху была галерея, на которую выходили двери нескольких гостевых номеров. Использовались они редко - разве что привередливыми купцами, не желающими ночевать внизу вместе с охраной. Сил у хозяина доставало, чтобы поддерживать относительный порядок в одном-двух из них, остальные обычно стояли запертыми. Однако сейчас была гостеприимно распахнута дверь самой дальней из комнат. Теряясь в догадках, рыцарь вошел в нее.
        Сидевший у окна человек обернулся на шаги, колюче взглянул на Барса, брюзгливо проговорил:
        - Наконец-то. Ну и подзадержался ты.
        Рыцарь хмыкнул.
        Плотно прикрыл за собой дверь.
        Уселся на стоящую у стены лавку.
        И спросил холодновато-насмешливо:
        - Ну и что тебе еще от меня нужно, Бранигал?
        Алый Магистр, на котором нынче не было мантии, только развел руками.
        Они разговаривали долго, обмениваясь информацией, рассказывая друг другу свою часть истории. Барс постарался обойти молчанием только то, что было связано с принцессой - остальное изложил достаточно подробно. Бранигал кивал, будто слышал всего лишь подтверждение своих давних предположений, задавал уточняющие вопросы, снова кивал. Потом говорил Магистр - и у него новостей оказалось едва ли меньше.
        - Выходит, Гледу конец. - Подытожил рыцарь, передернув плечами, как от озноба. - Не то что бы мне было его жалко, но... Такого конца я бы никому не пожелал.
        - Так ты, значит, не с жаждой мести в Замок ехал?
        Барс фыркнул.
        - Ты меня первый год знаешь, Бранигал? В этой истории твоя рука за милю чувствуется.
        - Ну, это ты хватил. Между прочим, Глед действительно искренне полагал, что откупается тобой за Кеору, и спокойно послал тебя на смерть. Так что не страдай за него. Кстати, ты правда сказал ему когда-то, что хотел бы умереть под барабанный бой?
        - Неудачная была шутка.
        - Маркон оказался злопамятным сукиным сыном с гниловатым чувством юмора.
        - Ну, а ты?
        - М-м... Скажем, я знал, что там есть еще кое-какие интересы. Я полагал, что источник этих интересов не упустит шанса заполучить рыцаря Пламени, да еще и связанного Клятвой. А следовательно - не станет убивать тебя и в лапы Арсанийского, хм, правосудия не отдаст.
        - Ты едва не просчитался.
        - Но он все же обломал на тебе зубы, не правда ли?
        - То, что я остался жив - чистая случайность.
        - Но то, что он погиб, ведь не случайность, верно? Так что свою задачу ты выполнил.
        - Ты сам сукин сын, Бранигал.
        - А ты это только теперь понял?
        - Да не то чтобы. И много ли ты знал, Магистр?
        - Ну, кое-что. Не знал главного - кто и почему. О чем-то догадывался, конечно. Но не знал. Впрочем, тут и сейчас еще есть над чем поразмыслить. Деим, конечно, всего лишь безумец, но безумец с обширнейшими связями. Влекомый своей навязчивой идеей, он развернул деятельность столь крупномасштабную, растревожил силы столь значительные, что последствия его интриг Орден будет расхлебывать еще очень и очень долго.
        - Надеюсь, это уже не моя головная боль. Я вот что понять не могу - если ты не рассчитывал, что я вернусь, чего же ты дожидался в этой дыре?
        - А я и не дожидался. - Хмыкнул Бранигал. - Живу я тут нынче. От праведного гнева Комина со товарищи спасаюсь.
        - Ну ты даешь! - Восхитился Барс.
        - Я дернул из Замка, как только Комин Маркона на поединок вызвал. Я-то знал, кто победит. Уж потом выяснил, что не ошибся. А знаешь, почему я так уверен был?
        - Почему?
        - Не оттого, что Глед тебя Короне продал. Это как раз Башне по барабану, полагаю. Что такое один Рыцарь, если в конечном итоге Ордену скорее польза? Тем более, что Маркон считал, будто ты надорвался на том прорыве. У тебя, кстати, с магией как?
        - Да я к ней все это время считай и не прикасался. А так... Вроде, все нормально.
        - Это хорошо.
        - Так что Глед?
        - В Кеоре он проштрафился. Недооценил масштаб и скорость. Едва не доинтриговался до глобальной катастрофы.
        - Значит, это все же он.
        - Что желваки заходили? Уже не жалеешь, что Маркон в Башню угодил?
        - Поделом.
        - Никогда я тебя не пойму, Барс. Ты за себя, что ли, вообще обижаться не способен? Только за других?
        - Все ты прекрасно понимаешь.
        - Да ладно.
        - А ты, Магистр? Неужели не знал?
        - Узнал, когда уже поздно было. Выход все равно один оставался.
        Помолчав, Бранигал продолжил:
        - Глед зарвался, зарвался очень сильно. Не только в деле с переговорами и Кеорой. Ты и сотой доли не знаешь всего, что он наворотил. Его необходимо было сместить, и не обычным путем, а так, чтобы окоротить всю его обнаглевшую клику. А заодно и показать окружающим, что с Орденом все еще шутки плохи.
        - И тогда ты спустил с цепи Комина с ребятами.
        - Ну, в общем, да. Они прошлись косой по Умбре, притащили доказательства предательства Маркона... Поединок - это вообще была вершина, такого даже я не ожидал.
        - Врешь ведь, Магистр. Просто сделал, как всегда, всю работу чужими руками.
        - Да нет, не вру. Мысль такая мелькала, конечно, но... Больше вероятности все же было за то, что станут собирать Совет. Хороший скандал на Совете - тоже было бы приемлемо.
        - Ты же знал, с кем связываешься.
        - Да теперь выходит - не очень. Тут возникло одно непредвиденное осложнение. Я ожидал, что Комин откажется от мантии Верховного.
        - А он не отказался.
        - Он будет неудобен на этом месте. Упрямый солдафон.
        - Ты недооцениваешь Комина, Бранигал. Хочешь пари?
        - Ну?
        - Ставлю свои штаны против твоей мантии, что он раскусил комбинацию. По крайней мере, в Умбре он уже точно понимал, что к чему.
        - Докажи.
        - Пожалуйста. Сколько Комин пробыл в столице? День? Несколько часов? Ухватил доказательства, подложенные ему под нос, и отбыл обратно в Замок?
        - Это говорит всего лишь о недальновидности.
        - Ладно. Ты полагаешь, в Умбре Комин счел меня мертвым. Ты знаешь традиции - что полагается вернуть в Замок после гибели рыцаря Пламени?
        - Обычно ребята считают своим долгом вернуть его меч. Но это не всегда удается.
        - Верно. Но сделал ли Комин хоть попытку найти мое оружие? Или остальным позволил?
        Бранигал надолго замолчал.
        - За кого же мстил Комин? - Спросил он изрядно времени спустя. - О роли Гледа в Кеоре он не знал, это точно.
        Барс пожал плечами.
        - Предательство есть предательство, даже если оно не удалось. Но я думаю, Комин не мстил. Он подыграл тебе, эффектно завершил твою интригу. Так что ты зря прятался здесь все это время. И мог не подставлять ему свою рожу... Прости, лицо.
        Магистр хохотнул.
        - Пусть его. Так естественнее получилось. Но если ты прав, мне многое нужно пересмотреть.
        - Пересматривай. Комин - мужик справедливый, но за дурака его держать не стоит. И лучшего Верховного Магистра тебе не найти.
        - Тебя тоже, как я погляжу, за дурака держать не следует.
        Рыцарь усмехнулся кривовато.
        - Меня можно. Не стоит нарушать традиции.
        - Между прочим, ты зря считаешь, что я совсем уж не ожидал тебя тут увидеть. - Сказал Бранигал чуть погодя, когда уже горели свечи, и рыцарь притащил наверх совершенно остывший ужин. - В твоем случае я действительно знал, кого посылаю. Ты ведь еще и везучий, Барс.
        - Ага. Заметно.
        - Да, потрепало тебя на этот раз здорово. Слушай, а ты это серьезно насчет моей мантии? Пойдешь в Магистры?
        - Ну да. Был бы все время в Замке, под рукой...
        - Работал бы с Комином...
        - Как крупный специалист по новому Верховному Магистру, а? Бранигал, ты когда-нибудь самого себя перехитришь.
        - Это уже случилось. Так пойдешь?
        - Нет. Я уехать хочу. Вот побываю в Замке, повидаюсь с ребятами - и в путь.
        - Далеко?
        - Возможно. Куда-нибудь, где тепло.
        - Где тепло. - Задумчиво повторил Бранигал, затеребил пальцами подбородок. - Хм. В Таосе достаточно тепло, по-моему?
        - Зато недостаточно далеко.
        - Брось, Барс. - Прищурился Магистр. - От себя все равно не уедешь. Ты ведь жил недавно в Таосе, верно? Какие-нибудь связи, знакомства остались?
        - Ну, кое-что. Если это можно так назвать.
        - Пожалуй, для тебя там найдется дельце.
        - Опять? - Саркастически поднял брови рыцарь.
        - Никаких подводных камней на этот раз.
        - Угм. Говорил, за дурака меня держать не будешь.
        Бранигал вскинул вверх ладони.
        - Ну, прости, поторопился. Ладно, не бери в голову, пообщайся сначала с Комином. Если ты прав и он не безнадежен, должен быть уже тоже озабочен этим. Вот заодно и проверим твою оценку.
        Барс покачал головой, заметил устало:
        - Я даже не стану спрашивать, чем должен быть озабочен Комин. Я пока не чувствую близкого прорыва - вот моя единственная забота, и мне этого хватает.
        - Ну-ну. - Протянул Магистр, и оба долго сидели в тишине.
        - С Клятвой ты, конечно, рисковал здорово. - Осторожно заметил Магистр, когда в разговоре образовалась очередная пауза. - Честно говоря, я удивлен, как тебе удалось выскочить. Отмазки, что ты придумал - это ж чистая формальность, ты понимаешь. А по сути...
        - А по сути от меня и не требовалось. - Мрачно огрызнулся Барс.
        - Да я ж не выговариваю. - Неожиданно помягчел Бранигал. - Выскочил - и слава Пламени. Я вот думаю - может быть, тут еще и мотивации роль играют. Все ж таки Клятва Пламени, а Деим действовал против Башни...
        - Мне было бы легче, если бы я знал об этом тогда. - Хмуро высказался рыцарь, сделав ударение на последнем слове.
        - А ты этого и сейчас не знаешь. - Отрезал Магистр. - И я не знаю. Кто это может знать, сам подумай, и откуда? Кому охота проверять, кто рискнет собрать такую статистику? Мы только размышлять можем, не больше. Ты вот предположил - и выиграл. Но страху натерпелся, э? На этот раз сошло, второй раз пробовать не советую. Да ты и сам не полезешь. Думаю еще, свой счет в Башне у каждого имеется. Глед вот свой исчерпал, а ты... по кромочке походил. Берегись теперь.
        - Твоими молитвами. - Пробурчал Барс.
        - А кстати. - Припомнил Бранигал немного позже. - Не забыл своих ``интересных попутчиков'`, тех, что тогда в Замок приволок? Ну, странная парочка, барон и ученый червь?
        - А, да. Как они?
        - Оба шпионами оказались. Ракис, светлые мозги, работает на арсанийскую Корону. Я навел кое-какие справки. Его купили на научной карьере. Сначала выперли из Университета, а потом приватно пообещали солидную тему и свою кафедру, если накопает достаточно об Ордене. Вот он и копает, старается. Надо отдать ему должное, немало интересного нашел.
        Барс тяжело вздохнул.
        - И что ты собираешься с ним делать?
        - А ничего. Пусть роется. Хорошие архивные работники всегда были на вес золота, а у него нюх.
        - А барон? Он мне нравился.
        - Да, это твой типаж. Идеалист, вбивший себе в голову, что все зло - от Башни. Ну, то ли сам вбил, то ли кто-то постарался... Самоотверженный идеалист, надо признать. Еще зимой дотащили ему по санному пути его карету - ты ее, небось, видал.
        - Здоровенная такая.
        - Ну да. Тебе, кстати, доводилось слышать, что суфийцы нынче не только фейерверками знамениты?
        - Про пищали наслышан, если ты о том. На мой взгляд - шуму много, толку пшик. И против нечисти работать не будет.
        - Это мы с тобой знаем, что не будет. Но я о другом. Есть у них еще изобретение новенькое - некое вещество, они его называют взрывающим. Можно заложить, например, под стену и поджечь, взрывом целый дом развалит.
        - Дорогущая штука, небось.
        - Конечно. Но наш барон был человеком небедным, а вернее всего, кто-то ему хорошо помог. В карете оказалось второе дно, все заполнено ящиками с этим самым веществом. Как только ехать в ней не боялся.
        - Был, говоришь?
        - Само собой. Он выбрал ночь потемнее, перетаскал все это взрывающее под Башню и поджег. Башня, конечно, отразила. Барон весь в ожогах, сутки бредил еще, потом умер. А больше никто и не пострадал.
        Барс помолчал.
        - Имей эта затея хоть минимальный шанс на успех, я бы ему сам помог.
        - Ты язык-то не рапускай.
        - Жаль.
        Магистр не стал уточнять, что именно имеет в виду рыцарь.
        ***
        Ночь уже близилась к середине, когда Бранигал спросил:
        - Так ты знаешь, кого из ребят в том подвале замордовали?
        - Знаю тех, что мне назвали.
        - Расскажи.
        По мере того, как Барс перечислял, Магистр мрачнел все больше. Потом заметил хмуро:
        - Я о половине не догадывался. Да нет, вру. И в пропавших-то не больше трети числилось. Каков прокол. Нужно ужесточить правила. А то нас так и впрямь по одному вырежут.
        - Ничего ты тут особо не сделаешь, Бранигал. Разве что предупредить всех - на случай рецидива. А так...
        - Ввести срок, в течение которого рыцарь обязан отметиться у одного из адептов.
        - И систему наказаний за нарушения, что ли? Мы такие, какие мы есть, Магистр. Одиночки. Помнишь, ты мне сказал после Сантии, что рыцарь Ордена сам виноват, если позволяет себя похищать? Так вот, ты был прав. По сути.
        - И ты это теперь говоришь?
        - Иногда просто нужен отдых, Бранигал. Любому из нас. Мы слишком долго живем. Нельзя быть живым оружием всю дорогу без перерыва.
        - Не нравится мне твое настроение. Знай я тогда то, что узнал теперь, не послал бы тебя так просто.
        - Да, в том списке и везучих ребят хватает.
        - Кое-кого из адептов теперь придется проверить. Не сходятся некоторые моменты.
        - Адепты - самое уязвимое звено. Живут оседло, и... у них семьи. А вычислить их не так уж трудно.
        - Да, подрастеряли мы осторожность. Была раньше система тайных сигналов на такие случаи... М-да. Слишком привыкли, что нас боятся.
        - Отвыкай. В магию теперь уж не верят. В нечисть тоже. Скоро в нас верить перестанут.
        - Ну, это дело поправимое. - Хмыкнул Магистр. - Умбра, полагаю, теперь долго верить будет.
        - Почти три сотни молодых парней, Бранигал. Ни в чем не повинных, заметь. Мы с нечистью призваны биться. Не с людьми.
        - Это было необходимой жертвой. Необходимый минимум, я бы сказал.
        - Не уверен.
        - Слушай, Барс. Тебе там тяжко пришлось, я понимаю. Но кто тебе так по мозгам-то проехался, а?
        - Никто. - Пожал плечами рыцарь. - Просто мысли приходят... разные.
        - Вроде того, стоит ли спасать мир, который упорно не желает, чтобы его спасали? Ну, это не ново. Все через это проходим.
        Барс усмехнулся краешками губ.
        - Вот на этот счет у меня как раз нет сомнений. Он того стоит.
        - 4 -
        Спать рыцарь лег только под утро, и отсыпался до полудня. Встав, неторопливо перекусил - в одиночестве, Бранигал еще не спускался из своей комнатушки. В охотку наколол дров. Вернулся с огорода хозяин - Барс расплатился с ним, поблагодарив. И засобирался.
        Магистр появился, когда Барс уже выводил жеребца. Спросил, позевывая:
        - Теперь прямо в Замок?
        - Угу. А ты?
        - Я еще погожу маленько. Чуть позже подтянусь.
        - Ну-ну.
        - Ты на меня насмешливо не посматривай. - Рассердился Бранигал. - Дела у меня еще.
        Барс молча кивнул.
        - Передавай привет Комину.
        - Передам.
        - Ну, до встречи.
        Рыцарь уже уехал, а Бранигал еще долго торчал на крыльце, подставляя лицо разыгравшемуся солнцу, и размышлял. Как-то нехорошо было на душе у старого Магистра, давно отбросившего такое понятие, как честность ради честности; хотя и был он по-своему честен, так давно поставив превыше всего интересы Ордена, что и сам уж забыл, как бывает иначе, и, не жалея других, прежде всего не жалел себя. Стар и опытен был Бранигал, и умел отличить интересы долговременные от сиюминутных, и сделать выбор в пользу первых, и сколько уж сотен лет не мучился угрызениями совести, двигая людей, как пешки на шахматной доске, никогда не говоря никому всей правды. Не мучился, а вот поди ж ты - зацепило что-то, засело занозой где-то глубоко внутри, и ни вытащить, ни позабыть.
        - Паскудство. - Пробурчал Магистр, недовольно жмурясь.
        Покосился на пустой двор - и вернулся в дом, резко махнув рукой, словно подведя этим итог всему происшедшему.
        ***
        Когда на равнинах центральной Арсании уже смело и напористо вступало в силу неуемное лето, здесь, в предгорьях Килленийских хребтов, только-только окончательно отвоевала свои права весна. Зато уж отвоевав, разошлась во всем буйстве, раскинув по холмам и распадкам цветистый бесконечный ковер, так что копыта коней тонули в озерах розового и голубого, нежно-лилового и бледно-сиреневого, желтого и насыщенно-фиолетового. Она одела в белые и кремовые тона отдельные купы и рощицы невысоких дерев, словно крошечными красными бусинками украсила кустарник. А сквозь все это многоцветье уже пробивался несмелый пока, но готовый брызнуть вверх, стремительно набирая силу, выбившийся из подчинения фонтан пронзительной весенней зелени.
        Молодой послушник, поставленный нынче дежурить на ворота, красоты этой не замечал. Не оттого, что был черств душой или нечувствителен к прекрасному. Нет, в другое время он первый бросился бы, дай только волю, кататься, визжа от восторга, по одетым буйством цвета склонам, валяться, перемазавшись в траве, вдыхать будоражащие ароматы. Но не в этот раз. Не то было время, и не то настроение, чтобы поддаваться весеннему безумству. Эта весна проходила мимо него.
        Многое изменилось этой весной в Замке. Не так давно сменился Верховный Магистр, и, как и положено всякой новой метле, начал менять порядки и переставлять людей. Послушник, одним из главных недостатков которого учителя считали неуемное любопытство, узнавал многочисленные новости с вялым интересом, безразлично выслушивал животрепещущие сплетни. Это больше не волновало его. Среди новостей не было одной, единственной, способной пробудить уснувший интерес. Не было и быть не могло.
        Совсем недавно, всего лишь этой зимой, а казалось - вечность назад, послушник познакомился с одним человеком. И не то чтобы они стали так уж близки - и поговорить-то успели всего несколько раз. Да и это уже было больше, чем он мог надеяться, и вовсе смешно было бы рассчитывать, что сможет юный послушник сделаться приятелем, а пуще того - другом умудренного опытом рыцаря Пламени, да еще какого - не всякому чета. Он и не рассчитывал, разве что мечтал втайне, что вот выделит такой человек его в толпе других, рассмотрит - и, может быть, позволит чуть-чуть заступить за окружающий его невидимый барьер. Ну, еще грустил потихоньку, когда тот уехал. А потом ему сказали, что этот человек умер.
        Послушнику знакомо было чувство потери. Ему исполнилось всего восемь лет, когда он лишился отца и расстался с матерью. Он хорошо помнил, как страшно и одиноко вдруг стало тогда, как показался враждебным весь этот огромный и холодный мир. Теперь было иначе. Теперь он стал старше, и не от страха замирало сердце и становилось пусто в груди. Просто что-то погасло - что-то очень нужное, очень ценное, и нечем было заполнить образовавшуюся пустоту. Послушник не привык жаловаться, жизнь научила его не делиться своими переживаниями - он и не делился ни с кем, да и чем тут можно было поделиться, не рискуя вызвать град насмешек? Он страдал молча - и оттого еще более отчаянно.
        Он и нынче тихо маялся в привратной башенке, и даже не сразу обратил внимание, что вдалеке, в неглубоком распадке меж двух сбегающих уклоном от ворот Замка холмов, появилась черная точка, замаячила, скрылась за крошечной рощицей, появилась вновь, стала медленно расти, приближаясь. А заметив, взглянул безразлично, лишь впотайку, украдкой вздохнул - вот и еще один рыцарь едет в Замок на побывку, отдохнуть от бесконечного странствия, чтобы чуть позже с новыми силами снова тронуться в путь. Их уж немало прибыло - кто был озадачен долетевшими новостями о смене Верховного, кто и вовсе ни о чем не слышал, а иные и не интересовались этим, пожимая плечами - дескать, нам все едино; просто запоздавшая весна сделала легко проходимыми неторенные дороги, вот и заезжали рыцари наведать единственный имевшийся у них дом.
        Когда всадник стал уж хорошо различим, перестав казаться смутной точкой, что-то в его посадке, манере держаться или, может быть, наклоне головы привлекло внимание послушника. Он начал всматриваться - и отвел глаза, обругав себя последними словами. Уж сколько раз он покупался на этот фокус, в каждом приближающемся рыцаре видя того, другого, кто не мог появиться - и всякий раз, обманываясь, заново ощущал горечь потери. Пора было перестать так глупо и по-детски попадаться.
        Послушник заранее начал крутить рукоятку барабана, поднимавшего при помощи цепей и блоков тяжелую цельнолитую створку ворот. Это не было легкой работой; цепь наматывалась медленно, скрипя и сопротивляясь, толстая ручка так и норовила выскользнуть из цепких пальцев. Краем глаза послушник заметил, что всадник, пригнувшись и хлопнув по шее коня, проскочил под створкой раньше, чем она достигла положения, в котором можно было поставить рукоятку на стопор. ``Не терпится. - Недовольно пробурчал себе под нос послушник, не рискуя, естественно, сказать это громче. - А вот как ворота бы на голову уронил?'`
        Рыцарь не мог услышать этих слов, точно не мог. Тем не менее, он вдруг остановился, приблизился к башенке, на площадке которой был установлен барабан, присмотрелся, проговорил вопросительно:
        - Кальвин?
        Послушник сумел все же накинуть стопор - трясущимися, враз пошедшими вразнос руками. Он не верил, отчаянно не верил сам себе, не верил даже тогда, когда, уже обернувшись, узнавал, не мог не узнать глядящие внимательно и чуть насмешливо темные глаза на обезображенном шрамами лице.
        А когда наконец позволил себе поверить, ссыпался, едва не скатился по крутой лесенке, и тогда всю огромную территорию Замка, все окрестности и даже далекие вершины равнодушных гор огласил разнесенный озорным ветром звонкий мальчишеский крик:
        - Барс вернулся!
        ***
        Не было ни шумной встречи, ни бурных удивлений.
        Вернулся Рыцарь, о котором какое-то время назад пролетел слух, будто он погиб. Что ж. Такое не часто, но случалось. Рыцари Пламени привыкли со спокойным достоинством принимать вести о погибших товарищах; одно из печальных известий оказалось ложным. Отлично. Можно вычеркнуть последнее имя из длинного скорбного списка - и удовлетвориться тем, что он стал ненамного короче. Что там была за история, какие события привели к подобной ошибке, отчего вернулся Рыцарь словно пропущенным через мельничные жернова - никто не знал, да и не сильно интересовались. Живой - и слава судьбе, а остальное дело преходящее.
        Те, кто мог бы хоть что-то рассказать о случившемся, уже разъехались из Замка. Волос со своими жеребцами подался в Арракан - в тайной надежде хоть там, среди сурового и замкнутого народа, испокон веков выращивающего на богатых высокогорных выпасах уникальных по своим качествам лошадей, найти ответы на свои вопросы. Беркет направился в Ганию и дальше на север, решив посмотреть на холодное неприветливое море, на берегах которого, говорят, один день и одна ночь длятся по полгода. Да впрочем и будучи здесь, они не сильно распространялись о происшедшем, больше помалкивали, лишь изредка переглядывались и одобрительно кивали, выслушивая сплетни о скандальных нововведениях нынешнего Верховного Магистра.
        Так что Барс спокойно устороился в одной из пустующих комнат Дома, вытянулся на длинной узкой койке, заложив руки за голову. Завтра с утра он повидается с Комином, взглянет в глаза человека, не побоявшегося взвалить на себя столь неподъемный, колоссальный груз, и скажет ему короткое веское ``спасибо'`. Потому что не каждый умеет так сполна и щедро, так широко и безоглядно отдавать долги. Барс знал, как оценить сделанное, и знал, что сам так не смог бы; этот путь был не для него.
        Завтра он решит, что ему делать дальше. Может быть, все же побудет немного в Замке - глупо было бы, раз уж приехал, не воспользоваться возможностью подтянуть до нужного уровня иногда еще не слишком послушное тело, восстановить реакцию и скорость. Здесь это будет проще и быстрее. Но и слишком задерживаться он не станет. Есть еще много дальних и совсем уж экзотических стран, где рыцарь еще не бывал; где невиданная природа и необычные люди смогут завладеть его вниманием, завлекут в круговорот незнакомой жизни, заставят выкладывать время и силы. И может быть через много лет, под раскидистыми пальмами или в просторах раскаленной, как сковородка, пустыни, или на палубе корабля посреди ворчливого океана он вдруг обнаружит вместо себя совсем другого человека, с которым никогда не происходило того, что произошло с ним. По крайней мере, Барс смел на это надеяться.
        В дверь тихонько поскреблись.
        - Да? - Отозвался рыцарь, и в приоткрывшуюся щель осторожно просунулась вихрастая голова.
        - Можно?...
        - Заходи.
        Кальвин аккуратно притворил за собой дверь - и замялся в нерешительности, переступая с ноги на ногу, несмело взглядывая на Барса. Вообще-то, молодой послушник нарушил все правила, явившись сюда по собственной инициативе, постучавшись в дверь без зова и не по поручению; он прекрасно понимал, что творит глупость, и был готов к справедливому наказанию - но вот пришел, и все тут.
        - Чего тебе? - Спросил рыцарь. - Послал кто?
        - Нет.
        - А. - Протянул Барс, оглядывая оробевшего послушника и чуть заметно усмехаясь. - На пари, что ли?
        - Нет.
        - Что ж тебе тогда нужно?
        - Я... Извините, я лучше пойду. - Выговорил Кальвин, бочком продвигаясь обратно к двери.
        Барс нахмурился, рывком сел на кровати.
        - Погоди.
        Несколько минут рыцарь молча, изучающе смотрел на послушника.
        - Бери стул. - Сказал наконец. - Садись.
        А когда Кальвин уселся, примостившись на самом краешке сиденья, коротко велел:
        - Рассказывай.
        - О чем? - Удивился тот.
        - О том, что тебя беспокоит, наверное. Зачем-то же ты пришел.
        - Да нет, я не то... - Начал послушник, но смутился, запутался и обескураженно умолк.
        Поерзал, как на иголках, внимательно изучая носки своих сапог.
        И неожиданно для самого себя вдруг выпалил то, что вовсе уж не собирался говорить - никогда и никому, а тем более - этому человеку. Что сидело глубоко внутри, неумолимым пугалом, но в чем не признался бы и под пыткой. А тут вот вырвалось на язык неловкой корявой фразой:
        - Я боюсь, что не смогу.
        Сказал - и тут же испугался, ибо лишь презрения было достойно то, что подразумевалось под этими словами, и оставалось разве что торопливо заговорить о чем-то другом, отчаянно надеясь, что рыцарь не поймет, не придаст значения случайно вырвавшемуся. Потому что увидеть презрение в этих внимательных глазах было бы не просто смерти подобно - это было бы хуже смерти.
        Однако Барс понял.
        Понял - и кивнул серьезно, и не было насмешки на участливом худощавом лице.
        И Кальвину показалось, что он ослышался, когда рыцарь тихо проговорил:
        - Я тоже боялся, что не смогу.
        Посмотрел на ошалевшее лицо послушника, добавил:
        - А ты думал, мы все от рождения знаем, на что способны?
        - Мне говорили, что из Башни может выйти только очень уверенный в себе человек. - Слегка испуганно заметил Кальвин.
        - Это неправда. Чего Башня лишает нас раз и навсегда - так это как раз самоуверенности.
        - А взамен?
        - Ты узнаешь меру своим силам.
        - Разве это не одно и то же?
        - Нет.
        - Я не понимаю. - Прошептал послушник. - Об этом запрещено говорить, а если кто-то что-то и говорит, то всегда по-разному. Что там все-таки, в Башне?
        На этот раз Барс долго молчал, в потемневших глазах мелькал отблеск отдаленной грозы. Но она так и не разразилась, поворчала и унеслась клубящимися тучами, скрываясь до поры в глубине зрачков.
        - Ты лучше вот о чем подумай. - Негромко сказал рыцарь. - Нас ведь недаром боятся. Мы обладаем оружием, которому этот мир ничто не может противопоставить. Ничто, понимаешь? Вздумай мы обратить его не против нечисти. Захоти решить свои проблемы силой. Навязать то, что нам представляется правильным, или взять то, что мы вдруг посчитаем принадлежащим нам. И никакие Клятвы, никакие ритуалы, никакой устав не помешает нам сделать это. И уж тем более не сможет помешать никто из живущих ныне людей. Никто и никак.
        - Но ведь такое невозможно! - Потрясенно возразил послушник.
        - Почему?
        - Потому что вы - рыцари Пламени.
        ``Сейчас тебя беспокоит, что ты боишься неведомо чего. - Подумал Барс, чувствуя, как защемило сердце от непрошеных воспоминаний. - Потом ты поймешь, что это было благо. Потом, когда - если - выйдешь, когда сумеешь оглянуться назад, когда осознаешь, что все новообретенное могущество, которого ты сейчас жаждешь, готов отдать с легкостью, только бы избавиться от груза собственной памяти. Подлую шутку играет с нами Башня, подлую и мерзкую, и не жди от нее честности, нет там ее и в помине; может быть, это и оправдано той мощью, что даст она тебе в руки - не знаю, не мне судить. Только ведь когда тебя потащит сквозь мельничные жернова ложных жизней, выворачивая наизнанку, всякий раз измеряя глубину того, что сейчас ты считаешь своей сущностью - ты не будешь знать, что настоящее, а что нет. После разберешься, да, но - не тогда. Сколько раз она заставит совершать то, за что ты возненавидишь себя бессильной ненавистью, выбирая самые уязвимые места в твоей броне, дергая за струнки, о существовании которых ты сейчас и не подозреваешь? Ведь ты будешь сопротивляться, ты - будешь, и может быть рехнешься, и
может быть - убьешь себя, чтобы узнать, что этим в Башне ничего не кончается... И снова воскреснешь, чтобы все началось сначала? Сколько раз не тело твое - душу будут расчленять, сдирая слой за слоем, как кожу в пыточной, пока не обнажится оголенное, беззащитно трепещущее дно? Сколько безумных кошмаров породит твой измученный разум - только затем, чтобы они сбывались вновь и вновь, пока не проклянешь себя за способность что-то думать и чувствовать, пока не изведешься под грузом непомерной, нечеловеческой вины... Испытание, говорят вам. А может быть - искупление? Искупление за то, что еще не сотворено. Что ты уже и не захочешь никогда сотворить, потому что через всю жизнь потащишь в душе этот груз. Да, было бы милосердно, если бы Башня стирала воспоминания о себе. Милосердно - но неосмотрительно, наверное, если это и впрямь ее страховка. Ведь она не лишает тебя свободы воли, и ты это понимаешь, и это, пожалуй, страшнее всего. Понимаешь, когда заново собираешь себя по кусочкам, разжеваный и раздавленый. Сумеешь ли сохранить себя, чтобы ей, злыдне нашей вечной, было, что выплюнуть?'`
        Барс тряхнул головой, отгоняя злые мысли. Не стоило будить старые кошмары. Каждый проходит Башню по-своему.
        И сказал вслух:
        - Ты прав, Кальвин. Потому что мы - рыцари Пламени.
        Приложения
        ПРИЛОЖЕНИЕ 1.
        Из архива Ордена Пламени.
        ``ТЕОРИЯ ПРОРЫВА'`: отрывок из статьи.
        Примечание архивариуса: Настоящая статья была опубликована в ``Умбрийском вестнике'` полторы сотни лет назад и запрещена сразу же после опубликования. Почти весь тираж был изъят, автор сослан в Кеору, где впоследствии в безвестности скончался. В настоящее время, по нашим сведениям, полный экземпляр статьи имеется только в библиотеке Ордена.
        Примечание автора статьи: Все нижеизложенное является попыткой связать воедино осколки невероятно древней, ныне практически забытой легенды, и на ее основе реконструировать события многотысячелетней давности. Отрывочные сведения автор по крохам собирал в наиболее древних версиях эпосов килленийцев и таосцев, изустных преданий берберитов и песен народов Кеоры. Автор не претендует на достоверность реконструкции и заранее приносит извинения многоуважаемым историкам. Эта статья не является научным трудом, но лишь экспериментом пытливого ума.
        Итак, согласно легенде, в древние времена магия в нашем мире была очень сильна. Не было ничего невозможного для людей, владеющих магическим искусством, и от осознания собственного всесилия они возгордились, полагая себя Повелителями Вселенной. И вот в поисках еще большей власти (по другим версиям - в неутолимой жажде познания) решили они расширить свою Вселенную, открыв проход (дверь) в другой мир. И это им удалось, но никто не ожидал того, что произошло. Как только проход открылся, маги обнаружили, что значительная часть их силы исчезла, словно бы утекла в эту дыру. В тот же момент из ``двери'` в наш мир хлынули неисчислимые орды нечисти, неся с собой хаос и разрушение. Понадобились объединенные усилия всех оставшихся в живых магов, чтобы снова запечатать проход; при этом большая часть их погибла, выжившие же никогда уже не смогли восстановить свое прежнее могущество. Мир находился на грани уничтожения, оказавшись беспомощным перед нашествием начисти, обладавшей, к тому же, индивидуальными магическими свойствами. Согласно одной из версий, именно оставшимися в живых и утратившими изрядную долю
силы магами и был создан Орден Пламени - как противовес пожирающим мир ордам чудовищ. Впрочем, по другой версии Орден был создан значительно раньше, с целью противостоять самим магам, и лишь после прорыва провозгласил основной своей целью борьбу с нечистью.
        Кровавая война длилась много сотен лет. Мир удалось отстоять, но его население составило в результате едва ли десятую часть от общего числа до прорыва. Пришли в упадок науки и искусство; целые государства оказались стерты с лица земли. Катастрофа - вот единственное слово, которым можно описать последствия необдуманного эксперимента древних магов. Особенно выразительно этот момент отражен в текстах древних кеорийских песен (``Плач о Гагезунде'`, ``Новое солнце взошло'` и др.).
        Наконец воцарился относительный покой, позволивший выжившим взяться за восстановление разрушенного. Необходимо отметить, что, если масштабы катастрофы отражены в легендах хотя бы приблизительно верно, то сохранение и возрождение человеческой цивилизации явилось несомненным подвигом, не меньшим, чем уничтожение нечисти. Но продолжим наш рассказ.
        На протяжении длительного времени (по некоторым прикидкам - до нескольких веков) ничто не мешало мирному созидательному труду населения. Единичные случаи нападения нечисти, вероятно, имели место, но вследствие небольших масштабов не привлекали значительного внимания. Затем подобные случаи участились, и в результате была обнаружена возможность новых проникновений нечисти из другого мира, несравнимых по размерам с первым прорывом, но достаточно регулярных. Логично предположить, что либо грань, отделяющая наш мир от другого, так и не приобрела своей первоначальной (до прорыва) прочности, либо ``заплатка'`, наложенная магами, со временем ослабла, позволяя кошмарным созданиям просачиваться (прорываться) в наш мир.
        Позволю себе отступление. Мировая история от древних до наших дней включает в себя множество упоминаний о реальных случаях нападения нечисти на людей, порой приобретавших масштаб локальных конфликтов. Можно по-разному истолковывать исторические свидетельства, но имеет смысл обратить внимание уже хотя бы на их количество. В этой связи распространившееся ныне в ученых кругах мнение, что нечисть является не более чем символом, олицетворяющим собой некий комплекс вредоносных природных и социальных факторов, представляется мне по меньшей мере безответственным.
        Сай Герберт, независимый исследователь.
        Примечание редакции ``Умбрийского вестника'`: Сей труд публикуется в разделе ``Альтернативный взгляд'` и не отражает мнение редакционной коллегии.
        ПРИЛОЖЕНИЕ 2.
        Из архива Ордена Пламени.
        ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТАТУС ОРДЕНА ПЛАМЕНИ.
        (историческая справка)
        На протяжение всего периода существования Ордена Пламени его общественный статус не изменялся, представляя собой случай беспрецедентный, но исторически оправданный. Поскольку Орден провозгласил своей главной и единственной задачей защиту человечества от нечисти, подчинение Ордена любой власти, ограниченной территориальным или этническим признаком, является по определению невозможным. Таким образом, Орден представляет собой независимую структуру, наделенную полномочиями самоуправления, не имеющую политических, этнических и территориальных интересов и сориентированную исключительно на борьбу с нечистью.
        В древние времена, к которым восходит история Ордена Пламени, человечество было в значительной степени разобщено. Малочисленное население постоянно находилось перед лицом угрозы нашествия нечисти. Множество мелких государств появлялись и исчезали, менялись их границы, характерна была частая смена власти. В этой ситуации хорошо организованный и эффективно выполняющий свои функции Орден Пламени хотя и не обладал реальной властью, но являлся несомненным стабилизирующим фактором.
        В более поздние периоды истории неоднократно имели место попытки давления на Орден со стороны различных политических сил. Очевидно, независимость Ордена является для властных структур постоянным раздражающим фактором. Несмотря на узкую направленность функций Ордена, нельзя не признать, что Рыцари Пламени являются, несомненно, реальной и мощной силой, не считаться с которой неразумно, а использовать в политической игре весьма заманчиво. Тем не менее ни одна из указанных попыток не имела серьезных последствий для статуса Ордена.
        ПРИЛОЖЕНИЕ 3.
        АРРАКАНСКАЯ БОЕВАЯ ПОРОДА
        Арраканская боевая порода - (иначе - арраканцы, арраканские боевые, в дальнейшем - А.) Знаменитейшая на весь мир порода лошадей. А. коней отличает высокий рост, великолепная стать, непревзойденные резвость и выносливость. Кланы потомственных конезаводчиков Арракана весьма ревностно относятся к своей монополии на эту породу и на сторону продают только жеребцов, свои же табуны содержат на труднодоступных высокогорных плато. По свидетельствам очевидцев, кобылы А. - невзрачные невысокие лошадки, не обладающие выдающимися свойствами жеребцов и никакого интереса, кроме племенного, не представляющие. Тем не менее необходимо отметить, что скрещивание А. жеребцов с кобылами других пород еще ни разу не позволило получить имеющее характерные арраканские стати потомство. А. жеребцы - высокие лошади с мощной широкой грудью, крепкой спиной и пропорциональным, иногда слегка облегченным крупом; ноги длинные, изящные для их пропорций, характерно удлиненные бабки; копыта имеют отличительную особенность: роговые наросты (``шипы'`) на передней и внешней поверхности передних копыт и на задней и внешней поверхности
задних копыт. Шея длинная, в основании мощная и низко посаженная; голова узкая, удлиненная, уши небольшие, плотно прижаты к голове. Грива короткая, иногда почти не выражена. Масть преимущественно вороная; реже встречается так же гнедая и караковая. Наиболее известной особенностью А. является их необычайная строптивость. А. никогда не бывают полностью объезжены; в лучшем случае они признают одного хозяина, который непременно должен объездить лошадь лично. В народе А. называют ``лошадьми-убийцами'`. А. - еще и самая дорогая порода лошадей, вследствие чего рассматривается многими как символ благосостояния владельца. Тем не менее, вследствие трудностей ухода и содержания порода не очень распространена. Постоянным и крупнейшим покупателем А. жеребцов является Орден Пламени.
        Энциклопедия Иериновы Катразианского,
        статья ``Арраканская боевая порода'`.
        ПРИЛОЖЕНИЕ 4.
        Из архива Ордена Пламени.
        МАГИСТРЫ: ТРИ ЦВЕТА ПЛАМЕНИ.
        (краткая справка на основе исследования Устава Ордена, исторических прецедентов)
        Бытующее мнение, что Орден Пламени управляется Магистрами, нельзя счесть верным в полной мере, поскольку существует три ранга Магистров, один из которых никакого отношения к управлению не имеет. Ранги принято обозначать тремя цветами, и соответствующие цвета имеют мантии Магистров. Принято считать, что происхождением подобное обозначение обязано оттенкам, которые можно разглядеть в открытом огне; однако верно ли это, мы со всей ответственностью утверждать не можем.
        Нижний ранг - Желтый Магистр. Согласно Уставу, Желтым Магистром может стать любой человек, прошедший Башню. Фактически, вчерашний послушник, пройдя Башню, уже имеет выбор - одеть черный доспех Рыцаря или Желтую мантию. Прецеденты, когда выбор сразу был сделан в пользу мантии, имеются, хотя относительно редки. Со временем (очень нескоро) и при наличии изрядных заслуг такой Магистр может сменить мантию на Алую и даже войти в Совет, однако дорога в Верховные магистры ему заказана. Желтые магистры - это исследователи и архивариусы, теоретики и учителя Школы, административные работники.
        Следующий ранг - Алый Магистр - имеет две градации: просто Алый Магистр и член Совета Магистров. Алые Мантии чаще предлагаются опытным, заслуженным Рыцарям, из Рыцарей происходит и значительная часть Совета. Алые Магистры уже имеют непосредственное отношение к управлению Орденом, хотя основная тяжесть принятия решений лежит на Совете Магистров. Из числа Алых Магистров Советом выбирается Верховный Магистр Ордена.
        Высший ранг - Белый Магистр - представлен, собственно, только одним человеком: он же - Верховный Магистр Ордена. Цвет его мантии объясняют еще иначе: белые одеяния носят также ученики Школы, потому говорят, что Верховный Магистр ``всегда открыт познанию'`. Белый Магистр - это, по сути, исполнительная ветвь власти: по серьезным вопросам он обязан подчиняться решениям Совета, Совет же может в случае необходимости сместить Верховного Магистра. Однако по вопросам менее существенным Белый Магистр принимает решения самостоятельно, и в повседневной жизни каждый из Алых Магистров обязан подчиняться Белому. В случае возникновения противоречий любой из Алых Магистров имеет право инициировать собрание Совета. Верховный Магистр в случае смещения приобретает опять ранг Алого, однако подобные прецеденты крайне редки; как правило, это пожизненная должность. Получить Белую мантию может только Алый Магистр, вышедший из Рыцарей.
        ПРИЛОЖЕНИЕ 5.
        Из архива Ордена Пламени.
        ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ОБУЧЕНИЯ.
        (аналитическая заметка)
        Замок предпочитает принимать детей не старше 7 лет, и хотя это правило не абсолютно, однако оправдано всей системой обучения в Ордене.
        Несколько лет дети воспитываются на ``ферме'`, изолированной части Замка, не самой благоустроенной и оборудованной весьма аскетично. Основные направления обучения - физическое развитие, закалка (порой вынужденно жестокая), воспитание невосприимчивости, в том числе психологической, к неблагоприятным условиям. На этапе ``фермы'` наблюдается наибольший процент отсева в результате смертности. В Школу, на основную стадию обучения, детей переводят не по конкретным возрастным категориям, а по степени общей готовности. В стандартных случаях это происходит в среднем в возрасте от 10 до 12 лет.
        Обучение в Школе длится не менее 7 лет и отличается разносторонней направленностью. Наряду с физической подготовкой, требования к уровню которой поступательно расширяются, включая весь доступный спектр боевых искусств, и ужесточаются, ученики получают образование в сфере разнообразных наук, включая логику и философию, естествознание, основы физики и математики, а также теорию магии.
        По окончании Школы наступает этап послушничества, который длится от двух до трех лет, после чего послушник отправляется в обязательное годичное странствие - непременно в одиночку, верхом, с весьма скромным количеством денег. Он обязан вернуться не позднее чем через год и месяц и предоставить доказательства посещения не менее чем трех отдаленных стран или провинций. Вернувшись, послушник получает право войти в Башню. Однако этап послушничества может быть продлен и после странствия - на любой срок, в случае, если обучающийся по каким-либо причинам не смог войти в Башню. В этом случае послушник может сам решать, прервать ли обучение и принять ранг адепта или продолжать попытки.
        Из Башни прошедший обучение выходит со знаком феникса на плече и способностью к практическому применению магии. Изготовив доспех и оружие, он становится на путь Рыцаря; в значительно более редких случаях - надевает мантию Желтого Магистра. Обучение на этом можно считать законченным; хотя приобретенные способности в дальнейшем поддаются совершенствованию, это уже - персональное дело каждого Рыцаря.
        ПРИЛОЖЕНИЕ 6.
        Адамант - (в дальнейшем - А.) Драгоценный камень светло-голубого цвета, прозрачный, обладающий высокой прочностью. А. необыкновенно красив, правильно ограненный А. демонстрирует удивительную игру света внутри кристалла, создающую впечетление бездонной глубины. Для не имеющих крупных изъянов камней характерен также ``эффект отражения'` - впечатление, что свет исходит изнутри кристалла, и чем выше качество камня (чем более чистой он воды), тем ярче выражен этот эффект. Вышесказанное делает А. непревзойденным украшением и одним из самых дорогих драгоценных камней. Крупные чистой воды А. практически не имеют ценовых аналогов в мире драгоценностей. Уникально еще и то, что современная наука не имеет никаких сведений о том, где и как добываются А. Очевидно, это одна из наиболее тщательно охраняемых тайн нашего времени. Известно несколько случаев нахождения неограненных А., в основном мелких и некачественных; тем не менее, попытки проанализировать эти случаи и создать какую-либо систему относительно мест находок успехом не увенчались.
        Энциклопедия Иериновы Катразианского,
        статья ``Адамант'`.
        Из архива Ордена Пламени.
        ДОБЫЧА АДАМАНТОВ.
        (поучение)
        Дабы получить голубой кристалл несравненной красоты и твердости, именуемый иными адамантом, пробей защиту большой твари - ферга, бруды, мурана или другой, но не наноси смертельного удара, а бей в точки, в коих сможешь проникнуть в ядро, не убив при этом нечисть. В точках проникновения выйдет толика голубоватой жидкости, оная, застыв на воздухе, и превратится в кристалл. Процесс сей протекает, лишь пока означенная тварь жива, потому не поддавайся жадности или глупой гордости - упустишь, и не пожнешь плодов...
        ПРИЛОЖЕНИЕ 7.
        Исследование на основе выборки из архива Ордена Пламени.
        КЛАССИФИКАЦИЯ НЕЧИСТИ.
        (отрывок из вступления)
        Насколько может судить автор данного исследования, четкой классификации нечисти не существует. Вероятно, связано это с тем, что нечисть (само название условно) постоянно видоизменяется, и каждый очередной прорыв приносит все новые разновидности, что подтверждено многочисленными упоминаниями в анналах Ордена (ссылки на конкретные документы смотри на последней странице). Тем не менее, в настоящем исследовании я отваживаюсь на попытку привести хоть в какую-то систему найденные мной отрывочные сведения.
        Есть два принципиально различных способа, с помощью которых различают нечисть сами Рыцари: по мощности отдельной твари либо по мощности прорыва. В первом случае не следует путать мощность с размером: хотя для удобства речи порой упоминается ``малая тварь'`, ``большая тварь'`, это далеко не всегда связано с ее видимыми габаритами. Во втором случае мощность и размер связаны более плотно, но не абсолютно. Мне представляется, что присваемая прорывам условная категория (иначе - уровень) назначается исходя из трех основных факторов: размер (площадь) территории, мощность отдельных тварей и скорость (частота) их появления. Исходя из сказанного, полагаю целесообразным остановится в первую очередь на классификации отдельных тварей.
        Исследование на основе выборки из архива Ордена Пламени.
        КЛАССИФИКАЦИЯ НЕЧИСТИ.
        (отрывок из вступления)
        Виды отдельных тварей столь многочисленны и разнообразны, что описывать их представляется делом нелегким. Кроме того, находя упоминания в разных источниках, я при всей кропотливости затраченных усилий не всегда могу достоверно утверждать, идет ли речь о разных тварях или же об одной, увиденной разными авторами. Не вызывает сомнения лишь факт их бесспорного существования: фальсификация такого уровня сложности мне, как ученому, представляется принципиально невозможной. Удобства ради я буду в своем отчете опираться на терминологию, в том числе жаргонную, самих Рыцарей; в спорных и непонятных случаях постараюсь оснастить текст ссылками и примечаниями. Оговорюсь сразу, что далеко не все твари имеют название даже в жаргоне, не говоря уж о научном определении; такой чести удостаивались в основном ``большие твари'`, наиболее проблемные и способные принести тяжкие беды, а также трудно уничтожимые. Среди них, разумеется, подробнее всего описаны часто встречающиеся - упомяну здесь ферга, мурану, слимга, лаву, бруду. При чтении отчета об исследовании рекомендую обратить особое внимание на эти названия:
возможно, вас, как и меня, поразит их несомненное сходство с некоторыми мифологическими персонажами.