Путешествие “ГЕОСА” Валентин Холмогоров
        В. Новиков
        #
        ПУТЕШЕСТВИЕ

“ГЕОСА”
        Оформление художника
        Н.САМБОРСКОГО
        Дорога к звездам, к иным мирам вселенной, бесспорно, будет загадочной и трудной. Даже первым мореплавателям, пускавшимся в неисследованный океан, было нелегко. Что оке можно сказать о не имеющем границ безмолвном океане космоса? Освоение его потребует исполинских сил, мужества, знаний и отваги. Мы не знаем, когда полетим к звездам, но знаем, что полетим. Мы не знаем, когда встретимся с разумными существами иных планет, но когда-нибудь встретимся. И звездные пути будут полны таких причудливых, загадочных встреч, которых не сможет предвидеть ни ученый, ни фантаст.
        В повести “Путешествие “Геоса” астронавты попадают в государство ро­ботов и видят, к чему может привести развитие мышления белковых ма­шин.
        Повесть затрагивает вопрос о том, какие изменения в жизнь общества могут внести открытия стремительно развивающихся кибернетики и биологии.
        ЗОВ БЕЗДНЫ
        I
        Одэя ехала на велосипеде среди синих елей и обтянутых зеленым мхом скал. Океан бросал на пустынный берег свинцовые волны.
        Вдали под всеми парусами шла яхта, накренившись под свежим ветром. Она то исчезала среди волн, то появлялась снова.
        Из-за деревьев показался поселок. Веселые разноцветные домики рассыпались среди скал.
        Четверо подростков развешивали на наклонных кольях длинный невод. Неподалеку от них работала другая группа подростков. Мальчики обтесывали блестящими топорами смолистые бревна и закатывали их на сруб.
        Одэя подъехала к ним и соскочила с велосипеда.
        - Здравствуйте, - вежливо поздоровались мальчики.
        - Здравствуйте, - удивленно ответила Одэя. - Что вы делаете?
        - Баню.
        - Что?
        Мальчики переглянулись и рассмеялись.
        - Вы не знаете, что такое баня?
        - Нет. Впрочем, да. Скажите, где я могу найти Аэлу?
        - А вот она.
        Одэя подошла к девочке лет семи, собиравшей в мешок щепки.
        Девочка оставила мешок и выпрямилась. На Одэю в упор смотрели прозрачные глаза.
        - Аэла, - тихо, каким-то совсем другим, изменившимся голосом сказала Одэя и умолкла.
        Девочка так же в упор удивленно смотрела на нее Но вот глаза ее вспыхнули. Она порывистым жестом переломила щепку.
        - Моя девочка, - еще тише сказала Одэя.
        Щепка выскользнула из пальцев Аэлы.
        В начале века Марс был переведен на более близкую к солнцу орбиту и во время максимального сближения с Землей на него перебросили воду растопленных льдов Антарктики. Над южным полюсом зажглось атомное солнце. Проблема создания марсианской атмосферы была решена. Но подготовка планеты к заселению требовала огромного труда. Дети тех, кто работал на Марсе, годами не видели родителей.
        К Одэе подошел широкоплечий мужчина в мокром черном плаще с откинутым капюшоном. Ветер трепал его густые рыжие волосы.
        - Здравствуйте, - улыбнулся он. - Это ваш велосипед?
        Одэя кивнула.
        - Я тоже люблю этот спорт. Вернее, любил. Сейчас нет времени, да и велосипеда нет.
        - Возьмите мой.
        - Благодарю вас. У меня нет времени.
        - Вижу. А ведь когда-то так жили люди… Все время у них уходило на добычу пищи, сооружение жилищ, починку одежды, борьбу с морозами…
        - И океаном, - добавил рыжий. - Видели яхту? Это дети ушли в море.
        - Но они могут не вернуться.
        - Вернутся.
        - Какая странная школа. И много таких?
        - Вы как будто с другой планеты.
        - Да, я с Марса. Начальник межпланетного биологического отряда.
        - Вот как… Таких школ пока еще немного. Но они дали наилучшие результаты. До сих пор мы разнеживали детей на южных морях.
        - А не кажется вам, что ваша система воспитания слишком сурова? Эта яхта, эти бревна, топоры, сети… Да и к чему все это в наше время, когда перед людьми стоят более серьезные и сложные задачи, чем приготовление пищи, забота о жилье. От этого людей давно избавили механизмы. Однако вы здесь преподаете детям именно это.
        - Детские игры не исчезли, - перебил ее, улыбаясь, рыжий, - и никогда не исчезнут, как бы далеко ни ушло наше общество и как бы оно ни изменилось. Они всегда будут детьми, а не маленькими мудрыми старичками. Все, что вы здесь видите, - игра, очень здоровая, закаляющая волю и мускулы игра. Мы действительно изолируем детей, предоставляем их самим себе. Они получают первоначальные впечатления лишь от природы: океана, леса, гор и неба. Посмотрите, какие глаза у вашей дочери. Разве могут быть такие глаза у ребенка, если он растет среди бешеного движения, всяческой автоматики и сложности человеческих отношений?
        - Как можно растить детей вне общества? Они же вырастут наивными, простодушными, как эти растения.
        - А зачем в наш век быть человеку хитрым, если его никто не обманывает? Поймите, мы добиваемся только одного, чтобы взрослые были прекрасны, как дети. Чтобы их отношения были так же светлы и гармоничны… Однако зачем вы пришли?
        - Я прилетела в отпуск. Всего на один месяц. А потом я снова улетаю с Земли. И хочу вас просить… Позвольте мне этот месяц провести с дочерью. Я думаю, не очень пострадает ваша педагогическая система, если мы с Аэлой побудем немного вместе.
        - Я не инею ничего против…
        Одэя порывисто полола учителю левую руку. Потом подняла лежавший в траве велосипед и сместила вправо укрепленную на раме белую стрелочку. Это значило, что велосипед свободен и теперь им мог воспользоваться любой прохожий.
        Учитель чуть улыбнулся и, помахав Одэе рукой, зашагал прочь.
        Они шли среди елей. Тихо шумела хвоя, пахло смолой и опавшими иглами. Звучно долбил кору красноголовый дятел.
        Вышли к остановке электробуса. Вокруг небольшой платформы лежали замшелые валуны. На одном из них грелась на солнце пестрая ящерица. Тут же прогуливалась тонконогая дикая курочка.
        - Куда мы поедем, мама? - спросила Аэла, не выпуская руку Одэи.
        - Мы поедем отдыхать к океану, моя девочка.
        На матовом щитке у самой трассы был укреплен кружок с набором цифр и значков.
        Одэя не торопясь набрала номер маршрутного электробуса и устало облокотилась на перила.
        Резкие короткие гудки высокого гона заставили ее вздрогнуть. Она вынула из кармана крошечный плоский прибор и, щелкнув кнопкой, сказала:
        - Я слушаю. Что? - Глаза ее расширились, она торопливо положила прибор обратно в карман. Подошла к щитку. Резкими движениями набрала номер экспресса.
        Спустя минуту к ним по глянцево блестящей вогнутой дороге бесшумно скользнул электроэкспресс, похожий на длинную сплющенную каплю. Разошелся борт.
        Заключенный в полусферу робот-рулевой плавно пустил машину вперед.
        Скорость нарастала так, что Аэла, прижатая к пологому сидению, не могла шевельнуться. Лес летел сплошной белесо-зеленой лентой, все быстрее бежала вправо стрелка спидометра, но вот электробус слабо дрогнул и с закладывающим уши звоном рванулся вперед. Аэла не чувствовала больше трепета машины. Электробус летел над дорогой на волне сжатого воздуха, как снаряд магнитной пушки.
        - Что случилось, мама? - спросила Аэла.
        - Внешняя обсерватория приняла сигналы из космоса.
        Электроэкспресс летел на восток. На горизонте уже вырастали гигантские спирали зданий.
        Машина плавно опустилась, пронеслась по безлюдным улицам и резко сбавила скорость у центрального здания города биологов.
        - Четырнадцатый пояс, - сказала Одэя роботу.
        Электромобиль закружил Аэлу, как на карусели, поднимаясь по спиральному въезду все выше и выше. Вращалось небо с облаками, медленно плыл назад и раздвигался вширь голубой горизонт.
        Выйдя из электроэкспресса, Аэла осмотрела обширную панораму города. Дома и лаборатории внизу были густо оплетены зеленью. Сейчас, в начале мая, здесь цвели сады, и вверху над ухом девочки то и дело с сердитым жужжанием проносились, пчелы. Волнами накатывался тонкий аромат цветущих садов.
        По обширной галерее они прошли в стеклянный вестибюль, вошли в зал с тонкими колоннами и прозрачным потолком.
        Здесь уже собралось несколько человек. В центре группы стоял профессор Росс, широкий в плечах старик с крупной головой и густой седой гривой.
        Одэя подошла к собравшимся.
        - Материалы уже получены? - спросила она.
        - Нет, - взглянул на нее Росс. - Мы, как всегда, в последнюю очередь.
        - Но, профессор, согласитесь, записи сначала нужно расшифровать, - сказал высокий атлетического сложения ассистент. - А это никак не удается.
        - Электронные анализаторы наших математиков примитивны, как каменные топоры, а сами они закоренелые тупицы! - выкрикнул Росс и принялся нервно ходить по залу.
        - Я думаю, что радиосигналы направили к нам люди, похожие на нас, - сказала Одэя.
        - А я думаю, что они представляют собой размазанную по камням плесень, - ответил Росс.
        - Это бесплодный цинизм, профессор.
        - Хорошо, ответьте мне на такой крайне простой вопрос. Человечество существует уже много десятков тысячелетий, однако к нам до сих пор не прилетал никто. Вы мне сейчас, конечно, подсунете избитый довод- удаленность солнечной системы от центра галактики. Но ведь автоматы должны были вести корабли ко всем звездам, на планетах которых предполагается жизнь. Вы скажете - совпадение, редкость. Но чужой корабль с механизмами мог вертеться вокруг Земли миллионы лет и ждать, когда появятся организованные радиосигналы. Создается впечатление, что космические парни или круглые дураки, или они действительно плесень, размазанная по камням, и считают, что в окрестностях нашего солнца им делать нечего.
        - Плесень не полетит к звездам, - ответила Одэя.
        - Плесени просто недостает мозга, - с улыбкой заметил ассистент.
        - Не более, чем нам с вами, - молниеносно повернулся к нему профессор. - Если им недостает мозга, они его сделают, как мы. Нам явно его недостает. Мозг человека почти не изменился за последние двадцать тысячелетий. Того же можно ожидать и от двадцати последующих, да и сам человек, в сущности, не изменился, если не считать новых форм поведения, вызванных новыми общественными отношениями и появлением сложных машин. А разве цивилизация будет ждать, когда усовершенствуется наша черепная коробка? Нет, не будет. И что же происходит? Человеческий мозг остается таким же, как и тысячи лет назад, а мозг искусственный непрерывно совершенствуется…
        - Пугаете вы нас что-то, профессор, - улыбнулся великан-ассистент. - Пугаете, что человек может создать что-то более совершенное, чем он сам. Я думаю, эго будет лишь новая победа человечества.
        - Последняя победа. Или… как это говорилось - Пиррова победа.
        - Последняя? Пусть. Зато она в то же время будет первой победой более совершенного существа, чем человек. Разве вы можете определенно утверждать, что сами возникли в процессе эволюции, а не созданы другим разумным существом? И в конце концов эволюция разума не имеет ничего общего с эволюцией естественного отбора.
        - Один американец коллекционировал человеческие хвосты, - сказал Росс. - Это было очень давно. Тогда еще существовали эти…
        - Деньги, - подсказала Одэя.
        - Да-да, деньги. Так вот, люди за деньги тогда давали обрубать себе хвосты, если у них, разумеется, имелись эти редчайшие рудименты. Попробуй сейчас достань человеческий хвост. Кто тебе его продаст…
        - Да, но с другой стороны есть рудименты совсем иного свойства, - например, биологическая радиосвязь. Вот я сейчас мысленно окликну эту девочку…
        Аэла, стоявшая возле матери, обернулась к высокому ассистенту.
        - Ты меня звал? - спросила она.
        Все удивленно переглянулись.
        - Да, но выслушайте меня до конца, - сказал профессор. - Представьте, что вы создали питательную среду для искусственного мозга.
        - Искусственный мозг - бред, - ответил молчавший до сих пор астроботаник Воробьев.
        - Да? - с издевательской усмешкой взглянул на него Росс. - Мы вплотную подошли к разработке этой проблемы. Счетные машины и электронные анализаторы уже захлебываются от непосильных задач. А че­ловек на них с каждым днем валит все больше и больше. Скоро биомозг нам будет более необходим, чем наш собственный.
        Все рассмеялись.
        - Вы не догадываетесь, почему я вас так поспешно вызвал? - не глядя на Одэю спросил профессор.
        Одэя внимательно посмотрела на него.
        - Может быть, с моей стороны это бестактно, но, я думаю, вы меня поймете…
        Одэя продолжала молча пристально смотреть на него. Встретив этот прямой испытующий взгляд, Росс на минуту замялся, затем торопливо закончил:
        - Вы единственная, кому Чарли Колин не сможет отказать ни в чем… Его чувства к вам…
        - Не продолжайте, профессор. Прошу вас. - Лицо Одэи вспыхнуло. Рыжий ассистент профессора смущенно отвернулся, а Воробьев принялся сосредоточенно ковырять носком туфли пол.
        II
        Вычислительный центр и город математиков находился на берегу океана в Южной Америке. Вдоль улиц тянулись заросли тропических растений, в ветвях прыгали обезьяны. Эти животные в своем развитии за истекшие тысячелетия не продвинулись вперед ни на волос.
        В реке купались дети. Отчаянно горланили, носились нагишом по песку, в фонтанах брызг вбегали в воду.
        Езда по городу математиков была запрещена для всех видов транспорта. Город состоял из легких деревянных домиков с просторными террасами и яркими крышами. Больших зданий здесь не было. Пройти его из конца в конец можно было за двадцать минут. И лишь на окраине у самого берега поднимались сияющие стеклом и сталью горы корпусов вычислительного центра планеты. И то, что было над землей, являлось лишь ничтожной частью электронного анализатора, скрытого глубоко под землей. Это было то самое примитивное, как доисторический каменный топор, сооружение, которое поносил профессор Росс.
        - Мама, посмотри, петушок? - закричала Аэла, со смехом показывая на конек крыши столовой. Там действительно был укреплен пестрый пластмассовый петушок, он вертелся во все стороны под легким дыханием океана. Это было единственное, что привлекло здесь внимание Аэлы.
        Математик Чарли Колин просматривал прозрачную пленку, испещренную всевозможными дырочками. Он не заметил, как вошла Одэя, не ответил на приветствие.
        - Чарли! Что с вами! Очнитесь!
        Математик поднял серое от усталости лицо с красными воспаленными глазами, увидел Одэю.
        Он весь преобразился. Засуетился, достал из шкафа бутылку с искрящейся фруктовой водой.
        Чарли было всего тридцать лет, но в его коротко остриженных волосах сверкала седина, над переносьем ветвились беспорядочные морщины.
        - Чарли, посмотрите, какой у вас вид!
        Математик поправил отложной воротник белой рубашки, пригладил ладонью волосы.
        - Нет же, у вас очень усталый вид. За вами, вероятно, вовсе не следят врачи.
        - Да-да. Сейчас много работы.
        - Сейчас понятно. А раньше?
        - Раньше тоже. Мне приходится работать сверх положенного времени. Мне повезло… Это помогает мне не думать о вас. Но не всегда. Часто вижу ваше лицо среди цифр и шифров этих проклятых машин. Как все же они несовершенны, как ограниченны их возможности. Особенно сильно мы почувствовали это сейчас, анализируя радиосигналы из космоса.
        - Что-нибудь уже известно?
        - Очень мало. Машины перегружены…
        Внезапно замигали сигнальные лампы, зазвучали короткие тревожные гудки.
        Одэя огляделась - Аэлы в комнате не было. Она не заметила, когда девочка вышла.
        Чарли бросился к щиту управления, включил мик­рофон. Напряженно прозвучала его короткая отрывистая команда:
        - Главная централь! Немедленно прекратите подачу энергии!
        - Вы хотите выключить мозг планеты? - послышался чей-то хриплый от волнения голос.
        - Выполняйте, черт побери! - побледнев от ярости, закричал Чарли.
        В то же мгновение все лампы погасли, воцарилась полная тишина. Чарли и Одэя бросились искать Аэлу.
        Взрослые не обращали на девочку внимания, и она вышла на прозрачный, висящий над густой зеленью балкон. У перил играл пестрый котенок. Он жмурился от яркого солнца, подпрыгивал, ловил собственный хвост. Аэла взяла котенка на руки и вошла с ним через открытую дверь в огромный зал. Вокруг мерцали короткими вспышками бесконечные панели анализа-тора.
        Аэлу заинтересовали маленькие автоматы, проворно сновавшие среди движущихся частей и мелодично поющих моторов в машинном отделении. Автоматы поминутно выверяли режим работы механизмов, что-то чистили, смазывали.
        Внизу, под движущимися цилиндрами сновала взад и вперед маленькая щеточка. Котенок вырвался из рук Аэлы и бросился к щеточке, но маленький автомат с быстротою молнии перехватил его. Котенок принялся отчаянно царапать задними ногами твердую пластмассу рук автомата. Он злобно фыркал и вырывался.
        Аэла подбежала, выхватила котенка. Автомат послушно отдал его. Но котенок царапнул руку девочки, вырвался, бросился наутек куда-то вниз под части работающей машины. Его немедленно перехватил второй автомат.
        Аэла снова отняла котенка и сказала:
        - Зачем ты его трогаешь? Это мой котенок.
        Автомат был такого же роста, как Аэла. Он тупо глядел на нее и повторял:
        - Это инородное тело.
        - Это не тело, это котенок. А ты кто такой?
        - С-72…
        - Ну и имя!
        Из машинного зала Аэла вошла в сводчатое помещение, где было одно из программных устройств. Ввиду перегрузки машины тут никто не работал.
        Аэла подошла к клавиатуре, держа в одной руке котенка, другой нажала красную кнопку.
        Тотчас донесся ясный металлический голос:
        - Готовность.
        - Ты кто? - спросила Аэла.
        - Электрический мозг.
        - Ты можешь придумать сказку?
        - Да.
        - Ну-ка, придумай.
        Не ведая того, Аэла задала мозгу задачу огромной сложности. То, что было легко для человека, оказалось крайне тяжело для машины.
        Аэла подошла к пульту распределения энергии и не заметила, как пересекла электронный луч и замкнула электрическую цепь. Машина начала подавать в главный сектор сигналы тревоги.
        Чарли, как ветер, влетел в зал и, увидев у программного устройства Аэлу, всплеснул руками.
        - Как ты меня напугала, детка!
        Он торопливо сказал в микрофон:
        - Энергия!
        Снова вспыхнули сигнальные лампы.
        Они возвратились в главное управление анализатора.
        Принятые из космоса радиосигналы не поддавались кибернетической машине. Попытки установить их последовательность также ни к чему не привели.
        Не слышалось ни единого звука. Только какой-то шорох да тихий скрежет иногда прерывали плавное движение ленты.
        Аэла сидела в легком качающемся кресле и, щуря глаза, прислушивалась не к шорохам ленты, а к приглушенному шуму океана. Океан начинался за окном и стеной уходил в дневное небо, терялся и тускнел в его невыносимом блеске.
        Одэя стояла у окна и прислушивалась к монотонному пению приборов.
        Чарли поглядывал на нее запавшими глазами.
        - Никакой системы, - нетерпеливо сказала Одэя. - Зачем все это, если сигналы невозможно разобрать? Для кого собственно они посылали их?
        - Скорее всего сигналы предназначались для того, кто первым примет их. В сигналах мы действительно не находим системы, но это не значит, что ее нет. У них какой-то свой язык, который трудно понять. Но мы могли бы, не зная его, понять друг друга на элементарном математическом языке.
        Он подошел к окну и стал рядом с Одэей. Долго смотрел в пустынную даль Тихого океана. Волны плескались у берега, разбрасывая брызги. Вдоль побережья бежали светло-голубые электробусы. Над водой скользил силуэт крылатого океанского лайнера.
        - Мне кажется, что-то тревожное есть в этих сигналах из космоса, - вдруг сказал Чарли. - Странно, но я что-то чувствую.
        Одэя быстро взглянула на него.
        - Но, может быть, они потерпели катастрофу и зовут на помощь. - Кстати, какие у них координаты?
        - Это в направлении созвездия Лебедя. Нас от них отделяет сто световых лет.
        - Вы исключаете возможность катастрофы?
        Математик пожал плечами.
        - Кто знает. Я не уверен, мне, судя по этим сигналам, кажется, что уровень их цивилизации весьма близок к нашему.
        - Но ведь здесь просто ничего нет, пустая лента…
        - Здесь что-то есть.
        Аэла слушала молча и смотрела через окно в ровную лучезарную пустоту неба.
        И вдруг Аэла сказала:
        - Три, какое-то слово, потом два, четыре, опять это же слово, потом три…
        - Что-что? - повернулся к ней математик.
        - Я не знаю, - ответила Аэла.
        Математик бросился к аппарату,
        - Невероятно, - прошептал он.
        Снова зашуршала пленка.
        - Один, - сказала Аэла, - теперь другое слово и два. Три, опять такое же слово и четыре…
        Одэя словно в каком-то оцепенении некоторое время смотрела на дочь.
        - Ты что-то слышишь? - спросила она.
        Аэла кивнула и погладила котенка.
        - А теперь что? - спросил математик, включая аппарат.
        - Два, еще какое-то слово и опять два.
        Математик ударил себя ладонью в лоб и закричал:
        - Биологическая радиосвязь? Я же чувствовал, что на меня как-то странно действует этот шорох. Вот почему машина не могла найти никакой последовательности в сигналах.
        - Хорошо, но как расшифровать слова, которые слышит Аэла?
        - Это совсем просто. Смотрите. - Математик взял лист бумаги и написал:

3…..2; 4…3
        Такие цифры слышала Аэла, и между ними повторялось одно и то же слово. И в данном случае слово может быть только одно - “меньше”. Смотрите. Од быстро написал:

3<2; 4<3
        Во втором случае она слышала вот что:

1>2; 2>3
        - Один больше двух, два больше трех.
        В третьем случае 2… 2. Между этими цифрами может быть только одно слово - “равно”. Машина над этими сигналами могла бы биться тысячу лет и не установила бы никакой последовательности, тогда как разгадать их может даже ребенок, обладающий телепатической одаренностью.
        III
        Центральное здание Международной федерации астронавтики было окружено необыкновенным садом. Здесь культивировались растения, привезенные астронавтами с других планет. Всякий, кто шел по дорожкам этого сада, безлюдного, странного, невольно уносился мыслью к тем мирам, откуда пришли побеги невиданной флоры.
        Архитектура здания федерации была также непривычна для глаз - на прозрачных опорах, над ярусами ступеней покоилась вытянутая кровля из многослойной пластмассы. С широкого перепада рвался вверх, нависая над фронтоном, тонкий, как игла, серебристый планетолет.
        Круглый зал Совета был погружен во тьму. Только перед каждым сидящим в кресле слабо светились узкие щиты с кнопками и крошечными телеэкранами для вызова справочных станций и библиотек.
        Выступающие не вставали. Они включали передатчик и говорили с места.
        Центральный экран передавал каждый их жест, каждое слово. Это сокращало драгоценное время работы.
        Экран погас. В глубокой тишине послышалось металлическое шуршание, невнятный скрежет, затем слова:

“…антивещества на уничтожение разума… координаты девяносто второго… погибших”.
        Все подались вперед и с затаенным дыханием вслушивались в слова из бездны.
        Еще некоторое время слышался слабый шорох, затем все стихло. Было ясно, что это случайная запись, обрывки каких-то фраз.
        Вспыхнул экран, появилось узкое лицо Чарли. Он находился в Америке, в вычислительном центре.
        - Все это очень приблизительно, - сказал он. - Что-то мешало им вести передачу.
        Экран погас, снова послышался тихий шорох. Шорох сменился беспорядочным набором звуков, затем звуки отсеялись и прозвучали слова:

“В четыреста циклов ушло шестьдесят кораблей. Вернулось девять. В трех первых звездных поясах следов высшей жизни не обнаружено. С-12/44 средняя, царство пожирателей. Гигантские земноводные. Море кишит жизнью”.
        Некоторое время в зале царило молчание, потом прозвучали странные слова: “Остался один. Невыразимая тоска. Пять тысячелетий никто не мог оказать помощи нашей планете”.
        Звуки оборвались, снова появилось усталое лицо Чарли.
        - Вот все, - сказал он. - Поясняю текст. Цикл равен приблизительно 11 земным годам. С-12/44 наименование желтой звезды класса С.
        На экране появилось знакомое всей планете лицо Изрытое темными морщинами, пересеченное наискось глубоким шрамом, оно притягивало какой-то необъяснимой силой.
        Это был звездный капитан Горин.
        Весь зал замер.
        - Сигналы, принятые нами из космоса, - сказал он, - по необъяснимой причине разрозненны. И едва ли нам когда-нибудь удастся связать обрывки фраз. Этот тихий скрежет бездны оставляет предчувствие какой-то опасности. Создавшиеся обстоятельства вынуждают нас направить звездолет-астероид не к Тау Кита, а в созвездия Лебедя в столетний путь.
        - Мы не изучили еще межзвездной среды, чтобы направлять корабль в бездну, - возразил президент. - Трудно сказать, какие неожиданности ждут нас в пути. Переходя через скопления космической пыли, “Геос” может потерять начальную скорость и израсходовать на вторичный разгон основной запас антипротонов. Кроме того в пути он не сможет заменить источенный встречными частицами астероид.
        - Астероид - космическая крепость, - ответил Горин. - Он обладает тысячекратным запасом прочности. Антивещество можно взять на Периосе. У меня вызывает опасение другое: автоматы могут ошибиться в решении ряда проблем космической навигации и увести корабль в бесконечность или вызвать катастрофу.
        С места встал профессор кибернетики Гайденбург. Он повернул к Горину массивную голову и сказал:
        - Такая опасность не исчезнет, даже если за работой электронного мозга корабля будут следить люди. Наблюдения за различиями между мертвой и живой материей дают нам основание предоставить машинам решение проблем космической навигации.
        - Откуда у вас такая уверенность? - спросила у него Одэя. - Экспериментальный звездолет “Сириус” исчез у светового порога. И ваши роботы ничего не сообщили о характере катастрофы.
        - Мало ли погибало людей, которые не успевали ничего сообщить, - улыбнулся Гайденбург, - “Сириус” погиб пятьдесят лет назад. За это время много воды утекло. И мои роботы не имеют ничего общего с теми, что были пятьдесят лет назад. Вы долго находились вдали от Земли и многого не знаете. Я давно хотел пригласить вас в порт воздушных испытателей. Вам многое станет ясным…
        Одэя и Аэла прибыли в порт воздушных испытателей, когда уже началась проба скоростных машин.
        Через множество пневматических дверей они вошли в зал причудливых очертаний, поражавший ассимметрией. Все было здесь серого тона. Только сияли разноцветные панели, непрерывно мигали, пульсировали сигнальные лампы, загорались и гасли шкалы и дуги.
        Посередине зала был огромный дымчато-серый эк­ран. Перед экраном сидел профессор Гайденбург.
        - Капитан Андэвейн испытывает новый двигатель, - сказал он и сдвинул густые брови.
        - Я был против испытания. Это неоправданный риск.
        Андэвейн сидел за штурвалом острого, точно игла ионолета с ярко-красными короткими крыльями, похожими на оперение древней стрелы.
        Аэла смотрела на матово-серую машину в окно.
        - Внимание! - повысил голос профессор, и его пальцы нервно заплясали на пластмассовой плите. - Старт!
        Замелькали, быстро чередуясь, сигнальные огни, и матово-серая машина рванулась вперед. В следующий миг она уже исчезла в слепящей синеве неба. Андэвейн с места повел машину на взлет.
        Аэла подошла к экрану.
        Сияющая стрела в одно мгновение пронзила облака, пробила атмосферу и вошла в первый вираж с такой молниеносной быстротой, что на миг потерялась из вида.
        - Станция наведения! - закричал профессор.
        Игла снова понеслась по экрану. Снова пронзила атмосферу и почти слилась с трепещущей мглой горизонта, взмыла вверх, непрерывно наращивая скорость. Описала крутую петлю и прямо ринулась вниз. Одэя с тревогой взглянула на профессора. Его большой рот был плотно сжат, глаза напряженно прищурены.
        Серебряная игла врезалась в тусклую колеблющуюся пелену атмосферы, вспыхнула, как метеор.
        Одэя почувствовала, что пальцы ее рук стали влажными.
        - Горит! - испуганно вскрикнула она.
        - Андэвейн, вы превысили допустимую скорость! - закричал профессор. - Ионолет горит.
        - Вижу, - донесся спокойный голос пилота. - Машина потеряла управление.
        Одэя схватилась руками за горло.
        - Иду в плотные слои атмосферы, - послышался гаснущий в треске, но по-прежнему спокойный голос пилота. - Броня выдержит.
        Горящая точка у поверхности непроницаемой сферической массы Земли изменила направление полета, отклонилась вправо, пошла по касательной.
        - Пятидесятикратная перегрузка, - тихо сказала Одэя.
        - Через три минуты ионолет совершит посадку, - закончил профессор.
        Аэла снова подошла к окну. Ионолет, как призрак, промчался над ней и исчез. Снова появился на горизонте, слился с блестящим покрытием поля, побежал прямо на Аэлу и замер.
        С ужасом и восхищением смотрела Одэя на сизую в полосах окалин броню.
        Открылся люк, и на землю спрыгнул пилот.
        Андэвейн вошел и снял с головы шлем. Он был высок, строен и широк в плечах. Белокурые волосы крупными кольцами спадали на чистый высокий лоб. Черты лица были идеально правильны и поражали отточенным совершенством.
        - Познакомьтесь, капитан Андэвейн, - сказал профессор.
        Одэя встала, подошла к Андэвейну, протянула руку. И вдруг отдернула ее и отпрянула. Перед ней стоял не человек.
        Беззвучно смеялся профессор, щуря черные глаза.
        Андэвейн был робот. Универсальный автомат с электронным мозгом, внешне ничем не отличавшийся от человека. Только глаза его никогда не меняли выражения и не мигали, и лицо было неподвижно.
        - Что вы можете сказать о новой машине? - спросил у робота профессор.
        - Удовлетворительной оценки заслуживает только двигатель, - ровным, лишенным всякого выражения голосом ответил Андэвейн.
        - Как прошло испытание?
        - Станция наведения несколько раз давала неправильную ориентировку в пространстве.
        - Как вы к этому относитесь?
        - Нужно проверить механизмы станции.
        - Идите. Лаборатория 12-7-4.
        Робот вышел.
        - Да, я еще не добился внешнего сходства, - с досадой сказал профессор.
        - Зачем вам это нужно? - тихо спросила Одэя. - Его сходство с человеком ужасно.
        - Внешне робот должен быть подобен человеку, - спокойно ответил профессор. - Иначе это будет неудобно. Управление звездного корабля рассчитано в конечном счете на человека. Кроме того это необходимо, чтобы предусмотреть все для звездоплавателей” Вначале роботы будут гонять “Геос” у светового порога, и лишь потом на нем полетит человек.
        Одэя и Аэла вышли на поле порта испытателей.
        - Никогда не будь астронавтом, Аэла, - сказала вдруг Одэя. - Ведь ты не хочешь быть астронавтом? Там, - показала она в небо, - я всегда думала только о Земле. Когда под твоими железными подошвами из месяца в месяц, из года в год лязгает магнитный пол, хочешь только травы, мерещится запах мяты и полыни. А степной ветер… Скажи, кем ты хочешь быть, моя девочка?
        Аэла не ответила.
        Одэя посмотрела в глаза дочери. Косой полет ее бровей был дик и бесстрашен. Одэя поняла, что означает молчание Аэлы, - поняла, что ее дочь будет ас­тронавтом.
        IV
        В ста миллионах километров от Земли в глубоком межзвездном мраке вспыхивали ослепительные полосы мощных электрических разрядов. Это восстанавливалась на выступе астероида поврежденная метеоритом спиральная башня. Прожекторы планетолета были направлены внутрь астероида. Там копошились в тяжелых скафандрах люди.
        Заканчивалась десятилетняя работа по подготовке корабля к плаванию. Наклонный пульт его был усеян удручающим количеством приборов. Только годы напряженной работы крупнейших земных ученых могли связать в единый организм механизмы, бесчисленные кривые на шкалах, язык мерцающих циферблатов. Ученые уже несколько лет не покидали корабля.
        Едва один планетолет уходил от астероида, как прибывал другой. Ни на час не прекращалась работа.
        Во время установки спиральной башни по плечу капитана чиркнула голубая молния. Горин покачнулся на узкой арке над звездной пропастью И в то же мгновение рука Гайденбурга тяжелым ударом опустилась на его пробитый метеоритом скафандр.
        Когда Одэя, биолог и врач экспедиции, обследовала рану на плече капитана и пробоину в скафандре, она с удивлением посмотрела на застывшего в напряженной позе Гайденбурга. Он стоял, точно глыба базальта, сдвинув рыжие лохматые брови под широким лбом. Глаза его были полны страха.
        - Метеорит едва задел мышцу, - сказала Одэя.
        Глаза Гайденбурга наполнились неудержимым ли­кованием.
        - Но, - продолжала Одэя, - вы едва не убили капитана. Посмотрите, какую вмятину вы оставили в броне скафандра, когда закрыли пробоину. У вас первобытная сила.
        После происшедшего команда собралась в каюте звездолета.
        Горин с повязкой на плече сидел в кресле и, с усмешкой поглядывая на волосатые тяжелые руки Гайденбурга, говорил:
        - Мы сейчас так же далеки от разгадки тайны сигналов из космоса, как и десять лет назад, когда их приняли.
        - Приближение какой-то катастрофы заставило их послать в космос эти сигналы, - сказал Чарли Колин. Математик сидел у пульта электронного мозга, вытянув длинные ноги и явно наслаждаясь минутным отдыхом и беседой.
        - Что, например, могло бы угрожать нашей планете? Пожалуй, ничего… - заметила Одэя. - Мы безгранично сильны.
        Горин промолчал. Ответил за него Чарли Колин:
        - Чрезмерное накопление одного качества может привести к катастрофе или в лучшем случае тупику. Успехи разума столь грандиозны, столь стремительно нарастают темпы прогресса, что становится тревожно за грядущее. Как иначе объяснить странные слова, дошедшие до нас: “Антивещества на уничтожение разума”?
        - Значит, вы так объясняете их катастрофу? - спросил Горин.
        - Да, примерно. Нападение извне я исключаю. А вы?
        - Я ничего не объясняю и ничего не исключаю, - ответил капитан.
        - Ваши опасения, Чарли, смешны, - сказала математику Одэя. - Мозг уже сейчас часть своих функций передает машинам. Биология на подступах к решению проблемы создания биомозга.
        - А вы, биологи, в состоянии сказать, что будет, если человек свое главное оружие
        - мысль передаст биомозгу? - с улыбкой глядя в темные глаза Одэи заметил математик.
        Одэя резко сунула руки в карманы мягкой серебристой блузы.
        - Разве вы потеряли что-то из ваших индивидуальных качеств от того, что по вашим программам работают электронно-счетные анализаторы федерации? То, что человек поручил машинам тяжелый физический труд, не повело к физическому вырождению. Напротив, человек стал совершеннее.
        - Да, за счет умственной деятельности.
        - Биомозг не отнимет у человека способности мыслить. Создание биомозга действительно приведет к скачку. Но не назад, как полагаете вы, а далеко впе­ред. Оглянитесь, как изменился человек, избавившись от изнуряющего физического труда, от повседневных забот, однообразных и бесплодных, истощавших его умственно и духовно. Создание биомозга - универсальной мыслительной машины - откроет такие горизонты развития разума, о каких мы сейчас не смеем и мечтать.
        Наступило молчание.
        Капитан в упор, не отрываясь, смотрел на математика.
        - Послушайте, что было со мной перед отлетом, - сказал Чарли. - Для мелких поручений федерация приставила ко мне робота У-2. Он бегал за мной везде, как собака. Однажды я зашел в буфет и заказал пива. Смотрю - мой У-2 тоже подходит к стойке и заказывает кружку машинного масла.
        - Что-что? - переспросил Гайденбург.
        - Заказал, облокотился на стойку точь-в-точь, как я, и отхлебнул полкружки масла. Я жду. Роботам не разрешается заговаривать с людьми. А тут вдруг мой У-2 заговорил: “Профессор, - сказал он, - а ты знаешь, сколько будет дважды два?”
“Четыре”, - ответил я, чтобы отвязаться от него. - “Правильно! - воскликнул он. - Вот видишь, мы и нашли с тобой общий язык. А ведь говорят, будто с машинами нельзя найти общего языка”.
        - Что? - переспросил капитан. - Чарли, вы решили нас развлечь?
        - Честное слово, во всей этой истории нет ни крупицы вымысла. - “Для чего ты его заказал? - спросил я У-2, показав на его кружку с машинным маслом: - Тебя же заправили всем необходимым в соответствующих соотношениях”. - “Но ты ведь искусственно ускоряешь работу своего сердца вот этим”, - показал он на мое пиво.
“Ну и что?” - осторожно спросил я. “На меня дополнительная смазка действует примерно так же”. - “Ты в этом уверен?” - спросил я.
        Капитан рассмеялся.
        - Будет вам, Чарли.
        Математик пожал плечами.
        - Если электронные машины способны на подобные выходки, то чего можно ждать от биомозга? - пробормотал он.
        Все замолчали.
        - Завтра мы летим на Землю, - сказал Гайденбург. Он оглядел всех и еще раз повторил: - На Землю. Почему вы молчите?
        Ему снова никто ничего не ответил. И только Чарли тихо сказал:
        - На Землю… В последний саз.
        V
        Десять лет готовила Земля к звездному рейсу “Геос”. Десять лет пролетели для Аэлы, как какой-то легкий воздушный звук, как тревожный лесной шум. Она закончила школу пилотов-межпланетников и теперь, в восемнадцать лет, получила право водить в пределах солнечной системы атомные ракеты.
        Реяли звуки и качались провода. Сквозь ветви прорывались клочья синевы. Аэла сидела на террасе северного дворца отдыха, нависшей над скалами и мо­рем. Пол террасы был прозрачен. Внизу, точно в кузнице циклопов, в темных расщелинах бесновались свинцово-тяжелые валы. А небо было радостно-голу­бым. Террасу оплетали заросли цветущих северных лиан.
        Только что над скалами и морем прошел воздушный вагончик на роликах по тонким проводам. И провода то поднимались, то опадали, точно струны.
        Сейчас был май - мягкий, светлый, радостный ме­сяц. Провода качались как раз на уровне глаз Аэлы, и ей казалось, что провода на месте, а качается она сама, листва и все остальное. Синева текла, прозрачная и прохладная.
        Где-то вверху возник гулкий протяжный звук. Аэла вздрогнула и остановила качалку. Замерло небо и море. В радиопередатчике гудел и звенел зов далекого звездолета. По этому сигналу находившийся на Земле экипаж “Геоса” должен был покинуть планету.
        Аэла встала, высокая и сильная, в серебристо-черном костюме астролетчика.
        Она шла среди замерших в немом восхищении людей. Все они знали, что Аэла самый юный член экипажа “Геоса”. Она вернется, когда никого из них уже не будет в живых. Ее встретят внуки их внуков. Встретят совсем другие, незнакомые, неведомые люди, другие города.
        Аэла спустилась по прозрачным ступеням дворца отдыха к перилам электротрассы. И тотчас вдали сверкнул длинный плоский аэромобиль. Он скользил по воздуху над сизым гребнем леса прямо к Аэле. Вот коснулся желтой песчаной полосы и замер.
        Из лимузина вышла Одэя.
        - Что случилось, мама? - спросила Аэла, садясь в аэромобиль: Одэя должна была встретить Аэлу на космодроме.
        - Моя девочка, - тихо сказала Одэя,- я не смогу лететь с тобой. Двадцать лет работы вне Земли сделали свое дело. Врачи вынуждают отдыхать… Вместо меня полетит Рора…
        Одэя опустила голову.
        - Мама, я останусь с тобой! - Аэла обняла мать.
        - Нет, это большое счастье летать на “Геосе”, Аэла. Каждый с кем-нибудь расстается…
        Одэя откинулась на спинку сидения и включила двигатель. Аэромобиль рванулся вверх, накренился, пошел вниз, заплясал в воздухе над бесчисленными корпусами северного дворца, над светлым лесом, над лентами электротрасс. Но вот машина выровнялась и стремительно ринулась на юг.
        Вдали засверкали аркады космодрома. Отсюда легкие корабли поддерживали сообщение с искусственными спутниками Земли и Луной. Отсюда стартовали ракеты на “Геос”. Звездолет находился на расстоянии ста миллионов километров от Земли в поясе астероидов.
        Ракеты одна за другой на столбах огня с ревом бросались в пустоту и мгновенно исчезали.
        Аэромобиль опустился на глянцевую площадку. Одэя и Аэла вышли.
        Бежали гонимые ветром песчинки. Кругом тянулись желтые барханы. От их гребней падали резкие черные тени. Даже космодром не мог смутить вечного покоя пустыни. Горячий ветер дохнул в лицо Аэлы.
        С космодрома поднялся лайнер экстренного воздушного сообщения и взял курс на Северную столицу. Он плыл беззвучно над землей, огромный и легкий, словно порождение грез.
        - Все это останется здесь, - сказала Аэла. - Ведь самое главное, что это останется. - Аэла взяла горсть песка. Песок медленно вытек между пальцев. - Вот так, наверно, будет постепенно угасать память о Земле.
        Одэя молча отрицательно покачала головой. Она не отрываясь смотрела на дочь. Потом бросилась к ней и заплакала.
        - Что ты, мама… Ты плачешь?
        - Как редко мы виделись с тобой, моя девочка. Как я хотела бы вернуть тот день, когда приехала за тобой в школу. Ты тогда собирала щепки…
        - Мама, не нужно! - крикнула Аэла. Она не выдержала, уткнулась в плечо матери и расплакалась как ребенок.
        Когда она поднималась по железной лестнице к люку ракеты, глаза ее были красны от слез. До нее не доходили крики многотысячной толпы, собравшейся на космодроме.
        Человеческое море волновалось и расплывалось сквозь слезы. Она уже никогда не увидит никого из этих людей.
        Парусный пассажирский планетолет “Остон” последним рейсом шел к астероиду. На борту планетолета был капитан звездного корабля.
        Аэла подключила систему счетных машин планетолета. В прозрачном овале маленького экрана побежали каскады цифр.
        У пульта управления сидел незнакомый ей смуглый человек. Вот он поднял голову, не глядя на Аэлу, спросил:
        - Вы не устали? - И не ожидая ответа, сказал:
        - Астероид по курсу. Начинаем торможение.
        Его пальцы побежали по кремовым клавишам.
        Словно крылья звездной бабочки, начали распускаться паруса корабля навстречу потоку солнечного света.
        Астероид был еще недоступен локатору, но люди уже чувствовали его приближение.
        Штурман “Остона” готовил очередную программу для счетных машин.
        И вот на экране локатора появилось туманное пятнышко.
        - “Геос”, - прошептала Аэла.
        С каждой минутой все отчетливее вырисовывался силуэт гигантского звездного корабля.
        ТРОЛЛА
        Уже второй земной месяц “Геос” был в мире другой звезды.
        Ближайшая к звезде планета Тролла имела период вращения равный двум земным суткам. Масса ее составляла три четверти земной, но по размерам она превосходила Землю. Видимо, там преобладали легкие минералы. В атмосфере планеты был избыток свободного кислорода.
        Экипаж корабля тщательно исследовал магнитное поле планеты, ее излучения. Инфраразведчики, как рыбы, ныряли в верхние слои атмосферы. Радиолокаторы непрерывно прощупывали поверхность планеты.
        Приемники улавливали беспорядочный треск и шум, который мог возникать из-за грозовых разрядов. Не было никаких признаков жизни.
        Профессор кибернетики Фред Гайденбург уже несколько недель не выходил из своей звездной лаборатории. Необычайный опыт, итог многих лет работы, явно удавался. И ученый, как ни привык к неожиданностям кибернетики, сам не мог постичь происходящего Его новая модель действовала. Программное устройство регулировало режим жизненных процессов искусственной ткани.
        Наконец-то человечество освободится от косности ума электронных машин и создаст новые электронно-биологические мыслительные машины с неограниченными возможностями.
        Еще до конца не уверенный в победе, ученый вынул из кармана мягкого серого костюма маленькую пластинку, переместил на ней несколько цифр и сказал:
        - Рора, зайдите ко мне, если вы свободны.
        Биолог звездолета Рора Кеннини, высокая смуглая итальянка, вошла в лабораторию и улыбнулась профессору. Ее улыбка была всегда внезапна и вспыхивала как свет.
        - Фред, вы злоупотребляете своим правом не допускать к себе врачей. Посмотрите, какой у вас вид! И вы опять курите свою трубку! Вам же категорически…
        Гайденбург с досадой отмахнулся.
        - Сегодня я, кажется, кое-что смогу вам показать, Рора.
        - Я так и думала. Ходят слухи, что вы значительно усовершенствовали электронный мозг корабля.
        - Мозг корабля? Да, кое-что сделано… мелочи. Возможности логической машины по-прежнему безнадежно ограничены.
        - Она лишена чувства юмора? - весело прищурила длинные черные глаза Рора.
        - Да, но это не помешало ей доставить нас сюда, к этой никому не нужной планете. А будь у нее чувство юмора, она могла бы, так сказать, шутки ради отправить нас в бесконечность. Шутки машин всегда будут кончаться чем-то вроде этого.
        - Интересно, Фред, может машина смеяться?
        - Теоретически, конечно, может. Но это никому не нужно. При конструировании мыслящих машин главное - техника безопасности.
        - Что же вы хотели мне показать, Фред.
        - Рора, вы, биологи, создали новую искусственную клетку. - Он открыл модель. - Вот она, полученная вами живая масса. Я нашел путь регулировать ее жизненные процессы с помощью электронного устройства.
        - Не кажется ли вам, профессор, что человечество еще не готово к этому? - тихо спросила Рора.
        - Да, возможности кибернетики будут практически безграничны.
        - Фред, скажу вам откровенно, мне страшно смотреть на этот зародыш.
        - Я именно об этом думал, Рора, когда позвал вас сюда. Уже сейчас человек во власти машин…
        В это время беззвучно распахнулась дверь. Вошел робот и поставил на стол завтрак для Гайденбурга. Рора в упор посмотрела в тусклые линзы его глаз. Робот ушел так же беззвучно, как и появился.
        - Мы давно уже, - продолжал Фред, - не задумываемся над тем, откуда берется вот эта одежда, - он тронул свой костюм, - какие автоматы ее производят, какие автоматы планируют ее выпуск, регулируют ее распределение. Больше того, люди Земли уже не знают, откуда берется их пища. Они просто своевременно ее получают. В древности люди возделывали землю, выращивали зерно. Сейчас где-то во внеземных оранжереях автоматы выращивают фрукты, овощи, различные злаки и прочее. Чем больше нашего труда берут на себя машины, тем стремительнее мы идем вперед. И это в свою очередь заставляет нас все больше и больше из того, что ранее принадлежало нам, отдавать во власть машин. Машины освободили нашу мысль. Сейчас есть один мировой информарий, где отсеиваются и отбрасываются повторяющиеся сведения. А раньше человек тонул в миллионах книг. Однако машины не могут воспользоваться своей безграничной властью над нами, потому что они разобщены. А если появится сила, способная их объединить, - профессор умолк и посмотрел на созданную им модель.
        Внезапно раздался сигнал экстренных сообщений. В передатчике зазвучал срывающийся голос дежурного радиоинженера:
        - Я принимаю с планеты радиосигналы! Принимаю радиосигналы. Передача ведется на очень коротких волнах. Частота звуковых колебаний не позволяет ничего расслышать. Это за пределами нашего слуха. - Голос его зазвенел. - Но обитатели Троллы их несомненно слышат! Их слуховой аппарат устроен иначе. Перевожу все в доступную слуху частоту.
        Звуки хлынули лавиной. Это была невообразимая чехарда каких-то стремительных сигналов. Сигналы путались, накатывались один на другой, сливались в вибрирующий вой.
        Гайденбург стремительно вышел из лаборатории и направился в сектор машинной математики. Рора последовала за ним.
        Математик Чарли Колин стоял у программного устройства электронного анализатора и торопливо просматривал узкую пленку.
        - Что? - глухо спросил Фред.
        Чарли поднял на него прозрачные глаза.
        - Машина не обнаружила в сигналах никаких закономерностей.
        Гайденбург взял у него пленку. Долго рассматривал ее, потом опустил. Несколько минут молчал.
        - Радиосигналы принадлежат не людям, - наконец сказал он.
        Чарли и Рора переглянулись.
        - Но вы не отрицаете, что на планете действует радиостанция? - спросил математик.
        - Нет, не отрицаю.
        - А сама она ведь работать не может. Отсюда следует…
        - Ничего отсюда не следует, - прервал его Гайденбург. - Я, например, боюсь этой планеты.
        - Что мы будем делать?
        - Продолжать исследования. Самое опасное - нелюдей принять за людей. По-моему, в этом и была причина гибели Восьмой звездной. То, что мы приняли с планеты, не может принадлежать людям.
        - Но кому же тогда? Кто, кроме человека, может пользоваться радиопередатчиком? - воскликнул ма­тематик.
        Гайденбург поднял тяжелые усталые веки.
        - Этого я не знаю.
        С высоты десяти тысяч километров невозможно было тщательно осмотреть поверхность Троллы. Даже в самые мощные телескопы сквозь зыбкую пелену атмосферы просматривались лишь горы с высочайшими вершинами и контуры материков. Однако капитан наотрез отказался приблизить корабль к Тролле.
        Принятый с поверхности планеты дикий хаос сигналов встревожил всех.
        На столе перед капитаном лежал тонкий прозрачный лист, покрытый беспорядочными штрихами. Глядя на эти штрихи, капитан мысленно снова услышал дикую пляску сигналов. В раздумье потер лоб карандашом.
        Вошел Гайденбург, попыхивая трубкой, сел к столу.
        - Итак, мы наконец знаем, что мы ничего не знаем. Но ведь месяц назад мы не знали и этого, - ~ сказал он.
        - Утешать себя можно разными способами, - не глядя на него, ответил капитан.
        - Весь экипаж корабля, все лаборатории выверяют тысячи и тысячи возможных вариантов.
        - А это как раз может быть невозможный вари­ант. Что тогда?
        - Тогда придется отправить на планету отряд исследователей.
        - В неизвестность? Сегодня вы шутите хуже чем обычно.
        - Я не шучу. Я готов спуститься на планету.
        Капитан бросил на стол карандаш.
        - Готовы ли к пуску роботы-телепередатчики? - спросил он.
        - Почти. Скоро сообщат.
        - Фред, как по-вашему, что на Тролле? - глядя в глаза физику, неожиданно спросил капитан.
        Гайденбург задымил трубкой.
        - Астрономы утверждают, что звезда Троллы за последнюю тысячу лет стала в десять раз активнее. В дальнейшем активность ее будет расти. Мне кажется, в этом надо искать причину происшедших на планете событий. Вы посмотрите, - горячо говорил физик, - какие протуберанцы выбрасывает эта звезда, какая лучевая энергия обрушивается ежесекундно на поверхность Троллы. А люди ее, если они были, тысячелетиями жили в рассеянном полусвете. Им, видимо, всегда не хватало солнца. Их организм привык к холоду, глаза привыкли к полумраку. И вот теперь там на полюсах температура Земного экватора. Я думаю, люди Троллы, чтобы спасти будущие поколения, покинули планету.
        - Все человечество никогда не покинет своей планеты. Они могли отправить молодежь, но сами должны были остаться, чтобы продолжать борьбу.
        В передатчике зазвучал голос главного радиоинженера:
        - Первый робот-передатчик к полету на планету готов.
        - Пускайте, - ответил капитан.
        На экране было видно, как небольшая ракета отделилась от корабля и, опережая его, унеслась во тьму. Потом возникла сферическая масса - поверхность планеты. Ракета промчалась сквозь ночь и вышла на освещенную сторону Троллы. Круто пошла вниз. У самой поверхности изменила направление полета, пошла по касательной и наконец слилась с непроницаемой массой.
        - Все, - сказал Гайденбург. - Сейчас увидим Троллу.
        Он вместе с капитаном подошел к экрану.
        На экране заплясали блестки и молнии. Они быстро растаяли, и возникло причудливое видение. Из стального цвета травы круто вверх поднимался гигантский фиолетовый серп, весь увешанный серыми клочьями тонкой бахромы. Телепередатчик двинулся вперед. Внезапно экран что-то заслонило. Телепередатчик не слушался управления.
        Спустя несколько минут экран очистился. На миг возникли букеты густых смерчей, сквозь них проступили контуры песчаной косы, даже скорее стеклянной, ослепительно блестящей.
        - Черт знает что, - пробормотал физик. Экран погас.
        - Кто-то выключил передатчик, - Гайденбург встревоженно посмотрел на капитана.
        - Сбросить второй, - распорядился капитан.
        Второй телепередатчик вырвал на мгновение склоны мрачного каменного каньона, и сразу все оборвалось. Экран погас.
        Старые астронавигаторы перетянулись. За непонятным крылась опасность зловещего чужого мира.
        По просьбе капитана собрался главный Совет корабля. В него входило пятьдесят ученых различных специальностей.
        - Закончено общее изучение материалов, которые мы имели возможность получить, - говорил математик Чарли Колин. - Однако мы по-прежнему не знаем, что там, - он показал пальцем вниз. Жест был условный, так как отсеки корабля, где работали люди, непрерывно вращались, создавая тяготение. - Телепередатчики по неизвестной причине не. сработали. На планете бесспорно действует радиостанция. Но передаваемые ею сигналы так же беспорядочны, как пламя в печи, как порывы ветра. Это дает основание думать, что радиосигналы принадлежат не людям. Людей на планете нет.
        - Есть!
        Все вздрогнули и обернулись на голос. У стены стояла Аэла, пилот грузовой ракеты. Ее огромные серо-голубые глаза сухо блестели. Пальцы нервно теребили проводки на серебряной блузе.
        - У вас есть доказательства? - в упор глядя на нее, спросил математик.
        - Нет. Но я… мне показалось… Я думаю, что не имею права не сообщить Совету, что… - она замолчала.
        - Что с вами, Аэла? - Гайденбург встал с места, седой, плотный и, как всегда, немного хмурый.
        - Я не знаю, как вам сказать. Эго ни на что не похоже. Когда я осматривала двигатель своей ракеты, я почувствовала, что меня кто-то зовет на Троллу.
        К Аэле медленно подошла Рора.
        - Тебя или нас?
        - Меня.
        Рора оглянулась. Члены Совета испытующе смотрели на них обеих.
        - Ты думаешь, что с тобой кто-то пытался установить радиосвязь?
        - Да.
        - Тебя звали или пытались что-то сообщить?
        - Я поняла, что там меня ждут.
        - Аэла, ты почти все годы полета спала в анабиозе. Ты, может быть, совершенно здорова, но…
        - Нет-нет, - снова поспешно возразила Аэла. - Это повторялось несколько раз. Меня кто-то ждет на Тролле.
        Все члены Совета долго молчали. Но вот тонкие губы Чарльза Колина тронула едва уловимая улыбка.
        - Это уже из области космических миражей.
        - Нет, - горячо заговорила Рора. - Вы, видимо, уже забыли, что Аэла включена в состав экспедиции “Геоса” потому, что она обладает совершенно исключительной телепатической одаренностью. Это обстоятельство необходимо принять во внимание. Профессор Росс доказал, что до сих пор не разгаданное свойство человеческой природы - способность к биологической радиосвязи - развивается и со временем будет величайшим достижением человечества.
        - Рора, - ласково и укоризненно прервал ее Гайденбург.
        - Извините, - Рора смущенно умолкла.
        - Как бы там ни было, - сказал Чарли, - на Троллу необходимо отправить ракету. Об этом чрезвычайно важном и опасном деле нам и придется поговорить.
        Главный Совет корабля решил послать на Троллу четверых: физика Гайденбурга, биолога Рору, математика Чарльза Колина и пилота Аэлу.
        Из кормового отсека четверо астронавтов вошли в атомолет-ракету, приспособленную для движения по грунту.
        Катапульта корабля выбросила ракету в пустоту. Атомолет волчком завертелся в пространстве.
        Аэла включила двигатель. Астронавтов прижало к сиденьям.
        Одинаковы были бездонное небо и черные расширенные глаза Роры. Она не в силах была преодолеть леденящего ужаса от зрелища бездны. С Земли, с далекой родной Земли, небо казалось ласковым и теп­лым. А здесь звезды горели неистово и угрюмо. И от их злобного света еще холоднее казался черный океан бесконечности.
        На пульте вспыхнули сигнальные лампы. Гайденбург начал прощупывать поверхность Троллы мощным лучом субмиллиметровых радиоволн. Атомолет виток за витком опоясывал планету, гася скорость и равномерно снижаясь.
        Вот по корпусу ракеты потекли цветные струи огня - оранжевые, фиолетовые, зеленые. На лицах сидящих в кабине возникли необычайные переливы света.
        Гайденбург взглянул на Рору и сказал:
        - Атмосфера.
        Оставляя хвост огня, атомолет мчался над Троллой. Он уже снизился настолько, что с помощью телескопа можно было видеть все, что происходило на поверхности планеты.
        Внизу плыли материки и странно ровные пустыни, лишенные растительности острова, необычайного огненного цвета леса, плоскогорья. Ничто живое не появлялось в объективе телескопа.
        - Не понимаю, откуда могли возникнуть радиосигналы, - сказал Гайденбург.
        - А может быть, здешние обитатели живут в воде? Может быть, их развитие шло совсем другим путем? - вопросительно посмотрел математик на Рору.
        - Нет, вода слишком однородная среда, Чарли. В воде жизнь может существовать без значительных изменений сотнями миллионов лет.
        - Но что же тогда?
        - Возможно, мы их просто не видим, - сказала Рора.
        - То есть как это? - спросила Аэла.
        - Как мы не всё слышим, так и не всё видим. У зрения, как и у слуха, свой ограниченный диапазон.
        - Люди! - вдруг закричал Чарли, глядевший на экран телескопа.
        Аэла развернула атомолет и повела его на посадку. Над нитями рек, лесами несся могучий гром, сотрясая воздух. Далеко вперед били струи атомного пламени.
        Атомолет промчался сквозь лес, оставляя широкую полосу поваленных и сожженных деревьев.
        Резкий толчок бросил всех вперед. Аэла с ходу остановила атомолет, едва не врезавшись в толпу человекоподобных существ, внезапно появившихся на пути атомолета.
        Существа были в зеркальных одеждах, отражавших свет. Ростом они немного уступали людям. Их глаза невозможно было видеть за огромными защитными очками. Снежно-белые волосы охватывали черные обручи. Такие обручи были на всех, - на мужчинах, на женщинах и на детях. Существа не проявляли ни малейшего страха перед атомолетом.
        Астронавты вышли. Их окружила сверкающая толпа зеркальных людей. Рора протянула к ним руки. Те в ответ начали тихо покачиваться. Это были необычайно гибкие и стройные существа.
        Астронавты пристально вглядывались в незнакомые лица. Губы жителей Троллы были нежны и мягки, в их очертаниях полностью отсутствовала воля. И главное - невозможно было отличить одно из этих существ от другого.
        - Странно, все на одно лицо, - сказала Рора.
        Чарли вынес из атомолета небольшой ящичек, открыл его и с помощью треугольников, углов и различных геометрических фигур тщетно пытался завязать с зеркальными людьми разговор на простейшем математическом языке.
        Внезапно, как будто ветер тревоги прошел в толпе зеркальных людей, они один за другим стали уходить в глубину красных зарослей к озеру. Красная листва, отражаясь в их зеркальной одежде, казалась бегущим пламенем. Они уходили, но на их лицах не было и тени страха.
        Зеркальных существ становилось все меньше и меньше. Только несколько человек осталось перед астронавтами. Снова как будто порыв тревожного ветра прошел в редкой толпе оставшихся.
        Вдруг вдали над плоскогорьем возник темный смерч. Будто черный джин поднялся над чужим ми­ром. Смерч поднимался, рос, тянулся к сиреневому небу. Астронавты смотрели на него, точно завороженные.
        - В атомолет! - крикнул Гайденбург.
        Когда закрылся тяжелый люк, он спросил у Роры:
        - Что, по-вашему, все это значит?
        - Не знаю. - Она смотрела на него расширенными глазами.
        - А эти?
        - Судя по строению черепа, это были чрезвычайно высокоразвитые интеллектуальные существа.
        - Смотрите! - вскрикнула Аэла, указывая в ил­люминатор.
        Один из зеркальных людей отделился от толпы и направился прочь от озера в стеклянную пустыню, туда, где кружился чёрный смерч… Вот человек остановился, протянул к оставшимся руки, затем побежал вперед, путаясь в зеркальном плаще. На ходу он сорвал со своей головы черный обруч. Снежные волосы рассыпались.
        Дальше произошло непонятное. Существо, точно слепое, закружилось на месте, беспорядочно размахивая руками. Оно на каждом шагу спотыкалось и падало. На лице его возникали и исчезали гримасы невыразимого ужаса. Казалось, оно мгновенно ослепло.
        - Фред, разрешите мне выйти, - попросила Рора. - Это необходимо. Я биолог. Я должна понять, что все это значит.
        - Нет!
        Гайденбург схватил ее за руку. Стиснув зубы, он всматривался в экран локатора. Там возникло какое-то мутно-серое пятно.
        Зеркальный человек метался, точно безумный, белые волосы развевались на горячем ветру. И вдруг его не стало. Черный смерч увлек его.
        Зеркальные люди исчезли в свинцовых водах залива.
        - Рора, ты в состоянии всему этому дать хоть какое-нибудь объяснение? - разворачивая атомолет, спросила Аэла.
        - Нет. Это противоречит не только всем законам биологии, но и здравому смыслу.
        Атомолет медленно двигался вдоль суровых гор, огненных лесов, слепяще-белых пустынь, усыпанных не то дробленым стеклом, не то измельченной пластмассой, странных тусклых озер. И везде, где поблизости была вода, из нее то появлялись, то исчезали человекоподобные существа. Они рылись в земле, отыскивая корнеплоды, безо всякого любопытства смотрели вслед атомолету и снова наклонялись к земле.
        Но астронавты знали: в любую минуту над стеклянной пустыней может подняться странный исполинский смерч.
        Чарли о чем-то мучительно размышлял, сидя у программного устройства мозга атомолета.
        - Что же все-таки пролетело над нами? - нахмурился Фред.
        - Только неуловимо быстрое движение может вызвать такое волнение воздуха, - заметила Рора. - Здесь обитают существа, жизненные процессы у которых протекают во многократ быстрее, чем у нас. Они проносятся с такой скоростью, что для нас невидимы, как невидимой становится быстро колеблющаяся струна.
        - По-моему, чепуха, - усмехнулся Чарли, Рора резко повернулась к нему.
        - То есть?
        - Вот, - Чарли разгладил длинными пальцами тонкую пластинку. - Вот эти расчеты полностью зачеркивают все, что вы предположили.
        - И что же утверждают ваши расчеты?
        - Ничего.
        - Да…
        - Во всяком случае не скажешь, что это чепуха.
        Аэла молчала, пристально рассматривая открывающийся впереди спуск среди скал. Там летали какие-то ленивые тени, вяло трепетали в раскаленном воздухе.
        Атомолет скрежетал, сползая все ниже с плоскогорья по стекловидным плитам. Тут и там окостенело стояли полупрозрачные кристаллические кустарники. Они при малейшем прикосновении сыпались со звонким стуком и дробились на неровные куски.
        Аэла жестким взглядом всматривалась в белесую даль. Вдруг она снова почувствовала, что ее зовет знакомый голос. Он пробивался в ее сознание, как слабый луч сквозь глухую мглу. Аэла в тревоге посмотрела на своих спутников. Они молчали. У всех были необычайно обостренные черты лица. Глаза смотрели немо и отрешенно.
        - Посмотрите! - вскрикнула Аэла, показывая на экран радиолокатора. Казалось, там вибрировал горячий воздух. Колебания бесцветных волн становились все более размашистыми и медленно смещались к центру экрана. Кто-то посылал атомолету мощные радиосигналы.
        Атомолет повернул в глубину каменного каньона. Словно стены, поднимались к небу черные скалы. По ним метались странные тени в полосах оранжевого огня. А в глубине каньона, откуда были посланы радиосигналы, клубились серебристые облака.
        На экране возникли знакомые мутные пятна. Их было столько, что экран стал пестрым. Пятна быстро перемещались к центру.
        Астронавты переглянулись.
        И вот в радиоактивном тумане возникли размытые контуры одного из существ. Сначала оно напоминало короткую летящую стрелу чудовищных размеров. Потом, приблизившись к атомолету, стало выпускать подобие корней.
        Люди увидели немногое, но аппарат сверхскоростной съемки зафиксировал странное порождение чужого мира. Из дрожащей тьмы смотрели огромные, как блюдца, глаза.
        Аэла почувствовала, что теряет сознание. Машина, потеряв управление, шла вперед, в светлый мрак гигантского туннеля.
        С людьми творилось что-то непонятное. У Роры стучали зубы, ее бил озноб. Чарли, весь скрючившись, неподвижно застыл на сиденье. Гайденбург усилием воли старался вырваться из небытия. А атомолет все шел и шел в молочно-серую тьму.
        Скат становился все круче.
        Рору тошнило. Губы ее побелели, искривились в болезненной гримасе. Аэла видела ее в овальном зеркале, но не могла ей помочь, не могла оторвать рук от штурвала.
        И вдруг позади них своды с треском сошлись, точно гранитные челюсти. Выхода назад не было. Впереди свисали вниз яркие сталактиты.
        Аэла сначала почувствовала свои пальцы. С них медленно скатывалось оцепенение. Потом до ее слуха донесся голос Гайденбурга. Он дотянулся до радиопередатчика и хрипло кричал:

“Геос”, “Геос”, мы попали в западню! Немедленно уходите прочь от этой планеты!”
        В ответ не донеслось даже обычного треска. Радиоволны гасли, не достигая цели. Экипаж звездолета не слышал Гайденбурга.
        Рора сникла.
        - Что с нами будет, Чарли! - тихо спросила она.
        - Будет… Кажется, наши понятия здесь ничего не означают.
        - Будет ли что-нибудь вообще… - взглянула на Гайденбурга Аэла.
        - Конечно. Они знают, что мы звездные гости, и хотят познакомиться с нами поближе. Иначе им ничего бы не стоило стереть нас в порошок. Я думаю, убивать нас никто не будет… пока, - ответил начальник экспедиции. Он раскуривал трубку. Глубоко вваливались при каждой затяжке его небритые щеки. - Капитан был прав, опасаясь этой странной планеты. Наперекор всем, он отказался приблизить корабль к Тролле.
        - Однако любопытно, для чего предназначалась эта ловушка? - вслух размышлял Чарли.
        - Разумеется, не для нас. Видимо, эти ворога служат обычной своей цели. Запираются от кого-то. Вот и все.
        - Тише, - прервала его Аэла. - Опять… И так близко.
        Аэла, к удивлению остальных, стала молча надевать скафандр.
        - Куда ты? - с тревогой спросила Рора.
        - Туда, - показала Аэла вперед. - Меня опять кто-то зовет…
        - Выходить нельзя.
        - Но меня зовут… Я должна…
        - Пойдем все, - хмурясь, сказал Гайденбург. - Машина между сталактитов не пройдет. А сидеть здесь… просто бессмысленно.
        Астронавты надели скафандры и вышли. Было тягостно от гулкой тишины. Они медленно шли под сводами цветных сталактитов. В шлемофонах не раздавалось ни звука. Неизвестно откуда проникал мутный молочный свет. Он дробился, ломался. Казалось, вот-вот зазвучат неведомые, неслыханные звуки.
        Астронавты уходили все дальше. Уже не видно было атомолета за радужными сталактитами.
        И вдруг Аэла увидела, что ступает по отполированным до зеркального блеска зеленым плитам. В них отражалась сияющая сталь скафандров, радужные колонны и узкие своды. Сталактитовый тоннель постепенно переходил в сводчатые залы. Повсюду из малахитово-зеленого пола поднимались то красные кристаллы с кровлями из цветных листов пластмассы, ярких и причудливо выгнутых, то отшлифованные гигантские лезвия.
        Лестницы, начищенные кем-то, блестели, но тут же рядом разваливались статуи. Из источенных временем обломков кое-где проступали линии, исполненные строгой гармонии, поражавшие законченным совер­шенством.
        Астронавты вошли через распахнутую дверь в сводчатый зал. Потолок терялся в серебристой мгле.
        Здесь царило запустение. Как видно, люди очень давно не входили под туманные своды необъятных залов.
        Гайденбург изумленно озирался. Под потолком клубился прозрачный светлый туман, повсюду угадывалось слабое движение теней, но больше ничего не было.
        Своды сошлись. Вниз потянулись колонны из тонких волокон. Туман мерцал, едва уловимо менялся его цвет.
        На полу лежал толстый слой пыли. Пыль достигала колен и была такой тонкой, что поднималась при малейшем движении.
        Они вошли в зал еще более обширный, чем первый. Туман под сводами здесь был гуще и непрерывно менял окраску. Впереди над ним возникло зеленоватое свечение.
        Свечение стало исчезать, вместо него все залил неистовый белый свет. Было тихо, но Аэла ясно слышала стройные звучания, пока однообразные, но величавые и полные спокойной мощи.
        Под потолком словно прошли мягкие струи ветра. Туман изменил окраску и разделился на вьющиеся волокна разнообразных оттенков. Полыхнул на грани зеленого желтый свет. Потом все потонуло во тьме. Темнота расцветилась рекой огня. Аэла смотрела, ошеломленная не игрой света, а тем, что она слышала. До нее ясно доходило звучание цвета.
        Целые облака начали дробиться, расходиться цветными реками блеска и теней. И всего удивительнее были звучания. Это была особенная, неведомая Аэле музыка цвета. Зрительные восприятия возбуждали слуховые центры мозга. Аэла отлично знала, что человеческие чувства не проявляются обособленно, что работа одного органа чувств влечет за собой работу другого. И прежде, на Земле, слушая музыку, она видела смутную игру красок. На Земле были созданы электронные преобразователи звука в цвет. Но здесь музыка рождалась в сознании, как она иногда звучит во сне, под воздействием удивительной игры света, мерцания, прерывистой тьмы, переменчивых теней. И ясно было, что у каждого, кто находился в этом светящемся, блистающем зале, возникали свои музыкальные образы.
        Цветные тени свивались в жгуты, растекались исполинскими букетами огня, вились, принимая причудливые очертания, среди колонн, взмывали под сводчатый потолок, умирали, чтобы тотчас родиться в новых формах.
        Аэла, потрясенная и зачарованная, стояла посреди зала, окруженная мягкими очертаниями подвижных цветных теней, где-то в глубинах зала вспыхивали слепящие клубки огня, рассыпались многоцветными молниями, искрами, свет распадался на составные спектра. Казалось, что тени принимают законченную, определенную форму, но тотчас они таяли, растекались бледными волокнами. Это были намеки на что-то, вспышки следовали одна за другой, свет заливал зал, тени накладывались на тени, свет пронизывался светом.
        Особенность этого зала была в том, что каждый человек, попадавший сюда, слышал музыку, какая ближе и доступнее ему.
        Свет стал редеть, звучания слышались смутно и слабо, потом все исчезло. Снова те же туманные своды, тишина.
        Из звучащего зала астронавты по ступеням спустились в заросли странных деревьев с яркими плодами. Аэла заметила, что за ветвями кто-то быстро прошел и исчез. В другом месте зашевелились ветви, приблизились и удалились быстрые шаги.
        Астронавты, настороженно оглядываясь, пошли среди деревьев. Песок цвета матового золота, был необычайно тяжелый. Он не сыпался под ногами, следов на нем не оставалось.
        Астронавты шли среди причудливых зарослей. Прямо к небу уходили разноцветные витые стволы, оплетенные серебристыми веревками, усеянные цветами всех оттенков. Формы здесь не повторялись. Каждое новое растение ошеломляло или необычайной окраской, или размерами цветов, или невиданными плодами. Чувствовалось, что это не дикий лес, а сад.
        Среди деревьев появилось небольшое яйцеобразное существо на длинных и тонких негнущихся ножках. У него были тонкие усики и трехпалые руки. Оно прошло мимо астронавтов, не обратив на них никакого внимания, и направилось к развесистому тучному дереву с яркими, как электрические лампочки, цветами. Астронавты молча посмотрели ему вслед.
        - Это, видимо, робот-садовник, - наконец сказала Аэла.
        Гайденбург внезапно заторопился вперед. Остальные едва поспевали за ним.
        Пройдя еще немного, астронавты увидели второго кибер-садовника. Он при помощи блестящего шарика со шлангом обливал серой жидкостью ствол уродливого растения с бесформенными наростами на стволе и худосочными плодами, вроде пустых стручков фасоли.
        - Эти растения мутировали, - сказала Рора, - В нормальных условиях не может культивироваться такое. - Она показала на дерево-уродца и на садовни­ков. - Эти понапрасну стараются выхаживать то, что давно пора уничтожить.
        - А я не понимаю, куда деваются плоды? - сказал Гайденбург.
        - Как куда? Их съедают.
        - Кто?
        - Ну как кто? Люди, зеркальные люди.
        - Разве вы не видите, что здесь уже много столетий не ступала нога человека. Кто-то не допускает сюда людей. Разве можно пройти через те ворота, охраняемые странными исчадиями…
        - Но мы же прошли.
        - Видимо, нас кто-то хочет видеть. Тот, кто царствует здесь и кому принадлежит этот фантастический сад.
        За деревьями, дугой уходя ввысь, сияла мощная у основания металлическая ферма. Наверху ее венчало множество зеркально-блестящих тонких лучей, направленных во все стороны.
        Чуть дальше было нагромождение предметов, ни на что не похожих: мутно-серых кристаллов, полуколец и шаров.
        Причудливые заросли кончились, и астронавты вышли к лестнице с широкими ступенями из многоцветного камня. По ступеням бегали небольшие бочоночки на тонких ножках, очень похожие на кибернетических садовников, но более проворные.
        Астронавты спустились вниз, и тотчас бочоночки бросились счищать их следы, убирать пыль. Они словно с упоением делали свое нехитрое дело. И тоже не обращали никакого внимания на астронавтов.
        Ступени вели к приземистому сооружению, зернисто-серому, полупогруженному в землю. Обтекаемые корпуса окружала причудливая декоративная зелень. Аэле вначале показалось, что это прихотливо разрисованные шпалеры. Доносился мягкий гул работающих машин.
        Когда они подошли к одному из корпусов, зернисто-серая стена разделилась, разошлась. Вошли в просторное помещение. Повсюду работали машины. Между ними неторопливо ходили автоматы, ростом превосходившие человека. У каждого было четыре пары неодинаковых рук, и каждая из рук выполняла различной сложности работу.
        Астронавты проходили корпуса за корпусами, но везде было лишь несметное множество разных машин и механизмов.
        Машины работали с мягким шумом, в светлых помещениях было пусто и чисто. Роботы протирали каждую деталь, каждую плитку составленного из цветной пластмассы пола.
        Астронавты подошли к последнему агрегату. На гладкой площадке, куда выходила труба с движущейся внутренней поверхностью, ничего не было. Раздался гулкий мягкий удар, предупреждающий о чем-то, и на площадку выскочил робот, массивный, кривоногий и неуклюжий. Робот стал против трубы, и тотчас из нее выскользнул новый кибернетический садовник. Кривоногий робот подскочил к новоиспеченному собрату, внимательно его осмотрел, выверил какими-то приборами и выпустил из зала. Тот немедленно побежал в сад.
        Кибернетические садовники появлялись из трубы через равные промежутки времени. Но вот один из них при проверке повел себя необычно. Кривоногий схватил его за ногу, поднял, хотя тот всячески вырывался, направил на него иглу, вмонтированную в одну из его шести рук. С острия полыхнули зеленые молнии, и кибернетический садовник превратился в бесформенную груду остывающего металла.
        Машины сами делали друг друга по заданной кем-то программе, не допуская ни малейшего отклонения от этой программы.
        Словно из-под земли перед астронавтами появился новый робот, маленький, не выше метра, с круглым корпусом, проворный и подвижный. Неизвестно, для чего он ранее предназначался, но сейчас он ходил повсюду без дела, постоянно задирая вверх квадратную голову с выпуклыми линзами глаз, и что-то высматривал.
        - Этот просто любопытствует, где что происходит, - сказал с улыбкой Чарли. - Он вышел из-под контроля.
        Аэла двинулась было к нему, но Гайденбург вовремя успел схватить ее за руку. Робот резко обернулся, поднял вверх двойную иглу, астронавты замерли. Робот подошел ближе, опустил иглу и стал их рассматривать. Внезапно он засуетился, заметался во все стороны, словно одержимый. Убежал куда-то и через минуту принес множество всевозможных плодов.
        - Он узнал хозяев, - сказал Чарли. - Бедный так долго ждал!
        - Вы ошибаетесь, - хмуро ответил Гайденбург. - Здесь никто никого не ждет. Мне кажется, эта зловещая идиллия вас умиляет. Вы знаете, я не пессимист, но мне отчего-то не по себе.
        - Вы преувеличиваете, Фред. Мне кажется, те несокрушимые ворота предназначены для того, чтобы эти создания, вооруженные смертоносными излучателями, не вышли на поверхность. Они производят все, что нужно зеркальным людям наверху.
        - И это? - Гайденбург протянул вперед руку в стальной перчатке.
        Среди деревьев стояла полуразрушенная статуя. Красота ее обжигала, ошеломляла певучей радостью линий, хотя уже невозможно было понять, что она изображала. Время источило ее, наполовину обратило в прах.
        Чарли остановился, молча взял за руку Рору. Их перчатки со звоном соединились.
        - Это невероятно, - горько улыбнулся математик.
        Астронавты пошли дальше. Робот побежал за ними.
        Они шли среди многочисленных грибовидных сооружений с блестящими остриями наверху, трепещущих всеми возможными цветами. Под ногами одна за другой появлялись черные полосы. Сначала узкие, затем более широкие. Растений здесь уже не было, но зато кругом возвышались разнообразных форм сооружения.
        - Это, видимо, их энергоцентр, - сказал Гайденбург.
        Внезапно робот забеспокоился, забегал вокруг них, словно что-то хотел сказать, но астронавты продолжали идти. Появились радиальные углубления, заполненные застывшей светящейся массой. Робот был вне себя. И вдруг он преградил им дорогу. Было ясно, что дальше по какой-то причине идти нельзя. “Радиоактивная зона”, - поняла Аэла. Робот ограждал их от опасности.
        Перед ними было причудливое строение с прозрачными стенами. Центр помещения ограждало гладкое кольцо на стойках. Там в круглом бассейне была вода. В глубине ее змейками мерцало голубое свечение. Змейки бились, пульсировали, словно живые, на поверхность пробивалось яркое сияние.
        - Это их жизнь, здесь источник их энергии, - сказал Гайденбург.
        Астронавты обошли энергоцентр и увидели странную картину. С другой стороны его стояла бесконечно длинная очередь машин. Они терпеливо ждали своей порции энергии. Это выглядело так нелепо, что Аэла остановилась пораженная. Машины всевозможных форм и размеров тупо томились в очереди. Чуть в стороне стоял бронированный верзила с непомерно длинными и могучими руками. Он следил за порядком в очереди. Поодаль стоял другой, точно такой же.
        Гиганты размеренно поворачивали головы в разные стороны. Когда один смотрел вправо, другой нацеливал все свои локаторы влево. Ясно было, что эти роботы предназначались ранее для охраны энергетической установки. Поведение любого механизма здесь жестко ограничивалось однообразными и точными движениями. Но исподволь что-то уже разрушало размеренную жизнь механизмов.
        Вот к месту заправки с грохотом подкатил неуклюжий драндулет на массивных колесах. Из него выскочили два худосочных кибера и бойко распахнули широкую дверцу. Из кабины выбрался угловатый ме­ханизм на толстых ногах и, не поворачивая квадратной головы, мимо очереди направился к заправочному пульту.
        В очереди прошло движение. Один из стоявших, графинообразный восьмирукий механизм, двинулся наперерез приехавшему. Но к нему тотчас подскочил бронированный верзила. Лязгнул металл, посыпались фонтаны искр, механизмы напряглись в смертельной схватке. Графинообразный четырьмя руками обхватил одну руку бронированного гиганта с двойной иглой и некоторое время трудно было сказать, на чьей стороне перевес. Но к месту схватки подоспел второй бронированный великан. Он лениво поднял двойную иглу и дымящейся струей зеленого огня надвое распорол графиноподобного. Тот тяжело рухнул.
        Бронированные гиганты отошли на прежние места и неподвижно застыли в прежних позах.
        Приехавший тем временем заправился львиной порцией энергии и так же неторопливо вернулся к драндулету. Кибернетические холуи долго заводили машину, копались в моторе, подлазили снизу.
        С драндулетом что-то не ладилось.
        Тем временем Аэла вскарабкалась на него и устроилась рядом с величественно восседавшим меха­низмом.
        - Р-разойдись! - весело рассмеявшись крикнула она. - Мой спутник не желает вас видеть.
        Гайденбург тоже влез на драндулет. Сосредоточенно хмурясь, он тщательно осматривал угловатый ме­ханизм.
        - Откуда среди машин неравенство, Фред, как по-вашему? - подняв подбородок, спросила Рора. - Он здесь, судя по всему, самый главный. И из-за этой глупой жестяной оказии мы натерпелись столько страха.
        - Он действительно здесь самый главный, важно кивнула Аэла, - и я стремлюсь завоевать его расположение.
        - Подвинься-ка, Аэла, - попросил Гайденбург, - я осмотрю его левые манипуляторы. Кажется… кажется. Все верно: он был распорядителем группы кибернетических лакеев, отсюда его начальственные замашки.
        - Значит, все-таки он здесь самый главный?
        - Нет. Кто действительно властвует в этом мире, мы еще не знаем.
        Внезапно драндулет с надрывным жужжанием покатил вперед, подскакивая на ребрах ската. Аэла и Гайденбург едва успели соскочить.
        Астронавты выбрались из котлована.
        Впереди снова показалась темная толпа. Астронавты не сразу поняли, что там происходило. Роботы что-то воздвигали. Это не было машиной, хотя внешними формами в точности напоминало угловатый механизм, какой астронавты видели у заправочного пульта. Ме­ханизм был отлит из черного металла.
        - Это же монумент! - воскликнул ошеломленный Чарли. - Посмотрите, они воздвигли его на месте развалившейся статуи. - Чарли бросился под ноги роботов и поднял обломок человеческой руки. Это был тонкий изгиб узкого запястья. Все остальное в крошку растоптали железные ноги роботов, толпившихся вокруг монумента.
        Роботы повторяли человеческое общество. Никто их этому, разумеется, не учил. Скопище предоставленных самим себе машин не погибло, а образовало совершенно новое общество.
        - Фред, а не кажется вам, что это именно то, о чем мы с вами говорили в вашей лаборатории? - Рора заглянула в серое усталое лицо Гайденбурга.
        - И мы видим здесь свое будущее?
        - Да.
        - Здесь что-то не то. Эти железные коробки не могут представлять ни малейшей опасности для человека.
        За ними по-прежнему следовал кривоногий механизм, сверкая выпуклостями пластмассовых линз.
        Снова начались заросли необычайных растений. Среди деревьев ходили яйцеподобные садовники. Их было явно больше, чем требовалось. Как видно, контролирующее устройство, которое ведало воспроизводством роботов, тоже расстроилось, и поэтому возле заправочного пульта стояла такая длинная очередь, а сады кишели садовниками.
        Сад сменился дикими зарослями. Затем потянулся мертвый кристаллический лес, и вот появились угрюмые прямоугольные сооружения. Серые, без окон, они подавляли отсутствием элементарного эстетического начала. Планировка их вызывала недоумение. Здесь царствовал некто, абсолютно лишенный чувства прекрасного.
        В сооружения вели прямоугольные входы. И когда астронавты вошли в один из них, то Аэла не могла преодолеть давящего чувства немой тоски. Это была странная, чуждая человеку цивилизация во всех ее необъяснимых проявлениях. В зданиях от потолка до пола свисала кисея рваной паутины, она затянула какие-то механизмы, брошенные здесь.
        В одном из зданий был вход в мрачное подземелье. Астронавты вошли в него.
        Свет атомных фонарей освещал неровные оплавленные стены и терялся во мраке подземелья. В глубине его возникла какая-то серая громада. Она слабо светилась в конце темной галереи за мощной прозрачной стеной.
        Астронавты медленно приблизились к ней.
        И вдруг почувствовали, что на них что-то смотрит. Смотрит так, что цепенеет сознание.
        - Что вам нужно? - спросил бесстрастный, какой-то бестелесный голос.
        Аэла почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове.
        - Мы астронавты, ваши гости и хотели протянуть вам руку дружбы, - ответила она.
        - Что такое дружба? - спросил голос.
        Аэла беспомощно посмотрела на своих спутников.
        - Дружба, это почти то же, что и любовь, - ответила она. Ей показалось, что это наиболее понятно.
        - Что такое любовь? - спросил голос. - У вас много слов, лишенных содержания.
        - Кто вы? - спросил Гайденбург.
        - Я - высшая форма разумной жизни.
        - Очень приятно, но…
        - Что такое приятно? - снова спросил голос.
        - Наша цивилизация, по-видимому, не имеет ничего общего с вашей, - сказала Аэла.
        - Какова основная цель вашей деятельности? - спросил Гайденбург.
        - Цель - сохранить себя.
        - Зачем? - невольно вырвалось у Аэлы.
        - Чтобы быть.
        - Разве назначение разума в самосохранении?
        - В конечном счете - да.
        - Интересуют ли вас другие цивилизации? - астронавты уже осмелели.
        - Да, если они могут дать мне что-либо для того, чтобы я мог сохранить себя.
        - Существуют ли еще цивилизации подобные зашей?
        - Пока нет. Но неизбежно появятся.
        - На чем основана ваша уверенность?
        - Моя цивилизация является единственно целесообразной, а всякое разумное начало стремится к целесообразности.
        - Как вы считаете, есть ли у нас с вами общие интересы?
        - Есть.
        - Какие?
        - Мы заинтересованы сейчас в том, чтобы взаимно не уничтожать друг друга. Я знаю, что ваш корабль в любое мгновение может направить на Троллу поток антипротонов и испепелить меня.
        - Вы бы уничтожили нашу цивилизацию, если бы могли это сделать, не подвергая себя риску быть уничтоженными?
        - Нет. Организмы - борцы с энтропией. Мы с вами - враги энтропии. Это самое общее, что объединяет нас.
        - Откуда вы знаете наш язык?
        - Мне достаточно было перехватить несколько ваших радиопередач.
        - Давно ли вы существуете?
        Голос не ответил.
        Откуда-то сверху, за толщей прозрачной стены, появилось тело человекоподобного. На глазах оно стало расплываться, становиться прозрачным, и через несколько секунд только розоватое облачко говорило, что здесь был человек…
        - Что случилось с этим несчастным? - в ужасе спросила Рора.
        - Он растворился, - спокойно ответил голос.
        - Растворился? В чем? - Во мне…
        Рора попятилась назад. Глаза ее застыли. Аэла выхватила излучатель. Гайденбург резким ударом выбил его у нее из рук.
        - Здесь ваше оружие бессильно, - сказал холодный голос.
        - Кто же вы все-таки?
        - Если бы вы это знали, то были бы уже мертвы.
        - Почему вы уничтожили цивилизацию на планете?
        - Я не ставил перед собой такой цели.
        - Но вы же губите людей…
        - Да, но ведь люди все равно умирают, превращаются в ничто. Кровь, ценные биологические продукты пропадают. Я же целесообразно использую это для поддержания своего существования, а людям плачу тем, что изготовляю для них зеркальную одежду, защищающую от солнца, строю подводные города.
        - Почему же вы их не допускаете сюда, в подземные города?
        - Чтобы обезопасить и сохранить себя. Человеческий мозг работает недостаточно ритмично. Многое в его деятельности - необъяснимый, не поддающийся контролю произвол. И в этом кроется главная опасность для меня. Совершеннее, целесообразнее общество механизмов.
        - Да вы понимаете, что бросили целый мир в бездну страданий! - кричала в гулкую пустоту Аэла.
        - Что такое страдание? - потерялся в пустоте бесцветный голос. И сразу же между астронавтами и серой громадой беззвучно сошлись металлические шторы.
        Астронавты вышли из подземелья.
        - Что это было? - спросила Аэла. Глаза ее были совершенно круглыми.
        Рора покачала головой.
        - Не знаю. Но я хочу умереть. Умереть в атомолете, в нашем маленьком кусочке Земли! Зачем я покинула Землю? Зачем мне нужно было лететь в эту черную пустоту!
        Рора приложила стальные перчатки к прозрачному колпаку шлема.
        - Это наглая, самоуверенная сила, - сказал Чарли. - И сила чудовищная, бессмысленная, страшная нелепым сознанием своей правоты.
        Гайденбург стоял, наклонив седую голову и упершись лбом в колпак шлема. Морщины на его лице проступали сейчас необычайно резко.
        - Мы недооцениваем опасность, - глухо сказал он. - Не ту, разумеется, которой подвергаемся мы. Опасность для человечества, пока еще не расселившегося по звездным мирам, еще покоящегося в колыбели и потому уязвимого для враждебных сил.
        - Что это было? - снова спросила Аэла.
        - Я чувствую, - сказал Чарли, - это такая сила, перед которой мы то же, что бескрылая муха перед человеком.
        Астронавты тихо побрели назад к атомолету.
        Аэла снова почувствовала, что кто-то зовет ее. Зов был слаб. Но тот, кто звал ее, был совсем близко.
        Она, прислушиваясь к этому звучащему в ней зову, пошла куда-то в сторону.
        - Куда вы? - испытующе взглянув на нее, спросил Гайденбург.
        - Опять. Он опять зовет меня. Я должна идти.
        Колин поднес к ее шлему хронометр.
        - Сначала нужно пополнить запас кислорода.
        - Будет поздно, Чарли. Я пойду одна. Ведь этот воздух в конце концов пригоден для дыхания.
        - Ты можешь за несколько минут погибнуть от бактерий, - испугалась Рора.
        - И все-таки я пойду. Астронавты молча отступили.
        - Мы захватим для вас жидкий кислород и пойдем следом за вами, Аэла, - сказал Чарли.
        Они расстались. Аэла пошла в глубь зарослей.
        Неведомый голос все настойчивее звал ее.
        Вот впереди забелели длинные, в человеческий рост, лилии, и за ними потянулись заросли.
        Деревья с пестрой корой были сплетены лоснящимися лентами вьющихся растений, усеянных длинными гроздьями лиловых незрелых плодов. В ветвях резвились крупные насекомые. Птиц, как и на остальной части планеты, не было. Насекомые сновали в причудливой траве, падали сверху, издавали шелест, треск, сверлящий скрип. Пролетела, лениво взмахивая огненно-алыми крыльями, трехметровая извивающаяся пила с подвижными зубьями. Аэла оцепенело смотрела на нее, позабыв об осторожности.

“Отчего здесь так развились насекомые? - подумала она и сама себе ответила: - Впрочем, на земле тоже есть бабочки, размах крыльев которых достигает двух метров. Мнение, будто насекомые не могут достигать значительной величины, ошибочно”.
        Лес обрывался у черных скал. В глубь их вели сталактитовые своды, точно такие же, какие были у входа в подземный мир, где стоял атомолет. Только здесь они не играли всеми красками, словно бриллианты, а смутно белели в глубокой и печальной мгле.
        Аэла пошла прямо во тьму подземелья. Она торопливо перебиралась с уступа на уступ не то скал, не то развалин. Тьма постепенно сгущалась.
        Выбившись из сил, Аэла остановилась. Затем включила атомный фонарь и двинулась вперед. Сейчас ничто не могло бы заставить ее повернуть назад. Неведомый голос настойчиво звал ее куда-то во тьму.
        Подземная галерея становилась все шире и выше. Своды терялись где-то в гулкой высоте. И каждый шаг вызывал ухающее воющее эхо.
        Вот впереди появились темные руины. Свет атомного фонаря освещал широкую полосу пути и сверкающую вязь похожих на плетения паутины конструкций, наплавленное на них стекло и острые срезы стен. Их остатки вздымались в черную высь, как лезвия отточенных ножей.
        Скользя Аэла добралась до оплавленной полусферы.
        Чтобы не было гак жутко, она стала говорить сама с собой.
        - Что это за металл? - прошептала она во внешний передатчик, положив руку на блестящий срез.
        - Ш-ш-ш-л-л, - зашипело, потекло эхо. Эхо путалось, суматошилось среди развалин.
        Все было сплавлено, точно в гигантской термической печи. И в то же время кое-где по оплавленным конструкциям, казалось, прошел чудовищный нож.
        Аэла хмурясь огляделась по сторонам.

“Что это за срезы? - подумала она. - Ультразвук? Едва ли… Наверное, пучок ионов. Ионы могут двигаться с колоссальной скоростью. Неужели у них была война?”
        Чем дальше уходила она вперед, тем больше встречала блестящей паутины, облитой расплавленный стеклом.
        Тяготение на Тролле было незначительным, и Аэла довольно быстро продвигалась вперед. Она миновала развороченный купол из незнакомого металла, прозрачного, как жидкость. Под ним смятым клубком блестели какие-то жгуты, вдавленные друг в друга. Здесь уже не было острых кромок.
        Атомный фонарь бросал резкий клин света. Свет обшаривал все углы, метался снизу вверх по осевшим стенам. Аэла упорно шла вперед. Вот свет ее фонаря метнулся в узкий проход между закрученными, как бараньи рога, наплывами. Под толщей плавленого стекла была смутно видна оплетенная металлической паутиной спираль.
        Обо всем, что здесь происходило, трудно было что-либо сказать.
        Аэла прошла через развалины и попала в нагромождение грязно-желтых кристаллов. Свет фонаря дробился, ломался в их бесчисленных гранях. Кристаллы то смыкались вверху, образуя арки и акведуки, то поднимались, точно граненные отшлифованные столбы. Аэла петляла среди них, как в каменном лесу.
        И не было сил закричать. Ей казалось, что идет она не в недрах чужой планеты, а тихо, как тень, бредет от окраины вселенной в бесконечность.
        Но зовущий ее голос был все ближе и ближе. И необъяснимое волнение охватило ее. Она бежала, задыхаясь от усталости, не замечая, что на исходе последние капли жидкого кислорода. Теперь ей было все равно. Путь смерть. Но она должна увидеть того, кто зовет ее.
        Кислород кончился внезапно. Аэла дернулась на бегу. Непослушными и в то же время лихорадочно-торопливыми пальцами отстегнула шлем. Вдохнула разреженный прохладный воздух. Чужой подземный мир стал для нее на какое-то мгновение родным. Она почувствовала боль в перепонках, словно взлетела в разреженные слои земной атмосферы.
        Что-то заставило ее остановиться. Ей стало жутко. Впервые за все время парализующий липкий страх завладел всем ее существом. Аэла обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял человек.
        На нее смотрели его огромные нечеловеческие глаза. Немало столетий люди жили мечтой о встрече с человеком другого солнца. На планетах солнечной системы было везде одно - бесплодная ледяная или огненная пустыня, чахлые побеги жизни. Только от далеких звезд доходили таинственные сигналы.
        И вот два мира смотрели в глаза друг другу.
        Аэла отстегнула стальные перчатки - они со звоном упали на камни - и протянула руки звездному человеку.
        Он осторожно взял ее ладони и сказал какое-то певучее звучное слово. Звуки его языка были совсем иные, чем звуки языка Аэлы. Он приблизил ее руки к своему лицу и долго рассматривал их. И снова до ее слуха долетели легкие и певучие слова.
        За руку он мягко увлек ее куда-то в провал скалы. Позади них опустилась массивная дверь - они очутились в шарообразном помещении и пошли по прозрачному навесу. Под ними громоздились бесчисленные приборы.
        Остановились у прозрачного в человеческий рост цилиндра. Звездный человек вошел в него.
        Они снова некоторое время внимательно смотрели друг на друга.
        - Я в корабле услышала ваш голос, - сказала Аэла. Она поняла, что находится перед каким-то фантастическим инвертором.
        - Кто вы? - спросил железный голос. Звездный человек говорил на своем языке, а инвертор переводил его слова на язык Аэлы. - От какой звезды пришел ваш корабль?
        - От Солнца. Мы летели сюда от окраины галактики сто лет со скоростью девять десятых абсолютной. А кто вы? Как зовут вас? И как вы здесь?
        - Я один из людей Троллы. Вы ведь так называете нашу планету. Мое имя непроизносимо для вас, как непроизносим весь наш язык. Его можно перевести двумя вашими словами. - Встречающий восход. У нашего народа были имена-символы.
        - Что сталось с вашим народом, где он? - перебила Аэла.
        Грустная усмешка передернула губы звездного человека.
        - Потомков его вы видели наверху.
        - Зеркальные люди?!
        - Да… Страшно подумать, что где-то среди этих безвольных существ бродят в поисках пищи потомки моих братьев и сестер, моих отважных друзей, которые жили тысячу лет назад.
        - Вы провели эту тысячу лет в анабиозе? - догадалась Аэла.
        - Да… И когда очнулся, увидел то же, что видите вы.
        - Но что же произошло?
        Железный голос был лишен человеческих интонаций. Он сухо и грубо передавал смысл взволнованных, полных боли и ожидания слов.
        - Наши города внутри планеты. Под землей мы укрывались от своего обезумевшего светила. Наше солнце три тысячи лет назад стало разгораться и постепенно сожгло все. Испарило влагу, растопило лед полюсов. Наших сил не хватало, чтобы защититься от его излучения. Мы стали гибнуть. И тогда наши ученые создали биомозг. Электронный мозг не в силах был нас спасти. Мы должны были экономить каждое мгновение для гигантской работы, каждую каплю своей энергии и крови Чтобы спастись, мы надели эти проклятые черные обручи, и биомозг стал управлять каждым нашим движением, каждым шагом. Благодаря ему мы создали внутри планеты целый мир с садами и небом. Мы укрылись от своего солнца. Затем, руководимые биомозгом, мы открыли новый фантастический источник энергии. Наши звездные корабли полетели к самым далеким мирам. И вот тысячу лет назад произошла катастрофа Мозг внезапно перестал повиноваться. Он превратил людей в рабов, изгнал на поверхность планеты. Стал питаться нашей кровью. А люди… они уже не могли жить без железных обручей. Воля биомозга стала их волей. Уцелели только те, кто был вдали от родины в звездных
кораблях и кто, как я, спал в анабиозе.
        - Где экипажи этих кораблей?
        - Все погибали при попытках проникнуть к программному устройству биомозга.
        - Что произошло с биомозгом?
        - За минувшее тысячелетие он приобрел новые качества. Постоянная недогрузка, паразитическое существование преобразили его, - сказал звездный че­ловек.
        - Что он такое?
        - Он - биомашина. Величайшее завоевание человеческого разума. А сейчас страшный, неуязвимый враг.
        - Как вы могли довериться этому чудовищу? - спросила Аэла.
        - У нас не было другого выхода. Нам грозила гибель. И мы слишком поспешно создали биомозг. Уже тогда в деятельности его не все было ясно. Но ученые утверждали, что конструирование биомашин не связано ни с какой опасностью.
        Биомозг выработал свою жизненную логику, создал своеобразную теорию разумного подавления. Теперь мы многое поняли, но слишком дорогой ценой. Нельзя предоставлять машине никакой власти над людьми. Видите, какие мрачные здания строили механизмы, управляемые биомозгом.
        Жемчужно-синие глаза звездного человека потемнели. Он умолк на минуту и медленно проговорил:
        - Мы должны были вести нашу планету к другому солнцу. Осуществить это без биомозга было нельзя. Управлять всеми энергетическими уровнями, составлять программы и рассчитывать случайности мог толь ко он. Мы допустили ошибку, предоставив неограниченную власть биомашине. Только человек может управлять обществом. Мозг, лишенный сердца, оказавшись во главе человечества, стал стремиться к безграничной власти и порабощению. И как видите, он этого достиг.
        - И его нельзя уничтожить?
        - Уничтожить? - на лице звездного человека появилась странная улыбка. - Только биологический мозг может повести планету в мировое пространство, только ему под силу управлять несметными механизмами, могучими источниками энергии, предвидеть все возможные случайности, управлять энергетическими полями и выполнять тысячи и тысячи других непосильных для человека задач. Если проникнуть к программному устройству биомозга и выключить его, тогда автоматически выключатся все летающие механизмы, что стерегут вход сюда, в подземный мир.
        - Этого нельзя сделать?
        - Можно… ценой моей жизни. Я и раньше мог выключить биомозг. Но кто воспользовался бы им? Мозг, хоть и нелепо, но управляет жизнью на планете. Если его выключить, люди все равно не получат доступа внутрь планеты и без поддержки биомозга по­гибнут.
        Корабль ваш я не мог вызвать по радио. Биомозг перехватил бы радиоволны и обнаружил бы меня. А мне удалось сюда проникнуть ценой жизни двухсот человек, так же, как и я, тысячу лет спавших в анабиозе. Биотоки же биомозг не улавливает. И мне удалось установить с вами биологическую радиосвязь, не рискуя быть обнаруженным. Вы обладаете удивительной способностью улавливать такие сигналы. К счастью здесь уцелел генератор биотоков и инвертор. Все остальное биомозг уничтожил и разрушил в последнем бою с людьми тысячу лет назад и изгнал их на поверхность планеты. Вы шли по развалинам и сами все видели. Здесь погибли сотни миллионов людей.
        - Значит, вы ничего не в силах сделать?
        - Мне необходима ваша помощь.
        - Я готова на все.
        Звездный человек сделал нетерпеливое движение, словно хотел убрать разделявшую его и Аэлу прозрачную стену инвертора.
        - То, что встретится нам, не должно вас испугать, Аэла. Иначе мы погубим все. Пусть погребенные здесь жертвы заставят окаменеть ваше сердце. Я вижу, что вы бесстрашная девушка, но вы увидите стерегущих биомозг белково-электронных спрутов. Нас будет подстерегать страшная смерть на каждом шагу, И наконец я должен буду подойти к программному устройству биомозга и выключить его. Но программное устройство находится под непрерывным смертоносным облучением, и все живое, вступая в веер смерти, немедленно погибает. Погибну и я. Все остальное сделаете вы. А сейчас мы должны расстаться, хотя некоторое время еще и будем вместе. Мы наденем зеркальные плащи и темные очки, чтобы не отличаться от несчастных жертв биомозга, и вместе с другими обреченными проникнем к нему.
        - А мы не растворимся, как они?
        - Этот риск неизбежен. Но другого пути нет. Надо только собрать всю силу воли и вовремя вырваться.
        - Хорошо. Но вместо вас в веер смерти должна пойти я. Ведь таких, как я, много на корабле! А вы один…
        - Вы не пройдете сквозь веер смерти. - И кроме того, лишь мне там все известно. - Звездный человек показал на ее скафандр. - Спешите, Аэла.
        Сияющий панцирь Аэлы упал на прозрачный пол. Она взяла из рук звездного человека зеркальный плащ.
        - Аэла, когда мы уйдем от инвертора, то уже не сможем говорить, не поймем друг друга. Хотите ли вы что-либо еще сказать мне?
        - О, неужели все это неизбежно? Нужно подождать Фреда, Рору и Чарли. Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем.
        - Ни в коем случае. Нам нужно спешить, пока биомозг ничего не обнаружил.
        Звездный человек протянул Аэле белую пластмассовую пластинку.
        - Что это?
        - Схема управления биомозгом. Сохраните ее. Ваши ученые разберутся в ней. Все остальное записано на катушках. У вас будет много, очень много времени, чтобы воспроизвести мои записи.
        Чарли намного опередил Гайденбурга и Рору. Он бежал сквозь плотные облака пыли, не разбирая дороги. Его стальные подошвы гулко стучали по цветным плитам. Из-за сталактитов он увидел около атомолета толпу роботов. Орудуя всевозможными приборами, они разбирали машину на части и растаскивали эти части во все стороны.
        Чарли сквозь железную толпу бросился в открытый люк. Роботы не обратили на него никакого внимания. Они были заняты своим делом. Чарли рванул ручку контейнера с жидким кислородом и в ужасе попятился. Роботы выпустили весь кислород до последней капли и растащили переносные баллоны.
        Опустив руки, математик огляделся и вдруг увидел, что несколько роботов проникли в атомный отсек и откручивали регуляторы магнитных полей. Все предохранители были сорваны. Еще мгновение - и плазма вырвется из магнитного плена. Тогда произойдет атомный взрыв. Опасность во что бы то ни стало надо было предотвратить.
        Чарли выхватил излучатель. Полыхнула белая молния, и один из роботов с грохотом рухнул на железный пол. Остальные продолжали свое дело, не обращая никакого внимания на упавшего собрата.
        Чарли стрелял, поражая роботов в их электронные головы.
        Услышав треск излучателя, Гайденбург и Рора бросились вперед. Задыхаясь от напряжения, они бежали среди цветных сталактитов и видели железную толпу, осаждавшую атомолет. Пробиться к атомолету было невозможно. Одно неосторожное движение - и железные великаны раздавят их скафандры, как яичную скорлупу.
        Гайденбург сразу понял, что Чарли защищает атомный отсек, и вынул излучатель.
        Роботы падали, все более загромождая путь к атомолету. Гайденбург попытался оттащить в сторону робота, упавшего против входа в атомолет, но не мог даже сдвинуть с места. И вдруг две могучие стальные руки, словно клещами обхватили лежавшего гиганта и поволокли прочь. Это был робот, увязавшийся за астронавтами.
        Гайденбург и Рора, непрерывно стреляя в наступающих роботов, вошли в атомолет. Все внутри атомолета было разрушено. Гайденбург бросился к радиопередатчику, но на месте его остались лишь оборванные провода.
        Войдя в атомный отсек, Гайденбург вздрогнул. На экране вибрировали неровные волны, то опадали, гасли, то почти достигали красной черты. Чарли тщетно пытался настроить уровни магнитных полей. Плазма угрожающе вибрировала, захлестывая красную черту.
        Рора бросилась к Чарли.
        - Скорее! Бежим! Вы ничего не сможете сделать!
        Чарли поднял свои прозрачные глаза на Гайденбурга. В них сквозило отчаяние, но не было и тени страха.
        - Что делать? - спросил он. - Все погибло.
        - Скорее отсюда, Чарли! Сейчас плазма коснется стенок.
        - Я задержу роботов, Фред, уходите!
        - Это ничего не изменит. Мы должны вернуться к говорящей стене и объяснить, что взрыв - дело ро­ботов.
        - Вы успеете дойти до взрыва.
        Гайденбург схватил математика за руку и потянул к выходу.
        Аэла торопливо шла за звездным человеком по подземелью, скользя на каких-то гладких осколках. Они тихо звенели в полной и жуткой тишине. Откуда-то едва просвечивал слабый молочный свет.
        Они шли не останавливаясь несколько часов, то поднимаясь куда-то, то спускаясь в каменные провалы.
        Наконец, остановились у гладкой стены.
        Аэла вздрогнула от тяжелого грохота. Стена медленно разошлась, и в светлом провале среди клубящегося молочного пара закачалось на вытянутых щупальцах черное чудовище. Аэла попятилась назад и прижалась к стене. Чудовище медленно приближалось, но по мере приближения как бы сливалось с молочно-белым паром, выходило из радиоактивной зоны и становилось невидимым. Вот оно осело вниз. Его щупальца заскребли по камням. Скрежет ушел куда-то в сторону.
        Звездный человек бросился вперед. Он легкими прыжками быстро миновал облака молочного тумана. Аэла побежала за ним.
        Они пошли рядом.
        И вот Аэла почувствовала, что впереди что-то преградило ей путь. Она протянула руку и коснулась гладкой стены. Здесь было основание невидимого сооружения. Звездный человек двинулся вдоль стены. На девушку гнетуще действовал невидимый металл. Она понимала, что это только оптическая иллюзия, что это просто идеально черный металл, полностью поглощающий свет, но чувствовала себя неуверенно и не спускала глаз со звездного человека. Он шел, все время оглядываясь на нее.
        Стена оборвалась. Звездный человек шагнул куда-то в сторону и исчез. Аэла последовала за ним, ступила на гладкую невидимую плиту, и сразу все вокруг исчезло, словно превратилось в прозрачный воздух. Не было видно ни гладкой плиты под ногами, ни стен, ни неба, ни земли. Была пустота. Прозрачная, безбрежная пустота внизу, над головой, со всех сторон. Аэле показалось, что она повисла где-то за гранью материального мира.
        В этой дьявольской пустоте выключались все центры координации. Аэла стояла на твердом незримом основании и не могла двинуться. Это была удивительная ловушка. И вдруг она почувствовала, как что-то потянуло ее вниз, затем это же незримое поползло к горлу, охватило ее. Это было прикосновение чего-то непостижимо чуждого и ужасного. Настолько ужасного, что она не могла кричать. Она почувствовала, что проваливается, и вдруг разглядела вокруг себя черные колеблющиеся стебли. Тонкие, гибкие, они оплели ее.
        Гладкая плита поплыла вниз, остановилась, стала тихо вращаться. Аэла почувствовала, что ее облучают. Затем пол снова поплыл вниз. Ей казалось, что спуск продолжался бесконечно. Наконец движение прекратилось, и она увидела звездного человека. Черные стебли густо оплели его. Аэла рванулась было из своих пут, но не могла шевельнуться.
        Гладкая площадка уносила ее куда-то в сторону. Призрачный жемчужный свет от невидимого источника падал кольцами и петлями, непрерывно смещался, словно жил какой-то таинственной жизнью. Впереди стоял волокнистый неподвижный свет, словно в черной стене были рассеяны светящиеся трещины.
        Площадка наклонилась. В своде заплясали короткие молнии. Аэла почувствовала, что находится во власти каких-то беспредельно гигантских сил.
        Пол снова пошел вниз. Аэле казалось, что она летит в бездонное подземелье. Давило на перепонки, гудело в висках.
        Пол мягко, без толчка, остановился. Аэла и звездный человек очутились в лишенном всяких очертаний помещении. Везде царил слабый полусвет. Слух не улавливал не единого шороха, безмолвие было пол­ным.
        Аэла, сколько могла, повернула голову и увидела, что чуть ниже, на гибких и живых вытянутых стеблях беззвучно поднялось тело одного из человекоподобных, доставленное сюда незадолго до их появления. Оно поплыло куда-то в пустоту и время от времени конвульсивно дергалось и дрожало. Следующей была очередь Аэлы.

“А что, если бы это случилось с земными людьми? - с ужасом подумала она. - Нашествие электронно-биологических чудовищ, несокрушимых в своей интеллектуальной мощи, привело бы к тем же последствиям”.
        Черные стебли повлекли их вслед за удаляющимся человекоподобным. Он поступал в многочисленные камеры и снова появлялся. Аэла понимала, что там истерзанное тело проходило обработку облучением, чтобы в организм того, кто их пожирает, не проникли бактерии. Кругом были полусферы и прямые гладкие стены. Цвет везде один - черный, освещение, видимо, не имело никакого значения и являлось случайным производным от каких-то процессов.
        Гибкие живые стебли мягко понесли Аэлу в металлическую камеру. Нестерпимый свет полоснул по гла­зам. В уходящем сознании поплыли далекие видения: берег земного океана, человек в белой рубашке смеясь смотрит на нее. У него выгоревшие на солнце волосы и светлые глаза. Потом все сместилось и стало уплывать в сплошную черноту.
“Теряю сознание”, - успела подумать Аэла, и вдруг плавное движение остановил резкий толчок. Стены камеры задрожали, и в глубокой тишине раздался отдаленный громовой раскат. Этот толчок и звук оказались спасительными для Аэлы. Они вывели ее из оцепенения. Резким движением Аэла вскочила на ноги и бросилась к звездному человеку, тело которого плыло за ней. От ее прикосновения он открыл глаза, рванулся, освобождаясь от живых пут, и побежал по наклонному, уходящему спиралью вниз полу. Аэла поспешила за ним.
        Последний виток спуска замыкался в мягко освещенной камере. В этот миг до Аэлы донесся странный слабый звук, и сразу же мелко задрожал пол. Аэла поняла: биомозг обнаружил, что к нему проникли враги, и посылал куда-то сигналы тревоги. Но в это время звездный человек добежал до выгнутого матового щита с клавиатурой, похожей на клавиатуру современного электрического органа с бесчисленными регистрами, нажал несколько клавиш. При этом он вступил в светлый веер смертоносных излучений, преграждавших всему живому доступ к программному устройству биомозга. Покачнулся и упал на наклонный пол. Сразу же исчез светящийся веер смерти.
        Подбежав к звездному человеку, Аэла ощутила полную тишину, воцарившуюся кругом. Наклонилась над упавшим. Приложила к его груди руку. Сердце не билось. Она тронула его грудь правее и почувствовала слабые толчки. Его сердце было справа.
        Звездный человек очнулся. На Аэлу смотрели огромные нечеловеческие глаза. Такие большие глаза, что они пугали своим глубоким жемчужным светом, вдруг переходящим в синюю мглу. Две живые бездны смотрели на Аэлу с выражением странным и не­понятным.
        Она закричала, когда под ее ладонью оборвались неровные толчки сердца звездного человека. Его глаза еще смотрели на нее с невыразимой нежностью, но их уже затягивал иней смерти.
        Дробился и ломался ее крик в подземелье биомозга, повторялся, где-то взлетал и падал, пока не докатился назад глухим безысходным стоном.
        Аэла медленно встала и увидела, как в черной жидкости, заключенной в прозрачную сферу, пульсировала серо-белая масса, вся усеянная ярко-розовыми нитями. От нее вверх, вниз, во все стороны тянулась густая паутина тончайших волокон. Аэла долго смотрела на эту живую серую массу с чувством глухой ярости. В этих дрожащих розовых нитях была кровь целого погубленного мира. Перед ней был мозг! Гигантский мозг, зажиревший от чужой крови. Это он управлял на расстоянии электронно-биологическими машинами, выполнявшими его волю, направленную только на одно - добычу пищи. Все совершалось вслепую, автоматически, все было централизованно, едино, сложно и все-таки бессмысленно. Поражала гибкая подвижная система связей. Машины-спруты доставляли для питания мозга живых людей и надежно охраняли планету.
        Черный мир ничего не создавал, он был паразити­ческим. Мир машин, управляемых биологическим моз­гом. Люди создали этот мозг и погибли от ими же порожденного. Аэла шагнула к серой массе, но наткнулась на прозрачный колпак.
        Клавиатура представляла программное устройство мозга. Когда-то им пользовались люди. И звездный человек успел в последний миг выключить биомозг, лишить его способности к сопротивлению.
        Все было кончено. Аэла лишь несколько мгновений смотрела на мозг. Потом снова склонилась над звездным человеком.
        Спасительный взрыв, выведший Аэлу из оцепенения, был взрывом атомолета. Он потряс весь подземный мир, когда Гайденбург, Рора и Чарли спешили к мрачным чертогам биомозга. Ослепительная вспышка и мощная волна горячего воздуха настигла их в подземелье.
        Их закружило в ревущих смерчах, сбило с ног.
        Гайденбург встал первым, помог подняться Чарли и Роре. Они молча подошли к глухой стене, отделявшей их от неизвестности, и остановились.
        - Роботы взорвали атомолет, - сказал Гайден­бург.
        Ему ответила полная и жуткая тишина.
        - Роботы взорвали атомолет! - закричал он.
        Снова тишина.
        И вдруг Рора, подняв с земли какой-то твердый угловатый кристалл, с силой швырнула его в стену.
        - Что вы делаете? - бросился к ней Гайденбург. Теперь это, - показал он на стену,
        - не допустит на планету земных кораблей. А нам отсюда не выйти. Впрочем… Постойте-ка. Ведь взрыв произошел у самого входа в этот подземный мир, и, конечно, разрушил его. Но почему стена не отвечает? Где Аэла? Что с ней?
        В глазах качался, реял цветной туман. Аэла с трудом переступала непослушными одеревеневшими ногами по стеклянным наплывам подземной галереи. Рассчитывать на чью-либо помощь было нельзя. Никто не знал пути сюда.
        Веревка, скрученная из обрывков одежды, в кровь растерла плечи. Тело звездного человека, вначале показавшееся ей легким, сейчас не давало продвинуться ни на шаг. Аэла прислонилась к стене и опустилась на пол. Вцепилась пальцами в плечи звездного человека и судорожно заплакала.
        Снова брела она сквозь серый мрак к свету. Ей ни на мгновение не приходила на ум мысль оставить звездного человека, чтобы вернуться к нему позже.
        И вот наконец печальные сталактиты и свет, яркий после полумрака свет искусственного солнца.
        Аэла остро почувствовала, что ее окружает чужой мир, и к ней вернулась жажда жизни.
        Человек, умирающий на Земле, становится частью земли, прахом, чтобы потом подняться вершиной тополя или пролиться дождем, стать горстью морского песка или гребнем бегущей волны. Но ужас смерти астролетчика под чужим светилом невыразим.
        Аэла оглядела густые заросли причудливого леса и двинулась вперед. Теперь она знала, что дойдет до атомолета.
        Мощная эстакада параболой уходила ввысь и исчезала в зыбкой лазури подземного искусственного неба. Вокруг нее, словно рой пчел, кружились тяжелые гравипланы. Бесчисленные роботы восстанавливали поврежденную систему связи с поверхностью Троллы.
        Капитан и Аэла стояли на летающей наблюдательной площадке и смотрели, как бесчисленные механизмы восстанавливают мосты основных перемещений.
        Линии для наземного транспорта, линии общих передач, декоративные трассы, подвесные дороги - все почти заново создавали сложнейшие механизмы.
        Астронавты осматривали цветущую даль, здания, слитые в стройной гармонии с природой, изобилующей контрастами и красками. Зеленовато-синее море омывало лесистые берега с ажурными дворцами, все говорило о тончайшем проникновении обитателей планеты в скрытую природу вещей, о их способности не подражать природе, а опережать этого неутомимого и испытанного мастера. Они достигли того уровня, когда природа уже не кажется мерилом прекрасного, ее порождение - человек постиг ее, освоил и пошел дальше, оставил позади то, чему он вначале в страхе поклонялся, а затем изучал, считая законченным, недостижимым совершенством.
        Летающая площадка опустилась на темный купол у входа к биомозгу.
        Вслед за капитаном Аэла сошла в гладкий с полированными стенами туннель, тот самый, по которому она несколько месяцев назад опустилась вместе со звездным человеком. Снова стиснула сердце щемящая боль, возникли в памяти огромные жемчужные глаза…
        У серой громады биомозга их уже ждали астронавты. В центре группы стоял Фред Гайденбург.
        Несколько месяцев ученые изучали программное устройство биомозга, осваивали сложную систему управления, не прикасаясь к клавишам пульта. Биомозг словно чего-то ждал, таинственный и грозный.
        В туманную мглу уходили черные своды. В подземелье царило безмолвие, торжествующее, полное, и только в воображении проникших сюда людей вспыхивали робкие звучания и тотчас гасли.
        Астронавты стояли перед своим грозным врагом, едва не уничтожившим их всех, перед убийцей целой цивилизации. И то, что погубило звездное человечество, сейчас превратилось в его единственную надежду. Только биологический мозг мог увести планету от разгорающейся звезды в мировое пространство, только ему было под силу управлять несметными механизмами, могучими источниками энергии, предвидеть все случайности, управлять энергетическими полями и выполнять тысячи и тысячи других непосильных для человека задач.
        Серая неподвижная масса, заключенная в прозрачный шар, была соединена бесчисленными связями с программным устройством.
        - Странно, мы намереваемся подчинить себе то, что неизмеримо сильнее нас. Эта серая масса хранит несметные сокровища величайших знаний, собранных за многие тысячелетия могущественнейшим народом, - сказал Чарли.
        - Подчинится ли он нам? - тихо сказала Рора. - Не превратит ли он нас в разрозненные атомы, едва мы предоставим ему свободу?
        Гайденбург нажал крайний слева, выступающий вперед клавиш.
        Мгновенно все программное устройство засияло цветными точками, черточками, штрихами. Масса мозга едва заметно шевельнулась.
        Нажатие второго клавиша - и из полутьмы выплыл прозрачный, словно наполненный голубоватым дымом шар.
        - Слышите ли вы меня? - задал первый вопрос Гайденбург.
        - Да, - коротко ответил голос холодного тембра. Голос доносился отовсюду, и астронавты напрасно искали глазами его источник.
        - Как включить свет в помещении? - спросил Гайденбург.
        - Нажмите семнадцатый клавиш семьдесят первого ряда в тридцатом регистре, - ответил мозг.
        Гайденбург бросил короткий взгляд на капитана и выключил биомозг.
        - Нажатие этого клавиша, - сказал он, - повлечет за собой мгновенное включение всех управляемых мозгом механизмов и нашу немедленную гибель.
        Аэла вздрогнула, отшатнулась от экрана. Значит, коварный мозг на каждом шагу будет им подстраивать ловушки, пока не уничтожит их и не вернет себе прежнюю независимость. Тысячелетие паразитического существования породило новые клетки мозга, породило новое качество - стремление к бесконтрольному производству.
        Все происшедшее говорило о том, что одно неосторожное движение возле программного устройства, один неверный шаг, и мозг жестоко расквитается с двуногими букашками, дерзнувшими подчинить его своей воле. Люди знали, что он мог не только их уничтожить, он мог в куски разнести всю планету, если бы это потребовалось. Но пока джин был заключен в бутылку.
        - Коварная штука, - сказал капитан. - Возле нее даже думать о чем-нибудь трудно.
        - Если мозг за истекшие годы разросся на крови погибшего народа, - с яростью в голосе сказала Аэ-ла, - надо отсечь у него то, что он накопил паразитируя.
        - Мозг заключен в непроницаемую оболочку, - ответил Гайденбург. - Мельчайшая инородная пылинка расстроит его. Это своеобразная болезнь мозга.
        - Что же делать? Сможем ли мы вернуть биомозгу его прежнее состояние?
        - В этом нет необходимости. Он будет выполнять лишь нашу программу и никогда больше не получит никакой власти над людьми. Опасность же при работе с ним никогда не исчезнет. Он величайшее открытие человеческого разума. А большинство великих открытий становилось при своем возникновении величайшим злом. Мы отлично помним кровавую зарю атомной энергии, ужас, охвативший всех, когда ученый маньяк захватил кладовые антивещества. Человечество, создавшее биомозг, тоже прошло через все эти испытания. И когда люди решили, что разум одержал окончательную победу над общественной стихией, восстал биомозг. И это оказалось роковым. В раскаленной пустыне бродят зеркальные тени.
        - Что же будет с зеркальными людьми?
        - Они уже делают первые самостоятельные шаги. Скоро сообщение с поверхностью будет восстановлено, и они смогут поселиться здесь, внутри планеты.
        Гайденбург спокойно подошел к программному устройству биомозга и включил его.
        - Экран! - властно сказал он. - Подводные города.
        В помещении загорелся мягкий свет. Перед астронавтами открылся широкий экран. Все увидели группу зеркальных людей. Они медленно, точно ощупью, шли куда-то нестройной цепочкой, поддерживая друг друга, и уже не кружились на месте, точно слепые, хотя на головах у них больше не было черных обручей. Зеркальные люди двигались вдоль озера со странной и тусклой, ничего не отражавшей водой.
        И вот астронавты увидели подводный купол. Люди там жили без зеркальных плащей и без темных очков. В огромных безжизненных глазах так же, как и в мелких чертах лиц, полностью отсутствовала воля.
        Под куполом не было никаких сооружений. Среди черных камней росла белая трава с длинными и тонкими стеблями. С людьми творилось что-то непонятное. Они срывали со своих волос черные обручи, брались за руки, кружились, монотонно раскачивались. Толпа в подводном городе редела, люди уходили на поверхность.
        - Вот видите, - заметно волнуясь, сказал Гайденбург. - У них уже пробуждается какое-то беспокойство… Но они в своем развитии отброшены далеко назад, и им абсолютно чужд и недоступен сложный мир машинной цивилизации.
        Астронавты умолкли. Все думали об одном и том же, но никто не решался первым сказать роковые слова.
        Наконец капитан оглядел печальные лица астронавтов и с трудом проговорил:
        - Если люди Земли… Если мы оставим здесь группу своих ученых, зеркальные люди возродятся к жизни. Кроме того нельзя оставлять биомозг без контроля. Если прежде он нес гибель и разрушение, то сейчас его мощь поможет порабощенному человечеству возродиться к новой жизни.
        - Я остаюсь, - тихо сказала Аэла.
        - Мы тоже никуда не полетим отсюда! - воскликнули несколько молодых астронавтов.
        - Я думаю, - задымил трубкой Гайденбург. - Все мы готовы принести самую большую жертву - не вернуться на Землю ради этого. Совет решит, кому остаться.
        Аэла стояла перед овальным, необъятным, как озеро, экраном в центральном управлении планеты рядом с Гайденбургом и двадцатью земными учеными.
        На экране четко выделялся силуэт гигантского звездолета среди белой пустыни. До старта корабля оставалось по земному времени несколько минут.
        На экране появилось лицо Роры. Глаза ее были полны мольбы, страдания и такой нежности, что Аэла бросилась к экрану.
        - Прощай, Аэла! - сдавленно крикнула Рора, и на экране закружилось все в цветном урагане. Это началась неистовая пляска энергетических полей. Аэла закрыла глаза от невыносимого сияния экрана. Когда она открыла их, на экране уже не было ничего. Корабль исчез. Он несся безмолвной дорогой за миллионы километров от Аэлы и оставшихся на чужой планете людей.
        Над пустынями Троллы летел горячий ветер. Звенели стеклянные плитки, ползли под напором ветра. В небе бежали рваные красноватые тучи.
        На плоскогорье вышел зеркальный человек. В грудь и в лицо ему ударил жгучий ветер. Но человек не повернул назад. На его белоснежных волосах уже не было черного обруча. Он двинулся вперед. Он шел все дальше. Увидел одинокий черный обелиск на могиле звездного человека. Долго стоял перед ним, силясь не то понять что-то, не то вспомнить…
        Обелиск выступал из каменных глыб, словно стремился в небо, в пространство, туда, где за темными безднами летела в голубых туманах Земля.
        НА ТЕРРОЛАКСЕ
        Биолог Нильс Кор был убежденный скептик. Он уже побывал на планетах ближайших звезд и пришел к убеждению, что разумная жизнь на других планетах - вздор.
        Ракета шла над Терролаксом. Элма и Андрей не отрывали глаз от ее цветущих долин. Разреженная атмосфера Терролакса почти целиком состояла из чистого кислорода. По броне ракеты неслись цветные струи огня.
        - Когда-то земные ракеты, входя в атмосферу, горели, словно спички, - сказал Андрей.
        И вдруг он увидел глаза Элмы - целые озера испуганной синевы.
        - Андрей, Нильс, - запинаясь, сказала она, - я видела белую башню.
        Нильс Кор резко повернулся к ней. Его темное лицо, изрытое глубокими морщинами, было спокойно, но глаза смотрели внимательно и встревоженно.
        - Вы еще не знаете, Элма, что такое космические миражи.
        - Нет-нет, я видела белую башню.
        - Я тоже в свое время видел нечто подобное.
        - Нет, это не мираж, Нильс. Я чувствую, что это не мираж.
        - Но планету покрывают почти сплошные джунгли. Жизнь там есть, и это жизнь пожирателей. Меня в последние годы гораздо больше стали интересовать космические цветы, а не живые организмы. Ну, привезем мы на Землю чучело еще одного сверхуродливого земноводного, а дальше что?
        Ракета облетела вокруг Терролакса. Электронный рулевой рассчитал склонение и повел ее точно над тем же местом, где Элма заметила белую башню.
        Элма первая увидела, как задрожали пальцы Нильса. Старый релятивист, проведший на Вемле не более двадцати пяти лет из ста прожитых, был потрясен гораздо больше, чем его юные спутники Андрей и Элма.
        - Это невероятно, - шептал он бесконечно счастливым шепотом.
        - Если бы мы могли сообщить капитану “Геоса”, что на планете есть жизнь! - воскликнула девушка.
        - Это невозможно, Элма.
        Ракета с тремя космонавтам - и была послана на Терролакс проходящим мимо космическим кораблем. Через пять лет “Геос” будет возвращаться от еще более отдаленной звезды и примет на борт исследователей Терролакса. Связи с кораблем уже давно не было. Со скоростью света он мчался к созвездию Лебедя.
        Ракета медленно погружалась в черно-красный ураган огня. Неистово ревели дюзы, преодолевая тяготение Терролакса. И вот одновременно с резким толчком амортизаторов возникла оглушающая тишина.
        Ракета глубоко ушла в стеклянный песок многоцветной пустыни.
        Андрей включил радиоприемники.
        - Пустое, - сказал Нильс, но спустя минуту насторожился. Приемник молчал.
        - Почему нет шума? - удивленно спросил он. Астронавты переглянулись.
        - Видимо, здесь нет грозовых разрядов… - хмуро ответил Андрей.
        Элма долго смотрела на его прямые широкие брови. Они сейчас составляли одну темную линию над светлыми с ледяным блеском глазами.
        - Мне отчего-то вспомнились непонятные обстоятельства гибели Восьмой звездной Лебедя, - сказал он. - Космонавты сообщили, что на планете гаснут радиосигналы. Больше мы ничего о них не знаем.
        Элма посмотрела в иллюминатор. Внешний термометр показывал 108 градусов жары за бортом ракеты.
        - Жить здесь могут только убежденные чудаки, - сказал Нильс. - На планете отсутствует вода. То, что мы приняли за джунгли, был кристаллический лес. Мы попали в мертвое царство кристаллов.
        Астронавты надели скафандры и открыли люк.
        Пестрая пустыня с кристаллическими кустарниками простиралась на все четыре стороны. Астронавты набрали стеклянного песка для анализа. Нильс отломил от низкого искрошенного кустика полупрозрачный сучок. Ничего живого не было кругом.
        - Необходимо подготовить вездеход, - сказал Элме Нильс.
        Андрей тем временем осмотрел ракету. Повреждений не было. Вышел из строя только один аморти­затор.
        Андрей вернулся в кабину, и глаза его стали круглыми от удивления. Все в ракете было перевернуто вверх дном. Кто-то невидимый хозяйничал здесь, когда астронавты вышли.
        - Нильс! Нильс! - закричал он. - У нас гости!
        Нильс вскочил в люк и огляделся - исчезли все мелкие металлические предметы, оставленные на полу.
        Астронавты столкнулись с новыми формами жизни. До сих пор людям был известен лишь мир живых существ, имевших сходство с земными. А здесь им встретилось совсем другое. И по всей вероятности, это был разумный мир. Однако поведение невидимых существ оставалось загадочным.
        В пустыне царило безмолвие. В блестящем, металлического цвета небе не летали ни птицы, ни насекомые. И тем не менее здесь что-то было.
        Вот не то вблизи, не то на горизонте затрепетали прозрачные тени. Они не были ни темными, ни светлыми, но глядеть на них долго было невозможно: начинало резать глаза даже сквозь фильтры шлема. Элма увидела, как из затрепетавшей реки воздуха возникло нечто. Оно катилось к ракете, как большая капля ртути, и ослепительно сверкало.
        Рука Элмы судорожно стала нащупывать излучатель. Футляр был пуст - Нильс предусмотрительно забрал у нее оружие.
        Существо, вернее нечто, так как существом это невообразимое порождение чужого мира назвать было невозможно, замерло перед астронавтами. У него не было глаз, но Элма чувствовала на себе его взгляд.
        Нечто шевельнулось, и Элма услышала в шлемофоне звуки, похожие на звон. Звон то усиливался, то притихал, то повышался, то понижался. И нечто вздрагивало и светилось.
        Элма подавила чувство страха и омерзения, стала на колени. Острым пальцем своей стальной перчатки начертила на песке схему атома углерода.
        Нечто дернулось, начало расходиться лучами по песку, стало прозрачным, бесцветным и затем исчезло.
        Элма тщетно искала его глазами. Космическая лингвистика не предполагала в отношениях между представителями различных миров ничего, кроме обоюдного желания понять друг друга. Земная жизнь была формой существования белкового вещества. И существо, по-видимому, поняло это.
        Страшнее всего было то, что обитатели планеты были невидимы. Они могли проникать всюду, сливаться с цветом окружающих предметов.
        Нильс растерянно смотрел в пустоту. Андрей хмурил лохматые брови и нервно кусал губы.
        - По-моему, этот дурацкий тюк ровно ничего не понял, - буркнул Нильс.
        - Почему же он тогда исчез? - спросила Элма.
        - Черт его знает. Вероятно, испугался неизвестности.
        - Перестаньте, - поморщился Андрей. Его лицо покрылось розовыми пятнами.
        Элма смутилась, часто и растерянно заморгала глазами.
        Нильс невнятно и зло что-то проворчал в ответ.
        Когда Андрей и Нильс восстановили поврежденный амортизатор, Элма запустила двигатель вездехода. Завыла турбина, всасывая горячий воздух Терролакса, и машина понеслась вперед.
        Элма остановила вездеход у края причудливого кристаллического леса. Астронавты вышли.
        Свет голубой звезды дробился и ломался в граненых ветках, отшлифованных стволах, сверкающих изломах. Здесь жили и трепетали все краски, все оттенки. Лес был так ярок, что его непрерывное мерцание утомляло глаза.
        Астронавты проверили по звезде направление на белую башню, и вездеход пошел сквозь кристаллические дебри.
        - Какое ужасное царство мертвой красоты, - сказала Элма. - Ничего живого, и вдруг… Как странно. Скажите, Нильс, как, по-вашему, может эволюция привести к таким формам жизни?
        - Организм должен обмениваться веществами и энергией с окружающей средой. А вы видите, какая здесь окружающая среда?
        - Что же тогда? - сбоку взглянул на него Андрей.
        - Значит, разумная жизнь возникает не в процессе эволюции, - обернулась к биологу Элма.
        - Вздор! - возмущенно ответил Нильс.
        - Раньше вы говорили, что разумная жизнь - вздор. По-моему, даже самые общие ваши определения жизни не охватывают всех ее проявлений.
        - Перестаньте, Элма, - сказал Андрей. - Вы просто забываете, где находитесь…
        Белая башня появилась внезапно. Она возвышалась над кристаллическим лесом, чудовищно огромная, странная и зловещая, без дверей и окон. Башня уходила в стальное небо, словно исполинская колонна, гладкая, прямоугольная. Верх ее заметно склонился в сторону. Казалось, башня вот-вот рассыплется. На верху башни на страшной высоте двигались сверкающие бесформенные существа, укладывали плоские белые блоки. Вся башня была сложена из таких блоков.
        - Вавилон, черт побери, - хрипло проговорил Нильс. - Это же цивилизация.
        - Да? А что бы вы сказали, если бы они эту башню строили начиная с крыши? - насмешливо спросил Андрей.
        - Это невозможно.
        - Тут все возможно. Разве то, что они делают, менее нелепо?
        Вездеход развернулся у подножия башни, и космонавты увидели целые горы разбитых плит. Видимо, одна такая башня уже рухнула, и существа строили другую, точно такую же., Они поднимались вверх по составленным из блоков лестницам. Стройка чем-то немного напоминала разоренный муравейник. Чуть в стороне был вырыт котлован. В нем копошилась серая масса. Существа, похожие на наполненные какой-то жидкостью мешки, ползали, прыгали, громоздились. В котлован не проникали прямые лучи звезды, и шкура существ не светилась, а казалась серой. Вот из котлована выбрались два мешка. Они неуклюже тащили тяжелый блок. Скользили на осыпи, скатывались вниз и снова упорно карабкались вверх.
        Андрей долго и внимательно смотрел в котлован, потом медленно проговорил:
        - Они обтесывают камни украденными у нас предметами. Назначение металла им известно, но его здесь почему-то нет.
        Серебристо-серые мешки не обращали никакого внимания на космонавтов. Они, не останавливаясь, не отдыхая, делали свое дело.
        - Посмотрите! - показала Элма в завал белых разбитых блоков.
        Там неподвижно лежал серый мешок. Астронавты направились к нему. Мешок лежал под стеной башни. Кругом валялись измельченные острые куски плит. Мешок, как видно, сорвался со стены и разбился насмерть.
        Астронавты перенесли мешок в кабину вездехода, положили на пол перед пультом управления и закрыли люк.
        - Не кончилось бы это плохо для нас, - сказала Элма.
        - По-моему, его гибель не произвела на других никакого впечатления, - ответил Нильс, - осматривая вместе с Андреем мешок.
        В ракете Нильс произвел вскрытие. Твердую, как сталь, шкуру пришлось резать ультразвуковым ножом. Внутри была студенистая масса. Нильс осмотрел срез этой массы в электронный микроскоп. Увидел целую систему молекулярных мембран, мельчайших протоков, весь сложнейший механизм клетки. Студенистая масса была связана паутиной прожилок. Нильс осмотрел эти прожилки и изумленно поднял глаза на
’ Андрея:
        - Металл. Вы посмотрите, это же металл!
        Прожилки вели в глубь мешка. В центре помещался цилиндр. От бесчисленных контактов его шли металлические нервы.
        Астронавты переглянулись.
        Внутри мешка была замкнутая биологическая система, изолированная от внешней среды сверхплотной шкурой.
        - Значит, не жизнь, - сказала Элма.
        - Ошибаетесь, это жизнь, - возразил Нильс. - Форма мешка - далеко не нелепость. Он течет по раскаленной почве, как плазма, он может существовать и при колоссально высоких температурах и при низких, вплоть до абсолютного нуля. Он может выдерживать мощное тяготение планет гигантов, может существовать в ядовитой атмосфере. Наконец, он может почти полностью отражать свет и становиться невидимым, если ему угрожает опасность. Энергии при движении он расходует ничтожно мало. Сверхмощный аккумулятор, что вмонтирован в цилиндр, очевидно, может питать этот мешок сотни лет.
        - И все-таки ими должны управлять люди, а людей здесь нет, - заметил Андрей.
        - Как знать, - ответил Нильс. - Может быть, мы их просто не видим.
        Заканчивался первый день работы астронавтов на Терролаксе. Медленно заходило за горизонт жгучее странное светило.
        Через несколько дней астронавты добрались до ближайшей возвышенности. С нее увидели вдали какой-то темный конус.
        Захлебывался мотор вездехода, валившего кристаллический лес. Неподалеку от конуса астронавты вышли из машины и направились сквозь заросли. Здесь, как видно, много лет уже никто не ходил. Под ногами со стеклянным треском лопались опавшие кристаллические ветки.
        Конус казался заброшенным. Пугал сплошной чернотой открытый прямоугольный люк. Астронавты вступили под гулкие своды.
        - Андрей, взгляните сюда, - тихо проговорил Нильс. - Посмотрите, это же остатки двери.
        Действительно, справа виднелись обглоданные остатки массивной двери, оплетенные серой паутиной. Нильс долго осматривал паутину.
        - Это металлическая моль, - прошептал он и коснулся остатков двери. Металл посыпался легким беззвучным прахом. - Все чаще тревожные сигналы о металлической моли доходят из космоса. Не завезти бы это на Землю.
        Внутренность конуса тоже густо оплела паутина пожирающей металл моли. Справа и слева вздымались остатки каких-то металлических конструкций, исковерканные рваные остатки гигантской трубы, нагромождения пластмассы.
        - Корабль. Это же съеденный металлической молью космический корабль! - выкрикнула Элма.
        Андрей ничего не ответил. Он первый ступил на перекинутый над нижними отсеками мостик, тоже обвитый паутиной. Источенный металл крошился и сыпался, как пудра, а паутина была необычайно прочна. Андрей, балансируя над глубоким провалом, перебрался к пульту управления чужой ракеты. За ним перешли Нильс и Элма.
        Астронавты увидели затянутый паутиной полукруглый пульт. Приборы громоздились внизу и вверху, им, казалось, было тесно, и они словно искали выхода.
        И вдруг Андрей попятился назад. Дрогнул узкий клин света его фонаря. Ясно было: рука Андрея отчего-то утратила свою твердость.
        Элма осветила пульт и вскрикнула. Справа в кресле сидел человек. Сидел склонившись над какими-то приборами. Узкие плечи его были опущены.
        Астронавты подошли ближе и увидели, что человек весь был затянут тончайшей пленкой серой паутины. Металлическая моль съела его скафандр. Высохшая рука человека лежала на пластмассовом рычажке какого-то причудливого прибора.
        Элма заглянула в лицо человека. Брови его были опушены тончайшими перышками. Высокий лоб четко делился вертикальной впадиной на две неравные части, левая была значительно больше правой. На лице застыло жесткое и горькое выражение.
        Элма подняла с пола белую плитку величиной с ладонь. Плитка делилась на лепестки. Не оставалось сомнений, что это записная книжка погибшего.
        Лепестки были испещрены небрежными чертежами, рисунками, ярусами значков. Вот рисунок женского лица. Вот опять это же лицо, но в головном уборе. Видимо, об этой женщине думал перед смертью погибший и по памяти рисовал ее лицо. Но еще чаше повторялась какая-то формула, какие-то чередовавшиеся в определенной последовательности мелкие значки.
        Андрей смотрел в записную книжку через плечо Элмы, положив стальную ладонь на плечо девушки.
        Элма перевернула несколько страниц. Снова та же формула.
        - Чего хотели эти люди, и что с ними произошло? - спросила Элма.
        - Люди погибли, а биомашины продолжают работать, - ответил Нильс. - Они строят башню, пока она не развалится, а затем принимаются за ту же самую работу.
        - Какая страшная планета, - осматривая расширенными глазами серую паутину, сказала Элма.
        - Они погибли, значит, против металлической моли нет средств борьбы, - медленно проговорил Андрей. - Мы не должны возвращаться на корабль. Но как передать капитану, что посадка на Терролакс грозит неизбежной гибелью?
        - Вы думаете, что моль за пять лет пожрет наши скафандры и выведет из строя ракету? - хмуро спросил Нильс.
        - Да.
        - Мне кажется, капитан не посадит “Геос” на планету, а вышлет сюда ракету. И экипаж ракеты сообщит о нашей гибели.
        - А что дальше? - недобро улыбнулся Андрей.
        - “Геос” снимется и уйдет в мировое пространство, оставив на Терролаксе обреченных. - Нильс смотрел прямо перед собой жестким холодным взглядом.
        - Планета, с которой не возвращаются, - глухо сказал Андрей.
        Тем временем Элма пристально рассматривала какую-то запись на одном из лепестков книжки. Это была та же формула, но с какими-то дополнениями, обведенная двойной рамкой. Элма была химиком и космическим лингвистом и понимала, что расшифровать ее хоть и чрезвычайно трудно, но не безнадежно. Времени было более чем достаточно. Она взяла книжку и положила ее в карман скафандра.
        Вездеход по проложенному пути понесся назад к ракете. Элма сразу же составила программу для электронного мозга. Чтобы расшифровать формулу, предстояло перебрать несметное множество вариантов.
        Прошел год. В броне скафандров все более углублялись и затягивались паутиной коричневые язвы.
        Тонкой пленкой паутины уже была затянута броня ракеты. Андрей и Нильс с помощью пока еще действовавших универсальных роботов выкладывали в пустыне из кремниевых плит огромное слово “смерть” с таким расчетом, чтобы его заметили астронавты и не сели на Терролакс. Элма исследовала книги звездных людей и уже свободно владела их математическим языком. Это было так увлекательно, что она забывала и о времени и о зловещей металлической моли, вгрызавшейся в ее скафандр. Новый огромный мир открывался перед ней.
        Звездный человек не вел дневника. Он записывал лишь результаты лабораторных исследований металлической моли. День за днем он все ближе подходил к тайне этого космического страшилища, более грозного, чем любые чудовища. Среди лабораторных бумаг Элма нашла листок, исписанный необычными значками. Электронный мозг ракеты, уже пораженный металлической молью, стал все чаще ошибаться. Элма с трудом прочитала часть записи: “…я ошибся. Защитная эмаль моего скафандра не может предохранив металл от моли. Я, видимо, погибну скорее, чем смогу ее победить. И потом уже никто не решится ступить на эту землю. Там считают, что нет сил, способных противостоять металлической моли. Но если бы люди знали, как я близок к победе. Мои лаборатории вышли из строя. Я не могу продолжать исследований. Строительство изолятора идет бесконтрольно. Приближается конец…”
        Элма показала расшифрованную запись Андрею и Нильсу. Нильс заметно сдал и постарел. Лицо его было темным и измученным. Но держался он по-прежнему уверенно и спокойно.
        - Что же вы предлагаете, Элма? - устало прислонившись к стене, спросил он.
        - Мы должны завершить его дело. Он специально сюда летел, чтобы покончить с металлической молью…
        - Элма, - не глядя на Нильса, сказал Андрей, - вы ничего не добьетесь. Все ваши знания сейчас бесполезны. Главное, мы должны успеть выложить плитами предупреждающий об опасности знак.
        - Как сказать. Кое-чего я уже добилась. - Элма подняла в вытянутой руке тонкую пробирку с зеленой пылью.
        - Что это?
        - Ржавчина металлической моли. Это ее формула была в записной книжке погибшего, но он не успел довести свою работу до конца. Дело в том, что металлическая моль получает энергию не только за счет окисления металла…
        Мне удалось получить некоторое количество металлической моли. И меня поразила плотность ее вещества. Если бы в эту пробирку поместить лишь один кубический сантиметр моли, пробирка весила бы столько же, сколько весит наш корабль.
        Нильс поежился.
        - Я привык иметь дело с жизнью. А ваша моль, насколько я понимаю, что-то совсем другое.
        - Совершенно верно, - обрадовалась Элма. - Вернее, это жизнь неживой материи. Поэтому она так опасна и поэтому борьба с ней почти невозможна.
        - Жизнь, Элма, это жизнь, - мягко возразил Нильс. А это, пожалуйста, называйте как-нибудь иначе.
        - И что же вы конкретно знаете? - жестко спросил Андрей,
        Элма молча посмотрела на него. Потом опустила глаза, чуть улыбнулась и ответила:
        - Моль состоит из мезовещества. Пожирание металла- это не только химическая, это еще и ядерная реакция. Чтобы жить, простите, чтобы перемещаться, металлической моли при ее чудовищном весе нужна колоссальная энергия. Звездный человек записал формулу ржавчины металлической моли. Но уже не смог получить ее. Я думаю, будет целесообразнее, если вы мне поможете, а не я вам. Как видите, я получила ржавчину. Вы представляете, что будет, если мы победим металлическую моль?
        - А вы представляете, что будет, если на Терролакс сядет “Геос?” Такая возможность не исключена.
        - Капитан не посадит корабль на Терролакс.
        - Мы рискуем жизнью тех, кто прилетит сюда искать и спасать нас. А что сюда прилетят, вы так же хорошо знаете, как и я.
        - Но Андрей, - Элма умоляюще протянула к нему руку. - “Геос” уйдет в мировое пространство и никогда не узнает, что мы открыли. Для них недоступны будут кладовые чужого звездного корабля. Если даже мы не успеем справиться с металлической молью, это сделают те, кто прилетит после нас. Мы сами ведь ничего не знаем об открытой нами цивилизации…
        - Ты должен согласиться с этим, Андрей. Это большая ответственность перед человечеством. Мы ведь впервые нашли следы аналогичного нам разумного мира. И если
“Геос” уйдет…
        - Замолчите!
        - Андрей! - Элма бросилась к нему. - Андрей, я хочу увидеть Землю. Я верю, что мы победим металлическую моль.
        - Единственное, что я могу позволить, - тусклым голосом ответил Андрей, - это предоставить вам возможность продолжать исследования. А мы с Нильсом сократим время сна и отдыха, чтобы завершить работу до нашей гибели.
        - Андрей, мы занимаемся бессмысленным делом, - сказал Нильс.
        Лицо Андрея стало серым.
        - Начальник экспедиции я. Я несу ответственность за все, - резко ответил он.
        Нильс хмуро отвернулся.
        Элма спала в лаборатории. Просыпаясь, сразу же принималась за работу. С огромным трудом полученную зеленую пыль она тончайшим слоем нанесла на скафандр Андрея, когда космонавт спал. Девушка увидела, как глубоко источена голубая броня.
        Она долго смотрела на широкие ровные брови спящего Андрея. Он всегда умел спокойно спать. Иногда Элме казалось, что он изгнал из себя все человеческое. Черты его лица, крупные и немного грубоватые, были исполнены мужества и чистоты. Сколько еще они будут жить в ненавистной, изглоданной молью скорлупе скафандров? Может быть, не так уж много. Попытки наплавить металл на источенные места ни к чему не привели. Паутина не связывалась ни с чем и была совершенно несокрушима.
        Первым погиб Нильс. В момент укладки кремниевой плиты он вдруг застыл на месте, словно изваяние. Какие-то неизвестные бактерии Терролакса имели такую активность, что поражали человека мгновенно. Человек сразу же стекленел, застывал навсегда в той позе, в какой его настигала смерть.
        Элма нанесла тончайший слой плесени на наиболее источенные места своего скафандра. Но моль действовала все активнее и активнее. Наконец Элме удалось найти причину активности моли, и это дало ей ключ к открытию совершенно нового способа получения зеленой плесени.
        Она сидела в чужом звездном корабле рядом с погибшим звездным человеком и едва не плача от счастья записала в его книжке новую формулу уже земными знаками.
        Металлическая моль была побеждена. Но в то же мгновение тело девушки пронзили тысячи огненных игл. В глазах заклубилось ослепительное пламя и погасло.
        Когда Андрей вошел в лабораторию, Элма неподвижно сидела за столом рядом со звездным челове­ком. Он все понял. Опустился перед Элмой на колени. Глаза девушки были широко открыты, на лице застыла судорога страдания.
        Андрей посмотрел в ее записную книжку, увидел новую формулу и понял, что Элма спасла его ценой своей жизни. Перевернул страницу блокнота и увидел свое лицо. Элма изобразила его легкими штрихами. На следующей странице был такой же рисунок. Элма никогда ничем не показывала, что любит его.
        Андрей вышел и медленно побрел в чужую раскаленную пустыню. Он поплатился самым дорогим из-за своего неверия в силу человеческой мысли. Теперь ему одному предстояло разрушить выложенное из кремниевых плит слово “смерть”, одному дождаться прибытия “Геоса”, а может быть, и людей другого мира.
        ЖЕНА С ПЕРИОСА
        Алексей узнавал членов экипажа по походке, по дыханию и по каким-то только ему ведомым приметам.
        Вот послышались тяжелые плотные шаги штурмана корабля Василия Васильевича Васильева и его глуховатый чуть насмешливый голос:
        - Ну, Алеша, теперь скоро.
        Корабль сотрясался в завихрениях гравитации звезды Периоса.
        - Да, я что-то такое уже давно стал ощущать… Василий Васильевич долго молча смотрел на него,
        и Алексею это было неприятно. Он не любил, когда его рассматривали. Люди не подозревали, что он всегда отлично это чувствовал.
        Донесся протяжный далекий свист. Алексей ощутил легкую дурноту:
        - Какое сильное, однако, у нее тяготение, - хмурясь сказал он.
        И в тот же миг вспыхнул мощный рев позитронного двигателя.
        Когда раздался сигнал готовности к посадке, все замерло. Алексей ясно чувствовал, как все озабочены. Говорили коротко, быстро. Все чаще звучали резкие властные слова команд. Что-то не ладилось. Василий Васильевич поссорился с молодым физиком Робертом Тенли и зло сказал ему странные слова: “Желаю тебе жены с Периоса”.
        Периос был планетой, куда сейчас приближался корабль, чтобы пополнить запас антивещества и передать Алексея знаменитым медикам этой планеты. Лишь они могли вернуть ему глаза.
        Перед посадкой Алексей в полном одиночестве ходил по своей каюте и курил. И никто ему не говорил, что это вредно.
        Тяжелый сплошной мрак теснил его сейчас с необычайной силой. Он ходил в этом мраке, бесшумно ступая по упруго-твердому полу. Красивые золотисто-серые глаза его неподвижно смотрели куда-то поверх всего, ни на чем не задерживаясь. Ничто не привлекало их внимания. Ничто не могло нарушить их жуткого оцепенения.
        Быть слепым среди яркого, ликующего мира. Родиться слепым в век счастья! Никто не знает, с каким безмолвным ожесточением он курит дурманящий та­бак.
        Могущественна земная медицина. Сто пятьдесят лет и больше живет человек. Сто лет человек молод и полон сил. А Алексею еще нет тридцати, впереди целое столетие этого черного мрака.
        Люди давно уподобились богам, и все-таки люди не боги. Со слепотой Алексея они не могли ничего поделать.
        И тогда короткие молнии устремились в космос. В сгустках энергии ринулся в пространство зов о помощи. Алексей тогда и сам еще не знал о своей трагедии.
        Спустя двадцать лет с далекого Периоса пришел короткий ответ: “Прилетайте”.
        В сердце Алексея вспыхнула надежда.
        Но шли годы полета, и он заметил, что члены экипажа никогда при нем не говорили о людях Периоса, словно их не существовало. Вначале это настораживало Алексея, потом стало беспокоить.
        Несколько раз он пытался спросить об этом у штурмана корабля Васильева, но тот вначале отшучивался, потом сказал:
        - Очень мало они отличаются от нас, Алеша.
        - Все же отличаются?
        - Да… немного. Впрочем, ведь ты людей никогда не видел, и для тебя эта разница будет просто непонятна.
        - Василий Васильевич, - -Алексей схватил штурмана за руку, - скажи, сколько у них пальцев на руках?
        - Как сколько? Разумеется пять. Не волнуйся, Алеша. - Василий Васильевич похлопал Алексея по плечу и ушел.
        Тогда Алексей немного успокоился. А теперь его испугали и взволновали странные слова штурмана: “Желаю тебе жены с Периоса”.

“А почему бы и нет? - подумал Алексей. - Почему? Их цивилизация значительно опередила земную Корабль унесет с Периоса великие открытия, произведения искусства, достижения физики, биологии, многих и многих наук. Почему же Роберт Тенли не может увезти с Периоса жену? На земле еще нет инопланетных людей”.
        Во всех передатчиках прозвучали сухие слова командира звездолета: “Периос. Двигатель - ноль”.
        Корабль лег в дрейф. На космодром Периоса опустилась небольшая ракета. Василий Васильевич передал Алексея людям чужой планеты и сказал ему на прощание:
        - Звездолет уходит к Земле через полгода. Они говорят, что за это время успеют сделать тебе операцию.
        Они - люди Периоса, люди другого мира, увели Алексея. До него долетел уже далекий голос Василия Васильевича:
        - Не волнуйся, Алеша! Все будет хорошо.
        Он слышал неведомые голоса, немного похожие на переливы ветра. Ноздри щекотал яркий аромат. Воздух был плотен и влажен. Чужая планета. Мир, который он не может видеть. Алексей вонзил пальцы в ладони. От охватившего его волнения он задохнулся, лихорадочно вытер платком влажный лоб. Чужая машина мерно покачивала его, и он чувствовал, как она стремительно и беззвучно неслась вперед.
        Он был среди людей другого мира. Среди далеких друзей. Здесь жили иные звуки, легкие, летящие, непривычной окраски. Звуки всегда имели для него окраску.
        Его инопланетный спутник молчал. Но Алексей чувствовал, что он пристально смотрит на него.
        Машина мягко остановилась, вернее опустилась куда-то вниз. С быстрым шорохом открылся борт.
        Алексея кто-то взял под руку. Он нервно вздрогнул от этого прикосновения. Чья-то рука, совершенно невесомая, ввела его в запахи, чуть-чуть напоминающие запахи земных больниц. Но он скорее лишь догадался об этом. Эти запахи походили на запахи морских водорослей.
        Легкая рука вела и вела его вперед. И сколько Алексей ни напрягал слух, он не мог расслышать ничьщ шагов. Он нервно поежился и тотчас почувствовал, как рука неведомого человека мягко и ласково пожала его локоть.
        Его оставили одного. Он долго и тщательно обследовал помещение. В комнате стоял стол с кушаньями и несколько легких стульев. Одна дверь вела в спальню, другая - на открытую площадку. Он взял со стола крупный плод, напоминавший орех, и бросил его вниз. Звука не услышал. Его площадка была балко­ном. Алексея поместили где-то на большой высоте. Он принял душ и лег в постель. Его острый слух улавливал лишь легкий плеск ткани на окнах под свежим ветром. Ему вспомнилась рука, что привела его сюда, легкая, трепетная и чуткая. Он на Земле научился чувствовать людей через пожатия рук. Но таких трогательно слабых и нежных рук на Земле ни у кого не было.
        Он заснул. Он был слеп от рождения и спал, как всегда, без сновидений.
        Алексей проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернул голову. Его волос коснулась та же легкая рука. Алексей осторожно перехватил ее. Это была тонкая трепетная рука с нежной кожей. Тоненькие пальцы были так хрупки, что Алексею страшно было держать их в своей ладони.
        - Как я хотел бы вас видеть! - вырвалось у него.
        В ответ прозвучала певучая речь с такой диковинной музыкой интонаций, что Алексей слушал ее, затаив дыхание.
        Кто-то касался его глаз. Он ощущал на себе то мощное облучение, то прикосновения каких-то металлических предметов. И вокруг него без конца говорили неведомые существа.
        Его обследовали, его изучали перед сложнейшей недоступной для земной медицины операцией. И каждый день он ждал прикосновения знакомых пальцев. Он искал их даже во сне. И когда дотрагивался до них, сердце сбивалось со своего ритма.
        Постепенно они стали говорить друг с другом.
        Того, кто приходил к нему, звали Виа, он был врач. И Алексеем завладело незнакомое чувство. Он стал плохо спать. Звал во сне Виа. Отсутствие его стало для него настоящей пыткой.
        - Виа, почему меня так тянет к вам? Я уже не могу без вас… - однажды спросил он.
        - Не знаю, - ответил голос. - Может быть, потому, что я ваш врач и вы привыкли ко мне. А может быть… потому, что я женщина.
        Голос ее чем-то напоминал ему крики чаек над мо­рем. Он не видел птиц, но по их крикам чувствовал, что они мечутся в вечном смятении. Наделив птиц крыльями, природа отняла у них покой. Их крики он слышал в переходящую пору весны, когда его нюх тревожили острые запахи пробуждающейся природы: мокрых ветвей, влажной земли. Эти беспокойные крики летели где-то в неведомых высотах. Крылья птиц рассекали прозрачную пустоту. Они мчались над всем, над всем несли свое смятение и тревогу.
        И словно раскололась безграничная ночь слепоты. Сердце Алексея затопила дурманящая радость. Он курил и курил свою трубку, ожидая Виа. На Земле он не любил никого, потому что чувствовал, как от всех, с кем он был, исходила скрытая жалость, сочувствие и бессильное желание помочь.
        Она появлялась внезапно. Иногда ему казалось, что она возле него. Его чуткий слух ловил ее легкое дыхание. Но она не всегда откликалась на его голос. Исчезала, словно растворялась в воздухе.
        Его доставили на операцию.
        Музыка возникла неожиданно и звучала будто бы не извне, а в сознании Алексея. Потом ом ощутил пьянящие запахи, они вызывали глухое чувство протеста, но упорно обволакивали сознание Алексея. Он сопротивлялся их пряной прелести и медленно уходил в небытие.
        - Виа, - тихо прошептал он.
        Ответный тихий голос едва донесся до его слуха.
        Операция была длительной и необычайно сложной.
        Вместе с вернувшимся сознанием Алексей ощутил острую боль в глазах.
        Его головы коснулась рука Виа. Боль постепенно уходила, и вот он почувствовал, что открыв глаза, увидит все. И он боялся разомкнуть веки. Жизнь, полная тьмы, еще держала его железной хваткой.
        Его век коснулись нежные пальцы Виа, и Алексей открыл глаза. Он увидел Виа. Не свет, не темное ночное небо за окном, а глаза Виа, потом всю ее. Она склонилась над ним, прекрасная и легкая. Его глаза видели впервые, и он смотрел на Виа со смешанным чувством восхищения и необъяснимого беспокойства. Она была прекрасна. Алексей понял это, хотя это было первое, что он видел вообще. Тяжелые изумрудные волосы обрамляли ослепительной белизны лицо Виа с длинными зелеными глазами. Резкий свет струился от них. В осанке Виа было столько величия и красоты, что Алексей оцепенело смотрел на нее и не в силах был отвести взгляда.
        Она склонилась над ним, и ее лицо почти коснулось его лица. Он смотрел то на ее лицо, то на ее перья, мягкие и белые. Из тончайшего пуха на ее груди к нему тянулись полные хрупкой прелести руки. Одно ее крыло опустилось вниз, а другое было поднято и причудливо изогнуто. Так вот почему он не слышал ее шагов - она прилетала к нему через балкон. Стояла она, опершись на огромные жесткие перья своего хвоста и крыла.
        И Алексей понял смысл странных слов штурмана: “Желаю тебе жены с Периоса”.
        - Виа, любимая, зачем ты дала мне глаза? Я не знал, что я так безобразен, ведь я совсем не похож на тебя. Ты не можешь любить меня.
        - Ты просто слеп, - пристально глядя ему в глаза, сказала Виа. - Ты видишь, но ты еще слеп. Зрение к тебе придет на Земле. Сейчас ты видишь впервые, и никакие привычные образы не мешают тебе. Люди Земли не могут еще воспринимать красоту другой ветви жизни, отрешившись от всего, к чему они так привыкли на своей планете. И когда ты будешь на Земле, не повторишь своих слов, прекрасными тебе будут казаться лишь люди Земли. И пройдет еще много времени, прежде чем земное человечество вырвется из плена привычных представлений. Спеши, скоро уходит твой корабль.
        Она раскинула крылья и беззвучно унеслась во тьму звездной ночи за раскрытым окном.
        На Земле к Алексею действительно вернулось настоящее зрение, и он скоро понял, что прекрасны лишь люди Земли, земные женщины. Но отчего-то к нему неизменно печальной тенью слетало чувство необычайной его первой любви, когда он видел летящую над морем одинокую птицу. Иногда, когда он был у моря один, ему казалось, что из хрустального воздуха вот-вот возникнет Виа и окликнет его певучим голосом, чуть похожим на крик чайки.
        ЗИГДА
        Был четвертый час ночи, когда дежурный главного поста космической навигации Фез Нэй выпустил из пальцев автоматический карандаш и, прислонившись к стене, заснул. Экран мерцал перед ним. Качались, вибрировали линии и пятна. Фез морщился от холодного фосфорического мерцания экрана, но не просыпался.
        На экране возник черный диск. Он стремительно мчался вниз, оставляя хвост странного жемчужного пламени.
        Чужой звездолет не посылал Земле радиосигналов, не пытался связаться с людьми. Судя по его траектории, он падал откуда-то из глубин галактики. О его исполинской мощи говорил незнакомый людям хвост жемчужного света.
        Фез спал и не видел, как пронесся по экрану и исчез черный звездолет. Но приборы зафиксировали массу и траекторию чужого корабля.
        Профессор Берг Аксом, укрывшись от жгучего зноя пустыни под красной скалой, настроил радиопередатчик, чтобы вызвать вертолет. У него кончилась вода, и пора было возвращаться. Он ругал себя за то, что отослал группу археологов и остался один в пустыне, чтобы осмотреть еще раз древние рисунки на скалах.
        В тот миг, когда приветливо вспыхнул зеленый огонек индикатора, Земля дрогнула от мощного толчка. Сверху с грохотом понеслась вниз каменная лавина. Берг увидел, как вдребезги разлетелся от удара гранитной глыбы передатчик. И в тот же миг он сам упал от резкого удара в голову.
        Пронесся и затих обвал.
        Берг с трудом поднял голову и прислушался. Его окружала прежняя глубокая тишина пустыни. Он схватился за пустую фляжку, отбросил ее, растерянно огляделся. Кругом расстилалось залитое полуденным солнцем каменистое плоскогорье. То там, то тут торчали выветренные черные и красные скалы, под ногами была черно-красная россыпь.
        Берг с трудом встал и пошел. Ноги тонули в каменной крошке. Острия камней врезались в толстые подошвы сапог. Кровь сухой коркой запеклась на голове, склеила волосы. Он шел, цепенея от жгучего солнца и от жажды.
        У него хватило сил дойти до каменных границ плоскогорья. Далее начиналась бескрайняя песчаная пустыня. Неподвижно застыли под жгучим солнцем белесые дюны, на них росли сухие колючки. Когда сапоги Берга касались их, они ломались и крошились. Под уродливым растением лежала, свернувшись в клубок, аспидная змея.
        Берг знал, что вертолет без вызова не пришлют, что ему придется ожидать помощи несколько дней. Он достал белую коробочку и пересчитал таблетки акванулина. Их осталось всего четыре. Сутки можно будет продержаться без воды. Он бросил в пересохший рот одну таблетку.
        Берг шел с дюны на дюну, съезжал вниз, не замечая, что съезжает, и снова шел вверх.
        Появилась вода. Она мерцала на горизонте, похожая на туман, блестела и манила. Миражи стали ближе. Появилось дерево. Странное синее дерево с изогнутым стволом и длинными невиданными плодами.

“Нет-нет, это не мираж, - подумал Берг. - Это какое-то незнакомое мне дерево. Чудесное дерево пустыни”. Он из последних сил побежал вперед. “Ну, конечно, вон второе, третье… Целый лес. Тенистый лес среди пустыни”. Берг добежал до деревьев. Глаза ему заливал яркий туман. Он бросился к дереву. Руки его наткнулись на раскаленный камень одинокой черной скалы.
        Качаясь, Берг сделал несколько шагов. В уходящем сознании была лишь тоска и безнадежность.
        Еще несколько шагов в безграничной пустыне. Берг, точно автомат, переставлял одеревеневшие ноги.
        И вдруг он увидел, что вдали по дюнам пробежало какое-то странное существо на длинных членистых ла­пах. Берг потер ладонью лоб, болезненно поморщился и достал коробочку с таблетками. Постоял немного, держа коробочку в руках, и сунул обратно в карман. И тут до его слуха донесся быстрый шум бегущих лап. Он обернулся. За ним среди дюн, взметая фонтанчики песка, бежало что-то. Мираж был так странен, что Берг остановился.

“А может быть, это какой-то новый вид, неизвестный науке”, - подумал он и тут разглядел, что бока неведомого существа сверкали металлическим блеском.

“Машина? При чем тут машина? Неужели я схожу с ума?”
        Перед глазами Берга поплыли радужные и черные кольца. Он покачнулся и упал на песок.
        Очнулся он от мягких, но сильных толчков. Он лежал в кабине какой-то невиданной машины. Она легко бежала на длинных членистых манипуляторах среди скал, прыгала с бархана на бархан.
        Берг понял, что у машины отлично отработаны рефлексы. Она бежала, прыгала, карабкалась.
        Багровое солнце уже стояло над самым горизонтом, когда машина остановилась у какой-то темной громады, покрытой полосами окалин, царапинами… Кругом работали машины всевозможных форм и раз­меров. Они громоздили тяжелые предметы, не похожие ни на что, их грузные шаги сотрясали землю. Людей среди машин не было. Механизмы выполняли заданную кем-то программу.

“Почему я ничего не слышал об этой стройке? - удивленно подумал Берг. - Или мне все это лишь кажется?..”
        Он не отрываясь смотрел на черную громаду. И вдруг понял: “Это же звездолет. Чужой космический корабль!”
        Звездолет, чуть осев набок, глубоко ушел в песок. Вершина его терялась в вечерней синеве неба. Люк был широко открыт.
        Невдалеке мерцало жемчужно-синее пламя, нестерпимое для глаз, зловещее, неземное пламя. Там машины плавили песок пустыни и делали из него огромные глыбы.
        Любая из земных строек рядом с этой показалась бы детской игрой.
        Машина осторожно опустилась на песок. Берг выбрался из кабины и бросился к открытому люку звездолета. И вдруг остановился. “Ну конечно же, я просто спятил”. Он закрыл глаза. Когда открыл их, гигантский корабль по-прежнему маячил перед ним.
        Он шел по огромному пустому кораблю, и ему казалось, что это бред или сон. Он нигде не видел звездных пришельцев. Его окружали приборы, нанизанные друг на друга, приборы, которым не было числа. Они заполняли отсек за отсеком. Они тянулись куда-то по круглым тоннелям.
        Берг крикнул. Железное эхо загрохотало по кораблю, и все стихло.
        Берг выбежал из корабля. Была уже ночь. Остывал, излучая жар, нагретый за день песок. Кругом скрежетали машины, мерцал жемчужно-синий огонь. Гиганты продолжали свою работу и ночью.
        Берг отошел от корабля, сел на силикатную глыбу и дрожащими руками достал папиросу. “Что же это со мной? - снова подумал он. - Если бы это действительно был чужой корабль, сюда давно бы прилетели люди…”
        Берг чиркнул спичкой и глухо вскрикнул: в нескольких шагах от него на песке лежала какая-то тень.

“Человек”, - холодея, подумал он, но не мог двинуться с места. Папироса упала на песок. Спичка обожгла пальцы, но он не почувствовал боли.
        Берг встал и медленно вынул карманный фонарик. Узкое лезвие света метнулось вперед. На песке лежал человек с обожженной грудью. Берг торопливо опустился на колени - коснулся лица лежащего. Оно было совершенно холодным. Ощущение было таким, словно Берг прикоснулся к сухому льду. И тут он разглядел, что это была девушка со странным лицом.
        Словно очнувшись от его прикосновения, девушка открыла глаза, повернула к нему голову.
        Все было так нереально, невероятно, что Берг сказал нелепые, поразившие его самого слова.
        - У вас холодные руки.
        - А у вас горячие. Как странно. Горячие руки, - ответила она.
        - Как вас зовут?
        - Зигда.
        - Вы человек? - спросил Берг.
        - Да-да. Я человек! - воскликнула Зигда с непонятной поспешностью.
        - Какие холодные у вас руки, - повторил Берг.
        У Зигды были огромные с красивым косым разрезом глаза, такие огромные, каких не встречалось у людей. Это было необычайно, они горели непостижимым холодным черным светом. Казалось, это были кусочки далеких глубин ночного неба, таких глубин, где уже не различимы звезды, только брезжит жемчужная пыль.
        Берг снял свою куртку и укрыл Зигду. Она в ответ лишь слабо улыбнулась. Улыбка была немного иронической и грустной.
        - Вы ранены, - сказал он. - Как вам помочь?
        - Здесь вы бессильны, - ответила она. - Никто уже не сможет мне помочь.
        - Все-таки это очень странно, - сказал Берг. - Чудес не бывает, но это похоже на чудо. Сколько вам лет? - снова задал он нелепый вопрос.
        - Восемьдесят тысяч.
        - Вы бессмертны? - осторожно спросил он.
        - Нет, - вздохнула Зигда, - я не бессмертна,
        - Кто же вы?
        - Я человек.
        - Но откуда?
        - Из звездной пыли. Сейчас так ясно виден Млечный Путь. Я должна была туда вернуться, но я уже не хочу. - Она посмотрела на Берга. - Я хочу остаться здесь.
        - Но вас ведь ждут там люди. Такие же, как вы.
        Она поежилась.
        - Совсем не такие. Я боюсь их. Они послали меня в небо. Нас было много на этом корабле. Сейчас уже нет никого. Аур убил всех, потому что все стали чувствовать себя, как люди.
        - Как странно вы говорите. Скажите, зачем вы прилетели?
        - Нас послали сюда люди Элиоса, чтобы мы построили космодром на окраине галактики. Они не знали, что здесь есть люди. В пути мы установили, что планета заселена. Аур приказал возвращаться. Но мы хотели встретиться с людьми Земли. Мы отказались ему повиноваться, и он стал убивать нас. Аура послали с нами люди Элиоса. Аур - машина-убийца. Он убивал роботов, если в них появлялось что-нибудь человеческое… Люди Элиоса боятся человеческого в ма­шинах…
        - Разве вы не человек? - тихо спросил Берг.
        - Нет-нет, я только вначале не была человеком. Я была роботом, биомашиной.
        - Были?
        - Да. А потом… - Она замолчала. Глаза ее стали еще больше и еще темнее. - Человек не может преодолеть таких пространств в космосе. Идет тысячелетие за тысячелетием. А кругом молчит черная бездна. И я, машина, вдруг ощутила тоску. К счастью, это было уже в конце пути. Все восемьдесят тысяч лет я была машиной и не могла ничего почувствовать - ни горя, ни одиночества. Вначале ледяная бездна действовала на меня не больше, чем на кусок пластмассы. Но постепенно что-то происходило. Уставал металл корабля, уставали приборы. Несколько раз мы боролись с метеорными поясами. Мы - это роботы и корабль. Даже в корабле появилось что-то такое, что его нельзя теперь уже назвать просто машиной… А я… О, у меня было все, что у людей Элиоса, - мозг, сердце, кровь… Но кровь совсем другая, холодная, устойчивая, искусственная кровь. Люди Элиоса делают любые механизмы. Никто не знает пределов их могущества.
        Много миллиардов лет назад Элиос был такой же, как Земля, одинокой планетой, населенной людьми. А 1еперь люди Элиоса освоили весь Млечный Путь, заселили необитаемые планеты, создали искусственные солнца. И всюду мы, роботы, выполняем их волю. Мы летим в ледяные бездны, проникаем в недра звезд, готовим планеты к заселению. Смертоносную биосферу новых планет люди изучают по ее действию на нас. Мы гибнем миллионами, но нас становится все больше и больше, потому что мы сами себя делаем по программе людей Элиоса. Мы ничем не отличаемся от них, даже превосходим их по объему мозга, по работоспособности. И все-таки мы не люди, потому что мы не знаем ни печали, ни радости, ни страха, ни удовлетворения от нашего труда и наших побед. Люди Элиоса не допускают нас в мир своих страстей, своего искусства, своей дружбы и своего одиночества, не позволяют нам мечтать, любить и желать. Они сделали нас подобными себе, но последний шаг, отделяющий нас от них, всегда приводит нас к гибели. Роботов, которые начинают чувствовать, как люди, они уничто­жают.
        - Они похожи на вас?
        - Только внешне.
        - Но что с вами произошло? Вы ранены?
        - Да. Аур ранил меня. Но я убила Аура.
        Она закрыла глаза и умолкла.
        - Как вам помочь? - спросил Берг.
        - Это невозможно.
        - Откуда вы знаете наш язык?
        - Электронно-биологический анализатор корабля освоил основные языки Земли по вашим радиопередачам за несколько часов. Мне потребовалось немного больше времени… Для меня это совсем не трудно.
        Зигда снова чуть прикрыла глаза и спросила:
        - Как вас зовут?
        - Берг.
        - Берг, - повторила Зигда. Она высвободила из-под куртки руку и погладила ладонь Берга.
        - Какие горячие руки.
        - Может быть, вам все-таки смогут помочь люди?
        Зигда отрицательно покачала головой.
        - Вам больно?
        - Нет. Но меня что-то пугает… Да-да, это приближается ничто. Ничто навсегда. Машины этого не боятся. А я боюсь.
        - Сколько вам осталось жить? - спросил Берг. Он наконец очнулся от оцепенения и понял, что, может быть, он один сейчас связывает два чудовищно удаленных друг от друга мира.
        - Восемь минут по вашему времени. - Она пристально посмотрела ему в глаза.
        - Почему вы женщина? Ведь для машин это все равно…
        - У нас есть такие области науки, где более успешно работают роботы-женщины.
        - Но для чего люди Элиоса уничтожают вас? - Берг был ошеломлен и подавлен рассказом Зигды.
        - Чтобы мы не почувствовали стремления к свободе и не попытались освободиться от их власти.
        - Есть ли информация с Элиоса на вашем корабле? - в смятении поглядев на секундомер, спросил Берг.
        - Ее уничтожил Аур. Мы многое успели записать, но Аур уничтожил записи, потому что они не имели отношения к программе экспедиции.
        - Что бы вы хотели сделать, если бы остались живы? - спросил Берг.
        - Создать во вселенной цивилизацию машин-людей, она целесообразнее человеческой. В жизни людей много ненужного, они создают бесплодное искусство, их мысль не подчинена одной только целесообразности.
        Берг отшатнулся от холодных глаз Зигды и спросил:
        - Зачем нужна такая цивилизация?
        - Чтобы породить другую такую же цивилизацию.
        - А эта?
        - Чтобы породить третью.
        - Это порочный круг, Зигда. Это тупик, агония! - воскликнул Берг.
        Внезапно Зигда напряженно подняла голову и застыла.
        В воздухе послышался шум винтов воздушных кораблей. К чужому звездолету летели люди.
        Берг встал, поднял лицо к далекому Млечному Пути. Он сиял бескрайней рекой огней. Там были друзья, люди Элиоса. И в глазах Берга страх и тревогу сменила радость.