Шляются тут всякие Фёдор Чешко
        Чешко Фёдор
        Шляются тут всякие
        Федор ЧЕШКО
        ШЛЯЮТСЯ ТУТ ВСЯКИЕ...
        Над селом фигня летала
        Серебристого металла.
        Больно много в наши дни
        Неопознанной фигни.
        Фольклор
        Расхлябанное ложе на вихляющихся колесиках. Оно дребезжит, катится, несет куда-то, а по сторонам - белые стены, и над лицом потолок, он тоже белый, со скучными пятнами тусклых светильников. А там, снаружи - небо. Такое же низкое и скучное, как этот потолок. Там, снаружи, гасло, отключалось сознание, истерзанное ревом транспортных механизмов, гамом толпы, вонью углеводородной гари... Там, под этим небом, которое как потолок, - хватали, тащили, долго-долго везли в тряской машине... Теперь везут на этом... И говорят, бормочут без остановки:
        - Откуда он взялся?
        - А черт его знает... На Пушкинской валялся, прохожие скорую вызвали. Что с ним, профессор?
        - Сами не видите?
        - Цирроз печени?
        - Несомненно. На стол, быстро!..
        Привязали к какому-то возвышению. Алтарь? Прижали к лицу душную маску, горло раздирает едкая вонь закиси азота. Замедлить дыхание... Свои лица тоже прячут под маски - белые маски, полупрозрачные, из тонкой материи. Прячут лица... Боятся мести? Глупцы... В нестерпимом мертвенном свете хищным бликом вспыхивает ослепительное лезвие... Не надо!..
        - Пульс?
        - Норма!
        - Дыхание?
        - Норма!
        - Как печень?
        - Нету...
        - Что вы там мямлите? Чего нету?
        - Печени...
        - А как же цирроз?
        - Цирроз есть. А печени нету.
        - Так не бывает. Нарочно печень спрятал, подлец! Издевается. Ищите получше, обязательно должна быть печень, если цирроз...
        - Ой...
        - Что, нашли?
        - Не знаю... Тут проволочка какая-то...
        - Что?!
        - Ну, проводок...
        Профессор злобно отшвырнул скальпель - жалобно дребезжит металл об ослепительный кафель пола.
        - Шуточки затеял? Ну и черт с ним! В морг!
        - Силыч, а этот где?... Ну, который без печени?... Шестьсот тринадцатый - где?
        - А хрен его знает. Давеча здесь был.
        - Так ведь нету...
        - Ну нету, и хрен с ним. Мне без разницы, хоть все пропади. Я здеся не мертвяков сторожу - зданию. Торопливый грохот шагов в гулкой темноте пустых коридоров, лязг тяжелой двери, ночной мороз обжигает горло. Отчаянный взгляд мечется по пустой улочке - никого. Хотя...
        - Бабушка! Бабушка, подождите, пожалуйста! Бабулечка... Ах ты, господа бога душу мать твою, карга старая, стой!
        - Чавой-то, внучек?
        - Вы тут не видели такого... Желтый весь, глазки красные, светятся... В простынке белой... Еще номерочек у него на ноге, кругленький такой...
        - Видела, внучек, как же! Во-он, куда он сгинул, сердешный...
        Трясущийся немощный пальчик задрался к звездам, тычет куда-то промеж них. Там что-то смутно белеет - не-то тающий клочок тумана, не то стремительно возносящаяся белая простыня... И чудится стихающий отголосок - не то ветер, не то вопль, отчаянный и нездешний:
        - Ноги моей здесь больше не бу-у-у!..