Тысяча забытых звёзд Мария Александровна Чурсина
        Она сломала реальность. Несколько дней назад Влада была уверена, что существует, а потом вдруг выяснилось, что её нет. И нет мира вокруг неё, есть только миры, придуманные другими людьми, в чьих жизнях Влада играла ту или другую роль. Она устала. Нет больше сил слоняться по чужим реальностям, но чтобы прекратить это, ей нужно найти ту самую точку излома, в которой она отказалась от собственной жизни.
        Мария Александровна Чурсина
        Тысяча забытых звёзд
        Пролог
        Так темно. Я сползаю на пол по грязному кафелю, вдыхаю его медицинский запах. Меня опять заперли, а здесь нет окон, и здесь давно выключен свет. Так темно. Я боюсь темноты.
        Так тихо. Я забиваюсь в угол, чтобы не слышать этой тишины, зажимаю руками уши. Рассаженное горло давным-давно не пропускает ни звука. Я боюсь молчания, но молчу. Меня заперли и ушли. Даже если закричу, ничего не изменится.
        Так пусто. Ощупью я нахожу стол и стулья, стены, кафель, старую половую тряпку на полу, осколки стекла. В холодных пальцах нет боли, я ищу дальше, но дальше только кафель и липкий пол. Пусто. Наверное, я никогда отсюда не выберусь.
        От темноты болят глаза - выцарапать бы их, может, тогда темнота станет привычнее. Кафель больше не пахнет больницей, теперь он вообще ничем не пахнет. Ощупью я ползу обратно в свой угол. Старая половая тряпка, вот она. Значит, мне дальше.
        Вою, а голоса нет. Вою и вою, но никто не придёт. Какая же я маленькая и слабая. У меня нет даже голоса. Нет рук. Нет глаз. Я вся состою из собственного воя.
        Глава 1
        Вся кухня была в её власти. Да что там кухня - весь дом, сад, и тот участок за садом, на котором плелись сочные стебли тыкв, торчал иссушенный солнцем крыжовник и медленно умирали старые вишни. Кухня пропахла имбирём, корицей и анисом, а в большой кастрюле на плите кипело и булькало. Снаружи, на сетках раскрытых окон сидели голодные осы.
        Влада откладывала большую деревянную ложку, заправляла под косынку прядь волос и зажмуривалась на секунду. Вся кухня, и сад, и даже тот маленький участок за садом были её колдовским миром. А кухня - большая, и баночки можно составлять под окном, крышками вниз, чтобы остывали, а вечером сесть рядом с ними, с чаем, и любоваться на янтарные яблоки, ало-полуночные сливы и медово-шафранную облепиху.
        Вечерами в окно дул прохладный ветер. Дом обступала кромешная темнота - самый край деревни освещался только звёздами. Зато сколько их тут было! Влада сказала однажды, что совершенно откровенно считала: не может быть столько звёзд сразу и в одном месте. Что это всё романтические выдумки. Оказалось, нет.
        С утра родители уезжали на работу: отец на завод, а мама отправлялась в больницу, где значилась главврачом. Дом весь день стоял бы пустой - не считая мирно спящего Командора, - если бы не Влада.
        Вечерами она сидела на крыльце с ноутбуком и кружкой остывающего чая и листала намётки диссертации, то и дело прихлопывая комара на коленке. Мошкара танцевала вокруг жёлтой лампочки. Лаяли вдалеке собаки - одна начинала, и её тут же поддерживал целый хор. К ночи холодало. Влада отставляла ноутбук и уходила в дом за ветровкой.
        Киру так нравилось наблюдать за ней, что не хотелось уезжать. Но пришлось - работа. Рано утром Влада вышла его провожать. В коротких шортах и майке она вздрагивала от августовской свежести, но домой не уходила.
        - Когда теперь приедешь?
        - Не знаю, может, на выходные выберусь.
        От города сюда было пять часов езды мимо полей подсолнечника, сторожевых пирамидальных тополей и крошечных придорожных городишек с крошечными придорожными кафе.
        Он приехал через день - махнул на всё рукой и взял накопившиеся за год отгулы. Такой август бывает, наверное, всего раз в жизни.
        По утрам Влада выходила из дома, шикая на проснувшегося Командора, чтобы тот лаем не перебудил всю округу. Она включала плеер и бежала по старой грунтовке, мимо коров, пасущихся в примятой росистой траве. Коровы поворачивали ей вслед тяжёлые головы.
        Дальше её путь шёл мимо кладбища. Вопреки всем суевериям оно было светлое и добродушное - песчаные дорожки и молодые берёзки. За кладбищем дорога поросла чертополохом и лебедой, и Влада поворачивала назад. Меланхоличные коровы снова оборачивались ей вслед.
        - Как диссертация? - поинтересовался Кир, когда она вошла на кухню.
        Влада налила себе стакан воды и залпом выпила. Смахнула со лба капли пота.
        - Хорошо. На редкость хорошо. Мне бы ещё пару недель, и черновик будет закончен.
        Она помыла стакан под краном и с отсутствующим видом сунула его в шкаф.
        - Что не так?
        Влада обернулась, надевая лёгкую улыбку.
        - Всё так. С чего ты взял?
        - Я тебя знаю. Когда ты смотришь мимо, а потом говоришь, что всё так, это значит, что всё не так, но я об этом узнаю не сейчас, а через пару дней. Ну или месяцев. Ну или вообще никогда не узнаю. Так что лучше рассказывай.
        На завтрак она ела овсяные хлопья и яблоко. Киру приготовила оладушки с тем вареньем, которое вчера не влезло в банки. Доскребя последний разбухший пластик овсянки из тарелки, Влада аккуратно положила ложку. Сумасшествие - всегда класть ложку так, чтобы она заминала не больше двух клеток на цветастой клеёнке.
        - Мечта всей моей жизни не сбылась, - сказала Влада, улыбаясь в сторону.
        - Ещё сбудется.
        Кир замолчал. В голову лезли только банальные до пошлости сентенции о том, что мечты приходят и уходят, и что если уходят, значит, так и надо. Он прекрасно знал, что Влада терпеть не может банальности. Как назло и оладушки закончились, так что он не мог даже притвориться, что жуёт.
        Влада встала и махнула рукой, завершая разговор.
        - Ладно, не важно.
        Она ушла на второй этаж за ноутбуком и через минуту вернулась, села на диван в углу кухни и уткнулась в экран. Кир почувствовал себя виноватым: ему оладушки и варенье, а он даже поддержать разговор не сумел. Сужая круги, походил вокруг Влады.
        - Ты знаешь, что здесь есть старая школа. Если хочешь, можем сходить туда, посмотришь. Вдруг что-то дельное там найдётся.
        Она подняла голову.
        - Правда? Я спрашивала у твоей мамы, но она сказала, у вас здесь нет плохих мест.
        Кир ощутил, как ему становится легче, и сел на диван рядом, заглянул в экран ноутбука. Там красиво извивались графики.
        - Про школу страшилок не ходит, но она давно заброшена, заколочена кое-как, и вообще странно, что не стала местом для игр местных детей.
        Влада захлопнула ноутбук и поднялась.
        - Пойдём, хоть прогуляемся. Надоело сидеть дома.
        По дороге на них напали гуси. Они бежали вперевалку по дороге и наперебой галдели. Влада спряталась за Кира. Он пару раз хлопнул в ладоши, и гуси нехотя свернули к обочине.
        - Испугалась?
        - Ещё бы, они такие здоровенные.
        Абрикосы здесь росли прямо у дороги - таким ярко-оранжевым цветом мог похвастаться не каждый магазинный апельсин. У Влады никак не получалось привыкнуть, что абрикосы сыпались на дорогу, и их никто не собирал - у всех хватало таких же в саду. Ей было жалко. Каждый раз, проходя мимо, она срывала хоть один. И ела, жмурясь от сладости.
        Она приехала сюда, к родителям Кира, чтобы в тишине и спокойствии дописать диссертацию, с которой мучилась уже три года. С одной стороны - все материалы собраны, а идеи только и ждут, чтобы их осуществили. С другой - в городе нет никакой возможности усадить себя за работу. Даже в отпуск. Даже отключив все телефоны и интернет. Она пожаловалась Киру, и он предложил выход.
        Сюда интернета не провели, а телефоны хоть и были, но чаще просто оказывались вне зоны действия сети. Родители Кира обрадовались гостье: будет кому присмотреть за домом и Командором в их отсутствие. Сад тоже был счастлив - так казалось Киру - хоть у кого-то болело сердце за втоптанные в грязь абрикосы.
        Школа едва-едва виднелась среди зарослей степной вишни и ракитника. Скрипуче-деревянная и вся вылинявшая от солнца. На бывшей спортивной площадке одиноко торчал ржавый турник. Кто-то хозяйственный, видно, пожалел, что пропадает такой участок, и засадил его кукурузой. На том всё и кончилось - кукуруза одичала и заполонила всё кругом, оставив в покое только старую асфальтовую дорожку к порогу школы.
        - Вон там был наш класс. - Кир показал на ближние ко входу окна. - А в соседнем однажды случился пожар. В подвале - столовая, а вон там был спортзал.
        Влада прилежно оглянулась туда, куда он показывал - на деревянное строение, больше напоминающее сарай. Передёрнула плечами.
        - Здесь сторожей случайно нет?
        - Ты что, смеёшься.
        Дверь была заколочена только для вида, доски отошли, стоило Киру подёргать за ручку. В груди кольнулась лёгкая ностальгия. Здесь всё оставалось, как раньше, разве что покрылось слоем пыли. В некоторых классах нашлись даже парты со знакомыми надписями.
        - Отсюда многое вынесли, когда построили новую школу. Её-то построили, а мебели новой не дали.
        Влада отстранённо кивнула и ушла в коридор, низко опустив голову, как будто принюхиваясь. Кир дал ей побродить по лестницам и коридорам, а сам остался в классе. Через забитые окна просачивались лучи августовского солнца.
        Впав в прострацию, он наблюдал за тем, как шуршит по доскам узкий лист кукурузы, плавно, как будто рука, осторожно выводящая буквы на школьной доске. Но доски здесь не было, а на стене остался след - краска была чуть темнее. От сырости она кое-где вспучилась и пошла трещинами. Кир сообразил, что не слышит шагов Влады в коридоре, и пошёл её искать.
        Он заглянул по очереди во все классы, поднялся на второй этаж. Там был актовый зал - просторная по сравнению с другими комната, теперь совершенно пустая, с небольшим возвышением в противоположном от двери конце.
        Лестница в подвал скрипела и стонала на все мотивы. Дойдя до середины, Кир услышал голос Влады. Слов было не разобрать, она мурлыкала что-то, то ли напевала, то ли уговаривала, но как будто на чужом языке. Из столовой ему в лицо посмотрела темнота.
        Он не в первый раз видел, как Влада это делала, но всегда предпочитал не подходить близко. Отучившись в том же самом институте, что и она, Кир много чего знал в теории. Но одно дело знать, и совсем другое - на практике убедиться, что рядом есть нечто невидимое, разумное, с неясной силой и нечеловеческой логикой.
        Влада не занималась крупными и сильными полтергейстами. Она сама часто говорила, если завести разговор на тему её диссертации, что смельчаков, которые их изучают - много, потому что это престижно и неизменно вызывает восхищение. А её объектом были мелкие и почти безобидные сущности. «Мелочи мои», - так она сама выражалась. Но на самом деле у неё просто не хватало способностей, чтобы заняться чем-нибудь настолько серьёзным. Приходилось довольствоваться тем, что имелось.
        Кир не стал заходить в столовую. Опасливо потрогал деревянные перила, но прислониться к ним тоже не решился. Он поднялся на верхние ступеньки, туда, куда ещё доходил солнечный свет.
        Влада выбралась из подвала, отряхивая руки.
        - Знаешь, что интересно?
        Ответа от него не требовалось.
        - Интересно, что люди не могут уходить до конца. Они всегда что-нибудь оставляют. Кусок души. Просто удивительно, как к концу жизни внутри у нас ещё что-то теплится.
        Вечером приехала Зарина, и дом сразу сделался шумным и неприбранным. На каждом шагу попадались пёстрые кучки её вещей, которые почему-то не умещались в шкафы, как ни старайся. Под окном поселилась маленькая красная машинка, блестящая и кукольная. Командор забился в будку, и оттуда торчал только его нос, как пистолетное дуло.
        - Я только на выходные, - сказала Зарина и сразу же вывалила последние новости: как задержали зарплату, в каком платье явилась подруга, и как её подрезали на скоростной трассе.
        Она заглянула в экран Владиного ноутбука, проинспектировала банки с вареньем и выпросила парочку - яблочное и сливовое. Подумала и вместо яблочного взяла абрикосовое, а потом ещё маленькую баночку с облепиховым конфитюром.
        - А что ты там рассказывала? Про школу? Старую или новую?
        Влада не успела ответить, Зарина уже нашла распечатки графиков и принялась их изучать.
        - Ничего не понимаю.
        Переодевшись в домашнее, на кухню явилась мама. По привычке она долго мыла руки с мылом, роняя в раковину густую пену. Потом, повязав на голову косынку, накрывала стол к ужину.
        - Я никогда не думала, что у нас такое водится, - сказала она, дождавшись перерыва в рассказах Зарины.
        - Такое водится почти во всех заброшенных домах. Люди уходят, но остаются их следы. - Влада не любила говорить. Начинала и замолкала - то ли боялась, что говорит неинтересно, то ли - что перебьют.
        - Да ладно! - изумилась Зарина. - Мы в детстве в старую школу играть бегали. Ничего там не было.
        - Он просто не показывался вам. Это же не страшный полтергейст, который швыряется вещами и пожары устраивает.
        - Да ладно, я бы заметила, - уверенно фыркнула Зарина и хлопнула стопкой графиков по столу, так что зазвенели тарелки. Разговор, значит, был окончен.
        Кир посмотрел на Владу: обиделась или нет? Вроде бы нет, хотя кто её знает. Влада снова уткнулась в ноутбук, примощенный на углу стола, пока мама раскладывала по тарелкам тушёную с мясом картошку. Картошку тоже готовила Влада - как раз перед всеобщим сбором, как будто угадала, что вечером за столом соберётся так много народу.
        - Я вот что думаю, - сказала Зарина, садясь на табурет и двигаясь вместе с ним так, что ножки заскребли по полу. - Когда челочек хочет что-нибудь увидеть, он это увидит. И увидит, и услышит, и графики нарисует. Ерунда это всё, а не наука.
        Зарина работала операционистом в банке, считала себя математиком, и при знакомствах всегда почему-то именно так и называлась: «Я Зарина, математик по профессии». Ещё у неё была замечательная отговорка на все случаи жизни: «Мы, математики, такие».
        Мама стала рассказывать что-то о пациентке, которая явилась к ней в кабинет и стала требовать срочное узи - ночью её похищали инопланетяне, и теперь у неё в животе что-то шевелится и плещется. Все загремели ложками и тарелками, захрустели огурцами, и сразу стало легче.
        Но за чаем Зарина опять принялась:
        - Поверю, только если сама увижу. Пойдём завтра в школу, ты мне покажешь? Вот если бы ты микробов изучала, ты бы могла мне их показать, правда же? Значит, и это сможешь.
        Она повернулась к Киру.
        - Вот вы же вместе в институте учились, на одном курсе. Почему она их видит, а ты - нет?
        Кир даже объяснять не стал, кого-кого, а свою сестру он знал. Объяснения тут не помогут. Одна надежда, что к завтрашнему утру она забудет и переключится на что-нибудь поинтереснее. На что бы такое её переключить? Даже у мамы истории про узи закончились.
        - Если бы мы были в городе, я бы показала тебе Скрипача или даже Смертёныша, - сказала Влада, водя ложкой по дну кружки. - В них все верят, тут попробуй не поверить.
        - Ну да. Знакомый моего знакомого тоже что-то подобное рассказывал, - засмеялась Зарина. - Так вроде бы все детские страшилки начинаются?
        На семейных фотографиях её часто принимали за мальчика - низкорослая, куце остриженная, с лицом сорванца. У неё была своя философия - философия некрасивой девушки, и потому она брала наскоком. Зарине невозможно было отказать, вот никто и не пытался, а счёт неотказавших парней давно перевалил за подсчитываемые пределы.
        - Ну хорошо, - сказала Влада и поднялась. Непонятно - то ли согласилась пойти в школу, то ли решила хоть как-то отвязаться.
        Вечером жарили шашлыки. Пока прогорали дрова в мангале, пока мариновалось мясо, лампочка на крыльце сделалась ярче солнца. В зарослях смородины застрекотало. Тогда Кир вспомнил про Владу и забеспокоился: её не было слышно и видно. Закрылась на втором этаже? Или тихонько ушла из дома, чтобы ещё побродить по старой школе?
        Она нашлась на ступеньке крыльца, в руках - стопка распечатанных графиков. Влада сидела на самом краю, чем изрядно радовала Командора - он как раз дотягивался до её коленки влажным носом, чем и пользовался. Пробегал круг по двору, насколько позволяла цепь, тыкался ей носом в колено и бежал дальше.
        - Хватит уже работать. - Кир опустился на корточки рядом с крыльцом. Он поймал её взгляд - почти безумный. - Ты что, нашла ошибку?
        - Нет. Я… - Договаривать - слишком большая роскошь. Она свела брови к переносице и снова уткнулась в расчеты.
        На жёлтую лампу слетались мотыльки.
        - Хватит, говорю. Без тебя всё съедят. - Кир взял её за руку и заставил подняться. Листы посыпались на землю, под лохматые лапы Командора. Тот радостно взвизгнул.
        Ночью он проснулся от мерного гудения. Прислушался: в коридорной лампочке билась муха. Свет там всегда оставляли зажженным, и муха всегда была - одна и та же, а может всегда новая.
        Дом стоял, погружённый в душное сонное оцепенение. Кир попробовал снова заснуть, но не выходило. Поворочавшись так с минуту, он не выдержал и встал. В коридоре неяркая лампа подсвечивала две захлопнутые двери и ещё одну - распахнутую.
        На деревянной лестнице скрипели четвёртая и шестая ступени - их он по привычке перешагнул. В прихожей горел ночник - красная лампочка, похожая на сигнальный огонь машины. В детстве Зарина постоянно расшибалась ночью об углы и стены, поэтому родители заполняли дом ночниками, лампочками и фонариками. Они до сих пор сыпались из всех буфетов и ящичков.
        Муху отсюда не было слышно, но он замер и задержал дыхание: снаружи доносились невнятные звуки. Командору не спится?
        Кир различил слабое голубоватое свечение с кухни. Влада сидела на своём привычном месте - за углом стола, и лицо её в отсветах экрана тоже было голубоватым и неподвижным.
        - Эй.
        Она вздрогнула, сразу сделавшись испуганной и несчастной. Кир хотел сесть рядом, но передумал. После ужина все стулья оттащили в другой конец комнаты, чтобы смотреть телевизор, теперь пришлось бы нести назад и шуметь на весь оцепеневший дом.
        - Тебе чего не спится?
        - Да вот. - Она говорила даже не в половину - в четверть голоса.
        Кир постоял, так и не придумав, о чём ещё спросить. Открытое в ночь окно дышало теплом и близкой грозой.
        Он выпил тёплой воды из графина, подумал ещё и развернулся, чтобы уходить, но вдруг вспомнил.
        - Влада. Кто-то ходил у дома?
        - А? - Она подняла встрёпанную голову. - Кто ходил? Вроде нет.
        Сливовое варенье - анис и бадьян, яблочное - корица с гвоздикой, абрикосы были с ванилью. Дом пропах специями, как лавка колдуньи, и Кир всё ждал, когда же на стенах появятся сохнущие связки трав, перевязанные кружевными тесёмками.
        Зарина любила спать до полудня, поэтому он удивился, когда обнаружил её утром на кухне, распивающей чай. И тут же вспомнил о предстоящем походе в школу.
        - Влада куда-то ушла? - широко улыбнулась Зарина. Кир покосился на край стола - там сиротливо лежал брошенный ноутбук.
        - Да. Она бегает по утрам. До кладбища и обратно.
        Чайник был горячим, но пустым, и пришлось ставить его заново. Ноутбук был холодным, а значит, сегодня утром его ещё не включали. Зарина крошила на стол кусочек батона и почти не ела.
        За окном покачивала сырыми листьями старая груша. Глинистую дорогу напротив дома развезло.
        - Дождь, - сказал Кир. Не то спросил, не то констатировал.
        - А, точно, - рассеянно отозвалась сестра. - Ночью был, даже гроза, кажется.
        Из окон кухни было видно поле почти до самого кладбища. Но там дорога уходила в низину, и синяя резная оградка пряталась за кустарником. Влады видно не было.
        Пока не закипел чайник, он пошёл умыться. Не то, чтобы Кир так долго возился в ванной, но когда он вернулся, тут же услышал возню в прихожей. На крыльце Влада стаскивала кроссовки. Она не любила разуваться в доме, хотя все остальные делали именно так. Она всегда снимала обувь на нижней ступеньке крыльца и дальше шла босиком, ступая по крашеным доскам в одних только носках.
        Кир заметил - её кроссовки были чистыми. Надо же так суметь - пробежать по глинистой дороге, до самого кладбища, там-то, в низине, наверняка непроходимая грязь, и не испачкаться.
        - Дождь же был.
        - Дождь? - Она замерла на секунду, стоя на одной ноге. - Нет. Ночью погремело и мимо прошло.
        Следом за ней Кир вернулся на кухню. Зарины тут уже не было - наверное, ушла наверх, собираться. Влада поставила чайник на плиту, достала кружки и коробку с овсяными хлопьями.
        Чайник долго не мог закипеть, хрипел, исходил испариной. За это время Кир успел подняться на второй этаж и заглянуть в комнату сестры. Та спала, завернувшись в одеяло, как гусеница в кокон. Не вынесла душа ранней побудки. Может, так и лучше. Он прикрыл дверь и спустился, перепрыгивая через скрипучие ступеньки, чтобы не шуметь.
        Чайник всё никак не мог закипеть, и Влада стояла рядом с ним, задумчиво постукивая ложкой об ладонь.
        - Да он уже кипел сегодня.
        - Нет, я с утра не ставила.
        Они посмотрели друг на друга. На боках прозрачных кружек плясали солнечные зайцы. Кир сел за стол, локтем отодвинув ноутбук подальше, чтобы не брызнуть на него водой, и вдруг понял - ноутбук был тёплым. Сегодня утром его уже включали, а может, не выключали всю ночь.
        - Дверь в твою комнату. Если захлопнуть её, то потом она открывается с жутким скрипом. От скрипа я бы проснулся. Ты не ложилась сегодня?
        Влада смущённо опустила глаза. Ей повезло: чайник весело забулькал, поэтому она отвернулась, чтобы залить кипятком овсяные хлопья, и прятать глаза больше не пришлось.
        - У меня появилась одна идея на счёт диссертации, хотела довести её до конца. Вот и просидела всю ночь.
        Она выглядела очень усталой. Даже поникшей какой-то, хотя и пыталась натужно улыбаться. Кир снова потрогал ноутбук - так и есть, тёплый, как будто его только-только отключили от сети.
        - Влада, не считай себя обязанной. Если тебе тяжело, то совсем не обязательно готовить на всю семью и мыть дом сверху донизу. Пиши спокойно свою диссертацию.
        Одну только общую гостиную пришлось вымыть пять раз - и каждый раз вода в ведре становилась чёрной. Единственный ковёр в прихожей хранил остатки прошлогодней пыли - его пришлось выбивать, а после всё равно мыть. Подоконники вспомнили о том, что они белого цвета. А на следующий день пыль налетела заново - через распахнутые во всём доме окна.
        Влада слабо встрепенулась.
        - Да ты что? Мне не трудно. Наоборот, мне нужно на что-нибудь отвлекаться, иначе я просто взорвусь.
        Отвлекаться так отвлекаться. Сделать это не помешало бы и ему. Паршивенькое ощущение, вроде бы он уже вёл этот разговор или видел во сне Владу, постукивающую ложкой по ладони. Что-то было не так. А что - он не мог понять.
        В полдень он застал Владу стоящей на кухонной табуретке. Привстав на носочки, она привязывала пучок травы к газовой трубе под потолком. Цветная тесёмка норовила выскользнуть из-под пальцев.
        - Ах ты же…
        Табуретка подозрительно качнулась. Кир успел обхватить Владу за талию, хоть, возможно, это и было излишним. Табуретка всё равно уже успокоилась.
        - Роста не хватает. - Завязав тесёмку мышиным хвостиком, она сползла на пол и осторожно высвободилась из его рук.
        - Это мята? - Кир почти не помнил, как пахнет мята, ему это было почти всё равно. Он мучил внутри себя странное воспоминание. Кажется, в фильмах и книгах это романтично называют «де жа вю».
        - Нет, это лаванда. Лаванду можно добавлять в печенье. Но мята тоже будет. Из мяты можно сделать сироп. Она растёт у вас за летней верандой. Ты знал?
        Он понятия не имел, что мята растёт за верандой, зачем им вообще эта мята, и откуда взялась кружевная тесёмка, завязанная в мышиный хвостик вокруг белой трубы. Утром он мечтал, чтобы всё было именно так. Но откуда Владе это узнать?
        - Ты не против? - изменившимся голосом спросила она и села на край табуретки. - Ты же не против, нет?
        - Нет, конечно. Бери, что хочешь.
        Откуда всё-таки эта тесёмка? У матери в жизни не водилось швейных принадлежностей, она пропадала у себя в больнице с утра до вечера, а потом с вечера до утра. Когда ей было шить? Да и характер не тот, чтобы коллекционировать тесёмки в большой шкатулке в буфете.
        Влада привезла её из города? Но Влада собиралась в невообразимой спешке, едва не позабыв ноутбук с диссертацией и ночную рубашку. Некогда ей было думать о тесёмках.
        Летом Владу не взяли в экспедицию. Институтский профессор и двое его аспирантов-заочников собирались ехать в Мёртвую долину - самую крупную и самую известную аномалию.
        Готовиться начали ещё зимой. Выделенные деньги тщательно растранжирили на экипировку и запасы еды. Тщательно оформили все бумаги, выяснили, что оформили не так и переоформили снова. Ехать к Мёртвой долине было долго и дорого, а ещё опасно, поэтому все написали заявления, что берут ответственность на себя и прочее, прочее, прочее.
        В мае ректор подмахнул последние документы. В июне Влада поскандалила со всеми друзьями, потому что они заявляли, что ехать туда слишком опасно.
        - Да что вы вообще понимаете! - Она срывалась на крик, чего с ней ещё ни разу не случалось. - Это моя мечта. Это, может быть, мой единственный шанс там побывать.
        В июле она искала профессора, чтобы спросить у него о билетах, но профессор уехал на дачу, а в телефонную трубку повышал голос: «Алло! Алло! Я ничего не слышу, тут связь плохая!». Аспиранты укатили со студентами на полевую практику - в заповедник, куда тоже не дозвонишься.
        В августе Влада узнала, что они уже уехали.
        Кир случайно заехал к ней посреди недели - привёз давно обещанные книжки. Боялся, что не успеет её застать перед отъездом, но застал. Влада сидела на табуретке посреди комнаты, неловко скрестив голые ноги и руки, и смотрела в стену.
        В комнате было аккуратно до невыносимости - хотя она уже начала собираться.
        - Я позвонила другому преподавателю с кафедры, - сказала она привычно спокойным тоном. - Он очень удивился, что я спрашиваю. Он сказал, что никто не собирался меня брать. Какие-то сложности с оформлением. Документов не получили.
        Кир не знал, утешать её или порадоваться.
        - Я невидимая, да? - сказала она, пробуя улыбаться. - Нечего и пытаться было.
        Кир присел перед ней на корточки. Влада - пустой рюкзак в соседней комнате, недописанная диссертация, подписанное заявление об отпуске, пальцы в серой пыли заброшенных зданий.
        - Давай ты съездишь ещё куда-нибудь. Не в городе же сидеть всё лето.
        - Куда? - спросила она безнадёжно.
        Ехать было пять часов - мимо полей подсолнечника, мимо крошечных придорожных кафе, мимо гудящих большегрузов. Всю дорогу она пыталась улыбаться и читала смешные названия на знаках.
        - Река Гадючка. Опарышки. Опарышки это, интересно, село или деревня?
        - Это город.
        - Ой, смотри, озеро Кривое.
        В степи то тут, то там попадались столбики. Влада озадаченно пересчитывала их. Слишком много и слишком беспорядочно, чтобы догадаться об их предназначении. Кир успокоил её:
        - Это суслики, они любопытные и свистят. Открой окно - услышишь.
        К полуночи Влада задремала, прижавшись виском к запотевшему стеклу. В час ночи они проехали знакомую ферму и через пять минут были дома. В окошках кухни теплился свет. Командор вышел из будки и молча повилял хвостом - тактично, чтобы не разбудить соседей. В свете оранжевой лампы на крыльце мама показала Владе распустившийся розовый куст.
        В школу они так и не пошли. К обеду Зарина проснулась, но до вечера нашла себе занятие поинтереснее - вдохновенно ссорилась по телефону с актуальным женихом. Куда бы она не пряталась, на второй этаж или в сад, подальше в яблоневый угол, её голос всё равно разносился на весь дом.
        Мама задумчиво смотрела на привязанные под потолком пучки мяты и лаванды.
        - Сходил бы ты к соседу, - вздохнула она. - Нужно отнести корзинку винограда. Отец обещал.
        Ближайшие соседи были за дорогой. Слева начинались поля, справа дом пустовал, а через дорогу на синее небо гавкали два волкодава. Крошечный глинобитный домик оброс пристройками, а забором так и не оброс.
        С чего вдруг мама начала так заботиться о соседе?
        - Мы пока ужин приготовим. А где Влада?
        - Кто сказал, я сказала? Это ты сказал! - кричала на втором этаже Зарина, и все делали вид, что не замечали её воплей.
        Кир повертел головой: вроде Влада была тут, и уже нет. На ум снова пришла школа. Ушла и даже не предупредила? Или в саду собирает упавшие яблоки?
        - Я здесь.
        Она сидела в углу кухни, поджав под себя ноги, и держала на коленях ноутбук. Её как будто не было, и она как будто появилась, привычно тихая. Кир точно знал, что не слышал стука клавиш. Или он так привык к этому стуку, что уже не обращал внимания.
        - Ой, а я тебя не заметила, - рассмеялась мама.
        - Я невидимая, - сказала Влада, и на её губах не было улыбки.
        …В грязной луже у дороги расположились гуси. Кир прошёл мимо привязанных волкодавов, потопал для порядка на железной решётке, брошенной у входа вместо коврика. Постучал.
        На стук никто не отозвался. Тут, в общем-то, было принято входить просто так. Щеколды на воротах легко открывались, если сунуть руку под почтовый ящик. Двери запирались разве что на ночь, на дребезжащий шпингалет, или не запирались вообще.
        Изнутри дом пропах гнилыми яблоками и гарью. Деревянные панели на стенах разукрасил грибок. Сам хозяин дома нашёлся в передней комнате, он стоял на корточках, ковыряясь отвёрткой в распластанном перед ним нутре механизма.
        - А, - сказал сосед, поднимаясь с натужным усилием. Взял корзинку и так и держал на вытянутой руке. - Спасибо. Да, спасибо.
        В соседней комнате звенели посудой и приглушённо ворчали. Ради вежливости стоило бы перекинуться парой слов, но гнилые яблоки стали невыносимыми. Сосед был хмурым. Распластанный на полу механизм напоминал вскрытый труп. Звон посуды на кухне сделался каким-то злобным.
        - Я пойду, - отступил к двери Кир.
        Сосед кивнул и вернулся к работе.
        …- Как он? - спросила мама. Ложка в её руке была испачкана рыжим.
        По кухне уже плыл торжественный запах плова. Влада готовила его отлично - с кусочком баранины и барбарисом, а мама стояла рядом и держала на весу большую ложку, как медсестра пинцет. Помогала, чем могла.
        - Нормально. Тоже ужинать собираются.
        - А с кем он? - Одной рукой она принялась вынимать из шкафа тарелки.
        Зарина на втором этаже вроде бы замолчала. А может, убежала куда-нибудь подальше, чтобы ругаться в одиночестве.
        - Как с кем? Я не заходил на кухню, но судя по шуму, там у него вся семья в сборе. Жена и сколько там у них детей было? Трое?
        - Да. - Мама замерла. Влада протянула руку к ложке и замерла тоже - не дотянулась. - Ты разве не знал, что они погибли полгода назад. И жена, и дети. Разбились на машине, а он выжил. Один остался. Я же говорила тебе. Или нет?
        Так и не опустив протянутую руку, Влада смотрела в шипящий и плюющийся маслом казан.
        Они пошли по разбитой дороге к кладбищу, под наползающую тучу. Брюхо тучи насадилось на дальние пики тополей, и так и застряло на полпути.
        - Когда Зарина сказала, что сущность в старой школе мне померещилась, я сразу об этом подумала, - сказала Влада после долгого молчания. Она шла по высокой траве, и трава шуршала, как голоса мёртвых. - В том-то и дело. Может быть, мне всё померещилось.
        Грустно промычала им вслед корова.
        - В каком смысле? - усмехнулся Кир, принимая её слова за сарказм. Влада и шутила, и выступала на конференциях с одним и тем же выражением лица. Трудно было различить.
        - Ты говоришь, что я невидимая.
        - Я такого не говорил, - поторопился заметить он.
        - Не важно. - Влада развернулась к нему лицом, рискуя споткнуться. Не выглядела она обиженной и жалкой, она говорила, перескакивая от слова к слову так резво, что иногда теряла окончания и суффиксы. И Кир не мог понять, куда она клонит. - Так все говорят. Представь ситуацию: я сижу в комнате с тобой, и тут заходит Зарина, вы разговариваете с ней. Когда она выйдет из комнаты, она даже не вспомнит, была ли я там.
        Они забрались под брюхо тучи, и стало темнее. Ноги путались в высокой траве и запинались за кучки земли, накопанные сусликами.
        - Может быть, есть только то, что нам кажется. - Влада остановилась. За её спиной было кладбище, и светлые надгробные плиты были как овцы - испуганные грозой овцы, сбившиеся вместе. - Тебе, например, казалось, что родственники соседа живы, и они на самом деле существовали.
        - Брось, от моего незнания они не могли воскреснуть. - Пока Кир договаривал фразу до конца, он вдруг понял, что она на самом деле имеет в виду. Они не могли воскреснуть, но могли стать тем… Тем, с чем она разговаривала в заброшенной школе. Тем, кто гремел посудой на пустой кухне соседа. Тем, что остаётся от ушедших людей.
        - В том мире, где ты не знал об их смерти, - сказала Влада, отворачиваясь. - Я всю ночь пыталась высчитать эту вероятность. Провисания в графиках. У меня ничего не получилось. Нужны другие подходы, другие методики. А я не могу придумать.
        Она вцепилась пальцами в переносицу.
        Кир спрятал неуместную ухмылку. Когда-то Влада рассказывала ему о конференции: несколько аспирантов и преподавателей, натужно бубнящих о важности фундаментальной науки. Когда выступила она, молчание сделалось загадочным. «Смело», - сказал ректор. Даже вопросов не задали - Влада расстроилась. Она так готовилась отстаивать свои идеи, боялась, что их посчитают абсурдными. Зря боялась, их не посчитали никакими. Поленились посчитать.
        - А ты не подумала, что на кухне у соседа просто мог быть кто-то другой. Друзья зашли, скажем.
        Влада отняла пальцы от переносицы. Глаза её были усталыми - ещё бы, не спать всю ночь. А потом - кружевные тесёмки, тёплый ноутбук, большая ложка в протянутой руке - навалились дела.
        - Это легко можно проверить. Давай проверим, а? Ну пожалуйста.
        Так вышло, что Кир не умел ей отказывать.
        Подул ветер и сорвал тучу с верхушек тополей. Когда они возвращались к дому, уже посыпал дождь, колко-холодный, странный для жаркого августа. Он загнал гусей под навес и пошёл трепать листья яблонь.
        Ноги у Влады были забрызганы грязью по самые шорты. На ходу она ломала сухой бурьян и крошила его в руках.
        Через дорогу загорались окна в их доме. На кухне - три, и меланхоличные тени заходили за шторами в гостиной, и одно - на втором этаже. Командор наблюдал за улицей, просунув морду под воротами. В доме соседа не светилось ни единого окна.
        Расцарапываясь о крыжовник, Влада пробралась к тёмным окнам. Кир отвернулся: заброшенный дом стоял, погружённый в сумерки, ещё дальше - улица была пуста. Дождь зашёлся сильнее, забарабанил по маленькой красной машинке Зарины.
        Когда он снова обернулся к дому соседа, Влады там не было. Ещё покачивались ветви кустарника, но это мог быть ветер. Волкодавы сидели тихо, каждый в своей будке. Чёрные окна безо всякого интереса глазели на мир. А её не было. Не то, что в поле его зрения. Возле дома негде было спрятаться: за крыжовником дорогу перегородила летняя веранда, а дальше - низкая поленница и заросшее поле. Её не было вообще.
        Вдалеке застучал поезд. Кир помедлил и сам пошёл к дому. Старая малина плелась по земле, цепляя его за края брюк. Волкодавы навострили уши и подняли головы, похожие на бетонные блоки.
        Сосед сидел на вросшей в землю лавке - за домом. Дождь ронял капли ему прямо на лысую макушку. К Киру он обернулся, как будто ждал. Сигарета в суставчатых пальцах потухла и обмякла от дождя.
        - Слышишь? - сказал сосед.
        Ворчала в кронах яблонь подступающая гроза. Со стены дома клочками облетала побелка. Кир слушал и слышал: внутри дома что-то возилось, слонялось из угла в угол и ползало по стенам. Смотрело через тёмные окна. Древние половицы стонали от боли.
        Влада сказала: «Люди не умеют уходить до конца».
        Она сказала: «Всегда что-нибудь да остаётся».
        - Уезжайте отсюда, - произнёс Кир, отступая подальше от окна.
        Сосед молча смотрел на него, секунду или две, а потом отвернулся, раздавливая в пальцах сигарету. Пальцы у него тряслись, вода текла по рукам, и мокрая рубашка липла к телу.
        С его молчаливого разрешения Кир обошёл дом вокруг - на это потребовалось не так уж много времени. Шикнул на волкодавов. Они вроде бы почуяли его отчаяние и не стали мешать. Облетающая побелка - мокрые доски - снова побелка - растрескалась краска на рамах. Сухой крыжовник топорщил иглы, как дикобраз, но - ни единой сломанной ветки.
        Влады не было. Но она ведь не могла забраться в дом. Не ушла бы незамеченной: заскрипела бы дверь, залаяли псы. Де жа вю. Кир замер под дождём, не имея понятия, что делать дальше.
        Он был теперь уверен - Влада исчезала. И в тот раз, когда она сидела в двух шагах от него, на крыльце, и вдруг выяснилось, что её потеряли. Во второй раз - угол кухни, ноутбук на коленях. «Я здесь». Но совершенно точно - её здесь не было. Он бы чувствовал её присутствие - присутствие живого человека среди искорёженных тенями яблонь.
        «Я - невидимая».
        Дождь примял траву к земле. В кухонном окне по ту сторону дороги очертился силуэт и призывно замахал ему рукой. Он махнул в ответ и не двинулся. Силуэт в рыжем окне сорвался с места, и хлопнула дверь. На крыльце появилась Зарина, опасливо жмущаяся под крышей.
        - Иди домо-ой! - протяжно позвала она. - До-ождь.
        Буквы «о», круглые, как баранки, слились с гудением поезда. Там, за тополями, была железная дорога. Кир ещё раз обернулся на соседский дом и медленно пошёл через дорогу. Мысли слабо шевелились, как рыбы в мёрзлой воде.
        «Катастрофа», - выбил дождь по вздыбленной дороге.
        Кир вошёл в призрачно-тёплую прихожую. Зарина наблюдала за тем, как он разуется. Он ждал вопроса.
        «А где Влада?» Такой очевидный интерес. Но Зарина мялась рядом и только отстранённо улыбалась. С кавалером помирилась что ли.
        В гостиной работал телевизор - родители делали вид, что смотрят новости, но мама глядела в потолок, а отец говорил ей о ранней осени - по приметам, и о том, когда лучше снимать виноград. Кир ушёл на кухню, машинально подхватил с плиты чайник. Сходить на веранду и налить колодезной воды.
        Он тут же бросил чайник на место, когда увидел, что под окном нет банок с вареньем. Пучки трав под потолком тоже исчезли. Кира тряхнуло. Сонное оцепенение спало с его мыслей. Едва не сбив с ног Зарину, он бросился назад, в прихожую. Нужно вернуться к дому соседа. Она должна быть там. Люди не исчезают на пустом месте. Всегда что-нибудь да остаётся.
        И здесь ощутил тонкое, как запах цветов, тепло её присутствия. Влада сидела на лестнице, раскрыв на коленях ноутбук. Лестница была с поворотом - там Влада и устроилась, вытянув босые ноги на три ступеньки вниз.
        Кир взял её за плечи и заставил подняться. У Влады чуть не слетели очки - прямоугольники в тонкой золотистой оправе. Она не часто их надевала, только если хотела казаться старше и серьёзнее, или если слишком уж уставали глаза.
        - Где ты была? Ты можешь мне объяснить?
        Она глотнула воздух ртом.
        - Ты можешь просто сказать?
        В гостиной мама поднялась с дивана и сказала неуверенно:
        - Не кричи на ребёнка.
        Кир выпустил её плечи и в два больших шага добрался до кухни. Варенье на месте, пучки мяты тоже. Чайник почти тёплый удобно расположился на двух прихватках, на уголке стола. Кир обернулся к Владе.
        - Не надо, - сказала она - едва ли громче, чем шуршал об стёкла дождь. - Мне тоже страшно. Ты про меня забыл.
        Глава 2
        Они смогли заговорить, только когда дом уснул. Кир закрыл вечно распахнутое кухонное окно. На москитной сетке повисли крупные капли дождя и пара брошенных ветром листьев. Они не зажигали ламп - сидели в свете ноутбука. По его экрану плавали мыльные пузыри, бились друг о друга резиновыми боками.
        - Я не знаю, как это объяснить, - сказала Влада, стянув очки за дужку. - Меня не было. В этот раз - довольно долго. Я боюсь. Что если в следующий раз всё не вернётся назад?
        У неё руки пахли ромашкой и мятой. Коротко остриженные ногти - ванилью, и ладони - болезненным шалфеем. Кир так и не выпустил её руки. Как будто это могло помочь. Всё равно однажды ему придётся выпустить, отвернуться на минуту, выйти из комнаты, и тогда она исчезнет.
        - Ты же сам видишь! - Если бы не закрытые окна, её голос разбудил бы ласточек под крышей. - Есть то, что нам кажется. Иногда наступают моменты, когда меня ни для кого нет.
        - Так не бывает, - упрямо повторил Кир. Не сосчитать, сколько раз он уже произносил это, мысленно и вслух. - Хочешь сказать, что если я сейчас не вижу Зарину, она перестаёт существовать?
        - Бывает не-живая сущность в подвале старой школы, бывает ещё и не такое, - тихо, как будто даже хладнокровно заметила Влада. - Зарина существует, потому что существует для кого-то ещё, а не только для тебя. А мне страшно. Мне кажется, реальность рвётся подо мной.
        Было тихо. Так тихо, как может быть только августовской ночью на окраине деревни. В окна смотрели тысячи звёзд. Таких ярких, что свет экрана не был для них серьёзной помехой.
        Влада вырвала свои руки из его и прижала ко рту, как будто хотела согреть.
        - Я не знаю, как это исправить.
        - Как это вышло?
        - Помнишь ту ночь, которую я не спала?
        Она говорила так, будто та ночь была много лет назад, а не вчера. Влада убрала волосы с лица, пальцами зарылась в них, закрыла глаза.
        - Той ночью я увидела провал в графиках. Я просто хотела попробовать. Мне стало интересно.
        Была ночь, и были кровяные шарики, которые Влада нанизывала на тонкую леску, и в темноте кухни шарики становились невидимыми. Это - старая проверенная временем методика, её мог использовать даже новичок. Даже такая бездарность, как Влада. Она слышала шаги под окнами, сухую поступь не-жизни.
        Так - она призвала тех, которые оказались ближе всего, и заставила их обойти дом вокруг, чтобы получить ответ на свой вопрос. Кровяные шарики сыпались на пол из уставших рук. На полу их было уже не отыскать.
        Влада и не думала искать, потому что для этого нужно было опускаться на пол, лезть под стол, в темноту. Темнота сейчас была опасной. Так пожалуй останешься без руки или с царапиной во всё лицо - темнота всяких фокусов не прощает. Нет, безопаснее сидеть смирно, под голубоватым светом экрана.
        На третьем круге у Влады судорогой свело ногу, было так больно, и она не могла даже разжать зубы, чтобы застонать. Кровяные шарики казались почти чёрными. Когда она закончила их собирать, уронила руки и голову на стол и лежала так, слушай приглушённое гудение ноутбука. Дышалось тяжело, и шаги всё ещё звучали.
        Ничего не получалось. Всё-таки у неё слишком мало талантов и сил, чтобы задавать вопросы не-живым. Чертить извивающиеся графики - вот всё, на что она способна. Бездарность, правильно сделал профессор, что бросил её.
        Только-только она пришла в себя, когда в кухню зашёл Кир.
        - Эй. Тебе чего не спится?
        Она промяукала что-то. Голова кружилась, как будто Владу укачало на аттракционе. Буфет - плита - стол - встревоженное белое пятно в темноте - это лицо Кира. Хорошо, что он не задержался надолго, ушёл, и Влада смогла опять уткнуться в стол. Не глядя она проползла пальцами к сведённой судорогой голени, попыталась размять каменные мышцы.
        Круг не завершился. Реальность была надорвана в самом слабом месте, и уже истекала сукровицей крошечных перемен. Со скатерти исчезло пятно от раздавленной вишни. Звук дождя слышался совсем рядом, за раскрытым окном, хотя в той реальности дождь прошёл стороной. Реальность текуче менялась.
        Кир взял её за запястья и повернул руки ладонями к себе. На них не было порезов. Впрочем, он бы заметил ещё утром - если бы были. Влада скривила губы.
        - Думаешь, чтобы их позвать, я до сих пор режу руки, как на третьем курсе? Я теперь поумнела, у меня другие методы.
        Она повернулась к буфету, открыла ящик, который на памяти Кира перестали открывать, наверное, с бабушкиных времён, но он вышел тихо, без скрипа. Среди забытых безделушек она быстро отыскала тонкий пластиковый футляр и положила его на стол между собой и Киром.
        Футляр легко открылся, оттуда выпала иголка, похожая на волосок. Тонкая, даже непонятно, как вставить в неё нитку. Влада наблюдала.
        - Перерыла весь Интернет, обзвонила полгорода. Нашла в одном медицинском магазине, взяла последнюю. - Она уже улыбалась. Так говорить мог бы огородник, демонстрируя богатый урожай. - Тут чем тоньше, тем лучше.
        Она снова показала ему ладони.
        - Совсем не оставляет следов. И здесь очень темно - это помогает. В городе не бывает так темно.
        Кир поспешно затолкал иглу обратно в футляр. Не хватало ещё потерять.
        - Прекращала бы ты свои эксперименты.
        Улыбка потихоньку сползла с лица Влады - она вспомнила, о чём они говорят, сидя вдвоём на тёмной кухне. Может быть, её расстраивало, что следующей конференции для неё может не быть - не рассказать о своём потрясающем открытии.
        - Что мы будем делать? - спросил Кир, прогоняя навязчивое ощущение конца света.
        В такую ночь реальность могла бы показаться сломанной и безо всяких кровяных шариков. Влада зарывалась пальцами в волосы и сосредоточенно молчала, как будто даже сейчас считала неограниченные пределы, которыми была исписана вся её диссертация.
        - Знаешь, как уходят друзья? - произнесла наконец Влада. - Сначала это незаметно. Они всего лишь немного отстраняются. Например, их больше не волнует, куда я пропала на целую неделю. Потом - они отказываются от встреч, не подходят к телефону, или подходят, но: «Извини, я был так занят, и я и сейчас занят, перезвоню позже». И не перезванивают, конечно. Примерно через полгода ты узнаёшь из третьих рук, скажем, о том, что твоя подруга вышла замуж, а когда-то хороший приятель уехал из страны.
        Кир и хотел бы улыбнуться, да не улыбалось.
        - Нужно относиться к этому легче. Кто-то уходит, кто-то приходит.
        Влада обернулась к нему, черты её лица истончились в голубоватом свете. Она подняла со стола очки, нервным движением надела.
        - Да. До тех пор, пока не уходят все. А когда ты ни для кого не существуешь, может быть, ты в самом деле перестаёшь существовать?
        Стёкла очков блестели, как волчьи глаза, но её настоящих глаз теперь не было видно.
        - Я не знаю, как это происходило раньше. Но по крайней мере, когда я пыталась зашить надорванную реальность, я поняла, что это так. Мне даже интересно, что получится. Исчезну я до конца или нет. Она отталкивает меня, понимаешь?
        - Так. - Кир поднялся, упираясь в столешницу кулаками. - Утром мы едем в город, ловим твоего профессора и рассказываем всё ему. Если он не знает, что с этим делать, то никто не знает.
        Влада красноречиво вздохнула.
        - Он в Мёртвой долине, я же говорила. И будет там ещё неделю, не меньше.
        - Но есть же и другие преподаватели.
        - Ты шутишь? Август - мёртвый сезон в институте. Они же не дураки в свой законный отпуск на работе торчать. На кафедре сейчас даже лаборантка, наверное, не появляется.
        Кир выдохнул и тяжело опустился обратно на табурет.
        - А ты что предлагаешь?
        - Я? - Голос Влады неуверенно вздрогнул. - Я попробую сама всё исправить. Я же кое-что могу, правда?
        В коридорной лампе припадочно билась муха.
        Кир чувствовал, что Влада не спит. Она тихо лежала у него под боком, тепло дышала в плечо, но он всё равно знал, что Влада не спит. Так же, как и он, прислушивается к жужжанию неугомонной мухи.
        Он хотел бы узнать, который час, но для этого требовалось потянуться к телефону и потревожить Владу. Небо - чёрное, усеянное проростками звёзд - смотрело в комнату. Через неплотно захлопнутую дверь пробивалась лента жёлтого света.
        - Она уже давно плачет, - глухо сказала Влада. - Не могу понять, где.
        Она поднялась и медленно измерила шагами комнату, похожая на Командора - напряжённая и вся обращённая в чувство. Может, даже волосы на коротко стриженом затылке становились дыбом.
        Кир тоже прислушался. Сначала он ничего не услышал, но чем сильнее пытался услышать, тем отчётливее становились странные, квакающие звуки. Это и правда были всхлипы, но глухие, как будто шли из подземелья.
        Влада аккуратно открыла дверь и прислушалась. Всхлипы как будто бы стали громче. Она пошла вниз по лестнице, не забывая переступать через скрипучие ступеньки.
        Кир спустился следом за Владой. Изнутри его подтачивало нехорошее ощущение. Всхлипы можно было бы списать на Зарину, но он её хорошо знал, и к тому же внизу плач сделался слышнее. И шёл он не из родительской спальни, наоборот - тонкая ниточка звука тянулась со стороны крыльца.
        Погреба в доме не было. Он располагался на летней веранде. Второй, который глубже и холоднее, вырыли в сарае ещё до войны, и теперь изнутри он порос белым пушком плесени. Им почти не пользовались.
        Влада боялась обоих, она боялась холода, темноты, высоты, замкнутых пространств и подвалов, и вообще было неясно, как она при таких страхах умудряется звать не-живых, чтобы те рвали ткани реальности.
        Влада остановилась возле двери, ведущей на крыльцо. Эту дверь редко запирали, как и любую другую, и впервые за всю жизнь Кир посчитал это неправильным. Он отодвинул Владу в сторону и защёлкнул шпингалет. На старую железку надежды мало - но так всё равно лучше, чем ничего.
        - Все окна закрыты?
        - Вроде бы да, - пожала плечами Влада. Она кусала ноготь на большом пальце. Не боялась - просто обдумывала варианты. - Только не зажигай свет. Я сейчас посмотрю.
        Окно в зале выходило прямиком на будку Командора. Влада коленями встала на подлокотник кресла и отодвинула штору.
        Двор и кусочек палисадника были залиты молочным сиянием - как будто сюда мог дотянуться свет железнодорожных фонарей. Мощёный дикими камнями двор тонул в тумане, как в болоте. Цепь Командора делала красивое пике, и её конец терялся в темноте будки.
        Кир взял Владу за плечо и отодвинул её от окна.
        - Это сущность из школы?
        - Похоже. Я других здесь не видела.
        Она сползла с кресла, на ходу одёргивая шорты.
        - Я уведу её завтра, это не проблема. Но меня беспокоит эта нехорошая тенденция. Какого… сущность опять притащилась к дому? Я её не звала. Боюсь, что…
        Влада побродила по тёмной гостиной, сама как привидение. Эфирно-молочные искорки зажигались и погасали в зеркальной стенке буфета.
        - Почему она плачет? - вполголоса спросил Кир. Он не боялся разбудить родителей - те крепко спят за двумя стенами. Но то, что ходило снаружи дома, заставляло его понижать голос, хотя вряд ли могло подслушать.
        - Я понятия не имею.
        - Я думал, они рассказывают тебе.
        Влада остановилась. Стёкла очков опять стали похожи на глаза волка - оранжевые огни горели, как два маленьких пожара.
        - Для любого исследования нужно время. Когда биолог приходил в лес, звери не бегут к нему и не становятся в очередь.
        За ночь входная дверь отсырела, и Влада долго пыталась открыть её - навалилась плечом, потом - всем телом. Наконец открыла. Между балками крыльца висела огромная паутина, вся усыпанная каплями воды. Влада опустилась на сырую ступеньку, чтобы завязать шнурки.
        В кухне звенели посудой родители, они всегда вставали рано. И то ли этот шум разбудил Зарину, то ли она ощутила своим звериным чутьём, что от неё хотят сбежать, но в одной ночной рубашке скатилась по лестнице, скрипя всеми ступенями сразу.
        - Эй, вы куда? Мы же договорились вместе!
        Кир обернулся к ней, собираясь рассказать, что всё получилось сложнее, и поход придётся отложить, но Влада его опередила.
        - Да ладно, пусть идёт, - с тайной обречённостью бросила она. - Только одевайся быстрее. Лучше идти, пока солнце не совсем встало.
        Зарина бросилась наверх, путаясь ногами в ступеньках. Лестница предсмертно застонала. Влада уже завязала шнурки и сидела теперь, опустив голову и руки на колени.
        Когда стоны затихли, она поднялась и вынула из кармана шортов коротенькую пластиковую пробирку. Привстав на цыпочки, принялась одну за другой стряхивать в неё капли с паутины.
        - Иди сюда. Ну, не бойся. Иди, иди.
        Её руки в алом свете восхода виделись Киру почти прозрачными, как фарфор. И на ладонях ему чудились чёрные пятна - следы от тонкой иголки.
        Влада не спала вторую ночь, но сейчас она не выглядела больной и уставшей. Разве что чуть заторможенной: не сразу отвечала и могла долго смотреть в одну точку. Как только все капли оказались внутри пробирки, Влада с силой вдавила пробку и спрятала пробирку в карман.
        - Вода - это она? - спросил Кир, просто что бы не потонуть в молчании.
        - Вода - это вода. Но должно быть что-то материальное. Так легче. Мне легче поверить, а ей - понять, чего я от неё хочу, - отозвалась Влада и зашагала к будке Командора.
        Прочти она тут хоть целую лекцию, понятнее не стало бы. То, что было отточенным инструментарием её науки, часто казалось скорее набором языческих обрядов.
        Пёс выбрался, осторожно ступая, одёргивая лапы от влажного камня. Подошёл, лизнул Владе руку и полез обратно в будку. Это не было похоже на него. Обычно только и приходилось, что спасать от его лап одежду - будет прыгать, оставлять грязные отпечатки.
        Вернулась Зарина, на ходу застёгивая ветровку, и втроём они вышли на улицу. Соседский дом стоял тихо, в своём личном клубке тумана. Молчала даже железная дорогая за лесополосой. Заразившись общим немногословием, мало говорила и Зарина.
        Мало говорила и медленно шла - плелась в трёх шагах позади, недовольная теперь, как будто из дома её вытаскивали силой.
        - Холодно. Почему так холодно? Я так плохо спала ночью. Я, кажется, вообще не спала, - ворчала она вполголоса.
        Кир замечал иногда, как Влада закрывает глаза и трёт уголки, и спотыкается, потому что дорога застыла волнами грязи, разбилась на две глубокие колеи. Нужно было оставаться дома. До вечера плачущая сущность всё равно не проявит себя, а Влада совсем без сил, она может позабыть что-то или напутать. Не сделать бы хуже этим походом.
        Они снова прошли мимо зарослей кукурузы на спортивной площадке.
        - А вон в том кабинете был пожар. - Зарина показала на окна.
        Влада даже не обернулась. Она встала на предпоследней ступеньке - шагнула и замерла, как будто задумалась. Полукруг солнца плавал в тумане, словно и не собирался подниматься выше.
        Глядя ей вслед, Кир решил, что сегодня всё равно увезёт её в город. Как бы там ни было, вызвонит отпускных профессоров. Сюда не доедет даже «скорая». Мало ли что случится. Мало ли…
        - Здравствуй, - сказала Влада в голос. - Мы пришли с миром.
        Школьные коридоры впитали её голос, как пересохшие губы впитывают влагу. Кир не стал спрашивать, зачем на этот раз такие предосторожности, он и сам ощутил неприятные покалывания в пальцах. Он никогда не был слишком чувствителен, но силу такого уровня смог бы ощутить каждый. И Зарина обхватила себя за плечи. Кажется, она готова была поверить.
        То, что жило внутри школы, разрослось и протянуло щупальца-побеги из подвала по этажу.
        - Я тут постою, - выдала Зарина, когда Влада подошла к лестнице в столовую. - Там грязно, наверное, а я в босоножках.
        Влада достала из кармана брелок - пластиковую летучую мышь с хищным оскалом, потёртую и без одной лапы. Протянула её Зарине.
        - Возьми. Даже если останешься тут, всё равно возьми. На всякий случай.
        Зарина отшатнулась от подарка, сделала лицо оскорблённой невинности.
        - Это что ещё?
        - Защита. Ну, амулет. Пока я жива, я тебя защищаю через неё. Но только с возвратом. - Влада сделала вид, что улыбается.
        - Бери, - подтвердил Кир. Ему хотелось поскорее расквитаться с заброшенной школой и уехать. Мысленно он уже вёл машину по дороге в город. Это долгий путь, но если выехать до обеда, к вечеру они будут на месте.
        Зарина перевела взгляд с одного на другого, а потом - на пластиковую летучую мышь, которая так и скалилась с Владиной ладони.
        - Вы меня разыгрываете, да? Сговорились что ли? Ну раз хотите, то я спущусь. Только чур без идиотских шуток.
        - Возьми, - повторил Кир твёрже.
        Она схватила летучую мышь и быстро сунула в карман платья. Хмурая, как это утро, сжала мышь в кулаке, так и не вынимая из кармана. Но больше не спорила - как будто щёлкнул внутри выключатель.
        Дверь в столовую была как раскрытый рот. И хоть Кир помнил, что они захлопнули дверь, когда уходили - Влада никогда не пренебрегала элементарными правилами безопасности, - он почему-то ничуть не удивился, что дверь открыта. Нижние ступеньки заволокло чёрной пылью, похожей на плесень.
        - Надеюсь, никто не прихватил с собой фонарик? - полушёпотом спросила Влада. - Подобное их очень злит.
        Никто - это, конечно, Зарина. Кир знал правила и без подсказок. Но Зарина просто не думала о таком, когда собиралась, а теперь морщилась: надо было и правда взять.
        - Мы туда полезем?
        Влада не ответила и вошла в столовую первая, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. На ходу она вынула из кармана пробирку и канула в темноту, как в воду. Зарина шагнула следом, ведя по стене ладонью.
        - Закрой двери, - попросила Влада из темноты.
        Кир вошёл и потянул дверь за пыльную ручку. Глаза так и не привыкли к темноте. Когда-то на пятом курсе института он сказал Владе: «Всё, я больше с таким не связываюсь». В запале сказал, когда сущность брошенного склада не выпускала их целую ночь, водила кругами по одним и тем же коридорам. Влада тогда ничего не ответила, но звать его с собой перестала. А Кир долго думал, как бы сказать, что погорячился и согласен идти с ней куда угодно, но так и не придумал.
        В темноте что-то ударилось, зашуршало и притихло. Столовая казалась безразмерной, хотя - он помнил - в лучшие времена тут с трудом помещались четыре класса.
        - Выходи, - сказала Влада в голос. С хлопком открылась пробирка.
        Пальцам стало холодно, и потянуло плесенью.
        - Плачь здесь, - сказала Влада.
        Он вспомнил квакающие ночные звуки, и опять их услышал. Рядом судорожно вздохнула Зарина.
        - Оставайся здесь, - сказала Влада. - Я тебя запираю.
        Теперь её голос звучал издалека. По стенам и полу шлёпали эфемерные шаги. Что-то метнулось у самых ног, обдав холодом ещё раз. Остро запахло кровью.
        Слова у Влады всегда были один и те же, она придумала их, начитавшись красивых романов. Как объясняла она сама - не важно, что именно говорить, кое-какие профессора любят загибать трёхэтажные конструкции, кто-то читает любимые стихи. Важно, чтобы звучали нужные интонации. Бесплотные призраки - единственные, с кем Влада говорила командирским тоном.
        - Прекратите уже! - крикнула Зарина, но сорвалась на хрип.
        Кир пошёл на её голос, но под пальцами было пусто. Он развернулся, собираясь найти стену, но стены тоже не было. На мгновение сделалось отчаянно страшно - как будто весь мир скукожился до размеров старой столовой, а столовая выросла до размеров целого мира, и ничего больше не осталось.
        - Замри, - сказала Влада, и теперь было неясно, к кому она обращается.
        Мир вернулся на место. Под ладонью Кир ощутил стену с чешуйками облупившейся краски, и провёл по ней рукой, желая убедиться в надёжности мира. Ему в плечо ткнулась холодным лбом Зарина.
        Солнце так и не поднялось. Когда Кир вышел на крыльцо, солнце всё ещё плавало в болоте тумана. Он обернулся и подал руку Владе: на последних ступеньках лестницы её заметно покачивало. Влада схватилась за него, царапнув ногтями по ладони.
        Зарина уже стояла на тропинке, отряхивая выпачканное в побелке платье. Она взлетела по лестнице быстрее всех. Кукуруза лениво шевелила длинными шершавыми листьями.
        Дверь в столовую захлопнули и подпёрли старой скамейкой. Если и полезет кто - для начала сломает ноги на тёмной лестнице. Чёрную пыль со ступенек разносил ветер.
        - Мы уезжаем в город, - произнёс Кир, чтобы она знала.
        Влада зажмурилась и села на деревянную ступеньку.
        - Голова, - пожаловалась она, разжимая сцепленные у лба пальцы. - Ты что-то говорил?
        Зарина вертела в руках пластиковую летучую мышь, рассматривала её со всех сторон и, наверное, не знала, как можно полагаться на такой амулет. Нет, чтобы рунный кинжал с собой носить или, например, пулю, вынутую из чьего-нибудь сердца. Она вручила мышонка Киру.
        - Пойду я, - произнесла Зарина безо всякого выражения.
        - Нет, мы вместе пришли, вместе и уйдём. - Остановил её Кир.
        Сущность уже была заперта, да и вообще вряд ли представляла из себя хоть какую-то опасность, но правила есть правила, ими не стоит пренебрегать. Если уходить по одному, есть вероятность, что последний уйти не сможет.
        Кир помог Владе подняться и снова посмотрел на восток: солнце замерло, подоткнутое ветвями дальних яблонь. Похоже, день будет хмурый.
        Чтобы не делать крюк, они навели шороху в зарослях кукурузы и нашли удобную дыру в заборе. Кир помнил, она была тут всю жизнь. Может быть, забор сразу строили - с дырой. По косому и узкому переулку вышли на главную улицу, единственную, залитую асфальтом.
        - Раз уж мы здесь, я собиралась в магазин, - сообщила Зарина и ускорила шаг, разом оторвавшись.
        В центре села столпились аптека, продуктовый и хозтоварный. Она подёргала железную дверь продуктового, но безрезультатно. Зарина в недоумении огляделась. Время работы было выведено прямо на дверях белой краской.
        - Эй, написано, что с семи работают, а сейчас сколько?
        Кир тряхнул рукой, возвращая сползшие часы на запястье.
        - Без десяти семь.
        - Такого быть не может, мы вышли - было без двадцати седьмого. Пока дошли, пока лазили по подвалам… Они у тебя встали.
        Она подёргала дверь снова. Окна всех магазинов вокруг были пустыми и тёмными. Влада высвободила руку из руки Кира и обошла магазин полукругом, высматривая что-то за стёклами. Аптека и хозтовары открывались только в девять, и темнота в их окнах ровным счётом ничего не значила. Но голос её изменился - рыбёшкой скользнула тревожная льдисто-хрусткая нотка
        - Идёмте отсюда, - сказала Влада.
        - Да подождите, может, откроют скоро. - Зарина в расстройстве всплеснула руками.
        - Идёмте, - повторила Влада, отступая от магазина, как будто изнутри тёмных окон на неё таращилось жуткое существо.
        Теперь Зарина послушалась.
        Асфальтовая дорога была здесь всего одна, и если долго идти по ней - упрёшься в железнодорожный переезд. Его охраняли высокие тополя. Кир понял, чего не хватало в окружающей реальности - он не слышал стука поездов.
        Всю дорогу к дому из-за заборов не тявкнула ни одна собака. Никто не выгонял со двора гусей. Одиноко торчала ива на берегу пруда, где любили заседать рыбаки - сегодня к ней никто не пришёл.
        Дойдя до знака переезда, Влада посмотрела на восток. Солнце не поднялось от веток яблонь ни на палец. Она смяла в руке пластиковую летучую мышь.
        - Наверное, я навредила реальности гораздо больше, чем думала.
        Она села прямо в туманную траву, поджав под себя ноги. Из кармана шортов появился маленький футляр - волосок иголки поймал на себя лучик света.
        - Вы что делаете? - выдавила из себя Зарина. - Может, уже хватит? Ладно, ладно, я вам верю. И в эти сущности ваши, и в амулеты, пиши уже свою диссертацию, о чём хочешь. Можно мне пойти домой?
        Влада помолчала, проводя остриём иголки по ладони, как будто рисовала.
        - Не надо. Не могу предсказать, что из этого выйдет. Вдруг доломаем реальность и там. Давайте лучше подождём. Есть надежда, что всё исправиться само собой.
        Киру ничего осталось, как только опуститься на корточки рядом с ней. Влада ни на кого не смотрела, она всё водила иголкой по ладони, не оставляя следов. Как будто примеривалась.
        - Мир - то, что нам кажется. Когда мы были в подвале, в темноте, в безвременьи, нам показалось, что весь мир такой, крошечный, тёмный и пустой. Вот он - получите, распишитесь.
        - Так куда все делись? - Зарина потрясла головой, не желая понимать.
        - Никуда. В нашем куске реальности просто никого нет. Тёмная комната, понимаешь?
        Они помолчали.
        - Так, всё, мне надоело, - сказала Зарина и решительно зашагала по вихляющей грунтовой дороге к дому. Отсюда он не был виден, только крыша блестела вдалеке. Зарина развернулась и крикнула издалека: - Сегодня же уеду, поняли?
        Влада шумно выдохнула. До этого она держала на лице выражение полного безразличия, а теперь заметно погрустнела. Сказала, глядя вдаль:
        - Чёрт. Прости. Я не думала, что всё так будет.
        - Перестань уже извиняться. Я знаю, ты не со зла. Ты делала такое раньше?
        Влада совсем отвернулась, показав ему коротко стриженный затылок.
        - Пару раз. Помнишь контрольную по специальности на пятом курсе? Её не потеряли, я просто вырезала из реальности ту часть, где я её сдавала. Получилось, что и я вроде бы ни при чём, и контрольной нет. Хотя лучше бы я учила, правда… Но такого ещё не было. На этот раз я отмахнула здоровенный кусок. Нельзя было так делать.
        Холодно не было - ветер, который обычно гулял по полям, здесь не существовал. Но идти им всё равно - некуда. Кир не сомневался, что дома по обе стороны дороги - такие же декорации, как и тополя. Картинки, нарисованные воображением, целые снаружи, пустые изнутри.
        Вернулась Зарина, развела дрожащими руками.
        - Там ничего нет. Только поля. А крыша вроде бы блестит. Но когда подходишь - ничего нет.
        - Если не вернётся, я разрежу её снова, - пообещала Влада, как будто бросилась проклятьем. - Пусть мне придётся отпирать школу. А вы останетесь снаружи, чтобы не потерять и этот мир. Какой бы он ни был, он всё-таки получше, чем абсолютная пустота.
        - Пустота? - полушёпотом выдохнула Зарина. Её рука дёрнулась, собираясь ущипнуть другую, но замерла.
        - Не знаю, до чего может дойти. - Влада дёрнула головой.
        Она встала и потёрла онемевшую ногу. С прошлой ночи Влада иногда прихрамывала. Обычные судороги такими не бывают - они не оставляют после себя ощущение чужой воли в своих мышцах. Нечего так часто общаться с не-жизнью, почаще бы разговаривать с людьми.
        Но она говорила с призраками в заброшенной школе, с вареньем в большом тазу, с голубым экраном ноутбука, а с людьми - так, не срасталось.
        - Стой, - потребовал Кир, тоже вскакивая.
        - Нет, я это сделала, я должна исправить.
        Он схватил Владу за руку и чуть не вскрикнул от неожиданности - в руке она всё ещё прятала иглу. Место укола обдало отчаянным холодом. Влада запоздало шарахнулась в сторону.
        - Ты что наделал!
        На ладони следов не осталось, но Влада присела и поворошила мокрую от росы осоку в том месте, где стояла секунду назад. В траве Кир ничего не увидел, она, наверное, тоже, потому что разочарованно зашипела.
        - Наверное, уже впитался в землю. Будем надеяться, что здесь нет сущностей, и к тебе никто не привяжется.
        - Что? Я ничего не видела, - пробормотала Зарина.
        - Кровяной шарик. - Влада выпрямилась. - Всё, я иду в школу.
        - Подожди, - сказал Кир уже спокойнее. Он всмотрелся в окна ближайшего дома. На выбеленном углу - табличка с номером восемнадцать. У ворот - кривенький лебедь из покрышки, побитая дождями клумба и вездесущее абрикосовое дерево, с веток которой только что вспорхнула птица.
        А потом в окнах дома зажёгся свет. Тут же их плечи окатил сырой порыв ветра.
        Влада судорожно выдохнула и зашарила по карманам - искала футляр для иголки и заодно прятала глаза. Правую ногу она ставила неестественно, старалась не особенно часто опираться на неё. Зарина оглядывалась, будто видела улицу в первый раз. Ещё секунда - и вдалеке застучал по стыкам поезд.
        Глава 3
        - У вас есть крючок?
        Мама оторвалась от вечерних новостей и ошарашено посмотрела на Владу. Та была как привидение, ещё и подкралась незаметно.
        - Что? - Она вся сморщилась от непонимания.
        - Вязальный крючок. - Влада изобразила непонятный жест, и Кир увидел глубокие кровавые царапины у неё на ладонях, сморгнул - и царапины исчезли. Ему не мешало бы поспать, и Владе тоже. Её движения сделались рваными, она часто опускала голову и закрывала глаза, а потом вздрагивала, как будто просыпалась. Могла замереть так посреди комнаты.
        - Кажется, бабушкин валялся где-то, - задумчиво пробормотала мама и ушла искать.
        Влада опустилась на подлокотник кресла, потирая правую ногу.
        Без Зарины в доме стало гораздо тише. Через бормотание телевизора было слышно, как тикают на кухне часы. Кир пытался отвлечься на слова диктора, но унылые мысли всё равно возвращались. Из незашторенных окон был виден мрачный соседский дом - там не светилось ни одно окно.
        Чёрт его знает, почему Кир не настоял на том, чтобы уехать в город сегодня же. После утреннего происшествия навалилась тупая усталость, а потом Влада попросила остаться ещё на день. Упёрлась.
        Теперь ей понадобился вязальный крючок. Иголки, выходит, не хватало.
        Мама вернулась, неся на вытянутой руке костяной крючок, похожий на рыболовный, из музея истории, с непонятной полустёртой вязью символов на рукояти. Это уже больше напоминало ритуальный атрибут, чем её хирургическая иголка, хотя вязь при ближайшем рассмотрении сделалась выдолбленной ценой и названием фабрики. Влада взяла его и отправилась вверх по лестнице. Шла она так тяжело, что скрипнула каждая ступень, а не только четвёртая и шестая.
        Кир хотел догнать её, но к дому подъехала машина. Через незашторенное окно в кухню рванул свет фар. В подступающих сумерках он мог различить очертания гостя: автомобиль чужой, явно не соседский, и человека, который из него выбрался, Кир видел впервые. Незнакомец, одетый по-простому зашагал прямо к воротам. Остановился, рассматривая дом, как будто искал на стенах тайнопись египетских гробниц. Медленно прошёлся вдоль забора.
        Мама тоже поджала губы: здесь все знали друг друга, потому и оставляли двери открытыми, а чужаков не любили. Истерично залаял Командор, мгновенно вскакивая на крышу будки.
        - Отец, - позвала мама, оборачиваясь к гостиной, - ты ждёшь кого-нибудь?
        Оттуда донеслось невнятное бурчание. Влада слетела с лестницы так быстро, что оступилась и припала на больную ногу.
        - Я выйду, - сказала она, как всегда, не нуждаясь в согласиях.
        - Ну уж нет, я. - Кир отодвинул её с дороги.
        Она всё-таки выскочила следом за ним на крыльцо. В спину Киру ткнулся старинный костяной крючок, тёплый от Владиных рук, а в шею она сама тепло задышала.
        В винограднике вовсю трещали цикады. Командор гулял вокруг будки и ринулся к крыльцу, как только хлопнула дверь, но не добежал - не хватило цепи. Кир постоял, в замешательстве глядя на дорогу перед домом. Через резную ограду палисадника был отлично виден кусок грунтовки, и дорожка к соседскому дому, и придавленная трава на том месте, где стояла машина Зарины.
        Никакой машины там сейчас не было, и незнакомца тоже. Молочно-тёплые сумерки накрывали дом и яблони в саду. Теплилась рыжая лампа в курятнике, вдалеке горел фонарь, и ничего больше, ни огонька, ни шевеления.
        Влада завозилась за его спиной, шевеля крючком, как дирижёрской палочкой. Комнадор радостно крутил хвостом, пока Кир шёл к воротам. Он оглядел улицу: ни следов от шин на влажной ещё земле, ничего.
        Закрыв ворота, он задвинул проржавевший засов - им почти не пользовались. Командор посмотрел озадачено.
        Утром вся трава покрылась росой - Влада промочила ноги, пока шла до гаража, на кедах расплылись влажные пятна. Она забралась на заднее сиденье и легла там, поджав ноги. Рядом остался лежать вязальный крючок с полустёршейся вязью на рукояти.
        Она ничего не съела за завтраком: «как вообще можно есть в такую рань?», и старательно сделала вид, что так бывает с ней всегда. Кир помнил, что она ничего не ела весь вчерашний день, но промолчал. В конце концов, это должно закончиться.
        Они выехали на трассу, когда туман на полях ещё не успел растаять. Долго молчали, хотя Влада не спала - она просто лежала, уткнувшись лицом в бархатистый чехол, и Кир слышал её неровное дыхание.
        - Есть и хорошие новости, - сказала она, когда мимо пронёсся указатель - перечёркнутое название села на небесно-синем фоне. - Сущность больше не приходила. Значит, я надежно заперла её в школе. Это хорошо, потому что я испугалась, когда она пришла ночью.
        - А вдруг её кто-нибудь выпустит, тогда что? - спросил Кир просто ради того, чтобы спросить. Ощущение реальности, потерянное ещё вчера утром, иногда исчезало совершенно, и ему хотелось вернуть это ощущение, потому живой голос живого человека был как нельзя кстати.
        - Пространство не важно. - Влада зевнула. - Стены и двери не важны. Время не важно. Сущности живут вне времени и вне стен. Просто когда они идут на контакт со мной, они принимают мои правила. Обязаны принять. Эта обязана теперь сидеть в подвале, потому что я закрыла дверь, а она приняла это.
        Влада могла говорить об этом очень долго, а Кир мог так же долго слушать, иногда вникая, иногда - нет. Отвлекаясь, он думал о профессорах с кафедры. Лучше всего было бы заявиться домой к какому-нибудь, чтобы уж точно не отвертелся. Ну да, так они и сделают.
        Осталось только надеяться, что реальность не сделает очередной кульбит с переворотом. Влада пришла к нему под утро и, присев на край нерасправленной кровати, сообщила, что заштопала дыру. Кир верил ей - точнее, верил, что она честно пыталась всё исправить, но всё равно ожидал, чего угодно.
        - Точно так и со всеми остальными. Если ты в полночь лезешь в заброшенный дом и думаешь, что привидение обязано тебя напугать, оно примет твои правила и будет пугать.
        Мимо пронеслись фигуры коров и пастуха, облитые туманом и потому похожие на статуэтки для каминной полки. Голос Влады сделался глухим.
        - Я зову их иногда. У сущности можно одолжить немного безвременья.
        Она пробормотала ещё что-то неразборчивое и замолчала. Заснула, так и не выпустив из рук костяной вязальный крючок. Сегодня утром Кир увидел на её ладонях вполне реальные, не метафизические, раны, но они были как будто очень старыми - рубцы затянулись бурой корочкой.
        Пролетел мимо контрольный пункт тяжеловесов, железнодорожный переезд, и две огромные фуры, загромоздившие полмира. Вылетел навстречу грязный жёлтый автомобиль и тут же потонул в туманной низине. Дорога шла с холма на холм, падала вниз и тут же снова карабкалась вверх.
        Дома кончились, кончились и поля подсолнечника, теперь по обе стороны трассы неслись земли под паром. Солнце плавало в пухлых облаках. Кир ловил себя на том, что нет-нет и взглянет на часы. Хотелось быстрее приехать в город. Как будто только это поможет - как можно дальше будет старая школа и знак переезда, над которым вчера застыло рассветное солнце.
        Наваливалась усталость. Если за эти дни Кир и спал, то днём и урывками. Такой сон не приносил облегчения, разве что позволял кое-как соображать. Дорогая была прямая и пустая, и Кир закрыл глаза всего на секунду.
        Когда открыл - вдалеке на обочине он увидел неподвижную человеческую фигуру. Такое случалось, люди из окрестных сёл выходили на трассу, чтобы поймать попутку и доехать до города. Их было принято подбирать, тем более что в таком месте за несколько часов мог больше никто не проехать. Не бросать же человека на жуткой жаре, или на морозе, или, как теперь, в промозглом тумане.
        Кир оглянулся на заднее сиденье: Влада спала, теперь уже крепко и глубоко, и её дыхание сделалось ровным. Он сбросил скорость. Дорогая в этом месте делала очередной нырок в ложбину, и пирамидальные тополя протыкали туман, как вату.
        Когда до фигуры оставалось метров тридцать, колесо попало в выбоину, и машину ощутимо тряхнуло. Влада завозилась на заднем сидении. Кир сумел наконец рассмотреть человека на обочине. Это была девушка - наверняка, она замёрзла в своём куцем сарафане - и без вещей, странно. Ещё через секунду он узнал её, и едва удержался, чтобы не врезать по тормозам изо всех сил.
        На обочине стояла Зарина. Улыбалась из-под растрёпанных волос. Кир плавно остановил машину за несколько шагов до неё. Зарина приветственно махнула рукой и зашагала к нему. Красного жучка-автомобиля нигде видно не было. Она ведь уехала вчера до обеда. Интересно, сколько же здесь простояла?
        Кир потянулся к дверце со стороны пассажира, чтобы снять блокировку, но его за руку схватила Влада. Она вскочила так, будто и не спала. Пальцы - холодные, как туман, вцепились Киру в локоть.
        - Поехали! Быстрее, быстрее, быстрее, - выкрикнула она разом севшим голосом.
        В её тоне была такая безотчётная паника, что Кир послушался. Машина рванула с места, и в зеркале заднего вида отразилась Зарина. Она стояла на обочине, неловко расставив руки, словно удивлялась: «ну как же так?».
        - Ты что? - Он отдышался и уже подумал, что стоит вернуться.
        Влада застыла на краю сиденья, можно подумать - собиралась вскочить и побежать. Она судорожно вздохнула.
        - Ты не понял? Это был очередной отросток реальности. Сам подумай - Зарина уехала почти сутки назад, что ей тут делать? Если бы мы её подобрали, мы снова попали бы в безвременье или ещё хуже - в другое настоящее. Ты знаешь, что там могло нас ждать? И я не знаю.
        Кир помолчал. Не мигая, он наблюдал за дорогой, потом как будто очнулся:
        - Значит, всё продолжается?
        Влада зашевелилась, подтягивая под себя ноги. Она уезжала из города в такой спешке, что не взяла тёплых вещей, а попросить что-нибудь у родителей они совершенно забыли. И теперь она зябла, хотя печка в машине работала безотказно.
        - Остановись где-нибудь. Только не в чистом поле, а лучше возле заправки. И позвони Зарине. Надеюсь, нам всё-таки удалось проскочить.
        До самой заправки они молчали, и Кир был уверен, что им придётся повернуть. Сейчас он позвонит Зарине, и выяснится, что она всё ещё стоит на обочине дороги. Могло ведь произойти, что угодно: сломалась машина, случилась авария.
        Под красной крышей бензоколонки, пока Влада ходила в магазин, он достал телефон. Трубку долго не брали, и туман за опорными столбами успел поредеть.
        - Ты дурак, да? Я спать хочу. Я по вашей милости третий день хожу, как дохлая муха, - высказалась сестра на одном дыхании.
        - Ты дома?
        - Ясное дело, - раздражённо буркнула она. - Где ещё мне быть? Ты меня контролировать что ли собрался? Шесть утра, обалдеть просто!
        Кир извинился, потом ещё раз - но Зарина всё продолжала ворчать, и он сбросил вызов. Из магазина с бутылкой минеральной воды вышла Влада и напряжённо вгляделась в его лицо.
        - Всё хорошо, - сказал Кир, самому себе не веря, - она дома.
        Лицо Влады разгладилось, и она посмотрела на розовеющее небо.
        - Значит, всё-таки проскочили.
        Она забралась на переднее сиденье, протянула дрожащие руки к печке. Кир обернулся: на задних сиденьях лежала её сумка, крючка не было. Почему-то от этого Киру сделалось неприятно. Впрочем, может, Влада спрятала крючок в карман, в компанию к иголке. Он тронул машину с места.
        Когда заправка потонула в тумане, Влада, сама того не зная, озвучила мысль Кира.
        - Такая пустая трасса. Плохо. Я всё время боюсь, что будет, как вчера. Хоть бы трактор какой проехал.
        На часах было семь с минутами, когда они миновали деревню Солдатскую. За низкими плетнями в огородах хозяйничали люди - Влада с облегчением вздохнула. Потом снова был туман и пустая дорога с призраками тополей по краям.
        В восемь они миновали памятник славы - врытый в землю танк и серебристая арка портала над ним. У подножья памятника шуршали лентами погребальные венки, вымоченные дождями и высушенные солнцем.
        Влада съежилась на сидении и протянула руку, чтобы проверить печку - та работала исправно, но в машине всё равно делалось холодно. Теперь это ощутил и Кир. Но слишком рано было для прихода осени, а солнце всё-таки поднималось над степями, разбавляя туман.
        Влада протянула руку и включила радио. Захрипел далёкий голос диктора - на вершине холма он делался чётче, а в низинах пропадал совсем, но всё-таки голос тянулся ниточкой к привычному миру. Влада рисовала на запотевающем стекле следы зверя.
        Вдалеке появились белые дома и яркие пятнышки рынка, подсвеченные золотистым солнцем. Кир чуть успокоился: покачнувшийся мир держался устойчиво. Первая крупная деревня на их пути - Лисички - была там, где и прежде. Как и прежде, просыпалась рано и шумела рыночная площадь.
        - Яблоки, яблоки, сладкие, с веток снимал, бери на варенье, бери сразу все, дешёво отдам!
        - Дыни, смотри, какие дыни! Мёд, а не дыни.
        Их выдавала то ли одежда, то ли манеры, но продавцы безошибочно признавали в них городских жителей и принимались нахваливать товар с удвоенным рвением. Влада бродила между рядов, как в пещере сокровищ, и не могла скрыть восторга. Один персик едва-едва помещался ей в руку. Она уже почти собралась купить его у приземистого улыбчивого мужичка, но её отвёл в сторону Кир.
        - Ты посмотри, какие они. Тут явно без спецметодов не обошлось.
        - Они говорят - на земле выращено, - запротестовала она, оглядываясь на персик. Торговец залихватски подмигнул Владе.
        - Ничего ты не понимаешь. Они заклинания над деревьями читают, так что персики эти - как вода. Большие, а толку нет. Если хочешь, я тебе выберу настоящие.
        Её притянула облепиха. У бабушки-торговки были цветные корзиночки, и в каждой - горка солнечно-тёплых ягод. Влада понятия не имела, зачем ей облепиха, но всё-таки взяла одну корзиночку. Бабушка, видимо, заломила двойную цену, потому как её взгляд сделался очень хитрым, но Владе-то откуда знать, сколько стоит настоящая облепиха.
        Шиповник походил на бусины. Он лежал на подстилке из жёлтых кленовых листьев, чуть сбрызнутый водой, как росой, с веточкой лаванды, брошенной нарочито небрежно.
        - А что делают с шиповником? - поинтересовалась Влада, попробовав на вкус ягодку облепихи. Зажмурилась до смешных морщинок на висках.
        Кир в этом не особенно разбирался, но предположил:
        - Чай заваривают.
        - Тогда не интересно.
        Они всё-таки купили персик и пару яблок. Одно из них Влада тут же принялась грызть, но сдалась, не осилив даже четверть.
        - Как хорошо, - счастливо выдохнула она. - Я бы хотела здесь пожить. Ну хотя бы немножко.
        Шум рынка отступил, когда они выбрались к машине, одиноко прибившейся на обочине. Влада дрожала от холода - ещё бы, в одной футболке и крошечных шортах, а лужицы на дороге между тем затянулись хрустким ледком. В сентябре, когда снимают поздние яблоки, рассветы всегда промозглые, а лёд на лужицах - тонкий, как бумага.
        Она быстро забралась в машину.
        - Возьми мою куртку. Ты с ума сошла, так одеваться, - пробормотал Кир, усаживаясь на место водителя. Куртку он обычно бросал на заднее сиденье. Обернулся - её там не было.
        Влада застыла, озадаченно глядя на надкушенное яблоко.
        - Что-то не так, - почти шёпотом сказала она. Корзиночка с облепихой покачнулась у неё на коленях.
        Кир и сам ощутил это несоответствие. Где-то глубоко-глубоко в памяти не сходились две шестерёнки. Он взял в руки телефон: пятнадцатое сентября, девять утра - с минутами. Во всём этом было что-то неправильное. Что?
        Влада сунула ему в руки облепиху и перегнулась через сиденье, вцепилась в сумку. Взвизгнула молния. Влада вытряхнула всё содержимое сумки себе на колени. Упал и укатился чёрный тюбик помады. Растрёпанный блокнот зашуршал страницами.
        - Где мой крючок? - нервно выдохнула она.
        Память вернулась, как лавина: Зарина на обочине дороги, промокшие от травы кеды, свет фар в окно кухни, знак железнодорожного переезда.
        - Он лежал на заднем сидении.
        На заднем сидении ничего не было. Влада обыскала карманы шортов, но из них выпал только матово-бледный футляр с иголкой. Она посмотрела растерянно.
        - Наверное, выронила на заправке, да? Иголкой тут не обойдёшься.
        Кир молча боролся с собой. Часть сознания хотела обратно, в яблочно-персиковый сентябрь. Но непрочность мира вызывала тошноту и бессильную ярость.
        Влада побарабанила пальцами по коленке.
        - Нам нельзя было уезжать. Когда вокруг люди, реальность не ломается. А в какой-то момент на пустой трассе… Мы даже не заметили. И теперь я не знаю, как отсюда выбираться. Есть другая дорога в город?
        В бардачке была карта, а на ней - тонкой пунктирной линией значилась грунтовка через заброшенные поля. По ней выйдет дольше раза в два, и на целые километры вокруг - ни жилья, ни коммуникаций. Не хватало ещё застрять в каком-нибудь овраге.
        - Если вернёмся, может быть, сможем откатить время назад, - бормотала Влада, зарываясь пальцами в волосах. - Не знаю. А если оно гналось за нами и теперь нагнало? Тогда нет смысла бежать. Тогда есть смысл обмануть его.
        - Что будет, если мы останемся здесь?
        Влада хохотнула.
        - Ты думаешь, я знаю? В учебниках такого не пишут. Судя по тому, что было вчера, нас может отпустить само собой. Или не отпустить.
        Она перебралась на заднее сиденье и вытряхнула из кармана иголку. Она не хотела, чтобы Кир видел, чем она занимается там, наедине с новой реальностью. И Кир не оборачивался. Просыпалась облепиха из позабытой корзинки.
        Разве бывают такие ягоды - прозрачно-карамельные, с тенью косточки внутри? Нет, определённо, и здесь не обошлось без спецметодов.
        - Ничего не выходит, - выдохнула Влада. - Мы в эпицентре. Назад уже не вернёмся, остаётся только ехать к городу. И надеяться, что оно от нас отвяжется. Так как насчёт другой дороги?
        До самого полудня ветер качал сухой ковыль на обочине дороги. Машина прыгала по ухабам, петляла между рядами срезанных подсолнечных стеблей. Узенькую пересохшую речку они переехали почти что вброд: доски, заменяющие мост, расползлись прямо под колёсами.
        Потянулись выгоревшие рощи - сосны торчали, как огромные обугленные зубочистки. Ветви, протянутые к дороге, ещё щетинились зелёными иголками, но насколько хватало глаз, лес давно умер. Влада поёрзала на сидении, привстала. Её дыхание выдавало тщательно сдержанную панику.
        - Он сгорел позапрошлым летом, - сказал Кир, чтобы успокоить её. - Помнишь, была аномальная жара?
        Ему и самому сделалось жутко. Сгоревший лес - никакая не аномалия, но Владу это ничуть не успокоило. Она резко дёрнула головой и опять включила радио. Затрещали на всю машину помехи.
        - Выключи, - попросил Кир. - Здесь нет связи.
        - Долго ещё?
        В бардачке лежала карта, но достать её значило бы признать, что они заблудились. Кир помнил этот лес - его было видно и с трассы, - но теперь и лес казался совершенно другим, как ненастоящая облепиха. В правильной реальности эта облепиха не успела бы дозреть.
        - Скоро должен быть выезд к Родникам, это посёлок у железной дороги. - Он весьма смутно представлял себе, как эта дорога между сосен-зубочисток выведет их к станции, но приходилось верить пунктирной линии на карте. Некуда деваться.
        Влада повертела в руках надкушенное яблоко и выбросила его в окно. Наверное, ей пришли в голову те же мысли, что и Киру. Яблоки и персик больше не пахли тёплым сентябрём. Теперь от них тянуло пустотой и пылью.
        Снова потянулись поля - непаханые, заросшие дёрном, с пупырышками байбачьих кучек. Сусликов видно не было, то ли спрятались, то ли не существовали в новой реальности. Дорогу исковеркали взрытые трактором борозды.
        Объезжая одну из них, Кир не рассмотрел нору у левого колеса. Удар был такой силы, что он налетел грудью на руль. Влада повисла на ремне безопасности, тщетно пытаясь вдохнуть.
        В молчании оба отстегнули путы ремней и выбрались наружу. Машина зарылась носом в искорёженную землю, припала на бок, задрав багажник к небу. Широкая воронка норы уходила в темноту. Кир влез обратно за руль и вдавил в пол педаль газа.
        Колесо беспомощно провернулось в норе, и машина, не найдя опоры, обиженно взревела.
        - Не выйдет, - сказала Влада, открыв дверцу со стороны пассажира. - Три колеса висят в воздухе. Хорошо ещё, если ось не погнута.
        Она была такая лёгкая, что даже когда влезла на угол багажника, не смогла ни капли приблизить задние колёса к земле. Влада выпрямилась, всё ещё стоя на краю багажника. Голые ноги покрылись мурашками холода.
        Кир опустился на корточки рядом с норой: колесо вошло в неё, как точно отлаженный механизм - ни приличного зазора, ничего. Была бы нора чуть больше, он попытался бы затолкать под колесо камень. Хотя откуда камни в чистом поле.
        Влада спрыгнула с багажника и подошла к нему. Страшную мысль - самую страшную - она так и не высказала. Хотя наверняка раз десять прокрутила в голове.
        - Может, родителям позвонишь? Приедут - вытащат.
        Кир знал, что связи не будет, но всё равно вытащил телефон и посмотрел. На экране висела ядовито-яркая надпись «сеть не найдена». Влада всё угадала по его лицу.
        - Ну, они же станут нас искать, да?
        - Да, - сказал он зачем-то и привалился спиной к машинному боку.
        Суслики - обычно любопытными столбиками они торчали по всему полю - не появлялись. Как будто они специально накопали нор-ловушек, а потом убрались отсюда.
        Влада потопталась рядом, скрестив руки на груди, и прижалась щекой к его плечу. Кир обнял её. Плохо всё-таки, что не догадался взять куртку. Как теперь, если придётся идти пешком десяток километров, она же замёрзнет в своих шортах. Ветер был осенний, холодный, пахнущий пустотой и пылью, как те ненастоящие яблоки.
        - Может быть, в той другой реальности мы остались дома, и тогда искать нас не станут, - сказала Влада, отрываясь от его плеча. - Но есть одна крохотная надежда. Твои родители любят варенье?
        - Вообще они всё любят, что долго готовить не надо. - Ему, в конце концов, было всё равно, о чём говорить. Варенье так варенье.
        - Тогда, если они попробуют моё варенье, они вспомнят. Всё вспомнят, что мы были у них, что уехали рано утром, и что так и не позвонили: доехали, мол, всё хорошо.
        Она открыла заднюю дверцу. Лезть в машину было бы излишне, разве что демонстрировать чудеса эквилибристики на покосившихся сидениях. Влада потянулась за сумкой, проверила свой телефон - отключен от сети - и вздохнула.
        - Помнишь, я говорила тебе о том, как уходят друзья? Прости. Я консервировала в каждой банке кусочек собственной души. Ты бы съел его и не бросил меня. Ты бы меня не забыл. - Влада жалобно улыбнулась.
        Кир долго смотрел на неё, не представляя, что ответить.
        - Ты ведьма, да?
        Порыв ветра смёл улыбку с её лица.
        - Я учёный. По крайней мере, мне бы хотелось им быть. Всё равно же - мой мир такой, каким он мне кажется.
        Было пасмурно, холодно и сухо. Они достали из бардачка карту и развернули её на покосившемся капоте. По всему выходило, что до Родников топать ещё часа два в быстром темпе, но там и правда находилась железнодорожная станция - прекрасный путь к отступлению. В любом случае, идти назад было дольше и уж точно тоскливее.
        - Ты помнишь мужчину, который приехал вчера вечером?
        Влада молчала некоторые время, глядя под ноги на застывшие земляные волны.
        - Вырванный кусок реальности. Помню. Но не могу вспомнить его имени.
        - Ты его знаешь?
        Вчера они совсем не говорили о госте, и когда вернулись с крыльца в дом, родители как ни в чём ни бывало смотрели телевизор. Пришлось проглотить очередной изврат реальности, не жуя.
        - Знаю. Он меня увёз. - Она споткнулась и едва удержалась на ногах. - Подожди. Я помню то, чего не произошло. Я сейчас с тобой, значит, я не уезжала. Но я точно помню, как садилась к нему в машину, он говорил что-то. У него было кольцо на безымянном пальце, волосы стянуты жёлтой резинкой, запах шоколада в машине. Он ломал шоколадку в бардачке, не снимая фольги.
        Она пошарила вокруг себя невидящим взглядом. Кир заметил, что она снова припадает на правую ногу, как будто не может согнуть её. Он едва отделался от желания поймать её за руки и выяснить, не проступают ли на ладонях затянувшиеся царапины.
        - Так кто это такой?
        - Я не знаю. Не могу вспомнить.
        - То есть я отпустил тебя ночью одну с незнакомым человеком? - Кир усмехнулся, пытаясь чуть разрядить накалившуюся тревогу. Пусть бы всё было так: просто сломалась машина, просто им пришлось идти пешком к станции. - Ерунда.
        Влада обернулась к нему и даже не попыталась ответить на улыбку.
        - У меня тоже есть право выбора, как ты думаешь? Но если серьёзно, правда, не отпускай меня с ним. Я не могу вспомнить, что было дальше, но у меня неприятное ощущение.
        - Не бойся. Такое может быть, если только он меня убьёт, но для этого ему придётся постараться.
        У лица беспорядочно вились толстые беловатые мушки. Такие вёрткие, что маши - не маши руками, а толку нет. Они жутко раздражали.
        Они добрались до станции, когда небо окончательно затянулось тучами, и хлынул дождь. Здание вокзала с фасадом из цветного кирпича содержало в себе билетную кассу и крошечный зал ожидания. Расписание электричек светилось на полумёртвом электронном табло, где буквы и цифры выпадали и появлялись в совершенно неожиданных местах. Так что вместо Родников получились Родинки, а вместо времени отправления и вовсе непонятная абракадабра.
        Кроме них на вокзале было всего два человека: кассирша за мутным стеклом и бабушка, что-то жующая в углу зала ожидания.
        - Электричка в город только в десять вечера, - мистическим образом определил Кир. По другому не понять, разве что понадеяться на интуицию. - Но есть ещё одна, в обратную сторону, через сорок минут.
        Влада достала из сумки телефон, изучила потёртые кнопки. Сеть была - Кир видел через её плечо, - но звонить она никуда не стала. Побоялась, может, что ей ответит чужая реальность.
        - Поехали. Задерживаться здесь тем более опасно. Будем надеяться, что мы достаточно запутали следы.
        В углу табло мигала дата - пятнадцатое сентября. И время - три часа после полудня. Но вообще-то табло давно уже дышало на ладан, разве не могло оно ошибиться?
        Бабушка в углу шуршала многочисленными пакетами.
        Электричка приползла, задержавшись минут на десять, короткая - всего четыре вагона, пропахшая дымом, дребезжащая и пустая. Влада проводила взглядом вокзал из разноцветных кирпичей. Кир обнял её за плечи, пытаясь согреть - её плечи были холодными. Электричка захлопнула двери и тронулась, гонимая ветром.
        Поползли одинаковые, как вестовые столбы, станции. Такой-то километр, ещё один и ещё. Заходили люди, садились где-нибудь или просто проходили по вагону. В окна хлестал дождь.
        Проплыл мимо недавно отстроенный вокзал Лисичек. Электронное табло над дверями показывало четыре тридцать, двадцать восьмое сентября. Цифры мигнули и продемонстрировали температуру - плюс десять по Цельсию, и стрелочку вниз. Кир отвернулся.
        Сумерки накрыли степь, когда бесстрастный женский голос объявил их станцию. Влада сонно вздрогнула у Кира на плече. Кроме них в вагоне никого не осталось. Они вышли в плохо освещённый тамбур, и Влада прижалась к стеклу руками и носом. Станция Вая светилась единственным окошком билетной кассы.
        За ажурной изгородью стояла грузная чёрная машина - она была хорошо знакома Киру. Её владелец стоял рядом, вполоборота к электричке.
        - Подожди, - сказал Кир Владе, когда она спрыгнула на платформу.
        Она посмотрела в ту же сторону, куда смотрел он, и съёжилась от холода, обхватила себя за плечи.
        Кир оставил её рядом со светящимся окошком кассы. В луже фонарного света сидела тощая собака с голодными глазами. Она проводила Кира взглядом, а когда он вышел к тонкой ограде, чёрной машины за ней уже не было. По вокзальной площади ветер таскал пустой пакет.
        Влада подошла сзади и коснулась его локтя.
        - Снова?
        Над этим вокзалом не было электронного табло, только обычное, потёртое временем и с десятком исправлений, а ещё рядом на приколотом листе значилось число - третье октября.
        Память больше не поддавалась. Кир хотел вспомнить, как они оказались в эпицентре осенней ночи без тёплой одежды и вещей, зачем вообще приехали к родителям в разгар рабочего месяца, но вспомнить он ничего не мог. Кроме одного - чувства опасности, исходящего от мужчины с чёрной машиной.
        Он ломал шоколадку прямо в фольге и не ел. Ломал и не ел. Откуда эта подробность?
        - Ты знаешь его?
        Влада нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
        - Кажется, я его знаю, только не могу вспомнить имени. Его телефонный номер заканчивается на три ноля.
        Она взяла его под руку и потянула прочь от вокзала. Она выбирала странную дорогу: вместо того, чтобы идти через площадь, обошла её по самому краю, по корочке тени у домов. Мимо всех замёрзших луж. К дому родителей вела широкая асфальтовая дорога - это была единственная асфальтовая дорога в селе, но рядом вилась старая тропинка, заросшая малиной и бурьяном. Тёмными пятнами на тропинке лежали опавшие и растоптанные ягоды.
        Звёзд в небе не нашлось, и окна домов оказались тёмными. За строем тополей светились железнодорожные фонари.
        - Ты знаешь его номер?
        - Кажется, он есть у меня во входящих. - Влада остановилась. Она дрожала от холода, но уже не замечала собственной дрожи. Мобильный зажёгся голубым огоньком. - Вот. А нет, не сохранился. Странно, недавно вроде бы разговаривали.
        Кир вынул из её рук телефон. Ему не почудилось: на экране светилась дата - двадцатое августа. Двенадцать ночи.
        - Какого демона, - выдохнул он сквозь зубы. Память вернулась - отвратительное ощущение беспомощности.
        - Слушай, - сказала Влада, когда они минуту простояли в тишине. Она по-прежнему дрожала, хотя было очень тепло - теперь Кир это ощущал. - Я поняла, почему так всё получилось. Нас что-то держит здесь. И когда мы пытаемся бежать, реальность сходит с ума.
        - Что нас тут может держать?
        - Я не знаю. Доживём до утра, а завтра посмотрим. Ты попробуй уехать без меня. Скорее всего, оно держит только меня, а тебя отпустит. Давай попробуем, а?
        Кир проглотил замечание о том, что если они разойдутся, реальность может искорёжить так, что больше они не встретятся. А ещё был мужчина с шоколадкой в бардачке. Нет, расходиться утром было ещё хуже, чем проснуться в вывернутом наизнанку сентябре.
        Он взял её за руку, чтобы не исчезла, и повёл к дому. Молчали во дворах собаки, и только Командор радостно тявкнул, почуяв их приближение. Его голова показалась над забором.
        Кухонные окна тепло светились.
        - Родители ещё не спят, - заметил Кир.
        Во дворе дома, под навесом, как и полагается, стояла его машина. В винограднике умиротворённо стрекотали цикады - обычный августовский вечер. Командор вилял хвостом всё время, пока они шли до крыльца.
        - Мне плохо, - сказала Влада и села прямо на деревянную ступеньку.
        Кир даже не сразу узнал её голос - секунду он думал, что слышал кого-то другого. Потом обернулся: она сидела, вцепившись пальцами в правую голень. Лица не было видно из-под свесившихся волос - она склонялась ниже и ниже, и плечи тряслись.
        - Судорога? - Он опустился рядом, провёл по её ноге, добираясь в полумраке до середины икры. Кожа там была ледяной, мышцы - словно каменными, они совсем не поддавались прикосновениям.
        Влада застонала сквозь зубы. Какой же она была холодной - холод кусал его за пальцы - и неподвижной. Даже если бы он попытался отнести её в дом, ничего бы не вышло - только ещё больше боли. Влада не могла сменить позу, нога не сгибалась.
        - Пусть это кончится, пусть это скорее кончится, - зашептала она, вцепляясь ногтями в ладонь Кира.
        Вдруг всё кончилось. Влада ещё вздрагивала, но её кожа стала теплее, почти как у живого человека. Прошло секунд десять, и она смогла осторожно вытянуть ногу.
        - Не похоже на судорогу, - произнесла она наконец.
        Командор стоял между крыльцом и будкой и озадаченно смотрел на них.
        Дверь открылась, и на пороге появилась мама в домашнем халате. Она близоруко сощурилась, глядя на них.
        - Чего вы здесь сидите? Ночь на дворе. Заходите уже, сколько раз можно греть еду?
        На ужин был вчерашний плов, но Влада отказалась. Она сидела у открытого окна и всё потирала ногу. Налитый чай успел остыть и подёрнуться плёночкой. На припасённый вафельный торт она даже не взглянула.
        Как удачно вышло, что в прихожей перегорела лампа, и Влада успела вытереть слёзы, прежде чем её рассмотрели. А Кир всё ещё ощущал влагу на своей шее.
        - Поешь хоть чего-нибудь, - заворчала мама, - ты такая худая, одни кости остались. Ешь, кому говорю.
        Влада не любила конфликтов и споров - положила кусок торта себе на блюдце и тут же о нём забыла.
        Оказалось, что они никуда не уезжали. Они вышли пройтись и задержались чуть дольше обычного, а когда мама забеспокоилась и почти решила идти на поиски, она нашла их на крыльце. Машина весь день простояла на своём законном месте под навесом. На неё даже успели налететь мушки из виноградника - и подохнуть на лобовом стекле, а на капот упало яблоко. Не верите - идите посмотреть.
        Влада сидела неподвижно, тяжело глядя мимо пространства. Когда все засобирались спать, она поднялась, так и не коснувшись чая, и ушла наверх.
        Теперь не спал он. А Влада спала, не раздеваясь, отвернувшись к стене, на его нерасправленной кровати. Наверное, она всё-таки спала, нельзя же так долго притворяться. Она иногда вздрагивала во сне. В комнате было душно, и слышно - как билась муха в коридорном бра.
        Кир ложился рядом, потом вставал, ходил на кухню пить воду, садился в кресло, пытаясь читать, но всё оказывалось бесполезно. В половине третьего ночи Влада села на кровати.
        Она не выглядела сонной, скорее - замученной и погружённой в себя. Футболка с жёлтым зайцем измялась.
        - Сущность больше не ходила вокруг дома? - спросила Влада.
        Кир обернулся к открытому окну. В него дышала летняя ночь. Вдалеке затихал очередной поезд, и звёзды - о, сколько же было звёзд, целая россыпь - безразлично смотрели на тёмную землю.
        - Нет, ничего не слышно.
        - Значит, я надёжно заперла её.
        Кир не выдержал - поднялся и закрыл окно. Безмолвные взгляды звёзд начинали действовать ему на нервы.
        - Ты знаешь, кто это такая? Ты всё время говоришь об этом в женском роде.
        Влада упёрлась локтями в колени, запуталась пальцами в растрёпанных волосах. Кир знал: она не любит открывать такие вещи. Всё равно что выносить на обсуждение корявые наброски доклада. Ощущение, построенное на интуитивных догадках, не может быть стройным, не может звучать выверено и красиво. Спросишь её о таком: отмалчивается, обещает - потом, а «потом» не наступает никогда. И она носит в себе десятки наивно-страшных историй. Но теперь она ответила:
        - Знаю, это девочка. Она чувствует себя очень слабой. Она хочет кричать и не может. У неё что-то с голосом, я не пойму, что. Она в отчаянии.
        - То есть, эта девочка, которая училась в этой школе, а потом умерла там, в столовой? Не слышал ничего подобного. Нужно спросить у родителей.
        Они помолчали. Разговоры о сущности чуть отдалили неприятную тему и покрасили будущее в не такой безнадёжный цвет. Всё же по сравнению с мёртвой девочкой у них было чуть больше шансов.
        - Кир, я серьёзно. - Влада проводила рукой по ноге. Может, неосознанно, но всё проводила и проводила. - Езжай завтра в город. Я дам тебе все адреса и телефоны. Со мной здесь ничего не случится. И у нас нет другого выхода.
        Она взяла со стола блокнот, вырвала из него лист и принялась писать, не дожидаясь ни согласия, ни отказа. Кир застыл посреди комнаты, прямо под лампой, и лампа нагрела ему макушку.
        - Как я, по-твоему, должен тебя бросить? С этой школой, с этим ненормальным на машине?
        Влада замолчала, глядя на него. Её глаза сделались большими.
        - Кир, пожалуйста, - она повысила голос. - Я устала. Я хочу отсюда выбраться. Пожалуйста, ты не мог бы не спорить? Мне страшно!
        Она вскочила вдруг с кровати. Кир только сейчас заметил, что её трясёт, поймал за руки - Влада дёрнулась, ещё и ещё - безрезультатно. Сжала зубы, как будто силилась не закричать.
        - Перестань, - враз севшим голосом сказал Кир. - Что с тобой? Ну что?
        Она бессильно опустилась на край мятой постели, закрылась от него руками.
        - У меня такое чувство… я вижу другую реальность. Иногда я так явно и чётко вижу её, что почти схожу с ума. Ты не поймёшь. Эти ошмётки той, другой реальности меня пугают.
        Слова оборвались. Влада сложила руки на коленях и замерла, глядя в угол. Лампа почему-то закачалась под потолком, отбрасывая на стены узорчатые лепестки теней.
        - И что ты видишь? - сказал Кир чьим-то чужим голосом и сел рядом.
        - Вижу, что я связана с девочкой из школы. И не могу разорвать связь.
        Она чего-то не договаривала, Кир видел это, но её трясло - и он не стал задавать вопросы. Ложиться спать было страшно, он всё думал, что утро не наступит.
        Но утро снова наступило - хмурое и прохладное. Кир обнаружил Владу на крыльце. Было не похоже, чтобы она бегала по дороге к кладбищу, просто сидела, накинув на плечи отцовскую рабочую куртку. Неестественно выпрямленной правой ноги Влада касалась пальцами, дотрагивалась - и одёргивала руку. В будке мирно дремал Командор.
        Кир сел рядом, но Влада отвернулась, не давая ему увидеть своё лицо.
        - Я потеряла иголку, - сказала она как будто между прочим, но губы нервно дрогнули. - Вчера она точно лежала у меня в кармане, а сегодня её нет. Я весь дом обыскала, и двор, и траву перед воротами, и прошла по улице.
        Он представил, как Влада в рассветном мареве бредёт по колдобинам и смотрит под ноги - вдруг свершится чудо и найдётся маленький пластиковый футляр, - и стало жутко. Так мало надежды.
        Ночью он решил, что спросит у родителей ещё раз - вдруг вспомнят о несчастной девочке, умершей в школьной столовой. Вдруг хоть что-нибудь проясниться. Но сейчас сделалось понятно, что ехать в город всё равно придётся одному.
        - Не бойся, - сказал Кир.
        Влада ничего не ответила.
        Глава 4
        «Пыльная лестница. Старая половая тряпка под рукой. Запах брошенного дома».
        Ветки берёзы за окном были засижены птицами, запорошены первым снегом и ослепительно блестели на солнце. Маленькая комната, отгороженная шкафами от учебной аудитории, пахла старыми книгами.
        Птицы садились на ветку и взлетали.
        Прогремел звонок - из аудитории вымело студентов, вышел степенный Максим Игоревич и, не заметив Владу, запер дверь снаружи. Через минуту в замке снова повернулся ключ.
        «Заперли. Как же выбраться, как? Половая тряпка. Кафельный пол. Пахнет плесенью. Темно».
        - Эй! - Стук каблуков по паркетным доскам. - Эй, есть кто живой? А, привет!
        Явившаяся Альбина ткнула Владу в плечо, и та очнулась. Она увидела своё отражение в стеклянных дверцах, и отражение приборных лент, горой сваленных на столе, чёрного микроскопа и зажженной лампы рядом. Жёлтая точка лампы отражалась дважды - в стеклянной дверце шкафа и в откидном зеркале микроскопа.
        Рваные воспоминания отступили. Влада натянула рукава свитера на замёрзшие руки.
        - Привет.
        Альбина рухнула на свой стул, вывалив на рабочий стол образцы - тонкие белёсые мазки на хрустальных пластинках.
        - Эй, - повторила Альбина. - Ты что, заболела?
        - Кажется. - Влада с трудом разлепила запёкшиеся губы. Рядом с микроскопом остывал стаканчик кофе из автомата. Специально взяла с тремя ложками сахара, чтобы хоть что-то съесть за сегодня. Но так и не заставила себя выпить.
        - Эх ты. Иди домой, тебя же здесь никто не держит. Расшифруешь свои ленты потом.
        Аудитория снова наполнялась галдящими студентами - слишком громкими, от них мысли путались ещё сильнее. Вот зашёл преподаватель, и они притихли.
        - У меня работы полно, - вполголоса пожаловалась Альбина. Этим летом она ездила в Мёртвую долину и привезла оттуда кучу материала. Альбина радовалась: теперь она точно успеет к сроку, но для проформы ворчала: столько работы. Диссертация, три статьи в институтский журнал, всё как у людей.
        «Кафельный пол. Как выбраться, как выбраться, как…»
        - А ты похудела, - сказала Альбина задумчиво. - На какой диете сидишь? Мне тоже надо бы.
        Свитер болтался на Владе, как на вешалке. Она заставила себя подняться, допила кофе. Горячая жидкость прокатилась вниз по пищеводу. Она должна была согреть, но только обожгла язык, а холод внутри остался.
        - И правда, пойду. Схожу в больницу, - сказала Влада, и вышла из аудитории, уронив стул. Преподаватель и студенты - все разом - смотрели ей в спину, пока не хлопнула дверь.
        Она выбрала такую больницу, где не было шанса встретить кого-то из знакомых, взяла талончик в регистратуру. Очередь тянулась медленно: мужчина долго выяснял на повышенных тонах, как работает окулист, потом бабушка искала в сумке очки. Когда на электронном табло регистратуры высветился её номер, Влада вздрогнула.
        - Запишите меня к психотерапевту.
        Регистраторша со всепрощающими глазами застучала пальцами по клавиатуре.
        - Поднимайтесь, он будет свободен через полчаса.
        Так скоро? Её ладони взмокли. Влада думала явиться сюда через неделю. К тому времени ещё остался бы шанс, что станет лучше. Что пройдёт само, и ей не придётся снова идти через мраморный холл, где все до единого как будто видят, к какому именно врачу она берёт направление.
        Лифт был весь в зеркалах, и ей пришлось смотреть в пол. Зеркал Влада не любила, она их даже у себя дома отвернула к стенам. Эта холодная гладкость…
        «Кафельные стены пахнут больницей. Пол пахнет плесенью и больницей. Выпустите меня отсюда, выпустите, выпустите!»
        - Девушка! - сердито повторили у неё за спиной.
        Влада очнулась - и вышла на этаже. Кабинет врача оказался в самом конце разветвлённого коридора. Здесь же заботливо поставили ряд пластиковых кресел, но сидеть она не могла и встала - у окна, за которым был тихий морозный город. Хоть бы немного отвлечься.
        Она закрыла глаза всего на секунду, а в сознание уже хлынула темнота и запах сырого брошенного подвала. Невыносимо болела нога. Влада лежала на полу и не могла подняться, и тихо стонала. В голос закричать не могла - голос не подчинялся.
        - Вы по записи?
        Она вздрогнула и обернулась: из-за двери на неё смотрел мужчина в спортивном костюме. В пустом отростке коридора они были одни, а значит - это врач. Надень он крахмальный халат, и Влада соврала бы, что нет, она не к нему и вообще заблудилась. Но пришлось кивнуть.
        - Проходите.
        Стул находился чересчур близко. Вот бы передвинуть его назад. Так она оказалась лицом к лицу с врачом. Он взял из её рук направление, раскрыл журнал и принялся писать. Спросил, не отрываясь:
        - Рассказывайте, что вас беспокоит.
        Раз уж пришла, нужно говорить. Влада отвела взгляд.
        - Я вспоминаю то, чего не было.
        - К примеру? - Он посмотрел внимательно и сочувственно, так, словно ему и вправду было дело до её воспоминаний. Серьёзный мужчина в очках, и ручка покачивалась в его пальцах, как будто раздумывала, клюнуть ли станицу в большой клетчатый бок, или не клюнуть.
        - К примеру, я всё время вспоминаю какой-то подвал, там сыро, пахнет плесенью, темно. И меня заперли в нём. Я не могу найти выход.
        Ручка всё-таки ткнулась в журнальную страницу, ещё пару слов он написал и замер. Влада не могла разобрать, что это за слова, хоть и сидела довольно близко.
        - Почему вы думаете, что этого не было? Может, в детстве или в какой-нибудь книжке?
        Влада втянула воздух, как будто собиралась нырять. Воздух пах шоколадом.
        - Я точно знаю, что не в детстве. В этих воспоминаниях я уже взрослая, я даже помню, как я одета. Но это не всё, есть ещё и другие воспоминания. Например, дом на самом краю деревни, рядом с железной дорогой. Ночью там так темно, что видно целую россыпь звёзд. Помню собаку в будке, и имя её такое странное, Генерал что ли. А я выросла в городе. Я в жизни не бывала в деревне, спросите хоть у моих родителей.
        Врач свёл руки под подбородком.
        - Давно это у вас?
        - Давно. С пятнадцатого сентября. Я запомнила.
        Даже если он не присвистнул, Влада почувствовала, что ему очень хочется присвистнуть.
        - Почему вы пришли сейчас? Вы же сами пришли?
        Она кивнула: сама. В голом отростке коридора её никто не ждал.
        - Просто я больше так не могу. Раньше это было редко и не так ярко. А сейчас - постоянно, без конца. Иногда я просыпаюсь ночью и не могу понять, где я: у себя дома или в том подвале.
        - Хорошо. - Ручка опять заплясала по журнальному листу. - Расслабьтесь, вы уже пришли, значит, сделали первый шаг. Вы - храбрый заяц, но нельзя бороться с этим в одиночестве.
        Он писал, а Влада молчала, нервно сжимая и разжимая пальцы. Тяжело шевелился за окнами город. С десятого этажа он казался приземистым и промёрзшим, по сизым венам дорог ползли сизые машины.
        - Что у вас с руками?
        Она уставилась на свои ладони, исполосованные запёкшимися шрамами. Как ему объяснить?
        - Это для работы. Я пишу диссертацию по сущностям пятого порядка, и иногда мне приходится вызывать их. Понимаю, способ странный, но у нас в институте многие таким пользуются.
        - М-да, - вздохнул врач. Откинувшись на спинку стула, завёл руки за голову. Он был высокий, с пучком рыжих волос на затылке, с уверенным взглядом, и ему хотелось доверять. - Можно поподробнее про тему вашей диссертации?
        - Сущности пятого порядка. Они встречаются в заброшенных домах, стройках, везде, где раньше жили люди, а потом… - Влада запнулась. Врач смотрел на неё с тем же выражением сдержанной жалости. - Что?
        - Вы же понимаете, что привидений не существует?
        Влада усмехнулась. Ещё один, как же много их было. Пора бы придумать убойные аргументы для убеждения, но всё как-то не досуг.
        - Как раз от этого лечить меня не надо. Или, в таком случае, лечите весь институт, и моего научного руководителя заодно.
        Глядя в стол, он постучал ручкой по вздыбившейся странице журнала.
        - Хорошо. Вы могли бы показать мне свою диссертацию?
        - Это легко.
        - Тогда приходите… ну хотя бы завтра, и поговорим предметно. А пока что я выпишу вам успокоительные, чтобы ночью не просыпаться в подвале.
        Он черкнул пару слов не жёлтом квадрате рецепта. Влада взяла рецепт из его рук и, не глядя, затолкала в сумку. Всё равно она не собирается пить всякую дрянь: похоже, врач посчитал её совершенно чокнутой, да и выписал что-нибудь соответствующее. Похоже, сюда она больше не вернётся.
        Влада поднялась, подхватывая куртку с вешалки.
        - Всего доброго.
        Он смотрел ей вслед, сведя руки под подбородком.
        И соваться туда не стоило. Влада возвращалась к институту пешком: кипучая злость на себя требовала выхода. Она давила каблуками сапог тонкую наледь на тротуарах, и мысленно ругалась, поминая самый обидные слова. Попавшийся навстречу парень удивился выражению её лица.
        Успокоительные! Всё, что ей на самом деле нужно - перестать маяться ерундой и приступить уже к работе. Альбина закончит анализировать отпечатки сущностей на хрустальных стёклах - и опубликует очередную статью, а Влада так и останется с горой не разобранных плёнок и целым диском недописанных кусков диссертации.
        Она совершенно точно не сумасшедшая - ведь нельзя допустить, что пять лет специалитета и ещё два года соискательства - её собственная выдумка. Можно придумать подвал с кафельным полом, но нельзя - всю жизнь от начала до конца. Этим утром были шумные студенты, степенный Максим Игоревич и Альбина с грудой хрустальных стёкол. Они-то уж точно ей не померещились.
        Влада остановилась у пешеходного перехода, чтобы перевести дыхание. С той стороны дороги на неё глазело здание института, облепленное строительными лесами. Одно крыло стало нежно-зелёного цвета. Второе докрасить не успели, и бросили до весны.
        Она выдохнула и забыла вдохнуть. Здание по ту сторону дороги было облезшим и старым. То, что она принимала за строительные леса, давно переломалось и кое-где рухнуло. За высоким глухим забором был спрятан первый этаж, но выше она видела - окна зияли чёрными дырами.
        Влада потопталась на месте, потом всё-таки перешла дорогу. Взвизгнувший тормозами чёрный джип злобно просигналил. Влада замерла у глухого забора.
        «Внимание, опасность обрушения», - большие красные буквы на потемневших досках. Под ногами хрустел лёд: здесь его, кажется, и не пытались убирать, крутые наледи не давали подойти ближе.
        - Девушка, не стойте там! Кирпич ещё на голову свалится, - крикнула сердобольная женщина с другой стороны улицы.
        Влада дёрнулась - но тут же снова обернулась к институту. «Аварийное состояние. Опасность обрушения».
        Она развернулась и пошла, понятия не имея, куда направляется. Мимо пустой автобусной остановки, мимо наглухо закрытого цветочного ларька. За институтом дорога тянулась через сквер и выходила к большой автомобильной развязке. Влада бесцельно шла от перехода к переходу. То тут, то там её подхватывала суетливая толпа и несла за собой. Переходы и развязки тем и хороши, что имеют направление.
        На улицах продавали зимние яблоки. «Выращено без спецметодов», - красовалась табличка на каждом лотке. И, хоть все понимали, что враньё, и что без спецметодов яблок зимой не вырастишь, всё равно покупали.
        Влада очнулась возле длинного двухэтажного здания из красного кирпича. Оно пряталось за скелетами деревьев, так что с развязки было почти не заметно и не портило облик большого города.
        Она помедлила и пошла - по крошащимся листьям и хрустящему льду - к дыре обрушенных дверей. Если верить табличке у входа, здесь когда-то располагался архив, но сейчас внутри были листья, и лёд, и небо в провалах крыши.
        Влада забралась подальше, нашла лестницу вниз. Подвальные двери оказались заперты на висячий замок, но и на лестнице было достаточно темно. На последних ступеньках она опустилась на корточки.
        В сумке лежал перочинный нож - короткое чистое лезвие поймало солнечный луч. Он так привычно и удобно лёг в руку, что ей сделалось лучше, ведь должно же оставаться в мире что-то привычное.
        Она разрезала замёрзшую ладонь наискось. Кровь едва выступила из пореза, но для вызова и этого было достаточно. Влада закрыла глаза и позвала. Она повторяла и повторяла заученные слова, пока во рту не сделалось горько.
        Дом молчал. Он молчал мёртво, как только может пустой дом, далёкий от людей. Сунулся в окна пушистый от снежинок ветер, побродил по комнатам и тут же вылетел. Дом не издавал ни звука. Но хуже того - Влада сама ничего не ощущала, протягивая невидимые руки к покосившимся дверям и глухим коридорам. Затекали уставшие ноги.
        Часы бессовестно врали: они показывали, что истёкло минут двадцать, хотя в доме она пробыла часов пять, не меньше, и очнулась на ступеньках, дрожа от холода.
        Влада выбралась на людную улицу, купила в автомате горячий чай и остановилась в стороне, пытаясь согреться и собраться с мыслями.
        Возможно, в этом доме на самом деле нет сущности, хотя и странно: идеальное же место. Возможно, это исключение из правил. Нужно найти верный вариант - место, где она бывала раньше, где сущности знают её и выйдут по первому же зову. Тогда…
        И что тогда? Она сможет что-то доказать психотерапевту? Доказать всему миру, что не сошла с ума?
        Идти никуда не хотелось. Залпом допив чай, Влада села в автобус и поехала домой. Где-то в сумке лежали перчатки. Неплохо было бы надеть их, чтобы не пугать людей вокруг изрезанными руками, но ей было так безразлично.
        Дома она, не раздеваясь, прошла к компьютеру. Стемнело, и комнату через окно освещала красная эмблема супермаркета. Понемногу отогревая пальцы дыханием, она смотрела в экран. Невозможно медленно открылась папка с частями диссертации.
        Она помнила, как писала её, и как выравнивала графики по левой стороне, и много раз пересчитывала статистику, чтобы не было пререканий с руководителем. Документы открылись. Продолжая дышать на пальцы, она смотрела на бессмысленно корчащиеся линии. Весь текст от абзаца к абзацу был полнейшей чушью, собранием слов, которые все вместе не имели никакого смысла, а по отдельности - рассыпались, как бисер между пальцев.
        Влада закрыла документы, посидела ещё немного, собираясь с мыслями. Было что-то, что поможет ей. Было что-то - тонкая сосенка на крутом обрыве - за неё следовало уцепиться, чтобы не сойти с ума от отчаяния, одной, посреди чужого незнакомого города, в тёмной и холодной квартире.
        Она подтянула к себе брошенную сумку. В дальнем кармашке лежал жёлтый квадрат бумаги - и вычурным почерком по нему тянулось название лекарства. В соседнем доме была аптека.
        - Понимаете ли, Влада. - Он поднялся из-за журнала и вышел к стене, где висела белая доска. Алым маркером начертил изогнутую линию. - Так устроена наша психика: раздражение - реакция. Иногда раздражение бывает слишком сильным, и организм не может на него ответить, тогда и начинаются все эти фокусы сознания.
        Влада, съёжившись, сидела на стуле перед ним. Она сама себе казалась маленькой и гадкой, как двоечница перед директором школы.
        - Вы принимаете препарат?
        - Да.
        Виктор Юрьевич вернулся за стол. У него там были разбросаны бланки - много бланков, в каждом из которых он что-то подчёркивал и писал, и расписывался, и ставил печать. Влада опять не могла рассмотреть ни слова.
        - А едите хоть что-нибудь?
        - Я не могу.
        - Нужно есть. Иначе придётся положить вас в клинику. В подвале больше не просыпались?
        - Нет. - Она закрыла глаза. Как объяснить ему, что всю ночь она проспала как мёртвая, и проспала бы ещё столько же, лишь бы не возвращаться в реальный мир, где всё оказалось ложью.
        - Хорошо. Понимаете ли, Влада, мир - это в самом деле то, что нам кажется. Ко мне приходят люди, мир которых мрачен и безысходен, они страдают, и я объясняю им, что их мир - всего лишь химические реакции в мозге. Исправьте свой мир, исправьте свой мир сами, вы ведь храбрый заяц. Вам нужно вернуться в реальность.
        Он открыл верхний ящик стола, пошарил там. Зашелестела шоколадная обёртка. Влада принялась бороться с подступающей тошнотой.
        - Я выпишу вам ещё один препарат. Его приём нельзя пропускать или бросать. Запомните? Ну а если потребуется контроль…
        - Я запомню, - нервно оборвала его Влада. Не хотелось ещё одного упоминания клиники.
        - Хорошо.
        Она вышла из кабинета в душную пустоту коридора, купила в аптеке упаковку таблеток по рецепту и одну тут же проглотила. Должно же ей, в конце концов, сделаться лучше.

* * *
        Зарина трещала весь вечер: о новом поклоннике, о вредной начальнице и платье, которое присмотрела себе к праздникам. Давно они не собирались так - вчетвером, на старой кухне, под вой ветра за окном. В доме было натоплено, пахло травами.
        Отца недавно выписали из больницы, и он сидел во главе стола, бледный, но довольный, хоть для виду и ворчал, что все обращают на него слишком много внимания. На стол мама поставила варёную курицу и сухое печенье - то, что разрешалось отцу, а ещё она опять допоздна была на работе, так что ничего не успела приготовить. Но даже скромный ужин никого не смутил. Зарина пообещала, что завтра съездит в районный центр и накупит гору вкуснятины в новом супермаркете. Ну а пока можно обойтись и курицей с печеньем.
        Но когда закипел чайник, она не выдержала.
        - Слушайте, ведь было же варенье.
        Она заставила Кира спуститься в погреб и командовала сверху.
        - Это какое-то странное. Это вообще помидоры, чего ты их вытащил. А это что? Сливовое, да? А что в нём плавает, гвоздика? Ну ладно, попробуем.
        Не дожидаясь, пока Кир выберется из подпола, она утащила банку на кухню. Когда он пришёл, варенье уже разлили по вазочкам и заварили чай. Оно пряно пахло, текло искрящимися ниточками, а в ложку попадались звёзды аниса и стрелки гвоздики.
        - Сосед помер в прошлом месяце, - рассказала мама, переставляя чашки с места на место. - Видно, спился окончательно. Нёс какую-то ерунду, что за ним душа жены приходит каждую ночь. А утром его нашли на лавочке во дворе. Говорили, вроде всю ночь просидел, а наутро замёрз. Морозы тогда уже начались. Допился, значит.
        У варенья появился странный горьковатый привкус. Пропавшее что ли? Кир отложил ложку.
        Они просидели на кухне до часа ночи, и уже собирались расходиться, когда он заметил пучок высохшей травы, прицепленный к газовой трубе под потолком. Странно, раньше мама не страдала народной медициной. Ей, как главврачу районной больницей, было бы стыдно.
        Лаванда. Любопытно, куда кладут лаванду. В печенье? Но мама всю жизнь ела только покупное, сама не пекла. Кир вообще сомневался, работает ли у неё духовка.
        У варенья был отчаянный горьковатый привкус. Под утро, так и не заснув, Кир вернулся на кухню и открыл банку. В сливовой глубине застыла пряная звёздочка. Глупое ощущение, будто стараешься вспомнить прошлогодний сон. Образы вроде бы и знакомые, но не поддаются. Кир поднялся наверх, надел свитер, взял ключи от машины.
        Вся улица потонула в предрассветной темноте, разве что снежные валы по обе стороны дороги не давали ему заехать на обочину. На трассе горели фонари, и его уверенность росла с каждым новым мазком света на подмёрзшем асфальте. Кир возвращался в город, откуда вчера с таким трудом выбрался, постояв во всех возможных пробках.
        На въезде скорость пришлось сбросить. Бледное утро восставало над многоэтажками. Кир гнал машину так, что проделал пятичасовой путь часа за три. В телефоне не было её номера, но он вспомнил, куда нужно ехать и даже почти вспомнил - как она выглядит.
        Это был обычный дом и обычный двор, в груди ничего не сжалось. У подъезда мялась девочка с таксой на поводке. Натужно гудел лифт. Кир поднялся по лестнице, как будто ощупывая реальность вокруг себя. Память возвращалась медленно, каждая ступенька - ещё одно сказанное слово.
        Он сказал ей тогда: «Не бойся».
        Чего им предстояло бояться?
        Он надавил на звонок и где-то в квартире тот отозвался тихой мелодией. Открыли не сразу. Сонно скреблись в замке, и мелькал по лестничной клетке лучик света, пропущенный через глазок.
        Влада открыла и встала на пороге, завёрнутая в одеяло, сонно щурясь. Так они смотрели друг на друга, пытаясь вспомнить всё до конца, до последнего слова.
        «Не бойся», - сказал он ей и уехал. Выходит, не вернулся?
        Её пальцы разжались, одеяло упало неопрятной горой. Влада бросилась Киру на шею.
        Влада сидела рядом с ним на кровати, скрестив ноги по-турецки. В квартире было тепло, а она мёрзла в джинсах и шерстяном свитере.
        - С этими таблетками я добрая и сонная, а без них - боюсь каждого шороха и не могу оставаться одна. Я пару раз пыталась их бросить, но только хуже. И он всё замечает, я его не обману.
        - Кто это - он?
        Кир включил компьютер и сел перед экраном. Он понятия не имел, с чего бы его вдруг потянуло заглядывать в папку с недописанной диссертацией. Папка была пуста. Единственный документ, не вычищенный из корзины, Кир узнал - графики, которые Влада строила в августе. Он восстановил одинокий файл в папку. Сделалось чуть легче.
        Влада отрешённо наблюдала за его действиями.
        - Виктор Юрьевич, он психотерапевт. Он так говорит и так смотрит, как будто читает меня всю насквозь.
        - Ты не обязана делать всё, что он говорит. Можно найти другого врача. Да ты вообще уверена, что тебе нужен врач?
        - Я понимаю. - Влада опустила голову. - Но он так говорит… когда он говорит, я не могу его не слушать, и не могу обманывать.
        Кир помолчал, глядя на её сложенные руки. Он поднялся и прошёл на кухню, заглянул в холодильник: там нашлись два сырых яйца и початая упаковка овсяных хлопьев. Где осталась та девушка, которая готовила самый вкусный в мире плов и пекла такие сырные кексы, что вечная диетчица Зарина могла за раз слопать три куска?
        Кир вернулся в комнату.
        - Собирайся, поедем к родителям. Пока каникулы, побудешь за городом, подальше от всяких врачей, успокоишься.
        - Спасибо, что приехал, - медленно произнесла Влада. - Но ты совсем ничего не понимаешь. Я не хочу уезжать. Я останусь в этом мире, я не хочу обратно в тот.
        Такого он не ожидал, поэтому застыл посреди комнаты.
        - Влада, ты пойми, что нет никакого другого мира, а есть только случайное искривление реальности, которое само по себе исправилось. Ты не сумасшедшая, всё это было на самом деле. И звёзды над домом, и Командор, помнишь?
        - Командор, - повторила она безучастно. - Точно. А я не могла вспомнить, как его зовут.
        - И девочка в школьном подвале. - Он сел рядом с ней, на кровать. Заправленная, она всё равно была страшно измята, как будто Влада спала так всю ночь - прямо на покрывале.
        Снег опутал весь дом, как паутина, и сквозь неё едва-едва теплился розовый солнечный свет. Влада смотрела непонимающе.
        - Девочка?
        - Помнишь, ты заперла её в школьной столовой, в подвале?
        Влада ничего не ответила, и Кир испытал секундное отчаяние и желание схватить её, увезти отсюда насильно. Пусть этот психотерапевт обрывает телефоны и ищет. Всё равно не найдёт.
        Она покачала головой.
        - Пожалуйста, не надо. Я только-только начала забывать о том подвале.
        Её руки - слабые и с отросшими ногтями вцепились в его свитер. Волосы пахли затхлостью нежилого здания.
        - Влада, помнишь, ты всё переживала, что профессор без тебя уехал к Мёртвой долине? Помнишь, ты говорила, как хорошо пишется диссертация, когда жила у моих родителей? Ты бегала утром по дороге к кладбищу, а потом собирала яблоки и варила из них джем. И абрикосы росли прямо на улице.
        Она слабо усмехнулась.
        - Ерунда. Абрикосы не растут на улице, только в теплицах, только с применением спецметодов. Ладно, поехали. Мне же не запрещено уезжать из города.
        Дороги всё ещё пустовали: кто хотел уехать на праздники за город, те уже уехали, а кто остался - отсиживались по домам, пережидая морозное утро. Вычищенные улицы быстро заметал снег, и следы машины - тоже. Это почему-то успокаивало Кира, словно могло быть так, что кто-то большой и неслышный шёл по этим следам на мягких лапах.
        Влада провожала взглядом знаки с названиями населённых пунктов и молчала, молчала всю дорогу.
        Глава 5
        Утром Кир отнял у неё таблетки и спрятал их в кладовке, в мешок со старой одеждой, потому Влада стала дёрганой и говорила чуть громче, чем нужно. Но зато утром она завтракала вместе со всеми и съела целый бутерброд с сыром и половинку варёного яйца.
        - Чего ты от меня хочешь? - спросила Влада.
        Идти к школе она отказалась сразу, но потом устала впустую болтаться по дому, оделась и вышла во двор. Командор её не узнавал, и Кир пытался уговорить себя, что это всё время - ведь так много его прошло с августа. Но Командор - помесь волкодава с волком - забивался глубоко в будку, как только Влада к нему подходила, а так он вёл себя только с чужими.
        И он всё-таки уговорил Владу прогуляться к заброшенному зданию, просто прогуляться - ничего больше. Если она сама не захочет войти внутрь.
        Она шла по обочине дороги и на каждом шагу по колено проваливалась в снег. Кир подал ей руку - Влада не обратила внимания. Дорога показалась бесконечной, потому как выяснилось, что им не о чем даже говорить.
        Кукурузы больше не было, и теперь школьный двор был пустым и просторным. Ветер двигал с места на место снежные барханы. Приоткрытая дверь плакуче скрипела, но на заметённом крыльце школы не было следов, и никакой тропинки к нему. Влада остановилась у обочины дороги, разглядывая перспективу.
        Кир её не торопил, он знал, что нужны силы и время, чтобы решиться. Он ждал в стороне. Отсюда силуэт Влады на фоне зимнего солнца был чёрным-чёрным, похожим не на живого человека - на куклу, и чуть покачивался. Потом она вздрогнула, отряхнула с куртки нападавший снег и пошла к школе. На нетронутом снегу оставались чёткие провалы следов.
        Кир подождал и пошёл следом, стараясь не наступать на её следы. Хватаясь за остатки перил, Влада забралась на крыльцо и вошла. Изнутри школа оказалась прозрачной и хрустящей от снега.
        Влада бесцельно прошлась по коридорам, попробовала забраться на второй этаж, но лестницу так замело, что она два раза едва не упала и бросила это глупое занятие. Кир не хотел спускаться в подвал, но всё-таки спустился - дошёл до середины лестницы.
        Он увидел то, чего ждал: дверь была плотно подпёрта скамейкой, и в полумраке последнего лестничного пролёта тяжело дышал ветер.
        - Хоть бы фонарик взять догадался, - проворчала Влада и зашагала вниз.
        Со скрипом двинулась лавка. Влада брезгливо отряхнула руки одну о другую и взялась за дверную ручку. Вмёрзшая в косяк дверь долго не поддавалась, а когда всё-таки открылась, из подвала дохнуло плесенью и сыростью, так что почувствовал даже Кир, стоя на середине лестницы. Влада отпрянула.
        Она помялась у порога, заглянула в столовую, потом обернулась к Киру.
        - Что нужно сделать?
        - Отпустить её. Скажи ей, что она может быть свободна. Ну, помнишь, всё равно, как ты это скажешь. Главное, чтобы она ощутила.
        Влада открыла дверь пошире и вошла в столовую. Остались только её шаги по кафельному полу - смазанные удары каблуков. Кир ждал тихого напева или речитатива полушёпотом, как она любила, но слышал только шаги. Они замерли и снова зазвучали в кристально-снежной тишине школы.
        Она вышла, непонимающе глянула на Кира. Дверной проём чернел старой раной.
        - Там ведь никого нет.
        Кир не сразу нашёлся, что ответить.
        - Ты точно уверена?
        Она пожала плечами.
        Предпраздничная ночь пахла еловыми ветками и старым серпантином. Зарина увешала им все люстры и ручки шкафов, и искусственный дождь серебрился в луче коридорного света.
        Влада спала как мёртвая, отвернувшись лицом к стене. Наверное, она всё-таки нашла таблетки, потому что без них она просыпалась от каждого шороха. Кир прислушивался к её неровному дыханию.
        Он надеялся, что сможет привыкнуть к ней - новой, но ощущение горькой потери иногда становилось сильнее здравого смысла. Кир понятия не имел, что говорить ей, как говорить и говорить ли вообще. Хотелось попросить прощения за то, что уехал в том августе, но об этом она вряд ли вспомнит.
        Где та девушка, которая подвешивала под потолок связки полевой мяты и лаванды?
        Завтра всех в доме закружит суета: уборка, готовка, Зарина примется наряжать растущую в палисаднике ёлку. Кир уже теперь знал, что Влада сядет на привычное место у кухонного стола - спиной к окну - и будет смотреть безучастно. А он уже в сотый раз будет убеждать себя, что ничего страшного не случилось, что действие таблеток пройдёт, и она вернётся.
        Кто знает. Может, в путанице реальностей настоящая Влада осталась в том августе, когда стояла на крыльце и махала рукой вслед его машине, а в декабре появилась другая Влада, и она выбросила в корзину недописанную диссертацию, закупилась лекарствами и решила навсегда отрезать от себя смутное прошлое. Но так думать нельзя, мало ли, до чего так можно додуматься.
        Замигал экран мобильного, брошенного на столе. Кир поднял его: «Виктор Юрьевич», девятый или десятый вызов за сегодняшний день. Хорошо, что телефон у Влады он тоже отобрал и выключил звук.
        Она ещё спала, когда в доме началась суматоха. Зарина съездила в районный центр и вернулась с пятью пакетами продуктов, громко жалуясь на очередь и обледеневшие дороги. Отец на кухне громко включил новости, транслирующие приторно-праздничные сюжеты.
        Дом был пронизан лучами солнца, многократно отражёнными в снежинках. Кир вошёл в комнату на втором этаже: Влада спала в той же позе, отвернувшись к стене, и не проснулась, даже когда предсмертно скрипнула дверь. Он бросил на кресло куртку и тёплый свитер.
        - Поднимайся.
        Влада нехотя пошевелилась. Видно, она всё-таки не спала, просто не хотела, чтобы её трогали.
        - В чём дело?
        - Поднимайся и пойдём.
        Она встала - в длинной футболке. Совершенно не стесняясь Кира, стала одеваться. Она делала всё потрясающе медленно, и никак не попадала ногой в штанину, а потом - промахивалась мимо горловины свитера и путалась в нём, слишком большом, с отцовского плеча.
        Ничего не спросила - куда они идут и зачем. И с кухни их ухода никто не заметил, это и к лучшему. Кир не знал, как стал бы объясняться.
        Улицы посёлка сделались сегодня ещё тише обычного. Холодно было - не лаяли даже замёрзшие собаки, несказанные слова замерзали в горле. Влада, наверное, почувствовала что-то, потому в конце улицы впервые взяла Кира за руку. Пальцы - ледяные. Перчатки у неё были, но в кармане, если не заставишь надеть - так и будет мёрзнуть.
        На одно мгновение она сделалась прежней, но потом знакомая улыбка превратилась в нарисованную гримасу куклы, а нежное касание - в пластиковое.
        Так - за руку - он довёл её до школы. За ночь их вчерашние следы замело, ветер опять перетащил смежные барханы с места на место, и дверь была захлопнута.
        - Я туда не пойду, - сказала Влада твёрдо. Возможно, теперь она ощущала угрозу гораздо сильнее, но Кир держал её за руку, и сбегать она бы не стала: это сколько же воли нужно, чтобы бежать, у неё столько не осталось. - Зачем нам опять туда идти? Я же сказала, что в подвале никого нет.
        - Пойдём.
        Она упиралась. Следы в снегу делались длинными и бесформенными, наст трескался. Влада вцепилась в ладонь Киру обеими руками, поцарапала. Ногти её были короткими и нестрашными, и кричать она не могла. Да и что толку кричать - вблизи старой школы был только детский сад - не старый, но закрытый на праздники, - и бетонная стена завода. До жилья по снежному насту шагать и шагать.
        Дверь поддалась легко, как будто ждала их появления. К школьных коридорах ещё хранились вчерашние следы, как древние реликвии. Часто дыша, Влада прижалась к стене. Пока она вырывалась, она успела заметить пистолет под курткой Кира. Ветер захлопнул дверь за ними.
        Подвал был открыт, лавка - отодвинута в сторону. В полумраке последнего лестничного пролёта валялись старые доски, поломанные стулья. Влезь неосторожно - переломаешь ноги. Влада смотрела на Кира исподлобья, короткие волосы падали из-под капюшона на лицо.
        - Ты с ума сошёл? Объясни мне. Чего ты хочешь? Кир, мне страшно! - Она старалась говорить спокойно, но эту последнюю фразу прокричала в подступающей истерике.
        Глупо было бы утверждать, что он не нервничал. Сердце колотилось ничуть не медленнее, чем у Влады. Но на лицо намёрз панцирь спокойствия.
        Влада увидела что-то в его глазах, то, что ответило на её вопрос. Она развернулась и рванула к лестнице на второй этаж. Не учла только, что слежавшийся снег и ледяная корка под ним не дадут ей подняться. Она увязла почти по пояс и повалилась, едва успев выставить перед собой руки.
        «Нельзя верить. Она будет уговаривать, умолять, плакать, но верить нельзя. Дашь слабину - и тут же проиграешь».
        Кир подцепил её за капюшон и стащил вниз.
        - Чего ты хочешь? - Она простужено шмыгала носом и дрожала.
        - Хочу вернуть тот август, когда ты заняла её место. - В горле тоже поселился мороз, потому и голос был хриплым. Кир держал её за полупустую куртку - она была такая худая, что выпадала даже из собственной куртки, такая - чужая, не его.
        - Ты с ума сошёл, - сдавленно проговорила Влада. Её глаза сделались большими и тёмными. Она не вырывалась больше, только смотрела. - Ты же сошёл с ума, это тебя нужно лечить, а не меня. Ты шутишь, скажи, что шутишь.
        Она заплакала, стиснув зубы, и почти не сопротивлялась, пока Кир тащил её по лестнице в подвал. Сзади снегом осыпалось прошлое. Всё, что он знал: этого декабря не существует. Всё оборвалось в августе, когда он уехал и оставил Владу здесь, а что было потом - сон, ложь, насмешливая гримаса реальности.
        «Она будет притворяться, некоторые сущности очень искусно притворяются людьми. Нельзя верить, нельзя».
        В один момент Влада извернулась и расстегнула молнию на куртке. И бросилась вверх по лестнице в одном свитере, оставив куртку в руках Кира, как будто ящерица - хвост. Он рванулся, поймал её за локоть.
        На скользких ступеньках она не удержались. Влада ухватилась за перила, но всё равно упала, локтями и коленями впечатавшись в ступеньки. Хрустнуло старое дерево - сломались перила, и труха посыпалась в темноту под лестницей.
        «Она станет бороться за свою жизнь, и выдаст себя, когда поймёт, что обречена».
        Зубами и ногтями Влада вцепилась в его руку. Кир развернул её и толкнул вниз, в полумрак подвала, где под лестницей наискось стояла лавка и были навалены старые доски.
        Загрохотал обрушившийся хлам. Она упала и тогда, наконец, закричала.
        Хуже быть не могло. Хотелось застрелиться самому, чтобы завершить всё одним росчерком. Заставляя себя дышать, Кир спустился на пару ступенек ниже и замер. Потому что за спиной осыпалось крупными хлопьями прошлое и канувший в бездну август, а впереди - темнела пасть подвала.
        Влада полулежала на полу, между рухнувшими досками и стулом с отломанной спинкой, её нога была неестественно вывернута.
        - Пожалуйста, не надо, - заговорила она. - Пожалуйста, это же я. Я не занимала ничьё место. Ну очнись же.
        За всхлипами слова стали неразборчивыми. Она отвернулась в темноту, насколько могла. Плечи беспомощно вздрагивали.
        Кир достал пистолет. Спусковой крючок был холодным, как сама смерть. Зная, что должен выстрелить и прекратить всё это, он всё никак не мог решиться.
        По-звериному почуяв его сомнения, Влада подняла залитое слезами лицо. А потом отчаянным усилием вскочила и шмыгнула в темноту открытого подвала. Захлопнула дверь. Непонятно, как она держалась на сломанной ноге, разве что страх затмил сразу всю боль.
        Кир спрятал пистолет и спустился на последнюю ступеньку. Дёрнул дверь - не поддалась. Возможно, дёрни он сильнее, у Влады не хватило бы сил удержаться, но он отступил. Среди прочего хлама нашлась швабра. Половая тряпка, которая ещё болталась на ней, рассыпалась в труху. Он просунул рукоять швабры в дверную ручку и укрепил её, доведя до косяка.
        Он прислушался: внутри было тихо, ни всхлипов, ни шорохов. Конечно, Влада могла забиться в самый тёмный угол и притаиться там, но Киру почему-то казалось, что она всё ещё стоит по ту сторону двери и держит за ручку, боясь вздохнуть.
        Кир отступил. Обратная дорога к дому не отпечаталась в его памяти. Улицы - по-прежнему пустынные, в окнах домов - тёплый свет и кое-где цветные огоньки. Он шёл по собственным же следам.
        Отцовский сарай открывался просто: навесной замок падал в руку, стоило только выставить две цифры на вращающихся колёсиках. На верстаке нашёлся молоток, несколько банок с гвоздями. Кир взял пригоршню тех, что побольше, ссыпал в карман, а молоток спрятал под куртку.
        Командор сидел в будке и носа не показывал наружу. Возвращаясь к школе, Кир ловил себя на подлой надежде, что Владе удалось сбежать. Если бы он пришёл, а дверь - открыта, и швабра сломана, он смог бы отступить. Она убежала бы далеко с переломанной ногой, не смогла бы выбить дверь - но надежда жила и никак не хотела умирать.
        Но он вернулся: Владина куртка лежала на ступеньках, где он её бросил. Швабра была на месте, а за дверью стояла мёртвая тишина. Кир выбрал из хлама под лестницей доску покрепче, пристроил её поперёк двери и вбил первый гвоздь.
        Пальцы немели от холода, пару гвоздей он выронил и не смог найти на грязном полу. Когда руки совершенно теряли чувствительность, приходилось останавливаться и греть ладони дыханием. В те минуты его поражала гробовая тишина вокруг. Тишина делалась опасной и давящей, и Кир быстро возвращался к работе, чтобы за стуком молотка ни о чём не думать.
        Когда доски кончились, он остановился. Дверь была заколочена наглухо, так что сама едва виднелась из-за досок. Он отступил на шаг, чтобы посмотреть со стороны. Тупое отчаяние глохло внутри, притуплялось, оставляя место тоске. Он поднял лежащую на ступеньках куртку и бросил её под лестницу, к остальному мусору.
        Он вернулся в школу на следующий день, хотя и не понимал, зачем. Лучше бы не соваться туда больше. Кир ждал чего угодно: вывороченных досок, страшных ударов и криков из подвала, но всё было тихо, доски - на месте, и даже следы на снегу - только его, вчерашние. Утром нового дня погода стояла тихая, безветренная, и наметённые снежные барханы у крыльца нисколько не передвинулись со вчерашнего дня.
        Кир не выдержал - уехал в город в тот же день, выдумав какое-то невнятное объяснение для родителей. Все праздничные каникулы он провёл дома, стараясь ни о чём не думать, только во сне он снова видел лестницу в подвал, и заколоченную дверь, и куртку среди пыльного хлама.
        И Владу.
        Он видел её в толпе у вагона метро, иногда краем глаза ловил знакомое лицо, проходя по улице, или замечал кого-то с таким же, как у неё, коротко стриженым затылком в очереди к автобусу. Однажды - в зеркале заднего вида. Это совершенно точно была Влада, в большом отцовском свитере, в старых джинсах, она стояла на тротуаре, и прохожие недовольно шагали мимо, задевая её, кто плечом, кто сумкой.
        Кир остановил машину у обочины и выскочил на тротуар. В янтарном свете фонарей город жил очередным будничным вечером. Громко сигналили машины на перекрёстке. Он замер, растерянно оглядываясь: Влады нигде не было, и даже никого, кто хоть примерно напоминал её.
        Это всё подсознание. Подсознание издевалось над ним, не давая забыться. Ночью ему казалось, что Влада строит у кровати и говорит что-то, глухо, неразборчиво, но со временем он начал различать слова.
        - Вернись ко мне, - говорила она. - Вернись, пожалуйста. Вернись. Вернись…
        Она ждала его на автобусной остановке холодной зимней ночью, ждала за тёмным поворотом коридора. Киру часто приходилось возвращаться с работы, когда город пустел и замедлял своё вращение, и тогда Влада подстерегала его в каждой тени. Иногда Киру удавалось рассмотреть даже её исцарапанные руки.
        Ночью он нашёл у себя в столе её таблетки и всерьёз раздумывал над тем, чтобы принять их. Можно все сразу - чтобы уж наверняка. Потому что каждую ночь она приходила и повторяла одно и то же.
        - Вернись.
        В понедельник он взял единственный оставшийся отгул и собрался ехать в Ваю. Выезжать пришлось затемно, тем более что спокойно спать ему не приходилось уже очень давно. Убежал назад пахнущий сигаретным дымом город. Замельтешила жёлтыми огнями трасса. Зима вошла в самую холодную стадию, но в машине было тепло. Изо всех сил голосило радио.
        Она стояла у дороги, и свет фар на мгновение выхватил из темноты её фигуру - всё тот же старый свитер. Кира как будто ударило током. Пустая дорога - он вглядывался в фосфоресцирующие полосатые столбики на обочине. За ними шевелились щупальцастые деревья. Мгновение - и Кир снова различил её силуэт, не морок, не призрак - просто человек на обочине, хотя что может понадобиться человеку зимней ночью на обочине загородной трассы.
        Он ударил по тормозам. Машину чуть занесло и развернуло на обледеневшем асфальте. Оставив дверцу приоткрытой, чтобы слышать радио, он бросился к Владе, уже злясь на себя за то, что опять пытается поймать тень.
        Но теперь она не исчезла. Она ждала, когда он подойдёт ближе. Взгляд - снизу вверх, старый свитер, запёкшиеся раны на ладонях, запах августовской сливы с анисом и бадьяном.
        - Вернись, - сказала Влада, протягивая к нему руку. - Я так жду тебя.
        Мир вокруг подёрнулся туманом. Зимний ветер притих, и звук музыки стал глуше, монотоннее, и вдруг совсем изошёл на писк.
        - Хватит, отпусти меня, - он сделал шаг назад.
        - Кир! - Она взяла его за руку, тряхнула, провела пальцами по щеке. - Вернись, пожалуйста. Открой глаза.
        О чём это она? Реальность вокруг них комкалась, скрипела и хрустела песком на зубах. Кира ощутимо тряхнуло. Дорога накренилась и хрустнула посередине, и к излому покатилась брошенная машина, и полосатые зеленовато светящиеся столбики, и тёмные силуэты деревьев.
        Глава 6
        Кир открыл глаза. Что-то механически пищало слева. Холод и туман понемногу отступали, и он снова увидел Владу. Теперь она была не в свитере - в белом халате поверх тонкого платья, и отчего-то казалась до синевы бледной.
        Рядом с ней стояла Зарина - тоже в белом халате, встрёпанная, как мокрый воробей, с непривычно отросшими волосами. Стена из белого кафеля и окно в полстены. Кир попробовал подняться, но онемевшее тело не слушалось. Бросил взгляд в окно: за ним покачивалась ветка дерева с ещё зелёными листьями.
        - Лежи, - остановила его Влада и села на край постели, осторожно, так что простыня почти не смялась. Зарина опустила руки на спинку кровати и ткнулась в них лбом.
        - Какое сегодня число? - спросил Кир, слушая свой голос как будто издалека.
        - Двадцать первое сентября. - Руки Влады подрагивали у неё на коленях. Он старалась улыбаться - Кир видел, - но получалось бледновато. - Почти месяц прошёл с тех пор, как случилась авария.
        - Авария? - повторил он бездумно. Реальность была, как смутно знакомый фильм. Он всё верил, что закроет глаза и снова очнётся на скованной льдом трассе, рядом с машиной, услышит бормотание радио.
        - Да. На въезде в город. Там две фуры не поделили дорогу, потом рейсовый автобус, несколько легковушек. Пятнадцать человек погибло.
        - Влада, - раздражённо оборвала её Зарина.
        - Извини.
        Зарина круто развернулась на каблуках и вышла, буркнув у дверей:
        - Мне пора на работу.
        Влада снова молчала, виновато улыбаясь. Кир пытался вспомнить, какое же было число, когда он уезжал из Ваи. Влада сидела на крыльце, поглаживая неестественно выпрямленную ногу. Потом она встала и помахала ему. Командор прыгнул на крышу будки и весело гавкнул.
        Она сказала: почти месяц. Кир потянулся и взял её за руку. Оказалось, что собственное тело плоховато ему подчиняется.
        - Только не пей таблетки, ладно? Всё будет хорошо.
        Влада всё улыбалась, как улыбаются, когда хотят заранее извиниться за плохую новость.
        - И не стирай диссертацию, хорошо? Пообещай мне.
        - Кир, я говорила с шефом. Всё это существует на самом деле. Все миры, все изломы реальности, и в каждом из них - мы. Мы с тобой попали в складку. А я всё помню. Помню, как мы были на осеннем рынке, помню психотерапевта, помню подвал в старой школе.
        Киру захотелось отвернуться или хотя бы закрыть глаза.
        - И много чего ещё помню. - Влада зажмурилась и дождалась, пока по щекам скатятся слёзы. - Я живу в нескольких жизнях сразу, смешно, правда?
        Кир сжал её руку.
        - Что сказал шеф? Он сможет помочь?
        - Нет, он не специалист по таким вопросам. И, если честно, не думаю, что есть такие специалисты. Но он обещал познакомить меня с одним человеком. Будем надеяться, что у нас получится. Но ты об этом не думай, тебе сейчас главное - пойти на поправку.
        - Не жалей меня, - попросил Кир. - Говори всё, как есть.
        Она судорожно вздохнула, и слишком просторный халат сполз с плеча. Судя по солнечному свету за окном, конец сентября стоял погожим. Её платье было на тонких бретельках, и Кир увидел эфемерные тонкие порезы на её плечах, как будто и до них добралась иголка из пластикового футляра.
        - Знаешь, нас может швырнуть в другую реальность в любой момент. Может, мы всё забудем, или начнём мыслить по-другому. Просто будь готов. То, что было с нами в деревне: мои исчезновения, история с соседом - это тревожные звоночки. А сейчас уже - колокол.
        Они замолчали, глядя в разные стороны. Влада отвернулась, дрожа ресницами. Кир смотрел на её руки, и видел запёкшиеся шрамы, как бы тщательно Влада ни пыталась их скрыть.
        - Ты ешь что-нибудь? - спросил он.
        - Когда мне? Работа, встречи с шефом, и три раза в день стараюсь заходить к тебе. Если сплю хоть пять часов в сутки - и то большая удача.
        - Обещай мне, что будешь беречь себя. Или ты решила, что раз уж реальностей так много, на одну из них можно и махнуть рукой?
        Шутка вышла какой-то грустной.
        Когда она вышла из больницы, небо посерело от подступающего дождя. Эта дорога сделалась привычной - по больничной аллее из клёнов и пихт, по тротуару вдоль старинной кованой изгороди, и к остановке через крошечный жилой квартал. Владу здесь узнавали даже дворовые кошки.
        Одно было хорошо: автобусы отсюда ходили полупустыми, всё-таки самая окраина города, конечная остановка маршрута. Она нашла себе место у окна и села, склонив голову к стеклу. Силы были почти что на исходе - уже которую неделю. И Влада всё ждала, когда же они кончатся, чтобы опустить руки и честно сознаться себе: «Я сделала всё, что могла». Но такой момент почему-то всё не наставал.
        Леонор Итанович обожал засиживаться в институте допоздна. На кафедре, длинной, как французский батон, он занимал отгороженный шкафами угол, и, когда темнело, закрывал жалюзи и читал при свете одной только настольной лампы. В его углу всегда витал аромат апельсиновых корок.
        Влада пробралась по тёмной кафедре, натыкаясь на выдвинутые стулья. Тихим звоном отозвалась музыке ветра, повешенная над кафедральной дверью. На её звук Ли поднял голову.
        - А, проходи, проходи. Хочешь чаю?
        Она отказалась. Ли по-стариковски вздыхал, неторопливо наливая себе кипятка в чашку. Магазинную заварку он не признавал, и в верхнем ящике стола всегда хранил несколько бумажных свёртков с сушёными травами и большой кулёк апельсиновых корок. Ли достал одну - побольше и посветлее и принялся крошить её в кипяток.
        - Я думал о нашем разговоре. Здесь ведь такое дело, копанием в библиотеке не поможешь, тут нужно что-нибудь предпринять как можно быстрее. Как там твой друг?
        - Он пришёл в себя. Но в это время был в другой реальности.
        Ли поднял на неё подслеповатые глаза - он никогда не носил очков, поэтому щурился, если хотел рассмотреть что-нибудь получше. Его пальцы всё крошили в чай апельсиновую корку.
        - А там что?
        - Декабрь, - коротко отозвалась Влада. Она не знала, что ещё сказать. Может, про подвал и удары молотка? Но пока что это слишком болело. Она помнила темноту и холодный кафель под руками, и страх. Страх она помнила отлично.
        Ли сочувственно покачал головой.
        - М-да, сильно же вас швырнуло.
        Дедушка Ли, простак Ли в вечном мышино-сером костюме, бессменный завкаф и любитель комнатных цветов. Его не боялись даже первокурсники, хотя зачем бояться, если можно просто уважать. Он знал три языка не-живых, по памяти воспроизводил карту города с энергетическими изломами и, говорят, был единственным, кто лично встречал сущность второго уровня и ушёл от неё целым. Раньше Ли крошил апельсиновую корку в кипяток, потому что аромат апельсина отбивает запах человека для не-мёртвых. Теперь же - такая у него осталась привычка
        - Попробуем вот что. - Пальцы его были сморщенными и жёлтыми от апельсина. - Есть у меня один знакомый. Одно время баловался он такими штуками. Подготовка, правда, займёт какое-то время.
        - Этот человек из института?
        Ли отпил глоток из чашки и близоруко сощурился, глядя на Владу.
        - Я сказал, что это человек? Извини, если так, я оговорился. Это сущность.
        С самыми тонкими иголками следовало обращаться очень осторожно: Ли говорил, они легко прокалывали кожу и входили в кровеносные сосуды. Иголки чуть потолще гнулись дугой, стоило надавить на них сильнее. Самые крупные, на которых держалась конструкция, нравились Владе больше всего. Особенно - их золотистые округлые головки.
        Они хранились в коробочке из-под шоколадных трюфелей. Она вспоминала, что очень проголодалась, каждый раз, когда взгляд падал на коробку. За шкафами сменялись студенты. С утра это были притихшие первокурсники, и Анна Викторовна объясняла им, как правильно заполнить личные данные на листах для контрольной. Потом явились шумные и весёлые третьекурсники и быстро замолчали, углубившись в тактические задачи. Потом - Влада уже не разбирала, какой был курс - но всю лекцию на повышенных тонах зачитывали доклады по военной истории.
        В перерывы она приходила на кафедру, чтобы включить чайник и залить кипятком ложку растворимого кофе. Ли смотрел - то ли укоризненно, то ли жалостливо.
        - Это какая чашка, пятая?
        - Третья, - оправдывалась Влада, сама не понимая, почему врёт и стыдится.
        Она могла бы спуститься в кафетерий на первом этаже, но боялась, что из памяти выветрится эфемерная схема, и придётся начинать всё заново. Пришла Альбина и села за микроскоп.
        - Ох, как же работать не хочется. Завтра выходной, есть какие-нибудь планы?
        Альбина покачалась на стуле.
        - Думаю, мне придётся поработать. - Опираясь на край стола, Влада нависла над огромным пенопластовым листом, утыканным иглами. Извиваясь между ними, как тонкая леска, мысленная конструкция уже обретала форму, но всё ещё норовила ускользнуть.
        Влада перевернула несколько страниц в разложенных вокруг книжках. Как же сложно, как всё это сложно, как хочется бросить, закрыть глаза, выбросить всё это из головы. Уйти вместе с Альбиной куда-нибудь, в кафе или по магазинам.
        Если она прервётся больше, чем на пять минут, вся схема вылетит из головы, и придётся начинать всё заново. Влада понимала, что не сможет работать всю ночь, придётся же прерываться на сон, и ещё хотелось съездить к Киру. И тогда - завтра утром она потратит ещё несколько лишних часов, чтобы восстановить в памяти то, что уже наколото.
        Но, если честно признаться, больше всего её пугало не это. Реальность - то, чем она кажется. Пока Влада в точной последовательности втыкала иголки в скрипучий пенопластовый лист, у неё не было времени думать «а что, если». Что, если не выйдет? Что, если врут и заблуждаются книжки? Что, если ошибается Ли - ведь он никогда не делал подобного?
        И как только она начнёт сомневаться, работа пойдёт прахом и тут же станет бесполезной. Подслушав сомненья Влады, реальность сделает все эти сложные ритуалы фарсом и детскими играми. Ещё чего доброго опять приведёт в кабинет психотерапевта.
        Нельзя об этом думать. Тут додуматься можно до чего угодно. Нужно верить в то, что иголки спасут, а знакомая сущность - поможет.
        Жмуря слезящиеся глаза, Влада замерла над схемой, стараясь представить, как всё будет хорошо, как всё получится, и реальность вернётся на место. Но измученное воображение подсовывало одинаковые серые дни. Влада всё ещё помнила, как умирала на кафеле подвальной столовой, и от этого ничего хорошего не воображалось.
        Альбина убежала по обходным коридорам и через чёрный выход, чтобы не столкнуться по дороге с шефом. Закончились студенты. Разошлись с кафедры преподаватели, и Влада забрала чайник к себе, за шкафы, потому что кафедру заперли.
        Она всё чаще смотрела на потухший экран мобильного. Хотелось позвонить Киру и сказать: «Ты знаешь, мне страшно. Очень страшно». Но так - тоже нельзя. Пусть хоть Кир попробует вообразить, что всё закончится хорошо. Может быть, реальность подслушает его мысли.
        - Знаешь, есть такое выражение - застряла в серых буднях? - Альбина качалась на стуле.
        - Угу.
        - А ещё знаешь, какое есть? Сгорела на работе.
        - М-да, - пробормотала Влада, склонившись над пенопластовым листом. Пришлось надеть очки, потому что глаза отказывались фокусироваться на тонких иголочках, схемы двоились, троились и расплывались окончательно.
        - Ох, работать-то как не хочется. Может, спустимся в кафешку и съедим по пирожному? Я угощаю.
        - Спасибо, но я не могу сейчас. Нужно доделать. - Выдавать осмысленные фразы было сложной задачей: она всё боялась выпустить из головы тонкие переплетения мысленных нитей. И если надавить на тонкую иголку слишком сильно, она изогнётся, а тогда придётся перекалывать весь ряд.
        - Ты меня пугаешь, - вздохнула Альбина и убралась из крошечной комнаты за шкафами, прихватив сумку и плащ. Громко протопала через всю аудиторию, заставив лектора нервно икнуть.
        Влада не особенно интересовалась: в кафе она ушла или насовсем. Когда закончилась очередная пара и одноцветно-форменные студенты высыпали в коридор, Влада пришла на кафедру, чтобы залить ложку растворимого кофе кипятком из чайника.
        - Это которая кружка за сегодня? - Ли опустил на стол газету, которую читал, развалившись в завкафском кресле.
        - Здравствуйте, Леонор Итанович. Вторая всего лишь.
        Он жалостливо вздыхал и ничего не спрашивал про схему. Это из такта, Влада знала. Ли всю жизнь был таким тактичным, и даже за двойки извинялся, простите, мол, но вы такую глупость несёте, что придётся вам пару влепить, ох, как неудобно-то.
        - Возьми конфетку.
        Влада отнесла кружку с кофе за шкафы и поставила её исходить паром рядом с пенопластовым листом. Руки болели, болели пальцы, истыканные иголками. Конфета была - шоколадный шарик в красной фольге. Влада развернула её и проглотила, не ощутив вкуса. Нет, всё-таки неплохо бы поесть, нужно было идти с Альбиной.
        Дома, конечно же, осталась корка от хлеба и засохший рис на дне кастрюли, а дойти до магазина не будет сил. Ну да, значит, сейчас она поднимется со стула и спустится в кафе. Сейчас. Немедленно.
        Аудиторию до краёв наполнили суетливые второкурсники, и Влада решила подождать до перерыва. Неудобно ведь идти через всю комнату, двигать стулья, отвлекать преподавателя.
        Она отхлебнула горячего кофе и перевернула по странице в каждой из книжек, которые были разложены вокруг. Схема сплеталась в густую паутину.
        В углу за шкафами завелись белёсые мушки. Влада прихлопнула несколько на столе - они были толстенькими и неповоротливыми, - но геноцид не помог. Прошёл час, или чуть больше, и, потянувшись за яблоком, Влада увидела, как с него вспархивает целый рой бледных мушек. Рука сама собой отдёрнулась.
        Яблоко она доедать не стала, а в перерыве отнесла к мусорному ведру. Оставалось только зайти на кафедру за порцией кипятка. Влада замерла у дверей, держа в онемевшей руке любимую институтскую кружку с надписью «Международный съезд парапсихолгов». Ли однажды подарил.
        Влада замерла, наблюдая, как танцуют у неё перед носом неповоротливые мушки. Она замахала свободной рукой - мушки завертелись быстрее.
        Открылась дверь и едва не ударила её по лицу, еле успела отпрыгнуть. Возникший на пороге Ли вопросительно глянул на кружку.
        - Это которая за сегодня?
        Влада напряглась, пробуя вспомнить. И правда, какая? Она ждала, что Ли наконец-то спросит, как движется схема, но он ничего не спросил и с журналом подмышкой ушёл в угловую аудиторию. Влада вспомнила, что скоро закончится перерыв, и так неудобно топать через задние парты, двигая стулья, смущая лектора, и шмыгнула на кафедру за кипятком.
        Как всегда к обеду пришла выспавшаяся Альбина.
        - Ох, работать-то как не хочется. Ты вообще как, держишься ещё? А я домой, пожалуй, сбегу, как только шеф на совещание уйдёт. Знаешь такое выражение, сгорела на работе? Застряла в серых буднях - так ещё говорят.
        - Угу.
        Влада снимала и надевала очки - схема двоилась, троилась и расплывалась в любом случае. Она осмотрела лежащие вокруг книжки: каждая была раскрыта примерно на середине. Мысленные нити между иголками чуть мерцали, но видя их несовершенство, Владе хотелось расплакаться.
        Нелепо требовать от себя, чтобы настолько сложная схема получилась с первого раза и - безукоризненно. Но у Влады не оставалось другого выхода. Значит, нужно собирать силы в кулак. От кофе во рту горчило.
        - Ты идёшь? Ну ладно, нет - так нет. - Альбина подхватила с крючка перламутровый плащ.
        Белёсых мушек явно сделалось больше. Они сидели на стеклянных дверцах шкафа, на микроскопе Альбины и, что самое противное, в чашке, оставленной на столе. В той, которая «Международный съезд парапсихологов».
        Пользуясь тем, что для студентов ещё слишком рано, Влада протопала через всю аудиторию наискосок и помыла чашку в раковине, в углу. Мушиные трупы утекли в канализацию. Они даже живые были такими ленивыми, что не потрудились вспорхнуть.
        Влада обыскала пространство под шкафами, обнюхала каждый угол, но ничего подозрительно не нашла. Она вернулась на своё рабочее место: мушек больше не было. Впрочем, они могли притаиться где-нибудь в тёмном углу, чтобы только дождаться удачного момента и снова обсесть её кружку.
        К обеду пришла Альбина. Долго потягивалась и расчёсывалась перед зеркалом, ничуть не смущаясь любопытных студенческих взглядов. И как только уселась за микроскоп, тут же принялась болтать.
        - Слушай, от работы кони дохнут, слышала такое выражение?
        - Угу.
        - А завтра выходной, есть планы?
        - Придётся ещё поработать. - Губы произнесли это сами собой, потому что в голове были только тонкие иголки и схема из мысленной паутины.
        Влада услышала себя как будто со стороны и вздрогнула от мерзкого ощущения. Она как будто бы парила над самой собой и разглядывала свою жизнь со стороны - нанизанные на нитку бесцветные бусины серых будней.
        Так. Она окончательно заработалась, нужно сходить на кафедру за кипятком и выпить кофе. Чуть успокоиться и передохнуть, ведь схема никуда не денется. Вот она - выстроенная почти наполовину, тонкие светящиеся паутинки мыслей между иголок.
        - Я сейчас, - бросила она Альбине. Та собиралась ответить, что если Влада домой - или в кафе - то Альбина может пойти с ней, - но не успела.
        Ли крошил в чашку апельсиновую корку, и вся кафедра пропахла апельсинами. У него на столе как всегда громоздились кучи журналов успеваемости, ведомостей, рефератов и ещё какого-то хлама, а над головой вились плети ползучих комнатных цветов. Ли обожал растения.
        - Это какая кружка за сегодня? - вежливо поинтересовался он.
        Влада схватила ртом воздух и выскочила, едва не расплескав кофе по линолеуму.
        Схема в этот день никак не плелась. Влада закрывала глаза руками и сидела так, в полусне. В темноте перед глазами не было ни одного образа, в голове - ни одной мысли.
        Мушки больно кусались. Одну Влада убила на своей руке - мушка превратилась в кроваво-алое месиво. Две другие тут же устроились на шее. Странно, что Альбину они не трогали. По крайней мере, она сидела совершенно спокойно, качалась на стуле, как обычно. Перламутровый плащ, брошенный на спинку, возил по полу рукавом.
        - Слышала такое выражение - застряла в серых буднях.
        - Ещё говорят, сгорела на работе?
        - Ага, - весело подтвердила Альбина. - Может, по пирожному?
        - Прости, мне ещё нужно…
        Кофе в чашке остыл и подёрнулся радужной плёнкой. Влада поднялась и опять села. Было что-то неуловимое и очень страшное во всём этом дне, и в мышино-сером костюме Ли, и в белёсых мушках, и в радостной Альбине, которая сегодня полчаса крутилась перед зеркалом и ловила на себе лестные взгляды студентов мужского пола.
        - Какое сегодня число? - спросила Влада.
        Альбина потянулась к брошенному на стол мобильному.
        - Тринадцатое ноября.
        - Какое? - Владе казалось, она закричала, но реальность исказила её голос, сделала его ложно-спокойным, разве что немного хриплым, как от простуды. Ноябрь всё-таки, самое время простывать.
        - Тринадцатое. А что?
        Она подхватила куртку и увидела вдруг: ветка берёзы за окном сделалась голой. Куда-то пропала сентябрьская сочность жёлто-зелёных оттенков. Город стал серым с примесью голубого льда на месте клумб и газонов.
        Все книжки вокруг были открыты на середине, между тем, как она листала их каждый день, каждый день перебирала страницы, а проклятые книги всё никак не заканчивались. Выцветшие трупы мушек устилали подоконник и дальний край стола. На пенопластовом листе в беспорядке толпились иголки, и не было между ними светящейся мысленной схемы.
        Застряла в серых буднях. Вот что это значит. Влада подхватила сумку и, на ходу пытаясь попасть в рукава куртки, побежала к выходу. Ей наплевать было, что громкие шаги и скрип стульев отвлекали преподавателя.
        Автобус к больнице шёл непереносимо долго, сменялись попутчики. Она ехала от начальной остановки до конечной - почти на самую окраину города, в квартал низеньких пристроек и кленово-пихтовых аллей. Стихийный рынок у остановки был свёрнут по случаю наступивших холодов. Во дворе не осталось ни одной знакомой кошки.
        Дрожа от холода и дурного предчувствия, Влада взбежала по лестнице больничного крыльца.
        - Эй, девушка, девушка, вы к кому? Халат наденьте. В реанимацию нельзя. Вам туда нельзя, сказано же. Вы ему кто? Нет, в реанимацию не пускают посторонних.
        - Но он же пришёл в себя, какая реанимация?
        - Нет, он не приходил в себя. Кто вам такое сказал?
        Медсестра смотрела на неё устало. Ещё бы. Сколько таких бывает за целый день - нервных, требующих открыть тяжёлую дверь с мутным круглым окошком, - Влада и сама понимала, как глупо выглядит. Видно же, что тут пахнет нервным срывом. На месте медсестры она и сама себя и на порог больницы не пустила бы.
        Она села в коридоре на жёсткую кушетку, оббитую коричневым дерматином, и закрыла лицо руками. Слёз не было, но отчаянно ныли скулы.
        Реальность её опять обыграла. Поймала, пережевала и проглотила. У Влады был замечательный учитель и отличный план спасения, она была обязана победить. Но когда у реальности вышли все козыри, она достала из рукава двух ферзей и принялась играть в шахматы.
        Застряла в серых буднях - вот как это называется. Сейчас уже не вспомнить, в какой именно день случился излом. Да и ни к чему это - вспоминать.
        Влада медленно вышла из больницы и спустилась на пихтовую аллею. Промозглый ноябрь подметал асфальтовые дорожки ветром, и Владе стало холодно в сентябрьском плаще. Она шла, загребая ногами жухлые коричневые листья.
        Всё дело в том, что у неё был идеальный план, хороший учитель и много настойчивости, но для борьбы с реальностью всего этого категорически мало. Всей в мире усидчивости и всего в мире мастерства не хватит, чтобы перехитрить вселенскую энтропию. А значит…
        Влада остановилась во дворе-колодце, отчуждённо глядя на разлетающийся под ногами мусор. Значит, ей тоже нужно стать хаосом, влиться в игру по чужим правилам, и тогда у неё есть шанс победить. Хотя бы в одной из множества реальностей. Всего в одной - ей больше не нужно.
        Влада задёрнула шторы. Ноябрьским вечером не так уж сложно создать темноту в маленькой квартире. Если выдернуть все штепселя из розеток, то погаснет экран компьютера и замолчит вечно бормочущее радио, помертвеет дисплей микроволновки. Отключить ещё телефон, вытряхнуть батарейки из дверного звонка.
        Штора на кухне оказалась слишком лёгкой - через неё просвечивали городские огни. Влада влезла на табурет и закрыла окно зимним одеялом. Она перекрыла воду, чтобы даже капли из крана не упало. Ещё раз проверила замки на входной двери - ощупью. Хорошо ещё, что дверь была надёжной, двойной и почти не пропускала звуки из общего коридора.
        Влада закрылась в ванной - пол там был кафельный и немного пах больницей, села в углу между стиральной машинкой и раковиной. Обхватила колени руками. Мороз продрал её по коже почти сразу, но она сидела, стараясь не шевелиться, дожидалась, пока кончится ощущение хорошо знакомой ванной.
        В самом деле, угол стиральной машины, которого Влада почти касалась ногой, ощущался долго, но в конце концов исчез и он. Она подняла голову от коленей - в лицо дохнуло запустением. Она повела рукой по кафельному полу и наткнулась на старую половую тряпку.
        Глава 7
        - Как твой друг? - Ли сидел напротив неё, в извечном мышастом костюме и крошил в кипяток апельсиновую корку.
        Влада скомкала в руке стаканчик от кофе из автомата. Хорошо, что автоматы работают даже по ночам.
        - Плохо. Вчера он всерьёз задумался, чтобы наглотаться моих таблеток, пришлось донимать его звонками с незнакомого номера. Он ведь уверен, что убил меня там, в подвале.
        Ночной институт скрипел половицами, возился шорохами в тёмных углах. Когда те особенно наглели, Влада оборачивалась и говорила: «Цыц», а Ли делал строгое лицо, и шорохи утихали.
        - Ты бы поговорила с ним.
        - Не передать, сколько раз я пыталась это сделать, - невесело усмехнулась Влада. В голове было светло и понятно. Она научилась высыпаться днём и работать ночью, чтобы не зависеть от мыслей вездесущей Альбины и целого калейдоскопа студенческих дум. Так реальность была чище и вывереннее.
        Ли жалостливо покачал головой.
        - Как продвигается работа со схемой? - спросил он, преодолев смущение.
        - Отлично. Ещё пару ночей, и я закончу.
        Может быть, он хотел сказать что-нибудь вроде: «Время дорого, нужно поторопиться», но он знал, что Влада и так работает на пределе сил. Она ведь тоже понимала, как зыбко и ценно всё вокруг.
        Опять заскрипели кафедральные половицы. Ли протянул Владе кусок апельсиновой корки. Она взяла и растёрла в пальцах, вдыхая терпкий запах прошлогодних каникул.
        - Я пойду.
        На прощание Ли пожал ей кончики пальцев.
        Влада включала свет только за шкафами - две яркие настольные лампы, чтобы не вызывать любопытства у охраны и случайных прохожих. Три светящихся окна на тёмной громаде института смотрелись бы дико. Ну и света от двух ламп ей вполне хватало. Мысленная схема уверенно близилась к завершению.
        Владе нравилось работать ночами, хоть её порой и донимали скрипы половиц и ледяные сквозняки. Она не могла спать, только если не валилась с ног от усталости. Стоило закрыть глаза, и перед ними вставали холодные стены подвала. Во сне Влада ощупывала стены и ползла в угол, чтобы забиться туда. Она заставляла себя проснуться и долго лежала, боясь закрыть глаза. Сердце стучало, как колокол. Она боялась, что реальность подсмотрит её сны, и открыть глаза придётся уже в подвале.
        И тогда всё начнётся заново.
        Она не хотела заново - кричать до тех пор, пока не сорвала голос. Замёрзла так, что почти не могла шевелиться. Чистая случайность, что кто-то из местных проходил мимо школы и услышал её крики. Редкая удача, что он не прошёл мимо, а сбегал домой за монтировкой и выломал доски, которыми была заколочена дверь.
        Потом - чужая одежда, глоток чужого разбавленного спирта, местный полуфельдшер-полуветеринар сообщил, что к всеобщему удивлению она ничего не отморозила, да и нога не была сломана - просто сильный ушиб. Только кашляла потом долго - простуда и до сих пор сидела в горле, скреблась там.
        Влада воткнула ряд иголок и потянулась за чашкой с кофе. И одёрнула руку: с края чашки - «Международный съезд парапсихологов» - вспорхнули несколько белёсых мушек. Две лампы на жёстких каркасах одновременно принялись поскрипывать, опуская овальные головы.
        - Чёрт, - пробормотала Влада себе под нос, а потом и вовсе перешла на шёпот: - вот чёрт.
        Она завертелась на месте, растерянно оглядывалась. План «на всякий пожарный» был, но Влада так надеялась, что успеет доплести схему, ведь тут и осталось всего на пару ночей. Неужели всё заново? Она шлёпнула себя по запястью - мушка расползлась кровавой кляксой. Не может быть в насекомом так много ярко-алой крови.
        Влада метнулась к лампам и выдернула штепселя из розеток. Аудитория потонула в темноте, только мысленная схема висела на иголках светящейся паутинкой. Хрупкая - Влада подняла её кончиками пальцев, и несколько изгибов тут же сломались.
        Чёрт.
        Она слышала шаги в коридоре - теперь уже явные шаги, не призрачный скрип половиц. Это было плохо: тот, кто войдёт в аудиторию через пару минут, изломает реальность. Она может не успеть. Ладони вспотели от напряжения - ещё несколько мысленных изгибов прилипли к ним и оборвались от лёгкой тряски.
        В окно лилась серая городская ночь - свет фонарей, бледная подсветка снега, и ни единой звезды на небе. Влада отодвинула два стола, загрохотал упавший стул. Она схватила его за спинку, поставила на пятачок свободного места.
        Обитое дерматином сиденье было холодным. Руки - на колени, на ладонях отпечатались остатки схемы. В мысли впустить осенний ветер. В аудитории прохладно - и это хорошо, пусть замёрзнут кончики пальцев.
        Чёрт, чёрт, чёрт.
        Пустоту в мысли! От волнения в горле у неё застрял ком, и ладони щипало от соприкосновения со светящимися нитями. Мушки больно впивались в шею, в голые руки. Пустота вокруг никак не давалась, а шаги звучали уже совсем близко, они миновали шуршащий коврик у деканата, и вот-вот должна была скрипнуть дверь аудитории.
        Она вздрогнула сразу всем телом, как будто по позвоночнику провели холодным пальцем. Открыла глаза: свет пробивался в коридор через щели в жалюзи. Это был тусклый, сожранный тучами свет, и в стекло монотонно молотил снегопад.
        Голова шла кругом. Влада нащупала у себя на коленях сумку и скомканный шарф. Она грела в коконе из шарфа замёрзшие руки. Горло пересохло. Влада поискала глазами: вроде бы где-то тут был автомат с кофе - но ничего не обнаружилось. Странно, может, она перепутала?
        В слепом отростке больничного коридора стояли два ряда стульев: три у одной стены и три у другой. Напротив Влады устроилась женщина, её голова была замотана цветастым платком.
        - У меня ухо болит, - оправдалась она, перехватив взгляд Влады.
        А справа замерла ещё одна соседка - та с остервенением теребила амбулаторную карту. Свет горел шагах в двадцати справа, у столика дежурного, сюда же долетали его жалкие остатки, и снегопад стучался в близкое окно. Влада прижалась боком к батарее.
        - Вы такая худенькая, - сказала женщина с платком. - Проходите передо мной. Без очереди, ладно?
        - Нет, ну что вы, - выдавила из себя она, глядя в талончик, который тоже обнаружился в гнезде из шарфа. - Вы записаны на пять, а я на пять тридцать.
        Собеседница расцвела:
        - Спасибо. Я тогда первая зайду к врачу, да?
        Влада закрыла глаза, приняв, что вопрос сугубо риторический, но тут же открыла снова: соседка смотрела выжидающе. Пришлось ответить:
        - Да.
        - Вы такая располагающая, - ещё шире разулыбалась женщина.
        Болела голова - вероятно, упало давление из-за снегопада, - и очень клонило в сон, но на самом краешке сознания жила смутная тревога. Влада как будто забыла что-нибудь важное, поздравить друга с днём рождения, например. Болезненно пощипывало ладони.
        За стеной послышались шаги.
        «Сейчас скрипнет дверь!»
        Влада сглотнула, ощущая, как пересохло в горле. Дверь в кабинет врача открылась, оттуда выпал человек в костюме дворового маньяка, пробормотал слова благодарности и потопал к лестнице. Виктор Юрьевич окинул ожидающих взглядом уставшего бога. Увидел Владу.
        - Проходите, заяц, - сказал он и обратился к двум женщинам: - А вы не могли бы подождать? Пару минут, не переживайте.
        Влада зашла в его кабинет, где приглушённо горели лампы и пахло шоколадом.
        - Вы принимаете препараты? - Врач развалился в любимом кресле.
        - Да, - сказала она, поразмыслив, что давно их бросила. Сразу же, как только прочитала о побочных действиях: головокружения, галлюцинации и сердечная недостаточность. И потом, она ведь не сумасшедшая. Просто он этого не поймёт.
        Нельзя с точностью определить, поверил он ей или нет, но переспрашивать не стал. Влада не умела врать. Ему, по крайней мере, точно не могла. Начинала и тут же принималась заикаться и краснеть, как школьница.
        - Есть какие-нибудь жалобы?
        «Голова болит», - чуть было не проговорилась она. - «И ладони жжёт».
        - Нет, всё хорошо.
        Ох, он раскусил её враньё. Наверное, по тому, как Влада морщилась, стараясь победить головную боль.
        - Вы хотите что-нибудь рассказать?
        Убраться отсюда, вот что она хотела. Но голос Виктора Юрьевича как всегда гипнотизировал.
        - Я вспомнила тот подвал. Я была там.
        Он молча кивал. И очень внимательно слушал. Это всегда так подкупало - Владу никто и никогда не слушал так внимательно.
        Вот зачем она пришла - чтобы рассказать ему о подвале. О том, что она не сумасшедшая, и что всё вспомнила. Так она и думала, когда записывалась на приём: всё, это последний раз, она только расскажет ему, что не сумасшедшая, и больше никогда не вернётся в слепой отросток коридора.
        «Запишите меня к Виктору Юрьевичу на приём». Рыбий взгляд регистраторши из-за стеклянной перегородки. «Это психотерапевт?». Надо же, как будто специально издевается. Переспросила второй раз, ещё громче, так что обернулся мужчина, замерший у соседнего окошка регистратуры. «Да. Записывайте».
        - И мы сможем посмотреть на него?
        - Теоретически - да.
        - Отлично. - Он выдвинул верхний ящик стола и зашуршал фольгой. - Завтра суббота. Вы завтра свободны? Мы могли бы съездить.
        Влада открыла рот и снова закрыла. Далось же ему всё это. Тут волей-неволей начнёшь подозревать странное. Что он от неё хочет, запустить в лабиринт, как лабораторную крысу, или пригласить провести вместе вечер?
        - Почему вы так возитесь со мной? Неужели я - такой интересный клинический случай?
        - Понимаете, мы, психологи, думаем совсем не так, как остальные люди. Так вы свободны завтра? - Он снова ломал шоколадку в ящике стола.
        Так странно, - подумала Влада. - Он никогда не ест её, а только ломает.
        - Да. Поедемте. - Она мстительно улыбнулась. Дорогая в одну сторону - пять часов. После такого он точно отвяжется. Если посреди дороги не передумает.
        Она смотрела на ладони, всю дорогу пытаясь вспомнить. Большая чёрная машина осторожно кралась по обледеневшей и неровной грунтовке. Утром Виктор Юрьевич выяснил, что основная трасса перекрыта из-за крупной аварии, и самолично проложил другой маршрут - через лесопосадки, крошечные деревни и брошенные поля.
        - А вы помните эту дорогу? - Виктор Юрьевич говорил без умолку, а из неё тянул по слову. Владе не хотелось говорить.
        - Нет, кажется. - Она отвернулась. Закончились поля, укрытые ватным одеялом снега, и потянулись сгоревшие рощи. Обугленные сосны торчали в небо, как копья. Весь мир от горизонта до горизонта был полон этими соснами.
        Ей показалось, что привычный мир раскрошился и ощетинился в её сторону копьями обгоревших сосен.
        - Ого, - хохотнул Виктор Юрьевич. - А здесь всё погорело. И не так давно, по всей видимости, может, пару лет назад. - Он посмотрел направо, потом налево, хмыкнул.
        Даже укрытые снегом, сосны не делались менее чёрными и обгоревшими. Влада надеялась, что рощи скоро кончатся. Должны же здесь быть поля или дикие степи, в конце концов. Однажды пришлось переехать замёрзшую речушку - скорее даже ручей, но на стрежни лёд истончился и хрустнул под тяжёлой машиной, выступила чёрная вода, как кровь из раны. Влада вцепилась в сиденье. Но выяснилось, что там не так уж глубоко - машина просела на половину колеса и быстро выкарабкалась на берег.
        А выгоревшие сосны всё тянулись.
        Показалась трасса - прогудел тяжеловоз. Грунтовая дорога вильнула лисьим хвостом и закончилась, им пришлось по бездорожью выбираться на трассу.
        - Я помню, - сказала Влада самой себе. - Здесь вроде бы должен быть населённый пункт, Лисички. Точно.
        - Вая, - перебил её Виктор Юрьевич и ткнул пальцем в синий продолговатый знак у дороги. - Уже почти приехали.
        Она замолчала. Воспоминания были сбивчивые и эфемерные, стоило ухватить за хвост одно, остальные тут же прыскали в разные стороны, а то, первое, умирало, оставляя у неё в руках цветастый вздрагивающий хвост, и хвост бледнел, рассыпался тленом.
        Влада ждала, что горелые деревья закончатся и потянутся дома. И дома потянулись, вернее то, что раньше было домами. Перемежались с чёрными копьями сосен обгорелые остовы домов. Те, что были деревянными - самые старые - выгорели до фундамента. Другие, каменные, стояли пустыми коробками.
        Покрывало снега портили разве что птичьи следы. Виктору Юрьевичу пришлось свернуть с трассы, но в селе дорог не было. Дороги угадывались - промежутки между домами и деревьями, как просеки в лесу.
        - Не припоминаете? - опять спросил Виктор Юрьевич.
        Припоминала она или нет, Влада сказать не могла. То большое здание, которое, может, было магазином или клубом, казалось ей знакомым, но так смутно, что она вполне могла принимать за реальное воспоминание дурацкий детский сон или кадр из старого фильма.
        - Ну что ж, я уже рад, что село вроде как существует, - усмехнулся психотерапевт. - Уже хорошо. Не ложное воспоминание. Вы могли, например, проезжать мимо и запомнить что-нибудь.
        - Стойте.
        Она узнала школу - кирпичный остов первого этажа. Остальное сгорело, но справа от школы виднелась груда припорошенных снегом досок - наверное, там был школьный спортзал. Посреди пустой площадки торчал металлический турник. Сосны обступили эту статическую композицию, как молчаливая и терпеливая осада - рано или поздно любая крепость падает к ногам осаждающих.
        Влада выбралась из машины и тут же провалилась по колено в снег. Холодная крупа набилась в сапоги и потекла холодными слезами. Влада зашагала к школе, обходя груды обгоревших вывороченных досок.
        Войти в школу, как оказалось, нельзя, разве что с риском переломать ноги на обледеневших остатках стен. Но там и некуда было заходить - попрыгав у оконных проёмов, Влада разглядела голые стены и кое-где двери, косо повисшие на одной петле. Стёкол в окнах давно не было.
        Виктор Юрьевич подошёл, сопя, и замер. Она ожидала от него вопросов, готовила даже остроумный ответ, но бессмысленно - он молчал, и Влада всё больше ощущала себя ненормальной. Достойная пациентка достойного врача. Интересный клинический случай.
        - Вы знаете, так бывает, - подал голос Виктор Юрьевич. - Наше сознание - как большая колба с двумя горлышками. В одно поступает информация, что-то потом выходит, а что-то задерживается надолго. Воспоминания ищут выход, и нельзя предугадать, какой именно выход они найдут. Если мы вернёмся в машину, я нарисую вам подробную схему. Очень важно понять себя.
        Ладони щипало. Влада мысленно чертыхнулась и полезла на ощетинившуюся кирпичную кладку. Узкие сапоги с гладкой подошвой подходили для городской зимы, но скользили и промерзали насквозь, стоило только выбраться за пределы цивилизации.
        Влада отступила, согревая дыханием ледяные руки. Психотерапевт терпеливо молчал у неё за спиной - она буквально чуяла каждую секунду его молчания, как будто иголки впивались в затылок.
        Иголки. Тесный тёмный лабиринт из иголок, и самые красивые из них - с круглыми золотистыми головками. Ладони щипало от воспоминаний. Она провела пальцем по заснеженной доске - ровная линия оборвалась, потянулась вверх и раздвоилась.
        Вот: правильно, но мало. Влада поняла, что стучит зубами от холода. Всё-таки короткое пальто тоже подходит разве что - до автобуса добежать. Не для сгоревшей деревни.
        Она рисовала линии - вьющиеся от доски к доске, по разбитым кирпичам и осколкам стёкол. Раз - палец сорвался прямо на острый скол, снег испачкался кровью. Но она уже так замёрзла, что не ощущала боли. Линии вились дальше, перетекали друг в друга и ветвились. Они были, как лабиринт, в который должен попасться зверь. Влада была охотником.
        А потом всё оборвалось. Так бывает, когда просыпаешься утром и хочешь вспомнить сон. Кажется, вот сейчас он был перед тобой, как раскрытая книга, и вот уже меркнут буквы, рассыпаются пылью листы.
        Она остановилась. Отчаяние сделалось почти невыносимым.
        - Идёмте, - мягко сказал Виктор Юрьевич, беря Владу под руку.
        Он повёл её к машине, которую тоже припорошило снегом. Влада оглянулась: нарисованные линии были видны и отсюда.
        В такой мороз они долго не исчезнут, - подумала она, чуть успокаиваясь. Мысль отчего-то принесла облегчение. - А вернуться ведь можно в любой момент.
        Они проехали через всю деревню, и Влада узнала ещё один дом - тот стоял на самой окраине, мёртвый и разбитый, как и все остальные. Она долго не могла вспомнить, где же видела его, бродила вокруг, как будто искала тайнопись на стенах, но замёрзла, и пришлось возвращаться.
        В машине они пили чай из термоса, и Влада даже отъела кусок шоколадки из бардачка. Оказалось, она там была совсем переломанной, даже не на квадраты - на четвертинки квадратов. А Виктор Юрьевич ничего не ел.
        - На чьей вы стороне? - не выдержала, наконец, Влада.
        Он только улыбнулся - не понял вопроса. Но она молчала так долго и смотрела так выжидающе, что ему пришлось отвечать.
        - Разве это имеет значение, на чьей я стороне? Имеет значение только то, как мы собираемся действовать.
        - Имеет значение, раз вы поехали со мной. У вас есть кусочек мела? Дайте. - Влада бесцеремонно протянула к нему руку ладонью вверх.
        И почти не удивилась, когда он достал из того же бардачка ополовиненную упаковку школьного мела и два толстых маркера - синий и красный. Красный, впрочем, высох и не писал, а только скрипел за двоих.
        Влада выбралась из машины. Холоднее сделалось примерно в два раза, но речи о том, чтобы помедлить и сжевать ещё шоколадки, даже не шло.
        «Быстрее», - говорило что-то внутри неё. - «Шаги в коридоре. Ты не успеешь. Посмотри на свои ладони. Быстрее».
        Влада посмотрела - руки уже не щипало, а саднило, как от глубоких царапин.
        «Быстрее. Шаги уже близко».
        Выяснилось, что маркер на морозе едва-едва красил синим выцветшие кирпичи старого дома. Зато мелки подошли как нельзя лучше. На почерневших от гари кирпичах они оставляли толстые белые линии, похожие на изморозь.
        Влада слышала, как колотится в самом горле сердце. В один момент, когда один мелок исписался, и она чиркнула ногтями по кирпичам, из-под руки вылетели блёклые мухи.
        Пальцы так замёрзли, что хотелось заплакать. Она шипела сквозь стиснутые зубы, а мухи кружились над битыми кирпичами. Вернулась память - и усталость, и страх, и шаги. Теперь уже - по хрустящему снегу.
        «Закрой глаза. Темноту в мысли. Последняя нить мыслелабиринта. Только бы не сорвалась рука».
        Пальцы сделались такими непослушными от холода, а шаги были уже совсем близко.
        «Ну же! Ещё немного, неужели ты не справишься. Темноту в мысли!»
        Она заплакала - слёзы сами собой покатились по щекам. В ушах колоколом стучало сердце.
        Мигнули защитные маячки. На первом этаже они стояли везде, кое-где на втором, а на третьем - ни одного. Туда приходилось тащить фонарик с красной лампой. Иначе никак: в лучшем случае провалишься в яму, утыканную арматурой, и сломаешь ногу, в худшем - воткнёшь себе такую арматурину в живот, и до свидания, до встречи в другой реальности.
        У сущностей реальности и времени нет - им строго безразлично, утро ли сейчас, или полночь, или тихий безветренный вечер. Есть смысл только в одном: когда ты собираешься их увидеть. Почему-то всё чаще люди призывают их по ночам.
        - Одолжи мне немножко своего безвременья, - сказала Влада, когда вошла в брошенную больницу.
        Такой махины, такого огромного каменно-стеклянного трупа в городе больше не было. Ли сунул Владе записку в карман плаща - на клочке бумаги линии и прямоугольники - схема проезда к больнице. О, Влада и без того знала, как сюда добраться.
        Фонарика у неё с собой, правда, не было - выронила на первом же лестничном пролёте, - но пока горели защитные маячки, её не волновала потеря. Влада торопилась: прыгала через ступеньку и нужные слова произносила, задыхаясь. От секунды к секунде Владе казалось, что в шею или в запястье впиваются невидимее мухи. Она нервно чесалась и бежала дальше.
        Только бы успеть. У сущностей нет реальности - она им не нужна, а Владе очень нужен кусочек безвременья, чтобы упасть в него и чтобы всё исправить.
        - Одолжи мне самую малость.
        Она внимательно читала надписи на стенах - белым мелом, красным кирпичом, красной краской и чёрными потёками, - больница всегда разговаривала так. В этот раз больница пропускала её. Надписи попадались всё больше белые, неразборчивые. Это был хороший знак - если бы больница написала «уходи», это пропустил бы разве что слепой.
        Влада помнила схему наизусть. Здесь, чтобы не заблудиться, приходилось надеяться только на себя, потому что больница путала любые карты и выводила из строя приборы. Потому Влада изрисовала схемой несколько тетрадных страниц - и наконец-то запомнила её.
        Комната была не самая большая, может, кабинет врача или типовая палата. От входа так далеко, что уже успеваешь забыть, какого цвета дневной свет. Вправо по коридору с эркерами, дальше - через залу с пустой чашей бассейна - и ещё шагов пятьдесят по тёмному отростку коридора. Комната была с двумя окнами - слепыми заколоченными окнами, - и провалом в центре.
        - Здравствуй, - сказала Влада, потому что все любят вежливость - даже сущность старой больницы. Она достала из кармана куртки белый школьный мелок. Белый - потому что это цвет безопасности. Красный вызывает в них беспокойство, чёрный - заставляет молчать, любой другой они не видят, а вот белый - в самый раз. - Здравствуй, послушай меня, пожалуйста.
        Свет фонарика сделался таким бледным, что не мог дотянуться даже до пола у неё прямо под ногами. Касаясь стены рукой, Влада прошла вглубь комнаты. И там принялась на ощупь воспроизводить мыслесхему, которую выкалывала тонкими иголками на листе пенопласта, и которую рисовала на стенах сгоревшей школы.
        Общаться с сущностями - вовсе не то же самое, что говорить с людьми. У сущностей нет слов, они различают только пульсирующее желание, самую яркую внутреннюю силу, самый яркий мысленный свет. Влада - серая мышь Влада, Влада, которую, бывало, просто не замечали дома, в институте, на улице - не была такой яркой, чтобы говорить с больницей на равных. И ей приходилось рисовать себе эмоции.
        Больница внимательно слушала её, выжидательно молчала вокруг. Влада закрыла глаза, потому что так было легче воспроизводить память на холодной стене. Пальцы помнили уколы и царапины.
        - Ты слышишь меня? - повторяла она и, слыша собственный голос, пыталась не сойти с ума. Если не выйдет сейчас - не выйдет никогда.
        Прочь эти мысли! Мир - то, чем он кажется. Вдруг реальность опять подслушает её и примет именно такую форму. Влада отчаянным усилием сворачивала мысли в другое русло - всё получится, всё просто обязано получиться.
        Спокойнее. Осталось всего три или четыре мыслекоридора. Не отрывать мела от стены, иначе сорвётся прямая линия. Не думать ни о чём другом, иначе реальность подслушает.
        - Слышишь меня.
        Ветер из глубины больничных коридоров принёс ей запах лежалых листьев и гниющих яблок. Это означало: «Да». Влада судорожно вздохнула. Больница её слышала.
        - Тогда слушай дальше.
        Правая рука онемела. Чтобы удержать кусочек мела, Влада поддерживала правую руку левой.
        - Твоё безвременье.
        Сквозняк со вкусом талого снега: «дальше».
        - Я хочу взять у тебя немного.
        Три глухих удара в стену: «предупреждаю - это опасно».
        - Я знаю, - сказала Влада, чуть не плача. Рука совсем ничего не чувствовала, но каким-то чудом продолжала выводить на стене извилистые линии. Ни разу не сорвалась. Неужели у неё получится?
        - Дай мне один шанс.
        Маленький сквозняк пощекотал ей шею пушистым хвостом. Она не шевельнулась в ответ. Шевельнулась бы - и всё, конец меловой схеме в тёмной комнате. Сквозняк шевельнулся настойчивее.
        Нет, не сквозняк. По доверчиво обнажённой Владиной шее ползла нахальная муха. Влада дёрнула плечами, но муха не обращала внимания, ползла дальше. Ещё одна - забралась под куртку и щекотала спину. Влада дёрнулась сильнее, чудом не оторвав руку от стены. Плечи и руки свело. Ещё парочка мерзких мушек ползала по рукам под одеждой.
        Её отбросило, швырнуло на пол. Под руками оказалась холодная каменная плитка - не бетонный пол больницы. Влада себе не поверила. В кромешной темноте она на ощупь доползла до стены. В пальцы колючками впилась изморозь. Чуткие подушечки пальцев не нашли меловой пыли.
        Влада ощупью, по стене, добралась до двери. К тому времени глаза так и не привыкли к темноте, она всё равно казалась сплошной, даже не тёмно-серой, как в замурованных коридорах больницы. Всё потому что больница была живая, подвал - мёртвым.
        Влада нашарила дверь, толкнулась в неё - ничего. Она сползла по двери на пол и села там, свернувшись в тёплый комок. Тепло медленно уходило из её тела.
        Неужели всё заново? Опять кричать, звать на помощь. Опять добираться до города - пять часов, если на машине, или шесть с половиной, если успеть на электричку. А потом - к Ли, в институт, или в больницу, чтобы рисовать мелом на старых стенах. Выкалывать мыслесхему на листе пенопласта и заливаться кофе, слушать болтовню Альбины или скрипы половиц в ночном институте. И когда в следующий раз её настигнет реальность?
        А если ничего не предпринимать? Если позволить себе просто умереть на кафельном полу бывшей столовой? Интересно, в какой реальности она тогда возродится. Будет ли помнить, или опять - только ладони засаднит. Вот бы попасть в лето. Владе до ужаса надоели снег и морозы, равно как и осенняя дождливая мерзость.
        Всё бессмысленно. Человеку не победить реальность, хоть сколько умен и опытен он бы ни был. В конце концов, она так устала. Она так хочет обратно в нормальную жизнь, что сил не было даже выть от тоски.
        Интересно, каково это, умирать?
        Глава 8
        Они сидели на крыльце, на верхней ступеньке. Гудели в августовских сумерках комары. Сосед вышел на дорожку перед домом - покурить и побродить перед сном. У будки сонно топтался Командор. Они сидели, накрывшись одной курткой.
        - Ты знаешь, что здесь есть старая школа. Если хочешь, можем сходить туда завтра, посмотришь. Вдруг что-то дельное найдётся, - сказал Кир под комариный аккомпанемент.
        Влада пожала плечами.
        - Я спрашивала у твоей мамы, но она сказала, у вас здесь нет аномалий.
        - Ну да, про школу вообще-то страшилок не ходит. Но ты же любишь такие места. А нашим кладбищем даже ребёнка не напугаешь. - Кир махнул влево и снова опустил руку Владе на плечо.
        - Пойдём, - улыбнулась она. - Нужно ведь и прогуляться.
        В доме по очереди захлопали двери, и на крыльцо выбралась взлохмаченная Зарина в домашнем халате. Она почесала в голове вязальным крючком.
        - Вас тут комары ещё не до костей обглодали? - Она перехватила взгляд Влады. - Что? Крючок. Валялся тут у мамы. А что, удобно голову чесать.
        Она скрылась в доме, оставив дверь распахнутой, как настойчивое приглашение: «Не войдёте, так напустите комаров в дом». С кухни донёсся свист чайника, потом - звон посуды. В буфете, кажется, лежали накрытые кружевной салфеткой остатки сырных кексов Владиного производства.
        Влада посидела ещё немного, цепляясь за сползающий край куртки.
        - Думаешь, у нас получится? - спросила она полушёпотом. Знала ведь наверняка, что Кир хочет спросить её о том же, но не решается. Она и сама до сих пор не решалась, но тревога победила.
        Он прерывисто вздохнул.
        - Не знаю. Но хоть так. По крайней мере, мы снова вместе, и пока что август. Может, ещё пару часов…
        Он замолчал и опустил глаза. По краю последней ступеньки бежали муравьи. Там, наверное, проходила муравьиная дорога. В тишине с яблони упало яблоко.
        - Я тебя не отпущу, - сказал он.
        Любитель красивых слов, чёрт возьми. Влада усмехнулась, спрятав ухмылку в сумерках.
        - Реальность сделает кувырок, и отпустишь.
        Кир промолчал - с тем особенным выражением лица, которым всегда показывал своё недовольство. Поджимал горько губы. Наверное, точно так же он кривился, когда заколачивал досками двери в брошенную столовую. И когда собирался проглотить горсть её таблеток. Не отпустит, ну да.
        - Может, пойдём спать? - предложил Кир, не глядя на неё.
        Влада потянулась и захлопнула дверь. Голоса и звон посуды сразу исчезли, предоставив всю тишину комарам и цикадам.
        - Спать? Я не знаю, что со мной произойдёт через пару часов. Давай ещё посидим.
        Главное - и правда не заснуть. Она окинула глазами сад, раздумывая, чем бы занять себя, чтобы не потерять бдительность. Кофе бы, но хорошего кофе в здешних магазинах не водилось.
        - Как думаешь, если мы и правда доживём до завтра и пойдём в школу, сущность будет там? - сказал Кир только ради того, чтобы не молчать.
        Влада пожала плечами, и куртка снова поползла вниз. Августовский вечер мазнул неприятным холодом.
        - Нет. Не должна. Ведь сущность - это я, а я здесь, я ещё не умирала.
        Он выпустил её плечо - как будто случайно.
        - Подожди. Но если так, то почему тогда…
        Кир замолчал. Он иногда делал так - замолкал на самом важном месте, чтобы додумать мысль, и Влада обычно терпеливо дожидалась продолжение - пусть додумает до конца, так будет правильнее. Но сейчас её как будто хлестнули крапивой. Она сорвалась.
        - Что тогда? Ну что, что? Ты можешь договорить?
        - Тогда почему мы в самый первый раз пришли в школу, и ты увидела там сущность? Это какое-то исключение из правил, да?
        Влада задохнулась, больше от злости, чем от внезапного понимания. Почему она злилась, на что, любопытно? Вдруг именно на то, что сама не увидела эту простую и складную мысль. Ведь тогда она встретила саму себя на холодном кафеле брошенной столовой. Почему это не показалось ей странным? Углубляться в подобные мысли не хотелось, и это уже стало привычкой. О страшном - не думай, ведь реальность может подслушать.
        - И что? - растерялась Влада. Растерялась и тут же растеряла всю злость. Куртка сползла окончательно, и под маскировкой августовского вечера проступили предновогодние морозы. - Что это может значить?
        Кир смотрел удивлённо, ведь это она должна была объяснять ему и рисовать графики палочкой на дорожной пыли. А выходило так, что объяснял он.
        - Может быть, реальность была сломана ещё до тебя? Может быть, она всегда была такая, задолго до тебя?
        Ну вот, он это сказал. Влада отвернулась, проговаривая про себя ту, самую важную фразу: «ещё до меня». Когда они в первый раз шли к школе, реальность уже кувыркалась, как акробатка на манеже цирка. И все эксперименты с иголками и вязальными крючками - баловство наподобие того, когда ребёнка сажают на пассажирское сиденье и дают ему в руки игрушечный руль. Машиной управляет взрослый водитель, а ребёнок крутит руль и старательно жужжит.
        Влада рассмеялась. Оказалось, что беглая мысль о собственной невиновности могла принести огромное облегчение. И август снова сделался тёплым и парным, как молоко. А потом страх вернулся.
        Если не она, тогда кто? И когда? Где искать точку излома? Именно ту, до которой всё было хорошо, а после стало плохо. Ведь если не знать, где точка, тогда не сработает ритуал с мыслесхемой, и задача усложняется десятикратно. Кто решил устроить ей такую страшную казнь?
        Ведь не было же ничего из ряда вон. Серая мышь Влада, неприметная, неразговорчивая, всегда сидит за шкафом, в самом углу, и если даже туда кто-нибудь зайдёт - совершенно случайно, - её вряд ли заметят. Её забыли взять в экспедицию. Обидно, но не смертельно. А Кир её пожалел - вот он-то Владу всегда замечал, даже когда она сидела на табуретке в своей квартире и никому ни на что не жаловалась, - Кир предложил поехать к его родителям.
        «Там столько звёзд», - сказал он, опускаясь на корточки рядом с её табуретом. - «Ты никогда столько не видела. И Командор. И полный сад яблок, слив и абрикосов».
        Влада не поверила сначала. Так не бывает, чтобы яблоки и абрикосы росли прямо у дороги, созревали и подали под ноги прохожим, и никто бы их не ел. Влада всегда срывала абрикос, когда проходила мимо, даже если не была голодна. Потому что в её жизни никогда раньше не было абрикосов на ветках. Только в мёртвом полиэтилене на магазинном прилавке. Фу, гадость.
        Суслики - смешными столбиками по всей степи. Владе казалось, что сусликов на самом деле не больше пяти, и все они бегут за машиной, бегут-бегут и вдруг становятся в стойку, чтобы проводить их взглядом, и снова бегут. В её жизни никогда раньше не было сусликов. Когда же сломалась реальность?
        Она прихлопнула будильник за минуту до звонка. Оглянулась на Кира: тот спал, как ребёнок, обижено поджав губы. Влада тихо встала. Футболка и шорты валялась в кресле - вечером она специально не стала складывать одежду в шкаф, чтобы утром не перебудить весь дом скрипом дверец.
        Влада вышла в сырое утро. Сонный Командор поднял голову от лап и недоумённо посмотрел на Владу, укутанную в сиреневый утренний туман.
        - Тихо, - сказала она псу, и он послушно улёгся досыпать.
        Дорогу до школы Влада вспомнила сразу, хотя ещё вчера вечером не смогла бы объяснить, как туда пройти. По туману она шла, как по кромке моря. Светлело небо над старым коровником, и где-то хрипло закричал первый петух. Ему вторили собаки на другом конце села.
        Она забралась в высокую траву и сразу же промочила ноги. Непротоптанная тропинка к школе оказалась дольше всей предыдущей дороги. Примерно на середине Владе сделалось жутко, и ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться и привести в порядок чувства.
        В школе стояла та же мёртвая тишина, что и на сельских улицах, даже петухи больше не подавали голосов. Дверь в столовую была завалена хламом. Ломая ногти, Влада оттащила в сторону старую парту. Оттолкнула несколько досок, перепачкав руки в чёрной пыли.
        Дверь поддалась сразу же, и подвальный воздух окатил Владу с головы до ног. Пахло здесь как в любом другом нежилом помещении: землёй, пылью и старой половой тряпкой.
        - Эй, - тихонько позвала Влада, делая пару шагов вперёд. Она ещё дотягивалась до утреннего света, сочащегося вниз по лестнице, но уже стояла в темноте. - Эй, выходи.
        Никто не отозвался.
        Она прошла дальше, касаясь стены. Влада никогда не могла похвастаться особенными талантами в призыве сущностей. Потому как таланты и аспирантура вещи разные: у кого-то такой сильный внутренний голос, что сущности сбегаются к нему со всего города и окрестных деревень, а кто-то пишет диссертацию и до боли в глазах, до потери зрения выкалывает булавками мыслесхемы. Талантливые обычно мало работают и ничего не добиваются, или много работают и быстро сгорают. Или их жрёт какая-нибудь особенно неподатливая сущность. Бесталанные благополучно получают учёную степень, если не слепнут к третьему году аспирантуры. Каждому своё.
        У Влады особых талантов не было, и поэтому она не удивлялась, если на первый, второй и двадцать пятый зов к ней никто не являлся. Она пробыла в подвале школы так долго, что сорвала внутренний голос и промёрзла до костей.
        Кафель для неё уже начал пахнуть кровью, когда Влада поняла, что к ней никто и не выйдет. Нет здесь никого. Пустое мёртвое помещение. Давно брошенная школа.
        Вытирая слезящиеся глаза, Влада поднялась по лестнице. Что произошло, куда пропала сущность - пока не важно, она подумает об этом за завтраком. Подламывались от усталости ноги.
        Она выбралась на крыльцо и замерла: села вокруг школы не было. Канули в туман старый спортзал, и турник, и кукуруза. Все пространство до горизонта занимала степь, и высокий ковыль лениво качался от ветра. Туман полз по степи клубами.
        Влада шагнула в туман и только тут испугалась. Она бросилась бежать в ту сторону, где раньше была заросшая дорожка. Страх схлынул, когда она так глубоко забралась в степь, что в тумане потерялась школа.
        Влада просто устала бояться: реальность под ней ломалась так часто, что не сосчитаешь. Но всё равно глупая земная душа каждый раз сжималась в комок. Влада утихомирила дыхание. Нужно было искать выход, а не паниковать.
        В кармане шорт лежал телефон. Она нащупала его и замерла.
        Номер Кира был вбит одним из первых. Ни на что особенно не надеясь, Влада набрала его. Потянулись хриплые гудки. Очень долгие и безразличные. А потом трубку подняли.
        - Алло, - произнёс Кир далёким чужим голосом.
        - Доброе утро, - сказала Влада, потому что нужно же было с чего-то начинать. - Я была у старой школы и снова провалилась. Здесь ничего нет. Нужно придумать, как выбраться.
        - Стой, - прервал он её, и голос вдруг стал чище: Кир проснулся окончательно. - Я вышел в коридор, но ты спала в комнате. Я точно знаю, я видел тебя, ты спала.
        Влада совершенно озябла, а ноги в кроссовках промокли. Она стояла посреди степи, переминаясь с ноги на ногу, и ковыль щекотал ей коленку.
        - Нет, это другая реальность.
        - Что?
        Влада чуть не закричала от ярости. Она чёрт знает как дозвонилась в другую реальность, стоит посреди поля и боится, что связь вот-вот прервётся, а он ещё смеет не понимать.
        - Вытащи меня отсюда!
        - Ты спишь в комнате.
        - Нет!
        - Ты…
        Телефонная трубка захрипела ей в ухо. Это были не гудки - жуткие потусторонние звуки, которые Влада предпочла бы никогда не слышать. Она сунула телефон в карман и пошла. Не куда-то, а просто пошла - здесь, наверное, не было пространства как такового. Было совершенно всё равно, куда идти.

* * *
        В тёмном коридорном аппендиксе никого не было. Влада посмотрела на часы и села - пластиковый стул в дырочку, первый в ряду, чтобы поближе к кабинетной двери. В противоположном конце коридора простучала каблуками дежурная и уселась за свой стол. В здании больницы утробно загудели лифты, почему-то все разом. Влада закрыла глаза и принялась ждать.
        Виктор Юрьевич пришёл в восемь ноль две - электронные часы рядом со столом дежурной показывали так. Кажется, он совсем не удивился, заметив Владу, кивнул ей, доставая из кармана ключи.
        - Проходите.
        Она поднялась.
        В кабинете было холодно. Отопление ещё не включили, а ранняя осень вдруг ударила заморозками и сшибла сразу все листья с деревьев. Влада и Виктор Юрьевич даже не снимали курток, так промёрзли.
        - Мне нужна ваша помощь, - сказала Влада без предисловий. И добавила: - Жизненно необходима.
        - Тогда рассказывайте.
        Она сглотнула.
        - Только выслушайте до конца. Мне очень нужно поверить в то, что я есть. Дело в том, что у меня нет собственного мира.
        Он склонился вперёд, скрещивая руки на столе. Владу чуть смутило такое внимание. Психолог, конечно, всегда её слушал, как и любого другого пациента, но сейчас его внимание прошило Владу насквозь и застряло глубоко под рёбрами, как рыболовный крючок. И не планировало отпускать без боли и крови.
        - Общей реальности не существует, - сказала она судорожно, как будто всхлипнула. - Для каждого есть своя реальность. В вашей, например, я сумасшедшая, которую нужно кормить таблетками. В реальности одного моего друга я умерла в школьном подвале. В реальности моего научного руководителя я бесконечно выкалываю схемы. Я собиралась исправить всё, совершив ритуал в заброшенной больнице. Я так готовилась к нему, но когда у меня всё-таки получилось туда прийти, я не смогла его завершить. А всё потому что это тоже чья-то реальность, а не моя. Я не могу вернуться в свою реальность, потому что у меня её нет.
        Виктор Юрьевич молчал. Даже не ломал невидимую шоколадку в верхнем ящике стола. Его руки были неподвижны. Рыболовный крючок под рёбрами Влады зашевелился, разрывая мягкие ткани.
        - Я словно бы вообще не существую. Я есть, только если попадаю в зону действия чужих реальностей, понимаете?
        - Нет. Вы же ждали меня здесь, сидели на стуле. Как вы могли не существовать? - Он криво улыбнулся, извиняясь. - Может быть, вам кажется, что я задаю глупые вопросы, но я должен понять. Это интересно. У нас, психологов, другая логика.
        Влада торопливо кивнула.
        - Сидела, потому что уже приблизилась к вашей реальности и поэтому начала существовать. А до этого два месяца меня не было. С тех пор, как я сидела с Киром на крыльце, тогда был конец августа. А сейчас середина октября. В промежуток между - я не существовала.
        - Но раньше, раньше же вы сами приходили ко мне.
        Она глубоко вздохнула, как после долгого плача.
        - Да. Потому что вы меня ждали, помнили. Вот я и приходила.
        - Так чем я могу вам помочь? - медленно произнёс Виктор Юрьевич.
        Тишина была слишком долгой. Влада напряжённо размышляла - чем же.
        - Мне нужна собственная реальность. Чтобы я смогла жить, как все. Я так устала прыгать по чужим жизням.
        Он вздохнул, подхватил со стола синий маркер и покрутил его в руках.
        - Давайте попробуем.
        Влада боялась смотреть на часы. Серое утро за окном оставалось тем же серым утром, но это ничего не значило: причуды погоды или новый изгиб реальности, всё равно. Ей казалось, они просидели в кабинете целую вечность, и никто не стучался в двери, не было слышно шагов в коридоре.
        - Меня на самом деле не существует, - повторила Влада.
        - Когда вы поняли это?
        - Не так давно. Я исчезаю, если вокруг меня никого нет. Если нет чьей-нибудь жизни, в которую я могла бы приткнуться.
        - Хорошо, давайте поставим вопрос так: вы когда-нибудь существовали?
        Влада задумалась, глядя в окно. За ним оранжевый подъёмный кран двигал длинным носом, таская белые кубики вверх и вниз. А за стройкой горизонт закрывали новенькие высотки. Высотки, конечно же, существовали. И кран, и призрак рыжего солнца. И где-то на расстоянии пяти часов пути существовала заброшенная школа с кафельным полом в подвале.
        - Я не знаю.
        Виктор Юрьевич прошёлся по комнате, выдвинул из угла ещё один стул и зачем-то уселся позади Влады. Она видела его боковым зрением - неясное движение.
        - В психологии нет понятия «я не знаю», есть понятие «я не хочу говорить или не хочу вспоминать».
        Когда она существовала? Пять лет на последней парте - оттуда неудобно было смотреть на доску и приходилось надевать очки, но там, в углу аудитории, Владе было спокойнее, на неё никто не пялился. Мама и младшая сестра Кристина с кучей срочных проблем: «Мы идём покупать Крисе осеннюю куртку», «Мы сели на диету и едим одни овощи без масла», «А Крисе задали такой сложный реферат, мы срочно за него садимся». Две девочки-соседки из комнаты в общежитии: одна красится по целому часу, каждое утро, другая - без остановки говорит. Научный руководитель: милый Ли, вежливый, представительный, всегда готовый помочь Ли. Он забыл взять Владу в экспедицию. Просто забыл про неё, и всё.
        Она думала, что владеет реальностью, а на самом деле… Когда Влада существовала?
        - Вы нервничаете? - спросил Виктор Юрьевич.
        Встал с места, прошёл обратно, к столу. В верхнем ящике, оказывается, лежала целая пачка белых бумажных салфеток. Он достал несколько и положил перед Владой. Она скомкала одну в кулаке.
        - А что, если я не существовала никогда? Что, если всё безнадёжно?
        Он был так самоуверен:
        - Знаете, в сфере, где я работаю, нет ничего безнадёжного.
        Она помолчала ещё и сказала:
        - Я не могу вспомнить. Ничего ведь не произошло, всё было как всегда. И даже если я думала, что что-то идёт не так, я тут же об этом забывала.
        Синие чернильные записи в тетрадях - все тетради мама выбросила, чтобы не занимали лишнего места. Влада хотела забрать их себе, но не успела. Или тетради исчезали сами собой, растворялись, как всё, что касалось Влады.
        Или вот ещё. Она сидела на лестнице, в доме родителей Кира, на коленях - ноутбук. Кир болтал с Зариной, с Зариной, которая, как обычно, заполнила собой всё пространство. В пространстве не нашлось больше места для Влады. И в какой-то момент её не стало.
        - Что нужно сделать, чтобы начать существовать? - Виктор Юрьевич вернулся на своё место позади Влады. Выдвинул ещё один стул. Скоро комната превратилась бы в зал заседания невидимок. Столько стульев и только двое настоящих людей. Точнее даже - всего один.
        - Я не знаю.
        - На самом деле вы знаете. Если вы сидите тут, передо мной, и просите помочь, значит, вы когда-то существовали. Просто потерялись. Знаете, ребёнок теряет маму в супермаркете, тётенька-администратор в форменном платье берёт его за руку и объявляет по громкой связи…
        Влада комкала в руке бумажную салфетку.
        - Позвать? - сказала она странно высоким голосом.
        - Да. Идите сюда. - Виктор Юрьевич кивнул на тот стул, на котором сидел до этого, а сам выдвинул другой. Так, что снова оказался за спиной Влады. - Позовите себя.
        Она села, внутренне замирая от страха. Было тихо, даже не тикали часы. Влада сомневалась, что мир вокруг ещё существует. Взглянуть бы на кран: поднимает ли он белые кубики на крышу стройки, или тоже замер. Она глупо смотрела на пустой стул, где сидела за секунду до этого. На столе рядом валялась скомканная салфетка.
        Всё бы ничего, но Влада на самом деле видела её, ту, которую нужно было вернуть. Бестелесная, маленькая и слабая. У неё не было голоса, чтобы позвать на помощь из школьного подвала. Не было рук и ног - не было тела. Всё, что она могла - беззвучно выть. Она вся состояла из собственного воя.
        И Влада поняла вдруг, что должна заговорить с ней.
        - Не бойся, - сказала Влада. - Ничего не бойся, я тебя найду. А когда найду, я буду тебя защищать.
        - От кого? - подсказал из-за плеча Виктор Юрьевич. Странно, но его слова не помешали и не спугнули её - сущность ещё сидела на стуле, на котором пару минут назад сидела Влада. Внимательная, дрожащая, бестелесная сущность.
        - Ото всех. Я правда смогу.
        Молчание затянулось на неопределённо длинную секунду.
        - Я найду тебя. Только подскажи, где искать.
        - Нужно сказать что-то ещё? - негромко произнёс Виктор Юрьевич, беря Владу за плечо. Она едва заметила его прикосновение: она вся тянулась к немёртвой девочке.
        - Да. Прости меня. Прости, что я отреклась от тебя. Ты мне нужна.
        Влада промокнула уголком салфетки влажные глаза. Кроме них двоих в комнате теперь никого не было. Виктор Юрьевич неторопливо прошёл к своему креслу, открыл верхний ящик стола и захрустел фольгой.
        - Что вы чувствуете, Влада? Помните, был фильм, где персонаж собирал куски древней реликвии по разным древним храмам, подземельям и гробницам? Вам придётся делать практически то же. С одним только отличием: вы не знаете, где искать. Я вам помогу, конечно, но вы же понимаете, что делать придётся самой?
        Она тяжело вздохнула: подъёмный кран за окном не шевелился, потом мир вдруг дрогнул, прошёлся мутной волной от окон до самого горизонта, и кран повёл длинным носом. Зашуршали в коридоре деликатные шаги.
        - Я знаю, где буду искать, - сказала Влада. - Но вы должны ждать меня. Чтобы я вернулась.
        Пока у неё было время - крохотная крупица времени, оставшаяся после встречи с Виктором Юрьевичем, - Влада поспешила домой. Квартира встретила её угрюмой темнотой задёрнутых штор и запахом лежалой пыль.
        Верхний ящик письменного стола был завален ксерокопиями статей, клочками бумаг с записями и целой стаей исписанных блокнотов. Влада выпотрошила его на пол и среди застрекотавших о паркет остовов ручек нашла старый мобильный телефон.
        Он всё ещё работал, и в батарее оставалась половина заряда. Влада сунула в холодное пластиковое тельце работающую симкарту. Мобильный приветливо пиликнул. Она уложила его посреди стола и опустилась на табуретку. Сейчас всё исчезнет.
        Она открыла глаза у забора - металл шёл застывшими волнами, а по опорам вилась фасоль с белыми и фиолетовыми цветами. Влада машинально сорвала пару бархатисто-тёплых стручков и бросила их в ведёрко, стоящее под ногами.
        - Девушка, эй, девушка!
        Солнце напекло голову, хотя Влада и додумалась надеть бейсболку. Ноги загорели как раз по линию шорт, руки - по самые бретельки майки, а на носу облезала кожа.
        - Девушка! - снова позвали.
        Влада подхватила ведёрко и прошла до калитки. На улице, на грунтовой бугристой дороге стояла блестящая машина. Молодой парень - явно водитель - вылез под солнце и облокотился на дверцу. Это был парень как парень: торс, обтянутый футболкой, светлые брюки и огромные солнцезащитные очки по последней моде.
        - А хотите, я вам фасоль через забор перекину? - Он указал на идущий волнами металл.
        Влада посмотрела: плети с фиолетовыми цветами и правда переползли через забор и тянули побеги к абрикосовому дереву.
        - Перекиньте, - сказала она неловко и почесала облезающий нос. Всё равно фасоль придётся собирать до конца. - Спасибо.
        Чувствовала себя такой неловкой, такой некрасивой в обтрепанных шортах. Ведёрко покачивалось в руках и стучалось о колени.
        - Эй, ты чего, не узнала? - обалдело переспросил Кир, стягивая очки.
        Влада пригляделась: и правда, его машина. В солнечных бликах она не разглядела сразу. Она с облегчением улыбнулась. Зацепиться за его реальность - это же куда лучше, чем за реальность какого-нибудь мимо пробегающего парня.
        - А ты почему не на работе? - Она открыла калитку и вышла на траву перед домом, как была - босиком. Командор вспрыгнул на крышу будки и приветственно загавкал.
        - Как это, почему? Ты же сама попросила меня приехать. А ты чем тут занимаешься? Мама эту фасоль вечно выбрасывает вместе со стручками. Говорит, возни с ней.
        У Влады кольнуло внутри: что-то шло не так. Но она виду не подала. Рассказала ему, что собрала падалицу и приготовила отличное варенье с корицей - вон оно, стоит под кухонным окном. А фасоль она тоже закроет в банках, с луком и специями, у мамы полный погреб пустых банок, а у Влады - полная голова дурацких мыслей, от которых спасает только бытовая суета.
        Её не взяли в экспедицию - не сбылась мечта всей жизни. Но зато вечером можно было сидеть с ноутбуком на крыльце, под светом жёлтой лампы, которая в металлическом каркасе над входной дверью. Ну и что, что искусали комары.
        - Ты знаешь, что здесь есть старая школа, - сказала Влада одним утром, пока Кир дожевывал оладушки. - Если хочешь, можем сходить туда, посмотришь. Вдруг что-то дельное там найдётся.
        Она так долго ждала, что это скажет Кир, что в конце концов не выдержала. Он непонимающе поднял брови.
        - Зачем тебе туда? Старая развалина. Давай я лучше покажу тебе старый колхозный сад. Там яблони разрослись, красиво.
        Это была его реальность, и он ею правил, а Влада не могла. Она только улыбалась, надеясь, что улыбка не выйдет слишком уж искусственной. В самом деле ей было тошно: от сладкого запаха варенья, и жаркого солнца, и ещё от игр, которые вела с ней её собственная память.
        Бедное человеческое сознание пыталось вообразить, что ничего особенного не происходит, что просто август и просто неторопливая прогулка до старой школы, где - как твердили все вокруг - никого не было и нет. Владе приходилось то и дело напоминать себе, что она должна сделать, а память играла с ней в поддавки.
        Много раз, помешивая ли варенье в большом тазу, или наблюдая танец мотыльков у лампы, Влада ловила себя на мысли, что всё забыла, и воспоминания нехотя, медлительно возвращались. Она пугалась, до холода в пальцах, до дрожи в коленях, что однажды не сможет вспомнить.
        Утром, как раз тем утром, когда Кир предложил сходить в школу, она откопала в сумке свой мобильный. Ей давно никто не звонил, и брошенный телефон был глух, нем и забыт. Влада помедлила и вошла в меню сообщений.
        «Создать новое».
        «Не бойся. Я смогу тебя вернуть».
        «Отправить».
        Сообщение улетело на знакомый номер - на её собственный номер, и Владе сделалось не по себе. Стало страшно, что сейчас оно вернётся с категоричным отказом оператора. Но оно не вернулось.
        Влада спрятала телефон в карман шорт и спустилась на крыльцо, где её давно ждал Кир, чтобы идти в старый колхозный сад.
        Глава 9
        Дожди заливали маленькое село на самом краю области. По ночам Влада видела из окна своей комнаты ветвистые вспышки молний на краю брошенных колхозных полей. Осень подступала к рощам, обглоданным ветром.
        У неё в комнате было две полки книг, одна из которых - сплошь медицинские справочники, но даже их Влада перечитала. Она всё больше не вставала даже посмотреть в окно, валялась на смятом покрывале. Покрывало пахло кладовкой, и ковёр пах точно так же, и стены, и пыльное бельё в пыльных шкафах.
        - Ты будешь ужинать? - спросили из-за двери голосом Зарины.
        - Не хочется, - шёпотом отозвалась Влада, надеясь, что её услышат.
        Зарина потопала по лестнице вниз - скрипнули вторая и пятая ступени.
        Последнее время она почти не поднималась с кровати. Мама Кира нашла у Влады повышенную температуру, нечёткий пульс и аллергию на абрикосы. Влада, в общем-то, против не была. Она чувствовала себя отвратительно: ломило всё тело.
        Всё из-за проклятой заброшенной школы. Вот и понадобилось ей лезть туда рано утром. День выдался гадким, с самого утра зарядил дождь. Влада бежала привычным маршрутом мимо кладбища, натянув на голову капюшон дождевика, а потом вдруг развернулась и бросилась в сторону школы.
        В кроссовках давно сделалось мокро. Она бежала по раскисшей дороге, по сырой траве, чтобы замереть на лестнице, и чуть погодя спуститься в подвал. Что она там забыла, любопытно? Это было просто старое помещение с пыльным кафелем, с кое-как нагромождёнными стульями и столами. Влада запнулась за один и чуть не растянулись на полу. Она обошла всю столовую по периметру, но ничего интересного там не нашлось.
        Когда она вышла из школы, у неё тут же пропал голос, заломило руки и ноги. Перед глазами то и дело вставала чернота. Влада еле добралась до дома, и сразу, как пришла, рухнула на кровать. Напугала всех до смерти.
        С тех пор она валялась в постели круглые сутки, соображая, на кой чёрт вообще полезла в старую школу. Кир ясно же сказал - развалина, ничего там не осталось.
        «Проклятье», - иногда думала Влада, - «проклятье старой школы, как проклятье фараонов, оно мне передалось».
        Ей стало почти смешно от этой мысли.
        Внизу, в большой комнате, включили телевизор. До второго этажа долетали невнятные вопли и экранный смех. Привычный вечер. Влада поднялась, чтобы задёрнуть шторы. Она собиралась лечь спать, потому что теперь ложилась очень рано. Сбросив на пол скомканное покрывало, она услышала сдавленный писк.
        В сумке нашёлся мобильный телефон. Странно, столько времени он был молчалив, неужели кто-то вспомнил о Владе? Она открыла сообщение. Номер - неизвестен.
        «Не бойся. Я смогу тебя вернуть».
        Бред какой. Вероятно, ошиблись номером. Она бросила телефон обратно в сумку и легла под одеяло. За окном опять шумел дождь и грохотало. Разве в сентябре должно быть столько гроз и дождя?
        - Не сможешь, - сказала Влада, сама не понимая, кому. Уткнулась в подушку. - Ты меня не вернёшь. Ты меня бросила.
        Её комната была её миром. Влада знала теперь каждую щель в деревянных половицах и каждый отогнутый краешек на обоях. Она знала свой мир так хорошо, что могла бы жить в полной темноте.
        Впрочем, в последнее время она так и делала: задёргивала плотные шторы, захлопывала дверь, чтобы даже полоски света извне не просачивалось, и передвигалась почти на ощупь. Она даже читать научилась кончиками пальцев, как слепая, вот только читать ей было без надобности: она и так уже наизусть помнила все имеющиеся книги. Даже медицинские справочники.
        Из равновесия выводил только мобильный телефон. Время от времени он начинал пищать и подмигивать. Влада брала его в руки - номер звонившего оканчивался на три ноля. Вибрация и писк вывели её из себя - Влада зашвырнула телефон в угол комнаты. Он стукнулся об пол, завалился между стеной и кроватью, но даже оттуда мигал мертвецким экраном.
        - Ничего не получается, - сказала Влада, пересаживаясь в последний раз.
        Кабинет снова напоминал зал заседания невидимок. Виктор Юрьевич стоял у стены, всегда - за спиной Влады, а она долго и молча пересаживалась со стула на стул, задерживаясь на каждом минуту, не больше, но так и не смогла ничего ощутить.
        - А вы думали, всё будет так просто и быстро? Нет, исправлять ошибки всегда труднее, чем совершать.
        У Влады сводило скулы. В ответ на очередной вопрос Виктора Юрьевича - о том, что она чувствует, - она в который раз выдавала только банальнейшие сентенции о пустоте внутри себя. Скулы сводило, а вот слёз не было.
        - Видите, всё не так просто, - говорил он - тоже не в первый раз. - Вы хотели - раз, и всё. Войти в подвал и вернуть. Но так не бывает.
        - А как бывает? - спросила она каменно, глядя на две бумажные салфетки, предусмотрительно уложенные на край стола. Подъёмный кран за окном давно не шевелился, так и застыл с поднятым к небу носом.
        - Бывает, разбросает человека по городам и весям, ходи собирай потом. - Он склонил голову, как будто прислушался к собственным словам. Усмехнулся. - Может быть, нам попробовать что-то попроще. Вспомните, где ещё вы могли себя оставить.
        Влада смотрела на простые бумажные салфетки. Где она бывала, дом-институт-дом. Прогулка - дворы ближайшего квартала. Отпуск - хорошо, прогуляемся по двум, до самой реки можно дойти и постоять на песчаной отмели, глядя, как прогибается мост под бесконечным потоком машин.
        Она молча поднялась и села на другой стул - третий в беспорядочном ряду. На предыдущем стуле висела её сумка, поперёк спинки застыл плащ. Сиденье всё ещё хранило тёплую вмятину.
        - Не бойся, - сказала Влада, разом ощутив, что её голос будет услышан. - Я тебя найду и не отпущу больше. Только не бойся.
        От кофейной горечи начинало подташнивать.
        «Пора завязывать», - отстранённо думала Влада, косясь на чашку с полустёршейся надписью «Международный съезд парапсихологов».
        За соседним микроскопом работала Альбина. В этот раз её посетил приступ трудолюбия: Альбина почти не говорила с Владой, бормотала себе что-то под нос, а иногда поднималась и бродила в закутке за шкафами. Искала нужные образцы в коробках. Коробок было много, они стояли на каждой полке её шкафа, ещё целая армия коробок притаилась под столами, а один отряд занял выгодную стратегическую позицию на шкафу.
        К вечеру институт вымирал. Глаза у Влады болели от бесконечной работы с крошечными минуциями, но затянутая в карусель работы, она не могла оторваться.
        Мира за пределами института просто не существовало. Да, утром в холлы и коридоры вваливались толпы студентов, пахнущих осенним ветром, да, вечером они все пропадали, по одному или целыми группами. Два раза в сутки создавали на пропускных терминалах натуральную давку. Но Влада совершенно точно знала, что мира за пределами института не существует. Как и все, вокруг неё, знали это.
        Ли днём и ночью сидел на кафедре, крошил в чай апельсиновые корки, иногда - поливал комнатные цветы, которые заполонили всё вокруг, переплетали стебли под потолком и свешивали длинные тонкие побеги до самого пола. Альбина перебирала образцы - молочно-белые мазки на предметных стёклышках, - бродила по аудитории, а иногда загадочно улыбалась и сбегала вместе с толпой студентов. Следующим утром она возвращалась. А Влада была здесь всегда.
        Время от времени она уходила на кафедру, чтобы вскипятить чайник и заварить растворимый кофе. Что-что, а кофе был в её мире всегда, в банке пересыпалась ровно половина, и так каждый день, так что Влада легко потеряла счёт выпитым чашкам.
        Когда глаза совершенно отказывались фокусироваться, Влада бросала иголки и шла гулять по коридорам. Обычно такое случалось ночью: днём её страшно раздражал шум и беготня студентов. А ночью в институте горели бледно-жёлтые лампы, они едва слышно гудели на нулевом этаже и мигали в боковом коридоре третьего.
        Каждую ночь Влада бродила по коридорам и лестницам, пока не переставало ломить виски, но сегодня она едва добралась до второго этажа. Далеко за поворотом осталась дверь кафедры. Влада прошагала мимо запертой двери в кафетерий - яркий баннер на стене напротив. Тогда-то в тупике погасла первая лампа. В кармане джинсов завибрировал мобильный телефон.
        Сказать, что она удивилась - нагло соврать. Влада втыкала иголки в пенопластовый лист, пила кофе, гуляла по коридорам, а всё остальное было для неё пустым звуком, сном, призрачным маревом над раскалённым асфальтом. Точно также в полусне она достала телефон - знакомый номер на экране, новое сообщение.
        «Открыть».
        «Я тебя найду и не отпущу больше. Только не бойся».
        «Закрыть».
        «Удалить сообщение?» - «Да».
        Чем раньше сотрутся электронные буквы, тем меньше останется поводов для беспокойства. Прочь из телефона - прочь из памяти.
        Тогда-то и погасла ещё одна лампа. Влада вздрогнула, но решила идти дальше. Разве стоят такие мелкие неприятности того, чтобы прерывать привычный моцион. Она миновала автомат с шоколадками, призывно мигающий зелёным огоньком, и свернула на факультет экзорцизма. Здесь всегда было особенно светло: по две лишние лампы на пролёт, и ещё по одной - красной, в железном наморднике - над деканатом и большими аудиториями.
        Они погасли все разом. Влада испугалась. Её полусонное существование скорчилось от этого приступа ужаса. Ничего более сильного Влада раньше не испытывала, худшим моментом в её закольцованной жизни был тот, когда она уронила пучок минуций на пол и долго ползала, собирая их на ощупь. Минуции такие тонкие, как волоски, и, рассказывают, могут насмерть воткнуться в вену.
        Снова завибрировал телефон. Влада вжалась в стену и ощутила под пальцами холодный камень. Закричать бы, но хрип скомкался в пересохшем горле. Рука сама собой потянулась к телефону, в абсолютной темноте голубоватый свет экрана больно ударил по глазам.
        Незнакомый номер с тремя нолями в конце - звонивший отчаялся и бросил трубку, и тут же начал снова. Непонятно откуда запахло шоколадом. Влада бросила телефон, ослабшие пальцы разжались сами собой. Хрустнуло - это пластиковый корпус раскололся о мрамор пола. Но телефон продолжал пищать и мигать экраном. Влада отшатнулась.
        Она ударилась спиной о стеклянный ящик, внутри которого вешали расписание, и холод стекла слегка остудил подступающую панику. Спокойнее. Ещё спокойнее. У неё высшее образование в области парапсихологии, уж справиться с паранормальным явлением - ерунда какая.
        Влада закрыла глаза. У неё не было яркого таланта. У неё не было даже особого голоса, чтобы говорить с не-живыми. Она, в самом деле, только и могла, что выкалывать на пенопластовых листах схемы, чтобы ими могли воспользоваться те, кто с талантом. Сама она пользовалась редко - не получалось, не было опыта и тренировки.
        - Остановись, - сказала Влада, переплетая в сознании последнюю составленную мыслесхему. Это должно было помочь. - Я говорю тебе: остановись. Слушай меня. Уходи. Ты должен слушать меня. Уходи.
        Голова почти раскололась от резкой боли: всё-таки без практики выполнять такие сложные схемы в сознании - тяжело.
        Телефон замолк. С лестничного пролёта сочился бледный свет. Его не хватало, чтобы оглядеть весь коридор, но трупик телефона на полу Влада видела отлично. Он молчал.
        У неё вырвался облегчённый вздох. Кажется, пронесло. А она успела придумать, как останется в этом коридоре навечно, сожранная не-жизнью. Влада опустилась на корточки: дрожали от напряжения колени. Подышала на заледеневшие пальцы. Паранормальная сущность коснулась её холодным поцелуем, и теперь Владу, пожалуй, не отогреет даже кружка очень горячего кофе.
        Нужно было возвращаться. Собрать волю в кулак, встать на ноги и возвращаться.
        - Я безнадёжна, да? - сказала Влада, глядя на застывший за окном подъёмный кран.
        Виктор Юрьевич стоял за её спиной, но Влада больше не ощущала на себе его взгляда. Должно быть, он тоже любовался мёртвым краном. Мёртвым миром за окном.
        - В области, где я работаю, нет ничего безнадёжного, - отозвался он механически, сунул руки в карманы и прошёлся от стены до стены.
        Влада обессилено опустила руки. У неё болела голова, и во рту стоял тошнотворный привкус кофе, как у той Влады - пожизненной обитательницы институтских коридоров. У неё пропадал голос, как у той Влады, которая жила в школьном подвале. И временами возникало чувство, что это ещё не всё, что она забыла ещё одну часть себя, и никак не может выудить из подсознания призрачный трепещущий образ.
        Виктор Юрьевич тяжело опустился в кресло напротив неё. Силы у обоих были на исходе. Он достал из верхнего ящика стола разломанную шоколадку и положил на стол между собой и Владой.
        - Хотите?
        Она молча покачала головой и закрыла глаза. Зашумел, закипая, электрический чайник.
        - В чём ваша проблема? - произнёс Виктор Юрьевич, греча ложкой в банке с сахаром.
        Влада досадливо сморщилась. Сколько можно говорить об одном и том же. Она, конечно, не специалист в психологических методах, но постоянные разговоры о чувствах и ощущениях мало того, что начинали её раздражать, как ещё ни капли не помогали.
        - Разве до сих пор не ясно?
        - Нет, - усмехнулся Виктор Юрьевич. Иногда в его голосе проступал такой циничный сарказм, что Владе хотелось выйти и хлопнуть дверью изо всех сил. Будь в ней хоть чуточка темперамента, она бы так и сделала. - Вы сидите тут, сосредоточенно думаете свои мысли. Улыбаетесь иногда так смущённо, как будто на ногу мне наступили. Я не вижу вашей проблемы.
        От возмущения Влада распахнула глаза.
        - Что может быть хуже того, чтобы существовать в обрывках реальности? Неужели мне ещё придётся объяснять вам, почему это мне не нравится?
        - Да нет. - Виктор Юрьевич отломал дольку шоколада, покрутил в руках. В чашке остывал зелёный чай. - Объясните это себе. У вас же нет проблем. Вы просто подумали, что с точки зрения нормального человека так существовать - неправильно. Но вы же так существовали всегда, всю предыдущую жизнь. Почему вдруг решили измениться? Кто сказал вам, что нужно измениться? Вдруг мы все существуем в своих обрывках реальности. Ну вдруг. Откуда вы знаете.
        Она открыла рот, чтобы ответить, и закрыла. Ответить было нечего. Откуда она знала, в самом деле.
        - Знаете, - сказал психотерапевт. - Ко мне приходят разные люди. Я вникаю в их жизнь. Приходится вникать. У большинства мир - тёмный и страшный. В нём на самом деле не хочется жить. Хочется в петлю - и привет. А у вас нет такого. У вас нормальный, спокойный, благоустроенный мир. Так в чём ваша проблема?
        Влада задумалась. Глядя на неподвижный кран, она тяжело - как мельничный ворот - провернула в мыслях свой август и всё, что было после.
        - Вы хотите сказать, мне нужно просто жить, как раньше? - спросила она осторожно. Таким же тоном могла спросить у Ли: «Вы думаете, эту статью лучше не публиковать?». Она бы выслушала его ответ и сделала, как он сказал. Даже если бы внутри посчитала, что нужно делать по-другому.
        Виктор Юрьевич резко откинулся на спинку кресла, так что кресло застонало.
        - Я ничего не хочу сказать. Решите сами.
        - Я… - Влада осеклась. Что же в самом деле было не так? Ведь что-то было, иначе она не пришла бы сюда просить помощи.
        И вдруг вспомнила.
        Свежим августовским утром она сидела посреди комнаты, на табуретке. В открытое окно кричали ласточки. С одиннадцатого этажа, окнами выходящего во двор, не было слышно никакой другой жизни кроме ласточек.
        Вещи по комнате были разбросаны в творческом беспорядке: Влада собиралась уезжать в экспедицию. Самое необходимое в Мёртвой долине - три блокнота и лес чёрных булавок, воткнутых в пенопластовый лист. Остальное - мелочи. Без остального можно было бы обойтись.
        Ещё у неё была сумка через плечо и пузырёк с кирпичной крошкой и кровью. Это уже на крайний случай. Но вообще-то, какая разница, её всё равно не взяли. Пузырёк с кирпичной крошкой и пенопласт, утыканный булавками, как ёж, теснились на подоконнике. Владе подумалось - вышвырнуть их что ли в окно.
        Была бы в ней хоть капля темперамента, она бы так и сделала. А ещё - высказала бы на кафедре всё, что она думает. Так, чтобы точно не забыли. Но она и сейчас прекрасно понимала, что сидение на табуретке в центре вещевого хаоса станет её самой сильной истерикой. Влада нервно и виновато улыбалась, как будто в трамвае кому-то наступила на ногу.
        Собственная улыбка в дверце шкафа казалось ей дикой. Впрочем, какая разница, всё равно ведь никто не увидит.
        - Про тебя забыли, - сказала Влада своему отражению в стеклянной дверце шкафа.
        Виноватая улыбка в ответ.
        - Тебя бросили. А знаешь, почему? Потому что ты пустое место.
        Холодок пробежался по позвоночнику, как будто кто-то открыл дверь в давно заброшенный подвал, и оттуда вырвался похоронный ветерок.
        - Никому до тебя нет дела, - сказала Влада голосом, в котором сплелись интонации мамы, Ли и той огромной тётки, которая вчера в автобусе обругала её коровой. - Ни ума, ни красоты, ни таланта. А ты что вообще хотела, чтобы тебя все вокруг обожали? Сядь на последнюю парту и молчи оттуда.
        Она судорожно сглотнула. Отражение в стеклянноё дверце шкафа тоже дёрнулось, и его лицо исказилось в жалобной гримасе.
        - Жалкая, - сказала Влада, ещё больше распаляясь. Злость, накопленная внутри, наконец-то получила выход. Нашла единственную верную цель для удара. Ведь кто-то был во всём виноват. Теперь Влада точно знала, кто. - Всё, что ты можешь - быть жалкой. Забейся в самый тёмный угол и замолчи, я не хочу тебя видеть.
        Она отвернулась и больше не видела, как кривляется отражение в стеклянной дверце шкафа, как текут по его лицу крупные слёзы.
        - Вспомнили? - поинтересовался Виктор Юрьевич.
        Влада подняла белую салфетку и сердито скомкала её в руке, а потом вытерла намокшие глаза.
        - Ну и зачем вы заставили меня вспомнить?
        Он усмехнулся.
        - Тогда расскажите, кто виноват во всех ваших проблемах?
        Она швырнула салфетку на стол, поднялась и зашагала к двери. Никто Владу не окликнул. Она сама остановилась в шаге от порога и развернулась на каблуках.
        - Знаете что, я не нарочно пыталась это забыть, оно забылось само, но раз забылось, значит, на то были причины.
        - Конечно были, - подтвердил он. - Конечно. А вы как хотели, уничтожить себя, и лелеять воспоминания об этом?
        - Я себя не уничтожала, - прошипела она. С Владой такого раньше не случалось: она не шипела на людей и уж точно не думала уходить, хлопнув дверью.
        - Не уничтожили, потому что сил не хватило. Так… слегка наказали, да? Думаете, это такой замечательный поступок: взять и возненавидеть саму себя? Думаете, это мелочи, а потом сидите тут и удивляетесь: ну как же так всё получилось!
        Она сникла. Вся решительность делась куда-то, как будто её вымело тем самым похоронным ветерком. Противная влага в уголках глаз копилась-копилась и вдруг вытекла на щёки.
        - Плачете, - удовлетворённо заметил психотерапевт. - Наконец-то. А уже думал, вы так и будете улыбаться, пока не похороните себя заживо.
        Она вернулась на стул, потому что оказалась нужна салфетка. Влада себя так успокоила. Сказала - просто нужна салфетка. А вовсе не его помощь.
        - Ну а теперь мы сможем над этим работать, - произнёс Виктор Юрьевич, наклоняясь к ней так, что Влада ощутила горький аромат шоколада.
        Максим Игоревич был на полевой практике, потому его телефон долго не отвечал, а когда Владе наконец удалось дозвониться, в трубке что-то хрипело и ворочалось.
        - Алло, алло! - повторял он через каждое слово. - Влада, вы разве не знаете, что они уже уехали? Алло, алло!
        Влада так опешила, что не сразу нашлась, что ответить, и Максим успел решить, что пропала связь, и снова кричал в трубку «алло».
        - Как это уехали? Они же должны были подписать командировку, купить билеты. Всё это не так быстро, а я на прошлой неделе звонила, они ещё не покупали билетов.
        - Алло-алло! Как это, не покупали? Купили ведь месяц назад. Я думал, вы в курсе. Алло! Вы меня слышите?
        - Слышу, - сказала Влада. - Спасибо, что рассказали.
        - А что, они вас не предупредили? Странно, всё это уже давно было известно. Алло! Ну и связь. Алло!
        - Да-да. То есть нет. Спасибо ещё раз, - сказала она путано. Владе, в сущности, было уже безразлично, что говорить. Какая разница, сколько недель назад они купили билеты, если они всё равно не взяли её с собой.
        Просто забыли - другого объяснения не нашлось. Ли не мог бы сделать это ей назло - зачем? Альбина ничего не решала. Максим подумал, что она всё знает.
        Влада аккуратно положила мобильный на край стола и села на табуретку посреди комнаты. Хаос вещей действовал на нервы, и она отвернулась, уставилась в окно. За окном, как оглашенные, верещали ласточки.
        Её забыли - это стоило принять как факт. Она знала всё: и как виновато посмотрит Ли, когда к сентябрю недоразумение разрешится, и как многословно и бестолково выскажет свои сожаления Альбина. «Без тебя было совсем не так». Без неё было - как и с ней, всё едино, всем безразлично. Влада не жалела себя - она просто знала.
        Единственное, чего она не знала - куда деть себя теперь, когда вместо тщательно обустроенных планов впереди прорисовалась пустота. Она перебрала варианты. Единственным более или менее осуществимым было продолжить работу в институте. В пустых коридорах, одной, каждый день проходить мимо запертых дверей и закрытого буфета, слушая только гудки машин за окном. Это было слишком даже для Влады.
        Она подняла мобильный телефон, и тут же он пиликнул. Новое сообщение.
        «Открыть».
        «Прости меня. Я очень виновата, но я хочу всё исправить. Обернись».
        «Закрыть».
        Влада подняла глаза на окно: в синеве неба плескались верхушками деревья. Синеву неба подпирали атланты высоток. Глупо, как глупо. Ей следовало бы исчезнуть из этого мира, чтобы не раздражать своим присутствием нормальных людей. Ей следовало бы…
        Снова пиликнул телефон. Влада не глядя протянула руку.
        «Новое сообщение».
        «Я помогу тебе. Обернись».
        «Закрыть».
        - Ты не заслужила счастья, - сказала Влада своему отражению в синеве неба. - На что ты вообще надеялась?
        Телефон затрезвонил изо всех сих. Она мельком глянула на экран: незнакомый номер, три ноля в конце. Наверное, ошиблись. Влада рассмотрела, как её отражение в оконном стекле делает виноватые глаза.
        - Нет-нет, - сказала она, ощущая странное удовлетворение от того, что нашла наконец виноватых, и сейчас же будет вершить справедливость. - Убирайся. Уходи. Забейся в самый тёмный угол, я видеть тебя не желаю. Не же…
        Проклятый телефон. Его мелодия - как будто стоматологическое сверло. Влада сморщилась, дёрнулась к мобильному. Тот же номер - три ноля в конце, - вместо приветствия незнакомый мужской голос сказал ей:
        - Заяц, обернись.
        Она обернулась. Отражение в стеклянной дверце шкафа белой салфеткой вытирало слёзы со щеки. Всё ещё прижимая телефонную трубку к уху, другой рукой Влада пошарила по столу. Салфетки там, конечно же, не было.
        Он стоял у Влады за спиной, так что она почти ощущала чужую тёплую ладонь на своём плече.
        - Ты хочешь ей что-нибудь сказать?
        Почти все стулья в комнате были задвинуты в тёмные углы, кроме одного, у стеклянной дверцы шкафа. Никто на нём не сидел, но Влада прекрасно видела серую тень в отражении.
        В больнице главенствовала тишина. Подъёмный кран, застывший за окном, пожирала ржавчина безвременья.
        - Да. - Горло сдавливало судорогой. Влада почти не могла говорить, но всё равно должна была сказать. Столько слов перепробовано за эти дни - самое время найти подходящее. - Остановись. Я не могу видеть, как ты себя уничтожаешь.
        Тишина больницы стала жуткой. Виктор Юрьевич молчал, и Влада больше не ощущала его ладони над своим плечом.
        В углах комнаты зашептал тошнотворный сквозняк. Загудели трубы отопления - их в просторном помещении было много, тонких, толстых, переплетённых в радиаторы и подвешенных под потолком. Подъёмный кран стал медленно, рывками поворачиваться - это Влада заметила краем глаза, и похолодела. Время возвращалось. Реальность возвращалась в саму себя.
        - Плевать, нужна ли ты этому миру, - выдохнула она, ощущая, как сводит челюсть. - Ты нужна мне.
        Бумажный платок, который она до сих пор сжимала в ладони, раскис и распадался теперь на клочки.
        - Прос-ти, - шевельнулось ветром у самого карниза, за окном, заклеенным на зиму.
        В глубине больницы заработал лифт. Мимо двери - Влада услышала это особенно хорошо - провезли половой тряпкой, и тут же застучали каблуки. Подъёмный кран тащил на крышу недостроенного дома большой оранжевый блок.
        Она разжала судорожно сведённые пальцы, и остатки бумажного платка вывалились на пол, похожие на комок подтаявшего снега.
        Эпилог
        «Сколько же ему лет?» - думала Влада, болтая в крошечной белой чашке остатками кофе.
        Она только сейчас заметила, что Виктор Юрьевич полностью седой, и у него от уголков глаз к вискам расходятся пергаментные морщинки. Почему раньше она этого не замечала? Почему раньше он был другим?
        Кафешечный кофе отдавал запахом гари, но она всё равно допила его, потому что когда сложно говорить, лучший выход - пить кофе.
        - Мне интересно услышать, что произошло за эту неделю, - сказал он привычным тоном хитрого старого лиса.
        Влада всю неделю думала, как она скажет ему это. Глупо было бы прыгнуть на шею: «Вы меня спасли!». Слишком цинично было бы составить список того, что изменилось. А если честно и без эмоций - получалось суховато.
        - Это странно, - сказала она наконец. Мимо прошла официантка, показушно отбивая ритм каблучками. На официантке было форменное жёлтое платье и белый фартук. Влада раньше никогда не видела таких платьев. - Всё изменилось. Я не знала, что люди видят мир таким ярким. Таким разнообразным.
        Она смотрела на красочные баннеры над стойкой заказов: «Закажи два салата по цене одного», «блюдо дня - черничный маффин». Раньше она не думала, что в мире есть черничные маффины, полсотни черничных маффинов, и всего-то нужно, что прийти и взять один. А вчера в магазине она полчаса рассматривала ассортимент сметаны, и сердце билось очень быстро и громко, потому что она никогда не думала, что люди видят мир настолько бесконечным.
        Её бывший мир начинался и заканчивался у электрического чайника на кафедре, а потом - кафельные плиты и старая половая тряпка, но вспоминать это было уж совсем грустно. Были ещё оранжевые абрикосы над дорогой, но абрикосы ей не принадлежали, то был чужой мир, из которого она воровала по кусочку.
        Виктор Юрьевич смотрел выжидающе, и Влада поняла, что вряд ли сможет ему объяснить. Тем скупым набором слов, которым изъясняются люди, невозможно выразить новый мир, не наговорив банальностей.
        - У меня эйфория, - сказала она и улыбнулась. - Я необъективна.
        Он склонил голову на бок. Влада поняла, что от неё снова ждут объяснений.
        - Каждый день - он новый, - попробовала она. Слова на вкус тоже были новыми. Раньше она их не чувствовала так.
        - Это не эйфория. Просто жизнь, - произнёс он наконец.
        Влада потянулась к его шоколадке и отломала себе кусочек.
        - Вы выглядите совсем по-другому, - заметил он, и морщинки у глаз сделались ещё глубже.
        Влада застенчиво опустила взгляд в кофейную чашку. В городе оказалось столько новых улиц, что она решила проходить по одной в день, чтобы рассмотреть их все. На Старой Военной нашёлся деревянный дом в зарослях орешника. На улице Лебедя - высотка с круглыми окнами. Проспект Конфетти поразил её замолкшим фонтаном с бесформенной скульптурой в центре.
        - Вы меня спасли, - сказала она всё-таки.
        Виктор Юрьевич покивал, скупо улыбаясь.
        - Дай-то бог, всё наладится.
        Когда он ездил забирать её из дома на окраине села, он сказал точно так же: дай-то бог. А потом Влада узнала, что комната на втором этаже превратилась в её собственный склеп, выложенный кафельной плиткой. И было, наверное, очень страшно, в темноте и затхлости искать девчонку, которая кусает тебя за пальцы, стоит только протянуть ей руку.
        Он привёз её в город, и как только втащил в свой кабинет, та-Влада исчезла из-под его пальцев вместе со всхлипами, порванным свитером и запахом подвала. Виктор Юрьевич выдвинул на середину комнаты ещё один стул и приказал: «Садись».
        Её пришлось долго отпаивать кофе, откармливать шоколадом и гладить по голове, прежде чем она согласилась простить.
        Влада сама вернулась в институт и разломала громадную конструкцию из пенопласта и чёрных иголок. И как только клочья пенопласта оказались в мусорном ведре, в коридоры хлынул поток студентов. Кто-то поздоровался с Владой, припоминая, что она вела у них семинары в прошлом году. Симпатичный ассистент с соседнего факультета завёл какую-то бессмысленную беседу.
        Ближе к обеду на кафедру вплыл важный Ли и презентовал ей сборник с её статьёй. Явилась технический секретарь кафедры и громогласно назначила день отчёта для аспирантов, вперился взглядом во Владу. Мол, смотри у меня, только попробуй не прийти. Проходя мимо буфета Влада увидела, что он наконец открылся.
        - Дай-то бог, - повторил Виктор Юрьевич. - Тогда мне не страшно оставить вас. Да?
        Она кивнула, допивая одним глотком остатки кофе.
        - До свидания?
        Оба вопроса были тонкими ниточками, и каждый из собеседников ждал, когда другой порвёт разом обе.
        - Всего доброго, - произнёс Виктор Юрьевич и поднялся.
        Влада упустила его из виду, потому что рассматривала платье маленькой девочки, вошедшей в кафе с родителями. Она потом обернулась - психолога уже не было ни в кафе, ни на клочке улицы перед ним. Наверное, ушёл к автобусной остановке.
        Рыжая собака лакала воду из лужи. Влада зажмурилась от солнечного света. Снаружи её тёмного подвала с кафельными стенами было так много света.
        Чурсина Мария Александровна ([email protected]), 09/11/2013.