Гнев Земли Роман Шалагин
        Можно ли человеку безнаказанно превратить отдельно взятую территорию в могильник для радиационных отходов? Настолько ли податлива, послушна и безропотна природа, которую многие из людей считают неодушевленной материей, лишенной разума и возможности отмщения? Если Земля всё же разумна, то каков будет её праведный гнев, направленный против людей? Как сами люди поведут себя в условиях локального апокалипсиса? Смогут ли они вообще сохранить свой человеческий облик? Удалось ли автору дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, судить читателю...
        Пролог.
        Небо пришито к нам сталью антенн,
        Ему никуда уже не убежать,
        Ветер загнан в метро...
        Мы не за контроль, но так обидно терять.
        Мы любим пластмассу, уран и бетон,
        Едим фармацевтов, а пьем керосин,
        Вместо сирени - одеколон,
        Из любой ерунды выжмем чистый бензин.
        Ни шагу назад - только вперед!
        Это с собою нас ночь зовет.
        Ю. Ю. Шевчук
        ПРОЛОГ.
        Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,
        И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
        Вы на шаг неторопливый перейдите мои кони,
        Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту.
        В. С. Высоцкий
        ЮЖНЫЙ УРАЛ, ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ. ОСЕНЬ 1975 ГОДА.
        I
        Двигатель «Урала» взревел раненым зверем, неуверенно дернулся, потом смущенно чихнул и заглох. Сразу стал слышен шум дождя, в кабине влажной и быстро остывающей сгустился непроглядный мрак.
        Водитель, бормоча ругательства, нервно стал теребить ключ зажигания, но двигатель словно умер. Сидящий рядом старший лейтенант с петлицами войск РХБЗ[1]спокойно, но жестко бросил в темноту салона:
        - Второй год с тобой езжу, Наильский, и все время та на этом месте глохнешь без всякой видимой причины.
        Водитель, не прекращая попыток завестись, принялся испуганно оправдываться:
        - Виноват, товарищ старший лейтенант, три года стажа у меня, машина новая, движок - зверь, все как часы работало и на тебе…
        Офицер тяжело вздохнул:
        - Я уже три дня дома не был. Мне очень не хотелось бы еще одну ночь в походно-полевых условиях провести, особенно, в этой глуши.
        Наильский был явно испуган и инстинктивно придвинулся ближе к старлею, перейдя на шепот:
        - Ей-богу, товарищ старший лейтенант, проклятое это место, будь оно неладно, иначе не объяснишь…
        Офицер устало улыбнулся:
        -Ты же комсомолец, ефрейтор, а вот Бога поминаешь, да в мистику веришь. Если не тронемся через полчаса, сдам тебя майору Кавешникову, пусть наш замполит займется твоим атеистическим воспитанием.
        Водитель не обратил на угрозу внимания, все знали, что старший лейтенант Эсипов стукачем никогда не был, солдат не материл, рукоприкладством не занимался, неуставщину всячески пресекал, о личном составе заботился, как никто другой. Потому и любили солдаты старлея, уважали и даже прозвища не придумали.
        - Я хоть и комсомолец, - опять же шепотом заявил Наильский, - Но правду говорю: нехорошее это место. У меня бабка всю жизнь в деревне прожила, я от нее много чего о таких вот местах слыхивал. Ей-ей, не вру - дурные тут леса.
        Эсипов рассмеялся и разозлился одновременно:
        - Хочешь потрепаться про нечистую силу - валяй, но ни на секунду не прекращай попыток завести машину. Иначе я сяду за руль сам, а тебя тут брошу, в части скажу, что ты сбежал, как морально-неустойчивый тип.
        Водитель сразу засуетился, но тему начатую решил развить до конца.
        - Вот вы не верите и сердитесь, а вспомните, что ни одна поездка сюда не прошла без происшествий. Машины глохнут без причин, ломаются на ровном месте, стрелки приборов как бешенные скачут…
        - Следить за техникой лучше надо, - ворчливо посоветовал старлей.
        - Чудес и без машин хватает, - не сдавался ефрейтор, - Часы у всех отстают или убегают, по компасу азимут и вовсе не определишь. Каждые два месяца тут бываем - шесть раз в год, и какое бы время года ни было - всегда ненастье: осенью и весной - проливные дожди, летом грозы страшные, зимой вьюги да снегопады. Вот стоит отъехать десяток километров и, я уверен, что там никакого ливня нет, ну, если мелкий дождичек.
        - Чтобы отъехать и посмотреть, нужно сначала завестись, - резонно заметил Эсипов, злясь на правоту собеседника.
        - А небо… - начал было водитель
        - Что небо? - прервал его офицер. Он теперь злился на себя, ибо не мог что-то дельное возразить подчиненному, какие-то объяснения.
        - Неба ясного тут не бывает, - опасливо прошептал Наильский, - Ни солнца, ни звезд, ни Луны, всегда тучи - черные мрачные тучи. Вокруг светло и ясно, а тут как перед бурей.
        И тут был прав говоривший. Эсипов не мог вспомнить ни одного спокойного или солнечного денька во время визитов сюда, а ездил он уже в эти края четвертый год. Нужно, однако, было что-то ответить.
        - В природе много необъяснимых явлений…
        Ефрейтор согласно кивнул головой, но не отступал:
        - Я не только о погоде. Леса вокруг нас какие-то не такие, как везде…
        - Лес как лес, сосны из древесины и смолы, шумят на ветру иголками.
        Наильский встревожено блеснул белками глаз и, волнуясь, прошептал:
        - Шумят, да будто кто стонет или злобно возмущается…
        Старлей стремительно притянул водителя к себе и внимательно вгляделся в лицо его:
        - А ты часом не пьян?
        - Товарищ старший лейтенант, вы же знаете, я за два года службы ни-ни в этом смысле.
        - Знаю, - отпустил ефрейтора Эсипов, - Чего замолчал, продолжай свои россказни до конца, раз уж завел разговор.
        Наильский заставил двигатель проскрежетать и потом заговорил:
        - - Леса тут мертвые: ни животных, ни птиц, даже комарье не кусает, а ведь речка рядом и болота. А вот, сколько ни были, всегда спиной чуешь, будто из леса этого за тобой следят, обернешься резко - никого, только, будто тень мелькнет или ветка хрустнет.
        Эсипову стало не по себе, ведь с ним бывало то же самое во время каждой поездки. Обычно он приписывал ощущения усталости и нервному напряжению, а также разыгравшемуся воображению или фантазии. Оказывается, с другими происходили такие же странности.
        - Ну-ну, - напускным тоном безразличия сказал старлей, но голос выдал едва уловимое волнение, - Еще есть факты о местной дяволиаде?
        Ефрейтор смутился, но ответил:
        - После каждой поездки чувствую себя выжатым лимоном: голова, будто ватой набита, координация нарушена, тело все ломит и выворачивает, к еде охоту напрочь отбивает, перед глазами вспышки цветные.
        Эсипов и тут неприятно удивился: его водитель точь-в-точь описал состояние, какое бывает с ним неделю после подобных командировок. Но тут никакой мистики - все дело в перевозимом грузе, эти нашпигованные всякой дрянью бочки здорово лупили по здоровью, изрядно его подрывая. Однако об этом говорить было строго запрещено.
        - А помните случай с Евдохимовым? - прервал вопросом размышления офицера водитель. Эсипов молча кивнул.
        Случай прогремел тогда на весь округ, но в официальные источники информация не поступила. Восемь месяцев назад в двух километрах от нынешней вынужденной остановки сержант срочной службы без всяких причин выхватил у майора, начальника колонны, табельный пистолет и двумя выстрелами в упор застрелил находящегося рядом сослуживца. Майор попытался обезвредить стрелявшего, но сам был смертельно ранен.
        На этом инцидент не был исчерпан. Обезумевший сержант дико заорал и помчался в сторону леса. На окраине его он остановился и начал палить себе под ноги, истошно визжа: «Прочь, прочь! Отстань от меня! Пошла вон!». Израсходовав всю обойму, Евдохимов выбросил пистолет и скрылся в чаще.
        Через неделю изнурительных поисков убийцу нашли в двух километрах от места происшествия, хотя всю округу обшарили в первый же день и очень тщательно. Невидимый зверь или непонятная сила буквально разорвала сержанта на части. Голова и ноги валялись в яме, туловище без позвоночника висело на соседних кустах, руки был вкопаны в землю по самые кисти.
        Эсипову все это рассказал знакомый прапорщик, который первым с двумя солдатами набрел на место трагедии. Следствие вела не военная прокуратура, а КГБ, через две недели все было завершено. Официальная версия всех смертей - несчастный случай при исполнении служебных обязанностей. Очевидцев и свидетелей предупредили, чтобы они держали язык за зубами.
        - Мы с Евдохимовым земляки, - тихо и нерешительно проговорил Наильский, - Держались вместе. Перед этим… ну как это с ним случилось, он мне говорил, что здешняя земля живая…
        - Как это? - насторожился Эсипов.
        - Он говорил, что слышал её голос и дыхание, она постоянно ругалась и хотела затянуть его в свою глубину…
        Старлей испуганно сморщился:
        - Что за бред!
        - Он так говорил, особенно, в последние дни, - оправдывался за чужие слова Наильский, - За две недели до смерти он совсем потерял покой, стал заговариваться, во сне кричал, кошмары мучили…
        - Я не специалист в психиатрии, - заявил Эсипов, - Но из твоих слов ясно, что Евдохимов просто сумасшедший.
        Водитель замолчал, что-то обдумывая и взвешивая, никак не решаясь заговорить. Офицер, видя его колебания, приказал:
        - Ну, говори, вижу, что еще есть у тебя в запасе какие-то доводы.
        - Вы никогда не замечали, что земля тут всегда в каком-то движении, - робко произнес Наильский.
        - Ты это о чем?
        Ефрейтор вновь замялся:
        - Она будто ходуном ходит… Стоит только выйти на неё и начинается: то камни сыпятся, то трещины появляются на глазах. Каждый раз новую колею прокладываем, прежняя, прямо за минуты считанные словно растворяется. Однажды дембель один с борта наземь спрыгнул и сразу почти по колено в нее ушел, а ведь тогда заморозки были в других местах почву будто панцирем сковало.
        - Ну и… - нетерпеливо вмешался старлей.
        - Еле-еле вытащили вчетвером этого дембеля, а сапоги так и не нашли. Принесли лопату, но не прокопали и десяти сантиметров вглубь - земля каменная стала, лишь железо погнули.
        - Что-то я не помню этого случая, - с подозрением сказал Эсипов.
        - Котлов - дембель тот, - пояснил ефрейтор, - Нам велел молчать, боялся, что засмеют в части, а сапоги себе резиновые взял, у меня в кузове были.
        - Прямо зыбучие пески, - наигранно рассмеялся Эсипов. Два месяца назад он сам попал в подобную ситуацию: едва влажная почва присосала его ноги за пару секунд. Только ценой неимоверных усилий тогда удалось отстоять новенькие хромовые сапоги, полученные недавно со склада.
        - На земле этой почти ничего не растет: ни ягод, ни грибов, ни травы, какая-то чахлость да папоротники гигантские, - добавил напоследок Наильский.
        «Э-э, - мысленно протянул старлей, - Это все наш груз. Если бы солдаты-срочники знали, какую начинку они возят в этих бочках! Удивительно, что тут вообще что-то произрастает».
        - Тогда подводи итог, товарищ ефрейтор, - сказал Эсипов.
        - А как? - не понял водитель.
        - Ты так много, подробно и испуганно говорил о своих наблюдениях, - серьезно сказал офицер, - Теперь скажи свое мнение: что же происходит и почему?
        Наильский покраснел и сконфузился, собрался с силами, а потом выпалил:
        - Для здешних мест мы - чужаки или даже враги, кто-то или что-то нас хочет выжить отсюда.
        Эсипов выдержал паузу, а потом протяжно выдохнул и произнес:
        - А теперь послушай мой совет: о своих соображениях никому никогда, ничего не говори. Иначе, в лучшем случае, упекут в дурку, а то и в особый отдел загремишь. Поверь, это хуже дурдома. Это был наш последний рейс сюда. Забудь все. Тебе когда увольняться?
        При упоминании о предстоящей демобилизации лицо ефрейтора расплылось в довольной улыбке:
        - Чуть больше месяца - тридцать два дня.
        - Вот и думай о скором дембеле, - подобрел старлей и тут же добавил, - Мистификатор ты отменный, а теперь докажи, что и шофер не хуже. Заводи свою тарелку, а я пока пойду.
        - Куда? - испуганно спросил Наильский.
        - Испытаю твердь земную, - отшутился Эсипов, - И заодно дойду до Славянкина, его машина тоже где-то заглохла. Когда вернусь, чтобы двигатель ревел голодным зверем.
        II
        Старлей открыл дверь и растворился в осеннем ненастье. Дождь нещадно хлестал по лицу, подгоняемый порывами почти ураганного ветра. Лес живым существом, враждебной темной массой шумел совсем рядом, словно пытаясь дотянуться до незваных пришельцев гнущимися кронами.
        Эсипов поежился не столько от холода и сырости, сколько от неприятных ощущений. Некстати всплыли в голове недавние речи водителя. Старлей нехотя слез с подножки кабины в раскисшую грязь. Чавкающие звуки под ногами заставили его поспешить. Легкую панику и учащенное сердцебиение удалось унять, только взобравшись на кабину второго «Урала». В ней находились капитан Славянкин и его водитель.
        - Нафига вылез в такую дождину? - приветствовал старлея капитан, - Вон весь в грязи вывозился, как свинопас.
        - Заглохла моя коробочка крепко, - отозвался Эсипов, залезая в кабину, - Ты, я вижу, тоже замер?
        Капитан ругнулся и с недовольством сказал:
        - И не говори, Витек, каждый раз на одном и том же месте!
        Эсипов обтер лицо от капель дождя:
        - Чё делать-то будем, а, Васильич?
        Славянкин с тоской поглядел в запотевшее окно и опять ругнулся:
        - А хрен его знает. Я вот думаю, зря мы с тобой своих водил не бьем, как другие. Глядишь, сейчас не торчали бы в этих уральских джунглях.
        Водитель понял намек и активно начал пытаться запустить остывающий двигатель, но безуспешно. Капитан терпеливо выждал эту бесплодную вспышку энтузиазма, а потом снисходительно приказал:
        - Иди-ка ты, Бобров, в машину товарища старшего лейтенанта, там вдвоем с Наильским устраивайте консилиум, думайте, решайте, делайте, что хотите, но максимум через тридцать две минуты оба «Урала» должны тронуться в путь.
        Бобров тяжело вздохнул и нехотя выбрался наружу. Едва за ним хлопнула дверь, как Славянкин бодро хлопнул в ладоши:
        - Ну, Виктор Владимирович, а не обмыть ли нам последнюю ходку?
        Эсипов радости собеседника не разделил:
        - А у тебя с собой есть?
        - Обижаешь, старлей, - развел руками капитан, - У меня всегда есть. Давай-то выпьем, как никак, пять лет сюда дерьмо со всей страны возили, здоровья лишились, за это и нальем, остатки здоровьишка добьем, развеселишься чуток.
        - Наливай, Васильич! - согласно махнул рукой Эсипов.
        В это время Бобров переводил дух в кабине Наильского. На бледном мокром лице ни кровинки, в расширенных глазах ужас. Из груди тяжелое дыхание.
        - Ты че? - тоже испугался ефрейтор, глядя на сослуживца.
        - Там в лесу… - задохнувшись, начал говорить Бобров, - Какие-то звери…
        Наильский тоже побледнел:
        - Показалось, наверно… тут же нет зверья, сам знаешь…
        - Нет, не показалось, - замотал головой Бобров, - И силуэты видел, и шорохи слышал, а главное глаза: два желтых огня, ярких, как фары противотуманные, то тут мелькнет пара, то там…
        - Может, волки?! - ухватился за первое попавшееся объяснение Наильский.
        - Нет, не волки, - продолжал отпыхиваться Бобров, - Эти больше и глаза… Таких глаз я никогда не видел…
        В кабине повисла тревожная тишина. Оба водителя напряженно вглядывались в обступившую со всех сторон темень, в которой ничего не было видно. Дождь без устали барабанил по крыше, капоту и стеклам.
        - А может и вправду показалось, - тихо нарушил молчание Бобров. В голосе его явно определялись страх и неправда.
        - А ты чего вдруг решил ко мне перебраться? - шепотом сменил тему ефрейтор.
        - Капитан выгнал, он с твоим старлеем сейчас водку пьёт, а нам полчаса дали, чтобы завестись.
        Наильский по-прежнему с тревогой пытался что-то разглядеть в темноте.
        - Не мешало бы и нам грамм по сто принять, наружу ведь придется вылезать и не раз.
        В голосе его звучал испуг. Оба водителя переглянулись глазами, полными боязни и напряженности. Ливень усиливался…
        Машины завелись через сорок минут. Еще через две трети часа запретная зона осталась за спиной, три пары злых желтых огней, скрытно по пятам преследовавшие «Уралы», скрылись в сосновом лесу.
        Свирепый ливень сразу же превратился в чуть моросящий дождичек, наконец-то появилось хорошо укатанная дорога, на небе засверкали звезды и растущий месяц. Эсипов не видел всего этого, утомленный двумя стуками тяжелой командировки, после пяти стопок «Московской» он легко погрузился в сон.
        Утром первым вопросом жены была недоуменная фраза:
        - Ты на скотобойне был, что ли?
        - С чего ты взяла?
        Жена протянула ему брюки, в которых Эсипов вернулся вчера из поездки, обе штанины были перепачканы чем-то вязким и красным, удивительно похожим на кровь.
        - Это грязь, глина такая, - соврал старлей, подавляя удивление и отвращение, - Дождь почву размыл, вот и выпачкался.
        Эсипов прекрасно знал, что в тех краях, где он находился вчера, нет никакой глины, а есть обыкновенный уральский серозем и дерново-подзолистые почвы, да камни в избытке. Ни один вид известной ему глины не смахивал на кровавые мясные отходы.
        - Выбрось их! - с брезгливым испугом приказал он жене.
        - Зачем? - удивилась та, - Они ведь совсем еще новые, я лучше отстираю…
        - Выбрось, - упорствовал старлей, - Я сегодня же у начальника вещевой службы новые достану.
        III
        УРАЛЬСКИЙ ОКРУЖНОЙ ВОЕННЫЙ ГОСПИТАЛЬ. ЛЕТО 1976 ГОДА.
        Все было напрасно и бесполезно: третий курс химиотерапии и изотопного обучения, балансировавший на грани предельно допустимых доз, фактически ничего не дал. Ремиссия[2], на которую так надеялись врачи, не наступила. Несмотря на все усилия медицины, болезнь прогрессировала.
        За пять с небольшим месяцев лимфосаркома совсем доконала капитана Эсипова. По странному совпадению присвоение очередного звания произошло в тот же день, когда врачи наконец-то определились с диагнозом, после месяца всестороннего обследования.
        Диагноз был фактически приговором. Даже передовая медицина Советского Союза сохраняла жизнь не более пяти процентам из числа заболевших, да и то в течение трех-пяти лет при постоянных курсах химио- и радиотерапии. Большинство больных умирали через полгода, немногие дотягивали до десяти-двенадцати месяцев.
        Эсипов умирал и знал об этом. Врачи, друзья и родные скрывали истинное положение дел, сговорившись, не очень ладно и уверено, твердили о какой-то вирусной инфекции лимфатических узлов. Капитан делал вид, что верит им, но, во-первых, «вирусные инфекции» в онкодиспансерах не лечат по полгода; во-вторых, глаза медиков и близких все говорили яснее слов. В-третьих, однажды Эсипов сумел-таки мельком заглянуть в свою историю болезни.
        Финал был близок. Боль практически не сбивалась, лишь возрастала день за днем, желудок уже не справлялся и с жидкой пищей - все с тошнотой назад выходило, тело иссохло до состояния мумии, волосы почти все выпали, кожа хуже древнего пергамента выглядит, выцветшие глаза глубоко запали в провалившиеся глазницы. Эсипов уже почти не поднимался с постели, если только до туалета дотащиться, а потом упасть на больничный матрас без сил.
        Капитан уже не боялся смерти, страх покинул его окончательно вместе с остатками жизненных сил и крупицами здоровья. Теперь уход в мир иной воспринимался как избавление от мук. Одного страшился Эсипов - расставания с женой и сыном, которых сильно любил. Он знал, что жена совсем извелась из-за него, плачет дни напролет, похудела от переживаний и бессонницы.
        А сынишка Кирилл, будто все понимает, хоть и шести лет не исполнилось, смотрит печально своими большими глазами, как у матери, по бессильной холодной руке своими ладошками гладит, то ли жалеет, то ли прощается. Тяжело вот так уходить, не потому что больно, страшно и неизвестно, а потому что рано и от счастья уходить не хочется…
        - Неважно выглядишь, капитан, - притворно-наигранным голосом произнес, входя в палату Славянкин, - Тут такие медсестры ходят, что я чуть не забыл, что за мужем. Ну, давай, Виктор, взбодрись, даю тебе неделю на излечение и приглашаю на вынос тела!
        Эсипов с огромным усилием приподнялся и навалился спиной на подушку. Это отняло все имевшиеся силы. Сквозь боль и отдышку он спросил:
        - Майора дали?
        - Ага, - без всякой радости подтвердил Славянкин, видя, насколько плох его друг.
        - Поздравляю, - бледно-серыми губами прошептал Эсипов.
        Битва за жизнь уже была безвозвратно проиграна - это увидел и понял новоиспеченный майор. К горлу подступил тугой горячий комок. Чтобы не показать своей слабости и лишний раз не травмировать друга, Славянкин стал поспешно прощаться, избегая глядеть тому в глаза:
        - Ну, ты давай, поправляйся скорее, а я побегу, дела. Извини, что мало побыл, со службы, не отпрашиваясь, удрал. Я тут тебе витаминов и лекарств собрал. Ну, будь здоров, я еще зайду…
        Капитан Эсипов умер ровно через год после своего последнего рейса с ядовитым грузом. Майор Славянкин пережил своего друга всего на семь месяцев - во время очередного медосмотра врачи обнаружат у него затемнение в легких и метастазы в соседних органах.
        [1] - войска радиационно-химической и биологической защиты.
        [2] - исчезновение клинических проявлений болезни, её временное затухание.
        Часть первая. Затишье перед бурей.
        Стою у ночного окна,
        Я слышу взрыв.
        Я жду, когда поднимется гриб.
        Ударил дождь - значит это гроза.
        Но от чего так сердце странно стучит?
        И ночь еще встает стеной,
        И я пытаюсь уснуть и сквозь зубы шепчу
        «Я не хочу, чтобы это было рядом со мной».
        В. В. Шахрин
        ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
        ЮЖНЫЙ УРАЛ, 17 КМ НА СЕВЕРО-ВОСТОК ОТ ЗАКРЫТОЙ ТЕРРИТОРИИ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ.
        ДЕРЕВНЯ ВОРОШИЛОВКА. АВГУСТ, НАШИ ДНИ. 6:40.
        Раньше всех пробуждался петух деда Матвея и оглашал восход нового утра длительно-заливистым кукареканием. Бывало у петуха, а кличка его именовалась Генерал, нарушалось чувство времени, и он мог голосить даже ночью. Соседи не раз грозили Матвею Малиновскому, что учинят жестокую расправу над его питомцем.
        Однако Генерал был хитер и умел избегать каверз и козней соседей. Дед чрезвычайно гордился петухом, Матвей всем заявлял, что Генералу уже шел второй десяток, а он поет лучше всех петухов округи вместе взятых, да и курей топчет исправно. Секрет долголетия птицы дед объяснял тем, что Генерал был куплен и взрощен еще в советские времена.
        Вслед за Генералом кукарекали остальные петухи. Далее во дворах появлялись старики или хозяйки, чтобы выгнать скотину на встречу вечно пьяному пастуху Генке. Тот, похабно ругаясь и щелкая кнутом не спеша, гнал стадо через всю деревню мимо разрушенной церкви.
        Дети не спеша шли к клубу, чтобы сесть на раздолбанный «ПАЗик», который прочем был способен за полтора часа с десятком поломок и остановок доехать до районного центра, где была ближайшая школа. На этот же автобус садились и те, кто хотел с кучей пересадок попасть в город.
        В Ворошиловке подавляющая часть работоспособного населения трудилась на щебеночном карьере. Когда-то давно в нем добывали гранит и мрамор, теперь обыкновенный щебень для прокладки дорог. Все, кто, так или иначе, были связаны с ним, появлялись на работу к восьми.
        Лишь немногие ворошиловцы могли позволить себе являться на рабочее место, когда заблагорассудится. Этими избранными были продавщица магазина, её водитель-экспедитор, местный ветеринар (он же по совместительству и фельдшер), смотритель кладбища и ночной сторож магазина Петро, директор карьера, заведующая клубом.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 10 КМ НА ЮГ ОТ ВОРОШИЛОВКИ. 8:27.
        Лет сорок назад озеро называлось Прозрачное. Его дно в тихую погоду было видно с шести метров, в нем водилась масса всякой рыбы, даже рыбхоз начали создавать, правда, дальше котлована и фундамента дело не зашло.
        До войны озеро именовали еще и Лебединым, красивые птицы уже ранней весной прилетали сюда после зимовья в чужих краях. Леса вокруг озера кишели зверьем, охотническое хозяйство создавать не стали, решили организовать государственный заказник и выстроить небольшой дом отдыха для избранной элиты местного райкома. Однако скоро из центра пришло совсем иное распоряжение.
        Теперь озеро называли не иначе, как Мертвым или Гиблым. Рыба и озерная фауна исчезли почти сразу, едва военные огородили леса в двух десятках километрах колючей проволокой и выставили посты, никого не пропуская в запретную зону. Когда же какой-то геолог обнаружил в прибрежном песке золото, озеро изуродовали окончательно.
        Сначала перелопатили дно драгами, потом использовали методику выщелачивания грунта мышьяком. Вода и берега навсегда приобрели буро-пепельную окраску. Грязный водоем стал отстойником, в него сливали отходы все ближайшие предприятия, имевшие жидкие отработки в своем производстве.
        Прибрежные почвы превратились в бесплодные окаменелые пласты, ближайшие леса погибли - высохли на корню. Обломанные временем и непогодой сухие стволы угрюмо торчали вокруг некогда почти райского местечка, как мачты затонувших кораблей.
        В двухстах метрах от бывшего пляжа располагался обнесенный забором кирпичный дом. Его единственным обитателем был Виктор Часовский, занимавший должность химика-лаборанта в районной СЭС. Главной задачей его был сбор проб воды, почвы, конденсата в различных точках озерной зоны. Еще он являлся по совместительству лесничим - следил, чтобы сухой лес вдоль берега не сожгли или загорелся от природных причин.
        Люди, однако, в места эти не ходили уже несколько лет, а значит, и спалить тут ничего не могли. Пожаров тут не бывало и в самые засушливые года, грозы вымерший сухостой не брали. Часовский сам не однажды видел, как молния ударяла в один из стволов, но дерево и не думало возгораться, лишь сном разноцветных искр разлетится в разные стороны.
        Судьба загнала сюда Виктора не случайно, точнее, он сам себя сюда загнал. Семь лет назад аспирант одного из НИИ золотой промышленности Часовский был осужден на девять лет за кражу драгметаллов. Что подвигло его на подобное, он до сих пор не мог понять, вроде, все было: хорошая работа, должность, жена, квартира, машина последней модели ВАЗ, перспективы на будущее.
        Ни жена, ни друзья, ни родные сначала не верили, а когда осознали, что Виктор не просто вор, а расхититель государственного золотого фонда в особо крупных размерах, то разом отвернулись. Суд приговорил к девяти годам, за примерное поведение и в связи с изменившимся законодательством отпустили через шесть.
        К этому времени мать умерла, два брата не жалели иметь с младшим ничего общего, даже на порог не пустили. На работу с такой статьей не брали, жена давно жила с другим и имела двух маленьких девочек, жилья не было. Начались скитания по общагам и притонам, пьянки, жизнь дала очередной крен.
        Виктор пожалел, что освободился досрочно - на зоне хотя бы была еда, койка и уважение сокамерников. Случайная встреча свела его с бывшим сослуживцем, который из золотодобычи ушел, а атомную энергетику, сидел на тепленьком местечке одного из отделов экологического контроля.
        Он и предложил Часовскому нынешнее место. Уединение, прежняя связь с любимой неорганической химией, жилье, деньги неплохие, а главное последний шанс начать жизнь с чистого листа.
        Анализы воды и пробы почвы нужно было привозить в районный центр каждые пять дней. Это значить послезавтра, собирать надо сегодня. Виктор уже больше двух часов как не спал - лагерная привычка, там, как и в армии, подъем в шесть ноль-ноль, вошла в образ жизни.
        Все это время он лежал на скрипучем диване, равнодушно изучая трещины на заплесневело-прокопченом потолке. У изголовья, на полу, свернувшись калачиком, дремал верный пес Цезарь. В семье Часовских всегда жили немецкие овчарки. Теперь собака и единственный друг в одном лице напоминала Виктору о долагерной жизни.
        В окна ударили утренние лучи. Пора. Быстрым движением Часовский поднялся и пошел умываться. Позавтракав на скорую руку, он и Цезарь вышли наружу. Солнце уже хозяйничало в небе, разогревая воздух последнего летнего дня. Виктор глянул на озеро и из груди вырвался вздох разочарования - густой туман не только не рассеялся, но и стал еще непрогляднее, придвинувшись ближе.
        Туман здесь был всегда с ранней весны и до поздней осени. Густые клубы с зеленоватым оттенком обволакивали гладь воды и медленно надвигались на прибрежную полосу. Обычно яркого солнца было достаточно, чтобы разогнать морок, однако, сегодня он и не думал исчезать, а наоборот, наползал на человеческое жилье.
        Виктор брезгливо поморщился, его подсознание всегда старалось избегать этого явления природы. Он интуитивно чувствовал, что в тумане есть какая-то опасность. Ядовитая лужа, в какую превратилось озеро, не могла породить из своих глубин ничего хорошего.
        - Подождем, пока эта дрянь рассеется, - сам себе вслух сказал Часовский, - Пойдем, Цезарь, до родника чистой водички наберем.
        Собака завиляла хвостом, слыша речь хозяина, потом вдруг посмотрела на клубящиеся испарения. Шерсть на загривке стала дыбом, пасть тут же оскалилась, из горла донеслось раскатистое рычание.
        - Ты чего? - удивился хозяин, - Это ж всего лишь туман, будь он неладен. Пошли за водой.
        Родник с пригодной питьевой водой находился в двух километрах от озера. Приходилось ежедневно ходить с канистрами туда и обратно, в жаркие дни и не один раз. Несмотря на все трудности жить на берегу Мертвого озера было куда лучше, чем еще три года париться в бараке на нарах среди испарений немытых грязных человеческих тел, клопов, вшей, туберкулеза и безысходности.
        ДЕРЕВНЯ ВОРОШИЛОВКА. ФЕЛЬДШЕРСКО-АКУШЕРСКИЙ ПУНКТ. 10:37.
        Катасонов Егор Еремеевич хоть и имел диплом ветеринарного фельдшера, но таковым по сути своей не был. Диплом был куплен в подземном переходе за две сотни баксов, а животных лечить Егор научился давно - все свои пятьдесят семь лет провел в деревне, сначала подпаском был, потом пастухом, на скотобойне работал, птицеферме, коневодческом заводе.
        Пять лет назад предложили занять должность ветеринара, которая пустовала несколько лет, нужен был лишь документ. Пришлось искать диплом образца семидесятых, нашел, в нынешние времена за деньги хоть грамоту от князя Рюрика можно достать. Не могли в деревню и фельдшера найти, ну, хотя бы медсестру.
        Когда еще существовало распределение, удавалось насильно загонять выпускников медучилищ, да и то ненадолго, от силы месяцев на восемь. Был один фельдшер, уж очень не хотел в армии служить, вот и четыре года лечил местное население, а потом бурно отметил свое двадцатисемилетие и уволился.
        Население Ворошиловки и в лучшие годы не превышало трех сотен жителей, Но болело часто, много и сильно. Вот и выдали Катасонову какую-то справку якобы он закончил какие-то курсы младших медицинских работников, а после определили местным фельдшером.
        Егор не возражал. Деньги лишними не бывают, люди же, как и животные - те же болячки и лечение соответственно такое, если кто помрет, так в город не повезут на вскрытие, неправильно леченые жаловаться не побегут - до райцентра больше ста километров, свой транспорт у единиц, особенно не разъездишься по судам. А на крайний случай Катасонов бы заявил, что его насильно сделали лекарем.
        Ворошиловцы болели слишком часто и все какими-то непонятными болезнями. Егор почти никогда не мог поставить даже приблизительный диагноз, но некомпетентность свою тщательно маскировал. Каждого обратившегося регистрировал в журнал, измерял температуру, выслушивал ветеринарским стетоскопом (точнее, просто тыкал им в разные участки тела и делал важное выражение лица).
        Со столь же важным видом он пальпировал живот (вернее, мял его своими мозолистыми пальцами изрекая несколько заумных терминов из стоматологии, брошюра о кариесе была оставлена предыдущим фельдшером), заглядывал в глаза, смотрел язык, считал пульс.
        После подробных исследований Катасонов ставил диагноз непременно на латыни, поражая больного своими обширными познаниями и в то же время пугая иностранными словами. Всем обратившимся не зависимо от патологии Егор прописывал глюкозу, витамины, валериану, мед, отвар зверобоя и ромашки, а также левомицетин. Что лечил он верно и быстро, так это похмелье, запой, ревматизм, понос, запор, экзему, всяческие нарывы и белую горячку.
        Чтобы не угробить пациента и осрамить себя Егор после безуспешного лечения, особенно когда не знал даже предположительно с какой стороны подступиться, отправлял его в сельскую больницу к терапевту. По причине естественной старости умирали лишь древние старики, чье здоровье и сила жизни «закалялись» в довоенные годы, после разрухи второй мировой войны.
        Выжившие тогда еще могли сопротивляться теперь. Чаще всего умирали ворошиловцы от пьянства - травились самопалом, тонули, будучи под градусом, попадали в аварии и несчастные случаи в нетрезвом состоянии, устраивали пьяные разборки с поножовщиной и летальными исходами.
        На втором месте шли гематологические заболевания: лейкозы, лимфогранулематозы, лимфосаркомы и прочие смертельные длинные названия. От них в мир иной уходила половина всех умерших. На третьем месте находились заболевания легких, они убивали почти всех работников щебеночного карьера еще до того, как те достигали пенсионного возраста. Четвертое почетное место занимала онкология, от злокачественных опухолей умирали все остальные, кто не попал в первые три категории.
        Пациенты что-то не шли сегодня, обычно уже с утра старики наведывались со своими «букетами болезней», как выражался Егор. Первый клиент появился уже почти к одиннадцати. Это была древняя бабка Данилиха, ей давно перевалило за девяносто, собственное имя её не помнили и звали по мужу, умершему еще при Хрущеве. Бабка была еще в своем уме, ходила на ногах, имела еще два десятка зубов, курила, отменно материлась и одна вела довольно большое хозяйство.
        - Ты чего, Данилиха? - спросил Егор бабку, впервые переступившую порог ФАПа.
        - Да вот кошка, стервоза такая, ни с того ни с сего взбесилась, - выругалась старуха, - Впилась зубищами прямо в ногу, сучка разэтакая…
        - А, может, ей мужика, в смысле, кота надо? - захихикал лекарь.
        - Да она, проститутка старая, мне ровесница! - возмутилась Данилиха, - Какой еще кот! Утром вышла в сени, гляжу: два желтых глазища, я и не поняла сначала, что это такое, а потом кошка, мать ее так, заверещала и в ногу вцепилась.
        Егор, подавляя приступы накатывающегося изнутри смеха, спросил:
        - Кошка от бешенства привита?
        - Чегось? - не расслышала и не поняла бабка.
        Ветеринар махнул рукой:
        - В сельскую больницу тебе ее надо.
        Данилиха подозрительно глянула на врачевателя:
        - Это еще зачем?
        - Уколы от бешенства делать.
        Бабка сморщила и без того дрябло-морщинистое лицо:
        - Я в жизни по больницам не шлялась, даже детишков в поле, лесу и дома рожала. Неча мне таперича свою задницу оголять.
        - Так ведь если кошка бешенная, ты тоже заразишься и через неделю помрешь, - зевая, сообщил Катасонов.
        Данилиха опять махнула рукой:
        - Ну и х… с ним, мне ить зимой девяносто один исполнится. Я свое отжила, мне в гроб ложиться не страшно.
        - Как хочешь, - обрадовался лекарь, - А то гляди всего семь уколов, ну и не пить во время лечения.
        - Вот еще, - зашипела старуха, - Я без своей наливочки и дня не протяну. Ты лучше мне ногу перевяжи, да и пойду я.
        Едва Данилиха ушла, на пороге появился дед Степан. Ветеринар приветствовал его вопросом:
        - Опять геморрой одолел?
        - Не-а-а, - прошамкал беззубым ртом дед, - Альма моя, сучья дочь, взбесилась!
        Егор обрадовано хлопнул в ладоши:
        - Я ее усыплю, а с тебя стакан первача.
        Степан закачал головой:
        - Да я ее уже топором укокошил. Она с утра взбесилась: кошку и двух курей разодрала в клочья, на старуху мою кинулась, та ухватом печным насилу отбилась, меня за задницу куснула. Не узнал я своей Альмы - шерсть дыбом, клыки оскалены, пена на пасти, глазища огнями желтыми сверкают.
        - Бешенство, - авторитетно заявил Катасонов, - Теперь тебе только уколы помогут, у меня есть семь штук итальянские. Каждую ампулу по тридцатке отдаю.
        - А без уколов никак? - скривился дед, подсчитав в уме всю сумму.
        - Никак, - отрезал Егор, - А в больнице лечение дороже выйдет на сотню.
        Степан покряхтел и кивнул:
        - Ладно, начнем сегодня. Не хочется Богу душу отдавать в бешенстве.
        ВОРОШИЛОВКА, ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ, 12:07.
        В деревне не было постоянного участкового - слишком население невелико, поэтому два-три раза в неделю он приезжал из райцентра. Апартаменты стража правопорядка представляли собой комнатенку в клубе с изолированным входом. Хоть и не положен был ворошиловцам по штату свой полицейский, как в соседних селах, но зато на их страже стоял не какой-нибудь забулдыга сержант, а целый старший лейтенант.
        Бывший старший опер из отдела по розыску пропавших почти год был участковым в глухой сельской местности. Раскрутив последнее своё «оперское» дело, старший лейтенант Гончаленков вышел на криминальную верхушку, в которой заправляли свои же полковники и генералы из МВД.
        Честному, а по понятиям начальства завравшемуся оперу, как водится, «обломали крылья на лету». Сначала отменили присвоение очередного звания, а затем и понизили в должности. Гончаленков, впрочем, не сдался, и скоро его подставили под ДТП со смертельным исходом.
        Чтобы не угодить за решетку бывший старший опер на два года одел армейские сапоги в звании рядового в двадцать шесть лет. Пройдя круги «неуставщины» и «дедовщины» ВВ, а также, познав все тяготы семимесячной служебной командировки на Северный Кавказ, он вновь вернулся в структуру МВД. В звании восстановили, но из «большой игры» вышибли окончательно, определив в эту глухомань.
        В деревне с населением двести шестьдесят три человека, где более половины жителей - это пенсионеры, дети, инвалиды, крайне редко происходило что-нибудь преступное. Четверо бывших заключенных, один из них досрочно освобожденный, один несовершеннолетний, состоящий на учете в детской комнате милиции за бродяжничество - вот и вся криминальная «элита».
        За все время новой работы Гончаленков разобрал два десятка заявлений на почве «бытовухи» - в основном семейные скандалы на почве пьянки. Правда, было одно исчезновение, однако «пропавший» отыскался сам через две недели, которые провел у любовницы в соседнем селе, пока та его не выгнала. Имелся в «активе» участкового уполномоченного и один настоящий труп самоубийцы, что повесился опять-таки по пьяному делу.
        Случалось, что воровали односельчане иногда друг у друга по «хозяйственной надобности» или уносили «плохо лежащее государственное имущество» с карьера. В таких случаях заявлений не писали - разбирались своими силами, били иногда по нетрезвости физиономии и тела, но и тут сор предпочитали из избы не выносить.
        Сегодня старший лейтенант приехал по поводу заявления гражданки Коняевой об избиении ее сожителем. Все было ясно наперед: пьяный мужик избил свою бабу, та тоже была в изрядном подпитии. Ещё поорут два-три дня, может, и опять побои будут, а потом помирятся, вновь напьются и заберут «заяву».
        Однако сигнал есть, и участковый обязан на него отреагировать. Выдохнув и, приняв безразличное выражение лица, Гончаленков постучал в ворота дома Коняевой. Никакого отзыва, видимо, его обитатели еще спали после ночной попойки.
        ДЕРЕВЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ. 14:41.
        Кто-то мечтал в детстве стать космонавтом, кто-то врачом или кинозвездой, новое поколение грезит о теплом местечке менеджера банкира или президента. А вот Николай Николаевич Бесплатников всю свою сорокалетнюю жизнь имел одну только страсть - кладбище и все, что с этим связано.
        С раннего детства маленький Коля посещал все окрестные похороны, дневал и ночевал на старых и новых кладбищах, вызывая этим восхищение сверстников и даже более старших ребят. Обеспокоенные родители отвели Колю к психиатру, тот долго беседовал, обследовал, устраивал консилиумы, а потом выдал какой-то заумный диагноз с незнакомо-устрашающим словосочетанием «некрофильные тенденции».
        Мать заглянула в медицинский энциклопедический словарь и чуть не хлопнулась в обморок. Единственным утешением было то, что призывник Бесплатников получил белый билет. Однако Николай Николаевич не был психом или извращенцем.
        Просто его привлекали величественный покой и торжественная тишина погостов, шелест травы и листвы, под которые мысли само собой переносятся на тайны бытия, вопросы вечности, бессмертия, мистицизма и оккультизма. Он любил философствовать о жизни и смерти среди последнего пристанища человеческих тел, смотреть за работой землекопов, слушать байки и россказни гробовщиков, могильщиков и сторожей.
        В мистику Бесплатников не верил, ибо тысячи ночей он провел на сотнях кладбищ в дни шабаша, полнолуний, всевозможных «черных» и пророческих дат, смены эпох. Увы, но летающих ведьм и гробов, оживших мертвецов, каннибалов, «зомби», сатанинских проделок, колдунов и прочей деятельности «нечистой» силы не видел ни разу. Да, встречал он вандалов, антисемитов, оскверняющих еврейские могилы, бомжей, поедавших оставленные на памятниках гостинцы и живущих в древних могилах или ямах.
        Лишь однажды Николай Николаевич издали наблюдал за обрядами какой-то сатанинской секты, резавшей кошек в полночь. Да, действительно на старых захоронениях в темноте иногда вспыхивало слабое свечение. Но явление это наукой объяснено - в костях фосфор содержится, с годами земля поднимается, и поэтому некоторые могилы, которым было по двадцать-тридцать лет, светились этим самым фосфором, что почва выталкивала из своих недр.
        Бесплатников оказался в Ворошиловке по случаю, до этого он предпочитал работать в больших городах. Он давно усвоил, что чем больше население и хуже экология, тем больше кладбищ. Ну, а если граду и не один век, то и старинных погостов в округе много.
        Кроме того, сестра его родная тут жила и померла от белокровия. Целый год Николай Николаевич ухаживал за ее могилой, заодно подобнейшим образом изучил историю и обитателей местного кладбища. Он знал всех умерших за последние два десятка лет и, конечно, тех, кого закапывал сам лично.
        В биографии усопшего его интересовали три момента: дата рождения, смерти и от чего скончался. В любое время года и суток, в любом состоянии он мог дать всю исчерпывающую информацию о любой могиле местного погоста. Дом сестры Бесплатников давно продал, жил во времянке тут же на кладбище.
        Он уже решил, что через пару дней уедет в областной центр. Один знакомец подыскал хорошее местечко на тамошнем городском кладбище. Сотни могил еще с тридцатых годов прошлого века, масса свидетельств о «нехороших» местах, бомжи-старожилы с бесчисленными байками и преданиями - что может быть лучше? В городе иногда в день умирает по десятку человек, значит работа будет постоянной и чрезвычайно интересной!
        В Ворошиловке Бесплатникова держало последнее дело. Он обещал похоронить достойно бывшего зэка, что провел в неволе тридцать девять лет из шестидесяти прожитых на свете. Лагерный авторитет по кличке «Арбуз» умирал от заработанного еще много лет назад туберкулеза.
        Николай Николаевич сам смастерил отличный гроб из сосны, привез отличную чугунную ограду в стиле старинного литья, памятник из мраморной крошки с фото (оставалось лишь выбить числа). Теперь требовалось лишь выкопать яму. Гроб так понравился Бесплатникову, что он ночевал в нем - мягкий матрас на опилках, запах свежей сосновой смолы - нет ничего лучше…
        Пока кладбищенский сторож ожидал смерти Арбуза, внезапно умерла бабка Анна. За пять литров первача, выставленных родственниками бабки, Бесплатников согласился вырыть могилу и сколотить гроб с крестом. Употребив два стакана предоплатной самогонки, Бесплатников вышел на работу.
        Оглядел он перед работой свою вотчину. Полгектара поросшей кустарником и сосняком земли на самой окраине деревни, обнесено кладбище покосившимся и полуистлевшим забором, один лишь домик-времянка с торчащей трубой печки-буржуйки был более - менее обжит и ухожен.
        Половина территории занимали заброшенные захоронения, от которых остались едва приметные холмики и почерневшие от времени кресты, а то и просто камни. Могилы, где покойник был известен, поддерживались смотрителем в отличном состоянии. После шести выпитых стограммовок первача Бесплатников любил поговорить с фотографиями на памятниках. Бабка не оставила завещания о том, где ее похоронить, значит, выбор придется делать самому.
        - Ну-с, где же вас уложить, мадам? - вслух спросил Николай Николаевич и огляделся по сторонам.
        В это время подул ветер, и с одной из сосен свалилась большая шишка.
        - Это знак, - решил могильщик.
        Кстати, сам Бесплатников слова этого не выносил, а профессию свою точнее, стиль жизни, именовал длинно и торжественно: «ответственный эксперт по вопросам оказания погребальных услуг населению».
        Он подошел к месту падения шишки и обратился к фото на памятнике слева:
        - Вы не возражаете, Кирилл Трофимыч? Рядом с вами будет лежать бывшая соседка, у которой вы в детстве воровали яблоки и горох.
        Усопший, которого только что обвинили в похищении яблок и гороха, не возражал.
        - Вот и отлично, - удовлетворительно заявил Николай Николаевич.
        Он подошел к выбранному месту и с размаха вонзил лопату в землю. Точнее он, попытался это сделать, поскольку наточенное новое железо почему-то отскочило от поверхности.
        - Не понял, - пьяно пробубнил землекоп, - Наверно, камень.
        Однако на влажной почве не было ни единого камушка. Бесплатников, недолго думая, воткнул лопату несколькими сантиметрами правее. Теперь все произошло с точностью наоборот: от небольшого усилия лопата ушла в землю до середины черенка, будто горячий нож в масло вошел, да еще с отвратительным чавкающим звуком.
        - Что за хреновина! - отпрянул Бесплатников, но тут же попытался выдернуть лопату назад, однако, ничего не вышло.
        Уперевшись двумя руками в черенок, могильщик приложил все свои усилия, но не выиграл и миллиметра.
        - Вот б…! - в сердцах воскликнул горе-копатель и отправился в свою времянку.
        Приняв еще стаканчик первача, Николай Николаевич отправился на выручку застрявшего шанцевого инструмента с новой лопатой и заступом. Когда он добрался до места, то вновь был вынужден выругаться: злосчастная лопата оказалась в десяти метрах от точки своего недавнего «пленения», словно какая-то неведомая сила вышвырнула ее.
        Бесплатников по-прежнему не верил в мистику, он понял одно - нужно просто найти другое место для могилы. Вот у куста дикой вишни и выкопает. Лопата вновь вошла в почву с хлюпаньем и каким-то протяжным стоном. Николай Николаевич без ужаса, но с горечью почувствовал впервые в жизни, что ему хочется поскорее покинуть кладбище.
        Он недоумённо глянул на острие лопаты, и волосы его зашевелились по всему телу: она была вся в крови. Ему внезапно захотелось пить, потом забилось сердце, секунду спустя возникло непреодолимое желание бежать отсюда без оглядки. Тут он услышал писк и сразу все понял: это были мыши, проклятые серые грызуны! Он разворошил их гнездо!
        - Ах вы, серые паразиты, я вас!.. - озверел Бесплатников и бросился на мышей. Он давил их ногами и рубил лопатой, мстя за свой страх, панику, а главное за то, что едва не разлюбил кладбища из-за каких-то полёвок.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО. 16:07.
        День пересек свой экватор, а туман и не думал рассеиваться, густым смогом он так и клубился над водной гладью. Делать было нечего, пришлось Часовскому со своими пробирками и флаконами идти в этот неуютный мрак. Забор воды и почвы из семнадцати мест дело нужное и долгое.
        - Пошли, - невесело позвал собаку лаборант и нехотя шагнул навстречу туману.
        Верный Цезарь поспешил за ним, настороженно глядя на плотную завесу цвета молока, и недовольно бурча. Часовский вдруг поймал себя на том, что всегда испытывает дискомфорт рядом с подобным туманом, чем ближе к нему находишься, тем больше беспокойство.
        Будто не испарения это вовсе, а какое-то живое существо, причем затаившееся и готовое к внезапному прыжку. Как ни хотел Виктор, но ему пришлось-таки войти в плотную пелену. Звуки разом притихли, кожа ощутила повышенную влажность. Он испытал что-то вроде брезгливой тревоги, лишь присутствие у ноги верного пса не позволяло страху глубоко вклиниться в душу.
        Часовский вдруг понял причину беспокойствия - за ним явно следили. Это не бред, ни галлюцинации, ни паранойя; шесть лет на зоне, где постоянно наблюдают за тобой в глазок камерной двери, сформировали звериное чутье на подобные вещи. А тут ещё Цезарь утробно зарычал.
        - Тихо, - шепотом приказал хозяин.
        Да, сомнений быть не могло - это была слежка высшего уровня. Это когда ни звука, ни запаха, ни намека на постороннее присутствие, но каждая клеточка твоего тела ощущает чужака и его невидимый взгляд, не сулящий ничего хорошего. У Виктора возникло желание резко обернуться, но он поборол его, ибо знал, что увидит за спиной лишь туман.
        Часовский знал, что в округе, во всяком случае, на ближайшие десять километров никого нет: ни людей, ни зверей, и это обстоятельство ставило его в тупик. Теперь ему захотелось бежать прочь от берега, но вновь пришлось перебороть себя. Он понимал что, если ретируется сейчас, то уже вряд ли заставит себя вернуться.
        «Спокойно, только спокойно - это все воспаленное воображение, тут никого нет, надо просто взять воды и земли, а потом уйти. Это работа, а за нее платят сносно и предоставляют жилье», - мысленно повторял себе Виктор.
        Часовский все же заставил себя сесть на корточки у прибрежной полосы и зачерпнуть воды. Сверху она казалась мутно-черной, как мазут или деготь, а при рассмотрении вблизи - кровавой и пенистой. Когда он наполнил семнадцатую пробирку, то услышал громкий всплеск и бурление, что-то всплыло на поверхность на середине озера.
        Цезарь отпрянул и оскалился. Где-то за спиной едва уловимо треснула ветка, и туман тут же поглотил этот звук. Долетел едва уловимый шорох травы откуда-то справа, потом какое-то протяжное дыхание или дуновение, а затем опять бульканье и всплеск. Виктор уже не мог бороться со своим страхом, как спринтер, он с низкого старта рванулся в сторону своего жилья.
        Желтоватый туман стал настолько плотным, что даже ощутимо замедлял бег. Опомниться Часовскийсмог лишь у своих дверей, вырвавшись на свет из проклятого морока. При виде дома за забором, яркого солнца и верной собаки все недавние дурные ощущения и переживания разом отхлынули. Он был счастлив от того, что еще неделю можно будет не подходить к этому проклятому берегу.
        ДЕРЕВНЯ ВОРОШИЛОВКА, ЩЕБЕНОЧНЫЙ КАРЬЕР. 17:14.
        Карьер напоминал всем видом своим рану - глубокую, рвано-размозженную, с вывернутыми неровными краями. В ней, как насекомые в мертвечине, копошились люди и техника. Гул отбойных установок, моторов, грохот падающей породы вырывался из жерла карьера вместе с тучами мелкой серой пыли, что покрывала собой все пространство на три километра.
        Рабочий день близился к завершению, все рабочие без исключения смотрели на часы, глазами подталкивали стрелки к заветным «восемнадцать ноль-ноль». Оставалось совсем немного, и трудовой люд, радостно сбросив с себя спецодежду, устремится в магазины с единственной целью - закупить на вечер грядущий «горячительных напитков».
        Именно поэтому продавщица Сметанина открывала свой магазин ближе к концу рабочей смены карьера. Торговля в продуктовой лавке шла не слишком-то бойко. Продукты питания население почти не приобретало, живя натуральным хозяйством. Реальный и повышенный спрос был только на вино-водочную продукцию, спички, соль и макароны.
        В десять вечера Сметанина закрывалась, сдавай магазин под охрану сторожу Петро, а эстафету коммерции «зеленым змием» подхватывала пенсионерка Орехова. Почти девяносто процентов Ворошиловского первача производилось ею на дому.
        Бригадир Подлесников после трех дней запоя так и не смог заставить себя работать сегодня. Какой там труд, когда в голове перезвон набата, сердце выбивает чечетку, во всем теле и руках дрожащая слабость!? Он только и думал весь день, как бы «подлечиться» чуток хотя бы пивом, Сметанина, будто нарочно весь день не открывала торговлю, продлевая его телесные муки.
        - Тимоха, - обратился Подлесников к напарнику-собутыльнику, - Хорош пылить!
        Тимофей Матынов по прозвищу Колчак (дед его в годы Гражданской войны прислуживал белому адмиралу) тоже пил три дня, но значительно больше своего бригадира. Благодаря отменному здоровью чувствовал себя Тимофей отлично, силища бурлила в нем через край, оттого и, будто играясь, дробил он ручным отбойником неподатливую каменистую породу.
        - Хватит пылить, стахановец хренов! - зло закричал Подлесников, - И так в башке кузница ты еще своей тарахтелкой по мозгам лупишь.
        - Че шумишь? - перестал работать Колчак, - Сегодня всё пить не будем, только половину, остальное на завтра оставим.
        - А че так? - пробасил Тимоха.
        - На охоту пойдем, - пояснил бригадир, - Завтра - выходной, будем культурный досуг организовывать.
        Колчак недоуменно поскоблил огромной пятерней свой маленький втянутый вовнутрь лоб.
        - На х… в лес тащиться, если и в доме можно выпить?
        - Бескультурный ты человек, Тимоха, ну полный п…ец! Пройдемся по лесочку, природу поглядим, найдем местечко и выпьем культурно, а дичь попадется, зах…рим ее из ружей.
        - Так ты еще и стволы переть хочешь?
        - Ясен перец - это же охота!
        Колчак поморщился:
        - На охоте можно и без оружия, водка же есть, а дичи тут ни х… нет, даже ежей и белок не стало - все в округе передохло.
        Подлесников раздраженно махнул рукой:
        - Нет в тебе романтики б…, лишь бы водку дома жрать. Нет дичи и х… с ней, без нее отдохнем, жен на закуску разведем. Я вот недавно про мужика одного известного по телеку видел, Менделеев фамилия ему, так вот он говорил, что во всем главное конечный процесс.
        - Это ты о чем? - не понял Тимоха.
        - Об охоте, - пояснил бригадир.
        - А он че охотником был этот Менделеев? - поинтересовался Колчак.
        - Не-а, - важно заявил полесников, - Ученый он - физик или ботаник.
        Сверху возникла физиономия бульдозериста Путова:
        - Эй, трудяги, мать вашу, рабочий день кончился, а вы тут треплетесь. Я в магазин побечь могу, очередь занять, только у меня денег нет.
        Тимоха и бригадир переглянулись, уловив намек бульдозериста. И все же лучше налить за свой счёт наглому шантажисту, чем самим стоять в огромной очереди, к тому же завтра выходной - выпивки может и не хватить.
        - Ладно, беги, занимай, - согласился Подлесников, - Мы тебя спонсируем.
        ДЕРЕВЕНСКИЙ КЛУБ, 20:19.
        Рабочий день завершился, трудящиеся скупили всю алкогольсодержащую продукцию и отправились отмечать наступление долгожданных выходных. Последним закончил трудовую неделю пастух Генка.
        Он не имел физической возможности вернуться с пастбищного луга, поскольку первач Ореховой вырубил его еще в полдень. Обученные собаки самостоятельно пригнали стадо к окраине деревни. Хозяева скотины, зная, что Генка наверняка уже напился до бесчувствия и вряд ли вернётся, поджидали своих коров.
        Солнце уже зашло, телевизоры были не у всех, да и те, что имелись, почти ничего не показывали из-за плохого сигнала. Несколько лет назад по пятницам демонстрировали фильмы, теперь передвижных кинобригад уже не существовало. В клубе изредка проводились дискотеки для молодежи, которые завершались всегда большой дракой, так как начинались с выпивки.
        Клубом заведовала бывшая инструкторша райкома партии Антонина Лошадникова. Времена КПСС ушли в небытие вместе со всеми вытекавшими из них партийно-райкомовскими благами. Муж её - тоже бывшая «шишка партийная», уловил ветер перемен и женился на смазливой дочери банкира, а Антонина Васильевна после развода осталась совсем одна.
        Единственного сына её сгубил героин. Деньги на наркотики сначала у отца доставал, а потом вещи из дома на продажу таскал. Перед тем, как передозировка свела его в могилу, он залез в солидные долги. Чтобы избавиться от «вытрясателей-рекетиров», что требовали вернуть «кругленькую сумму», Лошадниковой пришлось продать благоустроенную городскую трёхкомнатную квартиру.
        Через старых знакомых удалось заполучить место заведующей деревенским клубом. А куда ещё было податься никому ненужной пенсионерке, лишившейся жилья? Да, глушь кругом беспросветная, конечно, зато и домик дали, и работа непыльная, и деньги платят.
        Интересов у Лошадниковой в жизни не осталось, она и сама порой удивлялась, зачем еще существует. Лишь коммунистическая закалка и аскетическое советское воспитание не давали наложить на себя руки. Самоубийство в понятии Антонины Васильевны было высшей степенью слабости и безволия.
        Лошадникова сидела в своем кабинете, так она называла чулан, где когда-то находился уборочный инвентарь, и молча курила, методически стряхивая пепел в пустую консервную банку. Она давно выработала привычку отключаться от происходящего, просто сидеть и ни о чем не думать, покуривая, или глядя в одну точку.
        В дверь постучали. Заведующая, не отрываясь от раскуривания сигареты, равнодушно сказала:
        - Войдите.
        Дверь со страшным скрипом отворилась, в комнатенку вошли два парня в изрядном подпитии.
        - Чего вам? - встретила их вопросом Лошадникова, даже не оборачиваясь.
        - Мы по делу, Антонина Васильевна, - пьяно отозвался один из подростков.
        Лошадникова затушила окурок и бросила его в переполненную пепельницу.
        - Сегодня у меня санитарный день, молодые люди, приходите потом.
        Один из вошедших извлек из пакета бутылку водки и поставил ее перед завклубом. Та лишь мельком прочла название на этикетке и произнесла все так же отрешенно:
        - Ладно, до двух можете посидеть. Или как вы там это называете на своём языке: «поторчать конкретно и забухать».
        - Маловато, - протянул второй, - Нам бы на ночь «арендовать помещение».
        Лошадникова молчала, как бы давая понять, что диалог окончен. На столе появилась вторая поллитровка.
        - Завтра в восемь, - заговорила Антонина, - Я прихожу сюда и наблюдаю сплошную чистоту. Стекла не бить, на пол не плевать, не блевать и не мочиться.
        - Какие разговоры! - обрадовано воскликнул первый, - Все будет о’кей.
        - И презервативы использованные не оставлять, - дала последнее наставление завклубом, - А морды вздумаете бить друг другу, так выходите на улицу…
        5 КМ НА СЕВЕРО-ВОСТОК ОТ ДЕРЕВНИ, 23:57.
        Генка проснулся от холода там, где и уснул еще в обед. Он не понял своего нынешнего местонахождения: опушка чернеющего сосняка, кустарник за спиной, полувысохшая высокая трава, ветер, небо затянуло серыми облаками.
        Ему доводилось и раньше ночевать на лоне природы во все времена года, если выпивка выключала сознание. Случалось отмораживать лицо, руки и тело, просыпаться в луже после ливня, однажды уснул на гигантском муравейнике. Все болячки заживали на нём, как на собаке, и никаких тяжелых последствий болезни не имели.
        Борясь с непослушным телом, Генка смог все же приподняться и оглядеться. Пары самогона еще клубились в гудящей голове. Пьяный пастух, бормоча проклятия и отборнейшие матерные ругательства, сделал два нетвердых шага в сторону леса. Черные сосны шумели на ветру, жалуясь на грядущую осеннюю непогоду.
        Генка вновь выругался в ночь и справил малую нужду. Не успел он застигнуть ширинку, как земля под ним резко всколыхнулась. Пастух не удержался и грохнулся на спину.
        - Ну и самогонка, мать твою перемать, - заматерился упавший.
        В ту же секунду по шее его стегануло что-то. Генка вскрикнул и обернулся, в лоб ему хлестнула ветка ивового куста. Взбесившийся кустарник со свистом шевелил ветками, рассекая воздух, и лупя ими обалдевшего пьяницу. Вскрикивая от боли, страха и удивления, Генка был вынужден ретироваться на четвереньках.
        Только вне зоны попадания плетей-веток он перевел дух, хмель выветрился целиком. Уже почти на трезвую голову пастух попытался дать объяснение свершившемуся, но не успел. Каким-то боковым зрением Генка уловил вспышку. Обернувшись в сторону леса, он различил мелькающие между деревьями желтые огоньки.
        В детстве тетка часто рассказывала ему о разных проделках ведьм, оборотней и прочей нечисти. Тогда все это казалось интересно, чуть пугающе, но неправдоподобным. Теперь же Генка уверовал в потусторонние силы. Он пытался заорать, но пересохшее горло издало лишь булькающее хрипение.
        Протрезвевший пастух изо всех сил помчался прочь от леса, на опушке которого замерли пять пар желтых огней. Генка никогда в жизни не бежал с такой скоростью и прытью, никогда холодное дыхание смерти не леденило ему спину. Неожиданно какие-то верёвки ухватили его за ногу, обмотав её, и Генка грохнулся на влажную траву.
        В темноте он увидел, что это были не верёвки, а корни, которые тянули его в свою сторону. Задыхаясь от страха и напряжения, пастух все же отбился от ожившей флоры, оставив в ее объятиях левый ботинок. Не обращая внимания на потерю обуви, Генка продолжил паническое бегство.
        Через полтора десятка метров земля под Генкой разверзлась в стороны, и тело его шлепнулось на горячую почву. Когда же после титанических усилий пастух почти сумел вскарабкался по кратерообразному склону ямы наверх, его там поджидали ярко-желтые светящиеся глаза - пять немигающих пар, явно принадлежавшие живым существам. Живым и весьма свирепым…
        ДЕНЬ ВТОРОЙ.
        ДЕРЕВНЯ ВОРОШИЛОВКА, 2:24.
        Спящие жители не обратили внимание на то, что все их домашние животные вдруг разом беспричинно забеспокоились, ибо все произошло слишком быстро и с минимальным шумом. Никто из них не завыл, не зашипел, не заревел, не заблеял, не было никакого безумства или неистовства.
        Неожиданно окраина леса, та, что ближе всего подходила ко дворам на отшибе, вдруг на секунду озарилась слепящим желто-оранжевым ярчайшим светом. Непонятно, откуда именно исходил он, но распространялось свечение во всех направлениях.
        Едва вспышка погасла, как все животные, не сидевшие на привязи, устремились к источнику света, при чём практически бесшумно. В подавляющем большинстве это были кошки и собаки, что гуляли по двору без цепей и веревок. Лишь несколько овец и свиней, нашедших лазейки в хлевах и заборах, присоединились к бегущему стаду.
        Только один житель Ворошиловки был свидетелем непонятного поведения домашних животных - бульдозерист Путов. Его так основательно «угостили зелёным змием» товарищи по работе, что он не смог добраться до дома, заночевав на уличной лавке. Мчащаяся живность разбудила и едва не растоптала его. Он не поверил в реальность происходящего, списав увиденное им зрелище, на большое количество выпитой водки.
        - Оно бы, конечно, лучше баба голая с поллитровкой привиделась, чем свиньи с собаками. Но всё же лучше скотину увидеть, чем собственную жену, - рассудил вслух Путов и тут же смачно захрапел.
        Пенсионерка Орехова в момент второй вспышки непонятного света направлялась из сарая, где хранилась вся изготовленная самогонка. Женщина с пятилитровой бутылью мутной жидкости в руках (в ночь накануне выходных товар шел в больших объемах) шагала осторожно и медленно. Внезапно ошалелая кошка заметалась у ног, ища выхода наружу. Орехова не удержала равновесия и упала, заветная бутыль выпала из рук и разбилась вдребезги.
        - Ах ты, паразитка! - выкрикнула проклятие пенсионерка, - Лучше не возвращайся, гадина, убью тебя собственноручно!
        Во время третьей вспышки семидесятитрехлетний инспектор ГАИ в отставке открыл дверь нужника. На потолке его висела огромнейшая летучая мышь, размером с взрослого гуся. Вспышка погасла, и тут же загорелись два желтых глаза перепончатокрылой твари, а по ушам ударило отвратительное верещание.
        Майор бывшей государственной автоинспекции в отставке уже перенес в недавнем прошлом два инфаркта. Теперь третий удар боли и спазмов по больному сердцу, вызванный кошмарным видением, стал для него смертельным.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 3:33.
        Туман, клубившийся над озером, исчез в одно мгновение, словно скрытый в глубине пылесос затянул его туда. Вода забурлила, запенилась, заклокотала. Цезарь в тот же миг проснулся и зарычал. Часовский, привыкший к чуткому сну на зоне, бесшумно открыл глаза.
        - Что с тобой? - спросил он своего пса.
        Цезарь заскулил и метнулся к двери. Виктор вздохнул и нехотя встал.
        - Нашел время, не мог до утра потерпеть…
        Едва за овчаркой захлопнулась дверь, как в центре озера раздался громкий всплеск, будто огромный пузырь воздуха поднялся со дна. Нестерпимо яркий свет вырвался из глубин озера, залив собой все пространство.
        Свечение погасло, и сразу же жёлтый свет загорелся в лесу. Как живой он помчался по кругу со скоростью горящего пороха. Все это длилось несколько секунд, а затем исчезло. Над озером вновь заклубился туман. Цезарь скульнул и помчался в лес.
        ВОРОШИЛОВКА, 6:07.
        Петух деда Матвея нехотя вспрыгнул на насест и вяленько кукарекнул, так, что лишь один хозяин и услышал. Матвея как током шарахнуло от этой неожиданной слабости питомца. «Заболел!», - мелькнуло в голове деда, и до конца не умывшись, он помчался в курятник.
        Внешний осмотр Генерала не выявил патологии, петух выглядел боевито, охотно ел и пил, но вот петь не хотел, а на курей и вовсе не глядел. «Сглазили, так и есть, сглазили!» - в отчаянии подумал дед и помчался к местной бабке-ворожее. Никто никогда не видел ее ворожбы, но слава колдуньи уже полвека витала над ней.
        Генка не появился утром, чтобы гнать стадо на выпас, никто не удивился этому - пастух тоже человек и имел полное право загулять в выходные. Скотиной занялась его сожительница Райка. Едва стадо запылило в сторону луга, как во дворе отставного майора раздался крик теперь уже вдовы, наткнувшейся на безжизненное тело мужа.
        Еще через несколько минут в четырех местах завопили хозяева пропавших коз, свиней и овец. Столько «криминала» в одно утро не случалось более шестидесяти семи лет, когда поздней осенью тридцать пятого по подозрению во вредительстве и подготовке покушения на товарища Сталина были арестованы сразу шесть человек.
        Единственный телефон находился в кабинете директора карьера, однако вызвать участкового и скорую помощь оказалось весьма затруднительно. Директор жестоко мучился похмельем и никак не мог найти связку с ключами, а второй ключ имелся у сторожа Харитоныча.
        Тот, будучи страстным рыболовом, еще засветло ушел удить карася на речку Малую Гнилку, что протекала в девяти километрах от деревни. За ним вызвался сбегать бульдозерист Путов, но предварительно потребовал предоплаты - стакан браги или самогонки для «улучшения скорости». Бегать он не умел, но это был единственный способ опохмелиться.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 7:21.
        Часовский уже более часа тревожно бродил в ожидании между брошенными обломками давно брошенной драги. Его беспокоил отнюдь не расползавшийся по округе туман, а исчезновение собаки. Овчарка - единственное живое существо, которое было рядом в его новой жизни. Виктор сам не заметил, как привязался к верному и преданному Цезарю.
        Шорох за спиной заставил обернуться. Часовский вздрогнул и похолодел, увидев желтые глаза бегущего зверя, но через секунду вздохнул с облегчением - это был Цезарь.
        - Где ты был? - строго спросил пса хозяин.
        Овчарка умными глазами глядела на человека и скулила, повиливая хвостом, чуть прижимая уши, всем видом прося прощение за отлучку.
        - Никогда не думал, что ты вот так «кинешь» меня, - продолжал выговаривать Виктор, - Тебя следовало звать Кидалой.
        Цезарь скульнул и ткнулся носом в его ладонь. Часовский улыбнулся и погладил пса за ухом.
        - Ладно, на этот раз выношу тебе оправдательный приговор, но еще одна такая выходка, и на амнистию не надейся. Пошли домой, сегодня к нам будет визитер из города, какой-то «ферзь» из администрации по вопросам экологии и охраны окружающей среды.
        Собака потрусила за хозяином, у самой двери она оглянулась на туман, и в глазах ее вспыхнул желтый огонь.
        - Ну, где ты, зверюга хвостатая? - донесся крик Часовского из комнаты.
        Огонь в глазах погас, Цезарь, словно пробудился от накатившей волны оцепенения и поспешил в дом. Виктор, закрывая дверь, услышал странный звук со стороны озера, очень походивший на вой собаки Баскервиллей из кинофильма о знаменитом сыщике. Часовскому стало не по себе, и он поспешил побыстрее закрыть дверь на замок и щеколду, чего не делал почти никогда.
        МОСТ ЧЕРЕЗ РЕЧКУ БОЛЬШАЯ ГНИЛКА, В 22 КМ НА ЮГО-ЗАПАД ОТ ВОРОШИЛОВКИ 8:30.
        Зеленый джип «Тойота» осторожно пересек стальной мост через довольно широкую мутную заболоченную речку, полностью оправдывавшей свое название, и остановился на противоположном берегу. Сразу же погода сделалась мрачно-тоскливой, солнце затерялось среди облаков, подул ветер, чахлый болотный ельник сердито зашумел, выражая недовольство вторжением пришельца.
        Водитель остановил машину на обочине и вышел на свежий воздух. Ему было чуть за тридцать, но выглядел он моложе, спортивное телосложение никак не сочеталось с сидячим образом жизни. Это и был тот самый «ферзь», которого ожидал Часовский. На должность главного эколога области он был назначен совсем недавно и сразу же начал объезд самых неблагополучных районов и мест. Первым в списке значился бывший Ворошиловский сельсовет, а ныне просто деревня Ворошиловка.
        От места остановки к ней вела одна дорога, которая затем делала два ответвления: одно в сторону Мертвого озера, другое закрытую территорию НИИ атомной промышленности. Все три объекта располагались на подковообразной территории, окруженной с трех сторон непроходимыми болотами и двумя речками Большой и Малой Гнилкой.
        - Мешок, этакий аппендикс, - усмехнулся водитель, складывая в карман карту, - Лучше и не придумаешь места для самой высокой смертоносности, крайне низкой рождаемости, самой малой в области продолжительности жизни и наихудших показателей параметров экологической обстановки.
        Джип плавно завелся и тронулся дальше. В ельнике, что примыкал к дороге слева, вспыхнули три пары желтых огней, а их обладатели бесшумно помчались за машиной.
        ВОРОШИЛОВКА, 9:40.
        Старики, дети и мужское население, очнувшееся после вчерашнего загула, толпились у двора отставного инспектора ГАИ. Его внезапная кончина взбудоражила все население. Пока сердобольные соседи отпаивали вдову валерьянкой, остальные жители судачили о возможных причинах смерти. Катасонов уже вынес свой вердикт:
        - Экситус леталис[1] - смерть с летательным исходом.
        Бесплатников, не дожидаясь «заказа», прямиком отправился на кладбище рыть могилу и строгать гроб. Он не любил сплетен и пересудов, после вдова сама выложит истинную причину смерти отставного майора.
        Дед Матвей насилу отыскал в толпе ветеринара, который важно толковал о последствиях укусов ядовитых пауков в Юго-Восточной Азии для людей (информацию об этом он почерпнул в старом журнале «Вокруг света», оставленном своим предшественником).
        - Я к тебе, Егор Еремеевич, - потянул лектора в сторону дед, - По делу серьезному и важному, петух мой…
        - Что, и тебя покусали?! - воскликнул Катасонов с раздражением.
        Матвей не понял этого восклицания:
        - Кто покусал?
        - Петух твой!
        Дед, учуяв запах мощного перегара, спросил:
        - С какой бы это напасти он должен меня кусать? Я ить с ним душа в душу второй десяток лет живу.
        Ветеринар злобно сплюнул:
        - Да ко мне уже вторые сутки вся деревня таскается, то кошка оцарапает, то собака укусит, то гусь клюнет, то индюк.
        - Да не укусил меня петух, - отмахнулся дед, - Заболел он, кажись, ты бы посмотрел его…
        Катасонов развел руками, как бы говоря, что крайне необходим здесь. Однако на самом деле в услугах его никто не нуждался. Матвею пришлось пойти на уговоры:
        - Я в долгу не останусь, пол-литра с меня.
        Ветеринар устоял перед искушением:
        - А если вдове плохо станет?
        - Литр наливки домашней даю…
        Катасонов задумчиво почесался:
        - Только из уважения к тебе, Матвей Иванович. У вдовы состояние в полной стабильности, я могу отличиться на пару минут…
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 11:02.
        Зеленый джип затормозил почти бесшумно у самой двери жилища Часовского. Цезарь вырвался наружу и свирепо облаял чужую машину.
        - Спокойно, это наш гость, - осадил пса хозяин.
        Водитель осторожно выбрался из автомобиля и нерешительно шагнул навстречу Часовскому, опасаясь рычащей овчарки.
        - Не бойтесь, - сказал лаборант, - Он вас не тронет, сиди и мочи, Цезарь.
        Водитель подошел к хозяину и протянул руку.
        - Меня зовут Кирилл.
        - Виктор, - представился Часовский и с недоумением сказал, - Я привык величать начальство по имени отчеству и званию.
        - Мы с тобой одного возраста, - пояснил Кирилл, - В армии я не служил и званий не имею. Дело у нас одно общее, сотрудничать, надеюсь, придется долго, поэтому обойдемся без отчеств и официальных титулов.
        - Лады, - согласно кивнул Часовский, - Чем займемся?
        - Я уже немного осмотрел местные достопримечательности, - ответил Кирилл, - Хочу еще побывать в кое-каких местах, а потом углубимся в статистику и изучение последних данных забора анализов и демографической ситуации.
        - Согласен, - сказал Виктор, - Собаку возьмем?
        - Почему бы и нет?! Хоть одно животное будет в здешних местах.
        Часовский грустно усмехнулся:
        - Да, дичи тут и зверья почти полвека нет, так местные говорят.
        Когда «Тойота», развернувшись, поехала в обратную сторону, за ней сквозь мрачные сосновые дебри последовали три пары желтых огней.
        ВОРОШИЛОВКА, 12:50.
        Сожительницу Генки приводили в чувство минут двадцать, прежде чем та смогла произнести хоть слово. Райка была не из пугливых, еще в детстве на спор ночь на кладбище провела, теперь же без смущения и, не морщась, рубила головы петухам, резала свиней и овец. Но то, что она увидела в полдень на опушке леса, повергло ее в панический ужас.
        От пастуха, по её словам, осталась лишь верхняя половина туловища с левой рукой, правая была отброшена на метров десять вперед от места гибели. Еще метров за семь из земли торчала голень с ботинком.
        Вторая смерть, да еще такая изощренная, для деревушки в полсотни дворов - явление экстраординарное. Усилия по вызову участкового разом удесятерились. Путов еще не явился, да на него особенно никто и не надеялся. После россказней о стаде бегущих кошек и собак, что привиделось ему ночью, а так же выпитого стакана самогонки стало ясно - бульдозерист после вчерашней «белой горячки» отсыпается где-нибудь.
        Директор карьера к тому моменту так мощно опохмелился, что вновь впал в алкогольное забытье. На счастье жена его в гневе начала лупить по лицу супруга, пребывающего в пьяной отключке, и заветная связка ключей выпала из заднего кармана брюк. Удивительно, но линия связи с райцентром оказалась не занятой, еще более невероятным оказалось то обстоятельство, что до полиции дозвонились с перовой попытки.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 14:39.
        Джип остановился у самой таблички: «Стой! Запретная зона. Государственный заповедник. Охота, сбор ягод и грибов строго запрещены». От столба в обе стороны тянулась колючая проволока, но не ржавая и ободранная, как это бывает на всех прочих секретных и особо охраняемых объектах, это была новейшая «егоза»[2].
        - Они бы еще часовых выставили, - сказал Кирилл, кивая на вывеску.
        - И поставили бы, не сомневайтесь, - заверил Часовский, внимательно разглядывая огромные листы подорожника, размером с гигантский лопух, - Но за неделю угробили бы тут целую роту.
        Кирилл перевел удивленный взгляд с сосны, которая была закручена неведомой силой в спираль, на собеседника. Тот охотно пояснил:
        - Здесь радиация превышает ПДК[3] в девять целых и шесть десятых раза. Пять - шесть часов непрерывного пребывания и лучевая болезнь обеспечена в той или иной степени. Если не верите, проверьте показания дозиметра.
        - Я знаю, - тихо подтвердил Кирилл, трогая извитой ствол березы, обвившей одну из сосен.
        - Откуда? - удивился Часовский, - Вы же никогда тут не были, кроме меня и военных, замеры никто не делает, я о них никому не сообщал, а военные чины тем более.
        Кирилл грустно поглядел на тревожно принюхивающегося Цезаря:
        - Мой отец бывал в эти местах четверть века назад. Он служил офицером в химвойсках…
        - Теперь в отставке? - поинтересовался Часовский, оторвав плод шиповника, походивший более на гигантское уродливое яблоко.
        - Нет, он умер, мне тогда едва шесть лет исполнилось… Лимфосаркома со множественными метастазами. Он и его подразделение замуровывали в могильники отходы ядерные, химические, производственные - всю гадость, что имелась в стране.
        Часовский печально вздохнул:
        - Значит, слухи о могильнике военных отходов имеют под собой основания.
        - Да, это - правда, - подтвердил Кирилл, - Из офицеров и прапорщиков, что служили с моим отцом, уже не осталось никого в живых. Теперь все можно говорить и показывать. В последние годы близкий друг папы, смертельно больной, рассказал мне, чем они занимались тут в течение пяти лет…
        - Чудные наверно места были когда-то, - с сожалением произнес Виктор, - А теперь просто радиоактивная свалка. Ты вернулся сюда из-за своего отца?
        Кирилл ответил не сразу:
        - Когда отца не стало, я решил стать военным, с седьмого класса готовился в Тамбовское училище РХБЗ. Мама все же отговорила меня от карьеры военного, плакала, боялась, что повторю судьбу отца. Я поддался уговорам и сходу поступил в медицинский, захотел выучиться на врача, чтобы бороться с неизлечимыми заболеваниями. Закончил институт с отличием, остался аспирантом в отделении гематологии[4]. Почти десять лет работы и работал и в отделении, и лаборатории, защитил кандидатскую, писал докторскую, хватался за теории, гипотезы, выдвигал свои… Никакой личной жизни, друзей, развлечений, бытовая неустроенность - только работа. Я без преувеличения могу сказать, что трудился как одержимый каторжник, ища панацею от онкологических заболеваний.
        Я проиграл эту битву. Мне удалось в общем итоге спасти или продлить жизнь двум-трем процентам от общего числа больных лейкозами и лимфосаркомой, но остальные девяносто восемь умерли. Это были люди всех профессий и возрастов, в последнее время все чаще заболевают дети. Я бессилен что-либо изменить… Теперь я начал новую битву: ушел из медицины, решив, что если не могу одолеть саму болезнь, то буду пытаться устранять причины ее возникновения.
        Часовский мягко покачал головой:
        - Цель благородная, но…
        - Неосуществимая? - вставил Кирилл, - Ты это хотел сказать?
        Виктор тщательно раздавил жирного лесного клопа, твердого, будто из стали:
        - Если взять конкретный район то, отбросив наследственность, вредные привычки, естественные факторы окружающей среды, единственной причиной высокой смертоносности и роста онкологических заболеваний, а также врожденных патологий и аномалий, будет крайне неблагоприятная экологическая обстановка. У нас нет полномочий на закрытие карьера, дезактивация и консервация могильника никому не нужна, как и очистка Мертвого озера, куда также сливали и сбрасывали отходы.
        На отселение людей из этой зоны нет средств, да и куда отселять? Ведь до сих пор живут тысячи человек в Чернобыльской зоне, в местах, где прошло облако радиации после взрыва на «Маяке»[5]. Весь Урал - сплошная свалка отходов грязных производств и технологий. Вся Россия, быть может, кроме нетронутых пока районов Севера и Сибири, сплошная зона экологического бедствия… Плохо, что люди наши глупы и непросвещенны в вопросах экологии, в них я вижу сплошной пофигизм и наплевательство.
        - То есть? - не понял последней фразы Кирилл.
        - Несмотря на колючку и предупреждение, - пояснил Виктор, - Все жители Ворошиловки от мала до велика ходят в этот лес за грибами и ягодами. Слава Богу, хоть зверья нет, а то и на охоту бы валом валили. В городе здешние маслята и лисички со шляпкой размером с блюдце, клубника величиной с теннисный мячик, да малина дикая толщиной с палец стоят огромных денег. Раньше и скотину тут пасли, вон трава мне по шею, как в саванне. А как стали коровы телят двухголовых рожать и молоко бурое давать, перестали сюда скотину гонять.
        - Неужели они не понимают, чем это чревато? - удивился Кирилл.
        Часовский только пожал плечами:
        - Я много раз пытался их уговорить, предупредить, запретить, даже запугать, но все мои усилия пропали даром. Одни меня пытались понять, но не поняли даже самого примитивного языка на уровне жестов, другие сочли дураком, третьи посылали подальше, четвертые заподозрили в мошенничестве, дескать, гоню их прочь, чтобы самому больше грибов и ягод собрат, да продать. Меня попросту высмеивали, говоря примерно следующее: «Какая еще радиация? Не вижу, не слышу, запаха и цвета нет, а дозиметр с цифрами для нас не указ».
        - Да, - протянул Кирилл, - Нет более страшного врага для человека, чем он сам. Если он не захочет сам себя спасти, тут уже ничем не поможешь.
        - Пошли отсюда, - предложил Виктор, - Мы пробыли тут и так слишком долго, нахватались доз.
        - Пошли, - согласился Кирилл, - Наверно дождь скоро будет, небо совсем хмурое и ветер поднялся.
        - Нет, дождя не будет…
        - Почему?
        - В этом месте никогда не бывает ясной погоды и солнца, а дожди начнутся через неделю и будут лить до зимы.
        Кирилл вновь удивился:
        - Это повторяется ежегодно?
        Часовский кивнул:
        - Думаю, с того момента, как зарыли первую партию отходов.
        - Ну что ж, действительно пора ехать, - спохватился Кирилл.
        Они сели в машину и поехали обратно, три огромных бесшумных серых тени с желтыми глазами отправились за ними следом. Минуту спустя на это же место из леса выбрели две пенсионерки еще засветло вышедшие из Ворошиловки «по грибы по ягоды».
        - Ну, вот и добрались, - сказала худая, бросив две увесистые корзины, чтобы утереть пот со лба.
        - Уморилася я, - задыхаясь, села полная, - Уж больно далече шлепать.
        Худая опытным глазом оглядывала колючую проволоку:
        - Не бухти, пешая прогулка здоровью не вредит, тем более, тебе худеть надо. Наберем две полнющие корзины опят, да продадим на рынке. За каждую получишь две своих пенсии.
        У толстой взыграла жадность:
        - Так чего тут рассиживаемся? Давай веди, ты ж говорила, знаешь, как сквозь эту железяку пролезть!
        - Не бухти! Сказала, значит, знаю! - огрызнулась худая, - Чтобы ты вообще без меня делала?
        Через пару минут отдыха пенсионерки двинулись к заветной лазейке. Зверь с желтыми глазами, не показываясь из-за елей, проследовал за ними.
        ВОРОШИЛОВКА, 16:17.
        Пока фельдшер скорой помощи выводил из полуобморочного состояния то вдову майора, то Райку, а также пытался определить причину смерти бывшего инспектора ГАИ, Гончаленков отправился осматривать место происшествия.
        По роду своей деятельности он уже видел сотни трупов и то, что от них осталось к моменту обнаружения. Но подобную картину смерти, точнее, расправы, доводилось наблюдать впервые.Старший лейтенант быстро и точно определил расстояние между разбросанными частями тела.
        Он установился у точащей из земли голени с ботинком, придирчиво осмотрелся и присел на корточки. Быстрым движением Гончаленков вытащил из земли обрубок ноги вместе с ботинком, при этом раздался чавкающий звук, будто от гладкой поверхности оторвали присоску.
        Еще недавно ему хотелось получить какое-нибудь стоящее дельце, помимо «бытовухи», требующее работы мозгов и интеллекта, теперь это дело ему сразу разонравилось. Есть тело, но нет ни мотива, ни улик, ни свидетелей. Нет даже пока объяснения, чем и как человека превратили в «ассортимент мясной лавки».
        - Калинкин! - позвал участковый.
        Младший сержант Калинкин был начальством «отдан» в помощь Гончаленкову в связи с тяжестью происшедшего. Молодой увалень с хитрым лицом и оттопыренными ушами, раскачиваясь, подошел к начальнику.
        - Крови не боишься? - спросил тот.
        - Не-а…
        - А покойников разорванных на части? - продолжал опрос старший лейтенант.
        - Не-а…
        Гончаленков остался доволен бесстрашием своего подчиненного:
        - Вот и отлично, тогда собирай то, что осталось от гражданина Шевелева. Если будет тошнить, могу одолжить мятную конфету и полиэтиленовый пакет.
        Калинкин едва подавил волну дурноты, подкатившую при виде места трагедии, и с отвращением промямлил:
        - А куда… это… гражданина Шевелева потом… положить?
        - Пока здесь оставим, а завтра вызовем труповозку, не хочется свою «четверку» портить, - ответил Гончаленков.
        Калинкин нервно натянул две пары резиновых перчаток и придвинулся к руке убитого:
        - Машина же не ваша, чего ее беречь?
        - Мне на ней до пенсии еще лет двадцать ездить, я не хочу все эти годы вдыхать трупный аромат. Давай торопись, сержант, хотелось бы засветло убраться отсюда. Я пойду свидетелей искать, пообщаюсь с местной публикой.
        Калинкин жалобно спросил:
        - Может, кого в помощь пошлете, а?
        - Ты думаешь, найдутся желающие? - не оборачиваясь, спросил Гончаленков.
        РЕЧКА МАЛАЯ ГНИЛКА, ДЕСЯТЬ КМ НА ЗАПАД ОТ ВОРОШИЛОВКИ. 18:51.
        Харитоныч, точнее, Вячеслав Игоревич Харитонов, заканчивал рыбную ловлю. Осенний день клонился к концу, до дома десяток километров, хотелось бы поужинать и вздремнуть часок перед ночным дежурством. Клев весь день был никудышный - за десять часов едва килограмм вышло, да и то ерши, окуни, ратаны и прочая болотная мелочь. Харитоныч злобно плюнул в воняющую тиной стоячую воду, выругался, допил остатки первача и закусил салом.
        - Гнилка, она и есть Гнилка, - констатировал сторож.
        Он уже хотел разбирать удилище, как неожиданно ощутил, что леса напряглась и задергалась. Явно клевало, опытная рука почувствовала - на крючке большая рыба. Было бы очень неплохо выловить щуку на пару килограмм, а то на следующую рыбалку старуха-жена точно не даст «согревающей жидкости» и закуски. Леску сильно дернуло, самодельное крепкое удилище загудело и согнулось на четверть.
        - Ого, - в сильном возбуждении выкрикнул Харитоныч, - Килограмм пять кажись!
        Рыба повела леску в сторону, потянув за собой хозяина удочки. Ему пришлось напрячь всю мощь своих мускулов, чтобы устоять, но огромная силища лишала равновесия.
        - Ни х… себе, - багровея от натуги, пропыхтел рыбак, - Пудовая щука!
        Через пару минут неравной борьбы Харитоныч оказался уже у края воды. «Пудовая щука» неумолимо затаскивала его в речку. В голове возникла мысль - не бросить ли удочку, но профессиональная гордость рыболова с сорокапятилетним стажем не позволила это сделать.
        Резкое движение лески, и Харитоныч шлепнулся в заболоченную воду, упустив удилище, которое тут же исчезло в глубине. Громко матерясь и испуганно вращая глазами, Харитонов поднялся, вымокнув с ног до головы. Он был перепуган и уже хотел выскочить на берег, как вдруг что-то огромное всплыло перед ним.
        Что-то черное, будто полено, оплетенное сгнившими водорослями и тиной, блестящее, в мутной пене и отвратительным запахом. Это нечто не было щукой и весило больше центнера. Харитоныч хотел заорать, но не успел…
        Спустя десять минут на место недавней рыбалки вышел бульдозерист Путов. День явно не задался - из-за желания опохмелиться на халяву пришлось бродить по лесам и болотам, выискивая сторожа - рыболова. Во время одного из привалов Путов уснул и очнулся уже к вечеру, проспав часов шесть. Наконец-то он отыскал заветное местечко Харитоныча, честно заработав пол-литра самогона, а если повезет, то и рыбак угостит чаркой.
        - Эй, Харитоныч! - хрипло крикнул Путов, и устало опустился на траву. В ответ только тишина и шелест листьев на ветру. Бульдозерист осмотрелся: тлеющий костер, над ним на рогатине висел котелок с рисовой кашей, расстеленная плащ-накидка рядом с очагом, рыболовный стульчик, походный ящик. Путов тут же залез в него, воровато оглядываясь, ища остатки первача. Увы, но заветная тара была пуста.
        - Старый алкаш, - выругался бульдозерист, - Уже все выбухал, не мог чуток обождать!
        Теперь Путову стало все ясно: Харитоныч вылакал всю самогонку и теперь где-нибудь дрыхнет среди кустов, а может по нужде засел где-то. Всем известно, что чем сильнее по мозгам бьет самогон Ореховой, тем больше потом проблем с кишечником. Ничего не поделаешь - за удовольствие надо платить.
        - Эй, рыболов-спортсмен, херов, - опять обратился в пространство Путов, - Мне нужны ключи от твоей конторы! Майор Крыткин ночью кони двинул, телефон нужен, чтобы в ментовку звякнуть!
        Вновь никакого ответа. В недоумении бульдозерист поднялся и пошел вдоль зарослей камыша. Скоро ему показалось, что в них кто-то шевелится. Начиная подозревать недоброе, Путов хотел было отправиться назад, но из воды что-то выстрелило и упало на сушу в метрах десяти правее, будто бы ядро из глубины вырвалось.
        Бульдозерист осторожно приблизился к предмету, исторгнутому водой, а когда разглядел его, то онемел от ужаса. Перед ним лежала голова Харитонова. Левый глаз отсутствовал, а из зияющей орбиты высовывалась огромная жирная бордово-черная пиявка. Путов заголосил пронзительно тонким воплем и ринулся вперед, но поскользнулся на грязной глине и упал на спину.
        Он так и не смог подняться: из воды высунулись змееподобные корни, мгновенно оплели его ноги и утащили за собой в воду. Через пару минут поверхность вспенилась и исторгла из себя обглоданный позвоночник с черепом. Это было все, что осталось от пьяного бульдозериста.
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 20:22.
        «Четверка» сиреневого цвета медленно проползла по громоздкой и достаточно ржавой железной конструкции, везя в своем слоне участкового и его помощника.
        - Видали, товарищ старший лейтенант? - спросил вдруг Калинкин.
        - Кого или что? - уточнил Гончаленков, не отрываясь от созерцания дороги.
        - Огни, точнее, огоньки, - сказал младший сержант, оглядываясь, - Две пары ярко-желтых огоньков в ельнике.
        Участковый уполномоченный отрицательно качнул головой:
        - Нет.
        Калинкин в сомнении почесал левое ухо:
        - Может, светляки?
        - Ты видел, чтобы они летали, попрано? - усмехнулся Гончаленков, - Это же не фронтовая авиация.
        - А может волки?
        - Может, но последних хищников тут видели еще при коммунизме.
        - А может…
        Старший лейтенант притормозил и в упор глянул на помощника:
        - Если тебя так волнуют эти огни, давай остановимся, ты выйдешь и обследуешь ельник, а я завтра поеду на работу и заберу тебя.
        - Нет, не надо, я просто так спросил, - перспектива ночевать в глухом лесу его не прельщала, - А вы завтра опять сюда едете?
        Гончаленков поддал газа:
        - Не «вы», а «мы». У нас нераскрытое убийство, совершенно с особой жестокостью, заявления о пропаже домашнего скота, одним словом работенки ого-го.
        Калинки в сомнении потребил правое ухо:
        - Труп - это дело ясное, а вот скотина нам нафига?
        Участковый безысходно вздохнул:
        - Я на должности своей до пенсии буду старлеем ходить, даже если раскрою сотню таких убийств, а вот ты так и останешься младшим сержантом.
        - Это почему? - обиделся Калинкин, - Мне через два года старшину обещали.
        - Настоящий старшина знает, что заявления от граждан нужно не только принимать, но и реагировать на них. Хотя бы делать вид, что реагируешь, и не важно, убийцу ищешь, пропавшую свинью или козу.
        Калинкин принял к сведению полученную информацию и задал очередной вопрос:
        - Как вы думаете, кто мог прикончить этого пастуха Шевелева?
        Гончаленков ответил не сразу:
        - Потенциальным убийцей может быть любой житель примерно от семнадцати до шестидесяти лет.
        - Даже женщина?
        - А почему нет? Я однажды видел расчлененное тело подростка, убийцей которого была семнадцатилетняя девчонка. Она убила своего младшего брата ножом, а потом разрубила его топором на части, закопав на стройке.
        - Она была сумасшедшей?
        - Нет. Брату родители купили навороченный мобильник за хорошую учебу, а ей за плохую запретили ходить на дискотеки в ночные клубы.
        Калинкин нервно покрутил левое ухо:
        - У меня тоже две сестры, и родители любят их чуть меньше, чем меня.
        - Бывает, - посочувствовал Гончаленков, - А еще я видел тело старика, изрубленное до безобразия. Убийцей была жена, в свои семьдесят три она поддалась порывам ревности и нанесла супругу двадцать семь рубленых ран ножом для рубки мяса.
        - Ну, эта точно сумасшедшая! - воскликнул Калинкин, - У стариков часто «кукушка стреляет».
        «Старлей» покачал головой:
        - Опять не угадал, судебная экспертиза признала ее абсолютно вменяемой.
        Калинкин хотел реабилитироваться за неудачи в предыдущих версиях, поэтому продолжил начатый разговор:
        - Тут ясно одно - Шевелева на куски порвать могли звери или человек. Значит, нужно искать дикого хищника. Возможно, не одного, а целое стадо! Не исключено, что он или они бешенные! Ну, и проверить нужно есть ли в Ворошиловке судимые, маньяки, психи и прочие подозрительные персоны.
        Глядя на довольную физиономию младшего сержанта, Гончаленков не сдержал смеха:
        - Тебе бы в опера идти, полковником стал бы! Только все версии твои ошибочны.
        - Это почему?
        - Во-первых, это не хищники, нет ни следов зубов, ни когтей. Шевелева просто разорвали на части. Звери убивают, чтобы есть, а не закапывать части тела в землю. К тому же, я тебе говорил, что в округе даже зайца не встретишь, не то, что волка или медведя. Во-вторых, это не человек, даже Шварценеггер на пике своей формы не смог бы оторвать руки, ноги и разломить туловище надвое.
        Калинкин не сдавался:
        - А может, топор или нож?
        - Характеристика ран на теле не имеет ничего схожего с применением холодного оружия. Спешу тебя уверить, в Ворошиловке нет маньяков и психов-убийц. Подозрительным можно назвать любого, достоверного алиби нет ни у кого, у тебя тоже, например.
        Калинкин опешил:
        - А причем тут я?! Я живу в городе и прежде никогда в глаза не видел этого Шевелева.
        - Ладно, не гоношись, - примирительно сказал Гончаленков, - Я просто доказываю, что подозревать можно, кого угодно.
        Калинкин тяжело вздохнул:
        - Хорошо, фиг с ним, с Шевелевым, а куда же делись козел и две свиньи? Что вы об этом думаете?
        - Ничего…
        - Как ничего? - изумился сержант, - Вы же только что сказали, что нужно реагировать на все заявления граждан.
        - Сказал, - подтвердил Гончаленков, - Но реагировать, вовсе не означает думать о пустяках, когда есть важное дело.
        ВОРОШИЛОВКА, ДЕРЕВЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ, 23:02.
        Бесплатников чувствовал глубокую усталость и удовлетворение от успешной работы. Две могилы вырыть, два гроба сколотить за день - это тебе не шутка. Нет, он еще не потерял форму и былую хватку, хотя годы дают о себе знать. Вдова майора уже расплатилась полностью, за Генку Шевелева заплатят Райка и его сестра.
        Погулять напоследок с мужиками недельку и податься в районный центр - такие были планы у Николая Николаевича. Он втянул прохладный осенний воздух в прокуренные легкие и развернулся, чтобы пойти в свое жилище, как вдруг земля под ногами задрожала.
        Бесплатников тревожно оглянулся и тут же почти ослеп - из ямы вырытой для бывшего майора вырвался ярчайший поток желтого света. Следующий мощный толчок земли опрокинул Бесплатникова в свежевырытую им же могилу. Свет тут же исчез. Ослепленный, оглушенный и ушибленный землекоп неуверенно поднялся, шаря по сторонам руками.
        Еще одно колебание почвы сбило с ног могильщика. В тот же миг вырытая земля, лежащая у края ямы, со всех сторон посыпалась обратно. Бесплатников в ужасе пытался вскочить, но цепкие корни оплели его тело и конечности. Последний крик отчаяния так и не вырвался из груди несчастного - песок, глина и земля забили ему дыхательные пути.
        Через минуту все было кончено. Бесплатников оказался заживо похоронен в могиле, предназначенной отставному майору. Еще через некоторое время над местом недавнего погребения взошла свежая трава, которая тут же пожелтела и пожухла.
        Теперь никто никогда не узнает места захоронения Николая Николаевича. Всю жизнь он отказывал себе во всем, скапливая денег на собственный памятник. Теперь же вместо мраморного надгробья и оригинальной чугунной ограды над ним торчала старая лопата.
        ДЕНЬ ТРЕТИЙ.
        ВОРОШИЛОВКА, ПРОДУКТОВЫЙ МАГАЗИН, 01:31.
        Когда-то его звали Владимир Борисович, он был кандидатом математических наук, преподавал в престижной академии, имел семью и детей. Все рухнуло за какой-нибудь месяц. Сначала ушла жена, устав от бесконечных сексуальных домогательств мужа, который к тому же заводил одну за другой новых любовниц. Дети поддержали мать и полностью отреклись от отца.
        Владимир и сам не понимал, что с ним творится, но ему постоянно хотелось интимной услады, имея пять-шесть постоянных партнерш, он не пропускал ни одной смазливой студентки. Начались неприятности на работе. Одна из аспиранток донесла о творившемся в «соответствующие инстанции».
        Скандал достиг апогея, когда у Владимира нашли дома порнографические фильмы, снимки, журналы. Советский Союз уже фактически не существовал, но действовал его уголовный кодекс, где за хранение порнопродукции можно было получить реальный срок. Оказавшись под следствием, с позором выгнанный с работы Владимир впал в депрессию и хотел покончить с собой.
        Так он оказался в больнице судебной психиатрической экспертизы, там во время обследования случайно обнаружили опухоль надпочечника. Размером с горошину доброкачественная чужеродная ткань вызывала выработку половых гормонов в огромном количестве, что и обусловило поведение Владимира в последнее время. После операции и длительного психиатрического лечения Владимир вышел на свободу.
        СССР прекратил своё существование, а в возникшем на его обломках СНГ порноиндустрия, проституция, извращения и разврат получили легальный статус. Жена и дети так и не поняли, не простили, работы не было никакой. Помыкавшись, точнее, став бомжем, Владимир подался к тетке в деревню. Восемь лет работы на щебеночном карьере окончательно подорвали здоровье вывшего кандидата математических наук.
        Теперь, заработав кучу хронических заболеваний, он стал сторожем в магазине. Тетка умерла, Владимир жил один. Хозяйства он не вел, зарплату пропивал, а в свои пятьдесят три походил на глубокого старца. В последние годы его звали просто Петро, от фамилии Петряев. Он понимал, что достиг полной деградации, но уже не мог, да и не хотел ничего менять.
        Петряев коротал очередную ночь, сидя в старом потертом кресле перед черно-белым телевизором, равнодушно глядел в мигающий экран и потягивая пиво. Продавщица Сметанина выдала ему две полуторалитровые бутылки «Арсенального». К счастью сын продавщицы учился в институте, а Владимир решал за него контрольные по высшей и прикладной математике, начертательной геометрии и инженерной графике. За эти репетиторские услуги Сметанина расплачивалась выпивкой.
        Неожиданно комнатенка залилась ярким светом, Петряев вскочил, схватившись за обрез (на магазин никто никогда не покушался, но сторож всегда дежурил с оружием, что раздобыл у местных охотников). Владимир был, изрядно выпивши, но способность мыслить не потерял.
        Первая мысль была о пожаре. В деревне, где все пьют и отапливаются дровами, возгорание могло случиться в любой момент. Однако это был не деревенский пожар - вспышка исходила из леса. Петряев не стал ломать голову над природой происходящего, в ней было слишком много загадок и всякого непонятного.
        Ему и охраняемому магазину ничего не угрожало, остальное его не касалось. Он уселся в кресло и отхлебнул глоток пива. Телевизор погас. Ох, уж эти вечные перебои с электроэнергией! Вновь вспышка света, там, откуда она исходила, были лишь глухие леса и болота.
        - Ну, прямо «Икс»-файлы, - усмехнулся Петряев и тут же насторожился от шороха в углах.
        Это даже был не шорох, а смесь писка, царапания, шуршания, топота сотен мелких ног. Крысы, десятки и даже сотни крыс выбегали из своих нор и щелей. Петряев успел вскочить на стол прежде, чем живой серый ковер наводнил коморку. Дверь из нее в помещение магазина была не заперта, и крысиная орава устремилась туда.
        Но грызуны не собирались учинять погром или устраивать трапезу. Они мощным серым потоком хлынули на подоконник, выбили стекло и сквозь решетки устремились к лесу, периодически излучавшему из своих глубин оранжевое свечение.
        - Если кому расскажу, меня сочтут сумасшедшим, - сам себе сказал Владимир, все еще находясь на столе, держа в одной руке оружие, а в другой тару с пивом. Он отхлебнул очередную порцию алкоголя и произнес тост, - За избавление от крыс!
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 4:45.
        Кирилл и Виктор проснулись одномоментно после яркой вспышки желтого света. Вчера они выпили лишнего и поэтому не слышали, как уже минут десять Цезарь беспричинно суетился и тихо поскуливал. Сразу после озарения собака выскочила в незапертую дверь.
        - Цезарь, стой! - крикнул Часовский.
        - Что случилось? - спросонья спросил Кирилл.
        - Ничего, собака убежала. Я пойду за ней, а ты спи…
        В окна опять ворвался поток мощного света, люди инстинктивно заслонились от него руками. Кирилл на короткое время ослеп.
        - Что это, пожар? - спросил он, часто моргая.
        - Нет, - отозвался Виктор, - Свечение исходит из озера, уже третий день.
        - Что может светить из воды?
        - Не знаю, на дне только ил, химикаты и железные обломки от драги, - Часовский быстро оделся и вышел.
        - Ты куда?
        - Цезаря искать.
        - Подожди, я с тобой.
        - Зачем?
        - Не нравится мне этот свет.
        Часовский был рад, что не придется идти одному в ночь.
        - Давай быстрей!
        Они вышил в темноту, в руках Виктора был фонарь, его тонкий луч слабо проникал сквозь мрак. Кругом царила полная тишина: ни шороха листьев, ни дуновения ветра, небо затянуто серой пеленой. Часовский не представлял, где нужно вести поиски. В центре озера забурлило, вода забулькала и вспенилась, что-то всплыло из глубин, а затем погрузилось опять.
        - Слышал? - шепотом спросил Кирилл.
        - И не один раз…
        Из озера вновь выскользнул сноп слепящего света, он сразу же залил все окружающее пространство. Вспышка исчезла, и ночь стала еще черней, чем прежде.
        - Ничего не понимаю, - бормотал Кирилл, всматриваясь впереди себя.
        - Тихо! - сжал ему плечо Часовский, - Оглянись назад.
        Кирилл повернулся и разглядел в ста метрах слева две пары желтых огней. Он сразу определил, что это глаза живых существ. Часовский потянул его за руку:
        - Бежим в дом!
        Люди помчались к строению с максимально возможной скоростью. Огни не преследовали их, но число их возросло до восьми.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 7:58.
        Тимоха и Подлесников не смогли отправиться на охоту вчера, поскольку напились до состояния свежемороженой селедки. Проспав день и ночь, опохмелившись на заре, они отправились на запланированную охоту. Жёны не возражали и даже были рады, пусть лучше пьют где-нибудь в лесу, чем дома. У каждого имелось старенькое ружье, десяток патронов, закуска и бутыль мутной самогонки.
        - Стоило в такую даль пи…кать, чтобы забухать, - задыхаясь, опустился на землю Тимоха, - Отошли бы за деревню, и выпили культурно.
        Подлесников сел рядом:
        - Не гунди, моя стерва недавно тут грибы собирала и лосиху с лосенком видела.
        - Бздит твоя стерва, - буркнул Колчак, - Тут и зайчихи с зайчонком не сыщешь.
        - Она не одна ходила, а с Коняевой и Ореховой, те тоже видели.
        - Ну и…
        - Х… загну, - передразнил бригадир, - Завалим сохатых, шкуры на кресла пустим, мясо загоним, рога в коридоре повесим.
        Тимоха был заинтригован:
        - А сколько мяса выйдет?
        - С лосихи, как с коровы, с лосенка, как с бычка, - заверил Подлесников, - Съездим на рынок, бабки загребем, неделю гулять будем, если не две!
        Колчак повеселел, но затем тревожно спросил:
        - А где мы эту лосиху отыщем?
        - Не гунди, что бы ты без меня делал! «В мире животных» надо смотреть, а не в жопе ковырять. Лоси пасутся на больших полянах, найдем одну такую и устроим засаду.
        Охотники двинулись через заросли к месту предполагаемой засады. Продираясь сквозь папоротник, Тимоха обо что-то запнулся и грохнулся на землю.
        - Ты чё, долбанулся, мы ж еще не пили? - заржал где-то рядом Подлесников.
        Колчак дико матерился, ища причину своего падения. Нашел быстро - это была перевернутая корзина с грибами, опавшая листва запорошила ее. Тимоха в отместку пнул ее ногой. Корзинка взлетела вверх, разбрасывая в разные стороны лисички и опят.
        С ужасом охотники заметили, что вместе с грибами из корзины посыпались человеческие органы. Подул ветер, и листва кругом разлетелась, обнажив под собою распотрошенные останки толстой собирательницы грибов. Не тратя времени на крик, охотники ринулись куда-то в сторону напролом.
        Очень скоро им открылась поляна, совершенно голая, без всякой растительности. В самом центре ее бесформенной грудой валялись кости и органы худой любительницы грибов. Тимоха почувствовал, что ноги его по щиколотку погрузились в землю. Он пытался освободиться, но увяз еще глубже. Подлесников бешено глядя то на груду мяса, то на товарища, злобно крикнул:
        - Чего стоишь, сматываемся!
        - Не могу, застрял! - в панике заорал Колчак, упираясь в землю прикладом, - Помоги, чего уставился!
        Тимоха ушел в землю уже по пояс. За спиной его что-то затрещало, бригадир едва успел отскочить в сторону, тут же высохшая сосна рухнула, выворачивая корни. Хвойное дерево раздавило Тимоху, превратив в студень. Вот тут Подлесников заорал и в паническом ужасе кинулся прочь.
        Он бежал, петляя и прыгая, не разбирая дороги, падал, поднимался и вновь начинал бегство. Ветки хлестали его по лицу, сучки рвали одежду. Он уже не представлял, где находится, заблудился и потерял всякую ориентацию, но все равно продолжал бежать. Когда силы и дыхание полностью оставили его, Подлесников остановился.
        Дыхание восстановить так и не удалось, насторожил грозный шорох. Тут бригадир вспомнил, что в руках сжимает ружье. Слева треснула ветка, и Подлесников, не целясь, выстрелил туда. Тишина. Теперь качнулась листва кустов впереди, и вторая порция свинца вылетела из ствола.
        Охотник пытался перезарядить оружие, но дрожащие пальцы не могли извлечь патрон из сумки. В отчаянии Подлесников отбросил свою двустволку и вновь побежал, но не преодолел и десяти метров. Огромный зверь черной тенью метнулся из чащи прямо ему на спину. Через полторы секунды Подлесников лишился головы.
        ГРУНТОВАЯ ДОРОГА, 3 КМ НА ВОСТОК ОТ МОСТА ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 9:06.
        «Автозак» или автомобиль для перевозки заключенных на базе ГАЗ-53А, именуемый в народе «зечка» и «воронок», заглох на этот раз окончательно. Старший машины - лейтенант Баданов злобно глянул на водителя.
        - Опять?
        Тот кивнул и смущенно уставился на приборную панель:
        - Свечи сдохли…
        - Слушай, Лобзиков, - зло заговорил лейтенант, - Два тела, что мы везем, должны быть в СИЗО не позднее полудня.
        Водитель пожал плечами:
        - Надо свечи почистить, придется выкручивать, облить бензином и опались немного.
        Лейтенант покраснел от гнева:
        - Меня не интересует, что ты будешь делать и как, мне важно как быстро мы двинемся в путь. Вылезай и чисти свои свечи.
        Лобзиков обиженно вылез из машины и флегматично принялся открывать капот. Баданов немного успокоился и потянулся к рации, необходимо связаться с начальством и доложить о вынужденной задержке. Радиопередатчик уже давно отпраздновал свое двадцатилетие, поэтому кроме шипа и треска ничего не передавал. Лейтенанту ничего не оставалось, как заматериться.
        Водитель слишком долго возился в моторе. Лобзиков не нравился Баданову, хитрый и ленивый, под дурачка косит вечно. Офицер милиции уже решил, что это последний рейс с ним.
        Лобзиков в органах второй месяц, до этого был в армии. За время службы водитель успел восемь месяцев отсидеть в дисциплинарном батальоне за самовольное оставление части и кражу. Как-то сумел водитель «отмазаться» и вернуться в часть. Тем не менее, с такими вот данными Лобзиков всё же попал в МВД.
        Баданов решил посмотреть, чем занят водитель и вышел из кабины. Удивлению и гневу его не было предела, когда он увидел, что Лобзиков курит, прислонившись к бамперу. Капот был, откинут, мотором никто не занимался.
        - Ты че, ох…л? - накинулся на него лейтенант, - Я тебе приказал свечами заниматься, а не перекуры устраивать!
        Лобзиков не спеша затянулся и, медленно выпустив дым, ответил:
        - Любая работа начинается с перекура.
        - Запомни, философ хренов, - пригрозил ему Баданов. - Со мной едешь последний раз. А если через пять минут не продолжим движение, считай себя уволенным.
        Лобзиков оставался беспристрастным:
        - Да это была твоя последняя поездка, лейтенант.
        Баданов не успел ответить дерзкому подчиненному, как тот ударил его ножом в правое подреберье, а затем ещё дважды в область сердца. Оставив агонирующее тело лейтенанта, и забрав у него пистолет, Лобзиков подошел к двери кунга и постучал. Из нее показался усатый сержант, явно недовольный тем, что ему мешали дремать:
        - Чего тебе?
        - «Летёхе» нашему плохо, - улыбнулся водитель-убийца, - Помочь надо.
        Сержант высунулся по пояс:
        - Че с ним случилось?
        Вместо ответа Лобзиков выстрелил ему в шею и лицо. Окровавленный труп рухнул на землю. Убийца обшарил свою жертву, забрав деньги, документы и ключи.
        «Автозак» перевозил в СИЗО двух подследственных: вора-рецидивиста Тамрова, по кличке Тамбур и убийцу Маянова, по прозвищу Ковбой. Маянов, вооруженный двумя револьверами времен гражданской войны, совершил десяток ограблений с двумя трупами. Когда его брали, он смертельно ранил сотрудника ОМОНа, теперь ему светило лет тридцать или пожизненное заключение. Девичья фамилия матери Ковбоя была Лобзикова, Маянов приходился двоюродным братом водителю.
        - Теперь куда двинем? - поинтересовался Ковбой, щурясь от яркого солнца.
        Лобзиков без всякой брезгливости занимался переноской трупов в кунг, Тамбур активно помогал ему, явно побаиваясь братьев-убийц.
        - Доедем на «зечке» до лесничества, там у меня тачка, жратва, одежда, бабосов немного, а оттуда сориентируемся, куда.
        Ковбой повеселел:
        - Это мне нравится больше, чем пожизненный срок или четверть века видеть небо в очень мелкую клеточку, - тут взгляд его остановился на Тамбуре, - А у тебя какие планы?
        «Домушник» съежился, будто его стеганули по спине кнутом:
        - Мне шестерик корячился. Мусоров, тут замоченных, если тут останусь, на меня по любому повесят. На допросах так обработают, что мокруху на себя возьму и на вас стукну... Чем сукой покалеченной два червонца тянуть, лучше в бега податься.
        Ковбой согласно кивнул:
        - Дело базаришь, давай с нами, если хочешь…
        Тамбур опять втянул голову в плечи:
        - Благодарствую, братки, за помощь и за вызволение от ментов, но староват я для крутых дел, к тому же профиль мой - хаты. Ничего другого не умею.
        - Как хочешь…
        ВОРОШИЛОВКА, 11:09.
        Еще не наступил полдень, а Гончаленкову казалось, будто он отпахал три смены и пару ночных дежурств. Он решил взять тайм-аут, поэтому зашел в магазин выпить пивка, незаменимый помощник Калинкин последовал за ним.
        В магазине шла разборка: Сметанина на чем свет стоит крыла Петряева. Раскаты ее громоподобного голоса звучали подобно артиллерийской канонаде. Вошедший участковый прервал конфликт и потребовал две бутылки «Балтики», то же заказал и Калинкин. Отпив две трети из первой бутылки, Гончаленков спросил:
        - Чего шумим, господа-работники торговли?
        Сметанина грозно смерила взглядом нетрезвого сторожа:
        - Этот балбес напился ночью, и стекло выбил, а теперь все на мышей сваливает.
        - Не на мышей, - пьяно уточнил Петро, - Стекло выбили крысы…
        - А может бегемоты? - с угрозой придвинулась, сжав кулаки, Сметанина.
        - Крысы его разбили! - доказывал сторож, - Сначала за окном вспыхнуло, а потом они все выскочили из щелей и в окно бросились…
        - У тебя белая горячка, алкаш ты х…в!
        Гончаленков купил еще две бутылки пива и пошел в свою комнатенку, от криков у него разболелась голова.
        - Какое тихое и милое было местечко, - устало сказал участковый, - А теперь что ни день, то ребусы.
        - Это вы о пропаже бульдозериста Путова? - спросил Калинкин, неумело открывая бутылочную пробку.
        - Путов где-нибудь пьяный отсыпается, - отмахнулся «старлей», - У меня в голове не укладывается всё происходящее последних двух дней - логики нет.
        Калинкин все же открыл бутылку:
        - Почему нет? Два десятка жителей видели ночью яркий свет из леса, этот пьянчужка из магазина тоже видел.
        - Это не логика, а совпадение, - уточнил Гончаленков, - Вторую ночь в лесу что-то светится, после этого скотина точно с ума сходит, к ветеринару местному ежедневно толпы укушенных своими питомцами идут. Сегодня еще две овцы пропали, сразу после вспышки из леса.
        Калинкин уже опустошил свою последнюю бутылку и слегка захмелел:
        - Может, пожар?
        - Вряд ли, - усомнился участковый, - Хотя все может быть. Вот ты и займись разработкой этой версии. Прогуляйся по осеннему лесу, полюбуйся пейзажем, ну и ищи следы поджога.
        - Стоит из-за этого по лесам шляться, - впал в уныние Калинкин.
        - Заодно поищи Путова и его собутыльников, что вчера на охоту ушли. Жёны их предполагают, что все трое где-нибудь спят после попойки.
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 13:31.
        ЗИЛ-131, выкрашенный в чисто военный зеленый цвет, громыхая, пересек заболоченную речку. В кабине, кроме водителя, находился угрюмый лейтенант. Было явно заметно, что поездка ему крайне неприятна. Он гневно дышал через нос и барабанил пальцам по двери, мрачно поглядывая в окно.
        Лейтенант Татауров был командиром взвода РХБЗ одной из ближайших воинских частей. Вместо того чтобы дремать в канцелярии, в то время как сержанты гоняют солдат на плацу, ему пришлось ехать в эту проклятую командировку, которую иначе как ссылкой не назовешь.
        Все из-за начальника штаба - этот тупой майор объявил Татаурову выговор за отсутствие конспектов по ОГП[6] и послал в эту дыру. Объект, проходивший по сводкам соединения под шифром 4417-518, подвергался систематическим радиационным замерам два-три раза в месяц. На каждый такой замер обычно посылали «залетчиков»[7]. На этот раз им стал Татауров.
        - Тормози, - приказал он водителю сразу за мостом.
        ЗИЛ остановился, лейтенант вышел из кабины, из двери кунга выбрался заспанный сержант и уставился на офицера, ожидая дальнейших распоряжений.
        - Гусева и Лостопадова на замер радиационного фона, - сказал Татауров, - Пять точек в радиусе пятидесяти метров, ты на контроль. Матынов пускай выйдет на связь и доложит, что приступили к замеру на первом объекте.
        - Вас понял, - кивнул сержант и исчез.
        ВОРОШИЛОВКА, 14:19.
        Гончаленков долго и подробно объяснял, что для подачи заявления о пропаже человека необходимо прошествие трех суток. Однако родственники пропавших собирательниц грибов были слишком настойчивы. Положение спас Калинкин, явившийся невесть откуда.
        - Шеф, центральная на связи! - сообщил он, - Что-то срочное!
        «Старлей» любезно извинился и, облегченно вздохнув, пошел к машине. Калинкин по привычке пошел следом.
        - Уже вернулся? - спросил на ходу участковый, - Что-нибудь нашел?
        Калинкин сморщился:
        - Нет там ничего, в этом лесу…
        Помощник не смог признаться, что пробыл в ельнике от силы минут пять. Едва он с большой опаской приблизился к хвойному лесу, как тут же возникло ощущение, что из него за ним следят. Когда же между стволами мелькнули желтые огоньки, Калинкин не выдержал и обратился в бегство. Чтобы не навлечь гнев шефа и не быть им осмеянным, ему пришлось отсиживаться в машине.
        Гончаленков долго выслушивал хрипы и треск радиопередатчика, долго кричал, прежде чем понял и сообщил об этом начальству.
        - Ну, чего там, шеф? - панибратски спросил Калинкин.
        Гончаленков обреченно выдохнул:
        - Полная задница: утром пропала «зечка» с двумя рецидивистами, час назад ее нашли, офицер и конвоир убиты. Судьба водителя не известна, может, взяли в заложники или он сам замешан в побеге.
        Калинкин недоуменно потеребил левое ухо:
        - А ты тут причем?
        - Это произошло в нескольких километрах от моста, теперь наша территория - наиболее вероятная зона маршрута преступников, вооруженных автоматом, двумя стволами - это минимум, возможно, еще что-нибудь из тюремного арсенала.
        Калинкин почесал мочку правого уха:
        - Чего будем делать, шеф?
        - Едем в райцентр за стволами, броней, спецсредствами.
        - А дальше?
        - Никогда не загадывай так далеко, - дал совет участковый. - Это у Путина и Спивакова до две тысячи двадцатого года дни по минутам расписаны. А мы с тобой во внутренних органах служим, поэтому и планов никаких не имеем.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 16:17.
        Кирилл уже сидел в машине, но не мог уехать, все пытался уговорить последовать за и собой Часовского:
        - Виктор, ты должен ехать со мной, - убеждал он друга.
        - Зачем, ведь тут моя работа и дом, - отказывался Часовский, - Чем объясню свое бегство?
        - Я сам все улажу, - заверил Кирилл, - Тебе нельзя тут оставаться после вчерашней ночи. Я не знаю, что это и как все происходящее объяснить, но это озеро и прибрежный лес несут в себе большую угрозу и опасность.
        - Да нас просто сочтут «лохами позорными» или психами, если будем объяснять причины.
        - Я все беру на себя, - не отступал Кирилл, - Ничего никому не нужно будет объяснять, переведем тебя на новую должность, возьму к себе в управление заместителем. Этот отстойник не для тебя.
        - Биографией не вышел для заместителя, - усмехнулся Часовский, - Я же вчерашний «зэка», у меня еще условка не кончилась.
        - Это ерунда, воспользуюсь нужными связями. Едем и немедленно!
        Виктор покачала головой:
        - Нет, я пока остаюсь. Дождусь Цезаря, доработаю до конца месяца. А там, если твое предложение все еще будет в силе, помозгуем.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 17:50.
        Дождь, точнее сильнейший ливень, не позволил начать замеры в последних двух контрольных участках. Татауров перебрался с водителем в кунг, поскольку кабина напоминала решето, точнее, душ. Вся команда - взвод РБХЗ с унылым видом и похоронным настроением ожидали окончания непогоды.
        - А может, ОЗК[8] напялить? - подал идею сержант Свечников.
        - Не взяли, - эхом отозвался ефрейтор Гусев. - Старшина не дал, сказал, все ОЗК в дезобработке.
        - Кусок[9] долбанный, - обозвал ротного старшину лейтенант, - А если быстро туда-сюда сбегать?
        Свечников резонно заметил:
        - Дозиметры угробим, а они и так нифига не пашут. Вы и мы за них подписывались, ротный в случае порчи, платить заставит в восьмикратном размере. Он уже давно ищет на кого их списать.
        - Значит, будем ждать, когда дождь кончится, - подвел итог Татауров.
        Сидящий в самом дальнем углу химик-дозиметрист Лостопадов отрешенно заявил:
        - Этот ливень только усиливается, ночевать тут придется, а мы сухпайков не взяли.
        Татауров тоскливо поглядел в запотевшее окно, куда яростно барабанили струи воды:
        - Видимо, в натуре придется ночевать. Матынов, выйди на оперативного дежурного, доложи, что мы застряли до утра.
        Радист с огромным трудом поборол дремоту и, разлепив чугунные веки, медленно потянулся к передатчику.
        - Можно и не ночевать, - осторожно подал идею сержант.
        - То есть? - спросил лейтенант.
        - Напишем данные прошлого замера, изменим лишь десятые доли для правдоподобия.
        - Откуда же я возьму прошлые показатели?
        Свечников кивнул в сторону Гусева и Лостопадова:
        - Эти два тела тут дважды в месяц бывают. Я думаю, они не забыли данные десятидневной давности.
        Гусев и Лостопадов испуганно переглянулись. Свечников уже навис над ними и вкрадчиво спросил:
        - Вы ведь их помните, господа военные? В противном случае будем лечить вашу амнезию отжиманиями на свежем воздухе.
        - Мы… мы помним, товарищ лейтенант, - торопливо в один голос затараторили вопрошаемые, опасаясь гнева старослужащего товарища, - Мы все показания на этих точках помним. С нами капитан Тагов был. Он тогда рождение сына отмечал и э-э… в общем он устал, и рапорт составляли мы сами.
        Татауров чуть подумал и кивнул:
        - Ладно, поехали отсюда.
        - А я уже в часть доложил, - сообщил радист.
        Свечников замахнулся на него, но бить не стал, а лишь прокомментировал:
        - Никогда никуда не спеши - это первая заповедь солдата. Запомни ее, конь педальный.
        ВОРОШИЛОВКА, 18:06.
        Калинкин долго пытался разобраться с лямками и липучками допотопного бронежилета «кираса-5», а потом в негодовании бросил это дело, принявшись деловито щелкать затвором автомата.
        - Нафига нам выдали этот хлам? - спросил он у Гончаленкова.
        - Ты же служил и знаешь, что бронежилет пятой степени защиты спасает от удара ножа, осколков, пистолетного выстрела со ста шагов. И спасет даже от пули автомата, пущенной с четырехсот метров, - объяснил «старлей».
        - Мало того, что нас перевели на круглосуточное дежурство, так еще и заставляют таскать на себе всякое барахло, - не унимался Калинкин, - Моя броня даже укуса пчелы не выдержит, зато плечи натирает и движения лишает.
        Гончаленков отмахнулся:
        - Тебя никто не заставляет его носить, погибнешь от пули - похоронят за счет государства, может и грамоту дадут, а вот если бронник потеряешь - вычтут его стоимость из зарплаты.
        Калинкин недовольно потеребил левую мочку:
        - Что будем делать, шеф!
        - Тебе же в управлении все объяснили: всеми имеющимися в наличии силами и средствами обезвредить особо опасных преступников.
        - Больно надо под свинец лезть за похвальный некролог в газете и значок «Отличник полиции», - заявил Калинкин и уже хотел поудобнее устроиться, чтобы задремать.
        - Не хочешь ловить рецидивистов, тогда ищи пятерых пропавших, что еще вчера ушли в лес по грибы, на охоту и рыбалку.
        - А че их искать? - сморщился Калинкин, - Небось, не маленькие, сами вернутся.
        Гончаленков быстро и умело разобрал свой «Макаров»:
        - Ты видимо не понял: это не просьба, а приказ - искать пропавших до наступления темноты.
        Уши помощника поникли:
        - Так ведь уже темно…
        - Вот когда я не увижу дырку на твоем колене от окурка с пяти шагов, вот тогда будем считать, что темно…
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 19:40.
        Видавший виды и весь перепачканный грязью БТР-70 заглушил двигатель, остановившись на пригорке слева от моста уже за рекой. Из люка вылезли младший лейтенант в новом камуфляже и механик-водитель.
        - А ты говорил, не доедем, - сказал офицер.
        - Еще бы пару метров и движок бы нае…ся, - зевнул водитель, - Этот гроб на восьми колесах еще в Афгане был, мне зампотех говорил.
        - Разве внутренние войска были там? - усомнился младший лейтенант, - Врет зампотех, да он и в полку-то меньше десяти лет всего служит... Отделение фронтом к машине становись!
        Младший лейтенант Гуппанов носил свою звездочку второй месяц. До этого он два года ходил прапорщиком и еще три сержантом, плюс срочная служба. После реформ девяностых годов двадцатого века из армии выкинули лучшие офицерские кадры, в следствие чего быстро возникла острая нехватка командиров взводов и рот, особенно, во ВВ. Пришлось создавать полугодичные офицерские курсы.
        Так Гуппанов стал младшим лейтенантом. Офицерством своим он гордился, а вот звания стеснялся - все же не очень-то солидно в двадцать семь всего одну маленькую звездочку на погонах носить. Иные удачливые ровесники уже в капитанах и майорах ходили, а некоторые на должности подполковников заскочить успели.
        Поймать вооруженных рецидивистов с возможным заложником - это был хороший шанс обратить внимание начальства на себя, да еще и лейтенанта досрочно получить. Оттого и старался во всю Гуппанов, вызывая недовольство личного состава. Особенно недоволен им был «заслуженный дембель» ВВ ефрейтор Гигантов, которому служить осталось ровно месяц:
        - «Фронтом к машине», - передразнил он командира, - Нахватался словечек и выёживается!
        - Да, - согласился с ним «дедушка» Длясов, - Х…вый у нас малек[10], ж…у на британский флаг рвет. Ни к «дембелям», ни к «дедам» никакого уважения нет, гоняет как «духов». Ну, че возитесь, бараны, - заорал он на остальных, - Команду не слышали, что ли?!
        Отделение засуетилось, но было видно, что никто не знал смысла приказа. Гуппанов остался явно недоволен и сделал замечание своему заместителю прапорщику Грибову:
        - Следовало бы обучить подчиненных основам строевой подготовки, товарищ прапорщик, ведь элементарных вещей не умеют.
        Грибов равнодушно смерил взглядом своего начальника и тихо сказал:
        - В одну шеренгу, лицом к БТРу становись.
        Нехотя и обреченно с медленной скоростью солдаты и сержанты сообразили требуемый строй, исподлобья наблюдая за начальником. Гуппанов придирчиво осмотрел стоявших и тут же забросал их массой новых приказов:
        - Носки выровнять по одной линии, заправиться, автоматы на плечо, стальные шлемы на голову, - тут взгляд лейтенанта упал на Грибова, который привалился спиной к башне и покуривал с закрытыми глазами, - А вы почему, прапорщик, не в строю?
        Грибов удивленно открыл глаза, непонимающе глянул на Гуппанова:
        - Мне и отсюда все видно и слышно.
        - И все-таки, встаньте в строй, - настойчиво повторил «младлей».
        - Мне кажется, я свое уже отстоял.
        Гуппанов сжал губы и подскочил к БТРу:
        - Встаньте, когда с вами говорит старший по званию!
        Грибов откинул в сторону окурок и спокойно сказал:
        - Слушай, лейтенантик, я свою срочку[11] начинал, когда ты в детском садике на песочнице игрался и теперь не собираюсь ее заново проходить.
        Гуппанов был бессилен изменить ситуацию, дальнейшее обострение конфликта могло подорвать его и без того низкий авторитет, поэтому пришлось отступить с угрозой:
        - Мы продолжим наш разговор в кабинете начальника штаба.
        Прапорщик вновь закрыл глаза:
        - Да хоть в кабинете президента.
        На лицах подчиненных лейтенант заметил злорадные ухмылки и скрытые насмешки.
        - Равняйсь! Смирно! Вольно! - Гуппанов принялся прохаживаться перед строем точь-в-точь, как командир полка, - Как вам известно, утром на нашем участке произошел побег двух особо опасных рецидивистов. В результате два сотрудника милиции убиты, судьба еще одного неизвестна. Вполне вероятно, что преступники скрываются где-то по близости, не исключена попытка прорыва в одном из направлений этой дороги. Наша задача находиться в заслоне для недопущения перехода сбежавших и их поимки. Поэтому первая задача - оборудование инженерных позиций, утром начинаем несение службы и досмотра автотранспорта.
        - Че такое инженерные позиции? - спросил «дембель».
        - Окопы, траншеи, укрытия для стрельбы, - ответил «дедушка».
        - Точно малек наш ё…тый: из-за двух зэков лопатами землю ковырять! Да они уже давно смылись куда-нибудь далеко.
        В 5 КМ ОТ МЕРТВОГО ОЗЕРА, 20:50.
        Тамров заблудился в незнакомом лесу. Он проклял уже все на свете. В первую очередь братьев-придурков, что завалили двух ментов. Теперь вместо шести лет отсидки на приличной зоне придется бегать по чащам, а потом доказывать, что к убийству конвоиров отношения не имеешь. Даже если и докажешь, то все равно трешник за побег припаяют.
        - Суки, урки позорные, - в отчаянии прошептал Тамбур, приваливаясь спиной к стволу.
        Где-то рядом треснула сухая ветка. Тамров перестал тяжело дышать и оглянулся, превратившись в слух. Этого еще не хватало - напороться на зверье! Тамбур пожалел, что отказался взять предложенный Ковбоем ствол. Вообще-то, у Тамрова было давно установленное правило - никогда не иметь дело с «мокрушниками», не брать в руки никакого оружия. Даже на «зачистку» квартир он ходил, имея лишь обширный набор всевозможных отмычек.
        Хруст высушенного дерева и шелест травы послышались вновь. Впереди сквозь наползающий сумрак вспыхнули две пары ярко-желтых глаз. Тамбур подскочил, но почему-то не побежал прочь, где-то на подсознательном уровне высветилось слово «бесполезно». Огромные лохматые тени в абсолютном молчании приблизились к нему. Тамров заорал от ужаса и отчаяния, но крик его утонул в мрачном вечернем сосняке.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 22:04.
        Попытка вырваться из плена грязи продолжалась уже почти четыре часа. Дождь все лил и лил, не думая останавливаться. Татауров понял, что пока не утихнет непогода, им не тронуться с места.
        - Хватит ковыряться, - устало сказал лейтенант водителю, - Пошли в кунг, утром заведешься.
        Татауров нехотя открыл дверь и за пару секунд вымок полностью. Пришлось преодолеть пару метров по месиву. Чавкающая грязь налипала на подошвы чудовищным грузом. Жутко матерясь, он все же залез в кунг весь мокрый и перепачканный.
        - А где руль[12]? - спросил Свечников.
        - Наверно в кабине остался, - равнодушно сказал лейтенант.
        Он ошибался: водитель вышел следом за офицером, но едва тот вступил на землю, как тут же утонул в грязи по пояс. Он, было, закричал, но что-то дернуло его за ноги вниз. Водитель нахлебался воды и грязи, увязнув в ней по плечи. Еще один рывок и водитель исчез в ожившей жиже с головой.
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 23:02.
        Кирилл так и не уехал, он остался, чтобы помочь новоприобретенному другу. Несмотря на разные судьбы и характеры за два дня с небольшим они сошлись. Чем ближе становилось приближение ночи, тем сильнее Часовский уговаривал друга уехать.
        - Нет, я остаюсь, - твердо заявил Кирилл, - Вчера я бежал от непонятного явления, бежал, как трус, ужасно испугавшись. Моя мужская гордость задета. Сегодня, если опять все повториться, я должен взять реванш. К тому же мы так и не знаем, что это было.
        Часовский нервно курил, изредка поглядывая в окно с явным беспокойством:
        - Лучше нам и не знать. Я уверен, этот свет не предвещает ничего хорошего. Я бы тоже свалил отсюда, но без Цезаря не могу. Этот пес слишком много для меня значит: он единственное живое существо, которому я нужен.
        Кирилл внимательно посмотрел в глаза Виктору:
        - Ты ведь знаешь нечто больше о происходящем, чем я?
        - Все это лишь мои догадки и предположения, наблюдения и собственные мысли.
        - Так поделись ими, - предложил Кирилл.
        Часовский приподнял вверх брови, что-то подумал про себя, а затем как бы в знак согласия опустил их вниз.
        - Хорошо, сначала скажу, в чем почти уверен. В двух десятках километров отсюда военные устроили свалку отходов, я не знаю, что они закапывали в землю, кроме радиоактивной дряни, достаточно ее одной. Уровень местного излучения значительно превышает чернобыльский. Военные, конечно, об этом знают, но молчат, однако, достать дозиметр нынче - не проблема. Мои предшественники собирали пробы не только у озера. Еще пару лет назад они забирали почву, фрагменты коры, древесины, растений по все округе.
        В районе нет системы очистки воды, планов дезактивации загрязненных земель, долгие годы место фельдшера занимали лишь те, что имели отменный опыт в медстатистике и учете. Зачем? Чтобы скрупулезно фиксировать данные смертоносности, рождаемости, заболеваемости. По непонятным причинам за несколько километров отсюда открывают щебеночный завод с умопомрачительными зарплатами. У тех немногих работников, что еще живы с той поры, я узнал: «карьерщики» получали в два раза больше шахтеров.
        Непонятно по какой причине в округе начали искать золото, не скупились на зарплаты и химикаты. В итоге драгметалла нашли ничтожные крохи, зато угробили целую экологическую систему. Вообще в ныне захолустной и Богом забытой Ворошиловке еще лет двадцать назад была зона социального благополучия: большие зарплаты, льготы, товарное изобилие, школа, детсад и почти тысяча жителей…
        Страшная догадка осенила Кирилла:
        - Ты считаешь, что?..
        - Да, - подтвердил Часовский, - Ворошиловка, окруженная болотами и лесами - это миниатюрный полигон. Полигон - для испытания воздействия всевозможных ядов и гадостей на людей, точнее, на несколько поколений. Вокруг отравлено все - воздух, вода, земля, нужно лишь наблюдать за состоянием жителей и фиксировать показания. Для военных - это возможность изучить тактику ведения войны в условиях экологических бедствий, например, что ждет солдат после применения оружия массового поражения. Для науки и медицины возможность наблюдать и экспериментировать, но не на белых мышах, а живых обыкновенных гражданах.
        - Это ужасно и мерзко, - все еще до конца не веря в услышанное, произнес Кирилл.
        Виктор закурил уже пятую сигарету подряд:
        - А главное - не доказуемо.
        - Уже достаточно твоих аргументов, чтобы поднять шум.
        - Подобные сенсации уже были, сколько вышло репортажей, фильмов, книг и статей о Чернобыле, Южном Урале, Северодвинске, Новокузнецке, Магнитке и что? Ничего: поговорили, поохали, посочувствовали, пообещали небесных кренделей и забыли. Люди до сих пор живут в зонах экологического бедствия и будут жить еще не один век.
        - Но выход должен быть, - упрямо в первую очередь самому себе сквозь зубы сказал Кирилл, - Должен!
        Часовский нервным движением погасил окурок:
        - Извини, но вынужден сказать тебе одну истину: лучше бы ты искал средство от лейкозов, чем занимался экологическими проблемами. В гематологии многое бы зависело только от тебя лично, и ты добился бы большего, чем на нынешнем поприще.
        Кирилл вздрогнул, будто внезапно окунулся в ледяную воду, и поспешил перевести разговор на другую тему:
        - Какова, по-твоему, природа этого непонятного свечения?
        - Вот тут у меня нет даже гипотезы, - признался Виктор, - Только отдельные компоненты догадок и предположений, которые, несмотря на все усилия, я не могу увязать в единое целое.
        - И все же?
        Часовский потянулся к раскрытой пачке, но она оказалась пуста.
        - Свечение исходит из озера и леса, примерно в пяти километрах отсюда. Между вспышками нет взаимосвязи в периодичности и частоте, свет возникает хаотично в обеих точках с разными временными промежутками, иногда синхронно. Озеро потому и названо Мертвым, что в нем нет абсолютно ничего живого, даже бактерии, простейшие и водоросли и те гибнут. Максимальная глубина менее шести метров, дно илисто-грунтовое, на нем кроме мусора и металлолома ничего нет. Свет из озера не органического происхождения и распространяется вне законов физики, не подчиняясь квантовым законам и канонам.
        Свечение в лесу тоже не поддается логике и физическим характеристикам, единственное его отличие в том, что оно начинается не в воде. На военных грешить не стоит: вряд ли у нищей разваливающейся структуры вооруженных сил имеются деньги на какие-то испытания и эксперименты, не думаю, что это какое-то секретное новейшее оружие. Подобные версии годятся для триллеров и дешевых ужастиков Голливуда.
        Кирилл пытался пошутить:
        - Может, НЛО?
        - Я не верю во внеземные цивилизации, пришельцев, колдунов, оборотней и прочее сверхъестественное действо, хотя все симптомы, говоря языком медицины, указывают именно на мистическую природу творящегося.
        - Тогда что же тут происходит?
        - У меня нет объяснения, - неохотно признался Виктор, - Но уверен, что это таит в себе угрозу.
        - Для кого?
        - Для всего живого, для нас в первую очередь. Цезарь всегда проявлял беспричинное беспокойство при этих вспышках, они будто влекли его к себе против воли. Животные лучше нас чуют подобные вещи, в них не угасли древние инстинкты.
        - И все-таки зря мы не убрались отсюда, - сокрушенно сказал Кирилл.
        - Может быть, - уклончиво ответил Часовский, - Но я хочу разобраться прежде, чем уйти. Это отняло у меня Цезаря, я не могу просто так отступать.
        - Но ведь и нас, возможно, ждет небытие.
        - Возможно, но для меня - человека уже потерявшего когда-то все и всех, последствия контакта с неизвестным не так уж и страшны.
        МЕЖДУ ВОРОШИЛОВКОЙ И МЕРТВЫМ ОЗЕРОМ, 23:56.
        Новая, но уже побитая и заэксплуатированная «Газель», прыгая на кочках, разрезала темноту светом своих фар. За рулем сидел экспедитор Савельев. Он был зол и мрачен: еще бы, эта стерва - начальница Сметанина выдернула его из-за стола. Столько даровой выпивки и закуски осталось на растерзание местным гулякам.
        Это еще полбеды: хозяйка застолья вдова, словно сошедшая с картины Кустодиева с неприлично большим бюстом и похотливыми глазами. Она уже словом и делом дала понять Савельеву, что не против того, чтобы тот остался ночевать с ней. Экспедитор дважды за вечер прощупал рельеф тела хозяйки, та ничуть не противилась, а наоборот поощряла подобные методы ухаживания.
        Все так отлично всё шло и тут на тебе - влетает оголтелая Сметанина, не дает даже на путь-дорожку выпить, с дружбанами проститься, материт и позорит при всех, пинками выгоняет из-за стола. Видите ли, в город приспичило ехать, а за каким лешим не сказала. Вот почему не добравший нужного количества самогонки, не наевшийся до отвала и не вкусивший любовных утех Савельев злобно вертел руль и жал на газ.
        - Эй, потише, Санек, - сказала ему Сметанина, - Не дрова везешь.
        Пришлось сбавить скорость. Савельев явно побаивался своей начальницы, не то, чтобы боялся увольнения (поди-ка найди замену - в меру пьющего водителя-экспедитора, что будет терпеть бабий деспотизм и произвол), страшился огласки. Савельев с первых же дней делового сотрудничества принялся домогаться интима от Сметаниной.
        Та лишь язвительно насмехалась и грубо отказывала, но однажды согласилась, поддалась на уговоры местного Казановы. Однако герой-соблазнитель на ложе любви потерпел неожиданное фиаско (выпил лишнего). Едва ли не на коленях Савельев упросил Сметанину не позорить его на всю округу, прося шанс на реабилитацию.
        Увы, но снаряд дважды угодил в одну и ту же воронку. Ещё до «попытки номер два» экспедитор вновь перебрал первача, уснул и уткнулся физиономией в тарелку с пельменями. Двойная неудача на любовном фронте сделала Савельева заложником начальницы, чуть, что она угрожала все рассказать односельчанам в самых наиподробнейших подробностях. Боясь позора и насмешек, экспедитор был вынужден беспрекословно выполнять все прихоти шантажистки.
        - Зачем едем-то? - осмелился спросить Савельев.
        - Твое дело за дорогой следить, - сердито отозвалась Сметанина, - А то врежешься куда-нибудь или в кого-нибудь.
        Продавщица была явно не в духе, ярость из нее так и брызгала в разные стороны искрами. Сметаниной донесли, что ее благоверный супруг лесозаготовитель находился в «командировке» у учительницы географии из соседнего села. Вот почему продавщица помчалась на ночь, глядя, чтобы уличить мужа - кобеля, устроить скандал - разборку, ну и в зависимости от весовой категории учителки можно было, и сойтись в рукопашной.
        - Нет тут никого, - заверил Савельев, - Не боись, не врежемся.
        «Газель» резко повернула, фары высветили темный силуэт большого четвероногого зверя, его глаза ярко фосфорицировали желтоватым отблеском. Савельев пытался затормозить и свернуть, зверь отскочить в сторону, но у обоих ничего не вышло: машина ударила на полном ходу существо. Удар был неожиданный и очень мощный, будто по железу с размаха добланули огромной кувалдой, кабину здорово тряхнуло.
        - Что это?! - взвизгнула Сметанина.
        - Х… его знает, - был ответ.
        Продавщица чуть опомнилась от неожиданности и обрушилась на водителя:
        - Козел ты, сверхскоростной, я тебе ведь б…дю этакому сказала, не гони! Сам будешь платить за ремонт!
        - Да не верещи, истеричка! - не остался в долгу Савельев, - Сама сказала, чтобы быстрее доехали, не х… было по ночам ездить. Все беды только от вас, от баб…
        - Ну, ты, мужик, у которого хобот поник, не забывайся! - пригрозила Сметанина.
        Экспедитор испуганно опомнился:
        - Ладно, не ори и без того башка трещит. Слава Богу, не человека сбили…
        - А кого?
        - Х… знает, - вновь блеснул красноречием Савельев. - Зверь какой-то, может, волк или рысь, глазища здоровенные.
        Сметаниной овладело любопытство:
        - Ну, так или и посмотри, тоже мне мужик, сидит, трясется, ладно хоть штаны сухие.
        - Ты че, с дуба рухнула!? - бешено вытаращил глаза Савельев, - А вдруг это медведь бешеный, может, он живой, как кинется на меня, потом и тебя сожрет!
        Любопытство продавщицы быстро сменилось страхом:
        - Че расселся, бегемот пугливый, поехали!
        «Газель» не заводилась, Савельев материл мотор, Сметанина своего экспедитора. После пяти минут безуспешной кутерьмы Савельеву пришлось прийти к выводу, что придется вылезать и смотреть двигатель. Дрожа от страха, испуганно озираясь, согнувшись, бубня матерные проклятья, он после долгих колебаний и душевных терзаний силой заставил себя покинуть кабину.
        Вмятина была солидная, движок по счастью не пострадал. Савельев боязливо всматривался, ища тушу зверя, руки крепко сжимали металлический прут.
        - Тоже мне, рыцарь, - из кабины громко фыркнула Сметанина.
        - Заткнись, шалава, если такая смелая, давай, иди сюда, - злобно крикнул экспедитор.
        Вдруг из темноты стремительно выпрыгнуло что-то огромное, лохматое и свирепое. Здоровенный зверь припечатал человека к машине, было слышно, как затрещали переломанные ребра и позвоночник, из раздробленной гортани вырвалось хрипение, на лобовое стекло брызнула кровь, ошметки кожи, волос, мозга. Сметанина истошно завопила, а зверь-убийца через секунду повторил прыжок, очутившись сквозь разбитое стекло в кабине.
        [1] - Extitusletalis (лат.) в переводе летальный (т.е. смертельный) исход.
        [2] - колючая проволока из нержавеющей стали в виде нескольких перекрученных спиралей, попав в нее, человек не может выбраться без посторонней помощи. Способна остановить движение колёсной бронетехники.
        [3] - предельно допустимые концентрации.
        [4] - раздел медицины, изучающий заболевания системы крови.
        [5] - 29 сентября 1957 года на Южном Урале в 10 км от г. Кыштым произошел взрыв на атомном предприятии «Маяк», в результате были загрязнены радиацией тысячи гектаров земли. ПДК радиации превышала норму в 10 раз.
        [6] - общественно-государственная подготовка, цикл гуманитарных наук, изучаемых всеми военнослужащими от рядовых до генералов.
        [7] - на армейском жаргоне «провинившийся».
        [8] - общевойсковой защитный костюм, для защиты личного состава от боевых отравляющих веществ.
        [9] - презрительное прозвище прапорщиков. В начале 90-х гг. ХХ века зарплата прапорщиков и мичманов была 1 тыс. рублей - на жаргоне «кусок». И хотя зарплата российских контрактников неоднократно с тех пор менялась, данное прозвище надолго пристало к прапорщикам.
        [10] - на армейском жаргоне младший лейтенант.
        [11] - на армейском жаргоне срочная служба.
        [12] - на армейском жаргоне водитель.
        Часть вторая. Решающая схватка.
        Свеча догорела, упало кадило,
        Земля, застонав, превращалась в могилу.
        Ю. Ю. Шевчук
        ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ.
        ВОРОШИЛОВКА, ДЕРЕВЕНСКИЙ КЛУБ, 00:02.
        Лошадникова не любила, когда ее отрывали от дум за стопкой водки. Бутылку она выпивала за час, пьянела, но способность мыслить и говорить сама с собой в слух не теряла. А тут прямо в середине процесса уединения наглый и настойчивый стук в дверь. Опять пришли местные школьники старших классов, чтобы «арендовать» клуб для очередной попойки. Лошадникова недовольно оглядела стоящих на пороге визитеров.
        - Ну, у кого сегодня день рождения? - спросила она, - У Коляна, Вована, Толяна уже были одно за другим, чья теперь очередь?
        - Сереге скоро в армию, - после долгих раздумий сказал один, что потрезвей.
        Лошадникова зло ответила:
        - К вашему сведению, молодые люди, призыв через три недели с лишним начнется.
        - Так отметить никогда не рано и никому не поздно, - отозвался второй визитер.
        - Вы бы еще в два часа ночи притащились, - продолжала ворчать Лошадникова.
        - Ну, так мы не с пустыми руками, - перед глазами заведующий клубом возникла бутылка водки.
        - Я что похожа на врага своего желудка? - вызывающе спросила Лошадникова.
        Ночные посетители непонимающе переглянулись и пожали плечами.
        - Где закуска? - напрямую спросила завклубом.
        - А-а-а, - смекнули визитеры, - Будет, Антонина Васильевна, через пять минут.
        - Условия и сроки прежние, - сказала Лошадникова и пошла в свою комнатушку.
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 1:01.
        Первыми на пост заступили Орлов и Греев. Мало того, что из-за прихоти «младлея» пришлось окапывать БТР и вырыть ходы сообщения вместо положенного сна, так еще пришлось сесть под дождем у моста в ожидании проходящих машин для досмотра.
        - Сколько еще осталось? - нетерпеливо спросил Орлов, ежась от холода и дискомфорта влажной формы.
        - Час сорок две, - посмотрел на часы Греев.
        - Да ведь в последний раз, когда спрашивал, час сорок пять было, - в отчаянии воскликнул Орлов, - Всего три минуты прошло, что ли?!
        - А ты чего хотел? - удивился Греев, - Спрашиваешь каждую минуту, а потом орешь.
        Орлов обтер ручейки дождевой воды с лица:
        - Вот сука наш «микромайор»[1] - два часа под дождем торчать и для чего? Кто в этой херовой глуши ездит ночью и еще в дождь?! Сейчас бы спали в казарме, пусть вонь портянок и храп, но зато тепло…
        Греев уже отслужил год, поэтому давно привык к тяготам подобного рода. Слушая проклятия и стенания сослуживца, он уже впал в дрему, несмотря на то, что вымок насквозь.
        - Ты относись к происходящему философически, - сонно пробормотал он.
        - Да иди ты со своей философией в … - выругался Орлов, пытаясь получше укрыться древней плащ-палаткой.
        - Я бы пошел, там тепло, - ничуть не обиделся военный философ.
        - Эй, хорош дрыхнуть! Подъем! - энергично принялся трясти за плечо Орлов своего напарника, но тот не подавал никаких признаков пробуждения.
        Орлов принялся отборно материть погоду, место, службу, младшего лейтенанта, ночь, спящего рядом сослуживца и вообще все, что приходило в его возбужденный ум. Через пять минут ругательства ему наскучили, все-таки не так уж и много нецензуры в могучем языке для длительного монолога без повтора. Он пытался закурить, но ливень размачивал сигареты и тушил пламя зажигалки.
        Вдруг со стороны противоположного берега показались приближающиеся две полоски света, это явно грузовой автомобиль двигался к мосту. Орлов опять стал трясти Греева.
        - Вставай! Тачка какая-то прет!
        - А ты говорил, кто поедет в такую погоду, - ответил «философ» и вновь засопел.
        - Да поднимайся же, пойдем шмонать! - потребовал Орлов.
        Греев даже не пошевелил губами, но грозно процедил сквозь зубы:
        - Не зарывайся, я свое уже отпахал. Отвали от меня, не трогай и заглохни, а то огорчу до неприличия.
        Орлов сразу сник и оробел:
        - Я же шмонать не умею…
        - Все когда-нибудь приходится делать впервые, - прозвучала в ответ очередная «истина» армейского бытия.
        - Может, кого разбудить?
        - Получишь по репе, запомни, сынок, инициатива в армии наказуема…
        Орловым овладело суетливое отчаяние:
        - Этот вонючий грузовик будет на мосту через пару секунд!
        Греев покрепче обнял ствол автомата:
        - Вали отсюда, последний раз говорю. Тебе сказали досматривать, но при этом не приказывали останавливать машины.
        Орлов ещё подумал немного, а в этот момент грузовик пересек мост. Бдительный солдат махнул рукой, уселся рядом со спящим товарищем и тоже попытался впасть в дрему.
        В бортовом «КамАЗе», что проехал через мост, сидели Лобзиков и Тамров. Все время после побега они провели за рулем разных машин. Вырваться из района и затеряться среди больших городов и сети дорог не удалось, менты и «вэвэшники» (именно на их техническую и оперативную неспособность делалась главная ставка заговорщиков) сработали неожиданно быстро и надежно.
        Куда бы не пытались сунуться братья-убийцы, всюду натыкались на заслоны, посты полицейских, сотрудников ДПС и ГИБДД. В поисках выхода из сжимавшегося кольца Ковбой и его напарник вернулись к исходной точке побега. Свое местонахождение они представляли весьма смутно, в то же время не признаваясь, что заблудились, выдохлись, и почти наверняка уже теперь не выберутся.
        Две машины они сменили, передвигаясь «автостопом». Как только садились в салон, тут же избивали и связывали хозяев автомобилей, а потом бросали где-нибудь в лесу. А вот водитель «КамАЗа» оказался настырным и неподдающимся, пришлось Ковбою выпустить ему в голову две пули. Сделал он это без малейшего колебания и жалости, бросив труп прямо у обочины.
        - Ладно, хоть на этом мосту мусоров нет, - облегченно вздохнул Лобзиков, ставя автомат на предохранитель и нервно оглядываясь на боковое зеркало.
        - А хоть и были, всем кишки пустили бы, - мрачно заявил Тамров, его руки уверенно крутили руль, на коленях тускло блестел пистолет.
        - Дай, я за руль саду, ты уже сутки не спал, - предложил Лобзиков.
        - Херовый ты водила.
        - Обоснуй, - обиделся Лобзиков.
        - Я это понял, когда мы меня в «зечке» вез.
        - Ха! Сравнил ментовской пылесос и теперешнюю тачку.
        - Если водила - профи, то езду на самокате превратит в мягкий ход «мэрса».
        Тамров не выказывал ни малейших признаков утомления или усталости, только глубоко запавшие серые глаза, исчертились прожилками крови.
        - Зря мы трупак куда-нибудь подальше не кинули, - оживленно заговорил Лобзиков, извлекая из пакета кусок копченой колбасы и батон, - Менты найдут и сразу на нас повесят.
        - Одним телом больше или меньше сути не меняет, - отмахнулся Ковбой, - Но на «семерке» в случае чего через заслоны не пробьешься.
        - Тогда нужно было танк угонять.
        - Юморить будешь, когда из мышеловки выберемся, - Еще больше помрачнел Тамров и тут же крикнул, - Хорош хавать, бабки на исходе, да и возле забегаловок светиться пока незачем.
        ВОРОШИЛОВКА, 2:23.
        Дед Матвей, как обычно, мучился бессонницей. Снотворные таблетки пить в последнее время он категорически отказывался. Однажды по телевизору видел передачу о последних годах жизни Брежнева. Оказывается, генсек стал придурком и недееспособным посмешищем в результате бесконтрольного приема успокоительных и снотворных лекарственных средств.
        В каком-то журнале дед вычитал, что хорошему сну способствует получасовая прогулка на свежем воздухе. Он, не спеша и кряхтя, оделся, медленно вышел во двор. Ночь была, как нельзя лучше охарактеризована пословицей «хоть глаз выколи». Непроглядная темень, на небе ни звездочки, ни Луны, ни в одном из домов хотя бы огонька от свечки. В воздухе ощущалась влага и холод, но ветра - хозяина осени не было и в помине, вообще ни звука.
        - Ох, и ночка, - сказал Матвей, чтобы развеять неприятные ощущения.
        В памяти невольно всплыли воспоминания о такой же «недоброй» ночи 22 июня 1941 года. Тогда девятнадцатилетний красноармеец Петров Матвей после двух месяцев службы заступил впервые на охрану складов горючего недалеко от Минска. Едва черно-угольная ночь без единого звука сменилась рассветом, как внезапно с небес обрушилась немецкая авиация, за минуту превратив склады в горящие развалины.
        Внимание Матвея привлек шум, доносившийся из курятника. Это что за новость, курям полагается от заката до рассвета спать. А вдруг это соседский кот? Тощий оборванец серого окраса уже однажды был уличен в краже яиц. Тогда дед оглушил кота черенком от граблей, видимо, нахал не усвоил урок.
        Матвей Петров вооружился, как и прежде, граблями, щелкнул выключателем и с максимальной проворностью для своих лет ворвался в курятник. Несколько секунд глаза его привыкали к тусклому свету сорокаваттной лампочки и, наконец, он различил картину преступления: десяток несушек сбились в одну кудахчущую кучу, и в эту гущу в безумных припадках ярости бросался петух Генерал.
        Каждый натиск ознаменовывался гортанным возгласом атакующего, паническими воплями избиваемых, облаком взлетавших перьев. Посреди курятника на соломе лежало бездыханное тело курицы, истрепанное и окровавленное. Сомнений быть не могло, ее заклевал до смерти петух.
        - Геня (так ласково дед называл своего любимца), ты это что же творишь, засранец в перьях? - растерянно спросил Матвей, не веря в реальность увиденного.
        Петух обернулся, его глазенки засверкали грозным желтым пламенем, в воздух вознесся воинственный клич. Генерал без малейших колебаний устремился на хозяина. Прежде чем тот опомнился, петух клюнул его в голень.
        - Ах, ты, писька страусиная! - ругнулся дед и, крепко сжав грабли, приготовился к поединку с обезумевшей птицей.
        Генерал ничуть не дрогнул, видя в руках человека опасное оружие. Он вновь кукарекнул каким-то хрипло-металлическим звуком и бросился вперед. Дед недавно разменял девятый десяток, но боевого опыта не утратил. Он встретил врага на дальней дистанции не сильным, но метким ударом, как на бильярде, отбросив Генерала в сторону.
        Четырежды петух атаковал хозяина, и всякий раз оказывался на соломе и своих выпавших перьях. Матвей приблизился к поверженному врагу и примирительно спросил:
        - Ну, угомонился али еще вразумить?
        Глаза петуха опять пожелтели, собрав последние силы, он подскочил и ужасно больно долбанул хозяина клювом в левое колено, давно пораженное ревматоидным артритом. То, что крикнул дед от боли и негодования, не подлежало никакой цензуре. Гнев возмездия затмил на доли секунды разум Матвея, и грабли опустились на голову сумасшедшей птицы.
        Несмотря на сломанную шею, петух продолжал носиться кругами, пока новый удар граблей не успокоил его окончательно. Дед устало сел на ворох соломы. Боль в колене уступила место боли душевной.
        После смерти жены Петров остался совсем один. Младший сын утонул в реке еще четверть века назад, а старший умер от опухоли мозга. Дочь с двумя внуками сразу после крушения Советского Союза уехала в США, нашла мужа по переписке, с той поры никаких вестей от них. Внук от старшего сына пропал без вести во время геологической экспедиции. Так вышло, что петух был единственной отрадой старика, перешагнувшего девяностолетний рубеж.
        - Что ж ты наделал, паршивец, - сокрушенно прошептал дед.
        Старые люди излишне сентиментальны, плачут часто без повода, при случае и вовсе рыдают. Но Матвей не утирал слез - не было их. Жизнь иссушила все слезы: раннее детство прошли при раскулачивании и коллективизации, юность при голоде и репрессиях. Потом были пять лет войны и три ранения, сверхсрочная служба, работа на карьере, потеря детей, нищая пенсия, развал державы и старость, полная лишений, таких же, как в молодости. От чего начал к тому же, и пришёл, только тогда были силы, а теперь одна лишь немощь…
        - Надо утром к Еремеечу зайти, - вздохнул Матвей, - Может, чего супротив бешенства даст, а то как бы мои несушки не взбунтовались, - он глянул на куриц, которые ошалело топтались всей кучей все в том же углу, куда из загнал петух, - Или прямо сейчас сходить?
        Матвей поднялся, но пронзительная боль в колене, растревоженная в ходе недавнего боя, усадила его на место.
        - Нет, подожду до утра…
        Застарелый недуг спас деду жизнь. Находясь в курятнике, он не мог видеть, как в ближайшем лесу вспыхнул желтый столб света, в ту же секунду все живое в деревне от насекомых до крупнорогатого скота обрушилось на людей. Только курицы Матвея, избитые накануне петухом, ослепленные электричеством и находящиеся в фазе биологической неактивности, тревожно закудахтали и задвигались в сторону деда.
        - И вы туда же, сучки-поварешки? - крикнул дед и, забыв про больное колено, первым контратаковал.
        Матвей несколькими увесистыми ударами обратил в бегство еще недавно мирных и послушных несушек. Пока дед сражался в курятнике, десятки жителей Ворошиловки были покусаны и оцарапаны кошками, собаками, гусями, курами, индюками. Перепуганные жители, еще ничего не поняв спросонья, отбивались подручными средствами, матерились, визжали, баррикадировались в помещениях, искали спасения на возвышенностях.
        Одна здоровенная псина, являвшаяся гибридом кавказской овчарки и московской сторожевой, сорвалась с цепи и разодрала горло своей пожилой хозяйке. Скоро из хлевов, загонов, стойл вырвались козы, овцы, коровы, лошади - все они без промедления так же атаковали человека.
        От копыт и рогов появились десятки ран разного калибра и несколько переломов. Племенной бык Гриня пробил своим рогом правый бок вдове инспектора ГАИ и швырнул ее прямо на забор. К брани и крикам о помощи присоединились вопли ужаса.
        Громче всех завопил Катасонов, когда его дом наполнился серой кишащей массой огромных крыс и мышей. Живая пищащая река с желтыми светящимися глазами за минуту с небольшим разгрызла и разодрала ковры, мебель, одежду, кухонную обстановку и запасы еды.
        Вместе с сыном, невесткой и женой покусанный ветеринар через выбитое стулом окно выбрался наружу и нашел спасение на крыше сарая. Он кричал не столько от ужаса или боли, а от отчаяния, присущего обанкротившемуся в миг миллиардеру - все, что нажито было за долгие годы, уничтожили орды воняющих плесенью диких грызунов.
        Недалеко на крыше бани также от причиненных убытков вопила Орехова. Четыре отожравшиеся свиньи, ей же вскармливаемые для будущей продажи, разбили и разлили месячные запасы самогонки.
        Коняеву и ее сожителя, у которых скотины и домашней живности не было, подняли на ноги не крики соседей, а нашествие клопов, тараканов, пауков и еще каких-то отвратительных насекомых. Мелкие кишащие твари в момент заполонили скудный почти пустой домишко. Пьяные хозяева, зверски матерясь и сбрасывая с себя кусачих паразитов, укрылись на сарае соседей.
        Нашествие насекомых могло показаться со стороны смешным, но пенсионер - энтузиаст и его жена по фамилии Буновы уже год держали пчел. Меда правда и самим не хватало чаю попить, но престарелая чета не теряла оптимизма и верила, что в недалеком будущем дела пойдут на лад и можно будет открыть медовый бизнес.
        Меда от пчел было мало, а вот беспокойства и проблем достаточно - не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не укусили медоносные бестии. У Бунова были соответствующие бумаги и лицензия, поэтому через Гончаленкова действовать было бесполезно. С подачи Катасонова (его трижды кусали), объявившего пчел дикими шмелями-мутантами, жители Ворошиловки решили отравить ненавистные ульи.
        Однако Бунов бдительно нес охрану своей пасеки, являвшейся предметом его гордости. Теперь супруги-пчеловоды наверняка пожалели, что пресекли эти посягания. Из четырех ульев, стоящих в огороде, взвились четыре гудящие тучи, сбившись в одну плотную массу, которая тут же устремилась в дом своих владельцев.
        От напора сотен пчел стекло разлетелось на мелкие осколки. Сотни острых жал разом вонзились в тела спящих пенсионеров. Спасения не было: одеяла, одежда, мебель не защищали от укусов, пчелы проникали всюду и жалили, жалили, жалили свои жертвы, на крики которых никто не явился.
        Шум и непонятные движения в ночи разбудили спящих в машине участкового и его помощника. Крики были услышаны не сразу из-за добротного храпа Калинкина. Гончаленков открыл глаза, прислушиваясь к непонятным отзвукам извне, но рулады младшего сержанта не дозволяли прояснить картину происходящего. Грохнул выстрел, еще один, донесся вой и визг. Это сторож Петро пристрелил двух псов, что загнали его на забор.
        - Подъем! - гаркнул участковый.
        Из-за тучи вынырнула почти полная Луна, от ее света и крика начальника Калинкин испуганно проснулся, не понимая, где он находится и что происходит.
        - Проблемы, шеф?
        - В деревне пальба, хватай ствол и за мной бегом! - посыпались команды от участкового.
        - Это они? - запутался в ремне автомата Калинкин.
        - Возможно, - выбрался наружу старлей и тут же зло закричал, - Да чего же ты возишься?
        - Запутался в этих дурацких лямках!
        - Подсунули же, блин, помощника. Ладно, я к магазину, ты за мной, подойдешь со двора!
        - А «бронник» напяливать? - осведомился Калинкин.
        В ответ его обложили отборным милицейским матом. Гончаленков помчался к магазину, оттуда, по его мнению, доносились выстрелы. Сбоку раздался треск ломаемой рябины. Участковый, повинуясь инстинкту, бросился на землю, отбив живот, но, все же сняв оружие с предохранителя, а вот затвор передернуть не успел.
        Бык Гриня, светя своими глазами-прожекторами, бросился на него с явным намерением втоптать в землю или поддеть на рога. «Старлей» увернулся, кое-как поднялся на ноги и бросился в проход между домами. Обманутый бык свирепо заревел и устремился в погоню.
        На его зов поспешили несколько псов, их глаза тоже горели адской желтизной. Оставшись без оружия, участковый избрал единственно верную тактику - бежать как можно быстрее, чтобы иметь время взобраться на первую же спасительную возвышенность.
        План бы, несомненно, удался, ведь Гончаленков проявил неплохие спринтерские качества, однако, у забора - конечной цели бегства неожиданно из-под земли возник сплетенный из множества узлов корень. Мчащийся участковый угодил в него ногой и грохнулся на землю, отбив грудную клетку.
        Дыхание пресеклось, нога прочно оплетена была не понятно откуда появившимися корнями. Здоровенный бычара и три бешеные псины лишат его жизни через пару секунд. «Старлей» слишком сильно ударился и задохнулся после пробежки, чтобы закричать, сил осталось только на то, чтобы заслониться рукой.
        - Шеф, прижмись к земле! - услышал он за спиной голос Калинкина.
        Грохнула трескучая длинная очередь. Пули калибра пять-сорок пять разорвали в клочья двух собак и разворотили тело быка. Гриня дико затрубил, но не рухнул, а упрямо опустил голову и попытался шагнуть. Вторая очередь снесла ему череп и отбросила назад.
        - Ну, как я их, а шеф? - гордо приблизился Калинкин.
        Гончаленков, еще не веря в спасение и не оправившись от удара, поглядел на агонизирующие тела обезумевших животных и с отдышкой сказал:
        - Все-таки, ты не зря появился на свет. Сегодня ты совершил-таки первое полезное в жизни дело.
        - Если бы не Луна, я бы и не увидел ни шиша, - опасливо подошел к поверженному быку-исполину Калинкин.
        - Со школы не любил астрономию и зоологию, - разрубил ножом предательские неподатливые корневые сплетения Гончаленков, высвободив из плена ногу.
        - Офигенный бык, - почесал левое ухо Калинкин, осматривая трофей.
        - Можешь снять с него шкуру.
        - Зачем?
        - Повесишь дома в качестве охотничьего экспоната, добытого в неравном бою, а рога в прихожей повесишь, - серьезно посоветовал участковый.
        Калинкин хотел тут же взяться за дело, но потом передумал.
        - В шкуре могут быть вирусы.
        - Какие еще вирусы?
        - Бешенства, - пояснил помощник, - Телок-то психически ненормальный.
        Гончаленков присвистнул:
        - Да ты не только умный, но еще и стреляешь, как киллер-профессионал.
        - Да, я умный, - без смущения заявил Калинкин, - Но стреляю плохо, в армии вечным двоечником по огневой подготовке был.. Ох, и дубасили меня сержанты, а потом вычищать долину белых камней посылали[2]…
        Участковый попытался встать, но вышло как-то не очень убедительно.
        - Извини, что прерываю твои воспоминания, но будь добр, принеси мой автомат, а в свой вставь-ка новый магазин.
        - Зачем? - испуганно оглянулся Калинкин.
        - Мало ли, чего еще тут может наброситься. Вон слышишь, где-то орут…
        МЕРТВОЕ ОЗЕРО, 2:41.
        Свет вспыхнул, как и прежде, сначала в лесу, а через пару секунд вырвался из озера. На этот раз он был нестерпимо ярок, глаза не просто слепило - пятна красные расплывались и текли жгучие слезы. Чуть оправившись от вспышки, Часовский выхватил из-под половицы обрез.
        - Ну что, настал час истины!
        Он выбежал наружу, Кирилл, все еще моргая и вытирая слезы, ринулся следом без всякого оружия. На улице уже была сплошная темень. Виктор умерил свой пыл и теперь в десяти метрах от крыльца заряжал обрез.
        - Откуда это у тебя? - спросил Кирилл про оружие, осваиваясь в непроглядном мраке.
        - У местных достал на всякий случай. Отличная штука - до ста метров бьет убойно.
        - Куда теперь? - спросил Кирилл, прислушиваясь к ночным звукам и шорохам.
        - На свет, как мотыльки, - пошутил мрачно Часовский.
        Вспышка появилась из озера, люди заслонили глаза руками и отвернулись. Свет погас. По поверхности воды заходили пузыри и волны, что-то объемное всплыло на поверхность. Кирилл извлек из кармана электрический фонарь и включил его. Прежде чем удалось хоть что-то разглядеть, в воздухе послышались хлопающие звуки крыльев.
        Огромная летучая мышь со скрежетанием и верещанием налетела на фонарь, выбила его из рук. Часовский ударил оружием как палкой наугад и попал в крылатого хищника, отбросив его.
        - Вот, тварь, оставила нас без света, - констатировал Кирилл, глядя на разбитый фонарь.
        - Тихо! - шикнул Виктор.
        Из ближайших зарослей послышались шаги сначала крадущиеся, осторожные, а затем уверенные и настойчивые.
        - Отойди за мою спину! - приказал Часовский, поворачиваясь лицом к шуму и прицеливаясь наугад, - Возьми хоть что-нибудь в руки!
        Они стояли как раз у разбросанных обломков драги, Кирилл почти сразу подхватил какую-то ржавую влажную холодную железку.
        - Если что, беги к машине, - быстро заговорил Виктор, - Хватай мой обрез и беги, патроны в кармане.
        Кирилл хотел сказать что-то в ответ, но в этот момент произошло нападение, но не с той стороны, откуда его ждали. Что-то огромное взметнулось в воздухе за спиной Кирилла. Это движение он уловил боковым зрением и успел отпрянуть влево. Обернувшийся на шум Часовский сделал выстрел, но промахнулся, зверь, не испугавшись хлопка, обрушился на стрелявшего.
        Обрез откатился в сторону. Кирилл бросился к оружию, а зверь, бешено рыча, стал терзать поваленного человека. Виктор мог лишь заслонить лицо и шею согнутой рукой. Кирилл дрожащими руками охватил обрез и приставил дуло к спине хищника. Вместо выстрела почему-то раздался лишь металлический щелчок.
        - Перезаряди-и! - закричал, превозмогая боль, обливавшийся кровью Виктор.
        Кирилл выполнил это требование и выстрелил в упор. Хищник настолько увлекся своей первой жертвой, что на вторую не обращал никакого внимания. Пуля разворотила зверю полтуловища, он взвыл и обмяк, ударом ноги стрелявший оттолкнул его в сторону. С огромным трудом Часовский приподнял туловище, разглядывая искалеченную и окровавленную руку. Сморщившись от сильной боли, он попросил:
        - Посвети зажигалкой, хочу глянуть на это чудовище, что мою конечность в суповой набор превратило.
        Кирилл торопливо шарил по карманам, руки его все еще дрожали.
        - Да не суетись, - от боли Часовский постоянно морщился, - И ствол перезаряди, а то лес полон неожиданностей.
        После перезарядки оружия Кирилл чиркнул зажигалкой и, посветив на мертвого хищника, воскликнул от удивленного ужаса.
        - Ты чего? - спросил Виктор.
        - Это Цезарь!
        - У тебя от страха глюки[3], что ли?! - не веря, воскликнул Часовский.
        - Не веришь - сам смотри…
        Через пару секунд все сомнения отпали - убитый зверь действительно оказался Цезарем. Боль затмилась отчаянием.
        - Как он мог, - зло зашептал Виктор, - Разодрал руки, которые растили его и кормили. Прав был один авторитет на зоне, сказавший, что верность и благодарность в наши дни не найдешь.
        - Это был уже не Цезарь, - тихо сказал Кирилл.
        - А кто же - его двойник?
        - Я хотел сказать, что в нем ничего не осталось от той собаки, что ты воспитал.
        - Зомби, что ли? - обида заставляла Часовского сомневаться грубым тоном.
        - Не знаю, но зверь ни лаял, ни рычал, он даже не пытался скрыть свое приближение - просто шел напролом, ему все равно было, кого из нас двоих атаковать, не остановило его даже оружие.
        - Ну и…
        - Все, что я могу сказать - это какая-то непонятная причина, точнее, неведомая сила толкала его вперед.
        Часовский преодолевая боль, смог подняться:
        - Пойдем, загадка тайного света нам не по зубам…
        - Тебе перевязаться надо и сыворотку воткнуть.
        - Цезарь привитый был…
        Непонятные шорохи среди полнейшей тишины заставили обоих стремительно обернуться. Менее чем в ста метрах светились четыре пары желтых глаз.
        - А вот и гости, - злорадно выдохнул Часовский.
        - Бежим! - предложил Кирилл.
        - Эти твари, я полагаю, значительно сильнее и быстрее нас, - обреченно предположил Виктор.
        - Их больше, они порвут нас!
        - Беги, полминуты я для тебя выиграю…
        - Но они же тебя…
        - Беги, иначе обоим конец! - крикнул Часовский, держа одну пару глаз на прицеле, - Беги, я сказал!
        Кирилл побежал неуверенно, не чувствуя твердости в ногах. Хотел оглянуться, но в это время грохнул выстрел. Он будто подстегнул беглеца. Когда Кирилл миновал дом, прозвучал второй выстрел, в обойме оставался последний патрон.
        - Беги, Кирюха! Их можно убивать из плоти и крови они! - крикнул Часовский и последний раз нажал на спусковой крючок.
        [1] - презрительное прозвище младших лейтенантов, поскольку и у них, и у майоров на погонах одна звезда. У лейтенанта она меньше размером, отсюда и приставка «микро».
        [2] - на армейском жаргоне туалет.
        [3] - на молодёжном жаргоне «галлюцинации».
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 3:01.
        Спящие в будке грузовика испытывали весь комплекс лишений и неудобств ночующих в не отапливаемом и тесном пространстве. От холода бросало в дрожь (на зимнюю форму одежды еще не перешли, поэтому бушлатов не было, накрывались тряпьем, что имелось внутри).
        Крыша будки и её стены не выдерживали непогоды - вода капала ото всюду. Места на всех не хватало - спали в позе «зародышей», а в спёртом воздухе пахло бензином, сыростью, немытыми ногами и портянками. Храп раскатами грома окутывал спящих.
        Несмотря на все неудобства, обитатели темного, мокрого, холодного помещения спали беспробудным сном. Спящие не видели нескольких ярких вспышек из лесного массива, расположенного по близости.
        На этот раз источник желтого света находился всего в паре метров от машины. Неожиданно ЗИЛ тряхануло и очень здорово, военнослужащие оказались в одной куче. Прежде чем кто-то хоть в чем-нибудь разобрался, произошли еще пять колебаний.
        - Что за херь? - первым отозвался сержант Свечников.
        - Уберите с моего туловища пятки, - приказал Татауров, - Ну, б… и вонь, слезу вышибает.
        В темноте началась возня, послышался мат, скоро Свечников опять крикнул:
        - А, ну, салаги, посветите, я свою обувку не вижу.
        Зажигалка быстро отыскалась, но новые толчки выбили ее на пол. Теперь заматерился лейтенант:
        - Это никак наш водила таким способом заводится?
        - Щас я объясню ему правила дорожного движения, - пообещал сержант и открыл дверь.
        Яркий желтый свет ворвался в кунг и ослепил находящихся в нем. Сержант потерял ориентацию и свалился в грязь. Подняться ему не удалось, жижа тянула в глубину. Сила грязи оказалась настолько мощной, что Свечников спустя несколько секунд исчез в луже полностью. Свет внезапно погас.
        - Ни х… себе, - удивился Гусев.
        - Нам в учебке[1] фильм показывали, - отозвался Лостопадов, - Про ядерный взрыв, очень даже, похоже.
        - Че ты базаришь, - укорил его в неправде Гусев, - Когда это мы что-то там смотрели? У ротного в канцелярии ящик был, так он со старшиной порнуху целыми днями гонял.
        Прения подчиненных прервал Татауров:
        - А ну, заткнитесь и быстро посмотрите, что происходит и где сержант.
        Гусев с Лостопадовым долго переглядывались, пытаясь с помощью мимики и взглядов решить возникшую дилемму - кто выполнит приказ.
        - Я долго ждать буду? - напомнил о себе лейтенант, - По шее захотелось получить?
        Пошли оба нехотя и очень медленно, шаря по сторонам руками. На улице уже было темно, дождь не прекращался ни на минуту. Пришлось вылезать, мокнуть и шлепать по грязи вокруг машины.
        - Ты чего-нибудь видишь? - спросил Гусев.
        - Не-а, а ты? - ответил Лостопадов.
        - Тоже ни хрена…
        - А где же Свечников? Он, вроде, в лужу звезданулся.
        - Так ему и надо, - сказал Гусев и запнулся обо что-то, едва не угодив в грязное месиво.
        - Ты че шатаешься? - удивился Лостопадов.
        - Да за какую-то херню запнулся.
        Лес и его окрестности вновь озарила вспышка желтого света, и оба «поисковика» завопили от ужаса. При неожиданно возникшем освещении они явственно разглядели две оторванные головы, валяющиеся в грязи. Первая принадлежала водителю, вторая сержанту.
        Не прекращая крика, Гусев и Лостопадов кинулись назад в кунг, но путь к отступлению был отрезан. Два огромных зверя с желтыми глазами бесшумно и легко двигались по раскисшей жиже, явно намереваясь напасть.
        - В кабину! - заорал Гусев, с бешеным проворством вскакивая на подножку. Дверь была открыта, в салон ввалились оба разом и тут же закрылись изнутри. Хищники разделились: первый приблизился к кабине и замер в раздумье, сверкая своими глазами-огнями, второй ворвался в кунг.
        Татауров и сам не понял, как выбил единственное стекло кунга запасной батареей для радиостанции. Пока зверь, освещая все своими очами, терзал орущего радиста, лейтенант сумел выбраться сквозь узкое отверстие на крышу фургона.
        Послышался звон разбитого стекла - это Гусев ногой вышиб боковое окно водителя и со змеиной ловкостью выбрался на крышу кабины, а оттуда и на крышу кунга. Следом тот же маневр повторил Лостопадов. Звери уже вновь выбрались наружу и, видя ускользнувшую добычу, прохаживались около машины.
        - Это волки, что ли? - первым заговорил, еще до конца не восстановив дыхание, Гусев.
        - С такими-то глазищами? - усомнился Лостопадов, опасливо вытягивая шею, чтобы посмотреть вниз.
        - Заткнитесь! - рявкнул на них Татауров, - Сейчас я обоих вас скину и тогда узнаете, что это.
        Гусев примирительно отодвинулся на максимально возможную дистанцию.
        - Че делать-то будем?
        - Оружия нет, - начал перечислять Лостопадов, - В плен они нас не возьмут, бежать некуда, да и не успеем…
        Татауров чуть вслух не обозвал себя идиотом - про оружие-то он забыл! Ведь перед поездкой сюда начальник штаба диким криком орал, заставляя его вооружиться и взять запасную обойму в придачу. Под угрозой выговора пришлось выполнить приказ. Нужно признать, что прихоть начальника-самодура, возможно, спасет им жизни.
        - Есть оружие, - достал лейтенант свой табельный «Макаров».
        Гусев едва не запрыгал от радости, привлеча к себе внимание стерегущих внизу хищников.
        - Щас как лупанём по мохнатым!
        - Тише ты, - зашипел на него Лостопадов, - Крышу проломишь!
        Татаурову опять пришлось рявкнуть на подчинёных:
        - Заткнитесь оба! Нужно еще попасть в этих ублюдков, кто из вас умеет хорошо стрелять из ПМа?
        Гусев и Лостопадов переглянулись и неуверенно пожали плечами.
        - Я автомата-то не видел, - заявил первый, - Все больше швабру в руках держал…
        - А вы не попадете сами? - вежливо, но с издевкой спросил второй.
        Татауров явно смутился:
        - Я - химик-дозиметрист, а не стрелок. Есть шестнадцать патронов и две цели. Желательно поразить их сразу.
        - Стрелять вам придется, товарищ лейтенант, - подвел итог Гусев.
        Татауров уже и сам это понял. Он неуверенно поднял оружие, пытаясь прицелиться. В ту же секунду в лесу вспыхнул желтый свет, ослепив стоявших на крыше. Земля задрожала и выдала резкий толчок.
        Все трое грохнулись на мокрое железо, тут же с небес ливанул холодный дождь. Ни один из троих не успел подняться, как опять тряхануло, но на этот раз это было не колебание почвы, какая-то неведомая мощь тянула машину вовнутрь.
        - Опять неладно, блин! - возмутился Гусев.
        - Еще два-три таких рывка, - ежась от мокрого холода, сказал Лостопадов, - И машина уйдет под землю, а мы попадем в желудки этих милых собачек.
        - Заткнитесь оба! - приказал лейтенант, - Не мешайте мне целиться.
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 3:20.
        Внезапно дождь прекратился, уступив место густому туману. Орлов после тягот и лишений ночного дежурства последовал совету сослуживца и задремал. Капли дождя постоянно стекали с накидки и просачивались прямо за шиворот. Это и разбудило Орлова.
        - Эй, конец сновидениям! - начал он будить Греева, - Который теперь час?
        «Философ» что-то промычал, глянул одним глазом на циферблат и вновь уснул. Орлов увидел на его фосфорицирующем циферблате часов время и закричал:
        - Уже двадцать минут лишних торчим на посту! Пора меняться!
        Греев лишь плотнее укутался и промямлил:
        - Ну, че ты орешь, иди, буди смену…
        Дальнейшие события произошли стремительно в течение каких-нибудь двадцати секунд. Орлов уже хотел идти к БТРу за новой сменой и чуть не налетел на младшего лейтенанта Гуппанова, который молча, с едва сдерживаемой яростью, наблюдал за часовыми уже минут шесть.
        - Что все это значит, товарищи солдаты? - спросил он, срываясь на крик.
        Греев несмотря на казалось бы глубочайший вон в один миг подскочил и принял строевую стойку «смирно». Гуппанов еще что-то хотел сказать, но в эту секунду из реки вырвался ярчайший желтый свет, земля затряслась, испытывая колебания не поддающиеся никакому описанию даже по шкале Рихтера.
        Что-то заскрежетало, будто ножом кромсали консервную банку - это БТР подбросило вверх. Многотонная махина описала дугу и грохнулась наземь. Древнюю технику можно было обвинить в любых недостатках, но только не в хрупкости. После воздушного кульбита бронетранспортер перевернулся на бок и ничуть не пострадал внешне.
        Свет в реке погас и загорелся уже за спиной ошеломленных происходящим военных. Неожиданно почва под ногами Греева ушла, и он провалился по самые бедра. Из воронки, где увяз солдат, вырвался тот самый пугающий жёлтый свет. Греев звонко заорал и сразу ушел по грудь.
        Орлов и Гуппанов очнулись от оцепенения, бросились на помощь пострадавшему, ухватились за его руки. После титанических усилий они вызволили Греева из ловушки, точнее, то, что он него осталось - две трети туловища, руки и голову. Теперь заорали офицер и Орлов. Они бросили останки Греева и кинулись в разные стороны: первый в сторону леса, второй - к мосту.
        Орлов пробежал половину длины моста, когда вода в речке забурлила и вспенилась, от поверхности пошли клубящиеся испарения. Они тут же достигли беглеца. Одежда и обувь его на глазах начала тлеть и разлагаться, горло что-то обожгло, дыхание пресеклось, из глаз и носа потекло, тело жгло и хлестало изнутри и снаружи. Хрипя и кашляя, Орлов согнулся, упав на колени.
        Несмотря на свое состояние, он продолжал ползти к противоположному берегу, подсознательно ощущая, что там спасение. Вновь застонало и заскрежетало - это гнулись и ломались железные опоры моста, вода возле них особенно бурлила и клокотала. Желтый свет вспыхнул из-под воды, и мост плюхнулся в речку. Вопль человека смешался с грохотом падения.
        Гуппанов ровным счетом ничего не понимал в творящемся вокруг него смертельном хаосе. Он всегда считал себя человеком отважным, а где-то в глубине души и почти бесстрашным, молодой офицер был готов любыми средствами доказать это всем. Теперь вроде представился случай - настоящая экстремальная ситуация.
        Но именно сейчас его и постиг полный провал. Гуппанов утратил способность мыслить, верно оценивать ситуацию и руководить. В голове остались только ужас и паника. Они-то и толкала на импульсивные необдуманные действия. Младший лейтенант забыл о том, что он командир и отвечает за жизнь своих людей, он стремительно бежал по дороге в сторону деревни.
        Асфальтовое покрытие под ним вздулось пузырем и превратилось в воронку. Гуппанов чудом не угодил в нее, но потерял равновесие и распластался на дороге. Он так и не поднялся - огромная ель, стоявшая на краю обочины, с треском надломилась у основания и своей кроной придавила младшего лейтенанта.
        Гибель своего командира не видели контуженные и оглушенные солдаты, что нашил в себе силы после травм выбраться из БТРа наружу. Но там уцелевших поджидали огромные косматые тени со светящимися желтыми глазами. Первым был разорван на куски механик-водитель, за ним радист.
        Ефрейтор Гигантов догадался вылезти с автоматом. Быстро израсходовав два магазина впустую, он бросил бесполезное оружие и помчался к реке, звери не преследовали его. Едва ефрейтор вбежал в воду, как что-то обвило его ноги и резким рывком утянуло к середине течения.
        Из лежавшего на боку БТРа больше никто не пытался выбраться, но хищники не спешили уходить, чуяли, что в нутрии железной коробки еще остались люди. Один из зверей легко вскочил на броню, чтобы просунуть морду в раскрытый люк. Грохнула очередь, и туша хищника свалилась вниз, задергавшись в агонии.
        Второй зверь оскалился и сверкнул желтизной своих глаз, но не издал ни звука. Началась игра, у кого крепче нервы, ставкой на кону становилась жизнь проигравшего. Человек, засевший в чреве бронетранспортера, никаких признаков жизни не подавал, а хищник, его стерегущий, также не шевелился.
        МЕЖДУ ВОРОШИЛОВКОЙ И МЕРТВЫМ ОЗЕРОМ, 3:58.
        КамАЗ резко затормозил, качнув людей в кабине. Задремавший Лобзиков едва лбом не печатался в переднюю панель, уронив автомат.
        - Ты че, брателло, офигел?
        Ковбой довольно усмехнулся и серьезно сказал:
        - Кимарить вали в спальник, меня тоже на сон пробивает.
        - Ну, че встали? - недовольно бурчал Лобзиков, он боялся, что его посадят за руль, поэтому спешил перевести разговор в другое русло.
        - Свет, - односложно ответил Маянов.
        - Че? Где? Какой еще свет?
        Ковбой указал пальцем в сторону.
        - Дважды вспышка была.
        - Ну и х… с ней, - отмахнулся Лобзиков, - Едем, пока ментов нет и темно. Мало ли, что там светится.
        Ковбой быстро закурил, в глаза его читалось беспокойство.
        - Ничего там светиться не может, лес кругом и дождь.
        - Да че ты заладил, светится - не светится, погнали отсюда. Че ты хочешь, я никак не вкурю.
        - Я хочу, чтобы мы, то есть, ты, был собран и готов ко всему.
        Лобзиков странно покосился на двоюродного брата:
        - Не втыкаюсь я в твои базары. Бабки есть, пусть и в обрез, но на первую пору хватит, тачка есть, бухло и хавчик тоже, от ментов оторвались…
        - Это еще не известно, - надавил на педаль газа Ковбой, - В России больше всего бомжей, начальников и ментов.
        Лобзиков смачно зевнул:
        - Да и нашей братвы немало - на зонах парятся больше миллиона зэков, а на каждого «ЗК» по статистике три мусора.
        - Значит, на нас с тобой шесть выходит, - подытожил Ковбой и добавил скорости.
        Минут пять ехали молча, мощные фары едва просвечивали туман, и моросящий дождь грузовик подбрасывало на ухабах и колдобинах. Лобзиков из состояния дремоты перешел в глубокий сон. Неожиданно в нескольких метрах впереди рухнула огромная сосна, Ковбой едва успел крутануть руль и затормозить, всё же наехав на поваленный ствол.
        - Блин, никакого сна! - возмутился Лобзиков, - Опять свет, что ли?
        - Гостинец с неба…
        - Че?
        Ковбой утратил спокойствие и крикнул:
        - Протри шары, балбес, на наши чердаки едва полено не долбанулось.
        - Как это? - не понял Лобзиков.
        - По собственной воле. Чем тупые вопросы задавать лучше пошли дерево с дороги оттащим.
        Пришлось выходить из нагретой кабины на холодный ветер с дождем. Ночь, туман, влага и ничего не видно, даже в свете фар.
        - Че стоишь, - цыкнул на брательника Ковбой, - Тут не армия и не ментовка, сачковать не фиг, кроме нас, никого нет.
        Сосна оказалась огромная и в длину, и в диаметре, такую и впятером не сдвинуть. Раздосадованный Ковбой пнул неожиданное препятствие, больно ударил ступню и от этого разозлился еще больше.
        - Я пойду, поищу трос или хотя бы какую-нибудь веревку, - сообщил он хромая к машине, - Иначе тут не обойтись.
        - А если нет ни троса, ни веревки?
        - Будем руками толкать или пешком пойдем, - зло сообщи Ковбой.
        Он почти дошел до кабины, когда что-то промелькнуло в свете фар за спиной. Ковбой стремительно обернулся, но ничего не увидел. И все же он был уверен, что ему не привиделось. В кабине троса не, оказалось, нужно было искать в кузове, но идти туда почему-то не хотелось.
        Ковбой всегда чувствовал нависшую над ним опасность, часто он толком не знал, откуда она исходит и когда ее ждать, но твердо знал о ее существовании. Это качество здорово помогало ему в смертельных играх с правосудием, не уберегло правда, от срока, но тут не обошлось без невезения и собственной глупости.
        Ковбой взял пистолет, передернул затвор и осторожно двинулся к кузову. Несмотря на дурные предчувствия, необходимо было как можно скорее выбираться из неожиданной ловушки. Ловушки! Ну конечно, как же он сразу не догадался - древнейший способ охоты на лесных дорогах.
        Завалить путь вперед и назад. Едва эта мысль посетила его, как раздался хруст и треск - это свалилась еще одна сосна, но уже позади машины. Теперь ловушка действительно захлопнулась. Сердце Ковбоя тревожно заколотилось - менты или военные не могли такого устроить. Слишком быстро сработали неведомые умельцы, не зная их местонахождение, да и методы не свойственные силовикам.
        Тогда кто же? Возникло желание бежать, но он подавил этот спонтанно возникший импульс, те, кто устроили это падение, может того и добиваются. Нет, бегство - последний вариант, когда уже не останется ни выбора, ни выхода. Необходимо сдвинуть проклятое полено и дать деру. Шансов на благополучный исход мало, но если пока не стреляют, значит, есть они.
        - Ну, че ты колупаешься, - донесся возглас Лобзикова, - Нашел? Я уже вымок до трусов, быстрее не можешь?
        Ковбоя немного успокоил окрик напарника, но настороженности и крадучести он не уменьшил. Дождь пошел сильнее.
        - Ковбой, ты где? - опять крикнул Лобзиков. Маянов решил не отвечать, он чуял, что рядом кто-то есть.
        - Сюда иди!
        Ковбой остановился, опасность совсем близко, а этот придурок - родственник орет, привлекая внимание, мешая сосредоточиться.
        - Сюда, тут волки! - в голосе кричащего слышалась паническая истерика.
        Ковбой резко отпрыгнул назад и побежал, но не на помощь зовущему, а к кабине. Он видел боковым зрением выскочившего из-за колес мохнатого зверя с огромными желтыми глазами. Дико заорал Лобзиков. Маянов понял, что брательнику настал конец, а самому ему не уйти от преследователя.
        Он вильнул в сторону, развернулся и разрядил обойму в зверя. Больше половины пуль, несомненно, угодили в цель, однако хищник не издал ни звука, отступив, точнее, откатившись в темноту. Ковбою некогда было разбираться, что это за существо на него охотилось, и что с ним стало, он быстро запрыгнул в кабину и закрылся.
        Автомат так и лежал на сиденье, придурок Лобзиков не взял его и поплатился жизнью за головотяпство своё. Это даже к лучшему - родственные узы никогда не волновали Маянова, особенно теперь, в критической ситуации. Лобзиков помог ему вырваться на волю, более в его услугах нужды нет.
        Из-за совей житейской и профессиональной ограниченности кузен быстро превратился в обузу. Ну, да земля ему пухом. Самое главное, что остался автомат с двумя магазинами, с пистолетом при одной обойме не очень-то уверенно себя чувствуешь ночью в лесу, когда кругом бродят неведомые твари-убийцы.
        Искать трос и тем более обвязывать им поваленное дерево было слишком опасно, оставался последний выход - попытаться набрать разгон (насколько это возможно в замкнутом пространстве) и сходу проехать по самому узкому месту ствола. Двигатель заревел, Маянов переключился на задний ход.
        Однако тут земля задрожала, из нее хлынул желтый свет. Семитонный «КамАЗ» подлетел в воздух, как пробка от шампанского, земля под ним разошлась, машина грохнулась в траншею, стенки ее тут же принялись двигаться навстречу друг другу, как стенки пресса. Железо застонало, начало гнуться и сминаться под воздействием внешней силы.
        Оглушенный и ушибленный Ковбой едва не оказался зажатым между сиденьем и рулём. Огромным усилием ему удалось освободиться и выбить прикладом лобовое стекло. Объем кабины уже уменьшился наполовину, царапаясь о битое стекло и искореженное железо, Маянов вырвался из смертельной западни. Через несколько секунд от машины осталась спрессованная груда металла.
        Изорванный в клочья и весь окровавленный, Ковбой едва откатился в сторону, когда вспышка желтого света выбросила останки машины на поверхность. С огромным трудом Маянов встал на ноги и понял, что приобрёл кучу телесных повреждений, зато лишился оружия. Между деревьями вдалеке мелькнули уже знакомые желтые огни. Забыв о ранах и ушибах, Ковбой стремительно бросился бежать сквозь лес напролом.
        [1] - на армейском жаргоне название учебной части, где готовят военных специалистов и сержантов.
        ВОРОШИЛОВКА, 4:10.
        Почти два часа потребовалось Гончаленкову и его помощнику, чтобы освободить загнанных на возвышенности жителей. Большинство взбесившихся домашних животных исчезло, скорее всего, они ушли в лес, однако, десяток бешеных псов, котов и коров пришлось уничтожать из табельного оружия.
        - Шеф, как будем отчитываться за израсходованные боеприпасы? - задумчиво теребил левое ухо Калинкин.
        - Живы будем, отчитаемся, - серьезно ответил участковый, - Теперь определимся с дальнейшей тактикой: ветеринар пусть оказывает помощь населению, мы с тобой идем на «зачистку» - проверим оставшиеся дворы.
        Калинкину понравилось красивое название охоты на бешеное зверье, оно придавало ему важность и солидность.
        - А с трупами что делать?
        - Сложим в одно место, потом разберемся, - решил Гончаленков, - Кстати, сколько их?
        Калинкин опасливо оглядывался и старался держаться за спиной начальника:
        - Трое: супруги Буновы, в них пчелиных жал больше, чем в дикобразах иголок, распухли, как утопленники, и вдова недавно почившего майора. Её ваш друг - бык Гриня насмерть забодал - рогом в печень. Сказать кому, не поверят!
        - Чему?
        - Тому, что произошло тут.
        - В жизни много необъяснимого, - «старлей» был невозмутим, - После «Секретных материалов» и «Сверхъестественного» вряд ли народ чем-то можно удивить. Боюсь, когда начальство прочтет наш рапорт, сразу же направит нас на консультацию к психиатру.
        Разговор полицейских прервал сторож Петро, что появился из темноты с двустволкой наперевес.
        - Граждане начальники, - не очень трезво обратился он к представителям власти, - Не желаете ли лицезреть эпизод фильма ужасов в стиле Стивена Кинга или Хичкока?
        Калинкин тут же придал своему голосу излишнюю суровость:
        - Чего ты бормочешь, старый?
        - Погоди, - вмешался Гончаленков, - У нас был тяжелый день, точнее, ночь, нам не до загадок, говори, в чем дело.
        Петро понятливо кивнул.
        - Пожалуйте в клуб, господа сыщики, в эту, так сказать, ячейку досуга и культуры.
        До клуба дошли быстро, хотя и озирались по сторонам, ожидая подвоха со стороны какой-нибудь очередной взбесившейся живности. Дверь была распахнута, внутри мерцал тусклый свет запыленной лампы. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять - бедствие застало гуляющую компанию в самый разгул попойки.
        Бутылки, закуска, очистки, пустая тара, магнитофон, гитара, одежда - все было разбросано в поспешном бегстве. Ушил не все: за перевернутым столом лежало тело подростка головой вниз.
        Гончаленков осторожно приблизился к нему и перевернул труп. Вся передняя часть туловища оказалась искусана, ободрана, а лицо начисто обглодано. Визуально определить пострадавшего не было возможности, в том, что он был мертв, сомнения не вызывало.
        - Вот блин… - сморщился Калинкин и поспешил отвернуться от увиденного.
        - Погляди-ка в соседней каморке, - приказал «старлей».
        Калинкин в лучших традициях боевика взял автомат в положение «для стрельбы из положения стоя с упором приклада в плечо», приблизился к двери, распахнул ее, толкнув стулом. Щелкнул выключатель и донесся возбужденный крик:
        - Шеф, тут еще один труп!
        Гончаленков и Петро ринулись на зов. На кровати, поверх одеяла лежала Лошадникова, на ней был спортивный костюм и телогрейка, следов крови пока не наблюдалось. Петро принюхался, как опытный доберман.
        - Водярой пахнет, кажись, нажралась перед кончиной, старая пропойца.
        - На себя посмотри, - посоветовал Калинкин, - Синяк…
        - Был бы ты без погон, я бы тебе сказал, кто тут синяк, - в стороже проснулся боевой дух.
        - Да я тебя, - зашипел Калинкин, грозно шевеля ушами.
        Тут Лошадникова неожиданно зашевелилась, перевернулась на бок и открыла глаза. Заведующая клубом обвела стоящих над ней мутным взором и разразилась бранью:
        - Ну, че уставились, извращенцы? Пьяную спящую бабу не видели что ли!? Дожили - менты и те озабоченные пошли.
        Лошадникова вновь впала в забытье и уже никакие меры пробуждения не могли хотя бы ненадолго вернуть в состояние прерванного диалога.
        - Что тут случилось? - не выдержал напряженного молчания Калинкин, - Почему ее не тронули, и кто это сделал?
        Гончаленков вышел из коморки и стремительно пнул ногой один из пакетов с закуской, что валялись на полу. Из него с возмущенным писком выскочили две огромные крысы, злобно блеснули желтыми глазами и скрылись.
        - Вот тебе и ответ на вопрос, - сказал участковый и швырнул пустую водочную бутылку в дальний угол, угодив в еще одну крысу.
        Петро на почтительном расстоянии разглядел поверженного грызуна и авторитетно заявил:
        - Это магазинные крысы.
        - Ты их в лицо что ли знаешь? - дерзко задал вопрос Калинкин, ему хотелось ещё раз сцепиться словесно с наглым сторожем и раздавить его в споре.
        - Такие жирные только в нашем магазине были. Я же говорил, что крысы два дня назад мигрировали ночью из складов после непонятных вспышек в лесу, - доказывал свою версию Петро, - К тому же что им делать в клубе, тут же жратвы нет.
        - Как видишь, есть, - указал младший сержант на следы пирушки, - И даже выпивка имеется.
        - Поэтому крысы и ворвались сюда, - не отступал сторож, - Учуяли еду и вспышки света сегодня тоже были.
        - Какие еще вспышки? - Калинкина злило, что он никак не мог одержать верх, - Это у тебя от бухла перед глазами вспыхивает. Тоже мне, специалист по крысам.
        - Что ты сказал о вспышках, Петро?
        - Я говорю, что этот свет или что-то еще напрямую связан с поведением животных. Все, что произошло плохого в последние дни, случалось или во время свечения в лесах, или немного погодя…
        Естественно против данной теории выступил Калинкин:
        - Шеф, да у него делирий! Чего его бердовые базары выслушивать!
        - Чего у меня? - не понял Петро.
        - «Делириум тременс», - почти верно на латыни произнес Калинкин и тут же дал энциклопедическую выкладку, - Белая горячка или бред алкоголика.
        - Он прав, - согласился «старлей» со сторожем, - Про эти вспышки я слышал от многих в деревне, а ветеринар в последнее время вечно жаловался, что к нему толпами валят укушенные, ужаленные, оцарапанные своей скотиной.
        Лицо Калинкина приняло озадаченный вид.
        - Шеф, вы намекаете на массовую эпидемию бешенства среди животных?
        - Намекает студент при первом свидании, - ответил Гончаленков, - Я лишь сообщаю факты, я не зоолог и не эпидемиолог, чтобы говорить о бешенстве.
        У Калинкина родилась очередная гипотеза, и он поспешил ей поделиться:
        - Шеф, а может это диверсия?
        - Чья?
        - Международных террористов.
        Даже Гончаленков рассмеялся.
        - Ну, ты загнул! Уж не Усама Бен Ладен ли взбесил местных быков и крыс?
        - А что? Хоть и Бен Ладен мёртв, но «Алькаида» уже пыталась распространить споры сибирской язвы во многих странах мира… Да, и «ЭГИЛ» не дремлет!
        - И теперь мировой терроризм решил нанести удар по важнейшему объекту России - деревне Ворошиловке, - с серьезным видом иронизировал участковый.
        Калинкин был оскорблен до невозможности, его уши пылали гневом возмущения, но Гончаленков не дал ему шанса отыграться:
        - Я знаю одно: у меня за ночь четыре трупа и в графе «причина смерти» придется писать укушен сотней пчел, загрызен крысами, ударен в печень рогом быка. Расследование убийства Шевелева сразу же зашло в тупик, кроме того, за четыре дня ещё шестеро местных жителей пропали без вести. Не слишком ли для одной деревушки с населением в три сотни человек? Ты прав, сержант, все это походит на продолжение знаменитых «Икс-файлов».
        Калинкин просиял довольным видом:
        - Шеф, я почти никогда не ошибаюсь в таких делах.
        Далее произошла логическая развязка назревавших в последнее время событий. Стена желтого света в одно мгновение окружила деревню. Казалось, само солнце обрушилось на землю, однако жара от свечения не исходило, оно лишь ослепляло, жгло глаза, подавляло и парализовывало волю.
        Неожиданно все исчезло, воцарилась прежняя тьма. Никто не успел даже опомниться, как гигантская волна все того же света вырвалась прямо из котлована щебеночного карьера. Извержение Везувия не шло ни в какие сравнения с происходящим теперь.
        Вырвавшись из карьера, световая вона понеслась в сторону строительных сооружений и технического парка, сметая все на своем пути. Строительные вагончики, времянки, слесарные, котельная и прочие строения разлетались как спичечные домики под воздействием гигантского торнадо. Грузовики, бульдозеры, краны и прочие машины мгновенно сминались в бесформенные комки железа.
        За какие-нибудь полминуты всё в округе превратилось в жалкие обломки. Рассеявшийся свет вновь сконцентрировался в одну субстанцию, которая тут же стала спиралевидно закручиваться в гигантскую воронку смерча. Он подхватил обломки и мусор разрушений в свое жерло, затем швырнул все это в карьер.
        Свет исчез и в ту же секунду края ямы задрожали, начав сближение. Спустя минуту о бывшем щебеночном карьере уже ничего не напоминало - на месте его красовалась абсолютно ровная площадка. Теперь задрожала земля у окраины деревни. Спустя пару секунд гигантская земляная волна двинулась в направлении с юга на север.
        Когда дом, сарай, баня или иная постройка оказывались на гребне ее, вспыхивал желтый свет, и строение разлеталось на мелкие части в разные стороны, как соломенный пучок при порыве ветра.
        Дойдя до конечной точки на севере, волна развернулась и двинулась с востока на запад. Когда крушить было уже нечего, дрожь земли унялась, яркий свет вспыхнул еще раз и исчез. Воцарившаяся тьма показалась еще более черной и зловещей, чем прежде.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 4:40.
        Положение окруженных на крыше «ЗиЛа» было почти критическим. По непонятным причинам машину засасывало вглубь, тряска и периодические вспышки яркого света мешали Татаурову как следует прицелиться. К тому же два огромных зверя все время кружились вокруг, не делая остановок.
        - Нас трое, их двое, - строил прогнозы Гусев, - У одного из нас есть шанс.
        - Я, в общем-то, везучий, - вздохнул протяжно Лостопадов.
        От напряжения у лейтенанта дрожали руки, глаза слезились от бесконечной перемены освещения и постоянного прицеливания.
        - Заткнитесь, или я пристрелю вас обоих, потом сброшу этим тварям на съедение, может, они насытятся и уйдут!
        Подобная перспектива угомонила болтунов, но ненадолго, не прошло и минуты, как они оба в один голос стали понуждать своего командира к активным действиям.
        - Стреляйте, товарищ лейтенант, - тараторил Гусев, - Пусть и мимо, может, хоть звук их отпугнет.
        - В харю им, в харю пульните, - давал дельные советы Лостопадов.
        Татауров, уже не имея сил ругаться, молча выстрелил дважды почти без паузы. Выбранный им зверь странно дернулся и молча растворился в тени, второй хищник также скрылся в темноте.
        - Ура-а-а! - завопил Гусев, - Попали, товарищ лейтенант! Так ему, этому уроду на четырех лапах!
        - В самое яблочко, товарищ лейтенант! - вторил Лостопадов.
        Татауров не был уверен в том, что поразил цель, поэтому не впал в эйфорию, как его солдаты.
        - Тише вы, че скачите, как мамонты? Машину и так засасывает, а вы ее сверху трамбуете. Лучше смотрите по сторонам.
        Ливанул дождь, видимость и без того плохая приблизилась почти к нулевой. Гусев забеспокоился и спросил:
        - Почему эта тварь не пискнула хотя бы?
        - Высокий порог болевой чувствительности, - лязгая зубами от холода, важно заявил Лостопадов.
        - Не умничай, - возмутился эрудированности сослуживца Гусев, - Я видел твое личное дело, у тебя всего-то девять классов, да и те в какой-то вечерней школе.
        - Да тебя самого из шараги выпнули!
        - Это на последнем курсе было, химичка меня невзлюбила и завалила на экзамене!
        Татауров, чтобы не поддаться искушению, щелкнул предохранителем.
        - Заткнитесь оба! От нас до земли чуть больше метра - теперь мы доступны для прыжков. Из-за шума дождя и так ничего не слышно, вы еще орете, академики х…вы. Приказываю смотреть кругом на триста шестьдесят градусов и слушать!
        Воцарилась тишина. Было слышно, как машина по-прежнему медленно погружалась в раскисшую почву. В лесу периодически вспыхивал желтый свет, ливень же все возрастал. Присутствие невидимых хищников где-то рядом ощущалось всеми тремя людьми, столпившимися на мокрой и скользкой крыше.
        Прыжок был ожидаем, но неожиданен. Огромная мокрая туша разорвала сплошную стену воды. Громадный черный зверь сшиб с крыши Татаурова и упал вместе с ним в грязь. Пистолет брякнул об железо, Гусев подхватил его с мокрой крыши и расстрелял все оставшиеся в магазине патроны наугад. Лостопадов ударил его по руке:
        - Идиот, лейтенанта зацепишь!
        - Ты думаешь, он еще жив?! - заорал в ответ Гусев.
        - А ты докажи, что мертв! И потом ты же все пули кончал, а вторая обойма у «летёхи» осталась!
        Дальнейший конфликт потушила очередная мощная вспышка света. Вслед за ней бешено задрожала земля, в воздух взмыла колючая проволока со столбами, сторожевые вышки, заброшенные сторожевые помещения, площадки, брошенная техника. Бетонные площадки и ячейки могильников разлетались обломками серой пыли.
        Неудержимая мощь крушила железо, цемент, кирпич, шлакоблоки, плиты, вздымая их вверх. Воцарилась секундная пауза, затем последовала ярчайшая вспышка и земля исторгла из своего чрева бочки и герметические контейнеры с отравой, что многие годы хоронили в ее недрах.
        Ядовитая начинка разлетелась на сотни метров, ломая и круша окружающую растительность. Взрывная волна смела Гусева и Лостопадова, закружила в воздухе, как невесомый мусор, а затем швырнула в сторону. Не будь накануне затяжного ливня, они, несомненно, бы убились или изувечились, но по воле ненастья оба смачно грохнулись в раскисшую жижу.
        9 КМ НА СЕВЕРО-ВОСТОК ОТ ВОРОШИЛОВКИ, 5:01.
        Маянову и прежде доводилось уходить от погони, бежать от преследования ментов, разгневанной братвы, от киллеров, беспредельщиков преступного мира. Стреляли в него, ножи метали, пытались давить всем, что движется от мопеда до комбайна, гранаты подкладывали в машины, дом поджигали.
        Не раз под самой смертью ходил Ковбой, сам едва на тот свет не угодил, но и других туда сопровождал в достаточных количествах. Но ни один из тех случаев не походил на нынешний. На Ковбоя охотились и, несомненно, должны непременно убить. Он был вне зоны своего влияния и авторитета. Пустой, мокрый и ночной лес - это не город, где легко затеряться, достать транспорт и оружие.
        За ним гнались не менты, которые давно потеряли положенную им спортивную форму и профессиональную хватку, а также умение владеть оружием и мозгами. Их хватало лишь на крутые меры по отношению к алкашам и на то, чтобы останавливать машины среднего класса россиян, дабы обогатиться за счет штрафа.
        Его преследовали не «братки», которых можно было «кидать» вновь и вновь, главное, вовремя менять «крышу» и хозяев; его настигали не бешеные чечены или хвастливые дагестанцы. В конце концов с кавказцами, даже с киллерами, можно договориться, нужно лишь угадать с суммой и временем.
        Ковбоя настигали два неутомимых, мохнатых зверя, непонятной породы. Они сторонились света, все время возникали и исчезали во тьме, будто и сами являлись ее порождением. Он постоянно видел лишь две тени огромных размеров и их желтые глаза.
        Маянов понял, что дальше бежать не сможет, погоня, длившаяся почти час, отняла все его силы. Оставалось лишь упасть и ползти дальше, либо остановиться и достойно принять смерть. Оба варианта не устраивали Ковбоя. Подыхать, трусливо уползая на брюхе, ему претила гордость, а умирать в честном бою не хотелось, ибо все его существо хотело только одного - жить.
        Он остановился у огромной сосны, время проделало в ней нишу, Ковбой уперся в нее спиной, тыл был на время обезопасен. Он схватил валявшуюся под ногами дубину и приготовился к схватке. Взгляд его затравленно блуждал вокруг, ища дерево с ветвистыми ветками, куда можно было бы взобраться, но одни лишь гладкоствольные сосны попадались взору.
        Первый зверь атаковал без хитрости и промедления - мощным прыжком в лоб. Ковбой лишь успел поднять руки, выставив палку как импровизированное копье - это движение, неосознанное, рефлекторно, спасло человеку жизнь. Хищник еще в прыжке раскрыл пасть, и сам напоролся глоткой на расщепленную дубину.
        Сухое дерево не выдержало веса зверя и надломилось, хищник рухнул вниз. Ковбой извлек свою финку и принялся наносить сверху рубящие и колющие удары по зверю. Он вонзал и вонзал лезвие в тугое тело молчаливого врага, пока тот не перестал дергаться. Дикая радость переполнила почти выдохшегося Ковбоя, и он заорал, хрипло подвывая.
        Между двумя стволами мелькнул еще один черный силуэт. Маянов заметил на себе взгляд желтых изучающих глаз. Сил для новой схватки не было, ему с трудном удалось перевести дыхание. Хищник, однако, не торопился приблизиться и покончить с обессилившим человеком, который уже не способен был даже подняться.
        - Ну, че уставился?! - истошно заорал Ковбой, - Подходи, побазарим по душам!
        Желтые глаза не двигались, продолжая наблюдение за потенциальной жертвой, которая окончательно утратила над собой психически контроль.
        - Ну, давай, тварюга мохнатая, подгребай! Твой кореш уже отведал моего перышка, теперь и ты познакомишься! А-а-а, очко жим-жим, да?! Подходи, я глотку тебе зубами перегрызу!
        Ковбой орал, переходя на визг, брань и хриплые проклятия. Он не мог видеть себя со стороны, поэтому не знал, что совсем не походил в данный момент на представителя рода homosapiens[2]. Маянов представлял собой отнюдь не венец эволюции, не высшее существо планеты, и отнюдь не царя природы.
        Маянов изодранный, исцарапанный, выпачканный в грязи и опавшей листве, забрызганный кровью, стоял на четвереньках с перекошенным лицом. Зубы его непроизвольно оскалились, глаза налитые кровью едва не выпрыгивали из орбит, вены на шее и висках вздулись.
        Он орал что-то уже не членораздельное, на губах выступила кровавая пена. Неожиданно преследовавший человека хищник мигнул своими застывшими желтыми глазами и бесшумно растворился в туманной предрассветной мгле. Лишь качающиеся лапы желтеющего папоротника напоминали о его недавнем присутствии.
        ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ НИИ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, 5:23.
        Гусев и Лостопадов упали рядом в одну лужу, очнулись они тоже почти в одно мгновение. Кругом была ночь, свет исчез, земля не тряслась, хищников-убийц не наблюдалось, моросил противный холодный дождь. О недавней катастрофе ничего не напоминало.
        - Чего это было? - кряхтя, спросил Гусев, высвобождаясь из плена грязи.
        - Не знаю, но шарахнуло лучше всякой бомбы, - отозвался Лостопадов, - Я думаю, эквивалент тротила составил около тонны.
        - Опять умничаешь? - набросился на говорившего Гусев. Он как раз выливал из сапога воду и замахнулся им.
        - Тогда не спрашивай, - огрызнулся Лостопадов, пытаясь отжать полевую кепку.
        - Слушай, а почему эти волки или как их там ушли, ведь они хотели нас сожрать.
        Лостопадов размазал по лицу грязь и быстро выдвинул версию:
        - Они сожрали «летёху», сержанта, «водилу» и «связюка»[3] - четыре человека вполне достаточно для двух зверей.
        - Тогда почему они сразу не ушли? Нет, эти волки, или как их там, непременно хотели и нас прикончить.
        - Жалеешь, что не попал к ним в желудки? - усмехнулся Лостопадов, - Сейчас бы уже твои останки переваривались в тонком кишечнике этих волков.
        - Заткнись, ни слова о жратве, - замахнулся вторым сапогом Гусев, - Почти сутки без нормальной хавки тут торчим.
        Лостопадов продолжал размазывать грязь по шее и настороженно оглядываться.
        - Эти твари ушли из-за опасности.
        - Чего бы им испугаться?
        Лостопадов важно поднял руку вверх.
        - Взрыва, мальчик мой, взрыва.
        Гусев выжимал китель под проливным дождем и ударил мокрой рваниной по голове сослуживца дважды.
        - Если ты - гомик, то это твои проблемы, но не называй меня мальчиком, да еще и своим, понял?
        Лостопадов встал на ноги и издевательски улыбнулся:
        - Ты злишься на меня, потому что не можешь опровергнуть моих доводов.
        - Пошел ты со своими доводами в … на самое дно! - рявкнул Гусев и брезгливо напятил китель, который после отжима стал еще мокрее, чем прежде, - Если волков, или как их там, испугал взрыв, то почуем они не вернулись сразу после него?
        Вопрос явно озадачил Лостопадова, но не в его привычке было пасовать в спорах:
        - Почему? - переспросил он, чтобы выиграть немного времени на раздумье, - Да потому, что взрыв имел последствия!
        - Какие еще последствия?
        Лостопадов истину открыл случайно, бросив взгляд на разворошенный могильник.
        - Взрыв уничтожил захоронения…
        - И что?
        - Вся гадость, что копилась десятилетиями в бочках и контейнерах, теперь на поверхности…
        Глаза Гусева полезли из орбит.
        - Ведь это же десятки тысяч рентген в час, десятки Хиросим!
        Лостопадов кивнул головой назад:
        - И все это рядом с нами…
        - Тогда какого х… мы тут расселись?!
        Оба обменялись испуганно-красноречивыми взглядами и, подскочив, помчались прочь по грязи и лужам гораздо быстрее олимпийских чемпионов-спринтеров.
        ВОРОШИЛОВКА, 5:47.
        Они появились спустя пятьдесят минут после уничтожения деревни, взяв развалины в кольцо. Уже почти светало, осенняя дождливая ночь близилась к завершению, готовясь уступить место туманному утру. Хищники прятались в ближайших лесах, оврагах, ложбинах, медленно сжимая кольцо.
        Цепочка желтых глаз подбиралась все ближе. Кучи разрушенных построек выглядели совершенно уныло и обезлюденно, казалось, ничего живого в них нет и быть не может, но хищники все равно медлили и настороженно осторожничали. Лишь надвигающийся рассвет поторапливал их.
        - Как фашисты, мать их в душу, - тихо выругался дед Матвей, - Тихо идут, медленно, но верно и наверняка.
        - Все по законам войны, - сказал Гончаленков, - Сначала разнесли населенный пункт, а теперь прочесывают, не остался ли кто в живых.
        - Да кто же они? - спросил Катасонов, было видно, что его трясло от страха.
        - Кто бы они ни были, - отвечал участковый, - Они идут по наши души, точнее, за нашими жизнями.
        Кроме Гончаленкова, деда Матвея и ветеринара, после недавней катастрофы уцелели еще пятеро: Калинкин, сторож Петро, супруги Коняевы и заведующая клубом, причем последние трое находились в состоянии алкогольного опьянения, толком ещё не осознавая происходящего. Больше никого живым обнаружить за сорок минут поисков не удалось.
        Возможно, кто-то еще мог быть живым среди развалин, но разбирать их не имелось времени и сил. Выжившие после недавнего катаклизма собрались на развалинах дома Ореховой, он наиболее уцелел по сравнению с остальными. Кроме того, он находился на возвышенности и имел глубокий погреб.
        - Сержант, к левой стороне, Петро, прячься за печкой, но не высовывайся, у тебя всего семь патронов и четыре раза нужно перезаряжать, - распорядился Гончаленков.
        После случившегося участковый с общего согласия возглавил уцелевших жителей Ворошиловки. Офицер милиции при исполнении, имевший опыт службы в армии - альтернативы и тем более конкуренции быть ему не могло, к тому же его хладнокровие и ясное видение ситуации теперь стали просто незаменимыми.
        - Шеф, насколько подпускать? - спросил Калинкин, ему недавно изрядно досталось - огрело здоровенным поленом по шее, расцарапало лоб и щеки, отбило ребра.
        - У нас на двоих пять магазинов, - констатировал старлей, - Я их десятка два пока наблюдаю, так что бить наверняка - пять пуль на две твари. Если уверен, что попадешь, сейчас стреляй, но учти: промажешь - выкину тебя им на растерзание.
        - Ясно, - вяло выдавил Калинкин.
        - Наша задача не просто уцелеть, а прогнать этих… ну, в общем, вы поняли, - это были последние слова Гончаленкова перед столкновением.
        Хищники рыскали среди развалин, не разрывая при этом плотного кольца. За разговорами люди едва не прозевали скрытую атаку своих неведомых врагов. Огромный зверь выскочил, оскалив пасть, и, благо, прямо на Петро, точнее, на его двустволку. Бывший сторож от испуга нажал оба курка, свинец с близкой дистанции разнес мохнатую морду в клочья.
        Выстрел привлек внимание остальных хищников. Молча они задрали морды, устремив желтые пугающие глаза на звук. Около десятка зверей с места рванулись вперед, больше всего удивляло и поражало абсолютное молчание этого натиска, одно лишь царапание когтей и треск ломаемых досок.
        Петро оказался не только хорошим пьющим сторожем, но и отменным стрелком - два последующих выстрела отбросили в сторону двух хищников. Ободренный успехом Калинкин дал короткую очередь, но пули прошли выше целей, произведя лишь шумовой эффект.
        - На одиночные выстрелы поставь предохранитель, балда с лычками! - крикнул на него Гончаленков и сам дал очередь.
        Свинец подбросил в воздух еще одного зверя, остальные приостановили бег, как бы раздумывая продолжать или нет наступление. Сомнения разрешил Петро, уложив двумя выстрелами четвертого хищника. Оставшиеся звери повернули обратно, Калинкин пытался реабилитироваться за недавний промах и спустил курок. На этот раз пуля прошла ниже цели.
        - Мазила! - беззлобно сказал «старлей».
        - Да это ствол дерьмовый, - оправдывался Калинкин, - Не пристрелян и мушка кривая.
        - Плохому танцору всегда костыли мешают, - продекламировал участковый, - А ты, Петро, настоящий снайпер, где учился?
        Сторож деловито перезарядил свое ружье и ответил:
        - В далекой-далекой юности, в другой жизни я имел разряд по стрельбе из пневматической винтовки. Мой отец считал, что настоящий мужчина должен уметь стрелять и в случае необходимости набить морду врагу.
        - Так ты еще и боксер? - опасливо осведомился Калинкин, сдувая пыль с прицела.
        - Нет, я пять лет занимался боевым самбо.
        Калинкин поспешил перевести разговор на другую тему, мысленно радуясь, что не довел недавний спор до крупного столкновения.
        - Шеф, а теперь что?
        - Эти «милые зверюшки» отступили, но я полагаю, они вернутся и очень скоро, - предположил Гончаленков.
        Уши Калинкина приняли боевую стойку, он воинственно заявил:
        - Мы им опять врежем, если сунутся!
        - Тебе дай волю, ты врежешь - весь боекомплект опустошишь и все мимо, - урезонил его «старлей».
        Калинкин обиженно засопел:
        - Зря вы так, шеф, это был досадный промах и не по моей вине. Я же говорю, что ствол кривой и мушка…
        Гончаленков усмехнулся и протянул помощнику свое оружие.
        - Давай сделаем обмен, я возьму твой автомат, а ты - мой. Надеюсь, у моего с мушкой все в порядке.
        Калинкин чувствовал некоторую неловкость, но выбора не было и пришлось меняться. Сержант деловито осмотрел автомат с видом знатока, хотя уже напрочь забыл даже неполную его разборку. Петро неожиданно вскинул ружье и выстрелил. Присутствующие замолчали и обернулись на звук. Сторож спокойно пояснил:
        - Один высунулся из-за забора покойной Данилихи, огромная псина.
        - Попал? - спросил Калинкин с надеждой в голосе, что оппонент все же промахнулся на этот раз.
        - Ага, в самую морду.
        Гончаленков достал свой «Макаров» и протянул его сторожу.
        - Из такого сможешь попасть? У тебя всего три выстрела от ружья осталось, если полезут, пистолет будет кстати.
        - Думаю, не промахнусь, - уверенно сказал Петро.
        Калинкин нервно заерзал, его профессионализм был попран каким-то пьянчужкой-сторожем.
        - Не потеряй пушку, - назидательно приказал он ему, - Она на учете, за нее отвечать придется, если что.
        - Я догадался, - кивнул Петро.
        - Слушай, как тебя на самом деле зовут? - обратился к сторожу участковый, - А то неудобно тебя хохляцким псевдонимом величать.
        Петро примерил пистолет в своей ладони, прицелился и убрал его в карман.
        - В другой жизни меня звали иначе, а теперь я - Петро и все.
        В разговор вмешался дед Матвей.
        - Сынки, а для меня оружия не найдется?
        - Дед, твоервение похвально, - снисходительно ответил Калинкин, - Но эпоха твоя завершилась полвека назад, в прошлом тысячелетии. Ты на заслуженном отдыхе, мы позаботимся о тебе и о нашей безопасности.
        Деде с презрительным сочувствием глянул на говорящего и сказал:
        - Я в твои годы, внучек, уже Кёнигсберг штурмовал будучи старшиной роты пулеметчиков, у меня ранений больше, чем у тебя полосок на погонах. Ты прав - мне до девяноста пяти чуть-чуть осталось, но на счету два десятка фрицев имею и теперь могу нить в иголку вдеть без очков. Дай мне совой автомат, и я преподам тебе урок хорошей стрельбы.
        Третий человек за последний час оскорблял самым наглым образом его снайперские таланты. От шефа он еще мог стерпеть подобное, подчиняясь субординации, но выносить насмешки от пьяницы-сторожа и древнего деда было выше всяких сил. Гончаленков вместо того, чтобы вступиться за своего подчиненного, сказал, чтобы Петро отдал свое ружье деду. Теперь оборону можно было держать с четырех сторон.
        [2] - «человек разумный» на латыни.
        [3] - на армейском жаргоне солдат-связист.
        МОСТ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 6:13.
        Около часа косматый хищник, ничем не выдавая своего присутствия, караулил засевшего в перевернутом БТРе невидимого, но явно осязаемого им человека. Развязка наступила неожиданно: зверь из охотника, сидящего в засаде, превратился в беспомощную жертву.
        Человек тихо и незаметно выбрался через люк механика-водителя, в то время как его «сторож» поджидал у левого борта. Когда обманутый хищник увидел человека, было уже поздно. Автоматная очередь ударила зверю в морду и шею.
        - Вот так-то, - прокомментировал свой выстрел прапорщик Грибов.
        Он осторожно наклонился над мертвой тушей и внимательно осмотрел доселе невиданного хищника, источавшего сильное зловоние. В том месте, где в тело вонзились пули, сочилась густая буро-желтая вонючая слизь.
        - Вот параша! - с отвращением плюнул и отошел в сторону Грибов, - И не собака, и не гиена - х… знает, что за тварь!
        Прапорщик оглянулся, холодное утро начиналось серо-хмурыми тонами и клубящимся вязким туманом. Грибов еще не разобрался в происходящем, но уже начал торопливо действовать, нутром чуя близкую опасность и малый запас времени. Первым делом он вооружился: в разгрузочный жилет удалось пристроить восемь магазинов, еще два смотанные скотчем вставил в автомат. Можно было взять цинковый ящик с тысячей патронов, но он слишком много весил и лишал маневренности.
        Грибов ограничился тем, что взял несколько пачек патронов. Бесценным подарком можно было счесть две гранаты Ф-1. Их с собой на «последнее задание» взял ефрейтор Гигантов, который планировал распить на природе полтора литра водки в честь грядущего увольнения в запас, пострелять из автомата и взорвать две «лимонки», не понятно кем и каким образом раздобытые. Гранаты лежали в одном пакете с полуторалитровой бутылкой разливной водки. Прапорщик тут же продегустировал обнаруженный алкоголь двумя осторожными глотками.
        - - Дерьмо самопальное, - сделал он заключение, однако наполнил им свою флягу, болтавшуюся на портупее.
        Таскать с собой закуску Грибов счел нецелесообразным, поэтому быстро всухомятку съел припасенную личным составом колбасу, треть батона и полпачки печенья. Теперь можно было попробовать выйти на связь. Однако рация с трудом работала накануне, а после крушения транспортера она, выражаясь языком связистов, «сдохла до конца».
        - На связь мы не выходили около шести часов, - сам себе сказал прапорщик, - Быть может забеспокоятся в полку… хотя х… с два пошевелятся эти задницы штабные.
        Грибов осторожно покинул БТР, выйдя в зону наползавшего тумана и моросящего дождика. Осталось перенести погибших ребят в одно место. В том, что в живых никого не осталось, он не сомневался, нутром умел чуять подобные вещи.
        Обнаружить удалось лишь останки Греева, механика-водителя и радиста, остальные исчезли, но судьба их вырисовывалась достаточно пессимистично. Грибов снял кепку, помял ее в руках, тихо вздохнул, отхлебнул из фляги, взял автомат наперевес и настороженно двинулся сквозь туман в сторону реки.
        Звуки тонули в густом и влажном мороке, царящая тишина предвещала беду. Туман был слишком плотным, мешал дыханию, лишал возможности видеть что-либо. Подул легкий ветер, Грибов понял, что находится почти у кромки воды. Клубящиеся испарения скрывали от него обломки рухнувшего моста.
        - Отлично, - голос прапорщика поглотил туман, - Единственная связь с большой землей утеряна. Дождливое, холодное сентябрьское утро как нельзя лучше подходит для переправы вплавь.
        Впереди что-то забурлило и всколыхнуло поверхность реки. Грибов тут же опустил предохранитель автомата и положил указательный палец на спусковой крючок. Неожиданно водная гладь вспенилась, у самых ног человека всплыло что-то огромное и ветвистое - непонятная смесь сплетенных коряг, ветвей и гнилых водорослей.
        Мохнатые гнущиеся щупальца потянулись к Грибову. Прапорщик всадил в это нечто из глубин весь магазин, отскочил назад и разрядил второй. Всплывшее уродство зашипело, издало трубные звуки, окрасилось желтой слизью и исчезло в глубине. Прапорщик быстро сунул пустые магазины в карман и вставил новый.
        Поверхность реки окрасилась в желто-бурый цвет, точно такого же цвета испарения заклубились и двинулись в сторону берега. Грибов ощутил першение в горле, жжение в носу и глазах, ручьем потекли слезы, грудь едва не разорвал надсадный кашель. Зажав рот и нос рукой, прапорщик бросился прочь от клубящейся отравы.
        7 КМ ОТ ВОРОШИЛОВКИ, 6:25.
        Беглецы рухнули на мокрую листву одновременно и минут пять свистели, хрипели и отплевывались. Гусев перевернулся на спину и нашел силы на разговор:
        - Как думаешь, много доз радиации поймали?
        Лостопадов еще не был способен на длительные диалоги, поэтому ответил лаконично:
        - Достаточное количество…
        - Теперь у нас два пути, - марш-бросок вызвал в Гусеве прилив словоохотливости, - И оба они ведут на кладбище.
        - Это почему? - Лостопадов никак не мог обуздать дыхание.
        - Либо мы «открякаемся» в ближайшие дни или даже часы от острой лучевой болезни, либо в будущем нас ждет что-нибудь онкологическое.
        Лостопадов тоже перевернулся на спину.
        - Есть еще один путь.
        - Что ты за человек - вечно споришь, все умника из себя лепишь.
        Лостопадов будто и не слышал «наезда» товарища:
        - Мы не «крякнем» теперь, даже сможем дожить до пенсии, но уже через пару лет облысеем, одряхлеем, станем импотентами, получим кучу хронических заболеваний.
        Гусев злобно заворчал:
        - Ну, блин, настоящий профессор медицинских наук. Откуда ты это взял.
        - Нужно читать научную литературу, а не «особенности ландшафтного группового секса».
        Гусев смачно покраснел:
        - Че ты гонишь!?
        - А то, думаешь, я не видел у тебя в тумбочке эту брошюрку?
        - По тумбочкам шныряешь, падла?
        - Она у нас одна на двоих, забыл?
        Гусев замахнулся на дерзкого совладельца прикроватной тумбочки. Он был мощнее, поэтому справедливо рассчитывал на физическое превосходство.
        - Причем тут моя книжка и будущая лысина с импотенцией? - поднеся кулак к лицу оппонента, спросил Гусев.
        Лостопадов прежде, чем дать ответ, внимательно обозрел кулачище соперника, оценил расстояние до своего лица и только после осторожно ответил
        - Кратковременное воздействие больших доз радиации приводит к последствиям, о которых говорил я, твоя книжонка ни причем.
        Кулак приблизился на предельно допустимо расстояние к носу:
        - Опять умничаешь? Друзя из себя строишь?
        - Тогда не спрашивай, - возмутился Лостопадов, - Сам лезешь с вопросами, а потом граблями перед рылом машешь.
        Кулак вернулся на исходную позицию.
        - Будь проще, тогда битым не останешься.
        Лостопадов вздохнул с облегчением:
        - Че ты нервничаешь? Подумаешь, облысеешь и к бабам равнодушен, будешь, зато живой останешься.
        - На хера такая жизнь?
        - Есть много удовольствий, кроме секса и ношения густой шевелюры.
        - Например, читать научную литературу, которой твои мозги напичканы? - Гусеву стало смешно, и он опустил руку.
        - Хотя бы…
        - Ты точно псих, - выставил свой диагноз Гусев, - Начитался всякой лабуды и вдвойне стал психом.
        Лостопадов на всякий случай отодвинулся подальше, а потом заявил:
        - К твоему сведению, до сих пор нет точного определения абсолютно нормального человека. Так что все люди на земле в той или иной мере психи.
        Гусев в ярости сжал кулаки, но угрожать побоями не стал, а лишь предупредил:
        - Вот выберемся из этой заварухи, я и тебя тут желично придушу с огромным удовольствием.
        - Зачем же ждать? - аккуратно спросил Лостопадов, медленно отползая в сторону.
        - Ты еще пригодишься мне, когда появятся эти волки, или как их там, я постараюсь, чтобы они сперва сожрали тебя.
        Лостопадов хитро улыбнулся:
        - Дело вовсе не в этом, ты боишься остаться один - синдром одиночества в кризисных ситуациях.
        - Опять умничаешь?
        Лостопадов не обратил внимание на скрытую угрозу и продолжил:
        - Ты силен, но эти зверюшки тебя одолеют, тебе не обойтись без моей головы…
        Гусев потерял контроль над собой и свирепо зарычав бросился на разглагольствующего товарища. Он придавил его своим весом и успел нанести удар в поясницу. Лостопадов вскрикнул от боли и загомонил:
        - Слышишь, слышишь? Где-то звук мотора!
        - Я слышу, как твое чахлое тело молотят мои кулаки! - победоносно заявил Гусев.
        - Я не вру, в натуре машина! - взмолился Лостопадов под градом тумаков.
        Он не ошибался, по дороге метрах в сорока двигался зеленый джип.
        ВОРОШИЛОВКА, 6:44.
        Вторую атаку отбить удалось, но на это ушла добрая половина всех боеприпасов, а уничтожить удалось не более десяти тварей. Атаковали они со всех сторон рассыпным строем, постоянно меняя направление удара, и отступили как раз в тот момент, когда людям была необходима передышка для перегруппировки и перезарядки оружия.
        Дед Матвей и, правда, не подкачал: из трех выстрелов два угодили точно в цель. Калинкин горячился, бил одиночными, обжигаясь от металлических частей автомата, которых случайно касался, но лишь одного зверя удалось ему остановить. Калинкин надеялся, что в пылу битвы его промахи были, не столь явно заметны, поэтому первым нарушил молчание, спеша похвастаться боевыми успехами.
        - Одному кобелю в самый глаз зарядил, второму в хребтину хрякнул.
        Гончаленков хитро глянул на помощника и спросил:
        - Откуда ты знаешь, что это кобели?
        Уши Калинкина поникли, в тоне шефа явно заметно было, что он видел неудачную стрельбу сержанта.
        - Еще одно такое сражение, и останется только в рукопашную идти, - подвел итог Петро.
        Калинкин хотел что-то возразить, но тут с ветеринаром случилась истерика.
        - Что мы тут сидим, стреляем и болтаем? - подергиваясь и трясясь, как в лихорадке, заговорил он, - Нужно выбираться отсюда и как можно скорее!.. Это не наше дело, пусть этим занимается армия, ОМОН, ФСБ, специалисты,… а нам нужно скорее выбираться!
        Дед Матвей пытался усовестить и урезонить истеричного паникера:
        - Еремеич, ты бы лучше этих товарищей, - он указал на пьяных супругов Коняевых, которые не подавали признаков жизни. Стрельба и весь шум вокруг на них никак не действовали, - В чувства привел, лишние руки нам не помешают, да и не таскать же их на своем горбу.
        Катасонов еще больше затрясся и побледнел, взгляд его и лицо были помесью страха, отчаяния, потери самоконтроля.
        - Плевать я хотел на этих ублюдков! - взвизгнул он, - Алкашня осталась в живых, а моя семья мертвая, ни сына, ни дома! А он новый совсем - сруб сосновый, полы из теса, холодильник и ковер норвежский!..
        Гончаленков отложил оружие и тихо, но жестко предупредил:
        - Не ори, Егор.
        Ветеринара колотило уже не на шутку, лицо его напряглось и побагровело:
        - А вы вообще, товарищ лейтенант! А еще участковый, выполнять свой долг не хотите, вас государство содержит, а от налогового бремени освободило! Я не хочу тут оставаться, слышите, не хочу! Выведите меня!
        Гончаленков влепил ветеринару две звонкие оплеухи, а потом, когда воцарилась пауза, все так же спокойно сказал:
        - Тебя никто не держит - хочешь, уходи, а будешь истерики закатывать, выкину тебя сам.
        Молчание вновь нарушил Калинкин, ему доверили роль наблюдателя за обстановкой вокруг.
        - Шеф, у меня две новости: плохая и еще плохая.
        - Давай сначала плохую.
        - «Зверюшки» отошли на дальние дистанции, окружили нас кольцом, обнюхиваются, мордами вертят, совещаются, в общем.
        - Теперь давай «еще плохую».
        - Имеются два возгорания: на севере, по-моему, это бывший дом деда Степана, и на юго-западе, вроде, сарай чей-то.
        Участковый прикрыл глаза, шли вторые сутки, как он не спал:
        - Последнюю новость я бы не назвал плохой.
        Уши Калинкина приняли дедуктивную стойку:
        - Думаете, дым заметят и придут на помощь?
        - Да, тут хоть ядерную бомбу шарахни - никто не увидит, и тем более не придет.
        - Тогда чего же хорошего? - озадаченно спросил Калинкин шефа.
        «Старлей» очень хотел спать, но все же объяснил непонятливому помощнику:
        - Дымовая завеса поможет нам незаметно передвигаться, а огонь сам по себе отпугивает «зверюшек».
        - Эти может, огня не боятся, - усомнился сержант.
        - С чего бы это? - вмешался Матвей.
        - Мы ведь не знаем до сих пор, кто они и откуда, - философски изрек Калинкин.
        - Это не имеет значения, - заявил участковый, - Не важен внешний вид - важна суть. Они созданы из плоти и крови, если их взяли пули, то и огонь возьмет.
        МЕЖДУ МЕРТВЫМ ОЗЕРОМ И МОСТОМ ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ГНИЛКУ, 7:09.
        Зеленый джип с огромным трудом продирался вперед, преодолевая невесть откуда возникшее бездорожье. Еще вчера тут была дорога, а теперь грязь, лужи, заросли и поваленные деревья. По пути встретилась брошенная «Газель», по самые колеса увязшая в грязи, двери распахнуты, лобовое стекло выбито, всюду следы крови.
        Как ни противились Гусев и Лостопадов, но все же пришлось остановиться, чтобы слить бензин. У Кирилла в баке оставались последние капли, а запасных канистр не имелось. Скоро пришлось останавливаться на каждом километре - у Лостопадова появилась необъяснимая рвота, которая вместо облегчения утяжеляла состояние. Гусев, который еще недавно хотел придушить сослуживца, теперь не на шутку обеспокоился его состоянием.
        - Че это с ним?
        Кирилл посмотрел в заднее зеркало, где отражался бледный и полусонный Лостопадов, а потом сказал приговор-диагноз:
        - Судя по вашим рассказам и его состоянию - это первые признаки лучевой болезни.
        - Жить-то он будет?
        - В таких вопросах нет однозначного ответа, все зависит от дозы, времени воздействия, вещества, состояния внешней среды и организма. Но вообще, чем раньше возникает рвота и чем чаще появляется, тем хуже прогноз.
        После минутного молчания Гусев опять спросил с тревогой и изумлением:
        - Почему тогда у меня нет ничего, ведь вместе мы там были?!
        - Я же говорил, что каждый организм реагирует на облучение по-своему. Спроси, как он себя чувствует.
        Гусеву не пришлось спрашивать, Лостопадов и сам слышал вопрос:
        - Хреново, голова болит и кружится, в ушах звенит, пить хочется…
        - Это плохо, да? - встревожился Гусев.
        Кирилл промолчал, подтверждая опасения его своим молчанием. Он смотрел на дорогу, точнее, на наползавший туман.
        - Если взрыв вышвырнул всю «начинку» могильника, то вы оба получили огромнейшую дозу облучения.
        Гусев тоже сильно побледнел:
        - И что теперь делать?
        - Избавиться от одежды и обуви, принять душ, обрить все волосы, раз десять с ног до головы обмылиться хозяйственным мылом, внутрь принять йодид калия, лучше двойную дозу, и цистамин. Обязательно сто грамм сорокапроцентного медицинского спирта.
        - Это еще зачем? - удивился Гусев, ему было страшно, слишком страшно, поэтому он задавал глупые вопросы, чтобы хоть как-то отогнать наползавший ужас.
        - Чистый спирт лучше всего нейтрализует и выводит из организма радионуклиды.
        - А дальше?
        - Везти пострадавшего в госпиталь, где окажут квалифицированную помощь…
        Гусев нервно зашевелился, состояние товарища отошло на задний план, главным стало собственное будущее, которому грозила страшная и почти неотвратимая катастрофа.
        - Думаешь, лучше раздеться? - его пальцы дрожащее теребили пуговицы грязно-мокрого бушлата.
        Кирилл качнул головой отрицательно:
        - Сменной одежды нет, погода влажная и холодная, облучение подавляет иммунитет и защитные силы организма. Можно запросто схватить тяжелейшую пневмонию.
        - Твою-то мать! - отчаянно выругался Гусев. - У меня такое ощущение, будто я весь в дерьме, мне нужно отмыть его, а я продолжаю вонять.
        Кириллу оставалось лишь посочувствовать.
        - Выберемся на дорогу, что-нибудь придумаем, обещаю.
        - Что?
        - Сменим одежду, заедем в первую же деревню в медпункт.
        - Так лучше в эту, - занервничал и забыл название Гусев, - В эту… в Ворошиловку, тут же вроде близко.
        - Там нет медпункта, - не согласился Кирилл, - И потом из-за направления ветра вся гадость с могильника уже летит в ее сторону.
        - Сейчас нет пыли, - буркнул Гусев.
        - Испарения - туман и утренний конденсат еще хуже - это как мощная аэрозоль, - сообщил Кирилл.
        За поворотом дорога обрывалась: поперек нее лежала огромная поваленная сосна, из-за ветвей которой смутно угадывались очертания изувеченного до крайности «КАМАЗа». Гусев, погруженный в свои противоречивые думы, не видел причины остановки и вернулся к действительности от толчка тормозов.
        - Что там еще?
        Кирилл отъехал чуть назад.
        - Еще одна машина - вся помятая и, похоже, тоже брошена, а перед ней огромная сосна.
        - Объехать никак? - спросил Гусев, уже зная ответ на собственный вопрос.
        - Сейчас посмотрю, - осторожно открыл дверь Кирилл, впуская в салон дождливую прохладу и ветер.
        Кирилл вышел, оказавшись во власти клубящегося тумана. Точно такой же был и на Мертвом озере. Он успел сделать лишь несколько шагов, как услышал оклик:
        - Стой, где стоишь и не двигайся!
        - Кто это? - спросил Кирилл, радуясь, что имел дело с человеком, а не желтоглазым монстром.
        - Молчи и не шевелись! - был ответ, на этот раз голос звучал гораздо ближе, но туман лишал всякой возможности видеть ближе полутора метров.
        - Иначе что? - задал вопрос Кирилл, пытаясь на звук определить местоположение угрожавшего невидимки.
        Вместо ответа дуло автомата уперлось ему между лопаток, а голос шепнул прямо в ухо:
        - Лучше не дергайся, сегодня я видел много ужасного и непонятного, поэтому очень нервничаю. Не дай мне повод случайно спустить курок. Договорились? Вот и лады, а теперь отвечай: кто такой будешь и чего тут делаешь?
        Кирилл представился без тени страха и спросил в ответ:
        - А вы кто?
        - Прапорщик внутренних войск Грибов.
        ВОРОШИЛОВКА, 7:39.
        Наконец-то первые признаки жизни подали супруги Коняевы, но до пробуждения было еще далеко. Очнулась и Лошадникова, спросила закурить, за три затяжки оставила лишь фильтр от сигареты, которой угостил её Петро. Затем она молча принялась созерцать происходящее, не задав впрочем, ни одного вопроса.
        - Шеф, новости есть, - отозвался наблюдатель Калинкин.
        - Опять «плохие и очень плохие»?
        - Не-а, только хорошие!
        Гончаленков чуть не поперхнулся и нервно заторопил:
        - Ну, че молчишь, говори!
        - «Зверюшки» наши решили деру дать.
        - То есть?
        - Дружною толпой отступают по всем направлениям! - копируя диктора Левитана, объяснил Калинкин.
        Гончаленков вскочил с места и потеснил сержанта, чтобы лично видеть происходящее.
        - Значит, все уходят? - тревожно спросил он.
        - Ага, шеф, сдрейфили, - радостно просиял помощник участкового, - Толпой ломанулись.
        - Не вижу повода торжествовать, - мрачно сказал Гончаленков, озираясь по сторонам.
        - Не понял, шеф… - лицо Калинкина озадачилось в высшей степени.
        - И впрямь, командир, ты чего? - удивился дед Матвей.
        - Дед, ты - человек служивый, - пояснил старлей, - Ответь мне: когда враг, превосходящий по численности и фактически уже победивший отступает, если ему до победы осталось всего одно последнее усилие?
        Дед задумался, крякнул и неуверенно сказал:
        - Не иначе в ловушку заманить хотят, вызвать на открытое место и ударить, оборотясь всей силой.
        - Верно! - вмешался Калинкин, он не мог позволить старику обскакать его в вопросах военной тактики и стратегии, - Так татаро-монголы делали.
        - Эти твари похитрее татар, - помрачнел Гончаленков, - А ответ мой на вопрос вы не нашли. Враг отступает в подобных случаях, чтобы не попасть под обстрел своих же орудий.
        Катасонов нервно захохотал:
        - Меня истеричкой назвал, лейтенант, а сам-то лучше?! Какие орудия? Какой обстрел? Это просто взбесившееся зверье!
        Участковый не изменился в лице, но побледнел лицом.
        - Для тебя, господин ветеринар, я - старший лейтенант - это, во-первых; а, во-вторых, не надо воспринимать все слова буквально. Понятие абстрактного мышления тебе ли не знать, ты же еще и доктор?
        - Будет вам лаяться, - сморщился недовольно Матвей, - Объясни лучше свои слова.
        Неожиданно поднялся со своего места Петро.
        - Прав, участковый, они ушли, чтобы не попасть под удар. Все как на войне - продуманно и грамотно. Помните, сначала скотина и зверьё с ума по сходили, а потом на нас обрушилась вся эта свистопляска в виде жёлтого света. Скорее всего, нас опять ожидает это землетрясение и светопредставление. Я, верно, понял вашу мысль, товарищ старший лейтенант?
        - В самую десятку, - подтвердил тот.
        Голос Калинкина запаниковал:
        - Опять эта смесь землетрясения с цунами?
        - Ага…
        Ветеринар теперь осознал правоту доводов участкового и вновь затрясся в истерической лихорадке.
        - Чего сидим? Бежать надо!
        - Мысль своевременная и правильная, - иронически заметил «старлей», - Но вот куда бежать?
        - Подальше от этих развалин и покойников, - задыхаясь, прошептал Катасонов, - Лишь бы скорее!
        - Эти твари только и ждут от нас необдуманных, импульсивных действий, - предупредил Гончаленков.
        - Значит, останемся и подождем, пока землетрясение не погребет нас?! - взвизгнул ветеринар, - Отличная идея!
        - Заткнись, психопат трусливый, - прохрипела на него Лошадникова, - И без твоего нытья голова раскалывается. Предлагаю перебраться в дом директора. Фундамент он сделал капитальный из гранита, дом из кирпичей и шифера, в случае чего, не загорится, погреб есть, гараж был с машиной…
        Калинкин вновь заскрипел зубами - еще один конкурент в вопросах тактики и стратегии, на этот раз им стала алкоголичка Лошадникова. Не деревня, а пристанище эрудитов, чем ниже они находились в иерархии общества, чем больше пили и опускались, тем умнее себя проявляли. Младший сержант пришел к выводу, что водка и полубомжовый образ жизни способствуют интеллекту.
        - Ну что же, - начал распоряжаться Гончаленков, - Калинкин - ведущий, остальные цепочкой за ним, я прикрываю.
        Дед Матвей указал на супругов Коняевых и озадаченно спросил:
        - А с этим чего делать?
        - Тьфу ты блин, - чертыхнулся участковый, - Сержант и Петро, тащите Коняева, если что, кидайте его и открывайте огонь. Петро, патроны есть?
        - Три штуки.
        - Нормально. Ветеринар, Антонина Васильевна и дед Матвей тащат Коняеву. Я прикрываю.
        - Я не потащу на своем горбу эту пьянь! - сжав губы, заявил Катасонов.
        Гончаленков схватил его за грудки и пару раз тряханул, что было силы.
        - Ты, если мне не изменяет память, местный фельдшер? Поэтому не ори и неси пациента в безопасное место.
        - Не понесу! - заорал ветеринар, - Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
        - Не ори, я сказал, - повторил «старлей», - Я - представитель власти. Не желаешь подчиняться - вали отсюда.
        Гончаленков отпустил его, и Катасонов плюхнулся на землю.
        - Не имеете права, - заскулил он, - Не имеете…
        - Ты тоже не имеешь: статью за неоказание помощи нуждающимся никто не отменял.
        - Шеф, уходим! - крикнул Калинкин, - Вокруг сгущается туман! Сейчас начнется!
        Это был сигнал к действию: сержант и Петро подхватили пьяное тело Коняева, тот начал бормотать и размахивать руками, и озлобленный Калинкин с большим удовольствием навешал ему тумаков. Дед Матвей и хнычущий ветеринар волокли Коняеву, завклубом указывала дорогу.
        Среди дыма и развалин отыскать бывший дом директора оказалось не так-то легко. Последним спиной пятился Гончаленков. Между бревнами что-то колыхнулось, и участковый выстрелил на движение. Тревога оказалась ложной - это ветер шевелил полиэтиленовый пакет.
        Вся группа ввалилась в развалины почти разом. В этот момент со всех сторон к останкам дома Ореховой устремились подземные колебания. Земля вздыбилась, будто огромные шары катились под ее поверхностью.
        Соединившись в одной точке, силы выплеснулись наружу, как огромный гейзер, подняв к небесам бревна, доски, крышу, содержимое погреба и обломки печи. Когда все стихло, на месте всплеска энергии осталась огромная воронка, которая спустя несколько секунд начала самозасыпаться.
        В 6 КМ ОТ ВОРОШИЛОВКИ, 8:08.
        Рвота у Лостопадова почти утихла, но лишила его сознания и сил, он впал в полудремотное состояние, начиналась лихорадка. Гусев тоже ощутил тяжесть в голове и его дважды стошнило. Он и сам находился в полуобморочном состоянии, но не по причине плохого самочувствия, а из-за парализовавшего его страха.
        После обсуждения сложившейся ситуации Грибов и Кирилл определились с дальнейшей тактикой. Вопреки категоричному несогласию Гусева, они решили ехать в Ворошиловку, чтобы оттуда по связи вызывать транспортную авиацию.
        - Какая авиация?! - сопротивлялся Гусев, - Это же дикая глушь, два года будем ждать. Лостопадов умрет!
        - Солдат, - приказным тоном заговорил прапорщик, - Не давай волю своим эмоциям. Форсировать реку в тридцать пять метров шириной, в которой находятся ядовитые отходы на нашей машине невозможно. К тому же нам троим не разобрать затор на дороге, чтобы добраться до реки.
        - А если они добрались и до деревни? - испуганно спросил Гусев, - Все мы находились в разных местах и с нами произошли почти одинаковые события. Где уверенность, что в Ворошиловке не случилось подобного?
        - Уверенности нет никакой, - согласился Грибов, - Но это наш единственный шанс и чтобы выжить, нужно рискнуть.
        - Но там уже радиация! - воскликнул Гусев, - Эколог сам говорил об этом. Я уже нахватался этой дряни и не хочу более!
        Кирилл чуть смутился:
        - Ветер изменился и теперь гонит туман в сторону реки и Мертвого озера.
        МЕЖДУ МАЛОЙ ГНИЛКОЙ И МЕРТВЫМ ОЗЕРОМ, 8:27.
        Маянов окончательно выбился из сил, заблудился, потерял всякую ориентацию, а также ощущение времени и реальности происходящего. Он перепачкался в глине и земле, глаза бешено блуждали, белки разительно контрастировали с почерневшим лицом, взгляд его выражал крайнюю степень отчаянного безумия.
        Силы были на исходе, но Ковбой этого не ощущал, панический ужас черпал из его организма всё новые и новые резервы. Хриплое дыхание беглеца частенько переходило в утробное рычание крупного зверя. Неоднократно возникало в воспаленном мозгу рецидивиста желание опуститься на четвереньки и бежать, бежать, бежать…
        Он уже дважды встречался со зверями, те каждый раз передвигались парами. Первая такая пара не обратила на него никакого внимания, хищники лишь справили нужду и разбросали нечистоты задними лапами в его сторону. Два других монстра издеваясь, загнали Ковбоя на березу и презрительно удалились.
        Рыча и бормоча что-то себе под нос, Маянов слез с дерева и решил двигаться в ту сторону, где по его предположению находился мост. Преодолев пару сотен метров бегом, он всё опустился на четвереньки и вдруг понял, что подобным образом передвигаться гораздо быстрее и удобнее. Ковбой хотел крикнуть громко, что еще поборется за свою жизнь, но вместо слов из глотки его вылетел грубый вой.
        ВОРОШИЛОВКА, 8:51.
        Хищники вновь начали сжимать кольцо вокруг дважды сотрясенной и поверженной деревни. На этот раз они действовали осторожно, без спешки, не форсируя событий. В то время как одни обнюхивали и осматривали руины, другие взбирались на возвышенности и настороженно обозревали окрестности.
        Позади этих «поисковых групп», в тылу, находились, десятка два зверей - «резерв» на случай непредвиденного нападения. Они будто не вникали в происходящее, лениво лежали вдали, прохаживались, позевывали, но было видно, что звери находятся настороже и готовы броситься разом в опасное место.
        - По всем правилам науки военной колечко вокруг нас стягивают, - сокрушился дед, - Будто в академиях военных учились.
        - При чем явно не в наших - больно умные, - добавил участковый.
        Истерия ветеринара прогрессировала вместе со страхом и паникой.
        - Вы точно чокнулись! Целый день наделяете это взбесившееся зверье какими-то сверхъестественными качествами.
        - А разве сегодняшние ночь и утро - это вариант нормы? - философски изрекла Лошадникова, - Кто как ни сам дьявол поработал тут на славу. А эти зверюги не похожи они, разве, на псов ада?
        Катасонов пригвоздил ее своим бешеным взором и почти прошипел:
        - О нечистой силе заговорила? А не ты ли еще лет пятнадцать тому назад научный коммунизм и марксистко-ленинский материализм пропихивала подрастающему поколению? Не ты ли со своей партией отрицала всякую религию?
        Завклубом хотела вцепиться говорившему в волосы, но тот выказал отменную реакцию и отскочил.
        - Не тронь партию, живодер, - рявкнула Лошадникова, - Не твоего ума понятия о мировой идее коммунизма! Это тебе не серную пробку спицей от мопеда из уха выковыривать…
        - Че ты в медицине понимаешь, Маркс в юбке? Тебе и твоим соратникам эту спицу кое-куда поглубже засунуть надо было! - не остался в долгу Егор Еремеевич.
        - Точно засунуть туда, где нет восхода солнца и живут глисты да палочки кишечные, - сострил Калинкин и заржал.
        - Смейся, мент с ушами, - отозвалась завклубом, - Пока партия была у власти, подобной чертовщины не случалось!
        Такой обиды Калинкину не доводилось знавать от кого-либо, тем более от какой-то пьяницы - бывшей коммунистки.
        - Если бы ты была мужиком, я бы тебе показал «мента с ушами», - пригрозил он и обложил Лошадникову грубым матом.
        Та не осталась в долгу и тоже обматерила сержанта милиции последними словами и ругательствами. Дед Матвей заткнул уши, а Петро захохотал. Досталось и ему от рассвирепевшей фурии.
        - А ты чего зубы скалишь? При коммунизме-то в профессорах ходил, а теперь - просто деревенский бомж при нынешних дерьмократах.
        Теперь выругался и Петро. Назревал конфликт с рукопашным исходом. Несмотря на жесткое похмелье Лошадникова была готова схватиться даже с тремя идеологическими противниками. Конфликт погасил Гончаленков.
        - Всё! - поднял он руку вверх, - На этом внутрипартийные дебаты и прения считаю исчерпанными. Вы бы все подобную ярость в бою показывали, благодаря вашим воплям нас уже заметили.
        - Не иронизируйте, молодой человек, - не унималась Лошадникова.
        - Я сказал всё, - повысил голос участковый, - Этим тварям плевать на нашу партийную принадлежность. Они сожрут всех, не взглянув на партбилет. Все по местам, у нас на горизонте мохнатые гости!
        Хищники и вправду услышали шум, теперь целый десяток их готовился к атаке. Петро как следует прицелился и выстрелил. Один из зверей осел на задние лапы, поднялся, вновь сел и с огромным трудом заковылял в тыл. Калинкин уже забыл ссору с Лошадниковой, его мучила зависть к меткости сторожа.
        - Теперь они точно знают, что мы здесь, - укорил Калинкин стрелка.
        - Они и так это знали, - отозвался Петро, - Превентивный удар - один из методов активной обороны.
        Калинкин гневно засопел носом: опять алкаш обставил его в военной теории! Явно черный день, в будущем нужно будет купить гороскоп, чтобы быть готовым к подобным поворотам судьбы.
        - Привентивный удар, говоришь, - задумался на секунду Гончаленков и тут же приказал, - А ну-ка, сержант, давай вместе долбанем по этой «группе в полосатых купальниках».
        Калинкин не помнил эту фразу из комедии «Полосатый рейс», поэтому и не понял юмора, но едва шеф дал короткую очередь, тут же к нему присоединился. Совместными усилиями они уложили троих хищников, остальные рассеялись на безопасное расстояние.
        - Подведем неутешительные итоги, - с грустью на лице начал импровизированный военный совет Гончаленков, - Боеприпасов у нас осталось на отражение одной атаки и то не очень массированной и не продолжительной.
        - Экономить надо патроны, - раздражительно, ни к кому не обращаясь, заявил Катасонов.
        В этом дерзком высказывании Калинкин усмотрел намек на свою неудачную стрельбу, поэтому не мог не ответить.
        - Что ты в этом понимаешь, животновод? Это тебе не глистов у кошек выводить.
        Гончаленков уже устал от роли миротворца, общая нервозность уже коснулась и его самого.
        - Эту важную тему обсудим после. Я говорю, что больше одной атаки нам не выдержать, вторая для нас кончится плачевно. К тому же не исключается возможность повторного удара землетрясения.
        - Чего ж ты, сынок, предлагаешь? - спросил дед Матвей.
        - Пока ничего, хочу ваше мнение услышать.
        Первым высказался Петро:
        - Если нельзя защищаться, нужно либо отступать, либо сдаваться. Судя по виду этих чудищ, пленных они не берут, значит, остается отступать.
        - Как только мы вылезем наружу - нас тут же сожрут, - контраргументировал Калинкин.
        - Лично я не хочу оказаться в их кишках, - задыхаясь, сказал ветеринар, - Я лучше останусь тут, зароюсь в погреб поглубже, и никакая тварь меня не достанет.
        Лошадникова обвела всех сидящих напротив надменно-презрительным взглядом.
        - Противно слушать вас, трусливые мужичонки! «Отступать, сдаваться, зарыться поглубже», - передразнила она, - Умереть достойно боитесь. Не удивительно, что такие тряпки просрали все последние войны нашей страны, опозорили державу.
        - Зато твои коммуняки и Венгрии, и в Чехии, и на границе с Китаем «лоханулись»! Я уж про Афган не говорю! - воскликнул Калинкин.
        - Интернациональную войну в Афганистане проиграл Горбачев и его клика перестройщиков-сатрапов! - защищалась Лошадникова, - А Будапешт и Прага рукоплескали доблестным освободителям, которые спасли Восточную Европу от происков западной тлетворной псевдодемократии!
        Участковый с размаха ударил прикладом по куску шифера, расколов его.
        - Молчать! Довольно с меня полемики и словоблудия, приказываю говорить только по делу! Желающие совершить экскурс в историю СССР либо затыкают свои рты, либо проваливают отсюда. Говорю это в последний раз!
        - Шеф, это все она… - пытался оправдаться Калинкин, густо краснея.
        - Я сказал - молчать! Выпавшее затишье скоро кончится, а вместо попыток найти способ спасения я слышу бесконечный словесный понос, который и без того льется рекой с экрана телевизоров и газет. Ощущение, будто я нахожусь в нашей Думе, только вот Жириновского не хватает.
        Петро и Калинкин загоготали. «Старлей» злобно посмотрел на обоих.
        - Я же сказал: говорить только по делу…
        - Если по делу, - отозвалась Лошадникова, - То нужно выбираться.
        - Мысль гениальная, - съязвил Катасонов, - Есть только одно небольшое уточнение, совсем малюсенькое - каким образом?
        - Пешком не получится - эти зверюги на открытом месте нас мигом нагонят, - рассуждала завклубом, не обращая внимание на колкости идеологических оппонентов, - К тому же с нами два пьяных тела…
        - Давно ли сама в отключке была? - продолжал натиск ветеринар.
        - Нужен транспорт, - закончила мысль завклубом, - Машина или трактор.
        - А может лучше велосипед? - торжествующе нанес неожиданный удар в спину Калинкин. В лице недавнего противника - ветеринара он вдруг нашел союзника по борьбе с фанатичной коммунисткой.
        Но та была закалена партийной борьбой и мужественно встретила атаку коалиции.
        - Тебе бы я и самокат не доверила.
        - Мысль хорошая, - согласился «старлей», - Насчет транспорта, но после недавнего погрома тут даже мясорубки не отыщешь исправной.
        - Можно до карьера смотаться, - предложил Петро, - Там техники полно было, возможно, что-то уцелело.
        - Карьер на противоположном конце деревни, - покачал головой «старлей», - Пробиться туда будет трудно, пойдем почти без боеприпасов. А вдруг там после землетрясения ни одной исправной машины не осталось?
        - У директора карьера два автомобиля было, - вставила свое слово Лошадникова, - Иномарка - «Опель» и отечественный «УАЗик». Оба этих технических средства, конечно же, были приобретены на нетрудовые доходы!
        И вновь не мог не уколоть «классового врага» ветеринар, который вроде обуздал свою истерию.
        - Он тебя в свои финансовые проблемы посвящал, что ли?
        Гончаленков лишь устало прикрыл веки и приказал:
        - Сержант Калинкин, идешь вместе с Петро, осматриваете двор и гараж директорского дома.
        Первоначальные поиски сразу привели к разочарованию. «Опель» обнаружили во дворе. Машину перевернуло, а мотор превратился в комок металлолома. Бортовой «УАЗ» завалило обломками гаража, стекла превратились в мелкую крошку, кабину и фургон измяло до безобразия. Однако мотор уцелел и даже сразу завелся, но бак был пустой.
        Команда поисковиков без промедления была отправлена на поиски бензина. Калинкин, было, хотел уклониться от этого розыска, выдав новую идею.
        - Шеф, а может на вашей машине?
        - От нее лишь колёса и выхлопная труба остались, - заверил участковый, - Так что давай, ищи бензин.
        Заветная канистра с бензином отыскалась в том же «УАЗе», бак был заправлен наполовину. Теперь дело было за высвобождением машины из завала. В «рабочую» группу вошли Калинкин, дед Матвей и Лошадникова. Катасонов же пошел в отказ.
        - У меня радикулит и ногу отдавило еще ночью, когда всё это случилось, - безаппеляционно заявил он.
        - Ах ты, «радикулит» х…в, - набросилась на него Лошадникова, - Когда с нами драпал, нога не болела? Товарищ старший лейтенант, вы как представитель власти должны поступить с этим трусом по законам военного времени.
        Калинкин оторопело отвесил нижнюю челюсть:
        - Это как?
        - К стенке его и в расход! - крикнула завклубом, - Расстрелять! Если не можете, дайте мне пистолет, у меня рука не дрогнет.
        Катасонов аж присел от неожиданности и, полусидя, попятился спиной назад, словно у Лошадниковой и вправду в руке был пистолет.
        - Сейчас не война, - отозвался Гончаленков, - Я не палач из НКВД и стрелять в этого… - он так и не подобрал нужного определения, - Не буду. Поступим проще - не будет работать, останется здесь. Все по местам, я и Петро на прикрытии.
        - Шеф, я тоже могу прикрывать, - заикнулся, было, Калинкин, но его оборвали.
        - Работаешь руками ты лучше, чем стреляешь.
        Начали разбирать обломки стен и крыши, дело пошло вяло: гараж директор строил, как говориться, на совесть и на века, материала качественного не жалел, к тому же Лошадникова и дед Матвей труженики были чисто номинальные. Сказывались пол и возраст.
        Ветеринар вынужден был под угрозой оставления включиться в общую работу, но усилий особых к разбору завала не прикладывал Калинкин тоже не собирался стать стахановцем, когда все вокруг филонили. Пришлось участковому вносить коррективы в трудовую деятельность: Петро сняли с прикрытия и добавили в «коллектив рабочих».
        Дело едва сдвинулось на треть и грозило затянуться на долго, к тому же вновь возник конфликт мировоззрений. Первым на обострение пошел Калинкин.
        - Ну что, бабуся, - поддел он работавшую рядом Лошадникову, - Нет ностальгии по ударным стройкам и субботникам, а?
        К предстоявшей потехе присоединился страдающий «радикулитом» Катасонов.
        - Это скорее напоминает труд узников ГУЛАГа.
        Лошадникова более не собиралась дискутировать и поэтому схватилась за кирпич, решив доказать свои убеждения оппонентам физическим воздействием. Однако давно назревавшей потасовки не случилось.
        - Берегись! - закричал Гончаленков, - К оружию!
        Грохнула автоматная очередь. Одного зверя участковый завалил сразу, а от двух других пришлось уворачиваться и спасаться прыжками в разные стороны. Калинкин одним прыжком взобрался на покосившийся телефонный столб и вскарабкался на его верхушку с ловкостью орангутанга.
        Дед Матвей ничего не успел предпринять, один из хищников сбил его с ног, но вонзиться клыками в тело не успел - Петро всадил две пули хищнику в затылок. Третий зверь навалился на дико визжащего и дергающегося ветеринара. Лошадникова огрела эту зверюгу кирпичом по шее. Кирпич раскрошился, хищник лишь на секунду потерялся, а затем хотел отомстить обидчице, оскалив окровавленную пасть.
        - На землю! В сторону!
        Лошадникова поняла, что участковый кричит именно ей. Она последовала приказу и упала в сторону. Гончаленков всадил очередь выше зверя, поскольку почти не успел прицелиться. В магазине остались два последних патрона, они и разнесли хищнику морду повторными выстрелами.
        Из-за стены дыма метнулся еще один мохнатый убийца. Он не обратил внимания на старика, женщину и по-прежнему бешено вопящего ветеринара, а прямиком ринулся на Петро. Патронов в пистолете у него не осталось, другого оружия не было, бежать некуда, да и не успеть.
        Петро пытался схватиться за какую-то железку, но хищник его упредил стремительным броском. В ту же секунду телефонный столб и Калинкин вместе с ним рухнул. Младший сержант и сам не понял, как стремительно подскочил после падения, навел автомат и застрелил зверя. Но сторожа это уже не спасло - стальные челюсти разодрали ему горло, позвоночник и лицо.
        4 КМ ОТ ВОРОШИЛОВКИ, 9:17.
        Даже джип не мог противостоять ополчившейся против него стихии: дождь лил с небес не переставая, жижа с усердием впитывала небесную влагу, раскисая еще более. Колеса теперь увязали в грязи по самые обода.
        - Застряли напрочь, - залез в салон весь перепачканный грязью Кирилл.
        Грибов посмотрел на часы и, тяжело выдохнув, сообщил:
        - За час и двух километров не проехали.
        - Может, кто из деревни хоть поедет на встречу? - робко надеялся Гусев, - Тут осталось совсем ничего…
        - Если уж мы застряли, то и другие тоже, - развеял иллюзии Кирилл.
        - А ведь судя по картам тут асфальтированная дорога, - зло сказал прапорщик, - Хорош асфальт, нечего сказать.
        - Был день назад, - заверил Кирилл.
        - А вот теперь нет, - нервно засуетился Гусев, - Эта грязь чертова нас всех затянет, она как тесто на дрожжах растет, шевелится, падла, наступи в неё и конец. Она смерти нашей ждет. Если не тронемся - всем нам конец!
        В этот красноречивый диалог вмешался прапорщик:
        - Ты солдат или истеричка?! Чего орешь?! Паника на войне - последнее дело, поддался страху, в штаны наложил, так хоть другим этого не показывай!
        Гусев судорожно хватал воздух и шумно дышал, его губы дрожали.
        - Вы… вы не смеете мне приказывать! Я федерал[1] и не подчиняюсь вэвэшникам!
        - Ты - солдат, - грозно пояснил Грибов, - Во всяком случае, был им еще минут десять назад. В уставе есть понятие о подчинению приказам старшего по званию и должности, о принадлежности к родам войск в боевых условиях речи не идет.
        - А мы не на войне!
        - Ошибаешься, сынок. Всё живое, что только есть вокруг, объявило нам войну, поэтому утри сопли, смени подгузник и слушай, что я скажу, а то…
        - А то чего? - дерзко спросил.
        - Выкину нафиг из машины, мне трусливые нытики не нужны. Заткнись и смотри за своим товарищем.
        Кирилл поспешил вмешаться, чтобы погасить спор:
        - Кстати, как он там?
        - Вроде чуть-чуть получше, - неохотно буркнул Гусев, - Спит, блевать перестал, краснота на коже пошла.
        - Латентный период, - сам себе сказал Кирилл и, уловив вопросительный взгляд прапорщика, объяснил, - После бурного начала острая лучевая болезнь как бы исчезает, возникает видимое облегчение.
        - Я же говорю, в госпиталь надо, - принялся за прежнюю свою песню Гусев.
        Грибова прорвало:
        - Ты опять за свое? Говорю в последний раз, захлопнись и не скули, понятно, товарищ солдат?
        Гусев уступал прапору-вэвэшнику и в росте, и в комплекции, а главное в психологической непробиваемости. Он проиграл этому уставнику из ВВ, пришлось подчиняться.
        - Понял… - едва слышно выдавил Гусев.
        - Нужно отвечать «так точно», - решил до конца подавить очаги сопротивления Грибов, - Понял?
        - Так точно…
        - Вот и лады. Я не жестокий - это жизнь такая. Будем считать, что сейчас ничего не произошло, и слов твоих я не слышал.
        Кирилл перевел дух и предложил:
        - У меня есть лебедка, можно обмотаться вокруг сосны и сняться с места, как корабли когда-то с мели снимались.
        Грибов повеселел и хлопнул в ладоши:
        - Че ж ты раньше не додумался до этого! А ну, рядовой, помоги экологу.
        Гусев гневно засопел, но подчинился. Пришлось выходить наружу, где лил дождь, а под ногами чавкала грязь.
        ВОРОШИЛОВКА, 9:38.
        Итог внезапного нападения был более чем плачевный: машина так и осталась наполовину под завалом, и извлекать ее было уже почти некому. Петро был мертв, а Катасонов глухо стонал, зажимая разорванный живот. Все уцелевшие понимали, что дело ветеринара безнадежно.
        Дед Матвей сломал ключицу и теперь не мог шевелить левой рукой. Коняевы по-прежнему не пробудились от алкогольной спячки. Калинкин после знаменитого падения со столба только вымазался в саже, а ушам его позавидовал бы теперь любой негр. У сержанта оставалось девятнадцать патронов, десять взял себе Гончаленков.
        - Теперь чтобы не произошло, бить только одиночными, - предупредил он.
        Лошадникова исподлобья с ненавистью глянула на Калинкина и прошипела:
        - Вы бы, товарищ участковый, лучше пристрелили этого труса с ушами, толка от него нет, а в кризисных ситуациях только вред.
        Калинкин и так переживал свое не слишком геройское поведение во время стычки, в её финале ему удалось немного реабилитироваться, но полностью обелить себя не вышло.
        - Че ты несешь, дура?! - не очень уравновешенно крикнул он.
        - Трус! - сквозь зубы процедила Лошадникова.
        Дед Матвей поморщился от боли, но все же вставил свое слово:
        - Уймитесь вы, весь день грызетесь, а в это время грызут нас. Сейчас повезло нам, но в другой раз не за кого будет прятаться.
        - Дед, ты хорошо видишь? - спросил участковый уполномоченный.
        - Газету с очками читаю, а так не жалуюсь на глаза. Бывает, что иногда слезятся, так на то я и старик.
        - Вот и отлично, - заключил Гончаленков, - Мы будем расчищать завал, а ты пока смотри по сторонам. За дело, господа, и предупреждаю, что не пожалею патрона на того, кто при мне разинет рот, чтобы ругаться между собой.
        Недавнее нападение значительно повысило работоспособность, а мучительная смерть ветеринара только подстегнула энтузиазм трудившихся. Прошло минут восемь, и напряженное молчание нарушил окрик деда:
        - Едет что-то!
        - Неужели машина? - уши Калинкина вопросительно изогнулись.
        - Заграничная, зеленая, - комментировал старик, - Видать не здешняя.
        Лошадникова даже не взглянула, но вынесла свой вердикт:
        - Коммерсанты…
        - Да хоть мафиози, - сказал Гончаленков, - В нашем положении любая помощь не помешает, а исправная машина тем более.
        ВОРОШИЛОВКА, 10:10.
        С помощью лебедки, что имелась в комплекте «Тойоты», а также совместных усилий шестерых человек удалось высвободить «УАЗ». Машина была избита и исцарапана до такой степени безобразия, будто десяток бешеных бейсболистов от души поколотили его своими битами.
        Лошадникова возилась с Лостопадовым, которому стало в очередной раз хуже - рвота стала почти неукротимой, на теле стала сползать кожа, обнажая кровоточащие эрозии. Коняевы кроме храпа никак не проявляли жизнедеятельность. Оставшиеся мужчины собрались на совещание относительно дальнейшей тактики. Первым слово взял Гончаленков.
        - Ну что, как говорится, подведем неутешительные итоги. Во-первых, похоже, что мы - это все, кто уцелел в округе на тридцать километров. Во-вторых, буквально под боком у нас куча радиоактивных отходов и подуй ветер сюда, нас ждет судьба этого солдата, - он кивнул на Лостопадова.
        В это время заморосил дождь. Гусев выругался и пробубнил:
        - Этот проклятый ливень уже второй день нас преследует! Только-только вырвались, и вот всё начинается опять! Сейчас и ветер подует в нашу сторону. Природа против нас.
        - Это точно, - согласился Гончаленков, - В любой момент у нас под ногами может разойтись почва, или нас вдруг засосет в грязь. В реках и озерах вместо воды - яд и плавает невесть что. В лесах на головы валятся деревья, округа наполнена злобными зверями, которые постоянно атакуют, чтобы убить нас.
        - Единственный путь на «большую землю» уничтожен, - напомнил Грибов о разрушенном мосте.
        - Мы в ловушке, - заключил участковый, - Мост не существует, реку ни вброд, ни вплавь не преодолеть, болота кругом труднопроходимые. Находясь в лесу, мы становимся слишком легкой добычей для хищников.
        - Дорога в двух местах перегорожена, - дополнил Грибов, - На технике тоже очень-то не разъездишься.
        Решил вмешаться и Калинкин, не мог же он не блеснуть своими полководческими талантами.
        - А если двинуться на машинах и поочередно вместе расчищать эти завалы?
        - Там «КамАЗ» по самую кабину в грязи увяз. Его разве что тягачом вызволить, да и то вряд ли, - рубил на корню план Калинкина чересчур умный прапорщик.
        - Даже если расчистим путь, - сказал Кирилл, - То по раскисшей хляби нам все равно не проехать, едва сюда пробились, обратно точно застрянем.
        - И пешком крышка, и на колесах тоже! - крикнул Гусев, - Нафига сюда перлись?
        Прапорщик молча поднялся и двинулся к солдату-паникеру, но избиения не допустил дед Матвей.
        - Есть ещё один путь - обходной.
        Все глаза устремились на деда, даже Грибов забыл, что хотел настучать Гусеву по шее.
        - Я говорю о пастушьей тропе, она тоже выводит к реке, но в нескольких километрах к югу от нас. Оттуда в случае чего и пешком можно дойти.
        - Моста ведь нет! - удивился Калинкин, - Зачем нам к реке идти?
        Дед Матвей недовольно покачал головой:
        - Ты сперва дослушай мысль, а потом перебивай. Мост мне не нужен, мы двинемся к броду - это еще два километра на юг.
        - Тебе же сказали, что речка отравлена, - заявил Калинкин.
        - В том месте река резко изгибается и с обеих сторон наносит песок с двух берегов, если обе машины цепочкой вогнать, перейдем на соседний берег, не замочив ноги.
        - Возражений нет? - спросил Гончаленков и, слыша в ответ тишину, добавил, - Значит, решено.
        Лицо Калинкина хоть и отражало радость, но все же сомнения у него ещё оставались:
        - По тропе той никто не ездит, только коровы ходят, не застрянем где-нибудь?
        - Машины у вас проходимые, - успокоил дед, - Помощней коровок будут.
        - И еще одно, - сказал Кирилл, - Объединяя всю имеющуюся у нас информацию, я могу сделать вывод - наш враг планомерно нанес удары по всем важным объектам и всему живому, но не одновременно, а по очереди. После каждого нападения возникала пауза, тогда-то и появлялись хищники, но их было не слишком много - два-три.
        - И что из этого? - никак не мог уловить мысль Калинкин, поэтому уши его тревожно шевелились.
        - То, что пытается нас убить, не так уж сильно и многочисленно: на два удара одновременно оно не способно и после каждого восстанавливается. Постоянно действуют лишь хищники.
        - Предлагаешь разделиться? - спросил Грибов.
        - Пока нет, но в будущем эта информация может пригодиться, нужно помнить о ней.
        - Теперь решим, как двигаться будем, - взял на себя роль главного организатора Грибов. «Старлей» не возражал, тем более что прапорщик в этом деле смыслил больше, - Я на «УАЗике» пойду первым, со мной дед дорогу будет показывать, беру раненного, в смысле, больного и этих двух пьянчуг, рядовой Гусев за ними присмотрит.
        Гусев ненавистно глянул на прапора, но смолчал и покорился, а про себя подумал, что будь у него автомат, завалил бы этого вэвэшника без размышлений.
        - Остальные с тобой, старшой, - закончил Грибов, - Между машинами полсотни метров.
        - Что будем делать в случае нового нападения? - спросил Кирилл.
        - Защищаться! - Калинкин вернул голосу утраченную боевитость.
        - Это само собой, - подтвердил Грибов, - Но если положение одного транспорта будет безнадежным, второй уходит на прорыв, чтобы ни случилось. Для сохранения хотя бы части людей я поступлю именно так, и ты, «старлей», делай так же.
        Лошадникова хоть и находилась в отдалении, но оказывается имела отменный слух.
        - Это будет предательство! - гневно запротестовала она, - Советские люди, а тем более военные так никогда не поступали даже в критические моменты.
        - Увы, мадам, - сделал реверанс Грибов, - Советской армии больше нет, ее наследница - армия российская имеет лишь громкое название и давно утратила все лучше традиции военного искусства. Я же повторюсь, кто-то из нас должен прорваться и сообщить о произошедшем тут. Геройски погибнуть всем вместе не получится - силы не те, да и патронов у нас на одну стычку.
        Все самое важное было оговорено, теперь каждый занял свое место. Прапорщик дал два магазина Гончаленкову, один получил Калинкин, усмотрев в этом несправедливость и заранее предвзятое отношение, но вслух обид и претензий не высказал. Уже в салоне джипа он украдкой спросил у участкового:
        - Шеф, почему вы позволяете этому вояке тут за главного распоряжаться? Он всего-навсего прапорюга неизвестный, а вы офицер и это ваша территория.
        - Эта территория напичкана отравой и смертельными ловушками, ее хозяева серые хищники. Чтобы выбраться, нам как раз и нужен отчаянный рубака с мозгами, и пока прапорщик соответствует роли лидера.
        - У него гранаты, я видел. Почему он хотя бы одну не дал нам? Хочет в первую очередь обезопасить себя.
        - Ты когда-нибудь метал боевую гранату? - спросил Гончаленков.
        Уши Калинкина впали в смущение:
        - Нет, только учебную, но…
        - Он идет первым, сам за рулем. Дед рукой не шевелит, солдат психованный какой-то, остальные и вовсе лежачие. Гранаты ему нужнее нас.
        Уши Калинкина остались при своем прежнем мнении:
        - Пять магазинов и гранаты - слишком много для одного.
        Машины завелись и тронулись. Дым пожарищ стал союзником людей, скрыв от невидимых врагов перемещения и начало движения. Первоначальная скорость была слишком невелика - приходилось объезжать завалы или попросту штурмовать их. Благо заветная тропа находилась за спиной, чтобы попасть на нее, не нужно было пересекать всю деревню.
        У самой окраины из-под колес «УАЗа» в разные стороны метнулись два хищника. Один из них, видя ускользающую добычу, в ярости понесся следом, вскочил на обломки дома, поравнявшись высотой с «Тойотой», прыгнул прямо на капот. Кирилл нажал педаль тормоза, и животное слетело прямо под колеса машины.
        - Заметили-таки, паразиты! - разочарованно воскликнула Лошадникова.
        Калинкин настроился на самый боевой лад.
        - Не дрейфь, бабуся, мы уже на тропе! - тут он довольно музыкально пропел знаменитую строчку из песни о знаменитых питерских ментах, - Прорвемся, опера!
        Лошадникова, не отрываясь от заднего стекла, с издевкой спросила у участкового:
        - Неужели с такими ушами и мозгами можно попасть в оперативники?
        МАЛАЯ ГНИЛКА, 10 КМ НА ЗАПАД ОТ ВОРОШИЛОВКИ, 10:42.
        Маянов продолжал свою стремительную гонку на четвереньках в никуда. Мертвый осенний лес равнодушно взирал на дичающего с каждой секундой уголовника-убийцу. Около десятка косматых хищников попались ему навстречу, но ровным счетом не обратили на него никакого внимания - все куда-то очень спешили.
        Ковбой исчерпал все свои внутренние резервы и окончательно выдохся. Он завалился прямо на влажно-заболоченную почву и судорожно задвигал боками, пытаясь восстановить дыхание. Взгляд его бешено блуждал по сторонам. Несмотря на критическое положение и общее отчаяние, его заинтересовал необычный предмет.
        У одной из согнутых берез, будто в воздухе висело нечто сферическое не то из соломы, не то из опилок размером с небольшой арбуз. Неизвестный объект словно гипнотизировал Ковбоя. Забыв про тотальную усталость, он пополз к нему. Сфера была из чего-то сплетена и подвешена как плафон к одной из веток.
        Рука Маянова непроизвольно потянулась к сучковатой палке. Секунду спустя изогнутая хворостина звучно ударила по предмету, еще три хороших удара и сфера шлепнулась на землю. Только теперь Ковбой понял, что же это было на самом деле. Таинственный предмет оказался гигантским ульем.
        Рассерженные и разбуженные от спячки осы величиной с огурец, гудя, вылетали наружу, отыскивая виновника своих бед. Маянов пришел в панический ужас, видя, как формируется эскадрилья полосатых насекомых, нацеливаясь прямо на него. Ковбой заорал и по привычке, на четвереньках, кинулся вперед. Осы устремились следом.
        Тонике жала спицами вонзались в тело беглеца, каждый укол вызывал у того рев боли. Неожиданно руки и ноги Маянова крепко увязли в болотистой почве. Он понял, что уже не высвободится из неё. Две секунды спустя два десятка ос вонзили свои смертоносные жала в тело рецидивиста. Пустой осенний лес наполнился диким воем человеческого отчаяния.
        ПАСТУШЬЯ ТРОПА, 8 КМ ОТ БОЛЬШОЙ ГНИЛКИ, 11:20.
        Поначалу хищники пытались преследовать машины и препятствовать их движению. Но после того, как Гончаленков одного застрелил и второго ранил, а третьего Грибов сшиб колесами, они чуть приотстали. Хищники держали машины в поле зрения, а сами находились вне досягаемости выстрелов.
        - Сколько их? - не отвлекаясь от обозрения дороги, спросил Кирилл, - Штук двадцать?
        - Двадцать три, - посчитал Калинкин, - Шеф, вы думаете, это все?
        - Вряд ли, - усомнился Гончаленков, - Но думаю, общее число, вряд ли превышает трёх десятков. До этого им приходилось действовать сразу в нескольких местах, поэтому они разбивались на тройки и четверки. Теперь все живые люди вместе и они тоже объединились, мы неплохо их постреляли и внушили уважение к себе, но в пересчете на одного из нас их все равно слишком много.
        - Это какая-то мутация? - спросил Калинкин.
        - Наконец-то пошли мудрые мысли, - похвалил «старлей», - Вопрос не ко мне. Это по части экспертов-экологов или зоологов.
        Кирилл понял, что говорят о нем и ответил почти сходу:
        - Да, вероятнее всего, это неизвестная науке порода, нечто среднее между собакой и волком. Это похоже на результат мутаций на генетическом уровне.
        - Чтобы щенку вырасти до взрослого состояния нужно около года, - авторитетно заявил Калинкин, - Почему же они раньше не появились?
        - Трудно сказать, - пожал плечами Кирилл, - Взрослая особь формируется не менее полутора-двух лет.
        - Восемнадцать месяцев таким лошадям да еще в таком количестве нужно где-то жрать, а леса кругом пустые даже мышей нет. Не ягодами же они питались? - продолжал озвучивать свои умозаключения Калинкин.
        - Да, - согласился Кирилл, - Это одна из множества загадок, с которыми мы столкнулись за последние часы. Живы останемся, может, и разгадаем.
        - Я вот боюсь, что не доживу, - без всякой обреченности заявил Гончаленков, - Поэтому попробую разгадать сейчас. Ответ очевиден: они не показывались потому, что таились, в засаде были, а потом ударили мощно и внезапно.
        - Для чего? - нетерпеливо спросил Калинкин.
        - Они всего лишь пешки, часть какого-то общего плана, - докончил свою мысль участковый.
        - Какого?
        - Все живое и неживое вокруг вдруг ополчилось против людей, все действия ведутся грамотно и почти не оставляют нам шансов на спаение, - заключил Гончаленков.
        - Мы живы благодаря везению и случайностям, - буркнула Лошадникова. - Но когда-нибудь и они кончатся.
        - Трудно с этим не согласиться, - сказал старлей.
        Неожиданно вильнул в бок с тропы шедший первым «УАЗик», он тут же потерял скорость, увязнув в грязи. Дождь, как и хищники, преследовал людей по пятам. «Тойота» тоже приняла в сторону, обогнав «буханку». После этого маневра стало ясно, почему Грибов свернул - тропу перекрывала извилистая трещина метров пять глубиной и два шириной.
        Сидящие в «Тойоте» ещё не знали того, что видели сидевшие в «УАЗике» - трещина возникла прямо на глазах. Вдруг просто земля сама по себе разошлась в разные стороны. Машины, не теряя времени, вновь вышли на тропу, но ведущим теперь стал джип.
        Чтобы поменяться местами, нужно было место и время, ни того, но ни другого не имелось. Перед «Тойотой» вновь возник разлом, тропа была настолько узкой в данном месте, что объезжая препятствие, джип въехал в ельник. Через секунду одна из елей надломилась и рухнула на капот, расплющив его. Гончаленков первый опомнился от неожиданностии разгадал, что последует дальше.
        - Все из машины, вон!
        Сам участковый мощным пинком открыл дверь со своей стороны и вывалился в грязь вместе с автоматом. Калинкин так же продемонстрировал чудеса ловкости и акробатики, выскочив непонятным кульбитом дальше и удачнее всех. Остальным повезло меньше - еще одна ель рухнула на неподвижный джип, на этот раз прямо на крышу.
        Кирилл, оглушенный и окровавленный, оказался зажатым между сиденьем и педалями. Лошадниковой переломало пару ребер с обеих сторон, адская боль пронзила ноги и голову. Ее тело распласталось на заднем сидении и было засыпано битым стеклом.
        УАЗ развернулся и двинулся на помощь поверженной «Тойоте».
        На полпути рухнула третья ель, но слишком поздно - машина проскочила под ней невредимой. Четвертое дерево упало с противоположной стороны. «Буханку» ожидала судьба джипа, но длина ствола оказалась короче необходимого расстояния. Ветки верхушки лишь хлестнули по салону.
        - Назад! - закричал, что есть силы Гончаленков, размахивая автоматом, - Назад! Нам конец! Уходите, пока путь не завалило!
        Грибов хоть и говорил, что не придет на помощь в подобной ситуации, однако, теперь стремительно шел на выручку. Ели больше не падали, Гончаленков вновь угадал последующие события.
        - К машине!
        Калинкин весь перепачканный в грязи озадаченно посмотрел на шефа и последовал приказу. «УАЗ» остановился в метрах шести от «Тойоты», тут же в атаку с двух сторон пошли мохнатые убийцы. Грибов ногой выбил боковое стекло и выставил дуло автомата. Его очередь выкосила сразу двух хищников. Калинкин и Гончаленков развернулись, прижались спиной к джипу и тоже открыли огонь. Вдвоём они уложили пять зверюг, но уменьшили боезапас до одной трети прежнего количества.
        - «Старлей»! - в паузах между стрельбой закричал прапорщик, - Двигай ко мне!
        Гончаленков вынул свой магазин и бросил его Калинкину, повесив автомат за спину.
        - Прикрывай, я попытаюсь их вытащить, - сказал он своему подшефному и поспешил в салон «Тойоты».
        Калинкин только подивился безрассудству командира, но ничего не успел сказать - звери повторили приступ. Теперь сержанту приходилось рассчитывать лишь на себя, точнее, на свою меткость, которая сегодня явно не задалась. Гончаленков огромным усилием выволок тело Кирилла, тот был весь в крови и без сознания. Едва переведя дух, он громко спросил:
        - Антонина, жива?
        Тишина из салона уже натолкнула его на мысль о гибели Лошадниковой, но та после протяжного стона еле слышно отозвалась.
        - Беги, лейтенант, я уже не жилец…
        - Я тебя вытащу, - обещал Гончаленков, - Вот только эколога отнесу!
        Он взвалил Кирилла на плечи, как коромысло, и, утопая в грязи, двинулся к «УАЗу», из окна которого бил короткими очередями Грибов. На его направлении хищники потеряли уже около десятка сородичей.
        Звери ринулись в обход опасного места и теперь около восьми их прямо в лоб шли на людей, а ещё пять заходили с фланга. Калинкин бил не целясь, двигаясь рядом с участковым, теперь из-за скученности хищников свинец поражал цели без труда. Младший сержант с лихвой реабилитировался за промахи сегодняшнего утра.
        Однако нападавших было слишком много, у милиционеров не было шансов добраться до салона «буханки». Грибов не мог их поддержать своим огнем, для этого ему нужно было выскочить из кабины. В магазине у Калинкина осталось семь патронов, а до «УАЗика»ещё целых шесть метров - никаких шансов на успех.
        Лошадникова слышала, что от болевого шока пострадавшие часто умирают буквально в первые минуты травмы, но теперь же ей казалось, что именно сама боль не дает умереть. Она слышала, видела и чувствовала, что лесные твари навалились на людей всей стаей и почти одолели.
        Слезы капали с ее щек, но это не от боли, от злой обиды на свою беспомощность и глупый нежданный конец. Больше всего злило собственное бессилие. В нос ударил резкий знакомый запах. Бензин! Ну, конечно, он самый! Разлился по всему салону.
        А что же сжимает левая кисть? Зажигалка! Точно! Перед самым падением елей они опять начали спорить, Лошадникова занервничала и решила закурить. Не успела, вытащила только из кармана зажигалку.
        - Это есть наш последний… - шепнула Лошадникова и чиркнула кремнем.
        В одну секунду джип превратился в огненный шар. Огонь и взрывная волна разметали близ стоящих хищников. В сторону отшвырнуло и Калинкина с Гончаленковым. Осколки металла со свистом вонзились в борт «УАЗа», полностью лишив его стекол. После падения Кирилл оказался на спине «старлея» - это и спасло участкового.
        Кирилл принял на себя и удар взрывной волны и десяток железных осколков. Калинкин оглушенный, перепачканный, испуганный, ничего не понимающий, без оружия пополз по грязи к своему неподвижному начальнику. Он схватил Гончаленкова за плечи и поволок его к «буханке». Из нее выскочили Грибов и дед Матвей, они как могли помогали стражам правопорядка забраться во внутрь.
        - Волна! - истошно завопил Гусев.
        Он ровным счётом ничего предпринимал и не помогал пострадавшим. Солдат вообще не собирался выходить из салона, чтобы рисковать собой из-за других, поэтому сидел, вжавшись в сиденье. Однако сейчас он неожиданно оживился, лицо его превратилось в сгусток ужаса.
        - Земля вздыбилась и на нас прет! - орал он, тряся рукой, и указывая направление.
        Земляной гребень, набирая скорость, двигался прямо кратчайшим направлением на людей. Движение земляного цунами несколько замедляли рельеф и грязь, но было ясно, что до столкновения осталось полминуты или того меньше. Оцепенение, овладевшее людьми, разорвал дед Матвей.
        - Ну, сынки, и мне черед помирать, - тихо сказал он, но все это услышали.
        Прежде чем Грибов успел что-нибудь сообразить, дед выхватил у него одну гранату здоровой рукой и старчески заспешил по грязи к мчащейся на них стихии. Прапорщик понял, что тот задумал, и крикнул остальным:
        - На пол! Закрыть дверь! Радиус разлета осколков двести метров!
        …Давно это было. Начинался июль 1944 года, войска 1-го Белорусского фронта окружили фашистов в районе Минска. Пять немецких корпусов оказались в ловушке. Остатки танковых дивизий вермахта попытались вырваться из окружения, путь им преградили передовые части 3-ей армии генерала Горбатова.
        От двух батальонов пехоты, роты истребителей танков и пулеметного взвода почти ничего не осталось. Нужно было продержаться до подхода наших танков из корпуса генерала Панова. Всех офицеров по близости уже убило или ранило, старший сержант Матвей Петров принял командование на себя, хотя в общем-то, руководить было некем - от взвода пулеметчиков осталось меньше пяти человек.
        Размалеванный «тигр» полз прямо на пулеметное гнездо Матвея. «Максим» был разворочен осколками, помощника убило, для ППШ не осталось дисков. Были только старший сержант Петров, одна граната и вражеская сорокатонная махина, вооруженная пушкой, пулеметом, неуязвимой броней.
        Матвею стоило огромных усилий заставить себя не побежать, подставив незащищенную спину. Он выждал, когда до танка осталось меньше пятнадцати метров, и пополз ему навстречу. В школе сержантов учили, что мертвая зона для водителя и пулеметчика в танке меньше пятнадцати метров - на этом расстоянии они не видят впереди себя.
        Лобовая броня «тигра» выдерживала попадание пушки со средней дистанции и гранатой тут не поможешь. Матвей откатился в сторону, залег за грудой битого кирпича, выдернул чеку и метнул гранату с близкого расстояния. Она угодила прямо в башню. Взрыв изувечил танк, а осколки испятнали героя.
        Подвига Матвея не видел никто, молоденькая санитарка вытащила его полуживого на себе чуть позже. Немцы так и не вырвались из кольца. Старшего сержанта Петрова вытащил из лап смерти хирург-еврей (фамилию его Матвей так и не узнал, но всю оставшуюся жизнь поминал самым добрым словом), извлеча шесть осколков…
        Теперь почти спустя шестьдесят лет Матвей вновь один двигался навстречу врагу, неизвестному и беспощадному, вновь в руке была граната. Правда, значительно круглее, ребристее, удобнее для ладони, чем тогда. Не было молодости, сил, уверенности в победе, не было шансов уцелеть.
        Дед отбежал от машины метров на двенадцать, земляная волна была уже в полутора шагах. Матвей выдернул чеку, уронил гранату перед собой и втоптал ее ногой как можно глубже. Через секунду земляной вал сбил с ног Матвея и поглотил опасную начинку. Еще через две плюхнул взрыв.
        Гребень разлетелся ошметками грязи величиной от горошины до кусков весом в десятки килограмм. Из глубины почвы вырвался туманный сгусток непонятной субстанции, порыв ветра и дождь рассеяли его. Деда Матвея накрыло осколками, а потом завалило землей.
        За происходящими событиями никто не заметил, что один из осколков пробил машину и размозжил затылок Коняевой. Гусев нервно раскрыл задние двери и вытолкнул ее тело прямо в лужу.
        - Ты рехнулся, парниша? - буквально очумел от происходившего Калинкин.
        Ответ потряс его еще больше:
        - Итак, в салоне народа лишнего дофига, - Гусев кивнул на Лостопадова (он по-прежнему был без сознания, язвы на лице, голове и руках слабо кровоточили) и Коняева (взрывы и встряски привели его в чувство, он открыл глаза и ничего не понимая стонал то ли от чудовищного похмелья, то ли удивления), - Еще и трупаков возить с собой?
        Деревья больше не падали, преграждая дорогу, хищники, потеряв до двух десятков особей, не показывались, земля не двигалась, лишь моросил дождь. Дорога была свободна. Гончаленков уже пришел в себя, хотя в голове его звенело, а перед глазами искрились цветные вспышки. Тело его, будто одномоментно отпинала целая футбольная команда.
        Участковый с заряженным автоматом занял место деда Матвея. Калинкин оружие потерял и отправился с салон, в котором угрюмо молчал Гусев, хрустя костяшками пальцев, постанывал, приходя в себя, Коняев, тихо умирал Лостопадов.
        Гусев смотрел на них как на лишний балласт, но пока молчал. Два автомата, четыре неполных магазина, граната - вот и все оружие, что осталось. Машина двинулась вперед, объезжая ели и воронку, до конечной цели следования было рукой подать.
        БОЛЬШАЯ ГНИЛКА, 2 КМ ОТ МОСТА, 12:33.
        Пастушья тропа кончилась. Дальше начинался пологий спуск к реке. Дед Матвей погиб, и теперь о местонахождении брода можно было лишь догадываться. Первым взорвался Гусев:
        - Ну, чего опять стоим? Давайте вперед, пока елки не начали падать и пока волки не прыгают!
        - Заткнись! - угрожающе рявкнул Грибов, - Без твоих соплей обойдемся. Ты знаешь, где брод? Нет, тогда дыши в анус и помалкивай.
        - Дед сказал, что там река шириной метра четыре с половиной, - напомнил Калинкин.
        - Тут метров на пятьдесят такая полоса берега тянется, - определил на глаз Грибов, - Придется наугад искать брод.
        Гусев уже не мог себя сдерживать. Спасительный берег был менее чем в километре от него, страх и жажда жизни взяли верх.
        - Спускайте машину к воде и вперед! Чего болтать, нужно действовать, пока тихо вокруг.
        Грибов сжал кулаки и двинулся к солдату, но Гончаленков его остановил:
        - Пусть делает, что хочет, у нас нет времени на разборки.
        Уши Калинкина насторожились:
        - Шеф, вы думаете, они вернутся?
        - Уверен в этом. Эколог был прав, силы, что против нас не могут одновременно и валить деревья, и двигать пласты почвы, и нагнетать непогоду и создавать колебания земли - на все это нужно много энергии. Чтобы ее восстановить, требуется время.
        Грибов крепче сжал автомат и осмотрелся:
        - То есть, сейчас идет перезарядка энергии?
        - Да, без боя нас отсюда не выпустят, - подтвердил участковый.
        Гусев вскочил и тревожно заметался:
        - Довольно с меня этой бредятины! Оставайтесь, если хотите, я не хочу вот так отдать концы, - он указал на Лостопадова, который уже не дышал, - Я сматываюсь отсюда!
        Гусев выскочил из машины и, увязая в мокро-рыхлом песке, поспешил к берегу. Он стремительно спустился к воде и без всяких раздумий двинулся по ней напрямик. Первый метр глубина не превышала тридцати сантиметров. Вдруг Гусев понял, что его сапоги разъедаются, вместо холодной осенней воды он очутился в кипятке и очень ядовитом.
        Горло запершило, в глаза, будто тонны битого стекла насыпали, дыхание обжигало, выворачивало внутренности. Гусев закричал, развернулся, сделал несколько пьяных шагов обратно, схватился за шею и рухнул в реку.
        - Идиот, - без всякого сожаления произнес Грибов, - Я же говорил, что вода ядовитая.
        Калинкин давно ожидал от окружающей обстановки подвоха, его глаза крутились на сто восемьдесят градусов, уши, как спутниковые радары, улавливали малейший звук.
        - Шеф! - завопил он, - Волки!
        Из примыкающему к берегу чахлого сосняка выскочила серая стая хищников и сразу же устремилась к «УАЗу». Животных было четырнадцать.
        - В машину! - приказал Грибов, усаживаясь за руль.
        Гончаленков и Калинкин одновременно запрыгнули в салон, завалившись в одну кучу. Коняев в этот момент справлял нужду у заднего левого колеса и вместо того, чтобы залезть в машину, побежал вниз к реке. Эта опрометчивость спасла остальных - два первых хищника побежали за Коняевым.
        Грибов запустил двигатель и прижал до отказа педаль газа. «Буханка» понеслась вниз по откосу и на скорости въехала в воду. В ту же секунду хищники разодрали Коняева. Машина преодолела половину водной дистанции, когда резкий запах разъедаемой резины ударил в нос. Кислота полностью уничтожила покрышки и камеры.
        - Зажимайте носы и на крышу! - крикнул прапорщик и начал выбираться наверх из кабины.
        Крыша была мала и тесна для троих. Ядовитая речка точила стальной остов машины, клубилась, пенилась, шипела, вздымая ядовитые клубы в воздух.
        - Ну что, шавки вонючие, поймали? - кричал радостно Калинкин застывшим на берегу хищникам.
        Он вдохнул отравленного воздуха и мучительно закалялся. Гончаленков и Грибов заулыбались:
        - Говорили тебе, дыши тихо и молчи.
        - Чего делать будем? - пытаясь загладить свой конфуз, спросил Калинкин. Его лицо побагровело, кашель утихал, но доводил до отдышки.
        - Переймем тактику врага, - сказал Грибов и достал гранату, уловив недоуменный взгляд Калинкина, пояснил, - Вон на том берегу, куда мы пробиваемся, почти напротив нас сосна, ее корни торчат из песка. Я думаю, если граната угодит туда, взрыв ее повалит, под действием тяжести она упадет в реку и станет нашим мостиком.
        - А если не попадет? - спросил Калинкин.
        - Кислота разъест нам лёгкие, глаза и кожу. Очень долгая и мучительная смерть.
        По ушам Калинкина пробежала дрожь:
        - Кидай скорее, не тяни!
        Прапорщик придвинулся к краю крыши (Калинкин и Гончаленков не дожидаясь предостережения, приняли в позу молящихся арабов), взял гранату в ладонь, почувствовал ее вес, потряс плечом и расслабил всю руку, определил на глаз расстояние до цели, глубоко вдохнул, закрыл и открыл тут же веки. Левый указательный палец вырвал чеку, граната по дуге полетела к цели.
        В ту же секунду с левой стороны из воды с булькающим ревом всплыло бревноподобное ветвистое чудовище, ударив машину в бок. Грибов не удержался и плюхнулся в воду. Ф-1 ударилась о ствол дерева и упала прямо в корневое сплетение.
        Гончаленков, забыв про опасность быть посеченным осколками, прямо с колена начал длиннющими очередями лупить по «коряге», которая затрубила и засвистела, окрашивая воду в бурый цвет.
        Грохнул взрыв и сосна, лишившись ненадежной опоры, завалилась прямо на речное чудовище, ветки отхлестали и исцарапали Калинкина и Гончаленкова. По счастливому стечению обстоятельств грозди осколков не зацепили никого из людей. Участковый выронил автомат, он глянул вправо и увидел разъеденное тело прапорщика, плавающее на поверхности.
        - Сержант! - крикнул «старлей», - Ты сможешь по дереву перебраться на берег секунд за пять?
        - А что? - Калинкин потерял ход событий после падения сосны.
        - Кислота слишком быстро разрушает дерево и потом, я не уверен, что речная тварь надолго вышла из строя.
        Калинкин мигом пришёл в себя:
        - Я, я понял, шеф, я… успею…
        ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
        Они сидели на противоположном берегу усталые, мокрые, грязные, исцарапанные, ободранные, молчаливые. Хищники, покрутившись у воды так и не рискнули перейти реку вброд, сверкнув желтыми глазищами, они молча исчезли в лесу. «УАЗик» так и стоял в реке, кислота растворяла краску с бортов, разъедала все, что могла, из деталей и обшивки. От сосны осталась лишь та часть, что не коснулась воды.
        - Шеф, солнце! - обрадовался Калинкин, поймав на лице теплый луч, - Подумать только в пятидесяти метрах от нас дикие звери, кислотная речка с мутантами, падающие деревья, живая земля! За нашими спинами разрушенная деревня, сотни трупов, радиация, а тут солнце и тишина, дождя проклятого нет…
        Гончаленков согласился молча согласился со своим помощником. А у того на фоне массы пережитых стрессовых воздействий в очередной раз обострилась словоохотливость:
        - Шеф, и все же, что это было?
        - Своей деятельностью человек вызвал в окружающей среде мощный протест против насилия над ней, против беспредельного экологического произвола. Природа - живая инстанция, и если ее довести до отчаяния, она становится беспощадной к своим истязателям, а заодно и ко всем людям. Человек из сына природы превратился в ее главного врага.
        - Значит, бунт? - подытожил Калинкин.
        - Я бы назвал это гневом - праведным и справедливым гневом земли, - поправил Гончаленков помощника.
        - И все же мы выиграли, шеф, - гордо произнес Калинкин, - Мы пробились на безопасный берег.
        - Ты в этом уверен? - тихо задал вопрос участковый.
        Калинкин дико оглянулся вокруг и даже подскочил, несмотря на усталость.
        - Думаете, и тут такая же петрушка? То есть этот берег ничуть не безопаснее того?
        Гончаленков лишь вздохнул и пожал плечами:
        - Кто знает, кто знает…
        [1] - на армейском жаргоне солдат федеральных войск. Книга была написана до того, как 5 апреля 2016 года Внутренние Войска МВД РФ стали Национальной гвардией.