Адвентюра наемника Евгений Васильевич Шалашов
        Наемник (Шалашов) #5
        Приключения Артакса, ставшего титулованной особой, продолжаются. Ему опять предстоит исполнить приказ (или просьбу?) герцога. Но исполнить просьбу может только наемник Артакс, но не граф Артакс фон Йорген.
        Евгений Шалашов
        Адвентюра наемника
        Глава первая
        Скучные будни
        Зимой здесь скучно. Конечно, зима здесь совсем не та, что в древлянских землях, откуда родом моя достопочтенная матушка, и не та, что на севере Швабсонии, но в Силингии тоже бывает холодно, выпадает снег.
        Я иной раз жалел, что не отправился в столицу творить суд и расправу над заговорщиками, пытавшимися сменить на герцогском престоле фон Силинга, но там справились и без меня. Кого-то отправили на плаху, кого-то в ссылку, а вместо Римуса, прежнего начальника стражи, герцог назначил капитаном славного рыцаря фон Шлангебурга. И я, почему-то, этому нисколько не удивился. Малый двор принца Вилфрида пока подождет, а самому Высочеству нужен такой начальник - не очень умный, но верный, надежный, а самое главное - не имеющий связей среди здешней аристократии. Возможно, на роль капитана дворцовой стражи, я подошел бы еще лучше, но мне лень. Это же нужно отрывать задницу от удобного кресла, выходить из любимой библиотеки, куда-то ехать. Нет уж, мне и здесь хорошо. И Курдула готовит отменно. Вон, по приготовлению печени она настоящая мастерица - и оладьи, и паштеты, и просто, жареная под соусом.
        В общем-то, все при деле. Его Высочество Дометрий правит, его двоюродный дедушка по материнской линии, Габриэль фон Скилур либо пьянствует, либо чародействует, что для него почти одно и тоже, а юный наследник престола основывает первую в герцогстве школу, мечтая создать университет. Он уже приглашал меня стать профессором, заведующим какой-нибудь кафедрой, я обещал подумать и, коли смогу, то непременно приеду. Если бы принц знал меня чуточку лучше, то понял бы, что мое «постараюсь», на самом-то деле означает, что меня в его учебном заведении не будет. Вот, если бы я сказал - непременно буду, пришлось бы разбиться в лепешку, но выполнить обещание.
        И здесь, в моем новом доме, тоже все при делах. Кэйтрин, наплевав на холод, приводит в порядок свое имение, уже наняла мастеров-гномов, чтобы научили пейзан браться за кирку с правильной стороны, и определилась с покупателями. Курдула кашеварит, а старый Томас возится на конюшне. Правда, ему уже трудновато самому с лонжированием, но моему Гневко это не нужно, сам справляется, а для кургузого и прочих наняли специального паренька.
        Один я, вроде бы, не у дел, но мне положено, я хозяин. Хочу - всю ночь книжки читаю, каву пью, доспехи полирую, коллекционные мечи привожу в порядок, а днем сплю, но можно наоборот. Мечта любого наемника, отслужившего по контракту хотя бы год.
        В декабре, когда мороз сковал реку и пейзане предпочитают ходить по льду, а не тратить фартинги на мостовой сбор, мой мостоблюститель решил жениться. Видимо, уговорил - таки невесту и собрал достаточно медяков для свадебного подарка. Свадьба - дело хорошее, да и мужики перестанут жаловаться, что девки бегают к шойзелю «поболтать». Ага, поболтают, а через девять месяцев на свет божий появляются такие здоровые младенцы, что диву даешься - а как вообще- то мамка умудрилась такого родить, и не разорвалась? Нет, пейзане не против младенцев - глуповаты, правда, зато работники из них отличные, соседям на зависть. А к некоторым вещам, вроде девичьей чести, здесь отношение простое, я бы даже сказал, деловое. Невинность, так что от нее толку, а вот справный работник - совсем другое дело. Потому, девицу, что «принесла в подоле», в жены брали охотно.
        А тут еще свадьба шойзелей. Вы только подумайте - ко мне явилась невеста моего мостостороителя и мостоблюстителя Дыр-Тыра и заявила, что как хозяин поместья и владелец моста, я должен обеспечивать их гостей пивом. Нет, шойзелиха не требовала, чтобы я сам тратился на пенный напиток, деньги у нее есть, целый мешок медяков, но с трактирщиком должен договориться. Она сама ходила, но видите ли, деревенский трактирщик, такая сволочь, что при ее появлении куда-то спрятался вместе с прислугой, а в город она идти постеснялась.
        Я понимаю трактирщика. Будь у меня нервы послабже, сам бы спрятался. Нет, Дыр-Тыр вполне себе ничего. Ну, подумаешь, выше меня на две головы, сам шерстяной, но это и хорошо - на одежду не нужно тратиться, а «хозяйство» прикрыто фартуком. А вот его шойзелиха! Даже в местах, где народ трудно удивить всякими странными и мифологическими существами - вон, богомолы - переростки занимаются ростовщичеством, домовые шастают среди бела дня, а гномы спокойно привозят в город сыр собственного производства, невеста Дыр-Тыра впечатление производила… Да, производила. Покрупнее будущего супруга, раза в два волосатее. Сразу же заявила, что называть ее следует Та-Ча-На, а никак иначе. Чувствую, что в отличие от Дыр-Тыра, имя невесты придется запомнить, потому что она не в пример свирепее и обидчивее жениха, а ссориться с крупной женщиной, даже если она шойзелиха, себе дороже..
        Значит, Тыр-Дыр (тьфу, он же Дыр-Тыр, вечно путаю), собирал для невесты медяки лишь для того, чтобы та потратила их на пиво? Ну и ну. Что ж, у каждого существа свои обычаи, и не мне учить шойзелей традициям. Во всяком случае, пришлось отправлять Томаса в Урштадт. Старик потом со смехом рассказывал, как причитал пивовар, отделяя грошики Ботэна от фартингов Силингии, а пфенниги Швабсонии от моравских датов, но ни от одной монетки отказываться не стал, а потом приказал прислужникам отправить к мосту четыре подводы, груженые пивом..
        Но сама свадьба шойзелей удалась на славу. Судя по воплям, там собралось не меньше сотни гостей - шерстяных и здоровых, а позже туда подтянулись и человекообразные. Пейзане любят пиво, а на дармовщинку оно вдвойне вкуснее, а кто наливает, какая разница? Речка из берегов не вышла, уже хорошо, но лед теперь на полмили желтый. Надеюсь, свежий снежок выпадет, все присыплет.
        Свадьбу Дыр-Тыра и Та-Ча-Ны сыграли, теперь бы о собственной думать, но как всегда, нашлись обстоятельства, помешавшие церемонии. Наш патер, отремонтировавший крышу (заметим, на мои деньги!), решил наложить на меня очередную епитимью, включавшую запрет на посещение храма в течение полугода. Он, разумеется, прибегал извиняться, объяснял, что иначе нельзя, уважение среди прихожан потеряет. А дело-то выеденного яйца не стоит: из дальних странствий вернулся Аспринус Цинек, объявленный мертвым. Вернулся и вернулся, и слава богу, женился бы на своей собственной вдове, но дело в том, что его благоверная обзавелась новым мужем. Вопрос - а что теперь делать? Эвельтина, его жена, никаких законов не нарушала, а Упенекс, новый муж, искренне верил, что вступает в брак со вдовой. По закону, ежели первый муж «воскресает из мертвых», то второй должен покинуть жену, уступив ее прежнему супругу. Но здесь нюанс - пока Аспринус болтался неизвестно где, Эвелина успела родить второму мужу ребенка. Стало быть, господин Цинек должен пожелать счастья бывшей жене и ее новому мужу, раз у них общий ребенок, и искать себе
пристанище, но вот дом, где жила бывшая вдова, являлся его собственным, доставшимся от отца и матери. И раз бывший «покойник» восстановлен в правах, то имеет право вселиться в собственный дом, выгнав оттуда бывшую жену вместе с ее мужем и ребенком. Но выгонять свою бывшую вдову Аспринус не захотел, оставив при себе и свою бывшую вдову, и ее мужа с ребенком. И все бы ничего, и так бывает, но они сами виноваты. Не скрывали, что они не просто живут под одной крышей, а именно, что живут, выполняя супружеские обязанности. Все сразу, или по очереди, но не суть важно.
        Спросите, а при чем здесь я, и почему епитимья наложена не только на всех троих (нет, четверых, ребенок тоже подпал), но и на меня? Да и вообще, какое мое собачье дело, кто с кем спит?
        Все так, да не так. Наш патер потребовал, чтобы я, как владетель этих мест, принял какое-то решение - либо приказал Аспринусу выгнать новую семью, либо заставил его самого уйти. Пришлось вызвать к себе всех троих, задать не очень простой вопрос - а устраивает ли их такое положение вещей? Мужики запожимали плечами, запереглядывались заулыбались. А Эвельтина слегка покраснела, хотя по морде видно, что довольна. И что мне делать? Говорить, что так поступать нехорошо, так они и сами знают. Устраивает такая жизнь, так пусть они так и живут. Посему, я отпустил всех с миром, порешив, что все как - нибудь само собой «рассосется». А патеру я объяснил, что в конце - концов, либо Аспринус убьет Упенекса из ревности, либо Упенекс Аспринуса, либо мужики убьют бывшую и нынешнюю жену. Кажется, я все понятливо объяснил, но патер обиделся. Епитимья. Злющая Кэйтрин, успевшая заказать свадебное платье.
        Разумеется, святой отец, объявив о наказании, позже примчался с извинениями - мол, понимаете ли, господин граф, так надо. Тем более, что и у вас с фрейлейн Кэйтрин не все гладко, с точки зрения церкви. А вот весной, вокруг храма ограду новую ставить, стены красить, он епитимью отменит. Разумеется, за благотворительный взнос. Жук он, наш патер, но что делать? Своей земли у церкви нет, по части доброхотных подаяний прихожане скуповаты, а от герцога поступлений никаких. Вся надежда на ктиторов, вроде меня. А коли ктиторов обижать по пустякам, вроде незаконного сожительства с незамужней девицей древнего рода, получится совсем ерунда. Вон, у простых пейзан бывают дела похлеще.
        А если уж совсем откровенно, то я даже и обрадовался отсрочке. За сорок с лишним лет (а если приплюсовать и то время, что прошло в Швабсонии, так и больше), я ни разу не был женат и, потому, было страшновато. Одно дело жить с женщиной, совсем другое понимать, что тебе эта женщина достанется на всю жизнь.
        В моих владениях женщин меньше, чем мужчин. Понятное дело, что есть причины - воюют в Силингии поменьше, чем в Швабсонии, про голод или чуму никто слыхом не слыхивал. Но есть и другое. В моих владениях, в основном, проживают пейзане. У них с женихами и невестами проблем нет, потому что помолвки тут ранние, и будущие муж и жена знают друг дружку едва ли не со младенчества. Но есть категория населения, о которой я раньше не то что не знал, но не обращал внимания - ремесленники, слуги, которым не нашлось места ни в Уркварте, ни в других городах, а они прибились в Аппельгарден, построили себе дома и стали жить да поживать, не заплатив владельцу имения ни пфеннига. Сам бы я счел это в порядке вещей - они же не арендаторы, чего платить? но теперь хозяйственными делами занимается Кэйтрин, а коли Аппельгарден опять станет ее собственностью, то моя будущая супруга принялась закручивать гайки. С баронессой фон Выксберг не забалуешь! Платят, как миленькие, но ни один из ремесленников или торговцев не уехал. Плата за проживание во владениях графа, определенная Кэйтрин, все равно меньше, нежели налоги в
городскую казну. Так что в моем поместье появилось небольшое селение, которое, глядишь, лет через сто превратится в город, станет конкурентом Урштадта, а еще через двести, оба городка сольются.
        Но когда это будет неизвестно, а пока приходится разбираться с гендерными проблемами и перекосом в сторону мужчин. Не так, чтобы это сильно бросалось в глаза (примета, плохая, если парней много) но, если собрался жениться вдовец на вдове, жди беды. Потенциальные женихи, засидевшиеся в этом качестве до тридцати, а то и до сорока лет, могут счастливому вдовцу и морду набить, и какую-нибудь пакость сделать - мол, он-то уже был женат, а мы? И неважно, сколько вдовушке лет - двадцать пять или пятьдесят пять. Вон, недавно пришлось разбирать жалобу на вдовцов, желающих сочетаться законным браком. Холостой сосед, сельский ремесленник, отчего - то решил, что ежели у невесты, сорока пяти лет, имеется двадцать четыре зуба, а у ее жениха, вдовца шестидесяти лет, зубов осталось только четырнадцать, то жениться они не в праве. Мол, на двоих полагается иметь хотя бы пятьдесят зубов. А вот у него (у соседа) зубов целых тридцать, и лет ему тоже тридцать, поэтому он должен жениться на соседке. Причем здесь зубы, я так и не понял, но у соседки справное хозяйство, оставленное покойным мужем, а у молодого ремесленника
до сих пор ни кола, и ни двора.
        Можно бы, на всякий случай выбить молодому холостяку все зубы, чтобы не хвастался - у меня самого с зубами не все хорошо, штук трех не хватает, но при моей - то жизни, это шикарно! Сказать, что ни в одном законе про наличие или отсутствие зубов у жениха с невестой ничего не сказано? Нет, так не пойдет. Посему, я приказал вдовцу отвести парня в трактир, напоить его там, как следует, и он сам отозвал свою жалобу. Позже, когда проспался, локти себе кусал, но поздно. По обычаям Силингии два раза жаловаться нельзя.
        Со свадьбами - и смех, и грех. Вдова ювелира обвинила в краже бывшего подмастерья - мол, после смерти мужа утащил с собой кое - какие инструменты. Парень не отпирался. Да, взял. Но это не кража, а покойный хозяин ему инструменты сам подарил, наказав трудиться, и не позорить его мастерскую. Кража - дело серьезное. Вешать за это не принято, но отправить в изгнание - запросто. Стал разбираться и выяснил, что вдова ювелира готова закрыть глаза на пропавшие инструменты, ежели парень на ней женится. Так что - был факт кражи, или нет? Может, подмастерье обещал жениться на вдове? Разобрались. Да, жениться обещал, но не крал. Оговор. Посему, приказал парню жениться на вдове, раз обещал, а заодно выпороть обоих. Его, чтобы не разбрасывался обещаниями, и не врал, а ее, чтобы напраслину не возводила.
        Арендаторы, вроде и не крепостные крестьяне, не сервы и не вилланы, могли бы и сами разобраться, так нет, рассудите. И муторно, вроде бы, но все равно, не так скучно. Как-никак граф, обладающий правами судьи. И что там еще, надо жалованную грамоту посмотреть.
        А что, я до сих не сказал? Я же теперь снова граф, потому что Его Высочество Дометрий Николаз герцог фон Силинг за спасение сына выписал жалованную грамоту, из которой следовало, что имение Аппельгарден отныне именуется графством Йорген, а я, стало быть, теперь граф Юджин Артакс фон Йорген. В отличие от прочих моих работодателей, Силинг поступил не то хитрее, не то мудрее. Герцог не стал задавать вопросы - нужен мне титул, или нет, а просто прислал грамоту, имеющую соответствующую подпись и большую печать, вот и все. Так что, отказывайся, не отказывайся, а я имею дело со свершившимся фактом. Йорген звучит вполне себе симпатично, мне нравится. Зато - теперь не будет вопросов у знати, откуда, дескать, взялся какой - то выскочка. А так, присвоил герцог титул дальнему родственнику, чтобы древняя фамилия не пропала, ничего странного или страшного.
        Так что, пребываю я совершеннейшем удовольствии и в сытости. А так, что еще можно сказать? Разве что, в последнее время стал замечать, что оружейники Урштадта не так хороши, как мне изначально казалось. Спрашивается, почему они экономят на материалах? Кажется, солидная мастерская, куда я отдал свои заслуженные доспехи, прошедшие со мной десятки сражений, висевшие на стене в доме вдовы Лайнс, а потом пять дет ржавевшие в шкафу бургомистра. И всего-то надо было почистить панцирь от позолоты и ржавчины, да поменять ремни. С первым они справились блестяще, а вот второе. Ну, какого тоффеля взяли плохую кожу, дающую усадку? Вон, недавно решил надеть панцирь, застегнул, и почувствовал, что тесновато, а зазор между телом и ремнем уже гораздо меньше, чем палец. И кольчуга, что я прикупил, тоже стала усаживаться. Не иначе, решили еще и на железе сэкономить, взяли какое-то непрочное, что съеживается от времени. Камзол, кстати, тоже начал «садится», а ведь пошит и всего-то пару месяцев назад. Нет, что-то надо с ремесленниками делать. Может, попросить разрешения у герцога, и всех выпороть?
        Кэйтрин, в ответ на мои сетования, только ржет. И где она у меня пузо увидела?
        Глава вторая
        Великосветский прием
        Кэйтрин полезла в шкаф, вытащила оттуда все свои платья. Перебрав штук пять, а может и шесть, остановилась на самом лучшем. Похмыкала, и потащила платье вниз, чтобы прислуга погладила. Вернувшись, хитренько посмотрела на меня и спросила:
        - Любезный граф, вы помните, что нас пригласили в гости к барону Кренеку?
        - Нас? - удивился я, вспомнив, что еще третьего дня ко мне являлся чей-то слуга в ливрее, и торжественно сообщил, что господин барон фон Кренек просит оказать честь… И так далее… Но я забыл о приглашении минут через пять, потому что читал книгу, купленную у гномов, и так зачитался, что едва не забыл и об ужине.
        Но книга того стоила. И это был не любовный роман, не рыцарский и даже не плутовской. Это был приключенческий роман, и вполне возможно, что первый в этом жанре за всю историю Силингии. В восьми тетрадках, переплетенных в толстенную книгу, шел длинный рассказ о капитане дворцовой стражи по имени Ульдемир Аксенус. Аксенус вырос в простой семье, но по стечению обстоятельств попал в дворцовую стражу, служил своему королю верой и правдой, раскрыл немало заговоров против короны и пережил множество приключений. Книга заканчивалась на странице, где Ульдемир решил принять бой с превосходящими силами противника. Главный герой, зарядив с десяток арбалетов, сидел и ждал появления врага. Вначале я не понял, отчего капитан отпустил своих подчиненных, решив принять бой в одиночестве, но потом до меня дошло, что автору надоело писать о подвигах и приключениях стражника, и он решил-таки его убить, но в последний момент передумал, оставив открытую концовку. Гад он, этот автор, прервал рассказ на самом интересном месте!
        - Юджин, вы меня слышите? - напомнила о себе Кэйтрин.
        - Да… Ах да, слышу, - встрепенулся я. - Нас с вами куда-то и зачем-то пригласили.
        Действительно, почему пригласили вдвоем? То, что мы вместе проводим ночи, это неважно. Официально мы с Кэйтрин не женаты, она владелица баронства, у меня графство.
        - На самом-то деле пригласили и меня, и тебя, но по отдельности, - заговорила Кэйтрин нормальным тоном. - Но ты не поедешь, а мне не хочется быть одной. Лучше поехать вместе. А кавалеры имеют право взять с собой спутницу. Жену, любовницу, не столь важно. Можно даже явиться с невестой.
        В Швабсонии подобные светские визиты немыслимы. Явиться на прием с любовницей, это куда ни шло, но с невестой?
        Барон фон Кренек - не просто один из многочисленных баронов Силингии, а неформальный глава нашего дворянства, к которому теперь принадлежу и я. Получить у него приглашение на прием - огромная честь. Наемник Артакс такого приглашения не удостоился бы, носом не вышел, но теперь, по своему статусу, я стал выше барона и, разумеется, должен присутствовать на великосветском мероприятии. Впрочем, тутошнему дворянству я ничего не должен, это они мне должны за те деньги, что я успел вложить в город. Скорее всего, проигнорировав приглашение, я заработал бы репутацию выскочки и сноба. Но мне-то какое до этого дела?
        - А тебе хочется побывать на приеме? - удивился я, зная, что Кэйтрин не слишком жалует светские мероприятия. Девушка не забыла, с каким высокомерием к ней относилась высшая знать, пока она была нищенкой, живущей за счет собственных слуг.
        - Не очень, - призналась Кэйт, потом вздохнула. - У Кренека земли подходят к моему баронству, хотела потолковать - может, продаст десяток-другой акров? Ты ведь мне дашь денег?
        - Разумеется, дам - великодушно кивнул я. - Только к Мантизу сама съездишь, мне неохота.
        - А после кто-то будет говорить, что у него нет пуза?!
        - Я тебе сто раз говорил, что у меня не пузо, а запас опыта, отложенный на черный день, - пробурчал я, задумываясь над очевидным - может, фройляйн права, и я оброс-таки слоем дурного жира? Нет, все это полная чушь! Смотрюсь в зеркало регулярно, никаких отложений ни по бокам, ни на животе. И книга про Ульдемира закончилась, читать нечего. Может, составить компанию невесте?
        - Значит, на прием едем вместе? - уточнила Кэйтрин, и, дождавшись от меня печального вздоха и кивка, радостно чмокнула в щечку. - А деньги я тебе обязательно верну.
        Ага, вернет она. Она уже столько должна, что можно еще одно имение купить. Ну да ладно, деньги лежат у Мантиза, обрастают процентами, а я, как бы их не тратил, по-прежнему остаюсь одним из самых богатых людей города, а то и Силингии.
        Под чутким руководством Кэйтрин я принялся собираться. Нет, определенно портного следует выпороть за то, что пошил камзол из такой скверной ткани. Ведь недавно сидел совершенно свободно, а теперь не вздохнуть. Жмет, зараза. Не иначе, сукно дало усадку. Может, расстегнуть пуговицы? Так ведь Кэйт не позволит.
        - И вместо меча возьми с собой шпагу, - попросила баронесса.
        Шпагу? Ну уж нет. Меч, куда надежнее, чем шпажонка. С ней только на охоту ездить, зайцев колоть.
        - Ну пожалуйста! - взмолилась фрейлейн, сложив ладошки, словно в молитве. - Тебе же ее сам герцог подарил, надо ее иногда выгуливать, пусть все завидуют.
        Ну что тут поделаешь? Если женщина хочет, чтобы завидовали, придется взять герцогский подарок - шпагу с обоюдоострым клинком, изящной гардой и довольно крупным рубином, украшавшим навершие. Оружие Его Высочество прислал мне вместе с графским дипломом. Не то хотел пополнить мою коллекцию, не то как часть благодарности за вызволение сына из университетской неволи.
        Дом Кренека сиял огнями, и даже у входа, в нарушение всех мер безопасности, принятых в Уршадте, горели огромные факелы.
        - Господин Артакс, вас можно поздравить с графством? - любезно поклонился хозяин, словно бы и не знал о таком важном событии в истории Урштадта. Наверняка барон переживает - не захочу ли я занять его место, как глава дворянства.
        Взмахом мизинца Кренек подозвал слугу с подносом, и собственноручно вручил нам по бокалу с вином.
        От бокала я отказываться не стал, но и пить не спешил, делая вид, что наслаждаюсь ароматом.
        Кейтрин, сделав глоток, глазами попросила у меня разрешения отойти - мол, увидела кого-то, с кем стоит вести разговор, а мы остались вдвоем. Улыбнувшись, барон весело сказал:
        - Слышал, что ваша свадьба с фрейлейн фон Йорген, виноват, баронессой фон Выксберг, опять откладывается? Может, вам стоит сменить патера?
        Я только пожал плечами. В Силингии, любой феодал, на чьих землях располагались храмы, так бы и сделал. Священников тут не назначает правящий епископ, а избирает приход. А приход изберет того, на кого укажет перстом хозяин земли. Но мне такое еще в новинку, и я осторожно заметил:
        - Посмотрим, что будет дальше. - Вспомнив, что Кэйтрин имела виды на земли барона, сказал: - Моя невеста хотела с вами поговорить.
        - У вашей будущей супруги, господин граф, железная хватка, - хмыкнул фон Кренек. - Чувствую, что мне придется продать-таки часть земель. Не сочтите за оскорбление, но я иногда жалею, что женат, и не могу увести у вас невесту из-под венца. Представляете, каким бы я был богатым человеком, если бы лет двадцать назад женился на фройляйн Йорген? Ах да, - спохватился Кренек, - в те годы фрейлейн еще не было на свете.
        Это он так комплимент говорит? Ну и ну. Мы немного помолчали, поглядывая на гостей, а потом барон вдруг сказал:
        - Передайте вашей невесте, что я готов продать ей участок земли, на который она укажет. - Поймав мой изумленный взгляд, Кренек извиняющим тоном сообщил: - У меня до сих пор чувство вины перед фройляйн и мне очень хочется как-то компенсировать свою черствость.
        Ну да, ну да. Будем считать, что я поверил. Пока девчонка искала работу и кусок хлеба, никто не вспоминал, что она дочь обедневшего, но благородного рыцаря и на помощь сироте не спешил. Но стоило Кэйтрин найти богатого жениха, обласканного властителем герцогства, а самой приобрести титул, как все вдруг прониклись к ней нежностью и стали испытывать чувство вины.
        Я хотел сказать что-то умное, но не успел. Со стороны небольшой кучки молодежи, занявшей всю середину зала, донесся оглушительный хохот, напоминающий лошадиное ржание. Нет, мой гнедой ржет гораздо приятнее. Надеюсь, Кэйтрин не испугалась?
        - Рыцарь Суотон, - сообщил Кренек, кивая на стоявшего в центре здоровенного парня, в желтом камзоле, отороченном зелеными лентами, с огромным мечом у пояса. Скривившиь, барон добавил: - Дальний родственник Выксберга, не так давно прибыл из столицы. Он мне не нравится, но пришлось приглашать.
        Странно. Если бы мне кто-то не нравился, то на прием приглашать бы не стал. Да, а не перейдет ли родство с Выксбергами и на мою Кэйтрин? Надеюсь, что нет.
        - Граф, про Суотона говорят, что он забияка и известный бретер, убил на дуэлях человек двадцать, если не больше. Дескать, сам герцог попросил его покинуть столицу. И вот еще что…
        Барон замялся, и посмотрел на меня исподлобья.
        - Мне нашептали, что Суотон очень обижен на вас из-за баронства. Вроде, он сам собирался его выкупить у Мантиза, но не успел.
        Если хотел выкупить, кто же ему мешал? Я здесь и всего-то год с небольшим, время было. В крайнем случае, если не успел собрать денег, Суотон мог попросить ростовщика - дескать, попридержите имение. Мантиз, как и все ростовщики, кровопийца, по определению, но человек (тьфу ты, богомол) хороший, обязательно бы пошел навстречу.
        - А кто вас попросил пригласить Суотона? - поинтересовался я, не ожидая ответа.
        - Никто, - вздохнул барон. - Рыцарь сам явился ко мне и спросил - мол, не возражаю ли я, если он придет на прием? А как бы я мог сказать, что возражаю?
        Тоже верно. Если благородный рыцарь просится в гости к благородному барону, а формального повода для отказа нет, не откажешь. Да и репутация бретера чего-то стоит…
        - И в какой же постели, фрейлейн, вы нашли ваш баронский титул? - услышал я наглый голос, а потом звук пощечины.
        Повернувшись, увидел такую картину - взбешенную Кэйтрин, пытающуюся ударить во второй раз, и Суотона, крепко держащего девушку за руку, похохатывавшего при этом. Кажется, девчонке больно. Смотреть на такое нельзя.
        Вот ведь, какая твердая голова попалась, всю руку себе отшиб.
        Надо отдать должное фон Суотону, с пола он вскочил моментально.
        - Стало быть, наемники размахивать кулаками умеют? - прошипел столичный франт, стряхивая кровь с разбитого носа и обнажая меч. - Посмотрим, какого цвета твои кишки. Все разошлись! - гаркнул рыцарь. - В стороны, я сказал!
        Гости охотно попятились, образовывая вокруг нас широкий круг. Женщины встали спереди, чтобы получше рассмотреть неожиданное представление, а мужчины, хоть и неохотно, а уступили лучшие места. Хозяин, взяв побледневшую Кэйтрин под руку, отвел ее подальше.
        Я не стал отвечать рыцарю оскорблениями, не попытался вывести его из себя, а насколько мог быстро, расстегнул пуговки на камзоле, посетовав, что они слишком мелкие.
        Чего я терпеть не могу, так это дуэлей. М-да, кто бы говорил… В бытность свою студиозусом приходилось не раз, и даже не десять раз скрещивать клинки, но скажу, что ни один из моих противников не был убит, ни даже тяжело ранен. Неприлично это, своего собрата и собутыльника до смерти убивать, а если ранить, так опять-таки расходы - кто лекарю платить станет?
        Да, забияка я был тот еще, благо, что фехтованию учили с раннего детства, а нарваться на противника посильнее мог только теоретически. Но с тех пор, как стал наемником, слегка поумнел, и осознал, что самые отпетые дуэлянты, это трусы. Я сейчас не говорю о дуэлях, от которых зависит твоя честь, ли еще что-то. Вон, как когда-то в Ульбурге мой бывший друг, вместе со мной, завоевывал право остаться во главе гильдии воров и нищих. Но ни один из бретеров не вызовет на поединок даже равного противника, не говоря уже о таких, что сильнее. А вдруг получит сдачи?
        Суотон вытащил меч, я обнажил свою шпагу. Эх, не стоило слушать Кэйтрин, а захватить на прием оружие понадежнее. Меч моего противника на добрый вершок длиннее, и, как минимум, раза в полтора тяжелее. Начну парировать, так мой клинок, встретившись со сталью врага, разобьется, словно стекло. Значит, поступим по-другому. Есть у меня один «козырь» в рукаве, но его припасу лишь на крайний случай.
        Столичный рыцарь небрежно взмахнул мечом, сделал классическую «восьмерку», а потом, без раскачки, сделал выпад, решив поразить мое горло. Что же, не так и плохо. И хотя здешняя манера фехтования отстала от нашей лет так на пятьдесят, а бойцы больше полагаются на грубую силу, а не на мастерство, Суотон был настоящим мастером. Не удивительно, что он слыл забиякой и бретером.
        Я встретил укол не клинком, а эфесом, легонько отбив острие и, перенаправив его в сторону, а когда рука Суотона, повинуясь инерции, потянулась вслед за оружием, провел ответный выпад.
        Похоже, гости были слегка разочарованы. Они-то ждали кровавой схватки, когда оба бойца изранены и изрезаны, покрыты царапинами и ранами, сочащимися кровью, словно два кабана, попавшие в руки неопытного мясника, а здесь смотреть оказалось не на что. Возможно, кто-то успел увидеть, как из спины столичного рыцаря выскочило дюйма два стали, но я успел вытащить клинок до того, как мой противник упал, а умер он еще до падения.
        - Господин барон, господа, - склонил я голову в сторону опешившего хозяина гостя, кивнув гостям, потерявшим дар речи. - Приношу вам свои извинения за то, что мне пришлось убить человека. Надеюсь, никто меня не упрекнет в том, что мое поведение не достойно дворянина?
        Собравшиеся судорожно закивали. А что не так? Я поступил в пределах правил поединка. Рыцарь оскорбил мою женщину, я ответил, а потом заколол обидчика. Думаю, любви со стороны высшего общества смерть Суотона мне не прибавит, но желающих вызвать меня на дуэль больше не будет.
        Суотон был мастером. Но за моей спиной было мастерство самых лучших и искусных фехтовальщиков, да и собственный опыт. Возможно, кому-то это покажется не совсем честным, но о какой честности можно говорить? У нас ведь была даже не дуэль, а схватка, и никто не заморачивался, что моя шпага и короче, и легче его меча.
        Если подумать, то сегодня мне повезло. Если бы противник решил использовать свою силу, приумноженную тяжестью клинка, а не стал бы ввязываться в фехтовальный поединок, шансы выстоять у меня были бы незначительные. Сломайся клинок, я оказался бы беззащитен, а примотать лезвие шпаги к ладони, как это сделал герой одного из романов, я бы не успел. Хотя, тогда бы пришлось доставать свой «козырь». И не из рукава, а из-за пояса, где у меня заткнуты метательные ножи. И применил бы я их, не задумываясь о том, хорошо это или плохо, честно или нечестно. Когда следует позаботиться о собственной шкуре, соображения чести куда-то пропадают.
        Но твердо решил, что начиная с завтрашнего дня жрать стану меньше, а несколько часов в день буду посвящать физическим упражнениям. И не стоит идти на поводу у женщины, даже если тебе самому этого хочется.
        Слуги утащили труп бретера, отмыли пол от крови, а встреча продолжилась. Мне бы уйти, но пришлось слушать поздравления с победой, и чокаться с каждым из гостей.
        - Господа, прошу прощения, я от Его Высочества. - Прорезая толпу, ко мне пробился усталый человек в запыленной одежде, поверх которой было сюрко[1]черно-белого цвета, с гербом Его Высочества - шествующим ягуаром. - Граф Артакс фон Йорген, Его Высочество герцог фон Силинг приказывает… призывает, прошу прощения - приглашает вас срочно приехать к нему по неотложному делу.
        Вона как… Если Августейшие герцоги приглашают, это хуже приказа. Но наверное, физическими упражнениями теперь можно не заниматься. В доспехи, бог даст, как-нибудь влезу, а по дороге жирок сойдет и сам по себе.
        [1] Сюрко - накидка с гербом
        Глава третья
        Весть из прошлого
        Итак, предстоит ехать в Силинг, столицу Силингии, к герцогу фон Силингу. Но срочно - это вовсе не означает немедленно. Мне еще требуется подготовиться к дороге, а путь неблизкий; подобрать слугу, лошадь. Не то взять с собой мой «трофей» - мерина убиенного рыцаря Суотона, или кобылку. Артакс вполне мог обойтись и одним гнедым, без лакеев, но граф Артакс фон Йорген просто обязан иметь хотя бы одного слугу. Как говорят в одной из провинций Старой империи - Noblesse oblige.
        Кому я все это рассказываю? Читатель, осиливший четыре книги моих воспоминаний, скользит взглядом по строчкам, и понимает меня гораздо лучше, чем я сам себя понимаю. Разумеется, я не задумываясь отправился бы один, плюнув на все сословные условности и ноближи с оближами. Обходился я как-то двадцать с лишним лет без слуг, если не считать денщиков-инвалидов, - так обошелся бы и дальше. Со слугами сплошные неприятности. Кто-нибудь видел хоть раз идеальную прислугу мужского пола? Если не пьет, так окажется трусоват, не подворовывает, так ни хрена не умеет, не бегает по распутным девкам, так целыми днями бездельничает. Еще о слугах надо заботиться, кормить. И, кроме Гневко, потребуется конь для лакея.
        Но ехать в одиночку я не рискну, потому что время года не самое лучшее. Это в Швабсонии, пусть там и зимы суровее и снега наметает больше, зато в пределах ежедневного перехода, непременно отыщется хотя бы один постоялый двор или трактир, а то и городишко, где оных трактиров несколько, с комнатами для постояльцев и конюшнями для лошадей. И сам поешь, и конь сытый будет. В Силингии же все придется переть на себе, проверено. И что я упру? Мешок сухарей, да торбу с овсом? А сено мы где станем брать? Снега немного, но трава насквозь проморожена, такую и я бы не стал жевать, а не то, что мой Гневко. Конечно, если припрет, жеребец станет щипать и такую, но кто знает, может, если отъехать подальше, пойдут сплошные сугробы? Гневко из-под снега корм добывать не приучен, я - тем более.
        Значит, если мы доедем до Шварцвальда за день, от леса до столицы останется три дня, то сколько нужно припасов? Ага, как же… Кладем на дорогу неделю. Зимние дни короткие, а по ночам ездить - себе дороже. От Черного леса до Силинга должна быть хотя бы какая-то харчевня, но не факт. Стало быть, нужна телега, куда и станем загружать все нужное, а к ней возчик, он же слуга. Лучше бы иметь и верхового слугу, и возчика на подводе, но на телегу столько припасов не влезет.
        Слугу - крепкого, чем-то напоминавшего моего мостоблюстителя, подобрал Томас. Сказал, что отец у парня не шойзель, а как есть человек, да еще и свояк, добропорядочный пейзанин. Старик и сам бы отправился в дорогу, отдохнуть от любимой, но сварливой супруги, но у Томаса, по зимней поре, и спина не гнется, и дают знать старые раны, включая ту, что он сам себе причинил. Нет уж, пусть лучше дома сидит, косточки греет, слушает Курдулу, да за Кэйтрин присматривает. За ней, за моей невестой, еще обещал присматривать брауни, это надежнее, нежели Томас. Слугу-то она не очень послушает, а вот домового уважает даже больше, нежели будущего мужа.
        Я всегда с подозрением относился к тому, если пейзане отдают сына в солдаты или в слуги. Толкового и работящего никто не отдаст, такой самим нужен, но по зимней поре работы в деревне нет, рады любому приработку.
        Слуга крепкий, откликался на имя Генрик. Костер в снегу разжигать, нехитрую снедь сготовить умеет любой деревенский мальчишка. Главное, парень лошадей любит, а про остальные его умения и навыки в дороге узнаю.
        Мы ехали молча, немного ежась от ветра. Я порадовался, что зима здесь гораздо мягче, чем по ту сторону гор. Там бы пришлось напяливать плащ, подбитый мехом, и шапку с наушниками, а здесь и суконный неплохо греет, и уши не мерзнут.
        Сумерки начали наступать раньше, чем я планировал. Усмотрев неподалеку деревья, за которыми должен скрываться ручей, собрался остановиться на ночлег, но впереди замаячил едва заметный огонек, не похожий ни на костер, ни на пламя пожара.
        - Там что, жилье появилось? - спросил я Генрика, но тот лишь с недоумением повел плечами.
        Кто это такой смелый, чтобы обосноваться в пяти милях от Шварцвальда? И пусть проклятие Черного леса мы с цыганами сняли давненько, года полтора назад, но широко это не афишировали, а народ, по старой памяти, еще боялся призрачных обозов и всего прочего. Но если имеется жилье, то лучше напроситься на ночлег, чем спать зимой у костра. Терпеть не могу ночевать, если один бок нагревается, а второй замерзает. Ворочаешься всю ночь с боку на бок, не выспишься. Нет уж, надо под крышу. Авось, хозяева будут столь любезны, что пригласят в гости. А нет, так мы их вежливо попросим.
        Пришлось проехать еще мили полторы, пока не увидели в свете луны длинный фахверковый дом с коновязью, колодец, навес для лошадей, а сзади несколько копен сена. Неужели постоялый двор? Да, именно так. Вон, даже вывеска есть - на двух кронштейнах болтается деревянный щит, на котором намалеваны окорок и огромная пивная кружка. А художник хорош. Окорок, даже в сумерках выглядит как настоящий, а пена из кружки прямо-таки готова выплеснуться на ближайший сугроб.
        В ответ на наш стук из-за дверей раздался мужской голос:
        - Кон дый[1]? - О чем спрашивают, я не понял, но язык показался знакомым, как и голос. - Зак?р[2]!
        Второе слово я уже опознал и рявкнул:
        - А ты утк?рдо сделай, старый хрен, не то я дверь высажу!
        Во те раз! Кого меньше всего ожидал здесь увидеть, так это Зарку-цагана. Я-то думал, что он пребывает в Швабсонии, обманывает там честных бюргеров, или его уже успели повесить за конокрадство. Не разобрав, о чем нас спрашивают, весело проорал:
        - Бахталэ[3] Зарко!
        Раздался лязг щеколды, и в полутьме появился смеющийся цыган.
        - Баро Артакс, сколько можно тебе талдычить, - когда ты по-нашенски пытаешься говорить, пузо от смеха лопается.
        Из-за плеча старика выглядывало любопытное личико Папуши. Она мне очень лукаво подмигнула, а я отчего-то смутился и попытался скрыть смущение суровостью:
        - У тебя здесь постоялый двор, или что? Что за хозяин двора, если гостей гонишь? Давай, шевелись, у меня гнедой проголодался.
        Гневко я расседлал сам, сам же засыпал ему овса, а хозяин постоялого двора не возражал. У него с моим гнедым сложные отношения. И не то, чтобы старый цыган боялся моего жеребца, но уважать уважал. Верно, помнил его копыта. Ну, хотя бы воды принес, и то хорошо.
        - Ну как, ничего? - поинтересовался я у гнедого. Навес навесом, но стенок-то здесь нет, дует.
        - Го-го, - мотнул Гневко гривой, давая понять, что все в порядке, не холодно, а я могу уходить и не мешать ему есть.
        - Вот и ладно, - кивнул я, посматривая, как Генрик обихаживает свою кобылку. Гнедой к ней интереса не проявлял, это хорошо. И драться он с кобылой не станет, это совсем прекрасно.
        Мы сидели перед очагом, на котором что-то шкворчало, а Папуша разливала горячий травяной отвар, я спросил:
        - Как тебя сюда занесло?
        - Э, баро Артакс, сколько можно дороги мять, кибитки ставить? Пора уже и осесть. И дети просят - мол, садись на землю, дадо, хватит, нагулялся. Стар ты уже, чтобы кобыл красть. И чаюри надоело по земле бегать. Глядишь, человека хорошего найдет, пусть и гаджо, замуж выйдет. А место удобное. Шварцвальд теперь проезжий, а постоялых дворов поблизости нет. В самом-то лесу мало кто останавливаться захочет, а тут, самое лучшее место. И лес можно засветло пройти, и кто обратно поедет, тоже сюда.
        - Как ты все успел? - изумился я. - И дом выстроил, и колодец выкопал.
        - Дом дети построили, да долго ли его делать? - хмыкнул старый цыган. - Рамы собрали, глиной да битым камнем пустоты забили, очаг поставили. Вон, теперь надобно конюшню ставить, но это потом, летом.
        - Прогоришь ты с таким отношением к делу, - хмыкнул я, попробовав отвар. Вкусно. - Трактирщик ты хренов. К тебе постояльцы прибыли, а ты им отворот поворот даешь. Ишь, закрыто. Да ты из штанов должен был выскочить, клиента вместе с его конем облизать.
        - Так я уже спать лег, - принялся оправдываться цыган, но как-то вяло, а потом признался. - Я тебя вчера во сне видел. Решил, не нужен мне баро Артакс, хоть он графом стал. Знаю, что если я с тобой встречусь, то жди беды. Спать лег, а Папуша говорит - Артакс сегодня приедет. И стук в дверь. Думаю, может уедет, коли не открыть?
        Неприятности, видите ли, из-за меня. А кто его, старого дурака, постоянно выручает? Не я ли? Но вслух не стал ничего говорить. Поминать о своих благодеяниях, все равно, что хвалиться милостыней, данной нищему.
        - Хозяин, а пиво-то где? - подал голос мой слуга. Генрик хотел еще что-то сказать, но наткнувшись на мой недобрый взгляд, не предвещавший ничего хорошего, тихонечко сник и пробубнил. - Да я это… господин граф… Простите великодушно, на вывеске-то пиво нарисовано.
        - Так мало ли что на вывесках намалюют, - жизнерадостно сообщил Зарко. - А пиво-то я откуда возьму? Сам не варю, а из пивоварни вести долго, да и накладно. В пивоварне бочку нальют, а куда мне с бочкой? Испортится, и пиво пропадет, и деньги. Вот, зима закончится, проезжих побольше будет, тогда и пиво будет. Хочешь, поживи до весны, потерпи. Пока могу шнапса налить, если хочешь.
        - Не, шнапса не надо, - начал отказываться Генрик, хотя и было заметно, что парень бы не отказался. Вот только, Томас уже провел с ним разъяснительную беседу на предмет того, что можно делать, а что нельзя и чего больше всего господин граф не любит.
        - Жаркое будет готово, тогда разрешу чарку выпить, - сжалился я.
        А по комнате уже шел одуряющий аромат мяса, овощей и каких-то специй. Главное, чтобы мясо не из ежиков. Хотя, когда готовит Папуша, могу и ежика съесть.
        Молодая цыганка, тем временем, помешала жаркое, улыбнувшись мужчинам - мол, чуть-чуть осталось, потерпите.
        - Я думал, что вы еще в Швабсонии, - заметил я.
        - А что там делать? - махнул рукой цыган, отхлебывая свой травяной отвар, успевший остыть. - Побыли мы там с Папушей, посмотрели. Худо там жить цыганам, ой худо. Не любят там нас, не любят.
        В голосе старого мошенника зазвенела такая вселенская грусть, что стало понятно - опять Зарко что-то там учудил, а его долго ловили. Но, как водится, не поймали. Кажется, старого плута изловили всего один раз в жизни, и то ловцом оказался мой собственный жеребец.
        - Не иначе, ты там поддельный шнапс продавал? - хмыкнул я.
        - А что, хуже от этого шнапса кому-то стало, а? - окрысился цыган. - Никто не помер, даже никого понос не пробрал.
        Во те на… Про поддельный шнапс я вообще не знал, брякнул наобум. Впрочем, чем же еще мог заниматься «честный» цыган, если не кражей коней? Ясен пень - либо кому-нибудь что-то втюхивает, либо обманывает, что, впрочем, одно и тоже.
        - Мне-то откуда знать? - миролюбиво сказал я. - Ты же знаешь, что шнапс не пью.
        - Я даже про «Любимое пойло наемника» знаю, - хохотнул Зарко. - В Швабсонии его на каждом шагу продают.
        - Верно, ты за шнапс налог не хотел платить? - поинтересовался я.
        - А чё я платить-то должен? Шнапс я сам продавал, чего это я с каким-то герцогом должен делиться? Хочет, пусть сам шнапс гонит, и талеры получает.
        Как говорится, все ясно. В Швабсонии, да и в других землях моей бывшей родины, герцоги и короли закроют глаза на продажу некачественного товара, но если продавец не хочет платить налоги в казну - этого не простят, и не помилуют. Пусть тысяча, а то и больше, умрет, или ослепнет от скверного шнапса, но коли владетель исправно получает свою долю, так и пусть мрут дальше, в рот-то никто не лил.
        Тем временем, подоспело жаркое и все разговоры были оставлены на потом. После целого дня пути я не заметил, как опустошил целых две миски, и взял бы еще, но вспомнил, что собирался убрать лишний вес. Вон, доспехи пришлось на телеге вести, не влезаю.
        Генрик, осоловев после еды и принятой чарки шнапса, отправился спать, Папуша принялась мыть посуду, а мы с Зарко остались допивать травяной отвар. Надеюсь, ночью бегать не придется? Горшка у цыгана нет, придется ходить на воздух, в холод. А мог бы теплый сортир построить, между прочем.
        Цыган, выпив половинку чарки, стал более откровенным.
        - Я же чего здесь сижу, баро? Я сижу оттого что Куколю задолжал, целых двадцать талеров. Ладно бы лето было, а зимой-то тут нечего делать. Вон, из столицы два дня назад гонец проскакал, останавливался, а вчера он обратно ехал, да ты, вот и все мои посетители. Скучно.
        - А кто такой Куколь? - нахмурился я, попытавшись вспомнить - что это за зверь такой, если его цыган боится?
        - Ты Куколя не знаешь? - удивился цыган, а потом вспомнил. - А, так ты же ни пиво не пьешь, ни шнапс, где тебе знать. А Куколь, наш главный винокур. Я у него сорок бочек шнапса купил, на ту сторону гор переправил, а там верным людям продал. Ну, не всем продал, кому-то пришлось отдавать под будущую продажу, чтобы деньги потом отдали. Помнишь, мы летом встретились, когда ты нас выручил? Мы как раз в Швабсонию ехали, за деньгами.
        Ишь, жук навозный. А ведь я что-то такое и предполагал, когда увидел Зарко с Папушей и их повозку, но до продажи «контрабандного» шнапса не додумался. Опять забыл разницу в ценах Силингии и Швабсонии. Зачем цыгану мучиться, самому гнать шнапс, если можно здесь купить бочку за талер, а там продать за четыре, а то и за пять? Забавно. О контрабанде между странами я наслышан, сам контрабандистов ловил, но вот контрабанда между мирами, это нечто… На такоетолько потомки эльфов способны.
        - В общем, осерчал император, как там его - Адалберт-Вильгельм?… за то, что ты налоги не платишь, послал стражу, а ты в бега пустился? - предположил я.
        - Это еще ладно, - вздохнул цыган. - У меня еще тридцать бочек лучшего шнапса пропало! Я их в университетский городишко пристроил, есть там у меня верный человек, а там что-то стряслось. Не то барон соседский нагрянул, не то еще что, но бочки отыскали, и выпили.
        Вон, значит, чей шнапс пристраивал в университетский подвал начальник охраны. Хм… А ведь я мог бы рассказать о том, что случилось, но не стану.
        Я посмотрел на унылого Зарко, и мне стало жаль старого дурака. Еще чуть-чуть, и предложу ему двадцать талеров. Не из-за него, а из-за приемной дочери. Для меня двадцать талеров - это не деньги. А для цыгана. Хотя…
        - Подожди-ка, - призадумался я. - Допустим, двадцать или тридцать бочек у тебя пропало, но ты говорил, что привез в Швабсонию сорок? А может, и больше? А где деньги, что ты выручил? Пусть даже тебе двадцать бочонков удалось продать, по четыре талера, так это получится восемьдесят.
        - И не восемьдесят, а шестьдесят. Я половину денег детям отдал, а половину для Папуши храню, на приданое. Как мне девку без приданого замуж отдать?
        - Ты уже сколько лет на приданое девке копишь? - усмехнулся я. - Верно, уже не на один дом накопил, да на табун лошадей? Может, стоит с винокуром рассчитаться, спокойней жить станет?
        - А ты мои деньги не считай, - огрызнулся цыган. - Так у Куколя денег много, глядишь, забудет со временем. Вон, сам Силинг обо мне забыл, жандармов по мою душу не присылает.
        Я только покрутил головой. Забыл герцог, как же. Простить, может и простил, а вот забыть не забыл. И если цыган что-то еще сотворит, то ему все припомнят. И краденых коней, и гибель рыцарей, случившуюся по его вине. Я и сам-то до сих пор не уверен, что Силинг мне простил смерть своих лучших воинов. Но я Его Высочеству нужен, а вот цыган? А ссора с винокуром может быть похуже ссоры с герцогом. Но что тут говорить? Горбатого могила исправит. Папушу жаль, но у нее хотя бы приданое есть, не пропадет.
        Зарко отправился спать в свой закуток, а я в комнату (скорее, чулан) для особых гостей. И я отчего-то не удивился, что, как только улегся, ко мне пришла Папуша. Девушка пристроилась рядышком, а когда я ее обнял, спросила:
        - Артакс, у тебя есть дети?
        Кажется, она меня как-то об этом спрашивала? Или это была другая женщина? А дети, скорее всего, где-то есть, но их матерям я никогда ничего не обещал. Пообещал бы, тогда да, сейчас не ходил бы холостяком.
        - Когда я в Швабсонии была, девчушку увидела. Такая вся крохотулечка, лет шесть, может семь, но до чего на тебя похожа. И зовут почти как тебя, Юджина. Я уже подойти хотела, спросить, кто папка, но тут ее мать вышла - сама вроде и ничего, но лицо страшное, все в шрамах.
        - А как женщину звать? - поинтересовался я.
        - Мартой.
        Марта… Девушка, чье лицо было обезображено ножом ее же собственного отца.
        - Думаешь, весело бабе в лесу жить? Я мужу хочу одежду стирать, готовить. Детей хочу…
        - Понимаю, - кивнул я.
        - Ой, да ни тоффеля ты не понимаешь! Все вы мужики одинаковые - вам лишь бы штуку свою засунуть, а потом - хоть трава не расти…
        - Ну-у… - протянул я, не решаясь сказать, что она и сама не особо-то и противилась, а вовсе и наоборот.
        - Баранки гну! Ты, что, не понял, что я беременная? Коли нашелся болван, что замуж зовет, то нужно свадьбу быстрее справлять. Может, удастся убедить, что ребенок от него…
        По моим меркам это случилось два года назад, стало быть, там прошло семь. Я не стал ничего говорить Папуше, но она догадалась сама.
        - Значит, это твоя дочка? Красивая. Я тоже такую хочу… Ну, и чего ты лежишь, словно бревно?
        [1] Кто там?
        [2] Закрыто.
        [3] Привет.
        Глава четвертая
        Подружка с рожками
        И что такое Папуша подлила в отвар? Могу лишь предположить, что старому цыгану и Генрику досталось сонное зелье, а мне напротив, бодрящее. И не просто бодрящее, а очень-очень бодрящее… И как эта маленькая ведьма умудрилась сделать все незаметно? Впрочем, она могла ничего не скрывать, кто догадается, что кроме ароматных трав в отвар добавлены и другие травки?
        Лестно, конечно, что на старости лет ко мне неравнодушны молодые женщины, но все хорошо в меру.
        Заснул лишь под утро, сознавая, что и спать-то осталось всего ничего, но как только закрыл глаза, услышал душераздирающие звуки: не то кого-то резали, не то из живого человека кишки на руку наматывали. Сквозь сон не сразу сообразил, что где-то сверху гнусно блеет коза. Судя по цоканью копытец, скотина залезла на крышу. Нет, не копытца у нее, а копытища, как у слона. Что, у слонов нет копыт? Значит по крыше бродит верблюд.
        Папуша заворочалась и, не открывая глаз, пообещала козе что-то недоброе и нехорошее. Всех цыганских угроз и пожеланий я не понял, но слово «кар» опознал, равно как и то, что в отношении мелкой рогатой скотинки его используют не по назначению, не туда, куда это делают козлы. Решив, что продолжу спать, а наверху пусть коза блеет, а то и дракон орет, был вытащен из дремы нежданным вопросом и толчком под бок:
        - Артакс, а ты доить умеешь?
        - Кого? - спросонок не понял я.
        - Козу, кого же еще? Не меня ж… - сонно вымолвила Папуша, приподнимаясь с постели. Широко зевнув, цыганка сказала: - Не коза это, а миньжа с рогами. Сходи, подои, а я еще немножко посплю.
        Как ни странно, но слово «миньжа» я понял, хотя раньше его не слышал. Надо запомнить. Подкатишь к какой-нибудь барышне, шепнешь на ушко. М-да… Какие мне барышни, если я уже почти женатый человек.
        - Не мужское это дело коз с девками доить, - буркнул я, пытаясь удержать одеяло, потянувшееся следом за неохотно поднимающейся с постели цыганкой.
        - Ага, за что не возьмешься, так все немужское дело, - фыркнула цыганка, собирая раскиданную по комнатке одежду. - Из-за тебя всю ночь не спала, жеребец…
        Я же еще и виноват? Ну и ну. Зевнув так, что едва не вывихнул челюсть, спросил:
        - Козу-то где сперли? Отцу твоему лошадей мало, за коз принялся?
        - Чего это - сперли? Если цыгане, так только крадут, да? Сама она пришла, еще по осени, и с козленком, - недовольно сказала Папуша, принимаясь одевать на себя многочисленные юбки. - И как их не съели-то по дороге? Лучше бы ее волки загрызли, вместе с выродком, хоть кому-то радость. Корми ее теперь, дои. И капризничает - что не по ней, сразу орет - бе-бе-бе, или ме-ме-ме. И чистюля, словно не коза, а графиня. Попробуй-ка в пойле руку обмочи - жрать не станет, жопу выставит, и копытом бьет. А козленок козлом стал, чуть что - бодаться лезет. Этак всех посетителей отгонит. И воняет, словно рыцарь в походе.
        - На мясо пустите, и козла, и козлуху, - хмуро посоветовал я, пропуская мимо ушей гнусные намеки. Уж кто-кто, а я, как рыцарь, не пахну и в походах стараюсь мыться почаще. А цыгане тоже не ландышами пахнут.
        - На мясо?! - всплеснула руками Папуша. - Тебя самого надо на мясо пустить! Что с тебя взять? Гаджо, он и есть гаджо. Мне теперь есть с кем добрым словом перекинуться, а ты - на мясо пусти. Да мне Биля словно сестра родная, или подруга! Я ей говорю, а она все понимает и отвечает, только по-своему. Дадо иной день слова не молвит, сидит, молчит и в стенку глядит. Я его как-то раз сама хотела отправить коня скрасть, да куда ему, старый стал. А козел, - засмеялась цыганка, - как-то дадо так боднул под зад, что тот улетел. Но сам виноват - он при Биле меня ругать стал, а козел защищал. Дадо за палку схватился, отходил козла, а тому неймется, все равно бодаться бросается. Дадо его тоже хотел на мясо пустить, да я не дала. Потом помирились, оба довольны. Точно - старый да малый.
        Вот и пойми этих женщин. И блеет коза - плохо, спать мешает, и капризная, а лучше ее все равно нет. То она нехорошее слово с рогами, то сестра родная. Зато козел правильный - цыгана бодает. Зарке полезно, чтобы ему раз-другой под зад дали.
        Папуша ушла доить козу. Я попытался заснуть, задремал даже, а сквозь дрему в башку пришла шальная мысль - а не взять ли цыганку домой? Вон, барон Кренек, хоть и насквозь благородный, а открыто держит любовницу, не считая служанок, а супруга, как и положено верной жене, всегда держит в спальне кувшин с теплой водой, чтобы омыть усталому мужу руки и чресла. И все баронессу хвалят за ее мудрость и понимание. Уже знаю, что в Силингии мать перед свадьбой дает напутствие дочери - мол, ты выходишь замуж, приобретаешь господина. Тебе очень повезет, если он будет хорошо к тебе относится, но может так получится, что твой муж будет скрягой, либо мотом.
        А про измены мужа никто ничего не говорил…
        Но только представил встречу Кэйтрин и Папуши, а потом действия баронессы Выксберг, не только дурные мысли ушли, но и сон слетел сразу. Войну я еще переживу, но недовольство Кэйтрин - это вряд ли. Нет уж, нет уж, я для себя давным-давно решил, что законной супруге изменять не стану. Но мы с Кэйт не женаты, значит, до свадьбы еще немножечко можно. Да, а кто в этом виноват? Разумеется, наш патер, со своей дурацкой епитимьей.
        Встав на ноги и одевшись, с неудовольствием обнаружил, что Зарко и мой слуга еще спят. Ну ничего себе! Я здесь бодрствую, а они дрыхнут? Подъем, золотая рота! И где, спрашивается, мой завтрак?
        Все, кроме меня, за ночь отдохнули и выспались. Эх, стар я уже для бессонных ночей, стар… Хотя, если честно, понравилось, и доспехи теперь садятся на поддоспешник плотно, но не жмут. Но от второй такой ночи воздержусь, иначе придется поддевать под панцирь два поддоспешника, а это в бою неудобно. Надо перекусить и ехать.
        Когда трогались, сверху донеслось блеяние. Невольно обернувшись, увидел, - коза стоит на задних ногах, вытянув морду в сторону солнца, вылезавшего из-за Черного леса. Верно, желает первая поздороваться со светилом. Я показал нахальной скотине кулак, прошипев под нос заученное словечко, а она ответила ехидным блеянием. Не знаю, кем рогатая животина меня обозвала, но Гневко, лучше меня понимавший ее речь, тоже гнусно заржал. Так что, последнее слово осталось за скотиной.
        Нет, по ночам надо спать. Не мудрствуя лукаво, я перебрался в телегу, укрылся сеном, а Гневко пошел следом, недовольно фыркнув - мол, я это сено есть стану, а ты в него ноги суешь.
        Перед тем как заснуть, подумал, что если за Шварцвальдом появятся постоялые дворы, какие-нибудь деревни, то лучше бы обменять, даже с доплатой, пейзанскую кобылу на коня, способного ходить под седлом, а иначе, со скоростью телеги добираться до Силинга будем недели две.
        Снилась какая-то дрянь - Папуша, пеленавшая цыганенка, как две капли воды похожего на Зарко-цыгана, только маленького и приговаривавшая - вот, папка вернется, ты у него гнедого украдешь; Марта, обучавшая маленькую дочь метать ножи в человека, прикованного к позорному столбу. Не удивлюсь, если в колодки закован именно я. Не дожидаясь, пока приснится сын герцогини, натравливающий на меня собак, я проснулся.
        Если кто спросит, что я чувствую, понимая, что где-то растут мои дети, то честно отвечу - ровным счетом ни-че-го. Нет во мне ни чувства вины и отцовские чувства тоже глубоко спят. Какие чувства могут быть к детям, которых я никогда в глаза не видел?
        Еще в голову пришла мысль - а зачем я понадобился герцогу? Но эти мысли, как показывает опыт, бессмысленны. Как ты голову не ломай, не фантазируй, а реальность будет совсем иной, нежели ты ее себе представляешь.
        Выгнав из тела холод, сковывающий все члены, осмотрелся. Похоже, мы же уже к Шварцвальду подъезжаем. Только проснулся, а уже скоро снова придется становиться на ночлег.
        Дорога вывела на знакомую поляну. Снега почти нет, земля промерзшая, черная, с буро-зеленой травой, пожухлой от холода, место легко узнать. Вон, там развернулось сражение с рыцарями Силлинга, а вот и наше кострище. Здесь останавливались гномы (кофе, кстати, у них замечательный, надо еще купить), а кострище после себя не оставили, молодцы, все присыпали, угольки собрали. И по-прежнему, словно часовые, вокруг поляны стоят деревянные кресты - изрядно покосившиеся, поросшие мхом, но хранившие от всякой напасти. Если поискать, отыщу братскую могилу жандармов, которых мы с цыганом убили, я для нее собственноручно крест делал. А под теми березками, из которых соорудил крест, отыскал медный панцирь рыцаря Йоргена…
        Но на могилу я не пошел. Что мне там делать? В храм я уже сходил, за души усопших помолился, патеру исповедался. Покойников не боюсь, а терять время - нелепая трата времени.
        Пока Генрик распрягал кобылу, возился с телегой, сеном, я успел расседлать Гневко, нарубить сушняка и разжечь костер. Сходил к ручейку и набрал воды. Утверждая котелок на огонь, услышал:
        - Господин граф, а чё это вы всё сами-то?
        - Делом лучше занимайся, а глупые вопросы задавать потом станешь, - хмыкнул я, вспоминая, где и в каком мешке у нас припасы?
        - Так я уже все сделал, - деловито отрапортовал слуга. - Лошадок напоил и накормил. Может, лучше я сам кашу сварю? Вы все-таки граф, вам нельзя.
        Сам так сам, я разве против? Тем более, что готовить терпеть не могу. Вот, разве что яичницу сделать могу, и неплохую. Уступив парню право кашеварить, спросил:
        - Генрик, а откуда ты знаешь, что можно делать графу, а что нет?
        - А Томас сказал, что лучше вас к котелку не допускать, - бесхитростно отозвался парень, промывая крупу. - Дескать, если господин граф возьмется кашу варить, то она у него обязательно подгорит, да еще и посолить он ее забудет… Ой, - спохватился Генрик, - простите, господин граф.
        Вспомнив, как варил кашу - забыл промыть пшенку, а потом еще и половину спалил, я захохотал. Еще бы, если я варил пшенную кашу первый раз в жизни? Вот ведь, старина Томас, все он запомнил, хотя и валялся раненым. Отсмеявшись, поинтересовался:
        - Что еще про меня Томас сказал?
        - Сказал, чтобы я шнапс и пиво при вас не пил, и сырую воду из ручья не хлебал, дескать, вы это не любите, - сообщил слуга, засыпая в кипящую воду крупу.
        Хм, вон как надо кашу варить. А я ее холодной водой заливал, а потом на костер ставил. Наверное, оттого моя каша и горчила? А про сырую воду с парнем разговоры вести не стану, не поймет, что из-за воды можно не просто заболеть, а умереть. Пусть думает, что мне не нравится. Шнапс и пиво при мне пить нельзя, а без меня можно? Ну, старина Томас, научишь ты молодежь, а мне еще с ней до столицы ехать.
        - А еще старый сказал, что рука у вас очень тяжелая, - вздохнул Генрик. - Коли что не по нраву - разговоры вести не станете, а просто в ухо дадите.
        Ничего себе, каким злодеем меня старик обрисовал. Можно подумать, что я только и делаю, что всем по ушам бью. Томас, скажем, ни разу от меня в ухо не получил. Но заранее радовать парня не стоит, ему вредно.
        - В ухо я своим слугам никогда не бью, - хмыкнул я. - Стукнешь, а у него барабанная перепонка лопнет, оглохнет. И на хрен мне глухой слуга нужен? А про шнапс Томас соврал. Его не только при мне нельзя пить, но и без меня. Можно, если я сам разрешу.
        Покамест, парнем я доволен. Коней обиходил, кашу сварил вкусную, воду пил кипяченую, ночлег обустроил, превратив место под телегой в маленький домик.
        И ночью ничего страшного не приснилось - ни убитых жандармов герцога Силинга, ни загубленных диких собак. Вообще, покойник явился мне один-единственный раз в жизни и то, нищий бродяга, случайно убитый мной во время побега с каторги. Но этот старик, меня спас, а не погубил. Правильно говорят мудрые люди - у мертвецов совсем другие заботы и интересы, а такая мелочь, как месть живым, их не прельщает.
        К тому времени, когда я проснулся, слуга успел накормить и напоить лошадей, и варил кулеш. Я даже начал думать, что существуют на свете идеальные слуги. Или все-таки нет? Ладно, посмотрим, что не так у моего Генрика.
        А что «не так», выяснилось достаточно скоро. Среди пейзан редко находятся охотники, а коли такие и есть, не сознаются, но вдруг парнишка умеет стрелять из лука?
        - На охоте приходилось бывать? - поинтересовался я. Видя, что парень мнется, поощрительно улыбнулся. - Говори, ничего страшного. У меня у самого лесов нет, а если ты на стороне браконьерствовал, никому не скажу. Ты из лука предпочитаешь дичь бить, или с рогатиной?
        - Я, господин граф, крови боюсь, - чистосердечно признался Генрик. - Даже куренку голову не отрублю, без чувств падаю. Мамаша, если свинью колоть нужно, к соседу ходила, а курам сама головы отрубала.
        Вот те на… Бывают, конечно, такие люди, но очень редко.
        - А в смысле подраться? Вон, какой ты здоровый…
        - Не знаю, не пробовал, - вздохнул Генрик.
        Не пробовал? Вот в такое не поверю. Не бывает так, чтобы дети росли, и не дрались друг с другом. Уж на что я, выросший среди нянек, гувернеров и воспитателей, умудрялся подраться даже с детьми лакеев и садовников, а когда был помладше, хаживал и с разбитым носом, и синяками. Отец говорил - мол, если граф хочет драться, деритесь с ним всерьез, без поддавков. А те и рады были наподдавать возможному наследнику престола.
        - А тебя самого в детстве не колотили? - хмыкнул я, и подначил. - Наверно, ты постоянно битым ходил?
        - Не-а, ни разу. Соседи меня в обиду не давали, не разрешали бить, мол, нельзя такого телепня бить, добрый слишком. Да и мать побаивались.
        - А кто у тебя мать? - насторожился я. Может, ведьма или колдунья? Чего не надо мне в дороге, так это балованного сына ведьмы. Прибью ненароком, а мамаша заколдует.
        - Мать у меня - повивальная бабка, - с гордостью сообщил Генрик к моему облегчению. - Она у половины деревни роды принимала, как после этого меня бить? И бабка моя - все повитухами были, а вот матери не повезло, парень родился, я, то есть. А парню повитухой зазорно быть.
        Генрик вздохнул. Неужели расстраивается, что не родился девкой и не смог стать повитухой? В Швабсонии я видывал мужчин-лекарей, принимавших роды, а в Силингии этим занимались исключительно женщины.
        - А сам ты лекарем стать не хочешь? - поинтересовался я, в надежде услышать, что мать научила его распознавать травы, полезные для души и тела, а еще способам врачевание ран, что для меня стало бы очень полезным, но ответ был неутешительным:
        - Лекарем? Не-а. Там тоже крови много бывает, особенно, если жилу отворяют. Видел я как-то, потом два дня пластом лежал. Я конюхом хочу стать. Мне Томас пообещал - как только помрет, вы меня на его место возьмете.
        Весело. Крови он, видите ли боится. Стало быть, если меня, не дай бог, ранят, томой слуга, вместо помощи пластом ляжет? Ну, старый Томас, удружил…
        - А как ты конюхом собираешься стать, если крови боишься? У лошадей всякое случается - и ноги они ломают, и раны получают, и сами подраться могут, - хмыкнул я. - Видел хоть раз, как жеребцы друг дружку кусают?
        Я не стал говорить, что в жизни бывает так, что коня приходится добивать, чтобы не мучился. У меня самого - тьфу-тьфу, подобного еще не происходило, но все может произойти.
        - Коняшки, это другое, - выдохнул Генрик. - С коняшками я ничего не боюсь. Ни крови, ни навоза. Коня, они же лучше людей, и кровь у них иная. Чего бояться?
        Что ж, принимаем за данность. Генрик много на что способен. Но воевать или лечить он не сможет. Значит, ищем положительные стороны. Впрочем, если понадобится, я смогу нанять прислугу и в Силинге. А кто сказал, что мне понадобится слуга-воин, или слуга-лекарь? Может, и бед никаких не будет, к чему себя накручивать раньше времени? А конюх, он всегда пригодится, хоть дома, хоть на войне.
        Глава пятая
        Накидка с гербом ?
        Когда отъезжали от поляны, мы с Гневко принялись осторожничать - с рыси перешли на шаг, сообразный ходу телеги. Время от времени я озирался по сторонам, словно деревьев раньше не видел, а гнедой, чаще, чем обычно, глубоко вдыхал морозный воздух.
        Если гнедой учуял плохое место раньше меня, то ненамного - на полминуты, не больше. Гневко стукнул копытом и застриг ушами:
        - Иго-г-о.
        Можно подумать, я сам не понял, что пятачок, где дорога проходит вдоль пологого склона, заросшего старыми соснами и тополями, - идеальное место для засады. А птиц, встревоженно круживших над головами злоумышленников, как любят писать о том авторы романов, не было и в помине. Настоящая засада устраивается загодя, чтобы лесные птахи успокоились, угомонились и не выдавали присутствие человека.
        Есть, говорят, такие люди, что нюхом чуют засаду, умудряясь по запаху определить количество сидевших в ней злоумышленников. Но у меня нос обычный, и Гневко здесь подсказать не может. Он все-таки конь, а не охотничья собака. Предупредил, что не нравится место, уже спасибо.
        - Доставай арбалет, - приказал я слуге и тот вытащил из-под сена подарок Томаса - деревянную дуру, из которой старик сам себя подстрелил позапрошлым летом.
        Пальнуть, что ли в сторону елей, чтобы у злодеев нервы сдали? Пожалуй, не стоит. Незачем переводить арбалетный болт. Не знаю как, но нутром чую, что там уже никого нет.
        Я спешился, на всякий случай обнажил меч, осмотрелся и, выбрав место, куда уселся бы сам, прошел за разлапистую ель, скрывавшую полянку.
        Засада здесь точно была, и те, кто в ней сидел, ушли недавно. Вот, здесь топтались люди, а там стояли лошади. Увы, снега нет, а подмороженная земля следов почти не оставила. Хотя, кое-что высмотреть можно - кучи еще дымящегося лошадиного навоза, несколько кучек человеческого дерьма, подсказали, что ждали долго, не меньше суток, коли успели все здесь засрать, но и не больше, иначе бы развели костер, хотя бы и небольшой, чтобы погреться по очереди.
        Засада… Вот на кого только? Себя, как объект для нападения, отметаю сразу - кому я нужен, да и кто мог узнать, что поеду здесь и сейчас? На купцов? Вполне возможно, но на обозы не охотятся наобум. Засядешь, так можно прождать и до бесконечности. Купцов «пасут», «вываживают» в течение недели, а то и месяца, наблюдают за ними, передают по цепочке, а уже потом нападают. Чаще всего в обозах имеются наводчики, или разбойники оставляют сообщников на постоялых дворах, чтобы передавали весточки в лес, к тутошним «добрым малым». Да и классические разбойники, живущие круглый год в лесу, - редкая штука. Нет, нынешние грабители предпочитают жить дома, в тепле, рядом с женой, мыться хотя бы раз в месяц, а выходят на «промысел» лишь тогда, когда твердо знают, что добыча идет прямо в руки.
        Купеческие караваны здесь ходят редко, предпочитая дальнюю дорогу, ибо репутация Шварцвальда пока остается скверной, а тех, кто не боится пройти через Черный лес, останавливать себе дороже. Видел я обоз гномов - от эскадрона отмашутся, а не то, что от каких-то лесных бродяг. Так на кого устраивали засаду? Крутится в голове одна мысль, но, если она верна, значит, дела в герцогстве очень хреновы.
        - А… ме… т-а-мм… - услышал я рядом.
        Мой слуга, встав на телегу во весь рост, принялся размахивать руками и о чем-то говорить, но получалось плохо.
        - Четко скажи, а не блей! - рявкнул я так, что откуда-то сверху упала испуганная белка, а мой слуга едва не брякнулся оземь. Пришлось понизить голос, и уже ласково попросить: - Генрик, дяденька добрый, бить он тебя не станет, но ты расскажи, что увидел?
        Слуга вообще впал в ступор, пришлось его малость потрясти, и только тогда он сумел взять себя в руки и ответить нормальным голосом, указывая в сторону:
        - Вон, тамотка, господин граф, смотрите.
        М-да… Не люблю ошибаться, но это как раз тот случай, когда хотелось бы оказаться неправым. Увы, но я снова был прав, потому что засада организована на гонца герцога Силинга. Вот и он сам - привязанный к дереву, а на ветвях уже сидят мудрые нахохлившие вороны, в ожидании, когда живые уйдут.
        Тело еще не успело остыть, хотя на холоде кровь остывает быстро. Умер гонец час, от силы, часа два назад. Написал бы, что в глазах застыл ужас, но глаза выколоты, лицо в порезах и ссадинах, одежда в крови. Пальцы почерневшие, переломанные. Похоже, парня жестоко пытали, потом убили ударом в сердце. Еще и ограбили. Карманы вывернуты, сапоги сняты, оружия нет. И не хватает сюрко. Стало быть, не случайные разбойники. Ткань, должно быть, пропиталась кровью, и не годится даже на половую тряпку. А коли и годится, так дураков нет таскать с собой черно-белую накидку с гербом Силинга. Скорее всего, сюрко убийцы прихватили с собой, в качестве доказательства.
        Какую тайну пытались выяснить? И задаваться вопросом - выдал ли гонец тайну, нет ли, глупо. Разумеется, выдал. Допускаю, что существуют на свете люди, стойко переносящие истязания, но сам я за всю жизнь таких не встречал. Но неужели вызов в столицу малоизвестного Артакса, такая тайна, за которую убивают?
        А главное - зачем убивать? Что, о приказе Силинга нельзя было узнать от какого-нибудь писаря, от герцогской фаворитки, или от конюха? И во что такое меня впутывает мой сюзерен? Здесь пахнет, как минимум, заговором против правящего герцога. Один уже был, когда попытались избавиться от наследника. И что, уже второй? Ну, пусть оммажа я герцогу не давал, но что это меняет? Раз не отказался от титула, стало быть, я теперь вассал герцога с потрохами и мне придется защищать интересы своего сюзерена. Коли так, придется везти мертвеца в столицу.
        - Генрик, иди сюда, - позвал я слугу. - Когда парень на негнущихся ногах подошел, кивнул. - Перерезай веревки.
        На слугу было больно смотреть, но он делал успехи. В обморок не упал, истерику не устроил.
        Труп гонца мы уложили на телегу, прикрыли рогожей, а сверху еще и сеном. Ни к чему, чтобы все видели мертвеца. Вполне возможно, что злоумышленников не трое, а больше.
        Мой возница собирал иней с деревьев, тер руки о замерзшую землю, тихонько скулил. Смеяться над парнем не стал, понимаю, как тяжело дотрагиваться до покойника, ощущать на своих ладонях холод и липкую кровь. Самому когда-то было неприятно, но ничего, попривык, да и перчатки завел. Вот, доедем до ближайшего колодца, или наткнемся на ручеек, то руки вымоем с мылом. А потом и одежду постираем. Но все потом.
        Чтобы отвлечь парня от мрачных мыслей, спросил:
        - Увидел что-нибудь любопытное? Ну, следы какие-нибудь?
        - Про людей ничего не скажу, не знаю, - вздохнул Генрик. - Но коняшек здесь вначале три было, потом четыре.
        Все правильно. Трое убийц и трое коней. Четвертая лошадь гонца.
        - Молодец, - похвалил я парня. - Что-нибудь еще?
        - У четвертой лошадки нога болит.
        - Нога болит? - не понял я. Кажется, сам неплохо разбираюсь в конях, но определить по следам, болит ли у лошади нога, я бы не смог.
        - Вот глядите, господин граф, - оживился Генрик, указывая на два серебристых тополя по краям дороги. - Вон там веревка была натянута.
        И впрямь… Если как следует присмотреться, можно заметить, что в паре футов от земли кора дерева слегка потерта. Я бы и не заметил.
        Веревка, натянутая между деревьев, всадник, вылетевший из седла… А даже если не вылетел, удержался в седле, то все равно, убийцы получили дополнительный шанс. Грамотно все рассчитали, сволочи.
        - Так может и ничего, и не ушибся конь, - попытался я утешить Генрика. - Споткнулся, вот и все.
        - Может, - вздохнул слуга. - Но все равно, жалко коняшку.
        Да, жалко. Гонца тоже жалко, но он человек.
        - И вот еще что, господин граф, - вспомнил вдруг Генрик. - У одного коня подкова болтается.
        - Как это ты понял? Земля промерзшая, снега нет, - нахмурился я.
        - Я там ухналь нашел. Вот, смотрите.
        Ухналь, сиречь гвоздь для подковы, рассматривать я не стал, поверю на слово. Что я, ухналей не видел? Не факт, что подкова разболталась, в нее засаживают и шесть, а то и восемь гвоздей. А коли и разболтается, что это нам даст? Даже если бы я помчался ловить убийц прямо сейчас, их уже не догнать. У них фора в пару часов, а наша скорость - скорость телеги, в которую запряжена рабочая лошадь. Что же, доедем до столицы, сдадим труп гонца, имени которого я не знаю, а там пусть герцог сам разбирается, дает поручение капитану дворцовой стражи, моему знакомцу фон Шлангенбургу.
        От места гибели гонца мы поехали еще медленнее, чем раньше. Казалось, телега потяжелела в несколько раз, да и не полагается с покойником быстро ездить.
        Составить представление о стране можно по рассказам бывалых людей, по книгам и картам, но лучше, если самому, разочек-другой проехать ее из конца в конец. В Урштадте у гномов я приобрел карту Силингии - не очень понятную, с чужими условными обозначениями, дорогую. Расспрашивал купцов и бродячих ремесленников, бывавших в других частях нашего герцогства, сопоставлял и, даже умудрился нарисовать собственную карту. Теоретически, смог бы пройти по Силингии с помощью самодельной карты, но вспоминая свой собственный опыт воинского начальника, имевшего схемы, составленные разведчиками и, оказывавшиеся абсолютно несоответствующие реалиям, понимаю, что пока не померяешь землю собственными ногами или копытами коня, то страну ты так и не узнаешь.
        Урштадтские земли, прикрытые Шварцвальдом, были лишь частью Силингии и, не самой большой. Дорога, по которой мы ехали, вливалась в широкий тракт, как ручей соединяется с полноводной рекой, куда вливаются десятки других дорог.
        Пока выбирались на тракт, у меня было время заняться самокритикой. Начнем с того, что граф я неправильный. Тащусь рядом с простой пейзанской телегой, в которую впряжена кобылка, хотя по своему статусу положена свита. Пусть не такая, как предписывают правила, гласящие, что рыцарь в дороге обязан иметь двух дорожных коней, одного парадного, и пять боевых, а с ними оруженосца, а лучше - двух, а еще трех-четырех конюхов, не считая личной обслуги. И у каждого должны быть лошади. Разумеется, никто подобной толпой не ездил. Большая свита за неделю пути сожрет доход поместья за целый месяц, не говоря о том, что приобрести столько лошадей сумеет не каждый граф, не говоря уже о простом рыцаре. Если оценивать стоимость лошадей не сообразно деньгам, а по стоимости быка, получается, что дорожный конь равен двум быкам, парадный - трем, а боевой аж четырем! Разоришься, и не заметишь.
        Но все-таки, следует иметь двух коней, и двух верховых спутников, выполнявших обязанности слуг и телохранителей. И если я о том не задумываюсь, то об этом помнят мои «собратья» - хоть титулованные, хоть нетитулованные рыцари, для которых субъект, вроде меня, путешествующий в одиночку (не считать же возчика за сопровождающего?) непонятен, а если учесть наличие превосходного гнедого, стоящего не меньше шести быков, может послужить добычей.
        А ведь я, как сейчас помню, собирался обзавестись собственным войском. А потом подумал - а с кем я стану воевать и, на хрена кормить дармоедов, отрывая деревенских парней от сохи? Армию не заводят для собственного удовольствия, должна быть определенная цель и конкретный противник. А у меня нет ни воинственных соседей, собирающихся оттяпать надел, ни крепостных крестьян, угрожавших восстанием. Спрашивается, для чего? Отвечаю - хотя бы для того, чтобы в случае надобности, взять в дорогу не слугу-добряка, а пятерку воинов, не боящихся крови.
        Нет, по возвращению домой точно заведу себе личную дружину, человек этак с дюжину. Деньги есть, могу себе позволить содержать целую сотню бездельников и, делать мне нечего, буду их потихонечку муштровать, обучать владению оружием, верховой езде. И дом прикажу обнести стеной, выстрою башни, выкопаю рвы. Пусть мои ратники несут службу и заступают в караулы, играют вместе со мной в войну. И никого моя дурость не удивит, раз есть деньги, имею право.
        Вот и еще одна миля позади, и показался постоялый двор, обросший строениями. Это уже не просто дом для усталых путников с парой сараев, а небольшое селение. Гостиницу Зарко-цыгана (если он не заскучает на одном месте, и не сбежит), ждет та же судьба. Через полгода рядом появится кузница, потом какая-нибудь портомойня, а там одна лавчонка, вторая, третья и рядом с проклятым лесом вырастет городок, начало которому положил конокрад. Забавно. Но часто так и бывает, что города основывают не герои, а какие-нибудь разгильдяи и преступники, вроде цыгана.
        У коновязи четыре лошади с аппетитом хрумкали овес. Неужели убийцы здесь? Впрочем, почему бы нет? Дело сделали, теперь хочется перекусить. И про погоню они и ведать не ведают.
        Я спешился, кинул поводья выскочившему откуда-то чумазому мальчонке, кинул ему монетку:
        - Привяжешь, а потом сгинь куда-нибудь подальше, чтобы тебя здесь никто не видел.
        И тут Генрик заорал громким шепотом, указывая пальцем на копыто одного из коней:
        - Вон, у того мерина подкова слетела.
        Надо бы похвалить парня, но тыкать пальцем - неприлично, так что обойдется без похвалы.
        - Стой здесь, - приказал я слуге и кивнул на охапку поленьев, лежавших у входа. - Если кто выбежит, бей его по башке. - Уже берясь за ручку двери, уточнил. - Если выбегу я, меня бить не надо.
        Надеюсь, справится и ничего не перепутает.
        В трактире почти пусто, за исключением одного стола, занятого тремя молодыми мужчинами - двое лицом к входу, один спиной. Одежда не новая, но добротная, плащи без заплаток и штопки. Посетителей можно бы принять за приказчиков, если бы не мечи, висевшие на поясах. Меч не каждому купцу по карману, не то, что их подручным.
        Троица дружно обсасывала косточки, выплевывая их прямо на стол, запивая еду пивом. При появлении чужака слегка насторожились, скользнули взглядом по мне, особое внимание уделили плащу, под которым угадывался меч.
        Подойдя к «приказчикам», я посмотрел на их миски, принюхался и спросил:
        - Рагу из баранины?
        Может, это и не они? Ладно, потом извинюсь, если ошибся.
        Не дожидаясь, пока сидевшие за столом начнут хамить, посылать нежданного гостя подальше, левой рукой ухватил за волосы того, кто сидел поближе, ткнул его мордой в рагу, подержал там немного - мне хотя бы один «военнопленный» нужен для допроса, а правой метнул кистень, проламывая череп сидевшему с края.
        Третий «приказчик» вскочил, заметался, пытаясь выбраться, запрыгнул на стол и, на ходу вытаскивая меч, ринулся на меня.
        Молодец парень. Быстрый. Или, как говорит один мой знакомый - стремителен, как понос! Жаль только, не повезло. Споткнулся на чем-то скользком, запутался в собственном плаще, полетел носом вниз, любезно подставив затылок под удар.
        Вывод напрашивается сам собой - даже если хотите иметь место для обзора, не забивайтесь туда, откуда трудно вылезти. И не устраивайте свинарник на столе, вам же хуже.
        Что-то под моей левой рукой стало слишком спокойно - человек не пытается вырваться, не елозит.
        Орфоэп твою в душу талер и два хромых цыгана в придачу! Острая косточка вошла прямо в глаз, и дошла до мозга. Не везет мне, лишился пленного.
        Вся троица мертва, а все доказательства преступления - подкова. М-да… Ну, извините ребята, если ошибся.
        Я перевел взгляд на стойку, за которой насмерть перепуганный хозяин, вооружившийся тесаком, собирался отстаивать свою жизнь. Откинув полу плаща, я похлопал по эфесу меча, заодно продемонстрировав серебряный дворянский пояс.
        - Эй, любезный, убери свинорез, и пойдем со мной, - кивнул я на выход, а когда хозяин замешкался, повысил голос: - Тебе помочь?
        Входную дверь открывал осторожно, посматривая, чтобы Генрик с перепугу не огрел поленом. Добряки они все такие - вначале бьют, а потом сожалеют.
        Мой слуга, честно прождавший на улице, с поленом наперевес, обрадовался, завидев меня. Дав парню отмашку - мол, бить никого не надо, подвел хозяина постоялого двора к телеге, разворошил сено и, откинув рогожу, показал лицо мертвеца.
        - Узнаешь?
        Даже если гонец и останавливался на постоялом дворе, узнать его теперь трудно, но хозяин, всмотревшись, пробормотал:
        - Узнаю… Гонец Его Высочества герцога. Господи, кто же его так? Останавливается, останавливался, то есть, у меня, если в Урштадт скачет… скакал, а потом назад. Поест, чарку шнапса пропустит, а как лошадь отдохнет - снова в путь.
        - Ага, - рассеянно кивнул я, жестом подзывая слугу. - Генрик, седельные сумки осмотри. Знаешь, что искать? Вот и ладно. - Озадачив парня, повернулся к хозяину. - Тебя как звать-то?
        - Тормош, ваша милость, - ответствовал хозяин.
        - А меня зовут господин Артакс, - представился я. Хмыкнув, решил уточнить: - Можешь именовать меня попросту - господин граф. И что, любезный Тормош, ты мне про ту троицу можешь сказать?
        - А что говорить-то? - не понял хозяин.
        - Кто они такие? Чьи это люди? - терпеливо уточнил я.
        - Ваша Светлость, не знаю, - замотал хозяин башкой. - Я ни имен не знаю, и ни того, кому они служат. Кто мне докладывать-то станет?
        Светлость, оно конечно приятно, но я не Светлость, а только Сиятельство. Возможно, дядька и не врет.
        - Тормош, если ты мне соврал… - начал я, собираясь сказать - мол, в этом случае тебе будет плохо, но пугать людей не люблю, потому сформулировал по-другому: - Так вот, сам подумай, что будет, если ты мне соврал, а на самом-то знаешь, чьи это люди… Гонца я нашел неподалеку от твоего постоялого двора. Понимаешь?
        Я малость приврал, но это для пользы дела. А Тормош мужик тертый, понимает, что убийство гонца - очень серьезное преступление. Гораздо хуже, нежели убийство жандарма или сборщика податей. А коли тело герцогского гонца отыщется близ селения, а убийца не найден, то герцог народ казнить не станет, но зато он вправе сжечь все дома, а пепелище посыпать солью.
        Надо отдать должное Тормашу. Дядька побледнел, но на колени падать не стал. Осеняя себя крестным знамением, сказал:
        - Господин граф, чем угодно клянусь, не знаю. Этих людей я второй раз в жизни вижу. Первый раз дня четыре назад были, очень рассерженные, на меня наорали, Юшку - это конюшонко мой, вон, сейчас за солому прячется, ни за что, ни про что стукнули. Вроде они куда-то опоздали, кого-то не встретили, но не знаю и врать не стану. А куда потом уехали, не сказали, да я и не спрашивал. Сегодня приехали, довольнехоньки. А кто такие, как звать, я не знаю. Мне-то до этого какое дело?
        - Господин граф, нашел! - донесся ликующий голос Генрика. - Как вы и сказали - в сумке лежала.
        Слуга гордо взмахнул побуревшей накидкой с гербом герцога. Ишь ты, и в обморок не упал. Значит, та троица, и на самом деле убийцы. И зачем это я извинялся?
        Глава шестая
        Рассуждения о трофеях
        Живых допросить не удалось, поглядим, о чем может рассказать покойник? Не так и много, но кое-что. Во-первых, троица не производить впечатление ни псов войны, ни случайных бандитов, нанятых для выполнения конкретного преступления. Волосы подстрижены, бороды подбриты, белье сравнительно чистое. И одежда, словно бы сшита у одного портного - ткань схожая, и фасон. Скорее всего, доверенные слуги, проживающие при каком-то владетеле, либо воины личной дружины. Вот этот, лет около сорока, с приметным шрамом пониже левого глаза, старший. Он и сидел у стены, но с краю, и кроме ножа на поясе, имел еще и кинжал - дорогой, рукоять и ножны украшены позолотой. Кажется, я его раньше уже где-то видел. Да, у герцогского гонца, вспомнил. А кто забирает себе дорогое оружие? Главный, а кто же еще? У гонца на боку болталась еще и шпага, но здесь ее нет. У этого же, со шрамом, у единственного имелся стальной меч, у остальных простые, кованные из железа.
        Что же, мертвецы рассказали не так и много, но и не мало. Приметы я запомнил, возможно, герцог Силинг расскажет побольше. Тот, что со шрамом, не просто слуга, или ратник, а доверенное лицо кого-то могущественного, желающего потягаться за власть в герцогстве.
        Мертвецов, раздетых до нижнего белья, вытащили из трактира, отнесли в сарайчик и сложили рядышком. Ничего, полежат, не протухнут, зима на дворе. Народ на постоялых дворах всякое видел, покойником никого не удивишь и не испугаешь, а они сами уже никого не тронут. Главное, чтобы крысы не объели, тогда опознать сложно. В Силинг я мертвецов точно не повезу, граф Артакс с единственным слугой не похоронная команда, хватит нам и одного трупа, ежели что - герцог за остальными кого-нибудь пришлет.
        Вообще, первая мысль была такова - бросить телегу здесь, на постоялом дворе, перекинуть труп гонца через седло, а потом, меняя коней, галопом нестись в столицу. Но пораскинув мозгами, решил, что мчаться, сломя голову, смысла нет, нигде не горит. В Силинге заказчик убийства ждет исполнителей, так и пускай ждет, зачем устраивать панику раньше времени? Сегодняшний день все равно потерян, пара часов в дороге мало что даст, а потом сумерки. А на хрена ночевать под телегой, если есть возможность поспать в тепле, а утром, после завтрака и выехать? Поедем, как ехали, возьму с собой только лошадь гонца, а сам он, как лежал на телеге, так пусть и лежит. Остальных коней оставлю здесь, под присмотром Тормоша, денег немножко отсыплю на овес, а по возвращению заберу лошадок в Аппельгарден. Все равно собирался прикупать коней для поместья, а здесь готовые и почти даром. Томасу работы прибавится, вот пусть Генрика в помощники и берет.
        Стало быть, остаток дня можно посвятить осмотру трофеев.
        По собственному опыту знаю, что собирать трофеи после боя увлекательное самого боя. Вот, если бы отыскать способ заполучить чужое добро, не вступая в схватку с его владельцем, это было бы замечательно. Но таким способом владеют немногие - банкиры, ростовщики и правители. Говорят, еще и цыгане, но цыган, по сравнению с ростовщиками, немного.
        В походных мешках или в карманах поверженных врагов чего только не отыщешь! И в них всегда найдется что-нибудь ценное и полезное. А ненужное можно продать, в крайнем случае - подарить, потому что любая вещь кому-то необходима и всегда имеет собственную цену. И сделать кому-нибудь подарок тоже приятно, особенно, если за чужой счет. В Швабсонии даже тряпки, негодные для мытья полов, подбирают и продают, потому что они годятся для изготовления бумаги, кое-кто на этом живет. Кстати, в Силингии тоже варят бумагу, стало быть, в предыдущей главе, говоря о накидке гонца, я был не совсем прав, считая, что она ни на что не годится.
        И уж поверьте на слово - не бывает ненужных вещей. То, что не нужно вам, позарез необходимо кому-то другому. Я как-то обнаружил среди вещей малахольного шибздика - кавалериста, пытавшегося зарубить меня, но не преуспевшего в этом деле, две круглые костяные рамки, вставлявшиеся друг в друга. Хотел поначалу выбросить, но решил показать полковой маркитантке - кость все-таки, а не дерево, а когда девка завизжала от радости, предложив мне за эту нелепость целый талер, решил сделать приятное женщине, просто подарив ей странную штуку. Оказывается, рамки называются пяльцы и нашей маркитантке их не хватало, чтобы стать добропорядочной и замужней женщиной, а и всего-то надо было показать будущему супругу - долговязому Францу из соседней роты, свои навыки рукодельницы и вышить какую-то сентиментальную хрень на салфетках, после чего тот обещал отвести ее под венец. Свадьбу назначили через неделю, и семь дней, (точнее - ночей), маркитантка благодарила меня за подарок. Слышал, что живут они с Фрицем счастливо, кучу детишек нарожали. А что бы было, если бы выкинул рамки? Так что, ненужная для меня вещь составила
счастье двум любящим сердцам, да еще и ребятишек произвести на свет помогла.
        Помнится, в начале службы косоротился и кривил нос - дескать, негоже графу и бакалавру копаться в чужом добре, заниматься мародерством. Спасибо, опытные сослуживцы объяснили, что если ты взял что-нибудь на поле боя - это боевой трофей, но если обобрал мертвеца, убитого другим, это считается мародерством. После боя бывало сложно определить - ты ли убил, сосед ли, бывали ссоры, особенно, если добыча жирная, вроде рыцаря в полном доспехе, но из положения выходили без драки или взаимных увечий. Король Рудольф, созвавший под знамена наемников, открывший для них учебные лагеря был суров, но справедлив и платить штраф за причинение телесных повреждений своему сотоварищу не хотелось. А позже и сами стали понимать, что кусок железа, вышитая тряпка или монеты не стоят вражды с соратником, вместе с которым завтра идти в бой, и который от обиды может пырнуть тебя ножом в спину. Потому, чтобы избежать стычек, метали жребий. Кому-то обидно, но с судьбой не поспоришь. Конечно, среди обывателей ходят слухи, что наемники постоянно ссорятся из-за добычи, а убить товарища ради пары медных монет - обычное дело, но
это из тех же мифов, что и солдаты-грязнули. Нет, дорогие мои, если бы так было на самом деле, то все давно бы перебили друг друга.
        Войной кормятся не только солдаты. По пятам наступающей армии идут маркитанты, снабжавшие солдат вином и жратвой; перекупщики, скупающие за половину цены добытое с бою барахло; проститутки. Иной раз, какая-нибудь разбитная бабенка умудряется сочетать в себе все три действия - и продает, и скупает, и одаривает любовью. Но перекупщики - дело житейское, нужное, а мародеры - совсем другое. Кого солдаты ненавидели лютой ненавистью, так это «падальщиков». Не тех падальщиков с крыльями и клыками, очищающих поля сражений от мертвецов (стервятникам тоже жить надо), а двуногих. Не стану идеализировать нашего брата, наемника, но мы ради добычи хотя бы жизнью своей рискуем, а они? Мародеры не воюют, но с удовольствием обирают мертвых и раненых, не разбираясь кто свой, а кто чужой. А иной раз добивают тех, кто мог бы и выжить. «Падальщики» у солдат шли следующей категорией, после «чесночников», калечивших лошадей. Но если «чесночников» вешали, не разбираясь, кто наниматель, то с мародерами поступали по-доброму, отпуская на все четыре стороны, предварительно переломав им ноги и раздробив пальцы на руках. Кто-то
скажет - жестоко, несоразмерно, но ведь не убивали же? Авось, кто сумел уползти, так выжил, а нет, не судьба.
        Если вспоминать, какие попадались трофеи - пальчики оближешь. Бывали и колечки с бриллиантами, встречалось оружие и доспехи, достойные королей. А куда все потом девалось, тоффель его знает? Вроде не пропивал, на женщин не тратил. Ну, или почти не тратил… Той маркитантке, чье имя уже запамятовал, подарил на свадьбу все, что нашел в собственных карманах и мешке - не то тридцать талеров, а то и все пятьдесят. Думалось, а чего жалеть? Все равно, если завтра-послезавтра убьют, мои карманы кто-то очистит, а тут на благое дело.
        С женщинами, следующими за войском, у меня складывались сложные отношения. Поначалу они мне не доверяли, да и как можно верить трезвеннику? Наш брат наемник, пришедший к веселым девкам, находится в изрядном подпитии, талеры не считает, а проку от него как от евнуха. Иной раз хоть самого э-э… пользуй во все места. Красота! И работать не надо, и деньги есть. А трезвый, вроде меня, монетами не сорит, и отрабатывать серебро приходится со всей душой и прилежанием. Зато и к гулящей девке он (то есть я) относится с уважением и пониманием, что мы с ней одного поля ягоды, что оба за свое благополучие платим собственным телом, только по-разному.
        Вот, на гнедых (на Гневко и на его предшественников) приходилось тратиться. Содержать боевого коня - удовольствие дорогое, но оно того стоило. Сколько раз кони спасали мне жизнь, не упомню. Так что, я с интересом и, без малейшего угрызения совести, копался и в карманах, и в мешках. Да, чуть было не забыл - есть любители зашивать ценности в пояс, а однажды попался тип, под нательной рубашкой которого обнаружилась кожаная сбруя, удерживающая множество карманчиков и карманов, с отсортированными по материалу и размеру монетами, колечками и сережками. Верно, копил парень на собственный трактир, но не повезло, попался на мой клинок.
        Вот позже, когда из десятника я шагнул в капитаны роты, а потом стал колонелем и командиром полка, копаться в чужих карманах стало невместно. Конечно же, свою долю с добычи я получал. Капитаном поменьше, колонелем побольше. Все справедливо. И сам, будучи простым солдатом отдавал «наверх» десятую часть, теперь пришло время получать. А иначе, по завершению контракта, на какие шиши я купил бы доспехи за триста талеров, и меч, выкованный из небесного железа, оцененный в пятьдесят серебряных монет? На эти деньги в Швабсонии можно на целый год нанять роту наемников, а в Силингии вообще затрудняюсь сказать, что можно сотворить.
        Пока в трактире отмывали полы и столешницу, готовили для нас не то обед, не то ужин, я с легкой усмешкой наблюдал, как мой слуга с азартом перебирает добычу, раскладывая прямо на земле запасные штаны и рубахи, какие-то тряпки, мешочки с сухарями и свертки с сушеной рыбой. В отдельном свертке нашлись пучки корешков и трав, размятых в труху. Стало быть, убийцы народ бывалый, имели с собой снадобья на случай ранений. Не пригодилось. Еще слуга собрал целую горсть мелких серебряных монет и добросовестно попытался отдать их своему господину, но к его радости, я от такой малости отмахнулся. А сломанную у самого эфеса шпагу гонца, я заберу. Не уверен, сломалась ли она в схватке, или при падении, но оружие следует вернуть.
        Хозяин постоялого двора тоже не остался в накладе, он теперь фырчит, как довольный ежик, наткнувшийся на дохлую лягушку. От графских щедрот Тормошу перепало все содержимое карманов мертвецов, их пояса, сапоги и одежда. Камзолы с плащами я не попортил, дыр нет, а коли кровь куда-то и брызнула, что-то испачкала, так отстирают со щелочью. Добротные вещи можно продать с выгодой. Тормош, дай ему волю, и белье бы содрал с мертвецов, велел бы прокипятить, но это уже перебор.
        Как полагается большому начальнику, я взял себе главную добычу - коней и оружие, благородно предоставив Генрику копаться в седельных мешках. Кони неплохие, но оружие так себе. Клинок старшего еще ничего, остальные дрянь. Ковали из болотной руды, но сработаны не в деревенской кузнице, а где-то в городе, в мастерской оружейного мастера. Не решил, возьму эти мечи в свою коллекцию, нет ли, но в столицу я их прихвачу. Вдруг да мои приметы ничего не скажут, а вот оружие способно указать на хозяина. Не думаю, что в Силинге избыток оружейников, а мастера, как правило, свою работу и заказчиков помнят. А вот кинжал я бы себе оставил, но тоже придется возвращать родственникам гонца. Это не трофей, а чужое имущество.
        - Господин граф, - подал голос Генрик. - Тут это, штука бумажная. Томас сказал, вы их любите.
        Ух ты, правильно говорят, неизвестно, что можно отыскать в закромах у незнакомых людей. Книга! Может, очередные приключения Ульдемира, или описание государств, прилегающих к Силингии и Ботэну? Я же до сих пор толком не знаю, какие страны имеются по эту сторону гор и географическое пособие бы не помешало.
        Полистал книгу, вздохнул. Увы и ах. На одной из страниц взгляд сразу уперся во фразу «ухватил прекрасную девственницу за грудь плотно сжатыми зубами», значит, дальше можно и не читать. Не книга это, а как выразился слуга, «штука бумажная», каких в Силингии много. И странно, вроде бы, потому что по уровню развития здесь должны писать рыцарские романы, в крайнем случае - плутовские, а не приключенческие и не любовные. А вот, поди же ты, пишут. Этакие, с «картинками», для которых еще и жанра-то нет.
        Читать в Силингии умеют не все, но те, кто умеют, очень любят романы, повествующие о приключениях рыцаря Тингердея. Как водится, из-за происков злобного дяди, Тингердей оказался лишен наследства, объявлен преступником и ему приходиться скрываться то в женском монастыре, а то и в публичном доме. Правда, в романе разницы между тем и другим почти что и нет. Время от времени, выходя наружу, герой пытается вернуть родовое поместье, герб и доброе имя, ради чего сражается со злобными монстрами и еще более злобными, но прекрасными женщинами. Но если монстров рыцарь безжалостно убивал, то злодеек щадил, отчего те мгновенно проникались к герою любовью и торопились отдаться ему среди мертвых тел, не снимая доспехов.
        Еще Тингердей утешал сироток и вдов, несчастных жен и невест, не желавших выходить замуж. Ему не могла отказать ни одна женщина от четырнадцати и до семидесяти лет, да и ему все равно, кого утешать. Главное, чтобы существо было противоположного пола и, чтобы дышало.
        Первый роман имел счастливый конец - дядька повержен, очередная дама благополучно легла под рыцаря, но во второй книге коварный родственник чудеснейшим образом воскресал, а подруга оказывалась предательницей. И опять по обычной схеме: монастырь - монстры - коварная женщина - поверженный враг и опять женщина. Сюжет не менялся, да и женщины меняли лишь имена и возраст. Я с удовольствием прочитал первую книгу, пытался читать вторую, но сообразив, что все заранее знаю, бросил. А была еще третья книга, четвертая и пятая.
        Говорили, что приключения рыцаря Тингердея сочиняют иноки одного из забытых монастырей, не имеющего доходов. Некто с фантазией диктует писцам, человек пять записывают, еще двадцать переписывают, а распространяют рукописные книги по Силингии по талеру за штуку. В герцогстве, где обычная книга стоит, как добрый меч, один талер немного.
        Помнится, наследник престола, юный герцог фон Силинг, жаждущий войти в историю как Вильфрид Просветитель, собирался открыть у нас типографию, и начать печатать в ней философские трактаты? Надо ему посоветовать, чтобы вначале издал сотню книг, повествующих о рыцаре Тингердее, тогда можно возместить все расходы, а доходы употребить на более нужные книги. Ну, хотя бы на приключения тайного стража Ульдемира.
        Грамотные матроны Силингии зачитывались романами о приключениях рыцаря, а неграмотные нанимали чтецов, из-за чего у восьмидесятилетнего рыцаря Скрипта, уже отчаявшегося заиметь наследников от юной супруги, через девять месяцев родился очаровательный младенчик, а вот мой сосед Чарудис, вернувшись домой чуть раньше обещанного, зарубил на месте и жену, и чтеца.
        Жену Чарудису простили, супруг был в своем праве, а вот за смерть чтеца на рыцаря долго косились замужние женщины, зато мужчины постарше пожимали руку и зазывали обедать.
        Пока разглагольствовал, в трактире навели порядок, а нас с Генриком ожидали две огромные миски рагу. Что ж, поедим, и тронемся в путь-дорогу, в столицу герцогства. Нет, чего это я? Завтра поедем. Сегодня ляжем пораньше спать.
        И вот еще что… Мне, конечно, должно быть стыдно, но книгу я все-таки прочитаю. А иначе, сам себе стану противоречить, говоря о том, что все в этом мире кому-то пригодится. Если в поклаже убийцы отыскалась книга, так не пропадать же добру?
        Глава седьмая
        Сказание о брауни
        Я прижимался к телеге, старательно делая вид, что мне страшно. Так любому будет страшно, если на него надвигается пять латников, с алебардами наперевес. Это кто же такие? Либо жандармы герцога, либо дворцовая стража. Скорее стража. Открытые шлемы, кольчуги. Убивать они меня не станут, но постараются избить древками, нанести уколы - без глубоких ран, но чувствительные, чтобы крови побольше, а главное - так напугать, чтобы неповадно было нарушать установленные правила. Где это видано, чтобы ко дворцу владетельного герцога подъезжали простые телеги, а к коновязи привязывали не благородного скакуна, а рабочую кобылку? И пусть даже по приказу субъекта с мечом на серебряном поясе. Серебряный - значит, дворянский, а хоть бы и титулованный, но не рыцарский. В том смысле, что дворянин в рыцари не посвящен и права носить золотой пояс не имеет. В Швабсонии от пышных ритуалов избавились лет пятьдесят назад, уж слишком дорого обходился и сам обряд, и пир, следующий за ним, рыцарь он от рождения рыцарь, а в Силингии, чтобы стать опоясанным рыцарем, мало иметь благородное происхождение, коня и доспехи, а
требуется, чтобы герцог огрел тебя по плечу три раза.
        Увы, всю жизнь только и делаю, что нарушаю правила, хотя прекрасно понимаю, что поступаю неправильно. Каламбур, однако. Вот и теперь, вместо того, чтобы спокойно сказать, кто я такой, зачем прибыл, собираюсь драться с дворцовой стражей. Хотя, на стычку я не напрашивался, а честно попытался объяснить, что просто не знаю - куда тут ехать? Иначе, поставил бы телегу туда, куда нужно. Кто мог предположить, что старый хрен, потребовавший, чтобы Генрик немедленно убрал кобылу от парадного входа, замахнувшийся на слугу в присутствии хозяина, не какой-то лакей, а кто-то повыше? Кто именно, я не знаю. Мог бы представиться, а не исходить на крик. И руку я ему не сломал, а только вывихнул, ничего страшного. Здесь же дворец, должен быть где-то лейб-медик, вправит. И чего так орать-то?
        Латники запереглядывались, закивали друг другу, обменялись жестами. Чувствовалось, что парням хочется взять провинциального дворянчика в кольцо, но телега мешает, придется рассредоточиться. Ну-ну. Ребята, вам бы держаться плотно, плечом к плечу, а алебарды наставить не черенком, а острием, вот тогда бы был шанс. Не против меня, а вообще, против кого-то другого. Вон, расступились, охватывают полукольцом, да между вами строевой мамонт войдет, а не то, что наемник средней упитанности. Вам что, отцы-командиры не внушали, что нужно смыкать ряды? Смелость штука отличная, необходимая, но когда тебя подпирает плечо товарища - у тебя уже двойная смелость.
        - Иго-го? - подал голос Гневко, интересуясь - нужна ли помощь, или я один справлюсь?
        Не обращая внимания на приближающиеся алебарды (самоуверенные латники двигались не спеша, так страшнее!), дал гнедому отмашку - мол, по ситуации.
        - Го-го, - кивнул жеребец головой. Посмотрев мне в глаза, тряхнул гривой, показывая, что пока его хозяина и друга, то есть меня, не примутся убивать, он никого не тронет, но если блеснет оружие, не взыщи. А может и раньше, под настроение… Тем более, он давненько ни с кем не дрался, заскучал.
        Скучает он, видите ли. Вот, только этого не хватало, чтобы Гневко вмешивался. А он может. Надо спешить, а иначе не представляю, что будет со стражниками, если в шеренгу ворвется боевой конь. Он, пожалуй, похуже мамонта.
        Я оторвался от телеги и, сделав шаг вперед, оказался между двумя стражниками. Вырвал алебарду у того, что справа, проводя подсечку тому, кто слева, а когда стражник упал, бросил алебарду под ноги второго стража и тот споткнулся, а потом, с моей помощью, развернулся на месте, полетел вперед головой и сбил с ног третьего. А дальше я принялся изображать ткацкий челнок, проходящий сквозь нити, а латники только вскрикивали, брякались друг на друга, или прямо на булыжник.
        Похоже, смертоубийство все-таки начнется, потому что оскорбленные в лучших чувствах герцогские солдаты не очень быстро, но поднимались, вставали на ноги и направляли алебарды уже острием ко мне, показывая, что теперь все пойдет всерьез. Раз уж такое дело, придется браться за меч, но от дворца донесся знакомый рык:
        - Что здесь происходит?
        Ба, так это же мой старый знакомый рыцарь фон Шлангебург, начальник дворцовой стражи. Стоит на ступенях, и дерет горло.
        - Кто осмелился напасть на гостя Его Высочества? Убрать оружие, кому сказано?! - надрывался капитан.
        Но где там. В азарте боя никого так сразу не успокоить. Пришлось все-таки обнажать клинок и парой движений превратить две алебарды в протазаны. Нет, не зря я в заплатил за меч жалованье десяти наемников, не зря.
        - Граф Йорген, как я рад вас видеть!
        Раздавая тычки подчиненным, фон Шлангебург двигался ко мне, раскрывая объятия. Я бы с удовольствием уклонился от подобного проявления чувств - здоровье дороже, но не успел, а услышал, как трещат мои старые кости, а дыхание сперло где-то в желудке. Выпустив меня, капитан дворцовой стражи с удивлением сказал:
        - Граф, Его Высочество не ждал вас так скоро. Да и я считал, что вы прибудете не раньше, чем через неделю.
        Некоторое время я был способен только кивать, потому что после объятий Шлангебурга медвежья хватка покажется пустяком. Отдышавшись и убедившись, что ребра не сломаны, желудок не выскочил из панциря, ответил:
        - Вы сами знаете, что приказ сюзерена должен исполняться немедленно.
        Прозвучало слегка высокопарно, но Шлангебург, неисправимый романтик, один из немногих, живущих по правилам рыцарской чести (а были они, эти правила, или их придумали сочинители баллад?) смущенно пожал плечами:
        - Да, граф, вы правы.
        На самом-то деле я согласен с капитаном, можно бы не спешить, но чего уж теперь? Задним числом мы все умные. Как выехал, так и выехал. Но выехал бы позднее, то проехал бы, ничего не узнав. Мог бы пойти снег, скрыть все следы, а труп в лесу за день-другой исклюют птицы, обглодают звери, а косточки растащат.
        - Господин рыцарь, а отчего ваши подчиненные решили напасть на меня? - поинтересовался я. Ответ мне известен, но важно услышать версию капитана. К моему разочарованию, рыцарь повернулся к подчиненным и строго спросил:
        - Почему напали на господина графа Артакса фон Йоргена?
        А он, оказывается, и сам не знал. Вот это плохо. Что за начальник стражи, если не знает, чем заняты его люди?
        - Простите, капитан, мы не знали, что этот господин граф Артакс, - в один голос принялись оправдываться латники. - Сенешаль сказал, что около входа какой-то мужлан привязал пейзанскую клячу, запряженную в телегу, а его господин не хочет выполнять приказаний, да еще осмелился поднять на него руку. Мол - сходите, и проучите провинциального хама. Мы и решили поучить.
        Рыцарь фон Шлангебург посмотрел на мою телегу, перевел взор на деревенскую кобылу, жующую овес и вздохнул:
        - Наш сенешаль, старина Тибург, обожает лично следить за порядком, не доверяя слугам. Так что, не сердитесь на него, дорой граф. Лучше бы вам отправить телегу на задний двор, там где службы.
        - Да я и не сержусь, - хмыкнуло я. - Я даже готов принести вашему сенешалю извинения, но справедливости ради хочу сказать, что ему следовало вести себя не так грубо. Сказал бы сразу, куда поставить телегу, все было бы куда проще. А еще лучше, если бы сенешаль не изображал из себя лакея… Да, а кто такой сенешаль?
        От слова «сенешаль» веяло невероятной древностью. Я помнил, что и у нас, во Фризландии и Моравии когда-то существовала такая должность, но вот что делал ее обладатель, вспомнить не смог.
        - Что-то вроде нашего управляющего двора, или распорядителя, - пояснил фон Шлангебург слегка смущенно. Все ясно. Если называть вещи своими именами, то сенешаль, вроде главного слуги, но с титулом и непомерными амбициями. Хотя должность очень серьезная и важная.
        Подождав, пока стражники не разойдутся по своим постам - двое встали у входа, остальные скрылись внутри, я осторожно спросил:
        - Скажите, а сенешаль является вашим начальником?
        - Разумеется нет, - пожал плечами рыцарь. Удивившись такому странному вопрос, принялся перечислять должностные обязанности сенешаля: - Фон Тибург распоряжается всеми слугами, следит порядком во дворце, организует пиры Его Высочества, рыцарские турниры. А почему вы спросили?
        - Я удивился, что он отдает приказы через вашу голову, - хмыкнул я. - Посудите сами - я вас спросил, почему ваши подчиненные набросились на меня, а вы об этом даже не знали. И выяснилось, что сенешаль, пусть он и главный придворный, отдает приказы дворцовой страже, а она немедленно бросается их выполнять.
        - А что в этом плохого? - удивился фон Шлангебург. - Что плохого в том, что стражники пошли проучить зарвавшегося нахала? - Спохватившись, рыцарь поправился. - Я сейчас не о вас говорю - здесь просто недоразумение, а вообще. Если бы на вашем месте был настоящий наглец, осмелившийся поднять руку на сенешаля?
        Похоже, рыцарь фон Шлангебург меня не понимает. Или не хочет понять?
        - Плохо не то, что они пошли защищать сенешаля, а то, что оставили свои посты без вашего разрешения и, не поставив в известность своего капитана. А если бы на моем месте оказался кто-то другой? Представьте себе - я затеваю ссору со стражей, а в это время злоумышленник проникает внутрь и убивает герцога. А начальник стражи не знает, что творится под носом.
        Рыцарь задумался, его лицо покраснело и принялось багроветь, а рука нервно затеребила рукоятку меча. Я уж забеспокоился - не кинулся бы на меня, на всякий случай отступил на шаг, но капитан жалобно спросил:
        - Граф, я же совсем недавно командую стражей. Скажите, а что надо было делать?
        Я с облегчением перевел дух и убрал руку с эфеса.
        - Теперь уже ничего, но на будущее, посоветовал бы вам запомнить кое-какие вещи. Во-первых, - принялся я наставлять начинающего капитана, - сенешаль не имеет права отдавать приказы через вашу голову. Скажите ему, что если впредь потребуется кого-нибудь проучить, он обязан обратиться к вам. Скажите-ка, разве вы сами не отправили бы людей наказать наглеца, если бы фон Тибург попросил вас о помощи?
        - Разумеется! - горделиво вскинулся капитан. - Уж я бы…
        - Вот-вот, - поощрительно улыбнулся я рыцарю, перебивая его, и продолжил наставления: - А во-вторых, дорогой рыцарь, вы обязаны внушить стражникам, что кроме вас они не знают иных начальников. Что вы у них за отца, и за мать, и за всех богов, в которых здесь верят. И в-третьих, даже герцог не должен отдавать приказы вашим подчиненным через вашу голову.
        - А что делать, если Его Высочество отдаст приказ моим людям? - вытаращился на меня рыцарь.
        - Что тут сказать? - развел я руками. - Если Его Высочество лично отдал приказ, придется его выполнять. Но вам обязаны доложить о приказе герцога.
        Мысленно я вздохнул. В жизни своей не сталкивался, чтобы владетельная персона - хоть король, а хоть герцог, лично отдавали приказы страже. Это, как бы сказать правильно, невместно для августейшей особы, неприлично спускаться до уровня простого латника. Хотя, чего это я? Пусть живут, как хотят. Похоже, здесь нравы совсем патриархальные. Вон, даже дворец герцога является дворцом лишь по названию, а на вид - огромный каменный комод, с воротами и застекленными окнами, а не бойницами. И никаких тебе архитектурных изысков, вроде химер на стенах, горгулий на крыше, все просто и функционально. Нет даже простой ограды, а не то, что стен или рвов. Его Высочество не боится ни мятежа подвластных вассалов, ни народного гнева? Ну и ну…
        - Собственно говоря, у меня плохая новость, - сообщил я, подхватывая капитана стражи под руку и, увлекая его к телеге. Откинув сено, спросил: - Узнаете?
        Рыцарь фон Шлангебург всмотрелся в белое лицо, осенил себя крестным знамением и сказал:
        - Это Асмус, гонец, отправленный к вам. Кто его так?
        Я снова прикрыл гонца и спросил:
        - Не возражаете, если отвечу чуть позже? - Рыцарь растерянно кивнул, а я продолжил: - Действительно, нужно отогнать телегу на задний двор, чтобы никто не знал о смерти гонца. Я бы так сразу и поступил, если бы сенешаль не начал шуметь. Как вы считаете, стоит доложить герцогу?
        - Разумеется, господин граф, и немедленно.
        - А где герцог? - поинтересовался я.
        - Его Высочество, он как раз на заднем дворе, занимается лечением, - ответил Шлангебург. - Пойдемте, я вас провожу.
        Я кивнул Гневко - мол, оставайся на месте. Поискав глазами возчика обнаружил, что тот выбирается из-под телеги.
        - Простите, господин граф, испугался, - смущенно признался Генрик.
        Рыцарь, выражая презрение, оттопырил нижнюю губу и покачал головой - он бы такого труса и дня при себе не держал бы. А на мой взгляд, парень занял правильную позицию. Помочь он бы мне не смог, а схлопотать от стражников алебардой - это запросто. Иной раз лучшая помощь, когда не мешают.
        Мы с капитаном двинулись вперед, Генрик, держа кобылку под уздцы, следом.
        - Герцог, он, часом, не вывих сенешалю вправляет? - поинтересовался я. Мне даже стало немного неловко. Вон, явился, нанес увечье пожилому человеку.
        - Нет-нет, - отмахнулся капитан. - Сейчас все увидите. Его Высочество своих подданных лечит.
        Лечит, так и пусть лечит. Мой дядюшка, король Рудольф, накладывая августейшую длань на голову болящего, лечил не то золотуху, не то понос. Медикусы за это большие деньги дерут, а государь бесплатно и руку накладывал, и исцелял. Почему бы правителю Силингии не обладать такой же способностью? Только, почему он скрывается? Исцеление следует проводить торжественно, во время праздников, чтобы подданные видели, как государь печется об их здоровье.
        Но обогнув дворец, я понял, отчего герцог лечит тайком, без лишнего шума.
        Во дворе стояла колонна разновозрастных мужчин и женщин и по очереди подходили к Его Высочеству. Мужчины спускали штаны, женщины задирали юбки, а герцог сосредоточенно наносил им мечом удары плашмя по голым жопам.
        Видимо, у меня был такой обалделый вид, что фон Шлангебург хохотнул, но быстро взял себя в руки и шепотом пояснил:
        - Его Высочество лечит от нарывов и от чесотки.
        Эх, герцогу бы в кавалерию, главным лекарем. Всадники, особенно те, кто ленится мыться, постоянно жалуются, что от лошадиного пота появляется раздражение, всякие прыщи и нарывы.
        - Пожалуй, герцог отобьет хлеб у лекарей, - хмыкнул я.
        - Нет, - мотнул головой рыцарь, - не отобьет. Его Высочество только те нарывы лечит, что от нечистой силы появляются. Русалка там, укусила, или домовой невзлюбил, когтем поцарапал. И меч у него непростой, а Грам.
        - Грам? - переспросил я. Вроде, название где-то слышал.
        - Именно так! Этим мечом предок герцога убил Фафнира.
        Вот те раз… Предок герцога легендарный Сигурд? А знаменитым мечом, впитавшим кровь знаменитого дракона, нынче лечат от чесотки и от нарывов? Чудеса. Впрочем, в нашей семейной сокровищнице хранится полуистлевший нож, принадлежавший какому-то предку. Душегуб тот еще был, народа ножом порешил порядочно. Отец говорил, что прикосновение ножа ставит на ноги паралитиков.
        - Вот, я тоже думаю, не пойти ли и мне к герцогу, - вздохнул рыцарь, но добавил со смешком. - только задницу перед сюзереном оголять неприлично.
        - А что, вас русалка укусила? - заинтересовался я.
        Русалок я в здешних краях не видел, хотя где бы их мог увидеть? Река в моем имении мелкая, да там еще шойзель сидит, громила. С другой стороны, если мостостроитель уже попробовал всех деревенских девок, то мог и до русалок добраться, а мне не сказать.
        - Нет, меня домовой невзлюбил, - вздохнул рыцарь. Повернувшись ко мне, спросил с подозрением: - Граф, вы считаете меня сумасшедшим?
        - Почему сумасшедшим? - не понял я. Пожав плечами, сказал. - Мало ли, по каким причинам брауни вас невзлюбил. Хотя и странно. Может, вы его чем-то обидели?
        - Фух, я не про это, - выдохнул рыцарь с облегчением. - Я про то, что человек верит в брауни.
        - А чего в них верить, не верить, если они есть? - хмыкнул я. - Мой, например, каву готовит, очень вкусную. Мне такой кофе в жизни не сварить. В Швабсонии я бы решил, что с ума сошел, а здесь уже мало чему удивляюсь.
        - Да, чему вам здесь удивляться. Вы же нечистую силу из Шварцвальда выгнали.
        Я не стал объяснять, что нечистую силу из Черного леса не выгонял, так как ее там не встретил. Девочку мы с цыганами похоронили, было такое.
        - Так что у вас с брауни-то произошло? - спросил я у рыцаря.
        - В общем, когда я в Силинг приехал, то мне дом отвели. Небольшой, но зачем мне большой, если у меня и слуг-то почти нет? А потом капитаном назначили и, само-собой, я в кабак сходил, отметил с тамошним людом, засиделся, как водится. Не помню, как дома оказался. Утром просыпаюсь - башка, как свинцовая, во рту словно кошки нагадили. Слышу, меня кто-то теребит, словно лапой. Я голову еле-еле приподнял, а передо мной дед сидит, маленький такой, а перед ним кувшин. И дед говорит - вот, наконец-то и у меня все, как у людей. И мне на кувшин кивает - на, дескать, выпей, полегчает. Ухватил я кувшин, половину пролил, вторую выпил. И впрямь, полегчало. Выпить-то выпил, а потом думаю - что это тут за нечисть-то в моем доме? Взял, да пустым кувшином в старичка запустил и заорал - пошел вон, тоффель! Кувшин исчез, а с ним и старикашка пропал. Я потом сказки вспомнил, что в детстве рассказывали. Не черт это был, а брауни, душа дома.
        - А брауни обиделся и теперь вам пакостит? - догадался я.
        - Именно, - тяжко вздохнул рыцарь. - То песок в постель кинет, то сапоги свяжет, а недавно сплю - чувствую, что спину кошка царапает. А у меня кошки нет, и кота тоже. Боюсь, скоро нарывы будут. И слуги жалуются - то молоко прокисает, то хлеб черствеет, соль мокнет, а в мясе червяки заводятся. Вон, даже очаг гаснет. А я и не знаю, что теперь делать. Вроде, домовые только в сказках бывают, кто мне поверит?
        - Вон, эти же верят, - усмехнулся я, показывая на поредевшую колонну и усталого герцога.
        - Так верят, потому что всю жизнь здесь прожили, а я? Вы, граф, сами-то посудите, как в сказку верить?
        - А вы не задумывайтесь, - посоветовал я. Вспомнив, что мое знакомство с мифологическими персонажами здешних мест началось со знакомства с ростовщиком-богомолом, усмехнулся. - Я сам поначалу удивился, а потом решил - так пусть оно так и будет, как есть. Я бы, на вашем месте, купил кувшин пива, пришел домой и попросил прощения. Мол, дурак я, дедушка-домовой, простите.
        - И поможет? - недоверчиво протянул рыцарь.
        - Почему нет? Мне однажды довелось перед жеребцом извиняться, так и то, простил. А домовой, он хоть и нечисть - пусть не совсем, но тоже человек. Поворчит-поворчит, да и простит. Пива с ним выпьете, потолкуете.
        - А я с перепуга пить бросил, - признался рыцарь. - Решил, когда старикашку маленького увидел - все, допился до тоффелей. Сколько я здесь? Месяца три или четыре? Ни пива, ни шнапса в рот не беру.
        - Тогда кувшин квасу купите, или еще что-нибудь. Сладостей там, печенья.
        Кажется, рыцарь фон Шлангебург успокоился. Улыбнувшись, с чувством пожал мне руку и сказал:
        - Спасибо вам, господин граф. Вы из моего мира, вам я верю. Отличная новость, что я не сумасшедший. И с брауни обязательно помирюсь, прямо сегодня. А вместо пива куплю вина. Если это не тоффель был, а домовой, вместе и выпьем.
        Глава восьмая
        Фрейлейн - палач ?
        Женщина была диво, как хороша - высокая, длинноногая, с русыми волосами почти до пояса, собранными в пышный хвост. А необычный наряд - широкие штаны из неотбеленного холста, просторная рубаха, не скрывавшая крепкой груди, только подчеркивал ее красоту. Заметно, что хозяйка следит за своей одеждой, часто стирает ее, хотя кое-где бурые пятна так въелись в ткань, что уже не поддавались ни мылу, ни щелочи. Впрочем, застиранная одежда не портит красивую фигуру. Да что там фигура! В девушку можно влюбиться за одну лишь улыбку - добрую и застенчивую.
        Но если кто и влюбится в эту красавицу, им точно буду не я! Прекрасная женщина, только что, на моих глазах, без видимых усилий, вздернула на дыбу мужчину, пусть и немолодого, но увесистого, а теперь сосредоточенно срезала с него одежду, орудуя острым ножом, словно мясник, снимающий шкуру с овцы. Бросив в угол последний клочок, приказала:
        - Хензель, убери ветошь.
        Из закутка торопливо выскочил паренек лет пятнадцати, с одутловатым лицом и пустыми глазами, испуганно схватил тряпки, и куда-то их утащил. Наверное, штаны и рубашку с камзолом можно бы и заранее снять, чтобы не портить, но «освобождение» тела от одежды именно таким способом, это тоже прием для запугивания жертвы.
        Мне приходилось бывать в пыточных камерах, и первое, что сразу же давало знать, где ты находишься - это запахи. Пол, стены и потолок, даже застоявшийся воздух пыточной, впитывают запахи экскрементов, мочи, несвежей крови, а еще - страха и боли.
        Пыточные размещают в подвалах, где царит полумрак, а из освещения только пара скудно чадящих светильников или факел, все вокруг грязное, липкое. Ржавые инструменты свалены в кучу, а палач долго отыскивает нужное, перебирая свои орудия труда.
        Здесь же, хотя и подвал, но имеются окна, а по углам расставлены светильники, полы намыты, стены побелены. Запахи, присущие пыточной, невозможно скрыть полностью, но их перебивают ароматы каких-то трав, подвешенных к потолку, рядом с кольцами и крюками. К стене придвинут длинный стол, где разложены орудия пыток - клещи - от больших, на длинных рукоятках, облегчающие усилия мастера при переламывания костей, до самых маленьких, предназначенных для выдергивания ногтей, иглы и иголочки, деревянные киянки и железные молотки, молоточки, еще какие-то пилки и пилочки и еще что-то блестящее и острое, предназначение чего остается для меня тайной.
        У женщины везде порядок и чистота, чем бы она не занималась. А палачество, совсем не женское ремесло - с ним не каждый мужчина справится, но женщина, как известно, может справиться с любым делом лучше мужчины. Кстати, если палач женского рода, то как правильно ее называть? Палачка или палачиха?
        Я скромно пристроился за небольшим столом, радуясь, что на дыбу вздернули не меня, а графа Грейгса, организовавшего убийство гонца. И хотя я догадывался, что смерть несчастного Асмуса как-то связана со мной, и Грейгс, стало быть, мой враг, но право слово, сейчас я ему сочувствовал. Наверное, будь здесь зверообразный волосатый мужик, кривой на один глаз, как принято описывать палачей, сидел бы, равнодушный и даже довольный, мысленно рассуждая о справедливом возмездии, но когда палач женщина…
        Герцог фон Силинг, сидевший рядом со мной, спросил, обращаясь к жертве:
        - Грейгс, почему вы приказали убить моего гонца?
        - Ваше Высочество, я требую, чтобы вы обращались ко мне граф Грейгс, - гордо проговорил голый старик, висевший на дыбе.
        Ишь, требует он… Но голос графа, пытающегося хорохориться, дрогнул. Его высочество лишь улыбнулся:
        - Прошу прощения, господин граф, как скажете. Итак, повторяю вопрос - почему вы, граф Грейгс, приказали убить гонца? Разве вы не знаете, что смерть гонца приравнивается к государственной измене?
        - Ваше Высочество, я не приказывал убить вашего гонца, - твердо заявил граф. - О смерти юноши я узнал лишь сегодня, во время ареста.
        - Человек со шрамом, у которого обнаружено оружие моего (выделил герцог) гонца, накидка с моим гербом - это ваш старший дружинник по имени Герхард Бенеж? Не отпирайтесь, он хорошо известен, как верный вам человек.
        - Я не стану отпираться. Да, в моей дружине был человек с таким именем, но теперь он у меня не служит, а я не могу нести ответственности за бывшего дружинника, - ответил граф.
        Мы с герцогом невольно переглянулись. А ведь не врет, собака, но и не говорит правды. Если Бенеж убит, то он и на самом деле больше не служит в дружине Грейгса.
        - Сразу скажу, что я не отвечаю и за других. Ни за Толле, ни за Креньдеша. Эти люди исключены из моей дружины. И им я также не давал приказа убить гонца.
        Владетель Силингии улыбнулся. Фон Шлангебургу, отправленному арестовывать графа, было приказано сообщить Грейгсу о смерти Бенежа, но помалкивать о других мертвецах. Пусть считает, что они живы и могут оказаться на дыбе, а уж там-то они молчать не станут. Хотя, граф мог сам догадаться, что все мертвы. Но вот откуда он мог знать, о ком его спросят? Бенеж, это куда ни шло, личность приметная и известная, но двое других дружинников? Имен мы ему не называли. Стало быть, рыльце в пуху, и он сам не понял, что проговорился.
        - Граф Грейгс… Да, пока еще граф. Я вижу, что вы не желаете поведать мне правду, - грустно сказал герцог и махнул перчаткой: - Приступайте, фрейлейн Натэла.
        Ничего себе! Мало того, что палач женщина, так она еще и дворянка? М-да, куда катится мир?
        - Как обычно, Ваше Высочество? - поинтересовалась женщина-палач.
        - Пожалуй, - кивнул Силинг и спросил: - Десять плетей достаточно?
        Фрейлейн Натэла оценивающим взором посмотрела на обнаженное тело, потрогала за бок, провела рукой по спине и важно, словно лекарь, излагающий диагноз, произнесла:
        - Граф, хотя и немолод, но еще достаточно крепкий мужчина. Мышцы развиты, жира немного. И очень упрямый. Придется выдать ему двадцать, а лучше тридцать плетей, но с перерывами, а иначе умрет.
        - Значит, выдадите ему по десять плетей, с перерывами… - раздумчиво сказал герцог.
        - Лучше пять за прием, - не согласилась с ним женщина. - Пять, потом ведро воды, минут десять на отдых, еще ведро, потом снова пять.
        - Надолго затянется, а у меня еще множество дел, - вздохнул герцог. - И мне бы хотелось все услышать самому. Может, используете клещи для выдергивания ногтей?
        Я сидел, распустив уши, внимательно вслушиваясь в занимательный разговор, похожий на консилиум лекарей у постели больного. Но если кто-то решит, что я осуждаю герцога, он неправ. Напротив, Его Высочество, показавшийся при нашем первом знакомстве скажем так э-э, чуточку мягковатым, вырос в моих глазах. Нет, друзья мои, мягкотелых правителей не бывает в природе, а коли бывают, то долго не живут.
        А фрейлейн палач, взяв в свою ручку ладонь графа, потрогала его ногти и сообщила, с грустинкой в голосе:
        - Короткие ногти, зацеплять неудобно. Часа на два, не меньше.
        - Фрейлейн Натэла, - улыбнулся фон Силинг. - Я знаю, что вы мэтр в своем деле. Нужно придумать что-то быстрое.
        Висевший на дыбе граф пытался презрительно улыбнуться, показать, что перенесет все пытки, и не вымолвит ни словечка. Дурак. Другой, на его месте, уже пел бы, как влюбленный соловей.
        - Если быстро, то будет жестко, а то и жестоко, - вздохнула палач.
        Мне снова стало не по себе. Если палач рассуждает о жестокости, то что же он сотворит? Может, сбежать? Но опять-таки, положение обязывает присутствовать, у меня у самого есть вопросы к графу, да и любопытно, если уж совсем честно. Врать не стану, сам не пытал, но пытки видел. Что же такое придумает фрейлейн Натэла, чего бы я не знал?
        - Хензель, жаровню, - приказала фрейлейн.
        Когда подручный суетливо раздул маленькую жаровню, женщина-палач натянула перчатки из толстой кожи и положила на угли несколько длинных иголок. Какая банальность - раскаленные иглы под ногти. Видел. Мне сведущие люди объясняли, что нет смысла их раскалять. Иголка под ноготь - это ужасная боль, а раскаленный металл ничего не прибавит, и не убавит. Но она положила на огонь еще и ножницы с кривыми лезвиями, похожие на садовые.
        - Хензель, возьми его за пенис, - кивнула фрейлейн подручному.
        - Куда взять? - не понял тот мудреного слова.
        - Бери его за член, болван! - рассерженное уточнила палач, сопровождая приказ коротким ударом под ребра.
        Тот скривился от боли, но послушно ухватил графа за мужское достоинство.
        - Баран, за кончик берись, - прошипела женщина. - Как я стану работать, если ты весь пенис в кулак зажал?
        - Виноват, фрейлейн, - пролепетал бедный дурачок, сдвигая пальцы.
        Фрейлейн палач посмотрела на графа, повернутого спиной к нам, увидела что-то интересное для себя и хмыкнула:
        - Ну-ка, еще немножко потереби.
        - Слушаюсь, - радостно осклабился подручный, принимаясь сосредоточенно теребить «хозяйство» арестанта.
        - Вот так, молодец, - похвалила фрейлейн Натэла усилия помощника, а потом, искоса посмотрев на герцога, пообещала: - Если Его Высочество позволит, я тебе отдам господина графа, только попозже.
        - Если он будет отпираться, то разрешу, - благодушно отозвался герцог.
        - Благодарю вас, Ваше Высочество, - сделала книксен женщина-палач.
        Подойдя к жаровне, осторожно дотронулась до «садовых» ножниц. Хмыкнула, сняла тонкие перчатки и натянула потолще, из буйволовой кожи, взяла ножницы. Вернувшись к жертве, кивнула помощнику:
        - Держи его член за самый кончик. - Подняв глаза к графу, сообщила. - Дорогой Грейгс, сейчас я отхвачу вашу гордость. Не волнуйтесь, заражения крови не будет. Вы как предпочитаете, чтобы вам отрезали все сразу, или по частям?
        Палач развела лезвия ножниц и, не спеша, принялась их смыкать. А граф неожиданно издал звук, донесшийся не из рта, а из другого места, а вместо запаха паленой плоти к нам пошел совершенно другой запах…
        Мы с герцогом прикрыли носы кулаками, а фрейлейн только брезгливо посмотрела на жертву, отнесла ножницы обратно к жаровне.
        - Хензель, подмойте графа, - приказала палач. Вздохнув, фрейлейн обернулась к герцогу и виновато произнесла. - Простите, Ваше Высочество, но господин граф оказался простым засранцем.
        - У-у-у… - принялся издавать рыдающие звуки граф Грейгс, а потом прохрипел: - Снимите меня… Я все сам расскажу.
        Фрейлейн осторожно спустила графа, но тот поначалу был не в состоянии говорить. Пока граф, скорчившийся на полу, словно во чреве матери, рыдал, я успел заметить, как герцог обменялся со своим палачом торжествующими взглядами и осознал, что стал частью небольшого спектакля, разыгранного для единственного зрителя - господина Грейгса. Впрочем, сегодня я тоже оказался в роли зрителя.
        Графа отмыли, кинули какую-то простыню, чтобы прикрыться, да и прохладно, если голышом-то сидеть, и теперь, некогда гордый аристократ, стучал зубами и спешил излить душу:
        - Честью клянусь, Ваше Высочество, я не приказывал убивать гонца. Я лишь хотел, чтобы Бенеж и его люди задержали гонца, пока мой племянник не убьет Артакса.
        Герцог, скользнув по мне взглядом, пожал плечами и задал новый вопрос:
        - Зачем вашему племяннику убивать Артакса? И почему вы называете его просто Артакс, если я жаловал ему титул?
        - Артакс, то есть граф Артакс, хотя мне неизвестен ни его герб, ни имена его предков, оскорбил моего родственника, барона Выксберга. По его милости барон потерял титул и поместье.
        - Барон сам лишился своего титула, отдав в залог собственное имение, - сухо сказал герцог. - Граф Артакс очень великодушно поступил, не разглашая подробности поединка.
        - Пусть так, - не стал спорить с правителем граф. - Выксберг, пьяница и болван, его, как последнюю шлюху выкинули из окна, но что это меняет? Он принадлежит к моему роду, к роду Грейгсов. Его позор - наш позор. Выгсберг имел привилегию останавливаться в любой гостинице, и эта привилегия считалась честью для всего рода. Мало того, что э-э… граф Артакс лишил Выксберга титула, он оскорбил весь наш род, забрав меч после поединка. Этот меч подарил нашему предку сам Хеймдалль и он приносил удачу всему роду.
        Невольно я усмехнулся. Куда не плюнь, везде знаменитые мечи. Ладно, у герцога имеется меч Сигурда, излечивавший нарывы и фурункулы, а у меня, стало быть, хранится оружие Хеймдалля?
        - Скажите граф, вы и на самом деле получили клинок бога? - полюбопытствовал герцог. - Кажется, этим мечом Хеймдалль не то сразил, не то еще должен сразить самого Локи?
        До поры до времени герцог не хотел раскрывать мое имя перед арестантом, но теперь решил, что пришла пора.
        - Сомневаюсь, - хмыкнул я. Вспоминая некоторые детали трофея, сказал: - На вид ему тридцать, самое большее - пятьдесят лет. Вряд ли во времена Хеймдалля существовала слоеная сталь, которую варят гномы, а уж чтобы рукоятки делали из слоновой кости - вообще немыслимо. А уж в каком состоянии меч попал в мои руки, я вообще промолчу. Если это клинок бога, то за подобное обращение с оружием Выксбергу следовало отрубить голову.
        - Скотина, - с чувством сказал граф, а мы с герцогом в один голос спросили: - Это вы о ком?
        При этом, я положил руку на эфес клинка, а герцог обернулся к палачу, слушавшей наш разговор.
        - Это я о Выксберге, - торопливо пояснил граф. - Я понял, откуда взялся этот клинок. Мой сосед давно зарился на меч Хеймдаля, предлагал в обмен на него меч своего дяди и два талера.
        - Меч, что граф получил после поединка с бывшим бароном, честный трофей, - отрезал герцог. - Я не пойму, зачем нужно было подсылать убийцу и отчего все-таки был убит мой гонец?
        - Я не подсылал убийцу, - гневно ответил граф, пытаясь закутаться в простыню, словно римский патриций в тогу - Я отправил в Урштадт своего племянника Суотона, чтобы тот вызвал Артакса на дуэль. Мой племянник лучший боец Силингии, и у его противника не было шансов остаться в живых. После победы над Артаксом племянник имел право забрать его оружие, тем самым вернув нашему роду и честь, и удачу. - Вымолвив это, Грейгс посмотрел на меня, и добавил: - Жаль, что Суотон не успел с вами встретиться.
        - Нет, почему же, Суотон успел со мной встретиться, - пожал я плечами. - Думаю, вашего племянника уже успели похоронить.
        - Да будь ты проклят! - вскричал граф, пытаясь вскочить на ноги, но запутался в простыне и рухнул на пол.
        Бдительная фрейлейн тотчас же положила руку на плечо Грейгса, словно припечатав того к полу и бедный граф больше не пытался скакать.
        - Кстати, а почему вы так долго ждали? - поинтересовался я. - Вы могли убить меня давным-давно, как только я выбросил вашего родственника из окна.
        - Мстить простому наемнику, пусть и разбогатевшему на войне? Это против правил чести. Но теперь вы стали героем, изгнавшим нечисть из Черного леса, теперь вы граф. Убить вас из-за угла, и убить на дуэли - это разные вещи. Что бы мне дала ваша смерть, если бы я нанял убийцу? Ничего. А смерть в поединке, ваше оружие, означало бы взять вашу удачу.
        То, о чем с таким пафосом вещал граф, скорее напоминало язычество, а не веру в Единого, существующую по обе стороны гор. Но и в Швабсонии до сих пор попадаются язычники. Вспомнились двое братишек, собиравшихся принести меня в жертву богам, а каким именно, они даже не понимали.
        Кажется, с одним вопросом мы разобрались. Теперь главное.
        - То, что вы хотели отомстить Артаксу и получить его удачу, это я понял, - кивнул герцог. - А вот при чем здесь гонец?
        - А разве вы отправили гонца не за тем, чтобы он предупредил Артакса? - удивился Грейгс. - Я послал своих людей, приказав им задержать гонца хотя бы на день - два.
        - Да я даже и не знал, что вы отправили племянника вызвать графа на поединок, - хмыкнул фон Силинг. - Я отправил своего гонца, чтобы он пригласил графа Артакса фон Йоргена в столицу. Откуда я мог бы узнать о ваших планах? Мысли я не читаю, шпионов я к вам не подсылал, поверьте. У меня были более важные дела, чем следить за вами.
        Я был немного разочарован. Надеялся, что прямо сейчас узнаю какую-нибудь тайну или, по крайней мере, выясню, а для чего меня вытащили из уютного дома, оторвали от книг, и от Кэйтрин?
        - В заговоры против меня вы никогда не влезали, храбро сражались с Ботэном. Как же вы так, а? И моего гонца вы не приказывали убить, это ваши люди перестарались. Мне кажется, они не смогли догнать Асмуса, поэтому решили его подкараулить и убить. С вашей стороны, это глупость, но не преступление. Я все правильно понял? - спросил герцог.
        Граф Грейгс окончательно пришел в себя и с радостью уцепился за слова герцога.
        - Именно так, Ваше Высочество. Сглупил на старости лет, тоффель попутал. Не спорю, я замышлял дуэль, но не убийство графа Артакса. Я не хотел никаких убийств, тем более, убийства гонца моего сюзерена. Господин мой, я не могу нести ответственности за людей, которые перестарались.
        - И что мне теперь с вами делать? - задумчиво произнес герцог, рассматривая сидевшего на полу графа.
        Если бы герцог спросил мое мнение, я предложил бы отдать графа Хензелю. Пусть подручный палача потешится. Увы, герцог теперь не может этого сделать, потому что граф начал-таки говорить. Грейгс долго рассуждал о чести своего рода, об удаче, но это какие-то сомнительные рассуждения. И не верю я ни в какую честь, если кто-то вдруг отказывается от своих людей, пусть и от мертвых. И если ваши люди совершили преступление, отвечать все равно придется вам.
        - Убийство совершено, граф, и за него вам все равно придется отвечать, - сказал герцог. - В ближайшее время я соберу Государственный совет, там мы все вместе решим, как вас следует наказать. Фрейлейн Натэла, - повернулся Силинг к палачу, - вызовите стражу, пусть отведут графа в темницу. И пусть его снабдят какой-нибудь одеждой, чтобы не замерз.
        Попрощавшись с первой, а может и единственной на свете женщиной-палачом, мы вышли из подвала.
        - Как вам фрейлейн Натэла? - поинтересовался герцог.
        - Изумительная женщина, - откровенно признался я. - Очень смела, умна и сообразительна. И вы с ней, уже не впервые умудряетесь допросить арестанта, не прибегая к пыткам, верно?
        - Граф, я знал, что вы умный человек, но вы еще и удивительно догадливы, - расхохотался Его Высочество. Видимо, смех был чисто нервным, потому что герцог быстро стал серьезным. Покачав головой, сказал: - Увы, иногда приходится применять и настоящие пытки. Хотите узнать, как так случилось, что красивая девушка стала палачом? Это не тайна.
        - Еще бы не хотел, - честно признался я. - Да я пока в пыточной сидел, только над этим голову и ломал. Грейгс - старая крыса, он все равно бы признался, а вот с фрейлейн куда интереснее. Я даже не слышал, чтобы женщина была палачом, и не представлял себе, что такое возможно. Тем более, что такая очаровательная женщина могла скрасить жизнь любому мужчине, а не вздергивать на дыбу преступников.
        - О, фрейлейн Натэла та еще штучка! - усмехнулся герцог. - Она была обручена со своим кузеном с десяти лет, дело оставалось за малым - сыграть свадьбу, и объединить две ветви рода. Но девушка вдруг уперлась - мол, если замуж, то только по любви. Может, кого другого просто заставили бы пойти под венец за нелюбимого, но не ее. Ее отец упрям, как баран, а фрейлейн заупрямилась, как десять баранов. Пообещала, что наложит на себя руки, если отдадут замуж за нелюбимого. И что делать? Тогда отец заявил, что если дочь целых три года станет работать, и кормить себя сама, то он согласен. И она должна избрать для себя труд, считающийся неприличным для дворянки, за исключением продажи тела. Ну, про что отец мог подумать? Про то, что любимая доченька пойдет стирать белье, таскать хворост, наймется в услужение, а что же сделала Натэла? Узнала, что у моего палача сбежал подручный, явилась и потребовала, чтобы тот взял ее в помощники и положил ей жалованье. Палач чуть дара речи не лишился, но спорить с фрейлейн не осмелился, да и подручный очень был нужен - ему седьмой десяток пошел, пора на покой, нужен
преемник. И вот, во время одного из допросов, я вижу, как моему старому Сенлюсу, помогает прекрасная девушка. Скажу вам честно - меня едва не хватил удар, когда ее увидел.
        Я хотел сказать герцогу, что и меня-то едва не хватил удар, когда увидел статную красавицу в форме палача. Как и живой остался, не знаю. Видимо, спасло только то, что я решил - в Силингии нельзя ничему удивляться. Ни гномам с брауни, ни девушке-палачу.
        Между тем, герцог продолжил рассказ:
        - Вначале хотел прогнать, а потом решил - раз уж так хочет быть палачом, так пусть будет. Сенлюс год назад на покой ушел, в деревню уехал, гусей разводит, а фрейлейн полноправным палачом стала. И справляется лучше мужчины, да вы сами видели. У нее еще год остался, а я гадаю - где такого палача отыщу? Уж не Хензеля же дурачка в палачи ставить.
        Да, трудная жизнь у правителей. Все-таки, правильно я когда-то поступил, отказавшись от короны. Теперь бы, сидел и думал, за что хвататься? Здесь заговор, тут война, наследник, вместо того, чтобы родителю помогать, университет затеял, подданные чего-то хотят, а тебе голову ломать - где палача взять?
        Глава девятая
        Союзы и союзники
        - Граф, вы удивительно нелюбопытный человек, - заявил мне герцог, когда мы поднялись в личные покои Его Высочества, а мой сюзерен уселся за стол, заваленный приходо-расходными книгами, бумагами и пергаментными свитками.
        - Напротив, я чрезвычайно любопытен, - ответил я, раздумывая - предложит мне герцог сесть, или придется стоять?
        - Да? - протянул герцог и поинтересовался. - Кстати, а почему вы до сих пор стоите? Мы с вами уже сиживали вместе, стало быть, вы имеете привилегию сидеть в присутствии своего правителя.
        - Благодарю, - поклонился я, уселся на ближайший стул и пояснил. - Я очень любопытный человек, просто научился скрывать любопытство.
        - Ценное качество, - с одобрением хмыкнул герцог. - Другой бы на вашем месте сразу спросил, а зачем его вызвали в столицу?
        - Признаться, Ваше Высочество, я полагал, что дело Грейгса как-то связано с моим вызовом и, потому, рассчитывал, что обо всем узнаю в допросной.
        Я не стал говорить, что на самом-то деле рассчитывал узнать о предстоящем задании еще больше, нежели мог услышать из уст правителя. Владыки любят вещать о розах, но редко упоминают о шипах.
        - Как вы считаете, Грейгс говорил правду? - поинтересовался герцог.
        - Отчасти, - кивнул я. - Касательно ненависти ко мне, желания взять мою удачу - чистая правда. Но что до приказа задержать гонца, но не убивать - в это я не верю. По собственной инициативе дружинники не отважились бы на убийство гонца, да и какой смысл им его убивать, если Асмус уже съездил в Урштадт и встретился со мной? А так, люди графа, с чистой совестью предъявили бы своему господину накидку с гербом и доложили - мол, приказ исполнен. Но у меня есть кое-какие сомнения. Они зачем-то пытали гонца. Спрашивается, зачем рисковать, терять время? Что они хотели узнать? Увы, я тоже погорячился, надо бы хоть одного оставить в живых для допроса. Мне кажется, Грейгсу следует еще разок встретиться с прекрасной фрейлейн.
        Герцог фон Силинг задумался. Покачав августейшей головой, сказал:
        - Знаете граф, а вы правы. Грейгс гораздо умнее, нежели может показаться. А ведь я поверил во все сказанное - мол, желал отомстить за унижение рода, послал людей, а они перестарались. Дружинники убиты, а на мертвых можно все свалить. И что решит Совет? Совет решит, что государственной измены нет, есть преступление против короны. За смерть гонца Грейгсу голову не отрубят, разве что, графу придется лишиться части земель и титула. Но он останется жив, а его титул останется детям. М-да, любопытно. Да, а что еще вас заставило думать, что Грейс лжет?
        - Простите, Ваше Высочество, за скабрезную деталь, но я обратил внимание на его член.
        - Член? - захлопал глазами герцог.
        - То есть, член видела фрейлейн, к нам он висел спиной, но догадаться не сложно, - уточнил я. - Думаю, сцена отрезания мужского достоинства уже не раз разыгрывалась фрейлейн Натэлой и вами. Вы много видели мужчин, у которых в такой ситуации хозяйство э-э… придет в напряжение? Висит человек на дыбе, ему страшно, да до того ли? Есть байки, что перед смертью мужчина способен испытывать оргазм, но это лишь байки. Нет, граф сохранял самообладание. Ну, за исключением физиологии…
        - Ишь, каков, решил, что перехитрил. Пожалуй, завтра же поговорю с графом, - хищно улыбнулся герцог. - Надеюсь, вы пойдете со мной?
        - Разумеется, господин герцог. Посмотрю на фрейлейн за работой.
        - Кстати, о фрейлейн, - хмыкнул герцог. - Мне показалось, что она поглядывала на вас с огромным интересом. А когда услышала, что вы тот самый Артакс, снявший заклятие с Черного леса, прониклась восхищением. Нет, вы ей определенно понравились.
        Лестно, разумеется, если молодые женщины обращают внимание на старого рубаку, вроде меня. Но чаще всего немолодые мужчины дружелюбие принимают за симпатию. Вон, до сих пор не могу поверить, что Кэйт меня любит, а не просто испытывает благодарность. Что же касается фрейлейн палача, так я бы и в юности бежал без оглядки, если ко мне проявила внимание женщина палач. А уж если женщина обладает такой силой, как эта барышня - пиши пропало!
        - Граф, а вы не хотите на ней жениться?
        Вопрос, что называется, в лоб и чем-то тяжелым. Кажется, я не просто опешил, а отрыл рот от изумления. Его Высочество, как воспитанный человек, не стал говорить - дескать, закройте рот, не то дятел залетит, а продолжил:
        - В свое время я обещал отцу фрейлейн Натэлы, что помогу устроить девочке ее судьбу, если она влюбится в достойного человека. А если выяснится, что она в вас влюбилась?
        Сделав вид, что просто поперхнулся, я прокашлялся, собрался с мыслями и осторожно сказал:
        - Думаю, фрейлейн отыщет для себя более подходящего спутника жизни и по возрасту, и по красоте моложе. К тому же, даже если она испытывает ко мне чувства, то у меня самого они не проявились. А еще, вы же знакомы с баронессой фон Выксберг, моей невестой.
        - Граф, вы же не юная девушка, вроде фрейлейн Натэлы, чтобы мечтать о любви? А женившись на ней, вы приобретете здесь множество родственников, укрепите свои позиции, а заодно и мои. Откровенно скажу, я заинтересован в вас, как в своем подданном. Вы умны, вы опытный воин, а еще - вы очень удачливы. Мои шпионы в Ботэне сообщают, что король в ярости, что вы вышли к нам, а не к ним. К тому же, женившись, вы ничем не рискуете. Кто мешает вам стать мужем фрейлейн Натэлы здесь, а потом жениться на фрейлейн Кэйтрин там?
        - Стать двоеженцем? - вытаращился я.
        - Почему двоеженцем? - пожал герцог плечами. - Вы с баронессой Выксберг поклоняетесь Единому богу, а Натэла и ее семья, приверженцы старой религии. Девушка родом с севера герцогства, из Браны, почти на границе с Ботэном, там ее родовое имение. Не помню, кому именно они поклоняются - не то Тору, не то Одину, а может, всем асам сразу. У ее семьи есть собственная священная роща, там жертвенник - пирамида из черных камней. Сыграете свадьбу, выпьете с ними пива, ваши новые родичи принесут в жертву Одину какого-нибудь барашка, а то и корову. Да что там, корову. Я распоряжусь, чтобы пригнали целое стадо. Но для баронессы ваш брак с Натэлой ничего не значит, вы смело пойдете с Кэйтрин в храм Единого, патер совершит обряд бракосочетания. Или, вас смущает, что Натэла трудится палачом? Ничего страшного. Выйдет замуж, оставит свое ремесло. Я знаю случаи, когда дворяне женились на шлюхах, и что такого? Слышал, что из проституток получаются самые верные жены.
        - Нет, господин герцог, дело не в профессии фрейлейн, здесь другое, - потряс я головой, соображая, что предлагает герцог и, раздумывая - как выкрутиться из деликатной ситуации, не оскорбив ни властителя, ни палачку. - Две молодые жены - это слишком. Я и так опасаюсь, что из-за разницы в возрасте могут возникнуть сложности с Кэйтрин, а если жен две - это перебор. А если даже женщин устроит положение дел, что дальше? За одной женой как-нибудь услежу, супружеские обязанности выполню, а за двумя? Тем более, если одна здесь, в вторая там? А дети? Буду постоянно гадать - мои ребятишки бегают по двору или нет? А кому отойдет наследство после моей смерти?
        - Да, здесь вы правы, - согласился герцог. - Не сомневаюсь, что вы будете прекрасным мужем, хорошим отцом, обе жены останутся вам верны, но вот о проблемах с наследством и с наследниками, не подумал. Жаль, конечно, но идея была неплохая.
        Похоже, Его Высочество слегка расстроился, но не стал настаивать на моей свадьбе с девушкой-палачом. Чтобы отвлечь государя, я спросил:
        - Как поживает наследник?
        - Весь в делах, - оживился герцог. - Кажется, дипломом бакалавра он гордится больше, нежели титулом герцога. Когда мы встречаемся, говорит только о просветительстве и жалуется - денег я отпускаю мало, преподавателей нет, учебников тоже, здание нуждается в ремонте. Очень рассчитывал на типографию, но с ней пока тоже не все ладно. Заказали гномам печатный пресс и эти, как там правильно? - литеры, но они напортачили - отлили буквы, как они есть, текст получается зеркальным, переделывают. Но учеников больше, чем он рассчитывал. Набежали дети ремесленников и пейзан, решив, что если выучатся, им не придется работать. Вильфрид очень просил, чтобы я уговорил вас стать преподавателем. Одного Уалерия Вайса мало, не успевает читать лекции.
        - Очень надеюсь, что вы вызвали меня не для этого, - усмехнулся я, вспоминая, каким образом на старости лет стал обладателем магистерского диплома.
        - Нет, граф, - усмехнулся Его Высочество. - Я хочу, чтобы вы оказали мне более важную услугу. Школа и университет подождут, господина Вайса, я пока не повесил, пусть трудится.
        На месте герцога я бы точно повесил беглого философа, сбившего с пути истинного наследника престола. Жили как-то в Силингии без университетов, без типографий и, ничего.
        - Как я понимаю, мне придется снова куда-то ехать, кого-то вести? Словом - очередная адвентюра.
        - Граф, вы не только умны, но и догадливы, - усмехнулся герцог. - Из вас получится идеальный придворный. Другое дело, что это станет началом конца для двора.
        Услышав подобное, я даже слегка обиделся. Иронизирует Его Высочество? Решил поначалу смолчать, но не выдержал, спросил:
        - Почему?
        - Вы только сегодня появились в Силинге, а успели поколотить моего сенешаля, подраться со стражей. Кроме того, рыцарь Шлангебург устроил своим парням порядочную взбучку за нарушения субординации. Опасаюсь, что стражники теперь и мои-то приказы перестанут исполнять. А вы перебьете половину двора, вторая разбежится сама. Но ради вас, я готов пожертвовать всем двором. Если хотите, выбирайте любую должность, или придумайте новую.
        - Нет, Ваше Высочество, только не это, - испугался я. - Давайте я лучше стану исполнять ваши разовые поручения, как наемник. Сразу дайте мне один талер в задаток, и дело пойдет.
        Его Высочество принялся копаться в карманах, выдвигать ящики стола, а потом с удивлением сообщил:
        - Представляете, нет даже фартинга! Все деньги у казначея.
        Ничего удивительного. Когда это было, чтобы Августейшие персоны расплачивались лично? Усмехнувшись, вытащил из собственного кармана серебряную монету, положил на стол, придвинул правителю.
        - Будем считать, что вы взяли в долг у графа Артакса, а сейчас даете аванс наемнику Артаксу.
        Его Высочество повертел в руках монету, полюбовался на свое изображение, хмыкнул:
        - Вы даже не спрашиваете, что я хочу вам поручить, а уже согласны взять аванс?
        - Ваше Высочество, если бы вы сказали гонцу - приказываю Артаксу явиться, я бы еще подумал, а то и заартачился. Но когда гонец - прими Единый его душу, сообщил, что государь просит, тут не откажешь. Любому лестно исполнить не приказ, а просьбу своего господина. Ваше Высочество - вы талантливый кукловод и манипулятор. Знаете, на какой крючок подцепить.
        Его Высочество не обиделся. Напротив, понравилось, а вот мне мое собственное поведение не очень. Неужели я настолько предсказуем, что Его Высочество так легко подбирает ключик ко мне?
        - И что вы мне поручите? Неужели, нужно проникнуть в Ботэн и убить короля? - поинтересовался я.
        - Убить короля Лютенция? - переспросил герцог, потом вздохнул и с сожалением покачал головой. - Заманчиво, но у Лютенция, в отличии от меня, не один сын, а трое. Стало быть, от его смерти я ничего не выиграю.
        Герцог какое-то время молчал, потом спросил:
        - Граф, насколько хорошо вы успели изучить здешнюю географию?
        - Я ее вообще не изучал, - пожал я плечами. - Чтобы изучать, потребуются карты, а я отыскал лишь одну, да и то, нарисованную гномами. Пришел к выводу, что проще отыскать проводника, нежели передвигаться по здешним картам. Знаю, что на границе Силингии есть горы, через которые идет проход в другой мир, есть и другие горы, пониже, там живут гномы, а к северу от нас располагается королевство Ботэн, есть еще какие-то княжества или мелкие королевства. Но я даже их названий не узнал, а не то, что месторасположение.
        - Я сам не всегда помню все королевства и княжества, - признался мой собеседник. - Вспоминаю, если мне от них что-нибудь нужно или, напротив, им от меня что-то требуется. А что вы знаете о княжестве Севр?
        - Даже названия не слышал.
        - Странно, - удивился владыка. - Севрские купцы возят в Силингию янтарь, шкуры морского зверя, соленую рыбу.
        Я лишь пожал плечами. Возможно, купцы и возят, но до моего городка не довозят. Шкуры морского зверя, соленая рыба - ладно, я бы на это внимания не обратил, но вот янтарь бы запомнил.
        - Княжество небольшое, расположено между Ботэном и нами, - продолжил рассказ герцог. - Нас с Севром разделяют болота, торговлю можно вести лишь зимой, когда все промерзает, поэтому у нас дружеские отношения, а вот с Ботэном у них время от времени идет война. Если бы королевство не отвлекалось на нас, оно давно бы подчинило себе княжество. Севру нужен союзник против Ботэна, да и нам тоже. Князь Ингемар, правитель Севра, очень упрям, и мы два года потратили, чтобы утрясти условия договора, но недавно они увенчались успехом.
        Ай да герцог! Государственный муж, что тут сказать. Если у вас есть противник, равный по силе, следует заключить союз с кем-то слабым, а усилившись за его счет, разгромить врага, а потом накинуться на бывшего союзника. А непроходимые болота… Известно, что при должном старании люди пройдут везде.
        Но я оказался прав только отчасти, потому что речь шла не о простом союзе.
        - Наш союз будет скреплен взаимовыгодным браком. Инга - единственная дочь князя. Стало быть, ее сын будет иметь право на престол Севра, а объединив под своей властью и наше герцогство, и княжество, сможет объявить себя королем. Я хочу, чтобы вы взяли на себя роль телохранителя принцессы Инги, дочери князя Ингемара.
        И почему я не удивился предстоящему поручению? Наверное, подспудно ждал чего-нибудь этакого.
        - Сколько лет будущей герцогине? - поинтересовался я.
        - Двенадцать, или тринадцать. А в Севре не ведут счет прожитым годам. У них все просто - если родители посчитали, что дочка готова стать матерью, значит ее можно выдавать замуж. В Севр отправится посольство, во главе с вашим старым знакомым - моим дядюшкой. Барон Габриэль, на правах близкого родича, станет представлять особу жениха на свадьбе. Естественно, без первой ночи. У нас княжна поживет на положении невесты года два или три, а потом уже сыграем свадьбу по нашим обычаям.
        О, придворный волшебник тоже поедет? Ну, держитесь все встречные кабаки и трактиры!
        Герцог поднялся с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Я порывался встать, но мой Августейший собеседник дал мне понять, что можно оставаться на месте.
        - Поверьте, граф… - начал Его Высочество, потом спросил: - Вы мне позволите, когда мы наедине, называть вас принцем?
        - Я некогда им считался, но не уверен, сохранил ли право на этот титул - осторожно вымолвил я, не понимая, зачем это Силингу?
        - Но вы же остались членом семьи правящего королевского дома? - хмыкнул герцог, а когда я кивнул, слегка смущенно пояснил: - Мне иногда не хватает равного собеседника.
        Понятно. Иной раз герцогу хочется перед кем-то выговориться, излить душу, а близкого друга или жены у него нет. С придворными разговаривать опасно, кто знает, не используют ли они откровения в собственных целях? Эх, как я его понимаю. У меня теперь есть Кэйтрин, но и ей не все можно рассказывать.
        - Ваше Высочество, со мной вы можете говорить откровенно, - привстал я со своего стула. - Все, что услышу от вас, умрет вместе со мной.
        - Да, принц, я вам верю. Так вот, я очень люблю своего сына, но беспокоюсь о нем, о его будущем. Ему четырнадцать, скоро будет пятнадцать. В его возрасте я был наместником провинции, командовал одним из отрядов во время войны с Ботэном. Вас готовили к роли правителя страны?
        - Не особо, - признался я. - Между мной и престолом стояло несколько претендентов. На меня, как на потенциального правителя никто не обращал внимания и учили как обычного дворянина. А когда я был в возрасте Вильфрида, все свободное время проводил либо на конюшне, либо в зале для фехтования. Потом меня отправили в университет, где я стал позором семьи - забиякой и пьяницей. Но скажу так - общение с лошадьми и умение владеть мечом мне пригодилось больше, нежели язык Старой империи, логика или арифметика.
        - Да, ваша жизнь заслуживает отдельной книги, - усмехнулся герцог. - Учиться вы не любили, а мой наследник обожает поглощать знания. Я не раз пытался привлечь сына к государственным делам, предлагал ему взять под свою руку какой-нибудь город, провинцию или приграничную крепость, но он категорически отказывается. Заставить силой? Боюсь, в этом случае я обрету наследника, но потеряю сына. Но мне нужно думать не только о сыне, но и о герцогстве, а я не вечен. Сможет ли Вильфрид удержать в руках власть? Возможно, если у меня появится еще один сын, имеющий право стать королем, то Вильфриду лучше полностью посвятить себя любимому делу.
        Меня что-то настораживало в словах герцога. Если привезут невесту, то логично, что ее привезут Вильфреду. У них и возраст с девочкой более-менее подходящий. Ему четырнадцать, ей двенадцать, за два-три года подрастут немножко, поженятся. Или?…
        - Позвольте спросить, принцесса предназначается в жены вашему сыну, или вам? - зачем-то поинтересовался я, хотя мне-то какая разница?
        - Пока не знаю, - хмыкнул Его Высочество, а увидев мое недоумение, пояснил. - Князь Севра выдает замуж свою дочь не за человека, а за власть, за герцогство. Наши посланники договорились, что девушка станет женой герцога, но не называли его имени. Я сам вдовец, а мой сын до сих пор не женат. Вы привезете девочку, тогда и решим - сам ли я возьму ее в жены, или на ней женится мой сын.
        Вот оно как. Кто бы еще девочку спросил, за кого она хочет замуж? Но в большой политике это несущественно. Еще я понял, отчего герцог сватал мне своего палача. Ежели, у Его Высочества голова забита мыслями о свадьбе, то он невольно пытается устроить личную жизнь для тех, кто попадается ему под руку, не спрашивая - а надо ли им это? Эх, как хорошо, что я уже дал слово Кэйт, а не то бы пришлось жениться на палаче. И девушка-то красивая, но если вспомнить, чем она занимается… Бр-рр…
        Нет, мудрит что-то господин герцог. Понятное дело, что он любит своего сына. Любит настолько, что готов заранее оградить его от всех бед и забот государственной власти, перекинув тяжелую ношу на чужие плечи… На чьи, только? На плечи еще не рожденного ребенка? Подразумевается, что это будет сын герцога. А его-то не жаль? Даже если предположить, что у нашего государя появится еще один сын и он, государь, из самых благих побуждений лишит старшего сына наследства, что тогда может случиться? Самое меньшее, это гражданская война.
        - Есть и другой вариант - улыбнулся я. - Пусть девушка выходит замуж за Вильфрида, рожает вам внука - будущего короля, а коли сын не проявит интереса к государственным делам, то с этим может справится его супруга.
        - Все может быть, - не стал спорить правитель. - Так что, еще ничего не решено. Поэтому, принц, пусть граф Артакс пускается в путь, привезет на невесту и княжество Севр, а там посмотрим. Да, возьмите талер.
        Глава десятая
        Свадебный поезд ?
        Я привычно подремывал в седле, а Гневко, так же привычно, без моих указаний, переходил с шага на тихую рысь, стараясь без надобности не будить своего друга. Иногда, в полудреме, мне вспоминался дом, оставленный в Аппельгардене, Кэйтрин, но чаще всплывала картинка из недавнего времени - пыточная герцога и довольная фрейлейн палач, заставившая-таки Грейгса признаться, что именно он отдал приказ об убийстве гонца. Но несмотря на чудовищную боль, граф не сознался ни в предательстве, ни в попытке заговора. Стало быть, его люди истязали гонца по собственной инициативе, а уж почему - никто теперь не ответит. Сам виноват, не надо было тыкать человека мордой в миску с костями, или делать это нежнее.
        Зато я понял, почему фрейлейн, чтобы добиться права на брак по любви, выбрала себе не ремесло ткачихи, скажем, или прачки, не напросилась в подручные кузнеца, а отправилась уговаривать палача. И, если при первой встрече у меня оставались какие-то сомнения, то теперь они напрочь исчезли. Все просто. Девушка была сумасшедшей. Необязательно, чтобы ее выдавал блеск в глазах, какие-то движения, или сумбурная речь.
        И меня, и герцога сложно чем-нибудь удивить, но, когда барышня, застенчиво улыбаясь, предъявила нам кусок окровавленной плоти, лежавший на узкой девичьей ладони, мне стало не по себе, а Его Высочество поспешил выскочить наружу, напугав стражников звуками, исходившими из Августейшего горла.
        Позже, когда я и сам, слегка пошатываясь вышел наружу, а проблевавшийся герцог, хватанувший чего-то из фляжки ближайшего жандарма, нервно сказал:
        - Граф, забудьте мои слова о женитьбе на фрейлейн. Она спятила!
        - Вполне возможно, - не стал я спорить с очевидным, а герцог вздохнул:
        - Мы несколько раз разыгрывали этот спектакль, но я никак не думал, что она и на самом деле способна отрезать мужской член. Нет, фрейлейн Натэла сошла с ума.
        Странно, что герцог не понял этого раньше. Правда, я и сам это понял не сразу. Наверное, ослепила красота девушки-палача. Поэтому, я не стал ничего говорить, а только поклонился, мысленно поблагодарив сюзерена за мудрую мысль. Возможно, что и сам герцог поспособствовал сумасшествию девушки, участвуя в подобных «спектаклях». Впрочем, чего уж теперь? Монстра выпустил герцог, пусть герцог сам его куда-нибудь и загонит. В монастырь, а лучше в лечебницу при обители, с зарешеченными оконцами.
        Гневко слегка споткнулся, зацепившись за какую-то выбоину, а я очнулся, решив, что забивать голову палачами и девушками не стоит, а вот проверить - в порядке ли подковы у моего четвероного друга, просто необходимо.
        Кто-то назвал наш обоз «свадебным поездом» и хотя жениха с невестой здесь нет, название понравилось и прижилось. Впрочем, мы везли подарки родичам будущей герцогини фон Силинг. И какие подарки! Мечи и кольчуги, сделанные руками гномов, знаменитые часы из Урштадта, кожаные сумки и сапоги, стеклянные вазы и бутыли, а еще суконную ткань. Но главный подарок - три тысячи талеров[1], пришлось разложить по четырем телегам, включая мою собственную, с Генриком на облучке.
        На той стороне гор, где я прожил много лет, принято, чтобы жена несла приданое в дом мужа. В соответствии с брачным договором, женщина может подарить деньги и земли своему супругу, но имеет право этого и не делать, создав себе неприкосновенный запас на случай развода. Здесь же жених обязан отдать за будущую супругу такой подарок, чтобы родителям девушки было не жалко с ней расставаться и, потому, подарок князю должен быть королевским!
        Обоз растянулся на милю, а если меньше, то ненамного. Телеги, возчики, снова телеги, конные жандармы из личной дружины герцога, выполнявшие роль охраны, какие-то пешие люди. Где-то в середине обоза, в собственной повозке, пребывает глава нашего посольства - барон Габриэль фон Скилур, двоюродный дедушка герцога и придворный маг.
        То тут, то там можно увидеть начальника жандармов рыцаря Бынтекса, рыскавшего на вороном жеребце, от головы и до хвоста обоза.
        С жандармами - младшими сыновьями из обедневших дворянских семей, я нашел общий язык почти сразу, а вот с капитаном не удалось. Кажется, Бынтекс обижен на меня, хотя я не сделал ему ничего плохого. Другой бы на его месте сам подошел и разъяснил, в чем суть претензий, тогда нам обоим стало бы легче. Может, объяснились бы, сняв все недоразумения, или договорились о поединке, чтобы встретиться позже лицом к лицу, с мечами в руках. Но дуэль - это потом, потому что в походе (а мы в походе!), поединки запрещены и единственное, что мог сделать капитан рыцарей, старательно игнорировать телохранителя принцессы и, время от времени посылать мне в спину либо шипение, либо нелепые колкости. Тоже, странно. Обычно избирают какую-то одну линию поведения - либо игнорирование, либо колкости, а сочетать и то и другое сложно.
        Со своей стороны, я отвечал Бынтексу преувеличенной вежливостью, от которой его пышные усы становились дыбом, а мне так хотелось взять ремень и отхлестать рыцаря крест-накрест, да не по заднице, а прямо по морде.
        В небольших городах постоялые дворы небольшие, рассчитанные, в лучшем случае, человек на десять, а уж никак не на пятьдесят, жандармы - и опоясанные рыцари и простые воины, ложились спать на пол, вповалку, а возчикам и слугам приходилось ночевать либо в конюшне, либо на сеновалах, а то и вообще под телегами. И лишь господину магу, как родственнику правящего герцога, находили отдельную комнату.
        К удивлению многих, я предпочитал спать на улице, забираясь на сено под нашей телегой, не кичась ни своим графством, ни положением герцогского фаворита. Графство графством, но первая ночь, проведенная в помещении, где храпят и испускают «ароматы» три дюжины человек, да еще запахи прелых портянок, влажной одежды, так напомнила мне казарму учебного лагеря, что я предпочел спать на улице. Там воздух свежее, а замерзнуть в Силингии невозможно даже зимой.
        Придворный маг, знавший меня, лишь улыбался, капитан жандармов обронил что-то невнятное и ядовитое. Что именно, я переспрашивать не стал, но мысленно приплюсовал это ко всему, что уже услышал, решив, что ссору с Бынтексом все-таки отложу на потом, до возвращения.
        Впрочем, не уверен. Меня бесила расхлябанность, царившая в нашем маленьком войске. Рыцарь фон Бынтекс не просто позволил, а приказал жандармам снять доспехи и шлемы, сложить их на телеги. Мол - чтобы не таскать лишние тяжести, а против случайных разбойников хватит мечей. Да что там - мы их конями потопчем. Эх, стать бы мне атаманом здешних разбойников, я бы этот обоз раскурочил за пару часов…
        Посему, по собственной неисправимой подозрительности, я время от времени вставал по ночам, обходил караулы, нещадно наказывая тех, кто попадался мне сонным, не разбираясь, опоясанный ли он рыцарь, или простой дворянин. Таких, надо сказать, оказывалась половина. Парни первое время не могли понять - отчего им нельзя спать на посту, если мы едем по собственной земле? Врагов нет, а какой разбойник осмелится напасть на хорошо вооруженных людей, да еще и рыцарей? Мол, если враг подойдет и темная сила нагрянет, они сразу проснутся и встанут.
        Хуже некуда, если в армии заканчивается порядок. Но «доброе» слово, в сопровождении доброй затрещины, творит чудеса. Примерно через неделю часовые перестали спать на постах и преисполнились ко мне уважения. И любопытно, что ни один из наказанных - даже с золотым поясом - не грозил мне дуэлью, или какими-то карами, понимая, что сам неправ, а делать всеобщим достоянием полученную оплеуху никто не рискнул. Да и люди здесь подобрались военные, сознававшие, что в походе нужна дисциплина, а панцири следует таскать на себе всегда, особенно, если ты охраняешь ценный груз. Им тоже казалось странным, что капитан не понимает простых вещей.
        Бынтекс, каким-то образом вызнал о моих методах воспитания и, разумеется, не замедлил нажаловаться главе нашей миссии, а тот, на очередной ночевке вызвал меня к себе.
        В комнатушке постоялого двора, откуда выгнали хозяина, меня ожидали фон Скилур и рыцарь Бынтекс. К моему неудовольствию, рядом с магом стояла бутылка.
        - Приветствую вас, господин барон, - поздоровался я с Габриэлем и, вежливо поклонившись капитану жандармов, спросил: - Чему обязан?
        - Граф, наш капитан обижен на вас, - сообщил придворный маг, наливая себе вина. Наткнувшись на мой взгляд, смущенно сказал: - Артакс, здесь очень слабенькое вино.
        Капитан жандармов не понял, почему родственник герцога оправдывается перед каким-то выскочкой, а мы с Габриэлем лишь усмехнулись, вспоминая, как пьяный маг хулиганил на моей родине. Ладно, стану надеяться, что фон Скилур не сразу примется швыряться файерболами, а если и станет, то меня здесь не будет.
        - Если капитан недоволен, то пусть сообщит, чем именно недоволен, - хмыкнул я, переводя взгляд на фон Бынтекса. - И пусть он скажет мне прямо в глаза.
        - Артакс, - начал рыцарь, но я его перебил:
        - Граф Артакс, с вашего позволения. Или вы оспорите титул, пожалованный нашим сюзереном?
        Если бы я общался с кем-то другим, пропустил бы мимо ушей потерю титула в обращении, но мне уже порядком поднадоел спесивый Бынтекс.
        Было хорошо слышно, как рыцарь скрипит зубами, но он был вынужден сказать:
        - Граф Артакс, кто разрешил вам вмешиваться в командование отрядом?
        - Его Высочество герцог, - ответил я, посмотрев в глаза начальника конвоя. Переведя взгляд на главу посольства, уточнил: - Его Высочество соизволил назначить меня телохранителем принцессы. Но чтобы доставить принцессу в Силинг - не то что в целости и сохранности, а вообще доставить, необходимо сохранить и наших людей, и наш обоз. Господин барон, вы согласны?
        - Безусловно, - кивнул барон фон Скилур.
        - А господин рыцарь забывает о своих обязанностях. Посему - мне приходится проверять караулы и вразумлять нерадивую стражу.
        - Граф Артакс прав, - сказал Габриэль, приняв мою сторону. - Наша миссия зависит и от сохранности людей, и от сохранности обоза.
        - Я с этим не спорю, - опять заскрежетал зубами рыцарь. - Возможно, я выполняю свои обязанности не так хорошо, как это следует делать, небрежно, и по возвращению в Силинг, вы можете доложить о том Его Высочеству. Я с гордостью приму наказание от герцога. Но я решительно требую, чтобы новоиспеченный граф не лез не в свое дело…
        Сделав знак придворному магу, чтобы тот помолчал, я повернулся к рыцарю:
        - Господин фон Бынтекс, вы хотите потешить собственную гордыню, или выполнить приказ Его Высочества? Вы желаете в один прекрасный день получить нападение на беззащитный конвой? Если вы ленитесь проверить караулы, а ваша гордость не позволяет принять мою помощь, то попросите барона фон Силинга, чтобы тот освободил вас от обязанностей капитана. Барон, у вас есть подобные полномочия?
        Вопрос риторический, как сказал бы мой профессор Тотьмянини. Барон, представляющий Августейшую особу, имеет здесь те же права, что и сам герцог. Разве что, на плаху не может отправить, да и то, по ситуации. Но казус в том, что принять отставку начальника охраны глава посольства имеет право, но не сместить, и фон Бынтекс об этом прекрасно знает.
        - На должность капитана меня назначил Его Высочество, - усмехнулся рыцарь. - И только он имеет право меня смещать. Я не считаю нужным проверять часовых, потому что они дворяне, а проверять их службу означает нанести оскорбление их чести. И я считаю, что вы, хотя и пожалованы титулом, просто-напросто трусите. Нам здесь боятся нечего. И впредь, кем бы вы не являлись, я запрещаю вам вмешиваться в мои обязанности.
        Прошли те времена, когда меня можно было оскорбить, обвинив в трусости. Но правая рука зачесалась, захотелось попросту, по-деревенски, а не по благородному, вбить в глотку рыцаря и его спесь, и его зубы. Но это, увы, мало что даст. Рыцарь непременно схватится за меч, а мне придется его убить, а мы еще только четверть пути одолели. Бынтекс, как-никак, капитан жандармов и народ может обидеться. Ладно, убью его потом, позже.
        Придворный маг задумался. Ситуация непростая. И я прав, что радею за дело, и начальник охраны. Подумав, представитель государя изрек:
        - Фон Бынтекс, приказываю вам лично проверять стражу каждую ночь, а вы, граф… - сделал паузу мой друг Габриэль, потом повторил, - вы граф, не должны вмешиваться в дела капитана охраны без надобности.
        Я подавил смешок, а фон Бынтекс, побагровев как переспелая вишня, вышел.
        Когда мы остались вдвоем, барон примирительно сказал:
        - Артакс, не сердитесь на дурака. Фон Бынтекс ездил в княжество Севр раза четыре, сопровождал посланников герцога. Последний раз мы ездили вместе. Он же едва не вслух мечтал, что мой внучатый племянник поручит ему должность телохранителя принцессы, а тут появляетесь вы - герой, и граф, но лошадка-то темная.
        - Хорошо еще, что не «ночная кобыла», - вздохнул я, искренне недоумевая, отчего люди мечтают о каких-то странных должностях? Для того, чтобы потом хвастаться до конца своих дней и внести в семейную хронику - мол, такой-то тогда-то был там-то и с тем-то?
        - Почему кобыла? - удивился барон. - Если бы жеребец, я бы понял.
        - В моих краях «ночная кобыла» - это привидение, призрак в виде кобылы. Короче говоря, ночной кошмар, - пояснил я, присматриваясь к бутылке и недоумевая - когда фон Скилур успел ее ополовинить? Вроде, на меня магия не действует?
        - Хм, а для вас это как раз подходит, - хмыкнул барон, распознав мой взгляд и пряча бутылку за спину. Не станешь же отнимать у человека радость?
        Обоз в очередной раз остановился в каком-то городке. Как по мне, то лучше бы мы встали где-нибудь в чистом поле. Так и подарки оборонять легче, да и чужаки, если такие будут, приметнее. Увы, по зимнему времени в полях трава не растет, а в городках имеются постоялые дворы, куда заранее свезли припасы и для коней, и для людей.
        Поняв, что рыцарь опять забыл о своих обязанностях, я пошел обходить посты. Но еще не успев выйти со двора заприметил странное шевеление и увидел незнакомца с мешком в руках.
        - Стой! - рыкнул я, но человек, завидев меня, кинул мешок и задал стрекача. Не задумываясь, метнул нож. И попал.
        На шум подбежал один из жандармов, бывших на карауле. Имя не помню, но пояс на парне золотой.
        - Что случилось? - спросил караульный, а увидев человека с ножом в спине, с уважением спросил: - Граф, кого это вы?
        - Судя по всему - лазутчика, - хмуро обронил я, подходя к убитому. Вполне возможно, что я убил добропорядочного горожанина, собиравшегося побеседовать с нашими конями о погоде.
        Вытащил нож, обтер лезвие об одежду мертвеца. Уже сумерки, но можно рассмотреть, что злоумышленник одет как горожанин, из числа небогатых ремесленников или подмастерьев. Правильнее сказать не лазутчика, а наводчика. Видимо, человек убедился, что мы прибыли, и готовился отправиться с сообщением. Стало быть, нас пасут.
        - А тут еще и мешок… Шевелится.
        - Не трогай! - крикнул я, но было поздно.
        Жандарм раскрыл горловину мешка, откуда выбрался голубь и, расправив крылья, резко рванул вверх.
        - И что это было? - обалдело спросил рыцарь, провожая взглядом полет птицы.
        - А сам как считаешь?
        Жандармы большой сообразительностью не отличаются, но этот уверенно сказал:
        - Весточку кому-то послал.
        - Вот-вот, весточку.
        Стало быть, наводчик не собирался никуда бежать и извещать. Ишь, птичку приспособил. И не нужно передавать с ней никаких записочек (да и грамоте не все обучены), тайных знаков, вроде колечка на лапке или ошейника. Голубю достаточно вернуться в собственную голубятню и «голубятник» поймет, что ценный обоз прибыл в город. Стало быть, зная примерную скорость движения телег и коней, завтра можно смело перехватывать его в удобном месте. Выдумщики, однако.
        Тем временем, к нам стягивались возчики и даже кое-кто из жандармов, привлеченные шумом. Близко подойти не решались, пялились на мертвое тело. Но тот, кто должен был прибежать в первую очередь, так и не появился. Крепкий же сон у фон Бынтексу.
        - Надо сообщить капитану, - решил караульный.
        - Вот ты и сообщи, - сказал я. - Можешь даже похвастать, что сам настиг разбойника и убил его. Предложи, чтобы все одевали броню и каски.
        - Как скажете, - усмехнулся опоясанный рыцарь, знавший о наших взаимоотношениях с начальником охраны. - Боюсь, господин фон Бынтекс никого не послушает. Странный он стал, наш капитан. Раньше задницу рвал, и нам, и себе, а нынче, только скачет целый день туда- сюда, а толку нет.
        Капитан и на самом деле не захотел выслушать подчиненного.
        - Капитан велел убираться к чертовой матери со своими байками, - сообщил ночной караульный, стараясь не смотреть мне в глаза. - Дескать, если я с перепуга и принял кого-то за наводчика, или лазутчика, то мне не место среди жандармов Его Высочества, а если еще и убил кого-то, то с меня снимут золотой пояс. И станешь ты не фон Кестнер, а просто Кестнер.
        - А пояс тебе Бынтекс давал? - поинтересовался я, прикидывая, что надо бы запомнить имя парня.
        - Капитан может доложить герцогу, что я совершил убийство невинного человека и в этом случае рыцарский пояс снимут. А я не из родовых рыцарей, а из пожалованных.
        Вот те раз! Не слыхивал, чтобы в Швабсонии снимали рыцарские пояса за убийство невинного человека, особенного простого горожанина. Даже если опоясанный рыцарь переходил на сторону врага, его могли лишить земли, но звание никто не отнимал. Эльдар, мой знакомый рыцарь, а заодно и бард, получивший золотые шпоры за ратный подвиг, был посажен в тюрьму за совращение благородной девицы на целых четыре года, но никому и в голову не пришло отобрать у него пояс и шпоры. Потом он меня уверял, что девица, увлеченная его балладами, отдалась добровольно, а совращением и не пахло. А в суде признался в содеянном, потому что в узилище безопасней, а останься-де на свободе, то убили бы родственники девицы, или, что еще хуже, пришлось бы на ней жениться.
        - Плюнь и забудь, - посоветовал я жандарму. - Если понадобится, сам расскажу Его Высочеству, как было дело. Посоветуй своим сегодня надеть панцири и шлемы. Уж это капитан запретить не может.
        Фон Кестнер воспрянул духом и ушел седлать коня. Нам снова в путь.
        Конечно, правильнее бы подойти к барону фон Скилуру, доложить о ночном происшествии, но я решил достучаться до капитана. Но тот, при виде меня, скривился, прыгнул в седло и был таков. Что ж, придется вести разговор в дороге.
        Как только обоз тронулся, я пустил Гневко наперерез вороному жеребцу. Подъехав впритирку, спросил:
        - Капитан, не желаете распорядиться, чтобы воины надели панцири и шлемы?
        Рыцарь Бынтекс сделал вид, что не слышит, попытался отъехать вперед, но куда там - Гневко перекрыл путь его вороному жеребцу, прижав к телеге, а я ухватил за поводья и любезно поинтересовался:
        - У вас заложило уши?
        Со стороны это могло показаться смешным - рыцарь не может справиться с собственным конем, а гнедой жеребец, вместе с фаворитом герцога пытаются ему помочь.
        - Артакс, я дам ответ, как только вернемся. Любым оружием, на любых условиях, - сквозь зубы произнес рыцарь. - А теперь отпустите поводья и пойдите к черту.
        - Граф Артакс, - поправил я капитана, отпуская поводья и, выравниваясь с ним бок о бок, ухватил рыцаря за пояс. - Вы опять хотите оспорить мой титул?
        Бынтекс был далеко не трус, но дураком он не был. Понял, что я держу его достаточно крепко, а спорить или хвататься за меч, означало вылететь из седла и опозориться.
        - Хорошо… граф… Артакс, пока мы в пути, я не имею права скрещивать с вами клинок. К сожалению, - прошипел рыцарь.
        - Терпеть не могу дуэлей, но для вас сделаю исключение, - усмехнулся я. - Но вы мне так и не ответили - почему капитан жандармов не желает принимать никаких мер предосторожности, если у нас есть сведения о наводчике, стало быть, может произойти нападение? Я даже не говорю, что вперед следует выслать дозор, а говорю только о доспехах. Если у разбойников есть лучники, нас превратят в ежей.
        - Граф Артакс, вы ведете себя как трус. Мы движемся по своей земле, мы сопровождаем обоз Его Высочества. Вбейте в свою баранью башку, что никто не осмелится напасть на обоз, если над ним реет флаг герцога Силингии. И пусть вы телохранитель принцессы, но вы тупой болван, по милости Его Высочества выбившийся наверх. И я еще раз повторю, что здесь я решаю - нужно ли готовиться к бою, или нет.
        - Если панцирь для рыцарей лишняя тяжесть, то их, вместе с командиром, следует отправить пасти гусей, - мрачно изрек я. - А теперь, Бынтекс, выслушайте меня - я очень редко кому-нибудь угрожаю, но знайте - если на наш обоз нападут, а мы, по вашей дурости понесем потери, то я не стану докладывать герцогу, не дам вам дуэли, а зарублю на месте. Вы меня поняли?
        [1] Около 840 кг
        Глава одиннадцатая
        Нападение разбойников
        Первым погиб рыцарь, не решившийся нарушить приказ капитана, получив две стрелы в незащищенную грудь. Еще один из жандармов громко вскрикнул и, схватившись за древко, пробившее насквозь шею, замертво сполз с коня. В мой щит тоже ударило, но тренькнув, стрела отскочила.
        И хотелось бы быть неправым, но опять не случилось. Напали-таки.
        Те из жандармов, кто прислушался к голосу разума и моим увещеваниям, вскинули щиты, прикрываясь от смертоносных жал, вылетевших из леса. Кому-то не повезло, потому что не каждый панцирь или кольчуга удержат маленький кусочек железа, привязанный к тонкому древку, направленный сильной рукой, но все равно, доспехи и щит куда надежнее защищают человека, нежели суконная или льняная одежда.
        А из густого ельника выскочили люди, отсекая конных от пеших, заскакивая на телеги и вступая в бой с ратниками герцога.
        Сколько всего нападавших, я не считал, но на нас с Гневко кинулось с дюжину, а то и больше, окружая со всех сторон и, пытаясь стащить меня с седла. Гнедой отработанно закрутился, словно волчок, а я рубил налево и направо.
        На открытом пространстве предпочтительнее оставаться верхом, но здесь мы с конем лишены свободы маневра и скоро ударят в спину. Соскользнув с седла, предоставил Гневко сразиться с теми, кто обошел нас сзади, сам занял позицию с фронта. Пока гнедой жив, я спокоен за свой тыл.
        Итак, пока против меня пятеро, с топорами и ножами. Прекрасно. Двое чуть спереди, трое сзади. А это вы зря, станете друг дружке мешать, а мне, соответственно, помогать! Лучший удар - самый первый, и мой клинок, раскроив горло ближайшему и неосторожному, обратным движением отрубил кисть руки у второго, уже замахнувшегося топором. Сам виноват, в бою топором не следует бить сверху вниз, не дрова колешь, а сбоку, наискосок.
        Прочие, державшиеся позади, слегка замешкались, что их и погубило. Прыжок вперед, краем щита ударить по ребрам стоящего слева, развалить череп тому, что справа и проткнуть последнего.
        Добивать раненых не люблю, но оставлять в живых никого нельзя. Да я и не добиваю, а дарю бедолагам избавление от страшной боли в сломанных ребрах. Безрукого можно не добивать, без сознания, все равно ничего не чувствует, скоро истечет кровью, ну да ладно, уж так и быть, помогу.
        Как там мой Гневко? А у него все складывается неплохо: один враг валяется с раздробленным черепом, а на второго, выставившего перед собой длинный нож, но отчего-то закрывшего глаза, гнедой уронил оба передних копыта…
        А ты куда прешь?
        - Хэ-эк!
        Здоровенный мужик, похожий на лесоруба, загнал свой топор в мой щит, а я ответил ударом наискосок. Эх, как он страшно кричал, глядя на собственные руки, превратившиеся в окровавленные обрубки, но мне придется скидывать щит, ставший слишком тяжелым из-за топора, и двух кулаков, крепко сжимавших топорище… Этого можно оставить, не опасен, но стоит пихнуть, чтобы упал.
        Так, а что с остальными? Ничего, бьются. Маг Габриэль отмахивается посохом, теснит противника, остальные тоже не подкачали, отбиваются, кое-кто уже сам перешел в атаку. Держитесь парни, сейчас помогу, но сначала переведу дух.
        Не получилось. Из-за телеги выскочил еще один бандит, свеженький, и с двумя мечами. Хм… Откуда у бандитов мечи?
        Разбойник принял мой меч на скрещенные клинки, небрежно откинул лезвие в сторону, сталь лязгнула, высекла искры, а я понял, что нарвался-таки на умелого противника, возможно, что будет посильнее меня, в крайнем случае - на ровню. Но он молодой и свежий, а я уже и немолод, и успел устать. Эх, скинуть бы лет десяток, тогда бы не страшно, с двумя бы такими умельцами справился. Что ж, много раз слышал, и сам всем не раз говорил - всегда найдется противник, оказавшийся сильнее. Жаль, разумеется, если зарубят, но ведь когда-то это должно случиться?
        Противник сразу же перешел в атаку, пытаясь меня прижать к возу, а единственное, что я мог сделать, так это уйти от удара; отпрянул в сторону, пригнулся и отскочил подальше, прикрываясь телегой, высматривая, чтобы мне ухватить в левую руку? Кинжал остался у седла, нож слабоват и ничего, кроме топора, валявшегося рядом с трупом, поблизости не нашлось. Топор и меч, это совсем не то, что требуется против двух мечей, но лучше, нежели один меч.
        Парень, уверенный в своих силах, а главное - в собственном умении, двигался не спеша - правое лезвие у плеча, левое выставлено. Хм, а ведь я знаю эту манеру. Это же фризский стиль. Получается, что мечник, как и я, с той стороны гор? Драться двумя руками могут только умелые и очень опытные воины. Не спрашиваю, как ты сюда попал, но где ты, земляк, успел опыта поднабраться?
        Красавец, лет двадцати пяти, не больше. Рослый, с длинными волосами, перехваченными лентой, чтобы не лезли в синие глаза. Не иначе, ленту подарила невеста. Своя ли, чужая, не суть важно, а девушки таких любят. И великолепный мечник, а перед ним не старый, но уже немолодой ратник, да еще и запыхавшийся после схватки. Так, сейчас я сделаю выпад, он снова примет клинок на два скрещенных меча, отбросит в сторону, атакует меня с двух сторон сразу, хотя я бы на его месте постарался прижать клинок противника вниз, а собственный удар наносил точечно, в горло.
        Ага… Так все оно и есть. Атака, защита, контратака, а теперь я. Мой встречный выпад сразил бы любого, но парень лишь ухмыльнулся, откидывая в сторону клинок, а топором я вообще не успел замахнуться. Хм… Опыта, парень, тебе все-таки не достает, иначе не стал бы повторять одну-единственную схему ведения боя. Или, ты иных просто не выучил? Что ж, сейчас и проверим.
        Ну, посмотри же ты наконец, разве не видишь, что я устал, и меч дрожит, и топор вот-вот выпадет из ослабевшей руки? Молодец, увидел.
        Парень улыбнулся покровительственной улыбкой, развел мечи - ставшие продолжением рук, готовясь нанести двойной удар. Нет, передумал. Он еще поиграет с усталым стариком, оттачивая умение. Отлично! Снова удар сверху, он снова ловит клинок, отбрасывает в сторону, а я делаю рывок вперед, наступаю ему на ногу тяжелым башмаком, и бью головой в переносицу… Мой удар подлый и грязный, совсем не рыцарский, так я не рыцарь, а наемник, а нам на поле боя все можно. И добивать, а не брать в плен, хотя парня стоило бы искалечить, чтобы не смог драться, а потом выяснить - откуда он явился? Нет, не стану. Даже если земляк, так тоффель с ним.
        Прочертив острием по его горлу красную линию, я заглянул в глаза, в которых холодная голубизна уже вытесняла теплоту синевы, вздохнул - вот, говорят молодежи, что в бою оружием становится не только меч, но и голова врага, особенно, если она в шлеме, а не верят…
        - Иго-го-го, - подал голос Гневко, рассерженный, что я слишком долго возился, а мог бы и его на помощь позвать, а вдвоем-то мы и не таких умельцев разделывали.
        - Ну, прости, - повинился я, вскакивая в седло.
        Нет, устать-то я конечно устал, но испытывая прилив гордости за то, что не все еще у меня потеряно, не так я и стар, как думал, сразу же испытал такой прилив сил, что мог прийти на помощь товарищам без всякого отдыха. Потом, разумеется, стану лежать пластом, но это потом.
        Древние авторы пишут, что великие полководцы отличались от прочих, невеликих, умением правильно распределить силы и средства, сберегая резервы. Вот и мы с гнедым уподобились свежему резерву, брошенному в тыл врага на исходе сражения.
        Гневко умело маневрирует, стараясь обойти мертвецов и не споткнуться, расталкивает оказавшихся на нашем пути разбойников, я сверху рублю мечом, а топор уже остался в чьей-то всколоченной голове.
        Разбойники проигрывали, а наш с гнедым внезапный удар, схожий с таранным ударом боевого мамонта, окончательно решил исход боя. Те из грабителей, кто еще оставался на ногах, бросали оружие и опрометью сбегали в лес. Правильно, в лесу их ловить не станут.
        Как там господин главный посол?
        Недремлющее Око Его Высочества был жив, почти невредим, если не считать пары царапин. Стоя над мертвым разбойником, вытирал посох грязной тряпкой. Не иначе, оторвал от одежды поверженного врага. Подъехав поближе, я изрек:
        - Никогда не думал, что маги используют посох как рубящее оружие.
        Хотел спросить, почему маг не использовал шаровые молнии, но не стал. Файрбол не разбирается, где свои, где чужие.
        - Юджин, а не пойти ли тебе к черту? - беззлобно отозвался двоюродный дедушка правителя, указывая поцарапанным подбородком на обломки парадной шпаги. - Видишь? Сломалась, и причем сразу. Хорошо, посох под рукой оказался.
        М-да, не везет барону с оружием. То он турнирное копье с собой тащит, а теперь вон, парадную шпагу. Надеюсь, не семейная реликвия? Реликвии лучше на стене держать, или в витрине, а не таскать с собой.
        - Габриэль, в следующий раз, когда мы с тобой вместе поедем, лично прослежу, чтобы ты взял настоящее оружие, - пообещал я.
        - Договорились, - вздохнул маг. - Но кто мог подумать, что на нас нападут? Я здесь раз пять ездил, ни о каких разбойниках слыхом не слыхивали.
        - А у тебя было три тысячи талеров? Нет? Если денег нет, зачем нападать? А ради четырех телег с серебром все разбойники Силингии сбегутся, не посмотрят, что это обоз Его Высочества.
        Все-таки, какие здесь наивные люди живут. Считают, что знамя с герцогским гербом самая лучшая защита? Три тысячи талеров, это и для моей родины огромные деньги, а здесь, где золото и серебро стоят раз в десять дороже, вообще, сумма несусветная. Даже за сто талеров можно рискнуть головой и обидеть самого герцога. Тайны из нашего посольства никто не делал, информация о драгоценной поклаже могла разойтись по герцогству в считанные дни. Впрочем, даже если о талерах грабители и не знали, так о прочем добре осведомлены. Если не всех перебили, так надо бы уцелевших порасспросить - сколько их было, кто навел, и все прочее. Нет, похоже, для допроса мне уже никого не оставят. Вон, добивают последних, хотя по правилам, разбойников следует вешать. Ну да и черт с ними, и с правилами, и с разбойниками. Вернусь, надо все-таки посоветовать герцогу создать тайную службу, чтобы и заговоры вовремя раскрывала, и с разбойниками боролась. В книжке такая служба описана, чего бы ее и наяву не создать? Главное, чтобы Его Высочество не поставил меня ею руководить. Известно, что инициатива наказуема.
        - Повезло нам сегодня, - хмыкнул я.
        - Почему повезло? - не понял придворный маг.
        - Поспешили разбойники, а подготовились плохо, - пояснил я. - На их месте, я бы все лучше обстряпал. Во-первых, запер бы обоз на месте, чтобы ни туда, ни сюда. И надо-то всего пару деревьев срубить - одно в начале, второе в конце. А во-вторых, не стал бы лезть сразу, а обстрелял бы из луков. Десяток лучников могут сотню стрел высадить, а без доспехов, так это мишени, а не рыцари.
        - Юджин, ты так говоришь, словно сам когда-то разбойничал, - усмехнулся фон Скилур.
        - Ну, дорогой барон, кем я только не был в этой жизни, чем я только не занимался, - усмехнулся я. - Наемник - это тоже разбойник.
        Габриэль принял слова за шутку, а я не стал освещать некоторые страницы своей биографии, особенно ту, когда я был не просто разбойником, а вожаком разбойничьих отрядов, охотившихся за серебром Фликов. Да и насчет наемника не слишком соврал. Что, разве мы не охотились на обозы противника? Постоянно, еще похлеще, нежели какие-то там недоделанные разбойники. Только это называлось не грабежом, а захватом вражеского имущества - абсолютно законное дело, за которое можно получить добавку к жалованью. Главное, не перепутать свой обоз с вражеским, хотя и так бывало. А «свадебный поезд», при таком попустительстве, я ограбил бы на каком-нибудь постоялом дворе, не уезжая в такую даль. И всего-то - снять часовых, крепко-накрепко закрыть двери в дом, где спят рыцари, вот и все.
        Но болтать хорошо, а надо узнать, какие потери? И где капитан? Надеюсь, его разбойники уже убили, не придется руки марать.
        Нет, не убили. Вон он, легок на помине. Не сам идет, а ведут два возчика, под белы рученьки, а ножки заплетаются. Ба, что же такое с нашим доблестным рыцарем? Морда разбита, вся в крови, нос свернут набок, правая рука висит, словно плеть. И сам вот-вот упадет, если отпустить. Похоже, разбойники уронили его вместе с жеребцом. Жаль, если вороной погиб, хороший конь и очень плохо, что дураку достался.
        - Гошпода, я прошу прошшения… - пробормотал капитан, едва шевеля языком. - Граф Артакш, я жашлушыл шмерть от вашей руки.
        Так, у него еще и зубы выбиты.
        - Граф, принимайте командование охраной, - перешел на официальный тон посланник Его Высочества.
        - Слушаюсь, - обозначил я легкий полон старшему по должности, и кивнул возчикам, отдавая первый приказ в новой должности: - Положите рыцаря в повозку.
        Бынтекс, упрямый дурак, из-за которого погибли люди, заслужил смерть, но зарубить его прямо сейчас рука не поднимется. И людей у нас мало, негоже разбрасываться. Оклемается, тогда и стану решать, что с ним сделать. И сам я тоже хорош. Надо было еще вчера треснуть Бынтексу чем-нибудь по башке, барону бы соврал что-нибудь правдоподобное, а жандармы меня бы поняли.
        Наши потери оказались немаленькими. Из тридцати жандармов погибло четверо - все, кто не соизволил надеть доспехи, двое тяжелораненых и, неизвестно, выживут они или нет. Еще пятеро не смогут продолжать путь верхом. Легкораненых, но способных сидеть в седле, я считать не стал. Раненых уже перевязывали более удачливые товарищи и относили в телеги.
        Нет, слишком большие потери. Получается, почти половина нашего войска выбыло. И слабое утешение, что на каждого убитого или раненого рыцаря приходилось по шесть трупов бандитов. Должно быть - даже с учетом внезапности, не меньше десяти или двенадцати. Нет, умел бы, точно бы завыл. Ну нельзя так бездарно командовать, нельзя! И рыцарей в походе щадить, чтобы ехали налегке, тоже нельзя.
        С возчиками получше - убитых нет, трое ранено, у одного сломана рука. Простолюдины в бой не вступали, а сразу, как дело запахло паленым, попрятались под телеги, отсиделись там, либо вообще сиганули в лес, в кусты. И правильно сделали. Оружия у них нет, да и не нанимались они воевать. Теперь сползались обратно, попутно осматривая трупы бандитов, на предмет чего-то полезного в хозяйстве. Хрен с ними, нехай берут, будем считать, что это им компенсация.
        А вот и мой Генрик, без малейшего смущения вылез из придорожной канавы, стряхнул с себя прилипшую грязь, а теперь направляется к нашей кобылке. Никак соскучился. И тоже присматривается, чтобы прихватить. Избаловал я его.
        - Эй, гору луковое, - окликнул я парня, а когда тот с поклоном обернулся, приказал: - Вон, видишь мужик лежит, с двумя мечами? Сходи и притащи сюда.
        - Мужика?
        - Мечи, болван, - выругал я непонятливого слугу. - Оружие мне, а все остальное, что в карманах найдешь, возьмешь себе.
        Пока носом не ткнешь, пинка не дашь, не догадается, а меч это штука ценная, отвернешься, кто-нибудь сразу присвоит. И не возчики, те благородное оружие в руки не возьмут, а те же опоясанные рыцари, а потом скажут, что в бою взяли.
        И надо распорядиться, чтобы начинали копать могилы для рыцарей, а бандитов утаскивали с дороги. Разбойников хоронить - много чести. Ими и без нас есть кому заняться - вон, все деревья вороньем засижены, ждут, уже подкаркивают, поторапливают - когда уберетесь? И волки должны подойти, пусть полакомятся. Глядишь, хоть какая-то от грабителей польза.
        Глава двенадцатая
        Чёртовы колдуны!
        В повозке сидеть удобно, но я предпочитаю седло. Оно и привычнее, да и по должности сподручнее. Без надобности людей дергать не стоит, как делал мой предшественник, но время от времени следует объезжать обоз, давая понять, что мудрый отец-командир рядом, и он всегда готов прийти на помощь. Барон говорит, что скоро начнется болото, стало быть, новой засады можно не ждать, но я все-таки снарядил в головной дозор трех жандармов, а еще троим приказано изображать арьергард. И мне спокойнее, и рыцарям развлечение.
        Большую часть дня я ехал рядом с повозкой мага, прислушиваясь к его рассказам о нравах и традициях жителей княжества Севр, а также по истории. Узнал, например, что в тех краях больных коров лечат просто - накидывают на рога веревку, потом ведут занемогшую скотинку в священную рощу и трижды обводят вокруг какого-то камня.
        - А камень простой, или целебный? - заинтересовался я.
        - Как это, целебный? - не понял маг. - Разве бывают целебные камни?
        - Так мало ли как, - пожал я плечами. - Может, флюиды какие-нибудь от камня исходят, или… - задумался я, вспоминая мудреное слово, - эти, как их там, эманации? У меня иной раз спина болит. Может, и меня вылечит?
        - Камень обычный, только он в Священной роще лежит, - сообщил придворный маг. - Но людей там не лечат, только скотину.
        - Понятно, - кивнул я. - Значит, придется мне к лекарю идти.
        - Скептик ты, граф, - вздохнул барон. - Не веришь в магические силы.
        - Почему не верю? - возмутился я. - Очень даже верю. Только не верю, что камень все болезни подряд лечит. Предположим, у одной коровы ящур, а другая клевера нажралась, объелась. Зачем скотинку к камню водить, если ей можно бок проткнуть, и газы выпустить? Та же самая хрень, что и астрология.
        - Так ты и во влияние звезд на судьбу человека не веришь? - вытаращился придворный маг.
        - Верю, - хмыкнул я. - Солнышко светит, пригревает, а если в жару с непокрытой башкой ходить, можно солнечный удар получить. Значит, влияет. А так, чтобы расположение звезд определяло судьбу человека - никак не поверю. Габриэль, сам посуди - в тот же день и почти в тот же час, когда я родился, появился мой молочный брат, сын кормилицы. И что? В двадцать лет, когда я в наемники подался, у него уже трое детишек бегало. А сколько таких, кто родился под теми же звездами, что и я, не то, что до старости, но даже до юности не дожили?
        - Ладно, бесполезно с тобой о серьезных вещах говорить, - махнул рукой маг. - Но поверь на слово - сам видел, как корову вокруг камня водили, а потом она выздоровела.
        - Так и шут с ней, с коровой, вылечилась, и хорошо, - не стал я спорить. - Расскажи лучше о княжестве.
        Двоюродный дедушка герцога поведал, что Ильгранд, родоначальник нынешней княжеской династии, был нидингом, то есть, изгнанником, прибывшим откуда-то издалека. Когда новый поселенец решил купить немного земли, старейшины над ним посмеялись, предложив приобрести клочок, на котором могла уместиться лишь бычья шкура.
        Я уж подумал, что Ильгранд поступил так же, как это сделал какой-то основоположник в наших краях - разрезал шкуру на тоненькие полоски, огородил ею участок, став крупным землевладельцем. Но нидинг расстелил шкуру на дороге, ведущей в священную рощу, мешая добрым людям приносить жертву богам, после чего старейшины выделили ему кусок земли поосновательнее. Непонятно, почему обнаглевшего изгнанника не убили на месте или, хотя бы не вытурили взашей? Впрочем, если бы убили, то и легенды бы не было.
        Еще меня интересовала дорога, по которой мы ехали из Силинга в Севр. Я вспоминал плохо наезженную колею, по которой мы с бароном отправлялись спасать наследника, и сравнивал с этой. Чувствовалось, что здесь поработали человеческие руки, а не колеса с копытами. За давностью лет кое-что разрушилось, но канавы и водостоки остались в порядке, да и сама «подушка» оставалась плотной. Вон, даже ям и колдобин не видно. Хорошо сделано, качественно. В давние времена, на моей исторической родине, Старая империя создавала каменные дороги, чтобы легионеры могли свободно пройти из одного конца империи в другой, а здесь?
        Лес сменился огромной поляной, посредине которой высился каменный холм. Странно, но на поляне нет ни кустика, ни травинки, а только черная земля.
        - Чья-то могила? - поинтересовался я.
        - Это могила самого Алуэна Мохнатые Щеки, - отозвался маг. Заметив, что имя мне не знакомо, Габриэль укоризненно хмыкнул: - Артакс, в Урштадте народ совсем оторвался от собственных корней, если не помнит имен королей?
        - Вполне возможно, - не стал я спорить, а потом уточнил: - За весь город сказать не могу, но сам я точно оторван и от корней, и от стебля, и от пестиков с тычинками. Ишь ты, Алуэн Мохнатые Щеки… Надо запомнить.
        - Опять забыл, что ты не здешний, - вздохнул двоюродный дедушка герцога. - Тот, кто здесь похоронен, был последним из великих королей древности. Ему принадлежало королевство Нимотен.
        - Нимотен? - переспросил я. - Ни разу не слышал.
        - И наше герцогство, и королевство Ботэн, и Севр, и еще штук девять княжеств - все вышли из Нимотена. Его короли владели мечом по имени Уалдрейк, и пока он был с ними, ни один из соседей не мог вторгнуться в пределы королевства.
        Уалдрейк, сколько помню, дикий селезень. Странно. Обычно, мечи носили женские имена. Король с помощью одного меча оборонял все границы королевства? Хм… Может, оборонять государство позволяли дороги, по которым перемещали войска? Ладно, это уже неважно. О чем там рассказывает маг?
        - У Алуэна Мохнатые Щеки было пятеро сыновей и любимая дочь Астис. Вместо того, чтобы оставить престол старшему сыну, король перед смертью разделил государство на шесть частей, завещав, чтобы каждый из детей правил своей областью, но, чтобы они во всем слушались старшего брата, а Уалдрейк приказал похоронить вместе с собой в могиле. Когда Алуэн умер, дети не осмелились нарушить волю отца и погребли его вместе с мечом, в кургане. Погребальный костер горел сорок дней и сорок ночей. И место, где он горел, не зарастает травой. Заметил?
        Черную землю сложно не заметить. Я кивнул, а придворный маг продолжил рассказ:
        - Но братья решили, что женщина не имеет права на земли - выйдет замуж, все достанется мужу. Они отобрали долю Астис, а саму девушку обесчестили, хотели убить, но лишь выгнали вон. Астис жила в лесу, питалась корнями, ловила рыбу, а через девять месяцев родила мальчика. Она назвала его Алуэном, в честь отца. Когда мальчик вырос, Астис решила отомстить братьям и забрать королевство - ведь ее сын приходился сыном пяти братьев и имел право на все королевство. Женщина пришла на могилу отца и потребовала, чтобы тот отдал Уалдрейк своему внуку. Алуэн Мохнатые Щеки поначалу не хотел отдавать меч, он понимал, что это приведет к войне между детьми, но мертвый король пожелал, чтобы дочь наказала обидчиков. Алуэн - сын пяти отцов, вооружившись мечом, убил всех. Но у его дядюшек росли свои сыновья и после гибели отцов они тоже решили мстить.
        - И началась война, из-за которой королевство раскололось на части, - закончил я, а потом поинтересовался: - А что стало с мечом?
        - Астис вернула меч своему отцу, но как его потом не искали - и здесь, и в Бутэне, и в Севре, отыскать не смогли.
        - Как понять, вернула отцу? - не понял я. - Положила в могилу? А что, у небритого короля было несколько могил?
        - Не у небритого короля, а у Алуэна Мохнатые Щеки, - суховато поправил меня фон Скилур.
        - Барон, не сердитесь, не хотел вас обидеть. Я с трудом запоминаю новые имена, - повинился я. - Не иначе, Алуэн Мохнатые Щеки ваш предок?
        К счастью, барон не стал долго обижаться. Все-таки, слишком давно жил его прародитель, чтобы принимать насмешку над именем близко к сердцу.
        - Герцоги Силингии являются потомками короля, равно как короли Ботэна. Даже на престоле Севра находится его потомок по женской линии. Ильгранд женился на Белолике, праправнучке Алуэна.
        - Так что с могилами? - напомнил я.
        - А, ну да… У Алуэна Мохнатые Щеки двенадцать могил. По одной на каждое государство. И все они пользуются дурной славой.
        Двенадцать могил? Хм… А почему нет? Великий король мог позволить себе двенадцать могил. Плохо только, что у могил дурная слава. Впрочем, так и должно быть. В Швабсонии я наслушался разных баек - мол, в древних курганах, где лежат убитые герои, водится нечисть, а если не водится, то могильные насыпи, скрывавшие под собой боль и кровь, притягивают к себе чертей, вампиров, колдунов. Но я всегда спокойно относился и к кладбищам, и к курганам. И спать на них приходилось, и лагерь ставить. Не помню случая, чтобы кто-нибудь из мертвых героев вдруг вылез из-под земли, и принялся пакостить живым. Кровь давно высохла, тела истлели, а души обрели вечный покой.
        В Силингии мой здравый смысл и прагматизм уже не раз давали сбой, и теперь я мог рассчитывать только на опыт и интуицию. Мне не особо нравился курган, под которым лежит король с небритыми щеками, но опасности от него я не чувствовал. Вот, что мне действительно не нравилось, так это погода. Вроде, все тоже самое, но что-то заставляло насторожиться. Я посмотрел на небо - там только что плыли симпатичные кудрявые облачка, но они вдруг принялись разбегаться, словно испуганные барашки при виде волков. Чего это они? Неужели испугались тучек, наплывавших из-за горизонта? А тучки необычные - свинцового цвета, правильной формы, чего в природе не должно быть и двигаются навстречу друг другу слишком быстро, чего тоже не должно быть.
        Неожиданно над землей пронесся холодный пронизывающий ветер, сменившийся духотой, какая бывает перед грозой. Гроза зимой? Слышал, что так бывает, но очень и очень редко. А тучки уже сбиваются в грозовую тучу. Нет, определенно сейчас случится какая-то пакость.
        Дальше я не стал забивать голову мыслями, а приподнявшись на стременах, заорал:
        - Обоз, стой! - Подождав, пока телеги и кони не встанут, отдал приказ: - Возчики - выпрягай лошадей! Раненых снять с возов и положить под телеги! Всем в лес!
        За те несколько дней, что я пробыл в роли начальника конвоя, жандармы и обозная прислуга привыкли подчиняться мне безоговорочно, без вопросов. Любо-дорого посмотреть, как мужики выпрягают коней, а рыцари, уложив раненых товарищей, разворачивают лошадей в сторону леса.
        Я с тревогой смотрел, как свинцовые плиты на небе наползают друг на друга, превращаясь в причудливую чешую невероятной рыбы, закрывающей солнце. Вот уже засверкали молнии, прозвучал первый раскат грома, а второй донесся уже совсем рядом, стало быть, скоро накроет.
        - Колдовство, - уверенно произнес придворный маг, успевший поменять повозку на седло своего коня.
        Я хотел рявкнуть на Габриэля - дескать, какого тоффеля не слушаешь распоряжений воинского начальника, и не чешешь в лес, но не успел. Холодный ветер задул с такой силой, что кое-кто из людей не устоял на ногах, ярдах в десяти от нас ударила молния, земля загорелась, хотя там и гореть-то нечему - ни кустов, ни травы. Спустя какое-то время ударил такой раскат грома, что у меня заложило уши, лошади испуганно заржали, вставали на дыбы, опрокидывая людей, несколько коней вырвалось, и стремительно понеслись на пустошь.
        - В лес! Быстро!
        Я орал, срывая голос, подгоняя отстававших. Снова ударила молния, на сей раз попав в обоз и вверх потянули клубы дыма.
        - Тушить! - прокричал маг, пытаясь рвануть к телеге, но я успел ухватить его коня за повод.
        - Черт с ней с телегой, люди дороже! - рявкнул я. - В лес!
        Мой рык перекрыл звуки очередного раската, а конь у господина мага даже присел.
        Ударила еще одна молния, да так точно, что попала в отставшего коня. Бедняга успел заржать, умирая, запахло горелым мясом, а между яркой вспышкой и новым раскатом, а откуда-то сверху донесся самодовольный хохот. Так может смеяться мерзавец, радующийся чужому горю, упивающийся собственной безнаказанностью.
        Ветер прижимал людей и коней к земле, молнии били беспрестанно, а сверху доносился хохот. Слушая затухающее ржание еще одной умирающей лошади, я зверел от злости, и сходил с ума от чувства беспомощности. Эх, как бы мне хотелось отыскать этого колдуна, что насылает на нас молнии и громы, и распластать его от плеча до задницы.
        Но все-таки, почти все люди и кони скрылись в лесу, а молнии теперь поражали старые ели. И что, нам теперь там и сидеть? Эх, сволочь. Как бы мне до тебя добраться?
        Повинуясь наитию, я соскочил с Гневко, выбежал на открытое место, обнажил клинок и вытянул его в сторону тяжелых грозовых туч, словно вызывая на поединок неизвестного колдуна. Наверное, со стороны это могло показаться несусветной глупостью, но я был уверен, что поступаю правильно.
        Сверху опять раздался смешок, а в меня немедленно полетела молния.
        Первая огненная стрела ударила в стороне, вторая взрыла землю у ног, а третья угодила точнехонько в мой клинок.
        От удара я не устоял на ногах, упал на колени, но молния, вместо того, чтобы пройти насквозь и впиться в землю, отразилась от стали и ушла куда-то высоко-высоко, в самое небо, туда, где сталкивающиеся свинцовые облака образовывали небольшой просвет.
        Сверху раздался жуткий, нечеловеческий крик боли, скорее похожий на вой, донесся хрустальный звон разбитого стекла. И сразу же грозовые тучи разошлись, а в небе опять засветило яркое солнце. Кажется, даже камни могильника повеселели, а земля уже не казалась такой черной.
        Но радости не было. Накатилась такая усталость, словно одна из чугунных плит, болтавшаяся в небе, рухнула мне на спину, вдавив в землю. Показалось, что из меня выпили все соки, и хорошенечко выжали. Хотелось рухнуть на промерзшую землю, полежать, но меня уже тыкал носом мой верный гнедой, подставляя тот бок, где висела фляга. Гневко даже присел, чтобы было удобнее. Теперь бы еще доползти, и снять флягу.
        - Господин граф, разрешите помочь, - услышал я знакомый голос.
        Тот самый фон Кестнер, стоявший прошлой ночью на карауле, снял флягу, откупорил пробку.
        - Спасибо тебе, добрый человек, - пробормотал я, поднося горлышко к потрескавшимся губам.
        Руки ходили ходуном, не слушались и, если бы не помощь рыцаря, расплескал бы всю воду. Напившись, перевел дух, и спросил:
        - Как там народ? Лошади?
        - Пока не знаю, - растерянно отозвался рыцарь и смущенно спросил: - Ваше Сиятельство, а что вы такое сделали?
        - А хрен его знает, - устало отозвался я. - Ты лучше нашего мага спроси.
        - Господин фон Скилур пребывает в полнейшем изумлении и смятении, все остальные тоже, - сдержанно хохотнул рыцарь.
        - Вот и ладно.
        Я с трудом поднялся, еле-еле преодолел ярд, остававшийся до коня, ухватился за луку и с трудом перенес ногу через седло. Плюхнулся бы и поперек, но народ смотрит, неудобно. Утвердившись, с чувством сказал:
        - Как же я ненавижу колдунов!
        - Го-го, - согласился со мной жеребец, вставая на ноги.
        Надо бы оценить потери, успокоить или утешить народ, а если понадобится, то наорать, но командовать сил уже не было. Выцепив взглядом фон Кестнера, приказал:
        - Остаешься за старшего. Выяснишь потери, отправишь обоз в путь. В общем, сообразишь. Барон выйдет от изумления, поможет.
        Гневко, не дожидаясь команды, тронулся с места и повез меня к нашей телеге. Прямо с седла, плюхнулся на сено. Надо бы расседлать гнедого, но руки не хотели двигаться.
        - Потерпишь? - поинтересовался я у жеребца, устраивая голову на мешке с талерами.
        - И-го, - тряхнул Гневко гривой.
        - Придет Генрик, скажешь, чтобы тебя расседлал.
        - Го? - выразил жеребец сомнение в умственных способностях слуги.
        - Не поймет, голову оторву и в задницу вставлю, - зевнул я, проваливаясь в сон.
        Глава тринадцатая
        Беседа у костра
        Я проснулся глубокой ночью. Чьи-то заботливые руки укрыли меня плащом, а под голову положили седло. Наверное, спал бы и дальше, но захотелось сделать «важное» дело. Поворочался с боку на бок, полежал, глядя на звезды, угадывая созвездия, надеясь, что желание само пройдет и, как-нибудь дотерплю до утра. Увы, не прошло. Встал с телеги, размял затекшие мышцы, похрустел костями, огляделся по сторонам. Кругом лес, гнедой поблизости с аппетитом хрустит овсом, народ дрыхнет, из-под телеги доносится храп Генрика, караулы стоят, огни горят. Ни с кем не воюем, одуревшие маги грозу не засылают, войско на отдыхе. Идиллия.
        Гневко, заметив, что хозяин встал, ехидно поинтересовался:
        - Го-го-го?
        Вот, паршивец! Еще и проводить предлагает.
        - Не переживай, дорогу найду, - буркнул я, отходя подальше.
        Сделав дело, вернулся, подошел к гнедому, провел ладонью по его спине, спросил:
        - Расседлали вовремя?
        Жеребец кивнул, тряхнул торбой, давая понять, что мне пора бы перекусить - он-де готов поделиться по-братски, но не уверен, стану ли я есть овес? Вот ведь, а жеребец-то понимает меня лучше, чем я себя понимаю. И впрямь, чертовски хочется есть, а от ближайшего костра вкусно пахнет, а у огня сидит на бревнышке двоюродный дедушка нашего герцога, помешивая в котелке какое-то варево. Подойдя к барону, я плюхнулся рядом, и хрипло потребовал:
        - Жрать давай!
        Барон фон Скилур с изумлением вытаращил светлые очи, и, пробурчав, что некоторые графья могли быть и повежливее с особами, близкими к правящему дому, собственноручно снял с углей котелок и поставил передо мной.
        - Осторожнее, горячо, - предупредил господин маг, вручая ложку.
        Точно, горячо. А ведь мог бы и остудить. Была бы хоть какая-то польза от магии. А так, ничего дельного не умеют, а вот напакостить - пожалуйста. Чуть не умер, изойдя на слюну, пока дождался, чтобы огнедышащая похлебка слегка остыла. Ну, наконец-то!
        С урчанием изголодавшегося кота принялся за еду. Не упомню, чтобы меня когда-то накрывал такой голод - до дрожи в руках. Разве что, после побега с серебряного рудника? Нет, наверное, такого не было. Или и было, но я постарался о том забыть.
        Я насыщал ненасытную утробу, чавкая, словно пейзанин, почти не слушая того, о чем говорил маг. Но постепенно, когда от содержимого котелка, рассчитанного на пятерых, осталась треть, начал улавливать кое-какие слова, а ближе к днищу разобрал целые предложения. Кажется, Габриэль говорил, что он еще не сталкивался с волшебником, способным не просто рассматривать людей через хрустальную призму, а еще и насылать сквозь волшебное стекло громы и молнии. Хм… Как говаривала невеста, лишаясь девственности - все в этой жизни когда-нибудь бывает впервые.
        Доскребая остатки похлебки, прикипевшие к днищу, покосился на мага:
        - А еще есть?
        - Не увлекайся, - строго сказал барон. - Подожди немного, пусть пища усвоится.
        Фон Скилур пошерудил в темноте, вытащил нечто укрытое попоной. Развернув, явил на свет костра еще один котелок, поменьше. Сняв крышку, поводил носом и с удовлетворением сказал:
        - Вот, настоялся.
        По примеру мага я потянул носом, принюхиваясь. Пахло кипреем, черемухой, еще чем-то ароматным. Запах неплох. А как на вкус?
        - Пей, не бойся, не отравлю, - с легким раздражением сказал барон.
        Сделав глоток, прислушался к самому себе. Определенно вкусно. Выпив половину, понял, что есть и на самом деле больше не хочется. К тому же, сожрав - другого слова не подберу, целый котелок похлебки, даже не разобрал, что же такое ел? Надеюсь, лягушек там не было?
        - Спасибо вам, господин барон, - отваливаясь и потирая раздутое пузо сказал я, вспомнив о правилах хорошего тона. - Накормили, напоили.
        - Слугу своего благодари, он готовил, а я только постерег, - усмехнулся маг. - Цени - не съел, а так хотелось.
        Мне стало немного неловко. Может, барон сам голодный, а я слопал и его порцию? Но Габриэль, словно угадав мои мысли, сказал:
        - Я на ночь стараюсь не есть. Жаль, не всегда удается.
        - Это ты правильно, - кивнул я. - А вот я обожаю поесть после полуночи.
        - Ты еще молодой, тебе можно, - сказал барон. - Вот будет тебе лет семьдесят, тогда начнешь задумываться, что надо себя ограничивать.
        - А тебе семьдесят? - удивился я.
        - Мне больше, - усмехнулся барон. - Кстати, а сколько тебе?
        Я призадумался. По ощущениям, мне не больше сорока - сорока пяти лет, а реально должно быть под пятьдесят. Чтобы точно ответить, нужно знать, сколько лет прошло на «исторической родине».
        - Давай считать, что мы с тобой ровесники, - предложил я. - Пусть нам с тобой будет лет так э-э… по сорок.
        - Давай, - охотно согласился Габриэль.
        Если тебе за семьдесят, а предлагают считать сорокалетним, что тут плохого?
        - Кстати, этот отвар должен помочь тебе восстановить силы, - сообщил барон. - Даже не понимаю, как ты умудрился выдержать подобный удар.
        - Сам же когда-то говорил, что я невосприимчив к магии, - усмехнулся я, вспоминая огненную шпагу, которой барон пытался отрубить мою руку.
        - Так одно дело предполагать, совсем другое все видеть собственными глазами, - туманно отозвался Габриэль. - Был бы ты магом, то если бы не сгорел, то выгорел бы полностью.
        - Какое счастье, что я не маг, - пробурчал я, допивая отвар. - Был бы колдуном, вроде тебя, пробило бы от макушки и до пяток.
        - Зря шутишь, - покачал головой Габриэль. - Это была не просто молния, а магический удар. Не скажу, что я сильный маг, но этот был запредельный. Понимаю, что ты имеешь право на меня сердится, но поверь - я ничего не смог сделать, хоть и пытался.
        - Вот я и говорю, что не маг, и слава богу, - отмахнулся я и попытался перевести разговор на более важную тему: - Скажи-ка лучше, какие у нас потери?
        - Людей двое погибло, обозники, но не от молний - под копыта попали, когда кони обезумели. Из лошадей шесть штук недочет: три от молний, одна ногу сломала, пришлось прирезать. Еще две ускакали, поймать не смогли. Одна телега сгорела, так там ничего особенного и не было. А еще Бынтекс зарезался.
        - Бынтекс зарезался? - переспросил я.
        - Зарезался, закололся, какая разница? Его под телегой оставили, когда в лес бежали, а как вернулись, обнаружили, что Бынтекс на нож наткнулся. Рукоятку в землю воткнул, а сам сверху упал. Хотели в кусты бросить, но потом вместе с остальными похоронили.
        - Сам закололся или помогли? - зачем-то поинтересовался я, хотя, по большому-то счету, мне было все равно. Нет Бынтекса, так и ладно, убивать не придется.
        - Сам, - твердо ответил фон Скилур. - Я ауру проверил, все чисто.
        Не понял, как можно проверить ауру мертвеца, но магу виднее.
        - Да, а ты догадался у Бынтекса меч забрать? - поинтересовался я, приготовившись отругать мага. Глупо, если меч оказался в могиле. На том свете он точно никому не пригодится, а магу, оставшемуся без оружия, вполне сгодится.
        - Он мне по руке не подошел, рукоять слишком широкая, - вздохнул Габриэль.
        - А мои трофеи не смотрел? - поинтересовался я.
        - Смотрел, - кивнул барон. - Не только смотрел, но даже примерился. Я хотел разрешения спросить, но ты чересчур крепко спал. Надеюсь, не обиделся?
        - Да ну, какая уж тут обида? - хмыкнул я. Возможно, на кого-то другого я бы и рассердился, но не на барона. - И как они тебе?
        - Один из клинков я бы взял, на время, если не возражаешь.
        - Так забирай, - великодушно разрешил я. - Не все же тебе посохом махать.
        - Спасибо, - искренне поблагодарил меня маг, а потом поинтересовался. - Ты заметил, что сталь не здешней работы?
        - Да я мечи особо-то и не рассматривал, - признался я. - А если честно, то я бы и не сообразил, здешняя работа, или нет. Я же тебе не кузнец, и не металлург. Кое-что вызнал, но так, по верхушкам. Но вот то, что хозяин мечей не здешний, это точно. В Силингии, не в обиду будь сказано, нет таких фехтовальщиков. Мне повезло, что опыта оказалось побольше.
        - М-да, - протянул маг. - Мне почему-то стало казаться, что и разбойники, и магическая атака связаны. Могущественный маг. Умелый фехтовальщик из твоего мира. Умница мой племянник.
        - В каком смысле?
        - В том смысле, что правильно Дометрий поступил, назначив тебя телохранителем. Ты нас уже два раза спас.
        - Все может быть, - пожал я плечами и зевнул. Кажется, опять хочу спать.
        Я уже собрался пойти досыпать, но маг, видимо, соскучился по моему обществу.
        - Кстати, любезный граф, вы же по-прежнему трезвенник? - ехидно поинтересовался придворный маг, переходя на легкий официоз.
        - А что такое? - не понял я.
        - И как вы собираетесь выкручиваться в Севре?
        - В княжестве квас не варят, или вода закончилась?
        - Нет, любезнейший, - противно заулыбался Габриэль. - Вода не закончилась. Квас, правда, не варят.
        - Варвары, - вздохнул я. - Зачем нам такая принцесса, если в ее стране квас не умеют варить?
        - Так квас, к вашему сведению, вообще не варят, - сообщил маг.
        - Не варят? - удивился я. - А откуда он берется?
        - Сухарики заливают водой, добавляют мед, можно сахар, а потом он выбраживает дня два или три.
        Вон оно как. Не знал. Думал, что квас готовят также, как пиво. Но я что, квасовар, что ли?
        - Нет, на самом-то деле квас там готовят, - успокоил меня маг, а потом решил все испортить. - Но в Севре ваш трезвый образ жизни никто не оценит.
        - Переживу как-нибудь, - усмехнулся я, вспоминая, как тяжело мне приходилось в первые годы моего воздержания от спиртного, когда каждый дурак спрашивал - а чего, мол, не пьешь? А каково кипятить воду, если все ржут, накачиваясь пивом и вином? Я поначалу пытался что-то объяснять, выдумывать, а потом плюнул. Да и мое окружение привыкло. Потом, правда, приходилось и в ухо давать, если кто-то не хотел понимать. Ну не пью я, что тут поделать?
        - Ты-то переживешь, - перешел маг на дружеский тон. - А как станут обстоять дела с нашей миссией?
        - А какая связь? - вытаращил я глаза. - Кому хуже, если телохранитель у девчонки останется трезвым? Я что, должен надраться? С какой стати?
        - А как же свадебный пир?
        Свадебный пир? Герцог мне говорил о свадьбе, но я решил, что он имеет в виду сам ритуал - какое-нибудь хождение по священной роще, или вокруг идола. Или, там, Габриэль, олицетворяющий персону жениха, попляшет с девушкой, вот и все. Про застолье Его Высочество ни слова не говорил.
        - Я же только телохранитель, а не посланник, - пожал я плечами. - Посижу где-нибудь в сторонке, сделаю вид, что пью, вот и все. Потом, когда все упьются, не до меня будет.
        - Как же, в сторонке, - развеселился барон. - Не отсидишься ты в сторонке, мой трезвый друг. Юджин, ты теперь важная персона. И граф, да еще и личный телохранитель принцессы. А в Севре обычай - каждый из важных гостей должен произнести тост и осушить целый рог с брагой.
        - С брагой? - недоверчиво переспросил я. В Швабсонии брагу давно не пили, да и в Силингии предпочитали либо пиво, либо вино, а в крайнем случае шнапс.
        - В Севре люди традиции чтут. Уверен - как только мы приедем, там сразу же начнут варить брагу для пира.
        - Сам-то как станешь крутиться? - хмыкнул я. - Знаю я вас…
        Хотел добавить - пьяных магов, но не стал. Но Габриэль, хвала Единому, о собственных недостатках знал, поэтому не обиделся, а ответил со вздохом:
        - А я на себя заклинание наложу. Есть у меня одно такое. Могу хоть бочку выпить, не захмелев.
        - Жук ты, господин маг, - покачал я головой. - Что же ты в Швабсонии-то на себя заклятие не наложил? Глядишь, гостиница бы цела осталась.
        - Так какой же смысл пить, если не захмелеешь? - хитренько прищурился маг.
        - Тоже верно, - кивнул я, покачав головой. Нет, маг все-таки жук! Жучара!
        - Жаль, на тебя мое заклятие не подействует, - вздохнул Габриэль.
        Я только отмахнулся, задумываясь на пару секунд - как же стану выкручиваться, но придумать ничего не сумел. Ладно, посмотрим. Может, все еще не так и страшно.
        - А все-таки, очень жаль, что ты глухой к магии, - продолжал разглагольствовать барон. - Если бы ты имел способности, мог бы стать великим волшебником. Человек, на которого не действует волшебство, да что там - способный обратить чужую магию против ее владельца, это сила! Напомни, чтобы я не вздумал кидать в тебя файрболами.
        Если бы мне давали шанс стать магом - отказался бы, право слово. Женщины мне нравились больше, нежели волшебство. Не велика радость колдовать, если ты импотент. Вон, что за радости у Габриэля? Одна и осталась - наклюкаться до поросячьего визга, спалить чего-нибудь. Нет уж, нет уж.
        Я уже хотел все-таки встать, и отправиться на боковую, но маг опять остановил меня вопросом:
        - Юджин, у тебя есть какие-то идеи?
        - О чем именно? - не понял я.
        - Кто мог на нас напасть, зачем?
        - Откуда у меня идеи возьмутся? - удивился я. - Я человек нездешний, ни политических раскладов не знаю, ни династических. Я даже географию по ходу дела учу, ваших карт и в глаза не видел. Единственное, что могу сказать, так это то, что кто-то очень не хочет свадьбы герцога Силинга с принцессой Севра. Возможно, что этот человек имеет свои виды на Ингу. Стало быть, нужно искать в Ботэне, в Севре, что там у вас еще? Есть на примете кто-то очень могущественный? Кто еще сватался к девочке? Если есть такой, есть и зацепка. Есть и другой вариант - кто-то имеет виды не на невесту, а либо на самого герцога, либо на Вильфрида. Возможно, что и в самой Силингии. Но это тоже тебе виднее. Не может такого быть, чтобы не было сплетен, слухов. А мое дело маленькое - отвезти выкуп, привезти принцессу живой и, желательно невредимой, а папа с сыном пусть разбираются - кто мужем станет.
        - Юджин, а сам-то ты как считаешь? - перешел придворный маг на дружеский тон. - Кто должен жениться на девушке? Если бы тебя попросили изложить собственное мнение, чтобы ответил?
        Вопросы задает, господин придворный маг! И к чему мне они? Стараясь не вспылить, ответил:
        - Габриэль, честно скажу - не знаю. Твой внучатый племянник мне свои соображения изложил, я их принял. Свои плюсы и минусы есть и в том, и в другом случае. Женится Силинг-старший - замечательно. Будет наследник, укрепит свои позиции, получит корону. Женится Силинг-младший, тоже неплохо. Отчего бы Вильфреду не стать государственным человеком? Кому мешала любовь к знанию, если это не идет вразрез с главным делом? Но я, во-первых, человек посторонний, и не мое дело лезть в семейные споры. А во-вторых, как подданный герцога, вообще не имею права на свое мнение. Кто я такой, чтобы лезть в сердечные дела сюзерена или вмешиваться в большую политику? Хочет герцог, чтобы наследник стал королем - его право. А я, в свою очередь, обязан помочь, вот и все.
        - А ты дипломат, граф Артакс, - усмехнулся барон.
        - И что опять не так? - вздохнул я. - Как оно есть, так и говорю.
        - Ты сейчас рассуждаешь, не как рубака, а как придворный. Скользкий…
        - Я ведь и девушку-то - точнее, девочку, в глаза не видел. Красивая она, нет ли… - Видя, что господин барон открыл рот, чтобы описать Ингу, я отмахнулся. - Да мне все равно, а для династического брака тем более.
        - Юджин, а если я тебя спрошу, не как подданного моего племянника, а как своего друга?
        Эх, а вот это запрещенный прием. Знает, на что нажать. И я отчего-то считаю барона Скилура своим другом, а ведь после предательства «короля нищих», надеялся, что больше никогда не обзаведусь друзьями. Хотя, мало ли я чего говорил? Вон, после предательства и измены Уты зарекался иметь дело с женщинами. И что теперь?
        - Если как друга, то я поступил бы просто. Привезем девочку, пусть сама выбирает, за кого ей замуж идти - за отца, или за сына. Сын молод, неплох собой, зато у отца корона. Говорить о разнице в возрасте, так у меня с Кэйтрин тоже разница есть, и что теперь? В общем, Габриэль, не забивай голову. Пусть принцесса сама мучается.
        Глава четырнадцатая
        Болотная ундина ?
        Стоянку решили сделать перед самым болотом. Поужинали, и надо бы спать ложиться, завтра попремся по гати, но я опять заслушался Габриэля.
        - Нравы в Севре простые, народ дикий, - вещал барон. - Представляешь, там нельзя нанять кормилицу для младенцев! Дескать, станешь поить чужим, то есть, продажным молоком, то тело и душа ребенка станут чужими для семьи.
        - А если у матери молока нет? Коровьим поят, из рожка? - резонно поинтересовался я.
        - Ага, - подтвердил придворный маг, а потом радостно добавил: - Там с коровами цацкаются, как ты с конем со своим не цацкаешься. Скажем, если пейзанин купил корову, то он вначале заводит ее в собственный дом, дает посмотреть на очаг, чтобы привыкла, кормит с руки хлебом, а уже потом ведет в хлев. Представляете, Ваше Сиятельство, корову в дом? Она же там все ковры загадит!
        Эх, ну какие ковры в деревенских домах? Не видел, что ли, господин маг? Полы земляные, засыпанные соломой. А пейзане порой живут в одном помещении с козами и птицами, и ничего. Впрочем, перебивать фон Скилура не стал, пусть болтаем. Может, что-нить и интересненькое расскажет.
        Разглагольствуя, барон прихлебывал из небольшой фляжки. Видимо, решил заранее подготовиться к будущим неудобствам. Надеюсь, сегодня обойдемся без сюрпризов и поджогов?
        - И вот еще что, - хихикнул Габриэль. - В лекарей не верят, все больше своими силами обходятся. Коров-то хоть к камню водят, а людей нет. Дескать - чего лечить-то? Сильный выздоровеет, слабый умрет. Если женщина рожает, то все из дома уходят. Как родит, пуповину зубами перегрызает.
        Я подумал - а у нас-то чем лучше? Вспомню, как сам «медицинскую» помощь оказывал солдатам, так вздрогну. У пейзан, что в Швабсонии, что в Силингии, до сих пор предпочитают окуривать больных дымом, от которого никакого прока, или обмывать тело водой, рассчитывая, что болезнь уйдет вместе с ней. А зубы цирюльники выдирают грязными и ржавыми клещами. Не пойми, от чего загнешься - от зубной боли, или от «лечения»?
        Скоро светать начнет, а барон все болтает и болтает, делая по крошечному глоточку. Я бы не выдержал, опростал посудину одним махом, и все. Вон, договорился до того, что где-то на болоте сидит могущественный колдун, насылающий на нас и громы с молниями, и разбойников. Делать больше нечего могущественным колдунам, как на кочке сидеть.
        Что хоть он пьет-то? Не удержавшись, взял фляжку, понюхал. М-да, здесь не слабенькое вино, а что-то покрепче. Мне от одного запаха в голову так вдарило, что в висках зашумело, а самого передернуло. Нет, дрянь, определенно. Как я ее раньше-то пил? И мало того, что пил, так эта отрава мне нравилась.
        Пожалуй, надо спать идти, да и Габриэля пора укладывать. Наставлять его на путь истинный и уверять, что пить вредно, я не стану. И по возрасту не положено, и вообще, кто я такой, чтобы учить кого-нибудь жить?
        Устав зевать, я решил-таки плюнуть на хорошие манеры. Чтобы поговорить, завтра целый день будет, да и послезавтра можно поболтать. Уже приготовился раскрыть рот, извиниться, как от дальнего костра донеслись крики. Я еще даже не понял, что там происходит, а рука уже ухватила рукоять меча, а ноги сами понесли в сторону шума.
        То, что увидел, заставило остановиться - между костров металось какое-то существо, раздавая удары, от которых по сторонам разлетались не только возчики, но и рыцари.
        При моем появлении существо тоже остановилось, давая возможность рассмотреть себя повнимательнее, хотя при отблесках костра это и трудновато. На первый взгляд, это было нечто, похожее на обнаженную женщину - грива черных волос, грудь. Черно-золотистая кожа, кое-где проросшая белыми пятнами, словно лишай. Руки человеческие, но неестественно длинные, ноги слегка искривлены, пальцы с перепонками напоминали лягушечьи лапы. Но самое скверное, что страшилище держало в руке оружие, вроде серпа, только шире. Откуда он взялся? Бьюсь об заклад, только что его не было.
        Чудовище тряхнуло копной волос, открывая лицо и я увидел низкий лоб, широкий рот и выпяченные губы, а еще глаза - вытаращенные, с горизонтальными зрачками красного цвета. Казалось, голова не имела шеи, а была просто посажена на широкие плечи.
        Я выставил клинок перед собой, описал острием небольшой круг, стараясь понять, что же такое передо мной? Коли в руке оружие - разумное существо, а не зверь. Кого-то мне эта тварь напоминала, но вот кого, вспомнить не мог. И запах… Да, запах отчего-то знакомый.
        - Забазена, - услышал я за спиной голос мага.
        Габриэль запыхался, но ничего, молодец. Похоже, даже хмель с него слетел, а может мне лишь показалось. Что это за «забазена» такая, я все равно не знал, но судя по красным глазам - что-то нехорошее. Не юноша, я, чтобы кидаться с мечом на все странное и необычное. Может, разойдемся?
        - Красавица, у вас к нам какие-то претензии? - вежливо поинтересовался я. - Если они есть, изложите. Может, мы ваше место заняли? Тогда принесу вам свои извинения и обещаю, что завтра уйдем.
        Мне показалось, что забазена улыбнулась лягушечьим ртом. Вона… Она не просто разумное существо, оно еще и понимает человеческий язык.
        Вместо того, чтобы достойно ответить, а потом развернуться и уйти, существо присело. Вот теперь оно и на самом деле напоминало земноводное, а я вспомнил, на кого это чудовище похоже - на ту лягушку-переростка из Шварцвальда, что собиралась нас съесть. И запах именно тот! В прошлый раз мне с цыганами ужасно повезло, что тварь оказалась медлительной. Но если эта лягва с серпом прыгнет в толпу - беда.
        - Барон, в сторону! - приказал я, кивнув за спину и, не дожидаясь атаки, пошел в наступление.
        Со мной такое бывает не часто, но первый выпад не достиг цели. Чудовище оказалось очень быстрым. Оно отпрыгнуло в сторону, а потом, проскользнув под моим лезвием, нанесло ответный рубящий удар, от которого я едва успел уйти.
        Но теперь она перешла в контрнаступление. Чудище прыгало из стороны в стороны, скакало вверх и вниз, не давая мне возможности сосредоточиться. Самое скверное, что впервые за всю мою практику, я не видел рисунка боя, не мог понять логики своего противника. Кажется, лягва атаковала меня отовсюду, нанося удары справа и слева так быстро, что я едва успевал уклоняться. Дважды мой клинок ударялся о ее серп, высекая искры.
        За спиной я почувствовал присутствие Гневко, услышал его негодующее всхрапывание, но гнедой, как ветеран многих битв, осознавал, что сейчас он ничем своему другу и хозяину помочь не сможет.
        Женщина-лягушка приблизилась ко мне, открыла широченную пасть, показав треугольные зубы хищника. Она норовила вцепиться в мою руку, но дистанция была слишком велика, а для удара меча - мала.
        От всей души я пнул чудовище ногой, но оно оказалось еще проворнее, нежели я думал. Уйдя от пинка, развернулось, и опять рубануло меня, стараясь зацепить шею, не защищенную панцирем.
        Я присел, и широкое лезвие серпа пронеслось над моей головой. Будь волосы подлиннее, точно, срубила бы клок. Зараза!
        Пытаясь встать, чуть замешкался, а забазена, изловчившись, хлестнула меня лапой, да так сильно, что выбила воздух из легких, а сам я споткнулся и упал на спину.
        Неприятно, коли в бою валят на спину, но такое в моей жизни случалось, и я сумел кувырнуться через голову, ухитрившись удержать клинок, а потом, когда тварь метила продавить мою грудь чудовищными лапами, сумел рубануть ее снизу.
        Не знаю, что за кожа покрывала нижние конечности этой твари, но клинок, разрубавший панцири, словно бумагу, только поцарапал ей лапу.
        Но все-таки, удар был силен, потому что чудовище запрыгало на месте, смешно поджимая лапу, дав мне возможность откатиться в сторону и встать.
        Я был вымотан до предела, и держался только на злости. Не зная, что еще предпринять, попытался скопировать ее поведение - прыгнул в одну сторону, потом в другую, подскочил вверх.
        Прыжки получались так себе, и на долго бы меня не хватило, зато они сбили с толку чудовище, а я не замедлил этим воспользоваться, ударив мечом по предплечью.
        С удовлетворением ощутил, что там у нее кожа совсем иная, мягкая и поддается моему мечу, а зеназаба остановилась и, подняв вверх морду, протяжно квакнула, словно жаба на икромете, а я успел резануть ее еще один раз.
        - Артакс, ложись! - услышал я приказ мага и, не раздумывая, упал навзничь, ощущая, как над моей спиной пролетает огненный шар.
        Первый шар. Второй.
        Опираясь на локти, осторожно, чтобы не порезаться о собственный меч, привстал, но был пригвожден к земле новым окриком:
        - Лежать!
        Ишь, разорался. Надо мной пронеслось еще три файрбола, а когда я осмелился-таки приподнять голову, то увидел, как полуженщина-полулягушка, объятая пламенем, подпрыгивает, катается по земле, пытаясь сбить огонь, а неподалеку гарцует мой конь, раздираемый между желанием врезать этой твари копытами и страхом перед красными языками.
        Но огонь, охватывавший страшилище, вдруг угас, и она начала подниматься. Вскочив на ноги, я ухватил рукоять обеими руками и рубанул по тому месту, где голова чудовища соединяется с туловищем.
        Удар. Второй. Бил я от всей души, но пришлось нанести четыре удара, прежде чем уродливая башка отделилась от туловища.
        Но даже после этого чудовище оставалось живым - руки и лапы дергались, а голова, откатившаяся в сторону, гнусно квакала и сверкала красными зрачками. Но все-таки, с адским созданием покончено.
        От усталости я упал на голую землю.
        К месту боя подтягивался народ. Рыцари осматривали на меня виновато и, как мне показалось, восхищенно, а один из возчиков, осмелел настолько, что решил потрогать ногой голову чудовища.
        Лучше бы он этого не делал! Зубы клацнули и сомкнулись, сжимая ступню мужика, словно капкан. Парень закричал от боли, но один из рыцарей вбил острие меча в пасть и с помощью товарища сумел разжать челюсти.
        Несчастный возчик сидел на земле и рыдал, пока с него снимали сапог. Похоже, пара косточек оказались сломаны. Что ж, впредь дураку урок. Не стоит совать ноги конечности куда попало.
        - Сожгите ее, - приказал маг.
        Габриэль проследил, чтобы все куски твари оказались собраны вместе и обложены изрядной кучей хвороста, а потом кинул туда огненный шар.
        Я сидел и тупо смотрел, как куски чудовища охватывает огонь. И у меня опять не было сил, чтобы встать. Но тут в мой бок что-то ткнулось.
        - Го-го, - виновато произнес Гневко, тыча в меня свои мягкие губы.
        - И что ты мог сделать? - спросил я гнедого, обнимая его за морду.
        Конь тряхнул гривой, стукнул копытом.
        - Да ладно тебе, - хмыкнул я, успокаивая жеребца. - Плюнь и не вспоминай. Если бы полез лягву бить, меня бы зацепил.
        Гневко снова стукнул копытом, еще раз тряхнул гривой.
        - И-гго! - недовольно произнес он и сделал попытку ухватить меня зубами за плечо.
        Вот ведь, нянька непарнокопытная. Но придется слушаться. Конь знает, что говорит.
        - Да понял я, понял, уже встаю, - прокряхтел я, поднимаясь с промерзшей земли. Да, жеребец-то прав. Это я сейчас разгорячился, а так, недолго и простуду схватить.
        - Господин граф, оденьте, - услышал я.
        Нет, это не Гневко. Это Генрик догадался притащить плащ, оставленный в телеге. Ишь, заботливый. Я даже не стал делать парню замечание за неправильно сказанное слово. В сущности, не такая большая разница, надеть или одеть. Я и сам иногда путаю.
        Гнедой, убедившись, что я одет, фыркнул, сделал недовольную морду, повернулся и ушел.
        А я не сразу сообразил, отчего жеребец ушел и почему народ стоит с таким несчастным видом. Потом дошло - и в прямом, и в переносном смыслах. Вонь, исходившая от костра, на котором горели останки болотной твари была такой сильной, что пришлось отвернуться, да еще и упрятать нос в плащ.
        Выхватив из ближайшего воза клок сена, я принялся с остервенением протирать меч, убрать с него зеленовато-белую жидкость, напоминавшую гной.
        - Граф, поосторожнее с этой дрянью, - с беспокойством сказал барон, оказавшийся рядом. - Лучше бы ты клинок огнем прижег, так надежнее.
        И впрямь, лучше эту гадость прижечь, словно язву.
        Пока я мучился, задыхаясь от смрада, поворачивая клинок то так, то этак, Габриэль мужественно стоял рядом, изучая оружие поверженной гадины. Осторожно взяв серп в руки, барон принялся обжигать в пламени рукоятку и лезвие.
        Решив, что меч достаточно очищен от скверны, протер лезвие тряпочкой, пропитанной маслом, потрогал режущую кромку. Хм… А ведь вчера затачивал. И зазубрина появилась. Где там мой Генрик? Нет, оружие я сам приведу в порядок, никому не доверю, а вот идти за точилом лень.
        - Не хочешь пополнить коллекцию? - поинтересовался придворный маг, протягивая оружие.
        - Однако, - только и сказал я, взвешивая на ладонях серп.
        Внешне - серп как серп, но весил как рыцарский меч. Рукоятка из кости. Хотя… Хм. А ведь это не кость, а дерево. Лезвие из металла, по цвету напоминавшего бронзу с голубоватым отливом. Бронза, сколько помнил, сплав меди либо с оловом, либо со свинцом. Какой металл дает голубоватый оттенок? Может, это из-за ночной поры, да при свете костра? Надо днем повнимательнее рассмотреть. Я потрогал острие и, едва не порезался. Нет, это точно не бронза.
        - Сикль, - произнес барон странное слово.
        - Сикль? - переспросил я.
        - Эта штука называется сиклем, - уточнил барон.
        У меня было множество вопросов, но барон многозначительно покачал головой, подавая знак - мол, попозже.
        Ну, попозже, так попозже, а пока уточним потери. Кестнер, успевший войти в роль моего помощника, доложил, что от серпа чудовища погибли два рыцаря, трое ранено, а также искалечено два возчика. Плохо дело. Так пойдет, обратно не с кем возвращаться станет. Ладно, доехать бы, а там видно будет. Авось, на обратный путь отец невесты даст свой конвой.
        Оставив фон Кестнера распоряжаться, я, как и положено начальнику и герою, пошел отдыхать. То есть, к костру, где барон уже успел поставить котелок на огонь. Никак, отвар заваривает, или глинтвейн решил сделать. Любопытно, если бы он оставался трезвым, сумел бы метнуть огненный шар?
        - Каву будешь пить? - поинтересовался маг.
        - У тебя есть кава? - удивился я.
        - Знаю твою слабость, взял немного, - усмехнулся Габриэль.
        Вот, молодец, господин барон. А я почему-то не подумал, что можно в поход прихватить каву. Не привык к роскоши.
        Пока вода закипала, барон успел приложиться к фляжке, а я привел в порядок свой меч, а уже потом переключил внимание на сикль.
        - Что за металл? - спросил я.
        - Бронза мертвых, - пояснил Габриэль. Рассмотрев мое перекошенное лицо, усмехнулся. - Да ты не пугайся. Металл настоящий, в землю тебя не тянет. А назван так потому, что никто не мог объяснить, что еще к меди примешено. Сиклями давным-давно воевали, когда здесь эльфы с ундинами жили. Тебе повезло, что меч у тебя хороший, иные клинки сикль напрочь перерубает.
        - А что за тварюга? Как ты ее назвал - зеназаба?
        Маг не ответил, потому что вода в котелке закипела, и он принялся священнодействовать с завариванием кавы. Закончив, с удовлетворением сказал:
        - Пару минут подождем, а потом можно пить.
        В хозяйстве мага отыскались и чашки. Попивая ароматный напиток (похуже, чем готовит мой брауни, но лучше, чем варю сам) я спросил о главном:
        - Так что это за тварюга была?
        - Я же тебе сказал - забазена. Их еще ундинами называли.
        Ундину я представлял по-другому, посимпатичнее. И, вроде, она водилась не в болоте, а в море, заманивая моряков своими песнями? Или я что-то путаю? Не с сиренами ли?
        - Ундины жили в незапамятные времена, - продолжал рассказ маг. - С эльфами враждовали, потом с людьми. И Алуэн Мохнатые Щеки с ундинами воевал. Трудно такую бестию завалить, но кое-как справились. Слышал, что последние забазены в болото ушли, и заснули. Видимо, колдун одну разбудил.
        - Получается, колдун жив остался? - вздохнул я.
        Габриэль только повел плечами - мол, кто его знает? Подумал, потом высказался:
        - Колдуна такой силы сложно убить. Хотя… Все может быть. Возможно, простое совпадение - магическая молния в болото попала, тварь и проснулась. Нас увидела, выползла.
        - Выползла … - фыркнул я, вспоминая бешеные прыжки забазены и поинтересовался. - Если есть женщина-лягушка, то должны быть и мужчины? Вылезет какой-нибудь ундин из болота, мало не покажется.
        Маг допил свою каву, запил пойлом из фляжки (она у него волшебная, что ли?), потом сказал:
        - Ни разу не слышал о мужчинах-лягушках… Может, они сами по себе размножались? Твари не простые, волшебные, все могло быть.
        Да уж, все могло быть. Но лучше бы эта ундина в болоте сидела.
        Глава пятнадцатая
        Кава на завтрак ?
        Утро началось скверно. Начнем с того, что я снова проспал. И пусть имелось оправдание - с древней бестией дрался, устал, но объяснение так себе, для убогих. В походе, чтобы вчера не случилось, нужно вставать незадолго до восхода солнца.
        Только продрал глаза, как услышал:
        - Ваше Сиятельство! Господин граф! Беда!
        Орал Генрик. М-да, и чего там стряслось? Ясно, что никто не напал, а иначе бы Гневко разбудил раньше. Гнедой же ходит неподалеку, делая вид, что щиплет траву.
        - И чего кричишь? - буркнул я. - Не видишь, что господин граф уже встал, а завтрака до сих пор нет?
        - Так там, это самое… - проблеял испуганный Генрик.
        - Что, это самое? - перебил я парня. - Волки напали, или коза из болота вылезла? Я тебя по-человечески спросил - где завтрак?
        - Так я за дровами ходил, их тута долго искать, идти далеко, а там возчики расшумелись, - принялся оправдываться слуга, - мол, не хотим дальше ехать, хоть убей!
        - И всего-то? - хмыкнул я. - А еще что?
        - Господин Кестнер с рыцарями их утихомиривают, но они все равно шумят. Хотели до вас идти, но боятся. А господин барон спит еще, всех посылает.
        - Боятся, это хорошо, - изрек я. Барон молодец, что спит. Знает, что без него разберутся. Зевнув, сказал Генрику: - Какое твое дело - шумят возчики, или нет? Твое дело меня вовремя накормить. Чтобы через полчаса завтрак был готов. Понял? - Генрик чего-то мялся, пришлось рявкнуть: - Ответа не слышу?!
        - Понял, господин граф, - испуганно отозвался слуга и помчался за хворостом. За полчаса он завтрак не приготовит, но пусть будет при деле, а не паникерствует.
        То, что мужики начали возмущаться, стоило ожидать. Козе понятно, что им страшно. А кто сказал, что мне самому не бывает страшно? Думаете, весело стоять под ударами молний? Или я плакал от счастья, схватившись с болотной ундиной? Да что там, в старые времена, когда шеренга тяжелой пехоты сходились с вражеской конницей, боялся до колик. Идешь вперед, и боишься. Другое дело, что поддаваться страхам нельзя. Страх, он такая штука - разок поддашься, он после этого с тебя не слезет. А я знавал парочку парней, абсолютно бесстрашных. Они просто не представляли себе, что нужно чего-то боятся. И парни, вроде бы, неплохие, но закончили плохо. Один полез в одиночку драться против конного рыцаря - а тот его стоптал, не заметив, а второй храбрец ринулся в объятый пламенем дом. Добро бы, человека полез спасать, а то кошелек.
        Потом, уже задним числом, я понял, что оба бесстрашных и так зажились на этом свете. Обычно, если ребенок к девяти годам не понимает, что нужно бояться бешеную собаку, то до десяти он точно не доживет.
        А наша поездка была не просто хренова, а слишком хренова! Изначально все было сделано из рук вон плохо. Где это видано, чтобы в охрану обоза брать одних только всадников? Спрашивается, где лучники, где копейщики?
        Эх, Бынтекс-Бынтекс. Моя бы воля, я бы тебя еще раз убил. Но что уж теперь вздыхать, если до конца пути осталось дня три. Сейчас позавтракаю, проснусь, тогда и решим. Иначе, спросонок, попадется кто-нибудь под горячую руку, будет беда, а нам еще через гать идти. Но если Кестнер до сих пор не прибежал ко мне, то справится сам.
        Я сегодня жутко не выспался - с бароном болтал, да и не стоило на ночь пить много кавы. Уже зарекался, да не один раз, а все равно, хлещу, как не в себя. Эх, где мой брауни? Вот, сейчас бы чашечка кавы кстати пришлась. Сам не заметил, как сказал вслух:
        - Эх, дедушка-домовой, где ты болтаешься?
        - Я-то на месте, где положено, а вот где хозяина носит?
        Обернувшись на голос, едва не окосел от удивления. На нашей телеге восседал брауни. Наслаждаясь моим изумлением, старикашка сварливо спросил:
        - Так чего надо-то, бестолочь?
        Кому другому за такие слова я отвесил бы полновесную плюху. А брауни я все прощу. Он для меня уже как ворчливый, но любимый дедушка.
        Брауни одет свой обычный наряд - короткие кожаные штаны, в которые заправлена белоснежная рубашка, а поверх накинут замшевый жилет.
        Надо было спросить, как домовой оказался за сотни миль от родного жилья, но вместо этого я поинтересовался:
        - Дедуль, а тебе не холодно? Зима на дворе, а одет ты не по погоде.
        Я уже полез за плащом, чтобы укутать старика, но тот отмахнулся. Но по его хитрой морде заметно, что старику приятно.
        - Так ты спрашивать будешь, или мне уйти?
        - Да я, это… - в растерянности отозвался я, не зная, чего бы сказать, потом честно признался. - Я с утра кавы захотел, вот про тебя и вспомнил. Лучше тебя никто каву не варит.
        - Кавы ему, - фыркнул дед, а потом испарился, словно его и не было. Но не прошло и полминуты, как брауни появился вновь, с неизменным серебряным подносом и чашкой с ароматным напитком.
        - Дедуля - ты чудо! - вымолвил я, делая первый глоток. Распробовав, хмыкнул. - В последний раз такое у гномов пил.
        - Так это у них и сварено, - хмыкнул дед. - Или ты думал, что я ради тебя стараться стану? Неподалеку - миль тридцать, гномы свой лагерь разбили, у них и взял.
        Если называть вещи своими именами, то дед просто-напросто спер каву у гномов. Надеюсь, это у них не последняя чашка. А если и так, то ничего страшного. Пить много кавы вредно. Будем считать, что мы с брауни просто заботимся о чужом здоровье. Но вот откуда домовой притаскивал целый кувшинчик с кавой, боюсь и предположить.
        - Так ты меня только ради кавы звал, или как? - спросил доброжил, переходя на привычный сварливый тон.
        Если бы я знал, о чем спрашивать, то спросил бы. Пришлось выкручиваться.
        - Дедуль, ты же лучше меня знаешь, зачем я тебя зову, - заюлил я, стараясь, чтобы прозвучало как можно правдоподобнее. - Да, как там Кэйтрин?
        - Да что ей сделается, дуре твоей? Ей бы, как положено приличной девке - ну, не девке уже, но это неважно, шитьем заняться, рукоделием каким, а она как хозяин, все по делам ездит. А ты, дубина, небось думаешь, сидит перед окошком, да о тебе горюет?
        Признаться, я вовсе не думал, что Кэйтрин сидит у окна и горюет. С ее-то характером и шилом в одном месте, девушка дома не усидит. Небось, арендаторов вразумляет, торговцев и ремесленников доводит до белого каления. Пожалуй, через год-другой моя невеста восстановит баронство, а лет через пять ее поместье станет образцово-показательным. Да и свинцом завалит все рынки. Этак, и моих денег больше не понадобится.
        - Так вот, не сидит она у окна, - с торжественным видом сообщил дед, словно невесть какую новость, а потом вздохнул. - Мотается девка повсюду, а как домой приедет, в постель падает, и ревмя ревет. Курдула жаловалась, что подушки сушить каждое утро приходится. Любит она тебя, дурака этакого, а ты болтаешься, неизвестно где.
        Признаться, я чего-то подобного и ждал. Честно говоря, это и грело самолюбие, и по Кэйтрин успел соскучиться. Вот только, признаваться в этом не хотел даже себе. Хуже некуда, если в походе начинаешь думать о тех, кто остался дома. Эх, как хорошо было, пока был один! А брауни обличающим тоном сказал:
        - И ладно бы, ты только болтался, так еще и с девками путаешься.
        - С какими девками? - удивленно вскинулся я, а потом уже слегка смущенно спросил: - А ты-то откуда все знаешь?
        - Так ихний жигарранг рассказал, - усмехнулся брауни. - Думаешь, у цыган домовых нет? А ихние жигарранты про чужих все расскажут. Ты смотри, - погрозил мне старичок маленьким кулачком, - Кэйтрин прознает, она твое хозяйство в узел завяжет.
        - Ну ты же ей не расскажешь? - с испугом спросил я. Испугаешься тут. Дед как возьмет, да и расскажет Кэйт. А она «хозяйство» не в узел завяжет, а вообще отрежет. А мне оно еще пригодится.
        - Эх, надо бы рассказать, чтобы тебе, жеребцу стоялому, впредь неповадно было, - покачал головой брауни. - Да я и сам когда-то молодым был, все понимаю.
        Вот те раз. Домовой был молодым? Но с другой стороны, не мог же брауни родиться старичком. Да, жеребец стоялый, это кто?
        - Скажи дедушка, - поинтересовался я, решив перевести разговор на более важную тему. - Кто же нас так не любит? Кто грозу наслал, кто тварь эту выпустил?
        - Про грозу ничего не могу сказать, - сокрушенно сказал старик. - Не моего это ума дело, не разберу. У тебя маг есть, он хоть и дурак изрядный, но свое дело знает. А ундина, что из болота пришла, я так скажу - тварь эта древняя, но не древнее меня. Не опасайся, таких в этом болоте больше не встретишь. А вот других бойся. Болото большое, нечисти хватит.
        - Спасибо дедуля, - усмехнулся я. - Умеешь же ты утешить.
        - Так тебя в поход-то никто не гнал, сам согласился, - насупился домовой. - Мог бы и дома сидеть, с девкой своей. И ей хорошо, и мне спокойнее. И Шуршик волнуется - где, мол, хозяина носит? А из-за нечисти ты не переживай. Морок на тебя не навести, пеленой не прикрыть. Справишься. Но ты по большой дури с мечом-то на все подряд не лезь. Зачем рубить, если иные способы есть. Помнишь, какую штуку с собой взял?
        - А что взял? - удивился я.
        - Мозгами раскинешь, и вспомнишь, - усмехнулся доброжил. - Бестолочь ты, хоть и граф. Я и так тебе много чего рассказал, да мне уже и возвращаться пора. Да, если в следующий раз меня соберешься позвать, подумай, чего тебе надо. Думаешь, легко мне за сотни-то миль шагать? И чашку отдай.
        Брауни цапнул чашку и пропал, словно его и не было.
        И что я такое с собой брал, чтобы могло пригодится в борьбе с болотной нечистью? Кажется, все при мне. А может…?
        Не поленившись, я открыл холст, укрывавший наш воз. Так и есть. Рядом с мешками, что вез хозяйственный Генрик и серебром, лежал сложенный арбалет и футляр с болтами. Как это я забыл? Слуга оружием не воспользовался ни разу, боялся, скорее всего. Сняв крышку с футляра, проверил. Ага. Двенадцать болтов, а на пяти наконечниках имелись слабенькие вкрапления серебра - для нечисти хватит, оставшихся еще со времен экспедиции в Черный лес. Интересно, а можно было из арбалета уложить древнюю бестию? Уложить да, можно, даже и без серебряной стрелы, но при ее ловкости не попал бы.
        Пока я распивал каву и разговаривал с домовым, мой слуга успел растопить небольшой костерчик, а теперь кипятит воду для каши. Глядя на меня круглыми глазами. Видно же, что хочет что-то спросить, а боится.
        - Чего хотел? - кивнул я парню, разрешая задать вопрос.
        - Господин граф, а брауни-то чего приходил? - встревоженно поинтересовался Генрик.
        - Каву принес, - невозмутимо отозвался я.
        - Так ведь домовые-то к хозяину перед смертью приходят, - упавшим голосом сообщил слуга.
        - Кто тебе такое сказал? - удивился я.
        - Так все говорят, - пожал парень плечами. - Мол, домовой - это двойник хозяина, доппельгангер, а коли с ним встретиться, то не к добру.
        - Плюнь, и разотри, - посоветовал я. - Я с брауни уже не один раз виделся, живой пока. Скажи-ка лучше, что с завтраком?
        - Еще чуточку подождать, и готов, - повеселел слуга.
        Ладно, чуток подожду. А вот разбираться с возчиками все равно не пойду. Не сомневаюсь даже, что мужиков я бы наставил на путь истинный, и они бы у меня на гать пошли с радостью и с песней. Но зачем все взваливать на себя? Кестнеру полезно самолично порешать кое-какие вопросы. Да, а вот и он, легок на помине.
        Рыцарь фон Кестнер остановил жеребца подальше, чтобы тот не оказался в поле зрения моего гнедого (был случай в самом начале, учел!), спешился, и подошел ко мне.
        - Ваше Сиятельство, когда можно трогаться? - поинтересовался рыцарь, принюхиваясь к ароматному запаху, исходившему от костра.
        - Да хоть сейчас, - пожал я плечами. - Пока запрягают, как раз успею позавтракать. А вы не хотите?
        - Хочу, - честно признался Кестнер.
        - Тогда присаживайтесь, - сделал я приглашающий жест. - Ложка при себе есть?
        У порядочного рыцаря в походе при себе не только меч, но и ложка. И мой помощник фон Кестнер не исключение. И скоро мы уже наворачивали ароматную пшенную кашу с салом, сварганенную Генриком. Пшенка, штука вкусная, но надо бы сказать слуге, чтобы что-то другое сварил. Гречку там, или просо. Или пшенка с просом одно и тоже?
        Если рыцарь и удивился, что мой слуга хлебает из одного котелка с хозяином, то вида не показал. А я ему уже говорил, что в дороге все равны. Не во всем, разумеется, но в некоторых вещах, таких как еда и ночлег.
        - Что там с возчиками? - поинтересовался я, покончив с едой.
        Рыцарь, отскребая кашу, прилипшую к днищу, неопределенно повел плечами:
        - Повозмущались немного, но я паре дураков дал по шее, а потом пригрозил, что графу Артаксу все скажу, они успокоились.
        - Это вы зря, - хмыкнул я. - Если хотите начальником стать, на вышестоящего командира никогда не кивайте. Любой приказ, отданный подчиненным, это приказ, отданный лично вами. Поняли?
        Фон Кестнер уныло кивнул. Что ж, парню еще учиться и учиться, но ничего страшного, привыкнет. Зато теперь я почти уверен, что обоз и войско смогут обойтись без меня.
        Наконец-то наш обоз выехал на последнюю часть пути. При желании, можно его одолеть за один переход. Одна беда, что дорога лежала через болото.
        Когда-то я любил дорогу. Даже будучи простым мечником тяжелой пехоты армии короля Руди, когда щит стучал по спине, а копье идущего впереди товарища норовило заехать в глаз, а проклятая пыль забивала нос и горло, шагать нравилось больше, чем воевать. Ты идешь, идешь, а денежка капает. А пока дойдешь, бывало, уже и биться не с кем. Хотя, между нами говоря, такое в моей жизни случилось всего один раз - мы явились, а королевская кавалерия уже потоптала воинство мятежных баронов, собранное из окрестных селян. Но мы не очень-то и горевали. Взять с крестьян нечего, с баронов тоже, потому что они только именовались баронами, а иначе зачем бы пейзан на убой гнать? Помнится, тогда спор возник - а полагается ли платить наемникам, ежели они в бой не вступали? Но добрый король Руди заплатил. А как не заплатить своим собственным «птенчикам», если он сам придумал и нас, и наши контракты?
        А теперь хочется, чтобы какая-нибудь волшебная сила ухватила меня за шиворот (желательно, вместе с конем) и перенесла туда, куда тебе нужно.
        Раньше мне доводилось бывать на болотах. Но в Швабсонии правильные болота - летом сохнут, а зимой промерзают почти насквозь. Помню, что первыми покрываются корочкой льда травяные болота, проросшие лесом, следом за ними моховые, но они мерзнут медленнее и, неравномерно. Кое-где всю зиму будут виднеться громадные лужи, покрытые красноватой пленкой.
        Люди живут везде, в том числе, и на болотах. Бывает, что на них целые города обустраивают. Трудновато, но если канавы вырыть, лишнюю воду отвести, сваи вбить, то можно.
        Перед нами стелилась белая равнина, покрытая чахлым кустарником. Задницей чую, что здесь сплошная трясина. Но кто-то же умудрился проложить гать, соединив Силингию и Севр. Барон говорил, что проехать тут можно либо зимой, когда верх болота промерзнет, либо летом, когда подсохнет, а в иное время даже по бревнам ехать опасно - бревна начинают расходится, а если попадет между ними копыто коня, пиши пропало.
        Я стоял на обочине, провожая взглядом обоз - телеги и повозки, конных рыцарей, входивших на бревна, уложенные поперек пути. Дождавшись, пока мимо нас проедет последний воз, прикоснулся к гриве гнедого, и мы с Гневко стали замыкающими.
        А зря я боялся, что колеса и копыта раздолбают дорогу и нам с Гневко придется передвигаться по хлюпавшей болотной жиже. Не то бревна были уложены во много слоев, не то мороз выдался знатный, надежно сковав между собой болотную воду и старые бревна. Осмелев, я решил проехать вдоль обоза, подбодрить, так сказать, подчиненных, а заодно и посмотреть, как у них настроение. И тут наш обоз почему-то встал. Чего это они?
        Проезжая мимо своего воза, увидел, что поверх холстины лежит арбалет, почему-то взведенный.
        - Ты чего, воевать с кем-то собрался? - спросил я у Генрика, кивая на оружие. - Не боишься, что себе в задницу выстрелишь?
        - Так я это для вас приготовил, - сообщил возчик. - Вдруг да че-нить случится.
        И что же должно случиться? Но вспомнив брауни, я мысленно хмыкнув, повесил на шею футляр с болтами, ухватил арбалет.
        Мы с Гневко слегка ускорили шаг. Проехав почти до головы обоза, увидел странную картину - посередине дороги собралась толпа рыцарей и возчиков, о чем-то беседующих с … кляксой.
        Нет, это не клякса, это какая-то медуза, только черного цвета. Но вот чего-чего, а медуз на болотах не бывает.
        - Ваше Сиятельство, здесь девочка откуда-то взялась, - услышал я растерянный голос фон Кестнера.
        Девочка? Уже не раздумывая, цапнул из футляра болт, определив наощупь, что это именно тот, что нужен - с серебром, вложил его в желоб, прицелился, и выстрелил.
        Черная медуза - очередное порождение нечисти, завыла так, что даже мой Гневко вскинул голову, а уж про остальных и сказать не берусь - люди присели, кони принялись кричать и брыкаться, а болотную погань словно бы разорвало на кусочки.
        Глава шестнадцатая
        Бочка счастья
        Я видел множество определений термина «счастье», но ни один из авторов так толком и не сумел объяснить, что же это такое на самом деле? Так в чем же счастье? Приносить пользу людям, самому получать удовольствие от жизни, посвятить ли себя служению Богу. В общем, философы спорили, ломали перья и стилосы, ребра друг другу, но так ничего никому и не доказали.
        Но я человек простой, в философские выси не забираюсь. Мне бы чего попроще, подоступнее. Но в данный момент, для меня лично, счастье сосредоточилось в огромной бочке, заполненной горячей водой с шапкой ароматной пены, где я уже полчаса отмокал, выпаривая из тела усталость и холод.
        Последний, самый короткий участок пути через гать оказался самым поганым. И дело не только в перевертыше, которого возчики и рыцари приняли за маленькую заблудившуюся девочку (откуда бы взяться ребенку на болоте?), а вообще… Вдруг ударил мороз, задул мокрый ветер. Народ впадал в ступор, пришлось кое-кого гнать пинками. Тьфу, даже и вспоминать не хочется. Поэтому и не стану вспоминать, а буду просто сидеть в бочке и наслаждаться покоем и теплом.
        Нас с бароном приняли в княжеском дворце, выделив для постоя лучшие комнаты. Рыцарей определили в кордегардию, а возчиков в соответствующие помещения для прислуги. Все будут накормлены и напоены, а уж кому захочется мыться - сами отыщут дорогу. Коней, разумеется, тоже не обидели. Гневко сообщил, что сено его устраивает, овес неплох, а вода прохладна и, чтобы я убирался-таки отдыхать и оставил его в покое.
        Я даже не ожидал, что в княжестве Севр принято мыться в бочках. И воды горячей сколько угодно, и ароматное мыло. Здорово!
        И все бы хорошо и замечательно, если бы не прислуга - две крупнотелые девицы, облаченные лишь в набедренные повязки, изрядно меня смущавшие. (Это не про повязки, а про девиц. Хотя, повязки - чисто условные, тоже смущали.) Им же мое смущение доставляло изрядное удовольствие и, время от времени, то одна, то другая мойщица, гнусно хихикали, а еще норовили сунуть руку в бочку, якобы, чтобы потереть мне спинку. Еще их отчего-то приводили в восторг мои многочисленные шрамы, без которых я прекрасно бы мог обойтись.
        Девицы, надо сказать, не совсем в моем вкусе, крупноваты, а мне нравятся фрау помельче и, так сказать, посубтильнее, но после долгой дороги и отсутствия женщины, они казались вполне себе. М-да… Вполне-вполне. Истинные валькирии, как их изображают художники - рослые и пышнотелые. И, что характерно - оружия в руках не держали, и в Валгаллу тащить никого не собирались.
        Вот, спрашивается, как в таких условиях мыться? Конечно, я храню верность своей невесте, воздерживаюсь, но … Вот-вот. Все воздержание сосредоточилось (и очень заметно!) в том самом месте, о котором не принято говорить в приличном обществе.
        А в соседней емкости наслаждался господин придворный маг, то и дело требовавший, чтобы ему подливали водички погорячей, а мойщицы, удивленно взирая на господина барона, перешептывались, подхихикивали, но подливали. Если судить по багровой физиономии моего друга, то он решил-таки свариться заживо. Что ж, его право. Кто я такой, чтобы мешать хорошему человеку свариться по его собственному желанию? Зато присутствие рядом двух полуодетых женских тел его нисколечко не волновало. Маг, все-таки, он стоит выше наших человеческих слабостей. Может, Габриэль все-таки созрел для Валгаллы? Уж там-то к нему должно вернуться мужское естество, и все прочее, чего лишаются маги. Впрочем, он же верит в Единого, как и я, так что, ни Асгард, ни Валгалла ему не светит. Да и зачем нам в Валгаллу, если валькирии бродят по земле, да еще и нас моют? А ручки у девушек крепкие, ладошки твердые, в мозолях. Хм… Они что, веретено из рук не выпускают? Будь это парни, решил бы, что от рукоятки меча, а у девчонок откуда? От весла, что ли? Речка тут есть, и не одна, сам видел. Вполне возможно, что девчонок, в свободное от мытья
гостей время, могли задействовать в качестве перевозчиц. Так вроде, не женское это дело, грести.
        - Барон, вы еще живы? - поинтересовался я, пытаясь отвлечься от созерцания полуодетых (или полураздетых, как правильно?) валькирий.
        - Юджин, если ты поживешь на свете столько, сколько я, то начнешь ценить истинное тепло, - глубокомысленно изрек господин маг, прикрывая глаза от удовольствия. - С возрастом в костях накапливается холод, и есть лишь один способ его прогнать - погрузить тело в горячую воду. Тем более, если вам приходится манипулировать файерболами, теряется много тепла.
        - Тогда вам следует жить в камине, - заметил я, выплевывая попавшую в рот мыльную пену.
        - О, как я желал бы после смерти стать огненной саламандрой, - заявил барон Скилур. - Можно целыми сутками сидеть в тепле.
        Я собрался сказать магу какую-нибудь колкость, но не придумал, чтобы такого умного высказать. Пока думал, в разговор вмешалась одна из валькирий:
        - Господа, не желаете чего-нибудь выпить? Легкое вино, пиво? Можем подать и шнапс, но его лучше выпить потом, после купания.
        - С удовольствием выпил бы вина, - заявил маг, открывая один глаз. Открыв второй, сообщил. - А господину графу лучше детского пива.
        - Детское пива для рыцаря? - удивилась мойщица. Переглянувшись с подругой, прыснула.
        - Да, фрейлейн, господин граф принес обет, что не станет пить ничего крепче, - важно заявил барон, снова закрывая глаза.
        - А господин граф не приносил еще каких-то обетов? - с ехидством поинтересовалась вторая девушка.
        - Об этом вы его самого спросите, - многозначительно изрек Габриэль. - И могу сразу же сообщить, что Его Сиятельство не женат.
        Девицы переглянулись, жизнерадостно заржали и вышли.
        - Габриэль, а что за детское пиво? И почему фрейлейн? Разве девушки дворянки? - с удивлением спросил я.
        - Детское пиво, вроде нашего кваса. Вам, дорогой мой непьющий граф, в самый раз будет. А девушки не просто дворянки, а из семей эрлов. Это чуть ниже князя, но все равно, это из самых знатных родов княжества, - пояснил Габриэль. - Мы с вами представляем здесь герцогство и, потому, к нам приставлены самые знатные женщины. Я личный посланник жениха, его ближайший родственник, а вы телохранитель принцессы и граф, к тому же. Нам оказана великая честь. Но не забудьте, что и прислуживать нам - тоже немалая честь. Не волнуйтесь граф, здесь так принято. Гость в Севре - особа священная. В прежние времена, говорят, хозяин дома еще и супругу свою должен был предложить гостю. Я сам поначалу был удивлен, потом привык. Поверьте, в этом есть свои преимущества. Нашим людям тоже оказана подобная любезность. Понятно, что в соответствии с их положением. За рыцарями ухаживают дочери рыцарей. Ну, возчики и слуги сами помоются.
        От изумления у меня даже исчезло телесное желание.
        - А родители девушек не боятся, что … э-э гости могут воспользоваться своим положением? - поинтересовался я.
        - Не боятся, - сообщил барон. - Во-первых, здесь так не принято, а во-вторых, если вам приглянется какая-нибудь из наших прекрасных мойщиц, вы можете ее прямо спросить - не хотите ли, фрейлейн, пройти в мою спальню? Если девушка не против, то пройдет, а если нет, то так вам и скажет - дескать, нет, сударь, не могу. Обижать она вас не станет, прямого отказа не будет, но сошлется на что-нибудь - плохое самочувствие, настроение, или критические дни. Умному, как говорят, достаточно. Но чтобы насильно навязать себя женщине, я о таком не слышал. Но если вы сами понравитесь девушке, отказываться не принято. Разве что, должна быть очень уважительная причина - болезнь там, ранение. Так что, имейте в виду - если в вашей постели окажется одна из мойщиц, не стесняйтесь, а уж тем более, не читайте ей мораль, что женщине не пристало навязывать себя мужчинам. Начнете стесняться, нанесете оскорбление и девушке, и хозяину дома. Впрочем, зная вас, точно уверен, что мораль вы читать не станете, а воспользуетесь моментом.
        От изумления я присвистнул. Не скажу, что сам придерживаюсь суровых нравственных правил, напротив, но даже я до таких вольностей бы не додумался.
        - Юджин, в Севре очень простые нравы, - хохотнул маг, а потом с недовольным видом пробурчал. - И где эти мойщицы? Ужасно хочется пива, да и вода остыла, а они где-то шляются.
        Воспользовавшись отсутствием девушек, я спросил:
        - А как они потом замуж выходят?
        - Да так и выходят, - хмыкнул барон. - Здесь вообще принято жениться, или выходить замуж поздно - лет в двадцать, а то и в двадцать пять. У нас в двадцать лет незамужняя девушка считается старой девой. Сам понимаешь, что к этому времени трудновато девственность соблюсти.
        - Странно, - удивился я. - Герцог мне говорил, что здесь замуж выходят рано - дескать, как только родители решат, что девушке можно иметь детей, так и выдают.
        - Это у пейзан, - заметил маг. - А у знати немного по другому.
        - А не бывает так, чтобы девушка забеременела до свадьбы?
        - Граф, ну чего ты пристал с разными пустяками? - фыркнул барон. - Разумеется, все бывает. Если забеременеет, то сразу и свадьба будет. От детей тут не принято отказываться. А что, в Швабсонии девушки обязательно девственницами замуж выходят, или не бывает такого, чтобы до свадьбы беременели?
        Я только пожал плечами. Никогда не задумывался, выходят ли девушки замуж, имея при себе такое «приданое», как ребенок? Выходят, наверное, если найдется желающий взять такую девушку в жены. Женятся же на вдовах, а чем эта хуже?
        Курдула говорила, что в Силингии невесту-девственницу не сыскать. В Швабсонии, вроде бы, после первой брачной ночи в положено выносить окровавленную простынь, сорочку, демонстрируя гостям непорочность невесты. Но так это, или не так, толком не знаю. Ни разу в жизни не бывал ни на одной свадьбе, кровавых пятен не видел. Солдатские свадьбы, они не в счет. Какие там окровавленные простыни, если у новобрачных, иной раз, вообще не было постели? А если подумать - ну, обнаружит жених, что его невеста не девственница, он что, выгонит ее, что ли? Дали невесту, радуйся, другой тебе не дадут. Если дурак, то поорет, а как проорется, то все равно возьмет в жены, а умный будет помалкивать в тряпочку, да думать - чем бы таким простынь вымазать? На крайний случай можно неверной невесте нос разбить. И душу отведет, и кровь добудет. Но девушки поумнее могут к свадебной ночи заранее приготовиться. Что, неужели так сложно свиную кровь отыскать, в какой-нибудь пузырек налить?
        Мне отчего-то припомнился недавний случай, когда пришлось разбирать жалобу своего арендатора на местных парней, обидевших его дочь. Два лоботряса набрали на бойне костей, рогов и копыт и высыпали их у дома девушки. Стал разбираться и выяснил, что девушка назначила им обоим свидание в рощице на околице, причем, одновременно, пообещав им «что-то», а сама не явилась. Парни же, встретившись, слегка потузили друг дружку, потом помирились. А когда выяснилось, что девица прогуливалась в это же время в рощице на другой окраине с третьим, решили отомстить. Я тогда только посмеялся и приказал незадачливым ухажерам заплатить штраф отцу девушки, а потом всем вместе пропить его в кабаке. И чего, спрашивается, добропорядочной девушке гулять по рощице?
        - В Севре, господин граф, молодежь рано взрослеет. Уже лет в пятнадцать в седло садятся, меч в руки берут, - сообщил придворный маг. - Севр с Ботэном постоянно воюют, а людей не хватает. Не пейзан же в бой посылать? Поэтому, не только парни сражаются, но и девушки. Не обратил внимания, что у одной из девушек шрам на груди?
        - Не обратил, - виновато отозвался я. - Вот, на ладони внимание обратил, удивился, что жесткие.
        А шрам я и на самом деле не заметил. Наверное, потому что стеснялся смотреть на девичью грудь. А вот господин маг, даром, что импотент, засматривается. Стало быть, сражаются девушки? Ну и ну… Плохо дело, если женщин посылают в бой. Значит, совсем дела плохи в Севре. Тогда понятно, почему замуж выходят поздно. Если выйдет замуж, как у нас, лет в шестнадцать, то через год станет матерью, какая уж тут война?
        - А если не война, то в дозоры ходят, в патрули, да ты лучше меня знаешь. И спать приходится где попало, и все такое прочее. Так что, у молодежи здесь вольные нравы. Не принято, правда, иметь сразу несколько любовников или любовниц, а в остальном можно творить что угодно. Здесь больше удивятся, если девушка девственницей окажется. Стало быть, она никому не понравилась? А зачем же такая жена? Но если девушка замуж вышла, или молодой человек женился, то с прежними вольностями покончено. Измена - самый тяжкий грех. Ребенок должен знать имя отца. Кстати, - призадумался барон. - Я же в Севре частенько бываю, но не припомню, чтобы девушка беременела до свадьбы. Может, какие-то травы есть, корешки?
        А ведь что-то в этом подходе есть. Есть возможность присмотреться к будущему мужу или жене, сделать выбор на всю оставшуюся жизнь. У нас как бывает - ради чистоты крови девушка до свадьбы хранит целомудрие, а когда выяснится, что муж ей не нравится, то пускается потом во все тяжкие. Про мужчин я вообще молчу, им разрешено все.
        Наконец-таки девушки принесли пиво. Делая вид, что смотрю на свою кружку, отхлебнул «детского» пива (да, похоже на квас, только терпкий) посмотрел на грудь у одной, шрама не обнаружил, а вот у второй…
        - Сбили с седла? - поинтересовался я, кивая на шрам.
        - Ага, - беззаботно отозвалась валькирия, погладив рубец, оставленный копейным жалом, а потом с удивлением спросила. - А как вы определили?
        - Судя по расположению, копьем били, словно рыбачьей острогой - сверху вниз, - хмыкнул я. - А такая девушка, как вы, вряд ли служит в пехоте. Стало быть, вас либо выбили из седла, либо убили лошадь, а потом пытались убить.
        - Меня выбили, - вздохнула девушка. - Полетела, словно мешок с дерьмом, стукнулась оземь, аж дух вышибло, а сверху ткнули. Верно, решили, что сдохла, добивать не стали, но я только сознание потеряла.
        - А меня, господин граф, в задницу ткнули, - сообщила вторая девушка, чуть пониже первой. - Показать?
        - Эмис, чего ты господину графу свою жопу суешь? - слегка возмутилась первая.
        - Моя жопа, куда хочу, туда и сую! - огрызнулась Эмис.
        Не слушая моих возражений, девушка повернулась спиной и, резко сдернув набедренную повязку, продемонстрировав небольшой звездообразный шрам.
        - Так это не ткнули, - авторитетно заметил я. - Это в вас, фрейлейн Эмис, арбалетным болтом попали. У нас говорили - засадили. Но вытаскивали аккуратно.
        - Как же, аккуратно, - фыркнула девушка. - Думала, без жопы останусь. А без жопы, как я в седле сидеть стану?
        А выражаются-то дворяночки так, как старый наемник сказать постесняется. Эх, молодежь… Шрамы, разумеется, украшает только мужчин, но он совершенно не портил довольно-таки аппетитную попку. Но шрамов на женском теле не должно быть. А если воюют женщины, то в княжестве должны иметься и безносые, и безглазые девушки. Нет, не должны женщины воевать, не должны.
        - Нет, вы лучше смотрите, где же тут аккуратно? - не унималась Эмис.
        Не выдержав искушения, я перехватил пивную кружку левой рукой, а правой погладил шрам.
        - Ну, ничего, отметина небольшая, до свадьбы все рассосется, - утешил я девушку. - А нет, так его все равно не видно. Вон, у меня морда в шрамах, да и вся остальная тушка.
        - У вас на морде всего один шрам, - заявила та девушка, имени которой я пока не знал.
        - Это по дурости получил, и по молодости, - вздохнул я. - Поленился старый ремешок заменить, а во время боя он взял, и лопнул. Еще хорошо, что с дальней дистанции меня рубанули, вскользь прошло, а был бы поближе - капец.
        - Миса, а помнишь, как нашего сотника зарубили? - обратилась валькирия Эмис к подруге.
        - Конечно, - кивнула фрейлейн, и уже обращаясь ко мне, рассказала: - Наш сотник как-то в бой вообще без шлема пошел, храбрость перед нами решил показать, так ему полбашки срубили.
        - Нет уж, храбрость перед девушками лучше в доспехах показывать и в шлеме, - хмыкнул я, потерев на подбородке мозоль, набитую ремешком от каски. Такие мозоли у старых солдат как следы от кандалов у каторжан - не сойдут никогда.
        - А удирать вам приходилось? - поинтересовалась Эмис.
        - У меня на заднице тоже есть шрам. Вылезу, покажу, - пообещал я, не вдаваясь в подробности. - Нет такого воина, который хоть раз да не бегал с поля сражения, но, - глубокомысленно изрек я, поднимая палец, - как настоящие воины, мы называем это ретирадой!
        - Граф, я готова в вас влюбиться, - торжественно сообщила девушка, а потом, ухватила меня за голову и так крепко поцеловала, что я едва не ушел под воду.
        - А мне тоже хочется, - безапелляционно заявила Миса, отодвигая подругу. Кажется, фрейлейн была готова залезть ко мне прямо в бочку.
        В прежние времена, да по молодости, я бы обрадовался, но нынче изрядно испугался. Две девушки сразу - это уже перебор. К счастью, от изнасилования меня спас барон фон Скилур.
        - Кхе-кхе, дорогие мои, а я вам не помешаю? - донесся голос старого мага. - Напомню, что нас ждут у князя. И попросите Его Королевское Высочество, чтобы он не настаивал на том, чтобы граф Артакс фон Йорген пил крепкие напитки.
        Глава семнадцатая
        Пробуждение ?
        Все-таки я умер. Башка чужая. Не поднять, не пошевелить. И самому не пошевелиться. Судя по всему, треснули по черепушке, ударив чем-то тяжелым в затылок. Моргенштерн или палица? Да какая разница покойнику? Хотя… Разве у мертвецов голова болит? Кажется, им-то уже все равно. Но как знать, может и болит. Пока не один покойник не приходил, не сообщал, болит у него что-то, или нет. Значит, после смерти тоже болит. И мочевой пузырь давит, норовя выплеснуть свое содержимое наружу. Нет, если хочу в сортир, значит не умер. А еще мне очень холодно.
        С трудом пошевелившись, обнаружил, что лежу абсолютно голый. Может, меня ранили, а мародеры успели раздеть? Но нет, подо мной не земля, а мягкая перина и не воевал я ни с кем, а твердо помню, что пошел на торжество, по случаю свадьбы наследницы престола, уезжающей из дома. Наверное, по возвращению с пирушки попал в засаду.
        Попытался привстать, даже уперся локтями, сделал попытку приподнять голову, но в мозгах вспыхнуло, и я снова упал мордой вниз. Нет, определенно били не только в затылок, но и в лоб. Точно. Отчего я ни хрена не вижу? И не только не вижу, но и глаза-то не могу раскрыть. Пытаюсь, но между глазницами то молния скачет, то цветет болотная тина. И в висок тоже стукнули, потому что боль пульсирует где-то около уха, в черепе. И ухо болит.
        Нет, я еще жив, но тяжело ранен, и лучше, если бы меня добили. Вот, тут бы и голова прошла, и в сортир не хотелось. Надо только встать, и узнать, где же он есть. А… Не люблю я ночные горшки, но согласен и на горшок. А он должен быть под кроватью.
        Нет, так просто старого наемника не проймешь, я все равно встану! Сделал еще одну попытку, но опять безрезультатную. Сейчас бы водички глоток, вот тогда бы встал…
        - Браво, граф Артакс фон Йорген. Эх, посмотрел бы ты на себя, - услышал я сбоку чей-то голос. Вроде, знакомый, но чей именно, определить не смог.
        С трудом разлепив веки, сумел кое-как сконцентрировать зрение и увидел, что неподалеку от меня сидит себе человек. А… Я его знаю. Это же мой друг. Старый маг Габриэль. Наверное, я не ранен, но заболел чем-то тяжелым. Вроде, похоже на тиф. Температура, сердце жмет, все симптомы.
        - Что со мной? - спросил я. Уж маг-то должен разбираться в болезнях.
        Нет, это мне показалось, что я спросил, а на самом-то деле пролепетал что-то бессвязное, еле-еле прошелестев губами. К счастью, Габриэль меня понял.
        - Что с тобой? - переспросил маг с мерзкой ухмылкой. - Да напился ты, до поросячьего визга. Как же я рад этому, ты даже не представляешь!
        - Чего ты врешь? - возмутился я.
        Нет, врет собака, и не краснеет. Я же не пью уже много-много лет. С чего это бы мне взять, да напиться? Нет, я болен. Сейчас наберусь сил, встану, и дам по морде господину магу. И не посмотрю, что он родственник герцога. И герцогу тоже по морде дам. Только вот, встать бы вначале.
        - Пить хочешь?
        - У-у, - только и смог я ответить. Сволочь ты, господин маг. Ведь и так знаешь, что хочу. И в руке у него что-то напоминающее ковш с водой. Придется встать. С огромным трудом сдвинул тяжеленную ногу с кровати.
        - Только осторожно, на девушку не наступи, - предупредил меня Габриэль.
        На какую девушку? Но нога уже спускалась на пол, но вместо соприкосновения с твердой поверхностью пятка встретила что-то мягкое.
        - Ви-уу…
        От визга, ударившего по ушам, упал обратно.
        - Давай-ка помогу, - услышал я, и почувствовал заботливые руки старого мага, помогавшего мне повернуться на спину. Утвердив меня, Габриэль подсунул под мою поясницу подушку и мягко приказал. - Пей. - Пахло чем-то горьковатым, знакомым, и на вкус питье было такое же - горькое и противное. Такую гадость в рот не хотелось брать, а маг прикрикнул: - Пейте, Ваше Сиятельство. Да пей-же, дурень, легче станет.
        Будь у меня силы побольше, я бы ему показал, как на меня кричать, он бы кровавыми соплями умылся, сволочь. Орет так, словно в колокол по ушам бьет! Эх, я бы ему… Но сейчас я был беспомощен, словно котенок. Пришлось повиноваться грубой силе. Часть напитка пролил, но большая часть жидкости все-таки попала в рот. Напоив меня, маг хмыкнул:
        - Это настой из ягод полыни и сныти. Еще вчера понял, что понадобится.
        Тяжесть из головы стала уходить, что-то прояснилось, уже сумел похлопать глазами. Полежал. Начал обретать способность думать, и вспоминать. Но как на грех, ничего из вчерашнего вспомнить не мог. Нет, кое-что припоминаю. Да, мы с господином магом помылись, переоделись в свежее белье, предоставленное хозяином дворца, потом обрядились в чистую одежду и отправились на пир. Все было чинно-благородно. Длинные столы, покрытые белоснежными (до поры!) скатертями, тяжелые лавки, словно созданные для посетителей трактира.
        Князь Ингемар - крепыш невысокого роста, с окладистой седой бородой, мне даже понравился. Чем-то он мне напоминал Димдаша, старшину гномов и моего друга. Ингемар отчего-то сидел за столом в кольчуге, поверх которой висела золотая цепь с массивным медальоном. Видимо, родовой герб, но рассмотреть не смог. Супруга князя - фру Ловиз, чем-то похожая на мужа, невысокая, коренастая, правда, без бороды и в платье.
        Нас с магом посадили по правую руку от князя. Габриэля поближе, меня подальше. Рядом со мной расположилась немолодая матрона, подкладывающая в мою тарелку то кусочек жареной свинины, то крылышко, то еще что-нибудь вкусное. Ухаживала, как за родным. Не будь я предупрежден заранее, что фру замужем, а хождения налево здесь не приветствуются, решил бы, что женщина ко мне неравнодушна. Нет, здесь так положено, чтобы за холостыми гостями ухаживали самые знатные дамы. Я бы предпочел кого-нибудь из девчонок, намывавших меня в бане, но незамужним девушкам на пир вход заказан. Странно. Воевать можно, а пировать нет.
        Поначалу гости ели и пили в полном почтении и внимании, слушая многочисленные тосты и здравицы, потом, как это водится, голоса стали громче, кто-то уже принялся петь, а слуги сбились с ног, принося новые вкусности, и наполняя опустевшие кубки. Еще немного, и все позабудут, по какому поводу пир.
        А как звали мою соседку..? Да, фру Ампитар, жена какого-то эрла. Мы с ней беседовали не о моде, не о погоде. Кстати, о чем? О, вспомнил! Поговорили о войне, об оружии, и о политике. В любой другой стране женщины не говорят на такие темы, но в княжестве Севр, как я успел заметить, слабому полу позволяется гораздо больше, чем где-либо еще. Впрочем, если в Севре женщина наравне с мужчиной сражается с врагом, почему бы ей не разбираться в политике? Да и супруг фру немалая фигура в княжестве. Пока князь пирует, отдавая дочь замуж, эрл командует войском, сражающемся на границе Севра и Ботэна.
        То, что Ботэн сильнее, чем Силингия и Севр по отдельности, но соединенная мощь герцогства и княжества способны сокрушить королевство, для меня не новость. Зато было любопытно узнать, как князь собирается распорядиться серебром, полученным за дочь. Оказывается, оно предназначено для вербовки наемников. Дело новое, непривычное, но воинов в севре не хватает, а в различных княжествах болтается немало бездельников, жаждущих подзаработать деньги. Да и в самом Ботэне, как это ни странно, есть люди, способные променять родину на тугой кошелек. Фру Ампитар похвасталась, что именно ее супругу князь поручит наем солдат.
        Что ж, дело очень даже и неплохое. Я не стал рассказывать фру, что о наемничестве знаю не понаслышке, но дал понять, что разбираюсь в солдатах и, потому, присоветовал обратить внимание на боевую подготовку будущих «псов войны». Не факт, что в Севр стекутся отменные профи, скорее всего, понабегут молодые парни, не желающие пахать землю или махать молотом и, не осознающие, что война - это тоже работа, а воин - профессия, ничем не легче, чем профессия стеклодува или кузнеца. А расходовать серебро на бойцов, погибающих в первой же схватке, нет смысла. Проще сразу выкинуть талеры в реку. Не лучше ли вначале проверить новобранцев на предмет пригодности к воинскому делу, отделить умелых бойцов от новичков, а потом потратить недельку-другую, чтобы научить неумех держать в руках меч? Может, это и покажется затратным, но в будущем оно окупится.
        Об учебных лагерях короля Руди я рассказывать не стал. Здесь пока не поймут, что на подготовку воина можно потратить полгода, а то и больше. Зато, по истечению срока, из замухрышки получится «пес войны», способный схватится один на один с рыцарем. Разумеется, не каждый выйдет победителем из этого поединка, зато вдвоем они точно завалят и конного и пешего воина в броне.
        Забавно, но то, что мне казалось само-собой разумеющимся, удивило фру Ампитар, но к моему совету она отнеслась с неподдельным интересом. Более того, она даже пожала мне руку, заявив, что они с супругом даже не задумывались о такой малости, как воинские навыки будущих солдат княжества.
        Я даже испытал неловкость. Спрашивается, почему не уговорил собственного сюзерена набирать наемников, вместо того, чтобы жертвовать дворянами? С дугой стороны, герцог Силинг знает о практике наемничества, так что ему виднее. Может, попросить мага смотаться в Швабсонию, где жаждущих добычи «псов войны» всегда избыток? Нет, не потянет казна герцога платить четыре талера в месяц рядовому солдату, и восемь талеров капитану отряда.
        Мы беседовали с фру Ампитар, не забывая отдавать дань уважения закускам, а фру, еще и легкому вину. Я умудрился ограничиться «детским» пивом и, никто мне не навязывал более крепких напитков, не кричал на ухо, что я не уважаю тутошние обычаи, и княжество Севр. Вполне возможно, что девчонки и на самом деле предупредили князя, что граф Артакс принес обет не пить хмельного. Кажется, они приходятся князю Севру близкими родственницами? Может, двоюродными племянниками, или еще кем-то? Впрочем, здесь все друг другу приводятся какими-то родственниками.
        И все бы хорошо закончилось, если бы присутствующим не представили невесту. На пир, пусть это ее собственная свадьба, девочке рано, не доросла, да и жениха рядом нет.
        Казалось бы - и чего ее представлять? Девочку все знают, выросла на их глазах. Но теперь Инга приобретает другой статус, из княжны превращаясь в герцогиню. Ну, не совсем пока, если уж быть занудой, но близко. И пир этот очень похож на тризну, которую справляют по умершей девушке.
        И вот, явилась. Девчонка как девчонка, в белом платье. Насколько помню, белый цвет означает траур. Дескать, для своего рода девка - покойница. Ну да ладно. Невысокая, белобрысая, и нос в веснушках. Авось, со временем станет красавицей. И что, показали бы и показали, а теперь бы ее обратно увели, незачем детям пьяных гостей показывать. Ан, нет. Кто-то из гостей вспомнил, что в старые добрые времена на пирах избирали королеву пива, так почему бы не выбрать королевой Ингу?
        А королеве пива полагается вручить рог с пивом самому славному из гостей. И какого тойфеля эта соплюшка выбрала меня? И что было делать? Не скажешь ведь при всех, что я не пью, не поймут. Рог с пивом не показался мне большим - полпинты, не больше. Но по голове стукнуло изрядно. Помню, что мне вдруг стало ужасно весело, и я уже начал пить с соседкой. Да, точно, это помню. А что дальше? А дальше, убей меня бог, не помню.
        Мой друг, любивший выпить, говаривал: если утром с похмелья ты ничего не помнишь, то жди известий со стороны. Но никогда не следует говорить: мол, ничего не помню. Воспользуются случаем, такого на тебя навешают, чего и не делал. Всегда твердо отвечай - все помню; нет, такого не было; поклеп и наговор.
        Кажется, могу смотреть на окружающий меня мир, и даже способен встать на ноги самостоятельно. Что это за напиток такой из ягод полыни и сныти? А что, у полыни есть ягоды? Разве она не трава? А сныть, это что такое?
        Уже сумев окончательно собраться с силами, задел локтем за что-то мягкое. Повернувшись, увидел нечто, замотанное в одеяло, из-под которого торчала голова и грудь… Со шрамом. Мерещится? Осторожно потрогал рукой и услышал:
        - Юджин, дай поспать. Подожди, отдохну…
        Фрейлейн перевернулась на другой бок, натянув на себя одеяло. И почему она тыкает человеку, годящемуся ей в отцы?
        Так, в постели лежит девушка. А кто на полу? Кто так страшно визжал?
        А на полу - вернее, на ковре, обнаружилась еще одна фрейлейн. Верхняя часть туловища укрыта мужским камзолом… Ба, так это же мой парадный камзол! Ладно, ради благого дела пусть пострадает. Но вот филейная часть, «украшенная» звездообразным шрамом, подозрительно голая. Замерзнет же девчонка!
        Ощутив в себе достаточно сил, слез, взял девушку на руки, положил на постель. Принявшись укрывать одеялом, услышал, вместо благодарности:
        - Гад ты.
        - Почему это гад? - обиделся я.
        - Потому что. И с кровати спихнул, а потом два раза на задницу наступил, копытом своим, - пробормотала Эмис.
        - Ну, прости, я нечаянно, - повинился я, сделав попытку погладить ушибленное место, но девушка отодвинулась.
        - Отстань. Спать хочу.
        Выходит, я спал с двумя девушками сразу? Что-то здесь не так. Нет, в прежние времена, где-то между отрочеством и солдатчиной, бывало, что просыпался утром с малознакомой дамой (хоть благородной, а хоть и шлюхой, не суть важно), когда в башке стучат барабаны, а ты толком и не помнишь - что же случилось вчера, и было ли у тебя что-нибудь с незнакомкой? Если человек пьян, то он, скажем так, не всегда способен довести до конца желаемое. Но даже в молодости, в дни моего безалаберного студенчества не бывало такого, чтобы я просыпался с двумя дамами сразу. Мечтал, разумеется, но всегда верно оценивал свои способности. А тут, на старости лет! Страх и ужас, короче говоря. Нет, это точно, не про меня. Думаю, я просто заснул рядом с двумя подвыпившими девчонками.
        Маг, трезвый, словно последняя сволочь, сидел и посматривал на меня. Я же уверенно сделал несколько шагов по направлению к двери, вспомнив, что прямо по коридору имеется отличный теплый сортир, а там же умывальная комната, где отыщется вода.
        - Ты прямо так и пойдешь? Вон, все болтается… Этак всю прислугу у князя перепугаешь, - ехидно поинтересовался фон Скилур.
        А что не так? А, ну да. Поискав глазами одежду, вздохнул - все раскидано, вперемежку валяется женская и мужская одежда, пустые бутылки. Три штуки. А на столике, у окна, еще три и остатки какой-то закуски. От сердца немножко отлегло. Скорее всего, после торжественного пира, мы с девушками просто немного добавили, а потом легли спать, без всякого разврата. Ну, а что голыми, бывает.
        Камзол и рубашка есть, а где штаны? И белье куда-то запропастилось. Наверное, маг спрятал. Хорошо, что князь привык заботится о гостях. Вон, у входа висит халат, а под ним тапочки.
        Умывшись, и все такое прочее, я почувствовал себя человеком. Вернувшись в комнату, осторожно присел на край постели, чтобы не потревожить спящих девчонок.
        - А ведь не пил двадцать лет с лишним, - вздохнул я с горестью.
        - И гордился небось этим?
        - Был грех, - согласился я и вздохнул еще раз. - Казалось, что из-за того, что не пью, я лучше, чем все остальные. А теперь, получается, и гордиться нечем.
        - Ерунда, - бодренько махнул рукой граф. - Помнишь, как ты вчера с князем плясал?
        - Плясал?! Не может такого быть.
        - Может, - безжалостно сообщил маг. - А еще и песенку дурацкую пел. Сейчас вспомню … - Габриэль прокашлялся, прочищая горло, и запел:
        - Шарик Жучку взял под ручку,
        Стали фользу танцевать.
        А Барбосик - красный носик -
        Стал на дудочке играть:
        Ду-ду-ду,
        Гав-гав-гав
        Стыдно-то как! Я жив, но лучше бы умер. Навалилась такая тоска, что захотелось взяться за меч, сразиться с драконом и умереть в неравной схватке, чтобы не видеть этот белый свет, и не слушать упреки и, чтобы после моей смерти все поняли, какой же я был хороший. А я не помнил не то, что пляски с князем, я даже и песенку-то такую не помнил. Откуда она взялась?
        А барон, желая меня добить, пропел еще один куплет:
        - Долго кошки хохотали,
        Как собачки танцевали,
        И забыли про мышей,
        Что смотрели из щелей.
        Хи-хи-хи,
        Ха-ха-ха
        Все. Пойду, повешаюсь от стыда. Видимо, на моей физиономии был написан размер горя, потому что маг неожиданно спросил:
        - Юджин, что с тобой?
        - Стыдно. Как я теперь людям в глаза посмотрю?
        - Дурак ты, господин граф, - донесся с постели голосок кого-то из девушек - не то Эмис, а не то Мисы.
        - Устами ребенка глаголет истина, - усмехнулся маг. - А вообще, девочка права. Ничего страшного не случилось. Ты вчера отвел душу. В Севре любят повеселиться. У них праздники очень редко бывают, а такие пиры - тем более. напротив, ты теперь в фаворе у самого князя Севра. Ты вчера с князем и с княгиней так отплясывал, что народ чуть с ума не сошел от радости. А еще - ты из-за стола на своих ногах ушел, а гости так упились, что под стол упали.
        Вот это да! И это тоже выпало из памяти. А девчонки-то как здесь оказались? Но об этом нужно спрашивать валькирий, когда проснутся. Сейчас их лучше не трогать.
        - Да, а самое главное не сказал. Я ж тебя поздравить хотел, - сказал маг, сделав торжественный вид.
        - С чем? - упавшим голосом спросил я. Надеюсь, не с тем, что князь отказался считать меня телохранителем дочери? Вот позору-то будет.
        - Князь Севра присвоил тебе титул эрла, - сообщил барон. - Правда, болотного эрла.
        - Болотного эрла? Как это?
        - Тебе отдают во владение кусок болота, ты его осушаешь, заселяешь людьми и становишься полноправным эрлом. Но это, разумеется, если ты останешься в Севре. Вон, нас проводишь, вернешься сюда. Вон, у тебя уже и невесты есть. Бери любую. Девушки, вы пойдете замуж за графа и эрла? Артакс один, но два титула. Можете обе сразу, - хохотнул барон.
        Это он зря. Метко запущенная подушка заглушила хохот и, едва не сшибла мага с кресла.
        Решив, что надо уматывать, пока не перепало и мне, я все-таки отыскал и белье, и одежду. Одеваясь, спросил:
        - А что там с завтраком?
        - Сейчас гости очухаются, из-под столов вылезут, тогда пировать начнут.
        Пировать? Нет, только не это.
        .
        Глава восемнадцатая
        Лунная бронза ?
        Слава Единому! Свадебный пир, длившийся три дня, я пережил. Оказывается, длительность торжеств тут зависит не от конкретного праздника, а от количества сваренного пива. Пейзане и ремесленники варили пиво на один день, с расчетом на опохмелку, рыцари и эрлы - на два, а князь - на три. Не мог же властитель Севра ударить лицом в грязь? Он бы и дольше спаивал подданных, но знатоки уверяют, что на четвертый день пиво прокисает, а варить свежую партию не позволяет обычай. Что ж, нужно чтить традиции.
        В первый день, в пиршественном зале угощали эрлов и рыцарей, на второй - старейшин селений и гильдейских старшин, а на третий - всех подряд, кто пожелал бы опрокинуть рог с пивом за здоровье князя и за невесту. К счастью, мне самому больше не предлагали выпить рог хмельного напитка, да и от запахов пива мутило. Посему, я поступал очень разумно - являлся на начало застолья, поднимал кубок, заполненный водой, произносил тост, закусывал, а потом потихонечку исчезал. Можно сказать, что меня «воровали» Эмис и Миса, с которыми мы отправлялись гулять. Да, именно гулять, а не то, что вы подумали. А было ли у меня с ними что-то еще, сказать не могу, пусть каждый додумает сам. А мне еще домой возвращаться, и брауни, не дай бог, подглядит и сообщит.
        Я поначалу не понял, отчего пользуюсь внимание молодых женщин, но все оказалось просто. Оказывается (к моему удивлению!), в Севре я считаюсь едва ли не легендарным героем. Как же - изгнал нечисть из Черного леса, не дававшего покоя не только силингцам, но и севрцам. Я, поначалу, не понял - с чего вдруг в Севре уделяют такое внимание лесу, расположенному в другой стране, но, как оказалось, болота в Севре появились одновременно со Шварцвальдом. А коли из заклятого леса ушла нечисть, то скоро и болотам конец! Так оно, или нет, не знаю.
        Девушки наперебой пытались узнать: а что за нечисть я выгнал? А был ли дракон? А сколько злых колдунов я убил? А я даже не знал, что ответить. Те злоключения, какие я пережил в Шварцвальде, никак не тянули на эпическую сагу. Ну, подумаешь, сразились с одичавшими собаками и убили какую-то тварь. Главное, девочку-эльфийку похоронили, да раскрыли тайну гибели отца и брата моей невесты. Так, рутина. О чем здесь хвастать-то? Потому, на все вопросы девчонок я отвечал неопределенно, хмыкал, уходил от ответа, давая возможность подругам додумать за меня мои «подвиги». А что я? А я человек скромный, как и положено герою, говорить о подвигах не умею, да и не желаю.
        А ведь нередко случается, когда деяния, не тянущие на героические, кто-то просто додумывает. Может, и со всей остальной историей так? Или участник событий просто не может оценить всех масштабов происходящего? Право слово, не знаю.
        Валькирии, как мне казалось, были рады побывать в столице, потому что последние два года почти безвылазно провели в пограничных стычках. То их ботэнцы гоняли вдоль границы, то они ботэнцев. По моему мнению, непрерывная война, не самый лучший способ времяпровождения для молодых женщин. Но я старался не жалеть девчонок, а если бы начал стенать - ах вы мои бедные и несчастные, они бы меня не поняли, потому что просто не ведали, что может быть и другая жизнь, где женщины выбирают у ремесленника не клинки и кольчуги, а бусы да ожерелья, где носят платья, а не доспехи, танцуют на балах с риском сломать каблучок, а не скачут в атаку и не получают в задницу арбалетную стрелу. Еще им поют серенады, а за их улыбку кавалеры готовы убивать друг друга на дуэлях. Здесь же, девушкам знатного происхождения, платье полагалось лишь для визитов во дворец, а в остальное время они носили мужской костюм, да еще и шпагу на боку.
        Но кое-что мне в этом княжестве нравилось. Как выяснилось, здесь напрочь отсутствуют дуэли. Странно, казалось бы, но, если подумать, ничего удивительного. На моей родине причиной поединков чаще всего служат женщины. А что же такое поединок, как не битва самцов ради самки, когда та оценивает силу и стать будущего избранника, определяя отца будущего ребенка? В Севре тоже ценят мужскую силу, но женщина видит ее в реальном бою, да и сама она кое-что стоит. Здесь никто не вызовет на поединок из-за совращенной сестры, или обесчещенной супруги, потому что оскорбить женщину - немыслимо.
        Конечно, здесь живут далеко не образцы добродетели. Бывают и ссоры, и взаимная ненависть, и драки. Бывало, что в драке люди убивали друг друга. Но не бывает кровной мести, и все споры должен рассудить либо князь, либо совет эрлов. Ссор из-за наследства, из-за имущества, тоже не бывает. Всех тонкостей я не знаю, но как-то умудряются договариваться.
        Как говорил мой друг-маг, люди тут простые. Например, ни один из жителей Севра никогда не скажет неправды и не нарушит данное слово, даже в ущерб самому себе. В княжестве Севр нет долговых расписок, потому что никому не придет в голову не вернуть одолженные деньги. Нет нотариусов, чтобы зафиксировать сделку, так как достаточно слова и рукопожатия. А купец, обманувший покупателя - просто немыслимо. Даже ростовщик берет и дает деньги под одно только слово.
        Впрочем, за те несколько дней, что я прожил здесь, трудно сделать окончательные выводы. Может, стоит провести год, а то и два? А потом написать книгу, насколько честны жители княжества Севр, издать ее в Силингии, а то и в Швабсонии? Автору, разумеется, не поверят, зато в княжество понаедут мошенники, которые примутся облапошивать наивных простаков и, быстро сделают из честных людей таких же, как все остальные в окружающем мире.
        Девчонки стали моими спутницами по Севру, показывая все его достопримечательности. Но их оказалось не так и много. Город был сравнительно молодым, лет двести, не больше. Прежняя столица, или, как его называли «Старый Севр» располагался почти на границе с Ботэном, но из-за постоянных сражений и стычек начала приходить в упадок. Ну, кому хочется жить в страхе за свою жизнь, и за жизнь своих близких? Так, потихонечку разбегались ремесленники и торговцы, а потом один из князей одним махом решил проблему - взял, да и перенес столицу подальше от зоны боевых действий, а заодно и простимулировал осушение бескрайних (ну, как казалось населению княжества) топей. Мы-то переходили болото в самой узкой части, в горловине, а таких болот по княжеству немерено. А еще леса. Но зато есть выход к морю, стало быть, есть рыболовство, и морская торговля, а на побережье собирают янтарь. Странно, что тот князь не стал переносить столицу поближе к морю, ну да ему виднее. Кстати, Мисе и Эмис предстояло ехать на побережье, охранять своих сборщиков янтаря от пришлых, гонять вооруженные отряды соседей, прикрывавших
«браконьеров».
        Город Севр по-своему, интересен. Начнем с того, что стоял он почти на болоте, среди дремучих лесов. Видимо, из-за этого большинство зданий построено не из камня, не из кирпича, а из дерева. И фахверковых построек, так привычных по Швабсонии и Силингии, я здесь не видел.
        У города была радиальная планировка - в центре дворец князя, а от него, по расходящимся лучам, остальные постройки. На самых окраинах народ потихонечку отвоевывал у болота куски земли, распахивал их, засаживал всякой всячиной, вроде репы, капусты и огурцов. Опять-таки, интересная особенность. Город не был обнесен стенами! Как говорится - входи, кто хочешь. Стража при въезде наличествовала, но скорее, чисто символическая. Спрашивала - что везут, и откуда? Даже возы не осматривали, и не проверяли. С пейзан, при въезде в город, требовали пошлину камнями. С пешего один камень с кошачью голову, с конного - два, а с повозки аж десять. Кажется, смешно, но смех смехом, а половина улиц Севра уже замощена.
        Что и говорить, нравы насквозь патриархальные, но кто я такой, чтобы осуждать князя или давать ему советы?
        Меня интересовали книжные лавки и мастерские оружейников. Про книжные лавки мои чичероне сказать ничего не могли, потому что таковых в Севре не было. Нет, грамоту здесь знали, да и сами девчонки обучены читать и писать - как же на войне, да без знания букв? - тут тебе и донесение доставить, и приказы, и вообще, из разведки вернешься, лучше всего увиденное записать, не надеявшись на память. В хозяйстве знание грамоты тоже необходимо. Надо же и скот сосчитать, и все записать, чтобы не ошибиться, когда налоги станешь платить. И пейзане обмануть могут, если на память понадеешься. Опять-таки, если князь закон принимает, как без записи? Не будет записей, всякий станет толковать законы по-своему, а это плохо. А вот чтобы книги? Слышали, даже и видели парочку, только зачем они? Вот, если только предков своих записывать, да их деяния. А о героях да о старых богах лучше всего сказителя послушать, зимой, около очага, когда делать нечего. А книги о любви? Так чего их читать? А несчастная любовь, разве такая бывает? Если ты его любишь, а он тебя нет, значит, это не настоящая любовь. Стало быть, лучше отойти в
сторону, немного подождать, потому что любовь должна быть взаимной.
        Вроде, суждения девушек о любви были здравыми и разумными. Но вот поддается ли сама любовь разуму? Эх, не мне об этом судить… Девчонки молодые, дай-то бог, чтобы все сложилось по их слову, а не по прихоти сердца.
        Но если книжных лавок не нашлось, то оружейных мастерских было вдоволь. Сегодня девчонки опять «украли» меня из-за стола и повели к самому лучшему мастеру-оружейнику.
        Мастер-оружейник - высокий старик с некогда черной, а теперь седой бородой, подпаленной с одной стороны, встретил нас с улыбкой:
        - Опять только смотреть станете? А когда покупать начнете?
        - Вот, как найдем что-то стоящее, так и начнем, - парировала Эмис.
        - Так милая фрейлейн, сами же знаете - стоящий меч нужно под свою руку ковать, - развел старик руками.
        - Отец больше денег не дает, - вздохнула девушка.
        Мысленно я возмутился отцом-сквалыгой, и уже собрался дать бедной девчонке денег, но мастер усмехнулся:
        - И правильно делает, что не дает. Вы, фрейлейн, за последний год уже два меча заказали, да два кинжала. Куда вам столько?
        - Оружия много не бывает, - огрызнулась Эмис, а Миса ее поддержала: - Мастер Боэц, у тебя же не один молот, а штуки три, верно? Зачем тебе столько?
        - Ну, три… Три, это мало, - фыркнул оружейник. - У меня их штуку десять, на каждую операцию свой. Но меч я смогу и одним только молотом выковать.
        - Вот видишь, - торжествующе воскликнула Миса. - Вот и у меня должны быть разные мечи. И для охоты, и для набега, и для пешего боя. Господин граф, вы как считаете?
        Я глубокомысленно кивнул, напуская на себя важный вид. Где-то я был согласен с девушкой - для охоты лучше иметь короткий клинок, для набега легкую шпагу, а в пешем строю, без щита, предпочтительнее меч-бастард, а со щитом лучше всего подойдет клеймор или палаш. Одна беда - чтобы менять оружие, нужно иметь оружейную комнату, а когда таскаешь все на себе, выбираешь что-то одно. В конце - концов привыкаешь к одному типу оружия, с которым ты отправишься и на охоту, и в бой.
        - Мэтр Боэц, а вот на это оружие не хочешь взглянуть? - поинтересовался я, вытаскивая из-за пояса сикль.
        Старый оружейник взял в руки боевой серп, повертел его так и этак, полюбовался на голубоватый отлив и спросил:
        - Откуда он у вас?
        - В болоте нашел, - сообщил я, не желая вдаваться в подробности.
        Боэц посмотрел на меня с подозрением, потом ответил:
        - Не думал, что удастся такую штуку увидеть. Надо же, лунная бронза.
        А ведь и впрямь, голубоватый отлив серпа напоминал лунный свет.
        - Звучит красивее, чем «бронза мертвых», - хмыкнул я и пояснил. - Мне один маг сказал, что раз такого сплава больше не сделать, потому и зовут - бронза мертвых.
        - А что маги в металлах понимают? Они что, руду добывают, или металлы льют? - хмыкнул старик. - Можно такую бронзу создать, только замучаешься.
        - А что, медь и олово нужно на луну лить?
        - Да нет, зачем на луну? Сначала делаем бронзу, как положено - расплавим медь и олово, смешаем, а потом, как остынет, меленько все на наковальне раскрошим, лучше, чтобы в порошок, да птицам и скормим.
        Я уже догадался, что будет дальше и, приготовился улыбнуться, но девчонки слушали рассказ старика, как откровение.
        - А потом? - допытывалась Миса.
        - А потом из птицы какашка выйдет, - сообщил мастер.
        Услышав слово «какашка», девчонки прыснули, а Миса сказала:
        - Мастер, ты по-человечески говори - дерьмо. Ну, или помет птичий.
        - Это из человека дерьмо выходит, а из птицы - какашка, - наставительно сообщил мастер. - А как птички покакают, нужно собрать какашки, высушить, расплавить, а потом молотом поработать. Вот так и получится «лунная бронза».
        Почесав подбородок, я спросил:
        - А нельзя порошком корову накормить? Коровьи лепешки собирать проще, да и дерьма от коровы больше. А за птицами собирать замучаешься.
        - Лучше коня, - изрекла Миса. - Конские яблоки пахнут не так противно, да и горят хорошо.
        - Миса, ты что такое говоришь? - возмутился я. - Разве можно коней бронзовым порошком кормить? Даже корову, и то жалко, а ты коня… И меч такой мало кому по карману будет. Он же, по стоимости, даже не золотым, а бриллиантовым станет.
        - Ни лошадь, и ни корова для такого дела не подойдут. Думаете, до вас бы не додумались? Только у птиц желудки подходят, чтобы бронзе и крепость, и такой оттенок придать, - авторитетно заявил мастер.
        Стало понятно, почему теперь не плавят такую бронзу. Возни с ней много, да и смысла нет заморачиваться, если сталь есть.
        - Но металл, хорош, - сказал я, забирая у мастера сикль, и любуясь переливами бронзового и голубого оттенков. - Сколько лет в болоте пролежал, а все равно, как новый. Интересно, а еще что-то такое сохранилось?
        Оружейник хмыкнул, и ушел куда-то в глубину мастерской. Вернувшись, продемонстрировал длинный кинжал. И, тоже, с отливом, напоминающим цвет лунного камня.
        - Кинжал эльфов? - догадался я. Присмотревшись к мастеру, увидел в нем некое сходство с моим «приятелем» Зарко. Цыганская кровь все равно проявляет себя, пусть она уже многократно разбавлена. - Ваши предки?
        - Девушки не сказали, как вас зовут, - усмехнулся потомок эльфов. - Вы..?
        - Граф Артакс, - подсказала Миса.
        - Я догадался, - отмахнулся оружейник. - Никто, кроме человека, разрушившего заклятье, не знал эту тайну.
        - Не знал, что это тайна, - пожал я плечами. - А если и так, то до этого уже никому нет дела. - Подумав, спросил: - А потомки ундин сохранились?
        - Про потомков не слышал, но живые ундины встречаются, - покачал головой мастер. - Слышал, что в прошлом году кто-то на дальних болотах ундину видел. Странно даже. Обычно, встретивший ундину о ней рассказать не мог.
        - Живая ундина?! А разве бывают такие? - всполошились девушки. - А разве они не из сказки?
        Забавно, что девушки пропустили мимо ушей тот факт, что их лучший оружейник, потомок эльфов. Впрочем, оно и к лучшему. К тому же, где эти эльфы, и были ли они вообще? А ундину, стало быть, не специально на нас напустили, а она давно тут болтается? Это радует.
        - Господин граф, ундина живая? - усмехнулся оружейник.
        - Та, у которой был этот сикль, уже не живая, - сообщил я. - Может, где-то еще есть, но лучше бы с ней не встречаться. На моем мече, зараза такая, зарубку оставила! - Увидев круглые от восторга глаза девчонок, поспешил сказать: - Но я с ней не один бился. Если бы не маг, не управился бы. Спасибо барону, огненными шарами ее прижег, да и то, умирать долго не хотела. Шустрая, как ящерица, а лягается, словно пьяная лошадь. Такие коленца выкидывала, что диву даешься.
        Странно даже, что никто из рыцарей не рассказал о моем очередном геройстве. А может кто и рассказывал, но до девчонок еще слухи н дошли.
        - Как пьяная лошадь, - фыркнула Миса, а Эмис невинно осведомилась:
        - А что за коленца? Как Его Высочество выкидывал?
        - В каком смысле? - нахмурился я.
        - Ну, тебе лучше знать. Это же ты с Его Высочеством отплясывали. У нас теперь весь двор поет, про Барбосика с красным носиком, а скоро все княжество петь примется. И пляска понравилась. Вон, даже вдова эрла Пикони, дура старая, и то танцевать пошла.
        Вот ведь, маленькие паразитки. Все бы им смешочки. Издеваются, над героем преданий и легендой. Так бы и дал, по одному месту, да нельзя. Герой все-таки… Хи-хи…
        Глава девятнадцатая
        Древний город
        - Догоняйте! - выкрикнула Миса, давая шенкеля своему мерину.
        Гневко понукать не требовалось, он рад-радехонек перейти на галоп, а Эмис, на пегой кобылке, вначале немного отстала, но скоро нас догнала. Подозреваю, что гнедой, как и положено воспитанному жеребцу, слегка умерил свой бег, чтобы позволить «даме» идти вровень с ним. Вон жеребец слегка скосил глаз, чтобы убедиться, рядышком ли подруга? Ишь, греховодник, весь в хозяина.
        Наше посольство торчит в княжестве Севр неделю. И что там собирать-то? Ну, взяли с собой пару платьев, юбчонку, что-нибудь из белья и, вперед. Девчонка растет, все придется перешивать, а ткани и портные найдутся и в Силингии. А что, в нашем герцогстве нет пуховых перин или простынь? Это же еще два воза! А столовое серебро зачем? Что, опасаются, что в герцогском дворце не на чем есть? Да если хотите, куплю на свои деньги, подкину, чтобы никто не узнал. Так нет же, возятся, собирают, упаковывают. Тьфу… Но вроде бы, сборы принцессы Инги подходят к концу, нам с магом клятвенно пообещали, что еще день-другой, и свадебный поезд сможет отправляться в обратный путь. Хотелось бы верить, потому что скоро начнется оттепель, а там, глядишь, и весна наступит, замерзшее болото превратится в … болото, только мокрое и вязкое, так что, жди потом лето, чтобы просохла гать. Или, становись на лыжи и шуруй поперек трясины.
        Кажется, все хорошо и замечательно. И принимают нас хорошо, и хлебосольно, но долгое пребывание в гостях опасно. Безделье - худшая из всех бед, если не считать похмелья. И посольство наше - хоть рыцарство, хоть простолюдины, от радушия расслабятся, а это плохо. Я им, разумеется, нашел дело - устроил бы тренировочный лагерь в духе учебных лагерей покойного короля Рудольфа. Но пожалел. И так мое воинство, хоть и преисполнено ко мне уважения и почтения, как к спасителю и победителю, но стараются лишний раз на глаза не попадаться. И чего они? Вроде, я еще никого не съел и не побил. Мне становилось неловко, когда наши рыцари, при виде меня, с преувеличенным вниманием начинали приводить в порядок оружие и доспехи, а возчики, не успевшие спрятаться под телеги, замирали, закрывая глаза.
        Самый лучший начальник тот, которого не видно, не слышно, и чтобы никто о нем и не вспоминал, но, так, чтобы дело при этом шло, как по маслу. Посему я объявил, что возвел в должность начальника конвоя своего помощника фон Кестнера (глава посольства не возражал, да и не мог возразить), а сам, отойдя от дел, всецело занят охраной принцессы. Но пока принцесса занята сбором в дорогу, мне можно с чистой совестью валять дурака, делая вид, что я занят важным делом.
        Габриэль тоже позволил себе «расслабиться». К счастью, ничего не крушил, и не поджигал, а после кувшинчика-двух крепкого пива ложился спать, готовясь к обратной дороге. А я с чистым сердцем, отправился вместе с девчонками посмотреть на руины древнего города, в часе езды от Севра. Не то, чтобы меня интересовали старые камни, но делать-то все равно нечего. А так, хотя бы время пройдет. Сложная работа, надо сказать - делать вид, что ты занят, когда бездельничаешь. Для этого нужен талант.
        Заброшенный, или как тут его называли - Древний город устроился в лесу, на огромной поляне. Подъезжая, прикинул - две мили в длину, полмили в ширину. Не так, чтобы слишком большой, но и немаленький. Иные города-государства Швабсонии и Моравии гораздо меньше.
        - Внутрь лучше пешком, - сказала Миса.
        Что ж, пешком, так пешком. По руинам лучше на своих ногах бродить, а не на конских копытах. Подружки стреножили своих коней, а я только кивнул жеребцу - мол, постараюсь быстрее, а ты пока попасись, поухаживай за кобылкой. Гневко тряхнул гривой - мол, сам разберусь, без советников, но вместо приставаний к пегой лошадке, пошел хрустеть подмороженной травой, делая вид, что ему скучно и, вообще, существа противоположного пола его не интересуют. Ну и ну…
        Ров еле-еле угадывался, словно старый шрам на теле, а вот вал, хотя и начал потихонечку расплываться, даже сейчас мог служить защитой. Верно, его не просто так взяли да насыпали, как иной раз бывает в спешке, при наступлении врага, а создавали вдумчиво и обстоятельно - вбивали в землю сваи, а то и возвели деревянные клети, а уже потом засыпали землей и камнями, тщательно утрамбовывая каждый слой.
        Три стены стояли целехоньки, на башнях хоть сейчас выставляй караульных, а вот одна обвалилась, да так ровно, что диву даешься. Так, словно кто-то огромный, изнутри пнул ногой, вынеся к тойфелевой матушке плотную кладку. Вон, посередине, где положено быть воротам и надвратным башням, целая груда битого кирпича.
        Я попинал обломки, присел на корточки, потрогал один из фрагментов, некогда составляющих стену, пытаясь понять - а вообще, кирпич это, или камень? Для камней куски слишком ровные, для кирпича - слишком плотные. И размер необычный - длина «кирпича» с две ладони, ширина - с ладонь. Сколько времени понадобится, чтобы возвести крепость?
        - А что случилось с городом? - поинтересовался я, поднимаясь и отряхивая руки.
        Девчонки только запожимали плечиками. Впрочем, молодежь никогда не отличалась интересом к истории. И это им не в упрек. Сам-то я чем лучше? Много ли могу рассказать о прошлом государств моего мира? Кажется, учили меня истории, и всю Швабсонию изъездил и вдоль и попер, а что я помню? Ну, была когда-то Старая империя, называвшаяся Ромейской, потом наемник Спартак поднял восстание, объединил вокруг себя таких же изгоев, а потом еще и разгромил регулярную армию, основал династию, потом империя принялась сражаться с Содружеством варварских княжеств, раскололась на множество частей, а ее осколки принялись образовывать собственные империи, королевства и так далее. Впрочем, есть такие специальные люди, вроде горбатого магистра истории фон Штумпфа, которые все знают. Напишут книги, поставят на полку в библиотеке, авось, перед тем, как пергамент сожрут ненасытные крысы, их кто-то да почитает.
        Останься я в Швабсонии, обязательно создал бы хранилище, где выставлял бы на всеобщее обозрение всякие занятные вещи. Например - щит герцога де Рибаса, который сломала его теща. Кстати, о голову зятя. Поместил бы еще пояс верности графини Пилау, вместе с ключом, который вставил в замок ее муж, да так его там и забыл. Еще можно добавить меч, поражающий всех, кроме врагов.
        Мы прошли по узенькой тропке, пробитой сквозь груды камней, и вышли на центральную улицу. А вот тут я изрядно удивился. Мне приходилось видеть города, оставленные людьми из-за смертоносных болезней, разрушенные врагами, погибшие при пожаре. Видел руины Старой империи… Обломки мраморных колонн, торчавшие из-под земли, отмечают места, где когда-то стояли храмы, а прямоугольники битого камня обозначают некогда существовавшие дома. Все потихонечку посыпается пылью, заносится землей, а потом прорастает травой и деревьями. Есть места, про которые слышал - мол, это город, хотя там уже вовсю шумит лес, бегают звери, а люди вырубают деревья и по новой отстраиваются, создавая другие города.
        В этом городе все дома были целехоньки, располагаясь вдоль улиц, ровно, словно их отстраивали по линейке. Все они походили другу на друга - из кирпича, узкого, словно женская ладонь, с окнами, располагавшимися под плоскими крышами.
        - Интересно, сколько лет городу? - подумал я вслух.
        - А тойфель его знает, - беззаботно сообщила Эмис. - Старики говорят, что когда основали Новый Севр, он уже был. Вроде, этот город старше болот. Кто говорит, что Древнему городу тысяча лет, а кто - еще больше. Дескать, он тут еще при Алуэне Мохнатые Щеки стоял, когда столицей был Старый Севр.
        - Странно, а почему бы не перенести столицу сюда? - поинтересовался я.
        - В этом городе нельзя оставаться на ночь, - объяснила Миса. - Тот, кто попытается провести ночь, пропадет. Кому захочется пропадать?
        - Под ноги посмотри, - посоветовала Эмис, заметившая, что я задираю голову.
        М-да… Впервые вижу, чтобы улицы выкладывали разноцветной мозаикой, изображавшей причудливые цветы, переплетавшиеся с бабочками и жуками. Красота! Но на мостовых не было ни пыли, ни травы, что должна бы за многие века пробиться сквозь самые крепкие куски камня. Да что там - вокруг лес, а здесь не листочка.
        Девчонки повели меня в центр города, где полагалось находиться центральной площади. Судя по их хитрым мордахам, они хотели показать нечто особенное. Что там, фаллический символ, или золотая статуя?
        Но реальность оказалась сильнее ожиданий. На центральной площади стояла статуя, изображавшая ундину - полуженщину-полулягушку, или, как говорил старый маг - зеназабу, с огромным сиклем в руке. И ундина и сикль высечены из какого-то материала, по цвету напоминавшего антрацит, но гораздо тверже.
        Миса, задумчиво посмотрев на каменный серп, изрекла:
        - А если бы настоящий был? Это сколько бы какашек пришлось собрать?
        Девчонки прыснули, да и я, глядя на них, не удержался от усмешки.
        Пройдя по улице, не удержался и подошел к одному из домов. Потянул на себя узкую дверь, ожидая, что она вот-вот рассыплется в труху, но нет, она только послушно открылась, даже не скрипнув.
        Я вошел внутрь. Одна-единственная комната, абсолютно пустая. Хотя, а чего я ждал? Старинной мебели, драгоценной посуды или игрушек, раскиданных по полу? Вещи хозяева могли взять с собой. Но где же печь, камин, или хотя бы простой очаг? Или хотя бы следы от очага? Как обогревали дом, варили пищу?
        Свет, пробиваясь из окон, рисовал на каменном гладком полу те же узоры, что и на мостовой - растения и насекомые. И опять-таки нигде нет ни пыли, ни вездесущего птичьего помета.
        Странное место. И если уж совсем честно, жутковатое. Кажется, круглый дом в Шварцвальде, где мы с цыганами отыскали мертвую девочку, казался роднее. Подумаешь, старый дом. Ну, заколдован немножко. Но там был очаг! А здесь? Что за жилище, если нет очага?
        Не может такого быть, чтобы кирпичный дом простоял невредимым тысячу, а хоть бы и сто лет. Старые стены можно разобрать, чтобы использовать кирпич для новых строений - если не для себя, так хоть для скота. А если сюда не заходят люди, то все равно, дом не устоит - есть матушка-природа. Рано или поздно между кирпичами накапливается влага, зимой она замерзает, расширяется, постепенно сталкивая со своего места составляющие части здания.
        У меня возникло чувство какой-то неправильности и чужеродности. Так, словно смотришь в глаза ядовитой змеи и не понимаешь - бросится ли она в атаку, или уползет прочь?
        Я вышел из дома в некой растерянности, подумав, что опять пошла прахом моя любимая поговорка о том, что старого наемника трудно чем-нибудь удивить. Нет, дорогие мои. Пока живешь, есть чему удивляться. Ну, а что будет ТАМ - надо увидеть своими глазами, и снова поудивляться.
        К жизни меня вернуло тревожное ржание.
        - Иг-гго-го!
        Гневко по пустякам не тревожит. Ага… Опасность.
        - Девчонки, нас собираются убить, - сообщил я девушкам.
        Те мгновенно притихли, насторожились, положив прекрасные пальчики на рукоятки мечей, а я вслушался.
        - Иг-го… Игг-гого.
        - Так… Вооруженные люди, - перевел я ржание на человеческий язык и прикинул вслух расчеты коня. - Больше четырех, но меньше двенадцати. К выходу! - скомандовал я, увлекая девушек.
        Девчонки молодцы, дисциплинированно повиновались, не стали задавать лишних вопросов. Например - почему жеребец не доложил о точном количестве врагов? И действительно ли там враги? Может, жители столицы решили составить нам компанию? И зачем бежать? Может, лучше укрыться?
        Нет, гнедой в таких вопросах не ошибается, он чует, кто есть друг, а кто враг. И прятаться нам смысла нет, лучше сразу встретить неприятеля. Надеюсь, Гневко не ринется в схватку? Ну, он у меня парень умный, знает, когда нужно отступить.
        И только мы выдвинулись к выходу из города, то есть, к той его части, где отсутствовала стена, как на нас ринулась группа вооруженных людей. К счастью, им пришлось преодолевать груды битых камней и, они не могли действовать слаженно.
        Инстинктивно, я попытался закрыть собою девчонок, чем изрядно рассмешил обеих воительниц.
        - Юджин, ты нас за соплюшек держишь? - хохотнула Эмис, выхватывая клинок и предложила: - А давай на спор, что мы с Мисой этих уродов вдвоем уделаем, а ты не вмешиваешься, а? Сколько их тут?
        - Восемь, - озабоченно проговорила Миса, успевшая пересчитать наступавших. - Многовато для двоих. Вот, если бы четверо.
        - Сейчас уменьшим, - пообещал я, поворачивая к себе перевязь с метательными ножами.
        Один из нападавших «словил» смертоносное жало в глазницу, а вот второму повезло. Нож, вместо того, чтобы вонзиться в грудь, отлетел в сторону. Ишь ты, в панцире. Хм… Так, третий… Ага, в горло. А у меня всего-то один нож остался.
        - Шесть, - хладнокровно констатировала Миса.
        - По два на рыло выходит, - хмыкнул я, становясь в одну линию с девчонками. - Сейчас еще уменьшим…
        - Граф, имей совесть. Нам оставь! - возмущенно выкрикнула Эмис, бросаясь в атаку.
        Я только выругался сквозь зубы. Вот ведь, воительница, чтоб ей голой задницей в крапиву упасть! Эта дурочка едва не подставила собственную спину, хорошо, что я нож не успел метнуть.
        Двое из нападавших ринулись наперехват Эмис, но валькирия сделала невероятный прыжок, ее клинок взметнулся вверх и вбок, отбивая шпагу первого бандита, одновременно пнув его в пах. А потом ударила наотмашь рукояткой в челюсть второго. Ай да девчонка!
        Миса, в это время, успела разрубить своему противнику череп и, не колеблясь ни на миг, ударила в спину того из врагов, кто получил в челюсть от подруги.
        Нет, эти девчонки и на самом деле валькирии. Вон, как здорово Эмис приняла рубящий удар на эфес, откинула в сторону руку здорового мужика, сделала выпад. Правда, укол пришелся в пустоту.
        Заметил, что у подружек разная система боя - Эмис предпочитает колющие удары - четкие, словно игла в руках умелой швеи, а Миса действует размашисто, предпочитая рубить врага. Ей бы еще научиться рубить с оттягом. Переживем бой, покажу.
        Я мысленно хвалил своих боевых подруг, успев метнуть последний нож в противника Эмис. Попал, разумеется, но не очень удачно - в плечо, но раненый противник, уронивший клинок - тоже неплохо.
        - Граф, ну какого черта?! - завопила Эмис, добивая подранка. - Дай нам-то повоевать!
        Отвечать девушке не было времени, потому что я сблизился еще с одним злодеем, ухватил его за плечо, развернул и толкнул на другого. Перехватив меч из правой руки в левую, ткнул клинком снизу вверх. К моему изумлению, меч прошел снизу под ребрами у одного, а вышел в спине второго. По правде-то говоря, такого в моей практике еще не было, чтобы одним махом, двоих убивахом… Здорово, конечно, и я герой, и все такое прочее, но лучше подобных подвигов не повторять - клинок застрял между чужими костями, и вытаскивать его не было времени, потому пришлось оставить оружие в телах, а самому схватить последнее, что оставалось - сикль, который я так и таскал заткнутым за пояс сзади.
        Последний из оставшихся в живых врагов, оценив ситуацию, кинулся бежать. Не знаю, на что я надеялся, но метнул ему вслед сикль, просто на удачу, не задумываясь - а используют ли сельскохозяйственный инструмент как метательное оружие? Используют…
        Батюшки святы! Если бы не видел это своими глазами - не поверил бы. Мне показалось, что сикль сам выбрал место, куда ударить - перерубил шею убегающего врага, отделив голову от туловища.
        - Ну да и не … себе, - замысловато выругалась Эмис, наблюдая, как из шейных артерий хлещет фонтан крови.
        - Орфоэп твою в душу талер, - добавил я.
        - Угу, - мрачно подтвердила вышесказанное Миса.
        Мы переглянулись и, крепко обнялись, ощутив себя братьями по оружию. Ну, родственниками, по крайней мере. Верно говорят, что ничто так не сближает, как общая постель и общая битва. А когда было и то, и другое, то это … Да, а что это? Впрочем, что-то это такое, я даже и не знаю. Об этом не выскажешь, можно только почувствовать. Был бы я моложе, женился бы на обеих девчонках сразу.
        Расцеловав девчонок, отпрянул, осмотрел Эмис, потом Мису - нет ли у кого раны? Иной раз, в горячке боя, не замечаешь. Нет, все обошлось.
        Теперь собрать метательные ножи, достать меч из трупов. Ах да, еще сикль, но его потом подберу. Надо бы допросить, коли кто-то остался жив. Ага, один есть - мужчина, лет сорока, в приличном камзоле, теплом зимнем плаще. Одежда испачкана кровью, а сам пленник зажимает рукой рану на груди.
        - Подожди-ка, - вымолвил я, зажимая своей рукой рану и кивая девчонкам. - Отрежьте тряпку какую. - Обращаясь к раненому, сказал: - Если перетянуть, еще поживешь. Жить хочешь?
        - Так кто же не хочет? - усмехнулся раненый. - Только, ты не волшебник, а жить-то мне всего ничего осталось.
        Девчонки, отпоров кусок чьей-то грязной рубахи, сунули ее мне. Я принялся бинтовать раненого, но тот отстранился:
        - И зачем? С пробитым легким живут недолго. Ну, сдохну я на пять минут позже, так какой смысл?
        - Тоже верно, - кивнул я. - Не жилец ты на этом свете, врать не стану. Скажи-ка лучше, кто тебя нанял? И зачем?
        - Лучше выпить дай, - попросил раненый.
        Я беспомощно посмотрел на девчонок, а те грустно развели руками. Ну, кто ж его знал, что на короткую поездку за город понадобится выпивка.
        - Ладно, пусть трезвым помру, - сообщил раненый, посмотрев мне в глаза. - Я тебя, господин граф, неделю выслеживал. Эх, знать бы заранее, взял бы с собой арбалетчика.
        - А кто нанял? - поинтересовался я и многозначительно добавил: - Сказал бы имя, облегчил душу.
        - Пытать ты меня не будешь, не успеешь, я сейчас все равно сдохну, - усмехнулся раненый.
        - Да как сказать… - хмыкнул я. - Могу тебе рану перетянуть, поживешь чуть-чуть, а мы с тобой и поговорим. Но, тут уж не взыщи… Назови имя, и уйдешь тихонечко, почти без боли.
        - Фиона.
        Имя мне ни о чем не говорило, девушкам, судя по всему, тоже.
        - А кто такая Фиона? - начал я, но тут мой несостоявшийся убийца закашлялся, из уголка рта потекла кровь, а открытые глаза стали стекленеть.
        М-да, беда с этими убийцами, ничего не знают, и умирают не вовремя. Я потянулся, чтобы закрыть парню глаза, но сзади послышался легкий шум, потом треск, наподобие стука падающих камней.
        - Юджин, бежим! - дернула меня за рукав Миса.
        Не спрашивая, я повиновался и, мы с девчонками побежали к обрушившейся стене. Как стадо горных козлов (виноват, один козел и две козлушки), заскочили на груду битого камня и, только тогда позволили себе обернуться.
        Древний город рушился у нас на глазах. Плоские крыши домов заваливались внутрь, кирпичи сыпались, поднимая многовековую пыль, засыпая мозаичные улицы с чудными картинами. Загадка, терзавшая многие поколения Севра, превращалась в кучи битого кирпича за несколько минут.
        Из-за освободившегося пространства стала видна черная статуя, но скоро и она не выдержала, развалившись на несколько частей. Последними рухнули три оставшиеся стены. Но они заваливались не внутрь, а вперед.
        Мы посмотрели друг на дружку. Строить какие-то догадки, рассуждать о причинах и следствиях не было ни сил, ни желания. Стоял себе Древний город, потом разрушился. Странно не то, что рухнул, а то, что он столько лет простоял. Стало быть, пришло время. Может, оно и к лучшему, что он превратился в руины? Ну их, эти загадки. А глыбы кирпича (или камня, я так и не понял) занесет пылью, присыплет землей, ветер засеет пространство семенами трав и цветов. Так, глядишь, можно здесь овечек пасти, все польза.
        - Я бы сейчас выпила, - сообщила Миса.
        - Я бы тоже, - поддакнула ей подруга, а потом, глянув на меня, хмыкнула: - Впервые увидела, как башка отлетает.
        Я лишь пожал плечами. Сам первый раз подобное видел. Но выпить не захотелось. Надо бы возвращаться. Вон, гнедой волнуется, уже и голос подал.
        Ах да, я же оставил сикль где-то в руинах. Поискать, что ли? Может, не засыпало? Хотя, ну его к тойфелю, это оружие. Кто знает, как оно себя поведет дальше? Возьмет, да мне самому башку с плеч снесет. Нет, мне уж лучше что-то привычное, родное. Пусть серп, выкованный из лунной бронзы, останется лежать в руинах.
        Глава двадцатая
        Венценосный часовщик
        Князь Ингемар покамест не даровал мне привилегии сидеть в присутствии своей августейшей особы и, в отличие от барона фон Скилура, успевшего занять одно из кресел, я остался стоять на ногах. Но особо не переживал, потому что разглядывал личные покои властителя Севра. И делал это с огромным интересом.
        Судя по простоте нравов, царившей здесь, это должно бы быть нечто грандиозно-бессмысленное - огромный зал, продуваемый всеми ветрами, пол, застеленный соломой, камин, в который можно засунуть целую поленницу дров, разрозненные доспехи предков, негодные даже для переплавки, а еще - истлевшие и поеденные молью гобелены и штандарты поверженных врагов, коими прикрывают окна. Пир, по случаю свадьбы принцессы, проходил именно в таком помещении - там даже огромный дуб посередине растет. Но одно дело вековые традиции, а удобство - совсем другое.
        В личных покоях князя вполне себе симпатично и современно, даже размеры не впечатляют - обычный рабочий кабинет правителя, регулярно занимающегося государственными делами. Побольше моего, оставшегося в уютном доме в Аппельгардене, но это понятно, мне посетителей принимать не приходится.
        Вместо камина небольшая печь, украшенная изразцами, с изображением кучерявых овечек, стены обтянуты тканью, похожей на шелк. У витражного окна, стол с бумагами, разложенными аккуратными стопками. Как я полагаю, тематическими - отдельно военные донесения, хозяйственные документы тоже отдельно, ну, и все остальное - заграничная переписка, отчеты губернаторов, или кто там у князя осуществляет руководство центральной власти на местах?
        Вполне возможно, что где-то спряталась страничка-другая, с заметками шпионов (виноват, личных информаторов) Его Высочества в герцогстве Силингия, дающих развернутую характеристику на некого Артакса фон Йоргена. Как выглядит, чем знаменит, что предпочитает на завтрак, и с кем он дружит. Я бы удивился, если бы такого не было. Любая августейшая персона держит при дворах соседей хотя бы парочку осведомителей, а как без этого? Новости лучше узнавать чуть раньше, нежели о них заявят в официальных сообщениях. И появление нового фаворита у герцога Силинга, вынырнувшего из ниоткуда, но в кратчайший срок заполучившего титул, просто обязано привлечь внимание князя. Кто его знает, этого фаворита - может, он втравит герцога в войну против княжества, или имеет собственные виды на трон?
        Аккуратист господин князь. Обычно, на столах у правителей черт одну ногу сломит, а другую вывернет. Якобы беспорядок на рабочем месте показывает уровень занятости государя, хотя на самом-то деле говорит о безалаберности. Как говорится - что у тебя на столе, то в голове. Хотя, это я погорячился. У Силинга стол как раз завален бумагами и книгами, но в безалаберности я своего сюзерена никак бы не заподозрил. Напротив - очень разумный человек, умеющий мыслить достаточно широко.
        Еще один стол, поменьше, с чернильным прибором, серебряным колокольчиком и канделябром, но без единой бумажки. Судя по всему, за ним Его Высочество восседает, когда приходится принимать своих сановников и подписывает важные и срочные документы.
        Впрочем, кабинет не производит впечатления, что здесь обитает законченный бюрократ. В углу установлен манекен в полном рыцарском доспехе, со щитом без герба и шлемом «жабья голова».
        Половину комнаты занимала коллекция часов - хронометры стоят на полу, висят на стенах, расставлены по каминной полке. Однако, стрелки на многочисленных циферблатах стоят как вкопанные. Либо механизмы поломаны, но скорее всего, их просто не стали заводить, а иначе, если все часы одновременно примутся тикать, отбивать время, из кабинета придется убегать. Интересно, это подарки князю от подданных, или философское напоминание посетителям о бренности жизни? Дескать - время течет, жизнь человека коротка, и не стоит отнимать у государя лишней минуты? Или ни то, и не другое?
        Заметив мой интерес к часам, князь усмехнулся, потер обшлагом рукава один из фарфоровых циферблатов, сметая только ему видимую пылинку.
        - Интересуюсь разными механизмами, - с горделивой небрежностью сказал Севр.
        Я поначалу не понял, потом до меня дошло:
        - Ваше Высочество, вы сами делаете часы?
        - О, нет, не хватает времени, - вздохнул князь. Улыбнувшись собственному каламбуру, пояснил. - Обычно, часовщики мне привозят шестерни, пружины, маятники, все остальное, а я только собираю. Стоит станок для обточки деталей, но он уже покрылся пылью, есть все необходимые инструменты, но увы…
        Ого! Авторитет князя еще больше вырос в моих глазах, но появилась и настороженность. И это мы с ним отплясывали невероятный танец? Хм… Уже и не верится. Хотя, по пьянке чего только не вытворяют, по себе знаю. Но если человек умудряется сам собирать часы из разрозненных шестеренок, всяких гаек и железяк, он точно - аккуратист и педант, и с такими людьми следует держать ухо востро. А сборка механизмов - занятие, ничем не хуже охоты или женщин, на которые обычно тратят свободное время властители. Или, не только свободное, но и все свое время.
        - Кстати, а вы обратили внимание на доспехи? - спросил князь, подходя к манекену.
        Отодвинув в сторону щит, прикрывавший грудь рыцаря, Его Высочество продемонстрировал циферблат, с делениями не на двенадцать, а на двадцать четыре часа. Здорово. Я тоже хочу такие, хотя и не знаю, зачем они мне?
        - Здесь очень сложный механизм, - сообщил правитель Севра.
        Князь был готов и дальше рассказывать о своем необыкновенном хобби, а я бы слушал и слушал, но нас прервало деликатное покашливание барона фон Скилура:
        - Ваше Высочество, хочу обратить ваше внимание на то, что среди подарков, что мы привезли из Силингии, имеются два ящика с разобранными часами. Наши часовщики, как вам известно, считаются лучшими. Не сомневаюсь, что на досуге вы все осмотрите, и наш скромный подарок доставит вам много удовольствия.
        У князя Севра загорелись глаза. Казалось, вот-вот он пошлет подальше все государственные дела, сорвется с места, чтобы заняться любимыми игрушками. Но нет, князь совершенно правильно понял намек господина мага о том, что следует вернуться к делам насущным.
        Как можно короче я принялся излагать происшествие, случившееся несколько часов назад. Но к моему удивлению, князь уже знал о разрушении Древнего города.
        - Откровенно говоря, переживать о потере не стану, - махнул рукой князь. - Развалился, так и ладно. Как говорят - тойфель-то с ним, с этим городом. Проку от него никакого, а неприятностей много.
        Вот тебе раз. А я-то думал, что превращение в прах древней достопримечательности вызовет огорчение князя. А правитель, между тем, кивком головы указав мне на свободный стул, пояснил, что же он имеет в виду:
        - Безумцев, что пытались заночевать в Древнем городе, не так и много. За год … пять, или шесть человек, не больше. Юнцов, равно как и глупцов, что во всем хотят пойти наперекосяк - мол, а уж со мной-то ничего не случится, всегда хватает. Это, как храбрецы, пытающиеся с голой грудью атаковать воина в полном доспехе. Их немного, но они есть. И, как вы сами понимаете, долго такие не живут. Чисто по-человечески мне их жаль, но что поделать? Хуже, что страдают и другие люди. Из заброшенных зданий выползает всякая дрянь, утаскивает и людей, и скот. Бывали случаи, когда пропадали купеческие караваны. А не так давно - еще и года не прошло, в окрестностях Древнего города исчезла целая отара овец, вместе с пастухами. Не волки же сожрали?
        Да уж, да уж. Волки, при всем желании, не сожрут целую отару вместе с пастухами.
        Князь продолжил:
        - Версию о волках, разумеется, проверили, но никаких следов не нашли. Так что, посудите сами, зачем мне нужно, чтобы под боком у столицы существовала такая напасть? Ради ее существования, как какой-то загадки, или легенды? Нет уж, легенда должна быть безопасной для народа. С Древним городом пытались бороться еще мои предшественники, но не преуспели. Лет сто назад несколько магов объединили усилия, и попытались сравнять город с землей, но всего и добились, что уронили одну стену. Но за это они поплатились потерей своих магических сил.
        - А простыми способами - ломом, или киркой, не пробовали? - спросил маг.
        - Пробовали, и не раз, - усмехнулся князь. - Пытались разбирать стены, подрубать основание, сносить дома - никакого результата. Хуже того - инструменты порой калечили, или убивали людей, что пытались уничтожить город.
        А мне тут вспомнился черный порошок, с помощью которого горняки графа Флика дробили породу на руднике. Вот, сюда бы несколько бочонков этого порошка, да подложить под Древний город, то никакая магия бы стены и здания не спасла - не то, что руин, так и кирпичиков бы не осталось. Хотя, о чем это я? Города уже нет. Да и мой дядюшка, в свое время, не зря приказал отцу перебить купцов из далекой Чины, чтобы тайна опасного порошка не привела к беде.
        - А почему столицу расположили в таком опасном месте? - поинтересовался я. - Можно же было выбрать более спокойное место.
        - Когда переносили, никто и не знал, что здесь опасно. Древний город лет через пятьдесят нашли после переноса. Да и кто тогда мог сказать, что это опасно? Даже маги поначалу ничего не почувствовали. Говорите, остались руины?
        Севр позвонил в колокольчик, а когда появился не то секретарь, не то просто доверенный слуга, сказал:
        - Беренц, от моего имени прикажи управителю засыпать руины Древнего города солью.
        - На сколько дюймов сверху? - флегматично поинтересовался секретарь.
        Князь задумался и перевел взгляд на мага в поисках совета.
        - Надо засыпать на дюйм, не меньше, а лучше на два, - авторитетно подсказал Габриэль.
        - На дюйм? - переспросил князь в легкой растерянности. - И сколько потребуется соли?
        Меня можно не спрашивать. Если засыпать руины площадью две мили на полмили, солью высотой в дюйм, на дюйм - а сколько просыплется в пустоты? - это не мешок, не два, и даже не десять.
        Как я понимаю, соль должна намертво запечатать входы и выходы, чтобы всякая дрянь сидела себе тихонько в земле, и не пугала честных людей? Даже в Швабсонии и Моравии (сам ни разу не видел, но говорят), бывали случаи, когда из старых разрушенных крепостей во все стороны разбегались злобные демоны - молоко портили, девок, а еще у подмастерий инструменты ломали, нитки путали. И там тоже кое-кто из местных владетелей распоряжался засыпать солью руины. Но там, только обозначали засыпку, рассеяв по земле мешок-два соли. Дорогое это удовольствие, с демонами бороться. По мне, так это только зряшный перевод добра. Пройдет дождь, влага растворит кристаллы. Ну, земля побудет соленой, а что дальше? Рано или поздно вода все вымоет. А демоны… Хм… Инструменты не сломаются, и нити в ткацких станах не перепутаются, если с похмелья на работу не приходить. Молоко киснет, если доярка подойник ленится мыть, или выливает удой в грязные горшки. Ну, с девками тут и без разъяснений понятно. А солью лучше кильку солить, или огурцы.
        Здесь же, где по болотам бегают странные твари, а магия считается вполне обыденным делом, я поостерегусь высказывать свое мнение. Считают, что соль поможет, значит поможет.
        - Значит, если на дюйм, засыпать на дюйм, - принял решение князь. - Пусть забирает все, что в амбарах. Если не хватит наших запасов, пусть возьмет у купцов, я оплачу.
        - Слушаюсь, государь, - поклонился Беренц и вышел.
        Я не стал обсуждать с князем вопрос - считает ли он, что разрушение Древнего города, связано с такой личностью, как граф Артакс? У меня самого на этот счет есть сомнения - не такая я важная птица, чтобы разрушать города одним своим появлением, и снимать тысячелетние чары, но как знать? Может, после Шварцвальда получил нечто такое, что убивает магию напрочь? Хотя, тот же Габриэль как кидал огненные шары в моем присутствии, так и кидает. И личины не разучился накладывать, если я рядом. Габриэль, кстати, в ответ на мои вопросы, лишь пожимал плечами - дескать, это вполне могло быть, но могло и не быть, а просто случилось совпадение, а если город превратился в руины, значит, настало-таки время его смерти. Как известно, вечного в этом мире ничего нет, стало быть, рано или поздно всему приходит конец, и urbes et populum[1].
        Меня волновало иное, более важное, о чем я поведал князю. Выслушав мои опасения, повелитель Севра спросил:
        - Вы считаете, что не можете оставаться телохранителем моей дочери?
        - Ваше Высочество, - слегка склонил я голову, обозначая свое уважение к должности, полученной от князя и к нему лично. - Я готов защищать жизнь принцессы, но я очень боюсь, что мое присутствие рядом с ней станет опасным для девушки. Вначале я полагал, что кто-то просто пытается сорвать нашу миссию, чтобы не допустить свадьбы вашей дочери и герцога Силинга, но теперь считаю, что мишенью являюсь лично я. Скажите, если бы удалось разграбить или уничтожить обоз, это бы стало препятствием для свадьбы?
        - Разумеется нет, - с раздражением ответил князь. - Я дал слово посланнику герцога, что выдам дочь замуж за Силинга, и теперь не смогу взять свое слово обратно. Конечно, серебро, что вы привезли, важно для меня, но его я мог бы получить и потом, после отъезда дочери в Силинг. Барон, герцог сдержал бы свое слово, заполучив мою дочь к себе?
        Габриэль привстал со своего места, и с возмущением ответил:
        - Князь, разве мой царственный племянник давал вам повод усомниться в его слове? Мы собрали бы новый обоз, даже если пришлось выскрести всю казну.
        Понимая, что сейчас высокопоставленные собеседники могут поссориться, я поспешил вмешаться:
        - Господа, вы сами ответили на вопрос. Уничтожение обоза с серебром ничего бы не изменило. Юная княжна стала бы герцогиней, а князь получил бы свое серебро. Может быть, свадьба случилась чуть позже, но принципиально это бы ничего не изменило. И у Силинга нет соперника на руку и сердце принцессы Инги. Потому, я считаю, что у меня имеется очень могущественный враг, а подставлять под удар девочку я не хочу. И скажу сразу - у меня нет ни малейшего представления о том, что это за враг, чем я ему не угодил. Кто такая Фиона? Вам говорит о чем-то имя заказчицы?
        - Я уже говорил графу, повторю еще раз, при Его Высочестве, - сказал Габриэль. - Волшебниц, или колдуний с таким именем я не знаю. В Силингии, по крайней мере, таких нет.
        - Я тоже, - пожал плечами князь Севр. - Фиона, не самое редкое имя. Думаю, в моем княжестве есть немало женщин, носящих это имя. Но не припомню, чтобы какая-то Фиона могла быть настолько могущественна, чтобы организовать нападение разбойников, нанять мага или убийц. Я прикажу своим людям, и магам княжества как следует поискать. Может, эта Фиона живет в Ботэне, или еще где-то?
        - Я тоже попытаюсь выяснить, - кивнул мой друг Габриэль. - По возвращению в Силинг наведу справки у старых магов, у книжников.
        Ну да, ну да. Поищем, поспрашиваем. А что еще можно тут сделать? Но я-то ладно, не привыкать жить в ожидании беды. А как с девчонкой-то быть?
        - Ваше Высочество, вы приняли решение? - поинтересовался я.
        - Какое? - не понял князь, или, сделал вид, что не понял. Скорее второе.
        - Заменить телохранителя принцессы Инги на более безопасную фигуру, - терпеливо разъяснил я.
        - А с какой стати? - хмыкнул князь. - Только из-за того, что вы посчитали, что станете угрозой для жизни девушки? На должность телохранителя вас выбрал не я, а моя дочь. Она много о вас слышала, поэтому и попросила барона, чтобы именно вы стали ее почетным телохранителем. Я знаю, что вы очень дружны с моими двоюродными племянницами Эмис и Мисой (Ингемар слегка улыбнулся, а я немного смутился - не знал, что они еще и племянницы князя!), скажите они отказались бы от вас, если бы оказались на месте Инги?
        - Нет, разумеется. Они сами бы стали моими телохранителями, - вынужден был признать я. - Девчонки очаровательны, и отчаянны.
        - И вы думаете, что Инга так просто поменяет свое слово? Моей дочери тринадцать лет, но оружием она владеет неплохо, - пожал князь плечами. - Конечно, вы сами можете предложить Инге отказаться от вас, но, как я думаю, это ее не остановит.
        - Да, вы правы, - согласился я с грустью. - И, думаю, что принцессу это только разозлит, или подзадорит.
        Про себя же подумал, что если принцесса выберет себе в супруги Силинга-младшего, то и хозяином в доме станет она. А коли муж воспротивится, то быть ему битым. Мальчишка, увы, слюнтяй и вряд ли за столь короткое время смог стать мужчиной. И после кончины Силинга-старшего, герцогство быстро окажется в женских руках. Впрочем, а кто сказал, что это плохо? Иной раз, женщина в роли правителя гораздо лучше мужчины. Не будь на престоле Египта царицы Клеопатры, ее бы подмяла Старая империя.
        Но если мальчик и девочка полюбят друг друга, так это совсем прекрасно. И пусть себе Вильфрид фон Силинг занимается наукой, образованием и просвещением, а управлять страной станет Инга. Жаль, я до этого времени не доживу и не увижу. Хотя, как знать.
        [1] Городам и людям - лат.
        Глава двадцать первая
        Праздник середины зимы ?
        В Севре сегодня празднуют День середины зимы. Когда я спросил у Эмис, почему отмечают именно середину зимы, а не начало, и не конец, фрейлейн ответила:
        - А кто знает, когда наступает зима? Когда снег выпадет? Так он каждый раз по-разному выпадает - в один год раньше, а в другой позже. И когда закончится зима, тоже никто не скажет. А серединой можно любой зимний день объявить, не ошибешься.
        Рассуждения девушки мне понравились. И впрямь, календарная зима никогда не совпадает с природной, так что жители Севра правы. А праздник этот, отчего-то считается здесь главным. Странно, наверное, что выбрали «середину зимы», но в каждом царстве-государстве свои традиции. Где-то отмечают день рождения короля, где-то - праздник урожая, а кто-то считает главным событием летнее солнцестояние.
        Если бы не Эмис с Мисой, потащившие меня на улицу едва ли не силой, остался бы в постели, и продолжал спать, чтобы запастись силами на обратную дорогу. Это девчонки, по молодости могут спать по три-четыре часа в день, а мне нужно хотя бы пять, а лучше восемь. Мы скоро уезжаем, а когда удастся поспать в нормальных условиях, неизвестно. Но я вчера вечером пообещал, что обязательно схожу вместе с юными подружками на празднества, и теперь девать некуда. Обещания, как известно, следует выполнять.
        Чем хороша здешняя зима, так тем, что не нужно кутаться в теплые плащи, и напяливать на голову тяжелые шапки. А небольшой морозец, говорят, он даже полезен для здоровья.
        Мы с девчонками прошлись по улицам города, превращенными нынче в место для представлений, поглазели на акробатов, прыгающих выше головы и делающих замысловатые пируэты в воздухе, полюбовались на канатоходца, идущего по тоненькому канату с длинной палкой в руках.
        На главной площади, напротив княжеского дворца, развернута торговля. Тоже правильно. Когда еще торговать, если не в праздник? Для меня тут не нашлось ничего интересного - ни книжных развалов, ни каких-нибудь палаток с маленькими фигурками воинов, зато народ подходил и с удовольствием покупал глиняную посуду, большие корзины и маленькие корзинки, куски холста и отрезы сукна, стеклянные бутыли, деревянные ящики и драгоценные кружева. Я невольно залюбовался детскими игрушками - расписными свистульками, деревянными лошадками на колесиках, тряпичными и соломенными куклами, яркими кожаными мячами. Будь у меня дети, скупил бы половину товаров, а так, только поглазел и пошел дальше.
        По середине площади стоял столб, увенчанный колесом, к которому привязаны призы - клетки, в которых сидели живые гуси и куры. Гуси сидели молча, флегматично наблюдая на суету, а куры возмущенно кудахтали.
        Время от времени на скользкий столб пытался взобраться кто-то из горожан. Мальчишки, юноши и, даже взрослые мужчины пробовали свои силы. Некоторые разувались, а то и раздевались до пояса, надеясь, что так будет легче. Кому-то удавалось заполучить приз, но большинство, под смех зевак и собственное смущение, сползали вниз. Среди желающих заполучить птицу нашлась даже одна девушка. К несказанной радости окружающих, барышня разделась почти донага, оставив лишь «передник стыдливости» и, ловко обхватив столб руками и ногами, начала забираться вверх. Ей удалось взобраться до самого колеса, но, когда рука уже тянулась к гусю, что-то пошло не так и девушка, повторяя судьбу предшественников, спустилась вниз.
        - Отчаянная, - сказал я, наблюдая, как барышня, не желая сдаваться, опять принялась атаковать скользкий столб.
        - Не хочешь попробовать? - подначила меня Миса, но я только развел руками - мол, куда уж мне?
        - Пойдем-те дальше, - предложила Эмис.
        Мне хотелось увидеть, получилось ли у отчаянной барышни заполучить вожделенную птицу, но девчонки уже тащили меня дальше.
        Целый ряд занимали дары моря, привезенные на продажу с севера княжества. Тут стояли возы, заполненные мороженой рыбой - треской и камбалой, теснились бочки с соленой сельдью, бочонки с килькой. Прихватить, что ли, в обратный путь соленой селедки? И я к ней неравнодушен, и Кэйтрин. Но нет, не буду. Селедку можно купить и у нас, пусть и дороже, а таскаться с бочкой, ну его на фиг. Шкуры морского зверя, а также бивни, тоже меня не прельстили. Пусть их скупают кожевенники с сапожниками, да оружейники.
        Торговали квашеной капустой и солеными огурцами, вареньем и медом, пареной репой и сушеными сливами, мочеными яблоками и грибами - солеными, сушеными и маринованными. Я когда-то любил грибы, но из-за Кэйтрин, не считавшей грибы за еду - брюхо, у нее, видите ли от грибов болит, тоже отвык.
        Неподалеку от воза с репой, за которой выстроилась целая очередь, шла не очень-то бойкая торговля пыльными травами и сморщенными корешками, где я увидел нашего мага. Габриэль, увлеченно беседовавший с продавщицей - бабулей с крючковатым носом, в широкополой шляпе, нас не заметил, а я не стал отвлекать друга. Барон, со своими отварами, уже не раз выручал меня в Севре - спас от похмелья, да и еще кое в чем помогал…
        Миса и Эмис, равнодушно прошедшие мимо съестных припасов, бодро прошлепали к небольшому возку, на котором угрюмый продавец разложил «слезы моря», «капельки небесной росы», «молоко единорога». Эпитетов много, но все умещается в одно название - янтарь, окаменевшая смола древних деревьев, когда-то растущих на нашей земле. Янтаря и в моих краях хватает, особенно у герцога Пруссии, чьи владения омывает море. Помнится, он как-то подарил своему кузену - моему отцу, сундучок, выточенный из цельного куска янтаря и инкрустированный золотом.
        Товар был разной формы и величины - от такого, что уместится на ногте мизинца, и до куска с детскую голову. Больше всего наличествовало желто-оранжевого цвета, но был и бурый, и молочный, и даже черный. Прозрачный стоил в два раза дороже, чем мутноватый. Хм, а вот янтаря синего цвета я у нас не встречал. Наверное, древние деревья здесь отличались от наших, если в них текла смола, напоминающая сапфир.
        Девчонки принялись перебирать какие-то колечки и бусики, вздыхая, что украшения очень дорогие. Мол, за такие деньги можно приобрести кинжал, а то и меч.
        - Девушки, если вам что-нибудь приглянулось - берите, заплачу, - решил я сделать широкий жест, благо, что талеры, прихваченные в дорогу, до сих пор не потратил.
        - А мы не себе хотели купить, а Кэйтрин, - хмыкнула Миса.
        - Хотели твоей невесте подарок сделать, - подхватила Эмис. - Но только, чтобы ты сказал, что это от нас.
        Я покачал головой. О Кэйтрин, как о моей невесте, девушки знали, я из этого тайну не делал. Невеста - это еще не жена, у нас даже официального обручения не было. Нет, приятно, конечно, что валькирии готовы ей сделать подарок, но я с трудом представляю, как это будет выглядеть? Привезу невесте янтарные бусы, и скажу - держи, дорогая, это тебе от моих подружек. А что будет дальше, боюсь и представить. Нет, как-нибудь без подарков обойдусь. Хотя…
        - А скажи-ка дружище, сколько можно на это украшений купить… - начал я разговор, и принялся доставать из карманов талеры, выкладывая их на прилавок. - Один, два … восемь…
        Один кругляш, с гордым профилем Дометрия Николаза Силигского я все-таки оставил себе. Может, на обратном пути деньги и не понадобятся, но на всякий случай, пусть будет. Мало ли что случится в дороге, а деньги лишними не бывают.
        Продавец, напряженно вглядываясь в серебряные монеты, потрогал каждую, даже проверил на зуб, а потом молча придвинул мне половину украшений - ожерелья, сережки, колечки, еще какие-то висюльки.
        - Девушки, разбирайте, - кивнул я девчонкам, и те, без глупых отнекиваний и церемоний принялись распихивать украшения по карманам.
        - Мы все потом разделим, - пообещала Миса. - И Кэйтрин долю выделим.
        Довольные девчонки пошли вперед, а я ненадолго задержался, решая, а не купить ли мне на оставшийся талер самый большой кусок янтаря? Положу в своем кабинете на полку, буду вспоминать княжество Севр, и двух безалаберных, но очень славный девушек. Потом решил, что не стоит. Будет янтарь лежать и пылиться, зачем оно мне?
        - А у вас хорошие дочери, господин рыцарь, - похвалил девушек продавец, улыбнувшись-таки и перестав быть угрюмым. - Вон, как о будущей мачехе заботятся.
        - Да, очень хорошие девочки, - не стал я спорить, а сам торопливо принялся догонять девушек.
        Вдоль стен стояла парочка шпагоглотателей, запихивающих в рот довольно увесистые клинки и тощий долговязый бородач, время от времени извергающий из рта пламя. Странно, что при такой профессии его борода оставалась длинной и шелковистой.
        Тут же, на улицах, бойкие торговцы предлагали горожанам пиво и всякую снедь - пирожки с начинкой из яблок и капусты, жареную и сушеную рыбешку, горячие колбаски, орехи и сладости.
        - Мы угощаем, - важно заявила Миса, зазвенев медными пфенигами.
        Мы выпили по кружечке пива - валькирии выбрали покрепче, а я предпочел «детское», съели по пирожку с капустой, набили карманы орехами, и отправились дальше.
        Забавно, но рядом с двумя девчонками, которым едва минуло двадцать лет, я не чувствовал своего возраста, хотя понимал, что сорокалетняя морда, со шрамом, плохо смотрится рядом с симпатичными личиками, но мне было плевать. Впервые за много лет я чувствовал, что здесь я могу никого не бояться, и ничего не опасаться. И народ улыбается мне не из страха перед вооруженным человеком, а потому что я гость их князя, которого здесь любят, а сопровождают меня две храбрые девчонки, которые завтра отправятся защищать их мир и покой.
        Юнцы, вооруженные луками, с полными колчанами стрел, идут на состязание, а не по мою душу и, стало быть, нет надобности убивать их заранее. И небритый мужик, державший руку за пазухой, не наемный убийца, придерживающий кистень, а голубятник, купивший турмана, стремящийся донести птицу до своей голубятни.
        Я с детства ненавижу уличные представления. Не понимаю, как можно кричать от счастья, наблюдая за петушиным боем, когда две обезумевшие от крови птицы выклевывают другу дружке глаза и отчаянно лупят друг друга шпорами? И до сих пор коробит, когда вспоминаю несчастного маленького человечка, с короткими ножками и огромной головой, в которого зеваки бросают яйца, купленные у хозяина балагана. И все смеются, глядя, как карлик пытается уклонятся от яиц, но ему это не удается, и постепенно он покрывается желтовато-белесой массой. Еще хуже, когда толпа глазеет, как человечишка закалывает шпагой быка, улюлюкает, глядя, как несчастное животное, получает смертельный удар клинка, а убийца раскланивается, принимая поздравления.
        Как по мне - так лучше посмотреть на смертную казнь, когда на эшафоте рубят голову благородному негодяю, или вздергивают на виселицу какого-нибудь воришку. Может, это кроваво, но, по крайней мере, не так противно.
        Но праздник в Севре оказался настоящим праздником, где народ не пытался унижать или истязать живое существо ради смеха. Не знаю, но вполне возможно, что в этом городе нет ни нищих, и ни воров, а за время праздника ни у кого не очистят карманы, не срежут кошелька. Нет, такого не может быть.
        Мне особенно понравилось представление, что давал театр одного актера - парень, облаченный в старинные доспехи, вооруженный огромным мечом, героически сражался с трехголовым драконом. И неважно, что дракон склеен из пергамента, а от его туловища к парню тянулись веревочки. Зато парень прекрасно озвучивал своих персонажей - и древнего героя, и дракона, причем, умудрялся вложить в уста каждой головы свой собственный характер. Средняя башка чудовища говорила хрипловатым баском, левая - фальцетом, а правая многозначительно молчала, и иногда кашляла.
        Зимний день короток, и пока мы бродили по городу, начало смеркаться.
        - Идем на площадь Трех великанов, - потянула меня Эмис за рукав.
        - Почему великанов, да еще и трех? - заинтересовался я. - У вас великаны водились?
        - Может и водились, кто знает? - пожала плечами Эмис, но Миса знала ответ:
        - Там когда-то была поляна, на которой росли три огромных дерева. Деревья срубили, даже пеньков не осталось, а название прижилось.
        - Идемте, скоро начнется, - поторопила нас Эмис.
        На площади Трех великанов горел костер, вокруг которого толпился народ.
        Костер большой - ярдов десять в диаметре, не меньше. Искры сыпались в толпу, и я с опасением посматривал на свой парадный камзол. Стрельнет раскаленный уголек, прожжет дыру и придется либо в дырявом возвращаться, либо новый шить. А где я за два дня сошью новый камзол?
        Зеваки, столпившиеся вокруг огня, вдруг принялись хватать какие-то веточки, палки, ломать их и кидать в пламя.
        - Держи, - сунула мне Миса сухую веточку.
        Взяв ее в руки, повертел, и по примеру остальных хотел уже бросить в огонь, но был остановлен девушками.
        - Юджин, подожди, - придержала меня Миса, - Подумай, что плохого есть в твоей жизни?
        - Обида какая-то? - поддержала ее Эмис. - Может, в тебе злость на кого-нибудь сидит, ненависть? Вот, кидай в огонь, и ты расстанешься с прежними обидами.
        У каждого народа свои обычаи. Кэйтрин как-то рассказывала, что в Силингии принято хранить в кошельке чешуйку карпа. Дескать, удачу и деньги приманивает. А тут, бросаешь веточку в костер, и прощаешься с обидами? Эх, если бы все было так просто. Решив, что свои обиды оставлю при себе, а тех, кто меня обидел, накажу собственноручно. Ну да ладно. Вспомнив имя загадочной женщины, заказавшей меня неизвестным убийцам, тихонечко прошептал «Фиона» и кинул веточку в огонь, а та вспыхнула так ярко, словно была пропитана маслом.
        Костер, между тем, прогорал. Добровольцы из числа зевак, уже растаскивали железными граблями догорающие поленья, и принялись лупить по ним, раскалывая на мелкие кусочки. Наконец, середина площади стала напоминать клумбу, засаженную огненными цветами.
        Из толпы вышла девушка. Скинув меховую накидку, и сбросив туфельки, она, словно королева, величественно вступила на огненный ковер. Поклонившись публике, тряхнула длинными русыми волосами, и неожиданно, сняв с себя платье, бросила его в толпу.
        Обнаженная девушка легко прошлась по раскаленным углям, улыбаясь, словно бы шла по поляне, покрытой мягкой травой. Казалось, она не шла, а скользила. Откуда-то раздались звуки свирели. Танцовщица, повинуясь мелодии, начала движения. Ее ступни, казалось, не чувствовали раскаленных углей, следуя за мелодией, а руки поднимались то вверх, то в стороны, делая ее похожей на птицу. Девушка прикрыла глаза, словно хождение по огню доставляло ей невероятное блаженство.
        Публика, с замиранием сердца смотрела на прекрасную танцовщицу, аплодируя девушке, стараясь попасть в такт музыки.
        Когда танец закончился, а девушка, скользнув с пылающих углей, торопливо оделась и исчезла, вдоль толпы прошелся парнишка, державший в одной руке свирель, а в другой шляпу, в которую восторженная публика бросала монеты. Миса и Эмис торопливо расстались с оставшимися пфеннигами, а я, без раздумий, бросил в шляпу оставшийся талер.
        Танцовщица и музыкант ушли, а все те же добровольцы, опять вооружились граблями, принялись расшевеливать угольки, извлекая из них огонь, а кое-кто из публики начал снимать обувь. Мои подруги тоже разулись и подвернули штанины почти до колена.
        - Снимай сапоги, - приказала Миса.
        - Зачем? - испугался я, понимая, что собираются сотворить две малолетние козлушки.
        - Снимай, кому сказано, - зашипела Эмис, хватая меня за руку, а потом скомандовала подруге: - Вали его наземь!
        А ведь сейчас завалят, паршивки, и сапоги сдерут. Не станешь же драться с двумя девчонками? Не ожидая ничего хорошего, я снял сапоги.
        - Штаны подверни, а лучше - совсем сними, а не то подпалишь, с непривычки, - посоветовала Эмис, а Миса хихикнула: - Пусть в штанах будет, а не то он свое хозяйство подпалит.
        Я хотел им сказать все, что думаю о беге без штанов, и о маленьких негодяйках, но не успел. Девчонки ухватили меня за руки, и потащили прямо на раскаленные угли.
        - Ступню плотно ставь, тогда не сгоришь! - выкрикнула Миса на бегу.
        Да что же такое творится? Я, на старости лет, бегаю по раскаленным углям? Захотелось заверещать от страха, но вступив на огненный ковер, почувствовал что-то похожее на комариные укусы, тепло, идущее от ступней ко всему телу, а самое главное - испытал такой восторг, словно попал в далекую юность, и мчусь на гнедом, навстречу ветру. Завтра наш обоз уезжает, но сегодня я счастлив, а у нас с девчонками еще целая ночь впереди.
        Эпилог
        Наш обоз неспешно двигался в сторону границы. Народ зевает. Ну, еще бы, встаем нынче рано.
        Количество телег и возчиков уменьшилось, зато воинов прибавилось. Вместо погибших и оставленных на излечении, наши ряды пополнились севрцами. Князь Ингемар выделил для охраны дочери целую сотню - и рыцарей, и легкоконных копейщиков, и пеших солдат. По здешним реалиям, где тысяча воинов считается едва ли не армией, вполне солидно. Теперь можно наладить и разведку, и боевое охранение, чтобы не наступать на одни и те же грабли. Вон, в повозке с Габриэлем едет еще и придворный маг князя - бородатый дядька, чем-то похожий на моего брауни. Кажется, они с бароном уже что-то дегустируют - вон, голоса стали громче и, время от времени доносится не смех даже, а дурацкий хохот. Надегустируются до поросячьего визга, а потом примутся делиться опытом, как сотворить огненный шар побольше, да шандарахнуть подальше. Хорошо, если хватит сил бросить, а если нет? Надеюсь, маг из Севра более уравновешен, нежели мой друг. Один пьяный маг - просто беда, а если их двое, так вообще стихийное бедствие. Надо присматривать за волшебниками, а если что - прикажу просто треснуть по башке, связать и вставить кляпы в рот.
        Есть у меня такая привычка - накручивать самого себя, особенно в тех вещах, где я ничего не могу поделать - и не помочь, и не помешать. Опасался, что потеплеет, дорога раскиснет, и придется торчать здесь до очередных заморозков. В княжестве мне очень понравилось, но в Силингии теперь мой дом и невеста. Но нет, за ночь ничего не изменилось, еще и снежку немного подсыпало, хорошо. Значит, не стоит переживать, что гать начнет хлябать.
        Мысли бежали быстрее, чем мой гнедой. Не знаю, может и рано строить далекоидущие планы, но надо же чем-то занять голову. Итак, перво-наперво нужно доехать до столицы, и передать Силингу драгоценный груз - вон, едет на полкорпуса впереди меня, серьезная девочка, мне нравится. В легкой кольчуге, опоясана мечом. Ежели, что случится, вполне сгодится как боевая единица. Но лучше бы побыстрее сдать невесту с рук на руки, не выясняя ее боевых качеств. Второе, что для меня не менее важно - довести собственную тушку до дома в целости и сохранности. Пожалуй, придется попросить у герцога сопровождение, хотя бы человек пять латников, а лучше десять. Возвращаться домой с одним трусоватым слугой чревато. Кто знает, не ждет ли меня на обратном пути засада? И вообще, хватит изображать героя-одиночку. Не мальчик, чай. Что было хорошо для простого наемника Артакса, то плохо для графа Артакса фон. Йоргена. О том, что я теперь еще и эрл, умолчу, потому что не знаю - в каком болоте мои владения. Князь клятвенно обещал, что кусок мокрой земли мне в любом случае обеспечен. Денег и почестей теперь больше, так и
опасностей прибавилось, и врагов.
        Раньше я только планировал, а теперь точно знаю, что по возвращению домой заведу себе личную дружину. Две дюжины человек мне вполне хватит. И в караулы будут ходить, и в поездках сопровождать. Деньги есть, а экономить на собственной жизни не стоит. Думаю, Кэйтрин не будет против, тем более, что если моя будущая супруга планирует расширять собственные разработки свинца, то охрана лишней не будет. Да и мне воины пригодятся. Если бы из Аппельгардена в Силинг со мною было бы человек пять, то можно было взять всех троих убийц живьем, и допросить их как следует.
        Вспомнив о Кэйтрин, почувствовал угрызения совести. Изменил, и ни один раз.
        М-да… Совесть-то гложет. Но с ней, с совестью, всегда можно договориться. Не в первый раз. Если здраво подумать, да рассудить, то моей вины-то и нет. Сам я к женщинам не приставал, никого не соблазнял. Я, в какой-то мере, пострадавшая сторона. Девушки, выросшие в условиях вседозволенности, просто мною попользовались, а то, что я не сопротивлялся, так что поделать? По- первому разу просто был не в том состоянии, чтобы брыкаться, а потом… Неприлично, не по-мужски отказывать слабому полу.
        С девчонками расставание получилось очень душевное. Эх, такое душевное, что второго я бы не перенес, возраст не тот, и силенки не те. Но поближе к старости, будет о чем вспомнить. Кстати, валькирии не только отсыпали половину украшений из янтаря для Кэйтрин, но и мне сделали щедрый подарок - старинную рукописную книгу, в которой рассказывается о сказочном мире Фаркрайн, что лежит за морем Вотрон. Вотрон, это не то ли море, что омывает княжество Севр и где добывают янтарь? Пока был в княжестве, ни разу не слышал названия. Все говорили просто - море, и море. Но тоже верно. Если у вас всего одно море, зачем его как-то называть?
        Посмотрел пролог - «Поэты любят сравнивать цвет предрассветной воды моря Вотрон со цветом стали, олова и, даже с отблеском ломаного чугуна»[1 - Примечание автора - речь идет о книге «Воспитанник орков». Не настаиваю, но почитать действительно можно - Не сомневаюсь, что девчонки стащили манускрипт из чьей-то библиотеки, а иначе, им за нее долго расплачиваться. Никаких карманных денег не хватит.
        И что там еще? А еще, надо бы по возвращению домой заняться этой таинственной Фионой. Надо бы, но не стану. К чему тратить время и силы? Что-то мне подсказывало, что она сама себя проявит. А как по мне - одним врагом больше, одним меньше, уже неважно. Врагов нужно уничтожать по мере их появления.
          
        notes
        Примечания
        1
        Примечание автора - речь идет о книге «Воспитанник орков». Не настаиваю, но почитать действительно можно -