Окончательная синхронизация Сергей Шангин
        Умение читать чужие мысли на расстоянии не только полезно, но и вредно. Особенно для тех, чьими способностями пользуются спецслужбы. Для психосенса нет границ и запретов, но случайно подслушанная тайна может стать для него смертным приговором. Попав в круговорот политических течений и столкновений интересов спецслужб, три человека пытаются спасти мир от возможной катастрофы. Против них выступают не только иностранные спецслужбы, но и свои родные ведомства. Чтобы найти таинственный артефакт, героям приходится в буквальном смысле пройти огонь, воду и медные трубы.
        Сергей Шангин
        Окончательная синхронизация
        - Товарищ полковник, разрешите доложить?
        - Отставить, Михал Саныч! Когда ты отучишься от этого солдафонства? «Товарищ полковник, разрешите доложить?» Мы с тобой гражданские люди, у нас гражданский объект, сколько можно это талдычить? Приказываю отставить полковников!
        - Есть отставить, товарищ… вот же зараза, как привязалось-то. Савелий Иванович, дайте время, ну хоть месячишко еще, не могу я так сразу из сапог и в ботинки перескочить!
        - Хорошо, Михал Саныч, месяц и потом шабаш, услышу хоть слово, считай, ты уже в штрафбате. Что у нас с проектом 12/67?
        - Вывод проходит нормально, списание чистое, прикрытие утверждено и пущено в реализацию. Через три дня все объекты будут готовы к работе в новых условиях. Все лишние связи зачищены!
        - Надежно?
        - Чище не бывает! Пятый уровень! Выше только взорвать все к ядреной фене, вы же знаете!
        - Значит, все концы в воду… или в землю! Дай то бог, дай то бог. А ты, Михал Саныч, в последнее время бога вспоминаешь?
        - Никак нет, то есть некогда вспоминать - кручусь, как белка в колесе. Если помяну в запарке, то только черта или его мамашу.
        - А бог-то, он помнит про нас! Как думаешь, помнит?
        - Не могу знать, в смысле, может и помнит, только нам от этого какой прок? Наша задача…
        - Нашу задачу, Михал Саныч, я знаю. Только вот с богом у меня в последнее время спор вышел - правильно ли мы поступаем, по-божески? Молчит бог, не дает ответа, такой вот расклад получается.
        - Савелий Иванович, разрешите, как есть сказать, а то меня от философских рассуждений уже в сон клонит, извините на грубом слове.
        - Давай, Михал Саныч, крой правду-матку!
        - Не наше это дело - философские проблемы решать. Мы поставлены, чтобы страну оберегать от врага, в чем и клятву давали. Думать должны там, в ЦК или Генштабе. Раз приказано сделать так, значит так нужно и точка. Я так считаю!
        - Считать мы научились, а как с душой быть? Признайся, что вся эта канитель тебе против шерсти! Ну, какой из тебя, Михал Саныч, гражданский? Да от тебя за версту казармой несет, и все твои звездочки на лбу каленым железом выжжены.
        - Если для страны нужно, чтобы мы стали гражданскими, но продолжали заниматься тем же делом, значит по-другому нельзя. Времена изменились, того и гляди, армию разгонят, продадут по частям, превратят в богадельню. Кто будет свой долг исполнять, как не мы? Мы же присягу давали, этой самой стране, своей Родине давали, что будем ее беречь, не жалея самой жизни. А тут всего-то - фуражку на кепку поменять, переживем, пережуем, не такое проходили.
        - Все у тебя Михал Саныч просто и понятно, завидую я тебе. Не поверишь, сижу и любуюсь - есть же люди, которым все ясно и понятно. А ты, Михалыч, какой стране присягу давал? Уважь старика, ответь! Где та страна, позволь тебя спросить? Съежилась, как трусы после стирки, обремкалась, завшивела, плесенью покрылась. Ты телевизор давно смотрел, от морд этих сытых не мутит еще? Ты ЭТИХ защищаешь или кого? Может, ты ИМ клятву на верность давал?
        - Я, Савелий Иванович, присягал своему народу на верность. А этих сытых морд в том народе тьфу, да и только.
        - Вот в том то и перекос, Михал Саныч, получается, что служим мы народу, а получаем приказы от этих самых морд сытых. И выходит по всему, мы вроде холуев при барине, что скажут, то и творим. А ИМ на твой народ начхать с высокой колокольни. М-да… колокольни. Как до этой колокольни дохожу, так всякий раз о боге вспоминаю. Кто бы грехи простил, кто бы жить научил? Может и в самом деле бог есть? Как думаешь?
        - Не могу знать, Савелий Иванович! Разрешите идти?
        - Иди, голубчик, иди. На бога надейся, да и сам не напейся. Забудь обо всем! Что-то меня на философию в последнее время тянет. Не один ты с этим переходом на гражданку маешься. Шагай, товарищ майор, наводи тень на плетень! И вот что, Михал Саныч… Ты в душу-то загляни свою, загляни! Поищи в потемках бога, может, есть еще немного? И… все, свободен!
        Майор вышел из кабинета и остановился в приемной. Поведение полковника ему не понравилось. Не так должен вести себя командир в условиях решения боевой задачи. Все плохо - перестройка, развал армии, устои рушатся. В этих условиях нужно быть гибче, маневреннее, меняться, чтобы сохранить главное - кадры, наработки, материально-техническую базу. Какая разница, как тебя называют? Да хоть «Овощебаза имени Казановы», главное чтобы на этой базе под прелой морковью и капустой стояли спокойно контейнеры со спецоборудованием, оружием и боезапасом. Историю творят не названия - ее делает сила, упорство и неукоснительное исполнение приказа. Иначе конец всему, все развалится. Не может солдат идти в бой, думая о божественной сущности души человеческой. Армия держится на простом исполнении и подчинении - приказано, выполняй!
        Пусть сейчас ты на гражданке, пусть это нужно делать очень убедительно, но опускаться до философии - это извините. Так недолго и… Майор вспотел от мысли, что может последовать за этим. Достал большой носовой платок, вытер пот с лица. Постоял с платком посреди приемной, спохватился, что выглядит пугалом огородным, и торопливо вышел прочь. Ожидающие переглянулись и понимающе покачали головами - взбучку майор получил, неудачный день, сегодня к полковнику лучше бы не соваться, но дела етить их в коромысло.
        А полковник сидел молча за столом, постукивая пальцами по ореховой столешнице. Сидел и молчал, глядя в потолок, словно ожидал, что там откроется дыра и сам Бог ответит на его больной вопрос. Молчал и ждал неведомо чего, не веря в собственные надежды, не реагируя на настойчивые вызовы секретарши. Потом встал, открыл сейф, достал початую бутылку коньяка и стакан. Подержал их в руках и поставил обратно - не просила душа выпивки, совсем больная душа стала. Вместо коньяка достал из сейфа пистолет, заглянул в ствол и нажал на спусковой крючок.
        На звук выстрела вбежала секретарша и следом за ней офицеры, ожидавшие приема. Из-за стола высовывались ноги упавшего полковника, стол и стена были забрызганы кровью и чем-то белесым. Секретарша побледнела, зажала рот, чувствуя, что сейчас ее вырвет и, не успев сказать «Ой!», упала в обморок. «Вот же черт!» - вспомнил кто-то не к месту темную силу. Богом в этой комнате не пахло - только порохом и кровью.
        Каждый ищет своего бога, только не всякий бог умеет прощать грехи.

* * *
        - Я слушаю вас, Мишель! Вы необычайно задумчивы сегодня, что-то случилось?
        - Никак нет, мой генерал! Объект «Сфинкс» работает по плану…
        - Что-то вы недоговариваете, Мишель. Я не девушка, с которой вы хотите расстаться, узнав, что она беременна. Смелей, мой друг, говорите, что вас смущает!
        - Мой генерал… Меня беспокоит… Точнее, я несколько озадачен неожиданной активностью наших «друзей».
        - Чем же она неожиданна, Мишель? На то мы и поставлены, чтобы пресекать активность, как вы выразились, наших «друзей».
        - Создается впечатление, что они знают, где именно находится…
        - Не нужно, Мишель, я знаю, о чем мы говорим. На чем основаны ваши подозрения? Предчувствия, интуиция, агентурные данные?
        - Скорее все вместе, мой генерал. Замечена слежка за курьерами. У меня складывается ощущение что наши «друзья» знают, кто именно является курьерами, правда без четкой привязки к основному курьеру - разрабатывают всех.
        - Бог с ними, Мишель, пусть разрабатывают! Пока наши «друзья» будут бегать за курьерами, проект уже вступит в финальную фазу, их усилия окажутся совершенно напрасными. У вас другое мнение, мой друг?
        - На всякий случай я бы пустил в работу резервную не засвеченную группу курьеров. А прежняя пусть пока поводит наших «друзей» за нос. Подыщем им другой маршрут, подальше от основного, пусть они бегают за ними, как собаки за лисой. Естественно, я готов сделать это только в том случае, если вы не возражаете, мой генерал? Мне кажется, так будет надежнее!
        - Я возражаю, Мишель! Категорически возражаю! Надежности это не добавит, а вот нервотрепка перед решающим шагом нам ни к чему. Идите, Мишель, и продолжайте то, ради чего создана ваша служба - охраняйте!
        - Слушаюсь, мой генерал!
        Разговор прервал телефонный звонок. Генерал дождался третьего звонка и лишь тогда снял трубку. Он знал, что этот телефон особый и секретарь не будет интересоваться, удобно ли ему разговаривать с абонентом. Абонент слишком высокого звания, чтобы разговаривать с генералом через посредника - это прямой звонок, но и у генерала есть свои принципы. Три звонка, чтобы не думали о нем, как о послушной собачке, нетерпеливо ждущей приказа хозяина. Три звонка и только тогда «Слушаю!»
        Генерал не произнес ничего, кроме первого слова. Он выслушал абонента и положил трубку на телефон. Погруженный в мысли, он не сразу заметил переминавшегося с ноги на ногу Мишеля.
        - Вы свободны, Мишель! Меня ни с кем не соединять, я буду очень занят в ближайшее время. И еще, Мишель… давно хотел вам сказать… бросайте к черту вы эту службу и поезжайте к своей девушке. Поезжайте, пока не стало слишком поздно… Идите, Мишель!
        Мишель недоумевал по поводу внезапного откровения генерала, он относил это к неожиданному звонку и той информации, что получил генерал. Возможно, грядут большие перемены и действительно пора спрыгивать с корабля, отправляющегося в опасное плавание. Но не пыльная служба в Париже, хорошее жалованье и перспектива роста - бросить все это, ради странного понятия «любовь»? Нет уж, извините. Девушек много, а служба одна, - думал Мишель, выходя из кабинета и плотно закрывая двери.
        Мужчина в персидском расшитом халате, вальяжно развалившийся в старинном кресле, сидел расслабленно до самого момента, как за его подчиненным закрылась дверь. Щелчок замка прозвучал для него пистолетным выстрелом, лицо напряглось и побледнело. Он вскочил из кресла, рванул пояс и скинул халат на пол, оставшись в брюках и шелковой просторной рубашке. Сосредоточенно глядя в некую точку перед собой, генерал подошел к окну, и распахнул обе створки на всю ширину. Свежий осенний ветер влетел в кабинет, разбросал бумаги оставленные без присмотра, поиграл кистями штор, и вылетел обратно вслед за распластавшейся в полете фигуркой человека.
        «Ты птица! Ты умеешь летать! Вспомни, как это приятно оттолкнуться и взлететь в синеву! Взмахни крыльями и лети!»
        Незримый приказ отправил генерала в последний полет, не оставляя выбора, не испрашивая разрешения и без права отмены, потому что приказ был принят давно. Пришло время исполнять приказы.
        Генерал считал себя главным действующим лицом и надеялся своими глазами увидеть результаты невиданного в истории человечества эксперимента. Он сам создал всю структуру безопасности эксперимента, лично отбирал ключевые фигуры, без его подписи не принималось ни одно важное решение.
        Кроме него существовал совет четырех, в который входили высшие руководители государства. Но не те, которые стоят на трибунах и принимают полномочных послов. Эти старались всеми силами оставаться в тени, сосредоточив в своих лапах ниточки власти, потоки денег, разведку и контрразведку, полицию и мафию. Они делали деньги из всего, что можно было продать, подчиняли своей власти все, что имело ценность.
        Они считали себя вершиной пирамиды, и надеялись на монопольное владение высшим секретом мироздания. Только генерал имел контакт с четверкой, только он видел каждого из них, отчитывался о результатах, и получал прямые приказы. На всякий случай генерал вел личный секретный архив, в котором собирал компромат на своих хозяев. Это давало ему шанс остаться в живых при любых изменениях ситуации.
        Он был нужен тем, кто сверху и тем, кто снизу. Генерал получал приказы и воплощал их в реальные проекты. Он знал практически всех, и это обстоятельство перевесило чашу весов его судьбы. Его знания стали опасными для тех, кто знал, как ими можно воспользоваться без согласия генерала.
        Смерть разорвала цепочку. Архив остался бесхозным в секретном сейфе небольшого банка, не причинив ни малейшего вреда тем, для кого должен был стать бомбой. Исполнители делали свою работу, подчиняясь ранее разработанным планам. Безопасность пресекала попытки стащить чужую тайну. Высшие лица прятались в тени, словно жирные пауки, потирая лапки в ожидании завершения проекта. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Точнее упасть на асфальт с четырнадцатого этажа, чтобы разбиться насмерть. Рожденный ползать…
        Лишь спустя некоторое время охрана генерала сумела связать крики внизу, вой сирен подъехавших полицейских и медицинских машин с охраняемым ими объектом. Охранять кабинет стало пустым занятием, операция перешла в решающую фазу, лишние объекты не должны мешать ее завершению. Лишнее должно опасть прахом. Мир праху…

* * *
        - Вы отдаете себе отчет, что сказанное вами требует немедленной и самой жесткой реакции?
        - Да, отдаю. Но считаю необходимым обратить внимание на пункт 2.4 и 7.8 докладной записки.
        - Выражайтесь понятнее или вы хотите, чтобы я снова листал ваш талмуд?
        - Мы знаем, что объект работает нормально. Нам известно его местонахождение и система охраны. Мы полностью контролируем ситуацию - это пункт 2.4. Наш противник не в курсе наших знаний и считает себя хорошо законспирированным и защищенным, это пункт 7.8. Уничтожение объекта может вызвать случайную утрату… м-м-м…
        - Я понял, продолжайте!
        - После реформирования нашей службы, вывода из-под нашего контроля спецлаборатории и ее формального расформирования нам стало труднее отслеживать работу объекта. Наших агентов они вычислили и устранили с его же помощью, по этой причине пришлось задействовать агента, прошедшего специальную обработку. Он защищен от ментального сканирования, ему вшита новая ментальная матрица и он внедрен по чистой легенде. Только благодаря ему мы можем сегодня получать информацию о работе объекта.
        - Вы уверены, что его не раскроют раньше времени, вдруг он проболтается или сорвется? Человеческий фактор все-таки, етить его.
        - Он не может сорваться, товарищ генерал, новая личностная матрица полностью блокирует прежнее сознание. До определенной химической стимуляции или речевой команды он даже под пытками не вспомнит себя и свое задание.
        - Хм, а как же тогда он передает информацию, если он ничего не знает о своем задании? Вы меня за дурака держите, полковник?
        - Никак нет, товарищ генерал, в матрицу нового сознания вшит фрагмент проекта «Сомнамбула». Агент не осознает момента времени, когда передает на спутник короткий ежедневный отчет.
        - Хитро придумано. Не перехватят?
        - Никак нет, узконаправленная антенна, сверхкороткий пакет данных.
        - Как получилось, что спецлаборатория вообще оказалась в руках военных, почему я все узнаю в последний момент?
        - Товарищ генерал, приказ был отдан на самом верху, нам противодействовала военная контрразведка, базы для размещения объекта…
        - Базы? Их что, несколько?
        - Так точно, товарищ генерал, несколько. Объект на одной из них, остальные в резерве, в горячем резерве - объект может быть в любой момент перемещен на другую базу, где у нас нет агентов.
        - Почему? Нужен отдельный приказ, я должен лично заботиться об этом?
        - Никак нет, товарищ генерал, но специальный агент требует длительной подготовки, процедура не совсем отработано, поэтому большой процент брака - выживает один из сотни и лишь один из трехсот после этого может нормально соображать. Единственный агент сейчас на активной базе и в плотном контакте с объектом, почти в плотном. По крайней мере мы владеем ситуацией. Главное, чтобы они не обнаружили наш интерес к их работе.
        - Тогда может их того, взорвать и дело с концом? Раз уж вы владеете… почти владеете ситуацией!
        - Это не в наших интересах, товарищ генерал. Пусть работают, ищут. Как только они будут готовы взять м-м-м… предмет, ради которого все устроено, мы выйдем на перехват. Точечная операция, минимум потерь и затрат с нашей стороны. Вот тогда уже можно будет отреагировать на бескомпромиссное в государственных масштабах разворовывание народного имущества.
        - Точечный удар… минимум потерь… меня, знаете ли, не интересуют подробности. Это ваши заботы, как именно вы добьетесь успешного завершения. Вы должны понимать, что для России нет ничего более важного, чем удачное завершение этой операции. Я считаю, что вы недостаточно ясно представляете себе всю важность данного события. Постарайтесь… нет, сделайте все возможное и невозможное, затребуйте для себя любые необходимые ресурсы, но выполните задание успешно.
        - Товарищ генерал, я понимаю важность, я в полной мере осознаю ответственность поставленной передо мной задачи. Задание будет выполнено. Успешно выполнено!
        - Хорошо. Список всех лиц причастных к заданию сегодня предоставить мне. Лично. И помните, полковник, после завершения операции всех лиц, принимавших в ней участие, с уровнем доступа выше первого тотчас же эвакуировать на базу 200. Я понятно выражаюсь?
        - Но, товарищ генерал, как же так, ведь это лучшие кадры… мы не можем… нельзя рубить на корню… у них же семьи, дети. Сейчас не тридцать седьмой, чтобы вот так…
        - Прекратите истерику, вы не институтка, чтобы позволять себе нервные припадки. Операция слишком секретная, чтобы допустить даже самую малую вероятность утечки информации. Война - есть война, сынок! Войны без потерь личного состава не бывает, а бабы еще нарожают! Так-то вот! Но… Разрешаю вам, лично вам, сделать купюры из этого списка. Нет, вы неправильно поняли - свой выбор отметите крестиком в общем списке. Я постараюсь сохранить этих людей для вас, но не более того.
        - В настоящее время непосредственно в теме не так уж много людей, остальные простые исполнители. Я постараюсь не расширять круг лиц сверх необходимого без жестокой необходимости. Я… мы… мои люди сделают все возможное, чтобы выполнить задание Родины.
        - Вот. Так уже лучше. Четко, понятно, без громких слов. Постарайтесь не опоздать! Успеха всем нам.

* * *
        - Почта, сэ-э-р!
        - Господи, Лукич, ну когда ты успел нахвататься этой дурацкой лондонской спеси? «Сэ-э-э-э-р»! Давно ли от господ отучился? И, будь любезен, скинь ты с себя эту личину дворецкого, сам же знаешь, в этом кабинете ушей нет.
        - Как скажете, могу и к господам вернуться! Вы же знаете, Михаил Самуэльевич, для меня ваше слово закон. А конспирация никогда и нигде, знаете ли, излишнею не бывает.
        - Знаю, знаю. Кроме того, знаю, что у тебя в кармане для меня удавочка на всякий случай приготовлена! Ха-ха-ха! Шучу, шучу, а ведь ты испугался! Признайся, Лукич, есть удавочка-то?
        - У вас хорошее настроение, Михаил Самуэльевич, а новости, осмелюсь доложить, не очень веселые.
        - Не обижайся, Лукич, но не грустить же мне, право дело. Скучаю я по России-матушке, не поверишь - так и хочется пройтись по березовому лесочку, вдохнуть чистого воздуха, родного воздуха. М-м-да, вот ведь не думал, что и меня ностальгия достанет.
        - Вы же знаете, Михаил Самуэльевич, мы работаем над этим вопросом.
        - В курсе, что работаете, только результата не вижу. Скоро меня в собственном доме уже травить будут вашими заботами. Что за новости?
        - Наш французский информатор не вышел на связь, позднее его тело нашли на берегу Сены с пулей в голове. Может быть случайность, но, сами понимаете, в нашем деле случайностям нет места.
        - Твои рекомендации?
        - Предлагаю задействовать резервный вариант. Пора Гению отрабатывать вложенные в него деньги.
        - А ты не боишься, что он попутно сожрет и нас? Ему это сделать пара пустяков. Жамкнет разок челюстями - прощай, Лукич, жамкнет другой - до свидания, Михаил Самуэльевич. Жути нет в душе, что монстра из клетки выпускаем?
        - Есть опасение, как без того. Только дурак ничего не боится. На такой случай есть предохранитель - он в курсе, если что-то случится с вами, мной или еще некоторыми людьми, ему несдобровать.
        - Вот с этого места поподробнее, что-то я не слыхал ни о каких предохранителях. По крайней мере, до сих пор не слыхал! Темнишь, Лукич?
        - Никак нет, Михаил Самуэльевич! К чему вам эти подробности? Ваша светлая голова занята решением геополитических вопросов, а мы уж мелочами всякими озаботимся.
        - Лукич, ты слышал приказ - отвечай, что за предохранитель?
        - М-м-м… тут такое дело. Помните, вы недавно у дантиста были?
        - Ну да, ты же и насоветовал! Так ты…?
        - Вот-вот. В пломбочку небольшой датчик вмонтировали. Питается он от естественных источников - тепло, слюна, тоны пульса улавливает. Если вы, не дай бог, остынете случайно… - ну вы понимаете меня? - или слюна выделяться перестанет, то сигнал датчика прекращается. То же самое будет, если пульс выйдет за пределы безопасных значений - волнение странное, здоровье душевное нарушится или еще что подобное. Отсутствие сигнала вызовет срабатывание микрозаряда в мозгу нашего гениального партнера. Бум и нет башки, извините за подробности! Такая вот предосторожность. Будьте спокойны, Михаил Самуэльевич, датчик прошел все испытания, сбоев быть не может - космические технологии.
        - А если я, к примеру, мороженное на зуб положу или лед из бокала к нему западет, как твой датчик сработает? Или ты же мне, подлец, сообщишь, что моя благоверная с негром спуталась, и я занервничаю невозможно, что тогда?
        - Никак, реакция рассчитана на длительное и устойчивое пропадание сигнала.
        - Мудришь, Лукич, мудришь. Впредь о таких «предохранителях» докладывать мне в первую очередь, а то в мою светлую голову придет геополитическая мысль убрать тебя подальше в тьму-таракань, и взять на твое место другого человечка. Как думаешь, не перевелись еще в вашем ведомстве дельные людишки, кого порекомендуешь на всякий случай?
        - Михаил Самуэльевич! Отец родной! Виноват! Исправлюсь, не велите казнить!
        - Ну-ну, Лукич, ты еще слезу пусти, так я и поверил в твое раскаяние. Ты же одним глазом слезу пускаешь, а другим мне в компьютер заглядываешь, знаю я вашу гэбэшную натуру. Иди, работай. Запускай резервный вариант, времени у нас совсем нет. Работай, полковник, сбоев быть не должно.
        - Слушаюсь, Михаил Самуэльевич!
        Дворецкий с выправкой отставного полковника вышел из кабинета хозяина. Михаил Самуэльевич проводил его внимательным взглядом, прикоснулся пальцами к правой щеке, за которой прятался отреставрированный зуб, и надолго погрузился в тяжкие думы.
        Большие деньги, которые, казалось бы, должны были обеспечить ему и семье безоблачное существование, оказались ловушкой. Деньги притягивают деньги, но большие деньги тащат за собой власть. Сперва власть начинает тащить тебя на себя, как одеяло, чтобы твоими деньгами укрепить себя. Потом ты понимаешь, что это закончится тупиком и бедностью в лучшем случае, а в худшем тебя прикончат именно те, кто так нуждался в твоих деньгах.
        Деньги меняют тебя, твою душу, твое окружение. Ты уже не можешь быть просто Мишей, приятным в общении мальчиком из небогатой семьи. Никто уже не засмеется искренне в ответ на твои шутки, потому что теперь каждая твоя шутка имеет тысячу подтекстов и может лишить кого-то денег, должности, жизни.
        Деньги распоряжаются тобой, требуют гарантий своего прироста. Большие деньги нуждаются во власти. Если у тебя нет власти, то когда-то деньги смогут забрать другие. Те, кто перепишет закон, купит судей и свидетелей, совершит революцию.
        И ты начинаешь тратить деньги, покупая взамен власть. Власть или ее атрибуты. Ты создаешь собственное маленькое государство с собой в качестве президента, царя, падишаха. У тебя своя армия, разведка и контрразведка, свои осведомители и убийцы. Власть зиждется на крови и костях. Чем больше того и другого, тем прочнее власть и любимее народом ее олицетворение - царь, президент, падишах. Ты наделен правом делить людей на друзей и врагов. В твоей власти казнить и миловать.
        Есть ли предел у власти, видит ли бог, что творят создания его? Навряд ли, зачем ему это? Власть не от бога, ее придумал человек. Человек и ответит за свои грехи. Ответит, но потом, когда его жизнь земная прервется. А кто сказал, что мы собираемся помирать? Нет уж, мы еще поживем, мы еще потреплем врага за загривок. Мы еще посмотрим, кто будет жрать баланду из миски, а кто будет решать, кому можно топтать родную землю, а кому нет.
        Беспокоит лишь жуткая нестабильность ситуации. Эти чертовы технологии заглядывания в чужие мозги, бр-р-р, жутко представить, что в этот самый момент, кто-то копается в твоей памяти, как в собственной кладовой. И ты ничего с этим сделать не можешь, это не жучки, которых можно обнаружить или подавить, это что-то дьявольское, мерзкое по своей сути и от того страшное даже для тех, кто якобы этим управляет.
        Он подстраховался! Идиот! Гению не нужно меня убивать, чтобы завладеть моими деньгами - знания, информация, все, что раньше надежно пряталось в бронированных швейцарских сейфах и в шифрованных файлах, можно спокойно прочитать в голове того, кто этим знанием владеет. Если бы не острая нужда, Михаил Самуэльевич давно бы отдал приказ ликвидировать Гения, найти всех подобных ему и ликвидировать их тоже. Они угроза любой власти, потому что для них не существует понятия ТАЙНА. Но сейчас вопрос стоит жестко - или мы получим доступ к самым сокровенным тайнам или его получат заклятые враги.
        Эта ТАЙНА должна принадлежать только одному человеку, иначе все теряет смысл. Кто владеет артефактом, тот владеет миром - так сказал Гений. Михаил Самуэльевич, вспомнил его улыбку и тон, которым он произносил эти слова - за одно это Гений подлежал немедленному уничтожению. Если бы не проклятое «но» - без него как без рук. Только он может отследить перемещение артефакта, только он может защитить его от прочих желающих владеть им, только он владеет этой проклятой технологией, которая не дает спокойно спать Михаилу Самуэльевичу с самого начала сверхсекретной операции.
        «Артефакт, это ключ к сознанию всего человечества, - нагло улыбаясь, снисходительно пояснял Гений. - Для того, кто умеет с ним обращаться, - Гений сделал легкую паузу, намекая на себя, - он бесценное сокровище! Для всех прочих не более, чем кусок камня. Без меня вам с ним не справиться, Михаил Сауэльевич, но… я не умею управлять миром, - он расхохотался, довольный собственной шуткой. - Михаил Самуэльевич, я вам не враг, вы уж поверьте мне на слово. Только я могу управлять артефактом, но мы нужны друг другу, чтобы управлять человеческим стадом.»
        Тогда Михаил Самуэльевич только покачал головой, не зная, что сказать. Его переполняли страх и ненависть, но более всего он опасался, что Гений с его способностью залезать в чужие мозги без спроса, считывает в этот момент его состояние. Считывает и продолжает нагло улыбаться ему в глаза, упиваясь собственной властью.
        Люди одержимы властью, дай самому доброму человечку в руки безграничную власть и он первым делом уничтожит всех злых людей, затем тех, кто может стать злым человеком, следом уйдут в небытие все, кто мешают человеку быть добрым. Власть и кровь неразлучны - смерть стоит на страже власти, охраняя того, кто приносит ей богатые жертвы. Как долго я буду тебе нужен, Гений?
        До последнего момента Михаил Самуэльевич надеялся, что деньги могут все. Достаточно подкупить нужных людей или заплатить другим людям, которые уберут мешающих людей и цель будет достигнута. Но деньги потрачены, а результат нулевой. Ключевой агент мертв, французский генерал покончил с собой, забрав в могилу тайну местонахождения артефакта и мы снова у разбитого корыта. Волей-неволей придется задействовать Гения, хоть и чертовски не хочется. Опасная затея, смертельно опасная и безумная, как и весь наш мир. Мир, который будет принадлежать тому, кто подчинит себе артефакт. Можно ли доверять Гению?
        Поживем-увидим! Михаил Самуэльевич помотал головой, отгоняя наваждение, потянулся до хруста в суставах и продолжил рассмотрение текущих документов на экране ноутбука. Пока человек жив, он надеется на лучшее. Когда человек перестает надеяться, ему и жить не зачем.

* * *
        Я попытался сконцентрироваться. Клиент вошел в дверь, оглянулся направо, кивнул девушке, девушка улыбнулась и манерно протянула руку, как для поцелуя. Он легонько потряс ее пальчики, приветливо улыбнулся и сделал комплимент: «Если бы моя секретарша позволила себе быть такой же красивой, мне бы пришлось жениться в четвертый раз!» Поцеловал пальчики и тотчас же отвернулся от девушки, потеряв к ней всякий интерес. Неторопливо оглядел помещение. Затем шагнул к правому столу и указал пальцем на календарь, стоящий на столе. Обернулся к переводчику и задал какой-то вопрос.
        Стоп. Ерунда. Кадр за кадром мелькают на мониторе, запись прокручивает сцену скрытого наблюдения реальной жизни клиента, но ни малейших следов синхронизации не заметно. Такое впечатление, что я сам придумал весь этот бред, а не наблюдал его собственными глазами только что в виде отражения в настенном зеркале. Уж так получилось, пришлось спецам ловить изображение хотя бы в такой позиции, ближе подобраться не смогли. Мне, по большому счету, без разницы - в зеркале, так в зеркале. Лишь бы…
        Опять стоп. Тормоз, идиот, полный тупица. Отражение! Ты все делаешь наоборот, отсюда и сбой. Все сначала, играем от вешалки, как любил говаривать Антон Павлович. Отрази его жестикуляцию, мимику, движения по комнате до зеркального. Расслабился, воспарил на лаврах, привык с первого раза раскалывать клиентов. Хорошо, что сейчас ты один в своей комнате, и некому подивиться твоей тупоголовости. Работай, работай!
        Есть контакт! В голове замелькали туманные образы. Клиент явно не думал во время визита именно об этом месте. Он протягивает руку девушке, а перед его внутренним взором всплывает совсем другая женщина, пожилая, обрюзгшая с оплывшей фигурой. Она сердито смотрит на клиента и шепчет: «Пауль, ты снова испачкал одежду, паршивец! Я не пущу тебя гулять всю неделю и ты будешь по три часа стоять с молитвенником на коленях, чтобы замолить свои грехи перед Господом!» Она сует к его губам свою вялую безжизненную ладошку, обтянутую пергаментом высохшей кожей и ждет, пока он ее поцелует. Потом этой же ладошкой дает ему подзатыльника, отправляя в свою комнату.
        Это конечно интересно и психологи обязательно добавят в его досье новую страничку, но я ищу не это. Дальше, дальше, усиливаем синхронизацию. Он поворачивает голову и при этом наклоняет ее, словно прицеливается для выстрела. Туманный образ старушки смазывается и исчезает под напором эмоционального всплеска.
        Календарь на столе. Изображен мужчина, с довольной улыбкой указывающий на новенький Мерседес. На заднем плане дом бизнесмена средней руки. Картинка прямо на глазах покрывается красным муаром, желтеет, словно от огня и в ней появляются рваные пробоины, точно кто-то стреляет по календарю из пистолета. Точнее не по всему календарю, а именно по мужчине. Это враг, враг, убить, разорвать, сжечь! Умереть не встать, вот это эмоции, а по виду не скажешь - мило улыбается, что-то говорит, смеется заразительно в ответ на шутку. Только под этой оболочкой тюфяка и Гурвиника скрывается Ненависть с большой буквы. Чем-то этот человек с календаря его задел или похож на его кровного врага. Отметить, чтобы проверили подноготную типа с календарика, возможные связи и прочее - это не моя работа, пусть аналитики чешутся.
        Очень интересно, но все равно не то. Он пьет вино из высокого узкого бокала. Вино светлое, скорее всего сухое. Бутылка, где бутылка? Черт! Официант, услужливо вынырнув из-за спины, аккуратно, но быстро наполняет бокалы и исчезает из поля зрения клиента. Хотя это не фатально. Клиент делает глоток, я буквально ощущаю, как прохладное вино скользнуло по языку в рот. Он смакует его вкус, перекатывая по языку, проглатывает и просит показать бутылку. Вот он - момент удачи! Клиент то знаток, ценитель, знал бы он, чего ему будет стоить любовь к изысканным винам. Любого коллекционера можно «поймать на интерес», в этот момент они становятся открытыми, как стеклянный дом. Их мозг взрывается образами любимых «фантиков», каждый из которых, в свою очередь, обрастает массой сопутствующих картинок.
        Официант протягивает бутылку клиенту, демонстрируя ее форму и главное этикетку. Мсье, это ваша удача! Божоле, Франция! Никогда не пил сам, но вкус нравится, ухмыльнулся я собственной шутке.
        Французы - удивительная нация. Только во Франции могла появиться особая «винная диета», как средство борьбы с остеопорозом (нехваткой кальция в костной ткани). По этой теории всего-то нужно выпивать по два стакана вина каждый день, но непременно в определённой последовательности - один день только бордоское, на следующий - только бургундское, и так до тех пор, пока организм не придет в норму. Считается также, что вино укрепляет память, а ежедневный стакан красного бордоского существенно уменьшает риск старческого слабоумия и болезни Альцгеймера.
        В подтверждение этим высказываниям приводятся весьма убедительные и тем более весомые доводы, чем дольше эту винную «диету» соблюдают. В нашей родной российской интерпретации легкие французские вина заменены водкой с перцем, которая универсально лечит от всех болезней. Или вылечишься или забудешь, чем болел.
        Итак, мы знаем вино! Мы можем «уточнить» вкус, ощущения. Концентрируемся - есть контакт! Отодвигаем в сторону «фантики». Имея столь прочную синхронизацию, можно самому «шагать» по сознанию и памяти клиента в нужную сторону. Отстраиваемся от текущих ощущений и зрительных образов клиента - меня не интересует, что он делает или думает в настоящем времени. Моя цель находится на неделю раньше и за три тысячи километров от его нынешнего местопребывания.
        Откручиваем ленту памяти назад. В этот момент у клиента создается впечатление, что он сам вспоминает нечто забытое, хотя при достаточной подготовке оператора для него это будут лишь мимолетные образы, не оставляющие следов в сознании. А следы нам не нужны, мы не для того в его мозгах ковыряемся, чтобы он задумался, чего это вдруг ему так часто стал вспоминаться какой-то определенный эпизод из его жизни. Скользнули серой рыбкой в мутной водичке воспоминаний, крутнулись в нужном месте, схватывая разом все детали увиденного, и бегом к солнышку, прочь, подальше.
        Процесс этот, к слову сказать, не такой быстрый и приятный, как описывается. Причудливы пути воспоминаний, напоминают по своей топографии город, выстроенный сумасшедшим архитектором в состоянии глубокого похмелья. Дорога дальняя, значит, есть время немного расслабиться, распустить галстук, не теряя, правда, «картинки».
        Моя профессия… Господи, какая профессия? К нашему занятию это слово вряд ли применимо. Профессия - это что-то весомое, значимое, нечто, имеющее историю, то, чему можно научить молодых. То, чем я занимаюсь, лучше назвать шаманством, колдовством, искусством на худой случай.
        Когда я в первый раз заметил, что умею делать это? Трудно вспомнить. В садике? В школе? Нет, тогда я не мог связать свои удачные ответы на уроках с умением прочитать их в головах своих одноклассников, я считал это чистым везением. Не дурак, да и в учебники иногда заглядываю, говорил я сам себе.
        В институт поступить не удалось, понадеялся на везение, а его-то как раз и не оказалось под рукой. Мне бы задуматься, почему в школе везло всегда, а на экзаменах в институт провалился. Что изменилось? Все изменилось! В классе сидело тридцать мальчишек и девчонок, усиленно думающих о том вопросе, который тебе задала учительница, кто-то читал в этот момент учебник, другие напрягались, вспоминая прочитанное дома. Тебе оставалось только зачерпнуть из этого океана нужных тебе знаний малую толику, чтобы получить свою пятерку. А на экзамене каждый думает о своем билете, у него свои вопросы, тут везения мало, да и способности читать чужие мысли мало, особенно когда особо не обучен это делать.
        Как результат вылетел с треском на первом же экзамене, устроившись в этот же институт старшим помощником младшего лаборанта. И дальше бы жил не тужил, если бы не зоркие товарищи по работе, которые всякий раз недовольно морщились, играя с тобой в карты или шахматы. Я отшучивался, упирая на везение, но приклеившееся, как банный лист прозвище «Вольф Мессинг» льстило самолюбию. Девушки строили глазки, загадочно улыбались, присылали записки с одним и тем же вопросом: «Сеня, а что я сейчас думаю о тебе?» Я честно подписывался на свободном месте: «Ты красивая и умная. Хочешь сходить со мной в кино!»
        Всем писал одно и тоже, и всякий раз получалось, что я угадываю их сокровенные желания. Господи, ну а какие еще желания могут быть у девчонок при виде существа овеянного тайной? Не сам же я их привлекаю. Что во мне вообще можно найти привлекательного? Худой и длинный, как жердь, волосы пегие вылинявшие, стриженные под полубокс. Глаза не волшебно голубые и не таинственно карие, обычные серые глазки, подслеповато щурящиеся на мир. Зрение ни к черту, но дешевые панты не дают носить очки, перед девчонками неудобно. В секциях и сектах не замечен, характер неровный, как дорога до села Игуменка, поговорить с девушками могу разве что о погоде и производственных планах. Одним словом, если бы не прозвище черта с два на меня девчонки внимание обращали. Оказалось, что не только девчонки, и не просто обращали внимание, а взяли на заметку и тщательно записывали все случаи моих «откровений».
        Перестройка, етить ее в коромысло, подняла много тины со дна, всколыхнула болото, открыла дорогу шарлатанам и любителям погреть руки на чужих деньгах. Не остались в стороне и спецслужбы, торопливо запускающие один за другим проекты разной степени бредовости - деньги халявные сами в руки текут, обосновывай и забирай! В борьбе с потенциальным противником все средства хороши, самые бредовые идеи способны воплотиться в металле. Все, из чего можно извлечь хотя бы тысячную долю преимущества над противником, должно приниматься во внимание и разрабатываться. Пусть страна ест макароны и ждет коммунизма, наша задача предотвратить возможность войны. Не больше и не меньше.
        Энтузиасты телепатии с уверенностью идиотов штурмовали неприступные тайны человеческого сознания, уподобляясь Эдисону, последовательно перебравшему десять тысяч способов изготовления нити накаливания. Но Эдисон хотя бы знал, что именно он хочет достичь, ему требовались определенные физические параметры. В области человеческого сознания наука скромно топталась у порога, не имея не только приборов, но и представлений о том, что именно этими приборами нужно измерять. По этой причине энтузиазм расходовался впустую, пар выходил, а паровоз познания так и не желал трогаться с места.
        Даже мой знаменитый тезка не оставил после себя наследников своих уникальных способностей - он был величайшим сенсом, но не знал природы своего таланта. Он не был сенсом в том смысле этого слова, какое вкладываем мы сейчас. Он умел чувствовать общий настрой, читать мысли текущего момента, мог улавливать смысл могучих эманаций сознания миллионов человек, чтобы уверенно сказать - война будет и будет очень скоро, более того, это произойдет именно так, как произошло.
        Он мог это узнать, почувствовав единый настрой сотен тысяч солдат и офицеров, тайно накапливающихся на границе с СССР. Он стоял у истоков, но не шагнул дальше. Не сумел или не захотел? Может быть, его испугала перспектива, которая открылась ему в очередном предвидении? Он мог почувствовать, как свора голодных псов, смотрит налитыми кровью глазами на него, ожидая, когда же он научится вскрывать чужие мозги, как консервные банки. Никто не узнает причины, по которой величайший из существовавших сенсов не переступил границы дозволенного человеку. А мы переступили!
        Не знаю, как бы сложилась моя жизнь дальше, но однажды все изменилось. Все изменилось слишком быстро и против моего желания. Меня извлекли из жизни в буквальном смысле этого слова. Однажды я пошел на работу и больше меня никто не видел, потому что по дороге меня сбила машина. Я услышал визг тормозов, потом удар, толкнувший меня на асфальт, женский пронзительный крик: «Человека задавили-и-и-и!», и мир окунулся во тьму.
        Через некоторое время я очнулся в больнице, узнав, что несколько дней назад я едва не погиб. Не от медперсонала узнал, вежливые они, обходительные, но странно немногословные. И не от соседей по палате, не было у меня соседей в просторной палате. В палату вошел солидный мужчина в белом халате, накинутом на костюм, с тонкой папочкой в руках. Я напрягся, почуяв в нем следователя, лихорадочно вспоминая, нет ли моей вины в том ДТП? Может, я на красный свет дорогу переходил, и виноват по всем статьям? Вдруг водитель вовсе погиб из-за меня дурака, а я вот лежу себе живой и почти здоровый? Я стремительно накручивал ужасы на свою голову, меняясь в лице столь стремительно, что посетитель обеспокоился?
        - Семен Петрович, не волнуйтесь вы так! Я пришел с вами побеседовать, просто побеседовать по душам, это неофициальная встреча.
        Как мне сказали там, - он показал пальцем на входную дверь, - со здоровьем у вас относительно нормально, говорить с вами можно. Не возражаете?
        Я помотал головой, соглашаясь, хотя и не чувствуя в себе ни малейшего желания разговаривать со следователем. Ощущая в нем некую гадость, которую он готовится на меня вывалить. Он присел на стул рядом с кроватью, глядя на меня чуть ли не с умилением. Потом подобрался разом и начал разговор.
        - Вы, Семен Петрович, человек уже взрослый, мужчина к тому же, поэтому, если не возражает, я не буду ходить вокруг да около, и сразу перейду к делу.
        Я снова кивнул, как китайский болванчик, всем сознанием чувствуя накатывающуюся от следователя тяжелую мрачную волну ужаса. Ужаса, который вот-вот должен обрушиться на меня, неотвратимо, как поезд, как ураган. Не хочу, не надо… но… я же мужчина!
        - Понимаете, Семен… можно я вас по-простому Сеней звать буду, уж больно вы молоды для Семена Петровича? - его губы изобразили добродушную ухмылку, но глаза смотрели цепко и холодно.
        - Капитан Иванов. Иван Иванович, такая вот простая русская фамилия, - пошутил следователь, демонстрируя мне красную книжечку с золочеными буквами.
        - Ситуация, Сеня, получается следующая, - он раскрыл папочку, нацепил на нос очки с увеличивающими стеклами и разом стал похож на бухгалтера, собравшегося подвести баланс, посчитать дебет с кредитом. - Пока ты без сознания в больнице валялся, с твоими родителями случилась неприятная история. Предупреждаю сразу - история архинеприятная, но ты мужик, поэтому держись. Убили их, Сеня, зверски убили, обоих и сразу. С виду ограбить квартиру хотели, тут старики твои проснулись, ну их и того… Вот фотографии с места преступления.
        Он выкладывал мне в руки цветные фотографии, в подробностях живописующие ужасное преступление. Квартира родителей, моя квартира, но все в ней ужасно чужое и страшное. На полу в лужах крови мои родители, я узнаю их черты. В квартире все перемешано, ящики шкафов вывернуты на пол, матрацы и подушки взрезаны, книги свалены с полок. Все укладывается в картину ограбления и вынужденного убийства, вот только…
        - Понимаешь, Сеня, все укладывается в картину ограбления и вынужденного убийства. Вот только, признайся, как на духу - было ли в квартире нечто настолько ценное, чтобы ради этого убили двух человек, повесили на себя мокрое дело? Правильно! Мы также рассудили, что не было. Тогда вопрос - зачем они это сделали? У тебя есть свое мнение по этому вопросу?
        - Нет, - едва сумел выдавить я, потрясенный случившимся.
        - Случай сложный, следов никаких, поэтому у нас есть к тебе предложение. Надеюсь на твое понимание и желание сотрудничать с органами. Очень надеюсь, знаешь ли. По нашим данным… за тобой отмечен некий дар, способность, умение, называй как хочешь, но ты, Семен Петрович, умеешь читать чужие мысли.
        - Вы с ума сошли, это вам к чему? Вы понимаете, что у меня только что убили родителей? Какие к черту мысли? Скажите, кто это сделал и до суда они не доживут, - пообещал я, чувствуя зарождающуюся в глубине души холодную ярость.
        - Вы не поняли, Семен Петрович, именно к этому я вас и призываю - вы должны помочь следствию найти убийц ваших родителей, - следователь почему-то перешел на вы.
        - Как?! Выдумки все это, случайность, везение!
        - Все может быть. Но мы поможем. Есть соответствующее оборудование, препараты, технологии. Можно усилить, развить ваши способности таким образом, что вы сможете найти убийц ваших родителей. Со своей стороны можем гарантировать всяческую поддержку. Силовую, материальную, какую скажете. Предлагаю союз - мы помогаем вам в поиске преступников, взамен вы помогаете нам решить некоторые наши проблемы.
        - Извините, я думал, что разговариваю с работником милиции, а вы, похоже, из этих… из фантастов! - мне противно было слушать этот бред. - Не можете найти преступников, так и скажите! К чему этот балаган? Вам доставляет удовольствие предлагать мне явную чушь, вместо того, чтобы признаться - мы не можем ничего сделать? - куда подевался мой трепет перед лицами облеченными властью, с весомыми красными книжечками, с лампасами и командным голосом. Меня бесило его тупое упорство.
        - Семен Петрович, для начала давайте успокоимся! С чего вы взяли, что я из милиции? Сами придумали? Я вам такого не говорил, из моего звания это не следует, так что насчет того, что именно мы обязаны искать преступников, вы заблуждаетесь. Это, во-первых.
        - А, во-вторых? - с вызовом переспросил я. - Скажете, что вы майор Перепеленко из восьмого управления ФСБ? - зачем-то ляпнул я в запале.
        - А, во-вторых, заметьте, это не я вам сказал. Можете убедиться! - он подал мне удостоверение в развернутом виде.
        Я тупо переводил взгляд с удостоверения на его лицо и обратно, пытаясь соединить воедино обрывки ускользающих мыслей. Этот тип специально солгал вначале, чтобы доказать мне самому, что… я умею читать мысли? Они, в самом деле были уверены, что я умею это делать! Я могу раскрыть преступление… найти убийц… у меня есть такая возможность!
        - Согласен! Что нужно сделать? - осознав возможность, тотчас же согласился я. Чем быстрее мы начнем, тем раньше я смогу раздавить этих тварей. Не знаю - научусь, не могу - разорвусь, но сделаю.
        Достаточно быстро я убедился, что поиски убийц не главная задача нашего сотрудничества. Такой задачи даже в принципе не ставилось. Никогда! Кроме желания развить мои способности у них ни-че-го не было! Наступил момент, когда я принял решение уйти, бросить это безмозглое занятие, вернуться к нормальной жизни. Боль утраты притупилась, преступники казались недостижимыми, безнадежность плутания в темноте становилась все более очевидной. Но выяснилось, что пути назад нет.
        В той самой злосчастной аварии я погиб. Погиб для всех близких и знакомых. Более того - был похоронен и вычеркнут из жизни в бюрократическом понимании этого слова, меня не стало, как единицы учета населения. Мне очень убедительно сказали, что так надо. Надо для Родины, для безопасности сотен миллионов простых людей, которым угрожает смертельная опасность.
        Вы понимаете, говорили мне, что мир нестабилен, что мы постоянно балансируем на грани третьей мировой войны? Неужели вы не захотите помочь своей Родине в очень важной и ответственной работе? Работе настолько секретной, что связь с внешним миром для вас исключается! Для внешнего мира вы должны исчезнуть, умереть, прекратить существовать.
        Вспомните Штирлица, разве это не пример для подражания? У вас есть реальный шанс встать в один ряд с великим народным героем, правда без огласки и шумихи. В этом деле самое главное уберечь секреты от чужих глаз и ушей. Так надо, сказали мне и показали материалы, убедительно свидетельствующие, что меня уже нет в этой жизни.
        Я читал собственный некролог и плакал как ребенок, разглядывая красочные фотографии с места ужасной автокатастрофы, в которой «погиб и сгорел». На всякий случай мне дали почитать проекты некрологов и показали фотографии различного рода «несчастных случаев» с участием моих близких, которых никто не убивал. Меня подставили, тупо, в лоб, как идиота. Я мог элементарно проверить все это, сходить домой и убедиться. Убедиться, что мне врут, нагло врут, понимая, что я не пойду, и не проверю.
        Меня предупредили, что в вопросах государственной важности личное уходит на задний план. Если понадобится, то все, показанное на смонтированных фотографиях станет реальностью. Предупредили на всякий случай, чтобы я осознал - для меня нет дороги назад и нет возможности стоять на месте, тупо дожидаясь, пока ко мне потеряют интерес. Я должен сотрудничать активно, творчески, чтобы эти несчастные случаи однажды не стали явью. Они не пугали, не светили лампой в лицо, не вгоняли иголки под ногти - очень вежливые люди в штатском уговаривали меня выполнить долг перед Родиной.
        - Ты мог отказаться, - возразил мне внутренний голос.
        - Чтобы он, да отказался? Его помани морковкой, он и побежит, хвостом помахивая, - вступил в свару другой голос.
        Явились, не запылились. Представьте, что вы пригласили в гости любимую девушку и рассчитываете на ужин при свечах, а она заваливается с кучей родственников, и ведет себя так, словно это уже ее квартира.
        - Я несколько занят, чтобы выслушивать ваши нотации, - мысленно буркнул я своим вечным спутникам, оптимисту и пессимисту. Меня грела светлая тоска по безвозвратно ушедшему беззаботному прошлому, а тут вваливаются без приглашения, хамят, как торговки на вокзале.
        - Чем именно, позвольте спросить, ты занят? - хором заорали оптимист с пессимистом.
        - Он думает, что можно все изменить! - восхитился оптимист, - Давай, Сеня, так держать! Верным путем идешь, товарищ!
        - Ничего он не думает, вату катает, сопли жует, в собственную жилетку плачется! Одиноко ему, печально! Тьфу, размазня! - раздраженно буркнул пессимист.
        Да одиноко, да печально, а к кому, извините за назойливость, мне обратиться со своими проблемами?
        - Куратору пожалуйся, - посоветовал доброхот-оптимист, - он тебе пустого не насоветует, командир как-никак, а значит отец солдату.
        - Кто отец? Этот конь в пальто, которого он отродясь в глаза не видел? Этот солдафон - упал-отжался? Ой, уморил! - загоготал пессимист.
        Прав он, не буду я куратору жаловаться, потому как должен жизни своей радоваться, от доверия светиться радостно, и жизнь свою положить любимой Родине служа. Только в курсе ли та Родина, что я тут под землей ради нее загибаюсь? Иногда сомнения подкатывают непонятные, грустно становится, но ничего, затянем потуже ремешок на сердце и дальше служить. А сердце тревожится, мается, потому как помнит оно милых ему людей. Только смысла нет в той памяти, поскольку секретность превыше всего, превыше любви и памяти.
        Мы изгои, которых никто не изгонял. Мы боги, которым никто не поклоняется. Мы сила, прикованная к скале страшными клятвами и жизнями наших близких. Нас не должно быть, но мы есть и нас нашли.
        Мы психосенсы, то есть люди, которые слышат мысли других людей. Мы нужны всем, но никто не хочет находиться с нами рядом. Нас боятся больше чем чумы и смерти. Боятся за то, что мы можем узнать ВСЕ, что вы думаете, думали и даже собираетесь подумать, но еще не оформили в ясные сознательные образы.
        В умелых руках мы страшное оружие и поэтому первыми до нас добрались именно те, кто имеет власть, желает власти большей, маскирует это желание заботой о людях, Родине и ее процветании. Нас нет, хотя мы есть и работаем, погружаясь по уши в дерьмо чужих мыслей.
        Я говорю МЫ, но о существовании прочих сенсов могу только догадываться. До сих пор я работаю в гордом одиночестве, как Робинзон на необитаемом острове. Нет, хуже, чем Робинзон. Он мог по-го-во-рить! Да, да, поговорить о том, что его мучает с другими людьми, хотя бы и через много лет одиночества. А с кем я могу поделиться своими мыслями, ощущениями, надеждами, переживаниями? Кто меня поймет? Все, кто знает о моих способностях, только смотрят с завистью и мечтают когда-либо научиться тому же. Они еще не знают, что этому научиться нельзя, потому что это даже не талант, это уродство организма!

* * *
        Стоп, хватит предаваться терзаниям, мы у цели. Серая безликая комната, освещенная тусклым светом уличных фонарей. Он не включает свет, ему не хочется обнаруживать свое присутствие именно в этой комнате. Поэтому он осторожно двигается в полутьме от двери в сторону камина, стараясь не задеть ничего из предметов, сделать как можно меньше шагов по мягкому персидскому ковру. Он чутко прислушивается к тишине, его беспокоит эта тишина, хотя должна радовать.
        В комнате нет никого, и никто не помешает ему спрятать артефакт в сейф. Сейф! Именно его мы ищем, нам нужен код сейфа, ловушки и прочие сюрпризы, оберегающие артефакт. Артефакт без имени, без названия. Самая желанная награда всей нашей работы, по крайней мере, так утверждает мое начальство. Никто не знает, или притворяются, что не знают какова природа артефакта и почему он так нужен нам. Партия не обязана все объяснять. Сказано нужно, значит так нужно и баста!
        Я его не увижу, артефакт спрятан в футляр из многослойного материала, блокирующего практически все виды излучений, которые могли бы нанести вред артефакту. Я не увижу артефакта - так сказал куратор, - и не должен хотеть увидеть. Моя задача определить местоположение сейфа, код доступа и ловушки. Меньше знаешь, крепче спишь - хорошо сказано, хотя и глупость.
        Я не могу знать меньше, чем мой подопечный. Я не просто путешествую в его памяти, как беззаботный турист, фланирующий по набережной. Я впитываю в свое сознание все, что он осознает и даже то, что он еще не осознал. Все это проявляется на фотобумаге моего сознания и складывается в хранилища активной памяти.
        Активной, значит непрерывно тревожащей меня своим содержимым. Представьте, что у вас в заднице торчат тысячи заноз, и не дают вам возможности присесть или прилечь, чтобы хоть немного расслабиться и отдохнуть! Представили? Так вот - это жалкое подобие того существования, на которое мы обрекаем себя, погружаясь в чужую память.
        Мы не можем по своей воле летать над миром и проникать в сознание любого человека. Телепатия, в том виде как ее представляли энтузиасты-ученые, полный бред. Для проникновения нужна абсолютная синхронизация двух сознаний, подстройка одного под другое. Недаром феномен передачи мыслей на расстояние регистрировали исключительно между близнецами и очень близкими людьми. Сознательно передать или прочитать мысли без настройки на приемник в принципе невозможно. Очень небольшое количество людей обладает врожденной способностью к настройке. И еще меньшее количество из них специально обучены эффективно использовать свои способности.
        Для настройки нужен зрительный, телесный, обонятельный, осязательный контакт с клиентом. Потом приходит опыт, с каждым проникновением ты становишься богаче чувствами, образами, умеешь представить себе нужное без непосредственного контакта. Опыт становится твоим богатством, кладом, сокровищем. Только это богатство напоминает содержимое бочки ассенизатора - чем богаче улов, тем ароматнее содержимое.
        Мы не можем проникнуть в сознание любого, но те, в кого мы когда либо проникали, становятся нашими. Контакт уже нельзя нарушить. Они становятся частью нашего сознания. Представьте себе огромный экран, на котором выведены тысячи маленьких движущихся картинок с цветом, запахом, ощущениями. Где-то среди этих картинок одна твоя. И ты стараешься, судорожно цепляясь скрюченными щупальцами воспаленного сознания, не потерять своей картинки, не раствориться среди прочих, не стать медузой.
        Новый кадр. Нерешительность закончилась. Клиент уверенно подходит к правому краю камина и нажимает на декоративную чугунную собачку, потом поворачивает один из фрагментов облицовки. Камин, точнее его массивная передняя часть, легко и беззвучно отъезжает влево. За тускло мерцающей зеленой завесой видна массивная дверца сейфа.
        Клиент не спешит, в его сознании словно тикают внутренние часы. Все нужно сделать строго по секундам. Малейшая ошибка и сейф, комната и сам дом превратятся в ничто. Несчастный случай, взрыв газа - так запишут в сводке пожарники, прибывшие на место происшествия. Они не обнаружат сейфа, потому что синхронно с взрывом в комнате произойдет второй взрыв глубоко под фундаментом. Клиент очень образно представил себе узкий кинжальный удар направленного взрыва, сметающего преграду снизу под сейфом. Два взрыва рассчитаны столь ювелирно, что первый закончит свое действие, немного не дотянув до сейфа, а второй толкнет его сквозь пол вниз в бездну, где и похоронит под натеками камня после третьего, совершенно невидимого для внешнего зрителя взрыва. Этот взрыв термальный, его задача оплавить место захоронения сейфа.
        Тик-тик, невидимые часы отмерили десять секунд, потом еще две и пальцы клиента ныряют в зеленый туман, поворачивая диск на цифру семь. Руки прочь. Новый отсчет, теперь одиннадцать секунд и снова в туман - набираем двойку. Операция повторяется для каждой из восьми цифр. Зеленоватое сияние гаснет, клиент слегка расслабляется, первый этап пройден, осталось еще три. Теперь набираем новый десятизначный код, и дверца слегка вздрагивает, освобождая замок. Вытаскиваем тяжелую гильзу кодового замка и ставим ее возле камина. В отверстие замка суем правую руку внутренней частью ладони влево, срабатывает захват, ладонь надежно зафиксирована - началась идентификация по сотне параметров. Несовпадение любого из них с записанным в памяти сейфа и третьего этапа не будет.
        Щелчок, рука свободна, быстро убрать ее из отверстия. Передняя панель сейфа легко уходит направо в стену. Перед нами глухая ниша в рост человека, заходим внутрь, как можно сильнее вжимаясь в стенку перед собой всем телом и лицом. За спиной так же беззвучно скользит обратно панель сейфа. Единомоментное состояние ужаса, шока, желание выйти, убежать. Усилием воли клиент гасит его, концентрируясь для третьего этапа.
        Пол и потолок пошли навстречу друг другу. Если бы не спокойствие клиента я бы умер от страха. Но он знает, что в этот момент не стоит дергаться. Тонкая система датчиков остановит движение в нужный момент. Стоит дернуться, растеряться и ловушка захлопнется - движение не остановится, пока не спрессует взломщика в аккуратный брикет из мяса и костей. На третьем этапе взрывов не бывает, теперь жертва уже не может покинуть сейф и достаточно ее просто уничтожить.
        - Жуть! - пробормотал пессимист, - Сейчас из него будут делать фарш. Ни за что не устоять ему на контроле, явно пил подлец накануне.
        - Пройдет, не впервой! - отмахнулся оптимист, - Что он трезвенник, что ли? Это его нормальное состояние, не забывай, моншерами, это Франция. Тут принято пить с утра до вечера.
        Фиксация. Датчики меряют пульс, давление, тремор глаз, размер зрачков, влажность кожных покровов. Щелчок, тест пройден, передняя стенка немного смещается вперед и скользит вправо, открывая доступ к внутренностям сейфа. Кубическая полость не более тридцати сантиметров по сторонам, подсвеченная тем же зеленоватым сиянием, совершенно пуста. Этот сейф создан именно для артефакта и ни для чего другого. Все ловушки и предосторожности ради сохранения тайны артефакта.
        - Ну, что я говорил? Он прошел! - оптимист хлопал в ладоши, дудел в дудку, подпрыгивал на месте от удовольствия.
        - И что с того? - не унимался пессимист, - Все равно ты никогда не узнаешь, что там внутри коробки. Так и будешь облизываться, и пускать слюнки.
        Сказать нечего, он прав. Я осторожно брожу неподалеку от этого места в памяти клиента, неосознанно, движимый губительным любопытством, пытаюсь определить природу объекта, спрятанного под оболочкой футляра. Пусто. Клиент не посвящен в его тайну, он только курьер. С очень высокими полномочиями, но только курьер. Его задача взять артефакт, привезти на объект «Сфинкс», потом в определенное время забрать и вернуть на место в сейф. Если в промежутке времени, когда артефакта нет в сейфе, с курьером что-то случится, наготове еще три таких же. Их данные занесены в память сейфа, и они прошли специальную тренировку на тренажере. Никто из них никогда не видел настоящего сейфа. Меньше знаешь - крепче спишь. Много узнаешь, уснешь навсегда.
        Футляр в сейфе, шаг назад, вжаться спиной в стенку. Внутренняя стенка скользит на место и слегка вжимает клиента, встав на место. Терпим, пока внешние датчики анализируют помещение на предмет обнаружения противника. Все тихо! Тихо - это хорошо, это значит, что тебя, как ненужного свидетеля не спрессуют в брикет. Щелчок, за спиной исчезает передняя панель сейфа. Шаг назад, панель возвращается на место. Вставить гильзу замка, щелчок - замок принят и взведен, коды изменены на следующее дежурное значение. Зеленое свечение сигнализирует о включении боевых лазеров в дежурный режим. Шаг назад, камин скользит на место. Осторожно перемещаемся к двери и выходим, облегченно вздыхая. Каждый раз он готовится к смерти, и пока счет семь ноль в его пользу. Костлявая может заняться кем-нибудь другим, менее удачливым, менее достойным этой жизни.
        Порядок. Мы знаем где. Мы знаем как. Мы знаем, каким образом. Более того - мы знаем коды для последующего доступа. Я могу делать ноги из чужого сознания, а команда Альфа на вылет! Таскать каштаны из огня - не мое занятие. Выходить на объект, вступать в огневой контакт, подвергать свою жизнь риску - не мой удел. Все, что мне требуется для синхронизации, доставят на дом, точнее на базу. Если будет мало, пойдут еще раз, обвешают нужный объект умной аппаратурой слежения и записи, чтобы собрать цельный образ объекта, необходимый для синхронизации. Если нужно, украдут личные вещи объекта, хранящие его запах.
        Да-да, вам смешно, а мне приходилось нюхать грязные носки клиента, чтобы получить долгожданную синхронизацию. Чистюлям у нас делать нечего, брезгливость не наш метод - чистые, свежепостиранные вещи безлики и бесполезны. Рубашка, белье, носки, брошенные в стирку и стянутые из корзины ловким агентом, идут на вес золота. Кроме того, мне доставляют напитки и образцы еды объектов, чтобы при просмотре видео я мог четче представить себе вкусовые ощущения. Вы считаете, что вкусы у всех разные? Вы правы, но в данном случае меня мало интересует мой вкус - я ловлю момент совпадения. Острое, пряное, крепкое вызывают довольно близкие ощущения у всех людей, варьируется только степень яркости ощущений.

* * *
        Но почему я вспомнил Марию, когда клиент застыл в каменном гробу, ожидая доступа? Обычно я не отвлекаюсь во время выполнения задания. Тем более Мария. Странно. Очень странно. Чрезвычайно странно! Я не должен был о ней вспомнить! Догадка уколола сердце раскаленной иглой. Меня пасли, я пропустил серую рыбку в мутной водичке собственного сознания. Это вторжение - почему-то совершенно спокойно подумал я, странным образом не связывая ужас догадки и ледяное спокойствие вывода.
        - Спокойно, Сеня, тебе показалось! - бодрячком пропел оптимист, - Нервишки шалят, нужно чаще отдыхать и спиртным не пренебрегать. Вон французы хлещут свое бордо целый день и живут себе спокойно и весело. Пей бордо, живи бодро!
        - Ты его своим оптимизмом когда-нибудь под монастырь подведешь! Не понимаю, в чем удовольствие, закрывать глаза при виде опасности. Если опасность есть, нужно на нее реагировать, а не переть рогом вперед.
        - Вот только не надо его запугивать! - набычился оптимист, - Он и без нас с тобой напугается так, что штаны обмарает. Пусть думает легко и свободно, не отягощаясь мыслями о неизбежности смерти, бренности жизни, коварстве человека и тому подобными гадостями. С твоим подходом он быстро шизанется и станет ненормальным.
        - Ты хочешь сказать, что вспоминать нечто из блокированной памяти - это нормально? Очнись, милый! Нам на хвост села акула, кто-то нас только что поимел, а мы ходим и перья топорщим от собственной важности.
        Правы вы, черти, правы, как никогда. Нет мне никакой особой радости от ваших умозаключений, но и голову прятать в песок тоже не дело. Когда-то это должно было случиться. Мы работаем с носителями высших секретов государства, чужого государства. Логично предположить, что, имея на руках аналогичную технологию, они попытаются применить ее для охраны своих инвестиций.
        Предполагать можно все что угодно, но раньше такого не было. Нужно срочно доложить о… А что я скажу? Что вспомнил Марию? Какую Марию? Ах, я вам не рассказывал про нее? Какая странность! Я и не мог вам о ней рассказать, потому что она находилась за пределами блокированной зоны памяти. Как, вы не знали, что у меня есть блокированные участки памяти? Странно! Хотя, я сам только что об этом узнал.
        Я не должен был никогда вспомнить Марию и всего того, что связано с ее жизнью и смертью. НИЧЕГО!!! Это медицинский факт - блокированные зоны памяти считаются практически убитыми, их нельзя вернуть в активное состояние никакими методиками или препаратами. Но я вспомнил Марию и сразу вспомнил все. Все, что было до Великой зачистки.
        В самом начале мы многого не знали, не было опыта ни у меня, ни у исследователей. Мы были энтузиастами. Нас было много, упрямых, любопытных, стремящихся открыть сокровенную тайну природы. Как это соблазнительно - уметь читать мысли другого человека на расстоянии. Для нас не существовало моральных барьеров, откуда им взяться, ведь мы все строители коммунизма, в наших сердцах горит светлый огонь, зло не наша стезя. Даже, если мы и научимся читать мысли другого человека на расстоянии, то только для того, чтобы спасти кому-нибудь жизнь.
        Наивные идиоты, желторотые юнцы, хладнокровные и жадные до открытий маститые ученые. Одни не знали, другие стыдливо закрывали глаза на то, откуда берутся деньги для столь масштабных проектов. Кто платит, тот и музыку заказывает, как гласит народная мудрость. Для тех, кто работал у нас, не составляло секрета, что все финансирование шло через оборонку, но кого, разрешите спросить, в нашей стране это пугало. Оборонка - это деньги, надежный заработок, уважение и почет, квартиры вне очереди.
        Но если ты решил, что эти блага тебя устраивают, значит должен принимать принятые в этой сфере правила игры. Если ты научишься читать чужие мысли, значит, будешь читать их именно там, где хранятся чужие секреты, военные секреты, государственные секреты. Ты будешь работать на тех, кто сейчас стоит у власти и дает деньги на эти исследования. Вот у них то точно нет никаких моральных барьеров. Власть не может позволить себе быть моральной и совестливой. Президент может верить в бога, но сотрудничать должен с чертом, потому как цели у них общие.
        Но мы верили в свое светлое предназначение и работали, не глядя на часы. Я считал себя исключительной личностью - ведь я был единственным среди толпы ученых, кто мог реально делать то, к чему они стремились. Я не задавался вопросом, а существуют ли подобные мне, некогда было задавать вопросы - темп был задан очень жесткий. Мы невольно участвовали в гонке, о существовании которой не догадывались.
        Сеанс за сеансом, обвешанный датчиками, под перекрестным прицелом психологов и аналитиков, я отвечал на тесты, вглядывался в мутные картинки своего сознания, пытаясь стабилизировать эффект проникновения. Что толку от спонтанного процесса - сегодня прочитал, а потом проходит неделя за неделей и тишина. Нужно узнать, как сделать этот процесс управляемым. Постепенно я подобрал ключик к своему сознанию, научился управлять собственными способностями, осознав причину проникновения в чужой мозг.
        Рассказывать сейчас просто, а тогда все узнавалось в первый раз. Слова «мыслеобраз», «синхронизация», «слияние» порождали мы сами, чувствуя себя творцами новых слов в великом русском языке. Выразить обычными словами ощущения в момент синхронизации просто невозможно. Мысли нельзя выразить набором слов. Слова - производные, огрубленный результат работы мысли. Образ неуловим, аморфен, растворен в миллионах нервных образования мозга. Его нельзя локализовать, сфотографировать, потому что у него нет конкретного места расположения.
        Нет в нашей памяти полочек и кладовочек - здесь воспоминания детства, здесь первая любовь. Все перемешано, перекручено, каждая нервная клеточка может участвовать в создании нескольких мыслеобразов, сплетая своими отросточками сеть связей. Оператор должен создать условия для возможности образования аналогичной сеточки в своем мозге, подстроить себя под источник и не потерять себя при этом.
        Синхронизация! В моменты невольного проникновения я неосознанно начинал сливаться с объектом проникновения, то есть копировал его жесты, взгляд, мимику, позу. Старался говорить так же, как он, иметь под рукой такие же предметы, чтобы чувствовать их на ощупь. Цепочка совпадающих ощущений складывалась в причудливую картинку и в какой-то момент эта картинка совпадала с аналогичным мыслеобразом объекта. Происходило слияние, я оказывался внутри его сознания.
        Если быть точным, то не оказывался внутри, а как бы становился тем самым объектом. Меня втягивало в его сознание, и я с удивлением любовался своим новым телом, ощущал несварение желудка и головную боль, сожаление от неудачного доклада руководству и заинтересованность при виде очередной короткой юбки. Синхронизация полностью соединяла меня с объектом приемником, я растворялся в его воспоминаниях и чувствах, жил его жизнью. Я становился им, теряя себя.
        Именно теряя. В первый раз, когда синхронизация удалась в полном объеме, ученым с огромным трудом удалось вытащить меня обратно. Для этого пришлось погасить объект-приемник ударной дозой снотворного. Только тогда я сумел обнаружить кусочки себя среди океана чужого спящего сознания. Обнаружить и понять, что нужно вернуться обратно, вернуться в себя. После того случая участники события без всякой улыбки встречали фразу «Вышел из себя, возвращаться не обещал!»
        Мы радовались нашим успехам, не до конца понимая последствий собственных успехов. С получением четкой синхронизации работать стало веселее, всех охватило невиданное воодушевление. Идеи витали в воздухе, и я старался попробовать все, что мне предлагали. В самом начале на полном серьезе мы зачитывались сочинениями Кастаньеды и пробовали с помощью мескалина и ЛСД усиливать синхронизацию, раскачивать сознание, подстегивать его наркотическим кнутом.
        Наше счастье, что вовремя остановились - привычка окунаться в наркотический туман могла подменить собой стремление усилить синхронизацию. В самом деле - попробуй докажи, что ты, сидя под кайфом, изо всех сил занимаешься программой эксперимента. Сидишь себе, витаешь в призрачных видениях, шагаешь по облакам, летаешь птицей, и дела тебе нет, что вокруг с напряженными лицами застыли десятки лаборантов, ученых, медиков, что стучат самописцы, компьютеры пишут в бездонные недра мегабайты данных.
        Мы многое не знали и поэтому были живы. Потом узнали. Узнали, что можно шагать через цепочку сознаний так же легко, как цапля по болоту и ловить своих лягушек очень далеко от места первичного проникновения. Тогда ОНИ испугались и сделали поспешные, но жесткие выводы. Вся цепочка, ведущая от верхушки к нам, была жестоко вырублена. Сверху донизу. Каждый нижестоящий получал приказ уничтожить своего начальника, потом приказ поступал к его подчиненному. Самых близких из контактирующих с нами - ученых, охранников, обслугу, даже случайно могущих иметь информацию о верхах, - уничтожали новые хозяева.
        ОНИ стали умнее. Никаких непосредственных контактов, полная обезличка, контакты посредством электронной почты, телефонов с измененной модуляцией. Никаких ниточек, никаких кочек в болоте. Ровная зыбучая трясина сразу же за сознанием лиц, непосредственно с нами контактирующих. Для большего ИХ спокойствия персонал следовало бы полностью уничтожить, чтобы максимально обезличить наши контакты. Но тогда некому будет нас лечить, кормить и охранять. Охранять, чтобы в случае опасности пристрелить - враг не должен получить нас ни в каком виде. Мы даже не бомба - мы полное разрушение ИХ власти, потому что знаем такое, чего никто знать не должен.

* * *
        Это было давно, бесконечно давно, два года тому назад. Усталость приходит вместе с опытом. Я еще не научился отстраиваться, подавлять ненужные участки активной памяти. Самое интересное, никто не знает можно ли этому научиться, но все верят в эту возможность. Не верить нельзя, иначе становится страшно. А страх вызывает желание умереть, заставить замолчать тысячеглавого монстра, порожденного тобой самим.
        Но умереть нам нельзя - за спиной клятвы, документы, жизни близких людей. Случайно погибнуть можно, хотя результат тот же и мы знаем об этом. Знаем, чтобы никакая случайность не сыграла нам на руку. Мы повязаны со всех сторон, как мухи в паутине. Я даже толком и не знаю, кто мы, но нас несколько - это факт, - и все в одинаковом положении.
        Мария была моим первым куратором, ангелом в белом халате. Я влюбился в нее с первого взгляда, но в ее чувствах никогда не находил ответной реакции. Она улыбалась мне, смеялась моим шуткам, с удовольствием и терпением выслушивала мои рассказы о путешествиях в мире чужих сознаний. Заглядывала в мой дневник через плечо, когда я делал заметки, и ее волосы волнующе щекотали мою шею. Я считал, что она отвечает мне взаимностью, что для нее не секрет моя влюбленность. Разве она не видит искреннюю и нежную любовь в моих глазах? Неужели она не слышит ее в моих словах? У меня не было сомнений, и я был счастлив.
        Поначалу мне казалась кощунственной сама мысль о том, что я могу проникнуть в ее сознание, настолько священна для меня была эта любовь. Любовь не была для меня первой в жизни, но именно в тот момент я считал ее самой настоящей, самой искренней. Ожидание встречи, разговор с ней, воспоминание о том, как она была одета, и не делалось ли это специально для меня - вот мир моей любви. Я купался в ее потоке, радуясь, что могу любить.
        Единственный вопрос отравлял мою счастливую жизнь, делал любовь какой-то ущербной, ненормальной, детской - отвечает ли она мне взаимностью? Это так легко узнать, стоит только разочек заглянуть ей в душу, но я отгонял от себя эту дьявольскую мысль. Отгонял, но она возвращалась всякий раз, как мы расставались с Марией. Она уходила, щедро раздавая улыбки и воздушные поцелуи многим, не выделяя меня особо из прочих.
        Постепенно я привык к той легкости, с которой чужие тайны раскрывались передо мной. И однажды не смог удержаться, черт попутал, неизвестность показалась особенно ужасной - я сорвался. Одним прыжком я оказался в ее сознании, для синхронизации давно все было готово. Осознав содеянное, я дернулся было, чтобы удрать, убежать, забыть, но не смог. Увиденное заворожило меня своей хирургически беспощадной жесткостью.
        По-своему она меня тоже любила, но больше, как подопытную мышку. Мышку, которая радует экспериментатора, правильно угадывая, на какую педальку нужно надавить, чтобы получить кусочек сыра. Она не была бездушной или холодной. Ее жизнерадостный смех часто разряжал накаленную обстановку тупиковых споров, она умела найти теплое слово для каждого, могла разговорить даже заику-паралитика. Она умела быть душой компании, хотя все в ней было подчинено работе, стремлению к успеху. Она использовала свои способности объединять и примирять, чтобы ничто не мешало ее движению вперед. Все окружающие люди просто служили ее целям, поэтому она была с ними мила и приветлива.
        Я чувствовал себя ужасно, мне казалось, что я сам виноват в том, что она меня не любит. Я искал для нее оправдания, но все они оказывались несостоятельными перед лицом факта - Мария любила только свою работу и ради нее готова была улыбаться хоть черту. Я вытравливал из своего сердца любовь к Марии несколько недель. Все это время бросал на нее грустные взгляды исподлобья, словно обвинял в предательстве, пока однажды она не поинтересовалась моим здоровьем.
        - Сеня, мне кажется, вам нездоровится! В последнее время вы выглядите утомленным. Может, сегодня мы закончим пораньше? Хотите, выпьем кофе, послушаем музыку у меня в комнате? Вы какую музыку больше любите? - спросила она голосом, полным теплоты и заботы.
        Как же, я нарушал ее планы, срывал график, нужно сделать все, чтобы «мышка» пришла в норму. Тогда мне пришла в голову шальная мысль подловить ее на этой страсти и поставить ультиматум - ночь любви за отличное здоровье до конца эксперимента. Чем плохо? Как вы со мной, так и я с вами! Потерянная любовь требовала отмщения, немедленного и неотвратимого. Сейчас или никогда, заставь ее на себе испытать страх «мышки», почувствовать, что тебя используют. Используют, как продажную женщину - секс в обмен на возможность продолжения экспериментов. Узнай, как это ужасно, Мария! Идея вызвала в моем взгляде столь неадекватную реакцию, что Мария не на шутку встревожилась.
        - К черту кофе, - буркнул я раздраженно, - и музыка мне ваша не нужна. Я лучше спать пойду, голова разболелась.
        - Голубчик, вам срочно нужно пройти обследование, - тотчас же обеспокоилась она, смирившись с потерей времени, ради спасения всего проекта, - давайте прямо сейчас в медблок, девочки вернут вас к жизни! - она ласково погладила мою ладонь.
        Меня как током пронзило, столь могучая синхронизация рванула мое внутренне око в ее душу. Я летел на крыльях надежды, на краткое мгновение мне показалось, что я был к ней несправедлив, что именно сейчас увижу в ее сердце глубоко спрятанную любовь. Я моментально придумал легенду о том, что она пожертвовала своей любовью ко мне, чтобы сделать эту работу.
        Она жертва, а не охотник, я был к ней несправедлив - кричало мое сознание, влетая на крыльях любви в ее душу. Холод и мрак, лед безразличия и безжалостный жесткий свет профессионального интереса, жалость о бесполезно потерянном времени, мысли о том, чем заняться в период вынужденного простоя - это все, что я смог найти в ее холодном сердце. Моя любовь угасла, отморозила крылья, задохнулась в вакууме.
        Тогда я решил для себя, что любить такого урода, как я просто немыслимо. Напрасно я терзаю себе сердце, надеюсь на нежные чувства и свадебный кортеж. Подумай, кто ты и кто она?
        Ты сенс, телепат, охотник за чужими мыслями, взломщик сознаний. Твоя задача в мгновение ока узнать все, что человек скрывает от других, а порой и от самого себя. Ты узнаешь о нем всю подноготную, перетряхиваешь грязное белье на пыльных чердаках его памяти. Поневоле становишься свидетелем постыдных событий в жизни человека, о которых он не хочет не то что говорить, но и вспоминать. Чтобы получить все это, тебе достаточно мгновения.
        Мария - обычный человек, женщина, умница, красавица, специалист с прекрасным будущим. Она может заблуждаться, подолгу беседовать с другим обычным человеком, выпытывая у него тайны и сплетни. Этот разговор приносит ей удовольствие не информацией, которую она получает, а самим процессом. Женский разговор сродни охоте кошки за мышкой - подолгу подкрадываться, прикидываться равнодушной, делать выпады и, наконец, заполучить мышку в коготки. Потом поиграть с ней, демонстрируя собственную ловкость и силу, отпустить и сделать вид, что жертва тебя совершенно не интересует. Снова набросится, как только жертва получит надежду на спасение. И так играть, пока не пресытишься игрой.
        С точки зрения Марии ты лишаешь ее этой радости, более того беззастенчиво вламываешься в святая святых любого человека - ее мысли, память. Девушка с трепетом ожидает того мгновения, когда мужчина в первый раз увидит ее наготу, прикоснется к самым потаенным интимным местам, проникнет в нее, неся наслаждение и боль.
        Но проникновение в память страшнее и ужаснее наготы, это нагота в квадрате, в кубе. Нормальный человек ни за какие коврижки не согласится даже на краткое мгновение добровольно впустить кого бы то ни было в собственную память. А ведь Мария нормальный человек. Почему тогда ты решил, что она может тебя полюбить, зачем тебе ее любовь?
        Может быть, вся история любви к Марии изначально была глупостью, а быть может естественной реакцией на неожиданные перемены в жизни. Я инстинктивно выбрал себе привязанность, чтобы сердце не разорвалось от душевной пустоты.
        Потом началась Великая чистка и Мария ушла из жизни, мою память заблокировали, чтобы нежелательные воспоминания не мешали работе. Заблокировали не всю память, а только маленький кусочек ее, связанный с событиями до и во время чистки. Я не должен был вспомнить Марию. Я не мог вспомнить чистку. Меня заставили вспомнить ЭТО, заглянув походя в совершенно закрытую область памяти.
        Кто это был, был ли вообще, не плод ли это усталости и постоянного напряжения? Я запросто мог придумать Марию и собственные переживания, с ней связанные. У меня нет веских доказательств, что внезапно ожившие воспоминания реальность, а не плод больного воображения.
        Если я уверен, что в моей памяти копались, пока я отслеживал клиента, значит группе Альфа грозит опасность быть уничтоженной прямо во время операции. Но если я просто нервничаю, если серая рыбка плод моего больного воображения, то я лишаю группу единственного шанса получить артефакт. В следующий раз артефакт планируется использовать в боевой установке, а значит, шансы моей Родины выстоять в войне снижаются до нуля. Я должен принять решение.
        К черту! Это не мое дело, эти угрюмые ребята из спецназа каждую минуту готовы к смерти. Их воспитывают, вдалбливая потом и кровью - выполни поставленную задачу или умри. Кто я такой, чтобы на основании бредовой догадки останавливать спецов? В мозгу копошилась трусливая мыслишка - если с группой что-то случится, я буду точно знать, что кто-то меня взял на прицел. А пока мне нужно защитить себя, свой мозг, свою память - это важнее жизни десятка рядовых исполнителей.
        Легко говорить о героизме, когда это не касается конкретно твоей шкуры. Можно порассуждать на тему народных героев, пожертвовавших собой ради спасения других. Но скажите честно, самому себе, без свидетелей, глядя на приближающийся с огромной скоростью грузовик - готовы ли вы ради спасения жизни других немедленно броситься под его колеса? Нет? Тогда вы меня поймете, не герой, не храбрец, нет во мне гонора, есть простое, свойственное каждому живому существу, желание выжить, спасти себя драгоценного для своей будущей жизни, долгой и безоблачной.

* * *
        Постаравшись затолкать поглубже гаденькое чувство вины, я быстро накатал отчет куратору, опустил несущественные детали, зашифровал и скинул в почту. Отчет прежде всего, информация должна уйти, чтобы начать работать. Информация - это энергия, отправная точка, основа любой работы. Оперативники выходят на объект, с риском для жизни добывают основу для синхронизации, доставляют ее мне и я должен завершить этап получения информации. Должен ответить на вопросы, ради которых некоторые лишаются здоровья и жизни.
        Мне хорошо сидеть в теплой комнате, за тысячи верст от опасностей под охраной батальона спецназа. Нет нужды соваться под пули, и страдать под пытками. По крайней мере до сих было хорошо, пока не получил щелчка по носу от такого же урода, как сам. Нет, урод неприятное слово, пусть лучше мы будем гениями, вершиной развития homo sapiens, началом новой расы homo senses. Понесло, раздухарился, как глухарь на токовище. Не зазнавайся, Сеня, будь скромнее, как любила говорить моя бабушка.
        Каким образом он меня зацепил, как синхронизировался? Чтобы знать, как защищаться, нужно определить способ нападения. Я не знаю противника, он меня тоже. У нас нет основы для синхронизации. Или есть?
        Я никогда не контактировал с другими психосенсами. Совершенно случайно, скорее по привычке, чем по убеждению, нас сразу разделили по отдельным исследовательским комплексам с самостоятельными бригадами сопровождения. Совершенно случайно в разных бригадах не было лиц, контактировавших с другими бригадами. Их набирали из различных источников.
        В каждую бригаду входили охранники, врачи, диетологи и кулинары, ученые разных профилей, безопасники, аналитики. Врачей и ученых ловили на «интерес», обещая феноменальные исследования по их профилю, полное финансирование и материальные блага, как во время работы, так и особенно после ее удачного завершения. Всем прочим просто отдали приказ, погрузили в наглухо закрытые транспортные средства и кружными путями забросили на точки.
        Эту информацию я случайно «подцепил» в голове одного из проверяющих буквально сразу после зачистки. Проверяющий вспоминал, сколько это все создавало трудностей, хотя такой подход однозначно способствовал сохранению тайны. Так поступали всегда, когда дело касалось секретов с грифом «Только для группы А». По этой причине на проблемы плюнули и подготовили пятнадцать бригад. Десять для работы, две для оперативного усиления объектов, подвергшихся нападению и три для зачистки всех остальных бригад по окончании исследований. Меры не казались проверяющему избыточными, особенно, если учесть с какими объектами бригады имели дело.
        Я узнал тогда общее количество таких, как я и понял, что не только у меня нет обратной дороги. Я понял, что таких как я, будут беречь до последнего. Жертвуя всеми, будут спасать меня и мне подобных. И только в крайнем случае меня ликвидируют, потом ликвидируют ликвидаторов и тех, кто непосредственно получил и отдал приказ о ликвидации. Цепочка должна быть разорвана надежно.
        Я узнал, что проверяющий полностью отдавал себе отчет в том, что именно его уберут первым, но он был солдатом старой школы. Такие не пугаются и не ищут запасной аэродром. Закусив губу, они прут на амбразуру дзота и закрывают ее своей грудью. Потому что так надо, потому что так они служат Родине, потому что другой дороги для себя не знают.
        После окончания комплектации базы он зашел ко мне в комнату, скорее похожую на тюремный бокс, чем на жилище свободного человека. Он не мог вызвать меня к себе - я никто, меня нет в природе. Но в рамках общей проверки базы он имел полное право зайти в каждое помещение. Именно в рамках, потому что вся проверка была затеяна ради этого трехминутного визита.
        Он вошел один, приказав сопровождающим дожидаться снаружи. Плотно прикрыл дверь и молча посмотрел мне в глаза. Он не сказал ни слова, потому что он знал ТАЙНУ, хотя по всем правилам знать ее был не должен. Считалось, что он вне игры, на общих правилах, ему доверили оснастить обычный объект повышенной секретности. Он не должен был знать обо мне ничего, кроме имени и фамилии, ну разве что номер продуктового аттестата. Но он знал. И это многое меняло.
        Именно потому, что он знал, ему не нужны были слова. Все нужное я прочитал в его сознании. Большими буквами там было написано «УРОД! СВОЛОЧЬ! УБИЛ БЫ, ДА РУКИ КОРОТКИ!» Далее мелким текстом нетрудно было прочитать: «Мне не нравится вся эта затея. Это оружие ударит по нам самим. Если таким, как ты позволить расплодиться, жизнь потеряет смысл. Ты знаешь, как страшно, когда тебя выслеживают, подслушивают, подстерегают. Когда твою жизнь окружают молвой, слухами, клеветой. Но всегда оставалось святое право на свободу мыслей. Не свободу высказывать мысли, а именно свободу мыслить и верить во что-то светлое. Верить вопреки партии и уставу. Ты и тебе подобные отбирают у нас эту свободу! Когда-нибудь ты поймешь, что впереди тупик, стена, а в затылок упирается ствол. У тебя еще есть возможность выбора, хотя ты к этому не готов. Ты еще не волк, но уже не щенок. Не дай тебе бог, стать бешеным псом!»
        Он стоял и смотрел мне в глаза. Три минуты. Три минуты, показавшиеся мне вечностью. Я не знал в тот момент ничего о чистке, потому что моя память уже была заблокирована. Меня оградили от ненужной информации. Для меня его слова показались в тот момент кощунством, покушением на святое - ведь я боролся с врагом, покушающимся на нашу Родину. И все-таки его мысли заронили в меня искру сомнения. Я моргнул, «дочитав» его послание до конца, и он понял, что оно дошло по назначению. Проверяющий молча отвернулся, открыл дверь и продолжил инспекцию каждого помещения.
        Кроме неприятного ощущения в моей памяти осталось понимание, что каким-то неведомым способом проверяющий открыл для меня только один небольшой участок своей памяти. Я инстинктивно старался в момент синхронизации расширить рамки своего «зрения», но меня словно заперли в маленькую черную комнату без окон и дверей. Как он это сделал, осталось для меня загадкой. Случайной ли была «утечка информации» при таких его способностях?
        Скорее всего нет! Мне разрешили узнать определенную информацию, чтобы… я мог определиться со своим местом в этой жизни и своей ролью в эксперименте. Мне дали намек, что я не слепое орудие и не обязан следовать чьим-то установкам. Всегда есть выбор… Иной раз лучше умереть, чем делать то, что от тебя требуют.

* * *
        Спокойно, дыши ровно, глубоко, расслабься! Вдох, задержать дыхание, выдох, задержать дыхание. Вспоминай! Еще разочек прыгаем к последнему клиенту, быстро прислушиваемся и назад. Тишина, мрак, нет поклевки. Еще раз, чуть дольше держим контакт - результат тот же. Меняем тактику. Заставим клиента внезапно и сильно вспомнить что-нибудь особенно неприятное, эмоционально окрашенное. Для психосенса - это как пожар в лесу, зенитный прожектор в глаза. Прореагируют все, по крайней мере «оглянутся», чтобы проверить, не связано ли возмущение с контролируемыми ими объектами.
        Контакт, картинка, мутим водичку, усиливаем картинку, заставляем клиента почувствовать воспоминание на осознанном уровне. Есть, клиент «мигнул» - вспышка, дай бог, не ослепнуть. Сразу же постороннее внимание рванулось в мою сторону. Я почти поймал его, но он успел убрать следы присутствия и вырвал хвост из моих зубов. Хитрая бестия.
        Эй, ты кто? Мы одной крови - ты и я! Я друг, я не сделаю ничего, что бы могло нанести тебе вред! Нашим хозяевам нужна смерть, власть, деньги, но нам этого не нужно. Отзовись, неизвестный! Давай дружить! Тебе не надоело одиночество?
        Легкое колыхание на границе восприятия психополя и снова тишина. Он слышит, он знает, что это именно я, но молчит. Сделаем еще попытку. Я широко распахиваю свое сознание, тянусь к нему, демонстрирую самое искреннее доверие и надежду.
        Черт!!! Что это было? Мозг едва не расплавился от мощного воздействия. Он АТАКОВАЛ меня! Сволочь, урод! Он собрал в кучу все мои самые яркие эмоции и смешал из них компактную эмоциональную бомбу. Я одновременно пытался умереть от счастья, радости, любви, страха и ненависти. Это нечестно, так нельзя, копошились в черноте взорванного сознании ошметки обиженных мыслей.
        Мыслей маленького ребенка, обиженного более сильным, ребенка, у которого отняли игрушку или конфету. Защищайся, придурок, пришла злая мысль от более взрослой части сознания, той которая приучена бить в морду кулаком, стрелять во врага из пистолета. Да, да, нас и этому учили. На всякий случай, если придется с оружием в руках отбиваться от противника, защищать базу и свою собственную персону.
        Но здесь нет врага, в которого можно выпустить обойму из пистолета или полоснуть по горлу ножом. Я не знаю, как защищаться от ЭТОГО, нас этому не учили, заорал я мысленно. И тут же был снова атакован. Теперь он собрал в кучу всю боль, испытанную мной в жизни и усилил ее непонятным мне способом. Боль согнула меня дугой, вывернула наизнанку, я почувствовал страх.
        Страх загнанного животного, беспомощного перед беспощадным хищником. Атакующий умудрился вытащить из моего подсознания родовые муки, когда голова сминается и плющится, проходя по родовым путям. Он заставил меня почувствовать себя жалким червяком, извивающимся под каблуком незримого и безжалостного великана.
        В голове взрывались ядерные бомбы, пронзая все тело до самых пяток мучительной болью. Гремели колокола, стукая меня своими звонкими боталами по кумполу. Трещали звонки гигантских телефонов, вкручиваясь в мозг раскаленными шампурами. Проносились курьерские поезда, стуча колесами прямо по голове. Горящие самолеты с ревом падали на меня и взрывались с грохотом, разнося мой мозг на мелкие кусочки.
        Из меня вили веревки, мной управляли, как марионеткой, меня наказывали методично и жестоко, а я не мог ничего противопоставить этому злу. Я даже не чувствовал его присутствия. Я не мог засечь момента, когда он впивался в мое сознание, чтобы начать подготовку к очередной атаке.
        И все-таки в его издевательстве был определенный ритм. Он атаковал мой мозг каждые пять минут, как по хронометру. Потом наступил длинный неожиданный перерыв, похоже мой мучитель отвлекся на обед. Ну, надо же, он еще и обедает, сволочь! От мыслей о еде меня лично мутило.
        Я по кусочкам собирал себя из того, что совсем недавно было моим сознанием. Как призрак, я бродил по пепелищу собственного сознания и грустно убеждался, что меня поимели в полном смысле этого слова. Враг не сумел выкачать мои хранилища, но существенно изуродовал их. Пройдет несколько часов, он отдохнет, выспится, наберется сил и добьет меня окончательно. Ему некуда спешить, он король ситуации. Думай голова, думай, шапку куплю!
        Легко сказать, думай! А если голова болит, как после тяжелой пьянки? Вот только пьянки не было. Лучше бы напился, было бы неприятно, но понятно. А сейчас не знаешь, чем то похмелье выгнать. Тут стандартный клин не сработает, а тот клин нам не нужен.
        Бум-м-м, бум-м-м, бум-м-м, господи, неужели снова? Не хочу, не буду, оставьте меня в покое, я не сенс, я обычный деревенский дурачок, идиот с большой буквы! Не нужно так стучать меня по голове, это же не бочка!
        - Вообще-то это в двери стучат, - голосом полным сочувствия отозвался оптимист.
        - Ты думаешь, он понимает, о чем идет речь? Ему сейчас козу покажи, он в штаны наделает от страха. Козя, козя, козя! - издевался пессимист, явно довольный моим состоянием, - Раньше нужно было думать, до того как очертя голову сунулся в это болото.
        - Не понял, - с трудом ворочая тяжелыми жерновами мыслей, пытался я ухватиться за кончик спасительной ниточки, брошенной мне моими вечными спутниками, - к-к-какой еще стук в дверь? Кому стучат в дверь? Зачем?
        - Догадайся с трех раз, сколько дверей в этой комнате? Естественно тебе стучат! Я бы на твоем месте открыл.
        - Он откроет, как же, ему бы только слюни пускать от жалости к себе и в шкафу спрятаться.
        Бум-м-м, бум-м-м, бум-м-м. Ага, теперь я и сам осознал, что стучатся именно в мою дверь. Только кто может ко мне стучаться, тут так не принято, да и нет на базе ни одного желающего вот так вот запросто прийти ко мне в гости и тарабанить в дверь. Делать нечего, с трудом оторвал себя от кровати и потащился к дверям.
        Перед дверью обнаружился молодой, рыжий парень в синем комбинезоне технической службы с аккуратным черным дипломатиком в руках.
        - Чего нужно? - не очень любезно встретил я гостя.
        - Так это… запрос поступил, что у вас это… телефон не работает, так я это… чинить пришел, - расплылся он в довольной улыбке.
        Вот же морда, сперва по башке мне тарабанит, потом шутки дурацкие шутит, котяра рыжий.
        - Кто тебе сказал, что у меня телефон не работает? Шутки шутим? Сегодня не первое апреля! Я лично никого не вызывал!
        - Из диспетчерской позвонили, так я это… у меня и наряд есть, мы ведь это… без вызова не ходим. Мы понимаем, у нас это… порядок, во! - громко, словно докрикиваясь до безнадежно глухого, жизнерадостно заорал техник.
        - Быстро! Иди, смотри, чини, делай, что нужно, только тихо! Я понятно выразил свои мысли? - откинув всяческий этикет, неприязненно спросил я.
        - Чего не понять, мы это… работаем тихо, инструмент у нас это… - он продолжал болтать, раскладывая инструменты на столике возле телефона, - хороший у нас инструмент. Телефония, она же это…
        - Ты молча работать умеешь? - прижав к голове мокрую холодную тряпку, с тоской спросил я назойливого техника.
        - Так скучно же. Я в этом секторе отродясь не был, чего тут чинить? - охотно отозвался техник очередной очередью слов, - Отродясь у ассен… извиняюсь, в вашем секторе ничего не ломается, потому мы это… сюда не ходим. А интересно узнать бывает, это… как оно работа-то ваша? Я бы это… в жизть не пошел бы на такую работу, как же, извиняюсь, к такой работе отношение получают? Учат где или как?
        - Или как… - обреченно пробормотал я, - с телефоном что?
        - Ничего с телефоном, он у вас это… нормальный телефон. Алло, диспетчерская! - неожиданно заорал рыжий в трубку.
        - Чтоб ты сдох! Ты чего орешь, идиот?! - я сполз по стенке от грохота, который гулким эхом вспарывал мой мозг.
        - Извиняюсь, - прошептал он еле слышно, прикрыв трубку телефона, - Все починено, диспетчерская, наряд 196 закройте, я дальше пошел.
        Он осторожно положил трубку на место, собрал инструменты, стараясь не звякать лишний раз, и вышел, пятясь задом.
        - Всего хорошего, вы это… аспиринчику выпейте, оно это… после этого дела, - он щелкнул себя пальцем по горлу, - сильно способствует. Хотя конечно лучше рассола никто ничего не придумал. Только где же его взять тут? Монастырь!
        - Выпью! Таблетку, рассолу, яду, все выпью! У тебя все? Расписаться нужно? - я довольно бесцеремонно выталкивал его за дверь.
        Господи, какая тишина, какое блаженство, как мало нужно человеку для счастья. Немножко покоя и тишины. Как хорошо было Робинзону Крузо на своем необитаемом острове - я тоже хочу сейчас на маленький необитаемый остров. Только море и шум ветра и никаких телефонов и стука в дверь.

* * *
        Дз-з-з-з-инь… Накаркал.
        Звонит телефон. Точно, это не в голове, это обычный телефон. Сними трубку и постарайся не выдать своего состояния дрожащим голосом и безликим разговором. Ты поработал, ты хорошо поработал, ты умный, сильный, удачливый и сейчас звонят, чтобы выдать тебе очередной пряник. Хотя…
        - Алло! Слушаю! - бодро с улыбкой на губах отвечаю я в трубку. Улыбка - обязательный атрибут телефонного разговора. Ты улыбаешься, а твое настроение проецируется собеседнику.
        - У вас все в порядке? Работа прошла без проблем? - ровным тоном интересуется куратор.
        - Да, все чисто, клиент даже не почувствовал контакта. Что-то не так? - изображаю я легкий интерес и почти возмущение.
        - Нет-нет, все в порядке! Премиальные как обычно, плюс дополнительная премия за важность решенной задачи. Отдыхайте, будьте готовы к следующему заданию в самое ближайшее время! - как-то слишком поспешно успокаивает меня куратор, не пытаясь задать прямого вопроса.
        - До свидания! - прощаюсь я с нескрываемым вздохом облегчения.
        - Всего хорошего! - сухо отвечает куратор и вешает трубку.
        Гудков в трубке нет. Тут вообще никогда нет гудков. Ты подымаешь трубку, тебе отвечают. Если десять секунд нет ответа, значит, трубку можно положить. Абонента уведомят о твоем интересе к нему и он, при необходимости перезвонит. Очень разумно, удобно, но как-то не по-человечески.
        Поговорили. Голос безликий, серый, явно искаженный кодером. По такому голосу сложно синхронизироваться, практически невозможно. Практически. Но в этом случае контакт получился. Получился, потому что мы думали об одном и том же. Я предполагал, а он знал, четко знал - группа Альфа попала в засаду и была полностью уничтожена. Они даже не подошли к сейфу, их уничтожили на подходе, всех сразу. Группа снайперов стреляла как в тире. Мне было страшно, я хотел узнать больше, но наученный горьким опытом, не стал лезть глубже. Вдруг и у нас появились такие же волкодавы, из породы которых мой недавний мучитель.
        Почему он сразу не пресек моего контакта с клиентом? Почему ждал до последнего? С какой целью ждал финиша? Неужели ему было все равно, узнаю я что-то или нет? Судя по силе его атаки, это не просто сенс, это суперсенс. Нас такому не учили. Но если он так силен и опытен, почему он позволил мне проникнуть столь далеко в своих исследованиях?
        Его задача - ментальная охрана, он должен был перехватить меня сразу, как только я проявил интерес к его подопечному. Но что-то ему помешало. Не железный же он, может быть голова заболела, а может быть отвлекся на чемпионат по футболу. Он меня прозевал, это однозначно, и обнаружил свою промашку в самом конце сеанса, когда все данные уже были получены.
        Он вышел на меня по той простой причине, что мы были одинаково синхронизированы на одного подопечного. В какой-то момент он уловил дополнительную энергию и развернул свои ловчие щупальца пошире. Я не знаю, каково это почувствовать третьего в сознании, что происходит с тобой, когда складывается три синхронизации, но для него это явно было не в новинку.
        Проклятая секретность, если бы можно было работать вместе с остальными нашими сенсами, сколько нового мы бы узнали еще тогда в период исследований. Но поздно махать кулаками после драки. Сейчас я даже не успею стронуть с места махину нашей надстройки, чтобы она приняла решение о новых действиях.
        Хотя главная причина моего бездействия скрывается в другом. За эти два года я четко осознал для себя - если что-то пойдет не так, нас сперва ликвидируют, а потом займутся подсчетами убытков. Поэтому временно я обречен оставаться в одиночестве. Я не трус, но собственная шкура мне дорога как память. Если бы можно было предупредить ребят о возможной опасности, я бы, не задумываясь, сделал это. Но…
        Никто, кроме куратора, не знает о моем истинном назначении и значимости для базы. Хотя, если быть совсем честным, и он не до конца посвящен в тайну. Для него достаточным знать, что я использую некую секретную технологию для чтения мыслей на расстоянии. Это легко укладывается в мозги, подготовленные многолетней болтовней на тему телепатии. Что за технология, есть ли для этого специальная аппаратура или лекарства - он не знает и не должен знать. Это не его уровень допуска.
        Обо всем знают только я и ОНИ. Но весь фокус как раз и скрывается в том, что я не знаю кто именно ОНИ. Цепочка обезличенных контактов, надежная охрана объекта в целом, четкие инструкции обеспечивают сокрытие тайны и прикрытие меня, как от внешнего нападения, так и от желания сбежать.
        Я серая рыбка в чужой памяти. Я серая мышка на этой базе. Мое присутствие не афишируется и контакты со мной не приветствуются. Я нечто вроде прокаженного, политического изгоя, ненормального с неустойчивой психикой, блажь начальства. Блажь не обсуждаемая, обсуждение опасно для зарплаты и здоровья. Куратор - единственный человек, который общается со мной по долгу службы. Он единственный, кто хотя бы отчасти знает мою истинную природу и только он может отдавать мне приказы. Для всех остальных я никто.
        По легенде я нечто вроде ассенизатора, но не простого ранга, а секретного. То есть мне доверено чистить клозеты службы безопасности. У них, видите ли, милостивые господа, крыша на секретности совсем поехала. По этой причине даже дерьмо их считается секретным продуктом. К тому же туда может случайно упасть секретный документ, произойти утечка информации. Да вообще, вы просто мало в этой жизни узнали, раз никогда не задумывались, сколько сверхсекретных сведений можно выудить через слив канализации.
        К тому же на базе незримо присутствует табель о рангах. Незримо, потому что никто его вслух не обсуждает, но с каждым работником проводится соответствующая беседа. Суть этой беседы проста как лапоть: «Цвет вашей униформы определяет все на этой базе: с кем вы общаетесь, в каком секторе пищеблока питаетесь, по каким коридорам ходите. Не дай вам бог перепутать секторы! Наказание немедленное - на первый раз лишение премии, второго раза не бывает. Почему? А вы подумайте!»
        Упаси господи, никто никого не запугивает. Только рекомендации. Общая обстановка на базе должна быть доброжелательной и творческой. Ничто не должно мешать основной задаче. Если Петров обидится на внутренние порядки и затаит невысказанную обиду, то вольно или невольно он начнет мешать работе. Мелкий саботаж, скепсис вместо энтузиазма, высмеивание коллег, распускание слухов. Вся эта пена разрушает общий поток, превращает его в путаницу мелких и крупных водоворотиков, тормозит движение идей и мыслей. По этой причине довольно солидный штат психологов внимательно следит за социальным микроклиматом на базе.
        Цветная дифференциация не мозолит глаз, раскрашивая стены в веселый яркий узор. Цвет не навязчив, но из поля зрения не выпадает. Куда бы взгляд не уткнулся, там ты обязательно увидишь цветной указатель. В столовой сегменты выделены цветом и отгорожены прозрачными пластиковыми перегородками от прочих сегментов. Перегородки невысокие, от силы метра полтора, но разговор, негромко говорящих людей, в соседнем секторе не слышен. Ни к чему это - знать, о чем могут говорить специалисты соответствующего профиля.
        Смешно скажете? Что может быть секретного в работе ассенизатора? Кто на сколько задание перевыполнил и какие ароматы при этом его волновали? Напрасно смеетесь. При должной сноровке можно выяснить какие коммуникации сообщаются, сколь часто (читай сколько человек живет) необходимо опорожнять систему в таком то блоке, где отходы бывают специфическими (а не лаборатория ли это?).
        Если от безобидного ассенизатора можно получить такую ценную информацию, то сколько ее можно получить от аналогичного работника, прикрепленного к особому отделу? Отсюда и отношение ко мне - не жмись к дерьму, не замараешься; подальше от безопасности - живешь без опасности! Обедаю я, конечно же в секторе технической службы, но столик у меня особый, свой - привилегия, однако. Так и живем, бродим как зомби по своим коридорам и уровням.
        Вы не ослышались, именно уровням. Думали, раз под землей живем, так избушка в три наката и землей присыпана. Комплекс уходит в землю на несколько этажей, сколько точно, никто не знает. Для всех перемещений между уровнями есть лифт - заходишь, нажимаешь нужную тебе кнопочку с соответствующим цветом и едешь куда-то. Мягко так едешь, без толчков, рывков. Не поймешь толком, то ли вверх, то ли вниз, а может и в сторону куда везет тебя умная кабинка. Двери открываются, и выходишь в свой мир.
        Один выходишь, потому что лифт рассчитан на одного человека. Если ты механик, то на уровне технического обеспечения, посреди труб, проводов, пара и гуда электрических трансформаторов. Медицинский работник - прямо в приемном покое окажешься, иди себе, режь подопытных кроликов, смотри в глаза умирающим мышкам, спрашивай таких как я: «Что вы чувствуете, если я пропущу через вас ток вот в таком направлении? А если вот так? Попробуем увеличить напряжение! Не беспокоит? Эй, пациент, очнитесь, вы мне эксперимент срываете!» Конечно, для меня эта пора осталась далеко за спиной, теперь я довольствуюсь обществом видеоконсоли, библиотеки и душещипательными беседами с куратором.
        Собственно говоря, куратора я никогда не видел вживую. В том смысле, что визуального контакта с ним у меня никогда не было. Он звонит мне при необходимости по телефону, используя конвертер голоса. Таким образом, я не могу подобрать к нему ключик и просканировать его. Значит, единственная ниточка выводящая меня на НИХ для меня недоступна. Остается вероятность, что я могу выйти на него случайно, встретив в коридоре, в столовой или бассейне. Но случайностей не бывает, потому что мой график ему известен досконально.
        Вся моя жизнь как бы поделена на жизнь до и после чистки. Если до нее у меня еще пряталась в уголках сознания надежда, что все это не настолько всерьез, как было сказано, то после я понял - мышеловка захлопнулась. Коготок увяз и всей мышке пропасть. Сейчас от судьбы проекта, от того смогут альфовцы добраться до артефакта или нет, зависит и моя собственная жизнь. В случае неудачи никто не будет искать самую виноватую мышку, прихлопнут весь крысятник разом.
        Время еще есть. Провал группы - это не конец всему. Для провала существует масса причин, от провала никто не застрахован, кроме нас. Так считалось до последнего момента. Но о последнем моменте еще никто не знает. Нужно спешить, осталось не так уж много времени, чтобы найти способ защиты, а лучше бы и научиться контратаковать. Думай, думай!
        Большого слона лучше есть по частям, чтобы не подавиться. А мой противник, похоже, очень большой слон. Во-первых, нужно его найти, научиться чувствовать его приближение. Во-вторых, понять, как именно он исполняет атаку. В-третьих, что я могу ему противопоставить? В-четвертых… В-пятых… В-шестых… Довольно планировать, успеть бы справиться с первыми тремя пунктами.
        Я попался на одинаковой синхронизации. И он и я продолжаем иметь в запасе эту синхронизацию, но пока он не вытащит ее из запасников, я не смогу его подловить.
        С другой стороны он только что синхронизировался со мной напрямую. Пусть он меня поимел, но не может такого быть, чтобы я автоматически не установил обратный контакт. Это происходит на уровне подсознания, мы стараемся автоматически подстроиться к любому, с кем имеем контакт. Просто так, на всякий случай. Это все равно, как вы идете по улице и прислушиваетесь к разноголосому гомону, вылавливая из потока слов отдельные разговоры. Мы не делаем из таких контактов постоянных хранилищ, но подсознание фиксирует самую основу синхронизации, самый ее маленький кусочек, который поможет потом, при необходимости, быстро установить контакт до полного уровня.
        Нужно основательно покопаться в мешанине обломков памяти, чтобы разыскать след этого подонка, обмусолить его с разных сторон, приготовиться к атаке или превентивному удару по врагу. Сказать легко, попробуй сделай. Легче найти иголку в сотне стогов сена, чем один маленький кусочек воспоминания в хитросплетениях памяти. Тем более, когда ее пропустили через мясорубку. И все-таки поищем. Потому что другого выхода у меня нет. Другой выход - смерть.
        Для начала быстро убираем в сторону все более-менее знакомое, расчищаем подходы к основной свалке. Теперь строим фильтр, осторожно вспоминаем свои ощущения во время атаки. Не хочется, страшно даже вспомнить эти ощущения, но нужно, иначе не отстроиться от мусора. Строим мусор в аккуратные колонны и направляем на фильтр. Как только фильтр поймает нужное, я это немедленно узнаю. Еще как узнаю, лучше бы я ничего не нашел - мелькает трусливая мысль.
        Ответ пришел неожиданно быстро. Я готовился к нему, заранее согнулся в позу эмбриона, заткнул рот полотенцем, чтобы не заорать от боли и не откусить язык в приступе, но ответ все равно ударил неожиданно больно. Я перевел дух, потом осторожно отвел драгоценную находку в сторонку. Это он, другого такого нет. Я не пытаюсь активизировать его синхронизацию, потому что еще не время для активных действий.
        Не представляю с чего начать, чтобы ответить на второй вопрос - как он исполняет атаку? Как ему удается одновременно инициировать сразу несколько воспоминаний. Обычный процесс путешествия в памяти немногим отличается от обычного припоминания. Мысль скачет по воспоминаниям, как белка по веткам. Но никакая белка не может одновременно сидеть на сотне елок. Значит, его подход отличается от обычного процесса. Значит, ОНИ знают нечто нам недоступное.
        Как вариант, он мог использовать метод цепочечного резонанса. Мы чисто теоретически, буквально на бегу обсуждали такую возможность, но только как реакцию на слишком сильное возбуждение сознания клиента в ходе «припоминания». Мария тогда сказала, что есть опасность затронуть некую базисную составляющую одного из основных инстинктов. Эта составляющая входит во все производные от нее формы сознания.
        Таким образом, если затронуть базис смешного, человек может беспричинно впасть в состояние неудержимого смеха. Но мы поговорили об этом, сделали заметку, что подобные элементы сознания нужно обходить стороной и забыли о возможностях. Мы обучались шпионажу, нас учили быть невидимками. Бой, схватка, нападение - это провал, который был для нас недопустим. Нас не так воспитывали, нас неправильно воспитывали.
        Если бы Мария успела или захотела доложить результаты нашего мимолетного разговора своему куратору, то кто знает, как бы решилась ее дальнейшая судьба. Может быть, сейчас она сидела рядом со мной живая и теплая. Но она не доложила, не успела или не захотела. В любом случае причина этого сейчас закопана глубоко в землю.
        Спасибо, Мария, ты опять выручаешь меня, именно благодаря тебе я вспомнил про тот разговор! Я почувствовал влагу, выступившую на глазах, и торопливо стер ее тыльной стороной ладони, как нечто постыдное, недостойное настоящего мужчины. Не время лить слезы по погибшим, нужно спасать живых!
        Значит, он бьет по базисам. Недаром в каждом сеансе я чувствую только определенного рода чувства, соответствующие выбранному базису. Нужно срочно научиться находить базисы противника и ударять по ним. Боюсь, что в схватке с реальным противником у меня не будет времени на обучение. Мне нужен мальчик для битья, а лучше несколько десятков таких мальчиков, чтобы отработать методику на различных исходных. Я должен научиться делать ЭТО за доли секунды, пока противник не ударил первым.
        Самое противное, что я не могу открыто позвонить куратору и попросить прислать мне роту охраны для проведения эксперимента. Не могу, хотя от этого зависит моя и не только моя жизнь. Если они узнают о новых возможностях, их может охватить паника. Сейчас я для них слизняк, способный к пассивному наблюдению. Но когда слизняк получает возможность поражать любого сколь угодно сильного противника, он становится опасным.
        Выход есть. Не самый очевидный, но есть. Где можно отработать болевой базис? Там где человек получает боль. Немножко больше боли, немножко меньше - никто особо прислушиваться не станет. На базе это место располагается в спортзале. Охрана и все желающие, непрерывно чередуясь, мутузят друг друга в боксе, кидают на татами приемами самбо и вышибают дух лихими ударами ног и рук, отрабатывая приемы караты. В каждом ударе, в каждом броске противник получает боль, превозмогает ее и нападает. С этим понятно.
        Смех можно отработать в кинозале, там очень кстати сегодня гоняют старые комедии с Чарли Чаплином. Смех, да и только.
        Ужас мы найдем в общении с дамами, точнее в подслушанных разговорах. Вы когда-нибудь задумывались, какой ужас испытывает женщина, когда ей намекают на возраст или потерю былой красоты и привлекательности. Ужас женщины бывает притворным и наигранным, но в нем нет фальши - женщина всегда извлекает из своих чувственных кладовых искренние чувства. Даже в случаях, когда нужно ужаснуться цене на косметику, она всколыхнет болото накопленных страхов. Нам мужчинам этого не понять, мы чувствуем, может быть, глубже и тоньше, но в собственных чувствах скупы, как Плюшкины.
        Сексуальный. Самый древний и самый могучий базис, но именно за ним мне сейчас гоняться совсем не хочется. Кто согласится на секс по-быстрому с ассенизатором? Нужно обладать определенной долей авантюризма, чтобы пожелать себе любимой такого удовольствия. Даже, если мне повезет и подобная авантюристка есть на базе, то ее еще нужно найти, закадрить и раскрутить на секс. Тут одним часом не отделаешься - слишком длительная программа. Ограничимся первыми тремя базисами, все равно большего мне не успеть.
        На повестке дня остался самый важный вопрос - как мне от него защищаться? Или я успеваю напасть первым или он сотрет меня в порошок. В голове возникла картинка - плюгавый щенок стоит, напыжившись, против здоровенного добермана и думает: «Сейчас рвану первым его за глотку и победа за мной!» Смешно, но очень похоже на мою ситуацию.

* * *
        Я стряхнул оцепенение. Пора воплощать мысли в дела, время играет не в моей команде и судьи подкуплены противником. На моей стороне только ворота, в которые противник вот-вот начнет забивать голы пушечными ядрами. Бегом в спортзал.
        Тренировочный костюм, полотенце через плечо и разминочной рысцой бежим по коридорам по направлению к глухим ударам и резким выдохам, сопровождающим падения и удары. Очень редко можно услышать стон или крик боли - у настоящих мужчин принято скрывать свои ощущения, чтобы не давать противнику уверенности в эффективности его нападения. Сейчас я изменю эту традицию. Простите, мужики, в конце концов я и за вас тоже радею.
        Вхожу в спортзал, приветливо помахиваю рукой присутствующим, но мое приветствие всем по барабану. Я давно и надежно вычеркнут из списка настоящих мужчин. Мне наплевать на их чванство, чем меньше меня замечают, тем лучше. Прячусь за дальним тренажером - невидимый для всех, я отлично вижу весь спортзал.
        На татами сошлись тяжеловесы - бойцы наружного охранения, - татарин Борый и латыш Янис. Это не борьба в традиционном спортивном понимании этого слова. Это бой, в котором разрешены все приемы, которыми можно убить противника. С единственным ограничением - до смерти не доводить, серьезных увечий не наносить, иначе накажут по всей строгости, как за порчу казенного имущества.
        Я фиксируюсь на Борые, быстро вхожу в синхронизацию, потому что это местные кадры, давно и прочно сидящие в моих ловушках. Ползем по его сознанию осторожно и плавно. Только не в прошлое или будущее, а в обычное настоящее, отбрасывая в сторону все, что не окрашено чувством «боль». Янис бьет татарина по голени и одновременно пытается ударить ладонью по горлу.
        Боль!
        Борый гасит ее усилием воли и уклоняется от разящей ладони противника. Ответная атака также блокирована. Янис ныряет под удар Борыя и, вынырнув сбоку, коротким хуком бьет татарина по почкам.
        Боль!
        Борый спотыкается, но снова уходит в сторону, одновременно подсекая противника резким ударом ноги. Янис в падении выдергивает что-то из наплечного кармана и резким ударом втыкает это нечто в незащищенный живот Борыя.
        Боль! Боль! Боль!
        Высоковольтный разряд на несколько секунд парализует Борыя. Он с грохотом падает на татами. Янис выиграл бой и никто не скажет ему, что электрошок был нечестным оружием. В реальном бою выигрывает не самый честный, а самый предусмотрительный - таков закон боя.
        Три разных аспекта боли дают в пересечении одну совпадающую деталь. Может это и есть тот самый базис, пока это только предположение. Для моего внутреннего взора он выглядит как уплотнение среди менее плотных ощущений. От него ко всем ним тянутся толстые и тонкие жгутики связей. Он как опора, обязательный элемент конструктора под названием «боль». Какую бы боль не испытывал Борый, она всегда привязана к этому уплотнению. Более того, она порождается из нее, словно чернильное облачко выплескивается в сторону, оставаясь связанной с основой системой жгутиков. Нужно пробовать.
        Янис подходит к поверженному Борыю, и протягивает ему руку, чтобы помочь встать. Борый принимает помощь, Янис дергает за руку. Я представляю, как моя воля собирается в тоненький прутик, уплотняется и становится твердой. Этим прутиком я осторожно толкаю сгусток, из него выплескивается небольшая капелька, Борый морщится, но не подает виду, что дружеское рукопожатие принесло ему боль. Настоящие мужчины не обращают внимания на такие мелочи, не то, что некоторые недоделки, как вон тот за тренажером.
        Стоп! Я не понял, так это сейчас он в мой огород бросил камешек? Значит это я недоделок? Ах ты…
        Янис хлопает Борыя по плечу, предлагая пойти в душ и потом в столовую перекусить. В праведном возмущении ударяю в средоточие болевого базиса изо всех сил, мысленно представляя, что это мой кулак врезается в рожу ненавистного спеца, только что задевшего, хотя бы и мысленно, мое мужское достоинство.
        Борый охает от страшнейшей боли и падает на татами без сознания. Янис недоуменно смотрит на свою руку, переводит взгляд на Борыя, думая, что тот придуривается. Но вид напарника указывает на его полную отключку. Вот это отомстил называется, такое еще долго будут обсуждать в курилке, придумывая самые невероятные причины события.
        Печально, но не смертельно. Я искренне сочувствую тебе, парень, потому что на собственной шкуре испытал то же самое. Но другого выхода нет, нельзя научиться драться, не имея реального противника. Недолго думая, я синхронизируюсь с Янисом, и, как спринтер на стометровке, устремляюсь на поиски базиса боли. Путеводными вешками мне служат его многочисленные ушибы. Есть контакт, легкий щелчок, чтобы подтвердить правильность поиска. Янис складывается пополам, как от удара в живот.
        Я не могу точно управлять этой силой. Не могу «ударить» в конкретное место, но мне этого и не нужно. Моя задача ошеломить, подавить, заставить подчиниться. Я пробегаюсь по остальным гостям спортзала и, практически мгновенно, нахожу их болевые базисы. Только эксперимент не совсем чистый. Я работаю по указателям, меня ведут болевые отметки. А мне нужно научиться находить базис в отсутствии подсказок.
        Борый очнулся - силен мужик, ничего не скажешь. Спецы недоуменно переглядываются, чертовщина какая-то получается с их точки зрения. Они друг друга не первый день знают, в спаррингах изучили возможности свои и друг друга досконально, здоровье железное - здоровее не бывает. И тут такие странности. Несильный удар Яниса отключает Борыя по причине болевого шока - прямо ниндзя какой-то самопальный получается. Потом, ни с того ни с сего, сам Янис почти отрубается от непонятного удара в живот, словно полуживой Борый нанес мощнейший удар. Есть от чего прийти в недоумение.
        Извините, мужики, мне бы ваши проблемы. Сейчас я не могу отвлекаться на мелочи, иначе завтра всех нас зароют глубоко под землю с аккуратными дырками в голове. Повторенье - мать ученья! Повторить еще и еще раз, народу много, отрабатываем до полного автоматизма, пробуем различные воздействия, для уточнения реакции.
        Через полчаса я почувствовал себя полностью измотанным. Голова раскалывалась от боли, но лекарства использовать я поостерегся. Кто знает, какие побочные эффекты могут вызвать таблетки у таких ненормальных, как я. Если голова болит, значит она есть! С таким мажорным выводом я поплелся в душ.
        Спецы с ухмылкой отводили взгляды от моей понурой фигуры - полчаса на тренажере и уже в дауне, такие не носят краповых беретов и рубашек в полоску. Хиляк, чувствовал я их единодушный приговор. Ну и черт с вами, на всех не наулыбаешься, всем не понравишься. Вы ведь тоже не подозреваете, что я только что отдубасил вас всех по очереди так, как вас давно уже не дубасили. Сегодняшние болячки вам еще не один день будут аукаться.
        С ощущением морального превосходства я крутанул ручку крана. Прохладные струи воды приятно ударили в лицо, смывая соленый пот, усталость, головную боль, раздражение. Пять минут я просто стоял, помаленьку приходя в себя, потом переключил воду на контрастный режим. Смеситель попеременно включал то горячую, то холодную воду, приводя кожу в состояние повышенного тонуса.
        Полная имитация из бани в прорубь и обратно, только очень быстро - в бане так не набегаешься. Хорошенько растерев тело махровым полотенцем, я почувствовал даже некоторый прилив энтузиазма. Вот и шути потом, что чистота - залог здоровья! По крайней мере, хорошего настроения это точно.
        Итак, подведем баланс, сложим дебет с кредитом. Я знаю, как организуется атака, я могу сам атаковать, я супермен, я круче супермена. Я абсолютное оружие, круче нейтронной бомбы и ядовитых газов. Мой мозг создан быть оружием. Оружием возмездия, карающим подонков всех мастей, превращающим этот мир в добрый и радостный. Не потребуются судьи и присяжные заседатели, можно распустить милицию и тюрьмы. Я приду в любой дом, к любому человеку и от меня нельзя спрятаться в бомбоубежище.
        Нарисованная буйным воображением картина всемогущества вдохновляет меня, заряжает энергией, подымает настроение. Я с улыбкой шагаю по коридору, киваю встречным, пропитываясь осознанием, что вне зависимости от их звания, возраста, силы, пола я могу их в бараний рог свернуть. И никто их не защитит, потому что этой тайной владею пока только я.

* * *
        Стоп, идиот, рано возгордился. Кроме тебя есть еще ОН и он владеет искусством атаки в совершенстве, а ты как дикарь с компьютером, привязанным к дубине. Супермен хренов, работай, пока тебя самого не свернули в бараний рог! Кроме того, не кажется ли тебе, что все желающие дать счастье человечеству, начинали с утопий, а заканчивали реками крови и горами костей. Скромней нужно быть, Сеня. Вспомни, что говорила бабушка!
        Я вспомнил, но не бабушкины слова, а то, что все мои эксперименты касались исключительно мужского пола, а, значит, не могут быть полноценными. Кто знает, какие особенности женской психики могут сделать их более или менее подверженными атаке. И почему ты решил, что твой противник именно мужчина?
        Так исступленно мстить за собственную оплошность может женщина, не признающая за собой возможность ошибок. Нужно проверить, деликатно конечно, как я могу воздействовать на женщин. К тому же, чем черт не шутит, может пригодится в будущем. Видишь, к примеру, девицу ноги от ушей, грудь как у Памеллы Андерсон и втюхиваешь ей, что ты самый крутой мачо. Она тебе улыбается и ты…
        Очень некстати моим мечтам из-за поворота коридора вырулила сухощавая девица лет тридцати пяти, из стаи аналитиков, в очках телескопах, с рыжими волосами, стянутыми резинкой в тугой хвостик. Мда, явно не Памелла Андерсен, во всех смыслах. Ее манера одеваться в строгие деловые костюмы и разговаривать сухим тоном, лишенным эмоций, отвратили от нее все мужское население базы. Идет, вперив взгляд в пол, словно ничего в жизни ей не нужно - она и чистая наука.
        Представить себе мужика, дарящего этой вобле цветы, мог только полный альтруист. Как не гадко это звучит, но причинить боль такой особе мне показалось менее неприятным, чем сделать то же самое с сексапильной девицей из медицинского подразделения. Одним словом самый подходящий тренажер для начинающего покорителя женских сердец.
        Теперь вспомни, Сеня, точнее придумай, как мужики те сердца покоряют? Свиданья при луне и пенье серенад под балконом для такого случая явно не подходят - нет времени. Нужно что-то голливудское - быстро, с напором, жестко, раз и в койку! Хм, это уж как-то слишком - в койку, нам бы малюсенький экспериментик провести, предварительный сбор данных, ни к чему пациента и врача не обязывающих. Сдайте анализы, за ответом зайдите через недельку, а лучше через месяц. Думай, голова, думай, шапку куплю! Ага, есть, вспомнил, кино это выглядит так…
        Девица случайно цепляется взглядом за меня, мой ботинок вплывает в поле ее зрения, нарушая строгую чистоту пола. Спокойно, Сеня, ты мачо, ты крутой мачо, улыбнись соблазнительно, скажи девушке приятное и она твоя! Быстрее рисуй лицом улыбку записного Дон Жуана, у тебя осталось полсекунды, пока ее взгляд скользит по тебе снизу вверх, едва заметно задержавшись где-то посередине. Слава богу мимические мышцы услышали строгий приказ и начали перекашивать лицо в указанном направлении.
        Чувствую, как рот растягивается до ушей в идиотской улыбке - боже мой, мимика мое слабое место, хорошо если из уголка рта не стекает слюна, чтобы образ дебила был сочным и законченным. Рука автоматически тянется вверх и машет приветливо - мол, привет, кроха! Самое противное, что я слышу собственный голос, произносящий ту же глупость.
        Вот же идиот - тебя, что просит кто-то эмоции строить? Ты работаешь с ее сознанием, тебе нет дела до эмоций, мог бы и не напрягаться. Ну, вот нарвался - глаза у девицы, как пятикопеечные монеты, удивление растет - с чего это вдруг ей нагло лыбится в глаза какой-то незнакомый парняга, пакость задумал? И как ты с ней теперь работать собираешься? Сейчас она сплошной комок страха и подозрения, еще мгновение и позовет охрану.
        А что сделает охрана с ассенизатором, покусившимся на аналитика? Первым делом отдубасит, потом выяснять начнет, кто начальник у того любвеобильного ассенизатора. Извинятся, конечно, но ребрам и почкам это не объяснишь!
        Давай, Сеня, работай, спеши взять ее под контроль, пока она тебе не накатила за панибратское отношение к элите базы. Синхронизация прошла гладко, хотя девица удивленно заморгала ресницами, словно почувствовала мое вторжение. Делаем беглый осмотр территории, нас интересуют именно уплотнения, которые по моему предположению и являются базисами.
        - Извините, заблудился, в каком секторе библиотека? - тяну время, пудрю мозги, заставляю ее сбиться с пути и хотя бы на время забыть про страх. - Страсть как захотелось перечитать Акунина, а вы читали его последнюю вещицу?
        Бровки домиком, морщит лоб, в голове явно идет напряженная работа - трудно быть женщиной-аналитиком, не свойственно это женской душе расставлять все по полочкам. Разбросать в живописном беспорядке факты и аргументы, выдернуть наудачу первое попавшееся и выдать за необходимое - это по-женски. Главный признак аналитика - рассуждаем логично, строго, по пунктам, ничего личного и лишнего, но к женщине все это никакого отношения не имеет. Если, конечно, речь идет о настоящей женщине. В нашем случае аналитик в ней явно сильнее природного начала.
        Меньше размышлений, Сеня, погружаемся в сознание чертовой бабы. Сюрприз! Без всяких поисков я с ходу уперся лбом в огромное темное уплотнение, окутывающее весь мозг, ничего себе сюрпризик. Может она больная какая или вампир? Днем наукой занимается, а по ночам у народа кровь пьет. Шутки шутками, но это не может быть нормальным состоянием. Где все остальное сознание, что прячется под черным покрывалом?
        По идее, чем больше размер базиса, тем чувствительнее его владелец к данному виду воздействия. Это как с воздушным шариком - чем сильнее надуешь, тем вероятнее, что лопнет. Осторожнее действовать нужно, не ровен час ткнешь сильнее, чем требуется для пробы и унесут девушку на носилках под белой простынкой от моих невинных забав.
        Чего человек боится больше всего - боли, голода, смерти? Что же тебя так пугает, дамочка, что занимает твое сознание с такой необъятной силой? Голод и смерть тебе не грозят, с этим на базе все в порядке - накормят и защитят. А вот боль вполне возможна, что-то неизлечимое, сдерживаемое болеутоляющим или силой воли. Вполне вероятная картинка - для работы на базе смертники подходят более всего.
        Итак, принимаем за рабочую версию, что это базис боли. Задача сознания - избежать боли, уберечь себя от опасности, защитить целостность организма. Все остальное вторично. Мертвые не танцуют твист, вспомнилась некстати фраза из какого-то пошлого боевика. Не бойся, детка, я буду ласковым.
        Я внимательней оглядел базис, мысленно размял «пальчики», чтобы максимально нежно прикоснуться к главному источнику. Я не садист, я доктор, который нуждается во «вскрытии», чтобы познакомиться с «анатомией» сознания. Для меня эти самые уплотнения пока что загадка из загадок. Не проходили мы их, не было у нас курса «Уплотнения, как основа психической атаки». Никто нам атласов не показывал и в анатомичку на вскрытия не водил. Вряд ли бы я согласился на подобные вскрытия ходить и тем более самому этим заниматься.
        Не представляю, что за радость резать покойников. Есть в этом нечто, находящееся за пределами обычного человеческого понимания. Недаром говорят, что настоящим хирургом может стать только тот, кто малочувствителен к собственной боли и совсем нечувствителен к чужой. Это не значит, естественно, что все хирурги бездушные мясники. Просто не должны у них руки дрожать и тошнота накатывать, когда они в кровище по локоть работают и всякие гнойные раны чистят.
        На самом деле никакое хирургическое вскрытие не обнаружило бы в мозгах моих клиентов реальных уплотнений, как и никакое обследование в рентгеновских лучах не выявило бы областей с затемнениями. Уплотнение было образным выражением, интерпретацией хитросплетений психополей чужого мозга. Каждая клеточка мозга излучает свои волны, которые для меня выглядят лучиками и жгутиками различных цветов. Сильнее излучение - мощнее лучик, толще жгутик. Чем активнее область психополя, тем сложнее спектр и мудренее переплетение жгутиков. В очень редких случаях поле имеет четко выраженный, в данном случае черный, цвет.
        Единственное наблюдение не укладывалось в привычные образы - болевой базис не структурировался на отдельные элементы, он выглядел именно монолитным сгустком поля и при этом совершенно не светился. Он не излучал, но жгутики связывали его со всеми болевыми ощущениями, болевыми центрами. Если его не искать специально, то можно и не заметить - он как черная дыра на фоне светящегося неба, просто ничто, темнота, пустота и все-таки в эту темноту уходят все ниточки.
        В твоем распоряжении считанные мгновения, чтобы она не сочла тебя полным идиотом. Ее взгляд завершает плавный взлет и упирается в мое лицо - во взгляде удивление, легкое любопытство, озабоченность. Кто я такой? Хм, мужчина! И что с ним делать?
        Легонечко касаемся базиса - ресницы воблы удивленно вздрагивают. Почувствовала, это наверняка. Пробуем еще раз также легонько - ресницы взлетают, как вспугнутые бабочки, глаза широко и удивленно распахиваются. Где-то даже и на девушку похожа стала.
        - Меня Сеней зовут, а вас? - заполняю затянувшуюся паузу, так и не получив ответ на вопрос про библиотеку.
        Явно удивлена странной реакцией своего сознания на встречу со мной, пропускает слова мимо ушей, немного напугана, но причины не понимает, от этого становится еще страшнее. Но это явно не боль, от боли так не улыбаются и в глазах не появляется такой жаркий призыв. Хотя…, если она мазохистка, то все возможно!
        Эй, а вдруг это любовь с первого взгляда? Ишь как сердечко то зашлось! Ее горящий не слабым интересом взгляд впивается в меня, как гарпун в кита. Теперь я понимаю выражение «есть глазами»: прямо сейчас она меня тем самым взглядом раздевает и пожирает заживо. Черт, угораздило же связаться с аналитиком, еще не поздно прекратить и направиться в медблок к сестричкам.
        Плевать! Будь она хоть сто раз аналитиком, у нее просто не хватит времени сопоставить причины и следствия, чтобы сделать правильные выводы. Делай дело или дерьмо накроет с головой, как любил говорить мой знакомый сантехник дядя Ваня из той далекой прошлой жизни.
        Попробуем немного увеличить воздействие, чуть-чуть, самую малость, чтобы проверить действенность. Один шаг вперед и глубже, давай! Черт, перестарался! Девица вздрогнула, как от удара электротоком, ее тело выгнулось в конвульсиях, с губ вырвался стон, протяжный, звериный. Пальцы скрючились, словно готовясь вцепиться в добычу, глаза, прикрытые поволокой, неотрывно смотрели на меня, губы кривились в странной гримасе. И тут она кинулась на меня! Неужели сумела догадаться, кто стал причиной боли? Нужно делать ноги!
        Ух ты! Она что, восточными единоборствами занимается? Может она такой же аналитики, как я сантехник? В одном движении успеть сделать мне четкую подсечку, рвануть ширинку, вырвать самое драгоценное, что есть у мужчины на свободу и свалить меня на пол. Хотел бы я знать, что за стиль она изучала - никак не меньше, чем шестой дан по сексуальному кун-фу.
        Девица налетела на меня голодной тигрицей, оскалилась, и впилась в мои губы истинно вампирским, то есть последним предсмертным поцелуем. Я приготовился умереть, как вдруг понял, что это не звериный укус, а поцелуй, страстный поцелуй и тотчас же ощутил ее руку у себя между ног. Ну, ничего себе! Что за дела? Она без стеснения ухватилась за мое достоинство, страстными движениями приведя его в боевую готовность.
        Я просто ошалел от неожиданности, какой к черту анализ, мне бы вырваться из ее лап. Но в девку словно бес вселился. Ее руки, ведомые бешеной страстью, рвали одежду в клочья. Ей не терпелось добраться до горяченького. Пользуясь моим замешательством, она сорвала с меня последнюю мешающую тряпку, и моментально оседлала меня, исторгнув страстно-звериный стон в момент, когда моя отвердевшая плоть проникла вглубь ее девственно тесного лона.
        Если я срочно не предприму решительных мер, она меня точно изнасилует, испуганной мышкой мелькнула трусливая мысль. Только бы успеть освободиться и смыться до того, как кто-нибудь увидит нас посреди коридора в таком виде и в таком положении.
        Вот же вобла, вот же старая дева, кто бы мог подумать, лихорадочно думал я, сотрясаемый ее страстными движениями. Ее нерастраченная за долгие годы девичества женская страсть выливалась на меня и мою плоть. Я чувствовал себя сваей, которую усиленно заколачивают в бетон, настолько сильными были удары горячего тела. Господи, да ведь я сейчас кончу, но это ее вовсе не озаботит, с ужасом понял я.
        Нужно срочно что-то делать, пока меня не поглотила эта страсть, пока я сам не оказался в ловушке сексуального возбуждения. Все мои способности психосенса высшей категории оказались парализованными обычной случкой. Супермен хренов, быстрей принимай решение, пока тебя не превратили в яичницу с грудинкой.
        Быстренько синхронизируйся, постарайся отвлечься от… ой, мама, да сколько же можно… есть контакт, быстрей ищем базис. Ага, понятно. Поздравляю тебя, Шарик, ты идиот! Единственная польза от ее девственности заключалась в боли причиняемой каждым ее движением. Но эта боль распаляла ее, доставляла удовольствие, заводила еще больше.
        Болевые сгустки уводили свои жгутики вовсе не туда, куда я направил первоначальный удар, хотя и очень близко, буквально по касательной. Более того, я увидел два базиса. Первый, окруженный плотным облаком активных сгустков и второй, мерцающий точками. Первый - огромный, второй - значительно меньше, попавший в поле первого. Значит базис, который я тронул, не имел отношения к боли.
        Здрасьте, тетя, Новый Год! Я не собирался его искать, но нашел там, где и не собирался. Сексуальный базис, черт побери! Это конечно здорово и интересно, но сейчас я бы с удовольствием его загасил. Дайте ведро валерьянки и влейте этой сексуально озабоченной волчице всю дозу.
        Попробуем «ударить» ее болью, может она отключится, потеряет сознание на время. Согласен, не гуманно, а что делать? Я бы посмотрел на этих гуманистов, когда бы они попали в мое положение. Удар! О, Господи, она меня прикончит!
        Болевой базис выплеснул рой маркеров, которые тотчас же были поглощены сексуальным базисом. Их энергия тотчас же трансформировалась и вылилась на меня новым бешеным напором страсти. Все, крошка, мирные действия закончились, я не резиновый дедушка. В конце концов, меня можно порвать такими приставаниями.
        Всей силой я «ткнул» в сексуальный базис, правда, по глупому капризу воображения сделал это почему-то не «пальцем». В другой ситуации я бы покраснел и извинился, но пока мне не до реверансов - под угрозой оказалась целостность некоторых моих самых любимых достопримечательностей организма.
        Девушка вздрогнула от ментального удара, глаза ее распахнулись как окна в вечность, она судорожно выгнулась всем телом, и вдруг обмякла, свалившись на меня безжизненной куклой. Я осторожно потрогал пульс на ее шее, прислушался к дыханию. Ничего страшного - просто глубокий сон, естественная реакция на хороший секс. Я бы даже скромно добавил, на очень хороший секс, но скромность не позволяет называть себя сексуальным гигантом.

* * *
        Осторожно свалив спящую девицу на пол, я с трудом встал, и на дрожащих ногах поковылял по коридору в чем мать родила, чтобы выглянуть за угол. Не до антуража сейчас, мне бы смыться побыстрее. Если повезет, я и так доберусь до своей комнаты. Хотя шалишь, Сеня, ты то доберешься, а потом обнаружат эту сумасшедшую самку в голом виде посреди коридора, посмотрят, почешут в затылке, и зададутся вопросом: «Откуда это у нас на станции такие причуды?» Затем девице дадут нюхнуть нашатырю, зададут парочку наводящих вопросиков, и придут по твою душу, сексуальный маньяк хренов.
        Пока эти нездоровые мысли оформлялись в сознании, я успел таки добраться до поворота и осторожно высунуться. Облом, полный облом - за углом шагах в двадцати появилась парочка охранников, и не спеша потопала в нашу сторону. Абзац, дисбат за изнасилование на рабочем месте.
        Хотя, господин прокурор, нужно разобраться, кто кого изнасиловал! Ах, я же мужчина? Должен понимать?! Ясно, закуйте меня в цепи, отправьте на урановые рудники, чтобы я заработал вечную импотенцию! Так тебе и надо, тупица! Кто же с нежными девушками так обращается, гамадрил бамбуковый?
        Теперь нужно как-то спрятать эту чертову бабу в укромном местечке, оптимально в ее комнате, и самому найти хоть какую-нибудь одежду, чтобы не выглядеть как потерпевший от бандитского нападения.
        Сказать легко, кто бы помог? А что это за дверца такая интересная? Тысячу раз проходил мимо, и ни разу меня этот вопрос не заинтересовал. Не закрыта, странно. Где у нас тут свет включают? Ага, есть свет - швабры, ведра, краны, коробки. Ясно - комната уборщиков, не рай в шалаше, но в нашем положении вполне милое убежище.
        Быстренько затаскиваем бесчувственное тело в комнатку, собираем тряпки, приводя место любовных утех в относительный порядок, аккуратно закрываем дверь, чтобы не сильно щелкнул замок, подпираем ручку шваброй, и гасим свет. Нам лишний интерес ни к чему. Уф-ф-ф, успел! До слуха донеслись мерные шаги охранников, как раз в этот момент выруливших из-за угла. Не дышать, не шевелиться, застыть как изваяние. Топайте, ребятки, мимо! Тут вам делать нечего!
        Идут, лениво болтают, солдат спит - служба идет, нормальная жизнь. А чего суетиться, тут два года служим и ничего не происходит. Кормежка как на убой, спи без забот и тревог полуночных, захотел размяться, беги в спортзал. Да о такой службе мечтать можно.
        Мечтать можно, если не знать, что в конце службы дырка в башке и безымянная братская могила. Зря что ли кормят как на убой? На убой и кормят, касатики, только меньше знаешь - крепче спишь. Так что шагайте себе дальше, не мешайте добрым людям делать всякие дела!
        Хр-р-р! О, Господи, она еще и храпит! Я нащупал в темноте лицо девицы и осторожно повернул ее голову, храп прекратился. Вот же повезет кому-то на такой жениться, да с такой в радиусе ста метров не заснешь! Очень надеюсь, что охранники девичий могучий храп не услышали.
        Зря надеялся. Шаги замерли рядом с нашей каморкой, охранники попытались покрутить ручку, подергали дверь. Молодец, Сеня, что догадался ручку подпереть, вот бы сейчас немая сцена была - Адам и Ева вышли из рая.
        - Швабра упала, - решили охранники, не добившись от двери сотрудничества, и спокойно отправились дальше.
        Разгильдяи, ленивые, тупые солдафоны, мышечная масса с приставкой для принятия еды «унутрь». За что вам жалованье платят и кормят как в ресторане? Да у таких охранников ракету с ядерной боеголовкой сопрут, а они только почешутся: «Швабра упала».
        Если вы подумали, что я ругаюсь, то очень ошиблись. Молодцы, круто, так держать! Будь на их месте бдительный и недоверчивый солдатик, дверь давно бы открыли, взломали, взорвали, но выяснили, отчего это из закрытого помещения доносятся странные звуки. Будем считать, что везение пока на моей стороне. Знать бы, сколько времени я могу чувствовать себя в относительном покое. Ну, да знал бы прикуп, жил бы в Сочи!
        Пора включать свет и ознакомиться с нашим боезапасом. Девица даже не шевельнулась, когда под потолком вспыхнул яркий свет. Слишком уработалась на ниве любви, теперь ее танком не разбудишь. Придется тащить ее до кроватки на закорках. Как только объяснить это всем встречным? Типа - вот нашел, в коридоре валялась, дай, думаю, отнесу в постельку. Вот же ситуация.
        Ладно, об этом позже, сперва одежда. В порыве дикой неконтролируемой страсти девица постаралась уничтожить практически всю нашу одежду, разорвав ее в клочья. Откуда столько силы в этом худеньком теле? Воистину, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Эту бы энергию в мирное русло.
        Кто первый сказал, что это непривлекательная сушенная камбала, для которой слова любовь и секс ругательные? Это же мечта Казановы, хотя я не уверен, что знаком с его вкусами. Я откровенно любовался той, которую считали самой непривлекательной женщиной базы. Очки затерялись где-то среди тряпья, некогда бывшего нашими одеждами. Волосы распустились и легли мягкой волной на плечи. Прядки на лбу спутались и склеились, но не портили общего впечатления. На лице ее расплылось полное умиротворение и покой.
        Мои глаза с любопытством пробежались по обнаженному телу девушки. Из-за маленьких грудей и узких бедер фигурой она напоминала девочку-подростка, которую в брюках можно принять за мальчика. Глядя на нее, трудно представить, что это взрослая женщина, способная к умопомрачительному сексу. С другой стороны, отметил я, чувствуя естественное любопытство, тут есть на что посмотреть. Взгляд непроизвольно скользнул по телу, с детским нетерпением «фотографируя» весьма сексуальные подробности обнаженного тела.
        - Стоп! - завопил пессимист. - Ты что себе позволяешь, охламон? Ничего не напоминает гоп-стоп с изнасилованием?
        Глупости! Мы же буквально близко знакомые люди, почему бы мне не поинтересоваться некоторыми интимными подробностями своей неожиданной подруги?
        - Охламон, девушка спит, а ты пользуешься ее беспомощностью, как маленький, - не унимался внутренний надсмотрщик. - Нет, чтобы укрыть чем-нибудь, так он любуется женскими прелестями и всякие глупости замышляет.
        Ага, укрыл, как же - тут не склад и не гардероб. Если кто не понял, то мы в заповеднике тряпок, ведер и швабр. Хотя стоит покопаться, вдруг хоть что-то пригодное обнаружится случайно. Где-то в глубине души я человек добрый и заботливый, хотя в последнее время не выпадало случая на ком-то это продемонстрировать.
        - Ну, так и займись! - очнулся от спячки оптимист. - Самое время проявить свои лучшие качества на уже достаточно близком тебе человеке!
        Сложно не согласиться с такими железными аргументами. Кроме ведер, швабр и пылесосов я обнаружил в комнатке большую двухэтажную тележку и несколько вешалок с одеждой. Есть идея - изображая уборщика, доставляем бесчувственное тело в комнату обитания и потом резко делаем ноги.
        Девушку будем транспортировать скрытно, по этой причине для нее главная задача не замерзнуть и не прийти в себя раньше времени. В комнате у себя очухается, сама себя умоет и оденет. Надеюсь, не будет особенно орать, и распространяться о новых и неожиданных ощущениях в организме. А ежели через девять месяцев будут последствия, так сама и виновата - нечего на мужика кидаться, не озаботившись предохранением.
        Стараясь не отвлекаться на глупости, натянул на случайную любовницу условно чистые штаны и майку. Для себя любимого выбрал самый чистый халат и, главное, натянул кепку по уши, так что лицо оказалось практически скрытым под длинным козырьком, особенно если идти, угрюмо глядя в пол.
        Как я люблю худеньких женщин, кто бы знал. Я сам только сейчас осознал это в полной мере. Их так легко кантовать в бесчувственном виде из одного места в другое. Нет проблем спрятать между совсем небольшими предметами на самой малой площади. Просто фантастически люблю крепко спящих худеньких женщин, бормотал я себе под нос, затаскивая девицу на тележку.
        Как смог компактнее уложил девицу на нижнюю полку, пристроив между брикетами с туалетной бумагой и бумажными полотенцами. Умилился - прям котенок свернулся калачиком и сопит носиком, но тотчас же одернул себя, напомнив в какой ситуации мы с ней находимся.
        Прикрыл девицу первым подвернувшимся одеялом, и бросил для антуража на верхнюю полку несколько пакетов с моющими средствами. За дверями тишина? Карета, на выезд!
        Стоп! Какой на выезд, ты куда собственно говоря, собрался ее везти? По коридору налево и там будем таблички читать? Так нет там никаких табличек, только номера безликие! Будешь спрашивать у прохожих: «Извините, вот такая дамочка, в котором нумере проживает?»
        Бэйджик! У нее на лацкане пиджака болтался бэйджик с ее персональными данными, такие все на базе таскают, кто снаружи цепляет, а кто в кармане прячет. Ага, пойди-найди тут ножичек! Не одежда, а куча тряпья, сильно повезет, если этот треклятый бэйджик не остался там в коридоре. Вот, вот он, повезло! Чмок, чмок, чмок, маленький кусочек пластика. Теперь мы все про тебя знаем, госпожа э-э-э… Эвелина Петухова, дай бог здоровья твоим родителям, придумавшим при такой фамилии столь заковыристое имечко.
        Осторожно щелкнув замком, я быстро распахнул дверь и высунул зад, обтянутый комбинезоном обслуживающего персонала в коридор. Все, порядок, первый самый важный шаг сделан. Теперь в моем поведении нет ничего необычного - я обычный уборщик, который отправился куда-то по своим уборщицким делам, чтобы все было по-уборщицки… тьфу, бред какой-то! А ведь ты нервничаешь, Джеймс Бонд Урюпинского уезда! Спокойно, Сеня, прорвемся!
        До самой комнаты Эвелины мы прошли в скорбном одиночестве. Ни одна собака не ринулась нам навстречу, никто не поинтересовался, почему уборщик бродит в неурочное время по служебным помещениям. И уж тем более никто не сделал большие глаза, увидев, как он закатывает грязную телегу в жилую комнату.
        Самое обидное, это когда готовишься, стараешься, наряжаешься, а гости бац и не пришли - так и сидишь, как дурак с помытой шеей. Обидно, конечно, такой актерский запал пропал впустую. Я, можно сказать, рожден для сцены, а кто оценит?
        Пижон ты, Сеня! Пижон и пошляк! По твоей милости девушка теперь уже не девушка, а быть может даже мать твоего будущего ребенка. А ты ее сваливаешь с тележки, как тюк с тряпками и довольно бесцеремонно раскладываешь на кровати. Одеялом укрой, песенку колыбельную спой!
        Ага! Ты еще приляг рядышком, чтобы спокойно уснуть. И пусть весь мир подождет! Где-то мы это уже слышали, только миру обычно совершенно наплевать на наши пожелания. Мир никому ничего не должен и никого ждать не будет. Земля провернется вокруг оси и унесет вдаль все, что тебе дорого. Раздавит бабочку под колесом истории, равнодушно заглянет в глаза умирающего старика, не отзовется на зов заблудшего, не порадуется за счастливого.
        Ты сам творец своих радостей и печалей. Мир для тебя - это близкие тебе люди, а они не могут подождать. Так что глупости все это. Поменьше лирики, Сеня, нам еще спасать этот самый мир, между прочим, а ты тут в философию ударился! Так что спи, Эвелина, душа моя. Закончится вся эта заваруха, тогда и займемся с тобой настоящей любовью, а не этим эротическим бодибилдингом. Если, конечно, к тому времени ты, милочка, не найдешь себе новый тренажер для секса.
        А телега? Телегу нужно вернуть на место! По возможности вернуть шмотки, чтобы не возбуждать расследований на пустом месте. Так что снимай, душа моя, одежку уборщицы и оставайся под одеялом в чем мать родила. Оказывается это чертовски приятно раздевать до гола спящую женщину! Кто бы знал, Сеня? Свою одежку долой и… а вот это сильно потом, а пока натянем шорты дурацкого розового цвета и бегом по коридору с телегой. Мне фартило не по-детски - я рысцой пробежал туда и обратно, не встретив ни одной живой души, вернулся в комнату Эвелины и замер в раздумьях - что дальше? В таком виде будет сложно добраться до своей комнаты, но как получить требуемое, находясь в другом конце базы?
        Кстати, пока моя возлюбленная спит сном невинного младенца, комната в полном моем распоряжении. Пять минут спокойного отдыха и размышлений стоят часового марш-броска в неизвестность, по крайней мере, это утверждал какой-то там великий полководец.

* * *
        Я уселся в кресло и впал в глубокую задумчивость. Пора уже проанализировать накопившиеся факты. В сознании спецов я не обнаружил сексуального центра по той простой причине, что многочисленные болевые маркеры прямиком выводили меня на болевой базис. К тому же боль для них дело более частое, чем секс. Поэтому секс не вызывает у них той бури эмоций, которую я к своему удивлению, обнаружил у Эвелины.
        Эвелина - девушка хрупкого телосложения, по этой причине должна тщательно оберегать себя от всякого рода опасностей или быть под надежной защитой, которая гарантирует отсутствие опасности и боли. Ее болевой базис не развит, нет боли - нет необходимости увеличивать базис.
        Хотя, если так рассуждать, то и сексуальный базис не мог развиться в ее сознании по причине полного отсутствия секса. Тогда почему он так развился? Или это особенность построения исключительно женской базисной системы? Мужчины ориентированы на боль, женщины на секс. Первые охотятся, воюют, защищают. Вторые беременеют, рожают, заботятся о потомстве.
        Примем как рабочую версию, для более точных выводов нет опытных данных. Но какие-то выводы я должен делать, чтобы двигаться вперед? Видимо я сильно задумался, не сразу заметив, что Эвелина проснулась и с огромным удивлением смотрит на меня подслеповатыми глазами, в которых большими буквами светится вопрос: «Ты кто?!»
        Ей хватило ума и выдержки, чтобы не заорать благим матом, за что я тотчас сказал ей «Спасибо!»
        - Что?
        - Я говорю, спасибо!
        - За что?
        - За то, что ты не заорала благим матом.
        - А я должна была?
        - Десять девушек из десяти это сделали бы немедленно, - грустно заметил я.
        - Значит, по-вашему, я не девушка? - наморщив лоб, поинтересовалась она ехидным голосом.
        - Хм-м-м, - смутился я, - а ты как думаешь? После того, что у нас было…
        - Кстати, я не помню, чтобы мы переходили на ты и что это, по-твоему, черт возьми, у нас с тобой было? - совершенно нелогично перешла на «ты» Эвелина.
        - Ты серьезно ничего не помнишь? - с тайной надеждой спросил я, - Такое… - я помахал в воздухе пальцами, - трудно не запомнить.
        - Так, даю пять секунд на объяснение, после чего, как ты любезно подсказал, ору благим матом!
        - С чего бы это? Ну, сижу и сижу себе, может, ты сама меня пригласила? Вдруг свидетели есть? Заорешь, набежит народ, получится очень неудобно, особенно учитывая в каком ты виде, - я улыбнулся, представив себе эту сцену.
        - Я. Тебя. Пригласить. Никак не могла! - отрезала она, делая четкие акценты на каждом слове. В ее глазах разгорался опасный огонек.
        - Тогда как я оказался в этой комнате, по-твоему? - когда не знаешь, что ответить, задавай вопросы.
        Атака, лучшая защита. Почему, собственно говоря, я должен сам выдумывать причину своего появления здесь?
        - Ну… я… ты… - смутилась она, - мы что много выпили? - неожиданно спросила она, - Я почему-то совершенно ничего не помню, - огонек погас также внезапно, как появился, сменившись неуверенной улыбкой.
        Выпили? - а чем не идея.
        - Ну да, выпили, повеселились, потом ты пригласила меня к себе! - вдохновенно врал я.
        - И…?
        - Слушай, я как то не привык рассказывать о таком, э-э-э, как бы это сказать помягче? Ну-у-у, если ты действительно ничего не помнишь… - я изобразил сомнение в голосе. - В общем, мы с тобой буквально полчаса тому назад предавались страстной любви! А потом ты уснула, как младенец, - я широко улыбнулся и развел руками, мол вот так вот получилось.
        - Ложь! Наглая ложь! - она задохнулась от возмущения и попыталась вскочить с кровати, чтобы отдубасить меня, по всей видимости.
        Ее попытка закончилась неудачей, она слабо ойкнула и, схватившись за низ живота, осела на кровати. Ее глаза налились слезами, носик покраснел, а плечи затряслись от подступающего плача.
        - Что ты со мной сделал, подонок? Ты… меня… из.. из… изнасиловал? - с трудом высказала она страшное предположение.
        - Вот только не надо! Это еще нужно посмотреть, кто кого изнасиловал! - начал оправдываться я.
        - По-твоему получается, что это я накинулась на тебя и сама довела себя до такого состояния? - она прижала ладошки к низу живота.
        - Ага! - честно признался я, оставив в стороне причину такого ее странного поступка, - Если бы я… то есть ты не уснула, то меня бы сейчас откачивали в реанимации. Ты случайно не сексуальная маньячка? - я попытался превратить трагедию в фарс.
        - До сих пор не замечала за собой таких привычек! - сухо отрезала она, - И где моя одежда?
        - Извини, дорогая, ты порвала нашу одежду в клочья, поищи в шкафу что-нибудь взамен. Кстати, я не откажусь и от приличных штанов для себя.
        - Я порвала? То есть совсем всю? В клочья? И ты видел меня голой?
        - Видел, - с виноватым, но явно довольным видом кивнул я, умолчав, что не только видел, но еще и разглядывал.
        - И как?
        - Что как?
        - Тебе понравилась? Как я вообще, в твоем вкусе? - она смотрела на меня с искренним интересом.
        - Ты соображаешь, что несешь? - от возмущения я чуть не подавился. - Тут такое с тобой случается, а тебе интересно, как ты при этом выглядела. У тебя точно ничего в голове не сдвинулось?
        - Слушай, но ведь ЭТО уже произошло. Я не могу ЭТО изменить, почему бы мне не поинтересоваться у мужчины, который проделал со мной ЭТО, как я ему понравилась? Что тебе кажется странным в этом вопросе? - в ее голосе звучала железная логика мамочки, уговаривающей ребенка скушать еще немного каши.
        - Кх-м-м, - откашлялся я, чтобы иметь хоть какое то время на обдумывание ответа, одно неверное слово и станешь врагом на всю жизнь, - Понравилось… Ты значительно привлекательнее без этих дурацких очков, с распущенными волосами и особенно без одежды.
        - Даже так? - от ее испуга не осталось следа. - Чем тебе моя одежда не понравилась? Между прочим стоит весьма дорого, могу себе позволить.
        - Если хочешь отпугнуть мужика, то самое то. Маскировка, камуфляж природных качеств отработаны на пять с плюсом.
        - Сам дурак! - обиделась она.
        - Ты спросила, я ответил, чего обижаться? Честное слово, ты попробуй юбочку короткую, блузочку прозрачную. У тебя фигура королевы, что ты себя в эти костюмы хоронишь?
        - Тебя не спросила, - она надулась и хлюпнула носом.
        Хочешь как лучше, а получается как всегда. Кто тебя за язык тянул, дурак? Хочет женщина ходить в парандже, пусть ходит. Чем бы дитя не тешилось…
        - Почему я ничего не помню? - она посмотрела на меня как прокурор на преступника, наповал убивая подозрительным взглядом. - Хотя… с другой стороны… ты то все помнишь. - Эвелина тяжело вздохнула, - Надеюсь, я хотя бы была на высоте?
        Про высоту это она точно не ошибалась, тут она была самой верхней. Пойди, пойми этих баб - только что она возмущалась, угрожала и готова была съесть с потрохами и в один момент переменилась - хмурое утро спряталось под натиском жаркого солнышка. Сомнения откинуты, проблемы забыты, жизнь требует простых человеческих радостей и удовольствий.
        Передо мной на кровати сидела молодая игривая кошечка с горящими глазами. Она выгнула спину, потянулась, намеренно забыв придержать одеяло, закинув руки назад таким образом, что вид обнаженного тела возбудил во мне ответное желание, и тут же испугано прихлопнул его усилием воли. Вспомни, Сеня, что ты должен сделать, как неустанно твердила моя классная руководительница.
        - Слушай, а тебе обязательно болтать об этом?
        - Еще бы! - фыркнула она возмущенно, - Вот ты, когда трахнул свою первую девочку, тоже наверно кипел желанием болтать об этом с каждым встречным поперечным. А ты думал, сколько слов и чувств было у той девочки после этого? Не поверишь, но ты у меня первый мужчина! - не испытывая ни малейшего стыда, хихикнула Эвелина.
        Уж в это то я легко поверю. С ее прежней маскировкой к ней никакой мужик на пушечный выстрел не подойдет, а ежели и случится такое, так только для решения сугубо… хорошее словечко, нужно его почаще употреблять… сугубо служебного вопроса. Но сейчас передо мной сидела другая Эвелина - игривая, раскованная, сексуальная и ужасно привлекательная.
        - Ну-у-у, давай поговорим…
        - Тебе неинтересно! - разом погрустнела она, - Извини, виновата! Со мной такое случается. Мне вообще пить нельзя, я потом как чумная становлюсь и все напрочь забываю. Не хочешь, как хочешь. Черт, а какое сегодня число? Мы что, всю ночь тут прокувыркались?
        - Ночь? - я как-то не был готов ответить на такой вопрос.
        Нужна версия, срочно нужно объяснение, как это мы умудрились за час так окосеть и накуролесить. Дурацкое положение, сижу и вру, как двоечник учителю.
        - Не совсем ночь… - она удивленно вскинула брови, - понимаешь, все произошло как-то неожиданно. Ты предложила выпить…
        - Где?
        - Что где?
        - Где предложила?
        - В баре, - довольно искренне соврал я, - ты, что и этого не помнишь? Ну, я от тебя шизею, тебе пора завязывать с выпивкой.
        - В баре? - она постаралась вспомнить, но, судя по недоумению в взгляде, сделать это ей было сложно. - Я вообще никогда не хожу в бар, с чего бы это я там оказалась?
        - Ты у меня спрашиваешь? - возмутился я, совершенно войдя в образ любовника на час.
        - Хорошо, хорошо! - она примирительно выставила ладошки, - Я давно хотела туда сходить, но все как-то не решалась. Похоже решилась на свою голову, - тяжело вздохнула она.
        - Мы выпили, потанцевали, - продолжал фантазировать я, - потом ты захихикала и предложила спрятаться у тебя в комнате и заняться любовью.
        - Ага… поняла… и мы вот прямо тут… устроили дикую оргию? В результате которой я себя чувствую, как жертва домогательства толпы пьяных матросов? - больше констатируя, чем спрашивая, произнесла Эвелина, кивая головой в такт словам, и глядя мне прямо в глаза.
        - В точку! - в тридцать два зуба оскалился я, - Прямо как сама вспомнила! Насчет матросов это конечно ты загнула, хотя мы с тобой трудились с большим энтузиазмом.
        - Врешь! Все бессовестно врешь! - неожиданно холодно отрезала она, скрестив руки на груди, словно отгораживаясь от меня.
        - С чего это ты взяла? - насторожился я ее внезапной перемене.
        - Звучит уж больно складно. Романы писать не пробовал? Есть одно но… - она хмыкнула и сделала драматическую паузу, явно надеясь заставить меня поволноваться.
        - Ну-у-у… может я несколько… преувеличил, так сказать, свои заслуги, но… - с чего это она взбесилась?
        Все так хорошо шло, еще пару вопросов-ответов и я шагал бы себе прочь, оставив ее в сладких воспоминаниях.
        - Вот именно, что но! - торжествующе вскинулась она, подпрыгнув на кровати. - Во-первых, место оргии не может выглядеть столь прибранным, или ты в перерывах вызывал горничную в номер? Во-вторых, на часах без четверти одиннадцать!
        - И что из этого? - я решил сопротивляться до конца. - Во-первых… во-вторых…, да хоть в-десятых! Сама сказала, что ничего не помнишь, алкоголичка хренова!
        - Из этого следует, что час назад я вышла из кабинета шефа и вовсе не собиралась ни на какие подвиги, - пропустив мимо ушей мое оскорбление, невозмутимо продолжила она, - У меня через час совещание, к твоему сведению. Ну, никак не получается, что, выйдя от шефа и думая о совещании, я зарулила в бар, надралась в зюзю и подцепила какого-то охламона, чтобы поиграть в папу-маму в перерыве между двумя совещаниями. Такого. Не. Может. Быть! - снова четко, словно вбивая гвозди в крышку гроба, отрезала она.
        Как это у нее получатся? Я совершенно искренне не понимаю, как можно практически в одно и то же время быть похотливой шлюхой и холодным аналитиком. Мгновение назад она явно собиралась продолжить любовные игры, сейчас она зыркает на меня прокурорским взглядом и требует немедленных и четких ответов.
        - Может, не может, заладила, как попугай! - возмутился я, - Факт есть факт: мы с тобой таки покувыркались и от этого факта ты никак не можешь откреститься. Не только у тебя что-то болит, заметь, но я молчу. Если очень хочешь доказательств, то я могу продемонстрировать последствия этой самой бурной любви на своем… э-э-э… теле! - мне казалось, что последнее явно тянет на железный аргумент.
        - Даже так? - она явно озадачилась. Ей казалось, что ее неопровержимые улики должны были сразить меня наповал.
        - Так, я понял, что мне тут не рады! Разрешите откланяться, пойду заниматься тем, к чему я больше пригоден. Мне еще работы…!
        - Пойдешь, значит? Торопишься? Поматросил и бросил? - она смотрела на меня с таким презрением, что я невольно поежился.
        - У тебя совещание, - сама сказала, - у меня работа, дела, график. Если очень хочется, можем встретиться вечером, после работы и провести время приятно. Как тебе такой план?
        - Дерьмо!
        - Что, план не нравится?
        - Нет, ты не нравишься!
        - Тем более, я тогда пошел. Слушай, ты чего в меня вцепилась как кошка?
        - Да иди, больно надо тебя держать! Жигало! - презрительно фыркнула она.
        - Вот только не надо, я в компанию особо не набивался, сама прицепилась! - в свою очередь обиделся я, хотя доля правды в ее словах несомненно была.
        - Ну, и иди! Чего расселся? - она отвернулась. По сопящему носу и вздрагивающим плечам даже слепой поймет, что девушка плачет и прячет эти слезы от меня. Сеня, ты грубый и неженственный, немедленно успокой девушку!
        - А с виду… такой приятный… умный… Неужели тебе со мной было так плохо? - она сказала это так громко и прочувственно, что я замер на мгновение, подбирая нужные слова.
        - Ты это… не заморачивайся. Кто сказал, что плохо? Мне с тобой было хорошо! Ты классная девчонка, чессло! Кончай эти переживания, сопли, слезы! Хочешь, задержусь у тебя до самого совещания? - предложил я, втайне надеясь, что она откажется.
        Эва неожиданно вскинулась и повернулась ко мне лицом. Смахнув слезы ладошками, она смотрела на меня во все глаза.
        - Это ты с кем сейчас разговаривал? - спросила она, глядя на меня очень странным взглядом.
        - Как это с кем? Не со шкафом - это точно! Ты же спросила: «Неужели мне было плохо с тобой?» Я отвечаю…
        - Ничего я не спрашивала! - негромко произнесла она, - Я это подумала!
        Он видите ли поду… Вот же дурак, вот же идиот, прокололся, как ребенок, попался на чувствах! Из огня да в полымя!
        - Ну-у-у… я… догадался… что ты можешь такое подумать, - попытался выкрутиться я, понимая всю нелепость объяснения.
        - Ты прочитал мои мысли! Это как?! Ты что телепат?
        - Как тебе сказать… понимаешь, у меня это редко получается… случайность, понимаешь? Иногда как шарахнет в башке и слышу, а обычно нет - ничегошеньки не слышу, - оправдывался я, чувствуя, что она не верит ни одному моему слову.
        - Лови! - крикнула она, бросив в меня тапком.
        Я автоматически рванулся в сторону летящего предмета, стараясь ухватить его в воздухе.
        - Второй, слева! - снова крикнула она.
        Мой героический бросок в другую сторону оказался совершенно напрасным - никакого тапка слева не летело. Меня разыграли. Эвелина весело смеялась, хлопая ладошами по кровати.
        - Обманули дурака, на четыре кулака! - тараторила она, как маленькая девчонка.
        - Все сказала? - надулся я.
        - Ой… мамочки… погоди, дай отсмеюсь! Ха-ха-ха! - заливалась она.
        Я пыхтел носом, надувал щеки, хмурил брови, в общем, всячески демонстрировал крайнюю степень возмущения и раздражения. Эвелина с огромным трудом взяла себя в руки.
        - Ты хоть понимаешь, что вторую команду я вслух не про-из-но-си-ла? - она снова прыснула, зажав рот ладошкой.
        Вот же чертенок! Ей бы в разведке служить, шпионов ловить, а не сухие факты в столбики складывать, да закономерности находить. Уела старого шпиона, супермастера в тяжелом весе по вскрыванию чужих мозгов. С такой держи ухо остро.
        - И что с того? Да, читаю мысли! Что тебя в этом удивляет? - спросил я вызывающим тоном, словно читать мысли в наше время такое же простое дело, как сходить в магазин за водкой.
        - Все удивляет! Но самое главное, я наконец поняла откуда на нас падают эти разнообразные вводные. Признайся, что это твоих рук… точнее головы дело! Так ты и есть тот самый супер-пупер секретный объект, ради которого существует все это? - она обвела руками комнату, хотя явно имела в виду всю базу.
        - Рот закрой! Ты хоть понимаешь, о чем болтаешь? - возмутился я, понимая, что за подобные знания ее по головке не погладят, а, скорее всего, отстрелят ту головку напрочь. - За одно то, что ты сейчас узнала, тебя могут… - я замолчал также внезапно, как возмутился.
        - А что такого особенного? - удивилась она, - В принципе об этом давно слухи ходят, только я в такую чушь не верю, точнее не верила до сих пор.
        - Слухи и знание очень разные понятия, знаешь ли? - сварливо проворчал я.
        - Но теперь я точно это знаю и от этого факта нам никуда не деться. Если это была твоя тайна, милый, пусть теперь это будет нашей тайной! Я никому не скажу, гроб, могила, рот на замок! - знала бы она, как меня корчило в душе от этих ее упоминаний всякого рода посмертных предметов. С нашими кураторами помереть не заржавеет, чик и в ямке. Черт, сам втравил девчонку в свое болото, сам и вытаскивай.
        - Давай договоримся на берегу: ты сейчас узнала то, что тебе знать не положено. Совсем не положено, ни под каким соусом. Узнала и забыла, выкинь из головы эту глупость, забудь! Будем считать, что мы ни о чем таком не говорили в принципе. Договорились?
        - Как скажешь, милый! - она продолжала смотреть на меня восхищенным взглядом, а в голосе так и переливалась всеми цветами радуги любовь и обожание.
        - Мы поболтали и расстались. Поговорили о погоде, цветах, ценах на абрикосы в прошлом году. Я попросил у тебя аспирину и ушел. Так? - вкрадчиво, но твердо, словно гипнотизируя, говорил я.
        - Хочешь, я буду тебе помогать? - совершенно не в тему предложила она.
        - В смысле? - опешил я.
        - Ну-у-у, ты будешь что-то там узнавать, а я помогу сделать первичный анализ. Представляешь, как тебя полюбят твои начальники?
        - Не надо мне никакого анализа, не надо ничего менять. По-моему, я объяснил достаточно доходчиво - ты не должна даже думать об этом! - в моем голосе звучал металл, - Малейшее подозрение, что ты что-то знаешь и нам обоим каюк! - я нарочно добавил и себя в жертвы, чтобы сыграть на жалости к скороспелому любовнику.
        - Значит, мы больше не встретимся? - напряженность в голосе Эвелины не придавала мне радости. Где тонко, там и рвется. Нужно срочно упрощать ситуацию, но обычными человеческими методами - как-то успокоить девушку, наплести три короба, расстаться друзьями и выкинуть ее из головы. Пока голова еще на плечах.
        - С чего это ты решила? Решу одну проблемку и пересечемся в баре, - я подмигнул игриво, намекая на последствия.
        - Знаешь, звучит, как оправдание любовника, спешащего сбежать от женщины, снятой на час, - сказала она грустно, - секс не понравился, встречи не будет, а разговаривать, только время терять, - ее глаза подернулись подозрительной влагой, носик шмыгнул, а губки обиженно надулись.
        Ну вот, получай, экспериментатор хренов - она еще и втюрилась в тебя! Господи, ну зачем я решил испытывать именно на ней свое примитивное умение? Лучше было пойти в медблок, медсестрички устроены проще и приняли бы мою лапшу без малейшего писка. Вполне, может быть, не пришлось бы никакой лапши вешать вовсе. Откуда она вообще взялась на моем пути, отродясь там ее не встречал, какой леший ее вел в тот час?
        Только не подумайте, словно я раскаиваюсь в том, что произошло. Кто мог знать, что под искусно созданным образом сушеной воблы в очках скрывается столь пылкая любовница, да к тому же и весьма привлекательная женщина. Не знаю, не могу сказать, есть ли у меня к ней чувство под названием любовь, но меня к ней уже тянет. До сих пор перед глазами ее лицо, искаженное сладкими судорогами страсти.
        Трудно расстаться с женщиной, которая тебя так хотела. Льстит, черт побери, мужскому самолюбию. А много ли нам мужикам надо - похвали, по головке погладь, назови суперменом, и пойдем мы за этой женщиной в огонь и воду. Сущие дети, только игрушки побольше и подороже.
        Я глядел на нее и не знал что сказать. Начни говорить ей ласковые слова, она вцепится и никуда не отпустит. Тогда любые доводы будут лишними - ей хорошо со мной здесь и сейчас, и пусть весь мир подождет! Грубить, обижать не хочу, в мире и без этого достаточно гадостей, чтобы делать их почти любимому человеку.
        Но мир ждать не будет. Если я поддамся на эту любовь, то через несколько часов уже некого и некому будет любить. Так что, герой, тебе придется умирать в одиночку. Давай, рви эту ниточку, руби по живому, если хочешь сберечь ее жизнь, дать ей шанс выжить. Я выдохнул и как в пропасть прыгнул.
        - Брось, ты просто класс, особенно во всем, что касается секса! - я улыбнулся в тридцать два зуба и двусмысленно подмигнул. По крайней мере, я считал, что достаточно умело создаю образ удачливого ловеласа.
        - И…?
        - Не грузись, пара часов ничего не решает. Решу я свои проблемки и снова нырну в твою уютную постельку. Мы еще станцуем с тобой танго, - почти мурлыкая, произнес я томную фразу, подслушанную в каком-то достаточно пошлом фильме.
        - Ясно! Решил от меня избавиться, чтобы под ногами не мешалась. Извини, милый… Ничего, что тебя так называю? Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.
        - Извини, имя назвать не могу, секретная информация.
        - Так вот, мистер секретный агент, мне кажется, что ты не прав. Может быть ты не успел обратить на это внимание, но у меня достаточно умная голова. Может, мы попробуем вместе решить твою задачку?
        Я заметил, как она внутренне напряглась, ожидая ответа. Внешне ее поведение не изменилось, она также игриво улыбалась мне, словно приглашала в свои жаркие объятия продолжить увлекательную игру. Но мы оба понимали, что за улыбками и недоговорками скрывается один вопрос: «Мы вместе или порознь?»
        Дурацкий и неуместный вопрос - мы не можем быть вместе в любом смысле. Она не может понять, что меня тревожит, а я не могу рассказать ей даже миллионной части того, что меня беспокоит. Разговор глухого со слепым. Я один, никто не может мне помочь в том, что меня страшит. Единственное живое существо, имеющее схожие способности, мой смертельный враг. Но как это сказать сидящей передо мной девушке, моей девушке, если говорить открыто.
        Я даже не пытался проникать в ее сознание. Во-первых, мне кажется это грязным и пошлым. А во-вторых, ни к чему это, когда все вопросы и ответы на лбу написаны, в глазах горят, за каждой фразой, интонацией скрываются. Я чувствую все, что она недоговаривает, словно подключен напрямую к ее сознанию.
        Секс еще не причина, чтобы влюбляться. И все-таки ты втюрился, Сеня, подумал я грустно. Как муха, попавшая в паутину. Барахтался, вырывался, пытался отбрехаться, а в результате? Признайся честно, разве тебе так уж хочется сбежать от Эвелины, забыть ее глаза, руки, горячее тело? Не хочется! Но это мое дело, я к нему хоть как-то готов и должен нести ответственность по полной программе.
        Хотя, подумайте сами, господа присяжные заседатели, что мы теряем, если я подключу ее к своим поискам? Совершенно ничего. Если я не успею выстроить защиту и нападение, нам всем каюк. Если выкарабкаюсь, мне придется долго объяснять господам с холодным взглядом, что это за локальную войну я затеял под носом у собственных работодателей. Тут без помощи умного человека не обойтись. Как не кинь, а вреда от нашего делового союза не будет.
        Я понимал, что все это скорее отговорки, попытка найти способ решения нерешаемой проблемы. Но я не железный Феликс, меня не обучали одиноким рейдам в тылу врага без прикрытия и снабжения. Мне нужна близкая душа, которой я мог бы открыть тайное и поделиться болью и страхом. В любом случае на уже прикоснулась к тайне. Увяз коготок, всей птичке пропасть!
        - Хорошо, ты сама так решила! - я стер глупую улыбку с лица.
        Эвелина отреагировала моментально - поудобнее устроилась в постели, чтобы не пропустить ни одного слова.

* * *
        Как давно меня не слушали так внимательно и с таким неподдельным интересом. Мне льстило, что лучший аналитик базы столь внимательно относится к словам доселе незнакомого ей человека. Мы еще никто друг для друга, а она уже бросилась на мою защиту, преломляя опасность для организации и всего мира через призму мой безопасности. По крайней мере именно так я объяснял ее внимательный взгляд, редкие ухмылки и легкие покачивания головой.
        На душе стало тепло и уютно, даже в носу защипало от щемящей грусти. Так могут слушать только мамы и самые любящие женщины. Для них важен ты сам, такой какой есть, без званий, профессий и зарплат. Они радуются и печалятся вместе с тобой, потому что ты для них самая важная частичка их жизни.
        Честно говоря, я подонок, я не сказал ей всей правды. Я снова врал ей прямо в глаза, сливал в ее широко открытые уши ведра пенистой лжи. Мне было ужасно неуютно, но правда для нее убийственна. Если уж быть совсем точным, то я соорудил некое подобие правды, удобно укладывающееся в рамки представлений типичного сотрудника базы.
        После первой чистки ушли специалисты, знающее наше истинное предназначение и на практике изучившие наши возможности. Вновь организованные бригады получили четкие инструкции и роли. В этих инструкциях мы числились обычными секретными работниками с не очень высоким статусом, правда существовали странные отклонения от этого статуса. В этих отклонениях была предусмотрена повышенная защита именно нас и уничтожение в случае невозможности обеспечить охрану. Но и об этих странностях знали отнюдь не все.
        Для большинства охранников такое положение вещей дело обычное. Носители секретов не должны доставаться врагу ни в каком виде, кроме холодного мяса. Для безопасности они еще и пулю со смещенным центром тяжести в затылок влепят, чтобы превратить место хранения секретов в совершеннейшую кашу. Кто их врагов знает, может они умеют из трупов информацию выкачивать.
        Правило незнания нашей истинной роли распространялось на весь персонал базы безоговорочно. Чтобы не создавать трудностей в понимании этого факта, нам просто сказали, что все они включены в список лиц на ликвидацию, в случае раскрытия тайны. Так что не дергайтесь, господа телепаты, а то прольется чья-то кровь! Будут по ночам кровавые мальчики сниться, вам это надо?
        Глядя на Эвелину, я мысленно концентрировался, но не для того чтобы прыгнуть в ее сознание. Мне нужно было создать целостный, достаточно правдивый и объясняющий сцену в коридоре рассказ. Хорошо писателям - сидит себе в носу ковыряет, в затылке чешет, вдохновения ждет. Нет вдохновения, сходил кофейку попил. Опять не накатило - коньячку добавил. Снова не тянет на творчество, плюнул и пошел в кабак, чтобы окунуться в народную жизнь, набраться впечатлений.
        Не сегодня, так завтра, когда-нибудь вдохновение придет! Посмотрел бы я на этих писателей, когда бы их заставили, не отходя от кассы, выдать на гора детективную историю с завязкой, интересным содержимым и приятной развязкой. Может, во мне великий писатель погибает?
        В моем варианте происшедшего были агентурные данные, съемки скрытой камерой, попытка моего физического уничтожения - пришлось придумать некоего снайпера, промахнувшегося с далекого расстояния. Потом я прикрутил к фабуле обнаружение слежки, точнее пристального внимания к моей персоне. Следом за этим я вышел в коридор, желая рассказать службе безопасности о происходящих со мной напастях, и столкнулся с Эвелиной. Ну а что было после этого, ты в принципе знаешь.
        Когда я закончил, она не сразу отозвалась. Ее мысли бродили в неведомых дебрях, ум, приученный анализировать и делать выводы, складывал факт к факту, взвешивал и отбрасывал мелкое, ненужное, несущественное. Наконец ее взгляд потеплел, стал более осмысленным, она улыбнулась и тряхнула роскошной рыжей гривой. Зачем она прятала их в косичку, зачем лишала нас удовольствия любоваться ее роскошными волосами?
        - Хорошая сказка! - она хитро ухмыльнулась и даже негромко похлопала в ладоши, - Браво, маэстро, прямо третий братец Гримм. Попробуешь еще сказочку придумать, или, наконец, правдой побалуешь?
        - Что значит сказкой? - искренне возмутился я.
        Обидно, знаете ли, что такую складную историю подвергают столь уничижительной критике. С другой стороны, в умении анализировать она может дать мне огромную фору. Так что я с глупой попыткой ее обмануть выгляжу не лучше пятилетнего пацана, объясняющего маме, что это кошка съела все конфеты из буфета.
        - Сказка - это значит, что звучит красиво, но не жизненно. Не стыкуется с твоим образом. Извини, дорогой, но как-то странно представлять тебя крадущимся по темным коридорам с пистолетом или ножом в руках. Как-то не вписываешься ты в светлый образ стандартного шпиона. Уж извини, если обидела.
        - А может я не стандартный шпион? Может я новой формации? - предпринял я вялую попытку оправдаться.
        Ничего не ответив, она язвительно хмыкнула и снова выжидательно уставилась на меня своими огромными зелеными глазищами.
        - Кстати, у тебя красивые глаза! - попытка увести разговор в сторону спасала жизнь многим мужчинам.
        - Спасибо, но речь идет не о моих глазах, а о твоей шкуре. Почему-то она стала для меня очень дорогой в последнее время. Ты не знаешь почему? - Эвелина прищурилась.
        - Извини, милая, но постель еще не повод для знакомства, - снова попытался отшутиться я, выгадывая время для поиска нового «достоверного» ответа.
        - Удивительно!
        - Ты это о чем?
        - Как так получилось, что самым главным на этой базе винтиком оказался самый нелогичный и попросту тупой шуруп? - она смотрела на меня с интересом, словно нарочно запустив в меня грубостью.
        - С чего это вдруг я стал тупым? - обиделся я, добавив мысленно «Сама дура!»
        - Подумай сам, напряги извилины! Ты практически все о себе мне рассказал, если ты думаешь, что из отдельных слов я не смогу собрать всю мозаику, то ты ошибаешься! - она торжествующе высунула язычок.
        - Хорошо. Я тупой, ты умная, ты сложила мозаику и что из этого? - как ей объяснить доходчиво, не открывая всей тайны, что она изо всех сил засовывает шею под гильотину.
        - Из этого следует, что я все равно уже посвящена в твою тайну и, как ты выразился, в любой момент могу сыграть в ящик. Я не ошибаюсь?
        - Лучше бы ошибалась! - досадливо поморщился я.
        - А если так, - продолжила она с упрямством самоубийцы, - значит, меня можно и нужно использовать для решения твоих мировых проблем. Или ты хочешь еще кого-то ввести в это дело? Окажись на моем месте медсестричка, ты бы уже давно сбежал. Но ты сидишь здесь и со мной, значит, тебе от меня нужно что-то больше, чем секс. Я права?
        Черт, откуда она про медсестричку узнала, может я в сексуальном бреду проболтался? Случайно, скорее всего, пусть будет случайность. В логике ей отказать нельзя, логика железная, убойная логика, как кирпич на голову с десятого этажа. Только этот кирпич сам себя пытается угробить.
        - Ты даже не догадываешься, о чем меня просишь, - запротестовал я, практически готовый сдать свои шаткие позиции, - Ты не знаешь истинного положения вещей на этой базе.
        Она удивленно вскинула брови. Я ее понимал, ведь каждый из них, казалось бы, владел полным доступом ко всем самым высшим секретам этой базы. Но в этом и заключался главный секрет, что я из всех секретов был исключен. Я обуза для базы и стоящих перед ней задач. Меня просто нужно охранять и учитывать при раскладке рациона питания. База создана ради и во имя меня, но я хожу по этой базе в комбинезоне ассенизатора и не отсвечиваю. По старой доброй традиции - хочешь что-то надежно спрятать, положи в прихожей на тумбочку.
        Чтобы она хоть что-то поняла, я должен открыть ей смертельно опасную для нее тайну. Помните старый анекдот? «Беседуют два самоубийцы. - Не люблю цианистый калий, предпочитаю мышьяк. - А что так, вроде как гарантируют моментальную смерть? - Вкус не нравится!»
        - Хорошо, давай так - я опишу тебе перспективы и последствия, а ты уже тогда примешь верное взвешенное решение. Договорились?
        - Валяй! - милостиво разрешила Эвелина и поудобнее устроилась в кровати.
        - Если кратко, то вся эта база имеет совсем другое назначение, чем тебе и всем прочим известно. Если кто-то из вас узнает об истинном назначении базы, пораженные участки будут немедленно уничтожены. Тихо и без огласки, но надежно и навсегда. Для всех прочих работников базы вы уедете на Большую землю с солидной премией в кармане. Для родственников подготовят мульку с грифом «государственная тайна», согласно которой вы погибли в результате нападения террористов, и вас разорвало взрывом гранаты на мелкие кусочки, так что и хоронить нечего.
        На всякий случай привезут крепко запаянный цинковый гроб с мясным фаршем. На самом деле неблагонадежных действительно уничтожат, но гораздо качественнее, чем пуля в затылок или взрыв гранаты. Мне показывали контейнеры с органическими кислотами, растворяющими тела без остатков. Я достаточно тебя напугал?
        - Не совсем, но поджилки уже трясутся, - несколько неуверенно ответила она, - скажи, а почему ЭТО показывали именно тебе? Ты что очень важная шишка?
        - Кх-м-м, это тоже опасная информация. Но для тебя я сделаю ма-а-а-ленькое исключение - да показывали, как предупреждение и да, действительно важная шишка, - я тяжело вздохнул.
        - Я могу подумать?
        - Думай, только быстрее. У меня чертовски мало времени. Как бы это выразить помягче? Скажем так, если я не решу свою задачку за три-пять часов, мне каюк! - закончил я на оптимистической ноте с дурацкой улыбкой на губах.
        Все-таки мужики иногда ведут себя, как сущие идиоты. Вместо того, чтобы озаботиться проблемами, молчать в тряпочку и не отсвечивать, они прут напролом, строят из себя героев и влипают во всякие глупые ситуации. Вот и сейчас, ну к чему этот оптимизм, что ты приклеил на себя эту улыбку супермена, с легкостью спасающего мир от неминуемой угрозы? Тоже мне Джеймс Бонд нашелся!
        - Я подумала! Родственников у меня нет, на большой земле никто не ждет, кроме института. Будем считать, что собственная шкура меня вовсе не заботит. Так что рассказывай все по-новому и по правде!

* * *
        Эвелина решительно переменила позу, теперь она сидела по-турецки, положив подбородок на подставленные ковшиком ладошки. Ее глаза светились решимостью принять на свои хрупкие плечи все опасности моего откровения. Решимость человека, никогда не попадавшего в безвыходные ситуации, не стоявшего перед дилеммой жить или помирать, не испытавшего на собственной шкуре боль. Она готова…
        Она то готова, хотя, скорее всего, не до конца понимает, во что именно ввязывается. Для нее это просто игра, потому что в ее жизни никогда не было мертвых людей, стонущих раненных, которых нужно обязательно добить. Ее жизнь срисована из учебников и детективных романов. Сейчас она представляет себя эдакой Матой Хари, готовой бороться один на один с неведомой армией шпионов и убийц.
        Хорошо представлять это, сидючи в мягком уютном кресле перед экраном телевизора. И совсем иначе получается, когда ты оказываешься по другую сторону экрана, только не в кино, а в той истории, о которой снято кино. Где все по настоящему, все вживую, без дублей и пересъемки, ошибся и ты труп. Но не сразу, а после жестоких пыток и психологической ломки. Зачем убивать чужого агента, если его можно перевербовать?
        Можно подумать, что ты сам успел узнать вживую все те ужасы, от которых ее предостерегаешь. Может быть, в тебе говорит обычный мужской эгоизм или сверхосторожность, не совсем уместная в данный конкретный момент. Может быть, но я не хочу подвергать опасностям это хрупкое существо женского пола.
        Девочка моя, мне страшно открывать тебе свои тайны. Не знаю, от чего я стал столь сентиментален, но мне не хотелось бы увидеть тебя в одном из этих чанов. А мне обязательно покажут, покажут весь процесс от начала до самого конца, чтобы я убедился - их слова не пустые угрозы. Чтобы в следующий раз сто, тысячу, миллион раз подумал, прежде чем открывать перед кем бы то ни было тайну.
        Ты смотришь на меня и готова принести себя в жертву. А ты спросила меня, готов ли я к этому? Мне гораздо проще сгинуть одному, чем отдать тебя в лапы этих сволочей. Хотя, с другой стороны, если я проиграю, тебе все равно каюк, моя дорогая Эвелина. Так что можно считать ты просто на шаг впереди всех к братской могиле, а уж я то в самом начале этой длинной очереди. Ну, будь, что будет! Семи смертям не бывать, а одной не миновать!
        - Ты так и будешь смотреть на меня как на больное животное, приговоренное к усыплению? Эге-гей, я тут! - она помахала ладошкой, - Я готова тебя слушать, я готова принять все как есть и никому не говорить ни при каких обстоятельствах! Клянусь нашей партией родной и жизнью моей любимой белой свинки! - закончила она торжественно, как пионер перед флагом. Потом улыбнулась, довольная своим веселым каламбуром. - Хорош молчать, скажи что-нибудь для разнообразия. Только давай без второго варианта сказки, я же тебя моментально расколю. Ты не забыл, что я аналитик по профессии?
        - Ладно! Чур, не пищать потом, сама напросилась!
        - Не тяни резину. Сам сказал времени мало, и сам же разводишь антимонии.
        Я откашлялся для порядку, привел мысли в порядок и выдал все как есть, без утайки. Зачем скрывать детали, если главное уже открыто - она знает кто я и на что способен. И все таки я не рассказал про встречу с проверяющим. Глупый каприз, неосознанный страх? Не знаю, промолчал и все.
        - Мне кажется, у нас есть шанс! - неуверенно произнесла она. - Меня тревожит артефакт, про который ты упомянул. Его роль в этом деле пока косвенная, хотя и унесла уже много жизней. Почему этот сенс не убил тебя сразу, как ты думаешь? Судя по его возможностям, для него это было раз плюнуть.
        - Не знаю, - честно признался я, - может он садист в душе.
        - С чего ты решил, что эта проблема имеет космический масштаб? В крайнем случае, он разберется с тобой, база потеряет смысл, нас просто уничтожат и на этом история сама по себе затухнет, - спокойно рассуждала она, словно речь шла о сюжете нового боевика.
        - Даже это, знаешь ли, не очень приятно осознавать. Но… - я пожевал губы, подбирая нужные слова, - с этим артефактом что-то не так, неправильно. Слишком много вокруг него наворочено, чтобы считать его очередным военным секретом.
        - Что именно тебе кажется странным?
        - Понимаешь, я никогда раньше не сталкивался с тем, что секреты охраняет психосенс. Кроме того, я не подозревал, что в принципе возможна ментальная атака, а он ее использует как рабочую функцию. И, самое главное, никогда раньше не гибло столько народу ради получения какого-то секрета. А они готовы послать еще и еще, значит, артефакт имеет какое-то принципиальное значение, сверхценность для тех, кто содержит нашу базу.
        - Иногда случается, что сверхценностью оказывается компромат на очень важную персону, чертежи очередной убийственной штуковины, эликсир вечной молодости, да много чего еще можно тщательно оберегать и не менее страстно желать получить.
        - Не могу сказать точно, что-то на уровне интуиции, подсознания, чувств - артефакт не имеет отношения ни к одному из секретов тобой перечисленных. Он вообще не имеет материального секрета. Во время атаки того сенса я уловил обрывок мысли, крохотный как песчинка, что артефакт как-то связан с его способностями, да и вообще с нашими способностями читать чужие мысли. Ничего точного, догадка, предположение, бред, но…
        Мозг Эвелины работал на полную катушку, она внимательно слушала мои слова, забрасывала их в топку своего аналитического котла, выжигая нелепости, выплавляя истину.
        - Давай бред, сейчас любая информация имеет ценность.
        - Это сложно объяснить. Для него этот артефакт был чем-то вроде божества. Его взбесило то, что кто-то еще, подобный ему, может прикоснуться к божеству. Это был страх и ярость и нечто светящееся неземным светом на заднем плане. Не солнце, не огонь, что-то другое, чистое, спокойное, резко контрастное с его отношением ко мне. Но что это такое, я не понял. А вдруг это ментальный усилитель? Представляешь, что может натворить один единственный психосенс, усилии свое умение в тысячу раз? Это же идеальное оружие, на себе испытал.
        - Если ты прав, то дело серьезное! - ее резюме в другой ситуации могло бы меня порадовать, но сейчас только усилило тоску и безнадежность.
        - Что с того? Я не могу ему противодействовать. Он мастер, я ученик-первоклашка, в его руках идеальное оружие, а что я могу ему противопоставить?
        - Ты нашел пару базисов и более-менее научился на них воздействовать. - Эвелина улыбнулась, вспомнив описанное мной приключение в коридоре базы. - На первый залп этого вполне хватит. Но ты должен научиться закрываться от его атак, иначе проиграешь сразу после первого залпа. У меня есть гадостное предчувствие, что и защитой он владеет в совершенстве, в отличие от тебя. Недаром ты ни разу не почувствовал его присутствия. На текущий момент твои шансы один против миллиона.
        - Да уж, - поежился я от неприятного ощущения в животе, - умеешь ты ободрить и вдохновить.
        - Знаешь, у меня есть еще один маленький недостаток, о котором ты еще не знаешь, - улыбнулась она загадочно.
        - Может, потом об этом? Сейчас не до интимных подробностей, - проворчал я недовольным тоном, пытаясь придумать, с чего начать дальнейший путь.
        - Нет уж, мне кажется самое время, - она продолжила, невзирая на мои попытки противиться, - я быстро пьянею от самых малых доз алкоголя. Хотя довольно быстро прихожу в себя. Ну-у-у через час другой я снова прихожу в норму.
        - И что это нам дает?
        - Понятия не имею, но ты должен искать и сравнивать. Меня ты уже видел изнутри, давай попробуем изменить условия эксперимента. Роль алкоголя в работе сознания пока не изучена досконально.
        - Не знаю, что ты задумала, но если ты вырубишься, я не буду сидеть возле тебя и ждать, пока ты протрезвеешь. Ты же знаешь, время работает не на меня.
        - Договорились! Будем считать, что я пожертвовала собой ради науки! И будем пробовать помаленьку, мне самой не очень хочется выпасть из процесса.
        Она вскочила с постели и шагнула к книжному шкафу, сплошь уставленному всякого рода серьезными и толстыми трудами по психиатрии, психологии, математике и системному анализу. Одна из полок оказалась ловко замаскированной дверцей встроенного бара. Его содержимое удивительно контрастировало с внешней оболочкой, а вместительные глубины скрывали с десяток бутылок разного вида и содержания. А девушка-то явно не такой сухарь, каким себя повсюду показывает.
        Эвелина вытаскивала бутылку за бутылкой, вглядывалась подслеповато в этикетки и, бормоча под нос «не то, нет, это крепковато, ну, это вовсе только гостям наливать…», отставляла их одну за другой. Наконец одна из них привлекла ее внимание, я пригляделся. Боже мой, второй раз за день и такое совпадение - божоле! Да что они помешались на этом божоле?
        - Может тебе тоже налить капельку? - поинтересовалась она.
        - Не пью, не положено, да и не особенно нравится.
        - Редкий кадр, это же надо как повезло, непьющего мужика подцепила! - съехидничала она и подмигнула.
        - Слушай, давай, без наездов, пей свое вино, и будем двигаться.
        - Если не возражаешь, я еще немного отниму твоего драгоценного времени. В голом виде работать сложно, не те мысли в голове.
        - Если только недолго, знаю я, сколько это «по-быстрому» у вас женщин отнимает.
        Она сверкнула глазами, ухмыльнулась, не став комментировать мои познания в области женских привычек, и всей душой окунулась в глубины одежного шкафа. Вынырнув из одеяла, она предстала передо мной в чем мать родила, с неприкрытым удовольствием крутясь в разные стороны, демонстрируя свое обнаженное тело, примеривая и отбрасывая в сторону разноцветное белье.
        Садистка! В каждой женщине спрятан в глубине души эдакий ма-а-а-а-ленький Мюллер, готовый по поводу и без повода мучить влюбленных в них мужчин разнообразными пытками. Понятное дело, я же ловелас, дамский угодник с большим стажем. Почему бы ей не подразнить меня, не покрутить перед моим носом голой попкой? К тому же, сам признался, что ее тело мне понравилось. Ну, почему бы не продемонстрировать мне его еще разочек, раз уж случай представился. Смотреть смотри, а рукам воли не давай - так, скорее всего, называлась эта милая пытка.
        - Ты точно на совещание собираешься? - смиренно поинтересовался я.
        - А что? - она замерла на мгновение с очередной вещицей в руках.
        - Это все, - я обвел пальцем разбросанное на кровати белье, - никто под костюмом не увидит! Какая разница, в чем ты будешь одета там, под штанами и пиджаком? - смирение в моем голосе быстро уступало место раздражению.
        - И что с того? - искренне удивилась она, - Зато я буду чувствовать себя уверенно! Вам мужикам этого не понять.
        - Куда уж нам сиволапым? - вздохнул я, сдавшись перед непробиваемыми аргументами.
        Все-таки женщины, на мой сугубо мужской взгляд, больше склонны к эксгибиционизму, чем мужики. Хотя, если их послушать, то более стойких пуритан, чем они трудно отыскать. Женщины считают… имеют мнение… и пожалуйста, не нужно спорить, когда вам изрекают очередную глу… прошу прощения, мудрую мысль.
        Мысль по поводу того, что все мужики сволочи, так и норовят своим голым торсом привлечь очередную глупую бабочку, а стоит только верной супруге отвести от него взгляд, так и не только торс обнажит, а и самое дорогое, что есть в семье - кошелек. Кто бы спорил, милые дамы, только вы на себя то хоть раз смотрели со стороны, отстраненно, по-мужски, так сказать? Куда ни глянь, сплошь юбочки с разрезом до подмышек и маечки с декольте до пупа. Тут не то, что мужик, столб фонарный разденется не думая.
        Справедливости ради нужно отметить, что оделась она достаточно быстро. Затем деловито подтянула к сервировочному столику второе кресло и упала в него, готовая к проведению эксперимента.
        - За твой успех! - она подняла бокал с вином, поднесла к глазам, чтобы посмотреть сквозь него на свет и отпила небольшой глоток. - Ты чего смотришь, давай, делай свою работу! - рассмеялась она легко и беззаботно, словно над нами не висела многотонная громада надвигающихся проблем.
        Вот что мне нравится в женщинах, так это то, что они умеют жить в отрезке текущего момента времени. Они могут насладиться радостью встречи, поцелуя, беседы, а уж потом снова окунуться в раздоры, слезы и тревоги. Мужикам такое не дано, за редким исключением конечно. Хотя при виде такого исключения, сразу закрадывается сомнение, а мужик ли это.
        Я вздрогнул и начал синхронизацию. Процесс, как я уже говорил, совершенно не требующий времени, если вы уже были в контакте с клиентом. На этот раз потребовалась немного больше времени, чтобы скорректировать изменение ее состояния, алкоголь действовал на нее очень быстро. Попутно мне в голову пришла мысль, что на нее вообще все оказывает сильное влияние. Как она с такой дикой чувствительностью ко всякого рода воздействиям умудрилась стать сухарем-аналитиком?
        В общем-то, картинка не сильно отличалась от той, что я видел перед началом первого воздействия. Разве что сексуальный базис не пылал, а слегка тлел редкими вспышками. Утомил таки даму, мелькнула в голове хвастливая мысль. Серая рыбка скользнула привычно по ее запасникам, на глазок прикидывая, что где лежит. Ого!
        - Слушай, ты действительно все ЭТО хотела бы проделать со мной в постели? - невольно удивился я, нарвавшись на свежие заметки в памяти.
        - Ты что подглядываешь за моими мыслями? - возмутилась она, Ну-ка брысь отсюда!
        - Интересное дело, сама напросилась, а теперь тапком по морде?
        - А ты… не лазь, где не положено!
        - Откуда же я узнаю, где у тебя что положено? Ты когда по городу идешь, много думаешь на что можно смотреть, а на что нет? Пялишься на все подряд и все дела!
        - Так то город, а то моя голова! - продолжала упираться Эвелина.
        - Так! - я добавил голосу металла, - Мы будем экспериментировать или я пошел?
        - Ну-у-у, ты точно не можешь не подглядывать? - спросила она жалобно.
        - Точно! Железно! Это непроизвольная реакция, я просто все это вижу и слышу! Если тебе это не подходит, давай на этом закончим!
        - Ну-у-у, ладно… я попробую себя сдерживать. Непривычно это, словно голая на площади.
        - Давай еще малость! - скомандовал я, давая понять, что конфликт исчерпан.
        Эвелина послушно отхлебнула из бокала. Картинка вздрогнула и слегка изменилась. Сперва я не понял, что именно поменялось в этой картинке. Такое впечатление, что поле моего зрения расширилось, хотя «зрительно» оно не приросло. По краям доступной области появились невидимые ранее сгустки и волокна. Значит… что-то мешало мне их увидеть. И теперь это нечто, уменьшившись, открыло невидимое ранее.
        - Добавь еще чуть-чуть, что-то меняется, хочу проверить! - во мне крепла уверенность, что сейчас я наблюдаю некий базис, поглотивший все прочие таким образом, что он стал фоном, черным фоном и сам, соответственно, был невидим. Лицом к лицу, так сказать…
        Эвелина сделала малюсенький глоток и мягко пустила его по пищеводу. Я отстраненным чувством зафиксировал получаемое ей удовольствие от вкуса вина и той теплоты, которая теплым клубочком скатывается вниз, в желудок.
        Новоявленный базис еще больше уменьшился и теперь плавал между первым и вторым, не заслоняя никого из них. Интересное открытие, попробуем его легонечко «потрогать». Дай бог, чтобы именно легонечко, а то доведу девушку до очередного стресса, и куда потом с ней бежать?
        Я расслабился, постарался изгнать из сознания проявления всякого рода тревоги, страха или волнения, мой «пальчик» не должен дрогнуть как в прошлый раз. Мягко осторожно подобрался к новому базису, и притронулся к нему нежно, как с сосуду с гремучей ртутью.
        Эвелина вздрогнула и огляделась по сторонам. В ее глазах появилась тревога.
        - Слушай, а ты уверен, что никто не вломится сюда сейчас? Ты хоть замок закрыл, когда вошел? Что-то мне не по себе!
        Я убрал «пальчик» подальше. Любопытно получается, мы трогаем - она пугается.
        - Конечно, закрыл, первым делом. Думаешь, мне было бы уютно иметь за спиной открытую дверь и девицу без сознания в постели.
        Ее взгляд прояснился, она облегченно вздохнула и снова расслабилась.
        - Еще глоточек? - спросила она невинным голосом, словно невзначай сдвигая ножкой бокала юбку повыше.
        Я не ответил и тотчас же прикоснулся к базису. Она опять вздрогнула и моментально одернула юбку. Понятно, присяжным все понятно, мы нащупали базис страха, тревоги. Какой же он у нее был большой. Отсюда и причины ее безудержного веселья под воздействием алкоголя. Пока она трезва как стеклышко, базис страха накрывает все прочие центры, заставляя ее быть в постоянном напряжении. Отсюда и сухость в общении, она постоянно ждет чего-то неприятного.
        Для нее все чувства подкрашены страхом, в спектре любого ее настроения присутствует страх. Она смеется и опасается, что этот смех может кому-то навредить. Грустит и боится обидеть кого-либо своей грустью. Маленькая моя, какой же нужно быть сильной, чтобы жить с таким огромным страхом. Кто же заложил в тебя этот страх, откуда он к тебе прилепился? Неужели нужно быть в постоянном подпитии, чтобы по настоящему радоваться жизни?
        Эвелина призывно хихикнула и поманила меня пальчиком.
        - Эй, котик, твоя кошечка ждет тебя! Сколько можно заниматься этой ерундой? Прыгай ко мне, займемся делом! - ее юбка опять оказалась бесстыдно задранной, а руки ласкали грудь, словно приглашая меня присоединиться.
        Из огня да в полымя, у нее есть промежуточные состояния? Если не боится, значит хочет! Я тихонечко ткнул в базис страха, чтобы охладить ее пыл. Она нахмурилась, потом помотала головой и, поставив бокал, решительно прыгнула ко мне - ну типичная кошка! Я едва увернулся и спрятался за креслом.
        - Эвелина, охолонись! - я попытался урезонить ее, а сам тем временем еще сильнее вдавил на страх.
        Она тихонько взвизгнула, и тотчас я увидал ее плутовскую мордашку, высовывающуюся из-за кресла - вот уж воистину «ему и страшно и смешно».
        Интересные дела творились в ее сознании. Все базисы выстреливали свои сгусточки, кто больше, кто меньше, сплетая их в один разноцветный клубочек. Сгустки оставались связанными с исходными базисами, но все вместе они представляли собой какой-то новый объект.
        Я забыл упомянуть, что сами базисы уже не выглядели для меня черными сгустками, каждый из них имел свой цвет, но столь насыщенный, что выглядел он в полутьме, как черный. Сексуальный переливался вспышками желтого и золотого цвета. Болевой светился темно-фиолетовым, а базис страха вспыхивал кроваво-красными всполохами. Слившись в новый объект, они породили новый цвет, как три основные цвета порождают все богатство цветовой палитры.
        Что же это получается, товарищи психиатры? Страх, боль и секс для нас мыслящих и разумных стали теми самыми «основными цветами»? Даже для «шутки юмора» не нашлось отдельной категории?
        Все это довольно быстро промелькивало в моем сознании, пока я пытался делать сразу несколько дел: удирать от Эвелины, удерживать ее сознание и думать, как мне из этой передряги выпутаться. Эвелина же, изображавшая из себя блудливую кошку, кралась за мной и призывно мяукала, самым бесстыдным образом намекая, что хочет меня сейчас и здесь.
        Внезапно, посреди особенно протяжного мява, Эвелина странно всхлипнула и обмякла, уютно свернувшись калачиком на ковре. Она снова заснула. Ее страх еще не заполонил сознание, новый объект еще полыхал, но родители уже начинали втягивать свои частички, дергая за жгутики. Еще чуть-чуть и ее счастливый сон закончится. Как бы мне хотелось зафиксировать этот объект, чтобы она не возвращалась в мир своих страхов, но что для этого делать, я не знал.
        По сути своей я грубый мясник, только и могу, что «тыкать» в объекты сознания или просто смотреть на них. Тоже мне суперчеловек, скорее уж инвалид безрукий, кустарь без мотора.
        Я следил за распадом нового объекта и параллельно видел сны Эвелины, навеянные им. Она бежала по берегу моря радостная и счастливая. Бежала совершенно голая и ветер легко играл ее прекрасными волосами. Она вдыхала свежий морской ветер полной грудью и чувствовала себя чайкой, парящей над волнами. Берег был пуст, но она не чувствовала одиночества. Где-то, совсем рядом с ней, летела вторая чайка - ее любовь. Она бежала и ее силы не убывали, в ней росла уверенность, что вот-вот произойдет нечто ужасно прекрасное. Нужно только бежать вперед.
        Шарик практически растаял, последние капельки потеряли связь и втянулись внутрь базисов.
        Там во сне Эвелина выбежала на широкий скалистый уступ и с трудом остановилась на краю бездонной пропасти. Трудно связать берег моря и пропасть, но во сне нет препятствий для любых изображений и ситуаций. Она балансировала на краю, ветер толкал ее в спину, превратившись из друга в злейшего врага.
        «Ты же птица! Прыгни вниз и ты полетишь!» - подзуживал ветер. Но страх, стремительно расширявший свои владения, уже бормотал бесстрастно: «Рожденный ползать, летать не может! Ты будешь падать, и твое сердце лопнет от страха раньше, чем тело ударится о камни внизу!»
        Черное покрывало страха надежно укрыло все прочие базисы, притушив их исходные цвета. Эвелина вздрогнула и проснулась. Недоуменно оглянулась по сторонам, словно припоминая, как она тут оказалась и что это за парень прячется за ее кроватью? Потом в ее глазах появилось понимание, и она пришла в себя.
        - Черт, голова раскалывается! Какая-нибудь польза была от моего пьянства? - спросила с плохо скрываемым раздражением.
        - Была, только я не совсем понял, что мы от этого можем получить.
        Я изложил ей свои впечатления, и она задумалась. Может быть, она сама не предполагала, сколько места в ее жизни занимал страх. Нелегко узнавать правду о себе, когда считаешь себя совсем другим человеком - сильным, волевым, решительным. Шагаешь легко по ступеням успеха, перешагивая через непреодолимые для многих препятствия. И вдруг узнаешь, что в основе всего этого лежит элементарный страх. Ты все время боишься что-то не сделать, куда-то опоздать, быть хуже кого-то. Ты не чайка - ты раб своего страха.
        Как быстро меняется выражение ее лица, для нее переход из одного состояния в другое - как сделать шаг. Один шаг - одно состояние, другой - новое состояние. Только что смеялась и шутила и вот уже серьезная складка появилась между бровей, нахмурилась, погрустнела. Еще шаг и улыбка осветила лицо - верно вспомнила что-то приятное из прошлой жизни.
        - Узнали мы полезное, только пользы нам от того тьфу и маленько, - резюмировала она свое недолгое размышление. - Твои умения не более, чем талант туземца-барабанщика - дубасишь по там-тамам и называешь это музыкой. На самом деле, вспомни, как он тебя атаковал, ты должен овладеть искусством игры на скрипке, чтобы стать настоящим мастером. Будь ты хоть семи пядей во лбу, у тебя для этого времени нет. Нужна спокойная обстановка, эксперименты и подопытные кролики. Согласен?
        Я молча кивнул. Что говорить, когда это и мне понятно. Только пользы от моего понимания и согласия ноль.

* * *
        - Так с чего начнем следующий раунд? - едва успел произнести я, как страшнейшая боль скрутила меня в жгут, перехватила дыхание, выбросила все мысли из сознания.
        Только не это! Мы не успели, я не успел! Господи, как обидно! Это была моя последняя мысль, потому что потом я элементарно потерял сознание - на этот раз он подцепил меня совершенно внезапно и отправил в глубокий нокаут.
        Сколько времени я пребывал в небытие сказать сложно, просто в какой то момент мне показалось, что прямо под нос мне сунули ужасно грязные и вонючие носки с дыркой на пятке. Почему на пятке? Откуда мне знать - так почудилось моему спящему сознанию. Мне стало жутко обидно, и я очнулся.
        Сквозь муть во взоре просвечивала женская фигурка с бутылкой в руке и какой-то тряпкой. Эвелина, опять пьет, не могла потерпеть, зараза! В моей голове шевелились вялые и серые мысли, я тупо всплывал из болота, в котором меня утопили по самое дно.
        - Эй, очнись, не помирай! Я даже не знаю, как тебя зовут, ну не помирай, пожалуйста, скажи как тебя зовут?
        Господи, какая дура! Ну, какая разница, как меня зовут? Тебе от этого лучше станет, если я скажу, что меня зовут… Кстати, а как меня зовут? Эй, эге-гей, вы там, что с ума посходили? А ну-ка верните мне имя, сволочи!
        Я с трудом вытолкнул из горла комок слизи, тяжело откашлялся, и сипло вдохнул воздух, пропитанный странным неприятным запахом.
        - Кх-а-а-кх меня кх-зовут-кх? - с трудом выдохнул я. - Рваз… развра… блин, раз-ре-шшшитте, поцеловать ручку, мадам? - пьяно тараща глаза, шатнулся я в сторону Эвелины, присевшей рядом со мной на кровать.
        Она недоуменно посмотрела на меня. А что, скажите, я могу сделать, если меня и-и-ик… напоили и соблазнили, да еще мотают перед носом короткой юбкой. Я попытался оторвать свою руку от уютного и теплого бедра Эвелины, но мне это не удалось. В чем дело, рука, я отдал приказ - подняться и похлопать ее по щечке, прыс… прыл… при-л-л-аскать мою и-и-к к-к-ошечку. Рука игнорировала мои приказы, ей было хорошо и приятно ощущать тепло женской ножки. Вот же гадина, - сокрушался я мысленно, - я ее растил, понимаешь, кормил, поил, а она развлекается.
        Я сидел и хлопал глазами, как пьяный идиот. А кем я должен быть после поллитры водки, зайчиком-попрыгайчиком?
        - Эй, на корабле, у тебя все в порядке? Ты соображать уже можешь? - встревожилась Эвелина и попыталась снова сунуть мне под нос вонючую тряпку.
        - Сеня, меня зовут Сеня! - просипел я, понемногу приходя в себя, - И убери это от моего носа, где ты нашла эту мерзость?
        Боже, что за гадость? Меня чуть не вывернуло наизнанку. Зато я сразу вспомнил свое имя.
        - Это не мерзость, это нашатырный спирт, к твоему сведению! - еще больше радуясь, сообщила Эвелина, - Ты был такой пьяный, а я читала, что нашатырь может отрезвить, только я не читала как именно!
        - Когда же я успел напиться, ничего не помню?
        - А ты и не успел, это я тебя накачала, когда с тобой началось это. Я в кино видела. Там припадочный один упал и давай биться, а лекарств никаких нет и докторов тоже. Тогда ему водки влили в рот, и он в себя пришел, в смысле успокоился. А я в тебя полбутылки водки с перцем влила. Ты сперва чуть не задохнулся, а потом быстренько так все проглотил. Можно было бы и больше, но у меня всего полбутылки было! - она радостно тараторила, вытирая ладошками сопли и слезы со счастливого лица.
        - И что было потом? - мне стало даже интересно.
        - Ты сразу уснул, как младенец. Только дышать стал все реже и реже. Я… подумала… - ее губы дрогнули, - что ты умираешь, и схватила первое, что пришло в голову… и ты очнулся, - она снова шмыгнула носом.
        - Ты молодец, боец Эвелина, награждаю тебя орденом… за сообразительность высшей степени, гип-гип-ура. Иди ко мне, я тебя поцелую!
        Я поцеловал ее с огромным удовольствием. Никогда раньше не знал, что женские губы могут быть такими вкусными, такими притягательными и волнующими, что в них скрывается столько мягкости и силы. Она вложила в этот поцелуй такую страсть, что можно было оживить сотню полуживых любовников, а не только одного меня. Дай ей бог крепкого здоровья и долгих лет жизни.
        Эй, волшебница, не перестарайся, а то снова задушишь едва ожившего! Я как мог деликатно высвободился из ее объятий и прислушался к своему состоянию. Трезвым меня назвать было сложно, еще бы - полбутылки водки на пустой желудок, да еще не пившему лет тридцать молодому организму. Организм от алкоголя с нашатырем находился в некотором пограничном состоянии. С одной стороны алкоголь доводил до рвотного уровня, с другой нашатырь светил в мозги зенитным прожектором.
        Они бились меж собой, а меня мотыляло то в одну, то в другую сторону. Больше всего в эту минуту меня волновали не судьбы мира или нашей базы, а опасение, что меня вырвет прямо здесь в чистой спаленке Эвелины. Все-таки я герой-любовник, елы-палы, негоже мне валяться в собственных полупереваренных обедах. От позора меня спасала только звенящая пустота в желудке.
        Как не крути, а в этот раз она меня выдернула, можно сказать, с того света. Ай да девка, ай да сила! Без великих затей и изысканий, старым дедовским способом - не можешь болезнь излечить, тогда забудь о ней! Залей ее вином крепким, задури травой-горькой.
        - Это, конечно, классный способ защиты, но я так быстро сопьюсь, согласись!
        Эвелина кивнула головой, как китайский болванчик. Перед лицом отступившей опасности она, похоже, готова была согласиться абсолютно со всем, что я говорю. Сейчас она была просто женщиной, которая только что чуть не потеряла своего мужика. Не мужа, а именно мужика, в дедовских понятиях этого слова. Связанного с ее сердцем не бумажкой и печатью, а узами страсти и любви. Хотя о любви может еще рановато говорить, но кто знает, может, это я опаздываю со своими прогнозами.
        - Давай прикинем, какие опасности нас еще поджидают, когда я протрезвею. Во-первых…
        - А ты можешь в себя заглянуть? - неожиданно прервала она мое рассуждение.
        - В смысле? Я как бы и есть сам в себе, чего мне в себя заглядывать?
        - Нет, не так, заглянуть как в чужого, со стороны?
        - Никогда не пробовал. Не было необходимости, знаешь ли, - произнес я задумчиво, стараясь представить, как это могло бы происходить.
        - Ты говорил, что вы научились шагать через сознания, используя их воспоминания, как основу для следующей синхронизации, - наталкивала она меня на мысль.
        - И…?
        - Господи, и этот человек должен спасти мир! Ты шагаешь в меня, потом через меня прыгаешь в себя - что тут непонятного? - она постучала меня согнутым пальцем по голове, - Мда-а-а, звук то деревянный!
        - Понял, понял, - восхитился я простоте ее решения и тотчас же сделал предложенное.
        Прыжок произошел моментально, я даже не ощутил, как сознание Эвелины промелькнуло мимо и я выскочил в собственной голове. Вау-у-у-у, вот это бурелом, а казалось, что я в полном порядке. Полезно все-таки взглянуть на себя со стороны. О базисах речи вообще не шло, разноцветные ошметки выплесков метались по сознанию, виляя жгутиками. В их движениях можно было угадать некое стремление к слиянию, объединению, попытка вновь стать единым и могучим. Но алкоголь напрочь сбивает их попытки целенаправленного движения. В сознании нет ни одной прямой дороги, какое-то королевство кривых зеркал.
        - Ух ты! Вот это красота! И ты все это умеешь? - восхищенно выдохнула Эвелина.
        - Что это? Ты о чем? - машинально спросил я, не отвлекаясь от ревизии собственных мозгов.
        - Знаешь, я тебе, конечно, верила. Про все эти твои возможности и прочее, но как-то не до конца, как в сказку. А сейчас вижу сама, как это здорово. Р-р-раз и ты в чужой голове - любуйся картинками, читай как книжку, наслаждайся чужими секретами. Только, извини, у тебя тут как на помойке после бури.
        - Стоп! Ты что сейчас вломилась в мою башку? - разозлился я, и тотчас же выскочил из цепочки синхронизаций. Одно дело, когда я сам в чужие мысли внедряюсь и совсем другое, когда кто-то копается в моих собственных мыслях.
        - Получается, что так! Только я не сама, я же не умею! - она смешно округлила глаза.
        - Странно! Давай еще разочек попробуем, если опять нырнешь в меня, то кивни головой.
        Я «прыгнул», но не очертя голову, как в прошлый раз, без глупой бесшабашности и пьяного удальства. Даже не «прыгнул», а осторожно «шагнул» на цыпочках, стараясь действовать как в обстановке максимально приближенной к боевой - серой рыбкой, по мутной водичке, легко помахивая хвостиком и плавниками. Шаг и я в сознании Эвелины, нащупываем мою синхронизацию и… испытываем легкое удивление.
        Моя синхронизация висит обособленным клубочком, она не распалась на исходные составляющие - мысли, образы, запахи. Бред какой-то, обычный человек не сохраняет синхронизаций, через которые мы «шагаем». Обычный да, но сенс… Щемящее чувство радости торкнулось в сознании, неужели мне повезло? Ладно, этим чуть позже займемся.
        «Шагаю» в себя, Эвелина расширяет глаза и с некоторым запозданием кивает головой. Выхожу - мотает головой, нет контакта. Вхожу - кивок, есть контакт. Выхожу, думаю - кивок, есть контакт. Стоп! Я не «входил», Эвелина сделал это сама, поддавшись заданному мной ритму. Вот это способности, она за пять минут прошла то, чему мы учились несколько лет. Через головную боль, непонимание, неумение чувствовать синхронизацию, интерпретировать образы. Она просто перешагнула через все это и заглянула в меня без моей помощи.
        - Вылезай! - коротко приказал я, помахав пальцами в воздухе.
        Эвелина выдохнула и расслабилась.
        - Ну, как? - с детским нетерпением в голосе спросила она.
        - Поздравляю!
        - С чем?
        - С вступлением в наши ряды.
        - А если попроще? Что-то у меня не хватает аналитических способностей, чтобы угадывать твои прозрачные намеки, - обиделась Эвелина.
        - Ты хоть знаешь, что ты сенс? - ухмыльнулся я.
        - В смысле?
        - В смысле, что в последний раз ты «прыгнула» в меня без моей помощи. То есть пока я размышлял, ты запросто так «прыгнула» в меня, словно делала это каждый день, прямо как к себе домой.
        - Шутишь? По глупой ухмылке вижу, что шутишь! - она поджала губки и насупилась, готовая обидеться насмерть.
        - Да не шучу, радуюсь, что не один я такой урод на этой базе!
        - Умеешь ты слова подобрать, чтобы девушку порадовать.
        - Ну, уж извините, мэм, скажем по-другому - добро пожаловать на борт, господин великий сенс!
        - С чего ты взял, что я великий? - осведомилась она, явно довольная званием.
        - То, что ты сделала сейчас, я смог сделать только после долгих занятий, значит ты круче всех нас. Надеюсь, сейчас моя улыбка не кажется тебе издевательской? - ответил я, ухмыляясь еще шире.
        Ну что поделать, радость просто распирала мою душу. Так, наверное, радовался Робинзон, обнаружив на своем острове дикаря после многих лет одиночества.
        - Ты молодец, умница, прелесть! - я притянул ее к себе и от души поцеловал. Она с удовольствием ответила на мой поцелуй, но через мгновение уперлась мне в грудь ладошками и оттолкнула.
        - Удовольствие отложим на потом, ты не забыл спьяну, что нам нужно еще мир спасать?
        - Не хочу спасать, пусть подождет! Тебе мало меня? Будем шагать по степи, летать между звезд, ночевать на берегу реки в шалаше. Нам никто не нужен! А?
        - Война! Как интересно разговаривать с пьяным мужиком, ну дитя малое. Хочешь еще немного этого ароматного зелья из вонючей банки? - нахмурилась она.
        - Неа! - замотал я головой, - Лучше еще немножко того волшебного напитка, которым ты меня упоила, а то я чувствую, как алкоголь стремительно испаряется из моего сознания и скоро буду трезв, как стеклышко.
        - Обойдешься, алкоголик! - хмыкнула Эвелина, - Давай дальше соображать, раз уж нас теперь двое!
        - Давай, - обреченно согласился я. Голова трещала и собиралась распасться на дольки, как нарезанный арбуз. - Никогда больше не буду пить!
        Реакция организм на алкоголь была явно неадекватной и несвоевременной. Водка не могла столь быстро вызвать головную боль и испариться из организма, возвратив ясность и трезвость. Надо будет потом на досуге проверить, может это особенность, присущая сенсам?
        - Слушай, а тебя не хватятся? Ты не должен быть где-нибудь с такого-то по такое-то время, на совещании, инструктаже, встрече?
        - Нет, у меня такого в принципе нет. Я же никто, какие у меня могут быть совещания, с кем? Если я понадоблюсь куратору, вот это, - я показал ей часы с массивным металлическим браслетом, - оповестит меня повсюду.
        Накаркал, браслет ткнул в кожу слабым электрическим разрядом. Слабым, но достаточным, чтобы потревожить даже спящего.
        - Ты прямо, как знала - зовут. Я должен быть у себя в комнате, чтобы ответить на его звонок, иначе будет слишком много вопросов.
        - А как ты в этом пойдешь? - она скептически оглядела мою одежду.
        - Ты можешь одолжить мне запасные колготки или трусики с кружавчиками?
        - Не хами! Я могу одолжить спортивный костюм, мне он слегка великоват, тебе будет чуть-чуть маловат. Для пешеходной прогулки на три минуты вполне сойдет.
        Я поежился под прицелом ее смеющихся глаз и начал снимать розовые шорты.
        - Музыку включить?
        - Это еще зачем?
        - Будет мужской стриптиз под музыку! - хихикнула она.
        Сжав зубы, я хладнокровно разнагишался и требовательно уставился на Эвелину, где, собственно говоря, мой костюм? Она прыснула в кулачок и, с трудом сдерживая подступающий хохот, добралась до шкафа. Костюмчик и впрямь оказался маловат, но я закатал штаны и рукава, словно так и должно.
        - Давай на всякий случай попробуем одну штуку, раз уж мы оба сенсы. Должны же мы как-то уметь общаться напрямую.
        Я говорил, а сам произносил мысленно: «Раз, два, три, четыре, пять…»
        - … вышел зайчик погулять! - отозвалось прямо у меня в голове. Мне показалось, что я сам закончил стишок, но тембр несколько отличался. Эвелина смотрела на меня вопросительно.
        - Угадала! Теперь давай перейдем на этот уровень общения и постараемся расширить его насколько возможно. Почему-то мне кажется, что мы умеем больше, чем просто болтать. - Я представил себе, как целую Эвелину в губы.
        Она улыбнулась и ответила мне с такой силой, что я даже покачнулся.
        - Все, хорошо, урок закончен! Давай отправлять меня в поход!
        Мы прислушались к шуму за дверью, тишина вроде, только черт его знает, что за поворотом делается - шум шагов оттуда вряд ли услышишь. Мы переглянулись и без всякой телепатии поняли, что нужна разведка. Эвелина вышла за дверь, щелкнула замком и ее шаги помаленьку стихли. Прошло несколько минут, и вдруг я услышал ее шаги, вместе с ними в моей голове зазвучал ее голос: «Встань за дверью, я не одна!»
        Ничего себе сюрпризы, подумал я с некоторым раздражением, отправили на разведку, а она похоже языка взяла. Щелкнул замок, зазвучали слова заканчивающегося разговора.
        - … это не самое лучшее решение, но надеюсь к совещанию вы придумаете, что-нибудь более оригинальное, - произнес неизвестный мне мужской голос.
        «Представляю себе сценку, он входит и тут я в спортивном костюме. Что делаете? Не поверишь, мужик, трамвая жду!»
        - Не знаю, у меня сегодня голова раскалывается. Похоже, немного увлеклась кальвадосом, хи-хи-хи! - пошутила моя Эвелина.
        «Не дергайся, он сейчас уйдет!» - мысленно приказала она, почувствовав мои опасения.
        Я молча подчинился, машинально отметив, что Эвелина уж как-то особенно ретиво занимает ведущую позицию в нашем новорожденном тандеме. Не скажу, что меня это смущает, но что-то неприятное в этом есть. Это моя игрушка, я ее первый нашел - зудит в глубине детская обида.
        - Я знаю классное средство от головной боли. Небольшой массаж и боль пройдет, как не бывало. У меня как раз есть свободная минутка, если хочешь, выступлю в роли твоего доктора, - настойчиво наседал невидимый собеседник.
        Чисто по-мужски его можно понять, сейчас перед ним стояла не прежняя сухая вобла, а привлекательная женщина, излучающая во все стороны флюиды довольства и радости. Законы природы в человеческом обществе исполняются столь же неукоснительно, как и в диком лесу. Самец, очертя голову, устремляется к самке, излучающей ароматы любви. И сейчас этот самец штурмовал мою Эвелину. Да я ему…
        «Что ты ему? Морду набьешь? Или на дуэль вызовешь? Охолонись, я как-нибудь сама разберусь с его гормонами.»
        - Извините, но я должна прочитать кое-что перед совещанием. А вы разве не должны там выступать с отчетом? - сухим прокурорским тоном поинтересовалась она.
        - Ах, отчет… Действительно нужно подготовиться. Совершенно вылетело из головы, извините Эвелина, встретимся на совещании, - изменившимся от неожиданности голосом попрощался приставала.
        Эвелина вошла внутрь, но дверь не закрыла, продолжая выглядывать вслед удаляющемуся собеседнику.
        - Сейчас он скроется за поворотом, ты быстро выходишь и идешь следом за ним. Думаю, сейчас он слегка загружен переживаниями и не обратит на тебя ни малейшего внимания. Удачи и будь на связи! - она чмокнула меня в щеку и вытолкнула за дверь.
        Я шагал по коридору, довольный и счастливый, в моем сердце распускались лилии и пели птички. Мне хотелось танцевать и дурачиться. Ощущение необычайного счастья переполняло меня. «Если ты уберешь с лица дурацкую улыбку, то будешь меньше привлекать внимание, - прозвучал в голове голос Эвелины, - извини, что напоминаю, но ты сейчас не совсем в себе!»
        Вот же черт, от такой жены не скроешь заначку или любовницу. Может, я поторопился назначать ее в вечные спутники своей жизни. Должна же у человека быть хоть какая-то тайна. Не к месту вспомнился молчаливый монолог проверяющего. Я буквально повторил его слова, хотя и немного в другом контексте. Мда, на собственные грабли наступаем, тут главное вовремя увернуться.

* * *
        Я прошмыгнул в свою комнату, умудрившись никого не встретить по дороге. Складывалось впечатление, что все вокруг договорились обходить меня стороной, чтобы не мешать моим планам. Хотя с другой стороны, в этой части базы находились складские помещения, которые посещались исключительно редко. Где-то между складом обмундирования и списанной техники планировщики устроили мое «гнездышко». Я жил как на хуторе, поэтому запустение в районе моей комнаты явление скорее обыденное, чем редкое.
        Сняв трубку телефона, я приготовился ждать ответа, но голос куратора отозвался сразу. Он словно ждал все это время у аппарата, ждал, чтобы получить от меня очень важный для него ответ.
        - Вы долго отсутствовали! - прозвучал неожиданно сухо его голос.
        - Устал после тренажеров, душ, столовая. По расписанию у меня свободное время, работы не запланированы! - оправдывался я, как провинившийся школьник.
        - Извините, не хотел обидеть! - он помолчал, - У нас ЧП и вам нужно срочно выходить на клиента!
        - Могу я узнать, в чем заключается ЧП? - без всякой надежды поинтересовался я.
        - Нет! - отрезал куратор, - Задание прежнее. Повторите весь цикл и особенно заострите внимание на одной детали - знает ли клиент что-либо о дополнительной системе охраны объекта. В выборе средств воздействия не стесняйтесь, он отработанный материал, сразу же после вашего контакта мы его ликвидируем во избежание огласки. Так что потрошите его, как свинью! - зло рявкнул куратор.
        Я промолчал, мне нечего было сказать. Десять крепких молодых парней погибли и по моей вине тоже. Пусть не я решал, что они должны идти на это задание, но я был их глазами и ушами, я был передовой разведкой и побоялся признаться в том, что меня засекли. Моя нерешительность, мое самокопание решили судьбу парней. Хотя, черт возьми, не я придумал все эти войны и не я послал их в огонь. Куратор, не дождавшись моего ответа, решил, что я обиделся на его эмоциональный выплеск.
        - Извините! Сорвался. Не обращайте внимания и спокойно работайте. Ваша работа важна для… тех, кому не безразлична судьба нашей Родины! - немного споткнувшись, с пафосом закончил он.
        - Я все понял, приступаю к работе, о результатах доложу немедленно.
        Куратор, вопреки моим ожиданиям, трубку не положил и продолжил после небольшой паузы. По всей видимости он испытывал сомнение в необходимости продолжения разговора.
        - Хочу обратить ваше внимание на особую значимость объекта для обороноспособности нашей страны. Мы не имеем права на ошибку, сделайте все возможное и невозможное для того, чтобы объект можно было получить или ликвидировать. С этого момента ваши отчеты должны быть максимально подробными, пишите все, любые мелочи. У нас должна быть полная картинка ситуации. Я доступно изложил суть вопроса?
        - Да. Я понял.
        - Конец связи! - куратор положил трубку, сделав тишину в ней еще более глубокой и бездонной.
        Я держал трубку возле уха, не решаясь с ней расстаться. Трубка была моим спасительным кругом, соломинкой, веревкой, позволяющей еще немного отсрочить исполнение задания. Я не могу это сделать! Вы не знаете, о чем меня просите! ОН меня просто убьет безо всяких прелюдий и пыток. Все, что я испытал до этого, было только предупреждением - ты на чужой территории, сюда ходить нельзя, здесь убивают! Если я не внемлю его предупреждениям, я покойник. Это в лучшем случае покойник, а в худшем - безмозглый идиот, пускающий слюни и сидящий в собственных фекалиях на кровати со счастливой улыбкой на лице.
        «Я так понимаю, что времени у нас не остается? - сочувственно спросила Эвелина. - Давай хоть что-то придумаем, чтобы не с пустыми руками выходить на этого гада!»
        За своими переживаниями я на мгновение забыл о том, что все это время Эвелина так же как и я слушает наш разговор.
        «Есть идеи? - со слабой надеждой спросил я».
        «Кроме рояля в кустах ничего, - призналась она».
        «В смысле?»
        «Ты влезаешь в драку и, когда он начинает атаку, я врубаю ему пяткой в… ну куда-нибудь врубаю! Как тебе рояль?»
        «Слабо вдохновляет, если честно. Ты хоть представляешь, как это ты ему будешь пяткой врубать? Да он тебя без проблем на второе съест!»
        «Почему на второе, а на первое что он есть будет?»
        «Меня, конечно!»
        «Другого ничего в голову не приходит, - призналась Эвелина покаянно. - Для выводов слишком мало исходных данных и опыта. Есть предложения получше?»
        «Нет, - признался я, - если почувствуешь, что невмоготу, сразу выныривай! Договорились?»
        «Договорились, - слишком быстро, с неприкрытой фальшью в голосе согласилась Эвелина».
        Ладно, будь, что будет. Не исполнять приказ я не могу. Смысла оттягивать неприятную процедуру тоже нет. Ввяжемся в драку, там видно будет. Эвелина - взрослая девочка и вправе сама принимать жизненно важные решения.
        Я не стал подбираться к клиенту, мне разрешили не маскироваться. Клиент в это время валялся в постели с горячей мулаткой и выделывал из нее отбивную по-мексикански. Энергия переполняла его, била через край, выливалась в могучих движениях тела. Мулатка, скорее всего проститутка, судя по дешевым и крикливым нарядам, разбросанным по комнате, явно не ожидала такой прыти от клиента.
        Он зажигал ее своей энергией, пробуждал в ее потухшем сердце воспоминания о молодости и настоящей любви. Я ворвался в сознание клиента, и он вздрогнул от неожиданности. Перед его глазами отчетливо встала ТА комната. Он встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но я не позволил ему забыть нужных мне видений. Я вцепился в него, как клещ.
        Шаг за шагом я проводил его через ловушки и препятствия, заставлял вспоминать все, что окружало его непосредственно до и после посещения комнаты. Мне не нужно было ничего искать, я знал причину провала альфовцев, но мне приказали выпотрошить его как свинью, и я потрошил. Клиент мотал головой, как бык, получивший по лбу кувалдой.
        Ему сейчас явно не до мулатки, и она решила, что самое время смыться, пока ее не превратили в камбалу. Вот уж действительно профессионалка - выскользнула из-под клиента скользкой змейкой, попутно зацепила портмоне и, подхватив шмотки, серой тенью шмыгнула за дверь.
        Клиент сполз с кровати, решив отогнать наваждение выпивкой. Нет, дорогуша, алкоголь вредит здоровью, мешает нам умереть от пули или кинжала. Я ударил его в полсилы и он согнулся пополам, задохнувшись от боли. Радуйся, дурак, скоро у тебя ничего не будет болеть, скоро все твои болячки пройдут и у тебя никогда не будет геморроя, - почему-то пришла мне в голову глупая мысль. Я был как в тумане, в любой момент мог появиться ОН. Скорее, сильнее, дальше, больше. Хапаем все, что можем унести, с мертвого уже ничего не спросишь.
        Клиент решил, что пришел его смертный час. Он вспомнил, что перед смертью человек как бы вспоминает всю свою жизнь, и ему стало ужасно жалко себя. Он с легкостью убивал других, но это не трогало его сознание. Чужая жизнь не стоила ни гроша, точнее, ее оценивали в звонкой монете, поэтому человек имел право на жизнь до тех пор, пока кто-то не оплатит его смерть.
        Он попытался вызвать в душе образы матери и сестры, ведь он был добрый христианин, но я не дал ему этой радости. Сейчас мое время, сейчас я на тропе войны. Я смял его попытку и вернул в комнату. Он не понимал, почему его последние мысли об этой проклятой комнате, почему он раз за разом проходит все фазы доступа. Может это его предсмертное наказание? Он снова попытался дотянуться до бутылки и боль опять прервала его движение.
        Меня уже не интересовала комната, я пресытился ей на всю жизнь, я мог пройти все ловушки с закрытыми глазами - мне нужен был артефакт. Почему он так важен, что ради него не жаль погубить еще взвод альфовцев? И тут сиеста закончилась, тореадор превратился в быка и получил собственный удар пикой в бок. ОН пришел…
        Не знаю, почему он ждал столько времени. Может быть, его интересовала моя техника, хотя кто я и кто он. Сейчас важно другое - подспудно я ждал его атаки, и ее начало не убило меня. Я чувствовал, как его энергия втекает в меня, пронзает плотным горячим копьем. Он не бил, он убивал, каждый его удар должен был стать последним. Но энергия проходила сквозь меня и исчезала. Бомба не взрывалась, а лишь ранила меня своими зазубренными краями. Перестарался, сделал что-то не так? Сейчас это его проблема.
        Ударив меня в полную силу, он раскрыл себя. Ему незачем было прятаться, он лев, хищник. Он вышел на охоту и жертва должна просто погибнуть от первого же удара могучей лапы царя зверей.
        Но он ошибся. Во-первых, к боли можно привыкнуть. Во-вторых, сильная и постоянная боль притупляется - организм вырабатывает иммунитет к боли, глушит ее, смягчает, делает не такой страшной, как в первый раз, в крайнем случае выключает сознание.
        Он ошибся, посчитав меня беззащитной жертвой. Он дважды ошибся, посчитав меня жертвой. В тот момент, когда его синхронизация достигла максимума, а боль атаки притупилась, я нанес ответный удар. Не выбирая точки приложения силы, я ударил в первые, попавшиеся под руку базисы. Я махал ментальными кулаками, громил сознание виртуальными дубинами, раскатывал в лепешку стотонными катками, внося смятение в его сознание.
        Он не испугался, скорее озадачился, но быстро пришел в себя. Я почувствовал, как он пытается уменьшить уязвимость, замаскировать свое присутствие, затаиться в «кустах». Ему почти удалось это, я испугался, что он улизнет, уйдет безнаказанно. Мне стало ужасно обидно и захотелось хоть что-то бросить вдогонку ускользающему противнику.
        Я вцепился в него, стараясь не потерять, стараясь укрепить синхронизацию, объединить сознания до полного контакта. Он рубил, рвал мои контакты, стараясь в свою очередь оторваться от преследования. В какой-то момент мне удалось «подтащить» его к себе вплотную, еще один рывок и мы схлестнемся на единой площадке, как спартанцы.
        Вся беда в том, что мои силы уже были на исходе, я отдал все, чтобы не упустить своего врага. Мне нечего противопоставить его мощи. И ты, Сеня, сам дурак, что так близко подошел к нему, сейчас за все и получишь, по полной программе. Бежать нужно было, - мелькнула запоздалая мысль.
        Неожиданно через меня прокатилась мощная волна энергии, словно я зачерпнул ее из бездонного космического источника. Энергия новой неизвестной мне природы. Не той, которая свивала меня в жгут, а живой и доброй и вместе с тем окаймленной злостью. Ее золотой поток прошел через мое сознание и… впился во врага, как копье. Образ противника дрогнул и… растворился. Я не чувствовал его присутствия, более того, я не чувствовал клиента. От него осталось едва заметное фантомное свечение - наша битва прошла в его сознании, и он не выдержал, отключился.
        Невероятно - я жив! Эвелина-а-а-а, ты слышишь, я жив! Мы победили-и-и-и!
        «Ага, - устало отозвалась Эвелина».
        «Так это ты накатила ему? А я уж подумал, что мне открылись космические потоки, - сокрушенно посетовал я».
        «Я и сама не поняла, как это получилось, - она говорила с трудом и совсем негромко, - когда он начал атаку, меня как током ударило. Я почувствовала поток энергии, которую он на тебя направил. И… я… словно вдохнула его энергию. Она вливалась и вливалась…, как расплавленный свинец. А потом… я… не смогла больше держать ее в себе и вытолкнула обратно. Мне очень захотелось отплатить ему за твои мучения.»
        «Ты говоришь непонятные слова. Что значит, вернула? Разве можно взять, а потом отдать? К тому же ты не просто вернула ему его заряд, ты его трансформировала. Ты хоть понимаешь, как ты это сделала? Ты можешь меня научить этому фокусу?»
        «Сразу уж и учить, - хитро улыбнулась она, - на текущий момент ты у нас вождь и учитель, а я так - подмастерье на побегушках! Честное слово не знаю, разберемся потом! Главное, что я показала ему небо в алмазах, - плотоядно ухмыльнулась Эвелина.»
        «Умница! Еще парочку таких и можно штурмовать Пентагон! Пойдешь со мной Пентагон штурмовать?»
        «Ага, разбежалась, только бронеюбку надену и в атаку!»
        «Тебе можно и так… без юбки, - чуть не расхохотался я, вспомнив приключение в коридоре, - измором америкосов возьмешь!»
        «Можно подумать, тебе не понравилось, - она состроила глазки и показала язык, - будешь шутить, я тебя самого сейчас измором возьму!»
        «Все! Сдаюсь без боя! Я подумал, что он и тебя мог прикончить заодно со мной. А мне… очень не хотелось бы тебя потерять!»
        «Даже так? Спасибо, это согревает. Спи, болтун, тебе нужно отдохнуть и набраться сил. Мне через пять минут на совещание, я просто посижу в кресле».
        «А это обязательно? Позвони, скажи, что неважно себя чувствуешь. В конце концов, ты женщина и…»
        «И что? Если я нарушу установленный порядок, возникнет ненужное внимание к моей персоне. Нам это надо? К тому же на базе я не женщина, а вобла-аналитик - она язвительно улыбнулась».
        «Извини, но ты сама виновата, незачем было себя маскировать, как коммандос на задании. Ладно, не буду мешать, отдыхай. И держись!»
        Я представил, как мои ладони гладят ее волосы, щеки, плечи. Энергия теплая и нежная вернулась ко мне ласковым эхом. Силы таяли, как снег под весенним солнцем, еще мгновение и усну тихим безмятежным сном. Думаю, что присяжные согласятся - он достоин если не медали, то хотя бы поспать без мыслей и забот.
        Перед тем, как отключиться и уснуть, я позвонил куратору.
        - Докладывайте! - приказал он резко. Складывалось впечатление, что мой доклад для него самое важное в жизни.
        - Клиент пуст, снаружи действительно есть дополнительное кольцо охранения. Проникнуть в комнату в произвольное время невозможно. Любое нарушение периметра будет обнаружено. Для проникновения нужно использовать момент прибытия курьера. Как это сделать, я не знаю. Может быть, спровоцировать противника на досрочное изъятие контейнера и брать в пути - это вам решать. Я думаю, что после сегодняшнего сеанса у клиента может образоваться дыра в памяти, он может быть дисквалифицирован. Поэтому отслеживайте всех, желающих посетить комнату.
        - Вы в своем уме? - возмутился, всегда бесстрастный куратор, - Это же обычная комната в фешенебельном отеле Парижа. Там всегда есть люди, и мы не можем знать, кто из них прибыл для изъятия контейнера.
        - Попробуйте внедрить свою аппаратуру, чтобы я мог видеть и слышать этих людей хотя бы несколько секунд. Я попробую их сканировать. Успеха не гарантирую, но попробовать можно.
        - Вы сможете работать на таком расстоянии? - в голосе куратора звучал неподдельный интерес.
        - Я не пробовал, может быть имеет смысл переместить меня ближе к источнику для более плотного контакта.
        - Но исследования говорят, что расстояние для вас не помеха…
        - А ваши исследователи пробовали за несколько секунд по видеоконтакту просканировать испытуемого? - резко оборвал я его рассуждения, - Я тоже не пробовал. У вас есть время на дальнейшие испытания и исследования?
        - Нет, - коротко ответил куратор, - Я сообщу решение позже, отдыхайте.
        - Не отключайтесь, есть примечание!
        - Слушаю.
        - Есть подозрение, что та сторона в курсе ваших действий. У клиента есть информация, что их служба безопасности зафиксировала ваш интерес к объекту. Будьте осторожны!
        - Учтем, отдыхайте!
        Я с трудом удержался, чтобы не послать его к черту. Что ты понимаешь в этом, гэбэшная морда? Для тебя мы просто ходячие консервные ножи к чужой памяти. На нас нужно надавить и мы вскроем все и где угодно. С нами можно даже особо не миндальничать, лишь бы не сломать ценное имущество, а так, хоть в морду бей.

* * *
        Сон не шел, растревоженное сознание ныло и стонало, не желая успокаиваться. Сейчас бы накатить грамм триста коньяка и забыться в пьяной дреме, но не имею право - ценное имущество должно быть трезвым и готовым к употреблению. Мысли роились, налезая друг на друга. Я не старался их выстраивать, просто лежал и следил за ними, как за мошкарой, вьющейся у лампы в ночи. Кто знает, может на свое счастье я увижу среди мошкары самую важную мошку, ухвачу конец ниточки ведущей…
        Знать бы, куда выведет та ниточка, может и не стоит за нее хвататься. Ариадна вручила нить герою Тесею, чтобы он мог вернуться к ней, а совсем не для того, чтобы он с ее помощью вышел к чудовищу. Давным-давно читал книжку, которая так и называлась «Лабиринт Мнемозины». Кто же знал, что и в этом лабиринте прячутся чудовища один другого страшнее. Хочу ли я хвататься за эту ниточку, даже, если мне ее будут настойчиво всучивать?
        Занозой в памяти сидела встреча с проверяющим. Чем дольше я думал о ней, тем больше мне казалось, что образ созданный первыми впечатлениями был обманчивым. Мне, словно подсунули готовую картинку, крепко слепленную, не подкопаешься. Но не комсомолец он и на амбразуру за Родину-мать не пойдет. За свои интересы, за цели перед собой поставленные пойдет, а за абстрактный народ - нет! Есть у него эта цель, только бы догадаться какая именно, что ему от меня нужно было. Или не ему, а ИМ? Или кроме НИХ есть третья сила? Я слепое орудие в чьих-то руках.
        Мне стало стыдно, что в своих откровениях перед Эвелиной, я умолчал об этой сцене. Не к месту тогда было, уговаривал я себя, кто же мог знать, что она тоже сенс. И сейчас не время, искал я повода отсрочить признание.
        «Говори уж, все равно не сплю, не идет сон. Сижу как кукла с закрытыми глазами, - прервала Эвелина мои метания».
        Я поделился своими сомнениями с Эвелиной.
        «Ты знаешь, - задумчиво произнесла она, - с некоторых пор я стала замечать одну странность, но не заостряла на ней внимание. Раньше, если кто-то выбывал с базы, по болезни предположим, на его место тотчас же прибывал другой. Но с какого-то момента, как отрезало - люди уходят, но новые не поступают. Ходили слухи, что финансирование сокращено, поэтому штаты тоже придется сокращать. Только мне кажется странным, чтобы для программ такого уровня когда-то не хватало денег. Скорее всего…»
        «… мы перешли в другие руки и потеряли возможность пополнять кадры, потому что стали не совсем государственными? - закончил я ее рассуждения».
        «Скорее всего, так оно и есть. В стране бардак, все разваливается, вот кто-то под шумок и отломил себе большой кусок от государственного пирога».
        «Можно свалить отсюда в Париж. Ты хочешь в Париж?»
        «Увидеть и умереть?»
        «Нет уж, смыться и жить! Нам сейчас главное с базы вырваться, а там ищи ветра в поле с нашими-то возможностями».
        «Как ты собираешься вытягивать меня отсюда, в коробке из-под ботинок? Отсюда муха без спросу не вылетит!»
        «Скажу, что нужен аналитик, ткну пальцем в твою кандидатуру и все проблемы!»
        «Так они и согласились, наивный!»
        «А я скажу, что только ты не будешь отвлекать меня от исполнения обязанностей, - хмыкнул я».
        «Вот же гад, я к нему всей… душой, а он… я сейчас обижусь!»
        «Не дуйся, ты же знаешь, что это враки, ложь во благо, будь умницей!»
        «Ладно, пошла я на совещаловку».
        Эвелина ушла, и я пригасил контакт с ней до минимального, меня не волновали текущие проблемы, которые сейчас будут перетирать завсегдатаи совещательной комнаты. Сейчас меня волновало только наше будущее и успешное решение проблем, мешающих его приближению. На этом этапе интересы куратора и мои интересы пересекались, значит, мы друзья. Выйдем на оперативный простор, будет виднее, кто друзья, кто враги.
        Куратор позвонил ровно через час, на большее не хватило терпения или обстоятельства поджимали.
        - Ваш выезд в Париж согласован. Готовность четыре часа. Полетите вертолетом до промежуточной базы, оттуда машиной в аэропорт. Вылетаете прямым рейсом в Париж. Документы, легенду и деньги получите в аэропорту. Вопросы, предложения? - куратор говорил, словно сучья отрубал, резко, четко, не позволяя собеседнику думать и размышлять.
        - Есть! В смысле есть вопросы и предложения!
        - В каком смысле? - опешил куратор, вопросы, скорее всего, не предусматривались инструкцией.
        - Во что я должен одеться? У меня даже костюма приличного нет, я что в потертых джинсах и старых кроссовках полечу за рубеж?
        - Хм-м, решим вопрос, размеры ваши в хозчасти есть. Еще?
        - Мне нужен напарник. Желательно аналитик, желательно в прямом контакте, чтобы не задействовать радио или телефонную связь, - как можно более беззаботным тоном заявил я.
        - Это лишнее. Мы не можем вводить дополнительных людей в операцию, - отметая предложение, отрезал куратор.
        - Если вам так кажется, так может, вы сами поедете в Париж? - желчно поинтересовался я.
        - А вам не кажется, что вы себе слишком много позволяете? Если вы откажетесь, мы можем задействовать другую группу.
        - Вам нужно выполнить задание или соблюсти инструкцию? Я требую только то, что необходимо для успешного выполнения задания, и не хочу остаться крайним в случае его срыва по любой причине.
        - Решать буду я, а вы не забывайте, что через четыре часа я погружу вас в вертолет, даже, если вы будете в подштанниках! - отрезал куратор, не в силах слушать далее мои наглые требования.
        Никогда и никто не позволял себе разговаривать с ним таким тоном. Он был властью в последней инстанции, ему разрешалось карать и миловать по полной программе. Точнее по полной программе разрешалось карать, тут особых затрат не нужно. А вот миловать в пределах установленных лимитов спецпайка и премий за боевые выходы.
        Он привык, что я всегда соглашался с ним во всем, что я стал повторителем его слов, исполнителем его приказов. По-другому и быть не могло, меня поставили в положение заложника без права требования. И вдруг бац и мордой в стену. Какая неприятность! Примите мои соболезнования, но привычки пора менять. Самое время! Сейчас не сработают все ваши заготовки, у вас элементарно нет времени, господа.
        Куратор продержался не более десяти минут, позвонил как миленький. Так с ними нужно, нечего из себя крутых корчить.
        - Вам нужен определенный аналитик или любой? - с плохо скрываемой неприязнью спросил он.
        - Мне нужен правильный аналитик, который сможет мне помочь, а не повиснет на мне бесполезным придатком.
        - Ваши предложения!
        - Соберите их всех на какое-нибудь совещание и посадите меня куда-нибудь в уголок. Я их просканирую и дам ответ, кто из них наилучшим образом подходит для этой операции.
        - Но в кадрах есть подробные досье на каждого…
        - Характеристики и анкеты из отдела кадров мне не нужны. Да и вас они не устроят. В конце концов, я же не премию себе выпрашиваю, а напарника для проведения операции. Я должен сам их проверить, иначе пусть с ними едет отдел кадров. Мне кажется, что мое предложение правильное, а вы как думаете? - представляя, как мои слова вливаются в ухо куратора, я удивлялся собственной наглости и его долготерпению.
        - Прямо сейчас. Сектор Б-1, кабинет 6. Я буду ждать у входа. Встречаемся через пять минут, - не отвечая на мой вопрос, приказал куратор.
        - Хорошо, я постараюсь успеть, - не удержался я, чтобы не уколоть собеседника. Пусть привыкает, что собачка не будет послушно исполнять приказы хозяина, у собачки появились свои желания.
        - А как мы друг друга узнаем? - спохватился я, осознав, что никогда в жизни своего куратора не видел.
        - Я буду держать в правой руке свернутый трубкой журнал «Огонек» номер семь, с портретом Сталина на обложке! - совершенно серьезно ответил куратор.
        - Какой журнал, простите? - растерялся я от неожиданности. В моей жизни подобных журналов не было, не удосужился узнать, какие они из виду. К тому же, как я узнаю, что на обложке Сталин, если…
        - Семен Петрович, расслабьтесь! - прыснул в трубку куратор, - Это шутка, просто шутка и ничего более. Кроме нас с вами у кабинета никого не будет, как-нибудь разберемся ху есть ху!
        - Вам виднее, - пробормотал я на прощание.
        «Эвелина, вы в каком кабинете совещаетесь?»
        «В том самом».
        «Ты что подслушивала, - насторожился я, ожидая обидного смеха с ее стороны».
        «Нет, подглядывала, - хихикнула она, - как ты пыжишься от собственной важности. Смотри, не лопни!»
        Уфф-ф-ф, пронесло! Не все она видит, не все слышит. Хоть в чем-то я могу оставаться наедине с самим собой, хотя бы с собственной глупостью.
        А если подумать, интересная ситуация вырисовывается. Можно сказать новое поколение вырастает. Если, к примеру, у нас с Эвелиной дети будут, унаследуют они наши пси-способности? - мелькнула внезапная мысль. Следом всплыл вопрос: - наши? дети? Ты уже созрел для таких отношений? А может это все приключение на время, смотаемся в Париж, побьем гадов и разбежимся по широким просторам в разные стороны.
        Я чувствовал, что Эвелина замерла и притихла, услышав эти вопросы, направленные мне самому. Не могу ответить неискренне, в принципе не могу, даже если захочу. А мое ощущение она почувствовала наверняка - хочу, неимоверно хочу! Тихий уютный домик и семья, наша семья, мы и трое детей. Не меньше! И не надо так улыбаться, дорогая, не забывай, что ты на довольно таки скучном совещании!
        Все, побежал, мне еще переодеться нужно. Не идти же на столь ответственное мероприятие в твоих спортивных штанах. Тем более первое свидание с куратором вживую - волнующее событие. Интересно, а он не боится, что я его сейчас «оближу» со всех сторон, что не удержусь от немедленного сканирования? Он сильно подставляется, выходя на прямой контакт с таким опасным человеком, как я.
        Может рухнуть вся их секретность, я могу узнать столько всего интересного, что мне… а тебе это надо, Сеня? Ты действительно хочешь узнать нечто такое, за что тебя очень быстро превратят в корм для червей? Меньше знаешь, крепче спишь - это ведь не дураки придумали, народная мудрость. Прислушайся, Сеня, к народу и не нарывайся на неприятности. Хотя в данном случае, это они первые начали, в смысле неприятности!
        Мне действительно любопытно, как он выглядит, неужели за годы, проведенные на базе, мы ни разу нигде не пересеклись? Почему-то в моей голове мелькнул образ похожий на Геббельса, в круглых старомодных очках и почему-то в немецком кителе. А может быть он будет похож на Штирлица - умный взгляд, арийское спокойствие, железная логика? Батенька, да у вас мандраж начинается? Прямо Ромео и Джульетта! Встретимся и влюбимся друг в друга. Или Отелло и Дездемона? Тогда меня точно задушат! Хорош манндражить, придем, увидим!

* * *
        Через три минуты я уже шагал на рандеву с куратором. Опоздание пять минут не в счет, я не на военной службе. Я гражданское разгильдяйское лицо, со мной нужно работать мягко, убеждением, а не диктатом. А то я могу обидеться и сделать козью морду - не могу работать, нет настроя.
        Мы практически одновременно подходили к кабинету, в котором совещались аналитики. Вход в него оберегал от посторонних невзрачный охранник в давно не глаженной серой форме, стриженый под бобрик, типичный служака. Зато мне навстречу шагал красавец мужчина, под два метра ростом, голубоглазый брюнет. Его улыбка излучала добродушие и радость, фигура внушала уверенность и надежность, каждый шаг говорил: «Рад. Очень. Рад.»
        Я широко улыбнулся в ответ и ринулся навстречу, забыв про недавние антипатии. Приятно, черт возьми, что твой непосредственный начальник не замухрышка, как вон тот у дверей, а почти супермен, мечта не только женщины, но и мужчины. В том смысле, что при виде такого образца, любой хлипкий интеллигентик ринется разыскивать гантели под кроватью и терзать себя утренней зарядкой, чтобы хоть как-то походить на него.
        Супермен удивленно вскинул брови в ответ на мою улыбку и… прошел мимо, едва не сбив меня с ног могучим плечом. Я смотрел ему вслед, не в силах выговорить ни слова от ужасной несправедливости. Это же я, эй, как вы меня не узнали, почему же мимо, вот он же я! Но зримое воплощение мужественности спокойно протопало по коридору и скрылось за поворотом.
        - Кхм-кхм, - услышал я за спиной осторожное покашливание.
        Да отстань ты, хотел было рявкнуть я надоедливому охраннику, как внезапная догадка осенила меня. Только убери с лица это дурацкое выражение детской обиды, мысленно приказывал я сам себе, медленно поворачиваясь в сторону дверей. Предчувствие меня не обмануло - широко улыбаясь, охранник помахивал мне ладошкой.
        - Семен Петрович, боюсь вас разочаровать, но это я! - с плохо скрываемой иронией сказал он.
        - З-здравствуйте! - промямлил я, второй раз за короткое время чувствуя себя полным идиотом.
        Куратор выразительно посмотрел на часы, на что я развел руками, мол не виноватый, так получилось.
        - Мне бы не хотелось, чтобы в дальнейшем у нас с вами возникали недоговоренности по вопросам дисциплины. Время назначено, вы должны быть вовремя! - не сдержался он.
        - Я буду стараться, - пообещал я, стараясь выглядеть раскованным и беззаботным.
        Я хорошо работаю, я хороший специалист, я уникальный специалист, чего же мне хмуриться - жизнь удалась! Так что, товарищ… - не знаю как вас там по званию, и не хочу знать… - принимайте меня таким, другого вам не пришлют. У других есть свои кураторы.
        Не знаю, чего собственно я взъелся на него - работа у него такая собачья, смотреть за мной, приказы передавать. Как ребенок, право дело, отняли красивую игрушку, и уже обиделся, надулся, из носу сопли потекли от обиды горькой.
        Мы поиграли в гляделки. Он внимательно всматривался, безо всякого стеснения изучая меня, прикидывая что-то в своем внутреннем компьютере, оценивая, как барышник лошадь. Придуманное мной же самим сравнение с лошадью привело меня в бешенство. Такие вот мы значит суровые и крутые, сейчас узнаем, чем у вас мозги напичканы, господин надзиратель! Не теряя времени, отбросив сомнения и страхи, я попытался «прочитать» его сознание и… ничего не получилось.
        Мои щупальца соскальзывали с кокона, окружающего его память, серая рыбка бессильно тыкалась носом в глухую стену. Ничего себе сюрпризики - откуда таких берут? Куратор улыбнулся, словно почувствовал безуспешность моей атаки и, отпустив мою сплющенную в рукопожатии ладошку, и шагнул в кабинет.
        Я вошел следом, скомкав смущенную улыбку, стараясь выглядеть меньше и незаметнее. Аналитики, увидев куратора, поздоровались с ним привычно, как с человеком, которого видят часто и не удивляются странности его нарядов. Видать ценят себя высоко, раз куратор для них практически номинальный начальник, коих держат, чтобы широколобые знали место и из борозды не выходили.
        Меня же они вовсе не заметили, да и бог с ними, я за славой не гонюсь. Меня здесь вообще нет, я просто мебель. Эвелина даже не повернула головы в мою сторону, мысленной улыбкой отметив мое появление.
        Работа есть работа, раз уж обещал выбрать сильнейшего, надо хотя бы изобразить напряженную работу мысли. Лоб наморщить, придирчиво оглядывать претендентов, постукивать пальцами по коленке, делать заметки в блокноте, в общем делать все то, что обычно делают участники совещаний, когда работу подменяют бурной деятельностью и инициативностью.
        До сих пор аналитики не входили в сферу моих контактов, наши пути физически не пересекались, скорее всего в силу их способности делать далеко идущие выводы из набора малозначительных и несвязанных фактов. От греха подальше куратор решил ограничить наши контакты, так что к этому моменту я фактически был знаком только с Эвелиной.
        Куратор завел с аналитиками некую отстраненную беседу. Его интересовали совершенно малозначимые для меня результаты их исследований, и они увлеченно докладывали о своих успехах. Увлечение - это эмоции, а эмоции - это огонь души, который позволяет быстро всмотреться в сознание другого человека. Труднее всего войти в человека замкнутого, холодного, неразговорчивого и, главное, неэмоционального.
        Пяти минут хватило, чтобы составить общее впечатление о всех специалистах, и я с удовольствием отметил, что Эвелина действительно лучшая из них. Значит, я могу без зазрения совести сказать, что именно она и никто другой нужна мне для выполнения задания.
        Все замечательно, я улыбался до ушей, но мысленно и только для Эвелины. Я настолько расслабился от успешности своих действий, что едва не пропустил сигнал Эвелины «Что-то не так, он снова здесь, я его чувствую, но не могу понять, что он делает, будь настороже!»
        В тот же момент в комнате наступила тишина, словно кто-то выключил звук. Причем куратор продолжал говорить, высказывая какую-то длинную мысль, а прочие шумы исчезли. Пропали замечания, бурчание «Да, что вы говорите? Вот это новость!». Пропал весь посторонний шум, обычно сопровождающий выступление одного из ораторов в дискуссии. Как по команде аналитики развернулись в мою сторону, уставившись на меня странным пустым взглядом. Вспомнились ужастики про зомби, там зрителей пугали именно таким пустым и безжалостным взглядом.
        Один из сидящих внезапно схватил бутылку минеральной воды и довольно ловко метнул в мою сторону. Если бы я не свалился кулем на пол, получил бы тяжелую контузию. В тот же момент остальные аналитики, за исключением Эвелины, взбесились, как по команде. Они вскочили из-за стола и начали швырять в меня все, что под руку попалось. Некоторые вошли в раж и, схватив стулья наперевес, рванули ко мне с явным намерением разбить их о мою голову. Еще мгновение назад я был для них пустым местом и совершенно без причины стал злейшим врагом. Враг! Именно это было их стимулом - врага нужно уничтожить!
        Отрезанный от выхода, я вскочил на корточки. Затравленно прижавшись к стене, схватил упавший стул, чтобы достойно встретить смерть, и только тут в мою голову пробился настойчивый призыв: «Бей их по психике, что ты стул хватаешь, психосенс хренов!» Я увидел, как один из нападающих схватился за голову и осел на пол, словно оглоушенный. С трудом собрав в кулак растревоженные нервы, я ударил в ближнего из нападающих и сразу без паузы перенес удар на следующего. Аналитики падали как подкошенные. Куратор белый как простыня, вжался в стену, не понимая ничего из происходящего.
        Апокалипсис в самом худшем своем представлении разворачивался в отдельно взятой комнате базы. С точки зрения куратора присутствующие моментально сошли с ума и решили поубивать всех в этой комнате, начав почему то с тех, кто еще в своем уме. Видимо у зомби есть прям таки классовая ненависть к живым. Шутка могла бы иметь успех, если бы не ситуация, явно выходящая из-под контроля.
        Пока я атаковал последнего, первый уже зашевелился и упрямо пополз в мою сторону, с его губ срывалась пена бешенства, из горла вырывался сдавленный хрип. Неведомая сила упрямо тащила его на бой со мной.
        «Его ведут, я чувствую, что его ведут, это снова атака! Только в этот раз он атакует не тебя, а тех, с кем ты только что был в синхронизации.»
        Эвелина замолчала на мгновение и тотчас парочка наиболее оживленных зомби скрючилась от боли.
        «Нужно срочно уходить, иначе мы их уничтожим, превратим в идиотов. К тому же он атакует их только потому, что они сейчас в непосредственной близости от тебя.»
        - Нужно уходить, - приказал я растерявшемуся куратору, - вы с нами или остаетесь?
        Он кивнул и, осторожно переступив через лежащее тело, одним прыжком оказался возле двери. Мы выбежали наружу и побежали по коридору без определенной цели, просто подальше от комнаты.
        - Нужно срочно вызывать охрану, может это заразное заболевание. Что с ними случилось? По виду, как бешеные собаки, но я никогда не видел чтобы люди болели бешенством в такой форме, - бормотал он на бегу, с опаской оглядываясь назад.
        - А вот и охрана, - безо всякого энтузиазма сообщил я, первым увидев, выбежавших из-за угла бойцов.
        Пустой остановившийся взгляд понятнее рекламного плаката сообщил, что навстречу спешит не помощь, а новая, более грозная опасность. Это вам не горсточка хиляков-интеллигентов с бутылками наперевес. Тут накаченные мышцы в комплекте с огневой поддержкой, которой они непременно воспользоваться.
        - Назад! - заорал я и ударил сразу же, как смог нащупать в памяти синхронизации охранников.
        Оружие гулко шлепнулось на пол. Хорошо, что ни говори, иметь готовую коллекцию синхронизаций. С другой стороны, каким образом он добрался до этих охранников, если я не был в прямом контакте с ними? Он использует мои синхронизации?
        «Поздравляю, ты начинаешь думать! - съехидничала Эвелина, - Сейчас он всю базу поднимет на уши. Все, с кем ты хотя бы раз общался, могут быть на его стороне, вспомни „кочки в болоте“! Что делать будем? Нужно укрыться где-то на время!»
        Пока мы беседовали, куратор ловко скрутил лежащих без сознания охранников их же наручниками и забрал оружие. Одну куртку с боеприпасами накинул на себя, другую кинул мне. В спецназе их называют «разгрузкой» - ничего себе разгрузочка, как они все это таскают целый день? Без лишних слов куратор сунул мне под нос короткоствольный автомат и показал как снять с предохранителя и переводить его на одиночный или автоматический огонь. Еще пять секунд он выделил на обучение смене магазинов. Больше времени нам не дали, из-за угла выкатилась небольшая коробочка.
        - Ложи-и-и-сь, глаза и уши закрыть! - крикнул куратор и плюхнулся на пол.
        Я едва успел выполнить его команду, как сквозь крепко сомкнутые веки полыхнул ослепляющий свет, и довольно чувствительно ударило по ушам. Видели в кино, как же, свето-шумовая граната - сейчас начнут стрелять, отстраненно подумал я. В отличие от моего противника я не могу ударить по нападающим, пока не увижу их и не пойму с кем имею дело. Нужны хотя бы крохотные зацепки даже для подготовленной синхронизации.
        В тот же момент раздался стрекот, похожий на работу швейной машинки, и над нашими головами пролетела стайка рассерженных свинцовых шмелей. Куратор пальнул в ответ коротко, только для острастки, мол тут тоже не с пустыми руками. Наивный! Они не будут особо раздумывать, им поставлена прямая задача - уничтожить врага. Слово «смерть» для них сейчас не существует. Хотя вряд ли он полностью подавил их, иначе бы они перли сейчас дуриком на наши автоматы. А тут и гранаты психического действия и стреляют из-за угла, налицо использование специальной боевой подготовки на полную катушку.
        Оставаться на базе, значит подписать себе смертный приговор. Для побега есть только один вариант, но и он может накрыться медным тазом.
        - Вертолет готов к вылету? - как мне показалось шепотом спросил я у куратора.
        - Не надо так орать, я тебя хорошо слышу! - прозвучал, как через вату, ответ куратора. - Давно готов, я им приказал быть готовыми в любую минуту! Есть план?
        - Пилоты наши? - спросил я, молясь, чтобы это было не так.
        - Нет, прислали с Большой земли, а что это меняет? - куратор явно не рассматривал вариант побега с базы.
        Да и как он мог такие варианты рассматривать, если база - закрытый объект, он человек военный, следовательно с объекта выход только по специальному разрешению командования, которым никто в воздухе не размахивает и по рации азбукой Морзе не сообщает.
        - Это все меняет! На этой базе сейчас все против нас, точнее против меня. Если не верите, можете прогуляться по окрестностям. Я не сильно ошибусь, если скажу, что вся база сейчас подтягивается к этой точке. Нужно срочно линять с базы и подальше!
        - Прекратить истерику, - рявкнул куратор командным голосом, явно считая, что гражданским нужно преподать урок хорошего тона и поставить на место. - Отдавать приказы и принимать решения буду я!
        - Семен прав, можете с ним спорить, но я чувствую их злобу кожей, - подтвердила Эвелина. - Вы, конечно, командир, но в этой ситуации мы лучше ориентируемся. Поверьте на слово, нет времени доказывать и убеждать. Нужно искать аварийный маршрут! Вы что-нибудь знаете такое об этой базе, что не могут знать обычные обитатели?
        - Да, - не слишком охотно признался куратор. - Если мы сможем пробраться к складам, то оттуда выберемся через резервный ход. Его оставляли на случай скрытной эвакуации персонала.
        - Ведите! Мы будем стараться расчищать дорогу, но нам нужно видеть, с кем мы имеем дело, иначе воздействие невозможно!
        - Вам?! Разве она тоже…? - куратор ошеломленно переводил взгляд с меня на Эвелину, - Почему тогда…?
        - Вам очень нужно выяснить это сейчас и здесь или мы попробуем вырваться из окружения?
        - Хорошо, давайте за мной! - приказал куратор и быстрым шагом устремился в ту сторону, откуда вылетела граната.
        На ходу он рванул с разгрузки гранату и швырнул ее в стену возле самого поворота. Граната рикошетом улетела за угол и взорвалась. Град осколков изрешетил пластмассу перегородок, окрасив стены в кроваво-красный цвет. Мне совсем не хотелось увидеть, что там за углом, но нам нужно было именно туда.
        Никогда не забуду эти глаза. Трое молодых здоровых парней лежали с развороченными внутренностями и все с открытыми глазами, из которых ушла пустота, оставив только недоумение и боль. Смертельная боль вытеснила чужой контроль и вернула им прежнее сознание, они умирали, не понимая, что именно случилось, почему идет бой и почему так больно. Они словно спрашивали у меня: «За что?» А я, торопливо пробегал мимо, стараясь отвести взгляд от их глаз и ничего не мог им ответить, кроме: «Простите, мужики, простите за все! Я найду того, кто виноват в вашей смерти и ему будет страшно умирать!»
        Куратор бежал впереди упругой походью хищной кошки. Автомат в его руках коротко взрыкивал, убивая наповал всех, появляющихся в поле зрения. Сраженные беспощадным свинцом падали замертво бойцы и уборщицы, доктора и поварихи. Они падали и умирали с открытыми глазами - чтоб ты был проклят, изверг! Разве можно такое творить с людьми, что же ты охраняешь такое, ради которого можно запросто убить сотню человек?
        - Да не убивайте вы их, - заорали мы хором куратору, - мы же можем их выключать. Только стопорите, чтобы дать нам несколько секунд.
        - Если получится, - сквозь стиснутые зубы прошипел куратор. Он сам превратился в некую машину уничтожения, вспомнив навыки, приобретенные в боевых операциях. Наше счастье, что я не стал его сканировать, и в моей памяти нет его синхронизации. Иначе он с таким же успехом давно уже превратил нас в мясной фарш, шпигованный свинцом. Еще нескольких нападающих он остановил выстрелами в ноги, и нам удалось отключить их на время. Может быть, это спасет им жизнь. Хотя, как только они очнутся, чужая воля потащит их к цели - к нам, где бы мы ни находились.
        До складов оставалось совсем немного, когда мы услышали странный скрежет, источник которого узнали выглянув за очередной поворот. Дороги вперед не было - коридор наглухо перекрывала стальная стена.
        - Черт! - сплюнул куратор, - Они добрались до пульта управления базой.
        - И что это означает?
        - Это означает, что сейчас вся база разделена на небольшие сегменты, которые можно легко… быстро в комнату! - заорал он, одновременно всаживая всю обойму автомата в замок ближайшей комнаты.
        Из вентиляционных отверстий в потолке повалил густой белый дым. «Все… - мелькнула нецензурно оформленная мысль, - потравят, как крыс, суки!»
        Сильным ударом ноги открыв дверь, куратор бросился к дальней стене и начал простукивать ее в поисках чего-то понятного только ему.
        - Есть! - прошептал он и решительно всадил нож в стену.
        Резким движением резанул пластик, сунул руку в образовавшееся отверстие и нажал нечто невидимое нам. Часть стены рядом с отверстием с легким шипением ушла внутрь, открывая не слишком большую щель. Куратор сбросил разгрузку и, держа ее на весу, протиснулся внутрь. Мы без вопросов полезли следом. Какие тут вопросы, когда газ через дыры в двери уже подбирается к нашим глоткам? Потайная дверь с шелестом скользнула на место, закрыв нас от газа и опасности.
        - Газ - это крайняя мера, полная зачистка базы, - коротко бросил куратор, переведя дух, - сейчас все, кто оказался внутри закрытого периметра, уже мертвы.
        Он тряхнул плечами, словно расправляя невидимый груз, и, не оглядываясь, уверенно зашагал по узкому слабо освещенному коридору, словно это был его привычный ежедневный маршрут. Кто знает, вдруг так и есть на самом деле.
        - Через минуту будем в ангаре, склады отменяются. Будьте готовы быстро прыгнуть на борт, за опоздавшими возвращаться не будем.
        Он вытащил из-за пазухи портативную радиостанцию и, нажав несколько кнопок, коротко бросил в трубку: «Заводи! Уходим под обстрелом!» Где-то неподалеку послышался рокот заводимого двигателя, постепенно переходящий в оглушительный рев. Вертолет готовился к немедленному старту.
        - Стойте! - внезапно остановилась Эвелина, - Нельзя нам туда!
        - Это еще почему, - ощерился куратор, - сейчас я командую - вперед, иначе мы трупы!
        - Вперед пойдем, только сперва нужно завязать ему глаза и заткнуть уши!
        - Мадам совсем сдурела от страха? Или молодой человек боится вида крови? - поинтересовался куратор, плавно задирая ствол автомата в ее сторону, собираясь видимо без особых затей пристрелить неожиданную помеху.
        Я приготовился ударить его по автомату, надеясь хотя бы сбить ему прицел. Но Эвелина успела крикнуть:
        - Если он их увидит, считай, что они станут такими же зомби, как те в коридоре. Делайте, что говорю, иначе мы точно трупы!
        Куратор расслабился, опасность не казалась ему реальной, но отбрасывать возможность опасности, значит проиграть еще до битвы. Он молча рванул клапан аптечки и выхватил три рулончика бинтов, остальное содержимое аптечки высыпалось на пол. Эвелина сразу поняла его замысел - два рулончика мне прижали к ушам и третьим замотали глаза вместе с ушами. Я моментально ослеп и оглох.
        «Не бойся, я рядом! - прошептала Эвелина».
        «А ну-ка, брысь отсюда - не хватало и тебя зацепить! - рассердился я».
        «Господи! - возмутилась Эвелина, таща меня за собой, - С каждой минутой я все больше убеждаюсь, что мужчины напрасно считают себя умнее женщин!»
        «Это почему еще! - обиделся я».
        «Если бы он мог меня зацепить, то сделал это давным-давно! Он не видит меня, и я не знаю почему, но уверена на все сто, что для него я невидимка. Мог бы давно уже сам догадаться!»
        Я промолчал, что тут скажешь - умыла спеца по самое не хочу. Еще в тот момент, когда аналитики сошли с ума, я должен был заподозрить это. Она не попала под его контроль, а помогала мне гасить их. Правда в то время мои мозги были заняты совсем другим, оправдывал я собственное тупоумие. Непонятно получается, у меня с ней самая сильная синхронизация и он должен был в первую очередь вцепиться в нее. Но не вцепился и более того не видит ее вовсе. Может ее ответный удар что-то сбил в его настройках.
        Мои мысли были самым беспардонным образом прерваны грубым рывком. Меня подхватили под мышки и втянули в вертолет, швырнув в кресло. Чьи-то руки быстро прицепили ремнями к креслу и, в тот же момент рев турбин стал слышен даже сквозь бинты - мы взлетали.
        «Слушай, а что мне так до самого Парижа лететь, как больному? - поинтересовался я у Эвелины раздраженным тоном недовольного ребенка».
        «Извини, дорогой, сейчас немножко не до тебя! Посиди тихонько, нам нужно оторваться от этих придурков».
        Вертолет ощутимо тряхнуло, желудок прыгнул к носу, не успевая за провалившимся вертолетом, турбины натужно взвыли и мы похоже выровнялись. Ужасно неудобно быть слепым и глухим в то время, как вокруг тебя кипит бой. Я нащупал плечо Эвелины, чтобы почувствовать себя частичкой этой команды, а не одиноким инвалидом. Ее плечо ритмично подрагивало - вот это да, девочка уверенно строчит из автомата. Если она и воюет так же, как занимается сексом, то я не завидую тем, кто внизу. Еще пара таких сумасшедших деньков и из нас можно будет сформировать отдельный отряд спецназа.
        Наконец она прекратила строчить, и устало откинулась на спинку кресла.
        «Пока мы в относительной безопасности, давай я твои повязки сниму. Все равно в них нет никакого смысла».
        «Почему? Я что не смогу повлиять на пилотов?»
        «Уже нет! - коротко ответила Эвелина и нарисовала мне образ, сохранившийся в ее памяти, когда мы выбежали в ангар».
        «Эвелина тащит меня за руку, а я бегу следом, смешно, как большой кузнечик, вскидывая коленки. Смешно?! Вы сами попробуйте бежать с з а вязанными глазами, тогда и смеяться будете. Впереди, с автоматом на изготовку, стремительно перемещается куратор. Именно перемещается, а не бежит. Его движения - это непрерывная серия рывков и уклонений, словно он бежит под непрерывным обстрелом. Нам гражданским, не н ю хавшим пороха, сложно понять необходимость именно такой тактики, но в данном вопросе он эксперт. Мы с Эвелиной просто бежим за ним сл е дом, радуясь, что нет необходимости ползти на пузе оставшиеся н е сколько десятков метров по абсолютно открытому пространству.
        До вертолета рукой подать, еще несколько секунд и мы беспрепя т ственно запрыгнем в его бронированное брюхо, но тут распахиваются двери в противоположном конце ангара и оттуда выбегают зомбирова н ные охранники, с ходу открывая огонь на поражение. Эвелина рвет меня за руку, мы падаем на холодный бетон, как подкошенные. Куратор не пр е кращая движения, открывает бешеный ответный огонь, очень результ а тивный огонь - фигурки падают одна за другой, но их так много. Кто бы мог подумать, что на базе расквартирован целый батальон десанта, к о торый сейчас в неполном составе преследует одного бойца и двух гра ж данских лиц, совершенно неспособных оказывать эффективное сопроти в ление.
        Эвелина тащит меня за собой, вжимаясь в бетон, пытаясь раств о риться в нем, спрятаться от свистящих пуль. Ползком мы как можем быстро метр за метром пробираемся по совершенно открытому полю ангара к вертолету, надеясь укрыться за его бронированными бортами. Остается не более десяти метров, нужно сделать последний рывок и мы в безопасности.
        Но в этот момент двери вертолета отходят назад и оттуда выскак и вают пилоты. В первый момент куратор и Эвелина решили, что те рв а нулись к нам на подмогу. Но застывший взгляд и дерганность движений сразу лишили их этой радости - пилоты под контролем, это не подмога, это смерть. Тот, кто их вел, не может в полной мере контролировать всех нападающих. Может быть он и гений, может быть он умеет делать многое из того, что нам недоступно, но даже ему сейчас сложно. Ему нужно держать на привязи несколько сотен движущихся целей, напра в лять их, подпитывать ненавистью к нам.
        Это единственное наше спасение - пилоты шагают как куклы, скр ю ченными пальцами нашаривая предохранители. Эвелина поднимает авт о мат и длинной очередью перечеркивает обе фигуры. Красные струйки крови выплескиваются из пробитых тел, Эвелина охает и опускается без сил.
        - Не сидеть, двигаться, сейчас нас раскатают в фарш, если не успеем добраться до вертолета, - зло кричит куратор Эвелине, продолжая о т стреливаться.
        Он на ходу цепляет автоматы пилотов, дергает с разгрузок по паре магазинов, успевает еще что-то похимичить с ними и осторожно пер е ворачивает мертвые тела лицом вниз. Потом подскакивает к нам, и они вдвоем с Эвелиной подхватывают меня под мышки, словно инвалида бе з ногого. Рывком забрасывают в открытые двери вертолета и захлопыв а ют их на защелки - теперь снаружи в вертолет не попасть.
        Куратор бросает все оружие на пол и прыжком влетает в пилотскую кабину. Через мгновение турбины начинают быстро набирать обороты и вместе с тем приклады автоматов все сильнее стучат по наружной броне, замкам, стеклам. Кто-то из зомби спотыкается о тела пилотов, в тот же момент гремят два взрыва - куратор применил старый афга н ский трюк „минирование трупа“. Взрывы сметают нападающих желе з ной метлой осколков, но даже смертельно раненные они упрямо ползут к вертолету, стараясь выполнить незримый приказ „Догнать и убить!“ Вертолет начинает подъем, неровно, рывками, словно за управлением с и дит малоопытный пилот.
        За нашей спиной вспухает яркое зарево взрыва. База скрывается в кл у бах пыли и языках пламени. Те, кто добрался до пульта управления, реш и ли разом избавиться от проблемы и просто взорвали базу. Ничего что размер мухобойки в тысячу раз больше мухи - главное прикончить меня любыми средствами!»
        В этот момент Эвелина снимает с меня повязку. В глаза ударяет яркий свет, я сжимаю их до боли, стараясь этой болью отогнать другую - сколько же народу сейчас погибло там внизу. Погибли только потому, что кому-то нужно, во что бы то ни стало уничтожить нас. Я с трудом ухожу от картинки, показанной мне Эвелиной, и возвращаюсь в реальность.
        - Если не сложно, зайдите ко мне в кабину! - прозвучал в наушниках шлема сдавленный голос куратора.
        Мы с Эвелиной рванулись на голос, чувствуя, что с куратором что-то неладно. Сидя в кресле пилота, он сжимал побелевшими от напряжения пальцами рычаг управления. В лице ни кровинки, со лба стекает крупный пот. Подойдя ближе, мы увидели, что из-под куртки на брюки толчками выливается кровь.
        - Задело меня - прохрипел он, - чувствую, еще чуть и отрублюсь. Давай, Сеня, осваивай науку, только быстро, у тебя мало времени.
        - Рассказывайте, я быстро схватываю, - с готовностью первоклассника кивнул я, приготовившись запомнить каждое слово.
        - Ты дурака не валяй, - сквозь боль в его голосе мелькнуло раздражение, - какое тут рассказывать, напрямую качай, ты же сенс! Неужто не можешь?! Рассказывать… тут… год не меньше… придется! - он уже шептал, с трудом выталкивая слова, стремительно теряя силу, - Потом перебинтуешь! - остановил он Эвелину, рванувшуюся к нему с аптечкой.
        Я сконцентрировался, стараясь отбросить от сознания все, что мешало синхронизации. Действия не отличались от привычных, но синхронизации не наступало. Что-то мешало мне войти в его сознание, создавалось впечатление, что мои попытки или отбрасывались или плавно обтекали объект атаки, не допуская меня внутрь.
        - Ч-ч-черт, совсем забыл! Не напрягайся, все равно не пробьешься - защита это. Возьми в кармашке вверху шприц и вколи мне его весь, это поможет снять защиту на время… минут на пять… ну а больше… нам и не понадобится.
        Действие неизвестного препарата оказалось мгновенным. Оно смело все защиты и открыло сознание куратора. Искать долго не пришлось - все, что мне было необходимо, горело ярко алым шариком прямо перед входом, как товар, выложенный на витрине. Словно… словно куратор мог управлять своим сознанием, словно… он сам был в какой-то степени сенсом.
        - Попробуй как бы вдохнуть этот шарик, - прошептал он. - Ты сможешь, ты сильнее меня, намного сильнее, тебе нужно просто попробовать это сделать. Просто вдохни его… - бормотал он, потрескавшимися губами.
        Это действительно оказалось несложно, нечто подобное мы пробовали, но не в таком виде - нам приходилось настраивать свои хранилища памяти в резонанс с памятью клиента и шаг за шагом сливать его воспоминания в свои копилки. Процесс большей частью происходил автоматически, на уровне рефлексов, но отнимал довольно много времени. Вот так вот просто «вдохнуть» нужный объект, создать его полную копию разом мы никогда не пробовали. А они знали, но не сказали нам об этом. Почему?
        Шарик скользнул в меня и тотчас же растекся по сознанию - каждая его частичка устремилась к нужной ей части мозга, создала прочные связи, стала частью моего сознания. Я не просто запомнил все, что он знал, теперь его знания стали частью моих рефлексов, подсознательных реакций.
        Чтобы управлять вертолетом мне не требовалось ни малейшего напряжения, я просто умел это, имел огромный практический опыт. Более того, этот опыт был боевым. Где же ты куратор заимел такой опыт, на какой войне до одури летал на вертолете, вытаскивая его из под шквала огня, уходя от ракет, и ныряя в извилистые ущелья, чтобы снять с отвесной скалы остатки разведроты? А может быть он сам получил эти знания точно также в дар? Потом узнаю, если живы останемся.
        - Все, я готов перехватить управление! - бросил я Эвелине, усаживаясь в кресло второго пилота, - Давай его на перевязку, а то кровью истечет.
        Мои руки привычно ухватили рычаг управления, глаза пробежались по приборам - топлива много, все в норме, можем лететь.
        - Почему пилоты попали под контроль? - задумчиво спросила Эвелина, туго бинтуя израненный живот куратора, - Ты их не знал, куратор в глаза не видел, а они готовы были нас убить! Но перед этим запустили двигатель, выполнив приказ куратора. Значит, до какого-то момента они ему подчинялись, а потом чик и все - перешли в другое подчинение.
        - Если следовать твоей логике, то до определенного момента ОН был уверен, что сможет справиться со мной внутри базы. Но понял, что мы каким-то образом ускользнули с базы. Кто-то из подконтрольных ему знал, что в ангаре стоит вертолет, готовый к взлету и прибывший с Большой земли. Он связал лапти с сапогами, и понял, что мы будем прорываться именно туда. Но как он взял под контроль пилотов? Ведь их никто на базе не знал!
        - Вот именно… сам сказал, я тоже об этом подумала - на базе никто не знал, но там, откуда они прибыли, их очень хорошо знали! Значит…
        - … нам труба! - оптимистично закончил я ее выводы.
        Мое сознание не сразу отметило факт усиленной работы рук - я щелкал тумблерами и заваливал вертолет в крутой вираж. От нас во все стороны разлетались сигнальные ракеты, уводя в сторону головки самонаведения выпущенных в нас ракет.
        - Эй, водитель, не дрова везешь! - обиженно взвизгнула Эвелина, ударившись затылком о поручень на стенке.
        - Нас, кажется, атакуют! - пробормотал я, сквозь зубы, пытаясь удержать ситуацию под контролем.
        Ага, вот вы где - я завертел головой, пытаясь поймать взглядом стремительно приближающиеся боевые машины. Нас не пугали - ракеты пугать не умеют, сейчас они захватят цель и нам полный трындец. Баста, карапузики, полетали на вертолетике.
        Ну нет, гады, так просто я вам не сдамся! У меня еще есть дело в этой жизни, к тому же на борту ценный груз, так что давайте поиграем в догонялки. Мне трудновато с вами соревноваться в скорости, зато я могу делать то, что вам и не снилось.
        Увеличиваю тягу двигателя и плавно ухожу вверх, набирая высоту. Ракеты стремительно несутся к цели, то есть ко мне. Остается секунда, полсекунды, четверть секунды - рвем угол атаки винта и резко сбрасываем обороты. Вертолет камнем падает вниз, продолжая перемалывать воздух над собой. В том месте, где мы были четверть секунды назад, осталось горячее облако, тепловой след, столь любимый головками самонаведения. Винты отсекли нас от него, создав зону турбулентности, сделав нас практически невидимыми именно на те четверть секунды, в которые ракеты считали, что цель у них под носом.
        Ничего особенного с ракетами не произошло - они просто промазали и начали разворачиваться в поисках цели. Тут то и подоспели наши обидчики, такие горячие и привлекательные, что ракеты с радостью отправились вдогонку за ними. Старый фокус, в Афгане не раз так уходили от зенитных ракет, а ведь пригодился.
        Стоп, какой Афган, ты даже в армии не служил! Получается, что куратор подарил мне не только опыт управления вертолетом, но и весь свой боевой опыт. Ничего лишнего, ни кровавых сцен, ни душещипательных историй, только голые умения и рефлексы, словно я давным-давно научился управлять этой умной боевой машиной. Вот спасибо за ценный подарок. Посмотрим, что еще есть в моей копилке боевого опыта. Боевой азарт переполнял меня, держитесь черти, сейчас небесам станет тошно!
        Я пробежался глазами по приборам и подвескам - сурово, не для туристической прогулки этот вертолет готовился, на подвесках ракеты, снарядов полные поддоны. Определенно начинаешь уважительно относиться к собственной персоне, ради которой отряжают так серьезно снаряженный вертолет.
        Оглянись по сторонам, - прозвучал внутренний голос, - тебе ничего не кажется странным? Чему ты радуешься, идиот? Что оружия на подвесках до хренища, что можно от души пострелять, ракетами популять в белый свет, как в копеечку? Надеешься сбить одного хотя бы, пока тебя не собьют к чертовой матери? Под тобой тайга, сибирская коренная тайга на несколько сотен верст вокруг. Ты в России, против тебя сейчас воюет твоя Родина, тебе это ни о чем не говорит? Может быть, это у тебя что-то не в порядке, может пора сдаться без боя и прекратить этот кровавый кошмар? У нас нет гражданской войны, не может русичь супротив русича с топором выходить и жизни его лишать. Не по-божески это, не по-людски! Работай голова, соображай, трудная у тебя сегодня работа - весь день соображать и выкручиваться.
        Кто вас послал, ребята, на это задание, что вам сказали? Сами вы управляете своими грозными машинами или вами управляют как марионетками? Скорее всего сами, сложно в одночасье освоить управление современным МИГом, да еще вести бой на двух машинах одновременно. Тут не шахматы, здесь не будет трех часов на размышление - все решают мгновения, рефлексы, боевая интуиция. Это означает, что против меня сейчас пара обычных наших ребят, живых и сильных. Их учили защищать Родину и они исполняют свой долг.
        Следовательно сейчас они идут в бой с врагом? Кто вам, ребята, сказал, что я враг? Хотел бы я посмотреть на него хоть пару секунд, посмотреть, чтобы заглянуть глубже, под толстую корку брони из секретности. Увидеть там под холодным льдом равнодушия к людским судьбам ту серую рыбку, что недавно вторглась в мое сознание. Только нет у меня этой возможности и договориться с вами, мужики, по-хорошему тоже не получится. Так что работаем в полную силу, учебного боя не получится. Или я вас или вы нас, третьего не дано.
        Включаем захват целей, ага, голубчики, увернулись от своих же ракет и теперь горите желанием расквитаться со слишком шустрой мишенью? Думали на простачка вышли, а вам сюрприз подсунули неожиданный? Давайте, хлопцы, давайте! У меня к вам лично зла нет, вам голову задурили, выдали боевое задание - сбить нарушителя, террориста, уголовника, убившего ваших же братьев-пилотов. Но ракеты в таких мелодрамах не разбираются - есть цель, нужно уничтожить! Так что играем всерьез, надеюсь, что недолго. В конце концов, у вас есть парашюты, не над территорией врага бой идет.
        - Эвелина, глянь, у нас есть парашюты?
        - А зачем они на вертолете то? Ты как с ним прыгать собираешься, рядом с падающим вертолетом, под аккомпанемент лопастей?
        - Мда, падать отменяется, будем пробовать летать!
        Я выпустил ракеты, крутанув вертолет в сторону одного истребителя, потом другого. Хорошая машина - сама вертится, только джойстиком крути, никаких заморочек с педалями, газом и прочими прелестями старых машин. Если бы не автоматика, ни в жизнь мне с двумя истребителями не справиться - давно бы уже лежал горящей кучкой на проселочной дороге.
        Истребители отстрелили пакеты фальшфейеров и выполнили стандартный противоракетный маневр - попросту смылись подальше, чтобы с дальней дистанции попытаться сделать то, что не получилось в первый раз. Долго я с ними в такие догонялочки играть не смогу, но ведь и они не вагон горючки с собой возят. Еще пять минут и им придется возвращаться на базу.
        А пока крутимся и оглядываемся. Не верится, что они позволят мне еще раз исполнить тот же трюк. Еще по паре ракет в мою сторону и они резко снижаются, готовясь подловить меня на снижении. А давайте, кто ниже умеет! Я бросаю машину вниз, стараясь вписаться в широкую просеку - спасибо вам лесорубы, за беспощадную вырубку этого леса. Хоть вы и природу губите, зато нас спасаете. Едва машина опустилась ниже верхушек корабельных сосен, ракеты зарыскали своими хищными мордами, потеряв цель. Сквозь густую хвою им меня не увидеть, а мне бы не срубить еще пару сосен своими лопастями. Осторожненько летим, прячемся, ищем, куда бы нырнуть при случае.
        Мимо кабины пронеслись белые трассеры снарядов, выпущенных из самолетных пушек. Вот это плохо, снаряд не ракета, ничего искать не будет - попал в перекрестие и все, дырка в тебе. Вся надежда на броню вертолета - боевая машина все же, хотя броня у нее вся снизу. Говорят, что вертолеты - это души погибших танков. Вот бы сейчас такой танк - я бы им показал, где раки зимуют.
        Поняв, что ракетами меня теперь не достать, истребители открыли ураганный огонь из пушек. Пришлось, как дурику, дергаться в разные стороны, матерясь и молясь всем богам во спасение душ наших. Не слышат боги, не слышат, не до нас им сейчас, пьют божественный нектар, да девок небесных щупают. Некогда им на наши проблемы оглядываться, потому наверное и залепили мне в двигатель снаряд, один всего, а нам больше и не надо. Задымил милый, помирает видно. Вся надежда, что спланируем на винтах, хотя посадка будет жесткой, очень жесткой.
        - Эвелина, быстро на пол и куратора пристрой, будем падать. Ой, мама, роди меня обратно!
        Вертолет стремительно терял высоту, двигатель из последних сил взрыкивал, давая нам возможность хоть как-то снизить скорость падения, но все равно рухнули мы крепко. Земля дрогнула, а наши косточки и подавно отозвались смертельной болью. Хорошо куратору, лежит себе без сознания, в полной отключке, если и сгинем, так ему об этом только на том свете архангелы доложат.
        Сквозь колокольный звон в чугунной голове я услышал хруст взрезающих упавший вертолет снарядов и рев пролетающих самолетов - нас велено добить гарантировано. Значит, сейчас будут утюжить, пришла в голову отчетливая мысль. У нас есть всего несколько секунд, пока они развернутся для захода на бомбометание.
        - Эвелина-а-а, - прохрипел я, не узнавая собственного голоса, - ты как, живая еще?
        - Еще не совсем, - глухо ответила она из-под кучи свалившегося на нее барахла, - но двигаться могу!
        Совместными усилиями, загнав боль в самые дальние задворки сознания, мы вытащили куратора из кабины и потащили его волоком в лес. Боже, какой маленькой казалась эта просека из кабины вертолета, как я хотел, чтобы она была пошире, а теперь я мечтал, чтобы она сузилась до размера тропинки.
        Едва мы успели вползти под широкие лапы ближайших елок, как подоспели наши губители. Истребители не жалели боезапас - на бедный вертолет было сброшено по несколько бомб приличного веса и выпущены все снаряды. К концу вакханалии на месте падения осталась лишь широкая воронка и поваленные взрывами деревья. Нас же забросало по уши землей и ветками, в остальном провидение хранило нас.
        Самолеты покрутились еще немного, но запас топлива диктовал им необходимость возвращения на аэродром. Похоже они не получили подтверждения, что цель уничтожена. Меня все еще пасут, я как радиомаяк для них. Пока я жив, они будут возвращаться сюда и методично утюжить тайгу, пока не пропадет сигнал. Пока источник не сдохнет…
        - Даже не думай, - откашлявшись от грязи, прохрипела Эвелина, - тоже мне Матросов нашелся. Ты помрешь, а мне с этим грузом по тайге мотаться? Добрый какой нашелся! Есть же способ как-то закрываться, он же умеет! - она бесцеремонно толкнула куратора в плечо, - Эй, на барже, есть кто живой?
        Куратор простонал, но в чувство не пришел. Способ есть, спору нет, только секрет этого способа может быть ему вовсе недоступен. Сделали замок, и ключи в болото выбросили, чтобы не отдавать никому секрета. С них станется. Судя по событиям на базе, они с удовольствием бы и мастера, сделавшего замок туда же отправили бы, если бы таких мастеров у них прорва была. Только если бы, да кабы, так в носу грибы росли.
        - Сейчас бы супчику горячего, да с блинами! - я ощутил зверский голод, за последние сутки я в основном только бегал, прыгал и с вертолетом на землю падал, а вот для обеда время как-то не выбрал.
        - Вам прямо сюда подавать или в гостиной накрыть? - язвительно осведомилась Эвелина, - И перестань так думать про жратву, а то у меня самой скоро голодные судороги начнутся.
        - А что я могу поделать, если у меня на завтрак был секс, на обед совещание с зомби и на ужин побег? Мужчина не может думать, если у него в желудке нет большой и вкусной котлеты! А лучше двух котлет! - я облизнулся и сглотнул выделившуюся слюну, представив себе большие котлеты, на большой белой тарелке, с тремя ломтями свежего черного хлеба.
        - Паршивец, от твоих голодных галлюцинаций я сама скоро захлебнусь в слюнях. Давай-ка двигать отсюда, не нравится мне сидеть на месте в ожидании их возвращения. Очень мне кажется, что на этот раз они не самолеты пошлют, а десант высадят, чтобы нас отлавливать. Поймать, конечно, не получиться, но как только мы по ним ударим, так они нас сверху и накроют чем-нибудь тяжелым.
        - Умеешь ты вдохновить, Эвелина! Слушай, а у тебя есть какой-нибудь короткий вариант имени, а то язык сломаешь всякий раз выговаривать - угораздило же такое сложное имечко дать ребенку!
        - Можешь звать меня Эвой или Линой, как больше нравится. Мама хотела назвать Евой, папа Леной. После ссор и обид сошлись на компромиссе, чтобы ни то ни другое. К всеобщему удовольствию получилась Эвалина. Потом сгладили до Эвелины.
        - Эва… Лина… Мне лично нравится Эва! Не возражаешь?
        - Да мне сейчас по барабану, как ты будешь меня называть. Нам нужно отсюда смываться, а тут один дурак голодный, другой вовсе без сознания. Что делать-то будем?
        Мы почти одновременно услышали рокот приближающихся вертолетов. Быстро они, если бы так целину поднимали, то сейчас уже при коммунизме жили. Эдакое усердие, да не к месту. Мы переглянулись с Эвой и без слов поняли - нужно двигаться. Двигаться хоть куда, лишь бы подальше от этого места. Иначе шансов у нас нет вовсе.
        Далеко нам уйти не удалось. Десант высаживали с большой выдумкой, не в кучу, чтобы потом цепью идти, а совсем наоборот - несколькими мобильными группами на удалении в пару километров от места падения вертолета. Кто-то в штабе рассудил здраво, что после такого падения, если мы и останемся в живых, то особой ретивостью отличаться не будем. Нужно нас взять в кольцо и сжать его, как петлю на шее. Умеют же думать, когда хотят. Хотя нам бы кого потупей, попрямолинейней, чтобы по старинке - штыки примкнуть и цепью по лесу. И лучше новобранцев из учебки - им занятие, нам спасение.
        Только не дураки там в штабе сидят, ой не дураки. МИГи на нас выпустили, сейчас крепких ребят, обученных к ведению боя в любой обстановке сбросят. Как они все это будут покрывать, когда вся война южнее и западнее нас происходит? Кто-то очень серьезный взял нас в оборот. Я то считал, что мы и так под крылышком самого серьезного ведомства находимся, ан нет - есть некто покруче.
        Мысли ворочались в голове, как ленивые тюлени, пока мы пробирались по бурелому между елками, забираясь поглубже. Нам нужно время, чтобы попытаться защитить себя, что-то придумать. Нужно закопаться под корягу, под листву, чтобы скрыть себя от зоркого взгляда инфракрасных локаторов. Затаить дыхание и приглушить стук сердца, чтобы чувствительные приборы не уловили нашего местонахождения. Остается надеяться, что среди них нет сенса, иначе нам капут немедленный.
        Ага, вот то, что нам нужно. Корни выворотня образовали со временем уютную пещерку. Свалившиеся позднее ветки, листва и коряги превратили ее в хорошо замаскированное убежище. Хорошо бы убедиться, что никому кроме нас не пришла в голову такая же идея. Мы остановились, я подхватил небольшую валежину и швырнул ее внутрь предполагаемого убежища. Только бы повезло, только бы…
        Из-под коряги, недовольно ворча, вылез огромный бурый медведь. Увидел нас, встал на дыбки, заворчал, глазки налились кровью - еще чуть-чуть и бросится. Как назло оружия никакого, да и стрелять нельзя, сам себя выдашь - лучше уж медведю на обед, чем этим гадам в лапы.
        Случайно вспомнились воспоминания охотников о повадках диких медведей. На первом месте в тех воспоминаниях стояла неукротимая ярость медведя, если он принял решение напасть. С другой стороны медведи без веской причины на человека не нападают - запаха его боятся. Не любят прямого взгляда, для них это вызов и немедленная драка.
        - На медведя не пялься, как оглашенная! Искоса поглядывай, да и то редко, - тихонько прошептал я дрожащими губами, напрочь забыв о возможности ментального общения.
        Не любят медведи и запаха оружия, успели за многие годы запомнить этот запах, несущий смерть тысячам из них. Если медведь встретит охотника с оружием и тот в своем оружии или боеприпасе не уверен, то лучше тому охотнику бегом взбираться на ближайшее высокое дерево. Потому как медведь неизбежно почувствует опасность для себя и ринется в атаку. Только вот с годами желание лазить по деревьям у медведя проходит, так что у незадачливого охотника есть шанс дождаться, пока медведю надоест его караулить.
        - Сеня, а ты можешь его схватить? - дрожащим голоском спросила Эва, - В смысле перехватить сознание, - поправилась она быстро, увидев выражение моего лица в тот момент, как я представлял свою героическую смерть в рукопашной схватке с хищником.
        - Откуда же я знаю? Не пробовали мы такого, но сейчас попробую, и ты тоже пробуй, раз уж сенсом стала!
        Я постарался отрешиться от вида огромных желтых клыков в оскаленной пасти, от утробного рычания, от демонстративного взмахивания тяжелыми лапами с острыми когтями. Нужно отрешиться от всего, что может сбить настройку. Легко сказать, а глаза закрывать нельзя - отрешайся и смотри в полглаза, представляй себя на его месте. Что он сейчас видит, как он на нас реагирует? Дикий зверь, хозяин леса, хищник! Разбудили… незнакомый запах… еще пахнет горелым… упс, есть маленький контакт. Давай-ка, Михал Потапыч, я тебе зубы покажу!
        Я оскалился и издал приглушенное рычание, не очень громкое, но у медведя слух дай бог каждому. «Прислушался» к реакции - еще контакт, озадачен, за серьезную угрозу не принимает, но появилась настороженность. Давай, мишка, давай, шевели мозгами, выплескивай эмоции.
        Эва, догадавшись о моих намерениях, неожиданно швырнула в мишку палкой, он взрыкнул и отпрыгнул в сторону с неожиданной ловкостью. Ай да Эва, ай да умница! Я мысленно чмокнул ее в носик. Не сказать, чтобы я чувствовал медведя на все сто, но какое то ощущение синхронизации появилось.
        - Есть! - тихонько, боясь спугнуть контакт, произнес я.
        - Попробуй его убедить, что мы друзья, а враги там, - она махнула в сторону, откуда уже слышались приближающиеся голоса.
        - А как ты себе это представляешь?
        - А это медведь или медведица? - неожиданно спросила она.
        - Это тебе срочно нужно знать? - рассердился я, но на всякий случай «присмотрелся» к памяти медведя, - Медведица, у нее недавно медвежонок в самостоятельную жизнь ушел.
        - Значит мы тот самый медвежонок, а там большой бяка, который этого медвежонка пришел ам-ам!
        Спорить - время терять, будем пробовать, не в том мы положении, чтобы дискуссии разводить. Собираем, стаскиваем в кучку образ медвежонка - вид, запах, звук, движения. Теперь осторожно смещаем на место в сознании, которое заняли сейчас мы. Зрительный образ очень сильный, сложно заместить его выветривающимся образом медвежонка. Хотя с другой стороны мы новенькие, для нас не существует прочных восприятий. Медвежонок был с ней долго, въелся в память, создал устойчивые симпатические связи, рефлексы. Нас трое, медвежонок один и меньше нас значительно. Сетка получается редкая, дыра на дыре, вся надежда на материнский инстинкт.
        Медведица озадачено рыкнула и осела на задние лапы. Она втянула воздух, смешно двигая носом, вытягивая морду, подслеповато щурясь. Зрение у медведей ни к черту, в основном они полагаются на слух и обоняние. Инстинкт подсказывал ей, что это ее медвежонок, но память утверждала, что этого не может быть. В лесу так не бывает - ушел, так ушел. Еще годик и они могут насмерть схлестнуться из-за территории или добычи. На наше счастье инстинкт взял вверх, медведица плюхнулась на четыре лапы, чтобы подобраться поближе, и обнюхать своего детеныша.
        Вот это нам не надо. Огонь, опасность, там за спиной - я выталкиваю вперед образы горящего вертолета, поваленных деревьев и фигурки людей, подбирающихся к медвежонку. Знакомый красный огонек всплеснулся в ее глазах, медведица без размышлений рванулась навстречу врагу, защита потомства - самый сильный инстинкт. Я держу контакт с медведицей, гоню ее навстречу десанту, их ожидает неприятный сюрприз. Жалко зверя, но сейчас не до защиты природы - своя шкура ближе к телу.
        - Тащи куратора… в берлогу, попробуем там… переждать! - рвано командовал я Эве, боясь утерять синхронизацию.
        Незнакомые мощные чувства и образы атаковали мое сознание. Я впитывал в себя новые для себя ощущения, чувствуя, как моя душа обновляется, очищается в пламени искренней страсти, воспаряет. Подобно сказочному Маугли, я бежал следом за медведицей, наслаждаясь упругостью и силой мышц, чувствуя уверенность могучих челюстей.
        И после этого вы смеете говорить, что человек - венец создания, царь природы. Мы утеряли способность чувствовать сильно, чисто, действовать целеустремленно, не оставляя времени на сомнения. Ввязываться в бой, пробуждая в себе презрение к смерти. В наших жилах течет не кровь, а красная водица.
        Медведица вылетела навстречу десантникам, как живой снаряд. Могучим прыжком она распластала свое тело в полете, устремленная к врагу. Десант сработал четко, не новички, готовы к опасности в любой момент - несколько автоматов почти синхронно выплеснули огонь, пули впивались в шкуру и пробивали ее, добираясь до внутренностей. Но не убивали, нельзя убить моментально такое могучее животное. Медведица успела дотянуться в прыжке до одного из десантников и упала на него, придавив насмерть. Еще несколько выстрелов поставили точку в ее жизни. Я потихоньку терял контакт, он угас не сразу - сердце, пробитое несколькими пулями, уже остановилось, но сознание затухало постепенно. В открытых стекленеющих глазах замирали образы приближающихся врагов, тускнели и пропадали.
        - Все, медведица сделала, что могла, теперь очередь молиться всем богам, каких вспомним! - шепотом сообщил я Эве неприятную новость.
        - Помолиться мы всегда успеем, давай лучше устроимся так, чтобы иметь хоть какой-то обзор. Не хочется умирать загнанной крысой, если они все-таки обнаружат наше укрытие.
        Мы немного передвинулись, устраиваясь, как лучники у бойниц, готовые выстрелить при первой возможности, но только в случае опасности быть раскрытыми. И хочется и колется и мама не велит. Грустно сознавать себя самым могучим оружием, и прятаться в норке, как серая мышка.
        Мы сидели молча, ожидая решения судьбы. Я чувствовал некоторое неудобство в сознании, словно что-то осталось в нем незавершенное, недоделанное, требующее принятия решения. Покоя не давала мысль о медведице - живое существо как никак, а мы его… ты, Сеня, ты и никто другой, погнал на смерть. Держал за загривок и подсовывал мульку про опасность, чтобы спасти свою шкуру - сволочь ты, Сеня! Чем ты лучше тех, которые сейчас играют против тебя?
        Образ медведицы неумолимо возвращался в мое сознание. Как наказание, напоминание, предупреждение? Не хочется верить в такое, пусть лучше ее синхронизация останется во мне последним подарком, наследием, памятью. Я осторожно прикоснулся к почти живому комочку медвежьей сущности, стараясь увидеть, как она жила в лесной жизни. Эва мысленно попросилась поучаствовать в моем путешествии. Я кивнул, приглашая ее, и тотчас же почувствовал серебристую рыбку, скользнувшую в моем сознании. Она не пряталась, не маскировалась, демонстрируя себя - не бойся, говорила рыбка, я своя, я Эва!
        Образы, хранимые памятью медведицы, накатывались на мое сознание, порождая сильные запахи, звуки, ощущения. Никогда не думал, что мир можно воспринимать в таком виде. Каждая травка, каждый листочек имели свой оттенок запаха, не перемешиваясь и не теряясь среди других. Каждый звук разбирался на составляющие и подвергался моментальному анализу - пища, опасность, помеха. Мышцы отзывались на команды сознания моментально, вскидывая тяжелое тело в стремительном прыжке или сжимая его в тугую смертельную пружину. Морда погружалась в еще горячие внутренности добычи, зубы легко перекусывали и дробили кости.
        Где-то там, за пределами нашего убежища были десантники, настороженные неожиданным нападением зверя и смертью своего товарища. Они осторожно крались между деревьями, стараясь двигаться бесшумно, сжимая смертельное кольцо, неумолимо приближаясь к нашему убежищу. Но в то же самое время я бродил по этим лесам, принюхиваясь и прислушиваясь, я медведь - хозяин леса. Не в обывательском смысле этого слова, не владелец его несметных сокровищ, трав, деревьев и плодов, но самый сильный и имеющий право прогнать любого желающего посягнуть на его право охотится на этой территории.
        Хозяин, который не только имеет право поймать и съесть любого зазевавшегося своего подданного, но и охраняющий своих подопечных от нападения другого хищника. В природе своя справедливость и свои законы, которые нам людям кажутся жестокими, но которые намного гуманнее любой самой малой войны, развязанной людьми. Зверь убивает, чтобы удовлетворить голод, человек убивает, для удовлетворения своего честолюбия, жажды денег, власти, насилия.
        Смутные образы, непонятные на первый взгляд, но все более оформляющиеся наплывали на мое сознание. Многоликое, многоглазое существо глядело, слушало, нюхало. Перед тысячами моих глаз пролетали стрекозы, шевелились травы и… шагали ботинки с высокой шнуровкой. Я чувствовал запах сгоревшего пороха от недавно стрелявшего оружия, слышал осторожные шаги людей, обученных бесшумному хождению по лесам. Вздрогнув от неожиданности, я оглянулся на Эву, которая, судя по ее растерянному взгляду, пребывала в таком же замешательстве.
        - Что это? - мысленно прошептала она.
        - Ты не догадываешься? - спросил я, с восхищением смакуя новые ощущения.
        Мой богатый опыт быстро выдал разгадку обнаруженного нами феномена. Медведица была частью этого мира и ощущала его на ментальном уровне. Получив доступ к ее синхронизации, я… точнее мы стали частью этого лесного мирка. Вот уж воистину царский подарок.
        То, что мы считали свойственным лишь единицам из человеческих существ, было свойственно каждому живому существу. Человек постепенно утратил способность чувствовать мысленную связь с другими существами, как потерял острое зрение, чуткий слух и возможность различать тысячи оттенков в самых слабых запахах.
        - И… - Эва даже задохнулась от открывшихся перспектив, - … мы можем всем этим управлять?
        - Боюсь, что можем!
        - Отчего такой пессимизм?
        - Мне до сих пор жалко ее, а в том, что сейчас промелькнуло в твоих мыслях, мы пускаем под нож еще несколько сотен беззащитных животин.
        - Ты ошибаешься, мужчины все-таки грубы и прямолинейны. Раз уж начали с медведя, значит, дальше пойдут лоси и волки, так что ли?
        - Ну не комариком же их пугать!
        - А почему бы и нет? Ты не разглядел за своими медведями ма-а-а-хоньких существ, которые могут нам очень сильно помочь.
        - Ты серьезно?
        - Дальше некуда, смотри и включайся в помощь! - скомандовала она решительно.
        От прежнего унылого ожидания не осталось и следа. Эва сосредоточилась, прикрыла глаза, настраиваясь на внешние образы, и вытянула руки вперед, странно шевеля пальцами.
        - Может бубен подать? - съязвил я, по-прежнему не уверенный, что ее план поможет нам справиться с десантом, способным выживать в самых гадких условиях.
        - Нужно будет, подашь бубен, - отрезала она, закусив губу от напряжения, - а пока хотя бы не мешай!
        Делать нечего, понимать сейчас не самое главное, если есть возможность, нужно ее использовать и точка! Посмотрим, что творит моя милая Эва, что она собирается учинить своими нежными пальчиками.
        За короткое время ей удалось создать у себя в сознании нечто вроде объемного видения, тысячи и тысячи глаз различных живых существ посылали ей свои образы в тех формах, как видели сами. Иногда интерпретация увиденного была довольна сложна - размытый образ в странном ореоле, но и он ценен. Сейчас все работают на нас. Шаг за шагом Эва сгоняет в тучу комаров и гнус, заставляя их почуять людей, тщательно опрысканных репеллентами и считающих себя неуязвимыми.
        Вот один человек вздрогнул от укуса комара, но сдержался, не хлопнул себя по лбу, как это сделал бы на его месте обычный горожанин. Не приучены они дергаться от таких мелочей - пусть лучше комары всю кровь высосут и рожа распухнет от укусов, чем на твой звонкий шлепок прилетит маленькая свинцовая пулька. Тогда уж точно рожа не распухнет - нечему будет распухать и болеть.
        На место первого прилетел второй, третий, закружила комариная стайка, спрятав внутри себя лицо человека. Тут уж никто не удержится - остановился, ослепленный и одуревший от неожиданной атаки, стер с лица комариную стаю, оставив кровавый след; огляделся с недоумением, быстро достал репеллент и намазал его густо, морщась от жгучего действия химиката на места укусов.
        Но комарам его репеллент без интереса, их сейчас ничем не отпугнешь, потому как ведет их не инстинкт, а железная воля моей подруги Эвы. Закрутился солдатик, замахал руками, пытаясь отогнать назойливую мошкару, угодил сослепу под корягу и рухнул плашмя на землю, хрустя сухими палками на весь лес. А может, это мне так показалось, с учетом тысяч ушей, собранных в одно огромное ухо.
        Закружили комариные тучи, заметались десантники, нарушая строй, разрывая смертельную цепь. Вот бы мышке сейчас прошмыгнуть, пока кот занят. Не получится прошмыгнуть, груз у нас с собой есть, не бросишь его, поэтому дальше работаем.
        А десант молодец - короткая команда и выдернули из вещмешков противокомаринные сетки, закутались как в паранджу, спрятались от комариков. Только чешутся, противная все-таки штука комариный укус - мал комарик, да болит место укуса, особенно, когда таких укусов несколько сотен. Будь ты хоть семь раз десантник, а сейчас твое внимание разделилось между внешним миром и ощущением боли на открытых частях тела, за которые вас успели цапнуть.
        Десант снова в атаке и мы меняем оружие - из травы, как молнии порхают зайцы прямо под ноги десанту. Заяц не медведь, не будешь же в него из автомата стрелять, и с ножом на него не бросишься - рука устанет махать. С другой стороны, а что делать, если он лопоухий прямо под ноги кидается и идти мешает? Затоптались десантнички, заворочались у них в головах странные мысли - по всему их поведению видно, как неуютно они чувствуют себя в этом странном лесу.
        А вот это вам точно не понравится! Зашипели гадюки, поползли поближе к туманным, но теплым мишеням. Съесть нельзя, но укусить можно. Неважно, что у тебя костюм из грубого брезента и ботинки кожаные высокие - не каждый день лесные гады вот так яростно на тебя ополчаются. Такого на тренажере не отработаешь, глубоко в душе человека зарыт страх перед гадами ползучими.
        Пока Эва гнала на десант насекомых, животных и змей, я торопливо сканировал каждого из идущих по нашему следу в бесплодных попытках подчинить их себе, нащупать синхронизации. Ничего не получалось, и дело не в том, что контакт был скоротечным или неудобным - я прекрасно мог войти в контакт с кем угодно при таких условиях. Их сознания окутывал черный непроницаемый туман, что-то с ними сделали перед самой отправкой, нечто напрочь блокирующее всякое ментальное проникновение.
        Еще один щелчок по носу - можно блокировать сознание, но как это делают или чем? Химикаты? Гипноз? Приборное воздействие? Что толку спрашивать у тех, кто сам ничего не знает? Не могу проникнуть, но это ли мне нужно? Я не хочу знать, что у них внутри, мне без разницы, откуда они родом и кто их родственники, мне нужно просто ударить по ним - грубо, как веслом по башке. К черту дипломатию, с нами они церемониться не будут.
        Как там в поговорке сказано - у страха глаза велики! Вот это мы сейчас и попробуем. Выбираем цель - десантник настороженно смотрит на сжавшуюся в тугую спираль гадюку, готовую к моментальному и смертельному броску. Он готов отразить ее нападение, в руке сжат десантный нож, в сравнении с которым гадюка всего лишь жалкий червяк. Я не могу проникнуть в тебя и подчинить себе, но передать тебе общее ощущение, чувство мне под силу. В моем сознании гадюка причудливо трансформируется в огромного питона с оскаленной пастью. Я собираю этот образ и раз за разом накатываю на темный купол сознания десантника. Не сразу, но образ проникает под оболочку, втекая через мелкие щели и трещинки - нельзя сделать абсолютную защиту, в любом самом крепком заборе обязательно найдется дырка от сучка. Глаза солдата расширяются от ужаса, теперь уже ему не кажется, что нож в такой ситуации достаточно мощное оружие. Гадюка прыгает и десантник в страхе валится на спину, лихорадочно размахивая ножом во все стороны. Безотчетный животный ужас не дает ему возможности подумать о том, откуда в сибирском лесу может оказаться
африканский питон. Он орет, явственно ощущая, как безжалостные объятия гигантского питона ломают его ребра, лишают его возможности дышать, кричать, звать на помощь. Богатая фантазия, плюс знания почерпнутые из передач про животных, небольшая порция страха и готовый шизик падает на землю.
        Гадюка промахнулась, стремительно нырнула в траву и уползла прочь, а здоровый и сильный десантник катается по земле без ума от навеянного мной страха. Получается, молодец! - слышу я мысленное одобрение Эвы, и улыбаюсь довольный ее похвалой. Приятно, все-таки, что ни говори, ощущать себя сильнее этих здоровяков. Ничего ребятки, немножко поплачете ночью, поорете, увидев кошмарные сны, зато останетесь живы, если вовремя поймете намек и уйдете отсюда подальше.
        Теперь мы работаем в паре - Эвелина гонит очередную змеюку, я навожу на десантника морок. Точно, именно так это называлось в дедушкиных сказках. Колдуны, ведьмы, лешаки, морок - с ума сойти, никогда бы не поверил, что сам окажусь в самом центре такой вакханалии. В самый раз, если выйдем живыми из этой переделки, покупать метлу Эве, себе ступу и лететь на Лысую гору для участия в очередном бесовском шабаше.
        Шутки шутками, но уже большая половина десанта катается по земле или носится по лесу с выпученными глазами, паля из автоматов в белый свет как в копеечку. Командир, ошалевший от неведомой напасти, отдал команду оставшимся в относительной безопасности собирать бойцов и отходить к вертолету. Правильно рассудил - пока всех не потеряли, нужно менять тактику. Отходите, ребята, отходите, нам не нужна ваша кровь!
        За обороной мы не заметили, что куратор очнулся и с изумлением смотрит на нас, подозревая, что мы двинулись умом, брякнувшись о землю. На его глазах два взрослых человека сидят с закрытыми глазами, раскачиваются, как обкуренные, всем телом; что-то бормочут под нос, размахивают руками и странно корчат пальцы. Мы расслабились и одновременно рассмеялись - нервное напряжение выливалось через безудержный, почти истерический смех.
        Называется, успокоили человека - теперь сидят и смеются, как два придурка.
        - Все… ха-ха… в порядке… не обращайте внимания… ха-ха-ха, - выталкивал я слово за словом сквозь трясущиеся от смеха губы.
        - Мы… не сошли… о-хо-хо… с ума… хи-хи-хи-и-и… сейчас мы… успо… ха-ха-ха-ха…… коимся, - силилась что-то сказать Эвелина.
        Куратор смотрел на нас, переводя взгляд с меня на Эву и обратно, потом не выдержал и тоже захихикал - негромко, сдерживаясь, прижав руку к животу. Черт, мы совсем забыли, что он серьезно ранен, может быть ему нужна помощь, немедленная и неотложная, а мы радуемся тут, как ненормальные. Я так неожиданно перестал смеяться, что куратор сразу понял ход моих мыслей.
        - Ничего, пока терпимо, сразу не помер, значит, жив буду! Если не помру! - улыбнулся он, - Рассказывайте, черти, что вы тут замутили, пока меня не было!
        Мы, перебивая друг друга, кратенько обрисовали ситуацию, создавшуюся после падения вертолета.
        - Можем или не можем, а нужно отсюда уходить. Чем дальше мы окажемся от места падения, тем сложнее им будет определиться с районом поиска. Даже с учетом того, что они могут регистрировать жив ты или нет. Не верю, что у них много сил. Не могу верить, не хочу верить! Если я не прав, то… - он замолчал, не договорив.
        - Тогда что?
        - Тогда все плохо, но пока это всего лишь версия. Что ты мне вколола там, в вертолете, кроме моего шприца?
        - Промедол. Вспомнила из курса гражданской обороны, что при сильных болях он хорошо блокирует боль и спасает от шока.
        - Промедол это правильно, это хорошо, - он поморщился, попытавшись сдвинуться с места, - а ты случаем не захватила еще парочку шприц-тюбиков?
        - Некогда было, кто же знал, что вот так вот грохнемся. А потом уже не было времени, нужно было спешно удирать из-под обломков.
        - Ясно, будем потерпеть, - криво улыбнулся куратор, - берите меня под белы ручки, несите в палаты белокаменные! Даже если сознание потеряю или материть буду, все равно тащите. Если надоест тащить, тогда пристрелите, чтобы не мучился, - попросил он на полном серьезе.
        - Пристрелить не получится. Так что придется нам вас тащить до самого конца, ну или пока сами ходить не научитесь, - бодрым шепотом ответил я.
        - Нечего раньше времени помирать, нас и так всего трое. Меньше разговоров, господа мужчины, давайте уже топать, пока десант не надумал обратно возвращаться.
        - Десант в вертолеты грузится, - сообщил я, подключившись к лесному зрению, с радостью наблюдая, как десантники запрыгивают на броню.
        - Мне вот одно не нравится, - охладила Эва мою щенячью радость, - десантники наши вовсе не похожи на зомби. Очень даже профессионально нас пытались прикончить, и глазки у них были очень даже умные и живые. Никто ими не командовал, точнее им отдали приказ, и они полетели нас отстреливать.
        - Может ОН кого-то там в штабе держит за одно место и через него командует? Что-то мне направление твоих мыслей не нравится.
        - Не нравится? А мне нравится от своих же бегать? Ты думаешь я мечтала сидеть под корягой и смотреть со страхом на людей, призванных меня защищать? Мы же в одной стране живем! Почему они нас хотят угробить? Не верю я в ЕГО всесилие, очень не верю!
        - Я тоже не верю, что все это дело рук одного засранца, пусть даже очень сильного! Не верю! У нас тоже не дураки сидели, дело знали. Во что-то мы вляпались, ребятки, по самое не хочу. Знать бы кто нас так уделал.
        - Молодцы, согласен, приветствую ваш здоровый пессимизм! А делать то что, куда нам сейчас податься? На месте сидеть нельзя, они все равно вернутся. Высаживаться не будут, с воздуха обработают лес какой-нибудь химией и сдохнем мы как бабочки под хлороформом. Нам бежать нужно, подальше и побыстрее, в любую сторону, лишь бы подальше!
        - Дальше нам без оглядки нельзя переть. Продали, с-с-суки! Одни воюют, другие в спину стреляют! Ненавижу этих сволочей в чистеньких мундирах. Для них не существует человека в плоти и крови, только подразделения и задачи. Задача выполнена - хорошо, нет - послать следующее подразделение, потому что по плану, разработанному в штабе высота три ноля двадцать должна быть нашей к восемнадцати нуль-нуль. Они не лежат под осколками среди крови и разорванной в клочья человеческой плоти. Для них не существует боли и страха, потому что не им нужно их испытывать и превозмогать. Задача должна быть выполнена, даже если задача уже не имеет смысла. Просто забыли, просто увлеклись другими целями.
        Куратор сплюнул и утерся разодранным в клочья рукавом комбинезона.
        - Вот что, Сеня, давай-ка снова в меня влезай! Нужно выходить на след тех, кто нас подставил.
        - Так у вас же нет больше антидота, как я туда залезу?
        - Не знаю «как», но знаю, что надо! А раз надо, значит, сможешь - десант получает приказ и исполняет его, обсуждение возможности в его обязанности не входит!
        - Мы не десант, - попробовала защитить меня Эвелина, - мы гражданский персонал!
        - Были! Были гражданским персоналом, пока не начали стрелять. Теперь вы тоже десант, потому что другого выхода у вас нет! Или есть? - он весьма иронично посмотрел на нас.
        - Хорошо, согласны, мы десант! Только это не решает проблемы - как я смогу пробиться через вашу защиту?
        - Пробуй! Что я могу тебе посоветовать?
        - Но вы же сенс! Или я не прав?
        - Не прав! У меня есть некоторые способности, но я «химический» сенс. Меня сделали методом обработки всякой дрянью и накачки под гипнозом. Тонкостей я не знаю, но мы тупиковая ветвь одного из экспериментов. Они хотели научиться штамповать сенсов, как на потоке, освоить массовое производство. За большими результатами не гнались, надеялись решить вопрос массовостью внедрения. Один такой сенс должен был вести за собой взвод, роту и нащупывать опасности в непосредственной близости от себя. Такой отряд должен был действовать сплоченно и эффективно, как боевая машина.
        - И что получилось?
        - Ничего… померли все… или почти все. Сознание обычного человека нельзя трансформировать до уровня сенса.
        - Но вы же выжили!
        - Это как в анекдоте про менингит: «После менингита или умирают или остаются дураком. Мы с братом болели, так он умер!» Меня вытянули из пограничного состояния, и пристроили на работу. Память заблокировали, прикрылись. Этот шприц я хранил на самый крайний случай, стащил во время экспериментов в лаборатории. Они думали, что я все забыл, но просчитались, - он скрипнул зубами.
        - Вы должны были забыть про шприц, если они вас блокировали, в вашей памяти этого просто не должно было остаться, - недоверчиво сказала Эвелина.
        - Я и забыл, тут ты права, малышка. Только они просчитались, думая, что имеют дело с обычным мясом. В молодости, до армии, я увлекался психологией, - Эвелина удивленно вскинула брови, - запомнился случай, как один из пациентов, потерявших память, сумел ее восстановить. По кусочкам, цепляясь за знакомые образы, шаг за шагом он собрал достаточно крупную мозаику, и память разом восстановилась, когда он перешел через некоторый порог воспоминаний.
        - Так вы сделали пометки для вспоминания?!
        - Точно, - ухмыльнулся куратор, - только не совсем обычные пометки. Где бы я их оставил, если меня контролировали вдоль и поперек. Я поступил проще и надежнее - занял денег у старшины Пономаренко, аж триста рублей.
        - А что же это за пометка, чушь какая-то?
        - Нужно знать старшину, чтобы понять всю значимость пометки. Я завел его в котельную, долго мялся, извинялся, чтобы он посильнее испугался за судьбу своих денег. Потом попросил взаймы, и предупредил, что могу забыть про долг. Так вот, если я забуду, то меня нужно привести на это место, постучать мне по лбу и потом по ящику с пожарным шлангом. Постучать и сказать: «А ведь ты мне денег должен, Лексеич, вспомни, будь другом!»
        - Дались ему эти триста рублей, по нынешним временам не деньги. Плюнул бы ваш старшина и все дела!
        - Старшина Петренко на деньги плюнуть не может, генетически не может, медицинский факт. Для него нежелание кого-либо отдать долг - кровная обида. Он с тебя живого не слезет, пока деньги не вернешь.
        - Ну да, все равно ерунда! Стали бы вы спорить с ним из-за трехсот рублей - отдали бы и все дела! Слишком слабая зацепка.
        - Петренко отдать деньги? Ну, уж дудки! Он же иногда подкатывает без всяких оснований и требует вернуть долг - про это каждая собака на базе знала. Так что без веских доказательств деньги Петренко получить не смог бы.
        - И сколько же он вас так разводил на деньги?
        - Неделю, не меньше! Я же совершенно искренне не верил ему, что денег должен, так он меня по несколько раз в день тягал к тому ящику и стучал мне по лбу: «Вспоминай, Лексеич, вспоминай!» Никакая защита супротив старшины Петренко не устоит - она же на простого человека рассчитана, а Петренко на тропе борьбы за деньги - машина бездушная. Не все он сломал, но краешек завесы приоткрыл, вспомнил я про деньги и про тайник вспомнил.
        - А потом? - с детской наивностью поинтересовалась Эва.
        - Что потом? - усмехнулся куратор, - Отдал деньги и дальше работать пошел. А ты решила, что я об том открытии всей базе сообщил и своим начальникам в первую очередь? Сеня, ты работаешь или слушаешь наш треп?
        - Работаю я, работаю! Только без толку. Такое впечатление, что вы и ваше сознание в разных фазах живете. Не получается синхронизироваться, как волчок перед глазами кружится - я тыкаюсь, а меня по мордам.
        - Ладно, бросаем это дело до лучших времен! Давайте, ребятки, отсюда выбираться! - куратор, морщась, сделал попытку встать, но побледнел и рухнул от боли.
        Мы выползли из берлоги, осторожно вытащив за собой куратора. Вопрос о направлении движения не стоял - подальше от места падения. Куратор, скрипя зубами от боли, повис на наших плечах, и мы пошагали неспешно, слишком неспешно для людей уходящих от опасности.
        Через несколько километров, определенных на глазок, нам встретилось непреодолимое препятствие. Создавалось впечатление, что какой-то безумный ураган ворвался в самую гущу леса и перемолол огромный его кусок в беспорядочную мешанину древесных стволов, кустов и пластов вздыбленной земли.
        Оставив Эву сторожить куратора, я сбегал в одну сторону, потом в другую - напрасное занятие, чтобы обойти этот бурелом нужно потратить пару дней. Вот же черт погадал нам пакость. После короткого совещания было принято решение сделать попытку обратиться к лесному зрению - неизвестно находимся ли мы еще в зоне привычного местообитания медведицы, сможем ли выйти на синхронизацию с «местным населением», - в любом случае другого способа найти дальнейший путь не было.
        Начали с прежних самых крепких связей и попытались добраться до самых отдаленных границ блужданий медведицы. Пусто, нашего бурелома она не видела. Ни она, ни кто-нибудь еще из ее ареала.
        - Ищем, не может быть, чтобы не было следов, - Эвелина смахнула пот со лба и снова окунулась в поиск.
        Куратор просто отдыхал, не в силах нам помочь. Я уже слабо верил в хоть какую то вероятность успеха и мысленно готовился отступать на прежние позиции, как услышал восклицание Эвы.
        - Есть!
        Быстро подключившись к ее видению я с удивлением разглядел наше старое убежище под выворотнем.
        - Ты уверена? Тебе не кажется, что мы оттуда совсем недавно ушли? Погляди еще разок! - с откровенным скепсисом предложил я.
        - Ты глубже смотри, не под выворотень, а под землю. Букашечки, таракашечки, кроты и прочая живность, в земле норы роющая, говорит, что там есть нечто, выделяющее тепло. Нечто, через что они не могут прорыть свои ходы. Нечто, что нельзя прогрызть, съесть, обойти. Нечто очень большое и не такое уж глубокое.
        - Теплый гранит? Подземный огонь? Ты не выдумываешь все это? Я ничего не вижу, откуда ты все это придумала?
        - Мда, мужики действительно устроены грубее женщин - тоньше нужно чувствовать, Сеня, тоньше! Не кулаком, а кончиками пальчиков касаться тонких слоев. Ты же как боров проносишься мимо мелких синхронизаций, разыскивая только крупные сочные желуди! - она хихикнула, представив меня в образе дикого кабана.
        - Ну, знаешь ли! - обиделся я.
        - Не дуйся! - она прижалась щекой к моему плечу и заглянула в глаза снизу вверх, - Я не хотела обидеть, ты же меня прощаешь? - она скорчила уморительную рожицу кающегося чертенка.
        Я не выдержал и прыснул.
        - Проехали! Придумаешь тоже, вовсе я не обиделся. Я на тебя не могу обижаться, мой чертенок! - в моем голосе появилась неожиданная для меня самого теплота, руки сами собой обхватили Эву за плечи, и ее лицо оказалось так близко от моих губ, что я не удержался и поцеловал ее.
        - Ничего, что я тут валяюсь? Не помешаю? - проскрипел куратор.
        - Помешаете! - с легким вздохом разочарования оторвалась от моих губ Эвелина, - Могли бы погулять пока, грибочков пособирать, в кино сходить!
        - Так что вы там обнаружили эдакого интересного? - навязчиво поинтересовался куратор.
        - Кстати, я вижу ваш ботинок! - ненормально счастливым голосом заорал я.
        - Сеня, ты же мне в ухо кричишь!
        - Извини, девочка, понимаешь, я его ботинок увидел!
        - Что же в этом особенного? - раздраженно поинтересовался куратор, - Между прочим, я его тоже хорошо вижу, но мне это такой радости не внушает.
        - Вы не поняли, я нашарил в памяти медведицы очень слабые синхронизации, остатки очень далеких воспоминаний и увидел ваш ботинок через зрение зм… сидите спокойно, - осекся я, поняв, о чем собирался сказать, - змея где-то рядом с вами. Я попытаюсь ее отбросить.
        Мои руки зашарили в поисках хворостины или камня.
        - Господи, ну когда же ты привыкнешь работать головой, а не руками? - услышал я мысленный призыв Эвы, - Это обязательно - убивать бедную животину, которая ни сном ни духом не виновата? Можно ведь договориться!
        Она не стала продолжать пререкания и окунулась в мое сознание, чтобы не блуждать в долгих поисках. Перехватила обнаруженное мной видение и ее пальцы замелькали, сплетая невидимый узор колдовского заговора - Эва обращалась к змее, разговаривая с ней на только ей доступном языке.
        Кто бы еще вчера сказал, что можно вот так запросто прыгать из сознания в сознание, словно переключая телевизионные каналы, мы бы назвали его великим фантазером. Война способствует быстрому развитию любых талантов - не успеешь стать умнее, сильнее, изворотливее других, сдохнешь. Естественный отбор войны ускоряет эволюцию человека.
        Может в этом и есть предназначение войн? - мелькнула у меня неприятная догадка. Человек с каждым столетием становится все умнее и все больше полезных изобретений способствует продлению его жизни. Слабые и глупые, калеки физические и умственные получают шанс на долгую жизнь. И не только на жизнь, но и возможность продления своего рода, закрепляя в потомках собственные недостатки.
        С каждым поколением человечество производит на свет все большее количество умственно отсталых, физически неполноценных детей. Человек встал над природой и не позволил ей вмешиваться в свое развитие, он отвергнул законы естественного отбора, но не придумал ничего, что смогло бы столь же эффективно его заменить.
        С каждым днем население планеты увеличивается и в уже недалеком будущем она не сможет прокормить всех. Особенно если учесть, что производителей становится все меньше и все большая часть населения вовлекается в процесс перепродажи готового товара. Огромная часть населения просто прозябает в нищете, болезнях, не занимаясь никаким трудом. Мы отринули природу, но природа требует наведения порядка - если слабые смогут вставать над сильными, популяция будет деградировать. Это путь к вымиранию.
        И тогда человек придумал войну. Чем кровавее и продолжительнее война, тем большая часть населения вовлекается в нее. Гибнут многие, но выживают сильнейшие - так, по крайней мере, было в эпоху «честных» войн. Когда сильная рука и длинный меч ставили точку в споре на звание сильнейшего.
        Потом наступила эпоха «грязных» войн - удушающие и отравляющие газы, невидимые бактерии и губительная радиация убивали без разбора всех, как слабых, так и сильных. Сейчас человечество окунулось в новый этап относительно «чистых» войн - никто не отважится на применение оружия массового поражения.
        Теперь решают вопрос на уровне наций, кому выживать, а кому вымирать. Сталкивают лбами религии - чья религия окажется более фанатичной и беспощадной, чтобы превзойти противника в жестокости и массовости поражения.
        На полях нынешних сражений выигрывает не самый сильный физически, а лучше вооруженный, имеющий самые мощные средства уничтожения, самое точное и дальнобойное оружие.
        Наука работает на войну, самые умные, талантливые поглощаются военной промышленностью для производства новых вооружений, интенсификации исследований, поиска новых направлений в самых неожиданных областях.
        Естественный отбор современной войны способствует отбору интеллектов. В советское время был такой научно-популярный журнал «Знание-сила». Кто бы знал, насколько пророческим будет его название.
        Мы сами - порождения этого отбора, следствие новейших неожиданных исследований. Люди - уроды нового поколения, без мышечной массы, полуглухие, полуслепые, косорукие, но умеющие так вдарить по мозгам любого, что мало не покажется. Мы дубина нового поколения.
        - Эй, Сеня, ты не уснул? - окликнула меня Эва.
        - А? Извини, задумался! Что со змеей?
        - Уползла по своим делам, ничего ей интересного в ваших ботинках не было. Но… - она сделал драматическую паузу.
        - Не томи!
        - Нам не нужно тащиться обратно! - сияя, как начищенный самовар, сообщила она, - Змея на прощание подарила мне картинку. Не очень четкую, но привязать к местности можно.
        - Что за картинку? - нетерпеливо перебил куратор.
        - Где-то совсем близко от нас находится дверь. Вход куда-то. Она видела эту дверь, потому что ее подогревало внутреннее тепло. Что за дверь, можно ли ее открыть и куда она открывает дорогу, я не знаю. В любом случае - это убежище, в котором можно пересидеть и отдохнуть.
        - Хорошо! Как ее найти?
        - С этим сложнее, придется мне немножко тут поползать - картинка, как вы понимаете, дана в ракурсе практически от земли. Картинка свежая, но есть опасность, что тепло привлекает змей, там может быть гнездо.
        - Ползай, я буду тебя прикрывать. Только на этот раз, уж извини, воспользуюсь дубиной, как-то это привычней и надежней.
        - Эй, герои-первопроходники, максимум внимания, - прервал наш разговор куратор, - не нравятся мне таинственные двери посреди глухомани. Если это секретный объект, то у него есть масса ловушек, как раз рассчитанных на таких вот энтузиастов.
        - Что нужно смотреть, на что обращать внимание?
        - Проволочки натянутые, листочки кучкой лежат, земля странно выглядит, да масса всего, - ругнулся он от досады, - мне бы самому тут полазить! Ты не можешь мне пояснить, как твоя примета выглядит?
        - Вряд ли, - задумчиво протянула Эва, - картинка туманная. Я и сама не уверена, что смогу ее опознать, так что…
        - Ладно… будь осторожной… если что, зови сразу! Лишний раз позовешь, я не обижусь! Помни, сапер ошибается только два раза в жизни!
        - Как это два, а я всегда считала, что только один, когда не замечает мину? - удивилась Эва.
        - Первый раз, когда решает стать сапером! - ухмыльнулся куратор.
        Эва осмотрелась по сторонам, опустилась на землю и начала с того направления, откуда я в первый раз увидел змею. Я видел образ, с которым она сравнивала увиденное ей, и мог сказать вполне авторитетно - узнать его в реальной жизни чрезвычайно сложно. Все-таки змеи обладают ужасным зрением.
        Девушка ползала по траве на четвереньках, опустив голову к самой земле и смешно покачивая ягодицами, туго обтянутыми некогда красивыми брюками. Несмотря на всю тяжесть сложившейся ситуации, в моей голове замелькали фривольные мысли, и я ощутил сильное желание, подпитанное воспоминаниями о нашей совсем недавней бурной встрече в коридоре. Не очень же далеко мы отошли от своих далеких предков - поесть и…
        Эва тотчас уловила мой настрой и, на мгновенье отвлекшись, погрозила мне пальчиком. Не шали, не до тебя. Пальчиком погрозила, но в ее ответных мыслях я успел заметить ответные образы, мало чем отличающиеся от моих. Может это любовь?!
        - Там! Она смотрела туда, прежде чем шмыгнуть глубже к теплой двери, - Эва вскочила с коленок и ринулась, желая раскидать ветки, мешающие проходу в нужном направлении.
        - Стоя-я-я-ть! - рявкнул куратор, - Не двигайся, отойди в сторонку! - более мягко продолжил он, - Дальше пусть мужики лезут. Я буду ползти вперед, а Сеня расчищать дорогу. Только по команде! Скажу «Убрать!», уберешь, скажу «Стоять!» - замрешь. Все понятно?
        Мы покачали головами, как китайские болванчики. Дело ясное, что дело темное. С нашими способностями хорошо выступать против живых и дышащих, а против мертвых железяк мы бессильны.
        Куратор, морщась от боли, подполз к точке старта и внимательно осмотрел траву и ветки.
        - Поищи палочку не очень толстую и ровную, с метр не больше, - попросил он меня.
        Куратор осторожно ощупал палкой пространство перед собой, мягко пригибая траву и отодвигая листья. Потом подтянул себя на проверенное место, не прекращая при этом как бы поглаживать землю перед собой.
        - Если землю не трогали, то она пружинит, корешки, иголки, мелкие веточки, как матрас в ней. Если ее лопаткой саперной ковырнуть, то, как бы ни старался сапер, а связь нарушишь с соседними пластами, упругость земля потеряет, - пояснил он, - для обычного человека разницы нет, наступит и прости-прощай, тут навык нужен.
        Через полчаса маленькими шажками мы продвинулись метра на четыре вглубь бурелома, оказываясь по мере продвижения в темном лиственном туннеле. Эва шла сзади, вглядываясь в травы, стараясь не пропустить ненужную живность. Не хватало еще быть укушенным каким-нибудь теплолюбивым гадом у самых врат рая… или ада?
        - Левее, она двигалась левее, - предупредила Эва, продолжавшая держать картинку змеи.
        Куратор без слов повернул в указанном направлении. Еще несколько метров и мы без слов поняли, что нашли то, что искали. В древесном гроте на небольшом пятачке открытого пространства скопилось не меньше сотни змей самого разного вида и размера. Они переплетались причудливыми клубками, переползали с места на место, шипели и шелестели, скользя по траве. Видок не для слабонервных.
        - Им там что, медом намазано?
        - Не медом, а теплом, - шепотом пояснила Эвелина, - змея существо холоднокровное, погодка сегодня прохладная, вот они все сюда и сползлись погреться.
        - Мда, может вы их как-нибудь того… прогоните? - поинтересовался куратор, - Не очень приятно слушать этот оркестр, который ползает на уровне твоего лица.
        - Попробую.
        Эвелина опустилась на землю и вошла в уже знакомое нам состояние. Я тихонько «присоединился» к ней, стараясь научиться непонятному для меня искусству. Пустое занятие - странные образы, полунамеки, вспышки света, глухие ритмы барабанов, - это нечто совершенно другое, нежели то, чему я обучен. Этому не научишь, это колдовство, таинство, искусство. Кто же научил тебя этому искусству, милая Эва?
        Змеи, подчиняясь безмолвному приказу, послушно заскользили прочь, веером расходясь в стороны. Они скользили мимо нас, осторожно огибая ботинки и не делая попыток атаковать. В какой то момент мы оказались со всех сторон окружены пестрой рекой. Как маленькие островки мы возвышались над потоком смерти. Одно неверное движение, срыв в действиях Эвы и мы реальные покойники.
        Куратор стер пот со лба, когда несколько отставших гадюк проползли прямо возле него. Коротко выдохнув, он подполз поближе к месту отдыха змей и начал осторожно прощупывать полянку палкой. Сюрпризов не обнаружилось или они спрятаны слишком хорошо, в любом случае нам самим предстоит узнать это, ступив на полянку. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - куратор сплюнул в траву, и отдал нам приказ расчищать поляну, искать, что подогревает ее снизу.
        После усердных трудов удалось раскопать металлическую рукоятку. Мы с Эвой потянули ее, и вместе с дерном вверх поднялась металлическая крышка размером с амбарные ворота. Если бы не гидроподъемники нам этот фокус ни за что не удался бы. Но механизмы работали идеально, без скрипа и шума крышка весом в добрую тонну легко откинулась вверх.
        Перед нами открылся ряд ступеней уходящих вниз. Не очень-то похоже на бандитский схрон, тут поработали профессионалы. Жаль, на крышке не выбит год изготовления, интересно было бы узнать, когда это чудо техники сотворили. Все чистенько, стерильно, не чувствуется присутствия человека. Такое впечатление, что по этим ступенькам не ступала нога человека с момента их изготовления. Вымыли и закрыли, как подарок для именинника.
        Сделали факел из пучка травы и палок, чтобы хоть как-то осветить путь во мгле. Сюда бы фонарик помощнее, а мы как пещерные люди с факелами лазим по пещерам. Хорошо хоть сыростью и тленом не пахло, особенно тленом - очень не хочется увидеть истлевшие трупы и прочие призраки жизни. Хватит ли факела, сколько мы еще будем топать по странному бетонному коридору без малейших признаков дверей, проводов, вентиляции? Как гроб, право слово, аж жуть пробирает. Вот закроется сейчас входной люк, и останемся мы тут как в ловушке. Словно в ответ на мои мысли за нашей спиной раздался звук похожий на тяжелый вздох, пламя факела взметнулось и погасло. Свет в конце тоннеля потух.
        - Похоже люк закрылся, - прошептала Эва дрожащим голосом.
        - Похоже на то, - спокойно подтвердил куратор, - может, факел снова зажжем, а то в темноте как-то скучно?
        Я щелкнул зажигалкой и вернул жизнь огненному язычку, освещавшему наше странное убежище.
        - Назад дороги нет, значит идем вперед, - скомандовал куратор, - выше нос, раньше смерти не помрем, - приободрил он захандрившую Эву.
        Еще несколько шагов по изогнутому коридору и путь преградила стальная дверь без малейших признаков ручки или замка. Назад нельзя, вперед не пускают, кругом гладкие бетонные стены и блеск полированный стали. Должна же она как-то открываться, если это дверь, а не технологическая затычка. Типа строили, строили и передумали дальше строить - заткнули стальной плитой и мама не горюй! Без автогена не пройдешь, может даже и с ним не пройдешь.
        А ведь как умно придумали - заходишь просто без затей, проходишь определенную точку, и вход закрывается. Все ребята - пожалуйте бриться!
        Мы попинали по двери ботинками, постучали палками по стенкам - результат нулевой. С тем же успехом можно было стучаться головой.
        - Подождите, - прервал наши метания куратор, - я кажется знаю, что это такое. Вероятность маленькая, но выбирать все равно не из чего. По крайней мере можно проверить. Отойдите в сторонку, чтобы не мешаться. Если я ошибаюсь, то на этом наше путешествие и закончится, - довольно мрачно пошутил он.
        Мы послушно отошли. Куратор сел в более удобную позу, прижал руки к животу.
        - Ууу-гр-р-р-кха-а-а-а, - издал он утробный звук, смешно округлив губы и вытянув лицо вверх, как волк в полнолуние.
        В ответ тишина.
        - Подзабыл или не та система, еще попробую, - поморщился он недовольно.
        Куратор выл, квакал, ухал по совиному, издавал вовсе неприличные звуки, заставляя нас корчится от с трудом скрываемого смеха. Мы не понимали цели его музыкальных опусов, и поэтому открытие двери было для нас полной неожиданностью.
        - Кха-а-а-м-х-а-а-рма-дз, - выдал он новую команду после небольшой паузы.
        Дверь бесшумно скользнула на место.
        - Агр-р-р-ахма-дар-р-р!
        Дверь открылась.
        - Порядок, помнят мозги, помнят! - просиял он и пояснил, увидев недоумение в наших глазах, - Секретная разработка, язык управления боевыми машинами и механизмами. Не слыхали? Правильно и не должны были слышать! Секретная, специалистов готовят штучно для спецобъектов.
        - Что-то этот ваш язык больше на собачий вой похож.
        - Точно подмечено, похож! А почему?
        - Почему?
        - Потому что для его звучания не требуется всей мощи речевого аппарата. Даже если у оператора выбиты зубы, не работает челюсть и едва ворочается язык, он все равно сможет произнести несколько базовых команд, на которые настроены механизмы распознавания.
        - А нельзя попроще как-нибудь? Типа «Сим-сим, откройся!»
        - Нельзя, расчет делается на невозможность обычному человеку воспроизвести команду и на частичное физическое поражение оператора.
        - Дальше пойдем или вам нужно еще чего-нибудь повыть? - не удержавшись, хихикнула Эва.
        - Смейтесь, смейтесь, - ухмыльнулся довольный куратор, - а повыть еще придется, иначе нас тут мигом угробят.
        Он коротко рыкнул и за дверью вдоль коридора загорелась цепочка лампочек аварийного освещения. Еще несколько команд и нам было разрешено двигаться вперед. Куратор висел на наших плечах, слабо отталкиваясь ногами, помогая нам сдерживать свое безвольное тело. Рычание отняло у него последние силы.
        - Сейчас налево, - едва слышно прошептал он на перекрестке, - там медотсек, там есть чем меня подлечить по-настоящему.
        В медицинском боксе куратор почувствовал себя увереннее. Он командовал нами, как хирург ассистентами. Задубевший от крови комбинезон просто срезали ножницами по пояс. Клочок тельняшки, присохший к ране, куратор оторвал сам, скрипнув зубами от боли. Кровь снова заструилась из разрыва оставленного пулей.
        - Ерунда, - ободряюще усмехнулся он, увидев наши посеревшие лица, - сквозное, заживет как на собаке!
        Под его командой мы залили рану какой-то остропахнущей пастой из тюбика с непроизносимым названием. Потом вкололи несколько лекарств из набора готовых шприцов.
        - По уму мне бы сейчас отлежаться сутки другие, чтобы силы вернулись. Только кто же нам даст столько?
        - Тогда может пожрем чего-нибудь? - предложил я, - А то я скоро сам завою, так есть охота!
        - Ага, давайте, сообразите чего-нибудь! Ни в чем себе не отказывайте, пищеблок напротив. Желательно ничего не включать, там есть пакеты с саморазогревом - их и берите.
        - А почему включать нельзя? Сейчас бы супчику горяченького! - сглотнула слюну Эва.
        - Если включится хоть один прибор, кроме аварийного, на главный пульт пойдет сигнал о расконсервации базы. Вопросы есть? Нет! Меня не будите, пару часов, я думаю, мы можем себе позволить.
        - А помыться можно? - уже без всякой надежды спросила Эвелина.
        - Помыться? Отчего же нельзя, помойтесь! Только воду не включайте! - улыбнулся он, - Шучу, чего надулась? Пока вода в накопительных емкостях не закончится, не включится насос, подкачивающий ее из скважины. Я думаю, что воды для трех… точнее двух человек должно хватить с избытком. Так что мойтесь, но с оглядкой, экономно.
        - Уф, хоть на этом спасибо! - облегченно выдохнула Эва, - Чувствую себя, как свинья после прогулки в болоте. Может и переодеться найдется во что?
        - В комнатах пошарьте в шкафах, там обязательно должно быть сменное белье и что-то из одежды. Насчет размеров не обещаю, но сухо и чисто, - добавил куратор на прощание.
        Мы устроили куратора поудобнее на кушетке, накрыли одеялом и вышли из бокса. Двери решили не закрывать, вдруг чего случится, хотя бы услышим. Устроились напротив медотсека в стерильно пустой комнате. Странно тут как-то все - чисто и пусто, словно все ушли, потом все помыли, почистили и подготовили для следующих жильцов. Одежда лежит, белье, простынки. Приют таежный для заблудившихся путников.
        Одежду нашли быстро, действительно чистая, пахнущая недавней дезинфекцией. Быстренько сполоснулись в душевой кабинке, переоделись и почувствовали, что минувшие события изрядно укрепили в нас чувство голода. Настала пора ему жестоко отомстить борщом и котлетами. Хотя…
        После недолгой инспекции холодильников и шкафов борща в пакете не нашлось. Мы разогрели по паре брикетов с соблазнительной надписью «Пюре картофельное с бифштексом натуральным», съели их в тишине, запили водой и отодвинулись от стола, чувствуя сытную дрему.
        - А что, Сеня, жизнь хороша?
        - Хороша-а-а! Сейчас бы кофе с булочкой, да-а-а…
        - Нет здесь печки, дурачок!
        - Да я так, в принципе, все равно ничего не получится. После ратных подвигов, да сытного обеда какой из меня мужик? Так, приложение к дивану, - ухмыльнулся я.
        - Думаешь?! - хитро улыбнулась она, и без паузы прыгнула на меня, как дикая кошка.
        Последовавшие за этим прыжком объятия, поцелуи и ласки лишь немногим уступали страсти, с которой меня познакомила Эва в самом начале. Как хорошо, что мы догадались закрыть дверь медицинского бокса, думала какая-то маленькая часть моего сознания, пробиваясь сквозь пламя страстной плотской любви. Может что-то переходит к нам от тех, с кем мы входим в контакт? Если это так, то легко объяснить охватившее нас дикое неистовство, свойственное более животным, чем человеку, обремененному условностями и моралью. Сравнение с животными не казалось мне грязным или оскорбительным - я знал, каково это быть животным, сильным, уверенным. Медведица подарила мне свое видение мира, и оно понравилось неимоверно.
        Нам было хорошо. Трудно описать состояние блаженства охватившее нас после. Я говорю НАС, потому что всеми своими чувствительными психическими сосочками ощущал блаженство окутавшее Эву. Даже смачный храп спящего куратора не мог разрушить нашего блаженного состояния. Мы купались в нем, подпитывая друг друга чувствами счастья, радости, покоя. В этом состоянии полной эйфории нас и подхватил сон, утащил в спокойную глубину к спасительному отдыху.
        Мне снился сон, странный сон. Странный тем, что я точно знал о ком идет речь, и где происходят события. В обычном нормальном сне все по-другому: картины в нем расплывчаты; предвидения неопределенны; лица знакомые и милые, либо незнакомые и смазанные. На этот раз мне снился сон больше похожий на документальный отчет неведомого автора. В этом кинозале я был единственным зрителем, а личность оператора скрывал ослепительный конус света. Мне оставалось только смотреть на экран.

* * *
        БЕРЛИН. 1910 ГОД. ПОМЕЩЕНИЕ МОРГА.
        - Карл, остановись, убери ланцет. Мне кажется, вы напрасно собираетесь вскрывать этого мальчика.
        - Чего это вдруг? Ганс, ты что заболел? Тебя пугает перспектива работы с трупом ребенком? Это не укладывается в твои религиозные каноны? Мы хирурги, дружище Ганс, нам нужно вскрывать мертвых, чтобы лучше лечить живых!
        - Какие к черту каноны, не болтай глупостей, Ганс! Он не мертвый! Я чувствую пульс, слабый нитевидный, но у него есть пульс. Проверьте дыхание! Что вы улыбаетесь, как идиоты? Катрин, дайте ваше зеркальце, я же знаю, оно всегда с вами! Ну же, не жеманьтесь!
        - Ганс, ты такой странный, ты собираешься приложить мое зеркало ко рту этого мертвяка и хочешь, чтобы я потом без содрогания в него смотрелась? Извини, но поищи себе другое зеркало!
        - Хорошо, бог с тобой, Катрин, но когда-нибудь твое жеманство сыграет с тобой злую шутку. Вот смотрите, на поверхности ланцета появляется помутнение - он дышит!
        - Черт, опять искать среди кучи трупов кого-нибудь посимпатичнее. Ганс, раз уж ты спас этого маленького паршивца, значит, тебе и искать ему замену.
        - Вот уж нет, пусть Катрин покопается в холодильнике, ей нужно научиться отличать мертвых от живых раньше, чем ты доверишь ей в руки скальпель.
        - Ганс, это уж слишком! Это недостойно мужчины, ты… ты… гадкий!
        - Как знаете, найдите самого достойного среди присутствующих, а я должен отправить его в больницу. Живому мальчику не место среди трупов и равнодушных хирургов. Не скучайте без меня.
        БЕРЛИН. 1910 ГОД. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА.
        Мужчина в белом халате, по всей видимости доктор, сидит на краю койки. В его сознании, перегруженном делам и проблемами, бродят слова:
        «Не умер сразу, значит, будет жить. Крепкая порода. В карточке про него ничего не записано. Скорее всего маленький бродяжка, он бы просто замерз на улице, как сотни других, но ему повезло оказаться в больнице. Надо заявить в полицию, и отправить мальчишку в приют, как встанет на ноги».
        Мальчик с трудом открывает глаза и слабым голосом просит:
        - Пожалуйста, не зовите полицию и не отправляйте меня в приют!
        - Я что сказал это вслух? - удивляется доктор.
        - Не знаю, - отвечает мальчик, - но вы же подумали об этом.
        - Как тебя зовут, мальчик?
        - Вольф… Вольф Мессинг. Вы не смотрите, что я маленький и худой, я страсть какой шустрый. Не отдавайте меня в приют, доктор, я могу у вас полы мыть и вообще любую работу…
        Мальчик смотрит на доктора жалобно, в его взгляде таится робкая надежда на чудо. Уже очень давно ему не приходилось вот так проснуться в кровати под одеялом, в теплой комнате, а не в заброшенном подвале под вонючими тряпками. Доктор внимательно смотрит на мальчика, ничего не говоря, гладит его по голове, поправляет одеяло и уходит, не сказав ни слова.

* * *
        Я готов был смотреть сон бесконечно, настолько заинтриговала меня судьба мальчика. Еще бы, это же основополагатель самой возможности читать мысли, человек, доказавший возможность воздействия на человеческое сознание и унесший секрет своего мастерства в могилу. Кто подсунул мне этот сон, с какой целью? Не знаю, но очень хочу досмотреть фильм до конца. Очень хочу.
        Внезапно храп оборвался. Пока куратор могуче храпел во сне, нам это совершенно не мешало. Храп успокаивал, убаюкивал, подтверждал, что пациент скорее жив, чем мертв. Но сейчас храп исчез. Словно кто-то поставил точку в предложении. Тишина ударила сильнее взрыва. Неужели мы проморгали куратора, неужели что-то случилось? Мы ошалело вскочили, коротко переглянулись, и бросились в медотсек. Очумевший от короткого, но крепкого сна куратор, смотрел на нас квадратными глазами, потом засмеялся и повалился обратно на лежанку, с которой только что пытался встать.
        - Вы бы хоть срам прикрыли! - заикаясь от смеха, предложил он.
        Вот же черт! Поспешили, понимаешь на помощь умирающему, а о собственном виде не позаботились. В самом ведь деле стоим перед мужиком в чем мать родила - бойцы спецназа! Выкатились мы через двери, едва успев их открыть, а то бы и сломали к черту. Куда им хлипким устоять против объединенного напора двух застыдившихся десантников. К счастью на этот раз одежа осталась в целости и сохранности, так что с гардеробом проблем не было. Жаль только сон не досмотрел, что там дальше было? Эх, ну что ему стоило поспать еще часок?
        - Вот что, бойцы! - едва сдерживаясь от ехидных ухмылок, начал наше микросовещание куратор, - Расклад такой - на текущий момент я возвращаюсь в строй и признаюсь ограниченно годным к бою. Задача номер раз - определиться где мы, от этого зависят все дальнейшие шаги. Если они еще будут…
        - Как определяться будем, если ничего нельзя включать? На деревья полезем, местность обозревать?
        - На деревья? Тоже вариант, но хлопотный и малопродуктивный. Вы там чего-то талдычили про какое-то лесное зрение, типа через пташек-зверушек можно на мир взглянуть. Можно его использовать?
        - Не поможет! - покачала головой Эва, - Я пыталась еще тогда, во время атаки десанта, оглядеться по сторонам. Повсюду тайга, сплошная, дикая. Не видно никаких следов человека, кроме той просеки, в которой мы рухнули. Да и она не очень длинная. Такое впечатление, что рубили из центра леса, а потом все бросили и улетели на вертолете.
        - Что улетели не верю, не такие правила в этой игре. Тут всех и положили, в землю закопали и даже надпись не написали. Потому как не положено никаких надписей.
        - Так ведь тут не десять, не двадцать человек работало… - Эва осеклась, зажав рот ладошкой.
        - Спецобъект! Этим все сказано. Исполнители - зеки. Работа выполнена, исполнители списаны подчистую. Главное соблюсти тайну, а концы не в воду, понадежнее прячут, чтобы зверье не раскопало, охотник случайный не набрел.
        - Мамочка родная, как же так можно? Это ведь живые люди, не по-людски это, не по-божески!
        - Нешто тебе убийц, насильников жалко стало? За каждым из них не по одному мокрому делу стоит. Да их за такие дела не просто убить нужно, а перед тем на горячей сковородке жарить в кипящем масле и другим показывать, чтобы неповадно было. Конченные это люди, отбросы, гнилье.
        - Вы-то откуда знаете?
        - Откуда я это знаю, тебе знать не положено! - отрезал куратор, нахмурившись, - Хотел бы не знать, да судьба по-другому распорядилась.
        - Ладно, проехали! Если Эва не может увидеть дороги, то в любом случае нам придется как-то задействовать возможности этого объекта. Есть же тут какие-нибудь компьютеры, интернет, карты, - я постарался перевести разговор в другое русло. Ну не политикой же сейчас заниматься, как малые дети, нашли время препираться.
        - В картах я разберусь, а вот с остальным, - куратор замялся, - не силен. Нас этому не учили, по верхушкам пробежались, как дети в школе, и хорош.
        - Компьютеры я беру на себя, вы мне только покажите, как до них добраться, - приняла решение Эва, - Или есть еще кандидатуры?
        - Не-е-е, я в них не силен. Если что перетащить, подключить - зови на помощь, а лазить в сетях слабо.
        - Значит расклад такой! - куратор хлопнул себя по коленкам, - Есть вероятность, что можно с этой базы уйти по-быстрому. Нужно только знать направление и расстояние до точки доставки.
        - А что значит по-быстрому? Ракетой что ли?
        - Почти угадал. Еще раз повторяю - это спецобъект и на нем должны быть предусмотрены средства экстренной эвакуации персон с уровнем ноль и один.
        - А остальных как эвакуировать?
        - Никак. Списание, объект ликвидируется целиком.
        - А мы, к примеру, к какому разряду там или уровню по-вашему подходим? - неприязненно поинтересовалась Эва.
        - Он, - куратор кивнул в мою сторону, - уровень первый, а ты четвертого, не ниже.
        - А вы?
        - У меня нет уровня. Я просто обеспечиваю все это. Обеспечиваю до самого конца, ухожу последним, если получится. И отвечаю за зачистку базы, такой вот расклад получается.
        - Господи, как в другом мире. Нам все время твердили, что мы живем в самом человечном обществе, мы самые добрые, самые миролюбивые. А от ваших слов кровью брызжет и гнилью подвалов гестаповских.
        - Чем же вам гестаповцы не нравятся? - зло ощерился куратор, - Они ведь тоже за счастье народное бились, как им его нарисовали, в башку вдолбили, за такое счастье для всего человечества и бились. А то, что пытали, на куски рвали, да иголки под ногти загоняли - так то же с врагами боролись. Какие могут быть церемонии с врагами? Врагами народа! Ничего не напоминает словечко?
        - Жестоко это все, грязно, подло! И напрасно вы из себя волкодава строите. Думаете, раз у вас защита есть, так нам вас вовек не прочитать? Да, не прочитать! Но я чувствую, что душа у вас добрая.
        - Может и добрая, - куратор прищурился, пряча колючий взгляд в узких щелочках глаз, - только душа та под коркой мерзлой спрятана. Замерзла она, окоченела, как труп. Так что, девочка, не будем больше о душе. Не время, да и не место здесь о душе вспоминать.
        - Хорошо. Не буду, командуйте, что дальше делать! - Эва зябко поежилась, словно холод, окружающий душу куратора достал и ее хрупкое тело.
        Мы пошагали по полутемным коридорам к комнате, имеющей все необходимое для решения нашей задачки. Осталось только сделать это достаточно быстро, пока нас не вычислили и не прикончили, как крыс в мышеловке.
        Непонятно чем руководствовался куратор, но он уверенно подошел к ничем не выделяющейся из ряда точно таких же двери и коротко рыкнул. Раздался явственный щелчок замка, дверь слегка приоткрылась. Вы вошли и огляделись по сторонам.
        Сразу стало понятно, что боксов слева и справа от этого просто не существовало, двери в них были липовыми. В достаточно просторном помещении полукругом стояли компьютеры с выключенными экранами. На полках моргали лампочки сотен приборов, отражая состояние нескольких тысяч датчиков различного назначения. Не вставая с места можно было существенно влиять на жизнь этой базы.
        Куратор сел к пульту и защелкал кнопками, тумблерами, запуская в работу нужное оборудование. Засветились экраны мониторов внутреннего наблюдения, показав нам пустые коридоры и помещения. Если верить им, то в каждой комнате базы установлено не по одному видеоглазку. Воистину спрятаться тут невозможно. Так что наше везение на старой базе можно назвать чисто случайным. Кто знает, может, где-то в архивах сохранилась запись нашей бурной встречи в коридоре. Вот кому-то будет удовольствие посмотреть. Хотя вряд ли там осталось, кому смотреть, пришла мне в голову грустная мысль.
        Эва не дожидаясь дополнительного приглашения, плюхнулась в кресло перед ближайшим компьютером, и сосредоточено защелкала клавишами, пробираясь через хитросплетения каталогов и файлов. Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если не знаешь, есть она там или нет. Сплошные кодированные названия, ни одного человеческого названия. Хоть бы зацепочку какую-то разыскать, пометку: «Искать здесь!». Часы стремительно отщелкивали секунды и минуты, а информации ноль.
        - Так нам год понадобится, чтобы хоть что-то раскопать, - простонала она, - Нужен ключ, зацепка, принцип.
        - Ищите на наличие сочетания 12/67, - приказал куратор.
        - А что это?
        - Ищите, вам какая разница?
        Поиск вывалил несколько тысяч строк с указанием файлов, в которых упоминалось данное сочетание. Если бы нам пару суток в запасе, нас бы такой результат порадовал. Но сейчас результат наводил тоску.
        - Добавьте к поиску «Кассандра».
        - Это что-то особенное, название проекта, базы, имя? - поинтересовалась Эва автоматически.
        - Вас это ПОКА не должно интересовать, меньше знаешь…
        - Как скажете, Кассандра, так Кассандра! - поморщилась Эва. В ее работе был принят несколько иной стиль общения.
        Дополнение сузило результат до единственной строчки. Вот так фокус!
        - Кассандра - название проекта, в котором вы участвовали. Спасибо и отойдите от терминала, эта информация опасна для жизни.
        - Куда уж опаснее? - обиделся я, - Мы тут буквально в лепешку раздавлены, с дерьмом смешаны, а вы говорите «опасно для жизни». Может, хватит уже играть в ваши гэбэшные игры? Не надоело?
        - Игры, говоришь? - куратор скрипнул зубами, желваки заиграли, глаза сузились, как у змеи перед броском, - Не суди о том, чего не знаешь, пацан! Я в эти «игры» уже двадцать лет играю, и несколько раз играл в ящик, когда другие кукловоды первыми успевали взять меня на мушку. Ты хочешь узнать, что там по ту сторону жизни? Молчишь? Нет там ничего… темно и душно! Брехня все насчет света в конце и нет там ангелочков с крыльями! Нету, понимаешь, ни-че-го нету - пустота и холод. Холод, который подбирается к тебе, начиная с пальцев ног. Ты лежишь и чувствуешь, как смерть подкрадывается… тихонько… неспешно…
        Он замолчал, глаза открылись широко, зрачки расширились, словно куратор действительно уходил сейчас в тот мир. Он тонул в воспоминаниях, забыв о нас, о базе, о проекте - он остался наедине с собственной смертью.
        - Эй, - окликнула Эва.
        Куратор вздрогнул, тряхнул головой, отгоняя призраки прошлого, и посмотрел на нас более осмысленно. Посмотрел по-другому, словно оценивал, взвешивал, прикидывал, достойны ли мы той тайны, что скрывается в этом документе. Достойны ли мы разделить с ним ответственность знания опасных секретов.
        - Послушайте, - я решил вмешаться в процесс, - вы же знаете, что по роду работы я знаю очень много. Разве само это знание не подписало мне давным-давно смертный приговор? Вам кажется, я что-то меняю в своей судьбе, делая попытку узнать еще капельку ваших страшных тайн? Сами же говорите - двум смертям не бывать!
        - Черт с вами, - он махнул рукой, - мое дело предупредить, а там хоть трава не расти. Открывай документ, будем читать и думать, что в нем для нас хорошего.
        Документ оказался совсем коротеньким, всего пара страничек. Нам бы обратить внимание на местоположение документа, может ситуация не стала бы вконец катастрофической, но мы прилипли к экрану, вчитываясь в строчки. Эти две странички перевернули наше представление о той ситуации, в которой мы оказались совершенно случайно.
        Во-первых, база оказалась не «нашей». В какой-то мере документ подтвердил догадки, возникшие у нас с Эвой еще на базе - мы не были «государственной собственностью». Нас «прихватизировали», просто изъяли из оборота государства, замаскировав изъятие аварией на объекте. Все произошло именно в период первой чистки, очень она вовремя подвернулась - убрали лишних свидетелей, разорвали лишние связи, а потом вывезли «ценное имущество» и взорвали все к чертовой матери.
        В документе смерть людей и взрыв базы именовались очень сухо - зачистка объекта по пятой категории. Я после операции блокировки памяти очнулся уже на новой базе, похожей на прежнюю, как близнецы братья. Смену персонала мне объяснили вахтовым принципом работы персонала - прежние отработали вахту по контракту, привезли новых. Мое измененное сознание достаточно легко приняло грубую ложь.
        Во-вторых, изъятие не прошло незамеченным. Некая силовая структура, находящаяся в прямом подчинении высокопоставленного чиновника, отследила процесс и выявила факт перемещения базы. Агенты, получившие и передавшие эту информацию, не смогли уйти от возмездия, и были уничтожены службой безопасности наших новых хозяев. Но факт оставался фактом - в нашей собственной стране существовало как минимум еще одно ведомство, интересующееся нашим существованием. Точнее моим существованием, если отбросить ложную скромность. О способностях Эвы и возвращенной памяти куратора никто кроме нас не знает.
        В-третьих, наши новые хозяева, выйдя из под опеки государства, остались подчинены непосредственно… кто бы мог подумать… президенту. Вот так сюрприз - называется: вышли через одну дверь и вернулись через другую. Ай да президент, ай да сукин сын - как он ловко оттяпал себе жирненький кусочек чрезвычайно перспективной государственной собственности. Личные сенсы на службе его величества!
        В-четвертых, противоборствующее нам ведомство имело четкую задачу: «Поймать или уничтожить!» Это вам не проделки злобных сенсов в просторах ментальных полей. Простые человеческие приказы, ясные и однозначные. Сможете поймать - поймайте, иначе - положение должно стать однозначным.
        Получается, что нападение на меня и последующая буча на базе просто совпали по времени с приказом ведомства о нашей ликвидации. Или…? Лучше даже не думать, на чьей стороне сейчас тот сенс.
        - Доннер ветер, вашу муттер… - сплюнул куратор, - как же все плохо!
        Внезапно по экрану прошла рябь, текст исчезал на наших глазах. Файлы и папки таяли, как весенний снег под лучами солнца. Что-то или кто-то стремительно уничтожал информацию.
        - Что происходит? - заорал я от неожиданности, - Ты что-то делаешь? Я не успел дочитать…
        - Нечего уже читать… и я ничего не делаю… сижу, дурака валяю, - сквозь зубы процедила Эва, лихорадочно стуча по клавишам, - Кто-то или что-то стирает информацию, похоже мы залезли в запретную зону. Можете считать, что они получили сигнал - с такого-то терминала вошли в базу документов.
        - С чего ты решила? Мы же местную информацию читали!
        - Сеня, дундук ты необразованный, в современном мире не существует понятия «местная информация». Для надежности она хранится на специальном сервере, защищенном тучей самых умных программ, и находящемся черт знает где. А мы получаем доступ к базе документов из любой точки пространства, если есть канал связи.
        - Но мы же не вводили пароли, почему нас пустили в эту, как ты выражаешься, хорошо защищенную базу документов? В любом кино про это подробно рассказывают, показывают, как шпионы пароли подбирают.
        - Сеня, это центр управления базой, он постоянно подключен к базе данных. Если человек находится здесь, значит, все необходимые допуски у него есть автоматически. Чужие здесь не ходят! Я понятно выразилась? Пароли за пределами этой комнаты и в кино. Случись что-то нештатное, требующее моментальной реакции и что? Оператор будет трясущимися руками набирать пароль, который вчера сменили, а ему не сказали или ноль с буквой «О» попутает или… в общем в подобных местах подключение постоянное, но контроль тоже постоянный.
        - Почему же тогда они нас засекли, как ты выразилась?
        - Потому что ЭТОТ документ нам не положено было читать. Есть механизмы, контролирующие контекст открываемых документов. Как только мы дошли до контрольного слова, сработала ловушка, и информацию начали уничтожать. На всякий случай, во избежание так сказать!
        - Мальчики-девочки, может, потом поспорим о прелестях компьютерной жизни? Если нас засекли, значит, сейчас они начинают думать, кто именно получил доступ и не связано ли это событие с нашим неожиданным исчезновением. Пришло время быстро делать ноги.
        - Делать-то что? Ничего особенного мы из этого компьютера не узнали. Вы про карты говорили, может они помогут?
        - Не помогут, нет здесь карт, не нужны они были им. С этой базы людей ЗАБИРАЮТ или ОСТАВЛЯЮТ здесь навечно. Пешком отсюда никто не уходит!
        - Но вы же говорили про средства срочной эвакуации…
        - Раз говорил, будем пробовать. За мной бегом, след в след, не отставать, марш! - скомандовал куратор и ринулся к выходу из комнаты.
        Мы бежали по коридорам, задыхаясь от нехватки воздуха, обливаясь потом, с трудом поспевая за куратором. Вот же лось, ему пулю в живот всадили пару часов назад, а он бежит как спортсмен-разрядник на разминке. Я бежал последним, уперев взгляд в спину Эвы, точнее в ту часть, что пониже спины - и зрелище приятное и за ногами можно следить, все-таки команда была «след в след». Господи и вот это чудо мы на базе называли воблой в юбке? Ослы слепошарые, от таких аппетитных подробностей, взлетающих при каждом ее шаге, можно совсем голову потерять.
        - Сеня, - услышал я ее мысленный призыв, - оставь свои маньячные наклонности! Лучше думай, что нам делать, если удастся отсюда смыться!
        - Есть отставить, товарищ генерал! - мысленно козырнул я и звякнул виртуальными шпорами, - Не поверишь, но мыслей о будущем в голове нет.
        - Почему же не поверю, охотно поверю. В твоей голове только одна паническая мысль - ну почему мы не догадались захватить несколько упаковочек с бифштексами?
        - А что? Правильная мысль! Если останемся живы, опять есть захочется, а там и еще чего…
        - Сеня!
        - Понял! Раз-два, раз-два… ну хоть успели себя порадовать! - не удержался я от шутки.
        Куратор неожиданно остановился и мы с Эвой по очереди воткнулись в него, несомые инерцией. Он охнул от боли, схватился рукой за бок, скривился и посмотрел на нас с немым укором. Ну, заболтались, извини, командир, больше не повторится, - прочитал он покаяние в наших глазах.
        - Вариант номер один, - прокомментировал он открывшуюся нам после его звериной команды картину.
        Огромный зал, больше похожий на пещеру вырубленную в скале, скупо освещенный аварийными лампочками. В дальнем конце пещеры несколько тоннелей, в черные жерла которых уходят тоненькие ниточки рельс. Нечто похожее на композицию самолета и ракеты закреплено на большой тележке. Летательный аппарат размером с лимузин, с небольшими стреловидными крылышками и массивными ускорителями, приделанными снаружи корпуса. Тележка, установленная на рельсах, должна была по замыслу конструктора донести ракетоплан до точки выхода, а дальше уже своим ходом.
        - Прямо как у Джеймса Бонда! - восхитилась Эва, я же смог только глубокомысленно почесать в затылке.
        - Круче! Там фикция, фанера и монтаж, а тут реальный ракетоплан, то есть самолет с ракетным двигателем. Вместимость пять человек. Дальность полета, как у тактической ракеты, до шестисот километров. Управление, правда, отсутствует, на случай, если в кабине окажется непрофессиональный космонавт. При старте выбирается одно из трех направлений, в зависимости от переключения стрелки на рельсах. Способ посадки - отстрел пассажирских кресел, снабженных парашютной системой, на пассивном участке траектории. Критерий - высота меньше тысячи метров.
        - А это не опасно? Ракеты - это же перегрузки большие, к ним людей специально готовят, - с большим сомнением в голосе спросила Эвелина.
        - Если выбор между смертью наверняка и смертью может быть, то обычно выбирают второе. Не бойтесь, в принципе система адаптирована под неподготовленных пассажиров, не увлекавшихся специальными тренировками. Неудобства будут, возможны мелкие травмы, но реальной угрозы для жизни не представляет.
        - Давайте уж места занимать, а то, не ровен час, прилетят архангелы по наши души, - поторопил я.
        Куратор откинул блистер ракетоплана и пригласил нас занять места в противоперегрузочных креслах. Пока мы примеривали ремни к различным застежкам и подгоняли их по длине, куратор озабоченно щелкал тумблерами, запуская систему.
        - Ну что, прицепились? - обернувшись, спросил он скептически.
        - Ага! К полету готовы! Поехали! - отрапортовала Эва.
        - Ну, дык отцепляйтесь к такой то матери! Расселись, как у тещи на именинах! - неожиданно зло рявкнул он.
        - С чего это?
        - Топлива нет, вот с чего! Раздолбаи, даже тут все развалили! Не должно такого быть в принципе! - Бушевал он, выбираясь из кабины, - Колбасу могут не подвезти, прививку от гриппа не сделать, но страховку не проверить? Всех к стенке!
        - Ну вот, я почти стала космонавтом, и такую возможность потеряла! Обидно! - грустно вздохнула Эва.
        - Дело не в том, что не полетали, а в том, что и второе решение может оказаться в таком же состоянии. - «Ободрил» нас куратор, - Так что, господа космонавты, бегом на выход.
        - Постойте, - уперлась Эва, - куда мы опять бежим? Может, огласите весь список наших возможностей? Вам не кажется, что перебирать их по очереди может просто не хватить времени?
        - Как знаете, давайте остановимся и подумаем. Хотя остается единственный вариант, транспортировка в трубопроводе.
        - Что значит в трубопроводе? Тут что специально трубопровод прокладывали?
        - Небольшую его часть да. Дальше по существующим магистралям в любую точку страны. Успевай только курс задавать. Так должно быть на всех базах, это практически сто процентная гарантия ухода. Ракетоплан теоретически можно сбить, а вот трубу найти дело более хлопотное.
        - А можно попонятнее? Мы, что наденем акваланги и поплывем в какой-то гадости?
        - Нет, надевать ничего не будем, да и в нефти вы много не наплаваете. Нефть штука весьма агрессивная. Поплывет транспортная капсула.
        - И далеко мы уплывем? До ближайшей насосной станции? - продолжала упираться Эвелина, - Как эту вашу капсулу через насос пропустят?
        - А никак! Для нее есть обходные магистрали с входным и выходным шлюзом. В этих местах капсулы идут своим ходом, для того у них есть аккумуляторы и моторчики. Да не дрожите вы, тут институты работали не один год, чтобы это чудо сотворить.
        - И куда же мы можем попасть по этим вашим трубопроводам?
        - Да хоть куда!
        - Тогда давайте сразу в Париж! Надоело бегать, хочется поспать и поесть нормальной пищи! - предложил я.
        - В Париж не получится, система работает только в пределах России. Не можем же мы в чужих государствах обводные каналы строить. Тем более уже на границе с Украиной нас сольют в ближайшем леске в левую цистерну, - ухмыльнулся куратор.
        - Тогда в Москву, там на самолет и в Париж!
        - В Москву тоже нельзя.
        - Москва - это же Россия, почему нельзя? Вы сами себе противоречите, - повысила голос возмущенная Эвелина.
        - Существуют инструкции, запрещающие такой способ доставки в Москву и Питер - вдруг враг воспользуется возможностью, и доставит в столицу оружие массового поражения.
        - Ага, а в другие города пожалуйста, хоть атомную бомбу?!
        - Почему бы и нет? Вы, девушка, однобоко смотрите на проблему. А вдруг военные действия и враг захватывает тот же Новосибирск, к примеру? А мы ему свинью подсовываем через трубопровод? Как тогда?
        - Все равно хреново! Ваши мысли направлены только на убийство! Чем ваши рассуждения отличаются от мыслей маньяка, замышляющего очередное убийство? Да ничем, в основном масштабами. Тот хоть не более одной жертвы зараз планирует прикончить, а вам подавай сразу тысячу или еще лучше пару десятков тысяч, чтобы страху побольше нагнать. Да вы… да у вас…
        - Мы будем дискутировать, или двигаться куда-то?
        - Слабо ответить, слабо? - Эвелина торжествующе встряхнулась и тотчас же опала, вспомнив, что спор вышел не по делу и не к месту, - Хорошо, ваши предложения?
        - Новосибирск, чем плохо? Город крупный, оттуда выберемся, куда нужно обычным порядком. Да и связи кое-какие у меня там есть, - усмехнулся он многообещающе.
        - И после этого мы мужики говорите о женской логике - нужно на запад, а поплывем на восток.
        - Господи, ну а с чего вы решили, что Новосибирск на востоке? Откуда вам знать, где мы вообще находимся?
        - Н-не знаю! - недоуменно захлопала глазами Эва. - Я просто увидела, что мы где-то здесь, а Москва там, - она махнула рукой налево, - ну и Новосибирск там, соответственно.
        - Странно, странно, - куратор взглянул на Эву оценивающим взглядом, словно цыган на лошадь, - ты хоть сама понимаешь, откуда у тебя эта картинка?
        - Может, вы сразу объясните, чем в вопросы-ответы играть?
        - Окей, ты права! Из нас троих только я знаю местоположение базы, с которой мы вылетели. Только я могу приблизительно знать, где мы могли упасть, из расчета направления и времени полета. Неточно, плюс-минус лапоть, но нам особой точности не требуется. И вот теперь ты неожиданно угадываешь, где находится Новосибирск, а где Москва. Возникает вопрос!
        - Откуда я это узнала?
        - Точно! Я заблокирован - это проверено, но ты знаешь то, что знаю только я или…
        - Или мне эту информацию подсунули! - безо всякого оптимизма в голосе закончила мысль Эвелина.
        - Значит кому-то выгодно, чтобы мы выбрались из этой ловушки. Интересно, сколько всего сторон у нашего треугольника.
        - Почему вы решили, что это треугольник?
        - До сих пор были мы, наши хозяева и те, на чьей базе мы сейчас находимся.
        - Вы наговорились? - нетерпеливо поинтересовался я.
        В их словесной перепалке я чувствовал себя третьим лишним. Они вошли в раж, рождая гипотезы, предположения, им это становилось все интереснее и интереснее. А я? Они совершенно забыли обо мне, словно я не самое ценное имущество на этом корабле, а мешок с мукой. И вообще, мне начало надоедать тупое перетирание одной и той же проблемы. Какая разница, сколько сторон у треугольника, да хоть двадцать! Нам нужно выбираться отсюда куда-нибудь поближе к людям, цивилизации, затеряться в большом человеческом муравейнике посреди одинаковых домов, машин, одежды.
        Слава советским строителям и портным! Благодаря их усилиям ты чувствуешь себя, как дома, приехав в чужой город. Дома строятся по единым для всей страны чертежам, улицы именуются по единым для всех спискам знаменательных событий и людей. В любом городе есть проспект Ленина, улица Карла Маркса, Труда и Новостроек. Все одеты в одинаковые куртки и ботинки, подстрижены под бокс и полубокс. Пойди, узнай, где именно мы сейчас находимся, даже если ты трижды экстрасенс вселенского розлива.
        - Давайте двигаться, хватит трепаться! - раздраженно бросил я.
        Куратор с Эвой переглянулись с недоумением, мой выпад был для них полной неожиданностью. Сам же интересовался и теперь выступает с претензиями. Они пожали плечами, и куратор скомандовал: «Вперед, марш!»
        Мы снова неслись по коридорам шустрым аллюром, не заботясь о шуме, производимом топаньем трех пар ботинок. Есть такой вид лошадиного бега, вот только, если куратора в нашей группе можно было сравнить с ахалтекинским скакуном, Эву с быстрой газелью, то меня со старым дохлым мерином. На этот раз даже аппетитные подробности Эвиной фигуры не возбуждали во мне никаких эмоций. Бегу, как новобранцы на первом марш-броске. Гонит нас бравый и бодрый старшина, нагрузив всякой тяжелой гадостью, которую не съешь и не выпьешь. А кстати…
        - Эй, командир, а нам не нужно чего-нибудь с кухни в дорожку прихватить? - пропыхтел я, с трудом поспевая за куратором и Эвой.
        - Нет, не нужно! - довольно бодрым голосом отозвался куратор. Дыхание ровное, бег размеренный, легкий. Вот бы мне так научиться. - Если успеем на последний трамвай, то там накормят. В противном случае вся кухня в твоем распоряжении. Поешь перед смертью досыта, - пошутил он.
        Вот же человек, у него еще есть силы шутить. А у некоторых нет сил посмеяться шутке. Ботинки, как пудовые гири, с трудом отрываются от пола, ноги задубели, дыхание ни к черту.
        - Долго еще? - простонал я.
        - Скоро, за углом будет дверь, нам туда… - куратор осекся, первым вбежав за угол.
        Он так резко затормозил, что Эва врезалась в него, а я припечатал ее, влетев следом в их живописную композицию: «Иван Грозный смотрит на пустую казну!»
        - Что за черт? - пробормотал он, оглядывая стены, потолок и пол, словно надеясь найти там отсутствующую дверь.
        - Вот и покатались на лодочке, - прокомментировала Эва печальное зрелище.
        Вместо долгожданной двери перед нами красовалась гладкая бетонная стена без малейших признаков скрытой под штукатуркой двери. Да и без штукатурки, собственно говоря, просто голый бетон.
        - Ну что, на кухню? - попытался я развеселить компанию.
        Эва не ответила, фыркнув на мои слова, куратор посмотрел на меня странно и тоже промолчал. Моя неудачная шутка повисла в воздухе. Ну и ладно, ну и пожалуйста. В конце концов, хоть поедим спокойно. Господи, что-то я сегодня какой-то озабоченный с этой едой? Эва права, ненормально себя веду, как бурундук какой-то, лишь бы брюхо набить. Нервы шалят, вот и хочется чем-нибудь заесть тревогу - брюхо набито, душа спокойно спит.
        - Что дальше? - вопрос Эвы, обращенный к куратору, также повис в воздухе.
        Куратор напряженно думал, судя по наморщенному лбу и глазам, мечущимся в поисках ответа.
        - Может, по-простому? Вылезем как-нибудь отсюда на поверхность, доберемся до реки, - должны же в лесу быть реки, - сделаем плот, и спустимся на нем до ближайшего жилища. Как вам такое предложение?
        - По-простому отсюда выбраться не получится. Без специальной команды отсюда и мышь не выберется. Исключение составляют каналы экстренной эвакуации. Но с ними вы уже познакомились, так сказать.
        Повисло томительное молчание. Куратор посмотрел пристально на меня, потом чуть дольше задержал взгляд на нашей спутнице. Пожевал губы, скептически цыкнул, попытался было что-то сказать, но махнул рукой и передумал.
        - Эй, командир, в чем дело? - забеспокоился я, - Мы в чем-то провинились? Как-то мешаем вашим планам? Я же вижу, что у вас на уме есть что-то, говорите, не стесняйтесь, тут все свои. Пока… все свои.
        - Вот уж действительно, миленький, не томите душу, - взгляд Эвы метался между нами, как загнанный зверек, - скажите что-нибудь! Не бойтесь, мы справимся! Господи, да как же вас зовут, наконец? - неожиданно взорвалась она.
        - А это вам к чему? - опешил куратор.
        - Да к тому, что как к столбу фонарному обращаешься - командир, эй там. Вы человек или железяка бездушная?
        - Алексеем меня зовут, если вас это как-то успокоит, - улыбнулся куратор.
        - Алексей… Алеша - хорошее имя, доброе. Алеша, вы нас не жалейте, мы справимся, говорите как на духу, что нужно сделать? - Эвелина говорила и гладила сурового десантника по плечу, уговаривая его как маленького ребенка.
        - Хорошо, но сразу предупреждаю, что вариант вам не понравится. Однозначно!
        В ходе короткой лекции выяснилось, что есть еще один и действительно малоприятный вариант. Мы можем уйти через канализацию. А что я вам говорил? Как знал, когда на базе специальностью овладевал. Как специально готовился, привыкал к виду и аромату той субстанции, в которой нам предстояло плыть. И не просто плыть, а погрузившись с головой, нащупывая дорогу руками. Не хотите попробовать? Я с удовольствием уступлю очередь первому желающему нырнуть в душистый поток вместо меня.
        - Ну вот, как я и предполагал, вариант вам не нравится! - вывел резюме куратор, глядя на наши округлившиеся от ужаса глаза.
        - А как же мы будем там… - Эва сделала некое вращательное движение пальцами, и судорожно сглотнула, представив себе «там», - дышать? Нельзя ли какие-нибудь костюмы резиновые надеть? - она жалобно посмотрела на Алексея.
        - Костюмов не обещаю и аквалангов тоже, придется использовать то, что есть. А именно автономный противогаз для работы в зонах сильного задымления или газации. Голова, по крайней мере, будет защищена. Перчатки резиновые тоже можно сообразить, а на все остальное натянем брезентуху, враз не промокнет, авось сухими из вод… дерьма вынырнем, - пошутил он.
        - Ну, хоть что-то, - мы с Эвой обреченно переглянулись.
        - Почти скафандр получается, - то ли спросил, то ли пояснил я.
        - Не хандрить, дерьмо не кислота, сразу не съест! Из дерьма вышли, в дерьмо и уйдем!
        - Там вроде про землю в поговорке было, но мы готовы… куда скажете… - вымученно улыбнулась Эва.
        - В дерьмо, так в дерьмо! - с фальшивым оптимизмом поддержал я Эву, - Работа нам, в принципе, знакомая, справимся.
        Общими усилиями мы укомплектовали наше снаряжение. Подобрали самые прочные комбинезоны из тех, что нашли на складе. Натянули по несколько пар резиновых перчаток на руки и ноги. Поверх перчаток на ноги обули десантные ботинки с высокой плотной шнуровкой. На голову противогаз с патронами регенераторами воздуха. Запасную одежку упаковали в плотные полиэтиленовые мешки, выдавив из них по возможности воздух, и заварив зажигалкой для герметичности. Мешки с одеждой засунули в заплечные рюкзаки и стянули ремни потуже, чтобы не убежал мешок случайно.
        Видок еще тот, зато есть надежда, что с дерьмом не соприкоснемся. Тонкая душевная организация все-таки, цивилизация, однако. Не приемлет душа подобного купания, как ты не стращай ее картинами неминуемой гибели. Лучше умереть, чем в ЭТО окунуться, - пищит душа. Только ты, душа, не помрешь, ты бессмертная, а вот тело наше бренное вполне может сдохнуть, если побрезгует такими путями отхода.
        - Куда следовать прикажете? - поинтересовался я у Алексея.
        - Да в любой клозет, какой больше по душе, - ухмыльнулся куратор, - большой разницы нет, все дороги, точнее трубы ведут в одно место - центральный коллектор. Оттуда будем выбираться к стоку, ну а сток, как можно догадаться, находится неподалеку от реки.
        Войдя в ближайший туалет, куратор деловито прошел в крайнюю кабинку и, поднатужившись, рванул на себя сливной бачок. Вместо того, чтобы отломиться, бачок плавно повернулся на невидимом шарнире и вместе с унитазом пропал в стене. Перед нами открылось широкое, метр на метр, зловонное отверстие. Там внизу что-то капало, булькало, стекая по трубам. Туда мы должны были отправиться, чтобы спастись.
        - Ой, мне дурно, меня сейчас вырвет, - Эва отшатнулась назад, прикрыв рот рукой. - Неужто нельзя по-другому? А?
        - Сожалею, сами все видели, выбирать не из чего. Или в дерьмо или… - куратор развел руками.
        - Только не говорите, что вы это прямо сейчас придумали, в смысле про канализацию. С самого начала собирались нас макнуть туда с головой! Поучить жизни интеллигенцию паршивую! - попытался я оттянуть неизбежный момент окунания, гневным выпадом. У меня, откровенно говоря, этот выход из положения также не вызывал приступа энтузиазма.
        - Ага! Всю жизнь мечтал! Лежу так бывалоча и думаю, как бы какую пакость этим очкарикам сделать? - не стал спорить куратор. - Это единственный путь для уходящего последним! Понятно излагаю?
        - М-мда, понятно, - вздохнули мы тяжко.
        - Для тех, кого на поблевать тянет, напоминаю, что в маску это делать не следует - просто задохнетесь. Поэтому постарайтесь представить себе нечто абстрактное: нефть, грязь, шоколад, если хотите.
        - Ага, - Эва громко сглотнула, - после такого примечания я шоколад до конца жизни есть не смогу.
        Я промолчал, хотя мысленно был на стороне Эвы. Только делать нечего, погоня за спиной, тянуть время - себе вредить, нужно отправляться. Для безопасности, чтобы не потеряться, мы связались между собой прочной веревкой. Как обычно куратор пошел первым, следом Эва, а я замыкающим. На этот раз роль арьергарда меня не печалила. Хоть на несколько минут оттянуть «счастливый момент», тоже счастье.
        Надели маски противогазов, похлопали друг друга по плечам в знак солидарности и начали по одному спускаться в темное жерло колодца. К счастью не пришлось упираться в стены руками и ногами, чтобы тормозить при падении вниз. Колодец был оборудован прочными скобами. Не стерильными, прямо скажу, зато надежными. Спускаешься себе и в ус не дуешь. Век бы так спускался, да колодец довольно быстро перешел в достаточно узкую горизонтальную трубу, имеющую явственный уклон.
        Едва я ступил на скользкую поверхность трубы, как веревка резко дернула меня, и покатился я ногами вперед в непроглядную тьму, свято надеясь, что никакие препятствия нам на пути не встретятся.
        Надеялся, а в голову лезла всякая жуть: зазубренные арматурины, торчащие из выщербленного временем и водой бетона; брошенные кем-то ножи и разбитые бутылки. Мало ли чего утекает в канализацию по милости неряшливых людишек. Им без разницы, а нам вся эта пакость сейчас воткнется в одно место, и будешь потом всю жизнь на раскоряку ходить, - накручивал я сам себя, скользя по трубе.
        Впереди по курсу раздалось смачное «плюх», потом еще одно и следом я вылетел из трубы, плюхнувшись в настоящую реку дерьма. Прямо как в анекдоте: «Вот женишься, сынок, тогда узнаешь, что такое счастье! Но будет поздно!» С головой не погрузились, но пол под ногами очень быстро опускался, такими темпами через пять минут придется нам как тяжелым водолазам брести по дну, разгребая субстанцию.
        Куратор включил фонарь, обтер рукавом стекло и осветил окружающие нас просторы. Господи, лучше бы он этого не делал. Увиденное потрясло нас до рвоты, до душевных судорог, ударило по мозгам тяжелой дубиной.
        - Вот же б…, - глухо выругался куратор под маской.
        - Ой, мамочка, меня сейчас вырвет! - пропищала Эва и попыталась упасть в обморок.
        Увиденное само по себе не выглядело аппетитно, если учесть природу сливаемой в унитазах субстанции, но еще более отвратной картину делали следы спешной ликвидации персонала, описывать которые разум отказывался категорически.
        - Как же мы пойдем? Они же… там… мы не пройдем, - еле слышно спросила Эва.
        Мы скорее угадали, чем услышали ее слова.
        - Пройдем! - куратор вытянул запас веревки, связывающий его с Эвой, и кивком приказал мне сделать то же самое. - Если смотреть не можешь, не смотри, закрой глаза, и иди за мной. Я буду дорогу чистить.
        Эва так и сделала, но мне такое не позволено. Я должен оберегать свою королеву, свое сокровище от посягательств мертвых тел. Защищать от призраков, населяющих это злобное место. Не могу я глаза закрывать, когда нам… ей угрожает опасность.
        - Пройдем! - пообещал я Эве, вытянув веревку до упора.
        Наша процессия медленно стронулась с места и, постепенно погружаясь, направилась по направлению уклона бассейна коллектора. Куратор, шумно выдыхая, раздвигал месиво, расчищал дорогу Эвелине. Я старался удерживать все, что могло снова вернуться и коснуться Эвы. Так мы и шли, как водо… точнее уж сказать дерьмолазы, шли долго, время потеряло счет и значение. Осталось только ощущение страшной тоски и безнадеги. Весь мир сжался до размеров достижимых руками. Казалось, что нашему путешествию не будет конца, но внезапно пол начал повышаться, точнее мы обнаружили ступени.
        Первым их обнаружил Алексей, он споткнулся и рухнул, потащив за собой нас с Эвой. Невнятно выругался, пошарил руками в субстанции и уже более радостным тоном сообщил о находке. Ступеньки вели в сторону, благодаря ним, мы выбрались на уступ, возвышающийся над потоком. Куратор посветил вперед и у нас вырвался вздох облегчения. Не было нужды снова окунаться в ненавистную субстанцию. Далее вдоль потока шла не очень широкая полочка, по которой один человек мог идти совершенно спокойно. Дальнейший путь прошел веселее, да и субстанция уже не казалась столь мерзостной как в начале пути. Правду говорят, ко всему привыкаешь, если долго пользуешь. Жизнь познается в контрастах.
        Странное существо человек, только что помирал от страха и ненависти и тотчас же, едва страхи остаются за спиной, вспоминает анекдоты, чтобы смеяться до упаду. Ну, вспомнился, что я могу с собой поделать. А раз вспомнился, сил нет, как хочется поделиться им с окружающими.
        - Хотите анекдот старый? Очень по нашей ситуации.
        - Давай, трави! - разрешил куратор, - Нам сейчас хоть анекдоты слушать, хоть песни петь, лишь бы тоску развеять.
        - Значит так. Приходит к директору цирка мужик и предлагает новый номер. Директор его спрашивает, а что собственно вы делаете? Я работаю на контрастах, - отвечает мужик. А на примере можно? Конечно: на середину арены вывозят большую бочку с дерьмом. Гаснет свет, в бочку падает тяжелое ядро и все зрители в дерьме. Так что же тут интересного? - возмущается директор. Вот! - продолжает мужик, - Тут зажигается свет, и выезжаю я на белом коне в белом смокинге.
        В первый момент никто не отреагировал на анекдот. Неприятно конечно, но ситуация видимо не располагает к веселью, - подумал я. Напрасно подумал. Первым вздрогнул несгибаемый куратор. Вздрогнул, плечи его затряслись, и он согнулся пополам от неудержимого хохота. Следом тихо сползла по стеночке на пол Эвелина, она смеялась от души, вздрагивая всем телом. Глядя на них, и я потихоньку разошелся. Через несколько секунд на узкой дорожке корчились от смеха три идиота в марсианском облачении. С ног до головы обляпанные дерьмом, вышедшие из ада, идущие в никуда - корчились от смеха, словно нет никаких опасностей.
        Наша истерика продолжалась минут пять, не более, но вымела напрочь из души смрад накопившихся страхов. Обессиленные смехом, мы лежали, прижавшись друг к другу, как альпинисты, отдыхающие на скальном обрыве. Мир сузился до небольшой площадки, согретой нашими телами. Не хотелось двигаться, не хотелось думать, что ждет впереди. Одно желание - забыться и уснуть, чтобы проснуться в нормальной жизни, в которой никогда не было сенсов, баз, дерьма и трупов. Спать и блаженствовать.
        - Так, хорош ночевать, давайте двигаться! А то уснем тут не ко времени, - прервал Алексей наше блаженное состояние.
        Мы снова в дороге, шлепающие гулкие звуки отражаются от потолка и стен, разносятся далеко вперед, словно предупреждая - они идут! Кого предупреждают эти звуки? Неужели там, в конце тоннеля есть, кому нас ждать? А если есть, то ждут ли они нас с нацеленными на выход автоматами или с распростертыми объятиями и хлебом-солью. Шлеп-шлеп-шлеп, шагают марсиане. Что ждет их в будущем, как бы нам научиться в то будущее заглядывать?
        - Ну, научитесь, - услышал я знакомый голос своего внутреннего скептика, - и что из этого? Думаешь, это принесет счастье человечеству?
        - Не думаю, но так хочется иногда узнать, что там впереди. Человек имеет право на мечту, - не согласился я со своим скептиком.
        - Вот именно! - тотчас же всплыл из подсознания оптимист, - Кто не мечтает, тот не создает! Отвали, скучное создание, со своими устаревшими взглядами на жизнь.
        - Когда это они устареть успели? - саркастически поинтересовался скептик, - От рождения человечество преследует один и тот же рок - идущий впереди восходит на костер. Тебе не кажется, что это не случайность, а скорее закон?
        - Я просто подумал, что неплохо было бы… - попытался я вмешаться в спор своих внутренних «я».
        - Если бы, да кабы, то в носу грибы росли, - оборвал меня скептик.
        - Если бы все думали о костре в конце пути, мы бы сейчас жили в каменном веке и жрали сырое мясо, - оптимист рванулся в бой, точно также, не обратив внимания на мою попытку вмешаться в их диалог.
        - Ты думаешь, человек в каменном веке был несчастлив? Ты думаешь, что он давился сырым полупротухшим мясом, плакал и мечтал о микроволновке? Или бежал за мамонтом с копьем в руках, представляя, как было бы здорово делать то же самое, но на джипе и с пулеметом?
        - Ты утрируешь! Не сразу, постепенно, шаг за шагом, но человек двигался к своей мечте, микроволновке, джипу…
        - … пулемету, взрывчатке, ядерной бомбе! Ты это имел в виду?
        - Ты принижаешь значимость открытий и достижений человека. Да! Согласен! Что-то из нового передового было использовано на благо войны, но это не мешает нам гордиться прочими достижениями человеческого гения.
        - Гения! Ты как себе представляешь это существо? Наверное, нечто вроде ипостаси бога, с нимбом и крылышками, святой души человек?
        - Именно так, ты как мои мысли прочитал!
        - Боюсь тебя огорчить, твой образ грешит неточностями. Бог он только для своего маленького мирка, того мирка, в который умещается его гениальная идея и приборы. Все остальное для твоего гения несущественно. Всем остальным он пожертвует, даже не поморщившись, отряхнет прах с ботинок, переступит через труп младенца, отправит в газовую камеру ни в чем не повинных людей. По той простой причине, что гениальное открытие требует жертв. Значит, он ИМЕЕТ ПРАВО пожертвовать этим миром в угоду своему открытию.
        - С такими взглядами на жизнь, с таким ущербным мировоззрением просто нельзя жить. Я бы на твоем месте давно утопился или повесился! - добродушно посоветовал оптимист, явно не слишком озадаченный отповедью пессимиста.
        - А не заткнуться ли вам, господа? - довольно грубо предложил я своим голосам, - Нашли время и место для дискуссий! Мне нужно решать самые ближайшие, насущные вопросы. Меня ваши геополитические проблемы сейчас не волнуют. Очень рекомендую помолчать или высказать полезные рекомендации.
        - Предлагаю утопиться в дерьме, все равно ничего вам хорошего не светит впереди, - предложил пессимист.
        - Не стоит топиться, у выхода вас встретят и пристрелят. По крайней мере, на зеленой травке помрете, а не посреди дерьма! - отозвался оптимист.
        - Как вы меня задолбали, исчезните оба! - рявкнул я вслух, забыв о том, что разговор шел внутренний.
        Мои спутники остановились как по команде и обернулись ко мне, явно озадаченные моим восклицанием.
        - А по сути вопроса - кто именно тебя задолбал, мы что ли? - ядовито поинтересовалась Эва.
        - Это не вам, случайно вырвалось! - довольно нелепо оправдывался я.
        - Ага, поняла, знакомого встретил!
        - Не обращайте внимания, болтал сам с собой. Вы тут ни при чем совершенно, - бормотал я сконфужено. Надо же так проколоться, еще за психа примут, решат, что после купания в дерьме фаза сдвинулась, крыша поехала.
        - Да уж колись, чего останавливаться, мы с удовольствием поучаствуем в твоих внутренних беседах, - добавив еще капельку яда в язвительный тон, предложила Эва.
        - Хватит трепаться, пора на выход, - прервал куратор наш бесполезный диалог, - дальше осторожность не теряем. На выходе с объекта проблем не меньше, чем перед входом. Даже если вы вылезли в таком странном месте.
        Мы смирились без спора. Выход коллектора оказался хорошо замаскированным под малозаметную пещерку в зарослях кустарника. Небольшое болотце объясняло отвратительный аромат, распространявшийся в округе. Собственно аромата, защищенные кислородными масками, мы не чувствовали, но желания снимать их пока не испытывали.
        Бассейн отстойника и болотце не соединялись прямотоком. Под бетоном ощущалось периодическое гудение насосов, выталкивающих жижу мелкими порциями в болото. Скорее всего выход был глубоко на дне, если не вовсе под землей. Поверхность болота хотя и не привлекала взгляд свежестью и красотой, но и не изобиловала отходами жизнедеятельности. На поверхности время от времени вспучивались крупные пузыри, словно где-то под землей гнили торфяники. Очень все естественно, если не знать заранее, где находится пещерка, не знать назначения болота, то ни за что не догадаешься, что совсем рядом от тебя выход из суперсекретного объекта.
        Прямо перед выходом среди кустиков начиналась неприметная тропочка, по которой мы выбрались на лужайку перед болотом. Слава богу, можно наконец хоть маску снять, так хочется вдохнуть свежего воздуха, а не этого синтетического суррогата, прошедшего многократно через регенерирующие патроны. Мы осторожно, помогая друг другу, стараясь не обляпаться субстанцией, сняли дыхательные маски, и огляделись по сторонам.
        Идиллия полная - зеленая травка, березки, кустики, птички чирикают, бабочки резвятся. И посреди этой благодати три идиота в дерьме с ног до головы. Как же хочется в такую минуту окунуться с головой в чистую проточную водичку, смыть с себя следы путешествия, потом снять все, еще разочек помыться с шампунем и одеть чистое и сухое. В крайнем случае можно и без шампуня, но по крайней мере в чистой водичке.
        Как по заказу впереди среди березок блеснуло озерко. Эвелина с радостным визгом устремилась к нему, но тотчас же рухнула, сбитая жесткой подсечкой куратора.
        - Куда, мать твою так перетак? Команды помирать не было!
        - Вы что совсем сдурели? - Эва встала, одной рукой потирая ушибленный бок, а второй выразительно крутя у виска, - С головой все в порядке? Вы же меня убить могли!
        - Хочешь узнать, что там впереди - проверь, а потом кидайся как оглашенная! Тут тебе не парк Горького, это зона особого режима. Вот же, блин, сколько этим гражданским кол на лбу не теши, они все равно будут делать так, чтобы себя угробить поскорее.
        - Ах так? - Эвелина схватила палку и швырнула ее в сторону озера, едва не огрев при этом куратора. Тот отшатнулся, но ничего не сказал. В такие моменты с женщиной, чувствующей свою правоту, лучше не спорить.
        Последовавшее за этим событие вмиг охладило ее праведный гнев. Палка плюхнулась в воду, от нее побежала во все стороны рябь и тут… озерцо «моргнуло». Другими словами трудно описать увиденное - берега моментально сложились, как веки или губы, спрятав под темной землистой поверхностью серебристую гладь воды и палку. Потом берега вернулись на место, как ни в чем не бывало, а палка превратилась в набор мелких обломков. Ее словно пережевали и выплюнули, не признав за пищу.
        Пищу!!!
        Это «озеро» только что попыталось сожрать то, что в него упало. Эва расширенными от ужаса глазами посмотрела на меня потом на куратора.
        - Ой, мамочка, оно же… меня… могло, как ту палку… - коленки ее подогнулись, и она опустилась на землю без сил, - Мне надо… у меня это… - она смотрела жалобно, надеясь, что мы сами догадаемся о ее проблемах.
        - Все надо потом, когда из этой пакости вылезем.
        - Я не могу потом, - пропищала Эва еще отчаяннее, - мне сейчас надо!
        - Приспичило что ли? - с пониманием спросил Алексей.
        - Ага… очень… ой, мамочка!
        - Снять комбез вряд ли получится, - Алексей задумчиво морщил губы, - знаешь что, подруга? Дуй прямо в штаны, доберемся до воды и тепла, постираем! - предложил он.
        - Как это в штаны? - у Эвы навернулись слезы на глаза, - Вы что издеваетесь?
        - Ну, сама посуди, - принялся уговаривать Алексей, - мы все в дерьме, так что чуть больше, чуть меньше большой разницы нет. К тому же комбез тебя защитит от всякой пакости, а обратно его одевать ты вряд ли захочешь. Резонно?
        - Не могу больше! И в штаны не хочу-у-у!
        - Хорошо, - вздохнул Алексей, - давай я тебе его разрежу, - он вытащил из ножен пристегнутых к ноге большой десантный нож.
        - Как это?
        - Очень просто, - разозлился Алексей, - иди сюда, страдающая. И не дергайся, а то чего лишнего отрежу!
        Эва с мученическим выражением лица покорилась печальной судьбе, со смешанным чувством страха и нетерпения замерев в неудобной позе. Алексей примерился, надрезал грубую ткань и осторожно провел кончиком ножа по ткани.
        - Нечего пялиться! - мысленно прошипела мне Эва.
        Хм-м, действительно, ты то чего уставился с таким интересом? Пардон, мадам, исправлюсь! Я отвернулся и принялся с деловым видом осматривать окрестности.
        - Ну, вот и порядочек, а там уж как получится! - сказал Алексей, закончив операцию с комбинезоном, - Белье я тебе кромсать не буду, сама разбирайся, как можешь!
        - А куда же я…?
        - А никуда, тут все дела делай! Не хватало еще, чтобы гадость какая прицепилась! Да отвернусь я, то же мне, как первый день замужем.
        Эва покрутилась, тяжело вздохнула и смирилась с судьбой. Тут как говориться или умри или сделай дело и гуляй смело! Пока девушка была занята своим делом, мы с Алексеем обозревали окрестности с особым интересом.
        - М-мда, на самом деле тут еще пакостнее, чем я думал, - Алексей настороженно оглядывался по сторонам, - расклад такой получается: я иду впереди и пробую зону перед собой подручными средствами. Вы смотрите по сторонам и докладываете, если увидите что-то странное. Договорились?
        Я кивнул и оглянулся, почувствовав, что Эва уже готова к движению. Она явно повеселела и готова была к новым подвигам. Вид у нее был весьма прикольный, учитывая располосованные штаны и сияющее в прорехе белье. Но в данный момент меня уже не волновал наш вид и аромат. Как бы ты ни пах, но самое лучшее остаться при этом живым и желательно невредимым.
        - Еще раз напоминаю, - Алексей выразительно посмотрел на Эву, - без глупостей, но и не трястись без надобности. Это зона, у нее свои правила, хреновые, но правила. Если что-то непонятное творится, лучше замри и попробуй позвать других. Понятно?
        - Что значит зона, бандиты тут что-ли? - не удержалась Эвелина.
        - Книжки про НЛО читаешь? - Эва кивнула, - После того, как очередная такая гадость упадет на Землю, никто ее родимую никуда не тащит. Там на месте с ней и разбираются. Нет смысла тащить нечто, если не уверен в безопасности такого действия. Проще построить на месте падения базу и накрыть объект.
        - А зона то тут при чем? - не унималась Эва.
        - Тоже мне аналитик, - снисходительно усмехнулся куратор, - я думал, сообразишь сама. Представляешь, что бывает с таким объектом, когда он со всей дури в землю втыкается? То-то и оно, что ломается! А что там в нем было, даже богу неизвестно. Высыпается из него иной раз такое, что ни в каком кошмаре не приснится. Ты в него из автомата шмоляешь, гранаты бросаешь, а ему они как коту сметана - в радость. Вот и образуется вокруг такого объекта зона, где эти самые твари, что сумели выжить, процветают.
        - Кошмары какие-то, вы точно не придумываете ничего, чтобы нас запугать посильнее?
        - Не веришь? Брось еще палочку куда-нибудь!
        - А вот и брошу!
        Она присела, пошарила в траве, собрала всякий мусор - палки, камушки, шишки, - и принялась метать все это добро в разные стороны. Лучше бы она это не делала, настроение, по крайней мере мое, резко пошло на убыль.
        Палки пожирались «лужами», схватывались на лету «сухими ветками», перемалывались зелеными «лужайками». Некоторые просто исчезали в воздухе без следа - летит палка, вжик и нет ее. Минное поле хоть подорвать можно таким вот метанием тяжестей, а этим тварям все нипочем, жрут себе и не морщатся.
        В отчаянии Эва схватила булыжник и швырнула его в паутину, растянутую заботливым пауком меж двух деревьев. Я ее понимаю - хочется иногда хоть кого-то победить, неприятно чувствовать себя беспомощным куском мяса на чьей-то огромной тарелке. Паутина самое то, когда сила есть и злость сорвать хочется. Тоненькая такая, серебрится на солнышке, на ветру колышется, беззащитная перед грубым камнем и силой инерции. Камень легко пролетел сквозь паутинку… совершенно не испортив ее причудливую геометрию. Потом упал на землю и рассыпался кучкой мелких, аккуратно распиленных камушков. Гладкие, словно отполированные на алмазном круге срезы отбрасывали веселые солнечные зайчики во все стороны.
        - Ой, как это? - Эва ошалела от произведенного эффекта, - Как она булыжник могла распилить на лету? Это что, тоже зона?
        - Тоже, - подтвердил куратор, - ты дальше смотри, сейчас самое интересное начнется.
        И в самом деле, в том месте, куда упали осколки, зашевелилась земля и на белый свет показались извивающиеся корни не корни, а нечто-то напоминающее щупальца. Эти самые щупальца вцепились в добычу и с такой силой потащили их вниз, что камушки в мгновение ока исчезли с глаз долой. Следом из-под земли вылезло множество мелких щупалец-ниточек, которые деловито привели место жертвоприношения в порядок. С их исчезновением поляночка под паутиной приобрела прежний миролюбивый вид.
        - Скушала и не подавилась, - подвел итог Алексей, - оригинальная система охотничьей связки: паутина из мономолекулярной углеродной нити режет все на раз, ошметки падают вниз, где и подбираются корешками дерева, которое прядет паутину.
        - Гадость какая, тут куда ни кинь, всюду клин. Как же допустили, чтобы подобная пакость существовала? Тут бомбу сбросить, ядерную для надежности, чтобы ни малейшего следа не осталось!
        - Ишь ты раздухарилась, а кто только что про милитаризм выступала, что нехорошо ядерными бомбами размахивать?
        - Так это же про людей, а это гадость какая-то инопланетная.
        - Для вас инопланетная! Так и вы для них не очень приятны, как на вид, так и на вкус.
        - Бр-р-р! Все равно гадость!
        - Еще будешь кидать или дальше пойдем? - спокойно поинтересовался Алексей, с видом человека, каждый день гуляющего по подобной местности.
        - Ты думаешь, там можно пройти?
        - Есть варианты? Может мадам желает обратно в дерьмо?
        - Тьфу на вас, ни за какие коврижки больше в такую гадость не полезу. Давайте, ведите куда угодно, лишь бы до воды добраться. Сил нет, в таком виде дольше оставаться.
        И мы пошли. Точнее поплелись, связанные как и прежде веревкой, шаг в шаг следуя за куратором, исполняя его команды с необычайной готовностью и подвижностью. Он находил дорогу каким-то неведомым чутьем, приглядываясь, принюхиваясь, иногда бросая камушки вперед для проверки выбранного пути. За редким исключением ему удавалось найти безопасную дорогу. Дорогу, ведущую куда-то, без всякого ориентира, направления. Мы просто шагали сквозь зону, надеясь, что у нее есть граница и что до того, как мы ее достигнем, никто из местных хищников нами не пообедает. В таких случаях, когда дороги назад нет, приходится доверять свою судьбу надежде и проводнику. Авось да не сгинем.
        Один раз правда душа дрогнула. Алексей шагнул вперед и исчез, словно растворился в воздухе. Эвелина шагнула за ним без промедления, а я застыл, как изваяние. Страшно, аж жуть. Может там уже нет никого, может их уже пожрала очередная инопланетная зверушка, разложившая свою невидимую утробу на тропе. Сейчас я дерну за веревку и она вернется ко мне обгрызенным концом. Ан нет, веревка натянулась и дернулась два раза, словно приглашая - давай скорей, ты на третье пойдешь!
        - Ты чего застыл, шагай давай! - раздался голос куратора у меня за спиной.
        Я резко обернулся и обомлел - Алексей и половинка Эвы стояли у меня за спиной. Эва стояла полуотвернувшись и что-то дергала невидимое. С каждым ее рывком дергалась привязанная ко мне веревка.
        - Так мне туда? - тупо моргая глазами, я указал в их сторону.
        - Да, туда, только через туда, куда веревка идет, тут другой дороги нет.
        - Понял, - также тупо кивнул я, хотя ничего не понял. Почему туда, если они там? Послушно шагнул вслед за веревкой, со страхом наблюдая, как исчезают мои руки, шагнувшие вперед ботинки и… внезапно передо мной появляется Эва, скептически глядящая на меня.
        - Про искривленное пространство никогда не слыхал? - съязвила она.
        - Неа, - честно ответил я. Ну не знаю, что это за штуковина такая, не проходили мы такое в школе, так что мне теперь краснеть из-за этого. И, вообще, кто только что чуть в обморок не упал, когда первое чудо увидел? Тоже мне старожил-следопыт!
        - Не ссорьтесь, чует мое сердце, тут еще похлеще могут сюрпризы отыскаться. Может я про такие и не в курсе. - Он задумчиво почесал в затылке, - Каждый день что-то новое появляется, а переподготовка у нас один раз в полгода.
        - Так вас что готовят к таким вот сюрпризам? - с прежней недоверчивостью спросила Эва.
        - Ко всяким готовят, потому что смертники мы, - просто, как о само собой разумеющемся, сообщил Алексей.
        - Как это… смертники? - оторопела Эва.
        - Очень просто - дан приказ, его нужно исполнить. Вернешься - молодец, получишь следующий приказ. Не вернешься, пошлют следующего. Очень все просто.
        - Как же вы на такое согласились? Это же фашизм какой-то получается, вы же камикадзе буквально, так ведь нельзя, не по-людски! - возмутилась Эва.
        - Тебе напомнить или сама вспомнишь, как по-людски обращаются с отработанным человеческим материалом? - жестко спросил Алексей, глядя на Эву в упор. - Нет такого понятия «по-людски», есть объективная необходимость. Если не ты это сделаешь, значит пойдет другой, не такой подготовленный, не такой опытный и, может быть, его убьют. На кого грех ляжет? На того, кто послал или того, кто отказался?
        - Н-н-не знаю, - Эва смотрела жалобно, словно прося прощения за неуместный словесный выпад.
        - Эх, мальчики-девочки, дай бог нам добраться до Парижа, а там и помереть можно. При условии, что задание выполним, - Алексей вздохнул, - знать бы еще, в чем оно заключается то задание. Премся как бараны в пасть тигру, без малейшего разумения.
        - Нам бы хоть куда-нибудь выбраться, а там видно будет. И про задание и про Париж. Давайте дальше топать, поскорей бы из этой чертовой зоны выбраться, чтоб ей пусто было.
        - Напрасно ты, Сеня, зону ругаешь.
        - Как это? Что же мне ее хвалить что ли, по-вашему?
        - Хвалить, может, и нет нужды, а за помощь поблагодарить можно. Какой дурак в нее сунется, чтобы нас искать, они же уверены, что здесь выжить нельзя.
        - Мне почему то тоже в это верится, - помрачнев, буркнула Эва.
        - В общем так, - Алексей выглядел весьма раздраженным, - еще раз повторю и на этом баста: зона опасна, но у нее есть свои правила. Все, что ее населяет, просто живность, хищная живность, но тупая и обладающая довольно примитивными рефлексами. Почувствовало движение, давление, тепло - сожмись, схвати, сожри. Прочие радости зоны, типа искривлений и аномалий, всего лишь физические парадоксы. Они могут нас слегка напугать, но при разумной осторожности ничего с нами не случится.
        - Ага, не случится, - резко возразил я, - шагнешь вот так в ваше искривление и выйдешь где-нибудь над пропастью.
        - Сеня, я соглашусь с Эвелиной, что ты дундук. А зачем я по-твоему палкой перед собой все пробую? Сослепу что ли?
        - А-а-а, - мне стало неловко за собственную трусость, - так я же… ну в смысле… короче, чего стоим то? Идем, раз уж все по правилам, по понятиям… точно зона какая-то.
        Мы тронулись в путь в полном молчании. Я просто ступал следом за Эвой, апатично озираясь по сторонам. Жутковатое местечко, о таком приятно в кино посмотреть, в книжке почитать, но самому бродить весьма неприятно. Каждый клочок твоей памяти дрожит и кричит - не может такого быть! Не может зеленая лужайка в один момент стать пожирающей пастью. Не может деревце нарядное, березка молоденькая вцепиться в тебя и притянуть своими веточками тоненькими, словно тросами стальными к стволу-кровопийце. Не бывает такого, чтобы тропка сама собой под ногами петлять начинала и вела не туда, куда глаза глядят, а прямиком к болоту-людоеду. Слишком много всего такого, чего быть не может для нормального человека, в одном месте собралось.
        Я продолжал предаваться своим грустным мыслям, пока мои соратники пробивали дорогу. Как же так получается, что в одном и том же мире живут и практически не соприкасаются коммунально-бытовые страсти и мир ужасных горгулий? Мы привыкли считать их сказками, не веря, что в сказке намек есть на самую, что ни на есть правду. Не верим мы в религию и сказки всякие, вот такие мы атеисты-материалисты. И получается, что с тем неверием выплескиваем из корыта младенца, в котором самая, что ни на есть, неприкрытая правда скрывалась.
        Отмахиваемся от бабкиных россказней про леших и домовых. Смеемся над дедовскими страхами про лупоглазых водяных и хвостатых русалок, завлекающих доверчивого путника под прохладную озерную гладь. одпрохладную мовых, смеемся над дедовскими страхами про лупоглазых водяных и хвостатых русалок, завлекающих доверчивого путника Радуемся, что можем вдосталь колбасы по два двадцать купить, да билеты на футбол достать. Живем в своем мире, отринув сказки, и хорошо нам. Может это и правильно.
        - Стоп! - негромкий окрик Алексея меня застал врасплох.
        - Вышли? - с тайной надеждой спросил я, разобравшись наконец, что мы стоим на месте.
        - Не совсем, но шанс есть, - Алексей смотрел прямо перед собой на… аккуратненькую избушку.
        Сами собой в голову пришли слова про курьи ножки и «повернись ко мне передом, а к лесу задом». Еще одна невозможная вещь, хотя и совершенно человеческая. На опушке в окружении березок-людоедок стояла обычная избушка, с крыльцом, дверью и окошками, забранными совершенно обычным стеклом. Неподалеку от избушки крутился ветряк-генератор. На крыше избушки красовалась спутниковая антенна, которая меня совершенно добила. Я все готов понять - леших, чертей, Бабу Ягу с Кащеем Бессмертным, но чтобы в глуши, в тайге, посреди Зоны кто-то жил припеваючи и телевизор по спутнику смотрел! В голове не укладывается.
        - Так, ребятки, теперь еще осторожнее. Языком не молоть, за мной смотреть, если прикажу, то прямо в окошко прыгайте, выбивайте стекло на хрен. Может статься, что этот подарочек с гнилой начинкой.
        - Может зря ты себя накручиваешь, - засомневалась Эва, с надеждой глядя на колодец во дворе, - им там скучно наверное, вокруг глухомань, гостям обрадуются. Накормят, напоят, в баньке… уг-м-м, - она непроизвольно сглотнула, представив, что всего несколько десятков метров отделяют ее от возможности помыться и переодеться, - помоют.
        - Ага, помоют, точнее обмоют, чтобы в гроб чистенькой положить! - зло пошутил Алексей и сплюнул в траву под ногами, - Здесь чужие не ходят, здесь все свои! Потопали к дому! По любому врага в тылу не оставляют, без разведки вперед переть нельзя, но и вас одних оставлять, что живьем скормить этим проглотам.
        Мы зашагали как были, связанные одной веревкой в грязных вонючих комбинезонах, с хрустом ломая сухие веточки тяжелыми десантными ботинками. Мы не скрывались, да и смысла в том не было - нас давно заметили и оценили. На крыльцо вышел невысокий кряжистый дедок, заросший бородой по уши, приложил к глазам ладонь козырьком, приглядываясь, кого ему черт послал.
        - Будь здрав, отец! - сдержанно поприветствовал деда Алексей.
        Мы негромко поддержали его своими робкими «Здрасьте!» Дед молча кивнул и не сказал ни слова в ответ, буравя нас по очереди пронзительным взглядом черных глаз. Я инстинктивно проверился на предмет атаки, уж больно неприятен этот взгляд, словно под кожу залезает. Так и есть, стучимся значит, пытаемся прощупать, что за птицы залетели. Дедушка, давай не ссориться, а то больно сделаю, - вежливо намекнул я, выпустив навстречу его серой рыбке злобного аллигатора-охранника. Рыбка вильнула хвостом и смылась. Я нагло сунулся следом, пытаясь прощупать деда, но мой крокодил стукнулся массивной челюстью о непробиваемую бетонную стену защиты. Дед нахмурил брови, сердито глянул на меня исподлобья и помотал головой, словно не советуя мне еще раз пробовать подобные фокусы.
        - Чего надо? - буркнул дед, не выказывая ни малейшего намека на гостеприимство.
        - Проход нужен. Как я понимаю, ты хранитель? - деловито, без намека на заискивания спросил Алексей.
        - Ты кто таковский, чтобы я тебе проходы открывал? - буркнул дед.
        - Тебе без разницы каковский я! - начал заводиться Алексей, - Ты правила знаешь! Если я здесь, значит должен обеспечить проход! Или правила изменились?
        - Правила говоришь? - дед сплюнул в траву под ногами Алексея, - Вот они где твои правила! Захочу пущу, не захочу - сдохнете тут. Хотя, - осклабился он в плотоядной улыбке, девица пожалуй выживет. Если не дура, то со мной останется. Ты не зыркай, не зыркай, - прикрикнул он на Эву, - тут я хозяин! Не гляди, что стар, в этом деле хлеще меня поискать нужно! - хвастливо заявил дед.
        - Дед, приказ забыл, или решил, что…
        Вот так штука - перед каким-то старым хрычом стоит два здоровенных мужика, а ему хоть бы хны, он же нас совершенно не боится. На дурака не похож, оружия не видно, неужто на свои природные силы надега? Или…
        - Р-р-р-р, гав, - раздалось за нашими спинами.
        Вот же черт, за спорами и раздорами не заметили, как за спиной из ниоткуда возникли три здоровенных волкодава. Гавкают негромко, но весомо. Сообщают хозяину, что по первому его слову готовы порвать незваных гостей на порционные блюда. Эва побледнела и инстинктивно прижалась к Алексею. Я напрягся, хотя не мог бы в этот момент ответить честно, что именно меня напрягает более всего - наглый дед-боровик, собаки за спиной или то, что Эва прильнула к Алексею.
        - Дурак, - возмутилась мысленно Эва, - нас сейчас сожрут, а ты ревновать придумал.
        - Ничего не могу с собой поделать, - виновато вздохнул я, - эти милые собачки мне еще ничего не сделали, а вот Алексей…
        - Все равно дурак, - неожиданно мягким тоном резюмировала Эва и мысленно чмокнула меня в нос.
        Вот и пойми этих женщин, к одним жмутся, других целуют, сводя мужиков с ума.
        - В общем так, касатики, мое крайнее слово такое - баба ваша остается со мной, а вас выведу отсель куда скажете. Спорить бесполезно, пальцем шевельну, вас на клочки порвут, - откровенно издевался старый хрыч, чувствуя собственную неуязвимость.
        - А ты шевельни, попробуй! - негромко предложил Алексей, разведя в стороны руки.
        У старика расширились от ужаса глаза, он было отпрянул, но уперся спиной в закрытую дверь избушки. Из сжатых кулаков Алексея выглядывали хвостики небольших цилиндрических гранат, на хвостиках мажорно моргали ярко красные лампочки. Елы-палы, когда он успел их достать? Вот и помылись в баньке…
        - Одну тебе, хрен старый, другую твоим собачкам, чтобы они подавились всерьез и надолго, - спокойно сообщил Алексей. - Сам понимаешь, нам терять нечего, но и тебе, падла, не жить!
        - Это… ты чего… я ж шуткую! - дед моментально сдулся, сжался, как пластмассовая бутылка на морозе, стараясь сделаться маленьким и незаметным.
        - Ну, давай теперь свое крайнее слово! - с угрозой в голосе сказал Алексей. - И учти, шуток не понимаю и шутников не люблю!
        - Фу! - рявкнул дед на псов, - В дом проходите, что же вы все на пороге, да на пороге, гости дорогие? - засуетился он.
        Псы тотчас же потеряли к нам всякий интерес, упали где стояли и замерли, положив тяжелые головы на лапы.
        - Нечего нам у тебя гостевать, еще грибочками отравленными накормишь! - отрезал Алексей, - Давай проход и мы уходим!
        - Конечно-конечно, как скажете, тут недалече есть проходик. Для себя берег, но для вас не жалко, дай вам бог доброго пути, - суетливо тараторил дедок, с опаской косясь на моргающие гранаты. - Ты бы это, сынок, гранатки то разрядил, как-то нехорошо мне с ними.
        - Потерпишь! Тяжело в лечении, легко в гробу! - пошутил Алексей, и не подумав поставить гранаты на предохранитель.
        Старик поморгал, но не противиться посмел.
        - За домом тропочка начинается, пойдемте провожу. Только дальше не пойду, уж тут хоть на части режьте, нет такого уговора, чтобы хранитель до прохода сопровождал! - уперся он.
        - Веди к тропке, там разберемся! - приказал Алексей.
        За избой во все стороны, словно телеграфные провода от почтамта, разбегались тропки. Дедок моментально нашел нужную, хотя как мне показалось ткнул в нее наугад.
        - Значит, так вот по тропочке пойдете, пойдете и палочкой то перед собой щупайте землю. Землю, значит, щупайте. Как почуете, что нету земельки под палочкой, тут вам и проход. Можете смело прыгать, без обману, богом клянусь! - он широко перекрестился.
        - Богом клянешься? - недоверчиво переспросил Алексей, - С каких это пор в хранители православных принимать стали, чай партбилет то под подушкой лежит, рядом с наганом?
        - А это уже мое дело в кого верить! Я тут один, почитай на тыщу верст, так что мне порой и сам бог не указ! - ощерился дед.
        - Не указ, это точно! - согласился Алексей, - Ну-ка подь сюды, хрен в портках! - грубо приказал он деду.
        Тот насупился, но перечить не стал. Бочком, бочком, подошел на расстояние вытянутой руки. Гранаты гипнотизировали его, как удав кролика, но и пугали до жути. Спокойно жил себе, не тужил, а тут приперлись какие-то обормоты, совсем житья не стало, - так и читалось во всей его позе и мимике. Застыл, как изваяние и ни шагу дальше.
        - Мы не гордые, мы и сами подойти можем! - вздохнул Алексей. Шагнул навстречу деду и сунул ему в карман одну гранату.
        - Ты чего это, ты чего задумал? - перепугался дед.
        - Стой смирно, а то рванет ненароком. Нет у меня к тебе доверия, дедуля. Можешь ты нам нехорошую бяку подсунуть напоследок, собачек своих по следу послать, али тропочку поганую выбрать. А это тебе гостинец с того света будет. Если с нами что не так пойдет, так гранатка сразу сигнал получит и оторвет тебе твои прелести по самое не хочу. Стой на месте и не балуйся, у нее сейчас датчик сотрясения включен. Чихнешь и все… на том свете свидимся!
        - Эк-х-х-м… ты же… я же… постой, касатик! - дед едва не подавился, пока выдал свою тираду. - Туда не ходите, вон по энтой тропочке лучше, так короче выйдет!
        - Ну вот видишь, честность она жизнь продлевает неимоверно! - удовлетворенно хмыкнул Алексей, - Да ты не переживай так, инфаркт хватит, а скорая помощь тут одна - голодные волки, - хохотнул он.
        - А как же с этим то? - старик опасливо покосился на карман.
        - Если все будет в порядке, лампочка погаснет, тогда можешь ей хоть гвозди заколачивать. Бывай, не кашляй!
        Мы пошагали следом за Алексеем в поисках неведомого перехода, ведущего черт знает куда и неизвестно каким способом. Алексей на вопросы о сущности перехода ответил кратко: «Не знаю! Главное, что в него можно войти и выйти! Правда действует он только в одну сторону. Не наша технология, использовали как смогли.»
        Дед уже давно скрылся из видимости, а мы все шагали и шагали, следуя причудливым изгибам тропинки. Кто же ее так странно топчет, что за странный зверь рыщет, мотаясь как пьяный в разные стороны? Всякий раз за изгибами тропки не более сорока метров ее увидишь целиком, а что впереди и подавно не видно. Но одно явление нас заинтересовало аж жуть.
        Хотя со временем мы уже принюхались и глаз замозолили своим отвратным видом, но подспудное желание помыться в чистой водичке заставляло наши глаза рыскать по сторонам в поисках лужи, болотца, озерка лесного. И тут как по заказу из-за очередного поворота вынырнуло небольшое озерко с кристально чистой водой. Вода то в нем чистая, только дна не видать. Подошли мы к нему поближе, соблюдая все мыслимые осторожности, пригляделись - вода, как вода. Странности есть некоторые, однако - ветерок дует, а вода не рябит, не волнуется, где-то в глубине словно звездочки сияют холодные. Очень даже может быть, что рыбки светящиеся или еще какие чудесные создания, даром ли Зона.
        По заведенной традиции Эва бросила палку подальше от берега и тотчас же шагнула назад, ожидая «схлапывания». Ничуть не бывало. Палка спокойно провалилась под прозрачную поверхность воды и плавно исчезла в глубине. Именно что провалилась, не плюхнулась, не выплеснула брызги в месте падения, не отбросила в стороны разбегающиеся круги. Просто скользнула, как сквозь несуществующую преграду и полетела себе дальше, не сделав попытки всплыть обратно. Странная водичка, эдак ступишь в нее и уйдешь с головой.
        - Что-то мне не хочется в такой водичке купаться, - зябко поежилась Эва, - от этого озерка какой-то пустотой веет. Такое ощущение, что нет там ничего, совсем ничего, пустота страшная.
        - Пустота говоришь? - Алексей задумчиво почесал в затылке, потом решительно присел и сунул в воду палец.
        Точнее попытался сунуть, потому как палец уперся в непреодолимую преграду.
        - Хм-м, вот так-так! - удивился он.
        Недолго думая, я стукнул палкой по тому месту, где только что не прошел палец Алексея - палка свободно проткнула пустоту. Мы переглянулись в недоумении.
        - Живое не пускает, неживое пропускает! - высказала гипотезу Эва.
        Как по заказу в небе раздалось характерное «Кря-кря-кря» и стайка уток-чирков спикировала на гладкую поверхность воды, надеясь отдохнуть и подкормиться. Выполнив положенные в таких случаях тормозные маневры утки ткнулись в поверхность и кубарем покатились дальше, увлекаемые инерцией. Раздался недоуменный птичий хай, утки покрякали еще немного, высказали все, что думают по этому поводу и взлетели.
        - Это что за причуда? - обратился я к Алексею, словно он обязан был знать все чудеса данной местности.
        - А черт его знает, - откровенно ответил он. - Есть одна задумка, только смысла я ее особого не вижу.
        - Делись уж, у нас то и вовсе никаких задумок не наблюдается! Правда, Сеня?
        - Сдается мне, что там на дне не лампочки и не гнилушки светятся. Да и нет там никакого дна. Переход это, только не для нас его делали.
        - А для кого, тут кроме деда, да зверюг на тыщу верст никого нет.
        - Для них, - Алексей ткнул пальцем в небо. - Мы же ждем, что они к нам сверху с неба свалятся, а они вот так запросто могут туда сюда через этот переход шастать. Кажется мне, что если мы в какую бочку железную залезем, то преспокойно сквозь этот переход прошмыгнем.
        - Попробуем? - загорелся я, - Всю жизнь мечтал стать космонавтом!
        - А ты вакуумом дышать уже научился? - расхохотался Алексей.
        - Зачем? - не понял я.
        - Сеня, - улыбнулась Эва, - если там эти огоньки на дне звезды, то вынырнем мы в чистом космосе. Правда где именно никто не знает. Я правильно понимаю, Леша?
        - Точно, прямо как по писанному шпаришь! - похвалил он. - Что там находится никто не знает. Хуже того, большинство переходов, как я уже говорил, работают в одну сторону. Вход есть, а выхода нет или наоборот. В общем игрушка занятная, но не более того, нам туда точно не надо!
        Мы с огромным сожалением расстались с новой игрушкой, с еще большим сожалением понимая, что помыться снова не удалось. Через пару километров путешествия по причудливо изгибающейся тропинке Алексею все-таки удалось «проткнуть» землю. Палка свободно проникала вглубь некоторой площадки, и выходила обратно без признаков клыков, слизи или надломов. Если проследить за движениями кончика палки, то создавалось впечатление, что он словно ощупывал некоторую невидимую глазу дыру в земле.
        - Занятная штуковина, первый раз такое своими глазами вижу, - бормотал Алексей больше себе под нос, чем для нашего информирования, - дай-ка мне руку, Сеня, попробуем эту штуковину на вредность.
        - Вы что, собираетесь туда сунуться? - ужаснулась Эвелина, - Да ведь это ловушка, она вас просто заманивает, а сунетесь глубже, тут вам и конец!
        - Может конец, а может и венец, - Алексей подмигнул Эвелине, - не журись, коли помру, значит, не утону! Сеня, мне два раза у тебя руки просить? Ты же не невеста, - он откровенно язвил.
        - Надеюсь, что вы знаете, что делаете, - проворчал я, подав ему руку, и покрепче уперся ногами в тропинку. Кто его знает, может придется неожиданно выдергивать нашего проводника.
        Эва в свою очередь вцепилась в меня, прямо дед с бабкой и внучкой собрались репку тянуть. Алексей хмыкнул, но ничего не сказал, и начал помаленьку погружать в «дыру» палку. Вот уже вся палка скрылась в земле, пальцы прикоснулись к поверхности и легко скользнули вглубь. Алексей на мгновение замер, но сразу же резко погрузил руку по самое плечо. Потом выдернул ее и внимательно осмотрел.
        - Ничего вроде, даже сквознячок чувствуется. Попробуем поглубже сунуться.
        - Может, для начала отправим туда что-то неживое? На веревку привяжем и опустим, сколько получится? Боязно как-то, - замялась Эва.
        - Так и сделаем! - не став спорить, моментально согласился Алексей, - Давай, к примеру, Сеню туда опустим, все равно он бревно бревном стоит!
        - Ну уж нет, это бревно у нас самое ценное! - в тон ему ответила моя ненаглядная Эва, - Из него еще отличное Буратино получится!
        - Шутите, да? - меня откровенно раздражала их неуместная веселость, - А чего смешного спрашивается? Взрослые люди, стоят посреди дурацкой зоны и шутят дурацкие шутки.
        - Да ладно тебе, не бери в голову, Сеня! Совсем шутки перестал чувствовать, так недолго и в начальники выбиться! - куратор хохотнул, и по свойски хлопнул меня по плечу.
        - А я и не беру! - буркнул я, потирая ушибленное дружеским шлепком плечо, - Только вы давайте что-нибудь делайте! Надоело тут чувствовать себя закуской для всякой инопланетной живности.
        Мы отвязали от себя все веревки и соединили их в одну длинную. К одному концу привязали камень, второй надежно прикрепили к стволу сосны, проверив ее предварительно на отсутствие кусательных способностей. Веревка плавно утекала в «дыру», не сообщая подробностей своего путешествия.
        - Ну, опустим мы камень на всю длину веревки и что дальше? Что нам это дает? - наше действие казалось мне нелепым и бесполезным.
        - Есть вероятность, что это не просто дыра, а ход! Точнее выход! - сообщил Алексей, - А вот куда он ведет, я не знаю, - пресек он сразу возникшие у нас вопросы.
        - А как мы узнаем, что… - Эва оборвала свой вопрос на середине, так как веревка сперва резко дернулась, а потом со свистом начала улетать в дыру.
        - Интересные пироги получаются, - Алексей с интересом следил за исчезающей веревкой, - порвется или нет?
        - В смысле?
        - Без всяких смыслов. Если ее кто-то или что-то тащит, то, в конце концов, он вытащит ее полностью. И тогда…
        Бдз-з-з-з-нь. Веревка натянулась как струна, земля у края дыры начала сминаться под воздействием неведомой силы, которая уже пыталась выдернуть молоденькую сосенку вместе с корнями и… внезапно ослабла. Алексей подергал веревку, она не поддавалась. Создавалось впечатление, что нечто неведомое вцепилось в тот конец веревки и не желало с ним расставаться.
        - Что дальше?
        - Остается только попробовать. По крайней мере, мы знаем, что у веревки есть второй конец.
        - Хорошенькое начало.
        Алексей достал из наружного кармана заляпанного грязью комбинезона металлическую загогулину.
        - Вот это цепляется так, - он прицепил ее к веревке, - называется схват или тормоз, кому как удобнее. Служит для плавного спуска по веревке или ступенчатого подъема.
        Он продемонстрировал нам работу незамысловатого механизма и кивком предложил попробовать сделать то же самое. После непродолжительных чертыханий мы освоились с фиксацией и освобождением схвата.
        - Если там, - Алексей ткнул пальцем себе под ноги, - все в порядке, я дерну веревку два раза. Ну а если нет, то, скорее всего, что дергать будет некому, - он хмыкнул, похлопал нас по плечам и без дальнейших рассуждений прыгнул в «дыру».
        Веревка дрожала и пела, вибрируя от скользящего по ней груза. Мы уставились на нее, словно она могла нам пропеть песнь избавления.
        - Что делать будем, если он не дернет за веревку? - хриплым шепотом спросила Эва.
        - Типун тебе на язык, сказал дернет, значит дернет! - раздраженно отмахнулся я.
        Нашла время задавать провокационные вопросы. Можно подумать у меня не голова, а дом советов, заходи любой, спрашивай, что душу тревожит. У самого поджилки трясутся, меня, можно сказать, тот же вопрос мучает. Было у отца три сына, да один сгинул, а другой дурак с бабой остался.
        - Ты про третьего забыл! - прошипела Эва, не отрывая взгляда от «дыры».
        - Чего? Какого третьего? - не сразу сообразил я.
        - Сына третьего. Хотя у твоего отца, похоже, все сыновья дураками были.
        - Ща как врежу, не посмотрю, что женщина…
        - Ну врежь, врежь! Посмотрю, как ты умеешь бить слабых и женщин. Ну давай, слабак, бей! - она раздухарилась не на шутку. Глаза ее горели праведным гневом, пальцы скрючились в некое подобие кулаков, а губы дрожали от невысказанной брани.
        - А и врежу, чтобы неповадно было… это… чтобы знала… - я натурально не был готов к семейным ссорам. Откуда опыту взяться, когда семьи ни разу не было. Нужно сказать что-нибудь эдакое, забористое, чтобы с ходу и наверняка…
        В этот момент веревка замолчала, ее звенящая песня оборвалась внезапно, мигом остановив наш, начинавший разгораться нешуточный скандал. Мы замерли, уставившись на нее. Сейчас он должен…
        Веревка, словно почувствовав наше неуемное желание, дважды дернулась. Потом подождала немного и дернулась еще пару раз, словно подтверждая команду. Следом за этим она вообще забилась, как в паранойе, пока не замерла в неожиданном покое.
        - Ты что-нибудь понял? - тихо спросила Эва, не отрывая взгляда от веревки.
        - Неа… по крайней мере команда поступила… я так думаю. Хотя… с чего бы ему было ее дублировать? И вообще… - резюмировал я свое невнятное выступление.
        - Спасибо за краткое и все объясняющее выступление, господин ясновидец! - хмуро съязвила Эва, - А по существу вопроса есть предложения? Прыгать нам следом или нет?
        - По существу? По существу есть: команда была, значит прыгаем. Я бы задал вопрос по-другому - в каком порядке мы будем это делать? - я замахал руками, останавливая ее возмущенный ответ, - Если ты прыгаешь первой, то я не смогу тебе ничем помочь. А если я пойду первым, и со мной что-то случится, ты останешься одна. Согласись, что мы не знаем толком, что именно случилось с Алексеем после того, как он подал команду прыгать.
        - Да ты просто трусишь, вот с этим я точно соглашусь! - взорвалась она.
        - Вот только не надо переходить на личности! Да, я боюсь! И что в этом странного? Можно подумать, что ты готова бесстрашно ринуться в эту чертову дыру, которая ведет неведомо куда? Матросов в юбке!
        - Да готова, потому что там Алексей и он может быть именно сейчас попал в беду. И пока мы с тобой препираемся, он из последних сил отбивается от врага.
        - Ага, спасибо, что сама призналась! Я так и знал, что тебе больше по душе крутые мальчики с накачанными мышцами и стальными нервами. Коне-е-е-ечно, куда нам против него, это же Джеймс Бонд российского разлива.
        - Может быть и так, тебе-то какое дело? Ты же… - она неожиданно замолчала и отвернулась от меня.
        - Договаривай, раз уж начала! - во мне кипела ущемленная мужская гордость, она требовала немедленного отмщения. Я собрался было шагнуть к ней и развернуть к себе лицом, как это сделал бы на моем месте крутой мачо, но застыл не в силах сделать шага. Ее плечи вздрагивали от сдержанного рыдания.
        Господи, ну какой же ты идиот, Сеня! Ущемленное самолюбие немедленно нырнуло под лавку, словно напроказивший щенок, уступив место всепоглощающему чувству раскаяния.
        - Это… я не хотел… ну хочешь, врежь мне, как следует по морде… я мерзкое противное животное. Я не прав, глуп, груб… - бормотал я сконфуженно во вздрагивающую спину Эвелины.
        Мое сердце вздрогнуло и замерло от невыносимого чувства вины. Я не мог больше стоять и смотреть на ее беззащитную хрупкую фигурку. С огромным трудом я поднял чугунную ногу и сделал короткий шаг. Мои руки осторожно обняли ее за плечи, я притянул ее к себе и прижал к себе, заключив в объятия, зарывшись лицом в ее волосах. Я вдыхал запах ее волос, чувствовал под своими руками биение сердца, ощущал ее тепло.
        Я молчал, но мои мысли были полны самого искреннего раскаяния. Малышка, я дундук, прости меня, - читала Эва в моих мыслях, - я сказал глупость и вел себя совсем не так, как должен был вести себя мужчина. Ты самое дорогое, что есть у меня. Я сделаю все, чтобы защитить тебя от всех напастей и всегда буду рядом с тобой в радости твоей и твоем горе. Ты самая красивая, бесподобная. Мое сердце принадлежит только тебе и разорвется от боли, если ты скажешь, что я обидел тебя.
        Она молчала, но мои мысли достигали ее сознания, ласкали его, как ветер ласкает волны бурного океана, приглаживая их и умиротворяя. Она читала мои мысленные раскаяния и успокаивалась. Мы стояли, как два соляных столпа, а веревка…
        - Черт возьми, Эва! - заорал я, - Веревка снова дергается!
        - Как жаль! - грустно ответила Эва и вздохнула.
        - Жаль, что она дергается? - удивился я.
        - Нет, дурачок! - Эва взлохматила своими тонкими пальчиками мою шевелюру, - Жаль, что ты прекратил говорить приятные слова.
        - Но это… она же дергается.
        - Как у вас мужиков все просто - ну разве можно вот так без паузы переходить от любви к работе? - она улыбнулась и снова грустно вздохнула.
        - Хорошо, давай сделаем паузу! - я развернул ее к себе лицом и крепко поцеловал. Настолько крепко, насколько умел. Может быть, это не было поцелуем настоящего мачо, но я вложил в него все свое умение и чувства.
        - Вот теперь можно хоть в ад! - умиротворенно выдохнула Эва, оторвавшись от моих губ. Мне показалось, что сделала она это с явным нежеланием. Будь ее воля, мы бы так и стояли посреди чудного леса и целовались, целовались, целовались… Забыв о чудищах, судьбе мира и Алексее…
        - Господи, там же Алексей! - почти одновременно заорали мы, глядя друг на друга с укоризной.
        - Прыгаем вместе? - предложила Эва.
        - А если веревка не выдержит?
        - Да такие веревки тонну выдержат без проблем, а мы с тобой ху-у-у-уденькие! - она ткнула меня пальцем в нос.
        И мы, прицепив свои железяки к веревке, обнялись и прыгнули в неизвестность. Навстречу… пока что просто в никуда. Нас окружала безликая серая мгла, если бы мы не держались за руки, мы не разглядели бы друг друга. Мгла начиналась прямо возле глаз. Ощущение падения скрадывалось, осутствием ориентиров. На самом деле мы не можем определить скорость своего движения, если нам не с чем ее сравнить. Мы привыкли искать опорные точки для оценки. Бежать быстрее зайца, лететь быстрее пули, как стрела, со скоростью ветра. А как определить собственную скорость, если ты только слышишь, как шелестит веревка под тормозом и все?
        Как-то сразу вспоминается Алиса из зазеркалья, подобно нам падавшая в бесконечную дыру. За время своего падения она успела подумать обо всем на свете, выпить чашечку кофе, - везет же некоторым, - и все падала, падала, падала. Кто знает, может Льюис Кэрролл в свое время упал именно в такую дыру и его описания вовсе не были сказочными. Но кто бы ему поверил в то время? Отправили бы в психушку и дело с концом. Но интересно, когда же мы все-таки долетим и как, собственно говоря, выглядит тот конец дыры?
        - Как ты думаешь, долго нам еще лететь? - одновременно со мной занервничала Эва.
        - Думаю, что нет. Если вспомнить, то Алексей долетел минут через пять, а мы, наверное, уже на полпути. Хотя, честно говоря, ощущение времени тут в дыре иное.
        - Да уж, такое впечатление, что время остановилось. Вот бы кто-нибудь остановки объявлял или обратный отсчет вел, - попыталась пошутить Эва.
        На этих словах мы вылетели в воду, закувыркались и, не успев погасить инерцию движения, пробкой выскочили на поверхность. Повисели, как два клоуна в воздухе, с удивлением взирая на экзотические пальмы, потоки воды, несущиеся по улицам мимо разрушенных бунгало и домов, и плюхнулись обратно в мутную реку. Соленую реку!
        Что-то держало нас, тащило вниз ко дну, сковывало нашу свободу. Мы лупили по воде руками, пытаясь хотя бы держаться на поверхности, но неизбежно проигрывали в этой схватке с мутным потоком. Нас лупили обломки досок, вырванные с корнем кусты, различный домашний скарб.
        - Отцепитесь вы от веревки, черт возьми, и гребите ко мне! - раздался знакомый голос.
        Точно, это ведь веревка! Она зацепилась где-то там на дне и не дает нам всплыть. Поток тащит нас вперед и мы вместе с ним стремимся по веревке попасть на дно. Не тратя время на выражение радости, мы лихорадочно задергались, нащупывая защелки тормозов. Прицепиться было гораздо проще - чик и готово. А вот оторвать эти проклятые тормоза от веревки, когда тебя мотает во все стороны, заливает с головой и лупит по той же самой голове всякая дрянь, значительно сложнее.
        - У вас ножи есть, справа на лодыжке возле ботинка. Обрежьте веревку к чертовой матери и поскорее, пока не пошла вторая волна.
        Господи, какая, волна? - лихорадочно соображал я, нащупывая нож, а затем, пытаясь перерезать крутящуюся веревку. Есть! Я полоснул ножом по веревке, ощутив при этом, как нас снова выбрасывает на поверхность, словно пару надувных плотиков - плотный брезент комбинезонов практически не промок за это время. В этот же момент мой взгляд уперся в странное темное образование в конце улицы, вдоль которой текла соленая мутная река.
        - Быстрее гребите ко мне, - заорал Алексей, - что вы застыли, как болванчики?
        До меня с трудом доходило истинное значение увиденного, но тревога в голосе Алексея подстегнула нас с Эвелиной, как кнут надсмотрщика на плантации рабов. Очумело молотя руками и ногами, мы гребли к домику, на террасе которого подпрыгивал от нетерпения Алексей. Я плюхался, как бегемот, осознавая - это не просто образование, это вода, много воды, очень много. Такое бывает только при… цунами! Боже, боже, боже… - твердил я про себя, представляя, что эта волна сделает с нами сейчас, - сделай так, чтобы мы с Эвой…
        Черт! Где Эва? Я упустил ее из вида! Лихорадочно крутя головой, я увидел, наконец, выныривающий из потока комбинезон и безвольно болтающиеся руки. Господи, только не это! В тот же момент Алексей разбежался по террасе и прыгнул навстречу потоку. Он вошел ласточкой в воду, и вынырнул совсем недалеко от Эвы. Подхватил ее, вытолкнул лицо на поверхность и, мощно загребая свободной рукой, попытался приблизиться к домику. Я был в двух метрах от террасы, когда в них врезался топляк и они оба погрузились в воду.
        Если сказать, что у меня не осталось сил, то это было бы самое слабое описание. Я чувствовал, что мои мышцы налились чугунной тяжестью, что никакая сила на свете не сможет заставить меня сделать еще один гребок и я вот-вот отдамся на волю потока. Но вид ушедших под воду напарников взорвал меня, выплеснул в кровь и мышцы неведомые запасы энергии. Теперь не имело значения, могу я или не могу, в состоянии ли мои мышцы сделать это, есть ли у меня силы, чтобы броситься на спасение своих товарищей. Чувство невосполнимой утраты отмело все ограничения, выставленные моему организму сознанием, привыкшим к спокойной и размеренной жизни, приученному к возможности отступать, если дело не получается. Сегодня не получилось, завтра доделаем.
        К черту разум, во в мне пробудился дикий зверь. Я рычал и лупил ненавистную воду руками, словно пытался убить ее и вырвать из ее холодных безжалостных лап своих друзей. Внезапно прямо перед моим лицом пробкой выскочил Алексей, крепко прижимающий к себе Эвелину. Я вцепился в них и погреб к ближайшему островку суши, на котором мы могли бы спрятаться от надвигающейся волны. Алексей захлопал глазами, с трудом очухиваясь после контузии бревном. Он просто греб, доверяя мне выбор направления.
        Нам удалось зацепиться за металлическое ограждение террасы второго этажа очередного строения, и выбраться из воды. Неосознанным движением души я выхватил из воды длинный обрывок веревки, наскоро привязал его к каждому из наших поясов и крепко примотал к металлической стойке балкона. Если этот дом выдержал первый удар, - подумалось мне, - значит, есть надежда, что устоит и при второй волне. Главное, чтобы нас не смыло снова за борт. Едва я успел надеть на Эву кислородную маску, как волна ударила в дом.
        Если представить себе жидкий товарный поезд, то это описание в точности соответствует ощущениям человека, попавшего под напор гигантской волны. Тысячи тонн обрушились на хлипкое сооружение, предназначенное для спокойного отдыха, но никак не для противодействия стихии. Домик стонал и дрожал, опорные стойки изгибались, как тонкие прутики под напором ветра. В любое мгновение его могло просто смыть и перемолоть вместе с нами, но видимо бог нашел причину, по которой мы остались в живых. На наше счастье крупные предметы миновали наши головы и тела, хотя мы едва не отдали богу души, когда волна перекатывалась через дом. Едва вода схлынула, мы с Алексеем отплевываясь и фыркая, как тюлени, ринулись спасать Эвелину, не подававшую признаков жизни.
        Господи, когда я просил тебя дать нам воды, чтобы помыться от дерьма, я не имел в виду такое ее количество. Достаточно было тазика, корыта, ну, в крайнем случае, большой лужи. Нельзя же, господи, воспринимать все просьбы буквально! В следующий раз я буду осторожнее с молитвами и просьбами, раз уж ты воспринимаешь их так неадекватно. Хотя ты спас нас, господи, только что! Надеюсь не для того, чтобы отправить к черту в зубы?
        Алексей разрезал комбинезон на груди Эвелины и приложил ухо к груди.
        - Не бьется… сердце не бьется! - заорал он с лихорадочным блеском в глазах, - Давай, помогай, хватай ее за ноги, мне одному не справиться!
        Он схватил Эвелину за ногу и жестами предложил мне сделать то же самое с другой ее ногой.
        - Ты что, с ума сошел? - заорал я, представив себе самое страшное - куратор решил выбросить Эву в поток, чтобы избавиться от свидетеля, - Ты, сволочь, что задумал? Я не дам ее утопить!
        - Идиот! Хватай за ногу и подымай ее вверх! Нужно вытрясти воду из легких, иначе нам ее оживить! Делай что говорю! - рявкнул он зло.
        Я не стал спорить и тотчас же рванул ногу Эвелины вверх. Мы трясли ее тщедушное тело как тряпичную куклу, пока изо рта не хлынула потоком вода.
        - Кладем на пол! - скомандовал Алексей, когда вода перестала вытекать изо рта.
        - Делай искусственное дыхание! Учили или показать?
        - Учили, - буркнул я, и приник к губам Эвелины, делая глубокий выдох.
        Господи, дай ей шанс, маленький шанс, она же такая хорошая. Я раз за разом приникал к ее губам, вспоминая наш последний… тьфу на тебя, что значит последний?… просто поцелуй, вдыхал в нее кислород, а куратор в то же самое время сильными движениями массировал грудную клетку, пытаясь заставить сердце биться.
        Эвелина вздрогнула, хрипло кашлянула и открыла глаза. Мы с Алексеем замерли, боясь спугнуть чудесное мгновение. Она оперлась на локоть, склонилась к деревянному мокрому полу, и ее вырвало. Никогда не замечал за собой радости при виде блюющих людей, тем более женщин. Но этот рвотный позыв был для меня сейчас самой прекрасной картиной, самой желанной и долгожданной. Все, что ты сделаешь сейчас, Эва, будет самым прекрасным и незабываемым. Лишь бы ты делала и делала это, не останавливаясь, не прекращая жить. А потом мы разберемся со своими воспоминаниями.
        - Господи, - неожиданно прервал нашу рвотную идиллию Алексей, - еще волна! Держись, кто может! Маски, маски натяните!
        И пришла волна. Нас снова мотало, било, колотило, как болванчиков на веревочке. Но в отличие от прошлого беспросветного состояния меня грела мысль, что Эвелина жива, что мы снова вместе и, значит, все сможем. В конце концов, вода она ведь просто вода, а человек - это… Закончить восторженную мысль мне помешала какая-то тяжелая штуковина, ударившая меня точно в лоб. Нокаут… темнота… тишина… небытие.
        Не знаю, сколько прошло времени, но я внезапно почувствовал, что меня лупят по щекам. Мне снился сон, в котором я был маленьким мальчиком, гонялся с сачком за порхающими бабочками. Вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалась цветущая степь и яркое, горячее солнце нагрело цветы и травы, выпарило из них ароматы меда и луговой свежести. Мне удалось наконец ухватить самую красивую бабочку сачком, я осторожно расправлял марлю, чтобы насладиться ее видом. Как бабочка взмахнула своими нежными крылышками и… влепила мне оглушительную пощечину, потом еще одну и еще. Я вздрогнул от неожиданности и очнулся.
        - Фу-у-у! - выдохнула Эвелина, и опустила руки, - Я думала, ты никогда не очнешься!
        - Ты зачем меня дубасила? Вот и спасай потом таких! - пробурчал я, с трудом наводя фокус в глазах.
        Перед глазами все плыло, я с трудом различал туманные фигуры Алексея и Эвы, на лбу обнаружилась здоровенная ужасно болезненная шишка, все тело ныло, в горле невыносимо саднило от килотонн соленной морской воды. Из дерьма вышли, в дерьмо и окунулись, мелькнула в голове философская мысль. Потом чья-то добрая рука сорвала с моего лица грязную запотевшую кислородную маску, и мир засиял сочными красками, став неожиданно четким и видимым. Тьфу на вас, а я уж подумал, что та дубина у меня все зрение вышибла.
        - Надеюсь, больше морских купаний не ожидается? - осведомился я тоном пациента санатория, уставшего от процедур.
        - Вот это обещать не могу, - сдирая с себя задубевший от соли и воды комбинезон, пробурчал Алексей, - нам бы определиться, куда нас вынесло из той дыры и не лучше ли оказаться сейчас на прежнем месте.
        - Вы как хотите, а мне туда не хочется, - пропищала Эва, прыгая на одной ноге в попытке вытрясти воду из ушей. При этом ее обнаженные груди смешно подпрыгивали…
        - Эй, ты не задумала совратить местное население сеансами стриптиза? - окликнул я Эву, тоном ревнивого супруга.
        - А… что… ты о чем? - удивилась она, явно не замечающая несоответствия своего вида официальным канонам приличного общества.
        - У нас на первое топлесс? - саркастически осведомился я.
        - Ой… - она прижала к груди ладошки, с удивлением обнаружив собственную наготу, - когда это я успела разнагишаться?
        - Ну-у-у, это у тебя вообще быстро получается! - туманно ответил я, не уточняя причин отсутствия верха у комбинезона.
        - Издеваешься, да?! - возмущенно фыркнула Эва, - Дайте лучше что-нибудь надеть! Ишь, развалились тут как тюлени довольные, только бы на голую бабу поглазеть!
        Я фыркнул, не в силах сдержать смеха при виде этой хрупкой полуобнаженной фигурки с прижатыми к груди ладошками, полной истовой веры в то, что мужики немедленно кинуться по магазинам в поисках какой-нибудь тряпки для ее прикрытия. Алексей тоже не выдержал и захохотал в полный голос. Эва переводила недоуменные взгляд с меня на Алексея и обратно, хмурилась, готовя гневные слова, но неожиданно сморщила носик и расхохоталась вместе с нами.
        Ну сумасшедшие, что с них взять, подумал бы каждый, увидевший нас в это мгновение. Кругом разруха, смерть, неизвестность, а эта троица покатывается со смеху, словно увидела во всем случившемся нечто невероятно смешное. Не спешите нас винить, не над этим мы смеемся, а собственные страхи и переживания смываем смехом. Ржем для спасения, смеемся ради того, чтобы поверить в то, что мы живы. Живы, несмотря на все, что с нами произошло в последние сутки.
        Нам бы передых устроить, полежать, поспать. Потом проснуться и позавтракать, еще лучше сразу же и пообедать в тихой домашней обстановке, выпить водки, закусить ее огурчиком, почувствовать, как сознание заволакивает пьяная дрема и снова уснуть. Проснуться, поесть, выпить и спать. И так долго, невероятно долго, чтобы забыть весь кошмар, залить его водкой, заесть шашлыками и осетриной, блинчиками и красной икрой. Ой, чего вы деретесь, вздрогнул я от ощутимого пинка под зад.
        - А ты про еду поменьше думай! - прошипела на ухо Эвелина, - Думаешь, тебе одному жрать охота?
        Я тяжело вздохнул и понурился, ну вот, снова прокололся, сам не заметил, как мысли о спасении перевел в еду. Ничего не могу с собой поделать! Мужик я или манекен пластмассовый? А раз мужик, значит…
        - … должен пойти и найти еду, огонь, пещеру! - безапелляционно отрезала Эва.
        - Еда подождет, не помрете! - прервал наш спор Алексей, - Сейчас главное определиться с ситуацией. Если повезет, то поедим. Если нет, побежим дальше!
        Пришлось сказать жесткое «Нет!» своему внутреннему голодному дракону, подтянуть живот и заняться обозрением окрестностей. Ясен пень, что это не Россия. Вместо березок повсюду пальмы, да и температурка далека от средней полосы. Обрывки вывесок сплошь не по-русски, конечно и у нас так бывает, что не по-русски пишут. Только внизу мелким почерком, вроде как стесняясь, припишут на местном диалекте название заведения. А тут и мелкий почерк на русский совсем не похож.
        - Похоже на Азию, что-то вроде Вьетнама или Таиланда, - оглядываясь по сторонам, бормотал Алексей. - Курорт какой-то, судя по вывескам.
        Вода потекла в обратную сторону, унося за собой последствия разрушений. Мимо нас плыли сломанные шкафы, пляжные зонты, обломки лодок и катеров, вырванные с корнями деревья, кусты и… люди. Мертвые люди. Создавалось впечатление, что событие было неожиданным для большинства из них. Словно в чистом небе появился бомбардировщик и уронил бомбу точно в центр огромной толпы.
        - Тут, кроме нас, кто-то живой есть, как вы думаете? - всхлипывая, спросила Эва.
        - Раз мы живые, значит, и еще кто-то выжил, - уверенно ответил Алексей, - не может быть, чтобы нам одним посчастливилось. Всем приказ думать, тебе, Эвелина, в особенности. Ты у нас кто? Аналитик! Вот и анализируй ситуацию.
        - Аналитику, чтобы выдать результат нужно гору фактов переработать, а тут фактами не пахнет, сплошные догадки и предположения. От чего прикажете отталкиваться, милостивые господа? - проворчала она, но, судя по наморщенному лбу, мысли ее закрутились в поисках разгадок.
        Мы промолчали, сказать действительно нечего. Что видишь, то и факты, что придумаешь, то и выводы. Как ни странно, но первым решение нашел Алексей. Простое и выполнимое в отличие от моего добраться до консульства и Эвиного пробраться к суше и угнать машину.
        - Есть шанс выбраться отсюда по быстрому, прямиком в Париж! - довольно потер руки Алексей.
        - Как это, у нас же ни документов, ни денег? - мы с Эвой удивленно переглянулись.
        - Прочувствуйте ситуацию: мы оказались в самом центре стихийного бедствия. Цунами ударило по курортному побережью Таиланда. Погибло и пострадало огромное количество народу. Среди них туристы из самых различных стран мира, я думаю, что и из Франции в том числе.
        - А мы то тут при чем? - еще больше удивились мы.
        - М-да, с воображением у вас сложно! - вздохнул Алексей, - Кто нам мешает стать на время туристами из Франции, которые в результате этой катастрофы потеряли все - деньги, документы и даже некоторые речь и способность здраво соображать!
        - Это кто же по-вашему сошел с ума? - обиделась Эва, - Уж не нас ли в виду имеете, синьор авантюрист?
        - Авантюрист? Я думал, что мы ищем выход из ситуации. Или…?
        - Уточните, что вы имеете в виду!
        - Как у нас с французским? - осведомился, как ни в чем ни бывало, Алексей.
        - У нас никак! - довольно бодро ответил я.
        - В пределах институтского, немножко разговорного, в основном письменный со словарем, - извиняющимся тоном сообщила Эва.
        - Замечательно, я тоже ни бельмеса по-лягушачьи не понимаю, - резюмировал Алексей.
        - И что это нам дает?
        - Нам это дает следующее: во-первых, девушка у нас будет говорящим туристом; во-вторых, тебе, Сеня, лучше побыть слегка больным - это у тебя получается изумительно. К тому же шишка на лбу тебе удивительно идет.
        - Ага, а вы, значит, будете молодым Остапом Бендером, сыном турецко-подданного? - обиделся я.
        - Идея несомненно интересная, - улыбнулся Алексей, - но лучше, если я побуду временно ее немым мужем.
        - Ни за что! - оскорбился я, - Почему это вы будете ее мужем? А я кто, по-вашему?
        - Да никто, отдыхали вместе! - фантазировал Алексей, - Французы, знаете ли, обожают отдыхать втроем. Значит ты, Сеня, так сказать, друг семьи, - он двусмысленно улыбнулся.
        - Ну уж дудки! Раскомандовался тут, Бендер облезлый! Мужем буду я, а ты…, - в порыве возмущения я легко перешел на «ты», - ты будешь… ее братом, вот!
        - Да мне без разницы, хоть сватом. Что вас циклит на этих условностях? Короче, заявляем, что мы пострадавшие французские туристы и желаем немедленно оказаться на родине. Они тут стараются побыстрее всех выпроводить по домам, пока не началась эпидемия.
        - Какая еще эпидемия? Тут же не сибирская язва завелась, а цунами прошло? - удивилась Эва.
        - Обычная эпидемия, которая случается, когда слишком много трупов оказывается на свежем воздухе при высокой температуре, извините за подробности, девушка! - пояснил Алексей, - В данный момент наши интересы совпадают - мы хотим отсюда убраться, а они хотят нас поскорее выпроводить! Кого-то такой расклад не устраивает?
        - Давайте попробуем… - неуверенно протянула Эва, - а вы думаете, у нас получится?
        - Не вижу препятствий, тверди только: «Париж, Париж, Париж!» и в глаза заглядывай, словно подаяние просишь. Они и смекнут сразу, девушка слегка не в себе от пережитого, очень домой хочет. А ты за нас цепляйся, мол семья моя. Слова подбери, пока спектакль не начался. А мы, Сеня, займемся экипировкой. Не больно то мы в этих десантных комбезах на туристов французских похожи.
        - А как же вы собираетесь экипироваться, - заинтересовалась Эва, с чисто женской непосредственностью, - я так думаю, что по случаю стихийного бедствия с магазинами готовой одежды у них серьезная проблема.
        - Ты слова тренируй, Жанна Дарк! Одежда - наша забота, - Алексей оценивающе взглянул на фигурку девушки, словно запоминая приблизительный размер.
        - С чего это я Жанна Дарк?
        - Да откуда я знаю? Придумай себе что-нибудь, в конце концов. Тебе лучше знать, как себя назвать, кстати, и нам что-то подбери приличное. А то я кроме Наполеона из французов никого не помню.
        Он потянул меня за рукав, решив не продолжать бесплодную дискуссию. Эва задумчиво грызла ноготок и что-то бормотала себе под нос, явно пытаясь вспомнить нечто из французского. Мы спрыгнули с крыльца прямо в неглубокий поток продолжавшей убегать мутной воды и пошлепали по улице, стараясь уворачиваться от всякой мелочи.
        Едва мы свернули в проулок, как Алексей преобразился. Его ленивая меланхолия мигом улетучилась, он деловито бросился к валяющимся там и сям утопленникам и принялся их переворачивать, поглядывая на меня с нетерпеливым непониманием.
        - Ты чего дурака валяешь? Давай, работай!
        - Что значит работай? Я что должен… должен что-то делать с этими… телами? - в мою голову закралась крамольная мысль, что он хочет, чтобы я раздевал покойников.
        - Что значит «что-то делать»? Ищи подходящие размеры и стаскивай с них все, что можно одеть. Судя по всему, остыть они еще не успели, так что легко снимешь, - рассуждал он спокойно, словно речь шла о манекенах резиновых, а не о трупах, - Не обязательно, чтобы это было целое или чистое. Достаточно просто подходящее по размеру. Кстати, не забывай про Эвелину. Ей тоже нужен полный комплект, и я не ошибусь, если скажу, что придется дать ей возможность выбора.
        - Ты хочешь сказать, что я должен раздевать мертвых девушек догола? - мысль показалась мне настолько кощунственной, что захотелось плюнуть на все и удрать к Эвелине. Моя Эвелина будет надевать тряпки, снятые с трупов, да как он смеет?
        - Пар выпусти, а то лопнешь! - ухмыльнулся Алексей. Похоже мое возмущение было видно невооруженным глазом, - Сперва мы должны выбраться отсюда, а церемонии оставим на потом. В конце концов, совершенно не обязательно говорить ей, что ты снимал белье с… неважно с кого, нашли в разрушенном магазине и все.
        - Но…
        - Никаких «но»! - отрезал куратор, - Мужик ты или тряпка? Может, ты хочешь, чтобы она сама поискала себе одежду, и прогулялась по живописным окрестностям? Давай шустрее, пока спасательные команды не двинулись на поиски!
        Я завязал в узел свои чувства, закусил губу и принялся методично переворачивать тела, стараясь не видеть в них людей. Пусть это будут некие манекены в одежде, пусть их вынесло волной на улицу и я просто ищу одежду, снимая ее с манекенов. Я твердил это себе под нос, бормотал, как заговор против злых духов. Честно скажу, получалось плохо, очень плохо. Станиславский бы за такую актерскую игру не то что двойку, а ноль с минусом поставил бы. Вся разница в том, что это не сцена, и это не манекены, а… Вот же гадость какая, стоит отвлечься от темы манекенов и обязательно вывернет наизнанку.
        Откашлявшись и отплевавшись, я продолжил свое дело. Алексей прав на все сто, мы должны спасать себя сами. Никто не придет к нам на помощь и не отправит в теплый спокойный Париж, пока мы выглядим, как русские шпионы-диверсанты. Придет ведь в голову кому-нибудь злобная мысль - вот мол они и устроили весь этот катаклизм. Привезли с собой в барсетке ядерную бомбу и взорвали ее под водой, чтобы вызвать цунами. Чем плоха идея? В наше неспокойное время, когда при слове террорист, все падают на землю или стремятся разорвать человека, оказавшегося под подозрением, на клочки, мои страхи совсем не беспочвенны. Так что ищи, Сеня, шмотки, да старайся подбирать по размеру, чтобы выглядело реалистичнее.
        За полчаса мы собрали солидный пляжно-отдыхательный гардероб. Алексей умудрился прихватить с собой и несколько видеокамер в придачу.
        - Одежда, это я понимаю, это нам нужно, чтобы роль сыграть, - звенящим от сдерживаемой благородной злости голосом произнес я, - но зачем заниматься мародерством?
        - Ты о чем? - искренне удивился Алексей, - Об этом что ли? - он помахал видеокамерами.
        - Именно об этом! Дорвался до халявы, руки не смог остановить? - прямо таки святой архангел Гавриил в моем лице вознес свою десницу над грешником.
        - Все сказал? - без тени смущения поинтересовался Алексей. У меня сложилось впечатление, что моя отповедь для него была, что слону дробина - грубое, бессердечное животное.
        - А этого мало? Может тебе еще кодекс строителя коммунизма зачитать?
        - Дурак ты, Сеня! - добродушно усмехнулся Алексей, - Нужны мне эти причиндалы, как собаке пятое колесо. Ты как собираешься узнать, что здесь произошло, по радио или из утренних выпусков теленовостей? Так нет тут ни того ни другого, как мне кажется. И не скоро еще появится, судя по масштабам разрушений. К твоему сведению, на курортах люди практически непрерывно запечатлевают всяческие интересные виды и события. Есть у меня надежда, что на этих аппаратах, если они не сдохли, мы увидим событие во всей красе.
        - Ну, если так… - не зная, что сказать, я пожал плечами.
        - И помни - одежда из магазина, с манекенов снимали, потому что все остальное смыло к черту.
        Мы возвращались к дому, где нас ждала Эва, в полном молчании. Окружающая действительность сама по себе не располагала к душеспасительным беседам, да еще мои подозрения… Сколько раз давал себе зарок - не торопись судить людей, дай время, посмотри на ситуацию с разных сторон. Не зря же в Святом писании сказано: «Не суди, да не судим будешь!» В общем, виноват я перед Алексеем и при чем не в первый раз.
        Повинные мысли крутились в голове, а глаза сами собой шарили по окрестностям в поисках бесхозных видеокамер. Нам ведь что главное - главное объяснить цель и поставить задачу. Приучили нас так жить. Меньше думай, а то времени на достижение поставленных партией и комсомолом целей не останется. Думать будет партия! А своей головой думать не приучены. Точнее говоря, масштабно думать не привыкли. Только в рамках узко поставленной задачи: уложить бетона в три раза больше, чем по плану; протянуть рельсов на десять километров больше, чем намечено к сроку; колбасы к празднику купить. А зачем нам это нужно, не наша забота. Раз партии нужно, значит «Даешь!»
        Эва радостно запрыгала, увидев своих мужиков, то есть нас. Еще бы, живые люди, свои люди. Не так уж их много в последнее время попадается на нашем пути, а те, что попадаются, норовят нас на тот свет отправить. Не мудрено, что Эва так радостно щебечет, завидев нас - единственные нормальные, и что особенно важно, живые люди на неизвестно сколько миль вокруг. А может, вообще никого нет? Пока мы там в зоне и дыре мотылялись, случилось что-нибудь эдакое, наступил всемирный потоп, к примеру. И сейчас мы единственные на всей матушке Земле, - я непроизвольно шмыгнул носом от жалостливых чувств, - два мужика и одна женщина. И предстоит нам возрождать цивилизацию с нуля, ну почти с нуля. Прямо Ева и пара Адамов. Только библейским персонажам легче было - вокруг райские сады, плодись себе, да размножайся. А мы как в мертвой зоне, не так я свое счастливое будущее представлял. Ну, совсем не так, милостивые господа и дамы.
        В последнее время нам прямо везет на мертвяков, куда не сунемся - сплошь покойники. До конца жизни, если будет она долгой, не буду ужастики смотреть. Отчего люди стремятся киношные страхи посмотреть? Не хватает им острых ощущений, хочется почувствовать страх, животный, тягучий. Но со стопроцентной гарантией, что сейчас фильм закончится, включится свет и все страхи уйдут. А когда свет загорается, гаснет и снова загорается, но ужасы продолжают переть изо всех углов, то такое нам не надо. На такое кино нормальный человек не пойдет.
        - А с чего ты решил, что ты нормальный? - язвительно осведомился пессимист.
        - Здрасьте! Явились, не запылились! Я думал, что вас в той дыре засосало и в другую вселенную выплюнуло, - без всякой радости встретился я со своими внутренними голосами.
        - Не, нам такие дыры, тьфу. Нам хоть в космос, хоть в дерьмо, лишь бы тебя оберечь от бед и опасностей, - заботливым голосом напомнил о своей задаче оптимист.
        - Естественно, вот сдохну тут и куда вы, братцы, денетесь? - злорадно спросил я.
        - Куда, куда? Туда… - сухо ответил пессимист, - А ты что, помирать собрался? И как скоро?
        - Помирать нам рановато, братец, чего это ты нос повесил. Смотри, как круто все замешано, сейчас театр устроите, потом в Париж полетите, а там вино, девочки, Монмартр… м-м-м, не жизнь - праздник!
        - Дождешься от него Парижа, как же. Сейчас его баба на тряпки взглянет, что он с трупов обдирал, поищет чего тяжелого в руку, да и кокнет к черту за такой гардероб от Хичкока.
        - Не гоните волну, братец пессимист. Во-первых, никто не собирается уточнять происхождение вещей; во-вторых, Эва до смерти будет рада одеть новые наряды. Война войной, а нарядиться никогда не поздно.
        - Все сказали? - с прокурорской непосредственностью вклинился я в спор своих голосов. Иногда у меня складывается впечатление, что я лишний на этих толковищах.
        - Мало? Можем добавить! - бодро ответили голоса.
        - Достаточно! Без вас разберусь, пшли вон! - я махнул мысленной метлой, изгоняя из своего сознания прилипчивых собеседников.
        Эва что-то напевала себе под нос, разбирая принесенное барахло. Похоже, нехитрая ложь Алексея была ей проглочена без малейших вопросов.
        - А можно я возьму это, вот это и еще это? - с сияющими от предвкушения примерки глазами, спросила она.
        - Бери все, меряй и выбери себе один комплект! И не делай таких удивленных глаз! Сколько ты думала одежды может оказаться у человека попавшего под удар цунами? Не чемодан же с барахлом. Купальник, халатик, шортики - не больше! - Алексей явно не был настроен на длительные споры.
        - Мне тут примерять или можно в доме спрятаться? - не очень довольным тоном поинтересовалась она. Поманили красивыми тряпками и отбирают, есть от чего расстроиться.
        - Лучше здесь и побыстрее, мы отвернемся, можешь не переживать за свое целомудрие.
        - Почему в доме нельзя, там может зеркало есть хоть какое-нибудь. Не могу же я без зеркала примеркой заниматься.
        - Слушай, девица-красавица, делай, что тебе говорят и не строй тут недовольные глазки! - потерял терпение куратор. - Сюда скоро народу набежит тьма, а мы еще в десантных ботинках. Приедем в Париж, купишь себе этого барахла, сколько захочешь, а сейчас брысь переодеваться.
        Эвелина состроила рожицу, показала язык и отвернулась от нас, явно недовольная ускоренным режимом примерки.
        - А в доме то почему нельзя? - мысленно продолжила спор Эва, обращаясь уже ко мне, - Тирания прямо какая-то. Я может стесняюсь, вдруг кто-то подсматривает?
        - Как бы тебе сказать помягче? - замялся я, - Не все жители дома могли покинуть его в момент удара волны. Как ты думаешь, что происходит с человеком, которого на некоторое время оставляют под водой в состоянии полной отключки? Догадалась? Ну и молодец, аналитический склад ума - это сила.
        - Фу, ужас какой, даже не хочется представлять такое. И хорош пялится, не муж еще! - она снова показала язык, но мысленно, не решившись потревожить Алексея.
        Пятнадцати минут нашему маленькому отряду вполне хватило на смену экипировки. Много ли нужно времени, чтобы сбросить одежду и натянуть плавки? Это вам не для похода в тундру одеваться.
        - Если готовы, можете поворачиваться! - милостиво разрешила Эва, - Как я вам? - она кокетливо выставила ножку и подмигнула из под шляпы.
        Красотища неописуемая, точеная фигурка в суперминикупальнике. О таких купальниках никогда нельзя сказать наверняка, с какой целью их надевают. Если они что-то скрывают, то только свою стоимость. Не даром же говорят о женском белье, что чем меньше причиндал, тем дороже он стоит.
        - Нормально, потянет! - тоном недовольного старшины-интенданта одобрил ее наряд Алексей. - Только шляпу долой и очки тоже! Ну не могла ты их сохранить, барахтаясь в воде. Ты же с того света только что вынырнула, какие к черту шляпы и очки. Только то, что не могло само по себе уплыть, и ничего более.
        - Кстати, - подхватил я эстафетную палочку критики, - совсем не обязательно щеголять в таком голом виде.
        - Это почему это еще? - возмутилась Эва. - Моральные принципы мешают или я попала в общество пуритан?
        - Во-первых, облезешь! Я в прямом смысле это слово употребляю, - крикнул я, уворачиваясь от летящего в мою сторону тапка, - на солнце обгоришь. Ну и во-вторых, чего это ты в таком виде делала так далеко от моря, не пляж все таки, по поселку в таком виде вряд ли шастают. Я бы рекомендовал шортики и маечку, там есть, сам выбирал! - заискивающе промямлил я. Разве мог я честно признаться, что элементарная ревность распаляла мои чувства при одной только мысли о встрече со спасателями. Спасатели и обнаженная Эва - дудки, это моя женщина!
        Эва с большим сожалением рассталась с красивыми аксессуарами, натянула на себя шорты с маечкой, и мы приступили к знакомству с коллекцией видео. Смотрели в ускоренном режиме, важно было отыскать события непосредственно перед ударом стихии и возможно кадры, демонстрирующие трагические события. Одно дело придумать, совсем другое увидеть своими глазами.
        Чего только эти туристы не снимают на свои видеокамеры. Похоже жара, море и горячие азиаточки творят с народом сущие чудеса. На одной из кассет оказалась запечатлена сцена группового секса - туристы явно европейского вида с участием нескольких местных девушек не тяжелого поведения, отрывались по полной программе. Эва сперва ойкнула и хотела отвернуться от стыда, но интерес превзошел стыдливость. Смотрела, открыв рот от удивления.
        - В Париже насмотришься, - хохотнул Алексей, нажимая на кнопку, - там этого добра завались.
        Он без всякого сожаления перемотал пленку вперед. Железный человек, ни нервов, ни терзаний. Гвозди бы делать из этих людей, стало бы больше в мире гвоздей, подумал я, с сожалением глядя на перематывающуюся ленту. Ну не видел я такого ни разу, неужто молодому здоровому организму помешало пару минут полюбоваться природным процессом. Исключительно в целях ознакомления с передовым, так сказать, опытом. Не дал изверг, цензура в прямом эфире.
        Следующие кадры заставили нас забыть о своих фривольных мыслях. Стихия действительно ударила совершенно неожиданно. Люди спокойно отдыхали, спешили на пляж, чтобы занять места получше. Любовались морскими просторами. Кто-то глазастый заметил странную темную полоску на горизонте, народ зашевелился, потянулись к биноклям и видеокамерам с цифровым увеличением. Но паники это не вызвало, подумаешь странное потемнение, ну шторм надвигается, ну облака низко крадутся, эка невидаль. Начался неожиданный и очень сильный отлив. Пляжи увеличивались в несколько раз за десяток минут. Создавалось впечатление, что неведомый великан высасывает океан, обнажая прибрежный песок. Но даже это странное событие не взволновало всерьез большинство отдыхающих.
        Когда стало понятно, что это не облака и не шторм, было уже поздно. Гигантская волна неслась со скоростью курьерского поезда, с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Отдыхающие засуетились, но медленно, слишком медленно, в них словно вселилась непоколебимая уверенность, что на этом берегу не может произойти ничего экстраординарного. Они приехали сюда отдыхать и наслаждаться жизнью, они заплатили именно за это право беззаботного наслаждения радостями жизни.
        Сама эта и прочие видеозаписи являлись свидетельством их уверенности в несерьезности происходящего. До последнего момента они продолжали снимать волну и пляжи. В кадре мелькали переворачиваемые автомобили, вырываемые с корнем пальмы, захлестываемые волной люди, десятки сотни людей, пропадающих бесследно под ее темным покровом. Камера снимала даже тогда, когда ее хозяин уже был растерзан стихией. Мы видели, как камеру вырвало из рук и она, кувыркаясь, опустилась на дно потока, сталкиваясь с обломками и человеческими телами.
        - Ужас… - выразила наше общее состояние Эва.
        - А что в сухом остатке? - Алексей обвел вопрошающим взглядом, наши нахмуренные лица, - Что вы могли знать об этом событии?
        - Судя по видео, ничего, - тотчас же отозвалась всезнайка Эвелина, - все произошло совершенно внезапно, как гром с ясного неба.
        - У тебя…?
        - Мне тоже так показалось, - согласился я, - что-то очень неожиданное произошло и не характерное для данного места или территории.
        - Согласен с предыдущим оратором! Дополнительная информация - мы на курорте Таиланда, это единственное, что тебе, - он указал на Эву, - можно вспомнить. Ну, кроме Парижа, естественно. Сейчас уши на макушке, глазки пошире, слушаем, смотрим, не идут ли спасатели. Кто первый услышит, тому пирожок. Разбежались по трем углам, из виду друг друга не терять, замаскироваться, при обнаружении противн… людей, сообщить знаками.
        - А потом что делать, как обнаружим? - тотчас же без паузы поинтересовалась Эва.
        - Хороший вопрос, который должен был задать ты, Сеня, а не слабая женщина! - Эва заулыбалась довольная похвалой, как первоклассница, - По обнаружении спасателей скрытно перемещаемся на ту сторону, с которой им нас будет легче найти. Ты, муж, лежишь без сознания. Я в полубессознательном состоянии, а Эвелина привлекает их внимание радостными криками по-французски. Как на их ридной мове будет «Эге-ге-й!»?
        - Да наверное так же и будет, - неуверенно ответила Эва.
        - Шутка! Конечно также, не делайте таких серьезных лиц, словно вас инструктируют, как проникнуть в тыл врага. Ну а дальше по обстановке, сориентируемся как-нибудь, я думаю. Наша главная задача загрузиться в самолет, летящий во Францию. Все, разбежались!
        Мы расползлись по своим наблюдательным пунктам и прикинулись ветошью. Никогда не думал, что подобное занятие может приносить удовольствие. Хотя когда бы это ты, Сеня, валялся вот так запросто под жарким таиландским солнышком, как буржуй какой-то? Если бы не тоска в желудке, я бы не отказался покемарить минуток так шестьсот, но пустое брюхо зовет вернуться в лоно цивилизации. Туда, где кормят и поят.
        За мыслями я не заметил, как действительно закемарил. Усталость, нервы, тепло оказали на меня волшебное действие. Я уснул, как дитя, моментально, без томительного ожидания и зевания, просто выключился. И увидел продолжение сна, того самого странного сна, больше похожего на прорицание, чем на фантазию уставшего сознания. Сон продолжился прямо с того места, где закончился в прошлый раз. Один раз - случайность, второй - стоит задуматься, откуда у меня такие странные картинки.

* * *
        БЕРЛИН. 1910 ГОД. КАБИНЕТ ПРОФЕССОРА АБЕЛЯ.
        - Ты понимаешь, Вольф, что умеешь читать мысли? Когда ты в первый раз заметил у себя эти способности?
        - Господин профессор, не было у меня никаких способностей. У меня случайно все получилось, может вы сказали эти слова негромко, а я услышал. Знаете, какой у меня слух?
        - Хорошо, Вольф, давай поиграем с тобой в игру!
        - Давайте! Я играть люблю, только мне давно не приходилось этого делать.
        - Игра очень простая, мой мальчик, я буду загадывать числа, а ты будешь их записывать вот на этом листочке. Ты ведь умеешь считать и писать?
        - Не очень много, но умею. Отец научил, сколько знал. Он говорил, что нужно уметь писать и считать, чтобы тебя не обдурили всякие умники.
        - Вот и замечательно.
        - А если я ничего не услышу, что тогда делать?
        - Пиши те числа, которые придут тебе на ум, не останавливай себя.
        Профессор кладет перед собой полусогнутый листочек бумаги и начинает усиленно думать о числах, которые считывает одно за другим. Мальчик прислушивается к чему-то в пространстве, чешет от задумчивости в затылке и, тяжко вздыхая, вписывает очередное число на свой листочек.
        Через некоторое время профессор забирает у мальчика листочек, быстро пробегает его глазами и разочарованно вздыхает - никакого совпадения. Потом его лицо просветляется, он что-то вспоминает. Вспоминает мелкую подробность того вечера, когда Вольф загадочным образом прочитал его невысказанные мысли.
        Профессор открывает сейф, достает из него тяжелую металлическую коробку. Затем достает из коробки небольшую пирамидку неброского цвета. Ставит ее на стол, прячет руки за спиной и, улыбаясь, спрашивает мальчика:
        - Вольф, как ты думаешь, в какой руке у меня конфета?
        Мальчик прислушивается к чему-то, тревожно глядит на профессора и закрывает лицо руками:
        - Доктор, я не хочу конфету! Уберите эту штуковину, мне страшно!
        Профессор торопливо сует пирамидку в коробку, и мальчик облегченно вздыхает, вытирает пот со лба, но взгляд его остается тревожным.
        - Скажите доктор, они все погибли?
        - О чем ты, Вольф? - профессор меняется в лице, тело его покрывается липким потом, руки начинают дрожать так сильно, что ему приходится вцепиться в коробку с пирамидкой.
        - Эта пирамидка… она была на том странном дирижабле, который… упал под Кенигсбергом в прошлом году. Они так странно выглядели эти люди… или это не совсем люди?
        - Послушай меня внимательно, Вольф и запомни на всю жизнь - ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. Ты немедленно забудешь и выкинешь из головы все, что успел увидеть в моей памяти. Ведь ты именно это сейчас сделал? Я не ошибаюсь?
        - Д-д-да, мне именно так показалось. Я словно провалился в вашу память и увидел все, что связано с этой пирамидкой. Я не знаю, как это получилось, я никогда не умел этого делать. Что со мной, доктор?
        - Я думаю, что она некоторым образом влияет на тебя, мой мальчик. Хорошо, что эффект пропадает, как только я ее прячу.
        - Боюсь вас огорчить, доктор, но…
        - Что означает твое «но»?
        - Эффект не пропал. Когда вы спрятали пирамидку, я на мгновение словно ослеп, но сразу же все вернулось обратно.
        - М-мда, это плохо.
        - Почему, разве это плохо, уметь читать мысли?
        - Это не просто плохо, мой мальчик, это опасно для жизни. Твоей и моей жизни. Ты сейчас прикоснулся к тайне, о которой ничего не должен был знать. Если хоть одна живая душа узнает об этом, нам с тобой не жить. Ты понимаешь, что я говорю?
        - Да, я понимаю. Я обещаю, профессор, что ни одна душа в мире не узнает этой тайны.
        - Очень надеюсь, очень. Странно, что ни на кого другого пирамидка не произвела подобного эффекта. Только поэтому я взял на себя смелость просто стащить ее из лаборатории. Все равно ее собирались утилизировать, как бесполезное украшение. Дай бог, чтобы ты прожил долгую жизнь.
        - Спасибо, доктор, я буду помнить ваши слова. Мне страшно. Страшно за вас.
        - Почему, мой мальчик? - удивленно улыбается профессор. Он чувствует себя старым и опытным волком, способным выжить в любой житейской передряге. К тому же мировая известность служит достаточной гарантией…
        - Им это не помешает, доктор, - в глазах мальчика появляются слезы.
        - Только не говори мне, что вместе со способностью читать мои мысли, ты научился еще и видеть будущее! - профессор смеется легко и весело, хотя в глубине души червячок сомнения гложет его. Мальчишка прав, эти ни перед чем не остановятся. Напрасно он поддался на уговоры и принял участие в том расследовании события под Кенигсбергом.
        - Ну, хорошо, пусть это будет правдой, и как же ты видишь мое будущее? Неужели ты можешь сказать, что именно ждет меня в будущем?
        - Нет… не могу… я не вижу картин… есть ощущение… профессор-скоро-смерть. Я не знаю, может, я просто боюсь, и поэтому придумал все это. Может быть, вы сможете что-то сделать, ведь вы такой… взрослый?
        - Знаешь, Вольф, иногда в жизни возраст и опыт не самое главное. Иногда нужно просто оказаться в нужном месте, в нужное время. Или наоборот, держаться подальше от таких мест. Ты прав в одном, нам нужно расстаться, чтобы то, что ты предчувствуешь не задело тебя. Уходи прямо сегодня, я дам тебе денег, они помогут тебе на первых порах. Постарайся не раскрывать свой талант людям до срока, иначе тебя будут использовать в грязных целях.
        - Спасибо, профессор, - в глазах мальчика застыли слезы, он не хотел расставаться с человеком, который значил для него сейчас гораздо больше, чем родители, оставшиеся в далеком местечке Гора-Каливария, близь Варшавы, - как бы я хотел остаться с вами… вы такой… хороший. Как бы я хотел вам помочь…
        - Ты поможешь мне, Вольф, если сумеешь сохранить и развить свой дар до того дня, когда сможешь поделиться им с людьми. С теми из них, в ком чистые помыслы и добрая душа. Обещай мне, что не будешь приносить людям зла, пользуясь своим талантом!
        - Я… обещаю! - мальчик не скрывал слез, струившихся из его больших глаз. Ему было горько и одиноко. Они сидели рядом, но невидимая трещина уже разъединила их судьбы и с каждым мгновением они все дальше и дальше уплывали друг от друга.
        БЕРЛИН. 1911 ГОД. ГЕСТАПО. КОМНАТА ДЛЯ ДОПРОСОВ.
        В человеке, сидящем в железном кресле, с трудом можно узнать профессора Абеля. Тело покрыто множеством кровоточащих ран, к которым присохли обрывки некогда белоснежной рубашки. Распухшие обезображенные пальцы бессильно свисают с подлокотников, к которым руки прикручены кожаными ремнями.
        - Говори, свинья, куда ты дел пирамидку?
        - Я… не фанимаю о шем вы кх-кх-кховорите, - еле слышно прошамкал разбитым ртом профессор.
        - Ты все понимаешь, свинья, - следователь изо всей силы бьет кулаком в кожаной перчатке профессора в лицо. Голова профессора дергается и безвольно опадает, он теряет сознание, - Черт, всякий раз приходится помнить, что эти паршивые интеллигенты теряют сознание от каждой оплеухи.
        Сознание профессора плавает в блаженном состоянии полного покоя. Он уже не чувствует боли, страха. Все это осталось далеко и кажется страшным сном. Другим сном, добрым и счастливым, кажется жизнь до его ареста гестапо по подозрению в краже пирамидки. Он гордится собой, потому что не сказал, куда исчезла таинственная пирамидка, дарующая избранным чудесную силу. Если бы они знали, что под самым их носом ее совсем недавно вывезли во Францию, надеясь затем переправить в Англию. Куда угодно, только не в руки фашистов, не в лапы гестапо, подальше от логова зверя.
        Следователь видит, как лицо профессора осветила внезапная улыбка, он распахнул глаза, что-то пытается сказать, но кровь и выбитые зубы мешают. Он еще держит голову, но взгляд начинает тускнеть, с каждым мгновением из него уходит жизнь, с каждой каплей крови, с каждым полувздохом, хрипом, вырывающимся сквозь кровавую пену на губах.
        Профессор умер, искренне надеясь, что тайна умерла вместе с ним. По крайней мере, умерла для этих выродков.
        БЕРЛИН. 1912 ГОД. ПАНОПТИКУМ.
        - Уважаемые дамы и господа. Обратите внимание на наши чудесные экспонаты. Вот чудо природы - сиамские близнецы, они неразлучны с момента рождения. Представляете, как будет интересно, когда придет время им жениться? - импресарио весело смеется.
        - А вот женщина с бородой! Милые дамы, вам нужно радоваться, что природа избавила вас от необходимости каждый день брить лицо.
        - Приглашаю вас удивиться тому, как безрукий человек ловко тасует ногами колоду карт. Не всякий человек, имеющий руки, сравнится с ним в этом искусстве.
        - А это наш особенно ценный экспонат. Чудо-мальчик, который три дня может лежать в хрустальном гробу. Без воздуха еды и питья, обратите внимание, что он еще жив. Эй, Вольф, открой глаза, зрители хотят убедиться, что ты жив.
        Мальчик медленно открывает глаза, очень медленно перемещает взгляд на посетителей, потом также медленно два раза моргает и снова закрывает глаза. Чтобы выжить в хрустальном гробу, ему приходится впадать в каталептический транс, останавливая в себе практически все жизненные процессы.
        Он дышит очень мало и редко, его грудь вздымается едва ли на пару миллиметров за полчаса и также медленно опадает. Сердце делает не более двух ударов в минуту, температура тела опускается до 35 градусов. Трудно сказать, жив он сейчас или уже умер, в подобном состоянии он уже был однажды, когда смерть едва не утащила его в свое холодное царство. Он не забыл ее объятий, его память хранит каждое мгновение, каждый шаг, приближавший к смерти. Именно эта память помогает ему сейчас выжить три дня в гробу без воздуха.
        Его тело едва живо, но сознание полыхает неугасимым пламенем. Он жадно впитывает мысли, эмоции посетителей паноптикума, узнавая через них мир, который его окружает. Он становится попеременно то булочником, то прачкой, иной раз банкиром, в следующий момент ловким аферистом. Знания впитываются в него, как в губку, переплетаются, создавая новый, странный продукт. И при этом он не хочет быть никем из тех, кто открыл ему свое сознание. Он испытывает чувство близкое к брезгливости, настолько мелкие и пакостные чувства копошатся под черепушками обычных добропорядочных граждан.
        Профессор был прав - нет ничего хорошего в умении читать чужие мысли. Чувство безграничного богатства постепенно сменяется ощущением чудовищного обмана. Тебя подвели к двери, за которой должна скрываться сокровищница короля, открыли дверь, втолкнули тебя внутрь и закрыли за твоей спиной. Но вместо обещанных сокровищ перед тобой огромная безбрежная помойка с горами гниющих и разлагающихся отбросов. Ты не богатейший король, ты падальщик.
        Интерес к чужим мыслям замещается равнодушием и отвращением. Люди не интересны тебе, они тяготят тебя, и ты с радостью бы убежал от них в лес. Туда, где дикая природа, где свищет ветер и струится чистая вода.
        От скуки ты начинаешь думать, можно ли как-то воздействовать на окружающих тебя людей, изменять их в лучшую сторону? Первые шаги даются с трудом, но постепенно приходит опыт и дальнейшее разочарование. Человека нельзя изменить простым воздействием, он продукт длительного воспитания, на него давят пласты традиций, заблуждений. Лишь на некоторое время ты можешь подчинить своей воле любого из них и даже многих из них, внушая им свою волю. Но спустя короткое время ты упадешь без сил, и обман раскроется - такова плата за воздействие на чужое сознание.
        Но каждую минуту своей жизни, в каком бы состоянии ты не был, что бы с тобой не происходило, ты вспоминаешь ясный свет, пронзивший тебя с появлением пирамидки. Ты чувствуешь ее, ты знаешь, что она надежно спрятана, но ваша связь неразрывна. Тебя греет ее тепло, она радостно отзывается на твои открытия, впитывая в себя твои знания. Это ваша тайна - твоя, профессора Абеля и… пирамидки.

* * *
        Я был разбужен самым немилосердным образом - меня просто окатили соленой водой. Не-е-е-т, я должен досмотреть сон, он не просто так снился, там должно было появиться объяснение всем нашим бедам.
        - Вы сду… - попытался заорать я, но тотчас же замолк под натиском грубой мужской ладони, захлопнувшей мой рот.
        - Тихо, Сеня, они идут, - прошептал Алексей прямо в ухо.
        - Только не очень то они похожи на спасателей, или я не так представляла их себе, - громким шепотом сообщила Эва, - по крайней мере они с успехом спасают карманы погибших и всякого рода ценное барахло. Сильно это все напоминает мародеров.
        - Согласен! На спасателей они похожи, как свинья на жирафа. План меняется, стараемся не попадаться им на глаза, - приказал Алексей.
        - М-м-м.
        - А, извини, совсем про тебя забыл, - Алексей убрал наконец руку с моего рта.
        - Я только хотел заметить, что спрятаться будет сложно. Похоже, они нас заметили, судя по оживленной болтовне вон той группы. Они тычут в нашу сторону пальцами.
        - Черт! Веселенькая ситуация. Этих хапуг тут неизвестно сколько, массой задавят. Не сильно ошибусь, если предположу, что у каждого есть нож или что-то похуже. Один бы я прорвался, а вот с вами… - он покачал головой.
        - Ну и прорывайся, а мы в другую сторону рванем, пока ты их на себя будешь отвлекать своими геройскими выходками, - предложила Эва, явно обиженная его намеками.
        - Мы, вообще-то, тоже можем сдачи дать, если нужно! - подхватил я. Неприятно, когда тебя снимают с дистанции, лишают права голоса, зачисляют в инвалидную команду простым движением бровей: «Слабаки!»
        - Да не тужьтесь вы, когда из вас весь пар выйдет? Научитесь просто реально смотреть на вещи и ситуации. Я могу что-то, у вас свои умения, мне почему-то кажется, что вам нет необходимости дубасить этих идиотов арматурой или зонтиками, - он опять посмотрел на нас своим скептическим взглядом, как на малых и неразумных детей.
        - Вы имеете в виду…? - вскинула брови Эва и тотчас же расплылась в довольной улыбке, - Ну мы им зададим жару! Правда, Сеня?
        - Стоп! Я не понял, как это мы зададим? У вас там в заначке пулемет припрятан или дубина самобойная? - во мне зудела какая-то слабая догадка, но соображение мое заклинило напрочь, как патрон в стволе..
        - Дубина самобойная, это ты, Сеня! - еще шире улыбнулась Эва, - И не надо делать обиженный вид, я в прямом смысле слова это говорю. Мы с тобой будем их бить по мозгам, пока Алеша, - мой слух резануло внезапное употребление уменьшительного имени для кого-то иного кроме меня, - будет их сдерживать.
        - Ага… Алеша сдерживать… Сеня мозги бить… Эвочка дураков дубасить… Моя понимай, моя не дурак! - несло меня на волнах внезапной ревности. Ишь ты «Алеша!», так скоро он и до Алешечки выслужится.
        - Ну давай, давай, сцену закати, выскажись, разряди обстановку! Нам делать больше нечего, не правда ли, Сеня? - Эва уперла руки в бока и нагнула голову.
        - Мальчики-девочки, вы тут еще немного поссорьтесь, а я пойду поговорю с плохими дядями, может они нас отпустят на поруки. Если помру, считайте меня… Наполеоном что ли, - сообщил он и спрыгнул с крыльца.
        Прятаться действительно поздно. Словно по команде со всех сторон к нашей хибаре устремились ловцы удачи. Им не шмотки нужны, мелькнула у меня внезапная догадка, мы им нужны. Нужны живые и относительно здоровые, чтобы потом получить за нас выкуп. Сволочи, падальщики, подонки, ненавижу-у-у!
        - Все! Понял! Извините, ошибся! Потом доругаемся! - быстрой скороговоркой предложил я Эвелине условия почетной капитуляции. - Начинаем?
        Мы встали бок о бок и устремились взглядами к нападающим, старательно «облизывая» их в поисках синхронизации. Господи, как они друг друга различают? Все на одно лицо, словно одна мать родила, все как на подбор щуплые, как подростки, желтые и узкоглазые. Как тут синхронизироваться? Я цеплялся за каждого по очереди, пытаясь прорваться внутрь, но не хватало чего-то главного, какой-то изюминки, особенности, делающей объект синхронизации необычным. Пока они выглядят для нас как пластмассовые манекены толку от нас никакого. Тужимся, тужимся, а результат нулевой. Я мельком взглянул на Эву. Явно у нее дела идут не лучше, вон как взмокла, бедняжка.
        Алексей без лишних слов вошел в силовой контакт с первым из бандитов. Удар кулаком, неуловимо быстрый взмах ноги и тот отлетает в сторону, согнувшись пополам. Остальная свора отпрыгивает в сторону, не ожидали подобной прыти от казалось бы беззащитной жертвы. Но главное сделано, по облегченному вздоху Эвелины, чувствую, что и она получила ключики к мозгам бандитов.
        Неожиданный всплеск страха, гримасы, возгласы дали то, чего нам недоставало. Быстро цепляемся к первым жертвам, через них нащупываем следующих, стараясь отбирать только тех, кто работает сейчас с ними в этом поселке, собираем все цели в аккуратную кучку.
        За это время бандиты приняли решение и бросились на Алексея, старательно обходя его со всех сторон. Не слабаки, не вялые китайские крестьяне, тут на выбор кун-фу и карате, насколько я представляю, что это такое. Алексей, словно боевой робот, плетет паутину ударов и блоков, успешно удерживая нападающих на безопасном расстоянии. Но еще несколько мгновений и это ему не поможет. За спинами первой волны нападающих прочие уже достали ножи, короткие дубинки и цепи. Пора!
        Мы ударили одновременно, обрушили на подготовленные к атаке слепки синхронизаций всю мощь, какую смогли собрать в своей душе. Выплеснули ненависть, накопленную поколениями добрых людей по отношению к злу и несправедливости. Били, не разбирая типов базисов, просто дубасили ментальными дубинами, как дикари, по сознаниям жертв.
        Алексей в первый момент оторопел, увидев, как строй атакующих в один миг превращается в беспорядочное скопище людей воющих, орущих от боли, и катающихся в грязи. Их дикому вою вторили прочие бандиты, невидимые нам за строениями, но знакомые нашим жертвам. Получите, собаки, узнайте на своей шкуре, что значит цапля, бродящая по кочкам! А что? Неплохо звучит! Ничем не хуже китайских «стиль пьяный мастер» или «дракон, танцующий на лезвии меча». Нужно записать, потом книжонку издам: «Краткое руководство по стилю Цапля, шагающая по кочкам».
        - Круто! Действительно круто! - восхитился Алексей, глядя на результаты нашего воздействия. - Только бы об этом никто не узнал, уж больно сладкая конфета получается для некоторых любителей завоевывать мир по пятницам.
        М-м-да, обломилась книжка, а мог бы деньжат заработать. Практически на халяву. Ну да ладно, зато мы их победили! Спартак, чемпион!
        - Знаешь, Сеня, мне кажется, ты рано радуешься! - остудила меня мысленно Эва. Будучи в состоянии победной эйфории, я не сразу заметил неподдельную тревогу в ее голосе.
        - Что не так? Еще кого-то из этих подонков не достали? Покажи цель, мы им вставим фитиль! - бодрячком ответил я так же мысленно, - А может лучше вслух, а то неудобно получается перед Алексеем. Он как-то выпадает из общения.
        - Алеша, - тотчас же крикнула Эва, - у нас проблема! Нас кто-то зондирует и этот кто-то совсем рядом. Как вам новость?
        Зондируют? Зондируют?! Нас зондируют! Вот же лопух, я опять увлекся и пропустил серую рыбку болтающуюся в собственной памяти. А ну-ка брысь! Я соорудил в сознании нечто вроде зубастой акулы и бросил ее в атаку на рыбешку, пытающуюся остаться незаметной. Та заметалась между сплетениями и узлами моих ментальных полей, ускользая от массивной акулы за счет подвижности. Шалишь, не уйдешь, это моя территория, тут я хозяин.
        Быстрым движением внутреннего механизма я создал широкую и длинную трубу внутри сознания, сплетя из нитей непроницаемую преграду для рыбки. Попалась? Рыбка заметалась, судорожно стукаясь по пружинящим стенкам трубы в поисках спасения, но напрасно. Взмахнув могучим хвостом, я одним быстрым движением настиг жертву. Ам-м-м-м! Ну-ка маска, откройся! Кто это такой любопытный тут шныряет?
        - Сеня, не надо только и меня также жрать, я тут рядышком, любуюсь твоей добычей. Что будем с ним делать?
        - Не знаю, - беззаботно ответил я, с видом охотника только что завалившего слона с первого выстрела, - давай у него и спросим!
        Мы вцепились в рыбку с двух сторон, раскачивая ее защиту, пробираясь к сокровенному - сознанию оператора, тому человеку, который поймал нас. Интересно, как ему это удалось? Как он нас нашарил? Это явно не тот гад, что мучил меня на базе. Тут рыбка помельче, но рыбка, знающая нас изнутри. Рыбка, рыбка, ты кто?
        Мы вломились в сознание оператора, полностью подавив защиту и овладев его чувствами. Все, рыбка, теперь ты для нас не более чем костюм с карманами, заполненными интересной информацией. Мы можем смотреть твоими глазами, слышать твоими ушами. И…
        - Савицкий, ты нашел их? - обратился к нашему оператору человек в форме… МЧС России.
        Ничего не понимаю, вы то тут при чем, вас то сюда каким ветром занесло. Хотя про ветер это я зря, ветер тут у всех один - цунами. В появлении нашего родного МЧС тоже нет ничего необычного, так уж у нас принято - сам ходи сирый и убогий, но соседу в беде помоги. Вот и летят самолеты с гордой надписью «МЧС России» в разные стороны света на помощь попавшим в беду странам и городам. Сюда вот прилетели. Ничего необычного, только…
        - Сержант Савицкий, отставить играть в дурака! - приказал человек в форме. Назовем его для примера Усатый, за пышные седые усы. - Что видите, опишите ситуацию!
        А что может описать бедный сержант Савицкий, с ужасом выглядывающий из-под двух массивных агрессоров? Видит он Усатого, но сказать об этом не может, потому что за дурака его примут. В какую игру они играют не очень понятно, поэтому временно разрешим бедному Савицкому ответить своему коллеге.
        Савицкий, ты понял, что с тобой будет, если ты хотя бы пискнешь, что находишься под контролем? Кивает головой, вот идиот! Ты мысленно отвечай, не изображай из себя тупого, а то Усатый обидится. Ага, понял, молодец. Ну, давай, сообщай, можешь не таиться, шпарь как есть, все, что видишь.
        - Они с местными столкнулись, товарищ майор, драка у них. Один вроде как обычный мужик, только подготовленный хорошо, руками и ногами дерется, как настоящий китаец. А эти стоят как памятники и глазищами во все стороны зыркают.
        - Зыркают, говоришь? Ну, пусть зыркают! Помощь нужна?
        - Мне?
        - Им! Ты то тут при чем?
        - Не, не надо! Эти, которые зыркают, уже ударили по бандюганам!
        - Из пистолетов что ли? Выражайся понятнее, Савицкий!
        - Не, не из пистолетов, товарищ майор! Они мысленно ударили, это похуже пистолета, враз всех вырубили. Вообще всех, кто в поселке был с этими бандюганами, всю шайку разом.
        - Вот с этого места, сержант, помедленнее. Ты так умеешь, вы такое проходили в своих школах подземных? Чтобы как они, разом всех или хотя бы одного?
        - Нет, товарищ майор, не могу! Это нам не показывали, такое никто и не видел. Точно не могу!
        - Не можешь? Тогда на кой ляд ты мне нужен, сержант? Нам вот они нужны, а тебе место в обозе, Савицкий! Показывай, братец, где они находятся, будем брать голубчиков, пока теплые.
        Ах ты сволочь, какие сладкие слова пел поначалу. Я уже подумал было, что нашли мы наконец своих спасителей, с которыми и улетим в страну сладких грез. Получается, что не спасать нас они прибыли, а отлавливать, как экземпляры особо ценной породы сенсов-убийц. У самих не получилось таких уродов, как мы вывести, так решили на готовеньком руки погреть. Получается, что мы сейчас имеем дело как раз с теми, кто идет по нашим следам от самой базы. С теми, кто сбил наш вертолет, направил десант на поимку, стер файл, который мы читали. И кто же вы такие, господа-товарищи?
        Мы с Эвелиной в едином порыве ринулись к майору, мысленно конечно, чтобы получить информацию из первых уст, так сказать. И ослабили контроль за оператором, посчитав его слабаком. Только на мгновение выпустили из железных захватов ментальных челюстей.
        - Я под контролем, они меня держат! Товарищ майор… - сержант не успел договорить, а мы сообразить, как майор одним смазано-быстрым движением выхватил пистолет и выстрелил Савицкому в голову.
        Вас когда-нибудь убивали? Не шутки ради, а наверняка и окончательно? Всаживали вам в голову девять грамм раскаленного свинца, ударяющего с силой в полтонны по черепу? Вы можете себе представить, как кровь, получив мощный удар, взрывает сосуды, разрушает мозг, рвет нервные окончания? И все это происходит в чрезвычайно краткое мгновение, за долю секунды от прикосновения пули к кожному покрову черепа до проникновения ее внутрь через совсем небольшое входное отверстие.
        Конечно, не знаете! Потому что любой, получивший пулю в голову, умирает мгновение спустя, унеся с собой в могилу весь ужас своего последнего мгновения. Он умирает, а мы? Мы, сидящие в его сознании, связанные со всеми его чувствами, получили полю в голову вместе с ним. Но выжили, пробкой вылетев на свободу. Остались живыми, но запомнили ужас смерти, забрали его с собой, сделали своим вечным спутником.
        Мы свалились в грязь, как подкошенные, пораженные первичным шоком. Потом фантомная боль чужого сознания настигла нас и скрутила в ужасных болевых судорогах. Мы проходили через все круги Ада, погружаясь в пучину страданий умирающего тела. Тела, которое валялось безжизненным трупом перед убившим его майором, но не до конца умершего. Фантом его сознания еще не покинул смертной оболочки, не слился с единым полем вселенского сознания, не расплылся в океане миллиардов сознаний влившихся ранее него в тот же океан. И мы, как два скорбных ангела, крутясь от невыносимой боли и ужаса в грязи у ног ничего не понимающего Алексея, сопровождали его к месту вечного упокоения.
        Боже, как же это не хорошо умирать! Может быть есть другая смерть - тихая и спокойная, когда ты засыпаешь, медленно покидая этот мир, и переходя в новый. Неужели умирать нужно так больно и ужасно? Почему нельзя показать всем этим индюкам в погонах и чалмах, как страшно умирать? Как заставить их при жизни, при рождении познать страх смерти и запомнить его до самых смертных дней?
        - Эй, вы чего, эй, очнитесь! Эвелина! Сеня! Братцы, вы чего учудили? - сквозь красное марево боли и шум в ушах пробился голос Алексея.
        Он тряс нас, орал в уши, пытаясь вернуть к жизни. Мы услышали его голос и рванулись прочь от вселенского разума, бросив на произвол судьбы фантом погибшего сержанта. Рванулись, ориентируясь на вспышки света, порождаемые криками Алексея. Туда, к свету, к жизни! Мы не у-мер-ли-и-и-и! Мы еще жи-вы-е-е-е-е!
        - Фу ты ну ты, вы меня напугали до чертиков! - облегченно выдохнул Алексей, увидев наши открытые глаза. - Что за припадки с вами? Это так удар действует? Типа последействие? - с уважительным пониманием спросил он.
        - Нет, Алеша, нету никакого последействия, - едва шевеля губами прошептала Эвелина, - убили нас только что!
        - Как это? - обеспокоился Алексей, пытаясь отыскать взглядом раны на наших телах.
        - Просто очень, - пояснил я, из пистолета. Бац в голову и капут!
        - Ничего не понимаю! Чего вы глупости болтаете, какой пистолет, какое в голову? На вас же ни одной царапины!
        - Потом, Алеша, все потом. Сейчас нет времени, смываться нужно отсюда. Нас прямо сейчас отлавливать начнут и не эти шакалы китайские, а самые настоящие хищники. Похоже той же породы, что и в тайге.
        - Тут то они откуда? Мы же только что, ну буквально несколько часов как сюда попали. Как они про нас узнали?
        - Узнали, товарищ куратор, очень даже просто узнали. Как по радиомаячку вычислили, потом на самолет и сюда под видом МЧС. В общем, времени на обсуждения нет, командуй что дальше делать, куда бежать, как прятаться. У тебя это лучше получается, с той стороны твоей породы волки - тебе и карты в руки.
        - Алеша, нужно спешить, это действительно очень опасно.
        - Понял я, понял. Получается, что куда мы не кинься, они нас в момент вычислят?
        - Не знаю, может у них всего один оператор был при себе. На всякий случай примем, как рабочую гипотезу, что другого нет, а то совсем беспросветно получается.
        - Ты Алеша нас тащи куда-нибудь, а мы будем присматривать за тылами. Если еще кого обнаружим, постараемся нейтрализовать.
        - Принято. Взвод, слушай мою команду, от меня и до следующего столба бегом марш!
        Мы встали, кряхтя из грязи и поплюхали вслед за куратором. Теперь то уж мы совершенно точно походили на жертв стихийного бедствия - в грязи с ног до головы, поцарапанные, побитые. Нам бы первыми добежать до борта самолета, уносящего счастливчиков в волшебную даль столь необходимой нам Франции. Нам бы только успеть.
        Фьють-бдзынь!
        Что-то горячее пролетело мимо моей головы и разбило вдребезги единственное оставшееся целым после удара волны стекло в доме напротив нас.
        - Ложи-и-и-сь! - заорал Алексей, и бросился ничком, успев схватить за руку Эвелину, застывшую неподвижным столбом.
        Я плюхнулся рядом. Господи, как мне надоела грязь! Пусть бы уж убили в конце концов, хоть обмоют перед похоронами. За всю свою жизнь я не был столько времени подряд в различных видах грязевых ванн. Хотя лучше быть мокрым и грязным, но живым, чем чистым и сухим, но покойником.
        Мы бодренько уползли под прикрытие завалившегося строения и только после этого осмелились высунуть нос, чтобы оглянуться назад. Мама родная, теперь точно конец. Здоровенные лбы в форме родной МЧС неслись нам вслед в сопровождении парочки открытых джипов. Оружия не видно, но в таких балахонах не составит труда скрыть небольшую ракетную установку при необходимости. Только этим ребятам ракетная установка без надобности, они нас голыми руками скрутят, свяжут и упакуют, как сушеные бананы. Ну, с Алексеем немного повозятся, но разве что совсем немного. Это не тощие недокормленные туземцы, этих хорошо кормят и еще лучше готовят, чтобы ловить зверюг гораздо более зубастых, чем мы.
        - Какие наши шансы? - спросил Алексей, не обращаясь ни к кому конкретно, - Шансы наши хреновые! - сам же и ответил он на свой вопрос. - Перещелкают нас, как рябчиков, сдаваться нужно!
        - А ты уверен, что у них есть приказ брать в плен? - поинтересовался я без всякой надежды получить ответ. Тоска накатывалась от всех этих погонь и перестрелок.
        - Вас, по крайней мере, они убивать не станут. Не верю, что им нужны ваши трупы. Живые вы им нужны. Целенькие и невредименькие. А со мной церемониться не будут, это уж точно.
        - Мы без тебя не согласные сдаваться! - уперлась Эвелина, - Пусть только попробуют тебя убить, мы их в порошок сотрем! - пригрозила она, помахав сжатыми кулачками в сторону наступающих.
        Мы замолчали, напряженно следя, как сокращается расстояние до преследователей. Вы еще не знаете нашей силы, господа вояки. Вы думаете, что жертва это мы? Не-е-е-т, фигушки, сейчас мы вас поставим на место, подходите поближе, касатики!
        - Давай! - шепнул я Эве, и тотчас же получил ее ответ.
        - Нечего давать, у них прикрытие. Такое же прикрытие, как у тех в тайге. Тут нужна элементарная пушка или пулемет Максим. Сила на силу! У-у-у, гады!
        - Не можем мы их атаковать, - пояснил я Алексею, - защищенные они, темные, как ночь в Аду.
        - Ну что же, видать придется помирать. - Скрипнув зубами, постановил он. - Вы это, героев из себя не корчите! Вас они будут живыми брать, если и попадут, то не насмерть. А мне резона нет сиднем сидеть, буду прорываться. Получится, не получится, там видно будет.
        Он пожал мне руку, пристально посмотрел в глаза, словно прощаясь. Потом погладил Эву по плечу, выдохнул и рванул из-под навеса в сторону, делая странные рваные прыжки. Нападающие как по команде выхватили скрытые до того короткоствольные автоматы и открыли огонь на поражение. Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что они знают, кто именно им нужен живым, а с кем можно не церемониться. Пули взрывали песок у самых ног Алексея, впивались в деревянные стенки ближних лачуг, а он все бежал и бежал, уходя в сторону, уводя за собой нашу смерть. Еще несколько прыжков и его не стало видно за очередным покосившимся строением. Следом за ним, рассыпаясь полукругом в цепь, спешили преследователи. Не уйти ему, тут хоть тушканчиком прыгай, а супротив десятка автоматов далеко не упрыгаешь. Сперва его прикончат, а потом за нас примутся, никуда мы не денемся, как крысы в мышеловке застряли.
        Эвелина заерзала, замотала головой и внезапно заплакала. Отчаянно, навзрыд, подскуливая и подвывая, не заботясь о том, как она выглядит, и как звучит ее плач. Заплакала, использовав последнее женское оружие для борьбы со страхом и отчаянием. Слезы текли ручьем по ее замурзанному личику, пробивая себе дорожки в слое глины и песка. Она стирала их грязными ладошками, превращая лицо в живую маску.
        Я обнял ее, прижал лицом к груди, гладил по плечам, шептал на ухо всякий успокоительный бред, а на душе словно кошки нагадили. Неужто вот так бесславно закончится наша страстная любовь? Неужели мы встретились, чтобы никогда не стать по-настоящему счастливыми? Господи, я бы все отдал, чтобы оказаться сейчас подальше от этого кошмара, в каком-нибудь тихом селении. В котором стоял бы наш небольшой домик, наш домик - мой, Эвелины и наших детишек.
        - Эй, влюбленные, хорош тискаться, я тут нашел кое что интересное. Не первый класс конечно, не пять звездочек, но за плацкарт сойдет, - неожиданно прервал наше грустное прощание жизнерадостный голос Алексея.
        Мы оглянулись, не разрывая объятий. Так сложно вырваться из плена грустных мыслей и переживаний. Ты уже мысленно смирился с неизбежностью смерти или позорного плена, а тут врываются в твои чувства безо всякого уважения. В первый момент нам показалось, что это сон или галлюцинация, что мы неожиданно сошли с ума и видим привидение. Полнейшим диссонансом нашей тоске и грусти выглядел счастливо улыбающийся совершенно невредимый Алексей. Он высовывался из-под земли, придерживая одной рукой нечто напоминающее крышку погреба, а другой призывно махая нам.
        - Тут лаз какой-то, типа подземный ход. Может, еще со времен войны остался, а может контрабандисты чего тырили через него. Полезем или дальше помирать будем?
        Нашел что спрашивать! Мы наперегонки ринулись к нему, на четвереньках правда, но довольно шустро. Без споров, как обычно, Алексей пошел первым, следом Эва. Я осторожно закрыл крышку над головой. Не раздумывая, мы поползли прочь, хоть куда, лишь бы оторваться от преследования. Господи, я надеюсь, что именно ты сотворил чудо! Иначе вся слава достанется куратору, как спасителю наших душ и тел.
        - Мы уже решили, что ты помер. А ты из-под земли являешься, подземный ход какой-то раскопал. Ты как его нашел-то? - громким шепотом спросил я у Алексея.
        - Случайность. Провалился ногой в дыру, оказалась крышка подземного хода. Смотрю, в вашу сторону вроде идет, решил слазить, все одно другого выхода не было, - пояснил он на ходу.
        Строители подземного хода явно делали его с расчетом, что можно будет незаметно перебираться из дома в дом. Цель непонятна, но результат самый отменный. Несмотря на то, что волна должна была заполнить его водой, он остался сух. Возможно строители спрятали под полом дренажные трубы, отводящие воду в сезон муссонных дождей. Нам это сейчас совершенно до лампочки, главное, что сухо и темно. Темно конечно не главное, но, по крайней мере, не видно всяких гадостей.
        Я полз вперед, постоянно бодая головой Эву в мягкое место. Не специально, так получается, если не хочешь отстать в темноте и торопишься, - оправдывался я перед самим собой. Тотчас же в голову пришла глупая мысль: если я делаю так, то и Эва…
        - Сеня! - мысленно одернула меня подруга дней моих суровых.
        Молчу, молчу, молчу. Жаль что это не метро, очень жаль. Коленки в кровь сотрем, пока до Парижа доползем.
        - Сеня, какого Парижа? Ты что всерьез собрался ползти на коленках пару тысяч километров? - мысленно рассмеялась Эва.
        Вай, какая девушка! Засветила впереди хотя бы туманная надежда на спасение и снова она в хорошем настроении. Вот бы и мне так научиться, а пока остается только ползти и тыкаться носом в… Ну ладно, ладно, молчу.
        Топот множества ног постепенно затихал. Погоня явно пошла по неправильному следу. Нету у них второго сенса, плохо подготовились, ребятки. Остались в дураках. Так вам и надо!

* * *
        - Вы уверены, что не потеряли цель?
        - Так точно, господин президент, цель держим надежно. Есть маяк, который в любой точке планеты укажет местонахождение нашей группы.
        - У них все в порядке, они дойдут до цели?
        - В принципе нормально, ребята шустрые, двигаются довольно причудливо, но общее направление, похоже, выдерживают.
        - Похоже? Есть сомнения?
        - Не то, чтобы сомнения, но есть мешающие факторы. Я подозреваю утечку сведений о нашей группе, слишком быстро наши «друзья» выходят им на хвост. Слишком быстро…
        - Меры?
        - Пока справляются сами, не будем вмешиваться. Мы не должны светить своего человека.
        - Вы уверены, что в последний момент он не переметнется на другую сторону?
        - На сто процентов. Эти программы еще ни разу не давали сбоя, пока все развивается согласно утвержденного сценария, плюс минус случайные отклонения.
        - Ваш… этот сенс… вы уверены, что он справится с задачей?
        - Трудно дать гарантию в таком деле, но он единственный, кто устоял против прямой атаки проектора.
        - Остальные?
        - Списаны вчистую, полный развал личности. На текущий момент он единственный, кто может реально претендовать на получение доступа к объекту.
        - Этот ваш проектор… вы можете с его помощью контролировать вашего сенса? Вдруг он заупрямится или потеряет цель.
        - Нет!
        - Почему?
        - Проектор разрушен. Во время последней атаки он использовал неизвестную нам методику ответного удара. Если сказать кратко, то он собрал всю энергию, которую на него обрушили и бросил ее обратно, полностью разрушив проектор.
        - Хорошо. Будем ждать. И помните. Для этого дела не существует дня и ночи, все новости сообщать немедленно и лично!
        - Так точно! Разрешите исполнять?
        - Не паясничайте, полковник! Идите и работайте! От вашей… точнее от нашей совместной работы зависит судьба Родины!
        «И твои выборы на четвертый срок!» подумал, но не сказал вслух полковник, прекрасно понимавший истинную цель всей операции.

* * *
        Мы ползли еще довольно долго, иногда осторожно высовываясь из-под замаскированных крышек. Пейзаж не радовал разнообразием - разрушение и смерть, вот две основных составляющих этого натюрморта. Никогда ранее слово «натюрморт» не звучало для меня так зловеще. Мертвая природа, что может точнее описать окружающее нас?
        Как ни долог путь, всегда ему будет конец. Нам повезло, в очередном люке мы увидели нечто напоминающее сборный пункт поисковой команды. Множество людей в налобных повязках с красным крестом заботливо ухаживали за раненными. Периодически подъезжали открытые машины, подвозя новых и новых пострадавших, но оставшихся в живых.
        Поодаль, на расстоянии в сотню метров, рядами раскладывали тех, кому не повезло. Понятное дело, что нужно всех опознать и по возможности известить родных.
        Наша цель те, кто остался в живых. Мы должны затесаться в их число для успешного продолжения своего путешествия. Присмотревшись, мы не обнаружили поблизости следов родной МЧС. Молодцы ребятки, продолжают усиленные поиски удравших жертв. Работайте, работайте, а мы пока в другую сторону поползем. Нам недосуг вас ждать и брататься, мы временно не русские, мы сейчас больше желеман сис жур, как выражался действительный статский советник Киса Воробьянинов.
        Под мудрым руководством Алексея мы быстро втерлись в поток спасенных. Эва работала вдохновенно, жертва в ее исполнении вызывала желание немедленно ей помочь, спасти и отправить на родину. Мы наконец-то оказались под настоящим душем, смыли с себя соль и грязь. Нам выдали незатейливую, но чистую одежду, пахнущую дезинфекцией. Нас НАКОРМИЛИ, именно так большими буквами, именно этого не хватало мне больше всего. Именно это показалось мне самым лучшим из всех подарков полученных нами после неожиданного спасения. Эва, конечно же, на первое место поставила душ, это ее право, но мужчина в любой ситуации выберет поесть. Той воды мы добре видели, а вот горяченького похлебать, это нам в последнее время не часто выпадает.
        Нам невероятно повезло попасть на первый рейс в Европу. Алексей, не мудрствуя лукаво, спал, отдыхая, возвращая силы. Молодец мужик, есть дело - прет, как танк, нет дела - спит, как убитый. Не чета интеллигентам, мучающимся бессонницей и душевными волнениями. В его снах все спокойно и тихо, по крайней мере, это не отражается на физиономии. Натурально дрыхнет, словно уплатил все налоги и отдал долги. Ни мучений, ни терзаний, ни мыслей глупых в голове.
        Меня же все это время не покидало странное оцепенение, окружающее не казалось интересным, мысли крутились вокруг кровавых сцен в коридорах базы и глаза… эти глаза! Они смотрели на меня, не давая вернуться в мир живых. Раз за разом я прокручивал сцены происшедшего с нами, пытался анализировать, сопоставлять. Но мои попытки не приводили меня к радостным открытиям, хандра и уныние накатывали на меня, подобно цунами. Эвелина пыталась растормошить меня, но даже ей не удавалось подобрать ключик к моей хандре.
        В конце концов, она прекратила попытки и уткнулась в журнал, обнаруженный в сетке переднего сидения. В салоне стояла тишина, нарушаемая редкими стонами спящих. После пережитого им совершенно точно снились не самые приятные сны. Пассажиры, замотанные в одеяла, больше походили на паломников, отправившихся в Мекку, чем на некогда счастливых и жизнерадостных туристов. Изредка вдоль салона проходили заботливые стюардессы, предлагая бодрствующим напитки различного рода, кому горячее, кому горячительное. Еще несколько часов и мы прилетим в Париж, господи еще несколько часов блаженства и покоя.
        - Никому не двигаться, всем соблюдать спокойствие и с вами ничего не случится, - заорал, внезапно вскочивший молодой парень, явно арабского происхождения. Он вытянул из под одеяла самый натуральный автомат Калашникова, и щелкнул предохранителем.
        - Сидеть тихо, свиньи! - передернула затвор хрупкая девушка явно того же происхождения, вставшая из кресла за несколько рядов у нас за спиной.
        - Самолет полетит в Палестину! - с улыбкой доброго дедушки, сообщил испуганным пассажирам седовласый мужчина восточного вида, вставший за спиной автоматчика. - Господа, не делайте глупостей, и с вами ничего не случится. Мы прилетим в Палестину, потом власти Израиля выполнят наш ультиматум, и вы спокойно полетите домой.
        С его точки зрения в происходящем не было ничего экстраординарного - обычное дело, нужно же как-то вызволять из Израильских тюрем непримиримых палестинских борцов. Подвернулся случай без помех проникнуть на самолет и захватить заложников, грех не воспользоваться. А то, что эти люди только что избежали смерти этим слугам Аллаха по барабану. Мы же по их понятиям неверные, то есть никто, значит с нами можно обращаться просто, как со скотом. Простая и понятная философия. Чем проще, тем быстрее доходит до самых тупых и темных.
        Полетали, блин, отоспались, отдохнули! Алексей спит, как убитый, расталкивать его, только привлекать к себе внимание этих уродов. Эва уткнулась в журнал, словно никаких террористов на борту нет. Пассажиры замерли от страха, и ждут новых пакостей от судьбы. А ты должен сидеть и думать, как их всех спасти.
        - Сеня, - послышался мысленный голос Эвы, - а тебе в голову не пришло, почему ты понимаешь, о чем они говорят?
        - А в чем дело, - опешил я.
        - Они, к твоему сведению, шпарят на чистом французском. Не совсем конечно чистом, на троечку с минусом, но французском. Тебе это ни о чем не говорит?
        - Ну-у-у говорит… наверное… Может я подцепил у тебя это знание?
        - Сеня, Сеня, если бы ты не был таким гением, я бы сказала, что ты полный идиот! - мысленно вздохнула она, - Ты с ними в прямом контакте. Понимаешь, как мы с тобой насобачились под черепушки людям влезать, что уже не замечем, как это происходит?
        - Класс! Тогда сейчас мы им вдарим по мозгам, и дальше досыпать будем! - предложил я, довольный оценкой Эвы.
        - Окстись! Какое вдарим? А вдруг эти идиоты в судороге на курок нажмут? Мало что кого-то на тот свет отправят, они же могут и самолет продырявить. Ты знаешь, что бывает с пассажирами в случае разгерметизации салона на высоте десять тысяч метров?
        - Так что же по-твоему нам лучше сидеть и сопеть в тряпочку, словно нас это не касается?
        - Тоньше нужно работать, Сеня, тоньше! Есть у меня одна идейка, - таинственно ухмыльнулась она.
        - Поделишься?
        - Неа, сама справлюсь! Ты лучше поищи, кто еще в салоне с ними заодно, пока я этих выскочек нейтрализую.
        - Подумаешь! - немного обиделся я. Тоже мне спецагент, можно подумать я недостоин с вами в одной шеренге стоять. Ну и бог с тобой, пойду чистить свои конюшни.
        Я аккуратно скользнул в память каждого из террористов по очереди, отслеживая их воспоминания, непосредственно предшествующие проникновению на самолет. Ну, кто мог подумать, что эти сволочи решатся использовать в своих целях самую гуманистическую миссию - спасение людей, пострадавших после стихийного бедствия. Вот уж воистину, ничего святого у людей. Пока я выискивал сообщников, с террористами творилось нечто странное.
        Первым занервничал седой. Он закрутил головой, словно потерял что-то нужное. Потом что-то шепнул на ухо автоматчику и осторожно, словно боясь расплескать нечто, зашагал в хвост салона. Стюардесса застывшая соляным столбом у кресла что-то ответила на его вопрос и вздрогнула от неразборчивого ругательства. Седой отпихнул ее с дороги и буквально прыжками рванул к туалету. С трудом открыв дверь трясущимися руками, он пропал внутри. Я перевел взгляд на Эвелину - она торжествующе улыбалась, совершенно выбившись из образа испуганной пассажирки. Ее взгляд переместился на араба с автоматом и тот моментально пригнулся, схватившись за живот.
        - Фатима, сестра! - сдавленно промычал он теперь уже по-арабски, - Если хоть одна из этих грязных свиней шевельнется, стреляй немедленно! А мне… ой… я… а-а-а… я сейчас приду-у-у.
        Он зажал автомат под мышкой и, держась обеими руками за живот, осторожно поковылял к туалетам в начале салона.
        - Ага, интересная задумка! - мысленно похвалил я Эву, - Сейчас и Фатиму прохватит понос?
        - Фу, как грубо! - сморщилась Эва, - Попрошу в моем присутствии не употреблять это слова. А вообще ты прав, самое время и ей на горшок сбегать, - ухмыльнулась она.
        - Что у вас тут происходит, - приоткрыв еле заметными щелочками глаза, шепотом поинтересовался Алексей. Похоже, он уже давно проснулся, но продолжал делать вид, что спит.
        - Террористы. Захват самолета. Эва двоих отправила с поносом в туалет, - еле слышно хохотнул я, - Сейчас вот девицу туда же спровадит. Есть правда загвоздка - с ними есть еще один, у него пояс со взрывчаткой. Ему дан приказ взорвать бомбу, если что-то пойдет неправильно.
        - Эва, отбой! Не трогай Фатиму, а то смертник забеспокоится. И вообще, прекратите самодеятельность, пока ваша интересная игра не превратилась в дурацкую драму.
        - Хорошо, понос отменяется! - прошептала Эва, - А что ты предлагаешь?
        - Ты можешь сказать, каким образом приводится в действие взрывной механизм смертника? - обратился ко мне Алексей.
        - У него в кармане два контакта, разделенные полоской картона. При необходимости он выдергивает картон, контакты замыкаются и бум-м-м…
        - Типун тебе на язык, - испугалась Эва, - никаких бум-м-м, я еще пожить хочу. Мы же договаривались: сперва увидеть Париж, а потом умереть. Но никак не наоборот.
        - Вы можете усыпить смертника?
        - Усыпить? - мы с Эвой переглянулись, - Не пробовали. Хотелось бы на ком-нибудь попробовать, прежде чем на цель выходить.
        - Валяйте, пробуйте на мне, только разбудить не забудьте!
        - Если будет больно или неприятно, ты уж потерпи, - попросила Эва, - сам понимаешь, дело незнакомое, тонкое, можем случайно не то ткнуть.
        - Договорились, начинайте, тянуть резона нет.
        Мы договорились, что Эва продолжит наблюдение за террористами, а я сосредоточусь на поисках сонного зелья. Хорошо сказать сосредоточусь, еще бы знать, как именно его искать. Не базовая составляющая, не ткнешь просто так, нужна комбинация строго дозированных воздействий или…
        - Слушай, - мысленно обратился я к Эве, - а как ты этих бандитов на горшок отправила?
        - Идея в голову пришла неожиданно. Если человек когда-то испытывал нечто, можно это воспоминание вытащить и заставить его хорошенечко вспомнить. Так заставить, чтобы до кишок достало.
        - Так ты…?
        - Точно! С любым человеком, хоть раз в жизни подобный казус случается. Так что ничего особенного или подозрительного они не должны были почувствовать. Все свое, родное, привычное, хотя и не совсем к месту.
        - Умница, молодчина, чмок в носик! - обрадовался я.
        - Алексей, можешь не напрягаться, - прошептал я, - есть решение, сейчас наш смертник уснет мертвым сном, - скалабурил я.
        - Аккуратнее только, без шалостей, уж больно голос у тебя радостный, - проворчал Алексей.
        Эва продолжала удерживать обоих узников туалета прикованными к своим горшкам. А я мысленно метнулся к террористу с бомбой. Он сидел напряженный как струна, с таким действительно нужно осторожнее, одно неверное движение и он дернется. Его пальцы насмерть вцепились в клочок картона, ладонь вспотела. Если так дело дальше пойдет, то не понадобится и выдергивать картонку - капнет пот, промокнет бумага и пожалуйте в Рай, господа пассажиры. Не нужно волноваться, брат, у тебя все хорошо, все спокойно.
        Я нащупал воспоминание, в котором его старший брат гладит ему курчавые волосы и шепчет в ухо слова покоя и примирения. В тот раз они серьезно повздорили с пацанами из соседнего квартала. Если бы их было больше, то все могло выйти по-другому, но соседи подкараулили их на узкой улочке и заткнули ее с обеих сторон. Их тогда серьезно побили и вот сейчас брат успокаивал его. Говорил, что Аллах милостив и справедлив. Если Аллах послал тебе испытание, ты должен принять его как настоящий мужчина. Не беда, что в этот раз сила была не на твоей стороне. Аллах всевидящий и справедливый видел, что ты храбро дрался и не заплакал от боли. Брат говорил и гладил тебя по волосам, а ты засыпал, засыпал, убаюканный его голосом. Сон окутывал тебя мягким одеялом, даруя тебе картины светлого будущего. Ты спишь, спишь, спишь.
        - Все, я его сделал, спит как младенец. Делайте что-нибудь с этой ведьмой, а я останусь на боевом дежурстве рядом со спящим. Неровен час, решит проснуться.
        - С этой сложнее, она сейчас может без причины начать стрелять, - прошептал Алексей. - Кто-нибудь из вас может сделать так, чтобы она подошла к нашему ряду?
        - Я могу, - с ходу вызвалась Эва.
        - Ты тех не отпустишь, шустрая? - желчно осведомился я. Все норовит поперек батьки в пекло залезть.
        - Сеня, не обижайся, но женскую натуру я знаю лучше, - снисходительно пояснила Эва.
        Я автоматически подстроился к Эве, чтобы поучиться ее способам управления женской натурой. Не шпионства ради, а науки для. Мне, в дальнейшем, еще долго общаться с этой самой натурой.
        Эва покопалась в памяти террористки и выудила ее самую тайную заветную мечту. Не было в этой голове ничего из пламенных идей священной войны с неверными, а хотелось ей много денег, украшений и богатого мужа. Надеялась она на то, что кто-нибудь из борцов окажется удачливым и найдет заветный чемодан с баксами в багажнике расстрелянной машины с неверными. Она смотрела на пассажиров сквозь прицел автомата, поводя стволом из стороны в сторону, оценивая, прикидывая, кто и что мог бы спрятать под своими одеялами.
        Неожиданно ее внимание привлекла молодая пара. Парень прижал девушку к себе, словно пытаясь защитить ее от пуль, и настороженно смотрел на террористку. Но не этот взгляд привлек ее внимание, она смотрела на девушку, точнее на ее руку, высунувшуюся из-под одеяла. На пальце девушки сияло, переливалось всеми огнями кольцо с крупными бриллиантами.
        Могу поклясться всеми богами, что мгновение назад на этом пальчике было совершенно невзрачное серебряное колечко. Когда она успела надеть эту вызывающе привлекательную безделушку? Не стоит дразнить быка красной тряпкой, особенно когда… Стоп! Я моргнул, потряс головой и морок рассеялся. Ай да Эва, ай да мастерица! И когда же в ней успели расцвести такие феноменальные таланты?
        Фатима нервно облизнула тонкие губы, вид кольца ее явно возбуждал, притягивал, соблазнял. Мечта была совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, нужно всего то сделать пару шагов и сдернуть колечко с пальца неверной. Совсем простое дело, когда у тебя в руках автомат и где-то рядом смертник с бомбой. Ты все можешь, Фатима, это твое кольцо, ты его достойна! Эва настойчиво подталкивала желания Фатимы в нужном направлении, но делала это столь деликатно, что та вряд ли могла отличить наведенное желание от собственного.
        Фатима оглянулась назад, то ли ожидая подмоги, то ли проверяя нет ли конкурентов, но никто не вышел из туалетов. Взглянула в сторону смертника и, увидев его спокойно торчащую голову, решилась.
        - Если хоть одна собака двинется с места, убью сразу десяток. Тех, что останется, нам хватит, чтобы ваши вшивые политики сделали все, что угодно. Все поняли? - взвизгнула она.
        Потом ей в голову пришла мысль о том, сколько же еще драгоценностей и украшений на руках других пассажиров. Жадность заполняла ее сознание, как талая вода заливные луга в половодье. Автомат в руках гарантировал защиту и безнаказанность. Ей уже не требовался проводник в страну богатства и наслаждения, ее собственные желания переполняли ей душу.
        - Всем поднять руки! Пошевеливайтесь, свиньи! Или захотели быстрее попасть к своему богу? - снова завизжала она, совершенно не заботясь о том, что обеспокоенные соучастники прибегут ей на выручку.
        Пассажиры замотали головами, высунули руки из-под одеял, стараясь при этом сжаться в комочек, спрятаться под своими одеялами, словно улитка в раковине. Фатима еще раз оглядела проход, перебросила автомат в левую руку и сделала шаг к девушке. Как только рука с автоматом оказалась рядом с нашими креслами, Алексей словно взорвался. В одном затяжном слитном движении он вскочил из кресла, дотянулся до автомата и щелкнул предохранителем.
        Фатима, еще не осознавшая возникшей проблемы, судорожно пыталась нажать на курок, но автомат отказывался стрелять. Алексей завершил движение, безжалостно воткнув сжатые копьем пальцы в горло девушки.
        Фатима отпустила автомат, схватилась руками за горло и начала валиться на спину, не в силах сделать ни единого вдоха. Алексей перепрыгнул через нас и вырвал у нее автомат.
        - Сеня, свяжи ее чем-нибудь и рот заткни, чтобы не заорала, если очнется, - сказал он, глядя с сомнением на посиневшее лицо и выпученные глаза. - Эва держи обоих засранцев, но того, который с автоматом по моей команде выпускай.
        Алексей пробежал по проходу к туалету в начале салона, встал за шторкой, отделяющей салон от туалетов, и поднял автомат вверх. Давай! - кивнул он головой Эве. Как только действие Эвиного воздействия закончилось, молодой араб тотчас же рванул дверь туалета, торопясь присоединиться к своим братьям. Приклад автомата опустился ему на голову с такой силой, что можно было не сомневаться - этот нам больше не противник, можно даже не связывать. Так он и умер с приспущенными штанами. Собаке - собачья смерть!
        - Седой! - крикнула Эва Алексею, - Не могу удержать, он выходит из-под контроля!
        - Сеня, давай к нему и попробуй нейтрализовать любым способом, а мне нужно бомбистом срочно заняться. Он наша самая большая проблема. Эвелина, сможешь поменяться с Сеней объектами?
        - Секундочку, - кивнула она, и тотчас же шмыгнула в мое сознание, - есть, я держу бомбиста. Сеня, седой сейчас выйдет.
        Я вырвал из сознания Эвы образ седого и подключился к его сознанию. Тот лихорадочно подтирался, явно недовольный криками Фатимы. Похоже, он знал о ее тайной страсти к украшениям и нередко пользовался этим, как спусковым крючком в раскручивании ее на очередную террористическую акцию. Но сейчас ему не понравилось, что Фатима столь открыто и нагло заявила о своем желании элементарно ограбить пассажиров. Это не соответствовало создаваемому седым образу цивилизованных террористов. Мы не звери, пытался говорить он своим поведением, вы делаете то, что вам говорят и, в конце концов, получаете свободу. Какая неудача, как некстати, бормотал седой себе под нос, застегивая штаны и затягивая ремень.
        Цивилизованные, говоришь? А вот это не хочешь? Я не стал дожидаться, пока он вылезет из своего маленького убежища, и врубил ему по мозгам не хуже своего истязателя. За тонкими дверцами туалета раздался глухой стук, седой отключился, получив запредельный удар боли. Не совсем цивилизованно, зато в самую точку.
        - Молодец, действительно, чего с ними церемониться! - похвалила Эва мысленно, - Жаль, что этого урода нельзя также отправить на тот свет, он вцепился в картон, как утопающий в спасательный круг. Не знаю, как Алексей будет его разминировать.
        Алексей первым делом удалил пассажиров с кресел в непосредственной близости от бомбы. Стюардессы, которым он с помощью Эвы объяснил ситуацию, проявили железную выдержку, не ударились в панику сами и изо всех сил сдерживали панические настроения пассажиров.
        Первый осмотр не дал ничего утешительного. Не удалось найти батарейку, которую засунули черт знает куда. Во-вторых, создавалось ощущение, что кроме явно видимого взрывателя есть резервный. С большим трудом продравшись сквозь сонные воспоминания бомбиста нам удалось нащупать слабый образ того, кто его экипировал. Образ настолько слабый, что удалось получить лишь намек на синхронизацию, еле видимую тень чужого сознания. Но самой главной, самой сильно мыслью этого образа была радость от задуманной хитрости.
        Самолет в любом случае должен был взорваться. Об этом не знал никто из группы захвата и никто из группы подготовки. Минер получил приказ от самого главного командира непосредственно перед началом подготовки группы по сотовому телефону, который после такого звонка следовало немедленно уничтожить. Бомба имела второй скрытый взрыватель, имеющий датчик вертикальных ускорений. Он включился автоматически через полчаса после взлета и должен был сработать в момент, когда самолет начнет снижение для посадки.
        Террористы рассчитывали, что все их требования выполнят до того, как самолет прилетит в Палестину. Кроме того они знали, что никто и никогда не будет вести переговоров с ними. Группы «Антитеррор» всех стран стремятся уничтожить бандитов, чтобы не допустить прецедента положительного результата захвата самолета. Если хотя бы раз террористам удастся таким путем получить желаемое, лавину захватов остановить не удастся. По этой причине группа подлежала уничтожению в любом случае, почему бы тогда не захватить с собой и пару сотен нечестивых? Мерзкая философия, вот бы вас посадить всей кучей на эту бомбу, вместе с вашими семьями, чтобы прочувствовали на своей шкуре, каково это испытывать страх за жизнь близких.
        В двух словах мы с Эвой пояснили ситуацию Алексею. Он выругался, ни мало не заботясь, какое впечатление его слова произведут на девушку.
        - Пойдем к пилотам, - приказал он Эве, - а ты держи этого гада, пока мы не вернемся. Есть одна идейка, надеюсь, ты сможешь объяснить пилотам, что я хочу так, что они это поймут.
        Я перехватил сознание бомбиста легко, как теннисный мячик. Мы очень быстро стали учиться, подумал я мельком. Для нас уже не составляет труда повторить любое действие тотчас же после его первого применения. Что будет дальше?
        Подключившись частью сознания к Эве, я внимательно прислушивался к их переговорам. Стюардессы в первый момент напрочь отказались пустить Алексея с Эвой в кабину пилотов, ссылаясь на многочисленные инструкции, согласно которым с самого начала нештатной ситуации на борту дверь кабины блокируется до момента посадки.
        - Мать вашу, так перетак, - приглушенно матерился Алексей, - вы хоть понимаете, что никакой посадки у вас не будет? Поймите, дурехи, как только самолет пойдет на посадку или хотя бы попытается снизиться на пару тысяч метров, сработает взрыватель и все! Никакие инструкции вас не спасут. Не будет ни пилотов, ни пассажиров и вас к такой то матери разбросает на тыщу километров.
        - Алеша, не тараторь так быстро, - взмолилась Эва, - они все равно не понимают твоих выражений, а я не успеваю корректировать слова и переводить одновременно. Все-таки знание языка и умение говорить две разные вещи.
        - Хорошо, - смирился Алексей, - давай по шагам. Спроси их, они представляют себе, что такое взрыватель, зависящий от высоты полета?
        - Это же не совсем так, - уперлась Эва, - в кабине постоянное давление и датчик не может измерять высоту. Они же не идиотки, в школе учились.
        - К черту, пусть для них это будет так! Боюсь, что иначе им трудно будет вдолбить, что самолет в опасности.
        Эва донесла мысль Алексея про чувствительный взрыватель до стюардесс, те моментально побледнели и явно перепугались. Похоже, до этого момента они продолжали надеяться, что нежданно объявившаяся группа смельчаков решит все проблемы самостоятельно. Они переговорили с пилотами по внутренней связи, и те неожиданно быстро согласились, что в создавшейся ситуации инструкции лучше послать подальше.
        Дверь пилотской кабины распахнулась, один из пилотов покинул свое кресло и присоединился к беседе. Алесей в двух словах объяснил главную мысль - террориста вместе с бомбой нужно каким-либо образом выбросить из самолета. Как только скорость падения достигнет нужного значения, взрыватель сработает и бомба самоликвидируется.
        Бомбиста тщательно связали, пальцы прилепили к картону и проводам лейкопластырем, чтобы никаким усилием он не мог вырвать картон и замкнуть контакты. Как только террорист стал напоминать куколку в коконе из веревок, сонную блокаду сняли. Не до него сейчас, да и всякое действие с чужим сознанием требует огромной энергии, устаем мы, знаете ли.
        Пилот предложил выбросить тело через багажный отсек. Это гарантирует, что разгерметизация не коснется пассажирского салона или, по крайней мере, ее воздействие будет минимальным. Итак, вытаскиваем бандита вниз, подтаскиваем к заднему грузовому люку, оставляем там и сами убираемся прочь - за бортом минус шестьдесят и десять тысяч метров. Холодно и дышать практически нечем. Как только люк открывается, воздух из отсека рванет наружу, и захватит с собой бандита вместе с бомбой. Хотели фейерверка, будет вам фейерверк. Неплохо было бы и остальных с ним отправить, но закон есть закон - преступник, по возможности, должен быть наказан принародно, чтобы другим неповадно было. Тихая смерть страху не вызовет, от желания поиграться в войну не отвадит.
        Все переглянулись и кивнули головами, подтверждая, что план хороший, хотя пилот чертыхнулся, что по прилете в Париж пассажиры напрочь забудут про террористов, и припомнят им пострадавший от забортных условий багаж. Мы с Алексеем подхватили уже очухавшегося от сна бандита под мышки и поволокли к лестнице, ведущей в багажное отделение. Он мычал, извивался, корчился, силясь вырвать руки из кармана. Но через пять минут мы бросили его у кромки люка, в добрый путь, пусть Аллах позаботится о твоей душе, собака.
        Люк открылся, пилот сделал выдержку в пять минут, и… ничего не произошло. За иллюминаторами не раздалось долгожданного взрыва.
        - Веревка зацепилась! - закричала Эва, - Веревка размоталась, когда его бросило к люку и зацепилась за какие-то железяки. Он болтается у нас на хвосте, пока живой, но скоро сдохнет от переохлаждения и недостатка кислорода.
        Молодец, пока мы смотрели в иллюминаторы, она сделал то, что положено делать сенсам - подключилась к сознанию бандита и наблюдала весь процесс от его лица. Поспешили с заматыванием, решили, что нет особой нужды вязать морские узлы, достаточно просто упаковать тело в кокон из веревок. Вот и получили результат - за бортом вместе с нами летит бомба, которая рванет, как только мы начнем заходить на посадку.
        - Весь самолет не пострадает, только хвост оторвет, - хмуро пошутил пилот. - Кому-то нужно обрезать веревку, - он обвел нашу троицу взглядом, - мадемуазель не в счет, кидайте монетку господа! Учитывайте, что там сейчас, как за бортом, потому что люк до конца не закрылся, между створками застрял багаж.
        - Я пойду, - без размышлений ответил Алексей, - мне бы только одежку соответствующую и маску, желательно дыхательную.
        - Сообразим, не проблема, - тотчас же воспрял духом пилот.
        - А почему это ты, собственно говоря, я тоже могу это сделать. Не велика работа веревку обрезать, - обидно, когда тебя не замечают, словно и не мужик я вовсе.
        - Сеня, давай потом поспорим на эту тему, - беззлобно огрызнулся Алексей, погруженный в свои мысли.
        - Не будет никакого потом, пойдем вдвоем. По крайней мере, - быстро продолжил я, прерывая его ответное выступление, - я буду тебя страховать. Веревка есть или всю на бандита смотали? - я отвернулся от Алексея к пилоту, чтобы не отвечать на его возражения.
        - Черт с тобой, - неожиданно легко согласился Алексей, - только помни, что веревку мы в любом случае должны обрезать. Я не смогу, ты пойдешь и так, пока мужики в салоне не закончатся.
        - Не вопрос! - с мальчишеской гордостью согласился я.
        В багажном отсеке царил сущий ад. Вещи никто не крепил, их в спешке закидали внутрь, кое-как прикрепив лентами к стенкам. Первый же удар разгерметизации вырвал чемоданы и контейнеры из хилых креплений и соорудил баррикаду на выходе.
        Закутанные в пилотские куртки с кислородными масками на лице, мы пробирались в хвост отсека, разгребая баррикаду. Веревка, предусмотрительно закрепленная в начале отсека, страховала от случайностей. Наконец мы прорвались к люку и обнаружили нашего бомбиста - его прижало люком, но не насмерть. На его счастье, если допустим такой каламбур для человека ожидающего неизбежной смерти, вместе с ним в тиски крышки попала пара чемоданов. Он смотрел на нас выпученными от страха глазами, болтая ногами в пустоте за бортом. Схваченный арктическим холодом и страхом, он не в силах был произнести ни слова, но его мысли были просты и понятны: «Спасите! Я не хочу умирать! Я не буду взрывать бомбу! Спасите меня!» Он посылал свои слова-молитвы нам или своему богу, но, будучи на волосок от смерти, искренне надеялся, что кто-то проявит к нему милосердие и придет на помощь.
        - Слушай, - толкнул я Алексея, - он обещает, что не будет взрывать бомбу, если мы его спасем. Может, поверим? А?
        - Конечно, поверим! - отозвался он зло, - А как же еще? Мы же добрые! Нас только что всех взорвать хотели или по одному отстреливать, пока наши правительства будут размышлять, выполнять их требования или нет. Но мы добрые самаритяне, не суди и не судим будешь! Так что ли?
        - А может и так! - ответно ощерился я, - Неужто, убивая кого-то, мы улучшаем этот мир? Может, спасая душу заблудшего, мы поможем ему стать человеком? Может он сам поймет, что его жизнь была дерьмом и расскажет об этом другим? Мы можем его судить, но можем отложить исполнение приговора!
        - Уговорил, Христос! - подозрительно легко согласился Алексей. - Передай Эвелине, чтобы немного приоткрыли люк и сразу же закрывали. Я выдерну этого придурка и вышибу чемоданы. А ты, Христос, держи меня за плечи! И не дай тебе бог случайно выпустить меня, вернусь с того света, убью!
        Не подкопаешься, все спокойно без надрыва, почему не поверить Алексею, если я уже готов верить даже террористам. Хотя не тот человек Алексей, чтобы вот так запросто прощать бандиту его недавнее желание отправить всех нас на тот свет. Ой, не тот! Но делать нечего, передаю приказ Эве.
        Я уперся ногами в распорку, вцепился перчатками в Алексея и приготовился к рывку. Алексей одной рукой схватил бандита за шкирку, второй вцепился в скобу, ногами уперся в чемоданы. Люк начал медленно раскрываться, чемоданы заворочались и внезапно выпрыгнули за борт. Алексей заорал, пытаясь одной рукой втянуть бандита на борт. Я тащил его изо всех сил, но створки снова поползли вверх, пилот выполнял наш приказ - приоткрыть и сразу же закрывать.
        - Все, не могу! - выдохнул Алексей и пинком отправил бандита за борт. Прошло несколько томительных секунд, за бортом грохнул взрыв и люк тотчас же закрылся.
        Мы упали на валяющиеся в беспорядке вещи, переводя дыхание.
        - Ты его специально выбросил! - прокурорским тоном заявил я.
        - И что? - безо всяких интонаций в голосе поинтересовался Алексей, - Судить меня будешь? Я сам себя судить буду, за то, что поддался на твои уговоры и попытался втащить бомбу обратно на борт!
        Я промолчал. Человека не вернуть, ситуацию не изменить. Нет человека, нет проблем - типовое решение нашего времени.
        - Молчишь? Сказать нечего? Ну и черт с тобой, молчи, осуждай! Уж как-нибудь проживу с грехом на душе. Если передо мной снова поставят выбор спасти двести душ или убить одного подонка, я сделаю так же.
        Мы полежали еще немного, потом молча пошагали к лестнице. Я старался не смотреть на Алексея. В его словах есть простая сермяжная правда, но душа болела и стонала, терзаемая интеллигентскими комплексами. Перед глазами стояла сцена с вылетающим из самолета телом и взрывом, разносящим его на куски. Алексей не может знать, что я до последнего момента невольно был в контакте с бандитом, и испытывал вместе с ним весь ужас его положения. Меня словно убили только что, взорвали в воздухе. Боли не было, взрыв разнес тело и мозг за доли секунды. Но ужас ожидания смерти был намного страшнее самой смерти.
        За время нашего отсутствия пилот при содействии храбрецов из пассажиров нейтрализовал седого. Пассажиры встретили нас рукоплесканиями и криками «Браво!» Мы хмуро переглянулись - ни к чему нам такая слава, вопросы начнутся, излишнее внимание к героям, пресса, телевидение. Из огня да в полымя. Не успели долететь, а уже нужно думать, как улизнуть от благодарных французов, раствориться в толпе, спрятаться, чтобы незаметно подобраться к цели.
        Снова думать, думать и думать! Как заставить всех без исключения пассажиров поверить, что это именно они сами, безо всякой посторонней помощи справились с ситуацией.
        - А еще лучше, - мысленно буркнула Эвелина, - чтобы вообще не вспомнили о ней! Седой вот только мешается, может и его того… за борт, чтобы не отсвечивал? - кровожадно предложила она.
        - Я смотрю, вы с Алексеем прямо душа в душу поете! - пробурчал я, - Вам дай волю, вы половину пассажиров за борт отправите, чтобы проще жилось. В конце концов, нам достаточно пилотов и одной стюардессы, чтобы долететь до Парижа, остальных за борт! Пусть себе полетают!
        - Ты чего завелся то? - удивилась Эва, - Я же пошутила, к слову пришлось, с языка сорвалось случайно. Чего ты в бутылку лезешь? Псих ненормальный!
        - Я псих? Да?! Тогда вы с Алексеем парочка садистов, жаждущих всех перебить! - накручивал я сам себя, - Вам бы только из автоматов стрелять, глотки людям рвать, да за борт выбрасывать!
        - Охолонись, придурок! - прошипела она вслух раздраженно, - Или я попрошу Алексея стукнуть тебя чем-нибудь тяжелым по башке! Тоже мне герой, стоял за спиной, переживал, как студентка беременная! Слизняк!
        - Ах так?! - я просто кипел от обуревавших меня бешенных чувств, - А ты… да я тебя… спелись, голубчики?
        - А-а-а-а! - заорали мы одновременно от холодной воды вылитой нам прямо на голову.
        - Брэк, разойтись в разные углы! - Алексей бросил нам полотенца и внимательно присматривался к нам. - Не замечаете, что ваше поведение несколько ненормальное?
        Мы переглянулись с Эвой, я тряхнул головой и задумался. А ведь действительно ссора вышла из-за пустяка, а потом как ком с горы быстро выросла в лавину. Кто-то очень умело стравил нас и пытался довести до крупной ссоры с непредсказуемым результатом. Кому-то было выгодно расколоть наше единство, превратить отряд в стаю озлобленно лающихся шакалов. И этот кто-то очень не хочет подпускать нас к Парижу.
        - Это он! - практически одновременно пришли мы к выводу.
        - Извини, - первой извинилась Эва.
        - Плюнь и забудь! - попросил я, - Свинство полнейшее с моей стороны.
        - Так, минуточку! Может мне кто-то объяснит, что происходит? - возмутился Алексей.
        - Нас подловили и раскрутили на ссору, - пояснила Эва. - Понимаешь, нужно все время быть на чеку, чтобы тебя не подловили, не взяли в оборот. Мы, точнее я, еще не привыкла, что для сенса не существует расстояний.
        - Ага! - Алексей на мгновение задумался, - Так ты мне тогда на базе мульку гнал про невозможность работы на большом расстоянии?
        - Извини, но так было нужно. Мне… нам нужно было попасть в Париж, чтобы… - я замялся.
        - Самому взять артефакт?
        - Нет, не совсем. Есть еще одно обстоятельство, о котором ты можешь не знать.
        - Может, стоит меня с ним познакомить, раз уж мы вместе работаем в одной команде? - с непроницаемо холодным видом поинтересовался он.
        - В принципе нет проблем, просто все как-то не ко времени было. Мы же постоянно куда-то бежали, спешили, - оправдывался я.
        - Понял, значит за мной организация ужина при свечах. Можете не напрягаться, господа сенсы, для этого достаточно обычного мужского обаяния.
        И в самом деле, через полчаса любезно улыбающиеся стюардессы проводили нас в небольшую комнатку, расположенную рядом с кабиной пилотов. Я не поверил своим глазам - на столике, сервированном по высшему классу, горели свечи. Вот что значит мастер-класс. Порази меня молния, как он без знания французского языка умудрился обаять стюардесс и объяснить, что именно ему нужно? Прямо фокусник какой-то!

* * *
        - Михаил Самуэльевич, разрешите побеспокоить?
        - Черт тебя подери, Лукич, вечно ты подкрадываешься незаметно! Ты меня до инфаркта довести хочешь? Так не надейся, тебя я в завещании не упомянул.
        - Бог с вами, Михаил Самуэльевич, скажете тоже! Долгих лет вам и нашему сотрудничеству. Грех жаловаться, у вас на службе я как у Христа за пазухой.
        - За пазухой, говоришь? За пазухой то, Лукич, обычно камень держат, чтобы при случае гвоздануть мил друга делового партнера по башке. Ладно, шутки в сторону, что у тебя?
        - Михаил Самуэльевич, операция по выявлению группы прошла успешно. Честно говоря, мы не надеялись так быстро на них выйти, но спасибо Гению - дал наводочку.
        - Так-так и как же вы на них вышли?
        - Использовали старый трюк - герои всегда рвутся в бой, значит нужно создать ситуацию, при которой они засветятся.
        - Лукич, давай без теорий, кратко и по существу!
        - Был инсценирован теракт с захватом самолета, на котором они летели в Париж.
        - Что значит «летели»? Самолет что взорвался?
        - Никак нет, террористы уничтожены вчистую. Но наш человек совершенно точно засек троих героев.
        - Молодцы! А что же это за сенсы, если не смогли расколоть мнимых террористов? Сосунки какие-то.
        - Террористы не мнимые.
        - Как это? Они что, в самом деле могли взорвать самолет? Да ты в своем уме, Лукич? Доиграешься, ой доиграешься!
        - Михаил Самуэльевич, тут расчет верный был! По любому они их должны были убрать, хотя, как выяснилось позже, террористы внесли коррективы в исходный план. Но… группа успешно справилась с неожиданными осложнениями.
        - Значит сейчас они у нас на поводке, я правильно тебя понял?
        - Совершенно правильно, Михаил Самуэльевич. Три группы у них на хвосте и Гений осторожно присматривает за ними.
        - Есть ли вероятность, что им удастся засечь Гения?
        - Невероятно малая, практически ничтожная, программа настолько совершенна, что до сих пор не давала ни малейшего сбоя. Мы ее проверяли в самых жестких условиях, будьте спокойны, Михаил Самуэльевич.
        - Значит скоро, Лукич?
        - Очень скоро, Михаил Самуэльевич.

* * *
        Умереть не встать - мы в Париже. Никогда бы не поверил, если бы собственными ногами не топтал его улицы. В кармане хрустел новенький паспорт и стопка франков, вполне достаточная, чтобы спокойно отдохнуть месяц другой, не зная забот. Мы шагали по Парижу, наслаждаясь цивилизацией, впитывая ее приметы, ароматы, звучание. Как же это здорово оказаться снова посреди комфорта и чистоты.
        В первый день после перелета мы никак не могли проснуться - мягкая постель, чистые простыни, теплые одеяла и, самое главное, горячая ванна перед сном, оказали благотворное влияние на организм. Никто не охотился за нашими скальпами, никто не пытался вломиться в сознание, словно мы ступили на святую землю, свободную от вражды и раздоров. Слава тебе, Париж, город вечной любви!
        Отдельная история, как мы запудрили всем мозги, уходя от ненужных благодарностей спасенных пассажиров. Не хватало еще попасть на первые полосы сегодняшних газет: «Они спасли самолет от террористов!» И далее мелким шрифтом, где нас искать, чтобы пристрелить и закопать. Нет уж, слуга покорный, лучше без оваций, смыться под занавес и сделать вид, что ты в этом спектакле не более чем швейцар в гардеробе.
        Под это дело мы быстренько «оглоушили» парочку мужиков и какую-то бабу, выбрав их по хоть какой-то похожести на объекты всеобщего обожания. Затем выискали в их памяти моменты гордости за некий подвиг, кошку спас к примеру или соседу три рубля одолжил, и раздули эти моменты до небес. Ну а уж выпихнуть «подогретых» актеров на «сцену» было делом техники, тут Алесей показал себя истинным талантом. Накинул на себя какое-то одеяло, пригнулся, как сирота казанская, засуетился, замельтешил, и вытолкнул наше прикрытие на авансцену. Потом еще для затравки Эва у них за спиной крикнула «Слава героям, качать их, целовать!»
        За всеобщим ликованием мы потихоньку выползли из салона, попав в заботливые руки специальной комиссии. Без лишних формальностей нам вручили наличные деньги, кредитные карты и удостоверения личности, подтверждающие, что мы находимся под эгидой данной комиссии. Гуманизм, едрена вошь! Аж в носу защипало от умиления. Вот бы у нас так научились!
        Не успела волна схлынуть, а они уже организовались, чтобы помочь пострадавшим. Без лишних формальностей - остался в живых, зовут Франсуа Лавуазье, больше ничего не помните? Верим, охотно верим! После того, что с вами случилось, многие не могут вспомнить, даже как их зовут. Вот вам документы, деньги, кредитки на энную сумму. Если будут проблемы, обращайтесь к нам. Родина должна помогать своим детям!
        Лишь к обеду, зевая и потягиваясь, мы собрались в гостиной нашего королевского номера. Обед заказали прямо сюда, нужно обсудить планы и лишние уши нам не к чему. Отдав дань местной кухне, мы, наконец, приступили к разговору, который старались оттянуть всеми силами.
        - Мы знаем где, мы знаем что, мы знаем как! - напомнил Алексей итоги моих исследований памяти курьера, - Осталось решить вопрос: каким образом мы проберемся в этот номер незамеченными, и выйдем оттуда невредимыми?
        - Мы можем элементарно отвадить всех, кто захочет встать у нас на пути. Это в наших силах, нам сейчас человека убить, раз плюнуть! Правда, милый? - Эва смотрела на меня ласково, словно спрашивая, сколько кусочков сахара положить в чай.
        - Я лично никого убивать не собираюсь! - отрезал я, - Хватит, намахались топорами, да дубинами! Достаточно человеку намекнуть, что у него есть дела в другом месте.
        - Человеку можно намекнуть, а вот что вы будете делать с оператором, который смотрит на вас через скрытую видеокамеру, и держит руку на джойстике управления пулеметной установкой?
        - Надо сделать так, чтобы у него не было времени смотреть на нас! - предложила с ходу Эва.
        - Скажи пожалуйста, а как мы это сделаем? - взмолился я, - Мы же не можем на него воздействовать, он для нас невидимка!
        - Поговорку вспомни: «За деревьями леса не видать» О чем гласит народная мудрость? О том, что нужно создать такую ситуацию, когда оператору некогда будет нас разглядывать. Пожар, потоп, взрыв, теракт… ну что еще можно придумать? Алексей, помогай, ты у нас профессионал в этом вопросе.
        - У меня тоже небогато с предложениями. Поддержки нет, средств нет, оружия и того нет. Максимум, что могу устроить - задымление на этаже, больше ничего на ум не подходит.
        - Мда, сами же в том дыму заблудимся или задохнемся! - подвел я пессимистический итог.
        - Братцы, вспомните про тайгу, как мы комариков гнали на десант! - взмолилась Эва, - Прекратите мыслить стандартами, у нас есть возможности, которые позволят нам сделать все, что угодно. Да хоть государственный переворот, если понадобится конечно.
        - Переворот?! - я мысленно представил масштабы, - Неплохой вариант, но все равно, что из пушки по воробьям.
        - Это просто пример, валенок сибирский. Мы можем вместо комариков пригнать в отель всякого отребья, которое устроит дебош и отвлечет внимание операторов. В массе мы будем незаметными. Пока они все там крушат и ломают, мы проникаем в комнату, делаем свое дело и тикаем смело. Как план?
        - Грандиозно! - Алексей театрально похлопал в ладоши, - А вы в самом деле можете такое устроить? - спросил он с явным недоверием.
        Мы переглянулись и кивнули головами. Действительно можем, если разберемся немного в своих силах и возможностях. Спокойно исследуем себя и благоприобретенный в бою опыт. Так что в самое ближайшее время, господа сенсы, предстоит вам ревизия и учет, как основа всяческого благополучия. Занятие скучное, но для тех, кто собрался долго жить очень полезное.
        - Как я понял, мое участие вам особо не поможет? - больше для порядка спросил Алексей, - В таком случае я прошвырнусь по Парижу, посмотрю, что к чему, вдруг знакомых встречу. В общем, не скучайте и не паникуйте. Здесь нас ни одна собака не сыщет.
        Мы проводили Алексея со вздохом сожаления. Может и не поможет, а все-таки поддержка хотя бы моральная, да и физическая вне всяких сомнений. Официанту морду набить, мебель в номере переставить или еще чего для пробуждения творческого настроения. А так сиди дурак дураком, в носу ковыряй, да с потолка сценарии считывай. Делать нечего - будем сидеть, будем думать, искать способы проникновения в комнату, основываясь на шпионских фильмах и книжках. Других источников нет, придется импровизировать на ходу.
        Едва за Алексеем закрылась дверь, раздался телефонный звонок. Эва сняла трубку, потому что кроме нее в этом номере никто не смог бы связно ответить на любой вопрос, заданный по-французски. Она молча слушала, что говорят, кивала головой, соглашаясь с чем-то, бормотала «Уи-уи». Внезапно по ее лицу прокатилась странная судорога, словно она услышала жуткую гадость. Лицо тотчас же разгладилось, словно ничего и не было, но я никак не мог забыть ее мимолетной гримасы. Она еще что-то сказала и положила трубку.
        - Местный администратор интересовался, как долго мы намерены снимать этот номер, - пояснила она. - У них планируется приезд одной важной персоны, которая привыкла снимать именно этот номер. Но если мы возражаем, то ему предложат другой, очень похожий. Я сказала, что мы подумаем и сообщим о своих планах.
        - Мы можем об этом пока не думать?
        - Можем, только… странно… впрочем, неважно, ерунда! - Эва мотнула головой, словно отмахиваясь от назойливой мысли. Поморщилась, как от боли, прикоснувшись к затылку, но промолчала.
        Я машинально кивнул, соглашаясь, что все это ерунда, и сразу же выбросил из головы саму мысль о том, что мы кому-то что-то должны. Наши планы нам самим неясны, может мы сегодня покинем номер, а может и покидать его будет некому. Так что не будем отвлекаться на всякую ерунду, - принял я решение, хотя мысль о том, что Эвелина услышала какую-то гадость, и это ее задело, тревожила меня. Все-таки я ее люблю, черт возьми и мы… господи, о чем ты опять? Все! Забыли! Выкинули из головы! Нам нужно разработать план проникновения на особо охраняемый объект. Мы не имеем права отвлекаться на всякую ерунду. Итак, что мы имеем?
        Сидит куча операторов в специальной комнатке, и непрерывно следят за показаниями датчиков и видеокамер. А чем им еще заниматься, если кругом тишь, да благодать. Тишина и покой - худшие друзья шпионов. В такой тихой обители проникнуть в охраняемое помещение дело совершенно бесперспективное. При отсутствии внешних раздражителей оператор будет тупо отсиживать свои часы у мониторов, стараясь не пропустить нарушения периметра охраняемого помещения. Тут не только шпион, мышь не проскочит.
        Можно постараться нащупать наблюдателей, нащупав их синхронизации через обслугу, и вырубить их одним ударом. Хотя для этого придется выследить хотя бы одного представителя той самой обслуги, чтобы через его сознание выйти на операторов. Но никто не гарантирует, что где-то останется единственный не замеченный нами оператор, который и нажмет на красную кнопку. Вариант, не гарантирующий сто процентную безопасность, меня лично не устраивает.
        Значит нужно сделать так, чтобы внимание операторов было чем-то отвлечено. Пьяный дебош на улице, скандал в фойе с мордобоем и стрельбой - не подходят по причине мелкости. Вызовут полицию и моментом устаканят ситуацию. Потом с пристрастием спросят у дебоширов: «Почему? По какой причине? Кто приказал?» И не полицейские спросят, а специалисты, которые дубинке и кулакам предпочитают шприц и наркотик. А это следы, причина для повышенной настороженности. Налицо результат обратный ожидаемому.
        Нужна масштабная провокация, чтобы сомнения не оставалось. Чтобы причины спрятались за размерами, и так глубоко, что сами участники провокации о ней не смогли бы догадаться. Сто, двести, тысяча человек - это по-нашему, наша сцена сегодня будет ломиться от статистов. А главные герои в это время останутся в тени и даже не выйдут на поклон к восхищенной публике. Нам не нужны цветы и аплодисменты. На подобных спектаклях среди грома оваций легко не заметить легкий хлопок снайперской винтовки с глушителем. У нас особый спектакль и особая, я бы даже сказал элитная публика.
        Как это здорово думать в две головы, если бы Алексей мог к нам присоединиться, то было бы еще восхитительнее. Поговорку твердим сотни лет, что одна голова хорошо, а две лучше. Только редко кому удавалось это воплотить в жизнь. Чаще две головы вносили раздрай и споры, в ходе которых истина безжалостно втаптывалась в грязь. Коллективное мышление - это синхронная, не требующая дополнительных договоренностей работа двух сознаний. Ты моментально увеличиваешь свои способности не вдвое, а многократно, так как пересекается два совершенно разных по развитию сознания, умножая сферу познаний напарника. Идет обычный разговор, но расцвеченный образами, вариациями решений, столь свойственными мыслительному процессу.
        - Бандитская война? Шуму будет предостаточно!
        - Нет, с бандитами нужно работать долго. Чтобы их раскрутить, придется организовывать подставы, наводить на мысли о причастности, убивать, в конце концов. А как ты думала, бандиты без крови результат не принимают, закон волчьей стаи.
        - Коммунистов поднять? Демонстрация, потасовка с полицией, потом разбегутся по отелю, полицейские вдогонку. Шум, гам, тарарам.
        - Да ты что, какая потасовка? Они соберутся толпой, подержат для вида плакаты, поплюют на правительство и мирно разойдутся по ближайшим кабачкам, это тебе не Россия 1917 год.
        - Что-нибудь межнациональное? Эмигранты и местное население, наверняка конкуренция из-за рабочих мест. В Европе не очень то любят гастарбайтеров.
        - Ага, не любят, но сами за собой сортиры чистить не будут, пусть арабы в выгребные ямы заглядывают. Чистенькие стали, заелись, себя за первый сор держат, остальных за третьесортных. Бюргеры, хреновы!
        - Бюргеры - это в Германии!
        - Мне нравится идея с арабами, в смысле не нравится, но самая продуктивная из всех предложенных. Что они хотят?
        - В смысле?
        - Они выходят на демонстрацию с требованиями, так какие у них требования?
        - Денег хотят, равных условий оплаты труда, гражданства, да просто хотят набить морду всем, кто в этой стране живет припеваючи!
        - Эвелина, ты с каждой минутой мне нравишься все больше и больше, еще чуть и ты станешь лидером национального восстания. Эдакий Гарибальди!
        - А как мы их заставим сделать что-то и именно там, где нам это нужно?
        - Арабы народ эмоциональный, нужно найти достаточно образное событие, связанное с любым из них, привязать его к месту и впихнуть это как воспоминание в их память.
        - Это все?
        - Ну, вкратце да.
        - Ничего не забыл?
        - Ты имеешь в виду, как мы будем это им впихивать в мозги?
        - Ага. Для начала неплохо было бы попробовать на кошечках.
        - Договорились, кошечка, готовься! - зарычал я, как камышовый кот.
        - Боюсь, боюсь, боюсь! - пискнула Эвелина, - Не шали, нет настроения.
        - Окей, только для чистоты эксперимента ты от меня отключись, чтобы была односторонняя синхронизация. Заодно понаблюдаешь, как это выглядит для обычного человека, если конечно сможешь побыть обычным человеком.
        - Это не совсем честно, почему именно ты должен пробовать? Как всегда мужской эгоизм!
        - Ну, как сказать, очень хочется попробовать, аж до зуда! Ты же сама чувствуешь!
        - Ладно, но в следующий раз я буду первой! Отключаюсь, - у меня в голове, словно лампочка погасла, я словно ослеп на один глаз. Даже и не думал, что контакт с сознанием Эвелины стал привычным и необходимым атрибутом моего сознания.
        Хорошо бы еще придумать, как именно это сделать. Первый раз все идет через пень колоду, делается долго и мучительно, чтобы в конце пути понять, как же просто все можно было сделать. Кто бы научил волшебника-недоучку? Вспомним урок с медведицей. Естественно, что в тот раз мне было не до анализа, все произошло на автомате. Будем помнить, что это получилось, и надеяться, что я вспомню подробности.
        Моя синхронизация осталась активной, я неспешно плавал в памяти Эвелины, стараясь замаскировать свое присутствие. Фрагмент для копирования выбран, осталось придумать, как его подмешать в воспоминания Эвелины. От чего будем отталкиваться?
        Для простоты будем считать, что наша память хранит прошедшие события в нескольких слоях. Наружные слои - это очень общие и небольшие образы информации. Они нужны нам, чтобы осознать, что мы помним некоторое событие. Это маркеры информации, они не должны быть емкими, просто закладка на память - такое есть! Второй слой уточняет, что именно мы знаем об этом, но тоже в общих чертах. Этого должно быть достаточно, чтобы среди похожих воспоминаний выбрать самое нужное, самое близкое к тому, что мы ищем. На самом глубоком уровне, в подсознании мы храним буквальную информацию - зрительные, осязательные, обонятельные слепки нашего восприятия. Это огромные объемы информации и по этой причине они хранятся в специальном пассивном состоянии, не требующем загрузки сознания. С компьютерной точки зрения пассивное состояние можно сравнить с упакованным архивным файлом.
        В промежутке между архивом и верхними уровнями находятся слои специализированных отборов. Наш образ жизни, опыт, образование создают в сознании особые фильтры, которые просеивают архивную информацию и выстраивают из нее специальные ключевые образы. Зачем они нам нужны? Вспомните - интуиция, внезапное озарение, предсказание. Все это результат просеивания через сито ключевых образов.
        Мы можем не вспомнить, что именно мы запомнили о каком-то конкретном событии, но готовое решение, свое отношение к этому событию возникает мгновенно. Поэтому просто взять и вложить нечто совершенно чуждое в сознание конкретного человека невозможно, оно будет отвергнуто с очень нехорошими последствиями для испытуемого. Его ключевые образы не смогут правильно интерпретировать навязанный образ, размещенный в верхнем слое сознания. Возникнет состояние раздвоенности сознания, дежавю, шизофрения. Именно с этой проблемой сталкиваются все начинающие психотерапевты, свято верящие в силу гипноза. Они калечат своих пациентов, сваливая на них собственные ошибки.
        Для точного вклеивания чужого воспоминания нужно связать множество маленьких узелочков на разных слоях. По своей сложности такая операция напоминает работу нейрохирурга или операцию по пришиванию отрезанной конечности. Кропотливо и долго. Так можно делать, но мы будем копаться до второго пришествия.
        - Ты будешь делать что-нибудь или мне так и сидеть как мумии? - с иронией спросила Эвелина, уставшая ждать результата, - Может, скажешь о своих сомнениях, монах-затворник, вместе подумаем? Я, все таки, аналитик, как никак!.
        - Подключайся, идеи есть, но не хватает именно твоих светлых мыслей! - обрадовался я. Чего это я в одиночестве самокопанием занимаюсь, вдвоем веселее будет.
        Эвелина вернулась в мое сознание теплым сиянием. А что, мне нравится наш союз - буквальное единение душ. В мгновение ока она провела ревизию моих наработок и сосредоточенно нахмурилась.
        - Действительно так мы ничего не достигнем. Нужно что-нибудь более примитивное, простое, чтобы без затей нашпиговать пару сотен мозгов нужными идеями. Давай попробуем поискать некоторые закономерности.
        - А это не то же самое, только в профиль? Мы же завязнем в потоке!
        - А мы не будем в глубину нырять, попробуем пока верхушки снять, чтобы статистика появилась. Статистика вещь интересная, - улыбнулась она хитро.
        - Как отбирать будем?
        - Просто и тупо - все похожее сваливай в одну кучу, потом посмотрим, какие кучи больше и возьмем их за основу.
        Здесь уже не отсидишься в отеле, придется и нам прогуляться по улицам. Прогулка по ночному Парижу, что может быть прекраснее для влюбленной пары? Мы с Эвелиной с огромным удовольствием выползли из своей уютной норы, чтобы вдохнуть свежего воздуха, насладиться ароматом цветущих каштанов, полюбоваться уютными ресторанчиками и задержаться в некоторых из них. Но самое главное при этом искать любых представителей арабских эмигрантов.
        К нашему удивлению найти этих курчавых и смуглолицых представителей Востока оказалось совсем несложно. Создавалось впечатление, что на каждого встреченного француза приходится как минимум трое арабов. Через полчаса гуляний наши ловушки были переполнены, осталось только обработать улов. Жалко уходить обратно в отель. Мы переглянулись, и нырнули в небольшое бистро, уговорив себя, что за хорошую работу достойны небольшого вознаграждения. Хоть кофейку выпить напоследок, обидно побывать в Париже и не попробовать как готовят его мастера любвеобильной столицы.
        После трех часов перекладывания грязи из одного корыта в другое мы с Эвелиной собрали целую кучу всякой гадости. Честное слово, к концу этой работы мое мнение о человеке сильно изменилось. Может быть, человек и произошел от обезьяны, но не так уж далеко он отошел от своего далекого предка. Надбровные дуги исчезли, ходить стали ровнее, а вот зверство в душе осталось. Чувствуешь себя с этой коллекцией, как ходячий гадюшник. Но дело есть дело, итак, что у нас в коллекции?
        Сцена первая - группа белых подростков нападает на парня и девушку арабской наружности. Парня сразу валят на землю резким ударом ноги в пах, а девицу оттаскивают в сторону и срывают с нее одежду. Группа разделяется - одни яростно пинают упавшего и лупят его обрезками арматуры. Он пытается закрыть руками голову, сворачивается в комок, но удары в спины открывают его для ударов в живот. Вторая группа насилует девчонку. У обоих нет шансов на жизнь. Подростки в пьяном угаре готовы забить обоих насмерть. Какая мерзость! Все это происходит не в Париже и уж точно не рядом с нашим отелем, но это дело поправимое.
        Сцена вторая - у закрытых ворот завода манифестанты с плакатами: «Гастарбайтеры, собаки! Вы отнимаете хлеб у наших детей!» На территории завода хмурые рабочие-арабы таскают тяжелые мешки, разгружая прибывшие трейлеры с сырьем. Они неграмотные и не могут прочитать, что там написано на плакатах. Но отдельные слова они понимают и им становится обидно. За эту работу белому платят пятьдесят долларов в день, а им только два. У белых есть перерыв на обед и норма выработки, для них существует только работа или пошел вон! Из-за ворот вылетает обломок камня и ударяет в голову одного из арабов. Бросок был неприцельный, но камень угодил в висок. Араб падает, обливаясь кровью, замертво. Дома остались жена и трое детишек, которым нечего есть и нечем заплатить за квартиру. Господи - эпоха колониального рабства посреди процветающей демократии! И вы еще будете учить Россию, как ей строить демократическое государство?
        Сцена третья - пикник за городом. Арабская молодежь выбралась за город, чтобы отметить Мухаррам - первый месяц исламского года, аналог христианского Нового Года. Веселый праздник Раз Эль Сана с подарками и весельем. Праздник в разгаре, звучит музыка, но вдруг слышится рокот тяжелых мотоциклов. С разных сторон лужайку окружают рокеры, ослепляя светом фар и гудя сигналами. В руках бритоголовых появляются цепи и обрезки арматуры, на руках видны кастеты. В мгновение ока праздник превращается в адскую машину смерти. Бритоголовые не церемонятся и бьют насмерть, не оставляя свидетелей. Вырвавшихся из адского круга, догоняют на мотоциклах и давят колесами.
        Вот бы сейчас ударить по этим уверенным в себе отморозкам страшной болью и заставить их на своей шкуре прочувствовать каждую смерть! Не сейчас, пока ты не меч - ты немой свидетель. Твое дело фиксировать и запоминать, чтобы потом использовать эти искры для разжигания огня. Чем ты лучше этих подонков, если собираешься сделать нечто подобное? Только светлыми целями? А не кажется ли тебе, что все светлые цели, в конце концов, умывались кровью? Может и кажется, а все равно хочется дубиной по этим сытым мордам, чтобы зубы вдрызг и кровь наружу. Сволочи!
        Хотя, у каждой медали есть две стороны. Не такие уж они агнцы божьи, чтобы лить по ним слезы и бороться за их попранные права. В тех же головах мы нашли огромное количество сцен прямо противоположного плана. В подворотни и скверы поздними вечерами и ночью выходили на охоту подонки из арабского поселения. В них не было жалости, они не считали белых высшей расой. Для них белые были всего лишь грязными животными, источником денег и возможностью удовлетворить свою страсть к насилию. Сколько изуродованных до неузнаваемости трупов они оставили после себя, не сосчитать. Так что на жалость можете не рассчитывать. Обидно только, что за мерзавцев и подонков с обоих сторон рассчитываются вполне добропорядочные граждане. Именно те, кто мог стать опорой здорового общества, гибнут под напором уголовной пены. И полиция бессильна, нельзя же за спиной каждого поставить по полицейскому. Пока нельзя!
        Ни с той, ни с другой стороны не было ни капли политики. Подонки разных мастей искали лишь повода, чтобы затеять драку, пустить кровь. Многие стычки были следствием передела территорий мафиозными группировками, в таких стычках гибли и случайные люди. Нужно убрать лидера одной группировки и взрывают весь ресторан, в котором он любит обедать днем. На таких нужно намордники одевать и кормить за бетонной загородкой, чтобы их смерть не пересекалась с жизнью невинных жертв.
        Все это лирика, профессионал не должен опускаться до чувств, иначе он покойник, иначе ему никогда не выполнить задания. Мы выполнили первую часть работы, отобрали материал и теперь нужно переходить ко второй фазе. Сцены, упакованные в отдельные ячейки памяти, готовы. Осталось их слегка подретушировать, чтобы воспоминания были чуть смазанными, без четких узнаваемых деталей. Нужны такие картинки, чтобы человек узнал в них кого-то из своих близких или считал, по крайней мере, что ему это рассказал кто-то близкий. Иначе сложно вызвать бурный поток эмоций. Эмоции - вот наш бикфордов шнур. Осталась сущая малость - вложить эти воспоминания в чужие головы.
        - Может перекусим чего-нибудь? - предложил я, увидев уютное уличное кафе.
        Тихая музыка, теплый вечер, приятные запахи - почему бы не встать на якорь нашему усталому экипажу? Мы заняли столик, гарсон, скользнув как тень, тотчас же предложил нам меню. В силу абсолютного незнания языка, выбор пришлось делать Эвелине. Еще минутка и мы расслабились, изрядно отхлебнув из высоких бокалов густого красного вина.
        К нашему обоюдному сожалению всего спокойствия хватило на десять минут. За наш столик плюхнулся Алексей, предварительно осторожно поставив на пол тяжелую спортивную сумку, явственно металлически звякнувшую при этом.
        - Ага, сбежали? А кто собирался не покладая сил трудиться над планом в отеле? Решили пошалить напоследок? - спросил он, делая при этом знак гарсону, повторить то же самое и для него.
        Странно, обычно невозмутимый Алексей, выглядел слишком возбужденным и излишне игривым. Его глаза блестели, пальцы непрерывно что-то делали, голова моталась в разные стороны, словно он пытался кого-то найти взглядом. Где это он успел так наобщаться, может уже замахнул со старыми друзьями пару литров на троих? Хотя откуда у него в Париже могут быть друзья-собутыльники? Но откуда-то он же взял оружие. Я не сомневался, что это именно оно звякнуло в сумке. С таким арсеналом мы Бастилию можем штурмовать, не то, что гостиницу.
        - Уф-ф-ф, - выдохнул он, залпом выпив прохладное вино, - набегался с этими железяками, думал, что плечо отвалится. Надумали что-нибудь, господа штабные работники? Какая диспозиция, где будем ставить редуты? - балагурил он без умолку.
        Мы с Эвой переглянулись и пожали плечами.
        - Нет пока никакой диспозиции, - сообщил я неуверенно, - так, наметки, прикидки. Нужно еще прогуляться, чтобы материал собрать.
        - Долго это, хлопотно. Нет у нас времени по Парижу шататься. Хоть что-то придумали, чем-то мы можем отвлечь операторов? - с нескрываемой досадой в голосе спросил Алексей.
        - В принципе можем, - также не очень уверено высказалась Эва, - шум-тарарам устроим, народу в коридоры нагоним, драку-мордобой гарантируем.
        - Вот и порядок, больше нам и не понадобится, - удовлетворенно сказал Алексей, - вот с этим, - он мотнул головой в сторону сумки, - нам сам черт не брат. Разнесем их защиту к чертовой матери, если даже они что-то почуют.
        - Это крайний вариант, - обеспокоился я, вспомнив о системе защиты сейфа.
        - Крайний, так крайний! В бою никакая граната лишней не бывает. Ну что, господа, тронемся с богом? На дорожку вроде посидели по старому русскому обычаю, пора и честь знать.
        Похоже, я расплатился с официантом слишком щедро, судя по тому, как расширились его глаза, когда он подсчитал чаевые. Пусть у человека будет праздник, а нам те деньги, похоже, уже ни к чему. Сейчас или пан или пропал. Или наш план срабатывает и мы рвем когти из Парижа. Или нас перерабатывают на колбасу скорострельные пулеметы охранной системы.
        Мы еще раз сверились по карте, определяясь с направлением. Идти, как оказалось, совсем недалеко, нет смысла ловить такси, чтобы проехать один квартал. Чем медленнее мы идем, тем дольше живем. Подсознательно мы старались оттянуть момент начала драки, еще немного пожить в покое и мире. Не только в покое, но и просто пожить хотелось чертовски сильно. Дышалось удивительно легко, я с наслаждением заглатывал воздух, втягивал его со свистом, наслаждаясь возможностью дышать. Взгляд шарил по сторонам, словно впитывая краски и лица. Запахи казались волшебными и необычными, столь сильно они отзывались в мозгу. Я думаю, что мои спутники, по крайней мере Эва, испытывала те же самые чувства. Поэтому наша процессия неторопливо шагала по вечернему Парижу навстречу неизбежному батальному действию.
        - Стойте! - приказал я своим спутникам, подчиняясь внезапному чувству, - Если я прав, то нам не нужно брать отель приступом.
        - С чего это ты решил? - скептически прищурился Алексей и встряхнул, пристраивая поудобнее, тяжелую сумку со снаряжением. - Думаешь сами сдадутся, когда нас увидят в полном боевом?
        - Вспомнил что-то или откровение свыше? - недоверчиво спросила Эва.
        - Если хотите, то откровение! - буркнул я, - Артефакт никогда не хранился в сейфе!
        - Как это? - удивился Алексей, - А твои отчеты, курьеры, повышенные меры защиты и прочее? У них же, судя по нашим данным, в охрану этого объекта вбухано столько денег, что можно небольшое государство обуть, одеть и накормить.
        - Это все камуфляж, ловушка, приманка, если хотите. На самом деле курьеры брали и возвращали пустые контейнеры, свято веря, что действительно возят нечто особо секретное.
        - Ты то откуда все это узнал? Буквально пять минут назад ты так же свято верил, что артефакт там, в отеле, под надежной охраной! - возмутилась Эва.
        - Верил, - согласился я, - но кто-то прямо сейчас показал мне картинку. Нет, картинка это слишком просто. Показал цельный образ, из которого следует, что артефакта в отеле никогда не было, все это дорогостоящая бутафория, приманка, дымовая завеса.
        - И что теперь? Все с начала? Куда податься, кому отдаться? - Эвелина явно занервничала, - Мы, что напрасно столько всего пережили, чтобы наконец узнать твои откровения? А может тебе почудилось все это, или скажем так - просто сдрейфил?
        - Сеня, скажи честно, очко на ноль упало, мы поймем! - доброжелательно предложил Алексей, - Жить всем охота, а там в отеле пятьдесят на пятьдесят - или мы их, или они нас. В крайнем случае, на улице постоишь, поработаешь с толпой, а мы будем прорываться.
        - Да хватит на меня давить, - взорвался я, - можно подумать, я сказал, что все пропало! Тоже мне герои-панфиловцы, Матросовы хреновы! Да твоей грудью, - я скептически скривил губы, глянув на Эву, - амбразуру не закроешь!
        - Если понадобится, я другим местом ее закрою, - обиделась Эва.
        - Не понадобится, - успокоил я ее, - и нечего молоть чепуху. Я не меньше вашего заинтересован добраться до цели. Желательно живым, желательно целиком, очень хотелось бы при этом и вас видеть живыми и здоровыми. Я просто сообщил вам факт, который вас так неприятно возбудил. Из моих слов не следует, что все пропало.
        - А разве не так? И вообще, с чего это ты вдруг стал таким просвещенным? Откуда это знание? - подозрительно прищурился Алексей.
        - Не знаю, - честно признался я, - можете меня на куски резать, но я точно знаю, где находится артефакт.
        - И что, нам опять нужно куда-то лететь за тридевять земель в тридесятое царство? - с тоской спросила Эва.
        - Нет, не нужно! - я расплылся в широкой довольной улыбке, как иллюзионист только что на глазах изумленной публики, доставший зайца из шляпы, - Артефакт находится здесь! - я указал на антикварную лавочку, расположенную напротив.
        - Шутишь? - недоверчиво спросил Алексей.
        - Признайся лучше, что тебе не хочется устраивать шабаш в отеле? - поддержала его Эва.
        - Да точно вам говорю! Я его чувствую! Давайте зайдем, мы же ничего не теряем, если на минуточку зайдем в лавку! - взмолился я.
        - А как это выражается, он что с тобой как-то взаимодействует? - Эва посмотрела на меня с уважением. Еще бы, предмет, за которым гоняется столько народу, запросто, по-соседски обращается к обычному сельскому сенсу.
        - Ну, насчет сельского, это ты загнула! - в свою очередь, обиделся я, - Со мной, сама знаешь, сколько ученого народа возилось. Я сейчас не хуже академика во всякой психологии разбираюсь.
        - Значит, ты голову на отсечение даешь, что в отель нам идти не нужно? Ты на сто процентов уверен, что в этой задрипанной лавчонке спрятано сокровище на миллиард баксов? И ты на тысячу процентов уверен, что именно наш артефакт, а не какой-нибудь манок, зовет тебя сейчас в ловушку? - Алексей задавал вопросы, словно гвозди вколачивал в крышку гроба моих предположений.
        - Уверен! - тяжело вздохнув, честно признался я.
        Они переглянулись и решили не спорить со мной, пять минут в нашем деле ничего не решают. В крайнем случае всегда можно дать задний ход, мол туристы, интересуемся сувенирами, зашли погреться. Для Парижа явление совершенно обычное, толпы диких туристов только тем и озабочены, что прикупить сувениров для многочисленных друзей и знакомых. Алексей немного притормозил, сунул руку в сумку и практически незаметно для окружающих выудил из нее небольшой пистолет, который засунул под ремень брюк за спину.
        - На всякий пожарный! - пояснил он.
        Дверь коротко звякнула колокольчиком, и на его звук выбежал хозяин - типичный китаец. Куда не плюнь, всюду китайцы - открывают магазинчики, ресторанчики, ателье. Они вытекают из собственной страны могучим потоком, незаметно колонизируя другие страны. Тихие, незаметные, улыбчивые и вежливые, они всегда готовы оказать услугу, сделать нужное быстро и недорого.
        Постепенно все привыкают к тому, что китайцы выполняют любую работу, свыкаются с мыслью, что для любого дела проще и дешевле нанять китайца. Французы считают, что их сильно разбавляют арабы, но никто не удосужился соотнести подобное с китайцами.
        Хозяин смотрел на нас с немым обожанием, как на самых желанных и долгожданных гостей. Казалось, пожелай мы, он тотчас же накроет столик и угостит нас самым душистым, самым ароматным китайским чаем. Но мне не было дела до его улыбок, я «принюхивался» к своим ощущениям, медленно осматривал разношерстный товар на полках. Пирамидка манила меня, она лучилась добрым теплом, выстреливая в меня комочки сияющей радости. Одно плохо - я не видел ее обычным взглядом, она была рядом, но подойти к ней, взять в руки ее я не мог. Что-то мешало, между нами была естественная преграда, знать бы как ее преодолеть.
        - Не стойте болванчиками, торгуйтесь, приценивайтесь, пока вас не выперли отсюда! - мысленно приказал я Эве, сосредоточившись на поисках пирамидки.
        Эва с ходу включилась в игру, дергала Алексея за рукав, просила показать всякую ерунду. Затем яростно торговалась и откладывала в сторону якобы понравившееся. Хозяин лавки полностью перенес на них свое внимание, оставив мне время и возможность для спокойного поиска.
        - Алексей, пирамидка внизу, в подвале. Дверь за стойкой, ключи в канцелярской книге на полке, там вырезана ниша, - сказал я по-русски, надеясь, что французский китаец вряд ли что-то поймет.
        - А он, что не защищенный, не из охраны? - недоверчиво спросил Алексей, ощупывая взглядом щуплую фигурку хозяина магазина.
        - Не-е-е, ни в одном глазу, - усмехнулся я, - он получает каждый месяц денежку за то, что в его подвале хранится некий груз. Он думает, что это наркотики или контрабанда. Его дело молчать.
        - Понял, - удовлетворенно кивнул головой Алексей и обернулся к хозяину с широкой улыбкой на лице.
        - Что желает господина? - по-своему истолковал хозяин перемену настроения клиента.
        - Ни-че-го! - отрывисто в такт взмахам ладоней ответил Алексей.
        Хозяин мягко обвис на его руках, моментально потеряв сознание. Алексей затащил его за стойку, аккуратно уложил на пол, и огляделся по сторонам. Как-то уж слишком все просто - зашли, вырубили единственного охранника, взяли ключи с полочки и сходили за пирамидкой. Похоже не мне одному пришла в голову подобная мысль, Алексей насторожено озирался по сторонам, прислушивался, принюхивался, смешно морща нос, словно собака.
        - Эва, дверь закрой и табличку переверни, пусть думают, что магазин закрыт, - наконец распорядился он. - Будем считать, что это лишь предбанник, а баня дальше по коридору. Будем надеяться, что до смерти не упарят!
        Он расстегнул сумку, вытащил еще один пистолет, пару обойм и десантный нож в кожаном чехле. Сколько раз вижу такие ножи, всякий раз вздрагиваю, до того смертельным выглядит это оружие. Хуже пистолета, потому что пуля убьет быстро, даже испугаться не успеешь. А эти мясорезы в первую очередь обязаны внушать ужас противнику, безотчетный страх, лишать его уверенности.
        - Сеня, выбери игрушку по своему вкусу, ищи ключи и пошли дверь отпирать. Надеюсь, обойдемся без сюрпризов.
        Терпеть не могу оружие, особенно с тех пор как на всю катушку прочувствовал состояние человека получившего пулю в голову. Поэтому выбрал себе самый мелкий невзрачный пистолетик, искренне надеясь, что он мне не пригодится. Сунул в карман пиджака, нисколько не заботясь об удобствах быстрого выхватывания и применения. Не ковбой я и не коммандос, старающийся поразить цель в падении с автомобиля первой пулей. Это не мое, я работаю головой, в буквальном смысле этого слова.
        Мы не стали дожидаться Эвы, справедливо рассудив, что пока мы разбираемся с дверью в подвал, она вполне успеет закрыть входную дверь. К тому же, если при открывании двери обнаружатся сюрпризы, лучше об этом узнать без нее. Одна мысль тревожила меня - с того момента, как мы шагнули за шторку перед дверью, я перестал «слышать» Эву. Ее мысленный голос исчез, растворился, словно никогда и не существовал. Возникла звенящая тишина, пустота, вакуум, который некому было заполнить. Я постарался отогнать от себя тревожные мысли, постарался убедить своих внутренних сторожей, что это случайность, временное состояние, результат повышенной напряженности перед решающей схваткой. Все вернется…
        Замок открылся без проблем, никто не собирался его минировать, ставить на сигнализацию, потому что все это излишнее привлечение внимания к обычной захудалой лавке старьевщика. Щелкнув выключателем, Алексей зажег единственную на весь неожиданно большой подвал лампочку. Тусклый рассеянный свет выхватил из темноты ящики, инструменты, обрывки упаковки, старые холодильники и тому подобную рухлядь, имеющую способность неудержимо накапливаться с течением времени.
        Мы спустились по бетонным ступенькам вниз, настороженно озираясь по сторонам. Отсутствие неприятностей у двери еще не означает полную безопасность дальнейшего пути. Всегда можно придумать так называемую бытовую хитрость: ступенька сломанная, гвоздь из пола торчит, кирпич на голову случайно падает. Дело житейское, потому на действия спецслужб не свалишь. Шел человек, а ему бац кирпич на голову, человек тот падает и «случайно» на гвоздик натыкается. Был человек, нет человека. А нечего шляться там, где не нужно.
        Но и тут ловушек не поставили. Странно это все, слишком уж скромное и доступное место для хранения предмета, не имеющего ценности. Понятно, что антураж подвала соответствует общему имиджу лавки, но для всего есть предел. Должно быть нечто, надежно защищающее артефакт от случайного воришки, злоумышленника, да и вообще от стихийных событий: огня, воды, попадания бомбы. Это ведь не бриллиант, который при случае можно сделать заново из подходящей заготовки или, в крайнем случае, смириться с его потерей. Артефакту цены нет, не существует в принципе, как не существует и его аналогов - один он такой на всю грешную Землю. Я знал это совершенно точно, словно загодя ознакомился с его подробным досье.
        - Где его искать будем? - поинтересовался Алексей, примеривая к руке короткую фомку, подобранную из инструмента, валяющегося на полу.
        - Не знаю, - честно признался я, - он здесь, это я чувствую, но вот точное место… указать не могу. Максимум «горячо-холодно».
        - Тоже способ, - пожал плечами Алексей и принялся методично обстукивать бетонный пол и стены. - Я думаю, что должно быть укрытие, тайник, в котором смонтирован сейф, - пояснил он, - какие-то пустоты должны быть. Время есть, постучим, раз ты уверен, что он именно здесь.
        - Уверен! И лучше стучать не по той стене, а отодвинуть во-о-о-н тот ящик и проверить потолок над ним. Только под то место, по которому стучать будешь, не вставай.
        - Ты думаешь…? - он с интересом пригляделся к потолку, но как и я не нашел в том месте никаких внешних признаков укрытия.
        С первым же ударом потолок прорезала квадратная трещина, с легким шелестом на пол стремительно упала стальная махина. В последний момент невидимые компенсаторы затормозили падение и она коснулась пола практически бесшумно. Сейф с артефактом стоял перед нами, осталась сущая мелочь - открыть его, то есть подобрать одну единственно правильную комбинацию цифр из миллиона возможных.
        - Ну что, Сеня, пока нам везет. Слишком везет, как утопленникам, попавшим на пожар. У тебя там в башке случайно не завалялась комбинация для этого сейфа. Что-то мне подсказывает, что взрывать его бесполезно.
        - Знаешь, мне тоже что-то подсказывает, что комбинация нас не спасет.
        - Как это?
        - Не зная комбинации, ты сейфа не откроешь. А зная ее, ты его просто взорвешь к чертовой матери.
        - Тогда зачем сейф и механизм замка? Как его открывать? - Алексей присел на корточки, внимательно вглядываясь в идеально пригнанные сварные швы.
        - Изнутри, - прошептал я, чувствуя нежное теплое прикосновение к своему сознанию.
        Оно совершенно не походило на вражеское вторжение, его нельзя было сравнить с проникновением Эвы в мой мозг. Ощущение сияющей радости, лучащейся доброты, широко распахнутых объятий. Меня ждали, верили, что я приду, знали это наверняка.
        - Ты что-то сказал? - рассеяно переспросил Алексей, прижавшись ухом к холодной поверхности сейфа.
        - Отойди, пожалуйста! - чуть громче попросил я.
        Он недоуменно посмотрел на меня, но просьбу выполнил, удивленный странно отсутствующим выражением моего лица. Я и впрямь был сейчас не в этом зачуханом подвале, не в компании с Алексеем и Эвой, а где-то в далеком месте, за тридевять земель в тридесятом царстве. Мне было удивительно хорошо, я ощущал каждой клеточкой, что повстречал самого лучшего, самого долгожданного друга. Еще мгновение и мы встретимся с ним. Я мысленно шагнул навстречу теплому лучику и… сейф раскрылся, как цветок лотоса. Стенки отвалились в стороны, открыв нашему взору скромную пирамидку с металлически поблескивающими гранями.
        Я шагнул к сейфу, нагнулся и с трепетом взял в руки неожиданно легкую пирамидку. Незнакомый материал не был металлом или это был чрезвычайно легкий металл, пирамидка практически не имела веса, ладони ощущали идущее от нее тепло. Как только пирамидка оказалась в моих ладонях, в меня хлынул поток чистой энергии, ласковой, исцеляющей, теплой. Сознание очистилось от глупых слов, мыслей, образов, засияло как начищенный самовар. Меня переполняла безотчетная радость, хотелось поднять пирамидку вверх, словно олимпийский факел, и бежать с ней по городу, зажигая в человеческих сердцах надежду и радость. Я глубоко вдохнул, мне хотелось в полный голос сообщить своим друзьям о чуде происходящем со мной…
        - У него нож! - за нашими спинами закричала Эва, обращаясь неизвестно к кому из нас.
        Я вздрогнул, как громом пораженный и скакнул куда-то в сторону, как испуганный заяц. Не удержавшись на ногах, я свалился на бок, неловко перекатился, и вскочил на ноги. В одной руке я крепко сжимал пирамидку, тщательно оберегая ее, а другой безуспешно пытался вырвать пистолет из кармана пиджака… Мои глаза искали цель, где этот гад, где он взял нож, у меня и в мыслях не было обернуться назад, ведь там друзья. За моей спиной раздался глухой удар, за ним последовал шум упавшего тела. Я резко развернулся.
        Алексей лежал, уткнувшись лицом в пол, на цементный пол стекала тонкая густая струйка крови. У его ног стояла Эвелина с пистолетом в руках, я смотрел прямо в ствол и ничего не мог понять. Происходящее выглядело настолько абсурдным, что сознание отказывалось в него верить. Эва, моя Эва целилась в меня из пистолета. Хотя ее пальцы предательски подрагивали на курке, я не сомневался, что она сможет нажать на курок при необходимости. Я по прежнему не «слышал» ее. Творится нечто странное…
        - Положи пирамидку и сделай три шага назад! - приказала она странно холодным голосом. В этом голосе не было прежней теплоты, только холодный бездушный металл.
        - Сделай это медленно и плавно. Любое резкое движение и я прострелю тебе башку! Не вздумай нападать на меня ментально, я сразу же выстрелю, без предупреждений. Ты все понял, Сеня?
        - Как же так, Эва? Ты что сдурела? Зачем тебе пистолет? За что ты ударила Алексея, ты же могла его убить?
        - Не забалтывай мне зубы, сволочь! Делай что сказано! Я могу просто пристрелить тебя, но пока мне это не приказано! Просто положи пирамидку и отойди назад!
        - Действительно, вы бы отошли в сторонку! - совершенно неожиданно предложил голос из темноты за ее спиной.
        В круг света вышел пожилой высокий мужчина в сером длинном пальто, скромной шляпе. Эдакий партийный функционер, серая лошадка, под неприметной внешностью которой прячутся самые опасные гадости. Густые усы и очки-консервы совершенно скрывали его лицо, не давая возможности определить, кто именно под ними скрывается. Хотя, можно подумать, если бы он сбрил усы и снял очки, я бы его узнал. Он то откуда взялся? Когда Эва закрывала дверь, в лавке никого постороннего не было. Или…?
        - Молодец, Гений, хорошая работа! - ласково похвалил он мою Эву. - Мы уже думали, что он тебя переборет. Виноваты, исправимся, компенсируем неверие солидной суммой на твоем счете в банке. Надеюсь это, - он указал тростью на пирамидку, - именно то, что мы искали?
        - Да, это она! - коротко подтвердила Эва, поторапливая меня слабым движением ствола.
        Я с огромным трудом заставил себя расстаться с пирамидкой, растягивая секунды, я медленно опускал ее на пол, словно она была из тонкого хрусталя. Пальцы не хотели разжиматься, расставаться с ее гранями. Я отпустил пирамидку и жалобно посмотрел на Эву. Во взгляде Эвы не было ничего от нее прежней - только холод и равнодушие. Я пытался осторожно пробиться к сознанию «своей» Эвы, посылая ей призывы о благоразумии. Но все утыкалось в пустоту, в вату, за которой не слышно живого человека. Холод и тишина, свойственные более бездушному камню, чем девушке, которая еще совсем недавно весело смеялась шуткам и готова была идти за мной на край света.
        Не может человек так вот просто за одно мгновение перемениться полностью. Не мог я просмотреть в ней возможности подобной перемены. Если открутить кино назад, то получается, что она изначально знала на что идет, и ждала момента, чтобы вырвать из моих рук пирамидку. Но как ей удалось скрыть все это от меня, ведь с некоторых пор мы практически никогда не разрывали ментальной связи? Или мне это только казалось? Обрадовался, как обычно, принял желаемое за реальность, поверил в полную открытость Эвы. А на деле в глубине ее сознания постоянно жило некое существо - холодное, рассудочное, жесткое.
        Тип в пальто откровенно наслаждался ситуацией. Он сыграл как по нотам, завершив победным аккордом многоходовую комбинацию. Он получил то, к чему стремился, ради чего погибло столько народа. И теперь он держал за горло целый мир. Пирамидка в его руках выглядела чужеродным предметом, не место ей в руках этого господинчика. Одно движение мысли и я могу запросто вырубить его, вырубить окончательно, избавить Землю от подобной мрази.
        - Даже не думай! - сухо предупредила меня Эва.
        Черт, забываешь в такой момент, что она не в меньшей степени сенс, чем я. Получается, что большей, гораздо большей, раз сумела закрыться от меня на такой длительный срок. Да нет… не может быть… она же была при смерти, попадала в ужасные переплеты и все ее чувства были как на ладони. Хотя, может она специально выкладывала их на всеобщее обозрение, - скользнула в сознании холодная змейка подозрения.
        Как он ее назвал? Гений! Значит она гений, а я просто так подмастерье, жестянщик с базара, шарлатан. Почему же вы, господа гении, сами не нашли пирамидку? Кишка тонка? Доннер ветер вашу муттер, как любил говорить Алексей. Кстати, она хоть его то не убила совсем? Нет, живой, шевелится.
        - Должен вас разочаровать, молодой человек, но будущего у вас, к великому сожалению, нет! - он развел руками, - Слишком сильны, слишком опасны, трудно держать под контролем, - посетовал он, словно бабка, жалующаяся на низкий урожай клубники. - Вас бы с самого начала в правильные руки, тогда бы мы так долго не бродили вокруг, да около. Кхе-хе-хе.
        - Товарищ полковник, может не будем тянуть время? - поинтересовалась Эва, по-прежнему не отводя от меня взгляда, - Этих в расход и домой?
        - Правильно, девочка, совершенно правильно! Михаил Самуэльевич с нетерпением ждет результата. Есть только один ма-а-а-ленький штришок, моя дорогая, нюансик, так сказать! - полковник улыбался широко и довольно, как кот объевшийся сметаны, - Ты тоже никуда не пойдешь!
        С этими словами, он выхватил из кармана маленькую коробочку и нажал на кнопку. Точнее хотел нажать, но пуля, вылетевшая из ствола пистолета Эвы, раздробила ему руку. Он посерел от боли и страха, с ужасом глядя на Эву. Пирамидка со стуком упала на пол, из простреленной руки полковника на нее густо капала кровь.
        - Ты что сдурела? - прошипел он, - Как ты посмела? Ты, дрянь…
        - Я и сама могу передать пирамидку Михаилу Самуэльевичу! - совершенно спокойно сказала Эва, отправляя вторую пулю полковнику в переносицу, - Он всегда меня раздражал своей тупостью и чванством, - призналась она, морщась от омерзения, словно раздавила противную жабу.
        Господи, где она научилась так стрелять, подумал я с ужасом. Чтобы вот так запросто с десяти шагов всадить пулю человеку между глаз, держа пистолет у бедра, нужно тренироваться не один год. Откуда ты попала на базу, девочка, какая у тебя настоящая история жизни? Доверься мне, положи пистолет, давай я тебя обниму, к сердцу прижму! Не делай глупостей, девочка моя!
        - А ты не болтай глупостей, мальчик мой? - грубо одернула она меня, - Ты следующий на очереди, потом этот тюфяк куратор!
        Что-то не так в ней, это не моя Эва, это совершенно другой человек. Если бы я знал, что можно вот так в одно мгновение заменить сознание человека, то я бы безо всяких сомнений решил, что Эву подменили. И что это за неприятный зуд в сознании, похожий на комаринный назойливый писк, уйди, не мешай, я думаю.
        «Эт… н… я… э-э-э… я…» едва разобрал я в слабом жужжании. Звук противный до зубной боли. Мешает, сбивает, уйди противное жужжание.
        Пирамидка манила меня, звала к себе, от нее струилось странное тепло и свет. Удивительно приятные лучики протягивались от пирамидки ко мне, сплетаясь в один огненный жгут. Почему она не видит этого? - думал я, ощущая энергию заструившуюся через жгутик в мое сознание. Пирамидка кормила меня, как мамочка маленького ребеночка с ложечки. Она насыщала меня новой необъятной силой. С каждой каплей энергии я становился все сильнее и могущественнее. Передо мной распахивался горизонт, я заглядывал в чужие сознания, не понимая, откуда у меня эта возможность.
        - Эй, Гений! - прохрипел очнувшийся Алексей, обращаясь к Эве, - Есть шанс вернуться на Родину, реальный шанс, я отвечаю! Что ты получишь от своего хозяина? Очередную кость сегодня и пулю завтра? А ты подумала, Гений, зачем ему пирамидка?
        - Еще слово и ты покойник! - предупредила Эва, переводя пистолет в сторону Алексея, - Не твоего ума дело, что я и когда получу! - отрезала она, - А вот ты, говорун, точно получишь пулю, прямо сейчас. На что поспорим?
        С ума они оба сошли или это пирамидка на всех так странно действует. С каких таких карасей моя Эва стала Гением? Я не отрицаю ее гениальной способности находить в огромной куче навоза исходных предпосылок единственное рационально зерно. Но никто и никогда не присваивал ей такой клички, не собачка она, чтобы на клички отзываться. Моя нежная, тонкая, чувствительная Эва. Или уже не моя…?
        А с этим что случилось? Разве не он вытаскивал нас из всяких передряг, рисковал собственной жизнью, первым кидаясь во все опасные места? Зачем было так рисковать, если сейчас он смотрит на меня, как на пустое место, а с Эвой готов сцепиться в смертельной схватке? Алексей, очнись, разуй глаза, командир! Или ты тоже уже не Алексей, а какой-нибудь там Барс?
        Я слушал их разговор отстраненно, словно я сам не находился на пороге смерти, словно не меня только что обещали прикончить. Это все не главное! Главное заключается в том, что пирамидка не иноземное творение, это наше родное, исконное. Ее нельзя отдавать в грязные руки, просто потому что тогда всем без исключения придется плохо. Она такая добрая и беззащитная, ее так легко разрушить. А вместе с ней рухнет и весь мир, превратившись в сборище озверевших идиотов.
        «Спаси… меня… я… не… могу больше…» - продолжало жужжать что-то на уровне комариного писка. Я никак не мог определить источник призыва о помощи, но невольно пытался связать его с Эвой. Может это она сейчас стонет под гнетом новой личины, может это она сейчас отчаянно нуждается в помощи? Но как ей помочь, как сорвать с нее маску Гения?
        - Давай так, - предложил Алексей Эве, - этого, - он мотнул головой в мою сторону, - отправляем в аут и через мой канал возвращаемся на Родину. Ты же наша, русская, зачем тебе этот убогий мирок, заплывший жиром? Там твой народ, который не получает зарплату, жрет бумажную колбасу, травится паленой водкой. Мы можем все изменить!
        Эва кивнула головой, словно согласившись с доводами Алексея и, не завершив кивка, выстрелила в него. Алексей, только что беспомощно лежавший на бетонном полу, крутнулся в сторону, одновременно вскидывая правую руку. Пуля рикошетом ушла в стену, не задев Алексея, а Эва вздрогнула от удара обломком бетона попавшим в голову. Все закрутилось как в замедленном кино.
        Эва медленно падала на спину, раскинув руки в стороны и выпустив пистолет из руки. Алексей вскочил на ноги, устремившись к ней, чтобы заполучить оружие. В тот же момент в моей голове словно завершилось некоторое действо, щелкнули невидимые шестеренки сознания, и я увидел мир в других красках. Он окрасился разными цветами, предметы и люди засветились призрачным сиянием. Пирамидка светилась ослепительно золотым сиянием, открывая мне, именно мне, свои глубины, словно нашла того единственного, для кого хранила многие годы свои тайны.
        Да что там годы, столетия, тысячелетия спрессовались в ее крохотном средоточии. Что ты есть? Кто создал тебя, с какой целью? Откуда в тебе сознание всех живых существ? Ты мир?!
        Фараоны древнего Египта подозревали, что в тебе есть тайна и пытались копировать тебя, строя свои гигантские усыпальницы. Они надеялись, что бог снизойдет к ним, выслушает и подарит новую жизнь. Легенды гласили, что в маленькой пирамидке, оберегаемой самим временем, хранится самая заветная тайна, которую спрятали от человека Боги.
        Эва продолжала падать, медленно медленно, словно тело ее не весило совершенно ничего. Алексей застыл в прыжке, сантиметр за сантиметром преодолевая в воздухе расстояние отделяющее от упавшего пистолета Эвы. А я стремительно погружался в тайны пирамидки. Она выплескивала их мне радостно и свободно, я чувствовал исходящее от нее тепло. Она искренне радовалась нашей встрече, если бы у нее был хвостик, она бы сейчас радостно виляла им, встретив любимого хозяина. Нет, не хозяина, лучше сказать друга.
        Пирамидка открывала доступ к высшему разуму, мыслящей ауре планеты, вобравшей в себя сознание всех, когда либо живших на ней людей. Ее функция, задача, сверхцель была чрезвычайно проста - обеспечить связь. Через нее оператор мог объединить себя с гигантским разумом, получить в свое распоряжение огромную энергию и, самое главное, получить ничем не ограниченную власть над всем живым. Чем не воплощение бога?
        Каждое новорожденное сознание тотчас же получало свой маленький канал в космос. Каждое живое сознание от рождения до смерти связано с ним. Связь ни в чем не ограничивала, ничего не добавляла и ничем не наделяла. Любое живое существо дышит, насыщая клетки кислородом. Точно также мозг «дышит» энергией разума, подпитывая себя. Именно это делает уязвимым любое живое существо. Оператор, подключенный через пирамидку, способен сделать с любым существом все, что угодно. Абсолютная власть?
        Звучит достаточно страшно, хотя неведомые создатели пирамидки предусмотрели нехитрую, но действенную защиту. Оператором мог стать только человек, обладающий определенным складом характера, мышления, менталитетом. Сложенное вместе оно образовывало некий ключ, открывавший доступ к пирамидке. Поистине все гениальное просто. Получивший доступ не захочет стать богом, не польстится на абсолютную власть.
        Так вот ты кто, Сеня, грустно подумал я - ты ключик от ящика Пандоры. В самом ли деле это спасение для человечества, а не шутка Богов, решивших наказать человека за его гордыню. Ты можешь сейчас повернуть человеческую историю в новое русло, но что будет с теми, кто не сможет на полном ходу попасть в крутой поворот? Только зачем мне это, за что? Я не хочу-у-у-у! Я не буду-у-у-у!
        Тебя использовали, чтобы вскрыть шкатулку с сокровищами, выпустить на волю силу, дать возможность другим, менее чистоплотным воспользоваться ей. Они даже не подозревают, что вместе с тобой уйдет и сама тайна пирамидки. А может это и лучше? Ни к чему испытывать мир на прочность, только потому, что ты можешь это сделать.
        Вот же глупость какая, спешили, бежали, получили и снова на исходной. Только с другими вводными - лучшие друзья, любимая женщина оказались твоими злейшими врагами, готовыми убить, разорвать тебя за право обладания артефактом. Как так случилось, что я ничего не заметил, не обратил внимания на их перемену? Я - сенс с большой буквы! Чудак ты, Сеня, с большой буквы М, а не сенс!
        Ты слишком увлекся процессом, тебя не насторожило изменение поведения Алексея после его прогулки по Парижу. Откуда он взял оружие, почему ты хотя бы не поинтересовался? Это что, в порядке вещей - выйти погулять и вернуться с сумкой, набитой оружием? Даже, если у тебя есть деньги, это еще не факт, что тебе в ближайшем магазине продадут боевые пистолеты и гранаты, приборы ночного виденья и десантные ножи. А он сходил и принес! Как все просто, как в сказке. Только в сказке обычно бывает Иван-дурак. Сеня, тебе ничего не напоминает это имя?
        А с Эвой как получилось? Ты же почувствовал, что она потеряла с тобой контакт, почему ты не бросил все и не выяснил, что случилось с твоей любимой женщиной? Ты дрожал от нетерпения, рвал поводок, стремился сюда, чтобы взять в руки заветный артефакт. Чем ты лучше тех, кто запрограммировал твоих друзей стать твоими врагами. Именно, что запрограммировал, в этом нет ни малейших сомнений. Сколько же еще таинственного спрятано в умении лазить по чужим мозгам? Страшненького…
        Мне с трудом удалось оторваться от созерцания и вывести себя из транса. Восприятие внешнего мира вернулось в прежний ритм, мир ударил по мозгам звериным ревом, запахом крови и пороха. Эва шмякнулась на спину, широко раскинув руки и глухо ударившись затылком о пол. Алексей, завершив полет, схватил пистолет и грациозно, как большая дикая кошка, перекатился по полу, гася инерцию прыжка. Еще мгновение и он стоит на одном колене, направив оружие в лицо Эвелине.
        Эва с трудом оторвала голову от пола и медленно, страшно медленно открыла замутненные болью глаза. Она с недоумением заглянула в ствол направленного ей в лицо пистолета, перевела взгляд вдоль руки, держащей оружие на человека, улыбнулась, узнав в нем Алексея. Он не ответил на улыбку Эвы, его взгляд лихорадочно метался между ней и мной, ожидая в любой момент неожиданной атаки.
        - Не захотела, ну и дура! - прохрипел Алексей, вытирая пот со лба свободной рукой, - Полковник твой, - он махнул головой в сторону мертвого тела, - на нас работал. Поняла или еще раз объяснить?
        - Врешь, с-с-сука! - прошипела Эва, сузив глаза от злости, - Посмертно хочешь человека в дерьме извалять, гэбье, сволочь!
        - Кому гэбье, а кому майор Звягинцев! Дура ты, как ни посмотри. Учти, обычно я с дураками не вожусь, пулю в лоб и бегом к Богу, ума-разума набираться. Уважь старика, напряги извилины, ну кому ты мертвая и холодная нужна? Не хочешь своих предавать, да ради бога, сваливай на сторону и я тебя не видел! Устраивает такой вариант?
        - С чего это ты такой добрый? - прищурилась она подозрительно.
        - Будем считать это любовью, - предложил он примирительно, не делая при этом попытки опустить оружия.
        - Значит, я сейчас повернусь к тебе спиной. Спокойно дойду до лестницы. Выйду за дверь, и ты не сделаешь попытки меня догнать или пристрелить? - усмехнувшись, спросила она.
        - Не сделаю! Топай! Только сразу без размышлений и лишних телодвижений. Учти, второй раз жизнь дарят редко, очень редко! Усекла? - неожиданно рявкнул Алексей.
        Эва вздрогнула от окрика, кивнула головой, и медленно встала с пола, морщась от боли в спине. Затем повернулась спиной к Алексею и деревянно зашагала к выходу, ожидая каждое мгновение выстрела. Алексей тоже встал, сделал осторожный шаг назад, чтобы держать нас обоих в поле зрения. Пистолет в его руке хищно следил за удаляющейся девушкой. Господи, только не дай ему повода выстрелить!
        - Эва, - мысленно прошептал я, не надеясь, что она услышит меня, - не делай глупостей. Я не знаю, что за программа работает в твоей башке, но я знаю, что ее тебе обязательно отстрелят, если ты ненароком дернешься. Еще я знаю, что это не ты сейчас стреляла в полковника и спорила с Алексеем, а твоя программа. Шагай и убегай, ты должна остаться в живых, потом мы разберемся, что за тараканы завелись в твоей голове! Вместе разберемся! Береги себя, милая, я тебя люблю!
        - Не могу! Я должна его остановить! Сеня, милый, прости… господи, как болит голова… мне ужасно плохо… что-то внутри… заставляет… делать все это… я не могу… сопротивляться… нет сил… - ее мысли пробивались с трудом, словно между нами кто-то выстроил непреодолимую стену.
        Но они пробивались, значит, есть надежда снова услышать Эву. Я уже и не мечтал о такой милости со стороны провидения. Мне казалось, что с того момента, как в Эвелине заработала программа, мы навсегда потеряли возможность мысленного общения. Если мы можем слышать друг друга хотя бы чуть-чуть, значит есть возможность прорваться сквозь преграду, пробить экран, разрушить программу.
        - Не делай этого, - взмолилась она мысленно, - не пытайся ничего изменить. У меня… мне нельзя… это меня убьет!
        Она шагала к двери, прикладывая неимоверные усилия, чтобы не развернуться и не броситься на Алексея. Я чувствовал, как глубоко в ее сознании шевелится черное облачко, спрятанное в мешанине воспоминаний и ощущений. Оно выплевывает черные волоконца, впиваясь подобно спруту в сознание Эвы, все больше подчиняя ее своей воле, ломая ее попытки сопротивляться. Я рванулся навстречу захватчику, мечтая раздробить его на мелкие кусочки, и тотчас же он выпустил во все стороны острые иглы, буквально распяв ее сознание. Еще немного и Эвы не станет. Не станет в том смысле, что ее сознание расплавится под натиском программы, превратится в однотонный черный кисель, заполненный желанием убивать.
        Я «отскочил» назад, надеясь умилостивить злобного черного идола. И в самом деле, иголки втянулись обратно, позволив своей жертве стать более подвижной и самостоятельной. Программе не нужно, чтобы ее выполнял зомби, - подумал я, с беспощадной ясностью понимая собственное бессилие, - ей нужен творческий подход, инициатива и находчивость. Никакая программа не в состоянии описать все возможные проблемы, ей не под силу скопировать человеческий опыт. Проще заставить человека под страхом собственной смерти или смерти близких людей вывернуться наизнанку, но выполнить поставленную задачу.
        Нужно обмануть программу, заставить ее принимать искаженные данные, я могу стать зеркалом на пути между программой и программой, отсекая Эву. Я должен… Не-е-е-т, только не это! Эва не выдержала давления программы, резко рванулась в сторону, едва разминувшись с вылетевшей в ее сторону пулей. Прыгнула в другую сторону, стараясь подобраться поближе к пирамидке, уходя с линии выстрела за мгновение до выстрела. Ее пальцы схватили артефакт, она успела прижать его к груди, и в тот же момент грохнул взрыв.
        Дверь, сорванная с петель, по счастливой случайности пролетела мимо нас и врезалась в заднюю стену. В открывшуюся брешь, стремительно вкатились темные фигурки, рассекая поднятую взрывом пыль красными лучиками лазерных прицелов. Одним слитным движением они заняли позиции, превратившись в спецназовцев, облаченных в шлемы и бронежилеты. В следующую секунду на каждом из нас задрожало как минимум по три красных точки. С нами не шутили, малейшее движение и следом за лазерным лучом полетят пули.
        Алексей медленно положил пистолет на пол, хотя и не сделал при этом попытки отодвинуть его дальше. Эва замерла, сжавшись в комочек, зыркая исподлобья на спецназовцев, словно дикий зверь, загнанный в угол. Мои мысли метались в тесной пещере ошеломленного сознания, не принося ни малейшей надежды на спасение.
        Следом за бойцами вошли четверо мужчин в шляпах и обычных гражданских пальто. Они встали так, чтобы не перекрывать бойцам зоны обстрела, но и не скрываясь за их спинами. Еще один покупатель на лежалый товар, - грустно подумал я.
        - Этих, - распорядился один из вошедших, указав рукой на Эву и Алексея, - убрать! Этого связать и оставить здесь! Потом всем покинуть помещение!
        Трое других коротко кивнули головами, словно подтверждая, что приказ исходит от всех четверых и его можно исполнять. Спецы было дернулись, но я остановил их, выставив предупредительно ладонь вперед. Звучит странно, но они остановились, как вкопанные. Видать насчет меня у них есть особая инструкция. Учтем-с-с!
        - Эй, вы кто? - задал я дурацкий вопрос.
        - А вам зачем? - прозвучал не менее дурацкий ответ.
        - По какому праву вы тут распоряжаетесь? - я чувствовал, что несу откровенный бред, но что-то нужно делать, чтобы придумать план спасения. Это ничего, что выгляжу, как дурак. Дураки, говорят, живут дольше.
        - У кого из вас артефакт? - совершенно обыденным тоном, словно интересуясь погодой на завтра, спросил один из «покупателей», - Не хочется, знаете ли, его случайно сломать, разбить, кровью замарать. Особенная, знаете ли, вещичка, антикварная, - посетовал он. - Давайте без мелодрам, закончим дело и… там уж, как получится.
        Ах ты… «шляпа»! Хрен тебе, а не артефакт! Накося выкуси!
        - Для чего вам артефакт, господа, вы же все равно ни-че-го с ним не сделаете! - нагло заявил я, - Если бы вы хоть что-то могли, не было бы этой дикой сцены и этого глупого спектакля. Убирались бы вы по добру по здорову, пока я добрый! - предложил я мирный вариант разрешения конфликта. Предложил так, словно у меня за спиной стоял танк, готовый выстрелить во врага по первому моему знаку.
        - Не можем! - грустно вздохнул «покупатель», - А вы на что? - широко улыбнулся он, - Ключик вы наш золотой! Вы разве не чувствуете, что пирамидка открылась, открылась вам, доверилась вам! А тут мы, скок-поскок и хвать пирожок прямо с плиты. Это мы раньше не могли, а теперь… Отдайте пирамидку и проживете еще некоторое время, - предложил он сделку.
        Открылась? Значит я все-таки ключик? Она что живая? Почему она доверилась мне? И что мне от ее доверия? Почему я ничего не чувствую в себе от ее открытия? Я даже не чувствую этого наглого господинчика, которого по идее должен свалить одним ударом. Кстати, а почему ты, Сеня, действительно не делаешь попытки просто уложить этих наглецов? Почему ты до сих пор не взял всю эту свору на «мушку»?
        - Не хотите, - снова тяжко вздохнув, констатировал «покупатель», - не хочу показаться назойливым, но дело есть дело. Этих в расход, его связать! - недавняя мягкость исчезла из его голоса, сменившись сталью приказа.
        Как в расход, что значит в расход? Совершенно дикая мысль вспыхнула в моей голове - неужели прямо сейчас… эти выродки… эти уроды… убьют Эву? Убьют насовсем, отберут у меня самого близкого человека? Нет, этого нельзя делать! Эй, как вас там, же ле манн шпа, доннер ветер вашу муттер, нельзя убивать женщин и детей! И мужчин тоже… никого нельзя убивать!
        Мысль полыхнула подобно молнии, замедлив время, растянув его восприятие как в замедленном кино. Я видел, как красные точки медленно, очень медленно поползли с меня в сторону моих друзей. Пальцы напряглись, стараясь нажать на спусковые крючки десятка автоматов. Еще мгновение и смерть нельзя будет остановить!
        Я почувствовал, как внутри меня, где-то глубоко в сознании взорвалась бомба, выплеснув наружу убийственный поток энергии. Поток расширялся, поглощая всех находящихся в подвале и рядом с ним, пропитывая собой все их естество. Холодно и отстраненно я ждал момента синхронизации, готовый по первому признаку ударить насмерть. Вы сами выбрали свою судьбу, господа! Пришедший убивать, достоин смерти! Дай мне, боже, еще мгновение, позволь мне первым успеть нанести удар, задержи их хотя бы на мгновение, - молился я, надеясь молитвой отодвинуть миг неизбежного.
        Волна встретилась с пирамидкой и по ней прошла пульсация, странная мелкая дрожь, словно навстречу выплеснулась не меньшая по силе энергия. В то же мгновение я осознал, что уже нет необходимости нащупывать синхронизации своих врагов, я знаю всех и мог поразить любого. Пирамидка подключилась к моему сознанию, открыв свои сокровищницы. Спасибо, боже, за твою доброту! - успел поблагодарить я, и нанес удар.
        Мир вокруг меня взорвался яркими красками, по ушам ударил страшный протяжный вой более похожий на звериный. Люди падали и катались по полу, пытаясь содрать с себя кожу, вырвать волосы, выцарапать глаза. Боль настигала их изнутри, просачивалась наружу сквозь поры и каналы, свивая мышцы в жгуты, выворачивая наизнанку.
        Алексей сильно побледнел и, схватившись за голову, осел на бетонный пол. Эвелина закрыла глаза и мягко шлепнулась на него. Все, кроме одного из «покупателей» перестали угрожать нам, а этот стоит и изумленно оглядывается по сторонам.
        - Зря вы это, - покачал головой господинчик в шляпе, - хотя, знаете ли, впечатляет! - он явно вдохновился увиденным. - Именно так я и представлял себе ее действие, а они не верили, идиоты!
        Он перешагнул через безжизненные тела своих бывших соратников, подошел ко мне поближе и всмотрелся пристально, словно разглядывая странную диковинку.
        - Прекрасно, прекрасно! Вы в отличной форме. Вот что, молодой человек, у меня к вам деловое предложение - давайте объединимся, а? Вы сила, я опыт! Силу нужно направлять, вам этому без опытного наставника учиться долго и сложно. Можете запросто не дожить до триумфа. Мой вам совет, вы эти глупости из головы выкиньте, любовь, дружба, человечность - пустое это все. Все проходит, остается что? Правильно - дела, свершения, слава, ну и деньги, в конце концов. Надеюсь, вы не ханжа?
        - Нет!
        - Ну, слава богу!
        - Вы не поняли! Я вам и вашему предложению говорю НЕТ! Мне противно с вами рядом находиться, не то что разговаривать.
        Я говорил и пытался одновременно прощупать этого странного человека, устоявшего против моей сумасшедшей по силе атаки. Кто же он такой, какие способы нашел для прикрытия, почему его соратники не знали о его способностях?
        - Вы напрасно пытаетесь меня пробить, - снисходительно усмехнулся незнакомец. - Настоятельно рекомендую прислушаться в первую очередь к себе. Вы не подозреваете, что именно сейчас творится там на поверхности. Думаете, что ваша выходка сказалась только на присутствующих здесь? Ошибаетесь! - он хищно оскалился. - Там сейчас полгорода в судорогах катается! Понимаете, что вы сделали, всего лишь на миллионную долю использовав возможности артефакта.
        - Тварь… ублюдок… ты все врешь!
        - Фи, как пошло, не опускайтесь на уровень быдла! - поморщился он, - Встряхнитесь вы наконец, стряхните лапшу с ушей, откройте пошире глаза! Мир вокруг вас создан для хищников. Да-да, не удивляйтесь! Хищник управляет этим миром, подчиняет себе прочий скот, пищевую массу, бесполезных и никчемных людишек. У вас никогда не было начальника? Вас никогда не принуждали делать то, что вы не хотели делать? Вот, то-то и оно! Хищникам свойственно подчинять более слабых, пожирать их, отдавать на съедение другим. На самом деле борьба за выживание ведется только между хищниками. Не станете же вы утверждать, молодой человек, что среди дойных коров может быть борьба! Абсурд, нонсенс!
        Господинчик явно испытывал удовольствие от собственной речи, похоже, ему впервые можно было без опаски высказывать свои мысли, он всерьез надеялся убедить меня в своей правоте, склонить к сотрудничеству. Я слушал его, и не мог понять, чего мне хочется больше - просто его убить, или помучить, разрезав на мелкие кусочки. Может я тоже хищник, раз во мне рождаются столь кровожадные идеи. Нет, Сеня, ты не хищник, ты кролик, заслушавшийся удава. Хватит внимать этому оракулу, пора действовать.
        - Только ради бога, не вздумайте предпринимать никаких действий, направленных против меня. Я вас умоляю! Вы слышите, я не требую, я умоляю? Почувствовали разницу? Мне чрезвычайно важно с вами договориться, мы нужны друг другу, но вам мешают предрассудки, издержки коммунистического воспитания, знаете ли.
        Я слушал его, а сам плавно усиливал связь с пирамидкой. Между нами пульсировал невидимый канал полный энергии и жизни. С каждым мгновением я все глубже окунался в ее бездонные глубины, но это не пугало меня. Со всех сторон мое сознание окутывала сияющая радуга животворной энергии, я слышал божественную музыку исполняемую невидимыми музыкантами на неведомых мне инструментах. Я слушал грязные откровения незнакомца и одновременно удалялся от него, воздвигая между нами преграду.
        - У меня складывается впечатление, - продолжал тем временем мой собеседник, - что вы пытаетесь уйти от меня, закрыться от той правды, которая скрывается в моих словах. Не подумайте, что пытаюсь вас обмануть, хи-хи-хи, - он добродушно рассмеялся, - в этом нет ни малейшего смысла. Мы должны доверять друг другу, - вкрадчиво произнес он, - понимаете - до-ве-рять! Иначе все лишено смысла! Решительно все! И эти люди, которые умерли ради нашей идеи, тоже умерли напрасно!
        - Ради вашей идеи! - уточнил я упрямо.
        - Позвольте с вами не согласиться, молодой человек! Именно нашей, нашей общей идеи! Мы с вами одновременно стремились к одной и той же цели, нас обуревала одна и та же мечта! Вот она, - он указал на Эву, безжизненно лежавшую на полу, но продолжавшую сжимать пирамидку. - Давайте ее возьмем и внимательно рассмотрим! - предложил он, сделав шаг по направлению к Эве.
        - Стоять! - негромко, но зло приказал я. - Не касайся ее, своими грязными лапами, сволочь!
        - Грязными? Я их мыл, не поверите! - криво усмехнулся он, но второго шага не сделал.
        - Ты уйдешь отсюда немедленно или я убью тебя! - пообещал я, не зная точно, как именно я это сделаю.
        - Господи, ну что вы все убью, убью? Прямо маньяк какой-то, вы нормально разговаривать не пробовали? Я же вижу, вас раздирает интерес - почему все присутствующие не выдержали вашего удара, а я устоял?
        - И почему? - не сумев скрыть интереса в голосе, спросил я.
        - Вспомните сны! - внезапно приказал он. - Те самые, про мальчика, профессора и пирамидку. Вспомнили? Откуда я знаю про эти сны? Ха-ха-ха, не поверите, но именно я проецировал их вам. Мне нужно было подогреть ваш интерес, юноша, к пирамидке и ее возможностям.
        - Значит, все это было ложью? - недоверчиво поинтересовался я.
        - Ну почему же? Вовсе нет, правда и только правда. Согласитесь, что в наших с вами отношениях я всегда придерживаюсь полной открытости. Не было последнего сна, вы заметили, что осталась некая недосказанность? Правильно заметили. Кстати, есть грешок, мелкий, но есть - последнюю сцену я слегка подрезал. Но не соврал, упаси господи, просто не стал говорить все - почувствуйте разницу.
        - И что же осталось за кадром?
        - Тому полицейскому удалось узнать у профессора практически все, что он пытался скрыть. Нет-нет, аппаратуры для чтения мыслей вермахт не изобрел, но правильное использование некоторых наркотиков, вкупе с умением ввести пациента в транс дают великолепные результаты. Профессор столь красочно описал все, что произошло с мальчиком и пирамидкой, что я представил это себе во всех деталях. Кстати, он рассказал тогда, куда именно ушла пирамидка, выдав все явки и пароли. Но… ничего из этого не запомнив. Он действительно верил, что ничего и никого не выдал.
        - Вы не можете быть тем полицейским… даже учитывая ваш преклонный возраст, вас просто еще не было на свете, когда…
        - Не было, и что из этого? Немцы отличаются педантичностью, знаете ли. Интереса сама пирамидка ни у кого из них не вызвала, никто не удосужился связать легенды и факты, но записать - это обязательно. Педантично, скрупулезно, слово в слово. Мне осталось только прочитать архивный материал и использовать служебное положение, чтобы ухватить за кончик ниточки.
        - И вы уничтожили всех, чтобы завладеть пирамидкой?
        - У вас совершенно нет воображения, молодой человек. Да вы садист в душе! Хлебом вас не корми, а расскажи кровавую историю с десятком трупов. Увы, в жизни все прозаично и неинтересно для широкой публики. Если бы не я, эти легкомысленные французы давно бы продали артефакт, как ненужную безделицу. Да что там продали, попросту выбросили бы на помойку, несмотря на пламенное завещание покойного профессора Абеля.
        - Да вы еще и спасителем хотите выглядеть? Круто повернули, ловко все переставили, да вы фокусник!
        - Молодость, мой друг, болезнь временная. К чему этот скепсис, язвительный тон, мы же не на диспуте, у нас серьезный разговор. Представьте на минуточку, что перед вами выбор - взять весь этот мир, поделить его со мной или отказаться вовсе. Вот о чем мы с вами должны сейчас думать.
        - Не хочу!
        - Вас не спрашивают, хотите вы или нет! Вы избранный, единственный можно сказать на всем белом свете. Вы можете сделать этот мир счастливее, разве не об этом мечтает каждый человек в стране Советов?
        - Не вам об этом говорить!
        - Но почему? Объясните мне тупому, жестокому, бессердечному солдафону, почему я, сохранивший артефакт для этого звездного часа, не могу обсудить с вами судьбу этого мира? Я сохранил, вы открыли - слава нам и хвала! Бросьте упираться, как бычок перед скотобойней, возвысьтесь, разверните плечи, почувствуйте себя великим!
        - С чего вы решили, что я избранный?
        - Вот! Правильный вопрос! Я рад, что вы начали думать, а не упираться, как капризный ребенок. Я не решил, я знаю это, совершенно точно! Чувствуете разницу?
        - Бред, вы просто тянете время, надеетесь, что я сделаю ошибку… еще на что-то надеетесь.
        - Надеюсь! Надеюсь, что вы дадите мне пару минут и спокойно выслушаете мои слова, отбросив в сторону сантименты и сердечные страдания.
        - Говорите! - пусть тянет время, мне же лучше, успею сам подготовиться к атаке.
        - Если не возражаешь, я перейду на ты, возраст все таки. Тебя никогда не удивляло, что ты обладаешь этой удивительной способностью, а миллионы прочих людей нет? Нет? Ты просто согласился с причудой природы, смирился с наличием дара и приспособился жить с ним, замаскировал свое умение, чтобы не выглядеть уродом.
        Видимо на моем лице слишком явно отразилась гримаса при слове «урод», потому что мой собеседник тотчас поспешил исправить свою оговорку.
        - Не быть слишком привлекательным для слухов и сплетней. Но… это не дар природы, совершенно ответственно заверяю тебя, что природа в этом не виновата. Ты сын Вольфа Мессинга. - Он произнес это таким обыденным тоном, словно сообщал цену за молоко.
        - Не понял… вы хоть понимаете… бред!
        - Естественно вы об этом не знаете, потому что у вас были совершенно нормальные родители. С одним единственным недостатком - они не могли иметь детей, в принципе. Именно этот фактор стал решающим для выбора вашей матери в качестве… как бы это помягче сказать… э-э-э, инкубатора… нет, грубо звучит, суррогатной матери, надеюсь этот термин вас не покоробит, для вынашивания ребенка Мессинга.
        - Вы ничего не путаете? Времена, обстоятельства, люди? Мессинг умер задолго до того, как моя мать смогла бы забеременеть, врите, так хоть старайтесь связно это делать.
        - Не путаю, - он вздохнул. - У Сталина была одна достаточно вредная черта - он легко верил различного рода шарлатанам. Нормального ученого мог сгноить в лагерях за несогласие с точкой зрения партии, а вот шарлатанам верил и позволял выражать собственное мнение. М-да, такая вот глупость. Хотя в вашем случае сработало, случайно, но сработало.
        - Ну вот, еще и Сталина приплели.
        - Никуда не деться, корни всех злодеяний кроются именно там. Однажды ему доложили, что есть возможность создать целую армию советских разведчиков, обладающих способностями Вольфа Мессинга. Естественно Сталин заинтересовался идеей. Хорошо иметь уникального человека у себя на службе, но это опасно по многим причинам - нет противовеса и все мы смертны. В общих чертах предлагалось использовать сперму Мессинга для массового оплодотворения женщин в лагерях. В последующем детей изымать и отбраковывать, выбирая для дальнейших экспериментов наиболее перспективных.
        - И Мессинг согласился с этой чудовищной идеей? Ни за что не поверю, хоть на части меня режьте!
        - А его никто и не спрашивал. Существует масса способов извлечения семени без беспокойства донора, - он усмехнулся, видимо представив себе подобные способы.
        - Все равно не верю, это было слишком давно, не мог я…
        - Совершенно не обязательно, - бесцеремонно перебил меня собеседник, - делать оплодотворение сразу. Сперму можно законсервировать на долгие годы. Кстати, эксперимент в то время не удался. Совершенно, ни одного результативного ребенка.
        - И что с ними сделали?
        - С кем?
        - С детьми.
        - Ничего, распихали по военным училищам, вырастили солдат, офицеров, разведчиков, дипломатов. А вы уже вообразили, что всех под топор? Зачем? Они все равно ничего не знали, при правильном воспитании полное отсутствие родственников делает их идеальными исполнителями. Без страха, знаете ли, упрека и сомнений.
        - Скажите, а вас не смущает, что мы стоим здесь в подвале среди трупов и рассуждаем о тайнах рождения и ошибках истории? Вам не кажется это неуместным, несвоевременным, жестоким? Жестоким по отношению к памяти погибших.
        - Глупости! Они умерли, их уже нет, их история завершилась. Имеет значение только история живых. Более того, только тех из живых, кто имеет право владеть миром. Мы будем разговаривать до тех пор, пока вы не примете решение. Я постараюсь, чтобы ваше решение было правильным. Я помогу вам избавиться от предрассудков, я готовился к этому часу долгие годы и не намерен упускать свой шанс.
        - Когда вы узнали, что я… что у меня… как вы вообще обо мне узнали?
        - Артефакт. Пирамидка. Она тебя почувствовала, узнала в тебе того мальчика, которому открылась почти сто лет тому назад. Понимаешь, мой мальчик, все эти годы я создавал систему, которая должна была однажды выдать результат. Огромное количество ученых работали над тайной пирамидки, пытались понять ее природу, использовать скрытые возможности. Что-то получилось, но в сравнении с тем, что ты сейчас показал, мизер, песчинка в сравнении с пустыней. Она же помогла локализовать твое местоположение, дальше вопрос технологии и политики. В нужное время подтолкнуть, помочь, направить. Главное результат достигнут - ты здесь и ты избранный!
        Он смотрел на меня с искренним обожанием. В его глазах светились любовь и надежда, но не те к которым мы привыкли с детства, читая книги. Он любил меня, как объект избранный пирамидкой и надеялся с моей помощью получить безграничную власть. Паук, гиена, акула. Что еще может ассоциироваться с подобным человеком?
        В конце концов, если я не могу пробить его ментальной защиты, что мне мешает проломить ему череп? Грубо, но эффективно. Господинчик занервничал, почувствовав мои намерения. Не знаю, умеет ли он читать чужие мысли, но мои желания написаны прямо на лбу открытым текстом.
        - Не делайте глупостей, юноша! - торопливо произнес он и одновременно сунул руку в карман пальто. - Если вы намерены и дальше вести разговор в таком ключе, то нам придется расстаться, но… - он выхватил из кармана небольшой пистолет, - вы останетесь здесь с дыркой в башке, глупец!
        Пирамидка стремилась ко мне, ласкалась, посылая в мое сознание лучики теплой энергии. Каждое мгновение нашего союза что-то невозвратимо меняло во мне, я становился более сильным и более другим. Мое сознание словно взлетало на невозможную высоту, растеклось на безбрежных просторах. Каждое человеческое создание делилось со мной крохотной капелькой жизненной силы, делилось с радостью, с улыбкой, словно чувствуя, что отдает эту энергию на благое дело.
        На самом деле, как я понял в этот момент, никто из них и не подозревает, что его жизненная сила меняется. Пирамидка соединяет меня со всеми живыми созданиями, открывая доступ к их энергии. В моем праве, в моих силах забрать всю их энергию и сотворить сверхновую звезду. Я могу черпать мелкими горсточками и быть при этом всемогущим властителем чужих душ и сознаний. Я могу поработить всех и… я не могу этого сделать.
        Потому что коммунистическое воспитание, как верно заметил господинчик, а еще бабушка и мама, и много других людей, ради которых я живу на этой земле. И варенье в шкафчике, и щенок со сломанной лапой, и девочка Света, с которой ты целовался в садике, смешно закрывая глаза. И еще многое из того, что делает нас людьми, что подавляет звериную сущность, возвышает душу, позволяет нам жертвовать собой ради других.
        Я возьму по маленькой капельке, не обижу слабого, сделаю себя сильным только для того, чтобы этот выродок не смог завершить свою гениальную задумку. Потерпите, люди добрые, я не знаю сколько мне понадобится вашей силы, чтобы пробить его защиту. Но это нужно сделать.
        - Пойми ты, наконец, что в этом мире выживает сильнейший! Раньше сильнейшим был тот, у кого крепче челюсти, мышцы, крепче дубина. Сейчас в споре важнее сильная голова, мозги, способности ума. слабый не имеет права жить! Право получает только сильнейший, а сильнейшего выбирают в смертельной схватке. Без компромиссов, без возможности сделать вторую попутку, без ложного представления о правильности и порядочности. Сильный всегда прав - это главное правило!
        - Ты не прав!
        - Может быть! Но я и не считаю себя сильнейшим! - в его голосе звучала неприкрытая лесть, - Сильнейший ты и только ты вправе стать властелином. Только ты имеешь полное право получить артефакт.
        - Властелином над кем?
        - Над людьми! Разве в твоей душе нет желания сделать этот мир лучше? Ты же мечтаешь сделать мир свободным от мерзости, очистить его, дать возможность лучшим жить лучше. Разве это не достойная цель? Получив артефакт, ты сможешь сделать счастливыми миллиарды людей, устранив всех, кто мешает им жить нормально. Согласись, что это звучит, по крайней мере, благородно!
        - Значит, наказать всех бандитов, насильников, воров и очистить от них мир?
        - Конечно!
        - А как же быть с тем, что у них есть жены и дети? Они лишатся мужа, отца, брата, превратятся в нищих и убогих! Как быть с тем, что человек может покаяться в грехах и начать жизнь сызнова? Где гарантия, что карая всех, кто на мой взгляд мешает людям жить, я не покараю оступившихся?
        - Да что тебе до этого? Ради лучшей жизни миллиардов не грех пожертвовать миллионом недоносков. Историю не интересует мнение отдельного человека, и бабочка под каблуком не изменит ее ход. Чтобы история менялась существенно, нужны кардинальные перемены, не полумеры, не добренькие Санта Клаусы, несущие подарки сирым и убогим. Нужны жесткие, волевые властители, знающие, что цель оправдывает средства, что люди - всего лишь мелкие винтики в огромном механизме, топливом для которого служит кровь. Обладая властью, ты становишься другим… даже не человеком, просто другим. Разве ты не так представлял себе свою власть? Ты вообще думал когда либо, что такое власть?
        - Думал, но не в таком масштабе.
        - Тебе нужно раздвинуть плечи, чтобы почувствовать собственное величие. Артефакт усилит твои способности, ты сможешь использовать энергию миллионов для своих действий. Я не могу заставить его работать в полную силу, но ты сможешь, я верю в тебя! Я помогу тебе в тех делах, где я сильнее - политика, власть, интриги.
        «Не слушай его, убей! - услышал я слабый мысленный голос Эвелины».
        Господи, она все-таки жива! Я мазнул взглядом по ее лицу, и мне показалось, что ее ресницы дрожат, что грудь еле заметно вздымается. Мое сознание ринулось к ней, хотя я по-прежнему смотрел на своего врага. Совсем немножко, самую капельку той энергии, что я позаимствовал для окончательного удара, я влил в Эву, оживил ее разум, сжег дотла черный сгусток убийственной программы. Как приятно быть богом, - подумал я с восхищением, - жаль, что это продлится недолго. На всякий случай я попытался пробиться под черный купол, скрывающий сознание Алексея и мне удалось это с первой попытки. Защитная оболочка, блокировка лопнула, как воздушный шарик от укола иглы. Я спас своих друзей и теперь остался еще один маленький долг!
        Липкий противный страх накатывался на меня. Это мой собственный страх окутывал меня липкой паутиной - я видел в нем себя, свое возможное будущее. До сих пор у меня не было даже мысли, что я могу вершить судьбы миллиардов, но теперь эта мысль заронена в мое сознание. Я почувствовал связь с миллионами душ, я слился с гигантским океаном ментальной энергии, вдохнул манящий аромат абсолютной власти. Те кто говорят, что самое простое - отнять леденец у младенца, никогда не пробовали сами сделать это. Я тот самый младенец, а новая вселенная, открытая мне пирамидкой, стала моим леденцом. Седьмым чувством я ощущал, что, убив стоящего передо мной человека, я тем самым разрываю свою связь с пирамидкой, лишаюсь ее любви и доверия. Но я должен его убить, иначе все теряет смысл.
        Как всякий нормальный человек, я не могу всадить нож в человека только на том основании, что он у меня есть и человек кажется мне неприятным. Скорее всего именно это нежелание убивать и служит основой доступа к пирамидке. Нужно еще многое, чтобы стать ее хозяином… нет, не хозяином, грубое понятие, другом! Но главное иметь в душе твердое убеждение, что убивать и мучить живое существо нельзя! Я не смогу сделать этого, даже под угрозой собственной жизни - нежелание лишать кого либо жизни глубоко сидит внутри всякого нормального человека.
        Нормального, но сейчас передо мной сумасшедший, обуреваемой несбыточной мечтой о мировом господстве. Ему сладостно видеть, как толпы людей, послушные его воле, идут на смерть, убивая других людей. Он упивается возможностью приказать им умереть, его воспаленное сознание жаждет преклонения и раболепства. Чингисхан, император Нерон, Гитлер и им подобные - не отцы ли вы подобных созданий, не с вас ли они лепят образ «светлого будущего» для всего человечества?
        Много ли нужно для «счастья»? В расчете населения Земли - сущие мелочи. Уничтожить тех, кто недостоин жизни, тех, чья кровь разбавляет и портит кровь истинных народов. Сколько таких наберется по всему миру - миллионов сто-двести? Сущие пустяки перед лицом нескольких миллиардов. Но и оставшиеся в живых, те, кому истинные властители разрешили продолжить свое жалкое существование, не имеют права быть людьми - это жалкий скот, рабы, необходимые для грязной работы и удовлетворения похотей своих господ. Итого, за вычетом выродков и рабов, остается не более десяти-двадцати миллионов - вполне достаточно для такой небольшой планетки, как Земля. Этими можно легко управлять, достаточно одного императора и им будет… догадайтесь кто?
        Что тут скажешь - очень заманчивое предложение. Не перевод на вышестоящую должность и не повышение оклада. Даже не предложение продать Родину, раз уж пошло такое дело. Тебе не предлагают предавать какой-то жалкий клочок суши - тебе предлагают стать властелином Земли! Соглашайся, дурак, завтра может быть поздно, потом они найдут другого, не менее сильного и более достойного. Менее привередливого и разборчивого, более жадного до власти и крови. Соглашайся, а потом, когда отгремят бои, ты сделаешь все по-своему - «господ» в ящик, земли крестьянам, власть народам!
        Было уже такое, милостивые господа, неоднократно было. Приходили господа в крахмальными воротничками и белоснежными манжетами, несли светлую мечту и через некоторое время манжеты по локоть пропитывались кровью. Сперва врагов, потом тех, кто сомневался, что враги на самом деле были врагами, затем кровью тех, кто знал, что убивали невиновных. Нельзя человека сделать счастливым через смерть и кровь, отравляют они его душу, делают безжалостным и убогим. Жалость - единственное чувство, достойное человека. Сильный не добивает слабого, а жалеет его и помогает ему стать сильным. В жалости нет ничего зазорного. Правда, многие путают жалость с равнодушием и объявляют их недостойными человека.
        Ну же, Сеня, сделай свой выбор!
        «Сеня, ты что задумал? - встревожилась Эвелина, - Я перестала тебя чувствовать, ты ускользаешь от меня. Мне страшно, Сеня!»
        Эва, девочка моя, как мне будет тебя не хватать, но тебе не место в этом царстве. Здесь место только избранным. Прости, дорогая, ты столько сделала для меня, ты верила, что у нас есть совместное будущее и когда-нибудь ты родишь мне сына. Ты еще не чувствуешь этого, но я знаю, что он растет в тебе - твоя мечта сбылась. И все равно ты лишняя на этом празднике. Лишняя, как и все те, кто сейчас лежит, скрючившись от невыносимой боли за дверями этой комнаты, на лестницах и улице вокруг этого полутемного подвала. Прощай, Эва, мы еще встретимся потом, в другой жизни!
        Я сплел в тугой комок бешенное чувство ненависти и выстрелил в защиту собеседника острием черного пламени. Защита рухнула в одно мгновение. Еще мгновение назад мы были равны в своих силах, у каждого был щит и меч, но сейчас он ошибся. Ему казалось, что я расслабился, успокоился и готов к тому, чтобы выпить чашу с ядом. Готов встать рядом с ним у трона всепланетной империи, продать своих друзей за горстку бриллиантов и возможность безграничной власти.
        Еще один удар и мы сможем уйти отсюда, удрать, убежать, спрятать пирамидку от всех прочих любителей властвовать над народами. Как маленькие искорки вспыхивали в моем мозгу чужие сознания, вливая в меня шум ветра, шелест морской волны и щебет птиц. Черный небосвод сознания стремительно превращался в сияющий купол. Я сжал его, стараясь придать форму копья, но он упруго напрягся, не желая поддаваться моей воле. Вот это силища, вот это мощь - невольно восхитился я.
        Тем временем господинчик растерянно тряс головой, моргал, пытаясь понять, что произошло. Как получилось, что он в одно мгновение потерял свою драгоценную защиту? Трепещи вражина, сейчас русский богатырь из тебя котлету делать будет, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горя полным лаптем. За похвальбой я упустил момент, когда он вытащил из другого кармана небольшую коробочку и с довольной улыбкой нажал кнопку.
        Мир задрожал и начал плавится, плавно стекая в бушующие пламенем недра земли. Мое тело охватил невыносимый жар, боль вонзилась в каждую клеточку, мозг вспухал под натиском ощущений и образов. Вокруг меня плясали языки пламени, меня пронзали острые стрелы и пики, дикие звери вцеплялись в мою плоть и рвали меня на куски. Я свалился на бетонный пол, скрючившись в комочек, пытаясь защитить себя от огня, железа и клыков. Сквозь кровавую муть в глазах я видел, что господинчик чрезвычайно доволен результатом. Он спокойно подошел к Эвелине и вырвал из ее рук пирамидку, пнув при этом слабо дернувшееся тело ногой.
        Он… пнул… мою… Эву? Гад… мразь… подонок! Напрягая остатки воли, я с трудом разогнул скрюченную в судороге руку, подхватил с пола непослушными пальцами какую-то железяку, и неловко швырнул ее в нашего мучителя. Он легко отскочил в сторону и довольно рассмеялся.
        - Ха-ха-ха, молодой человек, браво, браво! Вам удалось устоять против генератора! Но это уже в прошлом, есть простой, но действенный способ борьбы со слишком живучими сенсами!
        Он гадко ухмыльнулся, направил пистолет на Эву, и дважды выстрелил, наблюдая, как это отзовется на моем лице. Он наслаждался не самим убийством, его опьяняла возможность вершить то, что именно он посчитал нужным. Удовлетворившись увиденным, он вздохнул с явным сожалением, и выстрелил в меня. Мир почти погас…
        Почти, потому что пуля попала в тело, оставив сознание на некоторое мгновение живым и действующим. Взгляд успел заметить, как Алексей приподнялся, взмахнул рукой, и большой десантный нож легко вошел в горло господинчика. Последнее, что уловил мой гаснущий взгляд - откуда-то набежал народ в камуфляже.
        Пирамидка протянула ко мне свои теплые ласкающие лучики, словно прощаясь со мной. Я ощущал ее грусть, огромную вселенскую жалость от того, что мы расстаемся. Она снова уходила в одиночество, превращаясь в безжизненный кусок камня, теряла связь с живым существом, которое могло ее понять и почувствовать. Лучики таяли, исчезали, мир становился все более тусклым и серым. И, наконец, мир угас.

* * *
        Что было дальше? Бог его знает. Всю эту историю я выдумал. От начала до конца - чистый вымысел, следствие ночных кошмаров, мучивших меня на протяжении последних трех лет. Кошмары появились после того случая, когда меня сбила машина. В результате которой я пролежал полгода в реанимации в коме и еще полгода меня восстанавливали местные эскулапы, пытаясь найти причину совершенного упадка сил. После возвращения с того света, я решительно не хотел жить. К тому же кошмары, порожденные клинической смертью, никак не способствовали желанию жить.
        Психотерапевт посоветовал мне излить на бумагу, все то, что мучает душу. Таким образом, считал он, вы позволите своим кошмарам обрести новый дом, они покинут вас, перейдут в иное измерение. И, самое главное, перестанут вас мучить.
        Ставим большую жирную точку и прислушиваемся к своим ощущениям. Зудит, мучает, тревожит? Вроде нет, ну и слава богу. Значит, сегодня я усну спокойно, и до утра буду спать, как младенец, без снов, с улыбкой на лице. У меня хорошая работа и отличная семья, кошмары мне не нужны.
        Эвелина играется в гостиной с нашим сыном Ванюшкой. За полтора года из крохотного орущего комочка вымахал такой проказник, что папе с мамой скучать не удается. Похоже, ему чертовски повезло с родителями, мы с Эвой никак не можем договориться, в кого он пошел такой умный. Хотя, я всегда говорю, что красотой и сообразительностью Ванюшка весь в мамочку. В свои полтора года он уже вовсю болтает, умеет считать и даже читать. Интересно кто его этому научил?
        Он очень любит играть с пирамидкой, которую я притащил из какой-то командировки. Безделица, сувенир из странного темного камня с металлически гладкими гранями, скорее всего египетского происхождения - очень они свои пирамиды любят. Ванюша вертит ее в руках, пытается что-то разглядеть сквозь блестящие стенки, прислушивается к ней. Иногда просто сидит с ней в руках, задумчиво глядя в окошко.
        Через полчаса зазвонит телефон и Алексей, бывший военный, а сейчас охранник в нашем институте, сообщит, что авто у подъезда и пора всей честной компании отправляться на рыбалку. Не знаю как прежде, но в последнее время я ужасно полюбил рыбалку. Даже не сам процесс ловли, сколько созерцание текущей или плещущейся воды. Большого количества воды, в которую так приятно бухнуться и окунуться с головой.
        Умеет ли человек читать чужие мысли? Не знаю, нет объективных фактов. Хотя, если задуматься, а оно нам надо? Мысли, память, желания являются сокровенной тайной человека, которой он делится по своему желанию с близкими людьми. А если найдется умная голова и выдумает некую технологию, позволяющую в чужих головах лазить, то тут ему и крышка. Разорвут его на части желающие получить то изобретение в монопольное использование.
        Похоже, Алексей задерживается. Очень вероятно, что у него полетел трамблер. Трамблер-р-р-р? Странное слово, нужно будет спросить у Алексея, что оно означает. Стоп! А откуда в моей голове вообще родилось это слово? Ничего не понимаю, ага, телефон звонит.
        - Алло, Алексей? Привет. Не приедешь, почему? Трамблер, говоришь, сломался? Ага, ну ладно, мы тогда в зоопарк сходим.
        - Папа, папа, - вбегает в комнату Ванюшка, - у дяди Леши сломался тлам… твам… тхрамбрлер!
        Странно, я же ничего не смыслю в автомобилях, откуда это дурацкое слово «Трамблер» завелось в моей голове? И еще более странно - откуда Ванюшка узнал, что у Алексея сломался этот самый тлам… твам… тхрамбрлер?!
        ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
        Автор просит отзывы об этой книге присылать по e-mail: [email protected]