Тени сгущаются Виктория Шваб
        Оттенки магии #2
        Гости со всего мира съезжаются в полный магии Красный Лондон на Игры стихий - состязание лучших магов.
        Роскошные балы, изысканные наряды, сияние огней, музыка, смех - безумный вихрь, в котором не узнать, кто прячется под маской.
        Но возможно, за легким кокетством скрываются подлинные чувства, а за шуткой - душевная боль?
        Кто ты? И где твое место в одном из четырех Лондонов?
        Виктория Шваб
        Тени сгущаются
        Victoria Schwab
        A Gathering of Shadows
        Печатается с разрешения автора и литературных агентств Baror International, Inc. и Nova Littera SIA.
        Text
***
        Виктория Шваб подарила нам историю, прекрасную, как драгоценный камень… Эта книга - сокровище.
        Дебора Харкнесс
        Для поколения Нила Геймана.
        The Guradian

***
        Тем, кто пробивает себе дорогу вперед
        Магия и волшебник должны искать равновесия.
        Сущность магии - хаос. Маг должен хранить покой.
        Личность, что раскололась, - негодный сосуд для силы,
        Без удержу и без цели прольется сила в разлом.
        Тирен Серенс, верховный жрец Лондонского святилища
        Глава 1
        Морская воровка
        I
        Арнезийское море
        Дилайла Бард умела находить неприятности на свою голову.
        Она всегда считала, что это лучше, чем ждать, пока они сами тебя найдут. Но сейчас, качаясь на океанских волнах в крошечном ялике на двоих, без весел и без снаряжения, если не считать связывающих ее руки веревок, она была готова пересмотреть свои взгляды.
        Ночь выдалась безлунная, в морской черноте отражалось звездное небо, и только мерцающая рябь за бортом позволяла понять, где верх, где низ. Среди этих бесконечных отражений Лайле казалось, что она парит в центре вселенной.
        И от этой бескрайности она чуть не расплакалась.
        Но не стала. Прищурившись, всмотрелась в тусклую искорку на горизонте. Красноватый цвет выделял корабельные огни среди бесчисленных звезд. Корабль - ее корабль - медленно, но решительно исчезал вдалеке.
        Паника стиснула горло, но Лайла овладела собой.
        «Я Дилайла Бард, - говорила она себе, чувствуя, как веревки врезаются в кожу. - Воровка, пиратка, странница. Я побывала в трех разных мирах и осталась жива. Я проливала королевскую кровь и касалась руками магии. Я одна стою целого корабля мужчин. Мне никто не нужен.
        Я - единственная в своем роде».
        Приободрившись, Лайла повернулась спиной к уходящему кораблю и всмотрелась в непроглядную ночь.
        «Могло быть и хуже», - рассудила она и в тот же миг почувствовала, как холодная вода просачивается в сапоги. В ялике оказалась пробоина. Не очень большая, но утешение слабое: рано или поздно лодка все равно потонет.
        Лайла со стоном взглянула на веревки, крепко стянувшие кисти рук. Хорошо хоть, ублюдки оставили ей свободными ноги. Правда, делу сильно мешал этот чертов наряд - платье. Длинное, эфемерно-зеленое, с бесчисленными оборками и такой узкой талией, что дышать невозможно. Почему, бога ради, женщинам приходится так себя мучить?
        Вода в ялике поднималась все выше, и Лайла заставила себя сосредоточиться. Она перевела дыхание, насколько позволял тесный наряд, и произвела осмотр своих скудных пожитков: бочонок эля (прощальный подарок), три ножа (спрятаны), несколько сигнальных факелов (получены от тех, кто отправил ее в плавание), вышеупомянутое платье (разрази его гром) и то, что она прятала под его подолом и в карманах (пригодится, если она достигнет цели).
        Лайла взяла сигнальный факел - штуковину, похожую на фейерверк. Если стукнуть по твердой поверхности, взметнется фонтан окрашенного света. Не короткий сполох, а ровный луч, способный разрезать темноту, как ножом. Факелы горят примерно четверть часа, а их цвета на открытой воде складываются в особый код: желтый - корабль тонет, зеленый - на борту болезнь, белый - прочие опасности, красный - пираты.
        У нее было по одному факелу разных цветов, и, перебирая пальцами, она раздумывала, какой взять. Поглядела на поднимавшуюся воду и выбрала желтый, взяла его связанными руками и стукнула о борт утлой лодчонки.
        Взметнулся свет, резкий и слепящий. Он разделил мир надвое: яростная желтизна светового конуса и плотная чернота вокруг. С полминуты Лайла чертыхалась и вытирала слезы, потом наконец сумела направить факел вверх, от лица. И начала считать. Едва глаза успели привыкнуть к свету, как он задрожал, замигал и погас. Она вглядывалась в горизонт, но не видела ни одного корабля. А вода прибывала, медленно и неуклонно, и уже дошла до лодыжек. Она взяла второй факел - белый, «терплю бедствие» - стукнула им о дерево, прикрыла глаза и стала отсчитывать минуты.
        - Давай, - шептала она, всматриваясь в горизонт. - Давай, давай же, давай… - Слова утонули в шипении угасающего огня.
        Воцарилась тьма. Лайла скрипнула зубами.
        Судя по уровню воды в лодке, оставалось всего с четверть часа - время, пока горит один факел. А потом ялик неминуемо пойдет ко дну.
        У дощатого борта что-то промелькнуло. Длинное и зубастое.
        «Господи, если ты есть на свете, - взмолилась пиратка. - Или небесное светило, или высшая сила, или кто угодно там, наверху - или внизу - тот, кто из жалости или любопытства мог бы помочь мне прожить еще хоть один день, - вот сейчас самое время мне помочь».
        С этими словами она взяла красный факел - предупреждение о пиратах - и ударила его о борт. Ночь утонула в призрачном алом зареве. На миг оно напомнило реку Айл в Лондоне. Не в ее Лондоне - если она вообще может назвать это унылое место своим, и не в зловеще-бледном Лондоне, где обитали Атос, Астрид и Холланд, а в его Лондоне. Его, Келла.
        Он вспыхнул у нее перед глазами, словно луч факела, юноша с рыжими волосами и неизменной морщинкой между разноцветными глазами - голубым и черным. Антари. Волшебник. Принц.
        Лайла вглядывалась в алое пламя факела, пока видение не исчезло. Есть более насущные заботы. Вода поднимается. Факел гаснет. Вокруг лодки крадутся тени.
        И за миг до того, как зарево померкло, появилось это.
        Поначалу лишь тонкая дымка протянулась над морем. Но вскоре туман сгустился в темный силуэт. В черных обводах и парусах отражалась ночь, тусклые палубные фонари могли сойти за звезды. И только когда умирающий свет факела дотянулся до высокого борта, она поняла, что это и вправду корабль. А тот уже почти нависал над лодкой.
        В мерцании факела Лайла сумела разобрать название, выписанное блестящей краской. «Ис Рейнес Гаст».
        «Медный вор».
        Глаза Лайлы распахнулись от радости. Она усмехнулась себе под нос, потом спрятала улыбку под выражением более подобающим - благодарность пополам с мольбой, с примесью осторожной надежды.
        - Тоса! - крикнула она по-арнезийски и осторожно встала, стараясь не качнуть свое утлое суденышко.
        «Помогите». Роль беззащитной жертвы была непривычна для нее, она изо всех сил старалась ей соответствовать, такая маленькая на дне утлой лодчонки, в мокром зеленом платье, показывает смотревшим сверху морякам связанные руки. Лайла чувствовала себя посмешищем.
        - Керс ла? - сказал один, обращаясь скорее к приятелям, чем к ней. «Это еще что?»
        - Подарок? - предположил другой.
        - Поделишься, - буркнул третий.
        Слова остальных, долетавшие до слуха Лайлы, были еще менее приятны, и она насторожилась. Незнакомый выговор и океанский плеск мешали ей разобрать слова, но об общем смысле она догадывалась.
        - Что ты там делаешь? - поинтересовался кто-то темнокожий, сливавшийся с ночной тьмой.
        Ее арнезийский был еще далек от совершенства, но четыре месяца в открытом море, среди людей, не понимавших по-английски, заметно увеличили словарный запас.
        - Сенсан, - отозвалась Лайла, «Тону». И услышала в ответ взрыв хохота. Вытаскивать ее никто не спешил. Она вытянула руки, чтобы все увидели веревку. - Мне нужна помощь, - произнесла она хорошо заученные слова.
        - Сами видим, - был ответ.
        - И кто же выбросил за борт такую красотку? - фыркнул кто-то.
        - Может, на ней пробы ставить негде!
        - Угу.
        - Эй, крошка! У тебя все на месте?
        - Давайте сами проверим!
        - Что тут за крик? - громыхнул властный голос, и на палубе появился тощий, как жердь, человек с глубоко посаженными глазами и редеющими черными волосами. Команда почтительно расступилась. Он ухватился за деревянный поручень и посмотрел на Лайлу. Цепкий взгляд ощупал ее с головы до ног - платье, веревку, бочонок, лодку.
        Капитан, решила она.
        - Похоже, тебе несладко, - заключил он. Голоса он не повышал, однако слова донеслись совершенно отчетливо. Его арнезийский говор был резким, но понятным.
        - Как вы только догадались, - не удержалась Лайла. Дерзить было рискованно, но Лайла в любой ситуации умела найти верный тон. И собеседник, естественно, улыбнулся.
        - Мой корабль захватили, - продолжала она. - А новый, как видите, долго не продержится.
        Он перебил ее:
        - Может, лучше продолжим разговор здесь, наверху?
        Лайла радостно кивнула. А то она уж начала опасаться, что они проплывут мимо и бросят ее на произвол судьбы. Может, оно было бы и к лучшему, учитывая жадные слова и еще более жадные взгляды, но здесь, внизу, верная гибель, а наверху есть шанс выкрутиться.
        Сверху метнули канат. Груз на его конце упал у ног девушки, в воду, плескавшуюся на дне лодки. Она ухватилась и подтянулась к борту корабля. Оттуда сбросили лестницу, по которой, не дожидаясь, пока Лайла поднимется, спустились двое матросов. Лодчонка под их весом стала тонуть гораздо быстрее, но они не обратили на это особого внимания. Один из них подхватил бочонок эля, а другой - недовольную Лайлу. Он перебросил ее через плечо, и ей потребовалось все самообладание - которое никогда не было сильным, - чтобы не вонзить нож ему в спину, особенно когда руки мужчины залезли ей под юбку.
        Лайла впилась ногтями в ладони, и к тому времени, когда спаситель поставил ее на палубу возле бочонка («Да она тяжелее, чем кажется, и вдвое жестче на ощупь»), на коже появились восемь маленьких полумесяцев.
        - Ублюдок, - вполголоса буркнула Лайла по-английски. Он подмигнул ей, пробормотал что-то насчет мягкости там, где надо, и Лайла мысленно поклялась убить его. Медленно.
        Она выпрямилась и увидела, что ее кольцом окружили моряки.
        Да нет, не просто моряки.
        Пираты.
        Мрачные, потемневшие и обветренные, в линялых одеждах, и у каждого на горле татуировка - нож. Метка пиратов «Медного вора». Она насчитала семь человек вокруг себя, пятеро занимались парусами, и еще, наверно, с полдюжины под палубой. Восемнадцать. Округлим до двадцати.
        Тощий разорвал круг, шагнул вперед.
        - Соласе, - развел он руками. - У моих парней все в порядке с храбростью, а вот манер им недостает. - Он опустил руки ей на плечи, на зеленое платье. Под ногтями запеклась кровь. - Ты дрожишь.
        - Тяжелая выдалась ночь, - ответила Лайла, надеясь, что дальше не станет еще тяжелее. Вид этих мордоворотов не обещал ничего хорошего.
        Тощий улыбнулся - как ни странно, все зубы были на месте.
        - Анеш, - сказал он. - Зато теперь ты в надежных руках.
        Лайла немало слышала о команде «Медного вора» и понимала, что это ложь, но прикинулась, что поверила.
        - Чьи же руки это будут? - поинтересовалась она. Ходячий скелет взял ее за руку, прижался к пальцам обветренными губами, не обращая внимания на веревку, впившуюся в запястья.
        - Бализ Касноф, - представился он. - Прославленный капитан «Медного вора».
        Прекрасно. Касноф был легендой арнезийских морей. Его команда, небольшая, но проворная, брала корабли на абордаж в самые темные предрассветные часы. Перерезав горло всем, кто находился на борту, они забирали груз и отпускали корабль. И хоть на вид капитан казался оголодавшим, он был жаден до сокровищ и не дурак набить себе живот. Лайла знала, что «Медный вор» шел к северному берегу, в город Сол, в надежде поживиться большой партией спиртного.
        - Бализ Касноф, - повторила она, как будто никогда не слышала этого имени.
        - А вы? - полюбопытствовал он.
        - Дилайла Бард, - ответила она. - С «Золотой рыбки».
        - Правда? - переспросил он, и его люди, которым явно наскучило видеть ее одетой, принялись требовательно стучать по бочонку. - Знаете что, мисс Бард, - он галантно взял ее под руку, - расскажите мне, как вы очутились на этой лодчонке. Море не место для юных дам вроде вас.
        - Васкенс, - пояснила она. Пираты. Как будто понятия не имела, что это слово относится и к ее нынешней компании. - Они забрали мой корабль. Мне его отец подарил на свадьбу. Мы шли к Фаро, отправились два дня назад… Пираты налетели, откуда ни возьмись, захватили «Золотую рыбку»… - Она заранее репетировала эту речь, не только слова, но и паузы. - Они… они убили моего мужа. И капитана. И всю команду. - Здесь Лайла намеренно перешла на английский. - Все произошло так быстро… - Она спохватилась, как будто оплошность была нечаянной.
        Но капитан уже клюнул, словно рыба на крючок.
        - Откуда ты?
        - Из Лондона, - ответила Лайла, подчеркнув свой акцент. По толпе пробежал шепоток. Она продолжила рассказ: - «Рыбка» была маленькая, но очень богатая. Нагружена припасами на целый месяц. Провиант, напитки… Деньги. Я же сказала, это был подарок. А теперь ее нет.
        На самом деле это было не так. Она бросила взгляд через борт. Корабль виднелся на горизонте крохотной искоркой света. Он остановился и явно ждал. Пираты жадно проследили ее взгляд.
        - Сколько там народу? - спросил Касноф.
        - Достаточно, - ответила Лайла. - Человек семь или восемь.
        Пираты жадно ухмылялись, и Лайла читала их мысли. Их-то в два раза больше, а их корабль сливается с ночной темнотой. Если они догонят ускользающую добычу… Лайла чувствовала на себе изучающий взгляд глубоко посаженных глазок Каснофа. Она встретилась с ним взглядом и мимоходом подумала: интересно, способен ли он к магии. Обычно корабли были запечатаны охранными заклинаниями - это сильно облегчало жизнь. Но она с удивлением обнаружила, что почти все, кого она встречала в море, не имели ни малейшей склонности к искусству стихий. Алукард говорил, что владение магией ценится очень высоко, и те, кто имеет к ней способности, обычно находят хорошую работу на суше. На море волшебники уделяют больше внимания родственным стихиям - ветру и воде, но мало кто умеет повернуть прилив вспять. А в основном они предпочитают старую добрую сталь. Лайла это горячо одобряла - ведь на ней и сейчас было спрятано несколько железок.
        - Почему они пощадили тебя? - спросил Касноф.
        - Разве это пощада? - парировала Лейла.
        Капитан облизал губы. Было видно: он уже решил, как поступит с кораблем, и теперь раздумывает, как поступить с ней. «Медные воры» милосердием не славились.
        - Бализ, - позвал один из пиратов, с кожей темнее, чем у остальных. Он схватил капитана за плечо и что-то зашептал на ухо. Лайла различала отдельные приглушенные слова. «Лондонцы»… «Богатые»… и «Выкуп». Губы капитана медленно растянулись в улыбке.
        - Анеш, - кивнул он. И крикнул команде: - Поднять паруса! Курс на юго-запад!
        Люди одобрительно загудели.
        - Миледи, - Касноф повел Лайлу к трапу, - у вас была тяжелая ночь. Позвольте проводить вас в мою каюту, там вам будет удобнее.
        За спиной она услышала скрип открываемого бочонка, забулькал эль. Улыбнувшись, она последовала за капитаном.
        К счастью, Касноф не стал задерживаться в каюте.
        Он проводил ее и сразу исчез, заперев за собой дверь. Веревки у нее на руках так и не развязал. По пути, под палубой, им встретились только трое, и Лайлу это порадовало. Значит, на борту «Медного вора» пятнадцать человек.
        Лайла села на край капитанской кровати и досчитала до десяти, потом до двадцати, тридцати. Наверху слышались шаги. Корабль отправился в погоню за ее уходящим судном. Они даже не дали себе труда обыскать ее - какая самонадеянность! Она извлекла из сапога нож, хорошо отработанным движением раскрыла его в руке и перерезала веревки. Растерла запястья, мурлыча песенку-шанти про Саруса - призрака, который по ночам преследует корабли, сбившиеся с пути.
        «Как нам узнать, когда явится Сарус?
        Явится, явится, он уже тут…»
        Лайла схватила подол обеими руками и дернула. Юбка оторвалась, и под ней обнаружились плотные черные брюки, заправленные в сапоги. Над коленями висели два ножа в ножнах. Одним из них она перерезала ленты корсета на спине. Теперь хоть можно свободно вздохнуть.
        «Ветер утихнет, но шум его рядом,
        В ушах, в голове, и в костях, и в крови…»
        Она бросила зеленую юбку на кровать и разрезала от подола до рваного пояса. Среди шелковых складок было спрятано с полдюжины тонких палочек - они могли сойти за фижмы[1 - Здесь: часть каркаса для придания пышности юбке.] и немного походили на факелы, но не были ни тем, ни другим. Лайла сунула нож обратно в сапог и извлекла тоненькие конусы.
        «Штиль на воде, но корабль одинокий
        Движется вдаль, уплывает во тьму…»
        Над головой раздался грохот, будто уронили что-то тяжелое. Потом еще и еще раз - эль брал свое. Она достала кусок черной материи, натерла с одной стороны углем и повязала на лицо.
        «Звезды с луною испуганно скрылись,
        Ведь темнота далеко не пуста,
        Да-да, темнота не пуста…»
        Напоследок Лайла извлекла из складок зеленой юбки черную кожаную маску. Она была совсем простая, если не считать рогов, которые изгибались над головой со странным, пугающим изяществом. Лайла завязала маску на затылке.
        «Как нам узнать, когда явится Сарус?
        Явится, явится, он уже тут…»
        В углу капитанской каюты висело зеркало, потускневшее от времени. Она как раз смотрелась в него, когда на лестнице послышались шаги.
        «Он тихою тенью на палубу ступит,
        Его не увидит никто…»
        Лайла улыбнулась под маской. Потом обернулась и прижалась спиной к стене. Через мгновение дверь распахнулась, но было уже поздно.
        Она стукнула палочкой о дерево, как факелом, но вместо яркого света оттуда повалили густые клубы дыма. Она швырнула дымящийся конус в каюту, и кто-то споткнулся, закашлялся и, надышавшись отравленным дымом, попадал на пол.
        Минус два, подумала Лайла, перешагивая через тела.
        Осталось тринадцать.
        II
        За штурвалом никого не было.
        Оставшийся без управления корабль повернулся боком к волнам и сильно накренился. Волны били его в борт и жестоко раскачивали.
        Когда Лайла была на полпути к трапу, на нее налетел первый пират. Он был огромен, но двигался медленно - отчасти от эля, отчасти от растворенного в нем снадобья. Лайла легко увернулась и врезала ему ногой в грудь. Он отлетел к стене так, что хрустнули кости, застонал и осел на дощатую палубу. Выругался, но договорить не успел - носок ее сапога встретился с его челюстью. Его голова дернулась вбок, потом тяжело опустилась на грудь.
        Осталось двенадцать.
        Над головой снова застучали шаги. Она запалила конус и бросила его навстречу гостям. С лестницы скатились еще трое. Первый увидел клубы дыма и попятился, но второй и третий невольно преградили ему путь к отступлению, и через минуту все трое катались по полу, кашляя и хватая воздух ртом.
        Осталось девять.
        Лайла ткнула сапогом ближайшего пирата, перешагнула и поднялась по трапу. На краю палубы, скрытая в темноте, она осмотрелась. Не обнаружив признаков жизни, стянула с лица тряпку с угольной пропиткой и глубоко вдохнула, набирая полную грудь свежего зимнего воздуха. Потом шагнула в ночь.
        На палубе валялись тела. Она шла и считала, вычитая результат из общего числа пиратов на борту.
        Восемь.
        Семь.
        Шесть.
        Пять.
        Четыре.
        Три.
        Два.
        Лайла постояла, обвела их глазами. Потом возле поручней что-то шевельнулось. Она вытащила нож - один из любимых, широкое лезвие и волнистая гарда, закрывающая пальцы - и, напевая, шагнула к копошащейся фигуре.
        «Как нам узнать, когда явится Сарус?
        Явится, явится, он уже тут…»
        Человек полз по палубе на четвереньках, его лицо опухло от отравленного эля. Сначала Лайла его не узнала. Потом он поднял голову - это был тот самый, что тащил ее на борт. С блудливыми руками. Тот, что лопотал о ее мягких местечках.
        - Чертова сука, - пробормотал он по-арнезийски. Понять его было непросто - мешал хриплый кашель. Снадобье было не смертельным. По крайней мере, в малых дозах, но, подсыпая его в бочонок, она меньше всего думала об осторожности. От него набухали вены и горло сжималось, лишая тело кислорода, пока жертва не теряла сознание.
        Глядя сверху вниз на опухшего, посиневшего пирата, слыша его хриплое прерывистое дыхание, она предположила, что, может быть, немножко перестаралась. Он пытался встать на ноги, и никак не мог. Лайла схватила его за шиворот и рывком приподняла.
        - Как ты меня назвал? - переспросила она.
        - Я сказал… чертова… сука… - прохрипел он. - Ты за это… поплатишься. Я тебя…
        Закончить он не успел. Лайла толкнула его, он перевалился через борт и упал в море.
        - Передай привет Сарусу, - буркнула она, глядя, как он взмахнул руками и скрылся под водой.
        Остался один.
        Лайла услышала за спиной скрип досок и успела вскинуть нож за миг до того, как веревка захлестнула горло. Жесткие волокна царапнули шею и упали, перерезанные. Освободившись, она обернулась и увидела перед собой капитана «Медного вора» - острые глаза, уверенный шаг.
        Бализ Касноф не пил эль со своей командой.
        Он отшвырнул обрывки веревки, и Лайла стиснула в руке нож, готовясь к драке. Но капитан не вытащил оружие. Наоборот, протянул раскрытые ладони.
        Лайла наклонила голову, рога на маске качнулись вперед.
        - Сдаешься? - спросила она.
        Темные глаза капитана сверкнули, губы скривились. Татуированный нож на горле, казалось, блеснул в свете фонаря.
        - «Медный вор» не достанется никому, - сказал он.
        Его губы шевелились, пальцы подрагивали, по ним пробегали язычки пламени. Лайла опустила глаза, увидела на палубе полустертый рисунок и поняла его замысел. Почти все корабли были заговорены от пожара, но Бализ разрушил заклятие. Он бросился к ближайшему парусу, и Лайла метнула нож. Клинок был плохо сбалансирован, с тяжелой гардой на рукояти, так что ударил не в голову, а в шею. Капитан рухнул ничком, выставив руки, и колдовское пламя вместо парусов лизнуло канаты.
        Огонь занялся, но Касноф, падая, почти загасил его. А остатки залила кровь, хлынувшая из раны. Лишь несколько мелких язычков упрямо ползли вверх. Лайла подняла руку, сжала пальцы в кулак, и пламя погасло.
        Лайла улыбнулась, вытащила свой любимый нож из капитанского горла, вытерла лезвие о его одежду. Убрав клинок в ножны, услышала свист: к «Медному вору» приближался ее корабль - «Ночной шпиль».
        Люди толпились у поручней. Она прошла по палубе «Медного вора», приветствуя их, сдвинула маску на лоб. Почти все хмурились, но посередине стояла высокая фигура с черной лентой через плечо. Каштановые волосы отброшены назад, на лбу сверкает сапфир, на губах насмешливая улыбка. Алукард Эмери. Ее капитан.
        - Мас авен, - прорычал первый помощник Стросс, не веря своим глазам.
        - Черт, не может быть! - протянул Оло, кок, оглядывая разбросанные тела.
        Красавец Васри и Тавестронаск (или попросту Тав) зааплодировали, Кобис глядел, скрестив руки, а Ленос разинул рот, как рыба.
        Наслаждаясь их изумлением, она шагнула к перилам и широко раскинула руки.
        - Капитан! Кажется, у меня есть для вас корабль.
        - Мне тоже так кажется, - улыбнулся Алукард.
        С корабля на корабль перекинули доску, и Лайла ловко пробежала по ней, ни разу не взглянув вниз. Очутившись на палубе «Ночного шпиля», она обернулась к долговязому юноше с такими темными синяками под глазами, как будто он никогда не высыпался.
        - Раскошеливайся, Ленос.
        Он нахмурился и с нервным смешком взмолился:
        - Капитан!..
        Алукард пожал плечами:
        - Тебя никто за язык не тянул. Ни тебя, ни Стросса. - Он кивком указал на первого помощника, сурового громилу с бородой. - Сами напросились.
        И это было правдой. Да, Лайла похвасталась, что захватит «Медный вор» в одиночку, а они поспорили, что ей будет слабо. Почти целый месяц она закупала нужное снадобье для эля и дымовых конусов, понемножку, каждый раз, когда корабль заходил в порт. И затея себя оправдала.
        - Но она нас перехитрила! - заспорил Ленос.
        - Дураки! - пророкотал Оло.
        - Она все спланировала! - проворчал Стросс.
        - Да, - поддержал его Ленос. - Откуда нам было знать, что она так тщательно готовится?
        - А нечего было спорить с Бард. - Алукард встретился с ней взглядом и подмигнул. - Закон есть закон, и если не хотите, чтобы вас оставили на том корабле вместе с покойниками, платите моей воровке что положено.
        Стросс вытащил из кармана кошель и сунул ей.
        - Как ты это сделала? - спросил он.
        - Какая разница? - отозвалась она, забирая деньги.
        Ленос пошел за своим кошельком, но она остановила его.
        - Я спорила не на деньги, сам знаешь.
        Ленос сгорбился еще сильнее и отстегнул от предплечья клинок.
        - У тебя что, ножей мало? - обиженно буркнул он.
        Улыбка Лайлы стала жестче.
        - А такого нету. - Она сомкнула пальцы на рукояти.
        «Кроме того, этот нож - необыкновенный», - подумала она. Она мечтала о нем с тех пор, как Ленос пустил его в ход. Там, в Корме.
        - Я его обратно отыграю, - проворчал он.
        - Попробуй, - похлопала его по плечу Лайла.
        - Анеш! - прогремел Алукард и хлопнул ладонью по борту. - Хватит стоять и глазеть, нам еще корабль обчистить надо. Забирайте все. Чтоб у этих негодяев, когда проснутся, осталось только то, что в штанах спрятано!
        Мужчины захохотали, и Лайла невольно хихикнула.
        Она не встречала людей, которые любили бы свое дело больше, чем Алукард Эмери. Он обожал его, как дети обожают играть, как взрослые обожают актерство, радостно и самозабвенно окунаясь в свои роли. Во всем, что делал Алукард, ощущалась доля театральности. Интересно, сколько еще ролей он может играть? И бывает ли виден скрывающийся за ними актер? Случается ли это вообще?
        В темноте она поймала его взгляд. Глаза у него были серо-синие, как шторм, временами яркие, а иногда почти бесцветные. Он без слов кивнул в сторону своей каюты, и она последовала за ним.
        В каюте Алукарда пахло как всегда - летним вином, чистым шелком, гаснущими углями. Алукард любил хорошие вещи. Но, в отличие от коллекционеров и хвастунов, выставляющих сокровища напоказ, чтобы вызвать чужую зависть, Алукард искренне наслаждался роскошью.
        - Ну, Бард, - он перешел на английский, как только они остались одни, - расскажешь, как ты это провернула?
        - А зачем? - откликнулась она, опускаясь в высокое кресло перед камином, в котором, как обычно, горело бледное пламя. На столе два бокала ждали, пока их наполнят. - Тайны гораздо интереснее, чем правда.
        Алукард взял со стола бутылку. Его белая кошка Эса потерлась о сапоги Лайлы.
        - В тебе есть что-нибудь, кроме тайн?
        - Они тут делали ставки? - спросила она, не обращая внимания ни на его слова, ни на кошку.
        - Еще как. - Алукард откупорил бутылку. - Ставили на все, что угодно. Утонешь ли ты, возьмет ли «Вор» тебя на борт, а если возьмет, останется от тебя мокрое место, или… - Он плеснул янтарной жидкости и протянул бокал Лайле. Она взяла его, а Алукард сдернул с ее головы рогатую маску и бросил на стол.
        - Представление было впечатляющее, - сказал он. - Если хоть кто-то тебя раньше не боялся, теперь будут.
        Лайла уставилась в бокал - тем же взглядом, что другие смотрят на огонь.
        - А что, тут были те, кто меня не боялся? - лукаво спросила она.
        - Тебя иногда называют Сарусом, - продолжал он. - Но только за глаза. Произносят шепотом, как будто боятся, что ты услышишь.
        - Может, я и слышу. - Она повертела бокал.
        Ответа не было. Она подняла глаза, увидела, что Алукард разглядывает ее в своей обычной манере - шарит глазами по лицу, как воры шарят по карманам, пытается что-то нащупать.
        - За что выпьем? - сказал он наконец, поднимая бокал. - За Саруса? За Бализа Каснофа и его меднолобых болванов? За красавцев-капитанов и стройные корабли?
        - Нет, - Лайла жестко улыбнулась. - За лучшую воровку.
        Алукард беззвучно засмеялся.
        - Хорошо. За лучшую воровку.
        Он наклонил к ней свой бокал, и оба выпили.
        III
        Четыре месяца назад. Красный Лондон
        Уйти было легко.
        Не оглядываться - гораздо труднее.
        Лайла чувствовала, как Келл смотрит вслед. Остановилась, только когда скрылась из виду. Ну вот, снова одна. Свободна. Можно идти куда угодно. Быть кем угодно. Но с приближением сумерек бравада начала отступать. На город опускалась ночь, и она ощутила себя уже не завоевательницей, а одинокой девчонкой в незнакомом мире, без знания языка, с пустыми карманами, в которых лежал только прощальный подарок Келла - набор стихий, серебряные часы Бэррона да несколько монет, которые она успела стащить у дворцового стражника.
        Бывало и меньше, по правде говоря. Но бывало и больше.
        И было ясно, что с таким запасом она далеко не уйдет. Нужен корабль.
        Она то открывала, то закрывала карманные часы, смотрела на реку, где покачивались силуэты с мачтами. В сгущающихся сумерках красное сияние Айла разгоралось все ярче. Ее особенно притягивал один корабль - она весь день любовалась на него, не могла отвести глаз. Судно было роскошное. Борта из серебристого дерева, паруса синие, как полночь. Вдоль корпуса тянулось название - «Сарен ноче», позже она узнала, что это означает «Ночной шпиль». А сейчас она думала только об одном: хочу его! Но нельзя ведь просто ворваться на корабль и объявить, что отныне он принадлежит ей. Она, конечно, умница, но не настолько. И оставался еще один неприятный момент: Лайла понятия не имела, как ходить под парусами. Поэтому она стояла, прислонившись к гладкой каменной стене, сливаясь с сумерками, и смотрела, как корабль тихо покачивается на волнах. Эта качка и тихий гул, доносившийся с Ночного рынка на берегу, постепенно навеяли дремоту.
        Ее вывело из забытья появление нескольких человек. Они с грохотом протопали по палубе и спустились на берег, раскатисто хохоча и звеня монетами в карманах. Корабль целый день готовился к выходу в море, и в крови матросов бурлило желание хорошенько гульнуть напоследок. Один затянул песню, остальные подхватили; так и дошли до таверны.
        Лайла захлопнула часы, отлепилась от стены и пошла за ними.
        У нее не было никакой маскировки - только костюм мужского покроя, темные волосы, спадавшие на глаза, да лицо, которому она постаралась придать суровость. Понизив голос, она надеялась сойти за стройного юношу. Маски хороши в темных переулках да на маскарадах, но никак не в тавернах. Только привлекут лишнее внимание.
        Матросы исчезли в каком-то заведении. Названия на нем не было, но над дверями висела металлическая вывеска: блестящие медные волны обрамляли серебряный компас. Лайла одернула костюм, подняла воротник и вошла.
        В ноздри ударил запах.
        Не затхлая вонь, какая обычно стояла в портовых тавернах, и не цветочный аромат, как в королевском дворце, а теплый, простой и уютный запах жареного мяса, трубочного табака, морской соли.
        В каминах по углам горел огонь, стойка тянулась не вдоль стены, а возвышалась посреди зала. Она была круглой, как компас над дверью. Этот невероятный шедевр был целиком отлит из серебра, и лучи розы ветров были направлены на все четыре камина.
        Лайла никогда не видала таких таверн - без пятен крови на полу. Здесь не вспыхивали драки, грозившие выплеснуться на улицу. В «Скудном приливе», в ее родном Лондоне - нет, уже не в родном, а в чужом - публика была куда грубее. А здесь половина гостей носила королевские цвета - явно на службе у короны. Остальные более разномастны, однако ни одного изможденного лица и голодного взгляда. Многие, подобно тем, за кем она следовала, щеголяли обветренными лицами и морским загаром, но даже у них сапоги были начищены, а оружие тщательно зачехлено.
        Лайла прикрыла челкой незрячий глаз, высокомерно вскинула голову и подошла к стойке.
        - Аван, - сказал худощавый бармен с дружелюбными глазами. Ее захлестнуло воспоминание - Бэррон из «В двух шагах», с его суровой теплотой и стойким спокойствием, - но она вовремя взяла себя в руки. Она села на табурет. Бармен задал вопрос, и она, не зная слов, все же догадалась о смысле. Постучала по полупустому стакану с каким-то напитком, и бармен ушел выполнять заказ. Через минуту ее бокал наполнился чудесным пенистым элем, и Лайла отхлебнула большой глоток.
        В четверти круга от нее какой-то посетитель рассеянно перебирал монеты, и Лайла не сразу разглядела, что он до них не дотрагивается. Металл кружился вокруг его пальцев и нырял под ладонь, словно по волшебству; так оно и было. Еще один, с другой стороны, щелкнул пальцами и разжег свою трубку от вспыхнувшего на них пламени. Эти жесты не испугали ее, и она сама себе удивилась: надо же, всего неделя в этом мире, и он уже кажется таким естественным, каким никогда не был Серый Лондон.
        Она повернулась на табурете, выискивая матросов с «Ночного шпиля». Они разбрелись по всему залу. Двое беседовали возле камина, третьего тянула в темный угол хорошо одетая женщина, еще трое сели играть в карты с парой матросов в красно-золотом. Один из них привлек внимание Лайлы - и не потому, что был красив, наоборот, весьма уродлив, насколько можно было разглядеть сквозь густую растительность на лице, - а потому, что жульничал.
        По крайней мере, ей так показалось. Уверенности она не чувствовала, так как в игре было подозрительно мало правил. И все-таки она разглядела, что он сунул одну карту в карман и вытащил другую. Его руки двигались очень быстро, но ее глаз был острее. Ощущение опасности приятно защекотало Лайле нервы. Взгляд переместился к табурету, на котором лежал его кошелек. Туго набитый кошель был привязан к поясу кожаным шнурком. Рука Лайлы невольно потянулась к короткому острому ножу у нее на бедре.
        «Безрассудство», - прошептал голос в голове. Лайла с огорчением обнаружила, что он принадлежит не Бэррону, как раньше, а Келлу. Она стряхнула наваждение, кровь заструилась быстрее и сразу застыла - матрос обернулся и посмотрел прямо на нее. Нет, конечно, не на нее, а на бармена за ее спиной. Потом взмахнул рукой в понятном во всех мирах жесте - «Налей еще!».
        Лайла допила эль и бросила на стойку несколько монет. Бармен нагрузил поднос напитками, и слуга понес выпивку к столу.
        Вот он, удобный случай! Лайла вскочила на ноги.
        Комната покачнулась - эль оказался крепче, чем она привыкла, - но быстро вернулась на место. Лайла пошла за слугой, не сводя глаз с двери. Ее сапог слегка зацепился за его пятку. Он споткнулся, но устоял на ногах, а вот подноса не удержал: бокалы и рюмки посыпались на стол, перемешав карты. Игроки вскочили, крича и чертыхаясь, бросились спасать деньги и одежду. И когда несчастный слуга оглянулся, ища, кто же его толкнул, черный плащ Лайлы уже исчез за дверью.
        Лайла шагала по улице, помахивая украденным кошельком. Чтобы быть хорошей воровкой, мало иметь ловкие пальцы. Надо уметь извлекать пользу из любой ситуации. Она подбросила увесистый кошель. Кровь победно пела.
        Вдруг за спиной раздались крики. Она обернулась…
        И очутилась лицом к лицу с бородатым детиной, которого только что обчистила. Отпираться не было смысла - она слишком плохо говорила по-арнезийски, и к тому же вот он, кошелек, болтается на руке. Она сунула добычу в карман и приготовилась к драке. Противник был вдвое шире нее и на голову выше. Миг - и у него в руке блеснуло кривое лезвие, похожее на небольшую косу. Он что-то буркнул повелительным тоном. Может быть, предлагал вернуть украденное и уйти подобру-поздорову. Но она сомневалась, что у него хватит великодушия. И к тому же деньги были отчаянно нужны, ради них стоило рискнуть. Чтобы остаться в живых, нужна осторожность, но для движения вперед требуется смелость.
        - Кто смел, тот и съел, - заявила она и увидела на лице бородача удивление. Черт. Келл же предупреждал, что у английского языка в этом мире есть четко очерченная роль и место. Он в ходу среди царственных особ, а не пиратов. Чтобы пробиться в море, надо держать язык за зубами, пока не освоишься.
        Бородач что-то проворчал, провел рукой по изгибу ножа. Лезвие выглядело очень острым.
        Лайла со вздохом вытащила нож с зубчатым лезвием и рукоятью, приспособленной под кулак: волнистая гарда прикрывала костяшки пальцев. Потом, окинув взглядом противника, достала второй - короткий и острый, тот, которым срезала кошель.
        - Знаешь что, - сказала она по-английски, потому что больше никто услышать не мог. - Иди своей дорогой, пока цел.
        Бородач изрыгнул фразу, заканчивавшуюся словом «пилс» - одно из немногих арнезийских слов, которые Лайла знала, и оно было вовсе не лестным. Не успела Лайла прийти в себя от обиды, как противник ринулся в атаку. Лайла отскочила, перехватила косу обоими клинками. Лязг металла далеко разнесся по пустынной улице, перекрывая плеск моря и шум, доносившийся из таверн. Того и гляди кто-нибудь заявится.
        Новый удар прошел на волосок от ее горла. Лайла увернулась, отбила еще один выпад своим главным ножом. Лезвие соскользнуло по клинку и звякнуло о рукоять. Она ловко вывернулась и заехала гардой ему в челюсть. Не успел он оправиться от удара, как второй клинок, короткий, вонзился под ребра. Он поперхнулся, по бороде хлынула кровь. Собрав остатки сил, он ринулся на нее, но Лайла налегла сильнее, клинок пронзил сердце. Коса выпала из пальцев, и тело тяжело осело наземь.
        На миг у нее перед глазами вспыхнула еще одна смерть, принесенная ее клинком. Мальчик в высоком замке, в бледном, полинявшем мире. Ей и раньше доводилось убивать, но в тот раз убийство впервые доставило ей боль. Очень сильную боль. Воспоминание промелькнуло и угасло, вокруг снова шумела портовая улица. Раскаяние таяло капля за каплей, как жизнь в умирающем теле. Все произошло очень быстро.
        Она выдернула нож, и тело мешком свалилось на землю. В ушах еще стоял звон клинков, кровь бурлила от боевого азарта. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь, развернулась, чтобы убежать - и очутилась лицом к лицу с пятью матросами с того же корабля.
        Между моряками пробежал ропот.
        Блеснула сталь.
        Лайла неслышно выругалась, глаза на миг устремились к дворцу, высившемуся над рекой, мелькнула мысль - надо было остаться, пока была возможность, и все было бы хорошо, - но она отогнала ее и стиснула рукоятки ножей.
        Она Дилайла Бард, черт возьми, и будет жить так, как сама…
        Кулак врезался в живот, вытряхнув мысли. Второй удар попал в челюсть. Лайла рухнула, выронив нож, из глаз посыпались искры. С трудом приподнялась, стиснув второй клинок, но на руку наступил тяжелый сапог. Другой пнул под ребра. Что-то ударило в висок, и перед глазами все поплыло. Чьи-то сильные руки рывком поставили ее на ноги. Зрение вернулось. В горло упиралось острие шпаги. Лайла отпрянула, но ее жизнь на этом не оборвалась.
        Кожаный ремень, чем-то похожий на тот, с которого она срезала кошель, стянул ей руки, и ее потащили к порту.
        Голоса звучали у нее в ушах, как невнятный шум, но одно слово проскакивало чаще остальных.
        Касеро. Она не знала, что оно означает.
        Во рту стоял вкус крови - непонятно, горлом или носом шла у нее кровь. Какая разница, все равно они сбросят ее тело в Айл (если только это не будет святотатством; Лайла понятия не имела, как здесь поступают с покойниками). Но после нескольких минут жаркого спора ее отвели на корабль - тот самый, которым она любовалась весь день. Позади раздался грохот - человек, тащивший мертвого бородача, опустил свою ношу на сходни. Интересно, заметила она про себя. На борт его не внесли.
        Все это время Лайла помалкивала, и ее молчание только разозлило команду. Они кричали друг на друга и на нее. Появилось еще несколько человек. И все призывали «касеро». Лайла пожалела, что не успела выучить арнезийский. Что такое «касеро»? Суд? Смерть? Убийство?
        И тут появился человек с черной лентой через плечо, в элегантной шляпе. На поясе блестела шпага, на губах играла зловещая улыбка. Крики мгновенно стихли, и Лайла поняла.
        «Касеро» означало «капитан».
        Капитан на «Ночном шпиле» был потрясающий. И потрясающе молодой. Кожа загорелая, но гладкая, волосы, густо-каштановые с медными нитями, стянуты сзади изящным зажимом. Взгляд глаз, темно-синих до черноты, переместился с мертвого тела на толпу, потом на Лайлу. В левой брови сверкнул сапфир.
        - Керс ла? - спросил он.
        Пятеро, притащившие Лайлу, загалдели. Она даже не пыталась уловить смысл и выискать знакомые слова, лишь стояла, не сводя глаз с капитана. А он, хоть и слушал их обвинения, смотрел только на нее. Когда все выговорились, капитан приступил к допросу - по крайней мере, заговорил, обращаясь к ней. Вид у него был не очень сердитый, скорее огорченный. Он ущипнул себя за переносицу и обрушил на нее целую речь - ему было невдомек, что она знает по-арнезийски всего несколько слов. Лайла подождала, пока до него это дойдет, и наконец он умолк, заметив ее пустой взгляд и догадавшись, что она ничего не понимает.
        - Шаст, - буркнул он вполголоса и заговорил снова, медленно. Он перебрал еще несколько языков, то гортанных, то текучих, высматривая у нее в глазах искру понимания. Но Лайла лишь качала головой. Она знала несколько слов по-французски, но вряд ли здесь это поможет. В этом мире и Франции-то нет.
        - Анеш, - сказал он наконец. - Лайла догадывалась, что это арнезийское слово выражает согласие. - Та… - он ткнул пальцем в нее, - васар… - провел по горлу, - мас… - указал на себя, - эран гаст.
        «Гаст». Это слово она уже знала. «Вор».
        Та васар мас эран гаст.
        Ты убила моего лучшего вора.
        Лайла невольно улыбнулась, добавляя в свой скудный арсенал новые слова.
        - Эс васар. - Один из моряков указал на нее. «Убей ее». Или, может быть, «убей его» - Лайла не знала, догадались ли матросы, что она девушка. И не намеревалась им сообщать. Хоть она и далеко от дома, есть вещи, которые не меняются, и иногда лучше оставаться мужчиной, даже если тебе грозит смерть. Похоже, команда одобряла такое развитие событий: по толпе прокатился одобрительный рокот, перемежаемый словом «васар».
        Капитан запустил пальцы в волосы, размышляя над этим предложением. Потом бросил взгляд на Лайлу, приподняв бровь, как будто спрашивал: «Ну? И что же мне с тобой делать?»
        У Лайлы мелькнула идея. Дурацкая. Но уж лучше дурацкая идея, чем никакой. Она тщательно подобрала слова и ехидно улыбнулась.
        - Насс, - медленно заговорила она. - Ан то эран гаст.
        «Нет. Я твой лучший вор».
        Она поймала на себе взгляд капитана и гордо вздернула подбородок. Остальные заворчали, но для нее это не имело значения. Их будто нет. Во всем мире остались только она и капитан этого корабля.
        Его улыбка была неуловима. Лишь губы слегка изогнулись.
        Остальным это понравилось куда меньше. Двое шагнули к ней. Лайла отступила, и в руке блеснул нож - это было не так-то просто, учитывая, что руки у нее были связаны. Капитан присвистнул, и она не поняла, что это: приказ своим людям или выражение восторга. Да и какая разница? В спину впечатался кулак, и она отлетела к капитану. Тот поймал ее за запястья и нажал на бороздку между костями. Руку пронзила боль, нож со стуком выпал на палубу. Она гневно посмотрела капитану в лицо. Оно было совсем близко. Его глаза впились в ее глаза - взгляд был ищущий.
        - Эран гаст? - повторил он. - Анеш… - И вдруг, к ее удивлению, разжал руки. - Касеро Алукард Эмери, - представился он, растягивая гласные. Потом вопросительно указал на нее.
        - Бард, - представилась она.
        Он кивнул, размышляя, и обернулся к своей команде. Заговорил, обращаясь к ним - слова лились слишком быстро и плавно, Лайла ничего не понимала. Он указал на распростертое тело, потом на нее. Команда недовольно заворчала, но капитан не зря носил свое звание, и его слушали. А когда он закончил, остались стоять, угрюмо хмурясь. Капитан зашагал обратно к трапу, уходящему в недра корабля.
        Коснувшись ногой первой ступеньки, он обернулся с улыбкой - уже другой, резкой.
        - Насс васар! - приказал он. «Не убивать».
        Потом бросил на Лайлу взгляд, в котором читалось: «Удачи!» - и скрылся под палубой.
        Тело завернули в брезент и отнесли обратно в док.
        Суеверие, догадалась Лайла, нельзя приносить мертвых на корабль. На лоб покойнику положили золотую монету - видимо, плата тем, кто его уберет. Насколько Лайла могла судить, Красный Лондон не отличался религиозностью. Если здесь чему-то и поклонялись, то только магии, что в Сером Лондоне сочли бы ересью. Но, с другой стороны, христиане почитают старика, живущего в небесах, и если бы Лайлу спросили, что же кажется ей более реальным, она бы сейчас выбрала колдовство.
        К счастью, она никогда не была набожной. Не верила в высшие силы, не ходила в церковь, не молилась перед сном. И вообще почитала только себя саму.
        Она подумала, не стянуть ли золотую монету, но, есть бог или нет, это все равно как-то неправильно. Поэтому она просто стояла на палубе и отрешенно следила за приготовлениями. Она не сожалела об убийстве, ведь иначе он сам убил бы ее. Да и моряки, кажется, не слишком горевали о потере… Потом Лайла подумала: уж кому-кому, но только не ей судить о ценности человека по тому, как сильно его оплакивают. Тело человека, который с натяжкой заменял ей семью, сейчас гниет в целом мире отсюда. Нашел ли кто-нибудь Бэррона? Похоронил ли? Она отмела эти мысли. Все равно его не вернешь.
        Кучка людей побрела обратно на корабль. Один из них подошел к Лайле, и она увидела у него в руке свой кинжал с волнистой гардой. Он что-то буркнул, потом поднял нож и вонзил в корзину у нее над головой. К его чести - что не ей в голову, а к ее чести - она и глазом не моргнула. Лишь быстрым движением перекинула связанные руки через клинок и разрезала путы.
        Корабль был готов к плаванию, и Лайла, кажется, заслужила место на нем. Правда, не была уверена, в каком качестве - пленницы, балласта или члена команды. Заморосил дождик, но она с колотящимся сердцем стояла на палубе, стараясь не путаться под ногами. Корабль медленно отчалил, вышел на середину Айла и повернулся спиной к сверкающему городу. Лайла, стиснув поручни, смотрела, как Лондон исчезает вдалеке. Она стояла, пока не закоченели руки, постепенно осознавая все безумие своей затеи.
        Капитан рявкнул: «Бард!» - и указал на людей, разгружавших ящики. Она пошла помогать. И вот так - нет, конечно, не только так, на это ушло много жарких споров и драк, в которых она одержала немало побед, сначала против других, а потом бок о бок с ними, много пролитой крови и захваченных кораблей - Лайла Бард стала своей в команде «Ночного шпиля».
        IV
        На борту «Ночного шпиля» Лайла не произносила почти ни слова (Келл был бы в восторге). Давала понять, что молчит просто потому, что не хочет говорить (хотя может: это все помнили после первого знакомства). Сама же при малейшей возможности старалась чему-то научиться, по крупицам собирала словарь. Но, хоть она и ловила на лету, все же поначалу было легче слушать, чем говорить.
        Моряки часто заводили с ней разговоры, пытались угадать ее родной язык, но раскусил ее только Алукард Эмери.
        Это случилось, когда Лайла пробыла на борту всего неделю. Капитан случайно застал ее за странным занятием: она ругала Кастер, свой кремневый револьвер, за то, что он превратился в никчемную железку с последней пулей, застрявшей в стволе.
        - Вот так сюрприз.
        Лайла подняла глаза и увидела Алукарда. Она с ходу поняла его и удивилась: неужели ее арнезийский так улучшился? Потом до нее дошло, что он говорит по-английски. Мало того, говорил он бегло и отчетливо, как человек, прекрасно владеющий королевским языком. Не как придворные выскочки, с трудом подбиравшие слова. А как Келл или Рай. Человек, знающий этот язык с самого детства.
        В целом мире отсюда, на серых улицах родного города Лайлы, такая беглость ничего не значила, но здесь она резко отличала их обоих от простых моряков.
        В последнем отчаянном усилии сохранить тайну Лайла сделала вид, что не понимает.
        - Бард, не валяй дурака, - поморщился он. - Я только что тобой заинтересовался.
        Здесь, под выступом верхней палубы, они были одни. Пальцы сами собой потянулись к ножу, спрятанному на талии, но Алукард взял ее за руку.
        - Давай продолжим разговор у меня в каюте. - Его глаза блеснули. - Если ты не собираешься устроить сцену.
        Лайла решила не резать капитану горло у всех на виду.
        Раз уж это можно сделать наедине.
        Как только они остались одни, Лайла ринулась в бой.
        - Ты говоришь по-англ… - Она прикусила язык. - На королевском языке. - Именно так его здесь называли.
        - Несомненно, - ответил Алукард и с легкостью перешел на арнезийский: - Но этот язык для меня не родной.
        - Токк, - возразила Лайла на том же языке. - А с чего ты взял, что для меня он родной?
        Алукард лукаво усмехнулся и снова перешел на английский.
        - Во-первых, твой арнезийский ужасен, - поддразнил он. - Во-вторых, люди всегда и везде ругаются на своем родном языке. И надо сказать, ты выражаешься весьма красочно.
        Лайла стиснула зубы, злясь на себя за ошибку. Алукард привел ее в свою каюту. Она была изысканна, но уютна, у одной стены стояла кровать, у другой горел камин, возле него два кресла с высокими спинками. На темном деревянном столе, будто пресс-папье на груде карт, свернулась клубочком белая кошка.
        - Эса, - представил ее капитан. - Хозяйка моего корабля.
        При их появлении она вздрогнула и приоткрыла один лавандовый глаз. Алукард сел за стол, сдвинул бумаги, рассеянно почесал кошку за ухом.
        Он сидел спиной к Лайле, и ее рука снова потянулась к ножу за поясом. Но коснуться не успела: Алукард шевельнул пальцами, клинок выскочил из ножен и подлетел к нему. Рукоять дружески ткнулась в ладонь. А он даже не поднял глаз. Лайла прищурилась. За неделю, проведенную на борту, она ни разу не видела, чтобы кто-то применял магию. Алукард как ни в чем не бывало повернулся к ней с беззаботной улыбкой и небрежно бросил нож на стол. От этого стука Эса дернула хвостом.
        - У тебя еще будет время разделаться со мной. - Он широким жестом указал на два кресла у камина. - А сначала давай побеседуем.
        На столе стоял графин и два бокала. Алукард плеснул в них напиток красного цвета и протянул Лайле. Она не взяла.
        - Почему? - спросила она.
        - Потому что мне нравится королевский язык, - ответил он. - А поболтать не с кем. - Лайла понимала его чувства. Ей и самой было приятно заговорить после того, как она столько времени молчала. Как будто потягиваешься после долгого сна, расправляешь затекшие мышцы. - Не хочу, чтобы он заржавел, пока я в море.
        Он сел, осушил свой бокал. В свете пламени блеснул драгоценный камень на лбу. Он указал пустым бокалом на другое кресло. Лайла подумала и все-таки села. Взяла со стола графин с пурпурным вином, налила себе, откинулась на спинку, подражая Алукарду. Вытянула ноги, скрестила щиколотки. Воплощенная беззаботность. Он рассеянно крутил одно из своих колец - серебристое перо, обернутое вокруг пальца.
        Они долго рассматривали друг друга в полном молчании, как шахматисты, обдумывающие первый ход. Лайла всегда терпеть не могла шахматы. У нее не хватало терпения.
        Первым заговорил Алукард. Сделал ход.
        - Кто ты?
        - Ты же помнишь, - ответила она просто. - Меня зовут Бард.
        - Бард, - протянул он. - Я не знаю благородного дома с такой фамилией. Из какого ты семейства? Розек? Казин? Лорени?
        Она беззвучно фыркнула и не ответила. Алукард предположил единственное, что могло прийти в голову арнезийцу: раз человек говорит по-английски, или на королевском, или как еще его тут называют, значит, он благородных кровей. Рожденный при дворе, привыкший блистать английскими словами, как бриллиантами, кружить головы знатным особам в погоне за титулом или короной. Лайле вспомнился принц Рай, его небрежное очарование и вечное кокетство. Она, пожалуй, легко могла бы привязать его к себе. Потом мысли перескочили на Келла - он стоял, как тень, позади блистательного наследника престола. Келл, его рыжеватые волосы, черный глаз, вечно хмурые брови…
        - Хорошо, - перебил ее мысли Алукард. - Задам вопрос полегче. Мисс Бард, у тебя есть имя? - Лайла приподняла бровь. - Да-да, я знаю, что ты женщина. При дворе ты еще могла бы сойти за красивого юношу, но у мужчин, которые работают в море, обычно бывает побольше…
        - Мускулов? - отважилась она.
        - Я имел в виду растительность на лице.
        Лайла невольно улыбнулась.
        - И давно ты понял?
        - Как только ты поднялась на борт.
        - И позволил мне остаться.
        - Ты пробудила во мне любопытство. - Он снова наполнил свой бокал. - Расскажи, что привело тебя на мой корабль.
        - Твои люди меня привели.
        - Я видел тебя в тот день. Тебе очень хотелось здесь остаться.
        Лайла всмотрелась в него и произнесла:
        - Мне понравился твой корабль. Кажется, он стоит кучу денег.
        - Так оно и есть.
        - Я хотела дождаться, пока команда сойдет на берег, потом прикончить тебя и забрать «Шпиль» себе.
        - Какая искренность, - протянул он, пригубив вино.
        Лайла пожала плечами:
        - Мне всегда хотелось иметь пиратский корабль.
        При этих словах Алукард рассмеялся:
        - А с чего ты взяла, что я пират, мисс Бард?
        У Лайлы вытянулось лицо. Она ничего не понимала. Не далее как вчера она видела, как он захватил чужой корабль. Хоть она и не покидала «Шпиля», но внимательно следила за схваткой. Ее спутники взяли корабль на абордаж, обчистили и скрылись с добычей.
        - Тогда кто же ты?
        - Я капер. - Он гордо вскинул голову. - На службе у славной арнезийской короны. Имею разрешение дома Мареш. Прочесываю их моря, слежу за порядком и улаживаю споры. Как ты думаешь, почему мой королевский язык так отточен?
        Лайла тихо чертыхнулась. Неудивительно, что его люди чувствовали себя в той таверне с компасом как дома. Они добропорядочные моряки. От этой мысли она приуныла.
        - Но ты не поднимаешь королевский флаг, - заметила она.
        - Мог бы, наверное…
        - Тогда почему?
        Он пожал плечами.
        - Веселья меньше… - И обернулся к ней уже с другой улыбкой - злой. - Я мог бы поднять королевский флаг, если бы хотел, чтобы меня атаковали на каждом углу, или если бы мечтал спугнуть добычу. Но мне нравится мой корабль, я не хочу видеть, как его потопят. И не хочу потерять работу из-за отсутствия результатов. Нет, «Шпиль» действует более тонкими методами. Но мы не пираты. - Он заметил, что Лайла приуныла, и добавил: - Да полно, мисс Бард, не вешай носа. Какая разница, как это называется - пиратство или каперство. Главное - я капитан этого корабля. И намереваюсь сохранить и свой пост, и свою жизнь. Отсюда вытекает вопрос: что делать с тобой. Тот человек, которого ты зарезала, Белс… Твою шкуру спасло только то, что ты убила его на суше, а не в море. На кораблях суровые законы, Бард. Если бы ты пролила чью-то кровь на моем судне, мне бы ничего не осталось, кроме как пролить твою.
        - Ты все равно мог бы это сделать, - заметила она. - И твои люди не стали бы возражать. Так почему же ты меня пощадил? - Этот вопрос мучил ее с самого первого дня.
        - А мне стало любопытно, - протянул он, глядя в спокойное белое пламя камина. - А кроме того, - он снова взглянул на нее, - я и сам давно думал, как бы избавиться от Белса. Мерзавец безбожно обкрадывал меня. Так что, пожалуй, ты оказала мне услугу, а я тебя отблагодарил. На твое счастье, команда тоже терпеть не могла этого ублюдка.
        Возле его кресла появилась Эса. Ее аметистовые глаза впились в Лайлу. Кошка смотрела на нее, не мигая. Хотя Лайле казалось, что кошкам положено мигать.
        - Встречный вопрос, - сказал он и выпрямился. - Ты пришла на борт с намерением убить меня и угнать корабль. У тебя была целая неделя. Почему же ты бездействуешь?
        - Мы еще не подходили к берегу, - пожала плечами Лайла.
        Алукард расхохотался.
        - Ты всегда такая очаровательная?
        - Только когда говорю на родном языке. Мой арнезийский, как ты справедливо заметил, оставляет желать лучшего.
        - Странно, никогда не встречал человека, который говорил бы на королевском языке, но не знал простонародного.
        Он умолк, ожидая ответа. Лайла пригубила вино и затянула паузу.
        - Знаешь что, - сказал он, не дождавшись ответа. - Приходи ко мне по вечерам, и я помогу тебе освоить язык.
        Лайла чуть не поперхнулась вином, потом яростно сверкнула глазами. Алукард рассмеялся - легко и непринужденно, хотя кошка все же ощетинилась.
        - Ты меня неправильно поняла, - сказал он. Лайла залилась краской под цвет вина в бокале. У нее зачесались кулаки.
        - Приходи составить мне компанию, - попробовал он еще раз, - и я не выдам твою тайну.
        - И пусть вся команда думает, что ты спишь со мной?
        - Им это и в голову не придет. - Он махнул рукой. Лайла постаралась не обидеться. - И честное слово, мне от тебя нужно только удовольствие приятной беседы. Я тебе даже помогу с арнезийским.
        Лайла постучала пальцами по подлокотнику, раздумывая.
        - Ладно, - сказала она, встала и подошла к столу, где на стопке карт лежал ее нож. Ей вспомнилось, как легко Алукард отобрал его. - Но я хочу кое-что взамен.
        - Забавно. Мне казалось, я достаточно сделал для тебя: разрешил остаться на моем корабле, хотя ты лгунья, воровка и убийца. Но продолжай.
        - Магия, - произнесла она, убирая кинжал в ножны.
        Он приподнял украшенную сапфиром бровь.
        - Что именно?
        Она замолчала, подбирая слова.
        - Ты умеешь ее творить.
        - Ну и что?
        Лайла достала из кармана подарок Келла и положила на стол.
        - Научи меня.
        Чтобы освоиться в этом новом мире, первым делом надо выучить его настоящий язык.
        - Учитель из меня неважный, - вздохнул Алукард.
        - Зато я хорошая ученица.
        Алукард склонил голову, размышляя. Потом взял шкатулку Келла, отпер защелку, и шкатулка раскрылась у него на ладони.
        - Что ты хочешь узнать?
        Лайла вернулась в кресло, подалась вперед, уперлась локтями в колени.
        - Все.
        V
        Арнезийское море
        Напевая про себя, Лайла пробиралась сквозь недра корабля.
        Время было позднее, «Ночной шпиль» уходил от обглоданного скелета «Медного вора». Тринадцать пиратов, которых она оставила в живых, скоро очнутся и обнаружат, что капитан мертв, а корабль ограблен. Они еще легко отделались: она могла бы перерезать им горло прямо по вытатуированным клинкам. Но Алукард потребовал пощадить их; он считал, что грабить и отпускать - намного интереснее.
        Вино и приятная компания разогрели ее, под ногами мягко покачивался корабль, отовсюду доносились звуки моря - самая лучшая колыбельная, о которой она всегда мечтала. Вот оно, настоящее счастье.
        В ушах прозвучал голос:
        «Уходи».
        Лайла узнала его - он шел не с моря, а с улиц Серого Лондона. Голос принадлежал ей самой, девчонке, какой она была столько лет. Отчаянной сорвиголовы, не доверявшей ничему и никому, кроме самой себя.
        «Уходи», - призывал голос. Но Лайла не хотела.
        И это пугало ее больше всего.
        Она тряхнула головой и вошла в свою каюту, напевая про Саруса. Мелодия была для нее как скорлупка, защищающая от невзгод, хотя за несколько месяцев, проведенных на своем корабле, она их так и не нашла. Строго говоря, она пока что не может называть этот корабль своим, но это ненадолго.
        Каюта была маленькая, в ней еле умещались койка и сундук, но только здесь на всем корабле она могла остаться по-настоящему одна. Едва она закрыла дверь, как вымышленный образ, созданный ею для чужих глаз, соскользнул с плеч, словно плащ.
        В деревянных досках дальнего борта темнело единственное окно, а сквозь него виднелась лунная дорожка на океанских волнах. Лайла взяла с сундука фонарь и зажгла его движением пальцев - в нем вспыхнуло то же заколдованное пламя, какое горело в камине у Алукарда (заклинание принадлежало не ей, и магия тоже). Повесив фонарь на крюк в стене, она скинула сапоги, сняла оружие, разложила его на сундуке - все, кроме ножа с гардой, прикрывающей костяшки, его она оставила при себе. Даже теперь, когда у нее была собственная каюта, она все равно спала так же, как в самом начале, - спиной к стене, с оружием у колена. Давняя привычка. Ну и ладно. Она уже много лет не спала крепко по ночам. Жизнь на улицах Серого Лондона приучила ее отдыхать, даже не засыпая.
        Возле оружия стояла маленькая шкатулка, которую в тот день подарил ей Келл. Шкатулка хранила его запах - он называл это запахом Красного Лондона. Аромат цветов, свежевспаханной земли. И всякий раз, открывая шкатулку, она в глубине души радовалась, что запах еще там. Эта ниточка ведет к городу, к нему. Лайла села на койку, скрестив ноги, и поставила коробочку на жесткое одеяло. Она падала с ног от усталости, но эта церемония стала для нее ежевечерним ритуалом, и она знала, что не уснет, пока не проделает это.
        Шкатулка была из темного шероховатого дерева и запиралась на маленькую серебряную защелку. Вещица красивая, за нее можно было выручить неплохие деньги. Но у Лайлы не поднималась рука продать ее. Не из сентиментальности, говорила она себе - единственной вещью, которой она по-настоящему дорожила, были серебряные часы, - а потому что шкатулка была полезна.
        Она открыла серебряную защелку, и настольная игра раскрылась. Все стихии лежали в своих канавках и ждали, пока их сдвинут. Земля и воздух, огонь и вода, и кость. Лайла размяла пальцы. Она знала, что большинство здешних жителей может освоить какую-нибудь одну стихию, максимум две, а ей, пришедшей из другого Лондона, не будет подвластно ни одной.
        Но Лайла никогда не позволяла судьбе вставать у нее на пути.
        Кроме того, тот старый жрец, мастер Тирен, говорил, что в ней есть сила, скрытая где-то в костях. Надо только ее вскормить.
        Она поднесла ладони к капельке масла в одной из бороздок, как будто хотела согреться ее теплом. Она не знала, какими словами надо призывать магию. Алукард говорил, что нет нужды учить чужой язык, что слова человек произносит только для самого себя, они помогают сосредоточиться. Но без нормального заклинания Лайла чувствовала себя глупо. Сумасшедшая девчонка в темноте болтает сама с собой… Нет, какие-то слова нужны, и она давно поняла, что прекрасно подходят стихи. По крайней мере, это больше, чем просто слова.
        «Тигр, о тигр, светло горящий», - проговорила она вполголоса.
        Стихов она знала мало - воровская жизнь не располагает к литературным изыскам. Но Блейка помнила наизусть, спасибо матери, умершей лет десять назад. Лайла плохо ее помнила, но стихи остались - каждый вечер мама убаюкивала ее «Песнями Невинности и Опыта». Тихое журчание маминого голоса успокаивало ее, как волны, покачивающие лодку.
        Вот и теперь эти слова, вернувшись, угомонили бурю в голове, расправили тугой воровской узел в груди.
        «В глубине полночной чащи…»
        Лайла шептала стихи, и ладони постепенно согревались. Она не знала, правильно ли делает, и существует ли вообще такое понятие - правильно. Будь здесь Келл, он бы, конечно, утверждал, что да, существует, и придирался бы, пока она не сделает все как надо. Но Келла здесь нет, и Лайла на собственном опыте поняла, что достичь результата можно разными путями.
        «В небесах или глубинах…»
        Может быть, силу надо вскармливать, как говорил Тирен, но не все цветы растут в садах.
        Бывают и полевые.
        И Лайла всегда считала себя скорее сорняком, чем розовым кустом.
        «Тлел огонь очей звериных?»
        Масло в своей канавке ожило и вспыхнуло - не белым, как в камине у Алукарда, а желтым. Лайла победно улыбнулась. Пламя выскочило из канавки и повисло в воздухе между ладонями, трепеща, как расправленный металл. Она вспомнила парад, который видела в свой первый день в Красном Лондоне, когда стихии танцевали на улицах, огонь, вода, и воздух переливались, словно гибкие ленты.
        Стихотворение звучало у нее в голове, жар щекотал ладони. Келл сказал бы, что это невозможно. До чего же нелепо звучит это слово в мире, знакомом с магией.
        «Кто ты такая?» - спросил однажды Келл.
        «Кто я такая?» - задумалась она, глядя, как огонь перекатывается по пальцам, словно монета.
        Она отпустила огонь, и капелька масла нырнула в свою бороздку. Пламя погасло, но в воздухе, словно легкий дымок, осталась магия. Она взяла свой новый нож - тот самый, который выиграла у Леноса. Оружие было непростое. Месяц назад, когда у побережья Кормы они захватили фароанский пиратский корабль под названием «Змей», она впервые увидела его в действии. Лайла провела пальцами по клинку и там, где металл соединялся с рукоятью, нащупала скрытую пружину. Нажала - и с ножом произошло что-то вроде волшебного фокуса. У нее в руках он разделился, один клинок превратился в два, похожих, как в зеркале, тонких как бритвы. Лайла коснулась капельки масла, провела пальцем по спинкам обоих клинков. Потом подержала нож на ладонях, скрестила острые лезвия - «Тигр, о тигр, светло горящий» - и ударила.
        Пламя лизнуло металл, и Лайла улыбнулась.
        Такого Ленос при ней не делал.
        Золотистый огонь окутал оба клинка от острия до рукояти.
        А этого при ней не делал вообще никто.
        Кто я такая? Единственная в своем роде.
        То же самое говорили про Келла.
        Красного вестника.
        Принца с черным глазом.
        Последнего антари.
        Но, вращая в пальцах горящие ножи, она невольно задалась вопросом…
        Каждый из них - единственный, или все же их таких двое?
        Она нарисовала в воздухе пламенеющую дугу - яркая дорожка тянулась за клинками, будто хвост кометы. И вспомнила, как, уходя, чувствовала спиной его взгляд. Ожидающий. Лайла улыбнулась. Она не сомневалась: когда-нибудь их пути снова пересекутся.
        И тогда она покажет ему, на что способна.
        Глава 2
        Принц во всей красе
        I
        Красный Лондон
        Келл стоял на коленях в центре Цистерны.
        Большой круглый зал находился внутри одной из громадных колонн, поддерживавших дворец. Снаружи струился Айл, и его красноватое сияние просачивалось сквозь полупрозрачные стены. На каменном полу был выгравирован круг сосредоточения, его причудливый рисунок направлял силу, и все пространство зала - и стены, и воздух - гудело потаенной энергией, будто колокол.
        Келл чувствовал, как энергия наполняет его, ищет выхода, чувствовал ее мощь, и гнев, и страх, но заставил себя сосредоточиться, обрести равновесие, полностью контролировать процесс, который теперь стал таким естественным. Мысли вернулись на много лет назад: он, десятилетний мальчик, сидит на полу в монастырской келье Лондонского святилища, и в голове звучит размеренный голос Тирена.
        «Магия запутанна - так что ты должен быть прям.
        Магия дика - так что ты должен быть смирен.
        Магия - это хаос. А ты будь спокоен!
        Спокоен ли ты, Келл?»
        Келл медленно поднялся на ноги, вскинул голову. За пределами круга клубилась тьма, сгущались тени. В трепещущем свете факела у теней были лица врагов.
        Мягкий голос Тирена угас, его место заняли холодные слова Холланда.
        «Знаешь, что делает тебя слабым?» - зазвучал резкий голос антари.
        Келл смотрел на тени, обрамлявшие круг, и ему виделись то бархатные взмахи плаща, то холодный блеск стали.
        «Тебе никогда не приходилось быть сильным».
        Свет факелов затрепетал. Келл вдохнул, резко выдохнул и нанес удар.
        Первым же ударом он опрокинул навзничь одну из теней. За спиной мелькнула вторая.
        «Тебе не нужно было стараться».
        Келл вскинул руку. Взметнулась вода. Помедлив, она хлынула навстречу второй фигуре, на лету превратилась в лед и ударила нападавшего в голову.
        «Тебе не приходилось драться».
        Келл очутился лицом к лицу с тенью, принявшей облик Холланда.
        «И уж точно не приходилось драться за свою жизнь».
        Раньше он бы заколебался - да он и колебался когда-то. Но то время миновало. Взмах - и из рукава мага выскользнули стальные иглы. Они взлетели в воздух и вонзились Холланду в горло, в голову, в сердце.
        Но теней становилось все больше и больше. Так бывало всегда.
        Келл прижался к стене Цистерны и вскинул руки. На обратной стороне запястья блеснул стальной треугольник. Он изогнул руку - и треугольник стал острием. Келл провел им по ладони, выдавил кровь. Сложил руки, снова развел их.
        - Ас осоро, - приказал он крови. Огонь погас.
        «Да будет тьма».
        Команда резко зазвенела под сводами зала. Воздух между ладонями сгустился в черную тень. Она заклубилась, как дым, и через мгновение Цистерну наполнила тьма.
        Келл привалился к холодной каменной стене, переводя дыхание. Магия отнимает много сил. Его глаза - один голубой, другой непроницаемо-черный - заливал пот. Помещение погрузилось в тишину.
        - Ну что, всех порубил? - раздался за спиной голос, не призрачный, а живой и теплый, насмешливо-звонкий.
        - Не уверен, - ответил Келл. Он сдвинул ладони, и тьма сразу рассеялась, комната стала, какой была: пустой каменный цилиндр, предназначенный скорее для медитации, чем для битв. Повсюду стояли манекены для тренировок. Один весело пылал, другой был утыкан небольшими железными стрелками. Кругом валялись еще несколько - разбитые, разорванные, побежденные. Келл сжал кулак, и горящий манекен погас.
        - Показушник, - буркнул Рай, остановившись в дверях. В свете факелов золотые глаза принца мерцали, как у кошки. Келл провел окровавленной ладонью по медно-рыжим волосам. Его брат вошел, громко стуча каблуками по каменным плитам.
        Строго говоря, Рай и Келл не были братьями, между ними не было кровного родства. Келл, на год старше Рая, воспитывался в арнезийской королевской семье с пяти лет. Он не помнил своей семьи, а от прошлого у него остался только кинжал да угольно-черный глаз. Метка волшебника-антари. Но ближе, чем Рай, у Келла никого не было. Он был готов отдать за принца жизнь. И недавно доказал это.
        Рай насмешливо окинул взглядом разгромленный зал.
        - Мне всегда казалось, что антари не нужны тренировки. Что это приходит… - он сделал рассеянный жест, - само собой.
        - Способность дается от природы, - пояснил Келл, - а над мастерством надо работать. Я тебе это на каждом уроке объясняю.
        Принц пожал плечами:
        - Зачем мне магия? Я и так красив.
        Келл вздохнул. У стены стоял стол, уставленный колбами - в одних была земля, в других песок или масло, рядом миска воды. Келл окунул руки в воду и поскорей умылся, пока кровь не окрасила воду.
        Рай протянул ему полотенце.
        - Ну как, лучше?
        - Да.
        Они говорили не об освежающих свойствах воды. Кровь в жилах Келла неугомонно билась, и сила, скрытая в ней, искала выхода. В нем постоянно что-то клокотало и не желало успокаиваться. Оба знали, что Келл наведывается в Цистерну все чаще и проводит там все больше времени. Тренировки успокаивали его и энергию, бушующую в крови, но ненадолго. Так лихорадка отступает ненадолго, чтобы потом вернуться с новой силой.
        Рай переминался с ноги на ногу, и Келл вдруг заметил, что принц сменил свой обычный красно-золотой наряд на изумрудно-серый, тонкий шелк - на шерсть и хлопок, сапоги с золотыми пряжками - на пару черных кожаных башмаков.
        - Кем это ты вырядился?
        В глазах Рая блеснула озорная искра, он отвесил изысканный поклон.
        - Простолюдином, разумеется.
        Келл покачал головой. Такой маскарад никого не обманет. Блестящие черные волосы аккуратно расчесаны, пальцы унизаны кольцами, на изумрудном костюме мерцают перламутровые пуговицы. Все выдавало особу королевской крови.
        - И все равно ты выглядишь как принц.
        - Естественно, - отозвался Рай. - Если я переодет, это не значит, что я хочу остаться неузнанным.
        - Знаешь, - вздохнул Келл, - вообще-то люди именно для этого и переодеваются. Чтобы остаться неузнанными. Все, кроме тебя. - Рай улыбнулся, словно услышал комплимент. - Дозволено ли мне узнать, куда это ты собрался?
        - Да, - сказал принц. - Потому что мы идем вместе.
        - Я воздержусь, - покачал головой Келл. Больше всего ему хотелось принять ванну и выпить, и все это было можно сделать в его собственных уютных покоях.
        - Отлично, - сказал Рай. - Я иду один. А когда меня ограбят и бросят в темном переулке, расскажешь об этом родителям. И не забудь упомянуть, что ты остался дома, вместо того чтобы оберегать меня.
        Келл застонал.
        - Рай, в прошлый раз…
        Но принц лишь беззаботно отмахнулся, как будто речь шла не о разбитом носе, нескольких подкупах и ущербе в несколько тысяч лин.
        - Сейчас совсем другое дело. Никаких бесчинств и безобразий. Просто выпьем немного в месте, подобающем нашему статусу. Пошли со мной, Келл, ради меня! Я больше ни минуты не выдержу подготовки к турниру - мама предугадывает любое мое желание, а папу заботят только Фаро и Веск.
        Келл ни секунды не верил, что брату удастся ни во что не ввязываться, однако по упрямому блеску в золотых глазах видел, что Рай настроен серьезно. Значит, нужно собираться.
        - Можно хоть пойти переодеться? - вздохнул он.
        - Незачем, - бодро возразил Рай. - Я принес тебе свежую тунику. - И достал мягкую рубашку золотистого цвета. Он явно хотел поскорее увести брата из дворца, пока тот не передумал.
        - Как предусмотрительно, - буркнул Келл, раздеваясь, и поймал на себе взгляд принца - тот смотрел на шрам, пересекавший его грудь. Точно такой же проходил над сердцем у самого Рая. Следы запретной, необратимой магии.
        «Моя жизнь - это его жизнь. Его жизнь - моя. Я вернул его из мрака».
        Келл вздрогнул. Он еще не привык к символу - когда-то черному, теперь серебристому - который связывал их воедино. Общая боль. Общая радость. Общая жизнь.
        Он оделся и облегченно вздохнул, когда символ скрылся под рубашкой. Откинул волосы с лица и обернулся к Раю:
        - Доволен?
        Принц кивнул, но тут же спохватился.
        - Чуть не забыл! Я принес шляпы. - Он лихо надел на черные кудри светло-серый головной убор и слегка сдвинул его набекрень, чтобы ярче засияла россыпь зеленых самоцветов над полями.
        Рыжую голову брата принц увенчал угольно-черной шляпой.
        - Чудесно, - буркнул Келл и накинул на плечи плащ.
        Рай укоризненно покачал головой.
        - В таком виде ты будешь слишком выделяться.
        Келл прикусил язык, чтобы не напомнить, что со своей светлой кожей, рыжими волосами и черным глазом он выделяется везде и всегда. Не говоря уж о слове «антари» - то ли выражении почтения, то ли проклятии, - повсюду преследовавшем его.
        Но вместо этого он сказал:
        - Ты тоже. Мне казалось, этого ты и добиваешься.
        - Я имею в виду плащ, - возразил Рай. - Этой зимой черный не в моде. У тебя там нет чего-нибудь цвета индиго или лазурного?
        «Как ты думаешь, сколько сторон у моего плаща?»
        Воспоминание настигло его, как удар. Лайла.
        - Мне больше нравится этот. - Он отогнал наваждение. В складках плаща словно мелькнула тонкая рука карманницы.
        - Ну ладно, ладно. - Рай снова переступил с ноги на ногу. Принц никогда не умел стоять смирно, но в последнее время стал еще беспокойнее. С недавних пор в его движениях сквозила скрытая энергия, тугая, будто натянутая струна. Такая же, как у Келла. И все же Рай был другим. Одержимым. Опасным. Настроение у него было темнее, и менялось чаще, в считаные секунды. Келлу оставалось только приспосабливаться. - Итак, мы готовы?
        Келл взглянул на лестницу.
        - А как же стражники?
        - Твои или мои? - спросил принц. - Твои стоят у верхних дверей. К счастью, они не знают, что из дворца есть и другой выход. А мои, вероятно, до сих пор караулят возле покоев. Сегодня мое умение перемещаться незамеченным на высоте. Идем?
        Из Цистерны был отдельный выход. Он шел внутри одной из дворцовых опор и выводил на берег. Братья поднялись по узкой лестнице, освещенной лишь красноватым сиянием реки да редкими фонарями, в которых горело бледное вечное пламя.
        - Зря ты это затеял, - сказал Келл. Не потому, что надеялся переубедить брата; просто это была его обязанность. Потом он сможет с чистой совестью сказать королю и королеве, что сделал все, что мог.
        - Ничего не зря, - бодро отозвался Рай и положил руку брату на плечо.
        Они вышли в ночную тьму.
        II
        В долгие зимние месяцы другие города впадали в спячку, но Красный Лондон и не думал сдаваться. В очагах пылал магический огонь, над каминными трубами вился дымок, и сквозь пар своего дыхания Келл различал огни Ночного рынка, обрамлявшие берег, чувствовал запах горячего вина и тушеного мяса. Улицы пестрели людьми, закутанными в шарфы, в ярких, будто самоцветы, плащах.
        Рай не ошибся: в черное был одет только Келл. Маг надвинул шляпу на лоб, защищаясь не столько от холода, сколько от любопытных взглядов.
        Навстречу прошли рука об руку две молодые женщины. Одна из них бросила на Рая приветливый взгляд и чуть не наступила себе на подол. Он подхватил ее под локоть.
        - Ан, соласе, рес настер, - извинилась она.
        - Мас марист, - отозвался Рай, легко переходя на арнезийский.
        Девушка вроде бы не заметила Келла, стоявшего в шаге позади брата, в тени. Но ее подруга обратила на него внимание. Келл почувствовал на себе ее взгляд, потом встретился с ней глазами и ощутил мрачное удовлетворение: она, конечно, ахнула.
        - Аван, - еле слышно сказал ей Келл.
        - Аван, - ответила она, сдержанно кивнув.
        Рай поднес к губам руку первой девушки, но Келл не сводил глаз с той, что смотрела на него. Было время, арнезийцы почитали его, едва не падали ниц. Ему никогда не нравилось это благоговение, но сейчас стало еще хуже. В их глазах осталась доля почтения, но к ней примешивался страх и, хуже того, недоверие. Она смотрела на него, как на опасного зверя. Как будто в ответ на неловкое движение он может броситься на нее. Ведь, насколько она знала, это он был виноват в том, что на город обрушилась Черная ночь, когда магия выгрызала людей изнутри, делая их глаза такими же черными, как у него. И, что бы ни заявляли король и королева, какие бы слухи ни распускал Рай, все были уверены, что виноват в этом Келл. Он один.
        И в какой-то мере они были правы.
        Он почувствовал на плече руку брата и опомнился.
        Девушки поспешили прочь, оживленно перешептываясь.
        Келл вздохнул и оглянулся на королевский дворец, высившийся над рекой.
        - Зря ты это затеял, - снова сказал он, но Рай уже был далеко впереди, стремительно удаляясь от огней Ночного рынка и красноватого сияния реки. - Куда мы идем? - спросил Келл, догнав брата.
        - Это сюрприз.
        - Рай, - предостерегающе сказал Келл, с некоторых пор ненавидевший сюрпризы.
        - Не бойся, братец. Я обещал, что вечер будет утонченным, и сдержу слово.
        Место, куда они пришли, Келлу не понравилось сразу.
        Оно называлось «Рахенаст».
        «Роскошь».
        Невыносимо шумное и безумно яркое место отдыха, где городская «остра» - то есть элита - пережидала зимние месяцы, отрицая холод за стенами. Зимняя ночь не проникала через посеребренные двери. Внутри стоял летний день - в светильниках над головой горело белое, как солнце, магическое пламя, искусственные деревья укрывали гостей уютным зеленым пологом.
        Войдя из ледяного мрака и тумана под эти широкие солнечные своды, Келл вдруг остро и болезненно ощутил свою неуместность здесь. Трудно было поверить, но они с братом оказались одеты скромнее всех. Он даже заподозрил, что Рай нарочно нарывался на скандал, хотел, чтобы его выставили. Но слуги у дверей узнали либо принца, либо самого Келла (а уж вслед за ним и Рая, ибо кто еще мог притащить антари на такое пиршество). Короче, их обоих впустили.
        Вечеринка была в разгаре. На столах высились горы фруктов и сыра, стояли кувшины холодного летнего вина. На голубой каменной плите, изображавшей озеро, кружились пары, другие возлежали на подушках под заколдованными деревьями. Звенели колокольчики, люди смеялись - легко и беззаботно, как смеются аристократы, - и поднимали хрустальные кубки, выставляя напоказ свое богатство.
        Может быть, эта картина была бы прелестной, не будь в ней столько развязного высокомерия. Келл находил ее невыносимой; хоть Лондон и был жемчужиной Арнезийской империи, все же в нем имелись и бедность, и страдание. Здесь же, в «Роскоши», богачи с помощью магии и денег легко воплощали любые свои причуды.
        Вдобавок ко всему Рай оказался прав: никто здесь не носил черное, и Келл чувствовал себя пятном на чистой скатерти. Он уже подумывал, не сменить ли ему и впрямь свой плащ на что-нибудь более яркое, но не мог заставить себя одеться в павлиньи цвета, модные этой зимой. Принц положил руку ему на плечо и подтолкнул. Проходя мимо стола, Рай прихватил пару бокалов летнего вина. Келл поглубже надвинул шляпу и смотрел на публику поверх бокала.
        - Как ты думаешь, они уже узнали меня, - размышлял принц, пряча лицо, - или тут все слишком заняты собой?
        Келл с удивлением уловил в голосе брата раздраженную нотку.
        - Погоди, мы же только что пришли, - сказал он. Но узнавание уже расходилось по залу кругами.
        Рай подошел к кушетке под деревом, сел, скинул шляпу. Черные кудри рассыпались по плечам, и даже без привычного золотого обруча их блеск ослеплял. Все в нем - осанка, улыбка, манера держаться - выдавало царственную кровь. Келл знал, что ему не под силу изобразить нечто подобное; он уже пытался. Рай бросил шляпу на стол. Келл потеребил поля своей шляпы, подумал и остался в ней - это была его единственная защита от любопытных взглядов.
        Келл пригубил вино и, не выказывая интереса к происходящему, присмотрелся к брату. Он до сих пор не понимал, зачем Рай затеял эту дешевую игру с переодеванием. «Роскошь» была заведением для элиты, и ее посетители прекрасно знали принца и его компанию. Они месяцами учили королевский язык, только чтобы добиться высочайшего расположения (хотя Келл знал, что Рай находит это неприятным и ненужным). Но беспокоила его не только одежда. Вроде бы все в принце было на своем месте, и тем не менее…
        - Я что, и вправду так красив? - спросил принц, не встречаясь с ним взглядом, пока по залу разлетался смех, похожий на звон колокольчиков.
        - Ты же знаешь, что да, - отозвался Келл, разглядывая травяной ковер под ногами.
        К их кушетке никто не подходил, только служанка, девушка в белом платье, спросила, не может ли она сделать их вечер еще приятнее. Рай одарил ее улыбкой и попросил принести напитков покрепче и цветов.
        Принц развалился на кушетке, раскинув руки на спинке, и обводил помещение блестящими золотистыми глазами. По сравнению с обычным своим поведением он вел себя тише воды, ниже травы, и это было очень подозрительно.
        Вернулась служанка с графином рубинового напитка и единственным синим цветком. Рай взял вино и с улыбкой заправил цветок ей за ухо. Келл вздохнул. Принц оставался верен себе.
        Рай наполнил бокалы. Келл услышал шепотки, поймал устремленные на него взгляды. Внимание неизбежно переключилось с принца на его спутника. Келла пробрала дрожь, но он усилием воли не опустил головы.
        - Если перестанешь хмуриться, станет гораздо веселее, - заметил Рай.
        Келл послал ему испепеляющий взгляд.
        - Они меня боятся.
        - Они тебе поклоняются, - махнул рукой Рай. - Почти все жители этого города считают тебя богом.
        От этого слова Келла передернуло. Волшебники-антари редки, так редки, что порой к ним относятся как к божествам, как к избранным.
        - А остальные считают меня дьяволом.
        Рай подался вперед.
        - А ты знаешь, что в Веске жители верят, что это ты сменяешь времена года, повелеваешь приливами и даришь процветание империи?
        - Если хочешь польстить моему самолюбию…
        - Просто напоминаю, что ты был, есть и будешь единственным в своем роде.
        Келл застыл, вспомнив о Холланде. Он говорил себе, что рано или поздно родится еще один антари, но и сам себе не верил. Он и Холланд - двое из исчезающей породы. Такие всегда были редки, но теперь могут исчезнуть совсем. Что, если он - последний?
        - Я бы предпочел быть обычным человеком, - нахмурился Келл.
        Теперь уже Рай испепелил его взглядом.
        - Бедняжка. Хотел бы я знать, что чувствует человек, которого так превозносят.
        - Разница в том, что тебя-то любят, - возразил Келл.
        - На каждых десятерых, которые любят меня, - Рай обвел рукой огромный зал, - найдется один, который придушил бы меня голыми руками.
        Его слова навевали воспоминания. Тени - так называли себя люди, которые шесть лет назад пытались уничтожить Рая, только чтобы напомнить королевской семье: нельзя бросать драгоценные средства на ветер, не обращая внимания на нужды народа. Глядя на «Роскошь», Келл отчасти мог их понять.
        - А на каждых десятерых, которые обожествляют тебя, - продолжал Рай, - найдется один, который сжег бы тебя на костре. Когда речь идет о таких, как мы, расклад всегда одинаков.
        Келл налил себе вина.
        - Жуткое место, - пробормотал он.
        - Что ж… - Рай осушил бокал одним длинным глотком и со стуком поставил его на стол. - Можем уйти.
        В глазах принца сверкнул такой огонек, что Келл сразу понял, к чему этот маскарад. Рай оделся не для «Роскоши», потому что направлялся не сюда.
        - Ты нарочно выбрал это место.
        Рай ответил ленивой улыбкой:
        - Не понимаю, о чем ты.
        - Ты пришел сюда, потому что знал: мне здесь не понравится и я охотно уйду отсюда куда угодно.
        - И что?
        - Ты сильно недооценил мою способность переносить страдания.
        - Располагайся поудобнее! - Принц поднялся на ноги со своей обычной ленивой грацией. - А я немного пройдусь.
        Келл насупился, но остался сидеть. Откинулся с бокалом на спинку дивана, безуспешно пытаясь подражать идеальной небрежности принца.
        Его брат без усилий пробирался сквозь толпу, весело улыбаясь, пожимая руки, целуя кого-то в щечку, время от времени с наигранным смехом показывая на свой наряд. И, что бы принц ни говорил, он легко вписывался в здешнюю компанию. Наверно, подумал Келл, так и задумано.
        И все-таки ему не нравилось, как остра пожирают глазами принца. Во взмахах женских ресниц было слишком мало тепла и слишком много кокетства. В одобрительных кивках мужчин - мало доброты и много голода. Раз или два Келл поймал на себе взгляды, полные отзвуков того же голода, но ни у кого не хватило смелости подойти к нему. Вот и хорошо. Пусть себе перешептываются, пусть глазеют… Внезапно ему захотелось устроить сцену, посмотреть, как веселье сменится ужасом, когда он покажет им свою истинную мощь.
        Келл стиснул бокал и уже хотел встать, как вдруг уловил поблизости обрывок разговора. Он не хотел подслушивать, все вышло само собой. Может быть, магия усиливала слух, а может, дело было в привычке. Неудивительно, когда о тебе столько перешептываются…
        - Я мог бы записаться, - сказал какой-то дворянин, откидываясь на гору подушек.
        - Брось, - отмахнулась сидевшая рядом дама. - Даже если бы у тебя были нужные навыки - а их нет! - ты все равно опоздал. Списки давно составлены.
        - Уже? Так быстро?
        Они, как и почти весь город, говорили об Эссен Таш - Игре стихий. Поначалу Келл не обратил на них внимания, потому что остра обычно больше интересуются балами и банкетами, чем состязаниями. И если уж говорят о волшебниках, то примерно так же, как об экзотических зверях.
        - Список, конечно, еще не опубликован, - заговорщически продолжала дама, - но у моего брата есть свои каналы…
        - И кого из участников мы знаем? - беззаботным тоном спросил еще один.
        - Говорят, прошлогодняя победительница Кисмайра снова в деле.
        - А что слышно об Эмери?
        При этих словах Келл насторожился, пальцы крепче сжали бокал. Ослышался, наверное, подумал он, и в тот же миг дама переспросила:
        - Об Алукарде Эмери?
        - Да. Я слышал, он снова соревнуется.
        У Келла застучало в ушах, вино в бокале чуть не расплескалось.
        - Ерунда! - возразил кто-то.
        - Не слушай сплетен. Эмери уже года три не появлялся в Лондоне.
        - Может быть, - упорствовала дама, - но его имя включено в список. У друга моего брата сестра служит на посылках в Авен Эссен, и она говорила…
        Внезапная боль пронзила плечо Келла, он чуть не выронил бокал. Вскинул голову, ища, откуда пришел удар, рука сама потянулась к клинку на плече. И лишь через мгновение он понял, эта боль - не его. Это только отзвук.
        Рай.
        Где Рай?
        Келл вскочил на ноги, опрокинув столик, и обвел взглядом зал. Где же принц? Черные как оникс волосы, синий плащ - ничего этого не было видно. Сердце гулко стучало в груди, Келл хотел громко позвать Рая, так, чтобы слышал весь зал, но удержался. Все взгляды устремились на него - ну и пусть! До них ему дела нет. Единственный во всем этом заведении - во всем городе - дорогой ему человек находится где-то здесь, и ему больно.
        Келл, прищурившись, обвел глазами слепяще-яркий зал «Роскоши», изображавший лесную поляну. Над головой сияли солнечные фонари, но вдалеке полуденный свет терялся в темных закоулках. Келл выругался и бросился бегом через поле, не обращая внимания на взгляды гостей.
        Боль настигла снова, на сей раз в пояснице. Келл выхватил нож и ринулся в сумрачные заросли, куда проникал только свет звезд. Но единственными, кто попадался ему в дремучей чаще, были обнимающиеся парочки.
        Выругавшись, он повернул обратно. Кровь стучала в висках.
        Он давно привык на всякий случай носить с собой что-нибудь из вещей Рая. Пришло время призвать на помощь магию крови. Он начал читать заклинание поиска, и вдруг шрам на груди запульсировал - это означало, что принц близко. Келл обернулся и услышал в соседней рощице сдавленный звук - кажется, это стонал Рай. Келл ринулся туда, готовясь к драке, и вдруг застыл от неожиданности.
        На мшистом холмике полураздетый принц навис над молоденькой служанкой в белом платье и с синим цветком в волосах. Рай прижимался лицом к ее плечу, и на его голой спине Келл разглядел глубокие, до крови, царапины. Новый отзвук боли вспыхнул на бедре Келла - это девица вонзила в принца свои ноготки.
        Келл громко выдохнул, девушка заметила его и вскрикнула. Рай поднял голову, и у него хватило наглости улыбнуться.
        - Ублюдок, - выдавил Келл.
        - Это твой любовник? - поинтересовалась девушка.
        Рай приподнялся, с ленивой грацией растянулся на зеленом мху и пояснил:
        - Брат.
        - Ступай прочь, - приказал Келл служанке. Та с недовольным видом поправила платье и удалилась. Рай, пошатываясь, поднялся на ноги и стал искать рубашку. - Я думал, на тебя напали!
        - В некотором смысле так оно и было… - Рай натянул тунику.
        Келл отыскал его плащ, перекинутый через ветку дерева, бросил его принцу и потащил обратно - через лес, через поле, мимо серебряных дверей, в темную ночь. Шли они молча, но, едва «Роскошь» осталась позади, Келл накинулся на брата:
        - О чем ты только думал?!
        - А что, неужели непонятно?
        - Ну и свинья же ты, - покачал головой Келл.
        Рай только фыркнул:
        - Откуда я мог знать, что она будет так жестока ко мне?
        - Убить тебя мало…
        - Не сможешь, - развел руками Рай. - Ты же сам об этом позаботился.
        И на миг, пока эти слова облачком висели в морозном воздухе, показалось, что принц искренне огорчен. Но потом улыбка снова вернулась на его лицо.
        - Пойдем, - сказал он и обнял Келла за плечи. - Что-то мне надоело в «Роскоши». Найдем местечко посимпатичнее.
        Закружился легкий снежок, и Рай вздохнул:
        - Надеюсь, ты не забыл мою шляпу?
        III
        - Святые праведники, - выругался Рай. - Неужели во всех Лондонах так же холодно?
        - Да, - отозвался Келл. - И даже еще холоднее.
        Они уходили все дальше и дальше от жаркого сердца Лондона, углублялись в лабиринт узких улочек. Келл мысленно совместил этот Лондон с другими. Сейчас они приближались бы к Вестминстеру. А вот тут в каменном дворе когда-то стояла статуя Данов.
        Рай остановился у дверей таверны. Келл поднял глаза - на дощатой вывеске было написано «Ис Авен Страс».
        «Благодатные воды».
        Келл тихо выругался. Он был наслышан об этом месте и знал, что им тут делать нечего. Особенно принцу. Лучше, конечно, чем «Три ножа» в самом сердце трущоб-шал, где почти у каждого на руке чернеет клеймо-ограничитель, или «Джек и все», где они хлебнули лиха в свой прошлый загул, но все же репутация у «Вод» была сомнительная.
        - Токк, - буркнул Келл по-арнезийски, потому что королевский язык был бы здесь неуместен.
        - Что? - невинным тоном переспросил Рай и сдернул с головы Келла шляпу. - Да, это не «Роскошь». И у меня здесь дела. - Он водрузил шляпу на свои кудри.
        - Какие еще дела? - возмутился Келл, но принц лишь подмигнул и вошел. Келлу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
        Внутри пахло морем и элем. Если в «Роскоши» царили простор, свет и яркие краски, то «Воды» состояли из темных уголков и еле тлеющих каминов, столы и кабинки были рассыпаны по помещению, как тела после драки. В воздухе висел густой дым, звучал хриплый смех и пьяные угрозы.
        Это место хотя бы не обманывает само себя, подумал Келл. Ни притворства, ни иллюзий. Оно напомнило ему таверны «В двух шагах», или «Заходящее солнце», или «Горелую кость». Одна и та же точка во всех мирах, где Келл вел дела, пока они не стали слишком рискованными. Приторговывал безделушками из дальних миров - тех, куда проникнуть мог только он.
        Рай прикрыл полями шляпы золотистые глаза и подошел к стойке. Сделал знак сумрачной тени, маячившей за спиной у бармена, пододвинул к нему листок бумаги и единственный серебряный лиш.
        - Для Эссен Таш, - вполголоса сказал принц.
        - На кого? - прошелестел призрак.
        - Камероу Лосте.
        - На победу?
        - Нет, - покачал головой Рай. - Только на попадание в девятку.
        Призрак осторожно покосился на него, принял пари и удалился в угол.
        Келл не верил своим глазам.
        - Ты пришел сюда делать ставки? На турнир, который сам же устраиваешь?
        Рай сверкнул золотыми глазами:
        - Конечно.
        - Вряд ли это законно.
        - Потому-то мы и здесь.
        - Кстати, напомни, почему мы не могли прийти сюда с самого начала.
        - Потому что, - Рай жестом подозвал бармена, - когда я уводил тебя из дворца, ты, как обычно, был не в духе и просто из принципа отверг бы любое место, куда я привел бы тебя. Вот я и подготовился.
        Бармен, стоявший неподалеку, усердно протирал стакан. Если он и заметил рыжие волосы и черный глаз Келла, то не подал виду.
        - Две «Черных Салли», - заказал Рай по-арнезийски. У него хватило ума расплатиться мелкими линами, а не серебряными лишами и уж тем более не золотыми ришами, какие были в ходу среди знати. Бармен поставил перед ними два стакана с густой темной жидкостью.
        Келл взял стакан - жидкость была почти непрозрачная - и осторожно пригубил. От неожиданности он чуть не поперхнулся, и в зале послышались смешки. Пойло было густое, как сироп, и очень крепкое. Оно застряло в горле и сразу ударило в голову.
        - Ну и гадость, - выдавил он. - Что там намешано?
        - Поверь, братец, лучше тебе не знать. - Рай махнул бармену: - И еще два зимних эля.
        - Кто же это пьет? - прокашлялся Келл.
        - Тот, кто хочет напиться, - ответил Рай и сделал долгий, мучительный глоток.
        У Келла помутилось в голове, и он отодвинул стакан.
        - Притормози, - сказал он брату, но принц был настроен решительно. Он с громким стуком поставил на стол пустой стакан. Гости одобрительно застучали кружками, и Рай, пошатываясь, раскланялся.
        - Впечатляет, - пробормотал Келл и услышал позади злобный голос:
        - А по-моему, принц - просто избалованная дрянь.
        Келл и Рай насторожились. Говоривший сидел спиной к бару, с ним были еще двое.
        - Прикуси язык, - предостерег второй. - Ты ведь говоришь об особе королевской крови! - И, не успел Келл обрадоваться, все трое расхохотались.
        Рай вцепился в край стойки, и Келл стиснул его плечо так, что боль отдалась в его собственном. Не хватало только, чтобы наследный принц ввязался в пьяную драку в «Благодатных водах».
        - Вспомни, что ты говорил, - прошептал он брату на ухо. - Каждый десятый желает нам гореть в аду.
        - Говорят, в нем магии ни на грош, - продолжал пьянчуга. Никто в трезвом уме не стал бы произносить этого вслух.
        - Болтовня, - буркнул второй.
        - Ну, и где справедливость? - хмыкнул третий. - Не будь он принцем, побирался бы на улицах.
        И самое противное, что он был прав. Этим миром правила магия. Но власть над ней не передавалась по наследству. В одних она была сильна, в других еле ощутима. И если магия обходила кого-то стороной, это считалось приговором. Слабых сторонились, бросали на произвол судьбы. Иногда они уходили в море - там грубая физическая сила ценилась куда выше магической. Но многие оставались, промышляли воровством и плохо кончали. Эта сторона жизни не коснулась Рая лишь по праву рождения.
        - За какие заслуги он вообще будет сидеть на троне? - проворчал второй.
        - В том-то и дело, что ни за какие…
        Келл не выдержал. Он чуть не бросился в драку, но Рай удержал его, протянув руку. Жест был расслабленным, касание - беззаботным.
        - Не стоит. - Принц взял эль и направился в глубину зала. Один из болтунов откинулся на спинку стула, покачиваясь на двух ножках. Келл, проходя мимо, чуть качнул его стул, нарушив равновесие. Оглядываться не стал, но грохот упавшего тела доставил ему истинное наслаждение.
        - Злодей ты, - шепнул Рай, но Келл услышал в его голосе улыбку. Принц пробирался между столами к кабинке у дальней стены. Келл двинулся за ним, но сразу остановился: что-то привлекло его внимание. Вернее, кто-то. Вдалеке у стены стояла девушка. Она выделялась из толпы - не только потому, что была здесь одной из немногих женщин, но и потому, что Келл ее знал. Они встречались всего два раза, но он тотчас узнал ее по кошачьей улыбке и по черным волосам, скрученным на затылке в два жгута, перевитых золотом. Смелый поступок - носить драгоценный металл в этом сборище воров и бандитов.
        Но и сама Кисмайра Васрин была смелее многих.
        Она была еще и победительницей последнего состязания Эссен Таш, и благодаря ей нынешние игры проводились в Лондоне. До турнира оставалось еще две недели, но она уже сидела в уголке «Благодатных вод» в своем обычном милом окружении. Обычно победитель много месяцев путешествует по империи, демонстрируя свою силу и наставляя юных магов, карманы у которых достаточно глубоки. Она впервые попала в заветный список, когда ей было всего шестнадцать, и за двенадцать лет, выступив в четырех турнирах, добралась до высшего ранга.
        И в свои двадцать восемь вполне может победить еще раз.
        Кисмайра теребила каменную сережку - одну из трех в каждом ухе, на ее губах играла хищная улыбка, а взгляд лениво скользнул по комнате и остановился на Келле. Они встречались раз или два, и он сомневался, помнит ли она его. Но нет - на ее лице появилась легкая усмешка узнавания.
        В ее глазах перемешалась дюжина разных цветов, и поговаривали, что она может заглянуть человеку прямо в душу. И хотя Келл сомневался, что необычные радужки наделяют ее какой-то особенной силой - впрочем, ему ли, чьи глаза навеки отмечены черной печатью мага, об этом судить? - под ее взглядом все же стало тревожно.
        Он вскинул голову, чтобы огни таверны отразились в глянцевой черноте правого глаза. Кисмайра ничуть не удивилась. Лишь еле заметно, неуловимым жестом, приветственно подняла бокал и поднесла к губам угольно-черную жидкость.
        - Сядешь? - послышался голос Рая. - Или так и будешь стоять, как часовой?
        Келл с трудом отвел глаза от женщины и посмотрел на брата. Рай растянулся на скамейке, задрав ноги на столешницу, теребил край шляпы Келла и бормотал о том, как ему нравилась его собственная, утраченная. Келл скинул его ноги на пол, освобождая себе место.
        Он хотел расспросить брата о списках участников, об Алукарде Эмери, но это имя, даже непроизнесенное, оставило во рту неприятный привкус. Он глотнул эля, но комок в горле не исчез.
        - Хорошо бы нам отправиться в путешествие, - сказал Рай, с трудом выпрямляясь. - Когда турнир кончится.
        Келл искренне рассмеялся.
        - Я серьезно, - настаивал принц. Язык у него слегка заплетался.
        Келл понимал, что Рай не шутит, но хорошо знал, что это невозможно. Королевская семья никогда не выпускала Келла из Лондона, даже когда он находился в других мирах. Говорили, что это для его же безопасности. Возможно, так оно и было, но они оба - и Келл, и Рай - знали, что есть и другая причина.
        - Я поговорю с отцом, - сказал Рай. Кажется, он стремительно терял интерес к этой теме. Он снова встал и выскользнул из кабинки.
        - Куда это ты? - спросил Келл.
        - Принесу еще выпить.
        Келл посмотрел на пустой стакан Рая, затем на свой - опустевший лишь наполовину.
        - По-моему, нам хватит, - сказал он. Принц, ухватившись за стену, обернулся к нему.
        - С каких пор ты говоришь за нас обоих? - рявкнул он с остекленевшими глазами. - Ты, что ли, теперь главный?
        Укол достиг цели. Келл вдруг почувствовал невыносимую усталость.
        - Ладно, - буркнул он. - Трави нас обоих.
        Он потер глаза и поглядел вслед брату. Рай всегда был склонен к излишествам, но никогда не ставил себе целью напиться вдрызг. Так, чтобы даже мысли из головы исчезли. Боги свидетели, у Келла и своих демонов хватало, но он понимал: их в вине не утопишь. Так просто от них не избавиться. И почему он до сих пор не остановил Рая?
        Келл пошарил в карманах плаща и достал зажим с тремя тонкими сигарами.
        Он никогда не увлекался курением, но, если уж на то пошло, ему и выпивка не очень-то нравилась. Мечтая хоть немного восстановить власть над отяжелевшим телом, он щелкнул пальцами и прикурил сигару от маленького язычка пламени, вспыхнувшего на кончике пальца.
        Келл глубоко затянулся. Это был не табак, как в Сером Лондоне, и не жуткая отрава, которую смолили в Белом, а приятные ароматические листья, от которых прояснялась голова и успокаивались нервы. Келл выдохнул, рассеянно глядя сквозь облачко белого дыма.
        Послышались шаги. Он поднял голову, ожидая увидеть Рая, но это была молодая женщина, явно из окружения Кисмайры - те же темные вьющиеся волосы с золотыми нитями, та же подвеска из «кошачьего глаза» на шее.
        - Аван, - сказала она нежным, как шелк, голосом.
        - Аван, - ответил Келл.
        Девушка шагнула к нему, прошелестев подолом платья по краю кабинки.
        - Госпожа Васрин шлет вам привет. Она передала вам послание.
        - Какое же? - спросил он, затянувшись еще раз.
        Она улыбнулась и, не успел он и глазом моргнуть, обхватила его щеки ладонями и поцеловала. У Келла перехватило дыхание, его бросило в жар. А девушка отстранилась - немного, только чтобы встретиться глазами, и с ее губ слетело облачко дыма. Он чуть не рассмеялся. А ее губы изогнулись в кошачьей улыбке, глаза всматривались в него - не со страхом или хотя бы с удивлением, нет, в них сквозил восторг. Преклонение. Келл понимал, что должен почувствовать себя самозванцем… но не почувствовал.
        Он взглянул на принца, все еще стоявшего у бара.
        - И это все, что она сказала? - спросил Келл.
        Ее губы дрогнули.
        - Ее указания были весьма смутны, мас авен варес.
        «Мой благословенный принц».
        - Нет, - нахмурился он. - Не принц.
        - А кто тогда?
        - Просто Келл, - ответил он после недолгой паузы.
        Она зарделась. Это было слишком - светские правила требовали, чтобы к нему, даже лишенному королевского титула, обращались «мастер Келл». Но и этого он тоже не желал. Хотел быть самим собой.
        - Келл, - повторила она, пробуя его имя на вкус.
        - А как зовут тебя? - спросил он.
        - Асана, - шепнула она, и имя слетело с ее губ, как вздох удовольствия. Она подтолкнула его к скамейке, настойчиво и в то же время робко. И он накрыл ее губы своими. Ее платье было по последней моде стянуто в талии, и его пальцы запутались в лентах, зашнурованных на спине.
        - Келл, - услышал он чей-то шепот. Не Асаны, а Дилайлы Бард. Она, как воровка, снова проникла в его мысли и украла радость мгновения. Воровка и есть. Вернее, была, пока он не пропустил ее из Серого Лондона в свой. Только боги знают, где она сейчас и что делает, но в его памяти она навсегда останется воровкой, появляющейся в самые неподходящие моменты. «Уходи», - подумал он и сильнее стиснул талию девушки. Асана опять поцеловала его, но его мысли уже уплыли вдаль, в холодную октябрьскую ночь, когда его поцеловали другие губы - перед тем как исчезнуть.
        - Зачем?
        Улыбка - как лезвие ножа.
        - На счастье.
        Он застонал с бессильной горечью, притянул к себе Асану, стал ее целовать горячо, отчаянно, пытаясь изгнать не вовремя явившуюся Лайлу.
        - Мас варес. - Дыхание Асаны щекотало ему шею.
        - Я не… - начал он, но она снова зажала ему рот поцелуем. Его рука нырнула в глубину ее густых волос. А ее ладонь замешкалась возле его груди, потом пальцы скользнули вниз по животу…
        Боль.
        Резкая и внезапная, она обожгла ему челюсть.
        - Что с тобой? - спросила Асана. - Что случилось?
        Келл скрипнул зубами.
        - Ничего.
        «Убил бы своего братца».
        Он попытался выбросить Рая из головы, но, едва его губы снова нашли Асану, боль вернулась, на сей раз вцепившись в бедро.
        На миг у Келла мелькнула мысль, что Рай, возможно, нашел себе еще одно увлекательное любовное приключение. Но боль накатила в третий раз, теперь поперек ребер, такая острая, что перехватило дух, и надежда испарилась.
        - Санкт! - выругался он и высвободился из объятий Асаны, бормоча извинения. Он встал слишком резко, и комната покачнулась. Он прислонился к стене и оглядел таверну. В какую переделку принц ввязался на этот раз?
        И тут он увидел у бара стол, за которым недавно сидели трое болтунов. Он был пуст. В «Благодатные воды» вели две двери, передняя и задняя. Он выбрал вторую и выскочил на улицу с быстротой, которая удивила его самого, если учесть, сколько он выпил. Но боль и холод быстро отрезвляют, и, стоя в заснеженном переулке, он почувствовал, что магия снова заструилась в венах, готовая к бою.
        Первое, что Келл увидел, была кровь.
        Потом - нож принца, валявшийся на мостовой.
        Те трое загнали принца в угол. У одного на руке темнел свежий порез. У другого - рана на щеке. Рай, видимо, успел зацепить их, но потом у него выбили оружие, и теперь ему заламывали руки, а из носа лилась кровь. Они, похоже, не знали, кто он такой. Одно дело - перемывать принцу косточки, но поднять на него руку…
        - Будешь знать, как мне морду резать! - рычал один.
        - Тебе идет, - прохрипел Рай сквозь стиснутые зубы. Келл не поверил своим ушам. Рай еще и насмехался над ними!
        - Нарываешься!
        - И нарвешься.
        - Сомневаюсь, - закашлялся принц.
        Он повернул голову к Келлу, еле заметно улыбнулся и проговорил окровавленными губами:
        - Эй, привет, - как будто они случайно встретились на улице. Как будто не его бьют смертным боем на задворках «Благодатных вод». И как будто Келл в этот самый миг не борется с искушением подождать, пока эти трое хорошенько отделают его за то, что у него хватило глупости ввязаться в эту драку (а Келл не сомневался, что затеял ее принц). Искушение подпитывалось тем, что громилы, хотя и не знали этого, не смогли бы убить его. Таково было заклятие, навеки впечатанное в их с Раем кожу. Принца Рая невозможно было убить. Потому что соединяла их не его жизнь, а Келла. И пока Келл жив, с принцем ничего не случится.
        Но его могли очень больно побить, а этого Келл допускать не хотел.
        - Привет, братец, - сказал он, скрестив руки.
        Двое нападавших обернулись к Келлу.
        - Керс ла? - усмехнулся один. - Собачонка этого хлыща прибежала, чтобы кусать нас за пятки?
        - По-моему, он не кусачий, - отозвался другой.
        Третий даже не повернул головы. Рай сказал им что-то обидное - Келл не расслышал, - и громила замахнулся ногой, метя принцу в живот. Но пинок не достиг цели. Келл стиснул зубы, и человек застыл с ногой в воздухе - его мышцы внезапно одеревенели.
        - Что еще за…
        Келл нахмурился, человек отлетел в сторону и ударился о стену. Он со стоном сполз наземь, а остальные смотрели на него с изумлением и ужасом.
        - Так нельзя… - потрясенно пробормотал один. И дело не в том, что Келл был способен на такое; главное, что он на это отважился. Это было редкое и опасное искусство, магия костей, строго запрещенная, потому что она нарушала один из главных законов страны - никто не имеет права использовать магию, умственную или физическую, чтобы подчинить себе другого человека. А тем, кто владел этим искусством, строго рекомендовали его забыть. Ослушника сковывали полным набором ограничителей.
        Обыкновенный маг не стал бы так рисковать.
        Но Келл не был обыкновенным магом.
        Он вскинул голову, чтобы противники увидели его глаза, и сполна насладился их ужасом. Потом послышались шаги, в переулок хлынула целая толпа. Злые, пьяные, с оружием. В душе у Келла что-то шевельнулось.
        Сердце заколотилось быстрее, по жилам заструилась магия. Он почувствовал что-то на лице и не сразу понял, что улыбается.
        Он выхватил спрятанный кинжал и одним движением рассек ладонь. Тяжелыми красными каплями на камни упала кровь.
        - Ас исера, - сказал он, и кровь мгновенно подчинилась. Над переулком пронеслась дрожь.
        И землю сковал мороз.
        Сначала замерзли капли крови, потом камни под ногами стали покрываться изморозью. Мгновение - и все, кто был в переулке, оказались на льду. Кто-то сделал шаг, поскользнулся, взмахнул руками и рухнул. Но у другого, видимо, сапоги были лучше - он уверенно шагнул вперед. Но и Келл не мешкал. Он присел, прижал кровоточащую ладонь к камням и проговорил:
        - Ас стено.
        «Разбейся».
        Ночную тишину разорвал треск, прозрачная льдина содрогнулась. Из-под ладони Келла разбежались трещины. Он встал - и осколки потянулись за ним. Они зависли в воздухе, острые, как ножи, целясь во все стороны, будто лучи мертвенного света.
        В переулке наступила тишина. Нападавшие застыли - и не потому, что так приказал Келл, а от страха. Так им и надо. Он уже не чувствовал ни опьянения, ни холода.
        - Эй, ты, - пролепетал один, поднимая руки. - Перестань.
        - Нечестно это, - тихо буркнул второй. Возле его горла в воздухе трепетал острый осколок льда.
        - О честности заговорили? - переспросил Келл, удивляясь твердости своего голоса. - А трое на одного - честно?
        - Он первый начал!
        - А восемь против двоих - честно? - продолжал Келл. - Сдается мне, перевес в вашу пользу.
        Висящие ледяные осколки медленно двинулись вперед. Послышались крики ужаса.
        - Мы только защищались!
        - Мы же не знали!
        У задней стены выпрямился Рай.
        - Келл, послушай…
        - Сиди смирно! - цыкнул на него Келл. - Ты уже наломал дров.
        Острые, как стекло, осколки льда медленно поплыли по воздуху, с убийственной точностью нацелились на двоих из трех нападавших, зависли, трепеща, возле горла, сердца, живота. Люди, затаив дыхание, ждали, что будет дальше.
        Что сделает Келл.
        Хватит легкого взмаха руки - и со всеми, кто есть в переулке, будет покончено.
        «Стой», - вдруг услышал он еле слышный голос.
        «Стой».
        И внезапно, гораздо громче, голос Рая, хрипло рвущийся из горла:
        - Келл, стой!
        Маг пришел в себя, осознав, что держит в руках жизни восьми человек и чуть не оборвал их. Не за то, что они напали на Рая - тот, скорее всего, сам напросился, - и не потому, что они плохие люди, хотя и это вполне вероятно.
        А просто потому, что у него были на это силы, потому что так приятно ощущать свою власть над ними.
        Келл перевел дыхание, опустил руку, и осколки льда посыпались на мостовую, разбились вдребезги. Заклятие развеялось, люди зашевелились, попятились, ругаясь вполголоса.
        Один упал наземь, дрожа всем телом.
        Другого стошнило.
        - Прочь отсюда, - тихо бросил Келл.
        И они послушались. Мгновение, их и след простыл.
        Они и без того считали его чудовищем, а теперь он подтвердил, что их страхи не напрасны. Дальше будет только хуже. Какая разница? Что бы он ни делал, становилось только хуже.
        Он побрел к Раю, осколки льда хрустели под ногами. Принц сидел, привалившись к стене, и взгляд у него был мутный - скорее от выпивки, чем от побоев. Кровь из носа и губы остановилась, в остальном лицо не пострадало. Келл прислушался к себе в поисках отзвуков боли и обнаружил лишь пару ушибленных ребер.
        Он помог принцу встать на ноги. Рай сделал шаг, пошатнулся, и Келл подхватил его.
        - Опять ты меня выручил, - пробормотал Рай, опуская голову Келлу на плечо. - Не даешь мне упасть.
        - Чтобы ты, падая, утащил меня за собой? - проворчал Келл, подхватывая принца под мышки. - Пойдем, братец. Хватит развлечений на сегодня.
        - Прости, - шепнул Рай.
        - Ладно уж.
        По правде, Келл не мог забыть чувство, охватившее его во время драки. Маленькая яростная частица его души искренне наслаждалась боем. Он не мог забыть улыбку, которая была его собственной и в то же время совершенно чужой.
        Келл содрогнулся и повел брата домой.
        IV
        Стражники ждали их в вестибюле.
        Келл тащил принца всю дорогу до дворца, потом вверх по лестнице через Цистерну и только потом наткнулся на них - двое стражников принца, двое его собственных, и вид у всех четверых был смущенный.
        - Вис, Тольнерс, - наигранно легким тоном бросил Келл. - Помогите-ка мне.
        Как будто он тащил мешок зерна, а не наследного принца Арнса.
        Стражники Рая были бледными от гнева и беспокойства, но не тронулись с места.
        - Стафф, Гастра! - воззвал Келл к своим людям и встретил каменное молчание. - Ладно, прочь с дороги, я сам донесу.
        Он потащил брата мимо стражи.
        - Это кровь принца? - спросил Вис, указывая на рукав, которым Келл вытирал лицо Рая.
        - Нет, - соврал он. - Только моя.
        При этих словах люди Рая заметно расслабились, и Келла это встревожило. Вис по натуре был беспокоен, вечно щетинился, а Тольнерс абсолютно бесчувственный и невозмутимый офицер с тяжелой челюстью. Оба раньше служили у самого короля Максима и относились к выходкам принца с куда меньшей терпимостью, чем их предшественники. Что касается охраны Келла - Гастра был молод и усерден, а из Стаффа лишнего слова не вытащишь ни при Келле, ни в своей компании, и в первый месяц Келл не понимал - то ли стражник ненавидит его, то ли боится, то ли все вместе. Потом Рай рассказал ему, что у Стаффа сестра погибла в Черную ночь, и Келл понял: все вместе.
        - Он хороший стражник, - пояснил Рай, когда Келл спросил, зачем к нему приставили такого человека. И, помолчав, мрачно добавил: - Это был выбор отца.
        Теперь, когда вся компания прибыла в крыло, которое занимали братья, Тольнерс достал записку и протянул Келлу.
        - Не смешно.
        Оказывается, у Рая хватило совести приколоть к двери бумажку, чтобы во дворце не беспокоились: «Меня не похитили. Пошел выпить с Келлом. Сидите смирно».
        Покои принца находились в конце коридора, за резными дверями. Келл пинком распахнул их.
        - Не шуми, - пробормотал Рай.
        - Мастер Келл, - предупредил Вис, входя вслед за ним. - Я настаиваю, чтобы вы прекратили эти…
        - Я его не заставлял.
        - Но вы допустили…
        - Я ему брат, а не сторож, - огрызнулся Келл. Он знал, что в нем с детства видят не только приятеля, но и защитника Рая, но задача оказалась непростой. И вообще, разве мало он сделал?
        Тольнерс нахмурился.
        - Король и королева…
        - Уйди, - вставил Рай, приподнимаясь. - Голова болит…
        - Ваше высочество, - начал Вис, протягивая руку.
        - Прочь! - рявкнул принц с внезапной злостью. Стражники отпрянули, потом вопросительно взглянули на Келла.
        - Слышали, что сказал принц? - буркнул тот. - Убирайтесь. - И перевел взгляд на своих людей. - Все до единого.
        Как только двери закрылись, Келл оттащил принца к кровати.
        - Вот привязались, - пробормотал он.
        Рай бессильно перекатился на спину, прикрыл рукой глаза.
        - Прости… прости… - тихо повторил он, и Келл с дрожью вспомнил ту страшную ночь, когда принц истекал кровью, а они с Лайлой тащили его в безопасное место, и тихое «прости» угасало в мертвенной тишине, и…
        - Это я виноват… - Голос Рая вернул его к реальности.
        - Замолчи. - Келл опустился в кресло возле кровати.
        - Я только хотел… как раньше…
        - Знаю. - Келл протер глаза. - Знаю.
        Он сидел, пока Рай не затих, погрузившись в сон, потом встал. Комната слегка покачнулась. Келл удержался на ногах, схватившись за резные столбики кровати, потом побрел к себе. Не через коридор, где ждали стражники, а по потайному ходу, соединявшему спальни. При появлении Келла лампы радостно вспыхнули. Магия далась легко и без усилий, но со светом в комнате не стало уютнее. Странно, но Келл никогда не чувствовал себя здесь как дома. Эта комната жала ему, как тесный костюм.
        Эта спальня предназначалась для королевских особ. Потолок обтянут складчатой тканью цвета ночи, у стены изящный столик. Диван и кресла, серебряный чайный прибор, стеклянные двери на балкон, припорошенный снегом. Келл скинул плащ, вывернул несколько раз, возвращаясь к королевскому красному цвету, потом бросил на кушетку.
        Келл скучал по своей маленькой комнатке на верхнем этаже «Рубиновых полей», с шершавыми стенами, узкой койкой и неумолчным шумом, но и комната, и таверна, и старуха, владевшая ею, - все они были уничтожены Холландом несколько месяцев назад, и у Келла не было сил искать новое пристанище. Та комната была его тайной, а он пообещал королевской семье - и Раю, - что перестанет заводить от них секреты.
        Он скучал по той комнате - только там он обретал покой. Но к грусти примешивалось и другое чувство. Он получил по заслугам. Другие по его вине потеряли гораздо больше.
        Поэтому Келл оставался в королевских покоях.
        На возвышении стояла кровать - бархатный матрас и целое море подушек. Но Келл опустился в свое любимое кресло. Он отыскал его в одном из дворцовых кабинетов и притащил сюда. Изрядно потрепанное по сравнению с остальной обстановкой, оно стояло возле балконных дверей, за которыми теплым красноватым светом мерцал Айл. Келл щелкнул пальцами, лампы погасли, наступила темнота.
        Здесь, в сиянии реки, его усталые мысли, как обычно, вернулись к Дилайле Бард. Перед его внутренним взором она представала сразу в трех обличьях. Тощая уличная воровка, обчистившая его в переулке; залитая кровью боевая подруга, сражавшаяся бок о бок с ним; и невозможная девчонка, которая ушла и ни разу не оглянулась.
        «Где же ты, Лайла? - думал он. - И в какую еще переделку успела ввязаться?»
        Келл вытащил из заднего кармана платок. Этот небольшой клочок материи дала ему в темном переулке девчонка, переодетая мальчиком, дала, чтобы легким движением руки обчистить его карманы. С помощью этого платка он не раз находил ее; может быть, и сейчас сумеет. А может, этот клочок теперь принадлежит больше ему, чем ей. Интересно, куда он попадет, если все-таки удастся?..
        Он сердцем чувствовал, что она жива, иначе и быть не может, и завидовал ей. Завидовал тому, что девчонка из Серого Лондона странствует где-то по его родному миру, по местам, каких он, здешний житель, антари, никогда не видал.
        Келл отложил платок, закрыл глаза и стал ждать, когда наступит сон.
        И тогда она приснилась ему. Он увидел ее у себя на балконе, она стояла и манила его: выходи, поиграем! Во сне он держал ее за руку, и поток энергии соединял их пальцы. Во сне они бежали по незнакомым улицам городов, где он никогда не бывал и вряд ли побывает. И она была с ним, рядом, тянула его навстречу свободе.
        V
        Белый Лондон
        Ожка всегда была грациозна.
        И когда танцевала. И когда убивала.
        Солнечные лучи разбегались по каменным плитам, и она кружилась в искристых сполохах. Ножи рассекали воздух, то взметались, то опадали, привязанные к ладоням длинным черным шнуром.
        Ее волосы, когда-то светлые, теперь полыхали огнем, красным как кровь, резко оттеняя фарфоровую белизну лица. Волосы порхали вокруг ее плеч, когда она, гибкая и тоненькая, кружилась и изгибалась посреди смертельного круга. Ожка танцевала, и металл, идеальный партнер, двигался в такт ее текучим движениям. И все это время глаза ее были плотно закрыты. Она знала этот танец наизусть, выучила еще в детстве, на улицах Кочека - самой страшной части Лондона. Освоила в совершенстве. В этом городе на одной удаче долго не продержишься. Особенно если у тебя обещает проявиться сила. Стервятники почуют ее, перережут горло, чтобы поживиться каплями волшебства, кипящими у тебя в крови. И плевать им, что ты маленькая. Тем легче поймать тебя и прикончить.
        Но Ожка выдержала. Кулаками и кинжалами проложила себе дорогу сквозь Кочек. Выросла, повзрослела, осталась в живых посреди города, который отнимает жизнь у всего живого. И у всех.
        Но это осталось в прошлом. Теперь все иначе.
        При каждом движении сквозь кожу проступали темные линии вен. Ожка чувствовала, как струится в ней волшебство, как бьется вторым пульсом, в одном ритме с ее собственным. Поначалу оно обжигало, и Ожка боялась, что сгорит в этом огне, как сгорели многие. Но потом сдалась. Тело прекратило борьбу, и сила тоже успокоилась. Ожка раскрыла объятия, и в тот же миг сила окутала ее, и дальше они танцевали вместе, пылали вместе, сплавлялись воедино, как прочная сталь.
        Клинки - продолжения рук - пели в воздухе. Танец подходил к концу.
        И вдруг она ощутила зов. Он вспыхнул в голове горячей волной.
        Она остановилась - не внезапно, нет-нет, очень плавно. Накрутила на руки черный шнур, и рукояти ножей ласково ткнулись в ладони. И только потом медленно открыла глаза.
        Один желтый.
        Другой черный.
        Это значило, что она - избранная.
        Она была не первой, но это не имело значения. Главное - остальные оказались слишком слабы. Первый продержался всего несколько дней. Второй едва протянул неделю. Но Ожка - дело другое. Она сильная. Она все выдержала. Выдержит и дальше. Будет жива, пока от нее есть польза.
        Так пообещал король, когда избрал ее.
        Ожка обмотала клинки шнуром и сунула оружие в кобуру на поясе.
        С кончиков алых волос струился пот. Она отжала их, накинула куртку, застегнула плащ. Пальцы, выпустив пряжку, пробежались по шраму, который тянулся от горла вверх и пересекал щеку, заканчиваясь прямо под королевской печатью.
        Когда магия наполнила ее мускулы силой, кровь - теплом, а волосы - цветом, она боялась, что шрам исчезнет. Но нет. Он остался. И хорошо. Она честно заслужила свои шрамы. И этот, и все остальные, щедро покрывавшие тело.
        В голове снова вспыхнул призыв, и она вышла из круга. День был холодный, но не промозглый, и над головой сквозь облака проглядывало голубое небо. Голубое. Не морозно-белесое, под которым она выросла, а по-настоящему синее. Как будто даже небо оттаивало. И Сиджлт тоже оттаивал, с каждым днем очищался ото льда, открывая полыньи с серовато-зеленой водой.
        Куда ни кинь взгляд, мир пробуждался.
        Оживал.
        От этой картины кровь заструилась быстрее. Ожка вспомнила, как однажды побывала в лавке и увидела сундук, покрытый пылью. Она провела по нему пальцами, стирая серую пелену, и под ней обнаружилось темное дерево. Вот и сейчас так же, подумала она. Пришел король и провел рукой по городу, стряхнув пыль.
        Потребуется время, сказал он. Грядут перемены. Ничего, она готова ждать.
        Всего одна дорога отделяла ее нынешний дом от высоких стен замка. Ожка пересекла улицу и бросила взгляд на реку, на городские кварталы за ней. Из глубин Кочека до ступеней замка - вот какой долгий путь она прошла.
        Ворота были открыты, по каменным стенам карабкались свежие лозы. Ожка коснулась небольшого пурпурного бутона и переступила порог.
        Там, где когда-то тянулся Крёс Мект, Каменный лес, серое скопление каменных мертвецов у подножия замка, теперь, невзирая на зимний холод, пробивалась зеленая трава. Здесь остались только две статуи, обрамляли с боков дворцовую лестницу, словно часовые. Так приказал новый король - не для острастки, а как напоминание о ложных клятвах и павших тиранах.
        Беломраморные фигуры изображали былых правителей - Атоса и Астрид Дан. Обе фигуры стояли на коленях. Атос Дан смотрел на хлыст, обвивавший его ладони, будто змея, и лицо его кривилось от боли. А Астрид сжимала рукоять кинжала, глубоко ушедшего ей в грудь, и рот был распахнут в беззвучном, бессмертном крике.
        Статуи были страшные, некрасивые. Не то что новый король.
        Новый король был совершенством.
        Новый король был избранным.
        Новый король был богом.
        А Ожка? Она встречала взгляд его прекрасных глаз и понимала, что он тоже видит красоту в ней, с каждым днем все больше и больше.
        Она поднялась на вершину лестницы и вошла в замок.
        Ожка слышала рассказы о стражниках с пустыми глазами, служивших под началом Данов, о людях, у которых похитили разум и душу, оставив взамен лишь пустые оболочки. Но их уже не было, и замок стоял открытым, непривычно пустым. В первые недели после падения Данов его брали штурмом, захватывали, удерживали, снова теряли, но теперь от побоищ не осталось и следа. В замке царил покой.
        Навстречу попадались слуги и служанки со склоненными головами, появлявшиеся и исчезавшие, и с десяток стражников, но их глаза не были пустыми. И двигались они осмысленно, в жестах сквозила преданность, которую Ожка понимала и разделяла. Это было возрождение, на их глазах оживала легенда, и все они в этом участвовали.
        Она шла через замок, и никто ее не останавливал.
        Наоборот, при ее появлении одни падали на колени, другие кланялись и шептали благословения. А когда она дошла до тронного зала, двери распахнулись, и за ними ее ждал король. Сводчатый потолок, когда-то нависавший над залом, исчез, массивные стены и колонны уходили в открытое небо.
        Ее шаги гулко стучали по мраморному полу.
        Неужели он и вправду раньше был сделан из костей? Или это всего лишь сказка? До Ожки доходили только слухи. Она была хитра, носа не высовывала из Кочека, в правление Данов всячески старалась не попадаться им на пути. О близнецах ходило немало легенд, и все они были кровавые.
        Король стоял перед троном и смотрел на ровный круг магического бассейна у своих ног. Блестящая черная гладь завораживала Ожку - почти так же сильно, как и человек, который отражался в ней.
        Почти.
        Потому что в нем было то, чего недоставало черной чаше. Под внешним спокойствием бурлила энергия. Ожка чувствовала ее даже на другом конце зала, содрогалась под ее набегавшими волнами. Он источал силу.
        Жизнь в этом городе только-только начала давать ростки, а в короле она уже распустилась пышным цветом.
        Он был высок и силен, под изысканным нарядом бугрились могучие мускулы. Откинутые назад черные волосы, высокие скулы, крепкие челюсти. Губы слегка кривились, меж бровей пролегла еле заметная складка. Он задумчиво смотрел в бассейн, сцепив руки за спиной. Руки… Она вспомнила день, когда эти руки коснулись ее, одна прижалась к затылку, другая прикрыла глаза. Уже тогда она чувствовала силу, трепетавшую в его теле, мечтала о ней, нуждалась в ней, как в воздухе.
        Почти касаясь губами ее уха, он заговорил:
        - Ты принимаешь силу?
        - Принимаю, - ответила она. И в тот же миг ее захлестнула волна. Жгучий жар, тьма, боль… Потом вернулся его голос, снова такой близкий. Он сказал:
        - Перестань бороться, Ожка. Впусти силу.
        И она покорилась.
        Он избрал ее, и она не подведет. Ведь о нем говорилось в пророчестве - однажды придет спаситель. И она всегда будет рядом с ним.
        - Ожка, - сказал он, не поднимая глаз. В его устах ее имя прозвучало, словно заклинание.
        - Ваше величество, - отозвалась она и преклонила колени.
        Его взгляд медленно поднялся.
        - Ты же знаешь, я не люблю титулов. - Он обогнул бассейн. Она выпрямилась и встретила взгляд его пронзительных глаз - один был зеленый, другой черный. - Зови меня Холланд.
        Глава 3
        Обращая вспять
        I
        Красный Лондон
        Кошмар начался как обычно: Келл стоит в людном месте - иногда в таверне «В двух шагах», иногда в Каменном лесу перед крепостью Данов или в Лондонском святилище - среди толпы и при этом одиноко.
        Сегодня он очутился посреди Ночного рынка.
        Народу было много, куда больше обычного, люди плечом к плечу теснились вдоль берега реки. На миг вдали показался Рай, но не успел Келл окликнуть брата, как тот растворился в толпе.
        Вдруг неподалеку он увидел темноволосую стриженую девушку, окликнул: «Лайла?» - но, едва сделал шаг, как толпа поглотила и ее. Все кругом казались знакомыми и в то же время чужими, мелкие частички в колышущейся людской массе.
        Потом, словно удар, - копна белых волос: сквозь толпу по-змеиному скользила бледная фигура Атоса Дана. Келл зарычал, потянулся за ножом, но у него на руке сомкнулись холодные пальцы.
        - А, цветочный мальчик! - проворковал голос над ухом. Он обернулся и увидел Астрид, покрытую трещинами, словно кто-то собрал ее расколотое тело из кусочков. Келл отшатнулся, но толпа сгустилась еще сильнее, его толкнули в спину. Когда он пришел в себя, Даны уже исчезли.
        Вдалеке опять мелькнул Рай. Он озирался, будто искал кого-то, произнес какое-то имя, но Келл его не расслышал.
        На Келла налетел еще один незнакомец.
        - Прошу прощения, - пробормотал он. - Прошу…
        Слова рассыпались бесконечным эхом: люди проталкивались мимо, будто не замечая, будто его здесь и не было. Потом, стоило ему подумать, все замерли на ходу, обратив к нему лица, и на каждом были написаны гнев, и страх, и боль.
        - Простите, - снова сказал он, поднял руки и увидел, что вены окрашиваются в черный цвет. - Не надо, - прошептал он, глядя, как магия рисует свой след. - Не надо, пожалуйста. - Тьма бурлила в крови, поднимаясь все выше. Толпа снова пришла в движение, но не отстранилась, а наоборот, стала наступать. - Уйдите, - взмолился он и хотел убежать, но ноги не послушались.
        - Поздно, - донесся откуда-то голос Холланда. - Раз уж ты впустил ее, тебе конец.
        С каждым ударом сердца магия проникала все глубже. Келл попробовал отогнать ее, но она уже засела в голове, заговорила голосом витари.
        «Впусти меня».
        Тьма проникла в сердце, и рвущая боль ударила в грудь. Где-то вдалеке Рай упал без чувств.
        - Нет! - закричал Келл и ринулся к брату, бессильно, отчаянно. Рука задела кого-то поблизости, и тьма, словно огонь, перескочила с его пальцев в грудь случайного прохожего. Тот содрогнулся всем телом и рассыпался в пепел. Со всех сторон вокруг него люди падали один за другим. Смерть покатилась по толпе, как волна, неслышно поглощая всех на своем пути. Посыпались здания, рухнули мост и дворец. Келл остался один посреди опустевшего мира.
        В тишине послышался звук - не всхлип и не вскрик, а смех.
        Келл не сразу узнал этот голос.
        Смеялся он сам.
        Келл вырвался из тисков сна, хватая воздух ртом.
        Из-за дверей пробивались солнечные лучи, отражаясь от свежего снега во дворе. Яркий свет резнул глаза; он зажмурился, прижал ладонь к груди и стал ждать, когда успокоится сердце.
        Оказывается, он уснул в кресле, одетый. Голова после вчерашних излишеств раскалывалась.
        - Чертов Рай, - буркнул он и с трудом поднялся на ноги. Голова гудела, болью откликаясь на все, что происходило за окном. Удары, которые вчера достались ему - точнее, принцу, - остались в прошлом, но последствия попойки оставались весьма чувствительными, и Келл подумал, что лучше уж резкая, но недолгая боль от раны, чем тяжкие, бесконечные муки похмелья. Он плеснул холодной водой в лицо, оделся, утешаясь лишь надеждой на то, что принцу сейчас еще хуже.
        За дверями стоял на страже суровый воин с седеющими висками. Келл поморщился. Он всегда надеялся увидеть Гастру, но ему присылали Стаффа. Того, кто его терпеть не может.
        - Доброе утро, - поздоровался Келл, проходя мимо.
        - Добрый день, - поправил его Стафф (или Серебряный, как прозвал Рай стареющего стражника) и зашагал следом. Когда после Черной ночи к Келлу приставили Стаффа и Гастру, он не обрадовался, но и не удивился. В конце концов, не стражники виноваты в том, что король Максим больше не доверяет своему антари. Точно так же и Келл не виноват, что стражники не всегда могут уследить за ним.
        Он нашел Рая в солярии - внутреннем дворике под стеклянной крышей. Королевская семья завтракала. Принц переносил похмелье на удивление стойко, хотя Келл чувствовал, как пульсирует в голове боль брата вместе с его собственной, и отметил, что принц сел спиной к стеклянным панелям, из-за которых лился яркий солнечный свет.
        - Келл! - бодро приветствовал его Рай. - Я уж думал, ты до вечера проспишь.
        - Прошу прощения, - сухо ответил Келл. - Кажется, я вчера ночью немного перебрал.
        - Добрый день, Келл, - промолвила королева Эмира, изящная дама с кожей цвета полированного дерева и золотым обручем на черных как смоль волосах. Ее тон был добрым, но отстраненным, и казалось, прошло много недель с тех пор, как она протянула руку и коснулась его щеки. На самом деле прошло намного больше. Почти четыре месяца миновало после Черной ночи, когда Келл тайком пронес в город черный камень, и магия витари вихрем прокатилась по улицам, и Астрид Дан вонзила кинжал в грудь Рая, и Келл отдал частичку своей жизни, чтобы вернуть принца.
        «Где наш сын?» - спросила она тогда, как будто сын у нее был только один.
        - Надеюсь, ты хорошо отдохнул, - сказал король Максим, поднимая глаза от вороха бумаг.
        - Да, сэр. - На столе лежали фрукты и хлеб. Келл тяжело опустился в кресло. К нему подошел слуга с серебряным кувшином и налил горячего чаю. Келл осушил чашку одним глотком, обжигающим губы. Слуга посмотрел внимательно и оставил кувшин рядом - незаметный жест, за который Келл был очень ему благодарен.
        За столом сидели еще двое - мужчина и женщина в одеждах разных оттенков красного, с золотыми фибулами в виде печати Марешей с чашей и восходящим солнцем. Фибулы говорили о том, что это друзья короны, они открывали вход во дворец и призывали слуг и стражников оказывать их носителям не только сердечный прием, но и всяческое содействие.
        - Добрый день, Парло, Лисане, - приветствовал их Келл. Это были остра, помогавшие организовывать турнир, и Келлу казалось, что в последние недели он видит их чаще, чем короля и королеву.
        - Мастер Келл, - дружно поклонились они с дежурными улыбками и точно отмеренной вежливостью.
        На столе была расстелена карта дворца и окрестностей, один угол прижат тарелкой с пирожными, другой - чашкой чая. Лисане указывала на южное крыло.
        - Принц Коль и принцесса Кора разместятся здесь, в изумрудных покоях. За день до их приезда будут выращены свежие цветы.
        Принц Рай выразительно посмотрел на брата через стол, но Келл так устал, что даже не пытался разгадать смысл его взгляда.
        - Лорд Сол-ин-Ар, - продолжала Лисане, - поселится в западном зимнем саду. Мы, по вашим указаниям, свезли туда побольше кофе и…
        - А что же вескийская королева? - проворчал король Максим. - Или фароанский король? Почему они не почтили нас своим присутствием? Не доверяют? Или у них нашлись дела поважнее?
        Эмира нахмурилась:
        - Они выбрали достойных посланников, которые будут их представлять.
        - Мама, - усмехнулся Рай, - у вескийской королевы Ластры семеро детей, ей нетрудно на время одолжить нам парочку. А у фароанцев лорд Сол-ин-Ар - известный задира, последние два десятка лет разжигает недовольство везде, где только может, надеясь скинуть с трона своего братца и захватить власть в Фаро.
        - С каких это пор ты стал интересоваться имперской политикой? - поддел его Келл, приступая к третьей чашке чая.
        К его удивлению, Рай сурово нахмурился.
        - Я интересуюсь своим королевством, брат. И тебе советую.
        - Я не принц, - ответил Келл. У него не было настроения терпеть насмешки брата. - Я всего лишь тот, кто подчищает за ним.
        - Как будто сам никогда ни во что не вляпывался!
        Они впились друг в друга горящими взглядами. Келл боролся с искушением ткнуть себя вилкой в ногу, чтобы посмотреть, как брат поморщится от боли.
        Что с ними случилось? Они никогда не были жестоки друг к другу. Но, видимо, боль и радость - не единственное, что передается через магическую связь. Страх, раздражение, гнев - все это пульсирует на невидимой струне, многократно усиливаясь. Рай всегда отличался переменчивым настроением, и теперь Келл сполна ощущал скачки его темперамента, и это бесило. Расстояние между ними не имело никакого значения. Они могли сидеть бок о бок или находиться в разных мирах - спасения не было.
        Магическая связь все больше и больше напоминала цепь.
        Королева Эмира кашлянула.
        - Мне кажется, лорду Сол-ин-Ару больше подойдет восточный зимний сад. Он лучше освещен. Но как же быть со слугами? Вескийцы всегда путешествуют с полным комплектом…
        Королева разрядила атмосферу, опытной рукой направив беседу в другое русло, но в воздухе повисло слишком много невысказанных слов. Келл встал и шагнул к двери.
        - Ты куда? - спросил король Максим, передавая бумаги слуге.
        Келл обернулся:
        - Хотел понаблюдать за строительством плавучих арен, ваше величество.
        - С этим справится Рай, - ответил король. - У меня для тебя поручение. - Он протянул Келлу конверт. До этой минуты Келл и не догадывался, как ему хочется сбежать - не только из дворца, но и из города, из этого мира.
        Адреса не было, но он и без того прекрасно знал, куда следует доставить письмо. Трон Белого Лондона стоял пустым, и страну впервые за семь лет раздирали войны за власть, поэтому контакты были приостановлены. Келл побывал там всего один раз, в первые недели после свержения близнецов Данов, и чуть не лишился жизни, после чего было решено на время оставить Белый Лондон в покое.
        Значит, Серый Лондон. Примитивный мир без магии, полный угольного дыма и прочного старого камня.
        - Я отправляюсь немедленно. - Келл подошел к королю.
        - Будь осторожен с принцем-регентом, - предостерег король. - Эта переписка - дань традиции, но его вопросы становятся все назойливее.
        Келл кивнул. Ему часто хотелось спросить короля Максима, что он думает о правителе Серого Лондона. Интересно, о чем пишет регент? Расспрашивает ли короля-соседа столь же въедливо, как и Келла?
        - Он хочет как можно больше узнать о магии, - сообщил он королю. - Я изо всех сил стараюсь не давать прямых ответов.
        - Он глупый человек, - сказал король. - Будь осторожен.
        Келл приподнял бровь. Неужели король Максим и вправду заботится о его безопасности? Но, протянув руку за письмом, он заметил в глазах короля недоверие и приуныл. Максим не прощает старых обид. Они для него как шрамы - со временем блекнут, но никогда не исчезают совсем.
        Келл понимал, что сам виноват. Много лет он, путешествуя в ранге королевского посланца, тайком переносил из мира в мир запрещенные предметы. Не будь у Келла репутации контрабандиста, черный камень никогда не попал бы к нему в руки. Не погубил бы множество людей, не погрузил бы Красный Лондон в хаос. Может быть, Даны нашли бы и другой путь, но Келл был бы к этому непричастен. А он оказался пешкой, глупцом, и теперь расплачивался за это, точно так же, как и Рай расплачивается за свою роль - за талисман обладания, который впустил Астрид Дан в его тело. В конечном счете виноваты оба. Но король по-прежнему любит Рая. Королева по-прежнему рада его видеть.
        Эмира протянула второй конверт, потоньше. Записка для короля Георга. Дань вежливости, не больше, но дряхлый король дорожил этими посланиями, и Келл тоже. Больной король и не догадывался, какими короткими они стали, и Келл не собирался ему это открывать. Он сплетал для старика долгие витиеватые рассказы об арнезийских правителях, о подвигах принца, о жизни самого Келла при дворе. Может быть, в этот раз он расскажет Георгу о турнире. Король будет доволен.
        Он взял письма, шагнул к дверям, уже сочиняя в уме рассказ, и вдруг Максим остановил его:
        - В каком месте думаешь вернуться?
        Келл едва заметно насторожился. Этот вопрос давал понять, что отныне он на коротком поводке.
        - Дверь откроется у выхода из Нареш Каса, возле южного края Рынка.
        Король бросил взгляд на Стаффа, ожидавшего у двери, и тот кивнул: слышал, мол.
        - И не опаздывай, - приказал Максим.
        Келл отвернулся, оставив королевскую семью обсуждать гостей турнира, постельное белье для них и их предпочтения - кто любит кофе, кто - крепкий чай или вино.
        В дверях солярия он оглянулся и поймал взгляд Рая, в котором, кажется, читалось «прости», а может быть, «проваливай» или даже «поговорим позже». Келл спасся бегством, сунув письма во внутренний карман. Он стремительно пересек дворцовые залы, вернулся к себе и скрылся в небольшой задней комнате, плотно закрыв за собой дверь. Рай, вероятно, держал бы в такой кладовке обувь или пряжки для плаща, но Келл оборудовал здесь небольшую, хорошо продуманную библиотеку, где хранил тексты по магии. Тут были книги и по философии магии, и практические руководства, что-то подарено мастером Тиреном, что-то взято из королевской библиотеки, но были тут и дневники самого Келла, заметки о кровавой магии антари, о которой мало что было известно. Одну тонкую черную тетрадку он посвятил витари - черной магии, которую он открыл, разбудил и уничтожил год назад. В этой тетради вопросов было гораздо больше, чем ответов.
        На обратной стороне двери виднелось с полдюжины символов, старательно нарисованных кровью, - ярлыки, ведущие в разные места города. Одни потускнели от редкого использования, другие были свежими. Один из символов - круг, перечеркнутый двумя линиями, - вел в святилище Тирена на другом берегу. Келл обвел метку пальцем, и ему живо вспомнилось, как Лайла помогала тащить умирающего Рая. Другая метка вела в личную комнату Келла в «Рубиновых полях» - единственное место в городе, которое он по-настоящему мог назвать своим. Теперь от него не осталось и следа.
        Келл осмотрел дверь и нашел символ, который искал: звезду из трех пересекающихся линий.
        Эта метка притянула за собой другие воспоминания. Старый король в запертой каморке, его скрюченные пальцы сжимают красную монету, а губы шепчут что-то об угасающей магии.
        Келл достал кинжал, спрятанный под манжетой, и царапнул запястье. Выступила кровь, густая и красная. Он обмакнул палец и заново обвел метку. Закончив, прижал ладонь к символу и произнес:
        - Ас тасцен.
        «Перенеси»
        И шагнул вперед.
        Мир вокруг его ладони стал мягким и прогнулся, он вышел из полутемной библиотеки в солнечный свет, такой яркий, что полузатихшая боль в голове вспыхнула с новой силой. Келл стоял в точно рассчитанном месте посреди внутреннего двора. Он был еще не в Сером Лондоне, а в саду одного из остра, в уютной деревушке под названием Дисан, знаменательной не своими плодовыми деревьями или стеклянными статуями, а тем, что в Сером Лондоне на этом же месте стоял Виндзорский замок.
        На этом же самом месте.
        Путевая магия работала только двумя способами. Келл мог перенестись либо между двумя разными точками в одном мире, либо из одной в другую, находящуюся в том же самом месте в другом Лондоне. И поскольку англичане держали своего короля в Виндзорском замке, довольно далеко за пределами Лондона, Келлу приходилось сначала переноситься в сад к остра Паверону. Келл гордился своими навигационными способностями, однако люди так мало разбирались в магии антари, что никто не мог оценить их по достоинству. Пожалуй, оценил бы Холланд, но он погиб. И наверняка у него имелась своя система ходов и выходов между мирами, такая сложная, что по сравнению с ней все ухищрения Келла показались бы детским баловством. В лицо пахнуло зимним воздухом. Некровоточащей рукой он достал из кармана письма, потом вывернул плащ наизнанку раз, другой, пока не нашел нужную сторону: черное одеяние до колен, с капюшоном и бархатной подкладкой. В Сером Лондоне холод всегда ощущался острее, промозглая сырость пронизывала до костей.
        Келл запахнулся в новый плащ и сунул письма глубоко в карманы, вместо шелка подбитые мягкой шерстью. Вздохнул, выпустив изо рта теплое белое облачко, начертил на заиндевелой стене знак кровью. Но потом, коснувшись шнурка с амулетами, вдруг задумался. Замер, оглянулся по сторонам. В этом саду он был один, совершенно один, и наслаждался этим. Если не считать единственной поездки на север, когда они с Раем были еще мальчишками, Келл никогда не забирался так далеко от города. За ним всегда следили, но в последние четыре месяца присмотр становился все строже. За двадцать лет на службе у королевской семьи он привык ощущать себя вещью, но сейчас все больше чувствовал себя узником.
        Наверное, надо было сбежать, пока была возможность.
        «Ты и сейчас еще можешь сбежать», - послышался внутренний голос, подозрительно напоминавший голос Лайлы.
        Она ведь сбежала. А он? Ему-то не надо скрываться в другом мире. Достаточно просто уйти. Подальше от сада, от деревни, прочь из города. Можно сесть в дилижанс, или выйти в океан на корабле, и… что потом? Далеко ли он доберется без гроша в кармане и с черным глазом, выдающим в нем антари?
        «Ты можешь добыть все, что тебе нужно», - возразил голос.
        Мир очень велик. А он его даже не видел.
        Если остаться в Арнсе, его рано или поздно найдут. А если уехать в Фаро или Веск? Фароанцы считают его глаз признаком силы, и больше ничего, но Келл слышал, как вескийцы сопровождают его имя словом «крат’а» - «столп». Как будто арнезийская империя держится на нем одном. И если он попадет в плен в любой другой империи…
        Келл посмотрел на окровавленную руку. Боже, да как ему могло в голову такое прийти - убежать?
        Разве он может покинуть свой город? Сама мысль об этом - чистое безумие. Покинуть короля и королеву? Брата? Однажды он уже предал их - и даже не раз, и это едва не погубило его. И как бы ни было трудно, он не может подвести их снова.
        «Ты можешь стать свободным», - настаивал голос.
        В этом-то и дело. Келл никогда не станет свободен. Как бы далеко он ни убежал. Он отказался и от свободы, и от жизни, вручив ее Раю.
        - Хватит, - вслух сказал он, заглушая сомнения, вытащил из-под воротника нужный шнурок и стянул через голову. На шнурке висел серебряный шиллинг с лицом короля, сильно истертым за долгие годы. «Хватит», - повторил он про себя и прижал окровавленную руку к садовой стене. Надо заниматься делами.
        - Ас траварс.
        «В путь».
        Мир изогнулся, вбирая в себя эти слова, и магию, и кровь. Келл шагнул вперед, надеясь оставить все свои тревоги в этом Лондоне, обменять их на несколько минут с королем.
        Но, едва его ноги ступили на дворцовый ковер, как стало ясно: худшее впереди. В этом Лондоне что-то случилось.
        В Виндзоре было слишком тихо. И слишком темно.
        Чаша воды, обычно поджидавшая его в прихожей, была пуста, свечи не горели. Он прислушался и услыхал шаги - очень далекие, они эхом отдавались в бесчисленных залах. А в покоях верхнего этажа его встретила тишина.
        Содрогаясь от дурных предчувствий, он направился в королевскую гостиную, надеясь увидеть иссохшую фигуру, дремлющую в кресле, услышать тихий мелодичный голос. Но внутри никого не было. Огонь в камине не горел, окна - плотно затворены, чтобы не намело снега. Здесь было темно, холодно и затхло.
        Келл подошел к камину, протянул к нему руки, будто желал согреть их, и через мгновение языки пламени лизнули пустую решетку. Этот огонь долго не продержится, ему нужна пища более существенная, чем воздух и магия, и в его свете Келл огляделся, ища хоть какие-то следы… Остывший чай или сброшенную шаль. Но в комнате царило запустение, она казалась нежилой.
        И тут его взгляд упал на письмо.
        Если это можно назвать письмом.
        Всего один листок хрустящей кремовой бумаги, свернутый и подсунутый под поднос у камина, и на нем твердым почерком регента написано его, Келла, имя.
        Келл взял записку, заранее зная, что в ней увидит, и все-таки мир поплыл перед глазами, когда при свете магического пламени он прочитал страшные слова.
        «Король умер».
        II
        Эти два слова обрушились на Келла, как удар.
        «Король умер».
        Келл пошатнулся; он не привык к потерям. Он всегда боялся смерти, а теперь, когда был связан с жизнью принца, стал бояться еще сильнее. Но до Черной ночи Келлу не доводилось терять тех, кого он знал. Кого любил. Ему всегда нравился немощный король, даже в последние годы, когда слепота и безумие лишили Георга и величия, и власти.
        И вот короля не стало. Сумма распалась на слагаемые, как сказал бы Тирен.
        Внизу виднелась приписка.
        «Выйди в вестибюль. Тебя проводят ко мне».
        Келл неуверенно окинул взглядом пустую гостиную. Потом неохотно сжал руку в кулак, погасив пламя в очаге, погрузив комнату во тьму, и вышел. Наружу, через прихожую, в длинные коридоры.
        Он словно попал в другой мир.
        Виндзор был не так роскошен, как Сент-Джеймсский дворец, но и отнюдь не так мрачен, как можно было подумать в покоях дряхлого короля. Гобелены и ковры дарили тепло. Канделябры и посуда сверкали золотом и серебром. На стенах горели лампы, издалека доносились голоса и музыка.
        Рядом кто-то кашлянул, Келл увидел хорошо одетого слугу.
        - Рад вас видеть, сэр. Сюда, пожалуйста. - Он поклонился и, не дожидаясь ответа, зашагал по коридору.
        По пути Келл с интересом смотрел по сторонам. Он никогда не бывал дальше покоев старого короля, но не сомневался: здесь не всегда было так. Теперь тут явно распоряжался новый король.
        Во всех помещениях, через которые они проходили, ярко пылали камины, наполняя дворец неприятной духотой. Ни одна комната не пустовала, и Келла не отпускало чувство, что его нарочно выставляют напоказ, ведут мимо шепчущихся дам и любопытных джентльменов. Он стиснул кулаки и опустил глаза. Когда Келла наконец привели в главный зал, его щеки пылали от жары и раздражения.
        - А, мастер Келл.
        Регент - точнее, король, поправил себя Келл, - сидел на диване в окружении суровых мужчин и смешливых дам. Он стал еще толще и заносчивее, чем раньше, пуговицы едва не лопались, нос и подбородок торчали вверх. При появлении Келла в черном походном плаще свита замолчала.
        - Ваша светлость. - Он склонил голову с едва заметной почтительностью. Густая челка приоткрыла его черный глаз. Он понимал, что следует, наверное, выразить соболезнование, но, вглядевшись в лицо нового короля, не заметил никаких признаков горя. - Я бы прибыл в Сент-Джеймс, если бы…
        Георг властно махнул рукой.
        - Я приехал сюда не из-за тебя. - Он неуклюже поднялся на ноги. - Заглянул в Виндзор на пару недель уладить дела. Привести их, так сказать, в порядок и покой. - Он, видимо, заметил, что Келла передернуло, и спросил: - Что с тобой?
        - Мне кажется, потеря вас не печалит, - заметил Келл.
        Георг фыркнул.
        - Мой отец отдал богу душу три недели назад, а, будь у него совесть, должен был сделать это гораздо раньше. Как только заболел. Для его же блага, и для моего тоже. - По его лицу, словно рябь, пробежала мрачная улыбка. - Но для тебя, сдается мне, потрясение еще слишком свежо. - Он подошел к бару и налил себе выпить. - Все время забываю, - добавил он, глядя, как плещется в хрустале янтарная жидкость, - что, пока ты в своем мире, то не получаешь никаких известий из нашего.
        Келл насторожился, окинул взглядом аристократов, наводнивших зал. Они перешептывались, с интересом поглядывая на юношу.
        Келл обернулся к королю, сдержавшись, чтобы не схватить его за рукав.
        - Что знают эти люди обо мне? - спросил он вполголоса.
        Георг взмахнул рукой.
        - Не тревожься. Кажется, я сказал им, что ты иностранный дворянин. Строго говоря, это правда. Но беда в том, что чем меньше они знают, тем больше судачат. Может, просто представить тебя?..
        - Я бы хотел отдать дань уважения покойному королю, - перебил его Келл. Он знал, что в этом мире людей хоронят. Этот обычай (класть тело в ящик) казался ему странным, но он означал, что король - то, что от него осталось, - находится где-то здесь.
        Георг вздохнул, как будто просьба была и ожидаемой, и страшно неудобной.
        - Я так и думал, - сказал он, допив. - Он в часовне. Но сначала… - Он протянул руку, унизанную кольцами. - Письмо. - Келл достал из кармана конверт. - И письмо для отца.
        Келл нехотя извлек и второй конверт. Старый король относился к письмам очень трепетно, всегда просил Келла не испортить печать. А новый взял нож и разрезал конверт, вытряхнув содержимое. Келл бы все отдал, лишь бы Георг не увидел чахлый листок.
        - И ты проделал столь далекий путь, чтобы прочитать ему вот это? - презрительно спросил он.
        - Я был привязан к старому королю.
        - Теперь придется поладить со мной.
        Келл ничего не ответил.
        Второе письмо было гораздо длиннее. Георг опустился на кушетку. Келл стоял над королем, читавшим письмо, чувствовал на себе любопытные взгляды и был готов провалиться сквозь землю. Прочитав раза три или четыре, король кивнул про себя, отложил письмо и встал.
        - Ладно, - сказал он. - На этом всё.
        Келл вышел вслед за ним, радуясь уйти из этого места и от этих взглядов.
        - Холод собачий, - буркнул король, накинув роскошную шубу. - Ты не мог бы с этим что-нибудь сделать?
        - С погодой? - прищурился Келл. - Нет.
        Король пожал плечами, и они в сопровождении слуг вышли из дворца. Келл плотнее запахнулся в плащ. Стоял промозглый февральский день, холодный ветер пронизывал до костей. Падал снег, клубилась поземка. Келл накинул капюшон.
        Несмотря на холод, Келл не носил перчаток. Антари творят магию руками и кровью, и перчатки были бы препятствием на пути мгновенных заклятий. Нет, в Сером Лондоне он ничего не опасался, но все же лучше быть начеку. И вообще, даже простой разговор с Георгом напоминал дуэль. Они не испытывали друг к другу ни симпатии, ни доверия. К тому же новый король все больше и больше восторгался магией. Он вполне способен подстроить нападение, просто чтобы посмотреть, как тот будет защищаться. Однако такой шаг поставит под удар контакты между мирами, а король не настолько глуп. Келлу хотелось на это надеяться; хоть он и терпеть не мог Георга, но все же не хотел терять повод для путешествий.
        Келл нащупал в кармане монету и стал рассеянно крутить ее, просто чтобы согреть онемевшие пальцы. Он думал, что они идут на кладбище, но король привел его в часовню.
        - Часовня Святого Георгия, - пояснил он и вошел.
        Высокое строение поразило Келла. Изобилие острых углов, сводчатый потолок над клетчатым каменным полом. Георг не глядя скинул шубу; он не сомневался, что кто-нибудь окажется рядом и подхватит ее. Так оно и случилось. Келл смотрел на свет, льющийся сквозь витражи, и рассеянно думал: неплохо, пожалуй, быть похороненным в таком месте. Но потом понял, что Георг III упокоился не здесь, в солнечных лучах, а в склепе.
        Потолок там был ниже, свет едва пробивался, и у Келла по коже поползли мурашки. От древних камней шел запах пыли.
        Георг взял с полки канделябр с незажженными свечами.
        - Можешь зажечь?
        Келл нахмурился. В тоне Георга сквозила голодная алчность.
        - Конечно. - Он протянул руку к свечам, помедлил немного, потом взял вазу с длинными спичками. Достал одну, церемонно чиркнул и зажег свечи.
        Георг разочарованно надулся.
        - Моему отцу ты не отказывал.
        - Ваш отец был совсем другим человеком. - Взмахнув рукой, Келл погасил спичку.
        Георг нахмурился, видимо, он не привык, чтобы ему возражали. Но Келл не понимал: он злится на неповиновение вообще или на то, что ему не показывают магию? Почему он так настаивает? Хочет лишний раз убедиться в ее существовании? Просто развлечься? Или тут кроется что-то большее?
        Он прошелся по королевскому склепу и содрогнулся. Если тебя положат в ящик и закопают в землю - это само по себе ужасно. Но быть погребенным здесь, когда тебя отгораживают от мира тяжелые каменные плиты… Келл никогда не понимал, почему жители Серого мира запечатывают своих мертвых в золото, дерево и камень, как будто в пустой оболочке остается частичка умершего. А если и впрямь остается? Какое жестокое наказание.
        Дойдя до могилы отца, Георг поставил канделябр, подхватил край плаща и опустился на колени, склонив голову. Его губы беззвучно зашевелились, потом он достал из-за ворота золотой крест и поднес к губам. Наконец он встал и отряхнул колени.
        Келл задумчиво положил ладонь на гробницу, надеясь почувствовать что-нибудь внутри. Но там было тихо и холодно.
        - Следовало бы прочитать молитву, - сказал король.
        Келл растерялся.
        - Для чего?
        - За упокой его души, конечно. - Видимо, он заметил смятение юноши. - Разве в вашем мире нет Бога? - Келл покачал головой. Георг этого не ожидал. - Вообще никакой высшей силы?
        - Я этого не говорил, - произнес Келл. - Пожалуй, можно сказать, что мы поклоняемся магии. Она и есть наша высшая сила.
        - Это ересь.
        Келл приподнял бровь, убрал руку с гробницы.
        - Ваше величество, вы поклоняетесь тому, чего не можете ни увидеть, ни коснуться, а я поклоняюсь тому, с чем связан ежеминутно, каждый день. Что из этого более логично?
        Георг нахмурился.
        - Дело не в логике, а в вере.
        Вера. Замена показалась Келлу неравноценной, но он решил, что не стоит строго судить обитателей Серого мира. Людям надо во что-нибудь верить, и без магии они придумали себе бога поменьше. Полного изъянов, тайн и надуманных правил. Ирония заключается в том, что они отвергли магию еще до того, как она покинула их, вытеснили ее этим своим всемогущим богом.
        - Как вы поступаете со своими мертвыми? - допытывался король.
        - Мы их сжигаем.
        - Языческий ритуал, - презрительно бросил король.
        - Уж лучше, чем укладывать тела в ящики.
        - А как же их души? - Георг, похоже, был искренне встревожен. - Куда, по-вашему, они деваются? Ведь вы не верите ни в рай, ни в ад.
        - Они возвращаются к истокам, - ответил Келл. - Магией пропитано все, ваше величество. Она - течение жизни. Мы считаем, что, когда человек умирает, его душа возвращается в этот поток, а тело распадается на составляющие его стихии.
        - Но как же тогда собственное «я»?
        - Оно перестает существовать.
        - Тогда какова же цель? - проворчал король. - Зачем вести праведную жизнь, если потом тебя ничего не ждет? Если ничего не заработаешь?
        Келл часто задавал себе этот вопрос, но при этом он вовсе не мечтал о загробной жизни. Просто не хотелось возвращаться в ничто, будто бы его никогда и не было на свете. Но скорее замерзнет серый лондонский ад, чем он хоть в чем-нибудь согласится с королем.
        - Я думаю, цель в том, чтобы жить по совести.
        Георг побагровел.
        - Но если нечего бояться, что помешает людям грешить?
        Келл пожал плечами.
        - Я видел, как люди грешат и с именем Бога на устах, и во имя магии. Они просто не умеют достойно чтить высшую силу, какую бы форму она ни приняла.
        - Нет загробной жизни… - ворчал король. - Нет бессмертной души. Это противоестественно.
        - Напротив, - возразил Келл, - это самое естественное на свете. Природа циклична, и мы все - часть природы. Противоестественно верить в человеческую непогрешимость и в уютное местечко, приготовленное тебе на небесах.
        Георг стал темнее тучи.
        - Осторожнее, мастер Келл. Это богохульство.
        - Ваше величество, вы никогда не казались мне богобоязненным человеком.
        Король перекрестился.
        - Лучше перебдеть, чем недобдеть. Кроме того, - он огляделся, - я король Англии. Мое наследие священно. Я стою во главе страны по милости Бога, над которым ты насмехаешься. Я Его слуга, и это королевство вверено мне Его милостью. - Слова Георга прозвучали как заученная речь. Король засунул крест обратно под воротник. - Возможно, - добавил он, нахмурившись, - я бы поклонялся твоему богу, если бы мог увидеть его и прикоснуться к нему, как ты.
        Вот оно, снова! Старый король благоговел перед магией, дивился ей, как ребенок. А новый король смотрит на нее так же, как на все остальное, - с вожделением.
        - Я уже предупреждал, ваше величество, - сказал Келл. - Магии больше нет места в этом мире.
        Георг усмехнулся и на миг стал больше похож на голодного волка, чем на сытого человека.
        - Мастер Келл, ты же сам сказал - в мире все циклично. Возможно, когда-нибудь наше время опять настанет, - коротко усмехнулся он, и его лицо снова приобрело обычное саркастическое выражение. Эффект получился обескураживающий, и Келл невольно задумался: неужели этот человек действительно так глуп и самодоволен, как о нем говорят? Или под маской пустого себялюбца таится нечто более глубокое?
        Как там говорила Астрид Дан?
        «Я не доверяю ничему, что мне не принадлежит».
        По склепу пронесся сквозняк. Пламя свечи затрепетало.
        - Пойдем, - сказал Георг, поворачиваясь спиной к Келлу и к могиле старого короля.
        Келл достал из кармана серебряный лин Красного Лондона. В центре монетки блестела звезда. Он всегда приносил их королю. Примерно раз в месяц дряхлеющий монарх заявлял, что магия из его старой монетки выветрилась, как тепло из угасающих углей, и Келл приносил ему новую, хранящую тепло его кармана и запах роз. Келл задумчиво повертел монету в пальцах.
        - Это свежая, ваше величество. - Он прижал монетку к губам и положил ее, теплую, на холодный могильный камень.
        - Сорес наст, - прошептал он. - Спи спокойно.
        Сказав это, Келл поднялся вслед за новым королем по лестнице и вышел обратно в холодную ночь.
        Ожидая, когда король Англии допишет письмо, Келл изо всех сил старался не переминаться с ноги на ногу.
        А тот не торопился. Тишина в комнате сгустилась, сделалась неуютной, и Келлу отчаянно захотелось сказать хоть что-нибудь, лишь бы нарушить ее. Понимая, что именно этого от него и ждут, он стоял и глядел, как за окном падает снег и сгущаются сумерки.
        Закончив наконец письмо, король откинулся на спинку кресла, взял бокал и поднес к губам, перечитывая написанное.
        - Скажи мне вот что, - произнес он, - о магии. - Келл насторожился. - В вашем мире все обладают способностью к ней?
        - Не все, - ответил Келл, помедлив, - и не в равной мере.
        Георг покачал бокал.
        - Значит, тех, кто владеет ею, можно назвать избранными.
        - Кое-кто так и считает, - подтвердил Келл. - А другие думают, что это просто дело случая. Как будто тебе сдали в игре хорошие карты.
        - В таком случае, тебе достались очень хорошие карты.
        Келл не дрогнул.
        - Если вы закончили письмо, я бы…
        - Многие ли умеют делать то же, что и ты? - перебил его король. - Путешествовать между мирами? Держу пари, что немногие, иначе я встречал бы их тут. - Знаешь, - добавил он, вставая, - не понимаю, почему твой король так легко отпускает тебя.
        Мысли, точно зубчатые колеса, тяжело ворочались в глазах короля. Но Келл не собирался становиться экспонатом в его коллекции.
        - Ваше величество, - сказал Келл ровным голосом, - если вам захотелось оставить меня здесь, полагая, что это даст вам некие преимущества, я бы горячо рекомендовал оставить эти мысли. Смею напомнить, что это поставит под угрозу будущие контакты с моим миром. - «Не делай этого, - мысленно взмолился он. - И думать забудь». Невыносимо будет потерять последний путь к отступлению. - Вы скоро поймете, что меня нелегко удержать под замком.
        К счастью, король лишь шутливо поднял унизанные кольцами руки.
        - Ты меня неправильно понял, - улыбнулся он, хотя Келл прекрасно видел, что тот замыслил. - Я просто хотел сказать, что такие великие королевства, как наши, могли бы поддерживать более тесную связь.
        Он взял письмо, сложил и запечатал. Судя по толщине, послание было длинное, на несколько страниц больше обычного.
        - Много лет эти письма были полны формальностей, пустых анекдотов вместо настоящей истории, угроз, а не объяснений, бесполезных намеков, хотя мы могли бы обмениваться важными сведениями, - заметил король.
        Келл положил письмо в карман.
        - Если на этом все…
        - Нет, не все, - остановил его Георг. - Я хочу кое-что тебе дать.
        Он поставил на стол небольшую шкатулку. Келл отступил назад.
        - Вы очень любезны, ваше величество, но я вынужден отказаться.
        Напускная улыбка Георга поблекла.
        - Ты отказываешься принять дар короля Англии?
        - Я бы отказал кому угодно, - возразил Келл, - если бы мне предлагали плату, да еще и неизвестно за что.
        - Очень просто, - пояснил Георг. - В следующий раз ты кое-что принесешь мне.
        - Контрабанда приравнена к измене, - процитировал Келл правило, которое сам много раз нарушал.
        - Ты получишь достойное вознаграждение.
        Келл ущипнул себя за переносицу.
        - Ваше величество, прежде я, может быть, и задумался бы над вашей просьбой. - Над чьей угодно, мысленно добавил он. - Но эти времена давно прошли. Если вы хотите что-либо узнать, обратитесь к королю. Попросите его сделать вам подарок, и, если он соизволит, я охотно доставлю его. Но по собственной воле я не приношу ничего. - Эти слова дались ему нелегко, рана была еще свежа. Он поклонился и шагнул к двери, хотя король его не отпускал.
        - Ладно, - сказал король, побагровев, и встал. - Я провожу тебя.
        - Не нужно, - ответил Келл. - Не хочу доставлять вам неудобств. Вас ждут гости. - Слова были приветливыми, а тон - нет. - Я вернусь тем же путем, каким пришел.
        «И ты за мной не пойдешь».
        Келл оставил пунцового Георга за столом и вернулся в покои старого короля. Как жаль, что нельзя запереть за собой дверь. Но двери здесь запирались снаружи. Еще одно напоминание о том, что эта комната - скорее тюрьма, чем дворец.
        Он закрыл глаза и попытался вспомнить, каким был старый король в последний раз. Выглядел он плохо, но все же узнал Келла, обрадовался его появлению, улыбнулся, поднес к лицу письмо, вдохнул аромат.
        - Розы, - тихо прошептал он. - Всегда пахнет розами.
        Келл открыл глаза. Одна его часть - усталая, скорбящая - хотела скорее вернуться домой. Но другая звала его подальше от этого проклятого замка, туда, где он не будет ни королевским вестником, ни антари, ни узником, ни принцем, и сможет просто бродить по улицам Серого Лондона, пока не превратится в тень, одну из тысяч.
        Он подошел к дальней стене, где тяжелые шторы обрамляли окно. В комнате было так холодно, что стекло даже не заиндевело. Он откинул штору, и на узорчатых обоях проступил выцветший символ. Круг, перечеркнутый линией, знак, ведущий из Виндзора в Сент-Джеймс. Келл отодвинул штору еще дальше и увидел знак, который стерся бы много лет назад, если бы не был скрыт от времени и света.
        Шестиконечная звезда. Один из значков, которые Келл нарисовал много лет назад, когда короля перевезли в Виндзор. Точно такую же метку он начертил на стене сада неподалеку от Вестминстера. Вторая метка, наверное, давно смыта дождями и заросла мхом, но это не имело значения. Даже если линии не видны, символ, нарисованный кровью, просто так не исчезает.
        Келл закатал рукав и достал нож. Царапнул по руке, обмакнул палец в кровь и обвел символ. Потом прижал к нему ладонь, бросил прощальный взгляд на пустой зал, на свет, сочащийся из-под двери, услышал далекий смех.
        «Пропадите вы все пропадом», - подумал Келл и навсегда покинул Виндзор.
        III
        Дальние рубежи Арнса
        Впервые за долгие месяцы Лайла ступила на твердую землю.
        В последний раз они приставали к берегу три недели назад, в Корме. Но Лайле выпал неудачный жребий, и пришлось остаться на корабле. А перед этим были Сол и Ринар, но Алукард всякий раз настаивал, чтобы она не покидала «Шпиль». Она бы, может, и ослушалась бы, но что-то в голосе капитана вынуждало ее остаться. А еще она сходила на берег в портовом городе Элоне, но это было два месяца назад и всего на половину ночи.
        Она притопнула сапогом. До чего же хорошо, когда под ногами надежная твердь! В море все непрестанно движется. Даже в штиль, когда стихают ветер и волны, у тебя под ногами штуковина, которая стоит на воде. Мир плывет и покачивается. Моряки говорили: это привычка, тебя шатает, когда впервые вступаешь на корабль, а потом - когда сходишь на берег.
        Но Лайла, оказавшись в порту, чувствовала себя вполне уверенно. Она прочно стояла обеими ногами на земле, словно внутри у нее висел тяжелый маятник, и ничто не могло поколебать ее.
        И от этого ей тут же захотелось ввязаться в драку.
        Первый помощник Алукарда, Стросс, говорил, что у нее горячая кровь, и Лайла была уверена, что он хотел сделать ей комплимент. Но на самом деле драка была способом испытать себя, проверить, становишься ты слабее или сильнее. Да, на море она всю зиму дралась чуть ли не каждый день, но суша - дело другое. Лошадей нарочно тренируют на песке, чтобы по твердой земле они бежали быстрее.
        Лайла хрустнула пальцами, переступила с ноги на ногу.
        «Неугомонная, - прозвучал голос в голове. - Все ищешь неприятностей? Погоди, они сами тебя найдут».
        Так говорил Бэррон; память о нем была еще слишком свежа и резала, как нож.
        Лайла огляделась. «Ночной шпиль» пристал к берегу в месте под названием Сейзенрош, состоявшем только из дерева и камня, на самом краю Арнезийской империи.
        В тумане приглушенно пробили часы. Лайла различила силуэты еще трех кораблей. Один арнезийский, два иностранных: первый (она узнала об этом из карт в каюте Алукарда) - торговец из Веска, словно вырезанный из единого куска черного дерева, второй - фароанский глиссер, длинный и тонкий, как перышко. В открытом море паруса растягиваются на бесчисленных реях десятками разных способов, чтобы лучше улавливать ветер.
        На палубе вескийца суетились люди. За четыре месяца на «Шпиле» Лайла ни разу не заходила в чужие воды, никогда не видела вблизи жителей других стран. Рассказов, конечно, слышала немало - для моряков они словно морской воздух и дешевый ром. О темной коже фароанцев, усеянной драгоценными камнями, о могучих вескийцах и их волосах, сверкающих, как гладкий металл.
        Но одно дело - слышать, а другое - увидеть своими глазами.
        Мир, куда она вступила, был велик, полон правил, которых она не знала, рас, которых она не видела, и языков, на которых она не говорила. Полон магии. Самым трудным оказалось делать вид, будто ты все прекрасно знаешь, видала много раз и ничему не удивляешься. Лайла, прикрывшись маской напускного безразличия, смотрела в оба и схватывала все на лету. Как губка, впитывала слова, обычаи, училась делать вид, будто все это ей не в новинку.
        Сапоги Алукарда стучали по дощатому настилу, и она отвела взгляд от заморских кораблей. Капитан остановился рядом с ней и положил руку на плечо. Лайла до сих пор вздрагивала от внезапных прикосновений (вряд ли эта привычка когда-нибудь исчезнет). Однако она не отстранилась.
        Алукард был одет, как всегда, щегольски: серебристо-синий плащ, подпоясанный черным кушаком, медно-рыжие волосы сколоты сзади и увенчаны элегантной шляпой. Он, кажется, любил шляпы не меньше, чем она - ножи. Единственной неуместной вещью была сумка на плече.
        - Чувствуешь запах, Бард? - спросил он по-арнезийски.
        Лайла принюхалась.
        - Соли, пота, эля?
        - Денег, - просиял он.
        Вокруг шумел портовый город. Крыши приземистых зданий тонули в зимнем тумане, а то, что оставалось на виду, не производило сильного впечатления. Ничто здесь не говорило о деньгах. И если на то пошло, вообще ни о чем не говорило. Сейзенрош был городом в высшей степени непримечательным. Так, видимо, и было задумано.
        Потому что официально этого города не существовало.
        На сухопутных картах его не было. Лайла недавно узнала, что карты бывают двух видов - сухопутные и морские, и они отличаются друг от друга, как один Лондон от другого. Сухопутная карта - вещь обычная, а на морской показано не только море, но и все его тайны, скрытые острова и города, места, от которых надо держаться подальше, и другие, куда надо идти и кого искать, если туда направишься. Морская карта никогда не покидает борт корабля. Ее нельзя продать или обменять: весть об этом непременно дойдет до владельца, и наказание будет суровым; мир тесен, и выгода не стоит риска. Если мореплаватель - или просто человек, который хочет сохранить голову на плечах, - увидит на берегу морскую карту, он должен ее сжечь, пока она не уничтожила его самого.
        Поэтому на суше Сейзенрош был тщательно охраняемой тайной, а на море - легендой. Отмеченный на нужных картах (и известный тем, кому надо) просто как Угол, Сейзенрош был единственным местом, где физически соприкасались три империи. Фаро, лежащий к югу и востоку, и северное королевство Веск сталкивались с Арнсом здесь, в этом маленьком непритязательном порту. А потому, объяснил Алукард, Сейзенрош - идеальное место, где можно приобрести иностранные товары, не пересекая границ, и избавиться от того, чего нельзя привезти домой.
        - Черный рынок? - спросила Лайла, разглядывая собственную морскую карту «Шпиля» в капитанской каюте.
        - Чернее не бывает, - бодро улыбнулся Алукард.
        - И что, скажи на милость, мы тут делаем?
        - На каждом каперском корабле, - пояснил Алукард, - скапливается два вида товаров: те, которые можно передать короне, и те, которые нельзя. Некоторым вещам по тем или иным причинам в королевстве не место, однако в городе, подобном этому, за них можно выручить круглую сумму.
        Лайла с шутливым осуждением покачала головой:
        - Да это же противозаконно!
        Алукард ответил улыбкой, способной очаровать даже кобру.
        - Мы действуем от имени короны, даже если она об этом не знает.
        - Даже когда греем на этом руки? - лукаво поддела Лайла.
        Алукард напустил на себя обиженный вид.
        - Наша служба королевству часто остается незамеченной и потому неоплаченной. Вот и приходится самим искать себе вознаграждение.
        - Понятно…
        - У нас опасная работа, Бард. - Он прижал к груди руку, унизанную перстнями. - И для тела, и для души.
        Сейчас, в порту, на его лице мелькнула та же лукавая улыбка, и Лайла тоже невольно улыбнулась. Их разговор был внезапно прерван грохотом, словно на портовый настил высыпали целый мешок камней. Но нет - это всего лишь высадились на берег остальные моряки с «Ночного шпиля». Неудивительно, что Лайлу считали призраком, - матросы всегда ужасно шумят. Алукард убрал руку с плеча Лайлы и обернулся к своим людям.
        - Правила вам известны! - крикнул он. - Можете делать что хотите, но не теряйте честь. Вы же как-никак граждане Арнса, на службе у короны.
        В толпе послышались смешки.
        - Встречаемся в сумерках в «Нашествии». Надо обсудить одно дело, так что не заглядывайте в рюмку слишком глубоко.
        Лайла до сих пор понимала примерно шесть слов из десяти - арнезийский язык текучий, слова сплетаются по-змеиному, - но легко домысливала остальное.
        На «Шпиле» остался костяк команды, остальных отпустили. Люди сразу же пошли к ближайшим лавкам и тавернам, но Алукард в одиночку направился в другую сторону, к устью узкой улочки, и вскоре растаял в тумане.
        По неписаному правилу, куда бы Алукард ни шел, Лайла следовала за ним. И не важно, приглашал он ее или нет. Она стала его тенью.
        - Ты когда-нибудь закрываешь глаза? - спросил он как-то в Элоне, глядя, как внимательно она смотрит по сторонам.
        - Смотреть - это самый быстрый способ чему-то научиться. И к тому же помогает остаться в живых.
        Алукард раздраженно покачал головой:
        - Говоришь на королевском языке, но рассуждаешь при этом, как уличная воровка.
        Лайла только улыбнулась. Она и сама когда-то говорила нечто похожее Келлу. Когда еще не знала, что он королевских кровей. И при этом тоже воришка.
        Команда разошлась по своим делам, она пошла вдогонку за капитаном. И у нее на глазах Сейзенрош начал меняться. С моря он выглядел как жалкий городишко у обрыва, но на самом деле оказался намного больше. Извилистые улицы уходили далеко в нагромождение скал. Со всех сторон вздымались и опадали волны темного мрамора, унизанные белыми прожилками, они проглатывали одни дома и складывались в другие, открывая тесные переулки и лестницы, только если подойти ближе. Капитан петлял по узким улочкам, среди клочьев морского тумана, и поспевать за ним было нелегко. Лайла пару раз теряла его из виду, но потом снова замечала впереди синий плащ или слышала стук сапог. Иногда навстречу попадались люди, но их лица были скрыты под низко надвинутыми капюшонами.
        А потом она свернула за угол, и сырая мгла вмиг развеялась. Впереди переливался, сверкал и источал аромат магии…
        Черный рынок Сейзенроша.
        IV
        Огромный рынок вырос на пути внезапно и грозно - как если бы Лайла вошла в толщу утеса и обнаружила, что он внутри пустой. Насколько хватало глаз, тянулись сотни прилавков, и все они сгрудились под высоким скальным сводом, поверхность которого казалась до странности живой. Трудно было сказать, то ли каменные жилы испускали собственный свет, то ли отражали мерцание фонарей над каждой лавкой, но в целом эффект был ошеломляющий.
        Алукард не спеша шагал впереди, но было ясно, что у него есть цель. Лайла старалась не отставать, но то и дело отвлекалась на прилавки. Почти везде лежали вещи, которых она никогда не видела, что неудивительно - она вообще мало что знала об этом мире. Но она только недавно начала понимать основы здешнего мироустройства, а то, что попадалось ей вокруг, казалось, нарушало их. У магии есть свой пульс, и здесь, на Черном рынке Сейзенроша, он бился хаотично.
        И все-таки выставленные товары большей частью выглядели совершенно невинно. Где, интересно, они прячут действительно опасные сокровища? Лайле уже довелось узнать, на что способна запретная магия, и, хоть она и надеялась, что на ее пути никогда больше не попадется что-то наподобие черного камня, любопытство все же пересиливало. Удивительно, как быстро чудеса превращаются в обыденность. Всего несколько месяцев назад она и не догадывалась, что магия существует, а сегодня ей уже хочется нырнуть в ее глубины.
        Рынок бурлил, но кругом стояла странная тишина. Эхо каменных сводов переплавляло многоязыкий говор в призрачный шелест. Алукард наконец остановился у прилавка без вывески и скрылся за пологом из темно-синего шелка. Лайла не пошла за ним, а осталась стоять, рассматривая прилавок с холодным оружием - от коротких острых ножей до длинных металлических полумесяцев.
        А пистолетов нет, мрачно отметила она.
        Ее драгоценный револьвер, Кастер, лежал без дела в сундуке под кроватью. Кончились пули, и она обнаружила, что здесь, по крайней мере в Арнсе, огнестрельное оружие не в ходу. Можно было бы, наверное, обратиться к кузнецу, но револьверу не было места в этом мире, а контрабанда считалась изменой - вон что случилось с Келлом из-за того, что он таскал предметы из одного мира в другой. И хотя он перетащил сюда и ее саму, таким же образом здесь оказался камень из Черного Лондона, поэтому Лайле совершенно не хотелось знакомить этот мир еще с одним видом оружия. Что, если начнется какая-нибудь цепная реакция? Или магия будет действовать по-другому? Или этот мир станет похож на ее собственный?
        Нет, рисковать не стоит.
        Поэтому Кастер лежал пустой и напоминал о мире, который остался позади. И который она никогда больше не увидит.
        Лайла выпрямилась, рассеянно глядя по сторонам. Ее блуждающий взгляд наконец остановился не на оружии и не на безделушках, а на ней самой.
        Прилавок слева от нее был увешан зеркалами всевозможных размеров и форм, в рамах и без. Тут были изящные предметы интерьера и простые листы зеркального стекла.
        Продавца не было видно. Лайла подошла ближе и вгляделась в свое отражение. На ней был короткий плащ с теплой подкладкой и одна из шляп Алукарда - их у него было предостаточно, чтобы не жадничать: треуголка с пером из стекла и серебра. Из-под шляпы смотрели карие глаза - один чуть светлее другого и незрячий, хотя мало кто замечал это. Темные волосы отросли до плеч, и она стала больше походить на девушку - Лайла отрастила их специально для трюка с «Медным вором». Она мысленно напомнила себе подстричь их до привычной длины - чуть ниже ушей.
        Потом перевела взгляд ниже.
        Грудь, слава богу, по-прежнему еле заметна, но четыре месяца на борту «Ночного шпиля» немного изменили фигуру. Лайла всегда была худенькая - и не знала, от природы это или оттого, что она годами слишком много бегала и слишком мало ела. Но команда Алукарда не только тяжело трудилась, но и хорошо обедала, и Лайла стала не тощей, а стройной, из костлявой превратилась в жилистую. Различия были мелкие, но ощутимые.
        Пальцы кольнуло холодом, и Лайла заметила, что коснулась зеркальной поверхности. Странно - она вроде бы не шевелилась.
        Она подняла глаза и почувствовала на себе взгляд своего отражения. Оно смотрело на нее. И вдруг стало медленно меняться. Лицо повзрослело на несколько лет, плащ потемнел и стал, как у Келла - слишком много карманов и сторон. На голове сидела чудовищная маска - звериная морда с оскаленной пастью, и там, где пальцы Лайлы встретились с отраженными, вспыхнуло пламя, но не обожгло. Другую руку змеиными кольцами обвила вода и превратилась в лед. Земля под отраженными ногами пошла трещинами, раскололась, словно под огромной тяжестью, и воздух затрепетал. Лайла хотела отдернуть руку, но не смогла, как не смогла отвести глаз от отражения, где ее глаза - оба - налились чернотой, и в их глубинах бурлило что-то зловещее.
        Вдруг отражение исчезло, и Лайла отпрянула, еле дыша. Руку обожгла боль, на кончиках пальцев появились крохотные порезы с капельками крови.
        Порезы были ровные, будто сделаны чем-то острым. Например, стеклом.
        Лайла прижала руки к груди, и отражение - теперь обычная девушка в треуголке - сделало то же самое.
        - Здесь ясно написано - ничего не трогать, - раздался голос позади. Подошел продавец. Это был фароанец с кожей черной, как здешние каменные стены, и весь его наряд был сделан из одного длинного куска шелка. Он был чисто выбрит по фароанской моде, но на лице у него было всего два самоцвета под глазами. Она узнала в нем продавца, потому что на носу у него блестели очки с зеркальными стеклами, в которых отразилось ее бледное лицо.
        - Простите, - сказала она и покосилась на зеркало, на то место, которого только что касалась, где оно порезало ей пальцы. Но крови не было.
        - Знаешь, что делают эти зеркала? - спросил он, и она не сразу поняла, что, несмотря на сильный акцент, он говорил по-английски. Но нет, не совсем. Слова, которые слетали с его губ, не совпадали с теми, какие слышала она. У него на шее блестел талисман. Сначала Лайла приняла его за обычную брошь, но, когда он слегка запульсировал, поняла.
        Пальцы фароанца коснулись амулета.
        - Да, удобная штука, когда работаешь торговцем на краю света. Конечно, не вполне законная, существуют правила, запрещающие обман, но… - Он пожал плечами, как будто говоря: «Что тут поделаешь?» Видимо, ему просто нравился язык, на котором он говорил, хотя вряд ли понимал его значение.
        Лайла снова обернулась к зеркалам.
        - Что же они делают?
        Продавец осмотрел зеркало, и в его очках оно рассыпалось на великое множество отражений.
        - Одна сторона, - начал он, - показывает то, чего ты хочешь.
        Лайла вспомнила девушку с черными глазами и содрогнулась.
        - Я этого не хочу.
        Он склонил голову набок.
        - Ты уверена? Форма, может быть, не та, но сама идея?
        А какая идея скрыта за увиденным? В зеркале Лайла была… сильной. Могущественной, как Келл. Но в то же время другой. Темнее.
        - Идеи - дело хорошее, - продолжал продавец. - Но их воплощение может быть не таким, как тебе хочется.
        - А другая сторона? - спросила Лайла.
        - Что? - Его зеркальные очки выводили из себя.
        - Вы сказали, что одна сторона показывает, чего ты хочешь. А другая?
        - Если ты все еще хочешь того, что увидела, другая сторона покажет, как этого достичь.
        Лайла насторожилась. Наверное, потому эти зеркала и запрещены? Фароанец посмотрел на нее, как будто видел насквозь, и продолжил:
        - Читать собственный разум - дело не такое уж редкое. Камни мечтаний, хрустальные экраны - все они помогают нам заглянуть внутрь себя. Первая сторона зеркала мало чем отличается от них, она обычная… - Лайле и в голову не могло прийти, что такой вид магии может считаться обычным. - Видеть нити этого мира - одно. Дергать за них - совсем другое. А суметь сыграть на них музыку - это, скажем так, непростое искусство.
        - Да, наверное, - тихо сказала она, потирая раненые пальцы. - Сколько я должна вам за пользование первой стороной?
        Продавец пожал плечами.
        - Каждому можно посмотреть на себя. Зеркало само берет свою цену. Вопрос в том, Дилайла, хочешь ли ты увидеть вторую сторону?
        Но Лайла уже пятилась прочь от зеркал и таинственного торговца.
        - Спасибо, - отказалась она, заметив, что он так и не назвал цену. - Я лучше пойду.
        И на полпути к прилавку с оружием осознала, что вовсе не называла продавцу своего имени.
        «Ну и приключение», - подумала Лайла, плотнее запахивая плащ. Она сунула руки в карманы - отчасти чтобы унять дрожь, но скорее чтобы не коснуться ненароком чего-нибудь еще - и пошла к оружейному прилавку. У нее за спиной кто-то остановился, повеяло знакомым запахом меда, серебра и пряного вина.
        - Капитан, - сказала она.
        - Хочешь верь, хочешь не верь, Бард, я более чем способен защитить собственную честь.
        Она покосилась на него и заметила, что сумка исчезла.
        - Меня волнует не твоя честь.
        - Тогда, может быть, здоровье? Меня еще никто не убил.
        - Чему быть, того не миновать, - пожала плечами Лайла.
        - Какой у тебя восхитительно унылый взгляд, - покачал головой Алукард.
        - Кроме того, капитан, - продолжала Лайла, - меня не слишком волнуют твоя честь и твоя жизнь. Я просто хочу получить свою долю.
        Алукард вздохнул и положил ей руку на плечо.
        - А я уж было подумал, что тебе есть до меня дело. - Он осмотрел ножи на прилавке и усмехнулся: - Обычно девушки любуются платьями.
        - Я не обычная девушка.
        - Разумеется. - Он широким жестом обвел витрину. - Тебе что-нибудь понравилось?
        На миг перед Лайлой вспыхнул образ, увиденный в зеркале, - зловещий, с черными глазами, исполненный силы. Лайла отогнала видение, пригляделась к клинкам и указала на кинжал с зазубренным лезвием.
        - У тебя что, ножей мало?
        - А такого нет.
        - Ты снова меня удивляешь, - покачал головой он и повел ее прочь. - Побереги деньги, Бард. Мы пришли на Черный рынок продавать, а не покупать. Это будет неправильно.
        - У тебя, кажется, сбился компас, Алукард.
        - Мне это уже говорили.
        - А если я его украду? - небрежно бросила она. - Что плохого в том, чтобы стащить что-нибудь на Черном рынке?
        Алукард подавил смех.
        - Попробуй. Ничего не выйдет. Еще и руки лишишься.
        - Ты в меня совсем не веришь.
        - Вера тут ни при чем. Обратила внимание, что продавцы почти не следят за товаром на прилавках? Потому что рынок заговорен. - Они дошли до края пещеры, и Лайла окинула ее взглядом. Прищурившись, осмотрела прилавки. - Это сильная магия, - продолжал Алукард. - Если предмет покинет прилавок без разрешения, результат будет… неприятным.
        - А ты что, пробовал?
        - Я не настолько глуп.
        - Тогда, может, это только слухи, чтобы отпугнуть воров?
        - Нет, - отрезал Алукард, выходя из пещеры в ночную тьму. Туман сгустился, землю окутало холодом.
        - Тогда откуда ты знаешь? - не отставала Лайла, скрестив руки под плащом.
        Капитан пожал плечами.
        - Наверное… - неуверенно произнес он. - Наверное, у меня на это чутье.
        - На что?
        У него над бровью сверкнул сапфир.
        - На магию. Я ее вижу.
        Лайла нахмурилась. Она слышала, что люди чувствуют магию, обоняют ее. Но чтобы видеть?.. Да, можно, конечно, увидеть результаты ее действия, стихии, охваченные ею, но не саму магию. Она будто душа в теле, предполагала Лайла. Можно увидеть плоть, кровь, но не то, что содержится внутри.
        Если вдуматься, Лайла видела магию всего один раз - в Красном Лондоне, где река испускала таинственный багровый свет. Источник - так называл ее Келл. Здесь считалось, что сила течет повсюду, пронизывая все и всех. Ей не приходило в голову, что кто-нибудь может воочию видеть эти потоки.
        - Угу, - буркнула Лайла.
        - Гм… - протянул он и умолк.
        Они в молчании пробирались по каменному лабиринту улиц, и вскоре последние следы рынка утонули в тумане. Темный камень туннелей сменился деревом - они покинули сердце Сейзенроша и снова очутились перед фасадами.
        - А как насчет меня? - спросила Лайла, когда они пришли в порт.
        - Что насчет тебя? - оглянулся Алукард.
        - Что ты видишь, когда смотришь на меня?
        Ей хотелось знать правду. Кто такая Дилайла Бард? Что она такое? На первый вопрос она, кажется, и сама знала ответ, но на второй… Она старалась не задумываться об этом, но Келл не раз говорил, что здесь ей не место. Точнее, она не должна была попасть сюда и притом остаться в живых. Она нарушила множество правил. И хотела знать, почему ей это удается. Как. Кто она - просто ошибка вселенной, аномалия - или нечто большее.
        - Ну? - поторопила она.
        Она думала, что Алукард отмахнется от ее вопроса, но он все-таки остановился и повернулся к ней.
        На миг его лицо исказилось. Он так редко хмурился, что это выражение казалось на его лице чужим. Наступило долгое молчание, только стучала кровь у Лайлы в висках. Темные глаза капитана пристально рассматривали ее.
        - Тайны, - проговорил он наконец и подмигнул: - Как ты думаешь, почему я разрешил тебе остаться?
        И Лайла поняла: если она хочет узнать правду, надо будет открыться ему. А к этому она еще не готова. Поэтому она попыталась улыбнуться и пожала плечами:
        - Тебе нравится звук собственного голоса. Вот и захотелось найти собеседника.
        Он рассмеялся и положил руку ей на плечо:
        - И это тоже, Бард. И это тоже.
        V
        Серый Лондон
        В пелене умирающего света город словно выцвел. Бесконечная палитра красок сократилась до черного и белого. Из каминных труб поднимались темные облака дыма, по улицам, сутулясь от холода, пробегали унылые фигуры.
        Никогда в жизни Келл так не радовался, очутившись здесь.
        Став невидимкой.
        Стоя на узкой улочке в тени Вестминстера, он полной грудью вдыхал дымный морозный воздух и наслаждался этим. Налетел холодный ветер, он сунул руки в карманы и пошел. Не зная куда. Это не имело значения.
        В Красном Лондоне не спрячешься, но здесь он сумел отыскать для себя укромное местечко. Люди навстречу попадались, но никто его не знал. Никто не шарахался, не смотрел вслед. Да, в определенных кругах ходили всякие слухи, но для прохожих он был просто незнакомцем. Тенью. Призраком в городе, где полно…
        - О, это вы!
        Келл вздрогнул, замедлил шаг, но не остановился, надеясь, что эти слова адресованы не ему, а может быть, его просто с кем-то спутали.
        - Сэр! - снова произнес тот же голос. Келл оглянулся, ища не говорившего, а того, к кому он обращается. Но поблизости никого не оказалось, а голос был уверенным и в нем звучало узнавание.
        Настроение, едва успевшее улучшиться, рухнуло и разбилось вдребезги. Перед ним стоял долговязый парень. Он сжимал под мышкой стопку бумаг и таращился на Келла глазами круглыми, как монеты. На плечах висел темный шарф, одежда была не поношенная, но сидела очень плохо. Костюм был коротковат, руки торчали из рукавов, и на одном запястье Келл разглядел край татуировки.
        Руна могущества.
        Когда Келл впервые увидел ее, в голову пришли сразу две мысли. Первая: руна нарисована неточно, так, словно ее много раз копировали. Вторая: перед ним энтузиаст, обитатель Серого мира, возомнивший себя магом.
        Келл терпеть не мог энтузиастов.
        - А, Эдвард Арчибальд Таттл Третий, - сухо произнес Келл.
        Долговязый Нед расплылся в неловкой улыбке, словно услышал потрясающую новость.
        - Вы меня помните!
        Еще бы. Келл помнил всех, с кем имел дело. Или, напротив, предпочел бы не иметь.
        - Я вам ничего не принес, - предупредил Келл, вспомнив свое полушутливое обещание принести мешочек земли, если Нед его дождется.
        Нед беззаботно махнул рукой.
        - Вы вернулись, - сказал он, торопливо шагая. - А я уж думал, не придете, что было бы неудивительно после всего, что случилось, после того ужасного происшествия с хозяином паба, я ждал, понимаете, ждал и до этого, и, конечно же, после, а потом все-таки начал задумываться, обратите внимание, именно задумываться, а не сомневаться, это, вы же понимаете, не одно и то же, у меня и в мыслях не было сомневаться, но вас так долго никто не видел, и вот теперь вы вернулись…
        Наконец Нед остановился, чтобы перевести дыхание. Келл не знал, что и ответить. Энтузиаст говорил за обоих. Налетел пронизывающий ветер, и Нед чуть не растерял свои бумаги.
        - Холод собачий, - пробормотал он. - Разрешите вас угостить.
        Он кивнул куда-то в сторону. Келл обернулся, увидел перед собой таверну и онемел от удивления. Надо же, куда его занесли предательские ноги! Мог бы сразу догадаться. Неуловимое чувство, заложенное в самой земле, притягивало его к одной-единственной точке.
        «В двух шагах».
        Келл стоял всего в двух шагах от места, где обычно вел дела, где жила Лайла, где погиб Бэррон.
        Однажды, когда все кончилось, он зашел сюда. Двери были заперты. Он выломал их. Тело Бэррона уже исчезло. Он поднялся по узкой лестнице в комнату Лайлы и не нашел ничего - только темное пятно на полу и карту без меток. Карту он забрал с собой - это последняя вещь, которую он тайком пронес из одного мира в другой. И с тех пор он сюда не возвращался.
        При виде этой таверны у Келла сжалось сердце. Она сменила название. Выглядела все так же, да и ощущение от нее никуда не делось - теперь, прислушавшись, Келл это понял - но вывеска над дверью гласила «Пять углов».
        Название больно царапнуло.
        - Право, не стоит… - начал он.
        - Таверна откроется еще только через час, - настаивал Нед. - А я хочу вам кое-что показать. - Он достал из кармана ключ, уронив при этом один из листков. Келл поймал его на лету, однако его куда больше заинтересовал ключ, который Нед уверенно вставил в скважину.
        - Вы владеете этим местом? - спросил он, не веря своим глазам.
        Нед кивнул.
        - Да, но, конечно, так было не всегда, я купил его, когда все улеглось после той нехорошей истории. Его хотели снести, но я считал - не надо этого делать, поэтому, когда дело дошло до продажи… Мы ведь оба, и вы и я, мы знаем, что это не простая таверна, она, скажем так, особенная, в ней есть аура… - он понизил голос, - магии. - И опять заговорил громко: - И кроме того, я знал, что вы вернетесь. Не сомневался…
        Непрерывно бормоча, Нед вошел в таверну, и Келлу ничего не оставалось, как последовать за ним. Можно было, конечно, повернуться и уйти. Но Нед так долго ждал его, купил эту проклятую таверну, чтобы ждать, и нужно было хотя бы поблагодарить его за эту упрямую решимость. Келл вошел.
        Внутри стояла непроглядная темнота. Нед положил бумаги на стол и ощупью двинулся к камину, чтобы развести огонь.
        - Времена нынче другие, - говорил он, подкладывая дрова. - Моя семья, видите ли, не знает, что я купил «Углы», они бы меня не поняли, сказали бы, что это неподобающее занятие для человека моего положения. Но они меня не знают, совсем не знают. Я всегда был чем-то вроде отрезанного ломтя. Но вы не обращайте внимания, я просто хотел объяснить, почему было закрыто. Да и люди нынче не те…
        Нед умолк, сражаясь с огнивом. Келл перевел взгляд с полуобугленных поленьев на незажженные лампы, расставленные по столам и висящие под потолком, вздохнул и, то ли от холода, то ли из милосердия, щелкнул пальцами. В камине вспыхнул огонь, Нед отшатнулся. Дрова занялись, и синевато-белое магическое пламя постепенно сменилось обычным, красно-желтым.
        Одна за другой загорелись лампы. Нед смотрел на это, как будто в его таверну по приказу Келла посыпались звезды с неба.
        Он тихо охнул, глаза распахнулись - не от страха, и даже не от удивления, а от восторга. От благоговения. И это искреннее, неприкрытое восхищение чем-то напомнило Келлу старого короля. Защемило сердце. Когда-то он принял интерес энтузиаста за алчность, но, видимо, ошибся. Нед ничем не походил на нынешнего короля Георга. Нет, он по-детски хотел, чтобы мир стал интереснее, считал, что если поверить в магию, то она появится сама собой.
        Нед коснулся одной из ламп.
        - Теплая, - прошептал он.
        - Огонь всегда теплый, - отозвался Келл, обводя взглядом таверну. При свете стало ясно, что, хотя снаружи таверна осталась прежней, внутри она сильно изменилась.
        С потолка темными складками свисали шторы. Столы были расставлены, как спицы в колесе, на столешницах нарисованы - нет, выжжены - темные фигуры: видимо, Нед пытался изобразить символы могущества; одни из них походили на его татуировку, другие были полностью придуманными.
        Таверна «В двух шагах» всегда была обителью магии, а «Пять углов» лишь выглядели ею. Так мог бы представлять себе магию наивный ребенок.
        В воздухе витала тайна, театральность. Нед скинул плащ, и под ним обнаружилась черная рубашка с высоким воротником и блестящими ониксовыми пуговицами. На шее сверкала цепь с пятиконечной звездой, и Келл подумал, что, наверное, поэтому таверна и получила свое название, но потом увидел на стене рисунок в рамке. На нем была изображена шкатулка, которая была у Келла, когда он впервые увидел Неда. Игра стихий, и в ней пять ячеек.
        Огонь, вода, земля, воздух, кость.
        Келл нахмурился. Изображение было удивительно точным, вплоть до щербинок на дереве… Звякнуло стекло - Нед за стойкой доставал с полки бутылки. Он налил темный напиток в два стакана, один протянул Келлу.
        На миг Келлу вспомнился Бэррон. Старый бармен был крепок - а Нед худощав. Грубоват и ворчлив - а юноша болтлив и пылок. Но Бэррон был душой этого заведения, а теперь его нет. Из-за Холланда. И из-за него, Келла.
        - Мастер Келл! - настойчиво повторил Нед, протягивая бокал.
        Келл понимал, что должен уйти, однако невольно приблизился к стойке, и прежде чем сесть, мысленным усилием придвинул табурет, не прикасаясь к нему.
        «Позер», - произнес мысленный голос, и, видимо, был прав, однако факт остается фактом: уже очень давно никто не смотрел на него такими глазами, как Нед.
        Келл взял стакан.
        - Что ты хотел мне показать?
        Нед просиял, услышав «ты», и достал из-под стойки шкатулку.
        - Видите ли, я тренировался… - Он откинул крышку и достал из шкатулки небольшой сверток. Увидев его, Келл поспешно поставил бокал. Это был набор стихий - такой же, какой Нед пронес сюда четыре месяца назад. Нет, тот же самый - от темных дощечек до бронзовой защелки.
        - Где ты это взял? - спросил Келл.
        - Гм-м, купил. - Нед почтительно поставил волшебную шкатулку на стойку и открыл защелку. Крышка откинулась, открыв взорам пять стихий в своих ячейках. - У джентльмена, которому вы ее продали. Было нелегко, но мы смогли договориться.
        «Отлично», - подумал Келл, внезапно упав духом. Хуже обычного энтузиаста может быть только энтузиаст богатый.
        - Я пытался сделать свою собственную, - продолжал Нед, - но у меня ничего не вышло, я никогда не был силен в таких вещах, вы бы только видели мои чертежи - как курица лапой, честное слово! И тогда я нанял…
        - Не отвлекайся, - перебил его Келл, чувствуя, что Нед может хоть всю ночь блуждать по извилистым тропинкам своих мыслей.
        - Верно, - согласился он. - Итак, я хотел показать вам… - он театрально щелкнул пальцами, - вот это!
        Нед постучал по ячейке с водой, потом положил ладони на стол. Впился взглядом в шкатулку, и Келл успокоился: все равно у него ничего не получится.
        Но что-то изменилось. В прошлый раз Нед делал над водой таинственные пассы, бормотал заклинания, как будто слова имеют какую-то силу. Вот и сейчас его губы шевельнулись, но Келл ничего не услышал. Ладони лежали на столе по обе стороны от шкатулки.
        Сначала, как он и ожидал, ничего не происходило.
        Но потом, когда Келл уже начал терять терпение, вода шевельнулась. Всего лишь крохотная капелька приподнялась над поверхностью и упала обратно, пустив мелкую рябь.
        Ох, санкт!
        Нед торжествующе выпрямился. Он старался сохранить спокойствие, но видно было, как ему хочется вскинуть руки и издать торжествующий крик.
        - Вы видели? Нет, вы видели? - повторял он. Да, Келл видел. Такие способности не назовешь выдающимися, но он и этого не ожидал. Для Неда, для любого жителя Серого мира это было невозможно, но в последние месяцы Келл начал догадываться, что ничего невозможного нет. Как-никак Лайла родом из Серого Лондона, и она… Впрочем, Лайла - это совсем другое дело.
        «Магии больше нет места в вашем мире», - сказал он королю.
        «Мир цикличен. Может быть, наши времена когда-нибудь вернутся».
        Что происходит? Он всегда считал, что магия - это огонь, и каждый Лондон находится все дальше от очага. Черный Лондон был так близко, что сгорел дотла, а в Сером Лондоне давным-давно остались только холодные угольки. Но может быть, среди них сохранилась искра? И она еще может вспыхнуть? Может быть, он ненароком раздул гаснущее пламя? Или это сделала Лайла?
        - Это все, что мне пока удается, - взволнованно сказал Нед. - Но если хорошенько потренироваться… - Он с надеждой посмотрел на Келла и быстро отвел глаза. - С хорошим учителем или хотя бы с добрыми советами…
        - Нед… - решился Келл.
        - Конечно, я понимаю, вы заняты, у вас много дел и нет свободного времени…
        - Эдвард… - снова попытался Келл.
        - Но у меня есть для вас кое-что.
        Келл вздохнул. Ну почему всем вдруг вздумалось делать ему подарки?
        - Я много думал над тем, что вы сказали в прошлый раз, о том, что интересуетесь только самыми важными вещами, я долго искал и, мне кажется, приготовил для вас достойный подарок. Сейчас принесу.
        И не успел Келл его остановить, не успел объяснить, что не может ничего взять, как Нед умчался вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки.
        Келл смотрел ему вслед, жалея, что не может остаться.
        Он скучал по таверне «В двух шагах», по простоте и надежности этого места, этого города. Стоит ли возвращаться домой? В том-то и дело. Домом ему был Красный Лондон. В этом мире он чужой. Он до мозга костей пропитан магией, он арнезиец, а не англичанин. И даже если в этом мире сохранилось хоть немного силы - а Тирен говорит, что миров без силы не бывает, - Келл не сможет пустить ее в ход, ни ради Неда, ни ради короля, ни ради себя самого. Он уже погубил два мира. И не хочет брать на душу третий.
        Он провел пальцами по волосам, встал со стула. Шаги наверху слышались все тише.
        Шкатулка с игрой все еще лежала на стойке. Забрать бы ее, но что потом? Придется объяснять Гастре и Стаффу, откуда она взялась. Нет, пусть остается у мальчишки. Он отставил пустой бокал, шагнул к двери, сунул руки в карманы.
        На самом дне пальцы что-то нащупали.
        Он достал второй краснолондонский лин. Монета была старая, золотая звезда стерлась. Он не помнил, откуда она взялась. Наверное, когда-то забрал ее у дряхлого короля, обменяв на новенькую. А может, случайная сдача, затерявшаяся в шерстяных складках. Он всмотрелся в нее, потом наверху хлопнула дверь, по лестнице застучали шаги.
        Келл оставил монету на стойке возле пустого стакана и ушел.
        VI
        Сейзенрош
        Чем старше Лайла становилась, тем больше ненавидела таверны.
        Ее словно привязывала к ним невидимая нить. Беги хоть изо всех сил, но, стоило достичь конца привязи, как та неумолимо затягивала ее назад. Она много лет пыталась перерезать эти путы. И не смогла.
        «Нашествие» стояло на самом краю доков, его фонари рисовали яркие круги в пелене морского тумана, наползавшего на порт. Вывеска над дверью была написана на трех языках, из которых Лайла понимала только один.
        Изнутри доносились знакомые звуки - скрип стульев, звон стаканов, взрывы смеха, угрозы, которые грозили вот-вот перейти в драку. Она сотни раз слышала это в таверне «В двух шагах»; странно было услышать то же самое здесь, на Черном рынке у самого края империи в волшебном мире. Видимо, в этом и заключается притяжение таких мест: в том, что две таверны из разных городов, из разных миров так похожи - одинаково выглядят, одинаково звучат.
        Алукард придержал для нее дверь.
        - Тас энол, - сказал он, переходя на арнезийский. - После вас.
        Лайла кивнула и вошла.
        Внутри «Нашествие» выглядело вполне обычно, другими были только люди. В отличие от Черного рынка, здесь шляпы и плащи были сброшены, и Лайла впервые увидела команды других кораблей. Мимо них еле протиснулся в дверной проем огромный вескиец, толстая белая коса покачивалась вдоль его спины. С голыми до плеч руками он вышел в зимний холод.
        У дверей толпилась горстка людей. Они негромко переговаривались на незнакомых языках. Один из них бросил взгляд на Лайлу, и она заметила, что глаза у него золотые. Не янтарные, а яркие, как зеркало, с темными крапинками в металлических радужках. А кожа, на которой сверкали эти глаза, была черной, как ночной океан, и, в отличие от фароанца, которого она видела на Черном рынке, лицо было покрыто десятками зеленоватых стеклышек. Они складывались в линии над бровями, спускались вдоль щек, окутывали шею. Зрелище было пугающим.
        - Челюсть подними, - шепнул Алукард. - Ты разинула рот, как рыба.
        В таверне стоял полумрак, свет лился не с потолка и стен, а снизу, от столов и камина, и пламя свечей, падая на щеки и брови, окутывало лица причудливыми тенями.
        Народу было не очень много - в порту стояли всего четыре корабля. Лайла разглядела людей со «Шпиля» - они сидели по двое, по трое и весело болтали.
        Возле бара Стросс и Ленос играли в карты с несколькими вескийцами, Оло наблюдал за игрой, а широкоплечий моряк по имени Тавестронаск - все называли его Тав - погрузился в беседу с арнезийцем с другого корабля.
        Красавчик Васри ухлестывал за фароанской служанкой - в этом не было ничего необычного, а сухощавый Кобис сидел в уголке и в тусклом свете читал книгу, наслаждаясь относительным покоем.
        Посетители оборачивались, когда Лайла и Алукард проходили мимо, и ей захотелось куда-нибудь спрятаться, но потом она поняла, что смотрят-то не на нее. Всеобщее внимание привлекал капитан «Ночного шпиля». Одни кивали ему, другие махали рукой или поднимали бокал, некоторые приветствовали вслух. Видимо, за годы, проведенные в море, он завел немало друзей. Наверное, Алукард Эмери обзавелся и врагами, но их она пока не встречала.
        Алукарда жестом подозвал арнезиец с другого парусника, и Лайла не пошла следом, а направилась к бару и заказала местного сидра, который пах яблоками, пряностями и крепким алкоголем.
        После нескольких глотков она обратила внимание на вескийца, сидевшего неподалеку.
        На «Шпиле» вескийцев называли «чозер» - гигантами, и теперь она поняла почему.
        Лайла старалась не пялиться или хотя бы не подавать виду, но этот человек был настоящим великаном, даже крупнее Бэррона. Лицо словно высечено из камня, обрамлено светлыми густыми волосами. Не тусклыми, как у близнецов Данов, а теплыми, медовыми, подходящими к цвету кожи, как будто он ни дня не провел в тени.
        Бицепс его руки, лежавшей на стойке, был шириной с ее голову, а улыбка казалась шире, чем ее нож, правда, не такая острая и злая. Он посмотрел на нее - глаза были голубыми, как безоблачное небо. Волосы и борода вескийца скрывали его лицо почти целиком, расступаясь только вокруг широких глаз и прямого носа, и потому нелегко было понять, о чем он думает. Может быть, просто оценивает ее, а может, вызывает на драку.
        Пальцы Лайлы потянулись к кинжалу на бедре, хотя ей искренне не хотелось пускать его в ход против человека, об которого он скорее зазубрится, чем поранит.
        Но тут, к ее удивлению, вескиец поднял кружку.
        - Ис авен, - отозвалась она, салютуя своим напитком. «Ваше здоровье».
        Великан подмигнул и осушил бокал одним долгим глотком. Лайла, почувствовав вызов, сделала то же самое. Ее кружка была вдвое меньше, чем у него, но он и сам вдвое крупнее, так что поединок честный. Когда она поставила свою пустую кружку, вескиец рассмеялся, и дважды стукнул кулаком по столу, одобрительно бормоча.
        Лайла положила монету на прилавок и встала. Сидр ударил в голову, и пол качнулся, словно она очутилась на палубе «Шпиля» в жестокий шторм.
        - Полегче. - Алукард поймал ее за локоть, потом обхватил рукой за плечи, чтобы скрыть ее нетвердую походку. - Будь осторожна, когда заводишь друзей.
        Он повел ее к кабинке, где собралась почти вся команда, и она с наслаждением плюхнулась в кресло у самого края. Капитан занял свое место, и к нему, словно подхваченные невидимым течением, потянулись и остальные.
        Люди смеялись, звенели стаканы, скрипели стулья.
        Ленос украдкой бросил на нее взгляд. Это он распустил слухи, будто она - морской дух Сарус. Неужели он до сих пор боится ее?
        Она достала его нож - теперь принадлежавший ей - и протерла краем рубашки.
        После первого бокала закружилась голова, она перестала вслушиваться в разговоры, арнезийские слова плыли мимо, словно клубы дыма, распадаясь на звуки, высокие и низкие, и снова сплетаясь в музыку чужого языка.
        На другом конце стола Алукард поднимал стакан вместе со своей командой, и Лайла подивилась, как легко он вписывается в любое окружение. Она и сама неплохо умела приспосабливаться, а Алукард просто преображался. На «Шпиле» он был не только капитаном, но и королем. А здесь, за столом, среди своих людей, стал одним из них. Он был и оставался командиром, но не возносился над остальными. Этот Алукард хохотал громче Тава и флиртовал наравне с Васри, расплескал эль, как Оло, хотя в каюте Лайла видела, как он бросался наводить порядок, если ей случалось пролить вино или воду.
        Это был спектакль, и следить за ним было интересно. Лайла в сотый раз спросила себя, какой из этих Алукардов настоящий. А может быть, все они по-своему настоящие?..
        А еще ей хотелось бы знать, где и как Алукард набрал такую пеструю компанию. Здесь, на суше, казалось, что между ними очень мало общего. А на «Шпиле» они действовали как друзья, как одна семья. По крайней мере, так, как Лайла представляла себе семью. Бывало, конечно, ссорились, иногда доходило и до тумаков, но все были горячо преданы друг другу.
        А Лайла? Преданна ли она?
        Ей вспомнились первые ночи, когда она спала спиной к стене и с ножом под рукой. Когда она поняла, что ничего не знает о жизни на корабле, и жадно цеплялась за малейшие обрывки полезных навыков, языка, а изредка - помощи. С тех пор, казалось, прошло много лет. Теперь с ней обращались более или менее как с равной. Признали своей. И какая-то дерзкая частичка ее души, которую она пыталась заглушить на улицах Лондона, радовалась этому.
        Но в остальном ей было скверно.
        Ей хотелось оттолкнуть стол, выйти на улицу, уйти прочь, разорвать путы, которые привязывают ее к этому кораблю, к этой команде, к этой жизни, начать заново. Тяжесть пут давила ее, хотелось взять самый острый нож и перерезать их, отсечь частичку своей души, которая хочет остаться, которая теплеет, когда Алукард кладет руку ей на плечо, когда Тав улыбается, а Стросс кивает.
        «Это слабость», - предупредил голос в голове.
        «Беги», - произнес другой.
        - Что с тобой, Бард? - спросил Васри с искренней заботой.
        - Ничего. - Лайла постаралась снова улыбнуться.
        Стросс придвинул к ней еще один полный стакан.
        «Беги».
        Алукард поймал ее взгляд и подмигнул.
        Боже, надо было убить его, пока была возможность.
        - Эй, капитан, - прокричал Стросс, перекрывая шум. - Вы заставили нас ждать. Каковы же новости?
        За столом затихли. Алукард поставил кружку.
        - Слушайте, оборванцы, - заговорил он. Наступила тишина. - Можете провести ночь на берегу. Но на рассвете отправляемся.
        - Куда теперь? - спросил Тав.
        - В Лондон, - объявил Алукард и посмотрел на Лайлу. Она насторожилась.
        - Зачем? - полюбопытствовал Васри.
        - По делам.
        - Надо же. - Стросс почесал щеку. - Кажется, скоро турнир?
        - Возможно, - усмехнулся Алукард.
        - Не может быть! - ахнул Ленос.
        - Чего не может быть? - не поняла Лайла.
        - Он записался на Эссен Таш, - хмыкнул Тав.
        «Эссен Таш…» Лайла попыталась перевести фразу. Стихии… что-то там. Что это такое? Кажется, все остальные знали, о чем речь. Только Кобис ничего не сказал, лишь насупился, глядя в кружку, но не растерялся, а встревожился.
        - Не знаю, капитан, - заговорил Оло. - Вы считаете, у вас хватит сил сыграть?
        Алукард со смехом покачал головой. Поднес кружку к губам, отпил и резко поставил на стол. Она разбилась, сидр выплеснулся, но не разлился по столу, а подскочил в воздух, вслед за ним - и содержимое других бокалов. Жидкость застыла на лету, зависла на миг, потом посыпалась на стол. Одни осколки падали острым концом вниз, другие катились, как сосульки. Ледяной кинжал, который только что был сидром, плюхнулся обратно в бокал Лайлы. И только ледышка Алукарда парила в воздухе над его разбитой кружкой.
        Команда зааплодировала.
        - Эй, - прорычал бармен за стойкой. - Заплатите за все, что расколотили!
        Алукард улыбнулся и поднял руки, будто сдаваясь. Потом согнул пальцы, и осколки стекла, рассыпанные по столу, вздрогнули, потянулись друг к другу и соединились обратно в кружку, как будто Алукард повернул время вспять. Кружка очутилась в руке у Алукарда, трещины помутнели и исчезли. Он поднял кружку, и ледяной сидр, паривший над головой, снова стал жидким и выплеснулся в целехонькую кружку. Он отпил глоток, салютовал бармену, и команда разразилась громовыми аплодисментами. Позабыв про свои напитки, люди стучали кружками по столу.
        Только Лайла застыла как завороженная.
        Она, конечно, видела, как Алукард творит магию - ведь он несколько месяцев обучал ее. Но одно дело - поднять в воздух нож, а это - совсем другое. Она никогда не видела, что человек способен на такое. После Келла.
        Васри, кажется, заметил ее удивление.
        - Капитан - один из лучших в Арнсе, - сказал он ей. - Обычно маги могут управлять одной стихией. Некоторые - двумя. А наш Алукард - триада, - с гордостью произнес он. - И не хвастает силой направо и налево, потому что в море великие маги очень редки. Они добыча ценная - того и гляди схватят и продадут. За его голову, конечно, не раз назначали награду, но все-таки. Такие, как он, как правило, не покидают городов.
        «Тогда почему же он ушел?» - подумала она.
        Подняв глаза, она встретила взгляд Алукарда. Над темным глазом подмигивал сапфир.
        - Васри, ты бывал на Эссен Таш? - спросила она.
        - Доводилось, - ответил он. - В прошлый раз игры были в Лондоне.
        «Игры», - догадалась Лайла. Вот что означает «Таш».
        Игры Стихий.
        - Они проходят раз в три года, - продолжал Васри. - В городе, где живет победитель прошлых игр.
        - И на что это похоже? - спросила она, стараясь не проявлять чрезмерного интереса.
        - Никогда не бывала? Да, тебе будет интересно. - Лайле нравился Васри. Пусть он не блещет умом, зато не обращает внимания на ее вопросы, не задумывается, почему это она так мало знает. - Эссен Таш проводится уже шестьдесят лет, с последней имперской войны. Каждый год Арнс, Фаро и Веск сходятся вместе и выставляют своих лучших магов. Жаль, что это длится всего неделю.
        - Таким образом империи пожимают друг другу руки, улыбаются и говорят, что все хорошо, - заговорщически добавил Тав.
        - Политика - скучная штука, - махнул рукой Васри. - Но смотреть на дуэли дело занятное. А какие там праздники! Выпивка, пари, красивые дамы…
        - Не слушай его, Бард, - фыркнул Тав. - Самое интересное - это поединки. Дюжина лучших магов из каждой империи сходятся лицом к лицу.
        Поединки.
        - И маски там чудо как хороши, - задумчиво проговорил Васри.
        - Маски? - с интересом переспросила Лайла.
        Тав подался к ней.
        - Вначале, - пояснил он, - участники надевали шлемы для защиты. А со временем стали их украшать, чтобы выделиться. Постепенно маски стали турнирной традицией. - Тав слегка нахмурился: - Удивляюсь, Бард, как это ты никогда не была на Эссен Таш.
        Лайла пожала плечами:
        - Не оказывалась в нужном месте в нужное время.
        Он кивнул, словно ответ его удовлетворил.
        - Если Алукард и впрямь решил участвовать, турнир будет занятный.
        - Зачем люди идут туда? - спросила она. - Просто чтобы показать себя? Покрасоваться перед дамами?
        - Дамы тоже участвуют, - вставил Васри.
        - Это большая честь - защищать свое королевство…
        - Слава - дело хорошее, - возразил Васри. - Но победитель получает огромный приз. Не думаю, что нашему капитану нужны деньги, но…
        Тав метнул на него предостерегающий взгляд.
        - Приз такой большой, - усмехнулся Оло, - что даже королю жалко с ним расставаться.
        Вполуха слушая болтовню, Лайла провела пальцем по сосульке, тающей на столе. Магия, маски, деньги… Эссен Таш интересовал ее все сильнее.
        - А участвовать может каждый? - мимоходом полюбопытствовала она.
        - Конечно, - ответил Тав. - Если сил хватит.
        Лайла убрала палец, и никто не заметил, что сидр продолжает двигаться, вырисовывая узоры на дереве.
        Перед ней поставили полную кружку.
        Алукард призвал к вниманию.
        - В Лондон! - объявил он, поднимая кружку.
        - В Лондон! - откликнулась Лайла с улыбкой острой, как нож.
        Глава 4
        Зов Лондонов
        I
        Красный Лондон
        Город был в осаде.
        Рай стоял на верхнем балконе дворца и смотрел, как стягиваются войска. Морозный ветер обжигал щеки, трепал короткий плащ, который развевался у него за спиной, как золотистый флаг.
        Далеко внизу возводились строения, вырастали стены. Треск пламени и грохот молотков разносились над городом, словно звон оружия в решающей битве, где сошлись дерево, железо и стекло.
        Многие удивились бы, узнав, что, когда Рай представляет себя королем, то видит себя не на троне, не среди друзей за пиршественным столом, а во главе могучего войска. И хотя ему не доводилось бывать на поле боя - последняя война закончилась шестьдесят лет назад, и отцовская армия вовремя гасила приграничные стычки и народные волнения, - природа одарила Рая живым воображением. Кроме того, на первый взгляд действительно казалось, что Лондон подвергся нападению, хотя войска были его собственные.
        Куда ни посмотри, город был захвачен - но не вражескими солдатами, а каменщиками и магами, усердно трудившимися над возведением платформ и сцен, плавучих арен и прибрежных шатров, где разместятся гости и участники Эссен Таш.
        - Вид отсюда великолепен, - произнес голос за спиной. Остра говорил на королевском языке, но с заметным арнезийским акцентом.
        - Несомненно, мастер Парло, - ответил Рай и с трудом удержался от улыбки. Замерзший Парло с несчастным видом жался к стене; его пугало огромное расстояние между балконом и видневшейся внизу красной рекой. Он цеплялся за свитки с чертежами, как за соломинку. Вису было не лучше: бледный охранник вжимался доспехами в стену.
        Рай подавил соблазн облокотиться о перила, чтобы остра и стражник понервничали. Так поступил бы Келл. Вместо этого он отошел от края, и Парло с благодарностью повторил его движение, отступив к выходу.
        - Что привело вас на крышу? - спросил Рай.
        Парло достал из-под мышки свиток.
        - Распорядок церемонии открытия, ваше высочество.
        - Конечно. - Он взял план, но не развернул. Парло все еще стоял, как будто ждал чего-то - чаевых? подачки? - и Рай в конце концов сказал: - Можете идти.
        Остра обиженно надулся, и Рай наградил его самой царственной улыбкой.
        - Полно, мастер Парло, я отпускаю вас, а не прогоняю. Вид отсюда великолепный, но погода неважная, а вам сейчас нужно сесть у огня и выпить чаю. И то и другое вы найдете в галерее внизу.
        - Ваше предложение заманчиво… но чертежи…
        - Я уж как-нибудь разберусь в планах, которые сам составил. А если понадобится помощь, я знаю, где вас найти.
        Через мгновение Парло наконец кивнул и удалился. Рай вздохнул и разложил планы на стеклянном столике у дверей. Развернув свиток, он поморщился - яркое солнце заплясало по белой бумаге, и голова отозвалась болью, напоминая о вчерашнем. Ночи становились для Рая все труднее. Он никогда не боялся темноты, даже после того, как Тени приходили за ним ночью, но только потому, что знал - тьма пуста. Там ничего нет. А теперь было. Он чувствовал это - оно кружилось в воздухе, дожидалось, когда сядет солнце и настанет тишина. И тогда приходили они. Мысли - вот что подкарауливало его, и, когда они разыгрывались, он не мог их угомонить.
        Он старался изо всех сил.
        Он налил себе чая и снова углубился в план. Придавил свиток по углам, чтобы не сдуло ветром. Вот оно, лежит перед ним, то, на чем он сосредоточился в отчаянной попытке отогнать тяжелые думы.
        Ис Эссен Таш.
        Игра Стихий.
        Международный турнир, в котором участвовали три империи - Веск, Фаро и, конечно, Арнс. Проводился он с размахом. В Эссен Таш участвовали тридцать шесть магов, тысячи богатых зрителей мечтали попасть на трибуны, съезжались королевские гости. Принц и принцесса из Веска. Брат короля из Фаро. По традиции турнир проводился в столице королевства, победившего в прошлый раз. И благодаря ловкости Кисмайры Васрин и вдохновению Рая нынешние игры пройдут в Лондоне с ослепительным блеском.
        Жемчужиной игр станет главное достижение Рая - первые в мире плавучие арены.
        Шатры и сцены рассыпаны по всему городу, но самой большой гордостью Рая были эти три арены - их строили не на берегах, а прямо на реке. Да, это временные сооружения, и когда турнир закончится, придется их снести. Но как же они хороши! Рай подрядил лучших мастеров по металлу и камню. Вокруг дворца возводили мосты и крытые переходы - с высоты они напоминали золотистую рябь на красной воде Айла. Стадионы имели форму восьмиугольников, на каменный каркас натянуты, как паруса, полотнища брезента. А поверх него одна арена была покрыта скульптурной чешуей, другая - матерчатыми перьями, третья - травянистым мехом.
        Рай внимательно следил, как над рекой опускают массивных драконов, вырезанных изо льда, - они окружат восточную арену. Над центральной, словно воздушные змеи, полоскались на ветру матерчатые птицы. А к западу по углам стадиона высились восемь каменных львов, все в разных позах, застывшие в вечном противоборстве хищника и жертвы.
        Можно было просто пронумеровать платформы, но это было бы, решил Рай, слишком предсказуемо. Нет, турнир Эссен Таш достоин большего.
        Зрелища.
        Вот чего ожидали все. А уж Рай умел это организовать. Но дело было не только в красивом спектакле. Пусть Келл насмехается сколько хочет, но Рай всерьез заботился о будущем королевства. Когда отец поручил ему возглавить подготовку, он поначалу обиделся. Эссен Таш - всего лишь изысканный праздник, а принц, хоть и любил развлечения, все же считал, что достоин большего. Ответственности. Власти. И так и заявил королю.
        - Править королевством - дело тонкое, - заметил отец. - Каждый поступок несет в себе глубокий смысл, имеет значение. Этот турнир - не просто игра. Он помогает поддерживать мир с соседними империями, дает возможность продемонстрировать, на что мы способны, не применяя угроз. - Король сплел пальцы. - Политика - это танец, пока не станет войной. А заказываем музыку мы.
        И чем больше Рай думал над этим, тем больше понимал.
        Династия Мареш правила уже больше ста лет. Предки Рая взошли на престол еще до имперской войны. Дворянство - остра - любило их, и ни у кого из королевских родичей - вестра - не хватало смелости бросить им вызов. В этом и заключается преимущество долгого правления: никто не помнит, какова была жизнь сто лет назад, до того как Мареши пришли к власти. Поэтому легко поверить, что у династии нет ни начала, ни конца.
        А как же другие империи? О войне никто никогда не говорил, но от границ, словно туман, долетал шепоток недовольства. Вескийская королевская чета, имевшая семерых детей, рвалась к власти, брату фароанского короля тоже не сиделось на месте - рано или поздно лорд Сол-ин-Ар проложит себе путь к трону Фаро, и какие бы виды друг на друга они ни имели, факт остается фактом: Арнс находится прямо между ними.
        И еще был Келл.
        Сколько бы ни шутил Рай вместе с братом над его репутацией, с Фаро и Веском шутки плохи. Многие были убеждены, что Келл - краеугольный камень Арнезийской империи, стоит его устранить - и государство рухнет.
        И не важно, правда это или нет. Соседи всегда будут искать малейшую слабость, потому что править империей - удел сильных. Значит, надо показать силу. И Эссен Таш для этого - идеальная сцена.
        Сцена, на которой Арнс будет блистать.
        Сцена, на которой будет блистать Рай - не только как бриллиант, но и как меч. Он всегда был олицетворением богатства. А хотел бы олицетворять силу. Магия - это, конечно, сила, но не единственная. Рай говорил себе, что может стать сильным и без нее.
        Его пальцы сжали балконные перила.
        В памяти ожили воспоминания о даре, который сделал Холланд. Несколько месяцев назад принц совершил глупость - огромную глупость, едва не стоившую жизни и ему самому, и всему городу. Только ради того, чтобы стать сильным, как Келл. Народ никогда не узнает, как близко к гибели подвел их наследный принц. А больше всего на свете Рай Мареш мечтал быть нужным своему народу. Он долго считал, что подданные хотят видеть в своем принце беззаботного весельчака. Он не был настолько оторван от жизни, чтобы полагать, будто в городе нет страданий, однако привык думать - точнее, хотел думать, - что сделает людей хоть немного счастливее, если будет счастлив сам. В конце концов, они его любят. Но что подобает принцу, не подобает королю.
        «Не вредничай», - сказал он себе. Родители в добром здравии. Но все живое рано или поздно уходит. Так устроен мир. По крайней мере, так задумано природой.
        Воспоминания стиснули горло. Боль, кровь, страх, а потом - тишина и мрак. Погружение во тьму, его тащат обратно, он как будто падает, а потом - острая рвущая боль при ударе о землю. Вот только падает он не вниз, а вверх. Вынырнул обратно в себя самого, и…
        - Принц Рай!
        Он моргнул и увидел стражника. В дверях стоял его охранник Тольнерс, высокий, строгий, церемонный.
        Принц с трудом разжал ноющие пальцы, едва не примерзшие к перилам. Открыл рот - и ощутил вкус крови. Наверное, прикусил язык. «Прости, Келл», - подумал он. Нелегко знать, что твоя боль передается другому, что стоит тебе ушибиться - и он почувствует, и если ему больно, то виноват ты. Теперь Рай, кажется, стал постоянным источником страданий для Келла, а сам Келл ходит на цыпочках, как будто живет в стеклянном доме, и все из-за Рая. Это неправильно, нечестно, в этом нет гармонии. Рай держал в руках боль брата, а Келл держал в руках его жизнь.
        - Что с вами? - забеспокоился стражник. - Вы побледнели.
        Рай взял чашку чая, уже остывшего, прополоскал рот, чтобы избавиться от металлического привкуса, и дрожащими пальцами отставил чашку.
        - Скажи мне, Тольнерс, - с наигранной легкостью заговорил он, - неужели моей жизни угрожает столь сильная опасность, что охранять меня должен не один человек, а сразу двое? - Рай указал на другого стражника, все еще прижимавшегося к холодному камню наружной стены. - Или ты пришел сменить Виса, пока он не лишился чувств?
        Тольнерс посмотрел на Виса и мотнул головой. Второй стражник радостно нырнул в дверь, в надежную комнату. Тольнерс не занял его место у стены, а остался стоять перед принцем по стойке «смирно». Он был, как всегда, в полных доспехах, за спиной развевался на холодном ветру красный капюшон, под мышкой зажат золотой шлем. Он походил скорее на статую, чем на человека, и в этот миг - как и много раз до этого - Рай пожалел, что рядом с ним нет прежних стражников, Мортимера и Перси. Он скучал по их веселой, легкой болтовне. Ему частенько удавалось заставить их забыть, что он принц. А иногда они сами заставляли его забыть об этом.
        «Не противоречь сам себе», - одернул себя Рай. Нельзя быть одновременно олицетворением власти и обычным человеком. Надо выбирать. И выбирать правильно.
        Ему вдруг почудилось, что балкон наполнился людьми. Рай взял чертежи со стола и отступил в теплую комнату. Положил бумаги на диван, подошел к буфету налить себе чего-нибудь покрепче и вдруг увидел на столе письмо. Давно ли оно тут лежит?
        Рай оглянулся на стражников. Вис стоял у темных дверей, от скуки теребя ниточку на капюшоне. Тольнерс оставался на балконе, смотрел на строительство с еле заметной складкой меж бровей.
        Рай распечатал конверт. Письмо было нацарапано мелкими черными буквами не на королевском языке и не на арнезийском, а на кас-авнесе - редком приграничном диалекте, которому Рай выучился несколько лет назад.
        Ему всегда легко давались языки, поскольку они были делом человеческим, а не магическим.
        При виде диалекта Рай улыбнулся. Очень умно - и никто не сможет прочитать, и меньше бросается в глаза, чем шифр.
        Записка гласила:
        «Принц Рай!
        Я всем сердцем не одобряю вашу затею и лелею надежду, хоть и слабую, что вы оба одумаетесь. На случай же, если этого не произойдет, я предпринял необходимые меры - надеюсь, совесть не будет мучить меня слишком сильно. Сегодня днем мы обсудим цену ваших дерзких начинаний. Возможно, пар поможет очистить ваш разум. Независимо от вашего решения, я надеюсь по окончании этого мероприятия получить щедрый дар в пользу Лондонского святилища.
        Ваш покорный слуга, старший друг и авен эссен,
        Тирен Серенс»
        Рай улыбнулся и отложил записку. Над городом прокатился звон колоколов, доносившийся из святилища на другом берегу реки.
        «Возможно, пар поможет очистить ваш разум».
        Рай хлопнул в ладоши, напугав стражников.
        - Господа, - воскликнул он и взял халат. - Мне хочется сходить в баню!
        II
        В глубине было тепло и тихо.
        Рай оставался под водой сколько мог, пока не закружилась голова. И только когда в висках застучало, а легкие сдавило, он вынырнул и вздохнул полной грудью.
        Он любил королевские бани, провел там немало пленительно-томных дней, а также вечеров и рассветов, но почти никогда - в одиночестве. Обычно среди каменных стен гремел смех развеселой компании, подруги дарили ему мимолетные поцелуи, но сегодня тишину нарушал лишь легкий плеск воды. У дверей стояли стражники, возле бассейна ждали служанки с кувшинами мыла и масла, щетками, халатами, полотенцами, а принц Рай неторопливо прогуливался по грудь в воде.
        Половину зала занимал широкий бассейн из черного полированного камня, украшенный стеклом и золотом. На сводчатых потолках плясали отблески света, проникавшего через высокие витражные окна.
        Вода вокруг принца еще не успокоилась. Он положил пальцы на поверхность и стал ждать, пока разгладится рябь.
        Эту игру он придумал еще в детстве - проверял, сумеет ли успокоить потревоженную гладь. Не магией, а одним лишь терпением. Повзрослев, обнаружил, что ожидание дается ему еще труднее, чем власть над стихиями. Но сейчас стало получаться. Он стоял в самой середине бассейна, затаив дыхание, и следил, как разглаживается вода. Постепенно она стала ровной, как зеркало, и отразила черные волосы Рая, его золотистые глаза. Взгляд принца, как обычно, скользнул по смуглым плечам к серебристой метке на груди.
        Два сплетающихся круга. Такие знакомые и такие чужие. Символ смерти и жизни. Он прислушался, уловил в ушах биение сердца - не только своего, но и Келла. Два схожих ритма звучали все громче и громче, вот-вот они потревожат идеальную гладь воды…
        Тревожное биение утихло под действием едва уловимой ауры покоя.
        - Ваше высочество, - сказал от дверей Вис. - К вам…
        - Пусть войдет, - ответил принц, не оборачиваясь. Он закрыл глаза и прислушался к шороху босых ног, к шелесту мантии о камень, тихому, но все же способному заглушить биение братнего сердца.
        - Доброго дня, принц Рай. - Голос у авен эссена был низкий, мягче королевского, но столь же сильный. Звучный.
        Рай медленно обернулся к верховному жрецу, и его лицо озарилось улыбкой.
        - Тирен! Какая приятная неожиданность.
        Верховный жрец Лондонского святилища был невелик, но отнюдь не тонул в своих белых одеждах. Напротив, он их наполнял, и пышные складки тихо шелестели, даже когда он стоял неподвижно. С его появлением воздух неуловимо менялся, и покой, будто снег, окутывал все вокруг. И это хорошо, потому что многие рядом с ним чувствовали себя неуютно, людям казалось, что Тирен видит их насквозь, видит мысли, желания, душу. Вот почему, наверное, Вис внимательно разглядывал свои сапоги.
        Авен эссен для многих был фигурой устрашающей, - как и Келл, наверное, - но для Рая мастер Серенс всегда оставался Тиреном.
        - Если я не вовремя… - начал мастер, убрав руки в рукава.
        - Напротив, - поспешил заверить его Рай, поднимаясь по стеклянным ступеням, окружавшим бассейн со всех сторон. Он чувствовал, как все взгляды устремились на его грудь - не на символ, впечатанный в загорелую кожу, а на шрам между ребрами, там, куда Астрид вонзила нож. Не успел холодный воздух коснуться его тела, а взгляды - стыдливо отпрянуть, как к принцу подскочила служанка и накинула на него красный бархатный халат.
        - Оставьте нас, - велел принц остальным. Слуги потянулись к дверям, но стражник медлил. - Ты тоже, Вис.
        - Принц Рай, - возразил солдат. - Мне не положено…
        - Не бойся, - усмехнулся Рай. - Вряд ли авен эссен злоумышляет против меня.
        Серебристые брови Тирена чуть приподнялись.
        - Это мы еще посмотрим, - проговорил жрец ровным голосом.
        При этих словах Вис застыл на месте. Рай вздохнул. После Черной ночи королевские стражники получили строгий приказ не спускать глаз с наследника престола. И с его антари. Он не знал, какие именно слова произнес отец, но среди них наверняка были «под страхом смерти».
        - Вис, - произнес он, стараясь подражать каменной властности отца. - Своим навязчивым присутствием ты оскорбляешь и меня, и авен эссена. В этом зале всего одна дверь. Стой с другой стороны вместе с Тольнерсом и стереги ее.
        Видимо, речь вышла убедительной, потому что Вис кивнул и неохотно вышел.
        Тирен опустился на каменную скамью у стены, и белые одежды растеклись вокруг него, будто озеро. Рай уселся рядом.
        - Да, суровая компания, - сказал Тирен, когда они остались одни.
        - И не говорите, - пожаловался Рай. - Усердие - это утонченная форма наказания.
        - Приготовления к турниру идут полным ходом?
        - Конечно, - подтвердил Рай. - Арены почти готовы, королевские шатры воистину роскошны. Я даже чуточку завидую магам.
        - Надеюсь, ты не собираешься состязаться?
        - После всего, на что пошел Келл, чтобы вернуть меня к жизни? Это была бы черная неблагодарность.
        Тирен едва заметно сдвинул брови. На обычно спокойном лице авен эссена это читалось как проявление недовольства (он утверждал, что только Келл и Рай способны вызвать появление этой морщинки у него на лбу).
        - Кстати, о Келле… - начал Рай.
        Взгляд Тирена стал суровее.
        - Ты передумал?
        - А вы на это рассчитывали?
        - Надеялся.
        Рай покачал головой:
        - А из-за чего нам тревожиться?
        - Помимо твоих дурацких планов? Больше не из-за чего.
        - А шлем?
        - Будет готов. - Авен эссен закрыл глаза. - Стар я становлюсь для таких хитростей.
        - Тирен, ему это очень нужно, - сказал Рай. И добавил с лукавой усмешкой: - А сколько вам лет?
        - Достаточно, - отозвался Тирен. - А что? - Он приоткрыл один глаз. - Седина становится заметной?
        Рай улыбнулся. Сколько он себя помнил, волосы у Тирена всегда были серебристые. Рай любил старика и подозревал, что, несмотря на свою суровость, Тирен тоже его любит. Он был авен эссеном, защитником города, талантливым целителем, близким другом королевской семьи. Обучал Келла, как только у того проявилась сила, ухаживал за Раем, когда тот болел, защищал, если тот шалил и боялся наказания. Да, они с Келлом много лет не давали старику скучать.
        - Знаешь, - медленно произнес Тирен, - напрасно ты показываешь свою метку каждому встречному.
        - Я же не могу постоянно ходить одетым, - отшутился Рай.
        - Да, я, пожалуй, прошу слишком многого.
        Рай прислонился затылком к камням.
        - Все думают, что это шрам после той ночи, - ответил он. - И, если вдуматься, так оно и есть. И, пока Келл ходит одетым - а этого добиться гораздо проще - никто ни о чем не догадывается.
        Тирен вздохнул - у него это было выражением недовольства. По правде сказать, метка беспокоила Рая гораздо больше, чем он признавал. И чем больше он ее прятал, тем сильнее она его угнетала. Но, как ни странно, других шрамов у него не было. Глядя на свои руки и грудь, Рай видел, что, если не считать серебристого магического следа и ножевой раны под ним, маленькой и бледной, кожа идеально чиста. Печать - вещь неприятная, но честно заслуженная. И никуда от нее не деться.
        - Люди шепчутся, - заметил Тирен.
        - Если бы я старательно прятал метку, они бы шептались еще больше.
        Рай подумал: а что, если бы он не принял от Холланда дар силы, а пришел бы к Тирену и рассказал, что боится слабости? Нашел бы старый жрец нужные слова? Сумел бы помочь? Рай рассказал Тирену обо всем через несколько недель после катастрофы. Признался, что принял талисман обладания, и стал ждать упреков. Но Тирен внимательно выслушал и заговорил, лишь когда у Рая слова закончились.
        - Слабость и сила тесно переплетены, - сказал тогда авен эссен. - Они так похожи, что мы их часто путаем, как путаем магию и власть.
        Ответ показался принцу пустой отговоркой, но в прошедшие месяцы Тирен всегда был рядом, поддерживал Рая, но не давая забыть о случившемся.
        Он поднял глаза. Старик смотрел в воду, в ее глубину, как будто видел что-то в игре отражений, в клубах пара.
        Может быть, когда-нибудь Рай тоже этому научится. Видеть будущее. Но Тирен однажды сказал, что главное - смотреть не вдаль, а вглубь, и принцу не хотелось уделять этому слишком много сил. Но ему всегда казалось - точнее, он надеялся, - что каждому от рождения дается способность что-то делать, надо только покопаться в себе и найти ее. Свой дар. Свою цель в жизни.
        - Ну, - спросил Рай, нарушив молчание, - вам нравится в королевских банях?
        - Почему ты не оставишь меня в покое?
        - Дел много.
        Тирен вздохнул.
        - Поскольку тебя, кажется, не переубедить… - Он достал из рукава свиток. - Окончательный список участников.
        Рай выхватил бумагу.
        - Опубликуют через день-другой, - пояснил верховный жрец. - Как только получат списки из Фаро и Веска. Но, думаю, ты будешь рад увидеть его заранее. - В его тоне слышалось едва заметное предостережение. Рай дрожащими пальцами развязал ленту и развернул свиток. Что он там найдет? В задачи Тирена, городского авен эссена, входил выбор двенадцати представителей Арнса.
        Рай пробежал список глазами. Его взгляд тут же остановился на имени Камероу Лосте - его детище, его придумка, сказка, ставшая былью!
        Но потом он словно наткнулся на шип, спрятанный среди роз.
        Алукард Эмери.
        Рай отпрянул, но шип уже вонзился.
        - Как?.. - еле слышно проговорил он.
        - По-видимому, - ответил Тирен, - не только ты умеешь дергать за нужные ниточки. И имей в виду, что Эмери нарушил гораздо меньше правил, чем ты. Строго говоря, не нарушил ни одного. Осенью, когда «Шпиль» стоял в городе, он обратился ко мне, и, на мой взгляд, он один из самых сильных в команде. Две недели назад ко мне приходила его сестра с просьбой разрешить ему участвовать в играх. Но, по-моему, ей просто хотелось, чтобы он вернулся домой. Кроме того, есть еще одна загвоздка…
        Рай еле сдержался, чтобы не смять список.
        - Какая еще загвоздка?
        - Эмери получил формальное приглашение три года назад, но… - Тирен смущенно замялся. - Мы оба знаем, что этому помешали некоторые обстоятельства. Он имеет право участвовать.
        Принцу хотелось нырнуть обратно в бассейн, спрятаться под водой. Но вместо этого он медленно, аккуратно свернул список и перевязал его ленточкой.
        - Я думал, ты будешь только рад, - сказал Тирен. - Для меня тайны и безумства молодости остались далеко в прошлом.
        Рай потер шею, потом плечо. Пальцы обвели очертания шрама - такая привычка появилась с недавних пор. Кожа была гладкая, серебристая, рубец был слегка выпуклым, и он знал, что этот след пронизывает его тело насквозь.
        - Дай-ка посмотреть, - сказал Тирен, вставая.
        Рай был рад сменить тему. Старик приложил одну руку к его груди, другую к спине. Тело между его ладонями пронизала волна странного тепла.
        - Связь не ослабела?
        Рай покачал головой.
        - Наоборот, усиливается. Поначалу эхо было еле ощутимым, но теперь… Не только боль, Тирен. Удовольствие, усталость. И гнев, беспокойство. Да вот прямо сейчас, если выбросить все мысли из головы, я чувствую Келла. - Рай прислушался к брату. - Он измотан. Мне очень тяжело.
        - Понимаю. - Тирен опустил руки. - Это не просто физическая связь. У вас с Келлом одна на двоих жизненная сила.
        - И эта сила - его, - поправил Рай. Его собственная жизнь оборвалась ударом кинжала, пронзившего грудь. И всю свою мощь он выкачивал из Келла. Банное тепло рассеялось, на принца навалились усталость и холод.
        - Ваше высочество, жалеть себя - дело недостойное. - Тирен зашаркал к двери.
        - Спасибо, - сказал ему вслед Рай и поднял свиток. - Вот за это.
        Тирен ничего не сказал, только сдвинул брови - вот она опять, эта морщинка - и исчез.
        Рай тяжело опустился на скамью и снова развернул список. Имена Камероу и Алукарда стояли рядом.
        В одном он был уверен.
        Турнир будет умопомрачительный.
        III
        Стражники, как и договаривались, встретили Келла возле Нареш Каса.
        Могучий Стафф с серебристыми висками и Гастра - молодой и веселый, с румяными щеками и копной темно-золотых кудрей. «На него хоть смотреть приятно», - сказал однажды Рай. Принц до сих пор дулся, потому что его собственная охрана, Тольнерс и Вис, не отличались ни красотой, ни легким нравом.
        - Господа, - приветствовал их Келл, плотнее запахнув плащ. Стражники дрожали от холода. Интересно, давно они ждут? - Я бы принес вам горячего чаю, но… - Он развел руками, словно говоря: закон есть закон.
        - Ничего, мастер Келл, - проговорил Гастра, стуча зубами. Насмешку он не заметил. Стафф же, напротив, промолчал.
        Они не стали обыскивать его прямо там, в переулке, лишь молча следовали за ним во дворец. Он ловил на себе любопытные взгляды прохожих. Как тут затеряешься в толпе, если тебя сопровождает королевская стража в красных плащах и сверкающих доспехах?
        Келл предпочел бы, чтобы за ним следили украдкой, а не вели в открытую под конвоем. Но все же расправил плечи, поднял голову и напомнил себе, что для окружающих он все равно особа королевской крови, хоть и чувствует себя пленником.
        Сегодня он не сделал ничего плохого, хотя, честное слово, возможности были. И не раз.
        Наконец они дошли до дворца. Даже в это время года вход был украшен цветами, хотя и припорошенными снегом.
        - К королю! - потребовал Келл в дверях.
        Стафф проводил его в королевские покои. Король Максим возле пылающего камина беседовал с несколькими остра. При появлении Келла он отпустил их. Келл высоко держал голову, но никто из слуг не посмел встретиться с ним взглядом. Когда все ушли, король кивком подозвал его.
        Келл вышел на середину комнаты и вопросительно указал на Стаффа и Гастру.
        - Не изображай трагедию, - поморщился король.
        Стражники, из уважения напустив на себя неуверенный вид, шагнули вперед.
        - Наверное, ваше величество, на меня влияет Рай, - мрачно ответил Келл. Стафф помог ему снять плащ, а Гастра похлопал по рубашке и брюкам, провел рукой над голенищами. Келл не носил оружия, а в карманах они ничего не найдут, если он сам этого не захочет. Иногда ему казалось, что его плащ наделен отдельным разумом. Единственным человеком, кому удавалось что-то найти в его карманах, была Лайла. Он так и не понял, как у нее это получилось. Предательский плащ!
        Стафф достал из кармана письмо от правителя Серого Лондона и вручил королю, потом вернул плащ Келлу.
        - Как поживает король? - спросил Максим.
        - Умер, - ответил Келл. Для Максима это было неожиданностью. Келл подробно доложил о своем визите, рассказал, что регент (отныне король) Георг IV все сильнее интересуется магией. Упомянул даже о попытке подкупить его, Келла, подчеркнув, что отказался от предложения.
        Максим погладил бороду, тревожно нахмурился, но ничего не сказал, лишь взмахнул рукой, отпуская Келла. Юноша, помрачнев, шагнул к двери. Охрана двинулась за ним, но король остановил их.
        - Оставьте его, - велел он, и Келл был благодарен за эту небольшую милость.
        Радость длилась недолго. Дойдя до своих покоев, он увидел у дверей двух других стражников - охрану принца Рая.
        - Да вас все больше и больше, - проворчал он.
        - Сэр? - переспросил высокий, которого звали Тольнерс.
        - Да нет, ничего, - отмахнулся Келл и вошел. Он уже догадался, почему у его дверей поставлена стража принца.
        Рай стоял посреди комнаты, спиной к Келлу, и разглядывал себя в высоком зеркале. От дверей Келл не видел его лица, и на миг его захлестнуло воспоминание - однажды Рай точно так же поджидал его, только это был не Рай, а Астрид в его облике, и они находились в покоях принца. Но подробности забылись, и он поймал себя на том, что присматривается - нет ли на принце посторонних украшений или амулетов, а на полу следов крови. Потом наваждение схлынуло.
        - Ты вовремя, - сказал Рай, и Келл втайне вздохнул с облегчением - голос несомненно принадлежал его брату.
        Радость сменилась раздражением.
        - Что ты делаешь в моей комнате? - спросил он.
        - Да так… Поиск приключений, интриги, братская забота - всего понемножку. Или, - лениво отозвался принц, - я просто развлекаю твое зеркало. Пусть посмотрит на что-нибудь веселое, а то ему надоел твой унылый вид.
        Келл сдвинул брови, и Рай улыбнулся:
        - Ну вот! Опять хмуришься!
        - Я не хмурюсь, - буркнул Келл.
        Рай заговорщически покосился на свое отражение. Келл сбросил плащ на диван и направился к каморке.
        - Ты куда? - окликнул его Рай.
        - Погоди, - Келл закрыл за собой дверь. Вспыхнула и затрепетала единственная свеча, и при ее свете он разглядел символы, нарисованные на двери. Среди них выделялся самый свежий - проход в Дисан. Дорога в Виндзорский замок. Келл тщательно затер его.
        Вернувшись, он обнаружил, что Рай, подперев голову рукой, сидит в его любимом кресле, повернутом спинкой к балконным дверям.
        - Где ты пропадал? - полюбопытствовал принц.
        - Это мое кресло, - ровным голосом ответил Келл.
        - Старая развалина, - поддел Рай, зная, как оно нравится Келлу. В глазах принца мелькнул озорной огонек, и он встал.
        - У меня до сих пор голова болит, - сообщил Келл. - Так что если ты пришел, чтобы вытащить меня в очередной загул…
        - Нет, я не за этим. - Рай подошел к буфету и что-то налил себе. Келл хотел было сказать резкость, но разглядел, что это просто чай.
        Принц кивком указал брату на диван:
        - Садись.
        Келл остался бы стоять из одного противоречия, но он слишком устал и потому сел на кушетку. Принц наконец закончил наливать напиток и сел напротив.
        - Ну? - поторопил его Келл.
        - Мне казалось, Тирен учил нас терпению, - съязвил Рай, поставил чашку на стол и достал большой деревянный ящик. - Я хотел извиниться.
        - За что? - великодушно спросил Келл. - За вранье? За пьянство? За драки? За бесконечные… - Но что-то в лице Рая заставило его замолчать.
        Принц откинул с лица черные кудри, и Келл заметил, что он выглядит старше. Не постарел - принцу всего двадцать, он на полтора года моложе Келла, - но черты его лица заострились, в глазах стало меньше восторженности и больше внимательности. Он повзрослел, и Келл невольно задумался: что это? Естественный процесс, неизбежный ход времени? Или последние остатки юности были сметены недавними событиями?
        - Послушай, - сказал принц. - Я понимаю, мы многое пережили. За последние месяцы - больше, чем за всю прошлую жизнь. И из-за меня стало только хуже.
        - Рай…
        Принц жестом остановил его.
        - Со мной было нелегко.
        - Со мной тоже, - признал Келл.
        - Уж это точно.
        Келл невольно засмеялся, но покачал головой.
        - С одной жизнью и то управиться нелегко. А уж с двумя…
        - Мы сумеем поладить, - возразил принц. Потом пожал плечами: - Или ты погубишь нас обоих.
        - И ты так легко говоришь об этом? - удивился Келл.
        Рай подался вперед.
        - Я уже был мертв.
        Слова повисли в воздухе.
        - Я был мертв, - повторил он. - А ты вернул меня к жизни. Ты и так уже дал мне то, чего мне не полагается. - По его лицу пробежала тень, мелькнула и сразу исчезла. - И если я погибну, - продолжал он, - я все равно жил дважды. Жил взаймы.
        - Нет, - сурово возразил Келл. - Твоя жизнь куплена, за нее заплачено.
        - Надолго ли? - парировал Рай. - Этого не измеришь. Я благодарен за жизнь, которую ты купил для меня, хотя цена мне не нравится. Но что собираешься делать ты, Келл? Жить вечно? Я не хочу вечной жизни.
        - Ты бы предпочел умереть? - нахмурился Келл.
        Рай устало вздохнул.
        - Все мы когда-нибудь умрем, братец. И ты, и я. Смерть все равно придет, от нее не спрячешься.
        - И тебя это не пугает?
        Рай пожал плечами.
        - Меня больше пугает идея провести жизнь в вечном страхе. И, кстати… - Он подвинул ящик к Келлу.
        - Что это?
        - Знак примирения. Подарок. Ко дню рождения.
        - До моего дня рождения еще больше месяца, - напомнил Келл.
        Рай взял чашку с чаем.
        - Не будь таким неблагодарным. Возьми, и все.
        Келл поставил ящик на колени и поднял крышку. Изнутри на него уставилось лицо.
        Это был шлем, сделанный из цельного куска металла. Он изгибался под подбородком, тянулся к макушке и сзади опускался на затылок. Узкая щель для рта, выступ, прикрывающий нос, для прикрытия глаз - забрало. Никаких украшений на шлеме не было, кроме двух маленьких крылышек над ушами. Полированная серебристая поверхность сверкала, как зеркало.
        - Я что, собираюсь на войну? - растерялся Келл.
        - Вроде того, - ответил Рай. - Это твоя маска для турнира.
        Келл чуть не выронил шлем.
        - Для Эссен Таш? Ты что, с ума сошел?
        - Не думаю, - пожал плечами Рай. - Пока это не случилось с тобой… - Он помолчал. - Как ты думаешь, это может произойти? То есть если ты…
        - Я антари! - перебил Келл, изо всех сил стараясь не повышать голоса. - Я приемный сын королевской семьи Мареш, самый сильный маг в Арнезийской империи, а может быть, и во всем мире…
        - Тише, Келл, где твоя скромность?
        - …и ты хочешь, чтобы я состязался на турнире трех империй!
        - Разумеется, великий и могучий Келл состязаться не может, - согласился Рай. - Иначе исход игр будет предрешен. Может начаться война.
        - Вот именно.
        - Поэтому ты выйдешь на арену в маске.
        Келл застонал, качая головой.
        - Рай, это безумие. Даже если тебе кажется, что дело выгорит, Тирен этого ни за что не позволит.
        - Он и не позволил. Сначала. Дрался со мной, как лев. Говорил, это безумие. Называл нас глупцами…
        - Это не я придумал!
        - …но в конце концов понял, что одобрять и разрешать - это не одно и то же.
        - И почему же Тирен передумал? - прищурился Келл.
        Рай запнулся:
        - Потому что я сказал ему правду.
        - Какую же?
        - Что это нужно тебе самому.
        - Рай!
        - Что это нужно нам. - При этих словах он едва заметно поморщился.
        Келл встретился глазами с братом:
        - Что ты хочешь сказать?
        Рай вскочил с кресла.
        - Не тебе одному хочется выпрыгнуть из кожи, - он нервно зашагал по комнате. - Я же вижу, как давят на тебя эти стены. Я это чувствую. - Он постучал себя в грудь. - Ты целыми днями тренируешься в Цистерне, а сразиться не с кем. После Холланда, после Данов, после Черной ночи ты не знал ни дня покоя. И если хочешь услышать правду, то, если ты не найдешь себе отдушину… - он помолчал, потом продолжил: - Я в конце концов тебя своими руками задушу.
        Келл вздрогнул и посмотрел на маску у себя на коленях. Она была простая и изящная, украшенная лишь парой небольших крыльев над ушами. Он провел пальцами по гладкому серебру. На него глядело выпуклое отражение. Это было безумием, и он сам испугался, когда понял, как сильно ему хочется согласиться. Но нельзя.
        Он отложил шлем на диван.
        - Это слишком опасно.
        - Если мы будем осторожными, то нет, - настаивал брат.
        - Мы связаны с тобой, Рай, моя боль станет твоей болью.
        - Я знаю.
        - Тогда ты понимаешь, что я не могу. И не стану.
        - Я тебе не только брат, - заявил Рай, - но и принц. И я приказываю. Ты будешь участвовать в Эссен Таш. Пусть твой огонь немного выгорит, пока он не сжег тебя дотла.
        - А как же наша связь? Если меня ранят…
        - Тогда я разделю твою боль, - ровным голосом произнес Рай.
        - Это ты сейчас так говоришь, а…
        - Келл! Больше всего на свете я боюсь не смерти. Я боюсь причинить кому-то страдания. Я знаю, что ты чувствуешь себя узником. И знаю, что твоя клетка - это я. И не могу… - Его голос дрогнул, и Келл ощутил боль брата, все, что он пытался приглушить до темноты и утопить до утра. - Ты выступишь. Ради меня. Ради нас обоих.
        Келл выдержал взгляд брата.
        - Ладно.
        Рай дрогнул, затем расплылся в улыбке, и его повзрослевшее лицо на миг стало прежним, мальчишеским.
        - Выступишь?
        Келл снова взял маску в руки, и его пронзила радостная дрожь.
        - Да. Но если я не могу выступать под своим именем, то кем я буду?
        Рай достал из шкатулки свиток, которого Келл сначала не заметил среди вороха упаковочной бумаги. Келл развернул его - это был арнезийский список участников. Двенадцать имен. Бойцы, представлявшие империю.
        Там, конечно, была Кисмайра, а также Алукард (Келл обрадовался: наконец-то у него будет законный предлог сразиться с негодяем). Келл читал дальше.
        - Я сам выбрал тебе псевдоним, - похвастался Рай. - Ты будешь выступать под именем…
        - Камероу Лосте, - Келл прочитал вслух седьмое имя.
        Ну конечно.
        К. Л.
        Буквы, вырезанные на ноже, который он носил у предплечья. Единственное, что осталось от прежней, неведомой ему жизни. Эти буквы стали его именем - К.Л., Ка-Эль, Келл. Много долгих ночей он гадал, что они могут значить. Много ночей придумывал себе имена.
        - Правда, хорошее имя? - заволновался Рай, приняв молчание Келла за недовольство. - Вполне достойное принца!
        - Сгодится, - ответил Келл и, пряча улыбку, отложил свиток.
        - Ну, - Рай протянул шлем Келлу, - тогда примерь.
        Келл медлил. Оба понимали - этот жест будет означать многое. Если Келл наденет маску, то безобидная глупая затея перерастет в нечто большее. Обретет реальность. Келл протянул руку и взял шлем.
        - Надеюсь, подойдет, - сказал Рай. - У тебя голова большая.
        Келл встал и надел шлем. Внутри он был мягким, поэтому сел ладно, уютно. Глазная щель тянулась от уха до уха, не мешая ни видеть, ни слышать.
        - Как я выгляжу? - спросил Келл. Металл приглушал его голос.
        - Сам посмотри, - Рай кивнул на зеркало. Келл обернулся. Зрелище было завораживающее, полированный металл отражался в зеркале, а зеркальное отражение повторялось в металле. Забрало хорошо скрывало глаза: никто не сможет разглядеть, что один глаз у него голубой, а другой черный.
        - Я буду слишком выделяться, - сказал он.
        - Это Эссен Таш, - напомнил Рай. - Там все выделяются.
        И верно, там все носили маски и шлемы, это было частью спектакля, данью традиции. Но дело было не только в маске.
        - Обычные участники не одеваются, как на войну.
        Рай скрестил руки на груди и окинул его оценивающим взглядом.
        - Обычным участникам незачем скрывать свою личность. Но твое лицо… гм… не похоже на другие.
        - Ты назвал меня уродом?
        - Мы оба знаем, что ты первый красавчик на балу, - фыркнул Рай.
        Келл украдкой бросил взгляд в зеркало. Серебряный шлем парил над черными одеждами, но чего-то не хватало…
        На спинке кушетки лежал его плащ. Он встряхнул его, выворачивая, и простая черная накидка с серебряными пуговицами преобразилась.
        - Я эту сторону никогда не видел, - сказал Рай. И Келл тоже: он обнаружил ее всего несколько дней назад, когда от скуки решил посмотреть, какие еще тайны скрывает его плащ (время от времени наряды, которыми он не пользовался, исчезали, их место занимали новые).
        Неожиданное появление этой стороны, не похожей на другие, удивило его, но теперь, накинув плащ, он понял: дело в том, что этот наряд не его.
        Он принадлежит Камероу.
        Плащ до колен был серебристым, с узорчатой черной каймой, и подбит кроваво-красным шелком. Узкие рукава расширялись книзу, а высокий воротник скрывал шею.
        Келл накинул плащ, застегнул пряжки - они шли асимметричной линией от плеча до бедер. Рай нырнул в платяной шкаф и вытащил оттуда серебристую трость, Келл поймал трость в воздухе и сомкнул пальцы на рукояти в виде черной львиной головы.
        А потом повернулся к зеркалу.
        - Мастер Лосте, вы великолепны, - сказал Рай, отступив на шаг.
        Келл не узнал свое отражение, и не потому, что маска скрывала лицо. Его осанка стала другой, плечи расправились, голова поднялась, взгляд твердо сверкал из-под забрала.
        Камероу Лосте был фигурой внушительной.
        Вокруг него повеял легкий ветерок, приподняв полы плаща. Келл улыбнулся.
        - Кстати, об этом, - Рай помахал рукой в воздушном вихре. - По понятным причинам Камероу не может быть антари. Выбери одну из стихий. Если очень нужно, так уж и быть - две, я слышал, в этом году будет много дуалов. Но триады встречаются очень редко и привлекают внимание.
        - М-м-м, - промычал Келл, меняя позу.
        - Я с пониманием отношусь к твоему внезапному приступу нарциссизма, - сказал Рай. - Но, Келл, это важно. Пока на тебе маска, ты не можешь быть самым сильным магом в Арнсе.
        - Понимаю. - Келл снял маску и пригладил волосы. - Рай, - вдруг сказал он, - ты уверен?..
        Его сердце бешено колотилось. Он хотел участвовать. Понимал, что не должен этого хотеть. Но все равно хотел. При мысли о сражении - о хорошей драке - вскипала кровь.
        Рай кивнул.
        - Тогда ладно.
        - Значит, ты уже опомнился?
        Келл покачал затуманенной головой:
        - Возможно, наоборот, лишился рассудка.
        Но он уже широко улыбался.
        Он повертел шлем в руках.
        И вдруг его настроение, столь внезапно взлетевшее, резко упало.
        - Санкт! - он упал обратно на диван. - А как же моя охрана?
        - Серебряный и Золотой? - назвал их Рай прозвищами, которые сам придумал. - А что с ними не так?
        - Я же не могу уволить Стаффа и Гастру на время турнира. И не могу отправлять их куда-то под благовидными предлогами перед каждой схваткой.
        - Извини, мне казалось, ты у нас мастер-волшебник.
        Келл в отчаянии воздел руки.
        - Волшебство тут ни при чем. Они наверняка что-нибудь заподозрят!
        - Ладно, - вздохнул принц. - Придется им сказать.
        - А они доложат королю. Угадай, что сделает король! Вряд ли он захочет рисковать покоем королевства ради того, чтобы я выпустил пар!
        Рай ущипнул себя за переносицу. Келл нахмурился: этот жест не шел принцу. Это его, Келла, манера, он делал так сотни раз.
        - Предоставь это мне, - сказал принц. Потом распахнул двери. Келл надеялся, что его стражники на время оставили его в покое, но они лишь держались на почтительном расстоянии. Рай окликнул их и впустил, закрыв дверь перед носом у своих стражей.
        - Стафф, - обратился Рай к солдату с седыми висками, - что сказал король, когда велел тебе охранять Келла?
        Стафф переводил взгляд с Келла на Рая, словно вопрос поставил его в тупик.
        - Ну… Сказал, что мы должны смотреть в оба, чтобы с ним не приключилось ничего дурного, и сообщать королю, если мы увидим, что мастер Келл затеял что-то… подозрительное.
        Келл насупился, но Рай подбодрил его улыбкой.
        - Гастра, это так?
        Золотоволосый стражник поклонился:
        - Да, ваше высочество.
        - А если вас известят о чем-то заранее, это уже не будет подозрительным, верно?
        Гастра поднял глаза:
        - Гм… нет, ваше высочество.
        - Рай, - запротестовал Келл, но принц жестом остановил его.
        - И вы оба поклялись своей жизнью служить королевской семье, короне и империи, так? Вы держите клятву?
        Оба поклонились, прижав ладонь к груди.
        - Конечно, ваше высочество! - ответили они почти хором.
        Келл недоумевал: что затеял Рай?
        И тут принц заговорил совсем по-другому. Веселье улетучилось, а с ним и легкомысленная улыбка. Осанка стала строже, челюсти сжались, и в этот миг все увидели не принца, а будущего короля. Он стал похож на Максима.
        - Тогда уясните вот что, - сказал он сурово. - То, что вы сейчас услышите, касается безопасности не только королевской семьи, но и всей Арнезийской империи.
        Стражники встревоженно посмотрели на него. Келл прищурился.
        - Мы полагаем, что турнир находится под угрозой. - Рай бросил на Келла многозначительный взгляд, хотя тот до сих пор не понимал, куда клонит брат. - И чтобы выяснить, что это за угроза, Келл будет участвовать в Эссен Таш под видом простого соискателя по имени Камероу Лосте.
        Стражники нахмурились, украдкой покосились на Келла. Тот сдержанно кивнул.
        - Крайне важно сохранить мою личность в тайне, - вставил он. - Если Фаро и Веск обнаружат, что я участвую в состязаниях, нас обвинят в нечестной игре.
        - Мой отец уже знает об участии Келла, - добавил Рай. - У него хватает собственных забот. Если заметите что-нибудь подозрительное, докладывайте Келлу или мне.
        - Но как же мы будем его охранять? - спросил Стафф. - Если он притворится кем-то другим?
        Рай не моргнул глазом.
        - Один из вас будет играть роль его помощника из святилища - каждому участнику полагается такой, а другой будет охранять его с безопасного расстояния.
        - Всегда мечтал участвовать в секретной операции, - прошептал Гастра. И добавил громче: - Ваше высочество, можно, я буду изображать помощника? - Он едва сдерживал нетерпение.
        Рай посмотрел на Келла, тот кивнул. Гастра просиял, и Рай хлопнул в ладоши, подводя итог.
        - Итак, решено. Когда Келл - это Келл, вы охраняете его с обычным усердием. Но когда он изображает Камероу, вы строго храните секрет. Иллюзия должна быть полнейшей.
        Стражники торжественно кивнули, и Рай отпустил их. Ну и ну, подумал Келл, когда дверь закрылась. Вот это выдержка!
        - Видишь? - сказал Рай, опускаясь на диван рядом с ним. - Это было не так уж трудно.
        Келл посмотрел на брата с почтительным удивлением.
        - Знаешь, - он снял маску, - если ты будешь править хоть вполовину так же здорово, как врешь, из тебя выйдет великолепный король.
        - Спасибо, - ослепительно улыбнулся Рай.
        IV
        Сейзенрош
        Когда Лайла вернулась на «Ночной шпиль», время было уже позднее. Над затихшим Сейзенрошем пошел снег, на палубе он быстро раскисал, и надо было убрать эту слякоть, пока корабль не покрылся ледяной коркой.
        В своем Лондоне, в прежнем Лондоне, Лайла терпеть не могла зиму.
        Долгие ночи давали гораздо больше времени для воровства, но на улицу обычно выходили те, кому некуда было деваться, а значит, и карманы у них были пусты. К тому же зимой сыро, пасмурно и промозгло.
        Сколько раз в своей прошлой жизни она ложилась спать, дрожа от холода. Не могла себе позволить ни дров, ни угля, поэтому надевала на себя все, что было, сворачивалась клубочком и стучала зубами. Тепло стоило денег, еда и крыша над головой тоже, как и все остальное, без чего не проживешь. Иногда приходится выбирать, что для тебя важнее.
        Но здесь, если потренироваться, Лайла сможет добывать огонь движением пальцев, и он будет гореть без дров, только на волшебстве и силе воли. Она была полна решимости освоить эту науку, и не только потому, что огонь полезен или опасен. Он давал тепло, а Лайла Бард больше никогда не хотела мерзнуть.
        Вот почему Лайла предпочитала всем стихиям огонь.
        Она выдохнула легкое белое облачко. Почти все ее спутники остались на берегу, но Лайла предпочла вернуться на корабль, в свою каюту, чтобы побыть в одиночестве и подумать.
        Лондон. При мысли о нем сердце билось быстрее. Она взошла на борт «Ночного шпиля» четыре месяца назад. Попрощалась с городом, которого почти не знала, само название которого казалось мостиком к ее прошлой жизни. Она, конечно, собиралась вернуться. Когда-нибудь. Что скажет Келл, когда увидит ее? Эта мысль, разумеется, посетила ее не первой, нет. Скорее, шестой или седьмой, где-то вслед за остальными - об Алукарде и об Эссен Таш. Но тем не менее она вертелась в голове.
        Лайла вздохнула, облокотилась о мокрые поручни и посмотрела на волны, плещущие в борт. Лайла предпочитала огонь, но знала и другие фокусы.
        Она уставилась на морские волны и постаралась оттолкнуть их назад. Ближайшая волна вздрогнула, но остальные продолжали катиться. Голова заболела, запульсировала в такт ударам волн, но Лайла лишь решительнее стиснула поручни. Она представила себе, что чувствует воду - не только дрожь ударов о борт, но и скрытую в ней энергию. Ведь магия таит в себе суть всего на свете. Если это так, надо не просто передвигать воду, а управлять магией.
        Ей вспомнился «Тигр» - стихотворение, помогавшее сосредоточиться. Оно сильное и ритмичное, но это песня огня. Нужно что-то другое. Текучее.
        - Пусть нам снится звонкий ключ, - прошептала она строчку из колыбельной песни Блейка, пытаясь уловить настрой. - Тихий, тонкий лунный луч… - Она повторяла эти строчки снова и снова, пока вода не заслонила взор, пока в ушах не остался только плеск волн, и их ритм совпал с биением ее сердца, заструился по ее жилам, и вода над палубой и внизу стала успокаиваться…
        Прямо перед ней упала на поручни темная капля.
        Лайла поднесла пальцы к носу - они испачкались в крови.
        Кто-то цокнул языком, и Лайла вскинула голову. Давно ли Алукард стоит у нее за спиной?
        - Неужели ты пыталась подчинить себе океан? - Он протянул ей носовой платок.
        - У меня почти получилось, - упрямо заявила она, поднеся платок к лицу. Он сохранил запах капитана - запах магии, причудливую смесь морского воздуха и меда, серебра и пряностей.
        - Я не сомневаюсь в твоих талантах, Бард, но это невозможно.
        - Разве что для тебя, - усмехнулась она, хотя на самом деле еще ходила под впечатлением от увиденного в таверне.
        - Для всех, - назидательно ответил он. - Я же тебе говорил: чтобы повелевать стихиями, их надо направлять. Надо дотянуться до них, окружить собой. Только так ты подчинишь их себе, и только так они будут тебя слушаться. Никто не может охватить своим разумом океан. Он вырвется. В следующий раз наметь себе цель помень…
        Комок ледяной слякоти скользнул ему за воротник.
        - Ай! - вскрикнул он. - Бард, я знаю, где ты спишь!
        - Тогда ты знаешь, что я сплю с ножами наготове, - хмыкнула она.
        Его улыбка дрогнула.
        - До сих пор?
        Она пожала плечами и повернулась спиной к воде.
        - Со мной обращаются…
        - Я же отдал четкий приказ! - рассердился он, решив, что с ней дурно обошлись. Но дело было не в этом.
        - …как будто я своя в доску, - закончила она.
        Алукард смутился.
        - А почему бы и нет? Ты же одна из команды.
        Лайла поморщилась. Команда. Само это слово говорило: она не одна. Но быть вместе - значит привязаться, а привязанность - штука опасная. В лучшем случае она все усложняет. В худшем - люди гибнут. Как, например, Бэррон.
        - А ты бы предпочла, чтобы тебя в темноте проткнули ножом? - спросил капитан. - Вышвырнули за борт и сказали, что это был несчастный случай?
        - Нет, конечно, - ответила она. В этом случае она бы знала, что делать. Драки - дело знакомое. А дружба? Как с ней быть? Она не знала. - Они, наверное, меня боятся, потому и не трогают.
        - Одни, может, и боятся. А остальные уважают. И знаешь, - он шутливо ткнул ее в плечо, - кое-кому ты, может, даже нравишься.
        Лайла застонала, Алукард усмехнулся.
        - Кто ты такая? - спросил он.
        - Я Дилайла Бард, - ответила она. - Лучшая воровка на «Ночном шпиле».
        Обычно Алукард на этом и останавливался, но не сегодня.
        - А кем была Дилайла Бард, пока не поднялась на борт моего корабля?
        Лайла не сводила глаз с воды.
        - Другим человеком, - ответила она. - И когда уйду, опять стану другой.
        Алукард вздохнул, и они долго стояли рядом, глядя в туман. Он лежал над водой, размывая границу между морем и небом, но неподвижным не был. Он трепетал и клубился, перетекал и шевелился в такт движению волн.
        Моряки называют такой туман пророческим - если долго смотреть в него, что-нибудь да увидишь. Или и вправду видения о будущем, или просто что-то примерещится - все зависит от того, что ты сам об этом думаешь.
        Лайла, прищурившись, смотрела в туман и ничего не ждала - она никогда не отличалась ярким воображением. Но вдруг ей показалось, что в мутной пелене что-то мелькнуло. Зрелище завораживало, Лайла не могла отвести глаз. Тонкие пряди белой дымки превратились в пальцы, и вот уже из темноты к ней протянулась огромная рука.
        - Значит, в Лондон. - Голос Алукарда, будто брошенный камень, разрушил видение.
        Она вздохнула, и белое облачко дыхания поглотило остатки видения.
        - Ну и что тут такого?
        - Я думал, ты обрадуешься. Или огорчишься. Или рассердишься. Ну хоть как-то отреагируешь.
        - С чего ты взял? - вскинула голову Лайла.
        - Прошло четыре месяца. Мне казалось, у тебя есть веская причина убраться из города.
        Она пристально посмотрела на него.
        - А ты почему ушел?
        Немного помолчав, он пожал плечами:
        - Мир посмотреть.
        - Я тоже.
        Оба лгали или в лучшем случае говорили полуправду, но впервые ни один из них не стал допытываться. Оба повернулись спиной к воде и молча прошли через палубу, стараясь сберечь свои тайны от холодного ветра.
        V
        Белый Лондон
        Даже звезды обрели цвет.
        То, что он всегда считал белым, стало льдисто-голубым, а когда-то черное ночное небо заиграло бархатисто-лиловым - цветом самого темного синяка.
        Холланд восседал на троне, глядя в небесную ширь, раскинувшуюся над сводами стен, и выискивал краски этого мира. Они появились недавно или всегда были здесь, припорошенные пеплом угасающей магии? По каменным колоннам, обрамлявшим тронный зал, карабкались зеленые пряди плюща, яркие и сочные, изумрудные листья возносились к серебристому лунному свету, а корни тянулись по полу и исчезали в спокойной черной глади провидческого бассейна.
        Сколько раз Холланд мечтал об этом троне! Мечтал, как перережет горло Атоса, пронзит мечом сердце Астрид, вернет себе жизнь. Столько мечтал об этом… и в конце концов с врагами расправилась чужая рука.
        Рука Келла.
        Та же самая рука, которая пронзила железным прутом сердце самого Холланда и столкнула умирающее тело в пропасть.
        Холланд встал на ноги, расправил тяжелые складки плаща, спустился с возвышения к зеркальной черной глади бассейна. Тронный зал был пуст. Он отпустил всех, и слуг, и стражу. Душа жаждала одиночества. Но теперь оно было недостижимо. Из воды, будто из окна, на него глядело отражение: зеленый глаз, казалось, плавал на поверхности, сверкая, как изумруд, а черный тонул в глубинах. Холланд словно стал моложе, но даже в молодости он не выглядел так, как сейчас. Цветущий и здоровый, ни намека на боль или смерть.
        Холланд стоял неподвижно, но отражение шевельнулось.
        Наклон головы, тень улыбки, зеленый глаз нырнул в черноту.
        «Из нас получился хороший король», - прозвучали в голове слова.
        - Да, - ровным голосом согласился Холланд.

* * *
        Три месяца назад. Черный Лондон
        Темнота.
        Повсюду.
        Длится…
        …секунды, часы, дни.
        И потом…
        медленно…
        рассеивается.
        Наступают сумерки.
        Ничто сменяется чем-то, сгущается, и вот уже появилась земля, и воздух, и мир между ними.
        Мир, полный небывалой, невероятной тишины.
        Холланд лежал на холодной земле. На груди и на спине, там, где его тело пронзил железный штырь, запеклась кровь. Сумерки вокруг странно затянулись - не пробивался дневной свет, не надвигалась ночная тьма. И давила тишина, тяжелая, будто полки, с которых много лет не вытирали пыль. Заброшенный дом. Тело без дыхания.
        И вдруг Холланд вздохнул.
        Пыльный мир содрогнулся в ответ, словно он вдохнул в него жизнь, легким толчком запустил ход времени. Хлопья сажи, или пепла, или чего-то еще, висевшие в воздухе, как пылинки в солнечном луче, заструились вниз, припорошили, будто снегом, его волосы, щеки, одежду.
        Боль. Боль повсюду.
        Но он жив.
        Это невероятно, но он жив.
        Болит все тело. Не только рана в груди, но и мускулы, и кости, словно он пролежал тут много дней и недель. С каждым вдохом в легкие впиваются мириады острых шипов. Он должен лежать замертво. А вместо этого он собрался с силами и сел.
        На миг перед глазами все поплыло, но, к счастью, боль в груди не усилилась. Она тяжело давила, пульсировала в такт сердцу. Он огляделся и увидел, что сидит в саду, обнесенном стеной. Во всяком случае, когда-то это был сад: растения давно увяли, казалось, что сухие стебли и лозы от малейшего прикосновения рассыплются в прах.
        Где же он?
        Холланд порылся в памяти, но последним, что он видел, было лицо Келла, полное мрачной решимости. Он боролся против водяных оков, которыми опутал его Холланд, потом прищурился, и тотчас же - боль, железный штырь рвет кожу и плоть, крушит ребра и пронзает шрам на груди. Невыносимая боль, потом бессилие, а потом ничто.
        Но та битва была в другом Лондоне. А здесь нет ничего похожего - ни запаха цветов, ни пульсирующей во всем магии. И это не его родной Лондон: тот же дух запустения, те же бесцветные краски, но нет жгучего холода, не пахнет пеплом и металлом.
        Холланд смутно припомнил, как лежал в Каменном лесу, не слыша ничего, кроме своего медленно гаснущего пульса. А потом - падение в пропасть. Тьма, которую он принял за смерть. Но смерть отвергла его и перенесла сюда.
        Это может быть только одно место.
        Черный Лондон.
        Кровь перестала течь, и пальцы рассеянно, машинально потянулись - нет, не к ране, а к серебряной фибуле, кружку, служившему застежкой на плаще. Знак покорности Данам. Но фибулы не было, как и самого плаща. Рубашка была разорвана, а кожа, на которой когда-то серебрилась печать Атоса, превратилась в кровавое месиво. И только сейчас, когда пальцы застыли над открытой раной, Холланд осознал перемену. До этой минуты ее заслоняли ужас, боль, непривычное окружение. Но сейчас она пробилась сквозь кожу, заструилась по жилам - легкость, которой он не помнил уже много лет.
        Свобода.
        Заклятие Атоса разбито, осколки развеяны по ветру. Но как? Магия была привязана не к коже, а к душе - Холланд это знал, он много раз пытался срезать печать. Снять ее мог лишь тот, кто наложил.
        А это означало, что…
        Атос Дан мертв.
        Эта мысль пронзила Холланда, как молния. Он вскрикнул и впился пальцами в иссушенную почву. Но она уже не была иссушенной. Во все стороны тянулась унылая белизна зимнего пейзажа, но возле Холланда, там, где впиталась в землю его кровь, распустилась пышная зелень.
        Позади него на траве лежал черный камень - витари. Холланд встрепенулся, но быстро понял, что камень пуст.
        Он ощупал себя, ища оружие. Обычно оно ему не было нужно, он предпочитал использовать свой магический дар, а не грубый клинок. Но сейчас голова шла кругом, даже сидеть было трудно, и поэтому он сомневался, хватит ли сил призвать на помощь магию. Изогнутый клинок остался в другом Лондоне, но на лодыжке обнаружился кинжал. Холланд оперся острием клинка о сухую землю и с трудом поднялся сначала на колени, потом на ноги.
        Поднявшись, он огляделся - но сначала пришлось одолеть приступ головокружения и боли - и понял, что свежая зелень появилась не только там, где его тело оставило отпечаток на земле. Она убегала вперед, прокладывая узкую тропинку. Травяная ниточка на иссушенной земле ныряла под сводчатый проем в дальней стене, окружавшей сад.
        Холланд, спотыкаясь, побрел.
        В груди жгло, как огнем, все тело болело, в жилах не хватало крови, но сломанные ребра начали срастаться, мускулы справлялись, и вскоре к Холланду вернулось подобие прежней гордой походки.
        Долгие годы под жестокой властью Атоса Дана научили его молча переносить боль. Стиснув зубы, он шагал вдоль полосы живой растительности. Она вывела его из сада, потом на дорогу.
        У Холланда перехватило дыхание, и боль с новой силой пронзила плечо. Перед ним раскинулся город - все тот же Лондон, хорошо знакомый, и в то же время другой. Стройные, невероятные дома, высеченные из стеклянного камня, тянулись к небу, будто струйки дыма. В них отражались тусклые отблески сгустившихся сумерек, и другого света не было. Не горели фонари на улицах, камины в домах. Зрение у Холланда было острое, и его волновала не подступающая ночь, а то, что она означала. Либо здесь не осталось никого, кому нужен свет, либо те, кто остался, предпочитают тьму.
        Все считали, что Черный Лондон поглотил сам себя, исчез, как огонь, лишенный топлива и воздуха. Это казалось правдой, но Холланд всегда знал, что догадки возникают там, где не хватает фактов. А полоска зеленой травы наводила на раздумья: этот мир воистину мертв или только ждет своего часа?
        Людей можно убить, но магию не уничтожить.
        Она вечна.
        Полоска свежей зелени вела его по призрачным улицам. Холланд шел, время от времени опираясь о гладкие стены, заглядывал в окна, но не находил ничего. Никого.
        Он добрался до реки - той, что под разными именами протекала через каждый Лондон. Вода была черна как тушь, но гораздо сильнее Холланда обеспокоило другое - она не текла. Не покрылась льдом, как Айл, и не окаменела, как весь остальной город. Но течения не было. Невыносимая тишина рождала тягостное ощущение - Холланду казалось, будто время здесь застыло.
        Зеленая тропинка привела к дворцу.
        Он был похож на другие здания - стеклянно-черные шпили тянулись к небу, как дым, и терялись в сумеречной мгле. Ворота стояли распахнутыми, тяжелые створки обвисли на ржавых петлях, высокие ступени растрескались. Зеленая ниточка убегала внутрь, поднимаясь по лестнице. Она стала даже гуще, высокая трава переплеталась с плетями цветущего плюща. Холланд пошел за ней, прижимая ладонь к ноющим ребрам.
        Он прикоснулся к парадным дверям, и они распахнулись. Воздух внутри был стоячим и затхлым, как в гробнице, сводчатые потолки напоминали величественный замок Белого Лондона, но с более плавными линиями. Стеклянные камни соединялись без единого стыка или шва, и это придавало зданию неземной, фантастический вид. Тут царила магия.
        Зеленая дорожка бежала дальше, извивалась по каменному полу и ныряла под другие двери - массивные створки из цветного стекла, внутри которых темнели увядшие цветы. Холланд распахнул двери и очутился лицом к лицу с королем.
        У него перехватило дыхание, но, приглядевшись, он понял, что смутная фигура, восседающая на троне, - не из плоти и крови, а из черного стеклянного камня.
        Просто статуя.
        Но, в отличие от бесчисленных статуй, наполнявших Каменный лес перед дворцом Данов, эта была одета. И одежды шевелились. Плащ на королевских плечах развевался, как от ветра, а волосы, хоть и вырезанные из камня, слегка растрепались, хотя никакого ветерка в зале не было. Голову короля венчала корона, а в открытых глазах клубилась серая тень. Поначалу Холланд решил, что глаза тоже каменные, но тень сгустилась и затрепетала. Новорожденные зрачки отыскали Холланда и остановились.
        Холланд замер.
        Статуя была живая.
        Не как люди, конечно, но все равно живая, простая и вечная, как трава у ее ног. Часть природы. Но природы совершенно чуждой.
        - Осхок, - пробормотал Холланд. Этим словом обозначают отколовшуюся частицу магии, которая превратилась в нечто большее, обрела собственный разум и волю.
        Статуя ничего не сказала. Глаза, полные клубов серого дыма, взирали на него с королевского лица, а ниточка травы взбежала на постамент, обвилась вокруг трона и вскарабкалась на каменный сапог. Холланд шагнул вперед и остановился у подножия трона.
        И тогда статуя заговорила.
        Не вслух, а в голове у Холланда.
        «Антари».
        - Кто ты? - спросил Холланд.
        «Я король».
        - У тебя есть имя?
        И снова - иллюзия движения. Еле заметный жест, пальцы стиснули подлокотники трона, наклон головы, будто в раздумье.
        «У всего есть имена».
        - В моем городе нашли камень, - продолжал Холланд, - и он называл себя «витари».
        Улыбка мелькнула на каменном лице, будто проблеск света.
        «Я не витари, - ответила статуя. - Но витари был мною. - Холланд нахмурился, и его замешательство, кажется, понравилось королю. - Листок с дерева», - снисходительно пояснил он.
        Холланд насторожился. Если сила того камня - всего лишь листок по сравнению с существом, которое сидит перед ним, с каменным лицом, спокойными манерами и глазами древними как мир…
        «Меня зовут Осарон», - сказала статуя.
        Это слово на языке антари означало «тень».
        Холланд открыл было рот, но болезненная судорога внезапно стиснула грудь. Серый дым заклубился.
        «Твое тело бессильно».
        По щекам струился пот, но Холланд усилием воли выпрямился.
        «Я - твое спасение».
        Холланд не понял, что именно имеет в виду осхок: то, что он один раз спас его жизнь, или что спасает до сих пор.
        - Зачем? - выдавил он.
        «Мне было одиноко. Теперь мы вместе».
        Холланда пробрала дрожь. Это существо сильнее целого мира магов. И Холланд каким-то образом его разбудил.
        Снова приступ боли, колени вот-вот подкосятся.
        «Ты жив благодаря мне. И все равно умираешь».
        Перед глазами все плыло. Холланд сглотнул и ощутил вкус крови.
        - Что случилось с этим миром? - спросил он.
        Взгляд статуи был пристальным и неподвижным.
        «Он погиб».
        - Это ты его погубил? - Холланд всегда считал, что беда, сгубившая Черный Лондон, была огромной и неодолимой, что она порождена слабостью, алчностью и жаждой. Ему и в голову не приходило, что у нее есть исток и имя. Что это осхок.
        «Он погиб, - повторила статуя. - Как гибнет все живое».
        - Как? - потребовал ответа Холланд. - Как он погиб?
        «Я… не знал, что люди так хрупки, - сказало существо. - Надо было… поосторожнее. Но…»
        Но было уже поздно, подумал Холланд. Никого не осталось в живых.
        «Я - твое спасение», - повторил король, словно напоминая.
        - Чего ты хочешь?
        «Услуга за услугу. - Невидимый ветер подул сильнее, и статуя будто склонилась. - Чего ты хочешь, антари?»
        Холланд попытался сохранить твердость, но ответы потекли рекой. Жить. Стать свободным. Потом он подумал о своем мире, изголодавшемся по силе, по жизни. Он умирает, и не мгновенно, как этот мир, а медленно и мучительно.
        «Чего ты хочешь, Холланд?»
        Он хотел спасти свой мир. Перед его мысленным взором Лондон - его родной Лондон - возвращался к жизни. Он увидел себя самого на троне, яркое голубое небо над дворцом без крыши, ощутил теплые лучи солнца…
        - Нет, - отрезал он, сжимая раненое плечо. От боли потемнело в глазах. Это ловушка, западня.
        «Ничего не дается даром, - произнес Осарон. - Так уж заведено. Отдавать и брать. Можешь остаться здесь и погибнуть впустую, и твой мир тоже погибнет. А можешь спасти его. Выбор за тобой».
        - А чего хочешь ты? - спросил Холланд.
        «Жить, - ответила тень. - Я могу спасти твою жизнь. Могу спасти твой мир. Все очень просто, антари. Моя сила в обмен на твое тело».
        - А чей будет разум? - спросил Холланд. - Чья воля?
        «Наши», - промурлыкал король.
        В груди у Холланда заныло. Еще одни путы. Когда же он наконец станет свободен?
        Он закрыл глаза и снова очутился на троне, под ослепительным небом.
        «Ну что, - спросил призрачный король, - договорились?»
        Глава 5
        Королевский прием
        I
        Арнезийское море
        - Бард, чтоб тебя, кошку подпалишь!
        Лайла резко подняла голову. Она сидела на краешке стула в каюте Алукарда и держала в ладонях огонь. И отвлеклась: пламя потянулось к полу, откуда Эса по-кошачьи пристально взирала на происходящее.
        Ойкнув, Лайла сложила ладони и погасила пламя, пока оно не лизнуло кончик пушистого белого хвоста.
        - Прости. - Она откинулась на спинку стула. - Заскучала, наверное.
        Честно говоря, Лайла дико устала. Спала она теперь даже меньше, чем обычно, каждую свободную минуту проводила у Алукарда, упражняясь в магии. Она делала все, чему он ее учил, и даже немного больше. А когда ложилась, сон не шел: мысли неизменно уносились в Лондон. К турниру. И к Келлу.
        - Похоже на то, - проворчал Алукард и от греха подальше пересадил Эсу на стол.
        - А чего ты ждал? - зевнула Лайла. - Я это пламя целый день держу.
        - Сорок три минуты, - уточнил он, посмотрев на часы. - И цель этого упражнения - научить тебя сосредоточенности.
        - Ладно уж, - сдалась она и налила себе вина. - Признаю, я отвлеклась.
        - И что же тебя отвлекло: моя неотразимая особа или наше скорое прибытие?
        Лайла поднесла бокал к губам. Вино было густое и сладкое, крепче, чем то, что он обычно держал на столе.
        - Тебе доводилось бороться с вескийцами? - спросила она, меняя тему.
        Алукард взял бокал.
        - На задворках таверны - да. На турнире - нет.
        - А с фароанцами?
        - Гм… - Он опустился в соседнее кресло. - Если их боевая доблесть сравнима с тем, как они ведут себя в постели…
        - Не паясничай, - перебила она. - Ведь на Эссен Таш тебе предстоит сражаться и с теми, и с другими.
        - Если, конечно, не проиграю в первом же раунде.
        - Что ты о них знаешь? - не отставала Лайла. - Об их мастерстве? О боевом стиле?
        Он приподнял бровь. Блеснул сапфир.
        - Ты ужасно настырная.
        - Я от природы любознательна, - возразила она. - Хочешь верь, хочешь не верь, но мне бы не хотелось после турнира искать себе нового капитана.
        - О, не беспокойся, там обычно никто не гибнет, - ответил Алукард. Лайла мрачно посмотрела на него, но он продолжил: - А известно мне о них вот что. Помимо того что вескийцы высоки, как деревья, а фароанцы безудержно копируют мою манеру украшать лицо, оба эти народа имеют диковинные взгляды на магию.
        - Как это? - Лайла отставила бокал.
        - Ну, у нас, арнезийцев, источником магии считается Айл. Мы верим, что магия течет через весь мир, как река через нашу столицу. Как кровь по венам. А вескийцы верят в свои горы - те будто бы приближают их к богам, каждый из которых воплощает одну из стихий. Они люди сильные, но полагаются на физическую мощь. Если ты сам как гора, значит, и магия в тебе сильна.
        - А фароанцы? Какой у них источник?
        Алукард пригубил вино.
        - В том-то и дело. Источника у них нет. Фароанцы верят, что магия везде. И в каком-то смысле они правы. Строго говоря, магией пронизано все на свете, но они утверждают, что могут достичь самого сердца мира, просто подойдя к нему. Себя они считают благословенной расой. Маги у них высокомерные, но могущественные. Может, они и вправду нашли способ превращать себя в сосуды силы. А может, привязывают к себе магию своими камнями на коже. - При этих словах в его голосе послышалась неприязнь, и Лайла вспомнила, как Келл рассказывал о жителях Белого Лондона: они стараются притянуть к себе силу татуировками, и Красные лондонцы считают это позором. - А может, все это просто показуха.
        - И тебя не беспокоит, что все они верят по-разному?
        - А чего мне беспокоиться? - удивился Алукард. - На самом деле верим мы в одно и то же, просто называем по-разному. Это не преступление.
        Лайла хмыкнула. Вот бы в ее мире думали так же.
        - Эссен Таш - это в какой-то мере урок, - продолжал Алукард. - Он учит: не важно, как ты называешь магию, главное - верить в нее.
        - Ты и вправду считаешь, что можешь победить на турнире? - спросила она.
        - Вряд ли, - усмехнулся он.
        - Тогда зачем идешь?
        - Потому что схватка - это само по себе интересно, - пояснил он и, заметив ее скептический взгляд, добавил: - Не делай вид, будто не понимаешь этого. Я не раз видел, как ты рвешься в бой очертя голову.
        - Дело не в этом…
        Дело и вправду было не в этом. Лайла просто пыталась представить себе Алукарда в разгар магической дуэли. И не могла, потому что ни разу не видела, как капитан сражается. Нет, бывало, конечно, что он доставал шпагу и делал картинные взмахи, но большей частью просто стоял в сторонке. Она и не догадывалась, как он силен в магии, пока в Сейзенроше он не показал свое искусство. Это далось ему без видимых усилий, и ей очень захотелось увидеть капитана в деле. Он пылает, как сгусток энергии, или легок, как ветерок? Или он как Келл, который умудрялся быть и тем, и другим?
        - Удивляюсь, почему ты раньше не видела турнира.
        - С чего ты взял?
        - Ты моих людей целыми днями расспрашиваешь. Думаешь, я не заметил?
        Ну конечно, подумала она.
        - Да, я там никогда не была. - Лайла пожала плечами и снова взяла бокал. - Не все же остаются на зиму в городе.
        Его самодовольная усмешка дрогнула.
        - Могла бы просто спросить меня.
        - И получать ответы, в каждом из которых спрятан вопрос? Ты меня без конца прощупываешь.
        - Говорят, я прощупываю довольно приятно. - Лайла фыркнула в бокал. - Нельзя винить капитана в том, что он хочет узнать побольше о своей команде.
        - И нельзя винить воровку в том, что она хранит свои секреты.
        - Дилайла Бард, тебе не хватает доверия к людям.
        - Ты потрясающе наблюдателен. - Она улыбнулась и допила вино. Оно защекотало губы, обожгло горло. И впрямь крепче обычного. Лайла обычно пила очень мало; годами ей приходилось постоянно быть начеку, чтобы остаться в живых. Но здесь, в каюте Алукарда Эмери, она поймала себя на том, что не боится. И не убегает. Да, их разговоры были похожи на хождение по канату, но ей каждый раз удавалось нащупать опору под ногой.
        Алукард ответил ленивой пряной улыбкой. Трезвый или нет, он всегда улыбался. В отличие от Келла - тот вечно хмурился.
        Капитан вздохнул, закрыл глаза, откинул голову на спинку обитого плюшем кресла. Лицо у него было приятное - нежное и при этом твердое. Ей неожиданно захотелось провести пальцами по его острым скулам.
        Ох, надо было прикончить его при первой же встрече. Задолго до того, как она узнала его лучше. До того, как он ей понравился.
        Алукард медленно приоткрыл глаза.
        - О чем ты сейчас думаешь? - тихо спросил он, поднося бокал к губам.
        Мимо прошествовала Эса, и Лайла осторожно провела пальцами по кошачьему хвосту.
        - О том, что надо было давным-давно разделаться с тобой, - бодро ответила она, любуясь, как Алукард поперхнулся вином.
        - Ах, Бард, - усмехнулся он. - Значит, с тех пор ты все же успела ко мне привязаться?
        - Привязанность - это слабость, - машинально ответила она.
        При этих словах Алукард перестал улыбаться. Он отставил бокал, подался вперед и долго всматривался в ее лицо, потом сказал:
        - Прости. - Тон его был таким серьезным, что у Лайлы сразу вспыхнули подозрения. У Алукарда было много добродетелей, но искренность в их число не входила.
        - За то, что сумел мне понравиться?
        Он покачал головой.
        - За все, что с тобой случилось. За всех, кто так сильно обидел тебя, что друзей и привязанности ты считаешь оружием, а не защитой.
        У Лайлы запылали щеки.
        - Это помогло мне сохранить жизнь.
        - Возможно. Но жизнь без удовольствий не имеет смысла.
        Лайла ощетинилась и встала.
        - Кто сказал, что у меня нет удовольствий? Мне нравится, когда я выигрываю пари. Когда разжигаю магический огонь. Когда…
        Алукард прервал ее монолог. Не словом - поцелуем. Одним текучим движением он приблизился к ней, обхватил за плечи, другой рукой коснулся шеи, притянул к себе и прижался к губам. Лайла не отстранилась. Потом она говорила себе, что все вышло слишком неожиданно, но понимала, что лжет самой себе. Может быть, дело было в вине. Может, в жарко натопленной каюте. А может, стало страшно, что он разглядел ее насквозь - когда говорил насчет удовольствий, насчет жизни. Может быть… Но в тот момент существовал только он, Алукард, он целовал ее, а она отвечала на поцелуй. И вдруг его губы отстранились, перед ее глазами мерцала его улыбка.
        - Правда, это лучше, чем выиграть пари? - прошептал он.
        У нее перехватило дыхание.
        - Весомый аргумент.
        - Я бы охотно продолжил, - сказал он, - но сначала… - Он указал глазами на нож, прижатый к его ноге.
        - Привычка, - усмехнулась она и убрала оружие в ножны.
        Оба застыли, лицо к лицу, губы к губам, ресницы к ресницам, она видела только его глаза, синие, как шторм, и тонкие смешливые морщинки у их уголков - у Келла морщинка пролегала между глазами. До чего же они разные. Противоположности. Алукард провел пальцем по ее щеке, снова поцеловал, и на этот раз в его жесте не было атаки, неожиданности, он двигался медленно и уверенно. Она подалась навстречу его поцелую - он шутливо отклонился. Шаг за шагом, как в танце. Он хотел, чтобы она желала его, признала его правоту - ее рациональная сторона понимала это, но логика быстро исчезла под ударами отчаянно бьющегося сердца. Губы Алукарда пощекотали ее щеку, спустились к шее, и Лайла затрепетала. Тело - штука предательская, поняла она.
        Он, должно быть, почувствовал ее дрожь, потому что на его губах опять появилась улыбка - идеальная улыбка змея-искусителя. Лайла изогнулась. Он провел рукой по ее спине, привлек к себе. Ее тело вспыхнуло. Она запустила пальцы ему в волосы, притянула его губы к своим. Они сплелись в тесный клубок желания, и ей подумалось: вряд ли это лучше, чем свобода, или деньги, или магия, но не сильно от них отстает.
        Первым перевел дух Алукард.
        - Лайла, - прерывисто прошептал он.
        - Да, - откликнулась она, это был и ответ, и вопрос.
        В полуприкрытых глазах Алукарда плясали огоньки.
        - От чего ты убегаешь?
        Его слова окатили ее, как ушат холодной воды. Она оттолкнула его. Он, не удержавшись, упал в кресло и то ли засмеялся, то ли вздохнул.
        - Ну, ты и мерзавец, - прорычала она, пунцовая от гнева.
        Он лениво склонил голову:
        - Без сомнения.
        - И это все… Чем бы это ни было, - она взмахнула рукой, - только чтобы вытянуть из меня правду?!
        - Я бы так не сказал. Поверь, я личность многогранная.
        Лайла схватила бокал и швырнула в него. Он просвистел в воздухе, чуть-чуть не долетел до его головы и застыл на месте. Бусинки багрового вина парили вокруг.
        - Это старое и очень дорогое вино, - сказал он и взял из воздуха неподвижный бокал. Пальцы шевельнулись, капли вина слились в ленту и потекли на место. Он улыбнулся. Лайла схватила со стола бутылку и швырнула в камин. На этот раз Алукард не успел ее перехватить, и огонь, треща, поглотил драгоценный напиток.
        Алукард разочарованно застонал, но Лайла уже выскочила из каюты, и у капитана хватило ума не гнаться за ней.
        II
        Красный Лондон
        Звонили колокола. Рай опаздывал.
        Издалека доносились музыка и смех, стук карет, звуки бала. Люди ждали его. Недавно он поссорился с отцом - король обвинял сына, что он ни к чему не относится серьезно. И никогда не относился. Ну какой из него король, если он не способен даже явиться вовремя?
        Колокола смолкли. Рай выругался, застегивая тунику. Верхняя пуговица никак не поддавалась.
        - Где же он? - услышал он голос отца.
        Пуговица снова выскользнула из пальцев. Рай подошел к зеркалу, заглянул в него - и замер.
        Все звуки в мире стихли.
        Он смотрел в зеркало. А оттуда на него смотрел Келл.
        Глаза брата были тревожно распахнуты. За спиной у него отражалась комната Рая, но Келл вел себя так, будто был заперт в тесном ящике. Его грудь вздымалась в панике.
        Рай протянул руку, коснулся зеркала, и его пронзил леденящий холод. Он отдернул пальцы.
        - Келл, - проговорил он. - Ты меня слышишь?
        Губы Келла шевельнулись, и на миг показалось, что отражение повторяет его слова, но нет. Движения были другими.
        Келл прижал ладони к зеркалу, повысил голос. Оттуда долетало лишь одно-единственное приглушенное слово.
        - Рай…
        Комната позади Келла темнела, наполнялась тенями, погружалась в черноту.
        - Где ты? - спросил Рай. - Что происходит?
        И вдруг по ту сторону зеркала Келл схватился за грудь и закричал.
        Страшный, душераздирающий вопль, от которого волосы встали дыбом.
        - Келл! - закричал Рай, заколотил кулаками по зеркалу, пытаясь разбить стекло, разрушить заклятие, дотянуться до брата, но поверхность даже не треснула. Рай не понимал, в чем дело. Он не чувствовал боли Келла. Вообще ничего не чувствовал.
        Келл за стеклом издал еще один крик, полный боли, согнулся пополам и рухнул на колени.
        И тогда Рай увидел кровь. Келл прижимал ладони к груди, и Рай в бессильном ужасе смотрел, как кровь струится между пальцами брата. Много. Очень много. Целая жизнь. Нет, нет, лихорадочно подумал он, только не это.
        Он опустил глаза и увидел между своими ребрами нож. Его пальцы сжимали позолоченную рукоять.
        Рай ахнул, попытался вытащить клинок, но тот застрял.
        А Келл за стеклом кашлял кровью.
        - Держись! - крикнул Рай.
        Келл стоял на коленях в красной луже. Так много красного. Полная комната. Целое море. Руки бессильно опустились.
        - Держись! - умолял его Рай и изо всех сил тянул за рукоять. Нож не поддавался.
        Голова Келла упала на грудь.
        - Держись!..
        Келл рухнул.
        Нож освободился.
        Рай вырвался из тисков сна.
        Сердце колотилось, простыни намокли от пота. Он схватил подушку, зарылся в нее лицом и, задыхаясь, ждал, пока тело поймет, что все это было не наяву. По лбу струился пот. Мышцы дрожали, дыхание с трудом вырывалось из груди. Он поднял глаза, надеясь увидеть, как сквозь балконную дверь струится утренний свет, но его встретила темнота, подсвеченная лишь красноватым сиянием Айла.
        Он подавил всхлип.
        У кровати стоял стакан воды. Он схватил его дрожащей рукой и осушил залпом. Стал ждать: вот-вот сюда ворвется брат, убежденный, что на принца напали. Так не раз бывало в те, первые ночи.
        Между братьями быстро установилось молчаливое взаимопонимание. После плохих снов один бросал на другого утешающий взгляд, но не говорил ни слова о кошмарах, терзающих обоих, и это молчание было важнее всего.
        Рай прижал ладонь к груди, ослабляя давление на вдохе, усиливая на выдохе, как учил Тирен много лет назад, после того, как на принца напали Тени. И в кошмарных снах ему являлись не нападавшие, а Келл, склонившийся над ним, его широко раскрытые глаза, бледное лицо, нож в руках и реки крови из перерезанных вен.
        «Все хорошо, - твердил себе Рай. - С тобой все хорошо. И кругом тоже все хорошо».
        Немного придя в себя, он откинул простыни и встал.
        Хотелось чего-нибудь выпить, но он боялся снова провалиться в сон. Рассвет уже близко. Лучше посидеть и подождать.
        Рай натянул шелковые штаны и накинул бархатный халат, простой и уютный, распахнул балкон, чтобы ночной мороз развеял последние обрывки сна.
        Далеко внизу парили арены, будто черные тени в красноватом мерцании реки. Город пестрел огнями, но взгляд принца устремился к порту. Даже сейчас корабли один за другим сонно тянулись к берегу.
        Рай прищурился, высматривая один-единственный.
        Из темного дерева с серебром, под черно-синими парусами.
        «Ночной шпиль».
        Но его не было. Время еще не пришло.
        III
        Арнезийское море
        Лайла стрелой промчалась по палубе «Ночного шпиля», испепеляя взглядом всякого, кто попадался на пути. Плащ остался в каюте Алукарда, и ночной ветер пронизывал до костей. Но Лайла не повернула назад; наоборот, она радовалась, что холодный воздух привел ее в чувство. Она вышла на корму и тяжело облокотилась о поручни.
        - Негодяй, - буркнула она, глядя в воду.
        Она привыкла быть воровкой, а не жертвой. И сейчас чуть не попалась на простейшую уловку: отдала все внимание руке, действующей на виду, а другая в это время обчищала карманы. Она вцепилась в поручни и глядела в открытое море, злясь на все: на Алукарда, на себя, на этот дурацкий кораблик, такой маленький и тесный.
        «От чего ты убегаешь?» - спросил он.
        Ни от чего.
        От всего.
        От нас. От этого.
        От магии.
        Был недавно один момент, когда она глядела в потрескивавшее пламя, и оно взглянуло на нее, жаркое и яростное, и слушало ее, и она понимала, что стоит приказать - и оно послушается, вырастет, вспыхнет ярким гневным факелом, сожжет каюту, и весь корабль, и всех, кто на нем есть, и ее в том числе.
        Она начала понимать, что магия не просто лежит на полочке и ждет, когда ее возьмут. Она всегда рядом, наготове и настороже. И это пугало. Пугало не меньше, чем вкрадчивые манеры Алукарда - он сумел втереться в доверие, играл с ней, как кошка с мышкой, подловил на минутной слабости. Она утратила бдительность, но больше этой ошибки не совершит.
        Негодяй.
        Холодный воздух потушил пожар на щеках, но внутри все кипело. Она хмуро глядела в море и представляла себе, как руками изо всех сил расталкивает воду. Как ребенок в ванне.
        Она не стала вспоминать никаких стихов, не ожидала, что желаемое вдруг примет реальную форму, но вдруг почувствовала, что через нее течет энергия, и вода отступила и вздыбилась, корабль резко накренился на нежданной волне.
        Послышались встревоженные крики - матросы пытались понять, что случилось. Лайла злорадно усмехнулась, надеясь, что опрокинула драгоценное вино Алукарда. И тут до нее дошло. Что она сделала?! Ни много ни мало сдвинула океан - или хотя бы небольшую его часть, соразмерную кораблю. Она дотронулась до носа, ожидая, что пойдет кровь, но нет. Ничего с ней не стряслось. Она тихо и торжествующе рассмеялась.
        «Кто ты такая?»
        Холод пробрал до костей, Лайла вздрогнула. Навалилась ужасная усталость, и она не знала - то ли это последствия магического всплеска, то ли просто сгорает накопившаяся злость.
        Как там говорил Бэррон?
        Что-то насчет норова, свечей и пороховых бочек.
        Она не смогла в точности вспомнить его слова, и это стало ударом. Бэррон, один из немногих, умел держать ее в узде, но его больше нет. И какое у нее право скорбеть по нему? Она же сама хотела стать свободной, верно? Именно поэтому. Люди могут причинить боль, только если их подпустить слишком близко.
        Лайла собралась уйти и вдруг услышала за спиной тихий вздох. Значит, она не одна? Конечно, на корабле невозможно остаться в одиночестве, но все же кто-то стоял поблизости, затаив дыхание. Она всмотрелась в темноту и, когда смутная фигура была готова раствориться, щелкнула пальцами и зажгла трепещущее пламя - этот жест, на первый взгляд небрежный, она отрабатывала много недель.
        Огонек, едва не гаснущий под морским ветром, выхватил из темноты угловатую фигуру Леноса - второго помощника Алукарда. Он тихо ойкнул, и она погасила огонь, погрузив обоих обратно в привычную тьму.
        - А, Ленос. - Она постаралась говорить приветливо. Видел ли он, что она сделала с морем и кораблем? Взгляд у него был настороженный, если не сказать испуганный, но рядом с ней он всегда держался так. Ведь это он распустил слух, что она - морской дух Сарус.
        Ленос шагнул вперед, и она увидела, что он ей что-то протягивает. Плащ.
        Она хотела отказаться, но голос рассудка заставил одуматься. Она проходила в магические двери и побеждала злых королев, не хватало еще умереть от банальной простуды.
        Едва ее пальцы коснулись плаща, Ленос выпустил его, как будто боялся обжечься. Подкладка еще хранила тепло его тела. Лайла подняла воротник и сунула руки в карманы, разминая озябшие пальцы.
        - Ты меня боишься? - спросила она по-арнезийски.
        - Немного, - признался он и отвел глаза.
        - Потому что не доверяешь мне?
        - Дело не в этом, - промямлил он. - Просто ты не такая, как мы…
        - Мне это говорили. - Она грустно улыбнулась.
        - И не потому, что ты, ну это, вроде как девчонка. Не в этом дело.
        - Значит, потому, что я Сарус? Ты и впрямь так считаешь?
        Он пожал плечами.
        - Да нет, не то чтоб. Но ты - авен.
        Лайла нахмурилась. Это слово означало «благословенный». Но у него были и другие значения. В арнезийском языке «благословенный» - это не всегда хорошо. Иногда оно означало «избранный». Иногда - «предпочтительный». Но, возможно, и «проклятый». «Иной». «Отделенный».
        - Авен бывает и хорошим, - сказала она. - Если он на вашей стороне.
        - Ты на нашей стороне? - тихо спросил он.
        Лайла была только на своей собственной стороне. Но, если вдуматься, то и на стороне «Шпиля» тоже.
        - Конечно.
        Он нахохлился и стал смотреть мимо нее, на воду. Клубился туман. Интересно, что он в нем видит?
        - Я вырос в деревушке под названием Каста, - сказал он. - На южном побережье. У нас считают, что иногда магия выбирает человека.
        - Как мастера Келла, например, - добавила она. - Черноглазого принца.
        Ленос кивнул:
        - Да, магия выбрала мастера Келла. Но антари - это только один из видов авен. Может быть, самый сильный, но это смотря, что понимать под силой. Жрецы - это другой вид. Некоторые считают, что они-то как раз сильнее всех, потому что они держат все стихии в равновесии, могут исцелять, растить и давать жизнь. Авены бывают разные. Одни могут овладеть всеми стихиями. А другие владеют только одной, но они так сильны, что могут поворачивать вспять океанские течения и ветра, менять времена года. Третьи слышат то, что говорит магия. Авен - это непросто, потому что магия - вещь непростая. Она во всем - древняя, и новая, и всегда переменчивая. Кастийцы считают, что если появляется новый авен, на то есть причина. Это значит, магия хочет нам что-то сказать… - Он умолк. Лайла смотрела на него во все глаза. Ленос никогда не говорил так много. Не только с ней, но и со всеми остальными.
        - Значит, ты считаешь, что я здесь неспроста?
        - Мы все здесь неспроста, Бард. Просто причины бывают более и менее важными. Так что, наверное, я боюсь не тебя. И не тех сил, что за тобой стоят. Меня пугает - зачем ты здесь.
        Он вздрогнул и отвернулся.
        - Погоди, - сказала она и вернула ему плащ.
        Он взял его и, когда их пальцы встретились, не отдернул руку. Лайле стало легче. Она посмотрела ему вслед, потом спустилась в каюту.
        На дверной ручке висел ее собственный плащ, рядом стояла непочатая бутылка пурпурного вина с запиской: «Соласе».
        «Прости».
        Лайла со вздохом взяла бутылку. Голова шла кругом, ужасно хотелось спать.
        И вдруг сверху раздался крик:
        - Хальс!
        «Земля».
        IV
        Колокола пробили двенадцать раз, потом еще двенадцать. Келл сбился со счета, а они все звонили и звонили - набралось бы на день, на неделю, на месяц.
        Непрерывный звон мог означать только одно: прибыли знатные гости.
        Келл стоял на балконе и смотрел на них. С тех пор, как Лондон в последний раз принимал игры Эссен Таш, прошло шесть лет, но он до сих пор помнил нескончаемые процессии людей и кораблей. Он смотрел на них и думал: интересно, откуда они прибыли, что видели по пути. Мир был для него недоступен, но в подобных редких случаях мир сам приходил к нему в гости.
        Вот и теперь, глядя, как поднимаются по Айлу корабли (насколько позволяли плавучие арены Рая), он поймал себя на том, что гадает: какой из них выбрала бы Лайла. Были там и мелкие частные катера, но преобладали все же большие, роскошные, специально построенные для того, чтобы доставить богатых купцов и дворян из Фаро и Веска в арнезийскую столицу. И везде на парусах или бортах красовались гербы их стран. Вместе с разрешительными документами они откроют кораблям доступ в порт на все время Эссен Таш.
        Какой выбрала бы Лайла? Вон тот, изящный, серебристый, под фароанским гербом? Или что-то более дерзкое, например ярко раскрашенный вескийский корабль? Или гордый арнезийский парусник из темного полированного дерева? И вообще, что она понимает в мореплавании? Ничего, конечно, но если кто и умеет сделать непривычное обыденным, а невозможное - простым, то это Дилайла Бард.
        - Чего усмехаешься? - Рядом появился Рай.
        - Из-за твоих арен на реке суматоха.
        - Чушь, - возразил Рай. - Я возвел временные пристани на северном и южном берегах по обе стороны от города. Места полным-полно.
        - Скажи это нашим гостям. - Келл кивком указал на Айл.
        Корабли расступились, уступая дорогу вескийской армаде. Она остановилась, лишь дойдя до преграды. Роскошная парадная баржа из красного дерева шла под темными парусами с королевским гербом - летящая птица на фоне белой луны. С флангов баржу сопровождали два военных корабля.
        Через несколько минут за ней последовала имперская флотилия из Фаро. Ажурные серебристые корабли, силуэт черного дерева на парусах.
        - Пора идти, - сказал принц. - Мы должны их встретить.
        - Мы? - переспросил Келл, хотя король ясно дал понять, что его присутствие обязательно. И не потому, что он для них родной, с грустью подумал Келл, а потому, что он авен. Символ арнезийской власти.
        - Они захотят тебя увидеть, - сказал король, и Келл прекрасно понял. Максим имел в виду не лично Келла, а волшебника-антари. Юноша ощетинился. Ну почему он чувствует себя трофеем? Хуже того, дорогой безделушкой…
        - Прекрати! - прикрикнул на него Рай.
        - Что прекратить?
        - Выкини из головы то, что заставляет тебя хмуриться больше обычного. У нас у обоих морщины появятся. - Келл вздохнул. - Пойдем! - поторопил Рай. - Я не предстану перед ними в одиночку.
        - Кого же ты боишься? Лорда Сол-ин-Ара?
        - Кору.
        - Вескийскую принцессу? - рассмеялся Келл. - Да она же еще дитя.
        - Это раньше она была дитя, причем невыносимое. А теперь, говорят, выросла и стала сущей ведьмой.
        Келл покачал головой.
        - Ну ладно, пойдем. - Он положил руку принцу на плечо. - Я тебя спасу.
        - О мой герой.
        В Красном дворце было пять залов. В Большом устраивали балы, он сверкал полированным деревом и хрустальными скульптурами. Золотой, отделанный камнем и драгоценными металлами, использовали для приемов. Бриллиантовый находился в самом сердце дворца и был целиком стеклянным. Небесный был расположен под крышей, его мозаичные полы мерцали в лучах солнца и звезд. Последний, Розовый, потрясал величественной изящностью. Попасть в него можно было только через отдельный вход и вестибюль. Из потолочных окон лился яркий свет. Стены и пол были выложены королевским мрамором с прожилками граната и золота - дворцовые маги создавали этот минерал исключительно для нужд короны. Вместо колонн стройными рядами выстроились огромные вазы с букетами, а мимо них от дверей к трону вела золотая дорожка.
        В Розовом зале королевская семья обычно встречалась с подданными, а сейчас было решено принять здесь царственных гостей.
        Если те, конечно, соизволят явиться.
        Келл и Рай стояли по обе стороны парадного крыльца. Рай облокотился о спинку отцовского трона, Келл вытянулся по стойке «смирно» возле королевы.
        Мастер Тирен, стоявший у подножия тронов, старался не встречаться глазами с Келлом. Неужели авен эссен и вправду избегает его? Королевские стражники в блестящих доспехах стояли, как статуи, а знатные остра и вестра прогуливались по залу, лениво переговариваясь. Прошло уже больше часа с тех пор, как королевские корабли причалили к берегу и навстречу им был отправлен эскорт. Игристое вино на подносах медленно выдыхалось.
        Рай переминался с ноги на ногу - ему явно было неловко. Ведь он в первый раз руководил столь крупным мероприятием. И, хотя он умел доводить дело до совершенства во всех деталях, обычно это касалось его нарядов или причесок. А Эссен Таш - событие другого масштаба. Келл заметил, что Рай нервно теребит пальцами висящую на груди печать Марешей с чашей и восходящим солнцем. Принц раздобыл такую и для Келла, и тот нехотя приколол ее к красному камзолу.
        Король Максим вертел в пальцах монетку - Келл замечал за ним это только в минуты, когда королю не сиделось на месте. Максим Мареш, как и его отец, был сильным магом, повелителем металла, хотя и не имел в этом никакой нужды. И все-таки Келл слышал рассказы о короле Максиме в молодости - «стальном принце», который выковывал армии и растапливал сердца; даже сейчас он дважды в год путешествовал к границам королевства, чтобы воодушевить подданных.
        - Надеюсь, с нашими гостями ничего не случилось, - произнес король Максим.
        - Может, заблудились? - предположил Рай.
        - Размечтался, - буркнул Келл.
        Королева Эмира метнула на них суровый взгляд, и Келл чуть не рассмеялся. Мама отчитывает расшалившихся мальчишек!
        И вот затрубили фанфары, двери распахнулись.
        - Наконец-то, - проворчал Рай.
        - Принц Коль и принцесса Кора! - объявил глашатай. - Из королевского дома Таскон, правящей династии Веска!
        Вошли брат и сестра Таскон в сопровождении свиты. Они были одеты в пышные зелено-серебристые наряды со шлейфами. Колю исполнилось восемнадцать, Кора была на два года моложе.
        - Ваше величество, - произнес по-арнезийски, но с сильным акцентом принц Коль, высокий и крепкий.
        - Мы рады прибыть в ваш город, - с ангельской улыбкой добавила принцесса Кора и сделала реверанс.
        Келл вопросительно взглянул на Рая, словно спрашивая: «Серьезно? Ты боишься этой девчонки?»
        Рай взглядом ответил ему: «Да, и тебе советую».
        Келл пригляделся к принцессе Коре повнимательнее. Казалось, у нее не хватит сил поднять ничего, тяжелее бокала с вином. Золотистые волосы были заплетены в сложные косы, собранные в некое подобие короны с изумрудами.
        Для уроженки Веска она была довольно худощава. Да, высокая, но с тонкой гибкой талией, скорее характерной для арнезийского двора. Три года назад принцу Раю было поручено сопровождать королеву в Веск на Эссен Таш, и он заметил, что с тех пор принцесса подросла. Но Келл, никогда не покидавший города, видел игры, только когда они проводились в Арнсе, а шесть лет назад столицу Арнезийской империи посетил только принц Коль вместе с одним из братьев. Так что Келл видел Кору двенадцать лет назад, еще совсем маленькой.
        А теперь она подняла светло-голубые глаза, встретила его двухцветный взгляд да так и застыла. Он привык, что люди избегают его глаз, и такая настойчивость застала его врасплох. Ему вдруг самому захотелось отвести глаза.
        Тем временем слуга внес большой ящик, накрытый плотной зеленой тканью, поставил перед троном и эффектным жестом сдернул покрывало. Внутри оказалась птица в клетке - не разноцветный попугай и не певчие птички, обычные при арнезийском дворе, а какая-то хищная. Большая, серебристо-серая, с черным хохолком. Клюв казался острым как бритва.
        - Дар признательности, - объявил принц Коль, - за ваше приглашение. - Общего у Коля с Корой был только цвет волос. Она высокая - он еще выше. Она стройная, а он - мощный как бык. Внешность его можно было назвать приятной, но в его манере держаться было что-то агрессивное.
        - Благодарю, - ответил король и кивнул мастеру Тирену. Тот взял клетку. Птицу отнесут в святилище, предположил Келл, или выпустят. Дворец - не место для диких животных.
        Келл вполглаза следил за церемонией. Он до сих пор не мог отвести взгляда от Коры, а она - от него. Принцесса стояла, будто завороженная его черным глазом. На вид она была явно из тех девочек, кто показывает пальцем на что-то - или кого-то - и говорит: «Хочу». Эта мысль забавляла его, пока в памяти не ожили слова Астрид: «Я завладею тобой, цветочный мальчик», - и настроение резко упало. Келл едва заметно отступил на шаг.
        - Наш дом - это ваш дом, - говорил Максим. Все шло как по нотам.
        - Если боги соизволят, - улыбнулся Коль, - то и победа в турнире будет нашей.
        Рай ощетинился, но король лишь рассмеялся.
        - Это мы еще посмотрим, - ответил он с сердечной улыбкой, в которой Келл сразу разглядел фальшь. Королю не было дела до Коля или кого угодно из вескийской королевской семьи. Настоящую опасность таил Фаро. То есть лорд Солин-Ар.
        Как нарочно, в этот миг фанфары затрубили опять, вескийские гости взяли по бокалу вина и расступились в стороны.
        - Лорд Сол-ин-Ар, регент Фаро, - объявил глашатай и распахнул двери.
        В отличие от вескийцев, окруженных слугами со всех сторон, лорд Сол-ин-Ар шагал впереди процессии. Все были одеты по фароанской моде - в сложно задрапированный кусок ткани; длинный конец перекинут через плечо, как плащ. Одеяния свиты были насыщенно-фиолетовыми с черно-белой отделкой, а Сол-ин-Ар щеголял в белом, с тонкой каймой цвета индиго.
        Как и все знатные фароанцы, он был чисто выбрит, открывая взглядам бесчисленные бусины на лице, но, в отличие от большинства, предпочитал не стекло и самоцветы, а белое золото. Мелкие ромбики этого металла тянулись прихотливыми линиями от висков к шее. Черные волосы были коротко подстрижены; посередине лба, сразу над бровями, блестела крупная капля из белого золота - знак королевской крови.
        - Как они это выбирают? - поинтересовался Рай несколько лет назад, приложив ко лбу рубин. - Папа говорил, число камней - показатель положения в обществе, но их цвет для меня загадка. Вряд ли они носят что захотят - они же не вескийцы. У фароанцев ничего не бывает просто так, а значит, цвет камней должен что-то означать.
        - Да какая разница? - устало спросил Келл.
        - Огромная, - огрызнулся Рай. - Это как будто язык, на котором ты не говоришь, и никто вокруг не хочет тебя научить.
        - Может, это их личное дело.
        Рай наклонил голову и наморщил лоб, чтобы рубин не упал.
        - Как я выгляжу?
        - Нелепо, - фыркнул Кайл.
        Но в лорде Сол-ин-Аре не было ничего нелепого. Он был высок, на несколько дюймов выше своих телохранителей. Каменные челюсти, прямая спина. Кожа черная как уголь, глаза светло-зеленые и острые, как осколки стекла. Старший брат короля Фаро, командор фароанского флота, собиратель разрозненных земель, по мнению большинства - истинный правитель королевства, стратег и мыслитель, стоящий за троном.
        И не имеющий права сесть на престол, так как ему неподвластна магия. Он с лихвой возмещал это полководческим талантом и тягой к порядку, но Келл знал, что у Рая из-за этого на душе неспокойно.
        - Добро пожаловать, лорд Сол-ин-Ар, - сказал король Максим.
        Фароанский регент кивнул, но не улыбнулся.
        - Ваш город блистает, - коротко сказал он. Акцент у него был тяжелый и гладкий, как речной камень. Он взмахнул рукой, и слуги вынесли два саженца с угольно-черной корой. Эти деревья были королевской эмблемой Фаро, так же как птица - эмблемой Веска. Келл слышал о фароанской березе, редком дереве, обладавшем целительными и даже магическими свойствами.
        - Это подарок, - сказал он. - В знак того, что все благое должно расти.
        Король и королева склонили головы в знак благодарности. Взгляд Сол-ин-Ара скользнул по королевской семье, миновал Рая и ненадолго задержался на Келле. Потом регент поклонился и отступил на шаг. Король и королева спустились с трона и взяли бокалы игристого вина. Все в зале пришло в движение, и Келл вздохнул.
        Мало того что пришлось стоять тут как истукан, выставленный на всеобщее обозрение…
        Теперь предстоит еще более трудная задача - общаться.
        Рай твердо решил отвергать знаки внимания принцессы, которая всю их последнюю встречу норовила сорвать поцелуй и вплетала цветы ему в кудри. Но опасения Рая оказались напрасны - она положила глаз на другую добычу. Когда она с бокалом в руке направилась к Келлу, тот мысленно чертыхнулся.
        - Принц Келл! - сказала она с детской улыбкой. Келл не стал уточнять, что его следует называть мастером, а не принцем. - Вы будете танцевать со мной на вечернем балу.
        Может быть, она не очень хорошо говорила по-арнезийски, а может, нарочно шла напрямик. Но Рай взглядом предупредил его, что потратил на этот турнир уйму времени и сил, надо проявлять дипломатичность, всем приходится чем-то жертвовать, и он, Рай, скорее заколется кинжалом, чем позволит Келлу поставить под угрозу спокойствие империи отказом танцевать с принцессой.
        Келл заставил себя улыбнуться и поклонился.
        - Конечно, ваше высочество. - И добавил по-вескийски: - Градайх ан’акх.
        «С удовольствием».
        Ее улыбка засияла еще ярче, и принцесса упорхнула к одной из своих дам.
        Рай подался к брату:
        - Похоже, если кто и нуждается в защите, то уж точно не я. А знаешь… - Он пригубил вино. - Из нее выйдет интересная партия.
        - Я тебя вот этой фибулой заколю, - отозвался Келл с приклеенной улыбкой.
        - Тебе же самому будет больно.
        - Ничего, потерплю… - Его прервало появление Сол-ин-Ара.
        - Принц Рай, - кивнул регент. Рай ответил глубоким поклоном.
        - Лорд Сол-ин-Ар, - сказал он. - Хасанал раснаворас ахас.
        «Ваш визит делает нам честь».
        Глаза регента удивленно распахнулись.
        - Амун шахар, - ответил он и снова перешел на арнезийский: - Ваш фароанский прекрасен.
        Принц покраснел. Он всегда имел способности к языкам. Келл тоже неплохо понимал по-фароански, ведь принцу Раю надо было на ком-то упражняться, но промолчал.
        - Вы дали себе труд выучить наш язык, - сказал Рай. - И я в знак уважения ответил тем же. - И добавил с обезоруживающей улыбкой: - К тому же я считаю, что фароанский язык очень красив.
        Сол-ин-Ар кивнул и перевел взгляд на Келла.
        - Вы, должно быть, арнезийский антари?
        Келл поклонился. А когда выпрямился, Сол-ин-Ар все еще рассматривал его с головы до пят, словно искал знаки магии, отпечатанные не только в глазах, но и по всему телу. А вернувшись наконец к лицу Келла, нахмурился, и металлическая капелька на лбу блеснула.
        - Намунаст, - пробормотал он. - Внушительно.
        Как только Сол-ин-Ар отошел, Келл одним глотком допил вино и выскочил из Розового зала, пока его кто-нибудь не остановил.
        Хватит с него царственных особ. На сегодня он сыт по горло.
        V
        Река наливалась красным.
        Когда «Ночной шпиль» вошел в устье, Лайла заметила в воде лишь слабый отблеск, да и то различимый только ночью. А сейчас, по мере приближения к городу, Айл даже днем сиял, словно подсвеченный рубин. Он, как маяк, указывал дорогу в Лондон.
        Сначала свет реки показался ей ровным, но теперь, после долгих месяцев тренировки, когда она приучала себя видеть и чувствовать в магии живое существо, Лайла заметила, что сияние мерцает, как молния сквозь толщу облаков.
        Она оперлась о поручни и повертела в руках осколок светлого камня. Он остался у нее после стычки с близнецами Данами в Белом Лондоне. Прошло совсем немного времени, а края камня уже стали гладкими. Усилием воли она остановила руки, но энергия, кипевшая внутри, требовала выхода.
        К ней подошел Алукард.
        - Будем на месте к сумеркам, - сказал он. Лайла затрепетала. - Если хочешь рассказать о своем бегстве из города, сейчас самое время. Нет, конечно, для этого прекрасно подходили все четыре месяца нашего путешествия, но дальше ждать уже некуда. Однако…
        - Не начинай, - процедила она и сунула камень в карман.
        - У нас у всех есть демоны, Бард. Но если твои ждут тебя здесь…
        - Мои демоны мертвы.
        - Тогда я тебе завидую. - Наступило молчание. - Ты все еще злишься на меня.
        Она выпрямилась.
        - Ты пытался соблазнить меня, чтобы узнать то, что тебе хотелось.
        - Нельзя же всю жизнь дуться за это.
        - Это было прошлой ночью.
        - Я перепробовал все другие методы и только тогда решился на этот.
        - Умеешь ты доставить девушке удовольствие…
        - А мне казалось, я страдаю именно из-за того, что доставил тебе удовольствие.
        Лайла фыркнула, откинула волосы с глаз, снова стала смотреть на реку. К ее удивлению, Алукард остался рядом, облокотился о поручни.
        - А ты рад, что возвращаешься? - спросила она.
        - Мне нравится Лондон, - ответил он. Лайла ожидала продолжения, но его не последовало. Капитан лишь потер запястья.
        - Ты так делаешь, когда о чем-то задумался. - Она кивком указала на его руки.
        Алукард остановился.
        - Как хорошо, что у меня нет привычки глубоко задумываться. - Не убирая локтей с поручней, он повернул руки ладонями вверх, манжеты приподнялись, и Лайла увидела на запястьях тонкие полоски. В первый раз она приняла их за тени, но сейчас стало понятно, что это шрамы.
        Он достал из-за пазухи стеклянную фляжку, в которой плескалось что-то розовое. Алукард никогда не был поклонником трезвости, но с приближением к городу пил все больше.
        - Когда причалим, я снова стану трезв как стеклышко, - заверил он, поймав ее взгляд. Рука опять потянулась к запястью.
        - Эта привычка много о тебе говорит, - сказала Лайла. - Вот почему я и завела речь о руках. Люди должны знать свои привычки.
        - А какая привычка у тебя? - спросил он, протягивая фляжку.
        Лайла взяла ее, но пить не стала. Лишь игриво наклонила голову:
        - А как ты думаешь?
        Алукард прищурился, как будто искал ответ в морозном воздухе. Вдруг его глаза распахнулись в шутливом озарении.
        - Ты заправляешь волосы за ухо, - сказал он. - Но только справа. Всегда, когда нервничаешь. Наверное, чтобы не крутить ничего в руках.
        Лайла нехотя улыбнулась:
        - Жест ты заметил, но причину не понял.
        - Просвети же меня.
        - Когда люди волнуются, они стремятся скрыть лицо, - объяснила она. - Я заправляю волосы за ухо, чтобы показать противнику - жертве, сопернику, кому угодно, - что я не прячусь. Я смотрю им в глаза и требую, чтобы они смотрели в глаза мне.
        Алукард приподнял бровь:
        - Точнее, в глаз.
        Фляжка в ее руке вздрогнула. Она вскрикнула, сначала от неожиданности, потом от боли - жидкость обожгла руку. Фляжка выпала и разбилась о палубу.
        - Что ты сказал? - прошептала Лайла.
        Алукард пропустил вопрос мимо ушей, лишь укоризненно хмыкнул и взмахнул рукой. Осколки закружились над его пальцами. Лайла прижала окровавленную ладонь к груди, но Алукард настойчиво протянул руку.
        - Дай-ка сюда. - Он взял ее за руку и всмотрелся в неглубокие порезы. В коже блестело стекло. Его губы шевельнулись, и мелкие осколки поднялись в воздух вслед за крупными. Щелкнув пальцами, он прогнал их, и стекляшки бесшумно посыпались за борт.
        - Алукард, - прорычала она. - Что ты сказал?
        Ее рука все еще лежала в его руке.
        - Твоя привычка, - сказал он, осматривая порезы. - Она едва заметна. Ты стараешься скрыть это, наклоняя голову, задерживая взгляд, но на самом деле просто скрываешь недостаток зрения. - Он достал из рукава черный платок и стал перевязывать ей руку. Она не сопротивлялась. - А волосы, - он затянул повязку узлом, - ты заправляешь их за ухо только справа, чтобы никто не догадался. - Он занялся другой рукой. - Это едва заметно, я и сам не сразу понял.
        - Но ведь понял же, - проворчала она.
        Алукард приподнял ей подбородок и заглянул в глаза. В глаз.
        - Я необычайно проницателен.
        Лайла стиснула кулаки, сосредоточившись на вспыхнувшей в них боли.
        - Лайла, ты потрясающая воровка, - сказал он. - Особенно учи…
        - Не вздумай сказать «учитывая», - перебила она и выдернула руку. У него хватило уважения не отвести взгляд. - Да, Алукард, я потрясающая воровка. И это, - она указала на глаз, - мне не мешает. Уже давно. Я прекрасно справляюсь.
        Алукард улыбнулся. Еле заметно, но искренне.
        - У нас у всех есть шрамы, - сказал он, и она невольно покосилась на его запястья. - Да, - он поймал ее взгляд, - даже у неотразимых капитанов. - Он снова поддернул манжеты, показав ровную загорелую кожу с серебристыми полосками на обеих руках. Шрамы были удивительно ровные. Они походили на след от…
        - Наручников, - подтвердил он.
        - Откуда? - нахмурилась Лайла.
        Алукард пожал плечами.
        - У меня был неудачный день. - Он шагнул в сторону и прислонился к штабелю ящиков. - Знаешь, что арнезийцы делают с пиратами? С теми, кто пытается бежать?
        Лайла скрестила руки.
        - Кажется, ты говорил, что ты не пират.
        - Уже нет, - кивнул он. - Но в юности мы совершаем много глупостей. Скажем так: я оказался не в то время, не в том месте и не на той стороне.
        - Что же они делают? - спросила Лайла, не в силах сдержать любопытство.
        Взгляд Алукарда плыл по реке.
        - У тюремщиков есть эффективный способ, чтобы привести бунтовщика в чувство. Пленников держат в наручниках. Надевают их сразу - пикнуть не успеешь. Штуки тяжелые, спаянные, но не такая гадость, как кандалы. Но если поднимешь шум или затеешь драку, металл нагревается. Не сильно. На первый раз это только предупреждение. Но если провинишься во второй или в третий раз, или затеешь побег, будет гораздо хуже. - Глаза Алукарда стали жесткими и в то же время пустыми, будто он смотрел куда-то вдаль. Его голос был неестественно ровным. - Метод очень простой. Достают из огня железный прут и прикасаются к наручникам, пока они не нагреются. Чем тяжелее провинность, тем дольше держат. Обычно убирают, когда начнешь кричать или появятся ожоги.
        Лайла мысленно увидела Алукарда не в щегольском капитанском мундире, а избитого, в синяках, каштановые волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу, руки скованы, и он пятится от раскаленного прута. Пытается подольститься к тюремщикам. Но они неумолимы, она ясно представила себе его мольбы о пощаде, запах горелой плоти, крик…
        - Хуже всего, - рассказывал Алукард, - то, что металл нагревается гораздо быстрее, чем остывает, и когда прут убирают, пытка не прекращается.
        Лайлу замутило.
        - Сочувствую, - сказала она, хотя терпеть не могла это слово: от него веяло жалостью.
        - Напрасно, - ответил он. - Шрамы нужны каждому хорошему капитану. Внушают команде уважение.
        Тон его был небрежным, но она видела, что воспоминания даются ему нелегко. Ей вдруг захотелось коснуться его запястья, как будто от кожи до сих пор шел жар.
        Но вместо этого она спросила:
        - Почему ты стал пиратом?
        Он ответил лукавой улыбкой:
        - Эта идея показалась лучшей из нескольких плохих.
        - Но у тебя ничего не вышло.
        - Как ты догадлива.
        - Тогда почему ты бежал?
        Ей подмигнул сапфир над его глазом.
        - А кто сказал, что я бежал?
        Вдруг раздался крик:
        - Лондон!
        В густеющих сумерках Лайла увидела город, яркий, как огонь.
        Сердце заколотилось. Алукард выпрямился, одернул рукава.
        - Итак, - сказал он со своей обычной дерзкой улыбкой, - кажется, мы на месте.
        VI
        «Ночной шпиль» встал на якорь в сумерках.
        Лайла помогала пришвартоваться и спустить трап, но при этом не сводила глаз с десятков стройных кораблей, усеявших берега Айла. Причалы Красного Лондона кипели энергией, хаос переплетался с магией, смех с сумерками. Несмотря на февральский мороз, город лучился теплом. Вдалеке, словно второе солнце, сиял в сгущавшейся тьме королевский дворец.
        - С возвращением, - сказал ей Алукард, вытаскивая походный сундук. Увидев, что на его крышке сидит Эса, Лайла отпрянула.
        - Разве она не останется на борту? - Кошка дернула ухом, и Лайла поняла, что навеки потеряла последние крохи кошачьего расположения.
        - Не говори глупостей, - осадил ее Алукард. - Корабль - не место для кошки. - Лайла хотела было поинтересоваться, как же Эса прожила на «Шпиле» так долго, но он добавил: - Предпочитаю самое ценное держать при себе.
        Лайла навострила уши. Неужели кошки здесь так высоко ценятся? Или они редки? Она до сих пор не видела тут других кошек, но, по правде сказать, на суше она провела не так много времени, да и особо не присматривалась.
        - Это правда? - спросила она.
        - Не нравится мне твой взгляд. - Алукард отодвинул сундук с кошкой.
        - Какой еще взгляд? - невинно осведомилась Лайла.
        - Который говорит, что Эса быстро исчезнет, если я скажу тебе, сколько она стоит. - Лайла фыркнула. - Но если хочешь знать, она бесценна только потому, что я спрятал в ней свое сердце, чтобы его не похитили. - Он улыбнулся, но Эса даже не моргнула фиолетовым глазом.
        - Неужели?
        - На самом деле, - он поставил сундук на тележку, - мне ее подарили.
        - Кто? - выпалила Лайла и прикусила язык.
        Алукард усмехнулся.
        - Ты вдруг стала готова делиться тайнами? Откровенность за откровенность?
        Лайла возмущенно фыркнула и пошла помогать команде перетаскивать ящики на берег. На «Шпиле» останется пара матросов, остальные поселятся в таверне. Когда тележка была загружена, Алукард показал документы стражнику в сверкающих доспехах, и Лайла обвела взглядом другие корабли. Одни пестрели украшениями, другие были совсем простые, но каждый по-своему внушал восторг.
        Вдруг неподалеку, всего через два корабля от «Шпиля», она увидела фигуру, сходящую на берег с арнезийского парусника. Это была женщина. И не из тех, что часто поднимаются на корабль. Она была в брюках и кафтане без воротника, на поясе висела шпага. Женщина направилась к «Шпилю». В ее походке было что-то звериное, хищное. Она была выше Лайлы, даже выше Алукарда, лицо по-лисьи заостренное, грива - иначе не скажешь - рыжих кудрей, крупные пряди не заплетены в косу, а скручены друг с другом, так что их владелица походила одновременно на льва и на змею. Наверное, Лайла почувствовала бы исходящую от нее угрозу, если бы не онемела от изумления.
        - С этой капитаншей лучше не связываться, - шепнул ей Алукард.
        - Алукард Эмери, - приветствовала их великанша. Голос у нее был по-морскому хрипловатый. - Давно не видала тебя на лондонской земле. Должно быть, прибыл на турнир?
        - Ты же меня знаешь, Джаста. Не мог упустить случая выставить себя дураком.
        Она засмеялась - словно зазвенели ржавые колокольчики.
        - Ты не меняешься.
        Он шутливо нахмурился:
        - Неужели не поставишь на меня?
        - Подумаю. Если не будет жалко пары монет. - С этими словами Джаста пошла дальше, позвякивая оружием.
        Алукард склонился к Лайле.
        - Хочешь совет? Никогда не тягайся с ней - кто кого перепьет. И не дерись на шпагах. И вообще не спорь. Все равно проиграешь.
        Но Лайла не слушала его. Она не могла отвести глаз от Джасты. За той уже с голодным видом увязалась горстка мужчин.
        - Никогда еще не видела капитана-женщину.
        - В Арнсе их немного, но мир велик, - ответил Алукард. - Там, откуда она родом, это дело обычное.
        - А откуда она?
        - Джаста? Из Сонала. Это восточный край империи, недалеко от Веска. Поэтому она…
        - Такая огромная.
        - Вот именно. И не вздумай искать себе новый корабль. Если твоя мечта сбудется и попадешь к ней, она перережет тебе глотку и сбросит за борт.
        - Такие капитаны мне по нраву, - усмехнулась Лайла.
        - Вот мы и пришли, - сказал Алукард, входя в таверну.
        Заведение называлось «Ис Веснара Шаст» - «Блуждающая дорога». Увидев на лице Леноса смятение, она поинтересовалась, в чем дело, и узнала, что по-арнезийски «шаст» означает не только «дорога», но и «душа». Второй смысл названия вселил в нее беспокойство, и облик таверны его не развеял.
        Домик был старый, покосившийся. За короткое время, проведенное здесь прошлой осенью, она не успела заметить, что почти все дома в Лондоне новые. А этот больше походил на груду ящиков, беспорядочно сваленных друг на друга. Было в нем что-то от нелюбимого ею Серого Лондона. Старые камни начинают осыпаться, полы понемногу проседают.
        Обеденный зал был уставлен столами, за которыми сгрудились арнезийские матросы. Многие успели сильно принять на грудь, хотя солнце еще даже не скрылось за горизонтом. У дальней стены пылал единственный камин, перед ним разлегся огромный волкодав. Воздух был спертым.
        - Вот она, наша роскошная жизнь, - проворчал Стросс.
        - Зато будем спать на кроватях, - возразил Тав, извечный оптимист.
        - Ты уверен? - усомнился Васри.
        - Кто подменил мою железную команду толпой хнычущих детишек? - прикрикнул Алукард. - Стросс, тебе соску дать?
        Первый помощник хмыкнул, но ничего не сказал, и капитан раздал ключи. Расселялись по четверо. Таверна была переполнена, но, несмотря на тесноту, Алукард умудрился выторговать себе отдельную комнату.
        - Капитанская привилегия, - пресек он споры.
        Лайле достались в соседи Васри, Тав и Ленос.
        Команда подхватила сундуки и разбрелась по комнатам. В «Блуждающей дороге» пришлось, как и говорило название, поблуждать по извилистым коридорам и лестницам, нарушавшим, казалось, законы природы. Лайла даже заподозрила, что место это заколдованное. Тут запросто можно заблудиться. Интересно, как будут среди ночи искать дорогу подвыпившие гости? Алукард назвал таверну «экстравагантной».
        В ее комнате, предназначенной для четверых, было всего две кровати.
        - Нам будет уютно, - усмехнулся Тав.
        - Еще чего, - решительно заявила Лайла на ломаном арнезийском. - Я лягу одна.
        - Токк? - поддразнил ее Васри, ставя сундук. - Может, мы что-нибудь приду…
        - Потому что у меня есть привычка во сне тыкать людей ножом, - холодно закончила Лайла.
        Васри слегка побледнел.
        - Пусть кровать достается Бард, - смирился Тав. - Я лягу на полу. Васри, каковы шансы, что ты проведешь тут с нами хоть одну ночь?
        - Невелики. - Васри взмахнул длинными темными ресницами.
        Ленос до сих пор не произнес ни слова. И когда раздавали ключи, и когда поднимались по лестнице. Он жался к стене - видимо, было страшновато жить под одной крышей с Сарусом. Тав глядел бодрее, но завтра, если правильно вести игру, она, возможно, останется в комнате одна.
        Комната была неплохая. Размером примерно с ее каюту, которая была чуть больше стенного шкафа, но, выглянув в узкое окно, она увидела город, и реку, и дворец над ней.
        Что скрывать, она была рада вернуться…
        Лайла натянула перчатки и шляпу, достала из сундука сверток и вышла. Едва она закрыла за собой дверь, как из комнаты напротив появился Алукард. Вокруг его сапога обвился белый хвост Эсы.
        - Куда направляешься? - спросил он.
        - На Ночной рынок.
        Он изогнул украшенную сапфиром бровь.
        - Едва успела ступить на лондонскую землю и уже спешишь расстаться с деньгами?
        - Мне нужно новое платье, - ответила она.
        Алукард фыркнул, но не стал развивать тему: проводил ее вниз по лестнице, но на улицу не пошел.
        Впервые за много месяцев Лайла осталась по-настоящему одна. Она глубоко вздохнула и расправила плечи: здесь она была уже не Бард, лучшая воровка на «Ночном шпиле», а просто прохожая в сгущавшихся сумерках.
        Она шла мимо прорицательских стендов с объявлениями об Эссен Таш, белые меловые буквы плясали на черной поверхности, сообщая детали церемоний и празднеств. Пара ребятишек вертелась у края лужи, то замораживая, то размораживая ее. Вескиец зажег трубку, щелкнув пальцами. Фароанка изменила цвет своего шарфа, просто проведя по нему пальцами.
        Куда ни глянь, всюду магия.
        В открытом море магия казалась диковинкой - не такой, конечно, как в Сером Лондоне, но все-таки, а здесь была повсюду. Лайла уже успела забыть, как искрится волшебством Красный Лондон, и с каждой минутой все сильнее понимала, что Келл здесь чужой. Он не вписывается в эти сполохи света, взрывы хохота, вихри волшебства. Он слишком скромен.
        А здесь место для тех, кто предпочитает внешние эффекты. И Лайлу это вполне устраивало.
        Время было не позднее, но на город быстро опустились зимние сумерки. Лайла дошла до Ночного рынка. Ряды прилавков, тянувшиеся вдоль берега, были залиты светом - и не только обычными фонарями и факелами. Каждого из посетителей сопровождала аура света. Издалека казалось, что люди светятся сами по себе - не с ног до головы, а откуда-то изнутри, как будто с этими лучами пробивается наружу их жизненная сила. Зрелище было завораживающее. Но, подойдя ближе, Лайла заметила, что свет исходит от каких-то предметов в руках людей.
        - Нужен ручной огонек? - спросил ее человек у входа на рынок и протянул стеклянный шар, наполненный неярким светом. В морозном воздухе от него шел легкий парок.
        - Сколько?
        - Четыре лина.
        Деньги были немаленькие, но пальцы замерзли, даже в перчатках, и к тому же шар Лайле понравился, поэтому она заплатила и взяла его в руки, наслаждаясь мягким теплом, разлившимся по ладоням.
        Она гладила ручной огонек и невольно улыбалась. В воздухе стоял запах цветов, горящего дерева, корицы, фруктов. Прошлой осенью она была здесь совсем чужой. Она и сейчас, конечно, чужая, но знает уже достаточно, чтобы скрыть это. Рассыпанные буквы, ничего не значившие много месяцев назад, начали складываться в слова. Когда торговцы расхваливали свои товары, она запоминала их названия, а когда в воздухе, как по волшебству, зарождалась музыка, она понимала, в чем дело, и не удивлялась. Ей казалось, что всю прошлую жизнь она ходила по тонкой проволоке, а сейчас твердо стоит обеими ногами на земле.
        Люди бродили от прилавка к прилавку, потягивали горячее вино, ели мясо на шпажках, кутались в бархатные плащи, покупали магические амулеты, но Лайла шагала мимо с гордо поднятой головой, напевая про себя. Петляя между киосками, она направлялась к дальнему концу рынка. Глазеть она будет позже, когда придет время, а сейчас она шла по делу.
        Над берегом, будто красная луна, высился дворец. И там, на дальнем конце рынка, у самой лестницы, она нашла нужную палатку.
        В прошлый раз Лайла не смогла прочитать вывеску над входом. А теперь она уже достаточно знала арнезийский.
        «Ис Постран».
        «Гардероб».
        Коротко и ясно - здешнее слово «гардероб», как и по-английски, означало и одежду, и место, где она хранится.
        Полотнище, служившее дверью, было усеяно мелкими колокольчиками, и под рукой Лайлы они зазвенели. Переступив порог, она словно очутилась в хорошо натопленном доме. Светильники по углам щедро разливали не только свет, но и живительное тепло. Лайла осмотрелась. Когда-то задняя стена была покрыта масками, но теперь ее украшали зимние вещи - шляпы, шарфы, плащи, какие-то странные предметы одежды, сочетавшие в себе все эти три функции.
        Возле одного из столов, силясь достать что-то закатившееся, опустилась на колени кругленькая женщина с темной косой, уложенной вокруг головы.
        - Ан эсто! - воскликнула она, услышав колокольчики, и тихо обругала потерянную вещицу. - Ага! - Она наконец-то отыскала пропажу и сунула в карман. - Соласе. - Она встала, отряхнулась, обернулась к двери. - Керс… - И вдруг расплылась в улыбке.
        Четыре месяца прошло с тех пор, как Лайла зашла в палатку к Калле, залюбовавшись масками. Четыре месяца назад хозяйка лавки продала ей маску дьявола, плащ и пару сапог - с этого началась ее новая личность Лайлы. Новая жизнь.
        Прошло четыре месяца, но глаза Каллы радостно вспыхнули - она узнала гостью.
        - Лайла, - протяжно пропела она.
        - Калла, - отозвалась Лайла. - Ас эшер тан вес.
        «Надеюсь, у вас все хорошо».
        Женщина улыбнулась.
        - Твой арнезийский стал лучше, - сказала она по-английски.
        - Пока не очень, - ответила Лайла. - Ваш королевский, как всегда, безупречен.
        - Токк. - Она разгладила темный фартук.
        Эта женщина пробуждала в душе у Лайлы тепло и симпатию - чувства, которых она всегда боялась, но сейчас даже не пыталась их подавить.
        - Долго тебя не было.
        - Ходила по морю, - ответила Лайла.
        - Сюда вместе с тобой прибыл народ со всего света. - Она задернула штору над входом. - На Эссен Таш. Самое время.
        - Это не совпадение.
        - Значит, посмотреть прибыла?
        - Мой капитан участвует в состязаниях, - ответила Лайла.
        Глаза Каллы широко распахнулись.
        - Ты приплыла с Алукардом Эмери?
        - Вы его знаете?
        Калла пожала плечами:
        - Слухами земля полнится. - И помахала рукой, будто развеивая дым. - Что привело тебя ко мне? Хочешь новый плащ? Может, зеленый или синий? Черный этой зимой не в моде.
        - Мне все равно, - ответила Лайла. - Этот плащ мне как родной.
        Калла усмехнулась и провела пальцем по рукаву Лайлы.
        - Почти как новый. - И вдруг прищелкнула языком: - Одному богу ведомо, что ты в нем пережила. Это что, прореха от ножа?
        - Зацепилась за гвоздь, - соврала Лайла.
        - Токк, Лайла, моя работа так легко не рвется.
        - Да, - призналась Лайла. - Ножик был совсем маленький.
        Калла покачала головой.
        - Сначала штурмуешь замки, потом ходишь по морям. Ты необычная девочка. Впрочем, мастер Келл тоже парень необычный, так что не мне судить.
        Лайла вспыхнула.
        - Я не забыла про свои долги, - сказала она. - Пришла с вами рассчитаться. - Она достала небольшую деревянную шкатулку. Очень изящную, инкрустированную стеклом. Внутри шкатулка была обита черным шелком и разделена на секции. В одной лежали огненные жемчужины, в других - моток серебряной проволоки, фиолетовые каменные запонки и крохотные золотые перышки, тонкие как пух. При взгляде на сокровище Калла ахнула.
        - Мас авен, - прошептала она и подняла глаза. - Извини за вопрос, но, надеюсь, никто сюда не придет это искать? - В ее словах, как ни странно, почти не слышалось осуждения. Лайла улыбнулась.
        - Если вы знаете Алукарда Эмери, то вам известно, что он ходит под королевским флагом. Это было конфисковано на одном из кораблей в наших водах. Шкатулка была моей, теперь она ваша.
        Коротенькие пальцы Каллы перебирали безделушки. Потом она закрыла и убрала шкатулку.
        - Это слишком много, - заявила она. - Тебе открыт кредит.
        - Рада слышать, - ответила Лайла. - Потому что пришла попросить об услуге.
        - Если ты купила и расплатилась, это не услуга. Чем могу помочь?
        Лайла достала черную маску, купленную несколько месяцев назад - ту самую, из-за которой к ней приклеилось прозвище Сарус. Она изрядно поистрепалась, рога торчали уже не так гордо, а шнурки, казалось, вот-вот порвутся.
        - Что ты с ней сделала? - воскликнула Калла и, будто ворчливая мамаша, недовольно поджала губы.
        - Почините?
        Калла покачала головой и отложила маску.
        - Легче новую сделать.
        - Нет, - возразила Лайла. - Мне нравится эта. Сможете сделать ее прочнее?
        - Для чего? - прищурилась Калла. - Для битвы?
        Лайла прикусила губу, и лавочница прочитала ответ.
        - Токк, Лайла, чудачество - это одно, а сумасбродство - совсем другое. Тебе нельзя состязаться в Эссен Таш.
        - Почему? - поддразнила Лайла. - Это недостойно настоящей леди?
        Калла вздохнула.
        - Лайла, когда ты впервые пришла сюда, я тебе разрешила взять все, что хочешь, и ты выбрала дьявольскую маску и мужской плащ. Приличия тут ни при чем, просто это очень опасно. Впрочем, тебя этим не испугать. - Несмотря на ворчливый тон, это прозвучало как похвала. - Но тебя нет в списках.
        - Об этом не беспокойтесь, - усмехнулась Лайла.
        Калла хотела было возразить, но промолчала.
        - И знать ничего не хочу. - Она поглядела на дьявольскую маску. - Не стану я тебе помогать.
        - И не надо, - отозвалась Лайла. - Найду кого-нибудь еще.
        - Найти-то найдешь, - возразила Калла. - Но у них моего мастерства не будет.
        - Вам никто в подметки не годится, - подтвердила Лайла.
        Калла вздохнула:
        - Стас рескон. - Эту фразу Лайла уже слышала. «Гоняешься за опасностью».
        Лайла улыбнулась, вспомнив Бэррона.
        - Один хороший друг когда-то сказал мне, что я всегда найду неприятности на свою голову.
        - Мы бы с твоим другом, наверное, подружились.
        - Наверное. - Улыбка Лайлы дрогнула. - Но его больше нет.
        Калла отложила маску.
        - Заходи через пару дней. Посмотрю, что тут можно сделать.
        - Ренса тав, Калла.
        - И не благодари меня, странная девчонка.
        Лайла шагнула к выходу, но на пороге остановилась.
        - Я только что вернулась, - осторожно произнесла она, - и не успела никого спросить о принцах. - Она оглянулась. - Как они поживают?
        - Сходи да посмотри сама.
        - Не могу, - ответила Лайла. - Мы с Келлом… У нас это было временно.
        Калла бросила на нее взгляд, говоривший, что она не верит ей ни на грош. Лайла решила, что разговор окончен, и снова повернулась к дверям, но Калла сказала:
        - Мастер Келл заходил ко мне после того, как ты исчезла.
        - Зачем? - изумилась Лайла.
        - Заплатить за твою одежду.
        Лайла помрачнела.
        - Я и сама в состоянии рассчитаться со своими долгами, - огрызнулась она. - И Келл это знает.
        Калла улыбнулась:
        - Вот и я ему так сказала. Он ушел. А через неделю опять явился, с тем же предложением. И так каждую неделю приходит.
        - Негодяй, - проворчала Лайла, но лавочница покачала головой.
        - Неужели не понимаешь? Он приходит не для того, чтобы заплатить твой долг. А чтобы узнать, не вернулась ли ты. - Лайлу бросило в жар. - Уж не знаю, чего вы кружитесь один вокруг другого, как светила на небе. Я не участвую в вашем космическом танце. Но вы почему-то приходите и спрашиваете друг про друга, хотя разделяет вас всего несколько шагов.
        - Это сложно объяснить, - уклонилась Лайла.
        - Ас эстра нараш, - проворчала она, и Лайла поняла: «Все на свете сложно».
        VII
        Келл оказался на Ночном рынке впервые за несколько недель.
        Он старался пореже появляться на публике. Иногда хотелось послать всех к чертям, и тогда он говорил себе: «Пусть думают что угодно». Но гораздо чаще и навязчивее его посещала другая мысль: «Они видят во мне чудовище».
        Но сейчас ему был нужен воздух, а Рай впервые в жизни был слишком занят, чтобы развлекать его. И хорошо. В нарастающем безумии будущих игр Келлу просто захотелось размять ноги, и вскоре они занесли его на рынок. Он бродил без цели, скрытый толпой от любопытных взглядов. В город прибыло много чужестранцев, местные глазели на них и почти не замечали его. Особенно после того, как Келл прислушался к совету Рая и сменил черный плащ на дымчато-голубой, по последней моде, а на рыжую голову накинул зимний капюшон.
        Гастра шел за ним в гражданском платье. Сегодня Келл не пытался отделаться от охраны, и за это юноша согласился сменить красно-желтый мундир на менее заметную одежду, оставив на боку только королевскую шпагу в ножнах.
        Теперь, когда исчезла неуверенность первых минут, Келл поймал себя на том, что ему впервые за долгое время нравится на рынке. Он шел сквозь толпу, наслаждаясь тем, что его никто не узнает. Ему не терпелось примерить маску участника игр и перевоплотиться в другого человека.
        В Камероу.
        Гастра куда-то исчез и через минуту появился с кружкой горячего вина. Он протянул ее Келлу.
        - А тебе? - спросил Келл.
        Гастра покачал головой.
        - Не дело, сэр, пить при исполнении.
        Келл вздохнул. В одиночку пить не хотелось, но глоток вина был сейчас нужен как никогда. Потому что он не сразу пошел на рынок, а сначала заглянул в порт.
        И разумеется, увидел там неизбежное: черный корпус, серебряная отделка, синие паруса.
        «Ночной шпиль» вернулся в Лондон.
        Значит, Алукард Эмери где-то здесь.
        У него зачесались руки потопить корабль, но от этого станет только хуже.
        Если Рай узнает, то закатит истерику или что-нибудь с собой сделает.
        Поэтому он просто долго сверлил взглядом «Ночной шпиль», давая волю фантазии.
        - Сэр, мы ведь на задании? - шепотом осведомился Гастра. Он был молод и очень серьезно относился к своей роли доверенного лица.
        - Да, - с наигранной суровостью ответил Келл.
        Он еще несколько долгих и скучных минут потоптался в тени под козырьком какого-то магазина, хмуро глядя на корабль, а потом заявил, что ему надо выпить.
        Так они и очутились на рынке. Келл прихлебывал вино и рассеянно глазел на толпу.
        - Где Стафф? - спросил он. - Ему надоело постоянно ждать в тылу?
        - Если не ошибаюсь, ему поручили присмотреть за лордом Сол-ин-Аром.
        «Присмотреть?» - подумал Келл. Неужели король так боится фароанского лорда?
        Он снова побрел по рынку, Гастра шагал чуть позади.
        Толпа стала гуще, бурлила вокруг, будто кипящий котел. Фароанцы в ярких узорчатых тканях, с самоцветами на коже. Вескийцы с золотыми и серебряными поясами, высокие и кажущиеся еще выше из-за пышных волос. И, конечно, арнезийцы в роскошных мантиях и плащах.
        Были еще и люди, каких Келл до сих пор не видел. Кто-то - бледный, как вескиец, но в арнезийских одеждах. Кто-то - высокий, темнокожий, с короной вескийских кос.
        В памяти снова всплыл кошмар - так много незнакомых лиц, так много почти знакомых, - но он отогнал его. Кто-то на ходу задел его плечом, и Келл сунул руку в карман проверить, не пропало ли что-нибудь, хотя красть у него было нечего.
        «Так много народу», - подумал он. Лайла обчистила бы тут все карманы.
        И едва он подумал о ней, как в вихре красок и света промелькнула неуловимая тень.
        Тонкая фигурка.
        Черный плащ.
        Острая улыбка.
        Келл затаил дыхание, но стоило моргнуть - и фигурка исчезла. Еще один призрак, рожденный толпой. Обман зрения.
        Но от этого видения, даже ложного, закружилась голова, он невольно замедлил шаг, прервав равномерное течение толпы.
        Рядом тотчас же оказался Гастра.
        - Что с вами, сэр?
        - Ничего страшного, - успокоил его Келл. - Но все же давай вернемся.
        Он повернул к дворцу и остановился только у лавки Каллы.
        - Подожди здесь, - велел он Гастре и нырнул внутрь.
        Лавка всегда менялась от праздника к празднику. Он обвел взглядом зимние украшения, висевшие на стенах и сложенные на прилавках.
        - Аван! - приветствовала его хозяйка, появляясь из-за шторы в дальнем конце. В руках она держала кусок черной кожи. Калла была невысокая и кругленькая, с проницательным деловым лицом, при этом от нее расходилось тепло, как от лесного костра. При виде Келла ее лицо озарилось.
        - Мастер Келл! - Она присела в низком поклоне.
        - Полно тебе, Калла. - Он помог ей подняться. - Не надо.
        Огоньки в ее глазах горели даже ярче обычного.
        - Что привело вас ко мне, мас варес?
        Она произнесла эти слова - «мой принц» - с такой добротой, что он даже не стал ее поправлять. Лишь повертел в руках шкатулку, стоявшую на столе, - изящную, нарядную вещицу.
        - Да просто шел по рынку и решил проведать.
        - Вы оказали мне честь. - Она улыбнулась еще шире. - А если вы хотите узнать про тот долг, - ее глаза засияли еще ярче, - то его заплатили, и совсем недавно.
        У Келла стиснуло грудь.
        - Что?! Когда?
        - Да пару минут назад, - ответила Калла.
        Келл даже не попрощался.
        Он выскочил из лавки в бурлящий рынок и стал вглядываться в людские потоки.
        - Сэр, - спросил обеспокоенный Гастра. - Что случилось?
        Келл не ответил. Он медленно закружился, высматривая в толпе тонкую фигурку, черный плащ, острую улыбку.
        Ему не померещилось. Это была она. И, конечно, уже ушла.
        Келл понял, что на него начали обращать внимание. Люди перешептывались, он чувствовал на себе их взгляды.
        - Пойдем, - сказал он и на негнущихся ногах двинулся к дворцу. На ходу, с колотящимся сердцем, он снова и снова вспоминал ту мгновенную встречу, призрачное видение.
        Но это был не призрак. И не обман зрения.
        Дилайла Бард вернулась в Лондон.
        Глава 6
        Самозванцы
        I
        Белый Лондон
        Холланд знал эти легенды наизусть.
        Он с ними вырос. Сказки о злом короле, о безумном короле, о проклятии. О добром короле, о сильном короле, о спасителе. О том, почему ушла магия и кто сможет вернуть ее. И всякий раз, как на трон восходил новый властитель, в чьих жилах струилась кровь пополам с силой, люди говорили: вот теперь, наконец-то. Теперь магия вернется. Мир пробудится ото сна. Жизнь станет лучше, мы станем сильнее.
        Эти легенды жили в крови у каждого лондонца. Даже когда люди стали слабыми и бледными, когда начали гнить изнутри, когда не было ни еды, ни силы, ни власти, легенды жили. И в молодости Холланд тоже верил им. Даже когда его глаз почернел, он верил, что может стать героем. Добрым королем. Сильным королем. Спасителем.
        Но, стоя на коленях перед Атосом Даном, он разгадал истинную суть этих легенд. Жалкие сказки для отчаявшихся душ.
        И все-таки.
        Все-таки.
        Теперь он стоял на площади в центре города, его имя было у всех на устах, а в крови струилась сила бога. Куда бы он ни ступал, мороз рассеивался. К чему бы ни прикоснулся, все обретало цвет. Город оттаивал. В тот день, когда Сиджлт освободился от льда, народ словно обезумел. Холланду доводилось видеть мятежи, вести за собой восставших, но ни разу в жизни он не видел ликования. Не все, конечно, шло гладко. Люди слишком долго голодали, слишком долго их питали лишь насилие и алчность. Он их не винил. Ничего, научатся. Увидят. Надежда, вера, перемены - вещи хрупкие, их надо лелеять и беречь.
        - Кет! - кричали они. «Король!» А голос в голове, ставший отныне его постоянным спутником, мурлыкал от удовольствия.
        День был ярким, воздух - живым, а толпу, собравшуюся на праздник к Холланду, сдерживала Железная стража. Рядом стояла Ожка, ее волосы пламенели на солнце, в руке сверкал нож.
        - Король! Король! Король!
        Площадь, где они стояли, называлась Кровавой. Здесь свершались казни. Почерневшие камни под его сапогами были исчерчены белыми полосками - скрюченные пальцы в отчаянии цеплялись за вытекающую жизнь, ища в ней вкус магии. Восемь лет назад Даны спасли его от быстрой смерти и обрекли на медленную.
        Кровавая площадь.
        Пора дать этому названию другой смысл.
        Холланд протянул руки, и Ожка приложила к ним лезвие ножа. Толпа затаила дыхание.
        - Мой король! - воскликнула Ожка, и ее желтые глаза спросили позволения. Это повторялось уже много раз, только раньше рука была его собственная, а воля - чужая. На этот раз будет рука служанки, а воля - его собственная.
        Холланд кивнул, лезвие опустилось. Кровь пролилась на разбитые камни, и там, куда она падала, поверхность мира рушилась, как водная гладь под брошенным камнем. Земля содрогнулась, и внутренним взором Холланд увидел, как площадь возрождается. Чистая, целая. Рябь разбегалась, поглощала пятна, затягивала трещины, превращала битый булыжник в полированный мрамор, наполнила фонтан чистейшей водой, накрыла упавшие колонны стройными арками.
        «Мы можем и больше», - прозвучал в голове голос бога.
        И Холланд не успел отделить мысли осхока от своих собственных. Магия разливалась все дальше.
        Стройные арки над Кровавой площадью затрепетали и преобразились, из каменных стали водяными, потом застыли, превратившись в стекло. Улица вдалеке покрылась рябью, и голые камни под ногами толпы превратились в плодородную почву. Люди упали на колени, горстями черпали благодатную землю.
        «Хватит, Осарон», - мысленно сказал Холланд. Он сложил окровавленные ладони, но мир продолжал трепетать, скорлупки разрушенных зданий рассыпались в песок, в фонтане текла уже не вода, а янтарное вино.
        Колонны превратились в яблони со стволами из мрамора, и в груди у Холланда заныло, сердце заколотилось. Из его жил, как кровь, вытекала магия, и с каждым ударом пульса в мир вливалась сила.
        «Хватит!»
        Рябь прекратилась.
        В мире наступила тишина.
        Магия иссякла, над площадью мерцали следы чудовищного разгула стихий. Люди стояли, перепачканные землей, вымокшие в фонтане, и их лица сияли, глаза широко распахнулись - не от голода, а от восторга.
        - Король! Король! Король! - кричали они, и у него в голове эхом отдавались слова Осарона:
        «Еще! Еще! Еще!»
        II
        Красный Лондон
        В «Блуждающей дороге» толпа понемногу редела, но волкодав лежал перед камином все в той же позе. Лайла невольно задумалась, живой ли он. Она подошла к очагу, медленно опустилась на колени и протянула руку к груди животного.
        - Я уже проверял, - послышался голос за спиной. Лайла оглянулась - рядом робко переминался Ленос. - Жив-здоров.
        Лайла выпрямилась.
        - Где остальные?
        Ленос указал на стол в углу.
        - Стросс и Тав затеяли игру.
        Они играли в санкт, и, насколько она могла судить, партия началась недавно, потому что оба выглядели не слишком сердитыми и сохранили при себе все оружие и почти всю одежду. Лайла не любила эту игру, потому что за четыре месяца так и не успела толком разобраться в правилах, хотя постоянно наблюдала, как моряки режутся в санкт друг с другом.
        Она шагнула к столу.
        - Васри куда-то ушел, - продолжал доклад Ленос, - а Кобис лег спать.
        - А Алукард? - спросила она, стараясь не выдать интереса. Взяла стакан Стросса и одним глотком опустошила, невзирая на сдавленные протесты первого помощника.
        Стросс бросил карту с фигурой в капюшоне, держащей два кубка.
        - Ты опоздала, - сказал он, не сводя глаз с карт на столе. - Капитан сказал, что пошел к себе и сегодня уже не выйдет.
        - Не рановато ли? - протянула Лайла.
        Тав хмыкнул и пробормотал что-то неразборчивое. Он был родом с дальнего края империи и чем больше пил, тем невнятнее становилась его речь. И поскольку Лайла взяла за правило молчать, если чего-то не понимает, то просто ушла. Через несколько шагов она обернулась к Леносу и достала из кармана ручной огонек. Свет уже начал гаснуть, а ей не пришло в голову спросить, можно ли его как-то восстановить или это одноразовое заклятие, что казалось расточительством.
        - Лови! - она бросила шарик Леносу.
        - Для чего это? - удивленно спросил он.
        - Тени разгонять, - ответила она и шагнула к лестнице. Ленос остался стоять, глядя на шар, и неизвестно, что его потрясло больше - сама светящаяся сфера или тот факт, что Сарус неожиданно сделал ему подарок.
        Почему она отдала ему шар?
        «Размякла», - проворчал голос в голове. И принадлежал он не Келлу и не Бэррону. Нет, голос был ее собственный.
        Поднимаясь по лестнице, Лайла достала бутылочку вина, похищенную не в таверне и не на рынке - она прекрасно знала, что воровать из охраняемых лавок нельзя, - а из личных запасов Алукарда на «Шпиле».
        Ее комната и капитанская были расположены друг напротив друга, лицом к лицу, как два дуэлянта. И это правильно. Но, поднявшись, она остановилась между двумя дверьми и задалась вопросом: какую открыть?
        Лайла замешкалась в коридоре.
        Она и сама не понимала, почему ее тянуло в его комнату больше, чем в свою собственную. Может, потому, что, впервые вернувшись в этот город, такой чужой и такой знакомый, она не могла усидеть на месте. Может, потому, что стремилась скользнуть обратно в привычную легкость английского языка. Может, хотела расспросить Алукарда о турнире и о его в нем участии. А может, просто по привычке. В конце концов, они провели много ночей за бутылкой вина у магического огня, выпытывая секреты друг друга и не раскрывая своих собственных. Неужели она так привыкла к этому танцу и теперь скучает по нему?
        «Брось», - велела она себе. Пустая трата времени - стоять тут и размышлять о всяких пустяках. Ну, какая разница, почему ей хочется увидеть капитана? Хочется - и все.
        Отбросив сомнения, она протянула руку, чтобы постучать, да так и застыла - изнутри послышались шаги, они приближались.
        Ее воровское чутье забило тревогу, ноги сами собой отступили на шаг, другой, и она неслышно скрылась за углом. Прятаться не было причин, но осторожность давно вошла в привычку. Кроме того, спрятаться - это видеть, оставаясь незамеченной, а значит, преимущество за ней. Она ничего не потеряет, а может, что-нибудь и приобретет.
        Через мгновение дверь распахнулась, на пороге появился Алукард.
        Она сразу заметила, что двигается он необычно тихо. Капитан «Ночного шпиля» всегда производил много шума - позвякивали украшения, бряцало оружие, стучали подкованные сапоги, и даже сидя неподвижно, Алукард обычно напевал себе под нос. Она уже обращала на это внимание, и он ответил, что не любит тишину. Ей казалось, что он просто не может не шуметь, но сейчас он шел по коридору, и его сопровождал только легкий скрип половиц. Значит, раньше он нарочно хотел, чтобы его слышали.
        Еще одна сторона маски, которую он носил, а теперь отбросил, чтобы заменить… чем?
        Он был одет хорошо, но не так, как обычно. Алукард всегда любил вещи роскошные, броские, но сейчас был похож не на пиратского капитана, а на свою элегантную тень. Он сменил синий сюртук, который обычно носил на берегу, на короткий черный плащ, повязал на шею простой серебристый шарф. Оружия не было заметно, сапфир на лбу исчез, а вместе с ним и перстни на руках, все, кроме одного - широкого серебряного кольца в виде перышка. Бронзовые волосы зачесаны назад и скрыты под черной шапочкой, и Лайле показалось, что он стал выглядеть моложе, почти как мальчишка.
        Но куда он направляется? И к чему этот маскарад?
        Лайла спустилась вслед за ним по лестнице, вышла на ночную улицу, стараясь не терять его из виду, оставаясь при этом незамеченной. И пусть последние четыре месяца она жила как пиратка, все же до этого она много лет тренировалась передвигаться незаметно. Она умела растворяться в темноте, преследовать жертву, дышать и двигаться в потоках ночи, а не против них. Шаги Алукарда были легки, а ее - неслышны.
        Она ожидала, что он направится к рынку, переполненному народом, или нырнет в паутину улиц, прочерченных светлыми линиями вверх от реки. А он вместо этого пошел по берегу, вдоль красного сияния Айла, мимо дворца, к мосту на дальнем конце площади. Крытый мост из светлого камня был отделан медью: медные перила, медные столбы, медные скульптуры под крышей. Сооружение походило на сверкающий туннель. У входа Лайла неуверенно остановилась - мост был хорошо освещен, металл играл яркими бликами, и, хоть на всем пути виднелись люди, парами или компаниями, они не спешили перейти на другой берег. Смешаться с толпой не получится.
        Под дымчатыми фонарями несколько торговцев раскинули свои прилавки. Лайла задержалась посмотреть, не подойдет ли Алукард к одному из них, но он быстро шагал на другую сторону, глядя только вперед. Либо идти за ним, либо бросить всю эту затею. Она побрела следом, изо всех сил стараясь идти неторопливо, не отвлекаясь на прилавки и узорчатый потолок, но при этом ничем не выдать свою цель. Ее усилия пропали напрасно - Алукард так ни разу и не оглянулся.
        Шагая по мосту, Лайла обратила внимание на то, что медные своды были выполнены в форме деревьев, чьи кроны смыкались над головой, пронизанные звездным светом. Она снова подумала, как же странен этот мир, в который она попала совсем недавно, и до чего же ей тут нравится.
        Алукард перешел через мост и по величественной лестнице спустился на южный берег Айла. Лайла была на той стороне только раз - когда вместе с Келлом несла Рая в святилище, и никогда не задумывалась, что же еще скрывается на той, темной половине города. Наверное, лавки и таверны, более сумрачная версия северного берега. Она ошибалась. Здесь было тише, чем на северной стороне, у излучины реки торжественно высилось святилище, а за горсткой прибрежных лавок и таверн начинались сады и парки, которые дальше уступали место роскошным поместьям.
        Ее любимые места - Мэйфэр и Риджент-Парк - бледнели по сравнению с южным берегом этого Лондона. Улица за улицей тянулись великолепные особняки за высокими стенами из мрамора, стекла, металла. Исполинские кони тянули за собой изящные кареты. Казалось, даже вечерний туман переливался блеском роскоши.
        Алукард ускорил шаг, и Лайла постаралась не отставать. Людей на этих улицах было гораздо меньше, и следить стало труднее, но капитан не сводил глаз с дороги. По мнению Лайлы, смотреть там было не на что. Ни с кем ни о чем не поговоришь. Ни во что не ввяжешься. Только дома, сплошь дома, и половина окон в них темная.
        Наконец Алукард свернул, вошел в красивые кованые ворота и очутился во дворе, обсаженном кустами и деревьями. Их ветви были по-зимнему голыми.
        Подойдя ближе, Лайла увидела, что изящное металлическое кружево ворот складывается в букву «Э». А заглянув внутрь, затаила дыхание. Мозаичный пол двора сверкал синими и серебристыми плитками. Скрывшись в тени, она смотрела, как Алукард идет по дорожке. На полпути к двери он остановился, собрался с мыслями. Снял с головы шапочку, сунул ее в кошель, висевший на плече, взъерошил волосы, размял руки, пробормотал что-то неслышное и спокойным, уверенным шагом пошел дальше. Поднялся на невысокое крыльцо, позвонил.
        Створка парадной двери открылась, появился слуга. Увидев Алукарда, он поклонился.
        - Лорд Эмери, - произнес он и отступил на шаг. - Добро пожаловать домой.
        Лайла не верила своим глазам.
        Она-то думала, что Алукард пришел в гости к хозяину этого дома.
        А оказывается, он и был хозяином.
        Не успел он переступить порог, как в дверях появилась девочка и с радостным визгом бросилась ему на шею.
        - Алук! - закричала она. Он подбросил ее в воздух. Девочке было лет двенадцать-тринадцать, и у нее оказались такие же, как у него, волнистые бронзовые волосы и темные глаза.
        - Аниса. - Он широко улыбнулся. - Лайла никогда прежде не видела его таким. Это была не гордая усмешка капитана, и не лукавая усмешка сердцееда, а полная обожания улыбка старшего брата. У Лайлы не было ни братьев, ни сестер, и она не сразу поняла этот взгляд, лишь ощутила в нем простую, слепую любовь, и у нее в душе что-то дрогнуло.
        Вдруг девочка отстранилась, так же внезапно, как только что кинулась к брату, и на ее лице появилось выражение шутливого упрека, какое Лайла не раз замечала у Алукарда.
        - А где Эса? - спросила она, и Лайла вздрогнула - не от самого вопроса, а оттого, что задан он был по-английски. В Красном Лондоне на этом языке не говорили - им пользовались, только если хотели произвести впечатление при дворе. А еще на нем говорила королевская семья.
        Алукард рассмеялся.
        - Ну конечно. - Он переступил порог. - Меня три года не было дома, и первый же твой вопрос - о кошке. - Они скрылись внутри, и Лайла осталась перед запертой дверью.
        Алукард Эмери, капитан «Ночного шпиля», маг, участвующий в турнире… Особа королевской крови? Кто-нибудь об этом знает? Или же знают все? Лайла почему-то не удивилась. С самой первой встречи на борту «Ночного шпиля» она знала, что капитан носит маску. И все это время пыталась разглядеть человека, скрытого под ней. Теперь она узнала правду, и это давало ей преимущество. А когда имеешь дело с такими, как Алукард Эмери, не воспользоваться преимуществом грешно.
        Дом был окружен декоративной стеной, и Лайла, уцепившись за ветку, вскарабкалась на нее. Ее силуэт сливался с кронами деревьев. Усевшись наверху, она сумела заглянуть в широкие стеклянные окна - многие не были закрыты ставнями. Лайла двинулась вдоль дома, следя за Алукардом и его сестрой. Они вошли в парадный зал, где ярко пылал камин. Присев на корточки, она разглядела в зале человека. Он был похож на Алукарда - те же волосы и глаза, та же квадратная челюсть, но без Алукардовой улыбки она выглядела суровее. Он был на несколько лет старше Алукарда.
        - Здравствуй, Беррас, - приветствовал его Алукард. Слова долетели до Лайлы сквозь стекло.
        Человек, которого назвали Беррас, шагнул вперед, и на миг показалось, что он сейчас ударит Алукарда, но не успел: девочка выскочила вперед и прикрыла собой брата. Жест показался привычным, как будто она проделывала его много раз, и это было страшно. Рука Берраса застыла в воздухе. На пальце Лайла заметила широкое кольцо в виде пера, точно такое же, как у Алукарда.
        - Аниса, уйди, - приказал он.
        Девочка заколебалась, но Алукард с улыбкой кивнул ей, она попятилась и вышла из зала. Едва они остались одни, Беррас рявкнул:
        - Где Кобис?
        - Я выбросил его за борт, - ответил Алукард. Лицо Берраса скривилось, и Алукард усмехнулся: - Да что ты, Беррас, я же пошутил. Твой жалкий шпион мирно спит в таверне вместе с остальной командой.
        При упоминании о людях со «Шпиля» Беррас презрительно фыркнул.
        - Напрасно ты так, братец, - сказал капитан. - «Ночной шпиль» ходит под королевским флагом. Оскорбить мой пост - значит нанести обиду дому Марешей, а это никому из нас не нужно.
        - Чего явился? - прорычал Беррас и взял кубок, но отпить не успел: Алукард ударил его по запястью. Вино выплеснулось широкой лентой и свернулось кольцами. Через мгновение оно застыло куском рубинового льда.
        Алукард взял висящий в воздухе кристалл и рассеянно осмотрел его.
        - Я приехал на турнир. А сюда заглянул посмотреть, как поживает моя семья. Глупо было надеяться, что я встречу радушный прием.
        Он бросил ледышку в камин и шагнул к двери.
        Беррас не раскрыл рта, пока Алукард не очутился на пороге.
        - Надо было оставить тебя гнить в тюрьме.
        Губы Алукарда тронула горькая усмешка:
        - Хорошо, что это зависело не от тебя.
        С этими словами он выскочил из зала. Лайла пошла по стене, свернула за угол и увидела Алукарда - он стоял на широком балконе, выходившем во двор. За стеной в рассеянном мерцании реки виднелся королевский дворец.
        Лицо Алукарда застыло в ледяном спокойствии, но пальцы, стиснувшие перила, побелели.
        Лайла не издала ни звука, однако Алукард вздохнул и сказал:
        - Подглядывать нехорошо.
        Черт возьми. Она забыла о его способности видеть магию. Такой дар очень пригодился бы в воровском деле, и Лайла в который раз задумалась: интересно, можно ли украсть талант, как безделушку из кармана?
        Она шагнула с невысокой стены на перила и спрыгнула к нему на террасу.
        - Капитан, - произнесла она, то ли приветствуя, то ли извиняясь.
        - Опять скажешь, что просто заботишься о своих интересах? - спросил он. Но в голосе не слышалось злости.
        - А ты не сердишься, - заметила она.
        Алукард приподнял бровь, и она вдруг поняла, что ей не хватает знакомой искорки над бровью.
        - Пожалуй, нет. Кроме того, мои экскурсии совершенно безобидны по сравнению с твоими.
        - Ты за мной следил? - возмутилась Лайла.
        - Какое ты имеешь право обижаться? - усмехнулся он.
        Лайла покачала головой, тихо радуясь, что не пошла напрямик во дворец к Келлу. Честно говоря, она до сих пор не решила, когда увидится с ним. И увидится ли вообще. Но когда - и если - она решится на это, ей бы очень не хотелось, чтобы за ними шпионил Алукард. Келл в этом мире важная особа, он принц, он святой, даже если для нее он всего лишь глупый контрабандист, который слишком много хмурится и едва не довел их обоих до беды.
        - Чего усмехаешься?
        - Ничего. - Лайла взяла себя в руки. - Значит, Алук? Да?
        - Это прозвище. Они есть у всех. И к твоему сведению, я предпочитаю, чтобы меня называли Алукард. Или капитан Эмери.
        - А команда знает?
        - О чем?
        - Что ты… - Она обвела рукой особняк, подыскивая слово.
        - Это не секрет, Бард. Арнезийцы хорошо знают дом Эмери.
        В его взгляде читалось: «Странно, что не знаешь ты».
        - Разве ты не слышала, как меня называют «вестра»?
        - Слышала. Я думала, это ругательство. Вроде «пилс».
        Алукард беззвучно расхохотался.
        - Для них - может быть. Это означает «человек из королевской семьи».
        - Вроде как принц?
        Он невесело рассмеялся.
        - Должно быть, я тебя разочаровал. Ты бы хотела, чтобы я был пиратом. Надо тебе было пробираться на другой корабль. Но не волнуйся. Между мной и троном много дверей. И у меня нет желания их открывать.
        Лайла задумалась.
        - Но если все всё знают, то почему ты прячешься, как вор?
        Он окинул взглядом садовую стену.
        - Потому что в городе много других людей. Некоторых я не хочу видеть. А другим не хочу показываться на глаза.
        - Неужели? - поддразнила она. - У великого Алукарда Эмери есть враги?
        - Профессиональный риск.
        - Трудно представить, что на свете есть люди, которых ты не сумел очаровать.
        Он прищурился.
        - Кажется, это вовсе не комплимент.
        - Так оно и есть.
        Повисло неловкое молчание.
        - Красивый дом, - нарушила его Лайла.
        Фраза оказалась неуместной. Он посуровел.
        - Прошу прощения, что не приглашаю тебя войти и не знакомлю с моей достопочтенной семьей. Мне будет трудно объяснить внезапное появление девушки в мужском костюме, которая умеет говорить по-королевски, но не решается войти в парадную дверь.
        Лайла прикусила язык. Она почувствовала, что ее прогоняют, и вспрыгнула на балконные перила, но Алукард сказал: «Погоди», - и в его голосе послышалась нотка, которую она не сразу распознала, потому что никогда раньше не слышала от него. Искренность. Она обернулась и увидела его на фоне света, падающего из комнаты, в обрамлении дверного проема. Он превратился в силуэт, в схематичный портрет дворянина.
        Не того, какой он есть, а того, каким должен быть.
        Алукард шагнул вперед, вышел из круга света в тень. И стал настоящим. И Лайла поняла - когда он сказал «Погоди», то имел в виду «Подожди меня».
        - По-моему, нам обоим пора возвращаться, - сказал он, пытаясь изобразить безразличие. Не получилось.
        - Даже не попрощаешься?
        - Не люблю прощаний. Да и приветствий тоже. Пустая трата времени. Кроме того, они меня еще увидят.
        Лайла оглянулась на дом.
        - Разве Аниса не расстроится?
        - Расстроится, наверное. Боюсь, я привык ее разочаровывать.
        - А как же…
        - Хватит вопросов, Лайла. Я устал.
        Не дав ей возразить, Алукард встал на перила рядом с ней и одним легким шагом переступил на садовую стену.
        Стена была узкая, но он шагал по ней легко и уверенно. Даже под ноги не смотрел.
        - Я здесь вырос, - пояснил он, заметив ее удивление. - Знаю все ходы и выходы.
        Они спустились со стены во двор и, держась в тени, добрались до ворот.
        Алукард вышел на улицу, не оглядываясь, но Лайла все же бросила взгляд на роскошный особняк.
        По правде говоря, она понимала Алукарда. Понимала, почему он променял скучную надежность на приключения. Она сама никогда не чувствовала себя в безопасности и никогда не знала безмятежной скуки. Но однажды сама сказала Келлу: люди воруют, чтобы остаться в живых или чтобы почувствовать вкус жизни. Убегают, наверное, по тем же причинам.
        Лайла вприпрыжку догнала капитана. На тихой улице звучали только их шаги. Она украдкой покосилась на него, но взгляд Алукарда был обращен вперед, в неведомую даль.
        Она всегда терпеть не могла таких, как он. Тех, кто не ценит добро. Кто высокомерно отказывается от теплой еды и крыши над головой.
        Но потом погиб Бэррон, и она поняла, что и сама сделала то же самое. Убежала от хорошей жизни… По крайней мере, от счастливой. Лайла всегда считала, что счастье - это слишком мало. Ей хотелось большего. Хотелось приключений. Она думала, что, если будет воровать как можно больше, то эта жажда утихнет, рассеется, но, видимо, все не так просто. Наверное, дело не в том, что у нее есть и чего нет, а в ней самой. Может быть, она не из тех, кто ворует ради того, чтобы выжить. Может, ее это просто развлекает? И от этих мыслей становилось страшно. Они означали, что ей не нужно заниматься воровством, а, значит, у нее нет оправдания и она вполне могла бы остаться в таверне «В двух шагах», могла бы спасти Бэррона… Эти мысли были скользкими, как мокрый склон, ведущий к обрыву, и Лайла попятилась.
        Она - это она, и этим все сказано.
        А Алукард Эмери?
        Что ж, у него свои тайны.
        И не ей его за это винить.
        III
        Келл метался по Цистерне, как тень, ловко уходя от ударов.
        Мышцы горели, сердце стучало, но ему это нравилось. Он плохо спал, тяжело просыпался, все мысли вертелись вокруг одного: Лайла вернулась. Что ж, этого следовало ожидать: ведь она ушла на арнезийском корабле, а теперь почти все они прибыли в Лондон на турнир.
        До Эссен Таш осталось всего два дня.
        Высоко взметнулся клинок, и Келл отпрянул.
        Всего два дня, а ее еще нет. Ему казалось, что он должен почувствовать ее появление, ощутить в душе тот же отклик, какой вызывали таверны «В двух шагах», «Заходящее солнце» и «Горелая кость». Они притягивали его. Опорные точки в разных мирах. Может быть, она для него - такая же опора. Легкая, невидимая сила, которая притянула его в город.
        Но он ее потерял. А сейчас, когда город переполнен, как найти ее вновь?
        «Иди за ножами, - прозвучал в голове ее голос. - И за телами, в которых они торчат».
        Он улыбнулся про себя. И потом его больно уколола другая мысль: интересно, давно ли она в Лондоне? И почему до сих пор не пришла? Их пути пересеклись всего на несколько дней, но в этом мире она знает только троих: его самого, Рая и Тирена. Точнее, знала четыре месяца назад. Может быть, за это время у нее появились десятки друзей - но он в этом сомневался.
        Обрушился новый удар, и Келл едва успел увернуться.
        «Будь внимательнее, - велел себе он. - Дыши ровней».
        Серебряная маска идеально повторяла очертания лица, скрывая его, но не мешала дышать и видеть. Он надел шлем, чтобы привыкнуть к его размеру и весу, и быстро обнаружил, что ему это нравится. Он нырял в уютное тепло неузнанности, примерял на себя другую личность. В этой маске он переставал быть Келлом.
        И становился Камероу.
        Что подумает об этом Лайла? Лайла, Лайла. Он даже хотел призвать магию крови, чтобы найти ее, - ведь у него остался ее платок. Но остановился, так и не достав нож. Он не собачонка, чтобы бегать за хозяином или за косточкой. Пусть сама придет. Но почему она еще не…
        Совсем рядом сверкнул металл, он чертыхнулся и отскочил.
        Он сменил десятки противников на одного-единственного, но этот был уже не манекеном, а вполне живым человеком. Гастра в боевых доспехах ловко избегал ударов Келла. Он на удивление охотно вызвался поработать мишенью и проворно сновал по Цистерне, вооруженный лишь небольшим щитом и тупым мечом, а Келл упражнялся в ловкости и превращал стихии в оружие.
        «Доспехи сконструированы так, - повторял он правила турнира, закружив руками воздух, - чтобы треснуть, - отскочил и направил порыв ветра в спину Гастре, - под ударом. - Гастра шагнул и повернулся к нему лицом. - Победителем станет тот, - под его руками забурлила вода, - кто первым нанесет десять ударов. - Вода разошлась на два потока, окутав обе руки. - Если только один из участников, - он метнул обе струи, заморозив их на лету, - не окажется неспособен продолжать борьбу, - Гастра сумел отбить только одну сосульку, вторая ударила в ногу и разбилась о доспех, - или не признает поражение».
        Под маской Келл улыбнулся. Запыхавшийся стражник снял шлем - под ним тоже сияла улыбка. Келл снял серебряную маску, взъерошив влажные волосы.
        - Вот, значит, чем вы здесь занимаетесь все последние недели, мастер Келл! - проговорил Гастра. - Готовитесь к турниру!
        Поколебавшись, Келл ответил:
        - Да, наверное. - Ведь он и вправду тренировался, только не знал, для чего.
        - Оно и чувствуется, - подтвердил стражник. - Вам это легко дается.
        Келл рассмеялся. Честно говоря, у него болело все тело, и хотя кровь пела в бою, силы быстро иссякали. Он слишком привык к магии крови; владение стихиями требовало большей отдачи. После заклинаний крови сразу наваливалась усталость, но такая битва изматывала гораздо сильнее. Перед турниром надо бы хорошенько выспаться.
        Гастра пересек тренировочный зал, ступая осторожно, будто по священной земле, и остановился у сводчатых дверей, глядя на стол, где было разложено снаряжение - чаша с водой, сосуды с землей, песком, маслом.
        - А у тебя есть своя стихия? - спросил Келл, приглаживая волосы.
        Улыбка Гастры стала мягче.
        - Всего понемногу, сэр.
        - Как это? - заинтересовался Келл.
        - Родители хотели, чтобы я стал жрецом, - ответил Гастра, почесав затылок. - А мне это казалось неинтересным. Целыми днями медитировать в этом сыром каменном…
        - Ты умеешь создавать равновесие? - изумленно спросил Келл. Жрецов выбирали не за силу во владении одной стихией, а за умение повелевать всеми сразу. Им была подвластна гармония, дающая жизнь. Равновесие стихий считалось священным искусством. Даже Келлу оно давалось с трудом. Как порыв ветра может выкорчевать с корнем слабый росток, так и сила антари была слишком велика для тонких материй. Он мог воздействовать на то, что уже созрело, но юная жизнь хрупка и требует бережного отношения.
        Молодой стражник пожал плечами и просиял.
        - Хотите посмотреть? - В его голосе слышалось смущение.
        - Прямо сейчас? - Келл поглядел по сторонам.
        Гастра улыбнулся и достал из кармана маленькое семечко. Келл удивленно приподнял бровь.
        - Держу на случай, если понадобится очаровать девушку, - усмехнулся стражник. - Люди ведь любят грудь раздувать, хотят, чтоб все кругом сверкало да гремело. Но знали б вы, сколько ночей начинались с такого семечка, а заканчивались… - Гастра, когда волновался, начинал болтать без умолку, а рядом с Келлом, похоже, волновался сильнее обычного. - И вряд ли вам, сэр, приходилось так напрягаться, чтобы им понравиться.
        Гастра окинул взглядом частички стихий на столе. В небольшой миске лежала земля - не жирная садовая, а сухая дорожная, собранная между булыжниками мостовой. Не самый изящный объект для тренировок. Келл вообще-то предпочитал не землю, а камни. Зато земля имелась кругом в изобилии. Гастра зачерпнул пригоршню, сделал пальцем вмятинку и положил семечко. Потом обмакнул руку в миску с водой, придавил землю, слепил шар с семечком внутри. Закрыл глаза, шевельнул губами. Келл почувствовал в воздухе едва уловимое тепло - это ощущение он часто испытывал рядом с Тиреном.
        И потом, что-то шепча, Гастра медленно раскрыл ладони. Шарик влажной земли лежал в них, как яйцо.
        Вдруг из сырой земли проклюнулся зеленый стебелек. Келл смотрел как завороженный. Стебелек подрос на дюйм, на два, изогнулся в воздухе. Раскрылись темно-фиолетовые листья, между ними распустился круглый белый цветок.
        Гастра показал ему деревце, явно довольный собой.
        - Как оно называется? - спросил Келл.
        - Ацина, - ответил стражник. - Ее листья успокаивают боль.
        - Потрясающе.
        Юноша пожал плечами.
        - Мама с отцом не одобрили, когда я выбрал военную службу.
        - Я их понимаю. - Келл хотел сказать Гастре, что он напрасно теряет время. Что его талант слишком ценен, чтобы отринуть его ради меча и доспехов. Но, с другой стороны, если бы место человека определялось только его талантами, мог бы Келл претендовать на большее?
        - Но это только потому, что они не знают, где я служу, - радостно продолжал Гастра. - Они ведь думают, я патрулирую улицы в ша. Знай они, что я охраняю вас, сэр, они бы гордились. Кроме того, мы с отцом договорились, - добавил он. - Рано или поздно я все-таки уйду в святилище. Но я с детства, сколько себя помню, мечтал быть стражником. Я понимал, что если не попробую, не знать мне покоя. Нет ничего хуже, чем думать да гадать, что было бы, если бы… Поэтому я и решил - а почему бы не поспеть и тут, и там? Святилище от меня не уйдет, когда буду готов - отправлюсь туда.
        - А если погибнешь раньше?
        Радостный огонек в глазах Гастры не дрогнул.
        - Тогда мой дар унаследует кто-то другой. И хорошо, если не такой упрямый. Так моя матушка говорит. А когда никто не видит, - доверительно сообщил он, - я иногда ухаживаю за дворцовыми клумбами.
        Келл улыбнулся. Для зимы зелень в саду и впрямь слишком пышная. Гастра покосился на лестницу:
        - Нам пора идти…
        - Время еще есть, - заверил его Келл и встал.
        - Откуда вы знаете? - спросил Гастра. - Колоколов здесь не слышно, и окон нет.
        - Магия, - сказал Келл и, когда глаза Гастры распахнулись, добавил: - И еще вот это. - Он указал на песочные часы, стоявшие на столе среди прочего снаряжения.
        Песок в часах еще оставался, и Келл не хотел появляться перед внешним миром раньше положенного.
        - Давай еще потренируемся.
        Гастра встал на позицию.
        - Да, сэр.
        - Зови меня Камероу, - велел Келл и снова надел шлем.
        IV
        Сесса ав!
        Эти слова пылали на прорицательских стендах по всему Лондону.
        Два дня!
        Город начал обратный отсчет.
        Два дня до Эссен Таш!
        Всего два дня, а у Лайлы Бард хлопот полон рот.
        Она надеялась найти какой-либо неизбежный сбой в системе, запугать или подкупить того, кто составляет списки, полагалась на счастливый случай. Но, как выяснилось, участники были выбраны много недель назад. В списке было всего двенадцать имен и двое запасных, а значит, если Лайла Бард хочет выйти на арену, придется похитить чье-то имя.
        В свое время Лайла чего только не воровала, но личностей в этом списке не было. Да, она брала вымышленные имена, играла множество придуманных ролей, но никогда не выдавала себя за другого, реального человека.
        И надо не просто выдать себя за другого. Надо еще занять его место.
        «Овчинка выделки не стоит», - предостерег ее голос в голове, занудный и прагматичный, так похожий на голос Келла. Конечно, это безумие. Конечно, надо просто сидеть на трибунах и болеть за своего капитана, поставить на него и заработать пару монет. И вообще, что она будет делать на ринге? Она тренируется всего-то несколько месяцев.
        И все-таки.
        Это слово бередило душу, как заноза.
        Все-таки.
        Все-таки она неугомонна.
        Все-таки мечтает пощекотать нервы.
        Все-таки как же это будет здорово!
        А в том, что касается магии, Лайла не просто прилежная ученица. У нее врожденный талант.
        Много месяцев назад мастер Тирен сказал, что в ней таится некая сила, которая ждет, когда ее разбудят. Что ж, Лайла давно тыкала ее палкой, и теперь эта сила проснулась - живет, трепещет, такая же неугомонная.
        И от этого Лайла потеряла голову.
        Но оставалась еще эта скучная проблема со списком.
        Лайла целый день бродила по Красному Лондону, выясняя все, что можно, об Эссен Таш и его участниках. Заходила в таверны, бордели, общественные места, потому что знала: там легко найти ответы, даже не задавая вопросов. Можно, конечно, позолотить нужную руку, однако, если посидеть подольше за столом, выяснишь куда больше, чем тебе расскажут за деньги. А все разговоры крутились вокруг турнира.
        Одним из арнезийских претендентов на победу считался Алукард. Другими фаворитами были женщина по имени Кисмайра, победительница прошлого турнира, и некий Джиннар. Но это лишь имена. А ей надо было увидеть их воочию до выхода на арену. Она пообещала себе: если они не подойдут для ее целей, она откажется от этой затеи и будет тихо сидеть на трибунах со всей командой. Но только если не подойдут. А значит, надо на них посмотреть. Оценить.
        Лайла в сердцах отставила пустой бокал, встала и побрела к себе в таверну.
        Но ноги сами собой свернули с дороги, и, опомнившись, она обнаружила, что стоит на главном проспекте напротив королевского дворца. Она не удивилась. Ее целый день тянуло сюда. И взгляд целый день невольно возвращался к сверкающему зданию.
        «Входи», - сказал голос.
        Лайла фыркнула. И что теперь делать? Подняться по парадной лестнице? Она уже бывала здесь, но в качестве гостьи, по украденному приглашению. Тогда двери были распахнуты, а сейчас стояли закрытыми, под охраной десятка стражников в сияющей броне и красных капюшонах.
        И что она им скажет? «Я пришла повидать принца с черным глазом»? Возможно, знание английского поможет пройти в парадную дверь, но что дальше? Узнают ли в ней король и королева ту жалкую девчонку, которая помогла Келлу спасти город? Наверное, Рай ее вспомнил бы. При мысли о принце на душе стало теплее. Она вспомнила его не таким, каким он был, оказавшись во власти Астрид Дан, и не истекающим кровью в святилище, а позже - среди подушек, с темными кругами вокруг золотистых глаз. Усталый, добрый, он пытался заигрывать с ней, невзирая на боль.
        А Келл?
        Как живет черноглазый принц? Будет ли рад увидеть ее? Предложит выпить и станет расспрашивать о ее странствиях? Или нахмурится и отправит обратно в ее собственный мир?
        Лайла прищурилась - в холодных вечерних сумерках вокруг балконов мерцали светлые круги. Кажется, на одном из верхних этажей мелькнул стройный силуэт. Но издали не разглядеть. На таком расстоянии все, что видишь, превращается в смутные тени, которые можно принять за что угодно. И все же ей почудилось, что тень склонилась к перилам балкона, на миг превратившись в волшебника в плаще с высоким воротником. Лайла стояла и смотрела, пока тень не растаяла, поглощенная ночной темнотой.
        Взгляд опустился к паре черных прорицательских экранов, возвышавшихся перед дворцом, подобно черным колоннам. Несколько месяцев назад на них появилось лицо Келла - сначала с подписью «Пропал», потом «Разыскивается». А теперь призрачный мелок возвещал о событиях, ожидавшихся в последние часы перед турниром. Черт, до чего же их много, этих празднеств! Ее внимание приковало одно из них, называвшееся «Ис госар ноче».
        «Ночь знамен».
        Она заметила это объявление за миг до того, как доска опустела, и пришлось ждать еще десять минут, пока очередь снова дойдет до него. И тогда она стала торопливо читать, пытаясь понять арнезийские буквы.
        Насколько она поняла, этим вечером, накануне турнира, участников из всех трех империй приглашали во дворец на королевский прием. Чтобы выбрать свое знамя - она не очень понимала, что это означает.
        Вот он, долгожданный случай!
        Повод войти в королевский дворец.
        Надо только добыть себе имя.
        Зазвонили колокола, и она побрела обратно в «Блуждающую дорогу», ругаясь про себя. Прошел целый день, а она ни на шаг не приблизилась к цели.
        - А вот и ты, - встретил ее на пороге голос капитана.
        Здесь уже собралось несколько человек из команды. Одеты они были не как на корабле, или в порту, или в портовой таверне. Тав, Стросс и Васри щеголяли в коротких плащах с рукавами, присобранными у манжет, с блестящими серебряными пряжками на воротниках. Сам Алукард нарядился в изящный камзол, полуночно-синий с серебристой подкладкой, пышные кудри заколол сзади, надел шляпу с полями, волнистыми, как море. Его рука покоилась на эфесе короткой шпаги, в тусклом свете поблескивало кольцо в виде пера. Ничто, кроме сапфира над правой бровью, не напоминало о касеро с «Ночного шпиля». И все-таки, хоть он уже и не был похож на пирата, принцем до конца тоже не стал. Он сверкал, но был острым, как хорошо заточенный нож.
        - Где ты была, Бард?
        - Бродила по городу, - пожала плечами она.
        - Мы чуть не ушли без тебя.
        - Куда это? - нахмурилась она.
        Алукард сверкнул улыбкой:
        - На праздник.
        Слово «праздник» в арнезийском имело немало значений. Лайла успела понять, что смысл слова часто меняется в зависимости от контекста. Слово «тасура», которое произнес капитан, могло означать и «праздник», и «событие», и «действие», и «собрание», и оттенок его мог меняться от торжественного до презрительного.
        - Терпеть не могу праздники, - поведала она, направляясь к лестнице.
        Но Алукарда было не так-то просто выбить из колеи. Он подошел к ней, взял за локоть - осторожно, на один миг, он прекрасно знал, как опасно трогать Лайлу, когда она этого не хочет.
        - Я думаю, на этот раз тебе понравится, - прошептал он по-английски.
        - Это еще почему?
        - Потому что я знаю, как волнуют тебя предстоящие игры.
        - И что?
        - А то, что есть неофициальная традиция, - ответил он. - Перед началом турнира местные участники встречаются, чтобы пропустить по стаканчику. - Лайла навострила уши. - В этом, конечно, есть немного позерства, - он обвел рукой остальных, - но я надеялся, что ты тоже составишь мне компанию.
        - Почему я?
        - Потому что это удобный случай оценить силы претендентов, - пояснил Алукард. - А у тебя очень острый глаз, - подмигнул он.
        Лайла постаралась не выказать радости.
        - Так уж и быть, - сказала она. - Если ты настаиваешь…
        Алукард с улыбкой достал из кармана серебряный шарф и повязал ей на шею.
        - Это еще зачем?
        - Ты сегодня в моей свите.
        Лайла расхохоталась, и остальные обиженно переглянулись.
        - Свита?
        А что дальше, подумала она. «Ваше сиятельство»?
        - Это то же самое, что команда, только на суше.
        - Надеюсь, ты не потребуешь называть тебя господином? - Она поправила узел на шее.
        - Разумеется, нет, это слово уместно только в постели. А от «лорда» меня дрожь пробирает. Зови лучше капитаном. - Он махнул заждавшимся людям. - Идем!
        Лайла с улыбкой, резкой, как нож, кивнула на дверь.
        - Веди, капитан!
        Таверна называлась «Ис Каснор Аст».
        «Заходящее солнце».
        Лайла замедлила шаги, потом остановилась. Странное дело - ее не отпускало чувство, что она здесь уже была. Это, конечно, невозможно. До «Шпиля» она провела в Красном Лондоне всего несколько дней - залечивала раны, отвечала на расспросы. И не выходила из дворца.
        И все же это место казалось знакомым. Стоя на пороге, она закрыла глаза и как будто очутилась… Не может быть. Лайла моргнула, окинула взглядом окрестные улицы, попыталась наложить карту одного города на другой - тот, где она прожила всю жизнь. И когда образы слились, она сразу поняла, где оказалась. Там, где нужно. В Сером Лондоне здесь, на углу, именно на таком расстоянии от реки, стояла другая таверна, хорошо ей знакомая.
        «В двух шагах».
        Может быть, это случайность? Таверн везде полно, но чтобы две из них стояли на одном и том же месте? Даже снаружи они были непохожи, и все же это место притягивало ее той же неведомой силой, какую она ощущала дома. Дома… Раньше она никогда не считала «В двух шагах» своим домом, но сейчас не могла назвать старую таверну никак иначе. Ее тянули к себе вовсе не каменные стены. Отнюдь не они.
        Она сунула руку в карман и сжала серебряные часы, спрятанные в шелковых складках.
        - Керс ла, Бард?
        Она подняла глаза и увидела, что Алукард придерживает для нее дверь.
        - Скан, - помотала головой она. «Ничего».
        Едва она ступила на порог, как ее захлестнула волна силы. Лайла не умела видеть магию, как Алукард, но все же чувствовала ее, ощущала, как та поднимается в воздух от собравшихся волшебников, будто струйки пара. И не все участники явились со свитой. Одни, как вон та загорелая женщина с черными, переплетенными золотом кудрями, у задней стены, вращались в центре своей вселенной, другие расселись небольшими компаниями или в одиночку бродили по залу, оставляя за собой шлейф силы.
        Ощущение, что она уже видела все это, не отступало. Лайла изо всех сил пыталась стряхнуть наваждение. Ведь она пришла сюда не только затем, чтобы оттенять Алукарда. Ее главная задача - найти себе добычу, сотворить собственное волшебство. В таверне полным-полно магов, и усилиями Дилайлы Бард один из них исчезнет.
        Кто-то громогласно поприветствовал Алукарда, и его свита рассеялась. Тав подошел к стойке, Стросс внимательно оглядывался по сторонам. Лайла заподозрила, что его привели с той же целью, что и ее, - оценить соперников.
        А Васри не скрывал восторга.
        - Смотри, вон нынешняя чемпионка, Кисмайра, - шепнул он Лайле по-арнезийски и взглядом указал на женщину с черными кудрями. Она шла навстречу Алукарду, грохоча сапогами по дощатому полу. Человек, говоривший с капитаном, отступил на пару шагов.
        - Эмери, - произнесла она с кошачьей улыбкой и акцентом, - не умеешь ты держаться подальше от греха. - Она явно была не из Лондона. Говорила она по-королевски, и слова сплетались воедино, но не извивались по-змеиному, как у фароанцев; она словно обрубала края и отбрасывала паузы. Голос у нее был низкий, звучный, будто раскаты грома.
        - Ведь грешить - это так весело, - поклонился Алукард. Кисмайра улыбнулась еще шире, и они погрузились в тихую беседу. В ее усмешке было что-то дерзкое, и в сочетании со сдвинутыми бровями и взглядом в упор это читалось как вызов. Кисмайра источала уверенность. Нет, не высокомерие - оно обычно бывает ни на чем не основано, а Кисмайра всем своим видом показывала, что охотно продемонстрирует каждому, на что способна.
        Лайле это понравилось, она попыталась повторить мимику Кисмайры. Интересно, какое у нее получается лицо?
        Она сама не знала, чего больше хочет - сразиться с этой женщиной или подружиться с ней. Но ясно одно - занять ее место не получится. Лайла обвела взглядом пару мускулистых фигур и хорошенькую девицу в голубом платье, с каскадом темных волос и выразительными формами. Никого подходящего. Свита Алукарда направилась к угловому столу, а она продолжала осмотр.
        Кисмайра удалилась к своей компании и заговорила со смуглым юношей. Он был худощав, с голыми руками, в ушах золотые кольца, как у Кисмайры.
        - Это Лозен, - тихо сказал Алукард. - Ее протеже.
        - Они будут сражаться друг с другом?
        - Как жребий выпадет. - Он пожал плечами.
        Возле Кисмайры появился человек со стопкой бумаги.
        - Он работает на провидцев, - предупредил Стросс. - Держись от него подальше, если не хочешь увидеть свое имя на экранах.
        В этот миг двери таверны распахнулись, и порыв ветра внес - в прямом смысле этого слова - молодого человека. Ветер закружился по всей таверне, задувая свечи и раскачивая фонари. Алукард снисходительно улыбнулся.
        - Джиннар, - сказал он, и неясно было, что это - имя нового гостя или ругательство.
        Даже по сравнению с могучими вескийцами и разукрашенными фароанцами, которых Лайла встречала в Сейзенроше, незнакомец производил сильное впечатление. Тонкий, как гаснущая тень, с темным арнезийским загаром и копной темных волос. Из-под густых бровей сверкали серебряные глаза - они горели в полумраке, как у кошки, в обрамлении пушистых ресниц, оттеняя черные бусинки зрачков. Улыбка была как у шакала - не резкая, зато очень широкая. При виде Алукарда она стала еще шире.
        - Эмери! - воскликнул он и шагнул навстречу, скидывая плащ. Одежда под плащом не просто сидела плотно, она словно слилась с телом. От пышного воротника по рукавам сбегали вниз серебряные полоски.
        Алукард встал.
        - Тебя уже выпускают на публику?
        Юноша обнял капитана за плечи.
        - Только на Эссен Таш. Ты же знаешь, старик Тирен питает ко мне слабость.
        Говорил он так быстро, что Лайла едва поспевала, но при упоминании лондонского верховного жреца навострила уши.
        - Джиннар, познакомься с моей командой. Это лучшие из них.
        Юноша обвел взглядом сидевших вокруг стола, лишь на миг остановившись на Лайле - на нее словно подуло холодным ветром, - и снова повернулся к Алукарду. Вблизи его металлический взгляд был еще неприятнее.
        - Как тебя нынче называть?
        - Капитаном.
        - Слишком официально. Но все равно лучше, чем «вестра». - Он замысловато взмахнул рукой, изобразив нечто вроде поклона пополам с непристойным жестом. - Его высокородие Алукард, второй сын королевского дома Эмери.
        - Джин, не стыдно тебе валять дурака?
        - Нет, это я тебя дураком выставляю, - ответил Джиннар. - Большая разница.
        Алукард предложил ему сесть, но Джиннар отказался, устроившись на подлокотнике Алукардова кресла. Он был легким как перышко.
        - Я что-то пропустил?
        - Пока ничего.
        Джиннар огляделся.
        - Ну, и занятный турнир будет!
        - Да?
        - Вокруг него весь год веют ветры тайны.
        - Опять твоя шутка про стихии?
        - Не-а, - отозвался Джиннар. - Мне даже в голову не пришло.
        - Мне кажется, ты коллекционируешь шутки на тему ветра, - поддел его Алукард. - Я для тебя их весь год коплю. Сортирую по разделам: сквознячок, порыв, ураган…
        - Я как твои паруса, - парировал Джиннар и спрыгнул с подлокотника. - Всегда полон воздуха. Но если серьезно, я еще не видел и половины участников. Прячутся, наверное, для пущего эффекта. А уж с какой помпой все обставлено! Я три года назад был в Фаро. Ты же знаешь, как они любят золото, и все равно их игры казались нищебродскими по сравнению с нынешними. Из-за этой роскоши исчезает сам дух состязаний. Чертов принц. Любитель драматических эффектов.
        - И это говорит человек, висящий в трех дюймах над землей?
        Лайла пригляделась и вздрогнула: Джиннар и впрямь парил в воздухе. Нет, не постоянно, но при каждом движении он зависал на мгновение дольше положенного, словно на него не действовала гравитация. А может, его приподнимала другая сила.
        - Ну да, - подтвердил Джиннар. - Думаю, я придусь ко двору. И ты тоже, - добавил он, теребя серебряное перо на шляпе Алукарда. - А теперь прошу меня извинить, надо поздороваться с другими гостями. Я еще вернусь.
        С этими словами он ушел. Лайла озадаченно посмотрела на Алукарда.
        - Он всегда такой?
        - Джиннар? Он слишком… восторженный. Но не обманывайся. При всем своем ребячестве он лучший маг ветра, какого я знаю.
        - Он левитировал, - сказала Лайла. Она много раз видела, как творится магия. Но Джиннар был самим ее воплощением.
        - Джиннар принадлежит к магической школе, которая считает: надо не только повелевать стихиями, но и сливаться с ними воедино, - пояснил Алукард. - Знаешь, когда детей учат играть в ренну, они повсюду носят с собой мяч, чтобы привыкнуть к нему. Ну а Джин никогда не выпускает свой мяч из рук.
        Ветровой маг облетел комнату, поздоровался с Кисмайрой и Лозеном, с девицей в голубом. Потом уселся на край дивана и заговорил с человеком, которого Лайла до сих пор не замечала. Точнее, заметила, но решила, что он из чьей-то свиты, потому что он был в простом черном плаще с радужной застежкой на шее. Чуть раньше он бродил по залу с бокалом белого эля, но все больше жался к стенам, не смешиваясь с толпой. Он старался не привлекать внимания, но лишь путался у всех под ногами и в конце концов уселся со своим напитком на диван в сторонке.
        Джин пожал ему руку, и Лайла пригляделась. Кожа у незнакомца была светлая, волосы темные - темнее, чем у Лайлы, и короче, скулы острые. Интересно, какого он роста, подумала она, оценивая разворот плеч, длину рук. Щеку пощекотал холодный ветерок, и она вздрогнула: это вернулся Джин.
        Не утруждая себя повторными приветствиями, он уселся на спинку кресла Алукарда.
        - Ну что, - спросил Алукард, запрокидывая голову, - все на месте?
        - Почти. - Джиннар достал из кармана список участников. - Не хватает Броста. И еще некоего Камероу. И Зенистры.
        - Хвала святым, - пробормотал Алукард, услышав последнее имя.
        Джин усмехнулся:
        - Да у тебя больше врагов, чем у иного - любовниц.
        - У меня и тех, и других хватает. - Алукард подмигнул сапфиром над бровью и кивком указал на диван. - А это что за тень?
        - Вон тот, высокий, темный и молчаливый? Его зовут Стейсен Эльсор. Приятный парень. Только робкий.
        «Стейсен Эльсор», - повторила Лайла, пробуя имя на вкус.
        - А может, у него просто хватает ума не раскрывать карты.
        - Может быть, - не стал спорить Джин. - Он новичок, из Бесанала, на побережье.
        - У меня Стросс из тех же мест.
        - Надеюсь, на арене Стейсен будет посмелее, чем в таверне.
        - Показать себя - не самое важное, - поддразнил его Алукард.
        - Кто бы говорил, - отозвался Джин, приподнялся с кресла и упорхнул.
        Алукард встал. Поглядел на бокал в руке, словно не понимая, откуда он взялся, потом опустошил одним глотком.
        - Пойду поздороваюсь с народом, - сказал он и поставил пустой бокал. - Скоро вернусь.
        Лайла рассеянно кивнула. Ее взгляд снова устремился к человеку на диване. Только его там уже не было. Она торопливо обвела взглядом зал и едва успела заметить, как Стейсен Эльсор скрылся за дверью. Лайла допила свой бокал и встала.
        - Ты куда? - спросил Стросс.
        Она коротко улыбнулась ему и подняла воротник.
        - Искать неприятностей на свою голову.
        V
        Они со Стейсеном примерно одного роста. Это первое, что она заметила, догнав его и пристроившись позади. Эльсор немного выше, чуть шире в плечах, зато у него тонкая талия и длинные ноги. Сначала Лайла зашагала с ним в ногу, потом попробовала подражать его походке.
        Улицы возле реки были полны народа, и ее погоня не привлекла никакого внимания. Она чувствовала себя уже не как вор с намеченной жертвой, а как кошка с мышкой.
        Много раз представлялся случай повернуть назад. Но она упрямо шла следом.
        Лайла никогда не верила в судьбу, но, как часто бывает с теми, кто не признает религию, при необходимости могла отыскать в душе немного веры.
        Эльсор приехал не из Лондона. С ним никого нет. Интересно, многие ли в таверне вообще заметили его, кроме Джиннара? Света в «Заходящем солнце» было мало. Разглядел ли кто-нибудь его лицо?
        Когда начнется турнир, лиц все равно не будет видно.
        «Ты сошла с ума», - предупредил внутренний голос. Но что ей терять? Алукарда и его «Шпиль»? Привязанность, дружба - всему этому придают слишком много значения.
        Эльсор сунул руки в карманы.
        Лайла тоже сунула руки в карманы.
        Эльсор повернул голову.
        Она тоже повернула голову.
        У нее было с собой множество ножей, но Лайла не собиралась убивать его без крайней нужды. Одно дело - похитить личность, и совсем другое - отнять жизнь. Ей не раз доводилось убивать, но это всегда удручало. Тем не менее, чтобы план удался, надо, чтобы со Стейсеном Эльсором что-нибудь случилось.
        Он свернул на узкую улочку, ведущую к порту. Тут было тесно и грязно, темнели запертые лавки, валялись корзины и ящики.
        Эльсор, конечно, превосходный маг, но на стороне Лайлы неожиданность и готовность вести грязную игру.
        У двери блеснул в луче фонаря железный лом.
        Лайла взяла его, задев о камни, и Эльсор обернулся. Но она его опередила: вовремя прижалась к двери, и его взгляд упал туда, где она только что стояла.
        В его ладони вспыхнуло пламя, он высоко поднял огонек, и по мостовой заплясали тени. Огненный маг.
        Теперь Лайла знала все, что нужно.
        Ее губы зашевелились, вспоминая куплет из Блейка. Песнь не огня и не воды, а земли. Цветочный горшок соскользнул с подоконника и рухнул наземь, пролетев в дюйме от головы мага. Эльсор снова резко обернулся. Лайла подскочила к нему, почти не чувствуя вины.
        «Дважды не обманешь», - подумала она и замахнулась.
        Он вскинул руки, защищаясь от удара, и успел опалить ей куртку, а потом рухнул наземь. Зашипело гаснущее пламя.
        Лайла стряхнула искры и нахмурилась. Калла будет недовольна.
        Она прислонила лом к стене и склонилась над Эльсором. Вблизи черты его лица казались еще острее. По лбу струилась кровь, но грудь вздымалась и опадала. Слегка гордясь своей выдержкой, Лайла закинула его руку себе на плечо и с трудом поднялась на ноги. Его голова свесилась на грудь, темные волосы прикрыли рану на виске, и издалека можно было подумать, что этот парень слишком много выпил.
        «Что же дальше?» - подумала она и в этот самый миг услышала за спиной голос:
        - Что же дальше?
        Лайла обернулась, уронив Эльсора и выхватив кинжал. Взмах руки, кинжал превратился в два, звякнул металл, и оба лезвия вспыхнули, окутанные огнем.
        В начале переулка, скрестив руки на груди, стоял Алукард.
        - Впечатляет, - сказал он, хотя по голосу было ясно: его это ничуть не впечатлило. - Скажи, ты хочешь зарезать меня, или сжечь, или все сразу?
        - Что ты тут делаешь? - прошипела она.
        - Это я должен тебя спросить.
        Она указала на тело.
        - Разве не ясно?
        Алукард перевел взгляд с кинжалов на лом, потом на неподвижное тело.
        - Нет, не ясно. Неужели у тебя хватило глупости убить участника соревнований?
        Лайла сдвинула кинжалы, погасив пламя.
        - Он жив.
        - Тебе что, жить надоело? - простонал Алукард. - О чем ты только думала?
        Лайла огляделась.
        - Сюда приходит и уходит множество кораблей. Я собиралась запихнуть его на один из них.
        - И что ты будешь делать, когда он придет в себя, прикажет повернуть к берегу, явится сюда и велит тебя арестовать? И успеет выйти на арену? - Лайла не ответила - так далеко она не задумывалась. Алукард покачал головой. - Ты прекрасно умеешь брать, что плохо лежит. Но не умеешь ни от чего избавляться.
        Лайла нащупала почву под ногами.
        - Я что-нибудь придумаю.
        Алукард вполголоса бранился на множестве языков сразу.
        - Ты что, следил за мной?
        Алукард воздел руки.
        - Ты напала на участника игр - полагаю, с дерзким намерением занять его место. И у тебя еще хватает наглости требовать отчета от меня? Ты хоть подумала, как это отразится на мне? - Его голос нервно задрожал.
        - К тебе это не имеет никакого отношения!
        - Еще как имеет! - загрохотал Алукард. - Я твой капитан! А ты из моей команды. - Этот упрек кольнул ее неожиданно остро. - Когда власти узнают, что матрос с моего корабля напал на игрока, как ты думаешь, что они предположат? Что ты затеяла это на свой страх и риск? Или что это я тебя подговорил? - Он побелел от ярости, и воздух загудел от напряжения. Лайла оскорбленно вспыхнула, потом виновато склонила голову. Это ей и в голову не приходило.
        - Алукард… - начала она.
        - Он видел твое лицо?
        - Вряд ли. - Лайла скрестила руки.
        Алукард прошелся, бормоча, потом склонился над телом Эльсора, перевернул его и стал рыться в карманах.
        - Ты что, грабишь его? - спросила Лайла, не веря своим глазам.
        Алукард не ответил, лишь разложил содержимое карманов на мостовой. Ключ от гостиничного номера. Несколько монет. Стопка свернутых листков.
        Среди них Лайла заметила официальное приглашение на Эссен Таш. Алукард отстегнул от воротника радужную пряжку, сгреб находки и сунул их Лайле.
        - Когда дела пойдут плохо - а это случится, - «Шпиль» тебе не поможет. Понимаешь это, Бард?
        Лайла нехотя кивнула.
        - И кстати, - добавил он, - твоя затея чудовищна. Ты попадешься. Может, не сразу, но рано или поздно это случится. И тогда я не стану защищать тебя.
        Лайла приподняла бровь.
        - А я и не просила. Хочешь верь, хочешь нет, Алукард, но я могу постоять за себя.
        Он посмотрел на неподвижное тело.
        - Надо думать, ты и без моей помощи избавишься от него?
        Лайла заправила волосы за ухо.
        - Я бы, конечно, и сама смогла, но все же буду очень признательна.
        Она подхватила Эльсора под одну руку, Алукард под другую, но вдруг он остановился, как будто передумал. Сложил руки на груди и решительно посмотрел на нее.
        - Что еще? - Лайла выпрямилась.
        - Этот секрет дорогого стоит, Бард, - ответил он. - Я сохраню его в обмен на другой.
        «Черт возьми», - подумала Лайла. За долгие месяцы на море она ухитрилась не раскрыть ему ни одной тайны.
        - Ладно, только один вопрос, - сказала она наконец. - И один ответ.
        Алукард много раз спрашивал одно и то же. Твое настоящее имя? Кто ты такая? Откуда ты? И она отвечала одно и то же, даже не солгав. Дилайла Бард. Единственная и неповторимая. Из Лондона.
        Но сейчас, возле ночного порта, Алукард спросил не об этом.
        - Ты говоришь, что ты из Лондона. - Он поглядел ей в глаза. - Но ведь не из этого Лондона, правда?
        У Лайлы перехватило дыхание, она невольно улыбнулась. Уж на этот вопрос она может ответить правдиво.
        - Да, - ответила она. - А теперь помоги с телом.
        Как выяснилось, Алукард на удивление ловко умел избавляться от ненужных тел.
        Лайла прислонилась к штабелю ящиков в грузовой части порта, куда корабли постоянно приходили и уходили, не тревожа те, которые будут стоять у берега до самого конца турнира. Она вертела в руках изогнутую пряжку с плаща Эльсора. Сам Эльсор сидел на земле, привалившись к ящикам, а Алукард уговаривал двух моряков принять на борт незапланированный груз. Лайла улавливала лишь обрывки беседы, по большей части слова Алукарда - она уже успела привыкнуть к его арнезийскому.
        - Куда вы направляетесь… Через две недели, в это время года…
        Лайла сунула пряжку в карман, под фонарем перелистала документы Эльсора. Он любил рисовать. На полях любого клочка бумаги, за исключением официального приглашения, пестрели мелкие наброски. Приглашение было нарядное, с золотой каймой - такой же листок когда-то помог ей проникнуть на день рождения принца Рая. Кроме того, Эльсор носил с собой недописанное письмо и короткие заметки о других игроках. Алукарда Эмери он характеризовал одним-единственным словом:
        «Актер».
        Лайла улыбнулась, сложила бумаги и сунула их в карман своего плаща. Кстати, о плащах: она присела на корточки и стала раздевать бесчувственного Эльсора. Плащ у него был нарядный, темно-серый, с низким тугим воротником и ремнем на талии. На миг она задумалась, не оставить ли ему взамен свой, но пожалела отдавать шедевр Каллы и укутала Эльсора шерстяным одеялом с повозки.
        Напоследок она достала нож, срезала у него с головы прядь волос, связала узлом и сунула в карман.
        - И знать не желаю, - проговорил Алукард, неожиданно оказавшийся рядом с ней. Матросы стояли позади. Он кивком указал на лежащего: - Кер тас настер.
        «Он ваш».
        Один из матросов осторожно ткнул Эльсора ногой.
        - Напился?
        Другой застегнул на Эльсоре наручники, и Лайла заметила, что Алукард невольно вздрогнул.
        Они подняли Эльсора на ноги.
        - Берегите его, - сказал Алукард.
        Матрос что-то буркнул - Лайла не разобрала ни слова. Алукард лишь кивнул, и Эльсора поволокли к кораблю.
        - Вот и все? - спросила Лайла.
        Алукард нахмурился.
        - Знаешь, Бард, какая валюта ценнее всего на свете?
        - Какая?
        - Услуга. - Он прищурился. - Теперь я у них в долгу. А ты в долгу у меня. - Он проводил взглядом матросов, тащивших бесчувственного Эльсора на борт. - Я помог тебе уладить дело, но это не навсегда. На этом корабле везут каторжников. Как только он отчалит, то не повернет назад, пока не дойдет до Делонара. А его в списках нет, так что к этому времени они догадаются, что везут невинного человека. И что бы ни случилось потом, тебе лучше куда-нибудь исчезнуть.
        Смысл его слов был ясен, но она не могла не спросить:
        - А «Шпиль»?
        Алукард посмотрел на нее, стиснув зубы.
        - На нем есть место только для одного преступника. - Он вздохнул, и в морозном воздухе заклубился туман. - Но я бы на твоем месте не беспокоился.
        - Это еще почему?
        - Потому что тебя поймают задолго до того, как мы отчалим.
        Лайла мрачно усмехнулась, глядя, как моряки и Стейсен Эльсор исчезают под палубой.
        - Поверь в меня хоть немного, капитан.
        Но на самом деле она понятия не имела, что делать, когда обман раскроется. Может быть, она случайно или - хуже того - намеренно разрушила жизнь человека. Как тогда, в таверне «В двух шагах».
        - Скажу прямо, - заявил Алукард на обратном пути из порта. - На этом моя помощь заканчивается. У Алукарда Эмери и Стейсена Эльсора нет ничего общего. И если нам доведется встретиться на ринге, я тебя не пощажу.
        - И не надо, - фыркнула Лайла. - Я и сама кое на что способна.
        - Надо думать. - Он наконец посмотрел на нее. - В конце концов, если убежишь подальше, тебя никто не найдет.
        Она вспомнила его вопрос, свой ответ и нахмурилась.
        - Давно ты понял?
        Алукард еле заметно улыбнулся.
        - Как ты думаешь, почему я взял тебя на корабль?
        - Потому что я твоя лучшая воровка.
        - Уж точно самая странная.
        И он скрылся за дверями таверны.
        Лайле было не до сна - слишком многое нужно было успеть. Они с Алукардом разошлись по комнатам, даже не попрощавшись, и когда через несколько часов она ушла с вещами Стейсена под мышкой, Алукард не последовал за ней, хотя она знала - он не спит.
        Решаем проблемы по мере их поступления, сказала она себе, поднимаясь по лестнице таверны «Карета и замок» с ключом в руках. На бронзовом ярлычке было выбито название таверны и цифра «3».
        Она отыскала комнату Эльсора и вошла.
        Лайла уже перерыла его карманы и изучила бумаги, но здесь можно было найти еще многое, что поможет притворяться им.
        Комната была простая. Кровать заправлена. У окна зеркало, на подоконнике складная рамка - с одной стороны портрет Эльсора, с другой - молодой женщины.
        Порывшись в сундуке у кровати, она нашла еще кое-какую одежду, тетрадь, короткую шпагу, перчатки. Они были странные - прикрывали верхнюю часть рук, но оставляли открытыми ладони и кончики пальцев. Удобная штука для огненного мага, подумала она и сунула их в карман.
        В тетради были в основном рисунки - в том числе несколько женских портретов, а также немного заметок и путевой дневник. Эльсор был дотошен и, судя по всему, прибыл один. Между страницами лежали письма и квитанции. Она потренировалась расписываться за него - сначала пальцем, потом карандашом.
        Потом стала опустошать сундук, выкладывая на кровать одну вещь за другой. В коробке на дне лежала шляпа, изгибающаяся надо лбом, и мешочек с туалетными принадлежностями.
        И потом, на самом дне, она нашла маску Эльсора.
        Деревянная резная маска слегка напоминала голову барана - рога обхватывали голову с боков и изгибались возле щек. Лицо прикрывала только носовая пластина. Этого мало. Она вернула маску на дно и закрыла сундук.
        Потом примерила одежду, сравнивая размеры свои и Эльсора. Как она и надеялась, разница была невелика. Примерка брюк подтвердила, что Лайла на дюйм-другой ниже, но она добавила себе немного роста, запихнув под пятки лишнюю пару носков.
        Наконец Лайла взяла с подоконника портрет и всмотрелась в лицо мужчины. На нем была шляпа, похожая на ту, что лежала на кровати, темные локоны обрамляли угловатое лицо.
        Волосы Лайлы были немного светлее, но она смочила их водой из тазика, и стало похоже. Решение, конечно, временное, особенно зимой, но все же поможет сосредоточиться.
        Она достала нож, вернулась к портрету на подоконнике, подхватила прядь и отстригла. За долгие месяцы в море волосы сильно отросли, и как же приятно было снова укоротить их! Пряди одна за другой падали на пол. Она укоротила прическу сзади, подровняла спереди. От воды и ножа концы волос стали слегка загибаться вверх.
        Порывшись в нехитрых пожитках Эльсора, она отыскала расческу и тюбик с чем-то маслянистым. Жидкость пахла орехами. Смазав ею волосы, она обнаружила, что локоны не рассыпаются. Вот и хорошо.
        На кровати лежал темный плащ. Она набросила его на плечи, взяла шляпу, осторожно надела ее и поглядела в зеркало. Оттуда на нее смотрел кто-то незнакомый - еще не Эльсор, но уже не Бард. Чего-то не хватало. Пряжки! Она порылась в карманах, достала радужную застежку, приколола у шеи. Потом вздернула голову, копируя осанку и манеры Эльсора, и сходство стало полнее.
        Лайла расплылась в улыбке и прицепила к поясу короткую шпагу. Это ничуть не хуже, чем быть пиратом, подумалось ей.
        - Аван, рас Эльсор, - поклонилась ей статная женщина - хозяйка таверны, когда Лайла вышла на лестницу.
        Лайла кивнула в ответ, жалея, что ни разу не слышала голоса Эльсора. Кажется, Алукард сказал, что Стросс родом из тех же краев. Акцент у него был резкий, и Лайла, подражая ему, негромко произнесла:
        - Аван.
        Удалось. Больше никто не обратил на нее никакого внимания, и Лайла вышла на предрассветную улицу. Уже не воровка и не морячка, а маг и волшебник, готовый сразиться на арене Эссен Таш.
        Глава 7
        Перекрестки
        I
        Накануне Эссен Таш Ночной рынок проснулся около полудня.
        Часы работы, очевидно, изменились в расчете на богатых гостей, прибывших на праздник. Чтобы убить время до Ночи знамен, Лайла бродила между прилавками, позвякивая монетами в кармане Эльсора. Она купила чашку пряного чая, сладкую булочку и стала вживаться в новый образ.
        Она не осмелилась вернуться в «Блуждающую дорогу» - там придется снова стать Дилайлой Бард, потому что ее все равно разоблачат. Ничего, когда начнется турнир, это станет не важно. Лица исчезнут под масками. А сегодня надо, чтобы ее увидели. Разглядели. Запомнили.
        Это было нетрудно. Лавочники обожают посплетничать. Достаточно, купив что-нибудь, завязать разговор, обронить намек, раз-другой назвать имя, обходя стороной тему турнира, забыть какую-нибудь безделушку, чтобы за тобой побежали вдогонку, крича: «Эльсор! Мастер Эльсор!»
        И когда она пересекла весь рынок, дело было сделано, по толпе поползли слухи. «Стейсен Эльсор. Будет состязаться. Красивый малый. Худоват только. Никогда его не видал. Что он умеет? Ну, скоро увидим». Она ловила на себе взгляды, слышала обрывки разговоров, боролась с воровским инстинктом скрыться с глаз.
        «Еще рано», - сказала себе она, когда солнце наконец склонилось к горизонту.
        Не хватало еще кое-чего.
        Она направилась в палатку к Калле.
        - Рановато ты пришла, - сказала хозяйка.
        - Вы не назначили время.
        Торговка застыла, пораженная новым обликом гостьи.
        - Как я выгляжу? - спросила Лайла, разглаживая плащ Эльсора.
        - Еще меньше похожа на женщину, - вздохнула Калла, сдернула шляпу с головы Лайлы и повертела в руках. - Неплохо, - оценила она, потом заметила коротко остриженные волосы. - А это еще что?
        - Хотелось перемен, - пожала плечами Лайла.
        Калла укоризненно покачала головой, но спорить не стала. Вместо этого она нырнула за занавеску и вынесла футляр.
        Внутри лежала маска.
        Лайла взяла ее в руки и едва не выронила. Изнутри маска была окована темным металлом, гладким, будто литым. Калла разъяла на части прежнюю маску демона и сотворила из нее нечто совершенно новое. Черные рога уже не торчали над головой, а изящно загибались назад. Надбровная часть стала острее, нависала над глазами, как козырек, а нижний край, который раньше был на уровне скул, теперь опускался по щекам, повторяя линию челюстей. По-прежнему лик демона, но уже другой породы.
        Лайла надела маску и залюбовалась ее дьявольской красотой. Вдруг Калла протянула ей еще одну штуковину - из такой же черной кожи, с таким же темным металлом, напоминающую диадему или же линию улыбающихся губ - края приподняты выше середины. Лайла повертела ее в руках, недоумевая, что с этим делать. Калла отобрала у нее вещицу, зашла за спину и защелкнула ее у Лайлы на шее.
        - Чтобы голова удержалась на плечах, - пояснила мастерица и ловко пристегнула воротник к незаметным петлям по нижнему краю маски. Поглядев в зеркало, Лайла увидела свое лицо, словно зажатое между огромными челюстями.
        Она зловеще усмехнулась, и зубы блеснули в глубине дьявольской пасти.
        - Вы чудо, - сказала Лайла.
        - Анеш, - пожала плечами Калла, но Лайла видела, что мастерица горда своей работой. Ей вдруг захотелось обнять эту женщину, но она сдержала порыв.
        Шарнирная челюсть позволяла поднять верхнюю часть маски. Голова демона увенчала ее собственную, как корона, а челюсть осталась на месте.
        - Как я выгляжу? - спросила Лайла.
        - Необычно, - ответила Калла. - И страшно.
        - То, что надо, - улыбнулась Лайла.
        Зазвонили колокола, и ее улыбка стала шире.
        Время пришло.
        Келл подошел к кровати и осмотрел одежду - черные брюки и черная рубашка с высоким воротником, расшитая золотом. Поверх рубашки лежала золотая фибула, которую принц выдал брату для королевского приема. Плащ лежал на спинке кресла и терпеливо ждал, но Келл не подошел к нему. Это талисман путешественника, а сегодня он не покинет дворца.
        Одежду, лежавшую на кровати, выбирал Рай, и это не просто подарок.
        В подарке скрыт намек.
        Камероу ты станешь завтра.
        А сегодня ты Келл.
        Недавно заходил Гастра, чтобы по приказу Рая забрать маску.
        Келлу не хотелось расставаться с ней.
        - Радуетесь, наверное, - по-своему истолковал его колебания Гастра, - из-за турнира. Думаю, нечасто вам выпадает случай проявить храбрость.
        - Это не игра, - заявил Келл, пожалуй, слишком сурово. - На кону стоит безопасность королевства. - Гастра побледнел, и Келла кольнула совесть.
        - Я дал присягу защищать королевскую семью, - сказал Гастра.
        - Сожалею, что тебе приходится защищать и меня, - грустно сказал Келл.
        - Это честь для меня, сэр. - В тоне юноши слышалась чистая, неподдельная искренность. - Я готов отдать за вас жизнь.
        - Надеюсь, не придется, - сказал Келл и протянул ему маску Камероу.
        - Я тоже, сэр. - Юный стражник смущенно улыбнулся.
        Келл прошелся по комнате и постарался выкинуть из головы завтрашний день. Для начала надо пережить сегодняшний вечер.
        У стены стояли кувшин и тазик. Келл наполнил ванну, прижал ладони к ее бокам и держал, пока вода не согрелась. Помывшись, он оделся в выбранный принцем наряд. Надо порадовать брата - это самое малое, что он может для него сделать. Хотя, надевая тунику, Келл спросил себя, долго ли Рай будет требовать награды в благодарность за свой подарок. Легко представлялось, как десять лет спустя Рай все еще просит принести ему чаю, ссылаясь на все ту же историю.
        - Сам налей, - скажет Келл, и Рай с укоризной ответит:
        - Помнишь Камероу?
        Вечерний костюм был тесен, подчеркивал фигуру по моде, которая нравилась Раю, и казался полупрозрачным. Узкий покрой заставил Келла выпрямиться во весь рост, забыв о привычной сутулости. Он застегнул золотые пуговицы, в том числе на рукавах и манжетах - боже, сколько же тут застежек! - потом приколол над сердцем королевскую фибулу.
        Келл оглядел себя в зеркало и замер.
        Даже со светлой кожей и рыжими волосами, даже с черным глазом, блестевшим, как полированный камень, он выглядел по-королевски. Келл долго любовался своим отражением, как зачарованный.
        Он выглядел как принц.
        Рай стоял перед зеркалом, застегивая блестящие пуговицы на тунике. За закрытыми окнами клубились, будто пар холодной ночью, звуки праздника - стук колес подъезжающих карет, смех, шаги и музыка.
        Он опаздывал и знал это, но никак не мог взять себя в руки, побороть страх. Темнело, ночная мгла наваливалась на дворец и на него, сжимая грудь невыносимой тяжестью.
        Он налил себе бокал - уже третий, поглядел в зеркало и вымученно улыбнулся.
        Куда подевался принц - любитель праздников, который не знал ничего лучше, чем дарить радость и быть в центре внимания?
        Умер, сухо подумал Рай, не успев вовремя остановиться, и не в первый раз порадовался, что Келл не может читать его мысли с той же легкостью, с какой ощущает его боль. К счастью, остальные до сих пор видят в нем прежнего Рая, а не того, кем он стал сейчас. И непонятно - то ли он хорошо притворяется, то ли они смотрят невнимательно. Что тут скажешь? Келл подарил ему жизнь, отдав свою, и не виноват, что брату эта новая жизнь нравится меньше, чем прежняя. А прежнюю Рай потерял по собственной глупости.
        Он залпом выпил бокал, надеясь поднять себе настроение, но мир стал еще более тусклым. Он коснулся блестящих пуговиц, в сотый раз поправил корону, вздрогнул от холодного сквозняка.
        - Золота на тебе маловато, - послышался голос от балконной двери.
        Рай окаменел.
        - Куда смотрит стража? - медленно произнес он. - Почему впускают пиратов?
        Нежданный гость сделал шаг, другой, и бесчисленное серебро на нем зазвенело, как колокольчики.
        - Теперь нас называют каперами.
        Рай обернулся и увидел Алукарда Эмери.
        - Что касается золота, - спокойно сказал принц, - его ровно столько, сколько нужно. Чем больше на себя надеваешь, тем больше желающих тебя обчистить.
        - Вот же дилемма, - покачал головой Алукард и приблизился еще на шаг. Рай присмотрелся к нему. Его темно-синий наряд с серебристым плащом, очевидно, никогда не бывал в море. Густые темные волосы аккуратно уложены и усеяны драгоценными камнями, над правым глазом сверкает сапфир. Эти глаза - словно ночные лилии в лунном свете. Раньше он благоухал этими лилиями. А теперь пахнет морским ветром и пряностями, и еще чем-то неведомым из далеких земель, где Рай никогда не бывал.
        - Что привело разбойника в мои покои? - спросил Рай.
        - Уж и разбойника, - Алукард попробовал слово на вкус. - Но лучше быть разбойником, чем скучающим придворным.
        Рай почувствовал, как глаза Алукарда медленно, жадно ощупывают его, и зарделся. Лицо вспыхнуло, волна жара покатилась вниз - под воротник, вдоль груди, под рубашку и пояс. Это было непривычно. Рай не владел магией, но в личных делах привык повелевать - обычно все происходило по его прихоти и ради его удовольствия. Но сейчас власть ускользала. Единственным человеком в Арнсе, способным смутить принца, превратить его из гордого владыки в нервного юнца, был Алукард Эмери. Изгнанник. Разбойник. Пират. И при этом - королевский родственник. Не претендент на престол, но все же… Алукард Эмери мог бы иметь герб и теплое местечко при дворе. Но предпочел сбежать.
        - Ты приехал на турнир? - Рай решил завести светскую беседу.
        Алукард скривил губы, насмехаясь над этой жалкой попыткой.
        - Помимо всего прочего.
        Рай неуверенно смолк, не зная, что сказать дальше. С кем угодно другим он завел бы непринужденную болтовню, но рядом с Алукардом ему не хватало воздуха. Он отвернулся, теребя манжету. Через мгновение звякнуло серебро, Алукард властно обнял его за плечи, приник губами к шее, сразу за ухом. Рай вздрогнул всем телом.
        - Ты слишком фамильярен со своим принцем, - предостерег он.
        - Признаешь, значит? - Губы Алукарда переместились - теперь он целовал шею принца. - Что ты мой.
        Он укусил Рая за мочку, и тот ахнул, выгнув спину. Алукард всегда знал, что сказать и что сделать, чтобы мир под ногами покачнулся.
        Рай повернулся, собираясь ответить, как-то остановить Алукарда, но тот накрыл губами его губы. Пальцы запутались в волосах, вцепились в одежду. Их неумолимо влекло друг к другу силой трехлетней разлуки.
        - Ты скучал по мне, - сказал Алукард. Это был не вопрос, а признание, потому что все в нем - изгиб спины, стук сердца, дрожь в голосе - говорило о том, что тяга была взаимной.
        - Я принц, - ответил Рай, силясь совладать с собой. - Я умею найти себе развлечение.
        Над бровью сверкнул сапфир.
        - А я прекрасно умею развлекать. - С этими словами Алукард прижался к Раю, и тот невольно подался навстречу, но в последний миг пират запустил руку ему в волосы, потянул назад, обнажая шею, и прижался к ней губами - чуть ниже подбородка.
        Рай стиснул зубы, подавляя стон, но молчание предало его: он ощутил на коже улыбку Алукарда. Пальцы гостя потянулись к тунике, ловко расстегивая пуговицы, поцелуи спустились ниже, но Рай почувствовал, что при виде шрама над сердцем Алукард неуверенно замер.
        - Тебя ранили, - шепнул он в ключицу. - Хочешь, помогу?
        Рай притянул лицо Алукарда обратно к своему, пытаясь отвлечь внимание от шрама и от вопросов, которые он мог вызвать. Он укусил Алукарда за губу, услышал тихий вскрик и поздравил себя с маленькой победой, но в этот миг…
        Зазвонили колокола.
        Ночь знамен.
        Он опоздал. Оба опоздали.
        Алукард тихо, грустно рассмеялся. Рай зажмурился и сглотнул.
        - Санкт! - выругался он, ненавидя мир, поджидавший за дверью, и свое место в нем.
        Алукард отстранился, и на миг Раю отчаянно захотелось вернуть его, удержать. Он боялся, что, если разжать пальцы, Алукард снова исчезнет - не только из комнаты, а из Лондона, из его жизни, уйдет в ночное море, как три года назад. Алукард, должно быть, заметил в его глазах панику: он вернулся, притянул к себе Рая и в последний раз приник к нему мягким, долгим поцелуем.
        - Спокойнее, - сказал он, медленно отстраняясь. - Я не призрак. - Улыбнулся, расправил плащ, шагнул к дверям. - Корону поправь, мой принц, - бросил он напоследок. - Покосилась.
        II
        Спускаясь по лестнице, Келл встретил на полпути невысокого, очень усталого остра с короткой бородкой. С тех пор, как начались приготовления к турниру, Парло ходил за принцем по пятам.
        - Мастер Келл, - пропыхтел он, - принц не с вами?
        - Я думал, он уже внизу.
        Парло покачал головой:
        - Не случилось ли чего-нибудь?
        - Вряд ли, - уверенно ответил Келл.
        - Ему пора быть на месте. Король теряет терпение, почти все гости уже собрались, а принца еще нет.
        Парло чуть не рвал на себе волосы.
        - Может, он так и задумал. Если вы беспокоитесь, загляните к нему и поторопите.
        Остра побледнел еще сильнее, как будто Келл предложил ему немыслимую низость.
        - Ну ладно, - буркнул Келл. - Я сам схожу. - И побрел вверх.
        У дверей Рая стояли на страже Тольнерс и Вис. Когда Келл был в нескольких шагах, дверь распахнулась, и изнутри кто-то вышел. Уж точно не Рай. Стражники изумленно распахнули глаза. Видимо, странный гость вошел не этим путем. Келл резко остановился. Хотя прошло несколько лет - на его взгляд, слишком мало, - он сразу узнал этого человека.
        - Алукард Эмери, - холодно произнес он, и это прозвучало как проклятие.
        Лицо гостя медленно расплылось в улыбке, и у Келла зачесались руки стереть ее.
        - Мастер Келл! - бодро воскликнул Алукард. - Какая приятная неожиданность встретить вас здесь. - В его голосе от природы слышалось скрытое веселье, и Келл никогда не понимал, смеется он над ним или нет.
        - Не вижу в этом ничего неожиданного, - сухо заявил Келл. - Потому что я тут живу. А вот ваше появление здесь и впрямь неожиданно. Мне казалось, что в нашу последнюю встречу я выразился совершенно ясно.
        - Совершенно, - эхом повторил Алукард.
        - Тогда что вы делали у моего брата?
        Алукард приподнял бровь с сапфиром.
        - Нужен подробный отчет? Или хватит краткого изложения?
        Келл впился ногтями в ладони и почувствовал кровь. В памяти оживали заклинания - десятки разных способов согнать с лица Эмери наглую усмешку.
        - Зачем вы явились? - прорычал он.
        - Я думал, вы слышали. - Алукард сунул руки в карманы. - Я участвую в Эссен Таш. И в этом качестве приглашен сегодня во дворец на Ночь знамен.
        - Праздник состоится внизу, а не в покоях принца. Вы заблудились? - Не дожидаясь ответа Алукарда, он рявкнул: - Тольнерс! - Стражник вышел вперед. - Проводите мастера Эмери в Розовый зал. И проследите, чтобы он не сбился с пути.
        Тольнерс шагнул к Алукарду и вдруг отлетел к стене. А Алукард даже не вынул рук из карманов. Все так же улыбаясь, он сказал:
        - Я и сам найду дорогу.
        Он направился к лестнице, но Келл схватил его за локоть.
        - Помнишь, что я сказал, когда вышвырнул тебя из города?
        - Смутно. Угрозы сыпались как из ведра.
        - Я сказал, что если ты еще хоть раз причинишь боль моему брату, - прорычал Келл сквозь зубы, - я тебя своими руками задушу. И сдержу слово.
        - Все еще любишь рычать, да, Келл? Как верный пес. Может, когда-нибудь и кусаться научишься. - Алукард высвободился и зашагал прочь. За его плечами развевался серебристо-синий плащ.
        Келл смотрел ему вслед.
        Как только Алукард скрылся из виду, он ударил кулаком в стену с такой силой, что резная панель треснула. Он чертыхнулся от боли, и из комнаты брата эхом донеслось такое же ругательство. Но на этот раз Келла совесть не мучила. Там, где ногти впились в кожу, выступила кровь. Келл прижал ладонь к разбитой стене.
        - Ас сора, - проговорил он. «Воссоединись».
        Трещина в дереве стала исчезать, щепки срастались воедино. Он долго не убирал ладонь, дожидаясь, когда растает комок в груди.
        - Мастер Келл… - начал Вис.
        - Что? - Он резко обернулся к стражнику. Воздух в зале заклубился, половицы задрожали. - Если еще раз увидите этого человека возле комнаты Рая, арестуйте.
        Келл вздохнул, успокаиваясь, и потянулся к двери, но она распахнулась, и на пороге, поправляя золотой обруч на голове, появился Рай. Увидев стражников и Келла, он вскинул голову.
        - Что такое? - сказал он. - Не так уж сильно я опаздываю. - И не успел никто произнести ни слова, зашагал по коридору. - Келл, не стой столбом, - бросил он через плечо. - Нам еще гостей принимать.
        - Что-то ты не в настроении, - заметил Рай, входя в роскошно убранный Розовый зал.
        Келл ничего не сказал, пытаясь остаться тем, кого он недавно увидел в зеркале. Он окинул взглядом зал и мгновенно выхватил из толпы Алукарда Эмери - тот стоял, весело болтая с группой волшебников.
        - Келл, право слово, - поддел Рай, - твой взгляд испепеляет.
        - И не только взгляд, - ответил Келл, разминая пальцы.
        Рай улыбнулся и кивнул кучке гостей.
        - Ты же знал, что он придет, - процедил он сквозь зубы.
        - Но не думал, что ты окажешь ему такой теплый прием, - огрызнулся Келл. - Хватило же глупости…
        - Я его не приглашал.
        - После всего, что случилось…
        - Хватит, - прошипел принц так громко, что соседи обернулись.
        Келл охотно увильнул бы от нежданного внимания, но принц распростер руки.
        - Отец! - крикнул он через весь зал. - Мое почтение!
        Король Максим в ответ приподнял бокал, принц легко вспрыгнул на цветочный вазон, и публика затихла.
        - Аван! - воскликнул принц на весь зал. - Глад-ах. Сазорс, - поприветствовал он гостей из Веска и Фаро. - Я принц Рай Мареш, - продолжил он по-арнезийски. - Мои отец и мать, король Максим и королева Эмира, славные правители Арнса, доверили мне право провести этот турнир. И это поистине высокая честь! - Он поднял руку, и вошла вереница королевских слуг с подносами, полными хрустальных бокалов с напитками, засахаренных фруктов, копченого мяса, других деликатесов. - Завтра вас представят публике как участников состязаний. А сегодня вы мои почетные гости и друзья. Наслаждайтесь! Пируйте, празднуйте, славьте свои гербы. А утром начнутся игры!
        Рай поклонился и под аплодисменты гостей спрыгнул со своей неожиданной трибуны. Толпа пришла в движение, одни потянулись к банкетным столам, другие - к знаменам.
        - Впечатляет, - заметил Келл.
        - Пойдем, - сказал Рай, стараясь не встречаться с ним глазами. - Одному из нас надо выпить.
        Лайла вступила на дворцовую лестницу, зажав под мышкой маску демона, и вдруг услышала приказ:
        - Стойте!
        Дорогу преградили двое стражников в блестящих доспехах. Рука сама собой потянулась к ножу, сердце забилось чаще, призывая драться или бежать, но Лайла усилием воли осталась на месте. Стражники не обнажили оружие.
        - Я пришел на Ночь знамен, - сказала она, протягивая приглашение Эльсора. - Мне было велено явиться к королевскому двору.
        - Вам нужно в Розовый зал, - пояснил стражник. Как будто Лайла знала, где это! Второй указал на другое крыльцо, поменьше. Раньше Лайла не замечала других входов во дворец. Но сейчас, проследив взгляд стражника, увидела две скромные лестницы по бокам от парадного подъезда и заметила, что по ним оживленно снуют люди. Двери Розового зала были широко распахнуты, а главный вход во дворец надежно заперт.
        - Соласе, - сказала она. - Я, должно быть, слишком разволновался. - Стражники улыбнулись.
        - Я вас провожу, - сказал один, как будто она могла снова ошибиться. Он провел ее по правой лестнице и передал с рук на руки слуге, который ввел ее в Розовый зал.
        Зал производил сильное впечатление - не столько бальный, сколько тронный, изысканный, но без лишней пышности. До чего же я изменилась, подумала про себя Лайла, массивные вазы со свежими цветами и красно-золотые гобелены уже кажутся скромными.
        Недалеко от дверей стоял знакомый капитан в сине-серебряном костюме. Он увидел Лайлу, и его лицо несколько раз сменило выражение, пока не остановилось на холодно-одобрительном.
        - Мастер Эльсор.
        - Мастер Эмери. - Лайла неуклюже поклонилась.
        Алукард покачал головой:
        - Даже не знаю, восхищаться тобой или злиться.
        - Одно другому не мешает.
        Он кивком указал на маску Саруса:
        - Ты что, хочешь, чтобы тебя раскусили?
        Лайла пожала плечами:
        - В ночи скрывается много теней. - Она заметила маску, которую держал он. Она была из темно-синей чешуи с серебряной каймой и закрывала лицо от волос до скул. Когда он ее наденет, знаменитая улыбка змея-искусителя останется на виду, как и копна буйных кудрей. Маска Алукарда была декоративной, не давала ни анонимности, ни защиты.
        - Кем ты будешь? - спросила она по-арнезийски. - Рыбой?
        - Еще чего! - притворно обиделся Алукард. - Неужели не ясно? Драконом!
        - Может, разумнее все же стать рыбой? - поддразнила Лайла. - Ты живешь в море, ты очень скользкий тип, и…
        - Я дракон, - перебил он. - Тебе просто не хватает воображения.
        Лайла улыбнулась - ее радовало, что разговор становится похож на привычную болтовню.
        - Мне казалось, герб дома Эмери - перо. Разве ты не хочешь стать птицей?
        Алукард провел пальцами по маске.
        - В моей семье и так достаточно птиц, - ответил он с плохо скрываемой злостью. - Отец - гриф, мать - сорока, старший брат - ворона. Сестренка - воробей. А я птицей никогда не был.
        Лайла прикусила язык, чтобы не обозвать его павлином. Время неподходящее.
        - Символ нашего дома означает полет, - продолжал он, - а летать умеют не только птицы. - Он приподнял маску дракона. - Кроме того, я выступаю не за дом Эмери, а за самого себя. И если бы ты увидела мой костюм целиком, то не…
        - У тебя будут крылья? Или хвост?
        - Нет, они будут путаться под ногами. Но чешуи будет больше.
        - Значит, все-таки рыба.
        - Поди прочь! - рявкнул он, но в его голосе звенел смех, и оба, не выдержав, расхохотались, но потом вспомнили, где находятся. И кто они такие.
        Рядом с капитаном вынырнул Джиннар.
        - Эмери! - воскликнул он.
        На кончиках пальцев у него висела маска - серебряная корона, похожая на сахарную вату или на воздушный вихрь. Сегодня его ноги твердо стояли на полу, но Лайла чувствовала, как от него исходит энергия, и от этого очертания его фигуры выглядят размытыми, как у колибри. Ну как сражаться с колибри? Как вообще с ними со всеми сражаться?
        - А это кто? - спросил Джиннар, глядя на Лайлу.
        - Ты что, не узнаешь мастера Эльсора? - усмехнулся Алукард.
        Серебристые глаза прищурились. Лайла с вызовом приподняла бровь. На плечо ей легла рука Алукарда - то ли в знак солидарности, то ли чтобы помешать достать оружие.
        - Мастер Эльсор, - медленно проговорил Джиннар. - Сегодня вы не похожи на себя, - он стрельнул глазами в Алукарда. - Видимо, в таверне было мало света, а раньше я вас не видел.
        - Ошибка простительна, - проговорила Лайла. - Я не люблю быть на виду.
        - Надеюсь, - бодро заявил Алукард, - на арене вы сумеете преодолеть эту слабость.
        - Я сумею твердо стоять на ногах, - парировала Лайла.
        - Не сомневаюсь.
        Наступила короткая пауза, заметная даже сквозь гул толпы.
        - Прошу прощения, - нарушил молчание Алукард. - Я собирался помучить Броста и еще встретиться с этим новичком Камероу…
        - Рад был видеть вас… снова, - сказал Джиннар и удалился вслед за Алукардом.
        Лайла посмотрела им вслед и стала пробираться сквозь толпу, старательно сохраняя отрешенный вид, как будто вращаться среди лучших магов трех империй было для нее самым обычным делом.
        Она взяла с одного из подносов хрустальный бокал, прикинула его вес в руке и только потом вспомнила, что пришла сюда не воровать. Поймала взгляд Алукарда и, подмигнув, отсалютовала.
        Она бродила по залу, пила сладкое вино, и, чтобы чем-то занять голову и сохранить спокойствие, стала считать гостей.
        Тридцать шесть магов, включая ее саму. По двенадцать из каждой империи. И у всех на голове, под мышкой или через плечо - маски.
        Примерно два десятка слуг. Сколько именно - трудно сказать, все одеты одинаково и все время перемещаются.
        Двенадцать стражников.
        Пятнадцать остра, судя по высокомерному выражению лиц.
        Шесть вестра, судя по королевским фибулам.
        Два светловолосых вескийца в коронах вместо масок, каждый в сопровождении шести слуг, и высокий фароанец с непроницаемым лицом, с ним восемь человек.
        Арнезийские король и королева в роскошных красно-золотых мантиях.
        Принц Рай вверху, на галерее.
        И рядом с ним Келл.
        У Лайлы перехватило дыхание. Впервые Келл зачесал рыжие волосы назад, открыв взглядам холодную голубизну левого глаза и блестящую черноту правого. И привычного плаща на нем не было. Он был одет в элегантный черный костюм с золотой фибулой у самого сердца.
        Когда-то Келл говорил, что чувствует себя скорее игрушкой, чем принцем, но сейчас, стоя рядом с Раем с бокалом в руке и оглядывая толпу, он несомненно был на своем месте.
        Принц что-то сказал, и лицо Келла озарилось неслышным смехом.
        Куда только подевался окровавленный юнец, упавший на пол ее комнаты?
        И измученный маг с почерневшими венами?
        И грустный, одинокий принц, который стоял в порту и печально смотрел ей вслед?
        Этого, последнего, она увидела словно наяву. Вот она, та самая складка возле губ, морщинка в уголке глаза.
        Лайлу неудержимо потянуло к нему, и лишь через несколько ступенек она взяла себя в руки. Сегодня она не Дилайла Бард, а Стейсен Эльсор. До сих пор иллюзия держалась довольно крепко, но было ясно, что рядом с Келлом она рассыпется. И тем не менее в глубине души ей хотелось поймать его взгляд, насладиться минутным удивлением, видеть, как он постепенно узнает ее и - хотелось бы! - радуется. Нет, вряд ли он обрадуется, увидев ее здесь, среди толпы будущих соперников. И, честно говоря, Лайле нравилось следить за ним, оставаясь незамеченной. Она чувствовала себя хищницей, а среди волшебников это значит немало.
        - Полагаю, вряд ли мы раньше встречались, - послышался за спиной голос, говоривший по-английски с акцентом.
        Она обернулась и увидела юношу, высокого и стройного, с рыжеватыми волосами и темными ресницами вокруг серых глаз. Под мышкой у него была серебристо-белая маска, он переложил ее на другую сторону и протянул руку в перчатке.
        - Камероу, - дружелюбно представился он. - Камероу Лосте.
        Вот он, значит, какой, неуловимый маг, которого безуспешно искали Алукард и Джиннар. И из-за чего такая суматоха?
        - Стейсен Эльсор, - ответила она.
        - Очень приятно, мастер Эльсор, - сказал он с уверенной улыбкой. - Возможно, мы встретимся на арене.
        Она приподняла бровь и шагнула в сторону.
        - Может быть.
        III
        - Я взял на себя смелость придумать тебе знамя, - сказал Рай, облокотившись о мраморные перила галереи. - Надеюсь, ты не возражаешь.
        Келл поморщился:
        - Думаешь, я хочу знать, что на нем нарисовано?
        Рай вытащил из кармана красное полотнище и протянул брату. Развернув его, Келл увидел черную и белую розы. Два цветка, повторявших друг друга, как в зеркале, были окружены извивающимся стеблем с шипами.
        - Как тонко, - произнес Келл без всякого выражения.
        - Мог бы хоть притвориться благодарным.
        - А ты не мог бы выбрать что-нибудь более… не знаю… внушительное? Змею? Крупного зверя? Хищную птицу?
        - Отпечаток кровавой ладони? - парировал Рай. - Или мерцающий черный глаз?
        Келл насупился.
        - Верно, - продолжил Рай. - Надо было нарисовать хмурое лицо. Но тогда все узнали бы тебя. Я решил, что это подойдет лучше.
        Келл что-то проворчал, скомкал знамя и сунул его в карман.
        - Не за что, - отозвался Рай.
        Келл окинул взглядом Розовый зал.
        - Как ты думаешь, заметит кто-нибудь, что меня… гм, что Камероу Лосте нет на празднике?
        Рай пригубил вино.
        - Сомневаюсь. Но на всякий случай…
        Он указал бокалом на худощавую фигуру, идущую сквозь толпу. Келл чуть не поперхнулся вином. Незнакомец был высокий и стройный, с короткими рыжими волосами, в элегантных черных брюках и серебристой тунике с высоким воротником. Но Келл сразу же обратил внимание на маску у него в руках.
        Выкованная из цельного куска серебристо-белого металла, отполированная до блеска.
        Его маска. Точнее, Камероу.
        - Это еще кто?
        - Это, дорогой братец, Камероу Лосте. На сегодняшний вечер.
        - Черт возьми, Рай, чем больше народу узнает о твоем плане, тем скорее он провалится.
        Принц лишь отмахнулся.
        - Я щедро заплатил нашему актеру за сегодняшнюю роль. Объяснил ему, что настоящий Камероу не любит появляться на публике. Это единственное мероприятие, на котором все тридцать шесть участников, в том числе Камероу, обязаны открыть свои лица. Кроме того, Кастарс очень осмотрителен.
        - Ты его знаешь?
        - Наши пути пересекались, - уклончиво ответил Рай.
        - Стоп, - сказал Келл. - Не надо. Я не желаю слышать о твоих встречах с человеком, который выдает себя за меня.
        - Не говори гадостей. Я не встречался с ним с тех пор, как он согласился сыграть эту роль. Считай это моим знаком уважения к тебе.
        - Очень лестно.
        Рай встретился глазами с актером, и через несколько минут фальшивый Камероу Лосте - строго говоря, они оба фальшивые, но это копия копии, подумал Келл, - поднялся на галерею.
        - Приветствую вас, принц Рай, - сказал он и отвесил поклон - чуть более церемонно, чем поклонился бы Келл. - И вас, мастер Келл, - почтительно добавил он.
        - Добрый день, мастер Лосте, - бодро отозвался Рай.
        Глаза актера - оба серые - устремились на Келла. Вблизи стало ясно, что он такого же роста и сложения. Рай выбирал тщательно.
        - Желаю удачи в дни состязаний, - сказал Келл.
        Улыбка актера стала еще проникновеннее.
        - Сражаться за Арнс - большая честь. - И он спустился обратно в зал.
        - Он не переигрывает? - спросил Келл, глядя ему вслед.
        - Не ворчи, - ответил Рай. - Важно, что теперь у Камероу есть лицо. И главное - это лицо не твое.
        - Но у него нет плаща.
        - Нет, к несчастью для нас, ты не можешь вытащить из своего плаща еще один. И я догадался, что ты не захочешь расставаться с ним.
        - Верно. - Келл собрался уйти и вдруг заметил внизу тонкую фигурку в черной маске демона. Маска была почти такая же, какую носила Лайла на маскараде у Рая. В ночь, когда Астрид захватила Келла в плен и вселилась в тело Рая. В ту ночь Лайла появилась на балконе, как призрак, в черном костюме и рогатой маске. В этой же маске она вместе с Келлом несла бездыханное тело Рая, ждала в святилище, пока Келл пытался вернуть брата к жизни. В этой маске она стояла в каменном лесу у подножия Белого замка, держала ее в окровавленных пальцах, когда все закончилось.
        - Кто это? - спросил он.
        Рай проследил его взгляд.
        - Человек, который разделяет твою страсть к одноцветной одежде. А помимо этого… - Рай достал из кармана список и пробежал глазами. - Это не Брост, он здоровенный. Джиннара я видел. Наверное, Стейсен.
        Келл прищурился, но сходство уже поблекло. Волосы слишком короткие, слишком темные, маска не такая, лицо более жесткое, без улыбки. Келл покачал головой.
        - Это безумие, но на миг мне показалось…
        - Боже мой, Келл, она тебе повсюду мерещится! Знаешь, как это называется?
        - Галлюцинации?
        - Влюбленность.
        - Я не влюбился, - фыркнул Келл. - Просто… - Просто хотел ее увидеть. - Наши пути пересеклись всего однажды. Много месяцев назад. Так бывает.
        - О да, ваши отношения с мисс Бард ничем не примечательны.
        - Замолчи.
        - Ходить из мира в мир, убивать королей, спасать города. Приметы самого обычного романа.
        - Не было у нас никакого романа, - огрызнулся Келл. - На всякий случай напоминаю: она ушла.
        Он не вкладывал в это слово никакой обиды. Она ушла не от него, а просто ушла, и все. И он при всем желании не мог последовать за ней. А теперь она вернулась.
        Рай выпрямился.
        - Когда все закончится, нам с тобой надо отправиться в путешествие.
        - Хватит об этом, - вздохнул Келл.
        И вдруг он заметил в зале белые одежды мастера Тирена. Весь вечер - да что там, всю неделю, весь месяц - авен эссен избегал его.
        - Подержи, - он сунул принцу свой бокал. И не успел Рай и рта раскрыть, как Келл исчез.
        Лайла выскользнула из зала, не дожидаясь, когда толпа начнет редеть. В одной руке у нее была маска демона, в другой - выбранное для турнира знамя. Два серебряных ножа крест-накрест на черном фоне. И вдруг в вестибюле она услышала за спиной шаги. Не гулкий топот сапог по мрамору, а мягкая поступь поношенных туфель.
        - Дилайла Бард, - окликнул знакомый тихий голос.
        Она замерла и обернулась. Перед ней стоял верховный жрец Лондонского святилища с двумя серебряными бокалами в руках. Седой как лунь, в белых одеждах, с внимательными голубыми глазами.
        - Мастер Тирен, - улыбнулась она, хотя сердце тревожно заколотилось. - Разве авен эссену можно пить?
        - А почему бы и нет? - отозвался он. - И в магии, и в алкоголе главное - умеренность. - Он заглянул в бокалы. - Кроме того, это вода.
        Лайла шагнула назад, украдкой спрятав маску за спину. Что делать? Обычно в трудной ситуации выбор небогат: бежать или драться. Ясно, что с мастером Тиреном ни то, ни другое не годится. В глубине души она радовалась, что ее разоблачили, и при всем желании не могла себе представить, что бросится с ножом на наставника Келла.
        - Ну, и вырядилась же ты, - заметил авен эссен. - Если ты хотела встретиться с принцем Раем и мастером Келлом, могла бы просто подойти. К чему этот маскарад? - И, взглянув ей в лицо, добавил: - Ведь не затем же, чтобы проникнуть во дворец?
        - Я пришла как участник состязаний.
        - Нет, - коротко ответил он.
        - С чего вы взяли? - ощетинилась Лайла.
        - Потому что я сам их отбирал.
        - Наверное, одного пропустили, - пожала плечами Лайла.
        Он окинул ее долгим взглядом.
        Прочитал мысли? Способен он на такое? Вот в чем главная трудность, когда неожиданно оказываешься в мире магии. Тебе кажется, что ничего невозможного нет. Лайла не была ни скептиком, ни легковером; она прислушивалась к своему сердцу и к миру вокруг. Но мир становился все необычнее.
        - Мисс Бард, в какую же неприятность ты ввязалась на этот раз? - И, не давая ответить, жрец продолжил: - Я задал не тот вопрос. Судя по твоему виду, следовало спросить, где мастер Эльсор?
        - Жив и здоров, - ответила Лайла. - Жив, по крайней мере. Был, когда я его в последний раз видела. - Жрец коротко вздохнул. - С ним все хорошо, мастер Тирен. Но он не сможет участвовать, вот я и заняла его место.
        Еще один короткий вздох, неодобрительный.
        - Вы же сами вдохновили меня, - заявила Лайла.
        - Я посоветовал тебе беречь и развивать свою силу, а не обманом пробираться на международный турнир.
        - Вы же сами сказали, что во мне есть магия. Теперь думаете, что у меня не хватит сил?
        - Я не знаю, что в тебе есть, Лайла. Ты и сама этого не знаешь. И хотя я рад, что твое пребывание в нашем мире оказалось столь плодотворным, все же тебе нужно долго тренироваться и соблюдать дисциплину.
        - Поверьте в меня хоть немного, мастер Тирен. Говорят, если очень захотеть, можно достичь чего угодно.
        - Это говорят глупцы. А ты слишком пренебрежительно относишься к жизни - и к своей, и к чужой.
        - Мне это уже говорили. - Она отступила еще на шаг и очутилась в дверях. - Хотите меня остановить?
        Голубые глаза сверкнули.
        - А получится?
        - Попробуйте. Арестуйте меня. Разоблачите. Устроим из этого спектакль. Но вам это надо? Настоящий Стейсен Эльсор на полпути в Делонар и не успеет вернуться вовремя. И к тому же этот турнир важен для вас, правда? - Она провела пальцем по дверному косяку. - С дипломатической точки зрения. Прибыли гости из Веска и Фаро. Что будет, если они узнают, откуда я на самом деле? Что скажут о двери между мирами? Обо мне? Дело быстро запутывается, верно, мастер Тирен? И больше того: мне кажется, вам самому любопытно посмотреть, на что способна девчонка из Серого Лондона.
        Тирен взглядом пригвоздил ее к месту.
        - Тебе говорили, что такую хитрую голову нелегко удержать на плечах?
        - Хитрую. Буйную. Безрассудную. Слышала много раз. Удивительно, что до сих пор жива.
        - Это верно.
        Лайла опустила руку, которой гладила дверной косяк.
        - Только Келлу не говорите.
        - Уж поверь, дитя мое, ни в коем случае. Когда тебя поймают, я сделаю вид, что ничего об этом не знаю. - И вполголоса добавил, скорее для себя: - Этот турнир станет для меня последним. - И прочистил горло: - Он знает, что ты здесь?
        - Нет еще. - Лайла прикусила губу.
        - Собираешься сказать?
        Лайла окинула взглядом Розовый зал. Конечно, собирается. Так что же ей мешает? Неуверенность? Пока она знает, а он нет, она контролирует ситуацию. Но едва узнает он, все переменится. И вообще, если Келлу станет известно, что она хочет состязаться, то не видать ей арены. И вообще ничего не видать, кроме тюрьмы. Даже если все обойдется, она так и не узнает, чем дело кончилось.
        Она вышла на крыльцо, Тирен - вслед за ней.
        - Как они? - спросила Лайла, глядя на город.
        - Принцы? Да вроде неплохо. И все-таки… - В голосе Тирена зазвучала искренняя тревога.
        - Что с ними? - поторопила она.
        - После Черной ночи многое изменилось. Принц Рай не такой, каким был. Реже выходит на улицу, а если выходит, притягивает сплошные неприятности.
        - А Келл?
        Тирен помолчал.
        - Многие считают, что он в ответе за тень, накрывшую наш город.
        - Это несправедливо! - возмутилась Лайла. - Мы спасли город!
        Тирен пожал плечами, словно говорил: такова уж природа страха и сомнений. Они легко разгораются.
        Келл и Рай на балконе казались вполне довольными жизнью, но что она видела? Только их костюмы, нарядные маски. А под масками была темнота.
        - Иди, - велел авен эссен. - Завтра будет… что-то да будет.
        - Станете болеть за меня? - спросила она с наигранной легкостью.
        - Помолюсь, чтобы ты не погибла.
        Лайла хмыкнула и пошла вниз по лестнице. На полпути ее остановил голос:
        - Погоди…
        Это был не Тирен. Молодой голос, которого она не слыхала уже четыре месяца. Низкий, чуть напряженный, как будто человек задыхался или сдерживал себя.
        Келл.
        Она замедлила шаг, склонила голову, пальцы до боли стиснули шлем. Едва не обернулась, но тут голос послышался опять, прозвучало имя.
        - Тирен, - сказал Келл. - Погодите, пожалуйста.
        Лайла стояла спиной к верховному жрецу и черноглазому принцу.
        У нее едва хватило сил сделать еще шаг.
        И она пошла, не оглядываясь.
        - В чем дело, мастер Келл? - спросил Тирен.
        У юноши слова застряли в горле. Наконец ему удалось произнести:
        - Вы меня избегаете.
        Глаза старика блеснули, но он не стал отрицать сказанного.
        - У меня много талантов, Келл, - сказал он, - но, хочешь верь, хочешь нет, обманывать я не умею. Потому, наверное, никогда не выигрываю в санкт…
        Келл приподнял бровь. Он не мог представить себе авен эссена за игрой.
        - Я хотел поблагодарить вас. За то, что послушали Рая и разрешили мне…
        - Ничего я тебе не разрешал, - перебил его Тирен. Келл вздрогнул. - Просто не стал останавливать, потому что прекрасно знаю вас обоих: если уж вам что-нибудь втемяшится в голову, вы это сделаете, и гори все огнем.
        - Вы считаете, я веду себя по-свински?
        - Нет, мастер Келл. - Жрец потер глаза. - Вы ведете себя по-человечески.
        В устах авен эссена, который должен был бы считать Келла благословенным, в этих словах слышался легкий упрек.
        - Иногда мне кажется, что я сошел с ума.
        Тирен вздохнул:
        - Иногда мне кажется, что все вокруг сошли с ума. Принц Рай - потому что придумал всю эту затею, да еще и так хорошо все спланировал. - Его голос стал чуть тише. - А король и королева - потому что обвиняют одного сына больше, чем другого.
        Келл с трудом сглотнул.
        - Неужели они никогда не простят меня?
        - А что бы ты предпочел? Их прощение или жизнь Рая?
        - Не хочу выбирать, - резко ответил он.
        Тирен обвел взглядом лестницу, Айл, мерцающие огни города.
        - Мир устроен несправедливо и неправильно, но умеет вернуть себе равновесие. Этому учит нас магия. Но я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещал.
        - Что?
        Взгляд голубых глаз снова устремился на него.
        - Что будешь осторожен.
        - Постараюсь. Я не хочу причинять боль брату, но…
        - Я прошу тебя заботиться не о жизни Рая, глупый ты мальчишка. А о твоей собственной. - Мастер Тирен коснулся лица Келла, и от этого прикосновения по телу разлилось знакомое теплое спокойствие.
        И тут появился Рай, веселый и пьяный.
        - А вот и вы! - Он обнял Келла за плечи и шепнул: - Прячься. Принцесса Кора вышла на охоту.
        Келл вошел вслед за братом, бросил прощальный взгляд на Тирена. Тот стоял спиной к дворцу, устремив глаза в ночную тьму.
        IV
        - Что мы тут делаем?
        - Прячемся.
        - Могли бы спрятаться во дворце.
        - До чего же ты скучный!
        - Эта штука не утонет?
        Рай встряхнул бутылку.
        - Глупости.
        - Вовсе нет, я серьезно, - возразил Келл.
        - Мне говорили, вроде не должна, - Рай отсалютовал бутылкой арене.
        - Не должна или все-таки не может? - уточнил Келл, шагая по стадиону, как по стеклянному.
        - Ну и зануда ты… Ой! - Рай споткнулся обо что-то, и ногу Келла пронзила боль.
        - Вот, - в ладонях мага вспыхнула пригоршня огня.
        - Не надо, - Рай подскочил к нему, стиснул его ладони и заставил погасить пламя. - Мы здесь тайком. А значит, должно быть темно.
        - Тогда смотри под ноги.
        Рай уселся на каменный пол - видимо, решил, что дальше идти незачем. В лунном свете Келл видел глаза брата, золотой венец на волосах. Рай откупорил бутылку пряного вина.
        Келл присел на землю рядом с принцем, опершись обо что-то - платформу, стену, лестницу? Он запрокинул голову и оглядел стадион - хотя бы ту небольшую часть, которая была видна. На трибунах скоро появятся зрители, он выйдет на арену и… Неужели все получится?
        - Ты уверен? - спросил Келл.
        - Отступать поздно, - отозвался Рай.
        - Я не шучу. Время еще есть.
        Принц отхлебнул вина и поставил бутылку на пол, явно размышляя над ответом.
        - Помнишь, что я тебе говорил? - тихо сказал он. - После той ночи. Когда ты спросил, почему я взял у Холланда эту подвеску.
        Келл кивнул.
        - Ты хотел силы.
        - И до сих пор хочу, - прошептал Рай. - Каждый день. Просыпаюсь с желанием стать сильнее. Стать хорошим принцем, достойным королем. Это желание сжигает меня, как огонь. И еще, бывают минуты, ужасные, ледяные, когда я вспоминаю, что натворил… - Он невольно прижал руку к сердцу. - С собой. С тобой. С королевством. Это очень больно. - Его голос задрожал. - Даже хуже, чем умирать. Бывают дни, когда мне кажется, что я этого не заслуживаю. - Он коснулся рукой печати. - А заслуживаю только… - Он умолк, но Келл физически ощутил боль брата.
        - Наверное, я пытаюсь объяснить, - закончил Рай, - что мне самому это нужно. - Он наконец поднял глаза на Келла. - Понятно?
        - Да. - Келл взял бутылку.
        - Только постарайся, чтобы мы оба не погибли.
        Келл застонал, и Рай усмехнулся.
        - За хитрые планы, - провозгласил Келл, поднимая тост. - И за дерзких принцев.
        - За волшебников в масках, - Рай поднес вино к губам.
        - За безумные идеи.
        - За Эссен Таш.
        - Вот будет удивительно, - прошептал Рай, когда бутылка опустела, - если нам это сойдет с рук.
        - Кто знает, - сказал Келл. - Может, и сойдет.
        Рай ввалился к себе, отмахнулся от Тольнерса с его вопросами и захлопнул дверь перед носом стражника. В темноте он три нетвердых шага спустя ударился лодыжкой о низкий столик и сочно выругался.
        Комната плыла перед глазами. Тени разгоняло лишь бледное пламя в камине да свечи по углам, причем из них горела только половина. Рай попятился, прижался к стене и стал ждать, пока комната остановится.
        Праздник наконец-то подошел к концу. Королевские особы удалились в свои покои, знать разошлась по домам. Завтра. Завтра начнется турнир.
        Рай понимал, почему колеблется Келл. Не потому, что их поймают и у них будут неприятности; нет, он боялся причинить боль брату. Келл все время жил так, будто Рай стеклянный, и обоих это сводило с ума. Но когда начнется турнир, когда он увидит, что с братом ничего не случилось, что он жив и здоров - да что с ним вообще теперь сделается? - то и сам Келл наконец расслабится, перестанет ходить на цыпочках, оберегать Рая, заживет нормальной жизнью.
        Потому что Рай уже не нуждался в его защите. Когда он сказал, что игра в Камероу нужна обоим, - это было полуправдой.
        А вся правда заключалась в том, что Рай нуждался в этом сильнее.
        Потому что Келл вручил ему дар, которого он не хотел, за который не сможет расплатиться.
        Он всегда завидовал силе брата.
        А теперь по воле злой судьбы эта сила перешла к нему.
        Он стал бессмертен.
        И тяготился этим.
        И ненавидел себя за это. Он стал тем, кем никогда не хотел быть, обузой для брата, источником боли и страданий, тюрьмой. Ненавидел себя за то, что, будь у него выбор, он бы сказал «нет». Он был рад, что не пришлось делать выбор, потому что хотел жить, даже если не заслуживал, - и этим тоже тяготился.
        Но больше всего Раю не нравилось то, как из-за него изменился Келл. Брат шел по жизни так, будто она стала хрупкой. Черный камень и жившая в нем сила, на время поселившаяся в Келле, изменили его, пробудила в душе беспокойные струнки, и Раю хотелось закричать, встряхнуть Келла и сказать ему: не прячься от опасности из-за меня, иди ей навстречу, даже если станет больно.
        Потому что Рай заслужил эту боль.
        Он видел, как брат задыхается под бременем.
        И тяготился этим.
        И этот жест - безрассудный, безумный, опасный - лучшее, что он мог сделать.
        Комната успокоилась, и Раю вдруг отчаянно захотелось выпить еще.
        У стены стоял резной позолоченный буфет. Возле подноса с десятком бутылок выстроились бокалы, Рай прищурился в полутьме, оглядел коллекцию, выбрал тонкий флакон из глубины, скрытый за большими яркими бутылками. Напиток во флаконе был молочно-белый, из пробки тянулась тоненькая трубочка.
        Одна капля - чтобы успокоиться. Две - для тишины. Три - для сна.
        Так сказал Тирен, когда прописывал ему это снадобье.
        Рай дрожащими пальцами потянулся к флакону.
        Время было позднее, и он не хотел оставаться наедине со своими мыслями.
        Можно было бы позвать кого-нибудь - ему никогда не составляло труда найти компанию. Однако он был не в настроении веселиться и хохотать. Будь здесь Мортимер и Перси, можно было бы сыграть с ними в санкт, разогнать тягостные мысли. Но Мортимер и Перси погибли по вине Рая.
        «Тебя не должно быть в живых».
        Он потряс головой, прогоняя голоса, но они упрямились.
        «Ты всех подвел».
        - Перестаньте, - прорычал он вполголоса. Он терпеть не мог темноту, где его всегда настигали волны мрака. Он надеялся, что праздник его утомит, навеет сон, но усталое тело не могло совладать с разбушевавшимися мыслями.
        «Ты слабак».
        В пустой бокал упали три капли, потом он плеснул туда медовой воды.
        «Неудачник».
        Рай залпом выпил - («Убийца») - и стал ждать. Он стоял у бара, глядя в пустой бокал и отсчитывая секунды. Вскоре мысли затуманились, перед глазами поплыла рябь.
        Рай оттолкнулся от буфета. Комната накренилась, он чуть не упал, но ухватился за столбик кровати - «тебя не должно быть в живых», - скинул сапоги и ощупью лег. Он свернулся клубочком, и мысли - о голосе Холланда, о талисмане - переплелись с воспоминаниями о том, как он умер.
        Он помнил не все, но хорошо запомнил, как Холланд протянул ему дар.
        Дар силы.
        Помнил, как стоял в этой комнате, как надел шнурок с талисманом на шею, вышел в коридор - и все. А потом грудь разрывает мучительный жар, он опускает глаза и видит собственную руку на рукояти кинжала, лезвие которого скрыто между ребрами.
        Помнил боль, кровь, страх, а потом - тишину и тьму. Он уступил, ушел в глубину, а потом какая-то сила потащила его назад, он словно упал и ударился о землю - жгучая, рвущая боль. Но падал не вниз, а вверх. Снова и снова выныривал на поверхность самого себя.
        Потом снадобье наконец подействовало, воспоминания утихли, прошлое и настоящее сжалились и отпустили. Он погрузился в беспокойный сон.
        V
        Белый Лондон
        Холланд мерил шагами королевские покои.
        Они были такие же просторные, как тронный зал, с широкими окнами и сводчатым потолком. Отсюда, с западной башни замка, открывался вид на весь город. Он видел мерцающий отсвет Сиджлта на низких облаках, видел свет фонарей, бледный, но ровный, отраженный окнами и низким туманом, видел, как город - его город - засыпает и просыпается, возвращаясь к жизни.
        На подоконник что-то опустилось, и он вздрогнул - рефлекторно встрепенулась сила. Это была всего лишь птица. Бело-серая, с бледным золотистым гребешком, с черными, как у Холланда, глазами. Он шумно выдохнул.
        Настоящая птица.
        Сколько лет он не видел ни одной? Животные давным-давно разбежались, ушли вслед за магией подальше, туда, где мир не умирал, скрылись вслед за уходящей жизнью. Те, кто ненароком приближался к людям, были безжалостно убиты ради пропитания или умирали от колдовства. Даны держали двух лошадей, холеных, белоснежных, но и те пали в первые дни после смерти хозяев, когда город погрузился в хаос и начались войны за корону. Тех дней Холланд, конечно, не видел. Он провел их в саду другого, далекого мира, заботясь только о том, как бы выжить самому.
        И вот здесь появилась птица.
        Она взмахнула крыльями и взлетела, пощекотав его руку перьями, и только тогда он осознал, что тянется к ней.
        Всего одна птица. Но это хороший знак. Мир меняется.
        Осарону подвластно многое, но не все. Над теми, в ком бьется сердце, живет душа, он не властен. И это хорошо. Ведь если бы Осарон мог сам сотворить себе тело, ему бы не нужен был Холланд. И хотя Холланд нуждался в магии Осарона, при одной мысли об осхоке, свободно перемещающемся по миру, его бросало в дрожь. Нет, Холланд не только сообщник Осарона, он - и его ходячая тюрьма.
        И узник становится все беспокойнее.
        «Еще».
        В голове опять зазвучал голос.
        Холланд взял книгу и попробовал читать, но одолел всего лишь пару страниц. Бумага встрепенулась, будто подхваченная ветром, и вся книга целиком, вместе с обложкой, у него в руках превратилась в стекло.
        - Ребячество, - прошептал он, отложил испорченную книгу и провел руками по подоконнику.
        «Еще».
        Подоконник задрожал под его ладонями. Тонкие струйки тумана расползлись по камню, оставляя за собой морозные узоры, цветы, лозы, огонь.
        Холланд отдернул руки, будто обжегся.
        - Перестань, - сказал он и поглядел в высокое изящное зеркало между окнами. Отражение смотрело на него властными глазами Осарона.
        «Мы можем больше.
        Можем достичь большего.
        Можем иметь больше.
        Можем иметь все.
        А вместо этого…»
        Магия рванулась, выскользнула из рук Холланда, метнулась во все стороны сотнями тонких щупальцев, опутала все от стены до стены, от пола до потолка, и он очутился в клетке.
        Холланд встряхнул головой и развеял иллюзию.
        - Это мой мир, - сказал он, - а не арена для исполнения твоих прихотей.
        «Ты не умеешь смотреть в будущее», - обиделся в зеркале Осарон.
        - Умею, - возразил Холланд. - Я видел, что стряслось с твоим собственным миром.
        Осарон ничего не сказал, но Холланд чувствовал, как осхок беспокойно расхаживает по своей темнице, разъедая разум изнутри. Осарон был стар как мир и столь же неуправляем.
        Холланд закрыл глаза и попытался укутать обоих спокойствием, словно одеялом. Надо выспаться. Посреди комнаты стояла огромная кровать, роскошная, но нетронутая. Холланд не мог спать. Это скверно.
        Много лет Атос вырезал, выжигал, выламывал из его тела доверие к покою. Мускулы не желали расслабляться, разум не успокаивался, стены, выстроенные мертвым правителем, не так-то легко было разрушить. Хоть Атоса давно нет, Холланд не мог избавиться от страха. Он боялся, что, стоит ему закрыть глаза, Осарон откроет свои. И он снова потеряет власть над собой, а эта мысль была невыносима.
        Он поставил за дверями стражников с приказом никуда его не выпускать, но всякий раз, когда он просыпался, комната выглядела иначе. Веточка розы на окне, ледяной подсвечник, ковер из мха или экзотической ткани - перемены возникали каждую ночь.
        «Мы заключили договор».
        Он чувствовал, как воля осхока борется с его собственной, становится с каждым днем сильнее, и, хотя власть все еще оставалась в руках Холланда, он чувствовал, что это ненадолго. Придется чем-то пожертвовать. Или кем-то.
        Холланд открыл глаза и встретил взгляд осхока.
        - Давай заключим новый договор.
        Осарон в зеркале наклонил голову, ждал, прислушивался.
        - Я найду тебе другое тело.
        Осарон насупился:
        «Остальные слишком слабы, они не удержат меня. Даже Ожка рассыплется под моим прикосновением».
        - Тело будет сильное, как у меня, - осторожно произнес Холланд.
        Осарон заинтересовался:
        «Антари?»
        - И в придачу его мир, - наступал Холланд. - Ты сделаешь его своим. А мне оставишь этот. Не таким, какой он был, а каким может стать. Возрожденным.
        «Другое тело, другой мир, - размышлял Осарон. - Тебе не терпится прогнать меня?»
        - Тебе нужно больше свободы, - сказал Холланд. - Вот я ее и предлагаю.
        Осарон задумался. Холланд постарался успокоить и очистить разум - ведь осхок мог ощутить его чувства и прочитать мысли.
        «Ты предлагаешь мне тело антари. Ты знаешь, что я не смогу занять его без разрешения».
        - Это моя забота, - сказал Холланд. - Соглашайся, и ты получишь новое тело и новый мир. И делай с ними что хочешь. А этот мир оставь в покое. Не разрушай его.
        «Гм-м, - завибрировало у Холланда в голове. - Ну, хорошо, - сказал наконец осхок. - Добудь мне другое тело, и на том поладим. Я захвачу его мир вместо твоего».
        Холланд кивнул.
        «Но, - добавил Осарон, - если не удастся его уговорить, твое тело станет моим».
        Холланд ощетинился. Осарон терпеливо ждал.
        «Ну как? - отражение расплылось в улыбке. - Не передумал?»
        Холланд выглянул в окно. Мимо пролетела еще одна птица.
        - Нет.
        Глава 8
        Эссен Таш
        I
        Келл проснулся и рывком сел. В горле застрял крик.
        По лицу струился пот. Он сморгнул, прогоняя кошмар.
        Во сне он видел, как Красный Лондон горит. Он до сих пор ощущал запах дыма и не сразу понял, что это всего лишь отголосок кошмара. Простыни, в которые он вцепился, были опалены - во сне он умудрился призвать огонь. Келл посмотрел на свои руки с побелевшими от напряжения костяшками. Уже много лет он не терял контроля над собой.
        Келл отбросил одеяло и, вставая, услышал за окном шум большого города. Ревели трубы, звонили колокола, грохотали кареты.
        День турнира настал.
        Кровь запела в жилах мага. Он оделся, но сначала несколько раз вывернул плащ - проверить, не затерялся ли среди бесчисленных складок серебристый камзол Камероу, - потом вернулся к королевскому красному и спустился по лестнице.
        Он на минутку появился на завтраке, поздоровался с королем и королевой, пожелал удачи Раю, вокруг которого так и кружились слуги с планами, списками, вопросами.
        Келл шагнул было к двери, прихватив булочку со стола, но король окликнул его:
        - Куда это ты собрался?
        - Сэр? - Келл притормозил и оглянулся.
        - Это королевское мероприятие. Ты обязан присутствовать.
        - Конечно. - Он запнулся. Рай метнул на него взгляд, в котором читалось: «Я сделал для тебя все, что мог. Теперь сам выпутывайся». А если не получится, тогда что? Рай снова позовет Кастарса? Меняться ролями на время состязаний - слишком рискованно, что-то подсказывало Келлу, что все очарование Кастарса не поможет тому на арене. Келл пытался найти повод, чтобы уйти.
        - Я просто… решил, что мне не следует присутствовать на турнире в составе королевской семьи.
        - Это еще почему? - нахмурился король. Взгляд королевы устремился куда-то ему через плечо, и Келл прикусил язык, чтобы не сказать - мол, за последние четыре месяца стало достаточно ясно, что он не член их семьи. Но Рай остановил его предупреждающим взглядом.
        Келл лихорадочно искал объяснение - и нашел.
        - Ради безопасности принца. Одно дело, когда я открыто выхожу к коронованным особам и будущим игрокам, но вы, ваше величество, сами говорили, что я - желанная мишень. - Принц еле заметно кивнул, подбадривая, и Келл продолжил: - Неразумно ставить меня рядом с Раем на таком многолюдном мероприятии. Я намеревался найти себе менее заметное место. Такое, откуда виден королевский подиум. Чтобы быть неподалеку на случай, если понадоблюсь.
        Король задумчиво прищурился. Взгляд королевы вернулся к чашке чая.
        - Хорошая мысль, - проворчал Максим. - Но пусть Стафф или Гастра все время будут рядом с тобой. Не уходи от них.
        Келл заставил себя улыбнуться:
        - Куда же я денусь…
        И с этими словами ускользнул.
        Когда они шли по коридору, Гастра спросил:
        - Король ведь знает о вашей роли, правда?
        Келл метнул на юного стражника пристальный взгляд и ответил:
        - Конечно. - Потом, по внезапному наитию, добавил: - А королева не знает. Мы бережем ее нервы.
        Гастра понимающе кивнул.
        - Она уже не та, что прежде, - прошептал он. - После той ночи…
        Келл ускорил шаг:
        - Мы все сильно изменились.
        У дверей Цистерны Келл остановился.
        - Тебе известен план?
        - Да, сэр. - Гастра сверкнул улыбкой и исчез.
        Келл скинул плащ, вывернул его и скрылся в Цистерне. Там на каменной стене он заранее нарисовал нужный значок. Маска в футляре лежала на столе, рядом с ней - записка от брата.
        «Держи это на плечах. И голову тоже».
        Келл надел серебристый камзол Камероу и открыл футляр. Внутри хранилась маска, отполированная до зеркального блеска, и Келл, отражавшийся в ней, был не похож на себя.
        Рядом с футляром лежал рулон красной ткани. Келл развернул его - это оказалось его новое знамя. Две розы сменились двумя львами, черным и белым, с золотым контуром на багровом фоне.
        Келл улыбнулся и надел маску. Серебро скрыло рыжие волосы и разноцветные глаза.
        - Мастер Камероу, - сказал Стафф, выступая из утренних сумерек. - Вы готовы?
        - Да, - ответил Келл по-арнезийски, и металл приглушил его голос.
        Они поднялись по лестнице. Наверху Келл на минуту остановился, стражник исчез и вскоре появился с известием: путь свободен. Точнее, прикрыт. Лестница не видна за фундаментом дворца, тянущимся от реки до улицы, а берег застроен рыночными палатками, заслоняющими дорогу. Келл вышел из дворцовой тени, проскользнул между палатками и вышел на главную улицу. Королевский антари исчез. Его место занял Камероу Лосте.
        Хоть он и стал другим человеком, но по-прежнему был высок, строен, одет в серебро - от маски до сапог, и толпа сразу распознала в нем мага. После первой волны узнавания Келл уже не шарахался от публики. Он больше не пытался подражать Раю, а стал самим собой, но немного другим - не боялся чужого внимания, обладал властью, ничего не скрывал. И в его походке сразу появилась уверенная легкость.
        Он шел вместе с толпой к центральному стадиону, а Стафф следовал неподалеку, смешавшись с остальными стражниками, охранявшими дорогу.
        Келл с улыбкой взошел на мостик, ведущий с берега на самую большую из трех плавучих арен, и остановился под сводчатой аркой ворот. Вчера ночью ему показалось, что земля под ногами качается, но это, видимо, действовало вино; этим утром арена была прочна и надежна, как скала.
        В коридоре уже ожидали торжественного выхода с полдюжины мужчин и женщин, все арнезийцы - должно быть, маги из Фаро и Веска собрались в своих собственных залах. Они, как и Келл, были в парадных турнирных костюмах, элегантных плащах и, конечно, шлемах.
        Он узнал пышные кудри Кисмайры под кошачьей маской, за ней, как тень, следовал Лозен. Неподалеку маячила гигантская фигура Броста, его лицо было закрыто простой полоской металла над глазами. А рядом, под синей чешуйчатой маской, стоял Алукард.
        Взгляд капитана скользнул по Келлу, и тот весь подобрался. Но если Келл увидел врага, то для Алукарда он был всего лишь незнакомцем в серебряной маске. С которым он, разумеется, встречался в Ночь знамен: Алукард слегка поклонился с еле заметной улыбкой.
        Келл кивнул в ответ, втайне надеясь, что на арене их пути пересекутся.
        За спиной у Келла в порыве ветра появился Джиннар, скользнул мимо с шелестящим смехом и подтолкнул плечом Алукарда.
        В коридоре послышались шаги, и Келл увидел последних арнезийцев. Позади всех виднелся темный силуэт Стейсена Эльсора. Высокий и худой, лицо скрыто под маской демона. На миг у Келла перехватило дыхание, но нет, Рай прав: Келл готов увидеть Лайлу Бард в любой черной фигуре, в каждой насмешливой тени.
        Глаза Стейсена были скрыты под маской, но вблизи лицо демона оказалось другим, чем помнил Келл: рога изогнуты назад, рот и шея прикрыты массивной челюстью маски. Сквозь небольшие прорези шлема были видны волосы мага - на полтона темнее, чем у Лайлы - и карие глаза. Между зубами маски виднелись губы Стейсена. Он не улыбался, лишь внимательно смотрел на Келла. На Камероу.
        - Фал чес, - сказал Келл. «Желаю удачи».
        - А тас. «И вам», - коротко ответил Стейсен, и его голос потонул во внезапно грянувших звуках фанфар.
        Ворота распахнулись. Церемония началась.
        II
        - Видишь, Парло? - Рай вышел на королевский балкон главного стадиона. - Я же говорил, не утонет.
        Остра с несчастным видом прижимался к задней стене.
        - Пока все идет хорошо, ваше высочество, - сказал он, пытаясь перекричать фанфары.
        Рай лучезарно улыбнулся публике. На церемонию открытия собрались тысячи зрителей. Над головами на шелковых шнурах парили полотняные птицы, внизу над полированным камнем арены высились три помоста под развевающимися знаменами с имперскими гербами.
        Фароанское дерево.
        Вескийский ворон.
        Арнезийская чаша.
        И на каждой платформе двенадцать шестов пониже, с разноцветными вымпелами, ожидали выхода претендентов.
        Все готово. Все идет как надо.
        Фанфары стихли. Холодный ветерок взъерошил шевелюру Рая, он поправил золотой венец. В ушах у него, на шее, воротнике и запястьях блестело еще больше золота. Оно сверкнуло, и принц, словно наяву, услышал голос Алукарда:
        «Золота на тебе маловато…»
        Рай справился с замешательством. У него за спиной на позолоченных тронах восседали король и королева, по бокам сидели лорд Сол-ин-Ар, Коль и Кора Таскон. Мастер Тирен стоял немного в стороне.
        - Отец, начинаем?..
        Король кивнул. Рай вышел вперед и остановился над центром арены. Среди зрителей пронесся тихий гул. Рай высоко поднял золотое кольцо размером с браслет. Зачарованный металл усиливал его голос. Такие же магические кольца, только медные и серебряные, были разосланы во все таверны города, чтобы каждый мог послушать церемонию открытия. Во время матчей комментаторы с помощью этих колец будут рассказывать слушателям о победах и поражениях, но сейчас все внимание было устремлено на Рая.
        - Доброе утро всем собравшимся!
        По толпе пробежал шепоток радостного удивления - люди заметили, что он говорит по-арнезийски. Когда игры в прошлый раз проводились в Лондоне, король, его отец, обращался к подданным на королевском языке, а чтобы его речь была понятна простым людям, пригласили переводчика.
        Но игры - дело не только государственное, как сказал отец. Это праздник для всех людей, для города, для империи. Поэтому Рай обращался к своему народу, к своему городу, к своей империи на их родном языке.
        Он пошел даже дальше: платформа чуть ниже, где должны были стоять переводчики не только из Арнса, но и из Фаро и Веска, была пуста. Иностранцы нахмурились, сочтя это знаком пренебрежения. Но, закончив речь на арнезийском, Рай продолжил, и гости просияли.
        - Глад-ач! - обратился он к вескийцам. - Анаг каэл тач. - Потом точно так же, без усилий, перешел на шелестящий язык Фаро: - Сасорс норан амурс.
        Он примолк, наслаждаясь восторгом публики. Рай всегда был способным к языкам, и теперь ему выпал случай проявить свой талант.
        - Мой отец, король Максим, удостоил меня чести провести этот турнир.
        На сей раз его слова, переведенные на языки соседних стран, эхом повторялись из углов стадиона. Эту иллюзию помог создать Келл, в ней использовались голосовые и проецирующие заклинания. Отец всегда утверждал, что сила - это прежде всего демонстрация силы. Наверное, с магией то же самое.
        - Вот уже больше пятидесяти лет Игры стихий объединяют нас, наполняют духом состязания и праздника, дарят возможность приветствовать наших братьев и сестер из Веска, наших друзей из Фаро. И хотя победителем станет лишь один маг из одной страны, мы надеемся, что игры и дальше будут знаменовать собой нерушимую связь наших великих империй! - Рай склонил голову, в глазах у него заплясали чертики. - Но вряд ли вы собрались здесь ради политики. Думаю, вас больше привлекает магия.
        Толпа радостно загудела.
        - Тогда разрешите представить вам наших славных волшебников!
        У основания королевской платформы развернулась колонна из глянцево-черной ткани. Точно такая же выросла на дальнем конце арены.
        - Начнем с Фаро, наших достославных соседей на юге. Близнецы ветра и огня Тас-он-Мир и Тос-ан-Мир, заклинатель волн Ол-ран-Эс, каменный столп Ост-ра-Гал…
        Рай зачитывал имена, и они вспыхивали белыми буквами на черных шелковистых экранах.
        - От Веска, наших благородных соседей с севера, прибыли Отто-медведь, Вокс-стена, Рул-волк…
        Бойцы, чьи имена называл Рай, один за другим выходили на арену и поднимались на подиум.
        - И наконец, от нашей великой империи Арнс выступают победительница прошлых игр Кисмайра, - публика разразилась громом аплодисментов, - повелитель морей Алукард, рожденный ветрами Джиннар…
        Маги занимали свои места, над головами разворачивались выбранные ими знамена.
        - И Камероу, серебряный рыцарь.
        Это был танец - сложный, изящный, продуманный до мелочей.
        Под приветственные крики публики в холодном воздухе развернулось последнее арнезийское знамя - двойные клинки над Стейсеном Эльсором.
        - Пять дней и пять ночей, - продолжал Рай, - эти тридцать шесть магов будут бороться за титул чемпиона и корону. Не за эту, - он коснулся своей головы и подмигнул, - она моя. - По трибунам прокатился смешок. - Нет, корона победителя гораздо красивее. Сказочное богатство, широчайшая известность, непревзойденная слава для самого чемпиона, для его рода и для его королевства.
        Строчки с именами на черных полотнищах поблекли, их сменила турнирная таблица.
        - В первом раунде наши маги сразятся один на один. - Имена сложились в пары. На трибунах пробежал шепоток, да и сами участники подались вперед, впервые увидев имена будущих противников.
        - Восемнадцать победителей, - продолжал Рай, - снова будут состязаться по парам, а девять оставшихся разделятся на группы по трое. Каждый из участников по очереди сразится с двумя другими. И только лучший боец из каждой тройки выйдет в финал. В бой вступят три мага, но лишь один станет победителем. Скажите же, - Рай повертел в руках золотое кольцо, - вы готовы увидеть магию?
        Рев на трибунах стал оглушительным, и принц улыбнулся. Пусть он не может разжечь магией огонь, вызвать дождь, вырастить дерево, зато умеет произвести впечатление. Он чувствовал восторг публики так, словно тот бился у него в груди. И наконец понял, что его наполняет не только собственная радость.
        Но и радость Келла.
        «Отлично, братец», - подумал он, удерживая кольцо на ребре, как монету.
        - Пришло время чудес, время радости, время чемпионов. Не будем же мешкать… - Он подбросил в воздух золотое кольцо, и в тот же миг над головой взорвались сполохи фейерверка. Каждую вспышку света сопровождал всплеск темно-синего дыма - иллюзия ночи, не выходившая за пределы фейерверка и таявшая в сероватом зимнем небе.
        Рай поймал кольцо в полете, снова поднял его и объявил, перекрывая грохот салюта и крики толпы:
        - Игры начинаются!
        III
        Она сошла с ума.
        Другого объяснения нет. Лайла стояла на подиуме, в окружении людей, прямо-таки бурлящих энергией, над головой вспыхивали фейерверки, вокруг ревела толпа, а она, в краденой одежде, готовилась выступить на турнире за честь чужой империи в неведомом мире.
        И еще усмехалась, как дура.
        Алукард ткнул ее в плечо, и она обнаружила, что остальные маги спускаются с подиума и уходят обратно в коридор, из которого только что появились.
        Вместе с процессией она вышла с арены и через мост-коридор - она никак не могла понять, какая сила удерживает стадион на плаву - спустилась на южный берег реки.
        Маги разбрелись к своим шатрам, и Лайле с Алукардом представилась возможность перекинуться словом.
        - Ты все равно похож на рыбу, - шепнула Лайла.
        - А ты - на девчонку на маскараде, - огрызнулся Алукард и через несколько шагов добавил: - Тебе будет приятно узнать, что я отослал небольшую сумму нашему приятелю домой, сообщив, что это аванс участника соревнований.
        - Какая щедрость! - отозвалась Лайла. - Я верну тебе из призовых.
        Алукард понизил голос:
        - Джиннар не проговорится, но за мастера Тирена не ручаюсь. Старайся не попадаться ему на глаза: он знает Стейсена Эльсора в лицо.
        - Не беспокойся, - отмахнулась Лайла.
        - Не убьешь же ты авен эссена!..
        - Я и не собиралась, - ответила она. - Кроме того, Тирен и так знает.
        - Что? - Темные, как грозовое небо, глаза под чешуйчатой маской прищурились. - И с каких это пор ты называешь главного лондонского жреца по имени? По-моему, это кощунство.
        Губы Лайлы дернулись:
        - Наши с мастером Тиреном пути пересекались.
        - И все это скрыто в твоем таинственном прошлом. Нет, не надо мне ничего рассказывать, я всего лишь капитан, который помог отправить невинного человека к черту на рога только ради того, чтобы ты выступила на турнире, в котором тебе ни за что не победить.
        - Отлично, - сказала она. - Не расскажу. И мне казалось, тебя ничто не связывает со Стейсеном Эльсором.
        Алукард нахмурился. Его рот был прекрасно виден из-под маски - кажется, он скривил губы.
        - Куда мы идем? - спросила она, чтобы нарушить молчание.
        - К шатрам, - ответил Алукард, будто это все объясняло. - Первый матч через час.
        Лайла попыталась вспомнить турнирную таблицу, но это оказалось ненужным - она вспыхивала на всех магических досках. Рядом с каждой парой стоял порядковый номер и символ: дракон - восточная арена, лев - западная, птица - центральная. Кисмайре предстояло сразиться с собственным протеже Лозеном, Алукарду - с вескийцем Отто, Джиннару - с фароанцем, чье имя состояло из длинной цепочки слогов. А Лайле? Она прочитала имя, указанное напротив имени Стейсена Эльсора. Сар Танак. Ворон рядом с именем показывал, что Сар родом из Веска.
        - Сар - это кто? - спросила Лайла, окинув взглядом компанию светловолосых гигантов впереди.
        - Вот, смотри. - Алукард указал на фигуру по другую сторону от процессии. - Думаю, это он.
        Глаза Лайлы испуганно распахнулись.
        - Этот?
        Боец из Веска был ростом не ниже шести футов и выглядел крепким, как скала. Насколько Лайла могла судить, это была женщина, черты ее лица под маской ястреба казались высеченными из камня, соломенные волосы собраны в короткие косички, торчавшие, как перья. Ей очень пошел бы топор в руках.
        Алукард говорил, что вескийцы поклоняются горам.
        Сар и была ожившей горой.
        - Мне казалось, магия не зависит от величины мага…
        - Тело - это сосуд, - объяснил Алукард. - Вескийцы верят, что чем больше сосуд, тем больше магии в нем помещается.
        - Замечательно, - проворчала Лайла.
        - Выше нос, - сказал ей Алукард, дойдя до очередной магической доски. - К счастью, мы с тобой не пересекаемся. - И верно, их имена были разнесены на разные края таблицы.
        Лайла замедлила шаг.
        - Ты хочешь сказать, я должна победить их всех, прежде чем смогу сразиться с тобой?
        Он склонил голову набок:
        - Ты могла бы попросить об этом в любой момент на «Шпиле», Бард. Если тебе хочется быстрой и унизительной смерти.
        - Да неужели?
        Беседуя так, они миновали дворец. На дальней стороне, там, где от дворцовой стены к медному мосту сбегали сады, стояли три круглых шатра имперских цветов. Лайла втайне обрадовалась, что шатры стоят не на воде. На Эссен Таш и так забот полон рот, не хватало только свалиться в реку и утонуть.
        Стражник распахнул перед ними главный вход в шатер.
        - И радуйся, что тебе не придется состязаться с Кисмайрой, - продолжал Алукард. - Или с Бростом. Ты еще легко отделалась.
        - Нечего злорадствовать… - начала было Лайла и смолкла, так поразило ее великолепное убранство арнезийского шатра. В центре была общая зона, остальная часть разделена на двенадцать секторов-клиньев. Остроконечный потолок обтянут тканью, как в королевских покоях, все вокруг мягкое, бархатное, позолоченное. Впервые в жизни восторг Лайлы не сопровождался желанием что-нибудь стянуть - либо она понемногу привыкала к богатству, либо, что вероятнее, у нее на совести и так было немало проступков, чтобы усугублять.
        - Вряд ли ты поверишь, - шепнул Алукард, - но одному из нас хотелось бы, чтобы ты осталась жива.
        - Возможно, я тебя удивлю.
        - Ты и так не перестаешь это делать. - Он огляделся, отыскал в одном из двенадцати секторов свое знамя. - А теперь прошу меня извинить. Я должен подготовиться к поединку.
        Лайла помахала.
        - Я прихвачу твое знамя. Которое с рыбой, верно?
        - Ха-ха.
        - Удачи.
        Лайла вошла в свой отсек, украшенный черным флагом со скрещенными ножами, и расстегнула шлем. Дьявольская челюсть запуталась в волосах. Лайла выругалась, подняла голову и застыла. Комната - простая и элегантная, с мягкими диванами, столами, полотнищами ткани - была не пуста.
        В ее центре стояла женщина в бело-золотом платье и держала поднос с чаем. Лайла отскочила, подавив желание выхватить нож.
        - Керс ла? - рявкнула она, все еще не сняв шлем.
        Женщина едва заметно нахмурилась:
        - Ан тас аренсор. «Я ваша служанка».
        - Мне не нужна служанка, - ответила Лайла по-арнезийски, сражаясь с шлемом.
        Женщина поставила поднос, подошла и одним движением освободила Лайлу из зубастых челюстей. Потом положила шлем на стол.
        Лайла решила не благодарить ее за непрошеную помощь, но слова благодарности вырвались сами собой.
        - Не за что, - ответила женщина.
        - Вы мне не нужны, - повторила Лайла.
        Но женщина возразила:
        - Каждому участнику состязаний положена помощница.
        - Я вас отпускаю, - заявила Лайла.
        - Это не в вашей власти.
        Лайла потерла шею.
        - Вы говорите на королевском языке?
        Женщина легко перешла на английский.
        - Это соответствует моему статусу.
        - Служанки?
        Женщина едва заметно улыбнулась.
        - Жрицы.
        Ну конечно, подумала Лайла. Мастер Тирен лично отбирает участников. Неудивительно, что он и слуг к ним приставляет.
        - Принц настаивал, чтобы у каждого участника был помощник, который сможет удовлетворить любые потребности.
        - Какие именно? - приподняла бровь Лайла.
        Женщина указала на кресло.
        Лайла отпрянула. В нем лежало тело. Без головы.
        Женщина подошла к креслу, и Лайла поняла: никакой это не безголовый труп, а доспехи, не блестящие, как у стражников, а простые, белые. Она невольно потянулась к ним. Взяла в руки одну деталь и удивилась: какая же она легкая. Похоже, от такой защиты проку немного. Бросила деталь обратно в кресло, но служанка поймала ее на лету.
        - Осторожнее, - сказала она. - Пластины очень хрупкие.
        - А что толку в хрупких доспехах? - спросила Лайла. Женщина удивленно посмотрела на нее, будто говоря: что за глупый вопрос?! Лайла такие взгляды терпеть не могла.
        - Это ваши первые Эссен Таш, - уверенно сказала служанка. Не дожидаясь подтверждения, она достала запасную пластину. Показала Лайле, затем бросила оземь. Пластина раскололась, ярко вспыхнув. Лайла зажмурилась. Когда вспышка погасла, деталь была уже не белой, а темно-серой.
        - Так ведется счет, - объяснила жрица. - Доспехи состоят из двадцати восьми пластин. Победит тот, кто первый разобьет десять пластин противника.
        Лайла подняла разбитую пластину.
        - Что еще мне нужно знать? - спросила она.
        - Еще, - сказала жрица, - вы не имеете права наносить удары своим телом, только стихиями. Но это вы наверняка и сами знаете.
        Лайла не знала. Зазвучали фанфары, отмечая начало первого поединка.
        - Как тебя зовут? - спросила она, протягивая жрице пластину.
        - Истер.
        - Знаешь, Истер… - Лайла попятилась к занавесям. - Можно, ты… побудешь здесь, пока не понадобишься?
        Женщина улыбнулась и достала из кармана книгу.
        - Я пока почитаю.
        - Наверное, религиозные тексты?
        - Не угадали. - Истер села на кушетку. - Роман про пиратов.
        Лайла улыбнулась. Жрица начинала ей нравиться.
        - Я ничего не скажу авен эссену, - заверила ее Лайла.
        Улыбка Истер стала еще лукавее.
        - Как вы думаете, кто мне ее дал? - Она перевернула страницу. - Ваш поединок в четыре, мастер Стейсен. Не опаздывайте.
        Едва Келл переступил порог шатра, его приветствовал знакомый голос:
        - Мастер Камероу!
        - А, Гастра.
        Доспехи и плащ юного стражника исчезли, их сменила простая белая туника с золотой каймой. Шарф с такой же золотой каймой скрывал все лицо, кроме орлиного носа и теплых карих глаз. Стражник сдвинул шарф на шею, и стало ясно, что он улыбается.
        Боже, он отлично выглядел в роли молодого послушника из святилища.
        Келл не стал снимать шлем. Слишком опасно, и не только потому, что его могут узнать. Маска была постоянным напоминанием. Без нее он мог забыть, кто он такой на самом деле.
        Он неохотно сбросил на кресло серебристый плащ, и Гастра - пластина за пластиной - помог ему надеть доспехи поверх туники.
        Вдалеке зазвучали фанфары. Вот-вот начнутся первые три поединка. Невозможно сказать, сколько они продлятся. Бывало, они затягивались на час, а иногда заканчивались за пару минут. Поединок Келла был третьим на западной арене. Первым его противником был фароанский маг ветра по имени Ост-ра-Нес.
        Келл перебирал в памяти эти детали, а Гастра тем временем закончил надевать на него доспехи. Он и не заметил этого, пока не услышал голос юного стражника:
        - Вы готовы, сэр?
        У задрапированной стены стояло зеркало. Келл окинул себя взглядом, и сердце его забилось быстрее. «Радуетесь, наверное», - сказал недавно Гастра и угадал. Сначала он решил, что это безумие, - и, если хорошенько подумать, так оно и есть, - но остановиться уже не мог. К черту логику, к черту мудрость, он действительно рад.
        - Сюда, - Гастра указал на вторую занавешенную дверь с внешней стороны шатра. Можно подумать, она придумана специально для тайной игры, которую затеял Келл. А может, так и есть. Ну и ну. Давно ли Рай все это запланировал? Пожалуй, Келл недооценивает своего непутевого братца. Или просто обращает на него слишком мало внимания. Проводит слишком много времени у себя в комнате или в Цистерне, считает, что если он чувствует тело Рая, то, значит, может читать и его мысли. Выходит, это не так.
        «С каких это пор ты стал интересоваться политикой?»
        «Я интересуюсь своим королевством, брат».
        Келл действительно заметил, что Рай стал другим. Но замечал лишь переменчивое настроение брата, видел, как тот мрачнеет по ночам. Но сейчас дело в другом. В том, что Рай поумнел.
        На всякий случай Келл взял нож, отброшенный вместе с плащом, и отодвинул один из шатровых гобеленов. На глазах у Гастры надрезал нежную кожу запястья, обмакнул палец в выступившую кровь и нарисовал на брезентовой стене небольшой символ - вертикальную линию, один горизонтальный штрих наверху указывает вправо, другой внизу, - влево. Подул на метку, чтобы высохла, и опустил занавесь на место, скрыв за ней символ.
        Гастра ничего не спросил, лишь пожелал удачи. Когда Келл ушел, он остался в шатре. В нескольких шагах за Келлом следовал другой королевский стражник - Стафф. Они молча шли по улицам, и толпа - те, кого привлекают не столько состязания, сколько празднества, - расступалась перед ними. Тут и там дети размахивали флажками, и среди прочих символов Келл разглядел сцепившихся львов.
        - Камероу! - крикнул кто-то, и толпа подхватила, затянув нараспев: - Камероу! Камероу! Камероу!
        Это имя тянулось за ним, как шлейф.
        IV
        - Алукард! Алукард! Алукард! - скандировала толпа.
        Лайла пропустила начало боя, но это не имело значения: ее капитан выигрывал.
        Восточная арена была заполнена до отказа, передние ряды стояли плечом к плечу, а сверху было не так хорошо видно, зато больше воздуха. Лайла выбрала один из самых верхних уровней: ей, конечно, хотелось видеть поединок во всех подробностях, но следовало оставаться неузнанной. Надвинув на лоб черную шляпу Эльсора, она облокотилась на поручни и смотрела, как вокруг пальцев Алукарда клубится темная земля. Лайле чудилось, что даже с такой высоты она различает его улыбку.
        Несколько минут назад появился принц Рай, его щеки разрумянились после пробежки с одного стадиона на другой. Он стоял на королевском балконе и внимательно следил за матчем. Рядом с ним стоял фароанский дворянин с суровым лицом.
        Над королевским помостом высились два шеста, на них реяли знамена участников. У Алукарда на синем фоне белело серебристое перо, а может, язычок пламени. Она держала в руке его копию. Другое знамя изображало три белых треугольника один над другим на зеленом, как листва, фоне. Соперник Алукарда, вескиец по имени Отто, был в шлеме старинного стиля с носовой пластиной и круглым навершием.
        Отто выбрал огонь, Алукард - землю. Противники кружили по арене, уклоняясь от ударов. Гладкий каменный пол был усеян препятствиями, грудами камней, которые могли как служить укрытием, так и дать противнику шанс устроить засаду. Но Алукард ни разу не стронул их с места.
        Отто оказался на удивление проворен для человека, в котором семь футов роста, но в бою явно полагался на грубую силу. А Алукард был легок на руку - по-другому Лайла назвать это не могла. Почти все маги, как и обычные бойцы, при атаке направляют магию туда, куда движется их тело. Но Алукард мог стоять неподвижно, повелевая стихиями, или же уклоняться в одну сторону, посылая удар в другую, и таким простым, но эффективным способом разбил на Отто восемь пластин, сам потеряв лишь две.
        Алукард был хвастун, любил показать себя во всей красе. Лайла наблюдала это много раз и поэтому сразу поняла, что он играет с вескийцем, делает вид, будто ушел в оборону, чтобы продлить бой и порадовать публику.
        С западной арены донеслись аплодисменты - это Кисмайра вышла на ринг против своего протеже Лозена. Через несколько мгновений имя Лозена исчезло с магических досок, а имя Кисмайры переместилось в список победителей. А внизу, на арене, над кулаками Отто плясало пламя. В магии огня самое трудное - вложить в пламя силу, придать ему не только жар, но и вес. Вескиец же не использовал силу огня, а вкладывал в удары всю свою массу.
        «Магия подобна океану, - говорил ей на первых уроках Алукард. - Когда волны бегут одна за другой, они нарастают. Когда сталкиваются, теряют силу. Если встанешь на пути у магии, прервешь ее полет. Двигайся вместе с ней, и…»
        Воздух вокруг Лайлы приятно задрожал.
        - Мастер Тирен, - сказала она, не оборачиваясь.
        Рядом с ней и впрямь стоял авен эссен.
        - Мастер Стейсен, - произнес он как ни в чем не бывало, - разве вам не надо готовиться к бою?
        - Моя очередь последняя, - ответила она, метнув на него взгляд. - Мне хотелось посмотреть, как дерется Алукард.
        - Болеете за друзей?
        Она пожала плечами:
        - Изучаю противников.
        - Понятно…
        Тирен окинул ее оценивающим взглядом. А может, неодобрительным. Разгадать его было нелегко, но Лайле он нравился. И не только потому, что не пытался ее остановить; она могла задавать ему сколько угодно вопросов, а он не держал ее в неведении. Однажды он доверил ей важную задачу, два раза сохранил ее секреты и на каждом повороте разрешал выбрать собственный путь.
        Лайла кивнула в сторону королевской ложи.
        - Принц внимательно следит за этим матчем, - решилась она. На арене Отто едва увернулся от удара. - А кто этот фароанец рядом с ним?
        - Лорд Сол-ин-Ар, - ответил Тирен. - Старший брат короля.
        - Но разве старший брат не должен был сам взойти на трон? - не поняла Лайла.
        - В Фаро порядок наследования определяется не очередностью рождения, а решением жрецов, - объяснил Тирен. - Лорд Сол-ин-Ар не имеет способностей к магии. Поэтому он не может быть королем.
        Лайла уловила в голосе авен эссена неодобрение и поняла, что оно направлено не против Сол-ин-Ара, а против жрецов, разрушивших жизнь достойного человека.
        Она ни в грош не ставила всю эту чепуху насчет того, что магия отличает слабых от сильных. Это слишком походило на волю судьбы, а Лайла в нее не верила. Человек сам выбирает свой путь. Или прокладывает новый.
        - Откуда вы так много знаете? - спросила она.
        - Я изучаю магию всю свою жизнь.
        - Сдается мне, мы говорим не о магии.
        - Мы говорим о людях, - ответил он, не спуская глаз с арены. - А люди - самый важный и самый переменчивый элемент магического уравнения. Магия сама по себе - величина постоянная, чистый спокойный источник, как вода. А люди и мир, который они строят, - это проводники магии, они определяют ее природу, окрашивают ее энергию, как краска окрашивает воду. Из всех людей именно ты должна бы понимать, что магия в руках человека меняется. Она - стихия, которой можно придать форму. Что же касается моего интереса к Фаро и Веску… Арнезийская империя обширна. Она, однако, занимает не весь мир, и в своем последнем путешествии я убедился, что магия существует и за ее пределами. Я одобряю Эссен Таш хотя бы потому, что они напоминают об этом. И дают нам возможность увидеть, как обращаются с магией жители других стран.
        - Надеюсь, вы это где-нибудь записываете, - поддела она. - Для вечности и потомков.
        - Я держу это в надежном месте, - он постучал себя по голове. Лайла фыркнула. Ее внимание переключилось на Сол-ин-Ара. Люди всегда любят поболтать, а уж в море - тем более.
        - А правду говорят, что…
        - Откуда мне знать, мастер Эльсор. Я им не судья.
        Да он вполовину не так наивен, как прикидывается, подумала Лайла.
        - Что Сол-ин-Ар хочет свергнуть брата и начать войну?
        Тирен положил руку ей на плечо и сжал с неожиданной силой.
        - Держи язык за зубами. Даже у стен есть уши.
        Остаток боя они досмотрели в полном молчании. Финал не заставил себя долго ждать.
        Алукард вихрем кружился вокруг валуна. Лайла как зачарованная смотрела на его сверкающий шлем. Он поднял руки, и земля рядом с ним метнулась вперед.
        Отто окружил себя огнем, как скорлупой. Заслонился со всех сторон. Все бы хорошо, но сквозь этот сияющий панцирь он ничего не видел. И потому не заметил, как земля взмыла в воздух, сбилась в комья и со страшной силой обрушилась на него. Публика ахнула, вескиец поднял глаза и вскинул руки. Огонь устремился вверх, но слишком медленно: три снаряда попали в цель. Комья земли ударили его в плечо, в руку и в колено, раздробив пластины.
        Вспыхнул свет. Матч закончился.
        Распорядитель - жрец в белой мантии - поднес к губам золотое кольцо и провозгласил:
        - Победил Алукард Эмери!
        Публика взорвалась аплодисментами. Лайла подняла глаза на королевскую платформу, но принца там уже не было. Она оглянулась, зная, что Тирен тоже исчез. Над центральной ареной затрубили фанфары. Победил Джиннар. Лайла поглядела в таблицу. Кто следующий выйдет на центральную арену?
        Тас-он-Мир, прочитала она верхнее имя. Под ним значилось: Камероу.
        В крови у Келла пела магия. Трибуны ревели. Посмотреть на первые поединки собрался весь Красный Лондон.
        Навстречу Келлу по коридору прошел Джиннар. После первого матча он, кажется, даже не вспотел.
        - Фал чес! - бросил серебряноглазый маг, снимая остатки доспехов. Разбиты были только три пластины.
        - Ренса тав, - машинально отозвался Келл. Нервы натянулись, как струна. О чем он только думал? Что здесь делает? Неправильно это все… и тем не менее в мышцах его и костях пылала жажда битвы. Он слышал, как публика скандирует: «Камероу! Камероу! Камероу!» - и, хоть имя было не его, он почувствовал, как по его жилам струился огонь.
        Ноги сами несли его к выходу из коридора. Там у стола ждали двое слуг.
        - Вам объяснили правила? - спросил первый.
        - Вы готовы, желаете и способны выйти на арену? - спросил второй.
        Келл кивнул. Он видел много турниров и знал правила, а Рай на всякий случай заставил повторить их от начала до конца. По ходу турнира правила будут меняться, чтобы схватки становились дольше и зрелищнее. Тогда Эссен Таш станут намного опаснее, и для Келла, и для Рая. Но начальные поединки - это просто отсев хороших в пользу лучших.
        - Ваша стихия? - спросил первый слуга.
        На столе выстроились стеклянные шары, примерно такие же, на каких Келл обучал магии Рая. В них лежали стихии: темная земля, подкрашенная вода, разноцветная пыль, призванная придавать форму ветру, а для огня - горючее масло. Келл провел рукой над шарами, раздумывая. Он, антари, мог повелевать всеми. Но Камероу должен был выбрать только одну. Рука остановилась над шаром с водой, окрашенной в ярко-голубой цвет, чтобы зрителям было лучше видно.
        Слуги поклонились, Келл вышел на арену, навстречу крикам публики, и невольно сощурился. День был зимний, морозный, но солнце светило очень ярко, поблескивало на конструкциях арены и металлических нитях знамен. Со всех концов арены сияли львы на знаменах Келла, а на серебристо-голубом фоне знамен Тас-он-Мир темнела черная спираль. (У ее сестры-близнеца, Тос-ан-Мир, спираль, наоборот, была серебристо-голубая на черном фоне.)
        Если смотреть издалека, драматизм зрелища терялся. Но сейчас, стоя на арене, а не на трибунах, Келл чувствовал, как состязание затягивает его. В приветственных криках толпы кипела сила, бурлила магия. Сердце колотилось, тело рвалось в бой. Он поднял глаза - на королевском помосте рядом с Максимом стоял Рай и глядел вниз. Их глаза встретились, и, хоть Рай вряд ли мог различить взгляд Келла под маской, все же между братьями словно натянулась струна.
        «Постарайся, чтобы мы оба не погибли».
        Рай едва заметно кивнул ему, и Келл, петляя между грудами камней, пошел к середине арены.
        Тас-он-Мир уже вышла в центр. По фароанской моде она была замотана в один длинный кусок материи, скрытый под доспехами. Простой шлем скорее обрамлял, чем закрывал лицо, и серебристо-голубые камни на лбу и щеках блестели, как капельки пота. В одной руке она держала шар с красной пылью. Магия ветра. Келл быстро думал. Воздух - это стихия, управлять которой легко, а использовать в сражении трудно. Сила со временем приходит, а вот добиться точности сложнее.
        На балконе нижнего уровня стоял жрец в белой мантии - распорядитель турнира. По его знаку бойцы вышли вперед, поклонились королевской семье и встали лицом к лицу. В шаре Тас-он-Мир закружился песок, у Келла лениво плескалась вода.
        А потом то ли стадион замолчал, то ли стук сердца заглушил все остальные звуки. В этой тишине упали стеклянные шары, и Келл услышал хрустальный звон осколков.
        Кровь в жилах вскипела, время замедлило ход. И вдруг столь же внезапно рванулось вперед. Порыв ветра взметнулся вверх и кольцами обвился вокруг фароанки. А над руками Келла закружилась темная вода.
        Фароанка вскинула руку, и красный ветер метнулся, как копье. Келл увернулся от первого удара, но пропустил второй - он пришелся в бок, разбив пластину и озарив арену вспышкой.
        От удара у Келла перехватило дыхание. Он покосился на Рая - тот стиснул зубы и вцепился в кресло. Стороннему глазу могло показаться, что принц с головой ушел в зрелище, но Келл понимал: это отзвук его собственной боли. Он мысленно попросил прощения и нырнул за ближайшую груду камней - еще один удар прошел мимо. Келл вскочил, радуясь, что пластины реагируют только на внешнюю силу, а не на ту, что распирала его изнутри.
        Рай сверху испепелил его взглядом.
        Келл посмотрел на два водяных шара, до сих пор парящих над его руками, и представил в порывах ветра насмешливый голос Холланда.
        «Дерись!»
        Скрытый за камнями, он поднял руки, одна из водяных сфер разделилась на два потока, затем на четыре, на восемь. Водные жгуты окружили арену, они становились все тоньше и тоньше, превратились в ленты, потом в нити, в волокна, сплелись в паутину.
        В ответ красный ветер тоже разделился на дюжину воздушных клинков. Тас-он-Мир надавила всей силой. Ветер коснулся его щеки. Голос противницы доносился вместе с ветром со всех сторон. Зрителям казалось, что Келл сражается вслепую, но он чувствовал фароанку - слышал кипение магии у нее в крови, чувствовал, как натягиваются водяные нити. Где же… где же… вот. Он метнулся, но не вбок, а вверх. Вскочил на валун, в тот же миг заморозил второй шар и метнул. Тот разделился на лету, но Тас-он-Мир успела выставить воздушный щит, и осколки льда ударили в него. Но она так увлеклась отражением атаки, что забыла о водяной паутине; та в мгновение ока слилась в глыбу льда и ударила в спину, разбив сразу три пластины.
        Публика взорвалась аплодисментами. Фароанка упала ничком, а вода плавно заструилась к Келлу и окутала его руки.
        Похожим приемом Келл некогда поразил Холланда. Но, в отличие от антари, Тас-он-Мир не осталась лежать. Она вскочила на ноги, и красный ветер взметнулся рядом с ней, как хлыст, отметая обломки.
        Три есть, подумал Келл. Осталось еще семь.
        Он улыбнулся под маской, и противники сплелись в вихре света, ветра, льда.
        Рай стиснул подлокотники.
        На арене Келл ловко уворачивался от ударов.
        Даже в роли Камероу он был невероятен. Порхал над ареной, едва касаясь земли. До сих пор Рай видел, как брат дерется, только в мелких потасовках. Интересно, а в битве с Холландом он был таким же? Или с Атосом Даном? Или это результат долгих тренировок в Цистерне, когда он многие месяцы боролся там со своими демонами?
        Келл нанес еще один удар, и Рай подавил невольный смех - над всем этим, над абсурдностью своей затеи, над совершенно реальной болью в боку, над тем, что при всем желании не может это остановить. Да и не стал бы, даже если бы мог. Не мешать - это тоже проявление власти.
        - Наши маги в этом году сильны, - сказал он отцу.
        - Сильны, но, к счастью, не чрезмерно, - отозвался король. - Тирен хорошо выбрал бойцов. Будем надеяться, что жрецы из Фаро и Веска тоже постарались.
        Брови Рая удивленно поползли вверх.
        - Мне казалось, весь смысл в том, чтобы показать нашу мощь.
        Отец бросил на него укоризненный взгляд.
        - Не забывай, Рай, что это всего лишь игра. Состязание между тремя сильными, но равными игроками.
        - А что, если когда-нибудь Веск или Фаро будут по-настоящему рваться к победе?
        - Тогда мы поймем.
        - Что поймем?
        Король перевел взгляд на арену.
        - Что война близко.
        Внизу, на арене, Келл перекатился и встал. Вокруг него бурлила темная вода. Поток обогнул воздушную стену фароанки и ударил ее в грудь. Вспышка света, доспех разбился, публика зааплодировала.
        Лицо Келла было скрыто, но Рай знал, что он улыбается.
        «Позер», - подумал Рай, и в тот же миг Келл не успел увернуться. Порыв ветра, как нож, ударил его в ребра. У Рая искры из глаз посыпались. Тело обожгла боль, и он постарался думать, что отводит ее от Келла и прячет в себе.
        - Что-то ты побледнел, - заметил король.
        Рай опустился обратно в кресло.
        - Все хорошо. - И это было правдой. Ощутив боль, он почувствовал себя живым. Его сердце билось в такт с сердцем брата.
        Король Максим встал и огляделся.
        - Где же Келл? - Его голос стал таким жестким, что Рай вздрогнул.
        - Где-нибудь поблизости, - отозвался он, не сводя глаз с бойцов на арене. - Ему не терпелось посмотреть турнир. Кроме того, с ним Стафф и Гастра.
        - Они в последнее время не слишком усердны на службе.
        - Ну когда ты перестанешь к нему цепляться? - огрызнулся Рай. - Не он один во всем виноват.
        Глаза Максима потемнели.
        - И не ему предстоит стать королем.
        - А это тут при чем?
        - При всем, - отозвался отец и понизил голос. - Ты думаешь, я это делаю со зла? Из вредности? Нет, Рай, это урок. Если ошибешься ты, страдать будет народ, а если ошибется народ, страдать будешь ты.
        - Поверь, я и так страдаю, - ответил Рай и незаметно потер ребра.
        На арене Келл пригнулся и отскочил. Рай видел, что схватка идет к концу. Фароанка уступала, это было ясно с самого начала, ее движения стали медленнее, а Келл, наоборот, двигался все быстрее и увереннее.
        - Ты всерьез думаешь, что его жизнь в опасности?
        - Меня беспокоит не его жизнь, - ответил король. Но Рай знал, что это не так. Не совсем так. Магия сделала Келла мишенью. Веск и Фаро считали его бриллиантом арнезийской короны, источником силы, питающим империю. Рай был уверен, что арнезийский королевский дом сознательно поддерживает этот миф, но у легенд есть опасное свойство - некоторые в них верят. Те, кто считает Келла хранителем империи, могут решить, что, устранив его, подчинят себе королевство. А другим покажется, что, похитив его, они заполучат всю силу Арнса.
        Но Келл не талисман, правда?
        В детстве Рай считал Келла только братом, не более. Но с возрастом его мнение изменилось. Иногда он видел в нем тьму. В другие дни считал божеством. Но никогда не говорил ему об этом. Знал - брату неприятно, что его считают избранным.
        Но Рай понимал, что это не самая худшая роль.
        На арене Келл пропустил еще один удар, и руку Рая пронзила боль.
        - С тобой точно все в порядке? - переспросил король, и Рай только сейчас заметил, что пальцы, сжимавшие подлокотник, побелели.
        - Вполне, - заверил он, скрывая боль. Келл нанес два финальных удара, и матч закончился. Публика взорвалась аплодисментами. Фароанка с трудом встала, кивнула победителю и, шатаясь, побрела с ринга.
        Келл повернулся к королевскому балкону и отвесил глубокий поклон.
        Рай поднял руку, приветствуя победителя, и серебристо-белая фигура скрылась в коридоре.
        - Отец, - сказал Рай, - если ты не простишь Келла, ты его потеряешь.
        Ответа не было.
        Рай обернулся - и увидел, что король уже ушел.
        V
        Говорят, нет ничего хуже, чем ждать. И Лайла была с этим согласна. Поэтому старалась не попадать в такие ситуации. Когда ждешь, появляется время для вопросов, для сомнений. Решимость слабеет. Наверное, поэтому, стоя в коридоре у западной арены, она все больше убеждалась, что сделала глупость.
        Это опасно.
        Безрассудно.
        Безумно.
        Глупо.
        Хор сомнений звучал так громко, что ноги сами собой сделали шаг назад.
        На другой арене публика шумно радовалась победе арнезийца.
        Лайла отступила еще на шаг.
        Потом увидела на флагштоке вымпел - свой вымпел - и остановилась.
        «Я Дилайла Бард, - сказала она себе. - Пиратка, воровка, волшебница».
        Кончики пальцев начали отбивать ритм.
        «Я бродила между мирами и похищала корабли. Сражалась с королевами и спасала города».
        Тело вздрогнуло, кровь заструилась быстрее.
        «Я - единственная и неповторимая».
        Затрубили фанфары, и Лайла через силу пошла к выходу. Пальцы держали выбранный шар. Внутри плескалось радужное масло, готовое вспыхнуть.
        Стоило выйти на арену, и тревогу как рукой сняло, ее место занял знакомый азарт.
        Это опасно.
        Безрассудно.
        Безумно.
        Глупо.
        Голоса зазвучали опять, но остановить ее уже не могли. Ожиданию пришел конец. Пути назад не было, и поэтому идти вперед стало легче.
        Зрители зааплодировали. При взгляде с балкона стадион казался внушительным. А при взгляде отсюда, снизу, стал исполинским.
        Она окинула взглядом публику. Так много народу, так много глаз, устремленных на нее. Лайла Бард, ночная воровка, знала - если хочешь остаться в живых, надо держаться в тени. Но ничего не могла с собой поделать - ей это нравилось. Стоять прямо перед жертвой и обчищать ей карманы. Обкрадывать, улыбаясь. Смотреть в глаза и действовать незаметно. Потому что лучшие фокусы - те, что проделываются не за спиной, а прямо на глазах у жертвы.
        И Лайла хотела быть на виду.
        А потом она увидела вескийку.
        Сар вышла, в несколько шагов пересекла арену и встала посередине. Казалось, она вырастает прямо из каменного пола. Не женщина, а могучий дуб. Лайла никогда не считала себя маленькой, но рядом с Сар чувствовала себя былинкой.
        «Чем крупней противник, - подумала Лайла, - тем громче он падает. Будем надеяться».
        К счастью, доспехи тоже были подобраны на великанский размер, а значит, целиться будет легче. Маска Сар была сделана из дерева и металла, сплетавшихся в морду диковинного зверя, с рогами, пастью и глазами-щелками, сквозь которые поблескивали голубые глаза Сар. В руке она держала шар с землей.
        Земля была самой твердой стихией - пластину можно разбить даже несильным ударом. Однако выдавали ее для поединка совсем немного. Воздух же был повсюду, а значит, и огонь тоже, надо только придать ему форму.
        Сар поклонилась, и Лайлу накрыла ее тень.
        Над их головами развевалось вескийское знамя - безоблачное небо с большим желтым крестом. Между крестом Сар и ножами Лайлы трибуны пестрели скрещенными линиями. Почти все были серебряными на черном - Лайла объяснила это не слухами о непревзойденном мастерстве Эльсора, а тем, что он арнезиец. Местные всегда получают большинство голосов. И сейчас поддержка дается ей сама собой. Но лучше бы ее заслужить. Лайла представила себе целый стадион, полный черно-серебристых флагов.
        «Не спеши».
        Арена была усеяна препятствиями - булыжниками, колоннами, стенками из того же темного камня, что и пол, чтобы бойцы и их стихии хорошо выделялись на черном фоне.
        Фанфары смолкли. Лайла подняла глаза к королевскому балкону, но принца не увидела. Там стояли только юноша в зеленой накидке и короне из полированного дерева с серебром - один из вескийских вельмож - и мастер Тирен. Лайла подмигнула. Увидел авен эссен или нет, но его яркие глаза, кажется, неодобрительно прищурились.
        Публика застыла в напряженном молчании. Лайла обернулась и увидела на судейском помосте человека в бело-золотой мантии. Он поднял руку. На миг ей показалось, что он призывает магию, но распорядитель всего лишь требовал тишины.
        Сар подняла шар. Внутри бешено кружилась земля.
        Лайла подняла свой - масло в нем, напротив, было совершенно спокойным.
        «Тигр, о тигр, светло горящий…»
        Ее пальцы сжали шар, и поверхность масла вспыхнула. Зрелище было внушительное, но длилось недолго, потому что внутри было мало воздуха. Она не стала ждать - в тот миг, когда рука человека в белом пошла вниз, она бросила шар оземь, и взметнулся столб жадного пламени. Сила огненного столба отбросила саму Лайлу и удивила публику, привыкшую считать турнир всего лишь красивым зрелищем.
        Сар раздавила свой шар ладонями, и поединок начался.

* * *
        - Внимательнее, - сердился Алукард.
        - Я и так внимательна, - оправдывалась Лайла, держа руки по сторонам от горючего масла.
        - Вовсе нет. Запомни, магия как океан.
        - Ага, ага, - хмыкнула Лайла. - Волны.
        - Когда волны идут в одну и ту же сторону, - поучал он, пропуская ее ворчание мимо ушей, - они нарастают. А когда сталкиваются, гаснут.
        - Правильно, вот я и хочу построить волну…
        - Нет, - перебил Алукард. - Просто позволь силе свободно течь сквозь себя.
        Эса потерлась о ее ноги. «Шпиль» покачивался на волнах. Неподвижно поднятые руки заныли. Это был первый урок, и с самого начала дело не заладилось.
        - Ты не стараешься.
        - Да пошел ты.
        - Не борись с ней. Не пытайся одолеть. Стань открытой дверью.
        - То есть про волны мы уже забыли? - буркнула Лайла.
        Алукард пропустил мимо ушей и это.
        - Все стихии тесно связаны между собой, - продолжал он, пока она тщетно призывала огонь. - Между ними нет отчетливой границы. Они, как цвета радуги, перетекают одна в другую. И надо понять, какой цвет притягивает тебя сильнее всего. Огонь сливается с воздухом, тот перетекает в воду, вода смыкается с землей и камнями, они соединяются с металлом, а металл - с костью.
        - А магия?
        Он наморщил лоб, будто не понимал вопроса.
        - Магия во всем.
        Лайла сжала кулаки. Надо было на чем-то сосредоточиться, и она выбрала целью стиснутые пальцы. «Тигр, о тигр, светло горящий…» Бесполезно.
        - Ты слишком стараешься.
        Лайла раздраженно фыркнула:
        - Только что мне казалось, я плохо стараюсь.
        - Дело в равновесии. А ты слишком сильно сжимаешь.
        - Да я вообще его не касаюсь.
        - Касаешься. Только не руками. Из тебя исходит сила. Но сила и воля - не одно и то же. Ты стискиваешь, когда нужно всего лишь взять в ладони. Пытаешься подчинить стихию. Магия работает не так. Это скорее похоже на беседу. Вопрос и ответ, призыв и отклик.
        - Погоди, так что это - волны, дверь или беседа?
        - Все, что угодно.
        - Не годишься ты в учителя.
        - Я тебя предупреждал. Если не хочешь…
        - Замолчи. Не мешай сосредоточиться.
        - Не смотри так пристально. Магию спугнешь.
        Лайла вздохнула, успокаиваясь. Попыталась почувствовать огонь, его жар на ладонях, но и это не помогло. Тогда она стала вспоминать Келла, Холланда, ощущение, которое возникало в воздухе, когда они призывали магию. Дрожь, покалывание. Вспомнила, как держала черный камень, взывая к его силе, как трепетали кровь, и кости, и что-то еще, спрятанное глубоко-глубоко. Странное, невозможное и в то же время хорошо знакомое.
        Кончики пальцев вспыхнули - не жаром, нет, а чем-то непонятным, теплым и прохладным, шершавым и гладким, живым.
        «Тигр, о тигр, светло горящий…» - неслышно прошептала она, и через мгновение над ладонью вспыхнул огонь. Она почувствовала его, даже не открывая глаз. Ощутила не только жар, но и силу, протекавшую под ним.
        Лайла стала настоящей волшебницей.

* * *
        Пока Лайла пыталась придать пламени форму, в плечо ударил первый земляной ком - почти камень. Мимолетная вспышка света, и пластина разбилась. А боль осталась.
        Давать сдачи было некогда. Прямо в нее летел следующий ком земли. Лайла увернулась и спряталась за столб, и в тот же миг в него попала земля. На арену посыпались камешки. Решив, что до следующей атаки время еще есть, Лайла под прикрытием столба готовилась нанести удар. Вдруг земляное копье вонзилось ей в грудь, разбив центральную пластину. Удар отбросил ее спиной на валун, и от силы удара раскололись еще две пластины. Лайла рухнула на колени, хватая воздух ртом.
        Четыре пластины в первые же секунды.
        Вескийка гортанно засмеялась. Лайла не успела даже выпрямиться, а не то что прийти в себя; в щиколотку ударил еще один комок, опрокинув ее на колени. Треснула пятая пластина.
        Лайла вскочила на ноги, отчаянно ругаясь. Ее слова утонули в радостных криках приветствий вескийке, шелесте знамен. На земле продолжала гореть масляная лужа. Лайла изо всех сил толкнула ее, и навстречу Сар потекла огненная река. Она едва задела вескийку, пламя лизнуло доспехи, не причинив вреда. Лайла выругалась и юркнула за барьер.
        Вескийка сказала что-то обидное, но Лайла носа не высовывала из укрытия.
        «Думай, думай, думай».
        Она целый день смотрела на поединки, запоминая, кто как двигается, какую игру ведет. Брала на заметку секреты, трещинки в броне, ловкие приемы игры.
        И поняла очень важную вещь.
        Все играли по правилам. Правил этих, насколько могла судить Лайла, было не так уж много. Самое очевидное - нельзя касаться противника. Но все бойцы были немножко актерами. Они не вели грязную игру. Не сражались всерьез. Да, им хотелось победить, хотелось славы и наград, но на кону не стояла их жизнь. В них было много бравады и мало страха. В движениях скользила неколебимая уверенность в том, что ударит колокол, прозвучит свисток, поединок закончится, и они останутся целыми и невредимыми.
        Настоящие бои так не ведутся.
        Дилайла Бард не знала, как это - драться не всерьез. Такого с ней еще никогда не случалось.
        Она окинула взглядом арену, остановилась на судейском помосте. Судья стоял чуть в глубине, карниз был свободен. Помост возвышался над ареной, но ненамного. Допрыгнуть можно.
        Лайла натянула огонь, словно лук, готовясь к атаке. Потом обернулась, вскочила на стену и прыгнула. Зрители ахнули. Она приземлилась на самый край помоста и сразу повернулась к Сар.
        Вескийка, как и следовало ожидать, застыла в растерянности.
        Бить в толпу, конечно, не позволено. Но и правила, запрещающего стоять перед публикой, нет. Эта короткая передышка и спасла Лайлу. Сар не стала бить, а она ударила. С ладоней сорвались две огненные кометы.
        «Не сражайся с магией, не пытайся ее одолеть, стань открытой дверью».
        Но Лайла не чувствовала себя открытой дверью. Она стала увеличительным стеклом, усиливала странную магию, горевшую внутри, и при встрече с огнем та будто вспыхивала.
        Кометы просвистели в воздухе и ударили Сар с разных сторон. Одну она отбила. А другая врезалась в бок, расколов три пластины от бедра до плеча.
        Публика взорвалась. Лайла лишь глупо улыбалась. Вдруг где-то сбоку блеснуло золото. На трибуну вернулся принц. Немного ниже стоял Алукард, а на одном уровне с Лайлой рвался вперед разъяренный судья. Не успел он дунуть в свисток, как Лайла спрыгнула обратно на валун. К несчастью, Сар уже пришла в себя - и от неожиданности, и от удара. В плечо Лайле врезался еще один земляной снаряд. Он расколотил шестую пластину и опрокинул Лайлу наземь.
        Падая, она с кошачьей грацией перевернулась и приземлилась на корточки.
        Едва ноги Лайлы коснулись земли, Сар приготовилась к новой атаке. Вот почему Лайла метнула огонь еще до того, как приземлилась. Огненный шар попал вескийке в голень, уничтожив еще одну пластину.
        Четыре - шесть.
        Лайла постепенно наверстывала отставание.
        Она откатилась за барьер на передышку. Сар растопырила толстые пальцы, и земля, рассыпанная по арене, стала стягиваться к ней.
        Лайла увидела большой комок земли и стиснула его. В тот же миг невидимая сила Сар потащила землю вперед, а вместе с ней и Лайлу. Та не разжала рук; сапоги скользили по гладкому камню, а Сар тянула ее к себе, сама того не понимая, потому что Лайла до сих пор скрывалась за бесчисленными препятствиями. Когда валуны и колонны кончились, Сар увидела Лайлу. Та выпустила комок земли, теперь уже окутанный пламенем. Он помчался навстречу вескийке, врезался ей в грудь и разбил две пластины.
        Хорошо. Счет равный.
        Сар атаковала снова. Лайла небрежно уклонилась, точнее, хотела уклониться, но ноги приросли к земле. Она опустила глаза и увидела под ногами темную полоску, твердую как камень. Сар сверкнула зубами из-под маски, и Лайла едва успела выставить руки, защищаясь, - больше ничего она сделать не могла.
        Боль пронзила с головы до ног. Лопнули пластины на животе, боку и бедре. Лайла ощутила вкус крови и понадеялась, что просто прикусила язык. Осталась последняя пластина. Расколется - и конец, турнир проигран. Сар снова готовилась к удару, а земля крепко держала Лайлу за ноги.
        Лайла не могла высвободиться. Огонь рассеялся по арене, угасая вместе с надеждами на победу. Сердце стучало, голова кружилась, рев публики заглушал все звуки. Сар обрушила на нее свой решающий удар.
        Заслоняться не было смысла, и Лайла просто выбросила руки вперед, собирая последние крохи огня в слабый щит.
        «Защити меня», - подумала она. Ни стихов, ни заклинаний, только мольба.
        Она не ожидала, что это сработает.
        Но получилось.
        По рукам прокатилась волна энергии, она встретилась с чахлым язычком пламени и взорвалась. Стена огня перегородила арену надвое, отбросив Сар, и земляная атака сгорела дотла.
        Глаза Лайлы под маской удивленно распахнулись.
        Она никогда не разговаривала с магией напрямую. Ругалась, конечно, на нее, ворчала, задавала риторические вопросы. Но не приказывала, как делал Келл со своей кровью. Когда-то она пыталась повелевать черным камнем, но быстро узнала, чем это грозит.
        Если огонь и потребовал свою цену, она ее пока не почувствовала. В голове гудело, мускулы ныли, мысли путались, а огненная стена весело полыхала. Огонь лизнул ее протянутые пальцы, жар защекотал кожу, но не задержался, не обжег.
        Лайла не пыталась быть ни волной, ни дверью. Она просто толкнула стену - не силой, а волей, и та покатилась навстречу Сар. Лайле казалось, что это длится вечность. Ей казалось, что Сар стоит неподвижно, но потом все как будто отмерло, и стало ясно, что стена, превращение, толчок - все это случилось в мгновение ока.
        Огонь скрутился, как платок в ладони, и заструился к Сар, сжимаясь, набирая силу, жар и скорость.
        Вескийка была сильна, но проворством не отличалась - уступала в этом и Лайле, и, уж конечно, огню. Она подняла руки, но не смогла защититься от удара. Огонь разбил все до единой оставшиеся спереди пластины.
        Сар отпрянула, деревянная маска вспыхнула, и земля наконец выпустила ноги Лайлы.
        Поединок закончился.
        Лайла победила.
        Ноги подкосились, она чуть не рухнула на каменный пол.
        По шее струился пот, саднили исцарапанные руки. В голове гудела энергия, и она понимала: как только упоение схлынет, все тело будет дьявольски болеть. Но сейчас она была на седьмом небе.
        Неуязвима.
        Сар встала на ноги, подошла, протянула ручищу. Тоненькая ладонь Лайлы утонула в ней. Потом вескийка ушла в свой коридор, а Лайла повернулась к королевскому помосту и отвесила принцу поклон.
        Движение получилось смазанным: рядом с Раем стоял Келл, растрепанный, пылающий. Лайла все же закончила поклон, прижала руку к сердцу. Принц зааплодировал. Келл лишь вздернул голову. Потом ее подхватила волна аплодисментов и радостных криков:
        - Стейсен! Стейсен! Стейсен!
        Лайла медленным, ровным шагом пересекла арену и скрылась в темном коридоре.
        А там упала на колени и хохотала до боли в груди.
        VI
        - Ну и поединок был! Жалко, ты не видел! - сказал Рай. Стейсен Эльсор ушел, стадион начал пустеть. Первый раунд закончился. Тридцать шесть превратились в восемнадцать, а завтра от восемнадцати останется девять.
        - Прости, - сказал Келл. - Занят был.
        Рай обнял брата за плечи и поморщился от боли.
        - Обязательно было пропускать тот последний удар? - тихо спросил он под рокот толпы.
        - Хотелось порадовать публику, - ответил Келл, пожав плечами. Но улыбнулся.
        - Прекрати улыбаться, - проворчал Рай. - Если увидят тебя таким сияющим, решат, что ты рехнулся.
        Келл попытался напустить на себя привычный суровый вид, но не преуспел. В последний раз он чувствовал такую радость жизни, лишь когда его пытались убить.
        Тело болело в дюжине разных мест. Он потерял шесть пластин, а фароанка - десять. С одной стихией победа далась труднее, чем он рассчитывал. Обычно он не проводил границ между стихиями, брал ту, которая была нужна, знал, что может протянуть руку за любой, и они откликнутся. А под конец много сил уходило на то, чтобы не нарушить правила.
        Но он справился.
        Рай убрал руку и кивком указал на арену, где только что сражался арнезиец.
        - Этот парень задаст остальным…
        - Мне казалось, все говорит в пользу Алукарда.
        - Да, это верно. Но тот парень - это нечто. Посмотри его следующий поединок, если выкроишь время.
        - Проверю свое расписание.
        Рядом кто-то кашлянул.
        - Ваше высочество. Мастер Келл.
        Это был охранник Рая, Тольнерс. Он вывел принцев со стадиона, а на пути во дворец к ним присоединился Стафф. Келл вышел из дворца всего несколько часов назад, а возвращался уже совсем другим человеком. Стены больше не казались такими давящими, даже взгляды меньше досаждали.
        Как же хорошо было драться! К безудержному веселью примешивалось странное чувство: ему стало легче. Как будто он утолил давно терзавшую его жажду. В первый раз за много месяцев он смог дать волю своей силе. Не полностью, конечно, приходилось каждый миг помнить об осмотрительности, об осторожности, но хотя бы что-то. Он уже давно отчаянно нуждался в этом.
        На лестнице в королевские покои Рай спросил:
        - Придешь вечером на бал?
        - Еще один? - простонал Келл. - Не многовато ли?
        - Политика - дело утомительное, зато компания будет приятная. И потом, не могу же я вечно прятаться от Коры.
        - Кто бы говорил об утомительных делах, - проворчал Келл, остановившись возле своей комнаты. Рай пошел дальше к резной двери, украшенной золоченой буквой «Р».
        - Всем нам приходится идти на жертвы, - бросил он через плечо и исчез.
        Келл вздохнул и потянулся к дверной ручке, но замешкался. На запястье проступил синяк, ныли все места, куда пришлись удары.
        И при этом ему не терпелось выйти на завтрашний поединок.
        Он толкнул дверь и, скидывая плащ, вдруг увидел в своих покоях короля. Тот стоял у балкона и смотрел в окно, украшенное морозными узорами. У Келла тревожно сжалось сердце.
        - Сэр, - осторожно произнес он.
        - А, Келл, - сказал король вместо приветствия, потом перевел взгляд на Стаффа, застывшего у дверей, и приказал ему: - Подожди снаружи. - Потом снова повернулся к Келлу: - Садись.
        Келл опустился на диван. Синяки казались уже не знаками победы, а предательскими метками.
        - Что-нибудь случилось? - спросил он короля.
        - Нет, - ответил тот. - Но я долго раздумывал над тем, что ты сказал этим утром.
        Утром? Это было словно много лет назад.
        - О чем, сэр?
        - О том, что опасно тебе находиться на Эссен Таш слишком близко к Раю. Когда в городе так много иностранцев, я бы предпочел оставить тебя во дворце.
        У Келла сжалась грудь.
        - Я чем-то провинился, сэр? Я наказан?
        Король Максим покачал головой:
        - Эти меры - не наказание для тебя, а попытка защитить Рая.
        - Ваше величество, я как раз и защищаю Рая. Если что-нибудь…
        - Твоя защита Раю не нужна, - отрезал король. - Единственный способ его уберечь - как следует беречь тебя. - У Келла пересохло во рту. - Не переживай так, - продолжал король. - Не думаю, что тебе это доставит большие неудобства. Сегодня на турнире я тебя целый день не видел.
        Келл покачал головой:
        - Дело не в этом…
        - С дворцовых балконов хорошо видна центральная арена. Можешь смотреть турнир отсюда. - Король положил на стол золотое кольцо размером с браслет. - Можешь даже слушать.
        Келл раскрыл рот, но слова застряли в горле. Он стиснул руки и встал.
        - Хорошо, сэр. На бал мне тоже запрещено?
        - Нет, - ответил король, словно не замечая дрожь в его голосе. - Мы тщательно следим за теми, кто приходит и уходит. Не вижу причин удерживать тебя, но будь осторожен. Кроме того, мы не хотим, чтобы гости спрашивали, где ты.
        - Разумеется, - прошептал Келл.
        Как только король ушел, он направился в маленькую комнатку и закрыл за собой дверь. На полках вдоль стен вспыхнули свечи, их свет озарил заднюю сторону двери, покрытую символами. Каждый из них вел в какое-либо место Лондона. Уйти будет легко. Стены его не удержат. Келл взял нож и царапнул руку. Выступившей кровью нарисовал свежий символ: вертикальную черту с двумя штрихами - верхний вправо, нижний влево.
        Тот же символ он начертил утром в шатре Камероу.
        Келл не собирался пропускать турнир. И чем меньше король знает, тем лучше. Он не боялся потерять доверие короля - тот уже много месяцев ему не доверял.
        Келл мрачно улыбнулся, глядя на дверь, и пошел к брату.
        VII
        Белый Лондон
        Ожка стояла под деревьями и вытирала кровь с ножей.
        Все утро она патрулировала улицы Кочека, своего родного округа, где, будто огонь под слоем пепла, до сих пор тлела смута. Холланд говорил, что это вполне ожидаемо, ведь перемены всегда порождают недовольство, но Ожка относилась к этому не так благодушно. Ее клинки впивались в горло бунтарей и предателей, обрывая недовольные голоса. Эти люди недостойны места в новом мире.
        Ожка зачехлила оружие и глубоко вздохнула. Площадь вокруг замка, когда-то сплошь уставленная статуями, теперь зеленела деревьями, и все они, несмотря на зимний холод, цвели. Сколько Ожка себя помнила, в ее мире стоял запах пепла и крови, но теперь здесь пахло свежестью и опавшей листвой, лесами и кострами, жизнью и смертью. Сладкий, влажный, чистый аромат надежд, перемен, силы.
        Ожка коснулась ладонью ствола одного из деревьев и услышала стук сердца. Чье оно - ее собственное, короля, дерева? Холланд говорил, что это бьется сердце всего мира. Что, когда магия ведет себя правильно, она принадлежит всем и никому конкретно, она везде и нигде. Она общая.
        Ожка не понимала этого, но хотела бы понять.
        Кора была шершавая. Ожка отколупнула кусочек и с удивлением увидела, что свежая древесина под ней оплетена серебристыми нитями заклятий. Над головой у нее пролетела птица. Ожка присмотрелась к дереву, но вдруг почувствовала в голове знакомый жар, и зазвучал голос короля, звучный и желанный.
        «Иди ко мне», - сказал он.
        Ладонь Ожки соскользнула с дерева.
        Удивительно - король был один.
        Холланд сидел на троне, склонившись над серебряной чашей, над которой поднимался тонкий дымок. Ожка затаила дыхание - она поняла, что он колдует. Руки короля были подняты над чашей, лицо сосредоточенно. Губы плотно сжаты, но в глазах мелькали тени - они оплетали сначала левый, черный, потом перетекали в зеленый, правый. Тени были живые, они струились у него перед глазами, как дым, а потом ныряли в чашу и окутывали что-то, не видимое ей. Нити света, как молнии, рассекали темноту, и от дыхания магии у Ожки по коже поползли мурашки. Потом заклинание закончилось, воздух затрепетал, и все стало тихо.
        Ладони короля отпустили чашу, но живая тьма в правом глазу рассеялась не сразу. Наконец ее сменил яркий изумрудный блеск.
        - Ваше величество, - осторожно произнесла Ожка.
        Он не поднял глаз.
        - Холланд!
        На это он откликнулся. В первый миг его двухцветные глаза были странно пусты, глядели куда-то вдаль, потом остановились на ней, и она ощутила всю тяжесть королевского внимания.
        - А, Ожка, - сказал он, как обычно, ровным и звучным тоном.
        - Вы звали меня.
        - Да.
        Он встал и указал на пол возле помоста.
        И тогда она увидела тела.
        Их было два, отброшенных, как ненужный мусор, и, честно говоря, они больше походили не на трупы, а на кучки пепла. Скрюченные от боли, опаленные до костей, остатки рук тянутся к шее. Один выглядел намного хуже другого. Ожка не знала, что с ними произошло, и, пожалуй, не хотела знать. Но все же чувствовала, что обязана спросить. Ее голос разорвал тишину.
        - Ошибка в расчетах, - ответил король, скорее про себя. - Я думал, ошейник слишком силен. Но нет - это люди слишком слабы.
        Ожка заглянула в серебряную чашу, и по коже пробежал мороз.
        - Ошейник?
        Холланд опустил руку в чашу - на миг показалось, что внутри него какая-то сила сопротивляется этому, но он ее победил, - и в тот же миг его окутала тень. Выплеснулась на руки, вскарабкалась по пальцам, оплела ладони, превратилась в пару черных перчаток, гладких и сильных, с неуловимым магическим узором. Защита от того, что поджидало внутри.
        Из глубин серебряной чаши Холланд извлек металлическое кольцо с петлями на одной стороне. На его поверхности мерцали символы. Ожка попыталась их прочесть, но они расплывались перед глазами. Казалось, пространство внутри кольца поглощает энергию и свет, воздух там становился бледным, бесцветным, тонким, как бумага. В этом кольце, в том, как оно искажало мир вокруг себя, было что-то неправильное, Ожка ощущала это всей душой, и от этого кружилась голова и хотелось умереть.
        Холланд покрутил ошейник руками в перчатках, словно оценивал поделку ремесленника.
        - Наверное, силы в нем хватит, - проговорил он.
        Ожка набралась смелости и шагнула вперед.
        - Вы меня звали, - повторила она, переводя взгляд с трупов на короля.
        - Да, - ответил он, подняв глаза. - Мне надо понять, работает ли он.
        Ее пронзил страх, давняя, инстинктивная паника, но она совладала с собой.
        - Ваше величество…
        - Ты мне доверяешь?
        Ожка насторожилась. Доверие в этом мире давалось нелегко. Люди здесь жаждали магии и убивали ради власти. Ожка была до сих пор жива только потому, что хорошо владела ножом и никому не доверяла. И хотя сейчас благодаря Холланду все менялось, страх и осторожность все же не отпускали так легко.
        - Ожка, - он сверлил ее глазами - изумрудным и чернильным.
        - Доверяю, - с трудом выдавила она.
        - Тогда иди сюда. - Он поднял обруч, как корону, и Ожка невольно отпрянула. Нет. Она честно заслужила право быть рядом с ним. Заработала свою силу. Сумела пройти испытания. Доказала, что достойна. Глубоко в ней сильно и ровно билась магия. Она не желает ее отпускать, никому не отдаст свою силу, не станет опять головорезом. А то и хуже, подумала она, покосившись на тела.
        «Иди сюда».
        На этот раз повелительный голос зазвучал у нее в голове, в мускулах, в костях, в магии.
        Ноги сами собой сделали шаг, другой, третий, и она встала перед королем. Ее король - он так много дал ей и до сих пор не назначил цену. А бесплатно никому ничего не достается. Она заплатит ему делами, кровью. Если это и есть плата - какой бы она ни была, - так тому и быть.
        Холланд опустил ошейник. Его руки были такими сильными, глаза такими пристальными. Надо было склонить голову, но она встретила его взгляд и нашла в нем равновесие. И стало спокойно.
        А потом металл сомкнулся у нее на горле.
        Первым делом она почувствовала холод его прикосновения. Это было неожиданно, но не больно. Потом холод стал острым, как нож. Скользнул под кожу, разорвал ее, и из ран, будто кровь, хлынула магия.
        Ожка вскрикнула и упала на колени. Голову сковал лед, он спустился в грудь, пронзал тело холодными шипами, вгрызался до мозга костей.
        Холод. Рвущий, тянущий. Наконец он ушел.
        И не осталось ничего.
        Ожка согнулась пополам, беспомощно вцепилась в железный ошейник и взвыла, как зверь. Мир стал бледным и чахлым, не таким, как надо, и ее словно оторвали от него, от себя самой, от короля.
        Она словно потеряла руку или ногу. Дело не в боли, а в странном ощущении - так быть не должно. Как будто отсекли очень важную часть ее существа, и она чувствует грызущую пустоту на том месте, где эта часть только что была. А потом она поняла, чего лишилась. Чувства. Такого же, как зрение, как слух, как осязание.
        Магия.
        Она не слышала ее гул, не чувствовала силу. Раньше магия была везде, во всем, от костей до воздуха, и вдруг… ушла.
        Вены на руках начали светлеть, из черных стали голубыми, и, глядя на свое отражение в каменном полу, она видела, что королевская печать на лбу и щеке медленно испарилась, оставив только мелкую крапинку в зрачках желтых глаз.
        Ожка всегда была норовистая, вспыльчивая, и ее сила следовала за ее настроением. Но сейчас, когда душу раздирали паника и ужас, навстречу им не поднималось ничто. Ожка тряслась и не могла остановиться, не могла выбраться из оков кошмара. Она слаба, пуста. Плоть и кровь, и больше ничего. И это ужасно.
        - Прошу вас, - шептала она, глядя в пол тронного зала. - Умоляю, мой король. Я всегда была… преданна. И… всегда буду. Прошу…
        А Холланд стоял рядом с ней и смотрел. Потом опустился на колени, рукой в перчатке осторожно коснулся подбородка. Она видела, как бурлит в его глазах магия, но не чувствовала ее прикосновения.
        - Скажи, - спросил он, - что ты чувствуешь?
        Ее трясло всем телом. Слова с трудом слетали с губ.
        - Я… ничего… не чувствую…
        Король мрачно улыбнулся.
        - Прошу вас, - через силу взмолилась Ожка. - Вы меня избрали…
        Король пощекотал ей подбородок.
        - Да, я тебя избрал. - Его пальцы скользнули вниз по ее горлу. - И не жалею.
        Через мгновение обруч распался.
        Ожка вскрикнула. Магия хлынула обратно по изголодавшимся венам. Долгожданная боль, яркая и живая. Она прислонилась лбом к холодному камню.
        - Спасибо, - прошептала она, чувствуя, как на лбу и щеке снова прорисовывается печать. - Спасибо.
        Лишь через несколько долгих мгновений она сумела встать на ноги. Холланд опустил ужасный ошейник обратно в серебряную чашу, перчатки растаяли, превратившись в тень.
        - Ваше величество, - спросила Ожка, с трудом сдерживая дрожь в голосе, - для кого этот ошейник?
        Холланд приложил пальцы к сердцу. На его лице ничего нельзя было прочитать.
        - Для одного старого друга.
        Если это для друга, подумала она, то что же он готовит для врагов?
        - Иди, - сказал он, возвращаясь на трон. - Восстанови силы. Они тебе понадобятся.
        Глава 9
        Курс на столкновение
        I
        На следующий день, проснувшись, Лайла не сразу вспомнила, где находится и, главное, почему у нее все болит.
        Она помнила, как вчера вечером еле доползла до комнаты Эльсора, с трудом поборола желание не раздеваясь рухнуть на его кровать. Сумела как-то переодеться в свою одежду, добралась до «Блуждающей дороги», но из этого в памяти почти ничего не осталось. А сейчас стояло утро, причем не раннее. Когда в последний раз она спала так долго и так крепко? И этот сон не восстановил силы. Наоборот, она была совсем измучена.
        На ее сапоге лежала кошка Алукарда. Как она пробралась в комнату? Лайлу это не интересовало. Кошку, кажется, тоже. Когда ее стряхнули, она и ухом не повела.
        Лайла села. Болело все.
        И дело было не только в усталости после боя - Лайла бывала и не в таких переделках, но никогда наутро ей не было так худо. Примерно то же самое она испытывала всего один раз - после черного камня. Но отзвуки талисмана накатывали резко и опустошали полностью, а сейчас все было тоньше и глубже. Значит, магию все-таки можно вычерпать до дна.
        Лайла сползла с койки, еле сдержав стон, и порадовалась, что в комнате никого нет. Осторожно натянула одежду, стараясь не касаться синяков. При мысли о том, что сегодня опять предстоит сражаться, ее передернуло, однако в глубине души какая-то частичка ее существа радостно запела. Честно говоря, совсем маленькая частичка.
        Это опасно.
        Безрассудно.
        Безумно.
        Глупо.
        Эти слова ощущались уже не как удары, а как похвала.
        Она спустилась в зал. Там почти никого не было, лишь за столом у стены сидел Алукард. Она подошла, волоча ноги, и рухнула на соседний стул.
        Он читал газету и не поднял глаз, даже когда она со стуком уронила голову на стол.
        - Утро выдалось трудное?
        Она что-то буркнула в ответ. Он налил ей крепкого черного чая с пряностями.
        - Никчемное время суток, - она выпрямилась и придвинула чашку. - Спать уже поздно. А воровать еще рано.
        - В жизни есть много других интересных дел.
        - Каких, например?
        - Есть. Пить. Танцевать. Ты вчера такой бал пропустила!
        От этой мысли она застонала. Сил представить себя в роли Стейсена Эльсора на арене, а уж тем более во дворце, у нее не было.
        - Они тут что, каждую ночь празднуют?
        - Ты не поверишь, но многие приезжают на турнир именно ради балов.
        - И не надоедает им… - она неопределенно помахала рукой, будто пыталась охватить все одним жестом. Честно говоря, за всю свою жизнь Лайла была на балу всего один раз - та ночь началась с маски демона и чудесного нового камзола, а закончилась окровавленным принцем и каменными осколками чужеземной королевы.
        Алукард пожал плечами и придвинул к ней корзинку с выпечкой.
        - Не самый худший способ провести вечер.
        Она надкусила булочку.
        - Все время забываю, что ты часть этого мира.
        - Ничуть, - посуровел он.
        Завтрак вернул ей силы. Взгляд стал отчетливее и остановился на газете, которую читал Алукард. В ней была новая турнирная таблица: восемнадцать победителей, девять новых пар. Вчера от усталости Лайла даже не заглянула в нее.
        - Что нас ждет сегодня?
        - Мне выпала честь выступать против одного из моих давних друзей и лучшего воздушного мага…
        - Джиннара? - с внезапным интересом спросила Лайла. Ну, и схватка будет!
        Алукард мрачно кивнул.
        - А тебя ждет… - Он провел пальцем по списку. - Вер-ас-Ис.
        - Что ты о нем знаешь?
        Алукард нахмурился.
        - Прости, ты, кажется, считаешь меня товарищем? В последний раз мы оказались по разные стороны барьера.
        - Брось, капитан! Если я сложу голову, тебе придется искать нового добытчика.
        Едва эти слова вырвались у Лайлы, как она вспомнила, что уже потеряла место на «Ночном шпиле». Она предприняла еще одну попытку:
        - Никто не умеет так весело болтать! Ты сам знаешь, что будешь без меня скучать. - И опять это оказались не те слова, за ними повисло тягостное молчание. - Ну ладно, - в сердцах заявила она. - Еще два вопроса и два ответа в обмен на то, что ты о нем знаешь.
        Губы Алукарда дернулись. С наигранной медлительностью он свернул и отложил список.
        - Когда ты впервые попала в этот Лондон?
        - Четыре месяца назад, - ответила она. - Захотелось сменить обстановку. - На этом она хотела остановиться, но слова потекли сами собой: - Я оказалась втянута в то, чего не ожидала, захотелось досмотреть до конца. А когда все закончилось, я еще была здесь, и подвернулся случай начать с чистого листа. Не всегда прошлое стоит того, чтобы за него цепляться.
        В его глазах блеснул интерес, и она ждала, что он продолжит расспросы, но Алукард сменил тему:
        - От чего ты убегала в ту ночь, когда пришла на мой корабль?
        Лайла нахмурилась, спрятала взгляд в чашке черного чая.
        - А кто сказал, что я убегала? - прошептала она. Алукард, терпеливый, как кошка, лишь выгнул бровь. Она отпила чай, и лишь когда долгий глоток горячей волной спустился в желудок, заговорила: - Знаешь, все боятся неведомого, видят в нем что-то грозное и ужасное, а вот меня больше тревожит знакомое. Оно громоздится вокруг тебя, как тяжелые камни, выстраивает стены, потолок и превращается в тюрьму.
        - Поэтому ты так стремилась занять место Стейсена? - ледяным тоном спросил он. - Мое общество начало тебя тяготить?
        Лайла отставила чашку. Прогнала желание извиниться.
        - Ты задал свои два вопроса, капитан. Теперь моя очередь.
        Алукард прокашлялся.
        - Ну что ж. Итак, Вер-ас-Ис. Типичный фароанец и, насколько я слышал, не самый приятный тип. Земляной маг с норовом. Вы бы дивно поладили. Во втором раунде можно пользоваться двумя стихиями, если ты на это способен.
        Лайла постучала пальцами по столу.
        - Вода.
        - Огонь и вода? Необычное сочетание. Обычно двойные маги выбирают соседние стихии. А огонь и вода находятся на противоположных концах спектра.
        - Я же говорю, у меня всегда все наоборот. - Она подмигнула зрячим глазом. - И у меня был хороший учитель.
        - Пытаешься льстить, - пробормотал он.
        - А ты хамишь.
        Он обиженно насупился и встал.
        - Твоя очередь после полудня. А моя уже скоро. - Он казался совершенно спокойным.
        - Волнуешься? - спросила она. - Из-за поединка.
        Алукард взял чайную чашку.
        - Джиннар - лучший в своем деле. Но он умеет только одно.
        - А у тебя много талантов.
        Алукард допил чай и поставил чашку.
        - Мне это говорили. - Он накинул плащ. - Увидимся по разные стороны.
        Стадион был заполнен до отказа.
        По одну сторону развевалось знамя Джиннара - пурпурный закат на серебряном поле, по другую - знамя Алукарда, серебро на полночной синеве.
        Два арнезийца.
        Два фаворита.
        Два друга.
        Рай был на королевской трибуне, но ни короля, ни королевы Лайла там не заметила, Келла тоже не было. Зато уровнем ниже на балконе стояли брат и сестра Алукарда. Беррас хмурился, а Аниса хлопала в ладоши и размахивала вымпелом брата.
        Арена превратилась в вихрь искрящегося света. Публика затаила дыхание. Бойцы кружились, будто в танце. Джиннар двигался как воздух, Алукард - как сталь.
        Лайла вертела в руках осколок бледного камня и внимательно смотрела на происходящее, старалась отследить движения, прочитать линии атаки, предугадать, кто что сделает, понять, как они это сделали.
        Противники были практически равны.
        Во всем, что касалось ветра, Джиннар достиг неслыханных высот и несказанной красоты, но Алукард был прав: это была его единственная стихия. Он мог превратить его в стену или в волну, мог резать ветром, как ножом, практически летать. Но Алукард владел землей и водой, и всем, что происходило между ними: создавал клинки, твердые, как металл, щиты из камня и льда, и в конце концов две его стихии одолели одну стихию Джиннара, и Алукард победил, разбив на Джиннаре десять пластин, а сам потеряв всего семь.
        Серебристоглазый волшебник отступил, улыбаясь сквозь металлическое кружево маски. Алукард вскинул чешуйчатую голову перед королевской трибуной, отвесил принцу глубокий поклон и удалился.
        Публика стала редеть, но Лайла задержалась. По пути к арене она немного размяла ноги, но двигаться без нужды не хотелось, и она осталась на трибунах, глядя, как перетекает толпа. Одни оставались посмотреть следующий матч, другие уходили. Исчезли сине-серебристые знамена, их сменили алая кошка на золотом фоне - знамя Кисмайры - и пара львов на красном.
        Камероу.
        Лайла сунула осколок в карман и устроилась поудобнее. Схватка будет интересной.
        Она знала, что Кисмайра славится огненной магией, но арнезийская чемпионка вышла, ступая мягко, как львица, из-под кошачьей маски выбивалась грива черных жгутов, и в руках у нее были шары с водой и землей.
        К восторгу публики, Камероу выбрал то же самое.
        Судя по стихиям, поединок будет на равных. Сердце Лайлы забилось быстрее, хотя это было не ее состязание - и хорошо, что не ее.
        Шары упали. Бой начался.
        Противники оказались достойны друг друга. Лишь через долгих пять минут Кисмайра сумела нанести первый удар, который вскользь задел бедро Камероу. И еще через восемь Камероу дал сдачи.
        Лайла прищурилась. Что-то было не так. А что - она еще не уловила.
        Кисмайра двигалась плавно, со звериной грацией. А Камероу… В его текучей манере боя было что-то знакомое. Изящно, почти без усилий, каждый взмах хорошо, даже слишком хорошо, рассчитан. До этого турнира она видела совсем мало сражений, где применялась магия. Но эти приемы казались ей очень знакомыми…
        Лайла вцепилась в поручень и подалась вперед.
        Где же она его видела?
        Келл петлял по арене, стараясь двигаться в такт с Кисмайрой, а это было нелегко, потому что она была стремительна. Куда проворнее его первого противника и сильнее всех, с кем ему доводилось драться, не считая Холланда. Чемпионка была равна ему во всем. Тот первый пропущенный удар был ошибкой, сам виноват. Но зато в нем забурлила жизнь. Как же это хорошо!
        Под маской Кисмайры Келл уловил улыбку и улыбнулся в ответ.
        Над правой рукой кружился земляной диск, над левой бурлила вода. Он выглянул из-за колонны, но Кисмайры там уже не было. Она зашла сзади. Келл развернулся и метнул диск. Слишком медленно. Столкнулись, ударили, разошлись, как будто дрались на шпагах, а не на воде и земле. Укол. Защита. Удар.
        На волосок от закрытой доспехом щеки пролетело твердое земляное копье. Он откатился, привстал на колено и ударил обеими стихиями разом.
        Обе достигли цели, ослепив вспышкой.
        Публика безумствовала, но Кисмайра не дрогнула.
        Ее вода, подкрашенная красным, кружилась, будто аркан. Келл, атакуя, подошел слишком близко, и петля, не разомкнувшись, метнулась в него ледяным копьем.
        Келл отскочил, но опоздал: лед ударил его в плечо, разбил пластину и впился в тело.
        Толпа ахнула.
        Келл вскрикнул от боли и зажал рану ладонью. Убрав руку, увидел окровавленные пальцы. В нем зашептала магия. Ас Траварс. Ас Оренсе. Ас Осаро. Ас Хасари. Ас Стено. Ас Старо. Губы сами зашептали заклинание, но он вовремя остановился, вытер кровь рукавом и вновь пошел в атаку.
        Глаза Лайлы расширились.
        Публика не сводила глаз с Камероу, но Лайла сразу после удара случайно подняла глаза и увидела принца Рая с искаженным от боли лицом. Он быстро взял себя в руки, стер с лица гримасу, но пальцы стиснули перила, голова поникла, Лайла заметила это и все поняла. Она была рядом в ту ночь, когда заклятие навеки соединило принцев - кровь с кровью, боль с болью, жизнь с жизнью.
        Она перевела взгляд на арену.
        И все стало ясно. Рост, осанка, текучие движения, немыслимая грация.
        Она невольно улыбнулась.
        Келл.
        Ну конечно, это он. Она встретила Камероу Лосте в Ночь знамен, заметила его серые глаза, лисью улыбку. Но обратила внимание и на рост, манеру двигаться, и теперь сомнений не осталось - на арене совсем не тот человек, которому она пожелала удачи в Розовом зале. А другой, тот, рядом с кем она сражалась в трех Лондонах. Тот, кого она обчистила, а потом спасла. Келл.
        Рядом появился Тирен.
        - Чему улыбаешься?
        - Просто нравится бой, - ответила она.
        Авен эссен недоверчиво хмыкнул.
        - Скажите, - добавила она, не сводя глаз с арены, - вы хотя бы пытались отговорить его от этого безумия? Или тоже просто делали вид, что ничего не знаете?
        Помолчав, Тирен ответил ровным голосом:
        - Не понимаю, о чем ты говоришь.
        - Да ладно, не понимаете, авен эссен. - Она обернулась к нему. - Если бы Камероу сейчас снял маску, мы бы увидели того же человека, что и в Ночь знамен, а не одного черноглазого…
        - Такие разговоры заставляют меня жалеть о том, что я сохранил твою тайну, - перебил жрец. - Слухи - дело опасное, Стейсен, особенно если их распространяет человек, у которого совесть не чиста. Поэтому спрашиваю еще раз: чему ты улыбаешься?
        Лайла отвела глаза.
        - Ничему. - Она следила за поединком. - Совершенно ничему.
        II
        Победил Камероу.
        То есть Келл.
        Это был потрясающий поединок между равными противниками: чемпионом прошлых игр и Серебряным рыцарем. Публика сидела затаив дыхание, арена была усыпана битым камнем и черным льдом, половина препятствий разбита вдребезги.
        О, как он двигался! Как он дрался! За то недолгое время, что они провели вместе, Лайла не видела его таким. Он обогнал Кисмайру всего на одно очко. А у Лайлы вертелась в голове навязчивая мысль: он ее сторонится.
        Сторонится до сих пор.
        - Стейсен! Стейсен!
        Лайла нехотя выбросила Келла из головы. Сейчас у нее своих забот хватает.
        Вот-вот начнется ее второй поединок.
        Она стояла посреди западной арены, и трибуны были залиты серебристо-черным, лишь кое-где мелькало бледно-зеленое знамя фароанца.
        Напротив нее стоял Вер-ас-Ис, держа в руках шары с подкрашенной землей. Лайла пригляделась к магу. Гибкий, длинные мускулистые руки и ноги, кожа угольного цвета. Удивительные, глубоко посаженные глаза были бледно-зеленого цвета - как и его знамя, и как будто светились. Но больше всего внимание Лайлы привлекло золото.
        Почти все фароанцы, каких она видела, украшали кожу самоцветами, а Вер-ас-Ис предпочитал золото. Бусины из драгоценного металла сбегали из-под маски, закрывавшей только верхнюю часть головы, покрывали лицо и шею, складываясь в узор.
        Интересно, что это - символ статуса или просто демонстрация богатства?
        Те, кто выставляет богатство напоказ, сами напрашиваются, чтобы их обчистили. Лайла задумалась: трудно ли отделить эти бусины от кожи?
        Что их удерживает? Клей? Магия? Нет, она заметила, что украшения не прилеплены к коже, а будто вдавлены в нее. Операция проведена опытной рукой, кожа вокруг бусин почти не выступает, и создается впечатление, что камни или золотые бусины, появились на лице сами собой. Но на стыке кожи и украшения были видны едва заметные шрамы.
        Да, украсть эти штучки будет нелегко.
        И хлопотно.
        - Астал, - произнес судья в бело-золотом. «Готовьтесь».
        Зрители затаили дыхание.
        Фароанец поднял шары, ожидая от нее того же.
        Лайла подняла свои сферы - огонь и воду, произнесла короткую молитву и бросила их.

* * *
        Алукард наполнил два стакана из графина на столе.
        Когда стакан был на полпути к губам Лайлы, он сказал:
        - Я бы на твоем месте пить не стал.
        Она замерла и пригляделась к содержимому.
        - Что там?
        - Ависское вино… в основном.
        - В основном, - эхом повторила она. Прищурилась - и точно: в жидкости еле заметно кружились пылинки. - Что ты туда подсыпал?
        - Красный песок.
        - Надеюсь, у тебя были веские причины, чтобы испортить мой любимый напиток?
        - Конечно.
        Он поставил свой бокал обратно на стол.
        - Сегодня ты научишься воздействовать на две стихии одновременно.
        - Как у тебя рука поднялась испортить бутылку ависского вина?
        - Я же говорил, что магия - это как беседа…
        - А еще ты говорил про океан, - перебила Лайла, - и про открытую дверь, а однажды даже назвал магию кошкой.
        - Сегодня будем считать ее беседой. К ней просто добавляется еще один участник. Сила та же самая, линии другие.
        - У меня никогда не получалось гладить себя по голове и одновременно хлопать рукой по животу.
        - Тогда тебе будет интересно.

* * *
        Лайла хватала воздух ртом.
        Вер-ас-Ис без устали кружил по арене, а у нее после вчерашнего боя тело было как деревянное. Но, несмотря на усталость, внутри кипела магия, рвалась наружу, требуя выхода.
        Счет был равный. Шесть - шесть.
        Пот заливал глаза. Лайла бегала, уворачивалась, била. Удачный удар расколол пластину на бицепсе фароанца. Семь - шесть.
        Вода вращалась перед ней, как щит, превращаясь в лед при каждом выпаде противника. Под его ударами щит трескался, но уж пусть лучше трескается лед, чем драгоценные доспехи.
        Защита продержалась недолго. После второго блока Вер-ас-Ис нагнал ее и обрушил два удара подряд. В считаные секунды Лайла потеряла две пластины. Семь - восемь.
        Она чувствовала, как силы иссякают, а фароанец с каждой минутой словно становился сильнее. Проворнее.
        Огонь и вода оказались неудачным выбором. Они не могли соприкасаться; при малейшем контакте они уничтожали друг друга, превращаясь в облачко белого пара…
        И это навело ее на мысль.
        Она скрылась за ближайшим валуном, сравнительно невысоким, и соединила в руках две стихии. Заклубился белый дым, и под его прикрытием она вскочила на камень. Оттуда, сверху, ей было видно, как колышется воздух вокруг Вер-ас-Иса - тот вертелся во все стороны, высматривая ее. Лайла напряглась, и пар стал оседать, вода превратилась в изморось, а затем в лед, окутав фароанца, а огонь поднялся в воздух и дождем пролился на него. Вер-ас-Ис прикрылся земляным щитом, но она успела разбить две его пластины. Девять - восемь.
        Но насладиться преимуществом не удалось: мимо просвистело земляное копье, и Лайла отскочила за валун.
        Прямо в западню.
        Вер-ас-Ис поджидал там, в ее укрытии, и навстречу ей полетели четыре земляных копья. Отразить удары она бы не смогла - не хватало времени. Она проиграла, но проблема была не только в проигрыше: копья оказались острыми. Такими же острыми, как осколок льда, пронзивший плечо Келлу.
        В ней вспыхнул страх, как в те минуты, когда ей к горлу приставляли нож, и она чувствовала его острие, прикосновение опасности, поцелуй смерти.
        Нет. Внутри у нее что-то поднялось, простое, инстинктивное, и в этот миг случилось невероятное: время замедлило ход.
        Это была магия - а что же еще? - но не такая, как раньше. Все пространство арены стало другим, замедлив пульс и разложив секунды на мгновения, растянув момент - ненадолго, ровно на столько, чтобы хватило увернуться и нанести удар. Одно копье все же попало ей в руку, разбив пластину и оцарапав до крови, но это было не важно, потому что Вер-ас-Ис опоздал на миг - тот самый, украденный, - и глыба льда ударила его в бок, разбив последнюю пластину.
        И тотчас же время пришло в движение. Лайла и не заметила, какой тишиной была наполнена эта затянувшаяся секунда, пока она не закончилась. А потом на нее обрушился хаос. Рука болела, зрители аплодировали, но Лайла смотрела не на них, а на фароанца. Он глядел на свое тело, как будто обвинял его в предательстве. Как будто знал: произошло то, чего не может быть.
        Но если Лайла и нарушила правила, никто этого не заметил. Ни судьи, ни король, ни болельщики.
        - Победу одержал Стейсен Эльсор, - объявил судья в бело-золотой мантии.
        Вер-ас-Ис сверкнул на нее глазами, но спорить не стал, лишь повернулся и ушел. Лайла посмотрела ему вслед. Губы ее были мокрыми, на языке появился медный привкус. Сквозь прорезь в маске Лайла коснулась носа - пальцы окрасились красным. Голова кружилась. Понятное дело, бой выдался нелегким.
        Она победила.
        Вот только сама не понимала - как.
        III
        Рай сидел на краю кровати, потирая шею, а Гастра, как умел, перевязывал Келлу плечо. Оно заживало быстро, но к балу все равно не успеть.
        - Крепись, братец, - поддел он принца. - Завтра будет еще хуже.
        Он победил. Победа далась нелегко, и не только потому, что он, чтобы не вызывать подозрений, одолел Кисмайру с минимальным перевесом. Нет, она отличный боец, прекрасный, пожалуй, даже лучший. Но Келл не желал прекращать борьбу - это значило бы отказаться от свободы и снова стать игрушкой в шкатулке. Кисмайра сильна, но Келлом двигали отчаяние и жажда свободы, и он вырвал победное очко.
        Он попал в финальную девятку.
        Три группы по трое, друг против друга, побеждает тот, кто наберет больше очков. Для полной победы этого не хватит, так что нужно набрать перевес больше чем в один удар. Однако ему выпал неудачный расклад. Завтра предстоит сражаться не в одном, а сразу в двух поединках. Принца, конечно, жаль, но обратной дороги нет.
        Келл сказал Раю о запрете покидать дворец, полученном от короля. Сказал, конечно, уже после того, как улизнул на поединок.
        - Он тебя в порошок сотрет, если узнает, - предостерег Рай.
        - А он не узнает, - ответил Келл. Принца это не убедило. При всей его браваде ему никогда не удавалось идти против воли отца. Келлу, до недавних пор, тоже.
        - Кстати, насчет завтра, - бросил с кровати Рай. - Пора начинать проигрывать.
        Келл оторопел. Плечо пронзила свежая боль.
        - Что? Почему это?
        - Догадываешься, как трудно было все это организовать? Устроить? Честно говоря, это чудо, что нас до сих пор не раскусили…
        Келл вскочил на ноги и ощупал плечо.
        - Твоя уверенность сделала полдела…
        - И я не допущу, чтобы ты все погубил своей победой.
        - Я не намерен выигрывать турнир. Завтра же только девятка, - Келл чувствовал, что чего-то недопонимает. И взгляд Рая подтвердил это.
        - Тридцать шесть лучших превращаются в восемнадцать, - медленно процитировал Рай. - Восемнадцать становятся девятью.
        - Да, я знаком с математикой, - сказал Келл, застегивая тунику.
        - Из девяти останутся только трое, - продолжал Рай. - И что же происходит с этими тремя, о мудрый математик Келл?
        Келл нахмурился. И вдруг до него дошло.
        - Ой.
        - Ой, - передразнил Рай, вскакивая с кровати.
        - Церемония снятия масок, - сказал Келл.
        - Да, - подтвердил его брат.
        В Эссен Таш было не так уж много правил, касавшихся боя, и еще меньше - насчет масок. Участники могли скрывать лицо хоть до конца турнира, но на церемонии снятия масок трое финалистов должны были показать свои лица королю и зрителям. Финальный матч и церемония награждения проходили с открытым забралом.
        Откуда взялась эта церемония, как и многие другие турнирные ритуалы, давно стерлось из памяти, но Келл знал, что ее история восходит к первым мирным дням, когда на турнир, воспользовавшись анонимностью, прокрался злодей, собиравшийся убить фароанскую королевскую семью. Он прикончил мага-победителя и похитил его шлем, а когда короли и королевы трех империй пригласили его на свою трибуну за наградой, нанес удар. Он убил фароанскую королеву и тяжело ранил юного короля. Потом его схватили. Зарождающийся мир мог разлететься на куски, но ни одна из империй не взяла на себя вину, и убийца погиб, не успев никого обвинить. Мир между королевствами кое-как удержался, и появилась церемония снятия масок.
        - Дальше девятки тебе пройти нельзя, - решительно заявил принц.
        Келл уныло кивнул.
        - Выше нос, братец, - сказал Рай, застегивая у него на груди королевскую фибулу. - У тебя впереди еще два поединка. И кто знает, может, тебя одолеют в честной борьбе.
        Рай направился к двери, Келл отстал на шаг.
        - Сэр, - сказал ему Гастра, - можно вас на два слова?
        Келл остановился. Рай в дверях оглянулся.
        - Идешь?
        - Я догоню.
        - Если не явишься, я сделаю какую-нибудь глупость, например, брошусь на шею Алука…
        - Да не пропущу я этот дурацкий бал! - рявкнул Келл.
        Рай подмигнул и закрыл за собой дверь.
        - В чем дело, Гастра? - спросил Келл стражника.
        Тот сильно нервничал.
        - Дело в том… Когда вы состязались, я вернулся во дворец проверить, как там Стафф. Мимо шел король, он остановился и спросил, как вы провели день… - Гастра замялся, недоговаривая очевидного: король не стал бы спрашивать, если бы знал о побеге Келла. Значит, не знал.
        - И что ты сказал? - насторожился Келл.
        Гастра опустил глаза.
        - Сказал, что вы не выходили из дворца.
        - Ты соврал королю? - сказал Келл, стараясь не выдавать эмоций.
        - Не то чтобы соврал. - Гастра поднял глаза. - Строго говоря…
        - Как так?
        - Ну, я сказал ему, что Келл не покидал дворца. А про Камероу я ничего не говорил.
        Келл изумленно уставился на юношу.
        - Спасибо, Гастра. Прости, что из-за нас с Раем ты попал в такое положение.
        - Ничего, - сказал Гастра с удивительной твердостью и быстро добавил: - Но я понимаю, почему вы это сделали.
        Зазвонили колокола. Начинается бал. Плечо пронзила боль, и Келл заподозрил, что это напоминание от Рая.
        - Тебе недолго придется лгать, - пообещал он Гастре и шагнул к двери.
        Вечером Лайле очень хотелось поехать на бал. Теперь, когда она узнала правду, ей не терпелось увидеть лицо Келла без маски, разглядеть обман в морщинках на хмуром лбу.
        Но вместо этого она отправилась в порт. Смотрела, как покачиваются на волнах корабли, слушала плеск волн о борт. Маска с широко раскрытой пастью болталась у нее в руке.
        В порту было непривычно пусто - почти все моряки и докеры, наверное, разошлись по пабам и празднуют. Мореходы любят сушу куда больше, чем те, кто живет на суше, и умеют пользоваться ее радостями.
        - Ну и поединок сегодня был, - послышался голос. Ее нагнал Алукард.
        Лайла вспомнила их утренний разговор, обиду в голосе, когда он спросил, зачем она это делает - выдает себя за Эльсора, рискует собой, и не только собой - ими всеми. И вот опять оно, предательское желание извиниться, попроситься обратно на корабль, или хотя бы вернуть его расположение.
        - Опять следишь за мной? - спросила она. - Почему ты не на празднике?
        Алукард вскинул голову:
        - Нет настроения. Кроме того, захотелось посмотреть, что же привлекло тебя больше, чем бал.
        - Хотел проверить, не попаду ли я еще в какие-нибудь неприятности.
        - Бард, я не твой папочка.
        - Вот и славно. Отцам не полагается соблазнять дочерей, чтобы выведать их секреты.
        Он горестно покачал головой:
        - Это было всего один раз!
        - Когда я была моложе, - рассеянно продолжала Лайла, - то в Лондоне - в моем Лондоне - любила ходить в порт, смотреть на корабли. Иногда придумывала, каким был бы мой корабль. Представляла, как он унесет меня прочь. - Она поймала на себе взгляд Алукарда. - В чем дело?
        - Ты впервые добровольно сообщила хоть что-то о себе.
        - Это не успеет войти в привычку, - грустно улыбнулась она.
        Некоторое время они шли молча. У Лайлы позвякивали карманы. Рядом разливалось красноватое сияние Айла, вдалеке сверкал огнями дворец.
        Но Алукард не выносил тишины.
        - Вот, значит, что тебе милее танцев. Бродить по берегу, словно призрак моряка.
        - Ну да, если вот это надоест. - Она достала руку из кармана и разжала пальцы, показав целую горсть украшений, монеток, побрякушек.
        - Зачем? - потрясенно спросил Алукард.
        Лайла пожала плечами. Потому что это привычное дело, могла бы сказать она, и хорошо знакомое. К тому же в этом Лондоне содержимое карманов гораздо интереснее. Ее добычей, среди прочего, стали камень снов, огненная галька, что-то похожее на компас.
        - Воровка - это навсегда.
        - А это что такое? - Он выудил из пригоршни осколок белого камня.
        - Это мое, - напряглась Лайла. - Сувенир на память.
        Он пожал плечами, положил осколок обратно.
        - Попадешься когда-нибудь.
        - А до тех пор повеселюсь. - Она сунула добычу в карман. - Может, корона меня тоже простит.
        - Я бы на это не рассчитывал. - Алукард стал потирать запястья и, поймав себя на этом, разгладил плащ. - Можешь сколько угодно бродить по докам и обирать прохожих, но я бы предпочел выпить чего-нибудь горячего в хорошей компании, так что… - Он изящно поклонился. - Сумеешь ни во что не вляпаться хотя бы до завтра?
        - Постараюсь, - фыркнула Лайла.
        На полпути к «Блуждающей дороге» Лайла поняла, что за ней кто-то идет.
        Она услышала шаги, ощутила запах магии, и сердце знакомо заколотилось. Поэтому, оглянувшись и увидев кого-то в узком переулке, она ничуть не удивилась.
        И не бросилась бежать.
        А надо было. Надо было сразу выскочить на главную дорогу, туда, где полно народу. А Лайла вместо этого сделала именно то, чего обещала Алукарду не делать.
        Вляпалась.
        Она поняла это на следующем повороте. В дальнем конце переулка что-то блеснуло. Лайла шагнула вперед и вдруг поняла, что это.
        Нож.
        Она едва успела увернуться от броска. Но все же скорости не хватило - нож задел ее бок и с лязгом упал наземь.
        Лайла зажала рану ладонью.
        Порез был неглубокий, почти не кровоточил. Лайла подняла глаза и увидела человека, сливавшегося с темнотой. Она метнулась прочь, но выход из переулка преградила другая фигура.
        Она встала поудобнее, прижалась к стене и приготовилась сразиться с обоими. Но вдруг чья-то рука ухватила ее за плечо, от теней отделился третий силуэт.
        Раньше в такой ситуации она бы бросилась бежать со всех ног. Но сейчас шагнула навстречу. Это, наверное, пьяные матросы или уличные бандиты.
        И вдруг блеснуло золото.
        Вер-ас-Ис был без шлема, и Лайла увидела золотой узор во всей красе - он огибал глаза и скрывался под волосами.
        - Стейсен, - прошипел он, и с его фароанским акцентом имя прозвучало по-змеиному.
        Проклятье, подумала Лайла. Но вслух лишь сказала:
        - Опять ты.
        - Ах ты, гнусный мошенник, - продолжал фароанец на невнятном арнезийском. - Не знаю, как ты это делаешь, но я видел, что ты мухлюешь. И чувствовал. Ты не смог бы…
        - Не бери в голову, - перебила его Лайла. - Это всего лишь иг…
        В раненый бок врезался тяжелый кулак. Она согнулась пополам, кашляя. Ударил не Вер-ас-Ис, а один из его спутников. Их украшенные камнями лица были прикрыты темной тканью. Лайла крепко сжала свою обитую металлом маску и обрушила ее на голову ближайшего противника. Он вскрикнул и отшатнулся, Лайла замахнулась еще раз, но ударить не успела. Они ринулись на нее, шесть рук против двух, и прижали к стене. Один заломил ей руку за спину, заставив согнуться пополам. Лайла инстинктивно упала на колено и откатилась, перебросив противника через плечо, но встать не успела - в челюсть ей впечатался сапог. Из глаз посыпались искры. Чья-то рука обхватила ее сзади за шею и подняла на ноги.
        Она потянулась к ножу, спрятанному за спиной, но ее схватили за руку и с силой дернули вверх.
        Попалась. Лайла ждала, что, как тогда на арене, нахлынет сила, мир замедлит ход, но ничего не происходило.
        И тогда она сделала то, чего они не ожидали. Засмеялась.
        Ей было не до веселья - плечи горели от боли, дыхание перехватывало, - но она заставила себя рассмеяться, и наградой ей было смятение, исказившее лицо Вер-ас-Иса.
        - Ты жалок, - бросила она. - Не смог одолеть меня один на один и решил попробовать втроем на одного? Это лишь доказывает твою слабость.
        Она потянулась к магии - огня или земли, или даже кости, но отклика не было. Голова гудела, из раны на боку сочилась кровь.
        - Думаешь, только вы тут умеете заговаривать металл? - прошипел фароанец и приставил нож к ее горлу.
        Лайла храбро встретилась с ним взглядом.
        - Ты и впрямь хочешь меня убить только из-за того, что проиграл?
        - Нет, - ответил он. - Мера за меру. Ты сжульничал. Я отвечу тем же.
        - Ты уже проиграл! - закричала она. - Какой, к черту, в этом смысл?
        - Страна - это еще не человек, но человек - это страна, - ответил он и сказал своим: - Избавьтесь от него.
        Лайлу потащили к порту.
        - Сам не справишься? - поддела она его. Если укол и достиг цели, Вер-ас-Ис этого не показал. Просто повернулся и зашагал прочь.
        - Вер-ас-Ис, - окликнула она его, - я даю тебе выбор.
        - Да неужели? - Он оглянулся, весело сверкнув зелеными глазами.
        - Отпусти меня сейчас же, и сможешь спокойно уйти, - медленно произнесла она. - А иначе вам всем конец.
        - А если я тебя отпущу, мы расстанемся друзьями? - улыбнулся он.
        - Ну, уж нет, - она покачала головой. - С тобой я так или иначе разделаюсь. Но если твои люди меня отпустят, останутся живы.
        На миг ей почудилось, что хватка на горле ослабла. Но потом стала сильнее прежнего. Вер-ас-Ис шел к ней, вертя в руке нож.
        - Если бы словом можно было убить… - произнес он. Рукоять врезалась ей в висок, и мир почернел.
        IV
        Лайла очнулась от забытья, словно вынырнула из бездны на поверхность.
        Глаза открылись, но вокруг было все так же черным-черно. Она хотела закричать, но оказалось, что рот заткнут кляпом.
        В голове пульсировала боль, становилась сильнее с каждым движением, и Лайла подумала: не стошнило бы. Попыталась сесть, но не смогла.
        Захлестнула паника. Стало трудно дышать. Она в ящике. Очень тесном.
        Лайла притихла, прислушалась. Ящик не плыл и не качался. Похоже, она еще на земле. Если не под землей.
        Не хватало воздуха.
        Она не знала, гроб это или просто ящик, не видела размеров. Лежала в темноте на боку. Попыталась шевельнуться, но не смогла - руки и ноги были связаны. Тугая веревка за спиной врезалась в запястья, пальцы онемели. Наверное, кожа стерта до крови. При малейшем движении в мышцы вонзались тысячи иголок.
        «Я их убью, - подумала она. - Всех». Она не сказала это вслух - мешал кляп. И воздуха в ящике было очень мало. Вздохнуть бы поглубже…
        Спокойнее.
        Спокойнее.
        Спокойнее.
        Лайла мало чего боялась. Но не любила тесных темных мест. Попыталась отыскать на себе ножи, но они исчезли. И безделушки из кармана тоже. А с ними и белый осколок. Лайлу обжег гнев.
        Огонь.
        Вот что нужно. Ну что плохого натворит огонь в деревянном ящике, сухо подумала она. В худшем случае она сгорит, не успев выбраться. Но чтобы освободиться - хотя бы для того, чтобы отомстить Вер-ас-Ису и его людям - надо перерезать веревку. А веревки горят.
        Лайла стала призывать огонь.
        «Тигр, о тигр, светло горящий…»
        Ничего. Даже искорки. Вряд ли это действует рана - она уже подсохла, а с ней высохло и заклятие. Так оно устроено. Так или нет? Должно быть, так.
        Паника. Опять паника.
        Лайла зажмурилась, сглотнула и попыталась еще раз.
        И еще.
        И еще.

* * *
        - Сосредоточься, - велел Алукард.
        - Тебе не кажется, что это довольно трудно? - Лайла стояла посреди его каюты с завязанными глазами. Когда она видела его перед тем, как завязать глаза, он сидел в кресле, закинув ногу за ногу, и потягивал темный напиток. Судя по звукам - звякнула бутылка, забулькала жидкость, - он еще был там.
        - Открыты глаза или закрыты - разницы нет, - сказал он.
        Лайла так не считала. С открытыми глазами она могла призвать огонь. А с закрытыми - никак.
        - Какой во всем этом смысл?
        - Смысл в том, Бард, что магия - это чувство.
        - Как зрение, - буркнула она.
        - Как зрение, - подтвердил Алукард. - Но не совсем. Магию нет нужды видеть. Надо осязать.
        - Осязание - это тоже чувство.
        - Не болтай.
        О ноги потерлась Эса, и Лайле захотелось пнуть ее.
        - Терпеть ее не могу.
        Алукард будто не услышал.
        - Магия - это все и ничего. Это зрение, и вкус, и запах, и звуки, и прикосновение, и что-то совсем иное. Это средоточие всех сил, и в то же время она сама по себе. И когда ты научишься ощущать ее присутствие, она всегда будет с тобой. А теперь прекрати ныть и сосредоточься.

* * *
        Сосредоточься, велела себе Лайла. Она чувствовала магию в своем сердце, даже не видя ее. Надо лишь дотянуться.
        Она зажмурилась, пытаясь внушить себе, что темнота - это ее собственный выбор. А она сама - открытая дверь. И полностью владеет ситуацией.
        «Гори», - подумала она, и слово чиркнуло внутри, как спичка. Она щелкнула пальцами и ощутила знакомый жар огня. Веревка вспыхнула, на миг осветив ящик - тесный, очень тесный; Лайла повернула голову, и на нее уставилась хищная пасть. Лайла узнала в ней собственную маску, и в тот же миг ее передернуло от боли. Когда огонь парил над пальцами, он лишь согревал, но, коснувшись веревок, жестоко обжег.
        Она подавила вскрик и дернула. Веревка порвалась. Освободив руки, Лайла загасила пламя и снова погрузилась в темноту. Выдернула кляп, села, чтобы дотянуться до лодыжек, и громко ударилась головой о крышку ящика. Чертыхнувшись, упала назад, потом, осторожно извиваясь, нащупала и развязала веревки на ногах.
        После этого надавила на крышку ящика. Та не поддалась. Лайла осторожно свела ладони, между ними вспыхнул крохотный язычок пламени. При его свете она разглядела, что на крышке нет защелок. Обыкновенный ящик. Крепко заколоченный. Лайла потушила свет и положила ноющую голову на дно. Вздохнула раз-другой, успокаиваясь. «Эмоции - это не сила», - вспомнила она одну из бесчисленных поговорок Алукарда. Потом прижала ладони к дощатым стенкам и надавила.
        Не руками, а волей. Воля против дерева, воля против гвоздей, воля против воздуха.
        Ящик дрогнул.
        И рассыпался.
        Выскочили железные гвозди, треснули доски, воздух изнутри ящика вытолкнул все наружу. Посыпались обломки. Лайла прикрыла голову, встала на ноги, вдохнула полной грудью. Саднили ободранные запястья, руки тряслись от боли и гнева. Лайла озиралась. Куда ее занесло?
        Она ошибалась. Это не земля. Она в трюме. Корабль неподвижен, а значит, еще стоит в порту. Лайла посмотрела на обломки ящика. Жестокая ирония судьбы: ведь она сделала почти то же самое со Стейсеном Эльсором. Лайла утешила себя тем, что, если бы действительно затолкала Эльсора в ящик, то проделала бы дырочки для воздуха.
        Из обломков ей подмигнула маска демона. Она вытащила ее и надела. Ей было известно, где живет Вер-ас-Ис. Она видела его команду в «Солнечном луче», таверне на той же улице, что и «Блуждающая дорога».
        Лайла выбралась на палубу.
        - Эй, - окликнули ее. - Ты что тут делаешь?
        Лайла не замедлила шаг. Быстро пересекла палубу, спустилась на пристань, не обращая внимания ни на крики за спиной, ни на утреннее солнце, ни на далекий радостный гул.
        Она честно предупредила Вер-ас-Иса о том, что с ним будет.
        А Лайла умела держать слово.
        - Повторяю: ты должен проиграть. Что тут непонятного?
        Рай, кипя от ярости, мерил шагами палатку Келла.
        - Тебя тут вообще быть не должно, - сказал Келл, потирая ноющее плечо.
        Он и не собирался выигрывать. Только хотел, чтобы поединок вышел хороший. На равных. И не его вина, что Рул-волк споткнулся. Не его вина, что в девятках предпочитают ближний бой. Не его вина, что вескиец накануне слишком хорошо повеселился. Он не раз видел, как Рул сражается, и знал: это отличный боец. Ну почему сегодня он не смог выступить так же блестяще?
        Келл провел рукой по слипшимся от пота волосам. Серебряный шлем лежал на подушках.
        - Келл, нам только этого не хватало.
        - Это вышло нечаянно.
        - Слышать ничего не хочу.
        Гастра стоял у стены, явно мечтая провалиться сквозь землю. А над центральной ареной все еще гремело имя Камероу.
        - Смотри на меня, - рявкнул Рай и поднял лицо Келла за подбородок, чтобы их глаза оказались на одном уровне. - Ты должен проиграть этот поединок. - И снова зашагал. Он говорил вполголоса, хоть и велел Гастре убрать из шатра всех посторонних. - В девятках счет идет на очки, - продолжал он. - В каждой группе победит тот, кто наберет больше других. Если повезет, один из оставшихся разобьет противника всухую, но тебя касается только одно: Камероу должен уйти.
        - Если я слишком сильно проиграю, это вызовет подозрения.
        - Тогда проиграй не слишком сильно, - отрезал Рай. - Единственное утешение, какое я могу тебе предложить - я видел твоего следующего противника, и у него хватит сил побить тебя. - Келл насупился. - Ну, хорошо, побить Камероу, - поправился Рай. - Именно это он и должен сделать.
        Келл вздохнул:
        - С кем мне предстоит сражаться?
        Рай наконец-то перестал ходить взад-вперед.
        - Его зовут Стейсен Эльсор. И, если повезет, он разделает тебя под орех.
        Лайла закрыла за собой дверь.
        Она нашла свои ножи в сумке на полу у кровати. Там же лежали безделушки и осколок камня. А люди крепко спали. Пустые бутылки, мятые простыни - как видно, они засиделись допоздна. Лайла выбрала свой любимый нож, с кастетом, и, тихо напевая, подошла к кровати.
        «Как нам узнать, когда явится Сарус?
        Явится, явится, он уже тут»…
        Она прикончила его спутников прямо в кроватях, но Вер-ас-Иса сначала разбудила. Не для того, чтобы он молил о пощаде, просто чтобы видел. А потом перерезала ему горло.
        Когда фароанцы умирали, происходила странная вещь. Самоцветы, блестевшие на темной коже, отклеивались и падали. Золотые бусины с лица Вер-ас-Иса дождем посыпались на пол. Лайла сунула в карман самую крупную - в качестве платы за доставленное ей неудобство. Потом завернулась в плащ и пошла обратно. Запястья все еще горели, голова раскалывалась, но ей уже стало лучше. Она шла к «Блуждающей дороге», вдыхала прохладный воздух, подставляла лицо теплому солнцу и наслаждалась покоем - покоем, который наступает, когда берешь дело в свои руки, когда произносишь угрозу и выполняешь ее. Лайла снова стала самой собой. Но в глубине души что-то шевелилось - не угрызения совести, не сожаление, а едкое беспокойство, как будто она что-то забыла.
        Вдруг затрубили фанфары, и она вздрогнула.
        Вытянула шею, высматривая солнце, но увидела только облака. Опоздала. Лайла натянула на голову шлем и припустила со всех ног.
        Келл стоял посреди арены и ждал.
        Фанфары затрубили во второй раз. Он обернулся к противоположному коридору, ожидая, когда выйдет противник.
        Никого.
        День выдался холодный, дыхание клубилось белым облачком. Прошла минута, другая. Келл невольно перевел взгляд на королевскую трибуну, где в нетерпении переминался Рай. Позади него стояли бесстрастный лорд Сол-ин-Ар, скучающая принцесса Кора, королева Эмира, погруженная в свои мысли.
        В публике нарастало беспокойство.
        Пружина внутри натягивалась все сильнее.
        Над ареной и трибунами развевалось его знамя - львы на красном фоне. Рядом полоскалось на ветру знамя противника - скрещенные ножи на черном.
        А Стейсена Эльсора все не было.
        Лайла ворвалась в арнезийский шатер.
        - Опаздываете, - упрекнула ее Истер.
        - Знаю, - отмахнулась она.
        - Вы никогда…
        - Помоги лучше!
        Жрица отправила на стадион гонца и позвала еще двух служанок. Втроем они поспешно облачили Лайлу в доспехи, закрепили все пластины и затянули ремни.
        А ведь она еще даже не знает, с кем предстоит сражаться.
        - Что это? Кровь? - спросила одна из служанок, указав на воротник.
        - Не моя, - буркнула Лайла.
        - Что у вас с руками? - спросила другая.
        - Хватит болтать, работайте!
        Появилась Истер с большим подносом, полным оружия. Нет, не оружия - только рукоятей и эфесов.
        - Кажется, они что-то упустили.
        - Это девятки, - ответила Истер. - Остальное вы должны сделать сами. - Она взяла с подноса рукоять и сжала ее пальцами. Губы жрицы шевельнулись, налетел порыв ветра, закружился над рукоятью и сжался в клинок.
        Глаза Лайлы распахнулись. В первых двух раундах надо было сражаться издалека, перебрасываясь через всю арену магическими снарядами. Но холодное оружие подразумевало рукопашный бой, а в этом Лайла всегда была сильна. Она взяла с подноса рукояти двух кинжалов и сунула их под пластины на руках.
        - Фал чес, - сказала ей Истер. Снова взревели фанфары, Лайла надвинула челюсть демона и выскочила, не успев даже толком застегнуть маску.
        Келл поглядел на Рая. Интересно, что будет делать принц? Если Эльсор не явится, ему присудят поражение. И победа достанется Келлу. А выигрывать нельзя.
        Он заметил на лице Рая борьбу, потом король что-то шепнул ему на ухо. Принц побледнел еще сильнее, поднес к губам золотое кольцо, готовясь объявить результат. Но не успел сказать ни слова: на краю платформы появился слуга и быстро заговорил. Рай замешкался, и тут, к счастью, затрубили фанфары.
        В это мгновение на стадион выскочил Эльсор, правда, какой-то растрепанный. Увидев Келла, он широко улыбнулся, из-под дьявольской маски блеснули белые зубы. В этом взгляде не было тепла. Улыбка хищника.
        Публика взорвалась аплодисментами. Камероу Лосте и Стейсен Эльсор заняли свои места посреди арены.
        Сквозь забрало Келл пригляделся к маске Эльсора. Кошмарная вещь.
        - Тас ренар, - укорил Келл. «Опаздываешь».
        - Я стою того, чтобы меня подождать, - ответил Стейсен. Его голос неожиданно зацепил Келла. Ровный и хрипловатый, острый как нож. И несомненно женский.
        Этот голос был ему знаком.
        Лайла.
        Не может быть. Это не Лайла. Она из Серого мира, хоть и не похожа на своих земляков. Она не владеет магией и уж точно не настолько сошла с ума, чтобы участвовать в Эссен Таш.
        Но едва у него возникла эта мысль, все аргументы рассыпались. Потому что если кому и втемяшится в голову такая глупая, самоубийственная идея, то только девчонке, которая обчистила его карманы в Сером Лондоне, прошла за ним сквозь дверь между мирами и осталась жива, держала в руках черный камень, с дерзкой улыбкой стояла лицом к лицу с белыми королями и с самой смертью.
        И та же самая дерзкая улыбка сверкнула сейчас из-под маски демона.
        - Погоди, - прошептал Келл.
        Но было поздно. Судья уже подал сигнал, Лайла выпустила свои сферы. Через мгновение Келл разбил свою, но девчонка уже бросилась в атаку.
        Келл заколебался, но она не колебалась ни секунды. Пока он осмысливал ее появление, она заморозила землю у него под ногами, потом метнула огненный кинжал. Келл отскочил, но слишком поздно, и одна из пластин на животе ярко вспыхнула. Он упал навзничь, а Лайла Бард придавила его коленом.
        Он заглянул в ее разноцветные карие глаза.
        Знает ли она, кто скрывается под серебряной маской?
        - Привет, - сказала она, и стало ясно - знает. Не успел он ответить, как Лайла снова приняла боевую стойку. Келл быстро вскочил и изготовился.
        Теперь она небрежно вертела два ножа - ну конечно, она выбрала ножи: один огненный, другой ледяной. Келл же не выбрал ничего - смелый шаг, вполне достойный Камероу. И нарочно задуманный, чтобы его потопить. Но ведь не так же быстро! Он вытянул воду в хлыст и ударил, но Лайла увернулась и метнула ледяной кинжал. Келл уклонился, и в этот миг она снова нанесла удар, но его земля ухватила ее за ноги, и взметнулся водяной хлыст. Лайла отразила удар огненным кинжалом, струя воды разбилась о лезвие, но острие все же дотянулось до пластины у нее на руке.
        Лайла, хоть и не могла сойти с места, усмехнулась, и ледяной кинжал ударил его в спину, расколов еще одну пластину. Он пошатнулся и выпустил ее ноги.
        С этой минуты бой закипел всерьез.
        Они растворились в бешеном вихре стихий, удачные броски отмечались только вспышками света. Сходились, расходились, отвечали ударом на удар.
        - Ты что, из ума выжила? - прорычал он, когда их стихии схлестнулись.
        - Я тоже рада тебя видеть, - отозвалась она и нырнула ему за спину.
        - Прекрати! - потребовал он, чудом увернувшись от огненного шара.
        - Сначала ты, - поддразнила она и юркнула за колонну.
        Плескалась вода, полыхал огонь, ворочалась земля.
        - Это безумие.
        - Я не одна тут под чужим именем. - Лайла подскочила ближе. Келл ждал удара, но в последний миг она передумала, приставила огненный клинок к пустой ладони и нажала.
        Воздух между ними замерцал. Келл увидел, как ее лицо под маской исказилось от боли, и тут на него обрушилась стена огня. Он едва успел взметнуть над головой водяную завесу. Две стихии схлестнулись в облаке пара. И потом Лайла сделала то, чего от нее никто не ждал. Заморозила воду над головой Келла. Его же собственную воду.
        Публика ахнула. Келл чертыхнулся. Ледяная крыша треснула, рассыпалась и обрушилась прямо на него. Это было не против правил, ведь они оба выбрали воду. Но одолеть волю противника и подчинить его стихию себе - такое случалось очень редко.
        А подчиниться чужой силе - еще реже.
        Келл мог бы спастись, мог бы переломить ход поединка в свою пользу. Но был обязан проиграть. Поэтому он остался стоять под градом ледяных осколков, а пластины на плечах вспыхивали одна за другой.
        Через минуту все было кончено.
        Победила Дилайла Бард.
        Она подошла к нему, протянула руку. Шепнула:
        - Хорошо сыграл, мас варес.
        Келл стоял, оглушенный. Понимал, что надо поклониться сначала ей, потом зрителям и уйти, но ноги не слушались. Лайла сдвинула маску вверх, обернулась к трибунам, к королю, одарила Келла дерзкой улыбкой и выскользнула. А он все стоял и смотрел. Потом торопливо поклонился королевской трибуне и помчался за ней - прочь со стадиона, к шатрам. Откинул полог с двумя скрещенными ножами.
        В пустой палатке была только служанка.
        - Где она? - крикнул Келл, хотя и сам знал ответ.
        На подушках лежала маска демона, рядом - доспехи.
        А Лайла уже ушла.
        V
        Лайла вернулась в комнату Эльсора и привалилась к двери, хватая воздух ртом.
        Было ясно - она застала Келла врасплох. Теперь он знает. Знает, что она вернулась в Лондон, что она давно уже здесь, рядом с ним, на турнире. Сердце выскакивало из груди. Она чувствовала себя кошкой, которая поймала мышь, а потом выпустила. На время.
        Душевный подъем постепенно угасал, а с ним уходили и силы. Голова раскалывалась; сглотнув, она ощутила вкус крови. Подождала, пока схлынет волна тошноты, и, не дождавшись, рухнула на дощатый пол. В ушах звенел голос Келла. Знакомый, как всегда недовольный.
        «Это безумие».
        Как высокомерно! Будто они оба не нарушают правила. Будто он и сам не выдает себя за другого.
        «Прекрати».
        Она словно наяву видела, как он хмурится под серебряной маской, видела морщинку между разноцветными глазами.
        Что он теперь сделает?
        А что делать ей?
        Но что бы ни случилось дальше, она ни о чем не жалеет.
        Лайла встала на колени. На пол упала капля крови. Она коснулась носа, вытерла рукавом красную струйку и выпрямилась.
        Стала стягивать с себя одежду Эльсора, загубленную в схватке с Вер-ас-Исом и потом - в поединке. Медленно отстегнула оружие, сняла рубашку. Посмотрела в зеркало - на теле нет живого места от свежих синяков и старых шрамов.
        В камине теплился огонь, рядом стояла ванна с холодной водой. Лайла не спеша помылась, высушилась, согрелась, смыла с волос темную смазку, с кожи - засохшую кровь.
        Оглядела комнату, раздумывая, что надеть.
        И тут в голову ей пришла свежая идея.
        Необычная и опасная - то есть совершенно в ее вкусе.
        Пожалуй, подумала Лайла, пришло время пойти на бал.
        Келл шел по улице, и толпа перед ним расступалась. Он снял шлем, вывернул плащ, но волосы слиплись от пота, а дыхание еще не успокоилось.
        - Рай! - окликнул он принца, который в окружении стражи шел ко дворцу.
        - Что ты тут делаешь? - удивился он.
        - Это была она! - прошептал Келл, поравнявшись с братом.
        Люди вокруг кричали и махали, надеясь поймать хотя бы взгляд и улыбку принца.
        - Кто? - спросил Рай так же тихо, взмахом руки отвечая на приветствия толпы.
        - Стейсен Эльсор, - прошептал Келл. - Это Лайла.
        Рай наморщил лоб.
        - Понимаю, у тебя был нелегкий день, - он потрепал брата по плечу. - Но очевидно…
        - Рай, я видел ее своими глазами. Она со мной говорила.
        Рай покачал головой, продолжая улыбаться.
        - Не может быть. Тирен выбрал бойцов много недель назад.
        Келл огляделся, но Тирена, как назло, рядом не было.
        - Меня-то он не выбирал.
        - Зато тебя выбрал я. - Они подошли к дворцовой лестнице, оставляя толпу позади.
        - Ничего не понимаю. Может, она и есть Эльсор, а может, просто выдает себя за него. Но человек, с которым я сражался на арене, это не какой-то неизвестный маг из провинции. Это была Дилайла Бард.
        - Поэтому ты и проиграл так легко? - спросил принц на вершине лестницы.
        - Ты же сам мне велел! - огрызнулся Келл. Стражники распахнули дверь, и его слова эхом отдались в пустом вестибюле. Келл поднял глаза и ахнул: посреди вестибюля стоял король. Максим бросил на Келла всего один взгляд и коротко велел:
        - Наверх. Сейчас же.
        Все поднялись в комнату Келла.
        - Мне казалось, я выразился совершенно ясно, - сказал король.
        Келл сидел в кресле у балкона. Его отчитывали, как ребенка, а Стафф и Гастра безмолвно стояли рядом. Рай получил приказ подождать снаружи и в ярости расхаживал по коридору.
        - Разве я не велел тебе оставаться во дворце? - спросил король.
        - Велели, но…
        - Ты остался глух к моим пожеланиям?
        - Нет, сэр.
        - Видимо, когда я просил как отец, ты плохо меня понял. Теперь я приказываю тебе как король. Ты не имеешь права покидать дворец до особого распоряжения.
        Келл оцепенел.
        - Это несправедливо.
        - Не веди себя как ребенок. Я бы не просил, если бы это не было ради твоего же блага. - Келл насупился, и глаза короля потемнели. - Хочешь оспорить приказ?
        - Нет. - Келл постарался убрать морщинки со лба. - Но мы оба понимаем, что это не имеет отношения к моему благу.
        - Верно. Это делается для блага государства. И если ты предан короне и семье, то останешься во дворце, пока турнир не закончится. Ты меня понял?
        У Келла сдавило грудь.
        - Да, сэр, - еле слышно прошептал он.
        Король обернулся к Стаффу и Гастре.
        - Если он еще раз выйдет из дворца, вы оба будете наказаны. Ясно?
        - Да, ваше величество, - мрачно ответили они.
        И король ушел.
        Келл уронил голову на руки, глубоко вздохнул, потом одним взмахом скинул все со стола, раскидав книги и разбив о мозаичный пол бутылку ависского вина.
        - Вино-то зачем переводишь? - проворчал Рай, опускаясь в кресло напротив.
        Келл откинулся на спинку и закрыл глаза.
        - Все не так уж плохо, - подбодрил Рай. - Зато ты успел выйти из состязания.
        От этого Келлу стало еще горше. Пальцы потянулись к амулетам на шее, и он с трудом подавил желание сбежать. Но нельзя: что бы ни думал король, Келл всей душой предан королевскому дому, своей семье. Брату.
        Принц подался вперед, не желая замечать, какая буря бушует в душе у Келла.
        - Ну, - сказал он, - что наденем на праздник?
        - Иди ты со своим праздником, - буркнул Келл.
        - Да ладно. Там тебя не искусают. Кроме того, а что, если на празднике появится некая молодая особа со склонностью к переодеванию? Неужели ты упустишь такой случай?
        Келл оторвал голову от подушки.
        - Ей вообще нельзя было состязаться.
        - Поздно. Она уже достигла немалых успехов. Возможно, ты ее недооценивал.
        - Я ей поддался.
        - И все остальные тоже? - весело спросил Рай. - Мне показалось, она вполне способна за себя постоять.
        Келл застонал. Это правда. Но совершенно невозможно. Впрочем, как и все, что делает Лайла. Он встал.
        - Так уж и быть.
        - Развлечешься немного.
        - Но больше никакого красного с золотом, - заявил Келл и вывернул плащ. - Сегодня я буду в черном.
        Лайла вошла в палатку. Калла напевала, подкалывая булавками подол юбки.
        - Лайла! - кинулась она навстречу. - Аван! Чем могу быть полезна? Нужна шляпа? Может быть, манжеты?
        - Дело в том… - Лайла провела рукой по вешалке с плащами, вздохнула и повернулась к платьям. - В общем, мне нужно вот это. - Глядя на пышные непрактичные наряды, она испытывала что-то вроде ужаса, но Калла расплылась в восторженной улыбке. - И не удивляйтесь, - добавила Лайла. - Это для мастера Келла.
        Улыбка портнихи стала еще шире.
        - По какому случаю?
        - Турнирный бал. - Лайла потянулась к одному из платьев, но Калла шлепнула ее по руке.
        - Никакого черного, - твердо сказала она. - Если уж решила приодеться, нарядись как следует.
        - А что плохого в черном? Замечательный цвет.
        - Да. Чтобы прятаться и растворяться среди теней. Чтобы штурмовать замки. Но не для бала. В прошлый раз я отпустила тебя в черном, а потом всю зиму мучилась.
        - Если так, то у вас, наверное, мало своих забот.
        Калла укоризненно покачала головой и обернулась к коллекции платьев. Лайла ощупывала их взглядом, поморщилась при виде яично-желтой юбки, пурпурных бархатных рукавов. Они походили на спелые фрукты, на изысканные десерты. Лайле хотелось выглядеть величественно, а не пробуждать аппетит.
        - Вот, - сказала Калла и сняла с вешалки одно из платьев. Лайла внутренне сжалась. - Нравится?
        Оно было не черное, но и не конфетно-яркое. Темно-зеленое, как ночной лес, где сквозь листву пробиваются лунные лучи.
        В первый раз Лайла сбежала из дома - если его можно так назвать, - когда ей было десять лет. Она пришла в Сент-Джеймсский парк, забралась на невысокое дерево и просидела там всю ночь, дрожа от холода и глядя сквозь ветки на луну, мечтая о дальних краях. Утром притащилась обратно и обнаружила дома беспробудно пьяного отца. Он даже не заметил, что дочка пропадала.
        Калла заметила тень у нее на лице.
        - Не нравится?
        - Очень красивое, - сказала Лайла. - Но не для меня. - Она с трудом подбирала слова. - Не для той, какая я сейчас. А для той, какой была раньше.
        Калла кивнула, повесила платье обратно.
        - Ну-ка, ну-ка… - Она отыскала еще одно. - А вот это?
        Платье было… неописуемое. Цвет где-то между синим и серым, и все усеяно тысячами серебряных капелек. По лифу и рукавам пробегали лучи света, и казалось, что платье переливается сумрачным блеском.
        Оно вызывало в памяти море и ночное небо. Блеск ножей, звездный свет и свободу.
        - То, что надо, - прошептала Лайла.
        Она попыталась примерить платье и только сейчас поняла, как сложно оно устроено. В руках у Каллы оно выглядело как стопка красиво сшитых лоскутов, но на самом деле представляло собой очень хитрую конструкцию.
        Очевидно, этой зимой в моде были сложные фасоны - сотни застежек, пуговиц, зажимов. Изрядно повозившись, Калла как-то умудрилась переодеть Лайлу в новый наряд.
        - Анеш, - вздохнула она, справившись наконец.
        Лайла осторожно посмотрела в зеркало, ожидая обнаружить на себе хитроумное пыточное устройство. Но вместо этого ахнула от изумления.
        Сложный фасон придал худенькой фигурке Лайлы округлости, пусть и скромные. У нее появилась талия. Выше талии платье мало чем помогло, поскольку работать было практически не с чем, но, к счастью, этой зимой было модно подчеркивать плечи, а не бюст. Воротник смутно напомнил Лайле изгиб ее новой маски. Это воспоминание придало ей сил.
        Строго говоря, это был еще один маскарадный костюм.
        К огорчению Каллы, Лайла осталась в узких черных брюках и сапогах, заявив, что их все равно никто не увидит.
        - Надеюсь, снять платье будет проще, чем надеть? - спросила Лайла.
        Калла приподняла бровь:
        - Думаешь, мастер Келл не знает, как это делается?
        Лайла вспыхнула. Надо было развеять догадки портнихи еще много месяцев назад, но из-за этих догадок - о том, что Лайла и Келл… гм… обручены или хотя бы как-то связаны - Калла в первую очередь и согласилась ей помогать. И помощь ее была неоценимой. Так что - прочь, гордость.
        - Сначала надо отстегнуть вот это. - Калла показала две булавки внизу корсета.
        Лайла потянулась руками за спину, ощупала кружева, размышляя, можно ли спрятать под ними кинжал.
        - Сядь, - велела портниха.
        - Не знаю, получится ли…
        Калла укоризненно покачала головой и указала на табуретку. Лайла осторожно опустилась.
        - Не бойся. Платье не порвется.
        - Я не за платье боюсь, - пробормотала Лайла. Неудивительно, что женщины, которых она обкрадывала, так часто падали в обморок. Они просто не могли дышать, и Лайла была уверена, что их корсеты не были и вполовину такими тесными.
        «Хватит ныть, - велела себе Лайла. - Я и пяти минут в платье не проходила, а уже расхныкалась».
        - Закрой глаза.
        Лайла недоверчиво моргнула.
        - Токк, доверься мне.
        Доверять Лайла не умела. Но, раз уж начала, придется пройти до конца, тем более что на ней новое платье. Она закрыла глаза, и Калла втерла что-то под бровями, а затем в губы.
        Не раскрывая глаз, Лайла чувствовала, как по волосам прошлась расческа, мягкие пальцы начали перебирать пряди.
        За работой Калла напевала, и Лайле внезапно взгрустнулось. Мамы не было на свете уже давно, и Лайла с трудом воскрешала в памяти прикосновение ее рук, звук ее голоса.
        «Тигр, о тигр, светло горящий…»
        Ладони вспыхнули, и Лайла, опасаясь ненароком поджечь платье, поспешно свела их и сосредоточилась на ковровых стенах палатки и легкой боли от заколок, скользящих по голове.
        Заколки были из полированного серебра. Лайла узнала их - они хранились в шкатулке, которую она отдала Калле для уплаты долга.
        - Верни их мне, - попросила Калла, закончив. - Они мне нравятся.
        - Обязательно, - пообещала Лайла. - После бала это платье мне больше не понадобится.
        - Все женщины считают, что платье нужно им только на один вечер.
        - Эти женщины - транжирки, - сказала Лайла и потерла запястья. После утренних веревок они до сих пор саднили. Калла заметила это и ничего не сказала, лишь застегнула на руках широкие серебряные браслеты. Как наручи, подумала Лайла, хотя первым пришло в голову слово «наручники».
        - И последний штрих, - сказала Калла.
        - Может, хватит? - жалобно произнесла Лайла. - Мне кажется, уже более чем достаточно.
        - Ну и странная же ты девушка.
        - Я выросла далеко отсюда.
        - Тогда это кое-что объясняет.
        - Кое-что - это сколько? - насторожилась Лайла.
        Калла окинула ее неопределенным жестом.
        - Видимо, там, где ты выросла, женщины одеваются по-мужски и носят оружие вместо украшений.
        - Я всегда была не такая, как все.
        - Да. Наверное, потому вас с Келлом и тянет друг к другу. Оба вы не такие, как все. Оба немного… - На счастье Лайлы, портниха не нашла подходящего слова.
        - Злые? - подсказала Лайла.
        - Нет, нет, не злые, - улыбнулась Калла. - Просто всегда настороже. Но сегодня, - добавила она, накидывая на волосы Лайлы серебристую вуаль, - ты пробьешь его защиту.
        - Хорошо бы, - невольно улыбнулась Лайла.
        VI
        В руке у Ожки блеснул нож.
        Король стоял у нее за спиной и ждал.
        - Готова?
        Ее пальцы стиснули кинжал, в душе вскипел страх. Страх и осознание силы. Она пережила момент испытания, лихорадку, даже проклятый ошейник. Переживет и это.
        - Коса, - еле слышно шепнула она. «Да».
        - Хорошо.
        Они стояли во внутреннем дворе замка, за закрытыми воротами. И только статуи павших близнецов смотрели на них. Холодный ветер кусал за щеки, но под взглядом короля по спине разливалось тепло. В город возвращалась жизнь. Она переливалась всеми красками, как синяк, но по краям все равно таился холод. Особенно по ночам. Солнце грело жарко, под ним распускались цветы, но когда оно садилось, то забирало с собой все тепло. Король сказал, так и должно быть, в здоровом мире тепло и свет сменяются холодом и тьмой.
        Ожка была готова к жару.
        Жар - вот первое, что она почувствовала, когда пришла кровяная лихорадка. Восхитительный жар. Она видела обугленные скорлупки своих предшественников, но радостно пошла навстречу огню.
        Она поверила в силу Холланда. И в свои возможности.
        Не переставала верить, даже когда шею ей сжимал королевский ошейник.
        И вот теперь он снова просил поверить в него. Поверить в силу его магии. В магию, которую он дал ей. Она выполняла заклятия крови. Призывала лед и огонь. Что-то чинила, что-то ломала. Раскрывала двери внутри своего мира. И сейчас будет то же самое. Магия до сих пор послушна ей.
        Она посмотрела на нож. В одной ладони лежит рукоять, к другой приставлено острие. Она получила приказ. И все-таки колебалась.
        - Мой король, - сказала она, все еще глядя в стену. - Я спрашиваю не из трусости, но…
        - Я знаю, Ожка, о чем ты думаешь, - сказал Холланд. - Тебе любопытно, почему я поручил это тебе. Почему сам не сделаю. По правде сказать, не могу.
        - Для вас нет ничего невозможного.
        - За все на свете надо платить, - ответил он. - Чтобы оживить этот мир - наш мир, - мне пришлось пожертвовать частичкой себя. Если сейчас я уйду, то не уверен, смогу ли вернуться.
        Вот, значит, откуда берется сила. Заклятие. Договор. Она слышала, как король говорит с самим собой, как будто с кем-то другим, видела тени, прячущиеся в его глазах, иногда даже его отражение двигалось, хотя он сам стоял на месте.
        Скольким же он пожертвовал?
        - Кроме того… - Ей на плечи легли его руки, от них растекалось тепло и магия. - Я дал тебе силу, так пользуйся же ею.
        - Да, мой король, - прошептала она.
        Ее правый глаз заморгал. Он прижался широкой грудью к ее узкой спине, повторив ее силуэт. Их руки соединились - плечи к плечам, локти к локтям, ладони к ладоням, пальцы сплелись.
        - Все будет хорошо, Ожка. Главное, чтобы у тебя хватило сил.
        «А если не хватит?»
        Она, кажется, не сказала этого вслух, но король все равно услышал.
        - Тогда ты погибнешь, и я тоже. - Слова были холодными, но произнес он их с теплотой. Голос был, как всегда, ровным, как обкатанный камень, в нем звучала тяжесть, от которой подкашивались колени. Он зашептал ей на ухо: - Но я в тебя верю. - С этими словами он взял ее руку, сжимавшую нож, и подтолкнул. Острие впилось в кожу. Выступила кровь, темная, как чернила, и он что-то прижал к окровавленной ладони. Монетка, красная, как ее волосы, с золотой звездой посередине.
        - Ты знаешь, о чем я тебя просил, - сказал он, направляя раненую ладонь с монеткой к холодной каменной стене. - Ты знаешь, что делать.
        - Я не подведу вас, мой король.
        - Надеюсь. - Холланд отстранился, забрав с собой все тепло.
        Ожка устремила взгляд туда, где пылающая ладонь встретилась с холодным камнем, и произнесла, как он учил:
        - Ас траварс.
        От этих слов вспыхнул ее помеченный магией глаз, быстрее заструилась кровь. Там, где рука касалась камня, из теней выступила дверь. Надо было шагнуть вперед, пройти в нее, но она никогда раньше этого не делала.
        Темнота толкнула ее вперед. Мир разорвался. Она тоже.
        Рвутся мускулы. Ломаются кости.
        Кожа горит, кровь замерзает, все болит.
        Это длится целую вечность и одно мгновение, а потом наступает ничто.
        Ожка рухнула на колени, задрожала, понимая, что все-таки не смогла. Не хватило сил. Не оправдала надежд. И теперь ее нет, она оторвана от своего мира, от своей цели, от своего короля. А это мягкое спокойствие, наверное, и есть смерть.
        И все-таки…
        Вряд ли у смерти есть края. А тут были. Она их чувствовала даже с закрытыми глазами. Знала, где заканчивается ее тело и где начинается мир. Может быть, смерть - это мир, замкнутый в себе? И звучит ли там музыка?
        Глаза Ожки медленно раскрылись, она глубоко вдохнула и увидела под ногами булыжную мостовую, над головой - ночное небо, окрашенное красным. Под кожей горели чернотой вены. В глазах трепетала сила. В ладони еще лежала алая монетка, а на камнях в паре шагов от нее блестел нож.
        И тут она все поняла.
        Получилось!
        Из горла вырвался вскрик - ужас пополам с торжеством. Она, пошатываясь, встала. Все болело, но Ожка радовалась этому. Болит - значит, жива. Значит, справилась. Король выбрал ее, испытал и признал достойной.
        «Мой король!» - подумала она и потянулась к нему сквозь черноту пространства, сквозь стену между мирами. Стену, сквозь которую она прошла.
        Ответа не было долго. Потом - невероятно! - сквозь биение крови в голове послышался его голос.
        «Вестница моя».
        До чего прекрасный звук! Нить света в ночной тьме.
        «Я здесь», - подумала она, сама не понимая, где же именно. Холланд рассказывал ей об этом мире. О красном сиянии, идущем от реки. А вон то облако света - наверное, дворец. Она слышала голоса, чувствовала энергию людей. Ожка поправила невзрачный плащ, прикрыла магический глаз красной челкой. «Что дальше?»
        Снова молчание, и потом опять донесся ровный голос короля.
        «Найди его».
        Глава 10
        Катастрофа
        I
        Если смотреть на город с дворцовой лестницы, было видно, как он блестит - морозными искрами, туманом, магией.
        Лайла окинула взглядом этот пейзаж, потом обернулась и протянула приглашение Эльсора. Знатные гости все прибывали, и стражники, едва увидев королевскую печать, даже не стали читать имя, и поторопили Лайлу.
        С тех пор, как она впервые вступила под своды королевского дворца, прошло четыре месяца.
        Да, перед турниром она побывала в Розовом зале, но это было отделенное от остального дворца безликое место. А дворец был домом, хоть и очень большим, но уютным, обитаемым. Здесь жила королевская семья. Парадный холл был, как и прежде, уставлен огромными букетами, но сейчас они обрамляли путь через фойе, сквозь еще одни огромные двери - в прошлый раз они, наверное, стояли запертыми, а сегодня были распахнуты, как крылья. Лайла переступила порог и вошла в огромный бальный зал. В теплых лучах света поблескивало полированное дерево, искрилось граненое стекло.
        Этот зал не зря называли Большим.
        В ночь маскарада Лайла была в другом зале, Золотом. Он потрясал изысканным кружевом из камня и металла. А этот щеголял роскошью и изобилием, но не только. Под сводчатым потолком высотой в несколько этажей десятки канделябров озаряли пространство преломленными лучами. Из дубового пола вырастали колонны, увитые винтовыми лестницами, которые вели к галереям и альковам в стенах высоко над головой.
        Посреди бального зала на подиуме играл квартет. Инструменты были разные, но все сделаны из полированного дерева с золотыми струнами, да и сами музыканты были щедро усыпаны золотом. Они стояли совершенно неподвижно, двигались лишь их пальцы, извлекавшие звук.
        Джиннар, помнится, назвал принца Рая любителем театральных эффектов.
        Лайла окинула взглядом колоссальное пространство и увидела принца: он шел между столиками в дальнем конце зала. Там, возле балконных дверей, был и Алукард, он раскланивался с прелестной фароанкой в пурпурных шелках - флиртовал.
        Лайла прошлась по залу. Скоро ли удастся отыскать Келла в такой толпе? Она заметила его через несколько минут, не на танцполе и не среди столиков, а у себя над головой. Он в одиночестве стоял на невысоком балконе, облокотившись о перила. В свете канделябров поблескивали взъерошенные рыжие волосы, в руках он вертел бокал. Видно было, что на душе у него тяжело. Снизу Лайле не были видны его глаза, но она, кажется, сумела разглядеть морщинку у него между бровями.
        Он словно высматривал кого-то.
        Хотелось надеяться, что ее.
        Лайла отступила в тень за колонной и несколько мгновений разглядывала Келла. Потом - не зря же она нарядилась в платье! - отставила опустевший бокал и выступила на свет.
        И в тот же миг возле Келла появилась девушка. Вескийская принцесса. Она тронула Келла за плечо, и Лайла нахмурилась. Сколько лет этой девчонке? Не маловата ли для такого кокетства? Стройная, но круглолицая, с мягкими ямочками на щеках, с тиарой из дерева и серебра на светло-соломенных косах.
        Келл бросил взгляд на принцессу, но не отстранился, и она, видимо, приняв это за приглашение, взяла его под руку и положила голову ему на плечо. Пальцы Лайлы невольно потянулись за ножом, но тут, к ее удивлению, взгляд Келла, минуя девочку, скользнул через весь зал и остановился на ней.
        Келл весь подобрался.
        Лайла тоже.
        Он что-то сказал принцессе и высвободил руку. Девочка заметно обиделась, но он на нее даже не взглянул. Не сводя глаз с Лайлы, спустился по лестнице и подошел к ней - сумрачные глаза, стиснутые кулаки.
        Он раскрыл рот, и Лайла приготовилась отразить атаку. Но Келл не стал кричать - он лишь протянул ей руку и сказал:
        - Потанцуешь со мной?
        Он не спрашивал, а просил.
        - Я не умею танцевать, - сказала она.
        - Зато я умею, - ответил он, как будто этого было достаточно. Но Келл стоял перед ней и ждал, и взгляды окружающих начали понемногу устремляться к ним, поэтому она взяла его за руку, и он отвел ее на полутемный край бального зала. Заиграла музыка, пальцы Келла сжали ее руку, ладонь легла на талию, и они закружились. Келл повел Лайлу через зал, и она пошла за ним, подчиняясь - как это непривычно! - и доверяясь ему.
        Вот уже много месяцев они не были так близки. Она трепетала от его прикосновения. Нормально ли это? Если магия струится везде и во всем, то, наверное, так бывает, когда она вновь обретает себя?
        Несколько долгих мгновений они танцевали в молчании, то сходясь, то отдаляясь, как давеча на ринге, только медленно и плавно. А потом, ни с того ни с сего, Лайла спросила:
        - Почему?
        - Что почему?
        - Почему ты пригласил меня танцевать?
        Он почти улыбнулся - тень улыбки, игра света.
        - Чтобы ты не успела сбежать, пока я не поздороваюсь с тобой.
        - Здравствуй, - сказала Лайла.
        - Здравствуй, - сказал Келл. - Где тебя носило?
        - Что, скучал? - усмехнулась Лайла.
        Келл открыл рот. Закрыл. Снова открыл и наконец произнес:
        - Да.
        Слово было еле слышным, и искренность в его голосе застала Лайлу врасплох. Как удар под дых.
        - Что, - замялась она, - жизнь при дворе тебе больше не по вкусу?
        Но, честно говоря, она тоже по нему скучала. По его упрямству, насупленному виду, вечной морщинке на лбу. По его глазам - небесно-голубому и глянцево-черному.
        - Ты выглядишь… - начал он и умолк.
        - Нелепо?
        - Невероятно.
        - А ты нет, - нахмурилась Лайла, заметив тени под его глазами, печаль во взгляде. - Келл, что случилось?
        Он слегка напрягся, но не ушел от ответа. Набрал воздуха, будто придумывая ложь, однако произнес чистую правду:
        - После той ночи я не знал покоя. Думал, состязания помогут, но стало только хуже. Я будто задыхаюсь. Понимаю, что это безумие, что я ни в чем не нуждаюсь, но я видел, как чахнет и умирает король, запертый в замке. - Он опустил глаза, словно пытался через рубашку разглядеть печать на груди. - Не понимаю, что со мной происходит.
        - Жизнь, - ответила Лайла, кружась вместе с ним. - И смерть.
        - Что ты хочешь сказать?
        - Всем кажется, что я рвусь навстречу смерти, так? Но я не хочу умирать. Это дело нехитрое. Я хочу жить. Но только приближаясь к смерти, чувствуешь себя живой. А заглянув ей в глаза, вдруг понимаешь, что до сих пор и не жил по-настоящему. А только притворялся. Может, я и чокнутая, но жизнь полна красок только тогда, когда ею рискуешь.
        - Ты чокнутая, - сказал Келл.
        - Кто знает? - тихо рассмеялась она. - Может, это мир сошел с ума. Может, ты до сих пор под наваждением. А может, только сейчас ощутил вкус жизни. Поверь мне на слово, потому что я не раз была на волосок от смерти. Келл, ты чуть не погиб. Поэтому теперь понял, что такое жизнь. Что такое страх за свою жизнь. Борьба за нее. И раз ты это понял, обратной дороги нет.
        - Что же мне делать? - спросил он, запинаясь.
        - Вряд ли я смогу дать ответ, - сказала она. - Я просто убежала.
        - Убежать - хорошая мысль.
        - Тогда беги, - сказала она. Келл сдавленно рассмеялся, но Лайла говорила совершенно серьезно. - Знаешь, что такое свобода? Она никогда не дается сама собой. И никто ее тебе не вручит. Я свободна, потому что боролась за это. Ты же вроде самый могущественный маг всех миров? Если не хочешь быть здесь, просто уйди, и все.
        Музыка звучала все громче, они то сходились, то расходились, подхваченные вихрем танца.
        - Я дал слово Раю, - сказал Келл. - Что, когда он станет королем, я буду рядом.
        - Насколько я знаю, он еще не на троне, - пожала плечами Лайла. - Понимаешь, я осталась здесь, потому что мне некуда возвращаться. А ты? Если уйдешь, тебе ничто не помешает вернуться. Может, тебе просто надо размять ноги. Пожить немного. Посмотреть мир. Потом можешь осесть и жить рядом с Раем долго и счастливо.
        Он фыркнул.
        - Но, знаешь… - Она внезапно посерьезнела. - Никогда не делай того, что сделала я.
        - Говори яснее.
        Она подумала о Бэрроне, о серебряных часах в кармане.
        - Если решишься… когда решишь уйти, сначала попрощайся.
        Прозвучали финальные ноты, Келл закружил Лайлу и привлек к себе. Их тела сплелись, и оба затаили дыхание. Когда они обнимались в последний раз, оба были избиты и окровавлены, им грозил арест. Тогда, казалось, все было всерьез, а сейчас казалось нереальным, как фантазия.
        Через плечо Келла Лайла увидела на краю зала вескийскую принцессу в окружении молодых дворян. Принцесса метала в нее испепеляющие взгляды. Лайла лучезарно улыбнулась ей и позволила Келлу увести себя с танцпола.
        - А что с Камероу? - спросила она, когда они нашли наконец тихое местечко между колоннами.
        Он стиснул ее руку сильнее.
        - Никто не знает. Это тайна.
        - Ты считаешь меня болтушкой? - укоризненно спросила она. Келл ничего не сказал, лишь не спускал с нее своего странного двухцветного взгляда, словно боялся, что она исчезнет. Лайла взяла у проходящего официанта бокал игристого вина. - Что ты сделал с Камероу? Убил?
        - Что? Нет, конечно. Он просто выдумка. - Он сдвинул брови. - А ты что, убила настоящего Эльсора?
        - Нет, - покачала головой Лайла. - Он на корабле, идущем в Денолар. Или Дело…
        - Делонар? - вскинулся Келл. - О чем ты только думала?
        - Не знаю, - честно ответила она. - Я не понимаю, кто я такая, чем живу, на что способна. Наверное, просто хотела узнать себя получше.
        - То есть, чтобы проверить, как развиваются твои способности, ты решила участвовать в самом знаменитом турнире трех империй?
        - Но ведь получилось забавно.
        - Лайла, - тихо произнес Келл, и впервые в его голосе не слышалось злости. Напряженность - да, была, но он не сердился. Был ли хоть раз, чтобы он произнес ее имя таким тоном? Едва ли не умоляющим?
        - Что? - У нее перехватило дыхание.
        - Откажись от участия.
        И в тот же миг вся теплота между ними развеялась. Келл снова стал таким, каким она его помнила: упрямым и самоуверенным.
        - Ни за что, - отрезала она.
        - Ты не сможешь продолжать.
        - Я уже далеко продвинулась. И не отступлю.
        - Лайла…
        - И что ты со мной сделаешь? Прикажешь арестовать?
        - Надо бы.
        - Но я не Стейсен Эльсор, - она показала на бальное платье. - Я Дилайла Бард. - Истина - лучшее прикрытие. Морщинка между его бровями стала глубже. - Да ладно тебе, не дуйся, проиграл так проиграл.
        - Я поддался, - огрызнулся он. - Но даже если бы и нет, ты все равно не сможешь двигаться дальше.
        - Смогу и буду.
        - Это слишком опасно. Если ты победишь Рула, то выйдешь в финальную тройку. И с тебя снимут маску. Издалека твой маскарад еще может ввести в заблуждение, но неужели ты всерьез думаешь, что тебя никто не раскусит, когда все увидят твое лицо? Кроме того, сегодня я видел тебя на арене…
        - Когда я выиграла?
        - Когда ты пошатнулась.
        - Я же все-таки победила.
        - Я чувствовал, как из тебя уходит энергия. Видел боль на твоем лице.
        - Это не связано с поединком…
        - Что, если ты потеряешь контроль?
        - Не потеряю.
        - Помнишь главное правило магии? - настаивал он. - «Равновесие в силе. Сила в равновесии». - Он взял ее руку и нахмурился. Вены на тыльной стороне ладони были гораздо темнее, чем должны были быть. - Ты не соблюдаешь равновесия. Берешь и используешь, а магия рано или поздно с тобой поквитается.
        Лайла разозлилась.
        - Что с тобой, Келл? Ты на меня сердишься, или беспокоишься за меня, или рад меня видеть? Что-то я не улавливаю.
        Келл вздохнул.
        - Все сразу, Лайла, и еще… - Вдруг он замолчал, заметив кого-то у нее за спиной. Его взгляд потух, зубы сжались.
        - Вот ты где, Бард, - раздался знакомый голос. К ней подошел Алукард. - Боже мой, неужели ты в платье? Команда ни за что не поверит.
        - Ты что, издеваешься надо мной? - прохрипел Келл.
        Алукард увидел его и остановился. То ли хихикнул, то ли кашлянул.
        - Простите, не хотел мешать…
        - Вы не помешали, капитан, - ответила Лайла, а Келл в тот же миг прорычал:
        - Эмери, проваливай!
        Келл и Лайла растерянно переглянулись.
        - Ты его знаешь? - спросил Келл у Лайлы.
        - Конечно, она меня знает, - приосанился Алукард. - Бард служит под моей командой на «Ночном шпиле».
        - Я его лучшая воровка.
        - Бард, - укорил ее Алукард. - В присутствии особ королевской крови мы не называем это воровством.
        А Келл как будто сошел с ума.
        - Не может быть! - бормотал он, проводя рукой по медным волосам. - Не может быть. Их же там десятки…
        - Келл, что с тобой? - Лайла коснулась его плеча.
        Он стряхнул ее руку.
        - Лайла, там десятки кораблей! И тебя угораздило попасть именно к нему.
        - Прости, - ощетинилась она. - Мне казалось, я имею право идти куда захочу.
        - По правде говоря, - добавил Алукард, - сначала она собиралась ограбить корабль и перерезать мне горло.
        - И что же тебя остановило? - накинулся на нее Келл. - Ты же любишь махать ножом, так почему же не прирезала его?
        - Мне кажется, в конце концов я ей понравился, - заметил Алукард.
        - Я и сама могу ответить, - огрызнулась Лайла и спросила у Келла: - Что тебя так огорчает?
        - Алукард Эмери - никчемный человек без чести и совести! Единственное, что у него есть, - это бездна обаяния. И тебе взбрело в голову связаться именно с ним…
        В этот миг из-за угла показался Рай.
        - Что тут за крик?.. - спросил он и осекся, увидел Келла, Лайлу и Алукарда. - Лайла! - радостно воскликнул принц. - Значит, ты все-таки не померещилась моему брату!
        - Здравствуй, Рай, - вымученно улыбнулась она и обернулась к Келлу, но тот уже в ярости выбежал из зала.
        Принц вздохнул:
        - Алукард, что ты натворил на этот раз?
        - Ничего, - с невинным видом ответил капитан.
        Рай шагнул вдогонку за Келлом, но Лайла остановила его:
        - Я сама с ним разберусь.
        Келл рывком распахнул двери во внутренний дворик. С минуту постоял на пороге, подставив лицо ледяному дыханию ветра. Потом, как будто холод так и не помог унять его злость, выскочил в зимнюю ночь.
        На пороге балкона его поймала чья-то рука, и он, не оборачиваясь, понял - это она. Пальцы Лайлы горели жаром, и искра этого огня передалась ему. Он не оглянулся.
        - Привет, - сказала она.
        - Привет, - прохрипел он.
        Он сделал еще несколько шагов, не выпуская ее руки. Они подошли к перилам балкона, и холодный ветер внезапно затих.
        - Лайла, ты что, не могла найти другого корабля?
        - Может, расскажешь, за что ты его так ненавидишь? - спросила она.
        Келл ответил не сразу. Он долго смотрел на красневший внизу Айл. И только после долгого молчания сказал:
        - Дом Эмери - один из старейших в Арнсе. У него давние связи с домом Марешей. Ресон Эмери и король Максим были давними друзьями. Королева Эмира приходится Ресону кузиной. А Алукард - второй сын Ресона. Три года назад он исчез прямо посреди ночи. Никому не сказав ни слова. Никого не предупредив. Ресон Эмери пришел к королю Максиму с просьбой: помочь найти сына. А Максим обратился ко мне.
        - Ты искал его, как Рая и меня, с помощью магии крови?
        - Нет, - ответил Келл. - Я сказал королю и королеве, что не могу его отыскать, но на самом деле даже не пытался.
        - Почему? - не поняла Лайла.
        - Разве не ясно? - ответил Келл. - Потому что это я велел ему проваливать. И хотел, чтобы он больше никогда не показывался во дворце.
        - Но почему? Что он тебе сделал?
        - Не мне, - стиснул зубы Келл.
        - Неужели Раю? - осенило Лайлу.
        - Когда моему брату было семнадцать, он не в меру увлекся твоим… капитаном. А потом Эмери разбил ему сердце. Рай был убит горем. Я и без всяких татуировок чувствую боль брата. - Он провел рукой по волосам. - Я велел Эмери исчезнуть, и он послушался. Но ненадолго. Он явился через несколько месяцев - точнее, его привезли в столицу под стражей за преступления, совершенные против короны. Короче говоря, за пиратство. Король и королева в знак уважения к дому Эмери сняли обвинение. Дали Алукарду «Ночной шпиль», приняли на королевскую службу и отпустили на все четыре стороны. А я пообещал, что если он еще хоть раз покажется в Лондоне, я с ним разделаюсь. Думал, на сей раз он все-таки послушается.
        - А он вернулся.
        Келл стиснул ее руку.
        - Да. - Он почувствовал ее пульс. Их сердца бились в унисон, слаженно и сильно. Ему не хотелось отпускать ее. - В серьезных вещах Алукард всегда беспечен.
        - Я его не выбирала, - сказала она, отводя Келла от края. - Просто мне нужно было сбежать.
        Она шагнула прочь, но он ее не отпустил. Привлек к себе, отгоняя холод.
        - Ты когда-нибудь перестанешь убегать?
        - Я бы хотела, но не знаю как. - Она прижалась к нему.
        Рука Келла скользнула по ее плечу. Он приподнял ее голову, прижался лбом к ее лбу.
        - Могла бы для разнообразия остаться… - прошептал он.
        - Или ты мог бы… - отозвалась она, - сбежать со мной.
        Слова повисли облачками тумана, и Келл невольно потянулся к ее теплу, к ее голосу.
        - Лайла! - Это имя пылало у него в груди.
        Ему хотелось поцеловать ее.
        Но она поцеловала первой.
        В тот последний - и единственный - раз она просто на миг коснулась его губ на прощание, а потом ушла.
        На этот раз все было иначе.
        Их притянула друг к другу могучая сила, подобная гравитации, и он не знал, кто из них тянет, а кого притягивает, знал только, что столкновение неизбежно. В этом поцелуе была вся Лайла. Ее неколебимая гордость и упрямая решимость, безрассудство, дерзость, жажда свободы - все сосредоточилось в этом поцелуе, и у Келла перехватило дыхание. Ее губы прижались к нему, пальцы нырнули в волосы, а его рука скользила по ее спине, путаясь в хитроумных складках платья.
        Она толкнула его к перилам. Прикосновение холодного камня смешалось с жаром ее тела. Он слышал биение ее сердца, чувствовал, как энергия бурлит в ней и перетекает к нему. Они повернулись, словно схваченные танцем, и он прижал ее к стене, покрытой морозными узорами. У него перехватило дыхание. Она до крови впилась зубами в его губу, рассмеялась, а он все равно целовал ее. Не от отчаяния, или надежды, или на прощание, а потому что хотел. Хотел ее целовать. И целовал, пока холодная ночь не отступила, а его тело не вспыхнуло жаром. Целовал, пока огонь не развеял страх, гнев и тяжесть в душе, пока не вернулась способность дышать. А потом задохнулись оба.
        И когда они отстранились друг от друга, он чувствовал у себя на губах ее улыбку.
        - Я рад, что ты вернулась, - прошептал он.
        - Я тоже, - ответила она. Потом заглянула ему в глаза и заявила: - Но турнира не брошу.
        Чудо разбилось. Рассыпалось вдребезги. Ее улыбка стала застывшей, дерзкой, и тепла как не бывало.
        - Лайла…
        - Келл… - передразнила она и высвободилась из его объятий.
        - У этой игры есть последствия.
        - Я с ними справлюсь.
        - Ты меня не слушаешь! - в сердцах воскликнул он.
        - Нет, это ты не слушаешь! - огрызнулась она и слизнула кровь с губы. - Я не нуждаюсь в спасителях.
        - Лайла, - начал он, но ее уже рядом не было.
        - Поверь в меня, - сказала она и открыла дверь. - Все будет хорошо.
        Келл долго смотрел ей вслед, надеясь, что она не ошибается.
        II
        Ожка забилась в темный уголок под балконом дворцового патио. Капюшон надежно скрывал ярко-красные волосы. В этом диковинном замке над рекой шел какой-то бал. По камням плясали блики света, из-за дверей доносилась музыка. Ледяной воздух обжигал лицо, но Ожка не обращала на это внимания. Она давно привыкла к холоду, к настоящему холоду - зимы в этом Лондоне не шли ни в какое сравнение с ее родным миром.
        Сквозь морозное стекло было видно, как люди едят и пьют, смеются и кружатся в танце, скользя по узорчатому полу. И ни на ком из них не было никаких меток или шрамов. В этом зале магия служила только для развлечения - зажигать свечи, создавать ледяные скульптуры, зачаровывать музыкальные инструменты и веселить гостей.
        Такая никчемная трата энергии злила Ожку. На руке горела свежая переводческая руна, но она и без знания языка понимала, что здешние жители не ценят своих возможностей. Прожигают жизнь впустую, тогда как рядом, в бесплодном мире, люди умирают от голода.
        Так было до Холланда, напомнила она себе. А теперь все меняется, мир исцеляется, расцветает, но станет ли он когда-нибудь таким прекрасным, как этот? Несколько месяцев назад этого и представить было нельзя. А теперь это кажется трудным, но не более того. Ее мир медленно расцветает под дыханием магии. А этому миру все дается слишком легко.
        Сможет ли отполированный булыжник стать похожим на самоцвет?
        И вдруг ей страшно захотелось что-нибудь поджечь.
        «Ожка», - раздался у нее в голове укоризненный голос, тихий и дразнящий, как шепот любовника. Она прикоснулась к черному глазу - звену в цепочке, соединявшей их с королем. Ее король мог слышать ее мысли, читать ее желания - интересно, все или нет? - как свои собственные.
        «Я не сделаю этого, ваше величество, - подумала она. - Если только вы сами об этом не попросите. Ради вас я сделаю все».
        Связующая нить ослабла, король вернулся в глубину своих мыслей. А Ожка опять присмотрелась к танцующим.
        И увидела его.
        Высокий и худощавый, одетый в черное, он кружился по залу с девушкой в зеленом платье. Волосы у девушки были светлые, схваченные обручем из дерева и серебра, а у него - рыжие. Не такие красные, как у Ожки, а цвета меди. Один глаз был светлый, а другой черный, как у нее и у Холланда.
        Но более он ничем не походил на ее короля. Холланд был красив и могуч, само совершенство. А этот Келл - всего лишь тощий мальчишка, ничтожество.
        И все-таки она узнала его с первого взгляда, и не потому, что Холланд его знал, а потому, что для нее он светился, как огонь во тьме. Лучился магией. А когда его темный взгляд лениво скользнул за окно, сквозь тени, сугробы и Ожку, он обжег ее. Она сжалась, уверенная, что он ее увидит, почувствует, но он ничего не заметил. Ей подумалось - может быть, стекла в окнах зеркальные и гости не видят ничего, кроме самих себя. Отраженные улыбки мерцают, будто в калейдоскопе, а снаружи притаилась темнота. Ждет.
        Ожка поудобнее устроилась на балконных перилах. Она забралась сюда, соорудив на дворцовой стене ступени изо льда, но сам дворец, видимо, защищен от вторжения извне. Она попыталась проскользнуть внутрь через двери на верхнем этаже и встретила магический отпор - не громкий и не болезненный, но мощный. Заклятие было свежим, магия - очень сильной.
        Единственным путем внутрь оставались парадные двери, но Холланд строго-настрого велел ей не привлекать внимания.
        Она потянула за мысленную нить и ощутила его.
        «Я нашла его, - просто сообщила Ожка, ничего не объясняя. Просто смотрела. Она была глазами короля. Он видел то же, что и она. - Увести его силой?»
        «Нет, - прозвучал в ее голове голос короля, приятно пронизывая ее насквозь. - Келл сильнее, чем кажется на вид. Если применишь силу и потерпишь неудачу, он не пойдет. А должен пойти. Непременно. Прояви терпение».
        Ожка вздохнула.
        «Хорошо». - Но в ее разуме не было покоя, и король это понял. Вместе с его словами, с касанием его воли ее окутало уютное тепло.
        «Ты не только мои глаза, - сказал он. - Ты мои руки, мой язык, моя воля. Я доверяю тебе, действую через тебя».
        «Да, - ответила она. - Я не подведу».
        III
        - Ужасно выглядишь.
        Это было все, что Алукард сказал ей утром, когда она пожелала ему удачи.
        - Умеешь ты делать комплименты, - буркнула она и нырнула в свою палатку. Но, по правде сказать, Лайла и чувствовала себя ужасно. В комнате Эльсора она так и не смогла уснуть, поэтому вернулась в «Блуждающую дорогу», к тесноте и знакомым лицам. Но стоило ей закрыть глаза, как она снова оказывалась или в том проклятом ящике, или на балконе рядом с Келлом. В результате она всю ночь таращилась на блики свечи, пляшущие по потолку, пока Тав и Ленос храпели, а Васри пропадал неизвестно где. В голове снова и снова вертелись слова Келла.
        Лайла закрыла глаза, ее слегка качнуло.
        - Мастер Эльсор, вам нехорошо?
        Она встрепенулась. Истер прилаживала к ноге последнюю пластину.
        - Нет, все в порядке, - отозвалась Лайла и стала вспоминать уроки Алукарда.
        «Магия - это беседа».
        «Стань открытой дверью».
        «Пропусти волны сквозь себя».
        В эту минуту она чувствовала себя каменистым берегом.
        Она посмотрела на запястье. Там, где врезались веревки, ссадины уже затягивались, но вены на тыльных сторонах ладоней были темными. Не черными, как у близнецов Данов, но и не светлыми, как положено. Ей стало не по себе, но тревога тут же сменилась раздражением.
        С ней все в порядке.
        И так будет всегда.
        Она уже почти вышла в финал.
        Дилайла Бард не из тех, кто сдается на полпути.
        Келл обошел вескийца Рула всего на два очка, а ей уступил на четыре. Он уже сошел с дистанции. Но Лайла сохранит преимущество, даже если проиграет одно очко. Кроме того, Алукард уже выиграл свой второй поединок и обеспечил себе место в финальной тройке вместе с волшебницей по имени Тос-ан-Мир, одной из знаменитых фароанских близнецов. Если Лайла выиграет, то получит шанс сразиться с ним. При этой мысли она лукаво улыбнулась.
        - Что это такое? - спросила Истер, кивком указав на осколок бледного камня у нее в руке. Лайла рассеянно потирала его. Услышав вопрос, она поднесла камень к свету. Если приглядеться, на нем можно было различить уголок рта Астрид, застывший то ли в смехе, то ли в крике.
        - Сувенир на память, - Лайла сунула щербатый осколок в карман плаща, брошенного на диван. Хоть это и жестоко, но Лайле становилось легче при мысли о том, что Астрид Дан исчезла и больше никогда не появится. Если и есть на свете магия, способная вернуть к жизни окаменевшую злую королеву, то, наверное, для этого понадобится полный набор обломков. А теперь одного всегда будет не хватать.
        - О чем? - спросила Истер.
        Лайла взяла рукояти кинжалов и спрятала их в пластины на руках.
        - О том, что я сильнее, чем кажусь, - ответила она и вышла из палатки.
        «О том, что я путешествовала между мирами и спасала города».
        Она нырнула в коридор на стадионе.
        «О том, что я побеждала королей и королев».
        Поправила маску, вышла на арену, купаясь в аплодисментах.
        «О том, что я прошла через невозможное».
        В центре арены высился Рул, огромный, как башня.
        «О том, что я Дилайла Бард…»
        Она подняла сферы, сморгнула пелену на глазах и разжала пальцы.
        «И меня не остановить».
        Келл стоял на балконе своей комнаты и держал в руках золотое кольцо. Из металла доносился многоголосый гул стадиона.
        Восточная арена была расположена совсем недалеко от дворца. Вокруг нее плавали в реке ледяные драконы с красными брюшками. В подзорную трубу Келлу было видно, что происходит на стадионе. Два бойца яркими пятнами белели на темном каменном полу. Лайла в темной дьявольской маске. Рул со стальной волчьей мордой, над которой торчала его лохматая шевелюра. На его знамени был изображен синий волк на белом фоне, но толпа пестрела вымпелами с серебряными кинжалами на черном.
        За спиной Келла у балконных дверей стоял Гастра, у входной двери дежурил Стафф.
        - Вы его знаете? - спросил Гастра. - Стейсена Эльсора?
        - Не уверен, - пробормотал Келл.
        Далеко внизу над ареной прокатились аплодисменты. Поединок начался.
        Рул выбрал землю и огонь. Две стихии кружились вокруг него. Он принес на ринг эфес и ручку щита. Земля вокруг ручки сложилась в твердокаменный щит, а огонь превратился в изогнутую саблю на эфесе. Кинжалы Лайлы, один огненный, другой ледяной, встрепенулись и ожили, как накануне. Мгновение противники стояли, оценивая друг друга.
        Потом начался бой.
        Первый удар нанесла Лайла. Она проскользнула под саблей Рула, зашла ему за спину и вонзила огненный кинжал в пластину на ноге. Он развернулся, но она уже отскочила и приготовилась к следующему броску.
        Рул был выше на целую голову и раза в два шире, но двигался куда быстрее, чем можно ожидать при его телосложении. Она попыталась еще раз прорваться сквозь его защиту, но потеряла две пластины.
        Лайла отскочила назад, и Келл отчетливо представил, как она оценивает противника, нащупывает бреши в обороне, слабые места. И каким-то образом она их нашла. Одно, потом другое.
        Она дралась не как Рул, или Кисмайра, или Джиннар. Келл вообще никогда не видел такой манеры боя. И дело не в том, что она была лучше, хотя, конечно, ей хватало скорости и ума. Просто она дралась на ринге так же, как на улицах Серого Лондона. Так, как будто на карту поставлено все. Как будто противник - это последнее, что преграждает ей путь к свободе.
        Вскоре она уже вела: шесть - пять.
        И вдруг Рул нанес решающий удар.
        Она атаковала, и в этот миг Рул повернул свой щит и метнул его, как диск. Он ударил Лайлу в грудь с такой силой, что она отлетела к колонне. Из разбитых пластин на животе, груди и спине брызнул свет. Лайла тяжело рухнула на каменный пол.
        Толпа ахнула, и голос в золотом кольце объявил результат.
        Четыре пластины.
        - Вставай, - прохрипел Келл. Она, шатаясь, поднялась на ноги. Сделала шаг и чуть не упала. Но Рул атаковал снова. Массивный диск вернулся ему в руки, он плавным движением крутанул его и послал обратно.
        Лайла, должно быть, увидела атаку, заметила летящий к ней каменный диск, но, к ужасу Келла, не увернулась. Наоборот, она отбросила оба кинжала и выставила вперед руки, блокируя удар.
        Это было безумие.
        Это казалось невозможным - но, тем не менее, каменный диск замедлил полет.
        По толпе прокатился ужас - люди поняли, что Стейсен Эльсор на самом деле не дуал, а триада.
        Щит заколебался на лету, будто борясь с течением, и остановился в паре дюймов от протянутых рук Лайлы. Повис в воздухе, трепеща.
        Но Келл понимал, что он висит не просто так.
        Лайла его толкала. Пыталась превозмочь стихию Рула, как сделала с ним, с Келлом. Но в тот раз он поддался ей, прекратил борьбу, а Рул, на миг растерявшись, удвоил усилия. Лайла давила на диск изо всех сил, ее сапоги заскользили по каменному полу.
        Казалось, задрожала сама арена. Поднялся ветер. Маги сошлись в поединке воли.
        Земляной диск, висевший между Лайлой и Рулом, содрогнулся. В подзорную трубу Келл видел, как дрожат у Лайлы руки и ноги, как все тело изогнулось в немыслимом усилии.
        «Отпусти!» - хотелось крикнуть ему. Но Лайла не отступала.
        «Дура упрямая», - подумал он. В этот миг Рул призвал всю свою силу, поднял огненную саблю и метнул. Лезвие ушло в сторону, но огненная вспышка, должно быть, отвлекла Лайлу. Она на миг дрогнула, каменный щит подался вперед и задел ее ногу. Удар прошел вскользь, но этого хватило.
        Треснула десятая пластина.
        Поединок закончился.
        Публика взорвалась. Рул издал победный вопль, но Келл не сводил глаз с Лайлы. Она стояла, опустив руки, откинув голову, неестественно спокойная.
        Потом пошатнулась и рухнула.
        IV
        Келл ринулся из комнаты и уже на ходу услышал из кольца голос судьи, вызывавшего врача.
        Он ее предупреждал. И не раз.
        Еще не дойдя до двери, Келл вытащил нож. Гастра бежал за ним по пятам. Стафф преградил дорогу, но Келл оказался проворнее и сильнее. Он нырнул в чулан раньше стражников.
        - Ас старо, - проговорил он, прочно запечатав за собой дверь, по которой Стафф молотил кулаками снаружи. Потом нарисовал еще один символ. - Ас тасцен.
        И дворец растаял перед ним, сменившись турнирным шатром.
        - Победителем объявляется Рул, - провозгласил судья. Келл выскочил из палатки Камероу и ворвался к Лайле. Две служанки укладывали ее на кровать, третья расстегивала шлем. При виде него они вскочили и побледнели.
        - Прочь, - приказал Келл. - Все вон отсюда.
        Две служанки удалились немедленно, а третья, жрица, словно не слыша, сняла с Лайлы маску демона и отложила в сторону. Лицо под маской было призрачно-белым, на висках темнели вены, из ноздрей текли две черно-красные струйки. Жрица провела ладонью по лицу Лайлы, и через мгновение глаза, затрепетав, приоткрылись. На языке у Келла вертелось с десяток ругательств, но он промолчал. Молчал и тогда, когда Лайла сдавленно вздохнула и приподнялась, качнула головой и пошевелила пальцами, поднесла тряпку к носу.
        - Истер, можешь идти, - велела она, вытирая кровь.
        Келл молчал, сколько мог, но, едва Истер скрылась, его прорвало.
        - Я же тебя предупреждал! - заорал он. Лайла поморщилась и коснулась виска.
        - Со мной все хорошо, - проговорила она.
        Келл лишь хмыкнул.
        - Ты рухнула без сознания прямо на арене!
        - Поединок выдался трудный, - сказала она и встала, изо всех сил стараясь не показать, что ее шатает.
        - Как можно было сделать такую глупость? - закричал он. - Смотри, у тебя течет кровь - она черная! Магия - это тебе не игрушка! Ты даже правил ее не понимаешь. Хуже того, ты решила, что их не существует. Лезешь напролом через весь мир, делаешь все, что тебе взбредет в голову. Ты неосторожна. Неразумна. Безрассудна.
        - А ну заткнитесь оба, - велел, входя, Рай. За ним шли Вис и Тольнерс. - Келл, тебя здесь вообще быть не должно.
        Келл, не слушая его, обратился к стражникам:
        - Задержите ее.
        - За что? - вскинулась Лайла.
        - Келл, успокойся, - сказал Рай.
        - За то, что выдает себя за другого.
        - Кто бы гово… - ощетинилась Лайла.
        Келл толкнул ее спиной к шесту и зажал ей рот ладонью.
        - Только посмей. - Лайла не сопротивлялась. Лишь стояла, застыв как камень, и сверлила его своими разноцветными глазами. В них горел дикий огонь, и на миг ему подумалось, что ей, должно быть, не на шутку страшно. Но тут он почувствовал прижатый к боку нож.
        А в глазах читалось, что, если бы не Рай, она бы его и впрямь пырнула.
        Принц поднял руку.
        - Стейсен, - обратился он к Лайле и взял Келла за плечо. - Прекрати, прошу тебя.
        Лайла опустила нож, и Рай с помощью Тольнерса оттащил от нее Келла.
        - Ты никогда не слушаешься. Ни о чем не думаешь. Владеть силой, Лайла, это большая ответственность, и ты ее недостойна.
        - Келл, - предостерегающе вмешался Рай.
        - Почему ты защищаешь ее? - накинулся маг на брата. - Почему во всем этом треклятом мире только я должен отвечать за свои поступки?
        Они лишь во все глаза смотрели на него - и принц, и стражники. И Лайла - у нее еще хватало наглости улыбнуться. Улыбка была мрачная, дерзкая, перечеркнутая черной кровью, все еще текущей по лицу.
        Келл негодующе воздел руки и выскочил из шатра.
        За ним погнался Рай, он слышал топот его ног по булыжной мостовой. Келлу не хватало пространства, не хватало воздуха, и он, сам не понимая, что делает, достал из ножен кинжал, а из воротника монеты.
        Келл прижал окровавленные пальцы к ближайшей стене и прошептал заклинание. Последним, что он услышал, был голос Рая, взывавший к нему. Потом мир унесся прочь, забирая с собой всех и вся.
        V
        Только что Келл был здесь - и вдруг исчез, и лишь капля крови на стене отметила место его перехода.
        Рай стоял возле палатки и смотрел туда, где только что был его брат, и у него сжимало грудь, но не от физической боли, а от внезапного, жестокого понимания: Келл нарочно ушел туда, куда он, Рай, не сможет за ним последовать.
        Рядом, как тени, выросли Вис и Тольнерс. Стала собираться толпа. Им не было дела ни до ссоры в палатке, ни до чего на свете, они знали только одно - вот он, обожаемый принц, среди них! Рай понимал, что должен придать своему лицу обычный вид, нацепить дежурную улыбку, но это было выше его сил. Он не мог отвести глаз от кровавой метки на стене.
        Тут появился Максим, а с ним и охранники Келла. Толпа перед королем расступалась, он улыбался, кивал и махал даже после того, как взял Рая за руку и повел во дворец. По пути он говорил о последнем раунде, о трех чемпионах, о вечерних празднествах, заполнял молчание ничего не значащей болтовней. Но лишь до той минуты, пока за ними не захлопнулись двери дворца.
        - Что произошло? - спросил король, втолкнув сына в личные покои. - Где Келл?
        Рай тяжело плюхнулся в кресло.
        - Не знаю. Он был у себя, но когда увидел, что поединок закончился, пошел к шатрам. Отец, он просто беспокоился.
        - О чем?
        «Не о чем, - подумал Рай, - а о ком». Но не мог же он рассказать королю о девчонке, выдававшей себя за Стейсена Эльсора, о той самой девчонке, которая была рядом с Келлом в Черную ночь (и заодно спасла мир, но это, конечно, не имеет значения), поэтому он просто сказал:
        - Мы поссорились.
        - И где он сейчас?
        - Не знаю. - На Рая навалилась усталость, он опустил голову на руки.
        - Вставай, - приказал отец. - Собирайся.
        Рай с трудом поднял голову.
        - Куда?
        - На вечерние празднества, куда же еще.
        - Но Келл…
        - Его здесь нет, - отрезал король каменным голосом. - Он пренебрег своими обязанностями, но для тебя это недопустимо. - Король Максим уже шел к двери. - Когда Келл появится, я им займусь, но ты - принц Арнса независимо от обстоятельств. Так что будь добр, веди себя, как подобает принцу.
        Келл привалился к холодной каменной стене. Колокола Вестминстера отбивали время.
        Сердце отчаянно колотилось. Что он натворил!
        Сбежал. Из Лондона. От Рая. От Лайлы. Оставил позади весь город и ворох проблем.
        До них всего один шаг. И целый мир.
        «Если не хочешь быть здесь, уходи».
        «Беги».
        Он не собирался уходить - просто хотел побыть немного в покое, подумать. И вот он здесь, на обледенелую мостовую капает свежая кровь, в ушах до сих пор слышится голос брата. Ему стало стыдно, но он прогнал это чувство. Этот побег ничем не отличается от сотен других путешествий за пределы своего мира, ведь он каждый раз оказывается вне досягаемости.
        Правда, на этот раз он совершил его по своему желанию.
        Келл выпрямился и зашагал по улице. Он не знал, куда идет, просто надо было куда-нибудь двигаться, пока его не захлестнуло с головой чувство вины… или холод. Зимы в Сером Лондоне сырые и промозглые. Он плотнее запахнул плащ, поднял голову и прибавил шагу.
        Через пять минут он очутился перед дверями «Пяти углов».
        Он мог бы пойти куда угодно, но все прогулки неизменно заканчивались здесь. Память тела, больше ничем это не объяснить. Ноги сами несли его по тропинкам, зашитым в ткань мироздания, по космическим склонам, по линиям притяжения, постоянно притягивавшим к одной и той же цели магию вместе с телом мага.
        За стойкой его встретило знакомое лицо - худое и длинное. Не широкие брови и темная борода Бэррона, а большие глаза Неда Таттла, его широкая улыбка - удивленная, восторженная.
        - Мастер Келл!
        К счастью, при виде Келла юный энтузиаст не стал прыгать через стойку. Он ограничился тем, что уронил три стакана и опрокинул бутылку портвейна. Келл предоставил стаканы их судьбе, а портвейн поймал в дюйме от пола. Этого не заметил никто, кроме Неда.
        Он опустился на табурет, и через мгновение перед ним стоял стакан темного виски. Никакой магии, просто работа Неда. Келл залпом опрокинул первый бокал, и на столе появилась полная бутылка.
        Пока Келл пил, Нед делал вид, что обслуживает других посетителей. На третьем бокале Келл притормозил; как-никак страдать придется не только ему. Но сколько ночей он терпел пьяные терзания Рая, сколько раз просыпался по утрам с горечью во рту после вчерашних возлияний?
        Келл плеснул себе еще немного.
        Он чувствовал на себе взгляды посетителей. Интересно, что их притягивает - магия или слухи? Чувствуют ли они ту самую таинственную гравитацию или просто наслышаны о нем? Что рассказал им Нед? Что-нибудь важное? Или вообще все?
        В тот момент Келла это не волновало. Ему лишь хотелось задушить свои чувства, пока они не задушили его. Вычеркнуть из памяти окровавленное лицо Лайлы, пока оно не заслонило воспоминания о вкусе ее губ.
        Нед, разумеется, появился совсем скоро, но не стал задавать вопросов или заводить бессмысленные разговоры. Долговязый юноша налил себе из той же бутылки, скрестил руки на краю стойки и положил что-то перед Келлом. В свете ламп блеснул металл.
        Лин из Красного Лондона.
        Та самая монетка, которую Келл оставил здесь в прошлый раз.
        - По-моему, она ваша, - сказал Нед.
        - Так оно и есть.
        - Она пахнет тюльпанами.
        Келл склонил голову - вместе с ним накренилась и вся комната.
        - А король говорил, что розами.
        Нед разинул рот.
        - Георг Четвертый?!
        - Третий, - рассеянно поправил Келл и добавил: - Четвертый - просто болван.
        Нед едва не поперхнулся и испуганно хохотнул. Келл щелкнул пальцами, краснолондонский лин подскочил. Встал на ребро и медленно закружился по столу. Глаза Неда изумленно распахнулись.
        - А я когда-нибудь смогу так?
        - Надеюсь, что нет, - поднял глаза Келл. - Вряд ли у тебя хоть что-то получится.
        Узкое лицо осунулось.
        - Почему?
        - Много лет назад этот мир, ваш мир, владел собственной магией.
        Нед подался вперед, как ребенок, которому рассказывают сказку.
        - И что случилось?
        Келл встряхнул головой. Виски туманило разум.
        - Много всего плохого. - Монетка все так же медленно описывала круги. - Нед, все дело в равновесии. - Ну почему Лайла этого не понимала? - Хаосу нужен порядок. Магии нужна умеренность. Это как огонь. У него нет власти над собой. Он сжирает все, что ему дают, и если дать слишком много, он будет гореть, пока не спалит все вокруг. В вашем мире тоже когда-то был огонь, - продолжил Келл. - Не очень много - вы слишком далеки от источника. Но достаточно, чтобы спалить все живое. Мы отсекли его, пока он не разгорелся, и то, что осталось, постепенно угасло.
        - Но откуда вы знаете, что мы могли сгореть? - спросил Нед с лихорадочным блеском в глазах.
        Келл легким щелчком сбил монетку.
        - Потому что слишком мало - это так же опасно, как слишком много. - Он выпрямился на табуретке. - В результате для этого мира магия стала невозможна.
        - Невозможность - это всегда вызов! - бодро заявил Нед. - И пусть магия не была возможна много лет, пусть даже она невозможна сейчас, но это не значит, что ее не будет никогда. Вы сказали, что магия иссякла, пламя потухло. Но, может быть, надо просто разворошить костер?
        Келл налил себе еще.
        - Может, ты и прав.
        И подумал:
        «Надеюсь, что нет. Ради нас всех».
        Рай был чрезвычайно не в духе.
        Ему не хотелось идти на бал.
        Не хотелось изображать радушного хозяина.
        Не хотелось улыбаться, шутить, делать вид, что все в порядке. Отец бросал на него испепеляющие взгляды, мать посматривала искоса, как будто боялась, что он сорвется, а его самого тянуло наорать на них за то, что они прогнали его брата.
        Но вместо этого он стоял между королем и королевой и смотрел, как победители снимают маски.
        Первым вышел вескиец Рул с лохматой шевелюрой до плеч. Он все еще задирал нос после победы над Эльсором.
        Затем Тос-ан-Мир, одна из прославленных фароанских близнецов. Драгоценные камни сложились на ее щеках в сверкающий узор.
        И, конечно, Алукард Эмери. Пират и мятежник королевской крови, новый любимец Арнезийской империи.
        Рай поздравил лорда Сол-ин-Ара и принца Коля с отличным выступлением представителей их стран, вслух восхитился равновесием - еще бы, в финал вышли арнезиец, фароанка и вескиец! - и удалился к колоннам, чтобы спокойно выпить.
        Сегодняшний праздник проходил в Бриллиантовом зале, целиком сделанном из стекла. В таком открытом пространстве Рай чувствовал себя как в могиле.
        Вокруг все пили. Танцевали. Играла музыка.
        На другом конце зала принцесса Кора флиртовала с полудюжиной арнезийских дворян, а сама украдкой поглядывала по сторонам в поисках Келла.
        Рай закрыл глаза, уловил сердцебиение брата - эхо своего собственного, постарался позвать его сквозь этот ритмичный стук и сказать… что? Что он сердится? Что сожалеет? Что без Келла ни на что не способен? Что не винит его за бегство? Или винит?
        «Вернись домой, - подумал он. - Пожалуйста. Мне без тебя плохо».
        В стеклянном зале раздались вежливые аплодисменты. Рай очнулся и снова увидел трех чемпионов. Они вернулись - уже переодевшись, с масками под мышкой, открыв лица.
        Хищный, как волк, Рул сразу направился к столу с яствами, где уже вовсю пировали его вескийские друзья.
        Тос-ан-Мир пробиралась сквозь толпу в сопровождении своей сестры Тас-он-Мир, той, что проиграла Келлу в первом же раунде. Рай различал их только по самоцветам на темной коже: у Тос-ан-Мир они были огненно-оранжевыми, а у ее сестры перламутрово-голубыми.
        Алукард, как всегда, был центром собственной вселенной. Хорошенькая остра что-то шептала ему на ухо накрашенными губками, и пальцы Рая невольно стиснули бокал слишком сильно.
        Вдруг кто-то прислонился к колонне рядом с ним. Худощавая фигурка в черном. Лайла выглядела гораздо лучше, чем днем, хотя под глазами у нее еще чернели синяки. Однако у нее хватило бодрости взять с проплывавшего мимо подноса два бокала и протянуть один принцу. Он рассеянно взял его.
        - Вернулась, значит.
        - Да, - ответила она и обвела рукой бальный зал. - Умеешь ты закатывать праздники.
        - На весь Лондон, - уточнил Рай.
        - Вот оно что, - протянула она.
        - Как ты себя чувствуешь? - спросил он, вспомнив сегодняшний поединок.
        Она сделала глоток вина, не сводя глаз с толпы гостей.
        - Не знаю.
        Их окутало молчание. Островок тишины в море звуков.
        - Прости, - сказала она так тихо, что Рай едва расслышал.
        - За что? - обернулся он к ней.
        - Не знаю. Но мне вдруг показалось, что надо извиниться.
        Рай сделал большой глоток, всмотрелся в эту странную девчонку, такую угловатую, такую настороженную.
        - У Келла всего два лица, - сказал он наконец.
        - Всего два? - удивилась Лайла. - Мне казалось, у людей по одному лицу.
        - Напротив, мисс Бард, - ты ведь сегодня, судя по одежде, снова Бард? Полагаю, Стейсена отправили куда-то восстанавливать силы? У большинства людей лиц гораздо больше. У меня, например, целый гардероб. - При этих словах он не улыбнулся. Обвел взглядом родителей, арнезийскую знать, Алукарда Эмери. - Но у Келла всего два. Одно для всего остального мира и одно для тех, кого он любит. - Он пригубил вино. - Для нас.
        Лайла насупилась:
        - Чувство, которое он испытывает ко мне, нельзя назвать любовью.
        - Почему? Потому что в нем нет ничего трепетного и нежного? - Рай опять привалился к колонне. - Знаешь, сколько раз он меня лупил до полусмерти - и все из любви? И сколько раз я отвечал ему тем же? Я видел, как он смотрит на тех, кого ненавидит… - Рай покачал головой. - То, что дорого моему брату, можно пересчитать по пальцам. А людей, которых он любит, и того меньше.
        - Как ты думаешь, что он сейчас делает? - спросила Лайла.
        Рай повертел бокал.
        - Судя по тому, что творится у меня с головой, - сказал он, - наверное, топит горе в вине. Так же, как и я.
        - Он вернется.
        Рай закрыл глаза.
        - Я бы не вернулся.
        - Вернулся бы, - отозвалась Лайла.
        - Нед, - сказал Келл ранним утром. - В прошлый раз ты хотел мне что-то дать. Что?
        Нед опустил глаза и покачал головой:
        - Да так, ничего особенного.
        Но Келл в тот раз видел, как блестели глаза у энтузиаста, и ему стало любопытно.
        - Расскажи.
        Нед прикусил губу, подумал, затем кивнул. Пошарил под стойкой и достал резную деревяшку длиной примерно с ладонь, узорчатую, с острым концом.
        - Что это? - недоуменно спросил Келл.
        Нед придвинул к себе краснолондонский лин и поставил деревяшку на острый конец. Убрал руку - деревяшка так и осталась стоять, сохраняя равновесие.
        - Магия, - устало улыбнулся Нед. - Так я когда-то думал. Теперь, конечно, понимаю, что никакая это не магия. Просто хитроумный фокус с магнитами. - Он подтолкнул деревяшку пальцем. Она покачалась немного и опять выпрямилась. - Но в юности именно это заставило меня поверить. Даже когда я узнал про фокус, мне все равно хотелось верить. Ведь если здесь нет магии, это не значит, что ее нет совсем. - Он снял деревяшку с монетки, положил на стол и подавил зевок.
        - Мне пора идти, - сказал Келл.
        - Вы можете остаться.
        Время было позднее - или, наоборот, очень раннее, в «Пяти углах» давно не осталось ни одного посетителя.
        - Нет, - сказал Келл. - Не могу.
        И, не дожидаясь, пока Нед начнет его уговаривать - предложит открыть таверну, отведет Келла наверх, поселит в комнате, той самой, с зеленой дверью и щербиной на стене в том месте, где он пришпилил Лайлу к дереву, той, где он оставил на стене руну поиска, где на полу еще темнели пятна крови Бэррона, - Келл встал и вышел.
        Он поднял воротник и шагнул во тьму. По мостам и улицам, тропинкам и паркам Лондона Лайлы. Шел, пока ноги не заболели и виски не выветрилось, и осталась только упрямая боль в груди и жгучая тяжесть вины, совести, долга.
        Но и тогда он все равно шел.
        И не мог остановиться. Если он остановится, вернутся мысли, а если он будет слишком много думать - то и сам вернется домой.
        Он блуждал часами, и только когда ноги стали подкашиваться, сел наконец на скамейку у берега Темзы и прислушался к звукам Серого Лондона, такого похожего на его родной город и в то же время совсем другого.
        Здесь от реки не исходил свет. Она тянулась черной лентой, а при первых проблесках зари подернулась лиловым.
        Мысленно он будто подбрасывал монетку, решая, что теперь делать.
        Бежать.
        Вернуться.
        Бежать.
        Вернуться.
        Бежать.
        VI
        Ожка расхаживала по темным закоулкам возле дворца и злилась на себя.
        Упустила. Сама не знает как, но она его упустила. Она целый день искала его в толпе, дождалась ночи, вернулась на свой пост у балкона, но в бальном зале было темно, празднество переместилось куда-то в другое место. По лестнице вверх и вниз текли потоки людей, гости то появлялись, то исчезали, но Келла среди них не было.
        Глубокой ночью она увидела пару стражников в великолепных красно-золотых мундирах. Они стояли в тени возле дворцовой лестницы и тихо переговаривались. Ожка достала нож, раздумывая, то ли прирезать их сразу и снять доспехи, то ли помучить немного, выведывая информацию. Но, так и не успев ничего решить, услышала мелькнувшее в их разговоре имя.
        Келл.
        Она подкралась ближе. Руна понимания языков на коже запылала, слова стали понятнее.
        - …ушел, говорят, - продолжал один.
        - Что значит - ушел?
        - Похитили, что ли?
        - Сбежал. Оно и к лучшему. У меня от него мороз по коже.
        Ожка в досаде отступила к берегу. Черта с два. Никуда он не уйдет.
        Она опустилась на колени и расстелила кусок пергамента. Впилась пальцами в холодную землю, отколупнула комок глины, растерла в ладони.
        Это не магия крови. Просто заклятие, которым она сотни раз пользовалась в Кочеке, выискивая тех, кто задолжал ей деньги или жизнь.
        - Кес ечар, - сказала она и высыпала землю на пергамент. Земля припорошила очертания города, улицы, реку.
        Ожка отряхнула руки и сказала:
        - Кес Келл. - Но карта не изменилась. Земля не шелохнулась. Келл был где угодно, но только не в Лондоне. Ожка стиснула зубы и, страшась реакции короля, все же подергала за невидимую нить.
        «Он ушел», - мысленно произнесла она, и через мгновение Холланд был рядом - не только его голос, но и его недовольство.
        «Объясни».
        «Его нет в этом мире, - сказала она. - Ушел».
        Короткая пауза, и потом:
        «Он ушел один?»
        «Наверное, - неуверенно ответила Ожка. - Вся королевская семья здесь».
        «Тогда вернется».
        «Откуда вы знаете?» - спросила Ожка.
        «Он всегда возвращается».
        Рай еле держался на ногах. Он не спал всю ночь, бодрствовал в темноте, среди воспоминаний, борясь с искушением выпить что-нибудь для крепкого сна, чтобы забыться, отогнать навязчивые мысли о брате. Где он сейчас? Что с ним? Принц долго ворочался в постели, потом отшвырнул одеяло и до утра мерил шагами комнату.
        До финального поединка Эссен Таш осталось всего несколько часов. Но Раю не было дела до турнира. Равно как и до Веска, Фаро, и вообще политики. Его волновало только одно: что с братом?
        А Келла все еще не было.
        Не было.
        Не было.
        В голове у Рая клубилась тьма.
        А дворец тем временем оживал. Вскоре нужно будет выйти к публике, улыбаться, изображать принца. Он провел рукой по волосам. Палец запутался в темных кудрях, Рай дернул, поморщился от боли - и вдруг его осенило.
        Он обвел взглядом комнату. Подушки, одеяла, диваны - мягкое, все мягкое! Потом на глаза попалась королевская фибула. После бала он отстегнул ее с туники, и теперь она блеснула в ярких лучах утреннего солнца.
        Он для пробы кольнул застежкой палец. Выступила кровь. Бусинка медленно скатилась на ладонь. Рай с колотящимся сердцем поднес булавку к сгибу локтя.
        Может, ему просто кружили голову остатки алкоголя. А может, терзал гнетущий страх остаться без Келла, или мучила совесть за то, что Келл ушел, бросив все, или, наоборот, - хотелось, чтобы он, пожертвовав собой, вернулся, вернулся домой. Как бы то ни было, Рай прижал острие булавки к нежной коже предплечья и стал писать.
        Руку Келла обожгла боль. Он чуть не вскрикнул.
        Он привык к тупой, поверхностной боли, отзвукам бурных похождений Рая. Но эта была острая и резкая, намеренная - удар по ребрам или ушибленная коленка ощущаются совсем не так. Боль медленно ползла по внутренней стороне левой руки, и он закатал рукав, ожидая увидеть кровь на тунике, глубокие царапины, но кожа была чиста. Боль прекратилась, потом вспыхнула опять, прокатывалась по руке, будто волнами. Нет - линиями.
        Он присмотрелся к коже, пытаясь разгадать загадку жгучей боли.
        И вдруг понял.
        Он не видел линий, но, закрыв глаза, чувствовал их на коже. В детстве у них с принцем была игра: сидя бок о бок на каком-нибудь скучном мероприятии, они тайком общались, выводя буквы пальцем друг у друга на руке.
        Но сейчас это была не игра. Келл чувствовал на руке пылающие буквы, нарисованные чем-то острым.
        П
        П-Р
        П-Р-О
        П-Р-О-С
        П-Р-О-С-Т
        П-Р-О-С-Т-И
        На букве «Т» Келл вскочил на ноги, ругая себя за бегство, сорвал с шеи монетку и в мгновение ока перенесся из пепельного рассвета одного Лондона в солнечное утро другого.
        По пути во дворец он обдумывал, что скажет королю. Поднялся по парадной лестнице, вошел в фойе - королевская семья была уже там. А с ними вескийские принц и принцесса и фароанский лорд.
        Рай встретился глазами с Келлом и вспыхнул от радости, но Келл, внутренне сжавшись, шагнул вперед. Он чувствовал, что назревает буря, воздух раскалился от невысказанных слов. Он приготовился к битве, к резкостям, обвинениям, приказам, но король лишь сказал теплым голосом:
        - А вот и ты. Мы уж чуть было не ушли без тебя.
        Келл не мог скрыть удивления. Он ожидал, что его оставят во дворце, возможно, навсегда. А его приняли без малейшего упрека. Он в неуверенности встретился взглядом с королем. Глаза были спокойные, но в глубине таилось предупреждение.
        - Простите, что опоздал, - сказал он с наигранной легкостью. - Я уходил по делам и потерял счет времени.
        - Главное, что теперь ты с нами! - Король положил руку Келлу на плечо и сильно стиснул, и Келлу на миг подумалось, что хватка теперь не разожмется. Но процессия тронулась, король выпустил Келла, и к брату сразу же подошел Рай - то ли из солидарности, то ли от отчаяния.
        Центральная арена была заполнена до отказа. Толпа выплескивалась на улицы, несмотря на ранний час. Организаторы изменили оформление - убрали драконов с восточной арены и львов с западной, и теперь все декоративные звери стянулись к середине: ледяные чудовища плавали в реке, львы восседали на каменных столбах, а над головой парили птицы. Арена была усеяна препятствиями - колоннами, валунами, каменными укрытиями, а трибуны бурлили вихрем ярких красок. Всюду, куда ни глянь, плескалось на ветру знамя Алукарда с серебристым пером, и лишь кое-где мелькали голубой волк Рула и черная спираль Тос-ан-Мир.
        Наконец три мага появились из коридоров и заняли свои места на арене. Публика оглушительно взревела, Келл и Рай одновременно поморщились от громкого звука.
        В ярком утреннем свете принц выглядел хуже некуда (Келл подозревал, что он и сам не лучше). Под золотистыми глазами темнели круги, левую руку Рай прятал от посторонних глаз свеженацарапанные буквы. Со всех сторон трибуны бурлили и шумели, но в королевской ложе царила зловещая тишина.
        Король не сводил глаз с арены. Королева наконец-то соизволила посмотреть на Келла, но в ее взгляде сквозило презрение. Принц Коль, видимо, чувствовал всеобщее напряжение и внимательно посматривал на соседей по ложе ястребиными голубыми глазами. А принцесса Кора ни о чем не догадывалась и до сих пор дулась на Келла за отказ танцевать с ней.
        И только на лорда Сол-ин-Ара раскаленная атмосфера не действовала. Его настроение, кажется, даже улучшилось.
        Келл обводил публику взглядом. Он и сам не отдавал себе отчета, что ищет Лайлу, пока не заметил ее. На таком огромном стадионе это казалось невозможным, но он чувствовал ее притяжение, понимал, что она здесь, и наконец встретился с ней глазами. Издалека он не мог разглядеть ее черты, не видел, шевельнулись ли ее губы, но ему почудилось, что с них слетело: «Привет!»
        Потом вперед вышел Рай. Он сумел-таки вернуть себе хотя бы тень привычного обаяния. Принц поднес к губам золотое кольцо усилителя.
        - Приветствую вас! - заговорил он. - Глад-ах! Сасорс! Турнир удался на славу! И знаменательно, что от всех трех великих империй в финал вышло по одному могучему бойцу. От империи Фаро - одна из двух великолепных близнецов, не знающая равных на арене, Тос-ан-Мир! - Под приветственные крики фароанка поклонилась, сверкнув золотой маской. - От Веска - зверь, а не боец, волк, а не человек, Рул! - На арене Рул издал боевой клич, и его подхватили вескийцы на трибунах. - И, конечно, от нашего любимого Арнса - капитан всех морей, повелитель силы Алукард!
        Буря аплодисментов. Даже Келл соединил ладони, хотя довольно медленно и почти беззвучно.
        - Правила последнего раунда просты, - продолжал Рай, - потому что их очень мало. Игра идет уже не на очки. Доспехи мага состоят из двадцати восьми пластин. Одни из них широкие, легкая мишень, другие совсем маленькие, и попасть в них труднее. Сегодня победит тот, кто последним сохранит на себе хотя бы одну пластину. Поприветствуйте же троих магов. Только один из них получит титул чемпиона!
        Взревели фанфары, упали шары, и поединок начался. Рай отступил в тень.
        На арене разразилась буря стихий. Рул сражался землей и огнем, Тос-ан-Мир - огнем и воздухом, Алукард выбрал землю, воздух и воду. Ну да, конечно, он же триада, мрачно подумал Келл.
        Меньше чем через минуту Алукард нанес первый удар Рулу в плечо. И только через пять минут Рул сумел дать сдачи, попав ему в лодыжку. Тос-ан-Мир, казалось, намеренно воздерживалась от схватки, с удовольствием наблюдая за сражением мужчин, пока Алукард ледяным хлыстом не подсек ее под колени, и тогда она тоже вступила в бой.
        Атмосфера в королевской ложе была удушающая. Рай молчал, устало сгорбившись в кресле под навесом, Келл, будто часовой, стоял возле короля, а тот не сводил глаз с арены.
        Тос-ан-Мир танцевала в воздухе, как тень в золотой маске, а Рул хищно метался и петлял по-волчьи. Алукард держался с прежним благородством, даже когда его стихии бурлили вокруг, как шторм.
        Звуки битвы тонули в грохоте аплодисментов, а каждое попадание отмечалось вспышкой света, заводившей толпу еще сильнее.
        И тогда, к счастью, напряжение в королевской ложе пошло на спад. Воздух развеялся, как после бури, и у Келла голова закружилась от облегчения. Слуги принесли чай. Принц Коль пошутил, Максим рассмеялся. Королева похвалила фароанскую волшебницу, чтобы польстить Сол-ин-Ару.
        К исходу часа у Рула не осталось ни одной пластины, и он, оглушенный, сидел на каменном полу. Алукард и Тос-ан-Мир кружились, как в танце, сталкивались, как мечи, и снова расходились. Потом, медленно, но верно, Алукард Эмери стал уступать. У Келла поднялось настроение, и он даже настолько забылся, что поаплодировал удачному выпаду Тос-ан-Мир. Рай ткнул его в плечо.
        Наконец фароанка зашла Алукарду за спину и острым, как нож, порывом ветра нацелилась в его последнюю пластину, но он успел-таки уклониться, и водяная волна расколола остатки ее доспехов.
        На этом все было кончено.
        Победил Алукард Эмери.
        Келл сдавленно застонал, а стадион будто взорвался. На арену посыпались розы и серебряные флажки. В воздухе звенело:
        - Алукард! Алукард! Алукард!
        И, хоть у Рая хватило такта не гикать и не кричать со всей толпой, Келл видел, как он светится от гордости. Принц вышел вперед, чтобы объявить официального победителя Эссен Таш.
        Санкт, подумал Келл. Теперь чертов Эмери станет еще неуязвимее.
        Лорд Сол-ин-Ар обратился к Тос-ан-Мир и к зрителям по-фароански, принцесса Кора воздала хвалу Рулу и остальным вескийским магам. И под конец принц Рай пообещал зрителям множество празднеств и торжественную церемонию закрытия. Остаток дня будет посвящен чествованию победителя, сказал он.
        Королевская семья Мареш в сопровождении радостных подданных отбыла во дворец. Король улыбнулся и даже похлопал Келла по плечу.
        Они поднялись по лестнице, вошли в усыпанный цветами вестибюль, и казалось, все идет хорошо.
        Но потом Келл увидел, как королева что-то шепнула Раю, под каким-то предлогом отсылая его обратно на крыльцо. Келл обернулся - и увидел, что двери захлопнулись, отсекая утреннее солнце и городской шум. В темном коридоре сверкнул металл. Король отбросил напускную доброжелательность и произнес всего два слова, обращаясь даже не к Келлу, а к шестерым стражникам.
        Услышав эти слова, Келл пожалел, что вернулся.
        - Арестуйте его.
        VII
        Лайла подняла бокал. Команда «Ночного шпиля» чествовала капитана.
        Люди сидели вокруг стола в «Блуждающей дороге», пили, смеялись, болтали, и все это было, как в старые добрые времена на корабле после удачной вылазки.
        Алукард Эмери был избит, окровавлен, падал с ног от усталости, но это не мешало ему праздновать. Он стоял на столе посреди зала, заказывал выпивку, произносил речи о птицах и драконах. Лайла плохо понимала их и вскоре перестала слушать. У нее до сих пор гудела голова, от малейшего движения ломило кости. Вчера Тирен дал ей какое-то снадобье, чтобы унять боль и восстановить силы, приказав в придачу хорошо питаться и как следует выспаться. И то, и другое казалось невозможным, как и шанс сохранить голову на плечах. Снадобье она выпила, а насчет всего остального отделалась невнятными обещаниями.
        - Равновесие, - поучал старый жрец, вложив флакон ей в руку, - касается не только магии. Часто в нем есть просто здравый смысл. Наше тело - это сосуд. Если с ним не обращаться бережно, он разобьется. У каждого свой предел. Даже у вас, мисс Бард.
        Он повернулся, чтобы уйти, но она остановила его.
        - Тирен, однажды вы сказали, что видите во мне что-то. Силу.
        - Сказал, - подтвердил он.
        - Что это такое? Что я собой представляю? - этот вопрос давно вертелся у нее на языке.
        Тирен посмотрел на нее своим обычным, долгим и ровным взглядом.
        - Ты спрашиваешь, считаю ли я, что ты антари.
        Лайла кивнула.
        - Я не могу тебе ответить, - сказал Тирен. - Я не знаю.
        - А я-то думала, что вы мудрец, - буркнула она.
        - Кто тебе сказал такую глупость? - улыбнулся жрец, но тут же снова стал серьезным. - В тебе что-то скрыто, Дилайла Бард. Что именно, я не могу ответить. Но так или иначе мы это узнаем.
        Из зала донесся звон бьющегося стекла, и Лайла вернулась в таверну. Алукард уже стоял на столе.
        - Эй, капитан! - крикнул Васри. - У меня вопрос. Что будете делать со своим выигрышем?
        - Найму команду получше, - ответил Алукард, и сапфир на его брови насмешливо блеснул.
        Тав обнял Лайлу за плечи.
        - Бард, где пропадала? Я тебя почти не видел!
        - Вы все мне еще на «Шпиле» осточертели, - проворчала она.
        - Говоришь ты жестко, - сказал Васри, - а сердцем мягкая. - Его глаза остекленели от выпивки.
        - Мягкая, как нож.
        - Нож - штука плохая только тогда, когда он не на твоей стороне.
        - Как хорошо, что ты одна из нас.
        У нее сжалось в груди. Они ничего не знали - ни о ее выходке, ни о настоящем Стейсене Эльсоре, затерянном где-то далеко в море, ни о том, что Алукард выгнал ее из команды.
        Она случайно встретилась глазами с Леносом и поняла, что он-то как раз знает. Знает, по крайней мере, что она уходит, хоть и вряд ли догадывается почему.
        Лайла встала и буркнула:
        - Пойду проветрюсь. - Но, выйдя за дверь, она не сбавила шаг.
        Ноги сами несли ее к дворцу, и только на полпути она поняла это и все-таки продолжила идти. На ступенях стоял мастер Тирен. По его глазам Лайла поняла, что случилось нечто скверное.
        - В чем дело? - спросила она.
        Авен эссен тяжело сглотнул и коротко ответил:
        - Келл.
        Королевская тюрьма приберегалась для особых случаев.
        Сейчас Келл оказался там единственным заключенным. Камера была пуста - лишь койка да пара колец в стене, предназначенных для того, чтобы приковывать к ним цепи. Цепей на маге не было, лишь наручники, жгуче-холодные, отсекающие магию. Каждый кусок металла в камере был покрыт метками, ослабляющими силу. Ему ли не знать. Сам помогал их заговаривать.
        Келл сидел на койке, скрестив ноги и прислонившись головой к холодной стене. Тюрьма находилась в основании дворца, на один ярус выше Цистерны, где он тренировался, но, в отличие от Цистерны, стены здесь были более прочными, а красноватое сияние реки не проникало внутрь. Проникал только зимний холод.
        Келл слегка дрожал. У него отобрали плащ, а заодно сняли с шеи все амулеты для путешествий. Он даже не сопротивлялся - настолько был ошарашен, когда стражники, подойдя с двух сторон, защелкнули на нем наручники. Потом до него дошло, что это происходит наяву, но было уже поздно.
        За прошедшие часы гнев Келла остыл и затвердел.
        Камеру охраняли два стражника. Они смотрели на него со смесью страха и удивления, как будто ждали, что сейчас он выкинет какой-нибудь фокус. Келл закрыл глаза и попытался уснуть.
        На лестнице зазвучали шаги. Кто бы это мог быть?
        Тирен уже навещал его. Келл тогда задал старику один-единственный вопрос:
        - Вы знали про Лайлу?
        Взгляд Тирена послужил исчерпывающим ответом.
        Шаги приблизились. Келл поднял голову, ожидая увидеть короля или Рая. Но это была королева.
        Эмира стояла по другую сторону решетки в своих королевских красно-золотых одеждах, с выражением заботы и тревоги на лице. Невозможно было разглядеть, то ли она на самом деле радуется его заключению, то ли ее это печалит. Келл попытался поймать ее взгляд, и не смог.
        - У тебя есть все необходимое? - спросила она, как будто он был гостем в бархатном крыле дворца, а не узником. У Келла чуть не вырвался смешок. Но он промолчал.
        Эмира коснулась прутьев, словно проверяя их прочность.
        - Не надо было доводить до этого.
        Она собралась уйти, но Келл подался вперед.
        - Королева, вы меня ненавидите?
        - Келл, - ласково сказала она. - Как я могу? - В нем что-то смягчилось. Ее темные глаза наконец-то встретили его взгляд. - Ты же вернул мне сына.
        Эти слова резали, как нож. Когда-то она утверждала, что у нее не один сын, а двое. Если он даже и не потерял ее любовь, то сыном считаться уж точно перестал.
        - Вы знали ее? - спросил Келл.
        - Кого?
        - Мою настоящую мать.
        Лицо Эмиры посуровело, губы сжались.
        Вдруг над головой хлопнула дверь.
        - Где он? - По лестнице с топотом сбежал Рай.
        Келл чувствовал его чуть ли не за милю - гнев принца сплетался с его собственным, растекался горячей лавой по холодной ненависти Келла. Рай ворвался в тюрьму, увидел Келла за решеткой и побелел.
        - Выпустите его сейчас же, - приказал принц.
        Стражники склонили головы, но не сдвинулись с места.
        - Рай, - начала Эмира и протянула руку к сыну.
        - Мама, отстань! - отмахнулся он и снова обратился к стражникам: - Если не выпускаете его, то впустите меня к нему. Я приказываю.
        Стражники опять не шелохнулись.
        - В чем его обвиняют? - прорычал Рай.
        - В государственной измене, - ответила Эмира, а стражники в это же самое время хором произнесли:
        - В неповиновении королю.
        - Я постоянно не повинуюсь королю, - заявил Рай. - Вы же меня за это не арестовываете. - Он протянул руки. Келл смотрел на перепалку и думал, как же холодно. Холод растекался по телу, как изморозь. Ну и пусть. Келл слишком устал, чтобы это его заботило.
        - Я этого не потерплю! - Рай ухватился за решетку, открыв взорам золотой рукав. Там, где были нацарапаны буквы, ткань пропиталась кровью.
        Эмира побледнела.
        - Рай, ты ранен! - Ее взгляд с укоризной устремился на Келла, как будто это он был во всем виноват. - Что это…
        По лестнице опять загрохотали сапоги, и появился король. Его широкий силуэт закрыл собой дверь. Максим бросил взгляд на жену, на сына и коротко сказал:
        - Уходите.
        - Отец, как ты мог? - крикнул Рай.
        - Он нарушил закон, - ответила королева.
        - Он мой брат!
        - Он не…
        - Прочь! - взревел король. Королева умолкла, Рай, безвольно уронив руки, поглядел на Келла. Тот кивнул:
        - Иди.
        Рай покачал головой и вышел. Эмира, как тень, побрела следом за ним, а Келл остался с королем один на один.
        Мимо Лайлы вихрем промчался принц.
        Через несколько секунд она услышала грохот и, обернувшись, увидела, что Рай держится за ближайший резной комод, а у его ног валяется разбитая вдребезги ваза. Вода выплеснулась на ковер и растеклась по каменному полу, цветы рассыпались среди осколков. С Рая свалилась корона, темные кудри растрепались. Плечи тряслись от гнева, пальцы, вцепившиеся в полку, побелели.
        Лайла понимала, что надо бы ускользнуть потихоньку, пока Рай ее не заметил, но ноги сами вынесли ее навстречу принцу. Она осторожно переступила через груду лепестков и битого стекла.
        - Что тебе сделала эта ваза? - спросила она, прислонившись плечом к стене.
        Рай поднял золотистые глаза с красными кругами.
        - Попалась под горячую руку, - пояснил он без тени веселья.
        Рай опустил голову и судорожно вздохнул. Лайла заколебалась. Она понимала, что надо бы поклониться, поцеловать ему руку, как-то выразить почтение или хотя бы объяснить, что она делает тут, в личных дворцовых покоях, так близко к тюрьме, - но вместо этого, прищелкнув пальцами, она вытащила на свет небольшой ножик.
        - Кого надо убить?
        Рай издал сдавленный звук, то ли смех, то ли всхлип, и тяжело опустился на пол.
        Лайла присела рядом, потом осторожно подвинулась и привалилась спиной к комоду. Вытянула ноги, и стоптанные сапоги утонули в высоком ворсе ковра.
        Через мгновение Рай передвинулся на ковер рядом с ней. Сложил руки на животе, пряча окровавленный рукав. Ему явно не хотелось об этом говорить, и Лайла не стала расспрашивать. Есть более животрепещущие темы.
        - Это правда, что твой отец арестовал Келла?
        Рай нехотя кивнул.
        - Проклятье, - пробормотала она. - Почему?
        - Отпустит, когда остынет немного.
        - И что потом?
        - Понятия не имею, - покачал головой Рай.
        Лайла запрокинула голову и поморщилась.
        - Это я виноват, - сказал принц, потирая изрезанную руку. - Я попросил его вернуться.
        - Ну а я велела уходить, - фыркнула Лайла. - Оба мы хороши. - Она глубоко вздохнула и встала на ноги. - Идем?
        - Куда?
        - Из-за нас он туда попал, - сказала она, - мы и должны его вытащить.
        - Я этого не хотел, - сказал король.
        Он достал ключи и отпер камеру, потом вошел и расстегнул на Келле наручники. Келл потер запястья, но с места не сдвинулся. Король вышел из камеры, придвинул табурет и уселся снаружи.
        Вид у Максима был усталый. На висках серебрилась седина, такая яркая в свете светильников. Келл скрестил руки на груди и стал ждать, пока монарх встретится с ним взглядом.
        - Спасибо, - сказал король.
        - За что?
        - За то, что не ушел.
        - Я же ушел.
        - Я имею в виду - отсюда.
        - Это тюремная камера, - сухо напомнил Келл.
        - Мы оба знаем, что она бы тебя не удержала.
        Келл закрыл глаза и услышал, как король откинулся на спинку стула.
        - Должен признать, я вышел из себя, - заметил он.
        - Вы посадили меня под арест, - пробормотал Келл так тихо, что, будь в камере другие звуки, король бы этого не расслышал. Но в тишине слова раскатились гулким эхом.
        - Ты меня ослушался.
        - Верно. - Келл с трудом открыл глаза. - Я всю свою жизнь храню преданность этому королевскому дому, этой семье. Я отдал все, отдал самого себя, а со мной обращаются, как… - Его голос задрожал. - Я так больше не могу. Когда вы относились ко мне как к сыну, я хотя бы мог притворяться. Но сейчас… - Он покачал головой. - Королева видит во мне предателя, а вы - узника.
        Взгляд короля потемнел.
        - Ты сам выстроил эту тюрьму, Келл. Когда связал свою жизнь с жизнью Рая.
        - А вы бы хотели, чтобы я бросил его умирать? - огрызнулся Келл. - Я спас ему жизнь. И прежде чем обвинять меня в том, что я подверг его опасности, вспомните, что он и сам неплохо с этим справляется. Ну, сколько можно наказывать одного меня за грехи всей семьи?
        - Вы оба своей глупостью подвергли опасности все королевство. Но Рай хотя бы старается загладить свою вину. Доказать, что достоин моего доверия. А ты лишь…
        - Я воскресил вашего сына из мертвых! - заорал Келл и вскочил. - И сделал это, зная, что наши жизни будут связаны навсегда. Я понимал, что это значит для меня, кем я стану, понимал, что возвращение его жизни будет означать конец моей собственной, и все-таки я пошел на это, потому что он мой брат, ваш сын и будущий король Арнса! - Келл перевел дыхание. По лицу струились слезы. - Неужели я мог сделать больше?
        Теперь стояли оба. Максим схватил его за локоть и притянул к себе. Келл попытался вырваться, но Максим был крепок, как дуб. Его могучая рука легла Келлу на шею.
        - Я не могу без конца заглаживать свою вину, - прошептал Келл, уткнувшись в королевское плечо. - Я отдал ему свою жизнь, но не просите меня перестать жить.
        - Келл. - Голос короля смягчился. - Прости. Но я не могу тебя отпустить. - У Келла перехватило дыхание. Хватка короля ослабла, и он высвободился. - Это важнее, чем твоя или Рая жизнь. Фаро и Веск…
        - Мне плевать на их суеверия!
        - И напрасно. Суеверия движут людьми. Наши враги рыщут по всему миру в поисках другого антари. А союзники мечтают заполучить тебя. Вескийцы считают тебя ключом к силе нашего королевства. А Сол-ин-Ар видит в тебе оружие, которое можно обратить против врагов.
        - Знали бы они, что я просто пешка, - бросил Келл.
        - Такая уж судьба тебе досталась, - сказал Максим. - Рано или поздно кто-нибудь непременно попытается заполучить тебя, и если им не удастся поставить твою силу себе на службу, поверь, они попытаются ее уничтожить. Вескийцы правы, Келл. Если ты умрешь, погибнет и Арнс.
        - Я не ключ к этому королевству!
        - Ты ключ к моему сыну. К наследнику.
        Келла замутило.
        - Ну, пожалуйста, - умолял Максим. - Прислушайся к разумным доводам. - Но Келл был по горло сыт доводами и предлогами. - Нам всем приходится идти на жертвы.
        - Нет уж, - прорычал Келл. - Хватит с меня жертв. Когда все это закончится и лорды, леди, принцы и принцессы разъедутся по домам, я уйду.
        - Я не могу тебя отпустить.
        - Вы сами сказали, ваше величество, не в ваших силах меня остановить. - С этими словами Келл повернулся спиной к королю, подхватил свой плащ - и вышел.
        В детстве Келл любил стоять, закрыв глаза, в дворцовом саду, прислушиваться - к музыке, к ветру, к реке - и представлять, что он где-то совсем в другом месте.
        Там, где нет домов, дворцов, людей.
        Вот и теперь он пришел на то же место, среди тех же деревьев - зимних, весенних, летних - и, зажмурившись, прислушался. Ждал, когда нахлынет знакомое чувство покоя. Ждал, и ждал, и…
        - Мастер Келл!
        Он обернулся и увидел Гастру - тот переминался в нескольких шагах позади. Чего-то не хватало, и Келл не сразу понял, в чем дело. Потом сообразил - на Гастре не было привычного мундира королевской стражи. Келл понял: это из-за него. Еще одна беда для полноты картины.
        - Прости, Гастра. Я знаю, как это важно для тебя.
        - Я мечтал о приключениях, сэр. И вы мне это подарили. Не так уж все плохо. Рай поговорил с королем, и он согласился отдать меня в обучение к мастеру Тирену. Уж лучше в святилище, чем в тюрьму. - Его глаза широко распахнулись. - Ох, простите, сэр.
        Келл лишь покачал головой.
        - А Стафф?
        Гастра поморщился.
        - Боюсь, он вас в покое не оставит. Ведь это Стафф доложил королю, когда вы ушли в первый раз.
        - Спасибо, Гастра, - поблагодарил Келл. - Если в качестве жреца ты будешь хоть наполовину так же хорош, как в качестве стражника, быть тебе авен эссеном.
        Гастра расплылся в улыбке и ушел. Келл прислушался к звукам его шагов - вдалеке хлопнула дверь - и снова погрузился в шум деревьев. Ветер усиливался, листва шелестела, заглушая все звуки дворца, унося прочь от мира, поджидавшего его в этих стенах.
        «Я уйду, - подумал он, - и не в ваших силах меня остановить».
        - Мастер Келл!
        - Ну что еще? - Он обернулся, и вдруг его брови удивленно поползли вверх. - Кто вы?
        Перед ним меж деревьев стояла женщина. Сцепила руки за спиной, склонила голову, как будто поджидала его давным-давно, хотя он и не услышал ее приближения. Красные волосы полыхали, как огонь, выбиваясь из-под ее белоснежной накидки. Женщина была совершенно чужой - и в то же время казалась странно знакомой. Как будто они уже встречались, хотя он был уверен, что это не так.
        И тогда она подняла голову, открыв лицо. Светлая кожа, алые губы, разные глаза - один желтый, другой неимоверно черный.
        Глаза прищурились, по губам скользнула улыбка.
        - Я тебя повсюду ищу.
        VIII
        У Келла перехватило дыхание. Черная метка антари всегда сосредоточена в глазу, а у этой женщины чернота выплескивалась за пределы радужки, стекала по щеке, как слезы, просачивалась нитями в волосы. Это было противоестественно.
        - Кто ты такая?
        - Меня зовут Ожка, - ответила она.
        - Зачем ты здесь?
        - Я вестница. - Она говорила на королевском языке, но с сильным акцентом, и он заметил у нее на руке переводческую руну. Значит, она из Белого Лондона.
        - Ты антари? - Но это невозможно. Келл был последним. У него голова шла кругом. - Не может быть.
        - Я всего лишь вестница.
        Келл покачал головой. Что-то здесь было не так. Он не ощущал в ней антари. Эта магия была чужая, темная. Женщина шагнула вперед, и он невольно отступил. Листва над головой сгустилась - весна сменилась летом.
        - Кто тебя послал?
        - Мой король.
        Значит, кто-то пробрался-таки на трон Белого Лондона. Рано или поздно это должно было случиться.
        Она сделала еще шаг, но Келл не дал ей приблизиться, отступив из лета в осень.
        - Я рада, что нашла тебя, - сказала она. - Я давно искала.
        Взгляд Келла метнулся к дворцовым дверям.
        - Зачем?
        Она перехватила его взгляд и улыбнулась.
        - Чтобы передать сообщение.
        - Если твое сообщение адресовано королевской семье, - сказал он, - передай его сама.
        - Мое сообщение не для королевской семьи, - возразила она, - оно для тебя.
        Его пробрала дрожь.
        - Что ты хочешь мне сказать?
        - Моему королю нужна твоя помощь. Моему городу нужна твоя помощь.
        - Но почему я?
        Ее лицо стало печальным.
        - Потому что это ты во всем виноват.
        - Что? - Келл отпрянул, как от удара.
        Она все так же шла на него, а он отступал, и вскоре они очутились среди зимы, под скрипучими голыми ветвями.
        - Это ты во всем виноват. Ты сверг Данов. Ты убил последнего истинного антари. Но ты можешь нам помочь. Ты нужен нашему городу. Пойдем со мной. Встретишься с моим королем. Поможешь ему оживить наш мир.
        - Я не могу просто так взять и уйти, - машинально ответил он.
        - Неужели? - спросила вестница, словно подслушав его мысли.
        «Я ухожу».
        Эта женщина - Ожка - указала на одно из деревьев, и Келл увидел на нем спираль, уже нарисованную кровью. Дверь.
        Он окинул взглядом дворец.
        «Останься».
        «Ты сам выстроил эту тюрьму».
        «Я не могу тебя отпустить».
        «Беги».
        «Ты же антари».
        «Никто не в силах тебя остановить».
        - Ну? - спросила Ожка и протянула руку с проступившими под кожей черными венами. - Идешь?
        - Что значит - освободили?! - рявкнул Рай.
        Он вместе с Лайлой стоял в королевской тюрьме и через головы стражников смотрел в пустую камеру. Принц был готов идти в бой и силой освобождать брата, но Келла и след простыл.
        - Когда?
        - По приказу короля, - ответил стражник. - Минут десять назад. Он не мог далеко уйти.
        Рай горько, истерически расхохотался и ринулся вверх по лестнице в покои Келла. Лайла не отставала.
        Добежав, он распахнул дверь, но внутри никого не было.
        Борясь с нарастающей паникой, он вернулся в коридор и столкнулся с поднимавшимся по лестнице Алукардом.
        - Что вы тут делаете? - спросил тот изумленно.
        - А ты что тут делаешь? - огрызнулся Рай.
        - Тебя ищу, - отозвался он, и в тот же миг Лайла спросила:
        - Ты видел Келла?
        Алукард приподнял бровь:
        - Мы старательно избегаем друг друга.
        Рай раздраженно хмыкнул и промчался мимо капитана, но на лестнице столкнулся с юношей. Он с трудом узнал бывшего стражника без доспехов.
        - Гастра! Ты видел Келла?
        - Да, сэр, - кивнул Гастра. - Только что, во дворе.
        У принца гора с плеч свалилась. Он метнулся было дальше, но Гастра добавил:
        - С ним кто-то был, мне кажется. Женщина.
        - Какая женщина? - насторожилась Лайла.
        - Тебе кажется или?.. - переспросил Алукард.
        Гастра растерялся.
        - Я… не помню ее лицо. - Он наморщил лоб. - Странно, у меня всегда была хорошая память на лица. В ней что-то было… такое…
        - Гастра, - сурово сказал Алукард. - Раскрой ладони.
        Рай сначала даже не заметил, что юный стражник крепко стиснул опущенные руки.
        Гастра опустил глаза, как будто он и сам этого не замечал. Потом протянул руки и разжал кулаки. Одна ладонь была пуста, на другой лежал маленький диск с нацарапанной руной.
        - Странно, - сказал стражник. - Ничего не понимаю.
        Но Рай уже мчался по коридору, Лайла за ним, а Алукард еле поспевал следом.
        Келл взял Ожку за руку.
        - Благодарю, - сказала она, и ее голос звенел от счастья. Другую руку она прижала к кровавой метке на дереве. - Ас тасцен. - И в тот же миг дворец исчез, сменившись улицей Красного Лондона. Он не сразу понял, где они очутились. Впрочем, куда важнее то, где они окажутся через минуту.
        В этом Лондоне здесь была лишь узкая улочка с таверной и забором.
        А в Белом Лондоне рядом находились ворота замка.
        Ожка достала из-под белого плаща амулет, прижала окровавленную руку к каменной стене, почти скрытой зимним плющом. Остановилась, посмотрела на Келла, дожидаясь разрешения, а Келл невольно оглянулся на королевский дворец, еще видневшийся вдалеке. В его душе что-то затрепетало - вина, страх, колебания, - но Ожка быстро, пока он не передумал, произнесла заветные слова, и мир расступился. Красный Лондон исчез, Келл сделал шаг и очутился в каменном лесу перед замком.
        Но только этот лес был уже не каменным.
        Обыкновенный лес, полный деревьев, сквозь голые ветки просвечивает голубое небо. Келл вздрогнул: с каких это пор в Белом Лондоне появились яркие краски? Этот мир был не таким, каким он его помнил, и не таким, о каком она рассказывала, - больным и умирающим.
        Здесь не было ничего ущербного.
        Ожка стояла у ворот, прислонившись к стене. На ее лице играла кошачья усмешка.
        За краткое мгновение Келл оценил перемены - траву под ногами, солнечный свет, пение птиц - и понял, что жестоко ошибся. Потом послышались шаги, и он очутился лицом к лицу с королем.
        Тот стоял поодаль, скрестив руки на груди и высоко подняв голову. Глаза у него были разные - один изумрудный, другой черный.
        - Холланд?
        Это имя слетело с губ скорее как вопрос, потому что этот человек мало чем напоминал Холланда, каким его помнил Келл. Того человека, которого он четыре месяца назад победил в бою и сбросил в бездну. В их последнюю встречу Холланда отделяло от смерти несколько биений сердца.
        Тот Холланд никак не мог здесь стоять.
        Тот Холланд вообще не мог остаться в живых.
        Но перед ним все-таки Холланд, и он не просто жив.
        Он преобразился.
        На его щеках играл здоровый румянец, какой возникает от избытка жизненных сил, а волосы, которые, несмотря на возраст, всегда были пепельно-серыми, теперь блестели чернотой, резкими линиями очерчивая виски. А когда Келл встретился взглядом с Холландом, этот человек, маг, король, антари искренне улыбнулся, и это простое движение лица преобразило его даже сильнее, чем новая одежда и здоровый вид.
        - Здравствуй, Келл, - сказал Холланд, и тот в глубине души порадовался, что хотя бы голос антари остался знакомым. Негромкий (он никогда не был громким), но повелительный, с едва уловимой резкой ноткой, из-за которой казалось, что он всегда кричит. Или визжит.
        - Тебя здесь быть не должно, - сказал Келл.
        - Тебя тоже, - Холланд выгнул черную бровь.
        За спиной у Келла едва уловимо мелькнула тень. Он потянулся за ножом, но было поздно. Едва пальцы успели коснуться рукояти, как что-то холодное и тяжелое сомкнулось на горле, и мир взорвался болью.
        Рай выскочил во двор, окликая брата. Его нигде не было, и на зов откликалось лишь эхо. Лайла и Алукард бежали позади, но принц едва слышал их шаги - так грохотало его сердце.
        - Келл! - крикнул он опять, врываясь в сад. Вонзил ногти в рану на руке, надеясь болью, как канатом, притянуть брата к себе.
        Рай миновал клумбу весенних цветов и вдруг, на полпути между летней зеленью и осенним золотом, вскрикнул и упал.
        Только что он был на ногах - и вот уже бился на земле, крича от боли: что-то острое, шипастое и колючее разрывало его изнутри.
        - Рай! - окликнул его чей-то голос, пока Рай извивался на земле, не в силах сдержать всхлипов.
        - Рай!
        - Рай!
        - Рай!
        Его имя звенело по всему двору, а он захлебывался собственной кровью, видел, будто наяву, как она окрашивает камни. В глазах помутилось, как бывало всегда, когда подступала темнота и он падал в тяжкий сон, полный ужасных воспоминаний…
        Это только дурной сон.
        Рот принца наполнился кровью.
        Это только дурной сон.
        Он безуспешно пытался встать.
        Это…
        Он опять упал с отчаянным криком. Боль пронзила грудь, глубоко погружаясь между ребрами.
        - Рай! - кричал чей-то голос.
        Он хотел ответить, но не мог открыть рот. Не мог дышать. По лицу струились слезы, боль была слишком реальна, слишком хорошо знакома. Клинок разрывает кожу и мускулы, царапает по кости. Сердце бешено колотится, потом теряет ритм, пропускает удар, в глазах темнеет, он снова лежит на койке в святилище, падает во тьму, погружается в…
        Пусто.
        Лайла ринулась вдоль стены, ограждавшей двор, промчалась через диковинный сад и выскочила с другой стороны. Но от Келла и женщины не осталось и следа. Ни капель крови на камнях, ни других меток. Она пошла обратно, раздумывая, где еще они могут быть. Потом услышала крик.
        Рай.
        Принц катался по земле. Он рыдал, прижимая руки к груди, как будто между ребрами торчал нож, но крови не было. И тогда она все поняла.
        Удар обрушился вовсе не на Рая.
        А на Келла.
        Появился Алукард. Увидев принца, он смертельно побледнел. Позвал стражников и опустился на колени. Рай опять закричал.
        - Что с ним? - спросил Алукард.
        На губах у Рая была кровь, и Лайла не знала, то ли он просто прикусил губу, то ли дело куда серьезнее.
        - Келл, - простонал принц, корчась от боли. - Что-то… очень плохо… не могу…
        - При чем тут Келл? - спросил капитан.
        Появились два стражника, с ними королева, бледная от страха.
        - Где Келл? - крикнула она, едва увидев принца.
        Со всех сторон уже сбегались придворные.
        - Разойдитесь! - велела им стража.
        - Позовите короля!
        - Держись! - взывал к принцу Алукард.
        Принц опять скорчился. Лайла тихонько отошла к деревьям - искала следы Келла, таинственной женщины, гадала, куда же они ушли.
        Рай перевернулся на бок, попытался встать, но упал и закашлялся, окропив камни кровью.
        - Кто-нибудь, найдите Келла! - приказала королева на грани истерики.
        Куда же он запропастился?
        - Что я могу сделать, Рай? - шептал Алукард. - Что я могу для тебя сделать?
        Келл очнулся, разрываясь от боли.
        От него будто отдирали что-то жизненно важное. Боль исходила из железного ошейника, отрезая силу и кровь, не давая думать, дышать. Он отчаянно взывал к магии, но она будто не слышала. Он задыхался, как утопающий, во рту стоял вкус крови.
        Лес исчез, он находился в пустой, голой комнате. Келл содрогнулся: плащ и рубашка исчезли, голая спина и плечи прижаты к холодному металлу. И шевельнуться он не мог - стоял вертикально, но не на своих ногах. Его тело было зажато в какой-то раме, руки раскинуты в стороны и привязаны к железным прутьям. Плечи подпирал горизонтальный брус, вдоль спины и позвоночника шел вертикальный.
        - Осталось от предшественников, - произнес ровный голос. Келл напряг глаза и увидел перед собой Холланда.
        Антари стоял неподвижно, будто высеченный из камня. Взгляд был спокоен, только в черном глазу кружились серебристые тени, извивались, как змеи в масле.
        - Что ты сделал? - прохрипел Келл.
        - А что я должен был сделать? - Холланд склонил голову набок.
        Келл стиснул зубы, заставил себя думать, преодолевая ледяную боль.
        - Ты должен был… остаться в Черном Лондоне. Должен был… погибнуть.
        - И обречь на гибель свой народ? Допустить, чтобы мой город снова полыхал войной, чтобы он все глубже погружался в пучину смерти, зная, что я могу его спасти? - Холланд покачал головой. - Нет. Мой мир слишком долго жертвовал собой ради твоего.
        Келл раскрыл рот, но его опять пронзила боль. Как острый нож, она подбиралась к сердцу. Он опустил глаза и увидел, что печать на груди распадается. «Нет. Нет».
        - Холланд, - простонал он. - Прошу тебя. Сними ошейник.
        - Сниму, - медленно произнес Холланд. - Когда согласишься.
        Его охватил страх.
        - На что?
        - Когда я был в Черном Лондоне, куда ты меня скинул, то заключил сделку. Мое тело в обмен на его силу.
        - Чью?
        Но там, во тьме, была только одна сила, с которой можно говорить. Та самая, что сокрушила свой собственный мир. Та самая, что, ускользнув оттуда в осколке камня, уничтожила половину его города. Теперь она пыталась поглотить его, Келла, душу.
        - Глупец, - прохрипел он. - Ты же сам мне говорил, что впустить черную магию - значит все потерять… - Его зубы стучали. - Что ты либо хозяин магии… либо слуга. И посмотри… что ты натворил. Освободился от заклятия Атоса… но лишь сменил одного хозяина на другого.
        Холланд взял Келла за голову и ударил затылком о металлический брус. Голову пронзила боль. Ошейник затянулся туже, печать над сердцем треснула и разошлась надвое.
        - Послушай, - взмолился Келл, чувствуя, как угасает в груди биение второго сердца. - Я знаком с этой магией.
        - Ты знаком лишь с тенью. С осколком его силы.
        - Эта сила уже уничтожила один мир.
        - И исцелила другой, - ответил Холланд.
        Келла неудержимо трясло. Боль утихала, на ее место заступало что-то гораздо худшее. Холод, ледяной, смертоносный.
        - Прошу тебя. Сними это. Я не стану сопротивляться. Я…
        - У тебя уже был свой идеальный мир, - сказал Холланд. - Теперь я хочу такой же.
        Келл закрыл глаза, попробовал собраться с мыслями.
        «Впусти меня».
        Келл сморгнул. Слова исходили из уст Холланда, но голос был чужой. Более мягкий, звучный. И даже лицо Холланда, когда он заговорил, стало меняться. Тени перетекли из одного глаза в другой, поглотив изумрудную зелень и окрасив его чернотой. В глазах клубился серебристый дымок, и сквозь него что-то выглянуло - или кто-то, - но это был не Холланд.
        «Здравствуй, антари».
        Лицо Холланда беспрерывно менялось, из жесткого становилось мягким, почти добрым. Морщины на лбу и щеках разгладились, будто на полированном камне, губы расплылись в чарующей улыбке. А когда существо заговорило, голосов у него было два: один звенел в воздухе, такой же, как у Холланда, но более мягкий, а другой звучал у Келла в голове, низкий и густой, как дым. И этот второй голос клубился перед глазами Келла, пытаясь проникнуть в его разум, выискивая лазейки.
        «Я могу тебя спасти, - говорил он, цепляясь за его мысли. - Могу спасти твоего брата. Могу спасти все, что угодно. - Существо, как зачарованное, коснулось мокрой от пота пряди волос у Келла на лбу. - Только впусти меня».
        - Ты чудовище, - прорычал Келл.
        Пальцы Холланда сжались на горле у Келла.
        «Я бог».
        Келл чувствовал, как воля существа борется с его собственной, ледяными пальцами с холодной точностью прокладывает себе дорогу ему в мозг.
        - Прочь из моей головы! - Келл изо всех сил рванулся вперед и ударил Холланда лбом в лоб. Его пронзила жаркая боль, из носа потекла кровь, но тварь в теле Холланда лишь улыбнулась.
        «Я сижу в голове у всех и у каждого, - заговорила тварь. - Я везде и во всем. Я стар, как мироздание. Я жизнь, и смерть, и власть. Я неотвратим».
        Сердце Келла колотилось как бешеное, но сердцебиение Рая утихало. Один удар на каждые два. Потом на каждые три. Потом…
        Тварь сверкнула зубами.
        «Впусти меня».
        Ни за что. Келл подумал о своем родном мире - что с ним станет, если эта тварь в его облике проникнет туда? Он увидел, как рушится дворец, как темнеет река, как люди на улицах рассыпаются в пепел, как исчезают все краски, кроме черной, а посреди этого стоит он сам, как бывало в кошмарных снах. Стоит и ничего не может поделать.
        По его лицу заструились слезы.
        Ни за что. Он этого не сделает. Он этим не станет.
        «Прости, Рай», - подумал он, понимая, что губит обоих. И вслух сказал:
        - Нет. - Это слово больно царапнуло горло.
        Но, к его удивлению, улыбка чудовища стала еще шире.
        «Я надеялся на такой ответ».
        Келл не понял, чему оно радуется, но потом чудовище отступило на шаг и распростерло руки.
        «Мне это тело нравится. И раз уж ты отказал мне, я оставлю его себе».
        В глазах существа что-то дрогнуло, затрепетал свет, мелькнула зелень, вспыхнула борьба, но потом все снова погрузилось в черноту. Чудовище чуть ли не укоризненно покачало головой.
        «Ах, Холланд, Холланд…» - промурлыкало оно.
        - Верни его, - потребовал Келл. - Мы еще не договорили. - Но чудовище, все так же качая головой, потянулось к горлу Келла. Он хотел отстраниться, но бежать было некуда.
        «Ты был прав, антари, - проговорил монстр, коснувшись железного ошейника. - Магия - это либо слуга, либо хозяин».
        Келл бился на металлической раме. Наручники врезались в запястья.
        - Холланд! - закричал он, и это имя загремело гулким эхом. - Холланд, сволочь такая, дай же ему отпор!
        Демон лишь стоял и смотрел немигающими черными глазами.
        - Покажи свою силу! - орал Келл. - Докажи, что ты больше не раб чужой воли! Ты прошел весь этот долгий путь, чтобы вот так проиграть? Холланд!
        Келл бессильно повис на окровавленных руках. В глазах потемнело. Монстр повернулся и зашагал прочь.
        - Погоди, демон, - охрипшим голосом простонал Келл.
        Чудовище оглянулось.
        «Мое имя - Осарон».
        Келл боролся с подступающей тьмой, с холодом, чувствуя слабеющие отзвуки сердца Рая. Мир вокруг стал сжиматься в узкий туннель.
        - Ты куда?
        Демон показал ему что-то, и у Келла похолодело в груди. Это была монетка - красный лин с золотой звездочкой в центре. Монетка из Красного Лондона.
        - Не надо, - взмолился он, дергаясь так, что наручники содрали кожу и по рукам заструилась кровь. - Осарон, не надо.
        Демон лишь улыбнулся.
        «И кто меня теперь остановит»?
        IX
        Лайла расхаживала по саду.
        Надо что-то делать.
        Дворец был как в лихорадке. Повсюду суетилась стража. Тирен пытался узнать хоть что-нибудь у Гастры, Алукард сидел над Раем и что-то шептал. Похоже, успокаивал. Или молился. В море она не раз слышала, как люди молятся - не богу, а всему миру, магии, всему, что может их услышать. Высшим силам, как их ни назови. Лайла давным-давно не верила в бога, перестала молиться, когда поняла, что никто ей не ответит. И, хоть она признавала, что магия существует, та, похоже, тоже не слушала, или, во всяком случае, не снисходила до ответов. Лайла находила в этом странное удовольствие - это означало, что все зависит только от нее самой.
        Бог не сумеет спасти Рая.
        А вот Лайла попробует.
        Она решительно зашагала через сад.
        - Ты куда? - окликнул Алукард, оторвавшись от принца.
        - Спасать положение, - бросила она и, сорвавшись с места, стремглав побежала прочь. Слуги и стражники попытались преградить ей дорогу, но не смогли. Увернувшись, промчалась мимо них, выскочила из дворцовых дверей и сбежала по лестнице.
        Лайла знала, что делать, хоть и понятия не имела, получится ли. Затея была безумная, но ничего другого не оставалось. Нет, не так. Прежняя Лайла непременно возразила бы, что выбор есть всегда и что она прожила бы намного дольше, если бы заботилась о себе.
        Но, если говорить о Келле, она была перед ним в долгу. И их соединяла нить. Не такая, как та, что связывала его и Рая, но столь же прочная.
        «Держись», - думала она.
        Лайла проталкивалась по запруженным улицам прочь от праздничных гуляний. Пыталась восстановить в памяти карту Белого Лондона, но не могла вспомнить почти ничего, кроме королевского замка, а Келл строго-настрого предупреждал: никогда не переходи прямо туда, куда желаешь попасть.
        Оставшись наконец одна, она достала из кармана каменный осколок Астрид Дан. Закатала рукав, вытащила нож.
        «Это безумие», - подумала она. Полное и абсолютное.
        Лайла прекрасно понимала разницу между магией стихий и искусством антари. Да, до сих пор ей это удавалось, но с ней всегда был Келл, и она была под защитой его магии. А теперь одна.
        «Кто я?» - спрашивала она Тирена.
        «Кто я? Что представляю собой?» - размышляла ночами в море с тех пор, как оказалась здесь, в этом городе, в этом мире.
        Лайла собралась с духом и провела лезвием по руке. Тонкой красной ленточкой выступила кровь. Она мазнула кровью по стене и стиснула осколок камня.
        «Кем бы я ни была, - подумала она, прижимая руку к стене. - Только бы хватило сил. Только бы хватило».
        notes
        Примечания
        1
        Здесь: часть каркаса для придания пышности юбке.