Отпусти домой Борис Гедальевич Штерн
        Рассказы
        Борис Штерн Отпусти домой

***
        Молодежная газета в приморском городе называлась «Молодой черноморец». Отделом ее культуры заведовал пожилой человек, подписывавший свои статьи псевдо нимом Нордост. Он не очень-то походил на знаменитый ветер - брюки на нем еле дер жались, стянутые старым флотским ремнем, а в чем держалась душа - неизвестно. Кожа да кости, дунь - улетит в окно. Новичков и внештатных корреспондентов тянуло именно к Нордосту, потому что у него было самое доброе лицо в редакции, а название отдела - самое подходящее на все случаи жизни.
        - Отдел культуры как проходной двор, - любил жаловаться Нордост. - Все норовят чего-нибудь напечатать. Никогда не знаешь, кто сейчас войдет и о чем придется говорить.
        Вчера, например, приходил заслуженный боцман, оставил статью, прославляющую нелегкий труд китобоев; за ним - гордая старуха с воспоминаниями о подруге своего детства Вере Холодной, потом в полном составе заявилась городская команда КВН и требовала предоставить ей помещение для репетиций; а сегодня с утра, не успел Нордост заварить чай, в отдел культуры заглянул озабоченный молодой человек из тех, кто пишет и ходит.
        «Новенький», - отметил Нордост, откладывая статью, прославляющую нелегкий труд китобоев по выбиванию китов из Мирового океана.
        - Заходи, вот стул, - пригласил Нордост. - Не представляйся, сейчас я тебя разгадаю. Телепатически. Студент третьего курса филологического факультета. Решил перестроиться и перейти в наступление. В «дипломате» стихи, а в голове агрессивный план по захвату рубрики «Молодые голоса». Все правильно угадал?
        - Нет, - усмехнулся студент. - У меня проза.
        - Это одно и то же, - вздохнул Нордост. - Все мы под богом ходим. Большая проза?
        - Роман. Триста девяносто восемь страниц, - студент вытащил из «дипломата» толстую папку и начал развязывать тесемки.
        - Для газеты находка, - понятливо кивнул Нордост. - Завтра же начинаем пуб ликацию… С продолжением, до конца года. Роман какой? Научно-фантастический?
        - Да, фантастический. На военно-морскую тему. О высадке феодосийского десанта.
        Нордост впервые в жизни, наверное, опешил. Он опустил электрокипятильник в пивную кружку с остывшим чаем (его душа держалась на листьях настоящего цейлонс кого чая, у него и на Цейлоне были свои специальные корреспонденты) и задумчиво произнес:
        - Все правильно… Свое слово о войне пришла пора сказать молодому поколению. Что ж, почитаем. А сейчас выручай, рубрика горит. Пожар, понимаешь ли. Раз уж ты пишешь морскую фантастику, то тебя надо познакомить с Федей Крюковым. Вот тебе боевое задание: дуй на спуск имени Добролюбова… - Нордост уже писал адрес, - возьми у него интервью и сделай мне очерк в раздел «О людях хороших»… А то мы все больше о плохих. А он мужик необыкновенный. Моряк. В сорок первом году, при мерно в твоем возрасте потерял правую ногу, а с протезами тогда было худо. Так он знаешь что сделал? Не спился и не стал ходить на костыле с гармошкой по трам ваям, нет, он купил велосипед и стал на нем ездить, крутя одной ногой. Это человек!
        - Но я не вижу тут особого геройства, - вежливо возразил студент. - Что с того, что человек с одной ногой научился держаться на велосипеде? Это непри вычно, согласен… но в цирке, например, зайцы в барабаны бьют… Что с того? Внеш ность обманчива.
        - Ты умный парень, - одобрил Нордост. - Размышляешь. Но ты не умствуй, а проще смотри. Зайцев дрессируют, а человека без ноги никто не заставит ездить на велосипеде. Тут сила воли, понимаешь? Но и это еще не все. Он потом придумал роликовые коньки с ручным управлением. Он, получается, сам себе ноги сделал. Так что давай дуй. Да, вот еще… - продолжал Нордост, отхлебывая чай. - Ты с ним поосторожней насчет фантастики… Он сам, понимаешь, верит в чудеса.
        - В какие чудеса?
        - А ты у него спроси.
        После создания научно-фантастического романа студенту совсем не хотелось сочинять газетный очерк о хорошеем человеке, но он оставил роман Нордосту и отп равился на спуск имени Добролюбова, потому что работу в газете с чего-то надо начинать.
        Интервью состоялось в однокомнатной квартире, увешанной морскими цветными фотографиями. Хозяин квартиры, польщенный посещением корреспондента, натянул новые джинсы и угощал гостя все тем же цейлонским чаем, разъезжая на роликовых коньках из кухни в комнату и обратно. На кухне звякали бутылки, а коридор загро мождал толстый черный велосипед с мотором.
        Никакой такой необыкновенной судьбы не обнаружилось. Ногу Федор Иванович Крюков потерял в морском бою. Даже не в бою, а так… угодил под бомбу. Корабль затонул. Ничего не помнит. Очнулся в медсанбате без ноги. После войны работал в инвалидной артели, потом инженером кинотеатра. Кино - и фотодело изучил в совер шенстве. Зарплату получает и пенсию. Нормально, на жизнь хватает. Льготы всякие. Квартиру получил на первом этаже. Вот джинсы купил… Ничего штаны, крепкие. Бесп латные путевки на юг хоть каждый год… а зачем, он и так на юге. В заграницу съез дить - хоть завтра, а зачем? Делиться опытом с тамошними ветеранами, как передви гаться на роликовых коньках с ручным управлением? Так они это изобретение запа тентуют, а нашему государству прямой убыток.
        - А вы у нас запатентуйте, - посоветовал корреспондент.
        - Держи карман шире. Тридцать лет патентую, а в ответ слышу: «нет предмета изобретения». Роликовые коньки не я изобрел? Не я. А ручной тормоз откуда сод рал? С велосипеда. Значит, изобретения нет. Помилуйте, да я себе ноги изобрел! А ноги, мне отвечают, это поэтический образ, их в патент не запишешь. Короче: хорошо тому живется, у кого одна нога, - закончил Крюков и подмигнул корреспон денту.
        Интервью заглохло.
        Корреспондент разглядывал морские фотографии на стенах и начинал понимать, что заведующий отделом культуры промахнулся, оромантизировав этого инвалида. Федор Иванович, безусловно, был хорошим человеком, но не в том газетном плане, о котором думал Нордост. Все мы хорошие, за редким исключением. Но на всех, к сожалению, газет не хватит. Надо бы спросить инвалида в какие такие чудеса он верит… Но как об этом спрашивать?
        - А чем, например, вы интересуетесь в жизни? - безнадежно спросил корреспон дент, переводя взгляд на сервант, где вместо стародавних слоников выстроилось по ранжиру семейство высушенных крабов.
        - В жизни? - переспросил Крюков. - Как сдать бутылки я интересуюсь.
        - Пьете? - оживился корреспондент.
        - Пью. Каждый день. Бутылку молока. У меня единственная проблема в жизни - как сдавать бутылки с одной ногой. Тимуровцы повывелись, а в очередях торчать все-таки тяжеловато.
        Ситуация становилась прозрачной - корреспонденту намекалось пойти сдать бутылки… Что ж, он не гордый…
        - Давайте я сдам, - гордый от собственной негордости предложил корреспондент.
        - Сделай одолжение! - обрадовался Крюков. - Там много… На десять рублей… Дотащишь? Молодец! Так вот: в жизни я интересуюсь рыбалкой. Купи бутылку водки и завтра утром приходи на причал.
        - Так вы же не пьете?
        - Это не для меня. Выйдем на рыбалку, там я тебе все расскажу.
        В самую рань, когда над морем начинал происходить рассвет, корреспондент занял очередь у ограды лодочного причала и наблюдал, как Федор Иванович катит на велосипеде не спуску имени Добролюбова.
        - Бутылку взял? Пошли.
        Начальник причала еще не появлялся. У ограды серые тени с удочками посвечи вали папиросными огоньками.
        - А очередь кто будет занимать, папаша? - спросила самая зловредная тень, когда Федор Иванович собрался пройти за ограду.
        - Товарищи, это инвалид Великой Отечественной войны, - дернул черт сказать корреспондента.
        - А кто его разберет - инвалид, не инвалид… - пробурчала зловредная тень и зажгла спичку. - Вот только что будет, если все инвалиды о утра на рыбалку выползут? Так ведь на всех лодок не хватит.
        - Ты, товарищ, не беспокойся, я один такой. А лодка у меня здесь персональ ная, - ответил Крюков. И добавил корреспонденту: - А ты не суйся, куда не просят.
        Но вот появился начальник причала. Впрочем, шеф все время находился на рабочем месте - он ночевал в будке. Тени оживились и принялись тягать лодки к воде. Корреспондент все наблюдал и ко всему прислушивался, чтобы потом в очерке все верно описать. Блокнот он с собой не взял, а полагался на память, как и подобает профессионалу. «Важно не пропустить восход солнца», - думал он. Море еще спало. Полоска неба на горизонте начинала розоветь, будто там протянули рас каленную проволоку. Рыбаки несли весла. Лодочник выписывал квитанции и забирал в заклад паспорта, хотя забирать паспорта не положено. Крюков стоял у лодочника над душой и что-то объяснял ему, а то отвечал:
        - Ладно, не унывай.
        «Голоса перед рассветом всегда почему-то приглушены», - отметил наблюда тельный корреспондент.
        - Пацан с тобой? - спросил лодочник. - Вы не долго.
        Корреспондент решил, что на «пацана» не следует обижаться.
        - Видишь, красный фонарь из воды торчит? - показал пальцем Крюков. - Это и есть мой корабль, где я ногу потерял. Я над ним бычков ловлю. Греби туда.
        «Символично… Старый моряк ловит бычков над своим погибшим кораблем», - думал корреспондент, колотя веслами.
        Подплыли к бакену и привязались. Оказалось, что и солнце взошло, - коррес пондент греб спиной к рассвету и пропустил восход. Насадили рачков и швырнули грузила в воду. Федор Иванович вынул из сумки полевой бинокль и начал сосредото ченно осматривать морские окрестности.
        - Что вы там высматриваете?
        - Так… наблюдаю, - ответил Крюков, отложил бинокль, вытащил фотоаппарат и принялся щелкать.
        - А нас пограничники не задержат? - удивился корреспондент.
        - За что?
        - За фотоаппарат.
        - Мне можно.
        Солнце поднималось. Никто не хотел клевать. Море было бесцветное, оцепе невшее и трудноподдающееся описанию для корреспондента. Бычки, наверно, еще спали. Корреспондент решил, что будет писать очерк короткими фразами, и пожалел, что не захватил блокнот.
        - Я думаю, бычки здесь не водятся, - сказал он, вытаскивая крючок с нетро нутой наживкой.
        - Ты лучше ни о чем не думай, - ответил Крюков. - Вот тебе море, вот рассвет
        - зачем тебе бычки? Я в детстве сильно удивился, когда узнал, что Синего моря нет. Прям-таки был поражен. Пришел старик кликать золотую рыбку, а Синего моря и нету! Черное есть, Красное, Желтое - есть, а Синего нет. Вот хам какой-то… яблоко съел, а огрызок в море.
        - Загрязнение среды, - подтвердил корреспондент.
        - Точно. Ты умеешь под слова проблемы подводить. Молодец, это в жизни приго дится. Наверно, распишешь в статье, как я подплываю к своему погибшему кораблю? Есть море, в котором он плыл и тонул, да? Утесова любишь? И на берег выброшен к счастью? Только я не знаю, кто меня в тот день на берег выбросил. Волны не было, как сейчас. Штиль. Мы идем вдоль берега в порт на ремонт. Вдруг откуда ни возь мись появляется одиночный «Юнкерс» и небрежно так пускает нас на дно. Мимоходом. И дальше себе полетел. Помню взрыв и больше ничего. То, что у тебя не клюет - это ты не умеешь. Дай сюда.
        Федор Иванович оторвал креветке голову, плюнул, передвинул грузило и швырнул в воду. Внизу сразу кто-то дернул, и Крюков вытащил на свет божий громадного черного бычка. Тот коробился на крючке и распускал веером плавники.
        - Гляди, кнут! - сам же удивился Федор Иванович, взвешивая на пальце это страшилище. - Напугал! Иван Грозный! Ладно, иди домой… - он осторожно освободил бычка и швырнул его в воду.
        - Я его домой отпустил, - объяснил Федор Иванович удивленному корреспон депту. - Меня в тот день кто-то домой отпустил, и я с тех пор всех домой отпус каю. Ты лови, лови, на меня не смотри. Как думаешь, могли меня в тот день дель фины на берег притащить?
        - Дельфины? - задумался корреспондент. - Нет. Дельфины иногда выталкивают на поверхность… Такой у них условный рефлекс. Но на берег никого не тянут.
        - Верно. Отпадают дельфины. Кто же тогда? Прям-таки загадка природы. Гляди: отсюда после бомбардировки я летел, или плыл, или черт знает что со мной проис ходило - полтора километра до берега. Без ноги… А хотя бы и с двумя… Как это понимать? Как я туда добрался?
        - Может быть, вас спасательная шлюпка подобрала?
        - Не было здесь в сорок первом году спасательных шлюпок. И пляжа не было. Меня Семен подобрал… тот, который лодки выдает. Я ему каждый год в этот день бутылку водки ставлю за то, что он меня спас. Святое дело. Он пьет, я смотрю. Здесь до войны его хата стояла. Он в окно наблюдал, как «Бесстрашный» на дно идет, вдруг видит - на берегу матросик кровью исходит. Он тоже не понимает, откуда я взялся… Я его спрашивал, спрашивал… не понимает.
        - Может быть, вас… взрывная волна? - предположил корреспондент.
        - Выходит, по-твоему, я отсюда, как самолет, до берега по воздуху летел?
        - Нет, невозможно. Но должна же быть какая-то связь…
        - Кой-какая связь тут есть. Черное море одно из самых загадочных мест на Земле… ты не замечал? Везде пишут. Например: оно принадлежит к Атлантическому океану. Согласен? Почему же в нем нет океанской фауны и флоры? Где тигровые акулы, серые киты, кашалоты?
        - Кашалоты… - повторил корреспондент, начинал подозревать, что инвалид не в своем уме. - Откуда им взяться в Черном море?
        - Ладно, согласен, кашалоты через Босфор не пройдут. А других почему нет? Даже кефаль куда-то ушла, скоро одни бычки останутся.
        - Мало ли что! Корму не хватает. Загрязнение среды.
        - А почему нижние слои Черного моря насыщены сероводородом? - запальчиво продолжал Федор Иванович. - Ни одно море не насыщено, а Черное насыщено! В Бал тийском море во-он сколько островов, а в Черном - раз, два и обчелся…
        - Три, - уточнил корреспондент.
        - Что «три»?
        - В Черном море три острова.
        - Пусть три. Не имеет значения. О чем я говорил?
        - О загадках Черного моря. Что из всего этого следует?
        - Не знаю. Но чувствую - там, внизу, что-то есть, - Федор Иванович зашептал:
        - Неопознанный плавающий объект… понимаешь? Иногда по ночам он всплывает… я фотографировал, но плохо видно. Когда пограничники освещают его прожектором, он тут же уходит под воду. Он всплывает с какой-то периодичностью, не могу вычис лить. Всплывает и идет в порт на ремонт. Понимаешь? Мой корабль? Его трудно узнать… он весь в водорослях, как плавучий остров. Чувствую, что-то в этом месте готовится. Я полез бы посмотреть с аквалангом, да с одной ногой плавать не научился.
        «Нет уж! Бутылки я сдал, а с аквалангом не полезу», - подумал корреспондент.
        - В общем, все ваши переживания мне психологически ясны, - сказал он.
        - Многие ветераны едут за тридевять земель, чтобы взглянуть на свои памятные места. А вас всю жизнь тянет к погибшему кораблю. Он для вас как живое существо… Вот и чудится всякое.
        - Психологически… - усмехнулся Крюков. - Спасибо, объяснил. Это ты в свой очерк вставь: «психологически».
        «Чудной человек, - оцепенело подумал корреспондент. - Как о таком писать? « Леска у него на пальце дернулась - кто-то в глубине поймался. Корреспондент торопливо выбрал леску. На крючке болтался маленький серый бычок.
        - Смотрите, какой глупый бычок… Проплывал мимо крючка и зацепился плавником.
        Федор Иванович без интереса взглянул на бычка и опять уткнулся в бинокль.
        Бычок наконец опомнился, задрыгался на крючке и сделал страшный вид.
        - Ну, что с тобой делать? - спросил корреспондент.
        - Отпусти меня лучше в море, - прошептал бычок. - Я исполню любое твое жела ние.
        Или корреспонденту послышалось?
        - Что? - переспросил он.
        - Отпусти домой… - прошептал бычок, еле дыша.
        Корреспондент мотнул головой, хотел окликнуть Федора Ивановича, но переду мал. Вот мерзость, что за день выдался? Уже и бычки заговорили!
        Он освободил бычка и швырнул его в воду.
        Бычок успел сказать: «Задумай желание! « - и исчез в Черном море под зато нувшим кораблем.
        «Хочу, чтобы мой роман печатался весь год с продолжениями в „Молодом черно морце“, - задумал корреспондент и почувствовал себя окончательным дураком.
        - Возвращаемся, - объявил Крюков и спрятал бинокль. - Жаль. И сегодня не появилось.
        - Что не появилось?
        - В этом месте что-то должно появиться. То, что меня на берег выбросило.
        «Почудилось или не почудилось? « - соображал корреспондент, гребя к берегу.
        В будке их с нетерпением ожидал лодочник:
        - Не нашел? Ладно, не унывай. Прошу к столу.
        Но корреспондент вдруг заспешил и не остался завтракать.
        - Это Нордост на мне эксперименты ставит, - объяснил Федор Иванович, когда корреспондент удалился. - Засылает пацанов, вроде этого, и проверяет
        - поймут они меня или нет. А потом отдает мне же очерки на проверку - как я подплываю к погибшему кораблю с описанием морского пейзажа. Все пишут одно и то же. Ни одного не напечатал - я добра не даю. Чайники, ничего не понимают. Но этот вроде ничего… бутылки сдал. Может, что-то получится, а?
        - Ладно, не унывай.
        Почудилось или не почудилось, навязчиво думалось студенту по дороге в редак цию. Если Нордост возьмет роман - значит, бычок волшебный!
        Он вошел в отдел культуры, ожидая чуда.
        - Вот что, - сердито сказал Нордост и бросил кипятильник в пивную кружку. - Я всю ночь не спал, читал твой роман. Я с этим десантом высаживался… но не с феодосийским, а с керченским. И до сих пор даже на рассказ не собрался… боюсь соврать. А ты тут наплел, как мы немцев телепатией били. Иди, друг, иди. Учись. Читай «Цусиму», это полезно. Вот твой роман, приходи через десять лет, может, я еще жив буду.
        - Ничего, - пробормотал корреспондент. - Я еще над ним поработаю.
        - Давай, - согласился Нордост и придвинул к себе воспоминания о Вере Холодной.
        «Почудилось или не почудилось? - проклинал себя корреспондент. - Дурак! При чем тут романы, газеты и очерки о хороших людях?! Завтра же… С сетью… С аквалан гом… Болван, не то надо было просить! « Черное море - оно в самом деле с загадками.